Библиотека / Философия / Уолперт Стенли : " Индия История Культура Философия " - читать онлайн

Сохранить .
Индия. История, культура, философия Стенли Уолперт
        «Индия» Стенли Уолперта - это увлекательная история древней цивилизации, на протяжении прошлого века превратившейся в современную нацию. Индия - огромный континент, дом для пятой части человечества, но она остается загадкой для большинства не-индийцев, история ее едва понятна и плохо изучена. Стенли Уолперт представляет краткий и исчерпывающий обзор индийской истории и культуры. Последнее издание этой популярной монографии заканчивается обсуждением результатов последних национальных выборов, экономического эффекта глобализации и последствий присоединения Индии к гонке ядерных вооружений.
        Стенли Уолперт
        Индия
        История, культура, философия
        Все фотоматериалы, использованные в книге, являются общественным достоянием, кроме случаев, обговоренных особо
        СТЕНЛИ УОЛПЕРТ - известный американский историк, профессор Калифорнийского университета (UCLA), один из самых авторитетных в мире индологов, более 60 лет посвятивший изучению истории и культуры Индии и Пакистана, автор 14 книг - на русском языке издавалась его монография «Джинна - творец Пакистана» (М.: Рудомино, 1997). «Индия» - главная книга Уолперта, итог всей его жизни, едва ли не самая известная и популярная в англоязычном мире книга по индийской истории. На русский язык переведена впервые.
        «Все мы, считающие себя знатоками Индии, признаем приоритет Стенли Уолперта в этой области. Прочитав эту книгу, вы поймете почему. История, искусство, культура и современная политика Индии изложены в ней четко и ясно».
        ДЖОН КЕННЕТ ГЭЛБРЕЙТ
        «Великолепная книга, результат труда всей жизни замечательного историка Индии. Множество исторических подробностей, живой язык, занимательные сюжеты. Уолперт помогает нам понять эту невероятную культуру, породившую десятичную систему счисления, шахматы, хлопковую ткань, медитацию и две религии - буддизм и индуизм».
        PHILADELPHIA INQUIRER
        Предисловие
        Все мы носим хлопковую ткань, используем десятичную систему счисления, наслаждаемся вкусом курицы, играем в шахматы и бросаем кости, ищем душевное спокойствие и равновесие посредством медитации, и всем этим мы обязаны Индии. Однако, к удивлению, очень многие американцы имеют более чем поверхностное представление о великой индийской цивилизации с ее глубокими корнями или о причинах сложнейших проблем и постоянных конфликтов, с которыми сталкивается современная Индия. В этой книге я попытался приоткрыть древне-современный профиль Индии, приоткрыть достаточно, я надеюсь, чтобы можно было увидеть ее необыкновенную красоту, не скрывая ее шрамов, болезненных ран или глубокого разложения и естественного урона, нанесенного временем.
        Мой роман с Индией, длиною в жизнь, начался шестьдесят лет назад, когда я впервые попал в бурлящие порты Бомбея (сегодня это Мумбаи) и Калькутты (сегодня это Колката) сразу после ухода британцев и раздела страны, на рассвете перевоплощения Индии в независимую страну. С тех пор на протяжении всех этих десятилетий я много раз возвращался туда, по крайней мере раз в год. Сорок лет я преподавал историю Индии в Университете Калифорнии в Лос-Анджелесе, и я до сих пор продолжаю изучать этот невероятно увлекательный предмет. Я соединил мою жизнь с безвременным потоком под названием Индия, пытаясь понять ее уникальную «Реку» и надеясь не утонуть в ее быстром течении и обманчивых глубинах.
        Первый раз я приехал в Индию через десять дней после убийства Махатмы Ганди, 30 января 1948 года. Я наблюдал с Малабарского холма, как прах «Великой Души» был рассеян над бухтой Бэк Бей, в то время как тысячи скорбящих плыли за белым кораблем, на котором везли урну с его прахом, пытаясь дотронуться до частиц праха Махатмы, который будет развеян в поисках кармы. Десятью годами позже, во время моего второго приезда в Индию, я прогуливался по сельской местности в Махараштре с Винобой Бхаве, самым великим учеником Махатмы Ганди, а двумя месяцами позже я встретился с премьер-министром Джавахарлалом Неру и его дочерью Индирой Ганди в Нью-Дели. Винобаджи, «странствующий святой» Индии, весил чуть больше 35 килограмм, когда я шел по его стопам, но он был одним из сильнейших и мудрейших людей из тех, с кем я когда-либо имел честь быть знаком. В тот момент он только начал политическое движение «Бхудан» (дар земли) и движение «Грамдан» (дар села), которые должны были изменить жизнь села, и собирался начать движение «Дживандан» (дар жизни). Эти политические движения привлекли внимание великих лидеров
социализма в Индии, таких как Джаяпракаш Нараян, который присоединился к его мирной революции села.
        От мадам Виджая Лакшми Пандит, гениальной сестры Неру и первой женщины, которая стала председателем Генеральной Ассамблеи ООН, я узнал об огромной, но нежной силе убеждения, которой обладал Махатма Ганди, также как и ее брат Джавахарлал. От премьер-министров Индиры Ганди и Морарджи Десаи я узнал об опасных подводных камнях власти. От мягкого Джаяпракаш Нараяна, духовного лидера партии Джаната, я узнал о силе слабости и силе принципа. От моего мудрого старого друга и бывшего премьер-министра Индера Кумара Гуджрала я узнал о политическом преимуществе, которое несет в себе терпение и добрая воля. Благодаря моему мужественному молодому другу, министру Манеке Ганди я стал лучше понимать бескорыстный идеализм, который вдохновляет лучших лидеров благотворительных организаций Индии. Наблюдая за повседневной жизнью моего дорогого друга доктора А. С. Марва, я узнал о силе, мудрости и достоинствах сикхизма. От маэстро Мели Мета и его сына Зубина, а также от моих других дорогих друзей-парсов Фероза и Силу Дорди я узнал, насколько творчески находчивыми, трудолюбивыми и мудрыми могут быть парсы. Каждый раз,
когда я слышу, как Рави Шанкар или его выдающийся ученик Харихар Рао играют на ситаре или табле, я заново постигаю волшебство индийской музыки. Всякий раз, когда я читаю работы моих старых друзей Кхушванта Сингха и Р. К. Нараяна, или таких более молодых индийских писателей, как Арундати Рой и Джумпа Лахири, я поражаюсь вдохновляющей гениальности индийской культуры и ее безграничному очарованию. От моих многочисленных и дорогих мне индийских студентов я познал оптимизм и надежду на мирное будущее Южной Азии. Эта книга является моей попыткой искупить некоторые из моих кармических долгов, которые я приобрел за последние шестьдесят лет. В этой книге я попытался донести до читателя подлинную, как я считаю, суть всего того, что я узнал об Индии и ее цивилизации.
        Я благодарен издательству University of California Press за то, что они сделали такую прекрасную книгу. Я хотел бы выразить мои особые благодарность и уважение Стэну Холвитцу, его помощнику Рэнди Хэйман и главному редактору Лауре Харгер, а также редактору Джулии Бранд. Я благодарю моего дорогого друга доктора Су Гринстоуна за его прекрасные фотографии Индии.
        Спасибо дорогим Дэниэлу и Дебре за наших внуков, Сэма и Макса, а также дорогим Адаму и Кати за нашу внучку Сабину. Спасибо, со всей моей любовью, соавтору всей моей жизни, самой дорогой Дороти, за то, что она всегда рядом.
        С. У. Лос-Анджелес
        Глава первая
        Окружающая среда
        Слава тебе - властителю дум всех народов,
        Вершителю судьбы Индии,
        Вдохновляющему сердца Пенджаба, Синда, Гуджарата и Махараштры,
        Страны дравидов, Ориссы и Бенгалии,
        Твое имя эхом гремит в горах Виндхья и в Гималаях,
        Сливается оно с музыкой Ямуны и Ганга,
        Подхватывают его волны Индийского океана.
        Рабиндранат Тагор
        Джанаганамана («Душа Народа»), государственный гимн Индии
        Индия является древнейшей цивилизацией в мире, но одновременно с этим Индия - одно из самых молодых государств в мире. Многие из парадоксов, которые повсюду встречаются в Индии, - это результат тесного переплетения древности и современности. Стабильность и динамизм, мудрость и глупость, сдержанность и жадность, терпение и страсть постоянно соперничают между собой во вселенной под названием Индия. Все здесь обычно находится в преувеличенной форме. Никакая крайность ни в несметных богатствах или в полной нищете, ни в радости или в горе, ни в красоте или в уродстве не является для Индии слишком великолепной или слишком ужасной. Понимание Индии является крайне непростым для западного сознания. Поверхностное сходство в языках и внешнее сходство только усугубляют общую путаницу. Ничто не будет верно для Индии в целом. Каждое обобщение об Индии можно опровергнуть множеством фактов, которые Индия сама и предоставит. Ничто из «Индии» не является таким простым, как это может показаться. Каждая реальность всего лишь грань в бесконечном жизненном пути Индии, тонкая нить из бесшовного сари ее истории, взгляд
украдкой за многие занавесы индийского мира иллюзии.
        Персы были первыми, кто использовал слово «Индия» для обозначения земли, расположенной к востоку от их древней империи, через которую протекала могучая река Инд. Страна, раскинувшаяся за рекой Инд, и стала называться Индия. Люди, жившие в этой стране, были индийцами. Однако сами индийцы в своих ранних произведениях называли свою землю Бхарата, очевидно, по имени их самого великого древнего героя и вождя. Древний и очень большой индийский эпос назывался «Махабхарата», «Великий Бхарата». Это история борьбы двоюродных братьев в одном племени за власть в степях вокруг Дели, которая, видимо, происходила около 1000 года до нашей эры. Современная республика Индия официально приняла название Бхарат как альтернативное название государства в момент принятия конституции страны 26 января 1950 года.
        Во многом Индия - это больше состояние души, чем государственное образование. Вот уже более 4000 лет индийская цивилизация существует скорее в виде империи идей, чем внутри каких-либо территориальных границ. Часто неопределенный и обреченный на провал, раздираемый конфликтами и поделенный на множество частей, этот континент гремящих телег, запряженных быками, который называется Индия, является самой старой и самой печальной, но одновременно с этим самой молодой и самой прекрасной цивилизацией на земле. Ее самая большая слабость временами была ее самой большой силой, так как терпение Индии просто уникально. Низко сгибаясь перед нашествием многочисленных армий, Индия пережила каждое вторжение, каждую природную катастрофу и каждую смертельную болезнь и эпидемию, передавая этот генетический код, который нельзя ни с чем спутать, на протяжении четырех тысячелетий не менее чем одному миллиарду с четвертью носителей этого кода. Индийцы продемонстрировали большую культурную стойкость, чем какой-либо другой народ в мире, за исключением китайцев. Какой бы древней Индия ни была, она продолжает расти и
процветать, трансформируя свои древние формы в высокоинновационную современность, приспосабливая свое прошлое к настоящему, одолевая саму смерть с помощью такой творческой концепции, как перевоплощение, одновременно приветствуя индивидуальный уход из жизни как высшую цель спасения через освобождение из круговорота рождений и смерти, что называется мокша.
        Индийская цивилизация обогатила все виды искусства и науки, которые мы знаем. Благодаря Индии мы считаем от нуля до десяти с помощью цифр, ошибочно названных «арабскими», и используем десятичную систему счисления, без которой наш компьютерный век вряд ли был бы возможен. Древние индийцы первыми начали прясть хлопок и ткать из него ткань, которая на протяжении многих веков обеспечивает нас удобной летней одеждой. Индийцы научили нас одомашнивать и есть курицу, играть в шахматы, бросать кости, любить манго и слонов, стоять на голове для улучшения здоровья, верить в сосуществование противоречий и ценить красоту и всемирную возможность ненасилия. Индия - место рождения буддизма и индуизма, родина сикхов и джайнов, обитель такого количества риши, садху, махатм и махариши и их многочисленных культов, которых нет больше нигде в мире. Индия - это исследовательская лаборатория для лингвистов, музей для этнографов и антропологов, остров сокровищ для археологов и кошмар для эпидемиологов. Обычный индийский базар намного более красочен и переполнен людьми, чем большинство музеев мира. Улицы современных
индийских городов наполнены жизнью, цветом, звуками и запахами намного больше, чем любой театр или карнавал в мире. Индия пульсирует, вибрирует, сверкает таким изобилием человеческой, животной, ботанической, насекомой и божественной жизни, что ни одна камера или записывающее устройство, холст, карандаш или кассета не в состоянии полностью отобразить богатую палитру повседневной жизни. Каждая из сотен тысяч ее городских историй и миллионов деревенских драм бесплатно разыгрывается перед публикой, которая никогда ни на минуту не останавливается, чтобы заметить красоту или остроту трагедий, ежедневно происходящих на бесчисленных подмостках под полным слез индийским небом.
        Индийцы одни из самых чувственных людей в мире, но они также одни из самых строгих людей в мире. Сексу поклоняются, и он является религиозным ритуалом в этой стране, которая изобрела монашество. Совокупление во всех вообразимых позах вытесывали на камне, увековечивали на бесчисленных фасадах и внутри святого «дома матки» в индуистских храмах на протяжении последних 2000 лет. Однако для девственных садху такое эротическое искусство рассматривали как тест на непоколебимость их концентрации на йоге. Шива, древнейшее индийское божество, до сих пор почитается преимущественно в фаллической форме, символе его могучего фаллоса, которым он совратил жен тысяч брахманских мудрецов в легендарном Кедровом лесу. Тот же Шива является также «Великим Богом» йогического воздержания, его сила воздержания настолько велика, что он мог на протяжении тысяч лет сидеть без движения на шкуре тигра, которую он содрал мановением своего самого маленького ногтя. Другое наиболее популярное индийское божество, Кришну, поистине можно назвать Отцом своей страны, поскольку, по преданию, он женился на не менее чем 16 000 обожающих
его молочницах, которые родили ему, в соответствии с мифом, 160 000 его божественных детей. Богине Матери поклоняются повсюду в Индии, используя много разных имен, благоволящих и злых, но ее самым популярным символом остается гладкий, круглый, перфорированный камень, который называют йони. Богиня Мать является самим воплощением индийской земли, супругой каждого индийского мужского божества, чьи чары, однако, инертны без стимулирования ее вдохновляющего, прекрасного тела. Эта божественная сила, которую называют шакти, является уникальным свойством каждой женщины, чье сексуальное вдохновение и творческое начало абсолютно необходимы для создания жизни. Без ее богинь-матерей Индия никогда бы не ожила, но благодаря их плодородию земля Индии полна детьми, которых учат с самого раннего детства поклоняться Богине Матери и божественному сексуальному огню.
        Йони
        emp1
        В Индии природа всегда рядом с вами. Святые коровы и медленно бредущие буйволы часто живут вместе со своими хозяевами, занимая самые просторные комнаты в доме. Они абсолютно точно знают, где свернуть с дороги, чтобы подняться по ступенькам в свою комнату. Птицы и ящерицы множества различных видов вьют гнезда в балках и на чердаках домов, а также на стенах и потолках городских квартир, приветствуя своих человеческих соседей по утрам и вечерам бойким чириканьем. Однако одновременно с этим они оказывают людям жизненно необходимую услугу - они охраняют дом от опасных насекомых, которые могут ужалить человека. Те семьи, что имеют счастье держать в доме семью кобр, редко на них жалуются, так как эти змеи, обладающие поистине королевским капюшоном, считаются счастливым амулетом для женщин детородного возраста и редко нападают на людей, если их не пугают и им не угрожают. Каждый индийский ребенок с пеленок знает, что нельзя лазить под стол или в любой темный угол дома, так как именно там, где мало света, обычно спит, свернувшись клубком, кобра. Ночные сторожа, которые патрулируют в каждом индийском
городе, всегда стучат по тротуару своими толстыми палками, к тому же они обычно кричат или поют, предупреждая змей всевозможных видов о своем приближении. Конечно, одновременно с этим они предупреждают и всех воров и преступников, а также не дают спать обычным людям.
        Йоги, жившие в лесу задолго до того, как были построены первые индийские города, знали, что для того, чтобы не быть отравленным или съеденным множеством ползучих, летающих и крадущихся тварей, которыми кишат джунгли, нужно просто сидеть настолько тихо, чтобы казаться частью окружающей флоры или просто камнем. Одни из самых великолепных древних индийских печатей, камней и бронзовых статуй изображают змей или виноградную лозу с листьями, обвивающую человеческие руки, ноги и торсы, картину, ставшую привычной на протяжении тысячелетий. С тех пор опасности, связанные с ядовитыми змеями, не стали меньше. Как раз наоборот. Растущее население заставляет отвоевывать все больше пространства у джунглей, в результате кажется, что индийские рептилии мстят захватчикам все больше и больше. По разным оценкам, более 100 000 человек в год умирают от укусов ядовитых змей. Хотя даже эта ужасная цифра намного меньше числа жертв других, более современных индийских хищников: автомобилей, автобусов, грузовиков и поездов, смертельная опасность которых стала так велика, что Индия по праву может претендовать на печальный
статус одной из самых опасных стран мира в том случае, если вам надо куда-то ехать.
        Однако большинство индусов никуда не ездят, а ходят пешком из своих деревенских хижин на расположенные неподалеку поля, которые они обрабатывают. А если они куда-нибудь и едут, то обычно на деревянной телеге, запряженной буйволом, прототип которой был построен еще в III тысячелетии до нашей эры. Эти телеги можно увидеть в большом городе не намного реже, чем в деревне. Но современные городские собратья обычно носят на своих огромных колесах резиновые покрышки, к большому облегчению тех, кто на них ездит. Сегодня Индия производит миллионы велосипедов, самый эффективный и недорогой вид транспорта для студентов и среднего класса, а также растущее количество мотороллеров, мотоциклов и автомобилей, произведенных в тесном сотрудничестве с Фордом и несколькими британскими, итальянскими, японскими и чешскими автоконцернами. В ответ на растущую обеспокоенность проблемой глобального потепления передовая индийская корпорация Ратана Таты[1 - Ратан Тата - председатель правления Tata Group, одной из крупнейших компаний Индии.] приобрела 6000 французских автомобилей «Smart», которые ездят на сжатом воздухе и,
таким образом, не загрязняют окружающую среду. Машины были относительно недорогими, и городской средний класс мог их себе позволить.
        Большинство из более чем полмиллиона индийских деревень, самые отдаленные из которых даже не имеют постоянной наземной связи с соседними городами, могут сегодня принимать спутниковое телевидение из Нью-Дели, созданное с помощью американских космических технологий. Так достижения современной науки и техники помогают самым отдаленным ячейкам индийского общества с их весьма разнообразными крестьянскими традициями быть в курсе всего происходящего в стране, узнавать о целях страны и ее устремлениях, таким образом экспонентно ускоряя процесс модернизации Индии. Хотя новости о жизни индийских крестьян достигают американских домов только тогда, когда происходит какая-нибудь ужасная катастрофа, а Вашингтон и Нью-Йорк видят живых индийцев только во время фестиваля Индии или премьеры новой постановки «Махабхараты», современный мир все равно вторгается своими соблазнительными образами богатства и власти в атмосферу индийской деревни, подталкивая умы индусов к мысли о том, что пришло время выехать из наезженной колеи, проложенной телегой, которую понуро тянет буйвол, на гораздо более быстрое, но опасное        Телега, запряженная буйволами
        emp1
        Река
        Индия и Река отражаются друг в друге, как в зеркале. В них всегда бурлит жизнь, они всегда полны перемен, они всегда неизменны. Как и Индию, Реку невозможно понять во всем ее величии - почти неуловимая там, где она кажется очень тихой, обманчиво глубокая даже тогда, когда сквозь ее водную гладь видно дно. Освежающая колыбель жизни, Река, однако, часто может быть опасной, особенно для чужих. Подобно Индии, Река прекрасна, но ужасно загрязнена, безмерно терпелива и одновременно быстротечна.
        Самые плодородные северные равнины Индии, которые все еще являются самыми густонаселенными центрами Южной Азии, обязаны этим великим рекам. Инд, с середины августа 1947 года главная водная артерия Пакистана, самая западная из великих северных систем рек. Она была колыбелью индийской цивилизации. Рожденный в горах, среди вечного снега и льда, Инд, подобно своим рекам-сестрам с востока, полноводен круглый год. Вода Инда, богатая минералами, каждый год проделывает путь в 2000 миль от Тибета до Аравийского моря, неся в себе такое количество свежей воды, что ею можно залить весь штат Калифорния на уровень в один фут. Неудивительно, что греко-персы называли Инд «львом». Тысячелетиями могучие потоки Инда с ревом неслись по гималайским долинам, погребая под собой незадачливых жителей городов и деревень, которые возвели свои жилища слишком близко к его берегам. Более сильный и более разрушительный во время потопов, чем, скажем, Нил, бушующий Инд вселял ужас в жителей долин до относительно недавнего времени, когда специально построенные бетонные плотины и искусственные озера для хранения воды приручили его
и отвели во время потопов часть его вод. После раздела Британской Индии в 1947 году, Индия и соседний Пакистан жестоко спорили о том, что каждая из стран рассматривала как свою справедливую долю ценных канальных вод в долине Инда, без которой плодородная почва по обе стороны новой границы вскоре превратилась бы в пустыню. Этот жизненно важный спор был разрешен только в 1960 году с помощью международной общественности. И все же каждая из стран время от времени обвиняет соседа в том, что он отводит больше воды, чем ему положено в соответствии со священным договором.
        Пять рек - Пенджаб на персидском языке - впадают, подобно пальцам гигантской открытой руки, в Инд, сливаясь с этой главной артерией на ее пути к морю. Земля, через которую протекают эти пять великих рек, до сих пор называется Пенджаб и в Пакистане и в Индии, хотя с момента судьбоносного раздела в 1947 году только четыре из пяти рек протекают через Пакистан и только две орошают земли Индии. Индийский Пенджаб впоследствии был разделен еще раз, в 1966 году, когда он потерял свою нижнюю восточную половину, ставшую частью индийского штата Харьяна, населенного преимущественно индусами, после многолетнего жестокого конфликта с сикхами, которые составляли большинство в Пенджабе. Несмотря на его существенно уменьшенный размер, но в значительной степени благодаря его плодородной почве и огромным запасам гидроэнергии, индийский Пенджаб в 1970-х годах стал одним из самых богатых среди 25 штатов Индии. Трудолюбивому сикхскому большинству индустриально развитого, с богатым сельским хозяйством Пенджаба не нравилось делиться своими богатствами с гораздо более бедным населением Индии, и они настаивали на большей
автономии, включая контроль над львиной долей финансовых ресурсов штата. Отказ Нью-Дели удовлетворить их требования только подложил дров в огонь возмущения пенджабских сикхов и их требований большей независимости. Небольшая группа сикхских экстремистов призвала к полному отделению от индийского союза, настаивая на создании сикхской «страны чистых» - Халистана. Пакистан, также означающий «страну чистых», в конце концов, также был создан как национальный очаг для мусульманского меньшинства Южной Азии в 1947 году. Так почему было не создать подобное национальное государство для индийских сикхов? Правительство Индии отказалось рассматривать это требование, заявив, что сикхи, составляя всего 2 % индийского населения, из которых только половина проживает в Пенджабе, никогда не смогут создать жизнеспособное независимое государство.
        «Мать Ганга» (река Ганг) является самой священной рекой Индии. Ганге поклоняются как богине. Индуистские храмы тянутся вдоль северного, левого берега реки с того самого места, где ее бурлящие, с белыми барашками, ледяные потоки вырываются на свободу из мощных скал Гималаев в Ришикеше. Оттуда воды Ганги стремительно мчатся вниз по течению к Харидвару - цели бесчисленных паломников-брахманов, затем она становится шире в талии и переходит на неторопливый шаг толстой матроны на пути к Канпуру и Аллахабаду - родине семьи Неру, «первой семьи» независимой Индии. В Аллахабаде Ганга сливается со своей сестрой - богиней Ямуной (река Джамна), которая присоединяется к Ганге после того, как не спеша пронесла свои смуглые воды мимо Красного Форта Старого Дели (Лал Кила) и Агры, отражая в них ослепительные силуэты минаретов Тадж-Махала. В трижды святом Аллахабаде третья река-богиня, Сарасвати, почти невидимо сливается со своими сестрами Гангой и Ямуной. Затем они все вместе несут свои воды в Варанаси (Бенарес) - святейший из всех святых городов индуизма. Некоторые считают, что Варанаси - самый древний город на
Земле, но для любого благочестивого последователя индуизма это самое святое место, где он может умереть. Переполненные храмы Варанаси поднимают свои красочные каменные шпили к небу, подобно сплетенным рукам молящихся, устремленных в своих мольбах к небу. Полуразвалившиеся лестницы (гхаты) спускаются от храмов вниз к реке, погружаясь в ее зеленовато-коричневую мутную воду, которая приняла больше пепла индуистских тел, чем какой-либо другой участок воды на Земле. Едкий запах сандалового дерева, с которым сливается запах сожженной человеческой плоти и цветов, разносится ветром над водами Варанаси. Ветер вибрирует мантрическими молитвами, в нем слышно позвякивание колокольчиков брахманов, приглушенное рычание собак, рыскающих в поисках падали вокруг затухающих костров, на которых горели тела умерших, и над всем этим парят отвратительные коршуны и бумажные воздушные змеи. Говорят, что воды Ганги в Варанаси имеют волшебную силу. Поэтому индусы со всех уголков субконтинента едут в Варанаси, чтобы спуститься по гхатам к водам Ганги и излечить таким образом все свои недуги. Набожные индусы не только моются в
пузырящейся, зеленой воде Варанаси, но и пьют ее. Они набирают воду в бутылки и медные сосуды, чтобы отвезти ценную жидкость домой на потом и поделиться ею с родственниками, слишком слабыми для такого паломничества. Туристам, однако, советуют быть крайне осторожными в Варанаси, намного более осторожными, чем где-нибудь еще в Индии. Легендарные лечебные свойства воды в Варанаси привлекают такое большое количество прокаженных и других серьезно больных людей, что вспышки бубонной чумы не раз имели там место в последние годы. Японские активисты по охране окружающей среды вложили миллионы йен, пытаясь очистить самые загрязненные воды Ганги. Но пока все напрасно.
        Множество других могучих рек вытекает из предгорий индийских Гималаев и присоединяется к величественному, все более широкому течению Матери Ганги на восток. Самые большие из этих животворящих артерий - это реки Гогра и Гандак, их слава имеет поистине эпические размеры. Они впадают в Гангу неподалеку от древней столицы империи Маурьев - Патны. Здесь же река Сон впадает в Гангу с юга, орошая суровые нагорья Бихара и Чхоты-Нагпура, чьи темные горы хранят богатейшие в Индии запасы железа и угля. Мать Ганга течет еще 300 миль на восток от Патны до Бенгалии, где она смешивает свои глубокие воды с мощным течением божественного сына Брахмы - Брахмапутрой. Этот великий речной герой поднимается в Тибет неподалеку от истока Инда, стремительно неся свои воды почти тысячу миль на восток, затем уходит влево, прокладывая свой пенный путь через вечные льды к востоку от Лхасы, затем вниз через территорию штата Араначал, через штат Ассам, где постоянно царят беспорядки, и штат Мегхалая (Дом Облаков), который граничит с перенаселенным Бангладеш (Страна Бенгалия), где в конце концов он впадает в течение Ганги и
вытекает через 10 000 ручьев в Бенгальский залив.
        Варанаси. Гхаты
        emp1
        Народная Республика Бангладеш, образованная в 1971 году, была восточной частью индийской Бенгалии во времена правления Великобритании, после раздела Британской Индии в 1947 году она стала Восточным Пакистаном. Хотя по площади Бангладеш не больше, чем штат Нью-Йорк, его население превышает 150 миллионов человек. Бангладеш - одна из самых перенаселенных и бедных стран в мире. Миллионы отчаявшихся бангладешских мусульман бежали из страны в Индию, где они возделывают земли в практически незаселенных и непроходимых джунглях Мегхалаи, Ассама и соседних восточных штатов Мизорам, Манипур и Нагаланд. Местным племенам в этих штатах, граничащих с Пакистаном, не нравится это массовое «мусульманское вторжение» на их землю. Объединив свои силы, они создали Объединенную освободительную армию Семи Штатов. Эти северо-восточные индийские племена Мизо, Манипур, Нага и Ассамезы начали ожесточенную кампанию, пытаясь запугать бангладеши и заставить их вернуться на свою мусульманскую родину.
        В отличие от северных рек, ни одна из рек, пересекающих центральную и Южную Индию, не имеет постоянной подпитки снегом или льдом. Эти реки целиком зависят от скудных весенних и богатых муссонных дождей, которые идут на протяжении трети года. Поэтому юг страны более засушлив, и там живет меньше людей, чем на северных равнинах полноводных рек. В отличие от Китая, где великие каналы связывают северные и южные реки, Индия уже много лет рассматривает возможность использования своих постоянных водных артерий для орошения юга, но пока ничего для этого так и не сделала. Тогда большую часть пустынных засушливых земель в центральной части Индии можно было бы вернуть к жизни, и преимущественно бесплодные южные штаты Махараштра и Андхра также могли бы жить значительно лучше. Такой монументальный инфраструктурный проект нелегко осуществить, хотя, как и в Китае, в Индии достаточно дешевой рабочей силы в виде крестьян, которые к тому же большую часть года ничем не заняты. Футурологи настаивают на том, что Индия должна начать такой проект в ближайшем будущем.
        Три главных реки страны орошают центральную Индию, протекая с востока на запад: Махи, Нармада и Тапти впадают в Камбейский залив. Сурат, портовый город к северу от Мумбая (Бомбея) в устье реки Тапти, был первым городом, где в начале семнадцатого века обосновались британские купцы, начав в Агре скромную по тем временам торговлю с Великими Моголами. Мумбаи в то время был всего лишь чередой нескольких крошечных деревушек, как Калькутта (Колката) и Мадрас (Ченнаи). Ни один из этих великих портовых городов, главных метрополисов Индии, не существовал до прихода англичан. Западные Гхаты формируют горную цепь вдоль индийского полуострова к югу от Мумбаи, создавая таким образом узкую, но богатую водой прибрежную полосу, нижней половиной которой является богатое специями Малабарское побережье, омываемое Аравийским морем. Все остальные великие речные системы Южной Индии текут с запада на восток. Маханади, дословно означающая «великая река», является жизненно важной артерией штата Орисса, а ее более протяженная южная соседка Годавари выполняет ту же функцию для штата Андхра. Но самой могучей из всех великих
южных рек является река Тунгабхадра-Кришна, которая, поднимаясь в горы у города Майсур, и затем, извиваясь на протяжении более 1000 миль через сердце всего южно-индийского полуострова, впадает в Бенгальский залив к северу от Ченнаи. Однако еще дальше на юг, ниже бывшей столицы Французской Индии Пудучерри, протекает длинная, но ленивая река Кавери.
        С самого начала индийской цивилизации индийцы селились вдоль берегов рек, используя богатые потоки воды не только для поддержания жизни, но и для создания достаточных излишков, чтобы прокормить всех ремесленников, художников, бюрократов, армию и, таким образом, не зависеть от урожая, который давала земля, и все это благодаря богатству реки. Свежая вода и плодородный ил помогали прокормить растущее население к северу и к югу. Везде, где протекали великие реки, возникали и укреплялись широкие и глубокие острова локальной культуры. Тысячелетиями и веками разновидности языка и различные социальные обычаи эволюционировали вокруг этих речных островков цивилизации. Задолго до начала христианской эры большая часть индийцев севера говорила на том или ином диалекте, или на одном из широко распространенных языков индоарийской ветви огромной индоевропейской семьи языков, где классическим является санскрит, а самая распространенная региональная форма языка - хинди, национальный язык современной Индии, на котором говорят на равнинах центрального Ганга. К началу христианской эры повсюду на юге, занимавшем
приблизительно треть индийского субконтинента, к югу от реки Годавари, по крайней мере, индийское население говорило на одном из четырех основных вариантов дравидийской семьи языков, которая сильно отличается от индоарийской группы языков. Дравидийские языки являются основными на юге Индии и севере Шри-Ланки, соседнем южном острове, который раньше назывался Цейлон.
        Тамильский язык, классический дравидийский язык, до сих пор остается родным языком для более чем 70 миллионов жителей Южной Индии, проживающих в штате, который был переименован в Тамилнад (Страна Тамилов). Во времена Британской Индии штат назывался Мадрас. Глубокие корни культурного наследия, взращенные на богатейшей древней тамильской литературе, включая эпическую поэзию, божественные песнопения и религиозную философию, породили звучавшие время от времени пламенные политические призывы к созданию независимого государства «Дравидистан» еще до независимости самой Индии в 1947 году. Однако всего через 10 лет после получения страной независимости, по указанию центрального правительства в Нью-Дели, границы штатов были изменены, для того чтобы умиротворить дравидов. Были созданы новые штаты: Тамилнад для тамилов, Андхра для телугу, Карнатака (бывший Майсур) для каннара, а также малабарский штат под названием Керала для дравидов, которые говорят преимущественно на языке малаялам. Ярая непримиримая вражда с теми, кто говорит на хинди, на протяжении десятилетий приводила к тому, что каждый год на юге
страны жгли индийский флаг и конституцию. Но деятельность дравидийских экстремистов постепенно стала утихать в последние годы правления Индиры Ганди (1980 -1984), благодаря ее щедрой экономической поддержке юга страны, а также в некоторой степени из-за того, что центр тяжести тамильского экстремизма переместился на Шри-Ланку. В северной части этого островного государства, составляющей приблизительно треть страны, преимущественно живут индусы-тамилы, а не буддисты-сингалы, которые составляют большинство населения на Шри-Ланке. Север получал намного больше, чем простую моральную поддержку от своих соседей из Тамилнада, многие из которых посылали деньги и оружие, а также помогали готовить растущие кадры тамильских тигров, которые с середины 70-х требовали создания Тамил-Илама (независимого тамильского государства).
        Индийцы всех возрастов, проживающие во всех уголках страны, говорящие на всех языках, в общем, абсолютно все индийцы любят свои реки. Перед восходом солнца индийцы идут к ближайшей реке, чтобы искупаться и помолиться. Они совершают ритуальное омовение, набрав воду в медные жбаны и глиняные кувшины, а затем, затыкая ноздри, ныряют с головой под воду, подпрыгивая вверх вниз, подобно резвящимся слонам. Каждое утро многочисленные прачки спускаются к индийским рекам, неся с собой тяжелые тюки грязного белья, которое они бьют о гладкие камни до полной чистоты, а затем красочные сари и белые дхоти[2 - Дхоти - традиционный вид мужской одежды, распространенной в Индии.] раскладывают на солнышке вдоль берега реки, чтобы они высохли.
        Религиозные фестивали привлекают десятки миллионов людей к святым городам, расположенным возле рек. Во время фестивалей люди танцуют и молятся в соответствии с древними ритмами индуистского лунного календаря. Во время фестиваля Кумбха-мела, проходящего в городе Аллахабад, люди даже гибнут в ужасной давке, когда толпа пытается достичь воды точно в тот момент, который, в соответствии с астрологическими предсказаниями, является наиболее благоприятным для пребывания в хорошем здравии и для долгой жизни. Река, подобно самой Индии, терпеливо ожидает, молча наблюдая, великодушно прини-мая и глупость, и мудрость людей. Ее щедрость, то чистая, то загрязненная, дает жизнь и забирает ее у своих бесчисленных детей, так же как в индийском эпосе Мать Ганга топила всех своих новорожденных сыновей, пока ее обезумевший от горя муж, царь Шантану, не умолил ее прекратить это варварство. Ганга согласилась и оставила их последнего сына живым, но в наказание за то, что муж заставил ее это сделать, она бросила своего бедного мужа, который так никогда полностью и не осознал, насколько божественной была его жена.
        Жара
        Жара является наиболее осязаемым, всепроникающим элементом индийской окружающей среды. Жара для Индии то же, что туман с дождем для Англии или смог для Южной Калифорнии. С марта до начала ноября в большей части Индии жарко, ужасно жарко. Индусы поклоняются нескольким богам, ответственным за жару: Вишну и Сурья - богам солнца, Агни - богу огня. Возможно, то, что индусы смогли приспособиться к такой невероятной жаре, научило их философии больше, чем они хотели бы признать. Они, вероятно, были первыми, кто смог извлечь пользу из необходимости, но, очевидно, не последними. Иностранные гости часто замечают, что среди индийцев широко распространено поголовное нежелание совершать лишние телодвижения. Вероятно, с древних времен такое поведение стало первой линией защиты от солнечного и теплового удара.
        Редьярд Киплинг писал, что даже те англичане, которые акклиматизировались к индийскому солнцу, редко после полудня покидали тень, за исключением тех случаев, когда они, скажем, находились высоко в горах в целительном воздухе Шимлы или каких-либо других, менее известных британских горных курортов. Большинство индийцев, конечно, развили естественную пигментацию, чтобы отразить наихудшие эффекты от такой жары, и все же смерть в результате солнечного удара широко распространена в Индии даже в наше время.
        Неимоверная жара могла вдохновить древних риши[3 - Риши - в индуизме мудрецы, которым боги открыли ведийские гимны.] в Индии начать заниматься йогической медитацией, таким образом оставаясь настолько хладнокровными, насколько это было возможно в таком ужасном климате.
        Сегодня мы признаем, что йога имеет много полезных применений, но замедление метаболизма тела, когда вы сидите абсолютно неподвижно и контролируете свое дыхание, хотя в действительности и не приводит к сокращению сердцебиения, определенно сокращает износ организма. Божественные йоги, такие как Шива, использовали, подобно лазеру, жар своей медитации, чтобы превратить в пыль демонов и всех, кто нарушал их покой, фокусируя третий глаз - глаз огня - на назойливых субъектах. Жар также наделяют даром сотворения, но тапас (жар), этот древний гимн Индии, известный призывом сеять «зерна» жизни, имеет больше эротическую подоплеку, нежели подоплеку энергии солнца.
        В регионах, где индийская жара соседствует с речной водой или обильными муссонами, богатые урожаи вносили огромный вклад в развитие жизни. Благодаря стечению таких обстоятельств, концентрацию населения более чем в 1000 человек на квадратную милю можно найти в большей части восточных равнин Ганги, а также в Бенгалии и вдоль узкой полоски Малабарского побережья, где на протяжении года выращивают два, а часто и три урожая риса. Ирригационные каналы, построенные на севере страны, значительно увеличили территории, где собирают два или три урожая в год. Сегодня все это позволяет Индии прокормить в четыре раза больше населения, чем на момент рождения Республики в 1950 году, хотя все еще и на скудном рационе риса, на котором еле сводит концы с концами большинство индийских крестьян. Благодаря расширению ирригации, использованию химических удобрений, новому поколению высокоурожайного семенного фонда и механизации сельского хозяйства, растущий городской средний класс, а также самая богатая часть индийского общества значительно улучшили и расширили свой рацион, что ранее было просто невозможно. Однако
средние урожаи большинства культур продолжают оставаться ниже, чем аналогичные урожаи в Японии, Китае, Канаде, Соединенных Штатах и большинстве западноевропейских стран. Общее изнуряющее влияние жары, скорее всего, является одной из причин такой всеобщей невысокой урожайности.
        К югу от Дели большая территория, имеющая подобие дуги с радиусом в 300 миль, состоящая в основном из абсолютно бесплодной пустыни, занимает большую часть штата Раджастхан. К югу от Аллахабада подобный полукруг покрывает большую часть штата Мадхья-Прадеш - суровую, бесплодную, как ее называют, «центральную провинцию» Индии. Индийские раджпуты (сыны царей), чьи царские семьи правят этими пустынями на протяжении более тысячи лет, должно быть, вторглись в Индию из Центральной Азии в самом начале христианской эры, хотя их астрологи прослеживают царскую родословную к божествам солнца и луны. Золотое лучезарное солнце до сих пор остается символом махараджи Мевара, чья очаровательная столица Удайпур, построенная вокруг прекрасного искусственного озера, как будто свила себе гнездо в безопасности окружающих ее гор. Никто никогда не мог захватить Удайпур, даже Великие Моголы не смогли этого сделать. Ослепительно красивые цвета, которые носят крестьяне Раджастхана, чьи алые и шафрановые тюрбаны, сверкающие юбки и жилеты, наверное, являются одними из самых ярких костюмов во всей Индии. Кажется, что эти цвета
специально созданы для того, чтобы компенсировать безликие серые и розовато-лиловые пейзажи местной природы, хотя великолепные фазаны и зеленые попугаи Раджастхана считаются одними из самых великолепных птиц в Индии. Оркестры странствующих музыкантов, танцоров и предсказателей судьбы из Раджастхана, вошедшие в историю под названием «цыгане», потому что на своем пути в Румынию они надолго задержались в Египте, добавили колорита и красок в жизнь большинства стран мира. Цыганский язык, романи, является самым близким к раджастханскому языку, современному индоарийскому языку, происходящему от санскрита и родственному с хинди. С таким маленьким количеством влаги и такой невероятной жарой Раджастхан никогда не был в состоянии прокормить свое население, разве что только малую часть его, таким образом, даже сегодня он остается одним из беднейших штатов Индии, с самым низким уровнем грамотности в стране, особенно среди женщин. Нищета, однако, никогда не умаляла жизнерадостность и артистизм жителей Раджастхана.
        Когда Индия научится экономически эффективно использовать солнечную энергию, засушливые штаты Раджастхан и Мадхья-Прадеш станут ценными центрами по производству и передаче электроэнергии. Так же, как нефть катапультировала Саудовскую Аравию в ее богатство, так солнечная энергия может запустить Индию в новый век сильного экономического роста и бурного развития, особенно если страна также сможет использовать энергию постоянного течения Матери Ганги. Таким образом, одна из главных проблем Индии может стать ее самым большим активом.
        Муссонные дожди
        Сезон дождей в Индии - муссон - обычно начинается в начале июня и заканчивается в конце сентября. Если муссон приходит вовремя, то гигантские, наполненные дождями облака, похожие на тюрбан, подплывают к западному побережью полуострова, похожему на хобот слона, где-то в первой неделе июня. Без муссонных дождей вся южная часть полуострова была бы настолько же засушливой, как и пустыня Раджастхана и Мадхья-Прадеша. Так как июньское солнце нагревает землю быстрее, чем окружающие воды Индийского океана, то континентальный воздух поднимается вверх и ему на смену с юго-запада приходит наполненный влагой океанский воздух. Во всей Индии муссон встречают радостными песнями и плясками. Древние брахманы[4 - Брахманы - члены высшего сословия в древнеиндийском обществе, социальная группа в современной Индии, являющаяся аналогом европейского духовенства.] внимательно всматривались своим зорким оком в темные облака, что каждый год собирались к юго-востоку, отмечая именно тот момент, когда они достигали побережья и поднимались над горной цепью Западных Гхат, чтобы сбросить на землю свое сокровище дарящего жизнь
дождя. Каждый год конструировался и не спеша строился алтарь ритуального напитка - сома - с расчетом, чтобы он был готов к зажжению за несколько дней до начала муссона, чтобы все выглядело так, будто мантры брахманов и жертвоприношения принесли дождь. Крестьяне готовились к севу в соответствии с предсказаниями брахманов. Если дожди начинались слишком рано, то, конечно, доверие к брахманам утрачивалось, так как ценная влага уходила, попав на вспаханную почву, лишенную зерен. Если же дожди начинались слишком поздно, то вороны и стервятники пожирали весь урожай, и брахманам оставалось только монотонно распевать и уже напрасно подливать сому и гхи (топленое масло) в жертвенные костры, в то время как мрачная перспектива голода маячила чернее, чем облака на горизонте.
        Индийскую экономику, пока все еще преимущественно сельскохозяйственную, часто называют «игрой в рулетку с дождями», поскольку муссонная треть года - это то время, когда все хранилища и резервуары, а также большинство рек и ирригационных каналов по всей стране получают свежую подпитку, которой должно им хватить до начала следующего муссона. Невиданно большие урожаи в последние десятилетия, в конце концов, обеспечили Индию достаточным запасом зерна, чтобы больше никогда не повторялись ужасы массового голода, которые опустошали страну, особенно в последней декаде девятнадцатого столетия и еще совсем недавно, в 1943 году, во время ужасающего «Бенгальского голода», который забрал более 3 миллионов жизней. Однако недостаток муссонных дождей иногда случается два или три года подряд, и тогда правительственные запасы зерна становятся буфером для предотвращения голода. Индийские крестьяне, которых в стране более полумиллиарда, к огромному сожалению, до сих пор зависят от капризов природы и перемены ветра.
        Малабарское побережье, к югу от Гоа, с его богатством - почти 100 дюймов дождя - в период бушующих муссонов, обладает самыми прекрасными пляжами в Индии с растущими вдоль берега пальмами и многочисленными лагунами в окружении банановых и манговых рощ, перечных деревьев и гвоздики, с чайными и кофейными плантациями, растущими немного выше в Гхатских горах. Именно эти великолепные, полные буйной растительности пляжи первыми и обнаружили морские волки с португальских купеческих кораблей, шедших в авангарде многочисленных волн имперских вторжений в Индию, которые вскоре были осуществлены западноевропейскими державами. Совсем неудивительно, что они нашли Индию слишком заманчивой и богатой, чтобы оставить ее в покое. Ее дары природы были восхитительны, красота ее женщин была опьяняющей, богатейшее разнообразие индийских товаров, предметов искусства и необыкновенных ремесел манило к себе гостей из самых далеких стран.
        Малабар - сегодня это штат Керала - является одним из тех регионов Индии, где матриархат дожил до наших дней, отражая, очевидно, ранние устои жизни в дравидийском обществе, где доминировала мать, которая определяла все важнейшие аспекты жизни и поведения в обществе. Гораздо позже индоарийские племена и кланы, в которых доминировали мужчины, вторглись в Индию с северо-востока, установив свои патриархальные устои в обществе на территории, расположенной в долинах северных рек, постепенно расширив их на весь индийский субконтинент.
        Облака с муссонными дождями так быстро поднимаются над горной цепью Западных Гхат, что они теряют большую часть своей влаги до того, как пройдут на восток через сердце южной части полуострова. Западная половина этого земного массива называется Декан (Южная Земля), большая часть его сегодня образует штат Махараштра, дословно «великая страна». Столицей штата является очень динамично развивающийся город Мумбаи. Сухой и пыльный, похожий на ловушку, Декан напоминает бесплодные земли американского юго-запада. Большинство народов, говорящих на маратхи, населяющих Махараштру, так же неразговорчивы и тверды, как почва, которую они с таким трудом обрабатывают. Древняя столица Декана - Пуна, приблизительно в 90 милях к востоку от Мумбаи, на протяжении веков была бастионом власти коренных маратхов, а также традиционным центром изучения индуизма и колыбелью националистического движения Индии.
        Пуна и сегодня продолжает оставаться важным центром высшего образования, а в последнее время она стала и одним из самых крупных центров современной индустрии, в особенности химической. Здесь же расположена Национальная военная академия - место, где индийские кадеты получают базовую военную подготовку перед тем, как отправиться в летные, морские и сухопутные академии для дальнейшего обучения. Этот регион произвел много поколений британских «полковников из Пуны» и сейчас продолжает готовить их индийские воплощения в несколько измененной форме, однако все с тем же тщательным интересом к щегольским тростям, напомаженным усам, ремням, сапогам и пряжкам, которые они натирают до блеска с помощью слюны, мастики и солдатского пота.
        Андхра, восточная половина верхней части полуострова, названная так в честь одной из самых древних династий Индии, была создана из тех районов дравидийского юга, где проживал преимущественно народ телугу. Хайдарабад, столица Андхры, был наследственным владением мусульманских низамов[5 - Низам - титул правителя Хайдарабада.] с начала восемнадцатого столетия. Это был город трущоб, дворцов и мечетей. Хотя низамы уже давно известны своими несметными богатствами: драгоценностями, слонами и дорогими автомобилями, большинство жителей Андхры - это крестьяне и рыбаки, которые дополняли пряжей хлопка и ткачеством свои скудные заработки, полученные от улова в суровом море. Однако в наше время самые способные молодые люди Хайдарабада соперничают с такими же молодыми людьми в соседнем Бангалоре за хорошо оплачиваемую офисную работу по аутсорсингу. Подобно Махараштре, в Андхре выпадает мало таких ценных муссоных дождей, но ее побережье имеет плодородную землю для выращивания риса, так как несколько крупных рек полуострова, впадающих здесь в море, оставляют много ила в этих местах.
        Хайдарабад. Дети низама
        emp1
        Штат Орисса, расположенный к северу от Андхры, вдоль побережья, также находится в довольно депрессивном экономическом положении и также часто становится жертвой природных катаклизмов, включая ураганы, рожденные в Бенгальском заливе. Одни из самых великолепных индуистских храмов Индии, а также ряд предметов искусства также находятся в Андхре, в городе Бхубанешвар и в красивейшем прибрежном городке Пури.
        К югу от Махараштры и Андхры находятся два самых густонаселенных и богатых дравидийских штата, Карнатака и Тамилнад. Бангалор - столица Карнатаки, говорящая на языке каннада - является самым быстро растущим индийским мегаполисом, центром промышленности и глобального электронного аутсорсинга, тут также находится авиационная академия Южной Индии. Раньше Бангалор был известен своими тихими и благоустроенными парками в английском стиле, а теперь он быстро становится более известным своими автомобильными пробками и смогом. Однако расположенный совсем неподалеку город Майсур, родина экс-махараджи, по имени которого когда-то называлось целое царство, все еще сохраняет большую часть своей сказочной красоты с великолепным дворцом на холме в пригороде, который был превращен в прекрасную гостиницу. Когда-то казавшиеся неистощимыми, золотые прииски в Коларе помогли покрыть купола многочисленных дворцов махараджи и блестящие башни южноиндийских индуистских храмов ламинированными слоями неувядающего золотого великолепия. Одних только икон, дверей и священных сосудов, целиком сделанных из золота, которые
хранятся в южноиндийских храмах, мечетях и дворцах, вероятно, хватило бы на долгие годы, чтобы полностью содержать индийскую экономику. Большую часть несметных сокровищ, состоящих из драгоценных камней и ценных металлов, накопленных многими поколениями на севере страны, разграбили иностранные захватчики, в основном персы, турки, монголы, афганцы и британцы. Однако юг Индии, благодаря огромным засушливым пустынным территориям и суровым горным массивам Виндхья и Сатпура, которые преграждали легкий доступ с северных равнин к Декану, остался относительно неразграбленным. Индуистские храмы и сейчас продолжают получать щедрые пожертвования, о которых они никому никогда не отчитываются, и которые даже редко когда подсчитываются брахманами - хранителями, так как они всегда были освобождены от налогов на землю и богатство, находясь за высокими и мощными стенами, где, как верят люди, живут в подобающей им роскоши и комфорте сами боги. Могут ли замороженные активы этих богов как-то быть инвестированы во имя миллионов самых бедных индийцев, живущих ниже черты бедности? Эта мысль стала частью мечты Махатмы Ганди о
создании движения «Поднять всех» (Сарводайя), чего реально можно было бы достичь на протяжении одного поколения.
        Более узкая полоса индийского юго-восточного муссона идет вокруг южной оконечности Тамилнада, затем вверх по направлению к Бенгальскому заливу, после чего к истоку Ганги и ее плодородной дельте. Эти муссонные ветры иногда налетают на залив с силой урагана, неся с собой ужасные разрушительные волны, в которых периодически тонет от 10 000 до полумиллиона бенгальцев за один единственный день. Чудовищное перенаселение толкает самых бедных крестьян переселяться на самые уязвимые для таких ураганов острова, где даже нет связи с материком, из-за чего жители этих островов не могут получить вовремя предупреждение о надвигающейся катастрофе, несмотря на то, что существует современная система спутникового наблюдения за муссонами и цунами. Хорошо орошаемые речные равнины Бенгалии вдвойне пропитываются обильными муссонными дождями, которые потом поднимаются к бирманским, непальским и бутанским горным массивам, оставляя в некоторых горных поселениях штата Ассам до 800 дюймов осадков, в результате чего жители этих поселений неделями не видят ни неба, ни солнца.
        Неспособные преодолеть самые высокие горы в мире, муссонные облака уходят на запад в долину Ганги, штат Бихар, который также называют индийским Руром, и в штат Уттар-Прадеш, крестьянское сердце Индии. Оттуда муссоны движутся к Нью-Дели, который получает 85 % из своих 25 дюймов осадков за год на протяжении всего одной трети года - сезона муссонов. Современная глобальная столица Индии, чья огромная урбанистическая равнина, словно гигантский магнит, подобно Лос-Анджелесу, продолжает привлекать миллионы людей к своему населению, уже превышающему 15 миллионов, была бы засушливой пустыней без своей доли муссонов. Тысячи резервуаров и колодцев заполняются водой во время дождей, давая возможность жителям Дели собирать богатый урожай апельсинов, мандаринов, сахарного тростника и кунжута, а также основных видов овощей и пшеницы. Местонахождение по крайней мере семи, а возможно, даже целых десяти столиц Индии с момента зарождения индийской цивилизации - Делийская равнина - полна построенных из песчаника руин античности, которые являются немыми свидетелями исчезнувшей власти и неисчезающих имперских амбиций.
Ни один другой кусок индийской земли не был свидетелем такого количества пышных зрелищ и такого количества боли, не слышал столько надменных обещаний и не видел столько тирании и предательства. Однако для муссонов Дели находится почти в конце их обдуваемого всеми ветрами маршрута, и к концу сентября муссонные облака освобождаются почти от всей своей обременительной влаги.
        Горные стены
        Череда могучих гор нависает над Южной Азией. Это щит, защищающий Индию от ледяных ветров морозной Сибири и едких желтых песков Центральной Азии. Северная горная стена Индии называется Гималаи - Оплот снегов - это потрясающая своими размерами, похожая на арку, горная система из камня и льда, длиной в 1500 миль и глубиной в 200 миль, накрытая как минимум пятьюдесятью вершинами высотой больше пяти миль. Гималаи - самые молодые и самые высокие горы в мире. Похоже, что они возникли около 60 миллионов лет тому назад, в докембрийский период, когда дальняя часть доисторического гранитного массива индийского полуострова, сместившись, протаранила опустившийся в это время край южного Тибета. Вероятно, Южная Индия, оторвавшись от Восточной Африки, после того как остыла земная кора, слилась с побережьем Азии после континентального дрейфа к северу, вытолкнув Гималаи вверх на невероятную высоту в процессе этих страстных геологических объятий. Намного более твердые, старые скалы дрейфующего полуострова также свернулись в гармошку во время этих континентальных изменений, но возникшие в результате этого горные
массивы Виндхья и Сатпура поднялись всего лишь на какие-то 3000 -5000 футов над уровнем моря.
        Индуистский эпический миф дает свое объяснение скромной высоты Виндхьи в сравнении с гималайской вершиной Кайлас (или вершиной Меру) - обителью индийских богов. Согласно мифу, однажды Виндхья стал такой большой от гордости, что заслонил лучи самого солнца, и они не могли попасть в расположенный на Кайласе пантеон божественных обитателей горы. Несколько богов, трясясь от ярости, послали гонца - брахманского мудреца Агастью разобраться с выскочкой. Виндхья был учеником Агастьи, и когда гуру приблизился, он ему низко поклонился, как и положено хорошему индуистскому ученику. «Стой так, Виндхья, пока я не вернусь!» - приказал Агастья. Но старый брахман не вернулся в свой северный дом, а провел остаток своих дней далеко на юге. Таким образом, дерзкого Виндхью хитростью заставили вести себя с подобающим уважением по отношению к богам. Агастью можно считать одним из первых ариев, которые перебрались через гряду центральных гор, чтобы колонизировать или, как говорят сами арии, нести цивилизацию в дикие просторы Южной Индии, коренное население которой, дравидийцы, считали себя более развитыми, чем северяне.
Однако индоарийцы, не обращая на этот факт никакого внимания, совсем как их греко-римские кузены, поместили своих богов на вершины самых высоких гор. У греков - Олимп, у индоарийцев - Кайлас. В результате Гималаи с давних времен являются местом особого почитания среди индийцев.
        Без Гималайской стены Северная Индия не имела бы таких плодородных равнин, так как слои детрита и богатого минералами ила, которые наполняют долину реки Инд и Пенджаб, и которые простираются на многие тысячи футов под плодородной поверхностью обширной долины реки Ганг, являются дарами гималайских камней, превращенных в песок несущимися водами растаявшего гималайского снега. Невиданное богатство минералов, включая большое количество золота, стекает с серебряных стен «Отца Гималаи», придавая правдоподобие многочисленным фантастическим историям об Индии, написанным Геродотом и другими западными патриархами исторической науки. Геродот писал об индийских «муравьях, копающих золото», которые наполняли свои сумки золотой «пылью» и бегали так «быстро», что только «самки верблюдов», которые недавно «разродились потомством» могли догнать их! Однако именно благодаря склонности Геродота записывать все, что он слышит, у нас имеются самые ранние письменные подтверждения о существовании индийского хлопка или, как описал его Геродот, «деревья» в Индии, на которых растет «шерсть». Он также упоминал «много племен»
в этом самом отдаленном и «самом богатом» из сатрапов персидской империи, все они говорили на «различных языках». Спустя несколько веков Александр Македонский увидел Пенджаб разделенным по крайней мере на столько же княжеств, сколько там было рек. Благодаря не только различающимся языкам, но и отчасти безразличию соседствующих индийских монархов к безопасности владений друг друга, грозный македонский завоеватель смог пройти победным маршем через них всех, нанося поражения каждому из них по отдельности. Если бы не «бунт» его собственной армии, который, по сути, был «сидячей забастовкой» на берегах реки Беас, Александр мог бы стать первым настоящим императором Индии.
        Это полное отсутствие интереса к политическому объединению или, скорее, индийская подозрительность и недоверие к соседям, независимо от того насколько они могли быть близки по сравнению с иностранцами, привели к тому, что Индия становилась легкой добычей для завоевателей на протяжении всей ее долгой истории. Действительно, даже сегодня узы национального единства намного менее важны для подавляющего большинства индусов, чем узы семейные, кастовые, местные, а также регионально-языковые. Однако в эру глобализации эта слабость может превратиться в одно из самых больших преимуществ, которым обладают индийцы в наше время, поскольку такая черта характера предрасполагает их чувствовать себя как дома везде, где бы они не оказались, при условии, что где-то рядом живут их родственники или члены их касты, или кто-то из тех мест, где они жили раньше. Более 20 миллионов индийцев проживают сегодня за пределами страны, из них более 2,5 миллионов проживают в Соединенных Штатах, где они являются самой образованной и богатой общиной недавних иммигрантов. Но, несмотря на все это, среди индийской диаспоры или внутри
самой страны никогда не существовало одного простого определения «индийский способ мышления» или «индийский ответ» на внешние угрозы или, скажем, на внутреннюю политику, предлагающую какие-либо изменения.
        Северная стена гор Индии служит водоразделом и естественной границей, отделяющей Индию от Китая. Во всех отношениях индийская и китайская цивилизации настолько же далеки друг от друга, насколько эти два прародителя всех остальных азиатских культур далеки от западной цивилизации. Паназиатские течения, основанные на объединяющей силе чуждого насилию буддизма или силе сентиментальных связей, порожденных недавними антизападными национальными движениями против империалистических держав, никогда не могли преодолеть глубоких культурных отличий и политических разногласий, которые все еще разделяют Индию и Китай. В последние десятилетия эти разногласия не раз приводили к коротким, но ожесточенным вооруженным столкновениям и бесконечным картографическим спорам об общей границе. В то время, как эти две самые большие страны в мире продолжают модернизироваться и развиваться, их естественное соперничество за контроль над ресурсами и народами, населяющими межгорные районы Гималаев, такие как Кашмир, Непал, Сикким, Бутан и самый северо-восточный штат Индии Аруначал-Прадеш, похоже, будет становиться все более
интенсивным.
        Расположенный на самом севере Индии штат Джамму и Кашмир остается проблемой в ее взаимоотношениях с Пакистаном. Это самое взрывоопасное наследие очень глубокого конфликта между индусами и мусульманами, который в 1947 году привел к разделу Южной Азии, но, к сожалению, этот драматичный раздел не привел к разрешению конфликта. Де-факто раздел Кашмира в результате вооруженного конфликта никогда не был принят ни одной из сторон, а близкие связи Пакистана с Китаем часто рассматриваются в Нью-Дели как потенциальная угроза зажать в клещи Кашмир - эту жемчужину в короне Индийского Союза. Большинство жителей столь желанной всеми Кашмирской долины являются мусульманами, большинство коренного населения, проживающего в самом удаленном северо-восточном уголке штата под названием Ладах, - сино-тибетцы по своему этническому происхождению и по языку, на котором они разговаривают. Нью-Дели обеспечивает безопасность штата, расположив в нем самую мощную военную группировку индийских вооруженных сил, которая базируется в Сринагаре и его окрестностях, а также вдоль беспокойной границы с пакистанской территорией Азад
(Свободный) Кашмир. Природную красоту и спокойствие Сринагарского озера Дал, с его роскошными апартаментами на лодочной станции, расположенной на фоне божественно прекрасных, покрытых снегом гор, редко тревожит геополитическая обстановка в регионе. Однако в конце 1950-х решимость Китая держать дорогу через Ладахскую щелочную пустыню Аксайчин открытой привела к перестрелкам между двумя соперничающими азиатскими супердержавами, что завершило хрупкую эру «Индо-Китайского Братства»
        Индуистское королевство Непал занимает большую часть центральной дуги между Тибетом и индийскими штатами Уттар-Прадеш и Бихар. Из своей столицы Катманду бывший король Непала вместе со своими министрами до 2008 года защищал независимость буферного королевства, как будто бы это был необыкновенно крепкий «корень, растущий между двумя камнями». Члены королевской семьи Непала были индуистами. Они прослеживали свою родословную до самого солнца по линии князей из Удайпура, а их министры-брахманы управляли преимущественно тибето-монгольским населением страны, состоящим из сильных и воинственных гуркхов и крестьян неварцев. Они больше похожи на китайцев, чем на индусов, так же как непальская архитектура больше напоминает китайскую, чем индийскую с ее многочисленными пагодами, которые можно увидеть буквально повсюду в долине Катманду. Однако непальский язык происходит в основном от санскрита. Мать Индия поддерживала тесные дипломатические и культурные связи с Непалом, в то время как находящийся по другую сторону Эвереста Китай держался несколько в стороне. Наверное, именно поэтому Китай, как бы нечаянно,
был более привлекательным для правителей Непала, он давал некое ощущение большей политической и экономической независимости. По крайней мере, восемнадцать горных переходов, по которым могут пройти только яки, связывают Непал и Тибет. Но два из них являются крупными торговыми артериями, которые легко можно превратить в военные шоссе, если Пекин того пожелает. До недавнего времени Непал намеренно старался оставаться королевством отшельников, чувствуя, что изоляция, в которой живет страна, без всякого сомнения, является лучшим способом защиты ее свобод, которыми непальцы так дорожат. Однако современность со всеми ее проявлениями, в виде террористических актов и стресса, а также достижений научного прогресса, делающих жизнь более комфортной и приятной, быстро надвигается на Непал с каждым рейсом авиалайнера из Нью-Дели, Лукноу и Патны, прибывающим через предгорья Гималаев в Катманду. В 2005 году похищение в Непале авиалайнера «Air India» пакистанскими террористами чуть не вызвало очередную войну между Пакистаном и Индией.
        Катманду
        emp1
        Самый большой природный переход из Индии в Тибет держит свой путь через крошечный по индийским меркам штат Сикким - второй самый маленький штат страны, площадь которого составляет менее 3000 квадратных миль, а население менее миллиона жителей, из которых небольшая часть - это коренное население лепча, а в основном это непальцы и тибетцы. Втиснутое между Непалом и Бутаном королевство Сикким сохраняло полунезависимый статус до 1975 года, когда оно вошло в качестве штата в Индийский Союз. Жизненно важный торговый маршрут из столицы Сиккима, расположенного на высоте более мили города Гангток, до тибетского города Чжанъе сделал этот стратегический штат слишком важным в вопросах обороны современной Индии, чтобы оставить его в руках королевского дома, чья преданность по отношению к Индии никогда не отличалась большим энтузиазмом. После присоединения к Индии в штат пришли все проблемы, связанные с построением демократии в обществе, где существовало так много разных племен, что привело к долгим периодам так называемого «правительственного правления» - военного положения по приказу Нью-Дели, которое
вводилось в этом крошечном гималайском наперстке, очевидно, для того, чтобы быть всегда готовым отразить любой укол китайской иглы. Благодаря поставкам американского высокогорного вооружения и радарных установок, которые были в срочном порядке доставлены самолетами в Индию в ответ на китайское вторжение в 1962 году, Сикким и его могучие горы с их самым высоким пиком Канченджанга ощетинились самым современным оружием и индийскими солдатами, обученными правильно с ним обращаться.
        «Королевство Дракона» или Бутан (Край Тибета) к востоку от Сиккима является последней в мире монархией махаянского буддизма, который когда-то доминировал в Китае, Тибете и Сиккиме. По размеру территории чуть больше Швейцарии, Бутан, с населением в 2 миллиона жителей, в основном тибетцев по происхождению, очень близко связан с Индией не только сетью современных дорог, но и передовыми подразделениями индийской армии, расположенными на территории страны. Однако индийские инженеры очень осторожно подходят к строительству шоссе в Бутане и не строят никаких дорог в северной части страны, не желая провоцировать возможное наступление китайских войск из Тибета. Под покровительством Индии, которая также контролирует его внешнюю политику, Бутан очень сильно изменился и продолжает шагать семимильными шагами навстречу современной цивилизации. Экономический потенциал Бутана с его огромными гидроэнергетическими ресурсами, богатейшими запасами тикового дерева и шореи исполинской, а также несметными минеральными богатствами уже созрел для совместного индийско-бутанского освоения.
        «Провинция утренней зари», Аруначал-Прадеш, которая является восточным якорем северной многоярусной, состоящей из вечного льда, стены Индии, вся ощетинилась современным вооружением. Граничащий с Бирмой, а также с Китаем и Тибетом, Аруначал во многом похож на Кашмир, по крайней мере, в стратегическом смысле, а не в этнической конфигурации. Со своим, в основном тибето-бирманским буддистским населением, Аруначал испытывает те же чувства «отчужденности» по отношению к большей части Индии, что и соседние штаты, входящие в так называемую «семерку», расположенную на беспокойном северо-востоке страны. Очень немногие иммигранты из Бангладеш рискуют добраться так далеко на север и приехать в Аруначал. В любом случае они просто не смогут пережить морозы зимних месяцев в ледяном штате. Этническая, лингвистическая и религиозная близость к Бирме и Тибету, а также к Китаю заставляет этот регион крутиться в центрифуге отчуждения по отношению к Нью-Дели. Однако для молодых Гималаев и древних коренных народов, их населяющих, политика и дипломатия играют гораздо менее важную роль, чем землетрясения, лавины, потопы,
заморозки и голод. Каждодневно сталкиваясь с таким количеством вызовов самому их существованию, этот крепкий, обычно веселый горный народ гораздо больше волнуется о том, что земля разверзнется у них под ногами или небо обрушится на них, чем об очень далеком политическом громе из Дели или Пекина.
        Ледяные дворцы Отца Гималаи всегда были целью индуистских королей и героев эпических пропорций, таких как Юдхиштхира, старший из благородных братьев Пандавов, который неустанно карабкался в заоблачные высоты, пока сам царь богов Индра не открыл перед ним золотые ворота, чтобы поприветствовать его в своем небесном прибежище. Верный пес Юдхиштхиры был единственным, кто остался с ним до конца этого трудного путешествия, и когда Индра попытался отговорить храброго монарха от того, чтобы он привел пса во дворец богов, смелый король ответил: «Пес и Я вместе!». Тогда верность была вознаграждена: пес превратился в божественного Дхарму, бога «религии» или «закона», а Юдхиштхиру, которого по сей день почитают как Дхарму Раджа, «Духовного правителя», царь богов Индра пригласил присоединиться к ним в пантеоне на горе Кайлас.
        Глава вторая
        Исторический пролог
        Самая крайняя страна на востоке, как я сказал, это Индия. И в Индии не только четвероногие животные и птицы гораздо большей величины, чем в других странах, кроме коней, но там есть и несметное количество золота, добываемого из земли, частью приносимого реками или похищаемого описанным мною способом. А плоды дикорастущих деревьев дают здесь шерсть, по красоте и прочности выше овечьей шерсти. Одежды индийцев изготовляются из этой древесной шерсти.
        Геродот, «Истории», книга 3, 106
        Неописуемое увлечение современной Индией является продуктом неимоверной запутанности ее многочисленных эпох и существовавших одновременно реальностей. В этой стране перевоплощений ничего никогда не забывают. Традиционно индусы рассматривают историю как бесконечную серию циклов, каждый из которых зарождается в золотом веке и заканчивается в темноте. Поскольку в соответствии с таким традиционным способом подсчета времени мы сейчас приближаемся к середине «Темного века» (Кали-юга), большинство индусов очень трудно шокировать трагической чередой войн, террора и психологических травм, которые заполнили наш современный мир. В общем, они полагают, что такое ухудшение предназначено судьбой и продлится еще много тысячелетий перед тем, как все начнет вновь изменяться по направлению к эре благоденствия.
        Махатма Ганди назвал свой идеальный золотой век справедливости Рам Раджия «Правление Рамы». В соответствии с эпосом, царь Рама правил Айодхьей как земное воплощение бога Вишну, и, исходя из этого, все, что он делал, считалось божественным. В нескольких сотнях миль к востоку от Дели, на берегах реки Гхагхры, в штате Уттар-Прадеш, процветает город Айодхья. Это город индуистских храмов, и миллионы паломников посещают его по сегодняшний день, обращая свой голос к Раме и его божественной жене Сите. Несметное количество мантр «Сита-Рам» и «Рам-Рам» эхом разносятся в этом святом месте, которое считается местом его рождения. Тут также располагалась древняя столица Рамы. В конце тринадцатого века христианской эры мусульманские армии завоевали Айодхью и вскоре после этого возвели рядом с ней свой собственный город Файзабад, построив в нем множество мечетей, воспользовавшись кирпичами и камнями разрушенных ими индуистских храмов, которые бросали вызов мусульманской вере и казались мусульманам кощунственными. Вскоре после обретения Индией независимости и создания в 1947 году государства Пакистан ярые
последователи Рамы напали на эти мечети, частично разрушив самую знаменитую из них, заявив, что она была построена на том самом месте, где родился Рама. Мусульмане, возмущенные таким вандализмом, ответили массовыми беспорядками. Последовавшее за этим кровопролитие заставило войти в город индийскую армию, подразделения которой находились на территории Бабри Масджида (Мечети Бабура) с тех самых пор до 1992 года. Армия покинула Мечеть Бабура незадолго до событий декабря 1992 года, в результате которых здание было полностью разрушено. Тогда обезумевшая толпа верующих индусов с металлическими прутьями и топорами в руках ворвалась в здание и превратила купол древней мечети в груду камней меньше чем за девять часов, распевая при этом священные мантры и давая клятву возвести на этом месте индуистский храм, чтобы отметить «место рождения Рамы» (Рам-Джанмабхуми). В ответ на разрушение Бабри Масджида в Пакистане и Бангладеш тотчас же были разрушены многие индуистские храмы, а Мумбаи потрясли жесточайшие столкновения между индусами и мусульманами. Сделанные из песчаника колонны и изображения для нового храма на
месте рождения бога Рамы были впоследствии изготовлены и складированы рядом с площадкой, где раньше находилась мечеть, но Высший суд Индии, опасаясь новых массовых беспорядков, пока не дает разрешения на строительство индуистского храма на месте разрушенной мечети.
        История Индии полна мифов, однако большая часть индийской мифологии - можно даже сказать, что вся она - имеет реальные исторические корни. Эти корни так глубоко похоронены или давным-давно сгорели в пожаре, или погибли в наводнениях, что мы никогда не сможем проследить их до того, что мы называем исторической правдой. Например, до сегодняшнего дня невозможно идентифицировать царя Раму, чья полная добродетели жизнь и чье полное процветания правление породили такое количество легенд и мифов о его сверхъестественных силах. Существует, однако, глубокое убеждение, что такой царь действительно правил, вероятнее всего, возле рек Гхагхры и Ганга в плодородной долине к востоку от Дели, где-то в период между 1000 и 700 годами до нашей эры. У него могла быть красавица-жена по имени Сита и даже младший брат по имени Лакшмана. Однако до тех пор, пока не найдены монеты, подтверждающие эти факты, или эпиграфические доказательства, выгравированные на камне или на золотых пластинах того периода, нам остается довольствоваться сочинениями эпических пропорций, отбрасывая большую часть из них как миф, и высоко ценя
каждое, хоть отдаленно похожее на правду. Это очень сложный процесс, часто абсолютно разочаровывающий, так как не только время, но и потопы и муссонные дожди как бы вступили в сговор, чтобы скрыть от нас первое тысячелетие древней Индии. И все же прогресс в этом вопросе был достигнут. Проблески света, кусочки цвета, самое отдаленное эхо реальной жизни других людей все-таки доходят до нас сквозь темную пропасть прошлого. Куда бы мы не бросили свой взгляд в Индии, повсюду мы видим рожденные заново древние формы искусств, ремесел, обычаев и устоев - живой архив этнической истории, который каждый день можно увидеть в любом деревенском сарае: инструменты, изобретенные тысячи лет назад, примитивнейшие телеги, горшки, разрисованные сюжетами древнего фольклорного искусства, ткань, сотканную по древним традиционным образцам.
        Мечеть Бабура
        emp1
        В Индии на живую историю можно наткнуться практически в любом уголке страны. Куда бы вы не бросили свой взгляд, то обязательно найдете целые мириады исторических артефактов и живые доказательства исторических событий: дворцы, храмы, мечети, железнодорожные вокзалы времен королевы Виктории, буддистские ступы, маурьинские колонны. Каждый век оставил свои уникальные свидетельства, часто расположенные нелепо близко к руинам другой эпохи, иногда они даже накладываются друг на друга, совсем как развалины Рима или Бата. Парадоксально, но в некоторых отношениях самая ранняя эпоха индийской истории была более «современна», чем гораздо более поздние периоды индийской истории, как бы подтверждая традиционное индуистское учение о цикличности жизни.
        Доарийская урбанизация
        Более 4000 лет тому назад люди, проживавшие на берегах реки Инд и на территории, большую часть которой сегодня занимает Пакистан, наслаждались плодами высокоразвитой, урбанистической, коммерчески успешной цивилизации. Благодаря тщательно проведенным раскопкам на более чем сотне площадок в долине реки Инд, самые главные из которых были проведены там, где когда-то располагались похожие друг на друга «столицы» Мохенджо-Даро и Хараппы, мы с уверенностью можем сказать, что корни этой цивилизации уходят в глубь истории по крайней мере к периоду 2300 -1700 гг. до нашей эры. Хорошо продуманная городская планировка, необыкновенно передовая по тем временам канализация и система дезинфицированного водоснабжения, а также тщательно регулируемые бани, характерные для индских городов, указывают на необыкновенно высокий уровень развития строителей, правителей и бюрократов индской цивилизации. Искусства индской цивилизации были не менее высоко развиты, демонстрируя технологическое и креативное мастерство, воплощенные в одной из самых красивых бронзовых скульптур - скульптуре танцующей девочки, отлитой при помощи
утерянного в веках процесса воскового литья, а также во многих поразительных по красоте печатях, чьи пиктограммы остаются до сих пор неразгаданными, но богов и животных, изображенных на них, легко можно узнать в сегодняшней Индии. Вот фигурка, сидящая в йогической позе, похоже, что это Шива, изображенный в роли «Бога Зверей», а вот несколько горбатых быков, выглядящих как живые, похоже, что их срисовали с быков зебу, которые до сих пор топчут улицы каждого пенджабского городка.
        Если смотреть сверху на современные пакистанские дома, построенные неподалеку от Хараппы, северной «столицы» первого значительного в истории воплощения Индии, то они не только построены из кирпичей, обожженных до такого же розового оттенка, но они, похоже, и построены с такой же планировкой, что и их самые древние предки. Практичные шотландские инженеры использовали столько кирпичей, разбросанных вокруг древней Хараппы, для построения пенджабской железной дороги в конце девятнадцатого века, что от многих крепких еще остатков двухэтажных домов этого древнего города, в котором проживало около 40 000 человек, не осталось ничего, кроме очертаний домов и канализации. Кем были люди, жившие в этом городе, остается загадкой, также как и язык, на котором они говорили и писали, также как и форма их правления и имена богов, которым они поклонялись. Из собранных по крупицам свидетельств мы можем предположить, что они были протодравидийцами, что, возможно, они использовали язык, который являлся прародителем современного тамильского языка, и что ими правил царь, которому они поклонялись, как богу. Похоже, что
они также поклонялись мужскому фаллосу, который символизировал бога плодородия, такого как Шива, а также поклонялись Богине Матери. Они испытывали особое благоговение по отношению к воде, которая, очевидно, играла центральную роль в их ритуале. Индуистские храмы до сих пор имеют прямоугольные резервуары для воды, совсем как Великие бани, найденные в Мохенджо-Даро, а ритуальное омовение играет важную роль для индусов, особенно в целях очищения, перед тем как приблизиться к иконе любого из богов.
        Определенные растения, такие, например, как фиговое дерево, были священными и оставались таковыми на протяжении всей истории Индии. Будду постигло озарение в то время, когда он сидел в тени этого великого дерева в Сарнатхе. Мы также стали свидетелями того, как один из символов солнца, колесо из солнечных лучей, которое на санскрите называлось свасти (благополучие), позднее был использован нацистами в их ужасных целях, как свастика - символ их «арийской чистоты». Мы почти ничего не знаем об общественном устройстве в Мохенджо-Даро, однако размеры домов в некоторых частях города значительно меньше, чем размеры домов в других частях города, которые, в свою очередь, были намного меньше по сравнению с Великими банями, расположенными в цитадели, и многочисленными храмами, что, очевидно, отражает некую классовую иерархию или, может, нечто наподобие гораздо более сложной системы каст, возникшей в Индии несколько позже.
        Чем больше мы изучаем бронзовые и каменные инструменты, а также то, что осталось от удивительных индских городов, тем больше становится очевидным тот факт, что ранняя индская цивилизация содержала много клеток будущего социально-религиозного организма Индии. Кстати, печати, найденные при раскопках, очевидно, были использованы для того, чтобы маркировать продукцию, которую отправляли в Месопотамию вдоль Макранского побережья, поскольку несколько из них были найдены во время шумерских раскопок и в некоторых других местах. Индский экспорт, вероятно, включал в себя хлопковую ткань, частичку которой нашли в Мохенджо-Даро, и которая по сегодняшний день остается главным коммерческим товаром, производимым в Индии, и основной статьей ее экспорта. В наше время хлопковая ткань из Индии пользуется высоким спросом не только в Африке и Юго-Восточной Азии, но и в самых дорогих бутиках Рима, Парижа, Лондона, Нью-Йорка и Беверли-Хиллз.
        Архитекторы из долины Инда, очевидно, хорошо знали секреты контроля над водой, что позволило их городам процветать на протяжении почти 1000 лет, лишь иногда внося некоторые изменения. Похоже, что Мохенджо-Даро был перестроен не менее десяти раз и покинут, вероятно, после того, как последний великий потоп заставил оставшихся в живых жителей города бежать оттуда. Мы, наверно, не узнаем, что случилось с захваченными врасплох жителями города в те темные последние часы. Только разбросанные повсюду остатки их скелетов безмолвно свидетельствуют о панике, которая, должно быть, внезапно охватила их. Возможно, толчки землетрясения предшествовали потопу или они же и вызвали потоп. Тектонический сдвиг действительно мог разрушить главную индскую плотину, освободив плененные ею массы воды. Берега реки поднялись со времен индской цивилизации, погрузив три самых нижних слоя Мохенджо-Даро полностью под воду, что лишило смысла попытки пролить исторический свет на эти руины. Какие бы катаклизмы не вызвали падение индской городской цивилизации, похоже, что они произошли незадолго до того, как кочевые племена
ариев-пастухов достигли западных границ Индии, где-то между 1600 и 1500 гг. до нашей эры. После того, как мощные индские стены были разрушены сотрясениями земной коры и большинство доарийских защитников утонули или были вынуждены покинуть свои крепости и бежать на юг, спасая свои жизни, новые пришельцы на эти земли, перегоняя стада своих коз и коров через реку и руины того, что еще совсем недавно было цветущей цивилизацией, не встретили почти никакого сопротивления.
        Арийские завоевания и возникший синтез
        Праведные индусы считают, что арийцы всегда жили в Индии, по крайней мере, еще до начала ледникового периода, когда они мигрировали на юг с Северного полюса. Однако историческая наука и сравнительные лингвистические исследования последних полутора веков дают нам возможность предположить, что индоарийцы были самой восточной ветвью индоевропейских племен, составлявших некогда единое целое, их великая миграция с пастбищ, расположенных где-то между Каспийским и Черным морями, произошла около 2000 года до нашей эры. Эти интенсивные индоевропейские миграции заставили одни племена двинуться на запад в Англию и Ирландию, другие - в Германию, Грецию и Рим, в то время как третьи двинулись на восток, в Иран, откуда индоиранская ветвь индоарийских племен, отколовшись, мигрировала через покрытые снегом горы Гиндукуш (убийца индусов), а затем через Боланский и Хайберский перевалы вниз, в долину Инда.
        Все, что мы знаем о первых ариях, было сохранено в истории благодаря бардам-священникам, брахманам, которые создали традицию передавать из уст в уста, из поколения в поколение тысячи тщательно заученных поэтических гимнов на санскрите, считавшихся священными. В конце концов, эти священные писания были записаны в «Книге Знаний», имя которой Веды, самой важной из них является Ригведа. Ведические молитвы были адресованы к тридцати трем богам, у которых цари (раджи) и войны (кшатрии), а также брахманы и простолюдины (вайшьи) просили в своих молитвах долгую жизнь, удачу, героических сыновей и дождь. Члены первых арийских племен Индии были искренними, крепкими, жизнерадостными, пьющими, азартными, воинственными людьми, которые намного больше напоминали своих Гомеровских двоюродных братьев, нежели своих предков из долины Ганги. Их самый важный бог Индра был молодым героем, который владел своей ваджрой (ритуальное и мифологическое оружие), подобно его исландскому кузену Тору, метающему молнии. Каждый день Индра метал молнии, чтобы пронзить темную оболочку космического Демона и таким образом вызволить
солнце, воды и мычащих коров.
