Москва мистическая Елена Анатольевна Коровина
        # Москва обладает совершенно особой магической энергетикой. Здесь перепутаны все нити белой и черной магии. Уникальная особенность Москвы в том, что в ней отрицательная энергия постоянно трансформируется в положительную, разрушительная сила начинает творить созидание даже против собственной черной воли, разламывающиеся замыслы собираются воедино, чтобы вместе и общими усилиями решать ту или иную задачу.
        Тайны Первопрестольной куда глубже и загадочней, чем видятся на непосвященный взгляд. И это не простая бытовая мистика, не какая-то мелкая чертовщина, набитая колдовскими штучками, - нет!
        Это великая магия города, которой все равно, с каким знаком выступать - с положительным или отрицательным. Это мы, горожане, должны научиться управлять хотя бы частью этой тайной силы - узнать о ней побольше и обращать ее себе во благо.
        Елена Коровина
        Москва мистическая
        Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
        Вступление
        Городов с тайной мистикой на свете множество. Наверное, любой старинный город вполне может претендовать на звание мистического. Вот только мистика у всех разная - где-то волшебно-светлая, а где-то завораживающе-темная.
        Эзотерики говорят, что в мире есть три мистические столицы черной магии: Турин, Пьемонт и Прага. Есть три столицы завораживающей магии: Венеция (мир маскарадного вихря), Санкт-Петербург (мир заснеженный и заснувший, как Спящая красавица) и Сан-Франциско (мир накатывающей волны). Ну и есть три столицы белой магии: селение-тайна - Колон (штат Мичиган, США), город старинного английского камня - Йорк и город света и влюбленных - Париж.
        Москва не вошла ни в одну тройку. Знаете почему? Потому что московскую магическую энергетику невозможно определить - она странная, невероятная, постоянно меняющаяся. Как утверждают эзотерики и экстрасенсы, это совершенно особая энергетика - свитая в сложный неразъединяемый клубок. В нашем городе возникают любые вихри - хоть безудержного праздника, хоть клонящей в сон усталости. Здесь перепутаны все нити белой и черной магии. К тому же существует уникальная особенность: на улицах и площадях, в домах и парках нашего города отрицательная энергия постоянно трансформируется в положительную, разрушительная сила начинает творить созидание даже против собственной черной воли, разламывающиеся замыслы собираются воедино, чтобы вместе и общими усилиями решать ту или иную задачу. Словом, происходит то, о чем когда-то заметил Гете в своем «Фаусте»:
        Я - часть той силы,
        что вечно хочет зла
        и вечно совершает благо…
        Вот такая наша Москва - великий град, и мистика ее велика есть. Любая, казалось бы, простейшая история, начинаясь здесь, на улицах и площадях великого города, становится великой. Рассказ вырастает в легенду, а легенда становится кирпичиком городского эпоса. Ну а эпос города определяет уже судьбу страны.
        Впрочем, горожанам все эти легенды видятся обычными городскими историями - это случилось вот на той улице, а это - вон в том доме. Обыденная жизнь смешивается с мистической, дневная с ночной.
        О, эти ночные часы города! Из улиц и площадей, на которые днем и внимания не обращается, ночная жизнь создает пути загадок и тайн, рассыпанных по ночным тротуарам, столь не похожим на дороги дня. И лица людей, вступающих на эти ночные тропы, совершенно отличны от лиц этих же людей, спешащих по дневным делам и хлопотам.
        Это лица тех, кто увидел тень тайны. Конечно, тайну полностью постичь невозможно, на то она и тайна. Но даже некий кусочек ее, постигнутый иногда преднамеренно, но чаще случайно, делает человека навсегда иным.
        Он начинает видеть тайную суть прежде обыденных вещей, постигать тайные знаки, подающиеся судьбой, хотя раньше он в эту судьбу и не верил вовсе. Его душа теперь томится среди скучно-привычного и требует познания тайны. И тогда люди начинают задумываться о загадочной сущности бытия, читать литературу о непознанном, захаживать на сайты мистических и оккультных знаний.
        Из встреч именно с такими людьми, столкнувшимися с тайной стороной московского бытия, и родилась эта книга. Речь пойдет только о том, чему либо я, либо мои друзья, родственники были свидетелями, а то и сами участвовали в неоднозначных мистических событиях. Страшась притягательного прикосновения к тайне города, эти люди взахлеб рассказывали о тех невероятных случаях, что приключились с ними. Именно так книга наполнилась реальными историями, живыми чудесами, в которые можно не поверить, но игнорировать их нельзя. Ибо и чудеса, и волшебство, и таинственные события вкупе с загадочными участниками оказались абсолютно реальной частью истории Москвы - истории тайной, загадочной, еще не понятой. Однако она существует, отражая явную дневную историю - как тень отражает свет солнца и луны, как загадка прячет в себе разгадку, как тьма зла оттеняет и высвечивает свет добра.
        Словом, тайная ночная жизнь, полная кошмаров и страхов, и есть та самая сила Москвы, что рождена злом, но вечно совершает добро. И Москва мистическая продолжает и высвечивает историю Москвы обыденной. Потому что и сила ночи служит великому городу и его людям.
        Наш город за тысячелетия накопил тягучие клубки тайн. Узнав их, можно найти силу и исполнить желания, получить обереги и развить интуицию. Москва стала уникальным городом-экстрасенсом и готова помогать людям, учить их тайным знаниям и делиться ими.
        Недаром именно в Москве решил устроить свой великий весенний бал легендарный булгаковский Воланд. Он хотел постичь тайны Москвы! И даже когда Азазелло заговорил о древнем Риме, князь Тьмы с ним явно не согласился. Москва была милее Воланду, ибо он-то понимал, что Рим - древний город, уже открывший миру все свои тайны, а вот наша Первопрестольная, она же Третий Рим, соткана из таких мистических тайн и загадок, о которых никто даже еще и не подозревает в мире. О, загадки Первопрестольной куда острее и глубже, чем видятся на непосвященный взгляд. И это не простая бытовая мистика, не какая-то мелкая чертовщина, набитая колдовскими штучками, - нет!
        Это великая магия города. В теории ей все равно, с каким знаком выступать - с положительным или отрицательным. Однако на практике нашей жизни мы, горожане, должны научиться управлять хотя бы частью этой тайной Силы - узнать о ней побольше и поворачивать к себе положительной, а не отрицательной стороной. Для этого и написана эта книга.
        Читайте, узнавайте, не бойтесь! Как известно, в знании - сила. Предлагаю вам совершить самое мистическое путешествие по знакомым, но на самом-то деле таким загадочным и незнаемым улицам и площадям Москвы. Некоторые горожане уже совершили подобное путешествие - теперь и вы попробуйте. Не пожалеете - это будут невероятные, захватывающие и к тому же чрезвычайно полезные пути!
        МИСТИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
        - Да! Чуть не забыл, мессир передавал вам привет, а также велел вам сказать, что приглашает вас сделать с ним небольшую прогулку…
        М. Булгаков.
        Мастер и Маргарита
        - Чтобы желание исполнилось, - защебетала девчонка в красной курточке, - его надо кликнуть!
        Мы шли вверх по Тверской - самый центр Москвы. Девчонки впереди разговаривали о чем-то своем, о девичьем. Я шла чуть сзади, невольно слыша их разговор. Они ни на кого и внимания не обращали - у них была важная беседа.
        Вторая девчонка, поменьше и потоньше, чем подружка, никак не могла понять:
        - Как это - кликнуть? Позвать, что ли?
        - Нет! А может, и да… - Девчонка в красном запнулась. - Ну вот, когда ты в Инете ищешь что-то необходимое, найти - это твое желание. Понимаешь, ты желаешь найти! Тебе Яндекс много чего предложит, и ты выбираешь и мышкой кликаешь.
        - А-а, в этом плане…
        - Ну да! Главное - на верную ссылку кликнуть. Тогда перед тобой то, что ты искала. Если ты ссылку выбрала верную. То есть верное место. Так и с желанием - надо знать места, где оно исполняется. Как по Яндекс-поиску - ходила, ходила и нашла. Кликнула и вошла в верное место.
        - Куда вошла? Где?
        - Да в городе! - Девчонка даже голос повысила от тупости подружки. - Мы же живем не в Инете, а в реальном городе. Тут всего еще больше, чем в виртуалке. Это же старый город. В нем сил немерено накопилось за тысячу лет. За такое время, прикинь, сколько он создал разных мистических мест! Смотрела на ТВ-3 «Городские легенды»? Там такое рассказывают!
        - Думаешь, правда?
        - Ясно, не все! Большая часть - треп. Но есть пара мыслей. Например, про места силы, дома с тайнами, булгаковскую нехорошую квартиру.
        - Это где Маргарита?
        - Где Воланд.
        - Так ведь это роман - не реал!
        - Там многое на самом деле было. Булгаков просто записал. Мне про Воланда, например, дед рассказывал. Он много чего читал. Знаешь, он говорит, что самое сильное желание может исполниться только после мистического путешествия.
        - Как это?!
        Девчонки аж приостановили шаг - видно, очень интересный разговор возник. Мне тоже пришлось затормозить - очень уж хотелось послушать.
        - Мистическое путешествие - это когда путешествуешь по мистическим местам.
        - Так места-то знать надо… А как их узнать?
        - Ну, во-первых, это те места, где произошло что-то таинственное, даже трагическое. Сила от крови, от всяких ужасов берется.
        - Значит, там, где старинные дома. В них много чего случилось.
        - Во-вторых, где большие толпы ходят. Каждый часть энергии оставляет, вот и собирается много.
        - Это в центре… Там магазины, театры, бульвары…
        - Вот! Это места универсальные, для всех. Но есть еще и личные для каждого.
        - А их как узнать?
        - Они сами проявятся. Надо просто походить по городу. Как почувствуешь приток энергии - это твое место силы.
        - И сколько ты так бродить будешь? Времени же нет…
        - Можно и за день успеть. Это как повезет. Есть такие тетехи - всю жизнь по Москве ходят, а так и не научатся силой города пользоваться. А кто умнее - за день свое место силы найдет.
        - Ну да! - недоверчиво фыркнула подружка. - Тебе бы, Танька, сказки писать. Эти, как их, «Спокойной ночи, малыши!».
        Татьяна повела плечиком в своей красной курточке и выпалила:
        - Не веришь?! А все - правда. И про Москву, и про разную мистику.
        - Ага! - Подружка захихикала. - Тебя послушать, так самое мистическое место в Москве - метро и маршрутки. Там больше всего народу толчется.
        - Ну знаешь! - вспыхнула красная курточка.
        - Ничего не знаю!
        Девчонки остановились. Да так резко, что я чуть не налетела на них.
        - А вот вы бы и поинтересовались! - неожиданно для себя выпалила я. - Узнали бы побольше! А тебе, - я повернулась к красной курточке, - непременно надо узнать. У тебя мистический склад ума. Может, ты экстрасенс?
        Девчонки посмотрели на меня обалдело и почему-то, схватившись за руки, понеслись вперед. Кажется, мое вступление в их беседу напугало их. Действительно, идешь спокойно, болтаешь с подругой, вдруг подбегает кто-то и говорит, что ты - экстрасенс. Невольно мурашки побегут по коже. Вот вам и начало мистического путешествия по городу.
        Да так оно и бывает. Случайный встречный, неожиданные слова. И будьте внимательны - знак судьбы…
        Уж я-то знаю. Я всю жизнь живу в этом городе. Поездила и по другим городам с мистической историей и убедилась: Москва - сильнейшая. Так что недаром ее облюбовал профессор черной магии господин Воланд. Судя по всему, частенько он в ней бывал под разными именами, обличьями, с разными царями и простыми горожанами под ручку ходил, дружеские советы нашептывал. А как иначе объяснить, например, что Иван Грозный днями пытки с оргиями творил, а ночами-то каялся, молитвы до одури читал, лбом о землю бил да на холодном полу в одной рубашонке лежал? Понимал, значит, Ивашка, что дьявол его смущает, что он, по сути, с Воландом в сговоре, вот и пытался замолить грехи. Однако не выходило…
        Отчего так? Да оттого, что права была красная курточка: наш город имеет собственную силу. И она вполне может справиться с любым злом. Пусть не сразу, не в одночасье, но справится. Больше того, переварит зло, отфильтрует, перетрет и обернет его на службу добра. Вот такой у нас город.
        И про мистическое путешествие девчонка верно объяснила. Конечно, коряво. Но как сумела. Не часто, но происходят у нас в городе такие путешествия, при которых человек находит свое место силы, получает знаки судьбы и, если сможет их разгадать, обретает что захочет. Это я точно знаю. Недаром же, идя за девчонками, я оказалась рядом с телеграфом. А это особая история…
        Встреча у телеграфа, или Двенадцатый рубль Улица Тверская, № 7
        Никогда не разговаривайте с незнакомцами.
        М. Булгаков.
        Мастер и Маргарита
        А что делать, если незнакомцы заговаривают с вами?..
        Тот год и его октябрь выдались не из удачных. Я училась в ГИТИСе (теперь это РАТИ). Курс был дружным и талантливым. Но как-то быстро выяснилось, что, когда нас спрашивали: «Кем вы будете?», а мы отвечали: «Театроведами», народ не мог понять, отчего же мы учимся в театральном, а не в экономическом. Дело в том, что театроведа путали с товароведом. И, между прочим, очень быстро стало ясно, что товаровед - царь и денежный бог, а театровед - существо маловостребованное и к тому же малообеспеченное.
        Под давлением обстоятельств выпускники-театроведы бойко переквалифицировались хоть в торговцев, хоть в товароведов. Из выпусков, например, старше нас в театрах работали единицы. Ну а нам что делать, куда податься?
        С такими думами я и шла вверх по Тверской (тогда она еще была улицей Горького) и дошла аккурат до Центрального телеграфа. Вдруг с его полукруглой лестницы ко мне метнулся довольно тощий субъект с лихорадочно блестящими глазами и всклокоченной бородкой.

«Алкоголик? Торчок? - подумала я. - Напился или обкурился…»
        Стало как-то страшновато и довольно холодно. Я поежилась, но решила: кругом же люди!
        А тощий субъект между тем, подскочив ко мне… церемонно склонил голову и проговорил почти шепотом:
        - Не откажите в любезности бедному страннику! Мечтаю вернуться в Тверь, но по пути лишился денег.

«Да он попрошайка, - подумала я. - Небось на выпивку не хватает».
        Попрошайка неожиданно прочел мои мысли, наверное, они отражались у меня на лице.
        - Никак нет-с, барышня, - не употребляю и не злоупотребляю! - произнес он. - Сочувствующие сограждане собрали мне на билет, но рублика не хватает. Соблаговолите-с - осчастливьте несчастного!
        И субъект протянул мне руку… в порванной перчатке.
        Мне бы отойти подальше. Но внезапно окружающее показалось мне декорацией, тощий субъект - актером из пьесы Островского. «Барышня», «соблаговолите», окончание на
«с» - словно из XIX века! И потом - Тверь… Какая Тверь?! Город давным-давно переименовали в Калинин. И бороду теперь мало кто носит, и перчатки. Взгляд мой упал на расстегнутую куртку незнакомца. Она была будто со свалки. Но мой наметанный на театральных зрелищах глаз разглядел под этим рваньем… белый (вернее, уже серый) жилет и черные брюки с прошвой, словно от фрачной пары.
        Здание Центрального телеграфа на Тверской улице
        Что-то во всем этом было не так. Какой-то маскарад, обман. Маскарад во времени и обман веков. Вот только лихорадочно блестевшие глаза отражали не игру, а страдание. И этот странный холод, разливающийся вокруг бродяги во фраке…
        - Соблаговолите-с рублик, - чуть не задыхаясь, прошептал он. - Я всенепременно вам возверну-с!
        Моя рука сама полезла в кошелек, вытаскивая купюру.
        - Двенадцатая! - радостно прошелестел незнакомец.
        Я не поняла: то ли была двенадцатая из тех, кто дал ему денег, то ли он вел счет купюрам. Но в этот миг кто-то крикнул мне сзади:
        - Девушка, не давайте ему рубля!
        Я инстинктивно обернулась, а когда перевела глаза на незнакомца, того уже и след простыл.
        - Зря дали!
        Ко мне подошла старушка со старомодным ридикюлем. Ее волосики были спрятаны под старомодную, уже потерявшую вид шляпку. Таких давно никто не носил - только на старинных портретах и можно было увидеть. Да что сегодня на Центральном телеграфе - день переодеваний, маскарад какой?!
        Но бабулька, кажется, была вполне адекватна.
        - Не смотрите, что я так одета, - быстро проговорила она. - Я в театре имени Ермоловой, тут рядышком, в массовке играю. На мне костюм.
        Действительно, я ощутила характерный запах грима. По крайней мере, хоть это было вполне реально.
        - А тот тощий - тоже артист? - поинтересовалась я.
        - Нет… - Старушка покачала головой. - Тут сложнее. Может, и не поверишь, но скажу. Я этого типа уж который раз вижу. Я за ним даже наблюдаю. Вот и сейчас ко мне в театр племянница прибежала, говорит: «Иди скорее, твой странник опять появился!» Племянница на этом телеграфе работает. А у меня как раз перерыв между репетициями. Вот я в чем была, в том и ринулась.
        - Но зачем за ним следить?
        - Заинтриговал он меня, милая! Мои предки в Твери когда-то жили. Фотокарточки от них остались. А там подпись: Разъезжая улица, Оттоманский переулок. Слышала, я, как в прошлый раз этот тип говорил, что живет на Разъезжей.
        - И что?
        - Да нет давно никакой Разъезжей. Ее в Советскую переименовали. И Дворянского клуба, о котором он говорил, на Оттоманской нет. Как нет уже и самого Оттоманского. И его тоже переименовали. Да и Тверь теперь, сама знаешь, - Калинин.
        - Ну мало ли…
        - А во что он одет, ты видела? Остатки из фрачной пары девятнадцатого века. А его разговор? Слова - тоже из прошлого времени! Но что самое поразительное, он собирает ровно двенадцать рублей. У всех просит по рублику. А как возьмет в руки последний - его и нет вмиг.
        - Куда же он девается?
        - Возвращается в свое время - в Тверь XIX века. Уверена, он путешественник во времени. А дюжина рублей - это какая-то мистическая заморочка.
        - Но, судя по его виду, он не сильно радуется путешествиям…
        - Значит, странствует не по собственной воле. Может, его, как лист, срывает с дерева и несет, куда, он и сам не знает. Может, он и в другие времена попадает - мы же его только здесь видим…
        - Но почему он попадает сюда?!
        - А ты не знаешь? При царе эта улица называлась Тверской. Дорога тут в Тверь шла. А про Тверь как говорили: «Тверь - Москвы дверь». Вот бедолага сюда и попадает - прямо через дверь ту самую.
        - А почему на Центральный телеграф?
        - Место тут особое - с огромной энергетикой. Ворота в Кремль. По старине эта улица Въездной называлась. Через нее цари-вельможи, посольства со всего света в Кремль въезжали. Часто прямо вот на этом месте ожидали государеву аудиенцию. Представляешь, сколько народу всех национальностей проезжало-проходило? Тут же триумфальные арки в честь разных побед устанавливали. Рядом с ними люди ликовали, праздновали. Делегации со всех волостей и губерний опять же тут проезжали. Вот место и научилось любого принимать. Со временем из «двери» в мощный «проход» выстроилось. Думаю… - старая актриса осеклась и понизила голос, как заправская заговорщица, - думаю, тут проход из одного времени в другое вполне мог образоваться. Потому-то умные люди и посоветовали именно здесь Центральный телеграф построить. Это же новое слово техники по тем временам было. Объединяющее народы и страны. А вышло объединение не только пространств, но и времени тоже. Представляешь, какая тут сила накоплена, что на переход из одного времени в другое ее хватает!
        Старушка возвела очи к небесам. Я тоже. А когда опустила… старой актрисы, как и давешнего незнакомца, след простыл.
        Я вдруг почувствовала, что совсем продрогла, хоть и одета тепло.
        Да что же это получается?! Сначала один путешественник во времени просит двенадцатый рубль, потом какая-то актриса зубы заговаривает… А может, она тоже не актриса, а путешественница во времени? Только зачем меня-то посвящать во все эти подробности?! Будто мне мало своих загадок и дел!
        Впрочем, нет - ничего этого не может быть! И здание телеграфа совсем не такое уж и старинное - его построили в 1927 году. Этот стиль называется конструктивизм. Впрочем, смотрится здание весьма уместно, из общего старого стиля улицы не выбивается. Напротив, оно весьма впечатляюще, монументально, надежно. Недаром именно отсюда 22 июня 1941 года было передано сообщение о начале войны с фашистами. Впрочем, почему недаром? Потому что здесь место силы, которую можно черпать не только из настоящего, но и из прошлого? А может, даже из будущего?..
        И что только не придет в голову?! Мистика какая-то… Впрочем, зацикливаться мне на ней некогда. Я вздохнула поглубже и побежала к Тверскому бульвару и арбатским переулкам - в свой театральный институт.
        Но видно, день выдался нестандартный. Впрочем, то, что занятия в ГИТИСе затянулись дотемна, - дело обычное. Это же театральный институт, когда ж ему работать, ежели не вечером? Так что возвращалась я часов в девять. Как ни странно, для октября было не холодно, безветренно и как-то умиротворенно. Мне нужно было зайти еще в театр Оперетты. Времени было навалом, спектакль кончался после десяти. Я решила пойти пешком через Тверской бульвар - прогуляться.
        Можно подумать, я забыла о странной встрече у Центрального телеграфа - нет, отлично помнила! Но все же не поняла, что это только начало, первый знак, звоночек. У Гамлета порвалась связь времен, а у меня, напротив, связалась. Узел оказался тугим и все больше затягивался. Только вот я пока об этом не знала и спокойно вступила на дорожку бульвара, начинавшуюся со стороны Никитских ворот.
        Свет в старинном окне Тверской бульвар, № 17
        Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее не оказалось ни одного человека, никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея.
        М. Булгаков.
        Мастер и Маргарита
        Бульвар был освещен. Но свет горел как-то тускло, фонари рассыпались искрами в сухом воздухе и терялись где-то в вышине. Листья уже облетели, и остовы деревьев торчали неустроенно, некрасиво, коряво. На душе стало тревожно. И почему я не поехала на метро? На бульваре не было ни души. Вот странность! Ведь москвичи гуляют здесь в любое время суток и в любую погоду. Так повелось аж с конца XVII века, когда бульвар засадили деревьями и он сразу стал любимым и самым уютным местом Москвы. Его украсили беседками, фонтанчиками, резными мосточками, даже бюсты знаменитых людей поставили. Тут прогуливалась вся аристократическая Москва. А по бокам неспешно ездили кареты, из которых выглядывали юные красотки, прельщая кавалеров. Часто кареты создавали такое столпотворение, что и проехать невозможно.
        Тверской бульвар в 1825 г.
        Тверской бульвар
        Потом, конечно, аристократизм бульвара ушел в прошлое. В середине XIX века здесь уже гуляли купцы с женами, чадами и домочадцами, потом разночинная молодежь. Беседки и фонтанчики пришли в упадок, мосточки развалились. Бюсты разбили хулиганы. Остались только лавочки, но теперь на них восседали не дамы в прелестных платьях и меховых накидках, а кучковались фабричные, мастеровые, горничные. Все дружно грызли семечки, заплевывая дорожки и газоны вокруг. Правда, в ХХ веке на бульваре возникло несколько театров и атмосфера снова стала культурной. В 1914 году в доме № 23 открылся легендарный Камерный театр великого режиссера Александра Таирова, где блистала последняя великая трагическая актриса России Алиса Георгиевна Коонен. Вся жизнь этого театра наполнена легендами и преданиями, оглушительной славой и поклонением. Но и закончилась она ужасно. А как еще могла закончиться жизнь истинных гениев?! Режиссера Таирова советская власть третировала всю жизнь. В конце концов у него отняли театр, а самого Таирова спровадили в сумасшедший дом, после чего он и умер. Его жена, великая Алиса Коонен, прожила еще
четверть века в полном забвении. Трагическая актриса, у которой отняли весь смысл жизни, была задвинута в крошечную квартирку как ненужная вещь. Ужас…
        А в 1935 году на Тверском в доме № 13 открылся не менее легендарный Еврейский театр, которым руководил опять же не менее великий режиссер и актер, трагик Соломон Михоэлс. Его король Лир навсегда признан в театральном мире лучшим воплощением этого шекспировского образа. Во время Великой Отечественной войны Михоэлс организовал всемирный Еврейский антифашистский комитет, собирал средства для борьбы с фашизмом в Европе и США. Собрал миллионы пожертвованных долларов. И чем его отблагодарили? Хотя чем вообще могло кончиться театральное счастье, начатое в доме № 13?!
        Здание МХАТа им. Горького
        Наш великий вождь народов однажды, вытряхнув своей иссохшей рукой табак из знаменитой трубки, решил, что и бедного Михоэлса пора вытряхнуть из жизни - слишком уж велики стали его влияние и известность в стране и мире. Словом, в 1948 году Соломон Михоэлс разбился на машине где-то под Минском. Похороны в Москве были наипышнейшими. Только народ все равно шептался: великого актера убрали по приказу сверху.
        В 1973 году по правой стороне бульвара (дом № 22) выстроили новое здание для МХАТа. Практически никто уже и не помнил, что место это тоже овеяно старинной романтической легендой, только не трагической, как другие дома, а любовной.
        В начале ХIХ века здесь находилась усадьба помещика Кологривова. Его жена Прасковья Юрьевна закатывала те самые пышные балы, о которых Грибоедов написал в
«Горе от ума»:
        Балы дает, нельзя богаче,
        От Рождества и до Поста,
        И летом праздники на даче.
        Великий драматург даже вывел Кологривову (между прочим, родственницу) в лице пресловутой Татьяны Юрьевны.
        Правда, потом Кологривовы поиздержались и стали сдавать свою усадьбу внаем. Часто ее снимал для платных балов лучший танцмейстер Москвы - учитель танцев Петр Йогель, чтобы показать своих воспитанниц. На одном из таких детских балов 23 апреля 1827 года поэт Пушкин и встретил юную Натали, свою будущую супругу Наталью Николаевну Гончарову. Помните в «Онегине»:
        Там будет бал, там детский праздник.
        Куда помчится наш проказник?
        Так что усадьба Кологривова - место романтической и страстной любви с первого взгляда.
        Конечно, теперь от старинного дома не осталось и кирпичика. Но ведь само место никуда не делось. Подумать бы об этом тем, кто проектировал и возводил новое здание МХАТа. Может быть, они не соорудили бы такого жуткого монстра с серо-коричневыми, будто уже давно проржавевшими, покореженными балками, вывернутыми наружу? Народ быстро окрестил сооружение «зданием после взрыва».
        И тут стоит сказать то, о чем я еще не могла знать во время своего давнего путешествия. Тогда никто и предположить не мог, что в горячих 90-х годах в труппе образцового театра страны произойдет истинный взрыв - раскол, при котором актеры и режиссеры разойдутся на два враждующих театральных лагеря. Один станет театром имени Чехова, другой - имени Горького.
        Нет, не везло театрам на Тверском бульваре! Трагедия следовала за трагедией. Даже когда в советскую эпоху знаменитый дом Герцена на Тверском переоборудовали в Литературный институт имени Горького, и тут случилась накладка - именно его ресторан выставил в жутком и нелицеприятном виде Михаил Булгаков в «Мастере и Маргарите». Как там выходило с пожаром? Гори все огнем?..
        Дом Герцена
        Одним словом, несчастливое место для искусства. Хотя и любимое для прогулок. Вот только сейчас, октябрьским вечером, на этом бульваре почему-то никого…
        Опять вдруг повеяло жутким холодом. Или у меня нервы расшалились… Фонари неожиданно потускнели, словно напряжение на линии упало. Остовы деревьев впились в черное небо. Ох, надо перейти на мостовую, поближе к домам. Там хоть какой свет от окон.
        Я покрутила головой - вон, слева, там, где нечетные дома, в окнах вспыхнул яркий свет. Со стороны бульвара как раз обнаружился сход, и я рванула на мостовую. Окно старинного, надстроенного явно позже дома (кажется, № 17) распахнулось. Послышались веселые голоса, русские и французские, то ли спор, то ли смех. Потом заиграло фортепьяно. И чей-то обворожительный голос произнес:
        - Прекратите спорить, господа! Извольте перестать и слушать музыку. Иначе я отбуду!
        Я застыла под окном. Опять старый штиль? «Господа», «извольте», «отбуду» - да что же это такое?! Или это какие-то французские гости Москвы, говорящие так, как говаривали их предки, эмигрировавшие из Страны Советов после революции? Скорее всего.
        И тут открылась дверь дома. (Откуда взялась, непонятно. Я же рядом стою, но ее не заметила. Или в темноте не видно?) На улицу выскочила маленькая, полненькая, кругленькая фигурка, одетая во что-то темненькое, обволакивающее.
        - Ах! - проговорила фигурка. - Кто тут? Откуда? Кто впустил?
        Я оторопела. Что значит откуда? Иду по улице. Как это: кто впустил? Любой может ходить по Москве.
        - И почему так одета? - наседала незнакомка. - Неприличие полное - где юбка?! - И дамочка ткнула зонтиком в мою мини-юбку.
        Понятно. Дамочка из тех, кто до сих пор не приемлет юбки такого размера. Терпеть не могу ханжей! И я ответила резко:
        - Пора привыкнуть! Так ходят давно!
        - Давно? - Дамочка призадумалась. - Ах, опять не туда вышла! Вечно забываю, что следует делать. Так какой ныне год, девонька?
        Девонька (надо понимать, это я) то ли раскрыла рот в изумлении, то ли застучала зубами от испуга. Подсознание подсовывало дикую версию: старинная речь, дверь, которой не было, странное поведение дамочки, идиотское замечание «не туда вышла» - что это?! Неужели опять портал с путешественницей во времени? Ведь говорила же моя утренняя знакомая актриса, что порталы проходят по местам силы, а уж Тверской бульвар ее набрал и от истории и от трагедий в немереных количествах. Но разум отказывался во все это верить. Должно быть, какое-то реально-разумное объяснение!
        - Что застыла как столб! - наседала дамочка. - Говори немедля - какой ноне год? - И дамочка скинула капюшон своей хламидки, чтобы лучше видеть меня.
        Я прислонилась к стене дома. Опять старушка! Голос молодой и даже завораживающий, хоть и повелительный. Но лицо в жутких морщинах… Ей же лет сто! Да что сегодня в Москве - день престарелых, что ли?!
        Мой разум бился с интуицией, пытаясь объяснить то, что происходит. В этой битве я и сама утеряла способность думать, вспоминать. Какой день, какой год?.. И я прошептала:
        - Ноне… ныне… Да скоро уже двадцатый век кончится! И что она на это скажет?
        Старуха не смутилась нисколечко. Только поинтересовалась, снова ткнув в меня зонтиком, словно в увлекательную картинку:
        - И теперь так носят? А что - для молоденьких может быть забавно. А знаешь, девонька, однажды я тоже явилась свету, как ты, бесстыдница. Я выиграла пари у мон ами Алексиса. Ну ты ведь знаешь Алексиса?
        Я помотала головой.
        - Алексис, граф Аракчеев, фаворит императора Александра Первого. Ты должна его знать! Про него еще наш поэтический шалопай Саша Пушкин написал:
        И Совета он учитель,
        А царю он - друг и брат.
        Аракчеев?! Это же точно XIX век. И у четверостишия Пушкина было начало:
        Всей России притеснитель,
        Губернаторов мучитель.
        Да что же это такое?! Может, я сплю или вообще умом тронулась? Передо мной же точно привидение - и, между прочим, не первый раз за день…
        Я попыталась перекреститься. Рука описала охранительный крест, но древняя подруга Аракчеева и глазом не моргнула, тарахтя без умолку:
        - Вспомнила? Так вот я выиграла у монамишки Алексиса пари, и он должен был исполнить любое мое желание. И я пожелала, чтобы он меня из теплой постельки в одной батистовой рубашечке вынес на руках прямо в свою государственную приемную. И он вынес! Правда, это было не здесь, а в Петербурге. А там, представляешь, - просители смиренно ожидают аудиенцию, а тут мы - он в мундире, а я в прозрачном батисте. О, мы жили весело!
        Император Александр Алексису тогда на вид поставил, а обо мне только и сказал:
«Бесстыдница!» А в газетах написали: «Граф Аракчеев абонировал тело прелестной Варвары Петровны». Варвара Петровна - это я! - Столетняя любовница кокетливо склонила головку. - По первому мужу - Пуколова, а по второму - Крекшина. Вот мы и представлены. - И она затараторила вновь: - Этот дом я купила уже после смерти и незабвенного Алексиса, и милейшего Крекшина. Кажется, году эдак в 1852-м или в
1864-м, сейчас уже и не упомню. На месте старого велела построить новый дом. Но сама тут не живу. Мне больше по вкусу домик на Поварской. Ты знаешь Поварскую улицу?
        - Да… - Я потихоньку стала приходить в себя. - Но сейчас она называется улицей Воровского.
        Старая дамочка фыркнула:
        - Нельзя иметь такое странное название! Как можно быть улицей воров?! Вот увидишь, скоро опять переименуют! Там же искони жили царские повара. Моя усадьба такая премиленькая, кругом арочки светленькие. Дом на каменном фундаменте под нумером девять. Не была там?
        - Нет…
        - Конечно, в твое время туда так просто не попасть. Там посольство Кипра.
        - А откуда вы знаете?
        - Я же там живу. И иногда, когда путаюсь, попадаю в твое время. Так что знаю.
        И тут мое любопытство взяло верх.
        - Как же вы путаетесь?
        - По собственной невнимательности. Когда выходишь из дома в своем времени, надо оставить какую-то вещь, с которой пришла. Я вот специально захватила с собой зонтик. Но года, голова дырявая… Собралась выходить и схватила его с собой.
        - Но как вам удается ходить по времени?
        - А я и сама не знаю! - Лукавые, хоть уже и выцветшие глаза старушки вспыхнули. - Видно, так Бог сулил. Вроде и жила-грешила, любовников привечала, богатство расточала, мужей схоронила, а вот чем-то приглянулась Господу. А может, этому городу. Стала вечной москвичкой. Впрочем, я думаю, что это от пророчества французской гадалки Ленорман. Но с другой стороны, не все вечные москвичи у нее побывали, а ведь тоже живут. Конечно, не все так беспечны, как я. С незнакомыми людьми не разговаривают. Обычно выдают себя то за артистов в костюмах, то за тех, кто бродит по вечерам-маскарадам. Ну а я вот такая беспечная. А может, как говаривал император Александр, бесстыдная.
        Все рассказываю, не таясь. А чего таиться, я уже умерла давно! Хуже не будет. Вот этот дом, например, я построила как точную копию моего парижского особняка. Даже отделку приказала сделать точь-в-точь. Хочешь взглянуть?
        Я шарахнулась от нее:
        - Нет уж!
        - Отчего же, девонька? Пойдем!
        Старуха схватила меня за рукав.
        Сердце у меня забилось так, словно хотело пробить грудную клетку. Стало совсем нечем дышать, воздух вокруг застывал, как на морозе.
        - Не бойся, идем со мной!
        Старуха потащила меня к двери в стене. Тощие пальцы, заострившиеся от старости, больно вцепились в руку. Я попыталась вырваться - не получалось! Но вдруг…
        - Оставь ее, Варвара Петровна! - прогудел чей-то голос.
        Старуха обернулась:
        - Ты, что ли, Михалыч?
        - Я. Оставь барышню. Она мне двенадцатый рубль дала. Сама знаешь, сейчас народ жадный, копейки не выпросишь. За двенадцатым рублем пришлось два дня к телеграфу захаживать. Да-с! Уж обратно отчаялся домой-то попасть. Тебе хорошо, шепнула заветное слово - и опять в своем времени. А мне дюжину рублей собирать приходится. Стою, аки голытьба на паперти… Конечно, у каждого свои приемы, но я барышне благодарен. Так что, сделай милость, не тронь ее!
        Старуха вздохнула:
        - Жаль… Редко ведь нового человечка в доме примешь. Старые-то надоели.
        - Ничего, еще найдешь новенького, - прогудел Михалыч. - Ты же можешь выходить, когда сама захочешь. А у меня таких привилегий нету-с. Я не по своей воле в разных временах да местах оказываюсь. Меня сила затягивает.
        Любопытство во мне снова пересилило страх.
        - Но как это получается?
        - Ничего сказать не могу-с, барышня. Сам не ведаю. Вот сей миг сидел я в лучшем тверском ресторане. Да-с! Только заказал раков. Но потянуло… И вот я тут.
        - Не везет тебе, Иван Михалыч! - усмехнулась Крекшина. - От эдакого удовольствия оторвали.
        У меня мороз по коже пошел: а если б этого тверского бродягу не выдернули некие потаенные силы, кто бы мне помог?! Бессмертная, как Кощей, старушенция точно затянула бы меня в свое время!
        Но бродяга ничего этого, конечно, не понимал и злился:
        - Опять мне рубли собирать! Надоело хуже горькой редьки. Пойду на телеграф. Холодно, а там у меня девица знакомая. Куртку теплую даст. Я ей все рассказал, она мне поверила и входит в мое грустное положение. Да-с! А впрочем, - бродяга хитро поглядел на меня, - вы, барышня, мне двенадцатый рубль дали, теперь окажите милость, дайте первый. Я ведь вам вроде как помог. Вы же не хотели идти с Варварой Петровной?
        Крекшина хихикнула:
        - Не хотела! Да обычно мало кто хочет. Но приходится. Очень уж я новеньких гостей обожаю.

«Так вот куда деваются люди, уходящие по делам и не возвращающиеся домой! - ахнула про себя я. - Небось такая вечно живая Крекшина не одна в городе!»
        А старушка между тем вздохнула грустненько и процедила недовольно:
        - Ну ладно, прощай, девонька. Отдай Иван Михалычу его рубль!
        И, открыв дверь своего дома, неугомонная старушенция шагнула обратно.
        Я полезла в кошелек.
        - Давайте скорее! - торопил Михалыч. - Холодно сильно!
        И, выхватив у меня бумажку, ринулся в темноту - понесся к телеграфу, где знакомая из ХХ века держит для него куртку.
        Я обернулась на дверь, куда ускользнула Крекшина. Но стена была гладкой. Видно, из моего времени двери в прошлое не предусматривалось.
        Пулей и я метнулась по Тверскому. Пусть бульвар и место силы. Только для меня она оказалась чересчур мистической. Аж жуть берет! Получается, если б утром я не дала странному встречному рубль, вечером старуха Крекшина затащила бы меня в свое время. И что бы я там стала делать?! Это же было еще время крепостных…
        Вылетев на улицу Горького (когда еще она снова станет Тверской!), я посмотрела на часы. Мама дорогая! Мне казалось, я проговорила со старухой Варварой полчасика, а вышло больше двух часов. Сейчас было без четверти двенадцать. На встречу в театре Оперетты я давно опоздала, не опоздать бы на последний поезд метро!
        Некто в ночном переулке
        Брюсов переулок
        В час луны и в час заката…
        Мирра Лохвицкая.
        Забытое заклятье
        Домой я добралась без приключений. Однако после горячего чая заснуть не удалось. Я кинулась к книжным полкам. Старуха Варвара упоминала Пушкина - и я стала разыскивать ее по книгам, посвященным поэту. Выяснилось невероятное!
        Варвара Петровна Пуколова-Крекшина действительно жила в Москве и прославилась как невероятная чудачка и богачка. Видно, в молодости была она действительно прелестна - и муж Крекшин (между прочим, обер-прокурор Синода), и любовник Аракчеев души в ней не чаяли. Она пережила их всех и умерла то ли на восемьдесят четвертом году жизни, то ли еще позже. Точной даты неизвестно - может, в 70-х, а может, и 80-х годах XIX века.
        Еще молодой дамой посетила Варвара Париж. И там началась невероятная история.

«Однажды к знаменитой парижской гадалке мадемуазель Ленорман явилась богатая москвичка В.П. Пуколова-Крекшина, - прочла я. - Денег у москвички, прибывшей в Париж, как говаривали тогда, развеяться, было несчитано, и потому она скучала, не зная, чем заняться в жизни.
        Ленорман взглянула на ладонь богачки и посоветовала «найти себе дело». Гадалка ведь была превосходным психологом. Но Крекшина только фыркнула: «Чем же прикажете мне заниматься? Я не для того воспитана и ничего не умею!» - «Но есть же у вас склонность к чему-то!» - проговорила Ленорман. «Только любопытство! - захихикала москвичка. - От любопытства и к вам пришла. Скажите же, какова будет моя жизнь и какой окажется смерть?»
        Ленорман не любила пустых разговоров, ведь ее ждали люди с реальными несчастьями. Может, потому она ответила: «Вы умрете ночью в постели!» Был ли это формальный ответ, чтобы отвязаться, или Ленорман действительно предрекла судьбу? Но результат оказался таков: Крекшина вернулась в Москву и перестала спать ночами. Спала днем, а с наступлением темноты устраивала приемы в своих московских домах, играла в преферанс, который обожала чуть не с детства.
        На удивление и осуждение окружающих Крекшина не обращала никакого внимания. Она вообще была нрава веселого, задорного и даже хулиганского».
        В другой книге я прочла: «Варвара Петровна обожала гостей. Ее дом на Поварской, а позже и на Тверском бульваре был открытым. Но только по ночам. Всю ночь она играла в преферанс с друзьями и прихлебателями. Один из них - Бочечкаров - обязан был в зимнее время исполнять роль грелки для постели Крекшиной и спал на ней поверх одеяла, пока не наступало утро, и барыня не сгоняла его с постели, чтобы лечь спать».
        Ничего себе барынька! Озорна, азартна, независима. На общественное мнение вообще привыкла плевать. Да еще и ночная жительница! Интересно, а тот тверской путешественник тоже разгуливал по своей Твери ночами? Ночь - проводник потаенного времени. Не видно, куда идешь. Не потому ли можно выйти совсем неожиданно в иное время?..
        Обо всем этом я начала на другой день рассказывать подруге с курса. Мы возвращались из ГИТИСа опять в наступающей темноте, но на этот раз вдвоем. Впрочем, пойти по Тверскому бульвару я не отважилась. И мы шли по улице Неждановой. Отвлекшись от старухи Крекшиной, я рассказала подруге, что первый дом по нечетной стороне еще в самом начале ХХ века выстроил один из моих дальних предков - купец Михаил Иванович Коровин. У него было понастроено в Первопрестольной множество домов - одни он сдавал внаем, другие под магазины, рестораны, учреждения. Он был другом Чехова, а художнику Константину Коровину приходился двоюродным братом. Впрочем, особо полагаться на покойного родственничка не следовало бы, ведь и на Тверском бульваре он имел пару домов. А там меня напугала старуха Крекшина!
        От волнения размахивая руками, я рассказала подруге о вчерашних встречах с жителем Твери и старухой, потом о том, что прочла про Крекшину. Мы обе так увлеклись, что не заметили, как из темноты сзади появился какой-то человек, догнал нас и вдруг сказал, обращаясь ко мне:
        - Вот этим вам и надо заниматься! Только этим!
        - Чем? - ахнула я.
        Ответить незнакомец не успел. Подруга, видно испугавшись, подхватила меня под руку и поволокла за собой. Бегом мы пролетели улочку. При свете огромных фонарей улицы Горького остановились тяжело дыша. Я подумала: «Если немного постоим, человек нас нагонит. Тогда я и услышу ответ: чем же мне надо заниматься!»
        Но хоть мы и стояли довольно долго, никто к нам не вышел.
        Уже потом, дома, отец рассказал мне, что улица Неждановой раньше называлась Брюсовым переулком (между прочим, сейчас его название вернулось). Еще с петровских времен там раскинулась большая усадьба во главе с огромным каменным домом семейства Брюсов. Построил его тот самый легендарный Яков Виллимович Брюс, колдун-алхимик, а на самом деле образованнейший ученый времен Петра I. Однако жить там не стал, поскольку обожал свой небольшой дом на Сухаревке с легендарной башней, в подвалах которой организовал лабораторию, а на крыше - обсерваторию. Ну а усадьбу Брюс передал своему племяннику, тот завещал потом ее своим детям. Словом, Брюсы владели ею почти сотню лет. Неудивительно, что за этим местом осталось название «Брюсово». В конце XVIII века усадьбу снесли, построили новые дома, но название «Брюсов переулок» осталось, пока в ХХ веке его не переименовали в честь Анастасии Неждановой. Эта великая русская певица жила в доме № 7, называемом «домом ГАБТа», ведь там жили артисты Большого театра. Рядом, в доме №
17, жили корифеи прославленного МХАТа, в том числе Москвин и Качалов. Представляете, сколько разных артистических тайн, сценических загадок и сплетен-скандалов осело в стенах этих артистических домов!
        А в 12-м доме жил Всеволод Эмильевич Мейерхольд со своей женой, актрисой Зинаидой Райх. Теперь там их музей, хотя в трагической судьбе великого режиссера так и осталось множество белых пятен. Известно, что его объявили врагом народа и расстреляли 2 февраля 1940 года. Но где? Как? Даже могилы своей у него нет. Великий режиссер, создатель всемирно известной системы актерского искусства, похоронен в общей могиле на Донском кладбище.
        И тут кругом тайны. Московское колдовство… Одно слово - Брюсов переулок. И никакое переименование не спасет - переулок тайн, трагедий и мистики.
        И кто из мистических прохожих дал мне напутствие? Из всех я бы выбрала все-таки Якова Брюса. Пусть и колдун-алхимик, но все же не связанный с разгулом сталинского времени. А может, это мой дальний предок-купец шагал за нами и замолвил свое слово?
        Правда, в чем суть того напутствия, я поняла много позже, когда вместо театра увлеклась загадочными историческими событиями, необъяснимыми явлениями и магией чисел - то есть мистическим отсветом, проходящим по всей цивилизации человечества. Странно, да? Я шла по театральной улице, а вышла на свет таинственных событий. Так началось мистическое путешествие в книгах и статьях - сквозь века и страны. А отсчет пошел от Москвы…
        ПОЛУНОЧНЫЕ БЛУЖДАНИЯ ПО УЛИЦАМ МОСКВЫ
        Ну а теперь придется оправдываться. Не одна я такая идиотка, шастающая по ночам и встречающая бог весть кого. Между прочим, и до меня москвичи и гости столицы эдаким занимались и кое-кого встречали. Но знаете, что поразительно? Встречи эти с потусторонними жителями, а вернее, с москвичами, оставшимися в городе навсегда (ну, не хочется говорить с москвичами, ставшими призраками!), начавшись обычно с отрицательных эмоций (недоумение, страх, а то и внутренняя паника), оборачивались вполне положительной стороной. Творческие люди начинали творить с усиленной энергией, а обычные пересматривали свои жизненные взгляды в лучшую сторону. Вот уж точно, призраки-привидения - посланники мира тьмы, а зачастую приносят благо в мир света.
        Ну а сколько великих произведений возникло от легенд и преданий нашей Москвы, от встречи с ее призрачными жителями, и сказать трудно. Но некоторые стоит вспомнить. Тем более что, вспоминая, мы можем и сами пройти небольшим, но весьма емким с эзотерической точки зрения маршрутом - от Красной площади через площадку перед Историческим музеем и станцией метро «Площадь Революции» к Театральной площади, а от нее по Кузнецкому Мосту к улице Мясницкой. Простой маршрут в центре, абсолютно знакомый. Но вот некоторые люди увидели его совершенно особенным.
        Почитайте, а потом попробуйте, вдруг и вам удастся попасть в Москву мистическую?..

«Куда ни пойду, все к кремлевским стенам выйду»
        Красная площадь
        Мелькающих стрел звон
        И вещих ворон крик…
        Я вижу дурной сон,
        За мигом летит миг.
        Осип Мандельштам.
        Сборник «Камни»

«Начинается земля, как известно, от Кремля». Думаете, это советская выдумка или современный слоган? Ничуть не бывало. О древнейшей мистике Красной площади и Кремля разговор еще впереди. А вот о невероятной истории, что произошла с великим нашим живописцем Василием Ивановичем Суриковым, вспомнить стоит сейчас. Ему тоже в Москве много чего тайного увиделось…
        Известно, что Суриков - сибиряк, потомок свободолюбивых казаков из города Красноярска. Интерес к истории у него с детства. Недаром потом он скажет: «Ничего нет интереснее истории. Только читая про время историческое, понимаешь настоящее». И еще: «В Сибири, скажу я вам, народ другой, чем в России: вольный, смелый. Про нас говорят: красноярцы - сердцем яры». Не это ли ярое сердце, то есть сердце бога Ярилы - солнечное и бесстрашное, - помогло художнику воспринимать чужую давнюю историческую боль как свою - сегодняшнюю?
        Переезд в Москву в 1877 году сыграл в творчестве Сурикова решающую роль. Он и раньше бывал в Первопрестольной и, видя древние улочки, думал о том, что вполне сможет изобразить старинную жизнь как современно-живую, динамичную и даже трагическую. Вспоминались рассказы о том, что в числе его предков имелись и стрельцы петровской поры. «Вот стрелец с черной бородой, - вспомнит он, - Степан Федорович Торгошин, брат моей матери. А бабы - это, знаете ли, и у меня в родне такие старушки были, сарафанницы, хоть и казачки. А старик - это ссыльный один лет семидесяти…» Словом, Суриков уже с самого начала своей творческой деятельности грезил об образах старины. Только для него эта старина была живой.
        И вот Академия художеств, находящаяся в Петербурге, направляет своего выпускника почему-то не в заграничное турне, как обычно, а посылает в Москву для росписи строящегося храма Христа Спасителя. Ну не рука ли это судьбы? Неизвестно, чем увлекся бы Суриков в Италии или Германии, но в Москве случилось иное - почти нереальное…
        По вечерам, после работы в храме, художника так и тянуло на старинные улицы Первопрестольной, на Красную площадь - к кремлевским стенам. Вот как описал все это сам живописец:

«Началось здесь, в Москве, со мною что-то страшное твориться. Куда ни пойду, а все к кремлевским стенам выйду. Эти стены сделались любимым местом моих прогулок именно в сумерки. Темнота начинала скрадывать все очертания, все принимало какой-то незнакомый вид, и со мною стали твориться странные вещи. То вдруг покажется, что это не кусты растут у стены, а стоят какие-то люди в старинном русском одеянии, или почудится, что вот-вот из-за башни выйдут женщины в парчовых душегрейках и с киками на головах. Да так ясно все, что даже остановишься и ждешь: а вдруг и в самом деле выйдут?
        И вот однажды иду я по Красной площади, кругом ни души. Остановился недалеко от Лобного места, засмотрелся на очертания Василия Блаженного, и вдруг в воображении вспыхнула сцена стрелецкой казни, да так ясно, что сердце забилось. Почувствовал, что если напишу то, что мне представилось, то выйдет потрясающая картина…»
        Вот так Высшие силы показали художнику его будущую картину, названную потом «Утро стрелецкой казни». Видно, ее написание было предопределено судьбой. Но работа оказалась почти такой же жуткой, как и само событие. Суриков жаловался друзьям:
«Как только начал писать стрельцов - ужаснейшие сны видел. Каждую ночь во сне казнь. Кругом - кровь и кровью пахнет. Боялся я ночей…»
        Картина произвела на современников огромнейшее впечатление. Художник Бенуа вспоминал, что к нему после просмотра трагического полотна стал являться ночами бесовский стрелец со свечой, отчего даже самым невероятным образом чуть не случился пожар в его реальной квартире. Виктор Васнецов жаловался, что слышит, как воют бабы в голос, прощаясь с отцами и мужьями, уходящими на Лобное место. Конечно, художники - народ, верящий в разную мистику, но есть свидетельство великого князя Сергея Александровича о том, как он, посетив Третьяковку, услышал то ли крики, то ли стоны, исходящие от суриковских картин.
        Собиратель русской живописи Павел Михайлович Третьяков увидел огромный трагический холст еще в 1881 году в мастерской молодого Сурикова, красноярца или сибирского медведя, как его величали. Про этого невысокого, плотного, действительно похожего на неуклюжего молодого медведя художника, работавшего по двадцать часов в сутки, по Москве ходили легенды. Говорили, что он ничего не боится, потому что у себя в Красноярске водил дружбу с местным палачом. А ведь всем известно, что палачи - сильнейшие колдуны. На самом деле Суриков, конечно, не дружил, а просто видел однажды палача в детстве. Тот расхаживал по помосту в красной кумачовой рубахе, засучив рукава, и отпускал зловещие шутки толпе, окружавшей лобное место. Конечно, самой казни мальчишка Суриков не видел, родные увели его. Но ощущение ужасного человека, от которого дух захватывает, осталось.
        Еще по Москве рассказывали о том, сколь придирчиво относился молодой художник к работе. Однажды продал он купцам две работы за огромную цену, а на другой день рванулся вдогонку за покупателями. Бросил им деньги, выхватил картины да и уничтожил. Не правдивы, вишь ты, вышли холсты! Купцы только ахали: хорошо - картины ножом вспорол, а не нас самих!
        Третьяков сразу же почувствовал великий талант молодого живописца. Он начал приглашать сибирского нелюдима к себе домой. И в домашней обстановке сразу стало ясно, что сибиряк хоть и мог быть пугающе страшным с чужими, но со своими оказался невероятно нежен и доверчив.
        Увидев же трагическое изображение стрелецкой казни, Третьяков тут же купил его за громадную сумму - восемь тысяч серебром. Тогда же от художника услышал и совершенно мистическую историю создания картины. Когда же полотно повесили на стене Третьяковской галереи, оно с первых же мгновений обросло таинственными историями. Немудрено, что старшая дочь Третьякова Верочка до того напугалась, взглянув на жестокий лик молодого царя Петра, лично руководившего стрелецкой казнью, что даже заболела нервной горячкой. И в лихорадке ей мерещился грозный царь Петр.
        Но самое символичное, что трагическое «Утро стрелецкой казни» появилось на передвижной выставке в один из самых кровавых дней российской истории: 1 марта
1881 года в Санкт-Петербурге был убит террористами император Александр II. Зрители шептались меж собой: неужто пришло время расплаты за кровавые убийства прошлого? Мистика, верно?.. Или нет? Может, прав был Павел Третьяков, считавший, что Суриков нашел «тропу между нынешним днем и трагически-великим прошлым»? И еще прав Александр Бенуа, художник и историк живописи, отметивший, что Суриков - русский чародей, гениальный ясновидец, обладающий даром исторического прозрения.
        Львы, единороги и кровь на мостовой
        Красная площадь, № 1/2, Исторический музей
        Не бойтесь, королева, кровь давно ушла
        в землю…
        Михаил Булгаков.
        Мастер и Маргарита
        Граф Алексей Сергеевич Уваров, живший в середине XIX века, был красив, богат, знатен, являлся другом двух императоров - Николая I и Александра II и был своим при русском императорском дворе, как и при любом дворе европейских монархов.
        А.С. Уваров
        Однако к карьере граф не стремился, даже до генерал-адъютанта не дослужился. Кажется, все вокруг переживали - кроме него самого. А сам граф Уваров рвался не к дворцовым почестям, а к «низкому» по тому времени и графскому положению занятию - граф бредил археологией. Все то, что его соотечественники в мусор да в печку выбрасывали, уничтожали и сжигали, как ненужный хлам, составляло предмет его мечтаний. Грязные, немытые черепки или давно вышедшие из употребления полустертые монеты, погнутые ржавые железяки или полуистлевшие деревяшки, найденные где-нибудь на дороге, на заброшенном поле или на месте, расчищенном для постройки новой усадьбы и улицы, - все это граф Уваров считал подлежащим собранию и сохранению. Он собирал древние манускрипты, старые иконы, облупившиеся картины.
        В 1846 году Уваров становится одним из создателей Российского археолого-нумизматического общества (позже Русское археологическое общество), ведет за свой счет раскопки под Москвой, на Волге и в Крыму, пишет научные труды, учреждает поощрительные премии русским писателям и организовывает Общество по сохранению древних памятников и построек. Увы, свет не разделяет его любви к
«рухляди» и считает археологию недостойным занятием. Впрочем, семья надеется, что Алексей остепенится, ежели женится.
        Невесту выбирают чистейших кровей - Прасковья Сергеевна Щербатова из рода настоящих Рюриковичей. Между прочим, это ее изображает Лев Толстой на страницах
«Анны Карениной», даже фамилии не меняет, только имя - Китти Щербатова. В 1859 году Прасковья Сергеевна становится графиней Уваровой. И семья вздыхает с облегчением - уж эта строгая девица отучит муженька от дурацкой археологии.
        Молодожены, как полагается, отправляются в Европу в свадебное путешествие. И сразу же выясняется, что Прасковья Сергеевна не станет отваживать мужа от археологии, потому что сама увлечена этой наукой. И другие увлечения у пары оказались схожими и, главное, любовь к древней матушке-Москве. Не потому ли, вернувшись из Европы, Уваровы отправились гулять по заснеженному городу. Соскучились!
        Порошил легкий снежок. Фонарщики зажигали фонари на центральных улицах. И в их мягком свете снежинки переливались всеми цветами радуги.
        Молодожены, взявшись за руки, брели по расчищенным улочкам прямо к Кремлю. Они стояли в начале Красной площади, смотрели на храм Василия Блаженного и вдруг…
        Глыба взвивающегося вверх огромного дома заслонила весь вид. Да и не дом это вовсе - то ли замок, то ли дворец с двумя башнями по бокам, а наверху…
        - Гляди-ка! - крикнул Алексей молодой жене. - На башнях львы и единороги, а на крыше снег. Словно крыша, поднимаясь, зачерпнула его с земли!
        Но Прасковья не видела белого снега. Она смотрела вниз, к подножию невесть откуда взметнувшегося здания - там, на тротуаре, алела кровь. Пятно разливалось, растекалось, увеличивалось…
        - Ах! - Прасковья в ужасе упала на руки мужа.
        Прошло больше двадцати лет, и в 1883 году состоялось открытие главного детища графа и графини Уваровых - Императорского исторического музея.
        П.С. Уварова
        Исторический музей - один из главных музеев России. Он и сейчас, уже третий век, украшает главную площадь Москвы. И никто уже не помнит, что это они, Уваровы, предоставили музею первые выставочные экспонаты, добились от императора разрешения на создание музея, а от московских властей возможности строительства именно на том месте, что увидели однажды в зимний вечер. Прямо на Красной площади вознесся прекрасный дворец-замок, созданный по проекту архитектора В.О. Шервуда и инженера А.А. Семенова. На башнях его поселились золоченые львы и фантастические единороги, а на крыше навсегда лег белый российский снег.
        Исторический музей
        Вот только спустя полтора года после открытия музея граф Уваров умер. Но Прасковья Сергеевна продолжила дело мужа.

