Французская демократия Пьер Жозеф Прудон
        В настоящей книге ее автор, выдающийся французский социальный мыслитель, публицист, теоретик анархизма Пьер Жозеф Прудон (1809 -1865), последовательно противопоставляет парламентско -государственной политике и бюрократическим решениям интересы трудового народа, которые никто, кроме самих трудящихся, не может защищать и представлять. По изложенному автором замыслу, государство и капитализм должны коллапсировать и быть, по возможности мирно, заменены обществом кооперации и федерализма, основанного на делегировании снизу вверх и императивных мандатах, а на смену ценностям доминирования и наживы должны прийти солидарность, взаимопомощь, свобода, равенство и справедливость.
        Данная работа, в оригинале носившая название «О политической способности рабочих классов», представляет собой последнее, наиболее зрелое, итоговое и, возможно, наиболее интересное произведение в огромном литературном творчестве Прудона. Она может быть рекомендована не только специалистам - историкам, политологам, социологам, но и широкому кругу заинтересованных читателей.
        Q.A.: В книге встречаются таблицы. Рекомендуется читать программой, поддерживающей фичу. Например CoolReader3.
        С обложки:
        Пьер Жозеф Прудон
        (1809 -1865)
        Выдающийся французский социальный мыслитель, один из основоположников анархизма. Родился в Безансоне, в рабочей семье. С 1827 г. был типографским наборщиком, корректором; в 1836 -1838 гг. - совладелец маленькой типографии. В 1838 г. сдал экзамены на бакалавра; получил стипендию Безансонской академии для научных занятий. Известность приобрел, опубликовав книгу «Что такое собственность?» (1840; рус. пер. 1907), в которой содержался знаменитый ответ: «собственность - это кража». В 1843 -1847 гг. жил в Лионе, затем переехал в Париж, где активно участвовал в радикальном движении; в период революции 1848 г. был избран депутатом Учредительного собрания, редактировал ряд газет. В 1849 г. по обвинению в подстрекательстве против правительства был приговорен к трем годам тюрьмы. В 1858 г. за антиклерикальное сочинение вновь был приговорен к тюремному заключению, которого избежал, эмигрировав в Бельгию. В 1860 г. был амнистирован, в 1862 г. вернулся в Париж.
        Пьер Жозеф Прудон - автор многих идей, ставших альфой и омегой анархической мысли. В числе его заслуг: анализ глубинного тождества управления и эксплуатации человека человеком, осмысление неразрывной взаимосвязи рыночной конкуренции и государственной монополии, подробное обоснование идей федерализма и свободного договора, развенчание веры в выборы, партии и парламенты как формы манипуляции, теория «мютюэлизма» (взаимности) и этика, основанная на справедливости и человеческом достоинстве. Главный политический трактат Прудона, в котором дано обоснование его учения, - «Система экономических противоречий, или Философия нищеты» (1846). В число других важнейших работ Прудона вошли: «Принципы политической организации, или Создание гуманного порядка» (1843), «Революционные идеи» (1849), «Война и мир» (1861), «О политических способностях рабочего класса» (1865; в 1867 г. вышла в переводе на русский язык под названием «Французская демократия»).
        Пьер Жозеф Прудон
        Французская демократия
        Отец Матери Порядка Пьер Жозеф Прудон
        Пьеру Жозефу Прудону (1809 -1865) не оченьто повезло в памяти потомков. Для многочисленных и разнообразных, но неизменно догматических и почти всегда авторитарных марксистов он остался - после ядовитого марксова памфлета «Нищета философии» (ревниво предвзятого и вопиюще несправедливого) - этаким жалким идейным ничтожеством, недоучкой и путаником, какимто недоразумением, полуэкономистом и полуфилософом. (Разумеется, подавляющее большинство этих марксистов, благоговейно читающих «Нищету философии», не дало себе труда обратиться ни к собственным трудам французского мыслителя, ни даже к ранним - восторженным - его оценкам тем же Марксом!). Для анархистов его заслоняют более поздние и, как кажется, более героические, более цельные и более последовательно революционные и либертарные фигуры Бакунина, Малатесты и Кропоткина.
        Однако многие свои идеи Маркс без зазрения совести позаимствовал у Прудона (тем самым подтвердив известный тезис последнего о том, что «собственность - это кража»). А уж Бакунин, Герцен, Кропоткин и другие великие анархисты и либертарии обязаны Прудону если не всем, то очень многим, что до него было почти неведомо, а после него стало альфой и омегой анархической мысли: беспощадной критикой государственной власти, представительной демократии и либерализма, анализом глубинного тождества управления и эксплуатации человека человеком, осмыслением неразрывной взаимосвязи рыночной конкуренции и государственной монополии, подробным обоснованием идей федерализма и свободного договора, развенчанием веры в выборы, партии и парламенты (по Прудону «всеобщее избирательное право - контрреволюция») как формы манипуляции, теорией «мютюэлизма» (взаимности) и этикой, основанной на справедливости и человеческом достоинстве…
        Если на Западе имя и идеи Прудона еще более или менее известны, то в России он доселе пребывает в почти полном забвении: при самодержавии и при нынешних властях, столь трепетно любящих самодержавие, его не издавали и не издают как революционера (оказавшего решающее влияние на русское народничество), при большевиках - как оппонента Маркса. Главные труды Прудона: «Справедливость в Революции и Церкви» и «Философия Нищеты или Система экономических противоречий» (именно на эту работу обрушился Маркс в своем памфлете) спустя полтора века все еще ждут своего перевода на русский и издания в нашей стране. Литература о нем в России сегодня более чем скромна[1 - Единственное за многие последние десятилетия издание трудов П. Ж. Прудона в России: П. Ж. Прудон. Что такое собственность? М., 1998. О Прудоне см.: Шубин А. В. Социализм. «Золотой век» теории. М., 2007 и Рябов П. В. Философия классического анархизма (проблема личности). М., 2007.].
        «Отец Анархии»! Да уж, действительно, отец, суровый, пуритански аскетичный, прямолинейный и строгий pater familia. Из песни слова не выкинешь: Прудон был одним из последовательнейших борцов против женской эмансипации и идейно обосновывал сексизм и крайний патриархат (с запиранием женщины в семейную клетку без права освобождения, равноправия с мужчинами и участия в культурной и общественной жизни) в своей печально известной книге «Порнократия, или Женщины в настоящее время»[2 - Публично возражая в печати против патриархализма Прудона, русский публицист и революционер M. Л. Михайлов положил начало дискуссиям вокруг «женского вопроса» в России.]. Чуткий к противоречиям буржуазного общества, Пьер Жозеф сам был воплощенным и ходячим противоречием: консервативный прогрессист, реформистский революционер, либертарный деспот, скромный мессия, этический максималист и эстетический слепец. Могучий боец и опасный полемист, в невероятной сутолоке и толчее партий во Франции 1840 -1860 -х годов Прудон воевал один против всех, ругал почем зря и либералов, и орлеанистов, и бонапартистов, и якобинцев, и коммунистов
-государственников. Его меткие удары сыпались направо и налево, и там, где проходил этот удивительный и обаятельный даже в своей непоследовательности человек, названный Герценом «главой революционного принципа в XIX веке» (щедром на революционеров), возникало целое движение, сеялись семена либертарного сознания, давшие обильные всходы пару десятилетий спустя.
        Горячий поборник свободы, он отказывался предоставить ее женской половине человечества. Пылкий революционер, он желал избегнуть «варфоломеевской ночи для собственников» и хотел осуществить радикальные преобразования через реформу. Плоть от плоти народа (рабочий, сын крестьянина из Безансона), талантливый самоучка, друг и заступник рабочих, он искал компромиссов с буржуазией и некоторое время питал иллюзии в отношении мнимой «социалистичности» бонапартистов - приверженцев Луи Наполеона. Пламенный враг собственности, он был также и врагом коммунизма, стремясь заменить буржуазную собственность - трудовой собственностью и владением и «приручить» и «очеловечить» беспощадную стихию рынка, изгнав из нее монополизм и ростовщичество и выращивая кооперативные учреждения. Прудон во многом ошибался, многим чересчур увлекался, но во многом оказался и пророком, к примеру, одним из первых указав на губительные последствия растущего разделения труда и специализации на человеческую личность, и обосновав идеал всестороннего «интегрального» образования. Будучи избран рабочими Парижа в депутаты Национального
Собрания, он промолчал во время бойни рабочих, устроенной буржуазией в июне 1848 года, но спустя несколько недель, осознав ужас происходящего и собственные ошибки, мужественно в одиночку сразился со всеми депутатами палаты. Он полной мерой изведал и крайнюю нищету, и тюремное заключение, и горечь эмиграции, и сладость всеевропейской славы. Александр Герцен считал Пьера Жозефа величайшим революционером и мыслителем современности, а Гюстав Курбе (выдающийся живописец, прудонист и впоследствии парижский коммунар) запечатлел его на известном портрете[3 - Биографию и выразительно -лаконичные портреты П. Ж. Прудона см.: Герцен А. И. Былое и Думы. Глава XLI // Герцен А. И. Собрание сочинений в восьми томах. Т. 6, М., 1975, сс. 178 -196 и М. Туган -Барановский. Пьер Жозеф Прудон // Адам Смит, Беккариа и Бентам, Джон Милль, Прудон, Ротшильды. Биографические повествования. Челябинск, 1998, сс. 301 -386.].
        Публикуемая книга «О политической способности рабочих классов» (вышедшая в России в переводе Н. К. Михайловского под нейтрально -бесцветным названием «Французская демократия»[4 - Подробнее о переводе и обстоятельствах издания «Французской демократии» («De la capacite' politique des classes ouvrie' res») в России см.: Рудницкая Е. Л. Лики русской интеллигенции. М., 2007, сс. 302 -303. Помимо Н. К. Михайловского, сумевшего издать книгу в 1867 году в Санкт -Петербурге, в переводе участвовали виднейшие русские прудонисты -шестидесятники - Николай Соколов и Николай Ножин.], способным усыпить бдительность царской цензуры) является последним, наиболее зрелым, итоговым и, быть может, наиболее интересным произведением в огромном литературном творчестве французского анархиста. В этой книге (где злободневные рассуждения соседствуют с общетеоретическими построениями) Прудон сводит последние счеты с политиканами всех направлений и партий, последовательно противопоставляя парламентско -государственной политике и бюрократическим решениям интересы трудового народа, которые никто, кроме самих трудящихся не может
защищать и представлять, и подробно раскрывает идею федерализма в ее связи с мютюэлизмом. По изложенному им замыслу, государство и капитализм должны коллапсировать и быть (по возможности мирно) заменены обществом кооперации и федерализма (основанного на делегировании снизу вверх и императивных мандатах), а на смену ценностям доминирования и наживы должны возобладать солидарность, взаимопомощь, свобода, равенство и справедливость.
        А о чем только не писал в течение своей не слишком долгой жизни плодовитый Прудон! (В его наследии - около сорока книг и многие сотни статей). О языкознании и религии, о международном праве, о войне и мире (под влиянием бесед с ним и прочтения его книги «Война и мир» молодой Лев Толстой решил дать то же название задуманной им эпопее), о национальном вопросе, о вреде интеллектуальной собственности (пытаться «делить» идеи в культуре так же нелепо, как пытаться делить воздух в окружающей нас атмосфере) и о вреде собственности как таковой, об искусстве и о разделении труда, о морали и справедливости, о юриспруденции и о кооперации, о Великой Французской революции и о женском вопросе… Множество сочинений, наполненных остротами, парадоксами и афоризмами, из которых двум: «Собственность - это кража» и «Анархия - мать порядка» суждены были всеобщая известность и всеобщее непонимание (без вдумывания в их смысл и знания об их авторе, как часто, впрочем, бывает с известными цитатами, обреченными на бессмертие и ставшими из шокирующего парадокса привычными банальностями).
        Нет смысла и возможности здесь в кратком предисловии пересказывать биографию Пьера Жозефа Прудона, описывать комплекс его идей и, тем паче, излагать содержание книги, которую читатель и так держит в руках. Тем, кто желает подробнее уяснить себе место Прудона в анархической и социалистической мысли, я рекомендую обратиться к соответствующей главе моего «Краткого очерка истории анархизма в ХІХ -ХХ веках» и к фундаментальной и чрезвычайно сочувственной (даже апологетической) по отношению к П. Ж. Прудону монографии другого известного исследователя, историка и либертарного социалиста - А. В. Шубина[5 - Рябов П. В. Краткий очерк истории анархизма в ХІХ -ХХ веках. М.: Красанд/URSS, 2010, сс. 17 -24 и Шубин А. В. Социализм. «Золотой век» теории. М., 2007, сс. 85 -198.]. В последней книге идеи Прудона не только предстают в систематическом, последовательном изложении и в историческом контексте (в заостренном противопоставлении марксизму), но и показывается и обосновывается их актуальность для XXI века и их влияние на социалистическую мысль последних полутора столетий.
        Отмечу лишь самое главное в нескольких кратких словах. Человек, первым решившийся, эпатируя публику, сам назвать себя анархистом (и придавший этому слову не ругательный, а конструктивный смысл), яростный критик власти и собственности как двух сторон насилия над человеческой личностью, создатель основ либертарной социальной теории и инициатор появления массового общеевропейского анархического движения, враг централизации и бюрократии (превратившей, по его словам, всю землю в «бумажную планету», покрытую бесчеловечными декретами и бессмысленными инструкциями), мыслитель и пламенный публицист (не «кабинетный теоретик», как многие «радетели за народ», а сам - часть народа, находящийся в его гуще и зарабатывающий на жизнь каторжным трудом), стремившийся согласовать свободу и равенство, личность и общество, многообразие и единство через федерализм и перевернувший руссоистски -якобинскую пирамиду государственной власти вверх тормашками и распыляющий ее в низовом самоуправлении, человек, своей проповеднической и организаторской деятельностью давший импульс рабочим организациям и кооперативам, покрывшим
Европу (и вскоре породившим Первый Интернационал и героическую Парижскую Коммуну), язвительный полемист и обличитель либералов с их болтливым лицемерием и двоемыслием (по метким словам Прудона, «пытавшихся подстричь когти у Власти, но так, чтобы и у Свободы подрезать крылья»), чуткий оппонент любой якобинской и социалистической казармы, нивелирующей личность и передающей ее права в руки отеческого Государства, ранний проповедник (задолго до Г. Д. Торо, Л. Н. Толстого, М. К. Ганди и M. Л. Кинга) тактики гражданского неповиновения власти (в публикуемой книге он рекомендует рабочим активный бойкот выборов и неучастие в партийно -парламентских играх), Пьер Жозеф Прудон - при всей своей невероятной противоречивости и непоследовательности - стал отцом либертарного социализма ХІХ -ХХІ веков, одним из величайших критиков индустриальной буржуазно -государственной цивилизации (разрывающей живые связи между людьми, уничтожающей общество, нравственность и личность и атомизирующей индивидов перед лицом экспансии беспощадного и ненасытного рынка, бездушною государственного деспотизма и выходящих изпод контроля
технологий, превращающих человека в часть Мега -Машины). Он попытался поставить диагноз болезни и наметить иной, принципиально отличный, путь для человечества. О том, что этот путь не закрыт и до сих пор и не является химерическим порождением галльского парадоксалиста, говорит хотя бы необъятный круг его прямых или косвенных идейных преемников: Герцен и Бакунин (друзья, соратники, ученики и критики Прудона), русские народники (Н. К. Михайловский, прудонисты 1860 -х годов, землевольцы, чайковцы) и американские анархо -индивидуалисты (Б. Таккер, Э. Гольдман, Дж. Уоррен и другие), испанские и итальянские федералисты и анархо -инсургенты (К. Писакане, Ф. Пи -и-Маргаль), парижские коммунары, французские революционные синдикалисты и анархо -синдикалисты (Ж. Сорель), русские кооператоры (М. И. Туган -Барановский), многие крупные социологи и мыслители XX века (Р. Арон, Ж. Гурвич, Д. Герен)… Целая лавина идей, течений, движений, социальных проектов и прорывов. Лавина, у истоков которой стоял этот человек - Пьер Жозеф Прудон.
        И сегодня, высокомерно ругая Прудона за те или иные ошибки и непоследовательности, вроде переоценки кооперации или недооценки роли забастовок (с высоты двухвекового исторического опыта), посмеиваясь над его наивными попытками проповедовать анархизм в парламенте или создать Народный Банк (с даровым кредитом без процентов, основанном на взаимности) в недрах капиталистического общества, справедливо негодуя по поводу его пещерного патриархализма, недовольно поеживаясь от его пуританского суховатого морализма и мужицкого культа труда и бедности, подозрительно косясь на его догматическую убежденность в незыблемости Вечной Справедливости и на его самоуверенную претензию быть глашатаем абсолютных истин, сетуя на его оппортунизм, периодические апелляции к очередным «добрым царям» и безграничную просветительскую веру во всесилие рациональных аргументов, - не стоит забывать о том, каким богатством первозданно свежих и ярких мыслей мы - нынешние анархисты - обязаны этому неудобному, неповторимому, творчески конструктивному, упрямому и неугомонному человеку, настоящему отцу Анархии, которая, как всякая
повзрослевшая дочь, теперь живет своей собственной взрослой и самостоятельной жизнью, порой поругивая предков и вступая с родителями в конфликты и препирательства, далеко уходя в неизвестность от стен отчего дома, в который все же время от времени возвращается, ибо это - ее дом.
        Кандидат философских, наук, доцент Петр Владимирович Рябов
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
        Рабочая демократія вступаетъ на политическое поприще.
        ГЛАВА I.
        Вечеръ 1 -го іюня 1863 года.
        Въ понедльникъ, 1 -го іюня 1863 года около десяти часовъ вечера во всемъ Париж господствовало глухое волненіе, напоминавшее 26 іюля 1830 и 22 февраля 1848, и тотъ, кто въ эту минуту поддался бы уличнымъ впечатлніямъ, счелъ бы себя наканун битвы. Вотъ уже три недли, какъ Парижъ, возвратившись къ политической жизни, пробудился отъ своего оцепненія, снова чувствуетъ въ себ жизнь, снова одушевленъ революціоннымъ духомъ! - такого рода возгласы слышались со всхъ сторонъ. «О! восклицали люди, ставшіе во глав движенія, въ этотъ часъ нельзя было узнать этотъ новый, монотонный городъ г. Гаусмана съ его прямолинейными бульварами, его гигантскими дворцами, съ его великолпными, но пустынными набережными; его печальной Сеной, въ волнахъ которой теперь носились только камни да песокъ; съ его дебаркадерами, которые, замнивъ ворота стараго города, лишили его самобытности; съ его макъ -адамами, скверами, новыми театрами и казармами; его легіонами мятельщиковъ и его ужасною пылью; городъ, населенный англичанами, французами, нмцами, батавами, американцами, русскими и арабами; космополитическій городъ, гд туземецъ
чувствуетъ себя чужимъ. Этотъ городъ сдлался снова старымъ Парижемъ, тнь котораго явилась при сіяніи звздъ и при кликахъ шопотомъ: «да здравствуетъ свобода!»
        Не смотря на напыщенность, рчь эта не лишена нкоторой доли правды; но тмъ не мене ночь прошла совершенно спокойно. Боле восемнадцати мсяцевъ прошло съ тхъ поръ. И въ настоящее время нтъ никакаго основанія думать, чтобы раньше іюня 1869 года Парижъ подалъ хотя малйшій признакъ жизни. Посл этой вспышки духъ великаго города снова упалъ.
        Что же случилось? Какая старая новость заставила волноваться новыя Аины? На кого сердилась столица Порядка?
        Молодой и милый писатель, г. Ферри, написавшій исторію выборовъ 1863 года, взялся объяснить намъ, что, по его мннію, Законная Оппозиція, погребенная двнадцать лтъ тому назадъ, воскресла, благодаря дятельности пяти и всеобщей подач голосовъ. Вотъ оттогото и ликовалъ Парижъ.
        Я вамъ скажу читатель, что такое Законная Оппозиція; я вамъ покажу, что она длаетъ; а пока съ васъ довольно знать, что подъ этимъ именемъ и съ помощью этой формулы стараются возстановить на мст имперіи или февральскую республику, или монархію конституціонную, представительную и парламентскую, столь дорогую сердцамъ буржуазіи, почти въ томъ вид, какъ она существовала съ 1814 до 1840 года. Вн этого Законная Оппозиція не иметъ политическаго смысла.
        И такъ Парижъ, неусыпный стражъ свободы націи, возсталъ на зовъ своихъ ораторовъ и отвчалъ самымъ сухимъ нтъ на вс заискиванья правительства. Независимые кандидаты получили ршительное большинство. Демократическій списокъ прошелъ цликомъ. Всмъ извстенъ результатъ выборовъ. Администрація была побждена; кандидаты ея были отвергнуты большинствомъ 153,000 голосовъ противъ 80,000. Народъ, главный виновникъ этого торжества, наслаждался своимъ успхомъ; буржуазія раздлилась на дв партіи. Одна обнаруживала нкоторое безпокойство, другая свободно выражала свою радость. - Какой ударъ! говорили одни; какая пощечина! - Дло серіозно, очень серіозно, прибавляли другіе: Парижъ въ оппозиціи - имперія потеряла столицу…
        Такимъ образомъ объясняли сторонники законной Оппозиціи эту таинственную манифестацію, и уже высчитывали выгоды, которыя она принесетъ имъ. Конечно, мысль возвратиться къ іюльскимъ учрежденіямъ, быть можетъ, даже воспоминаніе о конституціи 1848 существовали въ ум избирателей. Это показали имена Тьера и Гарнье Паже, вышедшіе изъ урнъ какъ № № лоттереи. Но это ли только значеніе имли выборы. Дале мы займемся этимъ вопросомъ.
        1 іюня 1863 было лунное затмніе; небо было великолпно, вечеръ прекрасенъ; легкій и пріятный втерокъ, казалось, принималъ участіе въ невинныхъ треволненіяхъ земли. Весь Парижъ могъ слдить за всми измненіями этого явленія, которое началось въ девять часовъ пятьдесятъ шесть минутъ вечера, въ тотъ моментъ, когда собраніе избирателей окончило свое засданіе, и прекратилось въ часъ и шестнадцать минутъ утра. Такъ, говорили остряки, меркнетъ деспотизмъ передъ свободой: демократія простерла свою широкую руку и затмила звзду 2 декабря… Пельтанъ, одинъ изъ избранныхъ въ то время, ораторъ, самый способный во всемъ парламент раздражать нервы слушателей и читателей своимъ гіерофантскимъ слогомъ, не преминулъ сдлать это грозное предсказаніе въ одной изъ своихъ брошюръ. Скажите лучше, возражали побжденные, что затмился разумъ парижанъ. О, да вы возобновляете ваши фарсы 1830 и 1848! Ну такъ берегитесь: вамъ придется хуже, чмъ въ 1830 и 1848.
        Такъ тщеславіе смертныхъ истолковываетъ въ смысл своихъ страстей и интересовъ самые невинные признаки. Мы всегда считаемъ боговъ участниками въ нашихъ приключеніяхъ и нашихъ тревогахъ, и потомъ, когда событія разобьютъ наши иллюзіи, мы обвиняемъ боговъ. Но довольно съ насъ предсказаній и предзнаменованій. Мы жаждемъ истины и правды, которыхъ нтъ ни въ радости оппозиціи, ни въ горести министерскихъ чиновниковъ. Оставляя въ сторон астрологическое совпаденіе, тмъ не мене врно, что 1 -го іюня 1863 года произошло два затмнія: одно на неб, другое на земл подъ 48° 50' сверной широты и 0 долготы. На неб, мы знаемъ, было лунное затмніе. Что же затмилось на земл? Имперія, демократія, парламентская система, оппозиція, буржуазія, соціализмъ, или все это вмст? Мы увидимъ это ниже, а пока, чтобъ всхъ успокоить, скажемъ. что ни имперія, ни демократія, ни абсолютныя, ни ограниченныя монархіи, ни оппозиція, ни буржуазія, ни пролетаріатъ не погибаютъ отъ своихъ затмній, какъ не погибаютъ отъ нихъ солнце и луна.
        Въ толп находилось нсколько человкъ, которые возставали не противъ подачи голосовъ, но противъ всякаго назначенія. Они дали гласность своему протесту, вкратц изложивъ причины его. Чего хотли эти люди? Всего или ничего, таковъ былъ ихъ лозунгъ. Ничего, то есть остаться при status quo - безъ лицемрія, безъ ложныхъ конституціонныхъ прикрытій, безъ парламентскихъ мистификацій, безъ легальной оппозиціи; иди всего, т. е. всеобщей подачи голосовъ, съ ея условіями, ея гарантіями, ея формами, ея правомъ, ея философіей, ея политическими и экономическими послдствіями, - однимъ словомъ, со всми ея соціальными реформами. Имъ надоли парламентскіе дебаты, и золотая середина, и среднія мннія, и умренныя стремленія, и вс компромиссы и ухищренія доктринеровъ.
        Вы побждены и замшаны въ пораженіе г. де Персиньи, говорили имъ побдители. Какъ побждены? Говорите, если вамъ угодно, о правительственныхъ кандидатахъ; ихъ мы вамъ уступаемъ; говорите о себ самихъ, присяжныхъ и узаконенныхъ оппозирующихъ союзникахъ имперіи, которыхъ презираютъ, не смотря на ихъ оппозицію. Что же касается до насъ, вашихъ настоящихъ противниковъ, то борьба между нами только что еще начинается. Вы хотли выборовъ - мы знаемъ для чего - мы же отвергли ихъ. Кто изъ насъ правъ - ршитъ будущее. Разв ваши 153,000 голосовъ могутъ служить отвтомъ на наши доводы? Разв вопросъ, который насъ раздляетъ, можетъ быть ршенъ простымъ большинствомъ голосовъ? Посмотримъ, чтото будетъ черезъ семь лтъ. - А пока мы имемъ 153,000 голосовъ, представляющихъ въ Париж парламентскую оппозицію; а вы? сколько васъ? - Насъ пока восемнадцать человкъ, восемнадцать, которые стоятъ вашихъ ста пятидесяти трехъ тысячъ.
        ГЛАВА II.
        Планъ кампаніи, составленный воспріемниками оппозиціи, друзьями правительства. - Рабочая масса, слдуя въ первый разъ своей собственной иде и дйствуя во имя ея, разрушаетъ вс ихъ разсчеты. - Численный результатъ выборовъ. - Значеніе крестьянскихъ голосовъ.
        Посл того, какъ декретомъ 24 ноября сенату и законодательному собранію было возвращено до нкоторой степени право голоса, въ извстныхъ правительственныхъ сферахъ стали считать оппозицію 1857 года слишкомъ слабою даже въ интересахъ самой власти. Побды, одерживаемыя правительствомъ въ палат, не доставляли ему славы; это вредило блеску императорской прерогативы. Первая уступка помазала націю по губамъ. Страна стала сожалть о политическихъ нравахъ іюльской монархіи. Эта прихоть могла сдлаться опасною. Нкоторые друзья имперіи желали для нея поэтому оппозиціи боле многочисленной, хотя умренной, а главное, не враждебной династіи.
        Эта мысль, пущенная въ ходъ умными головами либеральнаго бонапартизма, была подхвачена на лету тою кликою, изъ которой могли выйти ораторы, въ особенности ораторы независимые. Вотъ причина, почему литераторы, журналисты, адвокаты, академики, профессоры и т. д. толпами повалили записываться въ кандидаты. Легитимисты и либералы, перекликаясь съ обоихъ крайнихъ полюсовъ политическаго горизонта, пли Осанну примиренія. Наконецъ, думали они, можно будетъ помриться силами въ парламент, хотя бы только ради назиданія страны и ради чести свободы. Чего было бояться императорскому правительству кандидатовъ, поддерживаемыхъ такими журналами, какъ Presse, Opinion National, Sicle, Temps, Debats?.. Съ другой стороны, какъ же было не радоваться этимъ журналамъ и ихъ кліентамъ, видя, что Имперія склоняется къ парламентаризму? Буржуазія этимъ удовлетворялась; воздавалась честь политик и учрежденіямъ 1830 года; сдерживалась вчно волнующаяся демократія; наконецъ, подъ покровительствомъ императора скрплялся союзъ, составленный старыми партіями въ 1848 году, въ славной улиц Poitiers, противъ соціальной революціи. И вотъ
вс простофили принялись рукоплескать.
        Избирательная кампанія была открыта согласно этому плану. Въ этомъ дух былъ составленъ списокъ кандидатовъ оппозиціи. Правительство разсчитывало по крайней мр наполовину парижскихъ избирателей, какъ въ 1857 году; оно не испугалось бы тридцати оппозиціонныхъ депутатовъ, выбранныхъ департаментами. Списокъ кандидатовъ Сены былъ составленъ такъ, что не могъ возбуждать никакого безпокойства, предполагая даже самый неблагопріятный результатъ.
        Единственная трудность, но за то очень важная, состояла въ томъ, чтобы недопустить демократію до какой нибудь возмутительной демонстраціи. Демонстрація эта могла выразиться или отказомъ подавать голоса, или подачей безъименныхъ билетовъ, или наконецъ избраніемъ лицъ, открыто и энергически враждебныхъ конституціи. Первое затрудненіе были уврены побдить съ помощію журналовъ, которые вс стояли за баллотировку, и при содйствіи буржуазіи, боле склонной, по примру прежнихъ вождей своихъ, говорить, чмъ молчать; что же касается безъименныхъ билетовъ, которыхъ боялись больше всего, то противъ нихъ можно было дйствовать тми же средствами, и кром того большинство считало, что дйствовать такимъ образомъ все равно, что вовсе отказаться отъ участія въ баллотировк. Наконецъ, со стороны народа правительство считало себя безопаснымъ. Въ 1848 народъ избралъ Лудовика Наполеона въ президенты; въ 1851 онъ принялъ плебисцитъ и участвовалъ въ государственномъ переворот; въ 1852 онъ подалъ голосъ за Имперію. Не было никакихъ причинъ полагать, чтобы расположеніе его съ тхъ поръ измнилось.
        Если бы этотъ планъ удался, - а все заставляло предполагать, что онъ удастся, - то переходъ отъ самодержавной монархіи къ монархіи конституціонной могъ бы совершиться безъ потрясеній и безъ опасности для Наполеоновской династіи, и притомъ въ самую благопріятную минуту. Буржуазія возвратилась бы къ своимъ старымъ обычаямъ; революціонное движеніе было бы снова отклоненно, и явилась бы возможность принять мры на будущее время противъ всякихъ нечаянностей всеобщей подачи голосовъ.
        Что за тмъ произошло, извстно всякому. Династическая оппозиція въ Париж обдлала свои дла слишкомъ хорошо. Администрація почти не получила представителей въ столиц; меньшинство ея въ Париж было самое жалкое, и все это нанесло правительству сильный нравственный уронъ. Теперь намъ предстоитъ найти причину этого пораженія, непредвидннаго, неожиданнаго и до сихъ поръ необъясненнаго.
        1) Парижскіе выборы. - Привожу цифры, ограничиваясь, относительно городскихъ выборовъ, Сенскими, такъ какъ движеніе боле или мене сильное было всюду одинаково. Вотъ какъ распредлились въ декабр 1851 года, посл государственнаго переворота, голоса сенскихъ избирателей;

+=====
| Внесенныхъ въ списокъ | 392,026 |
+=====
| Подающихъ голоса | 296,390 |
+=====
| За плебисцитъ | 196,539 |
+=====
| Противъ | 96,497 |
+=====
| Утраченныхъ голосовъ | 3,354 |
+=====
| Отсутствующихъ | 95,636 | Примчаніе. На этихъ выборахъ правительство 2 декабря имло на своей сторон большинство 100,000 голосовъ противъ оппозиціи, которая состояла преимущественно изъ буржуазіи или, врне, изъ лицъ средняго класса, принадлежавшихъ къ прежней партіи National'я и Reforme'ы; ихъ поддерживала значительная часть народа. Но вообще родъ, которому было возвращено право всеобщей подачи голосовъ, стоялъ за государственный переворотъ.
        Я не буду говорить о національныхъ выборахъ 1852 года, которые доставили Имперіи 300,000 голосовъ боле, чмъ сколько оно имло въ 1851: воспоминаніе о 2 декабря было еще слишкомъ свжо; народное мнніе не подвинулось впередъ; къ тому же извстно, что демократія имла свои, боле или мене уважительныя, причины держаться въ сторон.
        Наступили выборы 1857 года, и вотъ ихъ результатъ.

+=====
| Внесенныхъ въ списокъ | 356,069 |
+=====
| Подающихъ голоса | 212,899 |
+=====
| За кандидатовъ администраціи | 110,526 |
+=====
| За кандидатовъ оппозиціи | 96,299 |
+=====
| Утраченныхъ голосовъ или антиконституціонныхъ | 6,074 |
+=====
| Отсутствующихъ или неподающихъ голоса | 143,170 | Примчаніе. - Хотя число лицъ, внесенныхъ въ списокъ избирателей, уменьшилось съ 1851 года на 35,957, тмъ не мене мы видимъ, что число отказывающихся отъ баллотировки увеличилось на 48,134; - число голосовъ за правительство понизилось съ 196,530 на 110,526, т. е. на 86,013; - что число голосовъ оппозиціи осталось почти неизмннымъ: она потеряла около 198 голосовъ. Итакъ, въ 1857 въ Париж существовала оппозиція въ 100,000 голосовъ, почти не измнившихъ своего мннія въ теченіе семи лтъ, между тмъ какъ правительство понесло значительный уронъ, получивъ вмсто прежнихъ 196,539 голосовъ только 110,526. Къ какой партіи принадлежали неизвстные голоса, числомъ 44,000, увеличившіе собою въ 1857 число отсутствующихъ? Я, не колеблясь, говорю, что то были главнымъ образомъ народные голоса, голоса работниковъ, равнодушныхъ къ выборамъ или даже такихъ, между которыми начинало бродить неудовольствіе.
        Выборы 1863 года даютъ слдующіе результаты:

+=====
| Внесенныхъ въ списокъ круглымъ числомъ | 326,000 |
+=====
| Подающихъ голоса | 240,000 |
+=====
| За кандидатовъ правительства | 82,000 |
+=====
| За кандидатовъ оппозиціи | 153,000 |
+=====
| Безъименныхъ билетовъ | 4,556 |
+=====
| Отсутствующихъ или неподающ. голоса | 86,000 | Примчаніе. Число лицъ, внесенныхъ въ списокъ, еще уменьшилось съ 1857: изъ 356,069 остается только 326,000 - разница въ 30,000 голосовъ. Не смотря на это, число голосовъ, поданныхъ за правительство, понизилось съ 110,526, на 82,000, - разница въ 28,000, и, наоборотъ, 96,299 голосовъ, преданныхъ оппозиціи, усилились 57,000 голосовъ, перешедшихъ въ оппозицію изъ разряда отсутствовавшихъ. Нтъ сомннія, что эти 57,000 голосовъ принадлежали народу, который со времени государственнаго переворота не являлся на выборы. По соображеніямъ, приведеннымъ нами выше, мы можемъ заключить, что изъ 153,000 голосовъ, поданныхъ за оппозицію въ 1863 году, по крайней мр половина принадлежитъ рабочей демократіи.
        Посл этого какое же значеніе, какой смыслъ имютъ эти выборы?
        Въ исторіи, можетъ быть, не было примра, чтобы народъ, въ тсномъ смысл, въ смысл сословія, въ противоположность дворянству, буржуазіи и церкви, заявилъ какимъ нибудь поступкомъ собственную мысль, собственную волю. Народъ умлъ всегда только кричать: Да здравствуетъ императоръ! или Да здравствуетъ король! или Да здравствуетъ господинъ! или Да здравствуетъ хозяинъ! Римскій плебей, создавъ имперію, не основалъ ничего; напротивъ, онъ все разрушилъ. Онъ всегда неизменно выражалъ только одно: ненависть къ патриціямъ. Самъ онъ не произвелъ никакой идеи; распри его съ патриціями были просто бунты эксплуатируемыхъ кліентовъ, чтобы не сказать - рабовъ. Давъ Цезарю и его преемникамъ, до Августула включительно, безсмнную диктатуру, римскій народъ уничтожилъ республику и замнилъ ее самодержавіемъ. Что значили во Франціи народные выборы съ 89 года? Подражаніе или, врне, содйствіе мщанскимъ выборамъ. Народъ игралъ въ политику, какъ дти въ солдатики. Ни санкюлотизмъ, ни робеспьеризмъ, ни бабувизмъ, ни бонапартизмъ не могли дать всеобщей подач голосовъ самобытности и значенія. Въ 1799, 1804, 1815 годахъ народъ
вотировалъ за своего императора, а вовсе не за себя. Хартія 1814 -1830 лишила массу права подачи голосовъ. Но что потеряла она чрезъ это? Что потеряли общественное право и свобода? Ровно ничего. Самъ народъ, повидимому, нисколько не жаллъ объ этомъ. Февральская республика возвращаетъ ему избирательное право. Но какъ онъ пользуется этимъ правомъ? Онъ выбираетъ преимущественно буржуа, орлеанистовъ, легитимистовъ, бонапартистовъ, республиканцевъ - кого ни попало, да вдобавокъ еще поповъ, монаховъ, поэтовъ и епископовъ. Въ учредительномъ и законодательномъ собраніяхъ большинство реакціонеры. Потомъ народъ избираетъ до трехъ разъ Лудовика Наполеона. Гд тутъ, спрашиваю, державная, самостоятельная мысль?
        И вотъ вдругъ, черезъ двнадцать лтъ по возстановленіи имперіи, этотъ народъ безъ всякой видимой причины длаетъ крутой поворотъ, и 57,000 избирателей, рукоплескавшихъ въ 1851 году государственному перевороту и съ тхъ поръ хранившихъ молчаніе, внезапно переходятъ на сторону оппозиціи и численнымъ перевсомъ ршаютъ парижскіе выборы противъ правительства. Чтоже иметъ народъ противъ своего великаго избранника? На что онъ жалуется? Жаловаться! Это значило бы, что, по примру стараго дворянства, буржуазіи и духовенства, народъ понимаетъ себя, какъ сословіе; что на политику онъ смотритъ съ точки зрнія своихъ особенныхъ сословныхъ интересовъ и стремится управлять правительствомъ въ своихъ особенныхъ видахъ[6 - Манифестъ Шестидесяти говоритъ прямо: «Мы утверждаемъ, что посл двнадцати лтъ терпнія наступила благопріятная минута. Мы не можемъ согласиться, чтобы слдовало ждать слдующихъ общихъ выборовъ, т. е. еще шесть лтъ; если такъ, то избранія работниковъ пришлось бы ждать восемнадцать лтъ». Такимъ образомъ, видно, что они ведутъ счетъ своему терпнію съ 1851 года.]. Но ничего подобнаго никогда не было ни
прежде, ни посл революціи.
        Вотъ это то и составляетъ характеристическую черту девятнадцатаго вка. Въ ней также нтъ ничего удивительнаго, какъ въ полигаміи и рабств временъ патріарховъ, какъ въ феодализм и папств среднихъ вковъ.
        Когда между монархіей божественнаго права и рабочей сельской и городской массой стояли посредствующіе классы духовенства, дворянства и буржуазіи, или средняго сословія, народъ не могъ выдти на политическую арену: онъ не принадлежалъ себ; каждый простолюдинъ завислъ отъ какого нибудь патрона, отъ господина, епископа или аббата. Революція 89 года разорвала эту связь; народъ предоставленъ самому себ, и изъ него составился классъ пролетаріевъ, работниковъ на задльной плат, въ противуположность классу собственниковъ и капиталистовъ. Въ 1848 году соціализмъ, овладвъ этой нестройной массой, далъ ей первую организацію: онъ создалъ изъ нея особое тло, вдохнулъ въ нее мысль, душу, создалъ ей права, внушилъ различныя идеи: право на трудъ, уничтоженіе задльной платы, пересозданіе собственности, ассоціацію, искорененіе пауперизма и т. д. Однимъ словомъ, простой народъ, который до 1848 былъ ничто, который едва отличался отъ буржуазіи, хотя съ 89 года и составлялъ отдльное сословіе de jure et de facto, вдругъ пріобрлъ самостоятельность, благодаря именно тому, что былъ лишенъ всего и противупоставленъ классу
землевладльцевъ и промышленныхъ эксплуататоровъ. Теперь, подобно буржуазіи 1789 года, онъ стремится стать всмъ.
        Теперь для насъ становится ясно настоящее и даже будущее. Въ 1848 году народъ еще не понималъ своего положенія; не зналъ, въ чемъ состоятъ его выгоды; не сознавалъ своей идеи, и еще мене могъ выработать изъ нея какую нибудь политическую систему. Первой мыслью толпы, привыкшей къ рабству, было избрать себ повелителя. Повелителемъ этимъ сдлался Наполеонъ. Такъ римскіе плебеи предались Цезарю, такъ мятежные невольники предались Спартаку.
        Но возстановленіе имперіи не есть еще окончательное ршеніе. По странной прихоти судьбы вышло такъ, что Лудовикъ Наполеонъ, представитель народа, былъ въ тоже время избранъ покровителемъ интересовъ буржуазіи, блюстителемъ стараго общественнаго порядка, пересозданіе котораго очевидно составляетъ задачу современнаго плебея. Очевидно, что посл двнадцати лтъ ожиданія народъ отвернулся отъ него. Подобно буржуазіи, которая хмурится и длаетъ оппозицію своимъ конституціоннымъ государямъ всякій разъ, какъ интересы ея страдаютъ, народъ вступилъ въ оппозицію противъ своего избранника. Мы уже знаемъ результатъ этой оппозиціи, и теперь важно не обмануться въ немъ.
        Въ 1863 и 1864 народъ, вотируя за одно съ извстною частію буржуазіи и давая свои голоса ея кандидатамъ, вовсе не имлъ въ виду поддерживать систему парламентской монархіи и длать законную оппозицію; онъ ни подъ какімъ видомъ не хочетъ правленія, обыкновенно называемаго Орлеанизмомъ. Его не обманула интрига, имющая цлію, съ помощію іюльскихъ постановленій и конституціи преобразовать имперію въ пользу Бонапартовъ, устранивъ навсегда Орлеановъ. Онъ понялъ сокровенный смыслъ этой оппозиціи, узналъ маски, разгадалъ стремленія кандидатовъ. Онъ чувствовалъ, какое поруганіе нанесено свобод избирателей. Онъ былъ возмущенъ отступничествомъ и присягами нкоторыхъ лицъ, и въ людяхъ, которыхъ онъ посылалъ въ законодательный корпусъ, онъ уже видлъ враговъ своей идеи, союзниковъ реакціи. Могъ ли онъ не знать, что г. Жирарденъ, задушевный другъ принца Наполеона, человкъ, открыто проповдующій политическій индифферентизмъ, станетъ работать въ интересахъ императорскаго status quo? что г. Геру присталъ къ имперіи съ большинствомъ сенъ -симонистовъ? что сердечное согласіе господствуетъ между господами Авеномъ и де
Персиньи? Могъ ли онъ забыть, что г. Жюль Фавръ, эксъ -секретарь министерства внутреннихъ длъ во время республики, поддерживалъ въ 1848 президенство Наполеона противъ республиканскихъ кандидатовъ, за одно съ гг. Жирарденомъ, Викторомъ Гюго, Гарнье -Паже и т. д.; или какъ строгъ былъ въ Марсели къ соціалистамъ г. Эмиль Оливье, исполнявшій должность префекта и при временномъ правительств, и при президенств?
        Какое же было дло народу до этихъ людей, до ихъ мнній и до ихъ прошлаго? Онъ страстно хотлъ лишь одного: заявить свой разрывъ съ правительствомъ, отъ котораго онъ такъ мало ждалъ - и, чтобы врне достигнуть своей цли, онъ забылъ вс нанесенным ему оскорбленія, кром послдняго - отказа принять его кандидатовъ[7 - Г. Толенъ въ своей брошюр о выборахъ приводитъ слдующій фактъ. Одинъ избиратель работникъ 9 округа, въ присутствіи котораго разсуждали о достоинствахъ г. Пельтана, писателя, обозрвшаго, по словамъ стереотипной рекламы г. Паньера, весь кругозоръ человческой мысли, выразился нсколько грубо, но въ форм, совершенно соотвтствующей современному настроенію: «A мн наплевать, что бы ни бросить въ избирательный ящикъ, яблочную середку или капустную кочерыжку, - лишь бы то, что я брошу, значило оппозиція».].
        Никто не давалъ себ труда подумать, выгодно ли рабочему классу соединиться съ буржуазіей въ великой избирательной манифестаціи? не нарушаетъ ли его интересовъ принятіе присяги, служащей залогомъ, если не безъусловной преданности имперіи, то по крайней мр согласія на программу законной оппозиціи? Не ршительне ли былъ бы голосъ народа, не ршительне ли былъ бы ударъ, если бы урны наполнились безъименными билетами и парижскіе выборы не состоялись бы? Но идеи еще недостаточно ушли впередъ; общественное мнніе еще не созрло; вс воображали, что избраніе представителей составляетъ главную сущность пользованія правомъ подачи голосовъ, и вс были заняты только тмъ, чтобы выборы пали на людей, которые, независимо отъ ихъ сокровенныхъ стремленій, какъ кандидатовъ, были бы извстны, какъ противники правительства.
        Будемъ говорить правду съ рзкою откровенностью: кажется, будто рабочій классъ, которому здсь впервые предстояло говорить отъ своего собственнаго имени, привыкнувъ боле дйствовать силою, чмъ работать головой, только о томъ и заботился, чтобы доказать, что у него большинство и сила и что къ этимъ преимуществамъ онъ съуметъ присоединить отнын волю и ршимость; что для него также легко уничтожить, какъ и создать большинство, и что, давъ Лудовику Наполеону въ 1848 году пять съ половиной милліоновъ голосовъ, въ 1851 - семь съ половиной, въ 1852 - семь милліоновъ восемсотъ двадцать четыре тысячи сто восемдесятъ девять голосовъ, онъ также легко можетъ и отвергнуть оффиціальныхъ кандидатовъ, если заблагоразсудитъ.
        II. Сельскіе выборы. Здсь прежде всего представляется возраженіе, на которое необходимо отвтить, чтобы дать полное понятіе о выборахъ вообще и справедливо оцнить народное движеніе не только въ Париж, но и въ департаментахъ. Мн весьма основательно замчали, что въ приведенныхъ мною таблицахъ выборовъ 1848, 1851 и 1852 годовъ городскіе и сельскіе голоса взяты безразлично вмст, между тмъ какъ по расположенію работниковъ Парижа и другихъ большихъ городовъ никакъ нельзя судить о крестьянахъ, которые до сихъ поръ остаются врны императору и продолжаютъ идти подъ его знаменемъ. Такъ въ 1863 году, когда Парижъ и другіе большіе города дали оппозиціи 1,900,000 голосовъ, крестьяне дали правительству 5,500,000 голосовъ, что ставитъ его вн всякой опасности.
        Оппозиція и ея журналы объясняютъ эти неблагопріятные для нихъ результаты невжествомъ сельскаго народонаселенія сравнительно съ городскимъ, его изолированнымъ положеніемъ, его робостью; по ихъ увреніямъ, было бы совсмъ не то, если бы можно было дйствовать на него и руководить имъ, какъ городскими работниками… На это отвчаетъ г. де Персиньи въ рчи, произнесенной имъ въ Роанн: онъ цитируетъ римскую исторію, говоря, что различіе результатовъ городскихъ и сельскихъ выборовъ доказываетъ зрлость мысли, благоразуміе, послдовательность и консерватизмъ, которые во вс времена составляли отличительныя свойства поселянъ сравнительно съ безпокойной массой городскаго населенія.
        Изъ этого видно, какъ склонны вс партіи къ самовосхваленію насчетъ своихъ противниковъ, не обращая вниманія на дйствительные факты и на истинныя чувства народа. На чемъ основывается, спрашиваю, мнніе, будто наши поселяне мене способны или боле благоразумны, чмъ наши ремесленники? Не во сто ли разъ раціональне предположить, что какъ т, такъ и другіе, будучи конечно способны заблудиться въ политическомъ лабиринт, дйствуютъ прежде всего по внушенію своихъ задушевныхъ мыслей и своихъ интересовъ? Поэтому соображенія парижской прессы всегда казались мн въ высшей степени наглыми, равно какъ и историко -фантастическія измышленія г. де Персиньи. Постараемся же узнать, въ чемъ интересъ крестьянина и что говоритъ ему его задушевная мысль, и тогда мы узнаемъ, что должно думать о большинств голосовъ, данномъ имъ правительству.
        Въ послдніе сорокъ лтъ тотъ же разрывъ, на который мы указали выше въ городскомъ населеніи между работникомъ и буржуа, обнаруживается и въ сельскомъ населеніи между сельскими работниками и поземельными собственниками, особенно живущими въ городахъ. Такъ какъ этотъ антагонизмъ иметъ самый глубокій смыслъ, то мн, быть можетъ, будутъ благодарны за его объясненіе.
        Въ городахъ старый принципъ феодализма удержался и продолжаетъ развиваться, измнивъ лишь форму. Объ этомъ свидтельствуетъ съ одной стороны промышленный и финансовый феодализмъ, такъ хорошо умющій при случа вразумлять средній классъ и пролетаріатъ; съ другой - стремленіе большей части буржуазіи, недовольствуясь своимъ званіемъ чиновниковъ, капиталистовъ, подрядчиковъ и негоціантовъ - присоединять ко всему этому еще званіе крупныхъ поземельныхъ собственниковъ, верховныхъ обладателей почвы. Наконецъ, тоже доказываютъ извстныя коммунистическія тенденціи, нкоторыя плохо опредлившіяся корпоративныя идеи рабочихъ классовъ. Между тмъ крестьяне сосредоточились на одной мысли: все боле и боле упрочивать за собою свободное пользованіе землею. Понятіе о собственности, однимъ словомъ, неодинаково у горожанъ и у поселянъ: отсюда и различіе въ ихъ образ дйствія. Одинъ прежде всего добивается ренты, ищетъ чести обладанія; другой стремится къ независимому труду, желаетъ быть полнымъ господиномъ въ сельскомъ быту. Для перваго собственность есть ленъ, для втораго она все еще аллодъ. Разумется, я употребляю эти
выраженія для того только, чтобы ясне выразить мою мысль, вовсе не думая никому навязывать идеи, далеко превосходящія обыкновенныя рутинныя понятія. Въ самомъ дл, не найдется ни одного крестьянина, ни одного буржуа, исключая однихъ юристовъ, которые понимали бы значеніе этихъ терминовъ нашего древняго языка. А между тмъ эти слова, ленъ и аллодъ, выражаютъ два различныхъ права, два разные порядка вещей, два противоположныя стремленія, проявляющіяся въ наше время въ такой же сил, какъ и въ средніе вка, и которыя, по моему мннію, совершенно уничтожить даже невозможно. Теперь, какъ и прежде, мысль крестьянина сосредоточена на аллодіальномъ владніи. Онъ инстинктивно ненавидитъ горожанъ, корпораціи, цехи, мастерства, какъ ненавидлъ прежде помщиковъ -феодаловъ, и первая его забота состоитъ въ томъ, чтобы изгнать пришлыхъ рыночниковъ, по выраженію нашего древняго права. Онъ хочетъ владть землей нераздльно и, при помощи этого владнія, господствовать надъ городами и предписывать имъ свои законы. Эта мысль преобладанія земледлія надъ промышленностью есть та самая мысль, которая положила основаніе владычеству
древняго Рима и ршила побду этого земледльческаго народа надъ могущественнйшими коммерческими и промышленными государствами древняго міра. Въ средніе вка она поддерживала феодализмъ, а въ ХVІІІ столтіи была усвоена физіократами, но досел еще неисчерпана. Отсюда глухая борьба, которая уже замечается въ некоторыхъ областяхъ. Одинъ изъ моихъ друзей выразилъ недавно эту мысль приблизительно въ такихъ выраженіяхъ: «мы идемъ къ открытой борьб между городами и селами; крестьяне сдлались богаты; три четверти городскаго населенія находятся въ нужд; первые, привлекаемые приманкою торговли и промышленности, мало по малу овладваютъ городами, между тмъ какъ вторые окончательно раздавлены этой новой конкурренціей и высшей буржуазіей, главная квартира которой - Парижъ».
        И такъ одна и та же мысль руководитъ сельскими и городскими работниками. Въ городахъ рабочіе классы стремятся вытснить буржуазію возвышеніемъ заработной платы, ассоціаціями, коалиціями, корпоративными обществами, обществами взаимнаго вспоможествованія; въ селахъ - возвышеніемъ цнъ на работу и жалованья слугамъ, цны на землю, устраненіемъ фермерствъ, дробленіемъ арендныхъ земель на мелкіе участки и упроченіемъ за собой мелкой собственности. И такъ, война эта ведется всюду, но до сихъ поръ, вслдствіе отсутствія основной мысли, организаціи и тактики, не произвела ршительныхъ результатовъ. Люди взаимно тснятъ другъ друга, уничтожаютъ, давятъ; крестьянинъ, сосдъ или фермеръ, поденщикъ или слуга, старается всми силами вредить буржуа собственнику, но ничто не помогаетъ. Все остается по прежнему: классъ работниковъ и классъ собственниковъ, рента и аренда.
        Республика 1848 года дала какъ крестьянамъ такъ и городскимъ работникамъ избирательное право. Но между тмъ какъ городскіе работники, по примру буржуазіи, составляютъ оппозицію правительству, вотируя за одно съ нею, поселянинъ, справедливо или нтъ, продолжаетъ считать императора представителемъ аллодіальной системы, восторжествовавшей, благодаря революціи и продаж національныхъ имуществъ. Напротивъ того, въ корол, протектор буржуазіи или глав дворянства, онъ видлъ всегда представителя лена, который его подозрительный взглядъ видитъ теперь въ лиц капиталиста, фабриканта, директора торговыхъ компаній, негоціанта, литератора или судьи. Наполеонъ I понималъ это, и за то, несмотря на свое вроломство, такъ долго пользовался популярностію. Объ этомъ можно судить по тому, что мы видли въ 1830, 1840 и даже въ 1852 г. Почти тоже теперь происходитъ въ Италіи, гд крестьяне сожалютъ объ австрійскомъ правительств, естественномъ враг и противник буржуазіи, и проклинаютъ конституціонное королевство, какъ памятникъ побды ненавистныхъ господъ, maladetti signori.
        Устройство желзныхъ дорогъ сильно способствовало обогащенію многихъ департаментовъ, даже самыхъ отдаленныхъ отъ центровъ, особенно тхъ, гд хлбъ не составляетъ главнаго предмета производства, какъ въ департаментахъ Эро, Гарда, Юры, Дуба и проч.[8 - Свободный обмнъ препятствуетъ возвышенію цны на хлбъ и внушаетъ уваженіе крестьянамъ; можно сказать, что во Франціи почти всюду цна хлба не превышаетъ стоимости производства. Даже въ Босъ арендаторъ получаетъ свой доходъ не съ сбора хлба, а съ искусственныхъ луговъ и со стадъ.]. Изобиліе състныхъ припасовъ, явившееся вслдствіе огромнаго развитія промышленности, обогатило крестьянина. Для него открылись иностранные рынки; многіе предметы производства, какъ то: вино, плоды, овощи, которые въ прежнее время потреблялись на мст за ничтожную цну, перевозятся теперь черезъ огромныя пространства и продаются съ большимъ барышомъ. Поселянинъ не разсуждаетъ о причинахъ: Cum hoc, ergo propter hoc; - вс эти блага достались ему въ періодъ имперіи, и онъ благодаритъ за нихъ императора. Ему необходима земля, какъ работнику капиталъ и орудія труда, и онъ добьется ея,
купивъ ее.
        И такъ, дло крестьянъ и ремесленниковъ дло общее. Сельская Marianne вполн соотвтствуетъ городской Sociale. У нихъ одни и тже враги. До 1863 оба великіе класса, представляющіе трудъ, крестьяне и ремесленники, безъ всякихъ предварительныхъ соглашеній вотировали за императора; крестьяне и въ 1863 и 1864 годахъ остались врны императорскому знамени, между тмъ какъ ремесленники безъ достаточной причины перешли на сторону буржуазіи. Я не говорю, что они поступили бы лучше, послдовавъ примру своихъ сельскихъ братьевъ; но мн кажется, что было бы достойне ихъ подать имъ примръ, объявивъ, что на будущее время они хотятъ дйствовать самостоятельно. Промышленная демократія Парижа и другихъ большихъ городовъ, ушедшая впередъ, должна позаботиться о примиреніи между своею партіею и сельскою демократіею; ей слдуетъ позаботиться о томъ, чтобы не казаться аллодіаламъ поборницею лена. Конечно, Наполеонъ III, какъ и Наполеонъ I, представляется еще масс врагомъ стараго порядка, покровителемъ поселянина противъ буржуазнаго феодализма. Подъ вліяніемъ этого убжденія крестьяне вотировали за кандидатовъ правительства. Но
наполеоновская идея старется, какъ и все на свт; старый порядокъ далекъ отъ насъ съ тхъ поръ, какъ на немъ налегъ густой слой новыхъ идей, законовъ, интересовъ; въ обществ почувствовались новыя потребности, и уже можно предвидть день, когда и въ провинціи произойдетъ крутой поворотъ, какой случился въ прошломъ году въ департамент верхней Сены. На очереди стоятъ громадныя задачи, разршить которыя власть неспособна. Дло идетъ о томъ, чтобы сочетать земледліе съ промышленностію и этимъ примирить сельское и городское населеніе; перестроить собственность по принципу взаимности и федеративнаго права; дать земледльческому классу новыя учрежденія; ршить въ пользу крестьянъ и ремесленниковъ вопросы о кредит, о застрахованіи, о наемной плат, о пекарняхъ, бойняхъ, огородничеств, о напиткахъ и т. д.
        Крестьянинъ питаетъ непреодолимое отвращеніе къ фермерству и арендаторству, какъ работникъ къ задльной плат; гораздо легче помочь ему сдлаться собственникомъ и потомъ взять съ него большой налогъ, какъ законную долю общества съ поземельной ренты, чмъ согласить его вчно длиться съ отсутствующимъ собственникомъ произведеніями земли и стадъ, добытыми тяжелымъ трудомъ.
        И такъ, не смотря на кажущееся и въ настоящихъ выборахъ дйствительно существующее разномысліе между сельскими и городскими работниками, въ основаніи стремленія ихъ одни и т же. Цль ихъ - полное освобожденіе работника, уничтоженіе поденной платы, изгнаніе рыночнаго барышника. Съ обихъ сторонъ подавали голоса (т. е. т, кто подавалъ голоса, потому что съ обихъ сторонъ многіе вовсе не вотировали) съ одинаковымъ стремленіемъ къ реформамъ, съ одинакимъ сознаніемъ силы и съ одинаковымъ слпымъ увлеченіемъ.
        И вотъ каковъ результатъ этихъ выборовъ, одинаково непонятныхъ, какъ тмъ, кому они благопріятны, такъ и тмъ, кто передъ ними дрожитъ, какъ оппозиціи, такъ и министерству. Между тмъ какъ непонятые крестьянскіе выборы поселяютъ увренность въ правительств и приводятъ въ отчаяніе нашихъ мнимыхъ либераловъ, городскіе, боле ясные, сбили всхъ съ толку. Они не только поразили правительство ужасомъ, поставили втупикъ и смутили представителей либеральнаго бонапартизма, покрыли позоромъ оффиціальныхъ сводниковъ, думавшихъ сочетать цезаризмъ съ плебействомъ, подвергли мистификаціи самихъ мистификаторовъ, - они все разрушили, обратили коалиціонный списокъ въ списокъ разрыва, доказали нелпость парламентаризма. Устроивайте посл этого конституціонную монархію при этихъ ураганахъ всеобщей подачи голосовъ!..
        Выборы обратили въ ничто легальную оппозицію, подняли на смхъ честолюбцевъ и заклеймили присягавшихъ. О, если народъ хотлъ этимъ предостеречь своихъ патроновъ, то онъ вполн достигъ своей цли! Онъ поступилъ какъ быкъ, который, чувствуя голодъ и желая разбудить спящаго пастуха, протыкаетъ ему ребра рогами.
        По поводу этого я имю честь замтить державному народу:
        Да, Властелинъ, ты большинство и сила, и изъ того, что ты большинство и сила, слдуетъ, что ты обладаешь правомъ, которымъ по справедливости ты долженъ пользоваться; но ты еще долженъ имть идею, изъ которой вытекаетъ для тебя другое право, боле высокое. Почему же на этихъ выборахъ, гд ты такъ прямо заявилъ себя, ты не сдлалъ ничего для этого другаго твоего права? Зачмъ, вмсто того, чтобы проводить твою идею съ свойственной теб энергіей, ты поступилъ какъ разъ противъ нея? Зачмъ ты, сильнйшій изъ сильныхъ, быль грубъ и рзокъ тамъ, гд слдовало быть благоразумнымъ? Знаешь ли, что своимъ поведеніемъ на выборахъ вмсто того, чтобы подвинуть дло впередъ, ты произвелъ только всеобщую путаницу? Выслушай же, что я теб скажу: пока ты будешь только цифра и сила безъ идеи, ты будешь нуль; держава не будетъ принадлежать теб; твои кандидаты будутъ отвергнуты, и ты останешься вьючнымъ скотомъ.
        ГЛАВА III.
        Предварительный судъ исторіи надъ 1864 годомъ. Революціонное состояніе. Правительство и оппозиція одинаково не сознаютъ этого состоянія. Оппозиція осуждена на безсиліе. Оппозиція подстрекаетъ императорское правительство на деспотизмъ. Невозможное положеніе.[9 - Глава эта во французскомъ изданіи Дантю подъ редакціей Шоде потерпла важныя и значительныя измненія. Мы печатаемъ ее въ томъ вид, какъ она была переведена въ Париж г. Соколовымъ съ рукописи покойнаго автора и напечатана въ № 6 «Русскаго Слова» за 1865 годъ.]
        Послдніе выборы во Франціи были повтореніемъ прежнихъ: - интригой завязались одни, интригой кончились и другіе. Чего хотлось интриганамъ, то и длали избиратели, и какъ въ первый разъ - безъ спора и разбора. Какъ и прежде, толпа съ увлеченіемъ бросилась на баллотировку; какъ и прежде, рабочіе представители были принесены въ жертву кандидатамъ буржуазіи; какъ и прежде, наконецъ, ршенные выборы были выраженіемъ одной лишь народной раздражительности; сами по себ эти выборы не выражаютъ ничего. Какой въ нихъ смыслъ?
        И такъ, выйдемъ изъ этой арены всеобщей подачи голосовъ.
        Но если однако на выборахъ 1863 -64 г. г. рабочій народъ впервые заявилъ свою волю; если по этому случаю онъ пробормоталъ свою мысль; если намъ извстенъ притомъ интересъ, которымъ одушевлено сельское населеніе; если оно съ почину одержало большую побду и въ то же самое время сдлало большую ошибку, то начнемъ съ того, чтобы доказать этому чернорабочему народу послдствія его пробнаго почина.
        I. Неужели народы осуждены, въ самомъ дл, на долгое безсознательное существованіе? Или уроками исторіи можетъ пользоваться одно лишь потомство? Кто изъ насъ осмлится сказать теперь, что вритъ всеобщей подач голосовъ? - Не скажутъ этого республиканцы, ея основатели, которыхъ она принесла въ жертву возстановленію стараго порядка. Не они ли сами, наконецъ, устами Жюля Симона, сознаются уже, согласно съ правительствомъ, что всеобщая подача голосовъ не можетъ быть предоставлена самой себ и нуждается въ руководств? Не вруютъ въ эту подачу и защитники имперіи, которые въ свою очередь такъ жестоко разочаровались результатами народныхъ выборовъ. Не вруютъ въ нее, конечно, и поборники конституціонной, мщанской монархіи, несовмстной съ демократическими учрежденіями. Притомъ народъ ясно уже доказалъ на выборахъ, что ему вовсе не хочется возвращаться къ орлеанской династіи и ея порядкамъ.
        И такъ, кром невжественной городской и сельской толпы, никто не довряетъ всеобщей подач голосовъ. Не смотря на это, я полагаю, однако, что никто не осмлится предложить уничтоженіе этого учрежденія. Всеобщая подача голосовъ стала для насъ роковой необходимостью, а между тмъ мы ей не довряемъ, не сознаемъ ея значенія! Вотъ почему мы и не смыслимъ ничего въ нашей современной исторіи; вотъ почему и настоящее, въ которомъ мы живемъ и дйствуемъ, также загадочно для насъ, какъ и будущее.
        Хватитъ ли у правительства на столько смлости, чтобы высказать правду о выборахъ 1863 -64 г. г.? - Нтъ, у него не достанетъ духу даже взглянуть на нихъ прямо. Притомъ, ему совершенно непонятны стремленія сельскаго населенія. Забота о самосохраненіи велитъ правительству предаваться иллюзіямъ, и оно не въ состояніи отказаться отъ самообольщенія. - И такъ, правительство не понимаетъ смысла своей исторіи, не отдаетъ себ отчета въ томъ, что съ нимъ длается и что оно само длаетъ.
        A оппозиція, которая восторжествовала на выборахъ, эта оппозиція, это пугало министровъ съ портфелями и безъ портфелей, будетъ ли она на столько добросовстна, что ршится сказать истину на счетъ парижскихъ выборовъ? О нтъ, интересъ оппозиціи, ея самолюбіе и предразсудки не допустятъ такой откровенности. - И такъ, оппозиція тоже не понимаетъ ни своего происхожденія, ни значенія, ни цли; она не смыслитъ ничего ни въ своемъ призваніи, ни въ своей исторіи.
        Да и сама нація, наконецъ, ничего не знаетъ и не понимаетъ, потому что весь народъ, буржуазія и чернь, городское и сельское населеніе, повинуясь минутной страсти, безсознательно колеблются между оппозиціей и правительствомъ.
        И вотъ этуто истину, горькую для власти, скрытую оппозиціей и неизвстную публик, приходится теперь громко высказать, что я и сдлаю въ немногихъ словахъ.
        «Выборы настоящаго и прошлаго годовъ доказываютъ, что 1) императорское правительство по своему значенію не ладитъ ни съ характеромъ, ни съ интересами, стремленіями и нравами буржуазіи; 2) народъ, на который оно могло опереться, видимо отстаетъ отъ него, - пока въ городахъ, а потомъ и по деревнямъ, гд населеніе продолжаетъ подавать еще голосъ въ пользу правительства, но уже въ дух чисто революціонномъ.
        Отсюда слдуетъ, что пока рабочіе классы не заявятъ ясно своей мысли и не обратятъ всхъ въ свою вру, до тхъ поръ не устоитъ во Франціи ни одно политическое учрежденіе. Вотъ почему нація находится теперь въ хаотическомъ броженіи, а государство въ шаткомъ состояніи.
        Только то и спасаетъ пока страну, что одни не сознаютъ грозящей опасности, другіе отрицаютъ ее, а остальные смются надъ ней.
        О, какъ становится больно на сердц, когда подумаешь, что три четверти населенія Франціи - все городское и сельское населеніе и часть мелкой буржуазіи -фатально увлечены уже въ движеніе къ соціальной и экономической реформ, а какъ оглянешься кругомъ, что за идеи, что за политика, что за люди!! А они хотятъ еще руководить толпой, просвщать ее, умрять ее порывы!
        Вся опасность настоящаго положенія происходитъ отъ того страшнаго разлада, который царствуетъ въ сред націи. Ничто не соединяетъ ее въ одно цлое: ни императорское правленіе, ни парламентская система, ни идея рабочихъ классовъ, которую такъ мало еще понимаютъ.
        Разв правительство, напримръ, можетъ имть притязаніе на выраженіе народной воли - то самое правительство, отъ котораго отрекается теперь буржуазія и городское рабочее населеніе? Подобное притязаніе невозможно уже, тмъ боле, что и сельская демократія въ сущности одушевлена такими же стремленіями, какъ и городская. Если въ деревняхъ и продолжаютъ еще подавать голоса за существующій порядокъ, между тмъ какъ горожане становятся въ хвост буржуазіи, то это происходитъ только по недоразумнію; ни сельскіе, ни городскіе работники не сознаютъ еще, что для достиженія своихъ общихъ цлей они должны прямо заявить свою самостоятельность, чуждаясь всякаго постороннаго интереса и вліянія. Ршится ли правительство объявить лозунгъ поселянина: «вонъ рыночныхъ барышниковъ»? Нтъ, оно не ршится, какъ и буржуазія никогда не заикнется о прав на трудъ…
        Но способна ли, въ свою очередь, представлять народъ, выражать смыслъ демократіи или, по крайней мр, волю своихъ избирателей та законная оппозиція, которая состоитъ теперь изъ пятнадцати или шестнадцати депутатовъ съ демократическими замашками и двадцати или двадцати двухъ защитниковъ старыхъ династій? - Посмотримъ.
        Прежде всего не слдуетъ забывать, что оппозиція присягала на повиновеніе конституціи и на врность императору, чего не длали избиратели. Кром того, мы видимъ, что въ составъ оппозиціи входятъ элементы разнородные, враждебные и противные; пожалуй, депутаты способны еще выразить боле или мене верно смыслъ прошедшаго и его различныхъ эпохъ, но ни въ какомъ уже случа не могутъ они быть представителями будущаго, которое имъ даже и не грезится во сн. Оппозиція, подобно правительству, глядитъ не впередъ, а назадъ; дальше своего носа она не видитъ ничего; нтъ у нея общей и руководящей мысли, и она положительно неспособна заявить ее; за это можно вполн ручаться. Оппозиція - чему? по поводу чего? Кто отвтитъ на эти вопросы? Вы разсуждаете о государственныхъ расходахъ! Да это счетное дло, дло администраціи, практики; вопросъ, коренной вопросъ не въ такихъ длахъ, а въ принципахъ. Оппозиція шестнадцати не выражаетъ ни одной положительной и основной мысли: ни утвержденія, ни отрицанія, ни возраженія, ни вызова. Вс пренія въ законодательной палат сводятся на одну лишь пустую критику подробностей съ различныхъ
точекъ зрнія, по прихоти каждаго депутата; въ сущности, эти пренія - ничто.
        Гражданинъ, избранный всеобщей подачей голосовъ, на политическомъ язык называется повреннымъ, а избиратели - доврителями. Но гд тутъ довренность? Ея нтъ, и депутаты не могутъ представить даже бланковой надписи. Какимъ образомъ могутъ они знать, наконецъ, чего хотятъ и ожидаютъ отъ нихъ сами доврители, когда послдніе въ раздор и взаимной вражд лишены самосознанія?..
        И такъ, полномочіе депутатовъ - чистая выдумка. Мало того, по особенной наклонности они постоянно стремятся расширить свою власть и считаютъ всякое спеціальное и отвтственное полномочіе ограниченіемъ своего депутатскаго права. Вотъ почему эти мнимо -повренные, болтая о всемъ вкривъ и вкось, ничего не значатъ и ничего не знаютъ. На нихъ надо смотрть, какъ на поддланныхъ куколъ; они стремятся быть всмъ и, не желая играть роль простыхъ помощниковъ императора, доброхотныхъ совтниковъ, обращаются буквально въ ничто; если ихъ не сочтутъ заговорщиками, то имъ нельзя и названія придумать. Когда бы двсти -восемьдесятъ -три члена законодательнаго корпуса походили на депутатовъ оппозиціи; другими словами: когда бы весь законодательный корпусъ составилъ оппозицію, тогда правительству пришлось бы только заново созвать избирателей съ тмъ, чтобы узнать отъ нихъ путемъ опредленной и подробной подачи голосовъ, чего они отъ него ожидаютъ и какое дали порученіе своимъ депутатамъ. Тутъ бы намъ представилось иное зрлище: избиратели принуждены были бы сознаться, что ни въ чемъ не могутъ согласиться между собою, и что
нація знаетъ мене всего, о чемъ она думаетъ.
        Нечего сказать, хороша эта пресловутая оппозиція, и много же въ ней смысла!
        Но вотъ что печальне всего: изъ числа членовъ оппозиціи одни уже открыто стали сторонниками имперіи и порываются поминутно подслужиться ей, будто бы въ либеральномъ дух; другіе прикидываются равнодушными, ожидая благопріятнаго случая вступить въ сдлку съ властью, лишь только она сдлаетъ первый шагъ къ сближенію; самые неукротимые - и т готовы отказаться отъ сопротивленія императору, если онъ пріобртетъ прежнюю популярность, которая способна упрочить его династію и укрпить его правительство. Не они ли, эти неукротимые, слдуя примру Эмиля Оливье, громогласно объявили: «Мы не пессимисты!»
        Въ конц концовъ, оппозиція настоящему порядку выражается не людьми, а самымъ положеніемъ и ходомъ длъ. Пусть только это положеніе, которое одно и можетъ безпокоить власть, станетъ боле затруднительнымъ и натянутымъ, пусть только на горизонт покажутся громовыя тучи, поколеблется администрація, - и оппозиція, которая по влеченію льнетъ теперь къ правительству, тотчасъ же отступится отъ него, тотчасъ же приметъ враждебное, мстительное положеніе, осудитъ всю систему правленія и, въ случа надобности, сдлается ея палачомъ. Да, достойна доврія эта коварная оппозиція безъ принципа и чести, занятая только тмъ, чтобы искажать, скрывать истинную мысль своихъ избирателей демократовъ! И какъ много у ней правъ на званіе представительницы народной воли!
        II. По своему смыслу оппозиція ни подъ какимъ предлогомъ не можетъ представлять народъ; этого мало: она не въ состояніи быть ему полезной и неспособна служить ни прогрессу, ни свобод. Между тмъ, какъ массы пламенно желаютъ реформъ, оппозиція взамнъ всякаго облегченія можетъ наградить ихъ только возстановленіемъ стараго порядка, то есть, доктринерской реставраціей.
        Не забудемъ, что демократія и буржуазія, принимая участіе на выборахъ и назначая своихъ представителей, тмъ самымъ уже поставили себя на почву императорской законности. Такимъ образомъ, если, вслдствіе послднихъ выборовъ, и образовалась оппозиція, то она вовсе не означаетъ еще разрыва съ властью, а только простое несходство взглядовъ, какоето неопредленное неудовольствіе, которое нисколько не измняетъ законныхъ отношеній и не допускаетъ ни малйшаго нарушенія конституціи.
        И такъ, пока особенныя, чрезвычайныя событія не произведутъ ршительнаго переворота въ длахъ, мы принуждены разсуждать въ смысл установленной законности, тмъ боле, что вооруженная власть, опираясь на данное ей право, способна заставить повиноваться каждаго, кому пришла бы фантазія сопротивляться.
        Теперь возникаетъ вопросъ: въ какое же положеніе ставитъ оппозицію, демократію, народъ и наконецъ правительство эта самая законность въ связи съ выборами 1863 -64 гг.
        Выборы 1857 года дали демократіи только пять представителей; теперь, если не ошибаемся, число ихъ возросло до пятнадцати. Присоединяя къ этой ничтожной, хотя и шумной, кучк и депутатовъ -консерваторовъ, избранныхъ безъ содйствія демократіи и покровительства власти, оказывается, что въ общемъ итог 283 членовъ законодательнаго корпуса меньшинство или оппозиція состоитъ много -много изъ 35 демократовъ. Такова въ данную минуту законная, конституціонная сила оппозиціи! Чего ждать путнаго отъ подобной оппозиціи? Способна ли она на борьбу съ правительственной системой и можетъ ли быть серьезне и сильне оппозиціи пяти въ теченіе 1857 -63 годовъ? - Нисколько. Напротивъ того, говорю я, - судя по игр конституціи 1852 г., въ продолженіе 17 лтъ правительство императора должно непремнно упрочиться, если только какой нибудь неожиданный переворотъ не сломитъ его.
        Предположимъ теперь, что въ 1869 году число депутатовъ оппозиціи возростетъ въ той же пропорціи, въ какой оно возрасло къ 1863 г., т. е. увеличится всемеро. При этомъ предположеніи, конечно, очень выгодномъ для оппозиціи, она всетаки составитъ меньшинство; консерваторы по прежнему будутъ многочисленне и сильне. Но допустимъ даже, что правительство потеряетъ поддержку большинства законодательной палаты и должно будетъ измнить свою политику и конституцію въ духе новой оппозиціи. И опятьтаки эта перемна совершится путемъ законныхъ, конституціонныхъ обрядностей; что же касается самой конституціи, то она измнится только въ томъ смысле, въ какомъ этого требовалъ неизмнный Тьеръ, т. е. насъ обратитъ вспять къ старой парламентской систем. Демократическая оппозиція по своему численному ничтожеству и политическому безсмыслію не дастъ намъ ничего новаго. Много, много, если создадутъ для нея одно или два лишнихъ министерства, и все кончится ршительнымъ союзомъ демократіи съ императорскимъ правительствомъ.
        И такъ, Наполеонъ III, какъ и дядя его въ 1815 году, можетъ отдлаться одной лишь перемной конституціи. Такимъ образомъ, все политическое развитіе Франціи съ 1830 до 1870 года сведется на простую смну династій. Гд же тутъ отмна стараго порядка, гд прогрессъ? Наполеонъ III самъ предвидлъ эту развязку: онъ зналъ, что только одна демократическая и соціальная революція дала ему ту чрезвычайную власть, которой онъ пользовался съ 1851 года; онъ зналъ, что, подавивъ революцію, ему придется со временемъ возстановить конституціонное правленіе въ боле или мене скромномъ вид. Объ этомъ онъ самъ позаботился заране объявить Франціи, когда сказалъ ей, что увнчаетъ свое зданіе.
        Такъ ли все кончится? Вроятно ли, что посл всхъ страданій, раздоровъ, споровъ, оппозицій, выборовъ и клятвенныхъ общаній народъ и демократія отшатнутся на сорокъ лтъ назадъ, a имперія съ наполеоновской династіей взамнъ опаснаго произвола заведетъ парламентскій порядокъ? Вотъ вопросъ.
        Нтъ, ничто не доказываетъ, что въ 1869 году оппозиція будетъ имть на своей сторон большинство голосовъ. Къ этому времени правительство успетъ еще поразмыслить, собраться съ силами и обезпечить успхъ своего дла; выгоды его положенія громадны.
        За императора прежде всего созданная имъ конституція, на которую присягала оппозиція; затмъ - установленная законность, которую онъ можетъ толковать по своему; дале за него сенатъ, родъ верхней палаты, которая единодушно отстаиваетъ новую реставрацію; въ законодательномъ корпус или палат депутатовъ на сторон императора подавляющее большинство; - кром ораторовъ этого большинства, болтунамъ оппозиціи возражаютъ опытные и искусные сановники: въ недавнихъ спорахъ съ адвокатами демократіи они доказали свою силу и чаще были побдителями, чмъ побжденными. Но это еще не все: въ департаментахъ каждая сельская община обратилась теперь въ контору префектуры; деревенская чернь возбуждена противъ оппозиціи «господъ» (messieurs); отборная національная гвардія поддержана многочисленной и врной арміей; что же касается, наконецъ, до массы избирателей, то она стоитъ за императора; на будущихъ выборахъ за него будетъ не мене 5.500,000 голосовъ противъ 1,900,000.
        Разв съ такими страшными силами трудно уничтожить въ пять лтъ всякую оппозицію?
        III. Эту почти несокрушимую силу, какую даетъ правительству императора присяжная законность, эту силу оппозиція старается еще обратить въ орудіе разныхъ стсненій. Она поминутно подстрекаетъ власть къ деспотизму, то газетными статьями, то рчами, то подачей голосовъ. Не будь парламентскаго большинства, не будь министерскихъ депутатовъ, избранныхъ чернью, я, право, не знаю, что съ нами бы сталось.
        Касательно вншней политики, напримръ, императоръ иметъ право въ силу конституціи предпринять все, чего пожелаетъ самъ, наперекоръ министрамъ и государственному совту. Онъ можетъ по своей вол объявить войну, кому вздумается, и завязать потасовку съ цлой Европой. - Оставимъ въ сторон вс боле или мене врныя соображенія, почему императоръ не ршится на подобное дло, и обратимъ вниманіе только на ту огромную власть, которой пользуется правитель съ точки зрнія политическаго и гражданскаго права, законности и, наконецъ, народнаго самодержавія. Судя по отзывамъ оффиціальныхъ газетъ имперіи, надо полагать, что по настоящее время Наполеонъ III не пускался на вздорныя предпріятія, по поводу гольштейнскихъ, венгерскихъ, итальянскихъ и прочихъ сомнительныхъ длъ, боле всего изъ уваженія къ совтамъ преданныхъ и близкихъ придворныхъ, большинства членовъ законодательнаго корпуса и сената. Онъ чувствовалъ, что при всей неограниченности правъ, какими наградила его конституція, здравый смыслъ велитъ, однако, пользоваться ими съ крайней умренностью и осторожностью. Онъ сознавалъ, что первый долгъ государя - согласовать
свою волю съ общественнымъ мнніемъ, а не съ текстомъ конституціи.
        Но что же длали газеты и депутаты оппозиціи? Чмъ продолжаютъ они заниматься по настоящее время? Они постоянно твердятъ ему о его верховной власти и подстрекаютъ на самовольное ршеніе, на безотчетный произволъ. Эти мнимые демократы, которые подчасъ выставляютъ себя врагами самовластія, всегда готовы рукоплескать ему. Они проповдуютъ безъ умолку, что правое дло покрываетъ неправду формы и прихоть ршенія, и потому императору не слдуетъ колебаться: самый щекотливый либерализмъ не найдетъ тутъ ничего предосудительнаго. Такимъ образомъ, оказывается, что они порицаютъ въ политик правительства уже не проявленіе его личнаго характера, какъ это длалось до 1848 года, а просто порицаютъ его за неловкость, за то, что его величество не длаетъ того, чего имъ хочется.
        Вотъ какъ оправдываетъ существующій порядокъ оппозиція, выдвинутая на сцену выборами 1863 -64 года! Вотъ какъ уничтожаетъ она завтныя преданія 89 года въ вопросахъ мира и войны! Другъ Лудовика XVI, Мирабо, когда народъ обвинялъ его въ измн, - и тотъ никогда не требовалъ для своего короля даже сотой доли того самовластія, которымъ хотятъ наградить Наполеона III такъ называемые демократы.
        Предположите теперь, что императоръ, поддаваясь ихъ безумнымъ желаніямъ, объявитъ войну Пруссіи, Австріи, Германскому союзу, предположите, что изъ угожденія Кошуту или Гарибальди онъ подыметъ противъ себя почти всю Европу и самовольно потребуетъ отъ Франціи сразу 400,000 людей и три милліарда. Напрасно тогда сенатъ, большинство депутатовъ и масса народа - горожане и поселяне - станутъ ужасаться: императоръ будетъ правъ; никто не осмлится упрекнуть его въ деспотизм; мало того, по мннію оппозиціи, мы должны будемъ прославлять его…
        Война объявлена. Одно изъ двухъ: императоръ побдитъ или будетъ побжденъ. Въ случа побды онъ запряжетъ оппозицію въ свою тріумфальную колесницу, а желаемой свобод опять отсрочка. Если же императора побдятъ, то его назовутъ несчастнымъ героемъ, достойнымъ всей нашей любви и преданности, a депутаты -патріоты непремнно потребуютъ отъ насъ послдняго гроша и послдняго рекрута.
        Предположите, наоборотъ, что императоръ, повинуясь боле разумнымъ внушеніямъ, не обратитъ вниманія на эти пошлыя подстрекательства и станетъ ршительно слдовать мирной политик. Въ этомъ случа онъ пріобртаетъ если не расположеніе, то, по крайней мр, молчаніе всхъ тхъ демократовъ или недемократовъ, которые не преклоняются передъ геніями оппозиціи; и она сама, рано или поздно, отрекаясь отъ своего воинственнаго азарта, должна будетъ сознаться, что императоръ былъ умне ея. - Какая, подумаешь, слава нашимъ конституціоннымъ нравамъ! Какая честь демократіи! И какъ намъ, краснымъ республиканцамъ и соціалистамъ, простительно посл этого вопіять противъ деспотизма власти!!.
        И такъ, согласіе на шестилтнюю отсрочку всхъ демократическихъ требованій; обязательство во имя и передъ лицомъ всего народа - уважать и поддерживать существующій порядокъ, сначала въ теченіе шести первыхъ лтъ, a затмъ до тхъ поръ, пока законодательное большинство не ршитъ иначе; дале, возвратъ къ старой парламентской монархіи, то есть, самое опасное отступленіе народа къ прошлому; - тмъ временемъ, самовластное правленіе, которое будетъ продолжать располагать по своему силами и судьбой Франціи, подстрекаемое оппозиціей на военный деспотизмъ и на войну съ Европой, - вотъ окончательный и непремнный результатъ выборовъ 1862 -64 год., результатъ, доказанный фактами, цифрами, фамиліями, газетными статьями и признаніями выборныхъ оппозиціи.
        Да, безъ сомннія, парижане - народъ самый бойкій и остроумный; но при этихъ рдкихъ качествахъ у него, по счастью, развита удивительная способность самоотреченія и противорчія; не будь у парижанъ этой способности, пришлось бы въ нихъ отчаяться. Недолговчны дти съ бойкимъ умомъ.
        IV. «Пусть будетъ по вашему», скажутъ мн. «Революція 24 Февраля, государственный переворотъ 2 декабря и вс слдовавшія затмъ событія были для народа, безспорно, страшнымъ несчастіемъ - несчастіемъ, похожимъ на продолжительное съумашествіе. Но разв изъ этого слдуетъ, что мы должны упорствовать въ нашемъ безуміи? Разв мы должны постоянно гнуть шею подъ игомъ желзнаго деспотизма, отказываться отъ всякой политической жизни и держать безконечно въ осадномъ положеніи наши города и деревни? Не лучше ли намъ, напротивъ того, поскоре возвратиться къ тмъ свободнымъ и правильнымъ учрежденіямъ, которыми прославлена наша исторія? Зачмъ намъ отвергать, какъ безплодныя, усилія тхъ людей, которые стараются вернуть насъ къ прошлому порядку? - И такъ, да воскреснетъ народъ и да смирится демократія! Вотъ мысль, которая должна одушевлять всхъ и каждаго въ настоящую минуту».
        И эту иллюзію, эту послднюю мечту приходится мн разсять. Нтъ, говорю я, возвратъ къ систем 1830 года и ко всякой ей подобной - къ конституціонной монархіи или мщанской республик, - такъ же невозможенъ, какъ и возвратъ къ феодальной систем 1788 года. Не забывайте же, что при всеобщей подач голосовъ намъ приходится имть дло не съ одной только крупной и мелкой буржуазіей, съ ея завтными политическими цлями и неизмнными экономическими правилами. Не забывайте, что передъ нами стоитъ толпа, та февральская толпа, которая чувствуетъ свое отчужденіе отъ буржуазіи и громко заявляетъ передъ ней и противъ нея свою волю, свои интересы и желанія. Эта толпа исповдуетъ иную экономическую вру и уже явно стремится къ тому, чтобы поглотить и уничтожить старое среднее сословіе. Хотя эта толпа не уметъ еще создать для себя особую конституцію, согласную съ своими экономическими и соціальными врованіями, но она всетаки, рано или поздно, создастъ ее. Мало того: въ политическихъ вопросахъ рабочая масса расходится съ конституціонной буржуазіей несравненно боле, чмъ въ вопросахъ о труд, ассоціаціяхъ и задльной плат. Будьте
уврены, что если эта масса провозгласила сначала вторую имперію, a затмъ неожиданно обратила часть своихъ силъ на сторону оппозиціи, то она сдлала это вовсе не изъ доврія къ ней, а просто съ досады на императорское правительство, которое обмануло ея надежды. Придетъ время, когда деревенскіе и городскіе работники узнаютъ и поймутъ другъ друга - и тогда услышите нежданныя новости.