        Веды ничего не говорят о преиндийской истории ариев, в них так же нет ничего конкретного об арийских завоеваниях цивилизации в долине Инда, за исключением нескольких упоминаний о «темных» (даса) народах, живших в «укрепленных городах» (пур), которых нужно было усмирить. Однако каждодневное поражение, которое Индра наносил демону Вритре, может быть аллегорией победы арийских сил света над демонической темнотой преарийских «панцирей» (крепостей), возможно, оно символизирует пронзительный удар, которым царь Индра разрушил преарийские плотины и освободил воды реки, разрушившие затем эти крепости. Однако веды были написаны не как истории, а как гимны, отсюда и отсутствие интереса к вещам преходящим, даже таким сотрясающим землю событиям, как те, что произошли менее чем за век до того, как песни об этом были впервые «услышаны» риши. Однако для риши[6 - Риши - в индуизме мудрецы, которым боги открыли ведийские гимны.] и махатм[7 - Махатма - в христианстве синонимом этого понятия можно считать слово «святой».] и для тех индусов, которые почитают их, этот мир перерождений и боли больше иллюзия, чем
реальность. Зачем беспокоиться об именах, датах или даже самых драматических моментах в истории? Проблемы установления точных дат в истории Индии частично связаны с широко распространенным убеждением большинства самых ярких философских умов в том, что даты не важны и бессодержательны.
        С высокой степенью вероятности можно утверждать, что между 1500 и 1000 гг. до нашей эры арийские племена завоевали оставшиеся преарийские расы повсюду в долине Инда и в Пенджабе, продвинувшись на восток до самых равнин Дели. Когда арии только пришли в Индию, они все еще были пастухами-кочевниками, поэтому не осталось никаких следов от их деревень или хижин. Однако к концу первой половины тысячелетия, без всяких сомнений, благодаря всему тому, что арии узнали об урбанистической цивилизации от дасов, которых они поработили, арийские города стали появляться один за другим на равнинах в тех местах, где сегодня находится Дели. Первая столица, расположенная на этой равнине, называлась в честь бога Индры (Индрапрастха).
        Арии привели в Индию коня, а также коров. Арийские раджи ехали в бой на запряженных конями колесницах, вооруженные боевыми топорами и луками, что повергало ниц всех, кто был на их пути. Кочевые странствия через иранское плато закалило их, они превратились в свирепых воинов и, подобно самому Индре, обретали необычайную смелость, выпивая божественный напиток сома перед началом битвы. Этот нектар богов, очевидно, получался из дикого растения, которое росло в северо-восточных холмах Индии и имело наркотические или психотропные свойства. Эффект от его «сока» был таков, что он проникал в каждый сустав. Ему поклонялись в ведических гимнах как божеству, чье могущество уступало только могуществу Индры. Кстати, самым важным ритуалом ведической арийской веры было ежегодное построение алтаря Сомы, чьи костры зажигались перед началом сезона муссонов. Возлияния сомой считалось необходимым условием для того, чтобы пошли дожди. Коров использовали как раннюю арийскую валюту, платя ими брахманам, которые распевали мантры, когда разливали сому и гхи. Агни, бог огня, причмокивал своими горячими губами и взлетал в
небо, после того как пробовал божественный напиток, раздавая его многочисленным солнечным божествам, чьим верховным судьей был Варуна.
        Приблизительно в 1000 году до нашей эры в Барабарских холмах недалеко от Ганги, около современного города Патна, было найдено железо в таком легкодоступном месторождении и в таком большом количестве, что его тут же начали активно использовать не только для производства оружия, но и для производства топоров и плугов. Так началась эра очень быстрых перемен, так как арийская экспансия на восток усилилась, благодаря завоеванию доселе недоступных саловых лесов в районе Ганги с помощью железных инструментов и оружия. По мере того как на смену пастбищному кочевничеству пришло земледелие с железным плугом, племенные деревни были объединены в территориальные царства. Два великих индийских эпоса отображают жизнь аристократии и военные конфликты эпохи быстрых перемен, а также культурную эволюцию, происходящую в результате ранней интеграции арийских и преарийских культур.
        Более длинный эпос, Махабхарата (Великий Бхарата), - это история монументальной борьбы за власть на землях в долине Дели между соперничающими арийскими двоюродными братьями. Пять братьев Пандавов, представляющих силы добра, противостоят в упорной, часто вероломной борьбе сотне своих двоюродных братьев, представляющих силы зла, которые в начале устроили заговор с целью изгнать Пандавов из принадлежащей им по праву столицы, пытаясь выиграть игру в кости шулерскими костями. Арии любили азартные игры почти так же, как они любили сому. Даже благородный Юдхиштхира, истинный царь религии и закона бытия (дхарма) и старший из Пандавов, не смог устоять против вызова сыграть в кости и проигрывал бросок за броском, пока не проиграл свое царство и целое состояние, в конце концов он даже пожертвовал прекрасной женой всех пяти братьев Драупади. В несколько раз больше, чем «Илиада» и «Одиссея» вместе взятые, Махабхарата необыкновенно богата древними индийскими легендами, традиционными знаниями, характерами и обычаями. Все герои Махабхараты кшатрии[8 - Кшатрии - представители второго по значимости (после
брахманов) сословия древнеиндийского общества, состоящего из владетельных воинов. В Древней Индии из них часто выбирались цари.]; потеряв свое царство, годами скитались в джунглях Северной Индии, до того как вернуться домой, чтобы начать борьбу и победить в эпической битве, продолжавшейся восемнадцать дней, ею и заканчивается мифическое повествование. Однако незадолго до описания битвы в ранней версии эпоса был помещен краткий религиозно-философский диалог. Он называется Бхагавадгита (Божественная песнь). С тех пор он является намного более важным для индуизма, чем все это хаотичное произведение. Главная мысль Гиты, отражающая скорее идеи постхристианской эпохи, чем идеи, присущие тому времени (около 1000 года до нашей эры), будет описана несколько позже в этом произведении.
        Место действия более короткого эпоса, Рамаяны (Путешествие Рамы), находится приблизительно в 300 милях к востоку от Дели, в древнем городе Айодхья, и, очевидно, отражает жизнь арийского двора несколькими веками позже, чем описание двора в Махабхарате. По мере продвижения на восток и на юг арии вступали в контакт и «побеждали» многие народы, некоторые из них были довольно примитивными племенами в дебрях джунглей. Рамаяну можно читать как аллегорию того, что арии рассматривали как завоевание «диких демонов», которые населяли южные леса и мешали медитации садху[9 - Садху - блуждающие монахи-аскеты, которые полностью посвящают себя достижению мокши.], искавших просветление посредством йогической концентрации. Принц Рама и его полная совершенства жена Сита, также как и братья Пандавы, были вынуждены покинуть свою столицу и дворец и скитаться многие годы в непроходимых джунглях, где прекрасную Ситу похитил и увез на остров Ланка демонический царь Равана, злодей настолько же страшный, насколько Рама был добродетельным. Более поздние дополнения к первоначальному эпосу превращают Раму в земное воплощение
(аватара) солнечного бога Вишну, ниспосланного на Землю, чтобы спасти мир от ужаса и мук, которые причинял Равана. Это повествование рассказывает о том, насколько опасной была жизнь в Северной Индии с X по VIII век до нашей эры, когда уважаемые люди с трудом могли рискнуть покинуть стены своих дворцов и не быть похищенными, ограбленными или изнасилованными. Ранние эпизоды придворных интриг в Айодхье, между тремя безумно любящими старого царя женами, также отражают грязные дрязги в жизни гарема, которые станут такими привычными во все последующие эпохи индийской истории.
        Воспользовавшись помощью птиц и зверей, обитающих в джунглях, особенно обезьян, чей генерал Хануман, до сих пор почитаемый как индуистское божество, Рама в конце концов находит свою бедную невесту и спасает ее в результате долгой схватки с Раваной, в которой он победил. Традиционно низкий и полный подозрений статус индийских женщин стал уже тогда до боли ясен и понятен, поскольку даже добродетельный Рама отказался принять невесту обратно, пока она не докажет свое целомудрие испытанием на огне. Сам бог огня Агни явился, весь золотой, из языков пламени, когда Сита вошла в пылающий костер, и вывел ее из огня и отвел к Раме. Затем они летят вместе домой в «личном самолете» Рамы, чтобы ознаменовать наступление новой эры Рамараджьи. Однако много лет спустя злые языки при дворе начали распускать слухи, породившие обычные мужские шовинистические вопросы о том, как же это было возможно, чтобы Сита прожила так долго во дворце Раваны, не позволив высокому, темному и красивому царю-демону ни разу дотронуться до ее прекрасного тела даже пальцем. Царь Рама не только слушал такие непристойные сплетни, но и
поверил им и вновь призвал Ситу «доказать» свою чистоту. В этот раз, в полном отчаянии, она призвала свою мать, богиню земли, так как «Сита» означает «борозда». Услышав ее мольбу, земля разверзлась и появилась Богиня Мать на золотом троне. Она посадила свою прекрасную дочь к себе на колени и забрала ее от глупых, сомневающихся мужчин.
        В то время как арийские эпосы отражают высокий статус кшатриев, в эпоху между 1000 и 700 гг. до нашей эры, в Ведах составлялись более скучные «комментарии» священниками-брахманами, преуспевшими в своих ритуалах, которые они описывали в прозе, называемой брахманы. В этих справочниках традиционных знаний священника каждая деталь ритуального жертвоприношения была детально описана, что помогало надуть претенциозность брахманов, так же как и стоимость самих церемоний, которые вскоре уже требовали шестнадцать или семнадцать брахманов, чтобы их провести. Раджи и вайшьи[10 - Вайшьи - представители третьего по значимости сословия древнеиндийского общества, состоявшего из земледельцев, торговцев, лавочников и ростовщиков.] платили щедрую цену коровами, сомой, гхи и другими нектарами, которые поглощало пламя. Брахманы процветали и к концу этой эпохи стали никак не меньше, чем земными богами, чьи священные ступни, предположительно, никогда не касались земной пыли, благодаря способности брахманов возноситься над землей. Возможно, из-за того что они приобрели статус обменной валюты, коровы также стали
священными, и им тоже стали поклоняться, в то время как мантры, которые распевали брахманы, священные звуки, такие как «Ом», например, стали символизировать Вселенную. Сам звук был обожествлен (богиня Вач), как и творец Брахма, и новый особенно могущественный абсолют, которого называли Брахман. Однако поражение, которое Рама нанес Раване, символизировало арийское завоевание неарийских демонов в лесах вокруг Ганга и дальше к югу, что позволило терпеливым садху продолжать безмолвную йогическую медитацию в этих джунглях. Ритуалы жертвоприношения сомы в долине Ганга все чаще оказывались неправильно рассчитанными по времени, чтобы «вызвать» муссонные дожди, одновременно с этим претенциозность и взвинченная стоимость этого брахманского ритуала стали вызывать все больше недоверия как у царей, так и у простолюдинов. Где же вы найдете раджу, который бы никогда не проиграл войны, несмотря на всех коров, которые он уплатил своим брахманам? Или богатого купца, который бы никогда не умер? Или набожного принца, который бы никогда не болел? Зачем тратить так много ценных животных и ресурсов на магию, которая не
действует? Некоторые кшатрийские принцы начали задаваться радикально иными вопросами, ища внутренние пути к спасению души, что не имело ничего общего с ритуальными жертвоприношениями или ставшим дорогим и запутанным брахманским истеблишментом.
        Брахман
        emp1
        Мудрость преарийских народов, очищенная от «жары» безмолвной йогической медитацией, дала арийским завоевателям новые мистические ключи к пониманию и спасению души. После семи веков взаимоотношений между ариями и преарийской цивилизацией синтез того, что, похоже, стало прекраснейшим плодом обеих систем, выплеснулось к 800 году до нашей эры на страницы писания под названием Веданта (окончание Вед). Тексты этой последней стадии ведической интеллектуальной эволюции были составлены в основном кшатриями в лесах неподалеку от восточного Уттар-Прадеша и Бихара, они известны как упанишады, что на санскрите дословно означает «сидеть перед кем-то», поскольку именно таким эзотерическим способом гуру передавали эти идеи своим ученикам, сидевшим перед ними на лесной поляне. Упанишадские диалоги, часто гениальные, привнесли новые концепции, которые стали аксиомами для последующего синтеза индуизма. Законы действия (карма), пессимистические идеи о реинкарнации (сансара) и материальный мир как иллюзия (майя) всплыли на ведический свет из пре-арийской древности или по крайней мере так многим казалось, так как с
идеологической точки зрения упанишадская мысль была настолько далека от здорового арийского оптимизма и поклонения природе, как Бихар от северо-западной границы США. Теперь конечной целью было освобождение (мокша) собственной души (атман) от завесы материальной печали и боли и от любого повеления перерождения. Исторически арийские завоеватели к этому времени, похоже, попали под влияние более глубокой преарийской силы интеллекта и спокойной мудрости. Однако упанишадские тексты продолжали признавать брахманов и их ритуалы, но, правда, только на словах. Таким образом, они были приняты как ведические писания, несмотря на их радикальные доктрины. Брахманы уже давно стали искусными ассимиляторами и синтезаторами.
        Несколькими веками позже более революционно настроенный кшатрийский принц по имени Сиддхартха Гаутама (563 -483 гг. до нашей эры), которого почитают во всем мире как Будду, основал свое собственное учение о спасения души, которое полностью отвергало ведическую власть брахманов. Но Будда был из той же среды восточного Ганга, которая породила ранние упанишадские идеи, многие из которых ему понравились. Из того, что мы знаем о ранней жизни Гаутамы, - к сожалению, ни один из наших источников не датирован ранее, чем веком после его смерти - он был рожден в царском доме в предгорьях Непала и оставил удобную и легкую дворцовую жизнь, когда ему было под тридцать. Несколько лет он бродил в лесах Бихара и после глубокой медитации под деревом достиг просветления (Будхаттва). Он посвятил оставшуюся половину века своей жизни учению своих четырех «Благородных Истин» и приобрел такое количество новообращенных и учеников, что основал монашеский орден. Его покровитель был правителем самого могущественного царства в среднем Ганге под названием Магадха. Он даровал Будде так много гор, где не платили налогов, в
которых буддистские монахи вырубили себе в скалах аскетические каменные жилища (вихара), что вскоре весь этот регион был переименован в Бихар.
        Одной из причин, по которой раджа Бимбисара посчитал рациональные доктрины Будды настолько привлекательными, был тот факт, что он устал наблюдать за тем, как его любимых козлов приносят в жертву на брахманских алтарях. Купцы из Магадхи также тепло встретили ненасильственное учение Будды, видимо, чувствуя себя более комфортно с умеренным пессимизмом его проповедей, за которые не надо было ничего платить, по сравнению с тем, что они чувствовали ко все более алчным и воинственным требованиям брахманов. Сам Будда отвергал все претензии брахманов на священные силы, которые они якобы получали при рождении, настаивая на том, что «только тот, кто ведет себя как брахман, стоит уважения должного брахману». Многими веками позже брахманский истеблишмент вновь доказал свое уникальное умение адаптироваться и свои дипломатические способности, введя Будду под бесконечно растяжимый зонт индуизма как аватара Вишну.
        Махавира (540 -468 гг. до нашей эры), «Великий Воин», основатель джайнизма также был принцем, ставшим мудрецом, ищущим просветления на подобных лесных полянах. Крайняя строгость и аскетизм доктрины Махавиры сделали ее менее приемлемой и менее универсальной для людей, чем буддизм, но некоторые ключевые концепции джайнизма оказали впоследствии плодотворное влияние на Махатму Ганди, также как и на многих праведных индусов. В действительности индусы, в основной своей массе, рассматривают религию джайнизма скорей как «секту» индуизма, а не как отдельную религию, но и по сегодняшний день джайнизм остается наиболее влиятельной религией в богатом западном штате Гуджарат и среди банковской и торговой общины Мумбаи. Доктрина джайнизма будет рассмотрена в следующей части этой книги, но так же, как и в буддизме, последователи Махавиры могут выбрать намного более крутой путь к спасению души, став монахом, или более легкую, нижнюю дорогу, став простым учеником. Большинство джайнов выбрали последнее.
        К концу VI века до нашей эры в Северной Индии существовала, по крайней мере, дюжина княжеств, все они были упомянуты в буддийских и джайнистских источниках чуть более позднего периода. Эти княжества обычно воевали со своими ближайшими соседями из-за земли или торговли, либо из-за того и другого, если только правящие семьи не были связаны брачным союзом, или не создали некие региональные союзы для общей выгоды или для совместного нападения на другое княжество. Как правило, брахманские, арийские, а впоследствии и индуистские раджи и махараджи любили доказать свою мощь, выпуская белого жеребца на дальних окраинах своих владений, позволяя ему свободно бродить на протяжении целого года. За ним следовал отряд всадников, которые именем своего раджи столбили все земли, на которых бродил отпущенный на свободу белый жеребенок. Естественно, царь, чью территорию таким образом хотели узурпировать, обычно отвечал тем, что пытался убить жеребенка и следовавших за ним всадников. Так в древней Индии начинались бесчисленные маленькие войны, которые длились до тех пор, пока у обеих сторон не исчерпывались силы или
одна из них не сдавалась, или просветленные монархи не переходили в ненасильственный буддизм или джайнизм, или пока не начинались муссоны.
        Древнее объединение империи и его ограничения
        Северная Индия все еще была разделена, когда Александр Македонский и его армия пересекли реку Инд в 326 году до нашей эры. Несколькими годами позже, хотя Александр и умер по пути домой, Северная Индия была объединена в империю, в значительной степени благодаря вдохновению, вызванному действиями Александра Македонского. Мечта Александра о мировом единстве, казалось, передалась «молодому юноше» по имени Чандрагупта, которого он встретил незадолго до того, как непокорная македонская армия заставила Александра покинуть Индию, так и не завершив ее завоевания.
        В 324 году до нашей эры Чандрагупта Маурья основал первую династию, которая объединила долины Ганга и Инда под его властью. Чандрагупта находился у власти около двадцати лет, а его маурьянские наследники правили в большей части Индии на протяжении еще 120 лет, таким образом, общая продолжительность жизни первой имперской династии в Индии равнялась длительности правления последних иностранных правителей. Без построенных британцами железных дорог, без телеграфа и каких-то других достижений современных технологий маурьянские достижения кажутся особенно впечатляющими. Как же они это сделали? Во-первых, Александр менее чем за два года своей победоносной кампании, в ходе которой он прошел весь Пенджаб, показал, как были уязвимы мелкие арийские раджи, каким тщеславно узким было их виденье жизни. Ни один из них не пришел на помощь своему соседу. Каждого из них повесили отдельно. Центром политической поддержки для Чандрагупты стала Магадха со столицей, расположенной в городе Паталипутра, сегодняшняя Патна. Отсюда, после того как он установил свою власть над меньшими соседями в долине Ганги, он с легкостью
смог покорить Пенджаб, так как Александр устранил все основные военные препятствия в Пенджабе.
        Подобно Александру, Чандрагупта, похоже, имел мудрого, старого учителя. Большая часть информации, дошедшей до нас о маурьянском строе, попала к нам из книги под названием «Артха-шастра», «Наука о пользе», авторство которой приписывают брахману по имени Чанакья, известного также как Каутилья, которого можно считать индийским Макиавелли. «Артха-шастра» советует своему «принцу» никому не доверять, готовить и испытывать свою армию шпионов, которые бы следили за верностью жен и ближайших министров, а также генералов и бюрократов. Ни для кого не секрет, особенно для тех, кто знаком с произведением Киплинга «Ким», что именно Индия, должно быть, изобрела институт шпионов или по крайней мере довела его до состояния настоящего искусства в процессе усовершенствования имперской бюрократии, которая довела всех, кроме самих бюрократов, до крайнего отчаяния. На протяжении почти полувека, с того момента как Великобритания покинула Индию, индийцы все еще продолжали обвинять британское правление в том, что они развели в стране такую ужасную бюрократию. В действительности британцы, очевидно, научились всем этим
бюрократическим проволочкам, официозу, паранойе и всем другим заразным заболеваниям, присущим любой сложной системе управления государством, у индийцев. Произведение Чанакьи стало эталоном для нескольких индийских империй Гуптов и Маурьев, это была вечная дань человеческому коварству, продажности и всепожирающей мелочности власти. В этом труде даже существовала придуманная Чанакьей замысловатая теория круга (мандала) о том, как проводить внешнюю политику, которая учила каждого индийского монарха, что тот царь, который правил в круге, где проживали его непосредственные соседи, был его «врагом», в то время как царь, проживающий за этим кругом, был его «другом». Мегасфен, первый греческий посол при дворе Чандрагупты, опубликовал свои личные мемуары «Индика», описывающие период его пребывания в Паталипутре, но, к сожалению, до наших дней дошли только фрагменты этого бесценного первоисточника. Эти крошечные кусочки просто неоценимой информации проливают свет на размер и запутанность маурьянской столицы, чьи деревянные крепостные стены тянулись на много миль и были окружены широким рвом. Императорский гарем
включал в себя несколько греческих женщин «охранниц» и, для того чтобы «избежать попытки убийства», пишет Мегасфен, Чандрагупта спал каждую ночь в разных спальнях. Что же это было? Увидел ли Мегасфен склонность Чандрагупты ожидать худшее от людей или эти дневные и ночные проблемы первого индийского императора были теми же, с которыми впоследствии столкнутся многие «императоры нашей вселенной»? «Повсюду, - писал Мегасфен, - индийцы никогда не лгут и не выказывают никакого интереса к сутяжничеству». Однако контакты Мегасфена, очевидно, были ограничены, так же как и уцелевшие фрагменты его воспоминаний.
        Внук Чандрагупты, Ашока (правил в 269 -232 гг. до нашей эры), был мудрейшим Маурья и величайшим монархом своего времени, одним из самых выдающихся императоров в мировой истории, если верить просвещенным посланиям, выгравированным на многочисленных столбах, возведенных по приказу Ашоки вокруг его владений, чтобы информировать подданных о его имперских указах. Но на протяжении первых девяти лет своего правления Ашока просто следовал трактату Чандрагупты о проведении внешней политики, завоевав царство Калинга, сегодняшний штат Орисса, расположенное к югу от его империи. Эта война оказалась настолько ужасной с точки зрения человеческих жертв, приведя к гибели сотен тысяч людей, что император Ашока, после того как выиграл эту войну, принял решение больше никогда не ступать на тропу войны. Вместо этого он обратился к закону справедливости (дхарма) Будды, который защищал любовь и ненасилие (ахимса), как более стоящие идеалы для империй и монастырских орденов. О его вере в учение Будды о справедливости было объявлено повсюду на севере и на юге, вплоть до самых дальних границ царства Ашока, где его читали
вслух подданным как благородного, так и низкого происхождения, таким образом пропагандируя добродетель и умеренность во всем. С началом той эпохи, когда буддизм стал доминировать в правлении империи, Индия смогла, но только ненадолго, изгнать из своей государственной политики войны и насилие. Единственное, чего она все-таки добилась, так это того, что страна навсегда стала преимущественно вегетарианской в своих кулинарных предпочтениях.
        Благодаря тому, что Ашока организовал третий великий съезд буддистов в Паталипутре около 250 года до нашей эры, буддийский посыл о всемирной любви распространился далеко за пределы Индии, сначала в Бирме и Шри-Ланке, а оттуда повсюду в Юго-Восточной Азии. Традиционно индийские монархи любили охотиться и по крайней мере раз в год выезжали верхом на своем боевом слоне, чтобы устроить массовую бойню всего, что двигалось и рычало, в узкой ловушке, куда царские слуги барабанным боем загоняли бедных животных. Ашока превратил эти ежегодные охоты в «паломничества дхармы», выходя в люди для того, чтобы посеять в сердцах всех, кто его видел и слышал, зерна любви к закону Будды. Многие из прекрасных индийских дорог, по обочинам которых высажены деревья, были созданы именно в эти времена. Ашока лично назначал «наблюдающих за выполнением закона» и намного чаще, чем он в действительности мог, отправлялся в самые дальние уголки своего царства, чтобы утвердить новые законы империи. Таким образом, великое многообразие народов и племен Индии получило первое вливание того, что мы сейчас называем национальной
идеологией и культурой.
        Имперское правление Маурьев пережило смерть Ашоки на несколько десятилетий, но южные рубежи империи охватило восстание, в то время как с северо-запада через Пенджаб начались многочисленные набеги на нее. Ни один из сыновей или внуков Ашоки не унаследовал его великого дара вдохновлять и править. Недовольство брахманов тем, что страна практически превратилась в буддистское государство, нарастало с каждым освящением ведического алтаря и в конце концов брахманский генерал возглавил переворот, который и положил конец правлению маурийской династии в 184 году до нашей эры. Была ли идея всеобщей любви просто слишком непрочной, чтобы победить человеческую жажду власти, похоть и жадность? Бастионы индийской империи оказались усыплены, ошибочно полагая, что страна вне опасности, и, в результате, стали слишком слабыми, чтобы защитить себя, глубоко веря в свои философские идеалы, которые никогда не были предназначены для управления государством.
        Крах маурийского правления возвестил о возврате к временам политического раскола и раздробленности на мелкие части, которые продлились 500 лет. Идеалы Ашоки о ненасилии и объединении оказались скорей историческими исключениями, чем правилами в истории Индии, однако после того, как они были ясно сформулированы и даже некоторое время испытаны на деле, они уже никогда больше не были забыты. Индийские поэты и святые, вместо монархов и честолюбивых политических лидеров, часто будут стараться вдохновить людей вернуться к тому «золотому веку», когда царила дхарма Ашоки. В некотором смысле это была вторая Рама-раджья, только на этот раз еще остались стоять столбы из отполированного песчаника с надписями, доказывающими реальность существования того просвещенного века. Знаменитая капитель колонны Ашоки, на которой сидят четыре льва, в наше время постоянно хранящаяся в музее города Сарнатх и ставшая символом индийского правительства, напоминает нам мягкими улыбками, застывшими на лицах львов, что все императоры мира, а также цари джунглей могли бы научиться выступать в защиту добродетели, доброты и
справедливости для всех.
        Греко-бактрийские наследники пограничных провинций Александра Македонского стали первыми захватчиками, которые смогли преодолеть горные перевалы и вновь захватить долину реки Инд. За ними последовали персы с запада и скифы с севера, свирепые всадники из Центральной Азии, варвары, чьим единственным преимуществом над цивилизованной Индией было их боевое искусство. Подобно ариям, скифы сначала завоевали страну, а затем сами оказались соблазненными и завоеванными роскошной красотой и мудростью Индии. Величайшие из их монархов вскоре стали буддистами и именно по «бриллиантовой тропе» Шелкового пути, проходящего по Центральной Азии, буддизм пришел в Китай к началу первого века христианской эры. На северо-западе индийский мост в Восточную Азию и Персию, проходящий через царство Гандхару, стал самой жизненно важной артерией культурного обмена и торговли древнего мира. Буддизм путешествовал на восток через горные перевалы, на самой вершине мира превращаясь в религию со многими школами и бесчисленными богами, среди которых сострадательный спаситель (Бодхисаттва), в некотором отношении похожий на Иисуса.
Буддистские монахи также некоторое время отправлялись и на запад, где их почтительный жест набожности, открытые ладони сжатые вместе, вскоре стал настолько же распространенным среди христиан, как и среди индийцев, которые используют его вместе с «Намасте!» в качестве их обычного приветствия. Может, концепция милости господней и святого спасителя также взяла свое начало на индийской земле? Апостол Фома, согласно преданию, провел последние годы своей жизни в Индии, и его предполагаемая могила стала объектом поклонения христиан Южной Индии, которые называют себя сирийскими христианами. Какова бы не была историческая точность этой гипотезы и насколько бы не были живучими мифы, греко-бактрийско-персидский мост стал интенсивным двухсторонним шоссе по обмену культуры на протяжении нескольких веков до и после начала христианской эры.
        Синтез индуизма появился вновь во время второго великого объединения империи на севере Индии, названного золотым веком династии Гуптов (около 320 -550 гг. нашей эры). Чандрагупта I утвердил свою власть от ключевых горных перевалов на северо-западной границе до Бенгальского залива, выбрав город Паталипутру в качестве первой в истории Индии столицы классической индуистской империи. Новая кровь и новые идеи, которые прибывали в Индию в большом количестве в течение предыдущих пяти столетий раздробленности, очевидно, оказались достаточными, чтобы держать новоиспеченных варваров на приличном расстоянии, и династия Гуптов на протяжении целого столетия становилась только сильнее. Пика славы династия Гуптов достигла во времена правления Чандрагупты II, «Чья Лучезарность Была Сравнима с Сиянием Солнца», с 375 по 415 гг. нашей эры. Калидаса, Шекспир Индии, жил и писал на санскрите свои великие пьесы и стихи при дворе Чандрагупты. Самая прекрасная и известная во всем мире драма Калидасы - это Шакунтала, названная так по имени героини - лесной нимфы, покорившей сердце царя-повесы и родившей его сына, Бхарату,
после того как они по своему собственному желанию поженились по «любовному ритуалу».
        Гениальность Калидасы в описании персонажей со всеми их человеческими недостатками и плотскими слабостями, а также то великолепие, с которым он описывает самые мелкие детали жизни индийских придворных и нравы того времени, дают нам уникальную возможность заглянуть в повседневную жизнь золотой эпохи в истории Индии. Контраст между лесным приютом праведного приемного отца Шакунталы и его лесных друзей и мира придворной жизни царя Душьянты и его шута отражают два крайних полюса индийского общества, а также вечный романтический поиск того, как совершить побег из суматохи городской жизни в идиллию природы. Несмотря на всю свою, полную роскоши, городскую цивилизацию, Индия времен Гуптов никогда не теряла своих идеалов простой жизни на поляне в джунглях, также как и современная Индия сумела сохранить идею Ганди о возвращении к самодостаточному деревенскому ашраму.
        С появлением индуизма и его пантеона многочисленных новых богов началось строительство храмов «домов» в каждом городе Индии эпохи правления Гуптов и на каждом святом берегу реки или вершине горы - везде, где богам мог бы понадобиться приют. Самые большие и крепкие из этих каменных храмов смогли пережить разрушительное действие времени и вторжения армий захватчиков, как и рисунки того времени, и монументальные скульптуры в пещерах Аджанты, Эллоры и Элефанты. Все индийские искусства вдохновлялись религией, являясь красноречивым эхом неумирающей веры целых поколений художников, мастеровых и меценатов, которые тратили свои жизни и состояния в трудах, полных ревностного служения божественным силам. Великолепные формы, мотивы и символы, которые населяют настоящую вселенную индийского религиозного искусства, на протяжении веков повторялись, становились более изысканными и в каждом регионе претерпевали присущие только этим регионам изменения. Однако до наших дней они, в основном, смогли сохранить свой классический характер. Такая визуальная целостность помогла укрепить столпы традиции, основанные на
святых писаниях и эпической литературе, которые раскрыли белый зонт индуизма над самыми отдаленными уголками субконтинента, чьи региональные изменения были яркими, но чья всеобщая интеграция становилась сильней с каждым шагом империи.
        Буддистские паломники из Китая оставили некоторые описания очевидцев об их путешествиях в Индию во времена правления Гуптов и после, они оказались дополнительными маячками, проливающими исторический свет на эпоху классической интеграции. Эти китайские паломники заметили терпимость индуистской династии по отношению к идеям буддизма, что, несомненно, произошло ввиду интеграции буддизма в лоно вайшнавизма, однако, что также отражало индийское терпение и толерантность по отношению к различным точкам зрения. Кастовая система к этому времени создала свои собственные способы того, как справляться с плюрализмом, позволяя индийскому обществу поддерживать хрупкий баланс, который бы не угрожал нарушить нравы, обычаи или «чистоту» различных сегментов деликатно сбалансированной индуистской системы. Оставив местные нравы и обычаи в покое, почти не вмешиваясь в личные и семейные обычаи людей, проживающих в сильно отличающихся провинциях, а также ограничивая свое имперское правление только сбором налогов и обеспечением общей безопасности от иноземных вторжений, монархи династии Гуптов обеспечили себе почти два
века процветающего правления. Значительной частью секрета их успеха стала «слабость» их правления, его абсолютно неназойливая суть. Имперская власть в Индии достигла своего пика тогда, когда она была менее всего надоедлива, именно поэтому никто и не бросал ей никакого вызова, таким образом власть в стране была лучше всего защищена от восстаний и переворотов. Часто то же было характерно и для британского правления, и определенно то же самое можно сказать о сегодняшнем правлении независимого Нью-Дели.
        Исламские завоевания
        Приверженцы воинственного братства Ислама («покорение» воле Аллаха) нанесли своими острыми ятаганами глубокую рану политической системе Южной Азии, начав вторжение в Синде в 711 году нашей эры. Вера, основанная пророком Мухаммедом в песках Аравии столетием ранее, достигла берегов Индии в том же году, что и берегов Иберийского полуострова. Ее с фанатичной страстью несли скачущие легионы истинных верующих во всемогущего бога и его вселяющий ужас судный день. Мусульманские армии продолжали свое наступление на индийскую землю на протяжении последующей тысячи лет, из которых более 500 последних лет мусульманские монархи будут править большей частью Индии. Ни разу с момента арийского вторжения индийской цивилизации и ее основным убеждениям и моральным ценностям не был брошен такой мощный, настойчивый и непреклонный вызов. Во многом исламское вторжение принесло намного больше раздора, а его наследие несло в себе гораздо большую угрозу индийской цивилизации, чем правление ариев. Во время правления ариев даже произошел синтез между ариями и преариями, что и привело к созданию индуизма. Единственным крупным
детищем индуизма и ислама стала община сикхов, которая, однако, бросает единству Индии не меньший вызов, чем сам ислам.
        Вторжение арабов в Синд произошло по морю. Пустынные пески этой провинции сегодняшнего Пакистана, расположенной в нижнем течении реки Инд, не стали плацдармом для завоевания остальной части субконтинента. Синд оставался изолированным мусульманским аванпостом в Южной Азии на протяжении почти трех веков, перед тем как стал предвестником начала «мусульманской эры» в истории Индии. Подлинное начало этой эры пришло, когда Махмуд Газневи, «Меч Ислама», во главе своего первого отряда афганских головорезов в 997 году нашей эры перешел Хайберский перевал для того, что на протяжении последующей четверти века он будет называть охотой. Добычей Махмуда во время этой охоты были индусы и их храмы, чьи иконы оскорбляли его чувства, а их золото и драгоценности возбуждали его жадность. За грабительскими набегами газневидов последовали нападения их преемников гхоров, пришедших к власти в Афганистане, чьи кровавые священные войны (джихады) против индуистской Индии оставили после себя не менее горькое наследие общинной ненависти в сердцах и умах индийского народа. Жестокие нападения мусульман на «неверную» Индию в
начале этой эпохи укрепили индусов в их видении мусульман как «чужеземцев», которые не менее грязны, чем «неприкасаемые», и гораздо более хищные. Настоящая пропасть недоверия, страха и ненависти, которая вскоре будет отделять население Индии от ее воинственных мусульманских правителей, впоследствии будет подрывать все попытки объединить субконтинент, чья политическая раздробленность с 1947 года частично отражает историческую несовместимость раннего периода мусульманско-индуистских взаимоотношений.
        После 1206 года мусульманские султаны персидско-афганско-турецкого происхождения сделали равнины Дели своим домом на последующие три с четвертью века. Не менее тридцати пяти мусульманских султанов просидели в Дели на тронах пяти следующих одна за другой династий, управлявших царством, которое, как точно кто-то подметил, называли «деспотизм вперемежку с убийствами». Однако после того как мусульманские правители уже навечно осели на индийской земле, они начали поощрять доктрину нахождения общего языка со своими индуистскими подданными, которых уже больше не ставили перед крайним выбором - ислам или смерть. Подобно христианам и евреям, индусам позволили придерживаться своей веры, заплатив за это специальный поголовный налог для так называемых «людей книги», для тех, чьи частично разрешенные святые писания подняли их над статусом «неверных». Брахманы, конечно, не были рады тому, что им приходилось платить за привилегию оставаться подданными второго сорта в своей собственной стране! Все же это было лучше, чем смотреть в лицо жестокому выбору - обращение в ислам или смерть.
        Со временем процесс культурного притирания и синтез - лингвистический, артистический, генетический смог стереть многие острые углы фундаментальной разницы между мусульманами и индусами. Большинство мусульман, которые к концу XIX века составляли приблизительно четверть населения Индии, были потомками перешедших в ислам индусов или детьми индуистских матерей. После многих веков проживания в Индии «братство» правоверных мусульман приобрело некоторые черты кастовой системы индуизма, особенно в отношении института брака. Шейхи, афганцы и мусульмане персидского или турецкого происхождения, предпочитали невест из своих собственных общин. В некоторых кругах мусульманские кулинарные обычаи также претерпели изменения. Ни одни чужеземцы не смогли противостоять влиянию Индии на их жизнь. Ненависть мусульман по отношению к индуистским иконам поутихла со временем, а также ввиду физической невозможности уничтожить каждую индуистскую статую на каждом храме в стране. Мусульмане вскоре уже пресытились жестами символического разрушения богов и богинь, большинство образов которых сегодня, в том случае если они
датированы временами еще до прихода мусульман, имеют отбитый нос, руку или еще какую-либо сломанную конечность, отрубленную от каменного тела мечом разъяренного мусульманина много веков назад.
        Последняя волна исламских завоевателей пришла в Индию из Средней Азии. Во главе этого вторжения стоял прямой потомок Чингисхана и Тамерлана по имени Бабур, «Тигр», основатель империи Великих Моголов. С 1526 по 1530 годы Бабур разгромил каждый султанат, который оказался на его пути, а также индуистскую армию раджпутов[11 - Раджпуты - этно-сословная группа в составе сословия кшатриев в Пакистане и Северной Индии.], которая посмела бросить вызов и попыталась остановить победоносный марш его войск. Рожденный для войны и власти, Бабур превратил Дели и Агру в две столицы империи, которую он подарил своим наследникам, Великим Моголам, правившим ею на протяжении последующих двух веков. Империя Моголов стала сильнейшей династией за всю историю Индии, номинально удерживая за собой трон вплоть до 1858 года, хотя на протяжении большей части последнего века своего правления Моголы уже выступали в роли марионеток британцев, маратхов[12 - Маратхи - народ в Индии, основное население штата Махараштра.] и афганцев.
        Также как и в династии Маурьев и Гуптов, третий по счету император Моголов стал величайшим монархом в своей династии. Акбар «Великий» правил на протяжении почти полувека (1556 -1605), и этот период стал высшей точкой в развитии «национального» просвещенного правления Моголов, однако еще не его территориального суверенитета. Акбар стал первым мусульманским монархом, инициировавшим всеобщую политику религиозной толерантности по отношению к индусам и добившимся расположения раджпутов посредством совместных браков, что привело к созданию мощных «национальных» альянсов. Он сидел на своем троне, сделанном из инкрустированного мрамора, как полубожественный монарх всех жителей Индии. Некоторые ортодоксальные муллы считали Акбара предателем Ислама, поднимая воинственный клич джихада против него. Императорский отряд слонов с легкостью подавлял эти восстания. Некоторые из главных советников Акбара были индусами, глава его налогового управления был рожден брахманом, его верховный военачальник был раджпутским принцем. Акбар лично выбирал своих ключевых помощников, щедро одаряя их землями, доходов от которых,
обычно составляющих приблизительно треть всего выращенного на них урожая, с легкостью хватало на то, чтобы содержать отряды кавалерии от 500 до 50 000 всадников, готовых в любой момент выступить по первому же зову императора. Эта система доказала свою эффективность в деле обеспечения безопасности границ страны, одновременно расширив их за пределы Гиндукуша, включив большую часть сегодняшнего Афганистана в состав Дели-Агра-Фатехпур-Сикри империи. Фатехпур был новой столицей самого Акбара, созданной в ознаменование рождения его сына и наследника. Однако недостаток воды привел к тому, что город покинули немногим более чем через десятилетие. Призрачные, сделанные из песчаника, руины этого города, сохранившиеся до наших дней на Джайпурской дороге, к западу от Агры, могут служить напоминанием об эклектической гениальности Акбара и его мечте объединить индусов и мусульман в одном государстве.
        Персидская поэзия и искусства добавили утонченности и яркости красок в придворную жизнь империи Моголов и ее городскую культуру в момент наивысшего расцвета - золотой эпохи империи, которая началась в XVII веке. Персидский стал официальным языком империи Моголов, заменив более грубый тюркский, барласский язык, который был родным языком Бабура. Персидский язык оставался официальным до 1835 года, когда его заменили английским. Подобно своим персидским соседям, индийские монархи обожали красоту, роскошь, чувственность, пышные зрелища и атрибуты власти. Великие Моголы потворствовали этим местным нравам, привлекая лучших персидских художников и мастеров для своих роскошных дворцов, где они сооружали мечети из жемчуга и инкрустированные драгоценными камнями троны в виде павлина посреди мраморных залов с фонтанами, на стенах которых были выгравированы персидские стихи наподобие таких: «Если на Земле и есть рай, то он здесь, он здесь, он здесь!». Шах-Джахан, «Император Мира», был самым экстравагантным из всех Могольских транжир. Его глубокие угрызения совести или чувство вины после смерти его любимой жены
Мумтаз вылилось в построение Тадж-Махала, который стал поразительным по красоте доказательством великолепия могольского искусства в самом его апогее. Неудивительно, что много веков спустя уже другая полная экстравагантности империя - Голливуд - будет называть своих первых магнатов «могулами».
        Тадж-Махал
        emp1
        Однако фатальной слабостью последних Могольских монархов стало не их расточительное транжирство, а возврат к политике узколобой исламской ортодоксальности. Миллионы голодающих индусов по крайней мере могли получить какое-то удовольствие, созерцая чужую роскошную жизнь Красного Форта в Агре или Тадж-Махала, но какую радость или удовлетворение могли испытывать индусские массы от возврата всеми ненавидимого поголовного налога на немусульман, который ввел император Аурангзеб (приблизительно в 1658 -1707)? Или какое удовольствие они могли извлечь из его запрета на алкогольные напитки? Или на ремонт индуистских храмов? Падишах (император) завоевал больше недвижимости, чем кто-либо из его предшественников, однако Аурангзеб смог достичь этого только после того, как пробрался на свой трон через море крови своих братьев, вызвав также бурю индусского гнева в Декане, Раджастхане и на дравидийском юге. Он также объединил сикхов Пенджаба, так как ни один Могол не смог этого сделать ни до него, ни после него. Это произошло после того, как он схватил, замучил пытками и в конце концов отрубил голову девятому
сикхскому гуру за то, что он отказался перейти в ислам, чем вызвал неимоверную ненависть сикхов, объединившихся против него.
        Первый сикхский гуру, Нанак (1469 -1538), основал сикхизм - миролюбивую смесь полученного в наследство своего собственного индуизма и ислама, который он познал от своего лучшего друга-мусульманина. Однако после того как Аурангзеб начал жестокие преследования сикхов, они начали вливаться в «Армию Чистых» (Кхальса), изменив свои имена с пассивных учеников (сикхи) на боевые львы (сингхи). Таким образом, в горниле ненависти к Моголам закалился воинственный сикхизм. Мечи этой самой могущественной из всех пенджабских воинствующих общин вначале были заточены против мусульман. Но после того как в середине 1984 года Индира Ганди отдала приказ индийской армии «освободить» Золотой Храм в Амритсаре, противостояние между индусами и сикхами стало одной из самых больших внутренних проблем современной Индии.
        Сопротивление маратхов правлению Моголов, возглавляемое Шиваджи (1627 -1680), отцом-основателем конфедерации маратхов, распространилось в течение полувека со дня смерти Шиваджи от Пуны, где оно началось, до окраин Дели, Калькутты и Мадраса. Как основатель индийского партизанского движения Шиваджи был осыпан бранью могольских генералов, называвших его «горной крысой», но его умелое упорство в бою могло сравниться только с его индуистской верой в свою родину. Шиваджи сделал Сварадж (самоуправление или свобода) своей мантрой, начав первое крупное восстание индусов против мусульманских монархов и их армий. Его последователи были настолько вдохновлены его пламенной «национально-религиозной» страстью, что Пуна будет оставаться главной колыбелью индийского национализма вплоть до конца девятнадцатого века. Брахманские пешвы (премьер-министры) Пуны управляли конфедерацией маратхов под номинальным контролем наследников Шиваджи. Необыкновенно проницательные пешвы были уникальной одновременно светской и религиозной династией, управлявшей Деканом на протяжении почти целого столетия, пока британцы не разгромили
последнего их правителя в битве, происшедшей в 1818 году.
        После смерти Аурангзеба в 1707 году начался медленный закат власти Моголов. Придворные распри и борьба внутри самого режима совпали с растущей автономией провинций и возникновением нескольких региональных конечностей, которые оказались более крепкими, нежели расположенная в Дели-Агре голова. Низам стал первым могущественным министром, покинувшим в начале восемнадцатого века Дели и отобравшим себе свое собственное царство в Хайдарабаде. Набобы[13 - Набоб - титул правителей некоторых провинций Восточной Индии в империи Великих Моголов. После падения империи титул набоба сохранили те правители, которые стали британскими вассалами, позже его стали давать богатым и знатным индусам как почетное звание.] Оудха и Бенгалии, в прошлом простые помощники великого Могола, к середине века стали практически царями в своих владениях, расположенных в долине Ганги. Одновременно с этим мощной угрозой с запада стал Афганистан, правящие эмиры которого предприняли целый ряд грабительских рейдов в долину Инда, отобрав у Дели Пенджаб и северо-западные территории, и прихватив с собой трон-павлин.
        В то время как правление Великих Моголов стремительно теряло свой статус, новые могущественные силы появились на побережье Индии, тихо занимаясь торговлей, вначале абсолютно не привлекая к себе никакого внимания. Они прибыли морем с Запада и в начале XVIII века большую часть времени были настолько заняты тем, что воевали друг с другом, что, казалось, их не интересовало или они были не в состоянии бросить вызов каким-либо индийским правителям, местным или региональным, не говоря уже о непоколебимой, казалось, мощи империи Великих Моголов, чьи две столицы были расположены довольно далеко от крошечных британских и французских фабричных городишек, усеявших южную часть хобота дремлющего слона, коим являлась Индия.
        Вестернизация и модернизация
        Западных европейцев еще в конце XV века влекли в Индию пикантные ароматы пряностей и перспектива невероятных барышей, которые можно было извлечь из торговли этими самыми пряностями, в случае если можно было бы получить прямой доступ к ним в «Инди», расположенной за мысом Доброй Надежды. Пряности были необходимы для того, чтобы сделать европейское мясо более приемлемым по вкусу в те времена, когда еще не существовало холодильников, а также для того, чтобы добавлять их в вино и эль. Арабские и венецианские купцы разбогатели на невероятно прибыльной торговле пряностями, а после того как турки завоевали Константинополь в 1453 году, они также присоединились к этому невероятно прибыльному промыслу. Португальский принц Генрих Мореплаватель на протяжении почти полувека вкладывал огромные средства в школу картографии и навигации, которую он построил в Лиссабоне, перед тем как такая преданность португальцев делу мореплавания принесла свои плоды. Адмирал Васко да Гама провел крошечный флот, состоящий из трех вооруженных пушками каравелл, через Индийский океан и в 1498 году бросил якорь в порту Каликут,
расположенном на Малабарском побережье Индии. Те пряности, которые он привез в Лиссабон годом позже, принесли ему в тридцать раз больше, чем он заплатил за весь свой флот и все расходы, понесенные им во время экспедиции в Индию. Для очень набожных португальских католиков Лиссабонского королевского двора тот факт, что Васко да Гама смог опередить арабских и турецких мусульман, был настолько же важным стимулом расширить прямую торговлю с Индией, как и огромные барыши для иберийских купцов. Начался новый век в отношениях между востоком и западом, которые в конце концов изменят ход жизни повсюду в Индии.
        На протяжении большей части XVI века, с помощью папских указов и корабельной артиллерии, Португалия обладала прибыльнейшей монополией в торговле пряностями, проходившей через Индийский океан. Арабы, которые до этого контролировали торговлю индийскими пряностями, доставляя их сперва в Ормуз и Аден, никогда не устанавливали на своих судах (доу) орудий, что позволило португальцам быстро вытеснить их из этого прибыльного бизнеса. В 1580 году король Испании Филипп поглотил Португалию с ее огромными прибылями посредством женитьбы, что принесло Иберии единство и мировое господство. Однако спустя восемь лет пираты английской королевы Елизаветы, с помощью внезапно налетевшей морской бури, пустили «непобедимую армаду» Испании на дно Северного моря. Таким образом торговля через Индийский океан абсолютно неожиданно, казалось, почти волшебным образом, открылась для британских и голландских купцов, которые вначале объединили свои силы в протестантском «крестовом походе» против католической монополии, царившей в восточных морях и в торговле пряностями. Когда XVII век только забрезжил на горизонте, 31 декабря
1600 года, Елизавета I даровала королевскую хартию компании, состоявшей из двадцати пяти лондонских «искателей приключений», во главе которой стоял Томас Смит. В этой хартии королева давала купцам монополию на британскую торговлю с Индией сроком на пятнадцать лет. Это было первое из многих воплощение британской Ост-Индской компании, скромных купцов, которые через два века сменят империю Моголов на свой собственный радж.
        Британцы многому научились у своих португальских предшественников в Индии. Они научились укреплять промышленные склады, которые они возвели во всех стратегических портах, расположенных вдоль индийского побережья, а также стали нанимать и обучать военному делу сипаев (вначале слово означало «полиция») для охраны своих фортов. Вскоре они превратили эту полицейскую охрану в настоящую армию Ост-Индской компании. Они научились быть полезными Великим Моголам, которым в действительности от Запада ничего не было нужно, кроме морской охраны во время ежегодного паломничества их корабля в Мекку, заменив в каче-стве эскорта португальскую флотилию, которую капитан Бэст разгромил в открытом море неподалеку от берегов Сурата в 1612 году. Их хитрая смесь политеса и подчеркнутого интереса к выгодной торговле, а не к религии, обеспечила им преимущество над их португальскими конкурентами при дворе в Агре, где иезуитские миссионеры из Португалии постоянно устраивали заговоры с целью обращения молодых принцев и даже самих Великих Моголов в христианство. Британские купцы только хотели получить разрешение заняться
«тихой торговлей», и, усвоив ошибки, совершенные португальцами, вначале вообще запретили присутствие миссионеров на судах Ост-Индской компании и в ее фортах.
        Британцы научились у своих голландских «друзей» тому, что европейцы в поисках прибыли могут быть намного более вероломными, чем индийцы, и отступили в Сурат и Малабар, которые стали их основными базами после того, как голландцы устроили резню британских купцов в Амбоне в 1623 году. Голландцы также выстроили хитроумную схему торговли в Индийском океане, которая увеличивала их прибыли: используя хлопковую ткань, купленную ими за золото на Коромандельском берегу, для обмена ее на гораздо более ценные пряности, что было намного выгоднее, чем покупать пряности напрямую за золото на Островах Пряностей. Но вскоре «мудрые» голландцы решили вместо хлопковой ткани просто покупать индийцев, которые ее ткали, и стали отправлять тысячи южноиндийских рабов на Острова Пряностей, где они работали на плантациях, принадлежащих голландской Ост-Индской компании. Таким образом, еще до окончания века управляющие британской Ост-Индской компании научились у «мудрых» голландцев преумножать свои прибыли, эксплуатируя дешевую индийскую рабочую силу не меньше, чем богатые индийские природные ресурсы. Однако самый большой
урок британским купцам, которые вечно находились в положении просителей, преподал хитроумный француз, показавший им, как с заднего двора индийского замка, пройдя через тяжелые ворота, попасть в полные несметных сокровищ палаты имперского дворца.
        Жозеф Франсуа Дюпле, управляющий французской Ост-Индской компании в Пондишерри в начале XVIII века, был первым европейцем, который осознал, что развал империи Великих Моголов откроет перед Западной Европой невероятные возможности. Именно Дюпле изобрел «Игру в Набобов» и нечаянно научил в нее играть своего британского современника в Южной Индии, Роберта Клайва. А вот уже Роберт Клайв с помощью этой игры смог, без каких-либо проблем, открыть ключом дверь каждого имперского дворца в Индии. Дюпле понимал необратимые процессы внутреннего развала, который происходил в Индии после смерти Аурангзеба, и смог в полной мере воспользоваться этим, применив современные европейские мушкеты и современную европейскую технику ведения боя для разгрома огромной, но плохо дисциплинированной армии набоба города Аркот, неподалеку от Мадраса в 1746 году. Французы захватили форт британской Ост-Индской компании на побережье, к северу от Пондишерри, узнав, что Франция и Англия начали войну за австрийское наследство. Клайв, будучи тогда мелким клерком, был взят в плен в этом форте, но вскоре отпущен французами на свободу.
Дюпле был занят поиском рыбы покрупней, чем мелкий британский клерк. Он выискивал и скупал обиженных претендентов на различные южноиндийские престолы в провинциях распадающейся империи Великих Моголов, в которых в 40-х годах XVIII столетия образовался вакуум власти. После чего эти набобы, практически принадлежавшие Дюпле, всходили на престол с помощью французских советников, которые после этого оставались рядом с ними, также как и внушительный отряд хорошо обученных индийских сипаев под командованием французских офицеров, всегда готовых помочь советникам проследить за «хорошим поведением» марионеточного набоба. Если какой набоб когда-либо и пытался заявить о своей независимости, то он мгновенно исчезал, и тут же находился другой принц из того же семейства, готовый более покорно сидеть на троне. Если бы Дюпле дали возможность закончить его игру, то он, скорей всего, стал бы реальным властителем каждого индийского трона, но на ранних этапах этот процесс оказался довольно затратным, и Версаль вскоре потерял веру в своего гениального, но заносчивого слугу, который никогда не побеспокоился о том, чтобы
написать в Версаль и объяснить, почему же его бизнес вылился в такое дорогостоящее предприятие. Поэтому человек, который мог бы стать царем Индии, был отозван на родину, оставив сметливому Бобу Клайву возможность сыграть и выиграть в Бенгалии его собственную игру в набобов.
        Победа Клайва в «Манговой Роще», деревушке под названием Плесси в 1757 году была достигнута, скорей благодаря предательству, совершенному по отношению к бенгальской армии, нового молодого набоба его завистливым старым дядей, Мир Джафаром, чем благодаря некоему превосходству британского оружия. Агенты Клайва вошли в контакт с мусульманином Мир Джафаром и заплатили ему огромную сумму золотом, захваченным у индуистских банкиров Калькутты, в обмен на обещание амбициозного Мир Джафара сдержать и не пустить в бой против британцев свою мощную кавалерию во время битвы у Плесси. После того как битва закончилась победой британцев, Клайв посадил Мир Джафара на трон Муршидабада, спустил обезглавленный труп бывшего набоба вниз по реке и сам вернулся в Калькутту с царским выкупом. Последующее за этим десятилетие стало десятилетием бесстыдного грабежа Бенгалии, совершенного британцами. Английские коршуны «добычи и грабежа», как их позднее назвал британский политик Эдмунд Берк, слетались на каждом британском клипере, входящем в переполненную гавань Калькутты. Они вымогали столько, сколько могли выжать из робких,
полных ужаса «местных туземцев», чья мягкость сделала из них беспомощных жертв этого нового поколения иностранных стервятников. Когда в конце 60-х годов XVIII столетия в дополнение ко всем этим грабежам муссоны оказались недостаточными, сумеречные поля Бенгалии окрасились в белый цвет костями умерших от голода крестьян. Вымерла треть крестьян Бенгалии.
        Британский парламент обратил внимание на коррупцию Ост-Индской компании в Бенгалии только после того, как почтенная компания объявила о своем банкротстве и вследствие этого о неспособности заплатить правительству обещанный годовой налог за торговлю с Индией в размере 400 000 фунтов стерлингов, который и так казался парламенту слишком маленьким, ввиду вызывающего богатства, которое демонстрировали возвращавшиеся из Индии набобы вроде Клайва, проживавшего в то время в Лондоне. Из-за всего этого началась целая серия парламентских слушаний, каждое из которых вводило дополнительные меры по контролю над деятельностью служащих компании в Бенгалии, Бомбее и Мадрасе, запрещая им делать все, что им заблагорассудится, а также потребовавшие проведения периодических ревизий бухгалтерии компании и деятельности ее управляющих комитетами и министерствами британского правительства. Также теперь в обеих палатах британского парламента раз в год проводились дебаты о положении дел в Индии, которые получили собственное название - день Индии. Позже, сначала правительство лорда Норта, а затем правительство, во главе
которого стоял Уильям Питт, приняли ряд законов, целью которых было контролировать, регулировать и англизировать управление Ост-Индской компанией своих отдаленных, развратных и неуправляемых аванпостов на «Востоке».
        Уоррен Гастингс, первый генерал-губернатор Ост-Индской компании в Бенгалии (1773 -1784), управлял Индией скорее как набоб, чем англичанин, вешая всех, кто ему не нравился, вымогая деньги у богатых царских вдов и вечно врущих раджей, продавая британские войска местным союзникам в качестве наемников. Он был намного более предан своей торговой компании, нежели короне Британской империи, которая делала все возможное, чтобы образумить его, отправив ему несколько своих советников. Однако Гастингс не обращал на них никакого внимания и в конце концов вызвал на дуэль самого назойливого из них, Филиппа Фрэнсиса, прогнав его таким образом обратно в Великобританию, где Фрэнсис призвал объявить импичмент Гастингсу. Хотя Гастингс спас и смог интегрировать Британскую Индию в империю, в то время как Корнуоллис[14 - Чарльз Корнуоллис до своего назначения в Индию был одним из командующих британских войск в Северной Америке, где они потерпели поражение от рук колонистов.] потерял американские владения империи, именно лорд Корнуоллис заменил Гастингса на его посту, став самым верным британской короне
генерал-губернатором и главнокомандующим Индии, а Уоррен Гастингс был осужден за измену. Перед тем как покинуть Калькутту в 1793 году, Корнуоллис подписал свод законов, в который входило сорок восемь правил, ставших основой управления британской индийской империи, которая вскоре заменила старых Моголов поколением новых чиновников.
        Много новых идей, технологий и общественных организаций - все, что совокупно мы называем современным прогрессом, пришло в Индию в результате правления Запада. Частная собственность на землю во всей Бенгалии стала одним из первых и наиболее важных законов, принятых Корнуоллисом. Заминдары, которые до этого назначались Могольскими императорами для того, чтобы собирать императорскую (или набобскую) долю урожая, и которые сохраняли свою должность посредника между монархом и его крестьянами только до тех пор, пока этого желал его правитель, теперь стали землевладельцами (заминдарами). Им выдавались официальные акты на право владения землей, в обмен на что они обещали выплачивать Раджу Ост-Индской компании каждый год фиксированную сумму денег, которая никогда не должна была изменяться. Совокупность всех этих платежей, собранных у заминдаров, слегка превышала фонды, необходимые для того, чтобы управлять всем регионом. Таким образом, индийская земля сама оплачивала содержание своего правительства.
        Сам Корнуоллис, будучи крепким землевладельцем, твердо верил в то, что только дав бенгальским заминдарам постоянную долю в системе, можно заставить их поддерживать свою собственность плодородной и в хорошем состоянии, а также оставаться верным британскому раджу. Он оказался прав в последнем, по крайней мере, в 1857 -1858 годах, когда верность заминдаров спасла Калькутту во время Индийской Войны (Восстание Сипаев). Но это уже были не те заминдары, которые были вначале, так как у большинства из них землю забрали за долги. Они использовали землю в качестве залога для получения займов, которые они часто не могли вернуть, когда слабые муссоны приводили к плохим урожаям. К своему полному изумления горю они осознали тот факт, что британское правосудие защищало частную собственность больше, чем традиции или обветшалую честь одряхлевшей аристократии. Находящиеся далеко ростовщики, в основном индусы, проживающие в Калькутте - семьи Тагоров, Ройев и Сенсев - заняли место старых заминдаров, став новыми землевладельцами Бенгалии и одновременно банкирами и лидерами индуистского ренессанса и социальной
революции, произошедшей в начале XIX века. После того как все эти изменения были запущены, уже ничто не могло их остановить.
        Все растущее использование английского языка в Бенгалии, Бомбее и Мадрасе - на самом деле повсюду, куда могли добраться служащие и торговцы Ост-Индской компании - оказалось не менее революционным фактором изменений. Один из самых лучших и способных молодых служащих компании Маунтстюарт Эльфинстоун абсолютно точно предсказал в начале XIX века, что, вводя английское образование в Индии, он и его коллеги в Радже Ост-Индской компании действительно «строили дорогу», по которой они смогут «вернуться домой». Открыв двери для западного образования, науки и литературы, поэзии революции и свободы, а также проповедей верности и уважения к властям, английский язык передал ключи молодым индийским умам, которые вскоре стали эхом голосов таких известных британских личностей, как Милтон, Берк, Милль, Морли и Гладстон. Ящик Пандоры уже нельзя было закрыть. Как сказал в 1833 году в своей речи, обращенной к парламенту, Томас Бабингтон Маколей, первый служащий Ост-Индской компании, ставший членом парламента, а также главный поборник введения образования на английском языке для индийцев:
        Может так случиться, что общественное сознание индийского общества настолько расширится при нашей системе, что в какой-то момент оно перерастет эту систему; то есть мудрое правление может принести нашим подданным уровень образования, при котором они будут способны иметь лучшее правление; то есть, получив европейские знания, они смогут в будущем потребовать и европейские институты общества. Наступит ли когда-нибудь такой день, я не знаю… Но если он наступит, то это будет день, которым история Англии сможет гордиться больше всего.
        Однако очень немногие англичане были такими просвещенными и либеральными, как Маколей, и большинство служащих Раджа старались завинтить крышку над индийскими устремлениями и надеждами как можно жестче, настолько, насколько это еще позволяло британское превосходство.
        Сильные ветры евангелизма подули из Лондона в порты Ост-Индской компании - Калькутту, Бомбей и Мадрас после 1813 года, после отмены запрета на приезд и поселение миссионеров в Индии. Церковь Англии назначила своего первого епископа Калькутты, и он отплыл на восток в сопровождении трех архидиаконов, а также первой волны миссионеров методистской, баптистской и шотландской церквей, которые горели желанием помочь привести «невежественных язычников» к Иисусу Христу. Очень немногим индусам и мусульманам нравилось то, что им говорили миссионеры, призывавшие их «раскаяться» на коленях, чтобы спастись от «горения в аду». Однако многие индийцы стали посещать миссионерские школы и получали медицинскую помощь в миссионерских госпиталях. На самом деле и по сегодняшний день некоторые из лучших частных школ Индии управляются миссионерами из Америки, Австралии и Великобритании, также как и некоторые из лучших госпиталей страны. Общее число индийцев, перешедших в христианство, всегда оставалось намного меньше 1 % от населения страны. Кроме того, большинство этих людей стояли на самых низких ступеньках индуистской
общественной лестницы или были самыми нищими мусульманами, они получили название «рисовые христиане». Только миссии Билли Грэма удалось достичь большего успеха на востоке Индии с членами племен Нага и Мизо, у которых не было никаких корней в какой-либо из двух индийских великих религиях. Мотивированные горячим желанием научить индийцев читать Библию, британские миссионеры стали пионерами в деле изучения многих современных индийских языков и составили первые двуязычные словари, а также учебники грамматики на маратхи, бенгальском, хинди, тамильском и телугу языках. Все эти труды христианских миссионеров нечаянно принесли огромную пользу светскому образованию в Индии и международному общению.
        Индустриальная революция, рожденная в последнюю четверть XVIII века на фабриках и металлургических заводах Манчестера, вызвала так же много изменений в жизни индийского общества и ее экономики, как и в жизни самой Великобритании. Вера промышленников Манчестера в свободную торговлю и их мощное лобби в парламенте положило конец монопольному положению Ост-Индской компании после 1813 года, открыв Индию для целой армии ненасытных торговцев, ищущих новые рынки сбыта для своих в избытке произведенных товаров. Хлопковая ткань, произведенная на ткацких фабриках Манчестера, продавалась теперь по всей Бенгалии за половину или даже четверть цены, по сравнению со сделанной вручную хлопковой тканью «Дакка», совершив таким образом целую революцию в экономике Британской Индии и лишив работы миллионы индийских прядильщиков, ткачей и ремесленников на протяжении последующих нескольких десятилетий. Британский Радж не ввел никаких запретительных пошлин на британский импорт. В то время как Британия стремительно превращалась в более урбанизированное, индустриальное, «современное» общество, Индия все больше и больше
отставала, теряя большую часть своих ремесленных мощностей, вынуждая миллионы безработных ремесленников возвращаться к обрабатыванию земли в попытке наскрести себе на скудное пропитание в переполненных деревнях. К концу XIX века Индия в действительности оказалась менее урбанизированной, чем она была в начале века. Более 90 % индийского населения, которое к тому же за это время значительно увеличилось, теперь целиком зависело от земли.
        Однако технологические новшества, введенные в Индии новыми британскими «моголами», стимулировали позитивные и прочные изменения, последствия которых до сих пор помогают модернизировать Индию. Почта и телеграф, введенные в Индии наподобие британской почты и телеграфа во второй и третьей четверти XIX века, оказались, возможно, самыми большими объединителями страны за всю ее недавнюю историю. Что еще могло внушить концепцию Британской Индии как единого государства лучше, чем тот факт, что за посылку, отосланную за тысячу миль, нужно было заплатить столько же, сколько за посылку, отосланную по соседству. И как можно было узнать важные новости личного, делового или общественного характера быстрее, чем посредством волшебства передачи данных по серебряным проводам? Служба почты и телеграфа, интегрированная в единую систему британским Раджем после 1858 года, нечаянно стимулировала нарождающееся «национальное» единство отдаленных, часто несоизмеримых мышлений различных провинций Индии. Общаясь друг с другом, индийцы Бенгалии и Бомбея, Мадраса и Пенджаба осознали, что у них одинаковые страхи и устремления,
одинаковые мечты и огорчения. Вскоре самые способные из них пришли к выводу, что пришло время объединиться. Они начали встречаться на постоянной основе, для того чтобы обсудить эти проблемы и свои планы, помогая таким образом друг другу найти разумные и реалистичные решения создавшихся проблем.
        Железная дорога обеспечила идеальные возможности для проведения таких встреч лицом к лицу. Британия заработала огромные деньги на каждой миле стальных рельсов, забитых в индийскую землю, импортировав весь подвижной состав и рельсы за тысячи миль, с огромных сталелитейных заводов Бирмингема в Бомбей и Калькутту, обеспечив таким образом огромные барыши каждой британской компании, находящейся на этом долгом пути. Все же в исторической ретроспективе, каковой бы не была цена железной дороги и насколько бы непомерной она не казалась, ничто другое не оказало большего влияния и не оказалось более полезным для экономического роста Индии и ее развития, а также национального единства, чем железная дорога. Около пятидесяти тысяч миль железнодорожной инфраструктуры, построенной на индийской земле британскими имперскими предприятиями, стали модернизированной сетью железных дорог для независимой Индии, ее стальной основой, двигающей прогресс.
        Индийцы, которые получили работу во всех институтах власти и экономики, построенных британским Раджем, стали, хотели они того или нет, агентами западного влияния и, как правило, «современности». Армия, ставшая самым большим из всех государственных институтов, не была исключением, хотя во времена британского Раджа ее намеренно старались сделать настолько «традиционной», насколько это было возможно, поскольку британские офицеры очень быстро уяснили, что изменения в армии часто заканчивались бунтами. Даже такие невинные с виду вопросы, как попытка упростить головные уборы и приказ сипаям из армии Мадраса побрить бороды, привели к восстанию в 1806 году. После этого политика невмешательства стала первым правилом командования в индийской армии, а также и во многих индийских коммерческих предприятиях. Брахманам и индусам других высших каст, служившим в огромной бенгальской армии, разрешалось готовить свою собственную еду, носить свои тюрбаны любым нравившимся им способом и не брить свои всклокоченные бороды, лишь бы они хорошо воевали и оставались верны присяге. К середине XIX века Ост-Индская компания
вооружила и подготовила почти треть миллиона индийцев, чтобы воевать и подавлять других индийцев. Все они служили или непосредственно в провинциях, интегрированных в британский Радж, или в княжествах - союзниках британского Раджа, так называемых набобах-марионетках.
        Единственным регионом, который смог избежать такой интеграции, стал Афганистан. Британские войска дважды отправлялись в поход через перевалы на северо-западной границе, каждый раз покоряя Кабул и «освобождая» его дворец, но они никак не могли нанести поражение или хотя бы усмирить неистово независимые пуштунские племена, населяющие это королевство отшельников. Пуштуны полностью уничтожили британскую индийскую армию во время первой, катастрофической для Британии, англо-афганской войны и британского резидента в Кабуле вместе со всем его эскортом во время второй англо-афганской войны. Все остальные, даже такие могущественные воины, как непальские гуркхи и сикхи из Пенджаба, оказались покоренными к середине XIX века. Сикхи заплатили очень дорого за свою землю - кровью самых смелых воинов, понеся самые высокие потери среди британских индийцев со времени окончания первой афганской войны, но к 1849 году весь Пенджаб был «окрашен в красный цвет», а это означало, что на карте появилось еще одно британское владение. Покорение сикхов произошло как нельзя вовремя для Британской империи, поскольку менее чем
через десятилетие британское военное командование призвало их на помощь, чтобы вновь овладеть Дели.
        К середине 50-х годов XIX века британское могущество было настолько велико, локомотивы британской индустрии двигались с такой скоростью и самоуверенностью, что, казалось, никто и никогда не сможет остановить их. Надменные управляющие Ост-Индской компании уже больше не утруждали себя притворством игры в набобов, и вышли из тени тронов, на которых сидели их марионетки, оказавшись на первом плане, полном великолепия суверенной власти, перед глазами индийцев всех классов общества. Выплаты пенсий экс-набобам были прекращены без всякого предупреждения, княжеские владения перешли под британскую юрисдикцию, другие государства, включая первого крупного индийского союзника Великобритании, страну самого царя Рамы - Ауд (сейчас это штат Уттар-Прадеш), просто аннексировали. Великая Ост-Индская компания, которая когда-то, по крайней мере, была верна своим контрактам и всегда держала свое слово, оказалась бесчестной, как последняя проститутка. Земли, которые никогда не обкладывались налогами со времен начала империи Великих Моголов, были узурпированы безбородыми британскими сборщиками налогов, приезжавшими за
налогами во главе отрядов свирепых сипаев.
        Древняя аристократия в долинах Ганга и центральной Индии кипела от ненависти и бессилия. Затем произошло следующее. Индусы, выходцы из высших каст, и правоверные мусульмане, которые заполнили ряды бенгальской сипайской армии, испугались того, что британские офицеры-христиане попытаются заставить их перейти в христианство или превратят их в неприкасаемых и неверных. Все это случилось после того, как им в 1857 году были выданы новые винтовки Энфилд с патронами, которые были смазаны животным жиром. Британские полковники и бригадиры отдали приказ своим солдатам откусывать кончики патронов, так нужно было по уставу, которые были смазаны, как думали индусы, коровьим жиром, а мусульмане полагали, что свиным. И в том и в другом случае это являлось анафемой и для индусов, и для мусульман. Каждый сипай, отказавшийся выполнять эти «кощунственные» приказы был лишен всех воинских знаков отличия и отослан домой, где он кипел от негодования и распространял лихорадку гнева на всю деревню или город, что стало происходить повсюду в самом сердце Северной Индии. К маю 1857 года, когда факел восстания вспыхнул в
сипайских частях, расквартированных в городе Меерут к северу от Дели, весь Ауд и сам Дели представляли собой бочку с порохом в ожидании взрыва. В течение последующего месяца последний из Моголов был возведен на трон, а Лукнов и Канпур были в огне. Началась Индийская война, которая превратится в ожесточенный расовый пожар огромных размеров, что будет бушевать на протяжении целого года.
        Британская победа в 1858 году стала победой западной современной цивилизации над страстными устремлениями индийской аристократии и традиционными религиозными устремлениями индийцев вернуться к прошлому. Они не хотели просто восстановить разлагающуюся и умирающую империю Великих Моголов во всей ее славе, они хотели вернуть прошлое, символами которого для них были махараджа Шиваджи, ненавидевший всех Моголов, Маратхская Конфедерация и сам царь Рама. Это был золотой век индуистского мифа, когда боги чудесным образом ходили по земле, чтобы спасти благочестивых молящихся от демонской темноты. Все эти несовместимые эпохи и мечты, разделенные веками или тысячелетием, каждая из которых со своим отрядом верных сторонников, сжимающих в руках разорванные знамена былой славы, Моголы в Дели, Маратхи в Канпуре, Набоб Ауда со всеми своими придворными из Лукнова - все они находились на расстоянии менее дневного похода друг от друга. Но никто из них никогда так и не смог совершить этот поход на помощь друг другу. Это произошло потому, что они были разделены непреодолимой пропастью веры и доктрин, которые научили
их ненавидеть и не доверять друг другу, помня крики ужаса и поля древних битв, залитые кровью их предков, которые так никогда и не поняли простую истину: для того чтобы быть свободными от иноземного правления, «индийцы» должны осознавать, что они все в первую очередь индийцы, а не брахманы или раджпуты, афганцы или Моголы. Такое мышление и было частью современной цивилизации.
        Британцы были также во многих отношениях разделены между собой. Каждая из их армий в Бенгалии, Бомбее и Мадрасе имела свое собственное, отдельное от других командование. В Индии служили и работали парни из Йоркшира и Вестминстера, ребята из Глостера и Оринджа. Там были шотландцы и валлийцы, фабриканты из Манчестера и коммерсанты из Лиденхолла. Но все они считали себя британцами. Как только им бросали вызов, и на небе вспыхивало зарево мятежа, все региональные различия тут же исчезали, а различные диалекты бледнели в своей незначительности по сравнению с огромным вызовом, брошенным «неверными туземцами», который объединял всех британцев в одно целое, похожее на пулю. Новые винтовки Энфилда помогли им одержать победу, поскольку они стреляли быстрее и точнее, чем устаревшие мушкеты сипаев. Телеграф оказал им неоценимую помощь, успев молниеносно передать предупредительное слово «мятеж» от Агры до Калькутты, до того как его серебряные нити были перерезаны бунтовщиками. Затем Калькутта притормозила британский флот со свежими войсками, которые направлялись в Китай для участия в Опиумной войне как раз в
тот момент, когда флот пересекал Бенгальский залив. Лондон же ни на минуту не колебался послать еще войска и еще винтовки, и еще, еще… до тех пор, пока все, что нужно для победы, не было сделано. Пока война не была выиграна.
        Британия не могла потерять Индию, так как к середине XIX века Индия стала намного больше, чем просто аванпост Ост-Индской компании. Она стала империей по размеру своей территории в десять раз большей, чем сама Великобритания, целый континент, кишащий бесчисленными миллионами людей, чьи потребности в британских товарах были просто неисчислимы. Индия была миром «потерянных и загубленных душ», которые должны были быть «спасены». Она была девственным полем бескрайнего размера, способным поглотить время и таланты младших сыновей из лучших семей Британии, у которых реально не было никаких перспектив найти достойную работу у себя на родине. Индия стала неким далеким вызовом, на основе которого в обществе возникали мечты и мифы, и вскоре она стала самым ярким бриллиантом в короне Британской Империи. Британия была готова заплатить любую цену за то, чтобы вернуть Индию в свое лоно, особенно если учесть тот факт, что все расходы, связанные с восстанием, были впоследствии взысканы с самой Индии, с ее земли, налоги на которую в последующее десятилетие были увеличены. Однако Ост-Индская компания также была
вынуждена заплатить за все происшедшее, так как война унесла слишком много британских жизней, чтобы оставить для компании все без последствий. Британский парламент и Корона сделали из Ост-Индской компании козла отпущения. 1 ноября 1858 года вице-король, лорд Каннинг, зачитал в Аллахабаде декларацию королевы Виктории, объявляющую о том, что Ее Королевское Величество (и парламент) принимают на себя полную ответственность за управление Индией, и что Ее Величество выражает торжественное пожелание, чтобы все князья и народы Индии «могли наслаждаться таким уровнем благополучия и таким уровнем общественного прогресса, которые только возможны при условии сохранения внутреннего мира и правильного государственного управления… В их благополучии будет наша сила, в их удовлетворенности наша безопасность и в их благодарности наша лучшая награда».
        Революции и реформы молодой Индии
        Однако для самой Индии время непосредственно после окончания этой ужасной войны не принесло ни благополучия, ни удовлетворенности, и, определенно, никакой благодарности по отношению к Великобритании. В начале был только горький привкус ужасного поражения, запах смерти и еще больше смертей, так как бесчисленных «ниггеров Пандейев», которых вылавливали отряды британских линчевателей, привязывали кдулу орудий и затем производили выстрел, их тела просто разрывало на куски. Лорд Каннинг был христианином и аристократом настолько, что он простил своих несчастных поверженных врагов, но благородная амнистия, которую он объявил, вызвала у его соотечественников, проживающих в Индии, только презрение по отношению к нему. В результате, на протяжении всего оставшегося срока пребывания его в должности вице-короля они с усмешкой называли его «Милосердие» Каннинг. Очень немногие англичане могли забыть то, как белые женщины были практически разорваны на куски, после чего их телами были буквально забиты колодцы Канпура, или то, как Нана Сахиб коварно приказал вырезать остатки британского гарнизона, после того как он
сдался, хотя им обещали сохранить жизнь и свободный проход вниз по реке. Те немногие индийцы, которые смогли пережить безжалостное сжигание ни в чем не повинных деревень в долине Ганги отрядом британских головорезов-мстителей под предводительством полковника Нейла, вряд ли когда-либо смогут забыть расовую ненависть и жестокость британцев. Раны оказались слишком глубокими, чтобы исчезнуть из коллективного сознания обеих сторон, даже после того, как показалось, что они уже зарубцевались. Еще долго после того, как кровопролитие прекратилось, страшные воспоминания были живы в памяти народа и шепотом передавались из поколения в поколение.
        Девяносто лет британского Раджа не хватит на то, чтобы изгнать эти ужасные воспоминания. Никогда более британцы не доверят оружие ни одному брахману или кшатрию из Бенгалии и Ауда. Только «воинственные расы» будут теперь привлекаться для службы в индийской армии, реорганизованной британской Короной - сикхи и мусульмане из Пенджаба и Северо-западной пограничной провинции, гуркхи из Непала и раджпуты, которые сохранили свою верность Британии во время войны. Теперь преданность стала единственным тестом на «боевую пригодность», хотя британские социологи все же попытались также ввести политику страха и ненависти с неким фасадом псевдонаучной рациональности. Вновь созданные полки британской Короны формировались уже без разбора, не обращая внимания на расы, касты и регионы, чтобы никто из солдат уже никогда бы не откликнулся на призыв к восстанию индуистов, мусульман или сикхов. Однако даже если бы солдаты индийской армии поднялись как один, все передовое вооружение - пулеметы и пушки, а позднее танки и самолеты - находилось строго в белых британских руках, чтобы таким образом держать туземные войска в
страхе. Никогда больше британский Радж не будет чувствовать себя полностью в безопасности. Лучшие парни империи смело отправлялись на Восток, чтобы взять на себя «бремя белого человека», занимая должности магистратов, сборщиков налогов, судей, строителей империи, носителей яркой мантии христианских ценностей западной цивилизации, в стране, покрытой темнотой язычества и погруженной глубоко в болото выродившихся суеверий и коварной лени.
        Молодая Индия ответила новому Раджу с его более строгим, жестоким и подозрительным характером, вначале осторожно отступив, чтобы залечить самые тяжелые из своих ран. Путь вооруженной революции оказался безнадежным. Никогда вновь революция такого масштаба, как Индийская война 1857 года, не произойдет в стране. Некоторые несгибаемые боролись до последнего, включая пешву[15 - Пешва - титул эквивалентный современному премьер-министру у маратхов.] Нану Сахиба, который, очевидно, сумел бежать в джунгли Непала, и индийскую Жанну д'Арк, рани[16 - Рани - княгиня.] княжества Джханси, Лакшми-Баи, которая погибла в бою с британцами. Были и другие: один из них объявил себя министром Шиваджи II и возглавил отряд всадников-маратхов, который преследовали британские войска, в конце концов их настигли и всех убили. Однако большинство индийцев, столкнувшись лицом к лицу с реальностью подавляющей огневой мощи британцев и собственного бессилия перед ними, осознали необходимость поиска других путей в будущее, если их родина вообще имела какое-либо будущее. В полном боли мраке, наступившем после этого ужасного
поражения, ко многим молодым индийцам начало приходить понимание того, что прежде, чем скинуть оковы британского правления, самим индийцам нужно будет объединиться. А чтобы достичь такого объединения, им нужно будет изменить свое сознание.
        По крайней мере так это выглядело для самых талантливых молодых индийских интеллектуалов, получивших английское образование, сторонников прогресса из Калькутты, Бомбея и Мадраса, большинство из которых принадлежало к новоиспеченному среднему классу, в основном индуистских заминдаров и ростовщиков, мечтавших стать учителями, адвокатами, редакторами газет или антрепренерами. Все они стали наследниками политики лорда Маколея, в результате которой возникло новое поколение людей, которых можно было назвать англо-индийцами, «индийцы по крови и цвету кожи», но «англичане по предпочтениям, воззрениям, морали и интеллекту». Многие действительно стали примерными «англичанами», превратившись в британских коллаборационистов, довольствовавшихся малым, оставаясь в самом низу британской иерархической лестницы или в служебных помещениях частных особняков и клубов, проживая тихую, спокойную жизнь в относительном комфорте. Клерки и носильщики, станционные смотрители и заварщики чая нового британского Раджа, некоторые из них даже помогали управлять самыми главными учреждениями страны, банками, бухгалтерскими
фирмами, монетными дворами и моргами. Однако некоторых такая, похожая на слегка теплую овсяную размазню, жизнь не устраивала. Им требовалось от жизни намного больше, и они были готовы испытать свой характер.
