Философия религии. Концепции религии в зарубежной и русской философии Олег Тимофеевич Ермишин

  Учебное пособие подготовлено на основе лекционного курса «Философия религии», прочитанного для студентов миссионерского факультета ПСТГУ в 2005/2006 учебном году. Задача курса дать студентам более углубленное представление о разнообразных концепциях религии, существовавших в западной и русской философии, от древности до XX в. В 1-й части курса рассмотрены религиозно-философские идеи в зарубежной философии, дан анализ самых значительных и характерных подходов к пониманию религии. Во 2-й части представлены концепции религии в русской философии на примере самых выдающихся отечественных мыслителей.

  Олег Ермишин
  Философия религии. Концепции религии в зарубежной и русской философии

  Издательство Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, 2009

* * *

  Предисловие
  Философия религии и ее проблемы

  Наблюдающееся в последнее время возрастание роли религии в современном обществе, разумеется, делает необходимым получение возможно более точного и объективного знания - богословского, религиоведческого и философского - об этой области человеческой жизни. Однако потребность в таком знании имеет отнюдь не только сиюминутные причины социально-политического свойства, но и гораздо более глубокие экзистенциальные основания.
  Среди множества борющихся между собой за первенство в структуре человеческого существования сфер, религии принадлежит совершенно особое место. Только здесь эта претензия на первенство оправдана самой идеей данной сферы, осуществляющей, по слову Вл. Соловьева, «связь человека и мира с безусловным началом и средоточием всего существующего»[1 - Соловьев B. C. Чтения о Богочеловечестве. // Соловьев B. C. Сочинения: в 2 т. М, 1989. Т. 2. С. 5.]. Можно признавать или не признавать оправданность этой претензии, признавая или не признавая истинность той или иной религии, или ложность их всех, но невозможно просто отмахнуться от этого. Богоборческий пафос таких мыслителей как Бакунин или Ницше как раз говорит об этой невозможности. Занимая то большее, то меньшее место в повседневной человеческой жизни и в культуре, религиозная сфера всегда остается для человечества (как религиозного, так и не - и антирелигиозного) рядом открытых вопросов. Поиски ответов на эти вопросы порождают такие рефлексивные практики, как теологию, религиоведение и, разумеется, философию религии. Именно последней в двух ее вариантах -
западноевропейском и русском - и посвящена книга О. Т. Ермишина.

  Что же такое философия религии? Вслед за Ю. А. Кимелевым можно различать широкий и узкий смысл данного понятия. В широком смысле философия религии - «это совокупность актуальных и потенциальных философских установок по отношению к религии, концептуализации ее природы и функций, а также философских подтверждений (а также опровержений. - К. А.) существования Бога, философских рассуждений о Его природе и отношении к миру и человеку»[2 - Кимелев Ю. А. Философия религии. М., 1998. С. 7.]. Соответственно, в узком смысле, «это эксплицированное автономное философское рассуждение о Боге и о религии, особый тип философствования»[3 - Там же. С. 9.]. В зависимости от целей философского исследования, она может выступать либо как философская теология, либо как философское религиоведение, либо как сочетание той и другой формы, при преобладании одной из них[4 - Там же. С. 12.]. Все эти типы, как увидит читатель, наглядно представлены в книге О. Т. Ермишина. Несмотря на то, что Кимелев осуществлял свою концептуализацию философии религии главным образом на основе западного материала, все эти определения, с рядом
поправок, вполне релевантны и для русской мысли. Книга Ермишина непосредственно удовлетворяет указанную им «потребность в… обобщающих работах, посвященных истории западной философии религии, а также русской религиозной философии». Впрочем, термин «русская религиозная философия» в данном контексте не очень удачен. Термин этот постепенно превращается в расхожий штамп и чуть ниже я попытаюсь придать ему некоторое предметное значение, которое он может получить, на мой взгляд, только в контексте рассмотрения целостной системы рефлексивных структур религиозной традиции. Представляется, что говорить о философии религии в России в данном контексте более оправданно. Примем эти исходные определения и попытаемся их уточнить, а, местами, и поправить.
  Не отрицая тесной связи европейской и русской философской традиции, укажем все же на особенности русской мысли. Особенности эти определяются религиозным (отличие православия от западных вариантов христианства) и культурным (сложными наслоениями византийских, западных и восточных элементов на славянский субстрат) своеобразием России, как некоторой данностью, исходной точкой, субстратом и одновременно предметом философского размышления. Насколько это размышление было адекватно своему предмету - другой, требующий отдельного рассмотрения вопрос. Тем не менее, неслучайно, что русская философия в общем смысле, как «философия в России» (так же, как и русская литература, живопись, музыка и т. д.) возникает только «после Петра», тогда, когда русская мысль, подобно всей «высокой» русской культуре, принимает европейские нормы и ценности. Однако ее отличие от других сфер русской культуры состоит в том, что подлинное ее начало, как именно «русской философии» следует отсчитывать с того момента, с которого она сделала это событие предметом рефлексии. Однако и здесь она опиралась на европейскую мысль, прежде всего,
в силу того, что в древнерусской культуре самостоятельной философской традиции (я говорю об эксплицитном философствовании, а не о так или иначе выраженных мировоззренческих интуициях) не возникло, и позднейшие русские философы (данный факт отнюдь не умаляет их оригинальности) в поисках образцов вынуждены были так или иначе обращаться к все той же европейской традиции. Это касается и философии религии.
  В России, как и в Европе, шел интенсивный процесс становления философии религии как особой дисциплины, имела место преемственность в постановке вопросов и развитии или пересмотре основных идей, происходило накопление и уточнение философского знания о религии, развитие соответствующего терминологического аппарата.
  В то же время следует отметить, что в этом отношении русской мысли свойственна некоторая особенность. С одной стороны, в ней очевидным образом присутствует тот комплекс проблем и тем, который в европейской мысли традиционно относился к сфере философии религии. При этом русские философы вполне сознают внутреннее единство этого комплекса. Но, с другой стороны, само словосочетание «философия религии» употребляется ими сравнительно редко, случайным образом и в качестве рубрики для обозначения особого раздела философской системы или, тем более, дисциплины, практически отсутствует[5 - Исключения представляют «Чтения о Богочеловечестве» Вл. Соловьева, которые в первоначальном варианте назывались «чтения по философии религии», цикл работ В. Д. Кудрявцева, «Непостижимое. Опыт онтологического введения в философию религии» С. Л. Франка. Курс лекций по философии религии готовил кн. С. Н. Трубецкой. Кроме того, некоторые преподаватели Духовных Академий читали под этим названием курс истории религии. См. об этом подробнее в соответствующих главах ниже.]. Тем самым смысл понятия «философия религии» в применении к
русской философии не совпадает ни с широким, ни с узким смыслом этого понятия у Кимелева. Ясно, что речь идет о чем-то более специализированном, чем просто вообще о всяком отношении русских философов к религии, и в то же время о чем-то более широком, чем эксплицированное теоретизирование под соответствующей рубрикой[6 - Не претендуя на исчерпанность, можно предположить, что эта неопределенность связана, по крайней мере, отчасти, с тем, что «период систем», как справедливо заметил о. В. Зеньковский, начался в русской философии только с Вл. Соловьева и В. Д. Кудрявцева, то есть в последней трети XIX в. С другой стороны, следует отметить и то обстоятельство, что само словосочетание «философия религии» было тесно связано с содержанием соответствующего произведения Гегеля, а потому появление новой работы в рамках той же дисциплины неизбежно вызвало бы ассоциации с указанным трудом.].
  Но вернемся к самой философии религии и попытаемся провести по возможности строгое различение между нею и теологией и научным религиоведением в узком смысле.
  Предмет философии религии - именно религия как таковая, а не те или иные ее частные аспекты, не Бог, к познанию которого стремится метафизический или мистический гнозис, и не вероучение, к систематизации которого стремится научное богословие. Будучи философской рефлексией по поводу религии, философия религии стремится философскими средствами выявить основополагающие, сущностные черты религии. Делать это можно по-разному. В зависимости от того философского направления, к которому принадлежит мыслитель, он будет исследовать религиозное сознание, анализировать язык религии, выяснять онтологические условия возможности религиозного опыта, его гносеологическую ценность, степень его объективности, его согласованность с другими формами человеческого опыта, сущностные черты человека как homo religious. Это не значит, что философия религии обязательно религиозна или обязательно атеистична. Она может, например, прийти к выводу об иллюзорности религиозного опыта. Но даже придя к такому выводу, она должна ответить на вопрос о том, как, в силу каких причин и условий (социальных, психологических, лингвистических)
становится возможной и действительной (а, может быть, и необходимой) эта иллюзия. Итогом этого предварительного, стремящегося к беспредпосылочности, исследования становится то или иное определение религии, прояснение тех понятий, которые с точки зрения этого определения оказываются наиболее существенными, выяснение их соотношения между собой, их содержания, объема, структуры. В конечном итоге философ религии дает ответ и на вопрос о гносеологической ценности религиозного опыта, хотя, разумеется, он не может ограничиться только этим вопросом. В результате философия религии определяет, с одной стороны, методологию религиоведческого исследования, тем, что определяет его предмет, а с другой - религиозную позицию мыслителя.
  В результате мы получаем порядок: предварительное, по возможности непредвзятое, реализующее в той или иной мере и форме принцип феноменологического эпохе, исследование религии - определение сущности религии - формирование личной религиозной позиции и основ методологии религиоведческого исследования, т. е. того, что И. Лакатос назвал бы ядром научно-исследовательской программы. Этот порядок является сущностным для философии религии и то или иное рассуждение может считаться относящимся к этой дисциплине только в той мере, в какой этот порядок в нем реализуется.
  С этой точки зрения легко проводится граница между философией религии и теологией. Теологическое рассуждение всегда, так или иначе, восходит к предпосылкам, принятым в данной религии. Оно всегда является конфессионально определенным (включая сюда и атеистический выбор мыслителя). Оно систематизирует конкретное вероучение, проясняет высшие ценностные и мировоззренческие структуры жизненного мира представителей определенных религиозных сообществ. Философское рассуждение также может быть конфессионально-определенным, однако, оно должно включать в себя рациональное обоснование этой определенности, апеллирующее к тому или иному субстрату общезначимости, будь то «здравый смысл», «феноменологическая очевидность» или что-либо иное, полемически преодолевающее альтернативные точки зрения. Если теологическое рассуждение восходит к этой степени общности и обоснованности, оно становится философским и легко можно видеть, что любая религиозная традиция, достигшая высокого уровня рационализированности (в смысле М. Вебера) обзаводится такого рода философским фундаментом, придающим ей новую степень гибкости,
способности приспосабливаться к меняющимся условиям человеческой жизни, оборачивать в свою пользу критические аргументы в свой адрес. Подобного рода философствование, разумеется, не может обойтись без рефлексии относительно религии вообще, т. е. без той или иной философии религии. Несмотря на возможность такого рода переходов и превращений, указанное стремление к беспредпосылочности представляет собой, на мой взгляд, достаточно четкий формальный критерий, позволяющий различать философские и теологические рассуждения.
  Сложнее обстоит дело с различением философии религии и научного религиоведения. Как и в предыдущем случае, мы постоянно имеем дело с переходами от одного рода рассуждений к другому. Как и там, переход от научного рассуждения к философскому происходит через рефлексию относительно исходных предпосылок, а от философского к научному - через конкретизацию общих мест, применение и проверку достигнутых теоретических результатов на конкретном фактическом материале. Однако, мне представляется, что задать здесь столь же четкий формальный критерий их различения вряд ли возможно. Любая попытка ученого дать общезначимое обоснование своего подхода неизбежно приводит его к философской рефлексии и, наоборот, попытка философа применить или проверить свои идеи вводит его в сферу науки. Одно плавно перетекает в другое и при попытке провести четкую грань неизбежен известный момент произвольности и необоснованности. Скорее следует говорить о философской или научной значимости тех или иных исследований и их результатов, в том смысле, что вести дальнейшую разработку той или иной (научной или философской) темы оказывается
невозможным, без учета работ именно этих, а не иных мыслителей и ученых. Разумеется, исследования более общего характера, более высокой степени теоретичности будут чаще относиться к сфере философии, а более конкретные и эмпирические - к сфере науки[7 - В связи с этим представляется невозможным принять позицию тех религиоведов, которые хотели бы вообще вывести философию религии из состава религиоведения и, заменив ее неким «теоретическим религиоведением», разорвать какую бы то ни было связь между этими дисциплинами. Теоретическое религиоведение действительно имеет свое место в системе знания о религии, однако оно не может заменить философского анализа. В дальнейшем, при анализе русской мысли мы увидим (напр. у кн. С. Н. Трубецкого), как оно необходимо возникает тогда, когда общие результаты философии религии начинают выполнять свою роль «ядра» конкретной научно-исследовательской программы.].
  Таким образом, философия религии постоянно балансирует на грани превращения в теологию или в частное научное направление. Ей удается сохранить свою идентичность постольку, поскольку она стремится к максимальной общезначимости и обобщенности своих результатов. В то же время, именно эти качества позволяют ей наилучшим образом выполнять свои внешние по отношению к чистой философии функции: религиозной или атеистической апологетики и обоснования теологического и религиоведческого знания.
  Дополним теперь это сущностное различение генетическим, позволяющим уточнить отношения указанных дисциплин и вместе с тем - наметить более дифференцированную типологию внутри самой философии религии. Здесь следует ввести еще несколько определений.
  В дальнейшем я буду называть рефлексией способность сознания делать свои состояния своим предметом. Рефлексивными структурами я буду называть постоянные формы деятельности, с помощью которых участники религиозной традиции понимают те содержания, которые они переживают в ходе своей религиозной жизни. Вслед за М. Вебером, я буду называть религии с неразвитыми рефлексивными структурами «традиционными», а религии, где эти структуры играют существенную роль в жизни верующих, «рационализированными». Рационализацией, вслед за К. Гирцем, я буду называть проявляющуюся в жизни религиозной традиции тенденцию к все более общим постановкам вопросов и связанное с этим стремление к когерентизации системы представлений. От рационализации следует отличать рационализм - отрыв рефлексивных структур от порождающего их фундамента духовной жизни, сопровождающийся их претензией на господство в рамках традиции.
  Я полагаю, что существенную роль в становлении рефлексивных структур (в частности, и в возникновении русской философии) играет феномен религиозного обращения, т. е. происходящий в душе субъекта поворот от мирского, протекающего преимущественно в прагматическом ключе течения жизни, к ее сакральным основам и связанные с этим поворотом изменения в его сознании и образе жизни. Практически во всех религиозных традициях обращение мыслится как более или менее непосредственный результат предваряющего воздействия на человека со стороны Божественного начала. Именно из понимания повседневного течения религиозной жизни субъекта как «обмирщенного» возникает потребность дать отчет в существе того «священного», которое лежит в основе этой жизни. Из этого порыва преобразовать и очистить «обмирщенную повседневность» (пусть даже она включает в себя религиозную символику и утверждает, что конституируется именно ею) вырастают богословские, философские и другие рефлексивные элементы традиции, стремящиеся к выявлению ее существа и установлению его господства (или, по крайней мере, легитимации) в жизненном мире людей
данной традиции[8 - См.: Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995. С. 151 и далее.].
  Они конституируются потребностью в более рациональном и последовательном, выходящим за рамки традиционного бытового уклада, осмыслении своего религиозного опыта и осмыслении всей совокупности своего опыта с религиозных позиций.
  Понятно, что любая религиозная традиция предлагает своим адептам определенные средства осмысления их опыта, т. е., с одной стороны, символическое оформление универсума обыденной жизни, а с другой - известный набор способов трансцендирования этого универсума (в молитве, ритуале, с помощью психотехник и т. п.). Однако, сформированные на обыденном уровне системы значений, как правило, достаточно причудливы по своей структуре и содержанию, несут значительный синкретический и мирской элемент. Тем самым они принципиально содержат в себе некоторую внутреннюю конфликтность, потенцию взрыва.
  Реализовать указанную потребность оказывается возможно только при наличии выходящих за рамки обыденного сознания средств такого осмысления. Среди этих средств первое место принадлежит, конечно, богословию[9 - О возникновении догматического богословия из «заботы Церкви о чистоте христианского учения» также см.: Помазанский М., прот. Православное догматическое богословие. Джорданвилль. 1963. С. 5 -6.]. В любой религиозной традиции существуют понятия, специально образованные для того, чтобы обозначать реальности, данные человеку в религиозном опыте. Интеллектуальные усилия, направленные на то, чтобы оформить эти понятия и с их помощью придать когерентность картине мира и этосу данной религии, образуют тот тип рефлексии, который может быть назван «теологическим»[10 - Ср.: Помазанский М., прот. Указ. соч. С. 7: «Гармонически сливающиеся в одно целое истины Писания и Предания определяют собою «соборное сознание» Церкви, руководимое Духом Святым».].
  Ясно, что любой человек, называющий себя верующим и участвующий в жизни конкретной общины, не может обойтись без этого способа самопонимания, хотя, как в богословии, так и во всех рефлексивных структурах, следует четко различать сообщество авторов в целях самоосмысления создающих некоторую совокупность текстов (т. е. рефлексивный язык и литературу на нем) и сообщество аудиторию, т. е. людей, использующих данную совокупность текстов в целях самоосмысления. От успешности коммуникации между ними во многом зависит внешняя дееспособность традиции.
  Приходя к наиболее общим вопросам о структуре реальности и рациональности, лежащей в основе этой структуры, теология переходит к философской рефлексии, в основе которой, однако, неизбежно лежат соответствующие теологические предпосылки. Этот тип философии стоит, возможно, вслед за H. A. Бердяевым, называть «теологической философией», отличая ее от религиозной философии в собственном смысле. Классический пример философии такого рода - средневековая западная схоластика. В России этот тип философствования развивался главным образом в рамках Духовных Академий. Это, прежде всего, представители МДАпрот. Ф. Голубинский, В. Д. Кудрявцев-Платонов, А. И. Введенский, перешедший из КДА в Московский Университет П. Д. Юркевич и ряд других мыслителей, творчество которых подробнее рассматривается О. Т. Ермишиным в соответствующих разделах этой работы. Они внимательно следили за развитием европейской, в том числе, антирелигиозной мысли. Оппонируя этой последней, они ставили и решали не только такие традиционные проблемы, как соотношения веры и знания, философии и теологии, откровения и рациональности, церкви и
государства, но и вопросы более общего характера: о природе религии, откровения, религиозного опыта и т. д.
  Однако, будучи безусловно необходимым, теологический тип рефлексии ни в коем случае не является достаточным. В соответствии со структурой человека, как существа не только рационального, но и волевого, и эмоционального, теологическая рефлексия необходимо дополняется этико-правовой, фиксирующей совокупность желательных, с точки зрения традиции, направленностей воли субъекта, и художественной - литературной, поэтической, изобразительной, музыкальной, формирующей его эмоциональный строй.
  Вместе художественная, этико-правовая и теологическая деятельности образуют первый уровень рефлексивных структур религиозной традиции, причем именно в теологии, особенно, если она обладает к тому же философской завершенностью, рефлексия достигает наибольшей полноты и ясности. Тем не менее, она этим не ограничивается.
  Фиксируемое естественным сознанием многообразие религиозной жизни, рассматриваемое рефлексивно, порождает вопрос о сущности религии, который первоначально ставится как эмпирический вопрос: какие вообще бывают религии? и апологетический: почему я должен отдавать предпочтение своей религии? Эта форма рефлексии развивается первоначально в рамках теологии, но принципиально отличается направленностью своего вопрошания: не на объект религии или систематизацию религиозного мировоззрения, но на саму религию, как социальный, психологический, антропологический и т. д. феномен. Тем самым осуществляется переход на новый уровень рефлексивного отношения: возникает наука о религии, реализующаяся в многообразии религиоведческих дисциплин. Последние, как правило на основе методов других наук: психологии, социологии, этнографии, лингвистики и пр. - дают (опять-таки, не только самим ученым, но и читающим их труды «простым людям») не столько интерпретацию опыта, сколько его объяснение, указывают его место в ряду других форм религиозной жизни, а также в человеческой жизни вообще. При этом такая научная рефлексия о
религии имеет всецело внешний, отстраненный характер[11 - См. об этом, напр.: Булгаков С. Н. Свет Невечерний. М., 1994. С. 35.].
  На основе такого религиоведческого исследования, из стремления к обобщению его результатов или из осознания его ограниченности также может возникнуть определенная философия религии. Впрочем, для русской мысли, вследствие того, что религиоведческие дисциплины не были здесь институциализированы в достаточной мере, этот ход развития событий нехарактерен.
  Как теологическая, так и религиоведческая рефлексия едины в том, что каждая из них свой способ отношения к религиозной жизни считает само собой разумеющимся и не требующим дополнительного обоснования (отсюда и определенная напряженность в их отношениях, которая то усиливается, то ослабевает, но никогда не исчезает полностью). Претензии теологии на непогрешимость своих выводов и оснований, как принадлежащих к области божественного откровения, соответствует претензия религиоведения на объективность установленных им фактов и общезначимость даваемых им объяснений. В обоих случаях их реальная связь с личным опытом богослова или ученого выпадает из сферы внимания, а, вместе с тем, утрачивается представление об изначальной проинтерпретированности фактов и данных, имеющихся в их распоряжении, а также об историчности используемых ими объяснительных схем, терминологических систем (языков), вообще типов рациональности. Тем самым как в теологии, так и в светской науке о религии происходит описанный в поздних работах Э. Гуссерля разрыв смысловых связей между соответствующим научным дискурсом и жизненным миром,
как его «забытым смысловым фундаментом»[12 - Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. СПб., 2004. С. 74 -75.]. По существу это и есть пресловутый «рационализм» - основное обвинение, предъявленное когда-то Западу русской философией в лице славянофилов, но в действительности - имманентная болезнь, присущая всякой сознающей себя рефлексивности.
  В результате, понимание того, что есть религия, оказывается утраченным, и теология и религиоведение по-разному переживают кризис своих оснований.
  Этот кризис сказывается, прежде всего, на отношениях между ученым сообществом и сообществом-аудиторией, которой становится непонятным, ни зачем человеку становиться и быть теологом или религиоведом, ни зачем нужно читать то, что ими написано. Результатом оказывается ситуация, в которой личный опыт представляется несоизмеримым научному дискурсу об этом опыте; в свою очередь, последний предстает как «дискурс ни о чем» или «о чем-то другом», чем то, о чем он говорит согласно намерению автора и ожиданию читателя. Тем самым, религиозный опыт как таковой оказывается исключенным из системы осмысляющих практик.
  Но сознание, фиксирующее такое положение дел, фиксирует тем самым обмирщенность самой этой системы. Это переживание становясь предметом рефлексии, обращает ее к поиску утраченных оснований. Тем самым вновь запускается механизм религиозного обращения, который порождает новый уровень рефлексивных структур, не укладывающийся ни в рамки теологии, ни в рамки религиоведческой науки в узком смысле, хотя порой незаметно и часто неосознанно для самого субъекта примешивающийся к ним. Именно этот уровень мы и будем называть в дальнейшем религиозной философией и здесь попытаемся дать его краткую общую характеристику.
  Описанный выше процесс утверждения рационализма по существу есть один из наиболее существенных аспектов более общего процесса секуляризации, т. е., в наших терминах, процесса вытеснения религиозного опыта и знания на крайнюю периферию жизненного мира человека (или вообще за его пределы). Этот процесс составил, по сути, основное содержание истории европейской культуры (и, не в последнюю очередь, философии) Нового времени. В такой ситуации вторжение религиозного опыта в этот секуляризованный жизненный мир сопровождается шокирующим изумлением, порождающим специфическую форму его осмысления - религиозную философию. Она является философией, поскольку стремится уяснить онтологические основания, условия возможности и эпистемологические следствия данного опыта; она является религиозной, поскольку данный опыт и порождаемые им проблемы становятся ее «ультимативной заботой» (Тиллих), рассматриваются ею как ?? ?????????? (Плотин, Л. Шестов) человеческой жизни.
  Вследствие указанных причин, религиозная философия начинает свое осмысление религии практически с нуля: ситуация, описанная выше, ведет к тому, что все существующие способы осмысления представляются ей неадекватными существу дела. Тем самым она стремится к (по возможности) чистому описанию религиозного акта и структур религиозного сознания, т. е. так или иначе приходит к философии религии в указанном выше смысле.
  Тем самым религиозная философия оказывается перед известным трансцендентальным вопросом: «Как возможна религия?», при том, что ни конкретная форма религии, ни объективная реальность предметов религиозного опыта не являются для нее чем-то наперед данным, само собой разумеющимся[13 - См.: Булгаков С. Н. Указ. соч. С. 15.]. Напротив, в ходе исследования они необходимо заключаются в феноменологические скобки, причем важным моментом этой процедуры может быть методологическое и (сообразно предмету) также экзистенциальное сомнение и даже отрицание известных истин и форм их выражения. Деструкция общепринятых представлений суть тем самым необходимый аспект религиозно-философской мысли, который, однако, может быть по-разному представлен в творчестве разных мыслителей: как окончательное выражение их мировоззрения (Ницше, Фрейд, Герцен, Писарев, Толстой, Розанов), как этап их личного духовного становления (большинство русских мыслителей Серебряного века), как диалектический момент их мысли (Ксенофан, Гераклит в Древней Греции, Кьеркегор на Западе, романы Ф. М. Достоевского, особенно «Братья Карамазовы», доклад
«Догматизм и догматика» о. П. Флоренского и др. в русской мысли).
  Однако эта деструкция «мирского, выдающего себя за священное» рефлексивно сама может рассматриваться как форма переживания реально Священного, как своеобразный религиозный опыт, в самом себе содержащий требование перехода от отрицания к утверждению[14 - Особенно ярко это продемонстрировано в «Крушении кумиров» и «Свете во тьме» С. Л. Франка, а также в ранних произведениях Л. Шестова, посвященных истолкованию творчества Ницше.].
  Тем самым в рамках религиозной традиции возникает своего рода возвратный механизм, позволяющий ей приступить к преодолению секуляризационных тенденций, с одной стороны, справляясь с рационализмом на теологическом и научном уровне, а с другой - адаптируя для собственных нужд достижения научной и философской критики, путем диалектического включения их в собственный философский дискурс. Как видно из вышесказанного, философия религии представляет собой одну из наиболее важных «шестеренок» этого механизма. История ее становления с точки зрения содержания и религиозных представлений, сформировавшихся в различных религиозных традициях (Древний Китай, Индия, античность, христианство), и учений о религии, созданных западноевропейскими и русскими философами, и рассматривается в данной книге О. Т. Ермишина.

  К. М. Антонов

  Введение

  Философия религии является сложным историко-философским и научным феноменом. Ее можно трактовать с разных точек зрения. Понятие «философия религии» предполагает два основных значения. Во-первых, это религиозная философия, т. е. религиозное мировоззрение, изложенное в философских терминах. Во-вторых, это наука, целью которой является философское объяснение и изучение религии. Два указанных значения можно объединить в одном определении: философия религии - это сфера человеческого познания, которая носит теоретический характер и направлена на понимание религии, ее сущности и предназначения.
  Философия религии является естественной заключительной ступенью к историческому изучению религий. Если история религий занимается преимущественно описанием соответствующих фактов, то философия религии - их истолкованием. С этой точки зрения философия религии существует с тех пор, как люди стали рассуждать о религии. Однако научный аппарат и метод философской науки о религии сложились только в эпоху Нового времени. В это время философы либо пытались умозрительно проникнуть в сущность религиозного отношения, либо, обозревая развитие религий в целом, выстраивали диалектический ряд, в который укладывали всю религиозную историю человечества (наиболее яркие примеры - философские построения Гегеля и Шеллинга).
  Но наряду с этим происходило и становление эмпирического подхода к религии. В религии можно различить две стороны: объективную (религиозная община, культ и т. п.) и субъективную (индивидуальное психическое переживание человека). В Новое время, по мере развития соответствующих научных дисциплин, их методы - психологический, социологический, антропологический и др. - стали применяться и для изучения религиозной реальности. Таким образом, во второй половине XIX в. наряду с философией религии, отчасти вытесняя ее, возникло религиоведение - комплексная, междисциплинарная наука, сочетающая использование опытных данных с анализом и интерпретацией. Философия религии, однако, не утратила своего значения, продолжая играть роль методологической и мировоззренческой основы различных направлений религиоведения и теологии.
  Происхождение термина «религия» имеет два объяснения. Первое объяснение принадлежит Цицерону (106 -43 гг. до н. э.), который считал, что слово religio происходит от глагола relegere - перечитывать, обдумывать, т. е., по его мнению, религия - это тщательное обдумывание богопочитания. Второе объяснение дал Лактанций (ок. 240 - ок. 320), который производил слово religio от глагола religare - связывать. Любопытно, что есть две версии: одна толкует смысл слова мистически, другая - умозрительно. Для философии религии очень важно раскрыть смысл второго объяснения, т. е. определить субъект и объект «связи».
  Здесь можно вспомнить, что религия - это одно из тех явлений, что отличают человека от животного. Ведь животное не способно к богопочитанию, оно живет в мире инстинктов. Человек же посредством различных религиозных форм (ритуалов, мистерий, культовых действий) пытается установить мистическую связь с высшим миром, совершая некий акт, который делает его человеком, возвышает над окружающим животным миром. Но уже с древности наряду с мистическими способностями к «возвышению», существовало и разумное осмысление религиозных идей, на основе которого возникла философии религии, как она нам известна. Из этих элементов религиозно-философского знания и складываются различные концепции и теории о сущности религии, ее смысле и значении для человека.
  В данном издании уделено внимание как религиозно-философским идеям, предшествовавшим научному изучению религии, так и философским основам науки о религии. В первой части книги рассмотрена эволюция религиозных представлений в восточной, античной и средневековой философии, а затем проанализировано становление основных идей и концепций философии религии Нового и Новейшего времени. Вторая часть посвящена общим подходам к пониманию религии в России на примере самых выдающихся отечественных мыслителей XVIII -XX вв.

  Часть I
  Концепции религии в зарубежной философии

  Глава 1. Древний Восток

  Восточные религии предполагают особое мировоззрение, отличное от европейского. На Востоке, в Индии и Китае, всегда были особые формы отношений с высшим миром. В восточном сознании нет ярко выраженного теоцентризма европейского типа, в нем есть представление о двух уровнях бытия - низшем (земном) и высшем (небесном). Восточные религии основаны на ритуалах, направленных на установление связи и гармонии между двумя мирами, уровнями бытия. Небесный мир отождествляется не с единым Богом, а с некими высшими существами, для обозначения которых применяются образы-идеи, а не понятия. Как пишет современный исследователь восточной философии А. Е. Лукьянов, «вообще у индийцев весь мир вещей есть сплошное песнопение, танец и нормативный ритм (как у китайцев в «И цзин» весь мир представлен в классическом хороводе материальных стихий, первопредков, людей и идей)» [5, 32]. Космические ритмы, танцы, ритуалы и есть то, что выражали восточные мудрецы в образах-идеях.
  Для древнего родового сознания на Востоке характерно духовно-телесное тождество человека с первопредком и природой. Первопредки были образами, связующими человека с высшим миром. Природа для древнего человека представляла символическую вселенную, имеющую органическую упорядоченность. Вот как, например, описывает мир «Брихадараньяка Упанишада» через образ жертвенного коня: «Поистине, утренняя заря - это голова жертвенного коня, солнце - его глаз, ветер - его дыхание» [1, 67]. Для индийцев представления о мире изначально имели ритуальную основу. В «Чхандогья Упанишада» мироздание и его устройство сравнивается с пчелиным ульем: «Поистине, то солнце - мед богов, небо - его улей, воздушное пространство - соты, частицы света - [пчелиное] потомство» [2, 72]. Мифологическое сознание связано с образами чувственного порядка, мифологический образ есть единство чувственно воспринимаемых вещей. Для индийцев, как и для китайцев, «мифических животных» реально не было, но они использовали особый «язык родового человека» для передачи своих представлений. Например, для китайцев образами мироздания были Желтый Дракон
или птица Феникс, на которых была построена их система мира.
  Для древних индийцев и китайцев первоначальное представление о природно-родовой жизни, которое циклически развивается из мирового первоначала, постепенно трансформировалось в диалектику единого и многого. Следует отметить, что в индийском и китайском космосах нет идеи креационизма: мир извечно существует, а не творится. Люди, включенные в природу, не думают о начале и конце мира, но, начиная философски осмысливать мир, размышляя об его начале и генезисе, они создают диалектические построения.
  В начале древних космогонии на Востоке лежит идея хтонического чревоподобного начала, неоформленной живой массы. Об этом повествует один из гимнов Ригведы:

  Тогда не было ни сущего, ни не-сущего;
  Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним.
  Что в движении было? Где? Под чьим покровом?
  Чем были воды, непроницаемые, глубокие?
  Тогда не было ни смерти, ни бессмертия, не было
  Различия между ночью и днем.
  Без дуновения само собою дышало Единое,
  И ничего, кроме него, не было [5, 90].

  Далее из гимна явствует, что после рождения Единого происходит биополярная трансформация Единого на верх и низ, несущее и сущее, мужское и женское. Затем философская мысль начинает искать связь сущего и не-сущего, человеческого и божественного.
  В сознании древнего человека накапливаются религиозные смыслы, религия выделяется в отдельную сферу жизни. Человек различает два пути: путь веры (религия) и путь знания (философия). Там, где эти два пути пересекаются, и появляется то, что можно назвать «философией религии». Человек не только поклоняется богам и священнодействует, но и размышляет о божественном. Наряду с мистической и аскетической практикой появляются книги философских медитаций, в том числе знаменитые индийские «Упанишады» (VIII -VI вв. до н. э.).
  «Упанишады» - это философские толкования «Вед», направленные на выявление сокровенного смысла священных текстов. «Упанишады» включают своеобразную концепцию философского монизма - они учат о тождестве Брахмана (Абсолюта, «первородного существа») и Атмана (Высшего Эго). Брахман не имеет качеств и непостижим в рамках условных (рациональных) понятий.
  Однако следует помнить, что в брахманизме (и впоследствии в индуизме) вместо идеи единобожия существовали представления о многочисленных богах и богинях, которые персонифицировали различные аспекты реальности (классический индуистский пантеон - 333 миллиона богов и богинь). Однако, источник всего божественного - Брахман, который стоит над реальностью и непознаваем. Религиозно-философские тексты индуизма, так или иначе, связаны с размышлениями о природе Брахмана.
  Мироздание брахманизма постепенно превратилось во вселенную, состоящую из многочисленных миров, наполненных множеством богов и богинь. Вполне понятно, что одной из главных в индуизме стала идея мокши - духовного освобождения от незнания, заблуждений и иллюзий, и тем самым приближения к Брахману. Человек стремился духовно освободиться от круговорота перерождений в разных мирах. Впоследствии в индийской философии появилось учение, согласно которому весь мир стал считаться майей (иллюзией), а действительно существующим - только Брахман.
  Идея Атмана занимает очень важное место в «Чхандогья Упанишаде». Как повествует «Чхандогья Упанишада», Атман является основой всего существующего и одновременно индивидуальным началом человеческой души. Он мыслится как главная связь человека с Брахманом, символ границы между двумя мирами: «И этот Атман - насыпь, граница для разъединения этих миров. Ни день, ни ночь не переходят через эту насыпь, ни старость, ни смерть, ни печаль, ни доброе дело, ни злое дело. Все грехи отступают оттуда, ибо этот мир Брахмана свободен от грехов» [2, 135]. С точки зрения философии, Брахман - это не Бог, а религиозная структура бытия (онтологическая модель).
  В китайской же философии акцент с иной, мистической реальности переносился на социальную действительность, устройство общества и земной жизни. В стремлении религиозно устроить жизнь или соблюсти мировую гармонию божественного и человеческого в Китае выделялись два направления или две школы - даосизм и конфуцианство. Для автора «Дао дэ цзин» идеал - «естественность», недеяние, спонтанность жизни, а мудрец - тот, кто не порывает связи с природой. Для Конфуция предмет размышлений - социальная вселенная, государство, а главная задача - гармонизация социального устройства, общественной системы.
  Даосизм и конфуцианство возникли на основе древней родовой религии с культом первопредков. В более ранний период вместо религиозно-философских систем существовали ритуалы - например, гадания по знаменитой «Книге перемен». Так специально обученные гадатели, около 1000 человек, выстраивались на склонах высокой горы и начинали совершать движение, имитируя гармонию между двумя мирами (небесным, земным) и олицетворяя разные части птицы Феникс. Затем жрецы, изучив движения, гадали по панцирю черепахи и оглашали те или иные советы и решения. Вслед за мифом и ритуалом последовало их философское осмысление.
  Даосизм есть наиболее яркий пример синтеза философии и религии, или можно сказать, «философская религия». Философско-религиозную двойственность имеет и традиционный образ основателя даосизма. С одной стороны, Лао-цзы, согласно «Историческим запискам» Сыма Цяня, был архивистом и родился в 604 г. до н. э. С другой - Лао-цзы (под именем Лао-цзюнь) есть воплощение дао и одно из высших божеств даосского пантеона.
  Лао-цзы оставил трактат из 5 тысяч слов, содержащий учение о дао (пути). Как говорится о дао в чжане 25 «Дао дэ цзин»:
  «Существует вещь туманная, но в себе завершенная, рожденная прежде неба и земли. Безмолвная и безвидная, она стоит особняком и не изменяется. Совершает обращение и не прекращается. Ее можно считать прародительницей Поднебесной. Я не знаю ее имени. Если назвать ее словом, придется сказать: «путь»» [4, 465].
  Для учения Лао-цзы о дао характерно:
  1) стремление к сверхсознательному слиянию с дао, которое самодостаточно и зависит «само от себя»;
  2) стремление к постижению реальности внерациональными средствами, предпочтение откровенного знания перед рациональным;
  3) предпочтение природного (естественного) перед искусственным (антропогенным);
  4) освобождение от внешних условностей ради естественной простоты, утверждение принципа «недеяния».
  Согласно Лао-цзы, философ - это младенец, символизирующий исходную чистоту философии. В даосской традиции мудрец должен стремиться к состоянию «нерожденности», выйти за границы пространства и времени, что возможно через «возвращение к изначальному», к первоначальному «хаосу».
  Интересна даосская антропология, которая учит о существовании в человеке нескольких душ разных типов. Одни души - «горние» (хунь) - отвечают за духовные процессы и могут после смерти восходить на небо. Другие души - «дольние» (по) - отвечают за физиологические процессы и возвращаются в землю, к «желтым источникам». С представлением о душах и их посмертной судьбе связаны детально разработанные погребальные ритуалы.
  Наряду с учением о душах в даосизме существует учение о бессмертии. Считалось, что даосская теория и практика могут иметь результатом достижение телесного бессмертия. В фольклорной традиции произведения литературы и искусства повествуют о восьми бессмертных. «Наука о бессмертии» предполагает выращивание из «зародыша» с помощью психотехники нового бессмертного тела, которое заменяет смертное. Есть и второй путь - обрести эликсир бессмертия. Бессмертные (сяни) живут в уединении, чаще всего - в глубине гор, и редко вступают в контакт с людьми - только иногда, чтобы передать достойному тайное знание. Так, «патриархом всех сяней» был Люй Дунбинь, который жил в VIII в., преодолел 10 искушений и получил эликсир бессмертия, а, обретя волшебный меч, освободил страну от драконов и чудовищ. Люй был также ученым и написал комментарий к «Дао дэ цзин». Согласно даосской традиции, Лао-цзы также был бессмертным и до своего отъезда в Индию прожил несколько сот лет, а позднее являлся под разными обличиями. Официальный культ в честь Лао-цзы был установлен по приказу императора в эпоху Хань, т. е. примерно со II в. до
н. э.
  Трактат «Дао дэ цзин» стал одним из основополагающих текстов философии и народной религии Китая, китайской культуры, породив множество комментариев и богатую литературную традицию. Один из известных текстов, содержащий размышления о принципах даосизма - «Весны и осени господина Люя» («Люйши Чуньцзю»), сочинение энциклопедического характера III в. до н. э. Любопытно, что в «Люйши Чуньцзю» даосская мудрость приобретает натурфилософский характер. В натурфилософской триаде, в которую входят небо, земля и человек, авторы сочинения находят основу для схемы, объединяющей в единой космогонической системе временные и пространственные категории в соответствие с символикой лунно-солнечного цикла. Основная идея «Люйши Чуньцзю» - ход земных событий осуществляется в соответствии с ходом солнца на небе. Задача человека - невмешательство в порядок природы и естественный ход вещей.
  Учение КОНФУЦИЯ (551 -479 гг. до н. э.), хотя историки философии часто и относят его к этике и социальной философии, породило целую религиозную традицию. Конфуций этизировал понятие «дэ» (достоинство, добродетель) и сделал его вместо прерогативы правителя («вана») способностью каждого человека, который может влиять на положение и ход земных дел, что резко противоречило принципам даосизма. Дао в интерпретации Конфуция также приобрело другой смысл: это не вселенский закон, а истинный принцип человеческой деятельности. Идеалом Конфуция был «благородный муж» (цзюнь-цзы), который должен был обладать человеколюбием (жэнь), справедливостью (и), знанием. Общество, по Конфуцию, должно быть устроено по принципу солидарности, как между членами одной семьи. В религиозном отношении «благородный муж» должен следовать общим правилам, соблюдать ритуалы и традиции. Как написано в книге «Лунь юй», содержащей изречения Конфуция, «Учитель учил четырем вещам: пониманию книг, моральному поведению, преданности [государю] и правдивости» [3, 653].
  Конфуцианство, прежде чем стало религией, прошло несколько этапов развития и трансформировалось в неоконфуцианство, которое подверглось влиянию даосизма и буддизма. Для неоконфуцианства характерны идея гармонии космических сфер, большая рациональность и метафизичность. Теоретик неоконфуцианства Чжу Си (1130 -1200) учил о том, что деятельность людей необходимо рассматривать в контексте абсолютных категорий. Если для Конфуция «ли» - это норма поведения, то для неоконфуцианцев «ли» - абсолютный принцип, истинная природа вещей, которая выражается посредством космической энергии (ци). Неоконфуцианская космология учила о том, что первопричина (тайцзи) порождает основу вещей (ци), которая вызывает взаимодействие мужского и женского начал ян и инь, что порождает пять стихий - воду, огонь, дерево, металл и землю. Конфуцианство из философии превратилось в религию, а из религии в государственную идеологию, определив вплоть до XX в. облик китайской цивилизации.
  Обобщая все вышесказанное, следует сказать, что в основе восточной (индийской и китайской) религиозной культуры лежат священные тексты. Мифологическая картина мироздания на Востоке не выделяет человека из природы, а предполагает целостность мира, одушевляет его. Мир состоит из двух уровней бытия, которые символизируются небом и землей. Для древнеиндийской религии и философии основной идеей является Брахман, который есть безличный, надмирный метафизический принцип. В китайской традиции небом управляет мужской духовный принцип ян, землей - женский инь. Для китайцев, в отличие от индийцев, нет надмирного высшего начала, а есть высший закон и принцип, составляющий основу мироздания. В целом же на Востоке нет идеи творения из ничего, а «все рождается само по себе» («Чжуан-цзы», V -IV вв. до н. э.). Вся жизнь - это циклический процесс, круг без начала и конца. Восточное религиозно-философское мировоззрение достаточно замкнуто, оно развивается вокруг одних и тех же вопросов, создавая все новые комментарии к древним текстам. Восточное религиозное сознание имеет основой сокровенное знание и устойчивую систему
мировоззренческих принципов, что ведет к сохранению религиозно-философских традиций на протяжении многих веков.

  Литература
  1. Упанишады: в 3 кн. М., 1992. Т. 1. Брихадараньяка Упанишада.
  2. Упанишады: в 3 кн. М., 1992. Т. 3. Чхандогья Упанишада.
  3. Антология мировой философии: Древний Восток. М., 2001.
  4. Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя). М., 2001.
  5. Лукьянов А. Е. Становление философии на Востоке. М., 1992.

  Глава 2. Античность

  Античная философия имеет генетическую связь с религией. В сознании древнего грека религия играла ведущую роль, она была частью его жизни, но в какой-то момент религия стала предметом рефлексии. Религией стали не только жить, о ней начали размышлять. Так родилась религиозная философия.
  Древнегреческие «теогонии» изображают становление мира, во многом аналогичное тому, что описано в космогонических мифах Востока. Так, Гесиод в «Теогонии» писал:
  Перво-наперво возник Хаос (Бездна), а затем
  Широкогрудая Гея (Земля), прочное седалище навек
  Всех бессмертных, живущих на вершине снежного Олимпа,
  И Тартар туманный в недрах широкодорожной Земли,
  И Эрос (Любовь) - прекраснейший среди бессмертных богов
  <…>
  Из Хаоса родились Эреб (Мрак) и черная Ночь,
  А от Ночи произошли Эфир и Денница… [1,35].