«Уничтожить равнодушие к отеческим древностям, научить дорожить родными памятниками, ценить всякий остаток старины, всякое здание, воздвигнутое нашими предками, сохранить и защитить их от всякого разрушения» - это было кредо Уваровых.
        Даже когда началась революция, а с ней и голод, Прасковья Сергеевна не продала ни одной старинной вещи, что еще сохранялись в их доме в Леонтьевском переулке. Даже замерзая от холода, она не отправила на растопку ни одной книги. И когда революционный произвол вынудил ее бежать из Москвы в Майкоп, первое, что она сделала, уже старая и небогатая женщина, - было начало новых раскопов курганов и дольменов возле южного города.
        И уже потом, уплывая на последнем пароходе из Новороссийска и глядя на тающий вдали родной берег, Прасковья Сергеевна Уварова вспомнила видение той далекой снежной, но счастливой Москвы - взметнувший ввысь фантастический дворец. Вот только граф Уваров увидел тогда диковинных львов и единорогов на башенках с ликующим белым снегом на крыше. А Прасковья Уварова, пережившая мужа, - лужи крови на мостовой. Все так и вышло.
        Любитель девственных экземпляров и нашествие кошек
        Театральный проезд
        Урываем по одежке, расстаемся с табаком
        И любуемся на полке каждым новым корешком…
        Саша Черный.
        Книги
        Однако не только известные москвичи встречались со странными явлениями на городских улицах. Обычные люди тоже попадали в такие переплеты. И вот уже много лет я собираю и записываю реальные случаи, произошедшие с моими друзьями. Словом, не одна я такая сподобившаяся.
        Однажды мой приятель, назовем его Николаем (сейчас он уже заслуженный артист республики), спешил на спектакль. Девять месяцев в году в Москве темнеет рано, вот и теперь уже горели фонари. Вышел актер со станции метро «Площадь Революции» и неожиданно для себя решил взглянуть, что же продается на книжном развале. Вообще-то библиотека у Николая большая, но коллекционером, гоняющимся за антикварными изданиями, его никак не назовешь. Да и профессия Николая не предусматривает особо тщательного отношения к истории или антиквариату. У актера сегодня одна роль, а завтра другая, так что знания идут по верхам. Да и гонорары обычных актеров не позволяют покупать антиквариат.
        Но на сей раз на одном из освещенных лотков виднелся «Ежегодник императорских театров» аж за 1899 год. И Николай не смог удержаться - взял не торгуясь. В кармане у него как раз лежал гонорар, выданный наличными, так что он смог позволить себе дорогую покупку.
        Но когда продавец заворачивал книгу, Николай краем глаза заметил забавного мужичонку в чем-то черном и долгополом - не понять, что за одежда. Мужичонка, не отрываясь, глядел на заворачиваемый в целлофан «Ежегодник», словно это была не книга, пусть и старинная, но самый дорогой бриллиант мира.
        Когда же, забрав покупку, Николай двинулся в сторону Малого театра, странный мужичок поспешил за ним. Николай прошел мимо гостиницы «Метрополь» - мужичок за ним, Николай спустился в подземный переход на другую сторону Театрального проезда - мужичок тоже.
        Актер наш, стоит признаться, парень не робкого десятка, регулярно посещает всякие спортивные секции, поддерживая форму. Так что, поднявшись по лестнице перехода, он приостановился, и преследователь попал прямо в его медвежьи объятия.
        - Ты чего за мной ходишь? - без предисловий спросил Николай.
        - Дак не за вами, - ответил преследователь, - за «Ежегодником».
        - Тоже купить хотел? - подобрел актер. - Ну не повезло, бывает. Другой купишь.
        - Другой-то навряд… - вздохнул мужичонка. - Девственные экземпляры редко попадаются…
        - Какие? - не понял Николай.
        - Дак неразрезанные… К тому ж, мил-человек, не могу я купить - деньги у меня не те.
        - Валюта, что ли? Разменяй. Пунктов обмена кругом достаточно, - посоветовал актер.
        - Мои денежки не разменяешь… - снова вздохнул незнакомец. - Дай хоть подержать! Уважь, любезный…
        Мужичонка протянул руку, и Николай, неожиданно для себя, словно загипнотизированный, протянул мужичонке театральный ежегодник.
        Трясущимися руками незнакомец взял книгу, прижал к груди, поглаживая и даже приговаривая что-то. Потом воззрился на Николая умоляюще:
        - Подари, мил-человек!
        - Ну нет! - Николай вырвал книгу.
        И тут незнакомец всхлипнул и пустил слезу:
        - Подари, пожалей Христа ради!
        - Да что за комедия! - озлился Николай. - Иди куда шел. А от меня отстань!
        И актер, повернувшись, пошел к дверям Малого театра.
        - Пожалеешь еще, что не помог Феде Мазурину! - закричал вслед мужичонка.
        Но Николаю уже было не до него.
        Вот только вечером после спектакля произошла жутковатая история. Когда Николай проходил по малоосвещенному служебному коридору, послышалось какое-то жуткое шипение. Стена вдруг вспучилась, и прямо из нее на актера набросилось с полдюжины… кошек. Серые, черные, рыжие, белые - все они угрожающе шипели и прыгали на Николая, вмиг расцарапав до крови. Актер был, конечно, сильным парнем, но это кошачье нашествие напугало его до полусмерти. Еле отбившись, он сумел убежать и долго потом отсиживался в гримерке, заливая раны йодом и боясь выйти.
        Только за полночь вернувшись домой, он рассказал о случившемся своей престарелой прабабушке.
        - Представляешь, денек! Сначала на какого-то алкоголика с трясущимися руками нарвался. Тоже мне мазурик! Потом кошки прямо из стены выскочили. Дикость какая - кому скажи, не поверят! Еще и решат - крыша поехала!
        Но прабабушка была иного мнения, посочувствовала, качая головой:
        - Что-то мне это напоминает… Федя Мазурин - редкое сочетание. Книги любит до того, что аж руки трясутся. Кошки опять же… Что-то я такое слышала или читала…
        Старушка покряхтела и вдруг, вскочив словно молоденькая, кинулась к книжным полкам:
        - Точно - читала! Вот «Московские типы и чудаки»!
        Она сунула правнуку старую книгу, и тот прочел заголовок: «Любитель книг и кошек Федор Мазурин».
        Оказалось, действительно был такой всем известный в Москве книголюб и чудак Федор Федорович Мазурин. В средствах он не был стеснен и целыми днями бродил по книжным развалам на Никитской улице. А ведь Никитская-то через несколько метров от
«Площади Революции»! Только там уже давно никаких книжных рядов нет, зато около метро большой развал образовался.
        Только вот одна незадача - жил сей книголюбец в XIX веке. Умер в 1898 году, как раз за год до издания «Ежегодника». Так что купить эту книгу при жизни он никак бы не сумел. Получается, купить не мог, так просить кинулся?! Но он же давно помер! Неужто действительно стал привидением? Получается, рассказы о москвичах, которые остаются жить в городе после смерти, не выдумки?!
        В это Николай поверить никак не мог. Однако сколь похожий портрет возникал! В книге было написано, что, завидев интересную ему книгу, Мазурин «весь трясся, прижимая к груди облюбованную книгу», «умолял продавцов плаксивым голосом». Еще было сказано, что «за ним нужен был глаз да глаз: бывало, потихоньку вырвет страницу и начинает покупать книгу как с изъяном - по дешевке, а дома аккуратно вклеит вырванный лист».
        Еще подчеркивалось, что особо любил Федор Федорович девственные экземпляры - книги без помарок и с неразрезанными страницами. Купив такую книгу, он и сам не разрезал листов - берег. И, между прочим, этот странный библиофил насобирал огромную коллекцию антикварных книг, сам их реставрировал, чинил корешки, выводил пятна. После смерти Мазурина оказалось, что коллекция его уникальна - там было не только несчетное количество книг XIX века, но и семь тысяч томов старопечатных книг и книг XVIII века и семьсот рукописей XII - XVI веков. Теперь все они хранятся в Государственном архиве древних актов.
        В той же книге Николай прочел и интересную деталь: «Вровень с книгами была у Мазурина любовь к кошкам. И в доме его жило полтора десятка этих животных».
        Так вот что за кошки напали на Николая! Мазуринские животные отплатили за то, что актер не отдал книгу их хозяину. Только вот, если принять во внимание всю эту версию с привидением библиофила и его кошками, остается один вопрос: зачем ему, уже умершему, книги, вышедшие после его смерти?! Неужели страсть не угасла и на том свете он опять же собирает новую книжную коллекцию?!
        Кто знает… А вот про Николая известно точно - после мистического приключения и фантасмагорической встречи с кошачьей стаей он начал получать огромное количество ролей. «У него истинный талант прорезался!» - резюмировали режиссеры. Вот такой полезной оказалась встреча.
        Дамский чулок в темном проеме
        Улица Кузнецкий Мост, № 4
        И черным шлейфом бархатное платье
        Метет за мной холодный мрамор плит…
        Мирра Лохвицкая.
        Покинутая
        А эта история случилась в начале 90-х, которые давно уже прозваны лихими. В то время мы плавно докатились после застоев и перестроек до того, что есть стало нечего, носить нечего, да и вообще покупать нечего. Не было ничего!
        Но жить-то надо… Словом, в тот год власти Москвы объявили, что горожане могут продавать свои вещи прямо на улице в специально отведенных для этого местах. В центре место «отвелось», словно в насмешку над теми, кто довел страну до жизни такой, - в районе Лубянки. Народу в первый же день «открытой торговли с рук» набралось так много, что толпа растеклась и на Пушечную улицу, и на Петровку. Цепочки «торгашей» захлестнули и Кузнецкий Мост.
        Моя приятельница, между прочим научный сотрудник, вместе с мужем (старшим научным сотрудником) решили, что продадут подписки журналов «Знамя», «Дружба народов»,
«Новый мир» и пр. В то время они пользовались бешеным успехом, поскольку там между строк прочитывалось куда больше, чем в других изданиях, а иногда даже попадались и диссидентские статьи.
        И вот притащились Надя и Володя с сумками к Лубянке, но встать там негде было. Пошли по Пушечной, потом по Кузнецкому Мосту - кругом столпотворение.
        Володя и решил, что надо подняться по Кузнецкому вверх к легендарному тогда магазину «Подписные издания». Там же продают книги, может, кто и журналы прошлых лет купит.
        Да вот беда! Оказалось, что территория-то давно поделена между теми, кто давно продает тут книги с рук, - к научным сотрудникам, которые только собрались стать
«торгашами», подскочил какой-то верзила и велел сматывать удочки от греха подальше.
        Но Надя с Володей так устали, тащив комплекты журналов, что решили хоть передохнуть немного. Лавочек, как известно, в центре нашей столицы не предусмотрено, но на пересечении Кузнецкого Моста и Пушкинской улицы (теперь она Большая Дмитровка) Надя разглядела будку сапожника, которая каким-то чудом уцелела в круговерти времен. Перед будкой стоял стул для клиентов. Ну а поскольку их и в помине не было, стул пустовал.
        Кузнецкий Мост. Вид с Лубянки
        - Можно я у вас посижу? - спросила Надя старого сапожника. - Ноги не держат!
        Сапожник оказался отзывчивым, а может, ему просто надоело сидеть одному - а тут сразу двое собеседников. Словом, Надя села на стул, Володя пристроил сумки рядом, и все трое завели беседу. Сначала все шло как обычно - ругали властей, жаловались друг другу на рост цен. А потом сапожник сказал:
        - Гляди-ка, книжники домой рванули!
        И точно - мимо будки уже спешили те, кто еще недавно торговал своими книгами на ступеньках магазина «Подписные издания».
        - Чего ж они так быстро торговлю свернули? - удивился Володя. - Скоро конец рабочего дня, народ с работы пойдет, самая торговля начнется.
        - Так ведь темнеет, - ответил сапожник. - А по темноте француженка прийти может. Не любит она тех, кто с газетами да журналами связан. К книжникам вроде получше относится, но все равно те опасаются.
        - Какая француженка? - полюбопытствовала Надя.
        Сапожник хмыкнул:
        - Вот народ! В Москве живут, а московских легенд не знают… Ладно, расскажу. Было это в 1905 году, еще до той самой первой революции. Шел май, 13-е число - несчастливое. Во Франции в Каннах покончил с собой Савва Морозов. Небось слыхали - миллионер-промышленник, меценат искусства. Здание Московскому художественному театру построил, денег давал. Да не на одно искусство! Сотнями тысяч революционеров снабжал. Только вот в один день надоело ему все это. Так и сказал кому-то там, в революционных верхах: «Что я вам - партийная касса, что ли?!»
        Думал, от него отстанут. Уехал из России. Но и там его нашли. Стали приставать - дай да дай! А у Саввы еще и с женой скандалы, с матерью, родственниками. Не хотели те, чтобы их денежки на революцию шли. В общем, все вместе - семейка и революционеры - и довели бедолагу миллионера до ручки. Взял он револьвер и застрелился.
        Весть об этом до России в тот же день дошла. Телеграф-то уже вовсю работал. Вот и вышли все газеты со скорбной новостью: «Застрелился Савва Морозов!»
        В центре-то мальчишки-газетчики самые бойкие были. Весь Кузнецкий Мост заполонили своими криками. И как на грех, ехала в тот миг по Мосту на пролетке юная полюбовница Саввы - француженка Жозефина. Была она модисткой. Работала тут же на Мосту в одной из модных лавок, но не шила шляпки, а демонстрировала, то есть была по статусу куда выше портних да швей.
        Савва, когда уезжал, ей пообещался: «Как вернусь, сниму тебе, Жужу, хорошенькую квартирку, накуплю бриллиантов. Всю дальнейшую жизнь будем жить вместе!»
        А тут такой кошмар… Газетчики-мальчишки орут-надрываются: «Савва Морозов застрелился!» Жужу, не совладав с чувствами, выскочила прямо на ходу из пролетки и кинулась к мальчишке за газетой. Да неудачно! Навстречу какой-то лихач несся - ну и задавил бедняжку Жужу. Насмерть!
        - Это что же получается! - всплеснула руками Надя. - Савва Морозов прав оказался?! Он же пообещал, что они всегда будут вместе. Вот и забрал бедняжку с собой.
        Сапожник поежился:
        - Не вышло так! Савва на том свете оказался, а Жу-жу хоть и скончалась на мостовой, да с Кузнецкого Моста не смогла уйти. Так по ночам тут и бродит. Все выискивает мальчишек-газетчиков и других, кто с прессой связан. Как стемнеет, здесь журналистам и газетчикам ходить не след: мстительна оказалась Жужу - мстит газетному люду за то, что не может соединиться с любимым Саввой.
        - Сказки все это! - махнул рукой Володя.
        Сапожник покачал головой:
        - Нет… Того парнишку, у которого француженка хотела купить газету, нашли удавленным в ту же ночь с 13 на 14 мая вон за тем домом, где сейчас «Подписные издания». И что страшно - удавили мальчишку дамским чулком. Следствие потом было. И одна из подружек Жужу припомнила, что француженка именно такие чулки обожала. А через месяц тут в проулке журналиста задушили. И опять дамским чулком.
        Моя будка на этом месте уж лет тридцать стоит. И при мне двоих газетчиков из
«Известий» придушили, а предшественник мой, что в этой будке работал, сказывал, что и на его памяти убийства были. Мстит Жужу как может…
        - Сказка! - усмехнулся не поверивший рассказу Володя. - Из серии «В одном черном-черном городе жила черная-черная фигура…» Брехня. Не верю!
        - Я никогда не брешу! - помрачнел сапожник.
        Володя подхватил сумки и скомандовал:
        - Идем, Надя! Как раз место освободилось, а народ с работы пошел. Да мы сейчас все журналы продадим!
        Но только они начали выкладывать «Новый мир» с «Современником», как из магазина выбежала продавщица:
        - Не стойте здесь! Уходите! Тем более с журналами!
        Но Володя не сдался:
        - Теперь свободную торговлю разрешили. А журналы у нас - самые востребованные.
        - Дурак! - грубо рявкнула продавщица, но связываться не стала.
        - А могу я посмотреть? - нараспев спросила вдруг какая-то молодая женщина.
        И откуда она здесь взялась, Надя и не заметила. Да и то - ведь они ругались с продавщицей.
        А покупательница меж тем наклонилась к журналам на ступеньках.
        - Это что-то новенькое! А не покажете ли вы мне… - Женщина обернулась к Володе.
        Тот с готовностью поднял журнал и протянул даме.
        - Здесь плохо видно, - проговорила та. - Пойдемте к фонарю, вон туда!
        Женщина показала рукой на ближайший фонарь, за которым таился узкий и темный проулок между домами.
        И тут вдруг Надя вздрогнула: на покупательнице было черное бархатное пальто до пят (такие мало кто, но носит), но еще и изящная черная шляпка - такие давно никто уже не надевает. И не просто шляпка - настоящее произведение искусства старинной модистки!
        Боже! Надя схватила мужа за рукав:
        - Не ходи никуда!
        Но Володя ее будто и не слышал. Как загипнотизированный, он покорно глядел на покупательницу, а та уже схватила его за рукав и потянула за собой.
        - Не тронь его! - закричала на незнакомку Надя. - Ты не имеешь права!
        - Отчего? - нараспев проговорила дама.
        - Оттого, что я знаю, кто ты, - модистка-француженка Жозефина-Жужу! И нечего чужих мужчин сманивать, если без своего осталась! - выпалила Надежда.
        Модистка ухмыльнулась, прошипела что-то по-французски и… растаяла в воздухе.
        Володя тяжело вздохнул и… очнулся.
        - Что-то мне холодно… - прошептал он. А потом вдруг вскинулся на жену: - Ты зачем покупательницу отогнала?
        Но Надя уже собирала сумки:
        - Идем! Поздно уже. Все равно в темноте никто наших журналов не разглядит.
        Когда они, уже придя домой, сели за скудный ужин, Надя спросила:
        - Ты хоть понял, кто к нам подошел?
        Володя поднял на жену абсолютно честные глаза:
        - Разве кто-то подходил?
        - А чего же мы ушли?!
        - Так ведь холодно стало…
        И сколько потом ни билась Надя, муж действительно ничего не мог вспомнить о странной покупательнице. И до сих пор он твердит:
        - Надьке вечно что-то мерещится!
        А ведь если б не мерещилось, давно уже удавили бы Володьку в черном проходе между домами.
        Между прочим, теперь нет уже легендарного когда-то на всю Москву магазина
«Подписных изданий». В 2003 году дом реконструировали. Теперь здесь бизнес-центр
«Кузнецкий Мост». Но книги все же остались - в закутке размещен отдел Дома педагогической книги.
        Может, потому до сих пор кто-нибудь да и расскажет о француженке Жужу. Однако газетами вразнос на Кузнецком Мосту не торгуют. Опасаются…
        В любой конец за 10 копеек
        Улица Кузнецкий Мост, № 15/8
        Их лица заливала краска,
        От страсти или от жары?..
        - Вам не встречалась та коляска,
        Скажите, будьте так добры?
        Игорь Северянин.
        Коляска
        Другая абсолютно мистическая встреча произошла с Кириллом Поздняковым, который давно уже живет в Австралии. Но в 1990-х годах он обитал в Москве, где и старался создать свое дело. И так уж получилось, что расчетный счет он открыл в Мосбизнесбанке, головное отделение которого было на Кузнецком Мосту, № 15/8.
        Банковское здание было старинным, построенным еще в 1898 году. Вход с витыми колоннами, в залах лепнина и позолота. И вот банковское счастье - финансовым учреждением это здание уже сто лет было, им и осталось. Поразительная стабильность, учитывая, что практически чуть не любое здание в Москве много раз меняло свой профиль.
        Сначала (с 1898 г.) здесь был Московский международный торговый банк, в советское время тоже банковские учреждения, с 1963 года Международный банк экономического сотрудничества. Мосбизнесбанк, где открыл счет наш Кирилл, обосновался здесь в новое время, с 1990 года.
        Однажды Кирилл сильно задержался в помещении банка с какой-то проверкой. Время поджимало, охрана уже начала беспардонно выгонять посетителей. Но Кирилла взял под крыло один из банковских клерков, которого ушлый Поздняков прикармливал на всякий случай. Вот случай и настал - клерк попросил охрану дать им еще полчасика поработать. Конечно, это было строго запрещено. Но в то время кругом царил бардак, так что в итоге все оказывалось можно.
        Кузнецкий Мост, № 15/8
        - Кирилл Сергеевич скоро уедет, - пообещал клерк, суя охраннику долларовую бумажку. - Мы закончим и такси вызовем.
        Охранник неожиданно зло осклабился:
        - Главное, не вызовите Серый экипаж!
        - Это что за фишка - экипаж? - поинтересовался Кирилл.
        - А, местная легенда! - отмахнулся клерк.
        Но Кирилл отличался любопытством.
        - Расскажи!
        Клерк и рассказал, что знал.
        В далеком XIX веке, когда Кузнецкий еще действительно был мостом через реку Неглинка, а не улицей, насыпанной поверх русла реки, здесь располагались французские лавки. Торговали типично французскими товарами - нарядами, косметикой, парфюмерией. Лавки быстро набрали оборот, хозяева разбогатели. Ну а там, где появляются большие деньги, что надо? Верно - банки и игорные дома. Первые были легальными, вторые, как обычно, нет. Поэтому, чтобы не подвести запрещенный бизнес, экипажи сновали вокруг и останавливались только около здания трех банков, открытых абсолютно законно. Но на самом деле извозчики дожидались тех, кто выходил из игорных домов. И стоит сказать, что не все проигрывались, многие, наоборот, выходили с карманами полными золотых и ассигнаций.
        И вот нашелся один извозчик - решил заграбастать куш с такого выигравшего счастливчика. Посадил в свой экипаж, завез в глухомань да и убил там. Денежки, известно, себе забрал. Только у убитого помещика было трое сыновей-удальцов. Выяснили они, что отец их взял извозчика, одетого в неброскую серую одежду, сел в неприметный серый экипаж - с тех пор его никто и не видел. Проследили парни того извозчика и узнали, что через день после исчезновения их отца положил душегубец в банк огромную сумму денег, совпадающую с отцовым выигрышем.
        Долго думать сыновья не стали - взяли и убили серого возилу.
        Да только с тех пор в самые глухие и темные ночи стал появляться на Кузнецком Мосту Серый экипаж с возницей в сером. Иногда он долго стоял без дела, иногда вообще уезжал, но иногда все же подъезжал к человеку, вышедшему из игорного дома. И никогда не ошибался - тот, к кому он обращался, всегда оказывался из тех, кто проигрался в пух и прах.
        - Барин! - предлагал Серый возница сладким голосом. - Видя ваше положение, готов подвезти в любой конец Москвы за десять копеек.
        А надо сказать, что самая малая цена на короткий маршрут в пределах Садового кольца составляла 40 копеек. Ясно, что проигравшийся охотно соглашался, еще и благодарил, садясь в Серый экипаж. Вот только никто бедолагу никогда уже больше не видел.
        - Куда же он девался? - с издевкой поинтересовался Кирилл. - Если следовать логике рассказа, кучер должен был набирать тех, кто выиграл, чтобы потом ограбить и убить.
        - Кто же может понять логику привидений? - махнул рукой клерк.
        И приятели пошли заканчивать сверку документов.
        Через час уставший, но вполне довольный сделанным, Кирилл вышел на ступеньки Мосбизнесбанка, чтобы дождаться такси, которое вот-вот должно было подъехать.
        Но время шло. Такси не появлялось. Фонари у банка горели тускло, в то время на всем экономили. Кирилл хотел вернуться обратно в банк, но сообразил, что теперь охрана его уже не впустит.
        - Черт, хоть бы кто подъехал! - в сердцах воскликнул он.
        И тут, словно из-под земли, перед ступенями банка появился Серый экипаж. Темные гнедые лошади забили копытами, высекая искры из булыжной мостовой Кузнецкого Моста. Высокий извозчик во всем сером проговорил елейным голосом:
        - Садись, барин! В любой конец Москвы за десять копеек!
        И от этого приторно-елейного голоса, от давящей серой громады старинного экипажа, абсолютно нелепого у здания современного банка, повеяло таким жутким холодом, необъятным ужасом, что оборотистый предприниматель Кирилл, не боявшийся ходить на стрелку с авторитетами, вдруг заорал дурным тоненьким голосом и заколотил в двери банка руками, ногами, навалился всем корпусом. Ему показалось, что прошло много-много времени, но оказалось, всего-то несколько минут, пока охранники нажали на тревожную кнопку и из соседнего дома примчался наряд милиции.
        Конечно, Кирилла задержали и повели в отделение. Потом, разобравшись, отпустили, потому что все объяснил прибежавший клерк. Никакого экипажа никто, конечно, не заметил. Но Кирилл отказался выходить из отделения, приговаривая:
        - Вот наступит рассвет, тогда пойду!
        На другой же день Кирилл закрыл свой счет в Мосбизнесбанке. Ну а потом, помыкавшись с бизнесом, вообще уехал из страны. Теперь, правда, часто приезжает. Жалеет, что уехал. Хочет вернуться. Но на Кузнецкий до сих пор ни ногой.
        Сгоревшие ассигнации
        Улица Мясницкая, № 17
        Ох, день-день-деньжата - деньги, денежки
        Слаще пряника, милее девушки.
        Все ищут ответа - где главный идеал?
        Пока ответа нету - копите капитал!
        Юлий Ким. Денежки
        (из к/ф «Сватовство гусара»)
        Любочка (именно так зовут знакомые мою подругу, несмотря на то что в ней 180 сантиметров роста и 95 килограммов веса) неожиданно для всех стала бизнесвумен. И за первые пару лет заработала столько, что решила свозить всю нашу теплую
«девичью» компанию (четыре человека) отдохнуть на Кипр. Вот какая щедрая наша Любочка!
        Однако так было не всегда. Первое время Любочка тряслась над каждым рублем. От нее и снега бы зимой никто не допросился. Дошло до того, что друзья стали Любочку игнорировать - кому охота общаться с патологической скрягой?! Но неожиданно - в одну ночь! - все изменилось кардинально и, думаю, навсегда. Любочка снова стала доброй и отзывчивой. А случилось вот что.
        В тот вечер Любочка работала допоздна. Без обеда - это при ее-то комплекции! Но слабины себе не дала и что нужно доделала. Вот только вышла с работы злая как черт - есть хотелось. Впрочем, не обедала Любочка не только потому, что дел было невпроворот, а еще и оттого, что бой френд ждал ее в «Баре вредных привычек». Да-да, есть в Москве и такой - не тусовочный, не шикарный, но зато близкий сердцу. Находится он в боковой арке Главпочтамта. Публика там только своя, состоящая из завсегдатаев. Заведение крошечное, все друг друга знают. Бармен в курсе вкусов каждого посетителя. Даже коктейли для своих смешивает на глазок.
        Мясницкая улица, № 17
        Вот Любочка и зашагала по Мясницкой улице к почтамту. Прошла дом, другой и почувствовала, что жутко устала. Ноги передвигать ну просто сил нет! Сумка на плече стала казаться пудовой. К тому же Любочка чуть не столкнулась с парочкой, которая шла впереди, но неожиданно развернулась обратно. И о чем только люди думают? Шли себе спокойно - и вдруг на тебе, развернулись и понеслись так резво, будто убегали от кого.
        Любочка и сама неожиданно почувствовала, что лучше бы развернуться и не идти дальше. Что за чертовщина? Мясницкая отлично освещена, луна вон полная на небе, только… Любочка вдруг осознала невозможное - на улице нет ни людей, ни машин. Да разве такое бывает?! Это же центр, тут вечное столпотворение! И вдруг - никого…
        Конечно, любая бы развернулась и припустила, как та парочка, что только что убежала. Но не Любочка! 180 сантиметров роста и 95 килограммов - это же танк. И чем больше препятствий, тем сильнее Любочка прет вперед. К тому же в заветном
«Баре вредных привычек» ее ждет бойфренд. Где еще она найдет такого, которому ее
180 сантиметров и 95 килограммов приглянутся?..
        Словом, Любочка пропорола Мясницкую улицу, как заправский ледокол. Прошла мимо дома с портиком на втором этаже, потом мимо большущего серого здания, у ворот которого, кажется, сидит каменный лев. Сейчас льва не видно, один силуэт чернеет. А вот совсем какой-то тусклый домишко. За ним, слава богу, знаменитый магазин
«Чай-кофе» с подсвеченными витринами.
        Но дойти до витрин Любочка не успела. Темная фигура в длинном потрепанном черном пальто, невесть из какой подворотни выскочившая, устремилась прямо на Любочку. Вблизи стало видно, что это старик с белесыми жидкими волосиками. Он уставился на девушку выцветшими злыми глазами и пробормотал:
        - Денежки, денежки мои!
        Любочка попятилась - не хватало только на пьяного бомжа нарваться.
        - Где мои кровные? - простенал старикашка. - Обокрали! О-хо-хо!
        Любочка постаралась обойти старика. Может, он вообще псих?!
        Но обойти стенающего оказалось трудно. Он как-то ловко повторял движения Любочки: она вправо - и он за ней, она влево - и старик туда же. У Любочки уже и коленки задрожали, страшно стало. А старикашка руку к ней протягивает:
        - Подай денежку старику Кусовникову!
        И тут у Любочки словно второе дыхание включилось. Нет уж, никому она ни рубля не даст!
        - Ишь чего захотел! - взвизгнула она и замахнулась на противного старикашку сумкой.
        Но… сумка Любочки прорезала воздух. Попрошайка же склонил трясущуюся голову к плечу и выдохнул:
        - Нехорошо! По миру пойдешь, по миру!
        - А ты меня не пугай! - рявкнула Любочка и осеклась…
        Противный старикашка покачнулся и растаял в воздухе.
        Если вы думаете, что Любочка застучала зубами или закричала от страха, то это не так. Любочка только прижала покрепче к себе сумку и выругалась. Как известно, наши бизнес-леди вполне освоили здоровый русский мат. Сразу стало легче, и Любочка быстро зашагала мимо чайного дома в заветный «Бар вредных привычек».
        Страшно Любочке стало только назавтра, когда одна за другой сорвались сразу несколько, казалось бы, абсолютно надежных сделок. К вечеру выяснилось, что еще и банк, в котором она собиралась взять кредит, ей отказал. Словом, Любочка оказалась с теми же крошечными деньгами, с которыми начинала бизнес. Только теперь на ней еще повисли и долги.
        Вот когда на ум пришли вдруг слова странного старикашки: «По миру пойдешь!» Точно - пойдет…
        Через неделю «бизнеса» долг Любочки достигал уже стоимости ее единственной квартиры, сделки срывались как по плану. Любочка впала в панику. Вот тогда-то бойфренд и отвел ее к одной даме-гадалке, что числилась в завсегдатаях «Бара вредных привычек». Действительно, разве знать будущее - не вреднейшая привычка человечества?
        Дама выслушала Любочку, покачала головой в красном шарфе и всплеснула руками, усеянными массивными браслетами и кольцами:
        - Так вы же со стариком Кусовниковым встретились!
        - С кем? - удивилась Любочка. Но вдруг и сама вспомнила: старик именно эту фамилию называл.
        - Старик Кусовников жил как раз в доме номер 17 по Мясницкой улице, на месте которого стоит нынешний дом, около которого вы его и встретили.
        Дама-гадалка усадила Любочку - рассказ-то долгим будет - и поведала стародавнюю историю.
        В начале 1840-х годов дом № 17 на Мясницкой улице перешел во владение четы Кусовниковых. Муж, Петр Петрович, происходил из древнего купеческого рода, разбогатевшего еще в конце XVIII века и ставшего вести жизнь вполне аристократическую. Сам Петр Петрович был человеком уже почтенного военного звания - генерал-майором, к тому же весьма богатым.
        Дом № 17 Кусовников решил выкупить потому, что в начале XIX века тот принадлежал его родственнику - лейб-гвардии капитану Алексею Кусовникову. Однако, приобретая дом, Петр Петрович и не подозревал о его тайне. Оказалось, что в большом доме несколько комнат были заколочены. Ясно, что Петр Петрович приказал открыть эти потайные комнаты. Но когда он увидел их убранство, то, как говорят, немного умом тронулся. И немудрено! Комнаты были обиты черным штофом, даже потолки черные. По стенам шла замысловатая черно-красно-золотая лепнина с загадочными знаками и символами. Выяснилось, что Алексей Кусовников был ярый масон, член ложи
«Соединенных друзей», вот он и сделал несколько тайных комнат, предназначенных для масонских собраний и обрядов.
        Новый хозяин, Петр Петрович, конечно, приказал снова закрыть комнаты, но сам стал тревожен, нелюдим, перестал спать ночами, словом, как говорили его друзья,
«потерялся умом в тех черных комнатах».
        Тут стоит вспомнить, что род Кусовниковых всегда отличался странностями. Предок Петра Петровича, петербургский купец-миллионер Михаил Семенович Кусовников развлекался еще на рубеже XVIII - XIX веков очень своеобразно. Оденется в лохмотья и явится в самый богатый магазин, а чаще всего в ювелирную лавку. Выберет дорогущий бриллиант и требует, чтобы ему показали. А когда продавец или хозяин попытается выгнать «нищего бродяжку» вон, Кусовников вынет из кармана пачку ассигнаций и бросит на прилавок:
        - Вот! Знай наших! Всю ювелирную лавку могу купить, не то что один брульянт!
        Продавцы, конечно, тут же в пояс кланяются с извинениями. А Кусовникову только того и надо - уважения.
        Между прочим, жил он в одном из самых престижных домов Петербурга - на углу нынешнего канала Грибоедова и Невского проспекта. Этот трехэтажный особняк (№
30/16) построил сам великий Растрелли. После смерти Кусовникова дом перешел к его дочери Ольге, вышедшей в 1828 году замуж за знаменитого барона Василия Энгельгардта, того самого, что устраивал в Петербурге знаменитые балы-маскарады, на которые съезжалось все светское общество и где бывал сам император Николай I. Именно этот дом Энгельгардта и описал Михаил Юрьевич Лермонтов в своей драме
«Маскарад». Словом, несмотря на купеческое происхождение, Кусовниковы принадлежали к высшему обществу.
        Вот и о московском Петре Кусовникове не следует говорить, что он был «замызганным старикашкой», как иногда пишут. Просто возраст и впечатление от черных масонских комнат повлияли на его бедный ум. Петру Петровичу стало мерещиться, что все хотят его ограбить. Вот он и удумал: перевел деньги в банковские ассигнации (что-то вроде облигаций - платежных обещаний банка), упаковал их в непромокаемый мешок и стал прятать каждый день дома в разных местах. Опасаясь воров, всех слуг Кусовников рассчитал, гостей не принимал, на себя почти ничего не тратил, питался чуть ли не черствым хлебом. Супруга его, Варвара Ивановна, была женщина кроткая, на феноменальную скупость супругу не пеняла - раз муж велел питаться сухариками, не общаться ни с кем, обходиться без прислуги, - так тому и быть. А может, она и сама была жадна.
        Варвара Ивановна даже дикую затею мужа одобрила: чтобы избежать ночного воровства, Кусовников нанимал извозчика и всю ночь колесил по Москве, прижимая к груди заветный мешок с ассигнациями. Ну и Варвара Ивановна восседала рядом, цепко ухватившись за шкатулку со своими семейными драгоценностями. При этом одевались супруги в рванину, чтобы не привлечь ненужного внимания.
        Но как-то раз пришлось им все-таки выбраться из дома на неделю. Дела в подмосковной усадьбе потребовали присутствия. К их возвращению истопник решил протопить хозяйскую спальню, вот и затопил печь. Откуда ж ему было знать, что странный хозяин перед отъездом засунул туда свой заветный мешок, а хозяйка - шкатулку?!
        Крик, поднявшийся едва чета Кусовниковых, возвратившись, переступила порог спальни, говорят, был слышен по всей округе. Увидев, что ее драгоценности переплавились в сплошное месиво, бедная Варвара Ивановна упала замертво. Петр Петрович, узрев пепел вместо ассигнаций, оказался поживучее - похоронив жену, он кинулся в банк:
        - Нельзя ли восстановить ассигнации по имеющейся описи?!
        Но банк ему отказал. Вот тогда-то бедняга Кусовников и тронулся умом по-настоящему. Некоторое время он в рубище гулял по Мясницкой, распугивая прохожих. Ну а потом умер, да не смог уйти на тот свет - все надеется вернуть свои сбережения. Вот и пугает теперь людей в полнолуние - стонет и плачет, а потом просит денег.
        - Встреча с ним не обещает для денежных людей ничего хорошего. Особенно, если бизнесмен откажется дать ему денег, как вы, Любочка. Тогда он злится и разоряет весь бизнес.
        - Что же мне делать? - чуть не в слезах вскричала бедная Любочка. - Эдак я точно по миру пойду!..
        - Можно исправить ситуацию, - проговорила гадалка.
        Любочка с грацией бегемотихи плюхнулась на колени:
        - Скажите как? Я на все согласная!
        - Тогда идите в полночь на Мясницкую улицу и у дома номер 17, где раньше было жилье Кусовникова, положите на мостовую самую крупную купюру, что у вас имеется.
        - Все, что есть, положу! - выдохнула Любочка.
        - И скажите уважительно: «Петр Петрович, Варвара Ивановна, вот ваши денежки!» И уходите быстро, не оглядываясь.
        Любочка все сделала, как учили. И дела наладились. Через пару дней позвонил один заказчик, потом другой. Пошло дело снова вверх - к прибыли.
        Вот как относиться к такому рассказу?! Не верите - ну и ладно! Но все-таки не гуляйте во владениях Кусовниковых в полнолуние. Береженого Бог бережет. Ну а встретите бедного старика-привидение, дайте хоть рублишко, проявите сочувствие к погорельцу.
        ПРОТИВОСТОЯНИЕ, ИЛИ КУЛИЧИКИ КНЯЗЯ ТЬМЫ
        Москва - город-пазл: стариннейшие здания, явленные миру много сотен лет назад, соседствуют с домами, построенными в бурные времена строительства хрущоб в Черемушках и других спальных районах, и со зданиями, возведенными в самые последние годы. И ничего - вполне мирно уживаются!
        Вот только жители центра не стремятся выехать из старого и ветхого жилья. Даже когда в 50 - 60-х годах ХХ века расселяли коммуналки, «центровые» москвичи стремились остаться. Пусть коммуналка, пусть сырые дома, а на улице загазованность выше крыши - зато центр!
        Но находились и исключения. Например, жители Ивановского переулка, переименованного в советские времена в улицу Забелина, рвались куда угодно, хоть на самую окраину - лишь бы не в этих стенах! А ведь это - самый центр, легендарный Белый город. Да здесь что ни камень - глубочайшая, интереснейшая история! Однако жители Ивановского переулка и окрестностей грезили не о престиже и истории. Они мечтали о… покое. Ибо в их квартирах раздавались томительные стоны, неожиданно холодало так, что кровь застывала в жилах, и в необъятных старинных коридорах возникали темные фигуры. Призраки - и это в ХХ веке!..
        Игры в Кулишках
        Ивановский холм - территория в районе улицы Забелина и Ивановского переулка
        И при огненной луне -
        Я брожу, тоской объята;
        Вспомнить, вспомнить надо мне!
        Мирра Лохвицкая.
        Забытое заклятье
        Старожилы ХХ века вспоминали, что нынешние жилые квартиры в переулке и по улице устроены прямо в бывшем доме причта Ивановского женского монастыря и в сохранившихся кельях монахинь - вон напротив собор с куполами, с которых в 1918 году скинуты кресты. Видно, сами монастырские стены стонут, протестуя против богопротивного разрушения, и «гости из прошлого» будоражат жизнь нынешнюю.
        Историки же вспоминали еще более древнее: в языческие времена здесь было странное место, состоящее из сочетания болот и холмов. Из первых постоянно вырывались то фонтаны грязи, а то и устрашающие болотные огни. На холмах же, как их называли раньше, земляных куличиках, стояли идолы древних богов, вокруг которых ведуны и волхвы устраивали свои тайные служения. Словом, устрашающе-таинственное место, к которому простому человеку не следует приближаться, не то что селиться в домах, пусть построенных и спустя века, но на нехорошем месте.
        В христианские времена старых языческих идолов с холмов скинули, болота осушили. Темный еловый бор, росший на самом высоком холме, быстро разросся на земле, удобренной прежними болотами. Место назвали Елохом под Старым Бором (то есть еловым лесом, не путать с позднейшим Елоховским у нынешней станции метро
«Бауманская»). Вот только худая слава Ивановского холма осталась.
        Жители округи шептались, что по бывшим болотам бродит неприкаянная и оттого злая кикимора, готовая в любой миг утащить свою жертву в мир нежити. Будто бы к ее стенаниям присоединился и леший, потому что жители стали рубить еловый лес на постройки и дрова и теперь сгоняют лешего с насиженных мест. Да и старые языческие идолища, то ли засунутые в болота, то ли погребенные где-то под землей, стонут по ночам, аж кровь в жилах стынет. Не мудрено, что однажды пошел слух, что на холмах-куличиках бесы поселились. Играются в свои бесовские игры. Призывают самого князя тьмы. И тот на зов является. Появился даже словесный оборот - у черта на куличках, то есть на бесовских игрищах.
        Однако это место под Бором находилось прямо под боком святого Московского Кремля. И вдруг - игрища князя тьмы?!
        В борьбе с таким внутренним злом следовало предпринять самые кардинальные меры. Начали со строительства церквей. Вокруг храмов образовались поселения прихожан. Конечно, Кулишки пока в черту города не вошли, и потому «жить на Кулишках» означало «в несусветной дали». Но места обживались. Прежнее значение чертовых куличек забывалось. Слово начали произносить как «кулишки» или «кулижки» и объяснять, что «кулижками» (кучками) вырубался лес, отсюда и название местности вокруг Ивановской горки - Кулишки.
        Бесовское действо
        Славянская площадь, № 2, храм Всех Святых на Кулишках
        Тогда лунный путь вскипает, из него начинает хлестать лунная река и разливается во все стороны.
        Михаил Булгаков.
        Мастер и Маргарита
        В конце XIV века великий князь Дмитрий Донской решил положить конец разным слухам. По его приказанию в Кулишках, что под Бором, была выстроена огромная деревянная церковь Всех Святых. В ее подвалах и вокруг на кладбищенской территории были захоронены герои, павшие в Куликовской битве. Церковь-мемориал небесных святых приняла земных ратных мучеников. Ну и разговоры про нечистую силу прекратились. В самом деле, откуда же быть нечисти, ежели в церкви упокоились самые чистейшие и мужественные герои-защитники?!
        Теперь москвичи говаривали, что название Кулишки вообще пошло от названия великострадального Куликова поля. Словом, как написали летописи, «посрамлены были беси и окончатися противостояние на Кулишках». Только вот разве бесовщина сдается без кровавого боя?
        К началу XVI века деревянная церковь сильно обветшала. И вот (дело было еще до Смутного времени и боев 1612 года) решили старое здание снести и на его месте возвести храм каменный, опять же Всех Святых или Всехсвятский. Работы ожидались капитальнейшие - планировалось перестроить подземные усыпальницы, закрыть братское кладбище, переведя его в другое место. Но тут начались смутные времена. И снова ожили мистические воспоминания: опять пошел разговор, что Кулишки - территория князя тьмы. А защитники Куликова поля, пока были захоронены в подземельях Всехсвятской церкви, землю от зла защищали, но когда потревожили их прах - осерчали на неблагодарных людей. И некому стало защищать землю Русскую. Вот и пожаловали иноземцы - брать Русь чуть ли не голыми руками…
        Однако на любую руку, как известно, существует ежовая рукавица. Иноземных захватчиков изгнали. На трон выбрали Михаила Романова. Смутное время закончилось. Храм Всех Святых на Кулишках, пострадавший в результате боев 1612 года (тогда прямо около его стен стояли пушки ополченцев), решено было привести в порядок. А к
1660 году перестроили и подземные усыпальницы.
        Вот только во время строительных работ, особливо после того, как тела воинов Куликова поля перенесли из храмовой усыпальницы в другое место, начали каменщики как-то опасливо приходить на работу. Оказалось, многие слышат странные стоны, стуки, жалостливые плачи. По строительным артелям пополз слух - усопшие гневаются за то, что с ними так бесчеловечно поступили. Быть беде!
        Расцвет Кремля. Всехсвятский мост и Кремль в конце XVII в. Художник А.М. Васнецов
        И лихо случилось. На другое утро после нового освящения храма настоятель явился пораньше. От дверей кликнул ночного сторожа, но тот не отозвался. Настоятель позвал еще разок и тут услышал из дальнего притвора жалобно-перепуганный всхлип. Кинулся туда, а там…
        На каменном полу, скорчившись и закрыв голову руками, лежал насмерть перепуганный сторож. Настоятель начал приводить его в чувство, и сторож, еле ворочая языком, рассказал такое!..
        Огромная белая луна вползла ночью в верхнее окно храма. Стало жутко от ее призрачного света и страшного холода, сковавшего церковь. А потом стукнуло что-то над алтарем. Сначала тихо, потом громче и забило-загудело так, что со стен одна за другой стали падать иконы. Прямо над алтарем вспыхнул ядовито-голубой отсвет, скатался в большой плотный шар и вдруг лопнул на крохотные горящие куски, брызнув искрами по всему храму. И в тот же миг золоченый ангел, вырезанный из единого куска дерева, сорвался со стены и рухнул на пол…
        Уже к вечеру о случившемся узнали все окрестные жители, на другой день - весь город. Сохранились древние записи: «Быть всю ночь стук громкий во стенах, и свечение диавольское под сводом разливалося. Беси то собе потеху дея…»
        Вспомнили и мастеровых, рассказывавших о жутких стонах и стуках: усопшие гневались… Вспомнили и о давно забытом: кулишки - вовсе не поляны, в бору вырубленные, а холмы-куличики - забавы для бесов. Впрочем, холмы-куличики - одно, а нечистый дух в церкви - совсем другое. Никогда доселе такого не случалось в Москве православной!
        Были вызваны лучшие специалисты по изгнанию бесов. Службу решили не прекращать, а молиться в храме еще усерднее и круглосуточно. Денно и нощно священники с паствой били земные поклоны, читали молитвы. Храм окурили ладаном, окропили святой водой. Это помогало, но ненадолго. Едва смолкали молитвы, снова слышался тревожный стук, яростный треск, словно кто-то изнутри хотел разломать святые стены. Бес был силен. Но и священнослужители не отступали. Через неделю паства потихоньку разбежалась по домам, но священники не сдавались. Это было их реальное сражение с силами тьмы.
        Москвичи следили за этим противостоянием затаив дух. Видели, как часто, не выдерживая напряжения, священники падали прямо в церкви, и их выносили на свежий воздух - отдышаться. Батюшки были измотаны и истерзаны, но не сдавались. Если кто-то выбывал, теряя сознание, на его место заступал другой. Это чудовищное противостояние длилось две недели. В последний вечер сражения в храме раздался невероятный грохот, будто сам купол рухнул вниз. Молящиеся застыли в ужасе, но не перестали читать молитвы. Вмиг невесть откуда налетел ледяной ветер. Погасли разом все свечи. Некто, не видимый в темноте, тяжело охнул - и… наступила тишина. Полная! Ни один из священников не шелохнулся, но и ни одного стука бесовского не раздалось более. Молитвы победили!
        Храм Всех Святых на Кулишках. Конец XIX в.
        Поутру храм освятили заново. Торжественно и пышно при огромном скоплении народа. Люди благодарили Бога за избавление от напасти. А в самый разгар службы луч солнца неожиданно протиснулся через окна и волшебным чистым светом осветил иконостас Всех Святых. Видно, и они принимали участие в изгнании беса. И каждый, кто в ту минуту был в храме, ощутил невероятную приподнятость духа и радость всеобъемлющую.
        Великий ужас в церковной богадельне
        Улица Солянка, № 4
        Не замолю я страшный грех -
        Он странен и велик!
        Но я смеюсь, и слышу смех,
        И вижу странный лик…
        Тэффи.
        Монахиня
        Однако нечисть хоть и замерла, но только на время. Не хотелось бесенятам перестать играть в свои куличики. Уже через несколько лет поползли по Москве слухи - опять нечисто в проклятых Кулишках.
        На этот раз поздней осенью (или ранней зимой?), на рубеже ноября - декабря 1666 года (чувствуете, прямо-таки число зверя - три шестерки?) опять-таки в святом месте - женской нищепитательнице (богадельне) обнаружилась новая «сила диаволова». Богадельня была основана при церкви Святой Животворящей Троицы на Солянке на том месте, где сейчас стоит дом № 4. Храм этот был заложен по благословению самого первого Московского патриарха Иова и потому считался особо почитаемым и благостным. И вот в его богоспасительном доме началось твориться нечто невообразимое и страшное: как наступит ночная тьма, так в коридорах и комнатах стучит кто-то, кричит и завывает дурным голосом. Сначала думали, что приходящие служанки или свои послушницы столь непотребно шалят. Стали их закрывать на ночь на запор в одной келье. Но это не помогло.
        Со временем стало только еще хуже и страшнее - кто-то невидимый начал стаскивать, а то и сбрасывать старух и монашек с их полатей и лавок. В полночь начинался и вовсе кромешный ад: свечи по всем помещениям гасли враз, а по коридорам кружились какие-то черные сгустки, словно колдуны в зловещих танцах.
        Богадельня перешла на осадное положение. Никто уже не спал по ночам. Несчастные напуганные старухи сбивались в одну келью и молились до рассвета. Господи, спаси и сохрани!
        Священники, вызываемые в богадельню, читали молитвы, да видно, и сами жили не без греха - не слышал Бог их молитв, не давал управы на черных духов. Один из священнослужителей вынес вердикт: в богадельню «по действу некоего чародея вселился демон и живущим тамо различные пакости творяще».
        Дошло до того, что про «место диаволово» прознал сам царь Алексей Михайлович. По его приказу один из приближенных бояр провел в страшной богадельне ночь. Наутро посланные царем слуги еле сумели привести боярина обратно - так плохо он себя чувствовал от перенесенного ужаса.
        Царь собрал совет: что делать? И один из бояр, Димитрий Кучка, предложил послать за преподобным иеромонахом Илларионом. Этот святой старец проводил жизнь свою в уединении Флорищевой пустыни. Но к нему часто приезжали за советом и благословением. Москвичам повезло, что именно в конце 1666 года старец оказался в столице. Ведь, как свидетельствовала летопись, преподобный Илларион «молитвами своими мог прогонять нечистых духов».
        Однако, когда Иллариона привели к Алексею Михайловичу, монах отказался от царской просьбы. Это было неслыханно, но старец стоял на своем:
        - Не смею по духовной немощи связываться с нечистым духом!
        - А кто ж тогда смеет, коли не ты? - удивился царь.
        - Есть и иные старцы! - смиренно ответствовал Илларион.
        Царь нахмурился. Он, как известно, звался Тишайшим, но накричать да пригрозить мог почище своего сынка - будущего Петра Великого.
        - Негде мне иных искать! - рявкнул Тишайший. - Там старухи беспомощные от страха мрут, а мы с тобой турусы разводим!
        Словом, прямо из царской приемной Илларион попал в богадельню. Взглянул и ужаснулся - обитательницы нищепитательного дома дрожью дрожат, затравленными очами смотрят. Уж и не чают спасения…
        В тот же вечер, укорив себя за бесчеловечность, начал преподобный Илларион священное действо. Он прочел подобающие молитвы и, обойдя богадельню, окропил все стены святой водой. Затем, уверенный в своих силах, велел всем обитателям помолиться и спокойно ложиться спать. Лег и сам, накрывшись старой шубой.
        Да только, едва лег, услышал жуткие стоны, крики, вопли. Луна, проскользнув в каморку, глядела на все ледяным, студеным, почти смертельным взором. Двери богадельни начали скрипеть и раскачиваться, хотя никакого ветра в помине не было. Как рассказывал потом сам старец, «неистовый дух привел его в страх великий, оторопь ледяную». Нечто черное спихнуло монаха с лавки на земляной пол. Накрыло поверх шубы старым мешком, из которого сыпалось какое-то протухшее зерно. Потом в него полетели тяжелые ножи с трезубыми вилками. Правда, ни те ни другие не вонзились в преподобного старца, останавливаясь, не долетев на вершок и падая на пол. От эдакого действа старцу стало еще более жутко.
        Он забился под свою шубу и начал лихорадочно читать молитвы. И потихоньку, от их святых слов, ужас отступил от души преподобного. Он расправил плечи и поднялся с пола. И тут со стены сорвалось распятие и грохнулось, разбившись на куски, едва не зашибив старца. Как вспоминал он потом, это снова «посеяло в душе великий ужас и нечеловеческое смятение». Уже почти теряя рассудок, старец рухнул на пол, но молиться не перестал. Сначала произносил слова как в лихорадке, плохо понимая, что говорит. Но понемногу к словам вернулся смысл.
        - Господи, помоги, дай мне сил! - взмолился старец из последних сил.
        И Бог услышал его! Стенания, вопли и крики прекратились. Илларион уже осмысленно начал читать молитвы, изгоняя беса. Голос его окреп - монах перешел в наступление.
«Распевая псалмы святые и молитвы неодолимые, кропя повсюду», старец ринулся по кельям и коридорам богадельни. Его голос звучал победной иерихонской трубой. Трижды он сумел обойти все помещения, совершая святой обряд изгнания беса. И справился - выгнал-таки!
        Церковь Кира и Иоанна
        Это была настоящая битва света и тьмы. И одним днем она не закончилась. Еще «пять недель с двумя иноками там подвизался в молитвах», как отметила летопись. А потом еще десять недель оставался в нищепитательнице - на всякий случай, дабы «бесу неповадно вернутися». Словом, это была тяжелая победа. Недаром, когда впоследствии Илларион был назначен митрополитом Суздальским и Юрьевским, летописец написал о нем: «Царев храбрый воин и в битве победитель, супостатом непреодоленный, нечистому духу страшный, а всему миру - явный и дивный чудотворец».
        Вот так-то!
        С тех пор и обитатели богадельни, и прихожане церкви Троицы на Солянке вздохнули с облегчением. Никакой бес не тревожил их более. Однако дух этого места спокойствия так и не обрел. Иначе чем бы объяснить, что и богадельню, и саму церковь вскорости объединили приходами с Пятницкой церковью, а потом и вовсе снесли. И только к 1768 году Екатерина Великая приказала возвести на этом месте храм в честь святых Кира и Иоанна. Дело в том, что именно в день их памяти новая правительница и пришла к власти.
        Но злой гений места и на этом не успокоился. Храм неоднократно перестраивался и горел. Во второй половине XIX века его отдали во власть Сербского митрополита. Ну а при советской власти сначала закрыли, а потом, в 1934 году, вообще разрушили. На его месте выстроили какие-то дома, но и их снесли.
        В 2000 году на этом «лихом пятачке» вырос огромный кирпичный дом-коробка. И только между домами чудом сохранился столб от ограды - единственное напоминание о варварски разрушенной некогда церкви.
        Новый дом по веянию времени набит конечно же магазинами. Но вот показательно - и они не удерживаются на «худом месте», постоянно меняясь. А москвичи часто вспоминают поговорку - у черта на куличках. Теперь это место, конечно, не абы какая даль, напротив - центр города. Но чертовы кулички все равно остались. Недаром, если и сейчас пройти в темноте мимо этого «места диаволова», в обычных городских звуках слышится странный монотонный, пугающе-враждебный шум.
        САМОЕ МРАЧНОЕ МЕСТО НА КАРТЕ МОСКВЫ
        ЛЕГЕНДЫ И БЫЛИ ИВАНОВСКОГО МОНАСТЫРЯ
        Впрочем, от «диаволовой силы» в этих местах трудно избавиться, ведь рядом, опять же на Ивановском холму, одно из самых, как говорят историки, «мрачных мест на карте Москвы» - Иоанно-Предтеченский женский монастырь, именуемый в народе просто Ивановским, - и опять же - на Кулишках. Вот где гений сатанинского места и
«великого ужаса» потешился всласть на протяжении многих веков. И историй, связанных с ивановскими тайнами, оказалось великое множество. За полтысячи лет монастырь стал и местом тайного схрона людей заживо, и отделом пыточной канцелярии, и тюрьмой для виновных и невиновных. Словом, историй, леденящих кровь, поднакопилось. Остановимся на самых таинственных. Начнем со времен самой постройки мрачной обители.

«Во искупление грехов своих...», или «Будешь иметь злое чадо...»
        Улица Забелина, № 4, Малый Ивановский переулок, № 2
        На рабы своя, от Бога данныя,
        жестокосерд вельми,
        и на пролитие крови на убиение
        дерзостен и неумолим.
        Князь Катырев-Ростовский
        А строительство действительно началось с мрачных сцен истории. По легенде, монастырь основан Еленой Глинской, матерью Ивана Грозного. Молодая красавица Елена заняла подле царя Василия III Иоанновича (правильнее его следует величать великим князем Московским) место, ранее принадлежавшее его предыдущей жене, Соломонии Сабуровой. Как известно, Соломония была бездетна и Василий, который, естественно, нуждался в наследнике, развелся с ней. Говорят, несчастная Соломония прокляла молодую соперницу. Возможно, так и было. Достоверно же известно следующее: в 1525 году великий князь Василий решил развенчаться с супругой и написал о том патриарху Иерусалимскому, у которого и следовало властителю просить разрешение на развод.
        Однако патриарх Марк разрешение на развенчание не дал. Более того, прислал Василию III письмо гневное и нелицеприятное да еще и с пророчеством о новой женитьбе:
«Будешь иметь злое чадо, и царство твое наполнится ужасом и печалью!..»
        Все знали, что Василий женился 4 сентября 1505 года по большой любви, выбрав Соломонию из полутора тысяч невест знатных фамилий, привезенных к московскому двору, и прожил с ней двадцать лет. И вот вдруг князь заявил, что желает сочетаться новым браком с юной красавицей Еленой Глинской. И это притом, что в великокняжеском роду Рюриковичей отродясь не бывало никаких разводов!
        Вот тогда-то патриарх Марк и отписал в Московию разгневанное письмо, в котором предрек, что младенец, рожденный после такого злого деяния, и сам станет
«вместилищем злобы» и «опустошит царство своя, ака тать нощная, аспид полунощныя и василиск диавольския». Ах, если бы патриарх ошибся! Но пророчества, как на грех, сбываются…
        И ведь не один патриарх Иерусалимский восстал против развенчания русского князя! Самые влиятельные люди Московии выступили против развода. Венчание являлось таинством Бога, и не в силах человека было его нарушить. Но Василий пошел напролом. Выступившего против расторжения брака митрополита Московского Варлаама он лишил сана и сослал, так же как и виднейшего деятеля русской культуры Максима Грека. Тот, не убоявшись, написал, что развенчание княжеское - «все гордыня да сатанинская похоть на старости годов». Словом, весь мир «восстал и был против». Но Василий III настоял на своем. Подкупами и угрозами он сумел уломать нового
«карманного» патриарха Даниила. И тот дал согласие провести церемонию.

25 ноября 1525 года Василия и Соломонию развенчали. Брошенную жену насильно постригли в монахини в Богородице-Рождественском монастыре Москвы. Ну а великий князь Василий женился на красавице Елене Глинской. Молодую супругу князя не принял никто - ни ближние придворные, ни дальний народ.
        Не один Иерусалимский патриарх Марк предсказывал рождение «злого чада» и царя, который принесет на Русскую землю разорение, кровь и печаль.
        Почти за сто лет до этого блаженный Михаил Клопский предсказал рождение кровавого и грозного царя и многие события его жизни. А еще раньше зверства царствования Ивана предсказал Василий Немчин, любимый астролог, прорицатель и лекарь Василия III. Судя по фамилии, Немчин был иностранец (тогда всех плохо или совсем не говорящих по-русски звали немцами, то есть немыми). Этот Немчин обладал запретными талантами: умел не только исцелять хвори, но и изгонять бесов из больного человека, отводил дурной глаз и мог даже наказать обидчиков - наслать на них неисчислимые несчастья.

«Будет государь-упырь, кровопийца, у которого начало будет как у великого воина, а окончание плачевно - как у одержимого бесом детоубийцы...» - предсказал Немчин. И еще отметил, что в его царствовании «именем собачьей головы будут свершаться многие дерзости и казни». То есть Немчин предсказал и ужасы опричнины (как известно, именно опричники носили у седла собачьи головы, как некий символ верных царевых псов).
        Елена Глинская тяжело носила свое дитя и постоянно требовала мужнина присутствия. Наверное, проницательная молодуха боялась, что бояре, бывшие против ее замужества, изведут ее, не дав родить Василию III наследника.

«Во искупление своих грехов», как отметил летописец, Елена и приказала заложить в честь Усекновения главы Иоанна Предтечи Иоанновскую женскую обитель, что на Кулишках под Бором.
        И вовремя: 25 августа 1530 года в день освящения церкви Иоанна Предтечи родился первенец Елены и Василия, которого и назвали Иваном. Да только в день его рождения над Москвой разразилась такая гроза, какой не знали столетия. С церквей попадали кресты. И это был ужасный знак, предвещавший страшные беды земли Русской. Гроза пророчила о своем - о Грозном.
        И поползли по Москве мрачные пророчества: станет Иван грозным царем, и, как кресты, полетят головы ни в чем не повинных людей. А про вновь построенный монастырь стали шептаться: «Недоброе место. Мрачные стены - мрачные дела…»
        А в сопредельном Казанском ханстве мудрая ханша в тот же день объявила русским послам (о чем они не преминули сообщить в Москву): «Народился у вас царь, а у него двои зубы: одними ему есть нас, татар, а другими вас, русских!» И вещунья оказалась права не только в связи с будущим походом на Казань и казнями по Руси, но и в самом прямом смысле: у народившегося младенца действительно были зубы, а в некоторых местах и по два в ряд. Хорошо, хоть это были молочные зубки, которые потом выпали…
        Пророчества и предсказания сопровождали Ивана Грозного всю жизнь, словно люди с первых минут его рождения почувствовали угрозу. Даже когда он был еще не испорченным юношей, вокруг него роился рой мрачных предсказаний. Даже в день его бракосочетания, 3 февраля 1547 года, на красавице Анастасии Романовне Захарьиной-Юрьевой (Кошкиной), которую нынче принято называть просто Анастасией Романовой, прозвучало недоброе пророчество, а потом и случились ужасающие события. А ведь Иван тогда был молод - всего-то семнадцать лет, его юная кроткая супруга - моложе на два года. Казалось бы, что можно предсказать столь юным людям? Оказалось, можно. Прямо на соборной площади прозвучал выкрик юродивого:
        - Уберите топоры с секирой! Он ночью всех зарежет и забьет!
        Впечатлительная Анастасия чуть в обморок не упала. Ну а Иван вспомнил шепот придворных, как в день венчания его отца и матери такой же вот юродивый с длинными нечесаными волосами-паклями вопил:
        - Рожденное в беззаконном браке чадо превратится в государя-мучителя!
        Словом, патриарх Марк явно был не един в своем предсказании.
        Ну а потом в медовый месяц Ивана и Анастасии случилась и вовсе ужасная беда. В первый день марта загорелась церковь Воздвижения Креста Господня на Арбате. От нее выгорела вся западная часть города, вплоть до Москвы-реки. Затем сильнейший ветер перенес огонь на Кремль. От верхового пожара вспыхнул Успенский собор, за ним Благовещенский. Огонь перекинулся на царские жилые хоромы. Но более всех пострадала Оружейная палата - она сгорела дотла. Москвичи сочли это ужасным предзнаменованием. И, как потом показала история, были правы.
        Немудрено, что все эти кошмарные события не могли не воздействовать на характер Ивана, и без того человека мнительного, истеричного, безжалостного. Царь во всем видел измену, стремление свергнуть его с престола, убить или отравить. Сам веря в колдовство и волхвование, он «по искреннему христианскому долгу» повелевал сжигать ведьм, волхвов и предсказателей. И в то же время постоянно сам окружал себя
«разными людишками, в магических науках сведущими». Но как только кто-то из магов или ведьм предсказывал нечто, не приходящееся царю по нраву, тут же попадал на плаху.
        Однако один из предсказателей задержался при Иване надолго. Звали его Елисеем Бомелием, и был он выходцем то ли из Голландии, то ли из Неметчины, то ли с далекого Аглицкого острова. В Москву его привез из Лондона тогдашний посол Савин. Царю он рассказал, что Бомелий обучался в Кембриджском университете, но вот только тяготел не к благополучным наукам, изучаемым в стенах благородного университета, а к тайным знаниям - астрологии и алхимической медицине. Именно на почве этих тайных наук Бомелий и снискал себе скандальную известность, как наилучший предсказатель и врачеватель. Вот только скандал вышел такой, что по приказу лондонского архиепископа студента-смутьяна отправили в тюрьму. Однако за Бомелия стали хлопотать влиятельные лондонцы, так что архиепископ почел за благо предложить врачевателю сделку: власти отпускают Бомелия, но он обязан навсегда покинуть страну. Вот тут-то, понимая, что столь сведущий в тайных науках человек понравится Ивану Грозному, посол Савин и пригласил Бомелия к московскому двору.
        Елисей быстро вошел в доверие к царю. Стал придворным врачевателем и первым астрологом Ивана Грозного. По звездам и планетам предсказывал будущие события. Лечил самого царя и его многочисленных любовниц. Он даже оказался допущен к отбору кандидаток в царские невесты: осматривал девок как врач и составлял их гороскопы, совмещенные с гороскопом царя. Он показывал Ивану звезды и давал читать старинные
«черные книги». В потайной комнате царских хором он готовил яды, которые по приказу Ивана Грозного подсыпали в пищу и питье его врагов.
        Грозный доверился Бомелию настолько, что стал вести с ним секретные ночные беседы. В одну из таких откровенных ночей царь спросил у Бомелия:
        - Скажи, Елисей, что ждет меня и род мой?
        Астролог не хотел отвечать. Но царь настаивал. И тогда Бомелий проговорил:
        - Хочешь правды или утешения?
        Грозный сверкнул глазами:
        - Утешения мне не надобно, желаю правды!
        Бомелий достал свой заветный магический шар и, внимательно взглянув на его резкие хрустальные грани, вымолвил:
        - Я видел твою смерть. Твою душу несли два демона, увлекая ее в пучину ада.
        Царь нахмурился:
        - Дурная весть… А сыновья мои?
        Бомелий вновь поглядел на шар и проговорил:
        - Старший падет от руки твоей. Средний будет слаб и умрет рано. Третий погибнет от собственной руки.
        - Врешь, собака! - заорал царь и, войдя в раж, метнул в Бомелия массивный серебряный подсвечник.
        От удара висок предсказателя окрасился кровью, волосы чуть не загорелись. Бомелий упал на пол, а царь в гневе выскочил вон.
        В ту же ночь астролог решил бежать. Взял подорожную на своего слугу, зашил золотишко в нательный пояс и был таков. Но в Пскове его поймали и вернули в Москву. При царском дворе пытали бесчеловечно. Ну а казни предали такой, что и сказать страшно. Предсказателя проткнули железным вертелом и долго, еще живого, поджаривали на медленном огне. Словом, наградили по-царски…
        Оставшись без личного предсказателя, Иван Грозный повелел везти к нему всех ясновидцев, астрологов, колдунов, вещунов и вещуний, коих можно было сыскать. В истории не было другого русского царя, при котором состоял бы такой огромный штат предсказателей. Чуть не ежедневно Иван требовал «вещей правды». Заболев в начале
1584 года, спросил и о дне своей смерти. Предсказатели и астрологи, посоветовавшись, назвали дату: 18 марта 1584 года. Грозный только фыркнул. Ему уже не раз пророчили скорую кончину. Все пророчащие давно на том свете. А он вот живехонек! Да еще и научился поигрывать со смертушкой. Например, на сорок девятом году жизни он отправился в Александровскую слободу и там объявил, что умирает. Все бояре и духовенство кинулись «ко смертному ложу». А он лежал, вполне здоровый, хихикая про себя и слушая речи, которые никогда бы не произнесли его ближние, если б не поверили, что он при смерти. Ну а наслушавшись вдоволь, Иван Васильевич,
«проздоровев, воспрял духом». Ну и полетели тогда головы «смутьянцев»!
        Но всю зиму и начало марта царь действительно чувствовал себя плохо. Однако именно
18 марта ему стало гораздо лучше. Он даже попарился в баньке и выпил чарочку. Вернувшись в покои, с недоброй усмешкой проговорил:
        - Вы каркали, что сегодня день моей смерти. Но я жив и на закате прикажу казнить вас!
        Он уже предвкушал ужас в глазах ясновидцев, но…
        - День еще не кончен, царь! - прозвучал ответ.
        Монарх хмыкнул и сел играть в шашки с князем Бельским. Как обычно, начал выигрывать и вдруг… уронил фигуру, упал на ковер и умер.
        Вот только «гроза над Москвой» не закончилась. И следующие три дня лило как из ведра. И снова москвичи начали шептаться, что это предвещает самое плохое. И опять не сильно ошиблись. Их ждало короткое правление Федора Иоанновича. Потом - неурожаи и голод при Борисе Годунове. Ну а там началось Смутное время, приходы самозванцев, и все смешалось на великой Руси…
        Ну а царь-упырь не успокоился и после смерти. Практически во всех местах, где он бывал при жизни, происходили странные мистические события. Ну а около Ивановского монастыря москвичи в сумерках часто видели его характерный профиль у монастырской ограды и слышали его стоны. Царское привидение желало войти в обитель - покаяться, да не могло - слишком грешен был Иван при жизни. И по сей день, хоть и нет уже давно тех реальных стен обители, мимо которых хаживал некогда живой Грозный, жуткий царский призрак все еще выходит к монастырской ограде и воет по ночам. Говорят, особенно в полнолуние - как пес или, скорее, злобный волк-оборотень…
        Пророчество игуменьи, или Призрак в черной рясе
        Малый Ивановский переулок, № 2, Малый Подкопаевский переулок, № 5/2 и 14-й корпус Московского Кремля
        Вчера сожгли мою сестру,
        Безумную Мари.
        Ушли монахини к костру
        Молиться до зари...
        Я двери наглухо запру.
        Кто может - отвори!
        Тэффи.
        Монахиня
        Странной для молитвенной обители оказалась и дальнейшая жизнь Ивановского монастыря. В его стенах Тайная канцелярия и ее пыточные мастера оборудовали особые
«кельи земляные и каменные», а проще говоря, земляные мешки и каменные подвалы, куда бросали тех, кто обвинялся в «тайных делах супротив государей земли Русской и церковных устоев». Сколько узников и узниц скончалось в этих земляных и каменных пыточных камерах - не счесть. Чуть не еженощно монашки вздрагивали от страшных криков, в которых звучала смертная мука. Но еще больший ужас вселяли в сердца
«божьих невест» те, кто, уже умерев, вернулся в стены ивановские мрачными призраками и привидениями.