        Подумайте еще разъ о томъ, что рабочій народъ во Франціи добивается капитала и собственности; и этого народа нельзя уже согнать съ политической сцены, и этотъ народъ искренно ненавидитъ вс мщанскія учрежденія, какими бы конституціями они ни заявлялись, въ какія бы династіи ни воплощались. Ни конституція 1830, ни 1848, ни 1852 годовъ, ни династія орлеанская или наполеоновская - ничто не по душ народу.
        И такъ, повторяю: вамъ нельзя ни стоять на мст, ни отступать; единственное спасеніе - идти впередъ, рука объ руку и по указанію той самой толпы, силу которой вы уже знаете, но не знаете еще ея мысли. Вотъ почему я утверждаю, что выборы 1863 -64 годовъ - настоящій ударъ обухомъ по голов, и положеніе длъ, созданное этими выборами, - такая темная яма, въ которой не видно ни зги, и гд не узнаютъ себя ни демократія, ни оппозиція, ни правительство. Появленіе народа на выборахъ ошеломило всхъ и все перепутало. Правительство ожидало имть дло съ одной лишь либеральной и парламентской оппозиціей. Въ свою очередь, эта оппозиція воображала только воевать противъ политики правительства. И что же вышло? Оказалось, что и оппозиція, и правительство, нежданно, негаданно, увидли вдругъ передъ собой тотъ самый роковой соціальный вопросъ, который считали давно погребеннымъ.
        Вотъ почему теперь оппозиція не можетъ воспользоваться своей побдой; вотъ почему и правительство не въ состояніи упрочить своего значенія даже путемъ реформъ и уступокъ.
        Партія дйствія и государственные люди демократіи создали ту отчаянную чепуху, о которой, кажется, мало думаютъ, a мене всего беспокоятся. Что будетъ, то будетъ!
        Да, ничто такъ не отважно, какъ невжество…
        Читатели! будьте уврены пока въ одномъ: намъ не избжать затрудненій и грозящихъ бдъ ни невденіемъ, ни отрицаніемъ, ни смхомъ; рано или поздно, волей -неволей, намъ придется поразмыслить кой о чемъ.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
        Развитіе рабочей идеи. - Созданіе экономическаго права.
        ГЛАВА I.
        Политическая способность и ея условія. - Способность дйствительная и законная. - Сознаніе и идея.
        Съ вопросомъ о представительств рабочихъ, ршенномъ отрицательно, тсно связанъ вопросъ о политической способности работниковъ или, употребляя боле общее выраженіе, народа. Способенъ ли народъ, которому революція 1848 предоставила право голоса, быть судьею въ политическихъ вопросахъ, т. е. во первыхъ, можетъ ли онъ составить по вопросамъ, занимающимъ общество, свое самостоятельное мнніе, сообразное съ его выгодой, его положеніемъ и его будущностью? во вторыхъ, можетъ ли онъ произнести по этимъ вопросамъ, подлежащимъ прямо или косвенно его суду, основательный приговоръ; наконецъ, въ третьихъ, способенъ ли онъ опредлить исходную точку своихъ дйствій, выразить свои идеи, взгляды, надежды и привести въ исполненіе свои планы?
        Если такъ, то нужно, чтобы народъ при первой возможности доказалъ эту способность. Для этого ему слдуетъ опредлить свой принципъ такъ, чтобы резюмировать въ немъ вс свои идеи, какъ обыкновенно длаютъ вс преобразователи обществъ и какъ недавно пытались сдлать авторы манифеста; затмъ этотъ принципъ долженъ быть утвержденъ единогласно; въ случа надобности, если бы пришлось избирать себ представителей въ совты страны, то народъ долженъ избрать въ это званіе такихъ людей, которые умли бы выразить его мысль, говорить его именемъ, поддерживать его права; которые были бы преданы ему душой и тломъ; о которыхъ онъ могъ бы сказать, не рискуя обмануться: это кость отъ костей моихъ, плоть отъ плоти моей.
        Въ противномъ случа народъ поступитъ благоразумне, если продлитъ свое вковое молчаніе и перестанетъ участвовать въ выборахъ. Этимъ поступкомъ онъ окажетъ услугу какъ обществу, такъ и правительству. Сложивъ съ себя власть, возложенную на него всеобщею подачею голосовъ и доказавъ такимъ образомъ свое уваженіе къ общественному порядку, онъ поступитъ гораздо честне и благоразумне, чмъ, подавая, по примру буржуазіи, свои голоса за знаменитыхъ эмпириковъ, которые хвалятся своимъ безграничнымъ вліяніемъ на общество, хотя вовсе не знаютъ его. Если народъ не сознаетъ своей собственной мысли или, сознавъ ее, безпрестанно отступаетъ отъ нея то ему остается только молчать. Пусть синіе и блые грызутся между собой; народу же, какъ ослу въ басн, остается смирно нести свое бремя.
        Одаренъ ли народъ политической способностью? Таковъ, повторяю, неизбжный вопросъ, поднятый кандидатурой рабочихъ, вопросъ, требующій немедленнаго отвта. Надо отдать справедливость шестидесяти: они смло отвчали утвердительно. Но за то какую бурю возбудили они противъ себя и въ журналахъ, мнимыхъ органахъ демократіи, и между кандидатами, и даже между своими сотоварищами. Всего прискорбне здсь положеніе самой рабочей массы въ такомъ ршительномъ для нея случа. Вслдъ за манифестомъ явился контрманифестъ, подписанный восемьюдесятью работниками. Эти восемьдесятъ человкъ открыто протестуютъ противъ самонадянности шестидесяти, говорятъ, что они вовсе не выразили народную мысль, упрекаютъ ихъ за поднятый ими соціальный вопросъ, тогда какъ дло шло лишь о вопросахъ политическихъ; упрекаютъ ихъ за то, что они сютъ раздоръ, тогда какъ слдовало проповдывать союзъ; за то, наконецъ, что они хотятъ возстановить касты, вмсто того чтобы стараться сглаживать неравенство. Въ заключеніе они говорятъ, что свобода въ настоящее время есть единственное завоеваніе, къ которому слдуетъ стремиться. «Пока намъ не дадутъ
свободы, говорятъ они, будемъ думать только о томъ, чтобы завоевать ее». Я полагаю, что люди эти, какъ граждане и какъ работники, не хуже и не лучше другихъ. Они, конечно, не отличились ни особенной оригинальностью, ни особеннымъ рвеніемъ, и, судя по аргументамъ, которые они приводятъ, можно заключить, что они съ успхомъ пользовались уроками Presse, Temps и Sicle, такъ что заискиванія Жирардена и Ко. не пропали даромъ.
        Французскій народъ страдаетъ иногда припадками смиренія. Обыкновенно щекотливый и тщеславный, онъ доходитъ иногда до самоуниженія. Отчего этотъ народъ, жаждущій верховной власти, такъ нетерпливо желающій воспользоваться своимъ избирательнымъ правомъ, народъ, вокругъ котораго увивается цлая стая черныхъ фраковъ, этихъ подлипалъ кандидатовъ - отчего этотъ народъ такъ пренебрегаетъ людьми своего сословія? Между рабочей демократіей существуетъ очень много людей образованныхъ, умющихъ владть перомъ и языкомъ, знакомыхъ съ дломъ, въ двадцать разъ боле способныхъ и, главное, боле достойныхъ быть представителями народа, чмъ вс эти адвокаты, журналисты, писатели, педанты, интриганы и шарлатаны, которыхъ онъ выбираетъ. Онъ не хочетъ имть ихъ своими представителями. Демократія гнушается депутатами дйствительно демократическими. Она ставитъ себ за честь имть представителями людей съ аристократическимъ оттнкомъ. Ужъ не думаетъ ли она облагородиться черезъ это? Если народъ созрлъ для верховной власти, то зачмъ же онъ прячется за своихъ отставныхъ опекуновъ, которые уже не покровительствуютъ ему и ни въ чемъ не
могутъ помочь ему? Зачмъ онъ, какъ стыдливая двушка, опускаетъ глаза передъ своими нанимателями[10 - Это сравненіе можетъ показаться несправедливымъ въ періодъ стачекъ, совершающихся на нашихъ глазахъ. Но, не говоря уже о томъ, что законъ о стачкахъ вызванъ, собственно говоря, не народною иниціативой (см. ч. III, г. IX), въ большинств случаевъ правительство поддерживало требованія работниковъ.Работники заслуживали бы, конечно, похвалу за произведенныя ими избранія, за уступку буржуазіи, если бы, какъ заявилъ манифестъ шестидесяти, эта уступка была внушена высшими политическими соображеніями. Но ничего этого къ сожалнію мы не видимъ, и, кром прихоти, эгоизмъ, есть единственный двигатель работниковъ.]. Зачмъ, наконецъ, поставленный въ необходимость выразить свою идею и заявить на дл свою волю, онъ такъ рабски подражаетъ своимъ прежнимъ патронамъ и даже повторяетъ ихъ любимыя изрченія.
        Все это, надо сознаться, сильно говорило бы противъ эмансипаціи пролетарія, еслибы дло не объяснялось просто новизною положенія.
        Съ самаго начала обществъ народъ находился въ зависимости отъ богатыхъ классовъ, слдовательно, подчинялся имъ въ умственномъ и нравственномъ отношеніи, и это зависимое положеніе оставило на немъ глубокіе слды. Революція 89 разбила эту іерархію; народъ почувствовалъ свою независимость и созналъ себя. Но ему до сихъ поръ еще трудно отдлаться отъ привычки во всемъ уступать этимъ людямъ. Понятіе, которое народъ составилъ себ о томъ, что называется политической способностію, крайне ошибочно и односторонне. Онъ ставитъ выше другихъ смертныхъ тхъ, кто въ старину были его господами, кто теперь сохранилъ надъ нимъ привиллегію занимать профессіи, имянуемыя либеральными, хотя давно бы пора лишить ихъ этого названія. Прибавьте къ этому зависть, которую чувствуетъ всякій простолюдинъ къ тмъ изъ своихъ собратьевъ, которымъ удалось возвыситься надъ своей средой.
        Посл этого нтъ ничего удивительнаго, если народъ, не смотря на перемну въ образ жизни, не смотря на то, что преобразовались и его сознаніе, и основныя идеи, которыми онъ руководствуется, все еще сохранилъ привычку къ самоотверженію. Нравы, какъ и языкъ, не мняются съ перемною религіи, законовъ и права. Мы еще долго будемъ другъ для друга милостивыми государями и всепокорнйшими слугами, но изъ этого не слдуетъ, чтобы на самомъ дл существовали господа и слуги.
        Оставимъ же въ сторон обожаніе, колнопреклоненіе и всякое суевріе, и постараемся на основаніи идей и фактовъ опредлить, какова въ самомъ дл политическая способность рабочихъ классовъ сравнительно съ классомъ буржуазіи, и въ чемъ состоитъ ихъ будущее значеніе.
        Здсь слдуетъ замтить, что способность, когда дло идетъ о гражданин, бываетъ двухъ родовъ: способность законная и способность дйствительная; первая дается закономъ и предполагаетъ вторую, потому что невозможно, чтобы какой нибудь законодатель призналъ право за людьми, которыхъ считаетъ отъ природы неспособными пользоваться имъ. Напримръ до 1848, чтобы быть избирателемъ, нужно было платить 200 франковъ прямыхъ налоговъ. Стало быть, тогда считали собственность гарантіею дйствительной способности. Вслдствіе этого 250,000 или 300,000 человкъ, платящихъ 200 и боле франковъ, признавались единственными людьми, способными наблюдать за дйствіями правительства и направлять его политику. Это очевидная ложь, такъ какъ ничто не доказываетъ, чтобы между тогдашними избирателями не было, и даже въ большомъ количеств, людей, по природ неспособныхъ, несмотря на вносимые ими подати, точно также, какъ ничто не доказываетъ, чтобы вн этого круга между столькими милліонами гражданъ не нашлось множества способныхъ людей.
        1848 годъ, такъ сказать, перевернулъ эту систему введеніемъ всеобщей и прямой подачи голосовъ, безъ всякаго ценза. Этой простой реформой все народонаселеніе мужскаго пола, достигшее 21 года, родившееся во Франціи и имющее въ ней осдлость, признано закономъ - политически правоспособнымъ. Правительство еще разъ предположило, что право избирателя и извстная степень политической способности нераздльно связаны съ званіемъ мущины и гражданина. Но это очевидно новая фикція. Почему право избирательства должно быть скоре преимуществомъ гражданства, возраста, пола и мста жительства, чмъ привиллегіей собственности? Достоинство избирателя въ нашемъ демократическомъ обществ соотвтствуетъ дворянскому достоинству феодальныхъ временъ. Какимъ образомъ можетъ оно быть раздаваемо безъ разбору всмъ и каждому, когда дворянство давалось лишь немногимъ? Здсь умстно сказать, что всякое достоинство, какъ скоро оно принадлежитъ всмъ, теряетъ свое значеніе, и что то, что принадлежитъ всмъ, въ сущности не принадлежитъ никому. Впрочемъ самый опытъ уже доказалъ справедливость моихъ словъ: чмъ боле распространяется
избирательное право, тмъ мене придаютъ ему значенія. Доказательствомъ этого служитъ число отказывающихся участвовать въ баллотировк; ихъ было 36 на 100 въ 1857 и 25 на 100 въ 1863. Нтъ сомннія, что наши десять милліоновъ избирателей какъ по уму, такъ и по характеру стоятъ несравненно ниже 300,000 цензовыхъ Іюльской монархіи.
        И такъ, разъ принявъ на себя обязанность разсмотрть политическую способность съ исторической и философской точки зрнія, мы должны, волей, неволей, оставить факціи, и обратиться къ дйствительной способности. Мы ею одной и займемся.
        Для признанія какого нибудь лица, корпораціи или общества политически способными, нужно, чтобы они удовлетворяли тремъ условіямъ:
        1) Чтобы данное лицо или общество сознавало себя, то есть понимало свое достоинство, знало себ цну, мсто занимаемое имъ въ обществ, роль, которую оно въ немъ играетъ, должность, которую оно можетъ занимать, интересы, которые оно представляетъ или олицетворяетъ.
        2) Какъ результатъ этого самопознанія, лицо или общество должно проводить свою идею, т. е. должно умть заявить ее, выразить словами, объяснить ея смыслъ, принципъ, послдствія, доказать ея основаніе.
        3) Оно должно, въ случа надобности и по требованію обстоятельствъ, длать практическіе выводы изъ той основной идеи, которую оно исповдуетъ.
        Замтьте, что здсь нельзя ничего ни сбавить, ни прибавить. Одни люди чувствуютъ живе другихъ, сильне сознаютъ себя, быстре схватываютъ мысль и съ большимъ умньемъ и энергіею выражаютъ ее, чмъ другіе, или обладаютъ такою силою творчества, какой рдко достигаютъ и самые сильные умы. Эти различія въ интензивности сознавательной способности, мысли и примненіи ея, составляютъ степень таланта, но не сущность самой способности. Такимъ образомъ, всякій врующій во Христа, исповдующій догматы его религіи и слдующій ея уставамъ, есть христіанинъ и потому способенъ достичь вчнаго блаженства; но это нисколько не мшаетъ тому, чтобы между христіанами были книжники и люди неученые, аскеты и малодушные.
        Такимъ же образомъ и политическая способность не выражаетъ собою особой способности къ управленію государственными длами, къ той или другой общественной должности; она не выражаетъ исключительной преданности гражданству. Все это, повторяю, дло таланта и спеціальности: подъ политическою способностью гражданина, часто молчаливаго, сдержаннаго, не имющаго общественной должности, я разумю нчто совершенно иное. Обладать политическою способностью значитъ сознавать себя членомъ общества, быть солидарнымъ съ выражаемой имъ идеею и стремиться къ ея осуществленію. Всякій, обладающій этими тремя условіями - политически способенъ. Такъ, вс мы сознаемъ себя французами; мы вримъ въ какую нибудь конституцію, въ предназначеніе нашей страны, и для этихъ цлей поддерживаемъ своими напутствіями и голосами ту политику, которая, по нашему мннію, всего врне выражаетъ наше чувство и всего лучше служитъ нашимъ убжденіямъ. Чувство патріотизма можетъ быть въ каждомъ изъ насъ боле или мене развито; но сущность его одна и таже; отсутствіе его всегда уродство. Словомъ, мы обладаемъ сознаніемъ, идеей и стремимся къ ихъ
осуществленію.
        Такъ, вся задача политической способности рабочаго класса какъ и средняго сословія и какъ нкогда дворянства выражается слдующимъ: -
        1) достигъли рабочій классъ, съ точки зрнія своихъ отношеній къ обществу и государству, самосознанія? отличаетсяли онъ, какъ лицо юридическое, нравственное и свободное, отъ средняго сословія? отдляетъли онъ свои интересы отъ интересовъ буржуазіи, и хочетъли онъ не смшиваться съ нею? -
        2) иметъли рабочій классъ какую нибудь идею, т. е. создалъли онъ себ понятіе о своемъ положеніи? знаетъли онъ законы, условія и формулы своего существованія? предвидитъли онъ свое предназначеніе, свою цль? понимаетъли онъ свое отношеніе къ государству, націи и міровому порядку? -
        3) наконецъ, въ состояніили рабочій классъ вывести изъ своей идеи по отношенію къ организаціи общества свои собственныя, практическія заключенія, и въ состояніили онъ, въ случа упадка или отступленія буржуазіи, имя въ своихъ рукахъ власть, создать и развить новый политическій порядокъ вещей?
        Вотъ что такое политическая способность. Само собой понятно, что мы говоримъ только о дйствительной способности, способности коллективной, порождаемой самой природой и обществомъ, и проистекающей изъ умственнаго развитія человчества; способности, которою, не смотря на неравенство таланта и сознанія, обладаютъ въ одинаковой степени вс индивидуумы и которая не можетъ сдлаться ничьей привиллегіей; способности, встрчающейся во всхъ религіозныхъ общинахъ, сектахъ, корпораціяхъ, кастахъ, партіяхъ, государствахъ, національностяхъ и т. д.; способности, которую не можетъ создать законодатель, но которую онъ обязанъ отыскивать и которую онъ во всякомъ случа всегда предполагаетъ. Согласно этому опредленію политической способности, я отвчу относительно рабочаго класса и независимо отъ всхъ оплошностей и бараньихъ манифестацій, которыя мы видимъ къ сожалнію ежедневно:
        На первый вопросъ: Да, рабочій классъ сознаетъ себя, и мы можемъ даже опредлить, съ какихъ поръ онъ пришелъ къ этому самосознанію, а именно съ 1848 года.
        На второй вопросъ: Да, рабочій классъ обладаетъ идеею, соотвтствующею его самосознанію, и идея эта находится въ прямомъ противорчіи съ идеею буржуазіи; можно только сказать, но она не была еще вполн выяснена ему, и онъ еще не преслдовалъ ее во всхъ ея послдствіяхъ и не усплъ сформулировать ее.
        На третій вопросъ, относительно политическихъ примненій этой идеи, я скажу: Нтъ, рабочій классъ, увренный въ себ и уже въ половину понявшій принципы, составляющіе новое врованіе, еще не пришелъ къ тмъ общимъ практическимъ выводамъ, къ которымъ они приводятъ; у него еще нтъ собственной политики: доказательствомъ этому служитъ его подача голосовъ за одно съ буржуазіею и разные политическіе предразсудки, которыхъ онъ придерживается.
        Скажемъ безъ школьнаго фразерства, что рабочій классъ только что еще вступаетъ въ политическую жизнь: благодаря принятой имъ иниціатив и своему численному превосходству, онъ перемстилъ центръ тяжести политическаго міра и встревожилъ экономическій порядокъ; но вслдствіе хаоса въ понятіяхъ его, а, главное, вслдствіе правительственнаго фантазерства, перешедшаго къ нему отъ буржуазіи, находящейся in extremis, онъ не съумлъ еще утвердить свое преобладаніе, отсрочилъ свое освобожденіе и до нкоторой степени скомпрометировалъ свою будущность.
        ГЛАВА II.
        Чмъ отличается рабочій классъ съ 1789 года отъ буржуазіи и какъ, поэтому, онъ дошелъ до самосознанія. - Развратъ буржуазной совсти.
        Съ цлью лишить на дл рабочій классъ той способности, которая была по праву признана за нимъ всеобщею подачею голосовъ, журналы, особенно журналы демократической оппозиціи, пустили въ ходъ самую грубую хитрость. Едва только вышелъ манифестъ шестидесяти, какъ вся пресса стала хоромъ протестовать противъ притязанія рабочихъ составить самостоятельное сословіе. Стали толковать докторальнымъ тономъ, благоговйно ссылаясь на оракуловъ революціи, что съ 89 года не существуетъ боле кастъ; что идея о представительств рабочихъ стремится воскресить ихъ; что если раціонально допустить къ народному представительству простого рабочаго, какъ допускаютъ инженера, ученаго, адвоката, журналиста, то только съ условіемъ, чтобы этотъ рабочій былъ, подобно своимъ собратьямъ по законодательному корпусу, представителемъ цлаго общества, а не особаго класса; что иначе кандидатура такого рабочаго носила бы ретроградный и разъединяющій характеръ; что она пошла бы противъ правъ и вольностей 89 года и исказила бы публичное право, общественный порядокъ и нарушила бы общее спокойствіе, возбудивъ въ сред буржуазіи недовріе, страхъ
и злобу. Недоставало еще, чтобы манифестъ шестидесяти, который по своему смыслу и выводамъ дйствительно клонился ко вреду оппозиціи, былъ принятъ за полицейскую продлку.
        Авторы манифеста предвидли это обвиненіе своихъ противниковъ и протестовали заране противъ клеветы; однако надо замтить, что ихъ оправданіе было не совсмъ удовлетворительно. Если бы они признали различіе сословій, то возбудили бы противъ себя политиковъ буржуазной партіи и сочли бы себя потерянными; въ случа же отрицанія этого различія, ихъ спросили бы: къ чему же представительство отъ рабочаго класса? - Такова дилемма, которую я теперь намренъ разршить.
        Указывая на неудовольствіе буржуазіи, противники манифеста впадали въ противорчіе, сами того не замчая, и высказывали глубокую истину, которую манифесту слдовало заявить громогласно. Хотя въ наше время уже нтъ дворянства, а духовенство представляетъ собою только особый разрядъ чиновниковъ, но вс признаютъ охотно существованіе буржуазіи: можно ли отрицать дйствительность? На чемъ, въ такомъ случа, основывалась бы система орлеанистовъ? Что такое была бы конституціонная монархія и парламентская политика? Чмъ бы объяснить тогда враждебное настроеніе извстнаго рода людей противъ всеобщей подачи голосовъ?… При всемъ томъ не хотятъ признать, что, кром буржуазіи, существуетъ классъ рабочій; какъ объяснить подобную непослдовательность?
        Въ тотъ самый 89 годъ, когда освящено было новое право и стали изчезать старые классы дворянства, духовенства и средняго сословія, классъ рабочій или пролетаріатъ отдлился отъ буржуазіи, какъ не отдлялся еще никогда, даже во времена феодальныя. Вотъ чего не замтили наши публицисты оппозиціи при всемъ своемъ обожаніи идей 89 года. Они не замтили что, до 89 года рабочій принадлежалъ къ корпораціи и цеху, какъ женщины, дти и слуги принадлежали къ семейству. Тогда, конечно, нельзя было предполагать отдльнаго существованія сословія рабочихъ, потому что классъ предпринимателей совмщалъ его въ себ. Но какъ съ 89 года корпораціи были уничтожены, a состояніе рабочихъ и хозяевъ не уравнялось, и не было ничего ни придумано, ни сдлано для распредленія капиталовъ, организаціи промышленности и правъ рабочаго народа, - то само собою установилось различіе между классомъ хозяевъ, владющихъ орудіями труда, капиталистовъ и крупныхъ собственниковъ, и сословіемъ простыхъ наемныхъ рабочихъ.
        Отрицать теперь это различіе двухъ классовъ, значило бы боле, чмъ отрицать тотъ разрывъ, который произвелъ это различіе и былъ самъ по себ вопіющей несправедливостью. Это значило бы отрицать экономическую, политическую и гражданскую независимость рабочаго - единственное вознагражденіе, которое онъ получилъ; это значило бы уврять, что свобода и равенство 89 года не были дарованы ему на тхъ же основаніяхъ, какъ и буржуазіи; слдовательно, это значило бы отрицать, что рабочій классъ, существуя при совершенно новыхъ условіяхъ, безъ солидарности съ буржуазіей, способенъ сознавать себя и заявлять свою волю; это значило бы наконецъ объявить, что рабочій классъ отъ природы лишенъ политической способности! Вотъ тутъто и необходимо доказать дйствительность этого различія, потому что только оно придаетъ значеніе представительству рабочаго класса; иначе это представительство утрачиваетъ всякій смыслъ.
        Какъ! Разв не правда, что, вопреки революціи 89 года или, врне, въ силу этой революціи, французское общество, состоявшее прежде изъ трехъ кастъ, раздляется теперь, посл ночи 4 августа, на два сословія: одно живетъ исключительно своимъ трудомъ, и ему на семейство, изъ четырехъ человкъ приходится круглымъ числомъ въ годъ мене 1250 фр. задльной платы (я принимаю сумму 1250 фр. на каждое семейство за приблизительно среднюю цифру всего дохода или производства націи); другое сословіе, даже когда трудится, живетъ не на счетъ своего труда; оно живетъ доходами съ своей собственности, съ своихъ капиталовъ, пенсій, акцій, должностей и привиллегій. На основаніи распредленія капиталовъ, работъ, привиллегій и производствъ, у насъ существуютъ, какъ и въ былое время, только на другихъ началахъ, дв категоріи гражданъ; въ просторчіи ихъ называютъ буржуазіею и чернью, капитализмомъ и наемщиною. Эти дв категоріи людей, которыя прежде были соединены и почти смшаны, благодаря феодальному покровительству, глубоко разъединены въ наше время, такъ что между ними остались только отношенія, опредленныя уставомъ о найм и
промышленности. И это неизгладимое разъединеніе составляетъ основаніе всей современной политики, общественной экономіи, промышленной организаціи, исторіи и даже литературы; только крайняя недобросовстность и тупоумное лицемріе могутъ отрицать эту истину.
        Такъ какъ раздленіе современнаго общества на два класса - на наемныхъ тружениковъ и собственниковъ -капиталистовъ -подрядчиковъ - совершенно неоспоримо и слишкомъ очевидно, то слдствіемъ его было обстоятельство, которое никому не должно казаться удивительнымъ: возникъ вопросъ - порожденъ ли такой порядокъ вещей необходимостью или случаемъ? составляетъ ли онъ истинный результатъ революціи? можетъ ли онъ представить законныя основанія своего фактическаго существованія? Однимъ словомъ, не можетъ ли боле правильное приложеніе законовъ экономіи и справедливости уничтожить это опасное разъединеніе и слить оба новыя сословія въ одно, обладающее полнымъ равновсіемъ силъ?
        Для философовъ этотъ вопросъ далеко не новость; но въ рабочихъ классахъ онъ долженъ былъ зародиться въ тотъ день, когда посредствомъ всеобщей подачи голосовъ политическая революція поставила ихъ въ уровень съ буржуазіею и заставила ихъ такимъ образомъ увидать противоположность между ихъ политическимъ господствомъ и соціальнымъ положеніемъ. Только въ такомъ случа, предложивъ себ этотъ великій общественный и экономическій вопросъ, рабочіе классы могли дойти до самосознанія; они должны были бы сказать себ словами Апокалипсиса, что тотъ, кому принадлежитъ царство, долженъ пользоваться его выгодами: Dignus est accipere divitiam, et honorem, et gloriam; тогда они предъявили свои притязанія на представительство и на управленіе. Вотъ какъ въ послдніе 16 лтъ сословіе чернорабочихъ тружениковъ стало добиваться политическихъ правъ; и этимъ то французская демократія XIX вка отличается отъ всхъ прежнихъ демократій.
        Манифестомъ своимъ шестдесятъ заняли то положеніе, которое дали имъ народная жизнь и общественное право; они высказали это отъ полноты своего рабочаго сознанія. Будучи убждены, что вопросъ можетъ и долженъ ршиться въ смысл утвердительномъ, они умренно, но твердо указали на то, какъ долго обходили этотъ вопросъ и что настало время заняться ршеніемъ его. Не пускаясь въ изслдованіе того, практично ли такимъ путемъ требовать своего права и согласенъ ли такой образъ дйствій съ ихъ идеею, они предложили, въ знакъ желанія снова поднять этотъ вопросъ, представительство одного изъ рабочихъ; по ихъ мннію, рабочій, по самому положенію своему, какъ рабочаго, будетъ лучше всхъ представлять интересы рабочаго сословія.
        Я утверждаю, что такое предложеніе въ связи съ другими подобными фактами послднихъ 16 лтъ, доказываетъ, что сословное чувство пробудилось въ рабочемъ класс небывалымъ досел образомъ. Оно доказываетъ, что половина и боле французской націи вступила на политическое поприще и внесло съ собой туда идею, которая рано или поздно совершенно преобразуетъ общество. И вотъ, за то, что горсть людей попыталась выразить это сознаніе и эту идею, ихъ обвиняютъ въ намреніи возстановить касты! Ихъ устраняютъ отъ національнаго представительства, какъ ретроградовъ, людей опаснаго образа мыслей; на манифестъ ихъ указываютъ какъ на попытку возбудить въ гражданахъ взаимную ненависть. Журналы выходятъ изъ себя; мнимо -демократическая оппозиція раздражается взрывомъ негодованія; устраиваются контр -манифесты; съ напускнымъ пренебреженіемъ спрашиваютъ, не воображаютъ ли авторы манифеста, что лучше знаютъ свои права и выгоды, и съумютъ лучше защитить ихъ, чмъ г. г. Мари, Ж. Фавръ, Э. Оливье, Ж. Симонъ, Пельтанъ. Въ сред общества обнаруживается общественный фактъ, имющій громадное значеніе: самое многочисленное и самое бдное
сословіе, бывшее досел въ пренебреженіи, потому что не сознавало само себя, вступаетъ въ политическую жизнь. А глашатаевъ этого событія, рабочихъ, свидтельствующихъ о немъ, предаютъ злоб буржуазіи, какъ нарушителей общественнаго спокойствія, какъ злоумышленниковъ, какъ орудіе полиціи! Шуты!
        Событіе это тмъ знаменательне, что установленный нами принципъ необходимости для каждаго собранія людей - касты, корпораціи иди племени - обладать самосознаніемъ, чтобы составить изъ себя государство или чтобы принять участіе въ управленіи обществомъ и возвыситься до политическаго существованія, - что этотъ принципъ, говорю я, можетъ быть принятъ, какъ законъ, общій всмъ народамъ и примнимый къ исторіи любой націи. Нкоторое время римскіе плебеи не имли самосознанія; они были кліентами патриціевъ и управлялись послдними по положеніямъ семейнаго права. Достигнувъ полнаго самосознанія и, вслдствіе этого, признавъ равенство свое съ патриціями, они потребовали участія въ брачныхъ союзахъ, въ жертвоприношеніяхъ и въ почестяхъ; они получили трибуновъ, veto которыхъ останавливало сенатскія ршенія; они добивались сообщенія имъ формулъ; они достигли собственности раздломъ завоеванныхъ областей и ageris publici. Къ несчастію, какъ я уже замтилъ (часть I, гл. II, № 1), отъ самосознанія они не умли возвыситься до сознанія новаго закона. Это было дломъ христіанства.
        Въ Англіи, какъ и во Франціи, рабочіе классы достигли до сознанія своего положенія, права, назначенія. Они соединяются, организуются, приготовляются къ промышленной конкуренціи и не замедлятъ потребовать своихъ политическихъ правъ ршительнымъ установленіемъ всеобщей подачи голосовъ. По словамъ одного писателя, рабочее населеніе Англіи, пользуясь средствомъ, предоставляемымъ ему англійскими законами и недавно допущеннымъ нашимъ законодательствомъ у насъ, а именно, средствомъ коалиціи, составляетъ организацію въ шесть милліоновъ человкъ. А наши рабочія ассоціаціи заключаютъ въ себ меньше 100,000 лицъ. Что за раса, эти упорные, неукротимые Англо -Саксы, идущіе къ своей цли медленно, но врно, которымъ въ великихъ экономическихъ и общественныхъ вопросахъ если не всегда принадлежитъ слава изобртенія, за то такъ часто честь перваго осуществленія!
        Исторія французской буржуазіи въ теченіе послднихъ 100 лтъ подтверждаетъ этотъ законъ, хотя, правда, съ другой точки зрнія и въ совершенно противоположномъ смысл. Едва возникъ феодализмъ, какъ городское, промышленное и торговое населеніе пришло къ самосознанію, и результатомъ этого было учрежденіе коммунъ. Пока буржуазія имла передъ собой только два первыя сословія, духовенство и дворянство, сознаніе это сохранялось въ полной сил; мщанское сословіе отличалось, опредлялось, чувствовало себя, утверждало себя своимъ противуположеніемъ привиллегированнымъ сословіямъ. Генеральные штаты 89 г., гд вначал оно было удалено на задній планъ, ршили дло. Съ этихъ поръ духовенство и дворянство обратились въ политическомъ отношеніи въ ничто; среднее сословіе, по выраженіи Сіэйса, стало все. Но замтьте: какъ скоро буржуазія стало все, то вн ея уже не могло ничего быть; не могло существовать другаго сословія, кром ея; ее уже ничто не опредляло, и она начала утрачивать самосознаніе, которое омрачилось и нын почти угасло. Я просто только указываю на этотъ фактъ, не выводя изъ него никакой теоріи.
        Что такое буржуазія съ 89 года? Каково ея значеніе, ея существованіе, какова ея общественная роль? Каковы т интересы, которыхъ представительницею она служитъ? Что кроется въ глубин этой двусмысленной, полу -либеральной, полуфеодальной, совсти? Въ то самое время, когда бдное, невжественное рабочее сословіе, лишенное вліянія и кредита, выдвигается впередъ, выясняетъ свое положеніе, заговариваетъ о своей эмансипаціи, о своемъ будущемъ, о перестройк общественныхъ отношеній, которая должна измнить его теперешнее положеніе и освободить рабочихъ всего міра, - въ то самое время богатой буржуазіи, которая обладаетъ собственностью, знаніями и могуществомъ, ршительно нечего сказать о самой себ; съ тхъ поръ какъ она вышла изъ своей прежней сферы, она какъ будто лишилась будущности и исторической судьбы; она потеряла и мысль, и волю. Бросаясь изъ революціонерства въ консерватизмъ, отъ республиканскихъ идей въ легитимизмъ, доктринерство и умренность, влюбляясь на минуту въ представительныя формы парламентаризма, чтобы вслдъ за тмъ потерять даже самую способность понимать ихъ, не зная какой системы держаться,
какое правленіе предпочитать, держась за власть только ради выгодъ, только изъ страха неизвстности и для сохраненія своихъ привиллегій, отыскивая въ общественныхъ обязанностяхъ только новое поле и новыя средства для эксплуатаціи, жадно добиваясь отличій и денегъ, презирая пролетаріатъ гораздо сильне, чмъ дворянство когдалибо презирало среднее сословіе, - буржуазія потеряла всякій опредленный характеръ; она не составляетъ по прежнему сословія, сильнаго численностью, трудомъ и дарованіями, мыслью и волею, сословія, которое производитъ и размышляетъ, повелваетъ и управляетъ; она превратилась въ сбродъ, въ меньшинство, которое занимается торгашествомъ и биржевыми спекуляціями.
        Въ послдніе 16 лтъ она какъ будто приходитъ въ себя и начинаетъ опоминаться; ей хотлось бы снова заявить себя, захватить прежнее вліяніе. Но для этого нужна энергія совсти, сила мысли, пламенность сердца, a вмсто этого на лицо оказывается только холодъ смерти и безсиліе старости. Надо замтить еще вотъ что: кому современная буржуазія обязана этимъ усиліемъ надъ собою, этими заявленіями безсодержательнаго либерализма, этимъ ложнымъ возрожденіемъ, въ которое Законная Оппозиція, быть можетъ, заставила бы врить, еслибы его коренной недостатокъ не былъ слишкомъ хорошо извстенъ? Къ кому отнести этотъ проблескъ разума и нравственнаго чувства, которому однако не удастся освтить и оживить міръ буржуазіи? Всмъ этимъ буржуазія обязана единственно проявленіямъ того юнаго сознанія, которое отрицаетъ новйшій феодализмъ; утвержденію того чернорабочаго сословія, которое ршительно беретъ верхъ надъ старымъ патронатствомъ; требованіямъ тхъ самыхъ рабочихъ, которымъ тупоумные политики отказываютъ въ правахъ, принимая въ тоже время изъ ихъ же рукъ свое политическое полномочіе!..
        Извстно ли это буржуазіи или нтъ, все равно - роль ея кончена; она не можетъ идти далеко и не въ состояніи возродиться. Но пусть она съ миромъ испуститъ духъ! Возвышеніе рабочаго класса не поведетъ за собою устраненія буржуазіи: рабочій классъ не замнитъ буржуазію въ ея политическомъ преобладаніи, привиллегіяхъ, собственности и правахъ, и буржуазія не станетъ на мсто рабочаго класса. Теперешнее, весьма ясно обозначившееся различіе между обоими классами, - рабочимъ классомъ и буржуазіею - не боле, какъ простой революціонный случай. Оба класса должны слиться и поглотить другъ друга въ высшемъ сознаніи; а днемъ этого окончательнаго сліянія будетъ тотъ день, когда рабочее сословіе, составляя большинство, получитъ власть и, вдохновленное новымъ правомъ и формулами науки, провозгласитъ общественную и экономическую реформу. Народности, которыя долго жили только однимъ антагонизмомъ, должны основать отнын на новыхъ данныхъ свою политическую жизнь и независимость.
        ГЛАВА III.
        Выясненіе рабочей идеи. - 1. Система Люксанбурская.
        Утверждая свое право и освобождая свою силу, рабочая демократія должна непремнно стремиться къ тому, чтобы не только выразить свою идею, но и опредленно выяснить кодексъ своихъ ученій; такимъ образомъ она покажетъ міру, что то сословіе, которому неотъемлемо принадлежатъ право и власть, пріобрло себ и знаніе путемъ разумной и прогрессивной практики. Вотъ та цль, которую я себ задалъ въ этомъ сочиненіи. Отдавая свой предварительный трудъ на обсужденіе демократическаго мннія, - я хотлъ теперь же дать эманципаціи рабочаго класса высокую санкцію науки: длаю я это не потому, чтобы думалъ навязывать кому бы то ни было свои мннія; но я убжденъ, что, хотя наука, особенно та, которая иметъ дло съ обдуманными дйствіями и самопроизвольными проявленіями массъ, и не поддается импровизаціямъ, ей тмъ не мене необходимы постоянно возобновляемыя синтетическія обозрнія, не вредящія своимъ личнымъ характеромъ никакимъ принципамъ, ничьимъ интересамъ.
        Когда въ человческихъ обществахъ пробуждается сознаніе, т. е. право, за нимъ должно слдовать откровеніе идеи. Таковъ законъ природы, и онъ объясняется психологіею. У мыслящаго существа чувство является основаніемъ и первымъ условіемъ разума. Чтобы дойти до самосознанія надо прежде чувствовать себя: оттогото французскія правительства такъ старательно преслдовали и запрещали народныя сборища, сходки, собранія, ассоціаціи, словомъ все, что могло пробудить сознаніе въ низшихъ классахъ. Имъ хотятъ помшать размышлять и толковать между собою; самое врное средство для этого помшать имъ чувствовать себя. Пусть ихъ принадлежатъ къ семейству, какъ лошади, бараны, собаки; лишь бы только смутно сознавали себя, какъ расу и совсмъ не сознавали себя, какъ сословіе; лишь бы къ нимъ не проникала идея: тогда, если только откровеніе не блеснетъ передъ ними извн, рабство ихъ будетъ упрочено на неопредленное время.
        Во Франціи въ 1789 году народъ возсталъ заодно съ буржуазіею, съ которою онъ связанъ единствомъ крови и достоинства, общностью религіи, нравовъ и идей, и разъединенъ только экономическими отношеніями, которыя выражаются въ двухъ словахъ: капиталъ и наемщика. Но народъ предчувствовалъ, что революція совершится не столько въ его пользу, сколько въ пользу буржуазіи, и это предчувствіе ясно выразилось въ поджог дома Reveillon и въ другихъ подвигахъ печальнаго насилія. Подозрніе низшаго класса оправдалось; рядомъ съ партіями фельяновъ, конституціонистовъ, жирондистовъ, якобинцевъ и др., которыя вс принадлежали къ буржуазіи, это подозрніе породило народныя партіи или секты, которыя подъ именемъ санкюлотовъ, маратистовъ, гебертистовъ, бабувистовъ пріобрли въ исторіи страшную извстность, но обладали по крайней мр тмъ неотъемлемымъ достоинствомъ, что съ 92 до 96 года дали сознанію низшихъ классовъ такой толчокъ, посл котораго ему невозможно стало вновь погрузиться въ сонъ.
        Въ тоже самое время началось дло народнаго подавленія. Такъ какъ задушить народное чувство было уже невозможно, то принялись сдерживать его сильною дисциплиною, сильнымъ правленіемъ, войною, трудомъ, отнятіемъ политическихъ правъ, невжествомъ; но невжество заставляло краснть и потому нашли удобнымъ замнить его такимъ первоначальнымъ обученіемъ, которое не внушало бы опасеній. Status quo рабочихъ классовъ и полицейскій надзоръ надъ ними - вотъ что составляло предметъ постоянной заботливости Робеспьера и его якобинцевъ, термидорьянской партіи, директоріи, консульства, - словомъ всхъ правительствъ, которыя смнялись до нашего времени. Гизо оказался относительно либеральнымъ: оба собранія республики были ршительно преисполнены обскурантизма. Безсмысленный заговоръ! Когда плебейское сознаніе однажды пробудилось, пролетарію стоило только открыть глаза, только начать прислушиваться, чтобы дойти до своей идеи; его противники сами должны были уяснить ему эту идею.
        Дйствительно, общественный вопросъ былъ поставленъ въ первый разъ не самими рабочими: ученые, философы, литераторы, экономисты, инженеры, военные, чиновники, депутаты, негоціанты, промышленники, собственники стали обличать наперерывъ другъ передъ другомъ аномаліи современнаго общества и совершенно незамтно додумались до самыхъ реформъ.
        Впродолженіе нсколькихъ лтъ консервативная буржуазія льстила себя надеждою, что рабочіе останутся глухи къ вызывающему голосу этихъ нововводителей; но 1848 годъ доказалъ ей, что она заблуждалась.
        Рабочіе классы не отдались никакому вождю: Кабе, диктаторъ икарійцевъ, знаетъ это по собственному печальному опыту. Рабочіе классы слдовали своей иниціатив, и сомнительно, чтобы въ настоящее время они отказались отъ нея. Въ этомъ и заключается залогъ ихъ успха.
        Общественный переворотъ, начатый въ 89 году и продолжаемый на нашихъ глазахъ рабочею демократіею, есть превращеніе, совершающееся внезапно во всемъ политическомъ тл и во всхъ его частяхъ. Это система, замняющая собою другую, это новый организмъ, который становится на мсто одряхлвшаго организма; но такое измненіе не можетъ совершиться мгновенно, съ тою быстротою, съ какою человкъ скидаетъ старое платье или кокарду; оно не приводится въ исполненіе волею учителя, располагающаго готовою теоріею, не осуществляется подъ диктовку вдохновеннаго проповдника. Настоящая органическая революція - продуктъ всеобщей жизни; она иметъ, конечно, своихъ исполнителей и избранниковъ, но ее нельзя назвать чьимъ нибудь исключительнымъ дломъ. Сначала такая революція является элементарною идеею, которая едва пробивается, какъ зародышъ, и на первый взглядъ не представляетъ ничего замчательнаго, потому что кажется заимствованною у самой обыденной премудрости; но она разростается непримтно и неожиданно, какъ жолудь, зарытый въ землю, какъ зародышъ въ яичной скорлуп, и наполняетъ міръ своими формами.
        Исторія полна такихъ примровъ. Что можетъ быть проще римской идеи въ ея начал: патриціатъ, кліентство, собственность. Вся система республики, ея политика, ея волненія, ея исторія - все основано на этомъ. Въ идеи имперіи мы видимъ ту же простоту: патриціатъ окончательно уравненъ съ плебействомъ, вся власть сосредоточена въ рукахъ императора, который эксплуатируетъ міръ во имя выгодъ народа и находится въ зависимости отъ преторіанцевъ. Это породило императорскую іерархію и централизацію. Въ 89 году вся революція цликомъ выражается въ прав человка. Въ силу этого права признается господство націи, королевская власть становится общественною обязанностью, дворянство уничтожается, религія превращается въ мнніе ad libitum. - Мы знаемъ, какъ развились, каждое въ свою очередь, и христіанство, и право человка.
        Тоже самое происходитъ въ XIX вк съ идеею рабочихъ классовъ; явись она при другихъ условіяхъ, она была бы совершенно ничтожна и не имла бы ни законности, ни достоврности.
        Что же случилось? Народъ дошелъ до самосознанія; онъ почувствовалъ себя; вокругъ него шумли во имя его, и это пробудило его умъ. Буржуазная революція доставила ему политическія права. Имя возможность освободить свою мысль безъ помощи истолкователей, онъ руководствовался логикою своего положенія. Прежде всего народъ совершенно отдлился отъ буржуазіи и попробовалъ обратить противъ нея ея же собственныя правила; онъ сдлался ея подражателемъ. Потомъ, наученый неудачей и отказавшись отъ своей первой гипотезы, онъ сталъ искать спасенія въ самосостоятельной иде. Такимъ образомъ въ рабочихъ классахъ выяснились два противоположныя мннія, которыя еще до сихъ поръ мшаютъ имъ понять свое положеніе. Но таковъ ходъ политическихъ обращеній, таковъ ходъ человческой мысли и науки. Чтобы врне добиться истины, длаютъ уступки предразсудкамъ и рутин. Со стороны противниковъ эманципаціи рабочихъ смшно считать своими трофеями эти несогласія, составляющія необходимое условіе прогресса, даже самой жизни человчества.
        Люксанбурская система въ основаніи одинакова съ системами Кабэ, Р. Оуэна, Моравскихъ братьевъ, Кампанеллы, Т. Мора, Платона, первыхъ христіанъ и проч.; т. е. это система коммунистическая, правительственная, диктаторіальная, авторитетная, доктринерная; она исходитъ изъ того принципа, что личность существенно подчинена обществу; что только отъ общества зависятъ жизнь и права отдльнаго лица; что гражданинъ принадлежитъ государству, какъ дитя семейству; что онъ находится вполн въ его власти - in manu - и обязанъ ему подчиняться и повиноваться во всемъ.
        Въ силу этого основнаго принципа верховности общаго и подчиненности личнаго элемента, люксанбурская школа въ теоріи и на практик стремится передать государству или, что то же, общин все: трудъ, промышленность, собственность, торговлю, народное просвщеніе, богатство, равно какъ и законодательство, юстицію, полицію, общественныя работы, дипломатію и войну. Затмъ все это должно быть возвращено и распредлено именемъ государства или общины между всми гражданами, какъ членами великой семьи, сообразно съ ихъ способностями и потребностями.
        Я только что говорилъ, что рабочая демократія, отыскивая свой законъ и противополагая себя буржуазіи, прежде всего обратила противъ послдней ея собственныя положенія.
        Разборъ люксанбурской системы ясно покажетъ это.
        Что было основнымъ принципомъ древняго общества? То была власть, нисходящая съ неба или выводимая, какъ у Руссо, изъ общества. Коммунисты говорили и длали тоже самое. Они относятъ все къ верховной власти народа, къ праву общества; ихъ понятіе о власти или государств совершенно тождественно съ понятіемъ ихъ древнихъ учителей. Называйте государство имперіей, монархіей, республикой, демократіей или общиной, - дло отъ этого не измняется. Для людей этой школы право человка и гражданина цликомъ вытекаетъ изъ народнаго самодержавія; самая свобода лица есть отраженіе этого самодержавія. Коммунисты Люксанбура, икарійцы и проч. могутъ съ спокойною совстью принести присягу Наполеону III: ихъ политическія врованія въ принцип согласны съ конституціей 1852 г., но они несравненно мене либеральны.
        Отъ политическаго строя перейдемъ къ строю экономическому. Отъ кого въ древнемъ обществ получалъ гражданинъ свое достоинство, владнія, привиллегіи, прерогативы? Отъ закона, точне, отъ верховной власти. Такъ напримръ, при господств римскаго права, потомъ при феодальной систем, наконецъ подъ вліяніемъ идей 89 г., личная собственность была уступкой, даромъ государства, которое было единственнымъ естественнымъ обладателемъ земли; въ сущности государство одно было собственникомъ, и противъ этого напрасно было бы приводить всякіе доводы, ссылаясь на требованія приличія, своевременности, общественнаго порядка, семейныхъ нравовъ, даже условій промышленности и прогресса. То же самое видимъ мы и у коммунистовъ: по ихъ принципу, личность владетъ своими имуществами, способностями, почестями, должностями, даже талантами по полномочію государства. Древнее государство, по необходимости или по разсчету, отчасти отреклось отъ своей собственности; многія семейства дворянъ и мщанъ вышли изъ первобытной нераздльности и образовали множество мелкихъ государствъ въ государств. Коммунизмъ хочетъ возвратить государству вс
эти отторгнутые отъ него клочья власти и владнія, такъ что переворотъ, выполненный по люксанбурской систем, было бы съ точки зрнія принципа не боле какъ возстановленіемъ стараго, то есть регрессомъ.
        Такъ, подобно арміи, захватившей непріятельскія пушки, коммунизмъ только направилъ на ряды собственниковъ ихъ же собственную артиллерію. Рабъ всегда обезъянничаетъ господину, демократъ подражаетъ автократу.
        Независимо отъ общественной силы, которою партія Люксанбура еще не могла располагать, она предлагаетъ и восхваляетъ, какъ средство осуществленія, ассоціацію. Идея ассоціаціи не нова въ экономическомъ мір. Мало того, самыя могущественныя ассоціаціи и ихъ теоріи были созданы именно древними и новыми государствами божественнаго права. Наше буржуазное законодательство (гражданскій и торговый своды) признаетъ нсколько родовъ и видовъ ассоціацій. Теоретики Люксанбура ровно ничего не прибавили къ этому новаго. Ассоціація была для нихъ то просто общностью имущества и доходовъ (гл. 1836 и слд.), то простымъ соучастіемъ или коопераціею, то, наконецъ, компаніею или товариществомъ; чаще подъ рабочими ассоціаціями разумли могущественныя и многочисленныя товарищества рабочихъ, которымъ государство помогаетъ, даетъ заказы и которыми оно управляетъ, привлекая къ себ всю рабочую массу, забирая въ свои руки вс работы и предпріятія, захватывая всю промышленность, земледліе, торговлю, общественныя должности, всякую собственность; уничтожая частныя заведенія и предпріятія; давя, поглощая всякую личную дятельность,
всякое частное владніе, частную жизнь, свободу, богатство, однимъ словомъ, поступая такъ, какъ теперь дйствуютъ большія анонимныя компаніи.
        Такимъ то образомъ, по понятіямъ люксанбурской партіи, общественное владніе должно уничтожить собственность; общая ассоціація должна ниспровергнуть или поглотить вс частныя ассоціаціи; конкурренція, обращенная сама противъ себя, должна привести къ уничтоженію конкурренціи; наконецъ, коллективная свобода должна поглотить вс корпоративныя, мстныя и личныя вольности. Въ томъ же дух разсматривался коммунистами вопросъ о правительств, его гарантіяхъ и формахъ. Въ коммунистическомъ понятіи о правительств также мало новаго, какъ въ ихъ идеяхъ объ ассоціаціи и правахъ человка: оно отличалось отъ прежняго только преувеличеніемъ. Политическую систему люксанбурской теоріи можно опредлить такимъ образомъ: это плотная демократія, основанная, повидимому, на диктатур массъ, но гд массы имютъ власть лишь настолько, чтобы упрочить всеобщее рабство на основаніи слдующихъ формулъ и положеній, заимствованныхъ у древняго абсолютизма:
        Нераздльность власти.
        Всепоглощающая централизація.
        Систематическое истребленіе всякой личной, корпоративной и мстной мысли, какъ разрушающей необходимое единство.
        Инквизиціонная полиція.
        Уничтоженіе или, по крайней мр, ограниченіе семейства, a тмъ боле наслдственности.
        Всеобщая подача голосовъ, организованная на то, чтобы служить вчною санкціею этой анонимной тираніи, давая перевсъ мелкимъ и даже ничтожнымъ личностямъ, которыхъ всегда много, надъ способными и независимыми гражданами, которые объявляются подозрительнымъ меньшинствомъ. Люксанбурская школа объявила во всеуслышаніе, что она врагъ аристократіи ума и талантовъ.
        Между коммунистами есть люди мене нетерпимые, неотвергающіе безусловно собственность, промышленную свободу, независимость и самодятельность таланта; по крайней мр, не запрещающіе положительными законами ни обществъ, ни союзовъ, возникшихъ по естественной необходимости, ни частныхъ имуществъ и предпріятій, ни даже конкурренціи частныхъ ассоціацій съ рабочими обществами, покровительствуемыми государствомъ. Но они пресддуютъ эти опасныя вліянія косвенно; они обезсиливаютъ, ихъ сплетнями, придирками, налогами и множествомъ другихъ средствъ, заимствованныхъ изъ практики правительствъ стараго закала. Вотъ эти средства: прогресивный налогъ; налогъ на наслдства; налогъ на капиталъ; налогъ на доходы; налогъ на предметы роскоши; налогъ на свободные промыслы; съ другой стороны: льготы ассоціаціямъ; вспоможествованіе ассоціаціямъ; поощреніе и поддержка ассоціацій; пріюты для инвалидовъ для труда, для членовъ ассоціацій и пр. пр.
        Словомъ это все таже древняя система привиллегій, обращенная теперь противъ тхъ, кому она прежде приносила выгоды; все таже аристократическая эксплуатація, все тотъ же деспотизмъ, только употребляемые въ пользу народа. Государство -слуга длается такимъ образомъ дойной коровой пролетаріата, который пасетъ ее на лугахъ и нивахъ собственниковъ. Въ результат мы получаемъ просто перемщеніе привиллегій: высшіе классы низвергаются; низшіе возвышаются; но объ иде, о свобод, о справедливости, о наук нтъ и помину!
        Въ одномъ только отношеніи коммунизмъ расходится съ буржуазной системой: послдняя признаетъ семейство, которое коммунизмъ неуклонно стремится уничтожить! Но почему же коммунизмъ возсталъ противъ брака, требуя, по Платону, свободной любви? Потому что бракъ и семейство составляютъ оплотъ личной свободы, а свобода - камень преткновенія для государственной власти. Чтобы упрочить власть государства, чтобы избавить ее отъ всякой оппозиціи, всякихъ стсненій и помхъ, коммунизмъ не видлъ иного средства, какъ передать государству или общин женъ и дтей заодно со всмъ остальнымъ. Это тоже самое, что еще называютъ эмансипаціей женщины. Во всхъ этихъ заблужденіяхъ коммунизму недостаетъ изобртательности; онъ является простымъ подражателемъ. Когда ему представляется затрудненіе, онъ не разршаетъ, а разскаетъ его.
        Такова сущность люксанбурской системы, которая иметъ сторонниковъ, что неудивительно, такъ какъ она лишаетъ буржуазію правъ, милостей, привиллегій и должностей и передаетъ ихъ въ томъ же вид массамъ. Образцы и подобія этой системы существуютъ во всхъ деспотіяхъ, аристократіяхъ, патриціатахъ, общинахъ, больницахъ, пріютахъ, казармахъ и тюрьмахъ всхъ вковъ и всхъ народовъ.
        Слдовательно, противорчіе между принципами этой системы очевидно, вслдствіе чего она никогда не могла обобщиться и упрочиться. Она всегда падала отъ перваго толчка.
        Предположите на минуту, что власть находится въ рукахъ коммунистовъ. Рабочія ассоціаціи организованы; налогъ падаетъ на т классы, которые при настоящемъ порядк избавлены отъ него; все остальное передлано въ томъ же дух. Въ скоромъ времени вс лица, чмъ нибудь владющія, будутъ раззорены; государство станетъ владыкою всего. Что же потомъ? Не ясноли, что община, у которой на ше очутятся вс несчастные, раззоренные и ограбленные ею, на которую падетъ вся тяжесть занятій, предоставленныхъ прежде свободнымъ предпринимателямъ, будетъ получать меньше того, что истребила? Не ясноли, что она не выполнитъ и четвертой доли своей задачи; что дефицитъ и голодъ не дале какъ черезъ дв недли произведутъ всеобщую революцію; что все придется начинать съ изнова, и дло снова начнется съ реставраціи?
        Вотъ къ чему ведетъ эта допотопная нелпость, которая тридцать вковъ ползкомъ перебирается отъ одного народа къ другому, какъ слизень по цвтамъ. Она соблазняла лучшіе умы и знаменитйшихъ преобразователей: Миноса, Ликурга, Пифагора, Платона, Канпанеллу, Мора, Бабефа, Роберта Оуэна, Моравскихъ Братьевъ и проч.
        Слдуетъ однако замтить два факта, говорящіе въ пользу коммунизма: во первыхъ, какъ первая гипотеза, онъ быль необходимъ, чтобы приготовить путь для истины; во вторыхъ, онъ не отдлялъ, какъ буржуазная система, политику отъ политической экономіи, не смотрлъ на нихъ, какъ на вещи различныя и противоположныя, но всегда утверждалъ, что принципы ихъ тождественны; и желалъ согласить ихъ. Мы возвратимся къ этому предмету въ слдующихъ главахъ.
        ГЛАВА IV.
        2. Система взаимности или манифеста. - Идея взаимности выработана массами новйшаго времени совершенно самостоятельно. - Опредленіе ея.
        Полная самостоятельность составляетъ достойную вниманія черту народныхъ движеній. Слдуетъ ли народъ вншнему побужденію или наущенію, или же собственному вдохновенію, сознанію и иде? - этотъ вопросъ заслуживаетъ самаго тщательнаго изслдованія при изученіи революцій. Безъ сомннія, идеи, волновавшія во вс времена массы, рождались прежде въ голов мыслителей. Въ дл идей, мыслей, врованій, заблужденій массы никогда не были первыми по времени и, разумется, не будутъ первыми и въ настоящее время. Во всякомъ умственномъ дл первенство принадлежитъ личности; на это указываетъ самое взаимное отношеніе понятій первенства и индивидуальности. Но иде, возникнувшей въ ум отдльной личности, трудно проникнуть въ массы; идеи, способныя увлечь массы, рдко бываютъ вполн справедливы и полезны. Поэтому для историка -философа особенно важно узнать, почему народъ боле склоняется къ однмъ идеямъ, чмъ къ другимъ; какимъ образомъ обобщаетъ онъ ихъ; какъ развиваетъ онъ ихъ въ своихъ обычаяхъ и учрежденіяхъ, которыхъ держится по преданію, пока законодатели и законники не овладютъ заключенными въ нихъ идеями и не обратятъ ихъ въ
статьи законовъ и въ судейскія правила.
        Идея взаимности, какъ и идея общинности, также стара, какъ и само общество. По временамъ являлись высокіе умы, предугадывавшіе ея органическую силу и важность; но до 1848 года она никогда не пріобртала той важности, какую иметъ теперь, когда, повидимому, ей предстоитъ первая роль. Въ этомъ отношеніи она сильно отстала отъ идеи коммунизма, которая, блеснувъ яркимъ свтомъ въ древнемъ мір и въ средніе вка, благодаря краснорчію софистовъ, фанатизму сектаторовъ и могуществу монастырей, - въ наши времена, казалось, готова была получить новую силу.
        Принципъ взаимности былъ впервые выраженъ съ философскою глубиною и въ видахъ реформы въ томъ знаменитомъ положеніи, которое повторяли вс мудрецы и которое, по примру ихъ, наши Конституціи II и III годовъ включили въ Объявленіе правъ и обязанностей человка и гражданина:
        «Не длай другимъ того, чего не желаешь себ;
        «Длай другимъ то, чего желаешь отъ нихъ себ».
        Этотъ, такъ сказать, обоюдоострый принципъ, который всегда уважали и противъ котораго никогда не возражали, начертанъ, по словамъ конституціи III года, природою во всхъ сердцахъ; онъ предполагаетъ, что человкъ во первыхъ свободенъ; во вторыхъ, что онъ способенъ къ познанію добра и зла; другими словами, что онъ по самой сущности своей способенъ къ справедливости. Эти дв вещи, то есть свобода и справедливость, ставятъ насъ гораздо выше идеи власти, на которую, какъ мы видли, опирается люксанбургская система.
        Говоря языкомъ богослововъ -моралистовъ, эта великая истина была досел для народовъ лишь чмъто въ род совта. Судя по важности, которую она теперь пріобртаетъ и потому, какъ требуютъ рабочіе классы ея осуществленія, она должна сдлаться заповдью, т. е. получить положительно обязательный характеръ, словомъ, пріобрсти силу закона.
        Укажемъ прежде всего на прогрессъ, совершившійся въ этомъ отношеніи въ рабочихъ классахъ. Манифестъ шестидесяти говоритъ между прочимъ: «Всеобщая подача голосовъ была признаніемъ нашего политическаго совершеннолтія; но намъ еще остается достичь соціальной независимости. Свобода, которую такъ энергически завоевало себ третье сословіе, должна распространиться на всхъ гражданъ. Равноправность политическая необходимо предполагаетъ равноправность соціальную».
        Другими словами это значитъ: «безъ соціальнаго равенства нтъ равенства политическаго, и всеобщая подача голосовъ безсмыслица». Это доказывается не силлогизмомъ, a уравненіемъ: политическое равенство = соціальному равенству. Основной принципъ этой новой формулы очевидно свобода личности.
        «Буржуазія, достигшая раньше насъ независимости, поглотила въ 89 г. дворянство и уничтожила несправедливыя привилегіи. Намъ предстоитъ не уничтожать права, которыми справедливо пользуются средніе классы, а завоевать себ одинакую съ ними свободу дйствія».
        И дале:
        «Мы не мечтаемъ объ аграрныхъ законахъ, о химерическомъ равенств, которое укладываетъ всхъ и каждаго на прокустово ложе; о длеж, maximum', усиленномъ налог и проч. Прочь эти обвиненія! Пора прекратить эти клеветы, распространяемыя нашими врагами и повторяемыя невждами. - Свобода, кредитъ, солидарность - вотъ наши мечты».
        Онъ заключаетъ такъ: «Въ тотъ день, когда эти мечты осуществятся, не будетъ боле ни буржуа, ни пролетаріевъ, ни хозяевъ, ни рабочихъ».
        Все это нсколько двусмысленно. Въ 1789 году у дворянъ не конфисковали имуществъ; позднйшія конфискаціи были дломъ войны. Въ 89 г. ограничивались отмною нкоторыхъ преимуществъ, несовмстныхъ съ правомъ и свободою, которыя дворянство несправедливо присвоило себ. Эта отмна повлекла за собою уничтоженіе дворянства, какъ особаго сословія, его поглощеніе массою общества. Пролетаріатъ, правда, также не требуетъ, чтобы буржуазію лишали пріобртенныхъ ею имуществъ и всхъ ея правъ, которыми она пользуется справедливо. Но подъ юридическими и законными именами свободы, труда, кредита и солидарности онъ хочетъ провести нкоторыя реформы, результатомъ которыхъ будетъ, безъ сомннія, уничтоженіе правъ, привилегій, словомъ, всего, что составляетъ исключительную принадлежность буржуазіи. Такимъ образомъ, теперь стремятся къ тому, чтобы не было ни буржуазіи, ни пролетаріата, то есть, чтобы буржуазія была поглощена въ масс общества.
        Въ новую революцію пролетаріатъ точно также поступитъ съ буржуазіей, какъ поступила она съ дворянствомъ въ революцію 89 г. Какъ революція 1789 г. была вполн такъ точно справедлива будетъ и новая революція, которая прійметъ за образецъ свою старшую сестру.
        Дале манифестъ развиваетъ свою мысль съ возрастающею энергіею.
        «Мы не имемъ представителей, мы, которые не хотимъ врить, что нищета - божественное учрежденіе. Милосердіе вполн доказало и само признало свою несостоятельность быть основаніемъ соціальнаго устройства. Въ эпоху народнаго самодержавія, всеобщей подачи голосовъ, оно можетъ быть частной добродтелью… и только. Мы не хотимъ быть ни кліентами, ни опекуемыми; мы хотимъ быть равными. Мы отвергаемъ благодяніе и требуемъ только справедливости».
        Смыслъ этого ясенъ: мы хотимъ того же, что получили вы, буржуа, наши старшіе братья.
        «Наученные опытомъ, мы чужды ненависти къ людямъ. Мы хотимъ измнить самый порядокъ».
        Таково заявленіе, предпосланное представительствамъ, противъ которыхъ возстала мнимодемократическая оппозиція.
        Такимъ образомъ авторы манифеста чужды старой коммунистической и буржуазной рутины. Они не хотятъ ни привиллегій, ни исключительныхъ правъ; они покинули фантазію абсолютнаго равенства, которое укладываетъ человка на прокустово ложе; они стоятъ за свободу труда, осужденную Люксанбуромъ въ вопрос объ урочномъ труд; они признаютъ конкурренцію, также осужденную люксанбурской системой, какъ грабежъ; они провозглашаютъ солидарность и отвтственность; имъ не нужно покровительства, не нужно іерархій. Они хотятъ равенства достоинства, неустаннаго дятеля экономическаго и соціальнаго уравненія; они отвергаютъ милостыню и вс благотворительныя учрежденія и взамнъ ихъ требуютъ справедливости.
        Большинство ихъ члены общества взаимнаго кредита, взаимнаго вспоможенія, которыхъ, по ихъ словамъ, тайно существуетъ въ столиц тридцать пять; распорядители промышленныхъ обществъ, откуда коммунизмъ изгнанъ и замненъ принципами взаимности и соучастія, признанными закономъ.
        Дале, эти рабочіе требуютъ рабочихъ и хозяйскихъ камеръ, которыя взаимно пополняли, контролировали и уравновшивали бы другъ друга; исполнительныхъ синдикатовъ и присяжныхъ экспертовъ, словомъ, полнаго преобразованія промышленности подъ вдніемъ всхъ участвующихъ въ ней[11 - Отвтъ четырехъ рабочихъ на статью Sicle 14 марта 1864.].
        Во всемъ этомъ, говорятъ они, мы основываемся на всеобщей подач голосовъ. Однимъ изъ первыхъ и важнйшихъ результатовъ ея должно быть, по ихъ мннію, возстановленіе естественныхъ рабочихъ группъ, то есть рабочихъ корпорацій. Слово корпорація возбудило особенно сильное негодованіе; но мы пугаться его не будемъ. По примру рабочихъ, мы будемъ разсматривать сущность, а не слова.
        Все это достаточно доказываетъ, что рабочіе классы проникнулись идеей взаимности и сдлали изъ нея совершенно новые и самостоятельные выводы; что они усвоили ее, глубоко поняли ее и вводятъ въ жизнь далеко не наобумъ; словомъ, это доказываетъ, что она стала ихъ исповданіемъ, ихъ новымъ врованіемъ. Въ движеніи этомъ нельзя сомнваться, хотя оно еще очень слабо; ему предстоитъ поглотить уже не слабую горсть дворянства въ нсколько сотъ тысячъ душъ, а громадную буржуазію, считающую въ рядахъ своихъ милліоны людей. Ему суждено совершенно возродить все общество.
        Разсмотримъ теперь самую идею.
        Французское слово mutuel, mutuation, mutualit, синонимъ rcip roque, rciprocit, взаимный, взаимность, происходитъ отъ латинскаго mutuum, что значитъ ссуда (потребляемаго продукта), а въ боле широкомъ смысл - обмнъ. Извстно, что при ссуд на потребленіе ссужаемый предметъ потребляется заемщикомъ, который потомъ возвращаетъ уже не тотъ самый предметъ, а другой, равный ему и, одинакій или неодинакій, но во всякомъ случа равноцнный. Предположите, что заимодавецъ въ свою очередь становится заемщикомъ: здсь будетъ, слдовательно, взаимный заемъ или обмнъ: такова логическая связь, заставившая дать одно и тоже имя двумъ разнымъ операціямъ. Посмотримъ же, какимъ образомъ эта идея взаимности обмна, справедливости, замнивъ идею власти, общинности или милосердія, привела въ политик и политической экономіи къ систем отношеній, совершенно противоположной ныншнему общественному порядку.
        Во первыхъ спросимъ, подъ какимъ именемъ и вслдствіе какого вліянія идея взаимности впервые овладла умами?
        Мы уже видли, какъ понимаетъ люксанбурская школа отношенія человка и гражданина къ обществу и государству: по ея мннію, это отношеніе состоитъ въ подчиненіи. Отсюда организація, основанная на власти и общинности.
        Противъ этого возстаютъ поборники личной свободы, по мннію которыхъ общество должно разсматривать не какъ іерархію должностей и способностей, а какъ систему равновсія свободныхъ силъ, гд всмъ гарантированы одинакія права, съ условіемъ нести одинакія обязанности; равныя выгоды за равныя услуги. Слдовательно, эта система существенно основана на равенств и свобод; она исключаетъ всякое пристрастіе къ богатству, рангамъ и классамъ.
        По мннію защитниковъ личной свободы, человческая природа есть высшее выраженіе, чтобы не сказать - воплощеніе всемірной справедливости; поэтому право человка и гражданина непосредственно вытекаетъ изъ достоинства его природы, какъ позже благосостояніе его прямо вытекаетъ изъ его личнаго труда и хорошаго употребленія своихъ способностей; умственное же развитіе его - изъ свободнаго упражненія своихъ дарованій и качествъ. Слдовательно, государство есть ничто иное, какъ результатъ свободнаго союза людей равныхъ, независимыхъ и правосудныхъ; оно представляетъ такимъ образомъ только сгруппированныя вольности и интересы; всякое разногласіе между властью и тмъ или другимъ гражданиномъ есть въ сущности гражданская распря. И такъ, въ обществ нтъ другой прерогативы кром свободы, иной верховной власти, кром права. Авторитетъ и милосердіе отжили свой вкъ, говорятъ они; вмсто ихъ намъ нужна теперь справедливость.
        Исходя изъ этихъ началъ, діаметрально противоположныхъ основаніямъ люксанбурской школы, они хотятъ порядка, основаннаго на самомъ широкомъ развитіи принципа взаимности. Услуга за услугу, говорятъ они, прибыль за прибыль, ссуда за ссуду, обезпеченіе за обезпеченіе, кредитъ за кредитъ, порука за поруку, гарантія за гарантію: таковъ законъ. Это древнее возмездіе: око за око; зубъ за зубъ, жизнь за жизнь, перенесенное изъ уголовнаго права и жестокаго обычая вендетты въ область экономическаго права, въ отношенія труда и свободнаго братства. Отсюда вытекаютъ вс учрежденія, основанныя на взаимности: взаимныя страхованія, взаимный кредитъ, взаимное вспоможеніе, взаимное обученіе; обоюдныя гарантіи сбыта, обмна, труда, доброкачественности, врной оцнки товаровъ и проч. Вотъ къ чему стремится система взаимности, желая съ помощію извстныхъ учрежденій возвести свое начало въ государственный принципъ, законъ, скажу больше - въ государственную религію, тмъ боле, что путь къ этому для гражданъ также легокъ, какъ и выгоденъ; что онъ, не требуетъ ни полиціи, ни наказаній, ни гнета и ни въ какомъ случа не можетъ
никого обмануть или раззорить.
        Здсь рабочій перестаетъ быть рабомъ государства, поглащаемымъ коммунистическимъ океаномъ; онъ человкъ свободный, настоящій властелинъ, дйствующій по собственной иниціатив и подъ своей личной отвтственностью: онъ увренъ, что получитъ за свои произведенія и услуги настоящую цну, достаточно вознаграждающую его, и встртитъ въ своихъ согражданахъ относительно всхъ предметовъ своего потребленія полную справедливость и гарантіи. Точно также государство, правительство, перестаетъ быть властелиномъ; власть здсь не противорчитъ свобод; она служитъ здсь къ опредленію свободы, только съ другой точки зрнія: власть, правительство, государство и проч. являются здсь формулами, заимствованными изъ стариннаго языка для обозначенія въ извстныхъ случаяхъ суммы, единства, тождественности и солидарности частныхъ интересовъ.
        Слдовательно, здсь уже немыслимы вопросы, какъ въ буржуазной систем или систем люксанбурской - должны ли государство, правительство или община господствовать надъ личностью или быть подчинены ей; долженъ ли правитель стоять выше гражданина или гражданинъ выше правителя; угнетаетъ ли власть свободу или служитъ ей: вс эти вопросы - чистйшая безсмыслица. Правительство, власть, государство, община и корпораціи, классы, товарищества, города, семейства, граждане, - словомъ, группы и индивидуумы, нравственныя и реальныя личности, - вс равны передъ закономъ, и только одинъ законъ властвуетъ, судитъ и управляетъ: Des pots ho nomos.
        Взаимность предполагаетъ раздлъ земли, разъграниченіе собственностей, независимость труда, отдленіе другъ отъ друга различныхъ видовъ промышленности, спеціализацію отправленій, личную и коллективную отвтственность, смотря потому, каковъ трудъ, личный ли, или коллективный; она предполагаетъ приведеніе общихъ расходовъ къ minimum'y, истребленіе дармодства, уничтоженіе нищеты. Община, іерархія, нераздльность, централизація предполагаютъ напротивъ умноженіе вдомствъ и органовъ власти, подчиненіе частной воли, потерю силъ, развитіе непроизводительныхъ занятій, безконечное увеличеніе общихъ расходовъ, слдовательно, развитіе тунеядства и нищеты.
        ГЛАВА V.
        Историческая судьба идеи взаимности.
        Идея взаимности влечетъ за собою громадныя послдствія: она ведетъ между прочимъ къ общественному единству человчества. Эта мечта принадлежитъ еврейскому мессіанизму: но ни одна изъ четырехъ великихъ монархій, общанныхъ Даніиломъ, не выполнила эту программу. Везд слабость государства обусловливалась обширностью его предловъ: конецъ римскаго завоеванія былъ началомъ разложенія. Подливъ между собою пурпурныя мантіи, императоры сами проложили путь возстановленію національностей. Папы потерпли такую же неудачу, какъ Александръ и Цезари: католицизмъ не распространился и на половину населенія земнаго шара. Но логика идеи взаимности стремится совершить то, что было не по силамъ ни могуществу великихъ имперій, ни рвенію религіи; эта логика дйствуетъ снизу вверхъ; она начинаетъ съ порабощенныхъ классовъ и вторгается въ общество съ противуположной стороны, и потому должна восторжествовать.
        Всякое общество образуется, преобразуется и измняется съ помощью идеи. Такъ было въ древности и такъ происходитъ въ наше время. Идея отеческой власти легла въ основаніе древнихъ аристократій и монархій: на ней построены патріархатъ или восточный деспотизмъ, римскій патріархатъ и новйшій; пиагорейское братство легло въ основаніе республикъ Критской, Спартанской и Кротонской. Преторьянское самовластіе, папская теократія, средневковой феодализмъ, буржуазный конституціонализмъ - вс эти явленія знакомы намъ по опыту. За одно съ ними мы можемъ назвать страстное притяженіе Фурье, двуполое жречество Анфантена, эпикурейскій идеализмъ нашихъ романтиковъ, контовскій позитивизмъ, мальтузіанскую анархію и отрицательную свободу экономистовъ. Вс эти идеи стремятся къ господству: ихъ притязаніе на преобладаніе не подлежитъ никакому сомннію.
        Но чтобы основать это новое и несокрушимое единство, необходимъ полезный, общечеловческій, абсолютный принципъ, который стоялъ бы выше всякаго общественнаго строя и безъ котораго самое существованіе этого строя было бы совершенно невозможно. Мы находимъ этотъ принципъ въ иде взаимности, которая сама есть ничто иное какъ идея взаимно -обязующей справедливости, прилагаемой ко всмъ человческимъ отношеніямъ и ко всмъ обстоятельствамъ жизни.
        Весьма замчательно, что до сихъ поръ справедливость оставалась чужда или равнодушна ко множеству такихъ вопросовъ, которые требуютъ ея вмшательства. Религія, политика, даже самая метафизика отодвинули ее на второй и на третій планъ. Вс націи выбирали себ въ покровительствующія божества или могущество, или богатство, или любовь, или храбрость, или краснорчіе, или поэзію, или красоту; но никому и въ голову не приходило, что Право есть самое великое и сильное божество, стоящее даже выше самого Рока. У древнихъ справедливость была только дочерью Юпитера или, пожалуй, супругой его, но супругой отвергнутой.
        Въ первое время существованія обществъ это было совершенно естественно. Руководствуясь воображеніемъ и чувствительностью, человкъ сознаетъ прежде всего т предметы, которые непосредственно касаются его; идеи рождаются въ немъ гораздо поздне, и изъ нихъ прежде всего возникаютъ идеи самыя конкретныя, самыя личныя, самыя сложныя, тогда какъ самыя общія и простыя идеи, которыя вмст съ тмъ всегда самыя отвлеченныя, начинаютъ пробиваться гораздо поздне. Ребенокъ прежде всего любитъ и уважаетъ отца и мать; потомъ онъ возвышается до идеи патріарха, князя, первосвященника, короля или царя; отъ этихъ личностей онъ мало по малу отвлекаетъ идею власти; но чтобы возвыситься до сознанія, что общество, та великая семья, къ которой онъ принадлежитъ, есть воплощеніе Права - на это ему нужно 30 вковъ.
        Одно только несомннно: каковъ бы ни былъ принципъ, во имя котораго основалось общество, какимъ бы именемъ оно ни называло свое верховное божество, - оно можетъ существовать только одною справедливостью. Отнимите справедливость - общество тотчасъ развратится, государство распадется. За отсутствіемъ справедливости самое отеческое правительство превращается въ гнусную и нестерпимую тираннію. Идея, которую кладутъ въ основаніе общественнаго устройства, не можетъ обойтись безъ права; отршаясь отъ него, она даже теряетъ всякій смыслъ, тогда какъ право существуетъ само по себ и въ строгомъ смысл не нуждается ни въ чьей посторонней помощи.
        Если идея справедливости примшивается къ каждой политической систем и составляетъ ея необходимое условіе, то очевидно, что идея эта есть выраженіе сущности общества; она - самое могущественное божество, ея культъ - высшая религія, ея изученіе - самое священное богословіе. Она освящаетъ науку и искусство: всякая истина, всякая красота, явившіяся вн ея, должны неминуемо обращаться въ ложь или заблужденіе.
        Представимъ себ религію безъ справедливости: она была бы чудовищна. Несправедливое божество - синонимъ Сатаны, Аримана, духа зла; сама церковь говоритъ намъ, что откровеніе, даже сопровождаемое чудесами, но неимющее цлью совершенствованіе человка путемъ справедливости, слдовало бы приписать духу тьмы. Любовь безъ уваженія - безстыдство. Всякое искусство, всякій идеалъ, которые вздумали бы отршиться отъ справедливости и нравственности, заслужили бы названіе искусства разврата, идеала позора.
        Переберите весь рядъ человческихъ идей, переройте всю сокровищницу духовной и свтской науки, и вы не найдете другой идеи, равной справедливости. Къ нейто стремится и взываетъ въ наши дни рабочая демократія, благодаря своему живому, хотя еще смутному чутью; еето и называетъ она взаимностью. Вотъ онъ, тотъ новый порядокъ, который, по народному преданію, французская революція призвана основать, соединивъ вс народы въ федерацію федерацій. Вотъ эта религія будущности, религія Справедливости.
        Во времена Моисея еврейскій народъ былъ доступенъ лишь идее отеческой власти или патріархата, связаннаго съ властью Всемогущаго Бога, Небеснаго Отца Израиля. Вотъ почему, не смотря на свое стремленіе къ справедливости, моисеевъ законъ на дл подчиняетъ ее власти отца, царя, первосвященника и религіозному культу.
        Поздне, при римской имперіи, священство, царская власть и аристократія были полны злоупотребленій; но потерявъ уваженіе къ нимъ, народъ не могъ возвыситься до идеи справедливости. На мсто исказившейся отеческой и первосвященнической власти было поставлено братское милосердіе; была основана евангельская община, церковь.
        Уже тогда явилась мысль, что милосердія, которое проповдовали въ этой общин, недостаточно, если его не пополнить правомъ, идеею справедливости. Теперь та жe самая мысль руководитъ нашею демократіею, которая говоритъ устами Шестидесяти «Мы отвергаемъ благодяніе, мы требуемъ справедливости».
        Сожалю, что принужденъ такъ долго занимать читателя этими нсколько отвлеченными вопросами. Но повторяю: когда дло идетъ о революціи, которая уже струится въ жилахъ народа, о самой ршительной и глубокой изъ всхъ происходившихъ досел революцій, - мн нельзя острить и втрянничать; говорить о такомъ явленіи надо не иначе, какъ совершенно серьезно. Пусть т, которые ищутъ развлеченія въ разговор о самыхъ великихъ интересахъ, читаютъ ежедневно посл обда по 10 моихъ страницъ и потомъ съ миромъ отправляются въ театръ или принимаются за фельетонъ. Что касается до меня, то я неспособенъ забавляться справедливостью или шутить надъ преступленіемъ и нищетою. Если подчасъ я говорю тономъ памфлета, то въ этомъ повинно только мое честное негодованіе.
        Прослдивъ съ возможною точностью возникновеніе идеи взаимности, мы должны теперь разсмотрть ея сущность и значеніе. Если мн не удастся быть краткимъ, я постараюсь, по крайней мр, говорить ясно и ршительно.
        ГЛАВА VI.
        Могущество идеи взаимности; ея всеобщее примненіе. - Самый элементарный принципъ нравственности стремится сдлаться основаніемъ экономическаго права и новыхъ учрежденій. - Первый примръ: страхованія.
        Рабочіе классы выдали намъ свою тайну. Мы знаемъ отъ нихъ же самихъ, что, остановившись на минуту въ 48 году на идеяхъ общинной жизни, общиннаго труда, государства -семьи или государства -слуги, они скоро распрощались съ этою утопіею; мы знаемъ также, что съ другой стороны они протестуютъ ршительно противъ системы политической умренности и буржуазной экономической анархіи и что мысль ихъ сосредоточена на одномъ принцип, одинаково приложимымъ, по ихъ мннію, и къ организаціи государства, и къ узаконенію интересовъ. Это принципъ взаимности.
        Такъ какъ эта идея уже выдана на свтъ божій, то намъ нечего обращаться къ рабочимъ классамъ съ вопросомъ о томъ, какъ они понимаютъ свое будущее. На практик они мало подвинулись въ послдніе 6 мсяцевъ; что же касается доученія ихъ, то, зная принципъ его, мы при помощи логики можемъ узнать вс выводы, вытекающіе изъ него, и получить такое же полное понятіе объ ученіи ихъ, какое имютъ они сами. Подобно рабочимъ классамъ и даже лучше ихъ, мы можемъ вдуматься въ общечеловческое сознаніе, открыть его стремленіе и показать массамъ ихъ судьбу. Если бы имъ пришлось сбиться съ дороги, мы можемъ указать имъ ихъ противорчія и непослдовательность, короче, ихъ ошибки; потомъ, прилагая ихъ идею ко всякому данному политическому, общественному и экономическому вопросу, мы можемъ начертать имъ планъ дйствій, если у нихъ его не окажется. Такимъ образомъ, мы укажемъ имъ заране условія ихъ успха и причины ихъ пораженія, напишемъ заране ихъ исторію въ форм діалектическаго вывода. Цивилизація дошла въ наше время до этой точки. Человчество начинаетъ узнавать себя и уже владетъ собою настолько, что въ состояніи надолго
впередъ разсчитать свою жизнь; это можетъ послужить превосходнымъ утшеніемъ тмъ, кого огорчаетъ кратковременность жизни и кто хотлъ бы знать ходъ міровыхъ событій по крайней мр на нсколько сотъ лтъ посл своей смерти.
        И такъ, обратимся вновь къ иде взаимности и посмотримъ, что можетъ изъ нея сдлать рабочая демократія по законамъ логики и подъ гнетомъ обстоятельствъ.
        Замтимъ прежде всего, что взаимность взаимности рознь. Можно отплачивать другъ другу зломъ за зло, какъ и наоборотъ - добромъ за добро. Можно отплачивать другъ другу рискомъ за рискъ, удачей за удачу, конкурренціей за конкурренцію, равнодушіемъ за равнодушіе, милостыней за милостыню. На мои глаза общества взаимнаго вспоможенія, которыя существуютъ въ наше время, составляютъ лишь простую переходную ступень къ порядку вещей, основанному на взаимности; они принадлежатъ еще къ категоріи человколюбивыхъ заведеній и такимъ образомъ являются обременительными для рабочаго, если онъ не желаетъ оставаться безпомощнымъ въ случа болзни или прекращенія работъ. Къ тому же разряду я причисляю ломбарды, лотереи съ благотворительною цлью, сберегательныя и пенсіонныя кассы, страхованіе жизни, пріюты, сиротскіе дома, больницы, дома призрнія, воспитательные дома, Quinzevingts, дома инвалидовъ, общественныя грльни и т. д. Уже по одному тому, что сдлало или пыталось сдлать религіозное милосердіе, можно судить, сколько дла предстоитъ современной взаимности. Общественное бдствіе такъ глубоко, а реформы, которыя имютъ въ
виду улучшить судьбу многочисленныхъ бдствующихъ массъ, совершаются такъ медленно, что вс эти благотворительныя заведенія, быть можетъ, исчезнутъ еще нескоро. Но тмъ немене, они не боле какъ памятники нищеты, а Манифестъ Шестидесяти сказалъ намъ: «Мы отвергаемъ благодяніе; мы требуемъ справедливости».
        Истинная взаимность, какъ мы уже сказали, даетъ, общаетъ и гарантируетъ услугу за услугу, цнность за цнность, кредитъ за кредитъ, гарантію за гарантію; замняя всюду суровымъ правомъ дряхлющую благотворительность, законностью договоровъ произволъ обмновъ, устраняя всякое поползновеніе къ лихоимству, всякую возможность ажіотажа, приводя къ простйшему выраженію всякій неизвстный элементъ, распространяя рискъ на всхъ, - истинная взаимность систематически стремится организовать самый принципъ справедливости и обратить его въ цлый рядъ положительныхъ обязанностей и матеріальныхъ ручательствъ.
        Чтобы уяснить свою идею примрами, я возьму сперва самый извстный и самый простой.
        Всякій конечно знаетъ о страховыхъ обществахъ противъ пожаровъ, града, скотскихъ падежей, опасностей морскаго плаванія и т. д. Но мене извстно, что эти общества имютъ вообще огромныя выгоды: между ними есть такія, которыя доставляютъ своимъ акціонерамъ 50, 100, даже 150 на 100 процентовъ на внесенный капиталъ.
        Легко понять почему это такъ.