  Можно видеть, что, как на Востоке, в Древней Греции есть идея рождения и представление о происхождении мира из Хаоса. Поэма Гесиода есть первое систематическое изложение древнегреческих представлений о происхождении богов. Однако надо заметить, что это не догматическое изложение, а поэзия. Вообще религиозное сознание греков выражалось преимущественно через поэзию и искусство.
  Греческие античные боги - это антропоморфные духовно-физические существа и конкретные индивидуальности. Каждый из главных богов отвечает за какую-нибудь часть мира. Из Хаоса последовательно родились Земля (Гея), Небо (Уран) и Океан. Первоначальным вместилищем вод был небесный океан. Затем, согласно мифологии, Уран, праотец всех богов и тварей, спустился с высоты и обратился в бога водной стихии - в древнюю реку-Океан. Вслед за царством древних богов (Урана, Кроноса) наступило царство олимпийских богов: небом стал управлять Зевс, океаном - Посейдон, подземным миром, жилищем мертвых - Аид. Такими мы знаем греческих богов по классической мифологии.
  Однако не следует забывать, что языческие боги были ограничены в своих возможностях, не всесильны. И над богами, и над людьми тяготел Рок, неумолимая Необходимость (Ананке). Затем вспомним, что существовали и другие теогонии, в частности орфическая теогония о рождении из первобытной смеси бога-змия Офионея, от союза которого с древней русалкой Эвриномой произошли другие боги. В других орфических редакциях теогонии в начале мира было яйцо или червь, многоголовый змий. Греческая религиозность адогматична, она основана на поэтическом творчестве, которое подвижно, изменчиво и постоянно рождает новые божественные образы.
  Конкретный политеизм и натурализм не могли не оказать влияния на раннюю древнегреческую философию. Религиозное мировоззрение и философия древних греков исключительно антропоморфны. В силу натурализма древнегреческое сознание не предполагало различия между физическим и метафизическим. Греческие боги, как и люди, возникли из природы и имеют стихийную основу. Греки обожествляли силы природы, которые и стали предметом первоначальной философской рефлексии.
  Первый греческий философ Фалес (VI в. до н. э.) был из Милета. Обычно Фалеса рассматривают в контексте рациональной философской традиции и называют родоначальником европейской науки. Однако посмотрим на философию Фалеса с точки зрения религиозной традиции. Ведь Фалес был не только философом, но и одним из «семи мудрецов» и активным участником общественной жизни. Он, несомненно, был вовлечен в жизнь Милета, в том числе религиозную. Какова же была религиозная жизнь Милета и всего ионийского побережья? Культом Милета была религия Посейдона, что вполне понятно - какой же еще культ мог быть в приморском городе, чья жизнь полностью зависела от моря? Религиозным центром и местом совещаний для союза 12 ионийских городов был Панетепион, близ Милета, а близ мыса Микале располагался всеионийский храм Посейдона. Таким образом, связующей религиозной идеей ионийского союза было поклонение морскому богу Посейдону.
  Одним из основных вопросов философии религии является вопрос о реальности богов, их богоявлениях. Реальность Посейдона была связана с морем, со стихией воды, в которой и через которую людям являлся морской бог.
  Фал ее, который постоянно был окружен в жизни культом Посейдона, задумался о природе и сущности морского бога. «Что есть Посейдон? Что есть божественное?» - задал вопросы Фалес и затем ответил: божественное есть начало всего, «то, у чего нет ни начала, ни конца» [1, 109]. По сути Фалес перешел от религиозного сознания к философской рефлексии. Сделав это шаг, он задумался о всеобщем начале, сущности мира. Так возникло понятие субстанции.
  Вода является сущностью Посейдона, через нее божественное нисходит, энергетически проникает в мир. С неба в море и на землю нисходит божественная влага и питает все сущее. Нет смысла подробно описывать, какое значение имеет вода в жизни космоса. Достаточно отметить, что для Фалеса философия религии и философия природы совпадают. Так, Фалес предсказывал наводнения и богатый урожай маслин, т. е. внимательно следил за явлениями природы и открывал в них закономерности. Однако его взгляды не научны, а скорей религиоцентричны или теоцентричны.
  Откуда же почерпнул свои знания Фалес? Поскольку он был первым философом, то у него не было учителей. Существует свидетельство, что Фалес во время путешествия в Египет учился у египетских жрецов. А ведь именно в Египте было религиозное представление о первобытной жидкой массе (Ну), из которой образовались океан внизу и небесный свод - вверху. В общем Фалес переосмыслил и рационально выразил религиозное мировоззрение древних.
  Фалес стал основателем ионийской школы и целого натурфилософского направления в древнегреческой философии (Анаксимандр, Анаксимен). Затем наступает период, который А. Ф. Лосев назвал «антропологическим». Философия переходит от натурфилософских проблем к изучению человека и общества. В учениях софистов торжествует скептицизм и релятивизм, которые распространяются и на отношение к религии. Однако религиозный смысл философии по-разному сохраняется в концепциях Пифагора, Гераклита, Эмпедокла и элеатов. Затем Сократ и Платон вновь возвращают философии высокий идейный уровень, соотносимый с религиозным мировоззрением.
  Платон (427 -347 гг. до н. э.) занимает особое место в истории мировой философии. Не было исторического периода, когда о нем не писали и не спорили. Не меньшее значение Платон имеет и для религии, т. к. он оказал большое влияние не только в целом на развитие философии, но и на религиозную мысль. Мировые религии, включая христианство, пытались использовать идеи Платона для обоснования своего вероучения. Исходя из этого, следует обозначить одну серьезную проблему: от изначального платонизма надо отделить те интерпретации, которые за много веков наслоились на образ Платона в истории философии. Прежде всего, стоит вспомнить, что Платон был язычником, и его философия неотделима от языческого религиозного мировоззрения.
  До встречи с Сократом Платон уже прошел серьезную философскую школу - общался с софистами, изучал идеи Гераклита, Парменида, Демокрита, пифагорейцев. После встречи с Сократом Платон пережил внутреннюю революцию. Чем же так привлек к себе Платона Сократ? Сократ учил о разумной высшей истине, которая может быть доступна каждому человеку. «Даймонион» Сократа, его внутренний голос и был тем мерилом, которым измерял греческий философ свои мысли. «Даймонион» же, если отбросить поздние моралистические интерпретации, имеет религиозный смысл. Религиозный идеал высшей истины и стал для Платона духовным, философским маяком.
  Сократ диалектически рассуждал о Боге как о принципе высшей справедливости. Это было совсем ново для афинян и послужило основанием для обвинения Сократа в том, что он учит о каких-то «новых богах», а затем и для суда, и смертного приговора. Платон продолжил развивать диалектику Сократа, но создал на ее основе целую систему, до сих пор не имеющую равных в истории философии.
  В системе Платона соединились космология и диалектика. Платон - единственный из античных философов, кто говорит (в диалоге «Тимей») о творении мира Богом. Творца мира Платон называет Демиургом. Интересно, что Платон выбрал для обозначения творца мира термин, имеющий совсем не божественный оттенок - греческое слово «демиург» значит «ремесленник», «мастер». Демиург - это «философский бог», творец гармоничного мироустройства, не имеющий прямого отношения к конкретным религиозным культам. Согласно «Тимею», творя вещественный мир, Демиург использует в качестве образца то идеальное мироустройство, о котором Платон постоянно говорит в других своих диалогах. Прежде всего, Демиург, по Платону, создает Мировую Душу, которая есть всеобщий принцип гармонии мировой жизни. Идеальный мир превосходит собой всякую историческую и социальную действительность, а идеальное государство Платона предполагает божественные законы, т. е. имеет глубоко религиозную основу, необходимую для установления земной гармонии.
  Платон учил об идеальном государстве, подразумевающим языческое религиозное мировоззрение, и поэтому нам кажутся дикими некоторые предлагаемые в «Государстве» законы - уничтожение детей-калек, регламентация половой жизни в сословии стражей и т. д. Платон же всего лишь учил об идеальном устройстве общества в соответствии не с человеческими, а с высшими небесными законами, как он их понимал. В своем позднем сочинении «Законы» он писал: «По природе божество достойно всяческой блаженной заботы, человек же… это нечто вроде придуманной богом игрушки» (Законы, VII, 803с). Универсальный божественный принцип бытия, начиная с Платона, навсегда вошел в историю религиозной мысли.
  Платон, опираясь на древнегреческие религиозные представления, создал учение об едином Благе, которое является основой мира и проявляется через первообразы-идеи или «эйдосы» (термин, который у Платона встречается чаще, чем «идея»). Эйдос есть по своему первоначальному смыслу «внешний вид, образ». Например, по мнению свящ. Павла Флоренского, под «эйдосами» древние греки также понимали лики божеств, которые являлись в мистериях посвященным («Смысл идеализма»). Таким образом, по Флоренскому, источник и скрытая часть платонизма - религиозные мистерии. То, что в выводах Флоренского есть определенная правда, доказывает в какой-то мере история неоплатонизма. После платоновских вершин диалектики в неоплатонизме античная философия возвращается к своему религиозному первоисточнику, к сознательной охране и защите языческой религии.
  Неоплатонизм появился в Александрии в первой половине III в. Его основные принципы и идеи сформулировал ПЛОТИН (204 -269), живший после 244 г. в Италии. Плотин свел воедино философские элементы в учениях Платона и Аристотеля, создав на их основе стройное мировоззрение. Основой мира, по Плотину, является Единое - простое, непостижимое и совершенное Первоначало или Божество, - пережить которое человек может, только возвышаясь над своей ограниченностью в экстазе. Единое, в силу своего совершенства, как бы исходит из себя, порождая вещественный мир через посредство иерархии ряда «божественных» сущностей.
  Первая эманация[15 - Emanatio (лат.) - исхождение, вытекание, распространение, перевод греч. ????????.] Единого есть Ум, который расчленяет на множество идей полноту Единого. Вторая эманация - Душа. Поскольку изложение системы Плотина есть в курсах по истории философии, укажем только на его религиозный тезис о необходимости возвращения каждой души от чувственного мира к идеальному, а затем - к божественному. Условием такого личного обожения, возвращения в лоно Божества, Плотин считал аскетическую и практическую нравственность.
  Неоплатонизм был тесно связан с язычеством. Неудивительно, что Порфирий (232 - ок. 305), систематизатор сочинений Плотина, критиковал христианство и написал «15 книг против христиан», а в свою систему мира включил как богов и героев классической мифологии, так и ангелов и архангелов из иудейской религии. Для Порфирия языческие народные культы являлись необходимым дополнением к неоплатонической философии. Как писал С. Н. Трубецкой, «неоплатонизм хотел быть более чем философией: это было религиозное учение, проповедь искупления посредством чистого гнозиса» [5, 499].
  Последним значительным философом древнего мира был Прокл (410 -485), который был всецело предан восточно-эллинской языческой религии, реставрированной неоплатониками. Прокл родился в Константинополе, учился в Александрии (у Олимпиодора и Герона) и в Афинах (у Сириана), где был посвящен в тайные учения и практику теургии. Он был аскет и соблюдал посты по уставам египетской религии. По учению Прокла, Единое на первой ступени эманации проявляется во множестве чисел - абсолютных единиц, которые и есть боги.
  Прокл был наиболее плодовитым представителем афинской школы неоплатонизма, в которой еще занимались теоретическими построениями в отличие от александрийской школы, полностью ушедшей в комментаторскую деятельность. Сочинения Прокла насчитывают много тысяч страниц, однако, поскольку нас интересует философия религии в неоплатонизме, то вполне достаточно остановить внимание на сочинении Прокла «Первоосновы теологии».
  Для философии религии имеет значение 2-й раздел «Первооснов теологии» (§ 113 -159), в котором разработано учение о числах-богах. Прокл поместил между Единым и умом область чисел, а каждое из чисел считал богом. Для нас отождествление чисел с богами может показаться странным. Однако если вдуматься, о чем идет речь у Прокла? Отвлеченное число обладает сверхсущностной природой, поэтому оно есть идеальный принцип бытия. Для древних же любая теорема или математическое открытие имело божественный смысл, следовательно, обожествление сверхсущих чисел не представляло ничего сверхординарного. Числа есть высшие принципы и творческая сила бытия, они определяют сферу идеального мира. В философском смысле, с точки зрения рационального понимания, эти идеальные принципы - числа, а с религиозной точки зрения - это боги. Так философия диалектически сливается с религией в неоплатонизме.
  Прокл писал о богах: «Всякий бог есть совершенная-в-себе единичность, и всякая совершенная-в-себе единичность есть бог» [3, 85]. Далее он рассуждал о том, что бог причастен всему, кроме Единого. Неоплатоники не просто вернулись к античной религии, но обратились к самым ее истокам. Вернувшись к первоначалу, они закончили свое развитие, им некуда стало двигаться, религиозный потенциал философии оказался исчерпан. Поэтические образы древних богов превратились в схематичную и сухую диалектику в системе Прокла. Впрочем, лично для Прокла философию дополняли его теургические опыты и почитание богов, которым он посвятил ряд гимнов. Так, представление о божественной эманации в какой-то мере отражено в «Гимне к Солнцу», в котором солнце льет гармонию «на миры матерьяльные вниз богатейшим потоком» и является сердцем вселенной. О религиозности Прокла его биограф Марин писал: «…Его песнопения, славословящие не только эллинских богов, но и газейского Марна, и аскалонского Асклепия Леонтуха, и Фиандрита, столь почитаемого у арабов, и Исиду, чтимую в Филах, да и всех остальных наперечет. Это было всегдашним
обыкновением благочестивейшего мужа: он говорил, что философ должен быть не только священнослужителем одного какого-нибудь города или нескольких, но иереем целого мира» [3, 175].
  Неоплатонизм закончил развитие, но оказал значительное влияние на христианское богословие. В этом отношении переходной фигурой от античной философии к христианскому богословию стал старший современник Плотина Ориген (ок. 185 -254).
  Ориген попытался соединить неоплатоническую метафизику и христианское богословие в сочинении «О началах», которое может служить ярким примером для характеристики его религиозно-философских взглядов. Сочинение «О началах» - систематическое изложение христианского вероучения, при этом заметим, что оно создано еще до эпохи Вселенских Соборов и ожесточенных догматических споров в христианской Церкви (примерно за 100 лет до I Вселенского Собора в Никее).
  Ориген не создал связной и законченной философской системы. Его метафизическое мировоззрение состоит из трех взаимосвязанных частей - теологии, космологии и телеологии, которые во многом определяются идеей универсального единства, что обнаруживает несомненную связь с неоплатонизмом. Согласно Оригену, Бог - монада, простое целое, вневременное и непространственное. Он - личность, мыслящее самосознание. Ориген преодолевает границы языческого неоплатонизма и пытается обосновать христианское мировоззрение. Однако монотеизм в мировоззрении Оригена приобретает самодовлеющую роль, когда Бог-Отец становится значительнее двух других ипостасей Святой Троицы.
  Монотеизм Оригена имел одной из философских причин попытку объяснить отношение множественности бытия к единому Творцу. По Оригену, мировой процесс развития складывается из двух главных факторов: духовной природы человека и его свободной воли. Благодаря этим факторам происходит самоопределение человеческих «умов» (явная терминология неоплатонизма).
  У Оригена христианство и философия оказались лишь механически соединенными частями, из которых не получилось цельной системы. Ориген вместо христианской метафизики строил космологию по принципам неоплатонической философии, и поэтому неизбежно впал в противоречия, вызванные разницей между двумя религиозными мировоззрениями. Так, Ориген учил, что в истории сменяется множество миров (после разрушения одного мира возникает следующий), духи воплощаются в материю и образуют иерархию существ в зависимости от степени своего падения. В своих космологических построениях Ориген использовал принципы неоплатонической метафизики, в результате чего личность человека мыслится им преимущественно как часть космоса.
  Ориген - необычайно противоречивая фигура в истории христианской мысли. Например, прот. Г. Флоровский в статье «Противоречия оригенизма» писал: «В жизни Ориген был человек борьбы. Не только по исторической случайности был он полемистом. Полемична сама его мысль. И эта полемика была для него не только диалектическим размежеванием. Мятежный дух Оригена соткан из противоречий» [6, 293]. По мнению Флоровского, философия Оригена есть вид христианского платонизма. Ориген в умопостигаемом мире платонизма пытался найти место для религиозных сущностей и догматических понятий, его понимание человека - как только мыслящей субстанции и субъекта нравственного выбора - чересчур абстрактно.
  Христианская философия начинается с постепенного отказа от того, что противоречит ей в античной философии, и, прежде всего, - с христианского понимания личности (не как субстанции, а как образа и подобия Божиего). Христианское сознание основано на философской триаде Бог - мир - личность. И первые шаги к обоснованию этого трехмерного бытия были сделаны уже после Оригена на православном Востоке - отцами Церкви в эпоху Вселенских Соборов, а на Западе - блаженным Аврелием Августином, с которого начинается западноевропейская средневековая философия.

  Литература
  1. Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. Ч. 1: От теокосмогоний до возникновения атомистики.
  2. Платон. Тимей // Платон. Собр. соч. в 4 т. М., 1994. Т. 3.
  3. Прокл. Первоосновы теологии. Гимны. М., 1993.
  4. Плотин в русских переводах. СПб., 1995.
  5. Трубецкой С. Н. Курс истории древней философии. М., 1997.
  6. Флоровский Г. Противоречия оригенизма // Флоровский Г. Догмат и история. М., 1998.

  Глава 3. Средневековье

  В эпоху средневековья религиозная философия во многом сливается с богословием. По крайней мере, их объединяет общая тематика и теоцентризм, как основа средневекового мировоззрения. Для характеристики этого периода часто вспоминают тезис «философия - служанка богословия», подразумевая подчиненное положение философии. На самом деле, эта подчиненность часто без достаточных оснований преувеличивается. Люди жили в религиозно ориентированном мире, размышляли о Боге и христианских догматах, т. е. о том, что для них было самым главным. Однако средневековая философия продолжала развиваться по своим внутренним законам, что проявлялось в борьбе различных направлений и школ, таких как платонизм и аристотелизм, реализм и номинализм. К тому же за период средневековья философия пережила несколько этапов развития, для каждого из которых были характерны развитые религиозно-философские системы, и следует заметить, что в каждом периоде и направлении соотношение философии и богословия мыслилось различно.
  Первая система христианской философии на Западе связана с именем Аврелия Августина (354 -430), епископа Гиппонского. Неоплатонизм оказал значительное влияние на Августина, который прочел «Эннеады» Плотина в латинском переводе Мария Викторина. Однако у неоплатоников Августин заимствовал только философские приемы («технику»), создав посредством их систему, в которой христианская вера оправдывается разумом. Августин, как известно, повторял: «Если не уверуете, не поймете». С его точки зрения, истины, принятые верой, затем открывают путь к их рациональному познанию.
  Идея личности, отстаиваемая Августином, базируется на единстве души и тела. Используя идею Платона о бессмертии души, Августин открывает в человеке то вечное и неизменное, что связывает каждую личность с Богом. Человеку доступна истина, его душе открыта умопостигаемая, неизменная и вечная реальность. Метафизический мир, основой которого является Бог, есть реальность, внутренне присущая человеческой мысли, но и превосходящая ее. Но высшую ценность человеку придает у Августина личное отношение к Богу, как к Личности. Таким образом, благодаря вере самопознание приводит Августина к новым философским открытиям, которые были неизвестны неоплатоникам.
  В «Исповеди» Августин, размышляя о природе своей души, сталкивается с удивительной силой памяти. Все образы существующего хранятся в памяти, играющей важную роль в восприятии действительности. Память имеет связь с бесконечностью духовной жизни, которая занимает важное место в христианском мировоззрении. В философии Августина происходит становление христианской мысли, определяемое понятиями личности и духа.
  Бог как сверхприродная и непостижимая сущность есть источник метафизической бесконечности. У Августина важной категорией тварного бытия является время. Бог - создатель времени, Сам пребывающий вне его течения. Время дано человеку в трех своих модусах: прошлое, настоящее и будущее, - из которых, как показывает анализ, действительно существует только настоящее, да и оно оказывается непротяженным мигом. Связность времени устанавливается душой, в настоящем помнящей о прошлом, созерцающей настоящее, ожидающей будущего. Таким образом, хотя субъективно для человека есть только настоящее, но духовная бесконечность расширяет его душу до необъятных пределов. В «Исповеди» можно проследить рождение новой философской и религиозной антропологии, в которой различаются два уровня - земной (эмпирический) человек и его вечная душа, устремленная к Богу. Августин стал источником неоплатонического направления в христианской философии - направления, которое характеризовалось экзистенциальностью мышления и мистическим мировоззрением.
  Основателем или ориентиром для аристотелевской, логической линии в развитии средневековой философии стал Аниций Манлий Торкват Северин Боэций (ок. 480 - ок. 525), который, кроме своего известного сочинения «Об утешении философией», оставил ряд богословских трактатов и работы, касающиеся произведений Аристотеля. Идеи Аристотеля долго были распространены в Западной Европе именно через переводы и толкования Боэция, а не в оригинале. Полный «Органон» Аристотеля был переведен на латинский язык только в XIII в. До этого авторитетом по вопросам логики оставался Боэций, который сыграл роль посредника между античной и средневековой культурой. Боэций предполагал перевести все трактаты Аристотеля и диалоги Платона, а затем посредством комментариев доказать согласие обоих учений, поэтому, комментируя логику Аристотеля, он нередко толкует ее в духе Платона. Однако Аристотель в мировоззрении Боэция несомненно важнее, чем Платон.
  С точки зрения логики подходил Боэций и к понятию Святой Троицы (трактат «Каким образом Троица есть единый Бог, а не три Божества»). Он выделил три вида знания: естественное, математическое и теологическое. В третьей, теологической, сфере знания божественные вещи познаются с помощью интеллекта, поскольку «божественная субстанция лишена как материи, так и движения» [2, 119]. По Боэцию, Божественная субстанция есть форма без материи, поэтому она едина. В Боге нет различий, нет и множественности. Логика Боэция: нет различий, нет и множественности, а раз нет множественности, то есть единство. Логический образец, созданный Боэцием, повлиял через много лет на формирование схоластической философии.
  Неоплатонизм же после нескольких веков забвения возродился в период Каролингского Возрождения в системе ИОАННА СКОТА ЭРИУГЕНЫ (нач. IX в. - после 870). Приехав из Ирландии ко двору короля Карла Лысого, Иоанн приобрел известность своим переводом «Ареопагитик» с греческого на латинский язык. Затем он переводил св. Максима Исповедника и св. Григория Нисского. В своей философии Иоанн опирался на двух любимых авторов - Аврелия Августина и Дионисия Ареопагита. В силу этого он оказался в противоречивом положении, стараясь согласовать западную и восточную христианские традиции в философии[16 - См. на эту тему: Бриллиантов А. И. Влияние восточного богословия на западное в произведениях Иоанна Скота Эриугены. М., 1998.]. Первым объектом критики со стороны Католической Церкви стало сочинение Эриугены «О предопределении», осужденное на двух католических Соборах (855 г. - в Валенсии, 859 г. - в Лангре). Позже значительно больший протест Католической Церкви вызвало главное сочинение Эриугены «О разделении природы», содержащее много элементов неоплатонизма. Основную идею и терминологию для сочинения «О разделении
природы» Иоанн заимствовал у св. Максима Исповедника, но придал своей концепции оригинальность. Все сущее Иоанн разделил на четыре формы:
  1. природа не сотворенная и творящая (Бог),
  2. природа сотворенная и творящая (Божественные идеи),
  3. природа сотворенная и не творящая (мир),
  4. природа не сотворенная и не творящая (Бог по окончании мирового процесса).
  Иоанн Скот Эриугена в своей концепции теофании больше мистик, чем рационалист. Он гораздо ближе к восточной патристике, чем другие западные мыслители средневековья.
  Бог Эриугены - это христиански переосмысленное Единое неоплатоников. Бог есть начало теофании, которое через божественные идеи раскрывается в мире. В теофании Бог открывает Себя разумным существам, становится им доступным. По мысли Эриугены, Бог нуждается в бытии для познания Самого Себя.
  Все существа в мире исходят из Бога, пребывают в Боге и возвращаются к Богу. Представление о мире имеет прямую аналогию с неоплатонизмом, но в системе Эриугены центральное место в процессе возвращения принадлежит человеку, в идеальном образе которого содержится весь мир. Основным моментом возвращения, как мирового процесса, является воплощение Христа. Возвращение же к Богу конкретного человека начинается с его смерти. Вторым этапом становится воскресение тел. Затем на третьем этапе тела соединяются с душами. В результате этого соединения душа сливается с Первопричиной или идеей, т. е. все существа возвращаются к Богу в своей умопостигаемой форме. Однако окончательное и великое возвращение наступит тогда, когда земной мир вступит в Рай и всё окажется пронизано Богом. Как писал Иоанн Скот Эриугена, «Бог станет все во всем, когда не останется ничего, кроме Бога».
  Метафизическая эпопея Иоанна Скота Эриугены самим стилем своего мышления вступала в явное противоречие с ортодоксальными католическими взглядами. В 1225 г. римский папа Гонорий III потребовал немедленного уничтожения всех списков «О разделении природы». Что же явилось причиной такой суровой оценки? Если не вдаваться в чисто богословские противоречия, то в системе Эриугены присутствовал ярко выраженный неоплатонизм, который оказался слишком иррационален и мистичен для католической теологии. В католической же теологии постепенно победил схоластический тип мышления.
  Формирование схоластики как мировоззрения можно изучать на произведениях Ансельма Кентерберийского (1033 -1109), в которых утверждается принцип теологического рационализма. Ансельм был выдающимся диалектиком своего времени. Он безгранично верил в силу разума, благодаря чему достиг значительных результатов в диалектике, особенно - в создании доказательств бытия Бога.
  Ансельм был вдохновлен блаженным Августином, но значительно превзошел его в строгости диалектики и четкости дефиниций. Он привнес в платоническую философию нечто новое - учение о предсуществовании идей. Учение Ансельма совершенно противоположно системе Эриугены. Творения предсуществуют в Боге и не обладают иной реальностью, кроме божественной. Вселенная до развертывания в виде актуального бытия уже существовала как модель в мысли Бога. Между Богом и миром нет никаких промежуточных уровней бытия - таково мнение Ансельма. Если не вдаваться во все тонкости рассуждений Ансельма, то основная идея его сочинений - поиск равновесия между христианским Откровением и логикой.
  Альберт Великий (1193 -1280) был первым, кто из схоластов стал комментировать сочинения Аристотеля. Он хотел ввести Аристотеля в христианскую культуру, чтобы затем использовать его логику для систематизации христианского богословия. Альберт, комментируя Аристотеля, не критикует его, но, переходя к обоснованию веры, он опровергает у античного мыслителя то, что противоречит христианству. Критический подход к Аристотелю говорит о том, что Альберта несправедливо прозвали «аристотелевской обезьяной». Для Альберта Великого Аристотель - это материал для толкований и интерпретаций.
  По мнению Альберта, разум нуждается в помощи веры, но и знание полезно для веры. Необходимо только различать задачи богословия и философии. Богословие направлено на познание Бога, философия - на познание сущего. Альберт Великий также занимался доказательствами положения «Бог существует». В этом он опирался на идею Первопричины, с которой начинается причинный ряд. Все изменяемое в мире стоит в отношении к высшему существу. Бог есть первичный и абсолютный принцип бытия. Сам по себе Бог непостижим, но Его бытие можно познавать посредством сотворенных Им вещей. Бог, считал Альберт Великий, есть всеобщий деятельный разум, творец всех форм и интеллигенции (термины Аристотеля). Альберту Великому удалось создать логическую схему, которая, как он считал, не противоречит христианству.
  Настоящий же триумф логики связан с именем Фомы Аквинского (1224/1225 -1274), который оказал влияние как на теологию, так и на философию. Наиболее важными для понимания философского мировоззрения Фомы Аквинского являются его комментарии к Аристотелю и сочинения «Сумма теологии» и «Сумма против язычников». Фома - сильный систематизатор. Кроме того, в метафизике он не только комментирует Аристотеля, но и критикует и интерпретирует его. Все усилия Фомы направлены на то, чтобы согласовать веру и разум. По мнению Фомы, теология основана на Откровении, а философия - на «естественном свете» разума, поэтому между ними нет противоречий. Философия лишь учит разумно понимать то из Священного Писания, что может быть познано. Философия, по Фоме Аквинскому, имеет завершение в естественной теологии, которая направлена на познание Бога насколько это доступно «естественному» человеческому разуму.
  Однако вместе с расцветом схоластики и триумфом логики возникает и развивается альтернативное направление - мистицизм. Если схоластика развивается в ученом сообществе, прежде всего, в университетах, то мистицизм, сначала найдя приверженцев в монастырях (Сен-Викторская школа, Бонавентура), затем охватывает массы - от народных низов до одиноких созерцателей и визионеров. К XIV в. религиозное сознание становится крайне противоречивым, основы средневековой религиозной культуры и миросозерцания начинают расшатываться.
  В качестве примера позднесредневекового мистицизма рассмотрим идеи выдающегося немецкого мыслителя Мейстера Экхарта и созданную им традицию.
  Мейстер Экхарт (ок. 1260 -1328/1329) был не простым заурядным мистиком. Он получил систематическое богословское образование и преподавал в Париже, в Сорбонне. В 1302 -1303 гг. Экхарт получил титул «мейстер» (magister sacrae theologiae) и занял кафедру на богословском факультете Парижского университета, который был схоластическим центром Западной Европы. После 1322 г. Экхарт переехал в Кельн, где в 1326 г. Кельнский архиепископ возбудил против него дело по обвинению в ереси. Закончилось все тем, что в булле папы Иоанна XXII от 27 марта 1329 г. 17 положений Экхарта были признаны еретическими, а 11 - сомнительными и дерзкими.
  Особенность Экхарта заключается в том, что он, хорошо владея схоластической философской техникой, осознанно выбрал свободное философствование, основанное на личном религиозном опыте и интуитивном познании Бога. В то же время, в мистике Экхарта был осуществлен отказ от психологической мистики. Экхарт аллегорически толкует образы Священного Писания, часто основываясь на своих личных интуициях. Его рефлексия носит ярко выраженный индивидуальный характер. По мнению многих исследователей, именно такого рода мистицизм и подготовил Реформацию. Богословские размышления Экхарта стали прообразом различных мистико-поэтических систем - Ангелуса Силезиуса, Якоба Бёме, Валентина Вейгеля и др.
  Экхарт учил о Божестве как сущности Бога и Его изначальной основе, постоянном излиянии благодати на природу. Соотношение Бога и Божества для Экхарта - это соотношение существа и сущности (existentia и essentia). Таким образом, Божество - это божественная благодать, проникающая в природу и человека. В каждом человеке, учил Экхарт, есть «искорка» Божества, которая воспринимает благодать, является ее проводником. В «душевной искре» начинается возвращение к Богу, стремление к единству и Абсолюту.
  Чтобы вернуться к Богу, человек стремится к отрешенности, которая является одновременно свойством Бога. На пути к отрешенности человек проходит семь ступеней восхождения: 1) пример праведников, 2) отвращение от мира и поиск мудрости, 3) независимость от людей, любовь к тому, что от Бога, 4) смиренномудрие и терпение, 5) премудрый покой, 6) сыновнее слияние с Богом, 7) радость созерцания.
  Как конкретно мыслил Экхарт отношение человека к Богу? Он учил о внутреннем человеке, следуя в этом за блаженным Августином. Внутренний человек - это человек цельный, обретающий совершенство в созерцании Бога. Однако внутренний человек не только созерцает Бога, но рождает Его в себе, т. е. совершает некие абсолютные акты. Если Августин учил о том, что «Христос родился, - пусть же Он родится и в наших душах», то Экхарт богословским метафорам придает метафизический смысл. Экхарт говорил на языке символов, его мистический символизм есть философско-поэтическая система, альтернативная схоластическому схематизму.
  Вещи, считал Экхарт, внешне различны в мире, но они едины в Боге. Это мистическое единство, по мнению Экхарта, можно познать не рационально, а постигая сущность других вещей посредством любви. Как писал Экхарт, «природа любви… превращает человека в ту вещь, которую он любит».
  Учение Экхарта очень показательно для средневекового мистического типа религиозности. По этому учению, человек должен стремиться к мистической жизни, в которой он становится выше внешних порядков и законов. Внутренняя духовная жизнь не нуждается в законах. Бог дает человеческой душе все для того, чтобы обладать добродетелью. Через мистическое обожение человек возвращается к Богу, его высшая цель - покой в Боге.
  Мейстер Экхарт основал целую мистическую традицию. Его ближайшими последователями были Иоанн Таулер, Генрих Сузо и Иоанн Рейсбрук. Иоанн Таулер (1290 -1361) был знаком с Экхартом и состоял в доминиканском ордене. Все идеи Экхарта он воспринял и развил в своих проповедях. Однако есть в учении Таулера один любопытный момент: Таулер говорил, что мистическое познание возникает только тогда, когда умолкает естественное познание. Этот тезис Таулера явно противоречит средневековой схоластике. Генрих Сузо (1300 -1365) также был членом доминиканского ордена. Его главная идея - мистик должен отречься от тела, чувственных влечений, самого себя и, предав себя полному забвению, отдаться силе Божией. Таким образом, если средневековая западная философия начинается с христианского понимания личности и ее рационального обоснования, то заканчивается она безличным мистицизмом и разложением схоластики.
  Перед тем, как в истории философии или религиозной культуры появляется что-то новое, наступает переходный период, когда новые идеи медленно прорастают сквозь толщу старого. Так было и со средневековьем. Прежде чем наступила новая эпоха, в которой определяющим стал протестантский тип мышления, немецкая мистика прошла определенную трансформацию. Яркий пример - «Theologia deutsch» («Немецкая теология»), сочинение неизвестного автора XIV -XV вв., впервые опубликованное М. Лютером в 1516 г. В основе книги «Немецкая теология» лежит представление об истечении всех вещей из Бога. Бог является Богом только вместе со всеми творениями. В человеке есть свет благодати и естественный свет, один свет - истинный, второй - ложный. Далее идеи об обожении человека в целом воспроизводят размышления немецких мистиков XIV в. Однако сам принцип взаимодействия и тесной связи между Богом и Его творениями содержит элементы будущего протестантского индивидуализма.
  Подведем итоги. Средневековая христианская мысль выросла на античном наследии. В этом ее богатство и одновременно противоречивость. Не всегда средневековым философам удавалось гармонично совместить христианские догматы с принципами античной мысли. Сначала вектор развития шел в сторону открытия и усвоения античной философии, затем - в направлении создания оригинальных концепций. В стремлении согласовать веру и разум средневековые мыслители достигли значительных успехов. Но как только, казалось бы, найдены были оптимальные решения, произошло выхолащивание философской мысли, и творческий потенциал оказался исчерпан. Догматическое богословие в рафинированном виде отрицает философию и прекращает ее развитие. Схоластами была создана концепция, которая предполагала ограниченный рационализм - ограниченный рамками веры. Однако на протяжении всех средних веков были мыслители, которые переходили рамки и ограничения. Неудивительно, что эти границы в конце концов рухнули, и наступила новая философская эпоха, когда мир веры стал миром науки.

  Литература
  1. Августин А. Исповедь. М., 1997.
  2. Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты. М., 1996.
  3. Ансельм Кентерберийский. Сочинения. М., 1995.
  4. Фома Аквшский. Сумма теологии. М., 2006. Ч. 1 -2.
  5. Мастер Экхарт. Избранные проповеди и трактаты. СПб., 2001.

  Глава 4. Новое время

  После Реформации в Германии наступает время, когда Католическая Церковь теряет свое влияние, что явно отражается и на развитии философского знания. Свободный духовный опыт стал исторической реальностью. Реформация восприняла основную идею Возрождения - антропоцентризм. Вера в человека, его свободу духа стала основой как для диссидентских религиозных движений, так и для формирования нового религиозно-философского мировоззрения. В то же время религиозные реформаторы были против возрожденческого возвышения человека. Они старались вписать понятие свободной личности в систему религиозных ценностей, что впоследствии обернулось новыми ограничениями в понимании свободного духовного опыта. М. Лютер, например, выступал как против схоластов, так и против Эразма Роттердамского и его трактата «О свободе воли». Он считал, что Бог непознаваем, т. к. «разум дарован нам не для постижения того, что над нами (природы Бога, ангелов и святых обитателей неба), а для постижения того, что ниже нас (животных, растений, состава веществ)». Бытие Бога обнаруживается только в личном религиозном опыте, а человеческий разум должен
быть направлен на познание внешнего мира.
  Рост религиозного индивидуализма сопровождался появлением новых мистических учений. В XVI в. появилась новая плеяда немецких мистиков: Себастиан Франк (1499 -1542), Валентин Вейгель (1533 -1588), Якоб Бёме (1575 -1624). Из трех названных наибольшее значение для философии религии имеет Якоб Бёме, сын крестьянина и сапожник по профессии. Будучи уже в зрелом возрасте, он увлекся философией и написал книгу «Аврора, или Утренняя заря в восхождении» (1612). Распространение этой книги в списках привело к нападкам на Бёме пастора местной лютеранской общины, после чего Бёме не писал с 1613 по 1619 г. Однако, в 1619 -1624 гг. он вновь создает в год по 2 -Зпроизведения, к концу жизни написав еще 20 книг.
  Бёме в целом продолжил немецкую мистическую традицию. По его представлениям, Бог-Троица извечно возникает из вечного Ничто, Бездны, непостижимой разумом. Чтобы ответить на вопрос о сущности Бога, нужно, считал Бёме, «прилежно размыслить о силах в природе, и обо всем творении, о небе и земле, равно о звездах и стихиях, и о тварях, которые произошли из них, также и о святых ангелах, о дьяволах и людях, о небе и аде» [1, 261]. Таким образом, размышления Бёме представляли своего рода мистическую натурфилософию. С религиозной точки зрения Бёме, весь мир - Великая Мистерия, в которой на хаос бытия изливается две силы: свет и тьма.
  Бёме мыслил не понятиями, а символами. Например, для него Бог - это «огонь», который есть «откровение жизни и божественной любви». Бёме предлагал из «каменных церквей» и кабинетов ученых идти в мир, чтобы узнать Бога. Он писал, что, если отправишься на цветущий луг, то увидишь «чудесную силу Бога, услышишь и вкусишь ее, хотя это только тень, и Бог здесь открылся лишь в подобии. Но для ищущих это любящий наставник» [1, 116 -117]. Рай - это мир радости и блаженства, дающий возможность осязать силу Бога.
  Бог - это божественная бездна, «тишина без сущности». Божественная сущность для Бёме имеет три принципа, через которые Бог открывается в мире. Первый принцип - огонь, чистая энергия (вечный Отец). Второй принцип - Бог-Отец рождает Сына, в котором огонь превращается в свет любви. Третий принцип - творческое слово Бога «Да будет!», когда непостижимое становится постигаемым (выход безосновной воли - Святой Дух).
  Мир, как писал Бёме, - дым и пар, «происходящие от духовного огня и духовной воды». С приходом Христа мир обретает новое тело, над которым господином и царем становится Иисус Христос. Человек ищет спасения во Христе, заново рождается сообразно небесной божественной сущности Христа.
  Покаяние для христианина - это, по выражению Бёме, брачное соединение души с «небесной Софией». Однако идея Софии осталась не до конца проясненной Бёме, который отрицал, что ввел четвертую ипостась в Святую Троицу. Бёме называл Софию Божией Мудростью или Наглядностью, когда «Отец, Сын и Дух видят и обретают себя внутри».
  Бёме оказал значительное влияние на последующую немецкую философию. Как считал, например, H. A. Бердяев, хаотичная первооснова бытия Бёме есть основа немецкой идеалистической метафизики, но Бёме - не идеалист, а реалист, который «не утерял живой связи с реальным бытием, не замкнулся еще в мир отвлеченной от бытия мысли и мир субъективных переживаний» [2, 51].
  Но рождение нового философского мировоззрения было связано все-таки не с мистической традицией, а с рационализмом научного толка. Философом, который совершил рационалистический переворот в истории философии, был Рене Декарт (1596 -1650). Научный рационализм был направлен как на преодоление схоластики, так и мистики. Декарт по сути совершил философскую революцию, создав новый мир мысли. Его положение можно сравнить с той ситуацией, в которой в свое время находился Аврелий Августин, создавший мир христианской мысли. Декарт, как и Августин, опирался в создании философской системы на личный опыт и понятие личного «я», но в его размышлениях это уже не личность, ведущая диалог с Богом, а идея человеческого «я» как мыслящей субстанции.
  Из теоцентричного мир стал антропоцентричным. В новой рациональной картине мира возникла необходимость вписать в нее идею Бога. Что сделал для этого Декарт? Он доказывал существование Бога из идеи Бога в человеке. Чтобы создать идею совершенного бытия, человек сам должен быть совершенным, а поскольку это не так, то идея Бога дана человеку извне, самим Богом. Доказательство Декарта звучит так: «Следует лишь сделать общий вывод - из одного того, что я существую и во мне заложена некая идея совершеннейшего существа, т. е. Бога, - что существование Бога тем самым очевиднейшим образом доказано» [3, 42].
  Поскольку идея Бога дана человеку изначально, то Декарт назвал ее врожденной. Идея Бога запечатлена в человеке, по выражению Декарта, «как клеймо художника». Человек для Декарта - это отражение Бога. Декарт писал: «Но из одного лишь того, что меня создал Бог, вытекает в высшей степени достоверная мысль, что я был создан по его образу и подобию, и именно это подобие, в коем заключается идея Бога, воспринимается мной с помощью той же способности, благодаря которой я воспринимаю и самого себя» [3, 43].
  Главное для Декарта в познании Бога - это достоверность этого познания. Декарт исходит из факта, который считает достоверным: мы существуем и одарены представлением о совершеннейшем существе. Он идет в доказательстве от природы человека к бытию Бога, предлагая, таким образом, антропологическое доказательство существования Бога.
  Идея Бога - это действие Бога в человеке, т. к. эта идея не является созданием человека. Через врожденную идею бытие Бога проявляется в человеке. По принципу «мыслю, следовательно, существую» Декарт строит доказательство «мыслю Бога, следовательно, Бог существует». Он полагал, что основа самодостоверности в Богодостоверности. Идея Бога для человека - самая истинная и единственная по значению. Как считал Декарт, «из всех идей, которые мы имеем, она самая ясная и отчетливая, а потому и самая истинная».
  Позиции, альтернативной картезианскому рационализму, придерживался Блез Паскаль (1623 -1662), который выступил в своих размышлениях против рациональной идеи Бога. Он писал: «Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем» [4, 744]. Паскаль учил, что Бог непознаваем, а само человеческое познание ограничено. Человек находится в противоречивом положении, т. к. не способен ни к полному незнанию, ни к всеобъемлющему знанию. Для человека истина всегда частична, относительна.
  Человеку нужна не идея Бога, а живой, личностный Бог. Эта мысль Паскаля кратко и ярко выражена в его знаменитом «Мемориале» или «Амулете». После смерти Паскаля один из его слуг обнаружил в камзоле умершего под подкладкой какой-то предмет. Когда камзол распороли, то достали пергаментный сверток и вложенный в него листок бумаги. На листке бумаги был черновик текста, на пергаменте - его чистовик. Текст содержал краткий конспект того, что пережил Паскаль поздним вечером 23 ноября 1654 г. Этот вечер стал очень важным в жизни Паскаля, который и сделал на память о нем «мемориал». Начало текста звучит так: «Год благодати 1654. Понедельник 23 ноября день святого Климента папы и мученика и других мучеников. Канун святого Хризогона мученика и других. Приблизительно от десяти с половиною часов вечера до половины первого ночи.
  ОГОНЬ. Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, но не Бог философов и ученых. Уверенность. Уверенность. Чувство, Радость, Мир. Бог Иисуса Христа. Deum meum et Deum vestram. Твой Бог будет моим Богом. Забвение мира и всего, кроме Бога. Обрести Его можно только на путях, указанных в Евангелии» [4, 129].
  Паскаль, блестящий математик и физик, после 1654 г. отказался от служения науке, стал затворником и писал книгу о христианстве, которая не была закончена. Фрагменты книги были собраны и опубликованы после смерти Паскаля под названием «Мысли о религии».
  В «Мыслях» Паскаля развернута во фрагментарной форме цельная религиозно-этическая система, которая основана на принципах агностицизма. По замыслу автора, сочинение Паскаля должно было делиться на две части. 1-я часть - «Человек, не познавший Бога», 2-я часть - «Человек, обретший Бога» [4, 629].
  Человек, познающий природу, неизбежно приходит к идее бесконечности, к ощущению собственной затерянности в бесконечных мирах. Человек во Вселенной обречен жить между двумя безднами - бездной бесконечности и бездной небытия. Как будто возражая Декарту, Паскаль предлагал отказаться от поисков достоверных знаний, т. е. научной истины. Знания ограничены, время человеческой жизни недолговечно, случайно само появление человека на свет - для Паскаля все это является причиной задуматься о высшем предназначении человека, поскольку его ужасает «вечное безмолвие этих бесконечных пространств» [4, 639].
  Если человек есть только «вместилище заблуждений», а знание для него бесполезно, то нужно искать критерий, истинный принцип человеческого существования. Паскаль в какой-то мере следует логике Декарта, от отрицания смутного и иллюзорного - к достоверному. Но, если для Декарта достоверна мысль о существовании, то для Паскаля истина - вне человека. 1-ю часть Паскаль закончил главой под названием «Должно искать Бога». Поиск Бога - это то, что дает смысл человеческой жизни.
  В поиске Бога Паскаль, прежде всего, критикует тех философов, которые не замечают двойственного положения человека. Высочайшего величия, считал Паскаль, можно достичь не в самоослеплении собственными знаниями, а через дар Божественной благодати. Человек делает выбор - если выбирает Бога, то обретает уверенность, а если выбирает мир и познание, то обретает сомнения в истинности познанного. Для Паскаля этот выбор решался однозначно - в пользу Бога.
  Познав свое ничтожество, человек познает Бога. Людям, очистившим свои сердца, становится доступно Священное Писание, а через него величие христианского учения. Через сердце, а не через разум находит человек путь к Богу. По мнению Паскаля, христианство составляют две истины:
  1) что существует Бог, Которому люди способны причаститься;
  2) что опороченные первородным грехом, они этого недостойны.
  Христианство, а не науку выбрал Паскаль, считая, что все разумное, вместе взятое, не стоит малейшего порыва христианского милосердия. Однако Паскалю, конечно, не удалось повернуть вспять «колесо истории». Рациональное направление в философии и науке стало преобладающим. Апофеозом рационализма в XVII в. стала система Б. Спинозы.
  Бенедикт Спиноза (1632 -1677), критикуя систему Декарта, создал пантеистическую концепцию, в которой Бог есть субстанция и природа. Бог - единственная субстанция мира, Он есть причина самого себя (causa sui). Он есть «порождающая природа», весь мир развивается из двух атрибутов Бога - мышления и протяжения. Бог не обладает ни личностными свойствами, ни какими-либо человеческими качествами. Иначе говоря, Бог есть безличная субстанция мира, определяющая его незыблемые рациональные законы.
  Главное произведение Спинозы «Этика» сплошь состоит из аксиом и теорем. Спиноза последовательно («в геометрическом порядке») конструирует рациональный мир, в котором все строго и математически организовано. Этика Спинозы - в покорности этому безличному Абсолюту, в ощущении себя частью вечного закона, который не знает ни милости, ни сострадания.
  Спиноза провозгласил главным принципом своей системы детерминизм всех природных, социальных, человеческих процессов в мироздании. Однако эта всецелая предопределенность открывается только для рационального познания. В этом и видит Спиноза суть религии - в познании необходимости и зависимости человека от высшей субстанции. Высшим выражением познания, по мнению Спинозы, является интеллектуальная любовь человека к Богу, которая также есть любовь Бога к Самому Себе. Естественно, что эта любовь так же безличностна, как и высшая субстанция. Интеллектуальная любовь Спинозы есть завершающая фаза рационального познания, когда через высшее напряжение познавательных сил человек обретает успокоенность и покорность судьбе.
  Как известно, Спиноза посещал собрания христиан-протестантов и слушал их беседы. Для него единственным фактом в истории, противоречащим его системе, была фигура Иисуса Христа. В одном из писем Спиноза писал, что он в недоумении от евангельского образа Спасителя, т. к. поступки, слова Христа говорят о такой Его связи с Богом, которая предполагает личную любовь и свободу воли. Пытаясь объяснить феномен личности Христа, Спиноза предположил, что Христос преодолел космический детерминизм и вышел на иную, высшую ступень сознания. Однако эти объяснения не совсем удовлетворяли Спинозу, для которого личность Христа осталась загадкой до конца жизни.
  Пантеизм Спинозы в прямом смысле не является строго пантеистической системой, поскольку истинной субстанцией является только Бог, а остальное - Его модусы и атрибуты. Систему Спинозы можно точнее определить как рационалистический монотеизм, на формирование которого, вероятно, оказало влияние иудейское мировоззрение философа (Спиноза с детства готовился стать раввином).
  Система Спинозы уникальна и отлична, например, от неоплатонизма, основанного на языческом политеизме. Она основана на двух традициях - иудейском монотеизме и схоластическом рационализме, дополненном научной методологией Нового времени. В религиозном смысле система Спинозы является высшей точкой в развитии рационализма XVII в. В заключение стоит заметить, что Спиноза, будучи отлучен и изгнан из иудейской общины (в 1656 г.), не пришел к какому-либо другому вероисповеданию, поэтому его философия стала для него своего рода религией или заменой религии.
  Для Нового времени характерно появление многообразных религиозно-философских типов - от протестанта-мистика Бёме, католика Декарта до католика-янсениста Паскаля и религиозного диссидента Спинозы. Единый религиозный мир средневековья оказался расколот на множество религиозных сознаний, каждое из которых потенциально могло стать основой для религиозно-философской системы.

  Литература
  1. Вер Г. Якоб Бёме. Челябинск, 1998.
  2. Бердяев Н. А. Из этюдов о Якове Бёме // Путь. 1930. № 20.
  3. Декарт Р. Соч. в 2 т. М., 1994. Т. 2.
  4. Паскаль Б. Мысли // Тарасов Б. Н. «Мыслящий тростник»: Жизнь и творчество Паскаля в восприятии русских философов и писателей. М., 2004.
  5. Спиноза Б. Этика// Спиноза Б. Соч. в 2 т. СПб., 1999. Т. 1.

