Змеиное Солнце Мария Васильевна Семенова
        Анна Евгеньевна Гурова
        Аратта #3
        Аратта еще вчера была могущественной державой, а ныне осталась без законного правителя и погружается во тьму. Каждый житель страны, будь то царевич или внук ингрийского колдуна, государь воинственного народа или изгнанный из собственного племени отщепенец, понимает: прежней жизни, прежнего мира уже не будет. Удивительные слухи ходят о похищенном наследнике престола - Аюре. Говорят, он жив, творит чудеса и даже яростное Змеево море повинуется ему. Может, он в самом деле сын бога и ему под силу сразить Первородного Змея стрелой, пущенной из солнечного лука? На юге, в горах Накхарана, поднят на знамена древний знак власти - Змеиное Солнце. Телохранитель царевича Ширам, объявив себя царем свободного народа, жаждущего уничтожить Аратту, начинает войну. Вот только его невеста Аюна бесследно пропала в лесах. Идет молва, что ее похитили оборотни… Тем временем двое детей в лесу, полном чудовищ, находят волшебное дерево, а в его дупле - золотую нить, похожую на тетиву. Если бы они знали, кто ее сторожит…
        Цикл «Аратта» - первый опыт сотрудничества создательницы знаменитого сериала о Волкодаве и талантливой петербургской писательницы Анны Гуровой, автора книжных сериалов «Князь тишины», «Лунный воин», «Книга огня» и других популярных произведений фэнтезийного жанра.
        Мария Семёнова, Анна Гурова
        Аратта. Книга 3. Змеиное Солнце
        

* * *
        Пролог
        Царевич оторвал взгляд от сумрачных просторов Змеева моря и разочарованно поглядел на старого жреца, стоявшего рядом с ним на вырубленной в скале огороженной площадке:
        - Где же волна?
        Сколько видел глаз, от края до края водяного окоема тянулся пенный гребень. С высоты он напоминал извилистый, дрожащий белый росчерк на серой зыби. Пожалуй, не будь этой пены, Аюр и вовсе бы ничего не разглядел.
        Невид поглядел на него искоса, как на скорбного умом, и промолчал.
        Пенный гребень неспешно катился, приближаясь к берегу. Над морем, заполошно крича, стремительно проносились чайки. Сын Ардвана с удивлением заметил: та скала с развалинами старого храма, где еще недавно он сражался с водяным змеем, стала выше и ее окружила обширная песчаная отмель. Захоти чудовище подплыть туда сейчас - не смогло бы, лишь глядело бы на него издали.
        - Где же волна? - с недоумением повторил он.
        В этот самый миг простиравшаяся до края земли серая ширь вдруг поднялась стеной. Будто переступив через каменную плотину, она с раскатистым грохотом обрушилась на Белазору.
        - Святое Солнце! - ошеломленно выдохнул царевич.
        Его руки намертво вцепились в камень ограждения, но он этого даже не заметил, поглощенный тем, что творилось внизу.
        Волна была высотой в два человеческих роста. Аюр видел, как в щепы разбиваются о камни рыбацкие лодки; как море проглатывает рыбный торг, где он еще недавно гулял с Туоли, единым махом сносит лабазы, навесы и лавки; как с ревом врывается в дома и захлестывает узкие улочки Нижнего города. Он видел множество людей, поспешно взбирающихся на крыши, и других, опрометью бегущих к лесистым холмам. Видел рыбарей, пытавшихся обмануть волну и уйти подальше в море, - теперь они в отчаянии выгребали в бурлящем потоке меж затопленных домов, стараясь не разбиться о стены...
        - Это первая, - негромко проговорил Невид.
        - А сколько всего?
        - Никто не знает. Может быть, одна, а я прежде видал и пять...
        Клокочущий поток накрывал берег, постепенно замедляясь. Глава храма, внимательно следивший за ним, прервал самого себя:
        - Все! Вода отступает. Пора!
        Он повернулся к служителю храма, стоявшему за его спиной, и сделал ему знак. Тот поднял бронзовую дудку с закрепленной на конце витой морской раковиной и с силой дунул. Долгий пронзительный вой разнесся над скалой. Ему тут же начали вторить другие раковины.
        - Идем. - Невид потянул царевича за рукав. - У нас сейчас будет много дел!
        - У нас?
        - Да, и у тебя тоже.
        Когда они спустились к храмовой пристани, там уже вовсю кипела работа. Аюр с удивлением заметил сложенные по всему двору ряды нагроможденных друг на друга деревянных мостков, соединенных кожаными петлями. Двое молодых служителей по очереди размеренно били палками в обтянутой воловьей шкурой обруч. Все прочие жрецы, без различия возраста и звания, быстро и без суеты хлопотали с мостками. Аюр видел, как, взявшись вшестером с обеих сторон, они тащили очередной настил за ворота. Вслед за этими жрецами торопились следующие - с длинными слегами, в каждой из которых была высверлена круглая проушина. Дотащив свою ношу до края уложенных мостков, работники, выстроившись по одному, бегом возвращались обратно. На их место тут же заступали следующие. Одни раскладывали мостки, другие тут же вставляли слеги в закрепленные на боках мостков кожаные петли и глубоко вбивали их в донный песок. Третьи продевали в проушины веревку и привязывали к мосткам надутые козьи шкуры.
        - Сейчас до города ни посуху, ни по морю не добраться, - пояснил Невид. - Только так.
        - А шкуры зачем? - спросил царевич.
        - Если вода вновь станет прибывать, мост всплывет вместе с ней. Если спадет - мост осядет.
        - И долго так налаживать переправу?
        - Увы, дольше, чем хотелось бы. Но иного способа нет. Исварха велик. Там, в городе, слышат, что мы торопимся на помощь. И те, кто спасся, милостью Солнца продержатся, пока мы не доберемся до них.
        * * *
        - Идем, - сказал Невид. - Мостки скоро будут достроены. Нельзя терять времени.
        Он повернулся к воинам храмовой стражи, ожидавшим наготове, и повелел:
        - Вы, все шестеро, пойдете впереди. Возьмите копья.
        - Зачем? - спросил Аюр, осторожно ступая на шаткие доски.
        - Чтобы не подпускать людей к переправе, - пояснил Светоч.
        - Но ты сам только что сказал, что мы спешим им на помощь!
        - Если мы их сейчас не оттесним, все они бросятся скопом на мостки, передавят друг друга и загубят весь наш труд... - Невид бросил на царевича испытующий взгляд и добавил: - Приказывай, солнцеликий.
        - Я? Почему я?! Ведь ты здесь главный!
        - А ты государь Аратты. Воплощение Исвархи в этом мире. И мы спасаем людей твоей волей. И да, - верховный жрец указал на идущих впереди храмовых стражников, - они тоже очень боятся. Лишь твоя храбрость может придать им силу.
        На берегу, там, где еще совсем недавно была гавань и причалы, среди развалин и обломков толпились те, кто чудом пережил удар волны. Перемазанные в грязи и тине, окровавленные, они кричали, протягивая руки в сторону высящегося на скале храма. Одни метались, толкаясь и стеная, другие пытались ладить что-то вроде стены из деревянных обломков.
        - Что делают эти люди? - в замешательстве спросил царевич. - Они обезумели от страха? Даже если они нагромоздят тут гору мусора, она не выдержит натиска воды!
        - Конечно не выдержит, - подтвердил Невид. - Но пока люди заняты делом, они сами, а не страх - хозяева их тел. Море не первый раз приходит в Белазору. Да, к такому нельзя привыкнуть. А все же, если ты не поддался безумию, знаешь, где спасаться, и сохраняешь спокойствие, выжить будет проще. Кто бы ни приказал им возводить эту нелепую стену, он поступил правильно.
        Мостки покачивались и скрипели у них под ногами, ниже бурлила полная обломков жидкая грязь, в которую обратилась морская вода. Берег приближался. Вскоре Аюр, цепенея, рассмотрел то, что осталось от приморской части Белазоры.
        Никогда прежде ему не доводилось видеть ничего ужаснее. Еще совсем недавно он ездил с Туоли по этим улицам, гулял по торжищу, быть может, разговаривал с кем-то из тех, кто сейчас ждал от него спасения. Теперь на этом месте возникло невероятное месиво из дерева, камня, принесенного волной песка и косматых водорослей. Вещи, еще утром казавшиеся дорогими и нужными, валялись в грязных лужах, изломанные и впечатанные в густой ил. На улицах, по которым все еще бежали потоки мутной отступающей воды, белели скорченные тела мертвецов. Из развалин домов доносились стоны и мольбы о помощи. То и дело на занесенной илом и песком дороге появлялся еще кто-то уцелевший и, утопая по колено в грязи, спешил к берегу, крича и упрашивая не оставлять его.
        Как и предвидел Светоч, едва мостки были закреплены, даже чуть раньше, все, кто находился на берегу, бросились к переправе. Стражники привычно сомкнули щиты и выставили копья.
        - Стоять! Всем стоять! - раздалось откуда-то из-за спин.
        Аюр узнал этот голос - он принадлежал начальнику береговой стражи, который вчера дал ему коня для прогулки.
        Почему-то его призыв внезапно успокоил царевича. Он положил руки на плечи копейщиков, делая им знак расступиться, и вышел навстречу толпе:
        - Я Аюр, сын Ардвана, государь Аратты!
        Он сам удивился, насколько громко и уверенно прозвучал его голос. Только что ему казалось, что повалившая к мосткам толпа даже не увидит его, не заметит направленных на нее копий и, стоптав немногочисленную стражу, гурьбой кинется к храмовой скале, сбрасывая друг друга в песчаную трясину. Но едва он сделал шаг за щиты, его в единый миг наполнила уверенность в правоте того, что он делает.
        - Повелеваю вам, стойте!
        - Стойте! - Из вдруг затихшей толпы выскочил давешний начальник стражи. И, раскинув руки, точно пытаясь обхватить ими всех стоящих на берегу, оказался перед Аюром, закрывая его собой.
        - Благодарю, - произнес сын Ардвана. - Они меня уже услышали. Ты будешь охранять переправу. Сначала в храм пойдут женщины и дети, потом все прочие. Нужно спасать раненых. Есть те, кто желает идти со мной разбирать завалы?
        Несколько мужчин молча вышли из толпы.
        - У нас не много времени, - тихо напомнил Невид. - Те, кого Исварха спас, уже здесь...
        Аюр повернулся и отозвался неожиданно резко:
        - Те, кому Исварха оставил жизнь, ждут нашей помощи! Если мы боимся исполнить доверенное нам, зачем Господу Солнцу вообще снисходить к нашим просьбам? Идем со мной, Невид! Там понадобятся лекари.
        Он вновь обернулся к начальнику стражи:
        - У тебя есть еще бойцы?
        - Нет, государь! Когда завыла труба, они бросились по домам спасать родных. Но всякому известно - тот, кто увидел большую волну, стоя в низине, не встретит солнце завтрашнего дня... - Стражник тяжело вздохнул. - Мне некого было спасать, и я остался там.
        Он ткнул пальцем в приземистую башню храмовой стражи, которая прежде охраняла подъезды к пристани. Аюр сразу вспомнил Туоли - молчаливого храбреца-бьяра, дважды спасшего ему жизнь.
        - А где Туоли?
        - Я отпустил его еще спозаранку. Верно, он был дома.
        - Где его дом?
        - Да почти сразу за башней. Там над дверью стрела в трех кольцах. Только осталась ли та дверь...
        Аюр отвернулся и, с усилием передвигая вязнущие в илистом песке ноги, побрел к сторожевой башне.
        * * *
        Пронзившая три кольца стрела в самом деле красовалась над входом. Но, кроме провала дверей и обломка стены, смотревшей на улицу, от жилища не осталось больше ничего, что бы напоминало о стоявшем тут добротном доме. Груда камней, поваленные стены, обрушившаяся крыша, балки, торчащие из развалин, будто кости мертвеца...
        - Пожалуй, тут никто не смог бы выжить, - проговорил Невид, то и дело с тревогой оглядываясь в сторону моря.
        Аюр остановился и прислушался.
        - Я слышу стон! - воскликнул он. - Там кто-то жив!
        Он быстро повернулся к стоявшим рядом с ним добровольцам:
        - Скорее, ступайте туда!
        Туоли лежал на спине, упершись ладонями в балку, вытесанную из толстого бревна. Но стонал не он. Воин храмовой стражи лежал с побелевшим лицом, его руки и плечи свело от напряжения. Стон доносился совсем рядом из-под кучи поломанных дранок - должно быть, совсем недавно бывшей частью стены. Видимо, именно на нее обрушилась вода. Увидев рядом с собой Аюра и горожан, Туоли шевельнулся, глаза его оживились. Точно на последнем выдохе, он прошептал скороговоркой:
        - Там мой сын. Ему придавило ногу...
        - Поднимите балку! - приказал сын Ардвана. - Можешь не беспокоиться. Сейчас я его вытащу. Невид, прошу тебя, осмотри его раны!
        Старый жрец уже опустился на корточки над потерявшим сознание воином. Приподнял одну его руку, затем другую, покачал головой:
        - Обе сломаны. Возможно, руки удастся спасти, но до весны его придется кормить из ложки. Я не понимаю, как он мог удерживать балку.
        Аюр слушал его лишь краем уха. Под нагромождением дранки на тюфяке лежал мальчик лет десяти. Правая нога его была пугающе выгнута. Аюр попытался вытащить мальчика, поднять его - тот перестал стонать и, увидев перед собой высокородного господина, сделал неуверенную попытку встать.
        - Я смогу, - прошептал он.
        - Сейчас. Конечно сможешь.
        Аюр подхватил его под мышки, приподнял. На помощь ему подоспели горожане.
        - Надо отнести их в храм, - требовательно произнес царевич.
        - Надо, - сухо подтвердил Невид. - Однако напомню - дальше идти опасно...
        В этот миг со стороны храма, с самой вершины скалы, раздался отдаленный, раздирающий душу вой трубы.
        - Новая волна! - бледнея, закричал старый жрец. - Скорее, скорее обратно!
        - Туоли и его сына не бросать! - приказал Аюр, торопливо выбираясь из развалин дома. - Спасаться будем вместе!
        Добровольцы, подхватив Туоли, со всех ног бросились к пристани. Невид с неожиданной силой потащил за собой Аюра. Однако юный властитель Аратты успел закинуть себе на плечо руку стонущего мальчика.
        - Держи его! - крикнул он. - Помоги мне!
        - Мы не успеем, скорее! - задыхаясь, отозвался Невид.
        - Должны успеть!
        Они торопились изо всех сил, хотя жалкое подобие тропинки, натоптанное среди нанесенного первой волной песка и донного ила, не позволяло продвигаться быстро. Когда развалины остались позади и впереди показалось море, Аюр перевел дыхание - волны пока видно не было, только вдалеке белели пенные буруны. Изуродованный берег обезлюдел - последние спасшиеся уже вбегали в нижние ворота храма.
        Однако, едва они ступили на мостки, вокруг царевича раздался слитный рев ужаса. Аюр вскинул взгляд и едва не остолбенел. Пенные буруны, еще пару мгновений назад такие далекие, стремительно поднимались, вырастая на глазах. Еще миг - и будто крепостная стена в хлопьях пены двинулась в сторону берега.
        - Бегом, бегом! - надрывался Невид, таща за собой царевича. - Бросай мальчишку!
        Мощный порыв холодного сырого ветра едва не сбросил наследника престола с мостков. Он поскользнулся на мокром настиле, но натянутая веревка спасла его от падения в песчаную трясину. Стена воды маячила уже почти за храмовой скалой; ее гребень достигал подножия нижних башен. Аюр с Невидом бежали, и сын Туоли, крича от боли и страха, пытался бежать вместе с ними.
        Ворота были все ближе, однако и подступающая волна закрывала небо. Стало темнее, будто туча застила солнце. Аюр уже чувствовал на лице несомые ветром брызги.
        - Всё! - крикнул вдруг Невид, останавливаясь. - Мы не успеваем. Призовем же милость Исвархи...
        Аюр ясно видел стражников и жрецов, только и ждущих, чтобы захлопнуть ворота. На всех лицах был одинаково запечатлен ужас осознания того, что должно было сейчас произойти.
        И тут царевич вдруг почувствовал, как будто увеличивается его тело. Золотой перстень лучника на пальце начал давить, обжигая кожу. Но эта боль совершенно не беспокоила Аюра - наоборот, выводила его из обыденности, открывая путь в иное состояние, выпуская наружу запертые прежде невероятные силы.
        - Бегите к воротам, - услышал он свой голос, будто со стороны.
        Затем развернулся и простер руки в сторону надвигающейся волны.
        Казалось, невидимая стена до самого неба воздвиглась перед разъяренным Змеевым морем. Аюр видел поднявшуюся к самым облакам пучину, клокочущую стихийной яростью. Он видел, как волны громоздятся на волны, силясь прорваться к берегу. И все же прожорливое море не двигалось с места. Сын Ардвана стоял, не отрывая взгляда от темной вздыбленной водяной толщи, от сорванных клочьев пены, будто повисших в воздухе. Сейчас они застыли мокрыми облачками, не в силах ни растаять, ни взлететь, ни упасть. Аюр стоял и глядел.
        В его памяти вдруг всплыла другая стена - каменная, но тоже темно-зеленая, полупрозрачная, усеянная бесчисленными искорками, похожими на звезды в вечернем небе...
        Он еще совсем мал. Его отец стоит рядом, веселый и полный сил. Около него - дядя Тулум, в неизменном жреческом одеянии. Дядя что-то говорит ему, указывая на темно-зеленую стену. Где она? Он ведь когда-то точно видел ее! Во дворце, или в храме, или еще где-то?
        Ардван что-то говорит брату, тот отвечает ему. Аюр вслушался, и будто эхо раздалось в его голове:
        «Ему еще рано. Он не поймет».
        «И позабудет до урочного часа», - подтверждает эхо голосом дяди Тулума.
        «О чем это они?!» - едва не крича от напряжения и боли, уже терзающей все его тело, захотел крикнуть юный властитель Аратты. И вдруг вновь увидел золотые корабли. Они плыли в темной зеленоватой каменной глубине среди россыпей искр - невероятные, восхитительные. Теперь он знал - на них в мир сошли боги...
        - Давай! - раздалось совсем рядом.
        Видение исчезло. Боль хлестнула по нему, словно бичом. Он почувствовал, как чьи-то руки подхватили его и потащили к воротам. Спустя мгновение море, сорвавшись с места, с нарастающим ревом двинулось на берег.