        «Страховому обществу не нужно капитала: ему не приходится ни предпринимать работы, ни закупать товары, ни оплачивать рабочія руки. Собственники въ какомъ угодно количеств - чмъ больше, тмъ лучше, - беря въ соображеніе цнность страхуемаго имущества, принимаютъ, одинъ въ отношеніи другого, обязательство взаимно охранять другъ друга въ случа утратъ, вызванныхъ непреодолимыми обстоятельствами или случайностью - вотъ что называется взаимнымъ страхованіемъ. При такой систем страховой взносъ, который долженъ уплатить каждый членъ, вычисляется только въ конц года или даже въ боле продолжительные періоды, если несчастные случаи были рдки или маловажны. Стало быть, онъ подверженъ колебаніямъ и никому не приноситъ выгодъ.
        «Но въ другомъ случа капиталисты соединяются и предлагаютъ частнымъ лицамъ пополнять за ежегодный страховой взносъ х на 1,000 вс непредвиднные убытки, причиняемые имъ пожарами, градомъ, кораблекрушеніемъ, скотскими падежами, - словомъ, всякими несчастіями; это называется страхованіемъ за опредленный взносъ.» (Manuel du speculateur la Borse, par P. J. Proudhon).
        Такъ какъ никто теперь необязанъ заботиться, въ чемъ бы то ни было, объ интересахъ другаго, и такъ какъ предложеніе и спросъ составляютъ законъ торговаго міра, то понятно, что, условливаясь между собою, страхуя другъ друга и разсчитывая рискъ и взносы такимъ образомъ, чтобы барышъ покрайней мр вдвое превышалъ убытокъ, общества ежегодно удвоиваютъ или утроиваютъ свой капиталъ.
        Почему же взаимное страхованіе не замнило давнымъ -давно всякое другое страхованіе? А вотъ почему: потому что вы найдете весьма мало частныхъ лицъ, которымъ пришла бы охота заняться тмъ, что выгодно для всхъ, но никому не приноситъ прибыли; потому что правительство, которое могло бы взять на себя такую иниціативу, отказывается отъ этого, будто это вовсе его не касается, такъ какъ, по его мннію, это дло политической экономіи, а не правительства; потому что - и вотъ главная причина - это значило бы нанести ударъ обществамъ тунеядцевъ, жирныхъ дармодовъ, роскошно живущихъ тою данью, которую имъ платятъ страхуемые; потому, наконецъ, что т попытки взаимнаго страхованія, который длались или помимо государственной санкціи въ слишкомъ маленькихъ размрахъ, или же самимъ государствомъ, но единственно въ видахъ доставить врное обезпеченіе своимъ слугамъ, привели въ уныніе самыхъ ревностныхъ людей, такъ что до сихъ поръ еще ничего не сдлано для этой цли. Оставленное въ сторон общественною властью, которая должна была принять его въ свои руки, взаимное страхованіе остается досел только мечтою.
        «Когда во Франціи пробудятся дремлющіе до сихъ поръ духъ иниціативы и чувство солидарности, страхованіе обратится въ условіе между гражданами, въ ассоціацію, выгоды которой пойдутъ въ пользу страхуемыхъ, а не нсколькихъ капиталистовъ, и выразятся въ пониженіи страховой платы. Эта идея уже обнаружилась какъ въ обществ, такъ и въ совщательныхъ собраніяхъ въ вид государственныхъ страхованій». (Ibid).
        Въ этомъ случа можно опасаться только одного, именно, чтобы французское правительство, подъ предлогомъ общественной пользы, не создало такой же обширной монополіи, каковы напр. созданныя имъ монополіи желзныхъ дорогъ, газоваго освщенія, омнибусовъ, маленькихъ каретъ и т. д.; такая монополія дала бы средство одлить многихъ врныхъ слугъ, которыхъ по бдности казны нтъ возможности вознаградить за ихъ продолжительную службу. И такъ, при томъ отсутствіи взаимной солидарности, которое характеризуетъ современный порядокъ во Франціи, мы французы подвергаемся то эксплуатаціи обществъ, то эксплуатаціи правительства, а все это происходитъ оттого, что мы неумемъ согласиться между собою и что намъ кажется гораздо удобне смотрть, какъ привиллегія обогащаетъ немногихъ, чмъ избавиться общими усиліями отъ расхищенія и нищеты.
        Эти факты извстны всмъ, и я вовсе не думаю сообщать читателю что нибудь новое на этотъ счетъ. Чего же требуютъ сторонники взаимности?
        Заодно съ экономистами чисто либеральной школы, они охотно признаютъ, что свобода - первая изъ экономическихъ силъ, что ей должно быть предоставлено все, что она можетъ совершить одна; но они полагаютъ, что тамъ, гд свобода оказывается недостаточною, здравый смыслъ, справедливость и общій интересъ заставляютъ прибгать къ вмшательству коллективной силы, которая въ этомъ случа есть ничто иное, какъ взаимность; они полагаютъ, что общественныя должности были учреждены именно для потребностей этого рода, и что он не имютъ другой цли. И такъ, они хотятъ, чтобы ихъ принципъ - въ теоріи признанный всми по вопросу страхованія, но неимвшій до сихъ поръ практическаго примненія, благодаря небрежности или злоумышленности, - получилъ наконецъ полное и совершенное приложеніе. Вотъ то тройное зло, на которое они указываютъ противоположной систем и которое они твердо ршились уничтожить, какъ только власть перейдетъ въ ихъ руки:
        1) Нарушеніе принципа общественнаго и экономическаго права.
        2) Принесеніе въ жертву части общественнаго имущества подъ видомъ преміи.
        3) Премія, поддерживающая и создающая развращающее тунеядство.
        Но это еще не все. Одна несправедливость ведетъ за собою другую. Въ дл страхованія, какъ въ дл налоговъ, тощіе платятъ за жирныхъ, - это фактъ, который намъ трудно было бы подтвердить доказательствами, потому что мы не просматривали счетныхъ книгъ обществъ, но который тмъ не мене кажется намъ совершенно достоврнымъ. И дйствительно, несчастные случаи сравнительно гораздо рже постигаютъ маленькія квартиры, незначительныя движимости, мелкія промышленности, чмъ большія мануфактуры и обширные магазины; но не смотря на это, страховая премія при разныхъ побочныхъ взносахъ выше для мелкихъ страхованій, чмъ для крупныхъ.
        Для взиманія премій общества учреждаютъ между собою особый капиталъ, который есть ничто иное, какъ стачка, относящаяся къ разряду стачекъ, запрещенныхъ прежде закономъ, но дозволенныхъ теперь собраніемъ законодательнаго корпуса, что составляетъ злоупотребленіе другаго рода. Тогда какъ общества взаимнаго страхованія брали бы неболе 0 фр. 15 сантимовъ на 100, страховыя компаніи съ преміями берутъ по 40%.
        Но къ чему толковать о взаимности? Общества, учрежденныя по этому принципу, гораздо мене стремятся къ развитію путемъ уменьшенія взносовъ, чмъ къ тому, чтобы уподобиться другимъ обществамъ, вступая, подобно имъ, на путь монополіи. Они хотятъ наживаться. Добровольное бездйствіе однихъ доставляетъ поддержку другимъ.
        При настоящемъ порядк вещей, говорятъ сторонники взаимности, страховые взносы для большинства просто дань, которою страна оплачиваетъ всеобщую несолидарность. Но придетъ день, когда одна возможность подобныхъ спекуляцій будетъ вмнена въ преступленіе всякому правительству, способному до такой степени пренебрегать общими интересами.
        ГЛАВА VII.
        Экономическій законъ предложенія и спроса. - Насколько этотъ законъ долженъ быть исправленъ принципомъ взаимности.
        Все что мы сказали о страхованіи можетъ послужить образцомъ для общей критики экономическаго міра. Правда, здсь мы имемъ дло съ самыми разнообразными явленіями: тутъ есть и нарушеніе справедливости вслдствіе пренебреженія къ принципу взаимности, и презрніе правъ общества, происходящее отъ нераднія правительства, и расхищеніе общественной собственности подъ видомъ взносовъ, и неравенство, a слдовательно несправедливость въ сдлкахъ, гд жертвуютъ слабымъ въ пользу сильнаго, гд бдный платитъ больше богатаго, и, наконецъ, господство монополій, сопряженное съ уничтоженіемъ конкуренціи, и параллельное ему развитіе тунеядства и нищеты.
        Наши филантропы изощряли свое лицемріе, отыскивая причины пауперизма и преступленій, но не нашли ихъ, потому что дло было слишкомъ просто. Причины эти сводятся къ одной основной причин: къ повсемстному нарушенію экономическаго права. Найти лекарство тоже не слишкомъ трудно: оно заключается въ возвращеніи къ экономическому праву путемъ соблюденія закона взаимности. Вотъ пунктъ, на который я не перестану обращать вниманіе читателя, пока мн не удастся совершенно убдить его въ этомъ.
        Сейчасъ, говоря о страхованіи, мы упомянули о закон предложенія и спроса, на который такъ часто ссылаются. Въ отвтъ на всякое требованіе реформы консервативная мальтузьянская экономія никогда не забываетъ выдвинуть верховный законъ предложенія и спроса - ея любимый конекъ, ея послднее слово. Попытаемся же разобрать его и доказать, что въ этомъ знаменитомъ закон не все одинаково свято и непреложно.
        Разногласіе, которое происходитъ между двумя частными лицами, продавцомъ и покупателемъ, по поводу цны какого нибудь товара, услуги, недвижимаго имущества или всякаго другаго предмета, называется предложеніемъ и спросомъ.
        Политическая экономія учитъ и доказываетъ, что нтъ возможности опредлить точную цнность какого нибудь продукта, что она безпрестанно измняется; слдовательно, такъ какъ нтъ возможности установить цнность, она боле или мене подлежитъ произволу и есть вещь фиктивная, условная.
        Продавецъ говоритъ: мой товаръ стоитъ 6 франковъ и потому я предлагаю его вамъ за эту сумму. - Нтъ, отвчаетъ покупщикъ, вашъ товаръ стоитъ всего 4 фр., и я спрашиваю его за эту цну; ваше дло ршить, можете ли вы отдать мн его.
        Можетъ статься, что собесдники - оба люди добросовстные. Въ такомъ случа, уважая свое собственное ршеніе, они разстанутся, не покончивъ дла, если только, по особымъ соображеніямъ, не подлятъ разницу поровну и съ общаго согласія не оцнятъ товаръ въ 5 фр.
        Но по большей части встрчаются два плута, которые стараются обмануть другъ друга. Продавецъ знаетъ, что стоитъ его товаръ своею выдлкою и на что онъ пригоденъ, и говоритъ себ, что его цнность = 5 фр. 50 сант. Но правды онъ не скажетъ, а запроситъ за него 6 фр. и даже больше, если только состояніе рынка и простодушіе покупателя дадутъ ему на это возможность. Вотъ что значитъ запрашивать. Точно также и покупатель, зная свою собственную потребность и соображая въ ум настоящую цну предмета, говоритъ себ: эта вещь можетъ стоить 5 фр., но длаетъ видъ, что хочетъ дать только 4 фр. Это называется сбавлять цну.
        Еслибы оба были искренни, то скоро согласились бы. Одинъ сказалъ бы другому: скажите мн настоящую цну, и я въ свою очередь сдлаю тоже. Посл этого они разстались бы, ничмъ не кончивъ дло, еслибы одному не удалось убдить другаго, что онъ цнитъ неврно и ошибочно. Ни въ какомъ случа они не старались бы перехитрить другъ друга - продавецъ, разсчитывая, что его товаръ необходимъ, а покупщикъ, предполагая, что продавцу необходимо вернуть свой капиталъ. Если разсматривать такой разсчетъ съ точки зрнія добросовстности, онъ окажется съ обихъ сторонъ безчестнымъ и столь же позорнымъ, какъ всякая ложь. Слдовательно, законъ предложенія и спроса не можетъ быть непогршимымъ, потому что въ немъ почти всегда сталкивается двойное плутовство.
        Во избжаніе этой низости, которая нестерпима всякому великодушному сердцу, нкоторые негоціанты и фабриканты уклоняются отъ спора предложенія и спроса; не будучи въ состояніи ни лгать, ни переносить обманъ, ни подвергаться обвиненію въ запрашиваніи, они продаютъ по неизмнной цн; отъ васъ зависитъ брать или не брать. Придетъ ли ребенокъ или взрослый человкъ - съ нихъ спросятъ одинаковую цну; здсь всякій обезпеченъ неизмнностью цны.
        Очевидно, чтобы продавать по неизмнной цн, нужно больше добросовстности, и такая продажа иметъ больше достоинствъ, чмъ продажа съ торгомъ. Предположимъ, что вс негоціанты и производители дйствуютъ такимъ образомъ, - и вотъ у насъ взаимность въ предложеніи и спрос. Продавая по неизмнной цн, можно конечно ошибиться въ стоимости товара; но замтьте, что такого продавца сдерживаетъ съ одной стороны конкуренція, а съ другой - просвщенная свобода покупателей. Всякій товаръ недолго продается свыше своей настоящей цны; если мы видимъ противное, то ясно, что по какой нибудь причин потребитель не вполн свободенъ. Еслибы этого не было, то много выиграли бы и общественная нравственность, и правильность сдлокъ; дла пошли бы лучше для всхъ. И знаете ли, что было бы слдствіемъ такого принципа? Конечно, богатства накоплялись бы не такъ быстро и не сосредоточивались бы до такой степени въ однхъ рукахъ; но въ то же время было бы меньше банкротствъ, меньше случаевъ раззоренія и отчаянія. Страна, гд не разсчитывали бы на ажіотажъ, гд всякій предметъ продавался бы за настоящую свою цну, разршила бы двойную задачу
цнности и равенства.
        И такъ, я говорю, не робя: въ этомъ дл, равно какъ и въ дл страхованія, общественное сознаніе требуетъ обезпеченія, требуетъ боле точнаго опредленія въ области науки и преобразованія въ торговыхъ нравахъ. Къ несчастью такой реформы можно достигнуть только при иниціатив, превышающей всякую индивидуальность, a свтъ состоитъ по большей части изъ людей, которые вопятъ про утопію при первой попытк внести свтъ въ темные закоулки науки или прикоснуться топоромъ къ корню меркантилизма, которые жалуются на стсненіе свободы, когда грозятъ мошенничеству и двоедушію.
        ГЛАВА VIII.
        Приложеніе принципа взаимности къ труду и заработной плат. - О честной торговл и ажіотаж.
        До революціи 89 года и общество, и правительство, основанные оба на принцип власти, были облечены въ форму іерархіи. Въ противоположность чувству равенства, которымъ такъ обильно Евангеліе, сама католическая церковь освящала эту лстницу общественныхъ положеній и состояній, вн которой представляли себ только хаосъ. Въ церкви и въ государств, въ экономическомъ и въ политическомъ мір господствовалъ законъ, не возбуждавшій протеста и считавшійся выраженіемъ истинной справедливости - законъ всеобщаго подчиненія. Законъ казался столь разумнымъ, столь божественнымъ, что не возникало ни малйшаго протеста, а счастье все таки не давалось. Всмъ было плохо: работникъ и крестьянинъ, получавшіе самую ничтожную заработную плату, жаловались на жестокость буржуа, дворянина или аббата; буржуа, несмотря на свои хозяйскія права, на свои привиллегіи и монополіи, жаловался въ свою очередь на налоги, на притсненія своихъ собратій, гражданскихъ и духовныхъ властей; дворянинъ раззорялся и, заложивъ или продавъ свои имнія, бывалъ принужденъ искать спасенія въ милости государя или въ собственной проституціи. Всякій искалъ,
просилъ улучшенія своей горестной судьбы: кто просилъ прибавки жалованья и задльной платы; кто увеличенія барышей; кто требовалъ сбавки арендной платы, которую другой наоборотъ находилъ недостаточною; громче всхъ вопили и жаловались аббаты, землевладльцы и откупщики, т. е. люди, одленные лучше другихъ. Словомъ, положеніе было невыносимо оно разршилось революціею.
        Съ 89 года въ обществ совершился громадный переворотъ, a положеніе, повидимому, все таки не улучшилось. Больше чмъ когда либо люди нуждаются въ хорошей пищ, въ хорошемъ жилищ, въ хорошей одежд и въ уменьшеніи работы. Рабочіе соединяются и длаютъ стачки, чтобы добиться уменьшенія рабочихъ часовъ и повышенія платы; хозяева, принужденные, повидимому, уступить съ этой стороны, прибгаютъ къ экономіямъ въ производств въ ущербъ качеству товаровъ; даже дармоды начинаютъ жаловаться, что имъ невозможно прожить доходами съ своихъ прибыльныхъ мстъ.
        Чтобы добиться уменьшенія работы, которой они притомъ еще должны добиваться, чтобы возвысить задльную плату и успокоиться на сносномъ status quo, рабочіе соединяются не противъ однихъ только предпринимателей; въ нкоторыхъ мстахъ они соединяются противъ конкурренціи работниковъ -чужестранцевъ и не допускаютъ ихъ въ свои города; они единодушно возстаютъ противъ употребленія машинъ, принимаютъ мры противъ допущенія новыхъ учениковъ и, чтобы добиться своего, наблюдаютъ за своими хозяевами, запугиваютъ ихъ, учреждая надъ ними невидимую, неодолимую полицію.
        Съ своей стороны хозяева не остаются въ долгу въ отношеніи рабочихъ: тутъ идетъ борьба капитала съ наемщиною, борьба, гд одолваютъ туго набитые кошельки, а не густыя массы. Кто легче перенесетъ остановку работы - сундукъ ли хозяина или желудокъ работника? Теперь, когда я пишу эти строки, въ нкоторыхъ частяхъ Великобританіи идетъ такая ожесточенная борьба, что возникаетъ опасеніе, какъ бы свободный обмнъ, изобртенный для торжества англійскаго капитализма, великой англійской промышленности, не обратился противъ самой же Англіи, гд ни народъ, ни общественный строй, ни рабочія массы не одарены тою упругостью, которою они отличаются во Франціи.
        А надо бы пособить горю, надо бы отыскать лекарство противъ этого недуга. Что же говоритъ наука - я разумю науку оффиціальную? Ровно ничего: она твердитъ свой вчный законъ предложенія и спроса, законъ совершенно ложный въ своемъ теперешнемъ смысл, совершенно безнравственный, годный только на то, чтобы упрочить побду сильнаго надъ слабымъ, богатаго надъ бднымъ.
        Посмотримъ, не пособитъ ли намъ въ этомъ дл взаимность, къ которой мы уже прибгали, чтобы преобразовать страхованіе и исправить законъ предложенія и спроса. Какъ примнить ее къ труду и плат?
        Когда, при наступленіи зимы въ лсистыхъ странахъ приходится рубить лсъ, крестьяне собираются вс вмст отправляются въ лсъ; одни рубятъ деревья, другіе длаютъ вязанки изъ хвороста, a дти и женщины подбираютъ щепки; потомъ, раздливъ все на кучи, бросаютъ жребій. Это называется соединеннымъ трудомъ; если хотите, это можно назвать ассоціаціею; но мы хотимъ не того, и не то разумемъ мы, говоря о приложеніи взаимности къ труду и плат.
        Выгорла цлая деревня; всякій жертвовалъ собою, чтобы отвратить несчастіе; общими силами спасли нсколько вещей, кое что изъ провизіи, скота, орудій. Прежде всего надо приняться за постройку жилищъ. Жители снова соединяются, длятъ между собою трудъ; одни копаютъ новые фундаменты, другіе принимаются за постройки, третьи берутъ на себя плотничью и столярную работу и т. д. Вс работаютъ вмст, и дло быстро подвигается, такъ что вскор каждое семейство можетъ возвратиться въ свой увеличенный и украшенный домъ. Такъ какъ всякій работалъ за одно съ другими и вс работали на всхъ, такъ какъ помощь была взаимна, то трудъ носилъ на себ нкоторый характеръ взаимности. Но эта взаимность могла проявиться только при одномъ условіи и при временномъ сліяніи всхъ интересовъ, такъ что и здсь мы видимъ скоре временную ассоціацію, чмъ взаимность.
        И такъ, для полной взаимности нужно, чтобы каждый производитель принималъ извстныя обязательства въ отношеніи къ другимъ, которые съ своей стороны обязались бы къ тому же въ отношеніи его, но въ то же время вполн сохранялъ бы совершенную независимость дйствій, свободу поступковъ и индивидуальность предпріятій, потому что по самой своей этимологіи взаимность состоитъ не въ группированіи силъ и не въ сообщности работъ, a скоре въ обмн услугъ и продуктовъ.
        Группированіе силъ и раздленіе промышленностей составляютъ могущественную экономическую силу; въ нкоторыхъ случаяхъ можно сказать то же самое и объ ассоціаціи или общинности. Но все это далеко не взаимность; все это не въ состояніи разршить задачу свободнаго труда и справедливой платы, а въ настоящую минуту дло идетъ у насъ именно объ этой задач, о спеціальномъ приложеніи взаимности.
        Чтобы достигнуть этой цли намъ надо пройти долгій путь, надо затронуть не одну идею.
        1. Съ 1789 года Франція превратилась въ демократію. Вс равны передъ гражданскимъ, политическимъ и экономическимъ закономъ. Древняя іерархія срыта до основанія; принципъ власти стушевался передъ объявленіемъ правъ и всеобщей подачей голосовъ. Мы вс обладаемъ правомъ собственности, правомъ предпріятія, правомъ конкурренціи; къ довершенію всего намъ дали право ассоціацій и стачекъ. Это пріобртеніе новыхъ правъ, которое въ былое время могло бы показаться возмущеніемъ, этотъ демократическій продуктъ составляютъ первый шагъ къ порядку вещей, основанному на взаимности. Долой лицепріятіе, долой привиллегіи расъ и классовъ, долой сословные предразсудки, долой, наконецъ, все, что мшаетъ свободнымъ сдлкамъ между гражданами, которые стали равны между собою! Равенство лицъ - вотъ первое условіе уравненія имуществъ, которое произойдетъ только путемъ взаимности, то есть, взаимной свободы.
        Но не мене ясно и то, что это великое политическое уравненіе не разршаетъ намъ слдующей задачи: какое отношеніе существуетъ, напримръ, между правомъ подачи голосовъ и установленіемъ настоящей задльной платы? между равенствомъ передъ закономъ и равновсіемъ услугъ и продуктовъ?
        2. Идея установленія тарифа была первою, за которую взялась демократизированная Франція. Законы maximum'a - самые революціонные законы. Къ нимъ привелъ народный инстинктъ, а въ этомъ инстинкт есть большая доля юридической и разумной правды. Я уже давно предлагаю слдующіе вопросы, на которые еще ни разу не получалъ отвта. Что стоитъ пара лаптей? Во сколько можно оцнить рабочій день колесника? Что можетъ стоить день каменотеса, кузнеца, бондыря, портнихи, пивовара, прикащика, музыканта, танцовщицы, землекопа, поденьщика? Очевидно, что, знай мы это, вопросъ о труд и плат былъ бы разршенъ: нтъ ничего легче, какъ оказывать справедливость, а результатомъ справедливости было бы повсемстное спокойствіе и довольство. Сообразно этому, сколько надо будетъ платить доктору, нотаріусу, чиновнику, профессору, генералу, священнику? Сколько придется на долю государя, артиста, виртуоза? Сколько, по справедливости, буржуа, - если только буржуа будетъ существовать, - долженъ получать лишку противъ работника? Сколько назначить ему за его хозяйничанье?
        «Предложеніе и спросъ,» отвчаетъ непоколебимый экономистъ англійской школы, послдователь Адама Смита, Рикардо, Мальтуса. Но вдь это изъ рукъ вонъ глупо! Всякое мастерство должно производить по крайней мр столько, чтобы прокормить хоть того, кто имъ занимается; иначе, оно будетъ оставлено, и совершенно основательно. Стало быть, вотъ для задльной платы, а, слдовательно, и для работы первая граница minimum'a, за которую нтъ возможности перейти. Тутъ не устоитъ никакой законъ предложенія и спроса: надо, чтобы была возможность жить, работая, какъ говорили въ 1834 году ліонскіе рабочіе. Если этотъ minimum можно возвысить, тмъ лучше: мы не будемъ завидовать благосостоянію, котораго работникъ добьется своимъ трудомъ. Но въ такомъ обществ, гд вс промышленности являются развтвленіями одна другой, гд цны предметовъ постоянно вліяютъ другъ на друга, улучшеніе посредствомъ возвышенія платы пойдетъ не далеко, - и это совершенно ясно. Всякій противится притязаніямъ своего ближняго, потому что, какова бы ни была добрая воля всхъ, возвышеніе задльной платы одного наноситъ, неизбжно, ущербъ другому. Стало быть, и
это, по моему, совершенно разумно - нашъ вопросъ сводится къ слдующему: такъ какъ minimum расходовъ, необходимыхъ для существованія рабочаго, найденъ (предположимъ, что такое опредленіе возможно), то слдуетъ отыскать норму задльной платы, что для нашего общественнаго строя составляетъ условіе увеличенія всеобщаго благосостоянія.
        Оставимъ же въ сторон maximum, установленіе тарифовъ, регламентаціи и вс принадлежности 93 года. Намъ совсмъ не до того. Демократизируя насъ, революція поставила насъ на путь промышленной демократіи. Это былъ первый и огромный шагъ, который она заставила насъ сдлать. Изъ этого вышла вторая идея - опредленіе труда и задльной платы. Было время, когда эта идея возбудила бы скандалъ; теперь она считается логичною и законною: мы оставляемъ ее за собою.
        3. Чтобы справедливо оцнить поденный трудъ рабочаго, надо знать, изъ чего онъ состоитъ; какія количества составляютъ цнность; не встрчаются ли въ ней посторонніе элементы, предметы, не имющіе никакой цнности?
        Другими словами, здсь надо спросить, что хотимъ мы купить и что, по совсти, намъ приходится оплачивать въ трудовомъ дн рабочаго или вообще всякаго, кто оказываетъ намъ услугу?
        То, что мы исключительно хотимъ пріобрсти и что оплачиваемъ всякому, отъ кого требуемъ услуги, не боле, не мене, какъ сама услуга.
        Но на практик дло происходитъ не такъ: можно насчитать множество случаевъ, гд сверхъ стоимости продукта услуги, мы платимъ за сословіе, рожденіе, знаменитость, знатность, почетное положеніе, значительность, громкое имя того лица, которое оказываетъ услугу. Такимъ образомъ, совтникъ императорскаго двора получаетъ 4000 фр., а президентъ 15000. Начальникъ департамента министерства иметъ 15000 фр., а министръ - 100,000. Нсколько лтъ назадъ приходскимъ священникамъ было назначено 800 фр. жалованья; прибавьте къ этому 50 фр. посторонняго дохода, выйдетъ 850, а епископы получаютъ по крайней мр по 20,000 фр. Первый солистъ оперной труппы или первый актеръ французскаго театра требуетъ 100.000 фр. постояннаго годоваго жалованья и извстное число бенефисовъ; а второстепенный актеръ получаетъ 300 фр. въ мсяцъ. Въ чемъ же заключается причина такой разницы? Она цликомъ заключается въ достоинств, въ положеніи, въ званіи, въ томъ неуловимомъ метафизическомъ и идеальномъ отличіи, которое не оплачивается и недопускаетъ никакой продажности…
        Такимъ образомъ, доходъ однихъ преувеличивается тмъ высокимъ мнніемъ, которое составляютъ себ объ ихъ обязанностяхъ и личностяхъ, a задльная плата и содержаніе гораздо большаго числа людей убавляются почти до нуля, благодаря тому презрнію, съ которымъ относятся къ услугамъ этихъ людей и тому низкому положенію, въ которомъ ихъ систематически держатъ. Одно составляетъ противоположность другому. Аристократія предполагаетъ рабство: на долю первой выпадаетъ изобиліе; слдовательно, на долю втораго достаются всякія лишенія. Во вс времена рабъ былъ лишенъ права на произведеніе своего собственнаго труда: при феодальномъ прав тоже самое длалъ и баронъ, отнимавшій у своего вассала пять рабочихъ дней и оставлявшій ему только одинъ день, чтобы запастись провизіею на всю недлю. Съ 89 года за рабочимъ было признано право располагать своимъ трудомъ и продуктами этого труда. Но неужели кто нибудь воображаетъ, что въ наше время нтъ рабскаго труда? Я не говорю о совершенно безвозмездномъ труд: такой трудъ невозможенъ. Но разв нтъ труда, который оплачивается меньше, чмъ того требуютъ настоятельная необходимость,
простое уваженіе къ гуманности? Тому, кто сколько нибудь усомнился бы въ этомъ, я посовтую только открыть книгу Петра Венсара. Наши фабрики, наши мастерскія, мануфактуры, города и деревни биткомъ набиты людьми, которые живутъ на 60 сант. въ день и даже меньше; говорятъ, есть даже люди, получающіе меньше 250 (OCR: опечатка?). Описаніе такихъ бдствій кладетъ пятно на человчество; оно обличаетъ глубокую недобросовстность нашей эпохи.
        Вы возразите мн, что все это только счастливыя и несчастныя исключенія, что націи чтятъ самихъ себя, возвышая оклады и содержаніе своихъ должностныхъ лицъ и знаменитыхъ талантовъ, и что неразумно было бы смшивать этихъ людей съ низкимъ сословіемъ промышленниковъ и рабочихъ.
        Но спуститесь внизъ по общественной лстниц, сойдите съ ея вершины, на которую я васъ только что перенесъ, и къ крайнему удивленію вашему вы замтите, что во всякомъ положеніи люди судятъ о себ точно такимъ же образомъ. Докторъ и адвокатъ, сапожникъ и модистка берутъ доходъ съ извстности, которою пользуются; есть даже люди, которые длаютъ оцнку своей честности, какъ та кухарка, которая за прибавку жалованья общала не воровать. Покажите мн человка, который не считалъ бы себя нсколько выше своихъ собратій и не воображалъ бы, что длаетъ вамъ честь, работая для васъ за извстную плату. Когда самъ производитель опредляетъ задльную плату, вопросъ всегда раздваивается: здсь затрогиваются оба - и личность, nominor quia leo, и работникъ. Во Франціи найдется цлая сотня хирурговъ, которые не затруднились бы вынуть пулю изъ ноги Гарибальди; но для знаменитаго раненнаго нуженъ былъ знаменитый операторъ; отъ этого Гарибальди показался въ десять разъ героичне, а г. Нелатонъ въ десять разъ искусне. Всякому досталось по реклам: таковы порядки экономическаго міра.
        Такъ какъ мы дожили до демократіи и вс пользуемся одинакими правами, такъ какъ законъ одляетъ насъ одинакими милостями и почетомъ, то я думаю, что, принимаясь за дла, мы должны отстранить всякій вопросъ о первенств и, оцняя взаимно наши услуги, должны принимать въ разсчетъ только настоящую цнность труда.
        Польза стоитъ пользы;
        Должность стоитъ должности;
        Услуга оплачиваетъ услугу;
        Рабочій день равняется другому рабочему дню.
        И всякое произведеніе должно оплачиваться произведеніемъ, на которое потрачена такая же сумма труда и издержекъ.
        Еслибы при подобныхъ сдлкахъ пришлось отдавать чему нибудь предпочтеніе, оно не досталось бы тмъ блестящимъ, пріятнымъ, хорошо вознагражденнымъ обязанностямъ, которыя нравятся всмъ; оно выпало бы на долю тхъ тяжелыхъ работъ, которыя оскорбляютъ нашу деликатность и возмущаютъ наше самолюбіе. Положимъ, богачу взбредетъ на умъ нанять меня въ лакеи: «Глупыхъ ремеслъ не существуетъ, скажу я себ; есть только глупые люди. Попеченія, которыя оказываются личности, стоятъ выше полезнаго труда; это подвиги милосердія, которые ставятъ оказывающаго ихъ выше того, кто ихъ принимаетъ. Я вовсе не желаю унижаться и потому поставлю слдующія условія моей службы: пусть тотъ, кто желаетъ имть меня лакеемъ, платитъ мн изъ своего дохода 50 % на 100. Иначе, мы выйдемъ изъ предловъ братства, равенства, взаимности: скажу даже больше - мы выйдемъ изъ предловъ справедливости и нравственности; мы перестанемъ быть демократами и превратимся въ общество аристократовъ и халуевъ».
        Но, возразите вы мн, неправда, будто одна служба равняется другой, будто одна услуга оплачиваетъ другую, будто рабочій день одного равняется по цн рабочему дню другаго. Противъ этого протестуетъ всеобщее сознаніе; оно говоритъ, что при такомъ управленіи ваша взаимность была бы вопіющею несправедливостью. Стало быть, волей или неволей, придется сообразоваться съ закономъ предложенія и спроса и ограничиться смягченіемъ его ложныхъ и дикихъ сторонъ образованіемъ и филантропіею.
        Признаюсь, для меня такое разсужденіе все равно, что еслибы мн стали доказывать, что промышленники, должностныя лица, ученые, негоціанты, работники, крестьяне - словомъ, вс работающіе, производящіе, трудящіеся люди - животныя разныхъ породъ и видовъ, которыхъ нтъ возможности сравнивать между собою. Можно ли сравнивать достоинство вьючной скотины съ достоинствомъ человка; можно ли мрить на одинъ аршинъ порабощеніе перваго и благородныя, свободныя дйствія втораго?… Вотъ какъ разсуждаютъ теоретики неравенства. На ихъ взглядъ разстояніе между двумя людьми можетъ быть больше, чмъ между человкомъ и лошадью. На этомъ основаніи они умозаключаютъ, что не только произведенія человческаго труда составляютъ величины несоизмримыя; но, не смотря на все, что было писано по этому поводу, они утверждаютъ, что и самые люди неравнаго достоинства и, слдовательно, не могутъ пользоваться равными правами, и потому все, что длается для уравненія ихъ, разрушается самою сущностью вещей. Въ этомъто неравенств личностей, говорятъ они, и заключается принципъ неравенства положеній, сословій и состояній.
        Кто ненавидитъ истину изъ за сословныхъ интересовъ или изъ за привязанности къ систем, тому легко отдлываться фразами. Отыскивая философію исторіи, Паскаль представлялъ себ человчество единою, безсмертною личностью, которая собираетъ въ себ вс знанія и постепенно осуществляетъ вс идеи человческаго прогресса. Вотъ какъ Паскаль представлялъ себ единство и тождество нашего рода; отъ этого тождества онъ восходилъ къ самымъ высокимъ мыслямъ о развитіи цивилизаціи, о вліяніи Провиднія, о солидарности государствъ и расъ. Тотъ же образъ пониманія приложимъ и къ политической экономіи. Надо смотрть на общество какъ на великана съ тысячью рукъ, который занимается всми промышленностями и производитъ одновременно вс богатства. Онъ одушевленъ однимъ сознаніемъ, одною мыслью и волею, и въ тсной связи его трудовъ проявляется единство и тождество его личности. Чтобы онъ ни предпринялъ - онъ всегда останется вренъ себ, всегда сохранитъ величавость и достоинство, какъ въ мельчайшихъ подробностяхъ, такъ и въ самыхъ удивительныхъ комбинаціяхъ. Во всхъ обстоятельствахъ своей жизни это чудное существо остается
неизмннымъ, и можно сказать, что всякое его дйствіе, всякое движеніе уравновшивается другимъ.
        Но вы продолжаете настаивать и говорите: еслибы даже вс личности, составляющія общество, обладали одинаковою степенью нравственнаго достоинства, люди всетаки не были бы равны между собою по способностямъ, - а этого довольно, чтобы разрушить демократію и ея законы, подъ которые хотятъ насъ подвести.
        Личности, которыя являются органами общества, неравны между собою по способностямъ, но равны по нравственному достоинству - это несомннно. Изъ этого слдуетъ, что при этомъ изслдованіи надо оставить въ сторон все, что длаетъ насъ равными, и стараться только, по мр силъ, измрить наши неравенства.
        И такъ, оставляя въ сторон человческую личность, которую мы признаемъ неприкосновенною, отодвигая прочь и нравственную природу, и все, что относится къ сознанію, мы должны изучать человка дйствія или работника по его способностямъ и произведеніямъ. Съ перваго же взгляда мы открываемъ слдующій замчательный фактъ: если двое людей и неравны между собою по способностямъ, то разница въ ту или въ другую сторону никогда однако не доходитъ до безконечности, а всегда остается въ довольно тсныхъ границахъ. Какъ въ физическомъ мір намъ невозможно достигнуть ни крайняго жара, ни крайняго холода, и наши термометрическія измренія колеблются на небольшихъ разстояніяхъ въ об стороны отъ средней точки, ошибочно называемой нулемъ, - такъ точно нтъ никакой возможности опредлить отрицательную и превосходную степень силы разума ни между людьми и животными, ни между творцомъ и міромъ. Все, что мы можемъ сдлать, хотя бы напримръ относительно ума, - это начертать границы, конечно, произвольныя, выше и ниже опредленнаго, условнаго пункта, который назовемъ здравымъ смысломъ. Касательно силы мы тоже можемъ принять одну
общую единицу, хотя бы напримръ силу лошади, и потомъ считать, сколько единицъ или дробей этой единицы каждый изъ насъ способенъ произвести.
        И такъ, для измренія силы и ума, мы получимъ, какъ на термометр, крайности и среднюю пропорцію. Большая часть людей будетъ подходить къ средней пропорціи, a т, которые будутъ отходитъ отъ нея вверхъ или внизъ, будутъ составлять боле рдкія явленія. Я только что сказалъ, что между этими двумя крайностями разстояніе довольно незначительно, и дйствительно, человкъ, который соединялъ бы въ себ силы двухъ или трехъ людей, былъ бы геркулесомъ, а тотъ, въ комъ соединялся бы умъ четырехъ человкъ, былъ бы полубогомъ. Къ этимъ границамъ, которымъ подчиняется развитіе человческихъ способностей, присоединяются условія жизни и природы. Maximum продолжительности человческой жизни - 70 или 80 лтъ, изъ которыхъ надо вычесть періодъ дтства и образованія и періодъ старости и одряхлнія. Сутки для всхъ одинаково имютъ 24 часа, изъ которыхъ, смотря по обстоятельствамъ, можно удлить на работу 9 -18 часовъ. Въ каждой недл есть день отдыха, и, хотя годъ состоитъ изъ 365 дней, однако можно разсчитывать только на 300 рабочихъ дней. Изъ этого ясно, что хотя въ промышленныхъ способностяхъ и есть неравенство, но оно нисколько
не мшаетъ существованію общаго уровня въ цломъ; это напоминаетъ ниву, гд вс колосья неравны между собою, но которая, тмъ не мене, кажется совершенно ровною долиною.
        Руководствуясь этими соображеніями, мы можемъ опредлить рабочій день: во всякой промышленности и во всякомъ ремесл рабочій день - это вся сумма того, что можетъ произвести или заслужить въ данный срокъ человкъ средней силы, средняго ума и среднихъ лтъ, хорошо знающій свое ремесло во всхъ его отрасляхъ; срокъ этотъ можно считать въ 10, 12 и 15 часовъ для труда, который можно оцнивать по днямъ, или въ недлю, мсяцъ, годъ - для труда, требующаго боле продолжительнаго времени.
        Такъ какъ дитя, женщина, старикъ, больной или слабый человкъ не могутъ достигнуть средней цифры труда нормальнаго человка, то ихъ рабочій день будетъ не боле какъ дробью въ отношеніи къ нормальному, офиціальному, законному дню, принимаемому за цлую единицу. - Тоже самое я скажу и о дн работника, занимающагося какимъ нибудь чисто механическимъ дломъ, составляющимъ лишь часть труда, необходимаго для даннаго производства; его трудъ требуетъ боле навыка, чмъ усилій ума, и не можетъ сравниться съ трудомъ настоящаго ремесленника.
        За то превосходный работникъ, тотъ, который задумываетъ дло, работаетъ быстре, поставляетъ большее количество продуктовъ лучшаго качества, чмъ другой, a тмъ боле тотъ, кто съ этимъ совершенствомъ исполненія соединяетъ умніе управлять и силу повелвать, превзошелъ бы общій уровень и, слдовательно, получилъ бы право на большую плату; онъ могъ бы заработать въ одинъ день то, что стоятъ полтора, два, три и даже больше рабочихъ дня. Такимъ образомъ права силы, таланта, даже характера принимаются въ соображеніе, какъ и права труда: если справедливость не обращаетъ ни малйшаго вниманія на личности, за то она строго взвшиваетъ способности.
        Теперь я буду утверждать, что нтъ ничего легче, какъ проврить вс эти счеты, привести въ равновсіе цны, разршить по справедливости вс эти неравенства; это также легко, какъ выплатить 100 фр. золотыми монетами въ 40, 20, 10 и 5 фр., серебряными монетами въ 5, 2 и 1 фр. или мдными въ 2 и въ 1 сантимъ. Каждая изъ этихъ величинъ составляетъ часть другой, и вс он могутъ взаимно дополнять и замнять другъ друга; короче - это самое простое ариметическое дйствіе.
        Но повторяю, чтобы произвести этотъ разсчетъ необходимо добросовстно оцнить труды, услуги и произведенія; надо, чтобы трудящееся общество дошло до извстной степени промышленной и экономической нравственности, чтобы вс подчинялись законамъ справедливости, не взирая на знатность, первенство, положеніе, знаменитость, словомъ на все, чмъ дорожитъ общественное мнніе. Надо принимать въ соображеніе только полезность и качество произведенія, трудъ и его стоимость.
        Я повторяю и утверждаю, что такая оцнка въ высшей степени практична, и что наша прямая обязанность стремиться къ ней всми силами: она исключаетъ лихоимство, тунеядство, гнетъ налоговъ, шарлатанство, эксплуатацію, притсненіе; но ее никакъ нельзя обратить въ домашнее дло, въ семейную добродтель, въ подвигъ частной нравственности; оцнка труда, постоянно возобновляемое установленіе стоимостей составляютъ основную задачу общества, такую задачу, которая можетъ разршиться только общественною волею и могуществомъ собирательной силы. Мн приходится повторить еще разъ то, что я уже высказалъ: ни наука, ни правительственная власть не выполнили въ этомъ отношеніи своего призванія. Мало того: несоизмримость произведеній была признана догматомъ, взаимность объявлена утопіею, а неравенство преувеличено, чтобы за одно съ всеобщею разъединенностью увковчить бдствія массъ и ложь революціи.
        Теперь пусть рабочая демократія принимается за этотъ вопросъ: это ея дло. Пусть она скажетъ свое слово, и тогда подъ напоромъ общественнаго мннія государство, этотъ органъ общества, должно будетъ начать дйствовать. Если же рабочая демократія удовольствуется волненіями въ мастерскихъ, нападками на буржуа, манифестаціями на безполезныхъ выборахъ, и останется равнодушна къ принципамъ политической экономіи, т. е. къ настоящимъ принципамъ революціи, то пусть же она знаетъ, что отрекается отъ своего призванія и долга и что придетъ день, когда потомство заклеймитъ ее.
        Вопросъ о труд и плат приводитъ насъ къ вопросу о торговл и ажіотаж, которымъ мы и закончимъ эту главу.
        Почти у всхъ народовъ на торговлю смотрли съ недовріемъ и неуваженіемъ. Патрицій или дворянинъ, который занимался ею, ронялъ свое достоинство. Духовенству былъ запрещенъ всякій торговый оборотъ, и обличеніе іезуитскихъ спекуляцій и оборотовъ произвело въ XVII вк громадный скандалъ. Въ числ другихъ торговыхъ операцій достопочтенные отцы упрочили за собою монополь хинины. - Въ чемъ же причина этого вковаго проклятія, котораго не искупили ни современные нравы, ни наши экономическіе принципы? Она коренится въ недобросовстности, которая во вс времена казалась необходимымъ свойствомъ торговли и которую моралисты, богословы и государственные люди отчаивались вытснить изъ нея. Пуническая честь была въ древности заклеймена позоромъ. Но что такое эта пуническая честь? Совершенно тоже, что и греческая, аттическая, коринская, еврейская, массилійская и даже римская честь - словомъ честь торговая.
        Чтобы торговля была честна и безупречна, надо чтобы, независимо отъ взаимной оцнки услугъ и произведеній, перевозка, распредленіе и обмнъ товаровъ производились по боле дешевымъ цнамъ и съ большею выгодою для всхъ. Для этого потребовалось бы, чтобы вс производители, негоцианты, перевозчики, комиссіонеры и потребители всякой страны взаимно обезпечили бы другъ другу спросъ и предложеніе работъ, матеріаловъ, цнъ провоза и т. д., и кром того обязались бы, одни поставлять, другіе принимать условное количество товара на опредленныхъ условіяхъ и по извстнымъ цнамъ. Такимъ образомъ пришлось бы постоянно публиковать статистическія свднія о состояніи урожаевъ, о числ рабочихъ рукъ, о задльной плат, о рискахъ и несчастныхъ случаяхъ, о размр спроса, о рыночныхъ цнахъ и т. д.
        Предположимъ, напримръ, что по самымъ подробнымъ и точнымъ вычисленіямъ, производимымъ въ продолженіе цлаго года, окажется, что средняя цна производства пшеницы - 18 фр. за гектолитръ; тогда продажная цна будетъ колебаться между 19 и 20 фр., давая земледльцу отъ 5,30 до 10 на 100 чистаго барыша. Если урожай будетъ плохъ, если будетъ дефицитъ хоть одной десятой, то цна должна будетъ возвыситься въ одинаковой пропорціи, чтобы съ одной стороны весь убытокъ не падалъ на одного крестьянина, а съ другой, чтобы общество не страдало отъ чрезмрнаго повышенія цнъ: пора ему перестать умирать голодной смертью. Ни по справедливости, ни по истинной политической экономіи нельзя допустить, чтобы общее бдствіе служило источникомъ обогащенія нсколькимъ спекуляторамъ. Если же напротивъ хлба родится въ изобиліи то, сообразно съ его количествомъ, цна должна будетъ уменьшиться, чтобы съ одной стороны упадокъ цны на хлбъ не причинилъ крестьянину дефицита, какъ часто бываетъ, а съ другой, чтобы общество пользовалось урожаемъ или во время текущаго года, или въ послдующіе года; избытокъ же долженъ сохраниться въ запасъ.
Изъ этихъ примровъ видно, какимъ образомъ производство и потребленіе уравновшивались бы одно другимъ, взаимно гарантируя другъ другу сбытъ и покупку хлба по настоящей цн, и какимъ образомъ, благодаря разумнымъ рыночнымъ цнамъ и хорошей экономической полиціи, изобиліе и недостатокъ, распредляясь равномрно на всю массу населенія, не вели бы за собою ни чрезмрнаго обогащенія однихъ, ни крайняго дефицита для другихъ; такой порядокъ вещей былъ бы самымъ прекраснымъ, самымъ плодотворнымъ результатомъ взаимности.
        Но очевидно, что такое благодтельное устройство можетъ быть произведено только общей волею, а противъ этойто именно воли и возстаютъ либералы политической экономіи, вопія противъ регламентаціи и правительственности. Они находятъ боле удобнымъ для себя присутствовать при вакханаліяхъ барышничества, чмъ содйствовать прекращенію правильно организованнаго, непреодолимаго грабежа, котораго нельзя побдить ни философскими доводами, ни частнымъ правосудіемъ: да разв совершенство возможно на земл, говорятъ они, и разв свобода не столь плодотворна, чтобы вознаградить за свои оргіи?
        На бирж и на рынк, въ судахъ и на базарахъ - везд раздаются жалобы противъ ажіотажа. Но что такое ажіотажъ самъ по себ? Одинъ умный и послдовательный защитникъ ажіотажной торговли объяснилъ намъ его недавно такимъ образомъ: въ обществ, одержимомъ анархическимъ барышничествомъ, ажіотажъ есть искусство предвидть колебанія цнъ и, длая во время покупки и продажи, пользоваться ихъ пониженіемъ и повышеніемъ. Что же вы находите безнравственнаго, спрашивалъ онъ, въ оборотахъ такого рода, которые безъ сомннія требуютъ высокихъ дарованій, чрезвычайной осторожности и множества познаній?… Дйствительно, при данной обстановк биржевой игрокъ въ своемъ род герой; я не брошу въ него камень. Но мои противники должны будутъ въ свою очередь сознаться, что хотя ажіотажная спекуляція и не можетъ считаться преступленіемъ въ такомъ обществ, гд все на военномъ положеніи, - она тмъ не мене въ высшей степени непроизводительна. Тотъ, кто обогатился лажемъ съ промна, не иметъ ни малйшаго права ни на благодарность, на уваженіе людей. Если даже онъ никого не обокралъ и не надулъ (я говорю о достойномъ спекулятор, который
пользуется своимъ чуткимъ геніемъ, не прибгая къ обману и лжи), то всетаки онъ не можетъ похвастать, что принесъ хоть малйшую долю пользы. Говоря по совсти, было бы въ тысячу разъ лучше, еслибы онъ, оставивъ въ сторон цнности, направилъ свои дарованія къ другой цли и не взималъ бы съ обращающихся капиталовъ барышей, безъ которыхъ общество весьма легко могло бы обойтись. Къ чему это сниманіе сливокъ, напоминающее акцизный сборъ у городскихъ воротъ, отъ котораго оно однако отличается тмъ, что не можетъ сослаться въ свое оправданіе на необходимость издержекъ на содержаніе города. Вотъ почему во вс времена ажіотажъ казался гнуснымъ не только моралистамъ и государственнымъ людямъ, но и экономистамъ. И взглядъ этотъ вренъ, потому что онъ основанъ на всеобщемъ сознаніи, которое въ противоположность нашимъ отсталымъ и переходнымъ законодательствамъ всегда бываетъ непреложно и непогршимо въ своихъ сужденіяхъ.
        Въ силу этого можно посовтовать тмъ, которые прикидываются очень строгими въ отношеніи къ спекуляторамъ и въ то же время благоговютъ передъ политическимъ и общественнымъ status quo, быть попослдовательне и не останавливаться на полпути. Оставленная, при современномъ состояніи общества, на произволъ анархіи, лишенная руководства, необходимыхъ знаній, связующаго единства и принципа, торговля иметъ совершенно спекуляторскій характеръ; иначе и быть не можетъ. Слдовательно, надо или осуждать все безъ исключенія, или все терпть, или все преобразовать.
        Совершенно справедливо, чтобы человкъ, предпринимающій на свой рискъ обширный торговый оборотъ, которымъ будетъ пользоваться все общество получалъ за это приличное вознагражденіе при перепродаж своихъ товаровъ. Этотъ принципъ справедливъ въ самомъ строгомъ смысл: трудно только сдлать изъ него безукоризненное приложеніе. На дл выходитъ такъ, что, если и есть выгоды, приносимыя предпріятіями помимо ажіотажа, то тмъ не мене вс он заражены его духомъ: отдлить одно отъ другаго невозможно. Въ обществ, гд нтъ солидарности и необходимаго обезпеченія, всякій работаетъ для себя, нимало не заботясь о другихъ. При этомъ исчезаетъ различіе между законною и незаконною прибылью. Всякій старается взять самый большой барышъ; вс пускаются въ ажіотажъ: спекулируетъ торговецъ и промышленникъ, барышничаютъ ученый, поэтъ и актеръ; музыкантъ, танцовщица и медикъ ведутъ биржевую игру; знаменитый человкъ и публичная женщина равно преданы ажіотажу; только поденьщики, работники, мастеровые и должностныя лица чужды ажіотажа, такъ какъ имъ дается опредленное жалованье или опредленная задльная плата.
        Признаемъ же справедливость слдующей мысли: человкъ, который отдлилъ въ своемъ ум ажіотажъ отъ обмна, случайный элементъ отъ неизмннаго, выгоду, приносимую спекуляціей, отъ торговой выгоды, и, предоставивъ другимъ реальную сторону торговли, принялся спекулировать на колебанія цнъ, - такой человкъ только вывелъ слдствіе изъ нашего общественнаго порядка, полнаго вражды, эгоизма и недобросовстности. Онъ, такъ сказать, становится насчетъ общества обличителемъ торговли, разоблачая своими фиктивными операціями духъ несправедливости, управляющій операціями реальными. Наше дло пользоваться урокомъ, потому что простое полицейское запрещеніе биржевой игры и сдлокъ на срокъ принадлежитъ къ числу неосуществимыхъ предпріятій, столь же стснительныхъ, какъ и самый ажіотажъ.
        Взаимность можетъ излечить эту язву, но, разумется, не карательными постановленіями, хотя справедливыми, но безполезными, a тмъ боле не стсненіемъ свободы торговли, что было бы вредне самой язвы: - она должна поступить съ торговлею также, какъ и съ страхованіемъ, т. е. обставить ее всевозможными общественными гарантіями и такимъ образомъ привести ее къ своему принципу. Сторонники взаимности знаютъ не хуже другихъ законъ предложенія и спроса; они ни въ какомъ случа не преступятъ его. Изданіе подробныхъ и часто пополняемыхъ статистическихъ таблицъ, собраніе точныхъ свдній о потребностяхъ и образ жизни людей, добросовстное опредленіе стоимости производства, предусмотрніе всхъ случайностей, такса для minimum'a и maximum'а прибыли, установленная съ общаго согласія самими производителями, потребителями и торговцами, сообразно съ рискомъ и трудностью, организація экономическаго равновсія: - вотъ, приблизительно, совокупность тхъ мръ, посредствомъ которыхъ сторонники взаимности предполагаютъ преобразовать рынокъ. Пусть свободы будетъ какъ можно больше, говорятъ они; но еще важне искренность и взаимность,
а главное, побольше знаній для всхъ. Когда это осуществится, выгода останется за тмъ, кто будетъ прилежне и честне. Вотъ ихъ девизъ, и неужели вы думаете, что черезъ нсколько лтъ посл такой реформы наши торговые нравы не измнятся до самаго основанія къ величайшему благу общества.
        ГЛАВА IX.
        Законодательныя стремленія къ взаимности.
        Медленно совершается восхожденіе идей на горизонт человчества, а особенно медленно зарождаются т идеи, въ которыхъ выражается прогрессъ человческаго сознанія. Было время, когда воровство считалось синонимомъ героизма и пользовалось почетомъ. Цлый общественный переворотъ заключается въ словахъ: не украдь - Lo thi gnob - написанныхъ Моисеемъ въ заповдяхъ. Дйствительно, въ извстный моментъ исторіи воровство, по выраженію Гоббса, принадлежитъ къ естественному праву. Римскій законъ одобряетъ кражу посредствомъ игры словъ; тмъ хуже для того, кто попадается въ ловушку на словахъ! Ut lingua nun cupavit, ita jus esto, говоритъ онъ.
        Весьма замчателенъ фактъ, свидтельствующій о медленности прогресса, что Гражданскій Уставъ, обнародованный въ 1805 году, счелъ нужнымъ оградить покупателей отъ скрытыхъ недостатковъ покупаемаго предмета.
        Статья 1641. Продавецъ отвчаетъ за скрытые недостатки проданной вещи, которые длаютъ ее или вовсе негодною къ употребленію, или столь негодною, что покупщикъ не пріобрлъ бы ее или заплатилъ бы за нее меньше, если бы зналъ эти недостатки.
        Ст. 1642. Продавецъ не отвчаетъ за недостатки, которые на виду и которые покупщикъ могъ замтить самъ.
        Вторая изъ приведенныхъ статей доказываетъ, какъ велика осмотрительность законодателя. Оградить покупателя отъ скрытыхъ недостатковъ было уже огромнымъ усиліемъ съ его стороны; но когда дло зашло о видимыхъ недостаткахъ, онъ отстраняется и беретъ назадъ свою гарантію. Но какъ же ршить, скрытъ ли, или виднъ недостатокъ? Къ чему это различіе? Слдовало бы сказать просто, что продавецъ обязанъ гарантировать недостатки, которые длаютъ предметъ негоднымъ къ употребленію, кром того случая, когда покупщикъ захотлъ бы пріобрсти предметъ, не смотря на его недостатки; въ такомъ случа это условіе должно быть точно оговорено. Но вотъ чего я ужъ никакъ не пойму. Изложивъ въ ст. 1646 правила дйствія, вытекающаго изъ скрытыхъ недостатковъ, составитель Устава прибавляетъ:
        Ст. 1649. Это не относится къ продажамъ, которыя производятся по предписанію правосудія.
        Что означаетъ это исключеніе? Какъ?! юридическая власть лишаетъ человка собственности, продаетъ его домъ, его скотъ и движимое имущество; въ своемъ мст, въ ст. 1625, она гарантируетъ покупщикамъ мирное владніе купленными вещами, а между тмъ не гарантируетъ скрытыхъ недостатковъ этихъ вещей, тогда какъ сама же требуетъ такой гарантіи отъ каждаго продавца! Это доказываетъ, что, когда человкъ путемъ новыхъ законовъ не возвышается до пониманія соціальнаго права, общественное правосудіе съ своей стороны придерживается естественнаго права…
        Въ 1838 году французское законодательство почувствовало необходимость снова заговорить о гарантіи скрытыхъ недостатковъ; но дло ограничилось перечисленіемъ подобныхъ недостатковъ въ лошадяхъ, ослахъ, мулахъ, быкахъ, баранахъ, что умножило трудности протеста со стороны недовольнаго покупщика. Гражданская власть побоялась, вроятно, что зашла слишкомъ далеко! Но слдовало руководиться совершенно противоположною мыслью: если вы хотите ввести въ торговлю нравственность, остановить плутовство, гарантировать настоящее количество, качество, происхожденіе товаровъ, хлбовъ, напитковъ, скота и т. д., - вы должны прежде всего зорко слдить за продавцомъ; вы должны возложить отвтственность на него; вы должны, восходя къ источнику, остановить скрытое зло или скрытые недостатки; вы должны облегчить покупателю возможность протестовать, а не защищать противъ него продавца. Не забывайте, что въ торговл всегда скоре можно предполагать обманщика въ продавц, а обманутаго въ покупател. За что же послднему придется принимать такія предосторожности? Вдь въ его деньгахъ нтъ никакихъ скрытыхъ недостатковъ? Поражайте
барышничество безъ всякой пощады, - заслуга ваша будетъ велика передъ лицомъ общественной нравственности. Будьте строги особенно въ отношеніи къ предложенію, - и вы будете справедливы ко всмъ: вы добьетесь взаимности.
        Въ числ мръ, относящихся къ торговымъ гарантіямъ и обличающихъ въ государственной власти стремленіе къ взаимности, назовемъ еще законъ 28 іюля 1824 года, который относится къ фабричнымъ клеймамъ. Законодатель имлъ здсь въ виду только одно: защитить промышленника противъ поддлки и похищенія права. Но разъ что собственность и изобртеніе изобртателя и добрая слава фабриканта достаточно защищены, слдуетъ непремнно, чтобы на нихъ падала и равносильная отвтственность и чтобы всякій продуктъ, выпущенный изъ ихъ магазина, могъ быть снова возвращенъ имъ, если окажется низшаго качества или будетъ заключать въ себ скрытые недостатки. Сколько товаровъ подверглось бы такой участи, если бы все длалось по правиламъ взаимности! Мало ли найдется фабрикантовъ, которые, выпустивъ сначала хорошіе продукты, пріобртя такимъ образомъ практику и побдивъ конкурренцію, становятся недобросовстны и заслуживаютъ посл медали и поощренія зеленой шапки и самыхъ тяжкихъ пеней. Ежегодные убытки, которые общество терпитъ благодаря всмъ этимъ шарлатанамъ, простираются до сотней милліоновъ; за ними не усмотритъ, ихъ не предупредитъ
никакая полиція; только преобразующая сила способна уничтожить ихъ.
        ГЛАВА X.
        Уменьшеніе квартирныхъ цнъ принципомъ взаимности.
        Въ квартирныхъ контрактахъ законъ взаимности нарушается самымъ. вопіющимъ образомъ. Тамъ, гд населеніе густо, какъ напримръ въ Париж, Ліон, Марсел, Бордо, Тулуз, Лилл, Руан и т. д., всякому семейству невозможно быть собственникомъ своего жилища, хотя это весьма желательно; поэтому извстному числу частныхъ лицъ приходится взять на себя трудъ строить дома и содержать квартиры для другихъ, какому бы риску ни подвергались черезъ это интересы и свобода послднихъ. Но наемъ квартиры или договоръ или контрактъ, который заключаютъ домохозяинъ и жилецъ, есть одна изъ тысячи сдлокъ, изъ коихъ слагаются человческое общество и торговля. Поэтому эта сдлка должна подлежать правиламъ права и даже надзору полиціи.
        Въ Сенскомъ департамент 1,800,000 душъ, населяющихъ пространство въ 30 квадратныхъ миль (что составляетъ 60,000 душъ на каждую квадратную милю), находятся въ зависимости отъ 25 или 30,000 собственниковъ. Не чудовищный ли это фактъ? Не долженъ ли онъ привлечь на себя все вниманіе и всю заботливость власти? Какъ живетъ это огромное населеніе, лишенное всякой защиты и вполн зависящее отъ произвола 25,000 спекуляторовъ? Каковы условія пространства, обращенія, гигіены, цны, которымъ оно должно подчиняться? Возможно ли, чтобы власть, по ложному уваженію къ праву собственности и къ мнимой свобод сдлокъ, оставляла это населеніе въ жертву всхъ насилій монополіи и ажіотажа?
        А между тмъ въ отношеніи къ найму квартиръ мы остались при старомъ римскомъ прав, при этомъ древнемъ, тиранническомъ культ собственности. Законъ покровительствуетъ собственнику и относится съ недовріемъ къ жильцу; между ними нтъ равенства. Въ случа спора или тяжбы предубжденія стоятъ на сторон отдающаго въ наймы; на его же сторон вс обезпеченія.
        1. Въ силу статьи 2102, долговая претензія домовладльца пользуется преимуществомъ: на какомъ основаніи, осмлюсь спросить? Жилецъ покупаетъ въ долгъ мебель, которою уставляетъ свою комнату. Дла его идутъ плохо: годъ кончается, и онъ никому не платитъ, ни продавцу мебели, ни домовладльцу. Послдній иметъ право выгнать жильца и удержать мебель, которая стоитъ въ комнат, тогда какъ мебельщикъ не иметъ права ни требовать назадъ вещей, которыя онъ доставилъ и за которыя не получилъ денегъ, ни предъявить свои притязанія за одно съ домовладльцемъ. На чемъ же основано это различіе? Изъ этого слдуетъ, что безчестный домовладлецъ, стакнувшись съ мошенникомъ, могъ бы, не платя ни копейки, омеблировать свой домъ. Справедливо ли, предусмотрительно ли это?
        2. Въ силу статьи 1716 присяг домовладльца врятъ, если не существуетъ письменнаго контракта: почему же тоже самое не относится и къ жильцу? - То же различіе повторяется въ стать 1781 по поводу найма рабочихъ:
        «Хозяину, сказано въ уложеніи, врятъ на слово касательно количества жалованья, задльной платы за истекшій годъ, и жалованья, выданного взачетъ за текущій годъ.»
        Спрошу еще разъ, чмъ съ 1789 года можетъ быть оправдано такое лицепріятіе?
        3. Третье неравенство: «Если не было сдлано описи квартиры, гласитъ 1731 статья, то предполагается, что жилецъ получилъ ее въ хорошемъ состояніи.» Почему же предполагается? Разв дома не имютъ своихъ скрытыхъ недостатковъ, какъ рогатый скотъ, овцы и лошади? Кто же не знаетъ, что выгоды и неудобства квартиры можно узнать, только проживъ въ ней мсяцевъ шесть?
        4. Поправки квартиры лежатъ на обязанности нанимателя: статья 1754 опредляетъ и исчисляетъ ихъ. Статья 1755 прибавляетъ, правда, что поправки необязательны для жильца, если вызваны ветхостью или непреодолимыми обстоятельствами. Но эта оговорка совершенно обманчива. Есть вещи, которымъ суждено не изнашиваться, а разбиваться рано или поздно отъ постояннаго употребленія: таковы, напримръ, глиняныя вещи, фарфоръ, зеркала и т. д. Въ этомъ случа необходима терпимость въ пользу нанимателя. Всмъ извстно, что ненаселенный домъ гораздо скоре приходитъ въ ветхость, чмъ населенный: неужели въ силу этой причины сводъ гражданскихъ законовъ взялъ на себя трудъ еще усилить отвтственность жильца?
        5. Жилецъ отвчаетъ за пожаръ (см. статью 1733), если ему не удастся доказать, что пожаръ случился по непредвиднному обстоятельству, или по непредотвратимой причин, или по недостатку въ самомъ зданіи, или что пламя сообщилось отъ сосдняго дома.
        Статья 1734. - Если въ дом нсколько жильцовъ, то вс солидарно отвтственны за пожаръ, если не докажутъ, что пожаръ начался въ квартир одного изъ нихъ, въ каковомъ случа этотъ одинъ и отвчаетъ; или если нкоторые изъ нихъ не докажутъ, что пожаръ не могъ начаться у нихъ, въ каковомъ случа доказавшіе это не отвчаютъ.
        Такимъ образомъ, длаясь на время хозяиномъ, наниматель страхуетъ недвижимость: какую же премію платитъ за это страхованіе домовладлецъ? Вдь пожаръ - это рискъ, присущій всякому сгараемому предмету, тмъ боле домамъ. Добро бы еще въ контракт находился особый пунктъ, которымъ нанимателю запрещалось бы разводить огонь въ занимаемой имъ квартир; тогда было бы понятно, что онъ долженъ отвчать за пожаръ. Но не тутъто было: дома нанимаются какъ разъ для того, чтобы въ нихъ грться и стряпать кушанья; и, несмотря на это, сводъ законовъ возлагаетъ на жильцовъ отвтственность за пожары. Да вдь это безсмыслица!
        6. Вс экономисты признаютъ, что общество иметъ право на участіе въ выгодахъ, получаемыхъ домовладльцемъ сверхъ покупной цны земли, вслдствіе новыхъ построекъ, отъ установленія новыхъ кварталовъ, отъ приращенія населенія и т. д. Въ силу этого права, общество могло бы вступаться въ квартирные контракты и, оставляя въ неприкосновенности права города, оберегать жильцовъ отъ излишнихъ притязаній домовладльцевъ. Почему же законодатель не сдлалъ ничего подобнаго? Отчего это пренебреженіе значительными цнностями, которыя возникли совершенно помимо самого собственника и обязаны своимъ происхожденіемъ съ одной стороны промышленной дятельности жильцовъ, а съ другой - развитію города? Разсчитывая на повышеніе квартиръ и мстъ и на покровительство закона и зная, быть можетъ, заране намренія правительства, такойто покупаетъ огромные участки земли, которые обходятся ему по 30 фр. квадратный метръ, и потомъ перепродаетъ ихъ по 200 фр. Это знаютъ, но молчатъ. Почему?
        Можно ли посл этого удивляться, что въ продолженіе послднихъ пятнадцати лтъ квартирныя цны несоразмрно возрасли, что произволъ собственника сталъ совершенно невыносимъ. Здсь мсто, которое прежде было незанято, а теперь застроено зданіями, нанимается по 5 франковъ за кубическій метръ; въ другомъ мст оно нанимается по 15, 20 и 25 франковъ. Такойто домъ приноситъ 6 %, а другой 30 и 50 %. Притомъ собственникъ слдуетъ примру свода законовъ; онъ принимаетъ въ соображеніе если не лица, то ремесла. Такое то ремесло оказывается ему не по вкусу; или ему вздумается не принимать дтей; другой изгоняетъ семейныхъ жильцевъ и старается выбирать только одинокія четы.
        Поэтому всюду раздаются жалобы. Работаешь только на собственниковъ и для налога, говорятъ рабочіе и мелкіе мщане. Этой анархіи квартирныхъ контрактовъ слдуетъ приписать безчисленное множество банкротствъ, а ежегодный неправильный доходъ, который приносятъ квартирныя условія во всей Франціи, можно оцнить почти въ милліардъ.
        При общественномъ устройств, основанномъ на взаимности, было бы въ высшей степени легко сдлать наемъ квартиръ правильнымъ, нисколько не нарушая при этомъ закона предложенія и спроса и слдуя требованіямъ чистйшей справедливости. Для этого слдовало бы употребить три непреложно -врныхъ и безошибочныхъ средства.
        а) Законъ 3 сентября 1807 года о такс денежныхъ процентовъ.
        Въ статьяхъ 1 и 2 этого закона сказано:
        «Законный процентъ не долженъ превышать въ гражданскихъ сдлкахъ пяти %; въ торговыхъ же сдлкахъ шести %, и притомъ безъ вычета.»
        Но законодатель не относилъ это къ однмъ только ссужаемымъ суммамъ или къ цнностямъ, которыя уплачиваются звонкою монетою; онъ разумлъ при этомъ всякаго рода капиталы, товары и продукты, всякое сырье, всякую недвижимость, а также и деньги. Такимъ образомъ негоціантъ, фабрикантъ или земледлецъ, который обязался поставить къ данному сроку извстное количество товаровъ и, не сдержавъ своего общанія, понесъ убытокъ, платитъ по 5 или 6 % въ годъ съ капитала, смотря потому, будетъли сдлка гражданская или торговая; точно также и покупатель, который не уплатилъ въ срокъ чистоганомъ подписаннаго имъ обязательства.
        О деньгахъ упоминается въ закон только какъ о представител цнностей, какъ о средств выразить капиталы и продукты.
        А что же такое наемъ квартиры? Это контрактъ, по которому одна сторона, называемая домохозяиномъ, предоставляетъ другой сторон - нанимателю, домъ или квартиру на извстное время и за опредленную цну, выплачиваемую деньгами. Въ политической экономіи этотъ домъ или эта квартира равняются всякой другой цнности, всякому другому капиталу, всякому другому продукту; я скажу даже, что они такой же товаръ. Правда, что въ закон 3 сентября 1807 г. законодатель не понялъ этого. Опредленіе квартирной цны онъ предоставилъ на произволъ договаривающихся сторонъ, хотя логическимъ образомъ квартирная такса должна быть непременнымъ слдствіемъ установленія таксы на денежный процентъ. Такимъ образомъ, онъ далъ собственности еще одну лишнюю привиллегію, еще одно лишнее преимущество. Но ясно, что закону ничто не мшаетъ отнять эту привиллегію, уничтожить этотъ особый законъ и сказать домовладльцамъ: такса денежнаго процента при гражданскихъ сдлкахъ опредлена въ 5%, при торговыхъ сдлкахъ въ 6%, и это простирается на всевозможныя продажи, покупки, наймы, услуги, обмны и т. д., безъ различія движимостей и недвижимостей,
капиталовъ, товаровъ, продуктовъ или денегъ. Вы больше всхъ пользуетесь этимъ ограниченіемъ и потому должны въ свою очередь подчиняться общему закону; вамъ будутъ платить тотъ же процентъ, который вы платите вашему банкиру, вашему поставщику. Взаимность - справедливость.
        b) Другое средство къ обузданію домовой собственности заключается въ предъявленіи права общества на всю ту сумму, на которую поднялась покупная цна земли независимо отъ собственниковъ. Объ этомъ мы уже говорили.
        c) Наконецъ, я предлагаю объявить, что наемъ квартиры есть торговая сдлка. Разв не торговцы т, которые нанимаютъ домъ, меблируютъ его, а потомъ отдаютъ его снова въ наймы на недлю мсяцъ, годъ отдльными комнатами, номерами и квартирами? Разв не торговцы т предприниматели, которые занимаются постройкою домовъ и потомъ сдаютъ или перепродаютъ ихъ совершенно также, какъ купцы, продающіе мебель или отдающіе ее напрокатъ? Чмъ же операціи, относящіяся къ домамъ и строеніямъ, отличаются отъ тхъ, которыя законъ называетъ торговыми сдлками: отъ мануфактурныхъ предпріятій, поставокъ, театровъ, построекъ, оснащеній, найма судовъ и т. д.?
        Кром того изъ уподобленія найма квартиръ вышеозначеннымъ торговымъ операціямъ, изъ этого уподобленія, совершенно логичнаго и неопровержимаго, если притомъ законъ 1807 года будетъ распространенъ и на наемъ квартиръ и если признаютъ право города на излишекъ стоимости застроенныхъ земель сверхъ покупной цны, вышло бы слдующее:
        1) Все законодательство, относящееся къ найму квартиръ, должно было бы преобразоваться въ лучшемъ дух: не было бы этихъ преимуществъ собственникамъ; этихъ капризовъ, этихъ безумныхъ надбавокъ, которыя доводятъ семейства до отчаянія и раззоряютъ фабрикантовъ и лавочниковъ; произволъ былъ бы вытсненъ изъ цлаго разряда сдлокъ, составляющихъ одинъ изъ главныхъ вопросовъ въ жизни массъ и важность которыхъ измряется во Франціи милліардами. Стараніями власти была бы составлена статистика квартиръ: учредилась бы лучшая полиція, на которую было бы возложено попеченіе о гигіен жилищъ; для покупки земель, постройки, содержанія и населенія домовъ могли бы образоваться артели каменьщиковъ, которыя дйствовали бы въ видахъ общихъ интересовъ и составляли бы конкурренцію прежнимъ собственникамъ. Я оставляю въ сторон подробности этой реформы, довольствуясь указаніемъ на принципъ и духъ ея.
        Но кто не видитъ, что безъ энергическаго вмшательства общественнаго мннія это великое дло возстановленія справедливости останется навсегда утопіей?
        ГЛАВА XI.
        Приложеніе закона взаимности къ условіямъ перевозки. - Отношенія между отправляющими товаръ, коммиссіонерами, подводчиками и пріемщиками по экономическому праву. - Желзныя дороги и общественныя занятія.
        Еслибы ежедневные факты нашей жизни не убждали насъ, никто не захотлъ бы врить, какъ медленно вырабатывается человческая нравственность, какъ трудно ей дойти до того, чтобы отличать справедливое отъ несправедливаго. Осужденіе и послдовавшія за нимъ запрещеніе и законное преслдованіе разбоя и воровства начались не боле трехъ тысячъ лтъ тому назадъ. Но подъ словами воровство, разбой, мошенничество понимали до настоящей минуты только самые насильственные и грубые факты похищенія чужаго достоянія; въ этомъ легко убдиться, просматривая перечень нарушеній собственности, указанныхъ и опредленныхъ въ свод уголовныхъ законовъ. Премудрость древнихъ еще съ самаго начала предлагала намъ свое правило, проникнутое духомъ взаимности: «длай другимъ то, чего себ желаешь; не длай другимъ того, чего не желаешь себ.» Это высокое предписаніе права мы всегда считали простымъ совтомъ милосердія, выраженіемъ чисто -произвольной благотворительности, которая нисколько необязательна для совсти; мы жили подъ опекою палача и полиціи, и въ самыхъ важныхъ вопросахъ соціальной экономіи остались все такими же дикарями, какъ и
первобытные люди, которые, утомившись убійствомъ, грабежемъ и насиліемъ, условились взаимно уважать чужое достояніе, чужихъ женъ и жизнь, и такимъ образомъ основали первыя общества.
        Когда мы толкуемъ о взаимности, объ учрежденіяхъ, основанныхъ на этомъ ученіи, можно подумать, что мы проповдуемъ чтото новое. Простолюдинъ и буржуа, предприниматель и наемщикъ, финансистъ и торговецъ, собственникъ и фермеръ, чиновникъ и священникъ, экономистъ и юристъ, государственный человкъ и простой гражданинъ - вс едва понимаютъ насъ; наши разсужденія имъ недоступны, и наши непонятныя слова пропадаютъ для нихъ даромъ. Взаимное страхованіе - идея старая; ее охотно допускаютъ, но лишь въ теоріи, а не какъ выраженіе справедливости; лишь какъ видъ свободной сдлки, а не какъ обязательное право, въ силу котораго признавались бы виновными и тотъ, который спекулируетъ на несолидарность рисковъ и для своего обогащенія пользуется общественнымъ бдствіемъ, и правительство, допускающее такіе поступки, и общество, одобряющее ихъ. Если въ наше время общественное мнніе относится такимъ образомъ къ самой элементарной форм взаимности, къ взаимному страхованію, то чего же намъ ждать отъ него въ вопросахъ, касающихся опредленія цнностей, добросовстности въ торговыхъ сдлкахъ, обмна услугъ и продуктовъ, найма
квартиръ и т. д.? Кого вы убдите, что скрытность въ дл спроса и предложенія есть неделикатность, даже боле - настоящее нарушеніе справедливости, покушеніе на собственность? Какъ убдить работника, что, по совсти, ему также непозволительно цнить свой трудъ выше его стоимости, какъ непозволительно хозяину сбивать цну? «На здоровую кошку здоровая крыса; защищайтесь, и я буду защищаться; всякій за себя, Богъ за всхъ; на войн по военному -» отвтятъ вамъ и наговорятъ еще цлую сотню подобныхъ правилъ, оставшихся намъ на намять отъ эпохи варварства, когда грабежъ и воровство считались справедливою наградой воина.
        Разв собственникъ не хозяинъ у себя въ дом? Разв онъ не получилъ этотъ домъ въ наслдство отъ отца, не купилъ его на свои деньги, не построилъ его своими руками? Разв онъ не въ прав разрушить его или надстроить надъ нимъ одинъ или нсколько этажей, жить въ немъ съ своимъ семействомъ или превратить его въ сарай, въ магазинъ, въ хлвъ, замнить его садомъ или мстомъ для игры въ кегли? Что -жь вы тутъ толкуете о взаимности? Къ чему это хитрое поползновеніе сбавлять и опредлять закономъ квартирныя цны, подъ предлогомъ лихоимства, дешевизны капиталовъ, права общества на излишекъ стоимости земель сверхъ покупной цны, и т. д.? Настоящая собственность ведетъ за собою право приращенія, право накопленія капиталовъ, слдовательно, исключительное право на увеличенную цнность, которая есть благословеніе, ниспосылаемое собственнику самимъ небомъ. Уважайте же собственность; во всемъ этомъ дйствуетъ только законъ спроса и предложенія во всей своей энергичной и первобытной простот; собственникъ связанъ только своимъ словомъ.
        Вотъ что говорятъ люди, не дающіе себ даже труда замтить, что въ силу такой привиллегіи, законъ предложенія и спроса является несравненно боле мягкимъ для домовладльцевъ, чмъ для купцовъ, фабрикантовъ и рабочихъ. У рабочаго выторговываютъ его задльную плату, у купца - его товаръ, у фабриканта - его услугу; всякій ставитъ имъ почти въ преступленіе недобросовстное повышеніе цнъ; а между тмъ, кто обратится съ подобнымъ упрекомъ къ домовладльцу? Онъ какъ бы воплощенъ въ своей недвижимости. Если его условія слишкомъ тягостны, проходите мимо, безъ замчаній. А какой ему почетъ отъ государства! Какъ его берегутъ! Полиція отнимаетъ у торговцевъ и выбрасываетъ сырые плоды, молоко, сболтанное съ водою, напитки сомнительнаго изготовленія, испорченную говядину, у нея есть законы противъ ростовщиковъ и спекуляторовъ; она въ случа нужды уметъ ограничить нкоторыя монополіи. Прошло лтъ 40 съ тхъ поръ, какъ принципъ общественной пользы ограничилъ до нкоторой степени злоупотребленія собственности. Но какъ осторожно обращаются съ этою могущественной кастой, которая по прежнему считается благородною! Какъ заботятся о
ея вознагражденіи! Сколько собственниковъ обогатились черезъ лишеніе собственности, благодаря тому, что государство возжелало ихъ наслдства, подобно сюзерену, удостоивающему своимъ взглядомъ дочь своего вассала!
        Мы увидимъ, что эти предубжденія, принадлежащія эпох, пресыщенной эгоизмомъ, пропитанной неправдою, еще боле развиты въ той отрасли промышленности, которая, не смотря на свою важность и древность, никогда еще не была проникнута чистымъ лучомъ права.
        Какую связь солидарности, какую взаимность можно установить между публикою и предпринимателемъ перевозки? Перечитайте статьи 96 -108 торговаго устава, и вы увидите, что законодатель, нимало не думая отыскивать здсь нить справедливости, старался только о томъ, чтобы обезпечить предпринимателя, строго опредливъ отвтственность подводчика. Это точно два разные враждебные другъ другу міра, которые, не смотря на свои временныя отношенія, постоянно остаются чужды другъ друга: когда кладь сдана прикащику, онъ на время становится будто ея собственникомъ: все, что относится къ доставк, - способъ доставки, ея условія, ея продолжительность, все что можетъ случится съ кладью въ дорог, - все это исключительно его дло. Контрактъ между подводчикомъ и предпринимателемъ можно выразить двумя словами: полная отвтственность падаетъ на перваго; фрахтовыя деньги выплачиваются вторымъ. Изъ этого слдуетъ, что во всемъ, что относится къ обращенію продуктовъ, торговля, промышленность и земледліе вообще преданы на произволъ коммиссіонеровъ перевозки; отдыхъ и облегченіе наступаютъ только во время вражды, возникающей между
предпринимателемъ и коммисіонеромъ, но за вражду эту почти всегда платитъ публика.
        Не подлежитъ никакому сомннію, что въ годину несчастій, когда государства воюютъ между собою, когда промышленность слаба, путешествія опасны, дла затруднительны, контракты взаимной гарантіи между публикою и предпріятіемъ перевозки становятся почти невыполнимы, коммиссіонеръ и подводчикъ, равно какъ и отправляющій и поручитель всегда предпочтутъ сохранить свою свободу. Но отчего предприниматели перевозки никогда не умли согласиться съ торговцами въ такой стран, какъ Франція, гд дла уже такъ давно достигли широкаго развитія и гд обращеніе такъ безопасно? Въ продолженіе десяти лтъ я имлъ дло съ внутреннимъ судоходствомъ, и оно заглохло на моихъ глазахъ, потому что не могло организоваться. У насъ только тогда поняли, что въ дл перевозки возможенъ справедливый договоръ, выгодный для всхъ интересовъ, когда правительство отдало желзныя дороги въ руки монополіи, присущей такого рода предпріятіемъ, въ руки союза компаній. А между тмъ что можетъ быть проще идеи такого договора.
        Для этого нужно, чтобы предприниматели перевозки объявили бы промышленникамъ, торговцамъ, земледльцамъ тхъ мстностей, съ которыми они имютъ дло: обезпечьте намъ ваши заказы, а мы съ своей стороны общаемъ вамъ:
        Вс доставки отъ пунктовъ А, В, С, D къ пунктамъ X, Y, Z.
        Мы общаемъ вамъ доставку, когда хотите, медленне или скоре, или въ опредленный срокъ; мы общаемъ вамъ періодически отправлять транспорты каждые два, три, четыре, пять дней; наконецъ, мы ручаемся вамъ, что будутъ установлены опредленныя цны, сообразно клади. Нашъ договоръ будетъ взаимный, на годъ или на нсколько лтъ и будетъ измняться каждый разъ, когда плата за коммиссію понизится, вслдствіе какого нибудь нововведенія или серьезной конкурренціи. Въ такомъ случа вы должны будете увдомить насъ заране, чтобы дать намъ возможность принять свои мры и сохранить за собой вашу практику.
        Странное дло: при иниціатив нсколькихъ личностей, въ транспортной торговл принципъ взаимности можетъ установиться прочне и въ боле обширныхъ размрахъ, чмъ во всхъ другихъ предпріятіяхъ. Еслибы преобразовался порядокъ обращенія, то этимъ самымъ была бы перестроена вся система. Но таковъ рокъ, управляющій человческими длами: компаніи судоходства никогда не понимали этого простаго условія; они никогда не предлагали его, и, кажется, публика съ своей стороны, едва ли согласилась бы принять его. Публика похожа на компаніи: она любитъ рискъ, ажіотажъ. Еслибы компаніи перевозокъ водой и главные коммиссіонеры принялись дйствовать такимъ образомъ съ 1840 года, то тарифы ихъ были бы приняты за maximum, пріобрли бы законную силу, и въ наше время перевозъ обходился бы стран съ человка и съ километра 5 сантимовъ за первое мсто и 2 с. за второе; за товары, съ большою и малою скоростью, приходилось бы, какъ по вод, такъ и по желзной дорог, отъ 1 1/2 до 5 сантимовъ.
        Вмсто того судоходство было почти повсемстно покинуто, a компаніи желзныхъ дорогъ по тарифамъ, составленнымъ для нихъ недальновиднымъ законодательствомъ, берутъ:
        Съ пассажировъ: 10 сантимовъ, 5, 7. 7, и 5. 7 съ человка и на километръ.
        Съ товаровъ: 9, 12, 14 и 21 сант. съ тонны и километра.
        Съ хлба, съ котораго при неурожа слдовало бы платить не боле 2 сантимовъ, платятъ теперь 5; - съ устрицъ, съ свжей морской рыбы и т. п. товаровъ, требующихъ самой скорой доставки, платятъ 55 сантимовъ. Знаете ли, какое вліяніе иметъ этотъ тарифъ на цны припасовъ? Когда въ Бордо и Макон дюжина хорошихъ персиковъ продавалась везд по 10 сантимовъ, въ Париж ихъ нельзя было достать дешевле 15, 20 и 50 сантимовъ за штуку.
        Если бы правительство Лудовика Филиппа, порожденное идеями 1789 года, было мене ослплено своими идеями іерархіи и власти, если бы еще въ 1842 году оно успло убдиться, что оно не боле какъ представитель или органъ отношеній взаимности и солидарности всхъ родовъ, какіе только существуютъ и съ теченіемъ времени все боле и боле развиваются между гражданами, - то въ постановленіяхъ о желзныхъ дорогахъ ему представлялся единственный случай создать и дешевизну перевозовъ, и торговую и промышленную взаимность, т. е., другими словами, положить основаніе экономическому праву. Оно сказало бы себ, - а это превосходно понимаетъ самый послдній работникъ, что такое общественное дло, какъ желзныя дороги, не можетъ быть предоставлено въ пользованіе одному классу общества; не должно быть превращено, въ ущербъ масс, въ источникъ доходовъ для полчища акціонеровъ; понявъ это, оно организовало бы перевозочную коммисію или, по крайней мр, основываясь на принципахъ взаимности и экономическаго равенства, поручило бы ее рабочимъ артелямъ.
        Кто сомнвается въ наше время, что и безъ помощи анонимныхъ компаній французскій народъ могъ бы устроить у себя желзныя дороги и, будучи въ одно и то же время и возщикомъ, и отправщикомъ, упрочить за собою навсегда возможную дешевизну сообщеній? Но видамъ правительства вовсе не соотвтствуютъ желзныя дороги, которыя выстроены и которыми пользуются по принципу взаимности; которыя требуютъ за свою службу только сумму, равную издержкамъ на устройство и содержаніе ихъ; которымъ, въ силу юридической аксіомы, что нельзя быть рабомъ своей вещи, Res sua nuli servit, не пришлось бы возвращать затраченнаго на нихъ капитала; акціи которыхъ не вызывали бы ни повышенія, ни пониженія, потому что не было бы ни уступокъ, ни акціонеровъ; которыя, благодаря своей крайней дешевизн, принесли бы пользу только одной націи, не обогащая дармодовъ; - нтъ, такія желзныя дороги не соотвтствовали бы желаніямъ правительства. Двсти милліоновъ - приблизительная сумма чистаго годоваго дохода, приносимаго желзными дорогами -, оставаясь въ торговл, земледліи, промышленности, послужили бы немаловажнымъ пособіемъ для развитія
общественнаго богатства[12 - См. «Руководство биржеваго спекулятора» и «о реформахъ въ желзныхъ дорогахъ» того же автора.]. Но правительство и палаты Лудовика Филиппа разочли, что гораздо лучше положить ихъ въ карманы своихъ друзей, финансистовъ, предпринимателей и акціонеровъ. Народъ имлъ привычку оплачивать все, даже то, что длалось для него, на его же собственныя деньги; что же было бы, если бы ему вдругъ сообщили, что, такъ какъ дороги выстроены на его счетъ, то ему слдуетъ платить за провозъ только то, что стоитъ ихъ содержаніе, а о процентахъ и рчи быть не можетъ? Кром того были не прочь способствовать развитію зажиточнаго и тунеядствующаго класса, увеличить число приверженцевъ правительства, создать интересы, преданные власти, которая съ каждымъ днемъ слабла отъ наплыва народныхъ интересовъ. И ныншнее правительство во всхъ этихъ отношеніяхъ такъ плохо понимаетъ свой истинный законъ, что посл Крымской и Ломбардской войнъ прибавило къ тарифамъ желзныхъ дорогъ еще военную десятину; такимъ образомъ по безразсудной алчности оно сдлалось сообщникомъ паразитной эксплуатаціи промышленности, которая, по
самой сущности своей, не должна приносить никому ни ежегодныхъ доходовъ, ни выгодъ и тмъ производительне должна быть для всхъ.