  Глава 5. Немецкий идеализм

  Немецкая философия является уникальным религиозно-философским феноменом, основанным на протестантском типе мышления. Перед немецкими философами стояла задача - осмыслить религиозное отличие протестантской Германии от католического мира и национальный тип умозрения. Например, Ф. Шеллинг в мюнхенских лекциях писал, что отличие немцев от других народов заключается в «подлинно религиозной строгости» и «энтузиазме» в занятиях философией. По мнению Шеллинга, «не философию как таковую отвергают другие народы, а лишь философию в ее немецком понимании» [3, 555].
  Одним из первых выдающихся немецких философов был ГОТФРИД ВИЛЬГЕЛЬМ ЛЕЙБНИЦ (1646 -1716). Показательно, что еще в студенческие годы Лейбниц написал философское сочинение «О принципе индивидуальности» (1663), т. е. для него изначальным было стремление осмыслить индивидуализм. Большая часть сочинений Лейбница относится к 80 -90-м гг. XVII в. Одно из главных сочинений Лейбница, наиболее обширное, «Новые опыты о человеческом разумении» написано в 1703 -1704 гг. Однако для философии религии наиболее важна «Теодицея» Лейбница («Опыт теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла»), напечатанная в Амстердаме в 1710 г.
  Прежде чем говорить о «Теодицее» Лейбница, стоит вспомнить основные принципы его философской системы. Как и для Спинозы, для Лейбница Бог и понятие субстанции нераздельны. Бог для Лейбница - это Единое Существо, последняя причина всех вещей. Однако, в отличие от Спинозы, кроме Бога, субстанциальностью обладают еще «субстанциальные деятели» (термин Н. О. Лосского), которых Лейбниц называл «монадами». Как писал Лейбниц, монада - это «простая субстанция», «не имеющая частей» («Монадология», § 1). Монадам свойственен принцип индивидуации, который отличает одну монаду от другой. Таким образом, Лейбниц представляет весь мир устроенным из отдельных «духовных атомов» (монад), т. е. основанным на принципе плюрализма, множественности субстанций, которые имеют универсальную взаимосвязь и гармонию.
  Бог управляет миром, в котором первенство имеет духовное начало. На основе особых духовных законов весь мир представляет собой живое единство, одухотворенное целое. Но тут для Лейбница возникает сложный вопрос о свободе и необходимости. В отличие от Спинозы, Лейбниц не хотел решать вопрос в пользу необходимости. По его мнению, действия Бога спонтанны, а человеку присуща свобода.
  «Теодицею» Лейбниц строил, исходя из представлений о свободной воле человека. Видя противоречие между свободой человека и предопределением Божиим, он писал: «Свобода по видимости противоречит предопределению». Если человек предопределен Богом творить добро и зло, то Бог и виновен в злых поступках человека, а человек не несет ответственности за них; если же человек свободен настолько, что Бог не может провидеть его мыслей и поступков, то это умаляет всеведение Божие.
  Лейбниц подробно рассмотрел обе стороны дилеммы. Для согласования противоречий Лейбниц ввел понятие предустановленной гармонии. Бог не только все предвидел, но и предустановил. Как писал Лейбниц, «Бог все установил в нем [мире] на будущее время раз и навсегда, предвидя все молитвы, добрые и злые дела и все остальное» [1, 136]. Предустановлена и свобода человека. Лейбниц доказывал, что события, проистекающие из свободных причин, согласованы с явлениями, имеющими механические причины. По воле Божией человеку дано право «распоряжаться в своем маленьком уделе». Человек - это «малый бог в своем собственном мире, или микрокосме, управляемом им на свой манер». Человек свободен и ответственен за свои злые дела. Бог же, по Лейбницу, намного выше человеческих дел и сотворил «лучший из всех возможных миров».
  В предисловии к «Теодицее» Лейбниц писал о необходимости доказать совершенство Бога, и цель религии видел в осознании этого совершенства. Его философия религии свелась к рационалистической метафизике, в которой обоснован человеческий индивидуализм и найдено место для Бога и религиозных понятий. Такая метафизика процветала в Германии до тех пор, пока не появилась «критическая» философия И. Канта.
  ИММАНУИЛ КАНТ (1724 -1804) недаром сравнивал силу своих идей, произведших переворот в философии, с открытием Коперника, разрушившего прежде господствовавшую картину мироздания. Если после Коперника стали считать, что Земля вращается вокруг Солнца, то вокруг чего должно, по Канту, выстраиваться философское знание? Кант полагал, что весь мир явлений зависим от человеческого разума, который понимался в «Критике чистого разума» в качестве чистого рассудка, свободного от влияния внешних образов.
  Идея Канта заключалась в том, что человечество, наконец, вступает в «совершеннолетний возраст», основным признаком которого является способность пользоваться своим рассудком. Существовавшие до этого формы общественной жизни (философия, религия), основанные на авторитете, должны быть заменены новыми формами, основанными на разуме.
  Еще в докритический период Кант написал сочинение «Грезы духовидца» об учении Сведенборга с довольно скептическим отношением к самой возможности для человека духовных видений. Однако планомерная критика религии стала возможна только на основе созданной Кантом теоретической философии, т. е. после написания трех знаменитых «Критик» (1781, 1789, 1790).
  В 1793 г. было опубликовано сочинение «Религия в пределах только разума», и через год Кант получил королевский указ, в котором выражено неудовольствие по поводу этого сочинения. Кант в ответ обещал больше никогда не касаться религии в своих лекциях и сочинениях. Что же вызвало неудовольствие у протестантских богословов и короля Фридриха Вильгельма II? Несмотря на то, что на страницах сочинения Канта мы находим цитаты из Священного Писания, критику Католической Церкви и доказательства превосходства протестантского вероисповедания, «Религия в пределах только разума» представляет собой своеобразную модификацию христианства, или точнее - протестантизма. Исследуя христианство, Кант создает философскую концепцию религии, в которой принципы протестантского вероучения доведены до логического конца.
  Основные положения «Религии в пределах только разума» таковы. Кант принимает положение Т. Гоббса об испорченности человеческой природы, войне всех против всех. Основание зла коренится в свободе человека, в силу чего невозможно установление единого государства, в котором осуществлялось бы добро. Идеалом же Канта являлось единое человечество с единым государственным устройством и единой религией. Религия, ранее существовавшая (историческая или статуарная религия), не отвечает требованиям всеобщности. Однако требованию всеобщности соответствует религия, основанная на разуме, или «нравственная религия». «Радикальное зло человеческой природы» Кант толкует как противоречие между требованием разумно-нравственного закона и чувственной природой. Отсюда потребность в избавлении или спасении; высшее выражение религиозности есть добровольно принятое страдание во имя нравственного принципа.
  На основе нравственной идеи Кант доказывал необходимость христианства. Верить и руководствоваться тем нравственным идеалом, который олицетворяет Христос, не противоречит разуму, если историческую религию не ставить выше моральной. Зачатки моральной религии лежали скрытыми в человеческом разуме, а ее целью является «моральное улучшение человека». В книге нет ни одного слова о духовном преображении человека, Воскресении и т. д. Религия Канта ориентирована только на земное существование человека, ее основной фигурой является ученый знаток библейского текста. С воцарением на всей земле религии разума, по Канту, и осуществится Царство Божие.
  Кант породил целую плеяду немецких идеалистов, к которым относился и Фридрих Вильгельм Шеллинг (1775 -1854). Он закончил Тюбингенский Теологический институт, но теологом не стал, хотя и защитил в 1795 г. диссертацию по богословию «Об исправлении Маркионом посланий апостола Павла». В возрасте 25 лет, в 1800 г., он написал знаменитую «Систему трансцендентального идеализма». Шеллинг преподавал в Йенском университете (с 1798 г.), затем - в Вюрцбургском университете. В 1808 -1823 гг. генеральный секретарь Академии художеств Баварии, с 1827 г. - президент Баварской Академии наук.
  Шеллинг во многом пытался переосмыслить рационализм Канта, вернуть философии позитивное содержание. Его философская эволюция включала несколько этапов. После периодов «натурфилософии», «трансцендентального идеализма» и «Философии искусства», Шеллинг развил идею «философии тождества», сущность которой состоит в утверждении: все противоположности и различия соединяются в абсолютном так, что они устраняются. Иначе говоря, абсолют есть абсолютное тождество противоположностей.
  Первоначально Шеллинг понимал абсолют в неоплатоническом духе, однако рассмотрение проблемы зла и соотношения единого абсолюта с множественной реальностью мира заставило его перейти к более религиозному взгляду.
  В «Философских исследованиях о сущности человеческой свободы», Шеллинг понимал абсолют как Бога, т. е. придал своей философии теологический смысл. Для Шеллинга Божественный абсолют - это некая высшая Личность, трансцендентная по отношению к эмпирическому миру природы и человека, которые творятся Богом из Его собственной природной основы (здесь чувствуется влияние немецких мистиков). Однако для Шеллинга осталась неразрешимой проблема, почему Божественный абсолют творит несовершенный мир.
  Чтобы решить проблемы, связанные с понятием Божественного творения, Шеллинг стал развивать концепцию положительной философии, принципы которой впервые изложил в лекционном курсе 1832 г. («Основы положительной философии»). Затем, в 1841 -1845 гг., в Берлинском университете он прочитал курсы лекций по философии мифологии и философии откровения. «Философия мифологии» содержит огромный фактический материал с характеристиками древнего мифологического сознания. «Философия откровения» представляет собой главную и завершающую часть «положительной философии».
  Основной задачей «положительной философии» было доказать, что Божество является первоначалом, всеобщей причиной. По мнению Шеллинга, в положительной философии происхождение вещей из Бога понималось как действительный ход событий, в основе которых лежит свободная воля Творца. Как писал Шеллинг, «религия откровения предполагает открывающегося, следовательно, действующего и действительного Бога» [4, 79]. Действительность, а не абстрактная рациональность - это то, что отличает идеи Шеллинга от философии Канта. Шеллинг считал, что предшествующая философия Нового времени была негативной и основанной на негативных понятиях.
  Шеллинг в какой-то мере пытался переориентировать философию на религию, поскольку в центр философской системы поставил понятие Бога, а не «чистый разум». В познании Бога, по Шеллингу, есть несколько ступеней: 1) естественная религия, которая полна суеверий - это религия мифологии; 2) религия откровения - христианство.
  По сути, Шеллинг считал своей основной задачей - раскрыть смысл христианской религии. Он философским языком изложил принципы христианства, имеющие основой Священное Писание. Во многом оставшись в рамках Евангельского учения, Шеллинг добавил от себя только идею о воссоединении католицизма и протестантизма в единую христианскую религию, объединенную под знаменем апостола Иоанна. Он писал, что апостол Иоанн является «апостолом грядущего, апостолом последнего времени, когда христианство станет предметом всеобщего познания, когда оно перестанет быть ограниченным, странным, зачахшим, оскудевшим христианством прежних догматических школ и еще меньше - христианством, кое-как заключенным в убогие, боящиеся света формулы, христианством, урезанным до какой-то частности, но будет поистине общественной религией» [5, 366]. Следует заметить, что на Шеллинга повлияли как Я. Бёме своим учением о первооснове (бездне) в Боге, так и католический философ Франц фон Баадер (1765 -1841) и его критика рационализма. Романтический мистицизм, идеал гармонии веры и знания оказали сильное воздействие на Шеллинга, который предложил
в философии свое понимание христианства.
  Философию Шеллинга невозможно до конца понять, не учитывая ее критическую направленность против рационализма и панлогизма Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770 -1831). Гегель после окончания Тюбингенского Теологического института не стал ни пастором, ни теологом. Его увлекла философия, неизменным был интерес Гегеля к социальной жизни. В 90-е гг.
  Гегель написал целый ряд сочинений, которые были опубликованы после его смерти, в 1907 г., под названием «Теологические рукописи молодого Гегеля». Теологическими эти сочинения в прямом смысле назвать трудно, поскольку Гегель подходил к религии не как теолог, а как историк, социолог и моралист. С Гегеля непосредственно появляется то, что впоследствии стало протестантской философией религии.
  В сочинении «Народная религия и христианство» Гегель выступил критиком христианской религии. Молодой Гегель критиковал историческое христианство с социальной точки зрения, считая, что оно было опорой власти для угнетения народа. При всей критичности позиция Гегеля не была антирелигиозной. Гегель считал религию «одной из самых важных дел нашей жизни». Во-первых, Гегель воспринял концепцию Канта, но понял ее по-своему, считая, что религия поднимает мораль на новую высоту. Во-вторых, Гегель опирался на идеи французских просветителей. Как Монтескье, Руссо и др., Гегель считал, что обществу нужна религия, но лишенная теологической догматики и фанатизма, освящающая социальные добродетели людей. Идеал «народной религии» Гегель, например, видел в язычестве древних греков. Он мечтал об установлении в Германии республиканского строя, при котором необходима новая форма «народной религии».
  Гегель, по сути, мечтал о социально-религиозной революции, связывая религиозное сознание с общественным бытием. В работе «Дух христианства и его судьба» Гегель размышлял об отношении религии к социальным противоречиям. По его мнению, христианский принцип любви не стал средством для преодоления противоречий, потому что Евангельская идея всеобщей любви замкнулась внутри религиозных общин. Идея христианской любви оказалась нереализованной в жизни, а это привело к тому, что основным свойством христианской религии, характерным для всех форм христианства, стало положение - «божественное всегда должно быть только в сознании, но не в жизни» [6, 193].
  Размышляя о том, что религия не решает социальных противоречий, Гегель пришел к выводу о необходимости создать синтез мышления и бытия. Для этого, по мнению Гегеля, надо преобразовать понятия из рассудочных в разумные. Задачей философского мышления Гегель провозгласил «выявлять во всем конечном бесконечность и требовать усовершенствования конечного посредством разума» [7, 198]. Таким образом, наиболее адекватным выражением истины Гегель признал не религию, а философско-понятийное мышление. Во «Фрагменте системы» в 1800 г. он заявил, что религия возвышает человека «от конечной жизни к бесконечной» [7, 198], но познание бесконечности во всем конечном есть исключительная прерогатива философского мышления.
  Создав свою философскую систему в «Феноменологии духа» (1807), «Науке логики» (1812 -1816) и затем вновь ее разработав в расширенной версии в «Энциклопедии философских наук» (1817), Гегель отвел в ней место и религии. Он создал сложную диалектическую схему перехода от сознания к абсолютному духу. Процесс «абсолютного духа» имеет три ступени: 1) искусство, 2) религия, 3) философия. Искусство, как полагал Гегель, это непосредственная форма знания абсолютной идеи, но выражению абсолютного духа мешает чувственная внешность искусства. Затем следует «истинная религия», содержанием которой является «абсолютный дух», т. е. речь идет о христианстве, «религии откровения». Вместе с высокой оценкой религии, как определенной ступени в развитии абсолютного духа, Гегель все же относил религиозную веру и религиозный культ к сфере субъективного знания. По его мнению, представление о Боге нуждается в «просветлении» со стороны философии. Высшей ступенью «абсолютного духа» является философия, которая есть синтез и полное раскрытие истины.
  Что имел в виду Гегель под философией? В «Феноменологии духа» Гегель подверг критике современную ему философию и историческое христианство, которые имеют свою правду, но не могут понять друг друга. За религией остается содержание без момента саморефлексии, а за чистой философией - момент формы без содержания. Гегель предложил некую альтернативу в виде своей философии, в которой содержание и форма находятся в синтетическом единстве. Таким образом, свою философию Гегель мыслил как религиозную альтернативу протестантской теологии. Главным признаком истинности религии Гегель считал свободу, которая находит выражение, в том числе в формах общественного устройства.
  В философской системе Гегеля немецкий идеализм достиг логической законченности. Дальше философия могла развиваться только в двух направлениях - по пути интерпретации (марксисты, неогегельянцы и др.) или критики, и особенно немецкий идеализм подвергся критике с религиозно-философской точки зрения.

  Литература
  1. Лейбниц Г. В. Опыт теодицеи // Лейбниц Г. В. Соч. в 4 т. М., 1989. Т. 4.
  2. Кант И. Религия в пределах только разума // Кант И. Трактаты. СПб., 1996.
  3. Шеллинг Ф. Соч. в 2 т. М., 1989. Т. 2.
  4. Шеллинг Ф. Философия откровения. СПб., 2000. Т. 1.
  5. Шеллинг Ф. Философия откровения. СПб., 2002. Т. 2.
  6. Гегель Г. В. Философия религии: в 2 т. М., 1975. Т. 1.
  7. Гегель Г. В. Ф. Работы разных лет: в 2 т. М., 1970. Т. 1.

  Глава 6. С. Киркегор. Ф. Ницше

  Неудивительно, что вслед за расцветом рационализма последовали попытки создать альтернативные философские концепции. Уж слишком явно за пределами рациональных систем мысли остался личный жизненный опыт, в том числе религиозный опыт. В XIX в. появился целый ряд мыслителей, которые с разных позиций нанесли удары по рациональному миру немецких идеалистов - А. Шопенгауэр, Э. Гартман и др. Однако одним из первых мыслителей, заявившим о приоритете религиозной личности, был Серен Киркегор (1813 -1855), в философии которого христианство занимало значительное место.
  Из ранних произведений Киркегора к философии религии имеет прямое отношение книга «Философские крохи» (1844). Киркегор попытался выяснить отношение христианства к истории и личности. Основой христианства, его необходимой предпосылкой он считал понятие свободы. Здесь Киркегор резко разошелся с Гегелем, полагая, что в абстрактных формах мышления невозможно раскрыть содержание свободы. Для понимания свободы следует обратиться к психологии, благодаря которой можно описать состояние человека, предшествующее свободному действию (акту свободы). Как считал Киркегор, с психологической точки зрения свобода связана с состоянием страха. Такая логика размышлений привела к тому, что вслед за «Философскими крохами» Киркегор написал книгу «Понятие страха».
  Если свобода есть предпосылка религиозного выбора личности, то она есть и основание христианской философии. Киркегор строил систему христианской философии, в которой в отличие от немецких идеалистических систем оставалась некая незавершенность, открытость ко всему загадочному и иррациональному в жизни. Не философия должна предписывать жизни законы, а жизнь во всем ее многообразии есть «учительница» философии.
  Философия, считал Киркегор, не может существовать без анализа психологических состояний человека. Для Киркегора психологическое понятие страха имело связь с христианским догматом о первородном грехе. Первородный грех для Киркегора означал изначальную и неустранимую ничтожность человека перед Богом. Осознание собственной греховности для человека есть единственная отправная точка в движении к Богу. Человек осознает собственное бессилие и отсюда необходимость его обращения к Богу, стремление к осознанию себя религиозной, духовной личностью. Таким образом, страх есть предпосылка духовности.
  Киркегор указывал, что грех имеет отношение к этике, но этика - это наука, а «грех по сути своей вообще не принадлежит какой-либо науке» [1, 123]. По мнению Киркегора, грех «является предметом проповеди, когда единичный индивид (den Enkelte) в качестве единичного обращается к единичному» [1, 123]. Так Киркегор полностью переворачивает диалектику Гегеля: содержанием духовных процессов оказывается не абсолютный дух, а отдельно взятая личность. В дневнике Киркегор писал о понятии единичного индивида: ««Единица» - та категория, через которую должны пройти в религиозном смысле наше время, история, род человеческий» [3, 353]. Он считал, что единственное спасение христианства заключается в категории единичного человека, иначе победа останется за безликой всеобщностью, за пантеизмом. Систематизм немецкого идеализма, его скрытый пантеизм (растворение божественного) есть то, чему Киркегор объявил войну. Если Гегель всю совокупность бытия привел в систему и поделил на параграфы, то Киркегор считал гегелевские понятия не более чем словесной игрой.
  В 1846 г. Киркегор выпустил книгу «Заключительное ненаучное послесловие к Философским крохам». Он доказывал, что религиозность имеет экзистенциальную основу. Для личности наивысшей является религиозная экзистенциальная сфера, в которой осуществляется вечное во временном, т. к. человек есть синтез временного и вечного. Для Киркегора в понимании истинности христианства существуют два подхода - объективный и субъективный. По его мнению, объективная сторона христианства оставляет единичного человека за пределами христианской истины. Связь личности с Богом может быть только личностной, субъективной. Киркегор писал: «В то время как объективное мышление вполне безразлично к мыслящему субъекту и его существованию, субъективный мыслитель, будучи существующим, сущностно заинтересован в своем мышлении и существует внутри него» [2, 88]. Таким образом, размышления Киркегора о религии имеют идейным центром проблему экзистенции (существования).
  Один из текстов Киркегора носит название «Христос есть путь». Евангельские слова об узком пути, ведущем в вечную жизнь, Киркегор избрал девизом для выражения своего религиозно-философского мировоззрения. По его мнению, необходимо вернуться к истинному христианству, проповедовать которое Киркегор считал своей основной задачей.
  Итогом размышлений Киркегора стали две книги - «Болезнь к смерти» (1849) и «Упражнение в христианстве» (1850). В этих книгах Киркегор предъявил очень высокие требования к человеку, который мог бы называться подлинным христианином. Главная его идея - христианин должен ощущать себя современником Христа и принимать на себя вытекающие из этого страдания. Только в экзистенциальном состоянии человек предстоит Богу и обретает истинное бытие. Несчастьем же современного ему христианства Киркегор считал то, что догмат Богочеловека оказался профанированным, и истинное различие между Богом и человеком заменилось «пантеистической путаницей». Когда Киркегор подчеркивает, что в христианстве самое главное - связь человека с Богом, их диалог в вечности, то возникает вопрос о необходимости общественных форм христианства. Ответом на этот вопрос стало «Упражнение в христианстве», которое является прямой атакой на государственную Церковь и на пасторов, т. к. они препятствуют личной встрече с Богом и мало соответствуют апостольским идеалам (глава Датской Церкви епископ Я. Мюнстер назвал книгу «Упражнение в христианстве»
«нечестивой игрой в благочестие»). Киркегор закончил свой жизненный путь активным критиком официального христианства, видя явное противоречие между христианским идеалом и современностью.
  Другим критиком христианства, оказавшим огромное влияние на последующее развитие философии, был ФРИДРИХ НИЦШЕ(1844 -1900). Для Ницше большим импульсом в его размышлениях стала критика того христианства, которое окружало его в Германии. Ницше, как и Киркегор, просто почувствовал, что люди исповедуют христианство, называют себя христианами, а сам дух христианства улетучивается. Ницше во фразе «Бог умер» констатировал реальный факт всеобщего охлаждения к христианству, понимая всю сложность ситуации, когда общество и культура потеряли духовные ориентиры и вечные ценности.
  Первое сочинение, в котором Ницше обрушился с критикой на современное ему общество, - «Человеческое, слишком человеческое» (1878). В этой книге Ницше предложил понятие «свободные умы», которое означало идеал человека, способного подняться над плоской моралью и обычаями общества. «Свободный ум» - это, по Ницше, человек, испытавший «великий разрыв». После «великого разрыва» человек становится свободным, его влечет к неизвестности. Ницше, в отличие от Кирке - гора, оставшегося в рамках христианства, с легкостью сделал переход от протестантского типа мышления к созданию, по сути, новой религии. Создание своего псевдорелигиозного идеала Ницше начал с того, что утверждал: «Никогда еще никакая религия ни прямо, ни косвенно, ни догматически, ни аллегорически не содержала истины» [4, 301].
  Духовный максимализм Ницше обнаруживается, в частности, в рассуждении о «повседневном христианине». Если христианство право, то каждый христианин стремился бы стать священником, апостолом или отшельником, но поскольку этого нет, то «повседневный христианин» - довольно «жалкая фигура». В восприятии христианства Ницше есть еще одна особенность: христианство для него - прежде всего, мораль. Человек же сам создал мораль как кодекс особых требований. Таким образом, по мнению Ницше, он «поклоняется части самого себя». Такое упрощенное понимание христианства открывает Ницше путь к переоценке ценностей, к поиску новых идеалов. Одним из таких идеалов является гений, от которого Ницше остается только один шаг к понятию «сверхчеловека».
  Наиболее яркое произведение, в котором выражено представление Ницше о христианстве - «Так говорил Заратустра» (1883 -1885). Эта книга написана человеком, хорошо знакомым с Евангелием. На страницах книги «Так говорил Заратустра» мы встречаем евангельские образы и скрытые или цельные цитаты из Евангелия. В образе Заратустры угадывается не просто пророк, но законодатель новой религии и отрицатель евангельских заповедей (например, в главе «Об укусе змеи»: «И когда проклинают вас, мне не нравится, что вы хотите благословить проклинающих. Лучше прокляните и вы немного!» [5, 49]). В книге Ницше говорит голос измученного человека, обреченного на то, чтобы совмещать свое представление о Боге и религии с наблюдениями над тем, как христианство выражается в обыденной жизни. По мнению Ницше, люди из Евангелия извлекли утилитарную мораль, а Бога заставили служить своим низким, корыстным интересам. Фраза Ницше «Бог умер» - не просто выражение атеизма, а итог глубоких религиозных размышлений.
  Ницше является одним из величайших писателей, мастерски овладевших искусством иронии, но под его иронией скрывается величайший ужас и трагедия. Ницше не согласен принять в религии компромиссы, не согласен принять «формального» Бога. Однако в своем крайнем отрицании он готов отрицать всякого Бога, поскольку, по его мнению, всякий Бог насилует человека.
  В книге «Антихрист» (1888) Ницше выступил в качестве «толкователя» Нового Завета. Его «толкование» сводится к тому, чтобы во всем Евангелии находить слова и фразы, а затем представлять их компрометирующими христианство. Однако критику христианства Ницше начал с теологии и философии, которая «от плоти и крови теологов». Ницше заявляет, что «кровь теологов испортила философию» [5, 638], и обрушивается с критикой на Канта и его мораль. По его мнению, «протестантский пастор - дедушка немецкой философии», «успех Канта есть лишь успех теолога» [5, 638], а превращение человека в автомат «долга» - это рецепт идиотизма. Таким образом, для Ницше всякая философия религиозна, а христианство для него представляют, прежде всего, Сократ и Кант, их морализм. В поздних сочинениях Ницше тема греческой культуры и критика христианства смыкаются, а образ Сократа олицетворяет всевозможные пороки.
  Если в книге «Так говорил Заратустра» Ницше показал свою глубочайшую религиозную жажду, то в «Антихристе» он радикально отказывается от любого христианства, как исторического, так и евангельского. Взгляды Ницше на христианство претерпели эволюцию - от попыток создать религиозный идеал к полному отрицанию христианства и вообще религии. В последних книгах Ницше, с легкостью воспринявший идеи эволюционизма, твердо заявлял о том, что бессмертия души не существует. Но если человек смертен, то любить его в наличном состоянии невозможно. Если человеческая культура способна развиваться, а человек произошел от обезьяны, то цель человека - «сверхчеловек», цель истории - «сверхчеловек». Для этого и необходимо отказаться от христианства и обрести свободу. По Ницше, «смерть Бога» означает возвращение человеку свободы и возможность рождения «сверхчеловека».
  Киркегор и Ницше оказали значительное влияние на философию XX в. - прежде всего, самим стилем своего мышления, свободным, бескомпромиссным, на пределе человеческих возможностей. В дальнейшем философия религии распалась на два альтернативных направления - академическую науку, содержанием которой являлось рациональное толкование религии, и свободное философствование, представители которого были противниками научно-академических форм мысли и опирались на личный жизненный опыт. Для свободных мыслителей Киркегор и Ницше навсегда стали образцами философствования, духовными и интеллектуальными идеалами.

  Литература
  1. Къеркегор С. Страх и трепет. М., 1994.
  2. Къеркегор С. Заключительное ненаучное послесловие к «Философским крохам». СПб., 2005.
  3. Киркегор С. Из дневников // Роде П. П. Серен Киркегор. Челябинск, 1998.
  4. Ницше Ф. Соч. в 2 т. М., 1990. Т. 1.
  5. Ницше Ф. Соч. в 2 т. М., 1990. Т. 2.

  Глава 7. А. Бергсон. О. Шпенглер

  В XX в. произошло сложное переплетение различных философских направлений и наслоение друг на друга их концептуальных элементов. К началу XX в. религиозный индивидуализм стал ведущим принципом в философии религии. Однако при постоянной претензии на оригинальность многие мыслители XX в. по сути занимались интерпретацией идей, уже сформулированных в философии ранее. Так, например, Ф. Ницше, сам того не ведая, стал основателем целого философского направления, получившего название «философия жизни». Концепт «жизни», сформулированный Ницше, получил дальнейшую разработку. Представители «философии жизни» создали ряд концепций и толкований феномена религии.
  Значимой фигурой в «философии жизни» был АНРИ БЕРГСОН (1859 -1941). Он родился и вырос в религиозной еврейской семье и всю жизнь исповедовал иудаизм, хотя перед смертью и был близок к католичеству (в завещании он просил, чтобы католический священник прочитал молитву на его похоронах). С 1883 г. Бергсон преподавал философию в различных французских лицеях, а в 1900 -1914 гг. - в престижном Коллеж де Франс в Париже. Наибольшую известность Бергсону принесла его книга «Творческая эволюция» (1907). В 1914 г. основные работы Бергсона попали в «Индекс запрещенных книг» по указанию Ватикана. Однако отношение Католической Церкви к Бергсону в целом улучшилось к концу жизни мыслителя. Связано это было в первую очередь с книгой Бергсона «Два источника морали и религии» (1932), в которой развернута оригинальная концепция религии.
  Бергсон в объяснении религии исходил из основных принципов своей философии. Основными понятиями в философии Бергсона являются творческая эволюция, жизненный порыв, инстинкт и интеллект, внутреннее время (длительность), поток переживаний. Развитие тех же философских идей мы находим и в концепции религии Бергсона.
  Бергсон различал два вида религии - статическую и динамическую. Для того чтобы обосновать собственную типологию религии, Бергсон выдвинул несколько исходных положений. Главные признаки человека - ум и социальность, причем общество трактуется Бергсоном как организм, система укоренившихся привычек, имеющих инстинктивное происхождение. Социальный инстинкт сохраняет род, а ум и интеллект - индивида. Бергсон находил, что общность социальной и природной сфер выражается в системе заповедей и законов, нарушение которых в обоих случаях приводит к разрушению порядка. Ум угрожает обществу, т. к. стремится к утверждению индивидуального начала над общим. В мире животных индивидуализму противостоит инстинкт, полностью подавляющий индивидуальное начало. В человеческом обществе функцию инстинкта выполняет религия. С этой точки зрения религия есть защитная реакция природы против разлагающей деятельности ума.
  Ни одно животное не знает о том, что оно умрет. Человек же знает о своей смерти. Этой угнетающей для человека мысли о смерти противостоит религиозная идея о бессмертии души, которая дает стимул к осмысленной и активной деятельности индивида в обществе. Таким образом, религия защищает как общество, так и отдельного индивида. Религия также выполняет функцию защитной реакции против созданного умом представления об области непредвиденного. Бергсон выстраивает в ряд формы религиозного сознания: табу, представление о добрых и злых силах (реакция на осмысление иррационального табу), представление о богах, культ.
  В отличие от позитивистов, Бергсон утверждает, что религия происходит не от страха перед высшими силами, а является реакцией против страха и не сразу становится верой в богов.
  Бергсон, различая статическую и динамическую религии, считал, что истоком статической религии является иррациональный инстинкт, который укоренен в первичном жизненном порыве. С одной стороны, Бергсон признает существование трансцендентного Бога, а с другой - силу жизненного порыва, создающего разумный мир, несмотря на свой внерациональный характер. Хотя по логике Бергсона жизненный порыв должен иметь начало от Бога, но у самого Бергсона эти две силы описаны как равноправные.
  Бергсон также выступал против идей современных ему антропологов, полагавших, что познать сущность древних верований можно, изучая современные народы, не имеющие письменности. По его мнению, эти народы, так же как и европейцы, не могут дать представления о сознании древнего человека: и те и другие несут на себе груз привычек и табу, образующих в сознании социально плотный слой, которого еще не было у древнего человека. Чтобы современный человек мог приблизиться к такому мироощущению, ему нужно устранить из сознания научные представления и отказаться от рационального объяснения жизненных явлений.
  В отличие от статической, динамическая религия имеет другой источник происхождения. Статическая религия привязывает человека к обществу, динамическая же выводит за границы мира. Основной признак динамической религии - мистицизм. Предшественников мистицизма Бергсон находит в Древней Греции - орфические мистерии, платонизм. Высшая степень мистицизма определяется Бергсоном как тесное соприкосновение с творческим усилием, проявление которого есть жизнь. Бергсон колеблется перед мысленной дилеммой: есть ли творческое усилие сам Бог или оно имеет Бога своим источником. В истории человечества Бергсон находит большое количество свидетельств о мистицизме (греческий, восточный, христианский). Только христианский мистицизм Бергсон считает истинным, т. к. подлинный мистицизм - «это действие, творчество, любовь» [1, 243], а не освобождение и безвольная отрешенность от воли к жизни (буддизм).
  Христианский мистицизм Бергсон рассматривал на примере католических мистиков, поэтому его оценка христианства является весьма односторонней. Например, Бергсон не решает вопрос о том, кем был Христос - человеком или Богом? В католических мистиках он выделяет их энергичность и склонность к деятельности. По его мнению, душевное здоровье католических мистиков проявляется «во вкусе к деятельности, в способности к адаптации и реадаптации, в твердости характера в сочетании с гибкостью, в пророческом умении отличать возможное от невозможного, в духе простоты, побеждающем всякого рода сложности, наконец, в превосходном здравом смысле» [1, 245 -246].
  Мистиками движет мистическая любовь к человечеству, которая не есть выражение инстинкта, поскольку ее путь и цель та же, что и у жизненного порыва - завершить творение человека в идеале. Таким образом, в мистицизме происходит выход человека за пределы инстинкта и совпадение с жизненным порывом. Опыт мистиков, по мнению Бергсона, указывает на бытие Высшего Существа, с Которым они имеют общение. Опыт мистиков позволил Бергсону положительно ответить на вопрос о существовании Бога, бессмертии души и потустороннем мире.
  К концу жизни Бергсон решил для себя проблему религии, но для него смутным остался вопрос о Боге - является ли Бог личностью или Он совпадает с творческим порывом. Вопрос остался неразрешимым для Бергсона по нескольким причинам. Во-первых, Бергсон ограничился выводами, основанными на анализе эмпирического материала. Он рассматривал мистический опыт как внешний наблюдатель, т. е. отстранено, не пытаясь рассуждать о содержании этого опыта, о самих мистических идеях. Для Бергсона важно только то, что мистик способен преодолевать границы, предопределенные материальным миром. Бергсон описывал мистику в образах, лишенных какого-либо христианско-догматического содержания. Мистический экстаз есть то ощущение, через которое в человеке присутствует Бог. Опыт мистика для Бергсона - единственное реальное доказательство того, что Бог существует. Как считал Бергсон, вся религия - это охлажденная кристаллизация того, что «мистицизм, пылая, влил в душу человечества» [1, 256]. Во-вторых, на взгляды Бергсона несомненное влияние оказало его вероисповедание - иудаизм. Бергсон, с одной стороны, видит в христианстве
исключительно «мистическую религию», а с другой - считает христианство «глубоким преобразованием иудаизма». Христианскую догматику Бергсон отвергает потому, что видит в ней продолжение античной философской традиции (идеи Бога в учениях Платона и Аристотеля). Ни Демиург Платона, ни Перводвигатель Аристотеля не устраивают Бергсона, поскольку не соответствуют принципам его динамической религии. В понимании Бергсона Бог, имеющий «метафизические атрибуты», не соотносится с мистическим опытом.
  Философия для Бергсона основана на опыте и рассуждении: чтобы определить природу Бога, нужно рассуждать о том, что «сказал сознанию опыт» [1, 283]. Вне опыта могут быть только произвольные концепции, ничем реально не подкрепленные. Исходя из такого подхода, Христос для Бергсона - только последователь пророков Израиля и автор проповеди, которая в виде Евангельского текста стала источником жизненного порыва. Своеобразное сочетание рационально истолкованного мистицизма, эволюционизма и интуитивизма ведет к тому, что Христос рассматривается как момент в творческой эволюции. Божественное бытие, познание высшей Сущности доступны человеку не иначе, как в виде некой энергии. Бергсон подразумевает «энергию, не имеющую точно определимых границ, могущество, позволяющее творить и любить, превосходящее всякое воображение» [1, 284].
  Выпады Бергсона против идей Аристотеля не остались незамеченными неотомистами, один из которых, Ж. Маритен, написал книгу «Бергсонова философия и томизм» (1955). Маритен последовательно пытался доказать, что философия Бергсона не может сочетаться с христианством. Бог Бергсона безличен и не субстанциален, поэтому идеи Бергсона больше имеют общего с буддизмом и пантеизмом, чем с христианством. Несмотря на критику Маритена, в Католической Церкви оценки философии Бергсона в целом положительны. Один из исследователей Бергсона даже дал такое толкование: не Бергсон приблизился к католичеству, а Католическая Церковь в процессе либерализации достигла религиозного уровня Бергсона. По крайней мере, идеи эволюционизма были, с определенными оговорками, вполне признаны Ватиканом, хотя и в адаптированном к католической доктрине виде.
  Еще одним представителем «философии жизни» был Освальд Шпенглер (1880 -1936), который говорил, что он «из прозрений Ницше сделал своего рода обозрение». Главный 2-томный труд Шпенглера «Закат Европы» (1918 -1922) носит пророческий и одновременно аналитический характер. Шпенглер развил идеи Гёте и Ницше, но создал свою оригинальную концепцию, включающую в себя типологию культур. Он считал, что каждая культура имеет в истории свою судьбу и свой прасимвол. Шпенглер одним из первых предложил культурологический подход к религии, т. к. для него религия и ее сущность познаются через прасимвол и символику культуры. Религия понимается Шпенглером как часть культуры, т. е. его концепция культуроцентрична.
  Каждая культура имеет свою душу. Наиболее подробно Шпенглер рассматривает три типа души - аполлоновскую (античная культура), фаустовскую (западно-европейская культура) и магическую (Византия и ислам). Для каждого типа души характерны определенные религиозные формы: для аполлоновской - чувственные формы олимпийских богов, для фаустовской - католическо-протестантская догматика, для магической - богослужебные ритуалы. Фаустовская религия образовалась через движение от магического восточного христианства к христианству Западной Церкви. Как писал Шпенглер, «около 1000 г. имелись налицо две возможности образования фаустовской религии: или путем приятия и перетолкования магического христианства отцов церкви, или путем развития германских форм» [2,261]. Если чувственно-телесный мир античности естественно требует политеизма, то пространственность фаустовского мира неизбежно предполагает единого Бога христианства. Западное христианство вобрало в себя образы германской мифологии и религии, считал Шпенглер, видя в развитии христианства, прежде всего, процесс адаптации культурных форм.
  В рассуждениях Шпенглера в основном присутствует анализ культуры, в отдельных случаях подкрепленный религиозным материалом. Однако, по логике Шпенглера, все три души и их прасимволы имеют религиозную основу - в отношении человека к Богу и миру. Без религиозной составляющей концепция Шпенглера теряет всякий смысл. Особенно религиозный смысл проявляется в описании Шпенглером магической души. В магической культуре человек причастен духу. Если аполлонический человек есть только тело, а фаустовский - сила самости, индивидуальное начало, то магический человек есть составная часть пневматического «мы». Для магического человека неприемлемы знания, основанные на собственном единичном суждении.
  Его воля и мысль определяются действием Бога в нем, поэтому идея Логоса играет большую роль в жизни магического человека.
  Шпенглер не отличал католичество от протестантизма, считая, что второй является продолжением первого. Бог фаустовской религии связан с волящим «я», которое в своем пространственном мире повсюду ощущает действие другого всемогущего «Я», т. е. водящего Божества. Магическая религия предполагает замкнутость, когда мировое время и пространство, по словам Шпенглера, пещерообразны. Магическое благочестие - это безвольная покорность Богу, фаустовское мироощущение основано на человеческом «я», которое желает самоутверждения перед божественно-бесконечным началом. Таким образом, в западной фаустовской религии основой является человеческое индивидуальное начало, тогда как в магической религии Священное Писание (Библия, Коран) есть Слово Самого Бога - Слово, действующее на человека и определяющее его жизнь.
  Культурологический анализ Шпенглера приводит его к тем же результатам, что и анализ сознания, биологической эволюции, религии и морали Бергсона: Бог становится безличной силой, почти тождественной культуре и происходящим в ней процессам. Бог не обладает субстанциальной природой, а есть только часть макрокосма, созерцаемого человеком мира, или символ единого абсолютного пространства.
  Бергсон и Шпенглер стали одними из первых представителей и зачинателей нового подхода к философии религии. Их концепции были направлены на то, чтобы с помощью анализа и интерпретации показать феномен религии с внешней философской точки зрения, при этом интуитивно проникая в сущность религиозных явлений.

  Литература
  1. Бергсон А. Два источника морали и религии. М., 1994.
  2. Шпенглер О. Закат Европы. Новосибирск, 1993.
  3. Шпенглер О. Закат Европы. М., 2004. Т. 1 -2.

  Глава 8. Прагматизм. Эволюционизм. Структурная антропология

  Во второй половине XIX - начале XX в. активно развивается научное изучение религии. Начнем с Соединенных Штатов Америки, где в начале XX в. появилось оригинальное направление в философии под названием «прагматизм». Его основателем был Ч. Пирс, а наиболее известным представителем - Уильям Джеймс (1842 -1910). По образованию он был врачом, в 1869 г. получил степень доктора медицины. Отказавшись от работы практикующего врача, Джеймс стал преподавать в Гарварде, где читал лекции по физиологии, психологии и философии. Он проделал творческую эволюцию от медицины к психологии, от психологии - к философии. В 1890 г. выпустил книгу «Принципы психологии», в 1897 г. - «Воля к вере и другие очерки популярной философии». Самые известные книги Джеймса вышли в начале XX в.: в 1902 г. - «Многообразие религиозного опыта», в 1907 г. - «Прагматизм».
  Свою философию Джеймс назвал «радикальным эмпиризмом» и считал единственной реальностью индивидуальный опыт. Предлагая эмпирическое понимание религиозного опыта, он, в сущности, предлагал переосмыслить все богословские концепции религии. Для Джеймса религия - это, прежде всего, спонтанно возникающие религиозные переживания. Данная позиция вполне объяснима тем, что Джеймс был протестантом. Однако, даже на уровне психологического рассмотрения религии, которая понимается как чисто эмпирическое явление, Джеймс увидел удивительную глубину и многообразие религиозного опыта.
  В книге «Воля к вере» Джеймс предложил психологическое оправдание веры. Он полагал, что в глазах эмпирика всякая гипотеза истинна, если общая тенденция мышления подтверждает ее. Для человеческого сознания, по мнению Джеймса, вера в Бога есть своего рода гипотеза, состоящая из утверждения, что, во-первых, есть вечные ценности, а, во-вторых, в них нужно верить, чтобы человеку было лучше. Джеймс пытается по всем правилам науки доказать истинность религиозной гипотезы. Для него религия - это, прежде всего, диалог человека с окружающим миром, его отношение к вселенной. Таким образом, Джеймс связывал религию не только с опытным знанием, но и с природой. Он писал: «Религиозная вера каждого человека… есть, по моему мнению, вера в существование некоторого определенного невидимого порядка, в котором можно найти объяснение загадок естественного порядка вещей» [1, 39]. По сути Джеймс ищет рациональное объяснение религии, свободное от всего загадочного. И он это объяснение находит.
  Джеймс начинает с психологического обоснования бытия Бога. Бог для него является объектом, совершенно рационально доступным и адекватным человеческому разуму. Бог есть внешняя человеку реальность, которую Джеймс определяет как основную силу во вселенной. По мнению Джеймса, без Бога вселенная становится рационально необъяснимой, любое внетеистическое миропредставление иррационально. Такая рационализация религиозного опыта позволяет Джеймсу максимально сблизить религию с наукой.
  Предложив понятие «воля к вере» как одну из важных составляющих частей человеческого сознания, Джеймс это понятие в дальнейшем уточнил и развернул. В книге «Многообразие религиозного опыта» он ввел понятие «личностная религия», тем самым выведя за рамки своего исследования все богословские и церковные проблемы. Личностная религия, считал Джеймс, первичнее церковной традиции, и поэтому заслуживает особого внимания. Личностная религия - это то, вокруг чего вращается мысль Джеймса. В конце концов, Джеймс из «воли к вере» делает часть теории прагматизма. Прагматизм признавал все истины, которые могут быть полезны для человека. Таким образом, Джеймса не интересует истинность религии сама по себе: он считает, что религия истинна, поскольку полезна для человека. В книге «Прагматизм» Джеймс предложил различать два типа религии: «мягкий» и «жесткий». Для людей рационального склада ума, привыкших руководствоваться принципами и ориентированных на единую систему мира, ближе «мягкий» тип религии. Для эмпириков и плюралистов больше подходит «жесткий» тип религии, которую Джеймс еще называет «плюралистической
религией». Так Джеймс пытается согласовать разные религиозные истины и найти компромисс между людьми разных религиозных типов. Тип плюралистической или моралистической религии он мыслил как новый религиозный синтез, призванный решить проблему с разницей религиозных мировоззрений.
  Философия религии в Великобритании в основном развивалась в рамках эволюционизма. Признанным лидером английской школы эволюционизма в антропологии и этнографии был Эдуард Тайлор (1832 -1917), автор книг «Исследования в области древней истории человечества» (1871), «Первобытная культура» (1871) и «Антропология. Введение к изучению человека и цивилизации» (1881). Тайлор преподавал антропологию сначала в Оксфорде, затем - в Абердинском университете (с 1886 г.). По представлениям Тайлора, все народы и культуры связаны единым и непрерывным эволюционным развитием. Тайлор также предложил анимистическую концепцию происхождения религии. Согласно этой концепции, в основе всех религий лежат первобытные представления о душе. На богатейшем этнографическом материале Тайлор разработал и предложил формулу «анимизм есть минимум определения религии».
  Для эволюционистов характерно представление о том, что религиозной фазе в развитии культуры предшествовала какая-то другая, более примитивная фаза. Для Тайлора примитивная форма религиозности - это анимизм, или, как он выражался, «глубоко присущее человеку учение о духовных существах». Анимизм Тайлор делил на две составные части: 1) вера в души отдельных существ, способных существовать после смерти, 2) вера в высших духов, могущественных богов. Из анимизма Тайлор выводил все остальные высшие религиозные формы, считая, что в высшей европейской культуре произошло соединение нравственной и анимистической философии.
  Наиболее известным после Тайлора представителем английского эволюционизма был Джеймс Фрэзер (1854 -1941), профессор Кембриджского университета (с 1907 г.), автор книг «Тотемизм» (1887), «Золотая ветвь» (1890, 1900, 1911 -1915), «Фольклор в Ветхом Завете» (1918), «Вера в бессмертие и почитание умерших» (1913 -1924) и др. Если Тайлор занимался преимущественно разработкой идеи анимизма, то Фрэзер попытался дать целостную картину верований разных эпох. По убеждению Фрэзера, умственная эволюция человечества прошла три стадии: магия, религия, наука. Вместо анимизма Тайлора Фрэзер предложил понятие магии, которую он рассматривал как явление, принципиально отличное от религии, но во многом аналогичное современной науке. В предисловии к книге «Золотая ветвь» Фрэзер писал: «Я убежден, что в эволюции мысли, магия как представляющая низшую интеллектуальную формацию, вероятно, повсеместно предшествовала религии» [2, 89].
  Отличие и соотношение магии и религии - основная тема исследований Фрэзера. Магия есть форма примитивного мышления, основанная на вере в способность человека воздействовать на окружающий мир. Фрэзер начал разрабатывать тему магии с исследования древнеиталийского (арицийского) жречества, в котором жрец воплощал дух леса. Фрэзер сопоставлял древние обряды с теми церемониями, которые совершали весной и осенью современные ему европейские крестьяне. Находя общее между тем и другим, он сделал вывод об особом уровне магического сознания, сохранившемся вплоть до XX в., а в древности предшествовавшем появлению религии. Исследования Фрэзера сильны фактическим материалом, теоретическая их часть - не самая удачная и убедительная. Да и сам Фрэзер признавал многообразие сил, участвовавших в становлении религии, а попытки объяснить «сложный организм» религии из одного фактора считал тщетными и абсурдными.
  Фрэзер собрал и обобщил большой исторический и этнографический материал, тем самым внеся значительный вклад в развитие религиоведения. Значение английской эволюционной школы состоит в том, что она дала сильный импульс для изучения религии. Однако ее вклад в философию религии не очень велик - английские ученые не вышли за рамки эмпирических, позитивистких и эволюционных представлений о религии как части умственного и нравственного прогресса. Тем не менее, на базе их исследований появились новые концепции и идеи.
  Новым этапом в философии религии является структурная антропология и концепция мифологического мышления Клода Леви-Строса (род. в 1908 г.). Леви-Строс закончил Сорбонну. В 1935 г. получил приглашение приехать в Бразилию, где преподавал социологию в университете Сан-Паулу, а затем предпринял несколько экспедиций для изучения индейских племен. После возвращения во Францию вскоре был вынужден эмигрировать в США из-за вторжения немецких войск. В 1940 -1944 гг. Леви-Строс жил в США, где общался с американскими этнологами, читал лекции по социологии. В американский период Леви-Строс начал формировать свой метод после знакомства с P. O. Якобсоном и его структурной лингвистикой, с трудами лингвиста Н. С. Трубецкого и этнолога П. Г. Богатырева. В 1945 г. Леви-Строс вернулся во Францию. После окончания войны он переключился на теоретическую работу и занялся разработкой нового научного метода. В 1958 г. выпустил свой всемирно известный труд «Структурная антропология», затем множество других книг - «Мифологики» в 4 томах (1964 -1971), «Структура мифов» (1970), «Колдун и его магия» (1974), «Путь масок» (1975) и
др.
  В чем же основные идеи структурной антропологии? Леви-Строс концепцию структурной лингвистики проецировал на антропологию, использовал ее для изучения принципов человеческого мышления и культуры. Мифологическое мышление представлено им как система, структура. Концепция универсальной структуры предполагает представление об обществе как многообразной системе коммуникаций, основанной на принципе бинарных оппозиций (небо - земля, мужское - женское и т. д.). Если раньше эволюционистами первобытное мышление рассматривалось как примитивное и дологическое (Леви-Брюль), то Леви-Строс считал, что «человек всегда мыслил одинаково хорошо». Мифологическое сознание сверхрационально, в мифе есть своя позитивная логика, но в форме структуры, функция которой протекает в процессе медиации разных жизненных противоречий.
  В мифологическом сознании есть слитность чувственного и рационального. Все объекты восприятия становятся частью универсальной структуры, в том числе и прежде всего религиозные верования и идеи. Леви-Строс исследовал факты культуры и онтологию человеческого мышления, но вместе с тем - религиозные структуры или то, что он называл «магическим мышлением». Основной метод Леви-Строса - изучать факты культуры до тех пор, пока не обнаружится структура, т. е. формула, описывающая связь основных семиотических признаков этих фактов. Антропология первобытного мышления, по Леви-Стросу, предполагает семиотическую связь - природа/культура.
  На примере тотемизма Леви-Строс в книге «Тотемизм сегодня» (1962) продемонстрировал логическое мышление туземцев. В тотемическом религиозном мировоззрении он открыл функционирование знаковых систем, предназначение которых - социально-родовая организация племени. Верования «тотемического типа» образуют концептуальную систему, т. к. природные виды-тотемы предрасполагают к определенному способу мышления, в котором есть все основные мыслительные операции - выявление сходств и различий, обобщение, конкретизация и т. д.
  Мысли изначально присуща совокупность характерных черт, которую Леви-Строс назвал «неприрученная мысль». Свои теоретические положения Леви-Строс продемонстрировал в труде «Мифологики» на примере 813 мифологических повествований и их анализе. Все мифы и религиозные верования оказались истолкованы Леви-Стросом в рамках социологии, семиотики и этнологии. Религия для Леви-Строса - просто одна из форм рационального и логического мышления, проявление безличной универсальной структуры. Структурализм изучал религию не как живое явление, а только ее скелет, мертвую структуру. Недаром Леви-Строс часто анализировал, кроме мифологических повествований, музейные артефакты, которые, интерпретируя их значение, вписывал в систему своих рассуждений. Структурная антропология изучает религию, оперируя ее знаками и семиотическими смыслами, но при этом за пределами структуралистских исследований остается много существенных деталей религиозной жизни.

  Литература
  1. Джеймс У. Воля к вере. М., 1997.
  2. Мистика. Религия. Наука. Классики мирового религиоведения: Антология. М., 1998.
  3. Леей-Строе К. Первобытное мышление. М., 1994.
  4. Леви-Строс К. Путь масок. М., 2000.