        Дальше он услышал чей-то резкий выдох. Кто-то швырнул его вперед, как сноп сена, чьи-то руки поймали его.
        Тяжелое дыхание за спиной, грохот закрываемых ворот, крик «Заваливай!».
        Мощный глухой удар, клекот бурлящей воды...
        Но Аюр больше ничего не слышал и не видел. Золотые корабли проплывали в сияющем мраке перед глазами царевича, наполняя его сердце радостью и бесконечным покоем.
        Часть 1
        Глава 1 Великий Накхаран
        Измученный, потрепанный отряд Ширама неспешно двигался по горному ущелью. Чуть больше двух сотен - все, что осталось от грозного войска, совсем недавно покинувшего столицу Аратты. Правда, еще три дюжины всадников были отправлены гонцами к главам двенадцати родов. Каждого из них саарсан призывал прибыть в заранее оговоренное место.
        Хаста, едущий на смирной лошадке подле него, то и дело норовил затеять беседу, но Ширам был еще менее разговорчив, чем обычно.
        - Да, дела наши идут не самым удачным образом, - рассуждал жрец, не особенно обращая внимания на угрюмость собеседника. - Можно даже сказать, они идут так, что лучше бы уж наконец постояли!
        - Не вижу повода для шуток, - глядя на дорогу неподвижным взглядом, бросил Ширам.
        - Я тоже не вижу, - тут же согласился Хаста. - В столице - измена, государь убит, наследник пропал, а какой-то раскрашенный фазан едва не разгромил армию доблестных накхов! И хотелось бы пошутить, да как-то не можется... Одно ясно - фазан на поверку оказался коршуном. Вот так причуда Исвархи!
        На это Ширам и вовсе промолчал.
        - Однако нам удалось вывернуться, и в этом я вижу великую милость неба, - не смущаясь его молчанием, продолжал Хаста. - Скажу как жрец - оно сохранило тебя для великих дел! А что ты? Собираешься мостить дороги черепами арьев! Исварха мне свидетель - это плохая затея. Сам посуди: один удар копытом, в черепе дыра, конь сломал ногу...
        - Я знаю, что делаю! - огрызнулся саарсан.
        - Не то чтобы я сомневался... Но давеча ты почтил меня высоким званием советника. А потому мне хотелось бы знать о твоих замыслах прежде, чем вновь придется искать брод посреди стремнины... Ты хочешь вновь потягаться силами с Араттой?
        - Нет!
        - Ну конечно - а родичей с войсками ты повелел сзывать лишь для того, чтобы поздороваться со всеми разом...
        - Ты забыл, что я сказал после битвы? - резко повторил Ширам, поворачиваясь к жрецу. - Я не собираюсь тягаться силами с Араттой. Мы ее уничтожим.
        - Погоди, погоди! Что значит «уничтожим»? Как же твое обещание отыскать Аюра и вернуть ему престол? Ты поклялся! Накхи держат слово...
        - Да. Но я клялся мертвому государю. Если найду Аюра - он станет повелителем Аратты. Если нет - Аратты не будет.
        Хаста поглядел на него с тревогой. У него не было никаких оснований полагать, что саарсан пошутил.
        - Но послушай, что тебе сделали землепашцы? Может, ты затаил зло против пастухов или тебя чем-то оскорбили рыболовы и лесорубы? Да и воины - если не говорить о кучке столичных арьев, - разве они желали причинить зло тебе или другим накхам? Разве они участвовали в заговоре против тебя?
        - Ты говоришь скучные вещи, - брезгливо поморщился саарсан.
        - О нет! Я говорю о том, что, быть может, важнее всего. Совсем недавно ты понимал это. Вспомни, о чем мы говорили! Позволь мне действовать! Дай мне несколько надежных людей, я доберусь до святейшего Тулума, и вместе мы...
        - Зачем? Разве верховный жрец Исвархи смог что-то изменить там, в столице, когда убивали его брата и похищали наследника престола? Даже если он еще не свернул себе шею, споткнувшись на лестнице, - язвительно произнес Ширам. - Твой благодетель - заложник в своем храме! За каждым его шагом следят, и на каждый взмах руки где-то поднимается десяток луков. Если я исполню твою просьбу, то потеряю и тебя, и своих людей. Я не желаю ни того ни другого.
        Хаста покачал головой:
        - Как скажешь. Я понимаю, что твои слова вызваны болью, терзающей сердце. Я сам рыдал от такой боли, когда видел гибнущих воинов. Сколько отваги, сколько молодой силы попусту ушло в землю на радость врагам! Конечно, ты не находишь себе места, желая отомстить за каждого из них!
        Ширам стиснул зубы и отвернулся.
        - Но прежде чем повести войско на столицу, - продолжал его советник, - ответь себе: сколько человек ты сможешь собрать? Пять тысяч? Может, семь? Аратта без труда выставит вдесятеро больше. Даже если каждый из твоих храбрецов, погибнув со славой, прихватит с собой с полдюжины врагов - а как мы недавно видели, это удается не всегда, - то, когда у тебя закончатся люди, Аратта лишь ненадолго ослабнет... И скорее всего, в опустошенные земли Накхарана сразу вторгнутся соседи, чтобы поживиться мясом умирающего зверя... Если, конечно, прежде Киран не пожелает прийти сюда и истребить всех способных держать оружие, как он поступал в землях болотных вендов...
        - Я буду бить врагов малыми отрядами, - мрачно ответил Ширам. - Арьи не будут знать ни покоя, ни отдыха. Я отравлю им колодцы и выжгу посевы. Я истреблю их военачальников. Я наполню Аратту слезами и стонами!
        Хаста вновь покачал головой, хотя внутри у него все похолодело от таких слов. В свое время ничто не помешало накхам устроить подобное в его родных землях.
        - Малые дела - большие хлопоты! - с наигранной беспечностью отозвался он. - Однако, даже если тебе удастся победить Кирана и захватить столицу, ты будешь ненавистным врагом каждому. И теперь уже ты и твои люди забудете о покое! Но все будет иначе, если на трон сядет законный правитель - Аюр! И если тыприведешь его.
        - А если мне не удастся его отыскать? - предположил Ширам. - Такое вполне может случиться. Он, может быть, уже давно мертв.
        - Мне не хочется думать об этом. Но поразмысли вот о чем: если ты, как и собирался, возьмешь в жены царевну Аюну, то прав на престол у тебя будет не меньше, чем у Кирана. И уж конечно, святейший Тулум в этом споре поддержит тебя...
        Саарсан надолго замолчал, вновь уставившись на дорогу перед собой.
        - Что ты советуешь? - наконец спросил он.
        - Лишь подумать над моими словами, - смиренно ответил Хаста.
        Он сказал все, что хотел, и надеялся, что Ширам сумеет услышать его.
        - Я подумаю, - кивнул саарсан. - А сейчас поедем.
        - Куда?
        - Со мной.
        Хаста вздохнул:
        - Разве это ответ на вопрос «куда»?
        - Ты задаешь слишком много вопросов. Мы едем в место, прежде именовавшееся Накхаран.
        - Но разве мы уже не в Накхаране?
        Не ответив ему, Ширам ударил пятками по конским бокам, и Хаста был вынужден догонять его на своей лошадке.
        Ехать пришлось день и еще полдня. Хотя они, несомненно, углублялись во владения накхов, путь отряда пролегал через дикие и почти необитаемые места. То и дело под копытами коней сквозь мох и траву проглядывали гладкие плиты - следы давно заброшенной дороги. По сторонам от древнего пути Хаста замечал остатки строений: обломки колонн, куски серых каменных стен, торчащие из зарослей ежевики. Однажды он поднял голову и ахнул от неожиданности, увидев над головой готового к броску замшелого каменного льва, вытесанного прямо в нависающей над тропой скале.
        На другой день появились еще свидетельства того, что в этих землях некогда обитали накхи, - и жизнь эта сильно отличалась от их нынешних скромных хижин и уединенных башен. Переходя вброд через шумную ледяную речку, Хаста заметил на соседней скале огромный знак Змеиного Солнца - три змеи, сцепившись хвостами, катятся по небосклону. Хаста знал, что этим знаком накхи изгоняли нечисть. А еще Змеиное Солнце было запрещено в Аратте как ересь и надругательство над Исвархой, и накхам предписали повсюду изничтожить его. Но в этой дикой глуши явно никто не позаботился выполнить приказ. Катящиеся по небу змеи проступали из толщи скал, будто скалы их и породили.
        Пару раз всадникам встретились небольшие стелы из светлого камня, и все накхи склоняли голову, проезжая мимо. На поверхности изваяний была вырезана раскрытая ладонь, держащая сердце. Хаста прежде не видал ничего подобного и весьма заинтересовался. Но оказалось, что этот мирный знак имеет жутковатую подоплеку. Стелы ставились на тех местах, где вдовы cааров всходили на погребальные костры своих мужей.
        Этот обычай был давно известен в Аратте и решительно порицался арьями как бесчеловечная дикость. Накхи возражали, говоря, что никого не принуждают и всякий человек волен распорядиться жизнью к славе своего рода.
        Хаста решил было порассуждать о жестокости подобного обычая, но понимания не встретил.
        - Это высшая честь, которую еще надо заслужить, - отрезал Ширам. - Тебе даже не понять, насколько она велика! Такая женщина зовется Совершенной и становится могучим духом - хранителем рода. Память о ее подвиге веками живет в семейных преданиях...
        - А если знатная вдова все же вздумает отказаться от этакого подвига?
        - Она навлечет на себя, покойного мужа и весь свой род неописуемый позор!
        - Но в таком случае у нее нет особенного выбора...
        Тут Хаста вдруг сообразил, что мать Ширама, старшая жена, пережившая мужа, скорее всего, тоже удостоилась подобной «высшей чести», и всякое желание обсуждать старинные обычаи у него исчезло.
        Наконец, после полудня второго дня, горы расступились и ущелье расширилось, образуя долину, поросшую высоким колючим кустарником. Ширам остановился и спешился. Хаста последовал за ним, с наслаждением ощущая под ногами твердую землю.
        - Что это за место? - разминая затекшие ноги, спросил он.
        - Великий Накхаран. - Саарсан обвел рукою заросли. - Мы с тобой стоим у Львиных ворот. Иди сюда. - Сын Гауранга поманил за собой друга и хлопнул ладонью по скрытой зеленой бахромой плюща каменной глыбе. - Вот пощупай. Чувствуешь бугорки? Когда-то это были львиные когти. Мой дед рассказывал, что ворота поддерживались двумя вздыбленными каменными львами. Они были огромны, больше самого крупного зверя, что некогда жил в здешних пещерах. О красоте этих ворот люди рассказывали за много дней пути отсюда. И приезжали поглядеть. А заодно и приобрести разные диковины на торжище. Идем, я все тебе покажу!
        - Прости, если мой вопрос покажется тебе глупым и неуместным, - осторожно заговорил Хаста. - Но разве вы, накхи, когда-нибудь что-то изготавливали своими руками?
        - Мы никогда ничего не делали на продажу, это правда, - спокойно ответил Ширам. - Но путь сюда был совершенно безопасен. И торговля здесь процветала. К тому же у нас всегда бывало много добычи. И саконы привозили сюда свои замечательные изделия... Кстати, - отодвигая загораживающие тропу ветви, проговорил саарсан, - ты сейчас идешь по улице, на которой могли разъехаться три повозки. По обе стороны улицы стояли дома и башни всех двенадцати великих родов. Потом я могу показать тебе, где стояла чья башня...
        - Ну что ты, я тебе верю!
        - Да уж придется верить, потому что, кроме торчащих из земли камней и вот этого, - он отпустил ветку, - ничего уже не осталось. А дальше, за торжищем, стоял храм. Огромный, прекрасный храм! Дед рассказывал о нем, но я не смогу повторить всего. Да и если повторю, ты вряд ли представишь его величие. Здесь стояла серебряная статуя Найи, двенадцатиголовой Матери-Змеи, супруги Первородного Змея, высотой в два человеческих роста...
        - А потом, приняв истинную веру, накхи осознали всю тьму своих заблуждений и сами разрушили змеевы святилища... - пробормотал Хаста, вспоминая то, чему его учили в храмовой школе.
        - Ну конечно, - хмыкнул Ширам. - Чтобы вид опустевшего храма не смущал торговцев и прочих жителей города.
        - Да, пожалуй, я ляпнул глупость. Так что же произошло?
        - А ты не слышал?
        - В доме Исвархи не принято много говорить о Первородном Змее.
        - Как и не принято сюда ездить без крайней нужды, - добавил воин. - Но я скажу тебе. После Битвы Позора повелитель Аратты прибыл сюда, осмотрел город, торжище и храмы и приказал сровнять все с землей. Ибо в единой державе может быть лишь одна столица и она должна была возникнуть отнюдь не здесь... Правда, спустя несколько лет он начал закладывать города по всей Аратте. Но Великий Накхаран так и не был отстроен. Сейчас каждому нашему роду принадлежит несколько башен на горных кручах, пастбища и вот эти скалы. - Ширам обвел руками открывающуюся глазу изломанную линию горных хребтов. По большей части горы были покрыты лесом, как мохнатой темно-зеленой шубой, но над ней в небо устремлялись острые голые пики, чуть тронутые сверху сверкающей белизной. - Много сотен лет на каменном троне Накхарана не восседал саарсан накхов. Теперь пришло время восстановить эти стены и открыть древний трон моих предков, спрятанный от чужих глаз в недобрые годы. Скоро ты все увидишь сам.
        Когда солнце начало клониться к закату, Ширам, приказав своим воинам ставить шатры и устраиваться на ночевку, направился куда-то вдаль по заросшей тропе, в которую превратилась старинная улица Накхарана. Свите он велел следовать за ним в отдалении, с собой позвал лишь Хасту. Рыжий жрец подчинился, внутренне коря себя за уступчивость. Сейчас на его глазах готовилось произойти нечто, грозящее разрушить весь привычный уклад жизни. И он даже не попробует воспрепятствовать этому? Впрочем, что он может? Приводить доводы, убеждать? Пожалуй, из всех чужеземцев для Ширама он был наиболее уважаемым, и его слово звучало не пустым звуком. Однако, что бы он ни сказал, все натыкалось на глухую стену.
        Так что жрец Исвархи, недовольный собой, послушно шагал вслед грозному предводителю накхов. То здесь, то там среди кустов он замечал заросших, оборванных мужчин в бронзовых ошейниках, мотыгами вырубающих и корчующих кустарник.
        - Что они делают?
        - Расчищают дороги, - не оборачиваясь, пояснил Ширам. - Прежде от храма Найи шло двенадцать улиц, каждая из которых приводила к городской башне одного из великих родов. Воины этого рода селились по обе стороны улицы, чтобы защищать башню и часть стены. Впрочем, до прихода в наши края арьев не находилось смельчаков, которые решились бы напасть на Накхаран...
        - Вот как?
        Хаста засмотрелся на работающих пленников, пытаясь представить вместо буйных зарослей прежние стены, дома и башни. Он сделал шаг - и едва успел отпрянуть. Громкое шипение раздалось прямо у его ноги. Шедший впереди Ширам мгновенно развернулся всем телом и толкнул жреца в грудь твердой как камень раскрытой ладонью. Тот отлетел шага на три, едва удержавшись на ногах, и закашлялся, пытаясь восстановить дыхание.
        Глотнув воздуха, Хаста потер ушибленное место и уставился на саарсана, присевшего на корточки прямо над явно разгневанной змеей. Та шипела, приподнимаясь и раздувая шею, а воин что-то объяснял ей, указывая на неосторожного чужака. Хасте даже почудилось, что саарсан извиняется за него перед ползучей тварью. Он прислушался, но речь друга сейчас напоминала такое же шипение.
        В конце концов змея успокоилась и скользнула в высокую траву.
        - А ты гляди, куда ступаешь! - сердито прикрикнул Ширам, выпрямляясь. - Ты чуть не отдавил ей хвост! Если бы она прежде не озаботилась спросить у меня дозволения, твой дух сейчас возносился бы к Исвархе, а тело корчилось тут в предсмертных судорогах.
        - Это же была ядовитая змея? - на всякий случай уточнил жрец.
        - Конечно! Их тут уйма. Прежде здесь в доме у каждого накха жило не менее пяти змей.
        - И ты с ней разговаривал?!
        - Да. Ведь это наша родня. В них обитают души накхов, погибших в бою. Мы живем рядом с ними и в день Найи, Матери-Змеи, встречаем вместе этот великий праздник.
        - А они? - Хаста указал на рабов. - Как же они спасаются от укусов?
        - Мы попросили не трогать их, пока они работают. Но если вздумают сбежать - далеко не уйдут. Никто из накхов даже пальцем не пошевелит, чтобы пуститься в погоню. Беглец здесь обречен. Идем. - Ширам кивнул вглубь зарослей. - Держись рядом и не отставай - змей будет много.
        Саарсан вскоре свернул с дороги на чуть заметную тропинку, уводящую в столь неприветливые и колючие заросли, что даже зверь едва ли сунулся бы туда без нужды. Но предводитель накхов шел так уверенно, будто знал здесь каждую ветку, пока не добрался до пологого холма, как и все прочее, заросшего дикой травой и кустарником. Он немного поднялся, сгреб носком сапога землю, и Хаста увидел плоский белый камень, выглядывавший из-под корней и грязи.
        - Здесь, - удовлетворенно кивнул саарсан.
        Быстро поднявшись на холм, он огляделся и помахал рукой своей свите, повелевая воинам приблизиться. Когда накхи подошли, он что-то им cказал, и они беспрекословно принялись за работу.
        - Глазам своим не верю, - пробормотал Хаста, глядя, как воины, кто руками, кто забранными у рабов мотыгами, старательно раскапывают холм. - Что происходит? Накхи роются в земле? Не ты ли утверждал, что прикоснувшийся к плугу накх переродится земляным червем? Не обратит ли рабская мотыга гордого воина в слепого крота?
        - Умолкни, если не хочешь прямо сейчас обратиться в корм для змей! - сердито оборвал поток его слов Ширам. - Здесь могут убить и за менее дерзкие речи!
        - Прости, не хотел тебя обидеть! Растолкуй мне, болтливому и неразумному, что здесь происходит?