        Милліоны и милліарды - вотъ во что ежегодно обходится націи нарушеніе экономическаго права, презрніе закона взаимности. Быть можетъ, вы воображаете, что желзныя дороги были выстроены на капиталы компаній? Нтъ; компаніи внесли только самую малую часть затраченнаго капитала, какъ будто для того только, чтобы имть потомъ предлогъ заявить притязанія на весь доходъ. Въ силу закона 1842 на счетъ государства падаютъ расходы по вознагражденію за отнятыя земли и постройки, а также на устройство насыпей, искусственныхъ сооруженій и станцій. Что же остается длать компаніямъ? Прокладывать рельсы и поставлять матерьялъ. А какая же доля приходится государству изъ дохода? - Нуль; что я говорю? государство не только не беретъ никакого дохода, но еще гарантируетъ компаніямъ минимумъ дивиденда. Такимъ образомъ можно сказать, что въ желзныхъ дорогахъ, построенныхъ на основаніи закона 1842, самые крупные расходы ложатся на счетъ государства, т. е. страны, а когда дло доходитъ до длежа дохода, государство отступаетъ передъ компаніями. Ни одна ошибка правительства не давала такого полнаго торжества анархическому
торгашеству. Я сказалъ, что орудія общественнаго обращенія создаются страною и должны быть отданы стран въ даровое пользованіе. Правительство 1830 года отдало ихъ за безцнокъ компаніямъ, которыя берутъ за нихъ большія деньги; оно ни боле ни мене какъ ошиблось въ адрес.
        Идея взаимности - одна изъ самыхъ простыхъ идей, но до нея никогда не додумывались ни аристократія, ни монархія, ни теократія, словомъ, ни одно правительство. Средства сообщенія - вотъ та область, гд личная иниціатива всего удобне могла бы совершить эту великую реформу; но чтобы осуществить ее только въ желзныхъ дорогахъ и каналахъ, необходимъ цлый экономическій переворотъ во всей стран.
        ГЛАВА XII.
        О взаимномъ кредит.
        Слово кредитъ вошло во всеобщее употребленіе и ежеминутно произносится людьми всхъ сословій, но, несмотря на это, остается для большинства двусмысленнымъ. Народъ по большей части придаетъ ему такое значеніе, какого онъ не иметъ ни въ длахъ, ни въ политической экономіи, ни, слдовательно, во взаимности. Это происходитъ оттого, что экономическій языкъ составился не такъ, какъ языкъ Химіи и Права; надъ нимъ трудились не ученые, а практическіе люди, лишенные познаній и философіи, принимавшіе за благодяніе то, что слдовало считать разсчитанной сдлкой, смшивавшіе такимъ образомъ самыя противоположныя понятія и наконецъ усвоившіе себ нчто боле похожее на воровскую терминологію, чмъ на разумную рчь.
        Кредитъ есть искаженное латинское слово crеditus или creditum, страдательное мужеское или среднее причастіе отъ глагола credo, который значитъ врить или доврять. Продавать въ кредитъ - испорченная латинская фраза, которая значитъ продавать тому, кому вришь, или продавать по доврію, т. е. надясь на общаніе покупателя, что онъ впослдствіи заплатитъ. Давать въ займы въ кредитъ значитъ точно также давать не по поручительству и не подъ залогъ, но въ надежд, что данное будетъ возвращено. Стало быть, кредитъ есть довріе: прежде слово это иначе и не понималось.
        Теперь дло другое: кредитъ вовсе не выражаетъ доврія, что ни толкуй объ этомъ современные лихоимцы. Кредитъ превратился въ операцію по преимуществу торгашескую и корыстную, гд личности, называемыя капиталистами или купцами, даютъ свои капиталы или товары нуждающимся людямъ, которыхъ называютъ покупщиками или должниками. Но когда что нибудь дается такимъ образомъ, безъ немедленной уплаты, то это длается вовсе не на слово и не даромъ, какъ думаетъ народъ; даютъ подъ залогъ движимаго или недвижимаго имущества, по поручительству, и получаютъ за это премію, которая часто платится впередъ, вычитается и которую называютъ процентомъ: все это совершенно противоположно тому, что обыкновенно понимаютъ подъ словомъ кредитъ.
        Въ принцип, заимодавецъ не довряетъ никому: онъ вритъ только залогу. Можетъ статься, что по добродушію, какъ человкъ и другъ, онъ одолжитъ другого, въ честности котораго не сомнвается; но въ длахъ кредитомъ называется вовсе не то. Если банкиръ ведетъ свои счеты осторожно и правильно, то не запишетъ въ своихъ конторскихъ книгахъ на имя своего друга сумму, которую далъ ему на слово; онъ запишетъ эту сумму на свое имя, потому что ее нельзя требовать въ назначенный срокъ, и потому что, давая въ долгъ такимъ образомъ, порукою онъ былъ самъ; а это значитъ, что въ подобномъ случа на самомъ дл онъ довряетъ только самому себ.
        Кредитъ можно, стало быть, понимать двоякимъ образомъ: есть кредитъ вещественный, который основывается на вещахъ или залогахъ, и кредитъ личный, который гарантируется единственно добросовстностью должника. Народъ всми силами стремится къ личному кредиту: онъ иначе не понимаетъ взаимности. Поговорите съ простымъ человкомъ о залогахъ, о поручительств, о двойной или тройной подписи, или хоть о торговомъ вексел, представляющемъ цнность, которая выдана и везд можетъ быть принята: - онъ перестанетъ понимать насъ и приметъ вс ваши предосторожности за оскорбленіе. Такъ не длается между добрыми знакомыми, подумаетъ онъ. - Я двадцать лтъ занимаюсь моимъ ремесломъ, скажетъ вамъ этотъ работникъ; вотъ вамъ свидтельство о моемъ поведеніи; я желаю занять лично на себя, и мн нужно 3,000 фран. Можете вы дать мн ихъ? - Онъ изумится, если вы скажете ему, что въ длахъ во взаимномъ банк, какъ и во всякомъ другомъ, принято за правило врить не человку, а залогу.
        Воспитать въ этомъ отношеніи народъ - дло управляющихъ и директоровъ обществъ взаимнаго кредита. Я очень опасаюсь, чтобы неумстная снисходительность или неосновательная боязнь нарушить свою программу не увлекли нкоторыя общества въ неосторожные и рискованные займы. Необходимо, чтобы работники усвоили истинные принципы; надо, чтобы они твердо убдились, что въ дл кредита боле, чмъ во всякомъ другомъ дл, надо строго различать Милосердіе и Право; что общество, основанное на принцип взаимности, не слдуетъ смшивать съ обществомъ вспомоществованія - словомъ, что дла не имютъ ничего общаго съ подвигами милосердія и филантропіи. Рабочія общества должны позволять себ личный кредитъ лишь изрдка и то съ величайшею осмотрительностью, хотя въ строгомъ смысл онъ то и есть настоящій кредитъ; иначе они рискуютъ превратиться въ скоромъ времени въ филантропическія учрежденія, раззориться, благодаря лицепріятію, фальшивымъ векселямъ, нравственнымъ гарантіямъ, и наконецъ лишиться чести.
        Что же мы назовемъ взаимнымъ кредитомъ?
        Кредитныя операціи длятся на дв большія категоріи: 1) учетъ торговыхъ цнностей, 2) ссуда капитала земледлію и промышленности.
        Каждая изъ этихъ операцій требуетъ непремнно положительнаго, вещественнаго залога. Такимъ образомъ, когда негоціантъ нуждается въ звонкой монет, онъ достаетъ ее посредствомъ векселей, выдаваемыхъ имъ на своихъ кліентовъ -должниковъ и, кром того еще за подписью другаго негоціанта или банкира, а иногда двухъ, что составляетъ три и даже четыре ручательства: 1) плательщикъ, 2) векселедатель, 3) надписатель иди надписатели; каждый изъ нихъ отвчаетъ и личностью, и имуществомъ. Во время кризиса часто случается, что негоціанты достаютъ деньги подъ залогъ товаровъ, которые обыкновенно стоятъ втрое и вчетверо дороже ссужаемой подъ нихъ суммы. Надо, чтобы рабочій людъ твердо помнилъ, что взаимность не можетъ освободить ихъ ни отъ одного изъ этихъ ручательствъ, на которыхъ основывается кредитъ. Дло совсмъ не въ этомъ.
        Мы сказали выше, что кредитъ не дается на простыя общанія, а подъ залогъ наличныхъ имуществъ; кром того это операція корыстная, требующая для заимодавца вознагражденія или выгоды, настоящей преміи, равносильной страховой преміи, колеблющейся между 2, 3, 4 и 5, 6, 7, 8 и 9% въ годъ и называемой процентомъ. Къ этому проценту банкиры часто прибавляютъ плату за комиссію и другія мелкія издержки, которыя часто возвышаютъ ссуду еще на 1%. Дло въ томъ, чтобы взаимностью уменьшить этотъ процентъ и побочные расходы, какъ въ торговыхъ учетахъ, такъ и въ займахъ подъ залогъ для земледлія и промышленности.
        Въ послдніе семнадцать лтъ я писалъ слишкомъ много по вопросу о взаимномъ кредит и потому не считаю себя обязаннымъ вдаваться теперь въ пространныя объясненія по этому предмету; достаточно будетъ нсколькихъ словъ.
        Денежный процентъ, максимумъ котораго опредленъ закономъ 3 сентября 1807 года въ 6% для торговыхъ сдлокъ и въ 5% для гражданскихъ, составляетъ для труда самый тяжелый гнетъ, а для потребленія - самый неосновательный и вредный налогъ. Достаточно вспомнить, что торговые учеты даютъ одному французскому банку и его конторамъ до 40 милліоновъ чистаго барыша; что же касается ссуды капиталовъ земледлію и промышленности, то въ 1857 году вся сумма залоговъ простиралась до 12 милліардовъ, что составляетъ по крайней мр 600 милліоновъ процентовъ.
        Касательно обращенія и учета ясно, что торговый процентъ 6, 7, 8 и 9%, взимаемый банкирами, составляетъ дань, которую негоціанты благосклонно платятъ тмъ, въ чьихъ рукахъ скопляется звонкая монета; купцы могли бы страховать другъ друга за самую небольшую премію, которою неудовольствуется ни одна компанія; дйствуя съ разршенія правительства, они могли бы обезпечить себ доставку на 60 и 80% дешевле тарифа желзныхъ дорогъ; - они могли бы, съ помощью или безъ помощи правительственнаго вмшательства, ссужать другъ друга по такимъ процентамъ, до которыхъ не могъ бы низойти ни одинъ капиталистъ.
        Когда въ 1848 году, благодаря иниціатив временнаго правительства и торговой подписк, была основана учетная контора, кто мшалъ тогда правительству, вдвойн гарантировавшему этотъ новый банкъ облигаціями города Парижа и билетами казначейства, постановить, что акціонеры конторы будутъ пользоваться учетомъ своихъ векселей безъ процентовъ, получая простое вознагражденіе за коммиссію? Вскор всякій сталъ бы добиваться этой выгоды, сталъ бы просить акцій, то есть выкупалъ бы добровольнымъ единовременнымъ взносомъ ту дань, которую платилъ банкирамъ ежегодно. Но въ 1848 году февральская республика вся углубилась въ политику; ей не было дла до взаимности; довольная тмъ, что пустила въ ходъ новую машину, она отказалась въ пользу акціонеровъ отъ всякаго участія въ барышахъ. Теперь государство взяло назадъ свою гарантію, сдлавшуюся безполезною; капиталъ конторы, состоявшій прежде изъ 6,666,500 франковъ вклада акціонеровъ, возросъ до 20,000,000, a акціи, стоившія вначал 500 фр., цнятся на бирж въ 980 франковъ.
        Что же касается ссудъ въ пользу земледлія и промышленности, то такъ какъ он состоятъ изъ сырыхъ матеріяловъ, рабочихъ инструментовъ, скота, припасовъ и рабочихъ рукъ, такъ какъ выраженіе - поземельный кредитъ означаетъ вовсе не ссуды земель, луговъ, полей, виноградниковъ, лсовъ, домовъ или другихъ недвижимостей, а просто ссуды работъ и запасовъ; такъ какъ звонкая монета служитъ здсь, какъ и въ торговл, только средствомъ обмна; такъ какъ, поэтому, означенныя ссуды могутъ длаться лишь изъ сбереженій націи, и такъ какъ, слдовательно, единственное назначеніе поземельнаго кредита состоитъ въ томъ, чтобы облегчать своимъ посредничествомъ заключеніе займовъ, потому что подобная операція гораздо боле походитъ на срочную продажу, чмъ на заемъ подъ залогъ, - то изъ всего этого опять таки ясно, что и здсь взаимность можетъ и должна получить самое блистательное приложеніе, потому что дло идетъ только о практическомъ осуществленіи того, что въ сущности уже иметъ дйствительную силу, - а именно, что истинные заимодавцы - производители, что взаймы даются не деньги, а сырые матеріалы, рабочіе дни, инструменты и
запасы; что для этой цли слдуетъ учредить не банкъ, a скоре магазины и склады; наконецъ, что всякія ссуды подобнаго рода должны длаться въ виду воспроизведенія, и что поэтому производители должны организовать свои взаимныя ссуды посредствомъ синдиката; это доставило бы имъ дешевизну, невозможную для мнялъ.
        Нельзя надивиться тому странному обаянію, которое деньги производятъ на нашихъ финансовыхъ рутинеровъ и псевдо -экономистовъ. Когда въ 1848 году въ республиканскомъ собраніи занялись учрежденіемъ поземельнаго кредита, спасителя нашего земледлія, то въ виду имли только одно: создать съ возможно меньшимъ количествомъ звонкой монеты возможно большую сумму въ кредитныхъ билетахъ; совершенно тоже длалось и во французскомъ банк. Но чмъ больше мечтали объ этомъ, тмъ больше встрчали затрудненій. Во первыхъ, никто не хотлъ согласиться ссужать свои деньги по 3, 3,65 %, такъ чтобы новое учрежденіе могло снова отдавать ихъ взаймы подъ залогъ на 20 -60 лтъ по 5, 5 1/2 или 6 %, включая сюда расходы по погашенію и издержки на управленіе. Кром того, еслибы и нашлись заимодавцы, къ чему же это привело бы? Закладъ недвижимыхъ имній, тмъ не мене, шелъ бы своимъ чередомъ; земледльческій долгъ возросталъ бы и становился бы все боле и боле неоплатнымъ, и учрежденіе поземельнаго кредита привело бы къ общему отчужденію собственности, еслибы продолжали занимать по 6 и 5 процентовъ, тогда какъ земля даетъ дохода всего 2 %.
Когда противорчіе явилось такимъ образомъ съ обихъ сторонъ - и со стороны капиталистовъ, и со стороны земледльческаго долга, это превосходное учрежденіе поземельнаго кредита, на которое возлагалось столько надеждъ и которое сначала приписывали императорскому правительству, было покинуто: теперь земледліе занялось совсмъ другимъ. Мы сейчасъ упомянули, что вся сумма залоговъ простирается до 12 милліардовъ. Чтобы поземельный кредитъ могъ удобно выплачивать или пускать въ обращеніе такую сумму, нужно, чтобы онъ, подобно банку, собралъ въ своихъ кассахъ звонкой монетой по крайней мр третью часть этого капитала, то есть, 4 милліарда, которые служили бы залогомъ на 12 милльярдовъ билетовъ. Не смшно ли это до послдней степени? А между тмъ этото и было камнемъ преткновенія, о который разбились и искусство нашихъ финансистовъ, и ученость нашихъ экономистовъ, и надежда нашихъ агрономовъ -республиканцевъ!… Stupete gentes!
        Стало быть, здсь, какъ и везд, приходится истреблять троякое злоупотребленіе, которое уже давно изчезло бы, еслибы не глупость нашихъ предпринимателей и не потачка имъ со стороны нашихъ правительствъ:
        1) Все боле и боле упорное нарушеніе экономическаго права.
        2) Безвозмездная и постоянно возростающая потеря части ежегодно создаваемаго богатства подъ видомъ процентовъ.
        3) Развитіе чудовищнаго тунеядства, все боле и боле развращающаго общество.
        Реформы въ дух взаимности отличаются тмъ, что он въ одно и то же время и строго держатся права, и проникнуты высокой общественностью: цль состоитъ въ томъ, чтобы прекратить всякаго рода поборы, взимаемые теперь съ работниковъ подъ такими предлогами и такими средствами, которые когданибудь будутъ оговорены въ конституціи и вмнены правительству въ преступленіе[13 - Нельзя умолчать еще о слдующемъ факт: извстные сторонники экономической анархіи, виновники промышленнаго и торгашескаго феодализма, отъявленные противники освобожденія рабочихъ, неотступно требуютъ такъ называемой свободы банковъ или децентрализаціи кредита; они точно также требовали и добились такъ называемой свободной торговли, а теперь скоро потребуютъ еще свободы процента. Въ толкахъ объ этомъ они никогда не пропускаютъ случая обличить взаимный кредита въ стремленіи къ централизаціи и обвинить защитниковъ экономическаго переворота въ поползновеніи къ правительственности. Стоить ли напоминать читателю, что всякая общественная служба, организованная такъ, чтобы не стоить потребителямъ ничего или почти ничего, есть трудъ коллективный,
дйствующій самъ по себ и для себя, стоящій, слдовательно, настолько же вн общинности, насколько и вн централизаціи? Общественные банки каждой провинціи, каждаго города должны быть независимы другъ отъ друга: такимъ образомъ централизація будетъ достаточно разбита. Но считать свободою кредита такую свободу, въ силу которой всякій могъ бы выдавать бумажные денежные знаки, или называть свободою процента право поднимать учетъ до 7, 8, 9, 10 и выше - значить злоупотреблять словами; такое злоупотребленіе въ жизни прикрываетъ подлогъ, а въ наук составляетъ противорчіе. - Сказанное о кредит, мы повторимъ и о страхованіи, объ общественныхъ работахъ и т. д. Не будемъ смшивать дло коллективное, даровое по своей сущности съ явленіями централизаціи, которыя хуже и дороже всхъ другихъ.].
        Взаимность, которую въ наше время такъ страстно отрицаютъ защитники привиллегій и которая составляетъ отличительную черту новаго ученія, не требуетъ, чтобы мы давали взаймы, ничего за это не ожидая: Mutuum date, nihil inde sperantes. Отступая отъ нравственнаго ученія древнихъ моралистовъ, новйшіе теологи подняли вопросъ о томъ, заключается ли въ этихъ словахъ положительное запрещеніе давать въ долгъ на проценты; считать ли ихъ предписаніемъ или просто совтомъ. Различіе, которое мы выше установили между закономъ милосердія и закономъ справедливости, и наше теперешнее объясненіе личнаго кредита и кредита взаимнаго, который всегда долженъ быть обезпеченъ, но никогда не долженъ разсчитывать на выгоду, раскрываютъ намъ истинный смыслъ этого изрченія.
        Моисей первый сказалъ еврею: Не бери процентовъ съ брата, а лишь съ чужеземца. Его главною цлью было предупредить смшеніе и отчужденіе наслдствъ, которымъ въ его время, какъ и въ наше, угрожалъ закладъ. Съ тою же цлью онъ установилъ отпущеніе долговъ черезъ каждые 50 лтъ. Но Іисусъ Христосъ, обобщая законъ Моисея, говоритъ: Давай въ долгъ безъ процентовъ и брату, и еврею, и чужеземцу. Такимъ образомъ онъ закончилъ вкъ эгоизма, вкъ національностей и открылъ періодъ любви, эру человчности. Теперь, не возвращаясь къ общинности и къ милосердію, мы утверждаемъ экономическую взаимность, гд никто ни отъ кого не требуетъ жертвы и гд каждый получаетъ всякую вещь за настоящую цну труда. Не смотря однако на простоту этой идеи, мы можемъ сказать о себ: Они насъ не поняли - Et sui eum non comprehenderunt[14 - Теорія взаимнаго кредита, стремящагося сдлаться даровымъ, въ силу котораго занимающій долженъ оплачивать только издержки по управленію, составляющія 1/4 %, была въ первый разъ теоретически изложена въ брошюр въ 43 страницы, подъ заглавіемъ: Организація кредита и обращенія П. Ж. Прудона, Парижъ 1848.
Другіе, напримръ Мазель старшій, а въ позднйшее время г. Боннаръ, казалось, тоже угадывали этотъ принципъ. Но они имли о немъ самое поверхностное понятіе; доказали они это тмъ, что обоимъ, особенно Боннару, тотчасъ же пришла мысль эксплуатировать этотъ принципъ въ свою пользу, забывая, что безплатность то и составляетъ самую сущность взаимности. Контора Боннара теперь въ значительной степени пала; впрочемъ говорятъ, что основатель усплъ составить себ блестящее состояніе, источникъ котораго, хотя въ глазахъ судей оказался совершенно безукоризненнымъ, но тмъ не мене не иметъ ничего общаго со взаимностью.Въ числ противниковъ взаимнаго кредита я долженъ назвать Фредерика Бастіа. На памяти этого экономиста, заслуживающаго уваженія за большую часть своихъ мнній, останется, въ глазахъ здравомыслящихъ людей, пятно недобросовстности, которую онъ обнаружилъ во время нашего публичнаго диспута въ 1849 году. Заодно съ Бастіа, я охотно признаю, что въ дл кредита частное лицо не можетъ безвозмездно выпустить изъ рукъ свои капиталы, точно также, какъ ему было бы невозможно застраховать какой нибудь торговый домъ безъ
значительной преміи; потомъ, когда я хотлъ растолковать своему противнику, что при порядк, основанномъ на взаимности, все шло бы совершенно обратнымъ путемъ, Бастіа не хотлъ ничего слушать, говоря, что взаимность нимало его не интересуетъ, и что онъ довольствуется моимъ признаніемъ касательно результатовъ кредита, который я назвалъ одностороннимъ (unilatral), чтобы избжать ненавистнаго слова: лихоимствующій.По этому поводу я позволю себ представить слдующее разсужденіе. Мн меньше, чмъ всякому другому, было бы прилично осуждать рабочія массы, особенно въ ту минуту, когда во Франціи, Германіи и Англіи он стараются дйствовать заодно, чтобы отстоять свое освобожденіе противъ коалиціи капиталистовъ и случайностей международной войны. Но выставивъ на видъ ложныя понятія и заблужденія рабочей массы касательно кредита, я не могу не упомянуть о робости тхъ, которые, боясь утопій, считаютъ мудростью слдить шагъ за шагомъ за буржуазною практикою и охотно свели бы ученіе о взаимности на то, чтобы рабочій классъ имлъ своихъ банкировъ, а собственники, предприниматели и лавочники - своихъ. Какъ? Неужели взаимность
станетъ стыдиться своего имени! Неужели она станетъ бояться, что ее завлекутъ слишкомъ далеко. Неужели она будетъ протестовать противъ того, что нкоторые уже называютъ преувеличеніемъ ея ученія. Пусть рабочіе успокоятся. Ихъ банки, платящіе за капиталы очень дорого, вслдствіе чего имъ невозможно отдавать ихъ взаймы дешево, не въ состояніи приняться за серьезную войну противъ капитализма. Взаимный кредитъ будетъ основанъ въ Европ не отпаденіемъ, не незначительными конкурренціями, не филантропическими вспоможеніями или подписками. Для этого нужна, какъ я говорилъ уже не разъ, вся сила коллективной воли, которая откровенно стала бы на сторону преобразованій. Въ 1849 году Народный Банкъ преслдовалъ только одну цль: трудиться надъ экономическимъ образованіемъ народа и просвщать его примромъ, опытомъ и гласнымъ обсужденіемъ вопросовъ о кредит. Исполненіе дла мы отложили до выборовъ 1852 года. Въ будущемъ, безъ сомннія, скрывается много чудесъ; рабочая демократія непобдима. Однако, я думаю, она поступить разумно, если не станетъ истощать своихъ силъ въ безполезныхъ усиліяхъ; въ 1863 году она съумла хорошо
заявить себя; поэтому ей не слдуетъ упускать изъ виду политическихъ идей 1852 года.].
        Прикрытый ложнымъ именемъ свободы, эгоизмъ вълся въ насъ и развратилъ все наше существо. Нтъ на свт той страсти, той ошибки и той формы порока и неправды, которая не лишала бы насъ доли нашего скуднаго продовольствія. Мы платимъ дань невжеству, случаю, предразсудку, ажіотажу, монополіи, шарлатанству, реклам, безвкусію, платимъ такую же дань чувственности и лни, кризисамъ, застоямъ, стачкамъ, прекращенію работъ, не говоря уже о томъ, что, благодаря нашимъ рутиннымъ привычкамъ, мы кром того платимъ дань конкурренціи, собственности, власти, религіи, даже наук, объ уничтоженіи которой, очевидно, не можетъ быть и рчи, - всему этому платимъ мы дань, превышающую оказываемыя намъ услуги. Везд экономическое право нарушается въ своихъ основныхъ принципахъ, и везд это нарушеніе влечетъ за собою, въ ущербъ намъ, отчужденіе богатства, развитіе тунеядства и развратъ общественныхъ нравовъ.
        ГЛАВА ХIII.
        Обь ассоціаціи, основанной на взаимности.
        Мн казалось, что я долженъ посвятить особую главу этому вопросу, который занимаетъ очень видное мсто въ ряду рабочихъ недоразумній и гд царитъ еще глубокій мракъ. Авторы манифеста, подобно своимъ люксанбурскимъ товарищамъ, превозносятъ ассоціацію и считаютъ ее могущественнымъ средствомъ порядка, нравственности, богатства и прогресса. Но до сихъ поръ ни т, ни другіе не умли распознать ее; вс смшиваютъ ее съ взаимностью; многіе смшиваютъ съ общиною; кром гражданскаго и торговаго свода законовъ, которымъ притомъ работники не интересуются никто не съумлъ выяснить ея вредный или полезный характеръ, а, главное, никто не понялъ тхъ измненій, которымъ она должна будетъ подчиниться при порядк вещей, основанномъ на взаимности.
        Я попытаюсь, насколько хватитъ силъ, освтить этотъ интересный предметъ и, принимая въ разсчетъ выгоду рабочихъ обществъ, которыя повсемстно развиваются и которымъ живо сочувствуютъ многія политическія знаменитости, думаю пополнить немногими словами этотъ важный проблъ.
        Экономическими силами я называю извстныя формы дйствія, клонящіяся къ тому, чтобы увеличивать силу труда и длать ее могущественне, чмъ она была бы, будучи совершенно предоставлена индивидуальной свобод.
        Такимъ образомъ, то, что называютъ раздленіемъ труда или обособленіемъ промышленностей, есть экономическая сила: со временъ А. Смита было тысячу разъ доказано, что данное число рабочихъ наработаетъ въ четыре раза, въ десять разъ, въ двадцать разъ больше, если систематическимъ образомъ раздлитъ между собою трудъ, чмъ еслибы каждый работалъ отдльно и еслибы вс длали тоже самое дло, не входя въ соглашенія и не соединяя своихъ усилій.
        По той же или, скоре, по противоположной причин, сила, которую я, одинъ изъ первыхъ, назвалъ силою совокупности, есть тоже экономическая сила: доказано, что данное число работниковъ легко и скоро исполнитъ работу, которая была бы невозможна для тхъ же самыхъ рабочихъ, если бы вмсто того, чтобы совокупить свои усилія, они захотли дйствовать врознь.
        Приложеніе машинъ къ промышленности есть тоже экономическая сила: это нечего и доказывать. Машины даютъ человку возможность длать большее усиліе, вслдствіе чего трудъ становится боле производительнымъ, доходъ - увеличивается: происходящее отъ этого приращеніе богатства свидтельствуетъ о присутствіи здсь экономической силы.
        Конкурренція - экономическая сила, потому что возбуждаетъ дятельность рабочаго.
        Ассоціація - другая экономическая сила, потому что внушаетъ ему довріе и спокойствіе.
        Наконецъ, обмнъ, кредитъ, золото и серебро, обращенныя въ монету, самая собственность - все это экономическія силы.
        Но самая великая, самая святая изъ экономическихъ силъ - та, которая соединяетъ съ сочетаніями труда вс открытія разума и санкціи совсти; это взаимность, въ которой, такъ сказать, сливаются вс другія силы.
        Путемъ взаимности въ право вступаютъ другія экономическія силы; он становятся, такъ сказать, составными частями права человка и производителя; безъ этого он оставались бы одинаково безучастными и къ общественному злу, и къ общественному благу; въ нихъ нтъ ничего обязательнаго; сами по себ, он не представляютъ никакого нравственнаго характера. Всмъ извстны излишества, чтобы не сказать, неистовства раздленія труда и машинъ; - неистовства конкурренціи, плутни торговля, грабежи кредита, проституція денегъ, тираннія собственности. Вс эти обвиненія уже давно истощены, и настаивать на нихъ при современной демократіи значило бы терять напрасно время, проповдуя обращеннымъ. Одна только взаимность, удовлетворяющая и разуму, и совсти, составляетъ взаимно обязующій договоръ, который такъ долго былъ непризнанъ, но въ тайн всегда соединялъ всхъ труженниковъ и обязывалъ людей, оплодотворяя въ то же время ихъ трудъ. Она одна непобдима и непоколебима, потому что и въ человческихъ обществахъ, и во вселенной составляетъ Право и Силу.
        Если разсматривать ассоціацію съ ея хорошей стороны, она, конечно, покажется мирною и братскою; я не стану опошливать ее въ глазахъ народа - сохрани меня Боже!… Но ассоціація сама по себ, лишенная руководящей мысли Права, есть тмъ не мене случайная связь, основанная на чисто физіологическомъ и корыстномъ чувств; - это свободное условіе, которое можно расторгнуть, смотря по желанію; это ограниченная группа, о которой всегда можно сказать, что ея члены, соединившіеся только для себя самихъ, соединились каждый и вс противъ всхъ: такъ смотрлъ на это законодатель, и онъ не могъ смотрть иначе.
        О чемъ хлопочутъ напримръ наши крупныя ассоціаціи капиталистовъ, организованныя въ дух торговаго и промышленнаго феодализма? Присвоить себ фабрикацію, обмнъ и выгоды, сгруппировать съ этою цлью подъ однимъ руководствомъ самыя разнообразныя спеціальности, сосредоточить ремесла, соединить въ однхъ рукахъ должности, - словомъ - вытснить мелкую промышленность, убить торговлю и превратить такимъ образомъ въ наемщиковъ самую многочисленную и самую развитую часть буржуазіи: и все это въ пользу такъ называемыхъ организаторовъ, основателей, директоровъ, администраторовъ, совтниковъ и акціонеровъ этихъ громадныхъ спекуляцій. Въ Париж можно видть множество примровъ этой безчестной войны, которую крупные капиталы ведутъ противъ мелкихъ: упоминать о нихъ безполезно. Толковали о центральномъ книжномъ магазин, который долженъ былъ состоять подъ коммандитствомъ г. Перейры и замнить большую часть теперешнихъ книжныхъ магазиновъ: это новый способъ господствовать надъ прессою и надъ идеями. Даже само общество литераторовъ, завидуя выгодамъ книгопродавцевъ, думаетъ сдлаться издателемъ всхъ сочиненій, выпускаемыхъ въ
свтъ живыми авторами: эта страсть къ насильственному завладнію не знаетъ себ границъ; она служитъ яснымъ доказательствомъ жалкаго состоянія умовъ. Я зналъ одно типографское заведеніе, которое соединяло у себя съ наборомъ и печатаніемъ, нераздльными другъ отъ друга, оптовую и мелочную книжную торговлю, торговлю бумагою, литье шрифтовъ, изготовленіе скоропечатныхъ машинъ, отливку стереотипныхъ досокъ, переплетное и столярное мастерство, и т. д. Кром того хотли открыть при немъ школу для учениковъ и маленькую академію. Это чудовищное заведеніе вскор пало, благодаря плутнямъ, тунеядству, растратамъ, конкурренціи, возрастающему дефициту. Промышленный феодализмъ иметъ т же стремленія, и его ожидаетъ такой же конецъ.
        Чего добивались рабочія ассоціаціи Люксанбурской системы. Замнить при помощи государства ассоціаціи капиталистовъ союзомъ работниковъ, то есть - всетаки вести войну противъ свободной промышленности и свободной торговли посредствомъ централизаціи длъ, соединенія рабочихъ рукъ и превосходства капиталовъ. Вмсто ста или двухсотъ тысячъ заведеній, имющихъ торговое свидтельство, было бы только сто крупныхъ ассоціацій, которыя служили бы представителями различныхъ отраслей промышленности и торговли, гд рабочее населеніе было бы дисциплинировано и окончательно порабощено высшимъ государственнымъ соображеніямъ этого братства, подобно тому, какъ въ настоящую минуту его силятся поработить верховнымъ требованіямъ капитала. Что выиграли бы отъ этого свобода, общественное благосостояніе, цивилизація? Ничего. Мы перемнили бы одн цпи на другія; но всего печальне и всего ясне выказываетъ безсиліе законодателей, предпринимателей и преобразователей то, что общественная идея не подвинулась бы ни на шагъ впередъ; мы по прежнему остались бы подъ тмъ же произволомъ, подъ тмъ же экономическимъ фатализмомъ.
        Этотъ первый, бглый обзоръ коммунистическихъ ассоціацій, впрочемъ неосуществившихся на дл, и товариществъ на вр и на акціяхъ, составленныхъ по плану товарищеской анархіи и новаго феодализма, освященнаго закономъ и поддержаннаго властью, показалъ намъ, что и т, и другія были основаны съ частными цлями, съ разсчетомъ на эгоистическія выгоды; что въ нихъ нтъ ничего такого, что обнаруживало бы преобразовательную мысль, высшую цль цивилизаціи, хотя бы малйшую заботу о прогресс и объ обществ; напротивъ того, поступая такъ индивидуально и анархически, они ничто иное, какъ мелкія партіи, организованныя, противъ большой, въ ндрахъ которой они живутъ на ея же счетъ.
        Общія характеристическія черты этихъ обществъ, указанныя въ свод законовъ, обнаруживаютъ ихъ узость и ничтожество. Они состоятъ изъ опредленнаго числа лицъ, которыя вс, разумется, означены поименно, по ремесламъ, мсту жительства и званію; каждый членъ вноситъ вкладъ; общество составлено съ спеціальною цлью и для исключительной выгоды, и срокъ его существованія ограниченъ. Постороннія лица не допускаются. Во всемъ этомъ нтъ ничего, что соотвтствовало бы великимъ надеждамъ, которыя рабочая демократія возлагаетъ на ассоціацію: на какомъ основаніи можетъ она надяться получить отъ нея результаты, боле человчные, чмъ т, которые мы до сихъ поръ видли? Ассоціація опредляется сама собою, и основная черта ея состоитъ въ стремленіи къ обособленію. Можно ли устроить такъ, чтобы не существовало рядомъ отдленныхъ и отличныхъ другъ отъ друга ассоціацій столяровъ, каменьщиковъ, ламповщиковъ, шляпочниковъ, портныхъ, сапожниковъ и т. д.? Приходитъ ли кому нибудь въ голову, чтобы вс эти ассоціаціи слились между собою и составили одно всеобъемлющее общество? Можно смло предложить рабочей демократіи разршить эту
задачу - что я говорю? - не только работникамъ, но и ихъ совтамъ, академіи политическихъ и нравственныхъ наукъ, законодательному корпусу, поголовно всей школ правовденія; можно смло сказать, что всмъ имъ вовки не придумать такой ассоціаціи, гд соединялись бы, сливались бы воедино трудъ и выгоды двухъ разнородныхъ группъ, напримръ, каменьщиковъ и краснодеревцовъ. Стало быть, не будучи солидарны, ассоціаціи по самой сил вещей будутъ соперничать между собою; ихъ интересы будутъ противоположны другъ другу; выйдутъ противорчія, возникнетъ вражда. Выхода изъ этого нтъ.
        Но, скажутъ мн, разв мы не можемъ прибгнуть къ принципу взаимности, чтобы согласить и примирить ассоціаціи, не сливая ихъ?…
        Давно бы такъ! взаимность уже является какъ Deus ex machina. Узнаемъ же, чему она насъ учитъ, и прежде всего заявимъ, что взаимность вовсе не то, что ассоціація, и что, одинаково любя свободу и сочетаніе, она равно чужда и прихоти, и нетерпимости.
        Мы только что говорили о раздленіи труда. Результатъ этой экономической силы состоитъ въ томъ, что, порождая спеціальности, она создаетъ столько средоточій свободы, что ведетъ за собою раздленіе предпріятій, то есть какъ разъ противное тому, чего добиваются и защитники коммунистическихъ ассоціацій, и основатели ассоціацій капиталистовъ. Соединяясь потомъ съ закономъ естественнаго распредленія населенія по полосамъ, кантонамъ, общинамъ, кварталамъ, улицамъ, раздленіе труда приводитъ къ слдующему ршительному результату: всякая промышленная спеціальность не только призвана развиваться и дйствовать въ полной и совершенной независимости, при условіяхъ взаимности, отвтственности и обезпеченія, которыя составляютъ общее условіе общества, но, кром того, тоже распространяется и на промышленниковъ, изъ которыхъ каждый въ томъ округ, гд живетъ, служитъ своею личностью представителемъ какой нибудь спеціальности труда: въ принцип эти промышленники должны оставаться свободными. Раздленіе труда, свобода, конкурренція, политическое и общественное равенство, достоинство человка и гражданина не допускаютъ
подчиненія, какое влечетъ за собою патронство конторъ. Шестьдесятъ членовъ говорятъ въ своемъ манифест, что они не хотятъ кліентства, а патронство конторъ есть обратная сторона этого кліентства: въ сущности это все одно и тоже.
        Изъ этого слдуетъ, что въ ассоціаціи принципъ взаимности состоитъ въ томъ, чтобы люди составляли общества только тогда, когда того требуютъ самое производство, дешевизна продуктовъ нужды потребленія, спокойствіе самихъ производителей, когда становится равно невозможнымъ ни публик полагаться на частную промышленность, ни частной промышленности брать на себя всю отвтственность и одной нести весь рискъ предпріятій. Тогда людей соединяетъ уже не система, не разсчетъ самолюбія, не духъ партіи, не пустая сантиментальность; ихъ соединяетъ самая сила вещей, и такъ какъ, соединяясь такимъ образомъ, они повинуются только сил вещей, то могутъ сохранить свою свободу даже въ ассоціаціи.
        Эта сторона идеи взаимности, которая ясно вытекаетъ изъ общихъ принциповъ, заявленныхъ въ манифест Шестидесяти, можетъ своимъ значеніемъ привлечь къ новой демократіи самыя живыя симпатіи мелкихъ буржуа, мелкихъ промышленниковъ, мелкихъ торговцевъ.
        Когда дло идетъ о производств мануфактурномъ, металлургическомъ, морскомъ, о разработк рудника, то здсь ассоціація, конечно, умстна: этого никто не станетъ оспаривать. Точно также умстна она въ тхъ обширныхъ предпріятіяхъ, которыя носятъ на себ характеръ общественнаго дла, напримръ въ желзныхъ дорогахъ, кредитныхъ учрежденіяхъ, докахъ и т. д. Въ своемъ мст я доказалъ, что въ силу закона взаимности изъ этихъ предпріятій должна быть устранена всякая выгода капиталовъ, и они должны быть отданы въ руки общества, которое одно иметъ право пользоваться ими и содержать ихъ. Въ этомъ случа опять таки до послдней степени ясно, что ни монопольныя компаніи, ни общества, состоящія подъ покровительствомъ государства и производящія работы отъ имени государства и на его счетъ, не могутъ поручиться за хорошее исполненіе и дешевизну. Такое обезпеченіе могутъ дать только свободные члены обществъ, связанные съ публикою взаимностью, а между собою обыкновенною ассоціаціею.
        Но когда дло идетъ о многочисленныхъ отрасляхъ ремеслъ и торговли, которыхъ такъ много въ городахъ и даже въ деревняхъ, - я уже не вижу необходимости и пользы ассоціаціи. Я тмъ мене вижу здсь пользу отъ ассоціаціи, что результатъ, котораго можно было бы ожидать отъ нея, пріобртается, помимо ея, совокупностью взаимныхъ обезпеченій, взаимными страхованіями, взаимнымъ кредитомъ, рыночною полиціею и т. д. Скажу больше: какъ скоро эти обезпеченія приняты, обществу гораздо безопасне имть въ подобныхъ случаяхъ дло съ однимъ предпринимателемъ, чмъ съ компаніею.
        Кто не видитъ, напримръ, что мелкая торговля неизбжно должна существовать, потому что иначе крупныя компаніи были бы поставлены въ необходимость, ради удобства своихъ покупателей, всюду открывать магазины и конторы? Сверхъ того, въ порядк вещей, основанномъ на взаимности, вс мы, въ отношеніи другъ къ другу, - кліенты, подчиненные, слуги. Въ этомъ то и состоитъ наша солидарность, которую авторы манифеста провозглашаюсь на ряду съ правомъ на трудъ, свободою труда, взаимностью кредита, и т. д. Система поглощенія, на которой основаны вс большія компаніи капиталистовъ и люксанбурскія общины, обрекаетъ человка на вчное подчиненіе, на вчную наемщину; неужели было бы худо, еслибы онъ сталъ свободнымъ продавцемъ, благодаря систем взаимности, гд ажіотажъ немыслимъ? Назначеніе торговца состоитъ не только въ томъ, чтобы продавать и покупать, имя въ виду исключительно свою личную выгоду; оно должно возвыситься вмст съ общественнымъ порядкомъ, часть котораго оно составляетъ. Прежде всего торговецъ есть раздаватель продуктовъ, качество, изготовленіе, производство, цнность которыхъ онъ долженъ знать въ точности.
Потребителямъ своего округа онъ долженъ сообщать свднія о цнахъ, о новыхъ предметахъ, о предстоящей дороговизн, о возможности паденія цнъ. Здсь необходима постоянная работа, требующая ума, усердія, честности; но, повторяю, при новыхъ условіяхъ, въ которыя насъ ставитъ система взаимности, дло продавца ни мало не требуетъ гарантіи (сомнительной, замтьте,) большой ассоціаціи. Для общественнаго спокойствія въ этомъ случа достаточно всеобщаго преобразованія нравовъ путемъ принциповъ. Поэтому, спрашивается, зачмъ пропадать экономическому индивидуализму? Зачмъ намъ мшаться въ это? Организуемъ право, и пусть лавка длаетъ свое дло. Благосклонность публики обратится на того, кто будетъ всхъ честне и всхъ прилежне.
        Вотъ въ чемъ, если не ошибаюсь, должны заключаться элементы союза между мелкою, промышленною и торговою буржуазіею и рабочими классами, того союза, который громко провозгласили и котораго требовали авторы манифеста.
        «Безъ насъ, говоритъ они съ глубокимъ предчувствіемъ истины, буржуазія не можетъ основать ничего прочнаго; безъ ея содйствія наше освобожденіе можетъ быть замедлено очень на долго. Соединимся же для общей цли - для торжества истинной демократіи».
        Повторимъ и мы за ними: здсь не можетъ быть рчи объ измненіи уже упроченныхъ положеній; дло идетъ просто о томъ, чтобы, посредствомъ уменьшенія платы за наемъ капиталовъ и квартиръ, посредствомъ облегченія и удешевленія учетной таксы, искорененія тунеядства, уничтоженія ажіотажа, надзора за складами и рынками, посредствомъ сбавки цнъ на перевозъ, приведенія цнностей въ равновсіе, высшаго образованія рабочихъ классовъ, посредствомъ окончательнаго перевса труда надъ капиталомъ, справедливой доли уваженія къ таланту и къ должности, посредствомъ всего этого, говорю я, возвратить труду и честности то, что несправедливо отнято у нихъ капиталистами; увеличить всеобщее благосостояніе, упрочивъ существованіе каждой отдльной личности; предупредить точностью сдлокъ раззоренія и банкротства; воспрепятствовать, какъ грабительству, возникновенію огромныхъ богатствъ, лишенныхъ законнаго, дйствительнаго основанія; короче - положить конецъ всмъ аномаліямъ и безпорядкамъ, которыя здравая критика всегда считала хронической причиной нищеты и пролетаріата.
        Но къ чему спорить о словахъ и терять время въ безполезныхъ препирательствахъ? Чтобы ни говорили, народъ вруетъ въ ассоціацію, онъ утверждаетъ, предчувствуетъ и предсказываетъ ее, а между тмъ нтъ другой ассоціаціи, кром устава товарищества, опредленнаго въ нашемъ уложеніи. Чтобы не измнить ни даннымъ науки, ни народнымъ стремленіямъ, скажемъ въ заключеніе, что ассоціаціи, формулу которой искали современные нововводители (какъ будто въ закон о ней ничего не сказано) и которой никто изъ нихъ не могъ опредлить; которую артистъ, мистикъ и пророкъ Фурье назвалъ Гармоніею, сказавъ, что ей долженъ предшествовать періодъ Гарантизма; которая должна охватить все общество и тмъ не мене сохранить неприкосновенными вс права личной и корпоративной свободы; которая вслдствіе этого не можетъ быть ни общиною или всеобъемлющимъ обществомъ имуществъ и барышей, признаннымъ сводомъ гражданскихъ законовъ, осуществленнымъ въ средніе вка, обобщеннымъ сектою Моравскихъ Братьевъ, отождествленнымъ съ политическимъ союзомъ или государствомъ въ ученіяхъ Платона, Кампанеллы, Мора, Овена, Кабе, и т. д.; ни торговыми
товариществами на вр и анонимными, на паяхъ; къ которой рабочая демократія не перестаетъ взывать, какъ къ спасенію отъ всякаго рабства и къ высшей форм цивилизаціи; - что эта ассоціація есть ничто иное, какъ ВЗАИМНОСТЬ и не можетъ быть ничмъ инымъ. И дйствительно, что же такое взаимность, которую мы старались обрисовать въ краткихъ чертахъ, какъ не общественный договоръ по преимуществу, договоръ политическій и въ то же время экономическій, обоюдосторонній, обнимающій за разъ личность и семейство, корпорацію и городъ, продажу и покупку, кредитъ, страхованіе, трудъ, образованіе и собственность, всякое ремесло, всякую сдлку, всякую службу, всякое обезпеченіе, и выражающій все это самымъ простымъ образомъ? По своему высокому преобразующему значенію онъ клонится къ уничтоженію эгоизма, тунеядства, произвола, ажіотажа, всякой распущенности. Но вдь въ этомъ и заключается та таинственная ассоціація, о которой мечтали утописты, которая была неизвстна философамъ и юрисконсультамъ и которую мы опредлимъ двумя словами: договоръ взаимности.[15 - Почтенные граждане, принявшіе въ послднее время подъ свое
покровительство развитіе рабочихъ обществъ, депутаты, журналисты, банкиры, адвокаты, литераторы, промышленники и т. д., надюсь, признаютъ, что, замнивъ слово ассоціація выраженіями взаимность, ученіе взаимности и т. д., въ смысл общей формулы экономической революціи, я руководствовался не мелочнымъ тщеславіемъ, а, напротивъ того, интересами научной точности. Во первыхъ слово ассоціація слишкомъ спеціально и неопредленно; оно неточно, говоритъ скоре чувству, чмъ разсудку и не иметъ того всеобъемлющаго значенія, которое необходимо въ подобномъ случа. Не говоря уже о томъ, какъ выражается одинъ изъ писателей ассоціаціи, что въ настоящее время существуетъ между рабочими три рода обществъ, между которыми надо отыскать связь: общества производства, общества потребленія и общества кредита, - существуютъ и другія общества - вспомоществованія, страхованія, обученія, чтенія, трезвости, пнія и т. д. Прибавьте къ этому общества, опредленныя сводомъ законовъ: общества гражданскія и торговыя, общія товарищества имуществъ и барышей или общины; товарищества на вр и анонимныя общества. Это все вещи разныя, и писателю,
который захотлъ бы писать объ ассоціаціи, слдовало бы прежде всего постараться отыскать принципъ, которымъ можно было бы привести къ одной общей формул эти безчисленныя ассоціаціи; но тогда этотъ принципъ сталъ бы выше принципа самой ассоціаціи.Очевидно, что три четверти, если не четыре пятыхъ такой націи, какъ наша, - собственники, земледльцы, мелкіе промышленники, литераторы, артисты, чиновники и т. д. - не могутъ считаться живущими въ обществ; стало быть или надо объявить ихъ отнын стоящими вн реформы, вн революціи, или надо допустить, что слово общество, ассоціація не удовлетворяетъ наук; надо найти другое слово, въ которомъ съ простотою и энергіею соединялась бы широта принципа. Наконецъ, мы показали, что въ новйшей демократіи политическій принципъ долженъ быть тождествененъ съ принципомъ экономическимъ: а этотъ принципъ уже давно названъ и опредленъ; это принципъ федераціи, синонимъ взаимности или взаимной гарантіи, не имющій ничего общаго съ принципомъ ассоціаціи.]
        Бросимъ послдній взглядъ на этотъ новый договоръ въ томъ вид, какъ онъ представляется въ наше время въ несовершенныхъ, но полныхъ надеждъ попыткахъ рабочей демократіи, и обратимъ вниманіе на самыя характеристичныя черты его. Въ начал ассоціація, основанная на взаимности, кажется какъ будто ограниченною въ числ членовъ и въ срок дйствія, спеціальною по предмету, измняемою въ своемъ устав. Но она способна развиваться съ такою неудержимою силою, что стремится подчинить себ и присоединить къ себ все, что ее окружаетъ, пересоздать по своему образцу все общество и государство. Этою способностью къ развитію ассоціація. основанная на взаимности, обязана высокой нравственности и экономической плодотворности своего принципа.
        Замтьте, что въ силу свойственнаго ей принципа, ассоціація открыта всякому, кто, узнавъ ея духъ и цль, пожелалъ бы вступить въ нее: она никого не отвергаетъ, и чмъ больше ростетъ, тмъ становится выгодне. Стало быть, въ отношеніи къ личному составу своему она неограничена по самой своей сущности, чего не бываетъ во всякой другой ассоціаціи.
        Тоже самое можно сказать и объ ея предмет. Общество, основанное на взаимности, можетъ имть спеціальною цлью какое нибудь промышленное предпріятіе. Но въ силу принципа взаимности, оно стремится завлечь въ свою систему обезпеченій сперва т промышленности, съ которыми стоитъ въ непосредственной связи, а потомъ т, которыя относятся къ ней дальше. И въ этомъ отношеніи ассоціація, основанная на взаимности, неограниченна; ея поглощающая сила безконечно могущественна.
        Говорить ли о ея прочности? Можетъ случиться, что члены ассоціаціи, основанной на взаимности, потерпвъ какую нибудь частную, случайную, личную неудачу, будутъ принуждены расторгнуть свои условія. Но при всемъ томъ, такъ какъ ихъ общество было основано прежде всего на иде права съ цлью экономическаго приложенія этой идеи, то по сущности своей оно стремится къ непрерывному существованію, точно такъ же, какъ мы видли, оно стремится стать всеобщимъ. Когда рабочія массы пріобртутъ ясное понятіе о принцип, который волнуетъ ихъ въ настоящую минуту, когда сознаніе ихъ проникнется этимъ принципомъ, когда он громогласно провозгласятъ его, - тогда всякое измненіе въ установленномъ ими порядк вещей сдлается невозможнымъ: иначе было бы противорчіе. Взаимность или общество, основанное на взаимности, есть справедливость; а въ справедливости, какъ и въ религіи отступать назадъ невозможно. Посл того какъ евангельская проповдь обратила міръ въ монотеизмъ, разв люди могли снова вернуться къ многобожію? Разв Франція могла бы вернуться къ феодальному порядку въ то время, когда Россія уничтожаетъ у себя рабство? Такъ и
новая реформа: по своей сущности договоръ взаимности неотмнимъ во всякой ассоціаціи. Чисто матеріальныя и вншнія причины могутъ расторгнуть такого рода общества въ ихъ спеціальности; но сами по себ и по своему основному устройству они стремятся создать новый порядокъ вещей и не подвержены прекращенію. Заключивъ между собою союзъ, основанный на добросовстности и чести, люди не могутъ сказать другъ другу, разставаясь: «Мы ошиблись; теперь мы снова сдлаемся лгунами и плутами; это будетъ выгодне!…»
        Вотъ наконецъ послдняя характеристичная черта: взносъ капитала перестаетъ быть необходимымъ въ обществ, основанномъ на взаимности; чтобы быть членомъ общества, достаточно сохранять въ сдлкахъ взаимную честность.
        Говоря вкратц, по опредленію существующаго законодательства, общество есть договоръ, заключенный между извстнымъ числомъ лицъ, обозначенныхъ по именамъ, ремесламъ и званію (Сводъ гражданскихъ законовъ, ст. 1832) и имющій цлью частную выгоду, которая должна быть раздлена между членами общества. (Тамъ же.) Каждый членъ долженъ внести или деньги, или имущество, или свою промышленность (ст. 1833). Общество составлено на опредленное время (ст. 1965).
        Ассоціація, основанная на взаимности, проникнута совершенно другимъ духомъ. Будучи взаимною, она допускаетъ всхъ и стремится къ всеобщности; составляется не прямо съ расчетомъ на выгоду, а въ виду обезпеченія; взносъ денегъ, другихъ цнностей или собственной промышленности считается необязательнымъ; единственное необходимое условіе составляетъ врность взаимному обязательству; составившись разъ, эта ассоціація по сущности своей стремится къ обобщенію и къ безконечности.
        Разсматриваемая какъ революціонное орудіе и какъ правительственная форма, коммунистическая ассоціація тоже хочетъ стремится быть нерасторжимою и всеобъемлющею; но она не признаетъ за членами никакой собственности, - ни денегъ, ни другихъ имуществъ, ни ихъ труда, ни ихъ таланта, ни ихъ свободы: этото и длаетъ ее невозможною.
        Когда законъ взаимности преобразуетъ поколнія, тогда, какъ теперь, будутъ безпрепятственно составляться частныя ассоціаціи, имющія каждая своимъ предметомъ разработку промышленной спеціальности или какое нибудь предпріятіе, въ видахъ собственной выгоды. Но эти ассоціаціи, которыя могутъ даже сохранить свои теперешнія опредленія, будутъ подчинены, и другъ передъ другомъ, и передъ публикою, долгу взаимности, будутъ проникнуты новымъ духомъ, и тогда между ними и временными, соотвтствующими имъ ассоціаціями не будетъ ничего общаго. Он утратятъ отличающій ихъ эгоистичный и разрушительный характеръ, но въ тоже время сохранятъ вс выгоды, которыя имъ даетъ ихъ экономическое могущество. Это будутъ своего рода частныя церкви въ ндрахъ вселенской, и он будутъ способны воспроизвести вселенскую церковь, если бы она пала.
        Я очень желалъ бы представить здсь взаимную и федеративную теорію собственности, которую я разбиралъ 20 лтъ тому назадъ. Но обширность предмета заставляетъ меня отложить до другаго времени обсужденіе этого важнаго вопроса.
        Въ третьей части этого тома я буду говорить о свободномъ обмн, о свобод союзовъ и о нкоторыхъ другихъ вопросахъ политической экономіи, которые могутъ быть разршены только принципомъ взаимности.
        ГЛАВА ХІV.
        О взаимности въ правительств. О тождеств политическаго и экономическаго принциповъ. Какъ ршаетъ рабочая демократія задачу сочетанія свободы съ порядкомъ.
        Теперь намъ понятно, что экономическое право, о которомъ я не разъ говорилъ въ своихъ прежнихъ сочиненіяхъ, или, другими словами, справедливость въ политической экономіи состоитъ во взаимности. Вн учрежденій, свободно основанныхъ по принципу взаимности на разум и опыт, экономическія отношенія представляютъ путаницу противорчій, вызванныхъ случайностью, обманомъ, насиліемъ и кражею.
        Изъ экономическаго права само собою вытекаетъ общественное право. Правительство есть система обезпеченій; тотъ же принципъ взаимной гарантіи, обезпечивающій каждому образованіе, работу, безпрепятственное развитіе своихъ способностей, занятіе своимъ ремесломъ, пользованіе своею собственностью, обмнъ продуктовъ и услугъ, - точно также обезпечитъ всмъ порядокъ, справедливость, миръ, равенство, умренность власти, добросовстность должностныхъ лицъ, общую взаимную преданность.
        Подобно тому, какъ сама природа раздлила землю на разные поясы и части, которые въ свою очередь раздробились на участки между общинами и семействами, точно такъ же работы и производства распредлились по закону органическаго раздленія и въ свою очередь составили опредленныя группы и корпораціи.
        Такимъ же образомъ, явится, при новомъ договор, правильное распредленіе политическаго самоуправленія, гражданскихъ учрежденій и корпоративныхъ отношеній въ областяхъ, округахъ, общинахъ и другихъ частяхъ. Благодаря этому распредленію, повсюду станетъ царствовать настоящая свобода.
        Уничтожается старый законъ единства и поглощенія. И вотъ, съ той минуты, когда различныя части государственнаго организма начинаютъ дйствовать въ силу новаго договора и взаимнаго соглашенія, - везд появляются свои политическіе центры дйствія. Каждая группа или этнографическая разновидность, каждое племя, говорящее своимъ языкомъ, сохраняетъ независимость развитія; каждый городъ, обезпеченный въ своемъ самоуправленіи, живетъ по -своему, совершенно самостоятельно. По праву, единство удерживается и выражается путемъ взаимнаго общанія, которое даютъ другъ другу вс независимыя политическія группы, а именно: 1) заключать договоры съ сосдями, на извстныхъ принципахъ; 2) защищаться сообща противъ вншняго врага и домашняго деспотизма; 3) входить въ необходимыя соглашенія касательно экономическихъ интересовъ и помогать другъ другу въ случаяхъ повальныхъ бдствій. Для надзора же за исполненіемъ общаго договора и въ видахъ общаго благосостоянія, составлять народный совтъ изъ выборныхъ отъ каждой политической группы.
        И такъ, то самое, что на экономическомъ язык называется нами «взаимностью или взаимнымъ обезпеченіемъ», въ политическомъ смысл выражается словомъ - федерація. Этими двумя словами опредляется вся реформа наша въ политик и общественной экономіи.
        Я не стану боле распространяться о выводахъ ученія взаимности, о тхъ самыхъ выводахъ, которые такъ ясно изложены въ Манифест Шестидесяти по поводу корпоративной реформы, примненія всеобщей подачи голосовъ и провинціальныхъ и городскихъ правъ. Довольно того, что, въ силу логики и на основаніи фактовъ, я утверждаю зависимость политики отъ экономіи, которыя въ рабочей демократіи должны об слдовать одному и тому же методу и подчиняться однимъ и тмъ же принципамъ. Отсюда прямо слдуетъ, что въ будущемъ и единая республика, и конституціонная монархія, также мало соблазнятъ народъ, какъ и торговая анархія или икарійская община.
        Безспорно, что подобное воззрніе еще не успло въ настоящую минуту стать общимъ: только немногіе избранные мыслители признаютъ его врнымъ. При всемъ томъ, основаніе заложено, смя брошено, и оно разовьется непремнно силою народной логики и естественнымъ теченіемъ событій. Dabit Deus incrementum. Съ глубокимъ убжденіемъ можемъ мы сказать теперь: хаосъ соціализма 1848 года разсялся; что общаетъ онъ въ будущемъ - разгадать не берусь, но вижу и знаю только то, что зародышъ соціализма развился и созрлъ вполн. Клевета и невжество не уничтожатъ его, потому что онъ долженъ жить, и задача его жизни ршена. Отнын революція демократическая и соціальная не шутя обращается въ систему обезпеченія, которая не замедлитъ восторжествовать.
        Идея взаимности, вн которой, какъ мы убждаемся со дня на день, нтъ для народа спасенія, нтъ для него возможнаго облегченія, эта самая идея при своемъ появленіи въ свтъ вызвала, однако, нкоторые упреки. Противъ нея возстали съ двухъ сторонъ такія партіи, которыя, не смотря на вншнее несходство воззрнія и характера, въ сущности совершенно одинаковы: я разумю старую демократію и буржуазію. Съ одной стороны, старые демократы стали опасаться, что ученіе взаимности уничтожитъ національное единство, то есть ту силу общественной связи, которая придаетъ народу значеніе и славу. Съ другой стороны, буржуазія заявила подобное же недовріе: она увидла въ систем взаимности стремленіе къ анархіи и, во имя самой свободы, стала протестовать противъ зврства личнаго права и непомрнаго притязанія личности вообще!!
        Поводомъ къ такому протесту послужило отчасти то обстоятельство, что въ сред боле здравомыслящихъ, чмъ благоразумныхъ писателей нашлись люди, которые въ послднее время особенно сильно нападали на центральную власть за ея стремленіе захватить все въ свои руки. Надо знать, что во Франціи, въ теченіе уже двнадцати лтъ, господствуетъ общее отвращеніе ко всякому движенію, и потому, въ конц концовъ, посл всевозможныхъ споровъ, раздоровъ и противорчій, большинство отстаиваетъ такъ называемый «порядокъ» и возстаетъ противъ свободы.
        И такъ, волей -неволей, рабочая демократія должна показать, какимъ образомъ, слдуя своему принципу взаимности, думаетъ она осуществить девизъ буржуазіи 1830 -го года - «Свобода -Общественный Порядокъ» или то самое, что республиканская демократія 1848 -года охотне выражала словами: «Единство и Свобода.»
        Здсь представляется намъ удобный случай видть все величіе значенія и характера той верховной идеи, въ силу которой торжественно заявляется политическая способность рабочихъ классовъ.
        Обратимъ сперва вниманіе на то, что умъ человческій не въ состояніи отршиться отъ идеи единства. Эту идею онъ утверждаетъ во всемъ: въ религіи, въ наук, въ прав; онъ желаетъ, разумется, ввести ее и въ политику, и даже въ философію и свободу, не взирая на логическую невозможность. Единство - законъ всего живущаго и организованнаго, законъ всего, что чувствуетъ, любитъ, наслаждается, создаетъ, борется, работаетъ и, путемъ борьбы и труда, ищетъ порядка и благополучія. Отрицаніе единства казалось всегда принципомъ дьявольскаго царства, анархіей, разложеніемъ, то есть смертью. Только въ видахъ единства строятся города, издаются законы, появляются государства, освящаются династіи и, только во имя единства, народы повинуются своимъ владыкамъ, парламентамъ, первосвященникамъ. Только изъ страха разложенія, какъ неизбжнаго послдствія смутъ и раздоровъ, всюду полицейская власть преслдуетъ своимъ подозрніемъ и гнвомъ философскія изслдованія и «дерзкую» критику, и «нечестивое» отрицаніе и «богоубійственную» ересь; только для сохраненія этого драгоцннаго единства и сносятъ иногда народы самую возмутительную
тиранію.
        Постараемся же понять, наконецъ, что такое единство въ настоящемъ своемъ смысл.
        Замтимъ сперва, что какъ нтъ Свободы безъ Единства или, все равно, безъ Порядка, точно такъ же нтъ и единства безъ разнообразія, безъ раздленія, безъ разносторонности; нтъ Порядка безъ протеста, безъ противорчія и борьбы. Свобода и Единство или Порядокъ, эти идеи точно такъ же предполагаютъ одна другую, какъ кредитъ залогъ, какъ матерія духъ, какъ тло душу; ихъ нельзя ни отдлять, ни совмщать; волей неволею приходится жить съ ними и возможно только уравновсить ихъ.
        И такъ, вопросъ заключается вовсе не въ томъ, какъ утверждаютъ безсильные софисты: выйдетъ ли Свобода изъ Порядка или Порядокъ изъ Свободы; можемъ ли мы считать Свободу причиной Порядка или послднимъ словомъ прогрессивнаго развитія? Все это вздоръ, потому что Порядокъ и Свобода, для своего заявленія, вовсе не требуютъ посторонняго содйствія или позволенія: они существуютъ вчно, во взаимной неразрывной связи. Вотъ почему вся задача состоитъ въ томъ, чтобы опредлить ихъ соотношеніе и отличительный характеръ.
        До сихъ поръ, въ каждомъ политическомъ обществ, Порядокъ и Свобода были выраженіями неточными, случайными, чтобы не сказать произвольными. Человчество, въ своемъ самобытномъ развитіи и самоосвобожденіи, жило рядомъ гипотезъ, которыя были для него, въ одно и тоже время, опытомъ и переходомъ изъ одного состоянія въ другое. Можетъ быть мы не дошли еще до конца и не исчерпали всхъ этихъ гипотезъ; во всякомъ случа, для насъ утшительно то, что въ настоящее время мы знаемъ, что 1) общество стремится одновременно къ Свобод и Порядку, и 2) можно опредлить и ускорить это стремленіе.
        Отчего, въ самомъ дл, столько правительственныхъ формъ, столько государствъ такъ сказать уничтожались сами собой, одни за другими?
        Отчего общественная совсть осудила ихъ безвозвратно и, въ настоящую пору, не найдется въ цивилизованной Европ ни одного человка, который захотлъ бы клясться во имя какой нибудь конституціи? Отчего даже конституціонная монархія, дло трехъ послдовательныхъ поколній, та самая монархія, которую такъ любили наши отцы, противна уже современнымъ людямъ и представляетъ повсюду въ Европ картину своего явнаго упадка? Все это происходитъ оттого, что ни одна политическая форма не дала еще до сихъ поръ настоящаго ршенія задачи согласованія Свободы и Порядка, того согласованія, какого требуютъ вс разумные люди. Это происходитъ оттого, что единство, какъ понимаютъ его самые крайніе либералы и отчаянные абсолютисты, остается еще единствомъ выдуманнымъ, искусственнымъ, дломъ принужденія, насилія, короче - чистымъ матеріализмомъ, который противенъ совсти и недоступенъ разуму. Подобное единство ничто иное, какъ догматъ, выдумка, знамя, символъ секты, партіи, церкви или племени; говоря другими словами - догматъ вры или государственной необходимости.
        Пояснимъ нашу мысль нсколькими примрами. Франція представляетъ намъ громадный образъ единства: начиная съ Гуго Капета, мы можемъ по годамъ показать время присоединенія каждой провинціи и образованія государственнаго единства. Въ 1860 году Савойя и Ницца, въ свою очередь, присоединились къ Франціи: что можетъ доказать это въ пользу ея единства? Какая ей выгода отъ увеличенія территоріи и завоеваній? Неужели политическое единство только одинъ вопросъ о пространств и границахъ государства? Если бы это было такъ, то задача единства могла бы разршиться только во всемірной монархіи, и никто не врилъ бы тогда въ судьбу Франціи, Англіи, и никакое государство не имло бы смысла.
        Изъ области матеріялизма перейдетъ въ область спиритуализма. Всеобщая подача голосовъ, какъ она выразилась закономъ 1852 года, конечно представляетъ собою идею единства; тоже самое можно сказать и объ избирательныхъ порядкахъ 1830, 1806, 1793 годовъ и т. д. Что же, спрашивается, доказываютъ вс эти формулы? Въ которой изъ нихъ найденъ настоящій порядокъ и выражено истинное политическое единство? Или, еще лучше, въ которой изъ нихъ нашли мы больше смысла и совсти? Какая изъ нихъ не измнила Праву, Свобод, Разуму?!
        Мы уже замтили, что политическое единство не можетъ быть вопросомъ о территоріальномъ протяженіи и границахъ; это самое единство тмъ боле не можетъ быть вопросомъ желанія или подачей голоса. Я иду дальше и говорю: не уважай никто рабочей демократіи, которая кажется ршительно стоитъ за свои избирательныя права, и не надйся никто на ея будущность, что сталось бы тогда съ самой идеей всеобщей подачи голосовъ? Кто бы врилъ въ нее? спрашиваю я.
        Нтъ, для новаго поколнія нужно такое единство, въ которомъ выражалась бы общественная душа, т. е. единство душевное и разумный порядокъ, связующій насъ всми силами совсти и ума и, вмст съ тмъ, дающій намъ свободу мысли, воли и сердца. Да, новому поколнію нужно единство, которое не возбуждало бы съ его стороны никакого протеста, никакой ненависти и презрнія, такъ, чтобы это единство было выраженіемъ самой Правды. Мало того: намъ нужно не только такое единство, которое только обезпечивало бы нашу свободу, но вмст съ тмъ развивало и укрпляло бы эту свободу, чтобы она стала вполн синонимомъ порядка, совершеннымъ выраженіемъ метафизической формулы - Свобода значитъ Порядокъ.
        Но возможно ли, наконецъ, чтобы политическое единство удовлетворило подобнымъ условіямъ? - Безъ сомннія, если только оно будетъ основано на прав и правд, которыя исключаютъ всякую возможность рабства.
        Приведемъ въ примръ систему всовъ и мръ.
        Неужели наша метрическая система, входя во всеобщее употребленіе и заставляя всхъ производителей и купцовъ прибгать къ одному и тому же легкому способу оцнки и счета, могла быть невыгодной и произвести какое либо замшательство? Напротивъ того: вс народы, благодаря введенію единства мръ и всовъ, упростили бы свои экономическія сношенія и избавились бы отъ множества неудобствъ. Неужели слдуетъ полагать, что подобная реформа измренія и счетоводства не вводится повсюду, потому что противна интересамъ и свобод? Вовсе нтъ: введенію этой разумной реформы противятся мстные предразсудки, ложное самолюбіе народовъ, взаимная ненависть государствъ, короче рабство и трусость мысли. Пусть исчезнутъ вс нелпые предразсудки и обычаи, пусть массы перестанутъ поклоняться рутин, пусть власти откажутся исключать все, что создается не ими, не по ихъ злостной прихоти, и завтра же метрическая система войдетъ во всеобщее употребленіе на всемъ земномъ шар. Русскій календарь отстаетъ на 12 дней отъ астрономическаго: почему же Россія до сихъ поръ не вводитъ у себя грегоріанскаго счисленія времени? Очень просто: если бы
правительство ршилось на подобную реформу при настоящемъ состояніи народнаго развитія, то изувры сочли бы его вроотступникомъ.
        И такъ понятно, что единство мръ и всовъ могло бы осуществиться, не смотря на все разнообразіе словъ, знаковъ и штемпелей; такое единство было бы важнымъ шагомъ на пути развитія и свободы. Тоже самое можно сказать о единств наукъ: это единство можетъ существовать и даже существуетъ на дл, не взирая на все разнообразіе языковъ, методовъ и школъ; опять новый шагъ на пути всеобщаго развитія, опять новое и могущественное выраженіе свободы. Тоже самое, наконецъ, можно сказать и о единств нравственности, которое признаетъ человческій разумъ, не смотря на все разнообразіе вроисповданій, обрядовъ, церковныхъ учрежденій, и въ которомъ каждый добросовстный человкъ видитъ теперь единственный залогъ чести и свободы.
        Такова должна быть общественная связь, таковъ долженъ быть принципъ всякаго политическаго порядка, однимъ словомъ, таково должно быть Единство, къ которому стремятся вс люди, какъ существа разумныя, свободныя и желающія царства свободы. Это самое единство, исключая вс старыя формы своего выраженія, длается со дня на день незримымъ, неосязаемымъ, какъ воздухъ, въ которомъ свобода, какъ птица, живетъ и поддерживается.
        Какимъ же образомъ осуществить это желанное единство?
        Приложеніе принципа взаимности общаетъ намъ единство, обезпеченное отъ всякаго стсненія, свободное отъ всякой исключительности, подлога и нетерпимости, общаетъ порядокъ до такой степени удобный, что безъ него немыслима свобода.
        Въ самомъ дл, что такое взаимность? - Формула справедливости, которая до сихъ поръ пренебрегалась или тщательно скрывалась различными законодательными мрами, формула, по которой вс члены общества, какого бы ни были они званія и состоянія, будь то сословія или личности, общины или семейства, все равно чмъ бы они ни занимались: промыслами, земледліемъ или общественною службой - вс они общаютъ и обезпечиваютъ другъ друга услугу за услугу, кредитъ за кредитъ, залогъ за залогъ, довріе за довріе, цнность за цнность, истину за истину, свободу за свободу…
        Вотъ та радикальная формула, которою демократія хочетъ преобразовать теперь право во всхъ его отрасляхъ или категоріяхъ: право гражданское, право торговое, право международное; вотъ основаніе экономическаго права Демократіи.
        При подобной взаимности, мы будемъ связаны самыми прочными и необременительными узами. Мы будемъ имть порядокъ самый совершенный и удобный, какой только можетъ связывать людей. Мы будемъ пользоваться всми благами свободы, какія только для насъ доступны. Правда, участіе власти въ этой систем будетъ постепенно все уменьшаться; но что за бда, если власти нечего будетъ длать? Я признаю дале, что и благотворительность окажется въ этомъ стро безполезною добродтелью; но разв мы не будетъ застрахованы отъ эгоизма? Какъ вы обвините въ недостатк какой бы то ни было добродтели, частной или общественной, такихъ людей, которые, не давая ничего даромъ, обезпечиваютъ и даютъ другъ другу все: образованіе, трудъ, торговлю, наслдство, богатство, безопасность?
        Это не то Братство, скажутъ можетъ быть, о которомъ мы мечтали, не то братство, которое предвидли древніе реформаторы, возвщалъ Христосъ, общала революція. Какая сухость! Какое мщанство! Это идеалъ торгашей и маклеровъ; онъ не удовлетворилъ бы даже нашихъ старыхъ буржуа.
        Въ первый разъ это возраженіе было сдлано мн уже давно. Но оно убдило меня только въ томъ, что для большинства нашихъ революціонеровъ требованіе реформы служитъ только предлогомъ агитаціи; но они въ нее не врятъ и не заботятся о ней. Они отступили бы, если имъ доказали бы возможность реформы и пригласили ихъ привести ее въ исполненіе.
        Вы, поклонники идеала, вы, считающіе чмъто низкимъ и мщанскимъ простую пользу, оставляющіе домашнія заботы на долю другихъ, - вы думаете, что избрали, подобно Маріи, благую часть; ошибаетесь, жестоко ошибаетесь: позаботьтесь прежде всего о хозяйств, Oeconomia, а идеалъ придетъ самъ собой.
        Какъ! Изъ того, что люди взаимности будутъ имть каждый свой уголъ; изъ того, что прекратится безпутная трата силъ и повальная проституція, и всякій, съ рдкою въ наше время увренностью, въ состояніи будетъ указать на свою жену и своихъ дтей; изъ того, что съ воцареніемъ этихъ утилитарныхъ началъ жилище человка сдлается чище и прекрасне Божьяго храма; изъ того, что государственная служба, приведенная къ своему простйшему выраженію, перестанетъ быть предметомъ честолюбія, точно такъ же, какъ не будетъ и самопожертвованіемъ: изъ всего этого вы составляете обвинительный актъ противъ нашихъ гражданъ и обличаете ихъ въ грубости и эгоизм! Вы утверждаете, что въ этомъ обществ нтъ ничего высокаго, ничего братскаго!.. Да, мы давно знаемъ чего вамъ нужно, и вотъ вы окончательно сбрасываете маску. Вашей общин, которую вы величаете рабочей и демократической, нужна власть, старшинство, развратъ, аристократія, шарлатанство, рабство, подчиненіе человка человку, рабочаго художнику, и, въ заключеніе всего, свободная любовь. Позоръ!..[16 - Ложное единство отличается преимущественно своимъ матеріализмомъ. Для
управленія подобнымъ строемъ достаточно было бы обезьяны. Машина заведена, - и все повинуется. Никто не осмливается требовать отъ центральной власти ни ума, ни обезпеченія, ни нравственности. Она хочетъ, она повелваетъ она власть - и все тутъ.Централизація доставила торжество парижской общин посл сентябрскихъ убійствъ, а потомъ, 31 мая, Марату. Она вызвала тріумвиратъ Робеспьера, Сенъ -Жюста и Бутона; она сдлала возможнымъ Терроръ и поддерживала его четырнадцать мсяцевъ. Она подготовила 18 -ое брюмера и едва не помогла, два года спустя, Кадудалю. Если бы Бонапартъ былъ убитъ адскою машиной, Реставрація, начавшаяся только въ 1814 году, явилась бы двнадцатью годами раньше. Благодаря централизаціи, въ то самое время, когда Наполеонъ посылалъ свои указы изъ Москвы, въ самомъ Париж едва не воцарился Малетъ. Централизація, сдлала то, что въ 1814 году актъ капитуляціи Парижа легъ въ основаніе тогдашней конституціи. Централизація, погубившая династію Бурбоновъ, погубила и Орлеановъ. 2 декабря было дломъ семи человкъ. При централизаціи управляетъ не человкъ, не герой или заговорщикъ, не Лафайетъ, Дантонъ или
Маратъ, даже не Конвентъ, не Директорія, не Король, не Императоръ, - все въ рукахъ великаго города Парижа; все идетъ изъ центра.]
        ГЛАВА ХV.
        Возраженіе противъ политики взаимности. Отвтъ. Первая причина упадка государствъ. Отношеніе политическихъ учрежденій къ экономическимъ въ новой Демократіи.
        Не станемъ отвлекаться отъ вопроса. Намъ предстоитъ объяснить что такое единство и порядокъ въ демократіи, проповдующей взаимность.
        Вотъ замчаніе, которое безъ сомннія сдлаютъ противники наши. - «Оставимъ теоріи и сантиментальности, скажутъ они намъ: во всякомъ государств необходима власть, духъ дисциплины и повиновенія, безъ которыхъ немыслимо существованіе общества. Въ государств должна быть сила, способная побороть вс сопротивленія и подчинить вс мннія общей вол. Толкуйте сколько хотите о сущности, происхожденіи и формахъ этой силы, - вопросъ не въ томъ. Въ дйствительности все дло заключается только въ томъ, что власть должна имть въ рукахъ силу. Никакая человческая воля не должна управлять другой человческой волей, говоритъ де -Бональдъ, и онъ приходитъ къ заключенію о необходимости высшаго учрежденія, права божественнаго. Ж. - Ж. Руссо думаетъ напротивъ, что общественная власть есть нчто собирательное, слагающееся изъ тхъ частицъ свободы и имущества гражданъ, отъ которыхъ послдніе отказываются въ видахъ общаго блага, - это демократическое революціонное право. Выбирайте любую систему, и вы все таки неизбжно придете къ заключенію, что душу политическаго общества составляетъ власть, освящаемая силой.
        «Такимъ образомъ возникали во вс времена государства; такимъ -же образомъ они и управляются, и живутъ. Неужели же массы по своей вол такъ тсно соединялись между собой и образовали, подъ рукой вождя, т могучія политическія тла, къ которымъ такъ мало прибавляетъ работа революцій? Нтъ, эти тла появляются и разростаются вслдствіе необходимости, на помощь которой является сила. Неужели опять массы по своей же вол, вслдствіе какогото таинственнаго и необъяснимаго убжденія, позволяютъ вести себя, какъ стадо, и покоряются чужой мысли, которая паритъ надъ ними и остается загадкою для каждаго? Нтъ, опять таки нтъ, - эта способность централизаціи, которой поддается даже не хотя весь міръ, есть также результатъ необходимости, на сторон которой стоитъ сила. Нелпо возставать противъ этихъ великихъ законовъ, какъ будто возможно, въ самомъ дл, измнить ихъ и создать себ новую жизнь, на новыхъ началахъ.
        «Чего же хочетъ теорія взаимности, и какіе выводы дастъ это ученіе съ точки зрнія правительства? Теорія эта хочетъ основать такой порядокъ вещей, въ которомъ возможно было бы самое широкое приложеніе принципа верховной власти народа, человка и гражданина, порядокъ, въ которомъ каждый членъ общества, сохраняя свою независимость и полную свободу дйствій, управлялся бы самъ собой, между тмъ какъ высшая власть занималась бы единственно только общими длами; слдовательно такой порядокъ, въ которомъ были бы общія цли, а не было бы централизаціи. При такомъ стро, каждая изъ частей общества, признанная самодержавною, иметъ право, по своему усмотрнію, выдти изъ союза и нарушить договоръ ad libitum. До подобнаго вывода неизбжно должна дойти федерація, если она только останется врна своему принципу. Вотъ логическое слдствіе федеративнаго принципа, слдствіе неизбжное, которое федерація должна признать или обратиться въ иллюзію, вздоръ и ложь.
        Очевидно, что такая правоспособность отложенія т. е. сепаратизмъ, который въ принцип принадлежитъ каждому изъ союзныхъ государствъ, заключаетъ въ себ противорчіе; сепаратизмъ никогда не осуществлялся и на практик постоянно отрицается всми федераціями. Извстно, что древнюю Грецію едва не погубила ея федеральная свобода. Только одни афиняне и спартанцы дали отпоръ персидскому царю, - остальные отказались идти. Персы побждены, и въ Греціи вспыхиваетъ междоусобіе, уничтожающее эту нелпую конституцію. Вся слава и выгода достается на долю Македоніи. Въ 1846 г., когда Швейцарскому союзу предстояло распасться вслдствіе отдленія католическихъ кантоновъ (Sunderbund), большинство не задумалось образумить отложившихся силою оружія. Оно действовало при этомъ, не смотря на вс свои увренія, вовсе не во имя федеральнаго права, которое было положительно противъ него. Какимъ же образомъ тринадцать самодержавныхъ протестантскихъ кантоновъ могли бы доказать одинадцати такимъ -же самодержавнымъ католическимъ кантонамъ свое право принудить ихъ, въ силу договора, къ союзу, котораго т не хотли? Понятіе федераціи не
совмстно съ подобными требованіями. Гельветическое большинство дйствовало въ силу права національнаго самосохраненія. Оно видло, что Швейцарія, по своему положенію между двумя великими державами, не могла, безъ крайней для себя опасности, допустить образованія новаго, боле или мене враждебнаго союза; и уступая необходимости, поддерживая свое право доводами силы, оно провозглашаетъ начало единства во имя будто бы федераціи. - Въ настоящую минуту, когда я пишу, сверные штаты Америки хотятъ точно также силою удержать въ союз южные штаты и обзываютъ ихъ измнниками и бунтовщиками, какъ будто союзъ есть ни боле ни мене какъ монархія, а Линкольнъ императоръ; и здсь не приложимо даже то оправданіе, какого могутъ для себя требовать швейцарскіе либералы1846 г., потому что американской свобод ничто не угрожаетъ.
        Очевидно однако, что одно изъ двухъ: или слово федерація заключаетъ въ себ смыслъ, которымъ основатели союза хотли рзко отличить его отъ всякой другой политической системы, - въ такомъ случа, оставивъ невольничій вопросъ въ сторон, мы должны признать несправедливость войны, объявленной Сверомъ Югу; или подъ видомъ федераціи скрывались стремленіе къ образованію великой имперіи, стремленіе, которое ждало только благопріятной минуты для своего обнаруженія, - въ такомъ случа американцамъ придется со временемъ вычеркнуть изъ своего лексикона слова - политическая свобода, республика демократія, федерація и даже союзъ. По ту сторону Атлантическаго океана уже не признаютъ международнаго права, т. е. федеративнаго принципа: это нисколько не двусмысленное знаменіе предстоящаго преобразованія союза. Всего странне въ этомъ дл поведеніе европейской демократіи, которая сочувственно относится къ тому, что длается въ Америк, и такимъ образомъ отрекается отъ своего собственнаго принципа и отъ своихъ надеждъ.
        Изъ всего этого слдуетъ, что соціальная революція въ смысл взаимности - чистая химера, такъ какъ въ такомъ обществ политическій порядокъ, чтобы соотвтствовать экономическому, долженъ представлять федеративное государство, а такое государство само по себ совершенно невозможно. Въ дйствительности, федерація всегда представляла собою переходное явленіе государства, едва начинающаго слагаться; въ теоріи, это безсмыслица. Поэтому, указывая на федерализмъ, какъ на свой послдній выводъ, взаимность сама себя исключаетъ; она ничто.
        Прежде чмъ опровергнуть это разсужденіе, необходимо возстановить историческую истину.
        Противники федерализма совершенно произвольно приписываютъ централизаціи вс выгоды, которыя оспариваютъ у федераціи. Они утверждаютъ, что централизація столь же сильна и логична, сколько федерація слаба и безсмысленна, и что этимъто и объясняется различіе ихъ историческихъ судебъ. Поэтому, чтобы разсмотрть вопросъ со всхъ сторонъ, мн слдовало бы, съ своей стороны, разобрать принципъ централизаціи и показать что - если федерація всегда играла второстепенную роль; если, благодаря нескладиц ихъ учрежденій, федераціи никогда не могли долго просуществовать, и если принципъ ихъ, повидимому, даже не можетъ быть осуществленъ въ нихъ, - за то сильно централизованныя государства противопоставляли преграды для развитія отдльныхъ народностей.
        Такимъ образомъ, мн пришлось бы показать, что вся исторія представляетъ намъ только рядъ соединеній и разложеній; что за разложеніями или федераціями постоянно слдовали сліянія, а за сліяніями - распаденія; что за греческой имперіей Александра, охватившей собой Европу и Азію, скоро воспослдовало раздленіе ея между его полководцами: оно было истиннымъ возстановленіемъ національностей, въ томъ смысл, какъ мы понимаемъ его теперь. Посл этого національнаго движенія наступило римское единство, которое въ V вк смнилось германскими и итальянскими федераціями. Еще недавно, австрійская имперія превратилась изъ абсолютной въ федеративную, между тмъ какъ Италія перешла отъ федераціи къ единству. Первая имперія со своими 132 департаментами, со своими великими вассалами и союзами, не могла устоять противъ европейской федераціи; точно также и вторую имперію, еще боле централизованную, хотя мене обширную, подтачиваетъ духъ свободы, который выражается провинціями и общинами даже рзче, чмъ отдльными личностями.
        Вотъ, что я хотлъ бы развить подробне; но пока достаточно напомнить объ этомъ. И такъ, вотъ слдовательно, задача, которую намъ предстоитъ разршить; она такъ же важна для централизаціи, какъ и для федераціи.
        1. Отчего вс централизованныя государства, монархическія, аристократическія или республиканскія, всегда кончаютъ разложеніемъ?
        2. Отчего, въ тоже время, федераціи всегда стремятся къ единству?
        Необходимо отвтить на эти вопросы прежде, чмъ произнести сужденіе о сравнительныхъ достоинствахъ государствъ централизованныхъ и федеративныхъ. Я отвчаю на нихъ, согласно началамъ, изложеннымъ въ предъидущей глав, что только Истина и Право могутъ служить основаніями порядка и что вн ихъ централизація неизбжно становится деспотизмомъ, a федерація ложью.
        Причина разложенія и разрушенія всхъ государствъ, какъ централизованныхъ, такъ и федеративныхъ, состоитъ въ томъ, что въ первыхъ общество лишено всякаго обезпеченія, и политическаго, и экономическаго; во вторыхъ же, предполагая даже, что власть организована самымъ лучшимъ образомъ, общество до сихъ поръ имло только политическія обезпеченія и никогда не заботилось объ экономическихъ. Ни въ Швейцаріи, ни въ Соединенныхъ Штатахъ, мы не встрчаемъ организованной взаимности; a безъ нея, безъ экономическаго права, политическія формы безсильны, непрочны; они гробы крашенные, по выраженію Евангелія.