  Глава 9. Феноменология

  Феноменология - одно из самых влиятельных направлений в философии XX в., которое определило методологию, умственные интересы и мировоззренческие ориентиры очень многих мыслителей. Она является, вероятно, последней попыткой европейской мысли создать философию классического образца, подобно платонизму или картезианству. Многие философы писали, что после Ницше классическая философия невозможна, поскольку Ницше подверг радикальному сомнению саму возможность, основание и проблематику классической философии, рожденную из синтеза христианских и античных начал. В начале XX в. предсказывали, что философия станет мистической или найдет иную проблематику, способ философствования, что отчасти и оправдалось. Если в начале XX в. под влиянием Ницше действительно многие философствовали в русле основных проблем «философии жизни», то уже во второй четверти века довольно ясно определились новые философские предпочтения и интересы. Во-первых, возникло повышенное внимание к языку (сквозь призму языка стали рассматривать весь мир человеческой культуры, включая религию, искусство, философию, науку и повседневность),
во-вторых, произошло обострение борьбы христианской и секулярной мысли, причем обе стороны активно использовали методологию, разработанную основателями феноменологии. На этом фоне феноменология выступила как альтернатива всеобщему философскому нигилизму и отрицанию логико-научных построений в философии жизни.
  Первым автором, высказавшем основные идеи феноменологии, является австрийский философ и психолог ФРАНЦ БРЕНТАНО (1838 -1917). Он выдвинул идею различения психических и физических феноменов в зависимости от направленности («интенциональности») человеческого сознания. В некотором роде это было продолжение кантианской традиции, поскольку Брентано рассматривал мир только с точки зрения человеческого субъекта. Брентано понимал, что философия должна быть основана не на начале субстанции, а на начале личности. Брентано строил психологию «с эмпирической точки зрения», считая, что она должна быть наукой о психических явлениях. Таким образом, происходит разрушение традиционного образа души как субстанции и его замена образом души как потока сознания.
  Брентано выделил шесть признаков психических феноменов: 1) все психические феномены являются представлениями и соответственно все суждения также можно считать представлениями; 2) каждый психический феномен характеризуется интенциональностью, или ментальным существованием в нем предмета; 3) признаком психических феноменов является то, что они даны во внутреннем восприятии; 4) психические феномены не пространственны; 5) психические феномены имеют особое единство, которое не подобно единству вещей; 6) психические феномены существуют реально для сознания, а физические феномены даны интенционально.
  Реальное - это высшая категория Брентано, т. е. то, что мы реально переживаем и что нам реально дано в сознании. Слово «реальность» в контексте размышлений Брентано не надо понимать как последнюю инстанцию. Брентано различает акты сознания и содержание актов сознания. Реальны же для него только сами акты.
  На основе своей теории Брентано делал вывод о происхождении нравственного сознания. Он отрицал врожденность моральных принципов. Различие того, что есть нравственное и безнравственное, Брентано называл моральной санкцией. По его мнению, нравственное сознание не является врожденным или приобретенным. Как считал Брентано, нравственность укоренена не во внешних причинах, но в самом человеке. Мораль основана на чувстве верности и правильности, т. е. нравственность имеет источником чувство прекрасного, присущее человеку. Несмотря на стремление построить психологию и философию вне христианской метафизики, Брентано не может решить вопрос о происхождении нравственного сознания без обращения к религии, что является единственным религиозным мотивом в его теории. Такой религиозный минимализм был свойственен многим философским построениям XX в.
  В XX в. религию часто описывали либо с точки зрения психологии, либо с точки зрения лингвистики. Однако на понимание религии большое влияние оказал и феноменологический метод, хотя сам основатель феноменологии Эдмунд Гуссерль (1859 -1938) специально философией религии не занимался. Гуссерль взял за основу теорию Брентано и подверг ее модернизации, более подробно рассмотрев структуру интенционального акта сознания. В борьбе с релятивизмом и скептицизмом, процветавшим в позитивизме и философии жизни, он предложил различение: 1) субъективного психического акта; 2) его объективного, ни от каких психологических и исторических условий независимого смысла.
  Таким образом, Гуссерль формулирует новую методологию, открывающую возможность исследовать сознание путем его тщательного интенционального анализа. По его мысли, сознание всех людей в обычной жизни пребывает в так называемой «естественной установке», в которой мир воспринимается и мыслится ими как реально существующая данность. Хотя субъект непосредственно воспринимает мир ограниченно, на самом деле мир безграничен в пространстве и времени. Гуссерль рассматривал мир, данный в сознании, и находил, что с этим миром сопрягаются все комплексы сознания. Для того чтобы перевести сознание из естественной установки в феноменологическую необходимо произвести над ним несколько операций: 1) выключение естественной установки, перевод сознания в «состояние бездействия» (по отношению к его естественной жизни: тем самым сознание оказывается способно занять по отношению к этой жизни позицию рефлексии); 2) затем следует воздержание от всех суждений о существовании (эпохе), устранение от обыденной установки, что вокруг нас реально существуют предметы, т. е. «выключаются» все ранее приобретенные знания (они не должны
влиять на дальнейший ход мысли) и происходит отказ от себя как эмпирического существа. Гуссерль ввел понятие «чистого я», предполагающее особую сферу бытия - «чистое сознание».
  Несмотря на все попытки преодоления субъективизма в системе Гуссерля сохранилось тяготение к солипсизму. В ней так и не был разрешен вопрос о существовании других сознаний. В поздний период Гуссерль ввел понятия «интерсубъективности» и «жизненного мира», которые призваны были преодолеть солипсизм. Однако, поскольку интерсубъективность заключена в самой структуре субъекта, то Гуссерль здесь фактически возвратился к модернизированному понятию врожденных идей.
  Несмотря на стремление создать «философию как строгую науку», Гуссерль много читал Евангелия, хорошо знал христианское богословие и религиозную философию. Самым его любимым автором, после Декарта, был блаженный Августин. Однако философствование Августина всегда есть диалог с Богом, а философия Декарта - рассуждение перед Богом. Гуссерль же отказался от метафизики и преимущественно сосредоточился на методологической проблематике, что свидетельствует о нарастании секуляризационных тенденций в европейской культуре XX века[17 - Отметим, впрочем, что в своем последнем большом произведении «Кризис европейских наук» Гуссерль связывает этот кризис с позитивистской борьбой против метафизики и говорит о необходимости ее возрождения.].
  Работы, связанные с обоснованием феноменологии, выделяются в философском наследии Гуссерля и несколько затмевают исследования, посвященные другим темам. Вместе с тем, Гуссерль не был создателем только методологии, его метод имел как теоретические, так и мировоззренческие основания. Это легко проследить в работах Гуссерля о религии и культуре, которые опубликованы в 27 томе его Собрания сочинений (Husserliana. Haag, 1989. Bd. 27). Гуссерль называл свою точку зрения на религию «неортодоксальным протестантизмом», полагая, что религиозный опыт есть «первичное переживаемое отношение к Богу, в котором субъект этой интуиции осознает себя не в качестве того, к кому обращен внешний по отношению к нему Бог, и не в качестве носителя сообщенного ему откровения; но он познает Бога, созерцая Его в себе, он сознает свое изначальное единство с Ним; осознает себя самого как само воплощение божественного света, как посредника, возвещающего о божественной сущности из самого заложенного в нем содержания божественной сущности» [2, 65; перевод В. И. Молчанова]. Размышления Гуссерля о религии тесно связаны с его этическими
взглядами, которые сформировались через критическое осмысление этики Канта и развитие теории Брентано о происхождении нравственного сознания. Гуссерль признавал идею Канта об объективной значимости нравственности и догадку Брентано о чувствах как источнике этических понятий, но в свою очередь предложил идею чистой этики, основанную на абсолютных нормах и принципах разума. В результате у Гуссерля религия в ее идеале понимается как «царство абсолютного блага», и путь к этой религии лежит через свободу и этическое обновление. Религии, связанные с традицией и историческим развитием цивилизаций, оцениваются Гуссерлем однозначно негативно и критикуются за отсутствие свободы. Их преодоление, по Гуссерлю, возможно двумя путями: в форме освобождения от религиозной традиции; в форме внерелигиозной свободной науки, создание которой Гуссерль и связывал с феноменологической философией. Таким образом, те, кто видят в феноменологии Гуссерля только «чистый метод», не совсем правы, поскольку этот метод имел определенные цели, в частности - создание «универсального этического человечества», свободного от традиционных
религий. Гуссерль в общем модифицировал протестантские идеи и принципы, предлагая своего рода «чистую религию», ограниченную индивидуальным религиозным опытом и переживанием высших этических ценностей.
  Учеником Гуссерля был Мартин Хайдеггер (1889 -1976), один из крупнейших философов XX в. Он родился и получил воспитание в католической семье, учился в иезуитском училище и гимназии, закончил Фрейбургский университет. Среди мыслителей, оказавших влияние на Хайдеггера - сначала Аристотель, Фома Аквинский, Дуне Скот, Аврелий Августин, М. Лютер, С. Киркегор, Г. В. Ф. Гегель, Ф. В. Й. Шеллинг и Э. Гуссерль, затем - Ф. Ницше и Ф. Гельдерлин, философия досократиков. В начале 20-х гг. Хайдеггер официально порвал с католичеством и перешел в протестантизм. После защиты диссертации Хайдеггер стал доцентом у Г. Риккерта и ассистентом у Э. Гуссерля, который считал Хайдеггера своим учеником и последователем. Однако после того как в 1927 г. Хайдеггер выпустил книгу «Бытие и время», происходит его разрыв с Гуссерлем, который не признал эту книгу феноменологической. С 30-х гг. в мышлении Хайдеггера происходит перелом, меняется проблематика его философствования, которое становится мышлением на грани трех главных философских традиций XX в. - феноменологии, герменевтики и экзистенциализма.
  Философия Хайдеггера является уникальным феноменом, показывающим как именно возможно мышление о мире и человеке в постхристианскую эпоху. Христиански окрашенное мироощущение Хайдеггера первого периода до 30-х гг. уступает место эстетически языческому. Философия постмодернизма во многом стала возможна после Хайдеггера, оказавшего влияние на Г. Г. Гадамера, К. Ясперса, Ж. П. Сартра, Ж. Дерриду, М. Бланшо и др. Хайдеггер первый выдвинул идею о деконструкции, которая привела в творчестве его последователей к философии, в которой нет христианских категорий.
  Самая известная работа Хайдеггера - «Бытие и время», основной проблемой которой является вопрос о смысле бытия вообще, рассматриваемый сквозь призму анализа бытия человека (Dasein). Однако, хотя Хайдеггер и претендует на универсальность своего анализа, в действительности он описывает человека, живущего в постхристианском мире. Каждому действию человека может быть дано рациональное обоснование, но в целом жизнь человека непонятна и необъяснима. Задача Хайдеггера - обнаружить иррациональность, которая характерна для жизни человека. Хайдеггер отказывается от всех привычных философских категорий (субъект, объект, Бог, природа и др.) и создает новые, «постметафизические» категории, которые затем легли в основание ряда направлений последующей западноевропейской философии.
  Книга Хайдеггера «Бытие и время» - это как бы роман, но без «героя», вместо которого есть бытие человека и его описание. Хайдеггер был философским «первопроходцем», вслед за ним в том же направлении пошли Ж. П. Сартр и А. Камю. Феноменологическая предпосылка философии Хайдеггера: познание есть созерцание феноменов. Главным героем для Хайдеггера становится Dasein (тут-бытие, присутствие), под которым понимается бытие человека, лежащее в основе потока его сознания. Понятия, посредством которых Хайдеггер описывает структуры человеческого бытия, он называет экзистенциалами. Сущность человеческого бытия Хайдеггер видит в экзистенции, которая направлена к смерти. Человеку доступно сознание временности, а с ней - бытие.
  Второй важнейший экзистенциал, по Хайдеггеру, - забота, суть которой поясняется античной притчей, использованной Гёте в «Фаусте». Забота шла через реку, увидела глину и стала лепить человека. Далее она просит Юпитера, чтобы он дал человеку дух. Юпитер дает дух человеку, но затем возникает спор между Заботой, Юпитером и Землей, какое будет имя человека. Их рассудил Сатурн, который сказал, что тело будет принадлежать Земле, душа - Юпитеру, а сущность человека и его имя будет «забота». Структура заботы есть единство трех моментов: 1) бытие-в-мире, что значит неразрывность человека и мира, т. к. человек существует не сам по себе, а через отталкивание от других людей и вещей; этот экзистенциал соответствует прошлому, которое постоянно присутствует; модус прошлого означает момент фактичности или заброшенности в мир; 2) забегание-вперед, которое означает отличие от всякого вещественного бытия, т. е. бытие человека есть то, что оно не есть, - оно постоянно убегает от себя вперед; человек всегда есть возможность и проект; этот экзистенциал соответствует модусу будущего; 3) бытие-при-внутримировом-сущем, что
означает специфический способ отношения к вещам как к спутникам человека; этот экзистенциал определяет бытие современного человека, не чувствующего тайны вещей и обращающегося с ними технически, как с сырьем; это есть модус настоящего, означающего обреченность вещам. Три модуса, взаимопроникая, составляют единый феномен заботы. Таким образом, забота есть целостная структура, она «как исходная структурная целость лежит экзистенциально-априорно «до» всякого присутствия» [3, 193], а «бытие присутствия означает: вперёд-себя-уже-бытие-в-(мире) как бытие-при (внутримирно встречном сущем)» [3, 192].
  Образ человека в описании Хайдеггера весьма трагичен. Для человека, который осуществляет бытие к смерти и не сознает собственной смертности (когда мир вещей заслоняет ему его конечность), есть два выхода - ужас и ничто. Через ужас человек должен ощутить ничто и прийти к подлинному бытию, осознав свою конечность. Неподлинное существование безлично (das man) и человек не осознает своей смертности, поскольку смерть есть личностный акт. Таким образом, у Хайдеггера место веры занимает ужас, место Бога - ничто. Ту работу, которую проделал Аврелий Августин по выработке христианских идей, в обратном направлении проделал Хайдеггер. Он освободил многие понятия от христианского смысла и ввел новые понятия, с помощью которых возможно описание онтологии, гносеологии, этики и других сфер философского знания в нехристианском идейном контексте. Работы Гуссерля и Хайдеггера наложили неизгладимый отпечаток на всю последующую философию, придав ей весьма специфический характер. Мышление Хайдеггера, например, вообще очень трудно соотнести с традиционной христианской метафизикой, однако его идеи и язык активно
использовались в дальнейшем как нехристианскими (Сартр, Фуко), так и христианскими (Ранер, Бультман, Рикер) мыслителями.
  Во второй период Хайдеггер перешел, условно говоря, к герменевтике, поскольку сосредоточил внимание на проблеме языка. Он обнаружил, что греческий язык досократиков, китайский и японский языки отличаются тем, что выстроены не на субъект-предикатной форме выражения. Хайдеггер вступил в борьбу за очищение языка от субъект-объектной формы выражения, идеологической и политической ангажированности, против языка классической метафизики. По Хайдеггеру, необходимо отказаться от метафизического языка для того, чтобы пробиться к самому Бытию. Хайдеггер боролся с метафизическим мировоззрением, продолжив традицию Ницше.
  Метафизика - судьба всей европейской культуры. Хайдеггер пытается вернуть мышление к досократической традиции, для которой ничто есть первое определение самого бытия. Если раньше «ничто» вводилось Хайдеггером через понятие смертности человека, то теперь оно рассматривается в своеобразной мифологическо-космической форме. Хайдеггер считал, что от европейской метафизики надо вернуться к до-сократикам, к до-сократовской и даже до-парменидовской Греции. Это возможно, потому что бытие живет в языке и к нему нужно только прислушаться. Надо позволить говорить самому языку. Молчание собирает человека для мысли, оно есть сам язык Бытия. Феноменологическая традиция в этом своем варианте привела к тому, что место Бога стало занимать ничто, а место Слова-Логоса - молчание.
  Иной вариант развития феноменологической мысли предложил один из наиболее ярких представителей философской антропологии Макс Шелер (1874 -1928), немецкий философ и социолог. С 1900 г. он преподавал в Йенском университете, с 1907 г. - в Мюнхене, с 1919 г. - профессор Кельнского университета, в 1928 г. заведующий кафедрой университета Франкфурта-на-Майне. Шелер пережил в своей научной эволюции несколько периодов: 1) ранний (прикладная феноменология), 2) классический (религиозный, аксиология), 3) поздний (обоснование философской антропологии). Основным произведением классического периода Шелера является «Формализм в этике и материальная этика ценностей» (1913, 1916), позднего периода - «Положение человека в космосе» (1928). Поскольку для позднего периода Шелера характерен отказ от теизма, то обратимся ко второму периоду.
  В классический период Шелер предложил понятие «метафизика любви» (работа «Ordo Amoris», 1914) и разработал учение об иерархии ценностей. Бог - Абсолютная ценность, и все ценности человеческого мира Шелер выстраивает по отношению к этому «центру». Шелер выделял четыре уровня ценностей: 1) гедонистические ценности полезности; 2) витальные ценности;
  3) духовные ценности (этика, право, эстетика и т. д.); 4) ценности религиозной святости. Для Шелера ценности - это объективно качественные феномены, образующие особое царство надэмпирических сущностей. Ценности, по Шелеру, обнаруживаются в акте эмоциональной интуиции и имеют носителей - вещи, личности и состояния вещей. Шелер доказывал абсолютную независимость ценностей от их носителей, их онтологическую природу, укорененность в бытии.
  Шелер пытался преодолеть априоризм Канта, предлагая понятие ценностного априори, которое зависит от эмоционального созерцания и определяется каждой отдельной личностью. Чтобы обосновать концепцию ценностей, Шелер отказывается от кантианской идеи человека как субъекта разума, для него личность - субъект любви (ens amans - любящее бытие). Разум идентичен для всех людей, и поэтому, считал Шелер, понятие человека как субъекта разума ведет к обезличиванию. Личность - это конкретное единство, организуемое эмоциональностью духа. В обосновании эмоционального априори Шелер ссылался на идеи Аврелия Августина и Б. Паскаля («логика сердца»).
  Шелер различал неизменные ценности и исторически изменчивые нравственные явления (аксиологическая статика и аксиологическая динамика). Посредством любви «царство ценностей» открывается религиозному гению, и тогда меняются внешние исторические нормы и оценки. Примером такого изменения религиозного этоса Шелер считал Нагорную проповедь Христа. Априорным законом «порядка любви», по Шел еру, является примат любви над ненавистью и познанием. Шелер согласен с Августином, что чувственное и интеллектуальное познание направляются любовью, которая для человека есть «несовершенная любовь к Богу». «Порядок любви» образуют эмоционально-ценностные акты, имеющие основу в сфере Абсолюта.
  Шелер, в отличие от многих мыслителей XX века, не смешивал религиозные и культурные ценности, поскольку первые предшествуют вторым. Религиозные ценности - это особая сфера бытия, т. к. они имеют источником для личности милость Бога, а для совокупной духовной личности (Церкви) - Откровение. Шелер мечтал осуществить антропологический поворот в философии, но его последняя книга «Положение человека в космосе» - это только эскиз будущей философской системы. Сущность системы Шелера на этом этапе выражалась в отказе от теистической установки на «духовного, всемогущего в своей духовности личного Бога», и в утверждении, что человек есть «частичный центр духа и порыва» [4, 190], а «становление Бога и становление человека с самого начала взаимно предполагают друг друга» [4, 191]. Религия понималась Шелером как чисто человеческое явление, которое основано на поиске человеком метафизического центра своего бытия. Тем не менее, Шелер оказал значительное влияние на современников и вызвал большой интерес к антропологической и религиозной проблематике в феноменологии и философской герменевтике.

  Литература
  1. Брентано Ф. Избранные работы. М., 1996.
  2. Husserliam. Haag, 1989. Bd. 27.
  3. Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997.
  4. Шелер М. Избранные произведения. М., 1994.

  Глава 10. Религиозный экзистенциализм

  Экзистенциализм появился после 1-й мировой войны, сформировался в 20-е гг., пик его влияния пришелся на 30 -40-е гг. Прежде всего, он был протестом против рациональных теорий, в которых нивелировался отдельный человеческий субъект. В сущности экзистенциализм был борьбой за личность, но с самого начала он имел два направления - атеистическое и религиозное. Атеистические экзистенциалисты боролись за автономную личность, находящуюся вне социальных и культурных структур, т. е. за личность ради нее самой. Религиозные экзистенциалисты самыми разными путями искали утраченную связь с Богом.
  Ярким представителем католического экзистенциализма был Габриэль Марсель (1889 -1973). Он родился в семье дипломата, детство провел в Швеции, окончил Сорбонну. В 1929 г., уже в возрасте 40 лет, Марсель стал католиком. Первое свое сочинение «Метафизический дневник» Марсель начал писать в 1913 г. и опубликовал в 1927 г. В книге «Быть и иметь» (1935) помещен «Метафизический дневник» за 1928 -1933 гг., т. е. за тот период, когда автор стал католиком. На примере «Метафизического дневника» можно сказать об особом стиле Марселя - фрагментарном, непоследовательном, парадоксальном. Марсель стремился к форме исповеди, искренней и открытой. В год принятия католичества, 5 марта 1929 г., он писал: «Я больше не сомневаюсь. В это утро - изумительная удача. В первый раз я отчетливо пережил опыт благодати (la grace). Слова отвратительные, но это так. Я был, наконец, погружен в христианство. И я утонул в нем» [1, 14].
  Однако, пройдя религиозное обращение, Марсель продолжал искать основы для своей веры. Рациональные теории, подобные неотомизму, были для него неприемлемы. Марсель ищет веру, исходя из своего конкретного опыта, из актов личного сознания. Марсель писал, что «таинственная связь между благодатью и верой возникает везде, где есть верность» [1, 47]. После «верности» Марсель называет другую составляющую часть веры - надежду, которая «возможна только в мире, где есть место чуду» [1, 65]. По мнению Марселя, «душа существует только благодаря надежде: надежда, возможно, является самой тканью нашей души» [1, 69 -70]. Так Марсель постепенно выстраивал систему экзистенциальных понятий, основанных на личном жизненном опыте, а не на отвлеченных абстракциях.
  В статье «Экзистенция и объективность», включенной в книгу «Метафизический дневник», Марсель развел два мира: с одной стороны, экзистенция человека как средоточие страданий, а с другой - безликий «мир объектов» как создание абстрактного разума. Эта противоположность легла в основу книги «Быть и иметь». По Марселю, «иметь» - это погрузиться в мир и материю, жить телесной жизнью, отрешившись от бытия Бога. «Быть» - это преодолеть внешнюю подчиненность, обрести свободу и вернуться душой к Богу.
  Человек - это, по Марселю, «воплощенное бытие». Он, осознавая свою воплощенность, ощущает мистическую связь духа с телом. Экзистенциальное философствование неизбежно предполагает осознание себя как воплощенного, телесного субъекта «в плену» пространства и времени. В человеческой экзистенции и только в ней Марсель ищет основы для религиозного понимания бытия. Для человека, считал Марсель, характерна онтологическая потребность - потребность быть. Это экзистенциальное бытие достижимо через сосредоточенность, главная цель которой заключается в мистическом постижении Присутствия Бога. По Марселю, единственный выход из замкнутого экзистенциального состояния состоит в познании Бога, ощущении своей связи с Ним. Это познание происходит не рационально, а путем личной мистической встречи с Богом. Марсель задается целью построить «конкретную онтологию», основой которой является проникновение в Тайну бытия. Понятие Тайны есть то, что Марсель противопоставляет рациональным объяснениям христианства. В постижении Тайны бытия и обретении Присутствия Бога заключается для человека возможность победить время и смерть. О
Присутствии Бога говорят не рациональные теории, а свидетельство самой жизни человека, обретающего веру и отказывающегося от внешнего мира и его ценностей.
  В послевоенное время Марсель много ездил с лекциями по миру (США, Канада, Япония, Марокко, страны Латинской Америки и др.). В 1949 -1950 гг. он прочитал курс лекций в Абердинском университете в Великобритании, затем эти лекции вышли в виде 2-томного издания «Тайна бытия». Марсель был также незаурядным драматургом, в его пьесах философские идеи воплощены на примере конкретных персонажей и проецированы на различные жизненные ситуации (пьесы «Смерть назавтра», «Чужое сердце», «Человек Божий» и др.). Стремление обобщить собственный философский опыт привело Марселя к созданию «Опыта конкретной философии» (1-е изд. 1940 г. под названием «От отказа к призыву»; в 1967 г. 2-е издание с дополнениями и новым названием).
  На философском конгрессе в Риме (1946) философия Марселя получила наименование «христианский экзистенциализм». Однако после осуждения экзистенциализма энцикликой римского папы в 1950 г. Марсель отказался от этого определения и предпочел название «неосократизм». Тем самым он заявил отказ от системного философского мышления в пользу вопросительной формы размышлений, считая, что человек-мыслитель вовлечен в драму бытия (он - не зритель, а свидетель). Радикальное вопрошание и сомнение стали основой философии Марселя, которая предназначалась как для верующих, так и для неверующих. Марсель философствовал вокруг религии, но никогда - в границах теологии. Его принципиальная установка на личный религиозный опыт ставила под вопрос необходимость догматических принципов в их католическом понимании, что и привело к осуждению экзистенциализма Католической Церковью.
  Об онтологии Марселя лучше всего сказать его же собственными словами: «Онтологическая система может быть признана только лично, всей полнотой существа, вовлеченного в драму, которая является его собственной» [1, 103]. По Марселю, драма человека заключается, прежде всего, в его свободе - выборе между верой в Бога и Его отрицанием, открытостью бытию или закрытостью в себе.
  Главное отличие религиозных экзистенциалистов от атеистических экзистенциалистов в том, что первые признавали метафизическую открытость человеческого бытия, тогда как вторые (Ж.-П. Сартр, А. Камю) искали основания для своей философии в замкнутой человеческой экзистенции (отсюда знаменитый тезис Сартра «Экзистенциализм - это гуманизм»).
  Если у Марселя проблема интерсубъективности только намечена, то экзистенциальная философия межчеловеческого диалога была создана МАРТИНОМ БУБЕРОМ (1878 -1965). Он родился в Вене, детство провел в имении деда в Галиции, окончил университет, защитил диссертацию по истории христианской мистики. В 1923 г. опубликовал знаменитую книгу «Я и ты», после чего возглавил кафедру еврейской религии во Франкфуртском университете. После 1933 г. отстранен от преподавания нацистами, в 1936 г. эмигрировал в Швейцарию, а в 1938 г. - в Палестину, где стал профессором Иерусалимского университета. В 1960 -1962 гг. он был президентом Израильской академии наук.
  Бубер считал, что нужно рассматривать не бытие как таковое, а «со-бытие» - сосуществование Я с другими личностями. По его мнению, подлинное бытие реализуется в отношении «Я - Ты», а не в отношении «Я - Оно», вещном отношении человека к миру. Даже Г. Марсель признавал, что Бубер в определении подлинного человеческого бытия пошел дальше него. Бубер предлагал радикально пересмотреть западную философскую традицию, идущую от Декарта: для него Я есть не картезианское cogito, не субстанция, а связь, отношение к Ты (другой личности). Истина, считал Бубер, недоступна обособленному субъекту, она рождается при выходе из отчужденного бытия, из отношения Я - Оно в отношение Я - Ты. Как и Марсель, Бубер исходил в обосновании своих идей не из абстракций, а из современной ему экзистенциальной ситуации - одиночества человека, его заброшенности и оставленности.
  Из философии диалога вытекало и отношение Бубера к религии. В автобиографических записках Бубер писал: «Я не уверен в Боге; скорее <я> - человек, чувствующий себя в опасности перед Богом, человек, вновь и вновь борющийся за Божий свет; вновь и вновь проваливающийся в Божьи бездны» [4, 7]. Согласно Буберу, Бог открывается человеку только в ситуации диалога, в отношении Я - Ты. Для религиозных экзистенциалистов вообще свойственен отказ от Бога, как объекта, ради Бога, конкретно данного и приближенного к существованию человека. Бог и человек, их встреча - это экзистенциализм, который начинается еще в философии С. Киркегора.
  После работ «Я и ты» (1923) и «Диалог» (1930), в которых развивается философия диалога, Бубер написал еще ряд книг, важных для понимания его религиозно-философского мировоззрения, в том числе «Два образа веры» (1951) и «Затмение Бога» (1952). Для Бубера вера имеет два образа: для одних людей - это доверие к кому-либо, для других - признание истинности чего-либо. Если рациональность есть только свойство мышления, то вера, по мысли Бубера, выражается через целостность человеческого бытия. Пример первого образа веры - ранний период Израиля, пример второго образа - раннее христианство. Обоснование своей дилеммы двух образов веры Бубер делает на примере Нового Завета, который, как он признавался, был одним из главных предметов его исследований.
  В книге «Затмение Бога» Бубер выразил свое отношение к взаимоотношению религии и философии. Книга возникла на основе лекций, прочитанных в американских университетах. Главная идея Бубера - вера есть не чувство, а сама действительность, т. е. религия относится не к психологии, а к бытию. В философии для Бубера есть два отношения к религии. Первое отношение символизирует Эпикур с его учением о бессмертных богах, живущих в междумировых пространствах. Второе отношение символизирует Будда, которому, по Буберу, было доступно истинно божественное как конкретно данная реальность, связью с которой он и жил. Как писал Бубер, «здесь нет ни науки о богах, ни служения богам, и все же это - несомненная религиозная действительность» [4, 355]. Из этих двух отношений к религии Бубер сделал вывод, что религия основана на двойственности Я и Ты, на ситуации одиночки, который вступает в диалог; а философия - на двойственности субъекта и объекта, которая имеет источником представление о запредельно существующих богах, трансцендентной божественной реальности.
  По мнению Бубера, философия основана на том, что абсолютное созерцается в общем, а религия предполагает связь абсолютного с конкретным. В «конкретности» религии и основанной на ней «конкретной философии» и видит Бубер спасение от «затмения Бога», или, как у Ницше, «смерти Бога» в душах людей. Отношение Я - Оно достигло колоссальных размеров и заслонило Бога от людей иллюзорной действительностью. «Затмение» не означает, что божественный свет угас, скорее, что нечто заслоняет его от людей. Идеи, развиваемые Бубером, были призваны преодолеть все, что мешает встрече человека с Богом. Если в целом ряде философских теорий Нового времени мы видим разрушение образа Бога, то Бубер предложил философию, главная цель которой, по его словам, - удержание этого образа.
  Бубер доказывал, что Бог есть сущее, а не идея. По его мнению, человек обладает сущностным взглядом, способным взирать на Бога, как на Солнце своей жизни, но различные идеи и иллюзии затмевают взор. Увидеть Бога - это значит подняться до отношения Я - Ты, до уровня, где человек достигает духовной целостности и происходит экзистенциальная встреча с Сущим.
  Экзистенциализм представляет собой противоречивое явление. Кроме деления на религиозное и атеистическое направления, экзистенциалисты имели еще ярко выраженные национальные направления. Кроме французского и немецкого, был и испанский экзистенциализм, основоположником которого стал Мигель де Унамуно (1864 -1936), писатель, автор романов, новелл, стихотворений, эссе. Он получил католическое образование, затем учился в Мадридском университете. После окончания университета вернулся на родину, в Бильбао, преподавал латинский язык. С 1891 г. стал заведующим кафедрой греческой филологии Саламанкского университета, в котором работал долгие годы, в том числе в должности ректора. Унамуно активно участвовал в политической жизни Испании, протестовал против диктатуры генерала Примо де Ривера, за что был смещен с поста ректора и сослан на Канарские острова. После протестов со стороны демократической общественности он был помилован, но отказался вернуться в Испанию и эмигрировал во Францию, откуда вернулся на родину в 1936 г., после падения диктатуры. В 1936 г. он поддержал франкистов, но вскоре порвал с ними,
объявил себя добровольным узником своего дома, где вскоре умер.
  В литературе и философии для Унамуно главными темами стали внутренняя духовная жизнь человека и связанные с ней экзистенциальные проблемы. Главные философские книги Унамуно - «О трагическом чувстве жизни у людей и народов» (1913) и «Агония христианства» (1926). В первой книге обсуждается много религиозных и философских идей, среди которых главной является идея человека. Унамуно отрицает абстрактную идею человека, понятие человека как разумного существа. По его мнению, самое главное в философии - конкретный человек, который чувствует, ест, пьет, смеется, плачет. Именно такой живой человек и нуждается в Боге, абстрактному человеку не нужен Бог. И вера не может сводиться к философской формуле или богословской догме, а есть трагическая борьба человека за свое спасение. Трагическое чувство жизни есть одна из причин религии, когда человек ощущает себя лишенным чего-то главного и важного для себя, и этого он ищет всеми силами души. Для Унамуно такими людьми с трагическим чувством жизни были Марк Аврелий, Аврелий Августин, Б. Паскаль, Ж.-Ж. Руссо, С. Киркегор и др. По словам Унамуно, человек философствует не
только разумом, но волей, чувством, плотью и кровью. Человек есть аффективное, чувственное существо, и один из его аффектов - трагическое чувство жизни, которое служит основой религии и философии.
  Источник религии Унамуно видел исключительно в личной жажде бессмертия. Из жажды бессмертия Унамуно выводил и свое понимание христианства. С его точки зрения христианство возникло из слияния двух духовных потоков - иудейского и эллинского. И то и другое религиозное направление имеют отчетливо выраженное желание другой жизни. Христианство же осуществило высший синтез, открыв в духовном смысле для человека сущность бессмертия. Для Унамуно главная христианская идея - это Воскресение Христа, а духовный стержень - Евхаристия как причащение хлебом бессмертия.
  Говоря о христианстве, Унамуно, прежде всего, имеет в виду католичество, которое он защищает, критикуя протестантизм. Однако католичество Унамуно отнюдь не идеализирует, считая его главной проблемой то, что оно колеблется между «религиенизированной наукой» и «онаученной религией». Рационализм разрушает религию, и это разрушение может остановить только особое понимание веры как борьбы, как личного акта мужества.
  В «Агонии христианства» Унамуно слово «агония» употребляет не в смысле предсмертного состояния, а подразумевает греческое слово «агон» - борьба. Он также ссылается на известную фразу Паскаля: «Иисус будет в агонии до конца мира, нельзя спать в это время». Унамуно доказывал, что вера принципиально агонистична, потому что ее предпосылкой является спасение. По выражению Унамуно, «несомневающаяся вера - мертвая вера» [5, 310]. Человек сомневается, агонизирует и обретает веру, глядя в вечность - «нереальное будущее». Таким образом, христианство протекает в плоскости личной борьбы, т. е. оно представляет собой множество личностей, ведущих борьбу за веру. Следовательно, считает Унамуно, христианство есть не доктрина, а сама жизнь личности.
  Исходя из понятия личности, Унамуно отрицал всякое отношение христианства к обществу и социально-экономической жизни. По его мнению, настоящее («чистое») христианство «ищет вечной жизни вне истории» [5, 344]. Унамуно противопоставлял «чистое христианство» тому, что он назвал «христианскостью», т. е. христианским учением, приспособленным к земным делам и заботам. Для Унамуно христианство - это «радикальный индивидуализм», но не индивидуализм замкнутого, обособленного существования, а индивидуализм религиозный и универсальный.
  Религиозные экзистенциалисты в общем пытались влить «старое вино» христианства в «новые мехи» экзистенциальной философии. Конечно, их философия не лишена недостатков и противоречий, но религиозный пафос рассмотренных мыслителей был предельно искренним. При всех различиях (терминологических, мировоззренческих и т. д.) религиозные экзистенциалисты были воодушевлены одной мыслью - что-то сделать, чтобы убедить и вернуть человечество к вере для избежания религиозного кризиса и разрушения духовной культуры. Если Ж.-П. Сартр и А. Камю смогли противопоставить деструктивным тенденциям гуманизм и пафос одиночки, обреченного на трагическое существование, то Г. Марсель, М. Бубер и М. де Унамуно видели в человеке, прежде всего, религиозную личность, имеющую незримые связи с Богом и находящую основу для существования в вечности.

  Литература:
  1. Марсель Г. Быть и иметь. Новочеркасск, 1994.
  2. Марсель Г. Опыт конкретной философии. М., 2004.
  3. Марсель Г. Метафизический дневник. СПб., 2005.
  4. Бубер М. Два образа веры. М., 1995.
  5. Унамуно М. О трагическом чувствежизни. Киев, 1996.

  Глава 11. А. Дж. Тойнби. М. Элиаде

  В западной философии есть мыслители, которые не относятся ни к какому направлению или философской школе, настолько их взгляды оригинальны и индивидуальны. Таким, например, был АРНОЛЬД Джозеф ТОЙНБИ (1889 -1975), английский историк, автор 12-томного исследования «Постижение истории» («А Study of History», 1934 -1961) и ряда других книг, в том числе «Христианство и цивилизация» (1946), «Подход историка к религии» (1956). В какой-то мере Тойнби был близок к типологии О. Шпенглера, но это сходство только внешнее, а различия между идеями двух мыслителей очень большие. В целом можно сказать, что концепция Тойнби более динамична, чем концепция Шпенглера, т. к. в основе истории, по Тойнби, лежат не статичные прасимволы, а творческие усилия людей. Основу идей Тойнби составляет представление о развитии автономных цивилизаций. Сопоставление локальных цивилизаций и есть метод Тойнби, посредством которого он пытается найти закономерность исторического процесса.
  В работе «Постижение истории» Тойнби заявил о себе как о христианском мыслителе. По его мнению, все события в истории соотносятся с воздействием Высшей Реальности. История осуществляется Творцом мира через человека и человечество. Основа истории - высший божественный закон. Человек ведет диалог с Высшей реальностью, он получает Вызов и дает творческий Ответ. Вызов есть метафизическое понятие, означающее божественное испытание человека. В реальной действительности Вызов может проявиться как угодно: это может быть изменение природных условий, внешнее завоевание, нашествие варваров и т. д.
  Как считал Тойнби, Вызов и Ответ имеют разные формы, но Ответы сливаются по существу в один: «Доверясь зову Господа, чувствовать и находить Его». Движение истории, по Тойнби, заключается в творческом порыве навстречу божественному Призыву. Если Вызов остается без Ответа, то Он повторяется, а общества или цивилизации, неспособные на Ответ, исчезают с исторической арены. Цивилизации переживают несколько стадий развития - возникновение, рост и процесс самоопределения, и затем - период надлома и разложения, когда главенствующая элита деградирует. Тойнби не согласен со Шпенглером и его идеей цивилизаций, которые являются предопределенными к уничтожению организмами. По его мнению, цивилизации после надлома могут переходить к стадии второго, третьего поколения.
  Цивилизации, по определению Тойнби, есть типы человеческих сообществ, в которых происходит самоидентификация культуры, а одним из ее стабилизирующих принципов является религия. Одна из описанных Тойнби цивилизаций - православное христианское общество. Оно возникло в центре эллинского мира, затем пережило рост (экспансию в разные стороны) на восток (до Кавказа), на запад (Балканы), на север (Русь). Основой православной цивилизации, ее организующим началом является Православная Церковь, которая привела к созданию особых социальных структур, отличных от западно-христианских. Православная Церковь относится к типу «Вселенских Церквей», которым Тойнби посвятил том 7 «Постижения истории».
  Как доказывал Тойнби, Вселенская Церковь рождается в смутное время, вслед за надломом цивилизации. Ее предназначение - при помощи универсального государства «предотвратить крах надломленной цивилизации» [1, 527]. Христианская Церковь возникла в период упадка Римской империи и воспринималась как враг государства, «раковая опухоль». Христианские святые оказывали на окружающий мир значительное воздействие, т. к. стремление к святости было более привлекательным для людей, чем любой вид светского социального служения.
  Используя термины зоологии, Тойнби писал, что Церковь «играет роль яйца, личинки и куколки» [1, 530]. Церковь-«куколка» сохраняет цивилизацию, находясь в ее лоне. Она впитывает в себя всю «энергию», которая остается после распада цивилизации. Затем, пишет Тойнби, Церковь-«куколка» облучает энергией завязь новой цивилизации. Тойнби размышлял и искал, а не предлагал законченную догму или теорию. Он признавал, что концепция Церкви-«куколки» не всегда действует в истории, чаще всего она является характерной чертой перехода от цивилизации второго поколения к цивилизации третьего поколения.
  Тойнби выделяет 4 вселенские церкви - христианство, ислам, индуизм и буддизм махаяны, которые послужили куколками восьми различным цивилизациям в переходе от цивилизаций-предшественниц. Проанализировав особенности этого перехода, Тойнби пришел к выводу, что «механизм церкви-куколки является при воспроизведении цивилизаций исключением, а не правилом» [1, 534]. Стало быть, необходимо искать более адекватное определение для вселенских церквей, и Тойнби предлагает понятие церкви как «высшего вида общества». В период надлома цивилизаций люди через страдания обретают новое Откровение, которое дает им возможность стать членами новой религии.
  Тойнби считал духовный прогресс важной частью истории цивилизации. По его мнению, сущностью духовного прогресса является «озарение душ светом высших религий». Как полагал Тойнби, «в этом мире вся духовная реальность, а значит, и все духовные ценности сосредоточены в людях» [1, 552]. Вселенские церкви, имеющие тесную связь с конкретным религиозным сознанием, - один из главных факторов влияния на развитие цивилизаций. В поиске Бога и Его Присутствия в истории Тойнби создал величественную концепцию и стал одним из самых значительных представителей философии истории XX в.
  Помимо философии истории можно вспомнить и родственное направление - философию мифа. Историком религии, сделавшим большой вклад в изучение мифа, был МИРЧА ЭЛИАДЕ (1907 -1986). Он закончил Бухарестский университет, в 1928 -1931 гг. жил в Индии, где подготовил диссертацию о йоге. После возвращения из Индии в 1931 -1940 гг. преподавал в Бухарестском университете, в 1940 -1945 гг. работал дипломатом, затем преподавал в Сорбонне (1945 -1956) и Чикагском университете (1957 -1986). Элиаде - автор огромного количества книг на разных языках мира (только на французском языке опубликовано более 30 книг Элиаде).
  М. Элиаде - выдающийся историк религии. В автобиографии он вспоминал, как в юношеские годы увлекся трудами Дж. Фрэзера, благодаря которому открыл для себя мир примитивных религий и фольклора. Подход Элиаде к религии в целом сводится к тезису - религия «не обязательно предполагает веру в Бога, богов или духов, но означает опыт священного». «Священное» характеризует бытие всех людей (как верующих, так и неверующих), но для одних оно выражается на сознательном уровне, для других - на бессознательном. Отказ от религии в XX в. с точки зрения Элиаде - это новое «грехопадение» человека, утрата сознательной религиозной жизни. Там, где религиозность ушла в бездны бессознательного, заканчивается история религии и открывается поле исследования для философов. Так Элиаде ведет исследовательский поиск в двух направлениях - история религии и философия религии. В философии религии Элиаде интересует, прежде всего, религиозность, изначально и природно присущая человеку, связанная с мифом и культурой.
  В книге «Миф о вечном возвращении» (1949) Элиаде рассмотрел два типа мировоззрения - архаический, или традиционный (циклический), и современный западный (историцисткий). Архаический человек видел реальность и смысл только в тех предметах и действиях, которые причастны к сакральному мифологическому бытию. В первобытном обществе абсолютным объектом является «архетип». Когда архаический человек мистически постигает священное и его проявления, то различие между субъектом и объектом исчезает.
  Культура, по Элиаде, связана с универсалиями (культурными архетипами). В архаическом мировоззрении и культуре Элиаде выделил несколько классов символов: 1) символы соответствия всего сущего «небесному архетипу», 2) символы «центра мира» (мировое древо, «пуп Земли» и т. д.), 3) символы повторения в «центре мира» (космологические мифы).
  Символы повторения связаны с различными ритуалами, функция которых заключается в устранении конкретно-исторического времени через замену его «сакральным временем». Для Элиаде таким образом существуют исторические и внеисторические народы и эпохи. «Рай архетипов» характерен для внеисторических народов. Иудаизм и христианство, проникнутые историзмом, разомкнули циклическое время и обрекли человека на постоянный гнет истории.
  С точки зрения философии мифа толкует Элиаде и христианство. По его мнению, в христианской литургии, как и в других религиозных ритуалах, смыкается сакральное и конкретно-историческое время, небесный и земной миры. Если часть христиан оказались захвачены историзмом, то другая часть соединила космизм язычества с христианским монотеизмом в своеобразное «космическое христианство». Христианство, считал Элиаде, имеет отношение к «живому мифу» традиционных обществ.
  Христиане создали в противовес языческой мифологии свою сакральную мифологию, в которой центром религиозной жизни является драма Иисуса Христа. По мнению Элиаде, жизнь и учение Христа являются «архетипом», высшим образцом, в соответствии с которым строятся религиозные ритуалы для обретения спасения. Элиаде полагал, что христианство сохранило мифологическую традицию. Для него, чем больше в христианстве мифологических элементов архаического общества, тем лучше. Элиаде писал, подчеркивая значение литургического времени: «Религиозный опыт христианина основывается на подражании Христу как образцу, на литургическом повторении жизни, смерти, воскрешения Господа и на одновременности жизни христианина, и того времени, которое начинается с рождения в Вифлееме и временно завершается Вознесением» [3, 160]. Однако христианство внутренне противоречиво, т. к. восприняло идею линейной истории. Постепенно возник вариант «космического христианства», в котором христологическая мистерия стала пониматься как судьба всего Космоса. «Вся природа вздыхает в ожидании Воскресения» - вот основной мотив как пасхальной литургии,
так и религиозного фольклора восточного христианства. Борьба с историзмом и идеал космической религии - основные идеи Элиаде, которые он привнес в философию религии.
  При всех отличиях можно указать одну общую характерную черту в концепциях Тойнби и Элиаде - они преодолели западноцентризм и увидели мир, в том числе мир религии, во всей сложности и многообразии. Тойнби и Элиаде искали ответы на множество сложных вопросов и находили их не в рациональных теориях и догмах, а в размышлениях, полностью открытых к загадкам истории и бытия.

  Литература
  1. Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 2004.
  2. Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994.
  3. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 2005.

  Глава 12. К. Барт. Р. Бультман

  Протестантская философия религии XX в. тесно переплетена с теологией, поэтому нередко трудно отделить одно от другого. Тем не менее, есть общие характерные черты, которые свойственны протестантским теологам в понимании религии. Прежде всего, стоит сказать о выдающемся теологе КАРЛЕ БАРТЕ (1886 -1968), который родился в Базеле, в семье кальвинисткою пастора. Барт начал изучать теологию в Бернском университете, образование закончил в Германии, в Тюбингене и Марбурге. В 1911 г. он стал пастором кальвинисткой общины в Сафенвилле, в щвейцарском кантоне Ааргау, где провел 10 лет. За это время Барт написал книгу «Послание к римлянам», свой первый теологический опыт. Книга принесла Барту известность, и с 1921 г. он начал преподавать теологию в Геттингене, затем - в Мюнстере и Бонне. В 1935 г., после прихода нацистов к власти в Германии, Барт вернулся в Щвейцарию, в родной Базель.
  Карл Барт провозгласил разрыв с либеральной теологией, с ее морализирующим и рациональным стилем мышления. Он возглавил новое направление в теологии, которое получило название «диалектическая теология». Сам Барт не считал такое обозначение удачным. Его единомышленники употребляли также термин «теология кризиса», поскольку считали свою «теологическую революцию» ответом на эпоху социальных потрясений, революций и мировой войны 1914 -1918 гг. Представители «диалектической теологии» усомнились в «естественной» человеческой религиозности, в том, что было основой либеральной теологии. Барт же с самого начала нашел основу для догматики и этики в христологии - в учении об Иисусе Христе как о единственном Слове Бога к человеку.
  В предисловии ко 2-му изданию «Послания к римлянам» Барт писал: «Если у меня есть «система», то она заключается в следующем: я прилагаю все возможные усилия, чтобы не упустить из виду положительного и отрицательного значения того, что Киркегор назвал «бесконечным качественным различием» между временем и вечностью. «Бог на небесах, а ты - на земле». Отношение такого Бога к такому человеку - вот для меня тема Библии и одновременно сумма философии». На «бесконечном качественном различии» строит Барт идею о том, что Откровение Бога имеет диалектическую структуру как ответное «отношение к человеку». Диалектика Откровения соединяет две вроде бы несоединимые части - Бога и человека, время и вечность.
  Барт противопоставлял веру и религию. Религия для него - это выражение человеческого стремления спастись любой ценой, проявление человеческого неверия. По мнению Барта, человеческая религиозность, религиозный опыт могут существовать и помимо Бога. Религия успешно функционирует без Бога на службе государству, народу, семье. Вера же, считал Барт, является свойством Бога. Она доступна человеку через верность Богу, а не через познание Бога в природе или истории. «Невозможная возможность» веры противопоставляется Бартом внешним формам религии (культу, законам и т. д.). Вера - это «прыжок в пустоту» (образ Киркегора), а не существование среди религиозно-культурных форм.
  Для Барта Бог - «неизвестный Бог». Он непостижим и необъясним в рациональных терминах, как в философии, так и в теологии. Однако Барт не смог остановиться на одном чистом отрицании. В 30-е гг. он перешел к построению системы христоцентричного догматического богословия, что завершилось написанием многотомной «Церковной догматики» (1932 -1967, 13 томов). Барт строил догматику посредством христологической аналогии - «вертикально сверху», от Бога к человеку. В «Церковной догматике» Барта перестали волновать «киркегоровские темы», за что бывшие идейные союзники обвинили его в «объективации веры».
  Однако Барт, несмотря на положительные теологические построения, продолжал отрицать философскую теологию. Он считал, что для теолога вся Истина заключается во Христе, что отрезает ему путь философского познания. Барт, по сути, отказывается от философии религии, для него есть только диалектика веры. Он писал, что «Откровение Бога есть снятие религии».
  Слово Бога «устраняет» религию, т. к. Бог «возвышает» религию до веры.
  Кроме «Церковной догматики», вспомним еще ряд работ Барта - «Credo» (1935) с изложением апостольского символа и «Очерк догматики» (1947) - запись лекций 1946 г. в Боннском университете. Для книги «Очерк догматики» характерно несколько идейных положений:
  1) христианская догматика является «попыткой понимания и попыткой изложения, попыткой увидеть, услышать, утвердить определенные факты и рассмотреть, а также упорядочить эти факты в совокупности, представить их в виде учения» [1, 11];
  2) человек не может иметь абсолютную догматику, ему доступна только человеческая и относительная догматика, поскольку Церковь существует на земле во времени, а не на небесах;
  3) вера есть встреча с Богом, и эта вера является основой догматики.
  Таким образом, догматика Барта - совсем не «объективация веры» и не рациональная система, а совокупность размышлений над разными сторонами веры в последовательном изложении. В диалектике веры кругозор Барта не выходит за границы христианства, другие религии остаются за пределами его внимания.
  Другим представителем «диалектической теологии» был Рудольф Бультман (1884 -1976). Он родился в семье лютеранского пастора, изучал теологию в Тюбингене (1903 -1904), Берлине (1904 -1905), Марбурге (1905 -1906). В 1912 -1916 гг. преподавал Новый Завет в Марбурге, в 1916 -1920 гг. - в Бреслау, в 1921 -1951 гг. - профессор Марбургского университета. После выхода на пенсию в 1951 г. Бультман жил в Марбурге, где и умер. Все работы Бультмана преимущественно связаны с Новым Заветом. К ним относятся «История синоптической традиции» (1921), «Новый Завет и мифология: проблема демифологизации новозаветного благовестия» (1941), «Евангелие Иоанна» (1941) и др.
  Разрыв с либеральной теологией начался у Бультмана одновременно с Бартом. Оба мыслителя на какое-то время объединились вокруг журнала «Между временами». Основатели журнала определили свое направление как «теология Слова Божьего» (их противники дали ему другое название - «неоортодоксия»). Вскоре Бультман отошел от данного направления под влиянием философии М. Хайдеггера, которая для него явилась своеобразным «ключом» к Новому Завету. В 1923 -1928 гг. Бультман был коллегой Хайдеггера по Марбургскому университету и усвоил идеи его книги «Бытие и время».
  Какие же идеи Хайдеггера оказались созвучны Бультману? Хайдеггер выделял экзистенциальные исходные возможности человеческого бытия - подлинное и неподлинное. Бультман интерпретирует понятия Хайдеггера: он вводит представление о Боге как о Том, Кто делает переход от неподлинного бытия к подлинному бытию возможным. Для достижения подлинного бытия человек должен принять решение в ответ на обращенное к нему Слово керигмы о Христе. Термин «керигма» (греч. «провозвестие») стал одним из центральных для системы Бультмана. Однако, по мнению К. Барта, керигма у Бультмана заменяет Христа, Его жизнь и личность, т. к. человек у него непосредственно имеет дело не с Самим Христом, а с керигмой.
  Бультман различал исторического Иисуса и евангельского Христа. По его мнению, учение о Христе как Распятом и Воскресшем Боге возникло только в керигме первых христианских общин. Бультман предложил теорию демифологизации - экзистенциальной интерпретации Нового Завета. Для самого Бультмана это был способ спасти христианскую веру, сделать новозаветные свидетельства значимыми для современников, воспитанных на научном мировоззрении. По мнению Бультмана, исторический Иисус не может выступать в качестве Учителя и Спасителя, как на то претендовали либеральные теологи, поскольку человеку доступен только данный в керигме образ Христа. Подлинные экзегеза, догматика, проповедь должны быть экзистенциальными, в их центре должен стоять сам человек. Человеку необходимо сделать экзистенциальный выбор и обрести подлинное бытие, для чего необходимо освобождение от прошлого и открытость будущему. Для экзистенциального выбора большое значение имеет керигма - провозвестие, направленное от Бога к человеку. Бультман писал: «Восприятие провозвестия - это вера, которая заключает в себе новое экзистенциальное самопонимание»
[3, 634].
  С точки зрения философии религии больший интерес представляет работа Бультмана «Первоначальное христианство в контексте древних религий». В ней христианство рассматривается как исторический феномен, возникший на стыке разных религиозных традиций. Бультман отказывается от апологетики христианства («Историк не должен преследовать апологетические цели и доказывать истинность христианства» [3, 489]) и с исторической точки зрения последовательно описывает религиозные явления, повлиявшие на формирование христианства, и затем предлагает свою интерпретацию описанных фактов.
  Для Бультмана первым этапом в эволюции христианства является иудаизм как национальная религия. В рамках иудейской религии происходит проповедь Иисуса Христа, Который выступает критиком иудейского законничества. По мнению Бультмана, «Иисус был не «христианином», а иудеем» [3, 538]. Затем появляется эллинистический иудаизм, т. е. иудейские общины, рассеянные по Римской империи. На основе эллинистического иудаизма, усвоившего многие идеи греко-римского мира, возникает «эллинистическое христианство». Бультман утверждал, что в результате религиозной эволюции «сложилось несколько разных типов христианства» [3, 617]. Если первые палестинские общины христиан преимущественно захвачены эсхатологическими ожиданиями, то в «эллинистическом христианстве» появляются новые особенности: культовое благочестие и гностическая мудрость. С появлением культового благочестия «Иисус Христос становится своего рода мистериальным божеством» [3, 618], а гностическая мудрость привносит в христианство мотивы аскетической этики и идеи свободы. Бультман считал христианство религией, в которой «личность Иисуса и его дело были
интерпретированы в понятиях гностического мифа о спасении» [3, 630]. Таким образом, христианство в понимании Бультмана является результатом исторической эволюции и синкретическим феноменом, основанным на заимствованиях из других религий.
  Не следует думать, что протестантская философия религии XX в. исчерпывается диалектической теологией К. Барта или демифологизацией Р. Бультмана. Например, не принял их теологию выдающийся немецкий теолог Пауль Тиллих (1886 -1965), который использовал язык классической философии и опирался на традицию протестантского мистицизма. Его апологетическая теология в общем примирила либеральную теологию и «неоортодоксию», а 3-томная «Систематическая теология» есть явное возвращение к немецкой интеллектуальной традиции, к синтезу философии и теологии. Протестантская теология XX в. многообразна, но характерным для нее стало переосмысление христианской традиции, ее понятий и образов, и в этом направлении ведущую роль сыграли Карл Барт и Рудольф Бультман.