…Юная княжна Мария резво спрыгнула на землю с возка и быстрым шагом, не церемонясь, направилась к парадному монастырскому входу. Ей же, представительнице знатного рода Буйносовых-Ростовских, все двери открыты. Но в Ивановскую обитель Мария приехала тайно: в нынешнем, беспокойном 1606 году по городу передвигаться опасно. На престоле вот уже почти год царь Дмитрий I, которого втихаря все зовут Лжедмитрием. Он обвенчался с полячкой Марией Мнишек, и теперь Москва шепчется, что станет совсем худо - грядет польское правление на Руси. Впрочем, юную красавицу Марию это мало интересовало. Ее родичи Буйносовы-Ростовские как-нибудь выкрутятся. У Марии собственный интерес. Прошлым летом сватался к ней князь Василий Иванович Шуйский. Был он немолод, седобород и тучен. Зато знатен, богат и влюблен в Марию на старости лет, как мальчишка. Это было так лестно! Девица в смущении рдела как маков цвет, вертела в пальцах свою знаменитую на всю Москву косу до пола. Но боярин Буйносов предложением Василия Ивановича не обольстился:
        - Мы на чужое богатство не заримся - своего не прожить. А по знатности нас разве что цари переплюнут.
        Словом, отказал Шуйскому.
        И вот теперь приживалки каждый день нашептывали Марии: Шуйский-де оказался в первых рядах тех, кто хочет свергнуть Лжедмитрия. Мария ахала: вдруг ему удастся стать царем? Выходит, и она, Мария, могла бы сесть на престол рядом с мужем, да строптивого отца бес попутал! Вот и решила Мария сама узнать про свою судьбу. К тому же в святых стенах обители мать игуменья сможет научить девушку, что сделать, чтобы Шуйский стал царем и снова заслал сватов в дом Буйносовых.
        Игуменья, вздыхая, выслушала княжну. Помолчала, перекрестилась и изрекла мрачно:
        - Клянись принести монастырю свой самый великий дар!
        Княжна заулыбалась:
        - Конечно клянусь! Разве мало у меня богатств?
        И тогда монахиня предрекла:
        - Пока Шуйский будет сидеть на престоле, ты будешь рядом!
        Как ни странно, пророчество исполнилось уже через несколько недель. Василий Шуйский не побоялся лично объявить, что Гришка Отрепьев - самозванец. И лично начал восстание против супостата - на белом коне во главе повел восставших против засевших в Кремле поляков, сам первым ворвался за крепостные стены. Словом, явил себя человеком большой личной смелости и храбрости. Не потому ли восставшая чернь, убив Лжедмитрия, выкрикнула царем боярина Шуйского?
        Уже на другой день сваты новоявленного царя торжественно посетили дом Буйносовых. На этот раз все твердо знали: царским сватам не отказывают.

1 июня 1606 года Шуйский венчался на царство в Успенском соборе Московского Кремля. Вскоре состоялось и его венчание с возлюбленной Марией. Личная жизнь его радовала. А вот правление не задалось с первого дня. Старинные боярские роды не верили выскочке, вставляя палки в колеса. Дело осложнялось и тем, что правителем Шуйский оказался не слишком-то умелым. Словом, все остались недовольны: и бояре, и патриарх Гермоген, и народ, который тут же восстал под предводительством Ивана Болотникова. К тому же объявился новый самозванец - Лжедмитрий II, он же - Тушинский вор. Словом, настали новые смутные времена, и тех, кто мечтал сместить Шуйского, стало слишком много.
        А вот красавица Мария оказалась верна мужу и престолу. Вместе с ним она пережила два покушения. Для поддержания русской армии отдала все свои драгоценности. Но помогала не только в богоугодных делах, но и всем, чем могла. По Москве шептались, что после очередной блестящей победы молодого полководца Михаила Скопина-Шуйского именно она с улыбкой поднесла ему на пиру чашу с ядом. Михаил ведь хоть и приходился племянником царю, но по своим победам легко мог претендовать вместо дяди на престол. А уж этого Мария никак не желала допустить.
        На самом-то деле, как доказали исследователи, Михаила Скопина-Шуйского отравила жена брата царя Василия - Ивана. Между прочим, она была младшей дочерью самого Малюты Скуратова, так что ей было у кого научиться секретам ядоварения. И сделала свое коварное дело дочь Малюты потому, что надеялась посадить собственного мужа на трон вместо Василия. Ну а когда москвичи заговорили об отравлении, хитрая баба спихнула все на царицу Марию. И даже подтвердила, что лично видела, как Мария что-то бросила в серебряный кубок Михаила.
        Пытаясь оправдаться, Мария еще более щедрой рукой слала дары в Ивановский монастырь. Да только в 1610 году царя Василия Шуйского свергли и насильно постригли в монахи, а потом и вовсе выдали полякам в качестве отступного. И опять исполнилось пророчество игуменьи: потеряв престол, царица потеряла и мужа. Марию тоже насильно постригли в монахини, и не где-нибудь, а в мрачных стенах Ивановского монастыря. Пали на пол ее роскошные волосы и, очнувшись в черной рясе, Мария поняла, о каком даре пророчествовала когда-то игуменья: о ней самой, Марии, принесенной в дар монастырю под именем инокини Елены.
        А после смерти царицы в темных коридорах обители монашкам стала являться ее призрачная тень и, как ни странно, с длинной, до пят косой, которой при жизни красавица Мария была знаменита на всю Москву.
        Правда, призрак царицы Марии Шуйской был замечен не только в Ивановской обители, но и в так называемых палатах Шуйских, чудом уцелевших и даже отреставрированных в Малом Подкопаевском переулке, № 5/2.
        Призрак же самого царя Василия Шуйского является в стенах Кремля. И не потому, что некогда правил, а потому, что после свержения с престола бывшего монарха насильно постригли в монахи в Чудовом монастыре, что находился в восточной части Кремля. Таким фактом история еще раз доказала свою любовь к трагическим парадоксам: некогда из стен Чудова монастыря убежал монах Гришка Отрепьев, ставший впоследствии Лжедмитрием I. Ну а тот, кто сверг Отрепьева, и сам оказался монахом в тех же монастырских стенах.
        Правда, сейчас никакого Чудова монастыря уже и нет. Его снесли в 1930 году. Кремлевским большевикам очень уж понадобился отдельный корпус для кремлевской охраны. Он и вырос на месте уничтоженной обители. Но в этом так называемом 14-м корпусе военные не остались надолго. В 1930-х годах здесь помещалось управление коменданта Кремля, в 1950-х - Кремлевский театр, а потом стали проводить заседания Верховного Совета. Но в злополучном здании ничего не приживалось. В 2009 году на стене 14-го корпуса открыта мемориальная доска, свидетельствующая о том, что здесь пять с лишним веков находился знаменитый на весь православный мир Чудов монастырь, возведенный в 1365 году в честь чуда архангела Михаила, победившего змея-диавола.
        Палаты Шуйских
        Только вот и чудо из чудес не спасло монастырь от разрушения… Стоит ли удивляться, что появляющееся у нововыстроенных стен 14-го корпуса привидение царя Шуйского - одно из самых несчастных в городе? Ведь его «законное место явления» переделано до неузнаваемости. И видно, бедняга каждый раз теряется - где это он появился? Не потому ли Василий Шуйский не буйствует, не пугает, а только тихонько плачет, сам небось напуган до смерти. Хотя что это я? Он же умер… Бояться надо нам - когда мы уничтожаем исторические памятники и места, уничтожая тем самым и собственные корни. А кто мы без корней?..
        Так, может, вернем и Чудов монастырь, соединим восстановленные двери из прошлого в современность и далее - в будущее? Есть же план возрождения Чудова монастыря…
        Загадки старицы Досифеи
        Малый Ивановский переулок, № 2 и Крестьянская площадь, № 10
        Орлов, по рассказам современников, живя в Москве, никогда не ездил мимо Ивановского монастыря, где жила настоящая княжна Тараканова; он думал, что там томится в заключении его жертва…
        Михаил Пыляев
        Темной осенней ночью 1785 года тяжелые ворота пропустили на двор Ивановского монастыря карету с зарешеченными, да еще и занавешенными окнами. Двое солдат вывели из кареты женщину лет сорока, но все еще стройную, холеную. Лица дамы было не разглядеть даже при большом приближении - оно было скрыто вуалью. Да и не приближался к даме никто - мало ли что…
        Незнакомка взволнованно дышала и озиралась в ужасе. Она уже была наслышана о страшных тайнах обители: об особых кельях - каменных мешках, где тайно содержались сначала раскольницы, сторонницы гонимого протопопа Аввакума, потом узницы из Сыскного приказа и Тайной канцелярии разыскных и пыточных дел. Здесь их либо постригали в монахини, либо объявляли сумасшедшими и навсегда закрывали в кельях. Неужели и ей суждено подобное?
        Еще месяц назад она жила совсем не в этой стране, а далеко за морем, в роскошном доме, где к ее услугам была вышколенная прислуга и лучшие преподаватели. Она говорила на нескольких европейских языках, блистала на местных балах. Месяц назад один приятный русский генерал предложил красавице прокатиться по морю. Она, глупая, взошла на корабль, а тот поднял паруса. И вот она в России: не гостья - пленница…
        Женщина вспомнила, как однажды на карнавале встретила смуглую цыганку. Думала, та - ряженая, но оказалось - настоящая!
        - Это ты ряженая! - захохотала черноокая ведьма. - Сейчас - в шелка и бархат, а придет время - в черное рубище. Одно запомни: ничего не бойся и переживешь черноту. Все, кто сейчас тебя не признают, признают и склонят голову!
        Неужели цыганская ведьма была права? Вот она - мрачная обитель, где монашки облачены в черные рясы. Видно, и несчастной пленнице суждено надеть такую же. Впрочем, и это станет большой удачей, ведь с такой тайной рождения, как у нее, долго не живут…
        Она же принцесса Доротея-Августа, тайная дочь российской императрицы Елизаветы Петровны и простого казака из Малороссии Алексея Разумовского. Тот был певчим при дворе, где Елизавета и услышала его райский голос. Такая любовь невозможна! Но, презрев сословные предрассудки, Елизавета тайно поехала к казачке Разумихе, кланялась в пояс, называла матушкой, просила благословения. 24 ноября 1741 года тайно обвенчалась с Алексеем, присвоила ему титул графа, камергера, фельдмаршала. Но все равно Разумовский оставался не ровней государыне, их брак - морганатическим, а дочь - опасной для русского престолонаследия. Вот и отдали девочку на воспитание родной тетке по отцу - Вере Григорьевне. Та была замужем за поляком Дарагановым. Но фамилия эта оказалась непривычной для русского слуха, вот и превратилась со временем в Тараканову. Именно ее Доротея-Августа и считала своей.
        Взошедшая на трон Екатерина II приказала выкрасть дочь Елизаветы и возвратить в Россию. Хорошо, что не убила, а поместила в Ивановский монастырь. Ведь весь мир уже несколько лет как был наслышан о судьбе другой княжны Таракановой - самозванки, вздумавшей претендовать на российский престол.
        Августа никогда бы не осмелилась на такое. Но самозванка была не робкого десятка. Объявилась в начале 1772 года в Париже (где же еще, как не в столице мира?) - молодая, красивая, обольстительная. Для роскошного Парижа это, конечно, было не в диковину. Все молодые и обаятельные стекались сюда. Но новая парижанка была окутана флером загадочности: то говорила, что зовут ее Али Эмети и родом она из Турции, то меняла имя на Элеонору и клялась, что родилась в многострадальной Польше, потом вдруг стала уверять, что она княжна Володомирская и Азовская и родилась в… Черкессии. Путаница была и с годом рождения: то назывался 1752, а то и
1756. Однако смутные данные не помешали юной авантюристке заиметь богатых покровителей: гетмана польского и графа литовского Михаила Огинского и графа французского де Рошфор-Валькура. Но самым близким другом и пылким любовником красавицы слыл барон Эмбс, с которым она открыто жила в одном доме. Вот только незадача: выяснилось, что сей барон - самозванец, фламандский купец, который прячется по всей Европе от долгов. Когда же его вычислила французская полиция, лже-Эмбс вместе с Али-Элеонорой подался в Германию. Вскоре туда подъехал и граф Рошфор, сгорающий от любви к красотке. Он же и познакомил свою нежную протеже с князем Лимбург-Штирумским. Словом, Али-Элеонора вышла в высший свет.
        Лимбург был настолько поражен красотой девицы, что позвал ее под венец. Но незадача: происхождение у красавицы подкачало. Вот тогда-то девица и ляпнула: на самом деле она - дочь русской императрицы Елизаветы и зовут ее Елизавета-Августа. После смерти матушки вступившая на трон проклятая Екатерина II сослала красу-девицу в Сибирь. А потом и вовсе приказала продать несчастную в гарем персидского шаха. Но тот был великодушен - отпустил девушку. С тех пор она и странствует по Европе.
        Старица Досифея
        Неизвестно, поверил ли князь Лимбург такой авантюрной истории, но он быстро понял другое: красавица, верящая в свои неуемные фантазии, может стать превосходной картой в политической игре. Князь представил Али-Элеонору-Елизавету польским эмигрантам. Те мечтали об освобождении Польши от гнета России и отлично понимали, что, пока на троне хваткая и безжалостная Екатерина II, она Польшу не отпустит. Так что необходимо отстранить Екатерину от власти. И вот перст судьбы: девица-авантюристка, претендующая на то, что она - дочь покойной императрицы Елизаветы Петровны, а значит, именно она является законной наследницей, а не какая-то там Екатерина, узурпировавшая власть.
        Конечно, всем было ясно, что истинными двигателями таких притязаний были Польша, Франция и Турция, стремившиеся вытеснить «строптивую» и независимую во внешней политике Екатерину с престола. Но и княжна приложила немало усилий, предъявляя всем из своей тайной шкатулочки духовное завещание «родной матушки Елизаветы Петровны», по которому та передавала власть не какой-то там немецкой принцессе, пусть и жене племянника Петра, а своей законной дочери.
        Ну разве могла могущественная Екатерина стерпеть такое?! Вот и пришлось государыне отправить своего верного адмирала Орлова в Ливорно, где он и встретил мятежную княжну. Имея приказ любыми средствами привезти Тараканову в Россию, Орлов нашел весьма пикантный способ - соблазнил красавицу и заявил, что свадьба пройдет на его корабле, стоявшем у причала. Влюбленная княжна взошла на корабль, тот поднял паруса - и вот растерянная и обманутая женщина оказалась в далекой России. Не правда ли, знакомый сценарий появления всех «княжон Таракановых» на российской земле? Ведь и настоящая Августа Тараканова попала в Россию, взойдя на корабль, который неожиданно поднял паруса.
        Сценарий-то был один, да вот дальнейшее разнилось. Авантюристку, выдававшую себя за княжну Тараканову, посадили в каземат Петропавловской крепости. Там она и умерла от чахотки - не выдержала туманного климата и гнилого воздуха казематов. Надо отдать ей должное: на допросах она никого не обвиняла, никого не выдала, но и ни в чем не призналась. Хотя выкрутиться пыталась. Говорила, что всего лишь хотела узнать свое истинное происхождение, ибо получила в свое время три письма: от
«деда» Петра I, «бабки» Екатерины I и «матушки» Елизаветы Петровны. Такие признания могли вызвать только смех, ведь ко времени рождения самозванки и Петр и Екатерина были давно мертвы и написать своей «внучке» никак не могли. Да и ушли они на тот свет, сокрушаясь, что внуков нет.
        Вопреки всяким мифам, самозванку не пытали. Допрашивал лже-княжну канцлер Голицын, Екатерина же внимательно читала все материалы допросов. И оба они удивлялись, сколь «множество откровенной глупости в ее показаниях и частой путаницы» - видно, недруги России, подсказавшие ей план легкого обогащения на авантюрном пути к власти, немногое знали о реальной жизни далекой и могущественной страны.
        Впрочем, ничего не знала о родине и настоящая Тараканова. Да и когда ее привезли в Ивановскую обитель, узнала немногое, ведь она оказалась не гостьей - пленницей.
        Однако к этой новой пленнице Екатерина оказалась не столь жестока. По приказу императрицы Августу поместили на задворках монастыря в отдельный крошечный домик, окруженный высоченным забором. Правда, ее никуда не выпускали. Даже в церковь пленница ходила по особому коридору, наскоро сбитому из досок прямо на монастырском дворе. И в те часы в церкви никого не было, кроме священника. Никто из монахинь не видел ее лица. На пострижении ее не было никого, кроме доверенного священника и игуменьи монастыря. И ее новое имя - инокиня Досифея - монахини произносили шепотом. Ну а в клировых книгах Ивановской обители ее имя и вовсе не значилось - таинственной монахини как бы и не существовало.
        Досифея приняла новую жизнь смиренно, не протестуя. Она-то понимала, что сам факт того, что она осталась в живых, - огромная удача. Оказалось, и в стенах монастыря можно жить. Досифее разрешили читать благочестивые книги, вышивать церковные покрывала, выращивать цветы для украшения алтаря на крошечной клумбе перед своим домиком, огороженным со всех сторон. Изредка ей даже удавалось перекинуться несколькими фразами с другими монашками. И те даже за столь краткие минуты общения полюбили ее. Сама же она частенько вспоминала потом предсказание цыганки: «Ничего не бойся и переживешь черноту». И действительно - пережила.
        В 1796 году умерла Екатерина Великая, и путы таинственной пленницы ослабли. Инокине Досифее разрешили выходить на общие молитвы, беспрепятственно общаться с другими монахинями. Вот тогда-то она и рассказала им о своей прежней жизни. Стали приезжать к Досифее и гости из мира - высокопоставленные посетители. Начал навещать мудрую монахиню и митрополит Московский. Словом, еще при жизни кроткую Досифею признали почти святой. Когда же 4 февраля 1810 года она умерла в возрасте шестидесяти четырех лет, гроб отнесли в Новоспасский монастырь, что на Крутицком холме (ныне Крестьянская площадь, № 10), - родовую усыпальницу Романовых. Правда, похоронили только у ограды, но зато в присутствии членов царствующей семьи. И все вышло, как предсказывала цыганка: те, кто не признавали, склонили голову.
        Новоспасский монастырь в начале ХХ в.
        Похороны стали истинным признанием высокого родства старицы Досифеи с династией Романовых… Позже над могилой праведницы воздвигли часовню из белого камня, которая сохранилась и по сей день.
        А в Ивановском монастыре стала являться еще одна легкая тень. Но видели ее только те инокини, которым требовалась поддержка кроткой и мудрой старицы Досифеи.
        Вопль в ночи, или Кровавый прут душегубицы
        Улицы Забелина и Кузнецкий Мост, № 20/6/9
        Вотще! В огне своих страданий,
        В кипеньи низменной крови
        Они не ищут оправданий
        И не нуждаются в любви
        Игорь Северянин.
        Афоризмы…
        Что ж, встреча с призраками красавицы царицы Марии Шуйской и кроткой мученицы тайных интриг Досифеи не сулят ничего страшного. Чего не скажешь о еще одном известнейшем призраке Ивановской обители - призраке душегубицы Дарьи Салтыковой, кроваво знаменитой Салтычихи.

…Ночь на 7 октября 1768 года весь Ивановский монастырь провел в коленопреклоненной покаянной молитве. Ночная служба перешла в заутреню, та - в обедню. И только когда в три часа пополудни 7 октября несколько молоденьких монахинь упали в обморок от нервного истощения и непомерности молитв, служба закончилась. Всем велено было разойтись по своим кельям и носа не высовывать до особого распоряжения. Значит, опять ожидали приезда таинственной узницы. Божьи сестры, привычные к послушанию, конечно, сделали все, как приказывала матушка-игуменья, двери келий закрылись, общение сестер прекратилось. Но все равно уже на другой день произошедшее не удержалось в секрете. И сестры-монахини тайком шептались:
        - В обитель привезли саму душегубицу! И спустили ее в земляной мешок!
        Душегубицей вот уже шесть лет в Москве и окрестностях называли страшную помещицу Салтычиху. Конечно, было у нее и православное имя. В родительском доме была она Дарьей Николаевной Ивановой, в мужнином стала Салтыковой. Замуж вышла в двадцатилетнем возрасте в 1750 году. Род Ивановых слыл худородным - не богатым, не знатным. А вот Глеб Александрович Салтыков, ротмистр лейб-гвардии конного полка, принадлежал к одному из знатнейших и богатейших семейств России. Один из его родственников стал фаворитом будущей императрицы Екатерины II, по слухам, даже настоящим отцом первенца-наследника Екатерины - будущего императора Павла I. Не потому ли, овдовев через шесть лет после замужества, московская богачка-дворянка Дарья Салтыкова сочла, что ей все дозволено в этой жизни?
        Она закатывала балы, сама пила-кутила, устраивала охоты в подмосковных имениях. Но в одночасье обнаружила, что, оказывается, даже ее дворовые девки подчас счастливее ее - у девок ведь мужья имеются, и спят они не в холодных кроватях, а у мужа под теплым бочком. А на саму Дарью даже на роскошных балах-охотах никто из мужчин не смотрит, а скоро и вообще ездить перестанут - она же неотвратимо стареет.
        Вот с этого сексуального голода и начались чудачества московской дворянки. Сначала она била юных и красивых девок по щекам, отсылала на конюшню пороть кнутом замужних молодух. Потом этого показалось мало - Салтычиха стала собственноручно избивать несчастных женщин то утюгом, то поленом, то топором - и все до крови, а часто и до смерти. Вид крови распалял, и помещица приказывала подручным забивать жертву помедленнее. Сама она при этом закатывала глаза, кусала губы, а часто и вскрикивала, держась то за собственную грудь, то за женское место. И всем становилось видно - душегубица получала от пыточной крови жертвы истинное наслаждение.
        И все это происходило в самом центре Москвы! Усадьба Салтыковой находилась на Кузнецком Мосту, начиная с того места, где он подходит к Лубянской площади, и кончая углом, где его пересекает Рождественка. Сейчас на том месте находятся строения № 20/6/9 по Кузнецкому Мосту (или по Рождественке, № 8/20/9, а по Пушечной улице № 9/20/6). А вот специальный пыточный домик, где Салтычиха получала свои удовольствия, находится как раз на том месте, где сейчас выход из метро
«Кузнецкий Мост». Представляете, какая там энергетика? Недаром эскалатор этой станции - один из самых протяженных. Видно, метростроевцам инстинктивно хотелось зарыться поглубже от ужасов прошлой эпохи.
        Правда, массовые убийства творила Кровавая Барыня (как прозвали Салтычиху) все же не в московской усадьбе, а в Троицком (сейчас это Троицкий парк в Теплом Стане). Весьма символично, что усадьба Салтычихи с левой (Лубянской) стороны примыкала как раз к бывшему пыточному приказу, преобразованному к XVII веку в Канцелярию тайных дел; в ХХ же веке на том же месте возникли строения Лубянки - НКВД СССР. А в Троицком Теплого Стана в ХХ веке прямо в усадьбе Салтычихи разместилось… опять же управление НКВД. Видно, во все века кровь - к крови…
        Впрочем, и в жизни Дарьи Салтыковой случались просветы, когда она охладевала к садистским игрищам. В 1751 году в своем имении в Теплом Стане Кровавая Барыня познакомилась с молодым соседом-помещиком Николаем Андреевичем Тютчевым (будущим дедом знаменитого поэта Федора Тютчева) и стала его любовницей. В Москве Николай Андреевич жил в Трехсвятском переулке и был прихожанином храма Трех Святых на Кулишках (опять - Кулишки!) - опять же не столь далеко от Кузнецкого Моста. Так что помех для встреч не существовало. Однако Николай Андреевич отчего-то появлялся в доме Дарьи довольно редко. Видно, он чувствовал что-то ужасное в душе своей любовницы. Вот тогда-то и наступали снова черные дни для ее крепостных.
        А однажды вообще наступил день «девятого вала» и навсегда накрыл Салтычиху непроницаемым покровом сатанинской злобы и ненависти: Тютчев заявил ей, что намерен прервать все отношения, поскольку женится, и по большой любви, на малоимущей, но кроткой девушке Пелагее Денисовне Панютиной. Говорят, несколько дней Дарья выла в пыточном сарае на Кузнецком Мосту. Не пила, не ела. Однако собралась с силами и приказала отслужить по Николаю и его невесте Пелагее… заупокойную мессу. Конечно, мало кто из священнослужителей отважился бы на такое богохульство - отпевать живых людей. Но у Салтычихи имелся собственный священник, служивший в сельце Троицком и подвизавшийся еще в какой-то церкви на Кулишках. Не злой ли гений того места подбивал попа на бесовские игры, когда он вместе с Салтычихой с воодушевлением смотрел, как та приказывала забивать до смерти или вспарывать животы беременным бабам?.. И не дьяволовыми ли игрищами бывало посещение Салтычихи крестьянских хибар в Троицком, когда она, выстроив в ряд детей, отсчитывала каждого шестого и приказывала священнику отпеть младенца, после чего бедное дитя бросали
в кипяток?.. В конце концов, Бог же не дал Кровавой Барыне своих детей, чего же жить чужим-то?!
        Тютчева она тоже решила не щадить. Сначала заманила Николая в один из сараев и приказала подпереть дверь поленом и спалить сарай. Пусть коварный любовник сгорит заживо! Но вышло непредвиденное: одна из крепостных девок, пожалев беднягу, выпустила его, открыв оконце. Девку, конечно, сгубили. Ну а в имение Панютиных, родителей Пелагеи, были посланы крепостные с наказом завалить дымоход, чтобы вся семья угорела насмерть. Но опять Салтычихе не повезло - крепостные не выполнили ее наказ. Они просто сбежали, спрятавшись от гнева барыни.
        И в третий раз замысел Салтычихи не удался. Прознав, что молодые собираются поехать на медовый месяц в имение Николая в Брянской губернии, Кровавая душегубица послала верных крестьян, чтобы убить обидчиков в дороге под видом разбойников. Но кто-то известил Тютчевых. И нападавших скрутила почтовая охрана.
        В доме Салтычихи началась воистину дьяволова жизнь. Отрываясь за неудачу с Тютчевыми, Салтычиха мучила крепостных. Она приказывала жечь на живых девках волосы, выжигать лобки. Потом изобрела и самое «лакомое»: приказав телохранителям-мужикам держать жертву по рукам и ногам, вырезала половые органы у мужчин и женщин. Кто-то же должен был ответить за ее унижение. Пусть не Тютчев с женой, но тогда другие мужчины и женщины!
        Тютчев же в ужасе и ярости подал докладную записку Екатерине II. В тот, 1762, год она только что вступила на трон и лично разбирала жалобы. Выяснилось, что на Салтыкову в Тайный приказ поступило уже около двадцати слезных жалоб, да и на имя прежней императрицы Елизаветы Петровны они приходили. Екатерина обнаружила и две поданные лично на ее имя бумаги. Оказывается, беглые крепостные Салтычихи Савелий Мартынов и Николай Ильин сумели-таки добраться до Петербурга и подали челобитную, которая и попала новой властительнице прямо на стол.
        Екатерина пришла в ужас от прочитанного. Она, вступив на российский престол, желала ввести гуманные порядки, переписывалась с учеными-энциклопедистами Европы - и вдруг такая кровавая азиатчина! И где - не в зачуханной провинции, а в центре Москвы!
        Следствие началось немедленно, но длилось больше шести лет. Опросили сотни свидетелей. Выяснили о 139 загубленных жизнях, но доказать сумели только страшные убийства 30 крепостных. Каждый день следствию ставились палки в колеса, ведь род Салтыковых был влиятельнейшим, а у самой Дарьи имелись миллионы, которые она могла потратить на подкуп. Вот только фаворит Салтыков к тому времени уже давно не интересовал Екатерину II, так что государыня, невзирая на нажим Салтыковых, предпочла довести дело до суда.
        Прочтя же все бумаги расследования, Екатерина долго мыла руки чуть не в кипятке, приговаривая:
        - Это не женщина, не человек, это урод рода человеческого!
        Суд в лице юрколлегии вынес «уроду» смертный приговор. Интересно, что Тайная канцелярия, рассматривающая дело, располагалась на Лубянке, практически… через забор с имением Салтыковой на Кузнецком Мосту. Так что при расследовании далеко ходить не надо было. Но…
        Сенат, в котором было множество Салтыковых и их родственников-свойственников, заменил смертную казнь на «битие кнутом и 10 лет каторжного жития на поселении». Против Сената Екатерина не пошла, но вынесла свое решение: позорная
«гражданско-сословная казнь» на Красной площади у позорного столба и пожизненное заключение без всякого права общения с кем бы то ни было. В переводе на современный язык это означало, что Кровавую Барыню привяжут к позорному столбу на Красной площади, сломают над ее головой шпагу, показывая, что она лишена дворянства, и заточат в монастырь.
        И вот 7 октября 1768 года Салтычиху в холщовом саване привезли на Лобное место, привязали к позорному столбу, дали в руки зажженную свечу, а на шею повесили дощечку: «Мучительница и душегубица». Потом под одобрительное улюлюканье толпы над ней сломали шпагу. Казалось, вся Москва собралась в тот час на Красной площади. Люди сидели на крышах близлежащих домов, забирались на деревья. Стоящие ближе плевали в Кровавую Барыню, кричали бранные слова, проклинали, рыдали от жалости к ее загубленным жертвам. Крики и рыдания смешались в жутком гуле, но вдруг и его перекрыл дикий вопль - орала Салтычиха. Страшно, исступленно, но никак не покаянно.
        Толпа смолкла. Что бы это значило?! Оказалось, что к ногам душегубицы бросили первого из ее подручных, которых по постановлению суда предстояло бить кнутом. Удар, второй - на плечах наказуемого показалась первая кровь, - и Салтычиха завопила в экстазе…
        Потом и другие подручные Салтычихи падали под кнутами, им выдирали ноздри, их клеймили раскаленным железом. Под конец клеймили и били священника с Кулишков. Смешалось все: вопли, крики боли и ужаса. Но тот вой, что прозвучал вначале, остался самым ужасным воспоминанием всех, кто оказался в то время на Красной площади.
        Прямо с Лобного места душегубицу привезли в Ивановский монастырь. Вот отчего еще в ночь накануне монахиням было приказано усердно читать покаянные молитвы. Императрица Екатерина повелела посадить Кровавую Барыню в земляной мешок навечно. Все ее подручные отправились по этапу в Сибирь, где и сгинули. Салтычиха же должна была замаливать свои грехи на хлебе и воде в глубокой узкой земляной темнице, прозванной покаянной ямой. Свет она видела, только когда раз в день ей опускали кружку с куском хлеба. Тогда к кружке привязывали свечной огарок, который очень быстро выгорал.
        Однако и Салтыковы не успокоились. Они все-таки выхлопотали послабление душегубице. Салтычиху перевели в кирпичную подклеть - полуподвал с крошечным зарешеченным окошком. Но на ведьму это не оказало усмиряющего действия. Напротив! Теперь она дни и ночи выла, билась головой о стену, завидев кого, ругалась самым грубым матом, плевалась, стараясь попасть в человека.
        И в таких условиях, на хлебе и воде, при дождях и снеге, попадавших в ее камеру, она протянула еще одиннадцать лет! Больше того - сумела каким-то изощренным образом совратить часового, дежурившего у ее двери. Родила от него ребенка! Солдата, конечно, прогнали сквозь строй и отправили в штрафную роту. Ребенка отдали в воспитательный дом. Но что можно было сделать с самой ненормальной дьяволицей?! Практически ничего…
        Умерла Салтычиха 27 ноября 1801 года. Ей шел семьдесят второй год.
        Неудивительно, что, даже когда ее не стало на этой земле, в полнолуние из камеры доносились жуткие звуки. Монахини только крестились. Не обретя в смерти покой, душегубица вопила по ночам, вгоняя всех в холодный пот. Иногда эта ведьма выла на два голоса из двух мест - из покаянной ямы и подклети одновременно. Зло множилось…
        Говорят, и до сих пор в окрестностях нынешней улицы Забелина можно встретить странную тень с железным прутом в руке. Приглядевшись, встречные видят, что с прута капает кровь. Да и как же иначе, ведь это тот самый любимый железный прут, коим Кровавая Барыня обожала драть крепостных…
        Встреча с «уродом рода человеческого» не сулит ничего хорошего. Не дай бог, встретите - бегите! Главное, не попасть под удар ее ржавого от крови прута… Ну а коли не повезет, идите в церковь - скорее и в любую. В Первопрестольной множество храмов.
        Колесо истории
        Улица Забелина, № 4 и Большой Ивановский переулок, № 2
        Приидут дни последних запустений,
        Земные силы оскудеют вдруг…
        Валерий Брюсов.
        Дни запустений
        Время шло, но таинственно-мрачный дух Ивановской обители не выветривался. Будто снова и снова сбывалось старинное пророчество: «Мрачные стены - мрачные дела. Много раз кресты падут, Руси несчастье принесут». Кресты действительно падали - то в пламени пожара, то во времена наполеоновского нашествия.
        Вот что записал Н. Розанов: «В 1812 году перед нашествием Наполеона ризницу Ивановского монастыря отвезли в Воскресенский монастырь в Кремле для отправки в Вологду. 3 сент. игуменья Елпидифора с сестрами находилась в церкви, запершись изнутри, когда неприятели пытались взломать дверь. Они взломали ее 4 сент. Все ограбили. Монахини разбежались по разным местам. 8 сент. игуменья вернулась. Монастырь был сожжен, кроме церкви, где она с несколькими монахинями и проживала».
        Ивановский женский монастырь
        Говорят, что не все монахини сумели убежать и спастись. Кто-то сгорел на пожаре. Не потому ли на огромном пепелище к призракам царских кровей добавился полночный плач сгоревших монахинь?..
        Прошло почти пятьдесят лет, прежде чем монастырь взялись восстанавливать. И только в 1878 году он предстал перед Москвой в обновленном виде. И как же он оказался красив! Известный архитектор М.Д. Быковский создал архитектурный ансамбль, которому, по свидетельству современников, не было равных. Достаточно сказать, что купол главного храма был возведен по образцу ренессансного купола главного собора Флоренции. А этот купол до сих пор считается прекраснейшем во всем мире.
        Однако вся эта красота быстро начала разрушаться. Знающие люди шептались: не нужно было строить все на старом фундаменте, сохранять подклети XVIII века. В них остался мрачный дух старых подземелий, пыточных ям и прочего, явно не святого устройства. Вот и перекинулся этот мрачный дух на новое белоснежное здание - разъедает его изнутри.
        Ну а с приходом советской власти религия была объявлена опиумом народа, монастыри закрыты и разрушены. В 1918 году Ивановский монастырь был разграблен и закрыт одним из первых. Кресты опять пали, началось новое несчастье. Словно в надругательство над обителью власти устроили в ней… тюрьму НКВД. Сколько невинных людей сгинуло тут! Немудрено, что и их души тоже никак не успокоятся. Один из современников написал откровенно: «Монастырь превращен в концлагерь».
        Вскоре власти решили расширить тюрьму - схваченным по доносам не хватало места. Однако пришлось поискать строителей - не каждый ведь осмелится работать на строительстве тюрьмы в святых стенах. Да только за века стены эти накопили столько мрака, что зло уже творилось здесь словно само собой. Или, может, стены защищались от разрушения, как могли?
        Поразительно, но те, кто строил здесь казематы и камеры, еще не успев сдать строительство, угодили по разным статьям в камеры того же НКВД, а потом и под расстрел. Начальство, не защитившее своих рабочих, через год оказалось тоже под расстрельными статьями. Получается, все, кто строил тюрьму, в ее сети и попали. Что это было - месть, воздание? Кто знает…
        После войны в монастырских квартирах и в самом бывшем монастыре поместились организации - Высшая юридическая школа МВД, Мосэнерго, Центральный архив Московской области. Однако даже самым продвинутым материалистам мерещились то характерный профиль Ивана Грозного, то вопли душегубицы Салтычихи, то стоны загубленных в тюрьме НКВД.
        Впрочем, колесо истории повернулось вновь. Жильцы монастырских квартир потихоньку разъехались. В 1970-х годах в соборе началась вялая реставрация. В 1992 году власти вернули полуразрушенный монастырь православной церкви, а в 2000 году Священный синод принял решение о новом открытии Ивановского женского монастыря. Вновь воздвиглись кресты, и началось возрождение. И если правы старинные легенды, теперь нашу Русь ожидает счастье.
        Однако гулять в потемках по древней территории все же не стоит…
        ОЖИДАНИЕ, ИЛИ МЕСТО ВСТРЕЧИ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ
        Ну как не вспомнить роман «Мастер и Маргарита» М. Булгакова - глава 29 «Судьба мастера и Маргариты определяется»? Глава определения…
        Итак, начало:

«На закате солнца высоко над городом на каменной террасе одного из самых красивых зданий в Москве, здания, построенного около полутораста лет назад, находились двое: Воланд и Азазелло. Они не были видны снизу, с улицы, так как их закрывала от ненужных взоров балюстрада с гипсовыми вазами и гипсовыми цветами. Но им город был виден почти до самых краев. Воланд сидел на складном табурете, одетый в черную свою сутану… не отрываясь смотрел на необъятное сборище дворцов, гигантских домов и маленьких, обреченных на слом лачуг… Воланд заговорил:
        - Какой интересный город, не правда ли?
        Азазелло шевельнулся и ответил почтительно:
        - Мессир, мне больше нравится Рим!
        - Да, это дело вкуса, - ответил Воланд».
        Исследователи давно определили, что «одно из самых красивых зданий Москвы» - это конечно же дом Пашкова (Пашков дом), ну а сидят Воланд с подручным на его верхней балюстраде, где в центре возвышается круглый купольный портик. Когда дом-дворец только построили, хозяин часто приглашал гостей на эту балюстраду - там вполне можно было прогуляться и посмотреть сверху на Москву. Сейчас туда, конечно, попасть уже невозможно. Это чудо архитектуры занимает Российская государственная библиотека (бывшая Библиотека имени Ленина). Но открою тайну: если вы хотите почувствовать себя героем Булгакова, смело ступайте к дому Пашкова. Прямо по его центру, метрах в тридцати от выхода со станции метро «Боровицкая», вы увидите, как уходят вверх полукругом две беломраморные лесенки. Иногда вход на них загораживают. Но частенько он свободен. Так вот - шагайте! Поднимайтесь вверх - там крошечные площадки с двух сторон. На них есть даже каменные скамейки. И если вы сядете, никто из проходящих по улице вас не увидит. Правда, вам и самим может стать не по себе. Но не бойтесь - посидите! И вы почувствуете странную силу,
которая, словно прибой, то притягивает вас, то отталкивает. И сила эта то разливается в вашей крови, то словно пытается вырваться наружу…
        Дом Пашкова во времена М. Булгакова
        Что это?! И почему Воланд сидит именно здесь? И почему, как явствует из названия булгаковской главы, именно здесь он ждет мастера и Маргариту? Правда, там написано, что судьба этих двоих должна определиться. Но почему именно на балюстраде Пашкова дома?!

«Мене. Текел. Упарсин»: «Отмерено. Взвешено. Решено»
        Улицы Моховая, Знаменка, переулок Староваганьковский, улица Воздвиженка
        Он длится, терпкий сон былого:
        Я вижу каждую деталь,
        Незначащее слышу слово…
        Игорь Северянин.
        Былое
        Если взглянуть на основание Пашкова дома, сразу видно, что он стоит на холме. Холмы в Москве, как известно, места мистические. Помните, слова Азазелло, которому больше по нраву Рим? Ну а Воланду, ясное дело, - Москва. Потому что Рим - это уже очень старый город. Все тайны его изучены и запротоколированы. Москва же - Третий Рим, молодой, развивающийся город. Уже поднакопивший тайн, но еще никому их не выдавший.
        Рим стоит на семи холмах, вот и москвичи выявили у себя их ровно столько же. Правда, было это давно, когда Москва по современным меркам являлась небольшим городом, так что все легендарно-мистические холмы уместились в пределах Садового кольца. Но ведь тогда и такая территория казалась огромной, ну а холмы действительно возвышались - не то что сейчас, когда при позднейших постройках их срезали так, что теперь они почти не видны.
        Напомним на всякий случай, хотя бы чтобы знать территорию силы старинных холмов. Но вот что удивительно - в разные времена они менялись: то всплывало одно название, то другое. Правда, само оккультное число семь всегда оставалось, а вот названия возникали разные. Получается, что для каждой эпохи были свои мистические холмы.
        Классическая московская мифология определила их в XVI веке:

«Первый холм есть Кремль и Китай-город, коего возвышенная точка занята Иваном Великим (колокольней. - Е. К.);
        второй обширнейший заключает в себя Мясницкую и Сретенскую части и даже несколько Яузской;
        третий холм - Тверская, простирающаяся от Трубы до Пресни;
        четвертый - Три горы (район Трехгорки. - Е. К.);
        пятый - Швивая горка;
        шестой - Лефортовский;
        наконец, седьмой, безымянный, - на правом берегу Москвы-реки вал, где Нескучное, коего продолжение составляют Воробьевы горы».
        Однако еще до того, на рубеже XIV - XV веков, существовало одно из первых определений сакральных холмов, куда входили только те, что были в тогдашней небольшой (зато основополагающей) черте Москвы:
        Маковица (Боровицкий холм в Кремле),
        Кулишки (Ивановский холм или горка - помните, «самое мрачное место Москвы»?),
        Псковский холм (ныне улица Варварка в Китай-городе),
        Красный холм (двойное толкование: либо стык нынешних улиц Тверская и Моховая, либо возвышенность на реке Яузе),
        Швивая горка (Таганский холм, ныне район Таганки),
        Чертольский холм (ныне район храма Христа Спасителя),
        Староваганьковский холм.
        Так вот Пашков дом как раз и стоит на самом возвышенном месте Староваганьковского холма, то есть на одном из древнейших сакральных мест силы. Не стоит путать Старое Ваганьково с Новым, где сейчас находится всем известное мемориальное кладбище. Оно совсем в ином районе. А вот деревенька Старое Ваганьково находилась как раз там, где сейчас проходят улицы Знаменка и Воздвиженка с верхней точкой у Пашкова дома.
        Но откуда такое странное название «Ваганьково» и что оно значит? Есть несколько версий. Во-первых, вагань - означает на старославянском просто «крестьянин». Во-вторых, название совпадает с обозначением бродячих артистов в Западной Европе - ваганты. А в селе Ваганьково действительно жили бродячие скоморохи. К ним даже приезжали великие князья «на забаву подивитися», например уже известный нам по легендам Ивановского монастыря великий князь Василий III, тот самый, развенчавшийся с супругой Соломонией ради женитьбы на Елене Глинской, будущей матери Ивана Грозного. И, между прочим, знаете, откуда переселились эти бродячие скоморохи? Со склонов Ивановской горки. То есть их выгнали из мест строящегося Ивановского монастыря, вот они и перебрались с одного холма на другой - Староваганьковский.
        То есть сначала они играли с бесами в куличики на Кулишках, потом перебрались с теми же бесовскими игрищами (не разрешаемыми церковью!) на Ваганьки.
        Так, может, Воланд со свитой коротали время, наблюдая сквозь века за их игрищами, то есть развлекались, пока ждали мастера и Маргариту? Может, и так. Недаром же мессир смотрел куда-то вглубь, вдаль, словно видел там что-то ему интересное.
        Но было у Ваганьковского холма и одноименной старинной деревеньки и иное предназначение. И оно раскрывается, если понять третий смысл - старорусское значение «ваганек». По словарю Брокгауза и Ефрона вага - мера тяжести, при помощи которой определялся вес. Вагажница или важница - торговые весы. Важить, ваганить - взвешивать. Но что же такое взвешивали в Ваганьках? Оказывается, именно через это село пролегала дорога из западных мест в Московский Кремль. И проезжающим нужно было оплатить налог на товары, поменять свои монеты на московские. А как иначе сделать все это, если не взвесить? Сначала товары для определения пошлины, потом монеты и слитки золота и серебра - их тоже меняли на вес. Между прочим, от слова
«важить» современное слово «важный». То есть тот, у кого есть что взвешивать - товары или деньги.
        Но еще и важо?н, важь - это то, что разделяет взвешиваемое. Отделяет одно от другого: это вам, это нам; это в одну сторону, это в другую. Весы, одним словом, с помощью которых и определяется, кому что.
        То есть Воланд, сидя на балюстраде Ваганьковского холма, ожидал, пока что-то взвесят и определят. Но что?!
        Вспомним еще немного истории - совсем древней. На Староваганьковском мосту стояло языческое капище бога Велеса, считавшегося не только покровителем скота, но и хозяином темного подземного царства, и жены его, богини скорби и плача, которую называли Жля (между прочим, отсюда и жалость). Бог Велес, встречая умершего, своим волосом разрезал в душе человеческой посюстороннее (земное, тленное) и потустороннее (вечное).
        Так не этого ли взвешивания и разделения посюстороннего и потустороннего, тленного и вечного ожидал на вершине Ваганьковского холма Воланд со свитой? Не потому ли именно сюда явился и Левий Матвей, дабы передать мессиру волю Христа: «Он прочитал сочинение мастера и просит тебя, чтобы ты взял мастера с собой и наградил его покоем». Словом, прочитано - взвешено и решено.
        Помните, как Библия рассказывает, что на пиру Валтасара из воздуха возникла рука и начертала горящие письмена: «МЕНЕ. ТЕКЕЛ. УПАРСИН»? То есть отмерено (иной перевод - исчислено), взвешено, решено.
        Вот и в романе Булгакова решилась судьба мастера и Маргариты. Ну а коль решено, то именно Воланд и становится тем Велесом, в чьей власти разделить жизнь мастера и Маргариты на земную - прошлую и вечную - будущую. Недаром Левий Матвей восклицает:
«Неужели тебе трудно это сделать, дух зла?» И где ж еще решать такие проблемы, как не на месте силы древнего капища?
        Однако имеется и еще один аспект, из-за которого Воланд останавливается именно на балюстраде дома на Староваганьковском холме. Ведь он и его свита несколько дней прожили в земном городе, носили земное тело, чувствовали земные эмоции. Все это отягощает их потустороннюю сущность. И если своих спутников Воланд может сам освободить от всего наносного, земного, то лично ему требуются силы, более мощные, нежели те, коими он обладает. Для его личного очищения нужны природные, планетарные, космические силы - и именно их мессир находит на территории Ваганьковского холма. Ибо холм одновременно несет в себе все силы земли-планеты и ловит силы космоса, нисходящие на него.
        Так что же в сухом остатке?
        Самое главное - Ваганьковский холм имеет силу взвешивать и разделять: людям - людово, бесам - бесово. Такая уж у него планида и таковы обязанности перед Городом. Сначала к нему пришли бесенята с Кулишек, вселившиеся в скоморохов. Конечно, бесы решили: отчего не пожить в людской шкурке, не повеселиться? Только вот веселье вышло недолгим. Ваганьки быстро отделили бесово от людского. Люди продолжили жизнь в посюстороннем мире. Бесы же сгинули в свой - потусторонний.
        Нечисть регулярно появлялась в городе, но Ваганьки стояли на страже: взвешивали-определяли и разделяли по разным мирам. То есть в Ваганьках возник портал миров, сквозь который город выдворял всю эту нечисть обратно. Конечно, та мимикрировала, старалась удержаться. Но если уж через этот портал ушел сам Воланд, не сумев закрепиться в Москве, что говорить о других, менее сильных представителях зла? Конечно, портал Ваганек не всесилен, но ведь работает - сама земля выгоняет бесовщину вон!
        Но как же быть горожанам, тем, на кого зло уже успело спихнуть часть своей угнетающей силы? Вспомним: людям - людово, бесам - бесово. Так что все, у кого что-то не ладится, идем к дому Пашкова. Поднимаемся на террасу малой круговой балюстрадки (той, что проходит по середине фасада дома-дворца и смотрит на Моховую улицу). Если же лестница почему-то перегорожена, идем просто вокруг дома. Проходим по боковой стене здания (она идет по улице Знаменка). Сзади Пашкова дома будет Староваганьковский переулок (бывшая улица Маркса и Энгельса, о ней поговорим позже). Вернемся же мы по Воздвиженке мимо нового здания Российской государственной библиотеки (Библиотеки имени Ленина), выстроенной в некоем сакрально-древнеегипетском духе - в сером камне, с огромными, подавляющими колоннами и лестницами. Это будет наше мистическое путешествие, во время которого мы постараемся удалить из своей жизни зло. Поэтому мы идем и приговариваем: людям - людово, бесам - бесово. Заговоренные слова можно дополнить: мне - мое, злым - злое; добро - ко мне, зло - к злыдням; свет - к свету, тьма - к тьме и т. д. Единственное условие:
нельзя перебрасывать свое зло на других людей. Помните, как заговаривают болезнь: «Болячка, болячка, сойди с меня - перейди на Якова, а с Якова - на всякого!» Такой злой заговор на Ваганьках работать не станет. Того хуже: может сработать в обратную сторону и упасть на того, кто его сотворил. Будьте осторожны! Но главное - будьте справедливы и добры. Тогда Ваганьки вам помогут.

«И все невесть куда девалося»
        Староваганьковский переулок
        И грозные боги устало взирают и верят,
        Что эти просторы навеки они сберегут…
        Валерий Брюсов.
        Берегиня Русь
        Вы не поверите, но прекрасные белоснежные стены Пашкова дома, выходящие на Моховую улицу, - это не парадный фасад здания. Парадным при постройке считался фасад, выходящий теперь на Староваганьковский переулок. Получалось, что роскошный дворец словно отворачивается от Кремля - поворачивается спиной, не хочет знаться, бунтует. В то же время прячет свой истинный облик, не желая раскрывать свои тайны.
        Дом Пашкова со стороны Староваганьковского переулка
        Да и были ли тайны? Навалом! Но о них чуть позже. Пока же о самом Староваганьковском переулке.
        Он вообще всегда что-то прятал, таил, не желая раскрывать. Даже его природного имени никто не знает. Переулок называли то Шуйским, то Никольским, то Благовещенским, то Воздвиженским. Семьдесят лет, с 1926 по 1996-й, он именовался улицей Маркса и Энгельса, поскольку там находился Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.
        Однако, как бы когда ни называли сей переулок, свое свойство таить и не показывать он хранил всегда. Начать с того, что, по преданию, именно здесь (на тогдашних задворках Ваганек) находились тайные лазы в подземные ходы, ведущие из Кремля через Боровицкий холм к Ваганьковскому. Считается, что последним сведущим о местоположении этих подземелий был Иван Грозный. Однако думаю, что и последующие государи были вполне осведомленными. Иначе с чего бы тогда именно в Староваганьковском переулке собирал войска в мае 1606 года брат будущего царя Василия Ивановича Шуйского - Иван Иванович. Василий Шуйский поднял дружину против первого Самозванца - Григория Отрепьева. Лично ворвался в Кремль на белом скакуне, громя поляков. А вот дружина его брата Ивана появилась в Кремле совершенно неожиданно - никто и не увидел, как она туда попала. Не потому ли бывалые люди еще долго шептались, что ратники Шуйских проникли в Кремль через тайные подземные ходы, которые начинались от Староваганьковского переулка, тогда называемого Шуйским, поскольку именно там была одна из их родовых усадеб?.. Однако до сих пор никто не
открыл секрета этих подземных ходов. Хотя многие и пытались. Переулок хранил свою тайну. А если кто начинал искать - запутывал, завораживал, заморачивал. Недаром многие говаривали, что нашли-таки вход в подземелье. Но никто не узнал наверняка - гений этого места просто водил всех за нос.
        Впрочем, может, цари-бояре и сами не желали раскрытия тайны. Не потому ли они никогда не выпускали это место из-под своего неусыпного надзора? То здесь стояли государевы избы, то был организован царский псарный двор. В конце 1720-х годов здесь стали устраивать звериные потехи при доме царевны Прасковьи Иоанновны (племянницы Петра I). И говорят, во время потех или псаренных забав часто пропадали и звери и люди - «и все невесть куда девалося». То ли пропадало в тайных подземельях, то ли гений места уводил их опять же невесть куда.
        Однако, несмотря на странные пропажи, эта улица-переулок всегда сохраняла свою привлекательность для сильных мира сего. Здесь располагались усадьбы Голицыных (ныне дом № 17), Трубецких (дом № 19), Долгоруковых (дом № 25). В ХХ веке здесь селились наркомы и министры советского правительства. Недаром же и Институт марксизма-ленинизма обосновался здесь.
        Но вот что непонятно: иногда люди, жившие здесь, никак не находили того, что отчаянно пытались сыскать в жизни. Неужто опять переулок соблазнял, но не выдавал результата? Так, архитектор Н.И. Поздеев, выстроивший в 1877 году на месте старой усадьбы московского губернатора В.Я. Левашова новый дом № 15, мечтал покорить Москву и возвести самое красивое здание в городе. Но с домом № 15 ему это не удалось. Поздеев весьма сокрушался. Но вот незадача - когда он таки возвел красивейшее здание Москвы, с ним случилась трагедия. Об этом мы поговорим, когда обратимся к таинственному «драгоценному дворцу» купца Игумнова, для которого Поздеев и строил дом. Но сейчас только заметим: а может, дух Ваганек спас тогда Поздеева, не дав ему соорудить главное здание своего творчества? Ведь едва только архитектор его создал, тут же и покинул этот свет. То есть мечту вроде и осуществил, но с жизнью простился…
        А вот великий художник Валентин Серов, гуманист, демократ, жил в Староваганьковском переулке в доме № 21. Как и вся прогрессивная интеллигенция, Серов ратовал за справедливость и народное счастье, за будущую демократию, однако так и не дождался ее наступления, скончавшись в 1911 году в этом доме. Впрочем, хорошо, что не дождался, ибо революционная демократия оказалась весьма своеобразной и, возможно, поставила бы Серова к стенке, как его доброго друга поэта Николая Гумилева.
        Словом, переулок был падок на обещания, но не на дела. Недаром Институт марксизма-ленинизма, сколь ни старался доказать преимущества идеологии коммунистов, так в конце концов и не смог этого сделать. Жизнь доказала свое - увы, прямо противоположное…
        Что ж, Староваганьковский переулок обожает морочить людей. Но делает это с огромным смыслом и даже объективной пользой. То, что не нужно судьбе города или отдельного человека, вечно «невесть куда девается» - исчезает, пропадает, не показывается, не является. Не потому ли обход Ваганьковского холма становится столь действенным - пройдешь по Староваганьковскому переулку, и из твоей жизни самым мистическим образом улетучатся-испарятся какие-то ненужные обязательства, исчезнут неприятности, рассосутся беды. Великий актер МХАТа Иван Москвин, живший в Староваганьковском переулке в доме № 17 (том самом, что стоит на месте усадьбы Голицыных), рассказывал, что часто, идя домой пешком, задумывался о том, что в его жизни является лишним, суетным, мешает ему плодотворно творить - репетировать и играть на сцене. То это были какие-то склоки-неприятности в театре, то наносные внешние обстоятельства. Так вот, когда актер осознавал, в чем корень помехи, та очень быстро устранялась из его жизни - дух Ваганьков прогонял ее вон. Правда, гений места явно благоволил к актерам и музыкантам (ведь это село бродячих
артистов-скоморохов). Однако и к нетворческим людям он будет благоволить, ведь все мы - жители одного города, в который входит легендарный и мистический Староваганьковский холм.
        Правда, с другой стороны, гений места Ваганьков частенько обещает людям нечто, что в итоге оказывается мифом. Так, декабрист В.М. Голицын, живший в родовой усадьбе (дом № 17), восклицал впоследствии в разочаровании: «Мы думали, что замыслили великое дело, а оказалось, так - мираж, блезир!»
        Лично я столкнулась со странным духом переулка в то время, когда он именовался улицей Маркса и Энгельса. Моя родственница Маргарита работала в то время в Библиотеке имени Ленина, и на семейном совете было принято решение - чтобы я не забивала себе голову разными глупостями типа театра и каких-то писаний, приобретя солидную профессию библиотечного работника. Сначала Маргарита должна была устроить меня на самую маленькую должность в Библиотеке имени Ленина, а потом мне предстояло поступить в библиотечный институт, как уже работающему библиотекарю. Отчего мои бабушки приняли такое решение, до сих пор не могу понять. Но раз было решено, я пошла в библиотеку. Маргарита должна была ждать меня у подъезда, выходящего как раз на улицу Маркса и Энгельса.
        Улочка крохотная, узкая. Там просто негде потеряться и невозможно не увидеть Маргариту - дородную статную черноволосую красавицу. Но я шесть раз прошла по улице - туда и обратно. Я останавливалась чуть не у каждого дома, но… Я не увидела ни одного подъезда или просто двери. У домов были только стены с окнами - ни одного входа!
        Но ведь если б тогда меня не заморочил гений места, может, и не писала бы я сегодня эту книгу… Стала бы библиотекарем, тихо сидела в районном учреждении, выдавала книжки. И было бы мне уже наплевать на всякие там тайны, загадки и мистические события. Но видно, так было не суждено. Конечно, я и до сих пор много времени провожу в библиотеках и архивах. Но не как тихий библиотекарь, а как яростный любитель исторических загадок и тайн, стремящийся их разгадать.
        Вот и выходит, что дух Староваганьковского переулка некогда скрыл, спрятал от меня то, что мне было не предназначено. А я, между прочим, долго переживала, что не нашла ту библиотечную дверь. Ведь на другой день позвонила Маргарита и долго выговаривала мне за то, что я не явилась. А в конце разговора заявила, что место уже занято. Конечно, кто ж будет ждать такую тетеху, как я, да еще в главной библиотеке страны?..
        Тайный подземный город: входы и выходы
        Староваганьковский холм
        Темнеет. Кони роют землю, содрогается маленький сад. Прощайтесь с подвалом, прощайтесь скорее!
        Михаил Булгаков.
        Мастер и Маргарита
        С незапамятных времен в подземной части холма существовали тайные убежища - огромные каменные резервуары, где на случай пожаров хранилась казна московских князей. Там же, чтоб недалеко ходить, находились и пыточные комнаты, дабы выведывать все секреты княжеских врагов. Хорош расклад, верно? Наверху холма скоморохи, не поощряемые церковью, веселят великих князей, а в подземельях под их разудалые песни пытают несогласных. Опять же, наверху древние таможенники собирают дань с проезда в город и меняют старинную валюту на московскую «деньгу», и, чтобы далеко не возить собранное, складируют злато-серебро и драгоценные каменья в подземные сундуки. А что - весьма удобно!
        Доподлинно известна тяга Ивана Грозного к подземным убежищам на Ваганьках. Он укрывался здесь в июне 1547 года, когда великий пожар объял Москву и народ разбушевался до того, что бросился в Кремль, считая, что во всем виноват молодой Иван. Но и отсюда Грозный исчез, между прочим не выходя на улицу. И объявился только на Воробьевых горах. С тех пор и пошло предание, что Москву пересекают тайные подземные ходы.
        Исследователи считают, что эти ходы начинались от стен Кремля и вели за Москву-реку и дальше. Недаром же на том месте, где сейчас стоит само здание Пашкова дома, Иван Грозный устроил один из своих опричных дворов. Рядом, на Волхонке, неподалеку от нынешнего храма Христа Спасителя, выстроил свою усадьбу Малюта Скуратов, верный подвижник царской опричнины. И Иван Грозный часто появлялся там, словно невесть откуда. «Возникал аки тать», - писали его противники. Ясно, приходил подземными ходами. Там же, в лабиринтах ходов под Староваганьковским холмом, как считают многие исследователи, царь спрятал и свою знаменитую библиотеку Либерею, не найденную до сих пор. Так что библиотечное дело началось в этих местах издревле.
        Подземные ходы холма были весьма разветвлены и вели в разные стороны: на берег Москвы-реки, на территорию женского Старо-Алексеевского монастыря, на которой ныне расположен храм Христа Спасителя, на Моховой холм (ныне стык улиц Тверской и Моховой), а оттуда к реке Неглинке. Словом, выйдя из Кремля тайным ходом, можно было попасть в легендарную подземную Москву - огромный тайный город, многочисленные лазы в который и хранил в себе Староваганьковский холм. И эти сведения основаны не на одних старинных легендах, а подкреплены открытиями ХХ века.
        В начале 1930-х годов при строительстве станции метро «Библиотека имени Ленина» (открыта 15 мая 1935 г.) строители метрополитена наткнулись на ход, облицованный старинным кирпичом. Были вызваны археологи, так как проход вел в какой-то длинный и узкий коридор. Но, увы, раскопки прекратились по велению с самого верха, даже не начавшись. Проход поспешно зацементировали. И теперь никто уже и не помнит, где он был.
        В середине 1980-х годов Московский центр археологических исследований начал проводить геофизическое обследование под домом Пашкова. Приборы быстро выявили странную пустоту. Археологи пробили несколько шурфов и обнаружили уникальный объект - огромный широченный колодец, выложенный старинным белым камнем, диаметром
8 метров. Глубина его прослеживалась на 15 метров вниз, но все говорило о том, что он спускается и дальше, до 30 метров. Впрочем, может, и еще ниже. Но главное - видно, что им пользовались, - сохранились фрагменты винтовой каменной лестницы!
        Исследователи пришли и к еще одному ошеломляющему выводу: где-то на уровне 16 метров колодец был заполнен водой. Но как же тогда спускаться вниз?! Ответ дали историки. Оказывается, такой секрет был весьма распространен в старые времена. Знающий человек, спускаясь, нажимал на нужный камень, и вода быстро уходила, освобождая проход вниз. Зато не знающему секрета никогда не пройти.
        Приборы показали, что от колодца на глубине расходятся разноуровневые ходы и подземные галереи. Но куда они ведут, так и осталось загадкой. Ведь, несмотря на все старания продолжить исследования и разгадать тайну подземной Москвы, археологи наткнулись на стену - и не в буквальном, а в переносном смысле. И эта стена оказалась потверже каменной - работы мгновенно свернули, чертежи и наброски возможных направлений ходов куда-то подевались, ну а группа, проводившая исследования, была спешно расформирована, и люди распределены по другим объектам, весьма отдаленным друг от друга. Видно, кому-то ужасно не понравилось, а кого-то и напугало то, что можно сыскать в тайных старинных подземельях…
        Конечно, старинные открытия вполне могут оказаться пугающими и зловещими. Когда в ХХ веке на месте взорванного храма Христа Спасителя решено было построить огромный и грандиознейший Дом Советов, бросающий вызов небесам и стремящийся доказать, что коммунистическая идеология превыше всех иных, был вырыт огромнейший котлован для фундамента. Так вот при вскрытии земляных кладок бывшего храма обнаружились древние подземные ходы - те самые, что шли к храму от Староваганьковского холма. Так вот в этих подземельях нашли истлевшие скелеты, прикованные к стенам. Зрелище было жутким, запах соответственным. К тому же рабочие, вскрывшие ходы, заболели неизвестной болезнью, и их пришлось отправить в больницу. Начался шепот: храм мстит за свое разрушение. Наверное - так. Но может, к тому же и тайный подземный город сторожил свои секреты - оборонялся как мог.
        А вот уже в конце ХХ века трое ребят-москвичей нашли подземный ход под Москвой-рекой и даже прошли по нему. Но, конечно, не удержались и рассказали о своей поразительной находке. И что бы вы думали? Уже на другой день вход и выход подземного туннеля были зацементированы, поверх положен дерн, да так ловко и умело, что пацаны, придя на место, не узнали его и, конечно, не смогли показать еще раз, где были лазы. Словом, ни одна тайна, всплывшая из глубины веков, так и не была раскрыта. Более того, любая деталь тут же уничтожалась, дела сворачивались в спешном порядке, словно кто-то спешил доказать: ничего и не было. Интересно, по какой причине? Может, просто чиновникам города не нужны никакие открытия никаких тайн? А может, кто-то, посвященный в эти тайны, стремится скрывать их до поры до времени?..
        Интересно, а не мечтал ли и булгаковский Воланд выведать эти тайны, когда столь пристально рассматривал город с вершины дворца на Староваганьковском холме? Ведь тот, кто узнает тайны подземного города, вполне может овладеть и наземным. Вот только гений места всегда начеку. Недаром все строения холма не раскрывают своих тайн, а, напротив, прячут их вполне успешно, набрасывая вечные покровы тайн и водя любопытных за нос.
        Легендарный Пашков дом: тайная сущность
        Улица Моховая, № 26 или улица Воздвиженка, № 3/5, стр. 1
        Откуда я пришел, не знаю...
        Не знаю я, куда уйду,
        Когда победно отблистаю
        В моем сверкающем саду.
        Николай Гумилев.
        Credo
        Как мы уже поняли, легендарный Пашков дом стоит на виду у всей Москвы, но вот адрес его зашифрован. Наберите в Интернете «дом Пашкова» и вам выдадут по крайней мере два адреса. Даже в Википедии написано в одной статье, что Пашков дом находится на Моховой улице в доме № 26, а в другой - на улице Воздвиженке в доме №
3/5 да еще и в строении 1. И кому верить?! А может, это вообще дом-фантом?
        Библиотека имени Ленина
        В данном случае верно все. Если считать по Моховой, будет дом № 26. Если представлять дом Пашкова как часть единого комплекса Российской государственной библиотеки, станет верным и второй адрес по Воздвиженке. Ибо именно на нее выходит новое здание Российской государственной библиотеки. Здание, называемое москвичами египетским монстром или гитлеровской колоннадой. Что ж, весьма справедливое объединение «стилей» - ведь философии и Древнего Египта и фашистской Германии были направлены на оправдание и возвеличивание смерти. Там же, перед огромным входом и массивными серыми ступенями, сидит бедняга Достоевский - в виде памятника, конечно. И опять же, как справедливо заметили москвичи, то ли писатель оробел и не решается войти в эту самую большую библиотеку страны, то ли у бедняги писательская болезнь - геморрой и ему трудно присесть в ожидании визита к проктологу.
        Словом, вот в таком окружении находится ныне великолепнейший дом Пашкова, уже давно лишившийся полагающейся ему при постройке ограды. Когда та имелась, то за ней был высажен прелестный сад, и взгляд поднимался к вершине дворца от зелени деревьев, - казалось, что здание парит в воздухе - над Москвой. Потом ограду сломали, деревья срубили, и теперь мы смотрим на здание, возвышающееся огромной глыбой из земли.
        Словом, наикрасивейший дворец Москвы выглядит весьма настороженно и таинственно. А может, он тоже что-то прячет-скрывает, как и Староваганьковский переулок? Недаром же именно выход туда считается главным фасадом дома-дворца, хотя фасад, выходящий на Моховую, несравненно прекраснее.
        Взглянем попристальнее на само название улицы - Моховая. Историки говорят, что здесь продавали сухой мох, который раньше использовался в строительных работах для заделки щелей и мелких дырок. Вот и стала улица зваться Моховой. А теперь посмотрим производные от слова «мох». И они весьма красноречивы! Мохнатый - так образно называли черта, дабы не приманить самого нечистого. Мошить - значит закладывать мхом щели, но и скрывать, утаивать. Моховать - заделывать дыры, но и… колдовать. Нет, недаром булгаковский Воланд облюбовал это местечко…
        Однако и другие чувствовали волхвование Моховой. Недаром ее, как и весь Староваганьковский холм, окружили церквями сплошным кольцом - спасали от нечистого духа. В 1914 году здесь даже решили разместить гигантскую картину А.А. Иванова
«Явление Христа народу», для чего построили огромный зал. Однако мистическое полотно на Моховой не удержалось, краски стали осыпаться, и его перевезли в Русский музей на реставрацию. Да так там и оставили. Не в пику ли этому «Явлению» Булгаков явил своего героя именно здесь?
        Помните, как Воланд изначально объяснял свое появление?

«Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского. Так вот требуется, чтобы я их разобрал».
        Представляете, Воланд приехал проконсультировать, как моховать на Моховой!.. И между прочим, если вы думаете, что сей чернокнижник был, как и полагается, изгоем церкви, то ошибаетесь. Он был папой римским - Сильвестром II! И по легенде, свое папство выиграл в 999 году в игре в кости с… дьяволом, то бишь с самим Воландом. Что ж тому не разобрать труды своего партнера?!
        Впрочем, в ранних редакциях романа Булгакова эта фраза звучала несколько иначе:
«Здесь в государственной библиотеке большое собрание трудов по черной магии и демонологии». А знаете, чье собрание трудов было самым обширным и полным в Библиотеке имени Ленина? Конечно же самого Владимира Ильича! То есть именно он и сочинял книги о самой наичернейшей магии и демонологии - теории и практике революции. Удивительно точное определение тайного смысла всех этих революционных рукописей, где рефреном идет то глагол «расстрелять», то термин «диктатура», то пометы «безжалостно» и «категорично».
        Вот вам и маленькие библиотечные тайны! Впрочем, когда на этом месте еще не было никакой библиотеки, тайны уже существовали. И речь не о подземных тайных ходах и галереях. Просто ко времени возникновения дома Пашкова в XVIII веке о них все уже забыли.
        В петровские времена здесь стояла усадьба сначала думного дьяка Автонома Иванова, который, дабы подольститься к молодому царю Петру, выстроил ее в голландском духе. Однако у молодого Петра были свои любимцы, так что усадьба перешла в руки Александра Даниловича Меншикова. Непонятно зачем, в усадьбе этой начали разводить черных петухов. И москвичи, боязливо крестясь, шептались: это же черные дела, никак колдуны режут петухов в полнолуние, занимаясь черной магией?! И ведь все возможно - недаром же светлейший князь Меншиков из самых страшных передряг сухим из воды выходил и никогда милости царя Петра не лишался.
        Впрочем, и черные петухи не спасли Меншикова от разжалования и ареста после смерти его покровителя. В ссылке в Березове светлейший, как известно, и умер 12 ноября
1729 года. Однако сын его, Александр Александрович, из ссылки вернулся и возвратил себе усадьбу на Моховой в Ваганьках в 1731 году.
        Потом дом опять менял хозяев, пока весь огромный земельный участок с постройками не купил отставной капитан-поручик лейб-гвардейского Семеновского полка Петр Егорович Пашков. Был он из военной семьи, но сказочно разбогател отнюдь не на военном поприще, а на винных откупах. Говорят, стал первым водочным королем России. Связи имел огромные и в 1783 году сумел прикупить на вечное пользование землю в самом престижном районе Москвы.
        Все предыдущие постройки он приказал снести и заново выстроить парадный и роскошный дворец, дабы поразить всю Москву своим немереным богатством. Денег на постройку не жалел. В архитекторы взял великого Василия Баженова, строившего в самом Кремле государев дворец, да не потрафившего Екатерине Великой не столь своими постройками, сколь вечными стремлениями отразить в этих постройках масонское видение мира, начиная от особых знаков масонства, кончая мистическими символами мироздания.
        К тому времени, когда Пашков пригласил Баженова выстроить его дворец, архитектор уже был не в чести: грянула царицынская катастрофа - Екатерина повелела снести построенный дворец в Царицыне. Но Пашков от архитектора не отказался, напротив, пообещал громадное жалованье. Не потому ли обиженный на монаршую власть Баженов развернул дворец Пашкова задом к Кремлю?..
        Правда, москвичи были уверены, что дворец на Моховой строит архитектор Матвей Казаков, а опальный Баженов только помогает ему тайным образом. Тайны, опять тайны…
        Как бы там ни было, великолепнейший белоснежный дворец был готов в самые кратчайшие по тем временам сроки - Пашков справил новоселье уже в 1786 году. Вся Москва сбегалась посмотреть на новое чудо света. Действительно, дворец был невероятно красив, вокруг него разбит волшебный сад, в саду водились разноцветные яркие птицы, свезенные из иноземных стран. Еще были выкопаны пруды «на аглицкий манер» с лебедями и двумя бассейнами. И весь город сходился на том, что чудесней этого дома-дворца и быть не может.
        Однако счастья в прекрасных стенах не было. Видно, гений места, восхитившись белоснежной постройкой, характера не сменил и в обещаниях обманул. Баженов, грезивший о прощении императрицы, которое она бы дала, увидев столь прекрасный дворец, в своих ожиданиях обманулся. Его авторство так и не признали официально. И до сих пор идут споры - кто же автор блистательного Пашкова дома. К тому же никакого особого гонорара от прижимистого заказчика архитектор не получил. Да и сам Пашков, несмотря на все неимоверное богатство и красоту своего дворца, радости не испытал. Вскоре его разбил паралич, вынудив передвигаться на коляске. Пашков перестал выходить, дворец сделался замком, в котором жизнь замкнулась в четырех стенах. Ну а поскольку Пашков никого не принимал, то даже год его смерти не удалось установить. То ли он скончался через четыре года после постройки дворца, то ли прожил в замке добровольным привидением до 1800 года. Словом, Пашков дом похоронил своего хозяина заживо…
        После смерти имение бездетного Пашкова перешло к его родственнику - Александру Ильичу Пашкову, но и ему счастья не принесло. Выяснилось, что на доме висят огромные долги и на самом деле Пашков-старший был не столь богат, сколь хотел казаться. А все его стремление к показной роскоши было лишь средством скрыть собственные расстроенные финансовые дела.
        Александр Пашков стал чудить: влез в еще большие долги под залог дворца, но решил перекрыть деяние дяди - выстроил на Моховой еще один Пашков дом, но не для частной жизни, а для общественных нужд: балов и театральных представлений. Теперь в этом доме находится аудиторный корпус МГУ, а во флигеле - знаменитая университетская церковь Святой Татьяны, покровительницы студентов. Но и постройка храма не принесла ничего хорошего. Напротив, местный священник подал жалобу на то, что рядом с церковью находятся конюшни Баженова. Началась тяжба с церковными властями. К тому же надо было платить долги. И Александр решился на выгодную партию. Нашлась Дарья Мясникова, чей папаша, купец и владелец медно-плавильных заводов, страстно желал сделать дочурку дворянкой. Но главным условием была жизнь на широкую ногу в распрекраснейшем московском дворце.
        Так Пашков оказался богат, женат и славен роскошной жизнью. Вот только счастья в семье не было. Москвичи шептались, что после званых вечеров хозяин гоняет хозяйку по саду, вопя:
        - Косы повыдергаю!
        Впрочем, и эти богачи недолго владели Пашковым домом. Ну не привечал дом хозяев - просто-таки выживал вон! Очень быстро деньги кончились, у Пашковых не осталось средств даже на взносы в свою приходскую церковь. Уже к началу XIX века оба дома Пашковых пришли в запустение. Ну а при пожаре во время нашествии Наполеона в 1812 году Пашков дворец сильно пострадал: крыша обвалилась, стены покосились, балконы осыпались. Знаменитая верхняя балюстрада с ротондой-беседкой, бывшая тогда деревянной, сгорела вместе с деревянными скульптурами, украшавшими ее. Так что каменная балюстрада, на которой сидел Воланд, - изделие уже послевоенное. В 1813 -
1816 годах московские зодчие во главе с Осипом Бове восстановили легендарный дом Пашкова. Ну а поскольку дворец считался жемчужиной московской архитектуры, деньги на восстановление выделила городская казна.
        Между прочим, не только Воланд обозревал панораму Москвы с балюстрады ее знаменитого дворца. В 1818 году в доме Пашкова произошло абсолютно реальное, но весьма мистически-знаковое событие. В тот год Первопрестольную посетил прусский король Фридрих-Вильгельм III с сыновьями-наследниками. Пруссак уже был не просто союзником российского императора Александра I в тяжелой борьбе с Наполеоном, но и родственником - брат Александра, будущий император Николай I, год назад (13 июля
1817 г.) взял в жены дочь Фридриха-Вильгельма, принцессу Фридерику-Шарлоту-Вильгельмину, ставшую в православном крещении Александрой Федоровной.
        И вот теперь прусский король знакомился со страной, которая будет новой родиной для его дочери. В Первопрестольной Фридрих-Вильгельм попросил показать ему самую большую и красивую панораму славного города. Московский губернатор провел его на только что восстановленную балюстраду Пашкова дома. Король поднялся на бельведер и застыл, глядя вниз, на разрушенную и только еще восстанавливающуюся Москву. И вдруг слеза скатилась на щеку властителя. Он вышел из бельведера и… опустился на колени пред древним городом.
        - На колени! - крикнул он сыновьям и плача добавил: - Вот она, наша спасительница! Себя не пощадила, но мир спасла!
        С того дня балюстраду окрестили «немецкой» (помните, у Булгакова москвичи думают, что Воланд - немец?), а место, где король и принцы на коленях благодарили Москву и москвичей за подвиг самопожертвования, позже назвали «балконом трех императоров», ведь со временем и оба сына Фридриха-Вильгельма стали императорами.
        В честь монаршего посещения в чугунную ограду дома Пашкова была вмонтирована корона. Однако вот странность - чугунное изображение королевской власти очень быстро лопнуло и стало напоминать… латинскую букву W. А ведь это, если опять же вспомнить роман Булгакова, - знак Воланда. Получается, что в 1818 году Пашков дом получил некое оккультно-магическое крещение. И вот удивительно - с тех пор символ Москвы поменял характер с отрицательного на положительный. Дом-дворец стал лоялен к своим хозяевам, принося счастье. Впоследствии наследники Пашковых (впрочем, утерявшие фамилию из-за рождения наследников женского пола) породнились с самыми знатными фамилиями - Гагариными, Шереметевыми и оставили достойный след в истории России. Достаточно вспомнить легендарного генерала Михаила Скобелева, освободителя Болгарии. Мать Скобелева, Ольга Николаевна, известнейшая в России создательница воинских лазаретов, по бабушке Дарье Пашковой-Полтавцевой принадлежала к роду Пашковых. Мужественная женщина, Ольга Николаевна Скобелева погибла трагически - ее убили в одной из инспекторских поездок в 1880 году. По официальной
версии, она погибла от рук грабителей, но люди понимали, что мать Скобелева убили, чтобы воздействовать на бесстрашного генерала Скобелева. И между прочим, к тому времени дом Пашкова уже давно принадлежал Москве и Скобелевы не жили там. Не потому ли дом не сумел защитить внучку своей бывшей владелицы?
        Библиотечные тайны и привидения
        Читальные залы и книгохранилища Библиотеки имени Ленина
        И надо мною одиночество
        Возносит огненную плеть
        За то, что древнее пророчество
        Мне суждено преодолеть.
        Николай Гумилев.
        Одиночество
        С середины XIX века в доме Пашкова размещался Дворянский университет, потом мужская гимназия. Сколько хулиганских выходок юных оболтусов пережил дворец - не счесть. Но к 1860 году стало ясно, что великолепнейший дом Москвы достоин более почтительного отношения. И с 1861 года в нем разместилась богатейшая книжная и художественная коллекция канцлера Николая Петровича Румянцева, переданная городу как Румянцевский музей.
        И старинный дом-дворец-замок ожил. То ли вспомнил, как некогда русские князья хранили в его чреве (в тайных подвалах Староваганьковского холма) свои сокровища, то ли обрадовался, увидев старинные манускрипты (ведь именно такие хранились где-то внутри старинных подземелий в кованых сундуках Либереи Ивана Грозного). Теперь его белоснежные стены гордо взирали на москвичей, его мраморные лестницы гостеприимно встречали москвичей, читателей и зрителей, приходящих в первую общедоступную библиотеку-музей Москвы. В недрах Пашкова дома с тех пор хранятся самые ценные рукописные и старинные книги всего мира, рисунки, гравюры, наброски лучших живописцев, ваятелей и зодчих. Ну а когда же в ХХ веке Румянцевский музей стал Библиотекой имени Ленина, туда хлынули читатели, ученые и исследователи со всей страны.
        Но и абсолютно реальное дело просвещения и изучения истории и искусства не изменило мистически-магический характер Пашкова дворца. Мы уже знаем о том, как он ворожит, стоя на легендарной Моховой и возвышаясь над оккультным Староваганьковским холмом. Но и в стенах современной библиотеки происходят странно завораживающие вещи.
        Уже больше шестидесяти лет среди библиотечных сокровищ живет собственное привидение. Как думаете, чей призрак полагается библиотеке? Конечно же страстного книговеда, знаменитого библиографа и литератора. Именно таким был Николай Александрович Рубакин (1862 - 1946) - личность примечательнейшая и талантливая. В юности он окончил сразу три факультета Петербургского университета: юридический, естественный и историко-филологический. Но главным стремлением этого удивительного человека стало народное образование. Он был просто фанатом всеобщей грамотности, учебы и самообразования. В качестве секретаря Комитета грамотности способствовал открытию множества школ, образовательных учреждений и конечно же общедоступных библиотек.
        Первым в мире Н. Рубакин стал рассматривать процесс чтения с научной точки зрения и положил начало библиопсихологии - науки о восприятии текста. Самым известным его трудом стала книга «Психология читателя и книги». Впоследствии ХХ век развил его идеи в психологии творчества, психолингвистике, структурном анализе текста.
        Рубакин и сам не чужд был литературному творчеству, работал на ниве издательства. Вместе с великим просветителем-издателем И. Сытиным Рубакин выпускал дешевые
«копеечные» книги для массового читателя. Но больше всего времени ученый уделял книжному собирательству. Его личная библиотека была огромной. Практически любая книга, вышедшая с конца XIX и в первой трети ХХ века как в России, так и за рубежом, находила там свое место.
        Вот это огромное собрание книг Рубакин и завещал перед смертью Библиотеке имени Ленина. И хотя он умер 23 ноября 1946 года в Швейцарии (Лозанна), где лечился до войны и не смог выбраться на родину в трудные военные годы, всю его обширнейшую библиотеку удалось привезти в Москву. И вот удивительно - преданный своей библиотеке книговед Рубакин хоть и бесплотной тенью, но приехал вместе со своими книгами. Видно, не мог с ними расстаться. С тех пор он и обитает в книгохранилище Библиотеки имени Ленина (Российская государственная библиотека), иногда даже показывается в читальном зале. Тогда там становится особенно зябко и холодно, ведь при появлении привидений температура воздуха мгновенно падает. Однако серого полупрозрачного книговеда не стоит бояться - он добрый призрак и материализуется, только когда читатель не может определиться, что ему надо, или служащие библиотеки никак не могут отыскать нужную книгу. Пожилые и много повидавшие библиотекари отлично знают, если что-то никак не ищется, надо попросить Николая Александровича. Именно так - уважительно, по имени-отчеству - следует тихонько обратиться
к Рубакину. И тот поможет отыскать нужную книгу на километровых полках хранилища.
        Если же читатель оказывается в трудном положении, то и он может обратиться к Рубакину за советом и помощью. Во всем этом есть только одна пугающая сторона - когда попросил не ты, а кто-то другой. А ты сам сидишь себе в огромном читальном зале, забыв обо всем, склоняешься над интересной книгой, вокруг разлит тусклый свет настольных ламп в зеленых абажурах, и вдруг… Атмосферу зала пронзает мгновенно разлившийся холод, где-то - непонятно, то ли сзади, то ли сбоку, - раздается звук шагов, на потолке вдруг начинают плясать серые тени. В таком случае не стоит пугаться и вскакивать с места, наоборот, надо вести себя как можно незаметнее - уткнуться в книгу и делать вид, что ничего не замечаешь. И вот чья-то легкая тень проскальзывает мимо твоего стола, сосед впереди, лихорадочно листавший книгу, успокаивается. Шелест страниц стихает - сосед нашел в огромном фолианте нужный абзац.
        - Благодарствую, Николай Александрович! - тихо шепчет он. - Помогли найти то, что нужно!
        И никакой тени уже и в помине нет. И в читальном зале становится гораздо теплее, и мятущиеся всполохи исчезают с потолка. Книговед Рубакин помог и исчез.
        Доброе привидение, до сих пор помогающее людям…
        Есть в хранилище книг библиотеки и еще одно существо, о котором до сих пор никто не может точно сказать - реальное оно или фантомное. Это странная серая кошка. Она ведет себя как обычный домашний зверь - тихо проскальзывает по коридорам, крадется между рядами книг. Вот только никто и никогда не видел, чтобы этот серый зверек ел или, простите, справлял свои естественные надобности. Однако и кошка выполняет в библиотеке свою работу - служит индикатором. Если в библиотеке потекла труба или, не дай бог, кто-то бросил непотушенный окурок, серый зверек тут как тут. Замелькает между ногами служителей-библиотекарей, непонятно каким образом приведет человека к месту аварии - посмотри, мол. И тут же исчезнет, как и не было. Ну очень полезное библиотечное животное!
        Когда же наступают мартовские «дни котов», библиотечная работница выбегает и на улицу. Причем как, тоже непонятно. Просто была только что в книгохранилище - миг, и оказалась на Моховой улице, Воздвиженке или Староваганьковском переулке. Уличных предпочтений у кошки не имеется. Зато есть «собственный» кот, который ожидает ее обычно у ворог «второго дома» Пашкова - там, где сейчас аудиторный корпус МГУ.
        Похождения черного кота
        Улица Тверская
        - Не шалю, никого не трогаю, починяю примус, - недружелюбно насупившись, проговорил кот, - и еще считаю долгом предупредить, что кот древнее и неприкосновенное животное.
        М. Булгаков.
        Мастер и Маргарита
        Кот этот существо вообще фантастическое - большой, тяжелый, абсолютно черный, с крошечной ярко-белой манишкой на могучей груди. Он тоже возникает невесть откуда на московской улице, стоит только появиться библиотечной кошечке. Ну как не вспомнить, что кошечка явилась из дома Пашкова, мистически связанного с Воландом? Может, это Гелла или какая другая юная ведьмочка? Так почему бы не определить черного кота как легендарного Бегемота? Может, так и есть?
        Очевидцы, увидевшие странную кошачью пару, навсегда запоминают ее: у обеих кошек черные горящие глазищи, но он - огромный, толстый, а она - крошечная, миниатюрная. Еще очевидцы клянутся, что эти двое ведут себя совершенно по-человечьи - протягивают друг другу лапы, кланяются, словно встретившиеся прохожие. Потом, словно обговорив свой маршрут, издают истошное мяуканье и… исчезают с улицы.
        Между тем черного большого кота с белой манишкой москвичи видят не только в дни
«мартовских песен». Дважды в месяц сей кот Бегемот (а именно это имя и прижилось) появляется на Тверской улице и, словно делая обход владений, двигается от метро
«Пушкинская» до метро «Маяковская». Причем способ передвижения его довольно странный для кота реального, но вполне приемлемый для фантасмагорического Бегемота: котяра появляется прямо из стены дома № 18, где расположен корпус
«Известий», - сразу понятно, что этот кот - ученый, библиотечный, книжно-издательский. Ну разве не живая ассоциация с литературным булгаковским котом? Дойдя на пружинистых пушистых лапах до дома № 20 с ресторанами и офисами, кот исчезает в его стене, чтобы вновь возникнуть из стены следующего дома. И такими перебежками он доходит до площади Маяковского. Там он непостижимым образом оказывается на нечетной стороне Тверской улицы, по которой и возвращается обратно - опять же перебежками сквозь стены зданий.
        Здесь уместно заметить, что по русским народным поверьям именно кот и именно черный является стражем между миром земным и потусторонним. Это он ходит по границе, отпугивая тех, кто еще не имеет прав на переход в иной мир, и притягивая тех, для кого уже наступает время. Вспомним хотя бы пушкинского кота Баюна, что
«ходит по цепи кругом» вокруг огромного дуба. Дуб, по поверьям славян и друидов, - это как раз дерево-символ, разграничивающее миры Яви и Нави. Ну а если мы еще раз перечитаем булгаковский роман о мастере, то увидим, что перелет Воланда и его компании вместе с мастером и его возлюбленной из Яви в Навь начинается с того, что рядом с Маргаритой «с корнем вырвало дубовое дерево, и земля покрылась трещинами до самой реки». Дуб открыл дорогу, и компания устремилась в иной мир. Туда, где черный кот Бегемот по замыслу Булгакова вернет себе облик юного пажа, его злость и сарказм исчезнут, зато веселость и бесшабашность останутся. Ведь они - признаки свободы и счастья.
        Вот и те, кто видел черного кота на Тверской улице, не слишком пугались. Бегемота даже ухитрились заснять на фото- и видеокамеру. Радетели московских призрачных существ занесли черного кота в Международный справочник привидений, издающийся в Лондонской штаб-квартире по изучению паранормальных явлений.
        Те, кто постоянно фланирует по Тверской улице в ночное время в поисках различных удовольствий и развлечений (все-таки это центральная улица Москвы), обычно уверяют всех и друг друга, что сами лично видели огромного жирного котяру, таинственно появляющегося из стены и исчезающего в стене следующего дома. Однако в большинстве своем все эти «свидетели» просто красуются друг перед другом. Реальные же очевидцы прохода Бегемота по ночной Москве рассказывают, что это довольно жуткое и мистическое зрелище. Сначала появляется фантом кота, потом он обрастает плотью, слышатся шипение и скрежет когтей о камень стены и асфальт мостовой. Черные глаза Бегемота горят, усы искрятся. Словом, зрелище не для слабонервных.
        Однако обычно черный гость не приносит никому вреда, он словно не видит людей. Но бывает, хоть и редко, что кому-то Бегемот перебегает дорогу. Тогда уж точно
«счастливчика» ожидают неприятности. И так черный кот - несчастливая примета, а тут черный Бегемот!.. Так что, встретив ночного стража Москвы, лучше отойти в сторону и дать ему дорогу. Пусть уходит по своим ночным делам - от греха подальше! .
        Надо сказать, что путешествует Бегемот по Тверской обычно в нечетные дни, при неяркой луне и на отрезке Тверской от Бульварного кольца до Манежной площади обычно не появляется. Однако не всегда. 13 февраля 1990 года инфернальный кот вышел из стены легендарного здания Дома актера имени Яблочкиной (Тверская, № 16). Его черная шерсть поднялась, сам котяра раздулся до огромных размеров, с усов полетели искры. Бегемот яростно заскреб когтями об асфальт и испустил странный звук, похожий на трагический человеческий крик. Оказавшаяся рядом с ним парочка влюбленных в страхе кинулась в сторону Пушкинской площади.
        А на другой день - 14 февраля 1990 года - Дом актера сгорел.
        Так что это было? Предупреждение московского Бегемота? Или это он сам подпустил под здание красного петуха, как некогда сделал его булгаковский двойник в ресторане «Грибоедов»? Впрочем, жирующую «грибоедовскую публику» ненавидел не один Бегемот, но и вся Москва. Дом же актера все нежно любили. Так что скорее уж московский черный кот пытался предупредить людей. Вот только парочка, оказавшаяся рядом, этого не поняла.
        Словом, призрачный кот не виноват. И это доказывает его появление на Тверской улице 21 декабря 2007 года. Как известно, это мистическое время зимнего солнцестояния - с 21 по 23 декабря обычно самые длинные ночи в году. Тогда на Тверской улице собралось много праздношатающегося народа, не знающего, какой праздник справлять - то ли надвигающееся католическое Рождество, то ли средневековый йодль (ночь солнцестояния), то ли день Митры, старинного божества Солнца и Огня в индуизме и зороастризме. Словом, праздновать хотелось - и все равно что. Люди шумели, смеялись, все были навеселе. Но вмиг протрезвели! Из стены дома № 12 прямо на Тверскую улицу под ноги загулявшему народу вылез огромный черный кот. Зевнул, глядя на толпу, и вдруг, покрывшись искрами, заскреб когтями о стену дома и испустил трагический мяв. Публика шарахнулась врассыпную. А назавтра - 22 декабря - в строении 2 дома № 12 начался большой пожар. Людей пришлось эвакуировать.
        Ну не понимают люди мистических предупреждений! Но разве в этом виноват кот?!
        Кошачья стая и кошколюбивые дамы
        Улицы Пятницкая, № 10, Большая Ордынка, № 53, Малая Ордынка, № 11
        Ясной ночью в полнолунье -
        Черной кошкой иль совой
        Каждой велено колдунье
        Поспешить на шабаш свой.
        Мира Лохвицкая.
        Забытое заклятье
        Не один только черный кот на Тверской улице появляется столь необычным образом - из стены дома и передвигается еще более странно, исчезая в стене одного дома и вылезая из следующего. Такой способ передвижения - общий для всех московских кошачьих призраков. Но рекорд «призрачного счастья» побило кошачье семейство, которое лунными ночами (в отличие от тверского Бегемота, появляющегося только в безлунные ночи) бродит по старинному кварталу столицы - легендарному Замоскворечью. Это его воспел великий русский драматург Островский в своих пьесах, это там находится за высокими заборами «темное царство». Но вот оказалось, что по старинным улочкам и переулкам Замоскворечья могут бродить не только литературные призраки московских купчин, хватких купеческих дочек или беззащитных Бальзаминовых, но и их домашних любимцев - кошек и котов.
        Светлой ночью, когда луна растет, то на Пятницкой улице, то на параллельных ей Большой и Малой Ордынке беззвучно появляется из стены дома… полупрозрачная кошачья стая. Коты, кошки, котята, побольше и поменьше, выходят на тротуар, оглядываются вокруг, шипят и пищат, а потом переходят улицу и исчезают в стене противоположного дома.
        Говорят, что стая в общем-то безобидна. Она движется по каким-то своим законам. Не замечает прохожих, не реагирует даже на собак, что абсолютно нехарактерно для кошек, тем более домашних. А что эти существа, выходящие из стены, домашние, свидетельствует их вид. Они не встрепаны, шерсть ухоженная, пушистая. Но, несмотря на весь «благостный облик», эти призрачные существа производят страшное впечатление. Стая идет как-то механически, не разбирая дороги, неотвратимо, ни на секунду не замедляя ритма движения. И не дай бог оказаться на их пути, тем паче встать на дороге. Призрачные создания идут, не сворачивая, прямо на человека. Есть что-то ужасное, роковое в их приближении. Немудрено, что люди, увидевшие бродячую стаю кошачьих привидений, теряли сознание, падая в обморок. Ну а очнувшись, понимали - судьба приготовила им нечто ужасное, а кошачья стая - первое предупреждение…
        Но куда бредут призрачные кошки? Разносят по Замоскворечью беду? Нет - не надо наговаривать на бедных созданий. Они и сами хотели бы упокоиться с миром, да не могут. Кошки ищут своих бывших хозяек.
        Когда-то, как донесли до нас московские предания, в Замоскворечье XIX века было модно иметь пушистых хвостатых красавиц и больших откормленных котов, ведь степень ухода за кошечкой или откорма кота говорили соседям о благосостоянии купеческих семейств. По-другому-то частенько и судить было невозможно - все дома стояли за глухими заборами, улицы перегорожены по владениям, вот только кошкам и удавалось прошмыгнуть со своего двора на чужой двор.
        Конечно, кошечка с бантиком - приятная игрушка. Но часто купчихи заводили по дюжине котов и кошек. Знаете, как звали таких дамочек? Кошколюбивые дамы или кошколюбицы.
        Одна такая купчиха-вдова жила на Пятницкой улице в доме № 10, так называемом
«Пятницком подворье». Дом сохранился и сейчас, конечно в сильно перестроенном виде. Денег у вдовы было немерено, но, как говаривал драматург Островский, от этого она и скучала. Со скуки и завела себе развлечение - собрала с округи всех бездомных кошек и устроила каждой отдельные хоромы, поместила в отдельный домик, приставила особую прислугу ухаживать за пушистыми питомцами. В теплое время года домики располагались в огромном саду за забором. В холодное - переезжали в лучшие комнаты купеческого жилья.
        Кошек собралось столь много, что соседи стали жаловаться на невыносимый кошачий дух. Дошло до того, что городовой был вынужден сделать купчихе внушение, потом еще и еще.
        - Вы бы, матушка, освободились хоть от половины кошек! - уговаривал городовой.
        Но вдова не соглашалась. Летом же стало совсем невозможно - от жары вонь ползла по всей округе. И немудрено, что соседи предприняли радикальные меры. Залезли через забор, открыли кошачьи домики и выпустили животных. Те и порскнули на свободу. Вдова в ужасе металась потом по окрестностям, собирая любимцев. Но нашла не всех. Куда делись пропавшие, неизвестно. Но не они ли до сих пор бродят по округе призрачной стаей, ища свои теплые домики?..
        Еще две кошколюбицы жили на Большой Ордынке во флигеле дома Хованской (сейчас дом
№ 53). Были они сестрами, так и не вышедшими замуж - девками-вековухами. Вот и нашли в милых кошечках объекты для обожания. Каких только красавиц у сестер не было! Рыжие, белые, серые, но особенно любимые - трехцветные. Черных, конечно, не держали, а вот трехцветные, по поверью, приносили счастье. Сестры наняли целый штат таких же кошколюбивых старушек, чтобы ухаживать за питомцами. И все шло преотлично, но однажды к старшей сестре приехал ее давнишний обожатель, высланный в свое время на Кавказ за какую-то провинность. Теперь он возвратился с повышением в чине и сделал своей прежней милушке предложение руки и сердца.
        Да вот беда - младшая-то сестра тоже была влюблена в этого военного! Вот и не поделили родственницы мужчину мечты. А отыгрались на кошках. Младшая взяла да и выгнала их всех в припадке ревности. Так, может, эти кошки бродят теперь по округе, призрачные и неприкаянные, выгнанные из кошачьего рая?..
        А на Малой Ордынке в крошечном домике, стоявшем во дворе дома № 11, жила еще одна кошколюбивая купчиха. С ней вообще произошла история фантастическая. Была она бедна, покойный муж ничего ей не оставил. Переписал, поганец, все богатство на какую-то актриску-полюбовницу.
        Но вдовушка мужа не проклинала, тихо несла свой крест. Сама ела мало, нарядов не покупала, а все деньги имеющиеся изводила на своего любимца - кота Жирку. Котик же, в отличие от хозяйки, был ухожен и откормлен, недаром прозвали его Жиркой - жирок нагулял. Понятно, что вдова им очень гордилась и всегда брала кота с собой, когда уходила из дому.
        Однажды с Жиркой в корзинке зашла она в банк снять проценты. А на столе у банковского служащего были разложены билеты внутреннего выигрышного займа. Корзинка наклонилась, неповоротливый Жирка выпал прямо на стол да и наделал со страху на один из билетов.
        Служащий завопил, обругал вдову:
        - Куда прикажете испорченный билет девать?! Его же никто не возьмет - побрезгует!
        Вдовушка сконфузилась, всплеснула руками и согласилась:
        - Да уж… никто не возьмет… Придется самой брать!..
        Так и вернулась домой - с безобразником Жиркой и билетом. А через неделю был день розыгрыша. И оказалось, билет, обделанный котом, выиграл 75 тысяч рублей. По тем временам - огромное состояние!
        С тех пор вдова на Жирку своего надышаться не могла. И чтобы отплатить всему кошачьему племени, стала прикармливать всяких бродячих по округе котов. Каждое утро и вечер ходила с кулечками рыбки, печенки, ливера по местам, облюбованным бродячим племенем, оставляя угощение. Так не в поисках его ли бродят призрачные кошки по Замоскворечью?..
        Говорят, иногда всю эту фантасмагорическую кошачью стаю возглавляет огромный жирнющий черный котяра. Не Бегемот ли, часом?
        Он-то вполне может прийти на Ордынку, ведь на самом деле именно там находится настоящая, а не выдуманная Булгаковым «нехорошая квартира», о которой в начале ХХ века много писали газеты, поскольку случившееся там было трагическим, непонятным, но интригующим.
        Настоящая «нехорошая квартира», или Как выжить, если к вам пришли гости
        Улица Большая Ордынка, № 36
        Надо сказать, что квартира эта уже давно пользовалась если не плохой, то, во всяком случае, странной репутацией. Два года тому назад начались в ней странные происшествия: из этой квартиры люди начали бесследно исчезать…
        Михаил Булгаков.
        Мастер и Маргарита
        Термин «нехорошая квартира» появился в московской прессе в 1903 году. Конечно, и до того по городу ходило множество легенд о страшных происшествиях, случавшихся в старинных домах, о квартирах с призраками и привидениями, но это были изустные предания. Но история, напечатанная в газетах 1903 года, - это уже реальное подтверждение произошедшего. Возможно, что с разными историями такого рода и познакомился Булгаков, берясь описывать свою «нехорошую квартиру» номер № 50 в шестом подъезде на пятом этаже дома № 302-бис на Садовой улице.
        С 1893 года одну из больших и дорогих квартир в доходном доме № 36 на Большой Ордынке занимал почтенный присяжный поверенный С.С. Арзамасов. Ни в чем особенном замечен не был. Службу посещал регулярно, ни замечаний, ни тем паче выговоров не имел. Как уверял домовла делец, за квартиру господин Арзамасов платил исправно. Соседи поначалу тоже не жаловались: господин жил тихо.
        Большая Ордынка, № 36
        Впрочем, было несколько странностей. Первая: Арзамасов никого из сослуживцев или соседей к себе никогда не приглашал и сам в гости не хаживал. Жил замкнуто, ни с кем близко не сходился. Никто не знал, откуда он родом, есть ли у него родня. Вторая странность заключалась в том, что присяжный поверенный не посещал местный приход. Правда, объяснял это тем, что ездит куда-то в центр, где служит его давнишний духовник. Конечно, это возможно, однако следующая странность больше бросалась в глаза. Несмотря на то что у присяжного поверенного никто не бывал и сам он выглядел весьма худощаво и субтильно, еды господин Арзамасов покупал очень много, словно на большую семью или огромную компанию.
        По прошествии лет обнаружилась и новая странность: соседям стало слышно, что к неприветливому поверенному иногда, хоть и крайне редко, но все-таки кто-то приходит. Самих визитеров никто не видел, но иногда из-за стены прорывались то вскрики, то громкие голоса, то топанье многих ног. Вот только никто и никогда не видел, чтобы гости покидали квартиру. Но куда же они девались?! Ведь обычно голоса, возникнув на одну ночь, пропадали потом, словно их и не было.
        Существовало и еще одно обстоятельство, которое и породило слухи о «нехорошей квартире»: все, кто жил рядом, жаловались на то, что внезапно в их квартирах становится ужасно холодно - аж вода в стакане покрывалась корочкой льда. И холод этот, пробирающий до костей, шел именно от стен «нехорошей квартиры».
        Несколько раз домовладелец даже пытался осмотреть жилище Арзамасова, но поверенный всегда отказывался кого-либо впускать в свои владения.
        - Квартирную плату я вношу в срок и в полном объеме! - возмущался он. - Вы не имеете права вступать в приватное жилье по закону!
        Вскоре соседи присяжного поверенного заметили и еще одно неудобство: они стали плохо спать, просыпались в необъяснимом страхе, многих начала мучить бессонница.
        - Но при чем тут я?! Разве я могу чем помочь? Идите к врачу! - резко отвечал Арзамасов, если кто-то из соседей пытался остановить его в парадном, чтобы поговорить о тревогах и бессоннице, охвативших дом.
        Не добившись ничего от странного соседа, многие жители дома просто переехали. На их место явились другие, уже и не знающие ничего о нелюдимом поверенном, почти не встречавшиеся с ним даже на лестнице в парадном. Так что никто и не заметил, что господин Арзамасов несколько дней вообще не выходил из квартиры. И только когда по прошествии времени его хватились на службе, жильцы скопились на его этаже, наблюдая, как местный слесарь под руководством околоточного надзирателя вскрывает двери. Интересно же было увидеть, как живет этот нелюдим!
        Однако картина, открывшаяся околоточному и слесарю, а вместе с ними и любопытствующим соседям, потрясла всех до глубины души. Несчастный господин Арзамасов висел на собственных подтяжках в самой дальней комнате. И вид его был ужасен, поскольку с момента смерти прошло уже дня два…
        Квартира не была разграблена. Там не наблюдалось никакого беспорядка. Вспомнив угрюмый характер присяжного поверенного, околоточный, вызвавший полицию, объявил:
        - Отмаялся, бедняга! Видно, он жизнь-то не любил. Вот и самоубился!
        Тут бы дело и закрыть, да вот закавыка - при обыске на столе нашлась прощальная записка Арзамасова:

«Сегодня ночью они опять придут за мной. Больше я не выдержу, не смогу выдержать… Я не знаю, кто эти карлики, но каждый день они появляются из стены, как к себе домой… Я беру им еду. Терплю их гам и визги. Даже кормлю их черного кота. Лишь бы они не тронули меня. Но каждый день они подходят все ближе. Вчера один коснулся меня рукой… рукой ли?
        Я осознаю свой грех, но надеюсь все же на прощение…»
        Началось следствие, пытавшееся сыскать, кто же являлся в квартиру бедняги. Соседи рассказали, что иногда что-то слышали. Но определить конкретно, что это было, не решились. Лавочник подтвердил, что унылый господин действительно покупал много еды. Но мало ли - может, он был горазд покушать…
        На этом все и закончилось. Следствие закрыли. Жильцы, пошептавшись, вынесли свой вердикт:
        - Небось пил он втихую. Вот черт-те что и мерещилось.
        Приехали новые жильцы. Стали выносить мебель из квартиры Арзамасова и подивились: в нескольких комнатах мебель была такой большой, что непонятно было даже, как ее вынести. То есть комнаты, для которых такая мебель покупалась, должны были быть во много раз больше. Что они, раздвигались, что ли?!
        Это вам ничего не напоминает, дорогие читатели? Вспомните, как раздвигались стены квартиры № 50 в доме № 302-бис по Большой Садовой, когда Воланд устраивал там весенний бал. А все эти гости, выходящие из стен и пропадающие невесть куда? А черный кот? Да такое ощущение, что квартира господина поверенного служила неким перевалочным пунктом или местом встречи для такой же братии, что и Воланд со товарищи.
        Показательно, что новые въехавшие жильцы не прожили там и нескольких месяцев. Съехали. Причину, правда, не назвали. Но и так ясно. Видно, и к ним понаведались гости. Место встречи ведь изменить нельзя…
        Или можно?
        Через пару лет рядом в доме № 34 по Большой Ордынке началось новое строительство - возводили храмы и кельи новой Марфо-Мариинской святой обители сестер милосердия. Она была основана великой княгиней Елизаветой Федоровной в память ее супруга, великого князя Сергея Александровича Романова, застреленного террористом. Между прочим, главный храм обители, Покровский собор, был спроектирован архитектором А. Щусевым, тем самым, что впоследствии построит Мавзолей на Красной площади.
        И что бы вы думали? Жильцы дома № 36 вздохнули спокойно. «Нехорошая квартира» преобразилась - незваные гости больше не посмели являться, холод перестал сковывать стены. Дом зажил обычной жизнью Он стоит и сейчас, немного перестроенный после возведения святой Марфо-Мариинской обители. Сходите взгляните. Вполне гостеприимный домик. И обитатели его, наверное, затаив дыхание читают роман Булгакова, не подозревая, что и у них под боком когда-то находилась своя
«нехорошая квартира», готовая принять потусторонних гостей и раздвинуть свои стены до космических размеров. Однако гости не задержались. Или были изгнаны?
        Впрочем, такие гости никогда не задерживаются, хотя, наверное, и хотят. Но Москва имеет свою мистическую силу. И сила эта определит место любому гостю, приехавшему хоть из дальних стран, хоть из дальних миров. Каждому - свое. Потому что есть у Москвы не одни веселые Ваганьки, но и богатырь, которого не одолеешь ничем. Даже если Ваганьковский холм не сможет «перенаправить» зло из города в иное место, этот легендарный богатырь ему поможет.
        Защитник. Борец. Оборонитель, как сказали бы в старину. Тот, кто боронит, возводит неодолимую черту-крепость, обороняет.
        Узнаете? Конечно же Боровицкий холм! О нем и пойдет речь дальше.
        ПЕРЕКРЕСТЬЕ МИРОВ: ХОЛМ ЯВИ И НАВИ
        Издревле люди, селившиеся по Москве-реке, осознали: Боровицкий холм - главное образующее место. Оберег на все времена, защитник-оборонщик.
        Загадочная энергетика Ведьминой горы
        Боровицкий холм, Кремль
        Москва! в дни страха и печали
        Храня священную любовь,
        Не даром за тебя же дали
        Мы нашу жизнь, мы нашу кровь.
        Какие ж тайные понятья
        Так в сердце русском залегли,
        Что простираются объятья,
        Когда белеешь ты вдали?
        Каролина Павлова.
        Москва
        А знаете, откуда пошел корень «бор»? От названия непроходимого для непосвященных в тайные тропки хвойного леса. Именно такой дремучий бор возвышался на высоком холме, где сливались реки Смородинка (так называлась Москва-река до появления города; уже потом по городу переименовали и речку) и Неглинка (которую в XVIII веке поместили в подземную трубу). Этот бор защищал от чужаков, давал лес для строительства, еду для пропитания, мех для тепла. Да он вообще оборонял древних наших предков от ужасов жизни.
        Кроме того, бор рос на холме. А значит, там всегда было сухо, хоть рядом и река (без нее ведь тоже не прожить). Существовало и такое выражение - «боровое место», то есть сухое, приподнятое. А пригорок назывался «борок».
        Однако имелось еще одно значение - «борок» обозначал и… кладбище. Ведь именно на сухом пригорье лучше всего обустраивать могилы предков, чтобы они, уходя из явного мира в иной мир (Навь), не обиделись на оставшихся в жизни. Вот сколь мистически перекликалась защита борового места: живые защищали мертвых, а те - живых. Миры Яви и Нави были едины.
        Отсюда, от бора-защитника, появились и производные слова защиты: оборона, забор (все это - непреодолимое препятствие, каким был сам хвойный бор). Борец как защитник. Впрочем, весьма скоро у того же борца выявилась и иная функция. Поскольку Бор (он так и стал именоваться - с большой буквы) оказался самым высоким и удобным местом, на него, естественно, стало претендовать начальство тех далеких, практически сказочных, времен. Ну а в сказках, как известно, есть царь или князь. Цари языческих времен начали возводить свои жилища именно на холме на Бору. Ну а вниз, к подданным, спускались их сборщики подати - без них же не бывает властителей. Так вот этих самых сборщиков подати, налоговых инспекторов тех далеких времен, и именовали борцами. А что? Известно же, что и до сих пор они таки борются с народом.
        Но это, конечно, шуточное отступление, но вот реальные факты. В центре холма, что на Бору, в стародавние языческие времена располагались не только великокняжеские жилища, но и прибежище великого языческого жречества. Об этом свидетельствуют археологические находки - черепа из отсеченных голов (это, ясное дело, следы княжеской власти и наказания) и лошадиные, бычьи, коровьи головы и кости (ну а это следы жертвоприношений священных животных славян).
        Главное же возвышенное место на Бору (своеобразная горка на горе, которую и сейчас можно определить взглядом на территории современного Московского Кремля) занимал языческий храм, волховое капище с древними идолами, ну а место то называлось издревле Ведьминой горой. Почему так? А потому, что под «ведьмой» наши предки понимали совсем не то, что мы сейчас. Ведьма являлась наимудрейшей, ведающей секреты жизни и смерти, женщиной-прародительницей. Она могла поведать о будущем отдельного человека или всего рода, могла заповедать-приказать делать одно и не делать другое. Ведовством занимались не одни женщины-ведуньи, но и ведуны-мужчины. Вот во владение всех этих ведающих и была отдана заповедная Ведьмина гора - тут они жили, совершали свои обряды (творили волшбу), тут их и хоронили. Так что все разговоры о том, что в современных стенах Кремля не место урнам с прахом советских деятелей, исторического обоснования не имеют. Напротив, именно здесь изначально, еще до объявления поселения городом Москвой, уже существовало множество могил самых наизнатнейших людей своего времени. Хотя что говорить, любой
современный город стоит на старых костях…
        Однако, как известно из летописей, в 1147 году образовалась Москва (хотя археологи считают, что это случилось на много веков ранее). Ну пусть будет 1147 год и основатель Юрий Долгорукий. Только вот кто он такой - отец-основатель Москвы? Конечно, из истории мы знаем, что был он младшим сыном пресветлого князя Владимира Всеволодовича Мономаха, который, в свою очередь, приходился внуком Ярославу Мудрому. Самый наипочтеннейший отцовский род. Только вот мало кому известно, что матерью Юрия Долгорукова была дочь прославленного короля Англии Гарольда II - принцесса Гита. По рождению являлась она принцессой Уэссекской. То есть и сын ее и Владимира Мономаха вполне мог именоваться принцем Уэссекским. Между прочим, мать звала сына Гюрги. А в летописях Западной Европы наш Юрий Долгорукий так и именовался: Гюрги Лонгехате (то есть Длинные Руки).
        Так что сам собой напрашивается вывод, великолепный в своей исторической простоте: Юрий из Московии вполне мог бы претендовать и на престол в Англии. Ну а Москва, город им прославленный, изначально задумывался как территория, соединяющая славянский мир с западноевропейским. Вот вам и Юрий Долгие Руки, принц Уэссекский!
        С таким выводом и спорить не хочется. Но вот другой вывод, часто встречающийся в истории, эзотерике и искусстве, весьма спорен, и соглашаться с ним ну никак не хочется! Речь идет о том, что историческая мистика уже давно считает: на Ведьминой горе (то бишь в Кремле Московском) за века язычества скопилось немыслимое количество отрицательной энергетики. И она крайне негативно влияет на всех, кто попадает в это место. Об энергетике, конечно, не поспоришь - да, накопилось многонько! Спорно иное утверждение: почему она считается отрицательной?! Конечно, тут стояли не храмы из сорока сороков, и не иконы благословляли строящийся город, а «идолища поганые». Только вот отчего они поганые-то? В них люди так же, как после и мы в иконах, видели богов, а правильнее - свое, человеческое стремление к божественной сути. Конечно, как в любой жизни, там находилась и отрицательная энергетика, только, думается, положительной было куда больше. Иначе откуда бы люди брали силу на постройку, расширение и украшение города?
        А ведь строили, расширяли и украшали. Сначала это было городище в пределах нынешнего Кремля, Красной площади и Белого города (между улицами Варварка и Никитская). Ясное дело, холм переименовали поблагозвучнее - с приходом христианства на Русь Ведьмина гора стала неактуальной. Зато появился Боровицкий холм. В его названии выразилась и его мистическая суть: он же не просто являлся холмом на Бору, но становился борцом-оборонителем живших на нем людей. К тому же Ведьмина гора, хоть и накрепко забытая, все равно вносила свою лепту. Энергетика Кремля позволяла видеть прошлое и провидеть будущее. Но каким же накалом должна была она обладать! Немудрено, что таковую силу мало кому по плечу перенести. Да и от самих видений-прозрений любой человек способен потерять голову. Шутка ли - увидеть то, что было, а еще ужаснее - то, что будет! Не всякий вынесет…
        Да, энергетика места была сложной, но не за счет пресловутой отрицательности, а за счет места силы огромнейшей. Ведь мало того что земля была намолена в языческие времена, а потом в христианские, впитала силу судеб живущих на ней людей, под землей именно в данном месте существовал еще и энергетический разлом, постоянно выбрасывающий на поверхность свою особую силу. Такое место не каждый сможет освоить, а силу перенести. Кто-то в этом месте почувствует себя на коне, а кто-то как в темном погребе. Кого-то сила окрылит, а другого и к земле придавит.
        Не потому ли в кремлевских стенах селились только самые выносливые, можно даже сказать одержимые делами и властью? Остальные предпочитали расселяться поблизости. Именно так возникли различные слободы проживания прежнего «обслуживающего персонала» - поваров на Поварской, мясников на Мясницкой, соляных дел мастеров на Солянке и пр. Даже знаменитый «одержимец» Иван Грозный постоянно сбегал из Кремля в какой-нибудь царский дворец или вотчину. И делал он это не потому, что руки залиты кровью, а душа корчилась в бесовском припадке. Просто даже ему, тирану, была тяжела энергетика Кремля, ибо ее надо было «переварить» и излить куда-то. Ведь каждый человек, попавший на Боровицкий холм, служит неким проводником всего огромного пласта энергий этого места. Здесь можно начать защищать страну, делать что-то масштабное для всех людей. И тогда энергия наделит такого деятеля и защитника невиданными силами. Но можно поступить по-иному - выплескивать эту энергию в оргиях, казнях, пытках и прочих темных делах, коими столь азартно увлекался тот же Иван Грозный (о других, более поздних «деятелях» земли Русской и
говорить страшно). Вот только возмездие за разбазаривание мощнейшего потока энергии всегда настигнет. Не потому ли, до одури и ужаса его боясь, Грозный царь то валялся в покаянных молитвах, то орал благим матом от настигающей его душевной боли? И не потому ли сбежал из Москвы в новое место, чтобы устроить там столицу и отбиться от захлестывающего энергетического потока царь Петр I? Ведь на самом деле, сколь величайшим бы его ни величали, в повседневной жизни был он простым робким парнем, страдающим вечной неуверенностью в себе да еще и падучей болезнью. И только супруга его, ставшая Екате риной-императрицей, но все равно оставшаяся прачкой Мартой Скавронской, умела по-крестьянски сноровисто укрощать темные страсти Петра, облегчать его боль и унимать падучую. И между прочим, Екатерина I, крайне редко бывавшая в Москве, больше всего любила Кремль. И другие русские императрицы - Елизавета Петровна и Екатерина II - чувствовали себя в кремлевских стенах преотлично. Видно, сказывалась близость энергетики Ведьминой горы.
        А вот цари-мужчины не были замечены в любви к Боровицкому холму. Один только Александр I искренне обожал Кремль. Но ведь на то он и Освободитель Европы, победитель Наполеона. Видно, его энергетика, как и мощь его бабушки Екатерины Великой, была созвучна вековому Кремлю.
        Пророчество отшельника Буколы
        Улица Боровицкая, Кремль