        Что же сдлать, чтобы оградить федерацію отъ разложенія, не нарушая въ тоже время ихъ принципъ, состоящій въ признаніи за каждымъ городомъ, мстностью, провинціею, населеніемъ, словомъ, за каждымъ государствомъ, права добровольно вступать въ федерацію и выходить изъ нея?
        Замтьте, что подобнаго условія еще ни разу не предлагали свободнымъ людямъ; ни одинъ писатель не говорилъ еще объ этомъ. Де Бональдъ и Жанъ Жакъ, поклонникъ божественнаго права и демагогъ, утверждаютъ единодушно, по слову Евангелія, что царство, въ самомъ себ раздлившееся, погибнетъ. Но въ Евангеліи это имеетъ смыслъ отвлеченный, тогда какъ наши писатели чистые матеріалисты, поклонники власти и, слдовательно, рабства.
        Чтобы навсегда упрочить федерацію, необходимо, наконецъ, дать ей санкцію, которой она лишена доселе; надо провозгласить экономическое право основаніемъ федеративнаго права и всякаго политическаго порядка.
        Здесь будетъ особенно уместно разсмотрть переворотъ, который совершится во всемъ общественномъ строе силою одной взаимности.
        Примры, приведенные выше, уже указывали на то, что принципъ взаимности, будучи перенесенъ изъ частныхъ отношеній въ общественныя, создаетъ рядъ учрежденій, развитіе которыхъ легко обозначить. Для памяти, укажемъ на боле крупныя.
        А. - Экономическія учрежденія.
        1. Благотворительныя и вспомогательныя учрежденія, представляющія переходъ отъ господства началъ милосердія къ началамъ справедливости, заявленнымъ Революціей: общества вспоможенія, медицинскихъ пособій, богадльни, воспитательные дома, больницы, магдалининскіе пріюты и проч. - Все это, конечно, боле или мене уже существуетъ, но лишено того новаго духа, который одинъ можетъ доставить имъ значеніе и истребить въ нихъ тунеядство, обманъ, нищенство и расхищеніе.
        2. Страхованіе отъ наводненій, пожаровъ, кораблекрушеній, отъ случайностей на желзныхъ дорогахъ, отъ скотскихъ падежей, града, болзней и смерти.
        3. Кредитъ, обращеніе и учетъ; банки, биржи и проч.
        4. Общественныя учрежденія для перевозки по желзнымъ дорогамъ, каналамъ, ркамъ и морямъ. - Эти учрежденія не наносятъ частнымъ предпріятіямъ никакого ущерба, а напротивъ того - поддерживаютъ и регулируютъ ихъ.
        5. Учрежденіе складовъ, доковъ и рынковъ. Цль его - обезпечить навсегда возможно лучшее распредленіе продуктовъ, въ видахъ взаимныхъ выгодъ производителей и потребителей. Это - смерть торгашеской спекуляціи, наживанію, стачкамъ и ажіотажу.
        6. Учрежденіе статистическихъ бюро, конторъ для объявленій, для точной и врной оцнки товаровъ. Общественныя учрежденія для регулированія мелочной торговли.
        7. Общества рабочихъ для земляныхъ работъ, разведенія лсовъ, осушенія почвы, проведенія дорогъ, шоссе, водяныхъ сообщеній.
        8. Общества рабочихъ для сооруженія мостовъ, водопроводовъ, резервуаровъ, портовъ, тунелей, публичныхъ зданій и проч.
        9. Общества рабочихъ для разработки рудниковъ и добыванія сырыхъ продуктовъ.
        10. Общества рабочихъ для служенія при портахъ, воксалахъ, рынкахъ, складахъ, магазинахъ и проч.
        11. Общества каменьщиковъ для постройки, ремонта, найма домовъ, въ видахъ дешевизны городскихъ квартиръ.
        12. Народное просвщеніе, научное и ремесленное.
        13. Собственность: пересмотръ законовъ касательно права, происхожденія, распредленія, способа передачи разныхъ имуществъ. Преобразованіе и утвержденіе аллодіальной системы.
        14. Налогъ….
        Примчаніе. - 1. До сихъ поръ учрежденія, которымъ мы дали названіе «экономическихъ» существовали въ обществ только на словахъ. - Мы не выдумываемъ ихъ, не создаемъ произвольно, а только разъясняемъ ихъ, на основаніи принципа, очень простого, но ршительнаго.
        Дознано, что въ большинств случаевъ индивидуальная иниціатива не можетъ создать того, что создаетъ безъ всякаго усилія и съ меньшими издержками сотрудничество всхъ. Поэтому тамъ, гд частная дятельность недостаточна, совершенно справедливо и даже обязательно обращаться къ собирательной сил, ко взаимности. Глупо жертвовать для безсильной свободы общественнымъ богатствомъ и счастьемъ. Въ этомъ и состоятъ принципъ, цль и основаніе экономическихъ учрежденій. И такъ, за личностью остается все, что она въ состояніи выполнить, не нарушая закона справедливости; а все, что превышаетъ способность одной личности, становится дломъ общественнымъ.
        2. Къ разряду экономическихъ учрежденій я отношу богоугодныя и учебныя заведенія и налогъ. Такая классификація основана на самой сущности вещей. Искорененіе нищеты и облегченіе человческихъ страданій всегда считались самыми трудными задачами науки. Какъ нищета рабочаго, такъ и вс соціальныя бдствія находятся въ прямой зависимости отъ источниковъ производства и нарушаютъ непосредственно общественное благосостояніе. Поэтому наука и прямая польза побуждаютъ насъ вывести эти учрежденія изъ -подъ вліянія и дйствія власти. Такъ точно и налогъ. Въ этомъ отношеніи революція 89 года и принципы всхъ вышедшихъ изъ нея конституцій совершенно врно говорятъ, что налогъ, требуемый правительствомъ, долженъ взиматься не иначе, какъ съ согласія народа и распредляться общими и мстными собраніями. Государь не самъ себ платитъ, а страна платитъ своему повренному. А изъ этого слдуетъ, что учрежденіе, которое зовется министерствомъ финансовъ, отнюдь не составляетъ принадлежности власти. Что же касается народнаго образованія, представляющаго собою лишь дальнйшую степень развитія домашняго воспитанія, то его необходимо
точно также причислить къ экономическимъ учрежденіямъ, а иначе его придется снова признавать религіознымъ учрежденіемъ и отрицать семью.
        3. Параграфы 4, 7, 8, 9, 10 и 11 нашей таблицы показываютъ, какое значеніе имютъ въ новой демократіи рабочія ассоціаціи, разсматриваемыя какъ экономическія силы и учрежденія взаимности. Цль ихъ - удовлетворить не только интересамъ рабочихъ, но и вполне законному желанію общества спасти желзныя дороги и рудники отъ монополіи акціонерныхъ обществъ, - общественныя постройки отъ произвола казенныхъ инженеровъ, - воды и лса отъ правительственнаго расхищенія и т. д. Эти рабочія товарищества должны быть организованы по правиламъ гражданскаго и коммерческаго уставовъ, подчинены закону конкурренціи и, неся отвтственность за свои поступки, обязаны, по долгу взаимности, предлагать обществу свои услуги по возможно дешевой цн.
        Къ этимъ экономическимъ учрежденіямъ примыкаетъ еще, въ вид дополненія, рядъ учрежденій, называемыхъ политическими. Хотя и они могутъ также измняться въ извстныхъ предлахъ, но никто не ошибется на счетъ ихъ значенія.
        B. - Политическія учрежденія.
        15. Избирательное собраніе или всеобщая подача голосовъ.
        16. Власть законодательная.
        17. Власть исполнительная: Администрація,
        18.»» Полиція, Юстиція,
        19.»» Духовныя дла,
        20.»» Военныя дла.
        Министерства: земледлія, торговли, народнаго просвщенія, публичныхъ работъ и финансовъ были помянуты и разсмотрены въ отдл экономическихъ учрежденій.
        Примчанія. 1. Эти учрежденія называются политическими въ отличіе отъ предъидущихъ, т. е. экономическихъ, потому что имеютъ предметомъ уже не людей и имущества, не производство, потребленіе, воспитаніе, не трудъ, кредитъ и собственность, но государство въ цломъ, весь соціальный организмъ и его отношенія, какъ вншнія, такъ и внутреннія.
        2. Эти учрежденія подчинены первымъ, и ихъ можно назвать второстепенными учрежденіями, потому что, не смотря на свое кажущееся величіе, играютъ гораздо мене важную роль, чмъ учрежденія экономическія. Прежде чмъ писать законы, управлять, строить дворцы, храмы, воевать, общество работаетъ, воздлываетъ землю, строитъ корабли, обмнивается, обработываетъ землю. Прежде чмъ возводить на троны королей и установлять династіи, народъ освящаетъ семейную жизнь, упрочиваетъ браки, строитъ города, заводитъ собственность и наслдство. По принципу, политическія учрежденія остаются въ нераздльномъ вид съ экономическими. Въ самомъ дл: ни одна изъ отраслей управленія и государства не чужда общественной экономіи. Теперь, когда мы возстановили соціальную генеалогію во всей ея полнот и всякой вещи указали ея мсто, насъ не должно смущать то вліяніе исторической иллюзіи, вслдствіе котораго общественный разумъ, выясняя себ правительственный организмъ, какъ будто придаетъ ему первенствующее значеніе. Между учрежденіями экономическими и политическими существуетъ такая же зависимость, на какую физіологія указываетъ въ
животныхъ между отправленіями жизни органической и половыми отношеніями. Помощію послднихъ животное заявляетъ свое существованіе и вступаетъ въ связь съ прочими тварями; но первыми оно живетъ, и все, что оно свободно длаетъ, въ сущности ничто иное, какъ боле или мене разумное заявленіе его основныхъ жизненныхъ силъ.
        3. Въ демократическомъ обществ политическій порядокъ и порядокъ экономическій должны сливаться во едино, составлять одну систему, основываться на общемъ принцип - принцип взаимности; таковъ выводъ, который можно сдлать изъ наиболе выяснившихся идей демократіи и изъ самыхъ очевидныхъ ея стремленій. Мы уже видли, какъ великія экономическія учрежденія зарождаются, одно за другимъ, рядомъ взаимностей и создаютъ обширный, гуманитарный организмъ, о которомъ досел никто и не мечталъ; такимъ же образомъ и правительственная власть является здсь не какой нибудь фикціей, придуманной ради государственныхъ потребностей и непрочной, какъ всякая выдумка, a дйствительнымъ договоромъ, гд договоривающіяся самодержавныя личности не поглощаются центральною властью, личною и въ тоже время мистическою, а даютъ прочное обезпеченіе свобод государства, общины и лица.
        Это уже не отвлеченное самодержавіе народа, какъ въ конституціи 93 года и слдующихъ, или какъ въ «общественномъ договор» Руссо: это - дйствительное самодержавіе народныхъ массъ, которыя царствуютъ и управляютъ въ благотворительныхъ собраніяхъ, въ торговыхъ палатахъ, въ корпораціяхъ искусствъ и ремеслъ, въ рабочихъ артеляхъ, на биржахъ, рынкахъ, въ академіяхъ, школахъ, на земледльческихъ сходкахъ, наконецъ, въ избирательныхъ сеймахъ, парламентахъ и государственныхъ совтахъ, въ народной страж и даже въ церквахъ и храмахъ. Всегда и везд владычествуетъ, во имя и въ силу принципа взаимности, сила собирательная; это послднее признаніе правъ человка и гражданина.
        Я сказалъ, что здсь рабочія массы дйствительно и положительно владычествуютъ, и это несомннно вдь имъ принадлежитъ все экономическое устройство - трудъ, капиталъ, кредитъ, собственность, богатство. Имя въ полномъ распоряженіи своемъ органическія силы, могутъ ли он оставаться чуждыми области вншнихъ отправленій? Вліяніе производительной силы на правительство, власть, государство не можетъ быть устранено и это выражается самымъ устройствомъ политическихъ учрежденій:
        a. Избирательное собраніе: оно собирается самопроизвольно, надзираетъ за всмъ, ревизуетъ свои собственныя дйствія и даетъ имъ санкцію;
        b. Законодательное собраніе или государственный совтъ, отряжаемый избирательными собраніями изъ своей среды, назначается федеральными группами и можетъ измняться въ состав[17 - При равенств федеральныхъ государствъ, достаточно одного собранія; но если они не равны, то для возстановленія равновсія для федеральнаго представительства необходимы дв палаты или два совта: въ одинъ изъ нихъ вс государства, безъ различія числа народонаселенія и пространства области, посылаютъ равное число представителей; въ другой совтъ депутаты назначаются государствами въ числ, соотвтствующемъ величин каждаго. (Такова федеральная конституція Швейцаріи, гд двойственность парламента иметъ совершенно другое значеніе, чмъ въ конституціяхъ Англіи и Франціи).];
        c. Исполнительная коммисія, избранная членами законодательнаго собранія изъ среды себя и, въ случа надобности, подлежащая уничтоженію;
        d. Наконецъ, предсдатель этой коммисіи, ею самой назначаемый, и подлежащій смн.
        Это, какъ видите, совершенная противоположность системы стараго общества; здсь страна все, а тотъ, кого называли главою государства, здсь просто гражданинъ, хотя и первый по почету, но наверное безопаснйшій изъ всхъ должностныхъ лицъ. Такимъ образомъ ршена задача политическаго обезпеченія. Здсь никогда не будетъ, ни похищенія власти, ни государственнаго переворота; здсь невозможенъ бунтъ власти противъ народа, заговоръ правительства и буржуазіи противъ низшихъ классовъ[18 - По многимъ причинамъ, мы охотно согласились бы не переводить этихъ страницъ, гд Прудонъ говоритъ о политик, между прочимъ и потому, что совершенно не раздляемъ практическихъ взглядовъ автора. Намъ даже непріятно видть, какъ Прудонъ, въ этой вздорной области политическихъ вопросовъ, берется еще за несвойственное ему дло «практическаго» построенія, бредетъ по слдамъ аббата Сіэйса и Камбасереса и созидаетъ для Франціи планъ новой (уже которой по счету?) конституціи. При всемъ томъ, намъ кажется, что недобросовстно скрывать отъ русскихъ читателей промахи и увлеченія Прудона, тмъ боле, что слабость и наивность его политической
практики слишкомъ очевидны и могутъ предостеречь всякаго отъ увлеченій «практическими» ршеніями, которыя теперь совершенно неумстны.(Ред.)].
        4. Возвратимся теперь къ вопросу, поставленному выше: какимъ образомъ федеративное государство можетъ упрочить свое существованіе? Возможны ли прочность и цльность дйствій въ такой систем, основная мысль которой есть право каждаго члена федераціи на самоотлученіе?
        Надо сознаться, что пока федеральныя государства не основаны на экономическомъ прав и закон взаимности, возраженіе это неопровержимо: разногласіе интересовъ неизбжно приводитъ къ роковымъ раздорамъ и отпаденіямъ, и дло кончается тмъ, что монархическое единство замняетъ республиканскую неурядицу. Но при экономическомъ прав и взаимности все измняется: преобразуется весь экономическій порядокъ, развивается совершенно новый государственный принципъ - и федерація длается прочною. Демократія, столь враждебная сепаратизму, можетъ успокоиться.
        Въ группахъ, находящихся между собою въ отношеніяхъ взаимности, не существуетъ тхъ началъ, которыя обыкновенно разъединяютъ людей, города, корпораціи и личности: здсь нтъ не верховной власти, ни политической централизаціи, ни династическаго права, ни бюджета двора, ни орденовъ, ни пенсій, ни эксплоатаціи, ни догматизма, ни вражды партій, ни племенныхъ предразсудковъ, ни соперничества корпорацій, городовъ или провинцій. Здсь можетъ быть разногласіе только во мнніяхъ, въ врованіяхъ, въ интересахъ, нравахъ, промышленности и т. д. Но эти разногласія и служатъ именно основаніемъ и предметомъ системы взаимности: слдовательно ни въ какомъ случа не могутъ они быть источникомъ церковной нетерпимости, папскаго, духовнаго самовластья, столичнаго преобладанія, промышленнаго или земледльческаго владычества. Столкновеніе невозможно; чтобы возбудить его надо сперва разрушить взаимность[19 - Это доказывается фактомъ, мало извстнымъ, но чрезвычайно замчательнымъ. Въ нкоторыхъ мстностяхъ Дубскаго департамента, въ Монбелліарскомъ округ, народонаселеніе состоить частью изъ католиковъ, частью изъ протестантовъ, и здсь
нердко можно встртить, что одно и то же зданіе въ различные часы служитъ для богослуженія обоихъ исповданій и никогда не случается тамъ никакихъ столкновеній. Очевидно, эти добрые люди заключили другъ съ другомъ договоръ взаимной терпимости для обрядовъ своихъ исповданій, и взаимность устранила всякую возможность столкновенія. Въ деревняхъ этихъ не было примра и никогда не слыхано, чтобы кто нибудь перемнялъ религію, или чтобы кто нибудь совершалъ въ отношеніи другихъ враждебные поступки изъза религіозной ревности Но нсколько лтъ тому назадъ, архіепископъ Безансонскій сталъ сять смяна раздора: онъ веллъ построить для своихъ прихожанъ особыя церкви. Истинный другъ мира и человчества просто старался -бы украсить и расширить домъ божій, понялъ бы что этотъ храмъ -церковь - прекраснйшій памятникъ, какой только люди могутъ построить въ честь христіанскаго милосердія. Но архіепископъ разсудилъ иначе. По мр силъ своихъ онъ старается противопоставить одну религію другой, одну церковь другой, одно кладбище другому. Когда наступитъ страшный судъ, не нужно будетъ отдлять козлищъ отъ овецъ - объ этомъ уже
позаботились заблаговременно.].
        Съ чего быть возстанію? Откуда взять поводы къ неудовольствію? Въ федераціи, основанной на взаимности, гражданинъ, какъ въ республик Руссо, пользуется полною свободой! Въ его рукахъ вся политическая власть; онъ самъ и властвуетъ, и пользуется выгодами власти; ему оставалось бы только жаловаться на одно: что ни ему и никому другому нельзя захватить ее въ свои руки и пользоваться ею безраздльно. Пожертвованій достояніемъ также никто и ни отъ кого не требуетъ: государство проситъ отъ гражданина лишь столько, сколько дйствительно необходимо на общественные расходы; расходы эти вс существенно производительны, такъ что налогъ обращается въ обмнъ. Обмнъ же умножаетъ богатства; слдовательно и съ этой стороны нечего опасаться раздора. Равнымъ образомъ, федерація не можетъ распасться изъ страха междоусобной или вншней войны. Если она основана на экономическомъ прав и закон взаимности, то междоусобная война возможна въ ней только по поводу религіозныхъ несогласій. Но, во первыхъ, когда удовлетворены вс матеріальные интересы людей, духовные интересы едва ли могутъ быть достаточно сильны, чтобы побудить ихъ къ
междоусобію; а во вторыхъ, общая взаимность необходимо должна сопровождаться взаимною вротерпимостью, такъ что этотъ поводъ къ столкновенію совершенно невозможенъ. Что касается до вншней войны, то съ какой стати можетъ она возникнуть? Федерація признаетъ за каждымъ составляющимъ ее государствомъ право отпаденія; тмъ боле она не можетъ ни къ чему принуждать другія, чуждыя ей государства. Принципъ ея вовсе несовмстенъ съ завоевательными стремленіями. Слдовательно, возможна только одна причина вншней войны: враждебность принциповъ. Возможно, что сосднія государства, основанныя на широкой эксплоатаціи, централизаціи, найдутъ существованіе такой федераціи несовмстнымъ съ ихъ собственными принципами, подобно тому, какъ въ 93 году французская революція была объявлена, въ манифест герцога Брауншвейгскаго, несовмстною съ принципами всхъ остальныхъ европейскихъ государствъ. Но для федераціи, основанной на экономическомъ прав и закон взаимности, было бы величайшимъ счастіемъ, если бы весь старый міръ ополчился бы противъ нея и объявилъ бы ее вн своихъ законовъ: это воодушевило бы республиканскія чувства
взаимности и федераціи, дало бы рабочей демократіи полное торжество на всей поверхности земного шара и уничтожило бы разъ на всегда царство монополіи….
        Стоитъ ли доказывать еще дальше?
        Войдя въ законодательства и нравы и создавъ экономическое право, принципъ взаимности перестроитъ сверху до низу гражданское, торговое, государственное и международное права. Другими словами: выяснивъ и опредливъ экономическое право, эту верховную и основную категорію права, принципъ взаимности создастъ единство юридической науки; онъ покажетъ, что право едино и тождественно, что оно везд и всегда предписываетъ одно и тоже, что вс положенія его взаимно дополняютъ другъ друга, что вс законы его лишь видоизмненія одного, единаго закона.
        Древнее право, раздленное наукою старыхъ юристовъ на нсколько спеціальныхъ отраслей, по различію предмета, къ которымъ оно относилось, отличалось, во всхъ своихъ подраздленіяхъ, общимъ отрицательнымъ характеромъ; оно скоре препятствовало, чмъ разршало, скоре предупреждало столкновенія, чмъ создавало обезпеченія; скоре карало обманъ и насиліе, чмъ обезпечивало общее богатство и благосостояніе отъ обмана и насилія.
        Новое право, напротивъ того, вполн положительно. Цль его наврное и вполн обезпечитъ человку все, что древнее право лишь позволяло ему пріобртать, полагаясь на свою свободу, но безъ всякихъ обезпеченій и средствъ, даже не выражая, въ этомъ случа, ни слова одобренія или порицанія. Новое право положительно порицаетъ поступки, которыми нарушаются обезпеченіе и общественная солидарность, поступки, которые клонятся къ образу дйствій торгашеской анархіи, скрытности, монополіи, ажіотажу. Оно признаетъ эти поступки столь же достойными порицанія, какъ вс мошенничества, вроломства, подлоги, грабежи и разбои, на которые досел было исключительно обращено вниманіе закона. Говоря о вопросахъ страхованія, спроса и предложенія, установленія постоянныхъ цнъ, торговой добросовстности, кредита, перевозки и т. д., словомъ обо всемъ, что называется экономическими учрежденіями, мы уже достаточно указали на положительный характеръ новаго права, на новыя обязательства, вытекающія изъ него, на свободу и богатство, которыя оно приноситъ; повторять всего этого мы не будемъ.
        Но если все это правда, то вроятно ли, чтобы работники, участвующіе въ федераціи и взаимности, отказались отъ этихъ положительныхъ, вещественныхъ, осязательныхъ, очевидныхъ выгодъ, которыя он представляютъ имъ? Возможно ли, чтобы они предпочли возвратиться къ прежнему ничтожеству, исконной нищет, отсутствію солидарности и разврату? Неужели, познакомившись съ экономическимъ порядкомъ, они тмъ не мене предпочтутъ вновь создать себ эксплоатирующую аристократію и вызвать общую нищету, ради удовлетворенія гнусныхъ поползновеній немногихъ?… Неужели, наконецъ, познавъ право, люди могутъ объявить себя противъ права и добровольно явиться въ глазахъ всего свта шайкой воровъ и разбойниковъ?!
        Если бы экономическая реформа взаимности была провозглашена въ какомъ нибудь уголк міра, то въ ту же минуту федераціи возникли бы всюду, въ силу необходимости. Для существованія ихъ нтъ надобности въ непремнной сплоченности федеральнаго союза, нтъ надобности, чтобы государства эти, какъ во Франціи, Италіи и Испаніи, были тесно сгруппированы и какъ бы обведены общей оградой. Федерація возможна между государствами отдленными, разобщенными и отстоящими другъ отъ друга на значительныя пространства; стоитъ только имъ заявить, что они хотятъ соединить свои интересы и взаимно обезпечить другъ друга, по принципамъ экономическаго права и взаимности. Однажды создавшись такимъ образомъ, федерація не можетъ распасться, потому что, повторяю, никто не захочетъ отрешиться отъ такого принципа, какъ принципъ взаимности, и такого договора, какъ договоръ федераціи.
        И такъ, принципъ взаимности представляетъ, какъ мы уже сказали, самую могущественную и, въ тоже время, наимене грубую связь, какъ въ политическомъ мір, такъ и въ экономическомъ.
        Ни правительство, ни община или ассоціація, ни религія, ни присяга не могутъ такъ тсно связать людей и предоставить имъ, въ тоже время, такой свободы, какъ договоръ взаимности.
        Насъ упрекали, что, развивая это право, мы поощряемъ индивидуализмъ, губимъ идеалъ. Клевета! Разв гд нибудь возможно большее могущество коллективности, дающее боле великіе результаты? Разв можно представить себ гд нибудь больше согласія въ людяхъ? Куда бы мы ни обратились, мы всюду видимъ матеріализмъ группы, лицемріе ассоціацій и тяжкія цпи государства. Только здсь мы чувствуемъ истинное братство въ справедливости. Мы проникнуты, одушевлены имъ, и никто не можетъ сказать, что терпитъ отъ него принужденіе, что оно налагаетъ на него иго или малйшее бремя. Это любовь во всей своей искренности и откровенности, любовь совершенная, потому что девизомъ ея служитъ правило взаимности - я чуть было не сказалъ торговли - сколько даешь, столько берешь.
        ГЛАВА XVI.
        Буржуазный дуализмъ: конституціонный антагонизмъ. - Ршительное превосходство рабочей идеи.
        Мы уже знаемъ, въ чемъ состоитъ рабочая идея, какъ съ точки зрнія интересовъ, такъ и правительства. Скажемъ еще несколько словъ о томъ, чмъ была буржуазная идея въ 1789 г. и посл революціи. Тогда читатель будетъ имть возможность судить, зная об стороны дла, за кмъ теперь политическая способность: за рабочей ли демократіей, или за буржуазнымъ капитализмомъ.
        Выше (часть 2, глава II) мы сказали, что буржуазія достигла высшей степени самосознанія въ 1789 году, когда среднее сословіе устами Сіэйса бросило перчатку старому обществу, спросивъ себя: что я такое? - ничто; чмъ мн слдуетъ быть? - всмъ. Дале мы показали, что буржуазія стала дйствительно всмъ; но именно вслдствіе этого, утративъ самобытность, она лишилась самосознанія и впала въ летаргію. Наконецъ мы сказали, что, если въ 1848, посл паденія Людовика Филиппа, она, повидимому, пробудилась изъ оцпеннія, то только благодаря возмущенію рабочихъ классовъ, которые, отдлившись или, скоре, отличившись отъ нея, достигнувъ самосознанія и понявъ свое назначеніе, выступили на политическую арену: словомъ, благодаря страху Соціализма.
        Но еще печальне утраты буржуазіею самосознанія то, что она лишилась даже пониманія управляющей ею идеи, тогда какъ, напротивъ того, рабочіе классы быстро идутъ въ этомъ отношеніи впередъ; еще печальне то, что, вслдствіе ея глубокаго ничтожества, страна и правительство, зависящія отъ нея, преданы совершенно на произволъ судьбы. Политическую способность даетъ не одно только самосознаніе: для нея нужна еще идея; а между тмъ, если бы буржуазія умла читать и мыслить, она не мало удивилась бы, узнавъ, что идея ея вполн исчерпана, что она неспособна создать ни свободы, ни порядка, короче - что у нея нтъ идеи.
        До 89 года мысль буржуазіи принадлежала къ циклу феодальныхъ идей. Почти вся земля принадлежала дворянству и духовенству, они господствовали въ замкахъ, монастыряхъ, епископствахъ, приходахъ; имъ принадлежали выморочное и другія права; они творили судъ и расправу надъ своими вассалами, воевали съ королемъ, пока наконецъ, онъ, соединившись съ буржуазіею, не принудилъ ихъ цлымъ рядомъ пораженій служить себ. Буржуазія съ своей стороны господствовала въ торговл и промышленности, имла свои корпораціи, привилегіи, вольности, мастерства; чтобы избавиться отъ тираніи духовенства и дворянства, она заключила союзъ съ престоломъ и этимъ пріобрла нкоторое значеніе въ государств. Въ 89 году пала вся эта система. Буржуазія, сдлавшись въ политик всмъ, умножила до безконечности свои преимущества, не переставъ, впрочемъ, торговать и промышлять, какъ дворянство не перестало додать остатки своего достоянія, а духовенство пть свои гимны. Идеи не стало ни у кого.
        Я ошибся: идея буржуазіи только развратилась.
        Своими капиталами и своимъ вліяніемъ на массу буржуазія стала властительницею государства; но въ владычеств своемъ она видла только средство упрочить свое положеніе и создать себ въ должностяхъ и бюджет новое поле эксплоатаціи и барышей. Къ ней перешли вс права духовенства, дворянства и короля, древнихъ государственныхъ чиновъ, и она не видла надобности измнять прежнюю монархическую, унитарную и централизаціонную государственную форму; она ограничилась тмъ, что приняла противъ государя нкоторыя мры, извстныя подъ именемъ конституціонной хартіи. И къ чему ей было измнять эту систему, когда въ сущности чиновники управляли для нея и черезъ нее, для нея и черезъ нее взимался налогъ, для нея и черезъ нее царствовалъ король?
        Отъ нея истекало правосудіе; королевское правительство было ея правительствомъ; отъ нея зависли война и миръ, какъ повышеніе и пониженіе курсовъ; иногда ей приходилось подавлять политическія замашки престола; за то она никогда долго не носила траура по династіямъ.
        Однако, по законамъ равновсія, такая система политической централизаціи требовала противовса. Королевскую власть ограничили, уровновсили, подчинили парламентскому большинству, скрп ея собственныхъ министровъ, - но всего этого казалось мало: нашли нужнымъ еще боле ограничить кругъ дйствія организма, называемаго правительствомъ, изъ опасенія, что иначе онъ рано или поздно поглотилъ бы все. Приняли мры противъ правъ престола; но что значило это личное право въ сравненіи со всепоглощающимъ, безпредльнымъ могуществомъ системы?
        Здсьто и обнаруживается во всей своей наивности геній буржуазіи.
        Непомрную силу централизаціи уравновсили съ нсколькихъ сторонъ. Мрами къ тому были: во первыхъ, организація самой власти по экономическому принципу раздленія труда или промышленнаго разграниченія; во вторыхъ, представительная система и утвержденіе налога собраніемъ выборныхъ депутатовъ; въ силу этой системы исполнительная власть не могла ничего предпринять безъ согласія законодательнаго большинства; - наконецъ, въ третьихъ, всеобщая подача голосовъ. Стало несомннно, что правительство можетъ всегда подкупить какое угодно буржуазное большинство, и было ршено, что министерству, которое иметъ возможность привлечь къ себ нсколько сотъ мщанъ, никогда не удастся развратить весь народъ… Къ числу мръ, которыми надялись конституціонно ограничить власть, принадлежитъ также организація городскихъ и департаментскихъ управленій; но надежда эта никогда не осуществлялась. (См. ниже, часть 3. - Глава ІV).
        Но угадайте, что послужило самымъ дйствительнымъ и сильнымъ ограниченіемъ власти? Что господствуетъ теперь, на ряду съ императорскимъ абсолютизмомъ, надъ всемогуществомъ націи? - Ничто иное, какъ торгашеская и промышленная анархія, экономическая путаница, свобода лихоимства и ажіотажа, принципъ: каждый за себя во всей идеальности своего эгоизма, правило: laissez faire, laissez passer въ самомъ широкомъ смысл, собственность во всемъ безобразіи древняго военнаго права, словомъ, отрицаніе взаимности и обезпеченія, полнйшая несолидарность, смерть экономическаго права. Одному началу сопоставлено было другое, ему противоположное. Вотъ въ чемъ тайна современной безурядицы! Оба начала, вмсто того, чтобы парализовать другъ друга, взаимно освящаютъ и поддерживаютъ другъ друга. Оба они ростутъ каждое въ своей области. Стоя рядомъ со всепоглащающею центральною властію; отчаянный ажіотажъ, неслыханныя спекуляціи, ужасающая биржевая игра, прогрессивное и всеобщее набиванье цнъ - вотъ признаки экономической анархіи.
        Буржуазія играетъ на бирж, промышляетъ, занимается судоходствомъ, коммиссіонерствомъ, даже земледліемъ и проч., но пуще всего старается избжать всякаго соглашенія, которое могло бы уменьшить рискъ, устранить случайность, установить цнность или, по крайней мр, воспрепятствовать крайнимъ повышеніямъ и пониженіямъ цнъ и уравновсить выгоды между продавцемъ и покупателемъ. Буржуазія питаетъ ужасъ и отвращеніе ко всему, что можетъ наложить на нее обязательства, давъ ей обезпеченія; она отрицаетъ экономическую солидарность; она не терпитъ взаимности. Предложите буржуазу вступить въ предпріятіе на правилахъ взаимности, онъ скажетъ вамъ: нтъ, мн лучше остаться свободнымъ. Въ какомъ отношеніи свободнымъ? Что значитъ тутъ свобода? Значитъ свобода давать деньги взаймы за возможно большій процентъ, рискуя, что никто не возметъ ихъ, или что, взявъ, обманетъ на залог; продавать съ возможно большимъ барышемъ свой товаръ, рискуя, что придется потомъ продать его въ убытокъ; наготовить какъ можно больше товара съ тмъ, что, когда продажа остановится, пускать его за безцнокъ; драть какъ можно больше съ арендаторовъ,
рискуя, что они обнищаютъ и не заплатятъ ни гроша; свобода спекулировать на повышеніе и пониженіе, играть, предаваться ажіотажу, предписывать законы, пользоваться и злоупотреблять монополіями, рискуя подвергнуться потомъ еще худшей участи и, измучивъ ближнихъ, сдлаться жертвою ихъ мести. Буржуазъ не любитъ врныхъ предпріятій, если въ нихъ есть хоть малйшая доля взаимности. Онъ всегда хватается только за то, что общаетъ выгоду ему одному, лишь бы имтъ малйшій шансъ на успхъ. Все ему служитъ поводомъ или средствомъ къ ожесточенной конкурренціи, и онъ не разбираетъ сдланнаго людьми отъ вытекшаго изъ необходимости вещей. Казалось бы, какъ легко основать на взаимности страхованіе, но онъ и его предпочелъ обратить въ монополію.
        Политико -экономы англійской школы возвели въ догматъ эту экономическую несолидарность или, лучше сказать, этотъ развратъ сдлокъ, а буржуазъ возвелъ его въ принципъ, въ теорію, въ ученіе. Для него не существуетъ идеи экономическаго права, какъ дополненія и отрасли права политическаго и гражданскаго; для него это безсмыслица. Каждый для себя, каждый за себя, Богъ за всхъ - вотъ его девизъ. Его экономическая наука основана не на двучленномъ синтетическомъ понятіи, которое даетъ положительное ршеніе и вводитъ справедливость въ задачу выгодъ; она основана на элементарныхъ, одностороннихъ понятіяхъ, которыя сами не могутъ опредлиться и прійти въ равновсіе, и вслдствіе этого обращаютъ науку въ вчное противорчіе. Напримръ, для буржуаза нтъ настоящей цнности, хотя онъ вчно толкуетъ о закон спроса и предложенія и хотя эти два термина, спросъ и предложеніе, предполагаютъ существованіе опредленной цнности, отысканіе которой и составляетъ предметъ пренія между продавцемъ и покупателемъ. Въ глазахъ буржуаза цнность непремнно произвольна. Видя, что она мняется, онъ заключаетъ, что, слдовательно, она необходимо
ложна; и предположивъ ложь въ самомъ понятіи, онъ уже оправдываетъ всякое распутство своей совсти. Поэтому, въ разговорахъ и размышленіяхъ объ этомъ, онъ никогда не думаетъ о равновсіи цнности, о настоящей цн товаровъ, о нормальной такс процента и заработной платы: нтъ, вс эти бредни не увлекаютъ его. Купить, если можно, за три франка то, что стоитъ шесть, продать за шесть то, что стоитъ три, зная настоящую цну и не обращая вниманія на убытки, которые терпитъ ближній - вотъ его торговое правило, которому онъ слдуетъ безъ зазрнія совсти. Попробуйте ему сказать, что его доходы, проценты, барыши, вс эти выгоды, которыя при другомъ образ дйствій можно было бы, до извстной степени, узаконить, что все это безчестно - онъ разсердится. Онъ предпочитаетъ все это завоевывать на войн, исполненной хитростей, засадъ, нечаянныхъ нападеній, монополій, доставляемыхъ ему превосходствомъ его капиталовъ и его торговли. При этомъ онъ увренъ, что вс скандальныя дла, которымъ онъ предается съ утра до ночи, оправдываются необходимостью, что поэтому въ нихъ нтъ ни воровства, ни мошенничества, кром тхъ длъ, которыя занесены
въ уголовный сводъ!
        Но что сказать объ этихъ академическихъ выставкахъ, гд увнчиваются юные писатели, отличившіеся въ войн противъ Соціализма защитою этихъ гнусныхъ правилъ? объ этихъ лекціяхъ и чтеніяхъ, гд мстятъ за оскорбленіе собственности? объ этихъ мальтузіанскихъ посланіяхъ, гд излагаются отношенія между политической экономіей людодовъ и вчными началами справедливости и нравственности?! Неужели т, которые располагаютъ кафедрами, креслами, школами и преміями, надются обмануть массы и надуть человческую совсть? Жалкіе софисты! У нихъ не хватаетъ даже ума понять, что массы, озабоченныя своей нищетою, не слушаютъ ихъ, и что имъ нечему научиться отъ тхъ, кому он платятъ! И они смютъ еще толковать объ экономической нравственности, когда въ теченіи сорока лтъ только и длали, что доказывали, что политическая экономія не то, что нравственность, что первая можетъ сказать - да тамъ, гд вторая говоритъ - нтъ! Они смютъ толковать объ экономической нравственности, когда въ ихъ теоріяхъ только одно и ясно, что право должно быть изгнано изъ политической экономіи, что обращеніе къ человческой солидарности должно считаться
преступленіемъ противъ науки и свободы! Посметъ ли кто нибудь изъ нихъ отвтить утвердительно, когда его спросятъ: существуетъ ли какая нибудь экономическая наука или истина вн экономическаго права, основаннаго на обязательств взаимности? Спросите ихъ - вы увидите, что они отвтятъ!
        Возможна ли добродтель, возможна ли честность въ обществ, которое признаетъ основными слдующія положенія: что экономическая наука не иметъ ничего общаго съ справедливостью; что она отъ нея не зависитъ; что идея экономическаго права есть утопія; что экономическій порядокъ существуетъ самъ по себ и не основанъ ни на какихъ юридическихъ данныхъ; что люди могутъ общать другъ другу все, что угодно, но въ экономическихъ отношеніяхъ ничмъ другъ другу не обязаны; что, слдовательно, каждый иметъ право преслдовать исключительно свою личную выгоду, и потому другъ можетъ законно, разумно, научно разорить друга, сынъ покинуть отца и мать, работникъ продать хозяина и проч.? Можетъ ли въ такой систем существовать уваженіе къ собственности, могущество ассоціацій, почтеніе къ власти, къ закону? возможно ли въ ней человческое достоинство! Я могъ бы наполнить цлые томы разоблаченіемъ мерзостей, которыя высказывали по этимъ вопросамъ самозванные экономисты, подъ прикрытіемъ своей мнимой науки; но я предоставляю казнить ихъ другимъ, кто помоложе меня. Благодареніе богамъ, вроятно не окажется недостатка въ людяхъ,
которые пожелаютъ взяться за это дло.
        Развратъ буржуазной идеи обнаружился особенно ясно въ вопрос о свобод обмна. Всякій буржуазъ желаетъ выгодъ въ свою пользу и считаетъ себя разореннымъ, если всы не склоняются въ его сторону; но въ тоже время всякій вопіетъ противъ страшной монополіи своихъ собратій и находитъ, что нужно прекратить имъ покровительство. Если онъ наживается - это хорошо: въ этомъ заинтересовано само общество. Но прочихъ справедливость требуетъ обуздать. Тоже и въ учет. - Всякій негоціантъ, крупный или мелкій, все равно, былъ бы вполн счастливъ, если бы ему обезпечили учетъ его векселя за подписью двухъ ручателей, вмсто трехъ, и по опредленной такс въ % вмсто 5, 6, 7, 8 и даже 9%, которые у него произвольно вымогаютъ, захватывая его въ расплохъ при самыхъ трудныхъ обстоятельствахъ. Сторонники взаимности хотятъ именно водворить навсегда такую опредленность въ учетахъ и правильность въ кредит. Но постойте: вдь буржуазъ разсчитываетъ, что не вкъ же ему будетъ несчастливиться; онъ ждетъ и на своей улиц праздника. Вотъ, посл счастливой компаніи, ему удалось пріобрсти тысячь 100 -200 фр. Карманъ набитъ туго; онъ спшитъ
отнести деньги въ банкъ. Но уже теперь не говорите ему объ учет по 1/2 %. Онъ теперь богатъ; дла въ его рукахъ; онъ предписываетъ банкирамъ законы; онъ самъ банкиръ. Пусть поступаютъ, какъ хотятъ, съ его мене счастливыми конкурентами; пусть лихоимство всхъ ихъ пожретъ. Его дла идутъ отлично; онъ сближается съ правительствомъ и подаетъ голосъ за министерство.
        Каковъ буржуазъ въ оборотахъ, таковъ и въ политик. Въ сущности у него нтъ принциповъ: у него только барыши. Образъ мыслей его зависитъ отъ состоянія курсовъ на бирж. Онъ то льститъ власти, то участвуетъ въ оппозиціи; то униженно заискиваетъ, то яростно порицаетъ; то кричитъ: да здравствуетъ король, то: да здравствуетъ оппозиція, смотря потому, повышаются или понижаются курсы, распродаются или нтъ его товары, смотря потому, получитъ ли, по милости какой нибудь высокой особы, крупную государственную поставку онъ или его конкуррентъ, и попадетъ ли онъ, вслдствіе этого, въ отчаянное положеніе, или пріобртетъ наживу.
        Политико -экономическія сочиненія, вышедшія въ послднія 30 лтъ, и разборы ихъ лучше всего свидтельствуютъ, какъ низко пала эта несчастная буржуазія, въ какую пропасть ее повергли ея государственные люди, ея представители, ораторы, профессоры, академики, софисты и даже романисты и драмматурги. Они постарались истребить въ ней и здравый смыслъ, и нравственное чутье, и она назвала своими спасителями тхъ, кто совершилъ это прекрасное дло. Quos vult perdere Jupiter, dementat.
        Духъ равенства, стремленіе къ уравненію отличали французскую націю, при выход ея изъ горна революціи, и сдлали ее на полстолтія образцомъ для всхъ народовъ; они, казалось, готовы были слить аристократію капитала съ наемщиной въ единый классъ, который справедливо назвали среднимъ. Къ равенству права, къ свобод промышленности оставалось только прибавить всесильный толчокъ учрежденій взаимности, чтобы безъ потрясеній произвести экономическую революцію: дорогой буржуазіи Порядокъ не былъ бы ни на минуту нарушенъ.
        Но вотъ уже 25 лтъ, какъ страна находится подъ противоположнымъ вліяніемъ и идетъ въ противномъ направленіи; торговый и промышленный феодализмъ одержалъ верхъ, благодаря постановленіямъ касательно горныхъ промысловъ, привилегіи банка и особенно благодаря уступк желзныхъ дорогъ. Вслдствіе этого, средній классъ съ каждымъ днемъ слабетъ, угнетаемый, съ одной стороны, возвышеніемъ заработной платы и развитіемъ анонимныхъ обществъ, а съ другой - налогомъ и заграничной конкурренціей или свободной торговлею; мсто его занимаютъ чиновничество, высшая буржуазія и наемщина.
        Отчего происходитъ этотъ упадокъ средняго сословія, который влечетъ за собою упадокъ самой націи и свободы? Причина его - безразсудно принятыя этимъ классомъ экономическія теоріи, тотъ ложный либерализмъ, которымъ онъ не пересталъ бредить и который далъ ему только правительственную централизацію, постоянныя войска, парламентское шарлатанство, анархическую конкурренцію, тунеядную монополію, постоянное повышеніе процента, космополитизмъ свободной торговли, общую дороговизну и, въ заключеніе, рабочія стачки. Но противъ всякаго зла можно найти средство. Какъ дло городскихъ рабочихъ есть въ тоже время дло сельскихъ (см. выше ч. 1, гл. II), такъ точно солидарны интересы рабочей демократіи и средняго сословія: хорошо было бы, еслибы они поняли, что спасеніе ихъ въ союз другъ съ другомъ.
        И такъ, мы можемъ сказать, что роли буржуаза - капиталиста, буржуаза - собственника, буржуаза - предпринимателя, буржуаза - правительства, съ одной стороны, и рабочей демократіи, съ другой, совершенно перемнились. Массой, толпой, презренной чернью приходится называть уже не рабочую демократію, но скоре буржуазію. Въ совокупности своей, рабочій народъ уже не груда пыли, какъ говорилъ Наполеонъ I. Что такое общество? говорилъ онъ: это - администрація, полиція, судъ, церковь, армія; остальное - прахъ. Rudis indigestaque moles. Теперь рабочій народъ составляетъ сословіе; онъ чувствуетъ себя, разсуждаетъ, подаетъ голосъ, хотя, къ сожалнію, безразсудно, но всетаки по собственной вол, и уже развиваетъ свою идею. Буржуазія же не мыслитъ; она обратилась въ прахъ, въ нестройную массу.
        И такъ, вдохновенный энергическимъ сознаніемъ, увлекаемый могуществомъ справедливой идеи, народъ является міру во всей сил и блеск органическаго развитія, требуетъ себ мста въ совтахъ страны, предлагаетъ среднему сословію союзъ, котораго оно скоро будетъ заискивать. A тмъ временемъ, высшая буржуазія, попадая изъ одной политической катастрофы въ другую, дошла до послдней степени умственной и нравственной пустоты, разложилась въ массу, въ которой, кром эгоизма, не осталось ничего человческаго. Она ищетъ спасителя, когда ей нтъ спасенія; принимаетъ на себя видъ циническаго равнодушія и этимъ замняетъ себ всякій планъ дйствій. Она не соглашается на неизбжное преобразованіе и предпочитаетъ навлечь на себя и на страну новыя бдствія яростнымъ отрицаніемъ того, что привтствовала и чему поклонялась въ 89 году, т. е. Права, Науки, Прогресса, короче - Справедливости.
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
        Политическія несовмстности. - Заключеніе.
        ГЛАВА I.
        Политическое отлученіе; необходимость для рабочей демократіи заявить свой разрывъ.
        Замтимъ, что съ 1848 г. французская нація раздляется на семь главныхъ партій:
        a) Легитимистовъ;
        b) Орлеанистовъ или приверженцевъ конституціонной монархіи;
        c) Бонапартистовъ или имперіалистовъ;
        d) Клерикаловъ, епископаловъ или іезуитовъ;
        e) Республиканцевъ консервативныхъ, которые отличаются отъ предъидущихъ только отрицаніемъ монархіи, а въ экономическихъ вопросахъ слдуютъ тмъ же принципамъ, какъ и монархисты;
        f) Республиканцевъ радикальныхъ или демократовъ, иначе красныхъ или соціалистовъ; къ нимъ логически примыкаютъ -
        g) Федералисты.
        Каждая изъ этихъ партій подраздляется на множество оттнковъ: такъ мы видли (часть 2, глава II), что радикалы раздлялись на дв школы, школу коммунистовъ или Люксанбургскую и школу принципа взаимности, недавно основанную Шестьюдесятью. Едва республика утвердилась 24 февраля 1848 г. на мст монархіи, какъ возникла вражда, а вскор и междоусобная война между союзомъ старыхъ партій а, b, с, d, e и новою партіею fg, которую защитники старыхъ началъ обвиняли въ заговор противъ собственности, религіи, семейства и нравственности.
        Послдствія этого обвиненія оказались весьма счастливыми для обвиненной партіи. Она положила начало уничтоженію старыхъ партій, принудивъ ихъ примириться другъ съ другомъ; потомъ она сдлала республику солидарною съ своими принципами, доказавъ, что принципы эти прямо вытекаютъ изъ республиканскихъ началъ. Со времени Люксанбургскихъ засданій, особенно съ 16 го апрля, борьба противъ соціальной республики сдлалась задачею всхъ правительствъ, переходя, какъ по наслдству, отъ одного къ другому, отъ временнаго правительства къ генералу Кавеньяку, отъ генерала Кавеньяка къ президенту Людовику Наполеону, отъ Людовика Наполеона къ императорскому правительству, которому союзныя партіи, враждебныя соціальной демократіи и побжденныя въ одно время съ нею 2 декабря, дали названіе Спасителя Общества.
        Теперь мы видимъ, что въ борьб противъ красной или соціальной демократіи, сначала въ 1848 и 1849, потомъ въ 1851 и 1852 г. г., сосредоточивается весь интересъ современной исторіи; что до сихъ поръ она остается главнымъ условіемъ существованія императорскаго правительства; что въ своей домашней политик вторая имперія никогда не упускала изъ виду этого условія своего существованія; что нтъ основанія думать, чтобы она измнила теперь свое поведеніе, тмъ боле, что на выборахъ 1863 и 1864 г. радикальная партія приняла угрожающее положеніе и что только страхъ Соціализма связываетъ съ правительствомъ побжденныя, но непримирившіяся съ нимъ партіи легитимистовъ, орлеанистовъ, консервативныхъ республиканцевъ и клерикаловъ. Такимъ образомъ, съ нашей точки зрнія, императорское правительство, на которое антрепренеры конституціонной оппозиціи хотятъ свалить все бремя непопулярности, постигшей одинаково всхъ ихъ, представляется простымъ выраженіемъ реакціи. Наше положеніе ни на волосъ не измнилось бы, если бы вмсто наполеоновской династіи обстоятельства вручили власть Генриху V, или графу Парижскому, или какому
нибудь африканцу, продолжателю Кавеньяка.
        Эта политика трусости и реакціи неизмнна, несмотря ни на какія перемны царствованій: объ этомъ свидтельствуетъ главнымъ образомъ то, что промышленный и финансовый феодализмъ, издавна подготовленный во время 36 лтъ реставраціи, іюльской монархіи и республики, не переставалъ укрпляться и развиваться со времени государственнаго переворота. Къ нему примкнули люди всхъ партій. Въ послднее время онъ окончательно организовался и утвердился: выборы 1863 г. послали его въ парламентъ въ большомъ числ представителей. И не странно ли, что феодализмъ этотъ, повидимому, хочетъ, подобно Соціализму, отождествить политику съ политической экономіей; мало по малу онъ сливается съ правительствомъ, вдохновляетъ его, преобладаетъ надъ нимъ. Въ теченіе 11 лтъ, онъ, съ церковью и арміею, составляетъ жизненный нервъ имперіи, и конечно, никто не скажетъ, что врность его когда нибудь колебалась.
        Между тмъ большія анонимныя, лихоимствующія компаніи успли составить коалицію; вскор средніе классы, разоренные и поглощенные конкурренціей, низвергнутся въ феодальное рабство или обратятся въ пролетаріевъ. Тогда пробьетъ ршительный часъ, и если новый законъ 31 мая не подоспетъ на помощь этой систем, вопросъ ршится на пол битвы общей подачи голосовъ. Какъ будутъ держать себя въ этихъ новыхъ комиціяхъ средніе классы? Окажутъ ли они то безкорыстіе, которое недавно такъ безразсудно выказали рабочіе классы? Увлекши эту чернь, соединятся ли они съ нею? Мы видли, какъ дйствуетъ эта жалкая мелкая, буржуазія; мы знаемъ, какъ и за кого подаетъ она свой голосъ. Лишенная сознанія и идеи, обманываемая своею журналистикою по всмъ современнымъ вопросамъ, всегда расположенная врить, что перемна въ личномъ состав и рутин правительства облегчитъ ея страданія, неспособная пробить себ дорогу въ политик, вн протоптанной колеи, умющая только назначать кандидатовъ кружковъ и отвергать кандидатовъ правительства, - она врядъ ли догадается присоединиться къ молодому элементу, къ партіи, которая думаетъ, хочетъ, дйствуетъ,
зоветъ ее, и которая сильна.
        И такъ, не подлежитъ сомннію, что со 2 декабря 1851, если не съ 23 іюня 1848 г., соціальная демократія отлучена отъ общества, чтобы не сказать - исключена. Если не личности, то идеи наши стоятъ вн правительства, вн общества; не посмли еще только объявить насъ вн законовъ. Этому препятствуетъ принципъ свободы мнній. За то стараются всми силами лишать наши идеи всхъ средствъ распространяться; ихъ предаютъ продажнымъ органамъ. Однимъ намъ упорно отказываютъ пользоваться періодической печатью, между тмъ какъ вс старыя партіи, вс шарлатаны, вс ренегаты, вс сводники могутъ свободно распоряжаться ею. Если иногда нашему принципу и случится высказаться передъ правительствомъ, - привилегированные живодеры спшатъ какъ можно скоре уничтожить или устранить его, вооруживъ противъ него коалицію противныхъ мнній. Члены временнаго правительства, когда въ 1864 г. ихъ выкопали изъ могилъ, съ такимъ же ожесточеніемъ противились рабочимъ представительствамъ, съ какимъ вожди финансоваго феодализма возставали, въ теченіе 12 лтъ, противъ экономическихъ плановъ демократіи.
        Господствующій теперь порядокъ таковъ, что истреблять насъ считается спасать общество и собственность; онъ таковъ, что, если демократія не съуметъ организоваться и не научится бороться, намъ въ перспектив неизбжно предстоятъ умственный остракизмъ и инквизиція мысли. Что намъ здсь длать? Примемъ же съ гордостью наше отлученіе, и, такъ какъ старый міръ отвергаетъ насъ, отршимся отъ него сами ршительно.
        Не пугайся слова: «отршеніе» мой проницательный читатель, и не клевещи на меня за него. Ты ошибешься, если подумаешь, что я проповдую народу или возмущеніе, или безропотную покорность. Во первыхъ, я чуждъ всякой вражды, всякаго желанія ненависти или междоусобія. Вдь уже извстно, что я вовсе не человкъ дйствія. То, что я разумю подъ отршеніемъ, просто условіе всякой жизни. Отличаться, опредляться - значитъ существовать, какъ смшиваться и поглощаться - значитъ уничтожаться. Разрывъ, разрывъ законный - единственное средство утвердить наше право и заставить признать себя политическою партіею. Это самое могущественное и самое честное оружіе, какъ для защиты, такъ и для нападенія. Въ теченіе долгаго времени, соціальная демократія лишь изрдка заявляла о своемъ существованіи частными изданіями; манифестъ Шестидесяти - первая и сильная попытка коллективнаго заявленія, вышедшаго прямо изъ среды народа. Слишкомъ наивное заключеніе его извстно; извстно также, что сначала онъ былъ встрченъ одобреніемъ, но потомъ устраненъ большинствомъ демократическихъ избирателей. Рабочихъ представителей не приняли, и хорошо
сдлали. Но подобная попытка не должна повторяться: это было бы позорно и глупо. Теперь пришло время дйствовать честнымъ и разумнымъ разрывомъ, который, впрочемъ во всякомъ случа, неизбженъ. Разсмотримъ же, въ чемъ состоитъ этотъ разрывъ.
        На выборахъ 1863 -64 г. рабочая демократія, обнаруживъ ршимость заставить признать свои политическія права, высказала, въ то же время, свою идею и главныя притязанія. Она стремится, не боле, не мене, какъ произвести въ свою пользу экономическій соціальный переворотъ.
        Но чтобы разршить такую великую задачу, недостаточно боле или мене двусмысленныхъ заявленій на выборахъ, газетныхъ исповданій принциповъ и публичныхъ лекцій, устроиваемыхъ нкоторыми ораторами съ дозволенія полиціи; недостаточно даже того, что нкоторые практики, переходя отъ проповди къ длу, собираютъ вокругъ себя, въ обществахъ взаимнаго вспоможенія или труда, нсколько сотъ приверженцевъ. Дло реформаціи могло бы такъ тянуться цлые вка, не производя никакого результата и увеселяя отъ времени до времени консерваторовъ. Надобно дйствовать и въ области соціальнаго дла, и въ области политики всми законными средствами, прибгать къ коллективной сил, возбуждать вс силы страны и государства.
        Когда Лудовикъ ХVІ, посл пятнадцати лтъ безполезныхъ усилій, чувствуя свое безсиліе, ршился, наконецъ, сломить соединенное сопротивленіе двора и города, дворянства, духовенства, буржуазіи, парламентовъ, финансистовъ и самого народа, онъ созвалъ государственныя сословія. Послдствія доказали, что этой всеобщей переставки было едва достаточно, чтобы революцію, уже совершившуюся въ умахъ, провести въ законодательство и жизнь.
        Съ 89 г. французская нація двнадцать или пятнадцать разъ мняла свою конституцію, и каждый разъ надо было приводить въ движеніе вс силы и весь разумъ страны. Предпріятія гораздо меньшія, сравнительно ничего незначущія, - и т требовали соединенныхъ усилій правительства и общественнаго мннія. Чтобы учредить французскій банкъ, Бонапарту нужно было имть на своей сторон консульскую диктатуру и цлую коалицію финансистовъ.
        Могла ли вторая имперія основать поземельный кредитъ, предметъ столькихъ надеждъ, предвиднный монархіею, общанный республикою, требуемый и промышленностью, и земледліемъ, и городами, и деревнями? Нтъ, это національное учрежденіе оказалось не по силамъ имперіи; и ей можно прямо сказать, что она не справится съ нимъ.
        Неужели рабочая демократія воображаетъ, что можетъ своими мелкими, несчастными ассоціаціями, своими подписками по пяти сантимовъ въ недлю, своими обыкновенными средствами увренія и пропаганды, произвести одно изъ тхъ обширныхъ движеній, которыя возрождаютъ общества и въ нсколько лтъ преобразуютъ міръ? Ей неудастся даже устроить общую систему страхованій и замнить взаимностью страховой взносъ. Что же вышло бы, если бы ей пришлось вступить въ серьезную конкурренцію съ французскимъ банкомъ, движимымъ кредитомъ, учетной конторой, словомъ, со всми этими финансовыми коалиціями, располагающими миллиардами звонкой монеты?
        Разв вы убдите финансовыя общества въ польз и справедливости взаимности, если докажете имъ, что для страны выгодно занимать по 1/2 % вмсто 8%? Разв компаніи желзныхъ дорогъ уступятъ свои тарифы? Разв капиталисты, которымъ нація должна теперь до 10 милліардовъ, примутъ ваше ученіе? Разв торговля, по первому приглашенію, такъ и вступитъ на путь обезпеченія и дешевизны? Наконецъ, разв рабочіе, которыхъ нищета постоянно принуждаетъ требовать повышенія заработной платы, подадутъ первые примръ, соглашаясь работать больше за меньшую плату, въ надежд на соотвтствующее удешевленіе жизненныхъ припасовъ и квартиръ? О правительств я уже и не говорю: аттакованное со всхъ сторонъ, оно, конечно, не захочетъ хоть сколько нибудь ограничить свою власть.
        Послдователи Фурье, по моему, очень заблуждались, вруя, что увлекутъ весь свтъ, если имъ позволятъ только разбить свой шатеръ и устроить первый образцовый фаланстеръ. Они предполагали, что первый, боле или мене успшный опытъ повлечетъ за собою второй и такъ дале, и идея ихъ, двигаясь впередъ, какъ лавина, охватитъ наконецъ всю націю, такъ что въ одинъ прекрасный день вс 37,000 общинъ Франціи превратятся въ группы гармоніи и фаланстеры. Въ политик и соціальной экономіи самопроизвольное зарожденіе, какъ говорятъ физіологи, - принципъ совершенно ложный. Чтобы измнить весь общественный строй, надо дйствовать одновременно и на весь соціальный организмъ, и на каждую отдльную часть его. Какъ! чтобы починить дрянную проселочную дорогу, нужна иниціатива префекта, то есть центральной власти, нужны сборы съ двадцати общинъ; а тутъ воображаютъ, что можно увлечь тридцать семь милліоновъ душъ какимито подписками, пожертвованіями и быстро охлаждающимся рвеніемъ непостоянной и безсильной черни! Подобныя бредни приличны только въ школ Братства, Государства -Семьи и вольной любви.
        Есть вещи, и очень важныя, которыя могутъ исполняться, развиваться, преуспвать одною лишь силою слова: такова наука, философія, религія. Но есть другія, которыя требуютъ всхъ способностей, всей преданности и полнаго самоотверженія цлаго народа: между ними первое мсто занимаютъ политическія учрежденія и соціальныя реформы. Будемъ проповдывать, писать, печатать, разсуждать - это наше право: того хотла французская революція, обнародовавъ великій законъ прогресса и, какъ орудіе этого прогресса, свободу мысли и полную гласность мнній. Но пусть демократія не забываетъ, что, узаконивъ декретомъ свободу мысли и печати, революція хотла вызвать и обезпечить вс послдствія этой свободы, сущность которыхъ въ томъ, что управленіе должно принадлежать большинству; другими словами, что правительство должно слдовать общественному мннію, куда бы оно ни повлекло его, лишь бы оно дйствительно было мнніемъ большинства.
        Такимъ образомъ, теперь, какъ и въ 1848 г., у насъ, во Франціи, торжество рабочей демократіи зависитъ отъ нея самой. Она должна доставить своей иде большинство и затмъ потребовать, чтобы правительство возвратило ей верховную власть. Весь вопросъ въ томъ, чтобы узнать, пойдетъ ли рабочая демократія, для достиженія своей цли, обыкновеннымъ путемъ выборовъ и парламентскихъ преній, путемъ предвидннымъ и боле или мене обезпеченнымъ прежними конституціями, или не будетъ ли лучше для ея идеи, достоинства и выгодъ, чтобы она выбрала другой путь, не выходя впрочемъ изъ предловъ законности.
        Я утверждаю, что правительство, въ томъ вид, какъ оно было задумано и осуществлено во Франціи съ 1789 г., теперь уже неумстно; что рабочая демократія иметъ серьезныя обязанности; что она не должна уже терять времени на пріисканіе себ адвокатовъ и на упреки правительству языками этихъ попугаевъ; что, наконецъ, эти упреки только компрометируютъ ее и совершенно безполезны, съ какой бы точки на нихъ ни смотрть.
        Вспомнимъ, что съ 1749 г. старыя партіи, которыхъ раздляютъ только политическіе предразсудки или даже просто дипломатическіе цвта, находятся въ неразрывномъ союз и заговор противъ черни, нетерпнія которой он опасаются; что, не смотря на ожесточеніе ихъ полемики, вс он въ сущности слдуютъ одной и той же политической систем; что отличительныя черты этой системы, - съ одной стороны, правительственная централизація, а съ другой, экономическая анархія, прикрывающая именемъ свободы грабежъ, монополію, тунеядство, ажіотажъ и лихоимство, которыми новая каста существуетъ съ 89 года; что при этомъ странномъ сочетаніи монархической власти и анархіи капитала и торгашества, которое составляетъ буржуазный порядокъ, оппозиція правительству является уже не отрицаніемъ системы, а ея необходимою составною частью; что она противорчитъ правительству, но далеко отъ вражды съ нимъ; что, наконецъ, старинныя партіи, легитимистская, орлеанская, бонапартистская и форменно -республиканская, поочередно смняя другъ друга въ правительств, поддерживаютъ другъ друга и дйствуютъ вс заодно, не жертвуя при этомъ своими
политическими мнніями; для очистки совсти имъ достаточно воздерживаться отъ заговоровъ и не измнять своей каст и систем. Все это надо всегда имть въ виду.
        Происшествія послднихъ шестнадцати лтъ обнаружили это въ самомъ яркомъ свт.
        Въ 1848 г. республика учреждаетъ всеобщую подачу голосовъ, назначаетъ законодательное собраніе, даетъ себ конституцію. Все это были просто варіаціи на тему идеала, которымъ мы одержимы съ 89 г. Чмъ администрація, правосудіе, политика правительства и общественная экономія республики отличались отъ того, чмъ они были въ конц царствованія Людовика Филиппа? Республика не сбила съ толку никого, ни легитимистовъ, ни орлеанистовъ, ни бонапартистовъ; при ней вс партіи были очень довольны своимъ положеніемъ; даже духовенство, обвинявшее первую республику въ ереси, приняло участіе въ трудахъ второй. Эта республика, созданіе формалистовъ, ничмъ не отличалась отъ монархіи, и мы были правы, отрекаясь отъ нея.
        Настало 2 декабря. Конституція 1852 года замнила конституцію 1848; въ теченіе нсколькихъ лтъ люди, исключенные государственнымъ переворотомъ, держались въ сторон по чувству собственнаго достоинства. Но наконецъ они одумались, и мы снова видли ихъ, роялистовъ, республиканцевъ, членовъ временнаго правительства, на своихъ оппозиціонныхъ мстахъ въ парламент. И неудивительно, потому что въ конституціи 1852, какъ и въ конституціи 1848, они узнали свой идеалъ въ очень мало измненномъ вид.
        Другое дло трудящійся народъ: онъ не нашелъ своего идеала ни въ одной изъ конституцій, которыя Франція задавала себ съ 1789 г.; и для него вся революція выражается только въ разныхъ неопредленныхъ формулахъ, какъ то: общая подача голосовъ, право на трудъ, уничтоженіе пролетаріата, и т. д. Въ 1848 г. онъ протестовалъ противъ конституціи, а въ 1863 снова ставитъ на очередь вопросъ экономической реформы.
        Въ 1848 г., въ республик мы были, какъ дома: конституція, несмотря на свои признанія и свои недомолвки, свидтельствовала о нашемъ существованіи, о нашихъ требованіяхъ, о нашемъ близкомъ торжеств. Наше подчиненіе было условное, временное; мы могли безъ противорчій, безъ отступничества, безъ клятвопреступленія пользоваться всми законными гарантіями, a тмъ временемъ собираться съ силами и готовиться къ преобразованію республики. Опираясь на право 1848 года, мы ожидали 1852 г.
        Нын, по возстановленіи императорскаго престола, посл закона, предписывающаго депутатамъ присягу, посл декрета 24 ноября 1860, посл возвращенія прежнихъ партій и воскресенія конституціонной Оппозиціи, - положеніе радикальной демократіи измнилось. Правительство хранило молчаніе, но за него Оппозиція сказала намъ: подавайте голоса заодно съ нами или подите прочь. На это рабочей демократіи слдовало отвтить, какъ десять колнъ Іеровоама: Хорошо же, буржуазы; обдлывайте себ ваши длишки! А ты, Израиль, назадъ къ своимъ шатрамъ!
        Но дло разыгралось иначе. Рабочая демократія, предпочитая дйствіе слову, забрала себ въ голову, что ей здсь есть какое то дло; вмсто того, чтобы отдлиться, она снова сдлалась смиренной прихвостницей; точно дтенышъ двуутробки, она вернулась въ носившую ее утробу и по безразсудству подала голосъ въ пользу Оппозиціи, которая не хотла и не могла ее признать.
        И такъ, мы видимъ, что политическій и экономическій идеалъ рабочей демократіи далеко не тотъ, который, вотъ уже 70 лтъ, тщетно преслдуетъ буржуазія. Поэтому мы не можемъ участвовать съ буржуазіей не только въ одномъ парламент, но даже въ одной Оппозиціи: у насъ слова имютъ совсмъ другое значеніе; наши идеи, принципы, формы правительства, учрежденія, нравы совершенно иныя. Постоянно, но безплодно общаемыя вольности и гарантіи 89 года, неосуществимы въ буржуазномъ конституціализм, тогда какъ въ демократической систем они вытекаютъ сами собой безъ всякаго затрудненія. Отсюда мы приходимъ къ неизбжному заключенію, что, если рабочій народъ могъ отвергнуть на послднихъ выборахъ кандидатовъ правительства, какъ представителей идеи, противной его принципу, то тмъ боле слдовало ему поступить точно также съ кандидатами Оппозиціи, потому что и т, и другіе представляютъ одну и ту же идею, одну и ту же политику, одинъ и тотъ же порядокъ, съ тою только разницею, что министерскіе кандидаты откровенно выдаютъ себя за то, что они есть, тогда какъ оппозиціонные обманываютъ своихъ избирателей, скрывая свою мысль.
        Если рабочій классъ придаетъ себ какое нибудь значеніе и если онъ гонится не за призракомъ, то долженъ знать, что прежде всего ему нужно выйдти изъ подъ опеки и, не заботясь ни о министерств, ни объ Оппозиціи, дйствовать отнын самостоятельно и только для себя. Быть или силою, или ничмъ - вотъ что ему предстоитъ. Подавъ голосъ за кандидатовъ 31 мая 1863 и 20 марта 1864, рабочая демократія обнаружила недостатокъ ршимости и благоразумія. Она забыла себя, и для кого же? для враговъ! Манифестъ Шестидесяти возвысилъ ее на степень патриціата; но ея подача голосовъ низвела ее въ разрядъ отпущенниковъ.
        ГЛАВА II.
        1. Политическая нравственность: присяга до и посл 89 г.; противорчіе гражданской и конституціонной присяги. - Политическая нравственность Франціи развращена клятвопреступленіемъ.
        Наши самозванные политики, ремесло которыхъ состоитъ въ оппозиціи всмъ правительствамъ, что нисколько не мшаетъ имъ кончать союзомъ со всякимъ правительствомъ, приняли за правило, что, для успшной борьбы съ властью, надо ее побивать ея же собственнымъ оружіемъ, т. е., другими словами, признавать законъ ею изданный и представляемый. Въ перевод на простой языкъ это значитъ, что самое врное средство избавиться отъ человка - явиться къ нему въ домъ и, когда онъ будетъ съ вами здороваться, - убить его. Риторы, готовые разглагольствовать при всякомъ правительств; адвокаты, защищающіе не только всякое дло, но даже передъ какимъ угодно судилищемъ, принимающіе всякія законодательства, приноравливающіеся ко всевозможнымъ судебнымъ формамъ; атеисты, хвастающіе своимъ индифферентизмомъ, потому что не въ состояніи возвыситься до принциповъ; для которыхъ вс врованія равны, потому что они потеряли понятіе о прав, и которые не гнушаются преклонять колна ни передъ какимъ кумиромъ, потому что презираютъ людей еще боле, чмъ боговъ! - Вотъ каковы эти софисты, все совмщающіе, все соглашающіе, ничмъ не гнушающіеся, не
знающіе противорчій! У нихъ на все готовы компромиссы, примиренія, оправданія. Будь то конституція 1848 или конституція 1852, военносудныя коммиссіи или судъ присяжныхъ, законъ общественной безопасности или habeas corpus, обязанность гражданина или врноподданность династіи - имъ все равно: они ни въ чемъ не видятъ разницы. Такимъ образомъ мы видли, какъ непринужденно дали они присягу, необходимую, по конституціи 1852, для избранія въ законодательный корпусъ; а когда республиканская демократія не ршалась поклоняться второй имперіи, они увлекли ее на поступокъ, который она, пока разсуждала хладнокровно и не теряла здраваго смысла, считала вроломствомъ.
        Вотъ уже три года, какъ мн безпрестанно приходится говорить объ этомъ важномъ вопрос присяги, въ которомъ отражается вся наша политическая нравственность; и каждый разъ мои замчанія остаются безъ отвта. Теперь я снова возвращаюсь къ нему, хотя заране убжденъ, что на этотъ разъ мене, чмъ когдалибо могу разсчитывать на полученіе отвта. Но мн хочется доказать по поводу присяги, что: во первыхъ, наша несчастная нація ршительно сама не знаетъ что она длаетъ и куда стремится; во вторыхъ, что присяга несовмстна съ демократическими и соціальными убжденіями, чтобы не сказать, съ современною совстью.
        До 89 г., при порядк, основанномъ, какъ говорятъ, на божественномъ прав, присяга приносилась лично королю. Это условіе, по крайней мр, недопускало недоразумній. Во первыхъ, король былъ извстная личность, въ подлинности которой невозможно было ни усомниться, ни обмануться; во вторыхъ, онъ былъ воплощеніе націи, живой законъ государства. Король былъ все. Съ нимъ нельзя было ни пускаться въ разборъ, ни полагать ограниченія, ни ставить условія. Право было опредлено; политическая нравственность имла критерій. Присяга формальная или подразумваемая приковывала подданнаго къ королевской особ, символу, выраженію и органу націи, ея правъ, учрежденій, льготъ или, какъ мы чванно называемъ ихъ, вольностей. Это воззрніе на королевскую власть и на присягу, проникнутое религіознымъ характеромъ, имло свою выгодную сторону: омерзительный домъ Валуа, отъ Франциска I до Генриха III, былъ, кажется, самою порочною династіею, какую только можно придумать; а между тмъ, въ лиц ихъ, это воззрніе на королевскую власть спасло французскую національность среди ужасовъ междоусобій.
        Съ 89 г. нація управляется новыми идеями, осуждать которыя, конечно, я не буду. Феодальная присяга была уничтожена и замнена гражданскою. Что такое гражданская присяга? Вотъ формула гражданской присяги по конституціи 1791 года, глава II, параграфъ 5:
        «Клянусь быть врнымъ народу, закону и королю и всми моими силами поддерживать конституцію королевства, установленную національнымъ учредительнымъ собраніемъ въ 1789, 1790 и 1791 годахъ».
        Замтьте разницу. Присяга приносится уже не одному лицу - королю, а народу, закону и королю. Народъ поименованъ первымъ, въ знакъ его несомннной верховности; за нимъ слдуетъ законъ - выраженіе народной воли; король послднимъ. Онъ только представитель народа и исполнитель его воли; поэтому онъ названъ посл всхъ: между этими тремя понятіями есть постепенность. Въ этой формул присяги выражается весь духъ революціи, какимъ онъ былъ въ 89 г.
        Гражданская присяга была уничтожена вмст съ конституціей 91; въ конституціяхъ II, III и VІІІ годовъ о ней не упоминается. Въ 1804 г. Наполеонъ I возстановилъ ее въ такой форм:
        «Клянусь повиноваться конституціямъ имперіи и быть врнымъ императору».
        И такъ, Наполеонъ старался какъ можно больше приблизиться къ феодальной формул; подобно Людовику ХІV, онъ говорилъ: государство - это я, и считалъ себя истиннымъ представителемъ Народа, живымъ Закономъ и воплощеніемъ Франціи.
        Но революція неумолима. Наполеонъ принужденъ упомянуть въ формул присяги о Конституціяхъ Имперіи, т. е. о конституціяхъ 1804, 1802 и 1799 гг.; a послдняя тсно примыкаетъ къ революціи и къ принципамъ 89 г. Этого довольно: чтобы Наполеонъ ни длалъ и какъ бы онъ этого ни таилъ, новый духъ проглядываетъ въ этихъ конституціяхъ. Въ сущности, присяга 1804 та же, что и 1791 года; были присяги, приносившіяся королямъ старшей и младшей линіи, и наконецъ, Наполеону III. - И такъ несомннно, что теперь во Франціи монархъ не единственное, даже не первое лице. Есть ктото выше короля, есть чтото выше престола: этотъ ктото - Народъ; это чтото - Законъ. Удалить изъ присяги эти два образа невозможно; невозможно снова водворить въ сердцахъ монархическую религію.
        Посл этихъ замчаній разсмотримъ, какова можетъ быть сила этой новой присяги.
        Во первыхъ, относительно ея цли, содержаніе ея показываетъ, что этими ясными словами хотли удовлетворить новымъ идеямъ, освятить новое право, сдлать самую присягу мене мистическою, мене идолопоклонническою, боле достойною человка и гражданина. Сочетаніемъ этихъ трехъ великихъ словъ - «Народъ, Законъ и Король», думали придать присяг боле разумности и величія. Длая эти три имени, такъ сказать, солидарными, напоминая о конституціяхъ, высочайшемъ выраженіи закона, думали упрочить общественное зданіе и придать власти ненарушимость закона и неизчезаемость народа. Такъ, вроятно, разсуждали учредители этой присяги; и это доказываетъ, что они поступали скоре, какъ поэты, чмъ государственные люди. Ихъ риторика рушится передъ здравымъ смысломъ.
        Въ самомъ дл: очевидно, что присяга, приносимая тремъ лицамъ или, пожалуй, тремъ принципамъ, не можетъ быть такъ опредлительна, какъ если ее приносятъ одному; точно также всякое обязательство, что нибудь длать или чего нибудь не длать, можетъ скоре подать поводъ къ перетолкованіямъ, путаниц и придиркамъ, когда относится къ нсколькимъ лицамъ, чмъ когда заключено съ однимъ на опредленныхъ условіяхъ или даже безъ всякихъ условій. Такъ какъ политическая присяга съ 1789 г. приносится, въ одно и тоже время, и народу, и закону, и королю - все равно выражено ли это въ ней прямо, или затаено, - то она по необходимости должна быть условна, должна подлежать толкованіямъ и предполагаетъ взаимность. Напрасно президентъ Законодательнаго корпуса зажимаетъ ротъ депутату, который, прежде чмъ поднять руку и произнести присягу, проситъ позволенія объясниться. Самая сущность этого дйствія даетъ присягающему право объясниться.
        Конституція 91, 1804 и 1814, самыя монархическія изъ нашихъ конституцій, требуютъ отъ императора или короля присяги, равносильной той, которая приносится ему самому; въ этой присяг напоминаются и выражаются принципы 89 г. и духъ революціи, и глав государства вмняется ею въ обязанность защищать эти начала. Это несомннно доказываетъ, что съ 1789 г. политическая присяга обратилась въ обоюдосторонній договоръ между государемъ и подданными. Одна только конституція 1852 не выражаетъ прямо этихъ началъ. Но это должно считать просто нечаяннымъ упущеніемъ, на которое, смю думать, Наполеонъ III не дерзнетъ опереться.
        Но вотъ худшая сторона этого дла: можетъ случиться, что трое, которымъ приносится присяга и которые предполагаются нераздльными, - т. е. Народъ, Законъ и Король, станутъ въ противорчіе другъ съ другомъ и раздлятся. Народъ, какъ и отдльныя личности, можетъ заблуждаться; его характеръ, чувства, мннія измнчивы. Законъ также можетъ мняться, хотя бы только въ умахъ тхъ, которые, изъ выгодъ или даже по свойству своихъ обязанностей, призваны толковать его. Наконецъ и король можетъ измниться. Какъ принципъ, онъ постоянно мняется: король 1701 года не то, что король 1788 г.; король 1830 г. не похожъ на короля 1714 г. Какъ личность, онъ измняется еще боле, и притомъ эта перемна еще опасне: бурбонская династія можетъ быть царствовала бы до сихъ поръ, если бы Карлъ X раздлялъ взгляды Людовика XVIII. Между тремя столь измнчивыми элементами согласіе не можетъ быть прочно; рано или поздно антагонизмъ неизбженъ.
        Что же выйдетъ изъ подобной присяги на практик и какую пользу могутъ извлечь изъ нея Страна, Конституція и Правительство, которымъ она дается? Къ чему повела присяга, которую короли Хартіи получили отъ всей Франціи, т. е. отъ всей политической и офиціальной Франціи: отъ перовъ и депутатовъ, отъ чиновничества, администраціи, церкви, Почетнаго Легіона, арміи и т. д.? Грянула буря, и все пошло прахомъ, какъ будто эти клятвы были писаны на листьяхъ бульварныхъ деревьевъ. Отъ нея отдлались, сказавъ королю, что онъ первый нарушилъ свою присягу - и все тутъ. Это повторялось такъ часто съ 1789 г., что въ наши дни можно указать многихъ лицъ, надававшихъ, въ теченіе своего служебнаго поприща, цлую дюжину присягъ. Въ 1814 г. армія была зрительницей скандала, когда генералы имперіи, забывъ или, врне, перетолковавъ свою политическую и военную присягу, требовали отреченія отъ своего императора, отъ своего вождя! Да, но увы! вдь онъ клялся сохранять въ неприкосновенности владнія республики, уважать и заставлять уважать равенство правъ, политическую и гражданскую свободу!.. Долгъ платежемъ красенъ, Государь! вы
не сдержали вашей клятвы: не взыщите, если и мы нарушимъ нашу присягу. Вы не уважали ни равенства правъ, ни гражданской и политической свободы; области республики заняты непріятелемъ… Подписывайте же ваше отрченіе!…
        Вотъ печальный, но неизбжный результатъ гражданской присяги. При прежнихъ короляхъ ни разу не было примра такой измны. Такимъ образомъ, съ 1789 г. французы почти не переставали присягать своимъ конституціямъ и государямъ и не сдержали ни одной присяги. Поминутно смнялись конституціи и государи, наперекоръ ли присяг, или въ силу ея - ршить трудно; потому ли, что конституція была несовершенна и не выполняла своего назначенія, или потому, что государи вызывали упреки въ неискренности; всего же врне потому, что при работ мысли и съ теченіемъ времени возникало разногласіе между Народомъ, Конституціей и Королемъ.
        Таково было положеніе Франціи въ 1814, 1815, 1830 и 1848 годахъ. Сколько подлыхъ сдлокъ! Сколько паденій! Сколько измнъ, прикрытыхъ именемъ компромиссовъ! Было время, когда общественная совсть возставала противъ этихъ низостей. Наивный народъ, не зная политическаго фатализма, управлявшаго людьми и событіями, не понималъ, чтобы врноподданный могъ отступиться отъ своего государя или христіанинъ отречься отъ Бога. Онъ преслдовалъ своимъ презрніемъ неблагодарныхъ измнниковъ, и позоръ этотъ остался на ихъ памяти. Теперь логика революціи довершила свое дло: у насъ вс клянутся и вс нарушаютъ клятвы; для насъ это, какъ говорится, все равно, что выпить стаканъ воды. Мы дошли даже до того, что считаемъ добродтельнымъ поступкомъ присягу, принесенную противъ своего желанія и мысленно отвергаемую. Нашихъ неустрашимыхъ присяжныхъ, которыхъ тридцать лтъ тому назадъ осмяли бы, теперь расхваливаютъ публично въ собраніи. Притомъ, какъ бы мы ни были убждены, что эти подлецы дйствуютъ изъза выгодъ, а не по долгу, все у насъ такъ перепутано, во всемъ такое противорчіе, что мы никакъ не могли бы доказать этого и прямо
обвинить ихъ въ измн своей клятвы. Что же удивительнаго посл этого, что, оправдавъ ихъ, наконецъ, мы ршились послдовать ихъ примру.
        Взглянемъ на это странное извращеніе нашихъ общественныхъ нравовъ.
        Народнымъ ршеніемъ 1851 г. Людовику Наполеону было поручено составить конституцію. Чтобы избавить свое правительство отъ коварныхъ внушеній и враждебныхъ личностей, онъ поставилъ необходимымъ условіемъ, для вступленія во вс должности, особенно депутатовъ, присягу на врность ему. Очевидно, авторъ конституціи 1852 г. предполагалъ, что важнйшіе представители прежнихъ партій, его естественные враги, или откажутся, какъ честные люди, связать себя подобною присягою, или, давъ ее, сдержатъ свое слово.
        Сначала казалось, что эти предположенія сбываются. Большинство политическихъ людей, обратившихъ на себя вниманіе при прежнихъ правительствахъ, держались въ сторон; т же, которые стали имперіалистами, сдлали это чистосердечно. Вс они, за немногими исключеніями, оказались совтниками благонамренными и просвщенными; они спорили съ правительствомъ, но не за тмъ, чтобы нападать на него и колебать его, а чтобы предупреждать его, служить ему и упрочить его. Съ другой стороны, гг. Кавеньякъ, Гудшо и Карно торжественно отказались принести присягу, и отказъ этотъ принесъ имъ такую же честь, какъ первымъ ихъ врность.
        Въ 1863 г., посл слишкомъ десятилтняго ожиданія, ршенія измнились. Орлеанисты, легитимисты и республиканцы утверждаютъ, что нужно снова вступить въ парламентъ и составить законную оппозицію. Какъ же смотрятъ они на непремнное условіе присяги? Объ этомъ никто изъ нихъ ничего не сказалъ: говорить въ подобныхъ случаяхъ опасно. Но по положенію длъ и по ихъ дйствіямъ, мы можемъ угадывать ихъ тайную мысль.

2. Присяга и орлеанская партія.
        Г. Тьеръ уже въ первой своей рчи не скрылъ чувствъ расположенія и привязанности къ орлеанскому дому. Слова его, полныя чистосердечія и достоинства, такъ плнили всхъ, что вызвали ему боле одобреній, чмъ упрековъ. Поэтому императорское правительство и не напрашивается на его дружбу. Затмъ г. Тьеръ далъ понять, что, врный прежде всего идеямъ 89 г., онъ считаетъ конституціонную монархію въ томъ вид, какъ она вышла изъ іюльской революціи, самымъ удачнымъ выраженіемъ этихъ идей; но такъ какъ существованіе подобной монархіи не зависитъ отъ той или другой династіи, то онъ готовъ примкнуть къ императорскому правительству, если оно, въ свою очередь, объявитъ себя готовымъ дйствовать по его систем. «Примите мою теорію министерской отвтственности, сказалъ онъ, - и я вашъ. Но пока позвольте мн оставаться въ оппозиціи».
        То, что г. Тьеръ сказалъ лично о себ, относится ко всмъ депутатамъ орлеанской партіи.
        Изъ этого ясно слдуетъ, что г. Тьеръ и его послдователи, какъ сами сознаются, боле преданы орлеанскому дому, чмъ Бонапартамъ, и нерасположены къ конституціи 1852. Правда, отъ нихъ нельзя ждать, чтобы они, какъ простые граждане, позволили себ малйшее нападеніе на правительство, малйшее противуконституціонное дйствіе, особенно во время отправленія своихъ депутатскихъ обязанностей; но хотя отъ нихъ нечего бояться заговоровъ, тмъ не мене они не сдержатъ, въ качеств депутатовъ, своей клятвы повиноваться конституціи. Они не могутъ сдержать ее, потому что она означаетъ, что они не будутъ порицать конституцію, не позволятъ себ подвергать ее систематическому осужденію, могущему уронить ее въ глазахъ общества. Стало быть, разсудокъ г. Тьера отвергаетъ данную имъ присягу, и онъ будетъ каждый день нарушать ее своимъ поведеніемъ въ парламент: а по моему, это называется клятвопреступленіемъ.
        По всей вроятности, г. Тьеръ, принявъ званіе депутата, не предвидлъ всхъ логическихъ послдствій этого поступка. Дитя своего вка, когда клятва значитъ такъ мало, а политическая нравственность такъ гибка, человкъ практическій, врагъ крайностей, онъ, вроятно, сказалъ себ, что не слдуетъ ни преувеличивать, ни уменьшать вещей; что въ наше время, съ 89 года, значеніе политической присяги состоитъ: 1) въ признаніи императорскаго правительства правительствомъ страны de facto и de jure и 2) въ общаніи не говорить и не длать ничего, ведущаго къ ниспроверженію его. Отсюда г. Тьеръ заключилъ, что всего безопасне ограничиться подобнымъ объясненіемъ, по его мннію, довольно яснымъ; что идти дале - значитъ переступать границу и давать правительству больше, чмъ оно требуетъ; что даже лучшіе друзья имперіи въ сущности ни къ чему большему не обязываются. По мннію г. Тьера, отъ него, приверженца парламентской системы и члена оппозиціи, признанной законною, нельзя требовать, чтобы онъ сдлался защитникомъ династіи, которой онъ не искалъ; тмъ боле, что требуемая присяга, по смыслу всхъ нашихъ конституцій и всей нашей
исторіи съ 89 года, непремнно обоюдна, такъ что, еслибы глава государства утратилъ престолъ вслдствіе какого нибудь важнаго проступка, примры чего уже не разъ видали во Франціи, то мы имли бы полное право обвинять въ этомъ его одного; что касается до почтенныхъ гражданъ, то, добросовстно послуживъ правительству своими предостереженіями, совтами и присягою, они имли бы полное право держаться въ сторон и были бы совершенно невиноваты въ паденіи династіи.