  Литература
  1. Барт К. Очерк догматики. СПб., 2000.
  2. Барт К. Послание к римлянам. М., 2005.
  3. Бультман Р. Избранное: Вера и понимание. М., 2004.

  Глава 13. Неотомизм

  Не будет преувеличением сказать, что самым значимым направлением в католической философии XX в. являлся неотомизм. Ведущим представителем неотомизма в середине столетия был ЖАК МАРИТЕН (1882 -1973). Он закончил Сорбонну, с 1914 г. преподавал в Католическом институте в Париже, с 1915 г. - в Коллеж Станислас. В 1919 г. организовал кружок по изучению томизма. В 20 -30-е гг. опубликовал множество книг: «Искусство и схоластика» (1920), «Антимодерн» (1922), «Границы поэзии» (1926), «Ангельский доктор» (1930), «Религия и культура» (1930), «О христианской философии» (1932), «Знание и мудрость» (1935), «Интегральный гуманизм» (1936) и др. В 1940 -1945 гг. жил и работал в США, был профессором Принстонского и Колумбийского университетов. В 1945 -1948 гг. был послом Франции в Ватикане, в 1948 -1960 гг. вновь стал профессором Принстонского университета. С 1960 г. жил во Франции, умер в Тулузе. В 40 -60-е гг. написал и издал книги «Символ веры» (1941), «Мысль святого Павла» (1941), «От Бергсона к Фоме Аквинскому» (1944), «Краткий трактат о существовании и существующем» (1947), «Пути к Богу» (1953), «О философии
истории» (1951), «Литургия и созерцание» (1959), «Философ во граде» (1960), «О милосердии и гуманности Иисуса» (1967) и др.
  Общие философские взгляды Маритена, его размышления о соотношении религии и философии отличаются ясностью и последовательностью. В ранней работе «Святой Фома, апостол современности» (1923) Маритен утверждал, что только учение Фомы Аквинского может «вернуть мир на пути Истины, чтобы он не погиб, оттого что более не знает ее» [1, 213]. Для Маритена Фома Аквинский - идеал, который противоположен всей западной философии Нового времени. Как считал Маритен, в современной философии зло завоевало разум. Такая ситуация вызвана тем, что философия отделилась от богословия и отказалась от сокровенного знания, даваемого через благодать и Откровение. Революция, произведенная Декартом в философии и затем продолженная мыслителями XVIII и XIX вв., означала отказ от традиции и духовной преемственности, что привело к агностицизму, натурализму и индивидуализму. Маритен призывал вернуться к учению Фомы Аквинского, совершившего, по его мнению, «гигантский труд по внедрению Аристотеля в католическое сознание» [1, 220]. В учении Фомы Аквинского Маритен видел критический реализм, противопоставляя его агностицизму и «демону
идеализма», отвергая в первую очередь философские идеи Декарта, Канта и Бергсона. Основной вывод Маритена - принципы и дух современной философии являются безусловным злом.
  Что же предлагал Маритен в качестве религиозно-философского идеала? Он хотел по-новому переосмыслить «вечную философию» Фомы Аквинского в контексте ситуации XX в. Отсюда интерес Маритена к проблеме культуры, ее соотношению с философией и богословием. Как считал Маритен, «вечная философия» не должна заключаться в простом повторении формул Фомы Аквинского, она существует в постоянном диалоге с другими философскими направлениями. Можно сказать, что Маритен, с одной стороны, стремится сохранить средневековую католическую традицию, а с другой - считает необходимой ее модернизацию. По мнению Маритена, осторожная модернизация нужна для того, чтобы приблизить томизм к человеку. Маритен предложил понятие «интегрального гуманизма», которое предполагало открытость гуманизма Фомы Аквинского к человеку. Такая духовная установка приводит к тому, что Маритен в основном придает томисткой метафизике экзистенциальное истолкование, хотя оставляет неизменным основную идею Фомы Аквинского - гармонию между разумом и верой.
  Человек начинает восходить к Богу, только осознав бренность, конечность человеческого существования. Понимание человека в контексте томизма дает Маритену возможность, отстаивая пять классических доказательств бытия Бога, предложить шестое доказательство: сам по себе экзистенциальный опыт человека приводит к выводу о бессмертии мысли и ее «предсуществовании» в Разуме Бога («Пути к Богу», 1953). Томисткая доктрина выступает для Маритена не как догма, а как образец для восстановления гармонии между разными сферами человеческого существования.
  Маритен считал, что для спасения религиозной культуры нужно развивать в человеческой душе божественные принципы Истины, Красоты и Блага. В качестве образца для этого он указывал на христианский гуманизм позднего средневековья, на основе которого он развивал идею интегрального гуманизма. Маритен стремился к тому, чтобы осуществить переворот в сфере духовно-ценностных ориентации общества. Однако его усилия были не так практически плодотворны, как ему бы хотелось. Теоретический же вклад Маритена достаточно значим. Религиозная философия Маритена - это тонкий сплав из традиционных средневековых философских идей и их интерпретаций на основе нового концептуального подхода. Католичество может постоянно обновляться - эта идея Маритена оказалась вполне созвучна общей официальной доктрине Католической Церкви XX в.
  Если Маритен был преимущественно теоретиком неотомизма, то другой выдающийся неотомист Этьен Жильсон (1884 -1978) являлся историком философии и аналитиком. Жильсон развил идеи неотомистов на примере анализа различных философских и богословских проблем. По своей основной специальности он был историком-медиевистом. В разное время он являлся профессором университетов Франции, Германии и США (Парижского, Лилльского, Страсбургского и Гарвардского). Его книги многочисленны: «Философия св. Бонавентуры» (1924), «Св. Фома Аквинский» (1925), «Дух средневековой философии» (1932), «Теология и история духа» (1943), «Философия в средние века» (1944), «Томизм» (1948), «Христианство и философия» (1949), «Иоанн Дуне Скот. Введение в основоположения» (1952), «Метаморфозы Божьего Града» (1957), «Слово Церкви к современному миру» (1957), «Идеи и письма» (1955), «История христианской философии» (1955), «Картина реальности» (1958). «Введение в христианскую философию» (1960), «Философ и теология» (1960) и др.
  При анализе средневековой философии Жильсон, прежде всего, стремится показать ее как она есть, не втискивая мысль в узкие рамки какой-либо концепции. Так Жильсон показывает, что существуют вечные проблемы, вокруг которых вращается человеческая мысль. В результате такого подхода у Жильсона складывается общая картина разномыслия в средневековой философии. Точка зрения Жильсона заключается в том, что в разногласиях ярче выявляется истинная философия. Разногласия были неизбежны, т. к. очень трудно и постепенно в христианстве формировалась философская традиция с ее понятиями и терминологией. Однако вершиной этой эволюции стал томизм, выраженный в теологии Фомы Аквинского. После Фомы Аквинского и до современности, считал Жильсон, продолжается единое развитие философии, где сталкиваются томистские и посттомистские идеи. Философия же Фомы Аквинского - это «философия будущего». Средневековая и современная философия не существуют отдельно друг от друга. Новое время создает новую реальность, в которой необходимо заново воспроизводить томистскую метафизику.
  Для устранения противоречий между философией и Откровением Жильсон предложил следующее различение: 1) теология, которая опирается на веру и чужда чистой рациональности; 2) философия, которая захвачена рациональным обоснованием и существует вне веры; 3) христианская философия, в которой истины Откровения незаменимы для разума. Образцом христианской философии для Жильсона выступает опять же метафизика Фомы Аквинского.
  Жильсон считал, что нужно для начала детально изучить учение Фомы Аквинского, а затем уже можно свободно философствовать, не замыкаясь в узкие рамки догмы, но и не отвергая истины веры. Как писал Жильсон, «томист - это свободомыслящий человек» [2, 162], а «следовать за св. Фомой - это значит быть открытым для любой истины» [2, 166]. Идеал Жильсона - христианский мыслитель, философствующий внутри веры. Христианская философия дает возможность выявлять отличия между «суетной философией» и «истинной». Жильсон усматривал субстанциальное единство, например, в учениях Аврелия Августина и Фомы Аквинского, считая несущественной саму форму их изложения. Более того, Жильсон заявлял, что «метафизика св. Фомы излучает истину, способную вобрать в себя любую другую истину» [2, 188]. Таким образом, средневековая философия остается всегда современной, т. к. вбирает в себя новые идеи и является критерием для оценок новых философских концепций.
  О соотношении религии и философии Жильсон высказался отдельно в книге «Бог и философия» (1960). В этой книге он писал: «Греки - наши учители в философии, евреи - учители в религии» [3, 605]. Древние греки, обретя рациональную теологию, утратили первоначальную религиозность, а евреи не были философскими рационалистами, но обладали религиозной гениальностью. Христианская философия и возникает на стыке греческой философии и иудейского Откровения: от евреев она получает веру, а от греческой философии - методику и интеллектуальный инструментарий. Высший синтез того и другого осуществил, по мнению Жильсона, Фома Аквинский. Как считал Жильсон, «метафизика Фомы Аквинского была и доныне остается высшей точкой в истории развития естественной теологии» [3, 615]. В этом тезисе содержится вся сущность неотомизма, его философский символ веры.

  Литература
  1. Маритен Ж. Знание и мудрость. М., 1999.
  2. Жильсон Э. Философ и теология. М., 1995.
  3. Жильсон Э. Избранное: Христианская философия. М., 2004.

  Заключение
  Зарубежная философия религии во второй половине XX в.

  За вторую половину XX в. произошли значительные изменения в культуре и религии. Эти изменения имели решающее значение для религиоведческих дисциплин: возникли новые направления в религиоведении, в том числе в философии религии.
  Вторая половина XX в. характеризуется новой волной религиозного развития. Существующие до этого религиоведческие дисциплины ориентировались на выявление и анализ исторических явлений и фактического материала, а основным предметом изучения были мировые религии. Во второй половине XX в. ослабевает влияние традиционных религий, появляются новые религиозные образования: неоиндуизм, необуддизм, неошаманизм и т. д. Они появились в результате «встречи» Востока и Запада. Если до XX в. восточные цивилизации находились в подчиненном положении и испытывали влияние Запада, то теперь ситуация меняется. Восточная интеллигенция решает для себя вопрос, каким образом взаимодействовать с Западом, не теряя национальной идентичности. Возникает идея мессианского призвания Востока (впервые высказана индийским мыслителем С. Вивеканандой (1863 -1902). Условия для осуществления этой идеи представились в 60-е гг., когда президент США Л. Джонсон повысил эмигрантские квоты на въезд в США из азиатских стран. В США сразу хлынул поток восточных эмигрантов, среди которых были и религиозные гуру (учителя), вдохновленные идеей
восточного мессианства.
  Впрочем, и ранее в США приезжали с лекциями пропагандисты восточных религий. Среди них, например, был один из главных специалистов по дзенбуддизму японский философ Дайсецу Судзуки (1877 -1966). На Западе понимание восточных религий претерпело существенные изменения, произошла их адаптация для западного сознания. Началась усиленная критика всех западных философских методов, связанных с рационализмом. В своей работе «Доказательство и интуиция в буддийской философии» Судзуки подверг резкой критике фундаментальные основы западной философии - дуализм, приверженность анализу, концептуальное оформление понятий. Западные и восточные подходы к философии и религии также противопоставлены в работах С. Радхакришнана (1888 -1975), К. Нисида (1870 -1945) и др.
  Традиционное европейское представление о развитии религий, предполагающее эволюционное развитие религиозных форм от низших к высшим, претерпевает кризис. Восточный менталитет не признает понятий эволюции и уникальности, истинности только одной религиозной традиции, на что претендует западное христианство. Появляется много работ, посвященных архаическим и новым религиям. Их авторы начинают рассматривать каждую религиозную традицию как уникальный феномен.
  В анализе древних религий появляется идея Deus absconditus (Бог прячущийся, таящийся). Согласно этой идее, в основе всех религий лежит единобожие, т. е. первоначально все человечество исповедовало единую монотеистическую религию. Потом постепенно представление о едином Боге уходит из центра религиозного сознания, а его место занимают многочисленные боги и духи-посредники. Все древние религии знали о существовании единого Бога, все мистериальные действия и культы были направлены на то, чтобы соединить человека с Первоисточником, т. е. единым Богом. Идея Deus absconditus противостоит эволюционной схеме, явив собой пример нового, инволюционного подхода в религиоведении XX в. (Э. Лэнг, Э. Эванс-Притчард).
  Западное религиозное сознание второй половины XX в. обладало ярко выраженным синкретизмом. Для философии религии возникла новая задача - развести подлинную религиозность и вторичные явления, существующие в русле новых религиозных движений. Религиоведение было вынуждено перестраиваться и превращаться в комплексную междисциплинарную науку, в которой, наряду с философскими, используются результаты из различных областей гуманитарного знания (истории, социологии, психологии, археологии, антропологии и др.).
  Вместе с тем не следует забывать, что изменения происходят не только в сфере наук, но и в культуре и мировоззрении. Человеческое сознание, как и культура, «обмирщается», теряет религиозные смыслы, дробится на множество элементов в потоке времени. Торжествует релятивизм: все относительно и нет высших, духовных ценностей.
  Все новые тенденции в культуре отражает и философия, которая по отношению к религии даже в ее отрицании имеет разные градации и типы. Наибольшего релятивизма достигает постмодернизм, который отрицает идею личности, философского субъекта. И само философское мышление, и религию, и традицию постмодернисты представляют своего рода игрой. Ясно, что в мире, лишенном субъекта веры и мысли, нет места религии.
  Другой вид релятивизма имеет более умеренный характер. Возьмем для примера аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса (1899 -1986) и его эссеистику. Борхес признает религиозные идеи и их значение в истории, культуре человечества. Он ищет метафизические смыслы, скрытые за религиозными образами. Однако смысл религиозных идей меняется в контексте других мировоззренческих координат. Так, в эссе «История вечности» Борхес рассуждает об образе вечности в неоплатонизме и христианстве. Он приходит к выводу, что все богословские идеи являются лишь отражением человеческого разума, а не высшей истины. Далее, Борхес делает интересное признание: «Подобно тому нечаянному и недалекому комедийному прозаику, сегодня мы все - номиналисты sans savoir [бессознательно. - франц.]: это необходимейшая предпосылка нашего мышления, благоприобретенная аксиома» [1, 88]. Иначе говоря, европейский человек XX в. потерял не только путь к религиозным истинам, но и понимание метафизического смысла своей жизни. Все слова и термины в его сознании - только производные его ума, а не вечные архетипы платонизма или христианства. Борхес
писал: «В моей убогой вечности уже нет ни Создателя, ни иного творца, ни архетипов» [1, 90]. Что же остается человеку, лишенному всех оснований в ином, неземном мире? Ему остается бесприютно скитаться в мире идейных зеркал и их отражений с тайной надеждой найти за чередой пустых смыслов хотя бы проблеск вечности, подобно Борхесу с его ощущением тихой ясной ночи, наполненной мягким свечением луны и деревенским запахом жимолости.
  Философия религии в истории западной мысли прошла огромный путь - от Демиурга Платона через Логос христианства до «экзистенциалов» М. Хайдеггера и «языковых игр» неопозитивистов, структуралистов и постмодернистов. Когда все идеи классической философии подвергнуты тотальной критике и переоценке, то, может быть, та простая интуиция вечности, о которой писал Борхес, и есть начало, с которого начнется новый философский путь к забытым истокам бытия?

  Литература
  1. Борхес X. Л. Письмена Бога. М., 1992.

  Часть II
  Концепции религии в русской философии

  Глава 1. Философия религии в России. Концепции религии в XVIII в.

  Философия религии в России, безусловно, имела и имеет отличия от западной философии религии. Однако такой известный, и, можно сказать, банальный факт при детальном рассмотрении оказывается не очень простым. Дело не только в разных типах религиозности и культуры, но сами мировоззренческие принципы, лежащие в основе религиозно-философского умозрения, имеют сложную структуру и историческую эволюцию.
  Чтобы найти путь к пониманию отечественной философии религии, следует обратиться к самым истокам, к древнерусскому периоду. Тогда, когда на Западе были основаны университеты[18 - В XII -XIII вв. в Европе были основаны университеты в Оксфорде, Кембридже, Париже, Болонье, Падуе, Неаполе, Риме; в Германии первый университет создан в 1386 г. - в Гейдельберге.] и начала развиваться схоластика, в средневековой Руси основой всей жизни и культуры была Церковь. Все вопросы, в том числе умственные (интеллектуальные), разрешались в рамках церковной жизни, которая включала полноценный и гармоничный мировоззренческий идеал. Этот идеал выражался не в книжном богословии, а в самом богослужении, годичном круге церковных служб, чтении апостольских посланий и Евангелия, духовном устроении человеческой души посредством поста, покаяния, молитвы, причастия. Таким образом, церковная жизнь была так организована, что в целом древнерусский человек не нуждался в рациональном обосновании христианских истин. Главные богословские понятия усваивались им, скорее, не посредством рациональных приемов, но в живом созерцании, которое
включало момент рационального познания только как часть его духовного опыта, причем не самую важную. Религия древнерусского человека была живым опытом сознания, тем, что его окружало и что органично входило в сферу его повседневной жизни. Христианская философия русского средневековья заключалась в том, что человек, причащаясь к божественному Откровению, стремился в несовершенном мире воплотить небесный идеал, т. е. был набор философем и философски значимых символов, отражавших религиозные идеалы в разных формах (храмы, богослужения, иконы, поучения и т. д.). На эту тему существует обширная литература (см., например, книгу В. И. Мартынова[19 - В. И. Мартынов пишет: «Неотделимость богословия от жизни и жизни от богословия есть закон иконосферы, и появление специального отдельного от жизни богословия надо рассматривать как следствие нарушения или некоего повреждения иконосферы <…> Отличительной особенностью иконосферы является ощущение освященности жизни, жизненного пространства и жизненного времени» (Мартынов В. И. Культура, иконосфера и богослужебное пение Московской Руси. М., 2000. С. 214).]),
но предмет «Философия религии» не требует подробно останавливаться на древнерусском периоде.
  Философия религии начинается там, где религия становится объектом рефлексии. Начало рационального осмысления религии можно найти уже в XVII -XVIII вв., когда произошел раскол русской жизни на две части - культуру религиозную и светскую (мирскую). Раскол Церкви в XVII в. впервые поставил вопрос об основах православной веры, к этому времени относятся первые апологетические произведения старообрядческих авторов, которые попытались обосновать и осмыслить христианские догматы. В. В. Зеньковский писал, что раскол «содействовал освобождению творческих сил, накопившихся в Церкви» [1, 55]. Однако полемика между сторонниками официальной Церкви и старообрядцами, включавшая творческий подход к осмыслению православного христианства, была прервана вмешательством со стороны государства и существенно не повлияла на дальнейшее развитие русской философской культуры.
  В XVIII в. в русской церковной культуре происходят значительные изменения. Под натиском прозападной светской культуры разрушается сама основа религиозного бытия, сложившаяся в предшествующий период, а на первый план выходит рационально-богословская надстройка, которая для многих становится основным содержанием религии. Появляется необходимость писать о религии, философствовать о христианстве. Огромная часть образованного общества оказывается захвачена масонскими идеями и мистическими настроениями. В церковной среде возник вопрос о необходимости сохранить традицию в сложных условиях XVIII в. В этой связи символической фигурой для XVHI в. является святитель Тихон Задонский (1724 -1783). Он обращается к наследию Святых Отцов и черпает из него мудрость, но пытается говорить об этом новым языком XVIII в., понятным для его современников.
  Тихон (в миру Тимофей Савельевич Соколов) родился в семье псаломщика, в 16 лет поступил в Нижегородскую духовную семинарию, где затем преподавал греческий язык и был ректором; в 1761 г. (в возрасте 37 лет) хиротонисан во епископа Кексгольмского, с 1763 г. - епископ Воронежский; с 1767 г. и до конца жизни (т. е. 16 лет) жил на покое в Задонском монастыре. Из Отцов Церкви свт. Тихон больше всего любил преп. Макария Египетского, святителя Иоанна Златоуста и блаженного Августина. В то же время он знал и любил современных ему западных духовных писателей. В целом, это был человек новой, послепетровской эпохи, однако его ведущим настроением была боль за погибающий в неверии мир и ревность о спасении своей паствы. По словам прот. Г. Флоровского, свт. Тихон «писал для этого мира, свидетельствовал о Спасителе погибающему миру, и не ищущему спасения. Это был апостольский отклик на безумие вольнодумного века» [2, 124].
  Главное произведение свт. Тихона - «Об истинном христианстве», которое является опытом живого богословия, а не схоластическим трактатом. В этом объемном труде представлена не рационально-догматическая система, но мистико-аскетическое учение. Свт. Тихон в соответствии с учением Отцов Церкви, писал о «евангельской» или «христианской философии», противопоставляя ее «внешнему любомудрию» и языческой мудрости.
  Для христианина все в этом мире символично и связано с духовным началом. Символы даны сознанию человека для того, чтобы понимать сокровенный смысл, заключенный в жизненных явлениях.
  Свт. Тихон учил, что «христианская премудрость есть Христос, Сын Божий», а «христианин препростый, который научен догматам святыя веры, далеко мудрейший есть паче Платона и Аристотеля и прочих языческих мудрецов» [4, 393]. Через постижение мистического смысла явлений христианину следует стремиться к преображению жизни. Таким образом, в размышлениях свт. Тихона Задонского принципы рационального мышления имели прикладное значение в постижении христианских истин.
  Свт. Тихон, с одной стороны, опирался на святоотеческое наследие, а с другой - искал для него новые формы. Отсюда его противоречивость: повторяя в чем-то Отцов Церкви, свт. Тихон рисковал быть банальным и неоригинальным, а для создания новых форм, адекватных выражению мистико-аскетического опыта, у него не было терминологии и понятийного аппарата. В результате русским мыслителям на долгий срок пришлось пойти на выучку к Западу. Святоотеческая же традиция в России стала основой для будущей оригинальной русской философии, но перерасти во что-то большее пока не имела возможностей.
  Творения свт. Тихона не выходят за рамки проповеди в философско-богословской форме. О его проповедническом даре писали: «Прекрасно зная тексты Священного Писания и Отцов Церкви, он владел искусством соединять церковный догмат с практическим поучением. Немногословность и ясность мысли делали его проповеди понятными даже самому темному крестьянину» [3, 30]. Будучи выдающимся проповедником, свт. Тихон не стал оригинальным философским автором. Основой его богомыслия было только Священное Писание.
  Несмотря на пример свт. Тихона Задонского, следует сказать, что святоотеческая традиция в основном сохранялась не в индивидуальном творчестве, а в монастырях, т. е. там, где принципы духовности, завещанные Святыми Отцами, чтили и воплощали в конкретной жизни. Большую роль в этой сфере сыграл преподобный ПАИСИЙ ВЕЛИЧКОВСКИЙ (1722 -1794). Он организовал работу по переводу святоотеческих книг в Нямецком монастыре (Молдавия). Его ученики разошлись по всей России, с ними связано возрождение отечественного монашества, формирование центра старчества в Оптиной пустыни и многие другие явления. Конечно, влияние преп. Паисия было велико и на Афоне, и в Молдавии, но его воздействие на сохранение святоотеческого наследия в России несоизмеримо ни с каким другим. Принципами перевода преп. Паисия были точность и соответствие духу подлинника. Профессор А. И. Яцимирский в своей книге «Возрождение византийско-болгарского мистицизма и славяно-аскетической литературы в XVIII в.» (Харьков, 1905) перечислил 44 рукописи, написанные самим преп. Паисием. Среди переведенных авторов: преподобные Антоний Великий, Григорий
Синаит, авва Дорофей, Исаак Сирин, Иоанн Синайский, Макарий Египетский, Марк Подвижник, Никита Стифат, Петр Дамаскин, Симеон Новый Богослов, Симеон Солунский, Иосиф Вриенний, свт. Марк Ефесский, свт. Григорий Палама, еп. Фотикийский Диадох, Дионисий Ареопагит и др., множество сборников с выписками разных авторов. Возникает вопрос: какое это имеет отношение к философии религии? Дело в том, что идеал духовной целостности и духовного устремления человека, воссозданный на основе святоотеческого наследия преп. Паисием для монашеского общежития, перешел в русскую церковную культуру, а некоторое время спустя стал влиять на религиозно-философскую мысль (славянофилы, Ф. М. Достоевский, К. Н. Леонтьев и др.). Чтобы понять, о каком идеале идет в данном случае речь, процитируем отрывок из книги преп. Паисия «Об умной молитве»: «Из этих свидетельств [св. Отцов] явствует, что Бог, создав человека по образу Своему и подобию, ввел его в рай сладости, делать сады бессмертные, то есть мысли Божественные, чистейшие, высочайшие и совершенные, по святому Григорию Богослову. И это есть не что иное, как только то, чтобы он,
как чистый душою и сердцем, пребывал в зрительной, одним умом священнодействуемой, благодатной молитве, то есть в сладчайшем видении Бога, и мужественно, как зеницу ока, хранил ее, как дело райское, чтобы она никогда в душе и сердце не умалялась» [5, 312].
  Первым оригинальным философским автором XVIII в. в России был современник преп. Паисия, украинский мыслитель Григорий Саввич Сковорода (1722 -1794). Он родился в семье простого казака в Полтавской губернии. В 28 лет закончил Киевскую духовную академию. Много путешествовал, некоторое время преподавал в Харьковском коллегиуме (в 1759 -1765 гг., с перерывами), был домашним учителем у богатого помещика, в последние 30 лет жизни странствовал с мешком за плечами, часто гостил у многочисленных друзей. В период странствий и написано большинство философских сочинений Г. Сковороды. Он хорошо знал и владел латинским, греческим, еврейским и немецким языками. Большое влияние на него оказали античные авторы. Сковорода хорошо знал Платона, Аристотеля, Эпикура, Плутарха, Сенеку. Он также изучал Отцов Церкви - прежде всего Дионисия Ареопагита, преп. Максима Исповедника и Григория Богослова. Все эти знания отразились на характере его философии, которая по отношению к святоотеческой традиции стоит особняком. Сковорода в языке и стиле своих сочинений исключительно оригинален, он ищет индивидуального самовыражения и не
связан напрямую ни с какой философской или богословской традицией, являя пример внутренней свободы.
  Если выразить философию Сковороды одним определением, то можно сказать о ее сущности: «религиозное самопознание». Не зря Сковорода так часто вспоминал античное выражение: «Познай самого себя». Ко всему прочему, почти все философские сочинения Г. Сковороды имеют диалогическую форму, т. е. в них поиск истины идет в процессе диалога между разными лицами. Философский опыт Сковороды есть сочетание религиозного сознания, требующего творческого самовыражения, и свободы мысли. Так, В. В. Зеньковский назвал Сковороду «свободным церковным мыслителем». В этой свободе мысли и заключается альтернатива святоотеческой традиции. Поясню эту мысль цитатой. Если свт. Тихон писал о христианской философии, основанной только на Евангелии, то Г. Сковорода заявлял: «Не заключайте боговедения в тесноте палестинской. Доходят к Богу и волхвы, сиречь философы. Единый Бог иудеев и язычников, единая и премудрость. Не весь Израиль мудр. Не все и язычники тьма. Познал Господь сущих Его. Собирает со всех четырех ветров» [6, 293]. Эта открытость к всемирной мудрости стала характерной для отечественной философии религии в последующий
период XIX - начала XX в. Философская мысль в России, испытывая многочисленные влияния, стремилась усвоить и переработать их в нечто цельное. В общем, это и пытался сделать Г. Сковорода, для которого духовным идеалом мудрости являлась Библия.
  В свете библейского Откровения и личных религиозных переживаний Сковорода оценивает мир и человека. Он создает учение о двух натурах (природах) мира. Как писал Сковорода в книге «Начальная дверь к христианскому добронравию»: «Весь мир состоит из двух натур: одна - видимая, другая - невидимая. Видимая натура называется тварь, а невидимая - Бог» [6, 113]. Так Сковорода формулирует метафизическое видение мира. Его религиозная метафизика накладывает печать и на все остальные его идеи.
  В познании Сковорода различает «познание в Боге» и познание внешнего бытия. Так, и в человеке он видел двойственность: телесно-психическую жизнь и духовное бытие. В духовном ведении открывается ему «истинный человек», который скрыт за маской, внешней наружностью. Сковорода учил, что есть тело не только земное, но и духовное тайное, сокровенное, вечное. В первом своем диалоге «Наркисс» он утверждал, что эмпирический человек есть «тень» истинного человека. Для Сковороды познать в себе истинного человека означает познать («уразуметь») Бога. Богопознание совпадает с самопознанием, т. к. источником всякого бытия является Бог. Сковорода писал, что божественная «невидимая сила все исполняет и всем владеет» [6, 132].
  Философию Сковороды исследователи толковали по-разному: одни видели в ней морализм, другие - антропологию, третьи - метафизику. Все толкования были вызваны стремлением понять Сковороду в контексте классической западноевропейской философской традиции. В философии же Сковороды нет деления на области философского знания, а есть цельность мышления, еще не определившегося до конца, во многом интуитивного. Справедливо выделяли как характерную черту в философии Сковороды символизм. Можно только добавить, что это библейский символизм, от которого Сковорода движется к философии, но не уходит в нее целиком. Такое положение объяснимо тем, что идеалом для Сковороды служит не абстрактная философия, а Библия как символический мир. Рассмотрим религиозно-символическую метафизику Сковороды на конкретных примерах.
  В сочинении «Книжечка о чтении Священного Писания» Сковорода дал такое определение: «Библия есть мысли Божий, сие есть сердце вечное, а сердце вечное есть-то человек вечный» [7, 57]. В этой фразе наглядно представлена религиозная мысль Сковороды в ее целостности: Библия, Бог, сердце, человек. Все четыре образа так тесно связаны в мировоззрении Сковороды, что не представляется возможным разделить их на этику, антропологию, метафизику. Более того, то, что называют морализмом Сковороды, есть всего лишь индивидуалистическое толкование того идеала духовного устроения, который уже был в творениях Святых Отцов. Сковорода только перевел их мысли на современный ему язык, отчего они стали выглядеть чересчур моралистичными. На самом деле этику Сковороды нельзя рассматривать в отрыве от его метафизики и антропологии. Человек покоряется не этическому закону, а «тайному закону» духовной жизни, и эта покорность есть не средство для праведной жизни, а путь в Царствие Божие. Сковорода постоянно подчеркивал, что необходимо освободится от плена миру, от эмпирической сферы бытия, духовно преобразиться. Преодоление
призрачного мира, в котором царствует зло, и преображение человеческой души - главные цели, определяющие размышления Сковороды и во многом близкие к подобным рассуждениям в святоотеческой литературе. Вместе с тем Сковорода наметил и другой путь, в той или иной мере характерный для дальнейшей русской религиозной философии, - своеобразный религиозный индивидуализм в рамках церковной традиции. Чтобы было понятно, о чем идет речь, остановимся подробнее на одном из сочинений Сковороды.
  Сочинение «Диалог. Потоп Змиин» относится к числу поздних произведений Сковороды. Рукопись с дарственной другу Михаилу Ковалинскому датирована автором 1791 г. и опубликована впервые в 1912 г. Однако в авторском списке произведений 1790 г. сочинение уже значится под названием «Диалог. Душа и Нетленный дух». Это говорит о том, что в 1791 г. Сковорода сделал новую редакцию ранее написанного текста. Диалог интересен тем, что Сковорода резюмирует в нем свои основные философские идеи, причем в достаточно ясной форме (в отличие от ранних диалогов). Содержание сочинения - диалог между Душой и Нетленным духом. Название сочинения подразумевает библейский образ - змия (или дракона) из Апокалипсиса (12. 13 -17). Дракон преследовал женщину, которая родила младенца, и выпустил из пасти воду, чтобы потопить их[20 - «И пустил змий из пасти своей в след жены воду как реку, дабы увлечь ее рекою. Но земля помогла жене и разверзла земля уста свои, и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей» (Откр. 12. 15 -16).]. Образ змия важен для понимания Сковородой Библии, которую он толкует аллегорически и
символически. В начале диалога Сковорода от имени Нетленного духа различает три мира - макрокосм («всеобщий» мир), микрокосм (человек, человеческий мир) и символический мир Библии. Третий мир дает знание о первых двух. Сковорода пишет: «А Библия есть символический мир, затем что в ней собраны небесных, земных и преисподних тварей фигуры, дабы они были монументами, ведущими мысль нашу в понятие вечной натуры, утаенной в тленной так, как рисунок в красках своих» [7, 148].
  Что мы видим в рассуждениях Г. Сковороды? Автор не пользуется для объяснения библейских образов святоотеческими творениями или богословскими произведениями. Его мысль основана на личной интуиции. В интерпретации Сковородой библейских образов есть элементы своеобразного платонизма, поскольку «фигуры тварей» очень напоминают эйдосы Платона. Богословие переходит в религиозную философию. В этом положении заключаются основные творческие импульсы, которые двигали развитие русской религиозной философии.
  Христианский платонизм не тождественен языческому платонизму, а есть его интерпретация. Это хорошо видно из того, как Г. Сковорода применяет идеи Платона к своему учению о двух натурах. В диалоге «Потоп Змиин» он пишет: «Все три мира состоят из двух едино составляющих естеств, называемых материя и форма. Сии формы у Платона называются идеи, сиречь видения, виды, образы. Они суть первородные миры нерукотворенные, тайные веревки, преходящую сень, или материю, содержащие» [7, 151]. Так Сковорода сознательно выбирает платонизм как основу для собственной философии, хотя сам учился в Киевской духовной академии, где преподавали по польско-латинским учебникам западного образца, ориентированным на схоластику аристотелевского типа. Платонизм стал одной из составных частей русской философии. Среди историков философии есть даже мнение, что история русской философии есть история русского платонизма[21 - Например, см. книгу: Абрамов А. И. Сборник научных трудов по истории русской философии. М., 2005.]. Вероятно, не стоит так абсолютизировать, но можно согласиться, что платонизм является одним из магистральных
направлений русской мысли.
  Христианская философия в России, начиная со Сковороды, становится реальностью, воплощаясь в неординарных, непривычных для западного мышления формах. Сковорода больше ищет, чем находит. Для него важен поиск истины, а не рациональные выводы. Мир божественного бытия надолго стал основной темой для размышлений русских мыслителей. Русская философская мысль отталкивается от религии и возвращается к ней. В философии Сковороды потенциально заложены элементы, которые затем получили развитие в религиозно-философских учениях русских мыслителей.

  Литература
  1. Зеньковский В. В. История русской философии. М., 2001.
  2. Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991.
  3. История Русской Церкви. М., 1997. Т. 8 (2): Смолич И. К. История Русской Церкви, 1700 -1917. Ч. 2. 4.Тихон Задонский. Об истинном христианстве // Творения Тихона Задонского. Изд. 5-е. М., 1889. Т. 3.
  5. Паисий Величковский. Об умной молитве// Четвериков С, прот. Правда христианства. М., 1998.
  6. Сковорода Г. С. Соч. в 2 т. М., 1973. Т. 1.
  7. Сковорода Г. С. Соч. в 2 т. М., 1973. Т. 2.

  Глава 2. Славянофилы

  Существует множество интерпретаций, относящихся как в целом к славянофильству, так и к отдельным его представителям (от апологетических, до крайне критических). В сфере нашего исследования нет необходимости решать вопрос о философской или общественно-политической значимости славянофильства. Нужно лишь попытаться ответить на вопрос: в чем заключалась их философия религии? Ответ может быть такой: философия религии у славянофилов основана на православном вероучении и святоотеческой традиции.
  Самой яркой фигурой раннего славянофильства был Алексей Степанович Хомяков (1804 -1860). Он был богословски образован, хорошо знал творения Святых Отцов. Из святоотеческого учения он воспринял сам дух, но ни в коем случае не подражал и не повторял Святых Отцов, а свободно мыслил, опираясь на их духовный опыт. Он взял за основу для философии идеал Церкви, его творчество насквозь проникнуто церковным сознанием. Церковь для Хомякова - это целостный организм и такая реальность, в приобщении к которой личность обретает подлинную глубину.
  Основным произведением Хомякова о Церкви является брошюра «Церковь одна» (впервые опубликована в 1864 г.). Основная идея Хомякова - единство Церкви, ее соборность. Но это не есть простое земное единство. По Хомякову, Церковь есть «единство Божией благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати» [2, 5]. Поэтому Церковь не изменяется по сущности и сохраняет единство, но проявляется во времени и имеет разные формы проявления, т. е. есть Церковь видимая и невидимая. Признаки Церкви - святость и неизменность. В Церкви живет дух истины, все ее члены связаны духом любви. Все стороны человеческой жизни имеют смысл в связи с Церковью, в том числе и философия познания. По мнению Хомякова, знание должно быть христианским:
  «Христианское же знанье не есть дело разума пытающего, а веры благодатной и живой» [2, 9]. Вообще соотношение веры и разума принципиально важно для философии Хомякова. Вера противоречит рассудку, но не разуму. Определяя сущность веры, Хомяков писал, что она «не есть акт одного разума, но всех сил ума, охваченного и плененного до последней его глубины живою истиною откровенного факта. Вера не только мыслится или чувствуется, но и мыслится, и чувствуется вместе; словом - она не одно познание, но сразу познание и жизнь» [2, 50]. Таким образом, по мнению Хомякова, вера есть функция целостного разума. Знание веры Хомяков называл «живым знанием», т. к. оно проникнуто жизнью и требует постоянной духовной цельности человека. Отсюда и вся критика западного рационализма, которую нередко считают главной в учении славянофилов, тогда как она носит скорее второстепенный характер и вытекает из идеи духовной цельности. Акты «живого знания» и есть, по сути, акты веры, от которых начинается путь к всецелому разуму. Иерархия познания, по Хомякову, выглядит так: 1) вера (начало), «живознание» (внутреннее знание); 2)
работа воли и рассудка (продолжение); 3) всецелый разум (завершение).
  Хомяков полагал, что «разум жив восприятием явления в вере». Разум в стадии «живого знания» еще не отделен от воли и от объекта, его «непроявленного первоначала», т. е. Хомяков предлагал религиозный онтологизм в понимании человеческого знания. Этот онтологизм есть та идея, которую затем очень активно будут развивать русские мыслители.
  Онтология (учение о бытии) Хомякова в какой-то мере имеет связь с распространением и влиянием философии Гегеля в России. Исследователи в этом вопросе придерживаются двух противоположных мнений: одни считают, что Хомяков критиковал Гегеля и через критику пришел к своим оригинальным идеям, другие видят в учении Хомякова заимствование или корректировку философии Гегеля. Вопрос действительно сложный. Возможно, у Хомякова есть и то и другое. Сложность заключается в том, что у Хомякова при отсутствии системы философское раскрытие проблемы часто не связано с богословским. Несмотря на то, что богословие Хомякова ориентировано на православно-церковную точку зрения, оно, тем не менее, оказалось предметом критики - мыслителя порой обвиняли в протестантизме и прозападном рационализме. Для оценки идей Хомякова, относящихся к онтологии, чаще всего берут его «Второе письмо о философии к Ю. Ф. Самарину». В этом письме Хомяков ввел главную категорию своей философии - категорию «водящего разума», подразумевая под этим Бога. «Болящий разум» есть «начало явления», источник мира явлений. Воля соотносима со свободой в
мире. Хомяков писал: «Свобода в положительном проявлении силы есть воля». Необходимость есть видимость внешнего мира, а сущностью всего является воля. Таким образом, Хомяков, имея в качестве предпосылки своей философии идею Бога, строит религиозную метафизику, основными принципами которой были свобода и воля. Для Хомякова в основе мира лежит не Абсолютный Дух, а «волящий Бог», сотворивший из ничего небо и землю.
  Из метафизики свободы понятна и философия истории Хомякова, которая систематизирована в объемном труде «Записки о всемирной истории» («Семирамида»). В противовес историческому фатализму Гегеля в его «Философии истории», Хомяков создает концепцию, согласно которой история развивается под воздействием свободы и необходимости. Эти два принципа олицетворяют два культурно-исторических типа - иранский и кушитский. Первый тип воплощает свободу, второй - необходимость. Однако оба принципа не проявляются в истории непосредственно, а опосредованно - через религию. Хомяков разрабатывал религиозную философию истории, основная идея которой - Бог и Его проявление в истории. Религия связана с нравственными или умственными началами и проявляется в мышлении и сознании. По мнению Хомякова, вера, «крайний предел всего мышления человеческого», организует и составляет сущность духовной жизни человечества.
  В статье «Об общественном воспитании в России» (1856) A. C. Хомяков также выделял просвещение или воспитание общества в качестве одной из главных целей славянофилов. Он считал, что для России внутренней задачей является появление общества христианского. Что для этого необходимо? Хомяков считал, что, прежде всего, нужна преемственность поколений.
  Внутренняя духовная цельность предполагает, что просвещение не должно отрицать ценности предшествующего периода. Иначе может возникнуть душевная раздвоенность, вызванная противоборством идеалов. С точки зрения Хомякова, реформы Петра I носили негативный характер, поскольку вызвали разрыв между русским народом и его родной культурой. Просвещение же должно соответствовать характеру народа, его религиозным и нравственным законам.
  Вся философия Хомякова есть апология христианства, Православной Церкви. Она есть некий эскиз философской системы, предназначенный для выражения православной истины.
  Чтобы рассмотреть учение славянофилов более всесторонне, следует обратиться к творчеству единомышленника Хомякова Ивана Васильевича Киреевского (1806 -1856). Киреевский мечтал о создании в России такой философии, которая была бы «соединением двух противоположных концов человеческой мысли: того, где она сопрягается с высшими вопросами веры, и того, где она прикасается развитию наук и внешней образованности» [3, 253]. В чем же Киреевский видел основу для такой философии? В первую очередь он ориентировался на творения Св. Отцов, но в то же время признавал, что «возобновить философию Св. Отцов в том виде, как она была в их время, невозможно» [3, 254]. Отсюда, Киреевский формулирует цель: искать синтез святоотеческой традиции с современным просвещением, создать православное просвещение и христианскую философию.
  Киреевский идет в своих рассуждениях от противоположного - критикует Запад за его рационализм. Один из первых текстов Киреевского, с которым обычно связывают рождение славянофильства - статья «В ответ A. C. Хомякову» (1839, ответ на статью Хомякова «О старом и новом»). В этой статье сформулировано принципиальное различие между Россией и Западом, которое Киреевский видел в «особенных видах христианства, в особенном направлении просвещения, в особенном смысле частного и народного быта» [3, 5]. Особенностями Запада являлись индивидуализм, рационализм, понятие юридического автономного существования. «Каждый индивидуум - частный человек, рыцарь, князь или город внутри своих прав есть лицо самовластное, неограниченное, само себе дающее законы»
  [3, 9]. Рационализм, по мнению Киреевского, сложился на Западе вследствие отпадения Католической Церкви от Вселенской (Православной) Церкви. Логическое начало проникло в основание Церкви, и принципы вероучения стали доказывать в западной схоластике путем силлогизмов. Вера, логически доказанная, уже есть не живая, а формальная вера. Схоластическое развитие католицизма привело к тому, что, в конце концов, разум восторжествовал над верой, и в результате сложился особый тип рационального мышления и внерелигиозной культуры.
  Главные тексты, в которых выражен религиозно-философский идеал Киреевского - это статьи «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России» (1852) и «О необходимости и возможности новых начал для философии» (1856). И в той и в другой статье Киреевский защищал идеал духовной целостности человека. В Европе произошло «распадение разума» и над духом возобладала рассудочность. Рассудочное направление на Западе оформилось в виде схоластики, т. е. в стремлении к наукообразному богословию. Как полагал Киреевский, «схоластика сковала свою веру с своим тесным разумением науки» [3, 179]. Все же последующее развитие западной философии есть продолжение рассудочного направления, доведенное до крайних пределов рационализма в учениях Канта, Шеллинга, Гегеля и других немецких мыслителей.
  Православный Восток, считал Киреевский, принципиально отличается от Запада самим способом богословско-философского мышления. «Восточные мыслители, - доказывал Киреевский, - заботятся, прежде всего, о правильности внутреннего состояния мыслящего духа, западные - более о внешней связи понятий» [3, 186]. Умственные силы должны быть связаны в некую совокупность и определяться духовным центром человека. Как и Св. Отцы, Киреевский в данном случае использовал понятие духовного, внутреннего сердца (см. у ап. Петра - «сокровенный сердца человек»). В подтверждение своего взгляда он говорил, что русский человек каждое дело связывает «с высшими понятиями ума и глубочайшим средоточием сердца» [3, 200]. В конце статьи о характере просвещения в Европе, Киреевский делал вывод о том, что начала религиозной жизни, хранимые в Православии, и понятие цельности бытия должны стать основой просвещения нового, более высокого типа, чем европейское.
  Большое значение имеет статья, напечатанная в последний год жизни Киреевского - «О необходимости и возможности новых начал для философии». Философия на Западе исчерпала возможности для дальнейшего плодотворного развития, и поэтому, как полагал Киреевский, необходимо искать «новые начала». На Западе рационалистическое направление прошло три этапа: 1) схоластическая философия внутри веры; 2) реформация внутри веры; 3) философия вне веры. Киреевский же хотел найти идеал, гармонично сочетающий философию с верой. На Западе зародыш такого идеала Киреевский видел в «Мыслях» Паскаля. Начало же рассудочной философии он находил в идеях Аристотеля, которые разорвали цельность умственного самосознания. Чтобы вернуться к цельности мысли, по Киреевскому, следовало бы сделать так, чтобы истина Откровения подчинила себе разум. Эта истина «должна в общем сознании стоять выше других истин» [3, 237]. Разум не должен сводиться к одной логической способности, а стремиться собрать все отдельные силы ума для цельного умозрения. В рассуждениях Киреевского содержится явное указание на мысли Святых Отцов об аскетическом
очищении души и молитве как средствах богопознания. Философия, о которой писал Киреевский, - это не научная дисциплина, а особая сфера человеческого самосознания и богопознания. Как утверждал Киреевский, «философия не есть одна из наук и не есть вера», а «общий итог и общее основание всех наук и проводник мысли между ними и верою» [3, 253].
  Кроме Хомякова и Киреевского, был еще ряд выдающихся славянофилов - братья К. С. и И. С. Аксаковы, Ю. Ф. Самарин. Однако из них только ЮРИЙ ФЕДОРОВИЧ САМАРИН (1819 -1876) проявил интерес к философским проблемам религии. Уже в конце жизни он познакомился с теорией религии немецкого ученого М. Мюллера и написал две статьи «По поводу сочинения Макса Мюллера по истории религии» (1876). Возражения Самарина сводились к следующему: основой религии является личный опыт, понятие Бога рождается из непосредственного ощущения, которое есть предпосылка Откровения; высокое значение и призвание человека зависят от Промысла и Всемогущего Существа, придающего человеческой жизни разумный смысл. Если М. Мюллер полагал, что первоначальная древняя религия была политеистической и только затем постепенно стала монотеистической, то Самарин со своей концепцией личного религиозного опыта опровергал эволюционное понимание религии.
  Главный вопрос для темы «Философия религии» - какую роль сыграли славянофилы в формировании русской религиозно-философской мысли? Для ответа на него следует вспомнить общую идейную ситуацию в России середины XIX века. В царствование Александра I, особенно после наполеоновских войн, Россия испытала очередное сильное влияние западных идей, в том числе и философских. Увлечение Шеллингом, затем Гегелем, привлекательность стройных и логически законченных систем поставили проблему: возможна ли самобытная русская философия? С другой стороны, усилилось католическое и протестантское влияние, что заставляло искать средства защиты для православия и обосновывать самобытность русской религиозной традиции. Именно сочетание этих религиозных и философских факторов объясняет появление и сущность славянофильства. Россия остро нуждалась в самоидентификации по отношению к Западной Европе, и славянофилы предложили свой вариант такой идентификации.
  Однако не следует забывать, что раньше славянофилов к теме России обратился Петр Яковлевич Чаадаев (1794 -1856). «Философическое письмо» Чаадаева было напечатано в журнале «Телескоп» в 1836 г., тогда же Хомяков написал в виде полемического ответа статью «Несколько слов о философическом письме» (впервые опубликовано в 1986 г.), а известная статья Хомякова «О старом и новом», положившая начало славянофильскому движению, относится к 1839 г. Сопоставление всех этих фактов позволяет утверждать, что Чаадаев своими идеями дал сильный импульс развитию славянофильства. Чаадаев был выдающимся мыслителем и вдумчивым критиком славянофильства. Стоит отметить, что и в дальнейшем русская религиозно-философская мысль особенно успешно развивалась в условиях полемической борьбы и критики. В основе взглядов Чаадаева, как и у славянофилов, лежала религиозная идея. Это обстоятельство является особенно важным и интересным для рассмотрения различий между Чаадаевым и славянофилами.
  Главной идеей, характерной для мировоззрения Чаадаева, была идея христианского прогресса, установления Царствия Божия на земле. В исторической, внешней стороне христианства Чаадаев видел смысл и назначение христианской религии. Отсюда его высокая оценка западного христианства, Католической Церкви и критическое отношение к России и Православию. Чаадаев пытается ответить на вопрос, почему Провидение предназначило Европе играть ведущую роль в мировой истории, а России - остаться на периферии. Чаадаев осознанно европоцентричен, его историософия полностью противоположна славянофильской философии истории. Вместе с тем, как и славянофилы, Чаадаев видел в России ее особое религиозное и национальное начало, отличное от западного. Он не предлагал полностью подчинить Россию иностранному влиянию. В «Апологии сумасшедшего» Чаадаев даже признал, что Россия имеет особую историческую миссию.
  Хомяков же, возражая Чаадаеву, считал неверным само понимание христианства как внешней, исторической силы. Он писал, что «сущность религии есть неизменный во веки дух света, приникающий все формы земные» [1, 450]. Иначе говоря, сущность религии - в Откровении и просвещении людей, а не в воздействии на историческую действительность. Чаадаев идет от истории к пониманию религии, а Хомяков, исходя из религии, понимает историю народов, просвещенных одной истиной. По его мнению, нет народов более или менее христианских, больше или меньше служащих целям Провидения. Хомяков полагал: «Религия есть одно солнце, один свет для всех; но равно благодетельные лучи его не равно разливаются по земному шару, а соответственно общему закону вселенной. Согласуясь с климатом природы, у нас холоднее и климат идей, с крепостью тела у нас могут быть прочнее и силы души» [1, 454].
  Религия для славянофилов есть центр исторического бытия. Она воспитывает человечество, и в этом состоит ее назначение и историческая функция. Чаадаев же в основном уделял внимание социальной функции Церкви, тесно связанной с культурным и идейным творчеством. Так были заложены две парадигмы, которые дальше развивались в истории русской мысли и боролись между собой. Религиозно-философское значение этих парадигм далеко выходит за рамки славянофильского и западнического течений. Их своеобразный синтез, например, можно увидеть в философии Вл. Соловьева. К тому же и взгляды самих славянофилов не так просты и однозначны. Например, в статье «О старом и новом» Хомяков критиковал разные стороны древнерусской жизни и давал высокую оценку политике Петра I. Он далек от апологии старой Руси. В чем же Хомяков видел общественный идеал Древней Руси? Его ответ прост: в христианстве, в Церкви. Однако это идеал, а не действительность. Хомяков уточнял: «Конечно, все истины, всякое начало добра, жизни и любви находилось в церкви, но в церкви возможной, в церкви просвещенной и торжествующей над земными началами. Оно не
была таковой ни в какое время и ни в какой земле» [1, 463].
  Согласно Хомякову, есть Церковь невидимая и есть Ее видимое проявление. Одно не тождественно другому. Есть высокий идеал и Глава Церкви - Христос, а есть Церковь в плену исторических и национальных условий. Однако это не противоречие, а единство, открытое только глубоко религиозной душе.
  Ориентация на церковное вероучение и святоотеческое наследие не предполагала с необходимостью создание философских учений или систем. Однако Хомяков и Киреевский, переосмысливая западноевропейские идеи, сделали первые шаги по созданию оригинальной русской философии. Кроме того, в XIX в. оригинальные онтологические и гносеологические идеи появились в русских духовных академиях, в которых была продолжена традиция русского платонизма и освоена, критически переработана западная философия Нового времени. Иначе говоря, в духовных академиях попытались соединить христианское Откровение и философский разум.