        Саарсан недовольно помолчал, но потом все-таки объяснил:
        - C древних времен под этим холмом укрыт престол Накхарана. Арьи собирались разбить его, но остереглись идти в долину, испугавшись змей. Они велели накхам собственными руками сокрушить священную реликвию нашего народа. Но мы не сделали этого, лишь завалили трон камнями и спрятали под землей. Теперь настало время ему вновь появиться на свет. И потому то, что ты видишь, - не противное воинскому духу ковыряние в земле ради урожая, а священный обряд!
        Хасте очень хотелось спросить еще что-нибудь, но он поглядел на лицо Ширама и благоразумно прикусил язык. И подумал про себя, что ему не слишком нравится быть благоразумным чаще раза в день, даже если это непременное условие, чтобы оставаться живым и здоровым среди накхов.
        Между тем из-под земли и травы понемногу появлялась каменная насыпь - гладкие, окатанные булыжники, оставшиеся еще с тех пор, как таяли льды и в горных ущельях бушевали стремительные потоки, давно утекшие в прошлое. Ширам наклонился, подобрал один камень и сунул его себе за пазуху. Все воины, кто был рядом, повторили его действие.
        - Да будет это знаком того, что воля Аратты более не властна над нами, - размеренно проговорил Ширам, и его воины эхом повторяли за ним торжественные слова. - И пусть этим камнем мне разобьют голову, если я сдамся!
        Воины приветствовали слова вождя криками бурного одобрения. Они уже сразились с армией Аратты, потерпели поражение и теперь жаждали крови и мести.
        «Но что скажут остальные? - невольно подумал Хаста. - Ширам принес в свой дом войну - все ли будут этому рады?»
        - Саарсан! - подбежав, закричал один из накхов рода Афайя. - Сюда движутся отряды родов Хурз, Бунгар и Зериг!
        - Передайте им, что я счастлив приветствовать родичей в Великом Накхаране, - с хищной улыбкой проговорил Ширам.
        Глава 2Совет двенадцати змей
        Двенадцать отрядов один за другим в полном молчании входили в древний город. По расчищенным рабами дорогам они шли туда, где некогда высились башни их семейств. Они двигались так уверенно, как будто делали это каждый день и каждый точно знал, куда следует идти.
        Хаста глядел на них, сидя у порога шатра, который Ширам разбил на месте бывшей башни своего рода, и его все сильнее охватывало чувство, напоминающее суеверный ужас. Все эти люди в черных одеяниях, увешанные оружием, пугали его слитной молчаливой готовностью, ощущение которой все больше и больше разливалось в воздухе. Казалось, прикажи сейчас саарсан, и они пойдут убивать, не разбирая правого и виноватого, воина или землепашца, - равнодушно и деловито, потому что рождены именно для этого...
        Ширам явно не разделял чувств и мыслей своего названого брата. Если когда-то Хасте и доводилось видеть его радостно улыбающимся, то именно сейчас. Подняв к небу клинок из лунного железа, он приветствовал каждый отряд, и те безмолвно отвечали ему, громыхая оружием о маленькие круглые щиты.
        Поставив шатры, все двенадцать отрядов собрались у подножия расчищенного холма, на вершине которого в сизых сумерках белел священный престол. Один за другим вслед за отцом рода воины поднимались на холм, брали камень из россыпи и прятали его за пазуху. Многие прихватывали еще три-четыре булыжника для тех, кто остался дома. Затем, покончив с этим делом, накхи спускались вниз и усаживались на расстеленных загодя войлоках, каждый на свое место, у длинных низких столов.
        Между тем подступила ночь. Стемнело быстро. Едва солнце ушло за горы, священную долину накрыла непроглядная тень. Но ненадолго - во тьме один за другим загорелись десятки костров.
        Напитки и еда, по мнению Хасты, были весьма скромны - жареное мясо, лепешки, козий сыр, вино... Накхи косо поглядывали на чужака, словно недоумевая, почему тот сидит за столом с воинами и где его ошейник и мотыга. Но несколько слов, брошенных Ширамом, заставили их отвернуться от жреца Исвархи с нарочитым равнодушием. «Непременно выучу их язык! - решил Хаста. - И как можно скорее...»
        Тем временем саарсан повернулся и окликнул молодую женщину, сидевшую в паре шагов за его спиной. Та молча поднялась и подошла к нему. Ширам и ей что-то сказал по-своему, а затем перевел Хасте:
        - Это Марга. Она позаботится, чтобы у тебя во всем был достаток и чтобы никто не обидел тебя.
        Молодая накхини кинула на гостя такой взгляд, что жрецу подумалось, что неплохо бы знать, как при случае защититься от нее самой. Она была на полголовы ниже Хасты, зеленоглазая, стройная и тонкая, как копье. Ее длинное черное платье было расшито затейливыми серебристыми узорами - не поймешь, то ли звери, то ли цветы, то ли буквицы. Хаста отметил, что ее можно было бы назвать привлекательной, если бы не жесткое выражение лица, которое стало еще угрюмее при виде жреца Исвархи.
        - Ступай за мной, чужак, - приказала она.
        Вернувшись на прежнее место, накхини указала на скатанную попону:
        - Садись.
        - Благодарю за любезность, госпожа, - ответил Хаста.
        Марга не удосужилась ответить.
        - Хороша забота, - усаживаясь, проворчал жрец.
        Главы великих родов по старшинству восседали по обе стороны и напротив Ширама. На груди у каждого из них висел знак власти - Змеиное Солнце из чеканного серебра, с ярким камнем в середине.
        Начало встречи, как показалось Хасте, шло по раз и навсегда заведенному обычаю: возлияния богам, предкам, прославление каждого из великих родов. Внимательно вслушиваясь в разговоры накхов, Хаста отметил про себя, что несколько отцов рода - сааров - среди прочих богов упомянули Исварху, но вскользь и небрежно, будто это был домашний божок - охранитель порога.
        Вслед за возлияниями саары начали о чем-то расспрашивать Ширама. Расспросы шли так спокойно и неспешно, будто саарсан просто вернулся после долгой отлучки и прибыл в свои владения, чтобы объехать принадлежащие ему земли, побывать в каждой из башен и провести ночь с каждой из жен. В речи порой мелькали знакомые названия и имена.
        - О чем они говорят? - спросил Хаста.
        - О делах, достойных великих мужей, - отрезала накхини, даже не повернувшись в его сторону.
        - А если точнее? Может, переведешь мне?
        - Ты жрец, а не воин. Зачем тебе знать все это?
        - Саарсан почтил меня званием советника!
        - А я - нет. Не мешай слушать.
        Хаста вздохнул и принялся всматриваться в лица говорящих, пытаясь угадать, о чем идет беседа.
        - Так что же произошло в столице? - спросил один из сааров, могучий воин с длинной седеющей косой, переплетенной широкими белыми лентами.
        - Мы были оскорблены, - ответил Ширам.
        - Кем?
        - Сначала государь нарушил данное им слово. Затем сын и наследник государя был похищен, и это преступление попытались свалить на нас. Но я все еще старался избежать раскола и войны. Я дал государю возможность исправить содеянное, не теряя лица. И мы договорились - о перемирии и совместных поисках. Но той же ночью государь был убит у себя во дворце, в собственной опочивальне. И арьи вновь обвинили нас! Обвинили и потребовали сложить оружие. Оба условия нашего изначального договора с властителями Аратты были попраны. И, как саарсан, я был вынужден объявить войну!
        - Ты лишь зовешься саарсаном, - коротко напомнил еще один из вождей, с виду несколько старше Ширама.
        Его черная коса была переплетена золотыми лентами, а длинные висячие усы выкрашены в черный и рыжий цвет.
        - Что ты этим хочешь сказать, Аршаг, сын Ашгарана? - холодно ответил Ширам.
        - Я не буду судить твои дела, Ширам, сын Гауранга. В каждом из них ты проявил подобающие воину храбрость и ловкость, - заговорил рыжеусый саар. - Но посуди сам. Ты сопровождал царевича Аюра на Великую Охоту. Вернулись лишь вы втроем - как я понимаю, вот с этим...
        Аршаг ткнул в ту сторону, где подле молодой накхини тихо сидел Хаста.
        - Что он сказал? - встревоженно поинтересовался рыжий жрец.
        - Тебя это не касается, - отрезала девушка.
        - А кого же... - начал было советник.
        - Саарсана. Молчи!
        Между тем длинноусый продолжал:
        - Ты поссорился с государем, и в жертву этой ссоре был принесен мой младший брат Мармар.
        - Он был и моим близким родичем, - напомнил Ширам.
        - Да, это правда - как и то, что ныне он мертв. Ты примирился с государем, но это не помогло. И ты без боя покинул столицу, оставив арьям нашу неприступную твердыню!
        Ширам вспыхнул, привстал и хотел что-то сказать, но говоривший рыжеусый саар поднял руку, показывая, что не закончил.
        - Ты вел с собой большой отряд, - продолжал он, - но попал в западню. Не найдется клеветника, который сказал бы, что ты струсил и не был первым в схватке. Говорят, о твоих подвигах на поле боя можно сложить песню! Но лишь малая часть наших воинов избежала гибели, а некоторые даже попали в плен! Да, Ширам, - ты спасся и спас более двух сотен накхов. Впрочем, ходят слухи, что и с этим тебе помог вот он... - Саар вновь ткнул пальцем в Хасту. - Я верю в твою доблесть и воинское умение. Но боги не любят тебя, Ширам. Они щедро одарили тебя, но отвернулись - должно быть, в тот миг, когда ты вздумал взять в жены девушку из арьев.
        - Она не просто девушка! - резко возразил глава рода Афайя. - Она дочь государя Аратты!
        - Все девушки - чьи-то дочери. Но из-за этой уже пролилось немало крови там, на равнине. А если ты, как обещал, станешь мостить дорогу в столицу черепами арьев, ее прольется куда больше. Накхи не берут жен из других народов. Кто ты такой, чтобы вводить новый обычай? Некоторые у нас считают, что ты провел чересчур много лет на чужбине. Сможешь ли ты стать достойным саарсаном, Ширам?
        Рыжеусый саар смотрел главе рода Афайя прямо в глаза. Темнота вокруг словно застыла, прислушиваясь к его словам.
        - Может, тебе лучше отойти в сторону и отказаться от этой чести? - продолжал он в тишине. - Все мы помним, что твой дед сказал про тебя: «Он будет храбрым воином, но скверным вождем!» - а твой дед был великим отцом нашего народа...
        - Ты сказал много, Аршаг, сын Ашгарана, - процедил Ширам, поднимаясь на ноги. - Я внимательно тебя выслушал, потому что ты саар и мой родич. У меня есть ответ на каждое твое слово - но ты упоминаешь волю богов. А значит, только боги могут подтвердить или опровергнуть сказанное тобой. Давай же узнаем, что сейчас прозвучало - разумные слова или шакалий вой!
        Ширам обошел стол и вышел на открытое место. Аршаг тут же последовал его примеру. Прочие вожди развернулись в их сторону. Воины, стоящие за их спинами, расступились, освобождая широкий круг.
        - Что это они удумали? - с опаской спросил Хаста.
        - Смотри глазами, - цыкнула Марга, чрезвычайно встревоженная происходящим.
        - Хорошее занятие, - вздохнул рыжий жрец. - Мне бы очень не хотелось от него отвыкать...
        Между тем саарсан и его противник начали снимать и откладывать в сторону свое оружие. Хаста уж в который раз поразился, до чего же его много. Сколько всего, способного резать, колоть, наносить ушибы и ломать кости, таскает на себе каждый накх! И ведь это они еще не готовились к бою...
        Наконец с оружием было покончено. Оба воина стянули рубахи, оставшись обнаженными по пояс. По их смуглым мускулистым телам извивались наколотые змеи, будто переползая со спины на грудь: у Ширама - пятнистая эфа, у Аршага - остроголовая степная гадюка.
        - Они что, решили устроить драку? - спросил Хаста.
        В глазах накхини отразилась невероятная смесь ужаса и презрения.
        - Не смей говорить о том, чего не в силах понять! В священном поединке на землю сходят боги. Сейчас в обоих саарах оживает сила зачинателей рода! Только Мать Найя и Отец-Змей ведают, кому отдать победу!
        - Неужто в Накхаране нет другого способа узнать божью волю, кроме как изувечить друг друга? - ляпнул Хаста и тут же пожалел о своем длинном языке. На лице Марги отразилось острое желание немедленно явить ему божью волю самым болезненным из принятых здесь способов. - Прости, госпожа, я не хотел оскорбить твоих богов, - виновато прошептал он. - У нас подобных обычаев давно уже нет. Лучше объясни, что здесь творится...
        Тем временем два немолодых саара вышли в круг и завязали Шираму и Аршагу глаза, распевно произнося при этом то ли заклинания, то ли наставления.
        - Хорошо, я тебе поясню, - прошипела Марга. - Сейчас они не могут видеть, а значит всецело доверяются воле богов. Они не могут использовать ни хитрости, ни уловки...
        - Разве это не одно и то же?
        - Жрец, ты ничего не понимаешь в искусстве ведения боя.
        - Да. И вероятно, поэтому до сих пор жив.
        Накхини глянула на него с брезгливым сожалением, как глядят на безрукого попрошайку.
        Приготовления к бою продолжались. Когда те, кто завязывал глаза, закончили свое дело и удалились, двое иных сааров связали между собой кушаки противников, так что воины, вытянув руки, едва могли дотянуться друг до друга кончиками пальцев.
        - Вот видишь? Теперь они связаны в единое целое. А значит, уже нет вопроса, который задает богам каждый из них. Есть единый общий вопрос.
        «А я думал, их связали, чтобы они не разбежались в разные стороны», - хотел было сострить Хаста. Но вовремя осекся и кивнул:
        - Да. Очень мудро!
        На лице девушки промелькнула тень улыбки.
        - Что ж, ты наконец это понял!
        Саары продолжали тихо петь, однако бойцы их не слушали. Они стояли друг против друга, чуть покачиваясь, ожидая знака.
        Вдруг резкий выкрик, заставивший Хасту вздрогнуть, сообщил о начале поединка. В тот же миг Ширам молниеносно обернул кушак вокруг запястья левой руки и, рванув Аршага на себя, выбросил правую руку вперед. Но едва его пальцы коснулись головы противника, тот жестко и коротко ударил Ширама сбоку по голени, сбивая его с ног.
        Еще падая, Ширам ухитрился дернуть за кушак, поймать ногу противника между двух своих и резко повернуться. Длинноусый саар рухнул на спину. Противники упали почти одновременно. Толпа вокруг дружно выдохнула, но ни один из сааров не издал ни звука, чтобы не выдать себя. Аршаг выдернул ногу и тут же откатился в сторону. Ширам попытался поймать его, замахнулся и нанес сокрушительный удар. Но противник ужом извернулся, сбил его руку, вскочил и отшатнулся так далеко, как позволял кушак.
        В тот же миг Ширам тоже оказался на ногах. Хаста заметил, как исказилось его лицо. Должно быть, полученный им удар по голени был чрезвычайно сильным. Однако, тут же позабыв о боли, он начал скользить по кругу, выбирая миг, чтобы стремительно напасть сбоку. Напротив точно так же бесшумно крался по кругу Аршаг.
        Внезапно саар рода Зериг кинулся на противника, ухватил за плечи, попытался развернуть, но не тут-то было. Не стараясь вырваться, Ширам шагнул навстречу, обхватил противника и с размаху ударил его лбом в лицо. Кровь потоком хлынула из сломанной переносицы и разбитых губ. Аршаг отлетел и упал навзничь.
        Вокруг грянул дружный рев. Марга ахнула и вскочила, всплеснув руками, как обычная перепуганная девушка. Хаста покосился на нее с недоумением. Прежде ему казалось, что она переживает за Ширама!
        Ослепший от боли и заливающей глаза крови Аршаг не сдавался. Он приподнялся на локтях и теперь пытался отползти. Но встать ему уже не позволили. Ширам бросился на него, зажал его горло сгибом локтя и начал сдавливать, как в медвежьем капкане.
        - А бывает у вас, что кого-нибудь так убивают? - спросил Хаста.
        - Только если на то будет воля богов, - хрипло отозвалась Марга, не сводя взгляда с поединщиков.
        Ширам давил все сильнее, но Аршаг по-прежнему силился вырваться. Он пытался нащупать косу противника, однако было видно, как его пальцы теряют ловкость. Теперь казалось, что он царапает ими воздух. Постепенно его движения замедлились...
        - Остановись, Ширам! Боги сказали свое слово!
        Руку властным жестом подняла немолодая женщина с горделивой осанкой и холодными серыми глазами - предводительница рода Бунгар, единственная из глав семейств седовласая, точно покрытая снегом горная вершина. Одета она была как воин, с той же мрачной роскошью, что и прочие саары.
        Хаста уставился на нее с невольным любопытством. Он знал, что, выходя замуж, женщины накхов круто меняют свою жизнь, обрекая себя на добровольное заточение в своих башнях. Далеко не всем приходилась по нраву такая перемена. Саари рода Бунгар была одной из таких женщин: отказавшись от замужества и права завести собственных детей, она с годами стала прославленной воительницей и матерью всему своему огромному роду.
        - Боги изъявили свою волю, Ширам, - заговорила она. - Ты - саарсан! Нынче в полночь на твое чело возложат змеиный венец, и ты сможешь призвать свой народ идти туда, куда сочтешь верным. Никто не посмеет тебе противиться. Даже если ты прикажешь всем нам прыгнуть в пропасть, никто не ослушается. Но ответь на один мой вопрос, Ширам, сын Гауранга. Я участвовала в семнадцати войнах и стояла рядом с твоим дедом в четырех битвах, а потому имею право задать его. Никто из сааров не желает тебе зла. Однако за каждым из нас - один из великих родов. Мы хотим знать, какую судьбу ты уготовил нашим детям?
        Когда седая накхини замолчала, Хаста легко тронул за руку свою соседку. Та отдернула руку, но повернулась:
        - Чего тебе, жрец?
        - О чем она говорила?
        - Арза-Бану хочет знать, что саарсан решил насчет войны c Араттой.
        - Я бы тоже не отказался, - пробормотал Хаста, чувствуя, как его кидает в жар и начинает тревожно колотиться сердце. Услышал ли его Ширам? Не забыл ли клятву? Или по-прежнему желает только мстить?
        С глаз Ширама уже сняли повязку и утерли ему кровь с лица. Он натянул рубаху, намотал обратно кушак, надел поверх него боевой пояс и начал вооружаться. Саары внимательно глядели на него, ожидая ответа. Наконец Ширам закончил, мельком глянул на Хасту и заговорил громко и резко. Вожди, слушавшие его речь, то хмурились, то сжимали кулаки, то просто кривили лица и перешептывались. В целом же было ясно, что слова саарсана стали для них полнейшей неожиданностью.