        Вотъ какъ, вроятно, разсуждалъ про себя г. Тьеръ; вся оппозиція разсуждаетъ точно также. Я не могу опровергать и оспоривать этихъ разсужденій, и не буду противорчить имъ. Нельзя противорчить тому, что противорчитъ само себ. Здсь все: факты, новое право, конституція, заднія мысли и недомолвки, - все говоритъ за и противъ; здсь вс противъ самихъ себя и все осуждается передъ судомъ разума и присяжныхъ противниковъ правительства: зачмъ же еще я буду опровергать ихъ?
        Но за то я хочу изобличить двусмысленность ныншняго порядка, безнравственность его противорчій, въ которыхъ лично никто невиноватъ, такъ какъ они вытекаютъ изъ нашихъ революцій. Этотъ порядокъ узаконяетъ лицемріе и позволяетъ людямъ расточать клятвы, которыхъ они не дали бы, если бы не знали заране, что он ни къ чему ихъ не обязываютъ. Я возстаю противъ этихъ присягъ, потому что он приносятся завдомо всуе, не смотря на заповдь: Non assumes nomen Dei tui in vanum; что он выражаютъ только отрицательное общаніе, пассивное обязательство, которое дозволяетъ унижать, обличать, бранить власть безъ явнаго клятвопреступленія. Я возстаю противъ нихъ, потому что он ни мало не обезпечиваютъ власть и приносятъ пользу только честолюбцамъ, которые не боятся связывать себя ими, зная ихъ недйствительность. Я обвиняю присягу въ томъ, что она развратила общественную совсть; что, благодаря ей, въ политическомъ мір каждый можетъ сказать съ невозмутимымъ спокойствіемъ духа, какого не знали даже іезуиты: «Я далъ присягу и не нарушу ее; но ни за что не ручаюсь, ни за что не отвчаю; чтобы исполнить мое обязательство, съ
меня довольно оставаться спокойнымъ. Пусть правительство защищается, - это его дло; спасется оно или погибнетъ - вина не моя; - я умываю руки!»
        Какъ! вы называете это исполнять присягу и считаете себя разумными людьми! Но скажите же, что губило правительства въ продолженіи трехъ четвертей вка? Что, какъ не шаткость системъ, разногласіе принциповъ, непониманіе права, постоянное противорчіе между народомъ и государствомъ, конституціонно выражаемое сомнніе въ добросовстности государя, нападки на излишество его могущества; безпощадныя порицанія со стороны противниковъ правительства, которые клялись, если не поддерживать его, то, по крайней мр, щадить, и первые нанесли ему ударъ; вялость его защитниковъ, измна любимцевъ, коварство оппозицій? Понятно, что поверхностные люди, врующіе въ дйствительность клятвы и вполн довольные возстановленіемъ имперіи, торжественно присягнувшіе Наполеону III, могутъ тмъ не мене по неопытности, по неумнію сдерживать языкъ и даже по излишеству своего усердія, скомпрометировать и даже погубить правительство, которое хотятъ защищать. Всетаки это люди чистосердечные и заслуживающіе снисхожденіе и состраданіе. Когда нибудь они поймутъ противорчіе, игрушкою котораго они были: дай Богъ тогда, чтобы съ искренностью ихъ
заблужденій не разсялась искренность ихъ сердецъ! Но вы, умники, вы, софисты, вы, знающіе почву, по которой ходите, умющіе пользоваться сомнительнымъ положеніемъ правительства, противорчіемъ его принциповъ, двусмысленностью выраженій, шаткостью интересовъ, чтобы выковывать изъ всего этого оружіе для нападенія, безупречное передъ конституціей и законами, - чистосердечны ли вы? Смете ли вы говорить о вашей невинности? Разв во всхъ рчахъ вашихъ нтъ предательства? Вы упрекаете правительство, зачмъ оно не измняетъ политики, зачмъ не передлываетъ конституціи, то есть, зачмъ не отрекается въ вашу пользу! Да разв мы еще не перепробовали всхъ правительственныхъ формъ и не пришли, наконецъ, къ полнйшему скептицизму!
        Кто же не знаетъ теперь, что лучшая изъ конституцій, за которыми мы гоняемся, на самомъ дл, вовсе не лучше прочихъ, и что предпочтеніе, оказываемое одной передъ другою, есть ничто иное, какъ оппозиціонная уловка? Вы отвращаете всхъ отъ правительства; вы подкапываетесь подъ него; вы подрываете его; вы подаете сигналъ заговорщикамъ, и когда, наконецъ, зданіе рушится, вы кричите, хлопая въ ладоши: «Мы не виноваты; мы сдержали свою присягу.» О, вы похожи на ту женщину, о которой говорится въ писаніи, что, запятнанная прелюбодйствомъ, она увряетъ, будто чиста. Вы прикидываетесь Юдифями, но въ дйствительности вы Пентефріевы жены. Избавьте насъ отъ вашей присяги: этимъ вы сдлаете для свободы больше, чмъ низверженіемъ тридцати династій.

3. Присяга легитимистовъ и республиканцевъ.
        Изъ всхъ нашихъ присяжныхъ ораторовъ, не идущихъ рука объ руку съ правительствомъ, г. Тьеръ мене всхъ заслуживаетъ упрека. Въ историк Консульства и Имперіи, въ поклонник Наполеона Перваго нельзя предположить глубокой антипатіи къ потомству его героя. Приверженцу монархической формы правленія, любящему видть въ правительств силу, власть и иниціативу, увлекающемуся военной славою, ему не за что особенно упрекать императорское правительство. Онъ говоритъ императору: «Сдлайте вашихъ министровъ отвтственными, вмсто того, чтобы посылать къ намъ вашихъ государственныхъ совтниковъ, и я вашъ!» Такимъ образомъ, дло стало за малымъ, чтобы онъ примкнулъ къ правительству. Поэтому, онъ боле всхъ другихъ иметъ право присягать, не присоединяясь къ правительству. А между тмъ легко замтить, что въ этой присяг нтъ ничего раціональнаго, какъ и въ условіи, отъ котораго г. Тьеръ ставитъ въ зависимость свою преданность имперіи; онъ самъ знаетъ это лучше всхъ.
        Въ предпослднемъ том своей исторіи г. Тьеръ ставитъ «Дополнительный Актъ 1815 г.» гораздо выше Хартіи 1814; a вдь ему извстно, что пренія законодательнаго корпуса организованы по образцу этого самаго Дополнительнаго Акта. Какимъ же образомъ то, что, исходя отъ Наполеона I, заслужило, посл 20 -лтняго личнаго опыта, полное и сознательное одобреніе г. Тьера, можетъ встртить въ немъ неодобреніе, какъ скоро исполняется Наполеономъ III? Слдовательно, г. Тьеръ увренъ, что въ этомъ случа со стороны императора не можетъ быть уступки, и потому сдлалъ ее условіемъ своего союза съ правительствомъ, и, если будетъ можно, то принудитъ правительство принять ее. Комедія!
        Но что думать о гг. Беррье, Мари, Фавр и другихъ, которые имли, кажется, много причинъ отказаться отъ присяги, кром всхъ требованій парламентской честности, конституціонной искренности и общественной нравственности?
        Г. Беррье - приверженецъ конституціонной монархіи; это несомннно. Но тогда какъ г. Тьеръ объявляетъ, что для него династическій вопросъ не иметъ значенія, и ставитъ условіемъ своего присоединенія принятіе его любимаго принципа: король царствуетъ, но не управляетъ. - г. Беррье считаетъ династическую законность необходимою сущностью конституціи; это приводитъ его къ принципу, діаметрально противоположному взгляду г. Тьера, именно, что король царствуетъ и управляетъ. Не измняя ни слова въ конституціи 1852 г., поставьте на мсто Наполеона III, Генриха V, и г. Беррье будетъ считать себя вполн удовлетвореннымъ. Здсь, весь вопросъ въ личности и въ династіи, тогда какъ тамъ въ конституціи. Конституція 1852 г. сама признала себя подлежащею измненіямъ, такъ что можно ожидать, что она измнится; поэтому г. Тьеръ можетъ сказать, что его присяга есть выраженіе надеждъ, которыя находятся уже на пути къ осуществленію. Но какимъ образомъ можетъ присягать Наполеону III г. Беррье, слуга Генриха V? Возможенъ ли какой нибудь компромиссъ между этими двумя личностями? Законная династія сдлала въ 1814 г. все, что могла,
примкнувъ къ революціи дарованіемъ Хартіи; г. Тьеръ разсказывалъ, какъ это обрадовало всю Францію. Но можетъ ли эта династія и ея представители дойти, подобно принцамъ Орлеанскимъ и Бонапартамъ, до признанія, что династическій вопросъ совершенно зависитъ отъ народнаго выбора, что такимъ образомъ основанная на преданіи и апріорическая законность графа Шамбора - пустая фраза, и что Наполеонъ III вполн законный монархъ, какъ императоръ по вол народа, какъ государь de facto и de jure? Если г. Беррье согласенъ съ этимъ, то, значитъ, онъ ушелъ далеко въ принципахъ революціи, и отчего въ такомъ случа ему не пристать къ бонапартизму, подобно г. де Ла Рошъ Жаклену? Если же онъ отвергаетъ этотъ выводъ, то что же такое его присяга?
        То же самое относится и къ гг. Мари, Ж. Фавру, Пельтану и братіи его. Ихъ считали и многіе считаютъ досел республиканцами. Это значитъ, что, если съ одной стороны г. Тьеръ и его друзья признаютъ монархію необходимымъ условіемъ правленія, но не придерживаются безусловно ни одной династіи, предоставляя выборъ ея вол народа; если, съ другой стороны, г. Беррье и легитимисты утверждаютъ, что монархія должна основываться на началахъ, боле высокихъ, чмъ общая подача голосовъ, - то республиканцы полагаютъ, напротивъ, что монархическій элементъ безполезенъ, даже вреденъ; что настоящій государь - само собраніе представителей или, самое большое, выборный президентъ, назначаемый и отршаемый этимъ собраніемъ или избираемый народомъ. Республиканцы рзко отличаются тмъ, что требуютъ уничтоженія монархіи и династіи. Допустимъ даже на минуту, что, по смыслу конституцій и по духу демократической законности, они могутъ, не измняя своимъ принципамъ, признать Наполеона III государемъ de facto и de jure, и такимъ просторнымъ толкованіемъ своей присяги удовлетворить и правительству, и общественному мннію. Тмъ не мене
несомннно и неизбжно, что они должны желать замнить хартію 1852 конституціей 1848, тогда какъ г. Тьеръ хочетъ лишь возвращенія къ хартіи 1830. Другими словами, они требуютъ: чтобы Наполеонъ III отрекся отъ императорскаго титула, такъ какъ онъ нарушаетъ предлы, назначенные ему общею подачею голосовъ; чтобы онъ отказался за себя и свое потомство отъ преимуществъ, предоставленныхъ ему сенатскими постановленіями 1852 и 1856 гг.; чтобы онъ возстановилъ правленіе въ томъ вид, какъ оно было 1 декабря 1851, и наконецъ, чтобы онъ, если желаетъ остаться во глав правленія, подвергъ бы себя вновь избранію, на основаніи общей подачи голосовъ, какъ президентъ республики, избираемый не пожизненно, а на срокъ. Теперь спрашивается: надются ли республиканцы, что Его Величество согласится на эти требованія? Но такого вопроса нельзя и задавать серьезно. Въ такомъ случа они, значитъ, думаютъ принудить его къ этому? Но чего же стоитъ тогда ихъ присяга? И такъ, если республиканцы оппозиціи вступили въ парламентъ съ тайнымъ намреніемъ дйствовать силою и возстановить республику, то этимъ они признаютъ, что цль ихъ -
уничтожить имперію; слдовательно, если они не отступники, то клятвопреступники; мало того: они, быть можетъ, безсознательно, - заговорщики. А впрочемъ, что я говорю - безсознательно! Правда, они съ негодованіемъ стали бы отрицать это, если бы ихъ спросили объ этомъ въ суд; но въ глубин души они были бы очень довольны, если бы демократія считала ихъ заговорщиками. Вотъ до какой безсовстности довела присяга нашихъ государственныхъ дятелей!

4. Присяга и новая демократія.
        Во Франціи всякій мыслящій человкъ, всякая разумная партія не должны допускать себя до политической присяги, которая у насъ двойственна, сложна, противорчива, нелпа, опозорена, безсильна и лжива.
        Нельзя давать двуличную, двусмысленную, обоюдоострую, противорчащую самой себ присягу, потому что такая присяга не можетъ имть серьезнаго смысла.
        Нельзя давать присягу такому правительству, котораго не признаешь и съ которымъ явно и систематически враждуешь, потому что подобная присяга - преступленіе.
        Особенно никогда нельзя давать такую присягу, когда доказано, что, даже будучи дана съ намреніемъ не исполнять ее, она влечетъ за собою самоотреченіе, нравственное самоубійство и политическое уничтоженіе той партіи, которая ее приноситъ. Такая участь постигла бы рабочую демократію, если бы она поступила подобнымъ образомъ на послднихъ выборахъ и если бы въ сред ея не раздался формальный протестъ противъ присяги. Я постараюсь доказать это, и этимъ мы заключимъ главу.
        Люди старыхъ партій, посл двнадцатилтняго честнаго бездйствія, сочли нужнымъ, чтобы возвратиться на политическое поприще, принести конституціонную присягу, однако не примыкая искренно ни къ императору, ни къ династіи, ни къ конституціи 1852 г. Они поступили такимъ образомъ не безъ причины: очевидно, они руководствовались различными побужденіями, какъ личными, такъ и политическими.
        Оставимъ въ сторон личныя побужденія: въ нихъ мы нашли бы мало хорошаго. Обращаясь къ политическимъ побужденіямъ, что мы видимъ? Въ глазахъ Оппозиціи, правительство, разумется, дурно; оно не слдуетъ принципамъ 89 г.; оно нарушаетъ права и вольности народа; своею расточительностью оно обременяетъ плательщиковъ податей и вызываетъ соціальную революцію; словомъ, и внутренняя, и вншняя политика императора достойна всякаго порицанія. Такъ думаетъ Оппозиція. Вслдствіе этого, она говоритъ про себя (очень тихо, такъ тихо, что сама себя не слышитъ), что слдуетъ покончить съ такимъ правленіемъ, что величіе цли вполн заглаживаетъ нкоторую неправильность въ средствахъ, тмъ боле, что никто ничего не замышляетъ противъ самой особы государя и противъ его династіи: не цареубійцы же, избави Боже, гг. Тьеръ, Беррье, Мари, Ж. Фавръ! Въ лиц Наполеона они преслдуютъ политическую систему, противорчащую правамъ и вольностямъ страны, великимъ принципамъ революціи; если, при этомъ, съ кмъ нибудь случится несчастіе, то ему придется пенять только на самого себя.
        Словомъ, старыя партіи, соединившіяся противъ императорскаго правительства, очень хорошо знаютъ, что длаютъ. Они не взялись бы за дло, которое политическая нравственность, особенно въ случа неудачи, не преминула бы назвать государственной измной, если бы въ глубин души не ободряли себя убжденіемъ въ необходимости этого для страны и сознаніемъ народнаго права. Никто не нарушаетъ присяги по пустякамъ, не пріискавъ благовиднаго предлога и приличнаго оправданія.
        Но чего искала рабочая демократія, вступая въ эту буржуазную коалицію? Чего она ждетъ себ отъ нея? Чего можетъ она добиться отъ этой старой системы, которую хотятъ возстановлять и поддерживать противъ соціалистическихъ стремленій и императорскаго абсолютизма?
        Рабочей демократіи извстны политическія и соціальныя убжденія Оппозиціи; убжденія эти одинаковы съ правительственными. Напомнимъ ихъ снова читателю.
        1) Французская нація, т. е. 37 милліоновъ душъ, которыя населяютъ наши 89 департаментовъ, составляетъ единый и нераздльный политическій организмъ; 2) этотъ организмъ состоитъ изъ слдующихъ элементовъ: самодержавнаго народа, власти, представляющей его, и конституціи, опредляющей ихъ взаимныя права, преимущества и отношенія; 3) власть, подобно политическому организму или государству, едина и нераздльна; конституція представляетъ сильнйшую централизацію; 4) эта политическая централизація уравновшивается независимостью и несолидарностью промышленностей, абсолютизмомъ собственности, торгашескою анархіею, которыя роковымъ образомъ ведутъ къ промышленному и финансовому феодализму и къ порабощенію труда капиталомъ. Таковъ политическій идеалъ нашихъ противниковъ: остальное: конституціи, династіи, президентства, диктаторы иди директоры, выборы и представительства, власть исполнительная и законодательная, отвтственность государя или отвтственность его министровъ - все это дло второстепенное, вопросъ формы. Вотъ что Оппозиція и Правительство называютъ общественнымъ дломъ, дломъ, которымъ каждый стремится
овладть, которому вс преданы на жизнь и на смерть, какъ самому отечеству, и священный интересъ котораго можетъ, въ важныхъ случаяхъ, побудить заклятыхъ враговъ и соперниковъ присягать другъ другу въ врности и въ послушаніи. Вотъ то, что имъ хочется спасти или, по крайней мр, вырвать изъ когтей императорскаго орла, который, по ихъ словамъ, слишкомъ много забралъ себ. Когда отечество въ опасности, задумается ли кто спасти его даже цною ложной присяги?!
        Но намъто что длать въ этой интриг, намъ, демократамъ новаго вка, людямъ труда и права, намъ, льстящимъ себе надеждою возстановить политическіе и общественные нравы? Неужели мы можемъ надяться, что она будетъ намъ полезна?
        Нужно быть слпымъ, чтобы не видть, что, присоединяясь къ Оппозиціи, мы только мняемъ одинъ деспотизмъ на другой. И вся польза, какую мы можемъ извлечь изъ своего клятвопреступленія, будетъ состоять въ томъ, что наша совсть и наши интересы принесутся на алтарь буржуазіи. Мы станемъ заговорщиками, измнниками и подлецами въ угоду шайк мошенниковъ, которая завяжетъ бой съ нами, а не съ имперіей.
        И кто, наконецъ, спрашиваю я, эти люди, которые притворяются такими отчаянными врагами императорскаго правительства? Эти люди - старые легитимисты, подонки древняго дворянства, живущіе не трудомъ рукъ своихъ, а доходами, монополіями. Разумется, что подобные люди нуждаются въ покровительств государя и согласятся заране, заодно съ Беррье, перейти на сторону Бонапарта и отказаться отъ династіи Бурбоновъ, во имя спасенія общества, т. е. во имя спасенія своихъ личныхъ интересовъ, чиновъ и титуловъ. Разумется, что они дойдутъ до этого не сегодня, но можетъ быть завтра или послзавтра и, въ конц концовъ, дойдутъ непремнно.
        Кто они, эти враги императорскаго правительства? Неужели милліонеры, представители Орлеанской династіи, сливки, цвтъ буржуазіи, вс эти плутократы и спекуляторы, которые загребаютъ жаръ чужими руками, скупаютъ акціи, берутъ взятки, занимаются биржевой игрою и гоняются постоянно только за барышами и развратными наслажденіями! Разумется, что для подобной сволочи, безсовстной и тунеядствующей, необходимо покровительство сильнаго правительства, въ комъ бы оно ни олицетворялось. Разумется, что всякое богатство, которое пріобртается не собственнымъ трудомъ, а сохраняется и накопляется монополіей, взяткой, обманомъ и насиліемъ, ищетъ неизбжно опоры въ правительств, потому что безъ него такое богатство было бы невозможно, немыслимо.
        Духовенство, при всемъ своемъ желаніи, не можетъ отказаться отъ присяги, что съ нимъ будетъ безъ государства? Это извстно со временъ Константина. Самъ Іисусъ Христосъ заповдалъ воздавать Кесарево Кесареви. Правда, онъ присовокупилъ, что Божіе Богови, что совершенно мняетъ дло. Наконецъ, республиканцы по форм и, можетъ быть, нсколько демократовъ -коммунистовъ, - такіе люди способны, конечно, вступать въ коалицію и не задумаются передъ присягой, потому что они прежде всего - централизаторы, приверженцы нераздльности и единства, люди авторитета, разсчитывающіе на правительство больше, чмъ на самихъ себя, слдовательно, - врная челядь фактической власти, если она будетъ милостива и любезна къ власти по праву, которая, по ихъ мннію, - они сами.
        Нтъ, мы, люди новаго общественнаго договора, мы, отвергающіе, прежде всего, политическую нераздльность и экономическую несолидарность, мы не можемъ принять присягу, которую наперерывъ приносятъ наши противники, враги и друзья Имперіи. Въ этой присяг они видятъ поддержку своей системы, защиту своего существованія и нашу гибель; присягнувъ за одно съ ними, намъ пришлось бы потомъ присягать противъ нихъ. Когда мы будемъ подавать голосъ противъ Правительства, намъ придется подавать его, въ тоже время, и противъ Оппозиціи; а для такой борьбы съ союзомъ всхъ старыхъ партій, мы должны избрать поле сраженія не въ парламент, a вн его.
        - Пустяки! говорятъ нкоторые, мы будемъ такъ же врны Наполеону III, какъ онъ самъ конституціи 1848 г. Что вы скажете на это? - А вотъ что: во -первыхъ, это всетаки будетъ клятвопреступленіе, котораго не оправдаетъ никакой примръ, никакое возмездіе; во -вторыхъ, васъ не разршатъ отъ присяги, какъ Наполеона III, въ 1851 и 1852 гг., 8 милліоновъ голосовъ. - Политическая присяга, говорятъ другіе, все равно что ремесленная, служебная; другого значенія она не иметъ. - Дйствительно, представительство, приносящее многимъ тысячь 12 или 15 франковъ дохода, есть уже ремесло, служба. Что правда, то правда.
        Выведенная изъ терпнія, толпа эта кричитъ - «такая совстливость неумстна и несвоевременна! - мы не обязаны быть разборчиве другихъ! - прежде всего, если мы хотимъ служить иде, надо дйствовать, - а мы лишаемъ себя могущественнаго средства къ дйствію и пропаганд, отказываясь изъ ложной деликатности отъ выгодъ, представляемыхъ парламентомъ.
        «Будь, что будетъ, a длай, что слдуетъ!» - вотъ поговорка, противъ которой оказалась безсильна вся мораль іезуитовъ; неужели мораль нормальной школы окажется сильне?.. Ну, такъ я же докажу, что эта публичная трибуна, которой соблазнили народъ, просто ловушка, что представители измнили всмъ надеждамъ народа; что намъ нечего длать въ законодательномъ корпус, и что мы могли бы придти туда только на минуту, чтобы обличить безсиліе Правительства и Оппозиціи, и затмъ удалиться, съ напутствіемъ ихъ общаго проклятія. - Спору нтъ, что за истину пострадать хорошо; но для этой цли еще не стоитъ длать клятвопреступленія.
        ГЛАВА III.
        Общая подача голосовъ. - Несовмстность.
        Законъ, организующій общую подачу голосовъ, возбуждаетъ множество вопросовъ, одинъ важне другого; и за каждый изъ нихъ стоило бы гг. оппозиціонныхъ депутатовъ предать суду. Я коснусь двухъ или трехъ изъ этихъ вопросовъ, единственно для того, чтобы доказать во -первыхъ: что наши депутаты, толкуя объ общей подач голосовъ, постоянно вертятся вокругъ софизма, который старые логики называли ignoratio elenchi, незнаніе предмета; а во -вторыхъ: что политическія убжденія ихъ, достаточно выраженныя присягой, совершенно несовмстны съ истиннымъ избирательнымъ правомъ.
        1. Право голоса прирожденно человку и гражданину. Въ прошедшемъ году бельгійская клерикальная партія, охватившая боле половины Бельгіи, ршилась сдлать шагъ впередъ и, принявъ мнніе г. Женуда объ общей подач голосовъ, предложила законъ, который, расширяя избирательное право, можетъ считаться первымъ опытомъ общей и прямой подачи голосовъ. Самозванные либералы, присвоившіе себ монополію прогресса, были жестоко посрамлены, когда противники опередили ихъ, принявъ подъ свою защиту политическое освобожденіе массъ. Они назвали клерикальное предложеніе лицемрнымъ и революціоннымъ; противъ него возбудили духъ консерватизма, который въ конституціонной Бельгіи еще свирпе, чмъ въ императорской Франціи; короче, проэктъ, дающій избирательное право всмъ гражданамъ, достигшимъ совершеннолтія и имющимъ постоянное мстожительство, былъ замненъ другимъ, по которому это право подчиняется разнымъ условіямъ образованія и способностей. Каждый избиратель, говорятъ они, долженъ, по крайней мр, умть читать и писать, т. е. получить первоначальное образованіе. Предложеніе клерикаловъ было отвергнуто, и это было одной изъ
причинъ ихъ пораженія на выборахъ 11 августа.
        Разумется, желательно, чтобы каждый гражданинъ получилъ хотя самую скромную долю образованія, какую можно приобрсти всюду отъ самыхъ смиренныхъ школьныхъ учителей: но тмъ не мене, возраженіе бельгійскихъ либераловъ противно всмъ принципамъ, исполнено коварства, въ отношеніи къ сопернической партіи, и недоброжелательства, въ отношеніи народа. Въ демократіи, - а вдь Бельгійцы выдаютъ себя за демократовъ - избирательное право прирожденно человку и гражданину точно такъ же, какъ право собственности, наслдства, завщанія, труда, судебной защиты и жалобы, ассоціаціи, купли и продажи, возведенія построекъ, заключенія брака и рожденія, какъ обязательство нести военную службу и платить налогъ. Разве когда нибудь, для отправленія этихъ правъ, вытекающихъ изъ демократическаго принципа, требовали отъ гражданъ предварительнаго предъявленія ученыхъ аттестатовъ? Какъ! вы даете безграмотному вс права, совокупность которыхъ составляетъ высшее достоинство человка и гражданина, и отказываете ему въ первомъ и самомъ необходимомъ прав, прав объявлять: пользуются ли его довріемъ или нтъ люди, призванные писать для него
законы, поврять счеты администраціи и назначать налоги, которые ему придется платить! Сознайтесь, что это хуже всякой непослдовательности, что это просто буржуазная подлость. Понятно, если права подачи голоса лишаютъ безумныхъ, несовершеннолтнихъ, измнниковъ и подлецовъ: одни вн закона и общества; другіе лишились или еще не пріобрли способностей взрослаго человка. Но ни начальное, ни высшее образованіе нельзя считать такою способностью: говорить это значитъ повторять доводъ Тартюфа, который объяснялъ, что принимаетъ подарокъ Оргона, который для него обокралъ своихъ дтей, потому что опасается какъ бы такое прекрасное состояніе не попало въ неврныя руки. Бельгійскіе либералы поступили какъ Тартюфы, тогда какъ клерикалы говорили языкомъ революціи.
        Изъ принципа, неоспоримаго въ демократическомъ обществ и государств, что избирательное право прирожденно человку и гражданину, вытекаютъ весьма важныя слдствія или заключенія. Во -первыхъ, посл того какъ политическое равенство объявлено и приведено въ дйствіе посредствомъ общей подачи голосовъ, народъ стремится къ равенству экономическому. Это подтверждаетъ вся исторія: возведите неравенство состояній въ принципъ, и слдствіемъ этого будетъ политическое неравенство; вы получите теократію, аристократію, общество іерархическое или феодальное. Измните политическія учрежденія и отъ аристократіи перейдите къ демократическому строю, и общество устремится въ противоположную сторону: система политическихъ обезпеченій поведетъ ко взаимности и къ обезпеченіямъ экономическимъ. Этого и хотли рабочіе кандидаты, и этого то и не хотятъ ихъ соперники - буржуазы. И у насъ водится либеральное тартюфство. Одинъ господинъ, подвергнутый на послднихъ выборахъ отвтственности за противозаконную ассоціацію, сказалъ полицейскому коммисару, которому было поручено произвести у него домовый обыскъ: «Неужели вы забыли, что я
предложилъ себя въ кандидаты противъ правительства только для того, чтобы не допустить избранія рабочаго?»… Надо помнить, что между равенствомъ или политическимъ правомъ, и равенствомъ или правомъ экономическимъ существуетъ тсное соотношеніе, такъ что тамъ, гд отрицается одно, другое непремнно исчезаетъ. Диктаторы, производившие выборы 1863 -64 г., знали это; но знала ли это рабочая демократія, которая съ такой готовностью пошла на ихъ удочку?
        II. Объ избирательныхъ округахъ. По французскому закону, общая подача голосовъ непосредственна.
        Это также вытекаетъ изъ того принципа, что общая подача голосовъ, т. е. политическое право прирожденно человку и гражданину и составляетъ его существенную, неотъемлемую принадлежность. Поэтому, каждый разъ, когда враги свободы и равенства пробовали уничтожить ихъ сначала въ общественномъ мнніи, а потомъ и на дл, они старались не только ограничить избирательное право, но и сдлать его возможно боле посредственнымъ. Такъ, по конституціи VIII года, самодержавіе народа было пропущено, какъ черезъ цдилку, черезъ четыре ряда избраній, такъ что отъ него остался только призракъ, а въ дйствительности вся власть сосредоточилась въ рукахъ перваго консула. Народъ продолжалъ подавать голосъ; онъ подавалъ бы его, хотя бы избранія его процживались не четыре, а двадцать четыре раза. Управляющіе классы имютъ надъ классами управляемыми ту выгоду, что послдніе никогда не замчаютъ, что надъ ними насмхаются.
        Но вотъ что гораздо важне.
        Если политическое право прирожденно человку и гражданину, слдовательно, если подача голоса должна быть непосредственною, то право это тмъ боле присуще каждой групп гражданъ, каждой корпораціи, общин, городу; вс они также должны обладать непосредственнымъ правомъ избранія. Этого требуетъ демократія и принципъ раздльности верховной власти, въ силу правила: каждый у себя, каждый за себя, a обезпеченіе всмъ. Но понимаютъ ли это Правительство и Оппозиція?
        Ныншніе избирательные округи порицаются ршительно всми. Оппозиція не отстала, въ этомъ отношеніи, отъ общаго голоса; она не пропустила этого случая заявить свое неодобреніе. Справедливо говорятъ, что избирательныя группы организованы произвольно, безъ вниманія къ условіямъ ихъ сосдства, промышленности и интересовъ, на перекоръ здравому смыслу и экономическому праву и, можно, пожалуй, прибавить, - вопреки принципу непосредственной и общей подачи голосовъ. Населенія, соединенныя природою и историческимъ развитіемъ, привыкшія жить какъ бы одною семьей, подверглись насильственному разъединенію; другія, чуждыя другъ другу, были соединены. Это уничтожило значеніе многихъ моральныхъ личностей, которыя были принуждены подавать голосъ вн своего округа, въ пользу незнакомыхъ людей и интересовъ. Депутаты, преданные императорскому правительству, открыто жаловались на это; они осмлились сказать, что это зло, что никогда не должно насиловать естественное сродство группъ и сочинять произвольно отношенія, въ видахъ устраненія оппозиціоннаго избранія, котораго притомъ можетъ и не случиться. Все это совершенно
справедливо, но не вяжется съ системою правительства и оппозиціи. И я не понимаю, какъ у нея хватило смлости хвалиться этимъ! Пусть же она отвтитъ мн на возраженія, которыя я приведу противъ нея.
        Въ нашей систем централизованной монархіи, абсолютной имперіи или единой и нераздльной республики - это вдь все одно и тоже - группы или естественные округи, сохраненія которыхъ такъ настойчиво требовалъ одинъ депутатъ съ свера, могутъ пользоваться самобытностью и уваженіемъ правительства лишь тогда, если оно находитъ это сообразнымъ съ національнымъ единствомъ, этимъ первымъ и высшимъ закономъ страны и правительства. Въ видахъ этого единства, старыя провинціи были раздроблены на департаменты; съ тою же цлью прежняя демократія, содйствуя, сама того не подозрвая, видамъ правительства, постоянно возставала противъ мстнаго патріотизма; въ томъ же дух, конституція 1848 провозгласила правиломъ государственнаго права положеніе, удержанное и отлично приводимое въ исполненіе императорскимъ правительствомъ: Представители французскаго народа представляютъ не департаменты свои, а всю Францію. Наконецъ, съ этой же цлью, гг. де Жирарденъ и Лабуле, первый въ Presse, второй въ своихъ публичныхъ лекціяхъ, требуютъ коллективнаго единства, какъ лучшаго средства остановить увлеченіе и исправить заблужденіе общей
подачи голосовъ, уничтожить областной духъ и поддержать, подъ видомъ демократіи, стремящейся къ единству, политическое и экономическое униженіе рабочихъ массъ. Что такое это коллективное единство, какъ не средство сдлать подачу голосовъ посредственною, заставляя народъ подавать голосъ большими массами, вмсто того, чтобъ подавать его по степенямъ, какъ постановила консульская конституція.
        И дйствительно: посмотрите на послдствія. При единой и нераздльной республик, какъ и при централизованной монархіи, всякій гражданинъ можетъ быть избранъ во всхъ 89 департаментахъ; онъ можетъ предложить свое кандидатство не только въ томъ департамент, гд живетъ, гд иметъ занятіе или собственность, гд ему знакомы народонаселеніе, дла и потребности; онъ можетъ предложить себя въ представители и тамъ, гд его вовсе не знаютъ, гд онъ не связанъ никакимъ интересомъ, гд онъ иметъ за себя только званіе гражданина французской націи или извстность хорошаго адвоката или знаменитаго поэта. Онъ можетъ явиться кандидатомъ, говорю я, не только въ своемъ, но и во всякомъ другомъ департамент, и даже одновременно въ двухъ и боле департаментахъ; онъ можетъ, наконецъ, предложить себя, какъ г. Бертронъ, другъ человческаго рода, сразу всмъ 89 департаментамъ. Такое явленіе немыслимо съ точки зрнія естественнаго раздленія народонаселенія и областей. Что чудовищно въ федеральномъ государств, то въ единой республик вполн нормально и законно. Въ ней перепутываются и смешиваются самыя противуположныя мстности, мннія,
интересы. Можно ли назвать основательнымъ избраніе десятью тысячами общинъ, раздленныхъ нравами, интересами, мстными условіями, даже мнніями, такого лица, которое имъ чуждо, вовсе не интересуетъ ихъ и служитъ представителемъ лишь минутнаго чувства или случайной ихъ прихоти? Чтобы выборъ былъ непосредственъ, недостаточно, чтобы избиратель далъ непосредственно свой голосъ избранному; необходимо, чтобы избранный также непосредственно представлялъ мннія, права, интересы и дла своихъ избирателей; вдь общество, государство составляютъ не только желанія членовъ, но и предметы этихъ желаній.
        Такая подача голосовъ нарушаетъ демократическій принципъ и представляетъ самый врный путь къ монархіи; этого не было бы, если бы голоса дйствительно подавались непосредственно.
        Въ апрл 1848, Ламартинъ былъ избранъ въ одинъ день десятью департаментами. Никто не сомнвается что, если бы черезъ дв недли после того произошли выборы президента республики, то онъ былъ бы избранъ вместо Людовика -Наполеона. Въ 1863 г. Эмиль Оливье былъ кандидатомъ въ пяти департаментахъ и, какъ вс заметили, началъ стремиться къ диктатуре въ Оппозиціи. Но самый интересный фактъ въ этомъ род представляетъ г. Жюль Фавръ.
        Въ 1863 г. Г. Жюль Фавръ былъ, какъ известно, одновременно кандидатомъ и въ Париже, и въ Ліон. Въ Ліон, кром министерскаго кандидата, соперникомъ его былъ искренній демократъ, докторъ Баррье, одинъ изъ самыхъ почтенныхъ гражданъ, весьма притомъ расположенный вступить въ Оппозицію, подъ команду г. Жюль Фавра. Въ Париже г. Жюль Фавръ былъ избранъ прямо, по первой баллотировк; но въ Ліон ему пришлось перебаллотироваться. Что же вышло? Уже избранный Парижемъ, онъ не отказался отъ кандидатуры въ Ліон, и докторъ Баррье, въ силу страннаго закона, даннаго намъ демагогіей, по которому изъ двухъ кандидатовъ одинаковаго мннія, получившій меньше голосовъ долженъ, въ случа перебаллотировки, удалиться со сцены, отказался отъ представительства. Такимъ образомъ, г. Жюль Фавръ, уже увнчанный въ Париж, пожалъ новые лавры въ Ліон. Давно придвидннымъ послдствіемъ этого двойного избранія г. Жюля Фавра было избраніе въ Париж г. Гарнье -Пажеса.
        Безъ сомннія, многіе согласятся со мною, что такіе факты прямо нарушаютъ принципъ непосредственной подачи голосовъ. Многіе скажутъ, что если въ унитарномъ государств законно и возможно, чтобы одно лицо представляло нсколько избирательныхъ округовъ, то въ демократіи, особенно въ рабочей демократіи, это ни съ чмъ не сообразно; что формальность поврки полномочій не исправляетъ дла и не мняетъ принципа, потому что представительство дается не повркою собранія, а голосомъ избирателей; что, наконецъ, правительству, если бы оно мене думало о своихъ выгодахъ, не слдовало признавать второго избранія г. Жюля Фавра, какъ явнаго злоупотребленія, возмутительнаго нарушенія принциповъ, какъ дйствія антидемократическаго и антиреспубликанскаго. Но, какъ и слдовало ожидать, оно не сдлало этого и признало оба представительства г. Жюль Фавра. Императорскому правительству было очень выгодно не найдти въ этомъ никакой неправильности: въ лиц Жюль Фавра утверждался монархическій принципъ. Оно разсудило такъ: уступите мн мое раздленіе на округи, а я уступлю вамъ ваши представительства.
        Теперь я спрошу всякаго честнаго человка: какой долженъ быть мдный лобъ у самозванно -демекратическихъ представителей, которые, понявъ и проведя такимъ образомъ принципъ единства въ дйствіе, осмливаются упрекать правительство за его избирательные округи, совершенно законные и согласные съ принципомъ единства, тмъ боле безупречные, что ради единства они нарушаютъ вс естественныя отношенія, a тмъ не мене считаются всми произвольными? Правительство было въ этомъ случа право не только съ точки зрнія избирательнаго закона, которымъ ему предоставлено распоряжаться дленіемъ на округи, но и съ точки зрнія конституціи 1852 и всхъ предшествовавшихъ, съ точки зрнія всей правительственной системы послднихъ семидесяти лтъ. Императорское правительство могло сказать имъ: я раздробило естественныя группы всюду, гд он казались противными великому принципу нашего политическаго единства; при этомъ я воспользовалось моимъ правомъ и исполнило свой долгъ. Не вамъ, похитителямъ кандидатуръ, ворамъ голосовъ, боле преданнымъ принципу единства, чмъ само правительство, боле деспотамъ, чмъ самъ Императоръ, не вамъ упрекать
меня въ этомъ.
        III. Объ избирательныхъ подкупахъ. Во время послдней поврки полномочій въ законодательномъ корпус, Оппозиція нашла во многихъ случаяхъ злоупотребленіе вліяніемъ, т. е. подкупъ избирателей. Комиссары правительства отвчали на это указаніемъ на нкоторые поступки кандидатовъ Оппозиціи, столь же заслуживающіе порицанія, какъ и поступки правительственныхъ кандидатовъ.
        Засданія законодательнаго корпуса стенографированы и напечатаны въ «Moniteur'». Слдовательно, всегда можно легко доказать ссылкою на эти документы, что демократическіе пуритане ничмъ не лучше своихъ противниковъ, и что страна хорошо сдлаетъ, если при первомъ удобномъ случа выгонитъ об партіи по шеямъ.
        Но вопросъ въ томъ, имютъ ли право, при общей и непосредственной подач голосовъ, упрекать избирателей въ подкупности и продажности, хотя даже фактъ самъ по себ былъ вренъ? - Здсь мн приходится обвинить депутатовъ Оппозиціи въ томъ, что, давъ стран самый гнусный и соблазнительный примръ своими происками, вдобавокъ они одурачили ее своими софизмами.
        При избирательной систем, ограниченной цензомъ, какая существовала во Франціи до революціи 1848, когда избирательное сословіе состояло исключительно изъ гражданъ, платящихъ по меньшей мр 200 франковъ прямыхъ налоговъ, было понятно, что охотники до депутатства имли обычай заискивать голоса у избирателей. Заискиваніе это было, конечно, необязательно, но общепринято. Націю представлялъ родъ союза изъ 250 или 300,000 избирателей; и хотя депутатъ не считался ихъ частнымъ повреннымъ, а представителемъ всей націи, но весьма понятно, что избираемый ими отъ лица страны, онъ заискивалъ ихъ расположеніе и выставлялъ имъ на видъ права свои на ихъ предпочтеніе. Въ сущности это было нмое признаніе верховности силъ, дань почтенія общей подачи голосовъ. Такіе происки были раціональны, и потому общественное мнніе не преслдовало ихъ. Въ нкоторыхъ случаяхъ и тогда можно было обвинить избирателей и избраннаго въ подкуп. Могло случиться, что привилегированное сословіе избирателей нарушало свои политическія обязанности, руководствовалось кастовымъ эгоизмомъ и не обращало вниманія на боле важные интересы конституціи и
народа. Такъ, за годъ до февральской революціи, палата четыре раза отвергла избраніе г. Шарля Лафитта.
        Общая и непосредственная подача голосовъ, измнился принципъ, и дла не могутъ оставаться въ прежнемъ вид. Представителей страны назначаетъ уже не привилегированное сословіе отъ имени десяти милліоновъ гражданъ, достигшихъ 21 года, имющихъ постоянное мстожительство, а самодержавный народъ, непосредственно сами десять милліоновъ избирателей, которые выше конституціи, выше государя и государства, выше всякаго письменнаго закона, интересъ которыхъ выше всякаго другого. Они назначаютъ своихъ депутатовъ прямо, безъ всякаго посредничества.
        Изъ этого, непреложнаго принципа прежде всего, слдуетъ, что заискивать приходится не кандидату у избирателей, a скоре избирателямъ у кандидата. Если мы видимъ противное, то это заискиваніе уже не будетъ имть при общей подач голосовъ того смысла, какъ при ценз; теперь, пока народъ еще не получилъ образованія, заискиваніе - средство указывать избирателямъ на сущность интересовъ, которые депутату придется защищать, на затрудненія и вопросы, которые ему представятся. Но рано или поздно, придется возвратиться къ правильному порядку вещей, если только общая подача голосовъ выйдетъ когда нибудь изъ своего первобытнаго безсмыслія.
        Но самое важное слдствіе общей и непосредственной подачи голосовъ состоитъ въ томъ, что избранія нельзя обвинять въ подкуп, даже если бы и было доказано, что избиратели были дйствительно подкуплены.
        Избраніе всякое происходитъ всегда въ виду не только требованій права, но и различныхъ интересовъ избирателей. Но если право, по сущности своей неподкупно, рзко отличается отъ всего, что не есть право, и потому не допускаетъ никакого недоразумнія и смшенія, то нельзя сказать того же о выгод, принципъ которой и состоитъ именно въ подкупности. Что же такое продажность или подкупность въ политическихъ длахъ, какъ не разсчетъ выгоды? Попробуйте опредлить ихъ иначе.
        Весь вопросъ значитъ въ томъ: сдлать интересы, которыми руководствуются избиратели, честными, добросовестными, законными, а не постыдными и вредными. Но, скажите пожалуйста, кто здсь судья интересовъ, и что вы назовете интересомъ безчестнымъ и интересомъ законнымъ? Какая будетъ, съ вашей точки зрнія, разница между человкомъ, котораго департаментъ называетъ своимъ благодтелемъ, и тмъ, котораго вамъ угодно называть подкупателемъ? Вдь я не думаю, что, возставая противъ подкупа, вы хотите уничтожить возможность приносить пользу, устранить преданность и внушить массамъ неблагодарность. А если такъ, то скажите же на милость, почему кандидатъ, геройски общающій объявить всемірную войну для защиты польской аристократіи, политически честне того, который, обращаясь къ не столь рыцарскимъ чувствамъ, обязывается поддерживать миръ въ интерес крестьянъ, работниковъ и буржуазіи? Почему тотъ, кто, прямо говоря о матеріальныхъ выгодахъ, по просьб своихъ непосредственныхъ доврителей, общаетъ выхлопотать имъ каналъ, желзную дорогу и т. п., чмъ онъ хуже того, кто, стоя на боле высокой точк зрнія общихъ интересовъ,
хочетъ противиться этимъ сооруженіямъ, полагая, что общая польза требуетъ перенести ихъ въ другой департаментъ?
        Демократы -соціалисты, подавшіе голосъ за Пельтана, хотя сами говорили, что онъ не изъ ихъ партіи, дали ему свои голоса тоже вдь не даромъ. Это былъ очень плохой политическій разсчетъ, но разсчетъ. Вдь самое 14 іюля 1789 г. было оплачено ночью 4 -го августа. Общая и непосредственная подача голосовъ всегда будетъ имть этотъ смыслъ или будетъ безсмыслицей.
        Слдовательно, нечего и говорить при общей подач голосовъ о продажности и подкупахъ: этого не дозволяетъ ни логика, ни уваженіе къ народу и его учрежденіямъ. Это оскорбленіе народнаго величества. Цлый годъ уже Оппозиція то утверждаетъ, что общая и непосредственная подача голосовъ учреждена для уничтоженія избирательныхъ подкуповъ; то признаетъ, по примру г. Жюль Симона, что общая и непосредственная подача голосовъ должна быть руководима, и что, овладвъ властью, Оппозиція, конечно, не оставитъ ее безъ руководства; то общаетъ избирателямъ заботиться объ ихъ интересахъ, а когда они поврятъ ей, то упрекаетъ ихъ за это; словомъ, противорчитъ себ на каждомъ шагу и не понимаетъ, что нельзя возводить случайное въ общее. И такойто Оппозиціи дать наши голоса! Выбрать въ наши представители людей, политическіе предразсудки которыхъ намъ вполн извстны, которые только что представили намъ такіе образчики своей скромности и своего уваженія къ свобод избраній; которые обратили иго, угнетающее свободу, въ орудіе своей узурпаціи; которые своей присягой измнили республиканской нравственности и представительствомъ
одного лица въ нсколькихъ округахъ доказали свое стремленіе къ президентству въ республик; которые, будучи призваны къ контролю надъ правительствомъ, оправдали наши предчувствія и заявили свою измну на основаніи общей подачи голосовъ, какъ двадцать лтъ тому назадъ измнили бы на основаніи цензовыхъ выборовъ; съ которыми намъ слдовало бы бороться въ палат депутатовъ, если бы мы какимъ нибудь особеннымъ чудомъ попали въ нее; которые, наконецъ, будучи призваны управлять республикой и представлять народъ, не съумли понять ни въ 1848, при взрыв соціальныхъ идей, ни въ 1852, посл государственнаго переворота, ни въ 1863 -64 годахъ, при появленіи рабочихъ кандидатуръ, что общая и непосредственная подача голосовъ состоитъ вовсе не въ томъ, что масса избирателей непомрно увеличивается: не могли понять, что она совершенно переворачиваетъ и измняетъ всю политическую и экономическую систему, отъ центральной власти до послдней сельской школы!
        Они толкуютъ о свобод и подкуп. Да понимаютъ ли они еще, что такое свобода и неподкупность общей подачи голосовъ?
        Въ настоящей, честной демократіи, организованной на истинныхъ началахъ народнаго самодержавія, т. е. на принципахъ договорнаго права, невозможно никакое стснительное или развращающее вліяніе центральной власти на народъ: нелпо и предполагать это.
        Почему? потому что въ истинно -свободной демократіи центральная власть есть ничто иное, какъ собраніе депутатовъ, естественныхъ представителей мстныхъ интересовъ, созванныхъ на совщаніе; - потому что каждый депутатъ прежде всего принадлежитъ мстности, которая избрала его своимъ представителемъ: онъ ея гражданинъ, ея спеціальный повренный, которому поручено защищать ея интересы съ тмъ, чтобы передъ лицомъ великаго общенароднаго суда согласовать ихъ съ общими интересами страны; потому что собраніе депутатовъ, избирая изъ среды своей центральный исполнительный комитетъ, не отдляетъ его, однако, отъ себя, не ставитъ его выше себя, не даетъ ему силы вступить съ нимъ въ распрю, подобно избранному королю или президенту; наконецъ - потому что общіе интересы согласуются прямо на основаніи мстныхъ; и законъ, и самое дйствіе центральной власти вытекаютъ изъ столкновеній этихъ мстныхъ интересовъ, изъ взаимнаго ихъ уравновшиванія; такимъ образомъ, центральная власть совершенно свободна въ отношеніи избирателей, которымъ нечего ждать отъ нея, какъ ей нечего бояться ихъ непріязни. Вотъ, какъ мы уже сказали,
уничтожается возможность преступныхъ сдлокъ, подкуповъ, заговоровъ, составляемыхъ цною золота, противъ общественной свободы, высшимъ правительствомъ страны и частью избирателей, то есть депутатами и ихъ доврителями.
        И вотъ почему серьезные люди, сознающіе положеніе длъ и понимающіе эти основныя начала общественнаго Права, не приняли бы порученія, подобнаго тому, за которое ухватились самозванные демократы. Они не стали бы беззаботно впутываться въ ту логическую несовмстность, какая обнаруживается между непосредственной подачей голосовъ и централизованнымъ государствомъ. Они увидли бы, что общая подача голосовъ требуетъ столько представителей, сколько существуетъ естественныхъ группъ, или, если угодно, столько депутацій, сколько провинціальныхъ самодержавій. Они признали бы, что если, не смотря на милостивое снисхожденіе всхъ монархическихъ конституцій съ двойнымъ, тройнымъ, пятернымъ и десятернымъ представительствомъ, разумъ и народное право не допускаютъ, чтобы одинъ человкъ былъ представителемъ нсколькихъ округовъ, то тмъ мене можно допустить, чтобы одинъ депутатъ, одна власть были представителями цлаго народа, и притомъ въ то время, когда народъ избираетъ себ представителей по мстностямъ. Они убдились бы, что сорокалтній опытъ достаточно осудилъ это противорчіе; что прошло время, когда, при общемъ
непониманіи истинныхъ принциповъ правленія, общественная совсть могла допускать подобныя сдлки, и что, наконецъ, въ этомъ случа, истиннымъ друзьямъ свободы, основателямъ Демократіи, остается только отклонить отъ себя парламентское полномочіе и объявить свое представительство невозможнымъ.
        ГЛАВА IV.
        О свобод городовъ. Оппозиція не можетъ требовать, а Императорское правительство даровать этой свободы, возможной только въ федераціи и несовмстной съ системою единства.
        Вопросъ о свобод городовъ принадлежитъ къ числу тхъ, за которые Оппозиція боле всего надется заслужить одобреніе страны и получить удовлетвореніе отъ правительства.
        Ревнуя о городскомъ самоуправленіи, оппозиціонные депутаты имеютъ, при этомъ, боле всего въ виду понравиться шумному парижскому населенію, не мало не помышляя ни о своей присяг, ни объ убжденіяхъ, ни о логике, ни о дйствительности. Въ продолженіи 12 лтъ, Парижемъ управляютъ одни только императорскіе чиновники, и что же: хуже ему или лучше отъ этого? Можно доказывать и за, и противъ. Но во всякомъ случа, Парижъ, какъ увряютъ, жалетъ о своихъ муниципальныхъ совтникахъ. Какой удобный случай для депутатовъ пріобрсти популярность!
        Вопросъ о городскихъ вольностяхъ - одинъ изъ самыхъ темныхъ и обширныхъ; онъ тсно связанъ съ федеративною системою; можно даже сказать, что въ немъ вся федерація. Поэтому я нахожу лишнимъ заявлять сочувствіе этой реформ, въ пользу которой я говорилъ давно и неоднократно. Теперь я поставилъ себ задачею доказать нсколькими ршительными доводами, до какой степени противорчатъ сами себ вс т, кто по оппозиціи или по другимъ причинамъ кричитъ о городскихъ вольностяхъ, а тмъ не мене держится системы единства и централизаціи; я покажу, какое торжество готовятъ они своимъ противникамъ и какое разочарованіе стран.
        Я утверждаю, что городское самоуправленіе, по своей сущности, несовмстно съ единствомъ правленія, какое создано и опредлено всми нашими конституціями.
        При этомъ слдуетъ прибавить, что Парижу, какъ столиц, еще невозможне согласить самоуправленіе свое съ государственнымъ единствомъ, чмъ всякому другому французскому городу. Постараемся доказать это самымъ нагляднымъ образомъ. Мы уже сказали (Часть II, глава IX), что въ буржуазномъ мір, какимъ его сдлала революція, два принципа считаются столпами общества и государства: принципы политической централизаціи и экономической несолидарности или, другими словами, торгашеской и промышленной анархіи, которая, уравновшивая первый принципъ, необходимо ведетъ къ феодальному господству капитала. По законамъ историческаго развитія, которые управляютъ всми правительствами, эти два принципа должны, съ теченіемъ времени, вызвать свои послдствія; и такъ какъ городское самоуправленіе препятствуетъ имъ, то изъ этого слдуетъ, что общинная жизнь, какъ боле слабая, должна постепенно подчиняться центральной дятельности. Такимъ образомъ, когда высшее правительство, центральная власть учреждаетъ въ какомъ нибудь город свою резиденцію - городъ этотъ, ставъ столицею, долженъ скоре и боле другихъ утратить свою
самостоятельность. Это положеніе, очевидное для всякаго, кто понимаетъ то, о чемъ идетъ рчь, показываетъ нелпость приверженцевъ парижскаго самоуправленія и ихъ требованій.
        Что касается тхъ изъ моихъ читателей, кто не привыкъ разомъ обнимать умомъ все содержаніе какого нибудь положенія, то я постараюсь объяснить его, напомнивъ имъ некоторые факты.
        I. Упадокъ городскихъ вольностей. - Французское единство - созданіе всей нашей исторіи. Оно начинается съ римскаго завоеванія, продолжается завоеваніемъ французскимъ; потомъ, уничтоженное или, скоре, преобразованное феодальною системой, оно возобновляется королями, при вступленіи на престолъ капетингской династіи. Такъ какъ національное единство, какое видимъ теперь, образовалось послдовательными присоединеніями независимыхъ областей, то понятно, что провинціи и общины удерживали еще нкоторое время коекакіе остатки своей автономіи, то, что он называютъ своими обычаями, вольностями, и т. д. Но мало по малу, администрація и короли одержали верхъ. Посл Ришлье, управленіе провинціями было вврено намстникамъ, слугамъ королей, сдлалось исключительно зависимымъ отъ правительства и со временемъ приняло однообразный характеръ. Реформаторы 89 г., продолжая дло монархіи, возвели систему единства въ государственный принципъ при неумолкаемыхъ досел рукоплесканіяхъ народа.
        Тмъ не мене общины долго еще сохраняли кое какіе признаки жизни по утвержденіи великаго единства. Провинція безжизненная, расплывшаяся, давно уже стерлась и поглотилась въ государств, когда община, благодаря своему мстному духу, благодаря сосредоточенности своихъ жизненныхъ силъ, еще держалась и сохранялась.
        Наконецъ, конституціи II и III г. г., обратившія городское управленіе въ одну изъ отраслей центральной администраціи, и учрежденіе 17 февраля 1800 г. префектовъ, замнившихъ центральныхъ коммиссаровъ Республики, и при нихъ совтовъ префектуръ, нанесли ршительный ударъ самоуправленію общинъ. Съ этихъ поръ зло стало неисправимо. Пятнадцать лтъ спустя, при паденіи первой имперіи, община оказалось мертвою, и либерализмъ тщетно пытался воскресить ее.
        Я уже говорилъ (часть II, гл. XII) о томъ, какъ буржуазія, напуганная непомрнымъ усиленіемъ центральной власти и примромъ Наполеона I, пыталась подчинить себ правительство, давъ ему тройной противовсъ: 1) конституціонную, представительную и парламентскую систему, 2) городскія и департаментскія учрежденія и 3) экономическую анархію. Теперь я скажу нсколько словъ о второмъ изъ этихъ противовсовъ, возрожденномъ изъ древнихъ общинъ.
        Этими городскими и департаментскими учрежденіями много занимались въ царствованіе Люи -Филиппа; подобно поземельному кредиту и многому другому, это была одна изъ фантазій буржуазнаго царствованія. Объ этомъ толковали при реставраціи; самъ Наполеонъ I, повидимому, интересовался этимъ предметомъ; при его наслдник, объ учрежденіяхъ этихъ говорятъ больше, чмъ когда либо. На нихъ особенно настаиваютъ люди золотой середины, которыхъ во Франціи всегда такое множество и которые такъ неразумны. Имъ кажется, что, возвративъ общин нкоторую долю самостоятельности, можно уравновсить центральную власть, можно устранить гнусныя стороны централизаціи, а главное - избжать федерализма, который въ 1864 году ненавистенъ имъ такъ же, какъ въ 1773 былъ ненавистенъ тогдашнимъ патріотамъ, только по другимъ причинамъ. Эти добрые люди охотно восторгаются швейцарскою и американскою свободой; они подчуютъ насъ ею въ своихъ книгахъ; она служитъ имъ зеркаломъ, когда они хотятъ пристыдить насъ за наше низкопоклонство; но ни за что въ мір не дотронутся они до своего любезнаго единства, которое составляетъ, по ихъ мннію, славу
французовъ и которому, по ихъ увреніямъ, такъ сильно завидуютъ вс другія націи. Съ высоты своего академическаго самодовольства, они обвиняютъ въ увлеченіи тхъ писателей, которые, не забывая логики и исторіи, оставаясь врными чистымъ внушеніямъ права и свободы, не врятъ въ политическія воскресенія и, наскучивъ эклектизмомъ, хотятъ отдлаться разъ навсегда отъ доктринерскихъ фокусовъ.
        Г. Эдуардъ Лабуле принадлежитъ къ числу такихъ мягкихъ умовъ, которые очень способны понять истину и показать ее другимъ, но мудрость которыхъ состоитъ въ кастраціи принциповъ помощью невозможныхъ соглашеній. Они очень желаютъ положить предлъ власти, но съ тмъ однако, чтобы имъ позволено было ограничить и свободу; они были бы счастливы, если можно было бы обрзать когти одной, оборвавъ въ тоже время и крылья другой; ихъ умъ, трепещущій передъ всякимъ широкимъ и мощнымъ синтезомъ, съ удовольствіемъ погружается въ ерунду. Г. Лабуле, котораго демократія чуть было не избрала своимъ представителемъ вмсто г. Тьера, принадлежитъ къ числу тхъ людей, которые, противопоставляя императорскому самодержавію такъ называемыя іюльскія гарантіи, вмст съ тмъ задали себ задачу бороться противъ Соціализма и Федерализма. Ему принадлежитъ слдующая прекрасная мысль, которую я одно время думалъ взять въ эпиграфъ: «Когда политическая жизнь сосредоточена въ трибун, страна распадается на двое: на оппозицію и правительство.» Я попрошу г. Лабулэ и его друзей, которые такъ хлопочатъ о городскихъ вольностяхъ, отвтить мн на одинъ
вопросъ, только на одинъ.
        Община, по существу своему, какъ и человкъ, какъ семья и всякое разумное, нравственное и свободное единичное или коллективное лицо, есть существо, конечно, самовластное. Въ качеств такого существа, община иметъ право управляться сама собою, налагать на себя подати, распоряжаться своею собственностью и своими доходами, учреждать для своей молодежи училища, назначать въ нихъ профессоровъ, имть свою полицію, своихъ жандармовъ, свою гражданскую стражу, назначать своихъ судей, имть свои журналы, собранія, общества, банки и проч.
        Слдовательно, община постановляетъ ршенія, отдаетъ приказанія: почему же ей не идти дальше и не издавать свои законы? У нея есть своя церковь, свои врованія, свое свободно избранное духовенство, даже свои церковные обряды и свои святые; она публично обсуждаетъ въ городскомъ совт, въ своихъ журналахъ и въ своихъ клубахъ все, что происходитъ въ ней и вокругъ нея, все, что соприкасается съ ея интересами и волнуетъ ея общественное мнніе. Вотъ что такое община и коллективная, политическая жизнь. Жизнь едина, полна, нераздльна; она не хочетъ знать никакихъ оковъ и граничитъ только сама съ собой; всякое вншнее ограниченіе ей противно и даже смертельно, если она не можетъ съ нимъ справиться. Пусть же г. Лабуле и его политическіе единомышленники скажутъ намъ: какимъ образомъ думаютъ они согласить эту общинную жизнь съ своими унитарными поползновеніями? какимъ образомъ избгнутъ они борьбы? какъ думаютъ они удержать мстныя вольности рядомъ съ центральнымъ насиліемъ? - ограничить одн и остановить другое?! какъ ухитряются они поддерживать за разъ, одною и тою же системой, независимость частей и господство
цлаго? Объяснитесь же, чтобы можно было узнать васъ и судить о васъ.
        Середины нтъ: община должна имть въ рукахъ власть или быть подвластною. - Все или ничего! Говорите о ней, что хотите; но съ той минуты, когда она должна будетъ отказаться отъ своего права и принять чужой, вншній законъ, когда большая группа, часть которой она составляетъ, будетъ объявлена чмъто высшимъ, а не выраженіемъ федеральныхъ отношеній, - рано или поздно возникнетъ между ними неизбжное противорчіе и произойдетъ столкновеніе. Но какъ скоро выйдетъ столкновеніе, центральная власть, во имя логики и силы, должна непремнно одолть, и безъ всякихъ споровъ, безъ всякаго суда, безъ компромиссовъ, потому что борьба между высшимъ и низшимъ немыслима - это скандалъ. Такимъ образомъ, мы всегда придемъ, посл боле или мене долгаго волненія, къ отрицанію общиннаго духа, ко всепоглощенію центромъ, къ самодержавію. Слдовательно, идея ограниченія государства группами тамъ, гд господствуетъ принципъ подчиненности и централизаціи самихъ группъ, есть непослдовательность, чтобы не сказать - противорчіе. Государственная власть иметъ только одинъ предлъ, который она сама себ добровольно ставитъ, предоставляя
общинной и личной иниціатив коечто, о чемъ она, до поры до времени, не заботится. Но придетъ время, когда она будетъ считать своею обязанностью вернуть себ эти вещи, отъ которыхъ сначала отказалась, и это время, рано или поздно, наступитъ, потому что развитіе государства безконечно, и его оправдаетъ не только судъ, но и логика.
        Если вы либералъ и ршаетесь говорить объ ограниченіи государства, которому оставляется верховность власти, - то укажите предлъ свободы личной, корпоративной, областной, соціальной, предлъ свободы вообще? Такъ какъ вы считаете себя философомъ, то объясните, что такое свобода ограниченная, подавленная, свобода подъ надзоромъ, свобода, которую садятъ на цпь, привязываютъ къ столбу и говорятъ: твое мсто здсь, и дальше ты не пойдешь!…
        Все сказанное подтверждается фактами. Въ теченіе тридцати шести лтъ парламентскаго порядка, слдовавшихъ за паденіемъ первой имперіи, городская и департаментская свобода постепенно и постоянно исчезала, и правительства даже не трудились нападать на нее. Дло шло само собою, въ силу самой сущности принципа единства. Наконецъ, посл цлаго ряда насильственныхъ захватовъ, входить въ подробности которыхъ я считаю лишнимъ, община окончательно подчинилась государству, по закону 5 мая 1855 г., который предоставилъ императору или префектамъ право назначать меровъ и ихъ помощниковъ. Такимъ образомъ, законъ 5 мая 1855 г. поставилъ общину въ положеніе, на которое ей указывала логика единства, начиная съ 1789, 1793 и 1795 г. г., то есть въ положеніе простой слуги центральной власти.
        Я говорю, что этотъ результатъ былъ неизбженъ, что на этотъ фактъ нельзя смотрть иначе, какъ на продуктъ самого общества, идущаго по пути монархіи и единства; что совершенное въ 1855 г. императорскимъ правительствомъ было подготовлено обстоятельствами, было задумано его предшественниками, и что обращать этотъ необходимый выводъ въ орудіе оппозиціи, объявляя себя въ то же время сторонникомъ единства, - значитъ одно изъ двухъ: или невжество, или недобросовстность. Общинный порядокъ, какъ онъ существовалъ при Людовик Филипп, представлялъ, по отношенію къ префектур, двойственное правленіе, власть во власти, imperium in imperio, чтобы не сказать, что на оборотъ, префектура представляла лишнее повтореніе власти по отношенію къ провинціи и общин, что впрочемъ въ сущности одно и тоже.
        Издавая законъ 5 мая 1855 г., правительство Наполеона III только привело, слдовательно, въ исполненіе то, на что ему указывала исторія, осуществило свое право и, смю сказать, выполнило свое императорское полномочіе. Таково монархическое, унитарное и централизаторское назначеніе Франціи, и не полу -династической, конституціонной, буржуазной, унитарной и, какъ слдуетъ, присяжной оппозиціи приходится колоть имъ глаза правительству.
        II. Парижъ, столица и муниципія. Что касается Парижа и Ліона, муниципальные совты которыхъ назначаются императоромъ, то есть обращены въ коммиссіи, между тмъ какъ везд въ другихъ мстахъ граждане сами принимаютъ участіе въ администраціи избраніемъ своихъ совтовъ, то за это еще несправедливе обвинять правительство. На оба главные города имперіи смотрятъ, не скажу - по ихъ заслугамъ, потому что это можно было бы принять за злую иронію, но сообразно ихъ достоинству. Парижъ не можетъ пользоваться въ одно и тоже время и блескомъ столицы, и самоуправленіемъ, впрочемъ весьма, ограниченнымъ, какое представляютъ свободно избранные городскіе совты. Эти дв вещи несовмстны: нужно выбирать что нибудь одно.
        Парижъ - резиденція правительства, министерствъ, императорскаго семейства, двора, сената, законодательнаго корпуса, государственнаго совта, кассаціоннаго суда, даже провинціальной аристократіи съ ея многочисленной челядью. Сюда прізжаютъ посланники всхъ иностранныхъ государствъ, стекаются съ цлаго свта путешественники, часто въ числ 100 и 150 тысячь, спекуляторы, ученые, художники. Здсь сердце и голова государства, окруженныя пятнадцатью цитаделями и валомъ въ сорокъ пять километровъ, охраняемыя гарнизономъ, составляющимъ четвертую часть наличныхъ военныхъ силъ страны; ихъ нужно охранять и защищать во что бы то ни стало. Все это, очевидно, далеко превосходитъ кругъ дятельности городского совта, и вся страна возстала бы, если бы, по муниципальной конституціи, Парижъ сдлался, такъ сказать, равнымъ имперіи; если бы городская дума стала соперничать съ Люксанбургомъ, Пале -Бурбономъ и Тюйльери; если бы приказаніе городскихъ совтниковъ могло остановить императорскій декретъ; если бы, при непріятельскомъ нашествіи, Парижская національная гвардія, сдаваясь врагу -побдителю, вздумала увлечь своимъ примромъ
линейныя войска и понудить ихъ сложить оружіе.
        Въ столиц находятся академіи, учебныя заведенія, даже горный институтъ; въ ней большіе театры, большія финансовыя и промышленныя компаніи, главнйшія учрежденія вншней торговли. Въ парижскихъ банк и бирж составляются, обсуждаются и ликвидируются великія предпріятія, операціи, займы и проч. Франціи и цлаго міра. Во всемъ этомъ, надо сознаться, нтъ ничего муниципальнаго.
        Поручить вс дла городскому совту значило бы отказаться отъ власти. Предпринять отдленіе городскихъ длъ отъ столичныхъ значило бы пытать невозможное и, во всякомъ случа, создать вчную борьбу между городскимъ началомъ и правительствомъ, между имперіей и столицей. Въ такомъ случа, отнимите у Парижа все, чмъ онъ не обязанъ себ, все, что ему даровано государственнымъ бюджетомъ, какъ столиц и резиденціи: оставьте этой громадной столиц только то, что пріобртено ея дятельностью, промышленностью, вліяніемъ гражданъ, и возмите у нея все, что она получила по высшему вліянію правительства и страны! Вы видите, значитъ, что, волей -неволей, а мерамъ приходится быть не боле, какъ помощниками префектовъ. Конкурренція городской думы съ 89 -95 г. г. нанесла самые жестокіе удары монархіи; не мене вреда принесла она и революціи, и я удивляюсь, что приверженцы единства, какъ напримръ г. Пикаръ, думаютъ воскресить подобное господство. Нтъ, Парижъ, какимъ его сдлала политика и исторія, Парижъ, - какъ очагъ нашей національности, какъ столица французской имперіи, монархіи или республики, дло не въ названіи, наконецъ, какъ
метрополія цивилизаціи, - Парижъ не можетъ принадлежать самому себ. Подобное самоуправленіе было бы просто узурпаціей. Если бы даже правительство согласилось на это, то этого не допустили бы департаменты. Парижъ живетъ особой жизнью: какъ императорскій Римъ, онъ можетъ управляться только императорскими чиновниками.
        Все это до того врно и такъ вытекаетъ изъ самой сущности вещей, что даже въ федеральной Франціи, при порядк, который можно считать идеаломъ независимости и который съ того началъ бы, что возвратилъ бы общинамъ полную автономію, а провинціямъ совершенную ихъ независимость, - Парижъ, превращенный изъ императорскаго города въ федеральный, не могъ бы соединить въ себ атрибуты того и другого рода и долженъ былъ бы дать провинціямъ обезпеченіе, давъ федеральной власти доступъ въ дла своей администраціи и управленія. Иначе Парижъ, благодаря своей могучей притягательной сил и громадному вліянію, которое придало бы ему его двойное значеніе - могущественнйшей федеральной области и столицы всей федераціи, - скоро снова сдлался бы царемъ республики; провинціи могли бы избжать его господства только придавъ федеральной власти, какъ въ Швейцаріи, такъ сказать, кочевой характеръ, назначая резиденціей ея то Руанъ или Нантъ, то Ліонъ, Тулузу или Дижонъ, то Парижъ, но не боле одного раза въ десять лтъ. A тмъ мене, конечно, можетъ рассчитывать на автономію Парижъ, столица имперіи: такая автономія его была бы
раздвоеніемъ верховной власти и отреченіемъ императора.
        Притомъ, вглядитесь въ физіономію столицы, изучите ея психологію, и, если вы добросовстны, то признаете, что Парижъ не отставалъ отъ страны и правительства. Чмъ боле пріобрталъ онъ славы, тмъ боле терялъ свою индивидуальность и свой самостоятельный характеръ, тмъ боле его населеніе, постоянно возобновляемое жителями департаментовъ и иностранцами, удаляется отъ своей первобытной физіономіи. Сколько приходится истинныхъ парижанъ на 1,700,000 обитателей, составляющихъ населеніе департамента Сены? Мене 15 на 100: все остальное пришлый элементъ. Я не думаю, чтобы изъ 11 представителей, посланныхъ въ законодательный корпусъ городомъ Парижемъ, было четверо настоящихъ парижанъ. Что касается мнній этихъ представителей, мнній, которыя совершенно произвольно считаются мнніемъ города Парижа, то какое имютъ они значеніе? Кто мн скажетъ мнніе Парижа? Не составляютъ ли его мннія 153,000 избирателей оппозиціи? Какъ же, въ этомъ случа, могли они выбрать такія разношерстныя личности, какъ г. г. Тьеръ, Геру, Авенъ, Жюль Фавръ, Эмиль Оливье, Жюль Симонъ, Гарнье -Пажесъ, Даримонъ, Пельтанъ? И что же такое, посл этого,
съ одной стороны, 82,000 голосовъ, данныхъ правительству, и 90,000 отказавшихся подавать голосъ - съ другой? Что сказать о 400,000 душъ изъ 1,700,000 жителей, которыя не имютъ представителей? Не журналы ли скажутъ намъ мнніе Парижа? Но между ними такая же разладица, какъ и между представителями, и стоитъ только присмотрться къ нимъ поближе, чтобы утратить къ нимъ всякое уваженіе. Парижъ - цлый міръ: стало быть, въ немъ нечего искать ни индивидуальности, ни вры, ни мннія, ни воли; это масса силъ, идей, элементовъ въ хаотическомъ броженіи. Какъ свободный городъ, какъ независимая община, какъ коллективная индивидуальность, какъ типъ, Парижъ отжилъ свое время. Чтобы изъ него могло чтонибудь опять выйдти, онъ долженъ добросовстно и ршительно начать обратное движеніе: онъ долженъ сложить съ себя и крпостной внецъ, и внецъ столицы, и поднять знамя федераціи. Если г. Пикаръ, требуя отъ имени города Парижа возвращенія муниципальныхъ вольностей, имлъ въ виду это, то въ добрый часъ: усилія его заслуживаютъ рукоплесканій. Но въ противномъ случа, г. Пикаръ идетъ по совершенно ложному пути, и г. Бильо имлъ право
сказать ему, что правительство никогда не выпустить изъ своихъ рукъ управленія столицею.
        Что касается меня, то вотъ что я думаю: Я врю, какъ въ аксіому моего разума, въ то общее положеніе, что всякое развитіе конечнаго бытія должно имть свой конецъ, который служитъ началомъ другого бытія; въ частности, - что развитіе французскаго единства, начавшееся почти за 2000 лтъ до насъ, близится къ концу; что централизаціи у насъ уже нечего больше присоединять, власти - нечего поглощать, казн - нечего вымогать; что, сверхъ того, древній духъ общинъ умеръ, умеръ окончательно, доказательствомъ чего можетъ служить Парижъ, и что подобія муниципальныхъ учрежденій, которыми насъ мазали по губамъ со времени провозглашенія знаменитой республики, единой и нераздльной, - отжили свой вкъ. Мн кажется, что отъ чистаго коммунизма, политическаго и экономическаго, насъ отдляетъ только конституція, то есть листъ бумаги. И такъ какъ, по моему мннію, ни народы не могутъ умирать, ни цивилизаціи пятиться назадъ, то въ глубин души я убжденъ, что приближается мгновеніе, когда, вслдъ за послднимъ переворотомъ, съ обнародованіемъ новыхъ принциповъ начнется движеніе въ обратномъ направленіи. Тогда и только тогда мы
станемъ свободны, и свобода наша заявится, конечно, въ новыхъ формахъ и при новыхъ условіяхъ. Это убжденіе, которымъ проникнуты уже многіе, это убжденіе я высказываю печатно публик и рабочей Демократіи, какъ сущность ея основной мысли. Я не знаю - воспользуется ли Демократія моимъ предостереженіемъ; при всемъ томъ, она согласится, по крайней мр, съ тмъ, что ни друзьямъ моимъ, ни мн не приходится уже посылать уполномоченнаго въ Законодательное Собраніе, гд ему слдуетъ: или исполнять свое назначеніе, или повиноваться присяг. Но мы знаемъ уже заране, что нашъ повренный, исполняя свое назначеніе, можетъ только произвести скандалъ; а если онъ вздумаетъ поступить по присяг, то измнитъ своему политическому убжденію и своимъ друзьямъ.
        ГЛАВА V.
        Бюджетъ. - Невозможность нормальнаго налога при политической систем, которой слдуютъ Оппозиція и Правительство. - Жалованье, пенсіи, войско, флотъ и проч. - Гг. Тьеръ, Беррье, Ж. Фавръ и такъ называемая демократическая Оппозиція.
        Обсужденіе бюджета подаетъ ежегодно поводъ къ безконечной болтовн, въ которой, можно смло сказать, никто не видитъ ничего, кром цифръ во всей ихъ арифметической и казенной нагот. Что же касается до смысла цифръ, т. е. именно до того, что каждаго интересуетъ, то лучше и не спрашивайте. Для общества очевидно только то, что Оппозиція безпрестанно упрекаетъ Правительство въ излишнихъ расходахъ, а Правительство не устаетъ доказывать ей, что оно могло бы издержать еще больше. Кто правъ, кто виноватъ въ этомъ важномъ вопрос о бюджет: Оппозиція или Правительство? Вотъ что намренъ я объяснить теперь разъ на всегда.
        Само собою разумется, что для меня не существуетъ вопроса: какая конституція лучше? - На мой взглядъ вс он скверны. Если только конституція полагаетъ или предполагаетъ нераздльность власти, т. е. централизацію, мн нечего сказать въ ея пользу: она несовмстна со свободой, равенствомъ, экономіей. Главная обязанность депутатовъ состоитъ въ разсмотрніи, обсужденіи и опредленіи налога; эта обязанность необходимо заставляетъ его разбирать политику и дйствія правительства. Сейчасъ мы увидимъ, въ какое ложное и безвыходное положеніе становится депутатъ, обращенный въ слпую лошадь, которая мечется въ манеж.
        Экономическіе и политическіе принципы рабочей Демократіи намъ достаточно извстны. Предположимъ теперь, что эта Демократія, не обращая вниманія на присягу, посылаетъ въ законодательное собраніе своего депутата, своего дйствительнаго представителя. Обязанность этого депутата очень проста; не прибгая къ уловкамъ краснобайства, онъ можетъ и долженъ прямо сказать Палат такую рчь: «Мы, то есть мои доврители и я, мы глубоко убждены, что ваша политическая система и, затмъ, ваша система фискальная построены на вздорной иде, на ложномъ основаніи. Бюджетъ вашъ, какъ въ цломъ, такъ и въ частностяхъ, противорчитъ самымъ безспорнымъ принципамъ политической экономіи.
        «Первое условіе правильно построенной финансовой системы состоитъ въ томъ, что бюджетъ расходовъ, а слдовательно и доходовъ, не долженъ возростать безконечно, а только колебаться, смотря по обстоятельствамъ, между 5 и 10 процентами съ цнности національнаго производства; что въ самомъ несчастномъ случа онъ не долженъ превосходить 10 % (la dme, знаменитая la dme!) и что, по возможности, ему слдуетъ приближаться къ 5% (двадцатой дол). При такихъ условіяхъ, не придется прибгать къ займамъ, а тмъ боле заключать долги текущіе или постоянные. Но что вы длали? Благодаря своей рутинной политик, вы надлали то, что, со временъ ликвидаціи Рамеля, которая такъ помогла Консульству и обезпечила ему три четверти его успеха, налогъ возвышался постепенно до 15, 18 и 20 процентовъ съ годового производства страны; скоро онъ достигнетъ и 25%! Отсюда видно, что наши государственные расходы, которые не должны были бы превышать шести или семи сотъ милліоновъ, дойдутъ въ теченіе нсколькихъ лтъ до трехъ милліярдовъ! Замтьте, граждане, что я говорю не о точной цифр, а о пропорціи: я говорю, что бюджетъ долженъ колебаться
между 5 и 10 процентами съ суммы національнаго производства, между тмъ какъ теперь онъ составляетъ больше шестой доли этой суммы. Такимъ образомъ, когда, желая оправдать возростаніе бюджета въ послднія двенадцать, двадцать четыре и тридцать шесть лтъ, вы указываете на пониженіе цнности драгоцнныхъ металловъ, на вздорожаніе припасовъ и остальныхъ предметовъ, со включеніемъ заработной платы, и когда г. Тьеръ и депутаты Оппозиціи соглашаются съ этимъ, - я утверждаю, что вы уклоняетесь отъ вопроса и стараетесь замазать дло. Страна подавлена налогами: это не подлежитъ сомннію. Никто не станетъ утверждать, что производство ея превышаетъ тринадцать милліардовъ или даже достигаетъ этой цифры; а вы заране требуете для Правительства два милліярда двсти, триста милліоновъ, т. е. шестой доли этой суммы или 17 1/2 % ежегоднаго дохода; - вотъ за что васъ упрекаютъ. Но какъ податныя сословія жалуются уже очень давно и какъ причины алчности казны уже извстны, то мы требуемъ, чтобы вы занялись, наконецъ, политическою и соціальною реформой, единственнымъ средствомъ сократить бюджетъ. Въ противномъ случа, я объявляю,
что имю порученіе отказать вамъ въ субсидіи и долженъ подать голосъ объ уничтоженіи всякаго бюджета.
        «Второе правило относительно государственныхъ финансовъ состоитъ въ томъ, что налогъ, приведенный къ своему нормальному размру, долженъ быть распредленъ равномрно между гражданами, т. е. въ прямомъ отношеніи къ ихъ доходу. Отсюда двойная задача того, что называютъ раскладкою и уравненіемъ налоговъ. Двадцать разъ было уже доказано, что, при существующихъ политическихъ условіяхъ, налогъ распредляется между гражданами прямо въ обратномъ отношеніи къ ихъ состоянію или доходу. Отъ имени моихъ доврителей я требую опять реформы системы, и реформы немедленной. Иначе я протестую противъ всякаго налога и не вотирую бюджета».
        Посл такой рчи, представитель Демократіи, вызвавъ ропотъ собранія и негодованіе министерства, раскланялся бы со своими товарищами и ушелъ домой, чтобы не возвращаться боле въ собраніе. Что ему тамъ длать?!
        Очевидно, въ самомъ дл, что при всей возможной энергіи, при всей неустрашимости своей, ни одинъ членъ законной Оппозиціи никогда не будетъ поступать, въ виду Правительства и казны, съ тою ршительною логикою, которая заявлена Манифестомъ Шестидесяти. «Рабочій классъ, говорятъ они, ждалъ довольно: пора перейти отъ надеждъ къ дйствительности, отъ словъ къ длу.» И въ конц концовъ, они же сами толкуютъ о необходимости посылать депутатовъ отъ рабочаго народа! Странные люди!
        Правда ли, однако, что политическая система, которой фатально слдуетъ и Оппозиція, и Правительство, существенно несовмстна съ экономіей издержекъ, такъ что стран приходится страдать безъ конца отъ увеличенія бюджета и накопленія долговъ? И неужели противъ этого зла нтъ другого средства, кром постояннаго банкротства?
        На этотъ вопросъ я даю, не колеблясь, самый утвердительный отвтъ, такой отвтъ, который, какъ сейчасъ увидимъ, подтверждается очень легко.
        Бюджетъ такого государства, какъ Франція, т. е. сильно централизованнаго, осужденнаго на безостановочное развитіе правительственной опеки, подъ страхомъ быстраго и неизбжнаго разложенія, бюджетъ такого государства, которое хочетъ браться за все, везд имть вліяніе, везд распоряжаться, не можетъ сокращаться, потому что:
        1) въ государств, устроенномъ такимъ образомъ, статья непредвиднныхъ расходовъ, особенно по дламъ вншней политики, всегда громадна, и къ обыкновенному бюджету безпрестанно прибавляется бюджетъ чрезвычайный;
        2) централизація, давящая и неизбжно всепоглощающая, постоянно расширяетъ права Государства въ ущербъ личной, корпоративной, общинной и соціальной иниціатив;
        3) для удовлетворенія этой двойной потребности, Государство вынуждено обременять все боле и боле податное сословіе рабочихъ, отчего и происходитъ развитіе дармодства, сокращеніе полезнаго труда, словомъ, возростающая непропорціональность между народнымъ производствомъ и государственными расходами.
        Разсмотримъ нкоторыя статьи бюджета.
        I. Жалованье, пенсіи. Непремнное выраженіе монархической системы составляютъ ближайшія къ трону лица, во всемъ ихъ ложномъ блеск и величіи. Вотъ почему часть бюджета, которая идетъ на нихъ, совсмъ неумстная въ соціальной демократіи, остается неприкосновенною въ великой имперіи и представляетъ расходъ почти священный. Какой депутатъ осмлится посягнуть на него?
        Присяжный, централизаторъ, врагъ сепаратизма, умющій ладить съ властями, gentleman вполн, по самому своему положенію, по присяг, изъ приличія онъ откажется отъ идеи взаимности, федераціи, уравненія. Если бы онъ даже и вровалъ въ эту идею, то не посметъ заявить ее не только дломъ, но и словомъ. Это было бы безтактно, грубо, неполитично. Преобразовать общественную службу, разбить эту величественную государственную машину, - сохрани Богъ! Разв такой приличный, такой благонамренный человкъ и съ такимъ умомъ возмется за подобное дло? Нтъ, онъ слишкомъ патріотиченъ, слишкомъ благоразуменъ для этого. Разв онъ не знаетъ, что можетъ вызвать смлое слово праведнаго отрицанія! Разв онъ не знаетъ, что вс статьи расходовъ такъ же солидарны между собой, какъ вс разряды государственной службы; что нельзя касаться одной статьи, не трогая другой, и что, сокращая сумму расходовъ съ 20, 18, 17 на 10, на 7 или на 5 процентовъ годового прихода страны, онъ убилъ бы всю систему государственной экономіи! Въ виду такого переворота, у него замираетъ духъ, трясутся ноги; онъ сознаетъ, что между этою чудовищною іерархіей,
этимъ обществомъ откормленныхъ тунеядцевъ, этимъ правительствомъ, которое ихъ защищаетъ, этимъ бюджетомъ, который служитъ выраженіемъ всей системы, - между всмъ этимъ и имъ самимъ, депутатомъ, существуетъ какойто мистическій договоръ, который побуждаетъ его видть утопію въ каждой истинной реформ; онъ не посметъ нарушить этого тайнаго договора, хотя и не присягалъ ему, какъ присягалъ императору.
        Служба депутата, напримръ, переводится на языкъ бюджета вознагражденіемъ въ 2,500 фр. въ мсяцъ, т. е. въ 15,000 фр. за шесть мсяцевъ. Это вознагражденіе еще не единственная выгода, которую извлекаетъ изъ своего положенія каждый депутатъ вообще, а депутатъ Оппозиціи въ особенности. Прежде всего, онъ пріобртаетъ репутацію великаго гражданина, съ ногъ до головы вооруженнаго на защиту общественнаго права, благосостоянія и свободы. Если онъ адвокатъ, - краснобайство его въ Палат даетъ ему многочисленную практику; если онъ писатель, профессоръ или романистъ, - за него чуть не дерутся журналисты и издатели. Такимъ образомъ, настоящій представитель демократіи, который ршился бы произнести въ Собраніи рчь, въ род вышеприведенной, и отказался бы затмъ вотировать бюджетъ, долженъ былъ бы не только неизбжно выйдти въ отставку, но, вмст съ тмъ, и отказаться отъ всхъ выгодъ своего депутатскаго званія. Но этого именно и не сдлаетъ никогда членъ законодательной Оппозиціи, вовсе не по жадности, можетъ быть, a вслдствіе практическаго взгляда на свое положеніе и на т приличія и обязанности, которыя оно налагаетъ на
него. Убжденный въ польз своего дла, онъ сомнвается во всемъ, и въ людяхъ, и въ вещахъ, и не вритъ въ настоятельность и значеніе реформъ, не вритъ ничему и сомнвается во всемъ, благодаря опытности, пріобртенной въ парламент и при двор. И ршится ли такой человкъ бросить государственное судно на волю втровъ и волнъ? Оставитъ ли онъ правительство безъ надзора, а народную идею безъ выраженія? Нтъ, нтъ, онъ не покинетъ своего поста… потому что присягалъ на врность депутатскому жалованью, виноватъ, я хотлъ сказать - на врность императору. Такимъ образомъ, если, въ отношеніи бюджета, вс вопросы политическіе и нравственные сводятся на простой разсчетъ прихода и расхода, то очевидно, что матеріальный интересъ, побуждающій депутата присягать императору, уничтожаетъ въ немъ настоящаго представителя демократіи.