…и есть один из древнейших и достопамятнейших храмов Кремля, сохранивший свой первобытный вид почти всецело.
        И. Кондратьев. Московский Кремль, святыни и достопримечательности
        Была у московской энергетики и еще одна сторона. Мало того что эта сила требовала постоянных и больших дел, толкала живущих в Кремле на обустройство, расширение города. Энергия холма к тому же была кольцевой и предусматривала «собирание, а не разбрасывание камней», требовала все сложить в «един мешок», как мечтал
«объединитель Московии» Иван Калита, а не растранжиривать насущное по другим местам. Не потому ли Кремль выгнал, исторг из Москвы реформатора Петра I? Старинная Москва, вбирающая, копящая, медленно, но верно переваривающая все на свой лад, не подходила для новых дел торопливого переустройства Петра, мечтающего о мгновенном результате.
        Впрочем, и до него все властители желали бы переделать Москву на свой лад. Начали еще в XII веке с переделки старых языческих мест под христианские святыни. На самом деле и переделывать ничего не надо было - энергетика Москвы всегда была устремлена к божественному. Вот только люди видели эту божественность по-разному.
        Известно, что еще в конце XII века (напомним, официальный год рождения Москвы -
1147-й) на месте давно уже не существующего Ведьминого капища поселился в скромнейшей хижине из прутьев христианский отшельник Букола (Букала). Откуда такое имя, точно неизвестно. Но есть версии. Может, он жил букой, то есть отшельничествовал, вдалеке от людей. А может, хижина его стояла на букале, то есть около мельницы, где был омут. Но возможно, он был грамотен и, как полагалось тогда грамотеям, знал греческий язык. Потому и назвал себя «буколом» - сельским жителем по-гречески.
        Так или иначе, Букола стяжал себе славу праведного отшельника. К нему ходили люди за советом и помощью. А однажды отшельник предрек, что на месте его хижины будет возведен христианский храм - сначала деревянный, а потом, невиданное дело, из камня. И простоит каменное чудо шесть веков. А потом бесы поднимут голову и уничтожат храмину каменную.
        Все сбылось по пророчеству отшельника. В 1272 году князь Даниил выстроил храм деревянный. Вдумайтесь: это было еще за пятьдесят четыре года до основания Успенского собора и за шестьдесят семь лет до обнесения Кремля, который тогда звали детинцем, стеной - еще не каменной, а только рубленой деревянной!
        В 1330 году при Иване Калите деревянный храм был заменен на каменный, освящен 10 мая и получил название собора Спаса Преображения, что на Бору. Постепенно, как пишут историки, вокруг храма «образовался четвероугольник из княжеских палат», и сам он «оказался во дворе Большого императорского дворца». Саму церковь стали называть «Верховою или Спасскою на царском дворе». Башню же, на нее ориентированную, - Спасской. Вот откуда пошло название главной башни нашего Кремля.
        Собор постоянно перестраивали, реставрировали, пристраивали приделы, но он, как скала, простоял предсказанные ему шесть веков. Стоял бы и дальше. Но в 1933 году его снесли! Все вышло по слову отшельника Буколы…
        Не один храм Спаса Преображения был закрыт и разрушен в сердце Кремля. После Октябрьской революции из тридцати одного храма семнадцать были разрушены, тринадцать (включая Благовещенский и Архангельский соборы) закрыты. Главный собор России, Успенский, превратился в лубочную картинку для туристов. Последняя служба там прошла на Пасху в 1918 году. И для осознания необходимости великих служб в этом величайшем храме понадобился семьдесят один год. Только 13 октября 1989 года в Успенском соборе прошел первый молебен. Архангельский же собор открыли для богослужения только три года спустя - 28 мая 1991 года. А вот собор Спаса Преображения, давший имя Спасской башне, не откроется уже никогда.
        Ниша в Кремлевской стене
        Кремль и Соборная площадь
        Такая странная печать -
        Как бы дарованная свыше -
        Что кажется - в церковной нише
        Тебе назначено стоять.
        Осип Мандельштам.
        Как черный ангел на снегу…
        Ну а что такое Кремль - откуда пошло название? Вначале он назывался просто детинцем, то есть той частью города, с которой все начинается. Впервые слово
«кремль» появляется в летописи около 1317 года. И связано оно, как думают исследователи, опять же с Боровицким холмом. В «Толковом словаре» В. Даля прямо сказано: «Кремлевник - хвойный лес по моховому болоту». А кремнос - крутая гора над оврагом или берегом реки. Есть и другие версии происхождения названия. Кремник - значит крепость внутри города, то есть стоящая как кремень. Ну а кром - охраняемая внутренность. Сравните кром и храм - есть над чем задуматься.
        Словом, получается, что хвойный непроходимый Бор защищает нечто внутри себя, построенное на крутом месте. Но с другой стороны, и сам Кремль стоит аки кремень, отражающий любую вражью атаку.
        Как уверяют археологи, первое поселение на этом месте возникло еще во 2-м тысячелетии до нашей эры - аж в бронзовом веке. Но столь далеко нам углубляться ни к чему. Нашей отправной точкой станет 1339 год, когда при Иване Калите вокруг Кремля возвели деревянные рубленые стены и такие же башни. Но уже примерно через тридцать лет Москва оделась в более прочные - каменные наряды. В 1367 году Дмитрий Донской приказал обнести ее стенами и башнями из белого камня. Потому и стали называть Москву с тех пор Белокаменной.
        К лету 1482 года великий князь московский Иван III решил защититься от будущих вражеских нашествий еще более мощными стенами. Для новой оборонительной постройки позвали из заграницы наилучших специалистов своего дела. Первую башню, которую выстроил итальянский архитектор и военный инженер Антонио Жилярди, назвали Тайницкой, и под ней прорыли тайный подземный ход, выходящий за пределы Кремля. Так - с тайн - и началась жизнь современного Кремля. И тайны эти были весьма не романтичными, а зловещими.
        Говорят, для того, чтобы колокол стал защитником своей церкви, в кипящий металл для его отливки нужно бросить живого человека. А вот чтобы крепость стояла твердо, в ее стену надо заживо замуровать человека. Тогда он и станет вечным защитником живущих. Верил ли великий князь Иван III в такие суеверия, неизвестно. Зато известно иное - создатель величайшего храма Кремля, собора Успения Богородицы, знаменитый архитектор из итальянского города Болоньи Аристотель Фиораванти, после работы в Московском Кремле сгинул неизвестно куда.
        Московский Кремль при Дмитрии Донском. Художник А.М. Васнецов
        Вообще-то итальянцы считают, что наш Кремль строил не Фиораванти, а его учитель - сам великий Леонардо да Винчи, решивший не разглашать своего отъезда из Италии и скрывшийся под именем ученика. Действительно, в судьбе Леонардо есть несколько лет, рассказывая о которых искусствоведы не могут объяснить точно, где он находился в то время. Конечно, местонахождение гения в Москве - из разряда таинственных легенд, но некоторые фортификационные и военные открытия, отмеченные в дневниках Леонардо как его новейшие изобретения, действительно применены при постройке Московского Кремля.
        Впрочем, отчего бы Аристотелю Фиораванти, жившему примерно в то же время, потомственному строителю, инженеру, механику, не сделать идентичные изобретения? Он был прекрасно образован, славился на родине как зодчий и фортификатор, однако приобрел в Италии и еще одну известность - в качестве… черного мага. Жизнь его вообще была бурной. Когда он родился в Болонье в 1416 году, отец-архитектор думал, что сын пойдет по его стопам. Ну а работа найдется - люди ведь всегда будут строить дома. Однако Аристотель не только освоил азы строительного дела, но и научился механике, инженерии, литью, чеканке. Его пытливый ум требовал новых и новых знаний. Тогда он изучил алхимию с магией и, говорят, превзошел учителей. Строить простые дома и роскошные дворцы ему стало неинтересно. Его привлекали сложные проекты. В 1452 году в Риме он выкопал и перевез на новое место огромные монолитные колонны, чудом сохранившиеся от античного храма Афины (Минервы). Через год в Болонье отлил невероятной величины колокол и сконструировал абсолютно революционную лебедку для поднятия тяжестей. В 1455 году он сумел передвинуть огромную
болонскую колокольню со всеми колоколами. Немудрено, что люди шептались: Фиораванти помогает сам дьявол! Не потому ли, когда произошла трагедия и при перемещении башни в Венеции погибло несколько человек, никто не вступился за архитектора и ему пришлось тайно бежать из города.
        Ну а потом выяснилось, что Фиораванти - масон и даже занимает в ложе высокую должность. Масонов римские власти воспринимали как пособников Сатаны. Ну а уж когда папа Сикст VI (тот самый, чье имя связано с заказом Рафаэля по росписи Сикстинской капеллы) узнал, что будучи на службе у венгерского короля Аристотель Фиораванти занимался магией и поисками эликсира жизни, архитектор быстро попал в списки инквизиции как неблагонадежный. В 1473 году Фиораванти арестовали в Риме, обвинив в чеканке фальшивых денег. Его не казнили только чудом, а впоследствии ему удалось бежать от преследования инквизиции ко двору герцога Миланского. Но долго скрываться там было невозможно, герцог не собирался ссориться с папой из-за какого-то камнетеса. И тут как чудесное спасение возникло приглашение приехать в Москву. И не на постройку опостылевших домов, а на возведение крупнейшего оборонительно-фортификационного сооружения мира - Московского Кремля. Это была та самая грандиозная работа, которую Фиораванти ждал всю жизнь. Не потому ли он отдал ей всю душу?
        Мастер прибыл в Москву в 1475 году вместе с сыном-архитектором Андреем и помощником Петром. Их не испугал суровый климат, незнакомый язык, чужие обычаи. По дороге они встретились с другими итальянскими мастерами, которые как раз покидали Россию и убеждали вновь прибывших, что здесь нельзя жить. Что ж, многие заграничные мастера уезжали, не выдерживая жизни в Кремле. Но Фиораванти подходила энергетика этого места по всем параметрам. Он был человеком мощного размаха и легкого характера. Его имя - Аристотель - означает «лучшая надежда». Имя его сына - Андрей - «мужественный в испытаниях»; кроме того, на Руси почитали апостола Андрея, названного Первозванным, потому что именно он дошел в своих проповедях до Москвы. Даже помощник Фиораванти имел «нужное» для строительства имя - Петр, что значит «камень».
        И началось возведение Успенского собора - сердца Кремля на Соборной площади. Строили в рекордные по тем временам сроки - с 1475 по 1479-й. За основу плана Фиораванти не стал брать какое-либо сооружение Европы, а обратился к самобытным постройкам Руси - к храмам города Владимира. Но одновременно с возведением Успенского собора итальянский мастер занимался в Москве и множеством других дел: отливал пушки и колокола, расчищал старые подземелья Кремля и строил новые тайные ходы и галереи подземного города. Подземелья под Тайницкой башней тоже сконструированы им. Еще Аристотель создал где-то под Кремлем тайную комнату - убежище для ценнейших книг, что привезла с собой из Константинополя супруга князя Иоанна Софья Палеолог. О чем речь? Да о легендарнейшей библиотеке-Либерее!
        В Кремле Фиораванти оборудовал и специальную лабораторию для опытов. Великому князю сказал, что строитель пытается усовершенствовать «греческий огонь» (так именовался средневековый предшественник пороха). Если такое получится, то Иоанн III первым из всех европейских властителей будет владеть новым оружием. Великий князь пришел в восторг: новое оружие - предел мечтаний любого правителя.
        Однако скоро по Москве поползли слухи, что в тайной лаборатории Кремля заморский колдун варит «ядовые зелья», дабы опоить, а может, и умертвить законного владыку, сам сесть потом на престол московский - а иначе зачем бы заморские колдуны во главе с ним огородили Кремль такой мощнейшей, непробиваемой стеной?
        Засядет колдун на трон княжеский, а потом и всех москвичей перетравит, позовет сюда из-за моря своих приятелей, и сам Сатана им в том будет вспомощником.
        Страшные слухи, верно? Особенно про то, что хочет нехристь заморская отравить законного князя-владыку…
        Конечно же Фиораванти узнал об этих слухах. Понимал ведь, в какое государство прибыл работать. Кругом доносы, пытки, изуверство. Любой иностранец злейшим врагом считается. А уж когда его соотечественника-врача обвинили в отравлении знатного пациента, подвергли жестокой пытке, а потом зарезали на глазах у честного люда прямо на крутом берегу Москвы-реки, решил Фиораванти с сыном и помощником тайно бежать из этого лютого царства. Однако вышло не по-задуманному - сын с помощником успели скрыться, но архитектора великокняжеская стража сумела поймать. Вот тогда-то он и очутился в одной из тех тайных подземных темниц, что сам же и спроектировал.
        Впрочем, держали его там недолго. Во-первых, уже строилась та самая, Тайницкая башня и нужен был опытный строитель тайных ходов и подземелий. Во-вторых, намечался поход на Тверь, и Иоанн III приказал Фиораванти снарядить артиллерию. Ну а с того момента, как артиллерийские войска выехали за пределы Москвы, никто больше архитектора и не увидел.
        Куда ж он делся? Конечно, если поверить в версию того, что под именем Фиораванти скрывался неутомимый Леонардо да Винчи, то его «пропажа» закономерна. Он и должен был исчезнуть из Москвы без следа, чтобы тихо объявиться в своей Италии. Но версия с Леонардо - творцом Кремля уж слишком невероятна. Это будет посильнее любой мистики! Немудрено, что серьезные исследователи отвергают ее сразу.
        Однако стремление докопаться до тайны исчезновения Аристотеля Фиораванти не оставляет исследователей и до сих пор. Историки придерживаются версии, что архитектор простудился в походе и умер. Все коротко и ясно. Ну не вынес житель жаркой Италии русских снегов. Однако не все так однозначно. Сохранилась некая жуткая легенда. Согласно ей, Иоанн поверил оговорам мастера в колдовской деятельности. Ну а ежели Аристотель варил яды, дабы опоить и умертвить князя, то следовало иностранцу распроститься с жизнью. Если же Фиораванти создавал там философский камень, с помощью которого можно превращать свинец в золото, то ему следовало открыть тайну своему повелителю - великому князю. А раз не открыл - за то опять же полагается смерть.
        Словом, едва Фиораванти отъехал несколько верст от Москвы в Тверь, стража вернула его обратно. Архитектора снова бросили в одну из подземных темниц и по обычаю пытали с пристрастием. Сам великий князь пожаловал в пыточную - доглядеть, не дают ли проклятому иностранишке спуску. Вот тогда-то обезумевший от боли архитектор Аристотель Фиораванти и проклял князя с его потомками.
        - Не править им в Московии! - предрек он, захлебываясь собственной кровью. - И проклянут их по всей земле!
        Проклятия, как известно, восходят к небесам. Действительно, сына Иоанна Василия III прокляли люди, ибо сотворил он действо греховнейшее - развенчался с законной супругой Соломонией Сабуровой и взял в жены молодую красавицу Елену Глинскую. Ну а Елена, как известно, родила чудовище - будущего Ивана Грозного. Ну а он учредил в стране опричнину. За моря крови и его прокляли в народе. Ну а его сын, больной Федор Иоаннович, стал последним владыкой Рюриковичем. На нем и пресекся род Иоанна III.
        Всего этого в далеком 1486 году князь Иоанн, конечно, не знал. Тогда он просто, разгневавшись, плюнул в сторону пытаемого архитектора и приказал замуровать его живьем в стену Кремля. Вот так и появилось первое захоронение в нише кремлевских стен. С тех пор прошло больше полтысячи лет, но стены все принимают и принимают прах людской…
        Великокняжеский приказ выполнили тотчас. И когда клали последний камень, замуровывая несчастного, Иоанн подошел вплотную.
        - Пощади! - взмолился Фиораванти. - Освободи меня!
        Но жестокосердный правитель произнес, усмехнувшись:
        - Сам выберешься, коли великий маг!
        Вот как в старину благодарили за хорошую работу: творцам храма Василия Блаженного выкололи глаза, чтобы они не смогли создать ничего подобного, архитектора Кремля и Успенского собора замуровали заживо, чтоб уж точно не ушел из созданных им стен.
        Но если поначалу Иоанн еще храбрился, поговаривая приближенным, что «теперича в Кремле есть вечный страж», то уже через пару месяцев ему стало не по себе в кремлевских стенах. Куда ни пойдет, мерещится ему, что выходит из стен замурованный итальянец и грозит-проклинает. Кремль наполнился ведунами, знахарями и ворожеями, которые обещали изгнать призрак архитектора. Да видно, стены берегли своего создателя и никаким заклинаниям не поддавались. В конце концов кто-то из колдунов уговорил Иоанна вскрыть ужасную темницу, пронзить тело узника осиновым колом, как нечисть, и зарыть в землю. Обезумевший к тому времени от ужаса великий князь согласился. Но когда каменную нишу вскрыли, пленника там не оказалось. Выходит, Аристотель Фиораванти действительно был могучим магом - смог-таки уйти из каменной темницы… Интересно только, кто ему помог, ослушавшись князя?
        Успенский собор Кремля
        Иоанн же с того времени «обскудел умом», как записали современники. Отсутствие пленника напугало его еще сильнее. Князь почти перестал спать. Требовал, чтобы все темные углы были освещены. Так что свечи и факелы горели круглосуточно. Теперь каждый день в княжеских палатах священники служили службы. Однако мятежный архитектор Кремля свое детище не покинул. И вот уже больше полтысячи лет люди, по каким-либо причинам оказывающиеся в кремлевских стенах после наступления темноты, видят его призрак. Он бродит по дворцам, теремам, по подземным переходам и тайникам, чьи секреты для него открыты, ведь он сам их создал. Чаще всего призрак появляется перед сменой правителя или перед каким-то судьбоносным событием. Кто-то рассказывает, что он пугает встреченных людей. Кто-то - что пугается сам. А просто, наверное, к разным людям архитектор относится по-разному.
        Однако в Успенский собор архитектор никогда не наведывается. То ли потому, что чернокнижникам заказан вход в святое место, то ли потому, что ему не хочется пугать прихожан храма, который он выстроил с такой любовью.
        Портал времен, место исполнения желаний и прочие места силы и энергии
        Кремль, Красная площадь, Александровский сад
        - Я верую! - шептала Маргарита торжественно, - я верую! Что-то произойдет! Не может не произойти… Что-то случится непременно…
        Михаил Булгаков.
        Мастер и Маргарита
        Мы уже вели речь о Красной площади и кремлевских стенах, когда говорили о странных ощущениях великого живописца Василия Сурикова. Помните, как с ним у кремлевских стен стало что-то страшное твориться? Стали ему видеться странные картины. То вдруг покажется, что это не кусты растут у стены, а стоят какие-то люди в старинных одеждах, то почудится, что из-за башни выходят женщины в парчовых душегрейках и с киками на голове. А однажды, когда Суриков стоял рядом с Лобным местом, ему четко привиделась сцена стрелецкой казни, да так ясно, что сердце забилось, и живописец почувствовал, что, если напишет то, что ему представлялось, выйдет потрясающая картина….
        И ведь точно - вышла! «Утро стрелецкой казни» - величайшее историческое полотно мировой живописи.
        Ну а будущему летчику Валерию Чкалову в юности, когда он стоял на Красной площади, показалось, что он взмывает в небо и летит, летит… Как?! На чем?! Непонятно. Но взмывает над землей и видит и улицы Москвы, и булыжную мостовую, и красно-коричневые стены Кремля с невероятной высоты - «аки птица гордая»…
        И опять же верно - все так и случилось! Валерий Чкалов стал легендарным летчиком эпохи.
        А великий московский парфюмер Генрих Брокар запомнил, как однажды, когда он еще никому не был известен и всего-то варил мыло, развозя его на санках по лавочкам, тащил он мыльную поклажу через Красную площадь. По дороге так вымотался, что присел на секундочку на свои санки да и провалился в сон. И привиделось ему, что стоит он за каким-то большим окном и смотрит на Красную площадь вниз. И одет-то он не в куцый армячишко, а в дорогущую фрачную пару, а в пальцах его дымит и перекатывается толстенькая гаванская сигара…
        Хорошо, тогда кто-то из сердобольных прохожих разбудил Брокара. А то заснул бы Генрих на морозе и ветру навсегда.
        Впрочем, не заснул бы! Ибо все увиденное на Красной площади непременно исполнялось. Вот и Генрих Андреевич Брокар стал лучшим парфюмером мира. Его духи взяли приз номер один на выставке парфюма в самом Париже. И центр парфюмерии на рубеже XIX-XX веков переместился в Россию. А сам Генрих Брокар открыл свой знаменитый магазин в том здании, что мы сейчас именуем ГУМом. Вот из его окна он и увидел Москву.
        Что же выходит? Красная площадь дает человеку возможность увидеть, что будет с ним дальше. Она исполняет самые заветные и потаенные желания, выводя их из глубин подсознания наружу. Она заставляет судьбу начать действовать и подыскивать варианты самых разных возможностей для исполнения этих заветных желаний.
        А почему бы нет? Ведь сильнейшая энергетика старинных стен, башен, соборов и дворцов Кремля выливается наружу. С одной стороны у Кремля течет Москва-река. Она и поглощает лишнюю энергию. С другой стороны, начиная от Васильевского спуска, энергия уходит в город. С третьей стороны вечные энергетические всплески омывают Красную площадь. Камни брусчатки, расположенные прямыми ячейками, не дают этой энергии растекаться на улицы Москвы, вот она и скапливается. Именно ее концентрат дает такие странные эффекты: кто-то испытывает на центральной площади России восторг и эйфорию, кто-то, впадая в некий транс, видит будущее. Но практически все получают огромный заряд энергии и силы. Недаром же наши космонавты перед полетом приходят на Красную площадь. И не одни они. Здесь можно встретить и новобрачных, и отправляющихся в дальние края, и студентов перед экзаменами. Словом, сюда интуитивно приходят люди, у которых впереди новые свершения, новые дела, те, кто хочет, чтобы все в их жизни сложилось удачно.
        И никакой мавзолей с его отрицательной энергией усопшего не может этому помешать! Потому что сила Красной площади перемелет любой негатив. Поменяет минус на плюс. Ибо делает это веками - и ей это уже привычно.
        Судите сами. Еще в 1812 году французские солдаты, нагло расквартировавшиеся в Кремле, бродя по Красной площади, неожиданно увидели то ли видение, то ли сон - один на всех. Захватчикам-французам приснилось-привиделось, что они зачем-то собирают белые камни разрушенных московских домов, складывая их к подножию кремлевской стены. Вернувшись к своим товарищам, они рассказали это видение и даже записали его. Все вместе солдаты решили, что сон сулит славу им и Франции - Москва повержена!
        Однако судьба, а может, энергетика Кремля и вековая сила Боровицкого холма распорядились иначе. Действительно, в 1821 году на северо-западной стороне Кремля из осколков московских разрушенных зданий был выложен целый грот «Руины». Только вот сделано это было как раз в честь победы русского народа над Наполеоном. Как и весь Александровский сад, возведенный по приказу императора Александра I в рамках плана по восстановлению Москвы, большая часть которой была разрушена в войне и пожаре 1812 года.
        Этот сад и стал четвертой стороной, по которой энергия и сила кремлевских мест перетекает в город. И делает она это весьма своеобразно!
        Отвлечемся на минуту от истории, вспомним литературу. Где Маргарита встречает Азазелло, который должен пригласить ее на бал к Воланду? Правильно - на скамейке Александровского сада!
        Выходит, и Булгаков знал, что Александровский сад представляет собой огромный портал, где пересекаются времена и откуда может быть выход в любое место пространства и времени. И если сила Боровицкого холма дает людям обретение некоего внутреннего могущества, то подсознание человека, нацеленное на решение той или иной задачи, начинает искать его. Пусть даже самое фантастическое!
        Как поступила Маргарита?

«Через несколько минут Маргарита Николаевна уже сидела под Кремлевской стеной на одной из скамеек, поместившись так, чтобы ей был виден манеж.
        Маргарита щурилась на яркое солнце… вспоминала, как ровно год, день в день и час в час, на этой же самой скамье она сидела рядом с ним. И точно так же, как и тогда, черная сумочка лежала рядом с ней на скамейке.
        Теперь мастера не было рядом, и Маргарита даже не знала, жив ли он. Но она представляла его сидящим на той же скамейке и разговаривала с ним. Мимо шли люди, но она не обращала ни на что внимания. Какой-то кавалер решил заговорить с ней, но Маргарита отшила его. Протащилась даже скорбная и нелепая траурная процессия, но и она не оторвала Маргариту от ее мыслей».
        На самом деле это были не просто «кавалер» и «процессия», это были два искушения, главные в человеческой жизни - любовь и смерть. Но Маргарита не поддалась ни на одно!
        И тогда «…вдруг та самая утренняя волна ожидания и возбуждения толкнула ее в грудь. „Да, случится!“».
        На самом деле это был знак. Марго выдержала испытание, и перед ней материализовался Азазелло. То ли реальный горожанин, то ли фантом. Откуда взялся? То ли сам искал Маргариту, то ли ее потаенные мечты о мастере притянули его. Но он явился! И признался, что сгинувший мастер жив, что его можно вернуть, что есть способ быть с ним вместе.
        То есть нерешаемая задача начала решаться, невозможное желание исполнялось. Да это же путь, реально указанный Маргаритой другим людям. Читающий - да прочтет. Слышащий - да услышит. Нуждающийся - да предпримет попытку!
        Там, в Александровском саду могут материализовываться самые невиданные и инфернальные силы. Но что самое удивительное - все эти силы, возникнув, не могут навредить - только помочь! Энергетика Александровского сада не умножает силы, как на Красной площади. Это энергетика более мягкая, скорее не мужская (ян Красной площади), а женская (инь). Интересно, что по прошествии времен Красный борок (так именовалось место) стал Красной площадью, но мужская энергетика осталась. А место, где был разбит Александровский сад, раньше именовалось Кутафьей мостицей. Мостица - это деревянная мостовая. А Кутафьей называлась большая толстая башня, стоящая рядом. И между прочим, кутафья - это полнотелая, дородная женщина. Вот откуда и идет ее женская энергетика. Эта энергетика не привносит силу извне, а находит ее внутри самого человека. Вот почему даже самые мощные силы не властны навредить, ведь они не могут овладеть человеком без его внутреннего разрешения и согласия.
        Однако вызвать эти самые инфернальные энергетические сущности Александровский сад может. Почему? Да потому что в самом центре его - на ярусе Верхнего сада (а в нем существуют, между прочим, три яруса: Верхний, Средний и Нижний) - имеется невероятной силы портал, которому подвластно практически все: перенести во времени и пространстве, показать будущее и прошлое.
        Об этом странном и непостижимом месте писали в летописях, когда никакого Александровского сада еще и в помине не было. Так, в XVI веке сообщалось, что под северо-западной стеной Кремля сгинули несколько стражей, отправившихся осмотреть состояние стены. А в другое время на том же месте, напротив, появились люди, одетые в странную одежду, говорящие вроде по-русски, но какими-то странными словами.
        В XVII веке летописи сообщали, что у северо-западной боровицкой кладки в темные, безлунные ночи регулярно появляются какие-то непонятные тени, сущности,
«образины», которые, встряхнувшись, принимают облик горожан и исчезают в темноте улиц. Первые Романовы даже проводили расследования по этому «возникновению нелюдей», но ничего не добились - ни понимания, ни результата. «Образины» как шастали, так и продолжили это делать.
        Но что показательно - никаких неприятностей после их появления в Москве не случалось. Значит, пройдя через портал на северо-западной стене, они теряли свою темную, отрицательную, злую сущность. А может, через этот портал могут проходить только доброжелательные «нелюди». Или, может, силы Боровицкого холма охраняли людей, а силы будущего Александровского сада усмиряли и умиротворяли сущностей.
        Трудно сказать точно. Но одно ясно - энергетика и портал Верхнего яруса Александровского сада не несут для города ничего плохого. А вот Нижний ярус сада, хоть и выстроенный когда-то, теперь закрыт для посетителей. Да о нем и не знает практически никто. На Верхний ведут узенькие асфальтированные тропинки, на Среднем ярусе как раз и гуляет основная часть гостей сада. Ну а где Нижний ярус, лучше не интересоваться. Ведь кто знает, вдруг именно оттуда - снизу - может просочиться такая энергетика, которую люди не смогут воспринять. Недаром же Нижний ярус не функционирует. Сейчас он надежно зацементирован при постройке выхода из метро в ту сторону, где находятся кассы Большого Кремлевского дворца (съездов).
        А вот на Верхний ярус Александровского сада можно подняться. И я никогда не понимала, отчего практически никто из посетителей не делает этого? Оказалось, разгадка проста. Этот ярус не видно снизу - с тех дорожек, где гуляет основная масса народа. И если узенькая тропка еще угадывается с основного пути Среднего яруса, то лужайки надежно скрыты. Да-да, там есть прелюбопытнейшие лужайки, о которых никто и не знает! Там можно просто сесть на траву, можно загорать хоть топлес, хоть голышом - никто и не увидит.
        Невероятные, зачарованные лужайки, наводящие на фантазии об эльфах и феях, - в центре Москвы! Они примыкают прямо к старинной мощной кладке стены. Ее можно потрогать руками! На ощупь она… теплая и мягкая. А ведь это кирпич и камень…
        И напоследок фантасмагорическая сценка. На лужайке сидим я, мой молодой еще папа и моя подружка. Папа мечтательно смотрит на траву и говорит:
        - Волшебство! Мы слышим людей внизу, а они даже не подозревают, что мы тут сидим. А у нас тишина. Послушайте ее!
        Мы с подружкой слушаем. И вдруг тишина эта начинает вибрировать, и словно волна накатывает (помните, как писал Булгаков?). И откуда-то издалека налетает-доносится мужское имя.
        Потом, когда мы уже возвращаемся домой, подружка шепчет мне:
        - А я у стены на лужайке имя услышала!
        - Ой, я тоже! - радуюсь я тому, что мне не прислышалось. - А какое?
        Подруга называет мужское имя - совсем не то, что услышала я.
        Проходит еще много лет, прежде чем мы с этой уже давно выросшей девочкой встречаемся. И она выпаливает мне без предисловия:
        - Помнишь, мы с твоим папой сидели на невидимой лужайке у Кремлевской стены? И я услышала мужское имя Михаил, помнишь?
        - Да… - с трудом вспомнила я.
        - Так вот предсказание было верным - я вышла замуж за Михаила.
        В голове у меня что-то кликнуло, вспомнилось давно забытое, и я ахнула. Мне ведь тоже тогда послышалось имя будущего избранника! Только потом я об этом напрочь забыла.
        Чудеса? Или обычное предсказание древних кремлевских стен и зачарованных лужаек?
        Старая Ведьмина гора. Ведьма - та, которая ведает… Со временем гора стесалась до холма. Холм оказался Боровицким - обороняющим, защищающим. Разные силы и сущности по-прежнему выходят из древнего разлома, что находится в глубинных покоях земли. Но ведьма ведает, кто и что появляется на поверхность. И если это что-то доброе, Боровицкий холм пропускает, а если злое - прогоняет вон.
        Куда? А на Чертолье, где течет ручей, прорытый чертями. Потому его и назвали Черторыльским.
        Но о нем дальше.
        ЧЕРНЫЕ КРЫЛЬЯ МОНАХИНЬ, ИЛИ ИЗ ЧЕРТОЛЬЯ В КРАСНОЕ СЕЛО
        Это место издревле именовалось странно - Чертолье. Говорят, потому, что тут
«порезвился» зловредный ручей - прорезал извилистым оврагом всю местность, одновременно холмистую и болотистую. Ручей куролесил как хотел, - то появляясь на поверхности, то уходя под землю, то снова возникая чуть не водопадом. Ясно, что такой проклятый ручей добрые духи матери-земли прорыть не могли. Точно - черти прорыли! Потому и назывался ручей Черторыем, а местность - Чертольем.
        Огненный гнев Перуна
        Улицы Пречистенка, Волхонка и район вокруг них
        Белым плугом Черный луг.
        Черный луг под Белый плуг.
        Велимир Хлебников
        Черторыльский ручей начинался из Козьего болота (нынешняя Пречистенская площадь) и протекал там, где сейчас проходит часть Бульварного кольца от Пречистенской улицы до Гоголевского бульвара. В ареал Черторыя входили места, где ныне расположены улицы Пречистенка, Остоженка, Волхонка, Знаменка, Обыденные переулки.
        Правда, существует и иная трактовка наименования Чертолья. Говорят, что до XIV века эти земли не входили в черту города - вот ручей и звался Черторыем, то есть роющим (проводящим) черту. Однако знатоки возражали против такой версии. Почему тогда, ехидно спрашивали они, существовала поговорка «Чертолье - диаволу престолье», подчеркивающая, что именно тут стоял трон самого отца зла?
        Ответ дали историки. Потому, объяснили они, что вплоть до XIV века на этом месте ухитрилось простоять-продержаться древнее капище. Так что на самом-то деле никаких чертей тут и в помине не было. Напротив, здесь располагалось священное место языческих богов и жилища волхвов, им служащих. Невероятно, но факт - даже в 1300-х годах местные жители сельца Киевец справляли здесь праздники по древнеславянским обычаям, молясь своим языческим богам во главе с Перуном, богом грозы, молнии, небес и творческого небесного начала в человеке. А ведь из Киевца на Чертолье до кремлевского Боровицкого холма было рукой подать!
        Однако к середине XIV века капище все же снесли, и где-то в 1360 году на его месте была срочно возведена церковь Ильи Обыденного. Святой был выбран не случайно. Ведь всем известно, что Илья-пророк практически заменил на Руси Перуна, ведь он стал владеть теми же молниями небесными, распоряжаться громом и насылать грозу-непогоду. С другой стороны, власти явно «подстраховались». Ведь церковь была
«обыденной». Так называли храмы, строившиеся не по велению властей, а по инициативе народа, так сказать, снизу. Такие храмы возводили на общие пожертвования, общими усилиями в «обый день» (отсюда и название - обыденные), то есть в один день по особому старанию и обету. Конечно, один день - явное преувеличение, но то, что «обыденные» церкви возникали в самые краткие сроки, - известный факт. Ну разве можно было таить зло на народную постройку?!
        Однако Перун, видно, так не думал и своего превращения в Илью-пророка не оценил. Местные жители в страхе шептались, что владыка гроз и молний, хозяин небесного огня, затаил злобу на обидчиков. И придет время - он отомстит.
        Время не заставило ждать. В 1365 году в маковку церкви Ильи Обыденного во время грозы ударила молния, пожар поверху, по воздуху, перекинулся на стоявшую рядом с Боровицким холмом церковь Всех Святых. И от этого жутчайшего пожара вся деревянная Москва сгорела в два часа.
        Как записано в летописи: «Загореся город Москва от Всех Святых сверху от Чертольи и погоре посад весь!»
        Но если вы думаете, что на этом пожары закончились, то это не так. Перун постоянно метал молнии в Чертолье. А оттуда огонь перебрасывался в другие места Москвы. Сохранился еще один летописный рассказ о пожаре, правда, уже не таком разрушительном:

«За городом посад выгоре мало не весь. От пожару возьле Москвы-реки дворы выгорели по обе стороны улицы Черьторьския и до всполья…»
        В 1565 году территория Черторыя отошла к опричнине. Именно там, на Волхонке, выстроил свои палаты неутомимый в пыточных делах Малюта Скуратов. В его дворец, прямо из Кремля, были прорыты тайные ходы, которыми пользовался царь Иван Грозный. Потом вокруг палат Малюты возникли и специально приспособленные пыточные дома. И положительной энергетики району это, конечно, не прибавило. Не потому ли в XVI веке здесь началось бурное возведение храмов, ведь ничто так не чистит место, как святая обитель.
        Немудрено, что вновь возникающие улицы получали наименование по церквям, на них расположенным. Ну а в 1658 году царь Алексей Михайлович, ездивший на богомолье в Новодевичий монастырь, заметил, что путь его пролегает по дороге с явно не христианским названием, и повелел переименовать Чертольскую улицу в Пречистенскую, поскольку ездил властитель в монастырь поклониться именно иконе Пречистой Божией Матери Смоленской. Соответственно Чертольская площадь и ворота тоже стали Пречистенскими.
        Храм Христа Спасителя
        Увы, и переименование не помогло. 10 апреля 1629 года в Москве случился сильнейший пожар, начавшийся опять же в Чертолье и перекинувшийся на Белый город и Тверскую улицу, доходя до нынешней Мясницкой. Именно с этого года царь Алексей Михайлович отдал указ строить в городе по возможности каменные постройки и прокладывать более широкие улицы.
        В XVIII веке часть бывшей Чертольской улицы (от площади Пречистенских Ворот, то есть Бульварного кольца, до Боровицкого холма) отошла во владение князей Волконских и стала называться Волконкой, а потом и Волхонкой. Так что сегодня и Пречистенка и Волхонка - наследницы когда-то единой Чертольской улицы. Показательно, правда, что слово «волхонка» имеет и еще одно значение - та, кто колдует, занимается волхвованием. Словом, волхвование на Чертольской все равно осталось. Вот только со временем Перун, видно, вспомнил, что он не только бог небесного огня, насылаемого на землю, но и того же пламени, раздуваемого в творческих сердцах людей, проще говоря, Перун - еще и покровитель творческого начала и всяческих искусств. Судя по Волхонке, ближе всего по сердцу ему пришлись изобразительные искусства. Недаром же теперь там и Музей изобразительных искусств имени Пушкина (дом № 12), и Музей частных коллекций (дом № 14), и картинная галерея Ильи Глазунова (дом № 13). Еще там Российский комитет международного совета музеев (дом № 5/6), и Институт философии (дом № 14), и Институт русского языка имени В.
Виноградова (дом № 18). И конечно же покровитель всего района - нововозведенный храм Христа Спасителя (дом № 15), находящийся на самом навершии Волхонки.
        И никаких больше пожаров! Ведь, как известно, рукописи не горят, картины и скульптуры тоже.
        Мятежная игуменья
        Улицы Волхонка и Верхняя Красносельская
        Гаснет моя лампада…
        Полночь глядит в окно…
        Мне никого не надо,
        Я умерла давно!
        Тэффи.
        Из книги «Семь огней»
        В 1547 году неподалеку от Чертолья на Остоженке (улицы тогда, конечно, еще не было, а местность называлась Остожьем) сгорел Алексеевский женский монастырь. Он был основан еще в 1358 году по благословению Московского митрополита Алексия, так что являлся самой древней женской обителью города. Отсюда название монастыря - стародевичий. Оно возникло не потому, что в нем жили «старые девушки», а потому, что это первый по старшинству женский монастырь Москвы.
        По двум престолам главной церкви обитель называлась Алексеевской и Зачатьевской. Но Зачатьевской части, ставшей впоследствии отдельным монастырем, повезло больше. Хотя поначалу оба престола страдали одинаково от двух пожаров, разграбления хана Тохтамыша и даже от землетрясения 1445 года. Но вот на пятый раз, в 1547 году, пожар повредил здание одной только Алексеевской части. Монахиням пришлось искать новое место. И таковое нашлось - в том самом Чертолье, месте не благозвучном, но зато находящемся рядышком.
        Конечно, и там спокойной жизни не получилось. В Чертолье случались пожары. В Смутное время монастырь вообще разграбили. Однако милостью первого царя Михаила Романова, наследника которого как раз звали Алексеем (будущий царь Алексей Михайлович - батюшка Петра I), Алексеевский монастырь сумел вернуть себе былую славу.
        В XVII - XVIII веках обитель процветала. Было построено множество прекрасных церквей, обустроена огромная прилегающая территория с разными надворными постройками. А вот XIX век стал для обители роковым, трагическим. Сначала в сентябре 1812 года в монастырь ворвались вошедшие в Москву французы. Однако монахини были готовы к встрече неприятеля. По приказу игуменьи матушки Анфии и сестры-казначеи, чье имя не сохранилось, монастырские ценности зарыли под полом в трапезной церкви. Одна из сестер, Магдалина, мужественно поставила прямо над схроном свою кровать, ее примеру последовали и другие монахини. Изображая больных, сестры даже нанесли себе раны, чтобы текла кровь, и Магдалина заявила французам, что все сестры смертельно больны и весьма заразны. Французские солдаты, ужаснувшись кровоточащим язвам, не посмели поднять больных с кроватей. Так бесстрашные и находчивые монахини сохранили свои святые сокровища.
        Вот как описали современники «маленький подвиг» монахинь:

«3 сентября [1812 года] неприятели ворвались в церкви и грабили. Но зарытое имущество уцелело. Неприятель из ружей пытался зажечь монастырь, но не загорелось, и тогда посыпали порохом. Все горело. Но церковь монахини спасли от пожара, и все пребывавшие в ней остались целы».
        Представьте себе - французы (образованнейшая нация!), оказывается, убоявшись приближаться к заразным больным женщинам, просто подожгли их, лежавших в церкви! Но женщины, забаррикадировавшись в церкви, как-то сумели потушить пожар и уцелеть. Да, это действительно был подвиг мужества.
        Недаром потом Московская епархия «кланялась и благодарила монахинь за их смелый и не по силам данный ратный подвиг, который они свершили». Ну а позже свои же, русские, решили отпраздновать победу над Наполеоном и ради этого предложили мужественный женский монастырь… уничтожить.
        Вернее, насиженное и обустроенное за триста лет место монахини должны были покинуть и переехать из центра города практически к его черте - в Красное село, что на Красном пруду. Хуже того - все здания и церкви Алексеевского монастыря предполагалось вообще снести, а на их месте выстроить… памятник победе над Наполеоном - огромнейший храм Христа Спасителя. Он должен был послужить
«благодарностию Богу за спасение России» и сохранением «вечной памяти того беспримерного усердия, верности и любви к Вере и Отечеству, какими в сии трудные времена превознес себя народ российский, и в ознаменование благодарности нашей к Промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели».
        Ну что у нас за вечные дикие парадоксы - дабы вознести благодарность, надо разрушить давно намоленное, создать новое, надо обязательно снеся старое, особенно если это память веков и произведения искусства, как храмы, иконы, картины и мозаики самой старинной в городе Алексеевской обители?! Никак не можем, чтобы не покорежить имеющееся…
        Игуменья монастыря, услыхав, что обитель подлежит разрушению, пришла в ужас. Но что она могла, если пришел приказ самого императора Николая I?!

17 сентября 1837 года (ох уж эти 37-е годы!) в Алексеевском монастыре прошло последнее богослужение на намоленном месте. И теперь всей обители предстояло обозами ехать в тьмутаракань - к Красному пруду.
        И тут произошло немыслимое по церковным меркам. Игуменья взбунтовалась. Крича и плача, настоятельница приказала местному кузнецу приковать себя цепями к огромному дубу, по преданию посаженному триста лет назад, когда сестры только переселились в Чертолье.
        - Не покину обитель по своей воле! - кричала бунтарка.
        Но не зря за переселением монастыря надзирали представители власти. Узрев немыслимый по церковным канонам бунт, они приняли невероятное решение - приказали вырыть дуб вместе с игуменьей и перевезти на новое место.
        И поняв, что ничто не может достучаться до жестокосердной власти предержащей, мятежная игуменья в сердцах прокляла место, отнятое у монастыря, и предрекла:
        - Ничто не простоит здесь долго!
        Немудрено, что после такого бунтарства и неповиновения, да еще и проклятия, имя тогдашней настоятельницы Алексеевского монастыря стерли из истории. Но вот тот самый дуб остался. Его посадили на новом месте - теперь уже в стенах Ново-Алексеевского монастыря. Привезенную мятежную игуменью освободили от цепей, а вскоре и от места настоятельницы. Что с ней стало - неизвестно. А дуб все еще рос и в ХХ веке, став огромным, не обхватишь и втроем. И местные жители были уверены, что это - то самое легендарное дерево. Не знаю, стоит ли он сейчас, но еще лет двадцать назад стоял.
        Зато всем известно, что проклятие мятежной игуменьи сбылось. Место, отнятое у монастыря, действительно не желало никому покоряться. Храм Христа Спасителя на нем строили 44 (!) года - первый камень заложили 23 сентября 1839 года, а освятили постройку только 26 мая 1883 года. Создание архитектора Константина Тона никому не нравилось - ни искусствоведам, ни простым москвичам. Те еще долго помнили мятежную игуменью, а тоновское создание непочтительно и даже крамольно именовали «толстой чушкой». Потом, конечно, привыкли. Москвичи даже полюбили этот «толстый» храм какой-то особой любовью. Так любят бедных, больных и нежеланных поначалу, но потом принятых почти с нежностью.
        Когда же советская власть решила снести храм, простые москвичи пришли в шок от ужаса (ведь и храм жалко и дело грешное!), вот только свое неодобрение и отрицательное отношение к сносу никто не смел показывать. Кому же охота в лагеря без права переписки, а то и под расстрел?
        Так что 5 декабря 1931 года храм был торжественно снесен, а сам процесс уничтожения заснят на кинопленку и показан по стране. То есть на проклятом месте бедный храм и полвека не простоял.
        Новая власть решила строить на этом древнем намоленном месте свое сакральное здание - Дворец Советов. Самое высокое, самое грандиозное (высота 420 м), с огромной скульптурой вождя мирового пролетариата В.И. Ленина на верхнем шпиле. Однако и его построить не удалось - двадцать лет (1930 - 1050-е гг.) составляли проекты, пытались начать постройку, рыли котлованы для фундамента, пересажали и расстреляли кучу строителей и архитекторов как врагов народа, но строительство все равно никак не сдвигалось с мертвой точки.
        К концу 1950-х годов решили, что в огромном котловане лучше устроить плавательный бассейн под открытым небом, - в конце концов, это тоже чудо света и советское достижение. Так, в 1960 году открылся знаменитый бассейн «Москва», но и ему не суждена была долгая жизнь. Правда, москвичи в него особо не стремились - помнили, что здесь был храм, а бегать голым по храмовой территории - это же грех!
        Проект Дворца Советов
        Так что, когда в начале 1990-х власти объявили о закрытии бассейна, никто не возражал. Напротив, к тому времени москвичи уже были едины в стремлении возродить утерянный храм Христа Спасителя. Теперь он рассматривался не как строительство новой «толстой чушки», а как возвращение к истокам, которое необходимо Москве.
        И новый храм построили. В ночь с 6 на 7 января 2000 года в нем была отслужена первая рождественская литургия. Он похож на тоновский храм, но выглядит совершенно по-иному - гораздо изящнее, нежнее, трепетнее. Он вытянут вверх, в нем два уровня. Но главное - в нем есть отдельный придел Алексея, человека Божия - покровителя бывшего Алексеевского монастыря, а в нижнем уровне - церковь Спасо-Преображения, созданная как дань памяти снесенного Алексеевского монастыря. То есть новый храм словно воссоздал разрушенное. Будем надеяться, что это поможет и никакая великая обида давно уже покойной игуменьи не омрачит новой храмовой жизни. Тем более что самого Алексеевского монастыря, переведенного в Красное село, что у Красного пруда, тоже давно уже нет. К 1990 году практически все строения бывшей обители снесли, поскольку в середине 1980-х годов по землям, садам и кладбищу монастыря прошла часть Третьего кольца - дорога к Рижской эстакаде. Так что теперь по костям предков проносятся машины. Немудрено, что на этом отрезке столь часто водителям мерещатся призраки. Но об этом позже. Ясно одно - и на новом месте
многострадальный Ново-Алексеевский монастырь ожидала трагическая судьба.
        Монастырская жизнь
        Улица Верхняя Красносельская, № 17/2
        Все незначительное нужно,
        Чтобы значительному быть.
        Былое так головокружно!
        Былого не могу забыть!..
        Игорь Северянин.
        Былое
        В 1839 году, переехав из Чертолья (тогда уже с улицы Волхонки) на улицу Верхняя Красносельская, Алексеевский стародевичий монастырь стал Ново-Алексеевским женским монастырем, что на Красном селе близ Красного пруда. И надо сказать, обитель в своем новом обличье процветала много десятилетий. Переведенный монастырь занял огромную территорию, на которой выстроили и церкви, и дома, и обширные покои игуменьи. Разбили сады, огороды, привели в порядок кладбищенскую территорию, по благоустройству прославившуюся на всю Москву. Монахини, усердно трудясь, открыли странноприимные дома и богадельни, больницу и аптеку, приют и училища для девочек, швейные и вышивальные мастерские. Обитель славилась благочестием и высокими монашескими добродетелями насельниц. Добрые вести о монастыре разнеслись по всей стране.
        Ново-Алексеевский монастырь на Верхней Красносельской улице
        Все изменилось после Октябрьской революции. В апреле 1923 года настоятельницу обители мать Марию (Преженцову) арестовали, потом, правда, выпустили. Монастырь же закрыли в 1924 году. В кельи благочестивых монахинь вселились рабочие окрестных фабрик и заводов. «Дур монашек» выгнали вон. Но верные клятвам, они не нарушили устава монастырского - поселились общинами на частных квартирах, стараясь держаться небольшими группами. Зарабатывали в основном шитьем одеял, а также какими-то случайными приработками: присматривали за детьми, топили печи, ходили читать псалтырь по покойникам.
        Но даже у рабочих, занявших их кельи, сохранились понятия о доброте. Рискуя сами, они покрывали группу тайно оставшихся на территории монастыря монахинь во главе с игуменьей Марией. Каким-то чудом сестрам удалось прожить, ютясь по крошечным каморкам, до 1931 года. Тогда-то их и арестовали. Всех сослали - кого в Казахстан, кого на Север. Никто уже не вернулся.
        Известно о трагических судьбах четырех насельниц. Сестры, в миру Анна Алексеевна и Матрона Алексеевна Макандины и Татьяна Ивановна Белова были расстреляны в 1938 году на Бутовском полигоне под Москвой, а Васса Павловна Леонова в 1937 году в городе Юрьеве-Польском под Владимиром. Теперь их знают, как «красносельских мучениц».
        Трагические судьбы монахинь и самой обители наложили своеобразный отпечаток на все это место Москвы. Чуть не до конца ХХ века старые, разваливающиеся монастырские строения по Верхней Красносельской улице, 2-му Красносельскому переулку, в которых жили не самые обеспеченные москвичи, если не сказать больше - самые нищие, выглядели ужасно. Люди там жили в коммуналках, когда комнатушка могла составлять всего 5-6 квадратных метров Но вот что удивительно - дух и атмосфера их жизни были наполнены добротой, взаимовыручкой, участием и помощью друг другу. И в этом прежде всего сказывался дух места, подталкивающий людей на добро и благожелательность.
        И еще что удивительно - соседи не собачились, а часто и подолгу пересказывали друг другу... чудом уцелевшие сведения о жизни старой обители, рассказы, похожие скорее на легенды и предания, чем на быль и реальность. И всех этих легенд было такое множество, что жаль одного - не нашлось тогда местного летописца, который сумел бы сохранить на бумаге все эти истории - свидетельства ушедшего мира.
        Откуда я обо всем этом знаю? Так я же там жила с рождения и до тех пор, пока дома не стали ломать где-то к концу 70-х годов. И уж наслушалась я там многонько чего…
        Адрес нашей комнатушки был тот же, что и у огромного дома, стоящего сейчас на Верхней Красносельской, - дом №17/2. Тогда это были несколько прижавшихся друг к другу двухэтажных домиков, включавших бывшие покои самой настоятельницы и ее приближенных сестер. Жила я с бабушкой Александрой Григорьевной и ее сестрой Евлампией Григорьевной, которую из-за странности имени все звали просто баба Маня.
«Маня» не обижалась и даже со смехом рассказывала историю о том, как родители несли ее, только что окрещенную, из церкви. Соседи поинтересовались:
        - Как батюшка окрестил младеничку?
        Родители, вздохнув, отвечали:
        - Мы и сами не запомнили… Кажись, Лампочкой… Аль, может, Лампадочкой…
        Втроем (я и бабушки) помещались мы в крошечной комнатушке (5 м длины и 3 м ширины), где стояли друг за другом две кровати - для бабулек. Лично я, пока была мала, помещалась рядом с бабой Маней, а потом переместилась на пол - под стол. Стол был невероятным - шириной всего 25 сантиметров. Он стоял придвинутым к огромному подоконнику метр шириной. Вот эта конструкция и создавала полноценный стол.
        В ногах у второй кровати, стоявшей чуть не впритык к входной двери, помещался крошечный умывальник с краном, из которого текла только холодная вода. Больше ничего в комнате не помещалось. Ну чисто монастырская жизнь - практически аскеза! Зато из стены напротив кроватей выпирала огромная печь. Реальная, действующая, на которой по большим праздникам баба Маня готовила обед неописуемой вкусности.
        Еще у нас были два поразительнейших шкафа. По тем временам нигде я таковых не встречала. Они образовались из двух огромных (от пола до потолка) ниш, находящихся друг против друга. И когда я решила узнать, откуда они взялись, мне и рассказали удивительную историю нашей комнатушки.
        Оказывается, при монастырской жизни здесь помещалась послушница. Она готовила обеды в печи, пекла хлеб, мыла посуду. Но двери, как у нас, у нее тогда не было. Дверь пробили только после закрытия монастыря. Послушница не могла выйти из своей комнатушки, когда хотела. Зато к ней вели две двери из соседних келий. Там жили две монахини, которых она и обслуживала. А наши шкафы - это как раз те самые двери в две кельи. То есть послушница могла выйти только через келью одной или другой монахини. Только по разрешению!
        Ну как, живя в такой странной комнатушке, не наслушаться разных легенд и сказаний о том, монастырском, прошлом?! Вот я и наслушалась.
        Узнала я, что когда-то (вплоть до XVIII века) в районе современной улицы Краснопрудной действительно был Красный пруд. Образовался он на месте карьера, из которого добывали песок для строительства всей Москвы. Потом, когда карьер выработался, его неожиданно заполнила вода, пробившаяся от реки Яузы и ручья Ольховец (теперь это улица Ольховка). Народ счел это добрым знаком. Хотя стоявшее рядом Красное село и так издревле считалось добрым селом.
        Было оно царским. Существовало с незапамятных времен, а впервые упомянуто в летописях 1423 года как великокняжеское. Чуть позже князь Василий II дал ему название Красное, ибо было оно расположено на очень живописном месте. Князья, а потом и цари Рюриковичи приезжали сюда на отдых, ведь рядом была их любимейшая Сокольническая слобода, где они и охотились с соколами.
        Сельцо Красное богатело день ото дня. Уже в XVI веке хозяева домов ставили здесь на окнах слюду - небывало дорогое удовольствие по тому времени, когда окошки даже в городе затягивали бычьими пузырями.
        В 1625 году в Красном селе была воздвигнута огромная Крестовоздвиженская церковь, к которой съезжались многочисленные паломники. То есть Алексеевский монастырь переносили все же не абы куда, а в место намоленное - к этой самой всем известной Крестовоздвиженской церкви. Потом, когда переселился монастырь, на месте старой церкви построили новую. Но сейчас, конечно, и ее нет. Остались одни легенды и предания. Невероятные истории, которые я выслушивала с детства. Ну а потом уж так случилось, что в некоторые истории мне пришлось «вляпаться» самой. От этого в мистических местах никак не уберечься…
        Рукописи не горят, или Незнакомка на могиле
        Улица Верхняя Красносельская, территория бывшего Парка пионеров и школьников
        - Простите, не поверю, - ответил Воланд, - этого быть не может. Рукописи не горят. - Он повернулся к Бегемоту и сказал: - Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман!
        Михаил Булгаков.
        Мастер и Маргарита
        - А не страшно ли тебе, Григорьевна, водить внучку гулять на кладбище? - услышала я однажды от соседки, которая выговаривала моей бабе Мане. - Вдруг что случится с дитем - ты же виноватой будешь!
        Баба Маня только отмахивалась:
        - Ничего плохого не случится! Святая земля, на ней и дети - цветы непорочные! Глядишь, с божьими наставлениями вырастут.
        Я долго не могла понять, о какой святой земле идет речь и при чем тут кладбище?! Гулять-то мы ходили в детский пионерский парк, разбитый в кварталах Красносельской улицы. И только позже я узнала, что как раз на месте парка в середине XIX века было кладбище. На том самом месте, где в каникулы по утрам пионеры собиралась на линейку и взвивался красный флаг, были разбиты склепы, а на месте песочниц и качелей для малышни располагались самые дорогие и почетные кладбищенские места.
        Все жители Красносельской улицы постоянно шептались о том, что устроить на кладбищенской территории детско-пионерский парк конечно же было кощунством. Однако, как ни странно, духи прежних обитателей, «выселенные» с привычных, насиженных мест, отчего-то не мстили детям, обожавшим благоустроенный парк. Там были и качели-карусели, и театральная веранда, и танцевальный зал, и игровые площадки, и комната смеха, и небольшой стадион (летом для футбола и волейбола, зимой для хоккея и катания на коньках). Правда, когда крохи вроде меня возились в песочнице, бабушки настороженно следили, чтобы малышня не потащила в рот крошечные грибки в полсантиметра длины - покойницкие грибы, как их называли. Уже потом я узнала, что такие грибы растут только на могилках - «от сырых слез горючих».
        Детский парк возник на монастырской территории сразу после войны - тогда дети были реальным счастьем жизни, их обожали, любили все. Каждый прохожий мог подойти и дать ребенку конфету или иное угощение. И дети брали не боясь, как теперь.
        На самом деле, если вспомнить, детские голоса звенели и на территории монастыря - еще в середине XIX века алексеевские монахини открыли приют для девочек-сирот, один из лучших в Москве по тем временам. Девочек не воспитывали как будущих послушниц, напротив, давали светские профессии - учили шить и вышивать. Многие, повзрослев, переселялись жить в окрестности обители, выходили замуж, заводили семьи, но работали на монастырь - вышивали плащаницы, воздухи и даже иконы, стегали ватные и шерстяные одеяла, шили рясы и подрясники. Вся эта продукция очень славилась. За ней приезжали не только москвичи, но и монахини и простые жители Подмосковья, а то и из других областей.
        Так что Алексеевский монастырь имел хороший доход. Но не только вышивальные и швейные мастерские приносили деньги в казну, но и бойкая торговля от продажи мест на монастырском кладбище. И стоили места очень дорого. Ведь ко второй половине XIX века Красносельские улицы приобрели уже статус почти центра, а не окраины, как в начале века. Так что немудрено, что огромный сад обители начал быстро сокращаться, отдавая свои земли под фамильные склепы и семейные упокойные места. Сначала места скупали представители богатых купеческих родов, потом - московской интеллигенции. Конечно, кладбищенские книги, где содержался перечень тех, кто нашел на Алексеевском кладбище последний приют, уничтожены сразу после Октябрьской революции. Но в памяти старожилов остались рассказы о тех, кто был тут погребен. И это достойнейшие люди, внесшие огромный вклад в русскую культуру и искусство!
        Это и Михаил Никифорович Катков (1818 - 1887) - литературный критик, публицист, издатель, редактор известнейшей газеты «Московские ведомости», считающийся основоположником русской политической журналистики. Это и Сергей Андреевич Юрьев (1821-1888) - известный деятель литературы и театра, переводчик Шекспира, Кальдерона и Лопе де Веги, первый редактор легендарного журнала «Русская мысль». Это и историк литературы Александр Александрович Шахов (1850 - 1877). С ним-то и связана первая легенда монастырского кладбища.
        Александр Шахов прожил короткую жизнь, но успел многое. Он с отличием окончил Московский университет, между прочим, его отмечал даже такой скупой на похвалы педагог, как знаменитый Федор Буслаев. Немудрено, что Шахову предложили остаться на кафедре и начать работать над диссертацией по литературе Франции начала XIX века. Ее двадцатипятилетний молодой ученый блестяще защитил в 1875 году. Казалось бы, пред ним открывается дорога классического литературоведа. Но Александр избрал другой путь - нелегкий и малодоходный, зато необходимейший российскому обществу. Шахов начал преподавать западноевропейскую литературу на вновь открытых Высших женских курсах. По тем временам это был просто-таки революционный поступок, ведь в обществе всерьез обсуждался вопрос: а человек ли женщина, ведь в сравнении с мужчиной она явно существо низшего порядка?
        Недаром, когда Шахов вернулся домой с первой лекции, особо возмутившиеся мужчины закидали его тухлыми яйцами. Однако молодой ученый оказался мужественным человеком. Он не бросил занятия, напротив, стал ходатайствовать, чтобы и в Московском университете, который он окончил, открыли курсы для женщин.
        Лекции его пользовались огромным успехом, ведь Александр был великолепно образован, начитан, его ум отличался остротой, а речь - необычайной увлекательностью. Учащаяся молодежь восторженно объявила Шахова своим кумиром, ведь самые скучные понятия литературоведения он умел подать легко и просто. Каждое литературное произведение Шахов рассматривал в контексте общественных событий того времени, что тоже казалось революционным подходом.
        Словом, жизнь и общественное признание Шахова шли на взлет, но неожиданно в середине 1877 года молодой ученый заболел. Врачи послали его лечиться за границу, но Александр, понимая, что умирает, решил вернуться в родную Москву. 5 декабря
1877 года его не стало. Отец Александра, Александр Николаевич, сенатор, тайный советник, очень верующий человек, решил похоронить сына в Алексеевском монастыре. Так и сделали.
        Ну а потом начались новые трагические события. После похорон Александр Николаевич захотел оставить и земную память о своем безвременно умершем сыне - издать лекции, которые молодой ученый читал на Высших женских курсах. Но какие-то отморозки, забравшись в кабинет покойного, забрали все его записки и потом с бранью сожгли на площади перед зданием женских курсов, угрожая расправой и другим педагогам и студенткам.
        Узнав об этом, старый сенатор Шахов слег. Что же это получается?! От жизни его обожаемого Саши не осталось ничего! Сенатор приказал отвезти себя на могилу сына и долго сидел, не обращая ни на кого внимания. Слезы текли по его изможденному лицу - и вдруг…
        Неожиданно к старику подошел некий господин в черном и проговорил:
        - Вы не поверите мне, но я скажу о том, что видел лично. Вчера я запозднился на кладбище и уходил, когда никого тут уже не было. И вдруг у могилы вашего сына я увидел странную молодую женщину, одетую в черный, наглухо застегнутый плащ.
        - Что ж, многие любили моего Сашу и были ему благодарны… - прошептал старик.
        - Но эта дама была весьма странной, - продолжил незнакомец. - Она просвечивала в лучах фонарей. Ее тело призрачно покачивалось. Боюсь, я видел привидение…
        - Глупости… - вздохнул старик. - Фонари небось мигали. Вот вам и показалось.
        - Нет! - возразил незнакомец. - Дама была призрачной. Но она плакала. Больше того - рыдала. И рыдания ее были так страшны… Я даже сам испугался. Хотел позвать кого-то из святых сестер-монахинь.
        - Ах, не надо! - всплеснул руками сенатор. - Никому не сказывайте про такую встречу! Мой Саша был безгрешным мальчиком. А тут рыдающая дама!.. Мало ли какие разговоры пойдут…
        - Но ведь она и в другой раз может прийти! Все равно вскроется.
        - Я постараюсь проследить и сам встретиться с ней. Узнаю, отчего она плачет.
        Старик Шахов так и сделал. Теперь каждый день он приезжал в Красное село и до ночи засиживался на скамейке неподалеку от могилы сына. И дождался.
        Было уже темно. Фонари чадили. И от их трепещущего света казалось, что вокруг могилы кружатся и свиваются в клубок жуткие тени. Дама в черном появилась неслышно. Она просто возникла у могильной ограды, словно соткалась из извивов странных теней. И она действительно просвечивала.
        У сенатора дух захватило от страха, но он пересилил себя. Должен же был он узнать, что связывало эту даму с его сыном! Он не мог допустить никакого слуха, тем паче скандала, которые бросили бы тень на чистое имя его Саши.
        - Кто вы? - спросил он черную даму, выходя на свет фонарей. - Почему вы приходите сюда?
        - Вы не испугались!.. - прошелестела дама. - Хорошо, что вы не испугались. Мне трудно преодолевать барьеры миров. Но я верила, что кто-то не испугается меня и выслушает.
        - Говорите! - Старик метнул на призрачную незнакомку острый взгляд. - Я слушаю вас!
        - Я училась у вашего сына на Высших курсах. К сожалению, я не оправдала надежд моих учителей, не дослушала курсов. Меня соблазнил один молодой негодяй, и я уступила ему. Курсы были заброшены. Но стремление к знаниям осталось. Я попросила у Александра Александровна его конспекты уроков. Он дал мне почти законченные записки, и я их скопировала.
        - У вас остались труды моего мальчика?! - вскричал сенатор. - Какое счастье! Ведь изверги сожгли все его бумаги.
        - Я потому и прихожу, что узнала об этом. Я ищу того, кому небезразлично творчество Шахова.
        - Конечно, мне небезразличны труды сына! Отдайте мне эти записи! - взмолился отец. - Или скажите, где я могу их найти.
        Незнакомка неожиданно всхлипнула:
        - Вы не сможете их найти… Мой соблазнитель, увидев, что я по-прежнему читаю лекции, избил меня до смерти, а записки сжег!
        - Как?! - заломил руки старик. - Неужто и тут огонь! И все рукописи моего мальчика сгорели?!
        И вдруг дама усмехнулась, таинственно и страшновато:
        - Рукописи не горят! И если вы, сенатор, обещаете, что издадите их, чтобы все, особенно девушки и женщины, могли их прочесть, я отдам их вам.
        - Но каким образом?! Они же сгорели… - Бедный старик уже снова чуть не плакал.
        - Подождите здесь… - прошелестела дама. - Я постараюсь вернуться!
        И она… исчезла.
        Старик опустился прямо на могилу сына. Ноги уже не держали его. Было очень холодно. Ветер продувал насквозь. Начал накрапывать дождь. Ужас овладевал стариком. Но он крепился. Понимал, что вернуть сгоревшее невозможно, но ждал. Сам не понимая чего…
        И когда в голове у него уже помутилось и перед глазами поплыла черная пелена, он вдруг увидел полупрозрачную черную даму, возникшую рядом с оградкой могилы. В руках у дамы белели листы.
        - Помните, рукописи не горят! - повторила она и протянула их старику. - Если это, конечно, настоящие рукописи, нужные людям.
        Старик взглянул на исписанные листы, а когда поднял голову, дамы уже не было. Сенатор вздохнул и, прижав рукопись к груди, пошел к воротам, туда, где ожидала его коляска.
        Едва он с помощью кучера взобрался на сиденье, раздался звон колокола.
        - Полночь! - охнул кучер. - Задержалось ваше высокородие… А я уж сижу-сижу. Думаю, жуть какая. Погост ведь, а ну как привидения явятся!
        - И привидения могут быть добрыми… - прошептал Шахов. Он сдержал слово - издал собрание лекций Александра.
        Шахова «Гете и его время», «Очерки литературного движения в первую половину XIX века». И всем, кто читал эти книги, становилось ясно, что молодой историк литературы был чрезвычайно талантлив, обладал литературным даром и мог бы стать выдающимся литератором. Увы…
        Откуда взялись сгоревшие рукописи, отец, конечно, никому не сказал. Но черная дама еще долго потом посещала могилу своего учителя. Ну а старожилы Красносельской улицы задолго до выхода в свет романа Булгакова знали простую и великую фразу:
        - Рукописи не горят!
        Откуда она взялась? От народных преданий и легенд. Во всяком случае, мои соседи именно так и говорили.
        Звезда живописца, или Загадочный сон сестры Иулиании
        Улица Верхняя Красносельская, территория бывшего Парка пионеров и школьников
        Все пройдет бесследно, минет скоротечно,
        Только звезды людям не изменят вечно.
        Мирра Лохвицкая.
        Звезды
        Еще одну мистическую историю рассказывали жители Красного села о талантливейшем русском художнике Илларионе Михайловиче Прянишникове (1840-1894).
        Прянишников был не только замечательнейшим живописцем, но и одним из основателей Товарищества передвижников. Родился он под Калугой в купеческой семье. Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Там же и преподавал до конца жизни. И хотя был признан в Петербурге и даже стал действительным членом Петербургской академии художеств, но демократическому московском искусству не изменил и «классиком» не стал.
        Жил Прянишников бедно, все деньги тратил на учеников Московского училища. Между прочим, это у него получили первые уроки живописи Архипов и Коровин, Касаткин и Корин, Лебедев и Богданов-Бельский. В то время это было, возможно, единственное училище, которое принимало бедных провинциальных учеников, которые часто не только не могли платить за обучение, но не имели денег и на еду. Вот Прянишников и подкармливал своих студиозусов, покупал им зимнюю одежку и холсты с красками. Он и в своем творчестве словно вел летопись «униженных и оскорбленных». Его «Шутники»,
«Порожняки», «Погорельцы», «Жестокие романсы» словно сошли со страниц то ли Островского, то ли Достоевского. Словом, это был и живописец и человек невероятной доброты и соучастия, всегда готовый оказать поддержку более слабому.
        И.М. Прянишников. Художник В.Г. Перов
        Когда в Москве стали расписывать нововозведенный храм Христа Спасителя, Илларион Михайлович тоже был приглашен для создания фресок. Вот там-то художник и услышал рассказ о том, что настоятельница Алексеевского монастыря, пораженная тем, сколь бесцеремонно ее обитель выгнали с насиженного места, посулила, что «на том месте ничего не будет стояти». Заинтересовавшись этим странным событием, Прянишников приехал на новое место Алексеевского монастыря - на Красный пруд Красного села. Конечно, он ожидал увидеть запустение обители, но увидел иное - монастырь разросся, приобрел черты еще большего благолепия, стал одним из самых красивых садовых мест города.
        Пораженный таким процветанием, Прянишников даже стал работать в иконописной мастерской обители и завещал похоронить себя посреди этих монастырских садов.