        Лучшим из них стал Махадев Говинд Ранаде (1842 -1901). Будучи лучшим студентом выпуска, он закончил один из трех недавно созданных британских университетов и, успешно продвигаясь по карьерной лестнице, стал судьей Верховного суда в Бомбее, а также одним из основателей Индийского национального конгресса. Брахман из Пуны, Ранаде, несмотря на все свое английское образование и карьеру, никогда не забывал, что его земля была землей Шиваджи еще задолго до того, как Маколей прибыл в Индию. Он посвятил все свободное время помощи в модернизации и реформе индуистской веры, он улучшил положение женщин в индуистском обществе, он учил целые поколения учеников желанию посвятить свою жизнь и труд обновлению и реформированию своей страны, для того чтобы Индия могла крепко стоять на двух ногах своей собственной культуры, свободной от иноземного правления, где современные индийские лидеры были бы не менее профессиональны и справедливы, чем британские чиновники, которые относились к своим индийским коллегам с таким презрением. Самым выдающимся учеником Ранаде был Гопал Кришна Гокхале (1866 -1915), который тоже был
брахманом, рожденным в Пуне. Он был настолько эрудирован и сдержан в своих суждениях, что смог пробыть на посту президента Индийского национального конгресса целое десятилетие, до самой смерти, и стал ведущим неофициальным индийским советником британского госсекретаря по делам Индии, члена либеральной партии Джона Морли (1906 -1910). Он также был одним из самых смелых критиков индийского правительства в Калькутте, являясь членом законодательного совета правительства. Он был «политическим гуру» Махатмы Ганди.
        Умеренные англофильские воззрения Ранаде и Гокхале должны были напомнить всем британским сборщикам налогов, судьям, губернаторам и вице-королям об обещаниях, данных их королевой в своей королевской декларации 1858 года, когда Великобритания взяла на себя ответственность за управление Индией.
        Мы объявляем следующее нашей королевской волей и пожеланием, чтобы никому не были отданы предпочтения и никого не притесняли по причине их религиозных убеждений и веры, но всем должна быть предоставлена одинаковая и беспристрастная защита закона; и мы строго поручаем и предписываем всем, кто занимает должность под нашей властью, удерживаться от каких-либо вмешательств в религиозные дела любого из наших подданных… И также нашей волей является то, что повсюду, где возможно, наши подданные любой расы и веры должны иметь право на работу в учреждениях, находящихся у нас на службе, если они имеют достаточную квалификацию для выполнения своих обязанностей, основанную на образовании, способностях и честности.
        Другие молодые индийские лидеры, такие как брахман из Пуны Бал Гангадхар Тилак (1856 -1920), заняли гораздо более воинственную антибританскую, по существу своему ортодоксальную индуистскую, но одновременно с этим революционную позицию, настаивая на том, что «Шва-радж (самоуправление или свобода) есть моим правом с рождения и я должен иметь ето». Локаманья (почитаемый людьми) Тилак и многие из его учеников выучили английский достаточно для того, чтобы использовать его против британской бюрократии каждый раз, когда они попадали в суд или полицейский участок, однако, лейтмотивом их послания британцам была простая, но жесткая мысль «Проваливайте из моего дома и отдайте мне ключ, перед тем как уйти». Они решили, что свобода важней реформ, в то время как Ранаде и Гокхале заявляли о том, что до того как Индия будет поистине готова к обязанностям, связанным с самоуправлением, крайне важно, чтобы все индийцы научились относиться друг к другу более гуманно, соблюдая равенство религий, полов, каст и неприкасаемых. Индийский плюрализм и историческое наследие, состоящее из множества конфликтов, был использован
британской бюрократией, хотя и не слишком искусно, каждый раз, когда вставал вопрос о большей свободе для индийцев.
        Не то чтобы все англичане, даже те, которые состояли на государственной службе, были враждебны по отношению к растущим устремлениям индийцев к свободе. Подлинным «отцом» Индийского национального конгресса был в действительности британец, Алан Октавиан Хьюм, который посвятил большую часть своей жизни созданию и работе Индийской гражданской службы. В 1883 году в своем обращении, адресованном выпускному классу университета Калькутты, он призвал студентов думать «с точки зрения всей нации». Он писал следующее: «Вы соль земли… И если даже среди вас, элиты, нельзя найти пятьдесят человек, имеющих достаточную силу самопожертвования, достаточной любви и гордости за свою страну, достаточного подлинного, бескорыстного, идущего от сердца патриотизма, чтобы взять в свои руки инициативу… тогда нет для Индии надежды… так как для того, чтобы обрести свободу, вы сами должны научиться наносить удар». Лорд Рипон, член либеральной партии, занимавший тогда должность вице-короля Индии, а также его мужественный помощник, сэр Кортни Ильберт, едва избежали линчевания толпой разъяренных англичан Калькутты, которые считали
их «изменниками рода своего» за то, что те пытались ввести равенство перед законом для индийцев и англичан во всей Бенгалии. Не менее прямолинейные британские либералы, такие как сэр Генри Коттон и сэр Уильям Уэддерберн, оба занимавшие должность президента Индийского национального конгресса на ранних этапах его существования, посвятили все свои силы и состояния делу помощи в вопросе утверждения Индией в ее требованиях того, чтобы ее граждане имели такие же права, привилегии и свободы, как и все другие британские подданные. Однако они были скорей исключением из правила общего безразличия или злобного презрения, которое многие англичане, служащие в Индии, испытывали по отношению к большинству образованных индийцев, с которыми они сталкивались в последние десятилетия XIX века. Британские правители, в общем, были намного более предрасположены к мусульманам, как к аристократии, так и к крестьянам. Возможно, это произошло потому, что они были менее «испорчены» английским образованием и великими ожиданиями, которое это образование вселило в молодых индуистских бенгальцев. Возможно, они сознательно
намеревались найти союзников в лице индийских мусульман, которые составляли четверть населения страны. Британские бюрократы всегда настаивали на том, что они защищали интересы могущественных мусульманских князей и безмолвной крестьянской массы мусульман, в то время как назойливые валлахи Индийского национального конгресса (конгрессмены) обвиняли британцев в безразличии к требованиям, нуждам и политическим устремлениям индуистской части населения. Выучили ли они древнюю игру divide et impera (разделяй и властвуй), изучая историю древнего Рима, или это просто было продолжение старой игры в набобов, которой они так хорошо овладели? Может, они действительно были альтруистами, которые хотели остаться в Индии только для того, чтобы предотвратить резню между индусами и мусульманами? Скорей всего, их мотивы были сложной смесью всех этих элементов.
        В любом случае, еще до окончания XIX века стали слышны голоса мусульманских сторонников прогресса. Самым мощным из них был голос сэра Саида Ахмад-хана (1817 -1889), основателя Англо-восточного мусульманского университета в городе Алигарх, который настаивал на том, что Индийский национальный конгресс не представляет голос мусульманской «четверти» индийского населения. В 1888 году в Мееруте сэр Саид заявил следующее:
        Давайте представим себе, что все англичане и вся английская армия покидают Индию, забрав с собой все их пушки и все их первоклассное вооружение и вообщевсе, что им принадлежит, тогда встает вопрос: кто будет править Индией? Возможно ли, что в сложившихся обстоятельствах две нации, магометане и индусы, смогут сидеть на одном троне и обладать одинаковым количеством власти? Ответ на это вопрос - абсолютно нет. Обязательно произойдет так, что одна нация завоюет другую… Теперь предположим, что англичан уже нет в Индии и, что одна из наций Индии покорила другую, или индусы покорили магометан, или магометане покорили индусов. В тот же момент какая-либо другая европейская нация… нападет на Индию… Всем хорошо известны эти могущественные королевства Европы… их правительства намного хуже, нет, неправильно сказано, их правительства хуже вне всякого существующего сравнения, чем британское правительство. Поэтому необходимо ради сохранения мира в Индии и ради дальнейшего прогресса в Индии, чтобы английское правительство осталось здесь на многие годы - вообще навсегда!
        Это самое раннее заявление того, что много позже назовут «теорией двух наций», было очень тепло встречено британскими офицерами и их мусульманскими солдатами, которые услышали эту речь на историческом плаце для парадов, где начался Великий мятеж 1858 года. Неудивительно, что университет в Алигархе, основанный сэром Саидом, впоследствии знаменитый Мусульманский университет, стал интеллектуальной колыбелью Мусульманской лиги, созданной в 1906 году, а четырьмя десятилетиями позднее - и самого Пакистана.
        Некоторые молодые мусульмане, особенно шииты из Бомбейского округа, активно посещали первые заседания Индийского национального конгресса и по крайней мере один из них, судья Бадрудин Тьюбджи, будучи президентом конгресса, в 1887 году заявил: «Я абсолютно не понимаю, почему мусульмане не должны работать плечом к плечу со своими соотечественниками других рас и вероисповеданий ради общего блага». Но его голос был так одинок среди индийских мусульман, что он скорей напоминал одинокий голос Хьюма в плотных рядах британских бюрократов, которые были абсолютно не согласны с его воззрениями. В 1905 году британские бюрократы, которые отдавали свои предпочтения скорее мусульманам, чем индусам, а также мусульмане из Алигарха и Дакки восторженно встретили решение британского правительства под руководством лорда Керзона о разделе Бенгалии. Граница, которая прошла совсем рядом с Калькуттой, к востоку от нее, создала новую провинцию Британской Индии под названием Восточная Бенгалия и Ассам, где мусульмане составляли большинство населения, а административным центром провинции стал город Дакка (сегодня это столица
Бангладеш). Оставшаяся половина бывшей провинции получила название Западная Бенгалия и включила в себя территории, которые сегодня составляют индийские штаты Бихар и Орисса, таким образом превратив индусов, говорящих на бенгальском, в лингвистическое меньшинство в этой вновь созданной западной провинции. Индусы, говорящие на бенгальском языке, были крайне возмущены. На самом деле, большинство индусов и, определенным образом, большинство членов Индийского национального конгресса рассматривали этот первый раздел Бенгалии как доказательство коварства британцев. В ответ Индийский национальный конгресс начал движение народного бойкота британских товаров. По всей Западной Бенгалии запылали костры, на которых горела ткань из Манчестера - символические алтари политического протеста, жертвующие товары ненавидимого британского Раджа древним индуистским богам. Положительной стороной бойкота стало то, что с этого самого времени возникло и набрало силу движение Шва-деши (из нашей страны), которое стало поддерживать производство местных товаров от хлопка и спичек до стали и чугуна. Молодые индийские бизнесмены, в
авангарде которых находились парсийская семья Тата, индуистская семья Бирла и семья Сарабхай из Ахмадабада, стали убежденными сторонниками Индийского национального конгресса и его умеренного руководства, в среде которого взошли две яркие политические звезды, это были два необыкновенных адвоката из Западной Индии: мусульманин по имени Мухаммад Али Джинна (1876 -1948) и индус по имени Мохандас Карамчанд Ганди (1869 -1948).
        Ганди и его жена Кастурбай
        emp1
        Мухаммад Али Джинна
        emp1
        Влияние Махатмы Ганди
        Ганди вернулся из Южной Африки в 1906 году для того, чтобы принять участие в работе Индийского национального конгресса в Калькутте. На этом съезде Гокхале произнес речь, которую Джинна помог написать для болеющего парсийского президента Индийского национального конгресса Дадабхая Наороджи (1825 -1917). Призыв Ганди от имени южно-африканской индийской общины, находящейся в довольно тяжелом положении, был тепло принят конгрессом, благодаря сильной поддержке Гокхале и популярности, которую получило недавно созданное Ганди движение под названием Сатьяграха (стремление к истине), и которое должно было вот-вот начаться в Трансваале. Ганди отправился в Южную Африку в 1893 году в качестве адвоката для того, чтобы представлять там ведущую фирму индийских мусульман, но вскоре он пережил ужасный психологический шок, в результате вопиющего акта жестокой расовой дискриминации, проявленной по отношению к нему: его выбросили из вагона первого класса, куда он купил билет, только из-за того, что у него был другой цвет кожи. Холодная и горькая ночь, которую Ганди провел в размышлениях о том, что с ним произошло,
изменила его жизнь, а впоследствии и курс Индийского национального конгресса. В деле создания революционной тактики борьбы против южно-африканской дискриминации и ненависти Ганди вдохновляли ранние концепции христианства, такие как любовь и аскетизм, а также недавняя борьба такого гения, как Лев Толстой.
        Он организовал Индийский национальный конгресс в Южной Африке и подвиг общину поселившихся там индийцев на героическое, но ненасильственное сопротивление «Черному законодательству», введенному правительством Трансвааля. Ганди вернулся в Индию перед началом Первой мировой войны. Он больше не одевался в костюмы с улицы Севил Роу в Лондоне, где продавалось самое дорогое мужское платье в мире, а начал носить (дхоти), одежду бедных индийских крестьян, и питаться тем же, чем и они. Он решил вернуться к древнему ведическому верованию в «Реальность» и «Правду», сделав слово Сатья ключевым в названии революционного движения, которое он возглавил, связав его довольно сложным способом с джайнистским, буддистским, а позднее и с индуистским понятием ненасилия, ахимса, которое он также называл «Любовь». Соединив Правду и Любовь, заявлял Ганди, «можно сдвинуть мир». И он его сдвинул.
        Бессмысленность Первой мировой войны помогла Махатме (Великая Душа) Ганди убедить многих его последователей в том, что западная цивилизация была «дьявольской». Вся могущественная структура урбанистического, индустриального общества, настаивал Ганди, была жестокой, репрессивной, чудовищной машиной, которая разрушала человеческие души и уничтожала все хорошее и прекрасное, что существовало в природе. Подобно Генри Торо и Льву Толстому он выступал за самый скромный образ жизни, что сильно приблизило его к большинству индийского народа, по большей части проживающего в деревне и ведущего более чем скромный образ жизни. Его призыв был настолько традиционно индуистским в большинстве аспектов, что на него начали смотреть скорей как на йога или садху, миллионы индусов поклонялись ему как махатме[17 - Махатма - понятие в индуизме синонимом, которого в христианстве можно считать понятие «святой». Индийский писатель Рабиндранат Тагор в своей книге популяризовал это понятие применительно к Ганди.].
        Большинство англичан и мусульман считали Ганди не совсем понятным для себя и определенно не очень привлекательным. Британский государственный секретарь по делам Индии во время Первой мировой войны, член либеральной партии Эдвин Монтегю считал его «троцкистом» и «мечтателем», абсолютно не осознавая того огромного влияния на народные массы, которым обладал Ганди, проповедуя свои идеи настолько простым способом. В отличие от Ганди, Мухаммада Али Джинну, который к этому времени возглавил Мусульманскую лигу, британцы к середине Первой мировой войны считали одним из самых талантливых молодых лидеров Индийского национального конгресса, считалось, что он даже более блестящий политик, чем вице-король лорд Челмсфорд. «Конечно, очень жалко, - признался Монтегю в своем дневнике после встречи с Джинной, - что у такого великого человека нет никаких шансов на то, чтобы управлять своей страной». Все же в 1916 году казалось, что Джинна был близок к тому, чтобы стать лидером объединенного национального движения, которое бы включало в себя Индийский национальный конгресс и Мусульманскую лигу, и чье совместное
требование, «Пакт», провести конституционные реформы после окончания войны он помог составить. Кроме того, Монтегю официально заявил в парламенте в середине 1917 года о том, что «политика правительства Его Величества, с которым правительство Индии полностью согласно, это увеличение участия индийцев в каждом административном органе и постепенное развитие институтов самоуправления с целью достижения прогресса в деле создания в Индии ответственного правительства». Все это было похоже на то, что статус доминиона для Индии только ожидал окончания войны.
        Однако окончание войны принесло в Индию только еще более ужасные репрессии, вызванные введением военного положения. Закон Роулетта, который Ганди заклеймил «Черным законом», продлил отмену гражданских свобод и правовых гарантий, введенных в военное время, став первым законом, принятым правительством Индии после окончания войны. «Фундаментальные принципы справедливости были вырваны с корнем, а конституционные права людей нарушались в то время, когда уже не существовало никакой опасности для государства», - писал Джинна лорду Челмсфорду в своем письме с просьбой о его отставке из Законодательного собрания. «Эти нарушения совершались излишне капризной и абсолютно некомпетентной бюрократией, которая не отвечала перед народом и не осознавала реального положения дел». Ганди призвал индийцев молиться и поклясться никогда не подчиняться этим гнусным законам. Марши протеста и забастовки движения Сатьяграха проходили от Бомбея до Дели, от Бенгалии до Пенджаба.
        В апреле 1919 года к битве присоединился Амритсар, где городской парк Джаллианвала-багх, расположенный менее чем в полумиле от Золотого Храма сикхов, стал наполненным болью местом рождения индийского революционного национализма. Реджинальд Дайер, обезумевший британский бригадный генерал, отдал своим солдатам гуркхам и белуджам приказ открыть огонь без предупреждения по тысячам безоружных людей, оказавшихся в западне окруженного стенами парка в тот момент, когда они праздновали индуистский весенний фестиваль Вайсакхи.
        Позднее он заявил, что действовал таким образом для того, чтобы «произвести необходимый моральный эффект». Он убил около 400 абсолютно невинных людей и ранил, по крайней мере, 1200, затем быстро вывел своих солдат, у которых заканчивались патроны, из Джаллианвала-багха, оставив бедных, стонущих, умирающих людей, разбросанных по всему парку, без медицинской помощи. Лорд Челмсфорд объявил такие действия просто «ошибкой суждения, повлекшей за собой временные последствия». Монтегю по крайней мере хоть настаивал на немедленном отзыве и досрочной «отставке» Дайера. Но британская Палата лордов собрала для него внушительную сумму денег, чтобы выразить свою признательность Дайеру за его «отважную службу» британской Короне, выдав в качестве награды деньги и украшенный драгоценными камнями меч, на котором была выгравирована надпись «Спаситель Пенджаба». Бойня в Джаллианвала-багхе произвела огромный моральный эффект на всю Индию, убедив многих умеренных лидеров Индийского национального конгресса в том, что постепенной конституционной эволюции власти уже было недостаточно. На протяжении всей войны индийцам
говорили, что Британия и ее союзники воевали против прусского «варварства» и «политики запугивания». Теперь же британцы вели себя не лучше пруссаков; даже хуже, с точки зрения индийцев.
        Ганди начал свою первую общенациональную Сатьяграху в августе 1920 года. Он призвал индийцев по всей стране бойкотировать британские товары, британские суды, британские школы, британские почести, британскую работу, короче, лишить огромную, чудовищную машину империи индийской поддержки до тех пор, пока она не встанет. Он также пытался привлечь на свою сторону массы индийских мусульман наравне с индусами, приняв на вооружение панисламистские требования от имени понесшего поражение в Первой мировой войне турецкого Халифата, сделав, таким образом, первый шаг в этом направлении внутри своего движения. Он призвал своих учеников принять страдания, навлекать своим поведением арест, если нужно без страха смотреть смерти в лицо и не прибегать в ответ к насилию. «Ни одна страна в истории не могла подняться без очищения огнем страданий», - напоминал индийский лидер миллионам, которые присоединились к его революции. «Мать страдает ради того, чтобы ее ребенок мог жить. Для того чтобы выросла пшеница, зерно пшеницы должно погибнуть. Жизнь выходит из смерти. Сможет ли Индия когда-либо выйти из своего рабства, не
выполнив этот вечный закон очищения?» Десятки тысяч людей заполнили тюрьмы Британской Индии на протяжении менее года. Вся Индия, казалось, превратилась в одну гигантскую тюрьму к концу 1921 года в ответ на призыв Махатмы. Затем, всего несколькими месяцами позже, весной 1922 года, разъяренная толпа сатьяграхистов сожгла две дюжины индийских полицейских, находившихся внутри их собственного участка в городишке Чаури-Чаура, превратив его в огромный погребальный костер. Когда эти ужасные новости стали известны Ганди, он публично признал, что совершил «ошибку гималайских размеров», предположив, что его безграмотные последователи были в действительности достаточно очищены и дисциплинированы для того, чтобы проводить массовые мирные протесты. Генерал Махатма объявил об окончании своей кампании, оставив многих своих самых пылких молодых сторонников, находящихся за решеткой, удивляться тому, зачем же они нарывались на арест ради такого лидера. Сам Ганди удалился в свой ашрам - деревенскую общину, где он ткал и прял, посвящая свое время и таланты на протяжении большей части последующего десятилетия своей
«конструктивной программе» социально-экономических реформ, которые включали в себя работу во имя «поднятия» неприкасаемых, которых Ганди называл Хариджаны (дети божьи). Он больше не проведет ни одной кампании Сатьяграхи вплоть до Соляного марша в 1930 году.
        Разочарование Джинны тем, как Ганди, по его мнению, нереалистично, иррационально и непредсказуемо руководил Индийским национальным конгрессом после 1920 года, привело к тому, что вначале он вообще отошел от политики, но позднее вернулся, однако уже в качестве президента более воинственно настроенной и сепаратистской Мусульманской лиги. Другие консервативные политические лидеры-англофилы, индусы и парси, покинули ряды Индийского национального конгресса для того, чтобы основать новую, Либеральную партию, совсем небольшую по размеру, или другие похожие крошечные политические группы, которые имели некоторое влияние в правительственных кругах, но не имели абсолютно никакого влияния в обществе. Пандит Мотилал Неру (1861 -1931), отец, дед и прадед трех премьер-министров независимой Индии, организовал свою свараджистскую партию как фракцию внутри Индийского национального конгресса, таким образом дав возможность прагматично настроенным политикам, таким как он сам и Ч. Р. Дас, получить место в новой Центральной ассамблее «Парламенте» Британской Индии. Там они имели возможность в полной мере информировать
вице-короля и других британских чиновников обо всех проблемах, существующих, с их точки зрения, в стране и о том, что необходимо сделать, чтобы их исправить. Мотилал, брахман из Кашмира, будучи президентом Индийского национального конгресса, также был одним из самых богатых его спонсоров. Он передал в дар конгрессу свой великолепный дом в Аллахабаде, ставший штаб-квартирой организации, и помог подготовить своего единственного сына Джавахарлала (1889 -1964) к тому, чтобы он смог унаследовать руководство партией и нацией. Будучи космополитичным, аристократичным адвокатом, не менее элегантным в своем платье и манерах, нежели мистер Джинна, Мотилал сначала, так же как и Монтегю, абсолютно не воспринимал Ганди, но позже он изменил свое отношение к Махатме, в значительной степени благодаря тому восхищению, которое революционный идеализм Ганди вызывал у его сына.
        Мотилал Неру возглавил престижный комитет, создавший конституцию для Индийского доминиона в 1928 году, которая стала светским, демократическим отражением парламентской системы Великобритании. Джинна и возглавляемая им Мусульманская лига настаивали на большем количестве гарантий для мусульман в качестве платы за их поддержку проекта конституции, выдвинутого комитетом Неру. С другой стороны, Джавахарлал и другие молодые, радикально настроенные лидеры Индийского национального конгресса, среди которых также был Субхас Чандра Бос из Бенгалии, считали рекомендации Мотилала слишком консервативными и поставили себе цель добиться полной независимости страны (Дурна Сварадж). Махатма в это время был далек от всего этого, предпочитая прясть свой хлопок, ожидая, когда его вновь призовут возглавить следующую Сатьяграху. Неспособность Мотилала организовать поддержку своей конституции широким спектром индийских политических партий обрекла ее на преждевременную кончину.
        Семья Неру, Мотилал Неру сидит в центре
        emp1
        В 1930 году Ганди во главе отряда верных учеников отправился из своего ашрама на реке Сабармати в Гуджарате к побережью, неподалеку от селения Данди, где они стали добывать «незаконную» соль, бросив вызов монополии британской империи на добычу и продажу соли, которую можно было купить только в правительственных магазинах и которая облагалась очень высоким налогом на территории всей Британской Индии. Вскоре миллионы последовали примеру своего Махатмы и вновь в течение всего нескольких месяцев британские тюрьмы оказались забитыми до отказа. По совету Джинны британский премьер-министр, член лейбористской партии Рамсей Макдональд, в декабре того же года созвал в Лондоне первую из целой серии конференций круглого стола, призванной адресовать и найти решение конституционных проблем Индии. Князья, мусульмане, либералы и британские чиновники во всем своем великолепии провели встречу, в то время как Ганди и многие другие политические лидеры находились в тюрьме. Индийский национальный конгресс не был представлен на первой Лондонской конференции, что было равносильно попытке поставить Гамлета без участия в
нем принца Датского. Нетрудно догадаться, что, в результате, это продолжительное и дорогостоящее мероприятие с треском провалилось.
        На следующий год вице-король лорд Ирвин освободил Ганди и встречался с ним до тех пор, пока они не достигли перемирия, так называемого «Пакта», который дал возможность Махатме по доброй воле отплыть в Лондон для участия там в работе второй конференций в качестве единственного представителя Индийского национального конгресса. Эта поездка оказалась тщетным жестом, так как мусульмане и многочисленные князья предъявляли множество требований, так же как и англо-индийцы, сикхи, неприкасаемые, либералы и чиновники британской администрации. Каждый из них требовал себе гарантий, обеспечивающих их бесценные конституционные права. Ну конечно, как могли столь разные, непримиримые, испытывающие крайнюю неприязнь по отношению друг к другу группы людей, представляющие интересы определенных слоев общества достичь договоренности по какому-либо вопросу, да еще в течение дней, недель или даже месяцев? Они бы не смогли ни о чем договориться даже и за десять лет. Конечно, это было абсолютно невероятно. Поэтому Ганди вернулся в Индию в свой ашрам и многими годами позже начал «конструктивную программу», надеясь
перестроить мир по образу и подобию своей деревенской общины - индусского варианта примитивного христианского коммунизма. «Реальным „бременем белого человека“, - заявлял Ганди, - является сопротивление лицемерию, которое съедает его. Пришло время белым людям научится относиться ко всем другим людям как к равным… „Относитесь к ближнему своему так, как бы вы хотели, чтобы относились к вам.“ Или они понапрасну используют имя Того, кто сказал это? Неужели они выбросили из своего сердца Того, кто дал миру это послание?»
        Провал конференций Круглого стола стал предвестником раздела Индии, так как пропасть между революционно настроенными националистами, возглавляющими Индийский национальный конгресс, и намного более консервативными мусульманами, а также еще более консервативно настроенными князьями оказалась настолько большой, что преодолеть ее было просто невозможно. Либеральные и лейбористские политические лидеры Британской империи оказались достаточно мудрыми и дальновидными для того, чтобы осознать тот факт, что годы, если не дни, британского правления в Индии были сочтены. Однако представители консервативной партии Тори, такие как Биркенхед и Болдуин, отказывались принимать этот факт как неизбежность, а Уинстон Черчилль думал так до самого последнего дня своей жизни. Но, в действительности, к середине 30-х годов единственным реальным вопросом в сложившейся ситуации, за десять лет до окончания эпохи британского Раджа, был только один вопрос: как все это завершить? Кому вручить дирижерские палочки? Как сделать все таким образом, чтобы не были разорваны тысячи миль железнодорожного полотна, чтобы не были разрушены
плотины и каналы, чтобы не были сожжены мосты - все, что было построено на протяжении этого времени и стоившее сотни миллионов фунтов стерлингов? И кто возглавит армию? Кто будет контролировать полицию? Как сделать все так, чтобы не вызвать бунты, которые могут легко привести к гибели половины населения, потому что другая половина была возмущена несправедливостью по отношению к ней? Как долго мусульманские войска будут готовы маршировать под командованием индусов? И что станет с сикхами? А с христианами? Чем глубже вдавались в эти вопросы, тем более невозможными становились любые предлагаемые решения. В стране оказалось слишком много «Индий», чтобы их примирить в рамках одной конституционной формулы. Как вообще британский радж умудрился просуществовать так долго, удивлялись теперь, задав все эти вопросы, своему достижению многие из тех, кто отвечал за его существование.
        Затем они все же составили некое подобие конституции и невероятно сложную федеральную структуру, целью которой являлся контроль центральных органов британских властей над индийскими князьями. Но все это никогда так и не заработало, эту огромную и неуклюжую систему даже не смогли вытолкнуть на испытательный аэродром. Такой громоздкий самолет никогда бы не взлетел. После того как эта суперструктура успешно пошла на дно в 1937 году, в одиннадцати провинциях британского Раджа провели выборы, на которых Индийский национальный конгресс, Мусульманская лига и десятки мелких партий выставили своих кандидатов. Эти выборы стали великим предвоенным индийским экспериментом в «провинциальной автономии». Неру и Валлабх Патель, первый заместитель премьер-министра Индии, получили под свой контроль министерства в семи провинциях. Джинна был вне себя и решил переделать Мусульманскую лигу, превратив ее в партию мусульман, основанную на одной единственной платформе - создании своего собственного мусульманского государства, своей собственной нации, того, что вскоре назовут Пакистан. Ганди в это время продолжал ткать в
своем новом ашраме, расположенном в центральной Индии, где он жил в скромности и бедности, однако Верховному Совету Индийского национального конгресса это стоило целого состояния, так как они вынуждены были время от времени организовывать целые паломничества руководящих деятелей к Махатме для проведения консультации о текущем моменте и насущных проблемах страны.
        Вторая мировая война ускорила процесс, который принес конец британскому Раджу, передав власть после окончания войны двум новым нациям - Индии и Пакистану. Когда в сентябре 1939 года вице-король сделал автократическое заявление о вступлении Индии в войну, Неру и его коллеги по Верховному Совету Индийского национального конгресса отказались поддержать британский Радж в этом вопросе, отдав приказ всем министерствам, находившимся под контролем конгресса, подать в отставку в соответствующих провинциях. Семидесятилетний Махатма вернулся к активной службе в качестве лидера Индийского национального конгресса, организовав целую серию сатьяграх, проведенных во время войны, что вернуло его, Неру, Пателя, а также большинство активистов конгресса в британские тюрьмы, где они и провели большую часть войны. Джинна объявил «День Освобождения», как только узнал о решении конгресса отказаться от власти в провинциях, настаивая на том, что мусульмане всей Индии должны «благодарить бога» за то, что он «избавил» их от «тирании индуистского раджа». В то время как Индийский национальный конгресс и его индуистское
руководство стали «трусливыми предателями» британской Короны в самый тяжелый для Великобритании момент в глазах большинства англичан в Индии, а также в Лондоне, Мусульманская лига и ее лидер стали восприниматься как самые верные друзья. Поэтому неудивительно, что британские вице-короли и высокопоставленные политики из Уайтхолла, Вестминстера и Даунинг-стрит делали все возможное, чтобы удовлетворить то, что они считали «справедливыми требованиями» мусульманского меньшинства Индии, по крайней мере, на протяжении войны. Мусульманские солдаты составляли непропорционально высокий процент в рядах индийской армии. С начала 1940 года Мусульманская лига под руководством Джинны объявила создание «Пакистана», представляющего «всех мусульман» Южной Азии, единственной целью партии.
        В 1942 году, когда японские войска стремительно приближались к восточным воротам Индии, британский кабинет министров послал в Индию сэра Стаффорда Криппса, члена лейбористской партии для того, чтобы он предложил Индии в целом «статус доминиона» сразу после окончания войны, но с одним условием, что любая провинция, которая проголосует против вступления в доминион, имела бы право «выйти» из доминиона, таким образом недвусмысленно предрекая рождение мусульманского Пакистана. Ганди и Неру были вне себя от этого предложения, угадывая в нем очертания клина раздела, вбиваемого в страну. «Если это все, что вы можете предложить, зачем вы ехали так далеко?» - спросил Ганди Криппса. Вскоре Махатма призвал всех англичан «покинуть Индию». Его мантра собственному народу была аналогично короткой: «Сделай или умри!». На следующее утро, 9 августа 1942 года, он был арестован. В трагические месяцы начавшегося после этого насилия британская индийская армия получила приказ бомбить и обстреливать с бреющего полета бунтующих индийцев в нескольких северных провинциях, особенно в Бихаре и Бенгалии. Тысячи индийцев были
убиты, десятки тысяч ранены, сто тысяч или более были арестованы в ходе необъявленной войны, которую вел британский Радж против того, что перестало быть «самым ярким бриллиантом» в короне Его Величества.
        Хотя большая часть индийской армии оставалась верной британской Короне, около 60 000 британско-индийских солдат, взятых в плен японцами в Сингапуре, впоследствии вступили в Индийскую национальную армию, созданную временным правительством свободной Индии, носившим название Азад Хинд (Свободная Индия), руководил им Субхас Чандра Бос. В составе этой армии они прошли с боями Бирму в надежде «освободить» Бенгалию. Войска Боса были остановлены муссонами, когда в 1944 году они уже стояли у ворот города Импхал в штате Манипур. Затем, когда дожди прекратились, союзники доставили по воздуху подкрепление, и индийская национальная армия вынуждена была отступить. После окончания войны в Красном форте Дели начался суд над «предателями» - индуистскими, сикхскими и мусульманскими офицерами Индийской национальной армии (ИНА). Неру лично выступил в их защиту, и они стали национальными героями. Британский фельдмаршал, генерал-губернатор Индии лорд Уэйвелли, и его главнокомандующий вооруженными силами к тому времени, в 1945 году, уже осознали, что британский Радж был обречен, так как ряды их армии «начали
колебаться». Последние два года британского правления были направлены исключительно на то, чтобы сохранить некую «иллюзию власти», в то время как новоизбранное лейбористское правительство отчаянно пыталось найти решение того, чтобы приближающаяся передача власти в индийские руки прошла как можно спокойней.
        Трехуровневая федеральная схема построения государства, предложенная в 1946 году миссией британского кабинета министров, была последней надеждой на независимое перевоплощение Индии в единое государство. Джинна фактически согласился принять этот план, даже несмотря на то, что его «Пакистан» все еще находился в зачаточном состоянии среди преимущественно мусульманских провинций на северо-западе и северо-востоке страны. Ганди также благословил план как «добросовестное выполнение» британских обещаний, данных Индии, но Неру и Патель считали, что план миссии мог значительно сократить «полную суверенную независимость» конституционной ассамблеи Индии. После этого, в августе 1946 года, Джинна, оставив все надежды на мирное урегулирование взаимоотношений с Индийским национальным конгрессом, призвал Мусульманскую лигу к началу «прямых действий». Практически это стало началом состояния гражданской войны, которой, однако, все еще можно было избежать, если бы не последний генерал-губернатор Индии, лорд Луис Маунтбеттен. Он был слишком нетерпелив, пытаясь до июня 1948 года (крайний срок, который ему дал кабинет
премьер-министра Эттли) привести Индийский национальный конгресс и Мусульманскую лигу к согласию на каком-либо варианте плана, предложенного миссией британского кабинета министров в 1946 году, а затем в середине августа 1947 года стремительно принял решение в пользу поспешного раздела Британской Индии. Катастрофический раздел многонациональных провинций Пенджаб и Бенгалия, произошедший всего за десять, раскаленных до невероятия, недель, привел к тому, что десять миллионов, обезумевших от страха индусов, мусульман и сикхов вынуждены были покинуть свои дома в поисках убежища по другую сторону новой, еще даже не демаркированной «границы» между Индией и Пакистаном, границы, которая превратилась в реки крови, после того как более миллиона ни в чем не повинных людей погибли в результате межэтнических столкновений. Премьер-министр Неру поднял флаг независимой Индии над Красным фортом, построенным Шах-Джаханом в старом Дели, призывая всех индийцев помнить, что «служба Индии означает службу миллионам страждущих. Это означает конец нищете, невежеству и болезням».
        Махатма Ганди и Мухаммад Али Джинна
        emp1
        Махатма Ганди не присутствовал на праздничных церемониях в Нью-Дели, отправившись вместо этого на поезде в Калькутту, чтобы молиться там и попытаться предотвратить резню между индусами и мусульманами в этот ужасный месяц убийств и боли. Он был единственным среди всех лидеров Индийского национального конгресса, кто категорически возражал против раздела «Матери Индии». Он сохранял свою веру в ахимсу, проповедуя божественные силы любви. Люди всевозможных религий склонялись перед ним, касаясь его ноги, обожествляя его доброе лицо, однако, как только он покидал их и шел дальше, безумие возвращалось, хаос и кровопролитие начинались вновь. В самом Дели имели место ужасающие акты дикого насилия по отношению к мусульманским семьям, которые жили здесь в мире и благополучии на протяжении целых поколений. Это произошло после того, как в город хлынули беженцы из Пенджаба, рассказавшие о пакистанских мусульманах, убивавших и насиловавших, вызвав таким образом неимоверную ярость индусов, требовавших возмездия. Тогда Махатма решил вернуться и попытаться успокоить бурлящий Дели. Каждый вечер он проповедовал мир и
любовь и молился, читая выдержки из Корана, из Библии и из Бхагавадгиты. Обезумевшие от ненависти фанатики, называли его «Мохаммад Ганди» и обвиняли его в предательстве его собственной индуистской веры и народа. В то время как безумство насилия расползалось по всей стране, мечта Ганди о Рама-раджье угасала.
        Затем, в пятницу, 30 января 1948 года, незадолго до того, как солнце село над Нью-Дели, Махатма Ганди, направлявшийся на молитву, был убит обезумевшим от ненависти индуистским брахманом, который считал Великую Душу, отца нации, «наихудшим врагом» Индии.
        Глава третья
        Религия и философия
        Последние слова, которые произнес Махатма Ганди, были: «О Рама!». Они выгравированы шрифтом деванагари на черном отполированном мраморном камне, установленном на месте погребального костра у реки Ямуна в Дели, ставшим местом паломничества. Индусы верят в то, что последние слова человека помогают определить последующее рождение его души; таким образом, «Великая душа» Махатмы Ганди поднялась прямо на солнечные небеса Вишну, для того чтобы слиться там с Рамой. Бессмертие души, перевоплощение посредством многих форм мимолетных существ и взаимодействие целого пантеона богов с людьми являются центральными элементами самой великой религии Индии, которую мы называем индуизмом. Сами индусы называют свою веру дхарма, очень сложный и многозначный термин, который мы переводим как религия, закон, обязанность, вера и разного рода добродетели. Мы предполагаем, что индуизм возник как синкретизм арийских и доарийских идей и доктрин приблизительно тогда же, когда началась христианская эра. Индусы верят в то, что их дхарма бесконечна (санатана). Большинство индусов мира проживает в Индии, составляя около 85 % ее
населения. Однако на сегодняшний день миллионы индусов живут вне территории Индии. Многие люди по всему миру перешли в индуизм на протяжении последних десятилетий, особенно это было характерно для молодежи Соединенных Штатов в бурные 1960-е годы.
        Около 10 % населения Индии на сегодняшний день остаются последователями ислама, таким образом, даже после раздела страны Индия все еще одна из самых больших мусульманских стран мира. Такие религии, как джайнизм, буддизм и сикхизм также были рождены в Индии, и миллионы современных индийцев являются их последователями, хотя многие школы буддизма на сегодняшний день намного более популярны и влиятельны за пределами страны, нежели в самой Индии. Зороастрийская община парсов в Бомбее была создана многими волнами парсов, бежавших на западное побережье Индии от преследований в Персии. В Индии также проживают миллионы христиан и даже несколько тысяч евреев, однако и те и другие остаются на периферии индийской жизни, будучи изначально слишком чуждыми индийской земле.
        Какой бы ни была их официальная религия, большинство индийцев-немусульман разделяют целый ряд религиозно-философских ценностей и верований, которые на сегодняшний день практически стали частью национального характера. Они культивировались в особой атмосфере Южной Азии на протяжении очень долгого времени. Такое мировоззрение является, скорее, идеальной моделью поведения, чем реальным способом жизни, что царит на пестрых индийских базарах и в темных коридорах власти, однако многие его аспекты все же остаются этическим идеалами для большинства индийцев. То, что мы называем духом Индии, подразумевает универсальную иерархическую модель. Религиозный дух отражается в бесчисленных, невидимых, но бессмертных душах, каждая из них обитает в каком-то теле на протяжении некой интерлюдии, которую большинство из нас называет жизнью. Затем душа переносится дальше к другому, более высокому или более низкому, существу в безмерном пространстве, которое простирается от насекомого до божества. Каждое последующее перевоплощение души зависит от общего баланса того, что было сделано в жизни последним телом, где она
обитала. Совокупность совершенных поступков может заслуживать духовного продвижения или наоборот - деградации. Поэтому никто не может винить или благодарить кого бы то ни было, кроме самого себя, за то, что был рожден «неприкасаемым» уборщиком, богатым торговцем или могущественным князем. Тем не менее никогда не помешает, даже наоборот, часто может помочь обращение к одному или нескольким богам за помощью, утешением или состраданием. При этом богам предлагают цветы, кушанья, медные и золотые монеты, кроме того, не забывают оплачивать услуги посредников - брахманов, садху, монахов (саньяси) или просто «нищих». Кто знает, в конце концов, что может сделать монета, брошенная в чью-то замусоленную кружку, для того чтобы умножить карму в собственной душе? Самое главное, что вы можете сделать для того, чтобы обеспечить себе «более высокое» рождение, а еще лучше вовсе избавить себя от перерождений, это выполнять свои обязанности как можно лучше, терпеливо и безо всяких жалоб. Каждый добросовестный индус знает свои обязанности с самого рождения - каждая семья, каждый клан или то, что мы называем кастой,
занимает свое особое место и имеет свои особые задачи во вселенской иерархии. Главная цель - это освобождение, мокша, то, что западные люди называют избавлением, но индийцы предпочитают думать об этом как об освобождении души, а не просто освобождении бренного тела от тягостей перерождения.
        Большинство индийцев - люди мирные, они не любят насилия, возможно, потому, что считают, что все в жизни взаимосвязано, и верят в потенциальное космическое значение личных поступков и их последствий в череде будущих жизней. Поэтому нужно вести себя осмотрительно, буквально смотреть под ноги, чтоб не наступить на червя, который может быть связан с космосом. Мы никогда не знаем, к чему может привести волна, которую мы подняли. Индусы рассказывали о кошмарах, которые им снились после того, как они съели говядину: во сне они слышали голос давно умершей бабушки, которая корчилась от боли, причиненной этим ужасающим моральным падением. Разумеется, нельзя сказать, что индийцы никогда никого не убивают и не ранят, но, как правило, они сожалеют о содеянном больше, нежели люди, подверженные вспышкам насилия, за исключением тех случаев, когда они убивают во имя богини Кали или богини Дурги. Мы также знаем, что индийцы более толерантны. Происходит ли это от их просвещенности или от равнодушия - неизвестно. Возможно, тысячи лет вынужденного соседства с народами разных рас и религий приучило их к мысли о том,
что уход в себя или полное безразличие и есть высшая мудрость. Говорят, то, чего мы не знаем, не может нам навредить. Может, все дело в распространенном среди индийцев убеждении, что этот мир, его счастье и несчастье, его глупости, его удачи и неудачи - не что иное, как иллюзия?
        Индийцы в основной своей массе разделяют мировоззрение, которое принято сегодня называть холистическим. Они видят связь не только между людьми и животными, растительным миром, демонами и богами, но и между действиями и чувствами, между давно забытыми делами, мыслями и будущим поведением, между прошлым и настоящим. Все счета где-то хранятся - на орбитах далеких галактик или на волнах памяти брахманов, там, где все известно и все едино, а мы часть этой вселенной, которая в нас. Бог - это любое имя, которое мы повторяем вслух, мантра, которую мы должны распевать ежечасно, повторяя тысячу раз, и всякий слог означает вселенную. Все прочее иллюзия, мир Майя, которому мы даем имя и форму из боязни пустоты или одиночества, ведь даже самым великим из богов бывает одиноко.
        Для индийцев религия и философия - это материнское молоко, каждодневная пища, а не эзотерика, которой занимаются по субботам и воскресеньям, роясь в пыльных книгах. Большинство индийцев верит в то, что боги и звезды влияют на судьбу каждого из нас, сегодня или завтра, все лежит на космических весах: и Солнце, и Луна, и Марс, и Венера. Думать иначе было бы глупо и опасно, мы не смеем игнорировать столь могущественные гравитационные силы. Именно поэтому должен быть записан точный момент рождения индуса, а не только день, месяц и год. Это необходимо для того, чтобы составить «точный» гороскоп для него или для нее, как только он или она заслужит его. Иначе как узнать, в какие дни можно жениться или отправляться в путешествия, а когда нужно избегать серьезных действий? Все в этом мире взаимосвязано; невидимые «силы» действуют на нас повсюду и реагируют на каждый наш импульс. Вот почему вера и философия столь важны, они ведь не абстракция, но реальная власть. Самое примитивное изображение бога - это сам бог, коль скоро вы воистину верите, преданно, смиренно и от всего сердца, бессмертной душой, которая
всего лишь искра трансцендентной космической вселенной. И тогда чудеса случаются. Бог отвечает на молитвы. Возникает волшебство, и как только темный покров невежества и цинизма будет снят, луч мудрости откроет перед вами истину. Большая часть индийцев верит во все это, так как Индия - это цивилизация, основанная на вере, построенная на убеждении. Она процветает на философии, и ее продвинутые адепты с легкостью преодолевают самые глубокие депрессии, они спокойны и хладнокровны благодаря тому, что владеют старейшей религиозной философией - йогой.
        Йога и шиваизм
        Йога - это дисциплина, название которой буквально означает «обуздать» или «узда». Происхождение йоги таится в доисторических глубинах, подобно сидящей в позе лотоса фигуре, выгравированной на печати 4000 лет назад, и камням фаллической формы, столь же древним и, очевидно, ритуальным. Представляли ли они бога Шиву, «Великого Бога» современного индуизма, которого и по сей день изображают в фаллических образах? Шиву также изображают как могущественного йога, который сидит на тигровой шкуре на вершине горы Кайлас или стоит внутри огненного кольца как «Царь танца» (Натараджа), создавая или разрушая вселенную. Его проявления многочисленны, его последователям нет числа. Он бог зверей и бог плодородия. Его имя означает «благой», но остерегайтесь пламени его гнева, ведь один лишь третий глаз его способен поглотить любое человеческое существо, а волосы на его голове столь могущественны, что могут сломить течение реки Ганги, когда она со всей своею силой падает с небес на землю.
        Для древних индийцев йога стала ключом к выживанию среди окружавших их многочисленных опасностей: одинокому и безоружному человеку угрожали жара, тигры и кобры. Дисциплинированная концентрация, глубокое дыхание, сбалансированная поза, медитация, ведущая к душевному равновесию - все это помогало йогам преодолеть боль и обуздать рецепторы, отвечающие за чувство опасности и дискомфорта. До сих пор неясно, используют ли йоги какие-либо наркотические вещества и растения, от которых немеют рецепторы. Но уже на протяжении многих лет можно наблюдать, как они, не дрогнув ни единым мускулом, ходят по раскаленным углям и ложатся на торчащие острые гвозди или осколки стекла, как сохраняют неподвижность так долго, что мышцы их сплетенных над головой рук атрофируются, а ногти прорастают сквозь ладони сжатых кулаков.
        Йоги также утверждают, что они способны настолько замедлить свой метаболизм и дыхание, что это позволит им выжить в гробу, находящемся глубоко под землей, в течение некоторого времени, хотя ученые, пытавшиеся протестировать возможность контроля за сердцебиением, не смогли установить реального психологического воздействия на работу внутренних органов. Другие йоги уверяют, что они в состоянии превратиться в парящих в небе птиц, прыгающих зверей или в душу, способную мгновенно перенестись в далекое астральное тело, пребывающее в любом уголке вселенной. Ни одно из этих заявлений пока не смогло получить объективных подтверждений, однако по крайней мере один из индийских премьер-министров так глубоко верил во все это, что публично удивлялся тому факту, что Соединенные Штаты и СССР «выбрасывают столько денег на космические программы», когда индийские йоги могут «достичь Луны, когда пожелают, и к тому же абсолютно бесплатно!».
        Шива - один из двух главных мужских богов в индуизме, в то время как Вишну является другим, не менее почитаемым, божеством в Индии на протяжении последних двух тысяч лет. Поскольку Шива был древним богом плодородия, считалось, что его сексуальная сила неисчерпаема. В соответствии с древними мифами, он бегал обнаженным, совращая жен брахманских мудрецов до тех пор, пока его вечно находящийся в эрекции лингам не был ампутирован. Этот лингам стал символом шиваизма, и ему поклоняются по сей день. Индуистский миф приписывает Шиве подвиг создания, по крайней мере, 84 миллионов оригинальных позиций для занятия сексом, хотя предположительно только 84 000 позиций на сегодняшний день известны самым большим его приверженцам! Однако Шиве также поклоняются как богу йогического аскетизма, чья способность к сексуальному воздержанию может сравниться только с его похотливым вожделением. Таким образом, в качестве верховного йога Шива воплощает в себе границы удовольствия и боли, мастерски овладев тем и другим и поднявшись равно над страстью и сдержанностью в царство покоя и столь утонченного отсутствия интереса ко
всему, что его можно считать божественным. Сколько точно времени понадобилось доарийским йогам, чтобы достичь таких способностей в умении полностью контролировать поведение своего тела и чувств, точно неизвестно. Однако мы предполагаем, что к середине III тысячелетия до нашей эры эти возможности йоги уже были известны, поскольку было найдено множество артефактов йоги, относящихся к тому периоду.
        Самое раннее значение слова «дух» (атман) на санскрите было «дыхание». Древние индийцы, должно быть, заметили, что самой очевидной разницей между живым и мертвым телом был факт отсутствия дыхания у последнего, отсюда их последующее возвышение атмана сначала до высшего «Я», а затем - до «духа». Задолго до того как была исследована роль кислорода в очищении крови, йога делала ударение на контроле дыхания, интуитивно предугадав, что дыхание помогает оживлять тело. Древние индийцы никогда не понимали до конца, как в теле функционируют легкие или кровоток, однако они представляли себе, как в нем циркулирует дыхание. Йоги с давних пор верили в то, что возможно проследить движение каждого вдоха через все конечности и внутренние органы. Многие из них до сих пор так считают. Центром их внимания также является позвоночник, так как они считают его органом, обладающим особыми возможностями - на него опирается тело, и он содержит шесть невидимых «колесиков» внутри позвоночного столба, самый нижний из которых, «змея», расположен в его основании. Йоги верят в то, что посредством правильной концентрации они могут
разбудить спящую змею и заставить ее вращаться настолько быстро, что она поднимется и сможет крутить все шесть колесиков одновременно, вызывая таким образом состояние блаженства, которое приведет к созданию медового нектара в мозгу, вроде процесса создания спермы. Некоторые школы йоги специализируются почти исключительно на контроле «энергии змеи», используя секс как форму поклонения, практикуя сексуальные техники для продления оргазма, пока боль от этого процесса не сравняется с удовольствием, вызванным его кульминацией или «освобождением» - мокшей. «Йога силой» (Хатха-йога) и «Йога растворения» (Лайя-йога) делают ударение именно на таких видах техники, что привело к их большой популярности на Западе. Однако индийские философы едва ли не каждой школы мысли используют йогу как общепринятый метод в деле очищения человеческого сознания и подготовки людей самых различных нравов к просвещенной ясности и покою, которые являются необходимыми условиями для достижения мокши.
        Медитация, техника йоги наиболее популярная на Западе, помогает многим людям уменьшить давление и напряжение, которые обостряются в результате быстрых изменений, происходящих в урбанизированном индустриальном обществе, и стресса. Поэтому неудивительно, что регулярные перерывы полного покоя для безмолвной медитации в течение суматошного дня, когда вам необходимо спешить от одного неотложного дела к другому, могут оказаться очень полезными для здоровья. Хотя некоторые из тех, кто занимается медитацией на Западе, настаивают, что медитация - это «тяжкий труд». Индийские йоги, как правило, живут дольше, нежели большинство обычных людей. Умственное расслабление является не таким простым занятием, как это может показаться, иначе бессонница не была бы настолько распространенным явлением, однако правильно соединив контроль над дыханием и осанкой с различными упражнениями, включающими в себя повторение мантры, можно достаточно быстро и без напряжения достичь состояния, близкого к самовызванному гипнозу.
        Миллионы практикующих индийских йогов в действительности достигли такого невозмутимого, недостижимого спокойствия посредством постоянных занятий, но многих западных гостей это доводит до состояния, близкого к помешательству. Британские империалисты обвиняли индийцев в «природной лени», отважно взваливая на свои плечи «тяжелое бремя белого человека», используя для этого плети и не только. Английская литература и официальные отчеты из Индии времен Второй мировой войны полны жалоб на «пренебрежение» «невежественных туземцев», на их «угрюмую» медлительность в исполнении приказов. В наши дни американские туристы испытывают не меньшее разочарование, невероятно долго ожидая ненавязчивого обслуживания в шикарных ресторанах индийских пятизвездочных гостиниц, равно как и все остальные иностранцы, которые когда-либо пытались приобрести в Индии железнодорожный билет или билет на самолет, или обналичить чек в индийском банке. Таким образом, вы либо быстро овладеете искусством терпения, либо у вас неимоверно быстро поднимется давление. Индусы, как правило, верят в то, что все, что они не успели сделать в этой
жизни, можно будет доделать в целом ряде будущих существований, а йога помогает в этих условиях овладевать терпением, без которого в Индии просто невозможно выжить.
        Главенствующее положение Шивы в индуистском пантеоне богов основано на его доарийском йогическом могуществе и на его мифологическом отождествлении с такими ведическими богами, как Индра и Агни, а также с меньшим по значимости богом Рудра - богом бури и разрушения. Космический жар (тапас) является крайне важным для всех этих богов, чья неимоверная потенция порождает бесчисленное потомство. Индра, подобно Шиве, был «богом-быком», которого кастрировали за его разврат и который вместе с богом огня Агни все же вечно зажигал чувственных жен брахманов и мудрецов в тех же диких лесах, где так буйно гулял сам Шива, он использовал свой лингам в качестве оружия, вроде поражающей демонов ваджры, оружия-молнии, которым обладал Индра. Первая жена Шивы, Сати, сожгла себя после того, как ее отец грубо поговорил с ее божественным повелителем, таким образом она доказала свою «настоящую» преданность. Сати на санскрите означает «верная», и впоследствии это слово использовали для описания самосожжения индуистских вдов на церемонии погребальных костров их усопших супругов, без которых их жизнь якобы теряла всякий
смысл. Считалось, что «сати» было делом добровольным, но британские миссионеры и чиновники пребывали в состоянии шока, столкнувшись со случаями, когда индуистские женщины, будучи прикованными цепью к погребальному костру, кричали в ужасной агонии, умоляя, чтобы их отпустили, прежде чем сгореть заживо в пламени погребального костра.
        Во времена Ост-Индской компании, в начале XIX века, сати было объявлено вне закона, но индийские жены все же время от времени сгорали на кострах, если их приданное не было полностью выплачено. Однако вскоре после того, как Шива потерял свою первую жену, он женился на ее гораздо более знаменитом перевоплощении, Парвати, дочери Гималаев, которая была настолько прекрасна, что Шиву тянуло любить ее божественное тело без устали на протяжении более тысячи лет. Среди их детей - бог войны Сканда (или Карттикея) и один из самых популярных индийских богов с головой слона на теле человека - Ганеша.
        Шива намного более популярен на юге Индии, нежели на севере, что, скорей всего, отражает более глубокие доарийские корни дравидийских народов, населяющих эту часть страны. Здесь поклонение Богине Матери также является одним из самых глубоких в Индии. Как владыка танца, Натараджа, Шива, согласно преданиям, привел вселенную в движение из города Чидамбарам, расположенного в нынешнем штате Тамилнад, где и по сей день его великий храм как магнит притягивает шиваитов со всего мира. Покрытая чистым золотом крыша храма сияет почти так же ослепительно, как солнце. Однако многие из более чем 100 танцев, созданных Шивой, были танцами смерти и разрушения; отсюда и его темная сторона: он является на погребальные костры в пепле и лохмотьях или покрытый окровавленной шкурой слона, в одной руке он держит трезубец, а двумя пальцами другой выбивает на барабане ритм танца тандава. Садху, последователей Шивы, можно встретить практически на каждой, даже самой небольшой, дороге Индии. Их грязные и всклокоченные волосы, их покрытые пеплом лица, воспаленные глаза, обнаженные и истощенные тела вызывают страх и трепет у
всех, кто их встречает, и в этом они подобны «Великому Богу» Махешвара. Двойственность Шивы отражает реальности нашей вселенной, неразрывную связь между жизнью и смертью, созиданием и разрушением, добром и злом. Шива - само воплощение времени, вечно напоминание простым смертным о мимолетности их пребывания на земле. Он же и сама смерть, отсюда его любовь к погребальным кострам. Но, как самый великий в Индии «сеятель семени», он создает жизнь, разжигает лоно каждой женщины своей всепроникающей энергией, раскаляет страсти, которые начинают этот удивительный танец снова и снова. Он сидит на вершине своей башни из льда на горе Кайлас в состоянии абсолютного спокойствия, созерцая все вокруг, медитируя о вечном, неизменном и неизменяемом. Он является древнейшим и вечно молодым богом Индии.
        Поклонение Богине Матери
        Богиня Мать - это воплощение земли. Она - это поле, в котором должно быть посеяно каждое зерно, чтобы жить и расти. Она воплощает в себе силу жизни, несравненную творческую энергию, шакти. Без своей супруги, Богини Матери, ни один индуистский бог не представляет никакой пользы или ценности. Он может ходить с важным видом, но его могущество будет ограниченно. Чтобы быть полноценным богом, ему необходима деви, «богиня», которая может принимать много разных имен и форм, но которая всегда будет олицетворять собой шакти. Поклонение Богине Матери в Индии восходит еще к доарийским временам, и, возможно, ему не меньше лет, чем самому шиваизму. Трудно представить Шиву, надолго оставшегося без своей Сати или Парвати. Индуистский миф создал Богиню Мать из пламени гневного возмущения, которое выдыхали боги, когда созерцали отвратительного демона-буйвола. Эти языки пламени застыли и создали прекрасное и непобедимое тело восемнадцатирукой матери-силы - Шакти. Вооруженная пламенем каждого из богов, Шакти отрубала головы черного демона-буйвола и сокрушала все его мгновенно возникающие воплощения до тех пор, пока
гигантский зверь не истек кровью до смерти. Она была непобедима, ее жизненно важное тепло не знало пределов. Она воплощает в себе все женские страсти и возможности. Только сам Шива был в состоянии удовлетворить ее. Ее потомство бесчисленно, и все же она умудряется кормить всех своих детей огромной, похожей на арбузы грудью, и с легкостью носит их на своих широких бедрах.
        Преданность матери в индуизме имеет древние корни, но и сегодня в индуистской семье нет связи сильнее, нежели та, что связывает сыновей с матерью. Поклонение матери воспевается в стихах и песнях, ей поклоняются в каждом доме и в каждом храме. Первый национальный гимн Индии Ванде Моторам (Поклоняюсь тебе, Мать!) первоначально был стихотворением из популярного в XIX веке романа Банкимчандры Чоттопаддхая (1838 -1894), вдохновлявшего миллионы молодых индусов из Бенгалии, которые, рискуя попасть в тюрьму, а часто рискуя самой жизнью, выступали против раздела страны:
        Я кланяюсь тебе, о Мать,
        Полноводная, плодородная,
        Овеваемая прохладными южными ветрами,
        Темная от обилия хлебов,
        О Мать!
        Ее ночи наполняют сердце радостью в сиянии лунного света,
        Ее земли прекрасны в убранстве из цветущих деревьев,
        Ее смех прекрасен, и прекрасна речь,
        О Мать, дающая благо, дающая блаженство.
        Парадокс заключается в том, что такое поклонение матери сосуществует в индийском обществе с угнетением женщин, и, вероятнее всего, отражает различные моральные ценности доарийского и арийского периодов. Арийские племена, в которых доминировали мужчины, завоевали южных индийцев, среди которых царил матриархат. И по сей день матриархальные преемственность и наследование сохранились на Малабарском побережье, где сегодня находится штат Керала. Традиционные индуистские обычаи, такие как сати, убийство новорожденных девочек и собирание приданого, отражают низкий статус женщин на протяжении большей части индийской истории, так же как и ужасный обычай женского рабства в индуистских храмах. Девадаси, «божьи рабыни», были нежеланными детьми бедных родителей, которых младенцами оставляли на пороге храма, брахманы воспитывали их, и впоследствии они становились храмовыми куртизанками или проститутками. Дасис («рабыня») - женская форма термина, используемого арийцами по отношению к «темным» доарийцам, которых они завоевали. Этих девочек с самого детства учили танцам, и к началу XIX века самыми известными
классическими танцовщицами Южной Индии были девадаси, а самой известной среди них была Баласарасвати из Ченная. Однако богини-матери были не только великодушны, но и злы, полярность этих качеств отражает сложную двойственность индийцев по отношению к женщинам вообще.
        В ряду великодушных и любящих богинь, таких как Сати и Парвати, также бесценная Лакшми (она же - Шри), богиня богатства и супруга Вишну, и Сарасвати - богиня знаний и прекрасная супруга Брахмы. Ушас, ригведическая богиня зари, сияет счастьем, розовыми и золотыми бликами светится ее лицо. Бог Индра насилует богиню Ушас, и это соответствует историческому завоеванию доарийских народов арийскими племенами. В ее более темных формах Богиня Мать - это богиня Кали, «черная» богиня смерти. И она же - Дурга, «Непобедимая», которая отправляется на битву верхом на своем льве, украшенная черепами врагов. Поклонники злой богини должны душить и убивать за нее, поскольку кровь - ее любимый напиток, а плоть невинно убиенных - ее любимая еда. И по сей день на ее алтарь в храме города Колката (Кали-гхат) во время ежегодного продолжительного кровавого фестиваля в честь дня ее рождения приносят в жертву козлов. По крайней мере 108 богинь-матерей упомянуты в «древних» текстах индуизма, там же обозначены их святые места, разбросанные по всему субконтиненту. Великолепный храм Минакши в городе Мадурай - один из лучших
примеров культа Богини Матери, он находится в самом сердце индийского штата Тамилнад, где и по сей день мать остается превыше всего, каким бы ни было ее имя. Она - Мать Индия. И каждый индус - ее дитя.
        Ненасильственный буддизм и джайнизм
        Ахимса, «ненасилие», или то, что Махатма Ганди предпочитал называть «Законом любви», явилось на свет истории около VI века до начала христианской веры, с рождением буддизма и джайнизма в той части Индии, которая находилась в районе среднего течения Ганги. Ахимса впоследствии была упомянута в нескольких индуистских текстах в качестве «высшего» закона или религии (дхарма), однако это произошло только после того, как Будда стал частью индуистского пантеона. Ненасилие было так далеко от жестоких и грубых нравов арийских кочевников и их эпических битв, что мы вынуждены предположить, что, подобно йоге и поклонению Богине Матери, ненасилие, скорее всего, имеет доарийские корни. Буддизм и джайнизм возникли как негативная реакция на ортодоксальность брахманов с их ведическими ритуальными огненными жертвами баранов и козлов, а также сомы и гхи. Ахимса настолько всеобъемлюща в своем предостережении против убийств, что она включает не только животных и насекомых, но и растения. Этот запрет на убийства отражает древнюю индийскую идею, что все во вселенной взаимосвязано. Мы называем это естественным балансом, а
индийцы видят здесь взаимосвязанность всей жизни. Это очень важная идея, лежащая в основе множества обыденных мотивов и отношений. Благодаря ахимсе большинство индийцев стали вегетарианцами, и хотя отказ от говядины может быть связан с особым статусом коров в арийском обществе, но тем не менее принято думать, что всякая жизнь имеет некую форму души, и это делает ее священной. Возможно, эта особенность культуры йогов - ключ к их выживанию в диких джунглях.
        Будда (Просветленный) запустил в действие свое колесо закона, проповедуя Четыре благородные истины о всемирном «страдании» и его причинах и Благородный восьмеричный путь к освобождению от страданий и конечному достижению нирваны. Самоочевидной для буддистского учения была концепция страдания (дукха) как неизбежная первая истина жизни в мимолетном «бездушном» мире. От рождения в муках и до смерти, через страдания, болезни и старость. Мы отчаянно тоскуем по тем, кого любим и кто так далеко от нас, и мы страдаем от тех, кто нам неприятен, и кто, к сожалению, так близко. Универсальность страдания изображена в притче о горчичном зерне: обезумевшая от горя молодая мать приносит свое мертвое дитя к Будде в поисках утешения. «Сначала сходи в деревню, - сказал он ей, - и принеси мне горчичное зерно из дома, который не знал такого горя, как у тебя». И она идет в деревню, ходит от дома к дому - поиски оказываются абсолютно бессмысленными. Однако это возвращает ей разум и помогает справиться с постигшим ее горем, она осознает, что в каждом деревенском доме могут рассказать свою печальную историю о потере
близких, зачастую не менее страшную, чем ее собственная.
        Однако, гений Будды не в том, что он просто осознал всеобщность боли и страдания, но в том, что он изобрел «срединный путь» - линию поведения, способ избавиться от боли и страданий. Он учил, что невежество вкупе с желаниями неизменно приводят к боли и разочарованию. Для того чтобы избежать этих ловушек, нужно правильно вести себя, правильно относиться к жизни, правильно говорить и мыслить, иметь праведный заработок и дело. В идеале нужно оставить мир обманчивой мимолетности, борьбы и материальных благ, стать монахом буддистского ордена, чья повседневная жизнь проходит в строгом режиме дисциплинированного воздержания и самопожертвования, что включает в себя принятие клятв правды, бедности и ахимсы.
        Махавира, «Великий герой», основатель джайнизма, подчеркивал преимущество ахимсы как самого главного фактора, поскольку он верил в то, что все предметы, включая камни, грязь и окаменевшие деревья были «живыми» и обладали дживой - «душой». Махавира также создал орден монахов, но его учения были гораздо более радикальными, чем срединный путь Будды. Он ходил обнаженным и на протяжении многих лет пытался уморить себя голодом, поскольку все, что человек ест, - не только мясо и рыба, а абсолютно все, в соответствии с его учением, было «убийством». Парадоксально, но праведный джайн обязан был убить себя, но лишь посредством голодания. Коль скоро повсюду находятся невидимые дживы, джайны часто носят с собой сделанные из перьев метелочки, чтобы отмести их в сторону, перед тем как сесть. Кроме того, они обязаны носить марлевые повязки и никогда не ходить через поле после дождя, так как много червей и других форм дживы могут быть на поверхности. Джайны не могут использовать плуг, иначе они совершат массовое убийство; поэтому те из них, кто остался жить среди простых мирян, обратились к занятиям, не связанным
с сельским хозяйством, - стали ростовщиками или банкирами, в итоге они стали одной из богатейших общин Индии.
        Ахимса является самым священным законом джайнов. Почерпнул ли Махавира ее из учения Будды или просто впитал идеологическую атмосферу, царившую на просторах средней Ганги, но ее значение среди небрахманских религий фактически сделало ее одним из течений индуизма. Джайнский способ смертельной голодовки стал политическим оружием в Индии в последние десятилетия национально-освободительного движения и остался таковым уже на региональном уровне в борьбе против центрального индийского правительства. Наиболее эффективно этот способ использовали жители Андхры для достижения статуса отдельного штата и пенджабские сикхи на ранней стадии своей борьбы за автономию. Однако Махатма Ганди всегда был крайне осторожен в вопросе применения «пламенного оружия» голодовки до смерти, настаивая на том, что если мотивы голодовки не были абсолютно чисты, то она могла стать оружием «демонического разрушения» (дураграха) вместо того, чтобы быть в золотом арсенале истины (сатьяграха).
        Законы действия и реинкарнации
        «Законы» кармы (действие) и сансары (реинкарнация), впервые сформулированные около 2700 лет назад в упанишадских диалогах, остаются с тех пор самоочевидными для индийской религиозно-философской мысли и повсеместно принимаются как современными индийскими интеллектуалами, так и традиционалистами. Идея перерождения и неоднократной смерти, кажется, начала принимать форму крайне жестокого наказания для тех душ, чьи дела были настолько ужасны, что одной жизни не хватало для того, чтобы понести за них наказание. Однако после того как сансара была признана, она, очевидно, могла стать наградой для тех, кто находился на самом низу социальной лестницы: они могли бы заново родиться людьми более высокого уровня, возможно, даже благородными брахманами. Связь между кармой и сансарой закрепилась в сознании людей. Каждый индивидуальный поступок и действие рассматривались как кармический вход, который неизбежно приведет к некоему выходу - добрые дела созревают, как хорошие плоды, злые - как плохие плоды. Моральная арифметика была обезличенной и атеистической, присутствие бога не требовалось, божественные силы в
реальности уже ни на что не могли повлиять, после того как поступок был совершен. И даже непотизм, самая распространенная в Индии человеческая слабость, не мог, по крайней мере в теории, изменить кармическое уравнение личности. Некого было за это винить, и некого было за это благодарить. Баланс всегда был подбит на вашей собственной руке, запечатан вашими собственными губами, а каждый долг оплачен вашей собственной кровью. Что посеешь, то и пожнешь, и не там высоко, в облаках или в ужасном аду, а здесь на земле, в следующей жизни. Каждое наказание безлично и должно соответствовать каждому «преступлению». У джайнов и буддистов, а впоследствии и индусов, была сходная цель - достижение угасания (нирваны) или освобождения (мокши).
        О, каким простым и в тоже время изысканным, практичным и, как казалось, логичным, было это обоснование существующего статус-кво. Как мог кто-либо из неприкасаемых вообще позволить себе жаловаться на свой низкий статус? Очевидно, они совершили множество ужасных поступков в своей предыдущей жизни. Только Брахма знает, какие они совершили преступления! И теперь собственная карма наказывает их за это. Каждому - плод его собственной кармы - таков всеобщий индийский закон космической справедливости. Бедные и голодные заслужили свою участь. Богатые и могущественные тоже получили по заслугам. Больные и здоровые, заики и прокаженные, и сам царь - все они получили ровно то, что заслужили, посредством всего того, что они сказали, подумали или сделали с начала всех времен. Наверное, главным ключом к индийской терпимости все же является карма, и если вы действительно верите в ее законы, то как же вы можете жаловаться на свои беды или беды других людей? Мы есть то, чем мы должны быть, вследствие того, чем мы были в прошлой жизни. Но означает ли это, что мы навсегда останемся такими, какими родились? Вовсе нет.
Мы можем подняться или опуститься в иерархии, накапливая заслуги или проступки, подбив в конце баланс всего хорошего и плохого, что в нас есть, что мы совершили.
        Важной частью гениальной системы являются ее невероятно длинные временные рамки, связь между прошлым и будущим, с одной стороны, и настоящим, с другой. Неприкасаемый сможет подняться до брахманских высот добродетели и славы, но сначала он должен стать идеальным неприкасаемым! Нужно выполнять свой долг без жалоб, без колебаний и сомнений, не проявляя недовольства и не выказывая презрения вслух ли или про себя. Подметай весело, с настроением, подметай хорошо и не вздумай подмести так, чтобы хоть пылинка попала в глаза или рот брахмана, и, возможно, в следующей жизни ты родишься чуточку выше. Разумеется, с 1950 года конституция Индии сделала неприкасаемость вне закона. Однако, несмотря на законодательные «зубы» и четко прописанные в конституционных поправках наказания за расовые преступления, отголоски остаются. Они напоминают тот горький осадок расовой ненависти и нетерпимости, который сохраняется в сердцах и умах многих американцев, хотя 14-я поправка была принята более ста лет тому назад. В наши дни уже брахманы испытывают на себе дискриминацию, поскольку компенсационные законы гарантируют бывшим
неприкасаемым зарезервированные только для них места в государственных органах, медицинских институтах и высшие должности в общественных учреждениях. Но чувства неподвластны закону, и даже целого века современного развития вряд ли хватит на то, чтобы покончить с базовыми предрассудками, которые укоренились в обществе на протяжении последних 2000 лет. И хотя неприкасаемость была запрещена законом, кастовая система Индии в действительности никогда так и не была разрушена. Даже при том что ее некогда непроницаемые стены снесены ветром перемен, во многие из ее заплесневелых комнат уже никто не заходит, а ее запретов уже никто не боится.
        Современные индийцы, которые верят в карму и все еще боятся ее последствий, таких как возможное перерождение в виде кролика или комара, больше не ограничены древним йогическим допущением, что единственный способ избавиться от кармы - это прекратить любые телодвижения. Но коль скоро самому Махавире на то, чтобы заморить себя голодом, понадобилось не менее тринадцати лет, то этот путь к избавлению, очевидно, не так прост. Даже Будда пытался пойти по этому пути и достичь Просветления, но при виде красивой молодой девушки с чашей ароматного, еще дымящегося риса, он настолько отвлекся, что выбрал средний путь между гедонизмом и самопожертвованием. Упанишадские Веданты[18 - Веданты (дословно «окончание вед») - синоним слова «упанишады», древнеиндийские религиозно-философские трактаты, в которых, как полагают, изложена основная суть Вед.] открыли мистический путь к пониманию философии, который, однако, наиболее труден для осмысления, поскольку требует глубокого понимания базового соотношения между собственным бессмертным «я», или атманом, и трансцендентной «душой», которая заполняет собой целую
вселенную. На то, чтобы достичь такого мистического осознания, может уйти не одна жизнь, и различные йогические упражнения помогут подготовить тело к такому просветлению. Просветление может наступить в виде вспышки мгновенного ослепляющего озарения, «то ты еси» (тат швам аси). «„Я - Он“, „Это - мое“, - думая так, человек связывает сам себя, как птица, попавшая в сети! - предупреждала Майтри Упанишада более 2000 лет тому назад. - Человек, обладающий такими чертами, как решимость, осмысление и самомнение, связан по рукам и ногам. Только будучи прямой противоположностью всего этого, он сможет освободить себя. Поэтому пусть он будет свободен от решимости, свободен от осмысления и свободен от самомнения. Это и есть признак освобождения (мокши). Это путь Брахмана… По этому пути он доберется до самого дальнего берега этого мрака, ибо там заключены все желания». В другой Упанишаде говорится, что достижение космического понимания такой правды подобно тому, как если пройтись босиком «по лезвию бритвы».
        Но что же делать простым смертным? Неужели не существует никакой надежды на освобождение для огромного количества индийцев, которые не могут быть монахами или мистиками? Приблизительно тогда же, когда началась христианская эра, Бхагавадгита представила две новых возможности, которые стали самыми важными техниками достижения мокши в этой или некой будущей жизни. Первая из них называется карма-йога (йога деятельности), и вторая - бхакти (преданность). С огромной популярностью бхакти в период истории, соответствующий ранним векам христианской эпохи, индуизм набрал силу по всей Индии, а благочестивый вайшнавизм с тех самых пор сохраняет свою притягательность для сотен миллионов обычных людей. Карма-йога никогда не привлекала широких масс последователей, но все же в некоторых отношениях ее влияние было не менее важным, нежели влияние бхакти - она дала индийской элите, особенно ее сегодняшнему управленческому и бюрократическому аппарату, великолепный способ интегрировать традиционную веру в атеистические реалии современности. Карма-йога также дала молодым индийским революционерам мощнейшее
идеологическое оружие против британцев, но она же продолжает оставаться самой взрывоопасной и противоречивой проблемой в стране с момента обретения ею независимости.
        Гита - это диалог, который предположительно произошел на поле битвы непосредственно перед тем, как противоборствующие арийские кузены начали свою кровавую смертельную битву, длившуюся восемнадцать дней, - эпический финал Махабхараты. Арджуна, военный предводитель Пандавов, увидев своего старого дядю и своих двоюродных братьев в тесно сомкнутых рядах врагов, стоявших против него на поле битвы, теряет самообладание и хочет сложить оружие, однако его колесничий по имени Кришна возвращает ему силу духа божественными чарами своей «Песни». «Божественное» (Бхагавад) послание Кришны гласило, что Арджуна как воин был рожден для борьбы, и поэтому он всегда должен выполнять свой долг. Кроме того, те, кого он видел убитыми в ходе битвы, были лишь бренными телами, а бессмертные души (атман) невозможно уничтожить. «Не поддавайся малодушию, - заявляет Кришна, - действие лучше бездействия… Лучше свой собственный долг, даже плохо исполненный, нежели чужой, но исполненный достойно». Ключ к успеху в том, чтобы действовать настолько дисциплинированно, чтобы никакая чужая карма не смогла пристать к твоей душе. «Тот,
для кого боль и удовольствие равны… тот достоин быть бессмертным». Лучший способ достичь цели - полностью сфокусироваться на выполнении поставленной задачи и никогда не отвлекаться на мысли об успехе. Нужно действовать хладнокровно, освободившись от всевозможных привязанностей, «быть безразличным к успеху или поражению… Все начинания должны быть свободны от желаний и цели». Кришна говорит Арджуне: «Его поступки сгорят в огне знаний, мудрецы называют его великим ученым… Тот, для кого земля, камни и золото - все едино… Тот, для кого хула и хвала - все едино… Свободный от всех желаний… оставаясь в пределах тела, он никогда не чувствует вины… Если же он остается лишь в пределах служения и обряда, он теряет карму».
        Отныне можно творить все что угодно, не боясь кармического наказания. Секрет заключается в том, чтобы применять свою йогическую дисциплину для действия, а не для самоограничения, забыть о мотивах своих действий, полностью сконцентрироваться на каждодневной рутине жизни и совершать все свои поступки хладнокровно и бескорыстно. Убивай, если это необходимо, если долг требует этого, но делай это без ненависти, злобы и страсти, и тогда даже море крови не оставит на твоей совести ни единого следа. Локаманья Тилак[19 - Локаманья Тилак (1856 -1920) - индийский националист и борец за независимость. Первый лидер индийского движения за независимость.] использовал Гиту для того, чтобы поднять молодых индийских революционеров на борьбу с Британской империей. «Поднимись выше своих страхов и выше уголовного кодекса, - говорил Тилак своим пламенным сторонникам, - погрузись в высокую моральную атмосферу Бхагавадгиты и затем решай, что есть твой долг!» Это было опрометчивым вызовом, и вскоре двое молодых учеников Тилака стали первыми в современной истории Индии брахманами из Пуны, совершившими убийство. Через
полвека еще один брахман из Пуны, также используя Гиту в качестве оправдания, совершит убийство Махатмы Ганди и станет «индусским патриотом» в глазах молодых индийцев. Совсем недавно в Мумбаи группа фанатиков-националистов организовала так называемую армию Шивы (Шива Сена), целью которой было «очищение» святой земли Индии от всех «заразных иноземных» влияний, особенно мусульманских и христианских. Карма-йога, таким образом, была использована для того, чтобы оправдать наихудшие проявления антиобщественного поведения и придать сегодняшнему насилию в Индии ауру древней религиозной доктрины.
        Однако этот метод самодисциплины с большой пользой применяется многими современными специалистами: врачами, учеными-физиками, бизнесменами, военными, судьями и чиновниками, их эффективное хладнокровие уходит своими корнями к беспристрастной преданности Арджуны своему долгу. Достойна восхищения эта преданность новых индийских лидеров, восходящая к древней индуистской философии, главная идея которой, между прочим, зеркально отображает главную доктрину британской системы образования, где самое главное не выиграть или проиграть, но красиво сыграть. Играть свою игру хладнокровно, не отвлекаясь на результат, сосредоточиваясь исключительно на том, чтобы сделать все хорошо - вот в чем суть сегодняшней экономики Индии, ее политического устройства и ее безопасности. Лидеры современной Индии могут гордиться тем, что таково древнее наследие их цивилизации.
        Религиозный вайшнавизм
        «Если ты думаешь обо мне, - учил Кришна Арджуну, - ты сможешь преодолеть все трудности на своем пути с моей помощью… Всегда думай обо мне, будь верен мне, поклоняйся мне, почитай меня, и ты будешь принадлежать только мне… Я обещаю это, потому что ты дорог мне… Я спасу тебя от всех бед на твоем пути». Этой индуистской преданности - бхакти, пути к освобождению, учил, разумеется, не простой колесничий, а земное воплощение (аватара) великого солнечного бога Вишну. Притягательность религиозного вайшнавизма оказалась сильна настолько, что смогла вернуть себе приверженность большинства индуистов и переманить их от разорительных и неприглядных ритуалов ведического брахманизма к буддизму и джайнизму. Действительно, сам Будда был введен в индуистский круг единоверцев как еще одно воплощение Вишну, подобно Раме. Благодаря гибким способностям бога Вишну, фактически любой герой популярного культа, обнаруженный в Индии, мог быть размещен в пантеоне, составляя часть великой славы, которая вливается в индуистскую реку света.
        На заре создания индуистский миф представлял Вишну спящим на тысячеглавом змее на дне космического океана, из его пупка вырос прекрасный лотос, давший жизнь создателю Брахме, сотворившему мир, в котором мы обитаем, после чего Вишну вознесся на небеса, чтобы согреть все. Вынужденный, как бог-солнце, оставаться на небесах, Вишну получает способность передавать часть своих полномочий различным аватарам, каждая из которых «спасает» мир, когда кажется, что демоническая угроза одерживает победу. Возникшая тогда же, когда началась христианская эра, эта индуистская версия спускающихся на землю божественных спасителей, возможно, пережила некоторую эволюцию в процессе моделирования христианской доктрины. Или христианство позаимствовало эту версию из более древних индийских идей? Не исключено, что обе концепции развивались независимо друг от друга.