        Если, по поводу бюджета, я позволилъ себ коснуться крайне щекотливаго вопроса о вознагражденіи, то сдлалъ это вовсе не съ какимъ нибудь злымъ умысломъ, а просто съ цлью опредлить исходную точку своихъ доказательствъ. Въ самомъ дл: что я предположилъ доказать въ этой глав? - то, что всякая реформа бюджета, необходимая для страны и удобоисполнимая въ систем взаимности и федераціи, совершенно несовмстна съ системой, которой держится Оппозиція. Сейчасъ это будетъ для насъ ясно, какъ дважды два четыре. Если присяжный депутатъ, не смотря на свое званіе члена легальной оппозиціи, дйствительно такъ дорожитъ своимъ содержаніемъ, то способенъ ли онъ требовать сокращенія содержанія, которому дано непонятное для меня названіе «liste civile»? Осмлится ли онъ предложить хоть какую нибудь сбавку въ этой стать? Это было бы своего рода «оскорбленіе величества». Г. Тьеръ, болтающій обо всемъ, несмотря на свою нескромность, не ршался никогда говорить объ этомъ. Притомъ, такой откровенности мшаетъ и слава великой державы, и обаяніе чуднаго французскаго единства. Величіе власти, врученной государю, не можетъ, конечно,
выражаться иначе, какъ роскошью его жизни.
        Таже роскошь, тоже великолпіе необходимы и принцамъ, и принцессамъ, и сенаторамъ, маршаламъ, монсиньорамъ кардиналамъ, министрамъ и проч. Въ унитарномъ стро государства вс эти привилегированныя статьи, вс издержки на поддержаніе роскоши и блеска вотируются безъ спора и разбора.
        И такъ, вотъ цлый отдлъ бюджета, и одинъ изъ самыхъ значительныхъ, отдлъ жалованья, на который запрещается нападать всякому депутату, все равно - остается ли онъ вренъ или втайн измняетъ своей присяг. И все это зависитъ отъ того, что онъ самъ пользуется бюджетомъ, самъ стоитъ въ ряду вельможныхъ государственныхъ людей и потому, разумется, не захочетъ потребовать сокращенія liste civile, сокращенія, которое ослабило бы значеніе трона и, вмст съ тмъ, унизило вс положенія. Ничто такъ не отвращаетъ отъ желанія реформъ, какъ пользованіе властью и бюджетомъ. Возможно ли сокращеніе штатовъ офиціальнаго люда? Въ Федеральной Демократіи, конечно, это не встртило бы никакого затрудненія; но при такой чудовищной централизаціи, какъ французская, подобное сокращеніе, разумется, неумстно.
        Швейцарія съ населеніемъ около двухъ съ половиною милліоновъ душъ представляетъ союзъ девятнадцати кантоновъ и шести полу -кантоновъ, всего двадцати пяти государствъ, которыя независимы другъ отъ друга, вполн самодержавны и управляются сами собой, на основаніи конституцій и законовъ, обезпечивающихъ общую безопасность. Надъ этими двадцатью пятью государствами и двадцатью пятью конституціями царитъ федеральное собраніе, органъ федеральнаго договора, избирающее изъ среды себя, для управленія длами республики, нчто въ род исполнительной коммиссіи, Президентъ которой, настоящій глава гельветическаго союза, получаетъ всего двнадцать тысячь франковъ! Граждане Союза находятъ, что этого жалованья совершенно достаточно для Президента. Разсуждая такимъ образомъ и принимая въ основаніе тотъ разсчетъ, что высшіе государственные чины должны получать вознагражденіе пропорціонально населенію, Франція, населенная въ пятнадцать съ половиной разъ больше Швейцаріи, должна, по настоящему, платить своему президенту не боле 186,000 фр. Дерзнутъ ли предложить Законодательному Собранію такой разсчетъ г. Толэнъ, или г.
Бланъ, или г. Кутанъ?
        Будемъ же послдовательны: современная Франція, какъ нераздльная держава, какъ сильная и славная имперія, управляется въ денежномъ, бюджетномъ отношеніи такими законами, которые совершенно немыслимы въ рабочей Демократіи, основанной на принципахъ взаимности и федераціи. Насколько liste civile, въ двадцать пять милліоновъ звонкою монетой съ прибавкой доходовъ отъ коронныхъ земель, показался бы непомрнымъ расходомъ въ систем взаимной гарантіи, городского самоуправленія и рабочихъ ассоціацій, словомъ федерацій, настолько же, надо сознаться, подобный расходъ согласуется съ правилами существующаго порядка. Это такъ врно и безспорно, что, когда въ 1852 г., посл государственнаго переворота, была объявлена новая конституція, нелпе 1830 года, тогда штатное жалованье государя увеличилось боле, чмъ вдвое: вмсто 12 милліоновъ, которые получалъ Люи -Филиппъ, императору выдается 25 милліоновъ! Пусть скажутъ теперь г. Тьеръ или г. Беррье: согласятся ли они ассигновать мене 12 милліоновъ въ годъ государю своей любимой орлеанской династіи, если бы ей снова пришлось царствовать? И тотъ, и другой отвтитъ вамъ, что
подобная мысль крайне неприлична и что лучше уже разорвать государство на 36 клочковъ, чмъ унизить достоинство государя. Вы хотите монархіи, самодержавія, - и такъ платите, что слдуетъ. Когда въ 1849 г. учредительное собраніе назначило президенту республики, главнокомандующему арміи и флота 50,000 фр. въ мсяцъ, то онъ не могъ съ подобающимъ приличіемъ даже угостить своихъ офицеровъ!
        2) За доходами главы государства и высшихъ сановниковъ слдуютъ пенсіи, разныя денежныя пособія, подъ названіемъ «subventions, encouragements, secours», награды, секретныя выдачи и проч., вс расходы на администрацію, доходящія до 150 милліоновъ. Я не говорю, что эти расходы должны быть уничтожены однимъ почеркомъ пера, безъ всякаго разбора. Случаются, конечно, необыкновенныя несчастія, бываютъ вопіющія потребности, приносятся обществу великія услуги частными лицами: все это государство должно имть въ виду и относить на счетъ чрезвычайныхъ расходовъ. При всемъ томъ, я долженъ сказать, что большая часть подобныхъ расходовъ несовмстна съ порядкомъ, который основанъ на взаимности услугъ и на гражданской обязанности посвящать всю жизнь свою полезному труду; другими словами: большая часть такихъ расходовъ неумстна тамъ, гд люди заботятся уравнять состоянія, искоренить нищету и дармодство, стремятся обезпечить каждому гражданину трудъ, обмнъ услугъ, дешевизну жизни, и хотятъ замнить благотворительность и милостыню длами правды. Вотъ почему настоящій представитель Демократіи долженъ непремнно протестовать
противъ всякихъ государственныхъ издержекъ, ведущихъ къ поддержанію тунеядства и нищеты. Присяжный демократъ думаетъ иначе: вступая въ законодательный корпусъ, онъ предвидитъ уже день, когда выйдетъ оттуда, и потому соображаетъ и разсчитываетъ, сколько можетъ зашибить денегъ за это время; если онъ и не ждетъ ничего отъ стараго правительства, которому оппозируетъ, то готовъ принять все отъ новаго; однимъ словомъ: присяжный руководствуется совершенно иными соображеніями. Онъ знаетъ, что милость вызываетъ соотвтственныя чувства: «дадимъ другимъ то же, что желаемъ получить сами», разсуждаетъ онъ и смиренно утверждаетъ бюджетъ. Статья пенсій, пособій, секретныхъ фондовъ и проч., немыслимая въ рабочей Демократіи, неизбжна въ Монархіи; и вотъ почему эта статья остается, после liste civile, самой безспорной и неотмняемой.
        3) Поговоримъ о войск. Г. Тьеръ, такъ хорошо изучившій этотъ предметъ, полагаетъ, что армія въ шестьсотъ тысячь человкъ на бумаг составляетъ не боле четырехъ сотъ тысячь человкъ подъ ружьемъ, и что для такой великой монархіи, какъ Франція, этого недостаточно. Мене воинственный г. Беррье, длая надъ собою чрезвычайное усиліе, требуетъ сокращенія арміи на пятьдесятъ тысячь человкъ, т. е. на 50 милліоновъ франковъ. Но вотъ г. Ж. Фавръ, котораго величаютъ республиканцемъ, съ разу требуетъ объявить три войны: одну за Данію, другую за Польшу и третью за Италію. Если бы политика г. Фавра увлекла Наполеона III, то четырехъ сотъ тысячь солдатъ, по разсчету г. Тьера, было бы, разумется, мало; понадобилось бы не меньше пяти сотъ тысячь; другими словами: пришлось бы увеличить бюджетъ еще, по крайней мр, на 100 милліоновъ. Къ счастью, императорское правительство сохраняетъ въ настоящее время европейскій миръ; а то бы намъ не сдобровать!
        На разность вычисленій и разсчетовъ обращать вниманія не слдуетъ: все это безукоризненно послдовательно. Систем домашней централизаціи извн соотвтствуетъ политика вмшательства, преобладанія и славы: одно немыслимо безъ другого. Безъ постояннаго гарнизона въ двести пятьдесятъ тысячь человкъ, французское единство разбилось бы въ дребезги; безъ наличной арміи въ 150 тысячь человкъ, всегда готовыхъ выступить въ походъ, можетъ быть никто не уважалъ бы насъ и даже могло бы случиться, что славнйшая и величайшая наша нація значила бы не больше какого нибудь Черногорья или Іоническихъ острововъ.
        Что касается меня, то не навязывая никому своихъ убжденій и желая только подать другимъ примръ трудолюбія, бережливости, благосостоянія, свободы и нравственности, я объявляю, что ршительно не вижу смысла во всемъ солдатскомъ, военномъ сословіи и въ спутниц его - дипломатіи. Т четыре или пять сотъ милліоновъ, которые мы ежегодно тратимъ на эти блага, на мой взглядъ совершенно пропащія деньги. Съ какой же стати, посл этого, буду я обращать вниманіе, что депутатъ обсуждаетъ подробности и частности военныхъ смтъ, когда вс расходы на войско совершенно лишни.
        Одинъ голландецъ спросилъ меня однажды: угадайте, какъ великъ гарнизонъ Роттердама, второго города въ Нидерландахъ, морского порта, въ которомъ снуетъ больше ста тысячь смшаннаго, шумнаго, постоянно возбужденнаго народа? - Полкъ, отвчалъ я, надясь быть умреннымъ. - Вовсе нтъ, отвчалъ голландецъ: есть только караулъ городской стражи, котораго совершенно достаточно для порядка. Голландскія войска служатъ только на Яв и Борнео, гд приходится имть дло съ дикарями.
        Здсь, кстати впрочемъ, я сдлаю небольшое отступленіе.
        Королевство Нидерландское сохранило федеральные нравы старыхъ Соединенныхъ Провинцій, въ чемъ и кроется причина превосходства его цивилизаціи. Бельгія, напротивъ того, заимствовала у насъ администрацію, военное устройство, конституціонную монархію, парламентаризмъ; буржуазія ея создалась по образцу нашей. Такъ называемая либеральная партія стала, подобно нашей, партіей реакціи, и всеобщую подачу голосовъ требуютъ… клерикалы!! Со времени своего отдленія отъ Голландіи, та самая Бельгія, которая должна была возвеличиться, - видимо клонится уже къ упадку. Неужели виной тому отдленіе? Нтъ, тутъ виновата государственная система. Долгъ Бельгіи около 700 милліоновъ. Отчего онъ явился? Онъ произошелъ, благодаря развитію централизаціи и военщины. Уничтожьте военщину и централизацію, и Бельгія не только перестанетъ должать, но даже сдлаетъ экономію. Къ сожалнію и здсь, въ Бельгіи, тоже зло порождаетъ тже бдствія; таже гнусная тактика внушаетъ тже идеи, которыя приведутъ, наконецъ, къ тмъ же гибельнымъ послдствіямъ, какъ и во Франціи. Въ Бельгіи существуетъ рабочая демократія, достойная вступить въ братскій
союзъ съ демократіей французскою; можетъ быть, въ нкоторыхъ отношеніяхъ, она и превосходитъ французскую. Поймутъ ли он, однако, другъ друга?
        4) Флотъ. - Нашъ патріотизмъ оскорбляется превосходствомъ англійскаго флота передъ французскимъ и ршительнымъ преобладаніемъ на мор нашихъ соперниковъ. Г. Беррье сталъ въ послднее время оракуломъ этого патріотическаго чувства. Кто же виноватъ? Чтобы имть многочисленный и сильный флотъ, надо умть его поддерживать; но вотъ торговый трактатъ наноситъ ему жесточайшій ударъ (см. ниже, гл. IX), а почтенные члены демократической Оппозиціи всми силами защищаютъ этотъ трактатъ. Для насъ, правда, есть средство сравняться съ англичанами, средство экономичное, мирное и демократическое; средство состоитъ въ томъ, что намъ слдуетъ вступить въ союзъ съ такими сильными государствами, какъ Россія и Германія, которыхъ флоты, въ соединеніи съ нашимъ, возстановятъ равновсіе. Но Оппозиція постоянно требуетъ, чтобы мы объявили войну Россіи и Германіи на половинныхъ издержкахъ съ Англіей! Такимъ образомъ, не будучи въ состояніи ни пополнять свои кадры помощью флота торговаго и рыболовнаго, ни находить сильныхъ союзниковъ, ни признавать преобладанія Англіи, императорскому правительству по невол приходится требовать отъ
народа громадныхъ средствъ на содержаніе флота. Г. Дюпюи де Ломъ, коммисаръ правительства, объяснилъ все это съ подавляющею логикой, опираясь на страшную массу цифръ. Какъ больно видть, сколько сокровищъ приносится въ жертву безсмысленной политик, сколько великолпныхъ судовъ осуждается на безцльную перевозку солдатъ и пушекъ! Невольно сообразишь, что одной четверти всхъ этихъ расходовъ, т. е. 25 или 30 милліоновъ, ежегодно ассигнуемыхъ не на преміи судохозяевамъ, а на поставку желза, дерева, мди и каменнаго угля, было бы совершенно достаточно, чтобы въ короткое время у насъ появился такой сильный, какъ по личному, такъ и по матеріальному составу, флотъ, какимъ гордятся Соединенные Штаты и Англія.
        И почему наша Оппозиція косится на Россію и Германію? - потому что Россія, вмсто того, чтобы возстановить самовластье польской знати, ршилась, вслдъ за освобожденіемъ и надломъ своихъ крестьянъ, надлить землею и крестьянъ польскихъ; еще потому что, съ присоединеніемъ Гольштиніи, союзная Германія стала морскою державой, отъ которой меркнетъ яркій блескъ Великобританіи и нашъ собственный. Но зачмъ же поддерживать политическое единство такою дорогою цною, если оно не даетъ намъ преобладанія на суш и на мор? Люди труда, люди взаимности, управляя государственными длами, радовались бы этому прогрессу земледльческихъ классовъ Россіи и Польши, равно какъ и развитію германской федераціи. - Но стоитъ ли безпрестанно повторять, что гг. члены Оппозиціи смотрятъ на вещи иначе. Эти люди - централизаторы, унитары, конституціонные буржуазы; они въ стачке со всми аристократіями Европы. Эти люди, принимая Наполеона I за образецъ, а Наполеона III за орудіе, играютъ роль: одни претендентовъ на президентство единой и нераздльной Республики, другіе - Монковъ.
        Ктото, кажется г. Тьеръ, сказалъ, что дятельность Франціи громадна, и что для поддержанія этой громадной дятельности требуется соотвтственное питаніе, т. е. сильное, предпріимчивое правительство и большой бюджетъ.
        Замтьте, читатель, что здсь идетъ рчь не о рабочей, земледльческой и промышленной Франціи, которой я никогда не откажу въ необходимости широкаго развитія. Нтъ, здесь идетъ вопросъ о Франціи централизованной, управляемой, подавленной налогами, о той самой Франціи, которая то сражается, то дипломатничаетъ, то наконецъ, барышничаетъ на счетъ своего собственнаго богатства, или, желая удвоить его, проматывается на вздорныя предпріятія. Здсь говорится о Франціи непроизводительной, вс инстинкты, потребности, чувства, понятія которой не имютъ ничего общаго съ остальною Франціей, и въ которой громадная дятельная сила то наводитъ страхъ на всю Европу, то изнуряетъ страну, то, наконецъ, совершенно замираетъ. И такъ, вотъ эту самую Францію желалъ бы я видть преобразованною такъ, чтобы одновременно создалась въ ней система политическихъ и экономическихъ гарантій, которая дала бы каждому изъ насъ, каждому изъ нашихъ городовъ, каждой провинціи и всей націи вчетверо боле той силы, какую совершенно напрасно отнимаетъ у насъ пагубная централизація. Слишкомъ хорошо я знаю, что далекъ еще тотъ день, когда подобныя
желанія будутъ понятны даже тмъ, которые должны понимать ихъ и стремиться къ ихъ осуществленію. Предположите, что одинъ изъ насъ, соціалистовъ, заявитъ подобное желаніе въ законодательномъ собраніи: вс товарищи такого депутата предадутъ его анафем, какъ чудовище; практическая демократія объявитъ его измнникомъ отечества, врагомъ національностей, агентомъ коалиціи; и если, посл такого скандала, онъ не поторопится убраться, то его не замедлятъ выпроводить.
        5) Алжиръ. - Посл тридцати пяти лтъ нашего владнія Алжиромъ, надо было надяться, что тамъ будетъ до пятисотъ тысячь европейскихъ семействъ; то есть, что тамъ накопится, по крайней мр, два милліона жителей, французовъ и чужестранцевъ, большею частью земледльцевъ -собственниковъ. Населеніе это должно было бы составить, на всемъ протяженіи отъ Бона до Орана, приморскую федерацію такой же величины, какъ Швейцарія; она должна была бы управляться сама собой, имть свои провинціальные създы и общее собраніе, свой исполнительный совтъ, свое муниципальное управленіе; вс сношенія подобной федераціи съ метрополіей должны были бы ограничиваться торговыми и промышленными длами и, только временно, командировкою военныхъ отрядовъ, постепенно сокращая ихъ численную силу. Притомъ, содержаніе этихъ отрядовъ должно было бы падать на счетъ Алжира, который распоряжался бы ими, какъ Карлъ X швейцарцами.
        Исполнить этотъ планъ было очень легко. Земель, и превосходныхъ земель въ Алжир довольно. Эти земли слдовало не продавать, а отдавать даромъ всмъ, желавшимъ селиться въ Африк со своими семействами, съ цлью воздлывать почву своими собственными руками. Тмъ, которые не имли средствъ на колонизацію и первоначальное обзаведеніе, слдовало обезпечить безплатный перездъ и снабдить на первый годъ смянами для посва, рабочимъ скотомъ, земледльческими орудіями и продовольствіемъ.
        Слдовало бы также сократить на три года срокъ службы тмъ изъ солдатъ, которые соглашались перехать съ женами на житье въ колонію; эти переселенцы составили бы такимъ образомъ настоящіе кадры національной гвардіи и туземнаго регулярнаго войска. Для устройства этой африканской Франціи было бы достаточно и половины того, что Франція истратила въ Алжир въ теченіе тридцати четырехъ лтъ.
        Вотъ чего требовали дйствительныя нужды метрополіи и высшія экономическія соображенія, независимо уже отъ разсчетовъ государственнаго казначейства.
        Въ 1830 г. земледдьческое населеніе Франціи относилось къ остальному, почти какъ 24:8; т. е. изъ тридцати двухъ милліоновъ жителей было 24 милліона земледльцевъ. Это значитъ, что три четверти населенія Франціи занималось тогда преимущественно производствомъ предметовъ продовольствія; этимъ обусловливалось сравнительно высокое благосостояніе, о которомъ любятъ вспоминать теперь наши старики. Было въ ту пору меньше роскоши, за то больше довольства, и жилось гораздо легче и дешевле.
        Съ 1830 г. отношеніе земледльческаго класса ко всему населенію сильно измнилось: число сельскихъ жителей не превышаетъ теперь двадцати четырехъ милліоновъ, а можетъ быть даже и не достигаетъ этой цифры, между тмъ какъ промышленное населеніе, вмст съ чиновниками, солдатами, духовенствомъ и проч., возрасло боле чмъ на четыре милліона. Въ этомъ и заключается причина дороговизны. Състные припасы должны были вздорожать:
        1) вслдствіе того, что число желудковъ, которые нужно прокормить, увеличилось на 4 или 5 милліоновъ;
        2) вслдствіе того, что оставшимся рабочимъ земледльческаго класса пришлось работать больше прежняго, а слдовательно и за высшую плату.
        Чтобы поддержать statu quo пятнадцати лтъ Реставраціи, съ точки зрнія народнаго благосостоянія, при размноженіи классовъ промышленнаго, военнаго, чиновничьяго, артистовъ и проч. съ 8 милліоновъ до 12, сельское населеніе должно было бы размножиться съ 24 милліоновъ до 36, a вмст съ тмъ и самая территорія Франціи увеличиться съ 52 милліоновъ гектаровъ до 72. Если бы даже мановеніемъ магическаго жезла Франція присоединила къ себ въ то время и Рейнскія провинціи, и Бельгію, и Голландію, то все эти страны, населенныя рабочимъ народомъ, почти умирающимъ съ голоду, разумется, не спасли бы ее отъ развитія нищеты. Противъ подобнаго зла нужно было придумать другое, боле верное средство.
        Завоеваніе Алжира разршало задачу народнаго пропитанія. Оно давало намъ землю, давало намъ средство кормиться и требовало отъ насъ только рабочихъ рукъ, которыхъ было у насъ вдоволь. Обезпечивая дешевизну сырыхъ продуктовъ, Алжиръ позволялъ намъ спокойно заниматься развитіемъ всхъ прочихъ отраслей промышленности и тмъ самымъ способствовалъ нашему обогащенію.
        Но увы! - государственная система наша воспротивилась всему этому. Колонистамъ отказали въ земл; ее стали раздавать въ аренду разнымъ привилегированнымъ компаніямъ. Буржуазія вошла во вкусъ подобныхъ арендныхъ раздачь, и правительство не нашло ничего лучше, какъ воскресить старый феодализмъ. Но раздавая земли, правительство должно было надлить новыхъ феодаловъ и рабами, которые работали бы безплатно: для достиженія этой цли у него не хватило, однако ни смлости, ни силъ. Колонизація Алжира не удалась совершенно. И вотъ, съ отчаянія, правительство стало уже помышлять о томъ, чтобы обратить Алжиръ въ военную школу и марсово поле. Съ этой самой поры, централизація, отрицающая свободу, усиливается въ Алжир преобладаніемъ военной власти, и трудъ ршительно убивается. И такъ, завоеваніе 1830 г. завоеваніе, купленное дорогою цною крови нашихъ согражданъ, завоеваніе, на которое возлагала столько надеждъ наша нація, стало уже невыносимымъ бременемъ для Франціи, даже по увренію ея государственныхъ людей. Мы опустошили Африку; выгнали бедуиновъ, турокъ, кабиловъ, и что же? - въ той самой стран, которая была
золотымъ дномъ для римлянъ, не насчитывается и 150 тысячь французовъ обоего пола и всхъ возрастовъ! И здсь, въ Алжир, точно такъ же, какъ и въ Канад или въ Луизіан, Санъ -Доминго, Восточной Индіи, мы, французы, оказались неспособными владть землей и пользоваться ею.
        Что же придумали, однако, наши депутаты Оппозиціи для оживленія и развитія страны, попавшей въ наши несчастныя руки? Они, эти умные депутаты ршили только… удвоить число алжирскихъ депутатовъ!.. Не будь мы сами свидтелями такого ршенія, никогда бы намъ не приснилось даже, что какая нибудь страна огласилась съ высоты трибуны подобною возмутительной нелпостью.
        6) Каверзы Оппозиціи. - И такъ, Оппозиція, въ силу своего принципа, общаго у нея съ правительствомъ, осуждена вотировать бюджетъ цликомъ и, потому, можетъ вести съ властью только пустую игру на словахъ. Оппозиція порицаетъ экспедицію, которая ей не нравится, и одобряетъ другую, предлогъ которой ни сколько не разумне. Оппозиція критикуетъ письмоводство, счетоводство правительства; она прибавляетъ, убавляетъ, выкраиваетъ, урзываетъ; она предлагаетъ замысловатыя поправки, задаетъ вопросы тономъ недоврія… Восемнадцать лтъ царствованія Люи -Филиппа прошли въ этой пошлой игр, которую теперь вздумали продолжать. Г. Вюитри, отвчая г. Тьеру отъ имени правительства, имлъ полное право сказать, что изъ бюджета въ 2.300,000,000 франковъ г. Тьеръ не исключитъ и 10 милліоновъ. Стоитъ ли, посл этого, называться членомъ Оппозиціи! И какая заслуга забавлять, въ теченіе полугода, все законодательное собраніе безцльной болтовней?
        Правительство захотло сдлать заемъ въ 300 милліоновъ фр. и тотчасъ -же получило согласіе. Кто ршился бы помшать правительству исполнить свои обязательства, остановить работы, отнять хлбъ у ста тысячь рабочихъ, стснить дйствіе власти? И вотъ, соглашаясь на заемъ, г. Тьеръ придумываетъ, однако, разныя каверзы, которыя до такой степени затрудняютъ всю операцію, что министерство не въ состояніи выполнить ее, какъ слдуетъ, и можетъ уронить себя въ глазахъ народа. Коммисару правительства не трудно, разумется, выставить на видъ подобное обстоятельство. Къ чему же ведетъ, однако, парламентская ловкость г. Тьера? Къ чему вся эта тактика Оппозиціи?! И мы пошлемъ своего депутата, отъ имени рабочаго народа, играть съ такими каверзниками и въ такую шулерскую игру? Никогда!
        Передо мной лежитъ рядъ поправокъ, предложенныхъ гг. депутатами демократической Оппозиціи.
        Въ числ этихъ безсмысленныхъ поправокъ находится и слдующая:
        «Ассигновать: 1) 50,000 франковъ на изученіе (!) проэкта закона о начальномъ, безплатномъ и обязательномъ для всхъ образованіи; 2) 200,000 франковъ на пособіе отставнымъ учителямъ, и 3) шесть милліоновъ фр. на устройство женскихъ школъ».
        Вотъ уловка, какая употребляется для заявленія принципа безплатнаго и обязательнаго образованія и, притомъ, съ цлью пріобрсть популярность! Но даровымъ, безплатнымъ называется только то, что никому ничего не стоитъ… и что же? - наши превосходные депутаты требуютъ на одно лишь начальное образованіе милліоны и сотни тысячь франковъ! И такъ ясно, что эту сумму заплатятъ плательщики податей. Мало того: доказано уже, что всякая подать ложится на каждое семейство въ обратномъ отношеніи къ его средствамъ, то есть взимается съ рабочихъ бдняковъ, а не съ богачей, и потому, въ конц концовъ, всегда и за все неизбжно платитъ одинъ только народъ. Теперь спрашивается: можетъ ли народъ платить боле того, сколько онъ уже платитъ? - получитъ ли онъ, взамнъ всхъ своихъ пожертвованій, это желанное образованіе? - могутъ ли дать его? - и будетъ ли оно, наконецъ, на что нибудь пригодно?… Обо всемъ этомъ мы поговоримъ въ одной изъ слдующихъ главъ.
        Чудная система всевозможныхъ сборовъ, поборовъ и безчисленныхъ статей налоговъ, о которыхъ разсуждали и спорили съ правительствомъ вс наши оппозиціи, въ теченіе семидесяти пяти лтъ, - ничто иное, какъ подкладка политической системы, которую, между прочимъ, воплощаетъ и настоящая имперія. Кто вотируетъ бюджетъ, тотъ непремнно защищаетъ подобную систему, кто утверждаетъ его, тотъ значитъ, въ то же самое время, предполагаетъ и ее. Споры, боле или мене горячіе, какіе ведетъ Оппозиція съ министерствомъ, ведутся только для очистки буржуазной совсти, которая требуетъ, чтобы бюджетъ проврялся, обсуждался и утверждался; на самомъ же дл, вс эти споры совершенно безполезны, потому что не касаются вовсе принциповъ, а вращаются только на вздорныхъ мелочахъ и подробностяхъ. Такая забава была причиною паденій разныхъ министерствъ, порядковъ и династій; при всякой перемн обстоятельствъ, новое правительство измняло такъ или иначе свой политическій тонъ, свою министерскую тактику, а бюджеты по прежнему росли, да росли. Соглашаясь на общій итогъ налоговъ, правительство и партіи, министерство и оппозиція спорятъ
только о томъ, какъ назвать ту или другую статью бюджета и подъ какимъ благовиднымъ предлогомъ утвердить ее. Но этотъ самый общій итогъ налоговъ и отвергается рабочею Демократіей потому именно, что она отвергаетъ всю систему централизаціи. Съ какой же стати избирать намъ представителей для поддержанія подобной системы?!
        7) Окончательная ликвидація. - Европа монархическая, аристократическая, буржуазная, епископская и папская, короче - Европа консерваторская подавлена такимъ долгомъ, который превышаетъ сумму шестидесяти милліардовъ!
        Этотъ долгъ накопился, большею частью, со времени французской Революціи, съ 1789 года. Съ этой поры онъ не переставалъ возростать и ростетъ теперь безостановочно. Такимъ образомъ, долгъ Франціи, сокращенный, посл ликвидаціи Рамеля въ 1798 году, до 40 милліоновъ процентовъ, то есть, считая по 5%, на сумму 800 милліоновъ, увеличился уже въ 1814 г. до 63,507,637 франковъ пятипроцентной ренты, а въ 1857 году возвысился до 511,525,062 фр. годовой уплаты процентовъ.
        Въ настоящее время достоврно извстно, что долгъ Франціи превышаетъ десять милліардовъ или 10,000,000,000!
        Гд кроется причина, постоянная и неизбжная причина всхъ государственныхъ долговъ? На этотъ вопросъ я отвчалъ уже въ начал настоящей главы: причина кроется въ томъ безобразномъ порядк политической централизаціи, который побуждаетъ государство безпрестанно увеличивать свои расходы, какъ домашніе, такъ и заграничные. Съ 1798 по 1814 г., во все время Консульства и первой Имперіи, возрастаніе долговъ было относительно слабо, потому что значительная часть чрезвычайныхъ расходовъ покрывалась контрибуціями, которыя налагалъ императоръ на побжденныхъ чужеземцевъ. Но въ 1815 г. они взяли перевсъ, и Франція, пострадавшая отъ нашествія, была осуждена, въ свою очередь, на уплату милліарда контрибуціи; такимъ образомъ оказывается, что на первую имперію падаетъ часть настоящаго долга Франціи. Не прошло еще и пяти лтъ, какъ фантазія единства успла уже подорвать финансы Италіи и породила въ ней такой ужасающій дефицитъ, который, по всмъ вычисленіямъ, выражается долгомъ въ пять милліардовъ! Та же самая бшенная страсть къ единству, которая разорила Италію, стоила громадныхъ издержекъ американской республик: по
разсчету нкоторыхъ финансистовъ, одни только Сверные Штаты задолжались на сумму 16 милліардовъ; если къ этой сумм прибавить еще долгъ Юга, то въ итог окажется, что весь долгъ Американскихъ Штатовъ, вроятно, не меньше 20 милліардовъ.
        Система династическая и буржуазная, которая создала въ главныхъ центрахъ цивилизаціи такую страшную пропасть долговъ, та система, которая тщеславно величаетъ себя названіемъ партіи «охранительной и экономной», можетъ ли она или надется ли, по крайней мр, уплатить когда нибудь свои долги? И какъ разсчитываетъ она управиться съ этимъ дломъ?
        Отвечать на подобный вопросъ легкомысленно не приходится.
        Прежде всего слдуетъ замтить, что въ мір консерваторовъ, въ мір династическо -буржуазномъ, который гордится своимъ девизомъ «Порядокъ и Свобода», укоренилось убжденіе, будто ни одно великое государство не можетъ существовать безъ долговъ боле или мене значительныхъ. Это мнніе кажется, на первый взглядъ, до такой степени нелпымъ и противнымъ основнымъ правиламъ экономіи, что большинство экономистовъ указываетъ на него съ крайнимъ сожалніемъ. Но вглядываясь въ него поближе, скоро замчаешь, однако, что оно вовсе не такъ нелпо, какъ думается сначала. Дло въ томъ, что всякій государственный долгъ, постоянный или текущій, въ такихъ государствахъ, какъ Франція, Англія, единая Италія, Австрія и т. д. - ничто иное, какъ привязь, которая заставляетъ лихоимца, получающаго доходы, держаться за бюджетъ; говоря другими словами: государственный долгъ ничто иное, какъ союзъ или, врне, стачка консерваторовъ съ правительствомъ; вотъ почему они такъ и дорожатъ его участью. Кому не случалось слышать сужденія, что государство, обремененное долгомъ въ десять милліардовъ и дающее поживу милліону кредиторовъ, избавлено
отъ всякой опасности?! Такова была политика Цезаря: чмъ больше длалъ онъ долговъ, тмъ значительне становилось число его приверженцевъ.
        Мн не замедлятъ, конечно, возразить, что кредиторы государства только получаютъ законный процентъ со своихъ капиталовъ и потому вовсе не похожи на барышниковъ, монополистовъ или взяточниковъ. На подобное возраженіе я даю такой отвтъ: государственные займы вообще заключаются на лихвенные проценты, по 6, 7, 8 и даже по 10 на 100. Мало того: при законномъ процент 5 на 100, капиталы буржуазовъ, отданные въ займы правительству, всетаки приносятъ барыша вдвое больше, чмъ земля даетъ дохода; въ этомъ обстоятельств и кроется главная причина непомрнаго возвышенія процентовъ за ссуду денегъ, возвышенія, которое иметъ своимъ послдствіемъ страшное вздорожаніе цнъ на квартиры и на вс товары вообще, что разоряетъ, разумется, массу народа и обогащаетъ однихъ ростовщиковъ.
        И такъ, отсюда ясно видно, что политика консерваторовъ, поддерживаясь долгами, конечно, не заботится погашать ихъ. Унитарная система нуждается въ долгахъ.
        - Однако, скажутъ мн, не могутъ же долги возростать безконечно? Если уже сумма ежегодныхъ процентовъ въ 500 милліоновъ стала теперь для насъ тяжелымъ бременемъ, то намъ не будетъ никакой возможности взять на себя уплату милліарда процентовъ…
        Тутъ именно и слдуетъ дать себ отчетъ въ той финансовой систем, какая господствуетъ въ каждомъ правительств, основанномъ на централизаціи и единств.
        Нтъ сомннія, что кредиторы государства понимаютъ очень хорошо, что государственные долги не могутъ увеличиваться безъ конца: рано или поздно, путемъ долговъ всегда доходятъ до банкротства. Кредиторы соображаютъ это; но чего имъ опасаться? Подписавшись на разные займы, изъ которыхъ послдовательно образовался долгъ государства, разв они, кредиторы, не помщали своихъ капиталовъ на такіе проценты, которые вдвое, втрое, а иногда и вчетверо выше обыкновенныхъ доходовъ съ земли? Разв они, публичные лихоимцы, не получали этихъ процентовъ въ теченіе пятидесяти, семидесяти пяти, ста и ста пятидесяти лтъ? Разв они не успли вернуть своихъ денегъ десять или двадцать разъ? Разв, при этомъ, они не умножали своихъ барышей ажіотажемъ и биржевой игрою? Разв, наконецъ, имъ неизвстно, что, даже въ случа государственнаго банкротства, они потеряютъ не все, потому что сокращеніе долговъ будетъ не общее, и такимъ образомъ, посл ликвидаціи, положеніе ихъ станетъ еще сравнительно гораздо лучше прежняго?!
        И такъ, на сколько централизація и политика ея запутывается въ долгахъ, на столько не боится она пострадать отъ банкротства.
        «Исторія представляетъ множество примровъ частныхъ банкротствъ. Не говоря уже о поддлк монетъ при Филипп Красивомъ, мы находимъ въ позднйшія времена слдующіе факты:
        «Царствованіе Генриха IV. - Сюлли понижаетъ проценты, которые уплачивались кредиторамъ при прежнихъ короляхъ.
        «Царствованіе Людовика XIV. - Въ управленіе Демаре прекращается уплата капитала и процентовъ множества займовъ, а именно вкладовъ заемной кассы.
        «Царствованіе Людовика XV. - Посл взрыва банка Ло, произвольно сокращается сумма государственнаго долга. Вскор за тмъ, аббатъ Терре отказываетъ въ уплат значительнаго числа долговыхъ обязательствъ государственнаго казначейства.
        «Французская революція. - Кредитные билеты и ассигнаціи, выпущенные во время Революціи, падаютъ въ цн. - Въ 1798 г. министръ Рамель сокращаетъ государственные долги на дв трети ихъ суммы.
        «Временное правительство. - Въ 1848 г. правительство республики, получивъ въ наслдство огромный дефицитъ, оставленный орлеанскою монархіей, предлагаетъ вкладчикамъ сберегательныхъ кассъ и кредиторамъ казначейства, взамнъ настоящихъ денегъ, новые процентные билеты. Это была просто правительственная сдлка; при этомъ люди даже очень почтенные совтовали правительству объявить себя банкротомъ на -чисто.» (См. Руководство биржевого спекулятора. «Manuel du Spculateur la Bourse.» 1857).
        И вотъ теперь, посл всего, что такъ часто повторялось въ нашей исторіи, разв намъ не придется испытать, рано или поздно, старыхъ бдствій, старыхъ золъ? И вотъ теперь, предвидя этотъ роковой часъ расплаты, я спрашиваю: разв удастся рабочимъ классамъ обезпечить свою будущность и поддержать свои интересы, если станутъ ихъ подстрекать на выборы, которые могутъ, въ конц концовъ, сдлать народъ сообщникомъ ненавистнаго для него экономическаго порядка, отъ котораго онъ такъ страдаетъ?
        ГЛАВА VI.
        Свобода печати. - Право сходокъ и ассоціацій: ихъ несовмстность съ системою централизаціи.
        Свобода слова и печати; свобода ассоціацій и сходокъ: вотъ еще предметы, о которыхъ любитъ распространяться конституціонная Оппозиція, гоняясь за славой и популярностью и нанося большой вредъ правительству, которое не знаетъ, что отвчать, и конституціи, которая попадается въ просакъ, и самой стран, которая терпитъ злоупотребленія своихъ повренныхъ, либераловъ Оппозиціи. По истин, эти люди, какъ видно, очень мало размышляли о событіяхъ послднихъ семидесяти пяти лтъ нашей исторіи, если они ршаются толковать еще о свобод, которая отрицаетъ ихъ политику! Или они убждены, въ самомъ дл, что имъ приходится краснобайничать передъ публикой глупцовъ!
        Какъ! - со времени изобртенія Гуттенберга, съ 1438 г. до французской Революціи, печать считалась дьявольскимъ навожденіемъ и возбуждала противъ себя ненависть не только со стороны Инквизиціи, которая стала теперь почти безопасна, но со стороны всхъ правительствъ, всхъ партій, всхъ сектъ, всхъ буржуазовъ и дворянъ. Какъ! со времени французской Революціи и до настоящей минуты, печать преслдовалась во Франціи всми правительствами, не взирая на принципы 89 года и на вс общанія даровать ей свободу. - И что же? До сихъ поръ находятся еще люди, которые не знаютъ и даже не догадываются, что подобное единодушное и ожесточенное гоненіе на печать вызывается не личною прихотью государственныхъ людей, а фатализмомъ извстнаго порядка вещей!
        Конвентъ обуздалъ (a terroris) прессу. Директорія, въ свою очередь, должна была, для своей защиты, неустанно преслдовать журналистику и клубы. Консульство покончило съ ними однимъ ударомъ: на всхъ журналистовъ были надты намордники. Реставрація завела противъ печати цлый арсеналъ законовъ. Іюльская монархія разгромила ее сентябрскими уставами, на которые стала опираться потомъ и февральская Республика, четыре мсяца спустя посл своего появленія. Правительство 2 -го декабря, наконецъ, увидло себя въ безопасности только посл изданія указа 17 -го февраля 1852 года.
        Право сходокъ и ассоціацій имло такую же печальную участь, какъ и свобода печати. Вписавъ это право въ число принциповъ 89 года, вс полицейскія власти постоянно только о томъ и хлопотали, чтобы ограничить его разными правилами, уставами или, наконецъ, даже вовсе исключить. Во всемъ, что касается права собираться, составлять общества и вообще всякіе кружки, все равно какъ и выражать мысль словомъ или печатью, - во всемъ этомъ наше законодательство представляетъ, въ теченіе семидесяти пяти лтъ, огромный сводъ самыхъ возмутительныхъ, насильственныхъ мръ, которыми дйствовали послдовательно другъ противъ друга вс партіи, вышедшія изъ Революціи, вс партіи либеральныя и консервативныя, республиканскія и монархическія. Никогда, положительно никогда настоящая свобода не признавалась конституціонною и законною: всегда она была призракомъ, пустой мечтою.
        И что же? При такомъ безпрерывномъ повтореніи всякихъ карательныхъ, предупредительныхъ, запретительныхъ, короче - насильственныхъ дйствій, до сихъ поръ еще видятъ во всемъ этомъ одно лишь ослпленіе, одну лишь врожденную безсовстность того анонимнаго существа, которое называется «Правительствомъ!» Во всемъ этомъ обвиняютъ только государей и министровъ, только ихъ однихъ, какъ будто партіи, кружки, директоріи, республики демократическія и буржуазныя вели себя гораздо лучше и были сносне разныхъ императоровъ и королей! Прошло слишкомъ четыре вка явной несовмстности политической и религіозной власти съ печатнымъ словомъ; прошли семьдесятъ пять лтъ революціоннаго противорчія, и что же? - Т самые представители народа, т самые ученые, философы, законовды, которые обязаны просвщать публику, доходя до причинъ зла и обнаруживая борьбу идей, повторяютъ, какъ попугаи, вс общія, нелпыя, избитыя фразы, какія только извергались продажными журналистами, клеветникам и демагогами, безстыжими адвокатами, пошлыми педантами и сотню разъ yжe ставились ни во что политическими дятелями всхъ партій и школъ! До чего же мы
дошли, въ самомъ дл, и какую пользу извлекаемъ изъ всей нашей опытности? Говорятъ о падшей византійской имперіи, которая на французскомъ язык называется «basempire», то есть подлая имперія, и намекаютъ на нашу: мн думается, право, что слдуетъ сказать - подлая демократія, подлая буржуазія, подлая журналистика. Кто избавитъ насъ отъ подобной кучи мерзостей? Когда изгонится у насъ это гнусное и безчестное словоизверженіе, эта зараза трибуны, эта язва печатнаго слова и свободной мысли?
        И какъ легко, однако, понять и выставить на видъ явную, осязательную истину объ отношеніяхъ власти и печати!… Правда, что сама власть, которая глубоко чувствуетъ эту истину, не осмлится сказать о томъ ни слова, потому что опасается, чтобы публика, понявъ въ чемъ дло, не ршилась бы, наконецъ, поступить съ правительствомъ точно такъ же, какъ оно поступаетъ со своимъ врагомъ, то есть съ печатью. Вотъ почему правительство предпочитаетъ лавировать на простор, отдлываться загадочными объясненіями, обвинять дерзость партій и утверждать, будто оно не посягаетъ ни на свободу, ни на знаніе, ни на права народа, а только преслдуетъ злоупотребленіе, ложь, клевету, оскорбленіе религіи и нравовъ. Вотъ почему правительство заботливо зажимаетъ ротъ писателямъ, которыхъ не можетъ подкупить, и, подъ видомъ умренности и безпристрастія, стремится управлять идеями, запугивая умы.
        Что же касается тхъ, ремесло которыхъ, возведенное почти на степень конституціонной привилегіи, состоитъ въ томъ, чтобы противорчить всему, что ни скажетъ правительство, позорить все, что оно ни сдлаетъ, - эти люди также не осмлятся обнаружить сущность дла: что станется тогда съ ихъ разсчетами и замыслами честолюбія? Вдь они хотятъ захватить, въ свою очередь, правительственную власть, не измняя, разумется, самой системы; а пока еще не добились этой цли, они преслдуютъ министровъ, побуждаютъ ихъ прибегать къ насилію и, притворяясь либералами, гоняются за популярностью. Они взываютъ къ священнымъ принципамъ 89 года, ратуютъ за неотмнимыя права человческой мысли, возбуждаютъ ненависть къ насилію, презрніе и смхъ ко всякому полицейскому запрещенію и приписываютъ грубому произволу власти, ея нелпымъ правиламъ и гнусной политик тотъ страхъ, который наводитъ на нее общественное мнніе и, вмст съ тмъ, ту войну, которую она ведетъ съ печатью и разными ассоціаціями и собраніями мирныхъ гражданъ. И все это выставляютъ они на видъ обществу, пока не распоряжаются сами его длами; но лишь только власть достанется
имъ въ руки, они станутъ громко говорить о своей благонамренности, не замедлятъ отыскать крамольниковъ и заговорщиковъ и свалить на нихъ всю вину свою, желая оправдать т насильственныя мры, которыя принимаются будто бы во имя спасенія высшихъ государственныхъ интересовъ! Начиная съ 89 года, на нашихъ глазахъ не перестаетъ разыгрываться эта балаганная комедія, въ которой полицейскій всегда побивается, а шутъ прославляется.
        Желаешь ли, читатель, узнать, наконецъ, ту позорно -скрытую правду объ отношеніяхъ власти къ печати, ту правду, которую вс чувствуютъ въ глубин своей души, а никто не ршается высказать? Припомни, о чемъ я говорилъ и на что указывалъ, разсматривая вообще образъ дйствій правительства, оппозиціи и прессы, и ты угадаешь самъ эту правду. Дло въ томъ, что система государственной централизаціи, какую мы завели у себя, какую имли призваніе развивать и поддерживать вс наши правительства и какую утверждаетъ теперь наша Оппозиція, существенно и радикально несовмстна съ тми правами, какія общала намъ Революція, т. е. несовмстна ни съ правомъ свободы, ни съ правомъ на трудъ и пособіе, ни съ правомъ на образованіе и занятіе, ни съ правомъ сходокъ и ассоціацій, a тмъ боле ни съ правомъ выражать мннія и убжденія путемъ печати.
        Дло въ томъ, говорю я, что во Франціи заявляется роковая несовмстность системы централизаціи съ печатнымъ словомъ:
        Во первыхъ, со стороны власти, потому что на перекоръ принципамъ, дающимъ народу самодержавіе, на самомъ дл царствуетъ одно правительство, которое не только дйствуетъ самовольно, но и заставляетъ признавать себя за настоящаго самодержца. Придавая себ это верховное значеніе, правительство смотритъ, разумется, съ негодованіемъ на всякое обсужденіе, на всякую поврку, оцнку и критику своихъ дйствій; ко всему этому питаетъ оно тмъ боле отвращенія, чмъ выше считаетъ свое положеніе, чмъ боле усложняетъ свои отношенія къ обществу и, наконецъ, чмъ обширне и хищне его власть, которая длается предметомъ зависти и гнва.
        Во вторыхъ, со стороны прессы, потому что при той политико -экономической систем, анархической и, вмст съ тмъ, монопольной, какой она слдуетъ и какая служитъ подспорьемъ правительству, при такой систем, разумется, пресса является неизбжно, за весьма рдкими исключеніями, недобросовстною, оскорбительною, продажною, пристрастною, падкою на клевету и тмъ боле готовою преслдовать правительство, что, даже не взирая на ложь, она находитъ въ томъ прямую выгоду и пріобртаетъ расположеніе публики. При такомъ образ дйствій, пресса стремится, конечно, къ той же самой цли, какъ и Оппозиція; a цль эта, какъ извстно, состоитъ въ томъ, чтобы захватить правительственную власть въ свои руки.
        И такъ, состояніе и образъ дйствій журналистики явно обнаруживаютъ совершенную ея несовмстность и неизбжную вражду съ правительствомъ, которое, при своемъ несообразномъ значеніи, какъ будто нарочно стало приманкою для всевозможнаго сорта честолюбцевъ.
        Мн слдуетъ представить въ особенно яркомъ свт эту по -истин странную сторону нашей политической системы.
        Замтьте, прежде всего, что правительство, благодаря своему необузданному вмшательству въ дла общества и своей возмутительной централизаціи, устроилось такъ, что возбуждаетъ противъ себя самую ярую зависть и досаду. Между тмъ, какъ одни желаютъ уничтожить его, - другіе помышляютъ только о томъ, чтобы овладть имъ. Повторяю еще разъ и не перестану повторять: такое положеніе неизбжно: 1) вслдствіе государственной централизаціи, которая даетъ правительственной власти всеподавляющее значеніе; 2) вслдствіе того, что каждый гражданинъ иметъ право выражать свое мнніе о политик министровъ и, наконецъ, 3) вслдствіе того, что противъ деспотизма правительства придумана только систематическая борьба парламентскихъ либераловъ съ консерваторами.
        Обратите, за тмъ, свое вниманіе на то, что правительство стоитъ одно противъ всхъ и для самозащиты должно поневол опираться на большинство, потому что безъ него оно безсильно. Какъ ни громадны наличныя силы правительства, ему всетаки нельзя удержаться при напор народной массы; но по необходимости вещей, народъ постоянно и все боле и боле негодуетъ на правительство и стремится отдлаться отъ него; поэтому, рано или поздно, наступаетъ всегда желанная пора, когда народъ подавляетъ всякое возстаніе и сопротивленіе своего правительства. Не забудьте еще, что такую неизбежную развязку подготовляютъ и ускоряютъ постоянные промахи, безразсудныя меры и дерзкія выходки государственныхъ людей, стоящихъ въ глав правительства.
        Сообразите теперь, что правительство не терпитъ никакой критики, никакого контроля надъ собою, не терпитъ тмъ боле, чмъ сильне его власть и многочисленне его составъ. Кто пользуется властью, тотъ стремится стать неприкосновеннымъ. Хартія 1814 г. поставила въ такое положеніе даже депутатовъ, явныхъ противниковъ государя.
        Такимъ образомъ, на сторон главы государства стоятъ: государственная администрація, государственная юстиція, государственная армія, государственный флотъ, государственныя промышленности, университеты и т. д. Весь наличный составъ этихъ учрежденій, подражая государю, придаетъ себ значеніе государственной власти и не желаетъ вовсе считать себя шайкою наемниковъ, которыхъ вербуетъ промышленникъ за извстную плату. Этотъ міръ чиновниковъ проникнутъ сознаніемъ власти, величія и неприкосновенности. Судья несмняемъ и почти священъ на своемъ судейскомъ кресл; сыщикъ и жандармъ могутъ доносить правительству что угодно: имъ врятъ на слово; за оскорбленіе личности чиновника наказываютъ иначе, чмъ за оскорбленіе чести простого гражданина.
        Весь этотъ правительственный міръ, на зло нашей конституціонной метафизик, представляетъ на самомъ дл настоящій организмъ, одушевленный однимъ разумомъ и одною волею. Трудно, почти невозможно обнять взоромъ его огромное тло и слдить за всми его движеніями. Да, малйшее нападеніе на систему правительства, или на его представителей кажется государственнымъ преступленіемъ! Подумайте теперь сами, что можетъ значить для правительства сужденіе частнаго гражданина, который ршается судить о длахъ государства по своему здравому смыслу!… Всякая власть, будто отецъ посреди своего многочисленнаго семейства, не любитъ выслушивать никакихъ замчаній, даже благонамренныхъ; что же будетъ, если во всякомъ замчаніи она станетъ видть оскорбленіе? Что же будетъ, я повторяю, если власть заране убждена, что вс нападки на нее ведутъ къ тому, чтобы смнить ее? При одной этой мысли, власть уже трепещетъ и готова подняться во всеоружіи, чтобы предупредить всякую попытку нападенія: чмъ живе станутъ ее преслдовать противныя партіи, тмъ сильне и отчаянне будетъ защищаться армія правительства, чтобы удержать свое положеніе. И въ
этой борьб, если только большинство, по крайней мер парламентское, приметъ сторону власти, то дло разршится, смотря по обстоятельствамъ, или изданіемъ Сентябрскихъ законовъ, или указомъ 17 февраля 1852 г. Начнется судебная расправа, и правительство избавится на время отъ своихъ непримиримыхъ враговъ осужденіемъ ихъ, заточеніемъ, ссылкою, штрафами и закрытіемъ типографій. Въ противномъ случа, если власть почувствуетъ, что общество готово отъ нея отложиться, то поневол умритъ свой деспотизмъ.
        И такъ, правительство не можетъ выносить без страстно свободы сужденій. Мало того: явная вражда его съ печатью усиливается еще тмъ, что сама журналистика отличается безсмысліемъ, безнравственностью и безсовстностью; въ характер ея лежатъ шарлатанство, продажность и привычка клеветать.
        Настоящая причина разврата печатнаго слова, разврата, который дошелъ въ послднее время до такой степени, что отъ него страдаетъ уже все общество, заключается въ анархическомъ состояніи книгопечатанія вообще. Законъ вздумалъ возложить отвтственность на типографщиковъ и сдлалъ ихъ чмъто въ род цензоровъ. Понятно, что они не могутъ заниматься разборомъ сочиненій, которыя отдаются имъ для набора, и потому все дло ихъ ограничивается тмъ, чтобы исполнять заказы. Типографщикъ не знаетъ содержанія рукописей, которыя у него печатаются; это совершенно въ порядк вещей и согласно съ истинными принципами общественной экономіи и права. Кром весьма рдкихъ случаевъ, когда типографщикъ видитъ, что у него хотятъ отпечатать возмутительную прокламацію, пасквиль или книгу неприличнаго содержанія, - на все остальное онъ машетъ рукой и предоставляетъ уже самимъ издателямъ отвчать за свои произведенія.
        Находясь въ такомъ состояніи, печатное слово служитъ выраженіемъ вопіющихъ гадостей. Въ наше время научились извлекать изъ печати все, что угодно, и обратили ее въ помойную яму лжи, извратившей общественный разумъ. По всмъ вопросамъ, пресса оказалась развращенною и продажною. Она возвела въ ремесло свое и привычку страсть болтать обо всемъ и за, и противъ, защищать или преслдовать всякое мнніе, утверждать или отрицать всякое извстіе, восхвалять или опозоривать за деньги любую идею, любое открытіе или произведеніе, любой товаръ и любое предпріятіе. Биржа и банкъ, акціонерное общество и лавка, литература и промышленность, театръ и искусство, церковь и образованіе, политика и война, - короче, все стало для журналистики и прессы вообще предметомъ эксплоатаціи, средствомъ агитаціи, сплетень и интригъ. Ни судебная палата, ни парламентская трибуна не спаслись отъ ея лжи и навтовъ: то она оправдываетъ виновнаго, то осуждаетъ невиннаго. Важнйшіе вопросы политики стали въ рукахъ ея просто денежными спекуляціями: вопросъ Восточный запроданъ; вопросъ Италіянскій запроданъ; вопросъ Польскій запроданъ; вопросъ
Сверо -Американскій запроданъ! Я не говорю, конечно, что въ журналистик никогда не блеснетъ лучъ свта; случается по временамъ, что она скажетъ правдивое слово или неумышленно, или съ разсчетомъ или, наконецъ, съ намреніемъ показать свое безпристрастіе, чтобы врне обмануть публику въ другое время, когда представится боле выгодный случай.
        Какое правительство способно уважать подобную прессу? Благодаря ей, публика отравлена ложными идеями и коснетъ въ предразсудкахъ; благодаря ей, вс интересы страдаютъ, спокойствіе Европы поминутно возмущается, толпа людей находится въ постоянной тревог и правительство, наконецъ, унижается и позорится въ общественномъ мнніи даже въ тхъ случаяхъ, когда заслуживаетъ снисхожденіе. Власть обвиняется въ насиліи, въ жестокомъ обращеніи съ печатью! Но взгляните: что сталось съ печатнымъ словомъ, какъ оно опошлилось, развратилось, и вы тогда скажете, что власть обходится съ нимъ даже милостиво. Тысяча лтъ тюремнаго заключенія и сто милліоновъ штрафа не искупятъ всхъ преступленій печати только по 2 -го декабря 1851 г.
        Нтъ никакихъ средствъ удержать разлива печатной лжи. Вс полицейскія мропріятія не ведутъ ни къ чему путному. Пресса - промышленность свободная по праву, и правительство не должно въ нее мшаться. Законы, опредляющіе обязанности типографщика и книгопродавца, - законы совершенно исключительные, неумстные и противные праву гражданъ, которые должны сами управлять экономическими длами; мало того: подобные законы противорчатъ высшему конституціонному принципу, въ силу котораго нація должна имть самый неограниченный контроль надъ правительствомъ. Въ теченіе всего царствованія Людовика -Филиппа и во времена Республики, журналы пользовались полнымъ правомъ отдавать отчетъ и обсуждать по -своему парламентскія пренія; до чего дошло тогда искусство извращенія и клеветы - извстно каждому, кто читалъ журналы и газеты. Императорское правительство захотло положить конецъ подобной недобросовстности; средство было найдти легко: стоило только заставить молчать журналистику или обязать ее просто перепечатывать отчеты Moniteur'а. Но возвести въ принципъ такое правило было, разумется, не совсмъ благоразумно. Вотъ
почему, когда Оппозиція стала отстаивать свободу печати и защищать интересы журналистовъ, - правительство ршилось на уступку и дозволило помщать въ газетахъ отчеты о парламентскихъ преніяхъ. Но эта уступка оказалась просто хитрою сдлкою, противною гражданскому праву и началамъ конституціи, потому что журналистик всетаки не позволено составлять собственныхъ отчетовъ, а только перепечатывать въ сокращенномъ вид т, которые стенографируются во время засданія законодательнаго собранія и утверждаются его президентомъ.
        Не только власть, но и сама конкурренція безсильна обуздать печать, которая ршительно не можетъ служить противоядіемъ самой себ. По необходимости вещей, пресса, особенно же пресса періодическая стала въ такое положеніе, что сама для себя ограничиваетъ и уничтожаетъ конкурренцію. Не говоря уже ни о патентахъ, которыми сокращается число типографій, ни объ указ 1852 года, которымъ допускается только небольшое количество журналовъ и газетъ, - очевидно, что вообще можетъ существовать весьма ограниченное число повременныхъ изданій съ разнымъ направленіемъ, то есть журналовъ и газетъ офиціозныхъ, независимыхъ, монархическихъ, демократическихъ, католическихъ, еврейскихъ, протестантскихъ, финансовыхъ, торговыхъ, судебныхъ, наконецъ, - сборниковъ, обозрній и т. п. Замтьте, при этомъ, что вс самостоятельныя періодическія изданія враждуютъ съ правительствомъ: какую же пользу принесетъ ему ихъ соперничество? Или, можетъ быть, вздумаетъ оно завести для себя новые органы, которые служили бы его интересамъ, на образецъ заведенной уже вечерней газеты «Moniteur du soir»? При иной систем правленія, когда публикація
правительственныхъ распоряженій, офиціальныхъ извстій, объявленій, рыночныхъ и биржевыхъ цнъ, академическихъ и судебныхъ отчетовъ и т. д. считалась бы дломъ общественной пользы, тогда, безъ сомннія, правительство имло бы полное право заводить свои изданія и даже раздавать ихъ безплатно. Но при настоящемъ порядк правленія, всякое изданіе такого рода признается посягательствомъ государства на права свободной промышленности. Вотъ почему, когда г. Геру, говоря въ Палат отъ имени всхъ журналистовъ, выразилъ свое неудовольствіе по поводу особенной льготы, данной Moniteur'у и сталъ самыми жалкими доводами поддерживать самое жалкое дло, то коммисаръ правительства ограничилъ свой отвтъ скромнымъ объясненіемъ, будто изданіе «Moniteur du soir» служитъ только прибавленіемъ къ офиціальной газет, и въ заключеніе сказалъ, что правительственная власть не перестаетъ уважать правъ меркантильнаго журнализма и газетнаго промысла.
        Ршится ли, наконецъ, правительство на всеобщее запрещеніе и прекращеніе повременныхъ изданій? На такую мру оно не ршилось даже въ 1852 году; въ настоящее время это кажется уже невозможностью. По словамъ г. Тьера самъ Наполеонъ I какъ будто пришелъ къ тому же заключенію въ 1815 году. Такъ или иначе, a достоврно только то, что отрицаніе свободы печатнаго слова - ничто иное, какъ отмна принциповъ Революціи и уничтоженіе всхъ политическихъ правъ и гарантій. Нельзя не сказать, что, въ этомъ отношеніи, конституціонная Оппозиція сама подала примръ нарушенія конституціи во время послднихъ выборовъ. Если бы журналисты были настоящими друзьями свободы и понимали свое призваніе, то позаботились бы тогда предложить свои услуги демократическимъ комитетамъ и дали бы полную возможность печатно заявиться тмъ мнніямъ, которыя лишены самостоятельныхъ органовъ выраженія. Но взамнъ этого, монополисты журналистики разсудили, что, для удовлетворенія собственнаго честолюбія, имъ гораздо выгодне овладть выборами и пріобрсти въ свою пользу большинство голосовъ. Прибгнувъ къ подобному маневру, гг. Геру, Авенъ, Даримонъ и
товарищи ихъ успли попасть въ число депутатовъ законодательнаго собранія. Что отвтили бы они теперь, если бы императоръ обратился къ народу съ такою рчью: «Франція, которую я спасъ въ 1851 году отъ гражданской войны и парламентскихъ интригъ, пропадаетъ снова, благодаря продлкамъ трибунныхъ краснобаевъ и журналистовъ. Я заставляю ихъ молчать. Съ этого же дня прекращаются вс повременныя изданія и остаются только дв газеты: «Moniteur du matin» и «Moniteur du soir»!
        И такъ, скажутъ мн, если журналистика представляетъ одинъ изъ самыхъ неизбжныхъ механизмовъ нашей политической системы и если, притомъ, она не подлежитъ ни полицейскимъ уставамъ, ни конкурренціи, ни прекращенію, то лучше всего оставить ее на собственный произволъ и дать ей полную свободу. Такова любимая идея г. Жирардена, который, желая успокоить правительство, пытается уврить его, что журналистика безсильна.
        Какъ простое орудіе гласности, печать сама по себ служитъ безразлично, какъ истин, такъ и лжи, какъ свобод, такъ и деспотизму. Она получаетъ значеніе и цну только въ томъ случа, когда становится проводникомъ идей и интересовъ извстныхъ партій. Теперь спрашивается: можно ли сказать, что партіи, вооруженныя печатью, правомъ сходокъ и т. п., безсильны противъ правительства? Разумется, нтъ, потому что вся парламентская система только и поддерживается дйствительною силою партій. Припомните же теперь, какъ пользовались он печатью съ 89 года.
        Старая монархія, которая созвала государственныя сословія и произвела Революцію, получившую другое значеніе при учредительномъ собраніи, просуществовала всего три съ половиною года.
        Первая республика поддержала своими конституціями II и III годовъ вс вольности и права, данныя покойною монархіей. Что могла эта республика сдлать больше? Она продержалась семь лтъ озарившись страшнымъ свтомъ въ чаду заговоровъ. Завелась она посл государственнаго переворота, жила она государственными переворотами и погибла отъ государственнаго переворота.
        Вторая республика также даровала намъ своей конституціей 1848 года вс права и вольности. Она длилась три года и, подобно первой, жила государственными переворотами, реакціями, и кончилась государственнымъ переворотомъ.
        Правительства, державшія печать въ страх и загон - первая имперія, реставрація, іюльская монархія - просуществовали дольше другихъ; это обстоятельство доказываетъ только то, что журналистика, эта развратница, въ дйствительности такое подлое созданіе, которое изгибается и ползаетъ подъ ударами. Говоря о деспотизм прошлаго времени, я вовсе не намренъ, конечно, ставить его образцомъ для подражанія; дло въ томъ, что, въ конц концовъ, мы всегда расправлялись съ каждымъ правительствомъ, какъ слдуетъ, и самое долгое царствованіе не тянулось доле восемнадцати лтъ; что значитъ такая продолжительность въ судьб государства! И такъ, я желаю указать только на тотъ постоянный фактъ, что несовмстность печати съ правительствомъ заявляется всегда и непремнно, все равно - даютъ ли ей свободу или держатъ на привязи: въ первомъ случа она душитъ правительство, а въ послднемъ - отравляетъ его существованіе.
        Можете ли вообразить, что, по стеченію особенно счастливыхъ обстоятельствъ, ныншняя Оппозиція, достигнувъ власти, найдетъ секретъ, неизвстный Наполеону III и его предшественникамъ, поладить съ печатью и ужиться съ ея свободою? Будьте уврены, что даже и въ этомъ случа согласіе ихъ не продлится боле двухъ недль. Намъ уже давно знакомъ тотъ либерализмъ, которымъ щеголяютъ еще наши мнимые демократы; мы видли уже, какъ взялись они за дло на послднихъ выборахъ. Одинъ изъ этихъ господъ, мене другихъ виновный, г. Мари доказалъ въ своемъ процесс, гд онъ ратовалъ за шведскую королеву противъ «Записокъ» Мармона, что способенъ, при удобномъ случа, сдлаться отличнымъ цензоромъ. Впрочемъ, даже не обращая вниманія на личный составъ и характеръ представителей Оппозиціи, кто можетъ безъ содроганія и гнва даже подумать о томъ, что они станутъ нашими повелителями?
        Какъ! - отдать наши финансы г. Гарнье -Пажесу, народное просвщеніе - г. Карно, юстицію - г. Мари, внутреннія дла - г. Жюль Фавру!! Будь мы даже просто пшками, куклами, - и то, при вид этихъ присяжныхъ господъ, не стали бы молчать; не будь въ нашей рук пера, за насъ возопили бы камни. О простаки! - Вотъ уже въ теченіе трехъ четвертей вка водятъ васъ за -носъ и забавляютъ политическими комедіями. Поймите же, наконецъ и разъ на всегда, ту истину, что нельзя вамъ добиться ни свободы, ни порядка, a тмъ боле спокойствія, пока господствуетъ у васъ подлое адвокатство, которое прикрываетъ чудовищную централизацію съ подкладкою экономической анархіи и денежнаго феодализма, управляющаго даже государственною властью. Одинъ только фактъ систематической нераздльности самодержавія, въ соединеніи съ экономическою анархіей, служитъ уже врнымъ ручательствомъ за неизбжность и постоянство вашей междоусобной вражды и нищенскаго состоянія.
        Пусть правительство и буржуазія раскроютъ глаза и увидятъ, въ какомъ жалкомъ положеніи они находятся. Политическій развратъ заявляется умышленнымъ клятвопреступленіемъ и къ этой безнравственности присоединяется несовмстность государственной централизаціи со всякою свободою, невозможность нормальнаго бюджета, отчаянный упадокъ общественнаго благосостоянія и народнаго развитія. При такомъ положеніи длъ, все становится враждебно правительству, все подрываетъ его, все въ заговор противъ него: ученыя и литературныя собранія, академическія засданія, публичныя чтенія, духовныя проповди, всякія рчи, театральныя представленія, благотворительныя общества… Всему этому правительство должно мшать или, поминутно всмъ этимъ отравляясь, должно издыхать.
        Собранія и ассоціаціи. - Говорить теперь о политическихъ собраніяхъ и ассоціаціяхъ совершенно напрасно. Можно ли даже воображать, въ самомъ дл, что централизованное правительство допуститъ образованіе враждебныхъ себ кружковъ! Если уже нетерпима свобода городская, муниципальная, то можетъ ли быть терпима свобода клубовъ! Въ 1848 году, законъ о сходкахъ и ассоціаціяхъ казался не совсмъ яснымъ, и тогда еще нельзя было доврять ему, не взирая на вс доводы оппозиціи, которая опиралась и на право естественное, и на право писанное. Дло въ томъ, что и тогда несовмстность свободы съ полицейскимъ порядкомъ была вопіющая: это обнаружилось 21 февраля, въ тотъ самый день, когда одна лишь попытка устроитъ сходку ршила участь правительства. Разв не сходка въ улиц Поатье убила республику! Разв не клубъ якобинцевъ овладлъ конвентомъ въ 1793 году? И разв потомъ, посл смерти Робеспьерра, не пришлось закрыть его?!
        Какая жалость видть старыхъ депутатовъ, кандидатовъ въ законодательное собраніе, которые принимали въ 1848 году такое живое участіе въ составленіи указовъ 27 и 28 іюля, уничтожавшихъ свободу печати и право сходокъ; какая жалость видть, какъ эти господа берутъ на себя роль наставниковъ народа, объясняютъ по своему указъ 2 февраля 1852 г., устроиваютъ, по этому поводу, обширный избирательный заговоръ по всей имперіи и, въ заключеніе всего, когда правительство требуетъ отъ нихъ отчета въ поступкахъ, когда оно указываетъ имъ на букву закона, на статью 291 свода уголовныхъ постановленій, на законъ 10 апрля 1834 г. и на указъ 28 іюля 1848 г., когда оно публикуетъ всю ихъ любопытную переписку, - что они длаютъ? Вмсто того, чтобы искренно сознаться въ нарушеніи законовъ и объявить прямо, что законная обязанность ихъ была несовмстна съ настоящимъ правомъ и потому имъ пришлось пожертвовать ею во имя истины, - вмсто всего этого, они говорятъ о своей благонамренности и пускаются на самую пошлую софистику. Да, врядъ ли современная Демократія видала что нибудь жалостне и унизительне оправданія «тринадцати»
передъ судомъ исправительной полиціи. Этотъ процессъ доказалъ, какъ лицемрна и вроломна Оппозиція, которая, желая поддержать свою гнусную систему единства на счетъ собственнаго достоинства, обманываетъ народъ и притворяется жертвой полицейскаго насилія, будто наше законодательство и вся наша исторія не выражаютъ той истины, что государственная централизація несовмстна съ правомъ сходокъ и не можетъ терпть его!
        Свобода собраній и ассоціацій при такой политической систем, какъ наша, гд по необходимости вещей кипитъ злоба и ненависть противъ правительства, гд разгарается столько честолюбія, гд дйствуетъ и борется столько партій и кружковъ - да мыслимо ли это?! Взгляните же, наконецъ, что происходитъ ежедневно даже въ самыхъ невинныхъ сборищахъ, дозволенныхъ правительствомъ. И тамъ во всемъ стараются сдлать намекъ на произволъ власти, во всемъ хотятъ опошлить ее и возбудить къ ней презрніе; чмъ зле, остре и ядовите насмшки надъ нею и чмъ больше она бсится, тмъ безпощадне обвиняютъ ее въ деспотизм. Правительство находится въ такомъ положеніи, что не можетъ надяться на правый судъ: вс его оправданія признаются лживыми, никто его не уважаетъ и не слушаетъ; словамъ его нтъ вры, дламъ его нтъ извиненія; съ нимъ поступаютъ такъ же безжалостно, какъ съ писателемъ, который замаралъ и потерялъ свою репутацію. Что же остается длать правительству въ такихъ отчаянныхъ обстоятельствахъ? Лучше всего - пусть оно завязываетъ ршительный бой съ обществомъ, съ которымъ не можетъ ужиться, и, напрягая вс свои силы, умираетъ, по
крайней мр, смертью настоящаго бойца.
        Приводятъ намъ въ примръ Англію, мало того - Бельгію; говорить о Соединенныхъ Штатахъ, впрочемъ, не ршаются. «Съумли же, право, англичане согласить свою свободу съ правительствомъ: отчего не сдлать того же и намъ?» Такъ разсуждаютъ наши умники.
        Кто споритъ! Разумется, мы не хуже англичанъ способны пользоваться выгодами свободы и правительства. Но дло въ томъ, что мы должны для этого измнить систему централизаціи и экономическій порядокъ; безъ этого условія - нтъ намъ спасенія.
        Англія совсмъ не такъ сильно централизована, какъ Франція.
        Общественная экономія Англіи отличается отъ нашей. Если ея торговля и промышленность такъ же несолидарны, какъ и наши, за то поземельная собственность учреждена на совершенно иныхъ началахъ: въ Англіи существуетъ вассальная система, а у насъ право злоупотребленія, jus utendi et abutendi.
        Въ Англіи не водится трехъ династическихъ партій и одной республиканской, которыя бы враждовали между собою: тамъ вс признаютъ царствующій гановерскій домъ и королеву Викторію.
        Англійское общество вовсе не демократическое: оно держится феодальныхъ обычаевъ и состоитъ изъ аристократовъ -землевладльцевъ и аристократовъ -капиталистовъ.
        Англія врна, наконецъ, своей государственной религіи и терпитъ католическую вру только потому, что не считаетъ ее опасною.
        И такъ, пока власть будетъ уравновшена въ Англіи подобнымъ образомъ; пока ни монархія, ни аристократія, ни буржуазія, ни церковь не будутъ запуганы, до тхъ поръ ограниченную свободу англичанъ не станетъ нарушать ихъ правительство. Но съ того же самаго дня, когда народная масса станетъ пользоваться всми политическими правами и объявитъ войну аристократіи поземельной и промышленной; когда подкопаются подъ королевскій тронъ и будутъ поговаривать о низверженіи династіи; когда англиканское духовенство испугается развитія папизма и когда, наконецъ, революціонный духъ нагонитъ страхъ и вызоветъ реакцію и централизацію, - тогда можно надяться, что англійское правительство не задумается употребить въ дло арсеналъ старыхъ законовъ, которые оставляетъ въ бездйствіи до боле удобной поры. Съ того же самаго дня, когда начнется для Англіи новый порядокъ, обнаружится во всемъ своемъ блеск роковая несовмстность свободы съ правительствомъ.
        Бельгія находится въ подобномъ же состояніи. Правда, что время отъ времени въ ней замчается странное расположеніе правительства къ свобод… Многое могъ бы я разсказать про эту интересную страну: къ сожалнію, въ ней приходится разочароваться поневол, когда вспомнить, что мы наградили ее пошлымъ унитарнымъ либерализмомъ. И такъ, на поврку оказывается, что въ настоящее время, во всей Европ, одна лишь Италія представляетъ намъ примръ государства, въ которомъ свобода еще кое -какъ ладитъ съ правительствомъ: это происходитъ оттого, что ихъ волнуетъ одинаково одна и та же мысль, передъ которою уничтожается всякій другой интересъ и исчезаетъ всякое затрудненіе; эта мысль - образованіе и утвержденіе италіянскаго единства. Впрочемъ, и это еще вопросъ!
        Моя задача была бы не ршена и доказательства мои не были бы доведены до конца, если бы я не досказалъ въ нсколькихъ строкахъ - чего именно требуетъ свобода для своего непремннаго утвержденія въ государств.
        Предположимъ, что славная единая Франція раздлится на тридцать шесть самостоятельныхъ областей, каждая среднею величиною въ шесть тысячь квадратныхъ километровъ и съ милліономъ жителей. Предположимъ затмъ, что въ каждой изъ этихъ тридцати шести областей власть будетъ ограничена, какъ слдуетъ, бюджетъ доведенъ до настоящей нормы, одинъ и тотъ же принципъ станетъ управлять, въ одно и то же время, длами политическими и экономическими, и все общество организуется по закону взаимности, въ согласіи съ правительствомъ, которое устроится на началахъ федераціи. Предположимъ, наконецъ, что въ глав подобной конфедераціи учредится верховный совтъ почти безъ всякихъ административныхъ и судебныхъ правъ, съ ничтожнымъ бюджетомъ и съ одною только обязанностью защищать одновременно, какъ гражданъ каждой области противъ насилія мстныхъ властей, такъ и мстныя правительства противъ наглости партій. И вотъ немедленно все измняется, все принимаетъ совершенно иной видъ. Прежде всего, централизація, корень раздора, и власть ея, и богатство, и слава перестаютъ возбуждать честолюбіе гражданъ. При всемъ своемъ могуществ для
покровительства и защиты, центральная власть, органъ конфедераціи, является неспособною насиловать и порабощать: у нея нтъ своей силы. И что могутъ сдлать противъ нея партіи? За что станутъ он враждовать съ нею? И для какой выгоды? И такъ, въ этомъ случа, нападеніе на власть неумстно, безцльно; сама свобода вовсе не нуждается въ возстаніи за свои права; сама пресса, утрачивая свое безобразное развитіе, которое дала ей централизація, обуздывается учрежденіями на правилахъ взаимности и потому становится нравственною; сама публика, наконецъ, перестаетъ, въ свою очередь, быть въ невольномъ заговор противъ порядка и не подчиняется боле вліянію столичныхъ газетъ. Въ такомъ вид, вс области находятся между собою въ договор взаимнаго обезпеченія и потому избавляются отъ всякой опасности пострадать отъ заговора. И кто станетъ, въ самомъ дл, помышлять о заговор? Соединяйтесь въ кружки, составляйте ассоціаціи, являйтесь на сходки, говорите, пишите что угодно: власть не мшаетъ ничему, потому что ничего не боится. Повсюду господствуетъ порядокъ; правительство, составленное изъ примрныхъ гражданъ, находясь въ рукахъ
и на глазахъ народа, смотритъ само безъ страха на самыя дикія выходки критики и безъ гнва выслушиваетъ все, что говорятъ, и позволяетъ печатать все, что хотятъ.
        Отъ дальнйшихъ разсужденій я воздерживаюсь.
        ГЛАВА VII.
        Народное просвщеніе. - То образованіе, какое слдуетъ получать народу, несовмстно съ политико -экономическою системою, усвоенною Оппозиціей и Правительствомъ. - Условія демократическаго образованія.
        Господа депутаты Оппозиціи, величаемой либеральною, успли обратить на себя вниманіе публики по поводу такъ называемаго безплатнаго и обязательнаго образованія, которое, по ихъ мннію, будто бы обязано завести императорское правительство. Такой шарлатанскій способъ добиваться популярности не остается, конечно, безъ успха и легко обольщаетъ толпу; въ сущности, это - самая пошлая уловка и жалкая выходка. Я видлъ въ Бельгіи, какъ одна партія, придумавшая себ тщеславное названіе «молодой либеральной», торжественно увряла себя и другихъ въ торжеств такой забавной утопіи. Разбитая на всхъ вопросныхъ законодательныхъ пунктахъ старыми либералами, эта партія была ршительно опозорена, и все дло кончилось тмъ, что бельгійскій народъ, о которомъ заботятся такъ же притворно, какъ и у насъ, начинаетъ уже кричать: Прочь клерикаловъ и либераловъ! Прочь либераловъ старыхъ и молодыхъ!
        Надо сознаться, что въ послднее засданіе законодательнаго собранія либеральная Оппозиція поладила съ правительствомъ на удивленіе. Она подготовила ему столько побдъ, сколько оно желало. Сначала, при обсужденіи адреса императору, а потомъ, по случаю утвержденія бюджета народнаго просвщенія, правительство доказало Оппозиціи фактами и цифрами, что ни одна власть не сдлала для образованія народа такъ много, какъ императорская воля въ лиц его министра; что, въ этомъ случа, правительство даже предупредило желанія Оппозиціи и дало даже боле того, что она думала просить; что со 2 -го декабря 1851 г. народное образованіе значительно подвинулось впередъ; что нельзя же, въ самомъ дл, изгнать въ одинъ день невжество, точно такъ же, какъ и нищету; что во всякомъ случа позволительне сказать, что не самое образованіе недостаетъ народу, a скоре самъ народъ избгаетъ образованія, которое почти повсемстно дается безплатно и только встрчается одно затрудненіе - сдлать его обязательнымъ; что если Оппозиція найдетъ секретъ, какъ обойдти это затрудненіе, то правительство будетъ, конечно, очень благодарно и воспользуется
подобнымъ открытіемъ…
        Забавно было видть, какъ вс филантропическія іереміады г. Жюля Симона вызывали положительные и ршительные отвты, въ которыхъ явно намекалось депутату на то, что ему слдовало, не пускаясь еще въ критику, справиться получше, въ какомъ положеніи находится дло народнаго образованія, и оцнить по достоинству усилія правительственной власти.
        Такъ постоянно и во всемъ почтенные члены Оппозиціи, эти великіе граждане, ищутъ только предлога для нападенія на правительство съ цлью удовлетворить, на счетъ его промаховъ и глупостей, своему честолюбію. Никогда еще парламентаризмъ не представлялся мн такимъ жалкимъ; никогда еще не возбуждалъ онъ во мн такого глубокаго отвращенія. Я видлъ, какъ по вопросу о народномъ образованіи, по вопросу горькому и по сіе время неразршенному, потому что нельзя назвать ршеніемъ одни лишь вздорныя выдумки, - я видлъ, повторяю, полное торжество правительства, которое одержало побду, благодаря нелпымъ возраженіямъ господъ, давшихъ себ слово во что бы то ни стало обвинять власть и доказывать ея тупоуміе. Выбирайте, выбирайте, демократы, подобныхъ представителей Оппозиціи!
        Возвращаясь къ важному вопросу о народномъ образованіи, я долженъ показать, что истинные его принципы почти никому еще неизвстны и что ни Правительство, ни Оппозиція не могутъ, по настоящему, даже касаться этого вопроса, въ которомъ обнаруживается полнйшая несовмстность господствующаго порядка вещей съ умственнымъ развитіемъ народа.
        Вопросъ о народномъ образованіи возбуждался почти всегда по случаю опредленія бюджета и повторяется въ палат до сихъ поръ ежегодно. Вотъ почему, въ свою очередь, и я стану обсуждать его съ бюджетной точки зрнія.
        Прежде всего, я долженъ сказать: на самомъ дл и по принципу слдуетъ считать даровымъ, безплатнымъ только то, что никому и ничего не стоитъ; образованіе точно такъ же, какъ пища, одежда и жилище, должно оплачиваться; если кто требуетъ образованія и получаетъ его, но не платитъ за него, тотъ заставляетъ платить за себя другихъ; даровое и обязательное образованіе ничто иное, какъ милостыня, которая, по словамъ Манифеста Шестидесяти, отжила свое время и вовсе не нужна народу. Изъ всего этого слдуетъ, что правительство, дающее безплатное первоначальное образованіе нсколькимъ тысячамъ бдныхъ дтей, играетъ роль благотворителя на чужія деньги; если, при этомъ, вся благотворительность состоитъ только въ томъ, чтобы волей -неволей научить бдныхъ дтей кое -какъ читать, писать, считать и декламировать молитвы, то правительство могло бы легко отказаться отъ подобной заботы и предоставить ее разнымъ благотворительнымъ обществамъ, сельскимъ священникамъ, сестрамъ милосердія, монахамъ и т. п. Но тутъ мы опять натыкаемся на несовмстность другого рода: дло въ томъ, что правительство, основанное на централизаціи, не
можетъ дозволять, чтобы безъ его вмшательства что нибудь длалось; даже обученіе катехизису, даже наставленіе въ вр, даже раздача милостыни не можетъ длаться безъ его позволенія и указа. Вс эти благотворительныя общества, безплатныя школы, пріюты и т. п. - просто государства въ государств!….
        Насъ, соціалистовъ, обвиняютъ иногда въ томъ, что вс наши планы преобразованія отзываются старьемъ. Но кто, спрашивается, изобрлъ безплатное образованіе, кто предложилъ узаконить эту милостыню, кто, какъ не пресловутые либералы, исказившіе идею Евангелія, гд говорится апостоламъ, что они должны идти и проповдывать народамъ, не заботясь о плат! Эти же самые либералы желаютъ ввести еще образованіе обязательное и, заявляя такимъ образомъ свой деспотическій нравъ, показываютъ чего можно ожидать отъ ихъ допотопныхъ выдумокъ.
        Какіе же, однако, основные принципы образованія въ обществ, которое требуетъ справедливости, взаимности и свободы?
        Начиная съ того, что образованіе человка, какъ нкогда развитіе набожности, должно быть такъ задумано и направлено, чтобы не прекращалось почти во всю его жизнь. Это условіе непремнно для всхъ, а для рабочаго сословія еще непремнне, чмъ для записныхъ ученыхъ. Прогрессъ въ образованіи, точно такъ же, какъ прогрессъ въ нравственности и добродтели, обязателенъ для всхъ людей, безъ различія состояній и возрастовъ: въ этомъ прогресс залогъ нашего человческаго достоинства и благополучія.
        Ho бываетъ всегда пора приготовительнаго воспитанія, пора школьнаго обученія, когда дитя и юноша только еще запасаются начальнымъ образованіемъ, упражняются въ ремеслахъ и остаются, такимъ образомъ, по крайней мр довольно часто, на попеченіи своихъ родныхъ, пока не будутъ въ состояніи заботиться сами о своемъ пропитаніи и дальнйшемъ образованіи. Эта первая пора просвщенія, которая составляетъ вторую эпоху человческой жизни, продолжается обыкновенно въ теченіе десяти или двенадцати лтъ, начиная съ семилтняго возраста и кончая восемнадцатилтнимъ, какъ для мальчиковъ, такъ и для двочекъ. Вотъ объ этой самой пор умственнаго развитія юнаго поколенія намренъ я говорить въ настоящую минуту.
        Необходимо сперва обратить вниманіе на два обстоятельства. Во первыхъ, умственное образованіе должно идти совместно съ техническимъ обученіемъ; отдленіе литературнаго и ученаго образованія отъ обученія техник и ремесламъ давно уже осуждалось людьми, которые боле другихъ занимались педагогіей (см. «Emile» сочин. Ж. - Ж. Руссо); это отдленіе не только вредно само по себ, но и противно даже современному направленію. Во вторыхъ, образованіе, котораго требуетъ новая Демократія, должно быть во всхъ отношеніяхъ несравненно выше того, какое получаетъ въ настоящее время рабочее сословіе; его образованіе - клеймо нищеты. Мы отвергаемъ то рабское образованіе, въ которомъ нуждалась феодальная іерархія, готовая нын снова возродиться, и съ которымъ даже легко уживалось язычество. Нтъ, мы требуемъ иного, серьезнаго и свободнаго образованія, которое не унижало бы права всеобщей подачи голосовъ и вмст съ учрежденіями взаимнаго обезпеченія, вмст съ рабочими товариществами, федераціями общинъ и провинцій, вело бы къ уравненію состояній и богатствъ. Безъ этого условія, каждое дитя, посланное въ школу, выйдетъ оттуда
дрессированнымъ рабомъ, годнымъ лишь на то, чтобы служить интересамъ высшихъ классовъ.
        Посмотримъ теперь, какое должно быть и что можетъ стоить настоящее образованіе новой демократической Франціи, возрожденной для разумной жизни. Въ томъ предположеніи, что между провинціями и общинами существуетъ самая тсная связь, въ чемъ мы сейчасъ убдимся, я сдлаю свой разсчетъ не относительно одной, образцовой общины, но относительно всей Франціи.
        Для круглаго счета, я полагаю, что населеніе восьмидесяти девяти департаментовъ имперіи равняется сорока милліонамъ; въ дйствительности, если считать иностранцевъ, не входящихъ въ народную перепись, число жителей во Франціи не много меньше 40 милліоновъ.
        Изъ этого числа до 8 милліоновъ дтей, отъ 7 до 18 -лтняго возраста, нуждаются въ начальномъ школьномъ образованіи. Другими словами: изъ восьми милліоновъ дтей обоего пола, т. е. изъ самой нжной части населенія, слдуетъ приготовить разумныхъ, образованныхъ, трудолюбивыхъ, честныхъ людей, способныхъ стать, въ свою очередь, достойными отцами семействъ, искусными рабочими, мастерами, преданными гражданами.
        Если литературное образованіе предполагаетъ довольно обширную программу знаній и не можетъ обойтись безъ значительнаго числа учителей и профессоровъ, то и техническое обученіе какого требуетъ и здравая соціальная экономія, и достоинство Демократіи, и интересы гражданъ, предполагаетъ также извстное разнообразіе техническихъ занятій и ремеслъ и потому требуетъ довольно большаго числа мастеровъ и подмастерьевъ, школъ и мастерскихъ, а слдовательно, въ нкоторыхъ случаяхъ, и перемщенія молодыхъ учениковъ.
        Я не стану говорить, конечно, ни о распредленіи курсовъ, ни о методахъ обученія, короче о томъ, что не касается прямо бюджетныхъ разсчетовъ.