12 марта 1894 года тончайшего знатока русской души Иллариона Михайловича Прянишникова не стало. А через год Товарищество передвижников решило провести памятную выставку живописца. И тут выяснилось, что некоторых известных полотен Прянишникова недостает. Куда делись?! Как в воду канули!
        И дома у художника искали, и в училище, и даже в запасниках Третьяковской галереи - нет! А тут как раз настала годовщина со дня смерти Прянишникова. Ученики и почитатели приехали в Алексеевский монастырь посетить могилку художника. Вспоминали прекрасного человека, учителя и друга. Сетовали о том, что никак не могут начать устройство выставки - картин-то нет!
        На другой день к настоятельнице обители пришла растерянная помощница казначеи сестра Иулиания. Крестясь и всхлипывая, поведала она о том, что вчера сестра-казначея повелела ей проводить родственников-друзей-учеников художника Прянишникова, и она услышала, как все сетовали о пропаже картин и невозможности открыть выставку.
        Сестра Иулиания тоже огорчилась, потому что художник этот был хорошим человеком, отзывчивым. Однажды он помог Иулиании. Тогда сестра-казначея благословила ее на поездку в город - обители надо было купить новый котел. Но сестра Иулиания в городе бывала редко и сильно опасалась такой поездки. И вот отзывчивый живописец, Илларион Михайлович, съездил вместе с ней и помог купить нужный котел. Немудрено, что, узнав о срывающейся выставке, Иулиания огорчилась.
        - Да, видно, так сильно, - каялась Иулиания матушке игуменье, - что нынче ночью приснился мне странный сон, прости меня, Господи!
        - Говори! - повелела настоятельница.
        И сестра Иулиания, вздыхая и охая, поведала, что приснился ей этот самый отошедший в иной мир раб божий Илларион. Был он весел и улыбался в свои жиденькие усы. Но Иулиании стало жуть как страшно. Начала она задыхаться, даже молитву прочесть не сумела - язык не слушался. А живописец Илларион только смеялся над ее страхами и сказал:
        - Все хотят знать, куда мои холсты девались. Тебе скажу: я их свернул и на чердаке под стреху засунул, чтоб кредиторы не нашли да не отняли. Должок у меня был, погасить я его хотел. Да не успел - помер.
        Мать игуменья все это выслушала да и повелела вызвать к ней урядника, благо он жил неподалеку. Ну а урядника попросила привезти в обитель кого-нибудь из друзей Прянишникова. На другой день в обитель приехал живописец Алексей Степанов, ученик и младший друг Прянишникова, тоже преподающий в Московском училище ваяния и зодчества. Ему и поведала свой странный сон сестра Иулиания.
        И что бы вы думали?! Нашлись последние полотна Прянишникова! И выставка его состоялась. И собранные вместе трогательно-поразительные полотна показали, какого уникального и талантливейшего живописца утеряла земля Русская. «Его творчество осталось нам как путеводная звезда!» - сказал известнейший критик Владимир Стасов.
        Ну а сестру Иулианию вместе с матушкой настоятельницей московские художники лично приезжали благодарить. Ведь не будь их, не состоялась бы выставка. И кто знает, когда еще Москва разглядела бы уникальный талант своего живописца?
        Ну а мать игуменья, подумав, заплатила долг Прянишникова. Пусть имя народного живописца будет незапятнанным!
        А сестра Иулиания с тех пор полюбила свободными вечерами сидеть на приступочке во внутреннем дворике, куда выходило оконце ее кельи, и глядеть на далекое небо. Она вспоминала, как сказали о Прянишникове: «Его творчество для нас - путеводная звезда», и искала на небе звезду живописца.
        Теперь и тогда, здесь и там, или Лепестки вишневого сада
        Улица Верхняя Красносельская, территория бывшего Парка пионеров и школьников
        Когда приостановишься на пути и оглянешься назад, сколько там было света и жизни в погасающем, сумрачном отдалении… Теперь и тогда, здесь и там... Сколько времени и пространства между этими словами! И все это населено уже бесплотными образами, безмолвными призраками!
        А.Ф. Вельтман
        Третья легенда, которую рассказывали бабульки, сидевшие на лавочках нововозведенного детского парка на Красносельской, была о любви. Конечно, как же без несчастной любви-то?!
        Впрочем, эта любовь была вполне счастливой почти два десятилетия. Известный московский писатель, историк, археолог Александр Фомич Вельтман (1800-1870), друг Пушкина и Нащокина (об этом потрясающем человеке мы поговорим дальше), обожал прекрасные сады Алексеевского монастыря и часто приезжал сюда вместе с супругой. Женат он был вторым браком (первая супруга Вельтмана умерла, оставив ему дочку Настеньку). Второй женой Александра Фомича стала женщина невероятной красоты, ума, таланта и доброй души. Как родную восприняла она дочку мужа. Вскоре у пары появились и двое своих детей - мальчик и девочка. Семья жила в счастье, радости и достатке. Вельтман не только сочинял рассказы и повести в своем излюбленном фантастическом духе, но и служил. Между прочим, это он сменил в 1852 году известного историка-литератора М.Н. Загоскина (помните, его упоминает Гоголь в
«Ревизоре»? На самом деле жил он не в Петербурге, а в Москве, в Денежном переулке, доме № 5) на посту директора государевой Оружейной московской палаты.
        А.Ф. Вельтман
        Супруга же Вельтмана, Елена Ивановна, и сама была известной писательницей, одной из первых русских женщин, посвятивших себя литературе. Писала она под псевдонимом Е. Кубе, и, между прочим, современники ценили ее исторические романы выше сочинений самого Вельтмана.
        По четвергам у них собирались друзья на литературные посиделки. Читались новые произведения хозяев и гостей, велись разговоры и споры об искусстве, литературе и обществе. Друзья считали, что Вельтман «живет при Прекрасной Елене как у Христа за пазухой». Да только в один миг счастливая любовь сменилась трагедией - Елена Ивановна заболела и, помучившись некоторое время, умерла.
        И дети и сам Вельтман были безутешны. Впрочем, дети-то к тому времени были уже взрослыми, имели собственные семьи. А вот бедняга Вельтман в шестьдесят восемь лет остался один.
        Теперь он в любую погоду ездил в Алексеевский монастырь, ведь именно там, на местном кладбище, покоилась его незабвенная супруга. Посидев у могилки, Вельтман шел в монастырский сад, где они с женой так любили гулять. Сад, «что на Красном озере», к тому времени славился уже на всю Москву. На самом деле большого озера, возникшего в карьере в результате добычи песка для строительства, уже давно не было. Его засыпали, но в обители вырыли малое озерцо. Его тоже по привычке называли Красным.
        В озеро запустили рыбу, с одной стороны разбили огороды, с другой - сад и клумбы. Ну а за церковью Алексея, человека Божия заложили великолепнейший вишневый сад. По весне вишни цвели белоснежным покрывалом. «Вишневая кипень!» - умиленно вздыхали посетители. По осени деревья приносили небывалые урожаи, и запах вишневого варенья, сушенья и иных приготовлений на зиму повисал над монастырем.
        Вельтман садился на скамеечку у этого сада и вспоминал… Что было, что согревало душу. Часто монахини и посетители слышали, как старый писатель грустно шепчет:
        - Теперь и тогда… Здесь и там… Сколько времени и пространства между этими словами! .
        Иногда писательские инстинкты брали верх, и тогда Вельтман вынимал записную книжицу и вписывал туда что-то. Пригодится для нового произведения…
        Домой Александр Фомич возвращался, обязательно прихватив хоть что-то из сада - хоть цветок, хоть листок, хоть веточку цветущей вишни. Когда не стало цветов, он приносил из сада уже пожелтевшие листья. Осенью вишни дали плоды. Тогда он срывал несколько ягодок. Ну а потом выпал снег. И однажды Вельтман вернулся домой с застывшей и ломкой от мороза веточкой.

11 января 1870 года, не прожив без супруги и двух лет, Вельтман ушел к ней на небо. Дети, разбирая его бумаги и вещи, наткнулись в ящике комода на сухие, свернутые в трубочку листы, пожухшие веточки, засохшие цветы - все то, что писатель приносил из Алексеевского сада. Стали собирать всю эту труху и вдруг ахнули - белоснежные лепестки вишни не засохли, а лежали как будто только что сорванные.
        Как такое могло быть? Или это был привет детям от отца и матери?..
        Похоронили Вельтмана около жены - на кладбище Алексеевского монастыря у Красного озера. На могилу писателя ездило много людей - друзей, родных и просто почитателей его таланта. Но никто из них ни разу не взял что-то с собой - ни цветка, ни веточки. Все понимали: нехорошая это примета брать что-то с собой с территории сада, расположенного рядом с монастырским кладбищем.
        Примета пережила века. И осталась даже после того, как на месте монастыря разбили детский парк. Дети гуляли там, играли, веселились, но, уходя домой, взрослые запрещали им брать хоть что-то из парка.
        - Ни цветка, ни листка, ни камешка! - твердила мне бабушка. - Ничего из парка нельзя приносить домой!
        И как ни странно, но детвора слушалась. Я это точно знаю, потому что у ворот парка всегда лежала кучка вытряхнутых из карманов камешков, палочек, разноцветных стеклышек и сорванных цветочков - всего того, что дети считают сокровищами.
        А восхитительное чудо - не литературный чеховский, а реальный большой сад цветущей белоснежной вишни - просуществовало почти в центре Москвы до конца 1970-х годов. Только вот деталь: обычно дети обожают срывать и поедать пусть еще и недозрелые ягоды. Но вишни на Красносельской висели несорванными. Хотя, говорят, когда парк только открыли после войны, там существовало много разных кружков, в том числе и юннатский. Так вот эти юннаты ухаживали и за вишневым садом, собирая потом урожай. Но в мое время никто уже за садом не следил, и, хотя вишня цвела и наливалась ягодами, их склевывали только птицы. А люди на монастырские дары не зарились. Видно, помнили: нехорошая это примета - брать что-то с территории кладбищенского сада. «Теперь» и «сейчас» не должны смешиваться. Прошлое заканчивается там, где начинается сегодня.
        Счастливая полтина братьев Полтинниковых
        Улица Краснопрудная, № 13
        Что мне делать с пьяною оравой?
        Как попал сюда я, боже мой?
        Если я на то имею право,
        Разменяйте мне мой золотой!
        Осип Мандельштам.
        Золотой
        Монастырское подворье было обширно и славилось гостеприимством. Имелось несколько странноприимных домов, богадельня, лечебница, к тому же вокруг монастырских стен распахнули свои двери различные лавочки - побольше и поменьше. В некоторых продавались изделия самого монастыря: свечи, иконки, масло и прочие предметы для церковного обихода на дому, имелись и лавочки со свежевыпеченным хлебом, только что сготовленным квасом, сбитым маслом и творогом и прочими вкусностями, изготовленными умелыми руками насельниц.
        Но часть лавок сдавалась внаем - конечно, не всякому, а только проверенным продавцам. У монастыря были два условия: не торговать спиртным, табаком и другими неодобряемыми товарами и не завышать цены, поскольку у паломников, приходящих на поклон к святым иконам, денег не водилось, да и москвичи с окрестных улиц жили бедно. Богачи-то на окраине не селятся!
        И вот однажды два уважаемых прихожанина монастырской церкви Алексея, человека Божия, братья Полтинниковы, сняли у монастыря два помещения для своих лавок: в одной пообещали продавать сдобный хлеб с пряниками да баранками-бубликами, в другой - аптечные товары. Мать настоятельница лично бублик испробовала и аптечные настойки понюхала - все в норме. Дала согласие. Дело в том, что монастырь хоть и продавал свежий хлеб, но только по постным рецептам, ну а сдоба, а уж тем паче пряники с баранками да петушки на палочках в монастырской трапезе отсутствовали. Но ведь окрестному люду и детей побаловать хочется, да и самим сдобных саек отведать с чаем. Да и лекарства недорогие на окраине города спрос найдут, тем более что в монастыре лечили только травами. Так уж положено по монастырскому уставу. Но мать настоятельница понимала: в миру устав не долог, заболеешь, так любую химию выпьешь.
        Словом, развернули торговлю братья-купцы Полтинниковы. Обе их лавки располагались рядом в деревянном одноэтажном, но длиннющем доме. Выходили они уже на Краснопрудную сторону, где к тому времени и пруды давно закопали, и песчаный карьер, где брали песок для строительства Москвы, давно засыпали. Место бойкое: сразу за лавками - стены монастыря, куда рекой текут паломники, прямо перед входом - торговая дорога из центра на Преображенскую заставу. Вот и потекли покупатели к оборотистым братьям. А у тех выручка возрастала день ото дня. И теперь уж не раз в месяц считали они доходы, а раз в неделю, потом и каждый день. Полушки-копейки превращались в полтинники, двугривенные с пятиалтынными и вовсе в рубли. Ну а рублик к рублику, известно, выйдет ассигнация. Глядишь, коли повезет, и «катенька» - сто рублей.
        Вот однажды и решил один из братьев, Константин, набросить на маковую баранку полушечку. На одной-то маковинке незаметно, но ведь их же, понятно, связками берут. Ну а на него глядя, и Алексей, второй брат, на ландышевую да на валериановую настойки по полушечке накинул. Ну а чтобы торговать удобнее было, стал продавать обе настойки вместе, а тогда уж и выгода - на копейку пара.
        Вот так от копейки к копейке и выросло все в цене у братцев. Окрестные жители стали глухо перешептываться: раньше то, что они в день закупали, обходилось куда дешевле. Нашлись и грамотные - подсчитали: покупки, что раньше стоили двугривенный, теперь-то в полтинник обходятся. А ведь пятьдесят копеек по тем временам большие деньги были. Одним словом - зарвались братцы-то!
        Но однажды забрела в хлебную лавку к Константину старушка - благообразная, чистенькая, видно, паломница не из последних. Попросила сдобу-маковнину да калач ванильный. Полтинников поглядел на весьма ухоженную бабульку да и заломил цену:
        - Калач с маковниной полтину стоят!
        Старушка ручками всплеснула:
        - Да как можно, внучок? Побойся Бога! Рядом со святым монастырем да такие цены!
        Костюня и бровью не повел:
        - Дорого - не бери!
        Старушка белесыми ресничками захлопала:
        - Сбавь цену, касатик! Уж очень кушать-то хочется, а денег всего ничего… Прояви милость, Христа ради!
        Костюня только сплюнул себе под ноги:
        - Всем по полтине дарить - сам в нищете сдохнешь! Нет денег, иди отсюдова!
        Старушка от таких слов за сердце схватилась:
        - Будешь еще свое счастье на полтины раздавать! Вспомянешь меня, да как бы поздно не оказалось!
        Вышла бабушка из хлебной лавки да и юркнула в аптечную. Видно, сердце у нее сильнехонько прихватило. Уж что там у старушки с Алексеем вышло, неизвестно, но только дома за чаем выяснили братья Полтинниковы, что старушка им обоим в сердцах объявила: «Будете свое счастье на полтинники раздавать!» Ясно - неприятно все это. Но кто слушает старушек?!
        Только с той поры пошли вниз дела и в хлебной, и в аптечной лавках. Прибыль упала - так и барышей вовсе нет! Братья затылки почесали и решили снизить цену. Сначала на копеечку сбросили, потом - на алтын, а после и вовсе как по ступенькам поскакали - на пятиалтынный, на двугривенный, а тут и к полтине подошли. Подсчитали да ахнули - с чего начинали, с тем и остались.
        Ну а потом и вовсе к ним неделю никто не зашел. Сдобы, слойки засохли, баранки с бубликами плесенью пошли, ну а петушки на палочках с пряниками и вовсе подтаяли. Кто ж такое возьмет?! Да только поставщикам-то надо всю цену вернуть. На то честное купеческое слово дадено: после недели - расчет.
        Словом, продавали - веселились, подсчитали - прослезились. Тут старушка-то и вспомнилась. Вспомнили братья, как она говорила: «Станете еще свое счастье на полтину раздавать, да как бы поздно не оказалось!» Константину и пришло на ум:
        - Может, нам в монастырскую казну на благочестивых паломников вклады вносить? Как считаешь, братаня?
        Алексей головой покачал:
        - Нечего уж вносить-то… Два рублика осталось - четыре полтинника.
        - Вот и начнем с полтинничка. По нашим нонешним деньгам - и это капитал!
        Сказано - сделано. Внесли полтину, наутро пришел и первый покупатель. Ему всего без наценки продали. За первым и второй пожаловал. За ним и еще подтянулись. Братья выручку считать не стали, сглазить побоялись. Всю неделю покупатели шли. В воскресенье Христово братья семь полтин на обустройство паломников выложили. Ну а в понедельник в лавку к Константину мужик зашел, поклонился в пояс:
        - Благодарствую, сынок, за то, что ты с братом таких, как я, не оставляешь. Я уж думал, придется мне домой добираться, прося милостыню Христа ради, а мне в монастыре деньжат отвалили, аж два рубля. Говорят, там и ваш полтинничек есть. Так что помоги вам Бог!
        А на другой день в аптечную лавочку покупательница заявилась - купчиха знатная, в семитканой ивановской шали.
        - Ты Полтинников будешь? - спрашивает.
        Алексей поклонился поучтивее:
        - Я-с! Чего прикажете-с?
        Купчиха плечиками повела:
        - Выдай мне сонных порошков да сдачу сдай, чтобы в ней был полтинник!
        Алексей сонные порошки нашел и не утерпел, спросил:
        - А полтинник зачем-с?
        Купчиха глазом зыркнула:
        - Так ведь все говорят, у вас с братом в лавках полтинники счастливые - удачу приносят. На то вы и сами Полтинниковы!
        И что бы вы думали? Покупатели валом повалили - и все счастливые полтинники спрашивают. Пришлось братьям нанять особого человека, который каждый день в банке специально на эту монету ассигнации разменивал. А что не нанять? У братьев такие барыши пошли, что и пятерых приказчиков теперь держать могли - один для банковских дел да по два в каждой лавке.
        Между прочим, и дети братьев Полтинниковых на том же месте торговали. И даже когда при советской власти Алексеевский монастырь закрыли, а в монашеских кельях рабочий народ поселили, и булочный магазин, и аптека на своих местах остались. До 1980-х годов почти торговали. И вот удивительно, нет-нет, да и приходили ушлые покупатели, просившие: «Дайте пятьдесят копеек на сдачу!» Значит, помнили московскую легенду о счастливом полтиннике.
        В конце ХХ века старые, уже почти развалившиеся постройки снесли и на месте деревянных магазинов около метро «Красносельская» выстроили громадный дом - а внизу в нем… магазины. Недавно я решила сделать там пару покупок. И знаете, что сказала мне кассирша?
        - Полтинников на сдачу нет!
        Я навострила уши, как гончая собачонка:
        - А что - спрашивают?
        Кассирша мгновенно поняла, что я знаю местную легенду и, понизив голос, сказала:
        - До сих пор!
        Так что если вам нужна удача - идите в торговый центр, стоящий по левую руку, если выходишь из метро «Красносельская». Ну а если на сдачу вам выдадут полтинник, считайте, что вы - счастливчик. Проверено в веках.
        Ошибка Талдычихи
        Улица Верхняя Красносельская, № 17/2
        Много слышал я и видел,
        На родную став межу…
        Да не будьте уж в обиде,
        Я всего не расскажу…
        Константин Бальмонт.
        Капля
        За века легенд и преданий о старом Алексеевском монастыре и его обитателях накопилось предостаточно. И некоторые из них впоследствии находили свое подтверждение. Даже сами жители монастырских домов отличались каким-то глубинно-мистическим познанием жизни. Впрочем, если взглянуть со стороны, все было как у всех. Но если посмотреть поглубже, становилось ясно - таинственные стены обители разрешили поселиться тут не абы кому, а избранным. Судите сами…
        Двухэтажный домик, на месте которого теперь стоит огромный дом с тем же адресом (Верхняя Красносельская, № 17/2), по сути представлял большущую коммунальную квартиру. В общий коридор выходило множество комнат. Впрочем, у пары-тройки жильцов комнаты имели и смежное помещение - кто-то устраивал там кухоньку, кто-то еще одну комнатушку. Но в правом крыле дома жили привилегированные жильцы - семья из шести человек: отец, мать, бабушка и трое детей - сорванцов-мальчишек. Бабулька была уже старая, но вреднющая: обожала поучать всех домашних и соседей. Голос у нее был громкий и визгливый. Дня не проходило, чтобы она не прицепилась к кому-нибудь. Внуки во время бабушкиных воспитательных речей стайкой выпархивали из дому. Бабка кидалась их ловить, но разве ухватишь троих сразу? Невестка тоже старалась улизнуть от распеканий мамаши, особо показательно случавшихся обычно в выходные. На то находился законный повод - невестка работала рядышком и, хватая сумку, выпаливала:
        - Мне надо срочно на работу!
        Так что обычно по выходным старуха привязывалась к сыну. Пилила его часа два, потом уставала и отпускала восвояси. Сынок тут же выскакивал к приятелям, а те дожидались уже с приготовленной заранее водочкой. Чем еще заливать родительские нравоучения?!
        Сын жаловался на всю улицу:
        - Ну учит и учит! Талдычит и талдычит! А чего меня учить? Я - передовик. Мне завод три комнаты выделил. Все в коммуналках ютятся, а мы - в собственной квартире!
        Действительно, соседи забили дверь, выходящую в общий коридор и пользовались дверью черного хода. Так у них и получилась отдельная квартира.
        А ошалевший от наставлений мамаши сынуля долго не мог успокоиться:
        - Ну что она талдычит?! Талдычит и талдычит!
        Немудрено, что соседи долго считали, что именно от этих воплей сына и пошло прозвище его въедливой старухи-мамаши - Талдычиха. Так и звали все бабку. А уж она-то старалась! Подкараулит кого - и давай учить! И как надо жить, расскажет. И как вести себя со старшими и начальством. И что где стоит купить, а что где - нет. Одно слово - Талдычиха.
        Каково же было мое удивление, когда однажды нам по ошибке принесли письмо, адресованное Анне Васильевне Талдыкиной. Оказалось, что прозвище-то образовано не от свойств характера (поучать, талдычить), а просто от фамилии. Это было удивительно еще и потому, что фамилия у сына, его жены и детей была наипростейшей - Ивановы. А вот бабка оказалась Талдыкиной.
        Конечно, идти к ней отдавать письмо не хотелось. Ведь прицепится и опять учить станет! Но пришлось…
        Бабка сидела одна. Дети были на работе, внуки в школе. А тут - я. Недаром бабулька воззрилась на меня как на избавительницу.
        Несколько минут она вдохновенно талдычила мне про то, что следует делать, а что нет. А потом вдруг безо всякого перехода стала рассказывать о своей старинной родне. Родители ее были из подмосковного Богородска. А прабабка с прадедом перебрались туда вообще из глухомани - из села Зуева. С гордостью поведала мне Талдычиха, что в ее роду все женщины слыли ведуньями. В народе таких называли ведьмами-колдуньями, но это неверно. Ведьма - не та, что колдует, а та, что исконную мудрость ведает. А как сама всему научится, так должна других учить уму-разуму.
        - Моя прапрабабка, а может, и еще более древняя родственница славилась по всей округе, еще когда в Зуеве жила, - похвалились Талдычиха. - Многих она наставила на путь истинный. Мужиков от пьянства отваживала, бабам всякие женские уловки показывала.
        - Аборты, что ли, делала? - съязвила я.
        - Что ты! Бог с тобой! - Талдычиха истово перекрестилась. - Такими делами у нас в роду никто не занимался. Бабки мои учили, как простуду снять, как младенчика лучше выхаживать. Врачей по деревням-то тогда не было. А еще одна моя бабка научила жену купца Морозова, как денег добыть да миллионером стать.
        - Разве она в финансах понимала? - усмехнулась я.
        - Не скалься! - перебила меня Талдычиха. - Если б не моя бабка-прародительница, не стал бы Савка Морозов миллионщиком!

«До чего старуха дошла - свою какую-то прапрабабку в наставницы миллионеров записала! - думала я, возвращаясь к себе. - Ну точно крыша поехала!»
        Впрочем, мысли о Талдычихе и миллионерах тут же вылетели у меня из головы. На дворе - застой советской власти. Миллионеры наблюдались только где-то в недрах загнивающего капитализма. Ну а купцы вообще существовали только в пьесах Островского как представители «темного царства».
        И только спустя десятилетия я, изучая не придуманную идеологами «темную жизнь угнетателей», а реальные судьбы промышленников и купцов, прославивших Россию и поднявших ее на первое место в мире, вспомнила о рассказе Талдычихи, упомянувшей Морозова.
        И что же я обнаружила?!
        Старуха не врала! Не выдумывала! Был такой абсолютно мистический случай - Морозов и деревенская ведьма. Между прочим, тоже Талдычиха. Может, потому моя соседка и не сменила свою родовую фамилию на мужнину, не стала Ивановой, что гордилась своей родословной? Ведь Ивановых - тьма, а Талдыкиных еще поискать, тем более с такими мистическими способностями.
        А дело было так - расскажу по порядку. Действительно, загадочная и удивительная история. Ведь основатель морозовской купеческой династии Савва Васильевич Морозов (1770-1862) был крепостным человеком. А вот надо ж - не только сам с семьей выкупился из крепости, но и через три года (в 1823 г.) выкупил у своего же бывшего помещика некоторое количество земли и выстроил на ней Никольскую (впоследствии знаменитую Орехово-Зуевскую) ткацко-красильную фабрику, а в 1830 году открыл и легендарную Богородскую мануфактуру. К 1840-м годам были у Саввы фабрики и заводы в Москве. И все его производства считались прогрессивнейшими по технике того времени. Недаром за свои труды в 1842 году Морозов стал почетным гражданином Москвы.
        Но началась история его обогащения еще с 1815 года. Савва Морозов, крепостной крестьянин подмосковного помещика Рюмина, потуже затянул котомку. Главное, приладить груз так, чтобы спину не тер. Путь далек - из села Зуева Богородского уезда Московской губернии в саму Москву. Но Савва одолевает его в одну ходку: выходит из своего крестьянского домишка на заре и к закату уже входит в Первопрестольную. Дорога знакома - каждый месяц в любую погоду приносит Савва Васильевич в столицу товар - ажурные ткани ручной выделки и окраски. Мать с тетками ткут, дети Саввины им подсобляют, а жена, Ульяна Афанасьевна, красит ткани в красивые цвета. Недаром же он женился на дочери опытного красильного мастера в
1797 году. Это ее приданое в 5 золотых рублей помогло Савве открыть хоть и крошечную, хоть и на своем дворе, но собственную шелкоткацкую мастерскую.
        Вот этот шелковый ажур и пользуется большим спросом, недаром скупщики встречают Морозова еще на подступах к Москве и тут же о цене договариваются. Да вот только, вернувшись домой и заплатив откуп своему помещику Рюмину, хватается Савва за буйную голову: кажется, и работали не покладая рук, и сделали многонько, и цена была хороша, а денег как не было, так и нет! Где уж тут из крепостной неволи выкупиться…
        Московский постоялый двор у Рогожской заставы гомонился всю ночь: суетились приезжие, заходили опрокинуть стопочку москвичи. Но Савва выспался всласть. Хорошего настроения прибавляли и вчерашние сделки - цену скупщики дали куда выше обычной. Видать, москвичи расщедрились на обновки: как-никак лето, всем пофорсить хочется. Савва пощупал на груди мешочек с денежками, завернутыми в чистую тряпицу, - весомый мешочек! Правда, предстояло еще потратиться на покупки: жена Ульяна два дня повторяла ему, что для дома купить следует - писать-то они не обучены. И главное не забыть - особый наказ жены выполнить.

«Пойдешь на базар и купишь самую маленькую иголку! - учила Ульяна. - Только запомни, в понедельник с утра покупать надо! Оберни бумажкой, да не потеряй! Я за этот секрет старухе Талдычихе целый гривенник отвалила!»
        Что ж, гривенник для семейства Морозовых - большие деньги. Надо надеяться, что жена заплатила не зря. Талдычиха слыла в Зуеве местной ворожеей и всем талдычила, что и как в этой жизни делать следует, - за то и прозвище получила. И стоит признать, почти всегда говорила верно. Так что Савва иголку купил и домой в Зуево принес. Да вот воротился не столь быстро, как обещал. Но ведь тоже из-за дела! Праздновал со скупщиками, встречался с ткацкими мастерами. Словом, домой вернулся только под вечер в среду.
        Жена уж на крылечке сидит - глаз гневный. Не мужа встречает - иголку заветную дожидается. Оказывается, в ночь на четверг надо ту иглу обязательно под подушку вколоть да и спать на ней. А утром чуть свет вдеть короткую красную нитку и вшить в отворот рубахи, в которой другой раз муж товар на продажу понесет. Вшивать следует с изнанки, чтобы другие люди не увидали. Иголку же потом в тайное место спрятать надо. А красная нитка станет заветным денежным путем, по которому и пойдут в семью от кормильца (от него, Саввы, значит) денежки. Это все Ульяне Талдычиха насоветовала. Савва, конечно, только усмехался. Но спорить с женой не стал. Через месяц пошел в Москву в рубахе, в которую жена заветную нитку вшила. И вот чудеса - денег принес куда больше обычного. Но главное - их не только на жизнь хватило, но и на то, чтобы заначку сделать.
        И вот с той заначки у Морозова дела в гору пошли. Через пять лет, в 1820 году, откупился Савва Васильевич вместе с женой и сыновьями Елисеем, Захаром, Абрамом, Иваном и Тимофеем от помещика Рюмина за громадную по тем временам сумму в 17 тысяч ассигнациями. Открыл свою небольшую ткацкую фабричку в Зуеве, спустя время - побольше в Богородске, а потом и в самой Москве. А уж внук его, Савва Тимофеевич Морозов, всем известным миллионщиком стал. Жаль только, что увлекся красными революционными веяниями. Может, напутала Талдычиха и вместо красной нитки надо было Ульяне белой или зеленой ниткой шить?..
        Ну а потомки той Талдычихи, видно, подрастеряли магические способности. Недаром же Анна Талдыкина в ХХ веке могла всего лишь сыпать нравоучениями. Да и то ее никто не слушал. Хотя, наверное, и она кое-чего умела. Ведь жила же ее семья в отдельной квартире, сын, несмотря на пьянство, получал хорошую зарплату. Да и сама Талдыкина ходила, между прочим, в шубе - признак благополучия в те времена. Другие-то бабки ее возраста носили уже все шитое-перешитое, а про Талдыкину возмущенно говорили:
«Эвон стара фря как вырядилась!»
        Нет, наверное, все же умела кое-что магическое и наша Талдычиха! Однако никому своих умений не передала - не было у нее внучек, а невестку она поедом ела. Когда же жильцам нашего дома объявили, что им скоро придется переезжать, старушке Талдыкиной неожиданно стало плохо. Словом, переезда она не дождалась. Хотя и после кончины помогала родственникам. А иначе как бы они получили на одну семью две (!) двухкомнатные квартиры. Ясно, не обошлось без магических познаний Талдычихи.
        Господин в котелке и девочка в перчатках
        Улица Верхняя Красносельская, территория бывшего Парка пионеров и школьников
        О, вещая моя печаль,
        О, тихая моя свобода
        И неживого небосвода
        Всегда смеющийся хрусталь!
        Осип Мандельштам.
        Сборник «Камень»
        Эта парочка взбудоражила посетителей парка на Красносельской, хотя появилась на детской площадке всего три раза. Но их заметили сразу же - странная парочка! Дедушка в черном котелке, добротном черном пальто с бархатным воротником и его внучка в бордовом пальтеце и капоре такого же цвета. В первое же их появление народ воззрился на новеньких, чуть не рот открыв. Еще бы! Никто же не носил ни пальто с бархатным воротником, ни котелка, ни капора. Ну а когда дедушка надел на внучку перчатки, прежде чем усадить ее на качели, посетители парка потянулись на детскую площадку со всех аллей. Это же невиданное зрелище, ну просто баре какие-то пожаловали - котелок, перчатки!..
        Особо любопытствующие подошли поближе, видно, хотели то ли разглядеть эдакое чудо, то ли познакомиться - интересно же! Но дедушка не обратил ни на кого внимания. И едва девочка кончила качаться на качелях, «барин с барчуковной» быстро покинули площадку.
        На другой день странная парочка появилась снова. Причем вышла на детскую площадку не со стороны главного входа, а с боковой аллеи. И создавалось ощущение, что они возникают на площадке невесть откуда.
        Почему-то мне очень захотелось познакомиться со странной девочкой. Но мне было лет шесть, и я не знала, как это сделать. Я просто уселась на качели рядом и крикнула, надеясь, что девочка меня услышит:
        - Пойдем съедим мороженое!
        Девочка на соседних качелях дернулась, ее лицо перекосилось, словно мои слова напомнили ей что-то ужасно неприятное и от этого она сейчас заплачет.
        Дедушка рывком остановил ее качели, подхватил внучку, и они исчезли в темной боковой аллее.
        Я ринулась к бабе Мане, которая и привела меня в парк:
        - Почему эта девочка обиделась?
        - Она просто нервная, - ответила баба Маня. - У нее глаза на мокром месте. Странная… Да и дедушка ее странный - чопорный старорежимный гордец, ни на кого не смотрит…
        Но на третий день, пока девочка качалась, ее дедушка обратил внимание, что баба Маня читает стихи Тютчева. Я ведь тоже качалась, а бабе Мане надо было чем-то заняться - она и сидела на скамеечке с книгой.
        И вот, когда взрослые разговорились о чем-то, я и девочка подошли к ним с разных сторон.
        - Это моя внучка Аленка! - сказала баба Маня.
        Дедушке ничего не оставалось, как тоже представить свою внучку:
        - А это моя Иринушка!
        Какое странное имя… Нет, конечно, я встречала девочек по имени Ирина. Но звали их обычно Ирами, Ирками, Ирочками. А тут - Иринушка… Непривычно и старомодно… Может, поэтому я засмущалась, не зная, что сказать, как привлечь внимание и понравиться девочке. А она просто стояла, как тоненький колышек, и выжидательно смотрела на деда, словно меня и не было. Гордячка!
        - Мы сейчас пойдем, Иринушка, - проговорил ее дед. - Просто беседа интересная случилась. Редко ведь с кем теперь интересно поговоришь. - И он снова обернулся к бабе Мане, продолжая прерванную мысль: - Вот так я и понял, дражайшая Евлампия Григорьевна, отчего Маяковский пишет свои стихи лесенкой.
        - Принято считать, что это новаторство, - сказала баба Маня.
        - Ничуть! - отрезал дед. - Ему просто платили за каждую строку по двадцать копеек, вот он и старался, чтобы строк получилось побольше! Не в поэзии дело, а в деньгах. А как поэт Маяковский хоть тому же Тютчеву и в подметки не годится!
        Они заговорили еще о каких-то поэтах. Я их, конечно, не знала, да и не разговоры мне были интересны, а девочка. Очень хотелось подружиться!
        И я не нашла ничего лучшего, как спросить:
        - А зачем ты носишь перчатки? Ведь уже тепло, скоро май будет.
        - Деда велит, - ответила девочка тихим, но каким-то надрывным голоском, словно готова была заплакать. - Здесь же кладбище. Перчатки от заразы, чтобы не подхватить болезнь.
        - Здесь парк! - ошарашенно проговорила я.
        Про кладбище я, конечно, слышала, но как-то не осознавала.
        - Кладбище! - упрямо проговорила девочка.
        Не зная, что сказать, я опять замялась, но вспомнила:
        - А почему ты не хочешь мороженого?
        - Я не могу есть… - прошелестела девочка.
        Я попыталась понять, как это - разве можно «не мочь есть»?! Наконец сообразила - наверное, Иринушка не может есть мороженое, потому что оно холодное. Простудиться боится.
        И тут ее дед произнес:
        - Иринушка! Попрощайся с подружкой. Пора нам…
        Девочка посмотрела мне прямо в глаза:
        - Прощайте!
        И я вдруг поняла, что это действительно прощание - она больше не придет. Мы не увидимся. А дедушка уже взял ее за руку, они свернули к боковой аллее и пропали где-то вдали.
        Много дней потом я бегала по парку, высматривая, не появились ли где Иринушка с дедом. Но они не появлялись. Однажды, сидя на лавочке у фонтанчика, я услышала мужской голос:
        - Иринушка, осторожней!
        Не медля ни секунды, я вскочила с лавочки и кинулась на голос. Иринушка вернулась!
        На качелях действительно качалась девочка в бордовом платьице, ведь уже было тепло и надевать пальто не было необходимости. Ее качели раскачивал дед, но уже без котелка.
        Я подбежала к качелям и остановилась - это была другая Иринушка, не моя!!
        Да и дед был другой - улыбчивый, доброжелательный.
        - Смотри, Иринушка, - проговорил он, останавливая качели, - девочка хочет с тобой познакомиться.
        Иринушка слезла с качелей и заверещала:
        - Как хорошо! А ты, дедушка, не хотел в парк идти! - Потом схватила меня за руку. - Пойдем купим мороженое! Деда, ты купишь нам мороженое?
        - Конечно, - ответил дед. - Если девочке бабушка позволит, так мы все пойдем кутить!
        Тут и моя баба Маня подоспела, и мы все вместе пошли в парковый буфет. Иринушка с дедушкой угощали нас вафельными стаканчиками, а я неотрывно смотрела на ее руки. На них не было перчаток!
        - Ты не надеваешь перчаток? - выдавила я.
        - Зачем? - фыркнула девочка. - Их только в старые времена напяливали. Неудобно, жуть! Я видела такую девчонку в перчатках - некрасиво и неловко!
        - А где ты видела?
        - У дедули в комнате стоит фото: там старик и девочка в перчатках. Тоже Ирина, как я. Меня в ее честь назвали. Она какая-то родственница.
        - А ты можешь принести фотографию посмотреть? - попросила вдруг я.
        - Могу! Завтра и захвачу.
        Назавтра я притащила бабу Маню в парк спозаранку - боялась упустить Ирину. Они с дедом пришли в полдень. Я тут же кинулась к Ирине:
        - Принесла?
        Ира дернула деда за рукав:
        - Давай!
        - Уж зачем вашей девочке понадобилась эта фотография? - проговорил он, вынимая снимок и обращаясь к бабе Мане. - Это мой дед и одна из его внучек. Они погибли еще в революцию. Пошли к бабушке на могилку, тут же раньше кладбище Алексеевского монастыря было. А в монастырь тогда забрели революционные солдаты. Извините, конечно, но были они пьяны. Стреляли в воздух, хотели монашек попугать. А попали в дедушку и Иринушку. Так они тут и остались. Монашки похоронили их рядом.
        Я смотрела на старинную фотографию, и у меня тряслись руки. Мне было всего-то шесть лет, что я могла понимать?! Но я ясно видела - это они: старик в котелке, в пальто с бархатным воротником и девочка в бордовом пальто с капором и в перчатках. Иринушка…
        Как они смогли появиться снова здесь, ведь их давно уже нет?! Или есть? Наверное, девочка так сильно захотела покачаться на качелях, что никакие преграды не смогли удержать ее, а дедушка пошел за ней… Она уже не могла, а может, не хотела есть мороженое, как мы, живые, но качаться на качелях хотела… А ее дед говорил о поэте Маяковском, которого не любил. Выходит, все привычки и чувства сохраняются всегда…
        - Знаете, - проговорил дедушка реальной Иры, - я никогда не хотел заходить в этот парк. Был уверен, что кладбище здесь еще чувствуется. Но Ира заканючила: пойдем да пойдем! Очень уж захотелось ей на качелях покачаться. Ребенок, какой спрос? А я здесь чувствую себя не в своей тарелке. Вы не обидитесь, если мы уйдем?
        Баба Маня пожала плечами: каждый волен поступать как хочет. Но Иринушка воспротивилась:
        - Я еще покачаюсь!
        Она кинулась к качелям. И вдруг дедушка крикнул:
        - Иринушка, погоди! Надень перчатки!
        И он протянул девочке те самые бордовые перчатки.
        Это последнее, что я помнила. У меня закружилась голова. Я сползла на руки бабы Мани. Как она принесла меня домой, не помню. Но ни разу в жизни я не видела больше в парке ни одну, ни другую Иринушку - девочку в перчатках.
        Фотограф потусторонних гостей

2-й Красносельский переулок, № 5
        - Тогда огонь! - вскричал Азазелло. - Огонь, с которого все началось и которым мы все заканчиваем.
        Михаил Булгаков.
        Мастер и Маргарита
        В начале XIX века был в Москве только один Красносельский переулок, да и тот именовался Малоярославским. Но после постройки Ново-Алексеевского монастыря этот переулок получил наименование 1-го Красносельского, а в недрах за монастырской оградой из выросших строений образовалось еще несколько переулков, так что теперь их стало шесть. На 2-й Красносельский переулок выходил храм Алексея, человека Божия, а потом шли монастырские дома-кельи, которые после революции были преобразованы в жилые дома. В одном из таких домов и проживал старый-престарый фотограф Иван Алексеевич, помнивший, наверное, еще первые шаги становления фотографического дела. Ходил он всегда в черной шапочке, говорил, что у него мерзнет голова, однако соседи перешептывались, что, мол, франт Иван Алексеевич, скрывает под шапочкой лысину, хочет казаться моложе. Дедок действительно всегда был подтянут, никаких свитеров и курток не признавал, ходил в стильном костюме в полоску и драповом длинном пальто. Уж неизвестно, то ли костюмов и пальто было у него много, то ли он так старательно ухаживал за одеждой, что создавалось ощущение новой.
Жил Иван Алексеевич один, супруга давно бросила его. Как шептались соседи, она не вынесла соперничества с другой страстью мужа - фотографией.
        Действительно, Иван Алексеевич был предан одному делу жизни. Он фотографировал всегда и везде. Причем новыми фотоаппаратами не пользовался, считая, что они не передают настроение так, как его старые треноги. Да-да, он таскал за собой эту неподъемную треножную конструкцию, наводил камеру, устанавливал свет, «ловил освещение» и применял множество других старинных, а теперь абсолютно забытых приемов.
        Но стоит признать, что фотографии его действительно выходили предметами искусства. Даже самые старые и озлобленные временем обитатели Красносельской слободы выглядели на его фотопортретах прекрасными людьми, всего лишь умудренными жизнью.
        Но однажды фотограф слег. Соседи всполошились. Кто-то же должен за ним ухаживать! Конечно, участковый мог бы вызвать скорую и сдать старика в больницу. Но, собравшись всем миром, соседи решили, что пока не стоит предпринимать таких радикальных мер. Можно по графику приносить фотографу еду и сидеть с ним, чтобы развеять скуку. А там, глядишь, Иван Алексеевич и поправится. В больницу же упечь человека всегда можно.
        Сказано - сделано. Соседи стали по очереди являться к болящему. Тогда это казалось обычным делом. Но, глядя из «сегодня», я понимаю, что это было проявление соседской самоотверженности, если не подвига. Кто сейчас будет сидеть со стариком из соседнего дома?! Никто! Мы потеряли чувство сострадания и понятие доброты. Стали воспринимать окружающее как некое виртуальное пространство, где все - нереал. И все - не наше дело! Мы перестали жить - носимся по пространству и времени как неприкаянные души. Отсюда и пустота внутри, которую мы никак и ничем не можем заполнить. И начинаем носиться с еще большим ускорением. Мы достигаем того, в чем тут же и разочаровываемся. Ищем того, что, находясь, оказывается совершенно ненужным.
        А ведь еще несколько десятилетий назад в душах людей была некая основа, на которую всегда можно было опереться. Именно эта нравственная основа и не позволила соседям сбагрить старого фотографа в больницу - выкинуть с глаз долой.
        Хотя, наверное, все было немного не так. Ведь и в то время люди жили по законам - делаю только для себя, а на чужих плюю. Вспоминается, как мою подругу после смерти родителей ее же соседи решили переселить из отдельной квартиры в комнату в коммуналке. Ну к чему ей одной занимать столько метров жилой площади?! Особенно когда рядом в однокомнатной квартире ютится семья из пяти человек, которая вполне может отселить своих только что поженившихся детей в отдельную квартиру - моей подруги. А она вполне может съехать в соседний дом, там как раз в пятикомнатной коммуналке освободилась комната. И ведь соседи начали целый процесс! Правда, происходило это на Зубовском бульваре. А мы ведем речь о Красносельской.
        Не в этом ли закавыка? Гений места, обительский, доброжелательный, добрососедский, хоть и потревоженный выдворением монастыря, оставался. И не он ли настраивал соседей, проживающих в бывших домах обители, на мирный и добрый лад? Тут не вспыхивали уличные склоки, в округе не совершалось никаких правонарушений. Соседи привыкли помогать друг другу во всем. Вот и теперь они по очереди стали закупать продукты для заболевшего Ивана Алексеевича и заходить проведать его по вечерам.
        Но и в месте почти святом, обительском, существовали свои грешки. Соседи по Красному селу весьма обожали поговорить-посплетничать на лавочках - и около домов, и в парке. И скоро же выяснилось немыслимое. Думая, что он очень болен, Иван Алексеевич выболтал кому-то из соседей свою тайну. Оказывается, бродя со своим аппаратом по округе бывшего монастыря и кладбища, он сумел заснять пару десятков невиданных странных сущностей. В его коллекции оказались и расплывчато-прозрачные монахини, и бродящие по месту несуществующего погоста дамы в старинных платьях со шлейфами, от которых рассыпаются искры. Несколько раз фотограф ухитрился запечатлеть и рыдающих мужчин в военных мундирах прошлого века, и даже… похоронную процессию, спешившую по аллеям кладбища, которого уже давно нет.
        Вести о странных фотографиях разнеслись по округе. Народ повалил валом, чтобы взглянуть на них. Но Иван Алексеевич уже сообразил, что сболтнул лишнего. Он начал ссылаться на то, что засунул фотографии подальше, чтобы сохранить, да вот теперь запамятовал, куда положил. Потом стал говорить, что вообще нес в болезненном бреду околесицу, никаких фотографий потусторонних гостей вообще не существовало. Только вот оставалась одна закавыка - соседи, первыми навещавшие больного, видели эти мистические фото.
        Впрочем, когда долго и упорно убеждаешь людей, они поверят. Понемногу все и уверились, что никаких изображений призраков не существует. Да и вышло некрасиво - кто-то сообщил участковому о странных фотографиях. И тот долго беседовал со стариком. Иван Алексеевич, к тому времени уже выздоровевший, показал представителю власти все свои фотозакрома. Никаких подозрительных изображений не было найдено. На том история и закончилась. Соседи возблагодарили Бога, что Иван Алексеевич выздоровел, и еще долго гордились тем, как сами, без больницы, поставили человека на ноги.
        Но однажды у нас в институте отменили лекции по изобразительному искусству, и я прибежала домой на два часа раньше. Оказалось, у нас гость. В тесной нашей комнатушке горела печь (да-да, у нас была настоящая печь, топившаяся дровами, - и это в центре Москвы конца ХХ века!). Раскаленной печке я не удивилась - баба Маня готовила на ней, хоть и нечасто. Еда получалась райская, такую ни в одном ресторане не отведаешь. Но в тот день в печке горели не дрова, а фотографии. Милейший Иван Алексеевич собственноручно жег труды своей жизни. Скажу честно, запах был не из приятных. Как потом рассказала мне баба Маня, Иван Алексеевич дважды обжег руку, мучаясь с фотобумагой, - изображения никак не хотели загораться. Словно хотели остаться на фото навсегда!
        Но Иван Алексеевич боялся их соседства и бормотал, объясняя то ли своим фотографиям, то ли нам, соседям, то ли самому себе:
        - А если опять придут, а ну как обыск устроят?! Нет уж - от греха подальше! Я когда первый такой снимок сделал, на меня осветительная лампа упала. Прямо на руку. И ожог был - вот как сейчас! Вот пусть круг и замкнется - от ожога до ожога!
        Не понимая, о чем он, я подошла к столу. Там оставалось всего три фото. Дама в темной накидке и белой горжетке, перекинутой от плеча к плечу, быстро шла куда-то. Монахиня в развевающейся черной рясе стояла на ветру. Обычные фото. Вот только надо было учитывать то, что в советской современной действительности ни одна дама уже не могла носить такого одеяния и ни одна монахиня вообще не появлялась на улице. К тому же - я присмотрелась повнимательнее - сквозь накидку и сквозь рясу просвечивали деревья современного парка, а слева даже виднелась карусель… Да они были прозрачными, эти гости, запечатленные стариком фотографом!
        И что-то знакомое вдруг привиделось мне в чертах дамы с горжеткой. Не может быть! Да это же строгое лицо Надежды Филаретовны фон Мекк, известной меценатки, чье имя неразрывно связано с именем ее великого друга - композитора Петра Ильича Чайковского. Впрочем, отчего не может?! Вполне может! Ведь Надежда Филаретовна была похоронена на кладбище Алексеевского монастыря. Какая странная судьба! Эта женщина всю жизнь преданно любила Чайковского, но так и не решилась встретиться с ним лично. Да она даже его смерти не пережила - умерла 13 января 1894 года, через два месяца после кончины Чайковского. И вот улыбка судьбы - сын Надежды Филаретовны Николай женился на племяннице Чайковского Анне Давыдовой…
        А на другом снимке монахиня, поднявшая руку. Интересно, кто она? Одна из насельниц обители, а может, сама матушка настоятельница? И вот теперь, на фотографии, она словно благословляет кого-то крестным знамением. Кого?! Фотографа, который увидел ее? Или всех нас, кто будет жить на этом месте в веках?..
        Я взяла третью фотографию, и ноги чуть не подкосились… На меня смотрели Иринушка в перчатках и дедушка в котелке. А сквозь них видны были наши старые качели…
        С тех пор я не удивляюсь, когда слышу, что на месте Алексеевской обители встречаются не только живущие там сейчас в новопостроенном доме по Верхней Красносельской, № 17/2, но и призрачные горожане. Кто-то видел там даже старика фотографа со старинным фотоаппаратом. Он стоял под фонарем (там больше света), а желто-красные осенние листья падали прямо через него на асфальт.
        Ну а на Рижской эстакаде водители и пассажиры иногда видят монахинь в черных рясах, колышущихся на ветру. Они не выбегают на дорогу, не бросаются наперерез, вообще не причиняют никакого беспокойства. Просто смотрят на невидаль - поток машин, с гулом несущийся мимо них во времени в пространстве…
        Впрочем, однажды одна из монахинь возникла прямо на дороге - вскинула руки так резко, что рукава ее рясы взметнулись вверх, словно крылья огромной черной птицы. Таксист затормозил. И вовремя! Прямо перед ним невесть откуда выскочил пьяный парень. Выходит, монахиня предупредила, охранила, сберегла…
        Получается, и после того, как от обители уже почти ничего не осталось, ее ушедшие в иной мир обитательницы стараются помочь живым.
        Чудо обретенных икон

2-й Красносельский переулок, № 3, храм Алексея, человека Божия, 2-й Красносельский переулок, № 7, храм Всех Святых, что на Красном селе
        Образ твой мучительный и зыбкий
        Я не мог в тумане осязать.

«Господи!» - сказал я по ошибке,
        Сам того не думая сказать
        Осип Мандельштам.
        Сборник «Камень»
        Однако обитель не канула в Лету. От Ново-Алексеевского женского монастыря, что в Красном селе у Красного пруда, остались два храма. И оба они теперь снова действующие!
        Храм преподобного Алексея, человека Божия (2-й Красносельский переулок, № 3) в
1924 году был закрыт и разграблен. Хотя кое-какие святыни удалось передать в церковь в Сокольниках. Потом почти полвека в здании храма работал Дом пионеров городского парка. Внутри все было переделано, перестроено. Словом, от храма практически остались одни стены. И когда в 2000 году храм наконец вернули Церкви, все его убранство пришлось восстанавливать заново. Сейчас там продолжается реставрация, работает приходская школа, даже ярмарки под патронажем храма проводятся. В 2006 году в храме образовано Патриаршее подворье.
        Храм Алексея, человека Божия в Алексеевском монастыре
        В 2001 году (как раз за год до начала богослужения) в храме Алексея, человека Божия и случилась эта таинственная и весьма значимая история. В один из осенних вечеров после занятия в воскресной школе несколько богословов-преподавателей обсуждали планы на будущее. Неожиданно к ним зашел охранник, сообщивший, что какой-то незнакомец спрашивает, кому он может передать старую икону. Священники спустились вниз. Незнакомец вынул из своей машины две большие доски и показал, что, сложенные вместе, они образуют вертикальную икону, как говорят искусствоведы,
«ростовую», то есть написанную в полный рост человека.
        Незнакомец рассказал, как к нему попала эта расколотая икона. Еще много лет назад он увлекся собиранием предметов старины. И однажды друг сообщил ему, что проходил мимо метро «Октябрьская» и вдруг заметил, что к стене одного из зданий прислонено что-то вроде иконописного изображения на досках. Собиратель тут же поспешил на
«Октябрьскую» и действительно увидел большую икону, одиноко стоявшую у стены. Он забрал ее и держал в тайне на дачном чердаке, ведь по тем временам, если бы икону нашли, не избежать бы ему неприятностей.
        И вот теперь он услышал, что возрождается храм на Красносельской, и привез сюда икону. Святой образ тут же внесли в здание воскресной школы, бережно сложили обе части и застыли от радостного удивления: это был образ преподобного Алексея! Чудеснейшим образом он явился в церковь своего имени. Воистину чудо!
        Когда же переволновавшиеся священники храма кинулись благодарить незнакомца, его и след простыл. До сих пор на сайте храма висит просьба к нему - откликнуться. Но таинственный незнакомец не отзывается…
        А вот старинный, явно намоленный годами образ Алексея, человека Божия смотрит теперь с реставрированной большой иконы на прихожан храма. Икона, обретенная чудом…
        Храм Всех Святых в Красном селе
        Имеет старинную икону, спасенную чудом от уничтожения, и второй из сохранившихся храмов обители - храм Всех Святых, что в Красном селе (тот же 2-й Красносельский переулок, № 7). Построенный на рубеже 80-90-х годов XIX века и освященный 30 июня
1891 года, он был невероятно красив, богат и пышен. Но после закрытия и разграбления монастыря в 1924 году, в здании помещались разные хозяйственные учреждения, хранились местные архивы, там даже завод зонтиков был. Ясно, что от здания остались одни стены. Но и они, выполненные из темно-красного кирпича и мрамора, были прекрасны.
        Когда же в 1990 году храм начали восстанавливать, случилось опять-таки чудо - иначе и не скажешь. Выяснилось, что одна из главных икон знаменитого беломраморного иконостаса Всех Святых, икона апостола Павла, была скрыта в дверном проеме неведомыми добрыми людьми и тайно сохранялась там все это время.
        И вот настал час, и она снова заняла свое место на новом иконостасе. Ну не чудо ли, что она вообще сохранилась?!
        А главной святыней храма является тоже практически чудом дошедший до нас чудотворный образ Пресвятой Богородицы, именуемый «Всецарица». Она помогает людям спастись от страшнейшего заболевания - рака. Молебны пред ней совершаются каждое воскресенье.
        А в храме Алексея, человека Божия тоже имеется чудотворный образ Божией матери, именуемый «Целительница». Пред ней каждую последнюю субботу месяца проходят специальные молебны для беременных женщин - о благополучной беременности и родах.
        Так что жизнь идет своим чередом. Люди рождаются, живут, радуются, страдают, болеют и выздоравливают. И не замечают, что рядом с ними в трудную минуту всегда могут оказаться те, что уже ушли, но все равно привязаны к своему городу, чтобы помогать, предупреждать, защищать. Наверное, некое мистическое звание москвича не пропадает и в иных мирах…
        МОСКВИЧИ, СТАВШИЕ ВЕЧНЫМИ ГОРОЖАНАМИ
        Но по каким критериям выбирает городская судьба тех, с кем хочет быть в веках?! Точно, не по карьере, не по чинам и званиям - а как ей бог на душу положит, как сердце выберет! И представьте, кого выбрала городская судьбинушка?
        Неунывающих гуляк и пьяниц!.. А еще говорят: судьба всевидяща! Хотя, впрочем, может, и правда она смотрит вдаль - куда обычному человеку и не заглянуть никогда. И там, в этих временных далях, судьба города видит тех, кто сможет работать на его благо. Хотя и работка выпадает весьма своеобразная. Вот, например, кто станет отваживать пьющий народ от пагубной привычки? Или поддерживать родственников в тяжелой утрате близкого? Ну где таких найдешь?!
        А Москва сама создала таких мистических помощников. Потому и живут они уже века в городе, что помогают москвичам.
        Сизый Пьяница
        Таганка, улица Яузская, № 11
        Благословенны будьте, травы
        И воды в зелени оправ!
        Виновных нет: все люди правы,
        Но больше всех - простивший прав!
        Игорь Северянин.
        Лейтмотивы
        Где-то в середине XIX века жил на Швивой горке некий Кузьма Молотов. Что за Швивая горка? Сегодня такого названия никто и не помнит. Однако если назвать хотя бы один дом - сразу вспоминают. Навершием Швивой горки сейчас является высотка на Котельнической набережной - наипрестижнейшее место. Только для богатых-избранных. Но в позапрошлом веке было это место поселения народа далеко не богатого и уж совсем не знатного.
        На самом деле Швивая горка - это Таганский холм, один из семи основополагающих московских холмов. Но никаких особых легенд и преданий о Таганском холме в мистической истории Москвы не осталось. Напротив, эта местность в Заяузье, на берегу реки Яузы всегда была населена людьми мастеровыми, работягами, которым не до легенд. Им бы на жизнь заработать.
        Смешное название горки (Швивая) просто «деликатно» заменило название реальное - Вшивая. Обосновывается оно по-разному. Во-первых, там в Болванских (Болвановских) переулках издревле жили те, кто делал волосяные парики, которые примерялись на болванов (то есть деревянные головы). Ну а в волосах известно что - вши. Во-вторых, там же жили и швецы, то есть портные, которые тоже надевали свои одежды на болванов-манекенов. Только вот швецы эти обслуживали не аристократический свет, а простых людей. И чаще перешивали, перелицовывали старье, чем шили новое. Ну а в старье известно что - опять же вши. В-третьих, склоны горки были покрыта ушем - колючей травой. Вот вам и Ушивая горка.
        Одним словом, как ни пытайся раскрыть название, до важности и роскоши центра города Швивой горке было далече. Правда, например, на Яузской улице жили купцы-промышленники Баташевы. Поселились их предки тут еще в давние времена, не имея больших денег. Но скоро разбогатели. Про них даже слухи поползли, что Баташевы в своих имениях где-то в глубине России-матушки фальшивые ассигнации печатали и монеты золотые чеканили. Может, правда это, может, пустой завистливый слух. Но верно одно - все приближенные Баташевых, даже слуги, жили вполне зажиточно.
        Все - кроме Кузьмы Молотова, поскольку был сей Кузьма запойным пьянчужкой. От вечных возлияний стало лицо его сизым да обвисшим, вот и прозвали его Сизым Пьяницей. Правда, в отличие от других «возливателей». Кузька был тихим - никого не обижал, жену с детьми не бил и из дома не гнал. Больше того, жену боялся и звал пилой, жалостливо вздыхая:
        - Запилила ты мою жизнь!
        Жили Молотовы в одном из подвалов усадьбы Баташевых, теперь это дом № 11 по Яузской улице. Семья большая, да еще рядом с Кузьмой вечно дружки-приятели толклись - на выпивку дармовую надеялись. Ясно, что жена мужу выговаривала:
        - Сопьешься ведь! О нас хоть подумай! Мальчишкам обучение требуется, а девчонкам - приданое. Откуда ж денег взять, коли ты все в трактире спускаешь?!
        До того дошло, что супружница стала за Кузьмой следить и из трактиров его при всех дружках вытаскивать да домой уводить. Ну а ежели Кузьма заупрямится - детей посылала. Те у дверей станут и в три ручья заливаются:
        - Тятька, пойдем домой! Хватит пить-то!
        Кузьма, однако, придет, отоспится и опять из дома намыливается. Жене только и скажет, что уходит работать на баташевских наследников. Но что там работал и как - про то Кузьма не сказывал. Жена подробностей не выпытывала, поскольку и сама работала не покладая рук.
        Но вдруг случилось несчастье - помер бедняга Кузьма. Как всплакнул его приятель:
        - Сгорел от вина, сердешный!
        Что делать? По закону надо пристава звать.
        Позвали, а тот обыск учинил. Жена только руками всплеснула:
        - Чего ж тут искать?! Кузьма был гол как сокол!
        Пристав уперся:
        - Полагается!
        Жена вздохнула:
        - Ну ищи! Может, брульянты сыщешь…
        Сама в сторону отошла. А пристав за дело принялся - искать начал. И ведь нашел!
        Завещание, по всей форме составленное. А в нем такое, от чего вдова чуть сознания не лишилась.