        В своей первой аватаре, в образе большой рыбы, Вишну спас мир от потопа. Затем, как могучая черепаха, он нырнул на дно космического океана, который уже взболтали другие боги, использовавшие гору Меру в качестве мутовки, а священного змея - в качестве веревки до тех пор, пока со дна океана с самой Богиней Матерью Лакшми не появилась такая чудесная вещь, как нектар бессмертия. Позже Вишну явился на земле в инкарнациях вепря и человекольва, а также волшебного карлика, который обманул демона Бали: он попросил дать ему столько земли, сколько смог бы «покрыть в три шага», а затем превратился в гиганта, покрыв вселенную и восстановив на небе и земле надлежащий божественный порядок. Как царь Рама, он спас мир от Раваны, а как Будда, вернул веру многим из тех, кто ее потерял, однако Кришна был его наиболее полным воплощением, он и до сих пор остается одним из самых популярных богов индуизма. Кришна означает «темный», на изображениях он, как правило, синего цвета, часто играет на флейте в окружении коров и восторженных молочниц, сари которых он игриво прячет. Он был, скорее всего, пасторальным
героем-любовником, и его возвели в божество в области Матхура к югу от Дели. Он почитается индийцами любого возраста, региона и общественного положения как непослушный ребенок Бала-Кришна, «масляный вор», как любовник прекрасных Радхи, Рукмани и тысяч других девушек, и как мудрый всезнающий гуру Арджуны. Поклонение ему с недавних пор распространилось по всему миру с ростом популярности движения «Сознание Кришны» Свами Бхактиведанта[20 - Международное общество сознания Кришны, также известное как Движение Харе Кришна, было создано в 1966 году в Нью-Йорке, США.].
        Как только движение бхакти[21 - Бхакти - понятие в индуизме, которое кратко можно было бы определить как «служение Богу с любовью и преданностью».] завоевало популярность, вокруг святых гуру и поэтов возникли различные школы, которые учили и пели или танцевали, олицетворяя радостный смысл чудесной жизни Шри[22 - Шри - часто используется как часть имен святых и означает «великий».] Кришны, записанной для потомков в наиболее известном из всех индуистских текстов Пуран, Бхагавата-Пурана. Даже простое произнесение имени Кришны считалось в некоторых школах достаточным способом поклонения и преданности, поэтому повторяющаяся мантра «Харе Кришна» так часто слышна на Западе. Культы бхакти, посвященные Шиве и Богине Матери Шакти, появились также в Кашмире, Бенгалии и Тамилнаде, однако самыми популярными индуистскими божествами, почитаемыми с наивной и страстной преданностью, являются Рама и Кришна. Движение бхакти впервые открыло путь к освобождению для индусов низших каст, для неприкасаемых и даже для женщин и рабов. Каждый может обратиться непосредственно к богу за помощью, и если это обращение было
достаточно чистым и искренним, это приведет к спасению, или, по крайней мере, бог удостоит вниманием того, кто к нему обращается и рассмотрит его проблему. Появилась иконография, небольшие изображения и гигантские фигуры, сделанные из глины или дерева, из серебра и золота, индусы подносили им пуджи (дары в знак поклонения), обычно это бананы и кусочки кокосов, цветы и молоко, гирлянды и сладости - все, что казалось им красивым, вкусным и ароматным, становилось хорошей пищей для богов. И с каждым даром произносилась молитва; руки сложены в мольбе, тело низко склонилось у очага в священном храме или на скромной кухне, у придорожного камня, обмазанного в белый или синий цвет, под священным деревом баньяна; молящиеся идут босоногими, с открытыми душами, любящими сердцами, низко опущенными головами. «О Владыка Вселенной, помоги мне любить тебя, научи меня, как быть более преданным тебе, твоей чудесной природе и любящему духу!» Поэты-святые, такие как великий Тукарама из Махараштры, живший в XVII веке, слагали свои упоительные любовные песни преданности Кришне, когда бродили от деревни к деревне, исполняя
экстатические ночные киртаны[23 - Киртан - религиозное групповое пение, прославляющее бога.], прославляя Кришну под звон цимбал и бой крошечных барабанов. «Слушайте, о благочестивые, - пел Тука, - отбросьте связь с философами. Не ищите мнения людей, но поклоняйтесь Господу!» И по сей день сельские жители Махараштры, считая себя потомками Тукарамы, поклоняются гигантской золотой рыбе, живущей в мелком ручье рядом с местом его рождения. На самом деле он так мелок, что гигантская сытая красивая рыба едва ли там может двигаться, скорее, лишь вяло извиваться и есть брошенную ей пуджу.
        В XVI веке раджпутская принцесса по имени Мирабаи так полюбила Кришну, что ушла от своего мужа, для того чтобы посвятить оставшиеся годы написанию стихов и песен своему господу на небесах. «Я оставила семью и друзей, - пела она, - чтобы пребывать среди святых душ… Я поливала своими слезами лианы божьей любви… Мой муж Раджа послал мне чашу с ядом, чтобы я его выпила… Все знают, что Мирабаи влюбилась в бога!» Четыре века спустя, когда Мадлен Слейд, дочь английского адмирала, переехала в Индию, чтобы присоединиться к ашраму Махатмы Ганди, Ганди дал ей имя Мира-Бехн - «Сестра Мира», в память «Святой Миры» и ее беззаветной преданности.
        Чайтанья, бенгальский святой бхакти XVI века, был настолько опьянен мифами о бесконечном обожании и страстной любви Радхи к своему господу Кришне, что он, говорят, упивался состоянием постоянного блаженства, воображая себя одновременно и «самим обожаемым» и «самой обожающей». Культы Радхи-Кришны процветали в Тамилнаде и в Бенгалии. В честь любовной истории самого популярного бога Индии и его любимой супруги были созданы бесчисленные бхаджаны (молитвы или песни), стихи, пьесы, танцы и другие формы религиозного искусства. Второй президент Индии, известный ведический философ и отличный оратор доктор С. Радхакришнан, был, как и многие другие жители Южной Индии, назван в честь этой божественной любви.
        Поклонение Кришне, как и многие другие индуистские ритуалы, сохраняется в Индии по сей день и отмечается на радостных, шумных и порою непристойных празднествах, которыми столь богат индуистский лунный календарь. Дивали, Праздник огней - индуистский Новый год отмечают в течение трех дней и ночей, это праздник в честь одного из чудес юного Кришны. В истории о нем упоминается, по крайней мере, с XI века, обычно он выпадает либо на наш солнечный октябрь, либо на ноябрь. Могучий молодой Кришна приподнял огромную гору Говардхана одним своим мизинцем для того, чтобы прикрыть ею всех своих коров и молочниц во время ужасного ливня, который мог затопить их. Дивали - это праздник веселья и великолепных декоративных украшений, в этот день индийские дома украшают горящими масляными лампадками, а рога и головы коров красят в различные цвета и украшают колокольчиками, и все это в честь смелого Кришны, спасителя коров и попавших в беду прекрасных дам.
        День рождения Кришны, восьмой день темной половины месяца, который индусы называют шравана, либо наш август, либо сентябрь, также является индуистским национальным праздником, который, как правило, отмечается фейерверками и публичным показом прекрасных изображений Кришны. После окончания парада, на следующее утро их предают воде в ближайшем водоеме. Э. М. Форстер описал этот праздник «Гокул Аштами» или, как его еще называют, «Кришна Джаянти» в своем романе «Поездка в Индию», после чего о нем узнали на Западе. «Где же был сам бог, в честь которого собрались все эти люди?» - вопрошает Форстер в последней главе своей великой книги под названием «Храм».
        Неразличимый в глубине собственного алтаря, укрытый от посторонних глаз… Его лицо скрыто. Сотни серебряных блюд беспорядочно свалены вокруг него. Надписи, составленные государственными поэтами, висели там, где их невозможно было прочесть… В стране, где никогда не следят за временем, часРождения был выверен с хронометрической четкостью. За три минуты до установленного срока брахман вынес макет деревушки Гокул (Вифлеем в этой туманной истории) и поставил его перед алтарем… Иные крестьяне подумали, что Рождение уже произошло, и начали говорить, что Бог должно быть уже родился, но они Его нигде не видят. Но вот куранты пробили полночь, в этот момент раздались душераздирающие крики, за которыми последовал рев слонов; все, у кого были пакеты с порошком, бросили их к алтарю, и в розовой пыли и благовониях, в хлопках и криках Бесконечная Любовь приняла форму ШРИ КРИШНА и спасла мир… Некоторые подпрыгивали вверх, другие пали ниц; женщины за занавеской захлопали в ладоши и пронзительно завопили.
        И так из года в год продолжается индуистское Рождество. И с обрядами весны в конце февраля или в марте приходит «Праздник любви» под названием Холи, прославляющий страстную любовь Кришны к прекрасной Радхе и отмечаемый разбрасыванием цветного порошка и навоза, смешанного с коровьей мочой, во всех, кто проходит мимо, и дикими танцами на улицах до рассвета.
        Рама - второй по популярности после Кришны бог среди правоверных индусов. С собственным царством и с целой эпической историей о его необычайной жизни, которую продолжают с восхищением и восторгом читать и слушать индийские дети всех возрастов, Рама в любую эпоху остается неиссякаемым источником вдохновения для художников всех жанров. Рама является индуистским прообразом отважной добродетели, и практически все, что он когда-либо делал, служит уроком правильного царского поведения для знатных кшатриев. Точно так же его прекрасная жена Сита стала образцом индуистской жены. Бог-ветер Марути и бог-обезьяна Хануман являются божественными слугами Рамы и еще одним доказательством его едва ли не сверхбожественного статуса. Хотя его культы и храмы появились значительно позже, чем культы и храмы Кришны, Рама все же стал аватарой раньше, нежели Кришна, будучи седьмым нисхождением Вишну, непосредственно перед Кришной. Рамаяна была переведена на все языки Индии, а Рам является одним из самых любимых имен в современной Индии, так же как «Рам-Рам» и «Хари-Рам» стали излюбленными мантрами. На самом деле существует
очень популярный культ поклонников Рамы-Кришны, многие из них приняли имя «Рамакришна» так же, как это сделал один из величайших святых ведантистов современной Индии, чьих учеников, принадлежащих к известному Обществу Рамакришны, можно сегодня встретить во многих странах мира.
        День рождения Рамы, девятый (швами) день месяца чайтра (март-апрель), также является индусским национальным праздником, и на протяжении восьми дней до начала праздничных фейерверков повсюду вслух читают Рамаяну, а в многочисленных деревнях и городах играют пьесы по сюжетам великого эпоса. Затем в Айодхью съезжаются паломники со всех уголков страны. Однако самые популярные и самые знаменитые праздники в честь Рамы - это «Девять ночей» (Наваратра) на сюжет о борьбе Рамы с темным демоном Раваной, и «Десятый день» (Дасара), этот праздник происходит в индусский месяц ашвин (сентябрь-октябрь) в честь триумфального возвращения Рамы с его невестой Ситой в Айодхью. Вскоре после возвращения домой Рама был посвящен в раджи, после чего настал золотой век правления Рамы (Рама-раджья), он совпал по времени с чудом, совершенным юным Кришной. Таким образом, у праведных индусов есть две причины для праздничного освещения своих домов и раскрашивания стен и коров в честь Нового года Дивали. Это время радости, духовного перерождения, время подарков и обетов, как всякий Новый год в любой стране мира, только в Индии
всего этого намного больше. Для большинства индийцев Кришна и Рама все еще живы, так же как ужасные демоны Бали и Равана, чье коварство всегда подстерегает нас за каждым темным углом. Эта борьба не имеет конца, исход ее всегда висит на волоске, поэтому богам для победы нужна моральная поддержка.
        Праведный индуизм, будь то вайшнавизм, шиваизм или шактизм, в его теистических формах является жизненно важной, личной формой страстного поклонения и самым популярным в Индии направлением традиционной религии. Индуистские храмы построены для того, чтобы разместить в них бога, его божественную супругу, их детей и слуг, животных и сверхъестественные «транспортные средства» (ваханы), а также множество брахманов, которые живут в стенах или на территории храмов со своими семьями. Иные храмы высечены из одной скалы, другие, подобно городам, окружены стенами, которые простираются на милю и более, огораживая многочисленные строения, открытые пространства и водоемы. В Индии бесчисленное количество храмов, но еще больше их разрушено временем или разорено грабителями-захватчиками. Повсюду можно видеть богов, вытесанных из твердого мрамора или из мягкого камня, ярко раскрашенных, пышно разряженных и вычурно декорированных гирляндами ежедневно срываемых свежих цветов: ноготков и жасмина, орхидей, гибискуса, цветков апельсина и роз. Повсюду слышен звон колокольчиков, он призван привлечь внимание бога к еще
одному босоногому просителю, только что переступившему порог храма в отчаянной нужде и надежде на малую толику божественного времени, он просит о решении проблемы, на борьбу с которой у него может уйти целая вечность.
        Индуистский храм - это подлинный микрокосм, не только дом богов, в честь которых он возведен за огромные деньги, но в каком-то смысле отражение самой Индии, со всей ее святостью и пошлостью, с ее крайностями, с чрезмерным богатством и ужасающей нищетой, мольбами о власти и смирении, бессмертной красотой и радостью, безжалостной болью, болезнями и скорбью. Все это есть в храме, вибрирующим цветами и звуками, бьющим в ноздри запахом благовоний, перемешанных с навозом - от нищих попрошаек с переломанными конечностями до сияющих вечной молодостью многоруких богов. «Сита-Рам, Хари!» Бритоголовые брахманы ходят кругами и распевают песни на санскрите, размахивая мерцающими лампадками перед широко открытыми глазами божественных образов, чье молчание может сравниться только с проникнутыми благоговением лицами истинно верующих. Они смотрят прекрасными умоляющими глазами, более красноречивыми в своей убогой преданности, чем все неразборчивые мантры наскучивших каждодневной рутиной брахманов. Священные коровы и блеющие козы, бьющие крыльями воробьи, вороны, ящерицы и мыши - все они там, они часть этой
вселенной, которая и есть храм. «Сита-Рам, Хари!»
        Высокая философия индуизма
        Шесть классических концепций (даршан) философской мудрости возникли на заре индуизма, в эпоху империи Гуптов. Высокое образование в индуизме начиналось с запоминания одной или нескольких Вед и стремления к достижению контроля по крайней мере над одной из этих шести философских систем как вспомогательного средства к достижению мокши. Йога, которая ныне представляет собою систему, в базовых формах, как правило, изучалась всеми «дважды рожденными» индусами. Вместе с йогой часто изучалась санкхья (исчисление), обе эти системы считаются очень древними, вероятно доарийскими. Философы санкхьи рассматривают мир как дуалистический, в сущности, состоящий из материи (пракрити). Из нее вообще явились двадцать три «объекта» мысли, вещества и ощущения, а также дух или душа (пуруша), которая стоит отдельно, почти так же атман позже стоял бы отдельно от тела, которое он оживляет. Пуруша - это мужское начало, буквально «мужчина», а пракрити - женское; следовательно, дуализм сексуален по своей природе. Эта система очень похожа на джайнизм, и она по сути атеистичная, самовозникающая, саморегулирующаяся и
самоподдерживающая, она предполагает ровно столько душ, сколько существует тел, требующих оживления. Три нити (гуны) человеческой природы впервые были положены в основу санкхьей и потом были повторены в Бхагавадгите и других индуистских текстах более позднего времени - это саттва (истина), раджас (страсть) и тамас (тьма). У хороших людей, очевидно, преобладает саттва, у страстных - раджас, а у скучных или бесполезных - тамас. Такой была самая ранняя индийская попытка психоанализа, это похоже на теорию древних греков о жидкостях тела или на то, что сегодня мы могли бы назвать химическим анализом влияния желез на человеческое поведение.
        Индуистские логики разработали собственную, очень сложную философскую концепцию, называемую ньяя (анализ). Адепты ньяи надеялись достичь освобождения логически, и, возможно, поэтому ньяя привлекала гораздо меньше последователей, чем другие, менее строгие в своих эпистемологических анализах. Пятичленный силлогизм ньяи сложнее своего греческого аналога: чтобы доказать общее утверждение, он требует другого конкретного суждения, например: «Гора в огне». Причина - дым с горы - не вполне достаточна для осторожных индийских мыслителей; поэтому, следует пример: «На кухне, где есть дым, есть и огонь». Теперь можно применить известный пример к случаю горы, заключая: «Следовательно, на горе есть огонь». Гениальные древнеиндийские философы также полагали, что при входе в одну и ту же комнату можно почувствовать как холод, так и тепло, поскольку то, как кто-то чувствует себя в новых условиях, действительно, зависит от атмосферы в том месте, которое он только что покинул. Таким образом, при одной и той же температуре, приходя из более теплой комнаты, кто-то чувствует холод, а приходя из холодной комнаты -
тепло.
        Четвертая классическая философская система Индии, которую принято сравнивать с нашим «атомистическим» анализом физического мира, называется школа вайшешики (индивидуальных качеств). Вся природа состоит из различных «атомов», каждый из которых является вечным, но соединяется с другими атомами для образования множества различных веществ, которые мы называем материей. Как и санкхья, вайшешика ставит в основу дуализм души, но есть и особое божество - Брахма, он создает атомы, приводит их в движение в начале каждого цикла, а в конце своего «дня», длящегося многие миллионы лет, разрушает путем фрагментации сложных молекулярных структур, разбивая их на первичные блоки атомов. Логики приняли на вооружение эту «атомистическую» школу, традиционно став во главе науки и поддерживая тем самым замечательную древнеиндийскую математическую традицию, в новейшей истории она дает о себе знать лидерством Индии по количеству лауреатов Нобелевской премии в нескольких областях фундаментальных исследований.
        Ученики ведической школы Пурва-Мимансака (Первое Исследование) сосредоточились исключительно на изучении ведических гимнов Риг и на восстановлении алтарей сомы, где в древности приносились жертвы Индре, Агни, Варуне и другим ведическим богам. Этот остаточный брахманизм имел некоторое применение как с исторической, так и с лингвистической и этнографической точек зрения, но вряд ли можно было ждать от него новых философских идей. Однако последняя из шести концепций, Веданта (Окончание Вед), оказалась плодотворной в этом отношении, и многие ее школы получили широкое распространение по всему миру. Ведантисты были наиболее яркими и знаменитыми из всех индийских философов, начиная с великого Шанкара, южноиндийского брахмана, который учил, главным образом, в течение первых двух десятилетий IX века. Он разработал свою недуалистическую (Адвайта) школу Веданты, которая затем была развита Свами Вивеканандой, этим «Святым Павлом» Рамакришны и доктором С. Радхакришнаном.
        Упанишадский мистицизм был основой учения Шанкары. Ее единственной реальностью был Брахман, трансцендентная универсальная душа, идентичная атману - невидимой человеческой душе. Все, о чем мы думали, все, что видели в мире имен и форм, было майей, иллюзией. Эта великая иллюзия в силу нашего космического невежества обманывала нас, играла с нами и разыгрывала нас. Шанкара развил более ранние упанишадские аргументы, используемые для того чтобы «доказать», что лишь невидимый дух реален и пронизывает вселенную. Мудрый Уддалака так учил своего сына Шветакету.
        Подобно тому, дорогой мой, как пчелы, приготовляя мед, собирают соки различных деревьев и делают из них один сок, и эти соки не различают себя там, говоря: «Я - сок этого дерева», «Я - сок того дерева», так же точно и все эти существа, достигнув Сущего, не знают, что «Мы достигли Сущего». Кем они были здесь - тигром, или львом, или волком, или вепрем, или червем, или крылатым насекомым… тем они и становятся вновь. И эта тонкая сущность - основа всего существующего. То - Реальность (Брахман). То - Атман (Душа), Ты - одно с тем (Тат твам асы).
        Или возьмем другой пример: «Если бы, дорогой мой, ударили по корню этого большого дерева, оно истекло бы древесным соком, но продолжало жить. Если бы ударили посередине, оно бы тоже истекало, продолжая жить. Если бы ударили по верхушке… будучи проникнуто живым Атманом, оно продолжало стоять». Затем он просит сына «принести сюда плод ньягродхи (смоковницы)», разъять его и отделить одно из семян, спрашивая: «Что ты там видишь?» Сын отвечает: «Ничего, почтенный». Уддалака продолжает: «Поистине, дорогой мой, вот тонкая сущность, которую ты не воспринимаешь… благодаря этой тонкой сущности существует Святая Ньягродха. То - Действительное. То - Атман, Ты - одно с тем, Шветакету».
        Затем мудрец велит сыну поместить немного соли в кастрюлю с водой и принести ее ему утром. Он просит сына попробовать воду сначала с одной стороны, затем с другой, а затем из середины, спрашивая каждый раз: «Какая она?» Ответ неизменно: «Соленая». - «Поистине, дорогой, ты не видишь здесь соли, но она здесь есть. И эта тонкая сущность - основа всего существующего. То - Реальность. То - Атман, Ты - одно с тем».
        Шанкара стремился снять с глаз своих учеников все завесы, чтобы помочь им осознать единство субъекта и объекта, свое внутреннее и внешнее, общее единство бытия, как душу. Многие рассказы повествуют о его великом учении, в том числе рассказ о медлительном студенте, который долго не мог уяснить смысл изречения Тат твам аси и его отождествления Брахман-атман, пока однажды утром, в миг озарения не понял этого. Вскочив в волнении, студент выбежал на улицу, крича: «Да, я одно с деревьями, с воздухом и небом, я одно с дорогой и птицами». К нему быстро приближался огромный слон, погонщик крикнул: «Убирайся с дороги, дурак!». «Я одно со слоном!» - закричал опьяненный мудростью мальчик, и слон обхватил его за туловище, поднял высоко и больно швырнул вниз на пыльную дорогу. Бедняга, весь в синяках, притащился обратно в хижину своего гуру. «Боже мой, что случилось?» Тот грустно поведал свою историю, сказав в заключение: «Боюсь, я не понимаю изречения Тат твам аси». - «Ты почти понимаешь, - объяснил Шанкара. - Это правда, что ты одно с деревьями, дорогой и слоном, но ты также одно с его погонщиком, и когда он
велел тебе убираться с дороги, ты должен был так и сделать».
        Подобным образом более поздние ведические мистики, такие как неграмотный Рамакришна, живший в XIX веке в Калькутте, напоминали слушателям: «Ночью на небе вы видите много звезд, но вы не найдете их, когда восходит солнце, можете ли вы сказать, что в небесах днем нет звезд? Так вот… поскольку вы не постигаете Бога в дни своего невежества, не говорите, что Бога нет». Если бы мы «искали Бога», учил Рамакришна, мы должны были бы искать его в нашем брате «человеке». Он использовал упанишадские примеры и аналогии, разумеется, с некоторыми изменениями, отмечая, что хотя люди говорят на разных языках и называют воду различными именами, но то, что они пьют - это одно и то же вещество, и хотя адепты различных религий называют Бога многими именами, он всегда остается единственным Богом. Посланником Рамакришны на Западе был его величайший ученик Свами Вивекананда (1863 -1902), он приехал в Чикаго в 1893 году на Всемирный парламент религий и поразил всех своим золотым голосом и ведической мудростью. «Если вы не можете видеть Бога в человеческом обличье, как вы можете видеть его в облаках или на снимках,
сделанных из скучной, мертвой материи? - вопрошал он. - Я буду полагать вас верующими с того дня, когда вы увидете Бога в мужчинах и женщинах, и тогда вы поймете, что означает подставить левую щеку тому, кто бьет тебя по правой. Когда вы видите человека как Бога, все, даже тигр, будет благом. Все, что приходит к вам, это лишь Господь, Вечный, Благословенный, являющийся нам в разных формах… наша собственная душа, играющая с нами».
        Мечтой Вивекананды было не что иное, как «завоевание Индией всего мира», по крайней мере, философское завоевание. «Вперед, Индия, и завоюй весь мир своей духовностью! Да, как было сказано вначале, любовь должна победить ненависть, ненависть не может победить себя. Материализм и все его напасти никогда не могут быть побеждены материализмом. Армии, когда они пытаются покорить армии, только множатся и совершают злодеяния. Духовность должна завоевать Запад… Героические борцы покидают родину и распространяют по миру великие истины Веданты. Мир хочет этого; без этого мир будет разрушен. Весь западный мир находится на вулкане, он может взорваться завтра, развалиться на куски завтра». Это пророчество прозвучало менее чем за два десятилетия до начала Первой мировой войны. Махатма Ганди только что отправился в Южную Африку и был еще никому не известен, а сам Вивекананда умер лишь десятью годами позже, измученный лихорадкой своих неистовых миссионерских усилий, пытаясь спасти человечество от его чудовищных машин. Однако задачи самореализации пустили корни, и менее чем через сто лет махатмы, махариши и гуру
на многих языках будут вновь повторять высокие индуистские истины о ведической мудрости и силах любви, о божественности души, и о том, что истинная правда - это Бог.
        Ислам в Индии
        Суть и смысл ислама - «подчинение» законам и воле Аллаха, Всемогущего, Всезнающего, Сострадательного, Милосердного, Создателя Вселенной и всех, кто ее населяет. Он будет председательствовать на Страшном Суде, когда откроется каждая могила, и каждый человек встанет перед его троном, где ему будет назначено его вечное место - в раю или в аду, в зависимости от того, насколько хорошо или плохо он подчинялся, прожил ли он жизнь на земле, как истинный мусульманин или как заблудшая безбожная душа, опутанная сатаной и брошенная в огонь его ужасного подземного царства. Истинные слова всемогущего Бога были открыты его последнему пророку Мухаммеду в VII веке христианской эры и «поведаны» (Коран) ему архангелом Джебраилом. Эти священные отрывки из божественного послания, которое будет полностью раскрыто только на Страшном Суде, сохранены на арабском языке в Книге Бога, которую почитают все мусульмане - в Коране.
        Чтобы быть мусульманином, нужно всего лишь утверждать, с искренним убеждением и на арабском языке, что «нет бога кроме Аллаха и Мухаммед - пророк его». Истинному и истовому мусульманину следует молиться пять раз в день, повернувшись в сторону Мекки, где ислам был основан Пророком в 622 году нашей эры, когда он бежал (хиджрат) в Медину. По пятницам полуденная молитва должна проходить вместе со всеми, во дворе мечети. Мусульмане также вкладывают часть своего богатства в «демократическую общину» (умма) верующих и благочестивых, они должны раздавать милостыню бедным «во имя любви к Аллаху» и соблюдать пост в девятый лунный месяц Рамадан, от восхода солнца до его заката. И, наконец, хотя бы раз в жизни истинный мусульманин должен совершить паломничество в Мекку, на родину Пророка и место, где он был похоронен. Существует много других исламских законов и традиций, в исламе вера построена на законах и традициях, связанных с Пророком; поэтому истинные мусульмане никогда не должны есть продукты из свинины или пить вино, но им разрешено иметь до четырех жен.
        Для мусульман также важно жить в стране, где правят мусульмане, стране, которая является «Дар-аль-Ислам», в противном случае они находятся в так называемом Дар-аль-Харбе - «стране в состоянии войны» - и тогда, в случае необходимости, их цель - джихад (священная война) против неверных. Ничто не гарантирует мусульманину место в раю так быстро, как смерть в борьбе за ислам, за Бога Всемогущего. Поскольку Бог всемогущ и настолько изумителен, что не поддается человеческому воображению, ни он, ни кто бы то ни было из его посланников и ангелов никогда не должны изображаться в облике человека, следовательно, единственные украшения мусульманской мечети - геометрические узоры или каллиграфические надписи. Арабские слова из Корана, часто украшающие высокие фасады-ширмы, высечены из мрамора или камня, и инкрустированы драгоценными камнями, серебром или золотом. В особые дни исламского года, посвященные рождению Пророка и явления к нему архангела со словами Бога, на жертвенных фестивалях (Идах) благодарят Бога, а затем на мусульманских алтарях обезглавливают коз или овец, или коров, это ничтожнейшие знаки
человеческой благодарности Всемогущему.
        Ислам зародился в Саудовской Аравии и остается столь же далеким от индуизма, как эти пустынные земли удалены от гхатов Матери Ганги в Варанаси. Никто и никогда не может знать, сколько богов заключает в себе индуизм, ведь даже каждая корова и каждый брахман верят в свою причастность к божественному. Некоторые индусы уверяют, что существует не менее 330 миллионов богов, хотя в Ригведе названы только тридцать три. Индуистские храмы с их высокими вратами и стенами, покрытыми изображениями обнаженных богов и сладострастных богинь, остаются источником постоянного раздражения в глазах и умах мусульман, в то же время мусульманские мясники провоцируют гнев и ярость индусов каждый раз, когда на бойню ведут корову или ее теленка. Однако индусы и мусульмане сосуществовали на землях Южной Азии более тысячи лет, и в бесчисленных индийских деревушках и небольших городах они по-прежнему живут бок о бок, храм и мечеть находятся в пределах видимости друг друга, муллы и брахманы ходят по одним и тем же улицам и базарам.
        К XIX веку большая часть мусульманского населения, а это четверть от общей численности населения Южной Азии, состояла из потомков смешанных индуистских и мусульманских семей или потомков индусов, обращенных в ту или иную нетрадиционную или мистическую секту ислама. Общее количество арабских, персидских, афганских, турецких и монгольских мусульманских завоевателей, которые вначале покоряли, а затем жили в Индии, никогда не было более одного или двух процентов от общего населения этого субконтинента.
        Затем, если говорить о происхождении, то большинство индийских мусульман являются индийцами, и многие из тех, кто стал последователем мистических суфийских путей к Богу, как учат этому святые исламские пиры в Кашмире, Лакхнау или в Бенгалии, похожи на индуистских последователей вайшнавизма гораздо больше, чем на правоверных мулл. К чему тогда все это религиозное насилие? Насколько существенной, на самом деле, является антипатия между исламом и индуизмом? Было ли возникновение Пакистана неизбежным? И если так, то решило ли это какие-то проблемы? Или его существование с 1947 года просто обострило и вывело на международный уровень то, что до этого было внутренней проблемой?
        Индия не единственная страна в мире, которая страдает от религиозных конфликтов. Протестанты и католики в религиозных войнах убивали друг друга больше, чем индуисты и мусульмане. В Северной Ирландии они прекратили это делать лишь несколько лет назад, в то же время в Ливане евреи, христиане и мусульмане, кажется, втянулись в периодические, и хорошо, что не постоянные, военные конфликты. Но ни эти две или двадцать две войны не оправдывают других войн, ни тем более никакой предрассудок не может служить основанием другого предрассудка. Индуистско-мусульманская антипатия не уникальна, и индуистско-мусульманского сосуществования в Южной Азии невозможно было достичь и поддерживать в течение длительного времени. Акбар, возможно, ближе всех подошел к этому и во времена империи Моголов смог создать сильный и беспристрастный режим, при котором большая часть подданных, исповедуя свою веру, могла чувствовать себя в безопасности. Несколько не столь известных, но не менее толерантных императоров Моголов и некоторые мусульманские низамы Хайдарабада оказались прозорливыми правителями и обошлись без жестоких
репрессий по отношению к индусам.
        Британское правление также было довольно успешным в плане плюрализма, по крайней мере, до тех пор, пока более заботилось о прибыли, нежели о спасении душ местного населения, и пока поддерживало фиктивные построения Дюпле, позволявшие большинству индийцев верить, что ими продолжают управлять их собственные монархи и что они платят налоги местной аристократии. Религиозные различия не исчезали за время этих периодов относительного внутреннего спокойствия, и мусульмане, которые присоединились к Британской Индийской армии, не стали индуистами или сикхами. Такой плюрализм мог поддерживаться в Индии, как и любое другое проявление кастовой системы, позволяя различным религиозным группам исповедовать свою веру, как они того желали, без постороннего посягательства или вмешательства. Границы были начертаны, религиозные заграждения размечены и поддерживались, оборонительные периметры охранялись высшей или, по крайней мере, беспристрастной властью, и отдельных фанатиков, которые становились дикими и пытались взять закон в свои руки, ожидало наказание, быстрое, строгое, объективное. Мир мог бы сохраниться. До
тех пор, пока его хотели сохранять.
        Напряжение в обществе возросло, как только доли политического и экономического участия во власти, сохраняемые британской Короной, стали доступнее и привлекательнее для индийских претендентов. Был ли это либеральный модернизм, превративший затем Южную Азию в поле боя религиозных войн? Была ли это всего лишь перспектива демократических парламентских выборов? Очевидно, что единственной причины было бы недостаточно для того, чтобы вызвать столько ненависти и кровавого насилия, которое, в конце концов, вырвалось наружу на пороге независимости. Однако реальная политическая власть имеет свои привлекательные стороны везде, не только в Южной Азии. Еще в Британской Индии место в Совете вице-короля или в Законодательном собрании означало больше, чем просто один голос при голосовании за законопроект, который может повлиять или нет на содержимое карманов миллионов. За этим также стояло влияние, доступ к финансовой информации любого рода, к должностям магистрата и ко всем прочим ветвям права, а, кроме того, громоздкий и сложный механизм бюрократического управления и вооруженных сил. Следовательно,
недобросовестное использование такого влияния членами одной общины могло бы легко поставить членов другой общины в сравнительно неблагоприятное положение. Это могло помешать кому-то найти работу или дать образование детям, обложить налогом чье-то имущество, затруднить доступ к воде или энергии, к новым дорогам, к дорогой земле, наконец, чтобы построить на этой земле новую мечеть или новый храм, новый мусульманский колледж или индуистский университет.
        Существовало много способов разжечь сухой трут религиозных предрассудков, которые разбросаны в каждой индийской деревне, наряду с мусором, в таком мусоре в самых темных трущобах каждого городка роются любящие копаться в грязи свиньи. Всегда был хотя бы один недовольный мусульманин, готовый вспыхнуть при первом же звуке приглушенной музыки, когда он направлялся в свою мечеть в пятницу, а мимо проходила индуисткая свадебная церемония или похороны, выбрав при этом самый худший маршрут из всех возможных. И всегда находился хотя бы один молодой брахман, готовый убить, если это было необходимо для спасения жизни священной коровы, которую мусульмане вели на бойню, или готовый при любых обстоятельствах бросить визжащую свинью в ближайшую мечеть или мусульманский дом. Такие факелы доктринальных различий, пропитанные легковоспламеняемым керосином, тлеющие от жара отчаяния и неуверенности в себе, существовали всегда. Бессильная ярость при виде того, как чья-то жена улыбается мужчине из другой общины, или при виде чьей-то дочери, уведенной любовником, чья семья, как семья Ромео, пришла не с той стороны
города. Неважно, реальные или воображаемые, невидимые искры всегда парили в воздухе, и они в любой момент могли превратить холодные факелы в смертоносное оружие. Просто скажи слово, закричи: «Этот мусульманин изнасиловал ее!», «Вон тот индуист, который коснулся платка моей жены!», «Смотрите, они ведут мою бабушку на бойню!», «Он плюнул на наш храм!», «Он бросил свинью в нашу мечеть!»
        Англичане, в принципе, пытались сохранить баланс. Очевидно, что мир был в интересах тех иностранных чиновников, которые жили в Индии, а также в интересах представителей всех коренных религиозных общин в стране. Тем не менее подобно индуистам и мусульманам, британцы имели собственные предрассудки и предпочтения, индивидуальные и общинные, личные и доктринальные. Они были всего лишь людьми, хотя временами пытались вести себя как боги, особенно в Индии. Или как дьяволы. Первый раздел Бенгалии мог быть невинной административной ошибкой. Или, возможно, это был сознательный или бессознательный выбор промусульманского или антибенгальско-индуистского предубеждения со стороны вице-короля или его секретаря, или нового вице-губернатора, или одного из советников государственного секретаря, или всех вышеперечисленных? Теперь это уже вопрос академический.
        Реальные исторические последствия убийственного воздействия того первого раздела на общины оказались никак не академическими. Точно так же, как влияние резни Джаллианвала-багха 1919 года имело решающее значение в стимулировании националистической «революции» Индии и свело на нет ее прежний умеренно-либеральный курс, первый раздел Бенгалии обострил политические аппетиты мусульман и их вкус к власти. Таким образом, возникновение Мусульманской лиги в Дхаке (Дакка) в следующем году и создание блока мусульманских политиков, которые продолжали бы настаивать на большем количестве мест для мусульман, большем количестве голосов для мусульман и большем мусульманском влиянии на политическое будущее Индии. Аналогично, формула «независимого мусульманского электората», представленная вместе с Законом об индийских советах от 1909 года, усилила, во всяком случае среди элиты, идею о реальном политическом значении мусульманского самосознания в Британской Индии. В Законе о правительстве Индии от 1919 года и в Законе от 1935 года, и в Общинном решении премьер-министра (1932) правительство Великобритании
сформулировало свое понимание мусульманского интереса, того, что делало обязательным для мусульманских избирателей голосование отдельным блоком за своих кандидатов-мусульман. Как могли индийцы обрести единое чувство национального самосознания, если каждый раз, когда они шли голосовать или участвовали в опросе, им приходилось отвечать, кто они - индуисты, мусульмане или христиане?
        К тому же, после 1937 года мусульманские лидеры, такие как Мухаммед Али Джинна, утверждали, что для мусульман более болезненно, унизительно и опасно жить под «властью индуистов», чем когда-либо быть субъектами Британской Индии. Джинна и его помощники из Мусульманской лиги собирали отчеты в провинциях Британской Индии, которыми управляли автономные министерства Индийского национального конгресса, и доказывали мусульманам, что они стали в лучшем случае гражданами второго сорта на тех землях, которыми правили на протяжении веков. В нескольких отчетах лиги были предъявлены факты дискриминации в судах, в сфере занятости, образования и бизнеса. Лидеры Конгресса были людьми непредубежденными. Не только Неру и Ганди, но и мусульманин Маулана А. К. Азад, правоверный алим (мусульманский ученый), который занимал должность президента Конгресса на протяжении Второй мировой войны и стал первым министром образования при Неру - все они пообещали расследовать каждое дело, чтобы привлечь к ответственности виновных, изменить процедуры, требующие изменений, и сделать все, что должно быть сделано, для восстановления
веры мусульман в беспристрастность Конгресса. Но было уже слишком поздно.
        Джинна, лидеры Мусульманской лиги, которые работали вместе с ним, а также мусульманские избиратели, которые в подавляющем большинстве поддерживали их после войны, больше не доверяли своим соотечественникам из Конгресса. «Нынешнее руководство Конгресса, - говорил Каид-и-Азам Джинна членам своей лиги в Лакхнау в декабре 1937 года, - несет ответственность за отчуждение мусульман в Индии все больше и больше, ведя политику исключительно индуистскую… Восемьдесят миллионов мусульман в Индии держат… свою судьбу в своих руках, и как крепко сложенная, твердая, организованная, объединенная сила, они могут встретить любую опасность и противостоять любой оппозиции». В начале следующего года в Карачи Джинна говорил о мусульманской национальной цели, но ничего не происходило до марта 1940 года, когда в Лахоре он во главе Мусульманской лиги, наконец, выступил с требованием создания независимого мусульманского национального государства под названием Пакистан. «Мусульмане не меньшинство, - говорил президент Джинна своей лиге в Лахоре, - мусульмане - нация… Проблема Индии не межобщинного, а явно международного
характера, и она должна рассматриваться как таковая. Если британское правительство, на самом деле, всерьез озабочено миром и счастьем людей этого субконтинента, единственный курс, открытый для всех нас, - позволить крупным нациям обрести свою отдельную родину, разделив Индию на автономные национальные государства».
        Махатма Ганди назвал это лахорское решение вырезать мусульманскую «Землю чистых» (Пакистан) из тела Индии политической «вивисекцией Родины». Другие лидеры Конгресса, такие как первый индийский генерал-губернатор Индии С. Раджагопалачари из Мадраса, посчитали предложение Джинны «признаком больной психики». Неру полагал эту идею фантастической. Большинство британских чиновников точно также считали ее опасной, непродуманной или просто нереальной. Однако Джинна настаивал на том, что Пакистан не только возможен, но чрезвычайно важен для мусульман Южной Азии, которые уже не могли жить под «тиранией чужеродных индуистов». В марте 1945 года Джинна заверил братьев-мусульман, что, хотя темные «силы» и «враги» всегда «работали вокруг нас»… «я держу руку на пульсе мусульманской Индии, и я уверен, что… Пакистан - наш… Инша-Аллах (волей Бога), мы победим». Боевым кличем лиги, а к концу войны и обычным приветствием, стал клич «Пакистан зиндабад!» («Победу Пакистану!»).
        «В то время как мусульманская Индия безуспешно перепробовала все возможности найти мирное решение индийской проблемы компромиссным и конституционным путем, и в то время как Индийский национальный конгресс при попустительстве британцев согласился на создание в Индии кастового индуистского государства», Джинна и его лига в середине лета 1946 года решили, что мусульманам пора прибегнуть к прямому действию, для того чтобы добиться образования Пакиста-на … «чтобы избавиться от британского рабства и будущего кастово-индуистского господства». Через несколько недель началась «Великая резня в Калькутте», тысячи трупов гнили на улицах «Города Страшной Ночи» Киплинга. Эта трагическая резня положила начало фактической гражданской войне, которая распространилась от Бенгалии до Бихара и через Пенджаб до северо-западной границы. Религиозные различия и правоверное рвение были тем топливом, которое поддерживало зажженные однажды пожары, а политические амбиции, страхи и макиавеллиевские методы лидеров Мусульманской лиги, Конгресса и Британской Индии спровоцировали первоначальную вспышку. Тем не менее если бы
последний британский вице-король лорд Маунтбеттен не столь фанатично настаивал на поспешном разделе Пенджаба и Бенгалии к середине августа 1947 года, а подождал бы до июня 1948 года - до срока, отведенного ему кабинетом премьер-министра Эттли - и использовал эти драгоценные месяцы для того, чтобы попытаться привести Конгресс и Лигу к согласию относительно унитарной Федерации для Индии, трагедии раздела можно было бы избежать. Некомпетентный Маунтбеттен игнорировал неоднократные предупреждения и просьбы со стороны как Махатмы Ганди, так и Каид-и-Азама Джинны - мудрейших лидеров Индии, которые безуспешно умоляли его не спешить с выводом британских войск из Индии, Южная Азия оставалась беззащитной перед паникой и страшными бедствиями раздела.
        Образование Пакистана в 1947 году не привело к урегулированию индуистско-мусульманских разногласий и не положило конец индуистско-мусульманским конфликтам. Напротив, все старые общинные проблемы остались неизменны, свинья по-прежнему была проклятьем для мусульман, а корова оставалась священной для индуистов, продолжавших поклоняться своим пышнотелым и многоликим богам, тогда как мусульмане молятся лишь Аллаху. Шесть миллионов индуистов и сикхов бежали из Пакистана в первые недели и месяцы после раздела, и около миллиона беженцев не дошли до Индии, умерли в пути, были убиты в поездах, которые превратились в гробы на колесах. Почти столько же мусульман бежало в противоположном направлении, и четверть из них, старики и дети, умерли в течение года после выселения. С тех пор соперничество за плодородные земли штатов Джамму и Кашмир с их снежными вершинами удерживают Индию и Пакистан в состоянии непрерывной войны. Мусульманское население Индии в большинстве своем осталось лояльным к своей вековой демократической республике. Тем не менее время от времени возникают кровавые индуистско-мусульманские
погромы, особенно часто в Мумбае и по всему многонациональному Гуджарату, в переполненной Колкате, а также в Патне. Причинами становятся все те же общинные конфликты, которые были до разделения: сексуальные домогательства, шумная музыка у мечетей, забой коров, осквернение свиньями или предубежденность чиновников. В последнее время убийственные акции Аль-Каиды и террористов-смертников усугубили проблему - были подорваны пригородные поезда в Мумбаи, индуистские автобусы и переполненные базары, невинные люди были убиты фанатиками в Нью-Дели и Бангалоре, в Гуджарате и Мумбаи.
        Сикхизм
        Сикхизм - религия «учеников» или «студентов» - была основана гуру Нанаком (1469 -1539), индусом из Пенджаба, он изучал персидский и арабский языки, а также санскрит. Воспитанный в исторической среде религиозного (бхакта) индуизма и мистического исламского суфизма, Нанак впитал многое из священных учений Индии конца XV века, прежде чем его постигло мистическое озарение, которое привело к рождению его веры.
        «Нет ни индусов, ни мусульман, - учил гуру Нанак. - Есть лишь Единое Сущее - творец и первопричина всего… Бог един». Повторение нама (имени) бога - один из обычаев поклонения сикхов, другим является тяжкий труд, а третьим - дележ доходов от тяжкого труда. Первый гуру был замечательным человеком вдохновенной мудрости, он радушно принимал в свою веру всех учеников, женщин наравне с мужчинами, он не делал различий для каст и религий - в сикхизме отменена сексуальная и иерархическая дискриминация, присущая индуизму. Там все вместе делили стол, всем были рады, своим и чужим, это еще один обычай сикхов, самый эгалитарный из социальных обычаев.
        Гуру Нанак проделал пешком путь от Северной Индии до Бенгалии, по дороге он проповедовал свое, ниспосланное богом, слово и обрастал учениками, благодаря своей смиренной доброте и преданности богу. Первый гуру был великим странником, он путешествовал на юг, в Шри-Ланку, и далеко на запад, до самой Мекки, где он спал в мечети Кааба, а затем возвратился в Пенджаб через Багдад и Афганистан. Девять гуру были преемниками Нанака и почитались всеми сикхами как божественные учителя.
        Гуру Ангад (1539 -1552) записал сборник молитв гуру Нанака и его жизнеописание пенджабской прописью, которая получила название гурмукхи (письмо гуру) и графически закрепилась во всех священных писаниях сикхов. Подобно тому как санскрит является священным языком индуизма, а арабский - ислама, пенджаби - язык, священный для сикхизма. Поскольку гуру Нанак верил, что бог не имеет формы, сикхи не поклоняются идолам или божественным образам, однако их самый священный предмет - это книга с божественным писанием гуру, Гуру Грантх Сахиб, которую составил пятый гуру - Арджун (1581 -1606). Гуру Рам Дас (1574 -1581), предшественник Арджуна, основал священный город сикхов Амритсар (нектар бессмертия), в центре которого был родник, названный Амрит (нектар) из-за целебных свойств его свежих, бурлящих вод. Гуру Арджун выстроил прекрасный храм (Гурдвару, буквально «Врата гуру») около священного бассейна. Этот самый известный сикхский храм в Амритсаре был назван сикхами Хармандир Сахиб, но позже британцы стали называть его Золотым храмом, так как его стены и персидский купол в центре священного пруда были покрыты
чистым золотом.
        Вскоре после завершения строительства храма Хармандир Сахиб и водворения священного писания Гуру Грант Сахиб внутрь его покрытого золотом мраморного святилища, распахнутого на все четыре стороны, что символизирует всемирную открытость веры сикхов, гуру Арджун был замучен мусульманским императором Дели Джахангиром. «Из всех религиозных законов высшим является молитва и хорошее поведение», - писал гуру Арджун, первый гуру сикхов, который принял мученическую смерть за свой принципиальный отказ склониться перед императором Великих Моголов или отказаться от своей веры и принять ислам. Сыну гуру Арджуна, Харговинду, было всего одиннадцать лет, когда он стал гуру, но, поклявшись отомстить за убийство отца, он перепоясался двумя мечами, один из которых символизировал его светскую власть, а другой - власть духовную, над учениками. И они верно следовали за ним в течение тридцати восьми лет. Гуру Харговинд возвел стальную «Башню бессмертного бога» (Акал Тахт), обращенную к храму Хармандир Сахиб, и из этой новой временной штаб-квартиры сикхизма седьмой гуру руководил своим умножающимся войском, вооруженным и
готовым противостоять любой силе и сражаться с Великими Моголами от Дели до Амритсара. Таким образом, недавнее военное противостояние и продолжающийся конфликт между Амритсаром и Нью-Дели, как и большинство проблем современной Индии, имеет глубокие исторические корни, в случае сикхов - более трех с половиной веков.
        Гуру Тегх Бахадур (1664 -1675) также был подвергнут пыткам в Дели, однако решительно отказался отречься от своей веры, и, в конце концов, был обезглавлен палачами фанатичного могольского императора Аурангзеба. Сын замученного Тегх Бахадура, гуру Гобинд (1675 -1708), был десятым и последним гуру, который сеял хаос в императорских силах Моголов на протяжении более чем тридцати лет, пока возглавлял сикхскую общину. Он превратил ее в «Армию чистоты» (Хальсу), взяв себе имя Сингх (Лев) и первых своих учеников нарекал тем же львиным именем, большинство сикхов носят его до сих пор. Для того чтобы сплотить Хальсу в команду людей-львов, каждый из которых мог бы легко распознать своих братьев, и все они могли бы успешно бороться против тирании Моголов, Гуру Гобинд Сингх ввел пять отличительных признаков боевой формы сикхизма: нестриженные волосы, собранные гребнем, меч или кинжал, стальной браслет на правом запястье и штаны особого покроя, позволяющие сикхам-львам в любой момент запрыгивать на спину лошади и галопом мчаться в бой.
        Гуру Гобинд Сингх посвятил первых пятерых бойцов Хальсы в пенджабском городе Анандпур в 1699 году. Для этого исторического возрождения сикхской веры как «Союза» (Пантх) боевых львов он выбрал Праздник весны (Байсакхи) в начале апреля, и 274 года спустя в тот же день Анандпур снова был избран для принятия важной резолюции сикхской общины. В недавней политической истории сикхов Резолюция Анандпур Сахиб, принятая в 1973 году сикхской партией Акали Дал(Бессмертная партия), оказалась, по сути, аналогом посвящения гуру Гобинда. Однако в 1699 году последний гуру объявил об окончании жизненной линии гуру - все его сыновья были убиты в бою, но для того чтобы сделать Пантх более маневренным, он провозгласил, что любые пять сикхов в присутствии копии их писания Грантх Сахиб отныне будут представлять собой «гуру». Таким образом, каждый сикхский панчаят (совет пяти), был наделен почти божественными полномочиями, каждая ячейка Хальсы, ставшая виртуальной инкарнацией гуру, считалась непобедимой.
        Император Аурангзеб, последний из Великих Моголов, имел такую огромную армию, что смог прогнать сикхов, и беспощадные воины укрылись в предгорьях Гималаев. Там, в штате, который сейчас называется Химачал-Прадеш со столицей Симла, сикхские воины покорили несколько горных раджей и создали свои маленькие царства. В прибрежных равнинах Пенджаба стойкие горстки выживших сикхских партизан, укрывшихся в дружественных деревнях индусов-джатов, обратили в свою веру многие крестьянские семьи и стали называться Хальса Пантх, армия бородатых и носящих тюрбаны львов Гобинда. Хотя Моголы надеялись изгнать сикхизм из Пенджаба, но жестокое преследование и репрессии, напротив, превратили неуступчивых адептов в зарождающуюся нацию. Гуру Гобинд - последний из гуру, на год переживший своего ненавистного врага Аурангзеба и обратившийся за защитой к «Богу высочайшему и совершеннейшему», - был убит двумя мусульманами в октябре 1708 года. Однако через сто лет на плодородных почвах Пенджаба родилось первое сикхское царство.
        Махараджа Ранджит Сингх (1780 -1839), одноглазый «Лев Пенджаба», как называли его в Британской Ост-Индии, весной 1801 года провозгласил независимость сикхского царства «Земли Пяти Рек». Мужество и тонкая дипломатия Ранджита обеспечили ему трон в Пенджабском королевстве, где лишь 10 % населения были сикхами, около 80 % - мусульманами, а остальные - индусами. Величайший сикхский махараджа советовался с индусами, мусульманами и с бойцами Хальсы. Он создал в Пенджабе замечательное в своем роде общинное и гармоничное государство, даже при том, что он правил от имени Хальса Пантха, и на каждой монете, отчеканенной в его столице Лахоре, был запечатлен лик гуру Нанака. Дипломатия Ранджита держала на расстоянии хищных британцев, сторонилась афганцев, гуркхов, маратхов и раджпутов, Ранджит железной рукой правил Кашмиром и Пенджабом от Инда до Сатледжа.
        Британская компания заключила свой первый официальный договор о «вечной дружбе» с Ранджитом Сингхом в 1809 году, а злополучный «трехсторонний» договор - накануне разрушительной Первой англо-афганской войны в 1838 году. Одноглазый Ранджит оказался наиболее дальновидным среди своих царственных соседей, он раньше всех осознал, что британским купцам суждено унаследовать империю Великих Моголов, и, указывая на карту, где скромная на тот момент сфера деятельности Компании была окрашена в красный цвет, заявил: «Sab lal ho jayega!» («Однажды все станет красным!»). Через десять лет после смерти Ранджита его слабые, погрязшие в распрях наследники в точности подтвердили предсказание проницательного махараджи.
        Вражда сикхов быстро подорвала власть Пенджаба, и британские войска покорили последний оплот независимой Индии, захватив Пенджаб в ходе двух упорных войн, первой - в 1845 -1846 годах, и второй - в 1849 году. Войсками Ост-Индской компании, сокрушившими силы Хальса Пантха, командовали британские офицеры, но солдатами, которые стреляли из своих кремневых ружей по Земле Пяти Рек, были сипаи из Бенгальской армии, восточные индусы высшей касты пурбайя, по большей части из Ауда (ныне Уттар-Прадеш), Бихара и Бенгалии. В течение почти столетия, до исторической победы Роберта Клайва при Плесси в 1757 году, индусы с равнин Ганги во множестве набирались и обучались предприимчивыми англичанами, которые учили их строевой подготовке по-европейски и правильному обращению с новым смертоносным оружием - винтовками и пушками, которые могли смести любого противника, будь он даже храбрым и отважным, как лев. Так горстка английских купцов и наемников с их армиями сипаев (у Компании было три отдельных военных группировки, одна - в Бомбее, другая - в Мадрасе, и Бенгальская армия, которая вне всяких сомнений была самой
крупной и мощной) «завоевала» Индию.
        Тысячи сикхов погибли в боях за свое отечество, и британские офицеры отдали дань уважения и восхищения мужеству и стойкости воинов Пенджаба, за 10 лет британского владычества они стали надежной опорой Британской Индийской армии. Братья Джон и Генри Лоуренс руководили вхождением Пенджаба в состав Британской Индии, и им хватило здравого смысла, покорив сикхов, заручиться их поддержкой и, доверяя им, призвать их на службу Британской Индии. И они были лучшими солдатами и лучшими фермерами. Сикхским солдатам, призванным на британскую службу, позволялось носить их тюрбаны и курчавые бороды, мечи и ножи - иначе они не были бы воинами Хальсы. Эти новые сикхские сипаи были рады узнать, что с 1857 года им предстоит сражаться с Пурбайей, с т. н. «мятежниками» - сипаями из Бенгальской армии, теми самыми ненавистными «восточными людьми», которые завоевали Пенджаб менее десятилетия назад.
        Англичане очень вовремя замирились с сикхами. После «Восстания сипаев», вспыхнувшего при Мееруте в мае 1857 года, британские офицеры уже никогда не доверяли сипаям Бенгальской армии, будь то индусы высшей касты или мусульмане. Сикхи, напротив, казались лучшим примером чистой «боевой расы» и были возвышены в знак благодарности за верную службу. Возглавляемые британцами, они быстро освободили Дели и остальную Северную Индию, которая чуть было не пала жертвой предателей - восставших сипаев. Без военной помощи сикхов англичане не смогли бы вернуть свою главную драгоценность - украшение императорской короны королевы Виктории.
        С 1858 года и до конца Первой мировой войны сикхи в составе боевых полков Британской Индийской армии оставались верной и стойкой опорой британской имперской власти. Сикхские княжества Патиала и Набха почти на треть пополнили своими «независимыми» воинами регулярные британские части, они с гордостью предъявляли свои тюрбаны, бороды и вездесущие мечи, свидетельствующие об их членстве в сикхском Пантхе. Однако, если джаты - основная часть сикхского населения Пенджаба - были лояльны к британцам и воинственно укрепляли империю, то с ростом националистического движения в Индии возникло меньшинство сикхских революционеров-террористов, активистов антибританского движения, едва ли не первых убийц, повешенных англичанами за подрывную деятельность. Одна секта сикхских экстремистов, их называли кукас, за то что они громко «выкрикивали» имя бога, во второй половине XIX века выступала за бойкот всех британских товаров, и это было задолго до Первой мировой войны, когда Махатма Ганди сделал массовый бойкот основной платформой Сатьяграхи.
        Сикхские фермеры, которые надеялись найти много плодородной земли в других частях Британской империи, были первой большой группой индийцев, мигрировавших в Западное полушарие и обосновавшихся в Северной Калифорнии и Канаде. Однако вначале им пришлось столкнуться с расовой дискриминацией, и это удерживало многих отважных иммигрантов, так и не рискнувших ступить на канадскую землю. Японскому кораблю «Комагата Мару», зафрахтованному для перевозки почти 400 сикхов в Ванкувер в начале 1914 года, вообще не позволили высадить на берег своих пассажиров, и он после почти годичного плавания вернулся в Бенгалию. За этими жестоко преследовавшимися сикхами, которые вернулись в свои пенджабские деревни, закрепилась слава антибританских революционеров, повсюду распространявших весть об имперской нетерпимости и расизме и посвятивших свою жизнь насильственному свержению британского владычества. В Сан-Франциско небольшая группа молодых темпераментных сикхов учредила партию Гхадр (Мятеж), которая с помощью немцев пыталась поставлять оружие в Индию во время Первой мировой войны. Хар Даял был самым известным сикхским
патриотом из партии Гхадр, а Бхагат Сингх (повешен в 1931 году) - самый почитаемый герой сикхского националистического движения.
        С началом Первой мировой войны британское правительство Индии, воспользовавшись военным положением, приостановило англо-саксонскую правовую процедуру, мотивировав это тем, что опасности военного времени требуют более жестких мер. Однако «Оборонительные акты» (так назывались те законы военного времени) стали первыми субъектами законодательной деятельности, которые британские чиновники стали широко применять после окончания войны. Судья Роулетт, подготовивший доклад об антиправительственной деятельности в Индии военного времени, стал автором закона о превентивном задержании, утверждая, что «антиправительственные элементы» в послевоенной Индии представляют собой постоянную «угрозу» для британского правления, и что было бы «слишком рискованно» отказаться от упрощенных процедур задержания, лишь потому, что Великая война выиграна.
        Махатма Ганди назвал законодательство судьи Роулетта «черными законами»: «На мой взгляд, эти законодательные акты являются отягчающими симптомами скрытой болезни. Они убедительно демонстрируют решимость чиновничьего аппарата сохранить свою удавку на наших шеях… Если мы уступим, мы погибли… Гражданское неповиновение, по-видимому, станет обязанностью, возложенной на каждого приверженца личной и общественной свободы».
        Самое сильное выступление, как следствие антироулеттовской агитации Ганди, произошло в апреле 1919 года в парке Амритсара Джаллианвалабагх. Самому Ганди по приказу полиции был запрещен въезд в Пенджаб, его главные помощники в Амритсаре были депортированы британскими чиновниками за «антиправительственное подстрекательство», в соответствии с теми самыми превентивными мерами, против которых они выступали. Военные своими репрессиями поддержали отказ чиновников встретиться с конгрессменами Пенджаба, которые заступались за депортированных лидеров, и это привело к волне насилия, прокатившейся по Амритсару. В итоге в дело вмешались армейские части под командованием бригадного генерала Дайера. Солдаты практически в упор выпустили 1650 пуль по испуганным, беспомощным и незащищенным человеческим мишеням, после десяти минут стрельбы Дайер приказал войскам вернуться в казармы, оставив 400 трупов и 1200 раненных. Вопли звучали всю ночь, и это была самая темная ночь за все время британского владычества в Амритсаре.
        Военное положение, с его «долгим ужасом и страшным унижением», как писал Джавахарлал Неру, сомкнулось над омертвевшим телом Пенджаба. «Пенджаб был изолирован, отрезан от остальной Индии, - свидетельствовал первый премьер-министр Индии. - Густая завеса, казалось, покрывает его и скрывает от посторонних глаз… Те, кому удалось вырваться из этого ада, были настолько поражены ужасом, что не могли дать никаких четких цифр». Однако до конца года военное положение было отменено, и Индийский национальный конгресс провел свой ежегодный съезд в Амритсаре; великий отец Джавахарлала, Мотилал Неру, один из богатейших адвокатов Британской Индии, председательствовал на том съезде в декабре 1919 года. Около 36 000 индийцев, 6000 из которых были избраны делегатами, приняли участие в этом съезде Индийского национального конгресса.
        «Мы должны почтить священную память погибших, которые были убиты в Амритсаре и в других местах Пенджаба, а также почтить живых, подвергнутым унижениям, которые хуже смерти», - сказал Мотилал Неру в своей речи на Конгрессе.
        «Близость Пенджаба к границе позволяет чиновникам снова и снова навязывать свою волю… Максимально эксплуатируется жупел границы, а „свидетельства очевидцев“ редко доходят до вышестоящих инстанций… Однако репрессии и терроризм еще никогда не убивали жизнь нации; они лишь приводили к росту недовольства, загоняя его в подполье. Этот пагубный курс время от времени приводил к всплескам насилия, что, в свою очередь, порождало дальнейшие репрессии, и этот порочный круг продолжается. Мы все осуждаем насилие и политические преступления, но давайте не будем забывать, что все это является прямым результатом продолжающихся репрессий». Через три дня после того, как Мотилал Неру выступил с речью на съезде в Амритсаре, в том же городе впервые собралась Центральная сикхская лига. Рождение самостоятельной сикхской политической организации предвещало современный подъем сикхского политического сознания в Пенджабе. На следующий год, в 1920 году, более ортодоксальная сикхская организация Акалис (Бессмертные), учредила собственную партию, поддерживаемую молодыми, революционно настроенными сикхскими студентами. Они
черпали вдохновение в призывах свараджа (самоуправление), провозглашаемыми Индийским национальным конгрессом, и в идее большей независимости для сикхов из Хальса Пантха - они хотели жить так, как учил их гуру Гобинд.
        Богатые поймы, непересыхающие воды рек Пенджаба и сети оросительных каналов, построенных британскими инженерами и предприимчивыми крестьянами-джатами, настолько увеличили на заре XX века стоимость пенджабской земли, что крестьянская задолженность резко возросла, как только Пенджаб стал превращаться в индийскую житницу Великобритании. Предпочтение, которое отдавали британские чиновники крестьянам-джатам любой религии (особенно - сикхам), и чрезмерная личная неприязнь к «баниа» любого сорта (особенно к индусам), привели к принятию в начале века ряда законов об отчуждении земли. Они были предназначены для защиты джатов - сикхов и мусульман, потенциальных новобранцев британской армии - от потери их земель. В свою очередь, городские индусы-ростовщики обнаружили, что отныне невозможно забрать имущество за неуплату долга, даже при наличии документов о передаче собственности в залог. Однако не все сикхи были крестьянами-джатами, некоторые были городскими ростовщиками и торговцами Кхатри и Арора, другие принадлежали к бывшим «неприкасаемым» индуистским общинам чернорабочих и уборщиков Пенджаба, мазхаби и
рамдаси. Хотя сикхизм, подобно исламу, отменил касты, укоренившиеся социальные привычки и предпочтения, особенно в выборе брачных партнеров, исчезали особенно медленно.
        В феврале 1921 года партия Акали Дал предприняла свой первый мирный «марш» (джатху) напротив Гурдвары Нанкана, сикхского храма, где был захоронен гуру Нанак, и который сейчас находится в Пакистане. Коррумпированный махант (управляющий) этой гурдвары был индусом, который не пускал неприкасаемых сикхов в храм, но зато внес туда множество индуистских идолов. Жестокий наследный махант нанял головорезов, для того чтобы безжалостно убить сикхов из Акали и сжечь их; они шли к Гурдваре безоружными, и 130 сикхов приняли мученическую смерть в самом кровавом после Джаллианвала-багха столкновении в Пенджабе. Однако вскоре после этого тысячи сикхских новобранцев вступили в партию Акали Дал, и акции Акали волна за волной прокатились по Пенджабу, убрав коррумпированных махантов удаси из каждой провинциальной гурдвары и заменив их преданными сикхами, отобранными управляющим комитетом Хальса Пантха. Сто семьдесят пять сикхских лидеров собрались в недавно основанном Комитете Широмани Гурдвара Прабандхак (Центральное управление гурдварами) (SGPC), который получил правовой статус в 1925 году.
        Мастер Тара Сингх (1885 -1967) стал самым влиятельным лидером Комитета SGPC до обретения Независимости, он много раз попадал в тюрьму за свою бесстрашную оппозиционную деятельность, он шел во главе джатхов Акали Дал, вступивших на земли сикхских княжеств Патиала и Набха и в гурдвары Британского Пенджаба. В ответ на требование Мусульманской лиги об отделении Пакистана, мастер Тара Сингх заявил об аналогичном требовании сикхов, впервые бросив в 1942 году клич «Азад Пенджаб» (Свободный Пенджаб). На вопрос, что он имел в виду, Тара Сингх ответил, что его целью было «независимое суверенное сикхское государство». Даже в собственной общине немногие тогда восприняли его всерьез, но в марте 1946 года партия Широмани Акали Дал приняла решение в случае раздела Британской Индии официально требовать самостоятельности сикхского государства «Сикхистан» или «Халистан». Британцы, однако, отказались рассматривать это требование, особенно на фоне сопровождавших раздел Индии массовой миграции и убийств, в том числе убийств сикхов. Мастер Тара Сингх остроумно заметил: «Мусульмане получили Пакистан и индусы получили
свой Индостан, а что получили сикхи?» Этот вопрос был задан миллионам сикхов и стал еще более актуален для Пенджаба сейчас, после четверти века независимости Индии, которая принесла не мир, но меч.
        Модернистские религиозные движения
        Религии в Индии всегда в движении, они возникают, меняются, объединяются, умирают и возрождаются. Земля и атмосфера Индии, кажется, особенно способствует религиозному вдохновению; рождению культов, росту экзотических обрядов, преданности гуру, махатмам, наставникам и шейхам, смешению древних и современных идей и убеждений. Часто трудно сказать, где заканчивается одна индийская религия и начинается другая. Джайнизм - это «секта» индуизма или отдельная вера? Не ближе ли суфии к индуистским бхактам, чем мусульмане-сунниты? А к кому принадлежат «огнепоклонники»-парсы? В конце концов, они одеваются как индусы, и была такая ветвь древних арийцев из Персидского Авестана, которые верили в космическую борьбу между светом и тьмой и по-прежнему размещают своих мертвых на вершинах бомбейских башен тишины, где специальные стервятники обгладывают каждую косточку дочиста. И что, на самом деле, с религиозной точки зрения, представляют собой бывшие неприкасаемые индусы, ставшие теперь буддистами? Или бенгальцы - бывшие буддисты, ставшие мусульманами, а затем христианами? Являются ли философы-веданты в
действительности индуистами или атеистами? Похоже, все эти течения размыты под солнцем Индии, в ее вечной Реке.
        Появляются новые культы, они находят своих последователей, иногда в достаточно далеких по религии странах - в Швеции, Швейцарии, в Орегоне и Калифорнии. Махариши Махеш Йоги привлек к себе миллионы идеей трансцендентальной медитации - ежедневном пятиминутном молчаливом сосредоточении на чьей-то мантре. Это успокаивает и выводит на глубину, подобно тому как рябь на поверхности жизни скрывает глубокие, тихие и невозмутимые течения.
        Бхагаван (Благословенный) Раджниш (1932 -1990) создал новую общину на идее любви, физической и духовной, открытой и раскованной, и там, где была пустыня Орегон, он создал живой, бурлящий город. Призывая к освобождению от сексуальных запретов пуританского Запада через страстную силу целостного индийского сознания, «Божественный король» любви вскоре собрал собственный парк роллс-ройсов и впал в беспрерывные спекуляции на «чудесных безмолвных медитациях», которые он штамповал, без конца повторяя «Бог есть любовь». Однако коррупция и насилие вскоре привели к его официальному изгнанию из «Эдема», и Бхагаван вернулся в Индию, сопровождаемый главным образом своими долгами и некоторыми преданными адептами, чтобы дожить последние годы в своем ашраме Пуне под именем Ошо. Йоги Бхаджан, лидер новой молодой сикхской общины в Северной Америке, также открыл двери в эйфорическую свободную жизнь для едва ли не полумиллиона новообращенных, чье пристрастие к вегетарианской кухне и сеть соответствующих ресторанов в США обогатили создателя нового культа, как и всех прочих, ему подобных. «Сознание Кришны» - еще одно
индуистское движение модернистского толка, поющие, танцующие кришнаиты, босоногие, бритоголовые бхаджана-бхакт навязывают историю Кришны и домашние сладости путешественникам в аэропортах, на железнодорожных и автовокзалах по всему миру.
        На другом конце спектра - философский рационализм, он вырос из традиционной Веданты и теософии конца XIX века и был сформулирован такими блестящими индийскими мыслителями, как Кришнамурти, «открытый» Анни Безант в Южной Индии и возведенный ею в ранг «мессии», пока он сам публично не отказался от всяких претензий на божественность. Многие ученики, однако, считали его смирение доказательством положительного статуса кришнаджи, «истинного спасителя», но для его рационального ума это стало лишь поводом к разочарованию в такого рода персональных культах. Другим йогическим гуру, таким как Ма Анандамаи и Саи Баба, поклонялись тысячи последователей, в основном из высшего общества, они подробно свидетельствуют о бесчисленных «чудесах» этих современных святых. Большинство чудесных сообщений были безмолвными или передавались блаженным взглядом, слабой улыбкой, объятием одной неуверенно поднятой рукой, едва слышной мантрой. Ах, Индия! Бесконечная вселенная, стремящаяся к освобождению, к мокше, «ни то, ни се», но «Истина, Чистое Сознание, Блаженство», Сатчинанда. ОМ!
        Глава четвертая
        Общество
        Когда боги предприняли жертвоприношение
        С Пурушей как с жертвенным даром,
        Весна была его жертвенным маслом,
        Лето - дровами, осень - жертвенным даром.
        Его как жертву кропили на жертвенной соломе, -
        Пурушу, рожденного в начале.
        …
        Когда Пурушу расчленяли…
        Его рот стал брахманом,
        Его руки сделались кшатрием,
        То, что бедра его, - это вайшья,
        Из ног родился шудра.
        Пуруша-сукта[24 - Пуруша - божественное существо, из которого была создана Вселенная.]
        Ригведа 10.90 (Перевод Т. Я. Елизаренковой)
        Современные технологии, демократия, урбанизация и глобализация всерьез изменили повседневную жизнь огромного и быстрорастущего населения Индии. Большинство жителей отдаленных деревень сегодня слушают рок-музыку по радио и на плеерах, смотрят программы спутникового телевидения, транслируемые из Нью-Дели, таким образом индийская деревня связана с нашей глобальной деревней. Появились индийские космонавты, индийские ученые - лауреаты Нобелевской премии, миллиардеры и кинозвезды Болливуда. Тем не менее для большинства своего миллиардного населения Индия остается кастовым обществом, в котором сохраняются сильные семейные традиции. Брак и система наследования, особенно по мужской линии, по-прежнему составляют его основу. В современной Индии, равно как и в Америке, деньги и влияние определяют принадлежность к тому или иному классу. В Мумбаи, Нью-Дели, Бангалоре, Ченнаи и Колкате, как и в других мегаполисах сложно организованного индийского общества, появился новый класс космополитов, богатых, модных, энергичных людей, и численность их быстро растет.
        Самый известный пример влияния кастовой системы и семейных традиций на развивающиеся космополитические тенденции в правящем классе - это бывший премьер-министр Раджив Ганди (1944 -1991), который сменил свою мать, Индиру Ганди (1917 -1984), занимавшую этот пост шестнадцать лет, а она, в свою очередь, была преемницей своего отца - Джавахарлала Неру. Происходя из кашмирских брахманов-пандитов, члены семьи Неру всегда считали себя представителями высшей касты. И хотя Джавахарлал Неру получил образование в элитной школе Хэрроу и в Кембридже, вернувшись домой, он по указанию отца, Мотилала, женился на Камале Каул - девушке из семьи кашмирских пандитов. Однако дочь Неру, Индира, отказалась повиноваться отцу и сама выбрала себе мужа, Фероза Ганди, который был парсом по происхождению. Ее старший сын Раджив не просто сам выбрал себе супругу, но вообще женился на уроженке Италии, католичке Соне Майно. Менее известна, но почти столь же могущественна, владеющая промышленной империей семья Бирла - индийские «Рокфеллеры». В соответствии с кастовой системой, Бирла являлись ростовщиками (вайшьями), однако
благодаря своему богатству они легко поднялись на более высокий уровень и стали очень влиятельны. В состав правительства современной Индии входят потомки старинных королевских семей. Например, бывший министр иностранных дел - раджа Динеш Сингх, владения семьи которого находились в районе Варанаси; бывший министр путей сообщения махараджа Мадхав Рао Сциндия, он из правителей Гвалиора; и бывший премьер-министр Индии раджа Вишванатх Пратап Сингх (родился в 1931) - потомок правителей Уттар-Прадеша, которые, принимая участие в демократических выборах, получали гораздо больше власти, чем причиталось им по праву происхождения.
        Каста и класс
        В индийской цивилизации социальная иерархия имеет глубокие корни и по-прежнему очень важна для большинства последователей индуизма. Кастовая система является одной из основополагающих концепций индуизма, и даже столь просвещенный индийский реформатор как Махатма Ганди никогда не пытался оспорить ее. Более того, Ганди настаивал, что касты - это естественное отражение существующих различий между людьми. Одни люди были рождены, чтобы проповедовать, другие - чтобы воевать, третьи - чтобы трудиться и зарабатывать деньги, точно так же, как мужчины и женщины естественным образом выполняют разные функции. Современные индийцы настаивают, что свобода положила конец кастовой системе, ведь даже в конституцию внесены поправки, отменяющие понятие «неприкасаемый», но тем не менее «чистота» брахманов и «нечистота» неприкасаемых остаются полюсами индийской социальной иерархии.
        Говоря о кастах, индийцы используют слово джати[25 - Джати - внутрикастовое разделение, объединяющее людей в группы по роду деятельности, специализации.], означающее «род».
        Джати объединяют людей в группы, которые гораздо больше, чем семьи: они не настолько обособлены, как племена, и в то же время не так разрознены, как классы. В современной Индии существуют тысячи джати, а увеличение количества межнациональных браков способствует появлению новых родов. Португалец, впервые использовавший слово «каста», имел в виду древнеиндийскую классовую систему (варна), появление которой описано в Ригведе, в истории о жертвоприношении при создании мира.
        Согласно этому писанию, все индийцы произошли от первичного космического «Существа» (Пуруши), которое было принесено в жертву. Из его «тысячи голов» появились брахманы, из его рук - кшатрии, из бедер - вайшьи, а из стоп - шудры. Брахманы были певцами гимнов и священниками, кшатрии - воинами и царями, вайшьи - торговцами и землевладельцами, шудры - безземельными крестьянами и наемными рабочими. Три первых варны считались «дважды рожденными», вторым рождением была церемония посвящения в индуизм, после которой на обнаженный торс новопосвященных юношей повязывали «священный шнур». Шудры считались слишком «оскверненными», чтобы получить второе рождение, поскольку, согласно верованиям, сохранили на себе «грязь» со стоп Пуруши, и из-за этого должны были во всем следовать указаниям высших каст. Возможно, ими стали рабы арийских завоевателей, пришедших из Северной Индии, так называемые даса. Дальнейшее распространение цивилизации ариев охватило еще более «примитивных» людей, которые считались настолько «дикими» или «оскверненными», что не могли быть причислены к существующим четырем варнам и составили
«пятую» (панчама), ставшую позже известной как неприкасаемые, сегодня их, как правило, называют далитами, что означает угнетенные, униженные люди.
        Итак, в основе традиционной классовой системы Индии, или варны, находилось, с одной стороны, навязанное арийцами разделение труда, а с другой - страх первых арийских завоевателей, что «иностранцы» (млеччхи или видеши) осквернят их. А каковы были истоки более разветвленной и более реальной кастовой системы, джати? Несомненно, одной из причин древних кастовых запретов и предписаний был страх осквернения или понижения уровня. Границы эндогамной системы могли быть размыты в тех случаях, когда члены влиятельных родов оказывались вдали от семьи и, случайно или нарочно, могли быть отравлены блюдами местной кухни. В системе джати правила приема пищи были такими же строгими, как и правила создания семьи. В наши дни, когда многие брахманы работают на предприятиях и в офисах больших городов, придерживаться во время приема пищи ритуала, предполагающего чистоту и уединение, практически невозможно. Обычно они приносят с собой приготовленный дома обед и едят его в специально предназначенных для этого помещениях, туда разрешен вход только брахманам. Чем выше каста, к которой принадлежит человек, тем меньше у него
может быть сотрапезников. Требования ритуала для некоторых брахманов столь строги, что принимать пищу вместе с ними запрещается даже их женам. Во время обеда жена находится в другой комнате и ожидает, когда муж закончит, и лишь потом она имеет право съесть то, что осталось на его тали или подносе. В больших городах следование подобной практике встречается все реже и реже, но тем не менее джати определяет социальный статус своих представителей, их ежедневную социальную жизнь и общение с другими родами.
        В кастовой иерархии существуют ограничения не только матримониальные, но и диетические, которые определяются вопросом (ответом на вопрос): «кто от кого может принять пищу?» Каждый индус может принимать пищу от брахмана, поэтому в Индии среди поваров так много брахманов. На кухнях в индийских домах, как правило, есть алтарь с изображениями богов и богинь, которым традиционно поклоняется семья. Каждое утро проводится пуджа, или служба, во время которой божествам предлагают лепестки цветов или фрукты. На кухню нельзя заходить «нечистым», а полы там всегда содержатся в идеальной чистоте. Если брахман отправляется в долгое паломничество, он может оказаться вынужденным принять пищу, приготовленную человеком из более низкой касты. В таком случае он имеет право есть только зерновые (рикка), хорошо пропеченные, это означает, что они были очищены огнем Агни.
        В паломничестве брахман ни при каких обстоятельствах не должен есть сырые продукты (куча) и пить сырую воду! Эта рекомендация также разумна для иностранных туристов в Индии. Чем строже человек придерживается брахманических стандартов в питании, тем в большей он безопасности. Премьер-министр Неру всегда путешествовал по Индии с собственной передвижной кухней и поваром. Будучи рациональным и светским человеком, Неру очень внимательно относился к своему здоровью, никогда не рисковал «перекусывать по дороге» и поэтому редко болел. Подобное поведение премьера не обижало индуистов, составлявших большинство индийского электората, наоборот, они одобряли то, что Неру следует брахманическим стандартам.
        Род деятельности в системе джати регламентируется в меньшей степени, чем создание семьи и прием пищи. Но каждый джати, как и варна, характеризуется определенным видом деятельности или ремесла, которыми традиционно занимаются его представители. Существуют джати прачек, землепашцев, кузнецов, ростовщиков, военных, ювелиров, работающих с золотом, ювелиров, работающих с серебром, парикмахеров, ткачей, производителей масла. Последние, их называют menu, производят масло не только для приготовления пищи, но и для ритуальных (храмовых) нужд и религиозных праздников вроде Дивали (Фестиваль Огней). Бен Израиль (Сыновья Израиля) - старейшая в Индии еврейская община, которая насчитывает несколько тысяч семей и является также одной из самых многочисленных. В штате Махараштра представители джати производителей масла, называют их Шанвар тели - «Субботние маслоделы», потому что они никогда не работают по субботам, во время шаббата. Наиболее распространенное индуистское объяснение кастовой системы состоит в том, что эта система является отражением разделения труда и предполагает максимально эффективное
использование врожденных способностей, талантов и склонностей человека в производстве товаров и услуг, необходимых для процветания общества.
        Традиционно экономика индийской деревни основывалась на обмене плодами труда и услугами - по ритуальной бартерной системе, которую Уильям и Шарлотта Уайзер определили как «систему джаджмани». Как правило, деревенским джаджманом был землевладелец (брахман или представитель доминирующего в этом регионе джати), ежегодно распределяющий урожай среди ремесленников и наемных работников деревни, которые в свою очередь оплачивали свою долю, работая на джаджмана. Таким образом, у каждого землевладельца были собственные парикмахер, прачка, кузнец, дворник, счетовод и астролог. И хотя эти ремесленники имели право работать на нескольких землевладельцев одновременно, предполагалось, что они будут предоставлять свои услуги регулярно и бессрочно. Наследники землевладельца, парикмахера или прачки продолжают дело своих предков, поддерживая таким образом сложившуюся систему. Современная финансовая система Индии изменила систему джаджмани: теперь в большинстве случаев люди получают заработную плату, но остатки межкастовых взаимоотношений сохранились. Во многих деревнях существуют династии дхоби (прачек), тели
(производителей масла), малы (садовников), которые веками работают на поколения тех же землевладельцев, которым они «всегда» служили. В большинстве деревень система джаджмани и монетарной оплаты труда сосуществуют: наемные работники часть зарплаты получают в рупиях, а часть - в виде ежедневного одно - или двухразового питания. Когда Шарлотта Уайзер вернулась в Каримпур в 1970 году, она обнаружила, что многие традиционные связи разрушены, особенно отношения между производителями масла и хлопковых тканей и их джаджманами - они не устояли перед модернизацией.
        В древней Индии также существовали кастовые и классовые предрассудки, связанные с цветом кожи. Принадлежность к одному из четырех традиционных классов определялась цветом кожи: у брахманов должна была быть белая кожа, у кшатриев - золотистая, у вайшьев - смуглая, у шудр - черная. Слово, обозначающее «раба», даса, буквально переводится как «темный» или «черный», первоначально арийские завоеватели так называли своих порабощенных врагов. Таким образом, в кастовой иерархии присутствовало расовое деление, и оно в некоторой степени сохранило свое влияние на эстетические вкусы современных индийцев: в брачных объявлениях, которые публикуются в воскресных выпусках газет, соискатели отдают предпочтение светлокожим кандидатам в супруги. Тем не менее правительство независимой Индии всегда решительно выступало против расизма, и в ООН его представители активно боролись против апартеида.