        - Что он говорит? - тормошил Хаста свою «защитницу».
        Та слушала с таким же потрясенным видом, как и прочие.
        - Тела наших родичей едва остыли! - вместо ответа возмущенно бросила она. - Их кровь взывает к отмщению - а мы не будем мстить?! Разве так можно? Мы не пойдем войной на Аратту?!
        Хаста едва заметно вздохнул с облегчением. Зеленые глаза накхини полыхнули.
        - Эй, жрец! Уж не ты ли вбил ему в голову такую блажь?
        Тот не успел и рта раскрыть, но девушка, услышав еще что-то, тут же о нем забыла:
        - Или все-таки пойдем? Но зачем нам их царевич? К чему поднимать лик Исвархи рядом с нашим Змеиным Солнцем? Мы просто должны пойти и покарать... О Великая Бездна! Так мы будем воевать или нет?
        Тем временем Ширам вдруг прервал свою речь, повернулся и принялся шарить по толпе взглядом.
        - Хаста! - повелительно крикнул он. - Иди сюда!
        - Жрец Хаста, - проворчал тот, поднимаясь. - Мог бы обратиться и почтительней. Я все же личный посланник святейшего Тулума...
        Впрочем, его слов никто даже не расслышал.
        - Расскажи им то, что поручил тебе Тулум, - приказал саарсан.
        - Благодарю доблестного Ширама за возможность молвить слово в столь высоком собрании, - с достойным видом произнес Хаста.
        - Не тяни змею за хвост, жрец Исвархи, - буркнул подошедший к прочим вождям Аршаг, прижимая тряпицу к разбитому лицу. - Что ты хочешь нам предложить?
        - Прежде всего - выразить восхищение твоим боевым искусством, храбрый саар. Я говорю сейчас от имени святейшего Тулума, верховного жреца Аратты и брата государя...
        - А чем нам поможет ваш верховный жрец? - перебил его Аршаг. - Если он все еще жив, то наверняка заперт в стенах собственного храма.
        Вместо ответа Хаста торжественно поднял руку, показывая всем золотой перстень, данный ему на прощание Тулумом.
        - Любой служитель Господа Солнца обязан повиноваться этому знаку. А значит, все городские храмы, храмовая казна и храмовая стража - в моей воле. Кстати, напомню, что, если Аюр не найдется, именно Тулум наследует трон. Киран - наш общий враг. Если он будет сокрушен, можно не сомневаться - с Накхараном заключат совсем иной, равный договор.
        Саары умолкли, обдумывая его слова. Их лица были хмуры - предложенное Ширамом и его советником звучало весьма необычно.
        - Благодарю тебя за ответ, Ширам, сын Гауранга, - вновь поднялась Арза-Бану, не глядя на жреца. - Стало быть, ты хочешь возвести на престол царевича Аратты, но даже не знаешь, где он... Мы выслушали и тебя, жрец Хаста. Ты говоришь занятные вещи - будто этот перстень наделяет тебя неслыханной властью. Впрочем, пока это лишь твои слова... Но главное - Отец-Змей и Мать Найя сегодня ясно показали, на чьей они стороне. А они не желают гибели Накхарана, - стало быть, эта война может быть выиграна. Будь по-твоему, Ширам! Мы поднимем знаки Солнца и Змея, сломим сопротивление там, где оно будет, и войдем в ворота, там где их откроют... - Она чуть помедлила. - Я и мой род поддерживаем Ширама!
        После этого не было больше ни вопросов, ни споров. Один за другим вожди накхов, кто с явным одобрением, кто с неохотой, вставали и на оружии клялись в верности:
        - Да будет славен Ширам, сын Гауранга, саарсан накхов!
        Глава 3Змеиный венец
        Когда совет вождей завершился и стоявшие за спинами сааров ближние воины разнесли весть о том, что двенадцать великих родов провозгласили Ширама саарсаном Накхарана, Хаста решил было, что на этом дело завершено. И теперь пора готовиться к веселой - ну, по накхским понятиям о веселье, конечно, - пирушке. Тут он надеялся, что ждать долго не придется, поскольку уже давно стемнело, а за разговорами он не успел толком перекусить. Дорога от поля битвы к развалинам вообще не баловала сытными трапезами. Отряд без обоза жил лишь охотой и случайным грабежом.
        Но вместо того чтобы заняться приготовлением каких-нибудь причудливых местных блюд, воины собрались у костров и принялись деловито раскрашивать друг друга: мазать лица сажей и вырисовывать на руках подобие чешуи. Иные из них, видно, считались мастерами своего дела - к ним ожидали своей очереди по нескольку человек, а те сосредоточенно выводили на зачерненных лицах белые узоры.
        Хаста чувствовал себя брошенным и позабытым. Не то чтобы никто не обращал на него внимания, - стоило ему чуть отойти от шатра рода Афайя, на него тут же обращались вопросительные и весьма недружелюбные взоры. Потом кто-нибудь обязательно кидал веское слово на местном наречии, и откровенно неприязненные взгляды сменялись слежкой исподтишка. Решив не рисковать, рыжий жрец устроился возле костра рода Афайя и, разложив свой неизменный свиток на камне, принялся зарисовывать поглощенных своим таинственным делом накхов.
        - Чем ты тут занят? - раздался над его головой недовольный голос Ширама.
        - Коротаю время. Скоро мы будем ужи...
        Хаста обернулся к другу, и слово застряло у него в горле. Пожалуй, сейчас он не проглотил бы самый лакомый кусочек. Лицо Ширама исчезло - оно было полностью зачернено, сливаясь с ночной темнотой. Зато во весь лоб красовалась змеиная голова с распахнутой пастью. От змеиной головы через макушку вниз спускалась тугая коса с вплетенными в нее блестящими черными лентами с вышитыми серебристыми зигзагами и точками. Рядом с вождем накхов хлопотала богато одетая молодая женщина, вплетающая в оконечность косы граненое серебряное острие. Еще одна накхини подрисовывала змее клыки, и без того очень убедительные.
        - Я рисую... - наконец выдавил Хаста.
        - Нет. Спрячь. Не делай больше так. Если кто-то увидит, тебя могут убить.
        - Почему?!
        - Подумают, что ты пытаешься забрать в колдовской оберег часть души.
        - Ну что ты! Это мохначи могут так рассуждать, - удивившись, возразил Хаста. - На деле же ничего такого нет!
        - Хоть бы и так, - Ширам покачал головой, и от этого движения змея на его лице ожила и задвигалась, - но здесь никто тебе не поверит. Спрячь.
        Хаста нехотя повиновался. Его разрывали двойственные чувства. Чем больше вокруг становилось змееголовых, тем сильнее ему хотелось оказаться подальше от этого места. Но неуемное любопытство, с детских лет бывшее одной из главных его черт, толкало в бок: «Эй! Быть может, ты единственный житель Аратты, которому довелось своими глазами увидеть подобное! Во всяком случае, свободный житель...»
        Он вспомнил рабов, которые еще недавно расчищали улицы заброшенного города и подклеты храмов и древних башен. Но еще перед советом вождей всех невольников древками копий выгнали за пределы запретного города. «Как бы их не вздумали по случаю праздника принести в жертву», - вспоминая сплетни, что ходили о накхах в Аратте, подумал Хаста.
        Вскоре после заката Ширам, окруженный свитой, к которой присоединились шесть молодых женщин, прихрамывая, направился к вершине холма. Белый престольный камень, уже полностью освобожденный из земли, оказался со всех сторон покрыт затейливой резьбой в виде переплетающихся змей. Определенно это были не просто переплетения, и то, что случайный человек принял бы за украшения, наверняка было наполнено глубоким смыслом. В храме Хасту учили, что накхи не знали письма и переняли его у арьев, но, глядя на резной камень, он вдруг в этом усомнился.
        Он сделал еще шаг вслед за саарсаном, но вдруг чья-то твердая рука остановила его - беззлобно, но непреклонно.
        - Куда собрался, жрец? - услышал он знакомый неприветливый голос. - Тебе туда нельзя!
        Хаста повернулся и вновь увидел Маргу.
        - Почему? Я советник Ширама...
        - Ты жрец Исвархи! - резко ответила накхини. - Саарсан оказал тебе незаслуженную честь, дозволив остаться так близко к престольному камню. Иди и встань вон туда, к ним!
        Она махнула рукой в сторону шести женщин, которые остановились чуть ниже, не доходя до вершины холма пары десятков шагов.
        - Если я жрец, так отведи меня к жрецам, - раздраженно ответил Хаста, которому изрядно надоело высокомерие приставленной к нему «няньки».
        Марга удивленно взглянула на него, потом хмыкнула:
        - У нас нет жрецов. Есть сестры Найи, но им сейчас точно не до тебя. А эти женщины - не абы кто, а жены саарсана.
        - Не сказать, чтобы я был польщен, - проворчал Хаста, спускаясь по склону. - Одна радость: мы с ними не похожи...
        Он обернулся и увидел, что Марга, не дослушав, сбегает куда-то вниз c холма.
        Едва Хаста приблизился к женщинам, как одна из них, видимо старшая, схватила его за плечо и как ни в чем не бывало задвинула себе за спину. Он пробормотал приветствие, но ответа не дождался. Взгляды молодых накхини были устремлены к вершине холма. Хаста пожал плечами и принялся украдкой рассматривать жен своего друга.
        Хотя их лица оставались нераскрашенными и в руках не было мечей и круглых щитов с острым шипом посередине, выглядели юные женщины весьма воинственно. Длинные кинжалы на украшенных серебряными накладками поясах ясно говорили, что при необходимости они успешно займут место в боевом строю. Хасте они показались куда более подходящими для битвы, чем для супружеского ложа. Он невольно вспомнил нежную ясноглазую Аюну, которую не раз видел в храме и при дворе. Да уж, после суровых накхини младшая дочь Ардвана представлялась и впрямь птичкой иной породы. Неудивительно, что Ширам так себя повел тогда, во дворце!
        «Впрочем, они были бы недурны собой, если б хоть изредка улыбались, - справедливости ради признал Хаста. - Но вот это общее для всех накхов ощущение от их взгляда - либо „я хочу тебя убить“, либо „я не хочу тебя убить“... Провести ночь с такой, пожалуй, подобно поединку!»
        Между тем тьма вокруг холма почти рассеялась - так много костров и факелов озаряло место действа. Оттуда, где стоял Хаста, была видна лишь спина Ширама, преклонившего колени перед белым камнем и мерно кивающего, точно разговаривающего со священным престолом.
        «А что, если для совершения ритуала им нужно омыть трон кровью ария? - посетила вдруг Хасту правдоподобная мысль. - А что? Из-за арьев престол ушел в небытие - теперь же, когда он возвращается...»
        Жрецу очень живо представилось, как его волокут на вершину и одним умелым взмахом топора под торжествующие вопли толпы отсекают голову.
        «Надо бы Шираму напомнить, что я не арий, а то мало ли... Может, для прочих и разницы-то особой нет?»
        Он сделал шаг в сторону, чтобы выбрать место, откуда ему было бы лучше видно, как вдруг огонь ближнего факела выхватил из темноты ветви растущего на склоне невысокого кустарника. Хаста глянул и тут же распрощался с желанием шевелиться. Ветви куста - и этого, и прочих - были увешаны змеями. Те не двигались, лишь слегка покачивались в ожидании, глядя на белеющий на вершине холма каменный престол.
        «Да тут же сотни змей! - в ужасе осознал Хаста. - Они повсюду!»
        И тут он услышал шипение до того жуткое, что у него едва не подогнулись колени. Хаста затравленно оглянулся. Жены Ширама, почтительно склонив голову, глядели в ту сторону, где в прежние времена стояли львиные ворота. В колеблющемся свете факелов Хаста увидел, как оттуда к бывшей рыночной площади ползет - вернее, плывет по воздуху, - блестя серебристой чешуей в лунном свете, огромная змея.
        Хаста как завороженный уставился на серебристую змеиную морду, которая неумолимо приближалась к холму. Через миг он усмехнулся, подавляя в душе стыд.
        «Дружище, ты совсем рехнулся от страха перед накхами, - укоризненно сказал он себе. - Или ты никогда не видел, как господь Исварха на солнцеворот убивает Первородного Змея? Или сам не был однажды этим змеем - вернее, плясуном, который прятался внутри него?»
        Голова змеи - серебристая, с распахнутой пастью и острым клыками - была надета на голову женщины в черном, видимо верховной жрицы Матери Найи. Следом, положив ей на плечи руки, следовали другие женщины. На их спинах сверкала металлическая чешуя. Они-то и издавали так напугавшее Хасту шипение. Однако когда он прислушался, то разобрал в этом шипении однообразные, повторяющиеся слова почти нечеловеческого песнопения.
        «Огромная змея поет песню, что такого необычного? - мысленно сказал себе Хаста. - Вот если бы ее подхватили все прочие змеи, висящие тут повсюду на кустах, пожалуй, стоило бы насторожиться...»
        «Змея», извиваясь, переползла через площадь и начала подъем к развалинам храма. Ширам поднялся и сделал несколько шагов навстречу ей. Все присутствующие, не исключая женщин, подхватили ее песнь, бряцая оружием и колотя по щитам клинками. Хаста без слов запел вместе с ними, понятия не имея, о чем шипит Мать-Змея, но опасаясь, как бы молчанием не нажить себе смертельных врагов. Конечно, ему, жрецу Исвархи, такое потворство змеепоклонникам было, мягко говоря, не к лицу. «Однако, - тут же подумал он, - Исварха и праведным, и ослушникам дарит свое тепло. И конечно же, Господь видит, что помыслы мои чисты».
        Хаста поднял глаза к нему и уставился на диск полной луны.
        «Ну, я надеюсь, что видит...»
        Между тем плывущая по воздуху змея и Ширам встретились перед каменным троном. Саарсан наклонил голову. Мать-Змея ответила на приветственный жест. На миг Хасте почудилось, что голова его друга оказалась в ее пасти. Но, приглядевшись, он понял, что они обнимают друг друга за плечи, соприкасаясь лицами, словно в поцелуе. Так они стояли молча, не двигаясь, пока змеиный хвост все плотнее, уже в три ряда, обвивал новопровозглашенного владыку Накхарана.
        «Что они там делают?» - пытался разглядеть Хаста. Ширам уже почти целиком исчез в змеиных кольцах. И вдруг в руках жрицы - вернее, в пасти огромной змеи - блеснули два длинных острых клинка. Точь-в-точь ядовитые клыки!
        Всякие звуки на холме и вокруг него затихли. Над холмом повисла тишина, словно каждый накх в долине затаил дыхание. Клинки стремительно мелькнули в воздухе, и «змея» ударила Ширама клыками в лицо.
        Хаста невольно ойкнул и тут же получил такой тычок между лопаток, что упал на колено, едва не угодив прямо на свернувшуюся у ног гадюку. Та недовольно зашипела, но отползла в сторону, не тронув обмершего жреца.
        Многоногий «хвост» развернулся. Хаста вновь увидел коленопреклоненного Ширама. По его щекам текла кровь, но саарсан совершенно не обращал на это внимания. Клинков в руках у женщины больше не было - теперь она держала серебряный венец. Хаста неплохо разглядел его. Серебряный обруч из переплетенных змеиных тел - должно быть, двенадцати, по числу родов. Над обручем, на одинаковом расстоянии, виднелись головы с оскаленной пастью, в каждой из которых мерцал драгоценный камень.
        Верховная жрица торжественно возложила серебряный венец на голову Ширама - и замерший народ взорвался криками ликования. Хаста осторожно поднялся и вернулся на свое место. А в это время жрицы подвели Ширама к резному камню, усадили на него, окружили сзади полукругом и запели торжественную песнь - как показалось Хасте, почти целиком состоящую из имен, должно быть, предков саарсана.
        Между тем саары один за другим подходили к Шираму. Седовласая предводительница рода Бунгар поднесла саарсану меч в посеребренных ножнах. За ней последовали другие. Каждый из глав великих родов нес одно из царских сокровищ, все эти столетия хранимое в родовой башне: кто щит с двенадцатью опалами, кто кольчугу, сплетенную из тысяч свернувшихся серебристых змеек, кто наручи и боевой пояс... После каждого дара накхи с криками ликования колотили оружием по щитам так, что у Хасты начали болеть уши. Он молча следил за обрядом, чувствуя накатившую усталость.
        Последней на холм поднялась молодая женщина-воин, одетая в цвета рода Афайя. Хаста не видел ее среди сааров. В руках она держала лунную косу. Изогнутый наконечник грозного оружия был украшен серебряной насечкой, изображающей змеиную голову с широко распахнутой пастью.
        «Это же Марга!» - сообразил вдруг удивленный Хаста, вглядываясь в ее лицо, полностью скрытое под боевой раскраской. Неприветливая девица, которая так откровенно тяготилась своим подопечным, теперь с горделивым видом стояла перед Ширамом, облаченная в великолепные доспехи, вручая ему один из знаков высшей власти. Кто она Шираму? Кто вообще такая? Хаста решил непременно выяснить, когда все закончится.
        Ширам принял из рук накхини длинное раскрашенное древко и поднял оружие над головой. Под громовые вопли и грохот железа он крутанул лунную косу так, что она на миг превратилась в нападающую змею. Красные камушки, вставленные в металл, полыхнули при свете костров, словно яростные глаза, знаменуя, что после сотен лет покорности в Накхаране наконец взошел на престол истинный правитель.
        «А ведь прежней Аратте теперь конец, - подумал Хаста. - Даже если завтра утром Аюр найдется и займет трон, и Аюна скажет, что глупо пошутила и без ума от своего нареченного, и Киран повесится в собственной садовой беседке на той балке, на которой я от него прятался, уже ничто не будет прежним. Ширам отныне государь Накхарана, а Накхаран - вольное царство. И неведомо, как теперь все сложится дальше...»
        * * *
        Всю ночь Хаста не мог заснуть. За узкими бойницами, заменявшими у накхов обычные окна, с грохотом перекатывался через торчащие из воды каменные клыки бурный поток.
        Когда рыжий жрец издали увидел родовое обиталище саарсана, у него похолодело в животе, затем в руках и ногах, и спина покрылась липким потом. Он-то полагал, что крепость накхов в столице была угрюмым, малопригодным для жизни местом, - но лишь потому, что прежде не видел гнезда рода Афайя. Посреди стремительной реки, будто длинная, застрявшая в горле кость, торчала мрачная скала. По ней уступами почти до самой воды спускались недоверчиво глядящие на округу башни, связанные вместе высокими стенами.