  Литература
  1. Хомяков А. С. Соч. в 2 т. М., 1994. Т. 1.
  2. Хомяков А. С. Соч. в 2 т. М., 1994. Т. 2.
  3. Киреевский И. В. Разум на пути к истине. М., 2002.
  4. Чаадаев П. Я. Полное собрание сочинений и избранные письма. М., 1991. Т. 1 -2.

  Глава 3. Философия религии в духовных академиях XIX в.

  Все, что было сказано в первых двух главах о русской религиозно-философской мысли, можно рассматривать как своеобразное вступление к основной теме. Философия религии как дисциплина или научное направление оформляется в русских духовных академиях. Профессора духовных академий создают концепции, основанные на синтезе церковной традиции и переосмысленных западных философских идей. Первым в этом ряду стоит профессор Московской духовной академии (МДА) Федор Александрович Голубинский (1797 -1854). Выпускник Костромской духовной семинарии, в 1814 г. он поступил в МДА, с которой оказалась связана остальная часть его жизни. В 1828 г. Голубинский принял сан священника, до конца жизни преподавал философию в МДА. Посмертно были изданы записи его лекций - «Лекции философии» (М., 1884) в четырех выпусках.
  Голубинский отличался широкой философской эрудицией, хорошо знал труды Канта, Шеллинга и Якоби. Он стремился согласовать принципы философского разума с религиозным мировоззрением, для чего выдвинул идею Бесконечного Бытия. Фактически у Голубинского речь идет здесь об идее Бога, но на философском языке эта идея описывается как Бесконечное Бытие. Голубинский развивал метафизику, согласно которой человеку свойственно мыслить, восходя от конечного к Бесконечному, от условного к Безусловному. Таким образом, философия религии в России становится неразрывно связанной с метафизическими идеями. Голубинский, критикуя философию Канта[22 - «Посему Кант и не выдержал своей проблемы. Его Метафизика есть только искомое - desideratum, коего он ни с одной стороны не выполнил. <…> Что же касается до учения о сущности вещей, то в сем отношении он ничего не сделал кроме того, что разрушил все созданное до него и совершенно отнял надежду иметь понятие о вещах выше чувственных» (Голубинский Ф. А. Лекции по философии и умозрительной психологии. СПб., 2006. С. 98).], предложил свою метафизику, в которой утверждается:

  1) истинное «живое» познание, 2) мир как живое целое. Так, от Сковороды через славянофилов до Голубинского можно видеть единую философскую линию развития, в соответствии с которой формируется основное содержание религиозно-философского умозрения. Сам стиль философского мышления в России предполагал тесное слияние религиозной мысли и философствования о религии, их нераздельность.
  Ярким представителем духовно-академической философии был Памфил Данилович Юркевич (1827 -1874), сначала профессор Киевской духовной академии, а с 1861 г. - профессор Московского университета. В Киевской духовной академии он был учеником архимандрита Феофана (Авсенева), а в Московском университете в свою очередь стал учителем Вл. Соловьева. В чем состояли основные принципы его мировоззрения? Прежде всего, следует отметить, что Юркевич был и философ, и богослов. Философия и богословие тесно переплетены в работах Юркевича, одно влияет на другое. Далее, важно отметить то, что Юркевич продолжил традицию христианского платонизма, сформировавшуюся в духовных академиях. Он переосмыслил платонизм в личностно-религиозное понимание Абсолюта. Религия для Юркевича стала связующим звеном в философских построениях.
  Очень ярко христианский платонизм выражен в статье Юркевича «Идея» (1859), в которой автор показал связь идей Платона с духовной жизнью человека. Юркевич писал, что если для философии «идея есть источник, основа, закон и тип являющейся действительности, то в этом направлении она пытается уяснить и обосновать то миросозерцание, которого зачатки находятся во всякой человеческой душе и которое необходимо предполагается религиозною и нравственною жизнию человечества» [2, 15]. Платонизм позволяет Юркевичу показать, как человеческая душа устремлена к Богу и вечности, как знание может быть согласовано с верой. Такое согласование продемонстрировано, например, в статье «Сердце и его значение в духовной жизни человека, по учению Слова Божия» (1860), в которой Юркевич перекидывает мысленный «мостик» от Священного Писания и Отцов Церкви к современным ему философии и психологии. Статья Юркевича по форме - это религиозный трактат на тему о сердце как центре духовной и душевной жизни человека. На примере многочисленных цитат Юркевич рассмотрел библейское учение о сердце и затем обратился к проблеме согласования
этого учения с данными науки. Юркевич считал, что для решения данной проблемы необходимо преодолеть представление о мышлении как сущности души. Мышление есть только часть человеческой души, а идеал Юркевича - полнота и цельность духовной жизни. Таким образом, Юркевич развивал те же идеи, которые ранее встречались у Г. Сковороды и славянофилов.
  Тема сердца для Юркевича - повод сказать о религии, об отношении человека к Богу. В данном случае Юркевич ссылается на блаженного Августина, который доказывал сродность человеческой души Богу. Присущую Августину (как и другим св. Отцам) интуицию сердца он представил в более систематическом виде: «Основа религиозного сознания человеческого рода заключается в сердце человека: религия не есть нечто постороннее для его духовной природы, она утверждается на естественной почве» [2, 93 -94]. Конечно, замечает Юркевич, религия имеет разные формы, но в человеческой деятельности она проявляется, прежде всего, через сердце. Для человека религия - это метафизическое начало любви сердца к добру. Юркевич понимал религию антропологически - с точки зрения человека, его духовного мира. В этом состоит его вклад в развитие религиозно-философской мысли в России. Так постепенно намечаются магистральные линии в развитии русской философии: связь философии с богословскими проблемами, онтологизм, христианская антропология.
  Новую тему в религиозное философствование и в понимание религии внес Александр Матвеевич Бухарев (1824 -1871). Он учился в Московской духовной академии, незадолго до ее окончания в 1846 г. был пострижен в монашество с именем Феодор, преподавал в МДА по кафедре Священного Писания, с 1854 г. - в Казанской духовной академии по кафедре догматики. Бухарев написал книгу «Исследования Апокалипсиса», которую считал своим главным трудом, но она была запрещена цензурой. Не считая возможным выполнить главный монашеский обет послушания, Бухарев обратился в Синод с прошением о снятии с него монашеского сана. После трехмесячного увещания с Бухарева был снят монашеский сан с запретом жить в городах, где он пребывал в монашеском звании. Последние 8 лет Бухарев жил в крайней бедности и в возрасте 48 лет умер от чахотки.
  Новой темой, привнесенной Бухаревым в философию, стала проблема православной культуры, связи культуры с православием. Этой теме посвящен сборник его статей «О Православии в отношении к современности» (СПб., 1860). Бухарев пытался снять противоречие между Церковью и современной ему культурой, считая, что Божий свет есть и в «мирской» жизни. Он утверждал: «Православию надобно быть как солнцу во всей гражданской жизни, во всем круге наших знаний, искусств, служебных отношений» [3, 316]. Иначе говоря, вся культура должна быть проникнута светом Христовой Истины, духом свободы и творчества. Только через оцерковление культуры возможно преодоление секуляризма. Бухарев строил богословие культуры, согласно которому духовным центром мира является Христос, Агнец Божий, освящающий благодатной силой все стороны жизни. Так философия религии у Бухарева становится философией религиозной культуры.
  Как писал исследователь А. Карпов в статье «А. М. Бухарев (Архим. Федор)»: «Творения Бухарева - не стройная богословская система, рожденная в бесстрашии ума, а неустанный призыв к человечеству осознать тайну Божиего домостроительства, тайну бесконечной любви Христа-Агнца» [5, 25]. Бухарев понимал мир только с точки зрения присутствия в нем Христа, и поэтому искал «идею» Христову во всех явлениях жизни. Именно поэтому он придавал такое большое значение своей книге об Апокалипсисе, в которой Агнец Божий определяет судьбы всего мира. Образы Апокалипсиса дают возможность Бухареву рассказать о метафизике истории, хотя его фантазия нередко заходит очень далеко (так, он находил в Апокалипсисе даже пророчество о Наполеоне). Библейский символизм, который встречается у Г. Сковороды, у Бухарева приобретает новые философско-богословские формы и смыкается с философией культуры.
  Бухарев в целом остался в рамках богословия, а философскую традицию продолжил в МДА ученик Ф. А. Голубинского, его наследник на кафедре философии (с 1854 г.) Виктор Дмитриевич Кудрявцев-Платонов (1828 -1891). Кудрявцев-Платонов не видел противоречия между философией и религией, утверждая единство христианства и свободной мысли. В статье «Нужна ли философия?» он писал: «Влияние религии на ход философского мышления должно быть влиянием советующего друга и руководителя, но не простираться до деспотического давления и стеснения свободы этого мышления» [6, 113]. Система христианской философии, которую строил Кудрявцев-Платонов, была ориентирована на критическое исследование и рациональное познание. Идея Бога, по Кудрявцеву-Платонову, образуется для человека посредством «естественного откровения» («непосредственного восприятия Бога»). Однако это откровение требует рационального истолкования, поскольку «мы не можем иметь адекватного, вполне точного и полного познания Божества, но имеем лишь познание условное» [7, 343]. Сверхчувственный мир может быть познаваем в какой-то мере только идеально, и
Кудрявцев-Платонов в данном случае ориентирован на платонизм и вытекающее из него идеальное познание.
  Главное понятие в системе Кудрявцева-Платонова - понятие абсолютного бытия. Таким образом, идеалом познания для мыслителя является философское обоснование теизма, которому посвящено большинство его работ по философии религии. Самые главные из этих сочинений: диссертация «Религия, ее сущность и происхождение» (М., 1871) и цикл «Из чтений по философии религии» (1879 -1883). Докторская диссертация Кудрявцева-Платонова содержит критический разбор различных теорий объяснения религии (атеистических, докантовских, Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля и др.). В цикле «Из чтений по философии религии» рассмотрена эволюция религиозного сознания от «первобытного» монотеизма до деизма, пантеизма и материализма. На основе эмпирического материала Кудрявцев-Платонов делал вывод о необходимости теоретических концепций: «История религии может дать нам только ничего не говорящие о своем значении факты; объяснить эти факты может только философия религии» [8, 73]. На основе этого тезиса Кудрявцев-Платонов после исторической части «Из чтений по философии религии» новые части посвящает теоретическому богословию, в частности,
систематизации доказательств бытия Божия. Кудрявцев-Платонов был первым в России, кто сформулировал и описал проблематику философии религии. Так он вычленил три группы философских наук: 1) основные, или пропедевтические (логика, опытная психология, история философии); 2) составные, или фундаментальные (метафизика, этика, эстетика, философия права); 3) прикладные (к которым относил и философию религии). Так Кудрявцев-Платонов выступил систематизатором философского знания и определил содержание философии религии, ее задачи и границы (различие между религиозной метафизикой и философией религии).
  Научное направление, развиваемое Кудрявцевым-Платоновым, продолжил его ученик Алексей Иванович Введенский (1861 -1913), занявший кафедру метафизики и логики МДА в 1892 г. после смерти Кудрявцева-Платонова. Введенский продолжил философскую традицию МДА, которую создали Голубинский и Кудрявцев-Платонов, и ориентировался на синтез богословского и философского знания. В 1891 г. Введенский защитил магистерскую диссертацию «Вера в Бога, ее происхождение и основания», в которой анализировал философские теории XIX в. о происхождении религии. Он рассмотрел в трех частях диссертации решение проблемы в опытной (позитивизм), рациональной и христианской философии. Введенский критиковал теории о происхождении религии, изложенные в работах позитивистов О. Конта, Дж. Милля и Г. Спенсера, а примерами рационального понимания религии для него являлись философские труды И. Канта и его последователей. Основными особенностями, характерными для разных направлений западной философии XIX в., Введенский считал рационализм, превращающий мир в систему мысли и отрицающий все конкретное, и пантеизм (пантеистический монизм). Сам
Введенский не принимал абстрактно-логические подходы к происхождению религии, отдавая предпочтение христианской философии, основанной на «живой» вере в Бога. Он защищал метафизическую точку зрения, согласно которой вера в Бога есть «пробуждаемое в нас самим Богом… состояние живой уверенности в Нем, Его бытии, свойствах и действиях» [9, 448].
  В 1897 -1898 гг. Введенский находился в заграничной командировке и занимался изучением религий Индии (индуизма и буддизма), а в 1902 г. защитил докторскую диссертацию «Религиозное сознание язычества», в которой поставил себе цель «содействовать освобождению современного христианского сознания от обольщающих призраков язычества» [10, IV]. Как раз те теоретические принципы, которые сформулировал Кудрявцев-Платонов для философии религии, Введенский применил к религиозной истории Индии. По мнению Введенского, критерием в оценке любых верований является «истина бытия Божия», в многообразные отношения с которой вступает религиозное сознание. Введенский полагал, что для языческого («естественного») религиозного сознания бытие Божие открывалось только частично, и стремился показать особенности и недостатки «ложной религиозной жизни», понимая ее как «мировую трагедию веры». Религиозную историю Индии Введенский разделил на три периода, каждый из которых, по мнению ученого, закончился кризисом религиозного сознания: мифологического (религия Вед), пантеистического (брахманизм) и атеистического (буддизм). По
мнению Введенского, индуизм представляет собой границу «естественного» религиозного сознания, т. к. не будучи способным найти путь к положительной религиозной истине, он неизбежно приходит в упадок. Таким образом, Введенский предложил свою концепцию в понимании индийских религий, основанную на критерии христианской истины, признании ее абсолютной. Так Введенский практически показал, как методологически и идейно может строиться христианская философия религии, которая имеет как аналитические, так и оценочные, концептуальные аспекты.
  Как можно убедиться, в русских духовных академиях XIX в. впервые философия религии отделяется от религиозной философии и становится самостоятельной научной дисциплиной. Вместе с тем она не превращается в замкнутую сферу знания, а вписывается в цельную мировоззренческую картину и понимается как часть системы знаний о мире.

  Литература
  1. Голубшский Ф. А. Лекции по философии и умозрительной психологии. СПб., 2006.
  2. Юркевич П. Д. Философские произведения. М., 1990.
  3. Феодор (Бухарев), архим. О Православии в отношении к современности. СПб., 1860.
  4. Архимандрит Феодор (А. М. Бухарев). О духовных потребностях жизни. М., 1991.
  5. Карпов А. А. М. Бухарев (Архим. Феодор) // Путь. 1930. № 23.
  6. Кудрявцев-Платонов В. Д. Сочинения. М., 1893. Т. 1. Вып. 1.
  7. Кудрявцев-Платонов В. Д. Сочинения. М., 1893. Т. 1. Вып. 3.
  8. Кудрявцев-Платонов В. Д. Религии некультурных языческих народов // Православное обозрение. 1880. № 1.
  9. Введенский А. И. Вера в Бога, ее происхождение и основания. М., 1891.
  10. Введенский А. И. Религиозное сознание язычества. М., 1902. Т. 1.

  Глава 4. Ф. М. Достоевский. Л. Н. Толстой. B. C. Соловьев

  Настоящая глава посвящена трем русским мыслителям, которые во многом определили религиозное мировоззрение конца XIX - начала XX в., а, следовательно, и философию религии этого времени. Их влияние на умы современников было необычайно велико, причем часто это влияние было не прямым, а опосредованным. Каждый из трех мыслителей по-своему повлиял на религиозную ситуацию в России и на развитие религиозно-философской мысли. Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой и B. C. Соловьев своими религиозными исканиями выразили дух и метафизику целой эпохи в русской жизни, обнаружили глубоко скрытые в ней духовные процессы.
  Федор Михайлович Достоевский (1821 -1881) был писателем, а не религиоведом или профессиональным философом. Тем не менее, его взгляды на религию и ее значение для человека оказали влияние на целое поколение. В данном случае нет необходимости останавливаться на подробностях биографии Достоевского и эволюции его литературного творчества. Следует рассмотреть только отдельные идеи Достоевского и их философские интерпретации. Через то, как русские религиозные мыслители (В. В. Розанов, Л. Шестов, H. A. Бердяев, С. Н. Булгаков, Н. О. Лосский и др.) понимали мысль Достоевского, можно проследить и его влияние на философию религии.
  Творчество Достоевского напрямую связано с тем, что можно назвать философией духа. Главной же для Достоевского была проблема человека, неразрывно связанная с вопросом о его религиозной сущности. В. В. Зеньковский назвал строй мысли Достоевского «христианским натурализмом», имея в виду «своеобразное, христиански отраженное сочетание руссоизма и шиллерианства» [1, 398]. Под влиянием Шиллера и Руссо Достоевский усвоил веру в «естественное» добро человеческой природы, в скрытую «святыню» человеческой души. Для раннего мировоззрения Достоевского характерен этически и идеалистически окрашенный социализм. Затем, как известно, в его жизни последовали арест, приговор, ожидание смерти, помилование и четырехлетняя каторга в Сибири.
  В 1859 г. Достоевский возвращается из Сибири, для него начинается новый период жизни и творчества, когда человека и его психологию он начал воспринимать сложнее и трагичнее. В своих романах Достоевский описал разные психологическо-метафизические типы человека, совокупность которых можно воспринимать как детально разработанную христианскую антропологию. Чем бы ни занимался Достоевский (антропологией, этикой, эстетикой, историософией), везде его интересовала религиозная проблематика. В частности, в отношении человека Достоевского волновала проблема религиозного сознания, а шире - связь Бога и мира. Антропология Достоевского больше относится к онтологии и религиозной метафизике человека, чем к психологии в обычном смысле слова. Достоевский исследовал сущность человека, а не эмпирические явления, поэтому его так интересовала метафизическая проблема свободы, проблема выбора между добром и злом.
  Одним из первых произведений, в котором поставлена проблема свободы и человеческого своеволия, являются «Записки из подполья» (1864). Однако с наибольшей силой проблема человека и религиозного оправдания его жизни раскрыта в последнем романе Достоевского «Братья Карамазовы» (1879 -1880). Христианское мировоззрение в этом романе воплощено в образе старца Зосимы, устами которого автор говорит: «Мы не понимаем, что жизнь есть рай, ибо стоит только нам захотеть понять, и тотчас же он предстанет перед нами во всей своей красоте». Основная мысль Достоевского заключалась в том, что человеку невозможно прожить без Бога; без веры в Бога человек утрачивает цельность духа, становится на путь человекобожества и внутреннего разложения. Посредством художественных образов Достоевский последовательно доказывал, что духовная жизнь определяется не рассудком, не чувствами, а живым ощущением Бога. Эта религиозная метафизика и оказалась востребована в русской философии. Эскиз этой метафизики, например, передан в словах старца Зосимы: «Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло все,
что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным». Постоянное обращение к религии, в области которой примиряются противоречия человеческой природы, сделали Достоевского эталоном метафизики и религиозной философии для многих русских мыслителей.
  Противоположностью Достоевского в духовном, религиозном смысле является Лев Николаевич Толстой (1826 -1910). В конце 70-х гг. он пережил сильный духовный кризис, перейдя от прежнего светского миропонимания к религиозному отношению к жизни. Этот переход ознаменовался обращением к вере простых людей, попытками приобщиться к Церкви. Однако попытки были неудачными: Толстого очень быстро оттолкнула церковная догматика, которую он не понимал и не мог принять. Для понимания дальнейшей религиозно-философской эволюции Толстого следует вспомнить два его самых больших философских увлечения - Ж.-Ж. Руссо и А. Шопенгауэра. Толстым постепенно овладевает богословский рационализм, он начинает трактовать христианство и его основные положения в духе рационалистического упрощения. Толстой не принимает догмата о Воскресении, не признает божественную природу Христа (для него Христос - не более чем великий Учитель, как Будда, Конфуций или Лао-Цзы), переделывает Евангелие в этическо-рациональном духе и выпускает свою редакцию евангельского текста. С точки зрения рационализма Нового времени Толстой отрицал все, недоступное
для разума, - таинственное, чудесное, мистическое. От юношеского увлечения Руссо и идеала личного совершенствования Толстой переходит к созданию собственного религиозного учения, к попытке выработать некую систему «панморализма» (определение В. В. Зеньковского).
  Еще в 1855 г. (5 марта) Толстой записал в дневнике, что хочет посвятить свою жизнь основанию новой религии - религии Христа, но «очищенной» от веры и таинственности. К выполнению этой программы Толстой и приступил спустя 25 лет. Тем не менее, говоря о Толстом, следует помнить, что он был глубоко религиозным человеком. Толстой жаждал Абсолютного Добра, искал его до конца жизни, но по типу мировоззрения он был религиозным рационалистом, ищущим и не способным удовлетворить свои мистические потребности, поскольку его рассудок господствовал над духовно-мистической сферой сознания. В чем же Толстой видел религиозный смысл жизни? Он считал, что сущность жизни заключается не в понимании человека как отдельного существа, а в признании Бога в человеке. А признать божественную сущность в человеке (преобладание Бога над человеком) - это означало для Толстого отказаться от человеческой индивидуальности, растворить ее в Абсолютном. В связи с этим В. В. Зеньковский считал имперсонализм главным принципом в религиозном учении Толстого. В своих религиозных рассуждениях Толстой руководствовался самыми простыми
интуициями: «Вера есть сила жизни. Если человек живет, то он во что-нибудь верит. Если б он не верил, что для чего-нибудь надо жить, то он бы не жил» [3, 16]. Если, по определению Толстого, человек обязательно во что-то верит, то во что он должен верить? Трагедия Толстого была в том, что он хотел своей религией видеть только христианство, но предлагал сугубо личную интерпретацию Евангелия. В результате его христианство становилось таковым только по названию.
  Главные религиозно-философские сочинения Л. Н. Толстого - «Исповедь» (1879 -1882) и «В чем моя вера?» (1884). В перерыве между созданием этих двух сочинений Толстой написал еще «Исследование догматического богословия» (опубликовано под названием «Критика догматического богословия») с одной целью - разоблачить «ложное церковное христианство», т. е. все, что в нем не отвечает здравому смыслу. Однако когда в результате его усилий осталось только отредактированное Евангелие, это не удовлетворило Толстого. В 1906 г. Толстой записал в дневнике (30 июля): «Есть ли Бог? Не знаю. Знаю, что есть закон моего духовного существа». Для Толстого нет Бога Евангелия, а есть пантеистическое Нечто, живущее в человеке. Отсюда тяга Толстого к буддизму, к даосизму, к различным пантеистическим учениям. Толстой искал «универсальную религию», но не нашел ее.
  В книге «В чем моя вера?» Толстой, воспроизводя весь ход своих размышлений о религии и вере, фактически показал себя рационалистом протестантского толка. Он искал для веры основания, которые были бы ему понятны и согласны с его разумом. Отвергнув церковное учение как противоречивое, Толстой мучительно ищет в Евангелии что-то, что открыло бы для него тайну Христа и Его учения. Больше всего Толстого привлекала Нагорная проповедь Спасителя. В ней он нашел то, что искал: слова Христа «не противься злу» (Мф. 5. 39), которые Толстой истолковал как главное положение христианства, в соответствии с которым должно строиться все отношение к жизни, к общественным и государственным порядкам. Найдя это «основание», Толстой уже больше не изменил своих религиозных взглядов до конца жизни. Его философия религии стала моралистической. Религия в ней сводилась к этическому учению, имеющему практическое, узкоутилитарное приложение к жизни. Последователи Толстого, так называемые «толстовцы», поняли его учение еще более узко и создавали толстовские общины, живущие в соответствии с заповедями «учителя». Однако
религиозно-философские размышления Толстого можно понимать шире - как определенный симптом, характерный для эпохи, когда интенсивно искали веру, но часто вне Церкви, опираясь только на свой разум и духовные силы. Панорама этих поисков весьма обширна. Ее обозрение следует начать с самых ключевых фигур, к которым, несомненно, относится B. C. Соловьев.
  Мыслителем, создавшим целую эпоху в русской религиозной философии, был Владимир Сергеевич Соловьев (1853 -1900). Если Достоевский и Толстой влияли на философию религии опосредованно, то Соловьев уже свою первую печатную работу - «Мифологический процесс в древнем язычестве» - посвятил непосредственно философии религии[23 - Опубликована: Православное обозрение. 1873. № 11.]. Соловьев наиболее известен как философ-метафизик, публицист и поэт. В этом качестве он обычно и представлен в истории русской философии. В данном случае будет рассмотрена менее известная ипостась его творчества - Соловьев как философ религии. Уже в его первой печатной работе мы найдем оригинальные идеи, имеющие отношение к интересующей нас научной сфере.
  В статье «Мифологический процесс в древнем язычестве» Соловьев первоначально выступил как историк религии и сформулировал задачи исследования с точки зрения исторической науки: объяснить религиозную сущность первобытной языческой жизни. Однако затем он предложил философское понимание язычества под названием «мифологического процесса». Соловьев критиковал теории «мифологии природы» (М. Мюллер, А. Кун, Ф. Буслаев и др.), объясняющие религиозные представления из восприятия природных явлений. Он также видел ряд недостатков в теориях Ф. Шеллинга и A. C. Хомякова. Так, Соловьев отрицал борьбу двух противоположные начал в язычестве (у Хомякова - иранство и кушитство), объясняя ошибку Хомякова тем, что «во время Хомякова настоящее изучение древних верований по самым первоначальным религиозным памятникам только еще начиналось» [4, 20]. Соловьев предложил свою концепцию в понимании мифологического процесса и религиозной эволюции. Первым этапом в эволюции он считал первобытный монотеизм. Остатки «первобытного чистого монотеизма», например, Соловьев находил в гимнах Ригведы, обращенных к Варуне. По
представлениям Соловьева, первоначально был уранический период, когда в религиозном сознании господствовали небесные боги, но эти боги не имели внутренней связи с человеком («невозможно свободное нравственное отношение, внутреннее единство человека с богом - настоящая религия» [4, 24]). Далее начинается «мифологический процесс» - от общего к частному, от отвлеченного к конкретному, от единства к множеству. Проявление бога в мире стало восприниматься древним человеком в образе женского существа, что явилось началом многобожия (у арийцев, например, это богиня Адити). Возникает множество богов-посредников между небом и землей, полубогов, героев, подчиненных закону внешнего проявления (Митра, Геракл и др.). В третий период эволюции духовное божество, в чистом виде характерное для первого периода, уже полностью сливается с материальной природой и проявляется в «органической земной жизни». Таков, например, Дионис. По мнению Соловьева, «Дионисом, богом жизни органической, в которой природа достигает последней степени конкретности и обособления, оканчивается мифологический процесс» [4, 34]. Так, уже в первой
своей работе Соловьев предложил некую эволюционную концепцию религии, из которой он исходил и в других исследованиях.
  Мифологическая концепция Соловьева продолжена в его «Лекциях по истории философии» (1880 -1881), в которых есть раздел «Переход от процесса мифологического к историческому». В древности, по Соловьеву, произошел переход от натуральной религии к христианству. Соловьев различал два типа натуральной религии - астральный и родовой. Он объяснял религиозную эволюцию через понятие мировой души, благодаря которой божественное начало становится доступно человеческому сознанию. Мировая душа действует в сознании и осознает себя как нечто высшее и отличное от природной и родовой жизни. Таким образом, для объяснения религиозных процессов Соловьев применял метафизические понятия, организующие в целом его концепции философско-религиозной направленности. Основных концепций, относящихся к философии религии, у Соловьева было две: одна - учение о Софии (мировой душе), вторая - теория Богочеловечества.
  Рассмотрим их на основе двух сочинений раннего периода творчества философа: трактата «София» и «Чтений о Богочеловечестве».
  Трактат «София» написан Соловьевым в 1875 -1876 гг. Тема «Соловьев и мистика» является весьма сложной, поэтому в рамках данной главы нет возможности подробно рассмотреть гностические и христианские истоки концепции Софии. Достаточно понять простую мысль: Соловьев стремился определить понятие Абсолютного начала и строил религиозную метафизику, применяя принципы платонизма. Его метафизическая схема включает три мира - между божественным и природным Соловьев поместил мир идей. Кроме понятия Абсолюта, софиология Соловьева имеет еще две особенности: 1) стремление к синтезу в абсолютной истине, где совпадают многие древние и современные учения (Платон, Шеллинг, Гегель и др.); 2) идеал вселенской религии (теократии).
  С одной стороны, «первым началом вселенского учения является абсолютное начало всего существующего», с другой - «вселенское учение в равной степени признает правоту всех систем», не отрицающих абсолютное начало и понимающих его по-разному - как материю, субстанцию, волю, идею, абсолютный дух и т. д. Мировой процесс имеет целью обнаружение единства или божественной духовности в реальности (воплощение Бога в существах).
  Боговоплощение Соловьев понимал как «реальный союз ума и божественного Духа с разделенной Софией» [5, 61]. Однако и в метафизике Соловьева проявляется его историзм. Боговоплощение мыслится исторически. Как писал Соловьев, «конец и цель мирового процесса - полное воссоединение двух миров, или полное и сознательное подчинение людей богам» [5, 65]. Осуществить этот идеал, по Соловьеву, может только вселенская религия, которая стоит выше отдельных христианских конфессий и «есть плод великого древа», где корни «образованы первоначальным христианством, а ствол - религией средних веков» [6, 77]. В другом месте Соловьев дает еще одно определение вселенской религии: «Вселенская религия есть религия Души; специальная функция души есть любовь; таким образом, мораль этой религии не может иметь иного начала, кроме любви» [5, 153]. Таким образом, идеал вселенской религии, которая полноценно выразит христианское вероучение, в большой мере определил философские взгляды Соловьева, ищущего метафизического, исторического и религиозного синтеза.
  Идеи о религиозной эволюции получили логическое завершение в «Чтениях о Богочеловечестве» (1877 -1881). Первое чтение Соловьев начинает с тезиса о том, что религия должна быть духовным центром жизни. Отсюда его невысокая оценка современной ему религии. Нет религии, заявляет Соловьев, а есть религиозность, характерная для современности. Что же является для Соловьева религией в истинном смысле? По мнению Соловьева, религия - это воссоединение человека и мира с безусловным и всецелым началом. Таким образом, философско-религиозные идеи Соловьева основаны на его метафизике, учении об Абсолютном, и сводятся к образу абсолютной религии.
  Абсолютная религия предполагает обнаружение абсолютного начала в человеке, прогресс в этом направлении. В религиозном прогрессе Соловьев выделял роль и значение трех сущностных элементов: 1) религиозная вера; 2) религиозный опыт;
  3) религиозное мышление (философия религии). Человек не только верит и имеет религиозный опыт, но и мыслит о предметах своей веры. Однако, замечает Соловьев, важно, чтобы человек мыслил правильно и систематически, чтобы «его мышление было философией религии». По убеждению Соловьева, «лишь философия религии как связная система и полный синтез религиозных истин может дать нам адекватное (соответствующее) знание о божественном начале как безусловном или всеобъемлющем». Философия религии, по убеждению Соловьева, нужна как верующим, так и неверующим, - первым, чтобы знать, во что они верят, вторым - что они отрицают. Так, философия религии играет важную роль в том, что божественное начало раскрывается в сознании человека. Благодаря мышлению о божественном, философии религии, осуществляется богочеловеческий процесс - «реальное взаимодействие Бога и человека». Завершением богочеловеческого процесса должна стать высшая форма божественного Откровения, свободная от всякой односторонности и обладающая «наибольшим богатством положительного содержания», величайшей полнотой и цельностью. Как писал Соловьев,
«религия должна быть всеобщею и единою», а «истинная религия должна обнимать все содержание религиозного развития». Так Соловьев предложил концепцию религиозной эволюции, которая определяется его философией религии. Можно даже сказать, что учение о Богочеловечестве и есть философия религии, объясняющая одной идеей все многообразие религиозных форм. Соловьев в своей концепции философии религии предложил особый идейный синтез, объединяющий в неразрывное целое философию и религию.
  В последующих работах Соловьев только уточнял отдельные аспекты своей концепции, применяя ее к разным темам и проблемам - к вопросу о воссоединении Церквей («Россия и Вселенская Церковь»), теократическому идеалу и т. д. Только в последнем своем произведении «Три разговора» Соловьев по сути отказался от прежнего оптимистического эволюционизма и перешел к апокалиптическому взгляду на конец мировой истории. Его вера и опыт пришли в противоречие с мышлением и теорией, однако это является отдельной, весьма сложной темой. Значение же Вл. Соловьева велико не только для развития русской философии, но и для философии религии, в которой он предложил законченную, продуманную концепцию.

  Литература
  1. Зеньковский В. В. История русской философии. М., 2001.
  2. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы (любое издание). Часть 2. Главы «Великий Инквизитор» и «Из бесед и поучений старца Зосимы».
  3. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений в 90 т. М., 1957. Т. 23.
  4. Соловьев В. С. Полное собр. сочинений и писем. М., 2000. Т. 1.
  5. Соловьев В. С. Полное собр. сочинений и писем. М., 2000. Т. 2.
  6. Соловьев В. С. Чтения о Богочеловечестве (любое издание).

  Глава 5. Философия религии в духовных академиях и университетах конца xix - начала xx в.

  В русских духовных академиях конца XIX - начала XX в. складывается новый тип философствования, который характеризуется стремлением к созданию систематической христианской философии. Ярким примером такой систематизации являются труды Виктора Ивановича Несмелова (1863 -1937), профессора Казанской духовной академии и автора 2-томной «Науки о человеке». Эту работу Несмелова обычно связывают с религиозно-философской антропологией, но ее содержание выходит далеко за пределы антропологии. Несмелов пытался дать антропологическое истолкование религии и философии. В частности, он писал, что «религия есть жизнь по вере в Бога, а философия есть мысль об истинной жизни по истинной вере в Бога» [1, 317].
  Надо отметить, что в духовно-академической философии достаточно ярко выражено аналитическое направление, дающее обильный материал для философии религии. Концепция или теория существуют, опираясь только на конкретный материал (исторический, психологический и т. д.) и черпая из него основу для обобщений и выводов. Несмелов, например, анализировал психологический материал и делал обобщения относительно религиозной сущности человека. Несмелов стоит у истоков того идейного направления, отличительным свойством которого стало внимание к проблеме человека. В какой-то мере он предвосхитил «антропологический поворот» в философии XX в.
  Несмелов начал исследование с вопроса о загадке человека. Религия есть просто факт человеческого самосознания. Как писал Несмелов, религия «не может быть сообщена человеку отвне, а может возникнуть только в самом человеке, как живое сознание некоторой связи между ограниченным бытием человека и безусловным бытием Божества» [2, 135].
  Для Несмелова принципиально важным является понятие «живого сознания» или «живого мировоззрения». Так, он различал идею Бога, открывающуюся в сознании, от понятия Бога в рациональной философии. Несмелов, отрицая рациональные доказательства бытия Бога вне человеческого сознания (понятия бесконечности, абсолютной причины и т. д.), предлагал говорить о фактическом оправдании идеи Бога в реальном бытии человека, т. к., по его мнению, идея Бога связана с тем, что человек сознает реальное бытие сверхчеловеческой Личности.
  Человек не только верит, но и знает о бытии сверхчувственного мира. Из этого положения Несмелов и объяснял сущность религии и религиозного сознания. По его мнению, в человеческом сознании о Боге есть непосредственное содержание идеи Бога, а в человеческом познании бытия - объективное значение этого содержания, поэтому человек и может что-то достоверно знать о Боге. Таким образом, Несмелов объединяет теоцентризм и антропоцентризм, предлагает своеобразную антропоцентричную философию религии. Если учесть, что до этого антропоцентризм в основном приводил к морализму, то значение Несмелова как мыслителя резко возрастает.
  Как же Несмелов отвечал на вопрос о сущности религии? Богословское определение религии как союза Бога и человека не вполне устраивает Несмелова, т. к. оно касается только христианства, но не всех религий. Все же естественные (языческие) религии определяются просто верой в общение с богами. Несмелов очень серьезно ставил проблему «естественной религии». Он предлагал понимать религию с точки зрения того, как возникает вера и как формируется религиозное сознание. Большинство теорий, объясняющих происхождение религии, становится предметом критики Несмелова.
  Несмелов писал: «Хотя со времени Канта и было сделано немало попыток раскрыть генезис религиозного сознания, однако все эти попытки, разделяя судьбу своего прототипа, в сущности, нисколько не выходят за пределы простого сочинительства» [1, 282]. Несмелов же считал живой основой религии естественное богосознание, или стремление человека к богоподобной жизни. Вне стремления к богоподобию нет религии. Такую точку зрения Несмелов поясняет следующим образом: человек мыслит о Боге - он богословствует, человек мыслит о своем отношении к Богу - он философствует, человек фактически осуществляет религию, когда стремится к свободному уподоблению Богу. Так, по мнению Несмелова, сущность религии выражается в идее богоподобия.
  Из главных идей Несмелова вытекало и его понимание философии. Несмелов считал, что задачей философии является не создание системы научного мировоззрения, а построение живого мировоззрения. Если ранее философия по отношению к религии базировалась на ее критике с рациональной точки зрения, являясь научной критикой религиозной веры, то Несмелов предлагал философии стать «специальной наукой о человеке», т. е. в данном случае рассматривать религию в контексте человека и его сознания.
  До сих пор, считал Несмелов, философия рассматривала религию с точки зрения мира (онтологические, космологические доказательства бытия Бога). Несмелов полагал: «Мир не подобен Богу и ничего божественного в себе не заключает, а потому он гораздо скорее может закрывать собою Бога, нежели открывать Его» [1, 349]. Идея же Бога рождается в духовном мире человека, в сверхчувственном мире человеческой личности. Следовательно, утверждал Несмелов, доказательство бытия Бога может быть только психологическим. Путь к достоверному знанию о Боге лежит только через человеческую личность.
  Не менее, чем у Несмелова, оригинальное понимание религии предложил профессор Московской духовной академии Михаил Михайлович Тареев (1867 -1934). Он закончил Рязанскую духовную семинарию, затем - Московскую духовную академию, преподавал в Псковской и Рижской семинариях, в 1902 -1918 гг. - профессор МДА по кафедре нравственного богословия. Возможно, Тареев был больше философ, чем богослов. Он тяготел к морализму и создавал оригинальную этическую концепцию. В 1892 г. Тареев опубликовал работу «Искушение Богочеловека». Главный же его труд - «Основы христианства» в 4 томах (1908 -1910). Сам Тареев указывал на связь обеих работ, подчеркивая единство интуиции, из которой они обе выросли.
  В чем же заключалась основная философская идея Тареева? Его мировоззрение часто называют дуалистическим, и это отчасти оправданно, однако определяющей для него является одна идея - идея духовной жизни, которой противопоставляется естественная жизнь. Тареев перенес духовный центр христианства из исторической и церковной плоскости в глубину творческой личности. Он полагал, что через внутреннюю жизнь христианина дух проникает в природу. Так мыслитель разграничивал две сферы жизни: с одной стороны - христианская духовность, с другой - природная и общественно-историческая жизнь. Как замечал В. В. Зеньковский, Тареев строил «не общую антропологию, а антропологию христианина как такового» [7, 552], и для его антропологии центральным стал закон Богочеловечества. Человеку дано «естественное богосыновство», но реализуется оно через евангельский путь.
  У Тареева евангельский опыт приобретает самодовлеющее значение, характеризуется духовной абсолютностью. В результате мыслитель резко критикует традиционное догматическое богословие и патристику. Он видел в догматах гностическое постижение христианской истины и желание создать некие всеобщие и обязательные формулы. Отрицая богословскую трактовку христианства в патристике, Тареев писал об идеале «подлинного христианства» в его надысторической абсолютности.
  Поскольку Тареев мыслил христианство надысторически, то у него нет истории религий, нет религиозной эволюции. Все происходит в мистической глубине человеческой личности. Есть христианская духовная жизнь, все остальное - природная всеобщность. Тареев использовал термин «Богочеловек», но в отличие от теории Соловьева богочеловеческий процесс происходит у него вне истории. Внеисторичность и морализм концепции Тареева довольно часто были предметом критики. Как писал Г. Флоровский, у Тареева «христианству в истории собственно нечего делать, ибо в истории и сделать ничего нельзя» [8, 441].
  Тареев стремился все христианство перевести на «язык духовного опыта». Он считал, что господство догматики в богословии миновало, а богословская наука будет развиваться при помощи субъективного метода религиозной философии. В этом отношении Тареев оказался отчасти прав, особенно в отношении протестантского богословия XX в. Протестантские мотивы есть и в работах самого Тареева. Так, например, Тареев высказывал сомнения вообще в приемлемости «греко-восточной концепции христианства». Идеалом для Тареева была духовная «философия сердца», которая предполагает вместо теоретического объективизма нравственно-мистические оценки.
  Прот. Г. Флоровский в «Путях русского богословия» истолковал христианскую философию Тареева как возвращение к пиетизму, в основе которого было стремление приблизить религию к среднему человеку, ответить на его внутренние религиозные запросы. Как считал Флоровский, для западного моралистического модернизма конца XIX в. была характерна замена догматики на этику, стремление избавиться от «отвлеченной» философии. Следует заметить, что Флоровский несколько преувеличивает значение отдельных моментов в рассуждениях Тареева. В действительности, мировоззрение Тареева шире как пиетизма, так и чистого морализма. Сам Тареев претендовал на создание особой русской традиции в богословии («философии сердца»). Его философия - это некая «прививка» морализма к православию. Понятие «духовной жизни» понимается Тареевым более широко и онтологично, чем в чисто моралистических теориях. Антропоцентричность Тареева просто имеет более резкие и радикальные формы, чем у Несмелова.
  Хотя Несмелов и Тареев были профессорами духовных академий, они в силу своей оригинальности не создали ни школы, ни традиции. Однако были научные труды, более типичные для православной философии религии. Например, в 1917 г. Советом МДА был удостоен степени доктора богословия священник Николай Михайлович Боголюбов (1872 -1934) за труд «Философия религии» (Киев, 1915, 2-е изд. 1918). Он закончил МДА (1896), затем в 1897 -1909 гг. преподавал в Нижегородской духовной семинарии, в 1909 -1913 гг. - в Историко-филологическом институте князя Безбородко в Нежине, в 1913 -1918 гг. - был профессором богословия Киевского университета. В 1900 г. в МДА защитил магистерскую диссертацию «Теизм и пантеизм». Интерес к пантеизму и его критика довольно типичны для богословских диссертаций того времени. Пантеизм представлен Боголюбовым как главный враг христианского богословия. Боголюбов рассмотрел теоретические определения пантеизма, его виды и основные черты. Он предложил свою схему классификации пантеистических систем, считая основными видами пантеизма субстанциальный (элеаты, Б. Спиноза, Ф. Шеллинг, Э. Гартман) и
органический (Аристотель, Дж. Бруно, Ф. В. Г. Гегель, А. Шопенгауэр). Боголюбов доказывал теоретическую слабость пантеизма, при этом показывая теизм как логически более последовательную систему. Пантеистическая вера в Бога как в безличное бытие подрывает человеческое познание, и поэтому Боголюбов призывал «признать веру в Бога как в высочайшую и всесовершеннейшую Личность, потому что только эта вера нам может дать полное познание всего бытия, только она может раскрыть тайну всей мировой жизни» [5, 371].
  Главный труд Боголюбова «Философия религии», с нынешней точки зрения, является, скорее, работой по истории религии, но с попыткой некоторых философских определений и обобщений. Однако Боголюбов одним из первых в России попытался сформулировать основные принципы философского изучения религии. Он предложил характеристику основных научных понятий и методов, применяемых в философии религии, а затем разобрал существующие классификации религий и дал им критическую оценку. Боголюбов предложил свое определение религии: «Религией называется особая форма человеческой жизни, как индивидуальной, так вместе и общественной, соединенная с сознанием, что истинная, или нормальная, жизнь человека возможна только в связи с другим бытием, бытием божественным» [6, 85]. Основными признаками религии Боголюбов считал: 1) мистическое переживание, 2) культ, 3) социальную значимость, 4) теоретическое учение. Все религии Боголюбов делил на две группы: 1) супранатуралистические (христианство, иудаизм, ислам); 2) натуралистические (все остальные).
  На протяжении своего исследования Боголюбов последовательно изложил историю древних религий. Он рассмотрел, начиная с магических и мифологических форм религии, постепенное усложнение религиозного сознания, выразившееся в анимизме, политеизме, зороастризме, индуизме и буддизме. Боголюбов выпустил только 1-ю часть исследования, доведя историческую хронологию до упадка греко-римской религии. Вторая часть, которую предполагалось посвятить монотеистическим религиям, так и не была написана. Несмотря на то, что труд Боголюбова остался незавершенным, он имел большое научное значение и являлся основательным опытом по созданию научно-критической философии религии.
  Наряду с Боголюбовым можно назвать еще ряд сходных фигур. Научное взаимодействие между духовными академиями и кафедрами богословия в университетах было довольно интенсивным. Еще одним выпускником МДА, ставшим профессором университета, был протоиерей Тимофей Иванович Буткевич (1854 -1925). В 1894 -1906 гг. он занимал кафедру богословия в Харьковском университете. В 1906 -1917 гг. жил в Петербурге, был членом Государственного Совета от духовенства. В 1903 г. Т. Буткевич получил степень доктора богословия за свой главный труд «Религия, ее сущность и происхождение» (Харьков, 1902 -1904. Кн. 1 -2). Двухтомное исследование представляет собой подробный свод и анализ всех идей и теорий о происхождении религии, начиная с древности и заканчивая Ф. Ницше. Однако Буткевич был не просто собирателем мнений. У него есть своя основная идея. Буткевич доказывал, что монотеизм является основой религиозного сознания, а все другие формы религиозности есть искажение или отступление от него в силу исторических и национальных особенностей. В лице Буткевича ярко выражена апологетическая точка зрения, с которой история или
философия религии рассматривается и оценивается с позиций академического догматического богословия.
  Апологетическое направление в философии религии не всегда сводится только к критике. Его дополняет также анализ, который может быть глубоким и содержательным. Например, в 1916 г. был издан 2-томный труд «Буддизм в сравнении с христианством». Его автор - почетный член МДА Владимир Александрович Кожевников (1852 -1917), который в своем исследовании попытался научно обоснованно защитить христианство от необуддизма и теософии, модных в России начала XX в. Основной метод Кожевникова - серьезное изучение первоисточников, анализ буддийской литературы.
  На основе рассмотренных авторов и их исследований духовно-академическую и университетскую философию религии можно условно разбить на три направления: 1) концептуальное (В. И. Несмелов, М. М. Тареев), 2) аналитическое (Н. М. Боголюбов), 3) апологетическое (Т. И. Буткевич, В. А. Кожевников). Таким образом, философия религии в России не имела одного направления или школы, а приобретала разные формы, определяемые целями и задачами авторов, их принадлежностью к той или иной богословской или философской традиции. Элементы выше названных направлений в философии религии часто сочетались и переплетались в трудах русских мыслителей начала XX в., отличавшихся оригинальностью подходов и концепций.