        Жизнь индусов, принадлежащих к высшему классу, в идеале разделена на четыре периода (ашрама). У каждого ашрама своя дхарма (религиозные обязанности), равно как разная дхарма и у каждого класса, она зависит от вида деятельности. Первый ашрам начинается после проведения священной церемонии: у мальчиков из сословия брахманов он длится от шести до десяти лет, у кшатриев и вайшьев немного дольше. Первый период жизни дважды рожденного индуса называется брахмачари, что означает «ученик, соблюдающий целибат». Необходимость целибата объяснялась тем, что на этом этапе ученик живет в доме своего гуру, там он изучает священные Веды и другие традиционные науки: философию, грамматику или искусство. Юные ученики, как правило, были почти ровесниками жены гуру, поскольку условия индуистского брака предполагали, что возраст жены должен соответствовать одной трети возраста мужа. Впервые оказавшись вдали от родителей, ученик мог почувствовать чрезмерную близость или влечение к хозяйке своего нового дома. Гуру был гораздо старше и, по определению, глубоко погружен в изучение священных писаний и медитацию. О
необходимости целибата очень много говорится практически во всех сборниках правил и предписаний (дхарма шастрах), возможно, это свидетельство того, что в реальности это правило часто нарушалось. В первом ашраме человек находился от шести до двенадцати лет. Затем учитель испытывал ученика и благословлял его для перехода на вторую ступень жизни. Ученик принимал ритуальное омовение и возвращался к родителям, чтобы создать свою семью.
        Правила заключения брака для дважды рожденного индуса предполагают, что поиском партнера занимаются родители с помощью свах и астрологов. В индийских писаниях есть упоминания и о браках по собственному выбору или «по любви» - их заключали древние арийские воины. Но в классической индуистской культуре считается, что браки, устроенные старшими членами семьи, поддерживают кастовую систему и чистоту нации. «Профессиональные» свахи имели и предоставляли полную информацию о возможных партнерах, подходящих друг другу в рамках эндогамии. Разумеется, более осмотрительными были родители невесты, они дольше советовались со свахой. Затем родители сверяли гороскопы, чтобы убедиться в благосклонности небесных тел, и наконец договаривались о приданом.
        Наша концепция романтической любви и свободных отношений, получившая распространение в крупных городах Индии среди современной «свободной» молодежи, с одной стороны оценивается как прогресс, а с другой - воспринимается как потенциально катастрофическая тенденция, поскольку влечет за собой отказ от родственных уз и ответственности как по отношению к потомству, так и по отношению к собственному освобождению. Считается, что если об индусе не молятся его внуки, то его душа обречена безнадежно скитаться и навечно затеряется в круговороте непрекращающихся реинкарнаций (бесконечном цикле рождения и смерти). Поэтому очень важно создать все условия для появления достойного потомства. И, наконец, кто может лучше разобраться, подходят ли молодые люди для совместной жизни - родители или их дети? Любовь мужа и жены требует времени для расцвета и развития, и это, как никто другой, понимают и ценят люди, имеющие опыт семейных отношений. Они понимают, что есть вещи более важные, чем любовь: это стабильность, лояльность, упорный труд, финансовая состоятельность, чувство долга и ответственность, забота и уважение
по отношению к родителям, а также любовь, доброта и преданность детям. В повседневной жизни индийского семьянина существует бесконечное множество забот и обязанностей, которые полностью исключают возможность проявления эгоистичной беззаботности. Доказательство ошибочности и глупости западной традиции - частые и скорые разводы, явление непостижимое для индусов. В Индии и по сей день большинство браков дважды рожденных создается в соответствии с древней традицией. Хотя сейчас невеста и жених все же встречаются перед помолвкой и, если они категорически не нравятся друг другу, то могут отказаться от предлагаемой пары. Но если родители и свахи поработали действительно серьезно, то, как правило, причин для отказа не возникает.
        Свадебная церемония может непрерывно длиться несколько дней и ночей, она обходится семьям молодоженов в миллионы рупий (было несколько таких нашумевших свадеб в Нью-Дели и Мумбаи). После этого молодой индус вступает во второй этап жизни и становится грихастхой (домохозяином). Радикально меняется и его дхарма, в частности, теперь он должен забыть о целибате и обязан заниматься сексом с женой для зачатия потомства. Необходимость рождения детей - первый закон кастового общества. Если новые поколения не будут сохранять и поддерживать традиции, они исчезнут, а боги будут забыты. Кроме того, только появление новых поколений позволит грихастхам выполнять их обязанности по предоставлению брахманам и храмам регулярных щедрых пожертвований. Строительство, оформление и украшение индуистских храмов требует значительных средств, и только на втором этапе своей жизни благочестивый индус имеет возможность оказывать им финансовую поддержку. Здесь мы опять видим, насколько индуизм практичен и одинаково хорошо приспособлен для духовной и материальной жизни. Для всего есть время и место. Сначала обучение и целибат,
затем брак и потомство, с соответствующими пирами и церемониями, требующими чтения мантр и поклонения богам, осуществляемых армиями брахманов-священников. Это обеспечивает полноценную и полнокровную жизнь на всех ее этапах и во всем ее разнообразии. Индуизм учитывает и регулирует все аспекты жизни: музыку и наслаждения, крепкие напитки и танцы, страсть и боль - все, что мы можем считать низкими или высокими интересами, а ведические философы называют иллюзорным существованием самсары. Деньги грихастх позволяют армии брахманов проводить ритуалы, которые удовлетворяют богов и помогают поддерживать равновесие вселенной. Разумеется, в наши дни многие церемонии стали светскими, вместо брахманов приглашают рок-группы и кинозвезд, особенно на свадьбы и дни рождения нуворишей, которые выбились из неприкасаемых. На их нарочито показных народных гуляниях готовят бесплатные напитки и сладости для 50-100 тысяч гостей, отчасти для того, чтобы произвести впечатление и вызвать зависть у соседей.
        По традиции, как только у индуса-домохозяина появляется первый внук, он может перейти на третью стадию жизни - ванапрастха ашрам (лесной житель). Удостоверившись в продолжении рода и собственном спасении, он начинает процесс «ухода» или, как мы говорим, отправляется на пенсию. Сейчас в Индии не так много лесов, расположенных в доступной близости к цивилизации, и поэтому достаточно символического отказа от деятельности или как минимум частичного самоустранения от участия в суете праздников и торжеств. Управление бизнесом берут на себя сыновья ванапрастхи, невестки занимаются домашним хозяйством, принимая его у свекрови, которой разрешается отойти от дел вместе с мужем. В древние времена пожилая пара уходила жить в небольшую хижину в лесу, неподалеку от их городского или деревенского дома, где родственники при желании могли их навещать. В идеале подразумевается разрыв семейных и общественных связей, чтобы подготовиться к вступлению в четвертый, и последний, этап жизни.
        Продиктовано ли это влиянием на индуизм буддизма и джайнизма? Или два последних ашрама - это стремление индуистов сделать монашество стандартом обычной жизни? А может, это оригинальный способ, изобретенный индийским обществом, чтобы помочь старикам подготовиться к неизбежному завершению жизни? Постепенный отказ от ее проявлений должен облегчить окончательный уход. В действительности лишь немногие индийцы уходят в джунгли, но все они знают, каков идеал, и рождение внуков - это важная веха на их жизненном пути. Поэтому индийцы, как правило, гораздо спокойнее европейцев относятся к старости и приближающейся смерти. Это глубокая традиция поэтапного освобождения, отказа от удовольствий материальной жизни. Даже если человек не уходит в буквальном смысле «бродить по лесам», после того как завершил свои дела и обеспечил появление третьего поколения своего рода, внуки в нужный момент вознесут необходимые молитвы и помогут его душе спастись. Таким образом, это в любом случае становится переходным этапом в жизни.
        Четвертый, заключительный этап жизни благочестивого индуса называется санньяса. Стремясь к мокше, индиец становится странствующим нищим, разрывает все отношения и кармические связи, оставляет жену и детей и в полном одиночестве начинает последний путь в поисках убежища для своей души. «Спасение» означает освобождение, не рай, а освобождение от обязательств, настоящего и будущего, новых рождений, и, соответственно, отказ от любой собственности, от необходимости работать и зарабатывать, отказ от желаний, привязанностей, чувств, страхов и беспокойств. Он не сожалеет, потому что сожаления порождают новые привязанности и увеличивают кармический долг. Ни скорби, ни печали, ни надежды. Он пассивен и спокоен, и он остается безучастным, даже если вынужден продолжать какую-то деятельность. Подобно старикам-эскимосам, которые в одиночку уходят бродить во льдах, пожилые индийцы отправляются в пустыню или горы, или идут в паломничество к Матери Ганге, где вдалеке от шума и людской суеты совершают последний вздох, обретя мир со своим прошлым и богами, ничего не желая, ничего не боясь, ни о чем не сожалея.
Шанти, шанти, шанти.
        За последние полтора века традиционные кастовые и классовые устои изменились сначала под влиянием западной цивилизации, затем благодаря обретению Индией независимости. Самое серьезное изменение произошло в конце XIX века, когда место индийских князей, махараджей, набобов и брахманов заняли британские государственные служащие, которые сформировали класс так называемых супер-брахманов, «сахибов». С появлением института Индийской гражданской службы (ИГС), британцы стали допускать к правлению талантливых индийцев, выучивших английский язык и получивших западное образование, они тоже приобретали статус супер-брахманов. Благодаря этому в социальном плане наличие образования теоретически стало более значимым фактором, чем рождение. Хотя, как правило, чем выше было джати, из которого происходил человек, тем больше он имел возможностей для получения высшего образования. Поэтому представители первого национального правительства - Банерджи и Ранади, Гокалы и Тилаки - все они были выходцами из семей брахманов Бенгалии, Махараштры или Мадраса. Талантливые парсы и мусульмане, христиане и сикхи также могли
добраться до верхней ступени скользкой классовой лестницы, если обладали острым умом и способностью удержаться в седле, преодолевая возникающие, порой довольно серьезные, препятствия.
        Итак, еще до обретения Индией независимости и в гораздо большей степени после появился новый класс, который быстро приобрел черты, свойственные существующей кастовой системе, такие как эндогамия, этикет приема пищи, профессиональная и должностная идентичность, сходные предпочтения в одежде, жилье, мебели, увлечениях, отдыхе и развлечениях. Все его представители записывались в одни и те же индийские или западные частные школы, работали чиновниками в ИГС или занимали офицерские должности в армии, жили в одних районах и выбирали супругов в своем кругу. Так, например, мистер Джинна, адвокат британского суда в Бомбее, будучи выходцем из мусульманской семьи, полюбил дочь князя парсов Рутти Петит и женился на ней, а дочь кашмирского пандита Индира Неру вышла замуж за адвоката из парсов Фероза Ганди, их сыновья (Санджай и Раджив) полюбили и взяли в жены, соответственно, юную сикхскую модель из Нью-Дели и итальянку, студентку Кэмбриджа.
        Новый высший класс в Индии составляли не только брахманы и князья, и даже не только индийцы по рождению, при этом он сохранял свою закрытость, клановость и некоторую причудливость. Его представители, как правило, «заканчивали» лучшие или «приемлемые» учебные заведения, те, оплату которых могли себе позволить их семьи. То же можно сказать и о врачах, адвокатах, судьях и менеджерах высшего звена. Хотя в их случае благоприятное воздействие оказали установленные с момента обретения Индией независимости обязательные квоты, обеспечивающие неприкасаемым места в медицинских институтах, равно как аналогичные квоты для получения должностей государственных служащих, все это стало результатом реформ, наиболее драматично воспринятых высшим классом. Дважды рожденные индусы не всегда благосклонно относятся к современным изменениям. Более того, в наши дни в городах штатов Махараштра, Гуджарат, Уттар-Прадеш и Бихар все чаще и чаще отмечаются вспышки насилия, спровоцированные представителями индийской «золотой молодежи», которые нападают на далитов, мусульман или буддистов, сжигают их дома. Их раздражают те, кто
пытается разбогатеть, выучиться на врачей и т. д.
        Как это ни парадоксально, но открывшиеся возможности только усилили у далитов «сознание неприкасаемых», хотя призваны были, напротив, устранить историческую несправедливость и их «устраненность» из общества. Становление Индии как демократического государства вызвало возрождение полузабытой «внутрикастовой солидарности» и среди представителей других (небрахманических) сословий. Принимая участие в выборах, политики разных партий предпочитают обращаться к представителям своей касты, говорить на диалекте своего региона. И вполне понятно, что они находят живой отклик у своего электората, причиной тому и традиционная лояльность, и открывающиеся современные перспективы. Предполагается, что избранные таким образом представители каст «отплатят» своим братьям по джати, защищая в правительственных органах их интересы, обеспечивая их бизнес государственными заказами и защищая их от наказания за мелкие или даже крупные правонарушения.
        Болезни современной политики, которые ассоциируются у нас с джексоновским «порк-баррелизмом»[26 - Pork Barrel - «бочка с салом», «государственная кормушка», «казенный пирог» - мероприятия, проводимые правительством для завоевания дешевой популярности.] или с «Боссом» Твидом и Таммани-холлом, существуют и процветают и в современной Индии. Заигрывания боссов Демократической партии США (особенно Уильяма Твида) с этническими и религиозными меньшинствами, раздачи подарков беднякам, подкуп лидеров конкурирующих политических групп сделали Таммани-холл синонимом политической коррупции и неразборчивости в средствах. Премьер-министр Неру выступал против скованности общества независимой Индии кастовой системой, он посвятил свою жизнь реформам, которые должны были принести всем свободу и равные возможности, положить конец политической коррупции, эксплуатации и социальному разделению. Но освобождение от британского правления привело к возрождению древней индийской кастовой и клановой системы, к движению за «возвращение к бирадари»[27 - Бирадари - клан.]. Неписанными мантрами местных выборов стал лозунг «Все
для нашей касты» и рассуждения о плохой карме представителей других каст. Немногочисленные брахманы, тысячелетиями обладавшие почти божественным влиянием, вдруг обнаружили, что их дискриминирует толпа неграмотных политиков, которые собрали достаточно голосов, чтобы получить места в районных органах власти и даже в Лок сабхе в Нью-Дели, просто декларируя популистские лозунги и играя на самых низких человеческих качествах - жадности, лживости, взяточничестве и предрассудках.
        Представители свергнутой аристократии и брахманической элиты жаловались, что демократия разрушила Индию. И ответственность за это лежит на представителях «низов» как в древнем, так и в современном смысле этого слова. Избранными в органы власти часто оказывались, находившиеся за решеткой, представители туги - индийские бандиты, поклонявшиеся богине Кали и приносившие ей в жертву задушенных людей. Даже лидеры национального уровня не скрывали своих кастовых предпочтений. Так, например, Чоундхари Чаран Сингх (1902 -1987), происходивший из крестьян этнической группы джат, никогда не забывал о своих корнях и всегда получал голоса и поддержку своих собратьев. Зимой 1979 года, когда победила партия Джаната, он получил пост министра внутренних дел, затем вице-премьера, и, наконец, примерно через месяц стал премьер-министром. В 1977 году полмиллиона крестьян джатов приехали на своих запряженных волами повозках из Харьяны и Уттар-Прадеша в Нью-Дели, чтобы поздравить Сингха с 75-летием, они заблокировали движение автомобилей в сердце современной Индии, чтобы доказать силу традиций прошлого. Десять лет спустя
еще полмиллиона скорбящих джатов пришли в Дели на церемонию кремации бывшего премьер-министра, которая состоялась вблизи священного Радж Гхата Махатмы Ганди. Сын Чоундхари Чарана Сингха, Аджит Сингх, занялся политикой в 1987 году и стал членом кабинета министров в 1990-м.
        Итак, колесо повернулось: многие из тех, кто был наверху, без каких бы то ни было гонений и притеснений, оказались в безвестности, а иные переместились из низов древнего индийского общества в пяти - и семизвездочные отели современной Индии, с их бизнес-ланчами и банкетами в прохладных залах под пение струн. Варианты кастовой системы в разных штатах отличаются, хотя в целом она представляет джати брахманов, небрахманов и далитов, отношения между которыми регулируются частичным или полным разрешением или запретом на общение. Около 5 % населения современной Индии родились в одном из сотен джати брахманов, от кашмирских пандитов на севере до брахманов-намбудири из Кералы, от читпавинов Махараштры до вадама-смарт из Тамилнада. Двадцать процентов рождены как отверженные, бывшие неприкасаемые далиты, и у них также есть множество своих эндогамных джати, считающих друг друга более низкими по статусу. Большая часть индусского населения Индии занимает нишу между возвышенными брахманами и неприкасаемыми. Большинство из этих средних каст составляют дважды рожденные торговцы и землевладельцы, многие из которых
в наши дни переехали в города и, получив высшее образование, освоили современные профессии. Оставшаяся четверть индусов Индии - безземельные крестьяне и рабочие, рожденные в касте темнокожих шудр; за недостатком средств они занимают самое дно социальной иерархии, место еще более низкое, чем то, которое они традиционно занимали, они пополняют ряды деревенских и городских нищих, превращая Индию в континент, населенный страждущими, из последних сил выживающими людьми.
        Неприкасаемость
        Доведенный до крайности страх осквернения привел к появлению внекастового слоя населения, получившего название неприкасаемые - это низшие представители индийского общества. Разумеется, мы можем подумать, что если бы не было брахманов, то не было бы и неприкасаемых, ведь только тот, кто считает себя представителем богов на земле, может быть настолько высокомерен, что думает, будто простое прикосновение другого человека способно его осквернить. Буракумины в Японии, чернокожие в Южной Африке и евреи в нацистской Германии подвергались преследованиям, аналогичным бесчеловечному отношению к «внекастовым», подобное проявление варварства в «цивилизованном» обществе может показаться едва ли не универсальным.
        К счастью, в 1950 году во вступившей в силу конституции независимой Индии была статья 17, запрещающая понятие «неприкасаемости» и любые формы соответствующей дискриминации. Тем не менее глубоко укоренившиеся, иррациональные предрассудки исчезают очень медленно. Величайший «неприкасаемый» Индии, доктор Б. Р. Амбедкар (1891 -1956), который возглавлял Конституционную комиссию, был адвокатом в британском правительстве, получил докторскую степень в Колумбийском университете и служил в правительстве Неру министром юстиции. Он происходил из махар (кожевников) штата Махараштра, к концу жизни он был горько разочарован тем, что большинство индусов высшего класса абсолютно игнорируют 17-ю статью конституции, это стало причиной его отказа от индуизма и перехода в буддизм. В середине 1950-х около полумиллиона последователей Амбедкара, бывшие неприкасаемые, присоединились к своему лидеру и тоже приняли буддизм. Однако большинство этих буддистов предпочитают называть себя далитами, чтобы сохранить привилегии, предусмотренные для бывших неприкасаемых.
        Доктор Б. Р. Амбедкар
        emp1
        Махатма Ганди пытался снять ограничения внекастового статуса неприкасаемых, переименовав их в хариджари - «детей Бога» (Хари), и назвал один из своих журналов Хариджан. Но Амбедкар никогда не доверял Ганди, особенно после его голодовки, когда Махатма отказался от борьбы за радикальное изменение общественного статуса неприкасаемых. Ганди считал, что если неприкасаемые, подобно мусульманам, сикхам и христианам, получат отдельную избирательную курию, которую после конференции «Круглого стола» 1932 года британцы были готовы им предоставить, то вскоре они потребуют создания отдельного государства, этого добились мусульмане и добивались сикхи. Его голодовка, прекращенная только после того, как Амбедкар согласился принять его вариант договора по предоставлению неприкасаемым в два раза больше мест в парламенте страны и парламентах штатов, чем предлагали британцы, возможно, спасла Южную Индию от межкастовой гражданской войны. Стратегия Ганди, направленная на позитивные действия и примирение враждующих группировок, в конце концов привела его к гибели.
        Традиционно неприкасаемые выполняли для «кастовых индусов» такие работы, как уборка мусора и мест кремации, утилизация умерших животных, обработка шкур и кузнечное дело. Отношение к ним как к отверженным имеет глубокие корни и отражает страх дважды рожденных индусов перед нарушением запретов на занятие определенными видами деятельности. Оно также основано на «расовых» отличиях, отсылающих к доарийским корням многих неприкасаемых. Возможно, древние брахманы, видевшие как эти люди прикасаются к телам мертвецов, боялись, что они «распространяют смерть», особенно, если человек заражался какой-нибудь трупной инфекцией. Возможно, у самих неприкасаемых развился иммунитет к подобным инфекциям или их организм был сильнее из-за того, что они ели говядину, от которой другие индусы отказываются. Это также должно было увеличивать у брахманов страх осквернения «силой отверженных». Неприкасаемые обычно едят мясо священных коров и часто живут в местах, где проводятся кремации. Так или иначе, их обычаи стали основой для укрепления бесчеловечных предрассудков, которые глубоко укоренились среди индусов высоких каст.
Страх порождает ненависть, еще более усиливающую страх. Следуя собственной логике и суевериям, которые передавались от старшего поколения к младшему, дважды рожденные индусы никогда не приблизятся к мусорщику, кожевнику или деревенскому кузнецу. Они демоны, такие же опасные, как Равана, их прикосновение так же смертельно, как нападение тигра. Намбудири-брахманы Южной Индии считают себя оскверненными даже в том случае, если просто увидят неприкасаемого. Этих запуганных нищих людей обязали привязывать к одежде колокольчики, как скоту, чтобы при приближении их звука брахманы могли закрыть глаза или убежать домой и закрыть окна, дабы защитить себя от «ядовитых стрел», выпускаемых «теми, на кого нельзя смотреть».
        Первоначально неприкасаемые, возможно, были рабами арийских завоевателей или социальными изгоями - неудачниками или пьяницами, которых почтенные пастухи или земледельцы нанимали для особенно грязной работы. Возможно, кто-то из них сознательно решал самоустраниться, но не потому, что хотел, как йог, отправиться в лес медитировать и постигать философию Упанишад, а от обиды, страха, безумия или ненависти к радже или панчаяту[28 - Панчаят - совет, стоящий во главе касты, храмовой организации, сельской общины и т. п.], или по любой другой из множества причин, и по сей день вынуждающих людей избегать обычного социального окружения и отказываться от общепринятых норм поведения. Возможно, многие из них не собирались отрекаться от общества насовсем, но после долгого отсутствия их переставали приглашать в дома благополучных жителей деревень, им приходилось перебиваться случайными заработками и выполнять черную работу - обрабатывать шкуры или сжигать трупы.
        Далиты, имеющие более тысячи собственных джати, не смогли объединиться, чтобы противостоять господству дважды рожденных. Это одно из проявлений основной слабости индийского общества - его раздробленности. «Касты окружены неприступной стеной», - часто говорил Амбедкар, настаивая на аморальности и необоснованности индуизма. Есть некая ирония в том, что представители его собственного джати, махары из Махараштры, смотрели свысока на неприкасаемых чамаров (еще одна разновидность кожевников), и оба эти джати относились к мусорщикам бханги как к нижестоящим, точно так же, как брахманы презирают три другие касты.
        По мнению Амбедкара, кастовая система была проклятием, и разрушить ее могли только смешанные браки. «Ничто другое не сможет растворить касты», - писал он, призывая индусов жениться на американках. Махатма Ганди тоже верил, что смешанные браки могут избавить от «проклятия неприкасаемости», он говорил об этом в кругу семьи, с сыновьями и ближайшими последователями. Он удочерил девочку-хариджанку и заявил, что одна из таких юных хариджанок сможет послужить Индии как «первый и лучший президент». Но никто из лидеров Индийского национального конгресса с ним не согласился. После обретения Индией независимости, браки между дважды рожденными и бывшими неприкасаемыми, конечно, случались, но так редко, что правительством Индии была учреждена награда - золотые часы в подарок каждой смешанной семье. Учитывая скудость государственного бюджета, никто не стал бы тратиться на такие подарки, если бы их пришлось часто преподносить. Миллионы бханги (мусорщиков) продолжают по ночам вычищать городские сточные канавы и подметать улицы, а днем никто не желает о них думать. До тех пор, пока все индийские дома не будут
оборудованы современной сантехникой, и пока большинство индусов не поверит, что не стоит мочиться и испражняться в общественных местах, надобность в таких уборщиках никуда не денется, они столь же необходимы в нынешней Индии, как они были нужны в древние времена и в средневековье. И проблема тут не только в обучении: наставники, которые пытаются преподавать молодежи основы общественного здоровья и личной гигиены, становятся жертвами разгневанных родителей. Возмущенные родители хотят знать, по какому праву детям внушают, что то, что их родители делают каждый день - грязно. Махатма Ганди сделал ежедневную уборку туалетов частью своего религиозного служения, таким образом он хотел поднять статус этой работы, ранее считавшейся исключительно уделом неприкасаемых мусорщиков. Подобные индивидуальные меры достойны похвалы, но они не помогают решить проблему повсеместного использования открытых сточных канав как отхожих мест, между тем грязная вода становится причиной множества заболеваний, в том числе холеры и тифа. В современной Индии неприкасаемость отменена законом. Но предусмотрительные далиты считают,
что в большинстве деревень лучше и не пытаться брать воду из колодцев дважды рожденных индусов, и пользуются новыми колодцами для «списочных каст» (существует официальный «список каст», гарантирующий представителям джати бывших неприкасаемых места в учебных заведениях, на предприятиях и т. д.), чтобы обеспечить отдельный, но равный и полноценный доступ к воде людям «нечистой» крови. Также большинство далитов знают, что у каждого, кто намеревается арендовать жилье или купить дом в престижном городском районе, в первую очередь спрашивают: «Из какого ты джати?» И в деревнях они до сих пор держатся подальше от святых мест и храмов. Тем не менее в Ченнаи и других районах Тамилнада, где бывшие неприкасаемые были избраны на высокие посты в местной власти, есть множество живописных мест, включая побережье, где среди старых хижин внекастовых рыбаков Коромандела построены недорогие высотные дома для бывших неприкасаемых. Дети из джати бывших неприкасаемых осознают свой статус. Часто многие из них выглядят более аккуратными и ухоженными, чем индусы высоких каст, они одеты в безупречно выглаженные белые рубашки и
брюки, но они никогда не отваживаются заходить в дорогие гостиницы или дома, потому что охранники сразу их распознают. Люди помнят свою родословную, оковы традиций по-прежнему сковывают умы, подавляя желание - даже у молодых людей - стремиться к обещанному государством будущему с равными возможностями. Однако сейчас стеклянные стены социальных предрассудков становятся все более хрупкими и уязвимыми, особенно после того, как в 2007 году представительница далитов Маявати победила на выборах и возглавила правительство крупнейшего индийского штата Уттар-Прадеш. Прогрессу в этом отношении также способствовала победа Пратибхи Патил, которая стала президентом Индии, во многом благодаря поддержке Маявати и Сони Ганди.
        Пратибха Патил, президент Индии
        emp1
        Ситуация постепенно меняется. Закон на стороне прогресса, дискриминация по кастовому принципу считается уголовным преступлением. Миллионы детей из «списочных каст» получили возможность учиться во всех школах Индии, более 50 000 имеют льготы при поступлении в высшие учебные заведения, в том числе в медицинские. В медицинских колледжах всегда был очень большой конкурс, поступали далеко не все, кто хотел, и появление квоты для «внекастовых» вызвало многочисленные беспорядки. Действия индийского правительства по продвижению «списочных каст» вызвали такие же яростные споры, как и американская политика поддержки национальных меньшинств. Индусы высших каст убеждены, что подобное особое положение бывших неприкасаемых способствует лишь растрате национальных ресурсов, препятствует продвижению наиболее талантливых представителей общества и не ликвидирует отсталость «внекастовых», а укрепляет ее, поскольку все далиты заинтересованы лишь в утверждении и гордом провозглашении своего положения «отверженных». Некоторые юристы заходят еще дальше, считая, что привилегии для «списочных каст» неэтичны и противоречат
16-й статье конституции Индии, которая гласит: «все граждане имеют равные возможности при трудоустройстве в любую компанию или предприятие». Тем не менее в той же статье конституции прямо говорится, что «государству и штатам не возбраняется издавать указы о резервировании вакансий или определенных должностей для представителей низших классов».
        В конституции Индии отчетливо отражена двойственность нации, которая разделена существованием неприкасаемых, как бы их ни называли: санскритским эвфемизмом «хариджан», английским термином «списочные касты» или словом языка маратхи - «далит». Для большинства индусов эта проблема все еще остается слишком острой, чтобы они могли рационально подойти к поиску ее решения. Сторонники прогресса заявляют, что стремятся лишь к тому, чтобы в Индии сформировалось более светское, истинно демократическое общество, тогда как конституция, делая акцент на «внекастовых» и «племенах» и устанавливая для них особое положение, так или иначе способствует развитию процесса, обратного ассимиляции, усиливает кастовые различия, стимулируя одну пятую часть населения страны, традиционно занимавшую положение «внекастовых», сохранять свой статус.
        На выборах в парламент побеждают многие бывшие неприкасаемые, сегодня их более сотни в высшем законодательном органе страны. Многие входят в высшие эшелоны исполнительной власти (Джадживан Рам получал портфель министра в четырех правительствах, а в 1979-м был близок к тому, чтобы стать премьер-министром). Многие работают врачами, юристами, управленцами высшего звена и служат офицерами индийской армии во всех уголках страны. И благодаря этому все большее число индусов может увидеть и осознать проблему прошлого, настоящего и будущего: предрассудки и допотопные страхи представителей высших каст вынуждают людей с их потенциалом, интеллектуальными способностями и талантами занимать в обществе унизительное положение - ниже, чем у домашних животных, коров, или даже змей и обезьян.
        Семья
        Семья в Индии - самый важный социальный институт. Семейная жизнь во всех ее проявлениях является сердцем кастовой системы: именно там человек получает представление о касте и осознает ее ценности, именно в семье реализуется регламентированная индуизмом повседневная жизнь людей. Традиционное создание и расширение индуистской семьи представляет некий микрокосм древнего индийского общества и по сей день остается наиболее эффективным способом поддержания социальной преемственности в Индии. Интересы этой ячейки кастовых общин считаются более важными, чем индивидуальные и национальные интересы.
        По меньшей мере последние триста лет большинство семей Северной Индии были патриархальными. Главой семьи являлся самый старший мужчина, чье слово было закон, сыновья приводили молодых жен, чтобы вместе жить под крышей своего отца, в его доме. Большую индийскую семью обычно составляли родственники трех, иногда четырех поколений, и они делили между собой работу и ее плоды, развлечения и удовольствия. Сегодня в городах появляется все больше малых семей, но давние традиции, которым следуют в полумиллионе древних индийских деревень, сохраняются и в современных мегаполисах. Глава семьи - отец или дед - почти бог, дети склоняются перед ним, чтобы коснуться его стоп, - обычай давно забытый на Западе - таким образом они выражают почтение и уважение. Решения, принятые главой семьи, должны обязательно выполняться, тот, кто ослушался, может быть изгнан из семьи. Конечно, большинство глав семей мудро распоряжаются своей властью и не злоупотребляют ею, они дают советы своим женам и взрослым сыновьям в важных вопросах, касающихся денег и собственности. Однако предоставляемая традицией абсолютная власть может
стать причиной тирании. Индийцы в основном послушные, почтительные люди, они принимают «высшую» власть, даже если не согласны с теми указаниями, правилами и ограничениями, которые кажутся им несправедливыми или невозможными. Корни этого послушания - в семейном воспитании. Представители власти, в большинстве своем, пожилые мужчины, хотя представители божественной власти всегда изображаются в виде юных богов и прекрасных богинь.
        В царских семьях Индии наследство передавалось по первородству, однако земля и вся остальная собственность делились поровну между всеми сыновьями. В наше время по закону дочери также имеют право на свою долю наследства, но, чтобы получить ее, им потребуется мужество, чтобы отстаивать свои законные права, и удача, чтобы выиграть в суде. В Индии сильна арийская традиция сыновней и братской солидарности, провозглашенная и установленная в «Махабхарате» и «Рамаяне». Братья держатся вместе и воюют друг за друга, а иногда делят между собой одну жену. На хинди слово «брат» (бхай) также означает «кузен», и в большой семье к сыновьям брата относятся так же, как к своим сыновьям.
        Типичная индийская семья живет в одном доме и ест пищу, приготовленную на общей кухне. В индийской семье практически нет понятия неприкосновенности частной жизни, и непохоже, чтобы кто-то жаловался на это. Индийцы, в отличие от американцев, как правило, не чувствуют потребности в личном пространстве, а если решают оставить общий дом и жить отдельно, то страдают от недостатка общения. Большинство индийцев считает, что человек, живущий в Америке, слишком одинок, тогда как американцы обычно находят Индию чересчур многолюдной, особенно если им приходится жить в индийской семье. Двери личных комнат в индийских домах редко закрываются, а если и закрываются, то на них нет замков. У членов индийской семьи общая не только еда, но и всевозможные бытовые принадлежности, включая телевизор, DVD-плеер с коллекцией фильмов. Новобрачные редко могут уединиться в общем доме. С другой стороны, похоже, они в этом и не нуждаются. Личным делом у индийцев считается только процесс приема пищи, и то лишь среди строго следующих правилам и предписаниям брахманов. То, что индийцы живут и вырастают в больших семьях, наделяет
их сильным чувством безопасности и социальной идентичности, и в то же время лишает их инициативности и того, что мы называем «яркой индивидуальностью». Таким образом, индиец гораздо более пассивен, по сравнению с американцем аналогичного возраста и положения, это результат постоянного проживания в условиях большой многоголосой семьи с множеством нужд, потребностей и стремлений. Если все заговорят одновременно, то никто никого не услышит, и самое важное может быть упущено. Поэтому индийцев с детства учат быть терпеливыми и дожидаться своей очереди.
        Все торжества и священные ритуалы в индийской семье осуществляются сообща. Рождения, свадьбы, похороны - все это общие семейные дела. Молитвы за души предков возносит старший сын, но в поминальных обрядах (шраддха) принимают участие все потомки мужского пола, каждый из них предлагает брахманам от имени умершего члена семьи ритуальный шарик риса (пинда). Таким образом, сыновья и внуки едины и связаны с отцами, они «сапинда» - члены одной семьи. Индийская семья, конечно, напоминает древнеримские и другие арийские патриархальные семьи: мужчины, связанные кровным родством, живут, чтобы оказывать помощь и поддерживать друг друга, и они готовы умереть, защищая друг друга. Во всяком случае, именно эта идея одушевляет строго регламентированное существование индийских социальных групп. В действительности все не так просто: в семье живут ленивые или больные, ревнивые или глупые, те, кто работает слишком много, и те, кто совсем не работает, зная, что в любом случае еда и крыша над головой обеспечена. Зачем напрягаться? В идеале, семью возглавляет старший мужчина, но и здесь случаются отклонения. Часто
женщины бывают гораздо умнее своих мужей, или иногда младшие сыновья более энергичны и амбициозны, чем их старшие братья. Самые известные примеры - в «первой семье» современной Индии: Индира Ганди и ее муж Фероз; Санджай Ганди и его старший брат Раджив.
        В последние годы молодожены с высшим образованием, как правило, уходят из родительского дома сразу после свадьбы и стремятся создать собственную отдельную семью. Зачастую хотя бы один из супругов, оказавшись в непривычной изоляции, чувствует себя настолько одиноко, что пара возвращается в общую семью или проводит в родительском доме много времени: они обедают, смотрят телевизор или слушают музыку вместе со своими братьями, сестрами и другими родственниками. Большие семьи по-прежнему широко распространены в деревнях и среди состоятельных дважды рожденных индусов, множество сыновей и роскошные свадебные церемонии усиливают их влияние и упрочивают статус. Посредством семьи укрепляются и развиваются связи внутри джати: семьи обмениваются дочерями, как правило, это семьи из разных деревень, родственно удаленные друг от друга, как по отцовской, так и по материнской линии, чтобы не нарушать запрет на инцест. По мере разрастания и обогащения семьи, растет ее влияние, и в результате старший ее член может быть приглашен в панчаят или становится старейшиной деревни. Хотя в жизни индийской деревни больше
ценятся преемственность и постоянство, а не перемены, равно как выполнение своих обязанностей (дхарма) гораздо важнее возможности наслаждаться личной свободой.
        Подчинение власти, семье, джати стало основным законом индийской жизни и главным сдерживающим фактором для творческого развития, радикальных перемен и проявления личной инициативы. Свойственный Индии многосторонний поиск путей достижения всеобщего согласия, стремление сохранить единство, поддерживать традиции, принимать разные точки зрения, примирять разногласия и создавать гармонию из противоположностей - все это отражение и влияние семейной жизни на общую государственную политику. Семья представляет собой ядро, матрицу, модель, из которой вырастает индийская цивилизация, зачастую все это лишь непосредственная имитация и эмуляция того, что люди узнали в семье, чего они ожидали и что получили от нее. Поэтому современной Индии свойственны преемственность, уютная стабильность, чувство безопасности, равно как и конформистская ограниченность и слабость.
        Роль женщин
        Древний индийский закон (в особенности свод, известный как Законы Ману, составленный во II веке до нашей эры - II веке нашей эры) рассматривал женщину как вечного ребенка, нуждающегося в постоянной защите: сначала она должна жить под присмотром отца, затем мужа и наконец - сына. Женщина никогда не должна самостоятельно заботиться о себе или жить одна. Даже проститутки считались «рабынями бога» и находились под защитой храмовых брахманов. Согласно Законам Ману, жена должна была служить мужу, «как богу», даже если он «слаб, или ищет удовольствий на стороне, или лишен добродетелей». Считалось, что женщина - существо слабое и похотливое по природе, и поэтому должна оставаться дома и нуждается в постоянном присмотре и охране, если выходит за его пределы.
        С тех пор многое изменилось. Вдов больше не сжигают; маленьких, не достигших совершеннолетия, девочек не выдают замуж; одна из женщин, Индира Ганди, более пятнадцати лет была премьер-министром Индии; другую, Пратибху Сингх, выбрали президентом страны; третья, Маявати, была избрана главным министром Уттар-Прадеша; а четвертая, Соня Ганди - лидер Индийского национального конгресса. Сегодня молодые индийские женщины становятся врачами, исследователями и учеными даже чаще, чем американки, хотя многие из них уезжают в Соединенные Штаты, чтобы получить работу, соответствующую их образованию. Тем не менее большинство женщин в Индии по-прежнему находится в подчинении у своих ближайших родственников мужского пола, и, несмотря на то, что деревенские женщины работают больше, чем мужчины, лишь немногие из них получают зарплату или отпуск. В Индии самый низкий в мире уровень разводов, но в то же время уровень самоубийств среди замужних женщин очень высок, вызывает тревогу количество регулярных сообщений о молодых женах, сгоревших заживо в результате «несчастных случаев» на кухне. Подобные трагедии обычно
случаются с женщинами, чьи родители не в силах выплатить их приданое.
        В соответствии с «обязанностями женщины», изложенными в древних индийских писаниях, она должна быть прекрасной и нежной, относиться к своему мужу, как к богу, и служить ему послушно, даже если ей приказывают совершать неправедные поступки или действия, которые могут привести ее к гибели. Она должна рано просыпаться, совершать богослужение на домашнем алтаре, всегда содержать дом в чистоте, поддерживать священный огонь в домашнем очаге, принимать пищу только после того, как удовлетворены потребности богов, гостей и слуг, должна быть преданной своим отцу и матери и отцу и матери мужа. В ее преданности своему господину ее честь и ее путь к вечной жизни.
        К обязанностям женщины Ману относит также «рождение детей и заботу о них», а также «ежедневную заботу о мужчинах». Рождение детей считалось очень важной функцией женщины, и если жена оказывалась неспособна на это, то индийский закон разрешал мужчине жениться во второй и в третий раз, чтобы получить жену, которая может обеспечить ему продление рода. Некоторые ортодоксальные индусы, в том числе и Махатма Ганди, считают, что секс с женой, не имеющей своей целью исключительно зачатие ребенка, является греховным. Однако это вряд ли отражает отношение к сексу холостых индийцев. И это совсем не то, что описывается в таком древнем классическом писании как Камасутра, «Учебнике любви», его восемьдесят четыре наиболее популярные позиции почти тысячу лет назад были высечены на фасадах многих, сохранившихся по сей день индуистских храмов.
        На большей части территории Южной Индии, похоже, были распространены матрилинейные семьи. В дравидийских именах в качестве первого инициала часто используется имя матери, как у второго президента Индии, выдающегося философа доктора С. Радхакришнана, и у его сына - знаменитого историка доктора С. Гопала. В обоих случаях «С.» указывает на род матери «Сарвепалли». В южном штате Керала традиции матриархата сохранялись вплоть до первых десятилетий прошлого века, например, дочь из семьи наяров проходила церемонию бракосочетания с «формальным мужем», который через три дня должен был уйти. После этого молодая женщина получала право вступать в сексуальные отношения со всеми понравившимися ей мужчинами и приводить их домой без каких-либо ритуальных или социальных церемоний. Дети получали фамилию матери. Муж не имел прав на имущество жены и в любой момент мог быть изгнан - стоило женщине потерять к нему интерес. Эта система, некогда распространенная на Малабарском побережье, в современной Индии считается незаконной, но вполне возможно, что до сих пор практикуется в отдаленных южных районах среди тех, кто
считает мать не только богиней на небесах, но и единственной достойной правительницей на земле.
        Женщины в патриархальных индийских семьях гораздо менее влиятельны. Сыновья должны подчиняться своим матерям, а жена, родившая сына, становится весьма влиятельной и уважаемой. Однако в соответствии с законом Дхарма-шастры «молодая жена принадлежит не только своему мужу, но всей его семье». Приданое являлось необходимой составляющей свадьбы и зачастую наиболее важной частью брачного договора. В наши дни ни одна уважающая себя женщина не согласится на приданое, и ни одна современная семья его не попросит. Индира Ганди решительно выступала против приданого, утверждая, что принимать плату за женитьбу оскорбительно и унизительно для любого мужчины. Тем не менее большинство индийцев с готовностью соглашаются на подобное унижение, будучи не в силах отказаться от денег и подарков, преподносимых им на свадьбу. Случаи убийств новобрачных жен в некоторых областях Северной Индии периодически шокируют внешний мир, иллюстрируя жестокие материальные мотивы заключения договорных браков. К некоторым индийским женщинам относятся скорее как к движимому имуществу, а не как к живым существам; жена - игрушка для мужа и
рабыня для свекрови, чья жадность уступает лишь жестокости. Более того, убийцы очень редко предстают перед судом: жители деревень или члены джати покрывают их. То, что мы считаем варварством, заслуживающим самого сурового наказания, с точки зрения жителей традиционной индийской деревни является «самостоятельным решением своих проблем» или «хорошим уроком» для других.
        Таким образом, в большинстве случаев дочери считаются обузой. Об их рождении просто сообщают, тогда как в честь рождения сына устраивают торжества. Они не могут много работать. А к тому времени, когда они становятся достаточно взрослыми, чтобы приносить какую-то пользу, их нужно выдать замуж и отдать в приданое деньги, одежду или драгоценности, которые удалось накопить семье бедняков. Новые родственники, семья мужа, часто издеваются над ними, что порой приводит к трагическому финалу - вышеупомянутым убийствам. До недавнего времени появлялись сообщения о трупах новорожденных девочек, найденных в пустынях Раджастхана и центральной Индии, где почва не отличается плодородием и условия жизни суровы. С обретением Индией независимости было принято много новых постановлений, известных как «Кодекс о частном праве, касающийся брака, семьи и наследования», женщинам было предоставлено право на развод, наследование и равные с мужчинами возможности. В соответствии с этими законами в Индии установлена строгая моногамия, при этом многие индийцы убеждены, что если мужчина в состоянии заботиться о нескольких
женщинах, которые будут рожать ему детей и доставлять удовольствие, то гораздо разумнее и цивилизованнее позволить ему жениться на них, а не просто пользоваться их услугами и уходить. В пустынных горных районах Гималаев, в том числе в Ладакхе и Непале, до сих пор практикуется полиандрия, как простой и безопасный способ контроля роста населения.
        Женщины Индии вносят важный и существенный вклад в профессиональную, научную и общественную деятельность всех видов, вплоть до службы на посту премьер-министра. «Но высочайшее предназначение женщины - это материнство, - полагала премьер-министр Ганди. - Самое волнующее переживание в жизни - принести в этот мир новое живое существо, восхищаться совершенством его крошечного тела и мечтать о его великом будущем». Она сказала это после рождения своего первого сына, Раджива, который стал летчиком.
        В конце XIX века тринадцатилетний Махатма Ганди женился на своей ровеснице Кастурбай. «Браки у индусов - вещь сложная», - писал он в своей автобиографии «История моих опытов с истиной».
        Очень часто брачные обряды разоряют родителей жениха и невесты. Они теряют состояние и массу времени. Месяцы уходят на изготовление одежды и украшений, на добывание денег для обедов. Все стараются перещеголять друг друга числом и разнообразием предлагаемых блюд… Лишь по этим приготовлениям мы узнали о предстоящем событии. Мне кажется, что для меня оно было связано только с ожиданием новой одежды… роскошных обедов и незнакомой девочки для игры. Плотские желания пришли потом[29 - Ганди М. К. Моя жизнь, М.: «Наука», 1969. Пер. с англ.].
        Примерно в то же время в штате Махараштра впечатлительная десятилетняя девочка по имени Лакши-мибаи вышла замуж за восемнадцатилетнего Нараяна Тилака. Позже в своей автобиографии «Я следую» она писала: «В соответствии с индуистскими стандартами тех дней, я считалась большой девочкой, мне было десять лет. Тогда детей женили друг на друге в возрасте пяти-шести лет или даже раньше, а не выдать замуж девочку до одиннадцати лет было чем-то неслыханным».
        Ортодоксальные индусы верили, что если их дочь остается незамужней после того, как у нее начались менструации, они виновны в совершении аборта. И когда в 1891 году англичане решили увеличить разрешенный для вступления в брак минимальный возраст с десяти лет до двенадцати, и сексуальные отношения с теми, кто не достиг этого возраста, считать изнасилованием, независимо от того женаты партнеры или нет, ортодоксальные индусы подняли волну протеста. Тем не менее просвещенные индийцы, такие как Джастис Ранади, поддерживали подобные гуманитарные реформы, утверждая, что «эти формы общественного устройства, которые подобно опухолям появились в разумной системе древнего индийского общества, можно и нужно регулировать исключительно сильной рукой закона».
        Еще одной важной проблемой, решением которой были озабочены социальные реформаторы Индии конца XIX - начала XX ввека, стало предоставление вдовам права повторного замужества. Овдовевшие женщины уже не обязаны были выполнять обряд сати и сжигать себя вместе с умершим мужем, но они по-прежнему вынуждены были, подобно печальным призракам, скрываться в дальних комнатах домов, им запрещалось надевать что-либо, кроме белых траурных сари, нельзя было носить украшения, делать макияж, посещать праздники и общаться с мужчинами. Британское правительство приняло закон о замужестве вдов в 1856 году, но еще в течение нескольких десятилетий никто не воспользовался этим правом - смелости на это не хватало ни у овдовевших женщин, ни у потенциальных женихов. Анандибаи Карви рассказывает в своих воспоминаниях «Новые брахманы», что она впервые овдовела в возрасте восьми лет, через четыре месяца после свадьбы, и второй ее муж умер, когда она все еще оставалась подростком. После этого на ней решил жениться Махариши Дхондо Карви, один из ведущих реформаторов Пуны, и, став его женой, Анандибаи каждый день боялась, «что
кто-нибудь убьет его, потому что он нарушил традицию»[30 - Махариши Карви прожил более ста лет.]. Десятилетиями Карви, брахманы-чипавины, подвергались остракизму со стороны представителей своей касты и горожан. В 1896 году Карви основали Ассоциацию индийских вдов, которая помогла тысячам вдов преодолеть трудности и ограничения своего социального статуса и зажить полезной, продуктивной и относительно счастливой жизнью. Невестка Карви, Иравати, стала известным профессором-антропологом и первой женщиной в сари, которая ездила по Пуне на собственном мотороллере. «Мне очень повезло, что я была невесткой такого человека! - писала доктор Иравати в своих воспоминаниях о Махариши Дхондо Карви. - И мне очень повезло, что я не была его женой!»
        Бракосочетание в Индии - всегда шумное и многолюдное торжество. Элита устраивает свадьбы на открытом воздухе, по пышности и роскоши они соперничают с религиозными праздниками. Даже в наши дни жених подъезжает к дому невесты верхом на лошади или, если он достаточно богат, верхом на слоне. Когда в 1916 году двадцатисемилетний Джавахарлал Неру женился на шестнадцатилетней Камале Каул, «свадебная процессия» Неру покинула Аллахабад за неделю до назначенной свадьбы и двинулась по направлению к Дели, там установили множество просторных шатров и арендовали дома для гостей. «Каждый день устраивались пиршества, - писала в своей автобиографии „Без сожалений“ младшая сестра Джавахарлала, Кришна, - через десять дней свадебная процессия вернулась в Аллахабад, где состоялось еще несколько праздников». Сестра Неру, Свамп, которая после замужества получила имя Виджая Лакшми Пандит, первая женщина президент ООН, говорила, что «брат… опекал и защищал сестру, а ее отношение к нему граничило с обожанием». В своей книге «Смысл счастья: личные воспоминания» Виджая Лакшми Пандит, описывая свадьбу брата, рассказывала, что
«основное празднование началось, когда процессия подъехала к дому невесты, каждый вечер были пиры и гуляния, на которых, казалось, побывали все жители провинции без исключения». Примерно через год «Камала родила… Будущие дедушки и бабушки… надеялись, что это будет мальчик». Появление Индиры стало разочарованием даже для такой просвещенной и «прозападной» семьи, как Неру.
        25 июля 2007 года в своей речи на церемонии инаугурации новый президент Индии Пратибха Патил сказала: «Расширение прав и возможностей женщин усиливает нацию. Мы должны избавиться от социальных пороков, решить проблемы недоедания, детской смертности и убийств новорожденных девочек».
        Жизнь в деревне
        В наши дни три четверти индийцев по-прежнему живут примерно в полумиллионе деревень с населением от 500 до 5000 человек. Деревня в Индии представляет собой небольшую общину, староста или панчаят которой избираются из ее членов. В большинстве деревень проживают семьи, составляющие двадцать и более джати, которые производят большинство необходимых жителям товаров и услуг. Тем не менее индийские деревни никогда не были полностью самодостаточными или автономными. В начале XIX века среди британских чиновников был распространен миф о том, что индийская деревня представляет собой некое подобие «независимой республики», однако они никогда не жили в деревне достаточно долго для того, чтобы обнаружить семейные и экономические связи между соседствующими селениями. Антропологические исследования, проводившиеся в течение последующих ста лет, позволили получить более точную картину: индийская деревня представляет собой, скорее, одну из взаимодополняющих и взаимозависимых ячеек в целой системе деревень, составляющих огромный и сложный механизм индийской цивилизации. Структура селений, их архитектура и системы
управления существенно изменяются от севера к югу, каждый регион имеет свои уникальные обычаи, обряды, одежду, кухню и язык - все это заметно отличает одну деревню от другой. При этом все они объединены «Великой традицией» - общими для Индии санскритом, культурными идеалами и ритуалом поклонения божествам. Как Индия в целом, каждая деревня включает в себя разнообразные джати и верования, которые сосуществуют в рамках географического единства и следования древним традициям. Обычно в селении есть доминирующее джати, землевладельцы, которые могут быть брахманами, кшатриями или вайшьями, их представители занимают главенствующее положение в местных органах власти. Но статус джати, как и статус отдельной семьи, может изменяться; соперничающие группы всегда стремятся к власти, они стараются приобрести больше земли, получить больший контроль над водными и другими природными ресурсами, поскольку это ключ к могуществу, усилению влияния в деревне. Формальный статус жителя деревни, его каста, наследуется по праву рождения, тогда как отношение общины к нему зависит от принадлежности к определенной семье и джати.
Деревенская девушка знает, что после свадьбы она переселится в семью мужа, это может быть как соседняя, так и достаточно удаленная от ее родного селения деревня. Она сможет приезжать домой на праздники, а также оставаться там перед рождением детей и несколько недель или месяцев после, но основным местом ее жительства будет дом родителей мужа. В наши дни многие девушки уезжают из родных деревень, чтобы попытаться устроиться и начать новую жизнь в ближайших городах или мегаполисах.
        Темпы урбанизации в Индии во многом зависят от притока рабочей силы из деревень. Поработав немного в крупных городах, увидев уровень зарплат и оценив перспективы, многие приехавшие из деревень молодые люди решают остаться, даже если им приходится жить в густонаселенных трущобах. Но любовь к открытым просторам все еще удерживает большинство индийцев на своей земле, неважно, плодородная она или нет, они даже не пытаются уехать. И это не удивляет иностранных туристов, которые, посетив индийские деревни, обнаруживают, что это красивые, спокойные и, возможно, самые «чистые» места в Индии. Густозеленые поля молодого риса и золотые поля цветущей горчицы, чистые, аккуратно выбеленные известью дома, ровные улицы процветающих деревень - все это гармонично сочетается с живописной природой разных областей Индии и естественным образом порождает романтические идеи о пасторальных прелестях деревенской жизни. Однако воплотить в жизнь утопию индуистского ашрама удавалось лишь великим религиозным учителям, таким, как Шри Ауробиндо и Махатма Ганди - в Пондишери на юге Мадраса, Сабармати в предместьях Ахмедабада и
Севаграме в центральной Индии.
        В большинстве индийских деревень жителям едва удается обеспечивать себя; они от рассвета до заката трудятся в поле, выполняя необходимые сезонные работы. Как большинство крестьян в мире, индийские земледельцы с недоверием относятся к приезжим. Речь, манера одеваться и склонность вмешиваться в чужие дела, свойственные «чужакам», «городским» и «столичным», обычно раздражают крестьян. Подобно пресловутому фермеру из Миссури, они скептически относятся к любым переменам. Когда миссионеры Уильям и Шарлотта Уайзер впервые приехали в деревню Каримпур, все ее жители разбежались, скрывшись за глиняными стенами («За глиняными стенами» - так назвали Уайзеры свое исследование о жизни индийской деревни в период с 1930 по 1960 годы, а в 1970 Шарлотта издала ее продолжение). Первым, кто к ним подошел, оказался бывший неприкасаемый, Кристиан, - его ребенок умирал от дизентерии, и благодаря лекарству, которое дали Уайзеры, его удалось спасти. Вскоре после этого и другие жители деревни оставили свои укрытия, чтобы обратиться за помощью к чудесным незваным гостям, пришедшим издалека. Терпение и мудрость Уайзеров
помогли им заслужить дружбу каримпурцев и позволили исключительно детально и точно отобразить и увековечить жизнь этой индийской деревни.
        Название прекрасной книги Уайзеров символизирует не только темные стены, за которыми большинство жителей деревень прячутся при виде незнакомцев; потрескавшиеся глиняные стены домов крестьян также показывают нежелание и страх любой демонстрации собственного богатства. Ростовщики и сборщики налогов всегда узнавали или старались заметить внешние признаки благосостояния своих должников-крестьян. За несколько десятилетий в Каримпуре многое изменилось: появились новые семена, новые инструменты и колодцы, школы; многие семьи заменили глиняные дома на кирпичные, не разрушавшиеся из-за дождей. Ветер перемен продолжает дуть, но осторожные крестьяне и их консервативные лидеры боятся его, слишком быстрые и «горячие» перемены могут уничтожить деревню. Деревни остаются небольшими, но нерушимыми крепостями, сохраняющими религиозные ценности и уклад традиционной Индии.
        Большинство деревенских жителей традиционно зависят друг от друга, в соответствии со строгими правилами иерархии джати и экономическими законами джаджмани. В деревне необязательно живут поставщики всех видов услуг. Например, один ювелир может обслуживать пять или десять деревень, как брахман-астролог, или может просто сидеть в своем «магазине» в городе, выполняя работу для приходящих к нему клиентов. С другой стороны, некоторые работники могут работать исключительно на богатого землевладельца; например, кузнецы могут обслуживать представителей влиятельного джати, периодически (ежегодно) получая от них фиксированную плату. Эта система была задумана как самовоспроизводящаяся на протяжении многих поколений, однако в условиях модернизации она все быстрее и быстрее разрушается: так, сын деревенского парикмахера может предпочесть работу на мельнице, в результате приходится искать нового парикмахера или ехать в город, чтобы подстричься, побриться и сделать педикюр.
        Статус джаджмана означал много больше, чем просто «финансовый патрон», традиционно он уподоблялся богу и был достоин ежедневного и еженощного служения. Подобно богу, он щедро вознаграждал своих смиренных слуг, обеспечивая их необходимым пропитанием. Большинство джати в современной Индии расплачиваются друг с другом деньгами, их взаимоотношения можно охарактеризовать скорее как формально экономические, нежели традиционно ритуальные. Тем не менее дружба между представителями разных джати до сих пор встречается редко, а социальная пропасть между брахманами или представителями других высших каст и «нечистыми» или «внекастовыми» индийцами в большинстве деревень по-прежнему непреодолима. Разумеется, из каждого правила и традиции бывают исключения, спутниковое телевидение ежедневно популяризирует идеи светской конституции страны, а современное правительство продолжает наращивать темпы реформ, и свежий ветер демократического сознания достигает даже самых отдаленных областей и горных районов сельскохозяйственной Индии.
        В большинстве деревень сохраняются панчаяты и посты старост, но, несмотря на пыльные проселочные дороги и извилистые тропы, к ним все чаще и чаще наведываются районные и областные чиновники, полицейские, а также представители налоговых инспекций, министерств и политических партий, давая местным правителям понять, как, на самом деле, мало значат их традиционная власть и полномочия.
        В рамках осуществляемого правительством централизованного экономического планирования, начиная с 1954 года, были частично восстановлены правила древних сельскохозяйственных «советов пятерых» (панчаятов): они были призваны помогать правильно расставлять приоритеты при составлении местных планов, в то же время им по-прежнему запрещалось наказывать нарушителей традиционных законов джати (в древние времена панчаяты представляли собой силу, достаточно могущественную для того, чтобы изгнать нарушителя из общества). В наши дни старосты все еще имеют сильное влияние в деревне, благодаря своему возрасту, богатству, статусу землевладельцев или принадлежности к касте брахманов, но они лишились полицейских и юридических полномочий, которыми владели их предки. Деревенский староста (в большой деревне их может быть два, три или больше) и сегодня наделен некоторой административной властью, обычно это сбор налогов или предоставление полиции информации о приезжих и бродягах. Выполнение этих обязанностей избавляет старосту от необходимости платить налоги. Кроме того, благодаря своему преклонному возрасту, высокому
происхождению и собственности староста пользуется большим уважением в деревне, с ним обычно советуются местные чиновники, а во время предвыборных кампаний и кандидаты в Лок сабху. Чем больше индийских деревень попадает в зоны покрытия спутникового телевидения и смотрят новости из Дели, чем больше асфальтированных дорог прокладывается в самые отдаленные уголки страны, тем больше власти и влияния забирают у местных лидеров бюрократы, политики и выпускники университетов. Несмотря на это в Индии по-прежнему глубоко уважают традиции, с почтением относятся к пожилым людям и из поколения в поколение передают и хранят религиозные верования. Близлежащие города с их промышленными предприятиями и относительно высокой оплатой труда все сильнее и сильнее притягивают деревенскую молодежь, особенно наиболее активных и любознательных, узнавших о существовании современного мира и желающих увидеть его своими глазами. Но даже больше, чем скорость изменений, в деревенской Индии поражает именно сохранение во многих сельскохозяйственных общинах преемственности и традиций, поддерживаемых терпеливым и трудолюбивым молодым
поколением.
        Рынки обычно располагаются в нескольких часах пути (пешком или на воловьей повозке) от каждой деревни. На еженедельных ярмарках деревенские жители могут приобрести все те необходимые им продукты, которые недоступны в маленьких общинах, а также продать излишки того, что производят сами. Рынки обычно устраивались на перекрестках дорог, и в наши дни многие из них превратились в небольшие торговые города со своим производством. Однако в большинстве отдаленных районов, как и прежде, функционируют передвижные ярмарки - купцы со своим товаром, нагруженным на повозки и велосипеды, обслуживают около шести деревень, переезжая из одной в другую, подобно бродячему цирку или «магазинам на колесах». Индийские крестьяне, особенно женщины, с ранней юности развивают в себе удивительную ловкость и чувство равновесия, ежедневно перенося на головах кувшины с водой и глиняные или медные горшки с продуктами. Крестьяне до рассвета пешком или на велосипедах отправляются на ближайший рынок или в город, чтобы продать там свежее молоко, которое для большинства деревенских детей остается редким лакомством.
        На ярмарках, как и на религиозных праздниках и торжествах в честь местных божеств, деревенские жители получают возможность общения, а также экономическую выгоду и религиозный опыт. У индийских женщин часто нет других оправданных оснований, чтобы отойти так далеко от дома, и они используют свои походы на базар, чтобы встретиться со своими сестрами и прочими близкими родственниками, провести с ними время, посплетничать и рассказать о своей жизни. Мужчины отводят на ярмарки скота лишних коз и коров, эти ярмарки проводятся реже и располагаются дальше, чем местные продуктовые. Но они выполняют важную социальную функцию, там люди могут найти брачных партнеров для своих детей и договориться о свадьбе. Таким образом, базары и ярмарки становятся главным событием и днем отдыха для всей семьи. И большую часть этого дня индийская семья проводит в тесной и скрипящей воловьей повозке.
        Наиболее важным фактором модернизации индийских деревень сегодня является образование. Конституция Индии называет «бесплатное и обязательное образование для всех детей» в возрасте до четырнадцати лет «основным принципом» развития страны. Полностью это пока осуществить не удается, но по крайней мере 50 % индийских детей получают начальное образование и как минимум половина из них продолжает обучение, миновав подростковый возраст. В каждой индийской деревне есть школа, иногда она представляет собой просто подметенную поляну, хотя чаще это все же специально возведенное здание из кирпича или бетона, где дети учат алфавит, начинают читать и писать, осваивают сложение и вычитание. Конечно, во время посевной и сбора урожая посещаемость минимальна, да и в большинство оставшихся дней дети ходят в школу не так регулярно, как это принято на Западе, но тем не менее прогресс есть, и общий уровень грамотности неуклонно растет. После того как первый шаг сделан, и деревенский ребенок научился самостоятельно читать, уже никто не может сказать, как далеко заведут его желания, амбиции и интеллект. Сначала это может
быть старшая школа в соседнем городе, затем колледж в столице штата, возможно, благодаря государственным квотам, установленным для детей далитов. Для закончивших эти учебные заведения становятся доступны Нью-Дели или Мумбаи, или даже Лондон, Нью-Йорк и Лос-Анджелес. Образование и талант остаются самыми быстрыми средствами достижения высокого положения и перспективного роста в Индии, но конкуренция слишком жесткая, поэтому едва ли один ребенок из сотни тысяч деревенских мальчиков и девочек сможет достичь успеха в городе, решив встать на этот столь распространенный в западных странах путь. В начальных и средних школах Индии сегодня обучаются около 100 миллионов молодых индийцев, и около 6 миллионов продолжают образование в высших учебных заведениях. Несмотря на это, процент грамотности среди далитов вполовину ниже, чем у индусов высших каст, а среди женщин неграмотных гораздо больше, чем среди мужчин. Однако по сравнению с 1961 годом, это можно считать серьезным прогрессом, ведь тогда лишь 10 % далитов могли читать и писать свои имена. Если распространение образования сохранит свои нынешние темпы, то в
2050 году грамотным будет каждый индиец.
        Проблемы, присущие западной системе образования, естественным образом углубляются в условиях индийской деревни с ее нищетой и разнообразием традиций и устоев. Сельским учителям платят очень мало, кроме того, зачастую они сами так плохо образованы, что можно считать чудом, если их ученикам удается хоть чему-нибудь научиться. В школах обычно недостает учебников, досок, мела и карандашей. Семьи высших каст могут себе позволить послать детей в частные школы, большинство которых патронируются миссионерами или организованы по образцу британской системы «общественного» образования. В деревне обычно несколько таких семей, и богатые землевладельцы по возможности нанимают частных преподавателей для своих сыновей, чтобы они научились дома хотя бы читать.
        Обучение в индийских школах остается раздельным, мальчики сидят в одной половине класса, девочки - в другой, между ними достаточно широкий коридор, по которому прохаживаются учитель или воспитатель, охраняющие «нейтральную полосу» от искателей приключений. Кастовое разделение запрещено законом, но в реальной жизни среди детей зачастую бывают случаи, когда властные потомки брахманов и кшатриев притесняют робких и застенчивых детей далитов. Мусульман в большинстве деревень так мало, что они также чувствуют некую скованность и не спешат пользоваться равными возможностями, которые по закону предоставляются каждому жителю Индии. Права человека по-прежнему находятся на начальной стадии эволюции; найти в себе мужество отстаивать эти права - уже большое достижение. Индийские крестьяне по-прежнему держатся за традиции, основанные на иерархии и уважении к вышестоящим. Без доступности законодательной власти и ее представителей, откуда может возникнуть уверенность в себе и стремление к самоутверждению в умах и сердцах людей, воспитанных быть покорными и безропотными? Но, так или иначе, процесс идет. По
крайней мере приняты соответствующие законы. И теперь многое зависит от людей, от каждого в отдельности и всех вместе, им нужно научиться жить по другим правилам как в частной жизни, так и в рамках системы, маленькой частью которой они являются.
        В некоторых областях Индии звучали призывы к более радикальным политическим изменениям и аграрной революции, которая дала бы землю безземельным и работу безработным. В Западной Бенгалии, Керале и Трипуре в правительство штатов были избраны марксисты, но и им не удалось победить мрачные реалии нищеты сельской жизни и решить проблему перенаселения и, соответственно, недостатка земли. Им не удалось сделать счастливыми и полезными обществу людей, не имеющих ни образования, ни профессии. Ни Фонд Форда[31 - Фонд Форда - американский благотворительный фонд, созданный сыном Генри Форда для поддержки демократии, прав человека и для борьбы с бедностью.], ни Маргарет Сэнгер[32 - Маргарет Сэнгер - американская активистка в вопросе контроля над рождаемостью, открывшая первую в США клинику, где проводились аборты.] не смогли убедить членов среднестатистической крестьянской семьи, по крайней мере ее мужскую часть, в том, что контролировать рождаемость и планировать семью гораздо более мудро и правильно, чем иметь так много сыновей, как это только будет возможно. «Сын рождается с двумя руками для работы и только
одним ртом для еды», - говорит смышленый индийский крестьянин. С экономической точки зрения, рождение дочери гораздо менее желанно. При этом большинство крестьян знает не понаслышке, что рождение даже дюжины детей не гарантирует родителям достаточную поддержку и содержание в старости.
        Архитектура и общая структура деревень в Индии весьма разнообразны. В плодородных и процветающих штатах Пенджаб и Харьяна, где собирают богатый урожай пшеницы, деревни часто самодостаточны, они электрифицированы, снабжены системами артезианского водоснабжения, там есть тракторы. Живут там в основном сикхи и джаты. В Раджастхане и Мадхья-Прадеше деревни тоже вполне самостоятельны, часто огорожены общей стеной, но они гораздо беднее, у них полуразрушенные или плохо отремонтированные дома, даже у доминирующих там семей раджпутов. В дождливой долине Ганги в центре Уттар-Прадеша, в восточном Бихаре и Западной Бенгалии основным продуктом питания является рис, а плотность населения настолько высока, что деревенские власти вынуждены просить разрешения расширить занимаемую территорию. Доминирующими джати там, как правило, являются брахманы тхакуры и варендры, а также каястхи. В Бенгалии и на Малабарском побережье штата Керала крестьянские дома часто возвышаются над рисовыми полями, их строят на бамбуковых сваях, чтобы максимально использовать влажную плодородную землю. Каждый год там собирают три, реже
два, урожая риса. Взаимозависимые деревни распространены в Карнатаке и Махараштре, бывшем штате Майсур, там доминируют представители оккалига и лингаятов. В деревнях Декана большинство населения составляют маратхи. В этой части центральной Индии наиболее распространенными культурами являются просо, хлопок и сахарный тростник. Большинство деревень прибрежной части Ориссы населяют ории, а в ее горных областях живут племена кондх. Дальше на юг, в штатах Андхра и Тамилнад, быстро растет численность далитов ади-дравидов, это вынуждает остающихся в меньшинстве смарта брахманов и шри вайшнава брахманов жаловаться на жестокую дискриминацию. Таким образом, современные кастовые объединения и всеобщие выборы медленно, но неуклонно изменяют жизнь и структуру общества аграрной Индии, их роль в этом процессе сильнее и глубже, чем влияние новых промышленных городов и быстрорастущих перенаселенных мегаполисов.
        Урбанистическая революция
        Ускоряющиеся темпы урбанизации - мощный и сложный процесс, который способствует трансформации индийского общества. Около четверти населения Индии сосредоточено в небольших и крупных городах с населением более 5000 жителей, плотность населения в них достигает тысячи и более человек на квадратный километр. В этих городах по меньшей мере 75 % мужчин заняты на работах, не имеющих отношения к сельскому хозяйству. Многие индийские деревни превосходят по количеству жителей небольшие города, и различия между ними в целом незначительны, потому что в больших селах также есть промышленные предприятия, но они, как правило, производят только кирпич для собственных нужд и для ближайших деревень поменьше. Более 50 % горожан живут в городах с населением, превышающим 100 тысяч человек, в числе которых пятьдесят крупнейших мегаполисов Индии, миллионников и многомиллионников, их жизнь так же далека от жизни крестьян, как далека деревня от системы скоростных шоссе в Нью-Дели и сталеплавильного завода в Джамшедпуре. В Мумбаи сегодня живет более 16 миллионов человек, а в Нью-Дели, площадь которого 640 квадратных
километров - 15 миллионов.
        Города появились в Южной Азии по меньшей мере 4000 лет назад, с развитием Индской цивилизации. На месте современного Дели находятся руины без малого семи городов, в разные эпохи служившие столицами исчезнувших ныне династий. Торговая деятельность Ост-Индской компании привела к тому, что на месте британских фортов у Калькутты, Мадраса и Бомбея, выросли большие портовые города, которые развивались на протяжении нескольких последних веков и превратились в современные великие и ужасные мегаполисы. Распространение начавшегося в Манчестере процесса индустриализации привело к тому, что Индии в ХГХ веке в какой-то момент была свойственна деурбанизация: миллионы горожан не выдержали конкуренции с британской промышленностью и были вынуждены вернуться к крестьянскому труду в свои деревни. Однако к концу столетия в Гуджарате, Бомбее, Бенгалии и Мадрасе появились небольшие промышленные города, в которых производили хлопковые, джутовые и другие ткани, способные конкурировать с дешевым британским импортом.
        Индустриальное развитие Индии долго подавлялось Британской империей, отказывавшейся поддерживать местных предпринимателей. Однако в ходе Первой мировой войны Великобритания ощутила потребность в индийской продукции, и это пересилило ее нежелание позволять индийским производителям получать прибыль. Дальновидный пионер индийской промышленности Джамшид Н. Тата[33 - Джамшид Н. Тата - индийский промышленник, основавший Tata Group, самый крупный конгломерат в Индии. Его считают «отцом индийской промышленности».] (1839 -1904) смог открыть металлургический завод без поддержки правительства. Во время Второй мировой войны гигантский промышленный комплекс Тата в Джамшедпуре разросся и стал крупнейшим предприятием этой отрасли во всей Британской империи.
        После обретения независимости в Индии появилось множество промышленных предприятий, металлургических и электрохимических, производящих электронику и атомную энергию. Крупные города в Индии растут в два раза быстрее небольших деревень. За последние двадцать лет население Нью-Дели увеличилось в четыре раза, входящий в него район Старый Дели утроил число своих жителей, теперь в его трущобах живет больше людей, чем где-либо еще, за исключением разве что трущоб Мумбаи и Колкаты. Более 30 процентов новых делийцев - нищие поселенцы, они живут в трущобах, где нет никаких коммунальных удобств, и это в самом сердце Нью-Дели, великолепной современной столицы. Более того, даже в предназначенных для стабильного среднего класса спальных районах на южной, западной и восточной окраинах Нью-Дели после 6 часов утра не бывает воды и нередки проблемы с электричеством: в сети, перегруженной из-за постоянно включенных бесчисленных кондиционеров, скачет напряжение. Та же ситуация в Мумбаи и Колкате.
        Городские «котлы» в Индии служат «скороварками» социальных перемен. Крестьяне, которые приехали в город и нашли работу в офисных центрах или на заводах, пользуются городским транспортом: в переполненных автобусах, трамваях, пригородных поездах они оказываются в непосредственной близости от других пассажиров, чьи джати, религиозные убеждения, место рождения, равно как и моральные устои, определить невозможно. В суете большого города не остается времени на то, чтобы беспокоиться об удобствах, проявлять любопытство или заботиться об условностях провинциального этикета. Если чистый брахман просто перейдет улицу в Мумбаи или Колкате, он соприкоснется с таким количеством «грязных» тел, что вожделенная мокша отдалится от него на несколько инкарнаций. Городские служащие научились разделять свою жизнь: возвращаясь вечером домой, они моются, переодеваются, поют свои мантры и предлагают цветочные гирлянды или немного гхи[34 - Гхи - топленое сливочное масло.] божествам, изображенным на домашнем алтаре.
        Во многих городах Индии плотность населения в некоторых районах составляет более 2000 человек на гектар, во многих домах есть только одна раковина с краном, нет чистых резервуаров для воды и нет закрытой канализации. Трущобы Ахмедабада, Ченнаи, Мумбаи и Колкаты - худшие из таких районов.
        Нью-Дели во многих отношениях нетипичный индийский город, это скорее отдельная метрополия, нежели столица страны «третьего мира». В 1982 году щедрые капиталовложения для подготовки города к Азиатским Олимпийским играм позволили возвести в Нью-Дели крупнейший в Азии освещенный стадион, более чем вдвое увеличить число пятизвездочных отелей, построить современную систему скоростных шоссе, украсить фонтанами центральный правительственный квартал и превратить город в символ современной власти и могущества. Тем не менее движение на дорогах там осталось таким же опасно хаотичным, как и везде в Индии. На некоторых перекрестках есть светофоры, но ни они, ни нарядные дорожные инспекторы в белой форме, в перчатках и со свистками, стоящие в круглых прозрачных кабинах, не в состоянии контролировать хаотическое движение автомобилей, автобусов, мотороллеров, велосипедов, а также пешеходов и животных, скапливающихся на дорогах в часы пик.
        Индийские дороги, даже в сердце Нью-Дели, напоминают сложную систему варна-джати, с ее сложной иерархией. Мерседесы с тонированными стеклами и Сузуки с кондиционерами, украшенные правительственными флагами на крыльях и капотах, остаются пукка сахибами[35 - Пукка сахиб - разговорное индийское, представитель высшего класса.] на любой дороге.
        Они пользуются такими же привилегиями, как западные машины скорой помощи с мигалками и сиренами, или правительственные кортежи, или пожарные машины с их приоритетным правом остановить движение остальных автомобилей и двигаться на максимальной скорости. Далее на иерархической лестнице стоят лимузины и внедорожники кшатриев и вайшьев, на них нет флагов, но они сами по себе являются символом богатства и власти представителей правящего класса, которые могут себе позволить роскошь. Далее следуют оборудованные кондиционерами автобусы с иностранными туристами - новыми дважды рожденными в современном мире. Священные коровы с оседлавшими их бородатыми садху, разумеется, идут туда, куда пожелают. Относительно свободны в движении и мотоциклы. Старые грузовики и муниципальные автобусы, трехколесные ламбретты, запряженные волами повозки, а также рикши и велорикши на дороге соответствуют шудрам и внекастовым. Тяжелые грузовики не приближаются к «мертвому» центру, но по удаленным дорогам они движутся, никого не боясь и ни на кого не обращая внимания. В общем, неудивительно, что смертность в результате
дорожно-транспортных происшествий в Индии в двадцать раз выше, чем в Америке.
        В 1947 -1948 годах в окрестностях Дели обосновались миллионы беженцев из Пакистана, сикхов и индусов, их лагеря со временем превратились в города-спутники, они были построены при поддержке комиссии по реабилитации министерства социальной юстиции и правопорядка. Во время чудовищной оргии насилия, последовавшей за убийством премьер-министра Индиры Ганди в конце 1984 года, толпы озверевших, жаждущих мести индусов подожгли несколько сикхских поселений на окраине Дели, превратив их в крематории: за те семьдесят два часа, которые длились беспорядки, в огне погибли тысячи невинных сикхов. Так самый современный город Индии превратился в самое варварское место в стране, такова опасность урбанизации, о которой давно знают жители Запада, бывшие свидетелями расовых беспорядков в Чикаго, Филадельфии, Детройте, Лондоне, Белфасте и Бейруте. Тем не менее трагедия в Дели стала мрачной иллюстрацией несостоятельности городского планирования в Индии. Через месяц после того кошмара, все опасности ускоренной урбанизации ощутили на себе мирно спящие жители Бхопала, нефтехимической столицы Индии. Ее население стало расти
с катастрофической скоростью с тех пор, как в 1970-х годах там был построен завод удобрений фирмы Union Carbide. В Бхопале произошла тяжелейшая в современной Индии промышленная катастрофа: резервуары, в которых скапливался смертельно-ядовитый газ, оказались ненадежными, газ попал в город и унес жизни по меньшей мере 1700 жителей, оставил инвалидами с повреждениями глаз и легких еще 200 тысяч человек, которым чудом удалось выжить. Бхопал стал единственным городом в Индии, население которого уменьшилось за счет массового возвращения мигрантов в свои деревни и небольшие городки.
        Третий по величине город в Индии - Колката, в его состав входит около сотни городских единиц с общим населением около 14 миллионов человек. В сердце этого сложного комплекса городов и районов расположен старый город, раскинувшийся на берегах реки Хунгли. Его в 1690 году основал британский купец Джоб Чарнок, а двести лет спустя Киплинг пророчески описал его как «Город страшной ночи», хотя в те времена Колката была сравнительно безопасной и пустынной. Колката стала первым индийским городом, получившим у британцев «муниципальный» статус. К началу прошлого века ее население составило миллион жителей. Три четверти семей в городе живут в убогих однокомнатных квартирах, в которых нет внешних дверей, водопровода и нормальной канализации. Зато это первый в Индии город, потративший целое состояние, чтобы проложить линию метро длиной в одну милю в шикарном районе вокруг крепости Форт-Уильям. Его примеру последовал и Дели, где в 2006 году была открыта первая ветка сразу ставшего популярным метрополитена. Марксистское правительство Западной Бенгалии не смогло превзойти своих предшественников и решить острые
проблемы городской нищеты и неравенства. И без того недостаточно очищенная вода течет в Колкате по ржавым трубам водопровода, построенного еще британскими инженерами в 1870 году, максимальный срок эксплуатации этого водопровода составляет 100 лет. Центральную городскую канализацию, при постройке рассчитанную на обслуживание 600 тысяч человек, сейчас используют более 3 миллионов человек. Ховрах, промышленный близнец Колкаты, стоящий на другом берегу реки Хунгли, до сих пор связан со своим братом всего двумя мостами, движение по которым представляет собой постоянный затор.
        В последние десятилетия Мумбаи занял место основного финансового, торгового и делового центра страны. Западная столица штата Махараштра опередила восточную столицу Бенгалии как по количеству населения, так и по богатству. Но в процессе борьбы с Колкатой, Мумбаи пал жертвой тех же болезней городского упадка и незапланированного роста, что и ранее искалеченная ими Колката. Его воздух сильно загрязнен выхлопными газами автомобилей и дымом из труб промышленных предприятий, водоснабжение ограничено, а вода дурно пахнет, улицы и переулки переполнены транспортом, близлежащие поля и болота стихийно заселяют толпы ежедневно прибывающих бедных переселенцев из деревень. Последние десять лет Мумбаи постепенно превращается из наиболее процветающего и перспективного в наиболее опасный и деградирующий город Индии. Нельзя сказать, что поблекла красота подобной сверкающему ожерелью набережной Marine Drive, или что фондовые и товарные биржи приходят в упадок. Кроме того, наиболее ценным активом города остается порт, украшенный уникальными древними статуями, главная из которых - гигантская тримурти (трехликая)
голова Шивы на острове Элефанта, по-прежнему, как магнит, притягивает туристов. Расположенный на соседнем острове Центр ядерных исследований - главный бастион современной мощи Индии.
        Международный аэропорт Мумбаи занимает второе место после Нью-Дели по количеству обслуживаемых авиарейсов. Обеспечиваемые им торговые авиаперевозки вносят существенный вклад в национальную авиатранспортную индустрию, доход от которой уже превышает 40 % дохода Индии от морской торговли. Нигде в Индии не платят 50-процентный налог на прибыль, как это делают богатые жители и кинозвезды Мумбаи, в этом поистине космополитическом центре расположены торговые дома и киностудии, возглавляемые представителями самых разных национальных групп, таких как парсы, марвари, джайны и мусульмане-шииты. В Мумбаи и окрестностях расположены более 5000 предприятий в самых различных отраслях, от крупнейших хлопковых и химических до машиностроительных заводов, обеспечивающих работой более миллиона человек. В новой промышленной зоне построены Центр атомных исследований имени Хоми Бабы, несколько нефтеперерабатывающих заводов, тепловых электростанций, а также нефтехимические заводы и предприятия по производству удобрений. В самом Мумбаи сегодня проживает около 100 тысяч человек на квадратный километр.
        Ченнаи остается основным центром урбанизации в Южной Индии и быстро приобретает качества своих более крупных моделей - Колкаты и Мумбаи. Когда-то сонный городок, возведенный в 1639 году Ост-Индской компанией вокруг форта Сент-Джордж на одном из самых красивых песчаных пляжей Коромандельского побережья, превратился в город, где как грибы растут трущобы, где полным-полно шумных базаров, постоянные заторы на дорогах, загрязнены воздух и вода. Его население продолжает увеличиваться за счет постоянного притока тамильских беженцев со Шри-Ланки, стремящихся найти приют в Тамилнаде, штате, названном «Землей тамилов». Стекаются в Ченнаи и деревенские переселенцы из северных и западных районов, они надеются найти работу на заводах или киностудиях, наняться в строительные компании, которым требуются армии неквалифицированных рабочих, чтобы носить кирпичи и цемент и собирать бамбуковые леса. Чтобы приезжие могли выжить, для них возводят многоэтажные бараки. Нефтехимические и автомобилестроительные заводы, фабрики по производству резины и другие промышленные предприятия расположились севернее коммерческой и
жилой части Ченнаи. На юго-западе находятся крупные киностудии, там начали свой путь к славе и богатству многие южноиндийские политики. «N.T.R.», Нандамури Тарака Рама Рао, популярнейший актер, дравид по происхождению, в 1980-х годах стал главным министром штата Андхра, в 1989 проиграл выборы и вернулся в кино, чтобы сыграть бога Вишну. Другой любимец публики, М. Г. Рамачандран (M.G.R.), основал в Тамилнаде Всеиндийскую федерацию дравидийского прогресса и оставался ее лидером вплоть до своей смерти в 1989 году.