        - Надеюсь, добираться туда мы будем не вплавь? - глядя на несущиеся внизу в потоке клочья пены, со вздохом спросил он.
        Ширам расхохотался:
        - Нет, мы перелетим, как птицы!
        - Боюсь, что я окажусь скопой.
        - О чем ты?
        - Когда рухну вниз, скажи всем, что я отправился ловить рыбу.
        Саарсан дружески хлопнул ближнего советника по спине:
        - Все будет хорошо. Тебе нечего опасаться.
        Хаста хмыкнул:
        - Я помню, ты мне такое уже говорил. Перед тем, как я лишился штанов под столичной твердыней накхов.
        - Здесь у тебя будет сколько угодно штанов, - щедро посулил Ширам.
        Нынче он выглядел радостным, как никогда. Должно быть, возвращение к родному порогу дарило ему отличное расположение духа.
        - Я решил написать воззвание и отослать его во все большие храмы Аратты, - сказал он Хасте. - Чтобы знали, с кем и ради чего мы воюем. Ты составишь его. Да, когда будешь писать, одним из условий примирения упомяни прибытие сюда царевны Аюны. Народ Аратты должен знать, что я не просто правитель Накхарана, но и такой же зять покойного государя, как Киран. У многих это наверняка отобьет желание сражаться против нас... Нужно будет также упомянуть, что Киран захватил мою невесту, - это не добавит ему сторонников...
        - Мы не знаем, где она, - попытался возразить его друг.
        - Царевна могла искать убежища либо у своего дяди Тулума, либо у старшей сестры. Что помешает нам сказать, что Киран удерживает ее силой?
        Рыжий жрец с сомнением покачал головой.
        - И вот я еще о чем подумал, Хаста, - внезапно сказал Ширам. - До каких пор тебе еще ходить неоперившимся юнцом?
        - Насколько я помню своего деда, он и на старости лет не имел перьев, - ответил жрец, насторожившись. - Что же касается юнца - не сочти за неуважение, но я, пожалуй, старше тебя.
        - Не делай вид, будто не понимаешь, о чем я говорю! Теперь ты не просто какой-то жрец - ты мой ближний советник. А по нашим законам всякий мужчина, не имеющий жены, - юнец, будь он хоть согнут годами и сед. Как же все прочие накхи станут тебя уважать, когда ты станешь одним из нас? У меня есть несколько сестер, еще не обретших мужа. Я выдам одну из них за тебя.
        - Это высокая честь! Но я, как ты верно сказал, жрец. Мне нельзя жениться, - ответил Хаста, с содроганием представляя себе выводок сестер Ширама, мало уступающих саарсану в свирепости нрава. - «Тот, кто живет с женщиной - служит женщине», - говорят в храме. А моя жизнь всецело отдана...
        Ширам поднял руку, останавливая его:
        - Твой бог Исварха всякий день поднимается в небеса и спускается за край земли. Неужто ты и впрямь думаешь, что он изменит свой ход, если ты наконец станешь настоящим мужчиной? Я не верю, что Исварха велел жрецам оставаться вечными мальцами. Уж скорее это придумали сами жрецы, чтобы гомон спорящих в храме жен не мешал им петь гимны! - Саарсан возвел взгляд к небу и лукаво добавил: - Может, ты расскажешь мне, чем таким занимается Исварха ночью, если поутру его лик выглядит таким разрумянившимся?
        Хаста едва сдержал улыбку, стараясь во что бы то ни стало сохранять благочестивое выражение лица.
        Ширам ухмыльнулся и заговорил снова:
        - Накхини совсем не таковы, как взбалмошные и надменные женщины арьев. Впрочем, что мне тебе рассказывать? С одной из моих сестер ты уже познакомился.
        - О ком ты говоришь?
        - Ну как же, Марга. Она опекала тебя на совете вождей. Разве она не прекрасна?
        Хаста поперхнулся:
        - Сама кротость! Нежна, как весенний цветок...
        Саарсан в недоумении уставился на советника:
        - А, это ты шутишь. Конечно, Марга не станет щебетать подле тебя, как глупая пташка. Зато она будет защищать твою родовую башню и как должно воспитает твоих детей. Если ты будешь ранен в бою, она встанет над тобой с оружием в руках, не давая врагу тебя добить. Она излечит твои раны и будет править твоими землями, пока мы в походе. Она порадуется вместе с тобой богатой добыче, взятой в набеге, но никогда не станет выпрашивать подарки...
        - Честно сказать, я бы хотел как-то обойтись без ран на поле боя, - пробормотал Хаста, запуская пятерню в свои буйные космы. - Даже если надо мной будут стоять все ваши девы...
        Хвалебная речь Ширама во славу накхини привела его в крайнее замешательство. Какие дети? Зачем ему башня?! Разве что прятаться в ней от такой жены, как эта Марга...
        - Мы отправляемся на войну, друг мой, - сказал Ширам. - А там бывает всякое.
        - Кстати... - Хаста вспомнил еще кое-что. - Тебе придется объяснить сестре, что старшей женой у меня будет мохначиха.
        - Это еще почему?
        - Ты же не забыл о моей клятве? Я обещал Айхе провести с ней целый год. Я дал слово и не хочу гневить Исварху!
        Ширам нахмурился, утрачивая от этого напоминания доброе расположение духа.
        - Я буду думать, - буркнул он.
        Рыжий жрец тайком вздохнул с облегчением, стараясь не глядеть на приближающуюся твердыню рода Афайя. Первая мысль, явно доставшаяся ему в наследство от нищего мальчишки, обитавшего на яблонях в чужом саду, была: немедленно сбежать. Войско накхов готовилось к походу - небывалому походу, которого еще не знала Аратта. Не то чтобы прежде Хасте не доводилось ходить с войсками, но он старался держаться в стороне от битв. Удавалось не всегда. И хотя каждый раз небо спасало его, он никогда не переоценивал себя.
        Теперь же его ждала совсем иная доля. Он должен был занять место не кого-нибудь, а самого верховного жреца. И дел-то всего ничего - заставить настоятелей храмов Солнца принять и признать вождя враждебных змеепоклонников блюстителем трона Аратты!
        Пожелают ли его слушать? Не вызовет ли это раскола? Найдет ли он верные слова, чтобы грядущий поход в защиту законного наследника не превратился в обычный кровавый набег?
        «Но если быть честным - какое мне дело до того, что накхи учинят в землях Аратты? - по привычке возражал он сам себе. - Разве Аратта когда-то была ко мне милостива? Когда б не прихоть Исвархи и доброта святейшего Тулума, я бы уже давным-давно был мертв! А если бы и выжил, наверняка бы бродяжничал, потешая народ на торжищах...»
        Подумать только - он, бывший нищий сирота, доверенный лазутчик верховного жреца, вдруг стал одним из вершителей судеб страны!
        Мост внезапно появился из-за поворота узкой тропы. Каких-то два каменных выступа - и перекинутые между ними хлипкие деревянные мостки, прогибающиеся под ногами воинов и копытами скакунов. Накхи спешились и, бросив поводья на руки ожидающих у моста коноводов, один за другим начали переходить мост. Хаста невольно вцепился в локоть Ширама и пошел за ним, прикрыв глаза, над ревущим в пропасти потоком.
        - Мы провалимся... Вот сейчас точно провалимся... - бормотал он себе под нос, представляя, как мостки с треском ломаются и все, кто идет по ним, летят в заглушающую крики студеную воду.
        - Едва ли, - раздался рядом насмешливый голос Ширама. - По крайней мере, на моей памяти такого не бывало.
        От подобных утешений у Хасты и вовсе подкосились ноги. Саарсан подхватил его и потащил за собой, так что жрец едва поспевал за ним.
        - Отдохни, ты утомился с дороги, - заботливо сказал Ширам, велев одному из поспешивших навстречу воинов проводить почтеннейшего советника в отведенные ему покои.
        Признаться, эту продуваемую насквозь холодную каменную конуру даже не привыкший к роскоши Хаста с трудом мог назвать гостевыми покоями. Единственное, чего здесь было в избытке, - это оружие. Оно висело на каменных стенах со всех сторон: копья, боевые топоры, лунные косы, дротики, круглые щиты с чеканкой в виде нападающих змей... Под неизменным раскрашенным двенадцатиглавым змеем, стоящим на почетном возвышении, из черного смоляного камня торчал светлый, как месяц, клинок.
        Посреди всего этого «великолепия» стояло нечто вроде длинного ящика, застланного, а вернее сказать, забросанного медвежьими и волчьими шкурами. Ничего больше здесь не было: оружие на стенах, алтарь, скрипучая лежанка и ветер, по-хозяйски гуляющий под сводом и подвывающий в бойницах.
        Хасте не спалось. В какой-то миг ему начало казаться, что развешанное по стенам накхское великолепие тянется к нему, желая напиться его крови.
        - Что я тут делаю? - шептал он себе под нос, крутясь с боку на бок под ворохом шкур. - Зачем я тут? Чем я так прогневил Исварху, что он загнал меня в места, где лишь в полдень можно увидеть солнце? Ну да глупо ждать, что он бросит все, раздвинет небесный мрак и явится сюда, чтобы ответить... Что ж - как обычно, выкручиваться придется самому...
        «Можно было бы сказать, что все порученное мне святейшим Тулумом уже выполнено, - раздумывал он. - Я добрался до Ширама, передал ему предложение о союзе и теперь со спокойным сердцем могу возвращаться в столицу. А дальше уже не мое дело. Будет война, и пусть Господь Солнце подарит победу достойнейшему... Но как-то глупо получится - побулькал, будто вода в котелке, и сбежал? Выкипел?»
        Хаста тяжело вздохнул и зарылся глубже в шкуры.
        «Завтра поутру вожди накхов прибудут сюда и, принеся жертвы своей матери-змеище, отправятся в поход. Сколько людской крови прольется почем зря! Я могу сделать, чтобы этой крови было меньше... Могу постоянно напоминать Шираму, что он воюет не против Аратты, а за справедливость. Он послушает меня...»
        Жрец поглядел на воткнутый в смоляной камень меч, сияющий в темноте, словно молодой месяц.
        «Ладно, будь что будет - останусь. Надеюсь, святейший Тулум будет мной доволен... Интересно, чем я так обидел Ширама, что он решил отдать меня на растерзание своей лютой сестрице?»
        Тут ему снова припомнилась Айха - милая и нежная, с костями птиц, вплетенными в спутанные рыжие волосы. Он дал ей слово и должен его сдержать - иначе Исварха будет глух к прочим его словам. Но как и когда?
        В задумчивости он прислушался к завываниям ветра, и они напомнили ему плач мохначихи, уезжавшей прочь от границ Аратты. Как и когда?..
        Рев боевых труб вдалеке на миг заглушил ветер.
        «Ну вот и все - саары ведут свои отряды. Быть может, завтра мы выступаем».
        Глава 4Лесная засада
        Носилки накренились и начали опрокидываться. Аюна вскинула руки, пытаясь хоть за что-то ухватиться, и наконец-то ей попался под руку ее лук. Царевна, ни о чем не думая, кинула стрелу на тетиву и выскочила из кренящихся носилок на землю. Она едва не упала, но все же ухитрилась встать на ноги - а когда выпрямилась, прямо перед ней возникла раскрашенная оскаленная бородатая морда, какая прежде не могла ей привидеться и в страшном сне. Аюна мгновенно натянула лук и выпустила стрелу. Тут ее с силой толкнули в плечо, и стрела свистнула мимо орущего разбойника. В следующий миг оружие вырвали из пальцев царевны. Жесткие руки схватили ее и грубо поволокли с дороги в лес без малейшего почтения к ее божественному происхождению.
        Аюну охватило негодование. Даже Ширам, потерявший разум от ярости в тот памятный день, обошелся с ней более почтительно. Эти дикари обезумели! Они жестоко пожалеют!
        - Отпустите! - закричала она, отчаянно вырываясь. - Вы знаете, кто я? Вас всех казнят!
        Но никто ее не слушал. Откуда-то сзади неслись вопли ужаса и боли, звон оружия, топот, воинственные выкрики и треск кустов... Что за дерзкие разбойники? Должно быть, те самые лесные венды, о которых последние дни с опаской шептались служанки. Аюна когда-то видела в столице воинов вендской стражи - да, именно так они и выглядели. Длинные светлые волосы, белые и синие узоры на лицах, бороды, заплетенные в косы... Дикари, с которыми воевал Киран. Но он же победил их... Видимо, не всех?
        Разбойнику, который тащил упирающуюся Аюну, надоело с ней бороться. Он заломил ей руку так, что она упала на колени и взвыла от боли.
        Над ее головой раздался резкий приказ на незнакомом языке. Аюну сразу отпустили. Она упала на усыпанную листьями землю, перекатилась и тут же вскочила, тяжело дыша и пытаясь пальцами пригладить взлохмаченные волосы. На зубах у нее хрустел песок, платье помялось и испачкалось. Аюна подумала, что, должно быть, выглядит таким же лесным пугалом, что и захватившие ее разбойники
        Она подняла взгляд и увидела перед собой высокого худого венда. Длинные с проседью волосы сосульками падали ему на лицо, но сам он, похоже, не был стар - хотя это было трудно понять под густой темно-синей раскраской. Его холодный взгляд неожиданно помог царевне успокоиться.
        Долговязый что-то сказал одному из своих воинов. Аюна услышала свое имя и знакомое слово «сварга».
        - Ты дочь Солнца? - перевел толмач, обращаясь к ней на довольно чистом языке Аратты.
        Аюна кинулась к нему и схватила за руку, сама едва осознавая, что делает.
        - Что вы такое творите?! Я царевна Аюна, а это мои люди! Да как вы только осмелились поднять руку на дочь Исвархи?! Вы знаете, что с вами теперь будет? - Она быстро думала, чем бы припугнуть дикарей. - Если не прекратите разбой, Исварха отвернется от вас и Первородный Змей пожрет вас во тьме! Немедленно отпустите моих людей!
        Толмач быстро переводил ее слова. Долговязый венд слушал и кивал с очень довольным видом.
        - Дочь Солнца, - произнес он на искаженном почти до неузнаваемости языке Аратты. - Хорошо!
        Он оглянулся на своих людей и, махнув рукой, что-то прокричал им. Аюна поняла, что он их поторапливает. Но тут ему в ответ донесся нестройный восторженный вопль.
        - Накхи! - вопили венды. - Накхи!
        Что такого радостного в накхах, царевна не поняла. Эти четверо молодых воинов, раненных в последней битве, ехали в обозе в качестве дара ее свирепому жениху. Хоть их и везли в клетках, но одним своим присутствием они доставляли немало беспокойства охране. Когда Аюна впервые увидела их, то в недоумении спросила свою телохранительницу Янди, для чего нужны все эти решетки, если накхов все равно возвращают на родину. Та вначале удивленно воззрилась на госпожу, а затем без стеснения расхохоталась:
        «Для них вернуться домой в колодках, в клетке, подобно зверям, - величайшее унижение. Не сомневайся, если они ухитрятся освободиться, то перебьют здесь всех. И тебя, солнцеликая».
        «Зачем меня?» - изумилась Аюна.
        «Лишь ради того, чтобы вернуться в свой дом с честью и славой...»
        Сейчас, судя по застывшим лицам накхов, они отнюдь не разделяли радости вендов от встречи. Разбойники с хохотом тыкали сквозь прутья древками копий. Пленники глядели в никуда, даже не пытаясь защититься от ударов.
        Но где охрана, которая всегда была рядом с ними? Царевна, тут же забыв о накхах, завертела головой, однако не увидела никого из своих людей. Где воины, где вся ее свита? Стряпухи, служанки, конюхи? Где, в конце концов, Янди, которая должна ее защищать?!
        Наконец она увидела тела в траве и с ужасом осознала, что свиты у нее больше нет. Тех воинов ее охраны, кто еще пытался сопротивляться, быстро и безжалостно добивали у нее на глазах.
        - Пойдем! - бросил на том же ломаном языке худой верзила, протягивая к ней руку.
        - Нет! - Аюна отшатнулась. - Не тронь меня!
        Тот что-то раздраженно бросил и отошел.
        - Шерех говорит, ты должна идти с нами, царевна, - подал голос толмач. - Иначе тебя потащат на шесте, как связанную оленуху, а в этом мало чести. Лучше бы тебе послушаться.
        - Вы пролили кровь воинов Аратты и подняли руку на дочь Солнца! - прошипела Аюна, сверкнув глазами. - Теперь вы все осуждены и прокляты!
        Толмач усмехнулся:
        - Все не так! Это Сварга послал тебя Шереху. Возблагодарим милость неба!
        * * *
        Двое разбойников волокли Янди вверх по склону, явно выбирая укромное место. Янди не сопротивлялась. Лишь обреченно причитала, умоляя отпустить ее. Драться в честном бою с целой ватагой ей вовсе не хотелось. А то, что приятели этих двоих несколько огорчатся, когда увидят рядом с ней трупы своих сородичей, она не сомневалась.
        Когда шум боя отдалился, один из бородачей, с вонючей щербатой пастью, оттолкнул второго и пихнул Янди под куст, запуская лапищу ей за пазуху. Он так и не успел понять, когда поднятые в умоляющем жесте ладони девушки резко ударили его по ушам, - вскинул голову, выкатил от боли глаза и умер. Скрытый в рукаве платья Янди длинный бронзовый шип воткнулся ему в гортань.
        Труп душегуба обмяк, навалившись всей тяжестью на девушку. Она уперлась в него, будто отталкивая, и закричала, одновременно нашаривая на его поясе нож. Когда костяная рукоять оказалась у нее в руках, она умолкла, всхлипывая. Теперь оставалось только дождаться.
        - Да хватит уже, сколько можно!
        Второй дикарь наклонился, схватил приятеля за плечо, отталкивая тело. Застыл, осознав, что разговаривает с мертвецом, - а в следующий миг упал с костяной рукоятью, торчащей из затылка.
        «Готово», - удовлетворенно отметила Янди, гордясь чистой работой.
        Она не спешила вставать, лишь подняла голову, прислушиваясь и глядя сквозь ветви кустов на дорогу. Схватка уже закончилась. Девушка услышала поблизости бурный всплеск ликования и поняла из возгласов, что венды обнаружили в обозе четырех накхов, которых Киран послал с Аюной. Янди невольно посочувствовала их грядущей участи. Да уж, лучше им было погибнуть в той битве!