        1. Издержки на школьное образованіе и ремесленное обученіе: бумага, перья, чернила и другія письменныя принадлежности; книги, физическіе, химическіе и рабочіе инструменты; меблировка комнатъ и залъ для занятій учениковъ; жалованье наставникамъ, профессорамъ и учителямъ; путешествія и т. д. Полагая въ сутки и на каждаго ученика по 0,15 фр. или по 54 фр. 75 сант. въ годъ, на 8 милліоновъ учениковъ потребуется 438,000,000
        2. Пища и содержаніе, блье, леченіе и т. д. - считая по 0,40 фр. въ сутки и на ученика или по 146 фр. въ годъ, на 8 милліоновъ учащихся выйдетъ 1,168,000,000
        Всего 1,606,000,000
        И такъ, по меньшей мр, тысяча шестьсотъ шесть милліоновъ - вотъ во что обойдется ежегодно образованіе восьми милліоновъ детей обоего пола, при населеніи въ 40 милліоновъ душъ. Въ этомъ разсчет нтъ ничего преувеличеннаго: пятьдесятъ пять сантимовъ въ сутки и на каждаго ученика, отъ 7 до 18 лтъ возраста, и на все издержки по его образованію и содержанію - такую оцнку нельзя, конечно, назвать высокою. Предполагая, что годовой доходъ страны равняется 12 милліардамъ, сбереженіе - 2 милліардамъ, чего разумется, быть не можетъ, a потребленіе - 10 милліардамъ, - оказывается, что на 8 милліоновъ молодежи, которая составляетъ пятую часть населенія, потребуется израсходовать только 1,606 милліоновъ, то есть мене шестой части всхъ издержекъ страны!
        Но весь этотъ расходъ долженъ быть оплаченъ, и онъ оплатится въ самомъ дл: въ противномъ случа нечего и думать объ образованіи. Но кто будетъ платить? Чтобы разршить этотъ вопросъ, посмотримъ сперва, что длается въ настоящую пору.
        Образованіе литературное, научное и техническое, какое дается въ наше время, оплачивается:
        1) государствомъ (университеты, институты, академіи, коллегіи, лицеи и т. п.);
        2) земствомъ, т. е. общинами;
        3) частною благотворительностью;
        4) семействами, и
        5) самими учащимися.
        Все, что не оплачивается, все, что не достаетъ до бюджета, непремнно уменьшаетъ образованіе и, слдовательно, порождаетъ невжество молодежи и нищету.
        Въ какой же мр участвуетъ, однако, въ издержкахъ по образованію каждая изъ пяти означенныхъ категорій?
        Бюджетъ министерства народнаго просвщенія, который оплачивается государствомъ, равняется 25 или 30 милліонамъ, не боле. Какъ бы малъ ни былъ общій расходъ на образованіе всей молодежи при ныншнемъ состояніи общества, всетаки слдуетъ сказать, что сумма, которую отпускаетъ правительство на просвщеніе народа совершенно ничтожна.
        Сколько платятъ общины - я не знаю. Предполагая даже, что он вносятъ столько же, какъ и правительство, чего нельзя, конечно, ожидать, общіе ихъ расходы составятъ 50 милліоновъ.
        Можно ли отнести на счетъ частной благотворительности третью сумму въ 25 милліоновъ? Положимъ, что можно. И такъ оказывается, что на весь расходъ, который при хорошей систем народнаго образованія долженъ равняться, по крайней мр, 1,606 милліонамъ, на весь этотъ необходимый расходъ государство, земство и частная благотворительность не даютъ сообща даже 75 милліоновъ или 5% потому что изъ 75 милліоновъ слдовало бы вычесть еще т издержки, которыя оплачиваются родителями учениковъ. Разв изъ этого разсчета не ясно видно, что государство, земство и частная благотворительность не могутъ сдлать ничего или почти ничего для образованія молодежи! И намъ еще смютъ толковать, посл этого, о какомъто даровомъ и обязательномъ просвщеніи народа!
        И такъ, родные учащихся и сами учащіеся - вотъ кто оплачиваетъ въ дйствительности образованіе, вотъ что несетъ на себ все его бремя. Родные учащейся молодежи поддерживаютъ ее своими средствами, а сами учащіеся успваютъ отчасти оплачивать свое образованіе тою работою, которою занимаются, находясь въ обученіи.
        Но до чего доводитъ отчаянная нищета, которую мы желаемъ изгнать образованіемъ и которая сама не допускаетъ распространять желанное образованіе! Эта нищета доводитъ до того, что семейство очень часто не въ состояніи обезпечить дтямъ пищу, одежду и другія крайне -необходимыя средства, безъ которыхъ нельзя посщать школу и мастерскую. Въ этомъ случа сами родители не могутъ не только содержать въ школ своихъ дтей, но сами нуждаются въ ихъ услуг, сами первые примняютъ къ нимъ ту гнусную систему эксплоатаціи и живодерства, которую придется бднымъ дтямъ испытывать потомъ, въ теченіе всей своей жизни. Вотъ почему нтъ ничего удивительнаго, если дти бдныхъ родителей или вовсе не ходятъ въ школу или очень рано перестаютъ посщать ее, не вынося почти никакихъ знаній. Вотъ почему также нельзя удивляться, если имъ приходится выбирать самыя грубыя занятія и ремесла, которыя не требуютъ почти никакого предварительнаго обученія. И такъ, за нищетой невжество, а за невжествомъ нищета и всяческая нищета.
        Слдуя принципу безплатнаго и обязательнаго образованія, государство должно взять на себя семейныя обязанности и замнить родителей для бдныхъ дтей, которыхъ они не въ состояніи воспитывать. Мало того: въ тхъ нердкихъ случаяхъ, когда родители пользуются трудомъ своихъ дтей, государство обязано давать имъ извстное вознагражденіе. Предположимъ, что число бдныхъ дтей, которымъ родные не могутъ дать на свой счетъ никакого образованія, не превышаетъ милліона; предположимъ затмъ, что для образованія потребуется по 0,55 франка въ день на мальчика или двочку, - и выйдетъ, что государству необходимо будетъ израсходовать въ годъ боле 200 милліоновъ. Все ли это? Нтъ, подобный расходъ долженъ быть гораздо значительне, потому что изъ числа восьми милліоновъ дтей, отъ 7 до 18 лтъ, мы предполагаемъ только одинъ милліонъ лишенныхъ всякихъ средствъ для образованія; на самомъ же дл оказывается, что и остальные семь милліоновъ дтей не могутъ получить на счетъ своихъ родныхъ того образованія, какого требуетъ и въ прав требовать рабочая Демократія. И такъ, на поврку выходитъ, что едва ли даже одинъ милліонъ, т. е.
восьмая часть молодежи, можетъ получитъ образованіе на средства своихъ родителей. И такъ, опять на поврку выходитъ, что для устройства начальныхъ высшихъ и техническихъ школъ, въ которыхъ должны учиться восемь милліоновъ дтей, большею частью бдныхъ, государству приходится расходовать 400, 800, даже 1,200 милліоновъ франковъ ежегодно! Но откуда, позвольте узнать, можетъ достать государство подобныя суммы?
        Самый простой, разсчетъ очевидно доказываетъ намъ ту горькую истину, что при современномъ устройств нашего общества, образованіе молодежи, за исключеніемъ дтей богатыхъ, просто мечта филантропіи. Въ дйствительности, какъ нищета, такъ и невжество - неизбжные спутники жизни рабочаго сословія; умственное ничтожество многочисленнаго и бднаго класса трудящихся безвыходно; мало того: въ политическомъ порядк, основанномъ на подчиненіи и чинопочитаніи, и въ экономическомъ порядк, основанномъ на лихоимств, денежной анархіи и феодальномъ прав капитала, всякое образованіе, желательное для народа, не только безполезно, но и опасно. Вотъ почему государственные люди, занимаясь народнымъ просвщеніемъ, не безъ основанія старались низвести его на самую низшую степень и ограничить его необходимое развитіе. Они видли ясно, что при высшей степени общаго образованія нарушится старый порядокъ вещей и въ самомъ обществ появится масса развитыхъ людей, которые станутъ искать выхода изъ своего ненормальнаго положенія, избгая при этомъ полезнаго труда.
        И такъ, прочь маску лицемрія, прочь съ пути лживыхъ заявленій и поползновеній на популярность! Господа либералы Оппозиціи такъ часто уже выражали свое отвращеніе къ Соціализму, что имъ не приходится измнять прежнимъ убжденіямъ. Вымогая нсколько милліоновъ франковъ для раздачи учителямъ и учительницамъ, они идутъ рука объ руку съ правительствомъ, и хотя, повидимому, тормошатъ его, но въ сущности потворствуютъ его цлямъ. Нтъ, не настоящаго образованія требуютъ они для народа, а только простого посвященія его въ азбучныя знанія, только того таинства умственнаго крещенія, которое заключается лишь въ томъ, чтобы умть кое какъ читать, писать, считать и помнить наизустъ нсколько молитвъ и пошлыхъ нравоученій. Этимъ господамъ просвтителямъ хочется только того, чтобы, при вид бдныхъ, ограбленныхъ и заморенныхъ работниковъ съ исхудалымъ, обезображеннымъ лицомъ, вс сытые и прилично одтые господа не стыдились бы за себя и за человчество и могли смотрть на трудящихся братій, измученныхъ работою, какъ на ручныхъ, безопасныхъ животныхъ.
        Да, говорю я, настоящее народное образованіе безусловно и радикально невозможно при ныншнемъ порядк вещей: оно мыслимо и удобоисполнимо только въ систем взаимности, въ которой сознается народное право и дается масс людей истинное развитіе; не вымышленное, а согласное съ дйствительными ихъ потребностями.
        Вотъ въ нсколькихъ словахъ вся эта система. -
        1. По принципу, каждый глава семейства долженъ быть въ состояніи, посредствомъ обмна своихъ услугъ или произведеній своего труда, воспитывать дтей на свой счетъ со дня ихъ рожденія до 7 или 8 -лтняго возраста. Исполнить эту обязанность будетъ очень легко всякому семьянину, благодаря экономической реформ, о которой я уже говорилъ раньше.
        2. Начиная съ 7 и до 18 лтъ, воспитаніемъ и образованіемъ юношества могутъ заниматься или сами родители у себя дома, если пожелаютъ, или въ частныхъ школахъ, устроенныхъ на ихъ счетъ и подъ ихъ непосредственнымъ управленіемъ, если они не хотятъ отдавать дтей своихъ въ школы публичныя. Въ этомъ отношеніи, родителямъ и общинамъ предоставляется самая неограниченная свобода: государство вмшивается только въ тхъ случаяхъ, когда, при недостатк средствъ родителей и общинъ, ему приходится играть роль помощника.
        3. Въ школахъ, заведенныхъ самимъ государствомъ, гд, по принципу, образованіе литературное и научное должно идти совмстно съ техническимъ, гд молодые люди, съ девяти лтъ и даже раньше этого возраста, должны заниматься ручною, полезною и производительною работою, тамъ вс расходы на образованіе оплачиваются съ излишкомъ ремесленнымъ трудомъ учениковъ.
        Послднее обстоятельство вовсе не новость. Тоже самое происходитъ въ крестьянскомъ быту, гд дти рано употребляются на полевыя работы и тамъ получаютъ сельское образованіе. Тоже самое ведется въ мастерскихъ и на фабрикахъ, гд ученики, работая даромъ или за извстное вознагражденіе, оплачиваютъ трудомъ свое обученіе мастерству, продолжая заниматься, вмст съ тмъ, математикою, рисованіемъ и т. д.
        Допустимъ, однако, чтобы не обременять молодежь и тсне связать школу съ семействомъ, что родители учениковъ будутъ обязаны снабжать ихъ одеждою, бльемъ и обувью: это сократитъ дтскій трудъ, по крайней мр на треть, и потребуетъ отъ семействъ расхода въ 500 милліоновъ, то есть одинъ франкъ въ недлю съ каждой семьи.
        На государство остается только возложить обязанность обобщить эти принципы народнаго образованія. Для достиженія подобной цли, ему придется организовать общественныя работы такъ, чтобы въ нихъ могла принять участіе школьная молодежь; затмъ ему слдуетъ допустить ее къ участію въ частныхъ работахъ, земледльческихъ и промышленныхъ, на фабрикахъ, горныхъ заводахъ, въ портахъ, и для этого войдти въ соглашеніе съ компаніями, предпринимателями, фабрикантами, ремесленниками. Плата за производство работъ молодежью получается правительствомъ, которое, за вычетомъ всхъ издержекъ по образованію, раздаетъ остатокъ ученикамъ, бывшимъ на работахъ, пропорціонально труду и способности каждаго изъ нихъ.
        Само собою разумется, что въ этомъ случа рабочія ассоціаціи должны играть весьма важную роль. Поставленныя въ прямое отношеніе къ систем народнаго образованія, он длаются, въ тоже самое время, центрами производства и просвщенія. Родительскій надзоръ не покидаетъ дтей; рабочія массы находятся въ ежедневномъ сближеніи съ молодою арміею труженниковъ; работа и образованіе, такъ долго и нелпо раздленныя, соединяются, наконецъ, и становятся вполн неразлучными и солидарными между собою. Не замыкаясь въ узкую спеціальность, техническое образованіе заявляется цлымъ и непрерывнымъ рядомъ работъ, которыя, при постепенномъ и интегральномъ ихъ исполненіи, длаютъ изъ каждаго ученика настоящаго работника. Свободная промышленность находитъ въ этомъ положительную выгоду. Въ семействахъ и въ государств водворяется невозмутимое спокойствіе и безопасность. Благодаря этому порядку вещей, контрактъ обученія обращается въ договоръ взаимности между всми отцами семействъ, которые получаютъ возможность давать своимъ дтямъ самое разностороннее и дйствительно -полезное образованіе.
        Что же касается задльной платы, которую станетъ получать учащаяся молодежь за свои работы, - то въ этомъ нтъ ничего невроятнаго, нтъ ничего, что не длалось бы даже въ настоящее время. Пятьдесятъ пять сантимовъ въ день! - Разв эту плату такъ трудно заработать шестьнадцатилтней двочк или мальчику 18 -ти лтъ?!
        Я говорю и подтверждаю, что, въ порядк промышленной ассоціаціи, политической федераціи и взаимнаго обезпеченія, нтъ ничего легче, какъ завести такую систему воспитанія и образованія, которая, давая научное, техническое и ремесленное знаніе, пищу, одежду и жилище, все это на сумму 1606 милліоновъ въ годъ, не будетъ стоить почти ничего ни семействамъ, ни общинамъ, ни государству. Теперь же я прибавляю, что, въ порядк политической власти, промышленнаго и финансоваго феодализма, артистическаго и литературнаго цыганства, денежной анархіи и взаимнаго живодерства, которое господствуетъ повсюду, для народнаго образованія нельзя сдлать ничего или почти ничего. Ни трудъ, ни пропитаніе семействъ, первыхъ органовъ воспитанія, положительно не обезпечены; литературное и научное образованіе, исключая весьма рдкіе случаи, вовсе не связано съ ремесленнымъ обученіемъ; ни промышленности, ни государственныя работы, наконецъ, не устроены такъ, чтобы въ нихъ могли принять участіе милліоны юныхъ рабочихъ, готовыхъ съ радостью взяться за полезный, производительный трудъ и за самую дешевую цну.
        Удивляйтесь еще посл этого, что наша молодежь такъ дурно воспитана; что ея полуобразованіе хуже полнаго невжества; что сословіе рабочихъ, обезсмысленное частичнымъ раздленіемъ труда, не можетъ, по настоящему, даже называть себя честнымъ именемъ «рабочихъ» и заслуживаетъ скоре всего названіе толпы поденщиковъ или шайки наемниковъ! Какая, въ самомъ дл, возмутительная нелпость господствующаго порядка! - У насъ восемь милліоновъ молодежи, отъ 7 до 18 лтъ возраста, способны трудиться и, заработывая въ сутки, въ теченіе трехсотъ дней въ году, отъ 0,10 до 1 франка, могутъ оплатить сами свое образованіе на сумму свыше 1,300 милліоновъ, требуя отъ семействъ только ничтожныхъ расходовъ на одежду, блье и обувь. И что же? Изъ этой молодежи мы не умемъ извлечь никакой пользы и, благодаря нашей позорной неумлости, не можемъ найдти средствъ для ея образованія и бросаемъ ее на произволъ несчастныхъ родителей или, что еще хуже, отдаемъ въ жертву безсовстныхъ спекуляторовъ монопольной промышленности! Вотъ почему наша молодежь осуждается вращаться въ безвыходномъ круг нищеты и преступленій.
        Да, вотъ отчего неизлечима та язва невжества, которая гложетъ рабочія массы; вотъ отчего мудрые государственные люди пришли къ тому подлому убжденію, что эта язва - соціальная, роковая необходимость; вотъ почему, наконецъ, сословіе тунеядцевъ и лихоимцевъ высшаго разряда было бы огорчено, если бы удалось излечить подобную язву! Неудивительно, посл этого, появленіе всякихъ благотворительныхъ учебныхъ заведеній, гд умышленно стараются воспитывать молодежь въ дух рабской покорности! Неудивительно, посл этого, и безсиліе, и лицемріе гнуснаго либерализма! Депутаты Оппозиціи просили ассигновать, въ вид прибавки къ бюджету 1865 г., 6,250,000 франковъ для изученія (!!) безплатнаго и обязательнаго образованія и, въ чаяніи будущихъ благъ отъ него, предлагали правительству открыть женскія школы и дать небольшое пособіе учителямъ. Нтъ сомннія, что если это предложеніе будетъ принято, депутаты снова станутъ просить объ ассигновк нсколькихъ милліоновъ для продолженія своихъ изученій! Какъ все это говоритъ въ пользу присяжной демократіи! И какая добросовстность, какая преданность и какое знаніе общественныхъ
потребностей въ этихъ проповдникахъ безплатнаго и обязательнаго образованія!! Ахъ, господа, не скрывайте вашихъ побужденій, высказывайте ваши заднія мысли и отдавайте справедливость правительству, которое въ наивности своей филантропіи предупреждаетъ ваши желанія и дйствуетъ, можетъ быть, несравненно лучше, чмъ вы предполагаете. Дло въ томъ, что вы ничего не смыслите въ вопрос народнаго образованія; для разршенія его у васъ нтъ ни доброй воли, ни совсти. Что вы способны сдлать, вы, отъявленные враги соціализма, взаимности, обезпеченія федераціи, вы, непримиримые противники представителей рабочаго сословія, что вы способны сдлать, спрашиваю я васъ, съ восемью милліонами молодежи, въ которой слдуетъ развить путемъ «интегральнаго» воспитанія, какъ выразился Фурье, возможно боле наклонности, призванія и способности къ полезной, производительной работ? Осмлитесь ли вы сказать, что желанія и надежды этой молодежи совершенно напрасны и неумстны и что нтъ возможности употребить въ дло столько искусныхъ молодыхъ людей, столько ловкихъ и образованныхъ рабочихъ, которые могутъ обходиться безъ всякихъ толмачей и
адвокатовъ! Осмлитесь ли вы сказать, что, въ вашей систем, основанной на іерархіи и анархіи, на монополіи и конкуренціи, вамъ нужно только имть толпы поденщиковъ, автоматовъ, пролетаріевъ! Вонъ, вонъ, прочь съ нашихъ глазъ! - Не вамъ, присяжнымъ, быть нашими представителями!
        ГЛАВА VIII.
        Система централизаціи и единства не допускаетъ обезпеченія труда и обмна. Какимъ образомъ политическая централизація и феодализмъ капитала возстаютъ сообща противъ освобожденія рабочаго народа и развитія средняго сословія. - Заговоръ свободной торговли.
        I. - Во второй части этого сочиненія, гл. XIV, XV и ХVІ, мы показали и, затмъ, не разъ уже повторяли, что политическая централизація находитъ самую сильную поддержку въ меркантильной анархіи, т. е. въ отрицаніи всякаго экономическаго права, всякой общественной гарантіи, короче - всякой взаимности. Какъ правительственный унитаризмъ оказывается несовмстнымъ съ вольностями 89 г., которыя всегда общаются на словахъ, а никогда не допускаются на дл, такъ онъ превосходно мирится съ торгашескою спекуляціей, съ анархіей интересовъ и стачками монополистовъ. Экономисты, защитники этой системы, хорошо поняли, къ чему можетъ привести подобное общественное устройство, и съ наслажденіемъ мечтаютъ о созданіи новой аристократіи. Эксплуататоры массъ, враги равенства и среднихъ классовъ охотно предложили бы государю такой длежъ: «Вамъ, сказали бы они, область политики, а намъ царство интересовъ. Устроивайте, централизуйте свое правительство и поддерживайте въ немъ дисциплину; а намъ уже предоставьте господство надъ матеріальными интересами: мы устроимъ ихъ по -своему.»
        Въ оглавленіи этой послдней части стоятъ два слова: «Политическія несовмстности». Употребивъ подобное выраженіе, я оставилъ бы его темнымъ, если бы не доказалъ, что оно получаетъ свой настоящій смыслъ въ той промышленной эксплоатаціи, которую капиталисты безъ зазрнія совсти называютъ «свободой». И вотъ, желая доказать это, укажу теперь на дв великія побды новаго феодализма: на свободу торговли и на свободу стачекъ.
        Во время обсужденія торговаго трактата, члены Оппозиціи хранили упорное молчаніе; они утвердили его въ тихомолку, вмст съ консерваторами, противъ г. Пуйе -Кертье и его сторонниковъ. Она, эта храбрая Оппозиція, въ глубин души убждена, что, подписывая этотъ трактатъ, императорское правительство оказало стран великую услугу, и потому завидуетъ его находчивости и завидуетъ молча, избгая гласнаго одобренія. Оппозиціонный депутатъ думаетъ, что въ подобныхъ случаяхъ не слдуетъ воздавать должной справедливости правительству, съ которымъ приходится враждовать: поступать иначе значитъ измнять своему призванію. Такъ ведутъ себя эти нищіе популярности; въ этомъ - вся ихъ политика!
        Жаль, что императоръ, не пускаясь еще по неизвстному и скользкому для него пути, не счелъ нужнымъ обратиться къ мыслящей Франціи съ вопросомъ о свободной торговл и не устроилъ публичнаго конкурса, съ цлью обсудить этотъ вопросъ гласно, всенародно, на поученіе стран и законодательному ея собранію. Я охотно взялся бы самъ за обсужденіе подобнаго предмета и занялся бы имъ точно такъ же, какъ занимался въ свое время изученіемъ вопросовъ о налог, о литературной собственности, о федеративномъ начал, о прав войны и о трактатахъ 1815 г. И мн думается, что не взирая на шарлатанство однихъ, предубжденія другихъ и невжество почти всхъ, я усплъ бы, можетъ быть, избавить страну отъ политическаго акта, который потомство оцнитъ такъ же строго, какъ и вс прежнія дйствія правительствъ, вызванныя тупоуміемъ или ослпленіемъ государственныхъ людей.
        Здсь было бы уже неумстно и даже невозможно развивать вопросъ о свобод международной торговли во всей его полнот. Вотъ почему мн хочется теперь только выставить на видъ тотъ любопытный и для многихъ неожиданный фактъ, что теорія свободной торговли, во имя которой былъ составленъ, обсужденъ и, наконецъ, подписанъ торговый нашъ договоръ съ Англіей - просто экономическая ложь, такая ложь, которую обнаруживаютъ недавнія правительственныя извстія. Я былъ бы радъ, если бы высказанная мною мысль, которую не хотятъ до сихъ поръ понять, какъ слдуетъ, была развита писателемъ боле меня досужнымъ и располагающимъ, кром времени, всми необходимыми матеріалами, цифрами, статистическими данными, политическими и философскими знаніями.
        Изъ всхъ правъ человка и гражданина, рабочіе классы наиболе дорожатъ правомъ на трудъ или, говоря врне, обезпеченіемъ труда; и это понятно, потому что такимъ правомъ обусловливается ихъ существованіе и свобода. Но, знаете ли вы, работники, почему учредительное собраніе 1848 г. отказало вамъ въ этомъ обезпеченіи? - по той простой причин, что для обезпеченія труда рабочихъ необходимо предварительно обезпечить сбытъ товаровъ самимъ хозяевамъ, на что никакое собраніе, никакое унитарное правительство, враждебное взаимности, состоящее въ союз съ меркантильнымъ и анархическимъ феодализмомъ, положительно неспособно. Обезпечьте, говорю я вамъ, фабричной и торгующей буржуазіи сбытъ ея товаровъ, и она обезпечитъ вамъ, въ свою очередь, какъ работу, такъ и задльную плату: для буржуазіи больше ничего не нужно. Иначе ваше право на трудъ - просто мечта, дйствіе безъ причины, и правительство, которое ршилось бы привести его въ исполненіе, отъ вашего имени, непремнно бы погибло.
        Первообразъ этой двойной гарантіи труда и обмна, одинаково выгодной какъ для буржуаза, такъ и для рабочаго, заявляется въ томъ, что политическая экономія называетъ торговымъ балансомъ или покровительственной системой, выраженной въ учрежденіи таможень.
        Въ республик, покровительство, оказываемое государствомъ народному труду и торговл, есть контрактъ обезпеченія, въ силу котораго граждане взаимно общаютъ другъ другу покупать и продавать домашнія произведенія предпочтительно передъ иностранными, когда цна тхъ и другихъ одинакова. Это предпочтеніе не произвольное, а свойственное иде республиканскаго права, a тмъ боле республиканскаго федеративнаго права. Безъ этого предпочтенія, какая была бы польза называться членомъ республики? Что связывало бы гражданина съ такимъ порядкомъ вещей, въ которомъ его трудъ, произведенія его ремесла оскорбительно отвергались бы въ пользу чужеземцевъ?
        Въ государствахъ монархическихъ, принципъ, разумется, совсмъ другой, хотя результатъ одинъ и тотъ же: торговля и трудъ обезпечиваются самодержцемъ, императоромъ, королемъ, главою политической семьи, естественнымъ покровителемъ. До 1859 г., во вс царствованія, эта мысль была господствующею во Франціи. Король, которому конституція дала право заключать союзные и торговые трактаты, зналъ, что, оказывая покровительство, назначая таможенныя пошлины въ пользу національной промышленности, земледлія и торговли, онъ дйствуетъ во имя всхъ интересовъ. Это была первая ступень экономическаго прогресса, краеугольный камень будущаго обезпеченія, будущей свободы и равенства.
        Я знаю, что таможня - одно изъ самыхъ неудобныхъ учрежденій; въ ней укоренились вопіющія злоупотребленія. Да гд ихъ нтъ! Сколько разъ таможенныя пошлины были только орудіемъ монополя, тайною самыхъ наглыхъ грабежей! Сколько разъ покровительство труду и торговл обращалось въ подспорье отсталой промышленности иди нелпыхъ предпріятій! Прежде чмъ обратить свободную торговлю въ орудіе грабежа, монополь долго пользовался таможенной системою: намъ не приходится скрывать этого. Враги грозятъ намъ со всхъ сторонъ и, не задумываясь, бросаются на всякую подлую уловку: вотъ почему такъ трудно разршается экономическая задача. Я не думаю защищать таможню, въ которой уже трудъ боле не нуждается; я хочу только оправдать намреніе и сказать, что уничтоженіе таможень - вовсе не послднее слово науки, какъ увряютъ экономисты. Противъ клеветы людей заинтересованныхъ я возражаю, что цль, первая мысль этого учрежденія состояла въ томъ, чтобы сблизить и связать производителей съ купеческимъ сословіемъ и, въ заключеніе, обезпечить трудъ рабочаго народа. Посмютъ ли сказать составители торговаго трактата, что они вовсе не
заботились принимать во вниманіе этихъ соображеній!
        Въ стран, гд взаимное обезпеченіе имло бы разумное примненіе, масса производителей и торговцевъ, само государство, вс наконецъ граждане, поддерживая народное хозяйство, покупку и продажу своихъ произведеній, пришли бы по необходимости къ тому убжденію, что собственный ихъ интересъ требуетъ установки дешевыхъ цнъ, развитія и улучшенія производства и, слдовательно, сокращенія государственныхъ расходовъ или налоговъ, издержекъ банковыхъ, вексельныхъ, коммисіонныхъ и проч., которые составляютъ въ современной Франціи, по меньшей мр, 25% съ настоящей цны годового производства страны.
        И такъ, обезпеченіе труда рабочимъ, обезпеченіе сбыта хозяевамъ, сокращеніе налоговъ, пониженіе процентовъ, получаемыхъ въ различныхъ видахъ капиталомъ съ производства и обращенія товаровъ: вотъ что, съ перваго взгляда, выражаетъ собою идея покровительственной системы; вотъ что лежитъ въ основаніи таможни, этого гадкаго учрежденія.
        Вотъ почему, когда экономисты, глашатаи свободной торговли, когда академики, профессора, государственные совтники, журналисты, даже нкоторые бывшіе фабриканты, подстрекаемые англичанами Брайтомъ и Кобденомъ, предложили Наполеону III ршить своею самодержавною властію вопросъ народнаго интереса и права взаимности, вопросъ, въ которомъ императоръ вздумалъ явиться судьею, то, играя роль отца и покровителя народа, онъ долженъ былъ сказать: «Какъ! - у меня есть только одно средство добиться того обезпеченія труда, котораго республика не могла дать рабочимъ, и вы хотите, чтобы я отрекся отъ этого средства ради прославленія вашей нелпой системы! Какъ! - для сокращенія налоговъ, для укрощенія ненасытной алчности казны у меня есть только одно средство - поддержать дешевизну нашихъ произведеній, а вы хотите, чтобы я далъ возможность возростать бюджету и уничтожилъ промышленную и торговую солидарность между департаментами и общинами! Въ виду финансоваго феодализма, наконецъ, который господствуетъ надъ правительствомъ и держитъ всхъ насъ въ страх, у насъ есть также единственное средство - научиться обходиться
безъ его услугъ, подчиняясь спасительнымъ началамъ взаимности: а вы толкуете о томъ, чтобы еще боле усилить гнетъ капитала при содйствіи иностранныхъ барышниковъ! Но что же будетъ съ нами, когда исчезнетъ всякая солидарность, когда народное хозяйство пропадетъ въ анархіи, когда собственникъ удвоитъ плату за наемъ своей собственности; когда рабочій потребуетъ увеличенія задльной платы; когда банкиръ возвыситъ свой учетъ; когда купецъ набьетъ цну на свои товары; когда я самъ, императоръ, буду принужденъ, наконецъ, увеличить жалованье чиновника и солдата?!.. Обезпечьте мн трудъ милліоновъ рабочихъ; обезпечьте мн справедливую плату за этотъ трудъ; обезпечьте мне легкость сбора налоговъ въ два съ половиною милліарда; избавьте имперію отъ этой аристократіи, которая скоро поглотитъ насъ всхъ, - и я согласенъ на то, что вы требуете. Я даю вамъ право распоряжаться судьбою всхъ отраслей промышленности и земледліемъ страны. Я согласенъ, - но только на нсколько лтъ быть отвтственнымъ издателемъ вашей свободной торговли.»
        Не такъ разсудило императорское правительство. Правда, что среди его слугъ и друзей не нашлось никого, кто высказалъ бы ему правду и разсялъ густой мракъ софистики. Побужденія зависти приняли за справедливость; во имя свободы не признали, отвергнули непремнное условіе свободы и государства - экономическую солидарность; разорвали послднюю связь рабочаго класса съ буржуазіей; расширили кругъ дйствія космополитическаго грабежа, бездомной спекуляціи; отважились даже на такое дло, котораго слдовало особенно остерегаться, по тому что оно боле всего угодно Англіи. Вышло то, чего и надо было ожидать: бюджетъ все ростетъ и ростетъ, жизнь становится все дороже и трудне. Но правительство можетъ сказать и сказать себ на славу, какъ увряютъ его безразсудные совтники, что отнын оно никому не покровительствуетъ, ни работникамъ, ни хозяевамъ, ни народному труду, ни народной торговл, ни промышленности, ни земледлію, и даже не обезпечиваетъ неприкосновенности государственныхъ владній, потому что иностраннымъ капиталистамъ, друзьямъ свободной торговли, дается полная возможность захватить лучшія земли. И обратно:
всякій, сознавая теперь, что онъ долженъ разсчитывать только на себя и заботиться о своемъ интерес, будетъ имть право сказать, что ему безполезно дорожить народною пользою. Посл этого, какое дло департаментамъ до судьбы Франціи, которой они отнын ничмъ не обязаны? Одно изъ двухъ: или они будутъ вести конкурренцію съ иностранцами собственными силами, и въ такомъ случа всмъ будутъ обязаны только себ; или же они падутъ въ этой борьб, и тогда въ прав будутъ обвинять въ измн эту Францію, съ которою ихъ связала судьба.
        Но въ чемъ же состоитъ эта пресловутая теорія свободной торговли, которая получила какимъ то чудомъ во Франціи, въ царствованіе одного Бонапарта и къ явной выгод англичанъ, такое господство надъ экономическимъ порядкомъ и главными интересами страны.
        II. - Проповдники свободной торговли, Кобденъ и Бастія утверждаютъ слдующее:
        1) По принципу: всякая взаимность безполезна; въ ней не нуждаются ни производители и потребители, ни работники и хозяева, ни правила честныхъ сдлокъ и общественной нравственности, ни безопасность народа и государства. Система взаимныхъ обезпеченій, имя цлью уничтожить опасныя послдствія конкурренціи, монополя, собственности, машиннаго производства, кредита, налога и проч., принесла бы, вмсто пользы, даже гораздо боле вреда, чмъ таможенная система; слдовательно, лучше всего ничего не общать, ничего не обезпечивать - ни труда, ни обмна, ни дешевизны, ни честности; слдовательно, слдуетъ во чтобы то ни стало держаться простой, родной свободы и дйствовать въ ея интересахъ; нтъ права, справедливости, нравственности, короче - нтъ ничего, что могло бы сравняться со свободою, свободою анархическою, свободою безусловною.
        2) Что же касается послдствій свободной торговли, какъ относительно труда рабочихъ, сбыта товаровъ, риска вновь -заводимой отрасли промышленности, такъ и относительно вывоза звонкой монеты и финансовыхъ кризисовъ, за которыми всегда неизбжно слдуютъ кризисы торговые, - то теоретики свободной торговли утверждаютъ, что вс эти опасенія неумстны, что въ сущности товары мняются не на деньги, а на товары; что если изъ двухъ народовъ А и В, торгующихъ между собой, въ настоящемъ году А долженъ приплатить извстную сумму звонкою монетой, то въ будущемъ году В долженъ будетъ возвратить эту сумму; что чмъ боле въ стран денегъ, тмъ боле уменьшается ихъ относительная цнность, какъ товара, тмъ боле, вслдствіе этого, он сами стремятся перейти туда, гд ихъ мало, т. е. обмняться на товары; что такимъ образомъ возстановляется равновсіе и никто ничего не теряетъ; что наконецъ, такъ какъ не всякій климатъ способствуетъ производству разнаго рода богатствъ, то для народа нтъ никакого разсчета производить дорого такіе предметы, которые легко и дешево можно получить изъ другихъ, благодатныхъ странъ.
        Такова теорія свободной торговли, приведенная къ своему простйшему выраженію и освобожденная отъ пустословія и нелпой декламаціи. Такова эта теорія въ дйствительности: въ ней ни больше, ни меньше того, что я сказалъ, потому что, при малйшемъ намек даже на необходимость соціальной, народной гарантіи, все ученіе о свободной торговл теряетъ свой абсолютный смыслъ и обращается въ явное противорчіе.
        Свободная торговля, даже безъ взаимности, - понимаете ли? - значитъ со всемъ неравенствомъ, которое поддерживаетъ между людьми рожденіе и богатство, капиталъ и нищета, образованіе и невжество. Я твердо убжденъ, разумется, что, бесдуя съ Наполеономъ III, гг. Брайтъ и Кобденъ не доводили своихъ разсужденій до основного принципа. Безъ взаимности! - такой принципъ возмутилъ бы даже Наполеона III.
        Я предупредилъ уже, что не буду вдаваться въ подробный разборъ теоріи свободной торговли. Въ настоящую минуту, цль моя совершенно иная. Приведя эту пресловутую теорію къ ея простйшему выраженію, я укажу только на то, какъ и почему слдуетъ ее отрицать.
        Софистика свободной торговли очень распространена въ настоящее время; она господствуетъ не только въ политической экономіи, но стремится проникнуть всюду, изгоняя изъ жизни принципы нравственности, права и даже искусства. Эта теорія, радикально ложная, въ сущности ничто иное, какъ та же самая извстная и отптая теорія искусства для искусства, любви для любви, наслажденія для наслажденія, войны для войны, правительства для правительства и т. д., короче - вс формулы, которыя, отрицая нравственность, науку, право, законы логики, природы и разума, сводятся на нелепую фразу: свобода для свободы.
        Нтъ, говорю я, Свобода не можетъ сама по себ замнить законовъ Совсти и Науки; другими словами: Истина, Разумъ, Обязанность и Право не разршаются въ Свобод, какъ въ основномъ принцип. Разумность совсмъ не то, что Свобода; любовь и искусство тоже не Свобода; общество и справедливость тмъ боле не то, что Свобода. Ни одинъ изъ этихъ принциповъ, необходимыхъ для соціальнаго порядка, не заключается въ Свобод, хотя и вс въ ней нуждаются. Вотъ почему мало сказать, что торговля, трудъ, кредитъ или собственность должны быть только свободны: отъ этого они не станутъ еще справедливыми. Какъ членъ общества, я желаю и требую Свободы; но она меня не вполн удовлетворяетъ. Въ экономическихъ отношеніяхъ съ моими ближними, кром одной Свободы, я требую Истины, Взаимности и Права, точно такъ же, какъ въ Искусств требую вкуса и здраваго смысла, въ Промышленности - пользы, въ Наук - точности и метода. Но вотъ этихъ самыхъ условій, безъ которыхъ для меня немыслима ни Свобода, ни Искусство, ни Философія, ни Наука, вотъ этихъ условій именно и нтъ въ свободной торговл.
        Если философія и нравственность доказываютъ а priori всю ложь принципа свободной торговли, то и самые факты, въ свою очередь, подтверждаютъ эту ложь.
        Неправда, что всякій народъ долженъ отказаться отъ такой промышленности, которая даетъ ему мало выгодъ, и заняться другимъ, боле прибыльнымъ производствомъ. Неправда тутъ очевидна, потому что людямъ пришлось бы отказаться отъ трехъ четвертей человческаго труда. Основаніе и средства всякаго производства заключаются въ почв; но почвы бываютъ различной плодородности и, притомъ, если земля уже раздлена, то, во имя политической и соціальной солидарности, боле счастливые земледльцы должны какимънибудь образомъ покровительствовать мене счастливымъ и уравнять свои отношенія.
        Съ другой стороны, неправда, что различіе въ климат и почв можетъ современемъ изгладиться при помощи капиталовъ, труда и генія, какъ увряютъ проповдники безусловной свободы торговли, ожидающіе всхъ благъ отъ развитія международной конкурренціи. Причины богатства измнчивы; промышленность измняется въ свою очередь, и само общество, по своей прихоти и минутнымъ увлеченіямъ, постоянно вліяетъ на рынокъ и на самое производство. Сегодня выгоды обмна на одной сторон, а завтра - на другой: обращать такое непостоянство, такую борьбу въ законъ международныхъ сношеній и сдлокъ не значитъ ли требовать конкурренціи для конкурренціи, обмна для обмна, и, взамнъ всеобщаго обезпеченія, укоренять космополитическій ажіотажъ?!
        Неправда, что золото и серебро въ монет, какъ ложно и подложно увряютъ экономисты, имютъ такое же отношеніе къ рынку, какъ всякій другой товаръ, такъ что вывозъ звонкой монеты не наноситъ стран никакого ущерба. Нтъ, говорю я, неправда! Взгляните, что длается: на нашихъ глазахъ, въ теченіе уже шести мсяцевъ, разыгрывается финансовый кризисъ, такой кризисъ, который поднялъ учетный процентъ съ шести на восемь и обратился, наконецъ, въ кризисъ торговый и промышленный.
        Слушайте, экономисты: неправда даже и то, что торговыя выгоды одинаковы въ случа совершенной взаимности, т. е. въ томъ случа, когда торговый балансъ равно благопріятенъ обимъ сторонамъ; надо имть въ виду разницу какъ цнности полезной, которую даетъ сама природа, такъ и цнности мновой, созданной трудомъ и заключающейся въ продуктахъ.
        Неправда, наконецъ, - и это отрицаніе вытекаетъ изъ предъидущихъ, - что народу, на сторон котораго былъ бы постоянный перевсъ въ торговл, все шло бы на пользу и обогащеніе: торговымъ балансомъ воспользуются купцы и богачи -фабриканты; что же касается массы рабочихъ, то они ничего не выиграютъ; ихъ по прежнему будутъ эксплоатировать и грабить.
        Вотъ т главныя положенія, которыя я хотлъ бы развить во всей подробности, съ цлью обличить ложь и шарлатанство защитниковъ свободной торговли; къ сожалнію, здсь для этого нтъ мста. Да и къ чему бы это послужило? Довольно будетъ и того, если, на основаніи собственныхъ признаній виновниковъ торговаго трактата и объясненій самого правительства, я докажу, что теорія свободной торговли - экономическая ложь.
        Когда, въ послднее засданіе законодательнаго корпуса, г. Пуйе -Кертье явился со своею критикой торговаго договора и, опираясь на массу цифръ, показалъ громадность дефицита и доказалъ какимъ образомъ въ этомъ договор, вс выгоды были на сторон Англіи, а невыгоды на сторон Франціи; когда онъ выставилъ на видъ, что съ увеличеніемъ привоза во Франціи все боле и боле падалъ трудъ, уменьшалась задльная плата рабочихъ и положеніе ихъ становилось со дня на день все хуже и хуже, - когда все это разсказалъ и доказалъ г. Пуйе -Кертье, - лица членовъ собранія невольно вытянулись и вс зашевелились на мстахъ своихъ. Что ожидало правительственную непогршимость, если бы положеніе длъ, разоблаченное г. Пуйе -Кертье, продержалось еще года два?… Тутъ не приходилось уже смяться надъ старымъ предразсудкомъ, т. е. надъ торговымъ балансомъ. Тутъ было уже неумстно издваться надъ великимъ Кольберомъ, основателемъ французской промышленности и торговли, творцемъ всего великолпія Людовика XIV, и называть его жалкимъ министромъ за то, что онъ первый сталъ покровительствовать народной промышленности. Тутъ нельзя было шутить и
на счетъ непомрнаго вывоза за границу звонкой монеты. И что могли возразить руанскому депутату? Кто ршился сказать ему, что отсутствіе взаимности, которое обнаруживается поминутно на практик договора свободной торговли вовсе не бда; что взаимность ничто, а свобода все; что превосходство основного принципа торговаго договора въ томъ именно и состоитъ, что онъ не требуетъ отъ договаривающихся сторонъ никакой взаимности?… Дале, входя въ подробности, кто осмлился замтить г. Пуйе -Кертье, что онъ напрасно безпокоится о вывоз звонкой монеты, потому что ее слдуетъ считать простымъ товаромъ, который въ заграничной торговл обмнивается только на другіе товары безъ всякаго ущерба для продавцовъ и покупателей? Кто сталъ доказывать ему, что вывезенныя деньги рано или поздно возвратятся непремнно, даже и въ томъ случа, когда за нихъ придется отдать въ залогъ или совсмъ уступить иностранцамъ наши земли, по примру Италіи? Кто вздумалъ, наконецъ, возразить ему, что нельзя жаловаться на дурное состояніе французскаго флота, потому что такое состояніе для насъ несравненно выгодне: оно доказываетъ, что, при дороговизн
перевозки на французскихъ корабляхъ, Англія охотно возмется за это дло и сдлается не только нашею слугою, но и данницею?!
        О нтъ! Ни у одного изъ депутатовъ законодательнаго собранія не повернулся языкъ сдлать хоть одно изъ подобныхъ возраженій, которыя приводятъ въ своихъ сочиненіяхъ проповдники свободной торговли. Да, въ палат никто не ршился повторять нелпыхъ возраженій, придуманныхъ экономистами, потому что каждый зналъ, что это возбудило бы общее негодованіе. И вотъ, вмсто всякаго прямого возраженія, ораторы пытались только смягчить и ослабить то мрачное и тяжелое впечатлніе, которое произвелъ г. Пуйе -Кертье на всю палату; они старались только указать на, ошибки нкоторыхъ его вычисленій и, осуждая сами торговую дятельность съ 1859 по 1862 г., предсказывали французской торговл блестящую будущность!…
        И такъ, въ этомъ спор по поводу торговаго договора, въ этомъ спор, въ которомъ шло дло не только о самой практик торговли, но и о теоріи свободной торговли, - защитники этой теоріи вовсе не думали опираться на ея основные принципы; напротивъ того: для защиты ее они прямо пользовались доводами меркантилистовъ и о будущемъ ея развитіи говорили, какъ будто дло шло о результатахъ таможенной системы! Эти защитники говорили, что Франція, какъ держава промышленная, не иметъ соперниковъ; что ей стоитъ только захотть - и въ труд она будетъ блистать точно такъ же, какъ блистаетъ на войн; что она сама не сомнвается въ громадности своихъ средствъ; что главный ея недостатокъ заключается въ недовріи къ своему генію; что если въ начал дла она кажется слабою, то скоро потомъ заявляетъ свое превосходство; что поэтому не слдуетъ никогда осуждать заране правительство, которое берется за дло народнаго развитія, и не слдуетъ обвинять тмъ боле, что впослдствіи придется благодарить правительство за его мудрость и благодянія свободной торговли….
        Выслушавъ такое оправданіе торговаго договора съ Англіей, депутаты -патріоты могли спросить въ палат: «Кого здсь надуваютъ? Какъ! - мы считаемъ себя связанными съ Англіей договоромъ свободной торговли - и разсуждаемъ о ней, какъ будто вопросъ идетъ о покровительственной систем! Какъ? - тому, кто упрекаетъ правительство за нарушеніе торговаго баланса страны, тому, кто доказываетъ, что мы въ убытк на двсти или на триста милліоновъ, тому говорятъ: Терпніе! - будетъ и на вашей улиц праздникъ!»… Но о чемъ говорить! Разв наши пустомели -депутаты что нибудь смыслятъ въ экономическихъ вопросахъ? - Эти господа умютъ только мутить воду, въ которой ловятъ рыбу другіе, искусные ловцы. Этимъ господамъ, великимъ политикамъ, хочется чесать языкъ, когда подымается вопросъ о принцип національностей; объ этомъ вопрос они станутъ охотно разсуждать по три часа сряду, не переводя духа. Но національный трудъ, національная промышленность, національное обезпеченіе, - словомъ все, что составляетъ самую сущность національности, - все это для нихъ матеріализмъ, эгоизмъ, шовинизмъ и больше ничего. О да, французская пресса и
трибуна - просто кладъ для Англіи! Ораторы Оппозиціи стоятъ на одномъ уровн умственнаго развитія съ журнальными писаками; пусть же они вс лучше убираются въ Англію: тамъ, конечно, ихъ примутъ, какъ друзей и братьевъ.
        Англія и Бельгія доказали своимъ примромъ, что если вывозная торговля и промышленность составляютъ для шайки капиталистовъ и барышниковъ источникъ громаднаго и быстраго обогащенія, то она обращается въ тоже время для рабочихъ массъ въ причину безвыходной нищеты и неискоренимаго рабства.
        III. - Еще нсколько словъ объ этомъ предмет, - и я кончаю.
        Свободная торговля, точно такъ же, какъ свободный трудъ, свободная конкуренція и множество другихъ вещей, которыя въ мод теперь величать свободными, можетъ пониматься въ двоякомъ смысл. Одно изъ двухъ: или дло идетъ о свобод торговли со всми ея обезпеченіями, какія требуются экономическимъ правомъ, а именно - честностью, взаимностью и равенствомъ, - то въ этомъ случа, очевидно, что свобода торговыхъ сдлокъ окажется на практик добросовстною, полезною, плодотворною и вполн безупречною; считаю лишнимъ говорить, что въ этомъ смысл я могу тоже назваться проповдникомъ свободной торговли. Или же наоборотъ: если подъ свободою торговли понимать, вмст съ экономистами англійской школы, необузданное своеволіе всякаго рода сдлокъ, безъ малйшаго признанія права, взаимности, равенства и безопасности: въ такомъ случа не мене очевидно, что подобное торгашество, основанное на плутн, обман и явной недобросовстности, - ничто иное какъ подлогъ и западня; вотъ почему всякій экономистъ, если онъ только дорожитъ своею честью и благомъ своей родины, долженъ съ негодованіемъ отрицать такую свободу торговли.
        Явленія своевольной торговли или торговли анархической, не признающей никакихъ обезпеченій, должны разсматриваться съ двухъ различныхъ точекъ зрнія: 1) смотря потому - будутъ ли товары, которыми обмниваются дв націи, находиться въ неравныхъ количествахъ, т. е. будетъ ли одна сторона, которая вывозитъ меньше, чмъ получаетъ, принуждена оплачивать разницу между привозомъ и вывозомъ наличными деньгами; или 2) смотря потому - будутъ ли товары мняться на товары въ равныхъ количествахъ, т. е. сохранится ли торговый балансъ и ни одной націи не придется отдавать звонкой монеты.
        Первый изъ этихъ случаевъ, т. е. тотъ случай, когда при неравенств обмна товаровъ на товары, приходится вывозить деньги, до сихъ поръ былъ единственнымъ, на который обращали вниманіе экономисты и депутаты законодательнаго собранія. Какъ противники, такъ и защитники торговыхъ договоровъ, вс депутаты и министры, государственные люди и экономисты одинаково понимали, какихъ опасныхъ послдствій можетъ ожидать Франція въ случа постояннаго нарушенія баланса вншней торговли. Кризисъ финансовый, денежный, вынужденная закупка драгоцнныхъ металловъ, отдача въ залогъ иностранцамъ государственныхъ земель - еще не вс послдствія, какихъ можно ожидать отъ подобнаго нарушенія. Вотъ почему, въ виду тхъ возмутительныхъ фактовъ, которые обнаружилъ г. Пуйе -Кертье, ложь свободной торговли не могла устоять, и вс софизмы были забыты; спокойствіе настало не раньше той минуты, когда, указывая на статистическія и оффиціальныя данныя, стали громко говорить: успокойтесь, потому что въ этомъ году, для уравненія торговаго баланса, намъ заплатятъ 255 милліоновъ звонкою монетой. Ни мудрость властей, ни критика буржуазовъ больше
этого ничего не смыслятъ въ вопрос заграничной торговли.
        Кто говоритъ о свободной торговл въ томъ смысл, въ какомъ понимаетъ ее анархическая школа экономистовъ, тотъ непремнно и въ томъ же самомъ смысл говоритъ о свободной конкуренціи: эти два выраженія могутъ приниматься за синонимы. Этого еще мало: по закону аналогіи и по неизбжности послдствій, въ силу того же самаго отрицательнаго опредленія свободы, за свободною торговлею и за свободною конкуренціею слдуютъ: свободная промышленность, свободный кредитъ, свободная собственность, свободная ипотека и т. д. Вс эти виды свободы выражаются одною формулою подъ названіемъ свободной политической экономіи, т. е. экономіи беззаконной, отрицающей взаимность и права общества.
        Намъ извстны хорошія и пагубныя явленія вольнаго соперничества въ торговыхъ сношеніяхъ между народами; мы видли, и сама исторія ежедневно подтверждаетъ, что это соперничество, выражаясь нарушеніемъ торговаго баланса, разршается неизбжнымъ вывозомъ нсколькихъ сотъ милліоновъ звонкой монеты, постоянными займами, насильственнымъ отчужденіемъ государственныхъ земель, и влечетъ за собою порабощеніе, обнищаніе и потерю народной независимости. Не говоря уже о другихъ странахъ, укажу только на Францію, гд главными банкирскими длами занимаются преимущественно иностранцы - англичане, голландцы, бельгійцы, нмцы, швейцарцы, жиды и пр.; гд лучшія наши земли въ Турени, Бургундіи, возл Бордо, и вс самые дорогіе виноградники находятся точно также въ рукахъ иноплеменниковъ. Скоро можетъ быть настанетъ пора, когда французскій народъ, все рабочее и среднее сословіе, обратится въ толпу наемниковъ и арендаторовъ, работающихъ на чужіе карманы и желудки.
        Дйствительно: точно такъ же, какъ свободная торговля или свободная конкуренція неизбжно предполагаетъ и вызываетъ вольную промышленность, вольный кредитъ, вольное лихоимство, вольную монополь, вольную собственность, -одинаковымъ образомъ и капитальная торговля (le grand commerce) и капитальная конкуренція, заведенная во славу вольной международной торговли вызываетъ, въ свою очередь, - капитальную промышленность, капитальныя банкирскія предпріятія, капитально -чудовищныя анонимныя компаніи, капитально -лихвенные барыши, капитальную спекуляцію, капитально -феодальную собственность, короче вс т вопіющія мерзости экономическаго міра, которыя выражаются теперь въ стачк феодаловъ и монополистовъ капитала, промышленности, денежной спекуляціи и собственности.
        Вотъ нсколько цифръ, вотъ нсколько простыхъ вычисленій, которыя дадутъ вамъ разгадку тайны этого ужасающаго общественнаго переворота, предвидннаго уже боле двадцати пяти лтъ тому назадъ.
        При какихъ условіяхъ страна можетъ прокормить наибольшее число жителей, давая имъ наибольшее благосостояніе? Знаете ли это вы, добродушные наемники, которымъ никогда не придется владть даже клочкомъ земли? Знаете ли это вы, которые рукоплещете при словахъ: свободная торговля и національность? Думали ли вы даже когда нибудь объ этомъ вопрос?
        Отвчать на заданный вопросъ, впрочемъ, очень легко и стоитъ только повторить его, чтобы отвтъ представился самъ собой. И такъ, я повторяю: при какихъ условіяхъ страна можетъ прокормить наибольшее число жителей, давая всмъ наибольшее благосостояніе? - и отвчаю: при тхъ условіяхъ, когда вс пользуются плодами своего труда, когда богатства и состоянія возможно боле уравнены и когда каждый работаетъ.
        Я увренъ, что ни одинъ экономистъ, даже ни одинъ аристократъ не станетъ сомнваться въ истин этого отвта. Теперь слдите за моимъ разсужденіемъ.
        Современная Франція иметъ 54 милліона гектаровъ земли.
        Изъ числа этихъ 54 милліоновъ гектаровъ, приблизительно находится:

+=====
| Пахатныхъ земель | 27,000,000 гект. |
+=====
| Виноградниковъ, садовъ и огородовъ | 2,777,000 |
+=====
| Луговъ | 4,834,000 |
+=====
| Полей для разнаго посва | 1,000,000 |
+=====
| Пустошей, пастбищъ | 7,800,000 |
+=====
| Рощь и лсовъ | 8,500,000 |
+=====
| Ркъ, озеръ, прудовъ, каналовъ и пр. | 213,800 | Семейство крестьянъ -собственниковъ, работающее своими руками и состоящее изъ четырехъ или пяти человкъ, можетъ жить безбдно, если владетъ собственностью, которая заключаетъ въ себ:

+=====
| Пахатныхъ земель | 3 гект. | » аръ. |
+=====
| Садовъ и огородовъ | » | 30 аръ |
+=====
| Луговъ | » | 54 |
+=====
| Полей для разнаго посва | » | 12 |
+=====
| Лсовъ, пустошей, выгоновъ и пр. | » | 96 |
+=====
| Всего | 4 гект. | 92 ара. | Говоря проще, каждое семейство крестьянъ, состоящее изъ 4 или 5 человкъ, можетъ просуществовать безъ нужды, владя 5 гектарами земли. Занимаясь ея обработкою, оно будетъ имть возможность не только уплачивать государственныя подати, но даже имть избытокъ продуктовъ, на которые можетъ покупать разныя произведенія промышленности, необходимыя для земледльческаго хозяйства и домашняго обихода. Расходъ на вс эти покупки, вмст съ податью, положимъ будетъ равняться одной трети общаго годоваго расхода на вс потребности.
        При такомъ разсчет, мы находимъ, что населеніе Франціи, надленное землею и занятое работою, можетъ состоять изъ 9 милліоновъ земледльческихъ семействъ, что будетъ равняться населенію до 40 милліоновъ человкъ. Прибавляя къ этому числу еще одну треть населенія, занятаго фабричнымъ, заводскимъ и ремесленнымъ дломъ, а также чиновниковъ, солдатъ и пр., т. е. около 13,500,000, - все населеніе Франціи дойдетъ до 53,500,000. Многіе полагаютъ даже, что Франція можетъ легко прокормить вдвое боле этого числа жителей.
        Но сколько, въ настоящее время, не достаетъ жителей во Франціи, чтобы населеніе ея достигло этой цифры? - Почти 16 милліоновъ.
        Отчего же происходитъ такой недостатокъ? Онъ происходитъ, какъ я сказалъ уже, оттого, что состоянія и богатства крайне неравны, множество людей вовсе не работаетъ или занимается трудомъ непроизводительнымъ. Другими словами: причина недостаточнаго населенія кроется въ развитіи капитальной конкурренціи, капитальной промышленности, капитальной спекуляціи и капитально -феодальной собственности. Это развитіе длается на счетъ средняго и рабочаго сословій и стремится охватить собою всю Европу, весь міръ, наконецъ, путемъ свободной торговли.
        Я представилъ сейчасъ разсчетъ, по которому семейство крестьянина, въ числ четырехъ или пяти человкъ, можетъ существовать безбдно и, кром уплаты податей, пользоваться разными произведеніями промышленности въ томъ случа, когда владетъ пятью гектарами (десятинами) земли. Этого количества земли, частью пахатной, а частью негодной для обработки, однако далеко недостаточно для такого семейства, которое живетъ арендою и, слдовательно, само не работаетъ. Напримръ, во Франшъ -Конте, въ провинціи, не одной изъ лучшихъ, но и не изъ худшихъ, чистый поземельный доходъ съ одного гектара пахатной земли бываетъ обыкновенно около 50 франковъ: отсюда видно, что для семейства мелкаго сельскаго буржуаза, который хочетъ получать 5,000 франковъ годоваго дохода, необходимо, по крайней мр, до 100 гектаровъ удобной земли, не считая пастбищныхъ выгоновъ и пр., то есть необходимо въ тридцать разъ боле того, что достаточно семейству рабочаго крестьянина!… Сообразите это демократы, поклонники свободной торговли! Сообразите еще разъ, что собственность, потребная для семейства буржуаза, живущаго хотя и скромно, но не работою,
а доходами, относится къ собственности работника -крестьянина, какъ 30:1. - Остальное - кому придется.
        Это еще не все: крупному землевладльцу необходимо, напримръ, разводить парки, аллеи, оранжереи, вырывать пруды, - короче, ему необходимо увеличивать мертвое пространство: въ этомъ выражается его роскошь. Нердко такой самодуръ расходуетъ на глупую страсть уничтожать почву гораздо боле, чмъ цлый округъ на устройство и поддержаніе путей сообщенія.
        По даннымъ статистики можно считать, что количество всякаго мяса, рыбы, дичи, которое потребляется во Франціи, составляетъ до 900 милліоновъ килограммовъ, то есть по 22 1/2 килогр. въ годъ на человка или по 62 грамма въ сутки. Цны на мясо бываютъ различны, смотря по качеству и вырзк кусковъ - отъ 1,20 фр. до 3,60 фр. за килограммъ говядины, отъ 0,90 до 2,20 фр. за баранину и телятину, и отъ 1,40 до 1,60 фр. за свинину. Предполагая даже, что, въ будущемъ порядк взаимнаго обезпеченія и равенства, общее количество ежегоднаго потребленія мяса не увеличится, то 62 грамма или полъ -ливра въ сутки на крестьянское семейство всетаки лучше, чмъ ничего: этого количества мяса достанетъ, по крайней мр, на то, чтобы имть подобіе супа и не хлебать горячую воду. Но не то длается теперь во Франціи, гд точно такъ же, какъ въ Англіи, Фландріи и Голландіи, всякій имющій средства покупать мясо, потребляетъ его въ большомъ количеств: такимъ образомъ, считая даже, что во Франціи потребляютъ мясо 12 милліоновъ чел., окажется, что отъ мясной пищи воздерживаются боле 25 милліоновъ.
        По вычисленіямъ видно, что во Франціи ежегодно выдлывается до 30,000,000 гектолитровъ вина. Изъ этого числа, 5 или 6 милліоновъ обращаются въ водку и почти такое же количество вывозится за границу. Такимъ образомъ, для вседневнаго потребленія остается только 20,000,000 гектолитровъ, т. е. 50 литровъ въ годъ на человка, или говоря лучше по стаканчику въ день на человка. Вотъ почему каждый, выпивающій въ день боле одного стаканчика заставляетъ другаго воздерживаться отъ вина.
        Здсь я считаю нелишнимъ представить приблизительный счетъ ежедневнаго расхода парижскаго рабочаго на свой обдъ:

+=====
| Хлбъ | » франкъ | 30 сантим. |
+=====
| Супъ | » франкъ | 15 |
+=====
| Мясо и зелень | » франкъ | 50 |
+=====
| Вино (четверть литра) | » франкъ | 20 |
+=====
| Кофе | » франкъ | 10 |
+=====
| Итого | 1 франкъ | 25 сантим. | Составимъ теперь разсчетъ - во что обойдется столъ, разумется не милліонера, а просто достаточнаго и скромнаго буржуаза:

+=====
| Завтракъ: кофе, котлетка или бивстексъ. | 1 фр. | 50 с. |
+=====
| Обдъ: Хлбъ | » фр. | 20 |
+=====
| Супъ | » фр. | 50 |
+=====
| Мясо, рыба, дичь | 1 фр. | 50 |
+=====
| Зелень или салатъ | » фр. | 75 |
+=====
| Дессертъ | » фр. | 50 |
+=====
| Вино | 1 | - |
+=====
| Кофе, ликеры | » фр. | 80 |
+=====
| Итого | 6 фр. | 75 с. | И такъ, какъ мы видимъ, одному человку вовсе не тяжело сть за пятерыхъ: все дло въ томъ, чтобы платить. Но теперь насъ занимаетъ вовсе не этотъ, а другой вопросъ. - Существуетъ ли какая нибудь экономическая независимость между этимъ неравенствомъ отношеній и свободною торговлею? Всякій, кто мало мальски разсуждаетъ и не забылъ того, о чемъ мы говорили на предъидущихъ страницахъ, согласится вполн со слдующимъ выводомъ, который я выражу въ нсколькихъ словахъ:
        Въ обществ, основанномъ на истинно -демократическихъ началахъ, въ обществ, гд, вслдствіе гражданскаго и политическаго равенства, заявляется неудержимое стремленіе къ уравненію богатствъ, представляется только одно средство поддержать тунеядство и неравенство наслажденій; это средство заключается въ томъ, чтобы связать вмст: 1) централизацію; 2) налоги (см. выше гл. I); 3) государственные долги; 4) крупную монополію (анонимныя компаніи желзныхъ дорогъ, горныхъ заводовъ, газоваго освщенія и пр., должность маклеровъ и пр.); 5) несолидарность или экономическую анархію; 6) свободу лихоимства и 7) свободу вншней торговли.
        На дл оказывается, что для удобнаго, я не говорю роскошнаго, проживанія 250,000 семействъ, т. е. одного милліона человкъ изъ числа 40,000,000 жителей, приходится взимать изъ суммы общаго потребленія страны 2 милліарда, 500,000,000, считая только по 10,000 фр. на семейство. Такъ какъ поземельный доходъ не великъ, потому что онъ даетъ едва ли боле 50 франковъ чистаго барыша на десятину, то является необходимость организовать огромную феодальную, меркантильно промышленную систему и за тмъ завести множество доходныхъ должностей на государственной и общественной служб, уменьшить запашки, съ цлью увеличить сборъ овса и фуража для разведенія рогатаго скота, потому что количество мяса было бы очень недостаточно, если бы оставить посвы въ прежнихъ размрахъ; за тмъ необходимо возстановить крупную собственность, роскошное владніе, гд было бы довольно мста для великолпія и забавы тунеядцевъ; наконецъ слдуетъ уменьшить размноженіе народонаселенія для избжанія опасности отъ развитія нищеты.
        Въ этой организаціи новаго феодализма, свободная торговля играетъ большую роль. Благодаря ей, анархическая конкуренція въ международныхъ сношеніяхъ достигаетъ своего высшаго предла; мелкая промышленность окончательно поглощается и уничтожается; населенія мелкихъ поземельныхъ собственниковъ исподволь обращаются въ толпу наемниковъ; средній классъ вовсе изчезаетъ и рабочій классъ становится покорною, обузданной массою чернорабочихъ рабовъ; - и все это достигается тмъ врне и неизбжне, что удары, которые наносятся народу, совершенно неотразимы, кажутся ему ршеніемъ самой судьбы. Да, благодаря обаянію слова «свобода», которымъ такъ ловко умютъ пользоваться, рабочій народъ увлекается въ бездну ужасной нищеты.
        Такимъ образомъ, сама необходимость вещей ведетъ современное французское общество къ такому отчаянному состоянію, которое можно изобразить въ форм слдующаго договора:
        1) Крупные монополисты собственники, капиталисты, фабриканты и заводчики, купцы, ростовщики, банкиры, высшіе государственные чины вступаютъ въ тайный заговоръ и въ стачку противъ разрозненной толпы мелкихъ собственниковъ, промышленниковъ, ремесленниковъ, земледльцевъ и вообще противъ всхъ рабочихъ, поденщиковъ и наемниковъ, которые путемъ политическаго и гражданскаго равенства въ силу экономическаго права и договора взаимности, стремятся или должны, по крайней мр, стремиться къ уравненію состояній и богатствъ, то есть къ уничтоженію упомянутыхъ крупныхъ собственниковъ, капиталистовъ и проч.
        2) Вслдствіе того, что самый многочисленный и бдный классъ земледльцевъ и рабочихъ желаетъ обезпечить свой трудъ и стремится улучшить свое положеніе по принципу взаимности, - монополисты слдуютъ противному принципу несолидарности и свободы торговли.
        3) Для достиженія этой цли, заговорщики принимаютъ самыя ршительныя мры противъ образованія не только рабочихъ товариществъ, но и всхъ мелкихъ промышленныхъ обществъ, которыя добиваются самостоятельнаго существованія; чтобы предупредить ихъ соперничество и скоре и врне поглотить и уничтожить всякую независимую мелкую промышленность, они поддерживаютъ временно такія биржевыя и рыночныя цны, которыя заставляютъ разоряться и банкротиться мелкихъ фабрикантовъ, ремесленниковъ, мастеровъ и всхъ вообще самостоятельныхъ производителей.
        4) Приводя въ исполненіе эту мру, сообщники распредляютъ и раздляютъ вс торговыя и промышленныя занятія по своему соображенію и разсчету, въ видахъ монополя. Часть земель, которая воздлывается руками бдныхъ, но свободныхъ поселянъ, исподволь отходитъ въ собственность крупныхъ владтелей и если не отличается особеннымъ плодородіемъ, то обращается въ искусственный лугъ, или простой выгонъ, или на ней разводится паркъ, роща, лсъ. При этомъ, монополисты стараются задерживать размноженіе населенія всми средствами, какія даетъ имъ организація промышленнаго феодализма и практика свободной торговли.
        5) Устранивъ вс препятствія и одержавъ ршительную побду, заговорщики составляютъ новую экономическую конституцію. Въ силу этой конституціи опредлятся разъ на всегда вс права, отношенія и обязанности, а также цны продуктовъ и услугъ, чмъ и будетъ положенъ конецъ революціямъ.
        Что будетъ, то будетъ! Пусть власти и представители торговой, промышленной и денежной аристократіи не сознаются въ заговор противъ рабочаго народа: я не обвиняю ихъ за это. - Но повторяю снова, что представители ныншней экономической чепухи далеко не сознаютъ ея логики и не подозрваютъ, куда она ведетъ ихъ. Отличительная черта современнаго высшаго сословія, какъ я уже говорилъ прежде (II часть, гл. IX), - отрицаніе принциповъ, полнйшее отсутствіе самосознанія или, выражаясь врне, пониманія тхъ идей, въ силу которыхъ она дйствуетъ, и малодушная привычка жить только настоящимъ, слдуя поговорк: на нашъ вкъ хватитъ!
        Въ заключеніе этой главы мн остается еще сказать нсколько словъ о томъ, какъ должны были вести себя демократы, противники свободной торговли, въ виду торговаго трактата.
        По конституціи 1852 г., глав государства дается право заключать торговые договоры. Конституція 1848 г. также утвердила это верховное право. Такимъ образомъ, Наполеонъ III, подписавъ договоръ 1860 г., былъ совершенно правъ легально. Хотя г. Пуйе -Кертье и критиковалъ трактатъ съ Англіей, но не осмлился, однако, требовать его отмны: въ рчи своей онъ ограничился робкими замчаніями правительству и умолялъ его остановиться на пути къ безусловной свобод торговли, пока еще есть время.
        Но что могли бы сказать мы, демократы -проповдники взаимности? Безъ сомннія, многіе изъ насъ были бы довольны, если бы нашему радикальному и основательному мннію удалось заявить себя съ трибуны и правительство узнало бы отъ насъ: 1) что торговый договоръ, заключенный съ Англіею, нарушаетъ законъ взаимности, законъ основной и неотмнимый въ демократіи и соціальной экономіи; 2) что правительственная власть, объясняя по -своему императорское право, исказила смыслъ конституціи; 3) что не одному только государю, а всему народу, въ общихъ собраніяхъ и торговыхъ палатахъ, слдуетъ обсуждать и опредлять условія экономическихъ сношеній съ иностранными государствами; 4) что съ 89 года нельзя признавать за государемъ самодержавной власти распоряжаться длами торговли, промышленности, собственности, цнности и заработной платы; наконецъ 5) что въ поведеніи правительства заключается противорчіе, потому что, провозгласивъ принципъ свободной торговли при заключеніи торговаго трактата, оно усиливалось оправдать этотъ трактатъ аргументами, заимствованными у покровительственной системы; что, слдовательно, требовали
отмны договора.
        Но замтьте, что такое заявленіе принциповъ, еслибы оно даже не было признано несостоятельнымъ при самомъ начал, неизбжно было бы признано, наконецъ, несовмстнымъ съ существующею политико -экономическою системою. Въ самомъ дл, разв здсь не все гармонически связано, не все идетъ нога въ ногу: централизація и экономическая анархія, громадные бюджеты и громадныя монополіи, свобода лихоимства и свобода торговли?… Окончивъ свою рчь, представителю Демократіи и принципа взаимности оставалось бы только подать въ отставку; стоилоли же хлопотать о кандитатур и принимать присягу?…
        notes
        Примечания
        1
        Единственное за многие последние десятилетия издание трудов П. Ж. Прудона в России: П. Ж. Прудон. Что такое собственность? М., 1998. О Прудоне см.: Шубин А. В. Социализм. «Золотой век» теории. М., 2007 и Рябов П. В. Философия классического анархизма (проблема личности). М., 2007.
        2
        Публично возражая в печати против патриархализма Прудона, русский публицист и революционер M. Л. Михайлов положил начало дискуссиям вокруг «женского вопроса» в России.
        3
        Биографию и выразительно -лаконичные портреты П. Ж. Прудона см.: Герцен А. И. Былое и Думы. Глава XLI // Герцен А. И. Собрание сочинений в восьми томах. Т. 6, М., 1975, сс. 178 -196 и М. Туган -Барановский. Пьер Жозеф Прудон // Адам Смит, Беккариа и Бентам, Джон Милль, Прудон, Ротшильды. Биографические повествования. Челябинск, 1998, сс. 301 -386.
        4
        Подробнее о переводе и обстоятельствах издания «Французской демократии» («De la capacite' politique des classes ouvrie' res») в России см.: Рудницкая Е. Л. Лики русской интеллигенции. М., 2007, сс. 302 -303. Помимо Н. К. Михайловского, сумевшего издать книгу в 1867 году в Санкт -Петербурге, в переводе участвовали виднейшие русские прудонисты -шестидесятники - Николай Соколов и Николай Ножин.
        5
        Рябов П. В. Краткий очерк истории анархизма в ХІХ -ХХ веках. М.: Красанд/URSS, 2010, сс. 17 -24 и Шубин А. В. Социализм. «Золотой век» теории. М., 2007, сс. 85 -198.
        6
        Манифестъ Шестидесяти говоритъ прямо: «Мы утверждаемъ, что посл двнадцати лтъ терпнія наступила благопріятная минута. Мы не можемъ согласиться, чтобы слдовало ждать слдующихъ общихъ выборовъ, т. е. еще шесть лтъ; если такъ, то избранія работниковъ пришлось бы ждать восемнадцать лтъ». Такимъ образомъ, видно, что они ведутъ счетъ своему терпнію съ 1851 года.
        7
        Г. Толенъ въ своей брошюр о выборахъ приводитъ слдующій фактъ. Одинъ избиратель работникъ 9 округа, въ присутствіи котораго разсуждали о достоинствахъ г. Пельтана, писателя, обозрвшаго, по словамъ стереотипной рекламы г. Паньера, весь кругозоръ человческой мысли, выразился нсколько грубо, но въ форм, совершенно соотвтствующей современному настроенію: «A мн наплевать, что бы ни бросить въ избирательный ящикъ, яблочную середку или капустную кочерыжку, - лишь бы то, что я брошу, значило оппозиція».
        8
        Свободный обмнъ препятствуетъ возвышенію цны на хлбъ и внушаетъ уваженіе крестьянамъ; можно сказать, что во Франціи почти всюду цна хлба не превышаетъ стоимости производства. Даже въ Босъ арендаторъ получаетъ свой доходъ не съ сбора хлба, а съ искусственныхъ луговъ и со стадъ.
        9
        Глава эта во французскомъ изданіи Дантю подъ редакціей Шоде потерпла важныя и значительныя измненія. Мы печатаемъ ее въ томъ вид, какъ она была переведена въ Париж г. Соколовымъ съ рукописи покойнаго автора и напечатана въ № 6 «Русскаго Слова» за 1865 годъ.
        10
        Это сравненіе можетъ показаться несправедливымъ въ періодъ стачекъ, совершающихся на нашихъ глазахъ. Но, не говоря уже о томъ, что законъ о стачкахъ вызванъ, собственно говоря, не народною иниціативой (см. ч. III, г. IX), въ большинств случаевъ правительство поддерживало требованія работниковъ.
        Работники заслуживали бы, конечно, похвалу за произведенныя ими избранія, за уступку буржуазіи, если бы, какъ заявилъ манифестъ шестидесяти, эта уступка была внушена высшими политическими соображеніями. Но ничего этого къ сожалнію мы не видимъ, и, кром прихоти, эгоизмъ, есть единственный двигатель работниковъ.
        11
        Отвтъ четырехъ рабочихъ на статью Sicle 14 марта 1864.
        12
        См. «Руководство биржеваго спекулятора» и «о реформахъ въ желзныхъ дорогахъ» того же автора.
        13
        Нельзя умолчать еще о слдующемъ факт: извстные сторонники экономической анархіи, виновники промышленнаго и торгашескаго феодализма, отъявленные противники освобожденія рабочихъ, неотступно требуютъ такъ называемой свободы банковъ или децентрализаціи кредита; они точно также требовали и добились такъ называемой свободной торговли, а теперь скоро потребуютъ еще свободы процента. Въ толкахъ объ этомъ они никогда не пропускаютъ случая обличить взаимный кредита въ стремленіи къ централизаціи и обвинить защитниковъ экономическаго переворота въ поползновеніи къ правительственности. Стоить ли напоминать читателю, что всякая общественная служба, организованная такъ, чтобы не стоить потребителямъ ничего или почти ничего, есть трудъ коллективный, дйствующій самъ по себ и для себя, стоящій, слдовательно, настолько же вн общинности, насколько и вн централизаціи? Общественные банки каждой провинціи, каждаго города должны быть независимы другъ отъ друга: такимъ образомъ централизація будетъ достаточно разбита. Но считать свободою кредита такую свободу, въ силу которой всякій могъ бы выдавать бумажные денежные
знаки, или называть свободою процента право поднимать учетъ до 7, 8, 9, 10 и выше - значить злоупотреблять словами; такое злоупотребленіе въ жизни прикрываетъ подлогъ, а въ наук составляетъ противорчіе. - Сказанное о кредит, мы повторимъ и о страхованіи, объ общественныхъ работахъ и т. д. Не будемъ смшивать дло коллективное, даровое по своей сущности съ явленіями централизаціи, которыя хуже и дороже всхъ другихъ.
        14
        Теорія взаимнаго кредита, стремящагося сдлаться даровымъ, въ силу котораго занимающій долженъ оплачивать только издержки по управленію, составляющія 1/4 %, была въ первый разъ теоретически изложена въ брошюр въ 43 страницы, подъ заглавіемъ: Организація кредита и обращенія П. Ж. Прудона, Парижъ 1848. Другіе, напримръ Мазель старшій, а въ позднйшее время г. Боннаръ, казалось, тоже угадывали этотъ принципъ. Но они имли о немъ самое поверхностное понятіе; доказали они это тмъ, что обоимъ, особенно Боннару, тотчасъ же пришла мысль эксплуатировать этотъ принципъ въ свою пользу, забывая, что безплатность то и составляетъ самую сущность взаимности. Контора Боннара теперь въ значительной степени пала; впрочемъ говорятъ, что основатель усплъ составить себ блестящее состояніе, источникъ котораго, хотя въ глазахъ судей оказался совершенно безукоризненнымъ, но тмъ не мене не иметъ ничего общаго со взаимностью.
        Въ числ противниковъ взаимнаго кредита я долженъ назвать Фредерика Бастіа. На памяти этого экономиста, заслуживающаго уваженія за большую часть своихъ мнній, останется, въ глазахъ здравомыслящихъ людей, пятно недобросовстности, которую онъ обнаружилъ во время нашего публичнаго диспута въ 1849 году. Заодно съ Бастіа, я охотно признаю, что въ дл кредита частное лицо не можетъ безвозмездно выпустить изъ рукъ свои капиталы, точно также, какъ ему было бы невозможно застраховать какой нибудь торговый домъ безъ значительной преміи; потомъ, когда я хотлъ растолковать своему противнику, что при порядк, основанномъ на взаимности, все шло бы совершенно обратнымъ путемъ, Бастіа не хотлъ ничего слушать, говоря, что взаимность нимало его не интересуетъ, и что онъ довольствуется моимъ признаніемъ касательно результатовъ кредита, который я назвалъ одностороннимъ (unilatral), чтобы избжать ненавистнаго слова: лихоимствующій.
        По этому поводу я позволю себ представить слдующее разсужденіе. Мн меньше, чмъ всякому другому, было бы прилично осуждать рабочія массы, особенно въ ту минуту, когда во Франціи, Германіи и Англіи он стараются дйствовать заодно, чтобы отстоять свое освобожденіе противъ коалиціи капиталистовъ и случайностей международной войны. Но выставивъ на видъ ложныя понятія и заблужденія рабочей массы касательно кредита, я не могу не упомянуть о робости тхъ, которые, боясь утопій, считаютъ мудростью слдить шагъ за шагомъ за буржуазною практикою и охотно свели бы ученіе о взаимности на то, чтобы рабочій классъ имлъ своихъ банкировъ, а собственники, предприниматели и лавочники - своихъ. Какъ? Неужели взаимность станетъ стыдиться своего имени! Неужели она станетъ бояться, что ее завлекутъ слишкомъ далеко. Неужели она будетъ протестовать противъ того, что нкоторые уже называютъ преувеличеніемъ ея ученія. Пусть рабочіе успокоятся. Ихъ банки, платящіе за капиталы очень дорого, вслдствіе чего имъ невозможно отдавать ихъ взаймы дешево, не въ состояніи приняться за серьезную войну противъ капитализма. Взаимный кредитъ
будетъ основанъ въ Европ не отпаденіемъ, не незначительными конкурренціями, не филантропическими вспоможеніями или подписками. Для этого нужна, какъ я говорилъ уже не разъ, вся сила коллективной воли, которая откровенно стала бы на сторону преобразованій. Въ 1849 году Народный Банкъ преслдовалъ только одну цль: трудиться надъ экономическимъ образованіемъ народа и просвщать его примромъ, опытомъ и гласнымъ обсужденіемъ вопросовъ о кредит. Исполненіе дла мы отложили до выборовъ 1852 года. Въ будущемъ, безъ сомннія, скрывается много чудесъ; рабочая демократія непобдима. Однако, я думаю, она поступить разумно, если не станетъ истощать своихъ силъ въ безполезныхъ усиліяхъ; въ 1863 году она съумла хорошо заявить себя; поэтому ей не слдуетъ упускать изъ виду политическихъ идей 1852 года.
        15
        Почтенные граждане, принявшіе въ послднее время подъ свое покровительство развитіе рабочихъ обществъ, депутаты, журналисты, банкиры, адвокаты, литераторы, промышленники и т. д., надюсь, признаютъ, что, замнивъ слово ассоціація выраженіями взаимность, ученіе взаимности и т. д., въ смысл общей формулы экономической революціи, я руководствовался не мелочнымъ тщеславіемъ, а, напротивъ того, интересами научной точности. Во первыхъ слово ассоціація слишкомъ спеціально и неопредленно; оно неточно, говоритъ скоре чувству, чмъ разсудку и не иметъ того всеобъемлющаго значенія, которое необходимо въ подобномъ случа. Не говоря уже о томъ, какъ выражается одинъ изъ писателей ассоціаціи, что въ настоящее время существуетъ между рабочими три рода обществъ, между которыми надо отыскать связь: общества производства, общества потребленія и общества кредита, - существуютъ и другія общества - вспомоществованія, страхованія, обученія, чтенія, трезвости, пнія и т. д. Прибавьте къ этому общества, опредленныя сводомъ законовъ: общества гражданскія и торговыя, общія товарищества имуществъ и барышей или общины;
товарищества на вр и анонимныя общества. Это все вещи разныя, и писателю, который захотлъ бы писать объ ассоціаціи, слдовало бы прежде всего постараться отыскать принципъ, которымъ можно было бы привести къ одной общей формул эти безчисленныя ассоціаціи; но тогда этотъ принципъ сталъ бы выше принципа самой ассоціаціи.
        Очевидно, что три четверти, если не четыре пятыхъ такой націи, какъ наша, - собственники, земледльцы, мелкіе промышленники, литераторы, артисты, чиновники и т. д. - не могутъ считаться живущими въ обществ; стало быть или надо объявить ихъ отнын стоящими вн реформы, вн революціи, или надо допустить, что слово общество, ассоціація не удовлетворяетъ наук; надо найти другое слово, въ которомъ съ простотою и энергіею соединялась бы широта принципа. Наконецъ, мы показали, что въ новйшей демократіи политическій принципъ долженъ быть тождествененъ съ принципомъ экономическимъ: а этотъ принципъ уже давно названъ и опредленъ; это принципъ федераціи, синонимъ взаимности или взаимной гарантіи, не имющій ничего общаго съ принципомъ ассоціаціи.
        16
        Ложное единство отличается преимущественно своимъ матеріализмомъ. Для управленія подобнымъ строемъ достаточно было бы обезьяны. Машина заведена, - и все повинуется. Никто не осмливается требовать отъ центральной власти ни ума, ни обезпеченія, ни нравственности. Она хочетъ, она повелваетъ она власть - и все тутъ.
        Централизація доставила торжество парижской общин посл сентябрскихъ убійствъ, а потомъ, 31 мая, Марату. Она вызвала тріумвиратъ Робеспьера, Сенъ -Жюста и Бутона; она сдлала возможнымъ Терроръ и поддерживала его четырнадцать мсяцевъ. Она подготовила 18 -ое брюмера и едва не помогла, два года спустя, Кадудалю. Если бы Бонапартъ былъ убитъ адскою машиной, Реставрація, начавшаяся только въ 1814 году, явилась бы двнадцатью годами раньше. Благодаря централизаціи, въ то самое время, когда Наполеонъ посылалъ свои указы изъ Москвы, въ самомъ Париж едва не воцарился Малетъ. Централизація, сдлала то, что въ 1814 году актъ капитуляціи Парижа легъ въ основаніе тогдашней конституціи. Централизація, погубившая династію Бурбоновъ, погубила и Орлеановъ. 2 декабря было дломъ семи человкъ. При централизаціи управляетъ не человкъ, не герой или заговорщикъ, не Лафайетъ, Дантонъ или Маратъ, даже не Конвентъ, не Директорія, не Король, не Императоръ, - все въ рукахъ великаго города Парижа; все идетъ изъ центра.
        17
        При равенств федеральныхъ государствъ, достаточно одного собранія; но если они не равны, то для возстановленія равновсія для федеральнаго представительства необходимы дв палаты или два совта: въ одинъ изъ нихъ вс государства, безъ различія числа народонаселенія и пространства области, посылаютъ равное число представителей; въ другой совтъ депутаты назначаются государствами въ числ, соотвтствующемъ величин каждаго. (Такова федеральная конституція Швейцаріи, гд двойственность парламента иметъ совершенно другое значеніе, чмъ въ конституціяхъ Англіи и Франціи).
        18
        По многимъ причинамъ, мы охотно согласились бы не переводить этихъ страницъ, гд Прудонъ говоритъ о политик, между прочимъ и потому, что совершенно не раздляемъ практическихъ взглядовъ автора. Намъ даже непріятно видть, какъ Прудонъ, въ этой вздорной области политическихъ вопросовъ, берется еще за несвойственное ему дло «практическаго» построенія, бредетъ по слдамъ аббата Сіэйса и Камбасереса и созидаетъ для Франціи планъ новой (уже которой по счету?) конституціи. При всемъ томъ, намъ кажется, что недобросовстно скрывать отъ русскихъ читателей промахи и увлеченія Прудона, тмъ боле, что слабость и наивность его политической практики слишкомъ очевидны и могутъ предостеречь всякаго отъ увлеченій «практическими» ршеніями, которыя теперь совершенно неумстны.(Ред.)
        19
        Это доказывается фактомъ, мало извстнымъ, но чрезвычайно замчательнымъ. Въ нкоторыхъ мстностяхъ Дубскаго департамента, въ Монбелліарскомъ округ, народонаселеніе состоить частью изъ католиковъ, частью изъ протестантовъ, и здсь нердко можно встртить, что одно и то же зданіе въ различные часы служитъ для богослуженія обоихъ исповданій и никогда не случается тамъ никакихъ столкновеній. Очевидно, эти добрые люди заключили другъ съ другомъ договоръ взаимной терпимости для обрядовъ своихъ исповданій, и взаимность устранила всякую возможность столкновенія. Въ деревняхъ этихъ не было примра и никогда не слыхано, чтобы кто нибудь перемнялъ религію, или чтобы кто нибудь совершалъ въ отношеніи другихъ враждебные поступки изъза религіозной ревности Но нсколько лтъ тому назадъ, архіепископъ Безансонскій сталъ сять смяна раздора: онъ веллъ построить для своихъ прихожанъ особыя церкви. Истинный другъ мира и человчества просто старался -бы украсить и расширить домъ божій, понялъ бы что этотъ храмъ -церковь - прекраснйшій памятникъ, какой только люди могутъ построить въ честь христіанскаго милосердія. Но
архіепископъ разсудилъ иначе. По мр силъ своихъ онъ старается противопоставить одну религію другой, одну церковь другой, одно кладбище другому. Когда наступитъ страшный судъ, не нужно будетъ отдлять козлищъ отъ овецъ - объ этомъ уже позаботились заблаговременно.