        Каждый крупный город Индии сталкивается с одинаковыми проблемами: жилье, транспорт, вода, школы и больницы. И никто не планирует особых изменений, разве что осталась надежда на «образцовый» город Чандигарх, который спроектировал французский архитектор Ле Корбюзье и которому лично благоволил Джавахарлар Неру, называя его урбанистическим символом Новой Индии. Но даже Чандигарх, в 1966 году ставший столицей сразу двух штатов - Пенджаба и Харьяны, заразился свойственными всем индийским городам болезнями: вокруг него разрослись трущобные районы незаконных поселенцев, перенаселенные, плохо обслуживаемые и некачественно построенные. Кроме того, во всех индийских городах становится весьма проблематичной доставка почты: в Нью-Дели, Мумбаи, Ченнаи, Колкате, Бангалоре, Майсуре, Пуне и Чандигархе на окраинах одному названию улицы и номеру дома часто соответствуют несколько улиц и домов. Из-за слабости муниципальных властей большинство этих районов лишено электричества, даже если в домах есть розетки и проложены кабели.
        Индийцы, конечно, научились приспосабливаться, и многое из того, что происходит в Индии, кажется западному человеку загадочным. Гость может появиться в самое неожиданное время, «почувствовав», что человек, к которому он пришел, хочет его видеть, пообщаться или выпить чаю за компанию. Жизнь в городах более жестокая и более непредсказуемо опасная, чем в деревнях. Каждое десятилетие новая муниципальная власть создает комиссию по планированию, которая тратит время и деньги на изучение нужд города и разработку проектов городов будущего, но все эти проекты, какими бы правильными и полезными они не казались, никогда не доходят до стадии реализации, а прямиком отправляются в архив, становясь частью истории Индии.
        Регулируемая или нет, индийская урбанистическая революция продолжает набирать обороты, где-то быстро и громко, где-то медленно и тихо. Непрекращающиеся потоки переселенцев днем и ночью движутся, привлекаемые блеском и могуществом, деньгами и надеждой, которые будто бы обещают крупнейшие города Индии. Но блеск и сияние городов меркнут, потому что там уничтожается последняя растительность и остатки чистого воздуха.
        Незаметно, коварно, непрестанно и беспричинно огни города, его транспорт, звуки и запахи изменяют умы и сердца сельских жителей. Страхи и предрассудки, воспитанные системой джати, исчезают перед лицом более пугающей реальности, подобно тому как металлургический завод или ткацкая фабрика стирают воспоминания о рисовых и пшеничных полях. Появление в крупных городах большого количества недавних крестьян тормозит темпы урбанизации, или по крайней мере уменьшает скорость той «модернизации», к которой мы привыкли на Западе. Индийская модернизация представляет собой столь же оригинальную версию модернизации, как индийский английский язык по сравнению с британским или американским английским. Городское планирование в Индии в лучшем случае осуществляется эпизодически, без согласования с соседними районами и службами, а в худшем - просто отсутствует, уступая место анархии. Индийские города растут в пугающих и взрывоопасных условиях недостатка руководства, контроля и разумно направляемых усилий.
        Сегодня население Индии составляет более 1,2 миллиарда человек. Приблизительно треть живет в городах. И если в ближайшем будущем не будут созданы централизованно управляемые службы городского планирования, то индийская урбанистическая революция станет самой серьезной проблемой Индии, более серьезной, чем все остальные ее проблемы вместе взятые.
        Глава пятая
        Искусство и наука
        Мать, я поклоняюсь тебе!
        Ты - искусство мудрости, ты - искусство закона,
        Ты - наше сердце, наша душа, наше дыхание,
        Ты - божественная любовь и благоговение
        В наших сердцах, которые побеждают смерть.
        Нашими руками движут твоя сила,
        Твоя красота, твое очарование.
        Все божественные образы
        В наших храмах - твои.
        Банде Матарам[36 - «Гимн Родине-матери», текст на бенгали Банким Чандра Чаттерджи, пер. на английский Шри Ауробиндо.]
        Искусством пронизаны все проявления индийской жизни и индийской цивилизации. Все лавки специй и косметики на индийских базарах представляют собой палитру ослепительно-ярких красок: торговцы интуитивно чувствуют гармонию и грубыми руками выстраивают идеальные пирамиды из кроваво-красной хны, куркумы, кориандра и шафрана. Для проведения пуджи и служб в индуистских храмах делают гирлянды из календулы, жасмина и роз. Это настоящее искусство, заключающееся в безукоризненном сочетании оттенков и размеров соцветий. Зайдите в самую убогую лачугу ткача в городе Канчипурам, и вы увидите там шелка, тонкие и прозрачные, как паутина, достойные стать нарядом богини. Или поднимитесь по мрачной лестнице на чердак в одну из мастерских Варанаси - там золотыми и серебряными нитями вышивают сложнейшие, изысканнейшие узоры, и счастливые обладательницы этих прекрасных художественных тканей никогда не узнают имен мастеров, трудившихся над их созданием.
        Потомки тех самых мастеров, которые когда-то создали Тадж-Махал, сегодня продолжают жить в его окрестностях. Они тщательно и терпеливо восстанавливают разрушающиеся от времени «цветы» из мрамора и полудрагоценных камней на фасадах этого великолепного мавзолея, который поддерживается практически в первозданном виде, благодаря «реинкарнации талантов» его создателей. Столь же заботливо поддерживается комплекс храмов Кхаджурахо: эротические композиции влюбленных богов восстанавливают скульпторы, унаследовавшие мастерство своих предков, живших более тысячи лет назад. Каждый религиозный индуистский фестиваль представляет собой красочное зрелище живого ритуала. Тысячи представителей разных каст из деревень и поселков движутся торжественными колоннами. Оформляя свои повозки, они импровизируют, устанавливают на них фигурки божеств, украшенные шелками и драгоценными камнями в серебряных оправах, ожерельями из разноцветного стекла, бисера и прочей яркой мишуры. Эти процессии сияют, подобно восходящему солнцу, и обычно завершаются омовением культовых фигурок речной водой.
        Индийское искусство в чистом виде - это йога, поклонение богам, совершаемое в рамках правил и предписаний, своего рода «знание», древнейшая индийская наука. Шива - «величайший бог», почитаемый йогами, изображается как «король танца» (Натараджа), он представляет собой самое замечательное воплощение божественного могущества когда-либо созданное в индийском искусстве. Бог Шива стоит в центре мандалы, окруженный кольцом космического огня, его левая нога поднята, она символизирует освобождение, а правая стоит на поверженном карлике-демоне. Великий четырехрукий бог держит в одной руке барабан - символ творения, в другой - космический огонь, а две оставшиеся соединены в мудре (жесте) бесстрашия, и направлены к небу. Начало, продолжение и прекращение его танца жизни (Наданта) знаменуют начало, продолжение и завершение циклов жизни вселенной, сменяющих друг друга, согласно божественному плану.
        Скульпторы из южноиндийской Чолы по меньшей мере десять веков отливают своих бесценных Натараджей, пользуясь технологией, которую начали разрабатывать еще три тысячи лет назад в долине Инда. Индийские металлурги внесли свой вклад в создание бронзовых скульптур и пользуются в мире таким же уважением, как итальянские художники эпохи Возрождения. Бронзовая фигурка танцующей девочки, найденная в Мохенджо-Даро, свидетельствует не только о древности индийской техники скульптуры и металлургии, но и о тысячелетней традиции искусства танца в индийской цивилизации.
        Древняя индийская мудрость гласит: «Человек, не имеющий представления о музыке, литературе или искусстве, подобен дикому зверю, разве что лишен хвоста и клыков». Искусство - оружие цивилизации, защищающее ее от тяжелых испытаний и освещающее темные участки пути, помогая преодолеть всевозможные опасности и трудности. Индийская мудрость всегда называла искусство ключом к спасению, к достижению абсолютного освобождения, к которому стремятся все благочестивые индусы. Искусство считают одухотворенным способом бегства от суровой реальности, с которой в Индии приходится сталкиваться на каждом шагу. Целостная система индийского искусства, единство его разнообразных форм, помогают человеку отстраниться от однообразного и печального мира, дают ему глубокие художественные переживания и полноценный чувственный опыт. Индийское искусство подобно всепоглощающему шуму звенящих колокольчиков и бою барабанов, гремящих в переполненном храме Богини Матери, когда какофония звуков, аромат благовоний, сияние мерцающих свечей смешиваются с осязаемой вибрацией звучащих мантр, вызывая одновременно чувства недоумения, ужаса
и восхищения перед мерцающей реальностью. Как и все остальное в Индии, ее искусство одновременно абстрактно прекрасное и приземленное, волнующее, чарующее, бесплотное и чувственное. Подобно маленькой вселенной индуистский храм помогает нам подняться над земными проблемами и страхами сансары в обитель полубогов, которая выглядит столь же хаотичной и перенаселенной, как земные города. Но она совсем другая - наполненная высеченными из камня бессмертными богами и богинями, которые наслаждаются обнаженными телами друг друга, принимая поклонение людей, тысячелетиями ожидающих мокши.
        Рабиндранат Тагор (1861 -1941) - великий индиец XX века, которого Махатма Ганди называл Гуру Дев (божественный учитель), внес неоценимый вклад в индийское искусство. В 1913 году Тагор получил Нобелевскую премию по литературе за прекрасную поэзию, прозу и драматические произведения, которые он писал как на английском языке, так и на бенгали. Кроме того, он был замечательным художником, педагогом и композитором. Его жизнь была палитрой, на которой смешались краски всех искусств. Сын богатого бенгальского заминдара, Тагор не только стал олицетворением целомудренной духовности индийской цивилизации, но и достиг вершин западной чувственности. Это был величайший деятель современного искусства Индии, избавившийся от влияния предрассудков и стереотипов, связанных с происхождением, страной и национальностью, художник самого высокого уровня, творчество которого вдохновляет всех людей, будучи обращенным к ним на универсальном, понятном всем языке. К живописи Тагор обратился довольно поздно, осознав, что «слова чересчур продуманы, а линии нет. У каждой идеи есть своя форма и цвет, которые ждут своего
воплощения на холсте художника… Мое утро началось с песен и стихов; сейчас, когда жизнь приблизилась к вечеру, мое воображение наполнили формы и цвета». Гуру Дев Тагор говорил, что любовь несет столько радости, что «выразить ее можно только при помощи искусства… Любовь свидетельствует о том, что вне нас существует нечто, что мы не можем контролировать, и это нечто очень активно, оно усиливает в нас ощущение нашего собственного существования. Это нечто наполняет сиянием реальность окружающего мира». Тагор был певцом возвышенной любви, как и живший задолго до него Калидаса. Сборник стихов «Гитанджали», опубликованный в 1913 году, принес ему Нобелевскую премию.
        Свет, свет мой, мир наполняющий свет, взоры ласкающий свет,
        сердце услаждающий свет.
        Ах, свет танцует, возлюбленный мой, в сердце моей жизни;
        свет ударяет, возлюбленный мой, по струнам моей любви;
        небо разверзается, ветер бушует, смех проносится над землей.
        Мотыльки поднимают свои паруса в море света.
        Лилии и жасмины распускаются в волнах света.
        Свет рассыпается золотом на каждом облаке, возлюбленный мой,
        и алмазы сыплются в изобилии.
        Веселие течет от листа к листу, возлюбленный мой,
        ликование безмерное. Небесная река вышла из берегов,
        и радость затопляет все[37 - Пер. Н. А. Пушешникова.].
        Танцы, драматургия и музыка
        Натья-шастра (Учебник танцев, драматургии и музыки) - старинный индийский текст, посвященный искусству и связанный с мудрецом Бхаратой. В честь этого древнего трактата и его автора назван классический индийский стиль танца Бхарат Натьям, который зародился в Южной Индии. Натья-шастра датируется примерно II веком нашей эры и иногда ее называют «пятой Ведой». Она учит, что все виды искусств были «созданы Богом» в первую очередь для его собственного развлечения и уже затем для удовольствия смертных, включая низших шудр. Последним запрещалось слушать или повторять ведические мантры, однако им позволялось танцевать, приближаясь к Богу при помощи жестов, ритмических движений и песен, исполненных любви и преданности. Бхакти («преданность» или в другом значении «чувственная любовь») - это движение в вайшнавизме, открывшее путь к освобождению для индуистов низших каст и женщин, преимущественно посредством пения и танцевально-драматических постановок, в которых мог принимать участие практически каждый индиец. Шудры и даже внекастовые индийцы присоединялись к группам бродячих певцов и артистов, подобно
цыганам из Раджастхана, которые вечерами выступали на открытых площадках или, если повезет, в царских дворцах. Индуистские храмы стали местом, где девадаси (служанки Бога) исполняли танцы Бхарат Натьям. Этих девушек в младенчестве оставляли на ступенях храмов родители, которые не могли прокормить своих детей из-за нищеты. Подкидышей из милости воспитывали брахманы-священники.
        Считается, что первыми индийскими актерами были сто сыновей Бхараты, которые играли под хор божественных нимф, материализованных богом Брахмой. Большинство индийских артистов и танцоров происходили из низших каст или были неприкасаемыми, многим пришлось бежать из своих деревень, опасаясь наказания, например, за неравный брак и прочие нарушения правил кастовой системы, и зарабатывать средства к существованию актерским мастерством. «Великой традиции», записанной в трактатах вроде Натья-шастры, предшествовали фольклор и народная драма. Индийский фольклор до сих пор остается живым и актуальным искусством, он имеет свои особенности в каждой части полуострова, и его лишь недавно начали систематически изучать и записывать, благодаря современным диктофонам и видеокамерам. Странствующие певцы и танцоры подобны крови, циркулирующей по телу индийской цивилизации, освежающей самые удаленные ее конечности и органы. Благодаря выступлениям артистов неграмотные люди получают гораздо более ясное представление о национальной истории и мудрости Пуран, коль скоро им трудно, а порой и невозможно что-либо понять из
брахманических мантр и высокопарных ведических текстов.
        Индийская цивилизация разработала свой собственный стиль эстетического восприятия, равно как уникальный стиль танца, музыки и скульптуры. Индийское искусство призвано отражать разные варианты эмоций и чувств (раса) и различные состояния сознания (бхава). В Натья-шастре описываются четыре основные расы[38 - Раса - здесь богословское понятие; теории расы сформулированы основоположником санскритской драматургии, или «Натья-шастры». Это взаимоотношения с Богом в духе любви и преданности, раса, очень близки к различным вариациям любовных чувств, испытываемых людьми друг к другу. Расы делятся на низшие и высшие. В «Бхагавадгите» (11.44) Арджуна упоминает три наиболее возвышенные расы - супружеские, дружеские и родительские взаимоотношения.]: эротика, героизм, насилие и отвращение, которые образуют девять основных состояний, составляющих спектр художественной палитры Индии: любовь, смелость, радость, ненависть, гнев, жалость, страх, удивление и духовное умиротворение. Каждая из этих рас вызывает множество бхав, состояний сознания, изменяющихся в зависимости от времени дня или ночи, здоровья, погоды и
других факторов. Существует по меньшей мере тридцать три бхавы, иногда говорят о сорока девяти. Любовь, что неудивительно, обычно ассоциируется с состоянием счастья, тогда как разлучение возлюбленных вызывает бхаву боли. С другой стороны, состояние жалости вызывает смертельные болезни, разорение, пленение, столь трагические события способны пробудить смелость или привести к духовному умиротворению.
        Разумеется, классический актер должен уметь правильно показать каждую расу и бхаву, но с другой стороны, зрители также должны изучить язык искусства, чтобы получить максимальное удовольствие от постановки и оценить мастерство исполнителей. Подобный симбиоз создает мощное поле эстетического удовольствия, которое с одинаковой силой ощущают как артисты, так и зрители. Таким образом, благодаря образованности и восприимчивости аудитории, постановки Бхарат Натьям и выступления музыкантов, играющих на ситарах и таблах, способны вызвать у зрителей мистические или божественные переживания. Поэтому индийские любители искусства во время спектаклей или концертов никогда не стесняются громко высказывать одобрение, отбивать такт, раскачиваться, причмокивать и разными прочими способами выражать свое удовольствие. Поведение, которое западные зрители могли бы расценить как оскорбление артистов или признак дурного вкуса, у индийских любителей искусства имеет противоположное значение.
        Санскритское слово «натья» одновременно означает и танец и драму. Классические индийские танцы представляют собой продуманные драматические постановки, рассказывающие истории из эпических произведений на сложном языке жестов (мудр) и движений тела, включающем не менее тридцати шести разновидностей взглядов, способов прикрывать и открывать глаза, шевелить бровями, а также двадцать два положения головы и шеи, каждое из которых отдельно описывается в Натья-шастре. Со временем к каноническим мудрам добавились сотни дополнительных, и каждый великий артист Бхарат Натьям должен был не только в совершенстве овладеть традиционной формой, но и добавить одну или две собственные мудры, так, например, сделал Баласарасвати, изображая полет кустам Господа Кришны, окрыленного бхакти (любовью) сердца. Поэтому неудивительно, что для овладения техникой классического танца требуется многолетняя ежедневная практика, и этот вид искусства по-прежнему привлекает талантливых юных индийцев так же, как балет на Западе.
        Лучшие школы Бхарат Натьям расположены в Ченнаи. Нью-Дели также постепенно превращается в современный центр обучения и представления Бхарат Натьям. Танцовщицы Бхарат Натьям обычно очень красивы, они одеты в разноцветные шелковые сари, в их волосы вплетены цветы жасмина, их головы украшены драгоценными камнями, ноги - золотыми браслетами, звонкими колокольчиками и рисунками. Выступление может длиться несколько часов, начинается оно обычно с танца алариппу (предложение цветов), посвященного богу Кришне. Следующая композиция представляет собой демонстрацию мастерства танцовщицы, она танцует в разных ритмах и с разной скоростью. Затем начинается танец-молитва, сопровождаемый песней о преданности Богу (пада), которая может исполняться одним или несколькими певцами на разных языках - санскрите, телугу или тамильском, танцовщицам может аккомпанировать старик с фисгармонией. Выражающие преданное поклонение пады адресованы Кришне или Богине Матери и часто состоят из одного-двух стихов, которые повторяются во множестве ритмических вариаций, давая танцовщице время, чтобы восстановить дыхание, пока она
переводит слова в мудры. Затем следует нескольких лирических композиций, а завершает Бхарат Натьям самый энергичный во всей постановке танец: танцовщица очень быстро движется, кружится и так топает ногами, что содрогается сцена и, кажется, что это сам Шива Натараджа решил встряхнуть вселенную. Ее ловкость и способность не только удержаться на ногах на такой скорости, но и полностью контролировать свои движения вызывает восхищение. После этой вспышки взрывной энергии (титана) у зрителей часто перехватывает дыхание, так же как и у танцовщицы.
        Кучипуди - еще один стиль классического танца Южной Индии, сформировавшийся в XVII веке и названный так в честь деревни в штате Андхра-Прадеш, которая считается его родиной. Стиль Кучипуди, представляющий собой изысканное сочетание духовных и светских эмоций, завоевал широкую популярность в современной Индии и сейчас распространен в Нью-Дели, штатах Андхра и Тамилнаде. Наиболее известной постановкой в этом стиле классического танца является история о ревнивой жене Кришны Сатьябхаме, которая злилась из-за того, что ей приходится делить мужа с другими его 16 тысячами жен. Глупая Сатьябхама, надеясь получить Кришну в полное распоряжение, решила пожертвовать его мудрецу Нараде в качестве слуги, чтобы затем выкупить. Когда другие жены Кришны узнали о плане Сатьябхамы, они уговорили мудреца освободить их мужа и Кришна вернулся к своим любимым Радхе и Рукмани. Сатьябхама отправилась в «комнату гнева» во дворце Кришны. Эта история всегда находила отклик в сердцах и умах зрителей, поскольку в реальной жизни ревнивые жены из гаремов поступали точно также. В финале Кришна лично приходит к Сатьябхаме, чтобы
освободить ее из темницы ревности, он обращается к ней с нежными словами и еще более нежными поцелуями.
        Самый сложный стиль классического драматического танца называется Катхакали (пантомима). Он возник на территории Малабарского побережья, которая сейчас входит в штат Керала. Постановки Катхакали могут длиться до двенадцати часов, в них участвует очень много актеров, и все они - мужчины. Спектакли основаны на эпическом материале, как правило, «Рамаяне» или «Махабхарате». Костюмы и грим настолько сложные и изощренные, что для подготовки к выступлению артисту требуется несколько часов. Танцоры надевают огромные монструозные маски, они прыгают и кричат под ритмичные звуки барабанов и цимбал. У них длинные, ярко накрашенные ногти, благодаря которым мудры выглядят еще более выразительно. Все персонажи постановок Катхакали похожи на демонов, но подготовленный зритель легко отличит героев от злодеев по большим бородавкам на лицах последних. Точно так же, несмотря на кажущееся внешнее сходство персонажей, люди знакомые с эпосом не спутают Раму с Раваной или Ситу с Лакшмана. Обычно постановки Катхакали проводятся на открытых площадках и открываются оглушительным боем барабанов и пронзительными криками.
Зрителей от актеров отделяет простой занавес, декорации, как правило, не используются, на сцене присутствуют только танцоры и музыканты.
        Классический танцевальный стиль Северной Индии всегда находился под влиянием мусульманских традиций. Танцовщицы и по сей день облачаются в прозрачные шелка и вуали, а в качестве музыкального сопровождения используются персидские ритмы. Популярный в Уттар-Прадеше и Раджастхане Катхак (рассказ) был любимым стилем танца в гаремах, он особенно нравился британским чиновникам во времена старого Раджа. Танцующие «девочки», которых иногда играли юноши, вращались и кружились с нарастающей скоростью, размахивая длинными руками, их волосы развевались, а юбки взлетали, открывая обнаженные бедра и ягодицы. Часто исполнялись пады преданности, сентиментальные любовные песни на персидском языке или урду, которые подчеркивали основной пафос постановки, как правило, это были истории о неразделенной любви.
        Северо-восточный классический стиль Манипури возник в штате Манипур, на границе с Бирмой. Благодаря изящным плавным движениям танцоры Манипури напоминают кукол, стоящих на вращающихся подставках. Усиливают это впечатление местные костюмы - мужские дхоти и женские накрахмаленные цилиндрические юбки, больше похожие на бирманские, чем на индийские. Энтузиазм и целеустремленность танцоров Манипури вывели их из провинциальной безвестности и принесли им мировую славу. Стиль Манипури отличается от остальных классических индийских стилей упрощенной техникой исполнения, поэтому его часто изучают на Западе и в других частях Индии. Сами манипурцы просто обязаны уметь танцевать, поскольку они верят, что каждый деревенский житель должен посвятить танцу хотя бы один месяц в году, иначе боги рассердятся и пошлют пожар (распространенное бедствие в Манипуре), который уничтожит весь штат. Трижды в год, в ночи полнолуния, в Манипуре устраиваются постановки эзотерической Раса Липы (любовная игра), воссоздающей сцену обольщения Кришной поклоняющихся ему пастушек из Матхуры. Эта чувственная восемнадцатичасовая опера
считается священной мистерией и никогда не должна исполняться светскими актерами за пределами Манипура, хотя в последнее время в Нью-Дели было показано несколько постановок ее сокращенной версии. Танцовщицам Манипури обычно аккомпанирует один барабанщик, его обнаженный торс и ритмичные удары резко контрастируют с полностью одетыми, легко и плавно движущимися девушками.
        Разновидностей фольклорных танцев в Индии почти столько же, сколько деревень. Пожалуй, наиболее ярким из них является деревенский свадебный танец, возникший в Раджастхане. Жених с красочным «конем» из папье-маше на плечах с горячим энтузиазмом несется к испуганной невесте, обнажает меч и срывает им вуаль с ее лица. Символическое завоевание, разумеется, завершается лишь после эротически окрашенной погони и нескольких неверных взмахов меча, который, к счастью, тоже сделан из папье-маше. В большинстве деревень существуют танцы, исполняемые для предотвращения эпидемий страшных болезней, таких как оспа. Жители изготавливают фигуру, символизирующую то или иное заболевание, сажают ее в ярко раскрашенную корзину и под музыку и танцы выносят за границы деревни. Там, на землях, принадлежащих соседней деревне, они ее оставляют (что не очень предусмотрительно). Широко распространен народный танец с палками: мужчины и женщины составляют концентрические круги, в руках у каждого по две палки, они с нарастающей скоростью двигаются в противоположных направлениях и стучат своими палками о палки танцоров из
встречного круга. Требуется большая ловкость, чтобы избежать ушибов и переломов. Очень популярны акробатические представления с глотанием пылающих мечей и танцами на раскаленных углях, их обычно устраивают группы бродячих артистов, которые собирают большие толпы зрителей в городских парках или на сценических площадках во время фестивалей.
        Народные индийские танцы обычно изображают непристойные истории про обольщение в деревне или тоску несчастной девушки, брошенной развратным любовником. В подобных спектаклях злодеями обычно выступают злая свекровь или жадный землевладелец, которые являются носителями традиционных стереотипов и предрассудков в той же мере, что и уклад деревенской жизни в современной Индии.
        Огромная и чрезвычайно прибыльная киноиндустрия Индии продолжает эксплуатировать известные стереотипы и снимать пасторальные картины, где на запряженной быками телеге едут деревенские девушки, которые поют и поглядывают на работающих в поле юношей с обнаженными торсами. Радж Капур (умер в 1988 году) снимал, играл и продюсировал больше фильмов, чем любая другая кинозвезда в Мумбаи или Ченнаи. Младший брат Раджа, Шаши Капур, тоже стал кинозвездой, он также вышел на мировой уровень, снявшись в картине «Жара и пыль» по роману Рут Джабвала, производства Merchant-Ivory Production. Суперзвезда 1970-х и начала 1980-х годов Амитабх Баччан в 1984 году баллотировался в Лок сабху и легко выиграл выборы, став членом команды премьер-министра Раджива Ганди. В 1988 году он был вынужден уйти в отставку из-за скандала, связанного с причастностью его брата к торговле оружием, и сообщений о его счетах в швейцарском банке. Он вернулся в кино и по-прежнему привлекал огромное количество зрителей.
        Разумеется, развитие киноиндустрии в Индии привело не только к тому, что звезды получили возможность использовать свои доходы и делать политическую карьеру. Цветное телевидение и миллионы видеомагнитофонов и плееров пытаются потеснить киноиндустрию, но им все еще не удается снизить ее неисчислимые доходы и уменьшить количество людей, приходящих в огромные кинотеатры, особенно в Мумбаи, Калькутте и Ченнаи. Кинофильмы, помимо всего прочего, это волшебный мир, куда можно спрятаться от тягот городской жизни. В этой индустрии занято более полумиллиона индийцев, но большинство фильмов не выдерживает никакой критики и не окупает средства, затраченные на их производство. Лучшие работы крупнейшего индийского режиссера Сатьяджита Рая (1921 -1992) стали классикой мирового кинематографа, и все они - от трилогии «Три дочери» до фильмов «Шахматисты» и «Дом и мир» - описывают повседневную жизнь в его любимой Бенгалии. Его фильмы подобны лучшим произведениям индийского искусства, они доставляют полноценное удовольствие как эстетическое, так и чувственное. Мира Наир - одна из наиболее талантливых молодых
режиссеров, сняла несколько фильмов, которые одинаково популярны в США, Великобритании и Индии. Ее великолепные «Свадьба в сезон дождей» и «Массала Миссисипи» (творческая экранизация романа Джумпы Лахири «Тезки») заслужили мировое признание и имели большой успех в прокате.
        Музыка и песни всегда были и остаются неотъемлемой составляющей индийских классических танцев. Как правило, основанная на импровизации, индийская музыка мелодична и ритмична, но ей не достает гармонии и контрапункта. Мелодия, рага (цвета или страсти), обычно выстраивается из пяти или семи нот, восходящих или нисходящих. Каждой раге присуще собственное настроение: эротическое, героическое, патетическое, или уравновешенное; также каждая рага связана с определенным временем дня или года. Поскольку в индийской музыке большое значение имеет импровизация, вы никогда не услышите двух абсолютно одинаковых раг. В мифах говорится, что Кришна знал не менее 16 тысяч раг, но из них сохранились лишь несколько сотен, и только шесть получили собственные названия: бхайрава, каушика, дипака, хиндола, шрирага и мегха. Подобно индийским богам, мужские раги всегда имеют соответствующие им женские рагини, обычно две, но для раги бхайрава требуется не менее пяти. Бхайрава - самая могущественная рага, ее можно играть только на рассвете, она вызывает благоговение и страх. Хиндола - это рага любви, которую положено
исполнять ночью; мегха - музыка умиротворения и спокойной медитации. Каждая рага и соответствующая ей рагини отличаются определенными нотами и мелодическими фразами, которые иногда вдохновляют исполнителей на продолжительные импровизации, с восторгом принимаемые их поклонниками. В наши дни создаются новые раги, при этом учитываются требования современности, в том числе и в названиях. Так существуют раги «Свинг», «Интоксикация» и «Ядерная катастрофа».
        Индийская музыка сопровождается фоновым аккомпанементом, который создается при помощи тамбуры - четырех-или пятиструнного инструмента, настрой четвертой струны зависит от исполняемой раги, другие настроены всегда одинаково. Музыкальный ритм композиции называется тала (метроном, ритмический цикл), он может колебаться от трех до более чем сотни ударов. В древнем тексте Бхараты описывается двадцать два тала, но с тех пор их создано гораздо больше, и их продолжают создавать выдающиеся индийские музыканты, играющие на таблах. Наиболее известные и повсеместно используемые тала - это дадра, представляющий собой цикл из шести ударов, разделенных на две равные части;
        рупак, цикл из семи ударов, разделенный 3-2-2;
        джаптал, цикл из десяти ударов, разделенный 2-3-2-3;
        и тиин-тал, шестнадцать ударов, разделенные на четверти.
        Классическая инструментальная группа включает в себя трех музыкантов: ситарист и барабанщик на таблах попеременно импровизируют, вдохновляясь страстной игрой друг друга, а тамбуринист незаметно сидит позади них. Иногда могут собраться до шести артистов, но, как правило, не более того. Ситар, многострунный инструмент с двумя резонаторами, создан на основе древней лютни с одним резонатором и сотней струн, которая называлась вина и предположительно была сделана мудрецом Нарадой для услаждения богов небесными звуками. Каждый, кто слышал, как Рави Шанкар вдыхает жизнь в этот прекрасный инструмент, может оценить его богатейшее оркестровое звучание и бесконечный потенциал. Сарод - это музыкальный инструмент, напоминающий ситар, но более резонирующий, он часто используется для игры в дуэте с ситаром. Али Акбар Хан, великий музыкант прошлого века, игравший на сароде, присоединился к Рави Шанкару, их совместное блестящее выступление было посвящено открытию Фестиваля Индии в Вашингтоне в 1985 году. На этом историческом мероприятии, проходившем в Кеннеди-центре, играл и Ала Раха, виртуоз игры на таблах, чьи
руки так быстро двигались, отбивая ритм, что в момент кульминации становились невидимыми. Несколько сотен лет назад в Индию с Запада завезли скрипки, в инструментальных коллективах им обычно достаются «роли второго плана». Многие классические коллективы для создания фонового аккомпанемента вместо струнной тамбуры используют фисгармонию. The Beatles и другие современные западные музыканты использовали индийские мелодии и инструменты, особенно ситар и таблы, в своих композициях, ставших результатом гармонического взаимопроникновения индийского и западного искусства.
        Поклонение бронзовым и каменным божествам
        Уже более 4000 лет индийские скульпторы воплощают и увековечивают красоту человеческого тела в бронзе и камне. Индусы всегда поклонялись юным богам, изображения их богов столь женственны, что порой их трудно отличить от Богини Матери. Богиня Мать обычно полуобнажена, сладострастна, пышнотела и плодовита, именно так выглядят ее изображения в Индии и в музеях по всему свету. Ни в Греции, ни в Риме, ни в какой другой цивилизации не создавалось так много скульптурных изображений богов, как в Индии.
        До нас дошло не так много древних бронзовых и каменных изваяний долины Инда, но их достаточно для того, чтобы установить зарождение художественной традиции, расцвет которой наступил в начале нашей эры. Задолго до прихода арийских завоевателей там были высоко развиты литейное ремесло и резьба по камню. Благодаря греко-бактрийскому и кандагарскому влиянию на северо-западе, в Пакистане до сих пор сохранились эллинистические храмы, бесчисленные Будды и фризы из темного камня с сюжетами из жизни Будды, напоминающими скорее о Греции и Риме, чем об Индии.
        Но основные направления исконной индийской традиции начали формироваться в Мохенджо-Даро и Хараппе, развивались в раннюю арийскую эпоху и расцвели в школах Матхуры, Ориссы и государства Гуптов во времена правления династий Маурьев, Адхров и Гуптов. Другие стили отразились в постхристианском искусстве Пандианов и Паллавов и в бессмертных бронзовых творениях эпохи Чола. Каждый, кто путешествует по Индии, сразу заметит, что в скульптуре существует много вариантов региональных и местных стилей, так же как в музыке, театральном и танцевальном искусствах. Благодаря особенностям местных предпочтений и талантам мастеров из разных областей, архитектура рыночных площадей и деревень тоже разнообразна, они отличаются друг от друга подобно тому, как индуистские храмы меняются с севера на юг и с востока на запад.
        Несмотря на то, что величайшие произведения изобразительного искусства Индии вдохновлялись религией и создавались преимущественно для храмов, священных пещер и оформления дворцов, в большинстве своем статуи - это чувственные, часто обнаженные майтхуна (занимающиеся ритуальным тантрическим сексом), потрясающе натуралистичные изображения тел молодых людей. Исключения из светского стиля индийского «религиозного» искусства составляют лишь изображения Будды и просветленных тиртханкар (человек, достигший просветления) джайнизма. Но было бы нелепо ожидать, что монахи, последователи буддизма и джайнизма, станут изображать своих богов чувственными и сладострастными. Вдохновение совсем иного сорта испытывают художники, поклоняющиеся Богине Матери. Они подобны создателям храмов Кхаджурахо, которым предстояло найти способ для прославления изначальной силы и плодоносной страсти Шакти, чьи потомки населили землю. Как еще преданные бхаты могли адекватно отобразить великолепную форму Господа Кришны: экзальтированные пастушки бросали все дела и чувствовали оргастическое наслаждение, лишь направив взгляды своих
лотосов-глаз в сторону звуков его божественной флейты? И где скульптор мог отыскать камень, достойный Господа Шивы и его могучего фаллоса? Очевидно, что индуизм создает индийским художникам проблемы, с которыми вряд ли справилась бы иная вера и ее адепты, будь то вера истощенных индийским солнцем христианских миссионеров или вера иудеев, отрицающих ослепительный лик и форму Бога, или вера исламистов-иконоборцев.
        Самые древние каменные статуи пышнотелой Богини Матери обнаружены на территории Северной Индии, им более 2000 лет. Богиня изображена женщиной с огромными грудью и бедрами, ее живые воплощения и по сей день работают на полях Индии. В угоду современной моде сари часто надевают таким образом, чтобы уменьшить размер груди, но искусствоведы викторианской Англии явно ошибались, считая, что «вследствие культа плодородия жизненно важные атрибуты женского тела на фигурках были явно преувеличены», наверняка они никогда не бывали в индийских деревнях. В тщательном отображении пластичности и полнокровия молодого тела в отполированном песчанике и мраморе заключена жизнеутверждающая сила индийской скульптуры. Но основное вдохновение художники черпают в индуистской вере, они полагают, что воссоздание прекрасных тел, слившихся в вечном объятии, является высочайшей формой духовного и чувственного блаженства.
        Одна из высших форм индуизма и ее наиболее продвинутые последователи, которых неофиты почитают святыми, полагают растворение ключом к бессмертию и спасению. Любовь к Богу и, в конечном итоге, слияние души с Богом, трудно осознать или вообразить, но можно лишь отчасти представить в «глубоком сне без сновидений» или, ощутив «маленькую смерть», вызванную совместным оргазмом. Нет ничего более прекрасного, что доставляло бы большее удовольствие и было бы ближе к освобождению. Что же тогда станет самым достойным украшением индуистского храма? Как наилучшим образом прославить совершенство Бога на земле и существование божественной энергии в каждом из нас? Блаженство «маленькой смерти», возможно, более всего напоминает мокшу, когда человек мгновенно уносится, сливаясь своим невидимым существом с другим человеком, испытывающим то же чувство радости и отвечающим на него. Искусство, воссоздающее человеческие удовольствия, усиливает духовность индуистского храма, где все земные вещи становятся частью дома богов, и западная двойственность растворяется в реке индийского единства.
        Прославление человеческой красоты и любви проявляется и в эротической литературе, в таких текстах, как поэма «Гитаговинда» Джаядевы, которая написана в XII веке и повествует о Кришне и его женах. Кришна в этой поэме назван Хари - наиболее распространенным именем многоликого бога Вишну.
        Любовно прижавшись к Хари всей тяжестью тяжелых пышных грудей, какая-то пастушка вторит ему, напевая мелодию панчами.
        emp1
        Хари развлекается здесь в игривой, веселящейся толпе юных, прелестных жен.
        emp1
        Еще одна прелестная пастушка созерцает превосходный лотосоподобный лик Мадхусуданы, рождающий любовь игривыми движениями дрожащих глаз. Хари развлекается здесь в игривой, веселящейся толпе юных, прелестных жен.
        emp1
        Еще одна прекраснобедрая, прижавшись к щеке и словно шепча в самое ухо, нежно целует возлюбленного, полного расположения, рождающего дрожь волосков.
        emp1
        Хари развлекается здесь в игривой, веселящейся толпе юных, прелестных жен.
        emp1
        Одна, стремясь к любовной забаве, тянет рукой его накидку, в то время как он направляется к чарующей тростниковой беседке на берегу вод Ямуны. Хари развлекается здесь в игривой, веселящейся толпе юных, прелестных жен.
        emp1
        Он обнимает одну, целует еще одну, еще одну, чарующую, чарует; глядит с улыбкой на другую, что еще восхитительней; следует за уклоняющейся. Хари развлекается здесь в игривой, веселящейся толпе юных, прелестных жен.
        emp1
        Пусть распространяет блага эта изреченная досточтимым Джаядевой славная песнь о тайных чарующих забавах чудесного Кешавы в чащах Вриндаваны! Хари развлекается здесь в игривой, веселящейся толпе юных, прелестных жен.
        Подобные оды, воспевающие радость любовной страсти, детально воспроизведены на множестве каменных фасадов высоких храмов, которые по-прежнему в спокойном уединении стоят в парке, вдали от основного комплекса Кхаджурахо. Девятьсот лет назад он был столицей могущественной династии Чандела, а сейчас стал обычной деревней и местом паломничества туристов. Некоторые статуи, украшающие храмы Кхаджурахо, представляют собой скульптурные изображения акробатических сексуальных поз, описанных в древнем индийском трактате, посвященном эросу, «Камасутре», приписываемом Ватсьяяне и написанном предположительно в IV веке нашей эры. Это сложное руководство по достижению сексуального удовлетворения для женщин и мужчин, женатых и любовников, получило мировую известность. Оно успешно продается, скорее, благодаря иллюстрациям, и вряд ли ради изучения разновидностей страсти и техники доставления или получения удовольствия. Для тех же, кто никогда не читал эту книгу, своего рода открытыми музеями эроса служат средневековые индуистские храмы Кхаджурахо в центральной Индии и Конарак в штате Орисса. Эти храмы регулярно
посещают многие аскетичные брахманы, считая, что таким образом они испытывают силу своей религиозной веры и самодисциплины. Говорят, что по-настоящему набожный индус лишь тот, кто способен смотреть на эти обнаженные фигуры без смущения и возбуждения. Таким образом, практика «незаинтересованной» деятельности, карма-йога, предоставляет своим последователям еще один способ восприятия и понимания искусства. Индуизм объединяет все противоположности!
        Традиционно индийские художники работали анонимно, они трудились для храма, дворца или монашеских орденов и верили, что, вырезая изваяния богов, они будут вознаграждены в следующих жизнях или, если хорошо постараются, достигнут мокши. Сегодня модные художники Нью-Дели, Мумбаи и Калькутты становятся такими же знаменитыми и богатыми, как их коллеги в Лондоне, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Джаймани Рой и Сати Гуджрал известны за пределами Индии так же хорошо, как и на своей родине. При этом мы не знаем имен мастеров Чолы, создававших древних Натараджей, которые не уступают работам Бенвенуто Челлини, и не знаем, кем были те индийские «Микеланджело», которые вырезали скульптуры богов в мрачных скалистых горах Эллора, Аджанта, Элефанта и Карли.
        Каждому божеству присущи особые атрибуты, помогающие верующим его распознать, - это трезубец и полумесяц у Шивы, раковина и диск у Вишну, ожерелье из черепов у богини Кали, флейта у Кришны, высокий лук у Рамы. Кроме того, в каноне прописано количество конечностей и голов: Брахма обычно изображается с четырьмя головами, Шива - с тремя, а его сын, бог войны Картикея, с десятью. Самые могущественные боги Индии наделяются большим количеством рук, ног и глаз, потому что они должны выполнять очень много обязанностей, решать очень много проблем, заботиться об очень большом количестве своих поданных и победить в сражениях несметное количество врагов. В Индии все непросто.
        Наиболее сложный и безмятежный символизм среди всех скульптурных изображений индуистских богов присущ изваяниям Будды, которые появились на заре нашей эры с развитием махаяны в буддизме и появлением «спасителя» Бодхисаттвы. Десятки великих и малых символических «знаков» (лакшан) отмечают великую мудрость Будды, его спокойствие и просветленное могущество: от устремляющегося вверх, свернутого в форме улитки пучка волос на голове, на вершине которого можно увидеть его покидающую тело душу, до точки мудрости и просветления, расположенной на лбу между глазами, или удлиненных мочек ушей и могучих, как у слона, покатых плеч. Руки и пальцы на изображениях Будды всегда вырезаются с особым тщанием, их положение - это всегда мудра, означающая умиротворение, или «приведение в движение Колеса закона», или призыв к верующим «забыть о страхе» и вспомнить молитву. Изваяния стоящего, сидящего или лежащего Будды стали зримым наставлением для тех, кто смотрит на его мудрое и спокойное лицо, запечатленное в камне, бронзе, серебре или песке. Это самые поучительные из множества индийских изображений, они передают
послание мира и любви, которое распространяется по всей планете.
        По сложности символизма с Буддой соперничает Шива в образе Натараджи, это его танец жизни (Наданта), который Махешвара исполнил в большом зале храма в Чидамбараме империи Чола, в нынешнем Тамилнаде.
        Под правой ногой великого бога распластан демон-карлик Миялака, вместо дхоти чресла Натараджа прикрывает шкура поверженного им тигра, гирлянды из змей овивают его шею, почерневшую после того, как он выпил океан и выжил. Шива танцует на цветке лотоса, символизирующем созидательную силу Вишну, из него исходит огонь, который окружает Шиву подобно кольцу солнечной энергии. В одной небольшой бронзовой статуэтке выражены важнейшие религиозные постулаты двух основных течений индуизма - вайшнавизма и шиваизма. Индийское стремление к примирению, единству и взаимопониманию вновь торжествует над многообразием форм и убеждений, гармонизирует противоположности с помощью белого зонтика или пылающей мандалы.
        Танец символизирует разрушение и созидание, конец и начало очередного вселенского цикла, и тот же Шива в своей темной ипостаси Бхайравы устраивает танец смерти, который называется Тандава. Поэтому мы говорим о Шиве и как о «разрушителе», и как о «созидателе», и как о великом боге, примиряющем вселенские противоположности. Его гигантскую трехликую статую, тримурти, можно увидеть на острове Элефанта. В пещерных храмах этого подобного музею острова, расположенного неподалеку от Бомбея, есть еще девять огромных статуй Шивы и его прекрасной супруги Парвати. Тримурти Шивы сохранилось, выдержав разрушительное воздействие времени и пережив мусульманское завоевание. Комплекс на острове Элефанта - жемчужина храмового искусства - был создан в VII веке; там находится одна из наиболее хорошо сохранившихся ранних скульптур, изображающих Шиву и Парвати как единое целое (Ардханаришвара) и символизирующих единство сексуальных противоположностей.
        Возможно, самое удивительное творение индийских скульпторов - изображение Ганеши, бога с головой слона, сына Шивы и Парвати, покровителя ученых, писателей и воров. Почему в одной компании оказались ученые, писатели и воры - непостижимая загадка! Может это еще один пример индуистского единства противоположностей? В качестве «Повелителя препятствий» Шри Ганеша оказывает особое покровительство молодоженам, и обычно его первого приглашают на свадьбу, чтобы получить благословение и не знать проблем на пути к семейному счастью. У Ганеши, как и у отца, четыре руки, они помогают ему справиться с многочисленными делами и заботами. Говорят, что простое прикосновение к хоботу Ганеши приносит человеку удачу, а если предложить ему лепестки цветов и фрукты, то можно получить гораздо больше. Обычно на изображениях хобот Ганеши направлен влево, но есть и «более могущественные» изображения, где хобот направлен в другую сторону. Похоже, индийская цивилизация, как и многие другие, отдает предпочтение правой стороне. Ганеша весьма дороден; он лишился бивня в битве с Парашурамой (Рама с топором) - воплощением Вишну,
который предшествовал появлению Рамы. Он убивал кшатриев и так увлекся, размахивая своим мощным оружием, что, в конце концов, богам пришлось лишить его силы. Может показаться странным, но тучный Ганеша ездит на мыши, изображение которой почти всегда можно найти рядом с ним. У каждого индуистского бога есть собственный перевозчик (вахана); Шиву возит бык Нанди; Вишну - полуорел, получеловек Гаруда; Дурга ездит на льве, а Картикея на павлине.
        Наиболее искусными древними скульптурами считаются статуи из камня с розовыми и белыми прожилками школ Матхуры и Гупты, а также из черного полированного камня Бенгалии. На восточном побережье Ориссы в величественных храмах Конарака и Бхубанешвара есть статуи столь прекрасные, что их сочли достойными украшать священный дворец бога Солнца. Южнее, на морском побережье Тамилнада, в древнем городе Махабалипурам, процветавшем во времена царствования Паллавов, можно увидеть пять исполинских колесниц, высеченных в скалах из цельного камня. Один из наскальных рельефов, известный как «Покаяние Арджуны», изображает нисхождение Ганги. Там есть естественная расщелина, сквозь которую вырывается вода; слоны и другие животные на этом рельефе высечены столь искусно, что выглядят совсем как живые и, кажется, вот-вот сойдут со скалы и двинутся по дороге, ведущей в Ченнаи.
        На юге Тамилнада, в древнем государстве Чола, в X -XIV веках было налажено производство бронзовых статуй, которые стали высшим проявлением индийского искусства. Лучшие образцы можно увидеть в храмовых музеях Мадурая и Танджавура, а также в Ченнаи и Чидамбараме. Там находятся украшенные бесценными зелеными рубинами изображения Шивы и Парвати, их фигуры как бы дышат и выглядят более живыми, чем большинство тамошних сонных охранников. Многие Натараджи высотой в человеческий рост и, кажется, готовы пуститься в пляс на своих пьедесталах.
        Художники империи Пала в нынешней Бенгалии также использовали бронзу для создания прекрасных изображений Будды, а в Непале отливали священные статуэтки из золота и серебра. Некоторые северные статуэтки, несмотря на их размер, сравнимы по изяществу и великолепию с бронзовыми скульптурами Чола.
        Тамильские художники и мастера-литейщики возродили традиционное искусство создания огромных скульптур Натараджа: они продают их для украшения современных индийских домов или экспортируют.
        Пещеры, храмы и дворцы. Архитектура
        Буддистские и джайнистские монахи еще 2000 лет назад начали высекать в горах восточной и центральной Индии гроты-кельи (вихары) и алтарные пещеры (чайтьи). С наступлением Нового времени индийские резчики по камню заняли достойное место среди великих художников. В штате Махараштра в Декане, Аджанте и Эллоре обнаружено около шестидесяти пещер, некоторые из них стали всемирно известными храмами и музеями древнеиндийской живописи. Росписи в пещерах Аджанты остаются лучшими образцами классического искусства Индии. Несмотря на то, что фрески серьезно пострадали от времени, на оставшихся фрагментах мы можем увидеть сцены из придворной жизни и не утратившие своей красоты и индивидуальности портреты индийцев, делающие честь художникам древности. Стены и потолки некоторых пещер Аджанты были покрыты смесью навоза, рисовой шелухи и гипса, а рисунки наносились после того, как поверхность высыхала, потому эти росписи нельзя назвать настоящими фресками. Во многих местах краска, нанесенная слоем толщиной с яичную скорлупу, осыпалась, и моря из открывшихся голых стен окружены сверкающими яркими островками.
        Поскольку пещеры были созданы буддистами, на фресках Аджанты изображены, как правило, сцены из историй о предыдущих жизнях Будды, которые называются джатаки (повести о рождениях). Последователи Махаяны верят, что, прежде чем достичь просветления, Будда прошел сотни жизней, минуя разные стадии эволюции и развития, побывав животным и принцем, и в каждой из этих инкарнаций он получал уроки и совершал поступки, которые служат полезными наставлениями для других людей. Истории джатаки очень похожи на басни Эзопа и являются универсальным источником фольклора, мудрости и опыта, индийцы узнают их в раннем детстве; они записаны в повестях «Панчатантры» (Пять книг) и в более поздней версии, которая называется «Хитопадеша» (Наставление о благополучной жизни). Повести эти изначально предназначались для королевских семей. Они содержат нравоучения, проиллюстрированные ситуациями, в которые попадают разумные существа с говорящими именами «Предусмотрительность» и «Любознательность» - их имена объясняют, как избежать неприятностей и проблем, с которыми сталкиваются не столь разумные герои вроде персонажа по имени
«Чему быть, того не миновать».
        Стены пещер Аджанты украшены живописными изображениями цветов и листьев, а также портретами дворцовых служащих, чужеземных купцов, красавиц из индийских гаремов и благородных принцев. Конечно же, там много изображений Будды и Бодхисаттв, особенно Авалокитешвары, «Господа, воплощающего бесконечное сострадание».
        Фотографии не в состоянии адекватно передать чувства, которые вызывают росписи Аджанты, общее впечатление во многом создается за счет самих пещер, где человека завораживает атмосфера мистической таинственности и может начаться приступ клаустрофобии, описанный в соответствующей главе романа Э. М. Форстера «Поездка в Индию». Одна из самых красивых росписей Аджанты находится в десятой пещере, она иллюстрирует джатаку - историю о том, как Будда, родившись слоном, пожертвовал свои бивни, это великолепное изображение стада белых слонов, запутавшихся в лианах джунглей. К сожалению, эту пещеру на много лет закрыли для общего доступа, чтобы дать возможность индийским археологам сфотографировать стены и найти способ предотвратить дальнейшее разрушение краски.
        Переходный период от выдалбливания и украшения пещер к строительству храмов наиболее мощно и ярко отразился в Эллоре, где за несколько столетий гора оказалась буквально источенной трудами художников и архитекторов. Вдохновляемые преданностью Богу, они с бесконечным терпением создавали внутри нее храм Шивы. Строительство было завершено в VIII веке, и скальный храмовый комплекс Кайласанатха стал подлинным чудом и уникальным памятником шиваизма. Это многоярусное сооружение внутри горы, где проводятся обряды поклонения Шиве. Внутренние стены храма украшены высеченными на них фигурами богов и богинь. Таким образом, благодаря искусству преданных мифический дворец Шивы, находящийся на севере, на морозной вершине горы Кайлас, был перенесен в жаркий индийский Декан. У входа в храм стоит павильон быка Нанди, ваханы Шивы, окруженный прямоугольными шиваитскими колоннами и статуями слонов. Войти в храм можно только через небольшие ворота, красоту и величие этой вселенной преданности и любви невозможно увидеть снаружи, с земли, но только изнутри или с неба.
        Колесницы братьев Пандавов (ратхи), вырезанные в скалах, возвышающихся на Коромандельском побережье Махабалипурама, отражают ранний период индуистской храмовой архитектуры, в которой, как и при высечении пещер, использовался природный рельеф: скалы и горы становились материалом для строительства «домов» богов, а затем местами паломничества и поклонения индуистов.
        Правители династии Паллавов, которые с V по IX века финансировали возведение большинства крупных культовых сооружений в Южной Индии, никогда не использовали ратхи в качестве храмов, именно поэтому те сохранились практически в первозданном виде как внутри, так и снаружи. А из семи храмов побережья Махабалипурама, использовавшихся для богослужений, остался только один. Это один из древнейших каменных храмов, сюда каждое утро приходят верующие и, совершив омовение в море, воспевают мантры о том, как Ушас (богиня утренней зари) посылает первые лучи рассвета, являющиеся на восточном горизонте.
        Индуистский храм - это микрокосм, со временем превращающийся в нечто большее, чем место для богослужения или музей религиозного искусства. Построенный как дворец для богов и богинь, он становится домом для обслуживающих его брахманов, равно как и для ежедневно приходящих верующих. Храмовые «города», такие как Канчипурам и Мадурай в Тамилнаде до сих пор остаются отдельными, автономными мирами, предназначенными для поклонения и служения божествам и тем, кто о них заботится. Территория дравидийских храмов была окружена высокими стенами и занимала несколько гектаров, их надвратные пирамидальные башни, гопурамы, были видны издалека. Храм был похож на дворцы империи Моголов, там были дома не только для богов и богинь, но и для брахманов и девадаси, амбары для хранения зерна, стойла для храмовых слонов, места для омовения и стирки, помещения для изучения писаний и богослужений, а также жилье для ремесленников, купцов, астрологов, художников и артистов всех мастей. В храмах хранились роскошные красочные колесницы, на которые в дни фестивалей, явлений богов или по другим особым случаям водружали
изображения богов и возили по городам и деревням, чтобы все могли их увидеть, поклониться им и следовать за ними. Традиционно жизнь индуиста вращается вокруг храма, все свободное время посвящается богам, восторгу перед ними, уходу за ними, разговорам о них, божества являются источником как развлечений и праздников, так и творческого вдохновения.
        Североиндийские храмы, высеченные в скалах и построенные из отдельных камней, начали возводиться во времена правления династии Гуптов и с тех пор получили широкое распространение. Их отличительной особенностью является башня шикара, возвышающаяся над «чревом дома», в котором находится главное храмовое божество, и куда посетители заходят поодиночке, предлагая свои подношения. Большинство храмовых поселений построено на берегах Ганги, наиболее священным из них считается Варанаси. Обычно в храм ведет лестница, завершающаяся открытой площадкой, за которой расположен просторный зал с колоннами. Оттуда можно попасть в алтарь, где стоит Шивалингам или богини, которым прихожане приносят фрукты, цветы, гхи (топленое масло) и прочие подношения, их передают брахману, и тот зажигает огонь в масляной лампе и звонит в храмовый колокол, чтобы привлечь внимание богов.
        Новый храм Бирла в Нью-Дели, посвященный Вишну, представляет собой современный образец североиндийской индуистской архитектуры, он яркий и броский, а декоративным изображениям богов и богинь не хватает той классической строгости, которую время и разрушения придали храмам Кхаджурахо и Махабалипурама. Точно так же, как в Греции и Риме, первоначальный стиль индуистских храмов изменялся, приспосабливаясь под вкусы общества. Ярко расписанные божества устанавливались в чрезмерно украшенных каменных и мраморных строениях. Индуистские храмы сильно различаются как по размеру, так и по оформлению. Некоторые выглядят почти неземными в своей классической простоте, другие наоборот - барочными из-за гротескного богатства украшений. Тем не менее индуизм остается живой религией, верующие поклоняются своим кумирам как настоящим богам, не скупясь на всевозможные сладости, украшения, цветы и шелка для домашнего алтаря, прославляя их вечные и постоянные победы над невежеством и темной силой демонов. В стране, где так много людей живет в неизбежной нищете и непереносимых страданиях, боги наслаждаются бесконечной
радостью и изобилием.
        На этой священной земле индийские раджи, а впоследствии султаны и падишахи, почитались как земные боги. Не были исключением даже мусульманские правители, получавшие власть в Индии: их обожествляли, им преподносили лучшие шелка и драгоценности, их прославляли цветистыми льстивыми речами, которых ранее удостаивались лишь индийские чакраварти и махараджи. Исламское иконоборчество было всего лишь декларацией, а на самом деле каждый султан Дели и Декана, равно как и все императоры династии Моголов, включая «торговца молитвами» калифа Аурангзеба, принимали поклонение своих жен, воинов, индийских крестьян, которые были потрясены роскошью их свиты и расшитыми золотом попонами слонов. «Ах, посмотрите на Его Величие-и-Могущество! Чудо! Чудо!» Одного даршана, мимолетного взгляда на их величие было достаточно для того, чтобы перенести человека из жалкой повседневности в мир грез.
        Раджпутские и могольские дворцы по-прежнему приводят в восхищение посетителей. Эти дворцы возводились в Дели, Агре, Джайпуре, Джодхпуре, Гвалиоре и Орчхе как неприступные крепости из стали, камня и мрамора, их территорию окружали зубчатые каменные стены. Дворцы, подобно храмам, были похожи на города-крепости. Оказавшись в осаде, они могли в течение месяцев и, возможно, лет поддерживать существование людей и животных. Отлично сохранившийся образец империи Моголов в миниатюре - Красный Форт в Старом Дели. Это оплот воинствующего сумасбродства и расточительности с мраморной, отделанной жемчугом мечетью, гаремами для сотен красавиц, колонными залами для общих собраний и частных встреч, с конюшнями, мастерскими ремесленников и художников, беломраморными покоями «Повелителей Вселенной», которые дважды в день являли себя толпам народа, собравшимся на берегу реки Джамна. Сегодня суматошный квартал старого города представляет собой трущобы, тянущиеся вдоль ржавых железнодорожных путей, вокруг красных кирпичных труб муниципальной электростанции; древние крепостные стены были разобраны на камни, из которых
построили дома для среднего класса.
        Некоторые из прекрасных старинных дворцов раджпутов, например Ромбах (Сады Рамы) в Джайпуре и Озерный дворец в Удайпуре, превращены в современные роскошные отели. Эти два города, столицы крупных княжеств Раджпутов, сохранили признаки изобильной и пышной элегантности раджпутских царей с их многочисленными гаремами и охотами. А составить представление о жизни грозных Моголов можно, побывав в возведенном на вершине горы форте Амбер. Еще один превосходный образец архитектуры раджпутов - Городской дворец в Джайпуре с его великолепными сооружениями и музеем, в котором хранится прекрасная коллекция живописи эпохи Раджпутов и Моголов. Один из шестидесяти четырех видов искусств (кала), живопись древней Индии, многое приобрела за счет творчества мастеров персидской миниатюры, которых местные султаны в конце XIII столетия приглашали в Дели.
        В результате смешения индийского и персидского стилей появились замечательные могольские миниатюры, кроме того, персидское влияние просматривается в работах художников разных раджпутских школ XVI -XIX веков. Сюжетами могольской живописи, как правило, становились красочные сцены из суматошной дворцовой жизни и охоты, а раджпутские художники обычно изображали Кришну, он либо появлялся в образе раджи во дворце Раджпута, либо как пастушок, играющий на флейте, окруженный пасторальной идиллией деревенской жизни. Многообразие ярких красок, в том числе золота, до мельчайших деталей выписанные фигуры людей, животных, растений и цветов, гармонично выстроенная композиция - благодаря всему этому лучшие произведения могольской и раджпутской живописи по праву входят в сокровищницу мирового изобразительного искусства. В мастерских при дворцах Раджпутов и Моголов постоянно работали сотни художников, кто-то писал портреты, кто-то птиц, кто-то цветы, каждый вносил часть своего таланта в миниатюру, обычно одну такую миниатюру создавали не менее двадцати живописцев. Несмотря на то, что большинство художников
оставались неизвестными, и почти все сохранившиеся миниатюры были результатом работы многих рук, до нас дошло несколько имен гениальных живописцев эпохи Моголов: среди них служившие при дворе императора Акбара Басаван и Дасвантх, и Говардхан, писавший для Джахангира. В музее джайпурского Городского дворца можно увидеть несколько иллюстраций Дасвантха, сделанных для издания «Махабхараты» на персидском языке.
        Каждое княжество Раджастхана имело собственный штат придворных художников, везде развивался собственный стиль или «школа», поэтому изобразительное искусство Джайпура и Амбера конца XVII века существенно отличается от живописи Биканера или Бунди, Мевара или Кишангарха. Главным героем большинства раджастханских картин был Кришна, его легендарная жизнь и любовные похождения, при этом работы художников разных школ отличаются по цветовой палитре и стилю изображения персонажей. Местные особенности и по сей день сохраняются в народном творчестве и современных репродукциях классических картин, вероятно, это одно из проявлений индийской тяги к непрерывности и реинкарнации, и к живописи это имеет такое же отношение, как и к человеческой жизни. Практически в каждой галерее Джайпура и Удайпура работают команды художников, посвятивших свою жизнь копированию шедевров, созданных их предками. Подобно индийским брахманам, которые тысячелетиями из уст в уста передают ведические гимны, современные молодые художники продлевают жизнь дворцовых росписей, без изменений воспроизводя их на шелке или слоновой кости,
пергаменте или бумаге, а затем продавая на бесчисленных базарах или в бутиках роскошных отелей.
        Самыми величественными памятниками мусульманского присутствия в Индии стали мавзолеи. Огромные ритуальные сооружения на могилах Моголов и султанов, а также немыслимые, превышающие годовой городской бюджет, средства, выделявшиеся на строительство дворцов для умерших монархов и их невест, можно объяснить серьезным отношением мусульман к Страшному Суду. Наиболее известным и незабываемо прекрасным храмом смерти, безусловно, является Тадж-Махал в Агре. Ни одна фотография не в силах передать то, как он меняется с каждым колебанием света, иногда он как бы плывет, иногда светится изнутри, вызывая восхищенные возгласы или благоговейное молчание у тех, кому посчастливилось увидеть это своими глазами. Тем не менее Тадж - лишь один из множества мавзолеев, ставших последним пристанищем для персидско-афганско-могольских монархов и их жен, которые правили многомиллионной Индией и, возможно, подобно египетским фараонам верили, что заслуживают такого же поклонения в вечной жизни, какое получали в земной. Мавзолеи Хумаюна в Дели и Акбара в Сикандре гораздо больше по размерам и в некотором смысле более красивы,
равно как и сравнительно маленький мавзолей Итимад-Уд-Даула в Агре; однако ни один из них не сравнится с идеальными пропорциями и чистотой белого мрамора, благодаря которым Тадж считается уникальным памятником мирового искусства. Территория, на которой делийские султаны династии Лоди построили когда-то свои уродливые, громоздкие, угнетающие каменные мавзолеи, в наши дни превращена в парк, возведенный на средства Фонда Форда и, благодаря дальновидному плану Джавахарлала Неру, ставший популярным местом для любителей пеших прогулок и бега. Таким образом, район Лоди в Нью-Дели стал достоянием общественности, и, пожалуй, это лучшее наследство, которое осталось после правления этой деспотической и жесткой афганской династии.
        Старейшие монументальные реликварии в Индии называются ступы, их построили для разделенного на части праха Будды. Самая большая и наиболее известная ступа находится в Санчи, недалеко от Бхопала в центральной Индии, ее возвели примерно во II веке до нашей эры. Огромное полусферическое сооружение скрывает урну с прахом, оно собрано из шлифованных камней, уложенных на цокольную платформу более 30 метров в диаметре. Буддистские монахи обходят ступы по часовой стрелке, воспевая мантры и перебирая четки, с помощью которых считают пройденные круги, - так они накапливают хорошую карму, которая поможет им достичь нирваны. На вершине полусферы находится небольшая квадратная надстройка (хармика), символизирующая четыре четверти неба, в которые могла отправиться, вышедшая через полую центральную ось ступы, душа Будды. Над хармикой устанавливались несколько зонтов, последовательно снизу вверх уменьшающихся в диаметре; возможно, они появились под влиянием архитектуры китайских пагод, после того как буддизм распространился в Восточной Азии. Еще один прекрасный образец монументального сооружения подобного рода -
ступа Дхамек, которая датируется I веком нашей эры и находится в Сарнатхе, любимом археологами пригороде Варанаси. Также есть много ступ в Кашмире и Непале, Бутане и Сиккиме. Буддисты съезжаются в Индию со всего мира, чтобы обойти вокруг них.
        Исламские мечети встречаются на всей территории Индии от Кашмира до Майсура. Самая большая и известная среди них - Джама-Масджид в Старом Дели, каждую пятницу в полдень ее двор заполняют правоверные мусульмане. Два минарета возвышаются над шумным базаром Старого Дели, а на деревьях возле открытого мясного рынка всегда сидят стервятники. Призывающий к молитве пронзительный крик муэдзина усиливается, когда он читает стихи из Корана, и эхом разносится по городу над дорогой, разделяющей Джама-Масджид и Красный Форт. В мечетях-близнецах столицы Пенджаба, Лахора, каждую пятницу собираются тысячи пакистанцев. Они приходят, чтобы поклониться и вознести молитвы в сторону Мекки и ее бесценного Черного камня: «Ла Иллаха иль Аллах».
        Сикхский Золотой храм в Амритсаре стал центром богослужения сикхов с того момента, когда в конце XVI века гуру Арджун завершил его строительство. Хармандир-Сахиб, окруженный высокими стенами, подобно драгоценному камню стоит в центре священного водоема, у каждого входа в него возвышаются золотые башни. В алтарной части Хармандир-Сахиба на золотом троне лежит завернутая в белую ткань сикхская библия, Гуру Грантх Сахиб. С начала XVIII века этому рукописному Грантх Сахибу, собранию мудрости сикхских гуру, верующие всего мира поклоняются как своей главной святыне. В религии сикхов он подобен Корану и Черному камню, а Золотой храм равнозначен католическому Ватикану. В Хармандир-Сахиб разрешается входить, лишь сняв обувь, а ведущую к нему мраморную дорожку сотрудники храмового комплекса омывают холодной водой. Но в июне 1984 года она была омыта кровью.
        Литература
        Индийцы всегда поклонялись священным словам (брих) как представителям богов, брахманам. Более того, еще три тысячи лет назад, со времени создания эпосов «Махабхарата» и «Рамаяна» умение рассказывать истории превратилось в искусство. Индийцы любят хорошую историю, и брахманы, благодаря прекрасной памяти, и по сей день собирают целые деревни, рассказывая о богах и демонах, о героях и злодеях. Их слушают все: и старые, и молодые, и богатые, и бедные. Валмики, автор «Рамаяны», был странствующим певцом-сказителем. На создание и чтение великого эпоса его вдохновила увиденная им сцена: над телом убитого охотником голубя кружила его скорбящая подруга-голубка. Валмики был потрясен. Он сел и так долго размышлял над жестокостью и над пронзительной красотой мира, что муравьи построили над его телом муравейник. К счастью, прежде чем муравьи успели уничтожить тело Валмики, он поднялся и начал декламировать вдохновенную историю о любви и преданности, о боли разлуки и о верности, героизме и предательстве, войне и смерти, заканчивающуюся полной победой справедливости и добродетели.
        Величайший индийский классик Калидаса, чье имя означает «Слуга богини Кали», был драматическим писателем. О жизни Калидасы практически ничего неизвестно, кроме того, что ему покровительствовал раджа, «сияющий, словно солнце», предположительно это был Чандрагупта II, правивший в конце IV века. Судя по всему, Калидаса много путешествовал по Индии и был весьма чувствителен к красоте природы и индийских женщин. Панегириком женщинам и природе стала его поэма «Облако-вестник». Несчастный любовник, как бы предсказывая появление через несколько столетий беспроводной связи, посылает на крыльях облака своей возлюбленной сообщение с вершины горы Виндхья, из далеких Гималаев, куда он был сослан.
        «С болью в одиноком любящем сердце… задыхаясь от слез… несчастный… Стремится избавить возлюбленную от страданий Светлыми вестями сквозь дождливые дни, Он предлагает свежие цветы своему гостю-облаку… И смело обращается к нему со словами приветствия и почтения… О облако… Моя невеста так далеко… Отнеси ей мое послание… Лети быстро, брат, пока ее не увидишь… Верная жена, которая живет лишь ради меня: Сердце любящей женщины - сорванный цветок, Его поддерживает лишь надежда, Когда возлюбленные разлучены». При всей своей чувствительности Калидаса проявляет присущий индусам мужской шовинизм, называя женщину «сорванным цветком».
        В короткой поэме «Времена года» Калидаса сравнивает состояние природы с чувствами влюбленных. Он начинает с лета: «Безжалостная жара… Когда ненасытная любовь/Наименее всего требовательна, дорогая». С другой стороны, дождь «возвышенный, как раджа…/ его гром подобен звуку королевских барабанов… Тучи, словно могучая армия…/ Это дождливое время даст тебе, моя дорогая, все, чего желает твое сердце…/ все совершенство наслаждения, способного воспламенить мою невесту».
        Сохранились только три пьесы, написанные Калидасой. Самая ранняя из них «Малавикагнимитрам» представляет собой комедию о приключениях двух влюбленных, Малавика и Агнимитры, и напоминает шекспировскую «Много шума из ничего». Менее известная пьеса «Викраморваши» («Мужеством обретенная Урваши») воссоздает миф о доблестном царе Пуруравасе, который был безнадежно влюблен в нимфу-полубогиню Урваши. Она вышла за него замуж с условием, что никогда не увидит его обнаженным. Разумеется, Урваши увидела то, чего не должна была, оставила мужа и вернулась к полубогам. Пуруравас не может обрести счастья в разлуке, а воссоединение с возлюбленной ведет его к гибели.
        Самая популярная пьеса Калидасы «Шакунтала» названа по имени главной героини. Лучшее драматическое произведение, написанное на санскрите, трагикомическая история о любви «Шакунтала» была переведена на все основные языки мира и известна за пределами Индии почти так же широко, как «Махабхарата», откуда собственно и был взят сюжет пьесы. Царь Душаянта во время охоты встретил в лесу девственницу Шакунталу, на память о встрече он оставил ей перстень, а красавица забеременела. Брошенная мужем, расстроенная Шакунтала в жаркий день не предложила благочестивому брахману воды, и тот проклял ее. Тот, кто занял ее мысли настолько, что она не услышала просьбу странника, не узнает ее, когда встретит. Кармическое возмездие! По дороге во дворец мужа-царя, беременная Шакунтала моет руки в реке и теряет перстень, без него царь Душаянта не может ее вспомнить. История, в общем, банальная, но Калидаса наделяет своих персонажей чувством ослепляющей любви и общечеловеческими слабостями, которые в совместной жизни обычно приносят больше боли, чем удовольствия. Впервые прочитав «Шакунталу», великий Гете сказал: «Вы бы
хотели выразить небесное и земное в одном слове? Я назову его вам - Шакунтала, и этим все сказано!»
        С давних времен сохранилось много написанных на санскрите классических пьес, но ни одна из них не сравнится с совершенством лучших сочинений Калидасы. В пьесе V века «Глиняная повозка» («Мричакатика» Шудраки) довольно интересно описывается общество эпохи Гупты и древнеиндийская юридическая система; Чарудатта, несчастный герой пьесы, состоятельный торговец и почтенный семьянин, безнадежно влюбляется в куртизанку. Эта тема стала весьма популярной как в поздней индийской литературе, так и на Западе. В отличие от замужних женщин, индийские куртизанки были обучены всем шестидесяти четырем видам классических искусств, включая пение и танцы, рисование и актерское мастерство.
        Стихотворный сборник сказок, новелл и легенд «Океан сказаний» («Катхасаритсагара») был составлен около 2000 лет назад, но впервые записан на санскрите в сокращенной версии в VII веке Будхасвамином, а затем в XI - Сомадевой. Таким образом, новеллу нельзя назвать молодым жанром индийской литературы. Тем не менее ее расцвет пришелся на XIX -XX века, когда стали популярными региональные индоарийские и дравидийские наречия.
        Классическая дравидийская тамильская литература зародилась на заре христианской эры и почитается столь же священной в культуре Южной Индии, как санскритские тексты на Севере. Древний тамильский трактат по грамматике «Толькаппиям» незаменим для перевода нескольких тысяч древних тамильских стихотворных произведений лирической и религиозной тематики, написанных в первые 500 лет нашей эры в округе Мадураи, штат Тамилнад. Эти стихи и поэмы, сочетающие в себе светские и духовные мотивы, и по сей день изучаются студентами и помогают осознать более чем пятидесяти миллионам тамильцев собственную культурную уникальность, отличающую их от жителей других регионов Индии. В VI веке на тамильском языке было написано две эпических поэмы: одна называется «Шилаппадигарам» («Повесть о браслете»), а другая, которая является продолжением первой, - «Манимехалей», по имени главного героя. «Повесть о браслете» рассказывает о бедном торговце Ковалане и его влиятельной жене Каннахи, здесь изображена матриархальная система Тамилнада. Ковалан, потерявший голову от любви к танцовщице-проститутке, отдает ей все свое состояние,
в том числе один из драгоценных браслетов жены. Браслет очень похож на недавно украденный у царицы Панду, поэтому бедного Ковалана арестовывают и казнят. Узнав о смерти мужа, Каннахи преисполняется гневом такой силы, что на царя обрушивается пламя божественного возмездия, которое сжигает его столицу в огне праведной ярости. Каннахи тоже погибает, но воссоединяется с мужем на небесах, и с тех пор в Тамилнаде, где женщины считаются более сильными и мудрыми, чем мужчины, ей поклоняются как Богине Матери.
        После XII века религиозная поэзия традиции бхакти, создаваемая на дравидийских языках Тамил, Телугу и Каннада, слилась с аналогичной северной, индоарийской, и распространилась от Бенгалии до Кашмира, от Раджастхана до Махараштры. В равной мере принятые шиваитами и вайшнавами, эти полные религиозных чувств стихи вдохновили поэтов «средневековой» Индии на написание бесчисленных шлок (стихов на санскрите), посвященных любви к божественным проявлениям Кришны и Рамы, Шивы и Парвати. Даже персидские поэты-суфии добавляли к присущему исламу мистицизму проявления религиозной преданности, влияние которой достигло каждого уголка континента. Султаны Дели, а позднее Моголы Агры распространяли персидско-арабскую поэзию и прозу на мечах исламских завоевателей. Один из первых величайших поэтов современной Индии, Амир Кхушрау, был персидским мусульманином, он жил в Северной Индии в конце XIII - начале XIV века. Кхушрау, ученик суфийского святого Низамуддина Аулия, написал более 200 тысяч стихов на языках хинди, урду и персидском.
        Национальный язык Индии, хинди, начал формироваться в XII веке на основе множества североиндийских диалектов, от Раджастхана до границ Бенгалии. В разговорной форме хинди очень похож на национальный язык Пакистана - урду, который представляет собой язык «военного лагеря» или «армии». Однако урду основан на персидско-арабской графике и записывается справа налево, а хинди, как и санскрит, использует шрифт деванагари (город богов) и записывается слева направо. Несмотря на то, что большинство индийцев и пакистанцев говорят практически на одном языке, лишь немногие из них могут прочесть тексты друг друга, и это добавляет к разделяющим их религиозному и территориальному барьерам лингвистический. Большинство сюжетов из произведений, написанных на современных индийских языках, были взяты из эпосов, пятнадцать из которых получили официальное признание в конституции Индии. Среди всех авторов, писавших на хинди, наиболее высокую оценку получил Тулсидас (умер в 1623), автор широко известной поэмы «Море подвигов Рамы» («Рамачаритаманаса»). В современном тамильском и других дравидийских языках можно обнаружить
подробные и сокращенные переводы этой эпической истории, а иногда ее творческие переработки, где «демонический» царь Ланки - Равана, изображается гораздо более живописно и с симпатией. Эти произведения были вдохновлены англичанами, чье влияние на интеллектуальную жизнь Бенгалии усилилось после того, как в конце XVIII века Ост-Индская компания открыла свое представительство в Калькутте. Получив работу в этой компании, молодые привилегированные бенгальцы, такие как Рам Мохан Рой, учили английский язык и общались на нем со своими сверстниками. Созданное Роем «общество» Брахмо (Самадж) стало первой площадкой для культурного обмена и после 1830 года помогло Калькутте превратиться в центр англо-индийской культуры и столицу оживленной торговой империи. Молодые бенгальские писатели и социальные реформаторы, такие как Ишвара Чандра Видьясагар (1820 -1891) и Банким Чандра Чаттерджи (1838 -1894), следовали по проложенному Роем пути, пробуждая в бенгальцах гордость за свою культуру и возрождающуюся нацию.
        Страстные романы Банким Чандра, особенно опубликованный в 1892 году «Анандаматх» («Обитель радости»), были призывами к борьбе за свободу. Гимн первого Национального конгресса Индии «Банде Матарам» («Я поклоняюсь тебе, Мать») - это фактически стихотворение из популярного романа Банким Чандра, Рабиндранат Тагор положил его на музыку. Сам Тагор написал множество романов, пьес и рассказов, некоторые из них поставил великий индийский кинорежиссер, бенгалец Сатьяджит Рай. Снятый Раем в 1985 году фильм «Дом и мир» основан на романе Тагора и повествует о жившей в конце XIX века бенгальской супружеской паре: молодые люди попали под влияние двух культур и из-за этого потеряли связь со своими корнями и друг с другом.
        Первый раздел Бенгалии, длившийся с 1905 по 1910 год, способствовал созданию молодой бенгальской литературы, представители которой Бипин Чандра Пал (1858 -1932) и Арабинда Гхош посвятили себя борьбе против британского правления. «Золотую» Бенгалию наводнили страстные стихи, горячие политические памфлеты и религиозные трактаты, исполненные «междустрочных» призывов и тайных посланий, ставшие теми десятью тысячами подземных ручейков, которые превратились в полноводную реку политического движения. «Мы жестоко сопротивлялись разделению Бенгалии, - вспоминает Нирад Ч. Чоудхури в своей замечательной „Автобиографии неизвестного индийца“. - Пресса, вдохновляя нас на борьбу с разделом, использовала образ женщины по имени Демос… Я до сих пор помню карикатуру в бенгальской газете… на которой был изображен лорд Керзон, распиливающий живую женщину».
        «С.Н.» («Surrender Not», «Не сдающийся») Банерджи, лидер бенгальского сопротивления первому разделу, десятью годами раньше, в 1895 году, председательствуя в Индийском национальном конгрессе, сказал: «Мы ждем от Англии вдохновения и руководства. Мы ждем от Англии одобрения нашей борьбы… Англия - наш политический проводник и наш моральный наставник в сфере высокой политики. История Англии учит нас тем принципам свободы, которые мы ценим дороже жизни». Первым президентом Конгресса, движения, которое впоследствии приведет Индию к независимости, был другой бенгалец, получивший образование в Англии, - В. С. Боннерджи. В 1885 году на открытии съезда он сказал: «Великобритания сделала очень много для развития Индии, и наша страна искренне благодарна ей за это. Она дала нам закон, она дала нам железные дороги и, что самое важное, она дала нам бесценное западное образование». Все это говорилось на английском языке, которым увлекалась индийская молодежь, изучавшая его охотнее, чем родной. Студенты Берка, Милля и Морли были выходцами из лучших бенгальских школ и колледжей, они становились либо поклонниками
Шекспира, либо пламенными революционерами.
        Молодые интеллектуалы Индии вступали в XX век двуязычными, но большинство из них создавало литературу на родном языке. Однако Банким Чандра Чаттерджи предупреждал: «У Индии нет надежды до тех пор, пока бенгальцы и пенджабцы не станут понимать друг друга, не согласятся с существованием взаимного влияния друг на друга и не добьются такого же влияния на англичан. А сделать это возможно только при помощи английского языка».
        Как это ни парадоксально, но, учитывая растущее влияние индийцев и общинный характер жизни в Индии, лучшим стихотворением, отражающим стремление к независимости творческой интеллигенции Индии, черпающей силы в йогической традиции, по моему мнению, является «Экла Чалор» («Иди один») Гуру Дева Тагора:
        Пусть никто тебя не слышит,
        Все молчит, почти не дышит,
        Ты один - иди вперед!
        Если страх законы пишет,
        Всех отчаянье берет,
        Ты один - иди вперед!
        Говори открыто, внятно,
        Все, что на душу легло,
        Все, что сердце обожгло.
        Время движется обратно,
        Боязливо ждет народ…
        Ты один - иди вперед!
        Тяжела дорога в гору -
        Окровавлены ступни.
        Ночь. Погашены огни -
        Вся земля открыта взору.
        Если молния сверкнет -
        Пусть ударит в сердце прямо,
        И в груди зажжется пламя!
        Ты один - иди вперед![39 - Из сборника «Сад песен», пер. Б. Карпушкин.]
        Среди множества английских литераторов, писавших об Индии в прозе и стихах, выделяются двое - Редьярд Киплинг (1865 -1936) и Э. М. Форстер (1879 -1970). Киплинг воспевал силу британского Раджа, а Форстер стал пророком его упадка. Опыт, приобретенный Киплингом в Индии, как и его литературное наследие, были гораздо более обширными, чем у Форстера, который побывал в Индии всего три раза и оставил только две книги путешествий и наблюдений. В большинстве произведений Киплинг описывает жизнь британских «томми» в пограничных бараках или британских чиновников с их бесчисленными папками, или просто пересказывает пенджабские сказки и увлекательные истории вроде рассказа «Человек, который хотел быть королем». Однако его роман «Ким» доказывает, что Киплинг знал индийскую Индию так же хорошо, как и британскую. Между тем его стихотворение «Бремя белого человека» стало эпитафией империи, солнце которой закатилось гораздо раньше, чем могли предположить сам Киплинг и его братья-консерваторы из «Клуба белых людей». Противоречивое чувство любви-ненависти к Индии, владевшее Киплингом, соответствовало патерналистскому
отношению Британии к своим «родным детям», и никакое другое стихотворение «павшего Раджа» не смогло выразить его так ярко. Слова Киплинга резки и язвительны:
        Неси это гордое Бремя,
        Воюй за чужой покой,
        Заставь Болезнь отступиться
        И Голоду рот закрой;
        Но чем ты к успеху ближе,
        Тем лучше распознаешь
        Языческую Нерадивость,
        Предательскую Ложь.