        Из зарослей доносились крики и визг служанок. Одни венды уводили с дороги коней, другие обшаривали мертвые тела. Еще трое волокли вверх по склону упирающуюся Аюну.
        «Если бы хотели с ней позабавиться - далеко бы тащить не стали, - раздумывала Янди. - Значит, царевна зачем-то нужна им целая и нетронутая. Необычная засада! Наверняка они знали, кого ждут...»
        Между тем дорога опустела. Мертвецов оттащили в лес, приданое Аюны вместе с вьючными мулами исчезло, будто его и не было. Пожалуй, уже завтра никто не догадается, что в этом месте было побоище.
        - Эй! - послышалось вдруг совсем рядом. - Давайте поторапливайтесь!
        Янди упала в траву, прижалась к ближайшему трупу и вновь завизжала. В ответ раздался дружный хохот и шорох листьев под ногами. Должно быть, набежчики решили не дожидаться сородичей.
        Когда шаги совсем затихли, Янди резко оттолкнула тело насильника, села и принялась тщательно вытирать окровавленный нож об одежду своей жертвы.
        - Беспомощной деве опять пришлось самой постоять за себя! - с укором приговаривала она, обращаясь к отсутствующему собеседнику. - Где тебя носит, Элори? Почему вчера тебя не было на постоялом дворе? Небось опять влез в поножовщину, головорез ты этакий, и теперь где-то зализываешь раны? Сейчас, когда ты так нужен мне здесь...
        Она стряхнула с волос сухие листья, села поудобнее и задумалась, глядя перед собой неподвижным взглядом прозрачно-зеленых глаз. Многие из очарованных ею мужчин сравнивали их с кошачьими, но точнее было бы назвать их змеиными, да и самой Янди в глубине души это польстило бы куда больше.
        Что дальше?
        Надо выручать Аюну, да поскорее, пока венды не ушли за реку, в глубину своих бескрайних чащоб. Без царевны к Шираму не подобраться. В памяти лазутчицы возник образ отбивающейся от вендов девушки. Аюна, похоже, не вполне понимала, в какую попала переделку, - она гневно кричала на разбойников, требовала отпустить, грозила смертью. Ясное дело, ничего, кроме смеха, эти угрозы у тащивших ее бородачей не вызвали. Но все же девчонка не сдавалась.
        Куда хуже, если бы она молила о пощаде и ползала у вендов в ногах, пытаясь разжалобить. Янди не раз видела, как люди поразительно меняются в миг смертельной опасности. Могучие мужи порой начинали хныкать и молить о пощаде, а такие изнеженные девчонки, как Аюна, проявляли удивительную силу духа. Да, так гораздо лучше!
        Впрочем, для чего лучше?
        Янди криво ухмыльнулась, прислушалась, нет ли поблизости еще какого-нибудь замешкавшегося ублюдка, и принялась обшаривать трупы.
        «Только для того, чтобы подобраться поближе к Шираму!»
        Янди достала из ножен на поясе у одного из мертвецов длинный нож и повертела его в руке, стараясь почувствовать жизнь в этом куске железа.
        «И вот тогда я наконец исполню свою заветную мечту. Я увижу в его глазах недоумение и ужас...»
        Найденный ею клинок был скверным, но все же проткнуть им человека можно было не хуже, чем подточенным оленьим рогом. На первый случай сойдет.
        Девушка оставила дальнейшие поиски и скользнула к еще свежему, незатоптанному следу. Кое-где на траве виделись кровавые отметины. Наверняка у вендов есть раненые. Далеко они не пойдут - погони не ждут, откуда бы ей взяться? Доберутся до какой-нибудь речушки или ручья и там остановятся на ночлег.
        Следы пересекали дорогу и уходили в густой лес, на закат. Янди быстро догнала набежчиков и тихой куницей последовала за ними, старалась держаться чуть позади. Впереди за деревьями слышались голоса - венды время от времени окликали друг друга. Иногда звучало имя Шерех, - должно быть, так звали вождя. Но что у него в мыслях - оставалось лишь догадываться.
        * * *
        Еще не начало смеркаться, когда венды вышли к загодя устроенному на лесной поляне стану. Он не был огражден частоколом, как чаще всего делали в Аратте. Да и станом его можно было назвать лишь потому, что в ямах тут горело несколько костров, а вокруг них виднелись сложенные из длинных жердей и веток походные наметы. Янди подкралась так близко, как могла. В то время, когда победители с радостными криками выходили на поляну, она мигом забралась на росший на ее краю кряжистый дуб. Венды очень внимательно относились к деревьям, растущим подле даже временного их обиталища. Никогда бы они не встали на ночевку в осиннике или ельнике, опасаясь навлечь на себя несчастье. И всегда старались найти дуб, древо воинов, чтобы живущий в нем могучий дух защитил их от бродящей в ночной тьме нечисти.
        Пленников венды захватили совсем немного - царевну, нескольких ее служанок и четырех накхов, которых притащили на шестах, будто дичь. Впрочем, их судьба совсем не занимала Янди. Куда важнее была Аюна. В отличие от служанок, платье на ней было не изодрано, на лице не было видно ни синяков, ни ссадин, и даже золотые украшения остались при ней. Глаза царевны сверкали гневом. Она вертела головой, явно пытаясь определить вожака.
        Янди задавалась тем же вопросом. Седоватый верзила, тот самый Шерех, который привел отряд, вовсе не был вождем. Сейчас для лазутчицы это стало очевидно. Раскраска лица, ожерелье на шее, плащ на плечах и вышивки на вороте и запястьях ясно говорили ей о том, что он высокого рода и убил много врагов. Но положение его в племени Янди так понять и не сумела. Он был будто сам по себе. Очелье, украшенное волчьими клыками, наводило на мрачные мысли. Пожалуй, ей бы не хотелось встретиться с ним в бою.
        - Что бы все это значило? - хмурясь, пробормотала она себе под нос.
        Возле царевны торчала пара сторожей. Но где тот, для кого предназначалась добыча? Либо он желал показать, что непричастен к нападению, либо участвовать в разбойничьей засаде ему было не по чину. Должно быть, венды собирались увезти дочь Ардвана вглубь своих земель для какого-то большого вождя. Это совсем некстати...
        Лазутчица на глазок посчитала места под наметами. Другой засады нет - мест чуть больше, чем воинов на поляне. Верно, сегодня же, самое позднее - завтра на заре, они будут уходить. Задуманное прошло удачно - засиживаться вблизи дороги им смысла нет. Действовать нужно быстро...
        Янди перебирала в уме возможные способы выручить Аюну, когда венды начали делить добычу. Быстро управившись с приданым царевны, они обступили накхов и принялись оживленно придумывать, что с ними сделать. Предложение разорвать их, по собственному накхскому обычаю, согнутыми деревьями показалось Янди самым милосердным из услышанного. Но тут в круг вышел Шерех и громко заявил:
        - Они же змеи. А змеи должны менять кожу! Так поможем им сделать это!
        Венды разразились одобрительными воплями. Янди поморщилась - она знала, что произойдет дальше. Изысканные столичные поэты, в недолгую пору увлечения государева двора всем вендским, прославляли «детей леса» как воплощение чистой жизни в объятиях матери-природы, проводящих время в разговорах с деревьями и песнях над ручьями. Но Янди, которой приходилось жить среди них, подобные выдумки казались смехотворными. Венды были не хуже и не лучше прочих диких племен Аратты. Снять кожу с врага или, намазав его медом диких пчел, засунуть в муравейник для них было обычной и любимой забавой. Поскольку накхов дети леса ненавидели лютой ненавистью, то сейчас от них следовало ожидать особой жестокости.
        Лазутчицу больше занимало совсем иное. Увлеченные приготовлениями к казни венды наверняка забудут про Аюну, оставив ее на попечение пары стражей. Но и тем будет не до царевны, ошеломленной происходящим. Самое время подкрасться и прикончить лесовиков. Только бы Аюна не заорала с перепугу!
        Янди, прищурившись, поглядела в дальний конец стоянки, прикидывая, как лучше пробраться туда и подать знак. Царевна уже перестала вырываться и кричать - теперь она сидела тихо, и лицо ее было бледнее поганки. Кажется, она начинала понимать, к кому попала...
        Раненые накхи, стиснув зубы, молчали, чтобы не порадовать врага проявлением слабости. Шерех что-то сказал толмачу.
        - Поднимите их! - распорядился тот.
        Шерех подошел к одному из них, по виду старшему, достал из ножен короткий треугольный саконский нож с клыком неведомого зверя вместо рукояти и, оскалившись, о чем-то спросил.
        - Шерех спрашивает, ты ведь знаешь, что это такое? - начал переводить толмач. - Наверняка знаешь? Кто-то из саконов сковал его для одного из вас. Шерех снял его с тела твоего сородича и к этому мертвецу добавил еще десяток...
        Долговязый венд замолчал, вглядываясь в лицо накха, надеясь увидеть испуг в его глазах. Но тот стоял, пошатываясь в руках врагов, и смотрел на ветви дуба, точно любуясь его резной листвой. С первых шагов накхов учили убивать и терпеть боль, и сейчас наступал тот миг, к которому каждый из них готовился всю жизнь.
        Янди вздохнула. Она и сама зачастую причиняла людям боль, чтобы узнать нужные ей тайны, однако мучения жертв не доставляли ей удовольствия. В этой жизни она мечтала только об одной мученической смерти. Мечтала увидеть, как умирает беспомощный, раздавленный Ширам...
        Накх вдруг повернулся к Шереху, ловя его взгляд. Тот отшатнулся и с силой ударил его по лицу. Из рассеченной брови на траву брызнула кровь.
        - Не смотреть в глаза! - рявкнул толмач.
        Янди не видела в тот миг лица накха, но могла поклясться, что тот улыбается. В свои последние мгновения ему удалось испугать врага посмертным сглазом, который не снять никакими заклятиями или очистительными обрядами.
        Она задумалась ненадолго, и тут внизу раздалось:
        - Шерех приказывает начинать. Тащите его сюда! Подвесить его за косу!
        Лазутчица поглядела вниз и с досадой обнаружила, что венды тащат старшего накха прямо к ее дереву. Янди хорошо разглядела посеревшее от боли лицо и длинную черную косу с вплетенной в нее белой лентой.
        «Как неудачно!» - подумала девушка. В этот же миг один из молодых вендов подпрыгнул, ловко ухватился за ветку, на которой сидела Янди, прижавшись к стволу, подтянулся и опешил, увидев ее.
        В следующий миг он рухнул под ноги собратьев с торчащей из глаза рукоятью ножа. Не давая вендам опомнится, Янди сиганула наземь, кувыркнулась и стремглав бросилась прочь от места расправы.
        - Там девчонка! - послышался за ее спиной крик одного из вендов. И чей-то приказ: - Ты и ты, поймайте ее!
        «Всего двое», - удовлетворенно отметила Янди.
        Лишь бы остальные не увязались!
        * * *
        Бег по незнакомому лесу, не разбирая дороги, - дело опасное и порой сулящее крайне неприятные неожиданности. Ветка может хлестнуть по глазам, можно подвернуть ногу, попав в нору, или споткнуться о торчащий корень, или угодить в силки, какие всегда стоят на звериных тропах. Но сейчас у Янди выбора не было. Дети леса слишком хорошо разбирались в следах, чтобы дать ей возможность спрятаться и пропустить преследователей вперед. К тому же венды, в отличие от нее, наверняка знали местность. Янди заметила: они пытались развернуть ее, отрезать от дороги. Они гнали ее, как косулю.
        «Гонят к болоту? - на бегу прикидывала Янди. - Никаких болот здесь быть не должно, а вот речушка, кажется, имеется... Ну конечно - к обрыву! Ладно, пусть так...»
        Осознание того, что она разгадала замысел врага, придало девушке новых сил. Вдали за деревьями уже слышался плеск и журчание быстрого потока. Ну же, ну же!..
        Янди озиралась по сторонам, выискивая подходящее дерево. Где?
        А вот и оно, - как и ожидала девушка, почти над самым обрывом, на дне которого на перекатах шумела речка, высилось раскидистая старая ива, склонившая ветви над потоком. В одно движение сдернув с себя легкую свитку, Янди запустила ее вниз и завопила что есть сил, с удовольствием слушая, как эхо подхватывает ее «прощальный крик». Подбежавшие к берегу венды уставились с обрыва вниз, провожая глазами уносимую потоком свитку. И пропустили тот миг, когда Янди мягко спрыгнула наземь с дерева и резким толчком на выдохе нанесла им по удару в середину спины. Не удержавшись на краю обрыва, венды рухнули вниз.
        Налетевший с реки порыв студеного ветра унес их крики. Янди тяжело дышала, успокаивая дыхание после бега. Ей было жарко, несмотря на осенний холод. Да, нынче она могла быть довольна собой! Один из тех ударов, которым некогда учила ее наставница, в очередной раз спас ей жизнь.
        «Если у тебя щит, - говаривала наставница, - то пусть враг думает, что это только щит».
        Женщина брала маленький круглый щиток с острым шишковатым навершием и била вот так же на выдохе в подвешенную кабанью тушу. Слышался знакомый треск - это ломались ребра.
        «Если ты так ударишь в грудь врагу, то легко остановишь его сердце, даже если на нем будет доспех. Если ударишь в спину - сокрушишь весь столп его жизни. Ты можешь так же расколоть голову, пробить кадык и поломать колено. Но...»
        Тут на лице наставницы, изуродованном шрамами, появлялась мечтательная улыбка.
        «...все то же самое ты сможешь делать и без щита. Запомни: бой без оружия - это то же, что бой с оружием. Главное не то, что у тебя в руках, а то, что в тебе».
        Она подходила к другой кабаньей туше и наносила удар раскрытой ладонью. И снова раздавался треск.
        Янди хорошо помнила ее уроки. Она била, била и била. Сначала руками в песок. Потом по глиняным черепкам. Потом мягкий пористый камень, из которого в долинах делали дома. Била, представляя перед собой лица ужасного Гауранга и его ненавистного сына.
        Глава 5Нежданная встреча
        Янди стояла на берегу реки и считала, загибая пальцы. «Еще двумя меньше», - думала она, припоминая, сколько всего вендов было в лесном стане. Сегодня она уже прикончила пятерых, а день еще не закончился. Если так пойдет и дальше... Она прикрыла глаза и улыбнулась, представляя, как повеселится ночью.
        Внезапно ее наметанный глаз уловил движение. Сбоку, в ближайших кустах. Это не был человек. Среди желтеющих листьев мелькнуло что-то рыжевато-серое, пятнистое.
        И еще она почувствовала, что существо охотится.
        «Это не рысь, - мигом сообразила девушка. - Оно больше. И рысь бы притаилась на ветке...»
        Прежде чем додумать мысль, Янди оказалась на ветке сама. В тот же миг зверь прыгнул. Скакнул из-за куста и разочарованно замяукал, обходя дерево по кругу и мотая коротким, будто обрубленным, хвостом.
        «Это же саблезубец! - ошеломленно сообразила Янди. - Только очень молодой!»
        Поистине удивительные дела творились в этом лесу! Саблезубцы во всей Аратте водились в одном-единственном месте - на скалистом северном плоскогорье, что называлось Змеиный Язык, неимоверно далеко от вендских земель. Откуда здесь саблезубец?!
        Скорым ответом на ее незаданный вопрос из чащи появился широкоплечий коренастый парень с копной соломенных волос до плеч. Выглядел он сущим дикарем, однако ни одеждой, ни лицом не походил на венда.
        - Куда ты побежал, Рыкун? - прикрикнул он, озираясь. - Это здесь орали?
        Янди моргнула - у незнакомца был превосходный столичный выговор.
        - О пресветлый Исварха во всех его воплощениях, - сообразив, с кем имеет дело, пробормотала она себе под нос. - Да ведь это Аоранг!
        Хотя она неоднократно видела в столице необычного любимчика верховного жреца, из-за которого на царскую семью обрушилось столько бед, доселе общаться им не приходилось. Но что же он тут делает?
        Янди фыркнула. Отправился по следу своей царевны, что же еще! Поистине они оба одержимые! Аюна вздыхала по нему всю дорогу, полагая, что никому это не заметно, и гордясь своим самообладанием. Подобные возвышенные чувства были Янди совершенно незнакомы и не вызывали у нее ничего, кроме насмешек.
        Но как ей вести себя с ним дальше? Лазутчица вспомнила их последнюю встречу в дорожной веже в ту ночь, когда ей не удалось прикончить Ширама. Заметил ли ее тогда мохнач, запомнил ли?
        «Кажется, ему было не до того - он держался в стороне от накха и царевича. Да и если заметил краем глаза, опознает ли сейчас во мне разбитную служанку с постоялого двора, наряженную бьяркой? В любом случае придется это проверить. Не вить же мне гнездо на этой ветке!»
        Янди окинула Аоранга оценивающим взглядом. Широкоплечий мохнач стоял шагах в десяти, прислушиваясь и, кажется, принюхиваясь. Уж не чует ли он ее, как дикий зверь? Пожалуй, этот здоровяк со своей ручной зверюшкой может ей пригодиться...
        Она мгновение помедлила, прикидывая, кем лучше предстать перед Аорангом, и испуганно закричала:
        - Эй! Кто бы ты ни был, отзови своего зверя!
        Аоранг задрал голову, вглядываясь в листву:
        - Кто ты?
        - Я всего лишь девушка! Служанка царевны Аюны!
        - Аюны? - Глаза мохнача расширились. - Рыкун, сюда! Скорее слезай, он тебя не тронет.
        - Точно не тронет? - с деланым страхом уточнила Янди, по привычке измеряя расстояние до хищника и прикидывая, чем лучше его ткнуть, если он все же решит снова прыгнуть.
        Она понимала, что подрастающий звереныш лишь играет, но становиться его игрушкой вовсе не собиралась.
        - Обещаю, слезай.
        - Я узнала тебя!
        Девушка соскользнула с дерева и быстро заговорила, не давая мохначу задуматься:
        - Ты же Аоранг, приемыш святейшего Тулума! Ты приходил к моей хозяйке...
        Юноша постарался вспомнить лицо этой миловидной зеленоглазой служаночки. Та же трещала без умолку:
        - Как хорошо, что я встретила тебя, Аоранг! Я сопровождала царевну в Двару, по пути на нас напали разбойники. Они убили охрану и захватили многих служанок... Мне удалось спрятаться и спастись... Но моя госпожа, солнцеликая царевна...