«Жене моей - 100 тысяч рублей.
        Старшему сыну, Костьке, - 250 тысяч рублей, как главному наследнику.
        Младшему - 150 тысяч.
        Дочерям: Катерине, Прасковье и Сосипатре - по 75 тысяч рублей.
        Другу моему заветному, Иванову Василию, - 100 тысяч рублей.
        Другу второму, Стрижову, - то же.
        Деньги все названные и перечисленные ищите в подвале.
        Засим ваш остаюсь муж, отец и друг-приятель - Кузьма Молотов, сын Яковлев».
        Какой же переполох начался! Нищий пьянчужка Кузька оказался миллионером. Недаром, видать, ездил куда-то по делам купцов-промышленников.
        Были вытряхнуты все рваные одежки. Подняты загаженные матрасы. Пересчитаны все рогожки.
        Ничего!
        Разломана мебель с кроватями. Подняты полы. Вскрыты потолочные перекладины.
        Ничего!!
        Подвал уже напоминал поле боя после ожесточеннейшего сражения. Любопытные валили валом, дабы посмотреть на результаты поисков.
        А наследнички вскрыли подоконники. Разрушили печку и трубы. Разломали стены.
        Ничего!!!
        Тогда принялись писать слезные прошения в банки и другие возможные места денежных залогов и вкладов, умоляя проверить, не оставлял ли покойный Кузьма им что-то на хранение. В конце концов подключилась полиция. Составилось даже целое дело о пропавших миллионах Кузьмы Яковлевича Молотова. Это надо же - при жизни был просто Кузька Сизый Пьяница, а по смерти стал именоваться с отчеством, как порядочный!
        Пять лет еще искали. Ничего так и не нашли. Куча денег ушла на «бумажную кумпанию» - сами-то наследники неграмотными были, приходилось для любой бумажки писарей нанимать.
        Наконец решили плюнуть. И вот тут-то и сыскалась за иконкой записка, написанная дрожащей Кузиной рукой. Завалилась она в щель между иконой и киотом, вот ее и не видно было.
        Наследники тут же вызвали пристава. Тот и прочел бумажку. А там сказано:

«Что, нашли?! Запилили вы меня до смерти! Теперь-то мне хорошо. А вы что нашли, то себе и берите!»
        Выходит, надул всех Кузьма, посмеялся напоследок. И не на заработки уходил он из дома, а в дальние трактиры шастал, чтоб напиваться всласть, не боясь, что жена сыщет и опять пилить станет.
        Забавная история. Только вот не прошло и месяца после того, как сыскалась последняя записка Кузьмы, стал он являться на улицах и переулках Таганки. Сам весь сизый, глазки-щелочки с перепоя, но усмехающиеся. Как увидит пьянчужку, подойдет и скажет:
        - Хватит - домой ступай!
        И такой холод от Кузьмы идет, и так страшно от его хриплого голоса становится, что пьяницы его слушаются. А кто не слушается, так Кузьма грозит:
        - Бросай пить, или я тебе мозги-то вправлю!
        И взгляд у Сизого Кузьмы такой страшный, что мужики частенько вообще бросали пить после встречи с таким призраком.
        Получается, что после смерти горький пьяница, поиздевавшись над домашними, вдруг понял, что питие-то грех. Вот и пытается загладить свою вину, отваживая от пьянки живых.
        Что ж, занятие доброе. Хотя, конечно, привидением в городе жить трудновато. Но Кузьма справляется. До сих пор по Таганке бродит, пьянчужкам мозги вправляет.
        Так что если у вас кто в семье пьет, можно отвезти его на Таганку да и пустить в толпу. Говорят, Кузьма даже днем появляется, если надобность в нем есть.
        Веселый покойник
        Переулок Последний, ранее Мясной, № 22, район Сретенки, Сухаревки, Трубной площади и другие подходящие места
        Все, Александр Герцович,
        Заверчено давно,
        Брось, Александр Скерцович,
        Чего там! Все равно…
        Осип Мандельштам.
        Жил Александр Герцович…
        Один из старых редакторов журнала «Крокодил» (было в советское время такое легендарнейшее сатирическое издание) в 80-х годах прошлого, ХХ века лично составил собственный некролог, над которым хохотала вся редакция. Текста конечно же по прошествии лет никто не упомнил, но запомнился странный наказ: «Главное, позовите тамадой на сие застолье весельчака Горьева. ОН все сделает по высшему разряду».
        Слово «ОН» именно так и было напечатано большими буквами на пишущей машинке. Почему большими и кто такой Горьев, мало кто знал. Ну а поскольку «некролог» был зачитан на каком-то веселом застолье, где все присутствующие старались блеснуть собственными шутками (они же работали в юмористическом издании!), то выяснять, где искать «весельчака Горьева», никому и в голову не пришло.
        А зря! Старый редактор знал, кого вспоминал.
        Юморист-сатирик Горьев (имя-отчество, к сожалению, не сохранилось) жил в Москве во второй половине XIX века. В молодости, еще будучи петербуржцем, он стал сотрудничать с журналом «Весельчак», выходящим с 1 февраля 1858 года. На первой же странице этого издания было указано: «Журнал всяких разных странностей, светских, литературных, художественных и иных». Главным редактором стал знаменитый тогда юморист О.И. Сенковский, писавший под псевдонимом Иван Иванов, сын Хохотенко-Хлопотунов-Пустяковский. Цель издания тоже была опубликована на первой же странице журнала: «Приходите смеяться с нами, смеяться над нами, над ними, над собой, над всем и обо всем смеяться, лишь бы только не скучать».
        Постоянно писать для журнала согласились граф Соллогуб, Н. Кукольник, Бенедиктов; другие «наши великие смехотворцы и знаменитые острословы тоже изъявили готовность содействовать великому делу проявления народного русского смеха».
        Одним словом, Горьев оказался в блестящей компании. Вся пишущая братия частенько собиралась вместе и тут же придумывала себе праздник. Для этого годился любой повод - лишь бы покутить. Жаль только, что кутили недолго. Уже на следующий, 1859 год выяснилось, что юмор, а тем паче сатира - дело неблагодарное. Тираж падал, благотворителей не сыскалось, цензура свирепствовала, и журнал пришлось закрыть.
        Свои литературные опусы Горьев не сумел пристроить в другие издания, ну и плюнул на литературную карьеру. Занял место директора какого-то страхового общества, но заветов «Весельчака» не забыл. Ежемесячно собирал друзей-приятелей на веселые кутежи и, как тогда говорили, «вспрыски». Время пролетало весело, однако доходы страхового общества никак не повышались. Так что через некоторое время учредители общества вызвали Горьева на ковер. Все были уверены, что он постарается принять выволочку к сведению и возьмется за ум. Но балагур Горьев не стал «грузиться прощеньями», а взял да и подал в увольнение с поста директора.
        Ну а чтобы ничего не напоминало об инциденте, Горьев вообще переменил место жительства - перебрался из Петербурга в Москву. Снял квартиру в доме в Мясном переулке (между Трубной улицей и Сретенкой), ну а в 1886 году переехал в только что построенный доходный дом № 22. Переулок этот в XVIII веке назывался Последним, поскольку когда-то был последним от центра по нечетной стороне улицы Сретенки. В XIX веке его переименовали в Мясной, поскольку тут обосновались мясные склады, которые городские власти не впустили в центр. Конечно, место было не престижным, да и запашок от протухающего мяса давал себя знать. Но для неунывающего Горьева место вполне подходило. Дело в том, что он еще в Петербурге пристрастился к занятию, не слишком одобряемому обществом, - к спиритизму, по-русски называемому столоверчением. В Москве же Горьев окунулся в мир магии с удвоенной силой. В его квартиру, невзирая на «нелепотные запахи», приходило множество народу - медиумы и желающие вызвать духов, сочувствующие новому оккультному направлению и просто любопытствующие зеваки. И надо сказать, что, вызывая духов, Горьев не забывал
и о старой традиции «Весельчака» - кутить и вспрыскивать. Немудрено, что гостей в его квартире собиралось все больше и больше. Кому ж неохота вспрыснуть на дармовщинку?
        И вот однажды, пообщавшись с духами, Горьев составил завещание относительно своих похорон. Во-первых, написал он, мы твердо знаем, что умирает только телесная оболочка, духовная же живет вечно. Во-вторых, «к чему же тогда плач и гореванье, это же противно закону судеб». В-третьих, настоящие друзья должны только радоваться, что душа их собрата встречается с душами иных, уже ушедших людей, которых он любил и почитал. Ну а из всего этого следовал парадоксальный вывод:

«На моих поминках прошу веселиться, кутить и вспрыскивать. Не должно скорбить, а должно провожать меня с шампанским и танцами. Ибо душа моя будет уже пребывать в лучшем мире, но увидит происходящее, не перестав присутствовать с моими друзьями и соратниками.
        Хочу, чтобы душа моя, потерявшая тяжелую земную оболочку, не впадала в грусть и печаль, а забылась бы в вихре искреннего вальса на жизненном пути счастливого мертвеца».
        Ничего себе завещаньице - «чистая духовная записка», как говаривали тогда.
        Но провожающие Горьева в последний путь все его наставления выполнили в точности -
«веселого покойника» обрядили в модный черный фрак и танцевальные лаковые туфли, на кладбище проводили под вальсы и польки, а поминки закончили вспрыскиваниями и танцами. И конечно, рассказывалось множество смешных историй и анекдотов из жизни усопшего. Под конец кто-то резюмировал: «Молодчина Горьев! Достойно прожил и достойно покинул сей мир!»
        Может, и так. Но с тех пор в районе Сретенки, Сухаревки и Трубной площади, то есть мест, окружающих Мясной-Последний переулок, стал встречаться на похоронах и поминках странный господин. Посреди всеобщего плача он старался сказать что-то веселенькое, сыпал анекдотами, перемежая ими трагические речи, произносимые окружающими. Придя же с похорон на поминальное торжество, он выкрикивал нечто совершенно неподходящее к скорбному случаю: «Будем танцевать!» или «Вспрыснем веселее!».
        Поначалу на него шикали, но когда водка уж разливалась рекой, многие поминающие занимали сторону этого странного весельчака. Поминки превращались в шумное застолье, люди забывали о скорбном поводе своего собрания. Начинались сыпаться шутки, звучал смех, в ход шли анекдоты. Родственники обнимались-целовались, клянясь в вечной дружбе. Застолье заканчивалось всеобщим ликованием.
        Хорошо это или плохо - об этом уже никто и не думал. Ну а странный человечек, заваривший все это «похоронное веселье», исчезал, словно его и не было. Наутро родственники даже не могли вспомнить, отчего они вместо скорби веселились вовсю.
        Вот этого весельчака прошлого века, собрата по сатирическому перу, и вспомнил редактор «Крокодила», когда составлял свое шутливое завещание. Конечно, его слова быстро забылись. Но в конце 1980-х, когда Советский Союз уже трещал по швам, старый редактор «Крокодила» и сам отдал богу душу. Он так и не узнал, что через десять лет, к 2000 году, его любимый журнал закончит свое существование. Не узнал и то, что случится это уже в новой стране, а не в СССР.
        Конечно, провожая редактора в последний путь, родственники и друзья и не помнили, что редактор просил позвать на его поминки какого-то тамаду Горьева.
        Народу на поминках набралось много. И немудрено! Ведь с едой, а тем более водкой, в конце 80-х годов была сильная напряженка. Ящик водки удалось купить в магазине только по «похоронному талону». Ну а туда, где обнаружилась водочка, как не прийти? Как не вспрыснуть покойничка?!
        И пришли, и вспрыснули! Потом пошли воспоминания о веселых случаях из жизни усопшего редактора, за ними анекдоты в тему и без. Руководил всем сухонький прыткий человечек в довольно потрепанном черном фраке и лаковых туфлях. Людям бы удивиться - на похоронах и во фраке?! Но водка давно уже сделала свое дело, и никто не удивлялся. Ну провозглашает тосты кто-то, ведет вечеринку (ах, простите, это же, кажется, поминки!) - и хорошо. Никому и в голову не пришло спрашивать, кто такой этот добровольный тамада.
        И только когда половина народа уже разъехалась, ближайшие родственники решились-таки спросить его имя. Но, увы, - незнакомца не нашли. Наверное, уехал с кем-то, у кого машина. И только на кухне посреди пустых бутылок и грязной посуды обнаружился клочок бумаги - цифры и фамилия Горьевъ с твердым знаком на конце. Родственники и решили, что это незнакомый тамада давал кому-то номер телефона, да записка впопыхах потерялась. Хотели даже позвонить по номеру, да сообразили: слишком уж цифр маловато. Видно, на клочке только часть телефона.
        И конечно, никому в голову не пришло, что весельчак Горьев дал реальный телефон. Просто во времена его жизни номера были куда короче нынешних.
        Словом, проводили старого редактора «Крокодила» весело, как он сам и хотел. И смеха много звучало, и тамадой был Горьев. Интересно, что поминки проходили весьма далеко и от Сухаревки, и от Сретенки с Трубной. Редактор жил на окраине Москвы. Но Горьев и туда добрался благополучно - так сказать, расширил ареал своего обитания.
        С тех пор не приходится удивляться, когда то в одной части города, то в другой случаются веселые проводы. Видно, неутомимый Горьев всегда готов повеселиться и вспрыснуть. Ну а уж если вы вдруг заметите на печальном событии того, кто воскликнет как ни в чем не бывало: «Будем танцевать!» - будьте уверены: и тут Горьев гуляет.
        Пожарный-привидение
        Театральная площадь и другие пожароопасные места Москвы
        Широко, необозримо,
        Грозной тучею сплошной,
        Дым за дымом, бездна дыма
        Тяготеет над землей.
        Федор Тютчев.
        Пожары
        Впрочем, не одни весельчаки остались в городе на века. Есть среди «бессмертных» и настоящие герои. Вот, например, Василий Марин. О нем я услышала в тревожную минуту - на кухне одной из московских коммуналок полотенце упало с веревки прямо на газовую плиту и… загорелось.
        - Туши, туши! - закричала соседка моей подруге, которая как раз и жила в той коммуналке.
        Подруга Наташка выплеснула на горящее полотенце воду из чайника. Ткань зашипела, но пламя не погасло. Тут из своей комнаты прибежала старушка Зина Павловна и заверещала:
        - Не справитесь! Зовите Василия!
        Кто такой Василий, спрашивать было не время. Наташка железными щипчиками для сахара ухитрилась подхватить полотенце и сбросила его в раковину. Соседка открыла воду. Запахло препротивной паленой тканью. Защипало глаза. Но на этом пожар и закончился.
        Я же, любопытная особа, поинтересовалась у Зины Павловны:
        - А кто такой Василий? Работник ЖЭКа?
        - Какого еще ЖЭКа?! - возмутилась старушка. - В ЖЭКе одни воры отираются, а Василий Марин - герой.
        Спрашивать у возбужденной старухи что-либо было бесполезно. Но я и сама узнала, кто такой Василий Марин.
        Оказывается, и вправду герой. Настоящий! Подвиг его связан с жутким пожаром Большого театра 11 марта 1853 года. Была среда - день, когда в театре не дают премьер. К тому же утро - 10 часов, когда нет ни спектаклей, ни репетиций. Только потому Москва в тот день избежала катастрофы. Был бы вечер да, например, премьерная суббота - сотни бы людей погибли в таком пожаре.
        Театр загорелся вмиг и пылал до вечера как жуткий факел. Даже подойти было страшно. На квартал стояли жар и копоть. А ведь, как потом выяснили, загорелось все от одной брошенной да непогашенной цигарки кого-то из сторожей.
        Тушили всем миром. Директор и художественный руководитель театра, композитор Алексей Николаевич Верстовский, прибежал в чем был, ни пальто, ни шапки надеть не успел. Москвичи старались помочь, молодые актеры вытаскивали из огня что могли. Да не могли почти ничего!
        В один ужасный миг перед спасателями и зеваками предстала кошмарная картина: трое театральных рабочих, спасаясь от огня, выскочили на крышу. Но и там уже полыхало вовсю! В панике двое рабочих бросились вниз - да разве, падая с высоты такой махины, уцелеешь?! На глазах уже паникующей толпы бедняги разбились в лепешку.
        Третий рабочий замедлил - увидел, что сталось с его товарищами, и застыл на крыше, обхватив в отчаянии голову. Внизу все оцепенели. Ни один пожарный не ринулся на помощь, все понимали - это же верная смерть: и несчастному не поможешь, и сам погибнешь.
        Но вдруг из толпы раздался зычный голосина:
        - Дайте веревку! Скорее!
        И, схватив ее, какой-то никому не знакомый мужик побежал к стене театра, на ходу сбрасывая полушубок. Обмотался сам и полез по стене, как кошка. Дотянулся до водосточной трубы и перебрался на нее. Раздался жуткий треск. Стоявшие внизу глухо ахнули, многие закрыли глаза - ведь сейчас храбрец сорвется вниз: и рабочего не спасет с крыши, и сам разобьется!
        Но смельчак каким-то чудом сумел увернуться и уцепиться за карниз. Толпа снова ахнула - уже с долей облегчения…
        Потом бесстрашный незнакомец рассказывал:
        - Жутко было… Трещит труба-то! Не больно крепка оказалась, голубушка. Да стало быть, так угодно Богу, и я взобрался на карниз. Там благо полегче… и я стал на твердую ногу.
        С карниза добровольный спасатель ухитрился кинуть веревку рабочему и вытащил-таки его, уже охваченного пламенем. На веревке же спустил спасенного вниз, и вовремя: стена рухнула, карниз поехал вниз, рассыпая искры. Все смешалось. Но на одну жертву у огня стало все-таки меньше. Да и сам спасатель сумел спрыгнуть с заваливающейся стены.
        Что творилось внизу, трудно описать! Толпа бросилась к смельчаку. Его обнимали, крестили, ему целовали руки, совали деньги в карманы. Люди не знали, чем можно отблагодарить за такой героизм. Сам же герой чувствовал себя скованно. Вот только что он вел себя как победитель стихии, а спустившись, заробел, засмущался. Его отвели в будку полицмейстера, по обычаю налили рюмочку «для снятия волнений». И выяснили, кто он.
        Оказалось - даже не москвич, а житель петербургского Колпина, приехавший в Первопрестольную погостить у родственников и прибежавший, как и многие, поглазеть на пожар. Звали героя Василий Марин, по профессии он был котельщиком и потому, часто прочищая огромные котлы, знал, как нужно вытягивать людей, попавших в огненный плен.
        Уже через пару часов Марин, оробевший от такого интереса к своей особе и еле вырвавшийся от людей, готовых отблагодарить его чем только пожелает, скромно уселся в общем вагоне поезда на Петербург. Однако слава нашла-таки героя. Сам император Николай I, прознав о геройском поступке, пожелал познакомиться с Мариным. Котельщика из Колпина привезли во дворец. Там он и получил заслуженную награду - пожизненную пенсию. И по тем временам это были реально большие деньги.
        Потом Марин приехал и в Москву. Встретился со спасенным им рабочим Петровым, сходил на могилу других двух рабочих, которые не смогли спастись. Выпили, конечно, помолились. Василий растрогался и все корил себя за то, что не вытащил и тех двоих, сокрушаясь:
        - Ну отчего Бог не сподобил меня им помочь?!
        - Да разве ж ты бы смог? - вздохнул Петров.
        - Сподобил бы Господь, я бы сдюжил… - прошептал Марин.
        Вот в ту минуту, видно, Бог и услышал его молитвы. Потому что после смерти Марина в 1900 году стал он являться в Первопрестольной на особо страшных пожарах. Возникал невесть откуда, спасал людей и исчезал, не дожидаясь, пока загасят пламя. Особенно часто такие чудесные спасения, когда сами спасенные не понимали, кто вернул их к жизни, стали обнаруживаться в центре города. Это и понятно - ведь все началось с подвига у стены Большого театра. Но с годами Марин освоил и другие районы города. Там тоже стали замечать чудесные спасения людей на пожарах. Старожилы растолковывали, что при внезапном огне или еще какой огненной угрозе надо звать Марина, крича: «Василий, помоги!»
        Конечно, и самим стоит проявить героизм. Но ведь когда знаешь, что защитник явится и встанет рядом, не так страшно. Даже если этот пожарный - привидение…
        Доктор-призрак
        Столешников переулок, № 14, улица Рождественка, № 13/9, район Трубной площади, улица Малая Молчановка, № 8 и другие адреса
        Не обрывайте васильков!
        Не будьте алчны и ревнивы;
        Свое зерно дадут вам нивы,
        И хватит места для гробов.
        Мы не единым хлебом живы,
        Не обрывайте васильков!
        Мирра Лохвицкая.
        Не убивайте голубей
        Ну а когда еще жизненно необходим помощник? Правильно - когда заболеешь! Надо, чтобы хоть кто-то рядом был, добрые слова надежды говорил. Забавно, но доказано: люди в любящих семьях выздоравливают быстрее. Да ведь простой приход врача обнадеживает, и больному становится легче. Ну а если это будет врач, который ни разу не ошибался в диагнозе и всегда твердо знал, чем лечить и как быстрее поставить больного на ноги? Тут уж от одного имени такого врача наступит улучшение!
        И знающие люди говорят, что звать надо доктора Ове?ра. Московские предания гласят, что сей доктор всенепременно поможет. Хотя никто и не сумеет объяснить: как он это сделает - ведь Александр Иванович Овер жил и лечил пациентов в Москве еще в середине XIX века. Но вот надо же - помогает и два века спустя! Особенно тем, кто живет в местах, где сам доктор жил в Москве. Откуда узнать те места? Так почитайте об Овере, вот и узнаете.
        И, между прочим, лечит сей врач весьма своеобразно - то после обращения к призрачному доктору у самого пациента вдруг появляется твердое убеждение, какое лекарство ему следует взять, то больному в руки попадает статья с нужным рассказом о болезни, то в Интернете находятся нужные сведения. Иногда доктор и сам является пациентам или их лечащим врачам. Имя Овера я слышала даже от нашего участкового врача. Но чаще всего Александр Иванович является страждущим во… сне. Это и понятно - сны в судьбе и врачебной практике доктора Овера занимали особое место.
        А началось все с раннего детства…
        Во сне голос был женский. Тихий, но какой-то пугающий: «Помни: синие васильки - к радости, алые тюльпаны - к несчастью!»
        Маленький Саша Овер закрыл уши руками и бросился бежать. Голос стих. Наверное, не поспел за мальчиком. Саша облегченно заулыбался и начал напевать песенку по-французски. В свои четыре года он уже бегло болтал по-немецки, как его матушка, и по-русски, как няня Акулина. А теперь сможет говорить с отцом на его родном французском языке. Жан Овер когда-то бежал в Россию из революционной Франции, где его ждала гильотина за верность королю. Счастье, что русский помещик Глебов предложил Жану Оверу место гувернера для своих чад в имении Панино Тульской губернии. Там 18 сентября 1804 года и родился Саша.
        Весело напевая, мальчик перескочил через канавку и вдруг застыл в изумлении: перед ним расстилалось огромное поле тюльпанов - алых, как кровь, и влажных, как свежее мясо. Саша в испуге вскрикнул и… проснулся.
        За перегородкой звучали резкие голоса. Хлопнула дверь. Вбежала няня и кинулась к кроватке мальчика:
        - Осиротел, соколик! Помер твой батюшка!
        Со смертью отца легкая жизнь закончилась. Мать и няня переселились в Москву в дешевую квартиру хоть и в центре - Столешниковом переулке, но под самой крышей с вечно сырыми стенами. (Сейчас, дорогие читатели, того дома давно уже нет. На его месте в 1900 году купец-миллионщик А. Карзинкин выстроил доходный дом № 14, сохранившийся до сих пор.) Когда-то в Столешниках жили мастера-столяры, делавшие мебель и резавшие деревянные доски и плитки - столешницы. Район разбогател, обустроился. Со времен Романовых тут уже жила сплошь знать - бояре да князья: Трубецкие, Долгоруковы. Но уже в начале XIX века богатое купечество перекупило их усадьбы, переделало-перестроило. После пожара 1812 года все сгоревшие деревянные дома заменились каменными. Столешники наполнились купеческим гамом, дорогими лавками и радостными лицами покупателей. Правда, семье Овер «разбегаться с покупками», как говорили тогда, было не на что. Деньги тратились только на самое необходимейшее.
        В 6 утра в любую погоду мальчик ходил к учителю через всю Москву, ведь без знания греческой грамматики даже самого способного ученика не возьмут на казенное обучение. Но однажды, вернувшись после урока под проливным дождем, Саша слег. Вот тогда-то и приснилось ему снова кровавое поле тюльпанов. А через два дня Ивашковский умер.
        В другой раз Александр увидел проклятые цветы, когда ему стукнуло двадцать пять лет. Он уже с блеском закончил медицинский факультет Московского университета и Медико-хирургическую академию, где получил степень доктора медицины. А ведь Александру исполнился тогда всего двадцать один год! Молодого вундеркинда послали на стажировку за границу. Четыре года он проработал в клиниках Страсбурга, Парижа, Рима, Лондона. В мае 1829 года вернулся в Москву. К тому времени мать Александра переселилась на родину в Германию, так что в Москве новоявленного доктора медицины ждала одна няня. Овер снял дешевый мезонин на Трубной площади, и надо же - в первую ночь на новом месте увидел во сне красные тюльпаны. А через несколько дней узнал - в далекой Германии умерла мать.
        И вот опять! Александр вскочил в холодном поту:
        - Няня! Снова во сне проклятые тюльпаны! Опять мертвечина…
        Акулина Тихоновна обняла воспитанника. Хоть и взрослый уже, а для нее - малыш:
        - Что делать, соколик... В Москву индийская гостья пожаловала - холера!
        Наутро Овера разбудил громкий стук в дверь. Кто бы так рано? У молодого доктора еще и клиентов-то нет. Заходили только монах из Симонова монастыря да разорившийся купчик из Марьиной Рощи. У обоих в карманах пусто, так что заплатили по полтине за визит. На что тут жить?!
        Но и унывать грех! Есть и добрые души. Вот приятель, Кувшинов, разрешил пожить в своей квартире бесплатно, пока сам подался в деревенское имение. Конечно, место не больно хорошее, можно даже сказать, разбойное, лихое - на Трубе, как говорят москвичи, то есть в районе Трубной площади. Для сведения современных читателей - сейчас на эту площадь выходят Петровский, Рождественский и Цветной бульвары, Трубная и Неглинная улицы. Словом, центр города. Тогда же это был, как сказали бы мы, бандитский район. Так что Овер ничуть не удивился, открыв дверь и увидев пристава. Вот только оказалось, что полицейский посланец прибыл с явно не полицейской целью.
        - Вы доктор Овер? - осведомился он. И, получив подтверждение, проговорил: - Вам приказано явиться завтра с утра в Басманную больницу!
        Овер горько усмехнулся - судьба-индейка: кому болезнь, а доктору заработок…
        В Басманной больнице (Новая Басманная, № 26, ныне Городская клиническая больница скорой помощи № 6, работает до сих пор в том же здании) Овер пропадал целыми днями. Холерных больных везли штабелями. Пришлось срочно возводить временные корпуса. Но вот чудеса - весь корпус доктора Овера выжил. И пациенты и их родственники теперь кланялись Александру Ивановичу в пояс, а начальство назначило его старшим врачом больницы.
        Больница на Новой Басманной улице, № 26
        Однажды привезли безнадежную женщину. Овер провозился с ней до поздней ночи. Еле добрел до ординаторской да и рухнул. Заснул прямо на полу и увидел свой сон. Опять бежал он по дороге, да свернул не налево, как раньше, а направо. Там тоже поле, да только все синими васильками усеяно. Проснулся, кинулся к безнадежной больной. А та ровно дышит. А наутро на поправку пошла. Вот вам и васильки! А выписываться стала - всей больнице объявила: «Не доктор - московский спаситель!»
        Овер стал самым известным, модным и соответственно дорогим врачом Москвы. Больные на деле уверились в непогрешимости его диагноза и способности вылечить. Говорили, что он дерет с пациентов по три шкуры - назначает за посещение по пятнадцать рублей (огромнейшие деньги!). По Москве ходил анекдот:

«Один врач спрашивает у Овера:
        - Почему вы, коллега, так подробно расспрашиваете пациентов об образе жизни? Разве это имеет значение для диагноза?
        - Для диагноза - нет, - отвечает Овер. - А для того, чтобы я понял, сколько можно с пациента взять, - да!»
        Но не все так однозначно. Бравший с какой-нибудь капризной дамочки по пятнадцать рубликов за визит, доктор Овер совершенно бесплатно посещал больных в нищих кварталах. Еще и лекарства оставлял.
        Кучер помог доктору Оверу усесться в карету: «Не извольте беспокоиться, Александр Иванович, адреса всех важных визитов я помню». Овер удовлетворенно крякнул: счастье, что кучер расторопный попался, сам доктор в визитах вечно путается. Да и не любит он всех этих знатнейших и богатейших пациентов. У них все болезни выдуманные. Куда интересней простых людей лечить, пусть даже бесплатно. Овер никогда не гнушается даже по трущобам ездить, коли случай интересный. Хотя времени все меньше. Ведь теперь он - старший врач московской 1-й Градской больницы на Большой Калужской улице (ныне Ленинский проспект, № 8 - ныне ГКБ № 1 имени Н. Пирогова). Больница построена в 1833 году на средства города, и в уставе ее прямо сказано: «Все бедные и неимущие люди обоего пола принимаемы и лечены будут безденежно, кроме достаток имущих». Кроме того, Овер - профессор Медико-хирургической академии и терапевтической кафедры Московского университета (обе находились на Рождественке, № 9/13, там, где сейчас стоит бывший доходный дом меценатов Третьяковых, который сейчас перестраивается). Каждый день - то операция, то случай
наисложнейший. От правильного диагноза жизнь зависит. И ведь «московский спаситель» ни разу не ошибся! Что только коллеги-завистники ему не приписывали. Шептались, будто у доктора жена-красавица - колдунья. Иначе почему доктор с ней все свободное время проводит, мужские клубы да рестораны не посещает, цыганок не привечает и даже в картишки не балуется?
        Доктор хмыкнул - вот идиоты-завистники! Да лучше б они сами, как Овер, после операции ночами у постелей пациентов сидели, течение болезней наблюдали. И новейшие медицинские труды штудировали. Глядишь, реже ошибались бы! Хотя, конечно… Овер усмехнулся - есть у него мистические подсказчики - алые тюльпаны да синие васильки. Иногда даже, увидев красное поле во сне, доктор выкладывается вовсю, сам чуть не заболевает, да ничего не помогает - умирает больной. Зато уж если приснятся васильки, точно выздоровеет человек. Это ли не счастье?
        Кучер с гиком подкатил к особняку на Моховой. Овер удивился:
        - Куда ты меня привез?! Я только вчера осматривал графиню!
        Кучер почесал в затылке:
        - Может, я чего спутал… Ну раз уж приехали…
        Овер нехотя выбрался из кареты. А то он не понимает, что творится! Небось предприимчивая графиня щедро подмазала плута кучера, чтоб привез к ней
«московского кудесника». Кажется, все московские истерические дамочки и барышни с ума сходят от посещения врачебного светила. Готовы платить любые деньги. Еще бы! Во-первых, он красив и обходителен, во-вторых - француз. Ну как объяснишь всем этим аристократкам да богачкам, что ему о развитии русской медицины думать должно?
        А тут они со своими «нервами»! Послать бы этих изнеженных дамочек на полевые работы, как крестьянок помещика Глебова, вся хворь отпала бы!
        Графиня, улыбаясь, встретила доктора в гостиной:
        - Ах, какой модный у вас парфюм!
        Рассказать бы ей, отчего после казенной больницы духами поливаться приходится - там ведь не розами пахнет. Да нельзя - этикет соблюдать надобно. Графиня ведь за визит пачку ассигнаций в карман сунет, а на них сколько лекарства для бедняков накупить можно!
        Так что Овер приветливо улыбнулся графине, а та вдруг задышала часто-часто и вплотную придвинулась к доктору. Овер отскочил - только обвинения в распущенности ему не хватает!
        - Я выпишу вам, графиня, секретный рецепт! - бархатным голосом произнес он. - Это изобретенный мною волшебный эликсир. И делать его я дозволяю только самому верному аптекарю. Так что пошлите горничную по адресу на рецепте!
        Через час горничная графини прибежала к «верному аптекарю». Тот прочел рецепт на латыни и важно выдал пузырек с темно-розовой жидкостью. После ухода горничной аптекарша подмигнула мужу:
        - Что прописывает доктор Овер на этот раз?
        Аптекарь хохотнул:
        - Волшебный эликсир для притворщиц - дистиллированную воду с малиновым сиропом!
        А Овер уже торопился к настоящим больным. Сколько операций он провел - не счесть. Сколько диагнозов поставил и вылечил - вообще не упомнить. Но завистники-сплетники посчитали: каждому второму москвичу. И вывод сделали: Овер - миллионы заработал. Только вот где они? Доктор вздохнул. Завтра подходит срок его ежемесячных выплат. Он ведь многим своим беднякам больным положил от себя пенсион, а выдает его за государственный. Стыдно признаться, что государству на простых больных наплевать. Вот и платит доктор из своего кармана. Да еще так, чтобы никто не прознал - стыдно ведь быть богатым, когда у твоих пациентов часто и крыши над головой нет. Вот и снимает им доктор Овер крошечные комнатушки. На квартиры для всех и у него, даже с его заработками, не хватит. А завистники все твердят о его гонорарах!..
        Да, он берет - с богатых! - и не морщится! За это ему не стыдно, ведь деньги от этих зажравшихся переходят на лечение бедняков. А как иначе, если Овер стал медицинским инспектором благотворительных учреждений? Да и практика сузилась, ведь Александр Иванович начал писать огромный труд по хирургии на латинском языке - чтобы все медики мира смогли прочесть его без перевода.
        Однажды Овер заснул прямо над рукописью. И увидел не поле, а большую гору, буквально усыпанную различными орденами и медалями. Александр Иванович вгляделся и различил среди них не только орден Святой Анны 3-й степени, который уже успел получить за свои труды на медицинском поприще, но также знак камергерского отличия и еще какие-то неизвестные иностранные ордена.

«Вот что тебе суждено получить в награду! - послышался тихий шепот. - А последней будет звезда Владимира».

«Это не вещий сон! Иностранным орденам у меня взяться неоткуда!» - успокоил себя Овер и проснулся.
        Однако едва его научный труд вышел из типографии, медицинская общественность признала его огромную значимость. По настоянию самого Николая I профессор Овер стал камергером императорского двора. И из-за границы тоже посыпались ордена. Больше десятка стран отметили выдающийся научный вклад российского доктора.
        В 1864 году Александр Иванович отметил свое шестидесятилетие и тридцатипятилетие врачебной практики. Сам император Александр II прислал поздравительное послание. Овер прочел и ахнул - император награждал его орденом Владимира 2-й степени.
        С того дня доктор потерял покой. Жене и дочери сказал горестно:
        - Я получил все причитающиеся награды…
        Настоятелю Введенского кладбища, где заранее прикупил себе место и выстроил часовенку, заявил:
        - Скоро стану вашим вечным пациентом.
        И опять не ошибся. В ночь на 23 декабря 1864 года лег спать да и не проснулся - видать, остался посреди своих алых тюльпанов. Или это были васильки? Что ж, в райском саду много цветов…
        Похоронили Овера на Введенском кладбище, в часовенке, построенной еще при его жизни. Между прочим, там же на Введенском упокоился и еще один легендарный московский врач - Федор Петрович Гааз, умерший на одиннадцать лет ранее. Гааз работал тюремным врачом, но имел столь щедрое сердце, что и осужденные, и их родственники, и простые москвичи, давно знавшие, что от тюрьмы да от сумы не уйти, звали его не иначе как спасителем и заступником. Это доктор Гааз придумал и всегда повторял фразу, ставшую крылатой и совершенно забывшуюся в наши дни: «Спешите делать добро!»
        Раздававший все беднякам, Гааз умер и сам почти в нищете. Доктор Овер, конечно, по сравнению с ним был «богачом». Вот только, когда и его не стало, выяснилось, что никаких богатств, кроме дома на Молчановке (Малая Молчановка, № 8), где жила семья, и дачи в Петровском парке, жене и дочке он не оставил.
        Сегодня нет и их. Дом на Молчановке давно снесли, вместо скромного трехэтажного строения в 1913 году возник шикарный бело-красный дом-замок со львами у подъезда, выстроенный как доходный дом Г.А. Гордона. Ну а Петровского парка вообще давно нет. На его месте теперь стадион «Динамо» на Ленинградском проспекте.
        А вот сам доктор Овер живет не только в памяти города, но и на улицах, площадях, переулках. Став доктором-призраком, он незримо посещает больных и по-прежнему дает советы и ставит диагнозы. Говорят, надо просто позвать: «Доктор Овер!»
        И больной получит помощь свыше.
        Лучше всего доктор слышит тех, кто живет по адресам, где он жил и работал сам. Но если вы находитесь совсем в иной части города, просто вспомните мысленно те дома и места, где он обитал. Вспомнили? Тогда смело зовите. Овер поможет. Уж не знаю, как и откуда, но помощь придет.
        НАИМРАЧНЕЙШИЕ ТАЙНЫ НАИКРАСИВЕЙШЕГО ДОМА-ТЕРЕМА
        Улица Большая Якиманка, № 43
        На Якиманке, еще в 70-х годах ХХ века, в доме № 40 жила одна из давних приятельниц нашей семьи. До сих пор не знаю, кем она нам приходилась - то ли какой-то родственницей, то ли довоенной приятельницей бабушки. Но была она к тому времени одинока и уже столь стара, что помнила только то, что было когда-то, забывая, что случилось час назад.
        Бабулькина блажь
        Эта светлая ночь, эта тихая ночь,
        Эти улицы, узкие, длинные!
        Я спешу, я бегу, убегаю я прочь,
        Прохожу тротуары пустынные.
        Валерий Брюсов.
        Все кончено
        Однажды она рассказала, что дом, в котором живет, был построен в 1914 году и являлся так называемым доходным домом, то есть сдававшимся жильцам до революции внаем. Тогда дом принадлежал промышленнику и домовладельцу Тимофею Зонову. После революции, ясно, дома перешли в городское хозяйство. Как говорилось в известном стишке: «Моссовет у нас хозяин, он заботится о нас». Заботился, впрочем, он не слишком усердно - краны текли, батареи под зиму никак не хотели нагреваться из-за воздушных пробок. Так что основным «чинителем» «доходной квартиры» обычно становился мой отец: чинил краны, продувал батареи. И каждый раз, уходя, слушал в конце одну и ту же фразу от престарелой хозяйки:
        - Деточка, если придет, пусть идет с набережной, а не от метро «Октябрьская»!
        Это означало, что старушка не хочет, чтобы я, когда соберусь к ней, шла мимо французского посольства. Мне тогда это казалось просто блажью или, того хуже, глупостью - ведь идти с набережной было в два раза дальше. И почему вдруг нельзя ходить мимо посольства вполне миролюбивой Франции?! Однажды я и спросила об этом напрямую:
        - Думаете, меня засекут какими-то приборами, а потом объявят врагом народа, французской шпионкой?
        Бабулька напряглась, но помотала головой:
        - Нет! Раньше такое могло случиться, но сейчас нет.
        - Тогда чего же опасаться?
        - Того, что не проходит с годами, не исчезает во времени.
        - И что это?
        - Проклятие места. Зло, обитающее в доме Игумнова. Знаешь, у каждого места есть собственный дух. Его называют гением места. Так вот гений места у дома Игумнова не добрый…
        Проклятие на миллион
        Мы бродим в неконченом здании
        По шатким, дрожащим лесам,
        В каком-то тупом ожидании,
        Не веря вечерним часам.
        Свершится, что вами замыслено.
        Громада до неба взойдет
        И в глуби, разумно расчисленной,
        Замкнет человеческий род.
        Валерий Брюсов.
        В неконченом здании
        Конечно, у простых мест, недавно освоенных или застроенных, никаких гениев места, то есть духов жилищ и земли, нет. А вот у старых домов, проживших десятилетия, а то и века, явно есть. История дома на Большой Якиманке началась еще в середине XIX века. Некая купеческая вдова Вера Игумнова прикупила там строения, стоящие ныне на месте дома № 43.
        Район в то время был никак не центральный, напротив, отделенный от Кремля рекой, одно слово - Замоскворечье. Селились тут купцы не первой руки, лавочники и даже приказчики, все богатство которых было еще впереди. Жили обособленно - за высокими заборами, с садами во дворах и цепными собаками, не сдерживаемыми даже днем. Помните Островского? Особая Москва, обособленное «темное царство».
        Якиманка была малоухоженной, перегороженной заборами, без каких-либо лавок и магазинов, как говорили тогда, унылая и скучная улица. Зато действительно длинная - Большая, начинавшаяся от Якиманской набережной. Название ее для московского уха звучало странно. Но местные жители знали, что происходит оно от просторечного наименования придела Иоакима и Анны (родителей Девы Марии) в Благовещенской церкви. Храм этот был построен еще в 1493 году, представляете, какая древность? Но ровно через 440 лет (1933) разрушен, как и многие храмы при советской власти. Так вот в народе Иоакима звали Якимом, Анну - Анкой. Ну а соединив Якима и Анку, и получилось название улицы - Якиманка.
        Род Игумновых не был аристократически славен, зато с незапамятных времен по-купечески богат. Игумновы занимались промышленностью, золотодобычей, владели железными рудниками. Муж Веры, Василий Игумнов, был совладельцем торгово-промышленного товарищества «Большая ярославская мануфактура», его брат владел золотыми приисками. Так что сын Веры и Василия, Николай Васильевич, получил огромное наследство от отца и дяди. Сам он обосновался в Ярославле - удобнее приглядывать за тамош ними фабриками. Но в Москву наезжал часто, вспоминая детство на Большой Якиманке. Не потому ли, как только в 1888 году мать отписала ему дом в наследство, он тут же решил построить на его месте огромный каменный особняк?
        Дом Игумнова, ныне французское посольство
        Впрочем, были для постройки роскошного жилища и еще две причины. Первая - гордость. Ярославский купец-миллионщик хотел поразить своих московских приятелей не просто богатством, но богатством феноменальным. Так сразу и объявил:
        - Хочу дом за миллион, никак не меньше!
        Вторая причина исходила из грешных чувств. Дело в том, что купец мечтал поселиться в Москве с любовницей - а уж это никак не следовало афишировать. Мало того что в Ярославле у Игумнова имелась законная супруга, так еще и пассия его была невысокого полета - всего-то танцовщица из провинциального театра. Так что лучше жить подальше от центра и от людских глаз, для чего Якиманка вполне подходила.
        Однако, даже таясь, купец Игумнов задумал отгрохать жилье не просто домом, но - особеннейшим. Таким, какого Москва еще не видывала. Ну а увидав, чтобы ахнула от восхищения. Для невиданной постройки привез Игумнов из Ярославля тамошнего главного архитектора Николая Поздеева. Тот был хоть и молод для своей профессии (всего-то четвертый десяток шел), но уже прославился постройкой домов для ярославских купцов. К тому же имел опыт постройки домов в Москве: по его проекту вырос дом № 15 в легендарном Староваганьковском переулке - в самом центре Первопрестольной. Вкусы Игумнова и Поздеева совпадали. Оба мечтали о постройке огромного великолепнейшего здания в старорусском стиле - с башенками, крылечками, ажурными каменными кружевами, красочными изразцами, вынесенными для красы прямо на наружные стены, витыми колоннами, высокими шатровыми крышами, колоколенками и сводчатыми арками. Оба хотели дом-сказку, взятый прямо с картин Васнецова на старорусские сюжеты.
        Баснословно богатый Игумнов не поскупился. Кирпич выписал особый из Голландии, камень - из Италии, изразцы по невероятно дорогим ценам - со знаменитого Кузнецовского фарфорового завода. На паркет пошли особые породы дерева, на люстры - специально ограненный богемский хрусталь.
        В итоге вышел не особняк - прекраснейший дворец в старорусском стиле, дом-шкатулка драгоценная, игрушка, которую в восхищении можно рассматривать часами, но все равно глаз не оторвать. Да только после открытия «дома красы невиданнейшей», как говаривал сам купец Игумнов, со всех сторон посыпались неожиданные отзывы.
        Друзья-приятели, захлебываясь от зависти и злобы, кривили рот:
        - Дороговато, конечно… Но ведь пошлость-то каковая!
        Газетные писаки, подстегиваемые щедрыми взятками недоброжелателей, разгромили дом - произведение истинного искусства в пух и прах:
        - Претенциозная безвкусица, какую может создать только лапотный купец!
        Игумнов кинулся к архитектору:
        - Неужто пошлость и безвкусица?! Ты ж профессионал, сам-то что скажешь?
        Но что мог сказать Поздеев? Он-то считал дом лучшим своим созданием. Больше того - одной из лучших построек последнего времени. Так и выложил Игумнову. Хуже - сказал, что раз заказчик не понимает, что это новое слово в архитектуре, так он точно сиволапый купец.
        Словом, обидел Игумнова. Тот тоже не стерпел - наорал на архитектора. Слово за слово, вчерашние единомышленники разругались вдрызг. Да еще и начали искать виноватых. Игумнов припомнил, что Поздеев не уложился в миллион. Архитектор прокричал, что хозяин - барин, сам же заказывал голландский кирпич да каррарский мрамор. Были бы запросы попроще, так и особняк не столь бросался бы в глаза всей Москве! Глядишь, критиков-завистников поменьше оказалось бы…
        - Так я же и виноват?! - взъярился купец.
        Еще пара скандалов, и он отправился в суд.
        Представил там смету, подписанную Поздеевым, и заявил:
        - Раз затраты в миллион обговорены, почему архитектор с меня еще четверть требует?
        Я их платить не стану!
        Судья не слишком вникал. Разве какой-то наемный архитектор из тьмутаракани может тягаться с золотопромышленником-миллионщиком?! И суд постановил Поздееву самому заплатить «незаконно потраченные деньги».
        Услыхав о том, бедняга Николай посмотрел на бывшего друга-заказчика дикими глазами и прохрипел:
        - Таких денег мне в жизнь не собрать!
        - А тратить не надо было! - отрезал Игумнов.
        Поздеев криво усмехнулся:
        - А помнишь, как ты меня приглашал первым гостем в твоем доме пожить? Так вот тебе мои слова: проклинаю этот дом! Никому он родным не станет, никто в нем по-настояще му жить не будет!
        Хлопнул дверью и ушел. Потом уехал в Ярославль. А через неделю по Москве прошла жуткая новость: 17 октября 1893 года ярославский архитектор Николай Иванович Поздеев покончил с собой.
        Дикая история, верно? И знаете, что интересно? Вспомним-ка, о каком еще доме, построенном по замыслу совсем молодого архитектора Поздеева, шла у нас речь? Точно - о доме № 15 в Староваганьковском переулке. А что это за переулок такой, помните, дорогие читатели? Да-да, тот самый мистический переулочек, расположенный на Староваганьковском холме, на который выходит легендарный дом Пашкова. А переулочек тот с особенной энергетикой - дух Ваганек там обещает с три короба, а потом дает всего-то кулечек. Вот и архитектор Николай Поздеев, перестроив палаты Левашова в Староваганьковском переулке, мечтал, что станет лучшим архитектором Москвы. Да не дал обманный дух Ваганек ему этого - поманил, посулил, но обманул. А как мы знаем, дух Ваганек упирается тогда, когда точно знает: выполнение чьего-то замысла пойдет вразрез с запланированной городской жизнью. Вот, видно, и в случае со староваганьковским домом не хотела судьба, чтобы строение это выходило исключительным. Кто знает, сумел бы архитектор, прославившись тогда, в юности, создать потом столь великолепнейший дом Игумнова? Вдруг бы забронзовел, начал
штамповать чертежи строения, столь понравившегося москвичам? Тогда уж точно не сумел бы начать работать в необычном, только еще определяющемся в Москве стиле, который потом назвали старорусским. Не создал бы уникальный дом-терем!
        Словом, непонятно: то ли мешал строптивый дух Старых Ваганек, то ли, напротив, лепил из Поздеева особенного архитектора Первопрестольной?..
        Поначалу построенный Поздеевым дом не обругал-обхулил только ленивый… Но вот чудеса - прошло всего несколько лет, а старорусский стиль дома Игумнова, признанный в 1893 году пошлой безвкусицей, стал главенствующим. В этом стиле построены и Исторический музей (архитектор О. Шервуд), и Верхние торговые ряды на Красной площади (нынешний ГУМ, архитекторы А. Померанцев и В. Шухов). Потом будут и Казанский вокзал А. Щусева и здания Ф. Шехтеля. Но - потом. Получается, терем Поздеева просто опередил свое время.
        Или, может, дело не в стиле, а в самой личности архитектора? Недаром же Николай Поздеев тяготел к мистике, не раз был замечен на спиритических сеансах и вечерах столоверчения. Так, может, стань он ведущим архитектором, оказалась бы Москва позастроена мистическими домами-теремами-дворцами? Конечно, они красивы. Но ведь когда распрекрасный дом один - это чудо архитектуры. А было бы их десятки - стали бы обыденностью. А уж появление такого количества мистических домов вообще обернулось бы трагедией. Городу и с одним домом Игумнова управляться сложновато, ведь он просто-таки переполнен мрачными легендами. И самоубийство архитектора Поздеева стало только первой из них. Дальше дела еще круче завернулись…
        Призраки архитектора и девушки в белом
        Из полутемной залы, вдруг,
        Ты выскользнула в легкой шали -
        Мы никому не помешали,
        Мы не будили спящих слуг…
        Осип Мандельштам
        Конечно, купец Николай Игумнов постарался забыть мрачное пророчество тезки-самоубийцы. Тем паче что на конец-то привез в свой новый дом-терем ненаглядную Любушку. Плясунья-красавица, кудри темные, гибка, как тростинка. Но теперь - баста, будет танцевать только для него!
        Игумнову для Любушки ничего не жаль. Накупил и нарядов, и драгоценностей. Хотел даже дом этот московский на нее записать, да одумался. Мало ли что…
        Любушка по магазинам московским прошлась - шубок себе накупила, платьев белых атласных. К белому, говорит, лучше всего бриллианты подойдут. Что ж, Николаю Васильевичу не жалко - пусть берет бриллианты!
        Он-то в Москве нечасто бывает - фабрики в Ярославле да прииски в Сибири присмотра требуют. Сколь ни нанимай расторопных управляющих, а хозяйский глаз - самый надежный.
        Только вот стала его Любушка в огромном доме скучать-кручиниться. А потом и вовсе сказала глупость:
        - Страшно мне по ночам, Николаша… Как будто кто входит, а двери закрыты. Кажется, камин в малой столовой шипит-разгорается, а огня нету…
        Игумнов ее только по холеной щечке потрепал:
        - Молитву на ночь почитай, и заснешь спокойно! Только в следующий приезд в Москву Игумнов и не такое услышал.
        Любушка заявила:
        - Кажись, в дом твой приятель архитектор по ночам заходит… Я его и на лестнице, и в коридоре видала…
        - Что за чушь! - взбеленился купец. - Поздеев помер! Как он может приходить?!
        - Откуда ж мне знать… Может, он теперича призрак, - вздохнула со страхом Любушка. - Кто ж проверит?..
        Игумнов почесал затылок:
        - Это тебе со скуки и безделья мерещится. Ты зови знакомых в гости, сама чаще выезжай.
        Любушка и стала по гостям разъезжать, днем по бульварам, а вечером по театрам ходить. Знакомые у нее появились, поклонники. Красавица и раньше к военным неравнодушна была, а тут, разодетая да в брильянтах, - отчего себя не показать, не утешить? Николаша ведь не каждую неделю приезжает. А утешения хочется. Тем более что по ночам одной спать так страшно! Архитектор-то хоть и покойный, а ходит по дому…
        Словом, в один далеко не прекрасный день приехал Игумнов без предварительной весточки. Вошел в спальню к Любушке, а там его дама сердца с каким-то корнетом милуется. Схватил осерчавший купец корнета да и выбросил на улицу. Только мундир его вслед и выкинул. Повернулся к Любушке. Красавица в ужасе на него глядит, свое белое платье оправляет.
        В сердцах схватил Игумнов изменницу да и бросил на стену. А там - кусок лепнины, как раз той, что из основной сметы выбивалась и которую купец велел архитектору из собственных денег оплатить. Красавица на него затылком наткнулась да и сползла по стене замертво. Отомстил-таки архитектор!..
        У Игумнова ум помутился. Что теперь делать?! Куда тело девать?! Знакомых мазуриков, чтоб помогли выпутаться, в Москве нет. Надо самому выкручиваться.
        Подумал купец и решил - надо всем сказать, что танцовщица, уличенная в измене, ушла восвояси. Куда - ему не ведомо. Да и искать он не станет! Может, неверная обратно на сцену провинциального театришка вернуться вздумала? Может, у нее там хахаль оставленный есть? Негоже приличному купцу Игумнову о том разузнавать! Зато лепнину на стене надо подреставрировать - вон половина обвалилась.
        Словом, спрятал купец убитую полюбовницу под кровать и велел назавтра принести материалы для строительных работ. Сам стену вскрыл, замуровал в нее тело танцовщицы, а потом приказал новую лепнину по стене пустить.
        Вот только жить в доме стало невмоготу. Слуги и те поувольнялись. Жаловались, что по ночам то кто-то по коридору ходит, дверями скрипит, а то и вовсе из спальни сбежавшей полюбовницы хозяина стоны жуткие слышатся. Экономка так вообще призрак видела - девушка в белом платье, точь-в-точь сбежавшая Любка-танцорка.
        Опустел дом. Сам Игумнов перестал в Москву наезжать. Нет сил даже на крыльцо взойти! Продать бы проклятую домину! Так ведь невозможно: а ну, кто, купив, найдет замурованное тело?! Тогда суд, каторга. Убийство же…
        Так и маялся купец. И все чаще вспоминал роковое проклятие архитектора: никто не будет по-настоящему жить в доме! И точно - разве это жизнь, когда приезжаешь раз в месяц, а то и в полгода?..
        Но однажды Михаил Карзинкин, совладелец Товарищества большой ярославской мануфактуры, упрекнул Игумнова:
        - Большой домище в Москве имеете, батенька, а празднеств там не устраиваете!
        Шел уже 1901 год - новый век начался. Со времени самоубийства архитектора прошло уже восемь лет, со смерти замурованной Любы - пять. Игумнов и подумал, может, кануло уже все в прошлое и пора открывать дом заново?
        Нанял слуг, привели они все в порядок. Прикупил купец новую мебель и посуду. Решил устроить грандиозный бал. А чтобы утереть всем нос да показать собственное богатство невиданное, приказал Игумнов выложить полы в огромной парадной зале золотыми царскими монетами. Пусть гости истинно ахнут - по золоту ведь пойдут!
        Но оказалось, что не просто по золоту. На монетах-то профиль императора Николая II отчеканен. Выходит, гости прямо по царскому лику ходили. Это же оскорбление императорской персоны - государственное преступление! Кто-то из гостей-завистников и донес в Петербург.
        А там у императорских советников, знамо, ума палата. Вернее, палаты-то были - ума не хватало. Вот и посоветовали они Николаю II примерно наказать зарвавшегося купчину. Император-то всех советников слушался, несмотря на то что сам - государь, самому бы решать. Вот и тут послушался - повелел купцу Николаю Игумнову покинуть Москву навсегда, без права въезда в обе столицы. Хуже того - сослал купца в даль несусветную - в Абхазию. Там, между прочим, Николай Васильевич Игумнов и умер в
1924 году, уже при советской власти. В Абхазии его сейчас поминают настоящим добрым словом, ведь он там развел цитрусовые сады, начал промышленный сбор урожая. Потом наладил там рыболовный промысел на местной реке и построил первый в крае консервный завод. Осушил много болотных земель. Наладил разведение табака. Словом, сколько доброго сделал опальный купец - и не припомнить. Чисто государственный муж, настоящий патриот! После революции родственники звали его эмигрировать во Францию. Но он остался. Вот только в Москву в свой уже ставший легендарным дом Игумнов не вернулся.
        Кто-кто в теремочке живет, что-что в черепушке живет?..
        Белая роза дышала на тонком стебле.
        Девушка вензель чертила на зимнем стекле.
        Вечер настал, и земное утешилось сном.
        Девушка плакала ночью в тиши, - но о ком?
        Валерий Брюсов.
        Девушка вензель чертила…
        Ну а история с золотыми монетами тоже не прошла даром. После того как советская власть реквизировала дом Игумнова, там открыли отделение Гознака - фабрики, изготовлявшей деньги. В комнатах, предназначенных для прислуги, поселилось несколько бездетных фабричных семей. Ну а в парадных залах решено было открыть клуб самодеятельности, где как раз и предполагалось веселиться и танцевать. Ну точно - бал и монеты, преображенные в мистическом кривом зеркале!
        Днем дом обычно пустовал. Семейные жильцы уходили на работу. Клуб, понятно, днем был закрыт. Здание оживало только к ночи. Правда, жильцы, вернувшись с работы, чувствовали себя не слишком уютно. Их беспокоили то странные стуки, то крики, то шорохи. Казалось, кто-то ходит по коридорам, передвигает столы, стулья, а однажды из одного угла в другой с грохотом переехал тяжеленный комод красного дерева. Так что жильцы Гознака только и мечтали, как бы поскорее съехать из странного, пугающего их дома.
        А вот в парадных залах поначалу пошла развеселая вечерняя жизнь. Девчонки в красных косынках и ребята в широченных революционных штанах грызли семечки, плясали под гармошку, выпивали, ругались. Потом, разгоряченные, дрались. Потом, конечно, мирились. Сообща горланили страстные городские припевки и матерные частушки. На этом развлечения заканчивались. Да и к полуночи все чувствовали себя не в своей тарелке, нервничали. Девчата боязливо косились на темные углы огромного здания. Ребята хорохорились перед девчонками, но долго не выдерживали и, подхватив подруг, исчезали из неприветливого «дома культуры».
        А вот тем, кто проживал в бывших комнатах прислуги, приходилось гораздо хуже. Они же не могли уйти! С полуночи до 4 часов по всему дому скрипели стены, в коридорах и комнатах гасли свечи, сколько ни зажигай. В темноте дом угрожающе гудел, словно хотел выжить непрошеных жильцов. Но страшнее всего было тем, кто в коридорах или на лестнице встречал девушку в белом. Она бормотала что-то неразборчиво, показывая рукой на стену, надсадно плакала и… растворялась в воздухе. У очевидцев появления этого призрака долго еще волосы шевелились на голове. Особо нервные женщины шептали, что поняли, о чем рыдала страдалицы в белом: та рассказывала, что прежний хозяин-купец застал ее с любовником и замуровал заживо.
        Уже через несколько месяцев напуганные жильцы дома Игумнова завалили профком и начальство Гознака прошениями о том, чтобы им подыскали другое жилье. Да и по вечерам в клуб приходило все меньше и меньше народу. Так что фабрика решила отказаться от особняка. Ну не годился он для жилья, да и для клубного веселья тоже!
        Однако это был громадный и вместительнейший особняк в центре города. Так что через пару месяцев у него появились новые хозяева - осенью 1925 года там обосновалось некое закрытое заведение. Проход на территорию оцепили, и вход стал только по пропускам. Одно было известно местным жителям - в доме Игумнова обосновались люди в белых халатах. Значит, там, скорее всего, какая-то секретная больница.
        Но жители не угадали. В доме Игумнова поселилась лаборатория по изучению мозга скончавшегося год назад, в 1924 году, вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина.
        Известно, что тело Ленина решено было забальзамировать и навсегда увековечить в новопостроенном мавзолее на Красной площади. И вот мистическая ремарка истории. Мавзолей поручили возвести архитектору Алексею Щусеву. Был он очень верующим человеком, строившим до советского времени соборы и церкви в городах и монастырях. Казалось бы, странный выбор - поручить возведение «храма вечного сна» величайшего коммуниста (то есть безбожника) верующему архитектору. Но этот парадокс обретает верные очертания, если понять: коммунисты-соратники готовили Ленина не просто на место символа мировой революции, но на место нового непогрешимого и могущественного божества, которому будут поклоняться миллионы людей нового времени. Оттого и мавзолей его должен был стать воистину божественным сооружением.
        Только вот знаете, почему сам Щусев решил когда-то в юности стать архитектором? Оказывается, в конце XIX века он приехал в Москву и увидел дом Игумнова. Юноша был столь поражен и впечатлен этим зданием-дворцом-теремом, что дал себе слово научиться создавать такую же красоту.
        Украсил ли столицу мавзолей Ленина, созданный Щусевым, - вопрос спорный. Однако не будь дома Игумнова, не было бы и сооружения на Красной площади, где и по сей день лежит тело Ленина.
        Вот только это многострадальное тело вождя утеряло мозг. Его вынули, дабы изучить. И не в целях чистой науки, а для того, чтобы доказать, что мозг коммунистического вождя исключителен и отличается от мозгов всех прочих людей планеты. Чего только не придумают идеологи от науки! Вот и решили они отыскать следы особой гениальности ленинского мозга, доказать, что он является «выдающимся образцом человеческой природы». Для поиска всех этих доказательств и была создана секретнейшая лаборатория в доме Игумнова.
        Представляете, как прекрасный особняк в старорусском стиле, украшенный золотым декором, цветными изразцами, мрамором и дивным паркетом, весь провонял карболкой и трупным запахом! В парадных залах кругом столы со срезами ленинского мозга. На паркете следы физиологических растворов, ужасный вид которых можно принять, пардон, за блевотину… Словом, коммунисты не пощадили даже своего вождя, выковыряв его мозг…
        Своих специалистов, правда, еще не было. Но ведь все преодолимо! Из Германии пригласили немецкого нейробиолога Оскара Фогта. Привезли новейшую аппаратуру. Работали днем и ночью. Ведь расшифровав ленинскую гениальность, поняв, что и как, можно было сконструировать сверхчеловека - и не какого-то там буржуазного, а коммунистического!
        Но доказать, что мозг Ленина превосходит мозги обычных людей, взятые, между прочим, с кладбищ, так и не смогли. Оказалось, что мозг великого вождя весил всего
1340 граммов, то есть не дотягивал даже до средней нормы обычного человека. Извилин было тоже не больше, и плотность тканей обычная, не считая пораженных атеросклеротическими бляшками сосудов.
        Потерпев неудачу с изучением ленинского мозга, обратились к другим. Ведь возможно, то, что не удалось доказать по отношению к одному вождю, можно доказать, если взять на анализ мозги других выдающихся членов партии. Лабораторию расширили. В
1929 году она уже была возвышена до статуса Института мозга. Конечно, по здравому разумению в изучении мозговых структур нет ничего запретного или шокирующего. Шокирующим было ожидание результата - необходимость во что бы то ни стало доказать, что мозги коммунистов и им сочувствующих во всем превосходят других.
        С 1930 года дело поставили на поток. В 1934 году газета «Правда» известила советский народ, что «научный коллектив Института мозга подготовил и изучает мозги Клары Цеткин, Луначарского, Цюрупы, Маяковского, Андрея Белого, академика Гулевича». Потом вынули мозги из голов Станиславского, Собинова, Горького, Багрицкого, Кирова, Куйбышева, Мичурина, Циолковского, Павлова - да целой страницы не хватит, чтобы перечислить всех. К концу 1930-х годов институт гордился огромной коллекцией. И места в особняке ему уже не хватало. Так что в 1938 году институт переехал в более обширное помещение.
        И ведь что показательно! Нервы у нейробиологов и других исследователей были столь крепкими, что бродящие по ночам призраки старинного архитектора и танцовщицы в белом нисколько их не пугали, хотя говорят, бедняги-призраки пытались выселить захватчиков в белых халатах как могли - шумели, плакали, выли. Но что какие-то призраки людям, ежедневно препарировавшим мозги самого вождя мирового пролетариата?!
        А вот простые люди (уборщицы, мусорщики и прочий младший обслуживающий персонал, как сказали бы мы сегодня) часто в темное время суток ужасались и даже теряли сознание от страха. Еще бы! В темных комнатах и коридорах теперь можно было встретить не только страшные тени архитектора-самоубийцы и замурованной танцовщицы, но и Ленина, Кирова, Горького и других великих «деятелей советского общества и культуры», чей мозг послужил материалом для научных работ.
        Французские комплименты, или Предупреждение бабушки
        Белая роза увяла без слез в эту ночь.
        Голуби утром мелькнули - и кинулись прочь.
        Валерий Брюсов.
        Девушка вензель чертила…
        В 1938 году дом Игумнова, казалось, наконец избавился от ужасных обитателей. Институт мозга выехал. Дом помыли, почистили и стали предлагать другим «хозяевам». Но ни одно ведомство не осмелилось взять его на баланс. Словно все помнили проклятие, наложенное на особняк его создателем, несчастным архитектором Николаем Поздеевым: «Никто по-настоящему не будет жить в нем!»
        Но ведь не ломать же! Даже коммунисты понимали, что особняк сей невиданно красив. Вот тогда и порешили - если боязно самим, сдадим-ка дом в аренду. Ведь если не
«жить по-настоящему», так вполне можно наездами! Да и вообще - сдадим дом буржуям-капиталистам, пусть они и разбираются! Легенд местных они не знают, а на красоту дома позарятся.
        И вот в 1938 году особняк передали послу Франции в СССР. Посольские работники, как известно, приезжают и уезжают. Никто не станет считать своим реальным домом хоть и самый распрекраснейший особняк в чужой стране.
        Французы окончательно отмыли дом от карболки, реактивов и мозговой жидкости. Подновили, подустроили. И стал дом Игумнова посольством Франции, а с 1979 года - и личной резиденцией господина посла. Послы, конечно, менялись. Но отношение к старинному особняку - восхищенное и благоговейное - передавалось всем.
        Супруга одного из послов, господина Жака Каде, госпожа Элизабет, рассказывала, как французские архитекторы, стараясь не затронуть саму сущность «русского терема»,
«привели все в порядок».

«Мы восстановили рисунок паркета в парадных комнатах, - говорила Элизабет. - Медные бра и жирандоли после чистки приобрели первозданный вид. Когда мы живем в домах с историческим прошлым, мы всегда стараемся охранить оригинальный стиль. А если он в чем-то нарушен, восстанавливать его. Мы привели в порядок всю деревянную резьбу в комнатах, дверные панели и обрамление окон».
        Госпожа Каде много поездила по миру со своим мужем-дипломатом. «Но то, что я увидела, войдя в дом Игумнова, меня потрясло: резное дерево, медь, бронза, керамика всех цветов. Я восхищаюсь этим домом так же, как я восхищаюсь Россией. А если я что-то люблю, мне хочется вкладывать в это всю душу», - говорила она.
        Послы менялись. Супруга еще одного чрезвычайного и полномочного посла Франции, госпожа Полин де Лабуле, уже в наше время дала интервью для журнала «Семь дней». Интересно, что в XIX веке во Франции был известный дипломат, вошедший в когорту великих сказочников, Эдуар де Лабуле. Возможно, он родственник мадам Полин, поскольку супруга посла явно имеет ярко сказочное и образное мышление.