        (перевод А. Сергеева)
        Киплинг и его единомышленники искренне верили, что к преждевременной гибели их товарищей по империи приводили не высокомерие и жадность, а «языческая глупость» британцев, которые часто вели себя как «дураки», стараясь «расшевелить» аборигенов и заставить их тяжело трудиться даже в полуденную жару. Вот еще один афоризм Киплинга:
        «И в конце пути - белый надгробный камень с именем усопшего и эпитафией: „Здесь лежит дурак, который пытался расшевелить Восток“».
        «Поездка в Индию» Форстера была, конечно, совсем другой. Он смотрел на Британскую Индию глазами «чужака», любившего юного индийского мусульманина Саида Росса Масуда сильнее, чем британскую власть или романтическую идею имперского Раджа. Страстная привязанность Форстера к его индийскому другу вспыхнула в 1906 году, когда он был нанят Теодором Морисоном обучать Росса латыни, чтобы помочь подготовить внука сэра Саида Ахмад-хана, основателя мусульманского колледжа в городе Алигарх, к поступлению в Оксфорд. Росс вдохновил Эдварда Моргана и стал прототипом доктора Азиза - героя его великого романа об английской Индии, опубликованного в 1924 году и посвященного индийскому другу и возлюбленному Форстера. Первое путешествие Форстера в Индию состоялось в 1912 году и длилось несколько месяцев, тогда он познакомился с молодым махараджей Деваса - Тукоджи Рао III. После Первой мировой войны он вернулся и стал служить махарадже в качестве личного секретаря, это был второй и самый длительный визит Форстера в Индию, возвратившись, он закончил свою книгу. Его дневники и письма к махарадже были опубликованы как
«Гора Дэви».
        В последний раз он приехал в Индию в 1945 году, чтобы посетить Конгресс ПЕН-клуба (Международная ассоциация поэтов, драматургов, очеркистов, редакторов и романистов). После этого Форстер никогда не возвращался в Индию и не написал о ней ничего значительного, тем не менее ясный взгляд на англо-индийские отношения и взаимное недопонимание, отраженный в его замечательном романе, не потускнел от времени.
        Устами своих персонажей, Сирила Филдинга и миссис Мор, Форстер выразил собственные гуманистические и религиозные взгляды, любовь и сопереживание к Индии, увлечение индийской цивилизацией. В Азизе он раскрыл другое - себя и Росса. Росс часто говорил, что у Эдварда Моргана было сердце «восточного человека». Форстер носил шелковые одежды и украшения, подаренные ему другом махараджей, вместе с которым он курил кальян во дворце Деваса. При этом Индия оставалась для Форстера «загадкой», его нерешенным уравнением. Последнее восклицание Азиза в «Поездке»: «Убирайтесь отсюда, вы все - Тертоны и Бартоны… Индия станет государством!» Но Форстер и Филдинг отвечают: «Индия - государство! Это апофеоз! Достойный финал бесцветного девятнадцатого века! Собирайтесь все и занимайте места!»
        Азиз парирует: «В любом случае, долой Англию! Под занавес. Убирайтесь отсюда, приятели, так быстро, как это возможно. Мы можем ненавидеть друг друга, но вас мы ненавидим сильнее… Мы избавимся от вас, мы сбросим всех англичан в море, и тогда, - он угрожающе приблизился к нему, - и тогда, - губы Азиза почти касались лица Филдинга, - мы с тобой сможем стать друзьями».
        «Почему мы не можем подружиться прямо сейчас? - спросил Филдинг, ласково удерживая Азиза. - Я хочу этого. И ты этого хочешь».
        Но этого не хотели лошади - они отпрянули; и земля не хотела этого, создав горы и скалы, которые должны были преодолеть путники; храм, цистерна, тюрьма, дворец, птицы, мертвые и гостевой домик, который пропал из вида, как только они миновали ущелье… Все они не хотят этого, повторяя сотнями голосов: «Нет, не сейчас», и небо говорит: «Нет, нет».
        Последние слова Форстера об Индии перекликаются с суровым законом Киплинга: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут». Для Эдварда Моргана ущелье, пропасть, имеют более глубокое и личное значение. Росс был женат, его окружали семья и друзья. Это было непреодолимым препятствием для развития их с Эдвардом Морганом отношений, любви двух мужчин. Однако для молодого поколения индийских интеллектуалов, таких как писатель Мулк Радж Ананд, финал «Поездки» имел лишь политическую окраску - «дружба между индийцами и англичанами невозможна до тех пор, пока индийцы не свободны». Для них великий роман Форстера открыл всю претенциозность, лживость и пустоту британских чиновников и их поверхностных женщин, всех этих «сахибов» и «мэм», которые с каждым годом становились все более чопорными и «одеревеневшими», отчаянно пытаясь утопить свои страхи и неполноценность в джине с тоником и вечеринках.
        Первый известный роман Мулка Радж Ананда, «Неприкасаемый», был опубликован через десять лет после «Поездки», и получил «одобрение» Форстера (он написал предисловие). Ободренный Ананд закончил эту книгу, рассказывающую об одном дне из жизни Бакха - молодого уборщика городских туалетов. В конце романа в город, где живет Бакх, приезжает Махатма Ганди. Юный неприкасаемый взбирается на дерево, чтобы лучше видеть Махатму; оказавшись совсем близко от него, Бакх думает: «Он такой же темнокожий, как и я». Произнося речь, Ганди молится, а Бакх слушает его, раскрыв рот. И вот что он слышит:
        «Если среди вас есть неприкасаемые… они должны понять, что они очищают индийское общество… поэтому, они должны очистить и свои жизни.
        Они должны развивать в себе привычку к чистоте, чтобы никто не посмел показывать на них пальцем… Они должны очистить себя, чтобы освободиться. Им нужно избавиться от дурных привычек, прекратить пить спиртные напитки и есть тухлое мясо… Если они смогут сделать все, о чем я их попросил, они смогут стать свободными».
        Эти слова стали мощным стимулом для юного Бакха. Он «обретает силу», просто вспоминая лицо Махатмы. Он рассказывает обо всем, что услышал, отцу и всерьез задумывается над тем, как можно было бы изменить свою жизнь. На следующий год Мулк Радж Ананд издал не менее известный и более объемный роман - «Кули», трагическую историю жизни Муно, кули-рикши, который работал, как лошадь, лишенный возможности нормально отдыхать, питаться и лечиться; он умер молодым от туберкулеза.
        Известный современный индийский писатель Р. К. Нараян (1906 -2001), живший в Мадрасе и Майсуре, издал в 1935 году свой первый роман «Свами и друзья». Действие романа происходит в вымышленном городе Мальгуди, который очень напоминает его родной южноиндийский Майсур. Герои Нараяна - спокойные культурные люди, которые ведут незаметную тихую жизнь, такую же, как друзья и близкие автора. В действительности, как стало понятно из написанной позже автобиографии «Мои дни», романы «Бакалавр искусств» и «Учитель английского» во многом основаны на личном опыте Разипурама Кришнасвами. Самые знаменитые и широко известные романы Нараяна «Финансовый эксперт» (1952) и «Гид» принесли ему номинацию на Нобелевскую премию. Герои обоих романов - мошенники, которым удалось прославиться и разбогатеть; потрясенные собственным успехом, они наслаждались жизнью до тех пор, пока «мыльный пузырь», созданный майей, не лопнул, забрызгав все вокруг. С ними случилось то, что рано или поздно происходит со всеми нами. Но Р. К. Нараян верил в реинкарнацию и никогда не оставлял своих героев или читателей в безнадежной нищете и
отчаянии, ведь колесо продолжает вращаться, принося перемены, подобно тому как День Брахмы приходит вслед за ночью, или Шива начинает свой танец творения после разрушения вселенной, он поднимает прах мертвых, чтобы возродить жизнь.
        Многие известные ныне индийские писатели еще в детстве эмигрировали из страны, однако в их книгах чувствуется глубокое знание индийской цивилизации и любовь к ней. Вед Мехта издал свою первую автобиографию «Лицом к лицу» в 1956 году, перед поступлением в Оксфорд. Этот замечательный молодой автор в раннем детстве перенес менингит и потерял зрение. Несмотря на это, и благодаря творческому чутью Вед воспринимает и описывает форму, цвет и его оттенки гораздо отчетливее, чем многие люди с безукоризненным зрением. О мужестве писателя говорит первая страница его первой книги, Вед пишет: «Хорошо, что я ослеп, потому что лишенный зрительных воспоминаний человек не имеет шансов о чем-то забыть или что-то упустить».
        Лауреат Нобелевской премии В. С. Найпол родился не в Индии, а в индийской семье в Тринидаде, но мощь и влияние индийской цивилизации сохраняются у поколений покинувших страну индусов. Об этом он пишет в своей книге «Индия: Раненая цивилизация». «В детстве меня окружали странные вещи. Я даже не знал, что гладкие камешки, лежавшие на алтаре в доме моей бабушки, дед привез с собой из Индии вместе с фигурами домашних божеств, и я не знал, что эти камешки - фаллические символы… Я знаю, что я чужой в Индии; но при этом я все отчетливей понимаю, что мои индийские воспоминания… похожи на двери, открывающие путь в бездонный колодец». Такие же двери открывают персонажи романов Салмана Рушди «Дети полуночи» и прекрасного «Бога мелочей» Арундати Рой. Примерами универсальности современной индийской художественной литературы и ее особой прелести могут быть романы Джумпы Лахири «Тезка» и Рохинтона Мистри «Хрупкое равновесие». Некоторые индийские авторы способны гораздо глубже и четче понять и выразить трагедию англо-индийской «любви-ненависти», чем Пол Скотт в его известном «Квартете Раджа» - романах «Жемчужина
в короне», «День скорпиона», «Башни тишины» и «Деление добычи». Ибо невозможно понять Индию - нет лота, который смог бы достичь ее дна и измерить ее глубину; есть только тишина и бесконечное эхо.
        Вклад в науку
        Вклад Индии в математику и медицину уникален. Значительные открытия были сделаны и в других областях, особенно в лингвистике, металлургии и химии. Несколько индийских ученых, в основном физики и математики, были отмечены Нобелевскими премиями или были приняты в Королевское научное общество. Среди них сэр Ч. В. Раман, доктор Хоми Баба, сэр Дж. Ч. Бос и доктор М. Н. Саха.
        Медицина считается древнейшей индийской наукой. Она восходит к практике йоги, в основе которой лежит комплексный подход к поддержанию здоровья, базирующийся на правильном питании и физических упражнениях. Древние индийские трактаты по физиологии так же, как древнегреческий Гален, выделяют в человеческом теле три основных составляющих: воздух, желчь и слизь. Они символизируют саттву (истина, или бог), раджас (сила) и тамас (тьма, или демон), а их баланс или его нарушение влияют на состояние человека и являются первопричиной его здоровья или болезней. Существует шесть «вкусов» (рас), присущих разным продуктам питания, которые способны помочь справиться с той или иной болезнью. Мясо любого вида считается тамасом, и есть его не рекомендуется. Мед называют амрита, эликсир «бессмертия». Чеснок обладает особыми свойствами, способными продлить жизнь человека. Поэтому мед и чеснок часто используются в ориентированной на обеспечение долголетия традиционной индийской медицине - Аюрведе. Также специфические оздоровляющие качества приписываются золоту, серебру и ртути. И, разумеется, очень широко используются
разнообразные травы, свойства которых описаны в древних трактатах по фармакологии. Эффективность использования некоторых из этих целебных трав и растительных масел при лечении ряда заболеваний доказана и признана современниками. В частности, масло из коры деревьев чаульмугра остается самым эффективным средством для лечения проказы. Индийские йоги подчеркивали важность позвоночника, но ничего не знали о значении головного мозга, считая «вместилищем разума» сердце.
        Древнейший индийский научный трактат по медицине, Самхита, приписывается Чараке, придворному врачу царя Канишки, и датируется I веком нашей эры. Этот трактат включает в себя тексты, относящиеся как минимум ко II веку до нашей эры, а, возможно, и труды еще более древнего медика - Атреи, который, согласно буддистским текстам, изучал медицину во времена Будды в городе Таксила, располагавшемся неподалеку от нынешней столицы Пакистана, Исламабада. Чарака получил постоянное место в царском дворце, после того как спас жизнь жены Канишки, которая чуть не умерла, рожая своего первенца. Его трактат состоит из восьми частей и начинается с раздела, посвященного фармакологии, диете и этикету врача. Чарака пишет: «Вы не можете предать своего пациента, даже если это будет стоить вам жизни… Ничего из происходящего в доме пациента не должно выходить наружу, вы не имеете права рассказывать о состоянии своего пациента тем, кто может использовать эту информацию, чтобы ему навредить. Таков ваш священный долг». Вторая часть трактата описывает восемь основных категорий заболеваний: диарея, лихорадка, отечность, кашель,
опухоли, воспаления, проказа и кожные болезни. В шестом разделе, посвященном специфическим процедурам, Чарака описывает диагностику и лечение гепатита. Кроме того, он посвятил несколько разделов общей патологии, общей терапии, анатомии, эмбриологии и специфике питания для пациентов, страдающих разными заболеваниями. Чарака полностью проигнорировал одну из важнейших областей современной медицины - хирургию.
        Появившаяся в IV веке, «Сушрута самхита» («Трактат Сушруты») - первый индийский медицинский текст, включающий в себя две главы, посвященные хирургическим инструментам, и одну - операциям. Сушрута - гениальный медик времен империи Гуптов, он применял кесарево сечение при сложных родах, удалял катаракту, практиковал пластическую хирургию, в том числе ринопластику, а также был способен проводить сложнейшие операции, пришивая и приживляя оторванные или отрезанные уши, носы, пальцы рук и ног. Сушрута описал не менее 125 хирургических инструментов, которые он использовал в своих разнообразных операциях. Индийские хирурги первыми разработали эффективную технологию трансплантации кожи, на ней до сих пор основана пластическая хирургия во всем мире. Во времена Сушруты делали ампутации и полостные операции, лечили переломы костей, сложные порезы, были описаны зондирование, пункции, дренаж и способы сшивания тканей. Хирурги изучали анатомию, производя вскрытие трупов. Перед операцией пациентов не кормили, а по завершении - мыли холодной водой. Сушрута описал четырнадцать видов повязок для разных участков
тела, накладываемых после разных операций. Тесные повязки рекомендовалось накладывать на ягодицы, бедра и голову больного; повязки «средней жесткости» - на лицо, руки, ноги и живот; «свободные» повязки предназначались для глаз и суставов; а на раны, возникающие в результате ожогов, и в места проникновения яда повязки накладывать не рекомендовалось. Во времена Сушруты в Индии были больницы, куда, по свидетельству сохранившихся буддистско-китайских документов, мог обратиться каждый, кто нуждался в помощи.
        Одновременно с началом развития индийской медицины появилась и ветеринария: правители Индии строили специальные больницы для лечения лошадей и слонов. В соответствии с индуизмом, душа животного так же священна, как и душа человека, а вера индусов в божественное происхождение коров и слонов помогает понять, почему эти животные зачастую получали гораздо больше заботы и внимания, чем люди низкого происхождения. Слоны, коровы и лошади стоили очень дорого и приносили своим владельцам неоценимую пользу. Одной из уникальных областей индийской медицины является Хасти-аюрведа (наука о долголетии слонов). Существовало множество процедур, предназначенных для лечения разнообразных заболеваний слонов. Индусы и по сей день гордятся своими знаниями о том, как наилучшим образом ухаживать и заботиться о слонах и коровах.
        Древнейшие индийские тексты, посвященные медицине, во многом превосходят большинство более поздних медицинских трактатов. По мере того как усиливалось влияние идеалистических религиозно-философских предрассудков индуизма, снижалась эффективность научных исследований в области анатомии, а отсутствие стерилизации и антисептиков подорвало авторитет индийской хирургии и больничной гигиены. Однако гомеопатия и комплексное лечение по-прежнему остаются ценным вкладом в мировую медицину; кроме того, западная наука признает тот факт, что занятия йогой делают тело достаточно сильным для того, чтобы сопротивляться инфекционным заболеваниям.
        Наиболее весомый вклад индийцы внесли в математику. Благодаря Индии у нас есть десятичная система записи чисел, символы для цифр от 1 до 9 и, конечно, нуля. Без этого было бы невозможно существование современной цивилизации, основанной на компьютерных технологиях, запуске управляемых спутников, микросхемах и искусственном интеллекте. Таким образом, индийцы не только научили нас считать, но и обеспечили возможность создавать при помощи высокоскоростных калькуляторов и компьютеров новые виды оружия, которые способны уничтожить мир и цивилизацию, если мы не сможем контролировать собственную жадность и захватнические инстинкты.
        Подобно многим древним народам, индийцы в своих математических исследованиях изначально ориентировались по звездам и развивали геометрические техники для вычисления квадратуры круга и прочих задач, решение которых было необходимо для построения жертвенных алтарей. Таким образом, индийцы довольно рано овладели астрономией, а сильная зависимость от астрологических расчетов свойственна им и в наши дни. Но они пошли гораздо дальше, развивая алгебру и количественные методы. В конце V века выдающийся индийский математик Ариабхата составил свой знаменитый трактат, названный просто Ариабхатиам, в котором он вычислил значение числа как 3,14159… и впервые описал извлечение квадратных и кубических корней, синус, арифметическую прогрессию, коэффициенты и алгебраические тождества. В этом важнейшем труде также рассматривалась сферическая астрономия, которая позднее привела к возникновению сферической тригонометрии. Кроме того, Ариабхата предложил таблицу синусов, которая стала основой для возникновения современной тригонометрии, его метод отличался от метода вычисления хорд Птолемея. Гениальный Ариабхата также
определил, что явление убывающей и растущей Луны вызвано отбрасываемой на нее тенью Земли, и пришел к выводу, что наша планета постоянно вращается вокруг своей оси, а Луна вращается вокруг Земли.
        Индийцы по меньшей мере 1500 лет занимали лидирующие позиции в мире в области изучения чисел и их свойств. Математик из Кералы Мадхава, основываясь на знании тригонометрии, приблизительно в 1500 году разработал собственную систему счисления за сто с лишним лет до появления Ньютона или Лейбница. А совсем недавно гениальный индийский математик-самоучка Шринивас Рамануджан (1887 -1920), друг всех чисел, был приглашен в Кембридж профессором Г. X. Харди, который распознал его талант, просто взглянув на предложенное Рамануджаном решение уравнения. Джулиан Хаксли назвал Рамануджана «величайшим математиком столетия». В тридцать лет он вывел формулу деления натуральных чисел, выражая целое число в виде суммы квадратов и кубов, которая позволила решить проблему Уоринга. Когда Рамануджан умирал от туберкулеза, Харди пришел в больницу навестить его. Харди был подавлен и сказал: «Какой безрадостный день! Даже номер такси, на котором я приехал, был скучным и безрадостным - 1729». На что Рамануджан тут же ответил: «Нет, Харди, 1729 - удивительное число! Это наименьшее число, представимое в виде суммы двух кубов
двумя способами - 1 и 12, и 9 и 10!»
        Лингвистическая наука многим обязана блестящей санскритской грамматике Панини, составленной в IV веке до нашей эры «Аштадхьяи» («Восьмикнижие») представляет собой первый научный анализ языка. Буквы в алфавите Панини располагаются в соответствии с местом образования соответствующих звуков в артикуляционном аппарате человека, от губных к зубным и взрывным. В его грамматике впервые в мире был предложен морфологический анализ слов. Способность брахманов помнить наизусть все Веды была основана на их внимании к анатомии языка. Панини не был первым индийцем, выделявшим корни в санскритских словах и изучавшим варианты их использования в зависимости от части речи, лица, числа, времени, а также анализировавшим префиксы и суффиксы. Однако именно Панини сформулировал около 4000 правил, систематизирующих изучение санскрита. Фактически до середины XIX века великая грамматика Панини оставалась лучшим учебником санскрита и источником вдохновения для студентов-лингвистов всего мира. Отто Бетлинг и Рудольф Рот считали себя учениками Панини и его выдающейся «Аштадхьяи», их монументальный санскритско-немецкий словарь
«Санкт-Петербургский лексикон» издавался Российской Императорской Академией Наук с 1852 по 1875 год.
        Сэр Уильям Джонс (1746 -1794) отправился в Индию в качестве главного судьи британского Верховного суда Калькутты и в 1784 году стал отцом-основателем Бенгальского азиатского общества. Эта организация была призвана стимулировать возрождение научных исследований в Индии. Самым известным индийским стипендиатом Общества стал сэр Джагдиш Чандра Боше (1858 -1937) из Калькутты. Он изучал естественные науки в Кембридже, вернулся в Калькутту преподавать физику и был одним из первых ученых, объединивших ботанику и физику. Изобретенный им крескограф, сконструированный из электромагнитов, зеркал и рычагов, позволял регистрировать малейшие движения растений, вплоть до десятимиллионной части метра, и отмечать их реакцию на всевозможные раздражители, будь то открывание и закрывание окон в помещении лаборатории.
        Сэр Чандрасекхара Венката Раман (1888 -1970) в 1924 году был избран членом Королевского общества за оригинальные исследования в области физики, включающие изучение молекулярного рассеяния света, - предмет, которым также занимался Альберт Эйнштейн. Эксперименты Рамана с неупругим рассеянием оптического излучения на молекулах твердого, жидкого и газообразного вещества, сопровождающимся заметным изменением частоты излучения, привели к открытию комбинационного рассеяния. Это явление было названо Эффект Рамана и в 1930 году принесло исследователю Нобелевскую премию. Раман стал первым азиатским ученым, получившим ее. С 1933 по 1943 годы Раман руководил Индийским институтом науки в Бангалоре, а затем там же, в Бангалоре, основал собственный исследовательский институт. В 1954 году Раман получил из рук президента страны высшую награду Индии - Бхарат Ратна («Сокровище Индии»).
        Парс из Бомбея Хоми Дж. Баба (1909 -1966), основоположник каскадной теории электронных ливней в космических лучах, был принят в Королевское общество в 1941 году и четырьмя годами позже возглавил Институт фундаментальных исследований Тата. Подобно американским лабораториям R&D компании Bell, Институт Тата стал в Индии ведущим научно-исследовательским центром, и поэтому неудивительно, что премьер-министр Неру назначил доктора Баба председателем Комитета по атомной энергии Индии. С 1954 года Хоми Баба десять лет занимал в правительстве Индии должность секретаря Министерства энергетики, подчиняясь непосредственно премьер-министру, так было вплоть до смерти Неру. Доктор Баба погиб в авиакатастрофе над Швейцарией в 1966 году. Еще один великий индийский исследователь атомной энергии - бенгалец доктор М. Н. Саха (1893 -1956). Его работа по изучению ионизации атомов помогла многое прояснить в понимании процессов, происходящих в космосе. Доктор Саха достиг успеха в исследованиях распространения радиоволн и формирования световых дуг. Он стал первым ученым мирового уровня, избранным в Лок сабху, и до
конца жизни играл важную роль в определении путей развития экономики Индии, способных решить проблему бедности. Он активно выступал за эффективное использование природных ресурсов и строительство гидроэлектростанций.
        В 1958 году правительство Неру приняло Резолюцию по научной политике, в которой говорилось: «Великая Индия обязана… в полной мере способствовать развитию науки, являющейся безусловным приоритетом для человечества». Десять лет спустя доктор Викрам Сарабхаи (1919 -1971), ведущий промышленник Ахмедабада и министр атомной энергетики в правительстве Индиры Ганди, признал, что «большинство из нас абсолютно не удовлетворены той ролью, которую сегодня играет наука в деле продвижения национальных идей». Сарабхаи выдвинул программу космических исследований Индии, в рамках которой были созданы первые пусковые установки и экспериментальная станция спутниковой связи в Ахмедабаде. В Кабинете министров он постоянно поднимал вопрос о важности научного прогресса. «Культура общества зависит от того, какие люди ее формируют», - говорил Сарабхаи незадолго до смерти. И продолжал: «Это вызывает отчаяние… Если мы стремимся к экономическому прогрессу, то должны осознать необходимость постоянного взаимодействия науки, технологий и производства… Современная Индия располагает прекрасной инфраструктурой для решения сложных
научно-технических задач… И совершенно очевидно, что декларирование общей национальной идеи должно трансформироваться в постановку конкретных целей и 2-, 5 - и 10-летнее планирование их достижения».
        Через три года после смерти Сарабхаи, Индира Ганди сообщила о первых успешных подземных ядерных испытаниях, проведенных под руководством Раджа Раманна и П. К. Айенгара, который сменил Сарабхаи на посту главы Атомного центра Бабы. После этого о ядерных испытаниях в Индии не объявляли вплоть до мая 1998 года, когда поступило сообщение о взрывах пяти атомных бомб в пустыне Похаран в Раджастхане. С тех пор Индия стала членом самого опасного в мире клуба, в который входят страны, имеющие ядерное оружие. Двенадцатый президент Индии, доктор А. П. Дж. Абдул Калам, участвовал в разработке индийских баллистических ракет ближней и средней дальности, «Притхи» и «Агни», которые могут быть оснащены ядерными боеголовками.
        Доктор Джайан Нарликар, выдающийся индийский астрофизик, обнаруживший новую атомную частицу, названную его именем, в настоящее время возглавляет Межвузовский центр астрономии и астрофизики в Пуне. Индийские ученые заслужили мировое признание как в области теоретической науки, так и в практической реализации результатов исследований и использовании их в гражданской и военной сферах.
        Глава шестая
        Государственное устройство и внешняя политика
        Много лет назад мы назначили свидание судьбе, и сейчас пришло время нам выполнить свое обещание… В тот момент, когда пробьет полночный час и весь мир будет спокойно спать, Индия проснется, чтобы жить и быть свободной. Наступает момент, достаточно редкий в истории, когда мы переходим из старого в новое, когда заканчивается эпоха, когда душа народа, так долго угнетаемого, становится свободной.
        Джавахарлал Неру
        Из речи перед Конституционным собранием, Нью-Дели,
        14 августа 1947 года
        Индия, с ее 600 с лишним миллионами избирателей, сегодня является самой большой демократией в мире. Кроме того, она представляет собой федеральную республику, состоящую из двадцати восьми штатов и семи союзных территорий. Центральное правительство находится в Нью-Дели и полностью контролирует более 100 важнейших направлений, включая оборону и внешнюю политику, а также вместе с региональными властями участвует в принятии решений по так называемому «параллельному списку», в котором почти пятьдесят вопросов, не упомянутых в конституции. Региональные правительства контролируют сельское хозяйство и доходы от земли, а также полицию и систему социального обеспечения, всего около 60 пунктов, но в большинстве случаев и в ситуации чрезвычайного положения они беспрекословно подчиняются центральному правительству в Нью-Дели.
        Индия копирует модель государственного устройства Великобритании: ее правительство возглавляет премьер-министр, кабинет министров отвечает за свои действия перед Народной палатой (Лок сабха), эквивалентом британской Палаты общин, 550 членов Народной палаты представляют приблизительно по одному миллиону избирателей каждый и принадлежат к одной из нескольких десятков индийских политических партий. Номинальным главой республики Индия является президент Пратибха Патил - первая женщина, избранная более чем двумя третями депутатов парламента в июле 2007 года. Во всех ситуациях, кроме чрезвычайных, должность президента носит церемониальный характер, и сам президент подчиняется премьер-министру и кабинету министров.
        Соня Ганди и президент РФ Д. А. Медведев
        emp1
        Премьер-министр Манмохан Сингх после выборов в 2004 году возглавил Объединенный прогрессивный альянс, объединивший несколько нерелигиозных партий, самая крупная из которых - Индийский национальный конгресс, и стал самым сильным политиком в сегодняшней Индии. Соня Ганди, будучи президентом Индийского национального конгресса, остается невероятно популярной. Ее считают наследницей «династии» Неру-Ганди, и именно благодаря поддержке ее кампании в сельской местности, Конгресс смог получить большинство голосов на выборах 2004 года.
        Манмохан Сингх
        emp1
        Предыдущая коалиция, созданная на основе Бхаратия Джаната Парти (БДжП), которую возглавлял Атал Бихари Ваджпаи, избрала своей мантрой лозунг «Сияющая Индия», однако он привлекал только успешных горожан, разбогатевших в течение последних пятнадцати лет, после того как индийская экономика открылась для глобальных инвестиций. БДжП фактически проигнорировала ужасающее положение нищего и разочарованного большинства, мусульман, неприкасаемых и сельских женщин и в конечном счете проиграла выборы Индийскому национальному конгрессу, за который в бедных деревнях эффективно агитировала Соня Ганди. Манмохан Сингх в свое время был замечательным министром финансов, в 1991 году он провел реформы, открывшие индийскую экономику для процессов глобализации и освободившие ее от социалистических и бюрократических препон. Под его руководством и с идеологической поддержкой Конгресса, возглавляемого Соней Ганди, Индия фактически вернулась к началу эпохи Неру, когда в обществе царил атеистический идеализм. Сингх отказался от реакционных националистических нападок БДжП на мусульман, сикхов, христиан и женщин, равно как и
от самой возможности возврата к социализму, столь долго калечившему индийскую экономику.
        Таким образом, маятник центральной власти в Индии, к счастью, вернулся к высшей точке своего просвещенного развития. Как долго он пробудет там, сказать трудно - силам правды и просвещения в Индии всегда противостояли силы мракобесия и лжи. Миллионы индусов каждый день молятся, помогая божественному Индре перед рассветом каждого дня пронзить панцирь демонического Вритры и освободить животворящие воды, солнце и священных коров. Кажется, прошедшее время остается самым популярным грамматическим временем в сегодняшней Индии, и об этом хорошо знают продюсеры бесконечных индийских телесериалов-ремейков эпических Рамаяны и Махабхараты.
        Цари и демократия
        «Вначале человек должен выбрать царя, - написано в древних индийских текстах, - и только потом он выбирает жену и создает богатство. Ежели нет царя, который защитит его жену и его имущество, то что же с ними будет?» Раджа защищал и наказывал. «Порядок в мире существует благодаря наказанию, - как сказано в священном своде законов Ману, - трудно найти человека без вины».
        На протяжении без малого 2000 лет, а возможно, и вдвое дольше, государственное устройство Индии было преимущественно монархическим. Раджа на санскрите означает не только «царь», но вообще, власть. Сегодня в Индии для обозначения политики используют слово «раджанити», что на хинди буквально означает «власть царей». Раджей причисляли едва ли не к богам, и даже Великие Моголы вслед за Акбаром придерживались этой традиции. Эпическим прототипом идеального индусского царя считают, разумеется, Раджу Раму. «Даже младенца раджу нельзя презирать, - предупреждали древние, - ведь он великое божество в облике человеческом». Традиционно считалось, что лучше плохой царь, чем никакой, потому что без царя наступит хаос и на земле восторжествует «закон рыб», и восторжествует он к великой печали малых мира сего[40 - Закон рыб (матсьяньяна) соответствует «закону джунглей»: крупные рыбы пожирают мелких.].
        Несмотря на примат власти, монархическую традицию, индийским раджам и махараджам настоятельно рекомендовали обратить внимание на советы «мудрых брахманов» и обращаться с «жезлом» наказания (данда) очень осторожно, в согласии с религиозным «законом» (дхарма). Даже Чанакья предостерегал древних раджей от заблуждений тотальной автократии. «Одно колесо ничего не везет, - предупреждал он, - поэтому раджа должен назначить советников и прислушиваться к ним». Его мантрипаришад был, скорее, его частным «советом», нежели подобием современного кабинета министров; и все же даже самые автократичные монархи вынуждены были прислушиваться к другим и сдерживать свои страсти и желания:
        Победив шестерых врагов - похоть, гнев, жадность, тщеславие, высокомерие и излишества - раджа обретает уравновешенную мудрость. Он должен советоваться с мудрыми брахманами… Он должен контролировать себя и заниматься науками. Он должен быть добр к подданным и помогать им обзаводиться имуществом. Контролируя свои порывы, мудрый раджа воздержится от того, чтобы отбирать у подданных женщин или собственность.
        С самых ранних, ведических времен раджи имели по крайней мере две группы советников: одна называлась сабха, «Палата», как в Лок сабха; другая - самити, еще один вид «совета». Буддистские источники утверждают, что племенные республики были широко распространены на северо-востоке Индии во времена раннего буддизма, но природа этих условных «демократий» остается неясной. В индийских деревнях с давних пор, наряду с главой деревни, существует панчаят (совет пятерых), но традиционные панчаяты всегда были крайне консервативны.
        Либеральные идеи представительного правления, равно концепции социальной и экономической демократии были впервые представлены в Индии британскими утилитарианцами, позитивистами и евангельскими миссионерами в начале XIX века. К концу века поднялась волна национализма, и на протяжении пяти десятилетий ежегодные съезды Индийского национального конгресса сопровождались криками о свободе, равенстве и вообще полным набором слов о демократических правах, гражданских свободах, социальной и экономической справедливости. Многие красноречивые лидеры Конгресса были предшественниками Джавахарлала Неру, но ни один из них не был настолько искренним в деле защиты демократических прав и свобод. Джавахарлал впервые стал президентом Конгресса в 1929 году, сменив на этом посту своего амбициозного отца - Мотилала Неру. Будучи членом британской коллегии адвокатов Иннер-Тэмпл, выпускником престижной британской школы Харроу и Тринити Колледжа в Кембридже, Джавахарлал безо всякого стеснения говорил британским вице-королям и министрам все, что думал. Он был социалистом-фабианцем и индийским националистом, и все, о чем он
думал, и чего требовал от властей, обычно, было прямо противоположно тому, что думали, делали и готовы были делать эти власти. В 1929 году Неру председательствовал на Всеиндийском конгрессе профсоюзов, месяцем раньше он произнес свою президентскую речь на съезде Индийского национального конгресса. Он сказал:
        Эта система прогнила, система, основанная на эксплуатации большинства меньшинством и на проституции труда… Это естественный результат капитализма и империализма, и если вы захотите покончить с этой системой, то вам необходимо вырвать с корнем и капитализм, и империализм, и заменить их на более здоровый и справедливый строй… Вам мало поможет смена хозяев, ваши страдания продолжатся. Если кучка индийцев займет высокие посты и станет получать огромные барыши, ваша ситуация от этого не улучшится… Вы хотите получать заработную плату, на которую можно жить, а не заработную плату, на которую можно умереть.
        Джавахарлал был личностью харизматичной. Он был красив, красноречив, блестящ, романтичен и динамичен, но вместе с тем он был очень закрытым человеком. В последние годы его одинокой жизни у него было множество последователей, обожателей и подхалимов, но очень мало друзей и ни одного доверенного лица, за исключением дочери Индиры. В 1937 году, накануне его третьего переизбрания президентом Индийского национального конгресса, он написал интересное «анонимное» письмо о самом себе:
        Люди, подобные Джавахарлалу… небезопасны в условиях демократии. Он называет себя демократом и социалистом… но чуть поверните - и он превратится в диктатора… У него есть все необходимое для того, чтобы стать диктатором: огромная популярность, железная воля, невероятная энергия и гордыня… Его тщеславие непомерно. Его нужно остановить. Нам не нужен Цезарь.
        Он быстро признал авторство письма, и все посчитали это удачной шуткой.
        Джавахарлал был также автором резолюции под названием Пурна Сварадж (Полная Независимость), которая была с большим энтузиазмом принята его последователями на съезде Конгресса, проходившем в Лахоре в декабре 1929 года. Она стала основанием для программы Индийского национального конгресса, провозглашенной 26 января 1930 года. Впоследствии этот день стал праздноваться как День Независимости, а после 1950 года как День Республики.
        Джавахарлал Неру, ученик школы Харроу
        emp1
        Мы полагаем, что индийский народ, как и все другие народы, имеет неотъемлемое право на свободу, на плоды своего труда и на все необходимое для жизни, роста и развития. И мы полагаем, что если какая бы то ни было власть лишает народ этих прав и угнетает его, то народ имеет право либо изменить такую власть, либо устранить ее. Британское правительство в Индии не только лишило индийский народ свободы, но и основало свою деятельность на эксплуатации, таким образом, разрушив Индию экономически, политически, культурно и духовно. Мы полагаем, что Индия должна разорвать связи с Британией и добиться Пурны Сварадж или полной независимости.
        Через год Конгресс провел свой ежегодный съезд в Карачи, и Неру подготовил знаменитую и исключительно важную историческую резолюцию о фундаментальных правах и экономической политике. Эта резолюция обеспечивала «каждому гражданину Индии… право на свободное выражение своего мнения, право вступать в любые организации, право мирно собираться без оружия». Предполагалось также, что «каждый гражданин должен иметь право на свободу совести и вероисповедания, при условии соблюдения общественного порядка и морали», и что «все граждане равны перед законом вне зависимости от их религии, касты или пола». В этой резолюции от 1931 года было обещано «всеобщее равенство», и через два десятилетия первое индийское правительство приняло ее за основу. В 1931 году Конгресс сделал много других громких заявлений, как то: «Государство берет на себя обязательства учитывать интересы рабочих и выплачивать им заработную плату, обеспечивающую прожиточный минимум, гарантирует здоровые условия труда, нормированную рабочую неделю… а также защиту от экономических последствий старости, болезни или безработицы». Работающим женщинам и
детям обещали особую защиту; «справедливые изменения» были обещаны и в сфере землепользования и налоговой системы, чтобы дать «облегчение мелкому крестьянству» и покончить с «крепостничеством»; кроме того, было обещано прощение долгов в «сельскохозяйственном секторе» и защита «местной промышленности». Все эти обещания содержались в одной резолюции, там были собраны все амбиции и все устремления Неру и Конгресса в том, что касалось свободной Индии, так предполагалось уничтожить все несправедливости и беды британского правления.
        Джавахарлал Неру
        emp1
        Слова и мечты Неру, его лидерство и личное мужество, долгое и мучительное тюремное заключение вдохновили миллионы молодых последователей на борьбу за свободу Индии. Джавахарлал Неру возглавил правительство в полночь в середине августа 1947 года, его заместителем стал Сардар Патель. Голос Неру был столь же звонок, его речи были по-прежнему полны обещаний. Первый премьер-министр независимой Индии заявил в Конституционном собрании Дели:
        Наступает такой редкий исторический момент, когда мы переходим из старого в новое, когда заканчивается эпоха, и душа народа, столь долго угнетаемого, обретает свободу. В такой торжественный момент мы, как и подобает, клянемся верно служить Индии и ее народу… Служить Индии означает служить миллионам страждущих. Это означает конец нищете и безграмотности, болезням и неравенству.
        Однако сначала была необъявленная война с Пакистаном за Кашмир, тот преимущественно мусульманский штат, откуда родом была семья Неру, и чьи гималайские долины подверглись нападению и разграблению пуштунскими племенами. Было также 5 миллионов беженцев, которых нужно было принять и расселить, находящаяся в депрессии экономика, которую нужно было перестраивать.
        И все же правительство Конгресса провозгласило демократию. В принятой в январе 1950 года конституции было записано всеобщее равенство. «Мы, Народ Индии», мы решили «создать в Индии суверенную демократическую республику и предоставить всем своим гражданам: справедливость социальную, экономическую и политическую; свободу мысли, волеизъявления и религии; равенство в общественном положении и возможностях; содействовать всеобщему братству и гарантировать достоинство каждого и единство всей нации». На проведение первых выборов в Индии, начавшихся в декабре 1951 года, ушло четыре месяца. Одно только составление избирательных списков для 173 миллионов индийцев, имеющих право голоса, стало грандиозной задачей, особенно если вспомнить, что более 80 % этих избирателей были безграмотными. Более 17 000 кандидатов от пятидесяти девяти партий претендовали на 3800 мест в парламентах штатов и в центральном парламенте. Необходимо было изготовить почти 200 000 кабинок и напечатать 600 миллионов избирательных бюллетеней, которые должны были, в конце концов, оказаться в 2 миллионах избирательных ящиков, коль скоро
каждый кандидат имел свой собственный избирательный ящик. Миллионы женщин, принимавших участие в выборах, отказывались называть себя каким бы то ни было именем, кроме как «жена такого-то» или «дочь такого-то». Каждая партия использовала какую-нибудь символику: символами Индийского национального конгресса были запряженные волы; коммунистов - серп и зерно, таким образом, не умевшие читать избиратели, у которых вместо подписи брали отпечаток пальца, увидев рисунок, знали, где ставить свой отпечаток.
        Неру привел свою партию к победе. Индийский национальный конгресс получил три четверти мест в Лок сабхе, но лишь 45 % голосов на всеобщих выборах. На всеобщих выборах большинство было поделено между огромным количеством мелких, конкурирующих друг с другом национальных и провинциальных партий. Манифест Конгресса отражал социалистические идеалы Неру, а сам Джавахарлал стал главным агитатором за свою партию, преодолев за сорок три дня более 30 000 миль и выступив перед 30 миллионами индийцев - в те далекие времена еще не существовало телевидения. Его целью, целью его партии и правительства было «освобождение народа Индии от нужды». Неру был главным активом своей партии. Его имя было единственным, за исключением Махатмы Ганди, которое знали практически все индийцы. Миллионы людей называли его почетным брахманским титулом - Пандит, или чача Неру (дядюшка Неру). Он стал настоящим идолом для десятков миллионов людей, они его обожали и, приходя на избирательный участок, первым делом спрашивали: «Где тут партия Пандита?». В конце концов, он был избран в наследники самим Махатмой Ганди. Его репутация среди
индийских интеллектуалов была также чрезвычайно высока. Лишь мелкие группки ортодоксальных марксистов и крайне правых отвергали гуманистический социализм Неру, который предполагал выравнивание доходов, увеличивая содержание бедных, а не отнимая у богатых и перераспределяя посредством классовой борьбы или дикого капитализма. Его политическая харизма оказалась настолько мощной, что в итоге он привел в Лок сабху 362 депутата.
        Центральный аппарат партии и партийные организации каждого штата отбирали кандидатов от Конгресса, но редко они соединяли в своей душе и поступках идеализм, мудрость и благородство Неру. Они были политиками, они принадлежали к правильной касте и оказывали нужное почтение местным партийным боссам и боссам из центра. Они вспахали политическую почву страны. Вначале они работали в провинции, доказывая свою верность и нужность, многие из них отсидели в британских тюрьмах, и это добавило им уважения, некоторые правильно женились, как, например, Фероз Ганди - зять Неру. В 1942 году он взял в жены Индиру, позднее он был избран в Лок сабху на место, принадлежащее семье Неру от округа Рае-Барели в штате Уттар-Прадеш, затем на это же место был избран его сын Раджив. Таким образом, индийская демократия, подобно многим другим мировым демократиям, держалась на личных связях и оказалась подвержена фаворитизму и непотизму, злоупотреблениям бюрократии и всякого рода коррупции.
        Сам Неру был кристально честен. У него было больше власти, чем ему было нужно. Он был мудр и понимал, что власть и бессилие идут рука об руку. В речи, которая транслировалась по радио 31 декабря 1952 года, Неру вопрошал:
        Мы получили замечательное наследие, но как нам его сохранить? Как нам служить стране, которая дала нам так много, как нам сделать ее великой и могучей? Мы должны придерживаться высоких принципов, которые всегда, со времен Будды и до наших дней, формировали индийский менталитет. Когда Ганди показал нам, что… в Индии самое главное - это единство страны, и не просто политическое единство, но единство в умах и сердцах людей, и что нужно предотвращать узколобые религиозные и местнические разногласия… Наши экономика и социальная структура отжили свое, и это должно стать для нас вопросом первостепенной важности, мы должны перестроить их таким образом, чтобы они могли сделать счастливым весь наш народ, и в материальном, и в духовном смысле… Мы должны стремиться к созданию бесклассового общества с равными условиями и возможностями для всех.
        Джавахарлал привел свою партию к победе еще на двух общенациональных выборах. Его харизма оставалась неизменной. В 1957 году Индийский национальный Конгресс получил 371 место в Лок сабхе, на тот момент лидеру партии и премьер-министру исполнилось 68 лет. Пятью годами позже большинство в парламенте уменьшилось всего на 10 мест. Однако к 1962 году Неру уже начал ощущать свой возраст, но его поддерживала его блестящая и очень привлекательная дочь, лидер молодежной группы активистов Конгресса и официальное «лицо» страны. С 1958 года Неру начал публично говорить о «глубокой болезни», поразившей партию, скорее всего, это было связано с гнетущим ощущением провала преобразований, о которых он мечтал и которые, как ему казалось, изменят независимую Индию. «Не вредит ли успех духу Конгресса?» - спрашивал тот, кто лучше всех знал, насколько пустыми были официальные отчеты об экономическом росте и развитии, как медленно продвигался процесс реформ. «Наша дисциплина ослабевает, а без дисциплины ни одна организация не может действовать эффективно», - предупреждал Неру.
        Годом позже, во время своей лекции в Нью-Дели он спросил:
        Что такое Индия?… У нас бурно развивается атомная энергетика и ядерные исследования, но мы до сих пор живем в эпоху коровьего навоза. В суете и неразберихе нашего времени мы стоим лицом и к прошлому, и к будущему, раздираемы в обе стороны. Как мы можем разрешить этот конфликт и создать такую систему, которая бы удовлетворила наши материальные потребности и в то же время сохранила наш дух и разум?
        Он не предлагал легких решений, он, скорее, пытался убедить себя, нежели тех, кто его слушал:
        Мы приняли решение, что наша цель - социализм не только потому, что это правильно и выгодно, но также и потому, что нет другой возможности решить наши экономические проблемы. Говорят, что быстрого прогресса нельзя добиться мирным и демократическим способом. Я в это не верю. В действительности, сегодня любая попытка отказаться от демократии приведет к дезинтеграции и, таким образом, положит конец любой перспективе прогресса в ближайшем будущем. Те огромные задачи, которые стоят перед нами, требуют объединения усилий всего народа… Наша задача заключается в том, чтобы, в конце концов, изменить образ мысли и деятельность сотен миллионов людей, и сделать это демократическим путем и при полном согласии этих людей.
        Последние годы Неру были омрачены войной с китайцами и постоянно ухудшающимся состоянием здоровья, болезнь почек наложилась на высокое давление, что и привело к разрыву аорты - 27 мая 1964 года Неру умер. Его дочь Индира оставалась с отцом до самого конца, и многие полагали, что Неру рассчитывал передать ей пост премьер-министра. Однако Индире на тот момент было всего сорок семь лет, и у нее не было ни опыта работы в Лок сабхе, ни опыта работы в правительстве. Кроме того, она была вдовой и два ее самых могущественных соперника, также претендующих на мантию ее отца, - Лал Бахадур Шастри и Морарджи Десаи - отказались поддержать ее. Морарджи позднее писал, что Неру в последние дни своей жизни предлагал ему стать заместителем Индиры на посту премьера в том случае, если он поддержит ее. Но Морарджи отказался, а Шастри подобного предложения и не делали.
        Лал Бахадур Шастри
        emp1
        Лал Бахадур Шастри был не так угодлив, как Морарджи, однако не менее амбициозен. Будучи верным и трудолюбивым партийным чиновником, Шастри всегда считал себя наиболее подходящей кандидатурой и предполагал заменить Неру на его посту. Рожденный в Варанаси, маленький и скромный Лал Бахадур слегка напоминал Ганди и старался во всем ему подражать. Подобно Неру, он часто бывал за решеткой, во времена борьбы за независимость Индии он провел в британских тюрьмах в общей сложности семь лет. Будучи генеральным секретарем Конгресса, Лал Бахадур проявил свой организационный талант. Его честность и прямота были редкостью в индийской политике, к тому же он был крайне усердным во всех своих начинаниях. Неру считал его очень полезным и вскоре стал назначать на самые ответственные посты в своем кабинете, включая министерство внутренних дел, где он командовал полумиллионом полицейских.
        Краткое пребывание Шастри на посту премьера, вероятно, было самым демократичным периодом в современной истории Индии. Не обладая харизмой Неру, Шастри был вынужден оставаться справедливым арбитром между различными фракциями своего кабинета и всевозможными региональными интересами. Он пригласил в свой кабинет Индиру Ганди, сделав ее министром информации и радиовещания, довольно незначительная по тем временам должность, но она сумела придать ей невиданный ни до, ни после смысл и престиж. Во многом Шастри олицетворял Индию даже больше, нежели Неру и его дочь. Он выглядел, разговаривал и вел себя, как самый обыкновенный индиец и даже сам ткал и шил себе одежду. По установленной Ганди традиции он глубоко верил в пользу ручного труда. «Я маленький человек и верю в маленькие проекты с маленькими расходами, дающие быстрые результаты», - заявил Шастри на первом заседании своего кабинета, сместив приоритеты от металлургии и тяжелого машиностроения к строительству сельских хижин и производству ручных ткацких станков. За время «коллективного правления» Шастри в Индии не было всеобщих выборов, но его
популярность была довольно высока до самой его смерти от сердечного приступа в Ташкенте, после подписания мирного договора, положившего конец второй необъявленной войне между Индией и Пакистаном в 1965 году.
        Индира Ганди могла бы и не стать премьер-министром Индии после окончания десятидневного национального траура, объявленного в стране после смерти Шастри, если бы не мощная поддержка, которую она получила от президента Индийского национального конгресса К. Камарадж Надара, политика из Южной Индии. Камарадж был верным помощником Неру и знал, о чем мечтал Пандит. Он также полагал, что дочь Неру окажется более расположенной к нему и более управляемой, чем ее главный соперник, Морарджи Десаи, тот был человеком, на которого не мог повлиять никто, кроме его сына. Индира казалась легкой и ласковой. Он знал, разумеется, что она не «тупая кукла», как назвал ее один старый «друг» из социалистической партии. Но Камарадж все же надеялся, что она окажется податливой и благодарной за ту помощь, которую он, будучи лидером Лок сабхи, оказал ей в избрании на должность премьера. Морарджи не отступил и начал открытую борьбу за пост премьер-министра. Конгресс провел в Нью-Дели съезд, на котором Индира получила в два раза больше голосов, чем Морарджи, став, таким образом, премьер-министром. 24 января 1966 года госпожа
Ганди дала свою первую клятву, перед тем как вступить в должность премьер-министра. Ей было сорок девять лет. Ее старшему сыну Радживу был двадцать один год, а его брату Санджаю восемнадцать.
        Индира Ганди и Жаклин Кеннеди. 1962 год
        emp1
        Когда ее спросили, как она, женщина, чувствует себя в роли премьер-министра, госпожа Ганди ответила: «Я не феминистка, я человек. Когда я работаю, я не думаю о себе как о женщине. В соответствии с индийской конституцией все граждане страны равны… Я просто гражданка Индии и первый подданный своей страны». Однако на самом деле она оказалась сильнее и прозорливей любого из мужчин в ее кабинете и в партии. Вскоре Камарадж понял, так же как ранее это понял Морарджи, что он не сможет ей указывать, не сможет ее запугать или отговорить от чего бы то ни было. Она была необычайно сильной, она была прирожденным лидером, таким же, как ее отец. Она говорила меньше, чем Неру, и больше ценила свое время. Она не валяла дурака и не занималась пустыми разговорами. На самом деле, она не увлекалась идеологией, хотя могла заниматься социалистической риторикой не хуже отца. Ее фатальной слабостью были необузданные амбиции и жажда власти для себя и своих сыновей.
        Голод и внутренние конфликты на северо-востоке страны вынудили Индиру лететь в Вашингтон всего через два месяца после вступления в должность, она пыталась получить крайне необходимую продовольственную и финансовую помощь. Она получила от президента Джонсона и то, и другое, в обмен на обещание девальвировать слишком переоцененную рупию, а также обещание пойти на сближение между США и Индией в области образования и культуры. Во время этого мартовского визита в Вашингтон Индира Ганди и Линдон Джонсон нашли общий язык. Перед своим отлетом из столицы Соединенных Штатов Ганди сказала: «Я надеюсь, что во взаимоотношениях между США и Индией всегда будет царить весна». Но последовавшая за этим девальвация национальной валюты оказалась настолько глубокой, что вспыхнувшая в результате этого инфляция чуть было не свалила правительство Ганди. А затем и Вьетнам превратился в катастрофическое кровавое болото, и Индия вовсе отвернулась от Вашингтона, обратившись за дружбой и поддержкой к Москве. Камарадж и другие боссы Индийского национального конгресса начали терять веру в мудрость Индиры после катастрофы с
девальвацией и настаивали на назначении Морарджи на пост вице-премьера и министра финансов. Морарджи пользовался доверием индийских финансистов, банкиров и промышленников, многие из которых были его соплеменниками из Гуджарата. Однако Индира боялась и ненавидела своего соперника, поэтому на свои первые всеобщие выборы в 1967 году она пошла без него.
        В результате Индийский национальный конгресс с большим трудом смог одержать победу, а его большинство в Лок сабхе сократилось с более чем ста мест до минимальных двадцати. Кроме того, проигрыш на выборах в парламенты восьми штатов можно было считать национальным вотумом недоверия Конгрессу. Камарадж сам был изгнан из парламента, равно как и многие другие профсоюзные лидеры. Дух партии был сломлен, политические силы становились все более фрагментированными, скатываясь до мелких региональных партий, никак не связанных друг с другом и не отличающихся логикой, в то время как состояние экономики продолжало ухудшаться. И все же Камарадж вместе с другими лидерами Конгресса, представителями старой гвардии, убедил Индиру назначить Морарджи вице-премьером и министром финансов. Но у Морарджи не было волшебной панацеи от практически неминуемой стагфляции, поразившей индийскую экономику гораздо серьезнее, чем более сильные экономики стран Западной Европы и США. Морарджи считал, что необходимо прекратить строгое государственное регулирование промышленности и контроль над банками, чтобы простимулировать частный
сектор смешанной экономики. Однако Индира выбрала сильный государственный сектор, выступив за национализацию большого количества банков и страховых компаний и за более строгий контроль над землевладением и личными доходами, а также корпоративными прибылями, кроме того, она прекратила выплату пенсий бывшим князьям. Таким образом, в 1969 году Ганди решилась на «левый поворот», оборвав серебряную нить, которая связывала ее со старой гвардией Конгресса. Она вынудила Морарджи уйти в отставку, лично возглавив министерство финансов. Во время выборов президента Индира выдвинула собственного кандидата - В. В. Гири, против кандидата от Конгресса Санджива Редди, что повлекло изгнание ее из партии за «отсутствие партийной дисциплины». Вместо того чтобы смиренно принять этот удар, Индира вступила в борьбу.
        К концу 1969 года Индийский национальный конгресс разделился на два крыла: крыло «Индиры» и крыло «Морарджи». Ганди знала: для того чтобы удержать власть, ей нужно обратиться к индийским избирателям через головы тех, кто ревностно охранял партийную машину. Она создала левую коалицию с другими партиями, в нее вошли несколько небольших социалистических и коммунистических партий, которые имели своих представителей в Лок сабхе, а также некоторые большие региональные партии, которые требовали большей автономии для своих регионов, особенно Тамилнад на юге, сикхи в Пенджабе и мусульмане в Кашмире. Это было рискованной затеей, но Ганди была опытным политиком, она знала, что у нее нет другой возможности удержать власть - большинство бывших соратников ее отца и все махараджи, чьи пенсии она отменила в 1969 году, оказались против нее. У нее был лишь ее собственный электорат, состоящий их индийских женщин, неприкасаемых и национальных меньшинств - мусульман, сикхов и тамилов. Она также обращалась к растущим массам безземельных и обедневших крестьян. Она была прогрессивным человеком, чутким к массовым
страданиям и к бедности, которую она видела повсюду в Индии. В каком-то смысле, ее жесткость была следствием ее нетерпимости к некомпетентности, продажности и глупости мелких чиновников во всех ветвях индийской власти. Она много путешествовала по миру со своим отцом и знала, что можно и нужно делать, для того чтобы простимулировать реформы. Но только в Индии ничего не менялось, во всяком случае, не менялось так быстро, чтобы можно было прокормить все новые и новые рты.
        На выборах 1971 года Индира вышла к людям с новой политической программой «Отменим бедность», досрочно распустила Лок сабху, чтобы получить новый мандат доверия, и добилась убедительной победы, получив впечатляющее большинство в 352 места. Этот год был самым успешным и для ее внешней политики: к середине декабря индийская армия легко победила Пакистан на востоке, в результате чего возникла независимая республика Бангладеш. Следующие год-два ее считали едва ли не воплощением Богини Матери. Вскоре после этого стал популярен лозунг «Индира - это Индия, Индия - это Индира!». Однако к началу 1973 года, когда ОПЕК резко увеличила цены на нефть, и инфляция вышла из-под контроля, популярность Индиры стала падать, особенно среди бюрократов среднего звена с фиксированной зарплатой и студентов. Крестьяне также почувствовали ухудшение экономического положения, и уже казалось, что бедность, вместо того чтобы быть повсеместно уничтоженной, напротив, повсеместно побеждает.
        От Бихара до Гуджарата бунты и забастовки сотрясали страну с начала 1973 до середины 1975 года. Возникла неожиданная коалиция банковского капитала, бедных крестьян, безземельных сельскохозяйственных рабочих и студентов-социалистов, в то же время нарастала волна недовольства «Раджем Индиры», во главе которой стояли Морарджи Десаи и Джаяпракаш Нараян. Новое политическое движение Джаната (народное) имело только один лозунг и одну цель: «Прогнать Индиру!». Многие политики старшего поколения и лидеры национально-освободительного движения считали ее опасным диктатором, то ли коммунисткой, то ли фашисткой. Ее оппонент на выборах Радж Нарайн обвинил ее в подтасовках, потерпев поражение, он обратился в Верховный суд Аллахабада, и хотя большая часть обвинений была отклонена за отсутствием доказательств или как слишком тривиальные, два из них все же были доказаны в суде в июне 1975 года. В ту же неделю кандидат фракции Индиры в Конгрессе проиграл важные выборы в Гуджарате, и политическая судьба Индиры Ганди, казалось, была решена. Если бы обвинения, выдвинутые против нее в Аллахабаде, были бы подтверждены в
Верховном суде, она, согласно закону, была бы вынуждена уйти и не имела бы права занимать какую-либо выборную должность в правительстве на протяжении шести лет. Члены ее кабинета посоветовали ей уйти в отставку до тех пор, пока не будет принято решение по апелляции, и передать всю власть временной тройке, состоящей из членов кабинета.
        Морарджи Десаи
        emp1
        Однако младший сын Индиры Ганди, Санджай, призвал мать бороться, а не сдаваться. Был ли этот совет просто эхом ее собственной позиции или нет - неясно, но Индира приняла совет и призвала президента объявить чрезвычайное положение. Таким образом, вместо своей политической карьеры, она приостановила действие конституции. Морарджи и Нараян призвали к общенациональным протестам, при этом они зашли так далеко, что решили назвать эту кампанию Сатьяграха, уподобив ее кампании неповиновения Махатмы Ганди. Протест должен был начаться 26 июня 1975 года. Однако ночью, перед началом выступлений, полицейский спецназ по приказу Индиры арестовал всех лидеров движения Джаната, кроме того, в Дели, где печатались все основные индийские газеты, было отключено электричество, чтобы ни одна из них не смогла выйти в то утро. Затем Индира собрала кабинет министров, чтобы сообщить о своем решении, предварительно проинструктировав подконтрольного ей президента, что ему нужно делать. Это была напряженная ночь для нее и ее сына Санджая.
        Джаяпракаш Нараян и Бен Гурион
        emp1
        «Решение о чрезвычайном положении нелегко принять, - рассказывала она потом, - но в жизни страны бывают такие моменты, когда необходимо принимать тяжелые решения. Когда в стране царят беспорядки и насилие, когда становится совершенно очевидно, что страна катится к катастрофе». Да это верно. Но это было так еще прежде, чем ее осудили за «нарушения на выборах». Чего же она ждала так долго? «Да, я признаю, что если бы начала действовать раньше, то ситуация не достигла бы такого критического уровня».
        Со времен британского правления в индийских тюрьмах не бывало такого количества уважаемых деятелей Индийского национального конгресса. Многие из них переносили тюрьму плохо, Джаяпракаш Нараян вел тюремный дневник, опубликованный в 1977 году в Бомбее под названием «Я был здесь, пытаясь расширить горизонты нашей демократии». В те ужасные июльские дни 1975 года он писал из своей камеры: «Я предполагал, что наш премьер-министр в условиях демократии будет использовать все нормальные и ненормальные законы, для того чтобы мирное демократическое движение потерпело поражение, но не уничтожит собственно демократию, заменив ее тоталитарной системой… Прошедшие события показали, что я ошибся. Каковы бы ни были личные наклонности госпожи Ганди, ей не удастся стать диктатором. Вначале я думал, что народ не позволит этому свершиться, а у нее самой не хватит мужества на такое… К сожалению, прошедшие события доказали, что я был не прав».
        Санджай Ганди
        emp1
        Около 100 000 индийцев очутились в тюрьме без суда и следствия, их держали там без какого-либо повода более года. Все оппозиционные партии были запрещены. Все газеты и радиопередачи подвергались строгой цензуре. Санджай лично читал передовицы всех главных газет, прежде чем они выходили в печать. Ничего негативного за все это время не было написано об Индире, о ее сыне и их чрезвычайном радже. На протяжении двадцати одного месяца все поезда в Индии ходили строго по расписанию. В стране стало намного меньше забастовок, намного меньше «прогулов по больничному», меньше контрабанды, черного рынка и меньше жалоб на чиновников. Страх мотивировал миллионы индийцев на большую производительность. У полиции были развязаны руки, и она была вольна делать с молодыми заключенными, «смутьянами» или политическими «террористами» все что угодно. Ледяная тишина страха проникла в индийские дома, люди не знали, подслушивают ли их, записывают ли, докладывают ли о «предательских» высказываниях. «Глаза и уши» Санджая, его высокопоставленные друзья-бандиты были повсюду. «Все мы имеем представление о своих детях, - писала
однажды Индира Ганди. - Иные родители делают все возможное, чтобы их дети развивались в каком-то определенном направлении, но у них не получается. У каждого ребенка свой характер… То же самое происходит и с нашей страной. Чего бы вы не хотели, и что бы вы не делали для нее, она все равно будет развиваться по своему собственному пути».
        «Я всегда полагал, что госпожа Ганди не верит в демократию, что по своим убеждениям и наклонностям она - диктатор, - писал Джаяпракаш Нараян из тюрьмы. - Мои предположения, к огромному сожалению, оказались верны». Но в январе 1977 года она, в конце концов, смягчилась, приказав освободить старого Морарджи и больного Нараяна, а также большую часть их сторонников, и объявила о новых выборах, которые должны были пройти через год. Однако Джаната подняла народ, и выборы состоялись уже в марте того же года. Индийские избиратели толпами устремились к избирательным пунктам, ответив на призыв Джаяпракаша Нараяна прийти на выборы сейчас или никогда. Джаната обещала «Хлеб и свободу», предупреждая, что альтернативой может быть «Рабство!». Большинство индийцев выбрало «свободу», и Морарджи Десаи пришел к власти с убедительным большинством в Лок сабхе, где Конгресс смог получить всего 154 места, ни Индиры, ни Санджая там не было. Перед Индией открылась возможность для прогрессивных реформ. Индийцы могли вновь говорить все, что хотели, не боясь тюрьмы и полицейского произвола. Но Джаната растратила свой золотой
мандат впустую, несколько важных месяцев ушло на мелкие торги между престарелыми лидерами, каждый из них старался отхватить себе какие-то коврижки власти. Единственной свободой, которую Джаната в самом деле вернула Индии, стал дикий капитализм. Цены и прибыли капиталистов вновь взлетели вверх, инфляция просто взорвалась. После года бесполезных чисток старой метлой Морарджи, каждый новый день делал воспоминания о чрезвычайном правлении Индиры все более приятными. Во всяком случае, правительство Ганди «работало». Страх тюрьмы и полицейских преследований заставлял людей вовремя приходить на работу. В древних законах Ману и наказаниях Чанакьи, разумеется, было больше мудрости, нежели в чуждых западных демократиях и свободах, введенных в стране такого количества языков, каст, религий и классов, в стране, которой так долго правили махараджи, шахи и падишахи!
        Чуть менее чем через два года, после того как волна Джанаты смыла Индиру Ганди с ее высот в Нью-Дели, очередная «Волна Индиры» вновь вернула ее к власти. И в середине 1979 года Морарджи подал в отставку, не дожидаясь вотума недоверия, который со стопроцентной вероятностью заставил бы его уйти с поста премьера. Долго болевший Джаяпракаш Нараян умер, а его коалиция рухнула. Временно исполнявший обязанности премьер-министра Чаран Сингх отчаянно цеплялся за тонущий корабль разваливавшейся коалиции, пока в декабре 1979 года Джаната не потерпела окончательное фиаско. Если у кого-то из оппонентов Индиры Ганди и оставались сомнения насчет ее стойкости и властных амбиций, то выборы 1980 года доказали им, что они ошибались. Ее недолгое пребывание в тюрьме, сразу после победы Морарджи, лишь добавило ореол мученичества к ее короне из посеребренных сединой волос. Она с легкостью выиграла оба места в Лок сабхе, а ее фракция вместе с Санджаем Ганди получила уверенное большинство. Джаната проиграла даже марксистам, которые с тридцатью пятью местами в парламенте не представляли серьезной угрозы для правительства
Индиры. Но все же Джаната смогла получить контроль над тремя штатами: Западной Бенгалией, Кералой и Трипурой. Штат Тамилнад остался в руках дравидийской партии, которую возглавлял бывший киноактер, звезда экрана, тамильский премьер М. Г. Рамачандрана. Пенджаб номинально вернулся под контроль Индийского национального конгресса. Но Пенджаб оставался самой большой проблемой Ганди, омрачая последние четыре года ее жизни, и без того полной горя после июньского дня 1980 года, когда блестящая карьера Санджая Ганди рухнула вместе с ним в объятом пламенем спортивном самолете на поле летного клуба в Нью-Дели.
        Требования сикхской партии Акали Дал (Партия бессмертных) о создании отдельного штата - Панджаби Суба, как они его называли, были с большой неохотой удовлетворены Нью-Дели в 1966 году. Бывший штат Пенджаб был еще раз разделен на три новых штата: Пенджаб, где большинство составляли говорящие на пенджабском языке сикхи; Харьяна - новый штат, где в большинстве были говорящие на хинди индусы, и самый крупный по размеру штат - Химачал-Прадеш (Горная провинция), к которому были присоединены бывшие сикхские княжеские территории в предгорьях вокруг Симлы. Сикхи требовали оставить построенный за огромные деньги по проекту Ле Корбюзье[41 - Ле Корбюзье - французский архитектор, пионер модернизма. Строительство Чандигарха стало самым масштабным проектом его жизни. Город был построен практически с нуля в период с 1951 по 1960 год и считается на сегодня одним из самых удобных и красивых городов Индии.] Чандигарх столицей нового Пенджаба, но первое правительство Ганди настаивало на том, что коль скоро Чандигарх находится на границе Пенджаба и Харьяны, то он должен стать столицей обоих штатов, с одним
губернатором, верховным судом и университетом, а его территория должна стать союзной, управляемой из центра. Это «решение» не устроило ни одну из сторон.
        Таким образом, законодательство, призванное разрешить конфликт между индусами и сикхами, осложненный эмоциональными, лингвистическими и религиозными различиями, а также реальными экономическими и политическими интересами, лишь углубило его. Светские индусы объединились с индусами-фундаменталистами, для того чтобы противостоять все более настойчивым и жестким требованиям сикхов, причем не только в том, что касалось Чандигарха, но и в плане признания сикхизма отдельной религией, а не только «сектой» индуизма, как было записано в конституции Индии.
        Требования о создании Панджаби Суба в Нью-Дели понимали как еще одно пропакистанское движение, угрожающее единству Индии. Поскольку Пенджаб имел общую границу с Пакистаном, а количество офицеров-сикхов, занимавших командные посты в индийской армии, было непропорционально велико, любые волнения среди сикхов, особенно чреватые насилием, вызывали большую тревогу у индийского кабинета министров. Верность сикхов и решающая роль, которую они сыграли во время войны с Пакистаном за контроль над Кашмиром в 1965 году, помогли убедить Ганди в необходимости пойти на уступки. Кроме того, некий «святой» Фатех Сингх из Акали Дал угрожал самосожжением, и в Нью-Дели боялись радикальных последствий. В итоге в 1970 году Чандигарх сделался столицей одного лишь Пенджаба, Харьяне тогда же пообещали деньги на строительство собственной столицы, а также часть территории Пенджаба, где проживали преимущественно индусы.
        Но это соглашение 1970 года так никогда и не было реализовано. Внутри самой сикхской общины шла политическая борьба: Гиани Заил Сингх, премьер-министр Пенджаба (1972 -1977), член Конгресса и министр внутренних дел в правительстве Ганди (1980), а позднее президент (1982 -1987), выступал против влияния партии Акали Дал. Индусы жаловались, что «жадные» и богатые сикхи слишком влиятельны и им потакает Нью-Дели. Составляя лишь 2 % населения Индии, трудолюбивые сикхи обладали более 10 % ее богатства, средний доход на душу населения в Пенджабе почти в два раза превышал средний уровень доходов по стране. Чего еще хотели «эти люди»? Чем они были недовольны? У них было больше тракторов, больше колодцев, больше воды и больше пшеницы, чем в любом другом индийском штате! На них смотрели с завистью, они успешнее других смогли воспользоваться плодами индийской зеленой революции, и урожайность зерна у них была самая высокая в Южной Азии.
        Сикхи из партии Акали Дал выступали против чрезвычайного положения, объявленного Ганди, почти 50 000 из них попали в тюрьмы Пенджаба. В 1977 году, после убедительной победы на выборах коалиции двух партий - Акали Дал и Джанаты - Заил Сингх вынужден был уйти в отставку, и на его место пришел Сардар Пракаш Сингх Бадал, возглавивший коалиционное правительство в Чандигархе. Тогда потерявшие власть сикхские политики из Конгресса спонсировали дотоле никому неизвестного молодого сикха-фундаменталиста Сант Джарнаил Сингх Бхиндранвале в противовес старым лидерам Акали Дал. Вскоре Бхиндранвале стал популярен, агрессивен и независим, чего, похоже, не ожидали его спонсоры. Теперь они пожинали бурю, которую сами же и посеяли. После перевыборов в январе 1980 года Ганди распустила коалиционное правительство в Пенджабе и назначила новые выборы на май текущего года. Индийский национальный конгресс эти выборы выиграл. Затем Ганди назначила Дарбара Сингха на должность главного министра Пенджаба. Оппозицию от Акали Дал в парламенте штата сперва возглавлял Пракаш Сингх Бадал, но в 1980 году был избран новый президент
от Акали Дал, Сант Харчанд Сингх Лонговал (1928 -1985). Гиани Заил Сингх остался в Нью-Дели рядом с Ганди, и в 1982 году стал президентом Индии, он был первым сикхом в истории, занявшим эту высокую должность.
        Бхиндранвале (в центре)
        emp1
        Умеренная оппозиция Бадала и Лонговала власти Индийского национального конгресса в Пенджабе была позором в глазах сикхов-экстремистов, они предпочитали агрессивную тактику Бхиндранвале и его молодых сторонников. Террор стал их главной тактикой, мотороллеры и автоматы - любимым оружием. Бхиндранвале, игнорируя призывы своих бывших спонсоров к сдержанности, начал войну, которая уносила жизни как индусов, так и умеренных сикхов. При этом он оставался на свободе. Заил Сингх вынужден был признаться Лок сабхе, что у министерства внутренних дел нет достаточных доказательств участия Бхиндранвале в нескольких громких убийствах, потрясших штат. Однако к тому моменту, когда достаточное количество доказательств все же было собрано, Бхиндранвале и его ученики, вооруженные до зубов, с запасом провизии и оружия, находились внутри Золотого Храма в Амритсаре. Фанатики намеревались оставаться в этом сердце сикхской религии до тех пор, пока не будут удовлетворены их требования о создании отдельной сикхской «страны чистых» (Халистан): или Халистан, или смерть, которая принесет им ореол мучеников.
        Второго июня 1984 года Ганди одобрила проведение индийской армией операции под кодовым названием «Голубая звезда», цель которой - убрать Бхиндранвале и его террористов из Золотого храма. Очевидно, она полагала, что «Голубая звезда» была единственной реальной возможностью покончить с вооруженным захватом самого святого места в Амритсаре. Между тем непонятно, почему сначала не попытались использовать небольшую группу коммандос или, заблокировав террористов, взять их измором. Возможно, она просто знала, что такое драматическое применение подавляющей военной силы против сикхов, несмотря на возможные кровавые последствия, политически выгодно. Ведь на носу были очередные выборы. Военные получили разрешение делать все, что считали необходимым, и 3 июня 1984 года на территорию храмового комплекса въехали танки, ведя огонь из орудий, над головами стоял гул пролетающих вертолетов, а тяжелые минометы вели огонь из соседнего парка Джаллианвала-багх, того самого, где 65 лет назад был рожден Индийский национальный конгресс. В последующие дни и ночи ожесточенных боев Бхиндранвале и около тысячи его сторонников
были убиты, еще столько же взяты в плен. Это стоило жизни почти 200 индийским солдатам. Халистан получил своих первых мучеников. Семена безмолвной сикхской клятвы отмщения были посеяны в те дни, и это привело к скорому убийству Ганди. Но тогда большинство индусов в Харьяне, Нью-Дели и по всей стране испытывали удовлетворение от того, что премьер-министр и армия, в конце концов, поставили «этих людей» на место. Политический рейтинг Индиры Ганди взлетел сразу после проведения операции «Голубая звезда», а шансы на победу Конгресса на ближайших выборах значительно выросли. Но на дворе уже был конец октября, а Ганди все еще не объявила точную дату выборов, хотя вела себя как политический кандидат и всякий раз выступала на митингах перед огромными толпами людей. На митинге в Ориссе перед своим возвращением в Нью-Дели в конце октября она заявила: «Если я умру сегодня, каждая капля моей крови придаст силы нашей стране».
        Утром 31 октября 1984 года премьер-министр Индира Ганди вышла из своего дома на Сафдаржунг роуд № 1 в Нью-Дели и пошла по дорожке через сад в офис на Акбар роуд № 1. В тот момент, когда она подошла к воротам, двое сикхских охранников-предателей разрядили автоматы в хрупкую женщину в оранжевом сари, которую они призваны были защищать ценой жизни. Самопровозглашенные сикхские лидеры Халистана в Лондоне в тот день поднимали бокалы с шампанским с криками: «Мы отомстили!». Один из предателей был убит в тот же миг другими охранниками; другой предстал перед судом и был приговорен к повешению. Когда новость об убийстве Ганди разнеслась по Дели, вечером того ужасного дня неистовые толпы индусов, во главе которых стояли головорезы из Конгресса, поджигали каждого сикха, каждый сикхский дом, лавку, машину, такси или велорикшу, которые попадались на их пути. Оргия необузданных убийств и поджогов превратила огромную космополитическую столицу Индии в настоящую бойню, и это продолжалось три душераздирающих дня и ночи после убийства Индиры. Тысячи ни в чем не повинных сикхов были убиты в одном только Дели.
        В Северной Индии сикхи, которых было легко отличить внешне, внезапно стали жертвами своих индусских соседей и бывших друзей, с которыми они прожили бок о бок всю свою жизнь. Правительство вынуждено было призвать армию и отдать приказ расстреливать мародеров и грабителей на месте, чтобы остановить эту ужасающую вспышку насилия. Но кармическим последствием всего того, что произошло после убийства Ганди, стал конфликт между индусами и сикхами, он сделался главной внутренней проблемой страны, и сикхи в этом смысле стали заменой мусульман. Отныне мало кто из офицеров-индусов, командующих сикхскими полками, мог спать спокойно - трещина прошла через самое сердце индийской политики.
        Президент страны Заил Сингх вернулся в Нью-Дели в тот же день, чтобы принять присягу нового премьер-министра, сорокалетнего сына Индиры Ганди - Раджива. Раджив избегал политики до 1980 года, когда умер его младший брат. Он был пилотом Индийских Авиалиний, закончил знаменитую Дунскую школу и учился на инженера в Тринити-колледже Кембриджа, где встретил свою итальянскую невесту - Соню Майно. В отличие от Санджая, Раджив был спокойным, не агрессивным и, казалось, лишенным амбиций. Однако по настоянию матери он принял груз политического наследия Санджая - место в Лок сабхе и руководство молодежной секцией Индийского национального конгресса, таким образом, он позиционировал себя политическим наследником матери. Но никто не ожидал, что это произойдет так скоро. Однако Раджив не испугался той огромной ответственности, которая так внезапно свалилась ему на плечи.
        В соответствие с конституцией самый высокопоставленный член кабинета министров Индии должен был быть приведен к присяге в качестве временно исполняющего обязанности премьер-министра, но советники из окружения президента не очень волновались о процедурных тонкостях в тот момент, когда тучи ненависти и крики «Кровь за кровь!» бушевали над клокочущей равниной Дели. «Она была матерью не только мне, но и всей нации», - сказал Раджив в своем первом радиообращении, призывая людей прекратить насилие и сохранять спокойствие. Ни полиции, ни солдат не было видно, и кровожадные толпы буйствовали на протяжении еще двух дней и ночей. 3 ноября порядок был восстановлен, и останки Индиры Ганди кремировали на берегу реки Ямуна, там же, где были зажжены погребальные костры Махатмы Ганди, Джавахарлала Неру и Лала Бахадура Шастри.
        Раджив Ганди предусмотрительно назначил всеобщие выборы на декабрь 1984 года. Огромная волна симпатий к его матери, приобретшей ореол мученицы, принесла Индийскому национальному конгрессу впечатляющую победу на выборах с самым серьезным за всю историю большинством в 400 мест в Лок сабхе. В ходе предвыборной кампании Раджив оказался еще более популярным, нежели его мать, многим индийцам он напомнил своего статного деда, его незапятнанный и полный надежд образ. Раджив покорил миллионы людей, и по телевизору, и на многолюдных митингах, вскоре он стал самым популярным человеком в Индии. Индийский электорат проголосовал за выбор, который еще прежде сделала кучка влиятельных политиков. И это стало достойным поводом, для того чтобы отпраздновать столетие Индийского национального конгресса в Бомбее в декабре 1985 года, с наследником семьи Неру во главе партии и во главе страны. Но Раджив не удержался от упреков: выступая перед огромной толпой людей, собравшихся под знойным небом Бомбея, он заявил: «Мы говорим о высоких принципах и великих идеалах, необходимых для построения сильной и преуспевающей Индии…
Но у нас самих нет ни порядка… ни моральных принципов, ни чувства социальной ответственности, нам нет дела до общественного благосостояния. Мы уже не только терпим коррупцию, но и считаем ее характерной чертой нашего руководства». Многие старые функционеры были шокированы уничтожающими речами нового лидера, и все же некоторые были согласны с ним, добавив: «Он, разумеется, хорошо знает, о чем говорит».
        Главным приоритетом для Раджива стало восстановление мира и демократического правления в Пенджабе, который в то время находился на военном положении. Он встретился с освобожденным из тюрьмы умеренным лидером Акали Дал Сант Харчандом Сингхом Лонговалом, и в июле 1985 года они достигли договоренности, которая предвещала начало новой мирной эры для Пенджаба. С 26 января 1986 года Чандигарх вновь пообещали сделать столицей Пенджаба. Другие требования сикхов, касающиеся воды, религиозной автономии и контроля над налогами предоставили на рассмотрение «беспристрастных комиссий». Выборы на территории штата должны были состояться в сентябре 1985 года. Но 20 августа Сант Лонговал был убит сикхскими террористами. Тем не менее выборы состоялись, к власти в штате вернулась Акали Дал, правительство возглавил умеренный Сурджит Сингх Барнала, но насилие в Пенджабе не прекращалось. Вооруженные последователи Бхиндранвале вновь проникли в Золотой храм в Амритсаре и захватили Акал Тахт, штаб-квартиру сикхской общины. Центральное правительство отказалось выполнять свое обещание по Чандигарху, после того как начались
бурные протесты индусов Харьяны, угрожавших блокировать Лок сабху, если не будут удовлетворены их требования «справедливости». Таким образом, унесшая столько жизней «Голубая звезда» ни к чему не привела, кроме разве что успешных для Индийского национального конгресса перевыборов, но теперь правительство Конгресса отстранилось от внутренних распрей, раздирающих партию Акали Дал, и предоставило Барналу самому разбираться с сикхскими террористами в Золотом храме. Таким образом восстановился статус-кво, который существовал в Пенджабе до того, как Раджив и Лонговал заключили соглашение. Перспективы стабильного мира в Пенджабе по состоянию на 1987 год не продвинулись ни на шаг, оставшись в том же состоянии, в каком находились предыдущие сорок лет. Террор усиливался, и в мае 1987 года Нью-Дели вместо правительства Барнала вводит прямое президентское правление, в результате чего вся власть в Пенджабе перешла в руки полиции и ее нового шефа Джулио Рибейро, переведенного в Пенджаб из Гоа, а также назначенца из центра, губернатора С. С. Pay, который был родом из Бенгалии. Однако автократическое правление не
уменьшило, но предсказуемо увеличило количество жертв в этом измученном штате. В 1988 году в Пенджабе погибло 2000 человек, и хотя топорность проведения операции «Голубая звезда», когда танки атаковали Золотой храм, была заменена на почти хирургические действия снайперов во время операции «Черный гром», при Радживе мир так и не вернулся в Пенджаб.