  Литература
  1. Несмелов В. И. Наука о человеке: Т. 1, 2. Казань, 1994. Т. 1.
  2. Несмелов В. И. Наука о человеке: Т. 1, 2. Казань, 1994. Т. 2.
  3. Несмелов В. И. Вера и знание с точки зрения гносеологии. Казань, 1992 (репринт изд. 1913 г.).
  4. Тареев М. М. Основы христианства. Сергиев Посад, 1908 -1910.
  5. Боголюбов Н. М. Теизм и пантеизм. Нижний Новгород, 1899.
  6. Боголюбов Н. М. Философия религии. Киев, 1915.
  7. Зеньковский В. В. История русской философии. М., 2001.
  8. Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991.

  Глава 6. В. В. Розанов. Д. С. Мережковский. H. A. Бердяев

  В начале XX в. для отечественной философии религии началась новая эпоха, ознаменованная появлением особого феномена, получившего наименование «новое религиозное сознание». Насколько удачно это название, трудно сказать, но оно в общем прижилось. Поскольку для всех представителей «нового религиозного сознания» характерно повышенное внимание к религиозным вопросам, то в связи с этим направлением можно также говорить и о «новой философии религии». Попытаемся выделить ее характерные черты.
  Первый, о ком необходимо сказать при рассмотрении «нового религиозного сознания» - это Василий Васильевич Розанов (1856 -1919), который был необычайно сложной фигурой в русской философии. В большом наследии Розанова для темы «философия религии» следует выделить, главным образом, следующие работы: 1) «Религия и культура» (1899; 2-е изд. 1901), 2) «В мире неясного и нерешенного» (1901; 2-е изд. 1904), 3) «Темный лик. Метафизика христианства» (1911).
  Первая книга Розанова «О понимании» (1886) - систематический философский труд. Его содержание говорит о том, что философия как наука много потеряла от того, что Розанов не стал ученым, поскольку впоследствии он предпочел журналистику и публицистику. В книге «О понимании» религия представлена только в одной из глав как особый вид творчества в «области чувства». Таким образом, первоначально Розанова в религии интересовало только «религиозное творчество». Он не нашел еще своего оригинального творческого лица и стиля. Переход к новым идеям можно проследить на примере сборника «Религия и культура».
  Открывается сборник «Религия и культура» работой «Место христианства в истории», написанной еще в 1888 г. и изданной отдельной брошюрой в 1890 г. В ней Розанов сопоставил два типа миросозерцания - арийский и семитский, сделав тем самым первый шаг в формировании собственного религиозно-философского мировоззрения. Для первого типа (арийского) характерно обращение вовне, некая «объективность», познание мира, направленность к «внешнему». Для семитского типа главной психологической чертой является субъективность, обращенность во внутренний душевный мир. Розанов писал: «Дух семитов, который всегда был обращен внутрь себя, который не чувствовал природы и отвращался от жизни, один в истории сохранил чистоту свою, никогда не переставал быть дыханием Божества» [1, 29]. Семиты, таким образом, были предназначены Провидением для религиозного Откровения. Они сохранили чистоту духа, которая была воплощена в Ветхом Завете, а затем перешла и в Евангелие. На этом этапе Розанов видел идеал в «христианской цивилизации», в которой должно произойти гармоничное слияние семитического и арийского духа. Открыв для себя тему
иудейской религии и Библии, Розанов уже остался ей верен до конца жизни. В завершающей сборник «Религия и культура» статье «Нечто из седой древности» тема Библии в ее особом, «розановском», истолковании раскрыта уже со всей полнотой. Иудейство для Розанова - религия жизни, родового бытия, вечных законов, а христианство - религия небытия, культа смерти.
  Построение религиозного идеала по сути завершено Розановым в книге «В мире неясного и нерешенного», в которой с самого начала заявлен тезис «Семья как ступень к Богу». В этой книге есть статья «Семья как религия», в которой Розанов писал: «Семья точно так же имеет для себя религию в христианстве, как и институт монашества; и если аскеты, как мы знаем, именуют себя «небесными человеками», «земными ангелами», то и многоплодный и заботливый отец, покорный родителям сын, целомудренная дочь, завтра вырастающая в еще целомудреннейшую жену, - суть также образы небесных прообразов» [2, 80]. Таким образом, Розанов предлагал религиозно освятить брак, понять христианство не бесплотно, по-монашески, а увидеть в семье, браке религиозный институт. Одной из характерных черт «нового религиозного сознания» в целом и было желание перенести религию на земное, священное - на мирское, т. е. сделать центром христианской жизни не отвлеченный, небесный идеал, а земную, конкретную жизнь. Примерно о том же мечтал Бухарев, который говорил, что нужно вернуть культуру в лоно Церкви.
  Следующим этапом идейной эволюции Розанова можно назвать цикл статей под названием «Юдаизм», который был опубликован в журнале «Новый путь» в 1903 г. Стоит выделить этот цикл потому, что в нем, пожалуй, в последний раз открыто звучит мысль о возможной гармонии между христианством и иудаизмом, которые представлены Розановым «как две вершины совершенно самостоятельного бытия» [3, 185]. По мнению Розанова, выход «не в победе которой-нибудь стороны, а в примирении обоих, и примирении с сохранением за каждым теизмом его оригинальных оснований» [3, 185]. Однако вскоре Розанов отказался от идеи примирения и гармонии, постепенно перейдя к созданию нового религиозного идеала, основанного на критическом отношении к Церкви и христианству.
  Розанов постепенно создает даже не идеал, а скорее миф об идеальной религии древнего человечества. Он связывает иудаизм с другими религиями, прежде всего с религией Древнего Египта, противопоставляет свой «неоязыческий» идеал всей современной ему цивилизации и историческому христианству. В таком подходе проявилась еще одна характерная черта «нового религиозного сознания» - критика «исторического христианства» и поиск «подлинного христианства». Критика Розанова ярко выражена в его книге «Темный лик. Метафизика христианства», в которую вошли статьи и доклады разных лет (1900 -1907), в том числе доклады на Религиозно-философских собраниях и в Религиозно-философском обществе.
  Религиозно-философские собрания 1901 -1903 гг., вероятно, стали главным импульсом для критического отношения Розанова к Церкви. Розанов, столкнувшись на собраниях с представителями Церкви (архиереями, монашествующими), быстро понял, что его не устраивает в церковном вероучении. И доклад «Об основаниях церковной юрисдикции, или О Христе - Судии мира» (1903), и доклад «О сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира» (1907) показывают степень отторжения Розанова от Церкви и постепенный рост его критицизма. Общая оценка христианства в рассуждениях Розанова полностью определяется с точки зрения «иудейско-языческого мифа». Для Розанова Ветхий Завет глубже и богаче церковного христианства. К Церкви у Розанова постепенно сложилось радикально критическое отношение, но к Христу оно осталось очень противоречивым. Розанов чувствовал и осознавал загадку, скрытую в образе Христа, но не мог ее разгадать, ограниченный рамками собственной мифологии и религиозного мировоззрения. Розанов являлся, несомненно, религиозным человеком, но близка и понятна ему была ветхозаветная религия родового бытия. Противоречивость,
запутанность в личных интуициях - еще одна, третья характерная черта «нового религиозного сознания».
  На Религиозно-философских собраниях 1901 -1903 гг., кроме Розанова, активным участником был еще один представитель «нового религиозного сознания» - Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865 -1941). В частности, в одном из докладов на Религиозно-философских собраниях он заявил, что богословская наука не является авторитетом, и если она не отвечает религиозным потребностям человека, то ее нужно преодолеть. Мережковский своим идеалом считал Вселенскую Церковь, в которой только и можно обрести религиозную истину. Мережковский не был человеком философского склада ума, все лучшие идеи он выразил в литературной форме, в романах. Однако, его 2-томное исследование «Толстой и Достоевский» (1901 -1902) имеет несомненную ценность для понимания «нового религиозного сознания».
  В чем же заключался религиозный идеал Мережковского, выраженный, в том числе, в книге о Толстом и Достоевском? В Толстом Мережковский видел крайнее выражение религии плоти, языческого ощущения материи, а в Достоевском - религию духа, которая способна соединить небесную и земную реальность. Как считал Мережковский, Достоевский только изображал крайности и противоречия, но не искал путь к их синтезу. По мнению Мережковского, Достоевский не мог сознательно разграничить «мистическое отношение» к Евангелию от внешнего, исторического. Мережковский же стремился к преодолению «исторического христианства», считая, что «истинное христианство» должно быть основано на гармонии духа и плоти. В истории Церкви сформировалась антиномия, когда духовное стало святым, а плотское - грешным. Вместо аскетического идеала Мережковский предлагал синтез духа и плоти - «святую плоть», при этом под плотью понимая не просто физический аспект человеческого бытия, но шире - культуру, искусство, науку и общественность. Христианство, считал Мережковский, должно пронизать собой всю культуру, усвоить и преобразить мудрость языческого
мира. Идеал «святой плоти» Мережковский выводил непосредственно из Евангелия от Иоанна, где сказано, что «Слово стало плотию» (Ин. 1. 14).
  Идея «нового религиозного сознания» ясно видна и в романе Мережковского «Петр и Алексей» (1904), завершающем цикл-трилогию «Христос и Антихрист» (1896 -1904). Писатель указал на два крайних проявления христианства в истории - синодальную государственную Церковь и сектантство, показывая их неприемлемость. Что же предложил взамен Мережковский? В эпилоге романа главный герой Тихон выбирает некий третий путь, изображенный в мистико-поэтических тонах - ему среди грозы является сам апостол Иоанн, чтобы приобщить к истинной Церкви Святого Духа. Финал романа показателен для понимания мировоззрения Мережковского - Тихон уходит от старцев-аскетов в никуда, на поиски Иоанновой Церкви. Выход Мережковский видел только в одном - в преобразовании «исторического христианства» в «новое христианство», которое для него символизировали Евангелие от Иоанна и неопределенная Церковь Святого Духа.
  Сложность «нового религиозного сознания» заключалась в том, что его представители отождествляли личные взгляды и идеалы с Истиной, на обладание которой они претендовали. В результате творческие стремления и находки выдавались за «откровения» духа, а религиозные истины искажались под влиянием личных качеств и особенностей. У Мережковского и его единомышленников (3. Н. Гиппиус, Д. В. Философов и др.) был свой религиозный пафос, стремление найти «новый путь». Собственные ответы на «вечные вопросы» представлялись им самодостаточными. В 1902 г. 3. Н. Гиппиус в стихотворении утверждала отказ от «веры детских дней» и призывала:
  Отдайся новым созерцаниям,
  О том, что было, - не грусти,
  И к вере истинной - со знанием -
  Ищи бесстрашного пути.

  Путь к «новому религиозному сознанию» для Мережковского в общем закончился в 1914 г., когда в предисловии к собранию сочинений он написал об отказе от идеи соединить дух и плоть, поскольку их соединение уже дано во Христе. Однако Мережковский остался верен своей основной схеме трех Заветов: 1-й Завет - религия Бога в мире (Завет Отца); 2-й Завет Сына - религия Бога в человеке; 3-й Завет Святого Духа - религия Бога в человечестве. По мнению В. В. Зеньковского, эта схема Мережковского - «типично религиозная романтика» [11, 715]. H. A. Бердяев же высказался на эту тему более определенно: «Поставленные Мережковским религиозные темы значительны и велики, они волнуют и тревожат. Но бессилие внутренно разрешить религиозные проблемы, творчески раскрыть новое, небывшее, пророческое приводит Мережковского к вечному ожиданию нового откровения Духа, откровения трансцендентного, а не имманентного, к перенесению центра тяжести вовне» [9, 493].
  Интересно, что именно Николай Александрович Бердяев (1874 -1948) впервые ввел и обосновал понятие «новое религиозное сознание» в статье «О новом религиозном сознании» (1905) и в книге «Новое религиозное сознание и общественность» (1907). Бердяев некоторое время был близок к кругу Мережковского и испытал его влияние, которое сказывалось долгие годы. Затем он порвал с Мережковским и примкнул к группе мыслителей, объединенных вокруг московского издательства «Путь», в котором вышли его книги «Философия свободы» и «A. C. Хомяков». Бердяев активно искал «нового религиозного сознания», но пошел своим одиноким путем, который был далек от кружковщины и групповщины.
  Бердяев был философом, одаренным от природы. Он не получил религиозного воспитания и к религии пришел философским путем. Когда же Бердяев обратился к Церкви (1908), то его сознание приобрело эсхатологический характер, устремленность к «новому зону» и «глубочайшей духовной революции». Бердяев одним из первых среди современников заговорил о религиозном оправдании человека (антроподицее). Его главными философскими идеями на всю жизнь стали свобода и творчество. С точки зрения этих идей Бердяев рассматривал и религию. В очерке «Мое философское миросозерцание» он писал о своем понимании религии: «Религия есть связь между Богом и человеком. Бог рождается в человеке и человек рождается в Боге. Бог ждет от человека творческого и свободного ответа» [10, 22].
  Главными книгами Бердяева, связанными с философией религии, являются: 1) «Философия свободы» (1911), 2) «Смысл творчества» (1916), 3) «Философия свободного духа (Проблематика и апология христианства)» (1927 -1928), 4) «Истина и Откровение» (1946 -1948, опубл. в 1996). Для Бердяева философия есть продолжение религии и «может быть лишь органической функцией религиозной жизни» [6, 20]. Бердяев утверждал, что философия должна быть «церковной». В книге «Смысл творчества» Бердяев пришел к антропоцентричному религиозному мировоззрению, в частности считая, что «не только человек нуждается в Боге, но и Бог нуждается в человеке». Бердяев видел цель жизни в «творческом восхождении», что для него по сути и было религиозным спасением или его аналогом. В книге «Философия свободного духа» Бердяев объединил темы свободы и творчества на примере христианства, заявив о своем религиозном идеале - духовном или мистическом «христианстве свободы», противоположном «христианству авторитета». В случае Бердяева «новое религиозное сознание» свелось в итоге к метафизическому возвышению человека, субъективации религиозности.
  Отметим некоторые детали в размышлениях Бердяева о религии. В книге «Новое религиозное сознание и общественность» есть интересные рассуждения Бердяева об изучении религии. Бердяев считал, что нерелигиозное исследование религии не обладает ценностью, т. к. объект и субъект исследования в данном случае должны быть религиозными. Бердяев заявлял: «На религию нельзя смотреть со стороны - со стороны ничего почти не видно» [8, 7]. Исходя из этого тезиса, становится вполне понятным подход Бердяева к религии. Исследование Бердяева - это глубоко личное переживание религиозных ценностей и идей. Бердяев декларировал: 1) отказ от замкнутого («остановившегося») религиозного сознания и 2) «существование в мире объективной, абсолютной, вселенской религии, раскрывающейся человеческому сознанию» [8, 7].
  «Абсолютная религиозность» в самой простой форме раскрывается в мистике, в мистической стихии, сущностью которой является ощущение мировой тайны, таинственных истоков человеческого бытия. Именно соединение мистического (личного) религиозного опыта с философией призвано открыть новые перспективы богопознания. Как полагал Бердяев, «религия есть зрячая и реальная мистика» [8, 16].
  Бердяев, рассуждая о сущности религии, утверждал, что религия есть «конкретное, органически полное постижение и испытывание смысла жизни личной и мировой» [8, 17]. Иначе говоря, Бердяев ставил знак равенства между верой и знанием, религией и философией. Он призывал идти по религиозно-мистическому пути, подчеркивая, что мистика относится к миру свободы. Мистике Бердяев противопоставлял магию, относящуюся к сфере необходимости. Таким образом, дуализм свободы и необходимости во многом определил религиозную мысль Бердяева.
  Философия Бердяева весьма неоднозначна по отношению к религии. Бердяев воспринял от «нового религиозного сознания» критику и отрицание «школьного богословия». Сначала он предлагал преодолеть ограниченность богословских школ через соединение религиозного опыта с философией. Первоначальный замысел получил дальнейшее развитие, приведя к двусмысленной ситуации: с одной стороны, философия Бердяева стала оригинальной религиозной философией, но с другой - философией религии, имеющей предметом исследования христианство и направленной на его обоснование. Таким образом, двойственность Бердяева заключается в противоречии между личным философским творчеством и «апологетикой». Бердяев лишь предложил своеобразный синтез веры и знания в рамках религиозной философии, но последовательной философии религии он не создал.
  В заключение следует сказать об отсутствии в «новом религиозном сознании» идейного единства, о невозможности дать его законченное определение. При наличии общих тем и подходов представители «нового религиозного сознания» шли разными путями и создали различные концепции в понимании религии. Поиск нового «откровения» (религии Третьего Завета, Царства Святого Духа, «религии будущего»[24 - «Религия будущего» - название книги, вышедшей в 1905 г., еще одного представителя «нового религиозного сознания» - Н. М. Минского.] и т. д.) - это, в общем, единственное, что объединяет разных авторов и мыслителей, к которым применяют термин «новое религиозное сознание».

  Литература
  1. Розанов В. В. Т. 1: Религия и культура. М., 1990.
  2. Розанов В. В. Собрание сочинений: В мире неясного и нерешенного. Из восточных мотивов. М., 1995.
  3. Розанов В. В. Юдаизм // Новый путь. 1903. № 9.
  4. Мережковский Д. С. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995.
  5. Записки петербургских Религиозно-философских собраний (1901 -1903 гг.). М.,2005.
  6. Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989.
  7. Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994.
  8. Бердяев Н. А. Новое религиозное сознание и общественность. М., 1999.
  9. Бердяев Н. А. Собр. соч. Париж, 1989. Т. 3.
  10. Н. Бердяев о русской философии. Свердловск, 1991. Ч. 1.
  11. Зеньковский В. В. История русской философии. М., 2001.

  Глава 7. Л. Шестов. С. Н. Трубецкой. Е. Н. Трубецкой

  В России начала XX в. религиозность становится многомерной, понимание религии все больше и больше усложняется, определяется личными взглядами. Такое личное понимание религии в философии демонстрировал Лев Шестов (1866 -1938). Он закончил Киевский университет (1889), с 1895 г. занялся философскими и литературно-критическими исследованиями. В начале XX века Шестов выступил как популяризатор идей Ф. Ницше в России, заявил себя сторонником концепции «живого знания» и критиком рационализма. Его книги о Ф. Ницше, Л. Н. Толстом, Ф. М. Достоевском блестяще написаны, неординарны и глубоки. Если книга «Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше» (1902) заканчивается тезисом «Нужно искать Бога», то активная фаза этого поиска начинается в 1910 -1914 гг., когда Шестов жил в Щвейцарии, изучал богословие и философию и писал работу «Sola fide» (впервые опубликована в Париже в 1966).
  Философия религии Л. Шестова в общем почти полностью исчерпывается его концепцией веры, с точки зрения которой рассматриваются все философские учения и системы. Шестов - своего рода чистый фидеист. Основой его мировоззрения является ветхозаветная вера во всесильного, всемогущего Творца. Речь идет о вере без оглядки на разум, на рациональные законы - о вере, которая «передвигает горы». Понимание веры и религии содержится в следующих книгах Л. Шестова: «Власть ключей» (1923), «На весах Иова» (1929), «Киргегард и экзистенциальная философия» (1939), «Афины и Иерусалим» (на французском языке - 1938, на русском - 1951).
  Концепция веры Л. Шестова предполагает дуалистическую схему: человек должен выбирать между Афинами и Иерусалимом, умозрением и Откровением, противоречащими друг другу. Иначе говоря, выбор веры означает: с одной стороны, отказ от опоры на рациональные законы и рациональное понимание мира, а с другой - осознание и приятие религиозного Откровения. Вера для Шестова - это жизнь в неизвестности, в мире божественной свободы. Шестов был солидарен с Тертуллианом, с его тезисом «верую, ибо абсурдно». Он писал об отказе от знания и о переходе ко «второму измерению» мышления. Мыслить с точки зрения веры - это значит отказаться от философии, направленной на обоснование власти Необходимости, и от богословия, которое рационально рассуждает о Боге.
  В книге «Власть ключей» Шестов задавал вопрос: «Признавал ли хотя бы один философ Бога?» и давал на него неутешительный ответ. Признавали Бога и боролись за свободу против власти Необходимости в истории философии только немногие среди мыслителей. Своими идейными союзниками Шестов признавал Платона, Плотина, Б. Паскаля, С. Киркегора, Ф. М. Достоевского. Вся же магистральная линия развития в истории философии, от Аристотеля до Декарта и Канта, в целом признавалась Шестовым антирелигиозной, отрицающей веру в Бога. В книге о Кьеркегоре Шестов солидарен с датским мыслителем в понимании того, что вера - это призвание, что для Бога все возможно, поскольку над Богом не властны законы эмпирического мира. Если для Кьеркегора был важен образ Авраама, то для Шестова его понимание веры во многом исчерпывается библейской книгой Иова. «Частный мыслитель» (по выражению Кьеркегора) Иов обращается к Богу как к Личности, как к личному Владыке его жизни, взывает к Нему, ждет Его любви. Друзья Иова рассуждают о Боге, о Его Премудрости, в соответствии с которой устроен мир. Для них Бог - безличный принцип бытия. В конце
концов, Бог возвращает Иову все, а на его друзей гневается (Иов. 42. 7). Шестов - на стороне Иова, он - за личное и свободное богопочитание. В этом заключается его credo.
  Радикализмом своей концепции Шестов резко отличается от других русских философов начала XX в. В России этого времени большое влияние имела философия всеединства, для которой характерна идея синтеза, стремление примирить веру и знание, поэтому идеи Л. Шестова получали весьма различные оценки. С. Н. Булгаков видел в философии Шестова одну тему: мысль о Боге - дополненную философией абсурда, своего рода «рационализмом с отрицательным коэффициентом» [9, 523, 535].
  С. Л. Франк упрекал Шестова за неопределенность его идеи Бога. В. В. Зеньковский же подчеркивал теоцентричность Шестова и считал, что тому «было дано с непревзойденной силой утвердить сверхрациональную природу бытия и тем более Бога» [10, 744]. Интересно мнение Ж. Маритена, который считал, что вера Шестова - это не вера в Евангелие, а жажда этой веры. Примерно о том же писал Зеньковский, полагая, что Шестов стоял у порога веры («Памяти Л. И. Шестова», 1939). Однако для самого Шестова вера и жажда веры нераздельны. Для него вера - это не просто существование в рамках той или иной религиозной традиции, но «движение» веры за пределы человеческого бытия. Личная вера в понимании Шестова символизирует жизнь в беспредельном и бесконечном мире, в котором царствует божественный произвол.
  Шестов был внеконфессиональным мыслителем: он ушел от иудаизма, к которому принадлежал по рождению, но не пришел к христианству. Мыслителя глубоко волновал трагизм человеческой жизни, ее ущербность, недостаточность. Шестов чувствовал в мире какую-то «ошибку», которая оборачивается царством зла. В книге о Кьеркегоре указание на источник зла Шестов нашел в сказании о грехопадении, смысл которого он увидел в описании того, как человек подпал под власть Необходимости и чары Разума. Падшего человека поработило Ничто - небытие безрелигиозного существования. Шестов пытался, насколько возможно, раскрыть глубокий смысл Библии, чтобы найти ответы на вопросы о сущности веры и сделать действенным Откровение для преодоления трагизма жизни. Философия Шестова - это «безумная борьба», «безумный порыв» от бога философов к Богу Авраама, Исаака и Иакова.
  Если Шестов отстаивал веру как особое измерение мышления и считал, что Откровение противоречит разуму, то ряд русских мыслителей пытались как раз реабилитировать «Афины», увидеть в античной философии необходимый этап, предшествующий христианству. Взаимосвязь античной мысли и христианства особенно глубоко прослежена в работах С. Н. Трубецкого.
  Сергей Николаевич Трубецкой (1862 -1905) принадлежал к известному княжескому роду. Еще в гимназии он увлекся философией - первоначально позитивизмом, затем перешел к серьезному и критическому изучению различных философских учений. Поворотом к религиозно-философскому мировоззрению для С. Н. Трубецкого стало изучение богословских сочинений A. C. Хомякова. В 1881 г. Сергей Трубецкой поступил на юридический факультет Московского университета, но вскоре перешел на историко-филологический факультет, который закончил в 1885 г. После окончания университета С. Н. Трубецкой, оставленный на кафедре для подготовки к профессорскому званию, предполагал защищать магистерскую диссертацию на тему «О Церкви и Святой Софии» (сохранился и опубликован небольшой фрагмент[25 - Трубецкой С. Н. О святой Софии, Премудрости Божией // Вопросы философии. 1995. № 9.]). Однако после обсуждения в октябре 1886 г. с Л. М. Лопатиным и B. C. Соловьевым Трубецкой выбрал для магистерской диссертации тему «Метафизика в Древней Греции», появление которой вполне естественно, если учесть, что примерно в 1885 -1886 гг. он писал сочинение о
метафизике религиозного культа (сохранились наброски и фрагменты[26 - РГБ ОР. Ф. 305. Карт. 9 («Культ греков», «Мистерии», «О знании и мудрости», «Культ Зевса» и др.).]) и уже тогда начал разрабатывать идею, согласно которой развитие философии напрямую связано с религиозными и мифологическими представлениями.
  Эта мысль и легла в основу его диссертации, защищенной в 1890 году. Ее первая глава полностью посвящена религии древних греков («Метафизика в религии греков»), в частности богослужению в Древней Греции и мистериям. Согласно Трубецкому, от религии греческие философы заимствовали веру в стихийную основу бытия. Религиозное мировоззрение выразилось в древнегреческой философии в натуралистических и антропоморфных идеях. Антропоморфизм, по мнению Трубецкого, и был основным стимулом философского познания, т. к. признавал соотносимость истины и человека, возможность самопознания. Трубецкой пришел к выводу, что, согласно антропоморфным представлениям греков, «мудрость заключается в человеческом самопознании, оно есть путь к божественному знанию; в себе и через себя мы познаем все, точно так же, как в богах мы находим себя» [4, 135].

  С. Трубецкой последовательно проследил развитие философских идей греков, которые в основном свелись к космологическим гипотезам. Их противоречивость привела к умственному тупику в софистике. Выход из этого тупика нашел Сократ, провозгласивший новый диалектический метод философского познания. Диалектика Сократа, направленная на восхождение от частного к общему, имела целью постижение абсолютной Истины. Сверхразумная и сверхприродная Истина была тем идеалом, который Трубецкой считал смыслом историко-философского развития. Он писал, что Истина есть «идеальное живое всеединство, это живая вселенская система идей, в которой абсолютное единство осуществляется в своем другом и посредством реально-диалектического процесса рождает бесконечное, конкретное множество» [4, 463]. Тема всеобщей Истины была продолжена в докторской диссертации С. Трубецкого «Учение о Логосе в его истории» (1900).
  Здесь мыслитель сначала исследовал древнегреческие философские учения, в которых появилось понятие Логоса, затем обогащенное христианским содержанием. Логос, понимаемый как истина и неизменная сущность вещей, возникает в философии, направленной на преодоление мифологии. Логос был необходим древнегреческим философам для обоснования учения о единстве всего сущего.
  Религиозное откровение и античная философия соприкоснулись в школе александрийского богословия. Иудейский монотеизм и универсальный разум философии попытался соединить Филон Александрийский. По определению Трубецкого, Филон - это религиозный апологет, использовавший философские понятия в аллегорическом толковании Ветхого Завета. С его точки зрения, Бог правит миром как вселенский разум с помощью посредников, божественных сил. Все божественные силы, согласно Филону, объединяются в Логосе, который есть 1) энергия Бога, 2) внутренний закон мира, 3) посредник между Богом и миром. Логос - это идеальный план творения, который мыслится Филоном как «мировая душа» Платона.
  С. Трубецкой считал, что концепция Филона только подготовила почву для полноценного раскрытия христианской мысли. Христианское понятие Логоса стало не результатом философских рассуждений, а выражением религиозного Откровения. Во второй части диссертации - «Исторические основы христианского богопознания» - Трубецкой анализировал Ветхий Завет, древнееврейские апокрифы, гностическую литературу, четыре канонических Евангелия. Исследователь показал, что появлению христианства предшествовал мессианизм древних евреев, неразрывно связанный с национальным сознанием («народа Божия»). Мессианизм и универсальное откровение - это то, что перешло из ветхозаветной религии в христианское сознание. Христианство указало человечеству новые пути богопознания.
  Трубецкой видел в христианском учении о Логосе выражение реального духовного опыта. Логос в христианском понимании не служит только объяснению мира, а указывает путь к истинной и праведной жизни. Абстрактный Логос греческой философии заменяется Словом жизни - идеалом, призванным религиозно оправдать жизнь, основанном на истинности Богосознания Христа. Так, в понятии Логоса примиряются античность и христианство как два неразрывно связанных этапа в духовной эволюции человечества.
  С. Трубецкой также написал ряд статей, из которых к философии религии имеют непосредственное отношение статья «Религия» в Словаре Брокгауза и Ефрона, исследование «Вера в бессмертие» (1902 -1904) и статьи по истории античной религии. Кроме того, он готовил курс лекций по философии религии. В статье «Религия» Трубецкой, критикуя религиозный индивидуализм протестантского толка, отстаивал понимание религии, которое основано на Откровении и культе. В работе «Вера в бессмертие» Трубецкой предложил рассматривать понятие личного бессмертия как одну из важных основ христианства. Он писал: «Христианство, религия Богочеловека, есть единственное учение, единственная вера, которая дала вполне последовательное и, можно сказать, абсолютное выражение вере в личное бессмертие» [3, 405]. С. Трубецкой искал гармонию между универсальной Истиной христианства и личным религиозным и философским сознанием. В его понимании идея Логоса связывает личное богопознание с религиозной Истиной, данной в Личности Иисуса Христа.
  Брат С. Трубецкого Евгений Николаевич Трубецкой (1863 -1920) обе свои диссертации посвятил средневековому религиозно-общественному идеалу. В магистерской диссертации «Миросозерцание блаженного Августина» (1892) Августин интересовал Трубецкого как человек, совместивший в сознании языческое и христианское влияние, а также сыгравший значительную роль в обосновании средневекового теократического идеала. Трубецкой писал об Августине: «Путь его философствования - от разлада и раздвоения личной жизни к объективному миру и единству» [6, 26].
  Е. Трубецкой пытался ответить на вопрос о сущности и значимости теократического идеала, воплощенного в римском папстве. С его точки зрения, Августин старался обосновать единство Церкви, которое для него олицетворяла римская епископская кафедра. Вместе с тем он мыслил церковное единство наравне с государственным, был защитником христианского государства против варварской экспансии, выступал за культурно-общественную целостность. По мнению Трубецкого, Августин включил в свою теократическую концепцию римский правовой идеал. В результате Церковь, как и государство, становится носительницей права и включает принципы римской юриспруденции. Философия и право - два принципа в миросозерцании Августина, объединенные одной общей идеей «Града Божия». От Августина к средневековому католичеству перешло двойственное понимание Церкви, когда Церковь признавалась небесным идеалом и одновременно выполняла государственные функции.
  В докторской диссертации «Религиозно-общественный идеал западного христианства в XI веке» (1897) Трубецкой показал, как все попытки римского папы Григория VII реализовать теократический идеал закончились неудачей. Папская теократическая власть была направлена на создание религиозно-общественного единства, но она столкнулась с противодействием светских правителей. Западно-христианская теократическая идея, по убеждению Трубецкого, отличалась противоречивостью в первую очередь по отношению к человеку - человеческая свобода отрицалась ради религиозного единства, но вместе с тем теократия предполагала участие конкретных людей. Как доказывал Трубецкой, теократический проект, предложенный римскими папами, не был осуществим на практике, поскольку небесный и государственный идеалы (метафизическое единство Церкви и государственная власть) несовместимы. Критика западной теократии привела Трубецкого к поиску других религиозно-философских идеалов. Этот поиск нашел завершение в книге «Смысл жизни» (1918), последней книге Е. Трубецкого.
  Если Е. Трубецкой является в какой-то мере последователем Вл. Соловьева, то его заслуга состоит в развитии философии всеединства в сторону систематического, стройного целого. Так, Е. Трубецкой исключает и корректирует все, что может привести к пантеизму. Е. Трубецкой, прежде всего, не согласен с принципом «всеединого сущего» Вл. Соловьева. Истина не может быть реальностью, «потусторонней сознанию». Для Трубецкого истина есть «всеединое сознание», т. к. такое сознание необходимо «предполагается всяким нашим субъективным, антропологическим сознанием» [7, 15], отказаться от него - значит отказаться от всякого познания и мышления, претендующего на истинность. В рамках эмпирической жизни человеку невозможно найти смысл. Однако этот смысл есть, и, по мнению Е. Трубецкого, он дан в Безусловном сознании, в сопряжении человеческой мысли с Абсолютом (с «всеединым Умом»). Вопрос о смысле жизни - это вопрос о Боге, Который есть «жизненная полнота и есть основное предположение всякой жизни» [7, 47].
  Бог не является субъектом мировой эволюции. Абсолютное всегда закрыто миром от человека. В этом тезисе Е. Трубецкой резко выступал против смещения Абсолюта и сущности мира. Вместе с тем, Е. Трубецкой по-своему толкует идею Софии. Он полагал, что София является не посредницей между Богом и творением, а «неотделимой от Бога Силой Божией», т. е. мир не тождественен с Софией. Так Е. Трубецкой, корректируя идеи Вл. Соловьева, создал религиозно-метафизическую концепцию, согласованную, насколько возможно, с учением Церкви и пересматривающую ряд сложившихся принципов русской софиологической традиции.
  Л. Шестов, братья С. и Е. Трубецкие при всех принципиальных отличиях имели одну общую черту - склонность к глубокому аналитическому исследованию, стремление все идеи и интуиции прояснить и оформить в концепцию. Разница была в их философских мировоззрениях и религиозных взглядах. Для Шестова идеал - «Иерусалим», абсолютный монотеизм, имеющий основой «чистую» веру и отказ от любой рационализации религиозного Откровения. Для братьев Трубецких целью было найти гармонию между верой и знанием, с христианской точки зрения оправдать «Афины», увидеть в античности универсальный эталон мысли. В данном случае можно говорить о двух подходах к философии религии: с одной стороны, о раскрытии христианских идей с опорой на платонизм и логическую систематизацию, с другой - о внеконфессиональном фидеизме с отрицанием философских и богословских традиций. И тот и другой подход в разной мере получили продолжение в истории русской мысли.

  Литература
  1. Шестов Л. Соч. в 2 т. М., 1993. Т. 1.
  2. Шестов Л. Соч. в 2 т. М., 1993. Т. 2.
  3. Трубецкой С. Н. Собр. соч. М., 1908. Т. 2.
  4. Трубецкой С. Н. Собр. соч. М., 1912. Т. 3.
  5. Трубецкой С. Н. Сочинения. М., 1994.
  6. Трубецкой Е. Н. Миросозерцание блаженного Августина. М., 1892.
  7. Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. М., 1994.
  Н. Трубецкой Е. Н. Религиозно-общественный идеал западного христианства. СПб., 2004.
  9. Булгаков С. Н. Некоторые черты религиозного мировоззрения Л. И. Шестова// Булгаков С. Н. Сочинения в 2 т. Т. 1.
  10. Зеньковский В. В. История русской философии. М., 2001.

  Глава 8. П. А. Флоренский. С. Н. Булгаков. Л. П. Карсавин

  Говоря о метафизике всеединства, нередко подразумевают какую-то единую традицию. На самом деле все последователи Вл. Соловьева шли разными путями. Понятие «всеединства» получает различные интерпретации и развивается в учениях разного типа. Так, например, В. В. Зеньковский к метафизике всеединства относил С. Л. Франка, Л. П. Карсавина, П. А. Флоренского и С. Н. Булгакова. Здесь особенно проблематичным представляется отнесение к метафизике всеединства философии П. А. Флоренского, особенно, если учесть, что Флоренский почти не цитирует Вл. Соловьева и не ссылается на его труды. Более того, Флоренский сам называл то направление мысли, которое он хотел бы защищать: «конкретный идеализм» [1, 109].
  Для понимания философии религии Павла Александровича Флоренского (1882 -1937) сначала вспомним основные этапы в его идейной эволюции. Во время учебы в Московском университете (1900 -1904) Флоренский испытал сильное влияние С. Н. Трубецкого, в семинаре которого занимался. Известно, что под руководством Трубецкого он написал студенческую работу «Идея Бога в платоновском государстве». Поступив в 1904 г. в Московскую духовную академию, Флоренский уже был сложившимся мыслителем и исследователем, о чем свидетельствует написанная им на первом курсе обучения работа «Сочинение Оригена «???? ?????» как опыт метафизики» (1904), в которой поставлена проблема взаимосвязи платонизма с христианским богословием, преодоления негативных аспектов его влияния.
  Чтобы понять поздние труды Флоренского, его систему «конкретной метафизики», необходимо остановить внимание на некоторых сочинениях, написанных им в ранний период. В 1907 г., т. е. в возрасте 25 лет, Флоренский писал в работе «Вопросы религиозного самопознания»: «Решающим, преимущественным испытанием веры является исследование таинств, понимая это слово в самом широком смысле, а именно, как обозначение всего видимого и земного, за чем преимущественно скрывается невидимое и небесное» [2, 529]. Ранее, в докладе «Догматизм и догматика» (1906), прочитанном на заседании философского кружка при МДА, Флоренский уже ясно сформулировал свою концепцию антроподицеи и теодицеи, из которых, как он считал, и слагается религия. Антроподицея - это «реальное нисхождение Бога к человечеству», а теодицея - «созерцательное восхождение человечества до Бога» [2, 551], догма, учение. По мнению Флоренского, догматика должна иметь основой живое отношение к Богу, а систему религиозных принципов необходимо дополнить личным духовным опытом. Флоренский полагал, что религиозные термины нужно «наполнить живым конкретным
содержанием», «насытить богословские схемы психологическим содержанием» [2, 562, 565]. По его мнению, данные конкретной жизни есть основа для создания будущей «убедительной догматики». Ряд таких интуиции и привел Флоренского в дальнейшем к созданию «конкретной метафизики», к системе христианской философии, включающей, в том числе, осмысление догматов.
  Для понимания метафизики, которую разрабатывал Флоренский, важно также его определение религии и религиозных сил в истории каждого народа, которое было дано в небольшом очерке «Православие» (в книге «История религии», 1909). Флоренский писал: «Полная истина есть нечто абсолютное и поэтому несовместимое с миром; мир и человек по существу своему ограниченны, и потому ограниченно принимают истину христианства, а так как у каждого народа и человека своя особая ограниченность, то и христианство его выходит особым» [2, 639]. Такая точка зрения тесно связана с общей концепцией издания, которая совместно разработана A. B. Ельчаниновым (автором большей части книги), В. Ф. Эрном и П. А. Флоренским. Согласно этой концепции, «чистое» христианство, проникнутое Святым Духом, существовало только первые три века, затем оно, взаимодействуя с государством и миром, утратило первоначальную чистоту и энтузиазм. Так, по крайней мере, считал В. Эрн. Флоренский, словно возражая Эрну, пишет, что в «остывающем» христианстве есть и своя хорошая сторона - «единый белый свет экстаза распадается на многоцветные лучи христианской
поэзии, науки, богословия, живописи, архитектуры» [2, 641], т. е. христианство оплодотворило культуру. Результатом такого культурного взаимодействия стало и русское Православие, которое сложилось из соединения трех сил (греческая вера, славянское язычество и русский народный характер). Православное отношение к Церкви - это верховенство обряда над учением и моралью. Исходя из этого, Флоренский и сформулировал свое определение религии с православной точки зрения: «Признающий религию за дело реальное должен признать, что религия не в рассудке и даже не в познавании, а в действительном отношении к Богу; религия - не рассуждение о божественных вещах, а принятие божественного в свое существо» [2, 648 -649]. «Принятие божественного» человеком и есть основная проблематика, которая исследуется в конкретной метафизике Флоренского.
  После окончания академии Флоренский был оставлен в МДА и начал читать курсы лекций по античной философии, в которых, во многом опираясь на идеи С. Н. Трубецкого, анализировал влияние религии на формирование философских идей (1908/1909 учебный год - «Введение в античную философию» и «Первые шаги философии», 1909/1910 учебный год - «Софисты и Сократ»). Затем следует самый известный этап в жизни Флоренского - после принятия священства (1911) подготовка и защита диссертации «Столп и утверждение Истины» (19 мая 1914 г.), на основании которой автора диссертации и причисляют к представителям софиологии и метафизики всеединства. При этом часто забывают о признании самого Флоренского, сделанном в письме к В. А. Кожевникову от 2 марта 1912 г.: «Мой «Столп» до такой степени опротивел мне, что я часто думаю про себя: да не есть ли выпускание его в свет - акт нахальства, ибо что же, на самом-то деле, понимаю я в духовной жизни?» [4, 830]. Такая суровая самооценка вызвана отчасти тем, что Флоренский считал необходимым теодицею, созданную в книге «Столп и утверждение Истины», дополнить антроподицеей. Во
вступительном слове на защите диссертации Флоренский указал, что оставляет разработку антроподицеи «до лет более зрелых и опытности более испытанной» [3, 134].
  «Опыт православной антроподицеи» был создан в 1918 -1922 гг. и получил название «Философия культа». Основную часть труда составили 8 лекций по философии культа, прочитанных в Москве с 8 (21) мая по 6 (19) июня 1918 г. Затем автор вносил в текст дополнения и редакторские изменения (одна из редакций вышла в 1977 г. в сборнике «Богословские труды», а полный текст опубликован в 2004 г.).
  «Философия культа» отличается большим многообразием тем и проблем, из которых можно выделить только самые главные. Это 1) «Страх Божий» как первичное религиозное чувство по отношению к Высшей Реальности; 2) богословие Креста; 3) взаимосвязь культа и культуры; 4) различные философские подходы к пониманию культа; 5) критика кантианства и философского субъективизма, отрицающего культ; 6) таинства и обряды, философский анализ их религиозного смысла; 7) Евхаристия, смысл православной литургии; 8) культ в социальной жизни общества; 9) философия молитвы; 10) символика церковной жизни.
  В труде «Философия культа» представлено особое понимание религии. В предисловии к «Философии культа» игумен Андроник (Трубачев) пишет: «Уникальность труда отца Павла состоит в том, что впервые православный культ и таинства осмысливаются им с точки зрения религиозно-философской» [5,22]. Иначе говоря, Флоренский исследовал философские проблемы на материале православного культа. Особо игумен Андроник выделил еще одну черту в труде П. Флоренского: «Антропологический подход к учению о спасении» [5, 23]. Однако для философии религии необычайно важен поставленный Флоренским «вопрос об относительном боговедении в язычестве и о соотношении язычества и христианства» [5, 23]. Антропологический подход Флоренского предполагает существование в человечестве универсальной религиозности и, следовательно, относительного боговедения до появления христианства. Такой подход позволяет в особом ракурсе рассматривать и оценивать дохристианскую, в том числе языческую религиозность. Всякий культ, по Флоренскому, содержит в себе зерно истины, но только «Православие вобрало самый цвет мирового достояния и освободило от шелухи и
оболочек: у нас - чистое, обмолоченное и провеянное, зерно религий, самая суть человечности» [1, 131].
  Однако все темы и проблемы «Философии культа» в какой-то мере для Флоренского объединяются в главной задаче - построения культоцентричной метафизики. Флоренский писал в лекции «Семь таинств»: «Вся жизнь должна определяться культом, обращаясь около его безусловного Центра - Голгофы и Воскресения» [1, 156]. По Флоренскому, между Богом и человеком есть культура, которая определяется религией и культом. Культура, по Флоренскому, есть сфера, в которой происходит теургия («искусство Богоделания»). Культ является центром теургии и единственным ее источником, когда теургический смысл теряется в других формах культуры. Флоренский развивал идею конкретной метафизики, считая, что идеи воплощаются в конкретных символах. Для него культ - это объект исследования, необходимый для понимания метафизического мира. Культ есть неотъемлемая часть христианской метафизики, центр личности и ее метафизической гармонии. Таинства - это средоточия метафизического смысла, условия гармонии между человеком и Богом. Освящение человека с помощью таинств есть его религиозное оправдание, а раскрытие образа Божия в человеке - цель
антроподицеи. Таким образом, Флоренский видел в человеке образ Божий, метафизический лик бытия.
  Философ, богослов, экономист Сергей Николаевич Булгаков (1871 -1944) долгое время находился под влиянием П. Флоренского. Однако, ставить обоих мыслителей в один ряд, как это иногда делают («софиология Флоренского и Булгакова» и т. п.) - это, на мой взгляд, ошибка. Гораздо больше оснований говорить о различиях между Флоренским и Булгаковым. В отличие от Флоренского Булгаков создал законченное софиологическое учение, которое стало центральным в его философии. Учение о Софии С. Булгакова крайне противоречиво, о чем прекрасно написал В. В. Зеньковский в своей «Истории русской философии». Оно начало оформляться в книге «Философия хозяйства» (1912), затем получило развитие в труде «Свет Невечерний» (1917) и богословских работах - трилогии о Богочеловечестве («Агнец Божий», 1933; «Утешитель», 1936; «Невеста Агнца», 1945).
  В софиологии Булгакова на первый план выступает космический аспект Софии. Булгаков захвачен темой космоса, его живого всеединства. Он прокладывает путь мысли от космоса к Богу. И между космосом и Богом Булгаков помещает Софию - идеальную основу мира, «третье бытие». По его мнению, мир имеет софийную основу. В последней своей книге, «Невеста Агнца», Булгаков даже заявлял об «океане софийного (тварного) бытия». Софийность дает возможность Булгакову видеть мир как живое и творческое целое, «органическую силу» Души мира. В этом философский пафос С. Булгакова.
  Сложность начинается там, где Булгаков пытается более точно определить сущность Софии. Он дает три определения: 1) метафизическое определение - Душа мира («Философия хозяйства»); 2) религиозно-философское определение - вечная женственность, начало мира, «четвертая ипостась» (тварная), идеальная основа мира («Свет Невечерний»); 3) богословское определение - ипостасность (статья «Ипостась и ипостасность», 1925). Далее Булгаков долго различал Софию божественную и тварную, но, в конце концов, пришел к выводу, что в творении мира София божественная становится Софией тварной. Метафизика всеединства С. Булгакова предполагает единую Софию, которая становится «усией», сущностью в Боге, природой в Боге. Теперь перейдем от метафизики Булгакова к его философии религии. Булгаков искал пути через современность к православию, а своей путеводной звездой считал учение Вл. Соловьева о Софии и его идеал синтеза религии, науки и философии. В результате Булгаков создал свой вариант софиологии, а его религиозная философия вызвала много споров и оказалась далекой от идеала, провозглашенного Вл. Соловьевым.
  Говоря о противоречиях, следует остановиться на некоторых философских влияниях, испытанных Булгаковым. Так, Булгаков долго находился под влиянием И. Канта и немецких идеалистов, после чего перешел к их критике. Он считал, что в трех «критиках» Канта игнорировался факт религиозного сознания. В трудах Канта вопрос о сущности религии сводился к морали, в то время как он должен был, по мнению Булгакова, стать естественной темой для «четвертой критики». Критика Канта и немецкого идеализма нашла полноценное выражение в работе «Трагедия философии», в которой Булгаков ясно сформулировал свою окончательную точку зрения на соотношение философии и религии, умозрения и христианских догматов. По мнению Булгакова, философские системы Нового времени - это философские ереси, в которых отразились не столько личные особенности мыслителей, сколько дух и пафос системы, сведение картины мира к одной главной идее. Если первоначально Булгаков полагал, что можно создать «четвертую критику» о религии, то позднее он пришел к выводу о «еретичности» идеалистических систем. Свой идеал Булгаков увидел в философии, которая
«исходит и возвращается к религии, именно к религиозному мифу и догмату» [6, 388].
  В чем же нашел Булгаков материал для построения религиозной философии? Он писал, что Софию или мировую душу «постигала и отчетливо выразила свое постижение древняя философия в лице Платона и Плотина, это же учение вошло в качестве необходимого элемента и в христианскую философию и мистику, наконец, в новейшей философии оно пробивается в натурфилософии Шеллинга, в теории бессознательного у Гартмана, в учении Фехнера, Лотце, в философии Вл. Соловьева» [7, 196]. Из всех перечисленных главными ориентирами для Булгакова стали Ф. Шеллинг и Вл. Соловьев. В результате Булгаков, думая вернуться к платонизму и христианской богословской традиции, во многом через влияние Шеллинга и Соловьева обращается к истокам немецкого идеализма и романтизма (Якоб Бёме, Себастьян Франк, Ангелус Силезиус и т. д.).
  Все проблемы и противоречия, связанные с метафизикой всеединства, еще более чем у Булгакова, проявились в работах Льва Платоновича Карсавина (1882 -1952), который первоначально занимался историей и написал две диссертации о религиозной культуре западного средневековья («Очерки религиозной жизни в Италии XII -XIII вв.», 1912; «Основы средневековой религиозности XII -XIII вв., преимущественно в Италии», 1915). В годы революции и гражданской войны он обратился к философии и богословию. Высланный из Советской России в 1922 г., Карсавин жил в Берлине, затем - в Париже и Ковно (современный Каунас, Литва). В 1920-е гг. он опубликовал свои основные работы по философии: «Философия истории» (1923), «О началах» (1925), «О личности» (1929). В них Карсавин создал метафизику, которая охватывает последовательно: 1) философию историю, 2) учение о бытии, 3) учение о личности. В Ковно Карсавин продолжал научную работу в области философии и истории культуры. В 1940 г. Литва была присоединена к СССР, в 1949 г. Карсавин был арестован и этапирован в лагерь в Абези, где и умер.
  Остановимся, прежде всего, на понимании истории, культуры и религии в философии Л. Карсавина. По Карсавину, человечество является всеединым субъектом, а его развитие есть содержание истории. В строении всеединого человечества высшая ступень - культура, которая есть система качествований, и одно из этих качествований - религия. Историческое бытие проявляется как всеединство и как индивидуализация всеединства - первое раскрывается во втором через становление и погибание. Карсавин считал, что так как высшее качество и наибольшую в эмпирии полноту раскрывает Иисус Христос, то история человечества есть ни что иное как развитие земной Христовой Церкви, а апогей развития человечества - христианская религиозная культура.
  В книге «Восток, Запад и русская идея» (1922) Карсавин попытался описать проявления религиозности, выделить три основные идеи отношения Абсолютного бытия к миру - теистическую, пантеистическую и христианскую. Теистическая идея в разных видах характерна для Востока (Индии, Китая, Японии, Древнего Египта) и отличается антропоморфностью. Теистическая религия - это, прежде всего, культ природы и культ предков, семьи, общества и государства. Карсавин считал теизм низшей формой религиозности. Для пантеизма характерно чувство имманентности Божества миру, когда абсолютное понимается лежащим в основе мира и является потенцией всего. Высшая форма религиозности - христианство, в котором абсолютное признается триединством, резко отличным от теизма и пантеизма. Христианство, по Карсавину, универсально и основано на принципе конкретного всеединства. Карсавин утверждал, что интуиция всеединства в большей степени доступна православной мысли. Православие космично, т. к. все тварное мыслится причастным Богу. В Православии весь мир - Церковь, или, как писал Карсавин в работе «Церковь, личность и государство» (1923),
мир - это «материя Церкви».
  Попытку обосновать свои метафизические идеи на примере конкретного историко-культурного процесса Карсавин сделал еще раз в незаконченном сочинении «Об апогее человечества». Чтобы раскрыть принцип богопознания, он обращается к истокам истории человечества. Религиозность древних людей характеризовалась отсутствием индивидуального сознания и слиянием с Божественной природой посредством культовых действий. Затем это первоначальное проявление религиозности сменяется магическим воздействием на природу. Человек начинает отделять себя от природы. Эволюцию религиозности Карсавин связывал с особенностями человеческого мышления, которое определяется соотношением интуитивного и дискурсивного начал. Интуитивность характеризуется почти совпадением субъекта с объектом, а дискурсивность отделяет познание от жизни. «Божественность», разлитая в природе, почиталась древними людьми через конкретные предметы и существа (солнце, луна, река, деревья, животные), которые становились символами божественного присутствия в мире. Через символическое познание культ осмысливался в мифах, в которых человек впервые попытался
выразить интуитивное восприятие мира. Однако через дискурсивность символ постепенно превратился в понятие. Интуиция направлена в область сверх-сущего и переводит познание идей на образный язык символов. Понятие же целиком связано особенностями дискурсивного мышления, которое познает только эмпирическую действительность и выражает познание в категориях отвлеченного знания. Так на основе религиозности и ее эволюции Карсавин объяснял особенности человеческого познания, борьбу интуитивного и дискурсивного мышления. В целом же он предложил оригинальную концепцию культа: 1) сначала культ - «первичное» самообнаружение религиозности; 2) затем происходит осмысление культа в мифах, когда символы становятся понятиями; 3) в христианстве появляются свои мифы и символы; 4) апогеем развития становится христианский культ, когда мифы не рождаются из культа, а претворяются в культ.
  Религиозная метафизика всеединства раскрывается Карсавиным как монументальная иерархическая система, не подчиненная причинно-следственным связям. Народы, культуры, цивилизации обязаны своим существованием Абсолютной идее, лежащей в их основе. Решающую роль в истории играет религиозная идея или отношение людей к Абсолюту.
  Отметим ряд недостатков системы Карсавина. Во-первых, в иерархии качествований крайне умаляется роль человеческой личности. Во-вторых, стремление «крестить и просветлять языческую мудрость» [10, 45] приводит Карсавина к тому, что неоплатоническая теория эманации напрямую встраивается им в систему христианского богословия.
  В целом, религиозная метафизика всеединства полна противоречий, пантеистических и гностических мотивов. Тем не менее, она была еще одним интересным экспериментом, направленным на совмещение философии и богословия.