        Девушка всхлипнула.
        - Что?!
        - Она осталась у них в плену...
        Янди махнула рукой в сторону вендского стана, рассчитывая, что вот сейчас мохнач заорет: «Где они?!» - и ринется освобождать свою драгоценную царевну. Как раз то, что ей нужно! Пока венды будут расправляться со зверовидным парнем и его кошкой, она спокойно уведет Аюну, предоставив воспитаннику верховного жреца возможность героически погибнуть за любимую.
        Аоранг не обманул ее надежд. Едва прозвучали ее слова, как светло-рыжие волосы дикаря вздыбились и глаза блеснули такой яростью, что саблезубец невольно шарахнулся, припадая к земле.
        - Где они? - рявкнул он.
        - Там! Я покажу место! - вновь защебетала Янди. - Я потихоньку шла за ними следом, но они заметили меня... Они пока ничего не сделали царевне...
        Но Аоранг не пожелал слушать дальше.
        - Веди меня туда! Скорее!
        * * *
        Аюну била дрожь, но царевна, стискивая зубы, пыталась унять ее. Происходящее вокруг никак не укладывалось в сознании. Еще совсем недавно самым худшим, что ожидало ее впереди, был брак с ненавистным саарсаном. Стать женой свирепого накха, провести жизнь взаперти в позабытом Исвархой горном краю, навеки оторванной от всего, что было мило ее сердцу, и никогда больше не увидеть Аоранга...
        Но судьба подготовила ей нечто похуже. Сидя с застывшим лицом на волчьей шкуре, Аюна старалась держаться прямо, даже надменно, скрывая терзавший ее животный ужас. В стороне, под навесами из лапника, нимало не заботясь об уединении, косматые лесные дикари насиловали рыдающих служанок, подбадривая друг друга веселыми возгласами. Аюна не понимала их речи, но раскаты хохота не оставляли сомнений в том, что разбойники развлекались от души. Царевна попыталась вмешаться, но стражи заставили ее сесть на место. Что ж, по крайней мере, они не увидят, как она плачет...
        Поблизости другие дикари устроили шумную возню. Столпившись вокруг пленных накхов, они о чем-то отчаянно спорили. Накхи лежали в траве неподвижно, все в крови от порезов и побоев. Их руки были связаны и заломлены за спину, однако разбитые лица казались удивительно спокойными, точно смерть не стояла сейчас прямо над ними.
        Спор длился недолго. Подхватив одного из накхов, венды потащили его к стоящему у опушки дубу. То, что произошло дальше, на краткий миг вселило надежду в сердце Аюны. Дерево вдруг словно ожило; полезший на ветку длинноволосый парень рухнул вниз с ножом в глазнице. Затем царевна увидела Янди - та мелькнула в листве стремительной белкой, спрыгнула с дерева и исчезла в чаще. Предводитель лесных дикарей рявкнул, посылая за ней пару человек в погоню, и вернулся к прерванному занятию.
        Аюну мутило. Она пыталась задавить в себе ужас и растерянность, силилась взять себя в руки и не смотреть, что дикари творят с накхами. Те быстро и умело, явно не в первый раз, подвесили пленников за косы на ветках дуба. Они ловко делали надрезы и полосками снимали с накхов кожу, оставляя нетронутыми лишь их искаженные смертной мукой лица. Кажется, венды состязались, кто сорвет полоску коже подлиннее. Накхи корчились, но все же молчали, хотя лишь Исвархе было известно, как это им удается.
        Лишь один вдруг прервал молчание и запел - что-то непонятное, тоскливое, но очень угрожающее, словно проклятие. Песня его оборвалась только в тот миг, когда остановилось сердце, - он дернулся и умолк. Но шипящие слова продолжали звучать в ушах царевны.
        Она встречала прежде этого молодого воина, он был одним из Жезлоносцев Полуночи. Аюне вдруг показалось, что с его смертью оборвалось все, что связывало ее с прежней жизнью. Со столицей, дворцом, величием Аратты. Остался только этот лес в чужой земле, кровь, грязь, раскрашенные дикари... И она - кто она теперь?
        «Нет, не смей! - одернула она себя. - Ты дочь государя Ардвана, пусть он и мертв!» Ее отец был воплощением Исвархи на земле, и в его детях тоже течет священная кровь. Венды не тронули ее и оставили при ней служанок. Даже дикари осознают, кто она такая!
        А значит, тут, среди врагов, она должна показать, что такое истинная доблесть. Ведь еще несколько поколений назад, пока в Аратте не воцарился вечный мир, вся жизнь арьев была войной. Аюне представилось, как ее предки ведут легкие колесницы через просторы чужих степей, бросая вызов всякому, кто им встретится, побеждая или погибая.
        «А если бы Господь Солнце рассудил иначе, я могла бы сейчас быть повелительницей накхов. Кто-то из них наверняка был бы мне родней. Я не могу быть слабее их, мне нельзя плакать!»
        Она кинула взгляд на жавшихся под навесами служанок - избитых, в растерзанных одеждах, с ужасом глядящих на живодеров. Это ее люди, и она за них в ответе. Царевна подавила тяжкий вздох. Всех этих перепуганных девчонок, приставленных к ней волею сестры, она бы с радостью сменяла на одну Янди. Но та сейчас спасает свою жизнь где-то в лесу.
        «Исварха, дай ей силы!»
        Аюна хорошо запомнила их первую беседу. В ту ночь - первую ночь после выезда из столицы - царевна, отослав прислугу, сидела в своем шатре, закутавшись в одеяло и предаваясь горестным размышлениям. Вдруг полог отодвинулся и внутрь без зова вошла одна из ее новых служанок. Неторопливо поклонилась и заговорила - первая, не дожидаясь приказа. Казалось, присутствие божественной дочери государя вовсе не смущало ее.
        «Ясноликий Киран велел мне, царевна, защищать тебя от дорожных опасностей и неурядиц. Я сделаю все, что в моих силах. Но будущее не в моих руках...»
        «Что ты хочешь этим сказать, девушка? - спросила Аюна, в замешательстве глядя на странную служанку. - Кто дозволил тебе войти?»
        «Ясноликий Киран дал мне предписание входить к тебе в любое время дня и ночи, - спокойно ответила та. - Если я сочту, что тебе нужна защита».
        Ах да, вспомнила Аюна. Не служанка. Какая-то удивительная телохранительница, приставленная к ней мужем сестры. Киран отзывался о ней очень лестно, но в суматохе сборов царевна едва слушала его.
        Лишь тогда Аюна впервые толком рассмотрела красивую невысокую вендку с жестким выражением зеленых глаз. Ее звали Янди, вспомнила царевна, - непривычное имя, такого Аюна прежде никогда не встречала. Глядя на ее тонкий стан и маленькие руки, сложно было представить, что она, по словам Кирана, превосходно владеет любым оружием, а также легко обходится без оного.
        «Я хочу немного рассказать тебе о нравах тех, к кому ты направляешься», - сказала Янди, опускаясь на колени у входа.
        Аюна сперва собиралась одернуть девицу, призвать ее к большей почтительности, но почему-то промолчала. Янди говорила и вела себя с холодным достоинством, как знающий себе цену воин. А от неподвижного, будто застывшего, взгляда новой охранницы царевне и вовсе стало не по себе.
        «Откуда тебе знать обычаи накхов?» - недоверчиво спросила она.
        «Я жила среди них, госпожа, - ответила Янди. - И много повидала. Итак, для начала, когда ты приедешь в Накхаран, чтобы стать женой Ширама, он заключит с тобой священный брак».
        «Что это?»
        Аюне почему-то вдруг представились каменные своды, пение в темноте, множество огней на стенах и некий загадочный обряд, непременно связанный со змеями...
        «Саарсан овладеет тобой в своей крепости, на ложе, вокруг которого соберутся главы семейств рода Афайя, дабы засвидетельствовать, что брак состоялся, - разогнал ее видения резкий голос Янди. - Чем больше раз он сможет оставить в тебе за ночь свое семя, тем славнее будет его имя. Если Исварха будет милостив к тебе, ты понесешь сразу после этой ночи. Если милость его окажется безмерна, ты родишь сына. Тогда тебя поселят в главную родовую башню Ширама и окружат почетом. Во всяком случае, покуда будут выкармливать дитя. Скорее всего, тебе не дозволят кормить самой - наследник рода Афайя должен быть вскормлен молоком накхини. Но ты будешь рядом, пока мальчика не передадут на воспитание мужчинам. И только потом, когда ты перестанешь быть нужной, тебя перевезут в одну из удаленных горных башен, где Ширам будет навещать тебя раз в год, чтобы вновь овладеть тобой, а затем уехать...»
        Аюну передернуло от отвращения. Она слушала рассказ телохранительницы с нарастающим негодованием.
        «Ты лжешь! - не выдержала она. - Они не поступят так с дочерью Солнца! В Аратте нет подобных гнусных обычаев!»
        «Это Накхаран, - пожала плечами Янди. - Есть там обычаи и похуже...»
        Она было осеклась, но потом со странной ухмылкой продолжила:
        «Вот, скажем, такой: если накх тайно похищает девушку, то он сам и все его братья, а то и все его воины должны с ней возлечь...»
        «Святое Солнце! Зачем?»
        «Чтобы своей силой защитить ее от злых дивов, госпожа, от нечисти, что таится во тьме. Ведь девица покинула свой род тайно, без обряда...»
        «Сохрани меня Исварха Всесветлый от побега с накхом! Но к чему ты мне это рассказываешь?»
        «Я лишь знакомлю тебя с брачными обычаями. Лучше знать их, чем не знать, - спокойно ответила Янди. - Ширам лишь будет исполнять порядок, заведенный до него... Но хоть он и возьмет тебя старшей женой, у прочих жен будет перед тобой преимущество. Поскольку все они родом из Накхарана, каждая из них станет править в землях, которые отдадут ей во владение. Каждая из них до священного брака участвовала в набегах и ловко владеет оружием. Такую жену будут уважать в башне и округе. Ты же, царевна, для накхов - нечто диковинное. Да, как все арьи, ты умеешь стрелять из лука, но многих ли людей ты убила?»
        Аюна взглянула на нее с недоумением:
        «Хвала небесам, ни единого!»
        «Какой стыд! - насмешливо покачала головой Янди. - Не советую упоминать об этом в Накхаране! Женщины накхов добывают право выйти замуж в бою... Кроме того, накхи не уважают лук. Они считают его бесчестным оружием. Всякий раз, использовав его, они проходят обряд очищения, чтобы смыть скверну. Прости, солнцеликая, но для них ты - никчемное существо...»
        «Да как ты смеешь?!»
        «Я скажу больше - в башне к тебе наверняка приставят какого-нибудь хромого и кривого накха, который больше не может сражаться наравне с прочими воинами. На деле он будет распоряжаться всем. А возможно, чтобы наказать тебя за любовь к Аорангу...»
        Аюна вспыхнула и привстала, решив, что дерзость охранницы перешла все мыслимые пределы. Но Янди, склонив голову и протянув вперед руку, остановила ее:
        «Прошу, дослушай меня! О том, что царевна Аюна спуталась с мохначом, судачат по всей Аратте. Уж конечно, злые языки передали все Шираму в самом непотребном виде. Если он пожелает тебя наказать, то велит своему человеку выступать вместо себя, и тогда этот кривой и хромой накх получит все права мужа. Он будет насиловать тебя всякий раз, как пожелает...»
        «Какая чушь! Я дочь государя!»
        Новая служанка усмехнулась.
        «Тем слаще будет месть для Ширама! Твой отец унизил его, ты разорвала помолвку. Чего ты ждешь от такого мужа?»
        Царевна молчала, с ужасом глядя на девушку, не зная, что сказать в ответ. Первым ее порывом было попросту выгнать ее из шатра! Но чего она этим добьется? Самое противное, телохранительница, похоже, знала, о чем говорит.
        «Правда ли то, что ты говоришь, или нет, не имеет значения, - мрачно сказала наконец Аюна. - Я сама выбрала свою участь. И если раньше не представляла себе, насколько она будет тяжела, что ж - тем хуже для меня!»
        «Наши судьбы в руках Исвархи, - склонила голову Янди, внимательно наблюдая за бледной и взволнованной девушкой. - Я здесь, чтобы помочь тебе, госпожа. Пусть тебя не оскорбляют мои речи. Я лишь говорю правду. От меня тебе будет больше пользы, чем от всей твоей свиты».
        «О чем ты?» - почти шепотом спросила царевна.
        «Пока мы будем ехать в Накхаран, обращайся со мной как с обычной служанкой. Я же стану тайно учить тебя, как постоять за себя. Конечно, любой накх одолеет тебя в бою. Но лишь в том случае, если будет знать, чему ты обучена. Скрывай умения до последней возможности - только тогда они тебе пригодятся».
        «Пригодятся для чего?»
        Янди смерила царевну долгим изучающим взглядом, будто желая понять, впрямь она ничего не знает или притворяется? Наконец охранница вновь заговорила:
        «Когда достославный Киран отправлял тебя к саарсану, он, несомненно, рассказал тебе, чего желает от этого брака».
        «Да, - подтвердила Аюна. - Став женой накха, я должна буду убедить его не начинать войну против Аратты...»
        «Так и есть, - подтвердила Янди. - А если саарсан откажется тебя слушать?»
        «Как это - откажется?» - удивилась Аюна и чуть не добавила: «Я же дочь государя», но вовремя оборвала себя.
        Теперь она уже понимала, что в Нахкаране такое родство ей ничем не поможет - скорее наоборот...
        «Если Ширам откажется тебя слушать, - не дождавшись продолжения, заговорила Янди, - ты должна будешь убить его».
        «Я? - ошеломленно переспросила Аюна и невольно хихикнула. - Убить?!»
        «Ты не ослышалась. Конечно, главное я постараюсь взять на себя. Но ты должна будешь мне помочь. И должна быть готова сделать все сама, если у меня не выйдет. Поэтому-то я и здесь. Теперь ты знаешь. Тебе решать - ехать дальше или повернуть обратно. Впрочем, дома тебя не ждут. А потому не будем тратить времени попусту».
        Янди протянула руку к прическе.
        «Оружием может стать все, что угодно...»
        Аюна тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Как бы то ни было, она здесь, в этом лесу. Ее покуда не тронули и, должно быть, желают увезти куда-то вглубь земель вендов с неведомой целью. Сейчас главное - притаиться, осмотреться, понять, что к чему. И ударить - быстро и, как учила Янди, совершенно безжалостно.
        - Эй! - крикнула она плачущим в стороне служанкам. - Приведите себя в порядок и ступайте ко мне!
        Девушки поспешно бросились к ней.
        - Слушайте меня, - негромко заговорила царевна. - Либо мы вместе спасемся, либо вместе погибнем. Что бы ни случилось, я вас не брошу. Мы будем выпутываться из этих силков вместе.
        Речи Аюны несколько подбодрили исстрадавшихся девушек. Сгрудившись вокруг хозяйки, они с бессильной ненавистью глядели, как венды разбирают покрытые лапниками навесы, складывают из них большие костры: положив на них своих мертвых воинов, разжигают всепожирающий огонь. Когда пламя взметнулось к черным небесам, дети леса завели долгую, заунывную погребальную песнь, и от этой песни у Аюны сразу стало радостнее на душе.
        Глава 6Лазутчики
        Белесый утренний туман лежал над рекой. Только начинало светать, но могучие башни Двары, столицы юга, отчетливо чернели в едва розовеющем небе. В прибрежных камышах хрипло перекликались сонные утки, изредка тихо плескала рыба.
        Всадники на вороных и караковых конях, застывшие на берегу возле самого края воды, были совершенно молчаливы и неподвижны. Они всматривались в каменную громаду, будто надеясь разглядеть что-то очень важное.
        Хаста ерзал на спине своей лошади, зябко кутаясь в черный накхский плащ из грубой шерсти, выданный ему Ширамом. Занимала его сейчас вовсе не утренняя прохлада, хотя осень все сильнее напоминала о себе. Он, как и все прочие, напряженно ждал возвращения саарсана. Тот ушел уже давно, в густой тьме, когда до рассвета было еще далеко. Ушел, взяв с собой лишь троих воинов, да так и не вернулся.
        «Скоро взойдет солнце, - с тревогой думал жрец. - Туман рассеется, и нужно будет уходить обратно в горы. А его все нет! Что, если его схватили или подстрелили со стены?»
        Он покосился на окружавших его сааров. Те, как всегда, старательно делали вид, будто знать не знают о присутствии жреца Исвархи, которого Ширам невесть зачем приблизил и таскал повсюду собой. Что они с ним сделают, если саарсан не вернется? Если Исварха будет милостив - просто бросят здесь. А если нет?
        Хаста принялся гнать мысли о том, что с ним, лишившимся высокой защиты, могут сделать накхи. Но тут камыши шелохнулись - и перед всадниками появился Ширам. Лицо его было хмуро, однако Хаста отметил, что настроен саарсан крайне решительно.
        - Плохие вести? - спросила саари рода Бунгар.
        - Пожалуй, да. В крепости нас ждут. Воины настороже, на стенах все время слышна круговая перекличка. И они не просто окликают друг друга, а поочередно пропевают строки из неизвестной мне песни.
        - Значит, тихо в город не войти, - подытожил один из сааров.
        - Мы войдем, - мотнул головой Ширам. - Но для этого придется немного потрудиться...
        Раздумывая о чем-то, саарсан пристально глядел на Аршага. Его старший родич, смуглый, длинноусый и черноволосый, принадлежал к роду Зериг - самому южному из накхских родов, обитавшему на границе с землями степняков-сурьев.
        - Мне понадобится десяток твоих воинов, - сказал Ширам.
        - Конечно, как скажешь! Даже если им придется идти на верную смерть, они примут это с гордостью...
        - Нет. Их смерть мне не нужна. Им придется переодеться и распустить косы.
        - Расплести косы? - повторил Аршаг, не веря своим ушам. - Зачем?
        - Что ты такое говоришь, Ширам? - недовольно буркнул немолодой саар рода Пама. - Или, живя в столице, ты забыл все заветы предков? Если наши родичи погибнут с распущенными косами, Мать Найя примет их за старух и усадит на веки вечные прясть бесконечную пряжу!
        - Значит, у них будет хороший повод остаться в живых.
        - Мои воины скорее дадут себя убить, чем согласятся на такое непотребство! - нахмурившись, объявил Аршаг.
        - Тогда, - сказал Ширам, - я первый расплету косу. И не заплету ее, пока Двара не будет взята!