        Хотя главной внутренней проблемой для Раджива был Пенджаб, не меньшей проблемой оказалась коррупция, она разрушала его некогда кристально чистую репутацию. По слухам, миллионы долларов «откатов» были переведены шведской фирмой Бофорс[42 - Бофорс - шведская оружейная фирма, дававшая взятки за контракт на поставку в Индию гаубиц.] на тайные счета в Швейцарии, принадлежавшие близким друзьям премьер-министра Индии. Министр финансов в правительстве Раджива, В. П. Сингх, попытался разоблачить мошеннические схемы по уходу от налогов и случаи казнокрадства некоторых самых известных бизнес-семейств Индии, в этот круг входили и основные спонсоры премьер-министра. Но как только он сделал эти документы, погребенные в архивах, достоянием общественности, Раджив немедленно перевел его в министерство обороны. Но и там Сингх обнаружил следы, ведущие к Бофорсу, и на этот раз Раджив уволил его из кабинета министров. Однако Сингх и после этого не стал молчать, хотя на него оказывали давление в разных формах, чуть ли не обвиняя в измене. Он начал собственную политическую кампанию, обратившись напрямую к миллионам
индийцев, поведав им историю о том, насколько прогнило высшее руководство страны. С этой историей на протяжении двух лет он колесил по диким просторам индийской политики, выступал на митингах от Бомбея до Калькутты, пока его одинокий голос в конце концов не загремел победным эхом - он выиграл общенациональные выборы. Когда сотни миллионов голосов были подсчитаны в конце ноября 1989 года, парламентское большинство Раджива с 400 мест в Лок сабхе упало до 190, а большинство новых членов парламента поддерживало небольшую партию Сингха, Джаната Дал, которая сама по себе имела всего 145 мест, но смогла заручиться поддержкой многих могущественных партий как левого, так и правого толка.
        Золотой храм сикхов в Амритсаре
        emp1
        «Если власть - это меч, то он будет разить во имя бедных и трудящихся масс», - пообещал новый премьер-министр Сингх своему народу в декабре того же года, на следующий день после того, как президент Рамасвами Венкатараман принял его присягу в Нью-Дели. Четыре дня спустя Сингх совершил свой первый официальный визит, вылетев из Нью-Дели в Амритсар, и прошел пешком в Золотой храм, чтобы выразить «сожаление касательно всего, что произошло здесь в прошлом», при этом он мудро добавил: «Проблемы нельзя решить пулями, но их можно решить любовью». Бесстрашный визит Сингха в Пенджаб хоть и не решил проблему террора в Амритсаре, но помог восстановить веру обиженных сикхов в справедливость властей. Благодаря Сингху и его умному соратнику по кабинету министров, пенджабцу Индеру Гуджралу, политический процесс сдвинулся с мертвой точки, и в конце концов начался поиск мирного решения для многострадального Пенджаба. В штате нужно было провести выборы, решить вопрос с Чандигархом, но прежде всего назначить судебное разбирательство и наказать виновных в ужасных преступлениях против сикхов на залитых кровью улицах
Дели во время ужасной резни в начале ноября 1984 года.
        После 1971 года, когда было создано независимое государство Бангладеш, миллионы безземельных мусульман из этой доведенной до крайней нищеты страны бежали от голода, нелегально пересекая восточную границу Индии, в надежде добраться до малозаселенного плодородного штата Ассам и соседнего с ним Мизорама. Нападения местных жителей на этих мигрантов стоило жизни тысячам из них. Иногда разъяренные местные «студенты», очищая штат от «чужих», поджигали целые мусульманские деревни. В середине 1985 года Раджив достиг договоренности с молодым лидером популистов Ассама - Прафуллой Кумар Махантой, чья политическая партия Асом Гана Паришад пользовалась поддержкой большинства наиболее активных противников мусульман-мигрантов. Правительство пообещало вывести свои войска и провести в штате новые выборы, которые партия Маханты с легкостью выиграла, а нелегально находящиеся в Ассаме иностранцы-мусульмане были лишены всех прав и депортированы в другие регионы Индии. В ответ Маханта пообещал отозвать своих «парней», приказав им прекратить убийства и вернуться в свои университеты. Эта договоренность между Дели и
Ассамом продержалась почти два года, и ненадолго мир вернулся в Ассам, но доведенные до отчаяния бангладешцы продолжали нелегально переходить проходившую в джунглях границу, и уже новые банды молодых жителей Ассама стали появляться в окрестностях города Гувахати. Они нападали на мигрантов, убивали их, бросая вызов и Дели, и самому Маханте, которого считали ренегатом, частью истеблишмента. Раджив окончательно решил проблему Ассама, его освободительной армии и агрессивных активистов, возведя вдоль проходящей в джунглях границы между Индией и Бангладеш забор из колючей проволоки. Однако сильные муссоны сделали эту затею абсолютно бесполезной, прибыль из нее смогли извлечь только производители колючей проволоки. В 1990 году крупные силы индийской армии вернулись и заняли позиции вдоль границ Ассама и Мизорама, где на протяжении еще нескольких месяцев продолжались беспорядки. Через год, 21 мая 1991 года, во время избирательной кампании в штате Тамилнад, Раджива Ганди практически разорвало на куски взрывом бомбы, спрятанной под шелковым сари на теле женщины-самоубийцы из организации Тамильских тигров.
Количество динамита в заряде хватило на то, чтобы разорвать на куски самоубийцу и еще десятки людей вокруг нее. После этого ужасного убийства Индийский национальный конгресс победил на выборах подавляющим числом голосов и П. В. Нарасимха Рао, первый министр в кабинете Раджива Ганди, стал новым премьером. Он избрал Манмохана Сингха в качестве человека, который должен был начать новую экономическую политику.
        Раджив Ганди
        emp1
        После первого срока пребывания Раджива в должности премьер-министра Конгресс, будучи уже не в состоянии получить большинство мест в Лок сабхе самостоятельно, вынужден был искать партнеров для создания коалиции, однако другие партии не принимали его светские и космополитические принципы. Индуистская националистическая партия (Бхаратия Джаната Парти) сначала поддержала коалицию Конгресса под руководством Рао как бы «извне». Предшественник Рао, В. П. Сингх, и его левые союзники-атеисты в свое время арестовали самого популярного лидера БДжП Л. К. Адвани в тот момент, когда он шел во главе огромного марша индусов на Айодхью, чтобы снести мечеть Бабура[43 - Мечеть Бабура - мечеть, построенная по приказу первого могольского императора Бабура в священном для индусов городе Айодхья на том месте, где, как предполагается, находился дворец, в котором родился Рама - легендарный древнеиндийский царь Айодхьи и главный герой «Рамаяны».] и построить на ее месте храм бога Рамы. Мечеть Бабура разнесли до самого основания всего за девять часов 6 декабря 1992 года, но это вызвало такой всплеск насилия в стране, что
Верховный суд Индии запретил БДжП строить индуистский храм на этом месте. Через четыре года, во время выборов 1996-го, БДжП получила в Лок сабхе больше мест, чем Конгресс, но все же их было недостаточно для того, чтобы самостоятельно сформировать правительство. Более мелкие провинциальные партии и партии левого толка не хотели входить в коалицию с крайне правой БДжП. Поэтому с июня 1996 года по апрель 1997 года центральное правительство Индии состояло из членов коалиции Объединенного фронта, куда входили бывшие лидеры Конгресса и нескольких региональных партий. Вначале правительство возглавлял премьер-министр Деве Говда из штата Карнатака, затем премьер-министр Индер Кумар Гуджрал из штата Пенджаб. Но эта коалиция оказалась еще более хрупкой, чем предыдущие. Поэтому с 1998 года по 2004-й власть в Индии принадлежала коалиционному правительству во главе с БДжП и премьер-министром А. Б. Ваджпаи. Индийский национальный конгресс смог вернуться к власти только в 2004 году, став во главе коалиции прогрессивного левого фронта.
        Экономическое планирование и развитие
        На протяжении по крайней мере четырех тысячелетий индийская экономика в известной степени планировалась сверху. Обожженные кирпичи стандартной формы в Хараппе, продуманная система канализации и печное отопление в Мохенджо-Даро являются немыми, но очень убедительными доказательствами успехов раннего индийского планирования. К четвертому веку до нашей эры, по свидетельству Артха-шастры, маурьянские бюрократы уделяли экономическим делам - от налогообложения самых дальних деревень до управления арсеналом и монетным двором Паталипутры - не меньше внимания, чем политическому образованию индийских монархов.
        Экономическое планирование в современной Индии, хотя и укоренено в традиции, все же в основном стало результатом «борьбы с бедностью», проводимой с 1931 года Индийским национальным конгрессом под девизом «роста и развития природных ресурсов» и более справедливого распределения национального богатства. Махатма Ганди поддерживал аграриев и движение «возрождение всех» (сарводайя) с его ежедневным ручным прядением и ткачеством в сельских ашрамах - трудовых коммунах, где все будут работать, есть и жить в любви и гармонии. Махатма и его последователи считали развитие промышленных городов, скорее, заразной болезнью, чем освободительной силой современного общества. Ручной труд и передвижение пешком поощрялись как самый здоровый способ укрепить экономику, индийских крестьян учили гордиться простотой обыденной жизни и использовать каждую минуту свободного времени для занятий каким-нибудь продуктивным ремеслом. Однако Джавахарлал Неру и большинство лидеров Конгресса полагали, что для Индии было крайне важно развивать самодостаточную промышленность, с тем чтобы защитить и сохранить с таким трудом обретенную
национальную независимость.
        Неру впервые посетил советскую Россию в 1927 году и был настолько впечатлен увиденным там плановым развитием экономики, что стал ярым сторонником пятилетних планов как ключа к «решению» самой большой проблемы страны - проблемы бедности. Одной из главных целей резолюции, принятой на съезде Индийского национального конгресса в Карачи в 1931 году и составленной по большей части самим Неру, была «реальная экономическая свобода» для «миллионов голодающих» индийцев. Будучи председателем первой в свободной Индии комиссии по планированию, в 1950 году премьер-министр Неру настаивал на запуске первого пятилетнего плана: «Если в стране существует экономическое неравенство, то никакая политическая демократия и никакие политические свободы не приведут к реальной демократии». Однако этот первый экономический план был всего лишь скромным вложением капитала, он был направлен на то, чтобы починить и заменить большую часть сильно изношенной железнодорожной сети страны и ее подвижного состава, а также увеличить количество свежей ирригационной воды и увеличить производство зерна на 11 %, что едва обеспечивало
естественный рост населения.
        Второй пятилетний план Индии был значительно более амбициозным. Тяжелая индустрия получила достаточное количество средств на развитие, с тем чтобы почти втрое увеличить годовое производство железной руды, в то же время добыча угля и производство электроэнергии увеличились почти вдвое. Урожайность зерна на 60 % превысила те же показатели в 1950 году, но и население увеличилось скачкообразно: с 330 миллионов до 440 миллионов человек. Благодаря помощи и техническому содействию США, СССР, Великобритании и Германии, Индия смогла преодолеть пропасть своего технического отставания и к концу третьей пятилетки стала седьмой страной в мире по выпуску готовой стали, произведя в 1966 году более 7 миллионов тонн. Однако вся остальная экономика Индии оставалась настолько отсталой, что большая часть произведенной в те годы стали была отправлена на экспорт, в страны Европы и Японию. Индия начнет производить свои собственные локомотивы, корабли и велосипеды лишь в третьей пятилетке. В Индии была налажена сборка иностранных автомобилей, но собственное производство машин под маркой Марути (ведический бог ветра),
впервые начатое Санджаем Ганди в конце 70-х годов, оказалось дорогим и провальным, оно возродилось лишь в середине 80-х с технологической и финансовой помощью Японии.
        Неру подчеркивал необходимость развития местной металлургии как дело крайне важное для защиты свободной Индии от иностранного вмешательства и империалистического доминирования. Он настаивал на запуске индийской ядерной программы: первые испытания плутониевого заряда в пустыне Раджастхана прошли ровно в десятую годовщину со дня его смерти. Огромное значение, которое Неру придавал экономическому планированию и промышленному развитию, привело к тому, что страна заняла десятое место среди самых индустриально развитых стран мира. Благодаря военной помощи США после китайского вторжения 1962 года и массовым поставкам советских танков и ракет дальнего радиуса действия, которые помогли одержать победу во время Бангладешской войны 1971 года, Индия смогла создать одну из самых мощных современных армий численностью более миллиона человек, а также наладить производство собственных подводных лодок, кораблей, современных истребителей-бомбардировщиков и вертолетов.
        С атомной установкой в Тарапуре и группой первоклассных ученых-ядерщиков, работающих в фирме Тата, а также благодаря поставкам тяжелой воды из Канады, Индия смогла снарядить свои ракеты ядерными боеголовками еще в 1974 году, но только в 1998-м объявила о статусе ядерной державы. Мумбаи, Бангалор, Ченнаи и Хайдарабад сегодня производят все виды современного программного обеспечения и нефтехимических продуктов, обогащая бурно растущую экономику Индии, которая, после того как Манмохан Сингх в 1991 году снял все бюрократические препоны, буквально душившие ее, стала одной из самых быстро растущих экономик в мире. Стоимость ежегодного экспорта из Индии в Соединенные Штаты на сегодняшний день составляет почти 40 миллиардов долларов, в основном это одежда, бриллианты и программное обеспечение. Доход Индии от глобальных центров аутсорсинга, где в комфортных городских офисах трудится более одного миллиона молодых программистов, сегодня составляет почти 25 миллиардов долларов. С ежегодным ростом промышленного производства более 9 %, Индия очень быстро догоняет Китай, а, обладая самым многочисленным в мире
молодым населением - более 600 миллионов индийцев не достигли 30-летнего возраста - ее потенциальный внутренний рынок потребления компьютеров, мобильных телефонов, айподов, автомобилей, телевизоров и других электронных устройств является самым большим в мире. С помощью 300 миллионов мобильных телефонов индийцы коммуницируют, делятся новостями и идеями, что приводит к еще большему экономическому росту и творческому развитию. Валовый внутренний продукт на душу населения в Индии за последние пять лет увеличился на 40 %, и большинство индийцев сегодня чувствуют себя счастливее, чем когда-либо: согласно недавним исследованиям Pew Foundation, молодые индийцы являются самыми счастливыми молодыми людьми на земле. Однако Индия крайне нуждается в большем количестве источников энергии, чтобы обеспечивать свои быстро растущие города и заводы. Она должна любым способом поднять из нищеты треть своего гигантского населения и сделать это как можно быстрее, до того как пандемии нового времени - СПИД, безграмотность и нищета - не утянут ее обратно в примитивный век страданий и войн.
        «Мы выступаем за демократию и социализм, - заявил премьер-министр Неру менее чем за год до своей смерти. - Очевидно, и с этим согласится почти каждый, мы обязаны обеспечить нашим гражданам достойную жизнь… это означает определенные, доступные всем базовые материальные ценности: достаточное количество еды и одежды, жилье, образование, медицинское обслуживание и работа… Как нам достичь этого?» В самом деле, как? Индуизм ничего не имеет против ограничения рождаемости, но большинство индийцев все еще предпочитают иметь как можно больше детей, и не только потому, что детей любят, и они нужны семье, но и потому, что они являются залогом финансового благополучия родителей в старости, когда у них не будет другого источника поддержки. Особенно желанны сыновья, обычно они остаются жить в родительском доме после женитьбы и могут выполнять все важные религиозные обряды, от зажигания погребального костра своих родителей до молитвы за их души после смерти. Кампания по сокращению роста населения посредством стерилизации, которую энергично пытались провести по инициативе Санджая Ганди во времена чрезвычайного
положения, оказалась крайне непопулярна, и это стало одним из решающих факторов проигрыша матери и сына Ганди на выборах 1977 года. Более тщательный анализ, проведенный в ходе протестов против стерилизации, показал, что многие мужчины, которых полиция заставила эту процедуру, никогда не были женаты. Между тем операции должны были быть сделаны только отцам двух или более детей. Мусульмане и неприкасаемые считали, что правительство специально выбрало их в качестве подопытных кроликов, чтобы вычеркнуть подобных им из будущего Индии.
        В начале 1970 года началась индийская зеленая революция, в результате которой фермеры, имевшие достаточно средств и деловой хватки, для того чтобы купить разработанные Соединенными Штатами и ООН новые семена риса и пшеницы, смогли увеличить их урожайность в два-четыре раза. Верхушка индийского крестьянства, составлявшая примерно десятую часть всего крестьянского населения, процветала, собирая урожаи, кормившие большую часть страны, но половина крестьян Индии были настолько бедны, что с трудом могли прокормить свои семьи. Агитация радикальных коммунистов становилась все более заметной среди бедных индийцев, безземельных и безработных, а также среди растущей армии студентов, выпускников университетов и колледжей, которые не могли найти работу и переставали верить в систему, лидеры которой процветали за счет коррупции и «грязных денег». Индира Ганди, также как и ее отец, верила, что лучшим решением проблемы бедности в Индии является социализм. «Когда большинство борется за выживание, смирится ли оно с роскошью немногих, будь то роскошь материальная или право делать все, что они пожелают? -
риторически вопрошала она. - Суть вопроса такова: насколько часть народа в своих желаниях и устремлениях совпадает со всем народом?.. Добро пожаловать в Индию - загадочную страну, загадочную не только для иностранцев, но и для тех, кто прожил здесь всю свою сознательную жизнь… Мы не просто хотели бы удовлетворить основные потребности наших людей, но и освободить их для творчества и духовного созерцания. Мы, вслед за Махатмой Ганди, считаем, что права следуют за долгом… Мы полагаем, что все беспорядки оканчиваются порядком, все конфликты оканчиваются их разрешением, все страдания - миром».
        «Решением проблем» в седьмом пятилетнем плане Раджива Ганди от 1985 года стала отмена налогов на наследство, сокращение подоходного налога и упрощение трудового законодательства как стимул для экономического роста и привлечения инвестиций. Такие меры определенно сработали на макроэкономическом уровне, вызвав рекордный рост стоимости индийских акций и приведя к созданию новых высокотехнологических предприятий в Мумбаи и Нью-Дели. «Мы разделяем убеждение, что демократия является лучшим гарантом устойчивого развития», - сказал Раджив Ганди во время своего официального визита в Вашингтон на совместной сессии Конгресса США в июне 1985 года. В 1986 году, с поставками из Соединенных Штатов высокотехнологичного оборудования на полмиллиарда долларов, сотрудничество между Индией и США в научной и военной сфере перешло на качественно новый уровень, что, в свою очередь, пятью годами позже приведет к стабильному ускорению экономического роста Индии.
        Последние годы правления Раджива Ганди были омрачены ростом цен (в некоторых случаях почти удвоением) на все основные виды продуктов - зерно, сахар, молоко, растительное масло. По мнению многих аналитиков, такая инфляция стала главной причиной поражения Раджива Ганди на выборах 1989 года. В. П. Сингх попытался как можно быстрее снизить инфляцию. Но «право на работу» тоже было обещано каждому совершеннолетнему индийцу. Перед новой комиссией Госплана, которую возглавил сам премьер-министр, а вице-председателем ее стал бывший глава Карнатаки - Рамакришна Хегде, встала задача: перебросить по крайней мере половину средств, которые предполагалось освоить на протяжении восьмой пятилетки (с 1990 года), в сельскую местность. Во время выполнения предыдущего пятилетнего плана, составленного под руководством Раджива Ганди, на подъем села было потрачено менее 30 %.
        Тот план сосредотачивал инвестиции в больших городах. Теперь Нью-Дели давал задний ход, возвращаясь к приоритетам Махатмы Ганди и Лал Бахадура Шастри: к децентрализации, восстановлению села и «сарводайя» - «возрождению всех», предполагалось создание новых рабочих мест, строительство жилья и производство большего количества продуктов и товаров первой необходимости для страдающих от хронической бедности индийских крестьян. «Вообще это было легче сказать, чем сделать», - признался новый член комиссии Раджни Котхари, пояснив, что Раджив Ганди «опустошил казну», «растратив все деньги на покупку голосов избирателей» в самом конце своего правления. Валютные резервы Дели были практически истрачены к началу 1990 года, а стоимость обслуживания государственного долга превысила 25 %.
        Новая метла В. П. Сингха должна была вычистить всю ту неразбериху, которая досталась ему в наследство от предыдущего правительства. И если бы часть штатов согласилась, он готов был принять на себя ответственность за региональное и местное планирование. Новая команда идеалистов в Дели надеялась, что вскоре большее количество людей сможет получить работу, плату за труд и достаточно еды, чтобы не умереть от голода. Другим приоритетом правительства Сингха стала охрана окружающей среды. Министр Манека Ганди[44 - Манека Ганди - вдова Санджая Ганди, невестка Индиры Ганди.] внезапно очутилась в самом водовороте бурных споров о плотине Техри и плотине на реке Нармада.
        Плотина на реке Нармада была спроектирована таким образом, что более 100 000 гектаров земли вокруг реки в штате Мадхья-Прадеш должны были оказаться затопленными, но тем самым водой и энергией обеспечивались около 120 000 гектаров земли в соседнем штате Гуджарат. «Это означало ограбить одного, чтобы заплатить другому», - объясняла Манека Ганди, полагая, что существовали менее вредные для окружающей среды альтернативные проекты. Молодой министр, отвечающий за охрану сокращающихся лесных массивов, чистоту воздуха и воды, Манека Ганди более всего была озабочена судьбой 300 000 жителей этого региона, которых необходимо было переселить. «Куда вы денете 300 000 человек?» - спрашивала она. Но еще более напряженной была борьба за предложенный проект плотины Техри, которую предполагалось построить на сейсмически неустойчивом плато в районе Гархвал Хиллс штата Уттар-Прадеш. Поскольку существовал серьезный риск того, что плотина может быть разрушена в результате землетрясения, трудно было даже представить себе размер несчастий, которые бы обрушились в этом случае на крестьян, живущих поблизости. Старейший
индийский защитник природы, святой Сундерлал Бахугуна, во всем старавшийся быть похожим на Махатму Ганди, начал «смертельную голодовку». Он прервал ее после того, как Манека Ганди пригласила его на встречу со своими коллегами по кабинету министров в Дели. В качестве экологически безопасной альтернативы были предложены менее дорогостоящие турбины, использующие энергию реки, однако слишком многие крупные строительные компании были решительно настроены начать прибыльный проект, и плотину, в конце концов, построили.
        В 1991 году министр финансов Индии Манмохан Сингх широко распахнул двери индийской экономики для иностранных инвестиций и ускоренного промышленного развития. «Власть лицензий и разрешений», на протяжении почти полувека стоявшая на пути экономического роста страны, была выброшена на свалку истории. Индексы индийских финансовых бирж взлетели вверх, приветствуя прямые иностранные инвестиции и сокращение всевозможных пошлин. Торговля с другими странами и валютные операции были переведены на супербыстрые электронные рельсы в Мумбаи и Нью-Дели. Обладая самой большой железнодорожной сетью в мире, вторым по размеру флотом и занимая пятое место в мире по производству электроэнергии и угля, будучи самодостаточной в добыче нефти, производстве стали и зерна, Индия сегодня является одной из самых могущественных стран мира. Огромное количество выпускников научных и технических университетов делают ее и одной из самых образованных стран. Экономические достижения Индии с момента обретения ею независимости невероятны, ее экономический рост за последние два десятка лет поразителен. И все же прошлое дает о себе
знать. Потопы, засухи, бедность и несовершенная инфраструктура тянут ее вниз каждый раз, когда она пытается взлететь на крыльях успеха и достичь волны золотого процветания.
        Внешняя политика
        Отношения между Индией и США
        В 2008 году Индия и Соединенные Штаты подписали свой первый долгосрочный стратегический договор в области внешней политики и глобальное партнерское соглашение о сотрудничестве в области гражданской ядерной энергетики. По этому договору Индия на протяжении по крайней мере сорока лет будет обеспечена поставками ядерного топлива для своих гражданских реакторов, многие из которых, вероятно, будут построены американскими компаниями. Стоимость таких контрактов оценивается почти в 150 миллиардов долларов. Этот договор также открывает для Индии доступ к американским военным поставкам и контртеррористическим архивам, что показывает доверие Америки - «старейшей демократии», к Индии - «крупнейшей демократии». Многие, конечно, рассматривают этот стратегический договор как индийско-американский противовес китайскому арсеналу межконтинентальных ракет и стратегическому партнерству Китая с Пакистаном. Некоторые члены Конгресса США выразили озабоченность тем, что договор дает Индии возможность беспрепятственно перерабатывать предназначенное для мирных целей ядерное топливо в плутоний, который можно использовать
для создания ядерного оружия. Кроме того, Индия никогда не сможет избавиться от огромного количества токсичных ядерных отходов, которые производят все ее гражданские реакторы. Однако будущие экологические катастрофы тревожат Индию меньше, нежели сегодняшние потребности, которые едва ли не в четыре раза превышают ее нынешний уровень выработки электроэнергии, необходимой для постоянно растущего потребления городских электросетей. Договор освобождает индийских военных от широкого спектра ранее существовавших опасений по поводу Китая, хотя и не решает аналогичных проблем в отношении Пакистана. В итоге на сегодняшний день Индия обладает достаточным количеством плутония, чтобы обеспечить растущий арсенал ядерных баллистических ракет, но не вызовет ли индийско-американский договор новую, еще более опасную гонку вооружений в Южной Азии? Есть надежда, что у индийских лидеров хватит мудрости, чтобы не провоцировать Пакистан на самоубийственную гонку вооружений и энергично продолжать начатый в 2004 году всесторонний индо-пакистанский мирный процесс.
        Большинство индийцев и американцев разделяют одни и те же глубоко укоренившиеся идеалы, от любви к свободомыслию до предпочтения, которое они отдают законодательной демократии перед военной диктатурой. Кроме того, благодаря веку британского правления, миллионы индийцев сегодня владеют английским языком, но при этом они точно так же, как американцы испытывают постколониальные антипатии по отношению к британской тирании. «Бостонское чаепитие» в Америке спровоцировано монопольными налогами, подобно знаменитому Соляному маршу Махатмы Ганди, вызванному все той же возмутительной британской монополией на налогообложение. Во время Второй мировой войны президент Рузвельт делал все возможное, чтобы убедить премьер-министра Черчилля не провоцировать оппозицию, а наоборот, пригласить лидеров Индийского национального конгресса разделить власть с британским вице-королем Индии и таким образом сплотить всех индийцев вокруг союзников. Но вместо того, чтобы пригласить Ганди и Неру принять участие в работе совета, вице-король бросил их за решетку до окончания войны. Затем истощенная войной Британия, устав от
нескончаемых конфликтов между различными общинами Индии, в спешке приняла решение разделить Южную Азию на два доминиона - Индию и Пакистан. При этом в начавшейся панике британцы фактически бросили лидеров обеих стран и пребывающих в ужасе жителей разделенных Пенджаба и Бенгалии на произвол судьбы. Это была темная сторона свободы или, как ее назвал Махатма Ганди, «вивисекция» Матери Индии.
        Вскоре после окончания Второй мировой войны и освобождения Индии бывшие союзники начали холодную войну, в ходе которой шла ожесточенная борьба за влияние в Центральной Европе. Индийские лидеры, в отличие от Госдепа и Белого дома, никогда не видели в Советском Союзе зловещую «империю зла». Напротив, отсидевшие много лет за решеткой индийские националисты видели своего врага в западном империализме. Поэтому, когда Джон Фостер Даллес[45 - Джон Фостер Даллес - занимал должность госсекретаря США в администрации президента Эйзенхауэра. Его знаменитый брат, Аллен Даллес, на тот момент был директором ЦРУ.] попытался запереть Советскую империю за забором различных западных альянсов (НАТО, СЕНТО и СЕАТО), Индия, в отличие от Пакистана, отказалась вступать в эти альянсы. Даллес с горячностью настаивал на том, что страны, которые не «с нами», оказываются «против нас». Пентагон вооружил Пакистан американскими танками и самолетами - для защиты от России. Индия пришла в ярость и настаивала на том, что Пакистан может применить это оружие только против Индии.
        Однако мощная поддержка Соединенных Штатов во время пограничного конфликта с Китаем в значительной мере способствовала восстановлению веры Индии в то, что Америка является ее самым большим другом. Этому также способствовали добровольцы Американского корпуса мира. Они работали в деревнях, помогая крестьянам бороться с болезнями и последствиями засухи, орошали пересохшие земли с помощью новых электрических насосов, кроме того, они привезли с собой высокоурожайные сорта пшеницы и риса. Самыми популярными послами США в Индии были Честер Боулз и Джон Кеннет Гэлбрейт[46 - Джон Кеннет Гэлбрейт был также выдающимся американским экономистом.], оба они налаживали отношения и возводили мосты дружбы между народами. Но затем Никсон и Киссинджер заставили Индию вновь отвернуться от США, впустую растратив американскую военную помощь на поддержку пакистанского диктатора Яхью Хана, безуспешно пытавшегося сокрушить освободительное движение в Бангладеш. Индия обратила против американского оружия советские танки и артиллерию и вдребезги разбила пакистанскую армию. В самом конце 1971 года Бангладеш получил
независимость.
        Пять ядерных испытаний, проведенных Индией в мае 1998 года, были подготовлены в обстановке такой секретности, что стали абсолютной неожиданностью для наблюдателей из США и вызвали резкую реакцию в Вашингтоне, немедленно прекратившим поставки в Индию высокотехнологичного сырья. Следуя заветам Махатмы Ганди, Индия была среди первых стран в мире, выступивших с предложением запретить все виды ядерного оружия, однако теперь она отказывалась подписать договор о тотальном запрете ядерных испытаний. Вместо этого тогдашний премьер-министр Ваджпаи с гордостью заявил о наличии у Индии «очень большой бомбы». Уже через две недели Пакистан произвел пять ядерных испытаний. Президент Клинтон осудил обе страны за эскалацию опасной гонки вооружений. Но Вашингтон был не в состоянии убедить Индию отказаться от ядерного арсенала, которым она так дорожила, и поэтому в марте 2000 года состоялся официальный пятидневный визит Клинтона в Индию. Он оказался одним из самых успешных в истории отношений двух стран, и это в результате привело к подписанию в 2008 году того самого договора о сотрудничестве в области ядерной
энергетики гражданского назначения.
        Отношения между Индией и Пакистаном
        Безнадежно плохие отношения между Индией и Пакистаном стали наследием раздела 1947 года, сразу после него не менее 10 миллионов беженцев - индусов, мусульман и сикхов - в ужасе вынуждены были бежать через проведенные в спешке границы Пенджаба и Бенгалии, при этом более миллиона ни в чем не повинных людей погибли. На протяжении последующих шести десятилетий соседи были вовлечены в три большие войны, и они продолжают воевать. Самый ожесточенный и едва ли разрешимый в ближайшее время конфликт разгорелся вокруг самого большого штата бывшей Британской Индии - Джамму и Кашмир, подобно терновому венцу он венчает горные вершины Южной Азии. Большую часть населения Кашмира составляют мусульмане, хотя махараджа, который правил штатом на момент обретения Индией независимости, был индусом. Хари Сингх рассчитывал, что Кашмир сможет сохранить независимость и стать своего рода Швейцарией в Азии, поэтому он с самого начала отказался присоединиться к Индии или Пакистану. Так продолжалось до октября 1947 года, пока в Кашмир не явились пуштуны-мусульмане из северо-западной пограничной провинции Пакистана. Они прибыли
на пакистанских армейских грузовиках и начали грабить и насиловать всех подряд, держа направление к столице штата - городу Шринагар. Однако незадолго до того как эти мародерствующие мусульманские «добровольцы» смогли добраться до Шринагара, граф Маунтбеттен[47 - Луис Маунтбеттен - последний вице-король Индии, при котором страна обрела независимость.] и Неру отдали приказ индийской авиации перебросить первый сикхский батальон из Нью-Дели в долину Кашмира, и Хари Сингх согласился на то, чтобы Кашмир вошел в состав Индии. Неру пообещал Маунтбеттену, что Индия примет любое решение «беспристрастного плебисцита», который будет проведен в Кашмире относительно окончательной судьбы штата. Необъявленная война между вооруженными силами Индии и Пакистана продолжалась далее до 1949 года, пока под эгидой ООН не было достигнуто соглашение о прекращении огня. Эта линия огня с тех самых пор де-факто остается «границей» между пакистанской, западной частью Азад (свободного) Кашмира и индийского штата Джамму и Кашмир.
        Неру все годы держал в Кашмире стотысячный индийский военный гарнизон в состоянии полной боевой готовности. Каждая попытка ООН провести плебисцит под наблюдением международной общественности отвергалась Индией на том основании, что Пакистан должен «прекратить агрессию» и вывести армию с территории Кашмира. Но Пакистан отказывался это сделать, настаивая на том, что выведет войска только после того, как это сделает Индия. Между тем индийская сторона заявляет, что договор с Хари Сингхом о присоединении к Индии дает ей легальное право «поддерживать мир» в Кашмире любыми средствами, которые она посчитает необходимыми. Таким образом, ситуация патовая, и штат фактически разделен. Несколько лет Неру повторял свое обещание провести беспристрастный плебисцит о самоопределении, он всегда выступал за такое решение проблемы, когда это касалось угнетенных народов. Но спустя некоторое время он стал заявлять, что прошедшие в Джамму и Кашмире индийские выборы, по сути, и стали таким плебисцитом. Однако самый популярный политический лидер Кашмира, шейх Мухаммад Абдулла, основатель демократической партии
«Мусульманская конференция», большую часть эпохи Неру провел в тюрьме, притом что сам Неру не раз выражал свое восхищение шейхом и называл его своим другом.
        Вторая война между Индией и Пакистаном за Кашмир началась в 1965 году, через год после смерти Неру. Пакистаном на тот момент правил маршал Айюб Хан, он лично спланировал операцию под кодовым названием «Большой шлем», он рассчитывал, что в результате Кашмир будет полностью отрезан в своей самой узкой южной части от индийского Пенджаба. Айюб был гигантского роста, он был столь же огромен, сколь индийский премьер-министр Лал Бахадур Шастри был мал и хрупок. Но индийская армия была в четыре раза больше пакистанской и очень быстро развеяла популярный в Пакистане миф о том, что один мусульманский солдат «стоил десятерых индусов». Операция «Большой шлем» захлебнулась, как только индийские танки, двинувшись на запад, пересекли границу Пенджаба и оказались в окрестностях второго по размеру города Пакистана - Лахор. Через три недели вторая индопакистанская война закончилась практически вничью: Вашингтон ввел эмбарго на поставки американских боеприпасов и оружия для обеих армий, что привело к прекращению боевых действий прежде, чем какая-либо из сторон могла праздновать победу. Однако Индия к тому моменту,
когда прекращение огня вступило в силу, была в гораздо более выгодном положении, чем Пакистан, и могла нанести серьезный ущерб и, скорее всего, даже захватить Лахор - пакистанскую столицу Пенджаба, кроме того, она, к большому огорчению Айюба, контролировала стратегический выступ в районе Ури и Пунча.
        Советский премьер Алексей Косыгин пригласил Айюба и Шастри на переговоры в Ташкент, они достигли договоренности об отводе войск на довоенные позиции. Ташкентский договор, подписанный 10 января 1966 года, обязал лидеров Индии и Пакистана восстановить «мирные отношения» и «способствовать взаимопониманию и дружеским связям между двумя народами». Они пообещали «в будущем решать все свои споры только мирным путем», а также восстановить все формы торговли и взаимообменов. Однако Лал Бахадур Шастри так и не смог претворить в жизнь этот обнадеживающий договор - он не проснулся на следующее утро. Он умер еще до рассвета от сердечной недостаточности. В Кашмире даже после подписания договора линия прекращения огня больше напоминала стрелковый тир - перестрелки не прекращались, несмотря на присутствие на некоторых пропускных пунктах наблюдателей ООН. Постоянные рейды через плохо охраняемую высокогорную границу приводили к тому, что почти каждый месяц между сторонами происходили вооруженные столкновения, затем обычно следовали дипломатические протесты, которые министерства иностранных дел обеих стран оставляли
без внимания. Но третья индо-пакистанская война началась и проходила в основном на востоке, в манговых рощах и грязи Бенгалии.
        Хотя Бангладеш появился на свет только в 1971 году, большинство мусульманских политиков Бенгалии считали, что «автономное и суверенное» существование этого «независимого государства» было частью замысла тех деятелей Мусульманской лиги, которые еще в 1940 году приняли Лахорскую резолюцию. Однако история сложилась таким образом, что при разделе Британской Индии вместо двух независимых государств - Пакистана и Бангладеш - возник единый Пакистан, разделенный на восточную и западную часть. Учитывая, что 95 % населения говорили только на бенгальском языке, эта перенаселенная и очень бедная «половина» Пакистана была отделена почти тысячемильной полосой индийской территории от западных, говорящих на урду, пенджабцев, пуштунских генералов и бюрократов, которые управляли ими из далеких Карачи и Исламабада. Таким образом, жители Восточного Пакистана ощущали себя скорее колониальными подданными Западного Пакистана, нежели полноправными гражданами одной страны. Единственным связующим звеном между ними был ислам, но даже он был ослаблен региональными и культурными отличиями. Поэтому в 1970 году, когда, в конце
концов, прошли первые всеобщие пакистанские выборы, Авами (Народная лига) под руководством шейха Муджибура Рахмана, требовавшая автономии, одержала победу на всех избирательных участках Восточного Пакистана, получив 160 мест из 162 - абсолютное большинство в новом парламенте. Пользующаяся популярностью в западной части страны, Пакистанская народная партия под руководством Зульфикара Али Бхутто набрала на западе крепкое большинство, но, несмотря на это, получила вдвое меньше мест, чем партия Муджибура Рахмана, а это означало, что в начале 1971 года именно Муджибур Рахман станет новым премьер-министром Пакистана. Реальный правитель страны, которая на тот момент находилась на военном положении, генерал Яхья Хан очевидно не ожидал, что Муджибур Рахман победит на выборах, которые он же, Хан, и назначил. Поэтому, вместо того чтобы присягнуть бенгальскому премьер-министру, которого многие жители Западного Пакистана считали агентом Индии и предателем интересов Пакистана, Яхья Хан в последнюю неделю марта устроил в Дакке резню.
        Десять миллионов индусских беженцев с востока хлынули через индийскую границу в Западную Бенгалию, Калькутта оказалась в кольце - ее окружали переполненные лагеря беженцев, все это напоминало первые дни раздела. Муджибур Рахман и его соратники были арестованы, но ушедшие в подполье борцы за свободу Бангладеш объявили о независимости своей республики. Они получили военную и моральную поддержку Индии, создав на границе с Западной Бенгалией новую «нацию в изгнании». В поисках выхода из сложившейся ситуации, которая к середине 1971 года стала невыносимой, Индира Ганди обратилась за помощью к Вашингтону. Но в Белом доме к тому времени находился Ричард Никсон, так что ситуация не изменилась. Лидер свободного мира не произнес ни слова в поддержку демократии и не потребовал восстановления справедливости. Похоже, что Никсону и Киссинджеру Яхья Хан был крайне необходим в качестве посредника для налаживания отношений с Китаем, потому они и предпочли закрыть глаза на Бангладеш и оставили без внимания отчаянные донесения своего собственного Госдепартамента, умолявшего принять хоть какие-нибудь меры, чтобы
прекратить резню в Дакке.
        Личная неприязнь Никсона к Индире Ганди была хорошо известна, но официальное молчание относительно резни в Бангладеш и последовавшая за тем трагедия были непростительны и в человеческом и в дипломатическом плане. И не только потому, что Никсон проигнорировал фактический геноцид в Бангладеш, осуществленный армией Западного Пакистана с помощью американских танков, самолетов и пулеметов, но и потому, что он таким образом отправил индийского премьер-министра в дипломатические объятия Советского Союза. В августе 1971 года, после нескольких месяцев холодной враждебности Белого дома, Ганди подписала двадцатилетний договор о мире, дружбе и сотрудничестве с СССР. Через месяц премьер Косыгин тепло встретил Индиру Ганди в Москве, заявив, что «еще никогда между народами Индии и Советского Союза не существовало такой солидарности». Русские самолеты, танки и тяжелая артиллерия сплошным потоком стали прибывать в аэропорт Нью-Дели, откуда они доставлялись прямиком на границу с Бангладеш. Незадолго до конца ноября огромные конвои с русским и индийским оружием в составе бенгальских войск, которыми командовали сикхи
и парсы, отправились в Дакку. Пакистанский генерал сдался вместе со всей своей армией 15 декабря 1971 года, всего через несколько дней после того, как поклялся «биться до последнего человека». Никсон отдал приказ атомному авианосцу Enterprise срочно направиться в Бенгальский залив, чтобы «помочь с эвакуацией» пакистанских военных, но он прибыл слишком поздно. Индийцы могли видеть атомный авианосец в непосредственной близости от своих берегов, Вашингтон бряцал своими ракетами, и это окончательно подорвало индийско-американские отношения. Таким образом, Уотергейт и война во Вьетнаме были не единственными тяжкими преступлениями Никсона во время его пребывания в Белом доме.
        С освобождением Бангладеш популярность Индиры Ганди в Индии и в мире достигла своей высшей точки. Пакистан безуспешно пытался бомбить Агру, Нью-Дели и другие индийские аэропорты, надеясь открыть второй фронт в Кашмире, но так и не сумел нанести сколько-нибудь серьезный урон. К концу 1971 года Индия вышла из третьей индо-пакистанской войны самой мощной державой в Южной Азии. Муджибур Рахман был освобожден из пакистанской тюрьмы, прилетел домой, где его встретили как героя, и стал премьер-министром Народной Республики Бангладеш. Вернулись из Индии в Бангладеш и десять миллионов беженцев. Но миллионы других бангладешцев вскоре покинут свою страну и в поисках земли и пищи отправятся в разные стороны, в основном на север и восток, в индийские штаты Ассам, Манипур, Трипура и Мизорам, создав таким образом новые проблемы для Индиры Ганди. Но, как бы там ни было, в 1972 году Индия была самой сильной страной в Южной Азии. Казалось, то, что осталось от Пакистана на западе, уже никогда не будет в состоянии бросить вызов индийскому суверенитету в Кашмире и где бы то ни было еще. После унизительного поражения
пакистанской армии Яхья Хан подал в отставку, и Зульфикар Али Бхутто принял бразды правления тем немногим, что осталось на тот момент от Пакистана. Вначале он стал президентом, а затем премьер-министром исламской республики. Будучи харизматичным политиком и обладая великолепным ораторским даром, Бхутто смог вселить надежду и гордость в своих упавших духом соотечественников. Даже Индира Ганди не смогла устоять перед политическим обаянием Бхутто, встретившись с ним в Симле в 1972 году на саммите стран Южной Азии, и это помогло Пакистану вернуть утраченные позиции.
        Зульфикар Али Бхутто
        emp1
        Зия-уль-Хак
        emp1
        Политическое мастерство Бхутто и его поразительная энергия привели Пакистан к новой конституции, единогласно принятой в 1973 году, и позволили ему заручиться военной и экономической поддержкой Китая, Ливии, Ирана, Саудовской Аравии и ряда исламских государств, видевших в Пакистане потенциальный меч ислама в регионе, прилегающем к Персидскому заливу и Аравийскому морю. Под руководством Бхутто и с помощью ливийских денег Пакистан начал тайно собирать компоненты для создания термоядерной бомбы, которую иногда еще называют исламской бомбой. Незадолго до военного переворота, устроенного генералом Зия-уль-Хаком в 1977 году, в результате которого Бхутто был арестован и казнен, он смог, к огромному огорчению Вашингтона, договориться с Францией о поддержке пакистанской ядерной программы.
        Накануне советского вторжения в Афганистан в конце 1979 года военная диктатура Зия-уль-Хака, казалось, была на грани коллапса. Однако благодаря внезапно возникшему в Кабуле огромному советскому военному контингенту, миллиарды долларов американской военной и экономической помощи были направлены в Пакистан, чтобы поддержать новых друзей, оказавшихся на передовой борьбы с коммунизмом. Когда Зия-уль-Хак захватил власть в 1977 году, он пообещал скорые выборы и восстановление демократии в Пакистане, но с появлением советской военной угрозы у самых границ страны и вместе с хлынувшим в Карачи потоком американской помощи, он воспылал желанием помочь делу ислама, вооружая афганских беженцев для борьбы с русскими, и очень быстро забыл о своих обещаниях. Военная диктатура царила в Пакистане более десяти лет, до внезапной гибели Зия-уль-Хака в авиакатастрофе в августе 1988 года. Вскоре после этого в стране вновь состоялись свободные выборы, на которых победу одержала популярный лидер возрожденной Пакистанской народной партии, дочь Бхутто - Беназир (1953 -2007). Она пробыла на посту премьер-министра
восемнадцать месяцев, но в августе 1990 года была отправлена в отставку президентом страны Гуламом Исхак Ханом.
        С восстановлением демократии и с новым молодым и привлекательным лидером Пакистан поначалу наладил отношения с Индией, в начале 1989 года все это выглядело как сердечная и многообещающая прелюдия к тому, что могло стать самой мягкой и счастливой весной за всю историю Южной Азии. Однако летом 1989 года мусульманские активисты спровоцировали очередную волну насилия, которая захлестнула Кашмир, и к концу 1990 года индийская и пакистанская армии уже вели интенсивные артиллерийские перестрелки. Освободительный фронт Джамму и Кашмира был наиболее заметным среди многочисленных вооруженных движений, готовых сражаться до последнего человека за освобождение Кашмира от индийской оккупации. Большинство пакистанцев продолжает верить, что Индия «украла» Кашмир в момент рождения их государства. Поэтому лидеры Азад (свободного) Кашмира без всяких угрызений совести поощряют своих приверженцев на любые действия во имя помощи исламским братьям «по ту сторону границы» в их борьбе за свободу. Молодых кашмирцев, переходивших границу и добиравшихся до Музаффарабада, столицы Азад Кашмира, встречали как героев. Они
получали оружие и деньги и возвращались, чтобы с новыми силами продолжить борьбу. В Пешаваре и Пинди, Исламабаде, Карачи и Лахоре толпы людей с песнями маршировали по улицам, требуя проведения плебисцита в Кашмире или просто выкрикивая «Азаади» (свобода). После ухода СССР из Афганистана пакистанские военные вновь сосредоточились на своих мечтах о Шринагаре. Нельзя сказать, что кто бы то ни было из ответственных руководителей армии или правительства Пакистана стремился к новому витку военного противостояния, все они были немолодыми людьми и хорошо помнили, чего стоили Пакистану такого рода авантюры. Да и индийская армия стала к тому времени еще сильнее. Для выступавшей против правительства Беназир Бхутто «объединенной оппозиции», - одним из самых видных ее лидеров был глава Пенджаба и уроженец Кашмира Миан Наваз Шариф, - проблема Кашмира была инструментом политики. Отставка Беназир Бхутто рассматривалась многими как очевидное доказательство усиления роли армии, несмотря на уверения президента Хана провести в октябре свободные и справедливые выборы. Похожая ситуация сложилась и в Нью-Дели, где
возглавивший оппозицию новому правительству В. П. Сингха Раджив Ганди мгновенно обвинил Сингха в мягкотелости. Проблема Кашмира в 1990 году для Индии стала не менее напряженной и эмоциональной, чем для Пакистана. Коль скоро над долиной Кашмира все чаще раздавались призывы к свободе, Индия начала перебрасывать в неспокойный штат все новые и новые войска и, одновременно с прямым и жестким президентским правлением, ввела во всех основных городах строгий комендантский час. Фарук Абдулла, который был переизбран на должность главы штата в 1986 году, ушел в отставку, чтобы наблюдать за происходящей эскалацией со стороны. Всех иностранных журналистов вывезли из Шринагара самолетом, а туристов в этот прекрасный город на озере Дал больше не пускали. Застарелый конфликт между Индией и Пакистаном запылал вновь, и встревоженные наблюдатели начали бояться, что самая взрывоопасная проблема Южной Азии вновь втянет Индию и Пакистан в войну.
        Время от времени локальные конфликты вспыхивали вдоль линии контроля в Кашмире, и это продолжалось на протяжении следующих пятнадцати лет. После окончания советско-афганской войны и развала советской империи в Кашмир начали прибывать мусульманские радикалы, сторонники Джихада, они ввязывались в бой с индийскими солдатами, взрывали автобусы, подрывали себя вместе со многими другими ни в чем не повинными людьми на переполненном городском рынке, внушая страх жителям Шринагара и отдаленных деревень Кашмира. Затем, в конце 2001 года, они взорвали несколько бомб в стенах парламента Кашмира, а в декабре того же года индийская полиция перехватила автомобиль с террористами, который пытался ворваться на территорию Лок сабхи в Нью-Дели в тот момент, когда там происходило заседание. Все террористы были уничтожены, однако индийские власти были до такой степени возмущены этим дерзким нападением в самом сердце демократической государственности, что армия была мобилизована и отборные войска были посланы на линию контроля в Кашмире. Пакистан ответил симметрично, и на протяжении первой половины 2002 года Южная Азия
стояла на краю полномасштабной ядерной войны. Госсекретарь США Колин Пауэлл делал все, что было в его силах, чтобы избежать надвигающейся катастрофы. Лишь благодаря усилиям Дженерал Электрик и Дженерал Моторс, которые приостановили все свои проекты на севере Индии и начали вывозить домой всех инженеров и менеджеров, в Нью-Дели осознали, как дорого стоит это балансирование на грани войны. Индия сократила присутствие своих бронетанковых сил, и к июню напряжение уменьшилось. Пакистан точно так же отвел часть своих войск в казармы. Затем, в январе 2004 года, генерал Первез Мушарраф, который в 1999 году арестовал премьер-министра Наваза Шарифа и объявил себя президентом Пакистана, во время проходившей в Исламабаде конференции стран участниц южно-азиатской ассоциации регионального сотрудничества (СААРК) предложил премьер-министру А. Б. Ваджпаи подписать договор о прекращении огня. Ваджпаи согласился, за ним последовал избранный в мае того же года новый премьер-министр Индии Манмохан Сингх. Этот договор о прекращении огня на линии контроля в Кашмире действует до сих пор, хотя начатый тогда же сложный мирный
процесс по решению более чем шестидесятилетнего индо-пакистанского конфликта пока не принес результатов. Но, по крайней мере, прекратилось кровопролитие по обе стороны границы, и переговоры продолжаются на постоянной основе. Многое вселяет надежду: появилось регулярное автобусное сообщение между Индией и Пакистаном, проходящее через линию контроля в Кашмире, значительно вырос объем торговли, студенческий и культурный туризм, проходят разного рода двусторонние профессиональные конференции - все это свидетельствует о том, что в недалеком будущем в Южной Азии возможен стабильный мир.
        Отношения между Индией и Китаем
        Неру надеялся, что двусторонние отношения Индии с Китаем смогут стать примером мирных и дружеских соседских отношений для всего мира. В конце концов, Китай, подобно Индии, недавно освободился от западного колониального господства, китайцы, как и индийцы, были азиатами. Популярный индийский лозунг «хинди чини бхай бхай!» (индийцы и китайцы - братья!), казалось, лучше всего описывал отношения между Индией и Китаем, по крайней мере, для Неру. Существовали также «Пять принципов» (Панч Шила), которые определяли, как именно индийские и китайские братья должны вести себя по отношению друг к другу. Эти благородные принципы были сформулированы в китайско-индийском договоре о торговле с Тибетом, подписанном в 1954 году. Принципы начинались со «взаимного уважения к территориальной целостности и суверенитету друг друга» и заканчивались «мирным сосуществованием».
        На следующий год, во время афро-азиатской конференции в Бандунге китайский премьер Чжоу Эньлай бросил вызов Неру, который играл лидирующую роль в нарождающемся движении стран «третьего мира». Тем не менее Неру в Лок сабхе докладывал о конференции в Бандунге довольно оптимистично, вспомнив о Пяти принципах: «В Бандунгской декларации мы можем найти воплощение этих Пяти принципов… У нас есть все основания для удовлетворения, коль скоро конференция, на которой было представлено более половины всего человечества, декларировала приверженность принципам, определяющим… отношения между народами как движение к миру и сотрудничеству».
        Через два года китайцы начали строительство дороги, проходившей через узкую полосу индийской территории в отдаленном районе Аксайчин, и это заставило Нью-Дели, наконец, проснуться и посмотреть на ситуацию иными глазами. Давний индийско-китайский слоган о дружбе отныне стал звучать «хинди чини бай бай!». Если бы Неру еще прежде внимательно изучил китайские карты, то он бы намного раньше понял, что Чжоу Эньлай и все его китайские предшественники никогда не принимали линию Мак-Магона[48 - Линия Мак-Магона - граница между Великобританией и Тибетом длиной в 890 километров, созданная в 1914 году и названная в честь министра иностранных дел Британской Индии. В данный момент она является границей между Индией и Китаем, с чем согласна Индия, но не согласен Китай.] в качестве северной границы Индии. Эту «границу» в 1914 году провели британцы, министерство иностранных дел Индии в момент обретения страной независимости ее фактически унаследовало. Слабые попытки Индии вытеснить китайцев с их новой дороги, связывавшей Синьцзян с Тибетом, привели только к ухудшению ситуации. Индийские пограничники были перебиты
значительно лучше подготовленными и вооруженными китайскими войсками.
        Китайская «картографическая агрессия» все больше раздражала индийский МИД. Наконец в результате полномасштабного китайского вторжения на северо-восток Индии в 1962 году большая часть и без того неубедительных индийских сил оказалась погребена под гималайским льдом и снегом. Китайцы всерьез угрожали столице Ассама, но в ноябре остановились и в одностороннем порядке отвели свои силы. Возможно, до них донесся гул авиационных моторов американских военно-транспортных самолетов, на борту которых находилось высокогорное военное снаряжение, и которые с началом войны стали прибывать в аэропорт Калькутты. Благодаря быстрой и энергичной реакции посла Дж. К. Гэлбрейта, Соединенные Штаты в течение нескольких последующих месяцев прислали такое количество военного снаряжения, что его должно было хватить на то, чтобы вооружить по крайней мере десять горных дивизий, расположенных вдоль северной границы Индии. Никогда больше Индия не будет столь уязвимой перед китайским вторжением. Однако все идеи Неру о политике неприсоединения и его мечты о «Пяти принципах» были разрушены и забыты.
        «Мы, в этой стране, люди мира, - говорил Неру осенью 1962 года. - Мы не привыкли к войне… Но все наши усилия мирно урегулировать вопрос о границах были напрасны. Грозный и бессовестный враг, которому не нужен мир… постоянно угрожал нам и, наконец, привел свои угрозы в действие… Вторично все, что не связано со свободой нашего народа и нашей Родины. Если необходимо, в момент великого кризиса мы можем пожертвовать всем этим… Но нам нужно измениться, мы должны отказаться от медлительности мирного времени и перейти к более результативным мерам. Мы должны воссоздать нашу военную мощь, используя все средства, которые есть в нашем распоряжении… Никто не может гарантировать нам свободу!»
        Это китайское вторжение оказалось слишком болезненным и стало ударом, от которого Неру не смог оправиться. Через полтора года его не стало, его мечты о мире во всем мире и азиатском братстве были разрушены. Индия была слаба и уязвима как никогда. «Так печально думать о том, что мы в Индии, всегда выступавшие за мир во всем мире и так искавшие дружбы с Китаем, мы относились к Китаю с таким уважением и предусмотрительностью, поддерживали его во всех международных организациях, и мы же стали жертвами нового империализма и экспансии… История в Азии перевернулась», - сказал Неру членам парламента в те мрачные ноябрьские дни. Между тем, если индийско-китайская дружба рухнула, то пакистано-китайские отношения улучшились, из Нью-Дели все это виделось как потенциальная угроза индийской безопасности с севера и запада. На этот раз Индия обратилась за материальной помощью не только к Вашингтону, но и к Москве, особенно, после того как Соединенные Штаты оказались связаны с Пакистаном в силу участия обеих стран в военных альянсах СЕНТО и СЕАТО.
        СССР начинал играть все более серьезную дипломатическую роль в Южной Азии после встречи на высшем уровне в Ташкенте между Айюбом и Шастри в самом начале 1966 года. Индира Ганди посетила Москву с официальным визитом, возвращаясь в марте того же года в Индию после своей первой и самой успешной встречи в Вашингтоне с президентом Линдоном Джонсоном. Заинтересованность Индиры Ганди в русском оружии и поддержке была не более идеологически ангажирована, чем готовность Неру принять предложенную США военную помощь в 1962 году. Для Неру и его дочери, а в действительности и для всех премьер-министров Индии, стратегические интересы страны всегда стояли на первом месте и диктовали то, что с первого взгляда могло показаться непоследовательными поворотами во внешней политике. Никогда не связывая себя эксклюзивным союзом ни с одной из супердержав, Индия смогла извлечь для себя выгоду как в экономическом, так и в военном плане, получая поддержку и из Вашингтона, и из Москвы. Высокоидейная внешняя политика Индии была проведена с проницательностью, достойной величайшего и мудрейшего брахмана Чанакьи.
        Отношения между Индией и Шри-Ланкой
        Отношения Индии с южной островной республикой долгое время были осложнены гражданской войной между сингальским буддистским большинством, которым управляло правительство в Коломбо, и ущемленным тамильским индуистским меньшинством, проживающим в основном в районе Джаффны. Хотя на Шри-Ланке проживают всего четыре миллиона тамилов, что составляет лишь треть от сингальского большинства, но находящиеся совсем рядом, через Полкский пролив от Джаффны, тамилы Индии составляют более пятидесяти миллионов человек. Большинство индийских тамилов связано родственными узами со своими собратьями из Джаффны. На протяжении долгого времени они поддерживали тамилов Шри-Ланки в их стремлении создать независимое государство, помогая им оружием и деньгами. После того как в 1972 году конституция Шри-Ланки сделала сингальский язык единственным официальным языком этой «буддистской» республики, волнения среди воинственно настроенных тамилов возросли, и вскоре в районе Джаффны появилось несколько хорошо вооруженных отрядов террористов, самым крупным и сильным из которых были «Тамильские тигры».
        В 1976 году большинство тамильских политических партий объединились в Тамильский объединенный фронт освобождения (ТОФО), который принял решение о создании «свободного, суверенного и светского социалистического государства Тамил-Илам». Это требование о фактическом разделе Шри-Ланки поддержало большинства тамилов на севере острова, но оно было категорически отвергнуто правительством в Коломбо, возглавляемым президентом Джаявардене. Находившиеся неподалеку пляжи и деревни индийского штата Тамилнад стали использоваться тамильскими тиграми и активистами Тамил-Илама для подготовки и вооружения партизан из Шри-Ланки, которые вскоре приняли участие в ожесточенном военном конфликте. В результате Нью-Дели оказался в крайне противоречивом положении. С одной стороны, никакое правительство не могло себе позволить поддерживать сепаратистское движение, основанное на языковых связях, да еще так близко от собственных многоязычных границ, но, с другой стороны, ни один индийский лидер не мог себе позволить пренебречь интересами 50 миллионов тамилов. Раджив Ганди вначале надеялся решить конфликт, пригласив обе
стороны на мирную конференцию в Бутан в 1985 году. Но переговоры вскоре провалились, и военные действия возобновились по всей стране. Столкнувшись с несговорчивостью Коломбо, правительство Индии прекратило все попытки помочь в разрешении конфликта и предоставило полную свободу тамилам Южной Индии, которые таким образом получили возможность помогать своим соседям в их борьбе за независимость Тамил-Илама. Так продолжалось до декабря 1986 года, когда Раджив Ганди организовал в Бангалоре трехстороннюю встречу и переговоры лидера тамильских тигров Прабхакарана с президентом Шри-Ланки Джаявардене.
        Президент Шри-Ланки выразил готовность предоставить почти полную автономию тамилам в северной провинции Джаффна, однако отказался передать им власть над восточной провинцией Шри-Ланки, поскольку там они составляли большинство только в одной трети округов.
        На протяжении шести месяцев после провала этих переговоров армия Коломбо неоднократно атаковала Джаффну, которая понесла огромные потери не только от авианалетов, но и фактической блокады: густонаселенная Джаффна оказалась отрезанной от поставок топлива и продовольствия. После того как военно-морской флот Шри-Ланки остановил гуманитарный конвой безоружных судов, пытавшихся доставить в Джаффну собранные в Мадрасе продовольствие и медикаменты, растущее давление со стороны жителей Тамилнада, в конце концов, заставило индийские ВВС вступить в войну и начать сбрасывать гуманитарные грузы на парашютах.
        Двадцать девятого июля 1987 года Раджив Ганди и президент Джаявардене в Коломбо подписали мирное соглашение, которое привело к временному прекращению гражданской войны в Шри-Ланке. Индия послала достаточное, по ее представлениям, количество войск на соседний остров, чтобы проследить за разоружением тамильских боевиков и остановить боевые действия. Тамилам пообещали контроль над северной и восточной провинциями, по крайней мере, до тех пор, пока не состоятся свободные выборы в местные советы. Лидер тамильских тигров Прабхакаран жаловался на условия договора, но Нью-Дели убедил его смириться, хотя он, судя по всему, рассчитывал стать первым главой правительства автономных тамильских провинций. Однако радикально настроенные сингальские буддисты отказывались принимать этот договор, они видели в нем не больше, не меньше - полную капитуляцию перед имперскими претензиями Индии. Большинство беспристрастных наблюдателей признавали Шри-ланкийский договор как главную надежду на восстановление мира на этом печальном, раздираемом войной и таком прекрасном острове. Договор также означал начало нового этапа
миротворческой деятельности Индии в Южной Азии. Но он был быстро забыт, тамильские тигры отказались сдать оружие и, как выяснилось, никакое давление со стороны Дели не могло заставить их сделать это. Президента Джаявардене сменил бывший премьер-министр Ранасингхе Премадаса, однако бойня в районе Джаффны на севере и в Баттикалоа на востоке продолжалась, а вскоре она достигла и юга острова. Премадаса начал требовать ухода индийских миротворцев, видя в них, скорее, дополнительный стимул к продолжению войны, нежели силу, способную восстановить мир и спокойствие. К концу 1989 года Шри-Ланку сотрясали теракты, происходившие буквально в каждом крупном городе. И когда индийские войска покинули страну - Дели вывел последние подразделения в апреле 1990 года - остров вновь оказался на краю гражданской войны. Тамильские беженцы двинулись на север, приплывая на лодках к берегам индийского штата Тамилнад. Однако их индийские братья к тому моменту уже настолько устали от насилия и страданий, что впервые за все время конфликта лодкам не разрешили причалить к берегам Индии в районе Мадраса, вместо этого их повернули
обратно в Джаффну. Месяцем позже, когда Раджив Ганди был убит в Тамилнаде террористкой-смертницей из организации тамильских тигров, большинство индийцев пожалели о том, что их страна вообще вмешалась в конфликт на Шри-Ланке. Этот маленький тлеющий остров отныне должен сам разбираться в своих этнических проблемах или ему придется смириться с мыслью о разделе.
        Афганистан
        В декабре 1979 года вторжение СССР в Афганистан создало самую большую внешнюю угрозу для Южной Азии в целом, угрозу, на которую Соединенные Штаты ответили, открыто вооружая Пакистан и тайно поддерживая моджахедов (борцов за свободу). Тридцатилетний индийско-советский договор о мире, дружбе и сотрудничестве, подписанный в 1971 году, несколько приглушил ответ Нью-Дели на внезапное вторжение более 100 000 советских солдат, пересекших реку Амударья и вступивших в Кабул и Кандагар. Индира Ганди сохранила лояльность Брежневу, хотя иные советники министерства иностранных дел предупреждали ее, что если советские танки пройдут через Хайберский перевал в пакистанский Пешавар, то уже ничто не сможет их остановить, и следующим пунктом станет зона дипломатического влияния Нью-Дели.
        Если вспомнить постулаты реальной политики Чанакьи, то Пакистан, как самый близкий сосед Индии, является ее традиционным врагом, в то время как Афганистан, будучи соседом соседа, - друг. А Ганди вращалась в основном в кругах хорошо знакомых с Артха-шастрой. Она должна была знать, что СССР, как сосед друга, определенно должен быть врагом Индии. Физическое присутствие такого большого количества советских войск в непосредственной близости от Хайберского перевала тревожило Нью-Дели не меньше, чем быстрое перевооружение пакистанских ВВС и бронетанковых войск американским Пентагоном. Более 100 стран-членов ООН вместе с Пакистаном и США постоянно голосовали за осуждение русского вторжения в Афганистан и настаивали на уходе Москвы из афганской пустыни. Однако Индия при таких голосованиях предпочитала воздерживаться.
        К концу 1980-х индийские стратеги, точно также как век назад их британские предшественники, со страхом ждали, что советская армия пройдет через Хайберский перевал, вероятно, это должно было казаться им странной иронией истории. Раздел Британской Индии в 1947 году и последовавшие за тем индо-пакистанские конфликты вынудили обе страны держать большую часть своих войск на границе, так называемой «линии конфликта», а не на северо-западе, ближе к Афганистану, таким образом, афганская граница стала уязвима для возможных вторжений. В середине 1985 года премьер-министр Раджив Ганди занял более откровенную позицию по отношению к советскому военному присутствию в Афганистане, чем когда бы то ни было позволяла себе его мать: он призвал все иностранные силы покинуть Южную Азию. Раджив Ганди попытался реинтегрировать, пусть в малой степени, национальные осколки Южной Азии, ставшие независимыми после распада Британской империи. В декабре 1985 года главы стран Южной Азии встретились в Дакке по случаю рождения новой Южно-Азиатской ассоциации регионального сотрудничества (СААРК). Это стало первой из целого ряда
регулярных встреч, на которых будет вестись постоянный диалог по региональным проблемам, будут обсуждаться конфликты и общие интересы - экономические, социальные и религиозные, а также вопросы военного сотрудничества. Раджив Ганди взял на себя ведущую роль в создании новой ассоциации, что казалось естественным ввиду размера Индии и ее ведущего положения среди семи стран-участниц организации, которая включала в себя не только Пакистан и Бангладеш, но также Шри-Ланку, Бутан, Непал и Мальдивы. Главный дуэт СААРК - президент Пакистана генерал Зия-уль-Хак и премьер-министр Индии Раджив Ганди встретились в Нью-Дели через неделю после того, как была создана новая ассоциация, и договорились о «взаимопонимании» и ненападении на ядерные объекты. Зия провел в Индии всего один день, но его визит открыл новую, более спокойную эпоху в отношениях между двумя странами, чье мучительное рождение четырьмя десятилетиями ранее сопровождалось недоверием, страхом и ненавистью и сделало реальной угрозу ядерной войны в Южной Азии в начале 80-х годов XX столетия.
        Первое ядерное испытание Индия провела 18 мая 1974 года, продолжения не последовало. Объявив тогда о проведении мощного подземного взрыва, Ганди настаивала на том, что это было просто частью индийской программы «мирного атома» и что у Индии не было «никаких намерений» стать «ядерной державой». В Индии действительно работает несколько атомных электростанций, но плутониевый взрыв 1974 года мощностью в несколько мегатонн мог быть произведен только с целью испытания ядерного оружия или предупреждения соседей, Китая и Пакистана, мол, Индия находится на пороге превращения в ядерную державу и может стать таковой в любой момент, как только она того пожелает. Это заявление было правильно понято теми, кому оно адресовалось, и сразу же после того судьбоносного взрыва, который можно было услышать не только в Раджастхане, но и в Синде, правительство Зульфикара Бхутто запустило сверхсекретную программу по созданию пакистанской бомбы, той самой, что потом стали называть исламской бомбой.
        Центрифуги и другое оборудование, необходимое для производства обогащенного урана и создания бомбы, было втайне закуплено по всему миру и собрано в пакистанском ядерном центре в Кахуте. Хотя самого Бхутто повесили в 1979 году, еще до того как работы над бомбой были завершены, Зия-уль-Хак, официально все отрицая, продолжил дело, которое так энергично начал его бывший патрон. Казалось, взаимопонимание, достигнутое Радживом Ганди и Зия-уль-Хаком в декабре 1985 года, значительно снизило перспективы ядерной войны в Южной Азии. Однако всего через несколько лет самолет Зия-уль-Хака взорвался в воздухе почти сразу после взлета с аэродрома в Бахавалпуре, а двумя годами позже, во время проведения предвыборной кампании, неподалеку от Мадраса был убит и Раджив Ганди. Затем, в мае 1998 года, сначала Индия, а за ней и Пакистан, стали ядерными державами, проведя по пять мощных ядерных подземных взрывов каждая.
        После того как на американо-советском саммите по Афганистану было достигнуто мирное соглашение, СССР вывел свои войска и танки из Кабула. Однако в 1990 году в Пакистане еще оставалось почти 4 миллиона афганских беженцев и множество конфликтующих отрядов вооруженных моджахедов, сражавшихся друг с другом с не меньшим ожесточением, чем они воевали с армией афганского президента Наджибуллы. Исламские боевики, называвшие себя Талибан (студенты), стали настолько сильны в Афганистане, что их лидер, мулла Омар, при поддержке главаря Аль-Каиды Усамы бен Ладена, смог захватить власть в стране и ввел самые суровые религиозные законы, когда-либо существовавшие в Афганистане. Он заставил женщин носить черные одеяния, покрывающие их с головы до ног, взорвал древние статуи буддистских храмов, которым было более тысячи лет, талибы пороли мужчин, замеченных в пьянстве, и до смерти забивали камнями женщин, обвиненных в супружеской измене. Мулла Омар и Усама бен Ладен на саудовские деньги готовили мусульманских убийц в афганских лагерях. После событий 11 сентября 2001 года подразделения спецназа США при помощи
лучших частей пакистанской армии и при мощной поддержке авиации начали наступление на эти лагеря террористов. Омар и бен Ладен бежали, а их место в Кабуле, под охраной американских войск, занял новый режим во главе с президентом Карзаем. Но прежде чем они смогли поймать лидеров Аль-Каиды, прятавшихся глубоко в пещерах Вазиристана недалеко от афгано-пакистанской границы, президент Буш и министр обороны Рамсфельд направили лучшие американские части из тех, что базировались в Афганистане, в Ирак, где началась катастрофическая для США война против Саддама Хусейна. К началу 2007 года движение Талибан вновь обрело силу в Пакистане и Афганистане, а миллионы пуштунов потеряли всякую веру в Мушаррафа и Карзая, которых муллы и их исламские ученики считали марионетками американских империалистов и их индийских союзников-оппортунистов.
        Будущее
        Настоящее и будущее Индии во многих отношениях продолжает и отражает ее прошлое. Река течет, принимая в себя новые потоки, новые течения мысли и новые технологии, в нее входят новые люди со своими убеждениями; но в процессе такого поглощения многие, если не все они, становятся индийцами. В то время как Мать Ганга поглощает пепел бесчисленного количества мертвых, принимая каждого из них в глубину своих мутных, но бурных вод, изменяясь без изменений, успешные современные мультикультурные центры поглощаются огромным телом индийской цивилизации. В то время как сикхи и мусульмане с упорством отстаивают свою веру и требуют большей автономии, вновь подтверждая и боясь потерять свою индивидуальность, индусское большинство Индии продолжает оставаться верным своей традиции.
        Индия продолжает изменяться, но вера в цикличность изменений делает естественным все ее возвращения к прошлому, обращение к традиционным ценностям, это вовсе не то, что мы на Западе привыкли называть сползанием в прошлое. И с каждым поворотом колеса истории Индия сбрасывает с себя шелуху викторианской манерности и условности. Она смогла выйти из-под британского военного щита и сама успешно защитила свой континент и свое наследие от местных завоевателей - Маурьев и Гуптов, и от чужеземцев - Моголов и британцев. Возможно, именно потому в Индии больше, нежели где-либо еще в мире, прошлое остается прологом или, говоря на ее языке, карма продолжает созревать и плодоносить. Как написал в своем завещании Джавахарлал Неру:
        Хотя я и отбросил большую часть обычаев и традиций прошлого, и я признаю, что Индия должна избавиться от оков, которые задерживают ее развитие и разделяют ее народ …Но я точно так же понимаю, что подобно всем нам, я лишь связующее звено в цепи, которая тянется к самому началу древней истории Индии… Я не хочу, чтобы после моей смерти проводились какие бы то ни было религиозные церемонии. Я не верю в эти церемонии… Я хочу, чтобы горсть моего пепла бросили в Гангу в Аллахабаде, но это не имеет для меня никакого религиозного значения… Я испытываю привязанность к рекам Ганга и Ямуна в Аллахабаде еще со времен моего детства… Особенно Ганга, это главная река Индии… символ ее вековой культуры и цивилизации, всегда в движении, вечно изменяющаяся и все же неизменная.
        Хотя Неру и был неверующим в бога социалистом, его тело кремировали на Шанти Гхат, «Лестнице мира», на берегу реки Ямуна в Дели неподалеку от Радж Гхат, где шестнадцатью годами ранее кремировали Махатму Ганди. Затем часть пепла, оставшегося от тела самого прозападного индийского лидера, была перевезена его не менее современной и прозападной дочерью Индирой Ганди в самое священное место индуистской Индии - к слиянию трех наиболее почитаемых в индуизме рек: божественных Ганги, Ямуны и (невидимой) Сарасвати. Там она опустила пепел в воду, в этом Тривени у Аллахабада, под пение сотен брахманов, под ведические мантры. Но, разумеется, это не была религиозная церемония! О Индия.
        Танец жизни бога Шивы продолжается, в то время как Колесо Закона Будды катится дальше, и каждый временной цикл превращает мир чистой добродетели, блаженства и золота в темный век насилия, ненависти и страданий, и все для того лишь, чтобы двигаться дальше по кругу - к свету, красоте и правде, в этот мир иллюзий. Игра Шивы продолжается до старости и смерти богов, а они стареют и умирают каждый день, и всякий день в жизни Брахмы знает радость и славу, страдание и боль человеческого существования на этой планете и в космосе под названием Индия.
        Энтропия склонна к увеличению, а карма к созреванию, и это верно в Индии так же, как и везде в мире. Так прошлое цепляется за настоящее, и его проблемы, разрастаясь, гноятся и прорывают, прежде чем раствориться и исчезнуть в кислоте слез и океане Времени. Кровавое наследие Махмуда Газневи до сих пор осложняет и разрушает отношения между индусами и мусульманами, как и память о том, что сотворил в свое время Аурангзеб. Мучительные вопли в Джаллианвала-багхе, в Амритсаре и Золотом храме, в пылающей тьме «Голубой звезды» будут звучать на протяжении многих лет, и эта агония будет отдаваться эхом диссонанса и смерти. Но эта же земля породила гуру Нанака, та же генеалогическая ветвь, что породила Аурангзеба, дала миру Акбара, Будду, Ашоку и Махатму Ганди, все эти дети индийской цивилизации, столь много привнесли в мировую сокровищницу мудрости.
        О Индия, кто может вообразить твои глубины или примирить твои разногласия? «Индия никогда не принадлежала к тем странам, которые легко понять, - заметила однажды Индира Ганди. - Возможно, она слишком глубока, противоречива и разнообразна, и очень немногие люди имеют нынче время и желание всмотреться в то, что кажется очевидным». Будучи самым сильным лидером современной Индии и одной из самых влиятельных женщин в истории человечества, Индира Ганди имела уникальную возможность «понимать» свою страну и ее самые глубинные течения, однако даже она, к огромному сожалению, сделала ошибку: не поняв чувства сикхов, отдала приказ начать операцию в Амритсаре, и это привело ее к гибели. Возможно, подобно самой Индии, Индира была противоречива и слишком эмоциональна, чтобы подчиняться здравому смыслу и логике, и она стала жертвой страстей слишком сильных, чтобы им сопротивляться или их избегать. Она пала жертвой всех существующих в стране противоречий, это и есть Индия. Так и «Великая Душа», Махатма Ганди, отец нации, стал жертвой страшной ненависти одного из своих «преданных» сынов-патриотов,
брахманов-индуистов! Ничто в Индии не бывает таким простым, как кажется. Подобно множеству покровов-майя история скрывает современную «реальность», и всякая расхожая «истина» об этой стране-континенте по имени «Река» - ошибочна: ее хрупкая сила и ее властная слабость, красота ее бедности, обаяние ее страдающего сердца, вечная молодость ее древности, мистическое своеобразие ее души, страдания, рожденные из любви, и угасание мокши в конце каждой жизни, проведенной в поисках ключей к ее Духу.
        notes
        Примечания
        1
        Ратан Тата - председатель правления Tata Group, одной из крупнейших компаний Индии.
        2
        Дхоти - традиционный вид мужской одежды, распространенной в Индии.
        3
        Риши - в индуизме мудрецы, которым боги открыли ведийские гимны.
        4
        Брахманы - члены высшего сословия в древнеиндийском обществе, социальная группа в современной Индии, являющаяся аналогом европейского духовенства.
        5
        Низам - титул правителя Хайдарабада.
        6
        Риши - в индуизме мудрецы, которым боги открыли ведийские гимны.
        7
        Махатма - в христианстве синонимом этого понятия можно считать слово «святой».
        8
        Кшатрии - представители второго по значимости (после брахманов) сословия древнеиндийского общества, состоящего из владетельных воинов. В Древней Индии из них часто выбирались цари.
        9
        Садху - блуждающие монахи-аскеты, которые полностью посвящают себя достижению мокши.
        10
        Вайшьи - представители третьего по значимости сословия древнеиндийского общества, состоявшего из земледельцев, торговцев, лавочников и ростовщиков.
        11
        Раджпуты - этно-сословная группа в составе сословия кшатриев в Пакистане и Северной Индии.
        12
        Маратхи - народ в Индии, основное население штата Махараштра.
        13
        Набоб - титул правителей некоторых провинций Восточной Индии в империи Великих Моголов. После падения империи титул набоба сохранили те правители, которые стали британскими вассалами, позже его стали давать богатым и знатным индусам как почетное звание.
        14
        Чарльз Корнуоллис до своего назначения в Индию был одним из командующих британских войск в Северной Америке, где они потерпели поражение от рук колонистов.
        15
        Пешва - титул эквивалентный современному премьер-министру у маратхов.
        16
        Рани - княгиня.
        17
        Махатма - понятие в индуизме синонимом, которого в христианстве можно считать понятие «святой». Индийский писатель Рабиндранат Тагор в своей книге популяризовал это понятие применительно к Ганди.
        18
        Веданты (дословно «окончание вед») - синоним слова «упанишады», древнеиндийские религиозно-философские трактаты, в которых, как полагают, изложена основная суть Вед.
        19
        Локаманья Тилак (1856 -1920) - индийский националист и борец за независимость. Первый лидер индийского движения за независимость.
        20
        Международное общество сознания Кришны, также известное как Движение Харе Кришна, было создано в 1966 году в Нью-Йорке, США.
        21
        Бхакти - понятие в индуизме, которое кратко можно было бы определить как «служение Богу с любовью и преданностью».
        22
        Шри - часто используется как часть имен святых и означает «великий».
        23
        Киртан - религиозное групповое пение, прославляющее бога.
        24
        Пуруша - божественное существо, из которого была создана Вселенная.
        25
        Джати - внутрикастовое разделение, объединяющее людей в группы по роду деятельности, специализации.
        26
        Pork Barrel - «бочка с салом», «государственная кормушка», «казенный пирог» - мероприятия, проводимые правительством для завоевания дешевой популярности.
        27
        Бирадари - клан.
        28
        Панчаят - совет, стоящий во главе касты, храмовой организации, сельской общины и т. п.
        29
        Ганди М. К. Моя жизнь, М.: «Наука», 1969. Пер. с англ.
        30
        Махариши Карви прожил более ста лет.
        31
        Фонд Форда - американский благотворительный фонд, созданный сыном Генри Форда для поддержки демократии, прав человека и для борьбы с бедностью.
        32
        Маргарет Сэнгер - американская активистка в вопросе контроля над рождаемостью, открывшая первую в США клинику, где проводились аборты.
        33
        Джамшид Н. Тата - индийский промышленник, основавший Tata Group, самый крупный конгломерат в Индии. Его считают «отцом индийской промышленности».
        34
        Гхи - топленое сливочное масло.
        35
        Пукка сахиб - разговорное индийское, представитель высшего класса.
        36
        «Гимн Родине-матери», текст на бенгали Банким Чандра Чаттерджи, пер. на английский Шри Ауробиндо.
        37
        Пер. Н. А. Пушешникова.
        38
        Раса - здесь богословское понятие; теории расы сформулированы основоположником санскритской драматургии, или «Натья-шастры». Это взаимоотношения с Богом в духе любви и преданности, раса, очень близки к различным вариациям любовных чувств, испытываемых людьми друг к другу. Расы делятся на низшие и высшие. В «Бхагавадгите» (11.44) Арджуна упоминает три наиболее возвышенные расы - супружеские, дружеские и родительские взаимоотношения.
        39
        Из сборника «Сад песен», пер. Б. Карпушкин.
        40
        Закон рыб (матсьяньяна) соответствует «закону джунглей»: крупные рыбы пожирают мелких.
        41
        Ле Корбюзье - французский архитектор, пионер модернизма. Строительство Чандигарха стало самым масштабным проектом его жизни. Город был построен практически с нуля в период с 1951 по 1960 год и считается на сегодня одним из самых удобных и красивых городов Индии.
        42
        Бофорс - шведская оружейная фирма, дававшая взятки за контракт на поставку в Индию гаубиц.
        43
        Мечеть Бабура - мечеть, построенная по приказу первого могольского императора Бабура в священном для индусов городе Айодхья на том месте, где, как предполагается, находился дворец, в котором родился Рама - легендарный древнеиндийский царь Айодхьи и главный герой «Рамаяны».
        44
        Манека Ганди - вдова Санджая Ганди, невестка Индиры Ганди.
        45
        Джон Фостер Даллес - занимал должность госсекретаря США в администрации президента Эйзенхауэра. Его знаменитый брат, Аллен Даллес, на тот момент был директором ЦРУ.
        46
        Джон Кеннет Гэлбрейт был также выдающимся американским экономистом.
        47
        Луис Маунтбеттен - последний вице-король Индии, при котором страна обрела независимость.
        48
        Линия Мак-Магона - граница между Великобританией и Тибетом длиной в 890 километров, созданная в 1914 году и названная в честь министра иностранных дел Британской Индии. В данный момент она является границей между Индией и Китаем, с чем согласна Индия, но не согласен Китай.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к