«До приезда в Россию, - сказала она, - о вашей стране я знала только по художественной литературе, по волшебным сказкам. Читала их на родине во Франции еще маленькой девочкой. Там были Снегурочки, снежные бабы, сани... Здание посольства для меня словно вышло из тех сказок. Настоящий терем, русский дворец.
        Вы заходите к нам в посольство через парадный вход и попадаете в средневековые боярские палаты. Кажется, что сейчас вам навстречу выйдут три богатыря и Василиса Прекрасная. Поднимаетесь наверх в большой зал приемов, а он уже декорирован во французском стиле, здесь как будто повсюду витает дух короля Людовика XV».
        Журналисты «Семи дней» не утерпели и поинтересовались у госпожи де Лабуле: а не беспокоят ли призраки дома Игумнова нынешних обитателей?
        Госпожа Полин только улыбнулась:

«Я надеюсь, что по ночам призраки прекрасно находят общий язык и подолгу беседуют».
        Ох уж эти галантные французы и их прекрасные дамы! Всегда сумеют из ответа сделать комплимент, да еще и заинтриговать. Конечно, у них в старушке Европе отношение к призракам и привидениям совсем иное, чем у нас. Мы страшимся, а европейцы, напротив, весьма радуются призрачному соседству. Старинный замок или дом, в стенах которого обитают призраки, всегда продается на порядок дороже. Как иначе - это же жилище с историей!
        У нас же домов с историей почти не осталось. Может, потому и мистических жителей для такого города, как Москва, маловато. Ну а тех, кто проявился, принято опасаться. Вон французы живут в особняке, набитом привидениями, и только гордятся этим. А наша бабушка постоянно опасалась и строго предупреждала: «Не ходи мимо дома Игумнова! Мало ли что…»
        Впрочем, когда мне надоели эти предупреждения, я осмелилась и пошла. Даже постояла напротив, припомнив и архитектора-самоубийцу, и юную танцовщицу, замурованную в стенке, и мозги… О нет - только не мозги!! Почему-то именно они казались мне ужаснее всего…
        Вернулась я домой с температурой. Пришлось позвонить в редакцию и предупредить, что завтра буду работать дома. Заведующая моим отделом, выслушав мои объяснения, неожиданно вздохнула:
        - Думаешь, тебя сглазил дом Игумнова? А что, может быть… Знаешь, я там в прошлом году была и ногу подвернула. Красивейший дом в Москве. А место какое-то опасное…
        Выходит, не только наша бабушка опасается дома-терема на Большой Якиманке. Может, действительно стоит быть поосторожнее с гением этого места?
        ТАИНСТВЕННЫЕ ОБИТАТЕЛИ МОСКОВСКОЙ ПОДЗЕМКИ, ИЛИ МИСТИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ МЕТРО
        Ворота в преисподнюю
        Станции «Красные Ворота», «Площадь Революции», «Курская»-кольцевая
        В Москве за долгие века
        Чудес свершилося немало.
        Но под землей наверняка
        Чудес подобных не бывало!
        До чего ж оно хитро!
        До чего ж оно все здорово придумано -
        Московское метро!
        Н. Лабковский.
        Песенка о метро
        Эти рассказы посвящены реальному тайному «подземелью», таинственному многоразветвленному месту, без которого город уже давно не мыслит своей жизни, а горожане просто не могут существовать.
        Это наша легенда и наша гордость - наше московское метро. Всегда великолепнейшее, красивейшее в мире, иногда пугающее и страшащее, но всегда завораживающее и чарующее.
        Московский метрополитен!
        О нем в восторге поют песни и сочиняют стихотворения. Но в то же время сколько мрачных загадок, легенд и сказок-страшилок сложено о нем. Не станем опускаться до разных слухов про крыс-мутантов с тремя головами и чудовищ с жуткими пастями, способными проглотить слона. Будем, как обычно для нас, основываться только на тех случаях, о которых имеем достоверные сведения. Словом, поговорим о том, что произошло с нами или с нашими друзьями-приятелями.
        Моя подружка Маринка шла из гостей. Настроение было приподнятым. Во-первых, повидала друзей. Во-вторых, возвращалась не одна, а с новым приятелем. В-третьих, совершенно неожиданно договорилась с приятельницей хозяйки о подработке. Конечно, Маринка не бедствовала. Она выполняла разные переводы для нескольких московских издательств, но ведь деньги лишними не бывают.
        К тому же в гостях собралась вполне подходящая компания. Маринка боялась, что ее, как обычно, поднимут на смех во время застолья. Ведь у нее аллергия на любое спиртное - хочешь не хочешь, а приходится вести здоровый образ жизни. Но все обошлось, и вместо традиционного для всех мартини с апельсиновым соком Маринке просто наливали в бокал один сок. И никто не акцентировал на этом внимания.
        Зато опрокинувшие по паре бокалов мартинчика гости развеселились. Атмосфера стала почти домашней. Хозяйка выключила верхний свет, зажгла настенные бра, и убаюканные мягким светом присутствующие завели разговор на тему таинственного и непознанного. Кто-то рассказал о великанах острова Пасхи, кто-то о Стонхендже. Но это были избитые темы, а хотелось чего-то свеженького. Вот тогда-то разговор и перешел на московское метро.
        - Да там тайн больше, чем во всей Англии! - воскликнул рыжеволосый парень.
        - Давай докладай, Димыч! - обрадовался хозяин дома. - Обожаю всякие заморочки!
        Димыч не обиделся на такую небрежность со стороны друга и начал рассказывать. Маринка узнала, что в московской подземке водятся жуткие твари не пойми какого вида, тараканищи с полметра длиной, крысы-мутанты, способные запросто перегрызть толстенные электрические провода.
        Народ загудел, засмеялся:
        - Еще про червей-мутантов расскажи! Как они через коридоры метро заползают в московские трубы и вываливаются в унитаз в квартире.
        Димыч опять не обиделся, а только заметил:
        - Всякое случается! Думаете, фарфоровая чаша безобидна? А прочтите слово «унитаз» наоборот. Что получится? Затину - затяну!
        - Ну, про это еще сатирик Задорнов говорил! - ухмыльнулся кто-то.
        - Хорошо! Расскажу, что прочел вчера в Интернете. Написала некая Ольга, которая сама в эту историю попала. Сначала все было тип-топ. И совершенно обычно. Ольга возвращалась домой. Народу в метро было немного. Все сидели. Кроме одного вертлявого типа. Тот читал газету стоя. И все время вертелся, перехватывая поручни руками и перекладывая газету из одной свободной руки в другую. Неожиданно вагон дернуло, дядька не успел схватиться за поручень. Его сильно качнуло, и газета выпала.
        Ольга машинально взглянула на огромный заголовок статьи «Вход в преисподнюю». Тот еще заголовочек, когда едешь в метро! Сразу вспоминаются и взрывы, и теракты. В общем, всякие ужасы в голову лезут. Ольга аж поежилась.
        А тут вдруг вагон дернулся и притормозил. Постояли минуту, потом две. «Какая станция-то?» - тревожно спросила Ольгу старушка, сидевшая рядом. «Красные Ворота», - ответила Ольга. И вдруг осознала: это же цепочка: «Вход в преисподнюю» -
«Красные Ворота».
        Почему-то в вагоне стало совсем тихо. Пассажиры будто затаили дыхание. Всем становилось явно не по себе. А тут еще свет в вагоне мигнул и стал таять, как бывает при аварийном освещении.
        Кто-то охнул, кто-то протяжно вздохнул. Старушка рядом с Ольгой перекрестилась. И вдруг из туннеля послышался нарастающий гул. Конечно, умом-то все понимали, что это идет встречный поезд, но в воздухе уже разливался настоящий ужас.
        Вагон опять тряхнуло, и он остановился. И тут из тьмы туннеля вылетел встречный поезд. Он весь сиял в огнях, окна были открыты. До пассажиров стоявшего поезда донеслись радостные возгласы, крики и даже песни. Стало видно, что люди из встречного поезда веселятся чему-то, смотрят из окна на остановившиеся вагоны и даже приветственно машут руками.
        От такой веселой встречи атмосфера в вагоне Ольги мгновенно пришла в норму - раз люди радостно-беспечны, значит, на линии все в порядке. Только сама Ольга все глядела на убегающий поезд и никак не могла понять - что же ее так удивило. Ну радуются люди, может, у них праздник?..
        А в это время вагон встряхнулся, машинист дал сигнал, и поезд тронулся к станции
«Красные Ворота». Тут и Ольга вздохнула с облегчением - вход в преисподнюю не состоялся.
        Она вышла на станции «Комсомольская» и поднялась к Ярославскому вокзалу. Взглянула на свои часы. Они показывали 22 часа 40 минут. Однако на вокзальных часах было на час позже. И электричка, на которой она должна была ехать домой в подмосковный город Пушкино, давно ушла.
        Выходит, она потеряла в туннеле целый час. Но ведь ее часы показывали 22.40. Значит, что-то случилось со временем - оно разошлось с реальным.
        Да что там разница на час! Ольга вдруг поняла, что было не так в поезде, пролетевшем мимо. Все пассажиры - от детей до стариков - были одеты по старинке. Так, как одевались в 1930-х годах, еще до войны. Ольга видела фото своих бабушек и дедушек - точно такие рубашки-косоворотки, широченные брюки, женские платья с воланами и рюшечками, красные косынки на голове.
        А их поведение! Сейчас уже никто из пассажиров не станет пялиться в окно и столь бурно радоваться тому, что едет в метро. Так ведут себя только дети или те, кто… впервые попал в подземку. У Ольги внутри все даже похолодело - конечно же линию метро от «Сокольников» до «Парка культуры», куда входит и станция «Красные Ворота», строили как раз в 30-х годах ХХ века. Открыли в 1935 году. И люди тогда ездили на первых поездах нарядные, веселые, всеми семьями, вместе с детьми и стариками. Это же был всеобщий праздник!
        Получается, что именно с таким поездом из прошлого и столкнулась Ольга. Вот так. И как вам история? - Димыч победно оглядел аудиторию. - Это вам не крысы-мутанты - это реальный случай, рассказанный очевидцем!
        Слушатели притихли. Впрочем, очнулись быстро.
        - Не хотела бы я попасть на такую встречу! - проговорила хозяйка дома.
        - Все это треп! - сказал кто-то. - Девочка решила привлечь народ в свой блог - вот и сочинила историйку.
        - А я думаю, такое вполне могло случиться, - не сознавая почему, вдруг сказала Марина.
        Может, потому Димыч и пошел провожать ее?
        Было еще всего-то 11 часов вечера - время детское. И Димыч предложил Маринке:
        - Отправимся на небольшую прогулку? Я тебе кое-что покажу на «Площади Революции»!
        Конечно, метро не место для гуляний… Впрочем, почему? Это утром и днем, когда огромная толпа несется по своим делам и, даже стоя впритык, люди не замечают соседа, метро - не место для неторопливой ходьбы. Люди проносятся по станциям, не замечая ни стройных белых колонн на «Пушкинской», ни самоцветных витражей на
«Новослободской», ни драгоценных фресок на «Комсомольской». Замотанным пассажирам, опаздывающим на работу, не до знаменитой красы московского метро.
        Но поздним вечером картина другая. Оголтелый поток, несущийся не разбирая дороги, уже схлынул, уступив место людям, идущим туда, где их ждет отдых и удовольствие - в театры, кино, на дискотеки и в ночные клубы. Одержимо-озлобленное выражение лиц дневных пассажиров сменяется веселыми и радостными лицами, загадочно улыбающимися в предчувствии чего-то невероятного, приятного и фантастического. Парочки держатся за руки и целуются, девушки щебечут о чем-то своем, и даже одинокие пассажиры глядят на мир расслабленно-умиротворенно. Так почему бы и не прогуляться?
        Маринка с Димычем приехали на «Площадь Революции», где в нишах на платформе выстроились в ряд бронзовые скульптуры Матвея Манизера, известного советского скульптора. По замыслу автора на станции должны были стоять восемьдесят фигур, рассказывающих о счастливой жизни советских трудящихся. Тут революционные солдаты и рабочие, колхозница с курицей и хлебороб-механизатор, стахановец с отбойным молотком и студент с книгой, отцы и матери с детьми, спортсмены, парашютисты, ворошиловские стрелки, пионеры и инженеры и еще масса народу. Но при воплощении замысла решено было взять за основу всего двадцать типичных фигур и просто повторить их несколько раз.
        Глядя на все это скульптурно-бронзовое население «Площади Революции», Маринка вспомнила, как бабушка, не любившая эту станцию, говаривала: «Жаль народ-то! Хоть и бронзовый, а все жаль. Загнали их в арки, голубчиков, - ни встать, ни распрямиться. Сгорбленные так и стоят, как в шахте…»
        А в народе ходила присказка: «При этой «Революции» весь советский народ или сидит, или стоит на коленях».
        Вот так-то. И вид у скульптур действительно непрезентабельный, какой-то грязный, будто и правда все вылезли из черной горы, как тролли из подземелья. А может, из преисподней?
        Однако Димыч, углядев оторопь Маринки, прошептал:
        - Не смотри, что они такие скрюченные, не парадные! На самом деле они вполне добрые. Ну, как гномы Белоснежкины. Сами хоть и не могут распрямиться, но другим готовы помочь.
        - Это как? - удивилась Маринка.
        - Говорят, что еще во времена сталинских репрессий здесь на станции можно было отвести беду. Вот гляди, в первой арке стоят революционные рабочий и солдат с винтовками. Если прикоснуться к их винтовкам и попросить о помощи, то они смогут беду отвести. А если хочешь сам защититься от врагов, то надо ухитриться и вытащить у революционного матроса наган.
        - Разве можно?
        - Ага, наган вынимается из руки. И между прочим, его постоянно воруют. Приходится делать новый.
        - Поразительно!
        - Смотри! Вот это самое главное!
        Димыч подвел Маринку к фигуре присевшего пограничника. Рядом с ним была собака.
        - Если хочешь, чтобы твое желание исполнилось, потри нос этой псине! Результат гарантирован. Особенно помогает студентам перед сдачей экзаменов.
        Маринка уставилась на собаку. Наверное, помогает - вон как собачий нос светится чуть не золотом, натерт до блеска!
        - Загадай желание! - прошептал Димыч, подталкивая девушку к скульптуре.
        Маринка погладила собаченцию, но в голове было как-то пусто и желание не придумывалось. «Домой хочу!» - устало подумала девушка…
        На уговоры Димыча еще покататься в метро, пока не закрыли, Маринка уже не среагировала - действительно захотелось домой. Тем более что от «Площади Революции» до «Курской», где ей надо было сделать пересадку на Кольцевую линию, всего один перегон. Димыч почему-то обиделся, надулся. Забил в мобильник номер Маринкиного телефона и побежал на свой переход на «Театральную». А Маринка села в полупустой ночной вагон, вышла на «Курской» и побрела по лестнице вниз.
        На «Курской»-кольцевой было непривычно пустынно. Хотя обычно здесь и поздним вечером толпится народ. Поезд все не приходил. Маринка прислонилась к стене и неожиданно начала засыпать. Она и не заметила, как из туннеля вынырнул состав - подкатил бесшумно к станции, замедляя ход. Очнулась девушка оттого, что ей показалось, что вся платформа начала мягко покачиваться. Полусонными глазами она увидела, что это поезд покачивается перед ней, не открывая дверей.
        Маринка оглянулась на других пассажиров. Но те словно застыли на перроне, будто никто из них не видел подошедшего поезда. И тут ближайшая к Маринке дверь вдруг бесшумно открылась.

«Повезло! - подумала Маринка, входя. - Вагон полупустой, и пассажиры на перроне замешкались».
        Девушка устало плюхнулась на сиденье, закрыла глаза - ехать предстояло четыре остановки. Но что-то в вагоне было не так - настораживало. И Маринка открыла глаза. Вокруг нее сидели абсолютно неподвижные люди, одетые в странно похожие серо-коричневые одежды. Поезд оставил позади станцию, влетел в туннель, и вдруг пассажиры ожили, заговорили разом, торопливо и не слишком разборчиво.
        - Кто она? Почему вошла?
        - Двери открылись!
        - Она не наша!
        Все почему-то глядели на Маринку, но взгляды были тяжелыми и недобрыми. У Маринки душа ухнула в пятки. Да что же это?! Кто эти люди?!
        - Она вошла на первом знаке зодиака, - сказал кто-то.
        - Наверное, ворота там дали сбой, - предположила одна из женщин в вагоне.
        - Ну да! - подтвердил мужчина. - Первый знак - самый неустойчивый.
        Маринка с трудом понимала, что все они говорят. В голове застучало: ворота! Какие еще ворота? «Ворота - вход в преисподнюю», - как говорил Димыч…
        Резкий голос прокричал громче всех:
        - Раз вошла, придется остаться!
        Маринка в ужасе вскочила - где остаться, в этом безумном вагоне?!
        - Хочу домой! - взвизгнула она и ухватилась за железный поручень. Тот был холодным и гладким, как нос той собаки, которую она погладила, думая о доме, на «Площади Революции».
        Свет в вагоне вспыхнул с новой силой. Поезд выскочил из туннеля, заскрипел тормозами и на секунду остановился. Дверь с шипением отверзлась, и Маринка в ужасе сумела выскочить на платформу.
        Состав за ее спиной глумливо лязгнул и умчался прочь. Перепуганная Маринка воззрилась на надпись «Парк культуры». Но как же так?! Ведь это пятая станция от
«Курской», а она проехала в пугающе-фантасмагорическом поезде всего одну остановку!..
        Маринка взглянула на часы - пять минут первого. Выходит, в жуткий вагон она села в районе полуночи - в самое сатанинское время…
        Но что за поезд это был? И неужели?.. Маринка вздрогнула… Ведь это только воспоминание о желании попасть домой, которое она высказала бронзовой собаке, спасло ее - дало выход из призрачно-затягивающего вагона…
        Неужели это правда? И не будь преданной собачьей помощи, кататься бы бедной Маринке по кольцу до скончания веков… Так что же это за поезд про?клятых? И почему на Кольцевой линии метро?!
        Брюсовы пути зодиака
        Кольцевая линия
        Зачем ты меж нами, лукавый колдун?..
        Марина Цветаева.
        Добрый колдун
        Невероятно - но факт: жуткий поезд-призрак встречала не одна Маринка. Каждый месяц
30-го числа по Кольцевой линии метро проносится, притормаживая у перронов, этот мистический состав. Пассажиры в нем сидят или стоят не шелохнувшись. Не слышно никаких звуков, не видно ни одного движения. В Маринкином случае странно другое - обычно двери этого призрачного поезда не открываются. Да и большинство реальных пассажиров, ожидающих на платформе, поезда-призрака не видят. Но вот же - находятся и свидетели его поездок! Наверное, это люди, обладающие, как и Маринка, особо развитой психикой и некими экстрасенсорными возможностями.
        Мистики говорят, что этот полночный поезд везет особых пассажиров - тех, кто погиб на прокладке и стройке метрополитена. Кто знает, сколько народу засыпало землей при проходке станций, сколько умерло от истощения и усталости на этой стройке коммунизма? Сначала, чуть не вручную, напрягая все силы, используя заключенных, как скотину, чья жизнь ничего не стоит, строили в 30-х годах первое метро от
«Сокольников» до «Парка культуры» с ответвлением на «Смоленскую», потом возводили подземные дворцы после войны, уже в 50-х. И опять - почти без помощи машин, на людях, как на тягловой силе. Сколько же строителей и прокладчиков погибло! И уместились ли они в один поезд, или по Кольцевой линии бродит тьма таких поездов-призраков, в которых до сих пор, как в бессмертной ленте Мебиуса,
«крутятся» загубленные души, не находя покоя?
        Кстати, почему это происходит на Кольцевой линии? Ответ прост - Кольцевая соединена переходами со всеми другими. Она - средоточие. Так где же ходить поезду-призраку, чтобы охватить все станции метро, как не по подземному кольцу.
        Между прочим, начальную схему Московского метрополитена утверждал лично товарищ Сталин. Проектировщики в своих первых планах никакой Кольцевой линии вообще не предусматривали. Напротив, предлагали радиальные нити. Но говорят, Сталин, выслушав этот радиальный план развития метро, недовольно посмотрел на чертеж. И вдруг неожиданно поставил на схему кофейную чашку, которую держал в руке.

«Вот ваш главный недостаток! - проговорил он. - В плане нет единства - кольца. Его и постройте!»
        Именно поэтому, согласно легенде, Кольцевая линия неизменно изображается на схеме метрополитена Москвы коричневым «кофейным» цветом.
        Правда, открыли Кольцевую линию уже после смерти «лучшего друга советского метро». Но проектировать начали задолго - и под его чутким руководством.
        Еще говорят, что Сталин решил кольцевать линии метрополитена не по прихоти или наитию - о необходимости кольцевой структуры наземной и подземной Москвы он прочел не где-нибудь, а в рукописи самого сильнейшего московского колдуна - легендарного чернокнижника Якова Брюса.
        Вспомним: Яков Вилимович Брюс, о котором мы уже говорили в начале книги - сподвижник Петра I, ученый, астроном и математик, лекарь и инженер, личность до сих пор совершенно загадочная. Трудов о нем составлено немерено, только вот во всех трудах все разное. Словно о разных людях речь идет. По одним сведениям, этот загадочный ученый родился в Москве, по другим - в Пскове, по третьим - еще где-то. И случилось это то ли в 1669, то ли в 1670, то ли в 1675 году. Брюс вообще любил заметать следы, запутывать людей. Когда же он умер, то долгое время бытовали легенды о том, что Брюс жив, но то ли прячется от властей, отправивших его в ссылку в одно из отдаленных имений, то ли от дьявола, которому он продал душу и вот теперь, скрываясь, не желает отдавать. Словом, Брюс вел себя так, чтобы недоброжелателям легче было приписать ему крамольные мысли, тайные страсти, а то и вовсе общение с дьяволовыми силами.
        Отец Брюса - Гвилем Роберт, именуемый на Руси Вилимом Романовичем, приехал служить Алексею Тишайшему, отцу Петра I, из Шотландии еще в 1643 году. И был он не лекарем, не магом, а храбрецом воякой и дослужился до подполковника. Сам Яков тоже начинал в «потешном полку» юного Петра, потом участвовал в Азовских походах, выказав «реальную смелость» и получив награду деньгами и поместьями, коих в общей сложности за верную службу Петр I надарил ему более семисот.
        Однако военная деятельность не прельстила молодого сподвижника Петра. Уже вернувшись из Азовского похода, он занялся совсем иными - мирными делами: составил карту России, невероятную по тем временам. Потом он сопровождал Петра в поездках по Европе и там увлекся астрономией и астрологией. Собственно, и свой знаменитый
«Календарь» Брюс составил прежде всего как астроном и математик. В 1698 году Брюс даже написал книгу «Теория движения планет», где первым из русских ученых выдвинул теорию всемирного тяготения.
        Увы, даже став человеком «зело ученым» - астрономом, математиком, химиком, военным инженером, - в народном сознании Брюс останется чернокнижником, колдуном, сообщником дьявола. Припомнят и его происхождение из шотландского клана Брюсов, чьи предки правили Шотландией столетия назад и, как говорят, продали душу Сатане, чтобы удерживать власть. Недаром после смерти Брюса москвичи стали передавать из уст в уста легенду о его Черной книге, в которой он описал свое магическое искусство и секрет вечной молодости, да не решился никому показать, а так и замуровал в стенах своей знаменитой Сухаревской башни.
        Сама башня на Сухаревке тоже будоражила воображение москвичей. Ведь там ученый чернокнижник соорудил странный чердак, где создал какую-то небесную обсерваторию. По ночам в башне всегда горел свет - Брюс смотрел на небо в свои ужасные подзорные трубы. А ну как из-за его черного взгляда звезды с неба посыплются - эдак ведь никому мало не покажется и рухнет мир!
        Словом, Брюса не просто боялись - ненавидели. Сухаревку старались обходить стороной, а если все же случалось - крестились истово. Не помогло даже составление нужнейшего в хозяйстве пособия - календаря, «в коем по состоянию погоды предсказывается урожай и неурожай хлеба и всего произрастающего же, описываются темпераменты каждого человека, судя по тому, кто под которым из двенадцати небесных знаков родился». Впрочем, про этот «Брюсов календарь» еще помнят, а вот про то, что Брюс первым составил несколько карт Москвы и предложил план ее кольцевого развития, мало кто знает. А между тем именно кольцевую структуру Брюс считал самой надежной и в реальном и в мистическом плане.
        А вот Сталин о трудах Брюса был отлично осведомлен. Вождь народов вообще почитывал разную мистическую литературу. Наверное, верил он и в существование Черной магической книги, потому что приказал снести Сухаревскую башню не абы как - одним махом, а разобрать буквально по кирпичику. К рабочим были приставлены спецсотрудники НКВД, опять же занимавшиеся не абы чем, а секретными вопросами магических искусств. И каждый день вождю народов докладывали о разборке Сухаревской башни.
        Никакой книги, правда, там не нашли. Но Сталин лично ознакомился с теми рукописями Брюса, что оставались в секретных архивах. Сохранились документы, где отец народов настаивал на том, чтобы Москву и дальше строили в соответствии с астрологической картой, составленной некогда Брюсом. И даже когда грандиозное подземное строительство завершили в 50-х годах, обнаружилось, что волю Брюса и Сталина все-таки выполнили. На Кольцевой линии построили двенадцать станций - по числу знаков зодиака. И вышло вот что: станция «Курская» точно соответствовала первому знаку зодиака Овну, «Таганская» - Тельцу, «Павелецкая» - Близнецам, «Добрынинская» - Раку, «Октябрьская» - Льву, «Парк культуры» - Деве, «Киевская» - Весам,
«Краснопресненская» - Скорпиону, «Белорусская» - Стрельцу, «Новослободская» - Козерогу, «Проспект Мира» - Водолею, «Комсомольская» - Рыбам.
        Сухаревская башня
        Даже если бегло взглянуть на эту раскладку, сразу видится ее правота. Та же
«Комсомольская» выходит аж на три вокзала, то есть люди, как рыбки, расплываются во все концы. «Новослободская» принадлежит Козерогу - самому упертому, консервативному знаку, не любящему перемен. Так и вышло - именно на этой станции позже всех построили пересадочный узел. От нововведений она старалась удержаться до последнего. К тому же Козерог - зимний знак, на него приходится Новый год. Вот и станция горит подсвеченной мозаикой, как елка разноцветными фонарями. Такого оформления ни на какой другой станции нет - ведь Новый год - единичный праздник года.
        Ну а «Белорусская» (воин-Стрелец) украшена изображением воинской славы. Дева, обожающая развлечения, имеет в своем ресурсе именно «Парк культуры». К тому же Дева считается самым интеллигентным знаком зодиака - так что не просто парк, но именно культуры.
        Узнав о таком мистическом раскладе схемы метрополитена, можно понять, о чем говорили пассажиры зловещего поезда-призрака. «Курская» является станцией первого знака зодиака. Овен, конечно, сильнейший знак, но у него уязвима голова. А ведь именно она-то и считается первой точкой Овна - его «воротами». Так что Маринке
«мистически повезло»: у Овна разболелась голова, знак дал сбой, и двери поезда-призрака приоткрылись на станции «Курская». Впрочем, Маринкино «везение» весьма тягостно. Не побывай она на станции «Площадь Революции» и не попроси у бронзовой собаки исполнения своего желания («Хочу домой!»), ей бы из зловещего вагона не выйти. Помогло ей еще и то, что сама Маринка - Дева по гороскопу. Вот двери вагона и открылись на «Парке культуры», который курирует как раз зодиакальная покровительница девушки.
        Одним словом, вывод прост. Если вы едете 30-го числа любого месяца по Кольцевой линии метрополитена в районе полуночи, будьте внимательны. Не кидайтесь к подошедшему поезду, если другие пассажиры словно не видят его. Не думайте: «Вот повезло, сейчас сяду!» А то «повезет» на всю жизнь. И неизвестно, совпадут ли усилия ваших небесных покровителей настолько, чтобы освободить вас из плена поезда-призрака.
        Метропризраки - защитники живых
        Станции «Измайловская», «Авиамоторная», «Пушкинская», «Лубянка»
        Да, и жгучие костры
        Это только сон игры.
        Мы играем в палачей.
        Чей же проигрыш? Ничей.
        Мы меняемся всегда.
        Нынче «нет», а завтра «да».
        Константин Бальмонт.
        Костры
        Не один только неупокоенный поезд шатается по рельсам. Есть в московском метро и другие призрачные обитатели, которых видели не раз. Больше того, старые работники метрополитена могли бы даже назвать их имена, потому что призраками стали… реальные люди, работавшие в метро. Вот только времена были сложные, за анекдот, рассказанный в неудачном месте, можно было попасть в лагерь без права помилования. Так что первые метростроевцы, работавшие еще в 1930-х годах прошлого века, держали свои мысли при себе, а рот на замке. Получается, что реальных имен людей, ставших призраками, мы, наверное, уже не узнаем никогда. Ведь тем, кто их знал, было бы сейчас под сто лет.
        Но то, что эти люди реально существовали, метростроевцы уверены. Вот, например, легендарный Путевой Обходчик. Он проработал под землей лет сорок и не хотел уходить на пенсию, считая, что пришедшая ему на смену молодежь не столь ревностно станет выполнять свои профессиональные обязанности: «У них ведь на уме одна гульба да легкие заработки!»
        Старик-обходчик боялся, что по недосмотру возникнет авария, погибнут люди. Даже став пенсионером, он частенько спускался в метро - доглядеть. И приходил в ужас - поезда старели, рельсы коробились, подъемники снашивались. А что, думаете, он был не прав? Прав на все сто процентов! Но кто стал бы слушать старика?!
        Умер он в восемьдесят два года где-то в начале 1970-х годов. Но все равно не успокоился. Каким-то неведомым людям путем сумел пробраться обратно в туннели своего любимого детища и стал, как мог, защищать метро и его пассажиров. Нынешние работники подземки нередко видят темно-приз рачную фигуру Путевого Обходчика, медленно, но тщательно проверяющего пути, рельсы и туннели. И если он останавливается где-то, то все уже знают - надо срочно проверить тот участок. Не проверишь - жди беды!
        Видели эту странную согбенную фигуру в старинной робе и не только на путях метро. Ранним утром 8 января 1977 года странный силуэт Путевого Обходчика возник на открытом перегоне между станциями «Измайловская» и «Первомайская». Обходчик отчаянно махал руками. Но это ничего не дало. В тот же день, когда поезд Арбатско-Покровской линии метро проходил именно по этому месту, в его вагоне прогремел взрыв. Пострадало сорок четыре человека, из них семеро скончались. Это был первый теракт в московском метро. Следствие тогда прошло тайно, но стремительно. Террористов поймали и расстреляли. Тогда еще не было никакого моратория на смертную казнь.
        Днем 17 февраля 1982 года призрачная фигура явилась на станции метро
«Авиамоторная». Она даже попыталась подойти к будке эскалатора, но порыв ветра, что возникает при прибытии поезда, развеял ее. Словом, опять Путевой Обходчик не смог никого предупредить. А вечером случилась жуткая трагедия - эскалатор, едущий вниз, не выдержал тяжести пассажиропотока и, рухнув, развил большую скорость. Пассажиры не смогли удержаться. Кто-то упал на соседа, сходящие не смогли спрыгнуть на скорости. Случилась давка, в которой погибло восемь человек.

8 августа 2000 года странную тень видели на стене перехода от станции
«Пушкинская». Бывалые метростроевцы могли бы узнать в ней очертания бывшего обходчика. Но где их теперь, бывалых-то, сыщешь? Вечером в 18.01 в подземном переходе прогремел взрыв. Погибло тринадцать человек.
        А вот в 5 часов утра 29 марта 2010 года в туннеле рядом со станцией «Лубянка» рабочие еще не открывшегося к тому времени метро слышали многочисленные тревожные голоса, похожие то на плач, то на глухой стон. Всем стало страшно и душно. И многие подумали: «Опять стонут загубленные в страшных подвалах Лубянки!» Станция же проходит рядом. Ужас пыток и мучений не рассеялся до сих пор. Недаром же, едва поезд приближается к «Лубянке» (бывшей «Площади Дзержинского»), пассажиры в вагонах начинают чувствовать дискомфорт, настроение падает, появляются мрачные мысли. Даже статистика метрополитена подтверждает это - именно здесь чаще всего случаются у людей сердечные приступы, обмороки, когда приходится вызывать местного врача и даже скорую помощь.
        Но ранним утром 29 марта 2010 года тревожный глухой стон раздался в туннеле метро
«Лубянка» как-то особенно отчетливо. Словно замученные хотели предупредить живых…
        В 7.57 утра прогремел взрыв. Потом второй - на станции «Парк культуры». Все это была одна ветка Сокольнической линии. Жертвами террористок-смертниц стали сорок человек. А сколько пострадало! А сколько после этого наотрез отказались ездить в метро и не могут преодолеть себя вот уже больше года…
        Есть в московском метро и еще один человек, не пожелавший уйти из туннелей. Это Черный Машинист. Его судьба трагичнее других. Он был одним из первых машинистов метрополитена. Водил поезда всю жизнь. Но однажды головной вагон его поезда загорелся на линии. Машинист повел себя героически. Не обращая внимания на вспыхнувший огонь, он сумел вывести поезд и сбить пламя. Никто из пассажиров не пострадал. Но сам машинист со страшными ожогами попал в больницу и умер спустя три дня в жутких мучениях. Вот только дальше стало еще хуже - хотя, казалось бы, куда?
        О, начальство всегда найдет повод подвести под монастырь. На погибшего героя повесили вину за трагедию, хотя на самом деле виноваты были те, кто выпустил на линию неисправный состав. А ведь сам машинист много раз писал рапорты начальству о том, что состав находится в аварийном состоянии. Но, как известно, пока гром не грянет, начальство не перекрестится…
        И вот гром грянул. Начавшееся разбирательство вынесло вердикт - виновен конечно же погибший. Его вдове и детям дали совсем уж мизерную пенсию, а самого его объявили чуть не врагом народа.
        Уж как обиженный герой узнал об этом на том свете, нам неведомо. Но только стал он являться в метро - черный, обгорелый, искореженный человек-тень, одетый в ватник, висевший рваными клочьями. Но вот удивительно, - даже обиженный и оболганный, Черный Машинист является коллегам-водителям, чтобы предупредить об авариях на линии. Забывая несправедливость, показывает на кабину машиниста. И тогда уж точно кабину и состав следует проверить особо тщательно - вдруг неисправны?
        Так что же получается? Призраки стараются предупредить живых? Не напугать, как это делают призраки, например, английских замков, не свести с ума, а наоборот - помочь, упредить, подсказать заранее!
        Невероятная вещь! Ушедшие заботятся о живых. Впрочем, а о ком же им еще заботиться? Эти люди жили в Москве и умерли здесь. Но не ушли - стали подземными стражами-защитниками.
        Портал времен
        Станции «Сокольники», «Охотный Ряд», «Арбатская», «Сретенский бульвар», наземный перегон между «Измайловской» и «Первомайской»
        И тусклый мир, где нас держали,
        И стены пасмурной тюрьмы
        Одною силой жизни мы
        Перед собою раздвигали.
        Максимилиан Волошин.
        Спустилась ночь
        Сестра моей бабушки (в семье ее почему-то звали тетушкой) жила у метро
«Сокольники», когда его только открыли 15 мая 1935 года. Конечно, отмечали открытие с помпой. Было торжественное заседание в Колонном зале, первые пробные поездки, потом в метро спускались передовики, поощренные билетами на новое чудо света. Но не стоит думать, что все восприняли идею подземного транспорта на ура. Все-таки - подземелье, почти преисподняя. Моя тетушка, тогда еще совсем молоденькая, была из таких - опасливых.
        Случай, который она рассказала, стал семейным преданием. Со времени открытия метро прошло какое-то время. Тетушка стала спокойнее относиться к новому виду транспорта, тем паче что все ее знакомые его уже освоили, спускались под землю множество раз и ничего с ними не случилось, возвращались домой живые-невредимые и даже полные восторженных впечатлений.
        Вот и тетушка осмелилась. Спустилась по лестнице, сошла вниз на пролет, повернула по ходу и оказалась чуть не сбита с ног несколькими парнями, как она потом выразилась, в старинных шутовских костюмах. У одного из парней в руке была какая-то дудка, у другого большая железная погремушка. Тетушка прижалась к стене, пропуская компанию, подумала: «Массовики-затейники, что ли?»

«Затейники» между тем столпились на лестнице, ошалело озираясь, и вмиг, словно неведомая сила включила звук, тетушка услышала их хриплые голоса. Говорили быстро и вроде по-русски, но смысл понять было трудно. Тетушка и поняла-то одно восклицание: «То не наша хоромина!»
        И тут словно опять звук выключил кто-то - парни открывали рот, но звуков не было. Ну а затем… Тетушка услышала гул. Потом уже только она поняла, что это был шум приближающегося подземного поезда. Но в тот миг бедная тетушка, испуганная донельзя, вылетела наверх по лестнице как пробка из бутылки.
        Долго еще вся семья потешалась над ней. Это называлось «как наша Тата испугалась метро». Но тетушка испугалась вовсе не метро, а невесть откуда возникшей прямо перед ней нелепо одетой компании, которая ужасалась и восклицала что-то про какую-то хоромину.
        Конечно, потом тетушка вместе с мужем осмелилась и прокатилась в метро. Но та краткая встреча произвела на нее неизгладимое впечатление. И я точно знаю, что всю жизнь она предпочитала наземный городской транспорт.
        Правда, теперь я, кажется, поняла, кого привелось встретить юной Тате и о какой
«хоромине» шла речь. Дело в том, что в далеком XVII веке при царе Алексее Михайловиче Романове здесь были царские вотчины для соколиной охоты (отсюда и название Сокольники). В 1657 году в деревне Возниковской царь повелел построить для себя Преображенский дворец. А деревня эта располагалась как раз на месте между теперешним входом в метро «Сокольники» и входом в сам нынешний парк. В 1672 году (4 июля) царь издал указ, повелевающий устроить в Преображенском дворце специальную «комедийную хоромину» и «учините комедию, а на комедии действовати из Библии книгу „Эсфирь“». Следует заметить, что в то время любая пьеса называлась на Руси комедией, хоть с самым трагическим финалом. Спектакль «Эсфирь» (или, как принято его называть, «Артаксерксово действо») состоялся при большом успехе 17 октября 1672 года. Этот спектакль и положил начало русскому театру. Вслед за ним было показано и еще несколько пьес - «потех», как их называли.
        Так не актеров ли из этих потех увидела тетушка? Их странное одеяние - платья того времени и шутовские костюмы. Дудка и железная погремушка - непременные музыкальные инструменты. Да и то, что говорили они вроде по-русски, но плохо понятно, объяснимо. Язык древности весьма отличается от современного, хотя корни едины. Да и восклицание многое объясняет: вот они, старые актеры, только что были в своей
«хоромине», да вдруг очутились невесть где!
        Но почему они перенеслись сквозь время?! Разве метро может быть временным порталом?!
        Вполне! Многие писатели-фантасты пророчески предрекали, что именно метро может стать своеобразной машиной времени. Особенно когда оно становится многолинейным, разветвленным. Разогнанное в разные стороны, усложненное подземными переходами с одной станции на другую, метро приобретает свойство линии Мебиуса, когда невозможно определить, где начало, где конец, где вход, где выход. Между прочим, многие пассажиры метро (и не только московского, но и всего мира) сталкиваются с таким феноменом: человек думает, что идет и едет в одну сторону, но оказывается в другом месте. Вот и актеры, выйдя из своей хоромины XVII века, попали в пространство метро века ХХ. А если вспомнить конфигурацию станции «Сокольники», ее лестницы, идущие навстык друг к другу, словно перевивающиеся вокруг, то вполне можно предположить, что даже тут возникло некое завихрение пространства. Ведь оно начиналось и заканчивалось не на плоскости земли, а под землей, включая сложную конфигурацию туннелей и разъездов - станция-то раньше была конечной!
        О том же портале времени говорят, кстати, и случаи с поездом, о котором рассказывал Маринке Димыч. Ведь в туннеле начала XXI века оказались люди, ехавшие на поезде 1930-х годов века ХХ.
        А вот 3 июня 1940 года в метро на станции «Проспект Маркса» (ныне «Охотный Ряд») обнаружилась «дикая парочка» - девушка была одета в юбочку, едва прикрывавшую ее девичьи прелести, а юноша оказался в шортах. Впрочем, тогда и названия такого еще не существовало. Парни того времени ходили в широких брюках, да и слова
«мини-юбка» не было по причине ношения юбок, обязательно прикрывающих колени. Ясно, что, едва завидев такую срамную одежду на пассажирах, вокруг собралась толпа. Девушка затравленно пыталась спрятаться за спину спутника. Тот озирался и вопил: «Где мы? Какой это год?!»
        Что стало с парочкой, оказавшейся в сороковом году из времени семидесятых, а то и позже, ясно без подсказок - их забрали сотрудники НКВД.
        Но вот женщине лет сорока, одетой в непривычные для того времени ткани с блестками и стразами (коих тогда тоже не было в Советском Союзе), оказавшейся 24 января 1987 года на станции «Арбатская», повезло. Она тоже в отчаянии кидалась к пассажирам с вопросом: «Какой сейчас год?» Бдительные пассажиры опять-таки вызвали милицию. Но ее представители как-то не торопились. Дама успела смешаться с толпой и убраться подальше, поняв, что ее вопросы не сулят ничего хорошего. Впрочем, вряд ли само попадание из годов девяностых, а то и двухтысячных во времена на двадцать лет раньше вообще могло сулить хоть что-то хорошее…
        Еще один поразительный случай рассказал москвич Александр Ушанов. Он ехал 14 мая
1999 года в районе шести вечера по Арбатско-Покровской линии. Между прочим, именно на ней находится «Курская», как мы помним по рассказу Маринки, станция первого знака зодиака, где могут чаще других открываться неведомые ворота входа. Так вот поезд Александра выехал на наземный участок между станциями «Измайловская» и
«Первомайская». Неожиданно вагон тряхнуло, поезд вздрогнул, и стало темно. Конечно, все подумали, что в вагоне отключился свет. Вот только поезд-то шел по наземным рельсам и светило солнце. Оно-то никак не могло выключиться!
        Впрочем, испугаться люди не успели - вновь стало светло. Но!..
        В Измайловском парке, обычно сонном и благодушном, сквозь который проходил путь, шла… война. Гремели пулеметные очереди. Отчаянно ржали вздыбленные кони. Шла реальная битва. И воевавшие были в гимнастерках и шинелях времен Гражданской войны. Прямо на вагон поезда неслась обезумевшая лошадь, а ее всадник был весь в крови.
        Пассажиры поезда в ужасе окаменели. Правда, кто-то крикнул: «Кино снимают!» Но тут окровавленный всадник съехал с лошади и, упав, застонал так, как не сможет ни один актер ни в одном кино.
        И в это время двери прямо рядом с Александром открылись и взмыленный конь, не разбирая ничего, влетел в вагон. Его копыта уже взлетели прямо над головой сидящего Александра, раздался жуткий храп обезумевшего коня, и вдруг… взмыленный гнедой жеребец растаял в воздухе. Двери с шипением закрылись. Состав рванул на станцию «Первомайская». Пассажиры, изумленные донельзя, стали возмущенно переговариваться:
        - Позор! Совсем распустились!
        - Не смотрят за своими лошадьми!
        - Ни одного кино снять толком не могут!
        Едва приехав домой, Александр кинулся узнавать - снимали ли сегодня кино в районе Измайловского парка. Ответ его не удивил - никаких съемок не было! Впрочем, не удивило его и то, что по его часам поезд простоял на станции пятьдесят минут, тогда как на станции «Первомайская», когда он вышел, было на пятьдесят минут меньше. То есть поезд пятьдесят минут находился где-то не в своем времени.
        А совсем недавно появилось в метро место совершенно уникальное. Станция
«Сретенский бульвар» открылась 29 декабря 2007 года. Так вот многие из тех, кто входят в нее со стороны бульвара (там, где вход разветвляется на две станции -
«Сретенский бульвар» и Тургеневская»), попадая после эскалатора в небольшой коридорчик, чувствуют себя весьма странно. Одним мерещатся события давно минувших лет (кто-то увидел картинки Олимпиады-80, кто-то купчиху, пьющую чай за столом с самоваром, а кто-то огромные котлованы строящегося метро). Другие видят вообще фантастические картины - оранжевые деревья, ярко-голубые пустыни, ультразеленые снежные долины. Или это вовсе и не песок и не снег, а нечто непонятное? Одно ясно, что, проходя метров десять по переходу, человек то ли воспринимает некие картинки, то ли переносится куда-то. Странному ощущению способствует и сам переход - у него закругленные стены, как в некоей огромной бочке, блестящие и бликующие скользкие полы. Людям кажется, что стен вообще нет, что пространство кренится из стороны в сторону, все становится неустойчивым. Хочется зацепиться за что-нибудь. Как сказал один пассажир: «зафиксироваться во времени». Вот вам и реальный временной портал…
        Места силы и кольцо желаний
        Станции «Кузнецкий Мост», «Арбатская», прогон до «Партизанской» - и опять «Площадь Революции», «Курская» и Кольцевая линия
        Каждый звук - условный крик.
        Есть у каждого двойник.
        Каждый там глядит как дух,
        Здесь - телесно грезит вслух.
        И пока мы здесь дрожим,
        Мир всемирный нерушим.
        Константин Бальмонт.
        Костры
        Так что же это делается?! Может, вообще перестать пользоваться метро? Эдак войдешь в свое время, а окажешься невесть где! Это ж какое коварство временн?е…
        Спокойно! Не все так страшно. На самом деле и метро, как и весь наш старинный город, таит в себе массу положительных возможностей. Метро - идеальный помощник, если только научиться его с толком использовать.
        Знаете ли вы, что именно метро настоящий источник и место силы? Речь, конечно, идет не о физической силе с ее стремлением к дракам и мордобою. Речь о силе мистической, которая столь необходима нашим горожанам, измотанным безумным вихрем дел. Словом, если вы вдруг начали вздыхать: «Сил совсем нет… ни на что…» - скорее спускайтесь в метро! И если на вас накатила тоска или какое другое недоброе чувство - не просто сил нет терпеть! - опять же вперед, в подземку!
        Дело в том, что в метро можно подкачаться силой, а можно ее потерять. К тому же из мест силы можно извлечь как положительный, так и отрицательный заряд. Но ведь и лишиться заряда можно, как положительного, так и отрицательного. То есть в одном случае это будет ко благу, в другом - ко злу.
        Попробуем разобраться. Начнем с отрицательных примеров - мест силы, которые забирают у человека его собственную энергетику, эдаких мест-вампиров. Вот только энергетические вампиры бывают разными «гурманами» - одни питаются положительной энергетикой, другие - отрицательной. А это значит, что если первые отнимут у вас заряд оптимизма, силы и радости, то вторые, напротив, заберут негатив, тоску и даже страх.
        А уж сколько неприкаянных, тоскливых людей, наполненных страхом перед завтрашним днем, в большом мегаполисе! Неужели метро сможет смягчить весь этот негатив и даже избавиться от него?
        Вполне! Как мы знаем, есть такая сила, что вечно стремится ко злу, но, сама того не желая, помогает добру. Именно такую силу мы найдем на станции метро «Кузнецкий Мост».
        Некогда я работала в том районе в одном из учреждений культуры. По молодости лет выдержки я не имела никакой. И один из посетителей довел меня просто-таки до слез. Директрисой у нас была дама интеллигентнейшая, образованная, из тех самых «голубых кровей», что тщательно скрывались при советской власти и столь беззастенчиво начали «выставляться» в наше время. Так вот моя начальница-аристократка, увидев зареванную физиономию, попоила меня чайком и сказала:
        - Домой поедем через «Кузнецкий Мост»!
        Хотя обычно, я знала, она ходит на другую станцию. Конечно, я воспротивилась:
        - Мне там с пересадкой!
        Но мудрая Наталья Николаевна повела меня к «Кузнецкому Мосту».
        Надо сказать, что, пока мы распивали чаек, наплыв пассажиров после работы уже схлынул. Так что при входе и на эскалаторе было уже почти свободно. Вот только все равно, пока мы спускались на длиннющем эскалаторе, вокруг слышался какой-то шум, прорывались чьи-то вскрики.
        - Как странно! - сказала я. - Народу мало, а шума много…
        - А что ты слышишь? - поинтересовалась начальница.
        - Словно кто-то вскрикивает, а кто-то плачет. Но все это как-то издалека…
        - Да… - Наталья Николаевна вздохнула. - Из осьмнадцатого века… Времен Екатерины Великой… Знаешь, что было на этом самом месте, где мы сейчас спускаемся в метро? Дом Салтычихи. Той самой, что убивала и пытала своих крепостных. Сто тридцать девять женщин и трое мужчин под пытками распростились с жизнью только потому, что их госпоже показалось, что плохо вымыты полы или выстирано белье. Это их стоны до сих пор витают в стенах этого дома. Ну а в подземелье метро они слышны особо явственно.
        - Здесь жила Салтычиха?!
        - Да, вот в этом доме. Он угловой - если считать по Рождественке, то это дом № 6, если по Кузнецкому Мосту, то № 20. Впрочем, историки говорят, что ей принадлежали и дома № 15 (это на другой стороне улицы) и № 22 (это рядом). А вот здание современного метро, в которое мы вошли, если ты заметила, находится внутри дома №
20. Именно здесь тогда был флигель, в котором, собственно, и происходили
«наказания».
        Вот тогда-то я и поняла впервые о том, что эта Кровавая Барыня не обитала где-то в далекой и непонятной истории, а жила на том же месте, бродила по тем же улицам Москвы, где мы только что прошли.
        - Какой ужас! - ахнула я. - Да в это же метро войти страшно!
        Но Наталья Николаевна загадочно улыбнулась:
        - Не всегда злое начало разрушительно. Конечно, судьбы крепостных ужасны. Недаром императрица Екатерина, приказывая арестовать Салтычиху, назвала ее «уродом рода человеческого». Но на время сегодняшнее те кошмарные дела наложились совершенно удивительно. Вот скажи, что ты сейчас чувствуешь?
        Тут наше эскалаторное путешествие закончилось, и мы вышли на станцию «Кузнецкий Мост». Массивные приземистые колонны, создающие своеобразные тяжелые арки, покрытые серо-голубым мрамором, как ни странно, успокаивали. Они казались хоть и грубо приземистыми, но надежными. Все мои отрицательные переживания куда-то улетучивались, на их место приходило ощущение стабильности.
        - Мне кажется, что все горести исчезают, словно их кто-то забирает, - проговорила я, выходя на мраморную станцию.
        Моя спутница снова улыбнулась:
        - Их забирает Салтычиха. Только не подумай, что у меня сдвиг психики. Напротив, все очень логично. Дарья Михайловна Салтыкова и дня не могла прожить, чтобы не помучить кого-то. Вот и уйдя в загробный мир, ее садистская душа нуждается именно в отрицательных эмоциях - неприятностях, страданиях, тоске, страхе, боли. Все это она и забирает у пассажиров. Каждый раз, когда мне плохо, я стараюсь попасть именно на станцию «Кузнецкий Мост». Даже когда просто хочется оставить отрицательные рабочие эмоции и не тащить их домой, я прихожу именно сюда. Пусть поганая душонка Салтычихи заберет мои тоску и боль. Мне от этого только легче станет.
        - А если она решит забрать наши радостные эмоции?
        - Нет, радость ее не интересует. Она питается страданиями. Так что радостные люди могут не опасаться.
        - Но ведь если есть станции, отбирающие несчастья, где-то есть и станции, готовые покуситься на счастье?
        - Конечно есть. Это станции, построенные на местах старых кладбищ, - ответила Наталья Николаевна.
        Но в это время пришел ее поезд, и нам пришлось проститься. Больше мы о таком не разговаривали.
        Впрочем, я и сама вспомнила об одной такой станции, войдя в которую даже самый оптимистично настроенный человек теряет свой оптимизм. Это станция «Арбатская». Мало того что она, как и расположенные рядом «Библиотека имени Ленина»,
«Александровский сад» и «Боровицкая», построена на месте старых московских кладбищ, так еще и отделана весьма мрачно - колонны обиты красным мрамором, пол выложен серым гранитом, а по низу путевых стен пущена черная глазурованная плитка. Под каждой колонной устроена лавочка, выложенная темно-коричневым деревом. Раньше я недоумевала - отчего на этих лавочках так мало людей. Да и подолгу никто не сидит. А между тем это сейчас самая длинная станция метро (220 м), не считая станцию «Воробьевы горы». Но людей на ней немного (по сравнению с другими, особенно в часы пик). Так вот, оказывается, почему - люди инстинктивно чувствуют, как вампирит мрачная «Арбатская», вытягивая из человека оптимизм, радость, уверенность, если он долго находится в ее пределах. Взамен радости станция настраивает на тоску, печаль, неуверенность.
        Существует и еще одна причина, по которой «Арбатская» становится станцией уныния и разочарования - рядом с ней легендарный ГИТИС, ныне РАТИ - Российская академия театрального искусства. Ежегодно в ее стены стремятся толпы абитуриентов, мечтающих об актерской, режиссерской и прочей драматической стезе. На прослушивания приходят тысячи, но придирчивая комиссия принимает всего-то десяток на курс. Сколько слез проливается после отсева именно на скамейках станции
«Арбатская», сколько загубленных судеб она видела, сколько горя по поводу неисполненных желаний!
        Знатоки называют и еще одну причину сумрачной энергетики «Арбатской», - впрочем, это относится и ко всему отрезку от «Арбатской» до «Измайловского парка» (ныне станция «Партизанская»). Дело в том, что именно этот отрезок и есть та самая тайная линия «сталинского метро». Судите сами: в Москве почему-то две станции
«Арбатская» (как и две их соседки - станции «Смоленская»). Одна открыта в 1937 году на Арбатско-Филевской линии. Так к чему же ее двойник прямо под боком? Считается, что эта двойная «Арбатская» (Арбатско-Покровская линия) появилась только в 1953 году. Однако старые метростроевцы уверены: она существовала еще в конце 1930-х годов и была построена в то же время, что и ее двойник Филевской линии. Просто для пассажиров была закрыта. Этот тайный перегон выходил на станцию
«Измайловский парк культуры и отдыха имени Сталина» (именно так именовалась станция в год открытия). Ну а в Измайлове, теперь это уже широко известно, был построен легендарный бункер Сталина, оборудованный как запасной командный пункт главнокомандующего во время Великой Отечественной войны. Теперь это филиал Центрального музея вооруженных сил России.
        Москвичи часто недоумевали: зачем посреди станции «Измайловский парк» проложены третьи рельсы, которые метрополитен не использует? Но со временем выяснилось, что эти рельсы не для метро, а для железнодорожного поезда. Прямо на перроне главнокомандующий мог бы пересесть в поезд, который увез бы его из Москвы, если бы война приобрела иной оборот и наши войска не смогли бы отбросить фашистов от столицы.
        Ну а попасть в метро Сталин должен был именно через станцию «Арбатская», именно она находилась под кварталом Генерального штаба, откуда вели подземные спуски. Так что «Арбатская» - это тот самый тайный подземный бункер глубокого заложения, который все никак не найдут искатели военных тайн. То есть получается, что спецметро для Сталина и было, но сейчас никакого «спец» давно нет. Тайное стало явным, но вот свою «призрачную» и негативную сущность сохранило.
        Еще одна ярко выраженная станция отрицательной силы - метро «Сокол». Она тоже мрачна - серая, тесная. Лестницы, выходящие прямо на саму станцию, поднимаются вверх изломами (в чем-то они очень похожи на лестницы станции «Сокольники»). Войдя, пассажиры перестают улыбаться. Даже машинисты поездов между собой говорят, что не любят эту станцию. Когда поезд подъезжает к ней, машинисты начинают испытывать какое-то смутное, нарастающее беспокойство. Некоторым даже кажется, что в кабине машиниста появляется силуэт еще одного человека - в серой длинной шинели или балахоне. Но едва поезд отходит от станции, все эти тревожные ощущения и видения пропадают.
        Но все это обретает свою расшифровку, если вспомнить, что «Сокол» тоже построен на месте старого кладбища. Хуже того, оно не было закрыто в первые годы советской власти и приняло на братские погосты новых членов. Это были священники! На этом кладбище расстреливали и хоронили православных священников, не принявших советского строя, не отрекшихся от церковных устоев.
        В 1930-х годах на этом кладбище стали хоронить других невинноубиенных - расстрелянных «врагов народа». Ясно, что после тысяч (а то и десятков тысяч) жертв
«Сокол» окрасился эманациями горя, тоски и трагедии. Словом, «Сокол» вполне может соперничать с негативными настроениями, сохранившимися на легендарной станции
«Лубянка». И зачем только ее так назвали - вновь возродили отрицательно-трагические флюиды и воспоминания об ужасных подвалах Лубянки НКВД?!
        По месту старинных московских кладбищ пролегают и станции «Новокузнецкая»,
«Пушкинская», «Полянка». Рядом со старообрядческим кладбищем пролегает и станция
«Преображенская площадь». Однако на этих точках метрополитена никаких отрицательно-вампирских следов не замечено.
        Однако (на всякий случай!) не задерживайтесь на этих станциях, если не хотите растерять свой оптимизм и радость жизни. И наоборот, если хотите избавиться от тягостного настроения, спускайтесь в метро на станции «Кузнецкий Мост».
        Но есть в метро и места силы, которые ничего не отбирают, а, напротив, дают. Вспомним хотя бы знаменитые бронзовые скульптуры на станции «Площадь Революции» во главе со знаменитой собакой пограничника, которая исполняет желания, если погладить ее морду.
        Вообще-то собак на станции четыре, ведь все фигуры повторяются по четыре раза. Но самой главной считается собака, сидящая ближе всех к головному поезду, который едет из центра к станции «Щелковская». Почему так, доподлинно сказать никто не может. Но существует одно подземное предание.
        Когда станцию только начали прокладывать, рабочие наткнулись на ползущие пласты и другие угрожающие земляные «подарочки». По уму, так, может, станцию и не следовало строить в этом месте, а сдвинуть немного. Но ведь у нас все по плану. Подписана бумажка, а потому в реальном мире как хочешь извернись, но ее условия выполни. Вот и пришлось звать особого инженера из старых, еще дореволюционных спецов. Инженер пришел на прокладку не один, а с помощником. Метростроевцы шептались, что эти двое состоят в каком-то мистическом обществе: то ли масонов, то ли церковников. Для тогдашних юных рабфаковцев, едва умеющих читать, все было едино. Начальство, правда, быстро прекратило разные россказни, поскольку инженер с помощником нужны были для прокладки станции. А с разговорами про масонов или церковников оба они вполне могли загреметь в органы.
        Поначалу постройка, возглавляемая инженером-спецом, шла как по маслу. Все-таки знающий он был человек. Но однажды сам он и еще десять человек пошли на осмотр нового туннеля, и случилось несчастье - замля обвалилась, засыпав их.
        Конечно, набежало начальство - ЧП! Приказало другой группе откапывать пострадавших. Вызвалось несколько добровольцев. Но едва они прошли десяток метров, из обвалившегося туннеля донеслись жуткие звуки - то глухие, то резко-звонкие, а потом и вовсе послышался утробный вой.
        Добровольцы вернулись в ужасе и, задыхаясь, объявили, что видели огромную жуткую черную собаку - подземного пса. О нем и до этого ходили по стройке легенды - и вот новое подтверждение.
        - Подземный пес чует несчастье! - сказал кто-то. - Предупреждает, что туда лезть опасно.
        Начальство, однако, было иного мнения. Оно вызвало помощника инженера и приказало немедленно прорыть туннель в обвалившуюся сторону.
        Помощник инженера был уже седым человеком, многое повидавшим на своем веку.
        - Дайте мне час, - сказал он. - И ничего не предпринимайте! Через час я скажу, что делать. А пока выйдите все в другой туннель.
        Народ не стал долго себя упрашивать, все же боялись, а вдруг и здесь земля обвалится. Всех как ветром сдуло. Но один молоденький парнишка остался. Очень уж ему любопытно стало, что помощник инженера делать будет?
        А помощник, думая, что его никто не видит, закатал рубашку, разрезал себе руку и, выставив вперед кровоточащую рану, начал шептать что-то, словно звать кого. Не прошло и пары минут, как на кровь, как на приманку, откуда-то из глубинной темноты показалась огромная черная собака. Подземный пес лизнул кровь седого помощника и уставился на него.
        - Найди Петра! - приказал помощник. - И доставь сюда!
        Подглядывающий парень увидел, что подземный пес поджал хвост и побежал выполнять приказание. Ну а Петром, смекнул парень, звали инженера, попавшего под завал.
        И вдруг туннель огласился глухим и странным воем - огромный пес вынес из темноты на себе инженера, сбросил его к ногам старика и опять завыл. Подглядывающий парень готов был поклясться, что бедный пес каялся, что не уберег инженера, и оплакивал его.
        Старик что-то пошептал над телом инженера, и тот вдруг дернулся. Глаза его не открылись, но губы зашептали. Он говорил короткими фразами о том, где они попали в завал, откуда лучше начать пробивать к ним проход, и еще какие-то мудреные слова о том, как в будущем надо сооружать станцию.
        Старик выслушал все и поднес к пасти черного пса свою окровавленную руку. Пес лизнул кровь, и в ту же секунду и он, и инженер пропали, словно растворились во тьме.
        Помощник инженера оторвал от рубашки полоску, перевязал руку и пошел к клети, поднимающей наверх. Вскоре в туннель спустилась бригада добровольцев. Старик разъяснил им, где искать пропавших, как лучше расчистить завал. Работали всю ночь. Когда же добрались до попавших в земляной плен, выяснилось, что все живы, кроме инженера.
        Долго потом парень, подглядевший жуткую сцену с подземной собакой, гадал: как вышло, что пес принес тело инженера, или к тому времени инженер уже умер и стал призраком, как и сам черный пес?
        Конечно, не слишком образованный рабфаковский парень не мог понять, что это за подземный пес. Попробуем во всем разобраться. Первая ассоциация, что приходит в голову: черный страж подземного царства - это, конечно, Цербер, которого мы знаем по античным мифам. А если покопаться в глубине веков и мифологий, вспоминается еще и бог подземного царства мертвых в древнеегипетских преданиях - Анубис. Изображался он с человеческим телом и головой собаки (или шакала). И был покровителем подземных сооружений, некрополей, кладбищ. Именно он провожал души людей в загробный мир - показывал дорогу, чтобы не заблудились, и охранял на протяжении пути. Но сам он не был порождением тьмы, напротив, являлся сыном самого преданного покровителя и помощника людей Осириса, бога плодородия. Когда Осириса растерзали силы тьмы, именно Анубис в образе священной собаки помогал матери Осириса Изиде в поисках тела ее убитого сына. Словом, как верный пес, Анубис сыскал хозяина.
        Неудивительно, что и в московской подземке завелся собственный Анубис, отыскал заваленных людей и помог им выбраться. Ведь верная собака, хотя бы и подземная, истинный друг человека.
        Удивительно другое: как седой помощник инженера сумел с ней справиться. Наверное, он действительно разбирался в оккультных науках, раз сумел приманить пса, а потом и хоть на минуту воскресить умершего инженера. Воистину старик был посвященным героем. Но и инженер был героем - в последний миг думал не о себе, а о том, как лучше помочь людям, попавшим вместе с ним в завал, и как без других жертв проложить будущую станцию.
        Все это рассказал потом друзьям-метростроевцам тот самый парень, что сумел подглядеть мистическую сцену. Скорее всего, этот рассказ слышал и скульптор Манизер, изваявший бронзовую собаку на станции «Площадь Революции». Иначе как объяснить, что ее морда один в один повторяет самые известные нам древнеегипетские изображения и скульптуры подземного бога Анубиса? Не верите - сравните!
        Словом, бог подземного царства на страже нашей подземки. Надо только его погладить и попросить о своем.
        В связке с «Площадью Революции» есть и еще две станции - «Охотный Ряд» и
«Театральная». Они тоже из тех, что дают силу, ведь они расположены на территории театров - Большого, Малого и Российского молодежного (бывшего ЦДТ). Театр же - это всегда праздник, оптимизм, радость встречи с прекрасным. Если это, конечно, по-настоящему хороший театр. Так вот Большой всегда был лидером оперного и балетного искусства, Малый - драматического, ну а ЦДТ (Центральный детский театр) - искусства для подрастающего поколения. Слава богу, они остаются лидерами и сегодня. Так что оптимизма, творческой и духовной силы на их станциях метро не занимать.
        Скульптура на станции «Площадь Революции»
        Ну а теперь а самом сильном «талисмане», который может дать метро своим пассажирам, - о Кольцевой линии. На ней вполне результативно могут подпитаться все знаки зодиака - стоит только каждому попасть на станцию своего знака и провести там побольше времени. Но есть у Кольцевой и невероятная сила, помогающая людям по-настоящему. Запоминайте! Для осуществления своей мечты, достижения невозможного и прочая и прочая, нужно попасть на Кольцевую линию со стороны конечно же первого знака зодиака - станции «Курская». Здесь стоит напомнить, что эта станция строилась как своеобразный храм победы. Вот что пишет о ней Википедия: «Вестибюль станции интересен тем, что он имеет очень много схожих черт с храмовыми постройками. Ориентированный входом на запад и внутренней алтарной частью на восток, он открывает смысл здания - храма победы. Проходя через триумфальную арку и через притвор, люди попадают в кассовый зал (трапезную), в которой особое место занимают декоративные кованые мечи и великолепные люстры. Через врата славы шестнадцати советских республик посетитель попадает в двенадцатиколонный купольный
зал-беседку, купол которого напоминает солнце с шестнадцатью лучами. По всему диаметру купола прикреплена надпись с текстом второго куплета гимна СССР».
        Вот с этой значимой станции и надо начать путешествие, совершив которое человек получит помощь для осуществления своего заветного желания. «Курская» станет точкой отсчета в сотворении кольца желаний.
        Для этого всего-то и нужно проехать кольцо, выходя на каждой станции и обходя все ее переходы - то есть замкнуть кольцо. Начинаем с «Курской»-кольцевой - переходим на «Чкаловскую» - с нее переходим на «Курскую» Арбатско-Покровской линии, а с нее возвращаемся на «Курскую» Кольцевой линии. Садимся в поезд и едем на станцию Тельца - «Таганскую». Обходим ее пересадки и едем до «Павелецкой», станции Близнецов. Ну и так далее, пока снова не окажемся на «Курской»-кольцевой.
        Те, кто совершил подобное мистическое путешествие, утверждают, что оно не просто способствует исполнению желаний, но и дает огромную силу. Точно, московское метро - истинное место Силы. Если, конечно, подойти умеючи…