  Литература
  1. Флоренский П., свящ. Философия культа. М., 2004.
  2. Флоренский П., свящ. Сочинения в 4 т. М., 1994. Т. 1.
  3. Флоренский П., свящ. Сочинения в 4 т. М., 1994. Т. 2.
  4. Андроник (Трубачев), игум. Из истории книги «Столп и утверждение Истины» // Флоренский П. А. Столп и утверждение Истины. М., 1990. Т. 1 (2).
  5. Андроник (Трубачев), игум. История создания цикла «Философия культа» // Флоренский П., свящ. Философия культа. М., 2004.
  6. Булгаков С. Н. Соч. в 2 т. М., 1993. Т. 1.
  7. Булгаков С. Н. Свет Невечерний. М., 1994.
  8. Карсавин Л. П. Религиозно-философские сочинения. М., 1992.
  9. Карсавин Л. П. Путь православия. М., 2003.
  10. Карсавин Л. П. Апологетический этюд // Путь. 1926. № 3.

  Глава 9. С. Л. Франк. И. А. Ильин. В. В. Зеньковский

  Чтобы говорить о вкладе русской мысли в философию религии, следует выделить наиболее значимые и оригинальные труды в этой области научного знания. Одно дело, когда философия религии является лишь составляющей частью религиозной философии и почти не отделяется от нее, совсем другое - когда автор пишет исследование, специально посвященное философии религии. В русской философии XX в. можно назвать, прежде всего, трех авторов, предложивших оригинальные философские подходы к пониманию религии.
  Первым из них был Семен Людвигович Франк (1877 -1950), автор многочисленных философских работ, в том числе таких как «Предмет знания» (1915), «Душа человека» (1917), «Смысл жизни» (1926), «Духовные основы общества» (1930), «Свет во тьме» (1949), «Реальность и человек» (1956), «С нами Бог» (1964, написана в 1941 г.) и др. Кроме того, Франк написал книгу «Непостижимое: Онтологическое введение в философию религии» (Париж, 1939), которая является попыткой понять религию, исходя из метафизики. Для Франка религия - это область таинственного бытия, таинство жизни, непостижимое, в котором и есть сущность человеческой души. Франк пытался ответить на самый главный для него вопрос: можно ли «обнаружить объективное наличие «непостижимого» в составе самой реальности?» [1, 195].
  Найти «непостижимое» Франк пытается в трех направлениях (слоях бытия): 1) в окружающем нас мире (предметное бытие); 2) в нашем собственном бытии («внутренняя жизнь» и отношение к «внутренней жизни» других людей) и 3) «в слое реальности, который в качестве первоосновы и всеединства как-то объединяет и обосновывает оба эти различные и разнородные мира» [1, 198].
  Франк различал два вида знания: отвлеченное знание (суждения и понятия) и интуицию предмета в его металогической цельности. По Франку, интуиция есть «первичное знание». В этом тезисе - главная гносеологическая установка Франка. Основной же онтологический принцип Франка заключается в утверждении, что «бытие есть всеединство, в котором все частное есть и мыслимо именно только через свою связь с чем-либо другим - в конечном счете со всем иным» [1, 234]. Бог мыслится Франком как основа всеединства бытия. По сути, Франк строит некую иерархию Непостижимого: 1) сначала находит металогическое в предметном мире, 2) затем описывает «тайну личности» и все «непостижимое», что с ней связано, и 3) описывает «первооснову бытия», которая и может, по его мнению, служить философской основой для религии.
  К «непостижимому» Франк относил все, что является областью металогического, сверхрационального знания. Однако, Бог - это особенное «Непостижимое», Которое есть «первореальность». Эта «первореальность» при всей своей непостижимости может открываться человеку. Франк писал, что «то, что язык религиозной жизни называет «Богом», есть… уже совершенно определенная форма обнаружения или откровения того, что мы разумеем под «Святыней» или «Божеством». <…> Бог есть Божество, как оно мне открывается и мною испытывается совершенно конкретно, в связи и в нераздельном единстве со мной. <…> Это значит, что Божество становится для меня «ты», открывается как «ты»; и только в качестве «ты» оно есть Бог» [1, 450, 468]. Данное положение имеет связь со всей антропологией Франка, впервые развитой в книге «Душа человека». Для Франка духовное бытие образует связи между «я» и «мы», «я» и «ты». Бог есть не отвлеченная абстракция, а предполагает живую связь между Богом и человеком. Чтобы показать эту связь, Франк вводит понятие «самости», которое объяснял так: «Это высшая духовная «самость» и конституирует то, что
мы называем личностью. Личность есть самость, как она стоит перед лицом высших, духовных, объективно-значимых сил и вместе с тем проникнута ими и их представляет» [1, 409]. Духовное бытие есть основа для встречи Бога и человека.
  Философия Франка - это тонкое сочетание элементов апофатического богословия и принципов рационального знания. Неудивительно, что 3-я часть книги «Непостижимое» начинается с эпиграфа из Дионисия Ареопагита («Самое божественное знание Бога есть то, которое познается через неведение»). Франк указывал на непостижимость Бога, но вместе с тем показывал те направления, которые ведут к богопознанию за пределами философского знания.
  В. В. Зеньковский полагал, что Франк со своей метафизикой стоял «на пороге храма». Отношение Зеньковского к Франку в целом очень критично, поскольку Зеньковский исходил из предпосылки, что «философия религии возможна лишь на почве богословия» [8, 819]. С этой точки зрения опыт Франка Зеньковский признает неудачным, т. к. он основан не на богословии, а на метафизике. Несмотря на отдельные справедливые замечания, Зеньковский слишком акцентировал внимание на метафизике всеединства и ее противоречиях, и поэтому Франк оказался понят очень односторонне. Франк все же не был полностью порабощен концепцией всеединства. В его философии найден выход к конкретной личности и Богу или, по крайней мере, показано, где начинается божественное бытие, «бытие-с-Богом».
  Если философия религии Франка есть метафизика религии, то другой подход к религии предложил Иван Александрович Ильин (1883 -1954), который был не метафизиком, а идеал-реалистом[27 - Основная идея идеал-реализма - реальное бытие возникает на основе идеального бытия, которое обладает не абстрактной, а субстанциальной сущностью.]. Идеал-реалистическое понимание религии отразилось во многих книгах Ильина. В 1918 г. Ильин защитил в Московском университете диссертацию «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека», в которой дана религиозная интерпретация философской системы Гегеля. Ильин считал, что Гегель понимал природу Бога как «безусловную конкретность» или «конкретную истину». Вместе с тем Ильин критиковал Гегеля и показывал метафизический предел его философии, который заключался, прежде всего, в пантеизме. Своеобразным «послесловием» к диссертации о Гегеле можно считать книгу «Религиозный смысл философии» (1925), в которой Ильин ясно раскрыл свое понимание взаимосвязи между религией и философией. По мнению Ильина, философия должна быть направлена на изучение духовно объективного,
познание бытия или высшего Предмета. В познании духовного смысла философия для Ильина по сути совпадает с религией. «Настоящая философия», считал Ильин, религиозна, если она «духовна, опытна, честна и проста» [5, 35]. Философия и религия существуют на одном духовном уровне. Ильин видел смысл связи между философией и жизнью в том, что философ освещает и преображает жизнь. Ильин придерживался убеждения, что философия есть не отвлеченная наука, а способ активно воздействовать на жизнь, изменять ее духовно. С таких позиций написана и книга Ильина «Аксиомы религиозного опыта» (1953).
  Книга «Аксиомы религиозного опыта» - это попытка Ильина применить свое учение о конкретности и очевидности к христианству. Идея книги, как явствует из предисловия автора, возникла в 1919 г., т. е. работа писалась около 30 лет и содержит самые сокровенные мысли Ильина. В предисловии Ильин заявляет, что не будет касаться проблем догматики, литургики, сотериологии и т. д., но сосредоточит внимание на личном духовном состоянии верующего. Иначе говоря, Ильина интересует личный религиозный опыт, выраженный на уровне духовной связи человека с Богом.
  В подходе Ильина есть определенная логика и концепция. Его изначальная интуиция заключалась в том, что аксиомой подлинного религиозного опыта является цельность веры. Человек, по мнению Ильина, творит культуру своего религиозного опыта. Однако, религиозная «субъективность» ни в коей мере не отрицает Церковь, но церковные дары и сокровища (Священное Писание, храмы, иконы, обряды, таинства, каноны и т. д.) имеют смысл, когда есть живой религиозный опыт души. Вот эту первооснову как раз и исследует Ильин, не занимаясь метафизическими построениями, а обращаясь к конкретной духовной реальности. Первая аксиома Ильина гласит, что «человек есть личный, свободный и ответственный дух, и религия начинается с личной духовности» [3, 32]. Религиозная аксиоматика И. Ильина предполагает изучение только непосредственно данного в жизненном опыте, анализ и систематизацию полученных данных. Таким образом, философ избегает опасностей метафизического пути, при этом выводя за границы исследования многие сложные проблемы (прежде всего, богословские). Систематизация аксиом происходит, как подчеркивал Ильин, не путем
усредненных обобщений, а с учетом всего многообразия религиозного опыта. Проговаривая каждую аксиому и тему (каждая из 27 глав книги посвящена отдельной теме), Ильин стремился показать, откуда начинается кризис религиозности - с того, что религиозный опыт не совершенствуется и в результате вырождается.
  Ильин писал, что «философия религии создается именно верующим разумом, и притом на основании разумной веры» [3, 129]. Точка зрения Ильина заключается в том, что человек верит не инстинктивно, а осознанно. Эта осознанность и предполагает разумное творчество в области веры, когда человек стремится жить духовными актами. Однако акт веры предполагает соответствие содержанию - человек должен верить не просто во что-то, но в Истину, т. е. содержание должно соответствовать Божественному Откровению, самооткровению религиозного Предмета. Идеал-реализм Ильина имеет определенную ограниченность, оставаясь в области объективной реальности и не поднимаясь до уровня Откровения. Ильин только предполагает некое духовное восхождение от аксиом, данных в реальности («от единичных «лучей Божиих» к их сущему первоисточнику»). Так, Ильин строит некую разновидность философии религии, в которой в отличие, например, от философии культа П. Флоренского, человек религиозно оправдывается не через культ и Церковь, а через собственное совершенство (ограниченное, но доступное через творческую работу души), предполагающее дальнейшее
восхождение к Абсолютному Совершенству.
  Рассмотрев два типа философии религии, обратимся еще к третьему варианту - к «христианской философии» В. В. Зеньковского. ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ЗЕНЬКОВСКИЙ (1881 -1962) больше всего известен как историк русской философии. Однако круг его интересов необычайно широк. В Киевском университете Зеньковский занимался психологией и философией в семинаре Г. И. Челпанова, в 1915 г. защитил магистерскую диссертацию «Проблема психической причинности» в Московском университете. В эмиграции Зеньковский от психологии обратился к проблемам педагогики. Новый этап для Зеньковского начался в связи с его переездом в Париж (1926) и ознаменован растущим интересом к богословию и религиозно-философским проблемам. В конце жизни ведущими в исследованиях Зеньковского стали две темы - русская философия и литература, православная антропология (книги «История русской философии», «Н. В. Гоголь», «Образ человека в Восточной Церкви» и др.). Все многообразное научное наследие Зеньковского можно понять только с точки зрения всеобъемлющего философского синтеза, идея которого получила выражение, в том числе, в исследовании «Основы
христианской философии» (1961 -1964), включающем два тома: 1 том - «Христианское учение о познании», 2 том - «Христианское учение о мире».
  Начнем разговор о «христианской философии» Зеньковского с его небольшой работы «Очерк моей философской системы». В «Очерке» Зеньковский дает эскиз того синтетического мировоззрения, которое стало основой его «христианской философии». Система Зеньковского включает три раздела: 1) гносеология, 2) метафизика, 3) учение о человеке. Именно понятие личности заставило Зеньковского по-новому рассмотреть проблемы гносеологии и метафизики. Зеньковский писал: «Учение отцов Церкви о необходимости восстановления утраченного единства человеческого духа через Церковь привело меня к пересмотру всех философских построений в свете христианства» [7, 37]. Христианская философия Зеньковского предполагает опору на богословские понятия: в гносеологии - это понятие церковного разума, в онтологии - идея творения, в антропологии - идея человека как образа Божия и понятие первородного греха. В разработке философских идей Зеньковский отталкивался от церковного вероучения и православного богословия.
  Замысел Зеньковского ориентирован на создание системы философских принципов, полноценно и адекватно отражающих христианское вероучение. Таким образом, «христианская философия» Зеньковского - это синтетическая концепция, объединяющая, с одной стороны, идею религиозной философии (религиозно ориентированной мысли), а с другой - философию религии, т. к. базируется на анализе и разъяснении смысла христианских идей и понятий. Отличие христианской философии от догматики Зеньковский объяснял так: «Догматика есть философия веры, а христианская философия есть философия, вытекающая из веры» [6, 22]. Для Зеньковского христианская философия есть продолжение веры, диалектика идей на основе веры.
  В учении о познании Зеньковский выдвинул идею о взаимосвязи познавательных способностей человека с его духовной жизнью. Он понимал разум динамически, как имеющий несколько духовных уровней развития, а высшей целью познания считал познание Первореальности. Критикуя различные теории религии в XX в. (Р. Отто, М. Элиаде и др.), Зеньковский подчеркивал, что в религиозных явлениях не все познается через феноменологию веры, которая дает только исходный материал. Идеал познания Зеньковский видел в «разуме Церкви», в котором есть единство Богосознания и миросознания. В метафизике же Зеньковский предпочитал опираться на идею творения, направляя весь свой критический пафос против неоплатонизма и пантеизма. «Душой мира» он готов был признать только Церковь как объединяющую и гармонизирующую силу бытия.
  Зеньковский доказывал, что в мире существует непознаваемая (апофатическая) сторона бытия, поэтому философия и должна быть соотнесена с богословием, которое, по сути, есть апофатическая «философия религии». Поскольку «основа жизни мира апофатична, то она не поддается никакой рационализации» [6, 189]. Для Зеньковского всякая рациональная философия религии (объяснение метафизических форм бытия) - мнимая диалектика идей. Апофатическую сторону бытия нельзя познать, но какое-то представление о ней дает богословие и церковная традиция. Христианская метафизика в какой-то мере определяется Зеньковским так: «Мир как целое связан с Богом и в этом порядке должен быть понят как «дом Божий», как Царство Божие, как Церковь» [6, 190].
  Таким образом, С. Л. Франк, И. А. Ильин и В. В. Зеньковский предложили три варианта философии религии: 1) метафизический, 2) феноменологический (аксиоматический) и 3) богословский (синтетический). Все три варианта имеют как свои достоинства, так и недостатки, поскольку опираются на различные философские и мировоззренческие основания.

  Литература
  1. Франк С. Л. Непостижимое // Франк С. Л. Сочинения. М., 1990.
  2. Франк С. Л. С нами Бог // Франк С. Л. Духовные основы общества. М., 1992.
  3. Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта. М., 2002. Т. 1.
  4. Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта. М., 2003. Т. 2.
  5. Ильин И. А. Собр. соч. в 10 т. М., 1994. Т. 3.
  6. Зеньковский В. В. Основы христианской философии. М., 1997.
  7. Зеньковский В. В. Очерк моей философской системы // Вестник РСХД. 1962. № 66/67.
  8. Зеньковский В. В. История русской философии. М., 2001.

  Глава 10. А. Ф. Лосев

  В советской науке функции философии религии выполнял преимущественно «научный атеизм». Тем более, на фоне идеологизированой науки значимы отдельные авторы и мыслители, которые пытались философствовать свободно. Первым среди таких мыслителей был Алексей Федорович Лосев (1893 -1988), выдающийся знаток античной философии, автор 8-томной «Истории античной эстетики». Для философии религии интересен период его творчества 20-х гг., когда наиболее проявился интерес Лосева к богословию и религиозной философии. Сам Лосев писал, что он был тогда «апологетом ума, и в мистически-духовном, и в научно-рациональном смысле; в богословии - максимальный интерес… имел всегда почти исключительно к догматике» [1, 397]. В 1917 -1927 гг. Лосев активно изучал творения Отцов Церкви, читал труды Дионисия Ареопагита, святых Григория Богослова, Василия Великого, Григория Синаита, Григория Паламы, Исаака Сирина, Афанасия Великого, Максима Исповедника, Иоанна Лествичника и др. В храме Лосев выполнял послушания регента, алтарника и звонаря. Церковный опыт нашел выражение в ряде книг Лосева, в том числе и в «Диалектике мифа» (1930).
Лосева интересовало богословие как система, в которой изложены основные истины вероучения. В «Диалектике мифа» Лосев писал: «Догмат ведь как раз фиксирует смысловое, энергийное содержание религии. <…> Догмат предполагает некоторый минимум религиозного опыта… есть всегда уже определенного рода рефлексия над религиозным опытом» [2, 128; здесь и далее в цитатах курсив А. Ф. Лосева].
  Для Лосева богословие - это разумное обоснование истин Откровения, т. е. вера для него, по сути, сливается со знанием, однако знание в данном случае понимается им как сумма истин, постигнутых мистически ориентированным разумом. Антиномичность понятия «знание» у Лосева состоит в том, что мистически ориентированный разум («верующий разум») обосновывает истины Откровения с помощью изощренной логики и диалектики: вера и знание «не только не разъединимы, но даже и не различимы» [2, 134]. Лосев сформулировал диалектический закон всеобщей воплощаемости и сообщаемости, который считал основным: всякая мысль оформляется в слово, всякий опыт - в вероучение, душа отражается в теле и т. д. С этой точки зрения Сам Бог неким необходимым образом вочеловечивается. Такое видение - одна из основных интуиции философии Лосева. Знание предшествует вере, а сама вера переходит в знание, отождествляется с ним, и это отождествление порождает третью категорию - догматическую систему, разумную веру. Иначе говоря, богословие - это сфера словесного воплощения религиозного опыта. Лосев считал, что с помощью диалектики возможно
построить истинную богословскую систему, которая будет совпадать с христианской. Таким образом, извечное противоречие между верой и знанием у Лосева решается в единой философско-богословской системе. Истинная наука, оперирующая с понятиями с помощью диалектики, разработанной еще в греческой философии (в частности, в неоплатонизме), является лучшим языком для богословия. Все, что противоречит диалектике, будь то «научный атеизм» или еретические измышления, Лосевым объявляется антинаучным и бессмысленным, т. е. непричастным сфере смысла, разумного.
  Особое значение для Лосева имел догмат троичности. Лосев резко критиковал схоластику, считая, что выбор языка богословия был сделан Церковью на Никейском Соборе 325 г., когда в Символ веры были внесены термины «единосущный» и «сущность» (усия). По Лосеву, Церковь признала, что изложение догматов возможно только на языке неоплатонизма. Примером союза истинной религии с философией была для него богословская система Дионисия Ареопагита, которая есть сплав христианских и неоплатонических идей.
  Триадология Лосева - это высший итог диалектического мышления и одновременно апологетика христианства, и полемика с материализмом, атеизмом и другими формами безбожия. В книге «Античный космос и современная наука» (1927) Лосев дал пример «естественной теологии», основанной на диалектике. В результате размышлений Лосев пришел к выводу:
  «Абсолютная диалектика в своем абсолютном развитии есть Бог Отец, Бог Сын и Бог Святой Дух, Св. Троица единосущностная и нераздельная» [4, 460]. Так, по Лосеву, диалектика как истинная философия приводит к православной вере. Она направлена на создание не просто философской системы, но «абсолютной мифологии», утверждающей мистическую жизнь в Церкви, основа которой - сообщение божественных энергий человеку через молитву и таинства. В основе христианства лежит принцип личности. По мнению Лосева, в религиозной сфере, поскольку она является истинной, Бог всегда понимается как Абсолютная Личность. В качестве Абсолюта и верховной ценности Лосев утверждает личность, которая есть наиболее очевидное и конкретное бытие. Как писал Лосев, «наиболее конкретное сознание поэтому не может не утверждать Личность в качестве абсолюта» [4, 463]. Если в обычном общении мы имеем дело с конкретными людьми, то и в религиозной сфере это является первым условием: личности в обществе не остаются замкнутыми в себе, люди не могут существовать вне общения. Интуиция личности предполагает, по Лосеву, утверждение его «диалектически
обратного» - т. е. общности, коллектива. Лосев писал: «Может ли Абсолют быть чем-то изолированным… не вмещать в Себе и как-то социальной жизни?» Опыт требует, чтобы в Боге «была и личность, и общество», поэтому «приходится здесь опять-таки указывать на троичность как на то, что действительно обеспечивает для божества Его в подлинном смысле социальную жизнь» [4, 464]. Учение о личности является, по Лосеву, главным отличительным признаком христианства. Сравнивая античное мироощущение с христианским, Лосев отмечает как главное отличие именно разное отношение к личности в той и другой системе. Для античной религии боги - не личности, но бездушные прекрасные статуи, в христианстве Бог - верховная Абсолютная Личность, общение с Которой возможно только при условии утверждения личного начала в человеке.
  Понятие Абсолютной Личности предполагает общение с Абсолютом. Как писал Лосев, «общаться с Абсолютом и уподобляться Ему - значит самому становиться Абсолютом» [4, 470]. Религия есть утверждение личности в вечности. Так Лосев диалектически обосновывал учение о теосисе (обожении), когда христианин через причастие Богу может стать «богом по благодати» (слова преподобного Симеона Нового Богослова). Общение с Абсолютом совершается в действии, т. е. через таинства Церкви. Христианским таинствам Лосев уделял особое внимание. Для него именно восточно-православное учение о таинствах и обрядах является истинным, соответствующим его диалектике (все воплотимо и выражается через свое противоположное - например, дух через материю). Сама жизнь, по Лосеву, символична и является первой ступенью, преддверием храма, где совершается богослужение, которое есть концентрат символов, т. к. каждое действие богослужения символично. Если мысль выражается в слове, то и все религиозные переживания и события должны выражаться в действии (обряде). Главное отличие протестантизма от православия состоит в том, каково в той и другой
системе отношение к таинствам: «Протестантское учение о таинствах - аллегорично, православное - символично. Там только благочестивое воспоминание о божественных энергиях, здесь же реальная их эманация» [2, 69]. На протяжении всего творческого пути он не перестает обличать и разоблачать протестантизм, однако подробного разбора уклонений и отличий его от православия Лосев не делал, поскольку вообще не считал протестантизм настоящей религией, ибо «что же это за религия без таинств, без обряда, без наставления, без постов, без всякого элементарного указания на внешнее присутствие религии?» [1, 391]. Для Лосева не существует отдельно сферы духа и плоти, но дух преобразует плоть, сознание определяет бытие, как и обратно - тело влияет на дух, бытие определяет сознание. Поэтому протестантизм, игнорирующий телесные практики, отрицающий софийное (церковное) начало и апеллирующий к «духу», рассекает и обесцвечивает целостное человеческое существо, у которого остается единственное пристанище - рассудок. Но истинная религия, по Лосеву, имеет целью воскресение и преобразование всего человеческого существа, а для
этого необходим подвиг, подвижничество, деятельная борьба, обуздание тела и просвещение сердца. В книгах Лосева, написанных до 1930 г., нередки такие пассажи: «Нельзя, напр., быть настолько нечутким, чтобы не видеть разницы между стеарином и воском, между керосином и деревянным маслом, между одеколоном и ладаном. <…> Так, молиться со стеариновой свечой в руках, наливши в лампаду керосин и надушившись одеколоном, можно, только отступивши от правой веры. Это - ересь в подлинном смысле, и подобных самочинников надо анафематствовать» [2, 91]. Эти слова - не абстрактное рассуждение, но сознательное убеждение, которое сформировалось в результате аскетической практики.
  Кроме критики протестантизма, Лосев, с точки зрения своей диалектики, развивает и критику католичества. В работах Лосева мы находим самое глубокое понимание исходных различий между католицизмом и православием. Он признает, что все эти различия имеют своим основанием утверждение об исхождении Св. Духа от Сына. В книге «Очерки античного символизма и мифологии» он не дает исторического анализа возникновения догмата Filioque, работая с чистой смысловой и логической структурой этого католического догмата. Лосев замечал, что в основе догмата Filioque лежит формально-логический метод мысли, который исторически впоследствии породит позитивизм, эмпиризм и агностицизм. Он подробно останавливался на рассмотрении католической мистики и приходит к выводу, что личность Христа является истинным объектом стремлений католического мистика, который порой забывает о Его божественной природе, выделяя, обожествляя и «идолопоклонствуя» перед Его человечеством, человеческой плотью и кровью. С этой точки зрения католичество, по Лосеву, является «прельщением тварью», а «панибратское» отношение к Христу возникает из-за
умаления в догмате о Filioque ипостаси Св. Духа.
  У Лосева есть одна особенность - Бог у него отчасти превращается в некое логическое понятие, подчиненное основным законам диалектики. Для него апофатическая сторона христианских догматов и понятий оказывается несущественной, и на первое место выступает катафатическое, словесное и рациональное выражение их сущности: всякое богословие катафатично и тождественно истинной философии (в пределе - абсолютной мифологии, как итогу диалектики). Лосев видел весь мир как величайшую симфонию смысла, проникнутую божественными энергиями. Все то, что невозможно выразить словом и подчинить диалектическому дискурсу оказывалось как бы несуществующим. Здесь кроется одно из главных противоречий мировоззрения Лосева: утверждая мистическую, сверхрациональную сущность христианства, он, тем не менее, сводит ее к рациональной, логико-диалектической системе.
  Лосева можно назвать создателем нового направления в апологетике, которой он придал особенный, оригинальный характер. Многие особенности его апологетического метода отчасти объясняются условиями того времени, когда невозможно было открытое выступление в защиту религии. Книга Лосева «Диалектика мифа» - это уникальная система апологетического богословия. В ней в завуалированной форме Лосев попытался построить религиозное мировоззрение. В «Диалектике мифа» Лосев был весьма откровенен, описывая свои религиозные переживания и облекая свои описания в ироническую форму. Он как бы пытается обосновать внутреннюю логику религиозно-мистического мировоззрения, критикуя материалистический подход к таким явлениям, как религия, сказка, былины, суеверия, обереги и т. д. Он облекает свои «доказательства» в такую форму, что можно расценивать позицию автора как отстраненную, объективно-исследовательскую и одновременно как субъективистскую и заинтересованную. Книга прошла жесткую цензуру, прежде чем ее разрешили к изданию. В результате наиболее яркие апологетические места были изъяты. Лосев, однако, сумел их вставить в
конечный вариант текста корректуры, так что книга была издана в первоначальном варианте. За эту «выходку» он получил 3 года концлагерей. Свое тюремное заключение Лосев перенес крайне болезненно и после этого больше православным богословием не занимался. Так что «Диалектику мифа» можно считать последним взлетом его богословских построений, в которой он высказал самые наболевшие для него мысли, прекрасно понимая, что больше такой возможности не представится.
  В «Диалектике мифа» затронуто множество тем, но те темы, которые относятся к философии религии, можно сгруппировать таким образом: 1) критика материалистического мировоззрения, отвергающего креационизм; 2) критика материалистического понимания личности и смысла истории, при которой ни одна личность и ни одна историческая эпоха не является ценной сама по себе, но только в отношении к будущему; 3) определение понятия «наука», к которой апеллирует материализм («научный атеизм») как нейтральной и совершенно самостоятельной области, не имеющей отношения ни к религии, ни к атеизму; 4) определение материализма как убеждения, не имеющего оснований, т. е. в качестве особой веры, и выводы о том, что конфликт христианства и атеизма является конфликтом двух религий; 5) развенчание понятия «материя» как схоластического определения, не существующего в реальности (в действительности существуют атомы, люди, планеты, разнообразные вещи, но нет никакой «материи» самой по себе); 6) доказательство тезиса о том, что атеизм есть особая вера, главный предмет которой так называемая «материя», отсюда и термин «материалист»,
являющийся синонимом слова «атеист», «безбожник»; у материализма свои догматы, свое догматическое богословие: главный догмат материализма говорит о материи как о лежащей в основе всякого бытия, к которой сводятся все первопричины мира и сознания; 7) доказательство того, что конфликт атеизма и религии объясняется не объективными причинами, но субъективными: «Кто во что влюблен, тот и превозносит объективность соответствующего предмета своей любви. Вы влюблены в пустую и черную дыру, называете ее «мирозданием», изучаете в своих университетах и идолопоклонствуете перед нею в своих капищах» [2, 166]; 8) обоснование истинного религиозного мировоззрения, которое названо «абсолютной мифологией»; 9) выдвижение тезиса о том, что в конечном итоге самым близким к религиозному идеалу образом человеческой жизни является монашество.
  Абсолютная мифология предполагает жизненное отношение к окружающему миру, когда все чувственно, ощутимо и осязаемо. Религия есть «осуществленность мировоззрения, вещественная субстанциальность морали, реальная утвержденность чувства» [2, 119], «жизнь как миф» [2, 128]. В понятие «миф» Лосев вкладывает совершенно особый смысл: миф есть жизненное воплощение закона диалектики о воплощаемости духовного через телесное. Религия невозможна без таинств, обрядов, постов, определенной одежды и т. д. Языческая мифология не является абсолютной, поскольку в ней не присутствует понятия Абсолютной Личности, а мифологически ориентированное мышление без этого порождает разнообразные заблуждения. Такова мифологическая интерпретация религии в работах Лосева. Согласно его точке зрения, христианство невозможно без земного воплощения религиозных идей, т. е. религия невозможна без мифа, «не может не зацвести мифом» [2, 126]. Абсолютная мифология Лосева - это не абстрактная диалектика, а разумное понимание религии, на основании которого можно утвердить живое религиозное мировоззрение.

  Литература
  1. Лосев А. Ф. Жизнь. СПб., 1993.
  2. Лосев А. Ф. Диалектика мифа. М., 2001.
  3. Лосев А. Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993.
  4. Лосев А. Ф. Личность и Абсолют. М., 1999.

  Заключение

  Отечественная философия религии во второй половине XX в.
  В то время, когда официальная философия в СССР практически сливалась с идеологией, а «философия религии» исчерпывалась научной специальностью «научный атеизм», единственной возможностью изучать религию были исторические, историко-литературные, историко-культурные, востоковедческие и этнографические исследования. Историки и филологи разработали и апробировали те методы, на основе которых впоследствии появилась научная специальность «Теория и история культуры», или культурология. У истоков отечественной культурологии стояли С. С. Аверинцев, А. Я. Гуревич, Ю. М. Лотман, В. Н. Топоров и др. Остановимся в качестве примера на культурологическом подходе к изучению религии в работах С. С. Аверинцева.
  Сергей Сергеевич Аверинцев (1937 -2004) отличался огромными знаниями в области классических языков и литературы, повышенным вниманием к проблемам символа и символизма в культуре. Его основные научные интересы были сосредоточены на пересечении культуры и религии. Для Аверинцева религия - важная составляющая культурных символов, ведущий фактор в развитии культуры. Одна из последних книг Аверинцева - сборник статей «Связь времен», в котором развивается своеобразная концепция культурной преемственности, предполагающая, что культуры, сменяющиеся в истории, имеют тесную взаимосвязь на основе общих эталонов или архетипов. Ветхозаветная религиозность и эллинская культура вливаются в христианство, которое складывается в новую систему культурных символов и питает различные локальные культуры христианского мира. Таким образом, христианская культура оказывается в понимании Аверинцева своего рода «мировым древом», когда из единого источника вырастают многочисленные «ветви».
  Аверинцев доказывал, что христианство не было результатом синтеза иудейских и эллинских начал. Он писал, что христианство вызвало глубочайший духовный переворот, после которого стали возможны новые формы творчества и культуры. Христианство вдохнуло новую жизнь в старые культурные формы. Благодаря христианству, ветхозаветные тексты, которые были достоянием одного народа, приобрели статус религиозного значения для всех народов, принявших христианство. В целом у Аверинцева был синтетический взгляд на христианскую культуру. Например, он указывал, что сирийское христианство имело непосредственное влияние через Византию на Русь, а Византия - на западную (католическую) христианскую традицию. Аверинцев был склонен подчеркивать общие черты между западным и восточным христианством, занимая умеренно экуменическую позицию. По его мнению, раскол 1054 г. между Западной и Восточной Церквами явился страшным бедствием, т. к. прекратились межцерковное общение и живой культурный взаимообмен. Причина такого бедствия, по Аверинцеву, заключалась не в догматических разногласиях, а в психологических особенностях западных и
восточных народов.
  В статье «Образ Христа в православной традиции» Аверинцев выделил несколько особенностей восточного христианства: 1) онтологизм, 2) преодоление эмоционального восприятия в переживании человеческой ипостаси Христа, 3) ощущение Пасхи как реальности сверхкосмического Таинства, 4) исихазм, 5) богатую символическую традицию. Аверинцев также подчеркивал большое значение сирийской и коптской традиции для христианской культуры. В Сирии впервые были творчески преодолены греческие гимнографические шаблоны, препятствовавшие созданию оригинальной христианской гимнографии. Развитие традиции богослужебных текстов Аверинцев связывал с именами двух поэтов - преподобных Романа Сладкопевца и Андрея Критского (статья «У истоков поэтической образности византийского искусства»). Роман Сладкопевец впервые создал жанр церковных кондаков, больших стихотворных поэм. Андрей Критский пошел по другому пути - создания канонов, в которых каждая часть соответствовала какому-либо библейскому событию. В результате богослужение начало приобретать аллегорический характер. Развитие гимнографии в дальнейшем пошло по пути, заданному
Андреем Критским. В таком же ключе Аверинцев исследовал и другие явления христианской культуры. В целом концепция Аверинцева культуроцентрична, поскольку через преемственность культурно-религиозных символов осуществлялось общение когда-то единого христианского мира. С точки зрения Аверинцева общность религиозных символов, лежащих в основании различных культур, является залогом диалога и понимания. Идеалом для Аверинцева было органическое единство веры и разума, знания и Откровения.
  До 90-х гг. XX в. философии религии в России практически не было, поэтому (за исключением марксистского подхода) не сложилось ни школы, ни традиции в философском изучении религии. Однако, по крайней мере, начиная с 90-х гг., активно используются философские методы для изучения религии - феноменология и герменевтика. Примером такого философского подхода являются «Мифологические размышления. Лекции по феноменологии мифа» Александра Моисеевича Пятигорского (род. в 1929 г.), бывшего советского востоковеда, затем профессора Лондонского университета. Его книга - прекрасный образец философско-синтетического подхода к пониманию мифа и религиозной мифологии.
  «Мифологические размышления» Пятигорского - это пять лекций, прочитанных в мае 1992 г. в Школе востоковедения Лондонского университета. Пятигорский пытается понять мифологию, используя современную философскую методологию. Он определяет свой метод как «феноменология мифа». Уже в предисловии Пятигорский указывает на свое отличие от традиционных исследователей мифологии - на то, что он отказывается от контекстов мифа (исторических, географических, этнических и т. д.). Исходная точка в размышлениях Пятигорского - миф есть феномен сознания. Миф понимается Пятигорским не как что-то внешнее человеку, а как важная часть его внутреннего мира и вид человеческого знания. По его мнению, «единственное, что я способен сделать, - это раскрыть мое отношение к мифу или осознать его как некоторую объективность (или факт) своего или чужого сознания» [3, 116].
  Две главные темы лекций - мифологические время и личность. Пятигорский предлагает своеобразный «антропологический» подход к пониманию мифологического содержания. По мнению Пятигорского, личность в мифологии требует особых методов исследования. Нужно сначала отказаться от исторического контекста мифа, т. к. эволюция исторических представлений способна запутать и увести от сущности мифа. Пятигорский предпочитает брать для анализа конкретный текст и рассматривать его как форму, скрывающую содержание, т. е. искать логический путь от формального выражения к сущности мифологического содержания.
  Текстологический подход Пятигорского порождает проблему восприятия, понимания и интерпретации мифа как текста. Миф в данном аспекте предполагает коммуникацию и раскрывается для индивидуального сознания в пространственно-временной сфере, тогда как в самом мифе время течет иначе - здесь события происходят в квазиисторическом времени. Пятигорский использует свою теорию «текста как сигнала» и доказывает, что мысль объективирована в тексте и служит источником для личного понимания.
  В 4-й лекции «Миф знания» уделено много внимания вопросу о границах знания в изучении мифа. Мифология часто строится на соотношении естественного неведения и сверхъестественного знания. Высшее божественное знание включает в себя все состояния сознания, принадлежащие героям мифа. На корреляции «не-сознания» с понятием знания и строится миф, что предполагает особую герменевтику. В герменевтическую процедуру, демонстрируемую в «Мифологических размышлениях», входит структурализация мифа, а затем - определение его смыслового содержания. Для Пятигорского главное в его размышлениях - вечная сущность мифа, которая раскрывается в смысловой иерархии событий и состояний сознания. Иначе говоря, события в мифе - это высшее знание в индивидуальных проявлениях.
  Феноменология мифа, продемонстрированная в «Мифологических размышлениях» А. Пятигорского, не будет до конца понята без учета некоторых других работ автора. Так, в книге «Символ и сознание» (1984, в соавторстве с М. К. Мамардашвили) уже была дана типология мифа (универсалия сознания, феномен природы, особый способ моделирования действительности) и указано, что в понятии мифа тесно связаны «структура сознания» и «интерпретация». Как настаивает А. Пятигорский, в интерпретациях миф остается неанализируемой целостностью, тогда как в «структурах сознания» раскрывается «интерпретация» мифа. Анализ сознания и «структур сознания» в общем и позволяет А. Пятигорскому исследовать религию, а точнее - религиозное сознание.
  Как-то в телевизионном интервью А. Пятигорский заметил, что он никогда не был религиозным философом, но его всегда привлекало изучение сознания, а значит - истины и Бога. Иначе говоря, сознание не может быть понято без Бога, т. е. без Абсолютного Символа, организующего религиозное сознание и его «структуры». Общий методологический подход Пятигорского заключается в соединении феноменологии с герменевтикой сознания или с тем, что можно назвать «герменевтикой метафизических смыслов», закрепленных в «структурах сознания». Таким образом, в случае с Пятигорским мы имеем дело с оригинальным вариантом феноменологической методологии, в рамках которого «метафизические смыслы» в сознании раскрываются через символы. Религия или, точнее, религиозные тексты понимаются Пятигорским через скрытый за «знаковой оболочкой» первоначальный символизм.
  Материалом для герменевтики А. Пятигорского служат религиозные тексты. Как утверждал А. Пятигорский в «Лекциях по буддийской философии» (1997), текст может быть «единицей философствования» или, по крайней мере, является таковой в буддизме. Исходя из этого, герменевтика А. Пятигорского не предполагает извлечения из текста некой совокупности идей. Вместо этого он полагает, что анализ и интерпретация есть процесс, который раскрывает смысл текста, т. е. текст обретает смысл в процессе мышления. Иначе говоря, текст является источником для создания «структур сознания». С точки зрения такой герменевтики религия выступает как связная и сложно организованная система сознания.
  Для А. Пятигорского миф - это всегда интерпретация, особая форма знания о мире. Текст понимается философом как факт сознания. Из текста сознание извлекает смысл и содержание мифа. Мифическое содержание предстает как особого рода знание, трансляция которого обеспечивает историческую преемственность. Феноменологический анализ А. Пятигорского - это, в общем, поиск и описание тех универсальных структур, через которые транслируется абсолютное знание.
  В статье «Несколько слов об изучении религии» (1994) А. Пятигорский предложил свою концепцию соотношения между религией и философией религии. По его мнению, каждая религия занимается самоописанием и самоанализом. Первоначально рефлексия происходит «внутри» религии, затем может покинуть пределы религии и превратиться в философию религии. В Западной Европе такой переход произошел в XVII в., когда появилась идея «религии вообще» и понятие натуральной религии. После Просвещения философия религии пошла двумя путями - антропологизации (Д. Юм, И. Кант, Г. В. Ф. Гегель) и изучения этнографической, фольклорно-мифологической стороны религии. При этом оказался утерян сам акт веры как предмет исследования, поэтому наука о религии в какой-то мере зашла в тупик.
  А. Пятигорский предлагает выход - изучать священные тексты, которые определяют ту или иную религию, с точки зрения их целостного смысла и функциональности. По его мнению, священный текст имеет три манифестации: откровение, инструмент передачи откровения во времени, инструмент распространения религии в пространстве. А. Пятигорский видит будущее философского изучения религии в работе с текстами, которые будут рассматриваться с точки зрения их абсолютной религиозной функциональности (священности), а не под углом исключительно рационального понимания (мыслительного содержания). Таким образом, образуется следующая система исследования: философия религии есть работа с текстами, а затем - со структурами религиозного сознания. Такова программа А. Пятигорского, в которой соединены элементы семиотики, феноменологии и герменевтики.
  Для А. Пятигорского основа философского изучения религии - его личное понимание изучаемых объектов как метафизический факт сознания, а диалектика, феноменология, герменевтика только проясняют это изначальное понимание. Применяя различные методы, философ лишь углубляет свой опыт, сознание, интерпретацию. Для него феноменология и герменевтика - это только прикладные методы, облегчающие понимание мифа, но вторичные по отношению к личному пониманию или мировоззрению.
  Возможно, личностное понимание, подкрепленное основательной теоретической и методологической базой, может стать устойчивой традицией в будущем. Современная религиозная ситуация в России уникальна, т. к. свобода вероисповеданий предполагает сосуществование различных религиозных традиций, которые будут влиять и на развитие философии религии. В такой ситуации не может быть доминирующего направления в философии религии, которая неизбежно будет многообразной, идейно синтетической - сплавом различных мнений, методов, подходов. Однако философия религии прошлых веков и все ее богатое наследие будут играть заметную роль и в будущем, служить идейным ориентиром для новых исследователей.

  Литература
  1. Аверинцев С. С. Другой Рим: Избранные статьи. СПб., 2005.
  2. Пятигорский А. М. Мифологические размышления. М., 1996.
  3. Пятигорский А. М. Непрекращаемый разговор. СПб., 2004.
  4. Пятигорский А. М. Несколько слов об изучении религии // Пятигорский A. M. Избранные труды. М., 2005.

  notes

  Сноски

  1

  Соловьев B. C. Чтения о Богочеловечестве. // Соловьев B. C. Сочинения: в 2 т. М, 1989. Т. 2. С. 5.

  2

  Кимелев Ю. А. Философия религии. М., 1998. С. 7.

  3

  Там же. С. 9.

  4

  Там же. С. 12.

  5

  Исключения представляют «Чтения о Богочеловечестве» Вл. Соловьева, которые в первоначальном варианте назывались «чтения по философии религии», цикл работ В. Д. Кудрявцева, «Непостижимое. Опыт онтологического введения в философию религии» С. Л. Франка. Курс лекций по философии религии готовил кн. С. Н. Трубецкой. Кроме того, некоторые преподаватели Духовных Академий читали под этим названием курс истории религии. См. об этом подробнее в соответствующих главах ниже.

  6

  Не претендуя на исчерпанность, можно предположить, что эта неопределенность связана, по крайней мере, отчасти, с тем, что «период систем», как справедливо заметил о. В. Зеньковский, начался в русской философии только с Вл. Соловьева и В. Д. Кудрявцева, то есть в последней трети XIX в. С другой стороны, следует отметить и то обстоятельство, что само словосочетание «философия религии» было тесно связано с содержанием соответствующего произведения Гегеля, а потому появление новой работы в рамках той же дисциплины неизбежно вызвало бы ассоциации с указанным трудом.

  7

  В связи с этим представляется невозможным принять позицию тех религиоведов, которые хотели бы вообще вывести философию религии из состава религиоведения и, заменив ее неким «теоретическим религиоведением», разорвать какую бы то ни было связь между этими дисциплинами. Теоретическое религиоведение действительно имеет свое место в системе знания о религии, однако оно не может заменить философского анализа. В дальнейшем, при анализе русской мысли мы увидим (напр. у кн. С. Н. Трубецкого), как оно необходимо возникает тогда, когда общие результаты философии религии начинают выполнять свою роль «ядра» конкретной научно-исследовательской программы.

  8

  См.: Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995. С. 151 и далее.

  9

  О возникновении догматического богословия из «заботы Церкви о чистоте христианского учения» также см.: Помазанский М., прот. Православное догматическое богословие. Джорданвилль. 1963. С. 5 -6.

  10

  Ср.: Помазанский М., прот. Указ. соч. С. 7: «Гармонически сливающиеся в одно целое истины Писания и Предания определяют собою «соборное сознание» Церкви, руководимое Духом Святым».

  11

  См. об этом, напр.: Булгаков С. Н. Свет Невечерний. М., 1994. С. 35.

  12

  Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. СПб., 2004. С. 74 -75.

  13

  См.: Булгаков С. Н. Указ. соч. С. 15.

  14

  Особенно ярко это продемонстрировано в «Крушении кумиров» и «Свете во тьме» С. Л. Франка, а также в ранних произведениях Л. Шестова, посвященных истолкованию творчества Ницше.

  15

  Emanatio (лат.) - исхождение, вытекание, распространение, перевод греч. ????????.

  16

  См. на эту тему: Бриллиантов А. И. Влияние восточного богословия на западное в произведениях Иоанна Скота Эриугены. М., 1998.

  17

  Отметим, впрочем, что в своем последнем большом произведении «Кризис европейских наук» Гуссерль связывает этот кризис с позитивистской борьбой против метафизики и говорит о необходимости ее возрождения.

  18

  В XII -XIII вв. в Европе были основаны университеты в Оксфорде, Кембридже, Париже, Болонье, Падуе, Неаполе, Риме; в Германии первый университет создан в 1386 г. - в Гейдельберге.

  19

  В. И. Мартынов пишет: «Неотделимость богословия от жизни и жизни от богословия есть закон иконосферы, и появление специального отдельного от жизни богословия надо рассматривать как следствие нарушения или некоего повреждения иконосферы <…> Отличительной особенностью иконосферы является ощущение освященности жизни, жизненного пространства и жизненного времени» (Мартынов В. И. Культура, иконосфера и богослужебное пение Московской Руси. М., 2000. С. 214).

  20

  «И пустил змий из пасти своей в след жены воду как реку, дабы увлечь ее рекою. Но земля помогла жене и разверзла земля уста свои, и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей» (Откр. 12. 15 -16).

  21

  Например, см. книгу: Абрамов А. И. Сборник научных трудов по истории русской философии. М., 2005.

  22

  «Посему Кант и не выдержал своей проблемы. Его Метафизика есть только искомое - desideratum, коего он ни с одной стороны не выполнил. <…> Что же касается до учения о сущности вещей, то в сем отношении он ничего не сделал кроме того, что разрушил все созданное до него и совершенно отнял надежду иметь понятие о вещах выше чувственных» (Голубинский Ф. А. Лекции по философии и умозрительной психологии. СПб., 2006. С. 98).

  23

  Опубликована: Православное обозрение. 1873. № 11.

  24

  «Религия будущего» - название книги, вышедшей в 1905 г., еще одного представителя «нового религиозного сознания» - Н. М. Минского.

  25

  Трубецкой С. Н. О святой Софии, Премудрости Божией // Вопросы философии. 1995. № 9.

  26

  РГБ ОР. Ф. 305. Карт. 9 («Культ греков», «Мистерии», «О знании и мудрости», «Культ Зевса» и др.).

  27

  Основная идея идеал-реализма - реальное бытие возникает на основе идеального бытия, которое обладает не абстрактной, а субстанциальной сущностью.