        - Нет, - скривился саар. - Так нельзя.
        - Мы должны захватить столицу юга. Тот, кто владеет Дварой, владеет лучшей переправой через Ратху и всеми предгорьями Накхарана. Там запасы еды, там кони... Если мы возьмем ее, наши руки будут развязаны. Пока город занят врагом, мы всегда рискуем получить удар в спину...
        Аршаг слушал Ширама с нетерпением.
        - Но зачем расплетать косы? - воскликнул он, едва его родич договорил. - Я понимаю, ты задумал какую-то уловку. Но мы и так можем скрытно подобраться, перед рассветом перебить стражу в воротах, вырезать врагов спящими...
        - Загвоздка в том, что в крепости не враги.
        - А кто?!
        - Я объясню в свое время, - отрезал Ширам. - А сейчас делайте, как я сказал!
        Тихий ропот пробежал меж собравшимися на берегу. Никто не шевельнулся. Ширам окинул сааров испытующим взглядом и принялся не спеша расплетать косу.
        Вожди накхов смотрели на него, пряча под бесстрастным видом свое изумление, почти ужас. Коса для накха священна. Он не расплетает ее даже в собственной спальне - ведь и там его может застать внезапная гибель от руки лазутчика. Воин, попавший в плен и потерявший косу, считался живым мертвецом.
        Ширам убрал за запястье извлеченное из косы лезвие, смотал белые ленты и встряхнул головой. Длинные смоляные волосы разбежались по спине и плечам. Все были смущены и недовольны его выходкой, только саари рода Бунгар втихомолку усмехнулась.
        - Похоже, саарсан полагает себя бессмертным, - проворчал кто-то.
        Ширам с вызовом поглядел на вождя рода Зериг.
        - Мне нужно десять человек, - приказал он. - Еще три воза, запряженные быками, и как можно больше саконского оружия и доспехов.
        * * *
        Солнце уже поднялось высоко и даже начало слегка припекать, когда Ширам натянул поводья, останавливая коня. На стенах Двары завывали боевые трубы. В воздухе висела пыль. Тяжелые ворота башни на холме быстро закрывались. В бойницах то и дело вспыхивали на солнце бронзовые доспехи многочисленных воинов.
        - Они уже наготове. - Саарсан повернул коня, останавливая соратников.
        - Чего ж ты ожидал? - хмыкнул саар рода Пама. - Надо было нападать до рассвета, как я сразу и сказал.
        - И погибнуть - арьи уже давно нас ждут, - возразил Аршаг. - Сразу после битвы у излучины сюда примчались гонцы. Как могло быть иначе?
        - По-разному могло быть, - пожал плечами Ширам. - Но речь не о том.
        Он ударил коня пятками, посылая его вперед и делая Аршагу знак следовать за ним.
        - Сейчас мы с тобой будем браниться, - сказал он, когда они отъехали от войска.
        - Вот еще, - хмыкнул Аршаг. - Ты саарсан...
        - Молчи и слушай! - с нажимом произнес Ширам. - Сейчас мы начнем ругаться. Громко, яростно, размахивая руками. Можешь проклинать меня как пожелаешь.
        Аршаг весело поглядел на предводителя:
        - Ну, раз ты сам приказываешь... Что ты задумал?
        - Узнаешь. Потом мы уедем в разные стороны. А после полудня здесь появятся...
        Он наклонился к саару рода Зериг и начал что-то шептать ему на ухо. Саар отшатнулся и негромко произнес:
        - Там вот зачем надо было расплетать косы! Ширам, ты спятил?
        - А теперь то же самое, только громче!
        - Ты спятил?! - заорал Аршаг.
        - Да как ты смеешь?! - закричал в ответ Ширам. - Я велю содрать с тебя кожу и сшить из нее штаны!
        Аршаг привстал в седле и, замахав руками, начал костерить саарсана на чем свет стоит.
        - Стой! - оборвал его Ширам. - А теперь разворачивайся и уводи отряд в Накхаран. Остальные пусть едут с тобой. Не прячьтесь, пусть вас будет хорошо видно с городских стен...
        - А ты?
        - А я тут еще немного задержусь...
        Длинноусый саар с чувством сплюнул под ноги его коню, развернул отряд и что есть мочи поскакал в обратную сторону. С саарсаном осталось всего с полдюжины бойцов его рода и настороженно глядящий по сторонам Хаста.
        - Отлично, - глядя вслед уезжающим, пробормотал Ширам.
        Когда они исчезли в поднятой копытами их коней туче пыли, саарсан обернулся к своему советнику:
        - Тебе прежде доводилось бывать в Дваре?
        - Доводилось, - кивнул жрец.
        - Тогда слушай. Мы сейчас уйдем в степь, а ты далеко не уезжай. Когда ворота вновь откроют - а их точно не будут долго держать закрытыми, - отправляйся в город. Тебе найдется о чем поговорить с настоятелем местного храма.
        - А как же ты?
        - Не беспокойся. Скоро ты о нас услышишь.
        Хаста поглядел на него с тревогой:
        - Только заклинаю тебя, саарсан, - не надо крови! За этими стенами подданные Аюра, не враги...
        - Хорошо сделай свое дело, - посоветовал ему Ширам. - А я сделаю свое.
        - Этого-то я и боюсь, - спешиваясь, пробормотал Хаста.
        - И вот еще что. Купи крепкую веревку. Если все пойдет так, как задумано, она нам весьма пригодится.
        «А если не пойдет, тоже пригодится, - глядя вслед удаляющимся воинам, подумал жрец. - Впрочем, у городской стражи Двары наверняка и своих веревок хватает...»
        * * *
        Как и предсказывал Ширам, ждать пришлось недолго. По достоинству оценив разброд среди накхов, стражники на стенах радостно улюлюкали им вслед, кричали и хохотали. А потом, когда всадники превратились в черные точки, удаляющиеся в сторону белевших на горизонте гор, принялись открывать ворота.
        Хаста неплохо знал Двару. Здесь испокон веку находилось большое торжище. Длинный, похожий на огромную каменную рыбину остров располагался между старицей и новым руслом великой Ратхи. В голове «рыбы», на утесе из крепчайшего дикого камня, возвышалась треугольная крепость. Стены ее были составлены из огромных плетеных корзин, набитых острыми обломками скал и заваленных землей. Поверх этих рукотворных валов высились деревянные палисады с дозорными башнями. Издали они напоминали зубчатый венец на сером каменном челе.
        Ниже по течению, ближе к хвосту каменной рыбы, располагалось городище. Стены тут были куда пониже, а за ними плотно жались друг к другу домишки, - по сути, каждое жилище здесь было либо мастерской, либо лавкой, либо постоялым двором. В самом хвосте, на скале, высился расписанный синим и белым, с золочеными узорами на воротах, храм Исвархи - конечно, не такой огромный и роскошный, как столичный, но все же внушительный. Всякий купец кланялся здесь Исвархе щедрым даром, надеясь, что Господь Солнце благословит его и позволит расторговаться с прибылью.
        Прежде чем войти в город, Хаста сошел подальше с дороги и спрятал под камнем черный накхский плащ. Оставшись в жреческом одеянии, он снова забрался на спину своей лошадки и направился в Двару. Золотой перстень святейшего Тулума, показанный в воротах, немедленно сделал свое дело - стражи дружно опустились на колено, прося у жреца благословения. Тот воздел над ними руку, постаравшись, чтобы перстень сверкнул на солнце:
        - Да озарит ваши дни господь Исварха, да согреет его свет ваши души!
        - Хорошо, достопочтенный, что ты приехал сейчас, а не чуть раньше, - вставая с колена, произнес один из стражей. - Тут как раз накхи с наскока город захватить пытались. Да мы им показали, чего они стоят! Больше не сунутся.
        - Вот как! Но разве накхи не первейшие из воинов?
        - Э, да ты, видать, издалека едешь, раз ничего не знаешь!
        - Издалека, - согласился Хаста, внимательно глядя на довольного собой стража ворот.
        - В столице творятся страшные дела! Государя нашего Ардвана накхи убили, - начал тот. - Сына его, царевича Аюра, похитили и где-то спрятали. Киран, государев зять, нынче хранит престол. Он накхам давеча здорово всыпал - те еле вырвались. На нашу беду, все же ушли. Торговые люди говорят, что Ширам, сын Гауранга, воцарился в Накхаране. Да видать, после недавнего поражения его и там не больно жалуют. Я только-только своими глазами видел, как привел саарсан под стены отряд. Вперед, говорит! А те возьми да и поверни назад. Еще изругали его всяко - аж на стенах слыхать было...
        Хаста кивнул и похлопал лошадку по шее, продолжая путь. Дорога к храму шла по главной улице, разделявшей остров на левую и правую сторону. Вдоль дороги тянулось шумное торжище. Купцы гомонили, предлагая кто свежую рыбу, кто привезенные издалека ткани... Хаста остановился лишь раз - купить длинную веревку.
        «Ширам не хочет быть мне обязанным, и это правильно, - раздумывал он. - Ему надо утвердиться как вождю... Но зачем пренебрегать средствами, если они есть? - Хаста посмотрел на свой перстень. - С ним я могу просто приказать настоятелю открыто поддержать накхов! А если он не послушает? Нет, отдавать приказ можно, только если уверен, что он будет выполнен...»
        Уже почти миновав торжище, Хаста вдруг услышал смутно знакомые голоса. Привлеченный ими, он подошел к небольшой толпе, собравшейся у возов, протолкнулся вперед и, к своему изумлению, увидел саконов, торгующих доспехами. Толпа вокруг тяжело груженных возов быстро увеличивалась: всем хотелось посмотреть на знаменитое оружие, которое если и попадало в Аратту, то окольными путями, через посредников и по невообразимым ценам.
        - Это же саконы! - обратился Хаста к стоящему рядом местному торговцу. - Каким чудом их сюда занесло?
        - Вот явились сегодня поутру, - охотно вступил в беседу житель Двары. - Говорят, у накхов междоусобица. Эти везли оружие к Шираму, а тот поругался с саарами. Слыхал, что утром перед воротами творилось?
        - М-да... - протянул Хаста, пытаясь понять, что тут происходит на самом деле.
        - Уж мы тут сейчас наторгуем, - увлеченно прошептал его собеседник. - Они цен-то совсем не знают, а их оружие, о-о! - у нас за такое платят вдесятеро против того, что они запросили. Ты глянь на них, почтенный жрец, - экие подозрительные рожи. Продешевить боятся...
        Действительно, саконы в искусстве торга явно не преуспели.
        - Мы не знаем ваших цен, - слышался отрывистый, высокомерный голос старшего. - Откуда нам знать, что это верная цена? Мы меняем у накхов железо на рабов. Сколько у вас стоит сильный раб-венд?
        Хаста с любопытством уставился на саконов. Раньше он видал только одного - того, что Аюр убил в заповедном лесу. Эти же выглядели cовсем иначе... Приглядевшись, рыжий жрец едва не вскрикнул от изумления. Изменившись в лице, он потихоньку отошел, надеясь что никто не заметил этого. «Саконы» были переодетыми накхами рода Аршага - с буйными черными волосами, повязанными на лбу тесемкой, с нарисованными на лице и руках вымышленными племенными знаками народа кузнецов... Так вот зачем Ширам приказал им расплести косы! По правде сказать, эти «торговцы оружием» весьма слабо напоминали саконов. Впрочем, здесь их было некому уличить. Главное - лазутчики стали совсем не похожи на накхов.
        «Но я по-прежнему не пойму, что задумал Ширам, - размышлял Хаста, шагая к храму. - Их тут всего дюжина, а в крепости три сотни воинов... Только бы он не залил тут все кровью... Господь Солнце, забери у него жажду мести и отвесь взамен немного здравого смысла!»
        Глава 7Клятва Хасты
        Расписные ворота местного храма Исвархи уже виднелись в конце улицы. В прежние времена, выполняя тайные поручения святейшего Тулума, Хаста не раз здесь бывал. Задание, которое ему предстояло выполнить сейчас, несомненно, было самым тайным и самым важным из всех.
        Ворота Полуденного храма были украшены позолоченными львиными головами. Вздыбленные гривы напоминали солнечные лучи, лишний раз говоря жителям Двары, что бог, дарующий и охраняющий жизнь, может быть суровым и даже яростным. Венды, жившие в этих краях, львов отродясь не видали, но очень хорошо понимали эту двойственность. Хозяин небес Сварга, которому они поклонялись наряду с десятком прочих вышних и подземных богов, насылал и живительное тепло, и устрашающие грозы, и питающие первые ростки весенние дожди, и губящие урожай затяжные осенние ливни. Так что всесильного, милостивого и карающего Исварху они признали быстро и с почтением склонились перед ним.
        Храмовая стража узнала Хасту и без золотого перстня с печатью. Услышав о прибытии ближнего человека святейшего Тулума, верховный жрец храма Двары от радости позабыл о правилах и чинах и бросился через двор ему навстречу:
        - Хаста! Как хорошо, что ты прибыл! Может, ты расскажешь, что происходит в столице? Мы тут уже устали объяснять людям то, чего сами не понимаем! Сначала до нас доходят слухи о мятеже накхов, о том, что они разорили пригороды столицы, но блюститель престола Киран разгромил их... На следующий день уже говорят, что Киран бежал с поля боя и сам чудом остался жив. Затем из Накхарана до нас доходят вести, что бывший глава жезлоносцев Ширам возложил на себя змеиный венец и вот-вот будет здесь с войском! А позавчера вечером в Двару примчался гонец с требованием подготовить дом для царевны Аюны, которая скоро прибывает сюда со свитой и приданым, чтоб выйти замуж за саарсана! Ты ничего об этом не знаешь?
        - Нет, - в замешательстве отозвался Хаста.
        Верховный жрец Двары подхватил его под руку и повлек за собой к храму, продолжая свои сбивчивые речи:
        - Мир перевернулся! Кажется, Исварха не слышит наши молитвы... - Он понизил голос: - Быть может, Северный храм в чем-то прав?
        «Только этого не хватало», - подумал рыжий жрец.
        - Говори же, Хаста! Какие вести ты привез нам от святейшего Тулума?
        - Сейчас расскажу. Но об этом никто не должен знать. Здесь есть место, где нас не потревожат?
        Главный жрец Двары понял намек, прекратил расспросы и повел гостя под арку, ведущую во второй внутренний двор. Конечно, Хаста был человеком приятным и обходительным, однако святейший Тулум держал его подле себя не ради этого. Зачастую именно этому невзрачному молодому жрецу поручались самые тонкие и тайные дела.
        Они вышли в небольшой храмовый сад, сели на каменную скамью под ухоженной яблоней, и Хаста, предварительно оглядевшись, тихо заговорил:
        - В столице переворот. В нем обвиняют накхов, но это все подстроено Кираном. Он подлый мятежник.
        - Но как такое может быть? - в замешательстве пробормотал верховный жрец Двары. - Киран - ближний родич покойного государя! Именно он открыл государю козни заговорщика Артанака!
        Хаста пожал плечами:
        - Вероятно, так и было. Киран убрал с пути всех преданных государю Ардвану людей, чтобы в нужный миг не нашлось никого, кто бы смог защитить его жизнь.
        Главный жрец побледнел:
        - Уж не хочешь ли ты сказать, что ясноликий Киран виновен в смерти государя?
        - Да. - Хаста задумался, вспомнив шрам на скуле у Ширама. - И я, пожалуй, догадываюсь, кто совершил это злодеяние...
        - Но зачем?! Ведь солнцеликому Ардвану должен наследовать его младший брат, святейший Тулум!
        - Киран держит святейшего Тулума в осаде в его храме.
        Предстоятель храма Двары на миг утратил дар речи.
        - Ах вот что... То-то я думаю: почему мой гонец вернулся из столицы ни с чем?.. Ему сказали, что верховный жрец скорбит и не желает никого видеть...
        Хаста насмешливо скривился и продолжил:
        - Когда в столице все только начиналось, по приказу святейшего я отправился к накхам для переговоров. Но Киран переиграл нас. Накхи были вынуждены оставить свою крепость и уйти в Накхаран, а с ними пришлось бежать и мне...
        Старший жрец храма Двары сидел вытаращив глаза, не зная, верить ли собственным ушам или нет.
        - Святое Солнце! Всего этого не может быть, - ошеломленно прошептал он.
        - Все это так же верно, как то, что я стою перед тобой, - отозвался Хаста и поднял руку, показывая золотой перстень. - Я выполняю здесь волю святейшего.
        - Cлушаю тебя, почтенный Хаста, - пробормотал старший жрец, склоняя голову перед святыней.
        - Ширам действительно принял венец саарсана. Это произошло на моих глазах. За ним - войско накхов. После сражения с колесницами Кирана он пылал яростью, желая уничтожить Аратту, однако мне удалось воззвать к свету Исвархи в его душе. Ширам вспомнил о том, что клялся в преданности царевичу Аюру, а такие, как он, держат клятвы. Теперь он отринул месть и желает лишь восстановить поруганный закон и справедливость. Скоро саарсан будет здесь...
        Казалось, побледнеть сильнее главный жрец не мог, но ему это удалось.
        - Не бойся, слушай меня!
        Хаста понимал, что все слова сейчас мало что значат для служителя Исвархи, живо представившего себе, что могут устроить накхи в захваченном городе.
        - Слушай меня! - вновь требовательно повторил он. - Ширам идет сюда как военачальник законного наследника престола, а не как захватчик. Он не желает разорять Двару, как и любой другой город Аратты. Он войдет в крепость, желаем мы того или нет, потому что он уже решил сюда войти. Эти стены его не остановят. Но если мы поможем ему, накхи никого не тронут. Все будут живы, клянусь Солнцем, - с нажимом повторил он. - И не только это! Если саарсан возгласит имя Аюра со стен Двары, по всей стране воочию увидят, что он не враг Аратте, а по-прежнему ее верный слуга...
        У Хасты перехватило горло, то ли от волнения, то ли от собственной наглости. Он понимал, что, возможно, лишь священный перстень в его руках удерживает предстоятеля от вполне разумного действия - позвать стражу и кинуть мятежника и пособника накхов в храмовое подземелье. И тогда Хасте останется только молить Исварху, чтобы главный жрец отправил весть о его поимке Тулуму, а не отдал его местному воеводе, который незамедлительно повесит его на городской стене. «Вот и веревка пригодится», - с мрачной усмешкой подумал он.
        Но главный жрец сидел рядом, затаив дыхание, не зная, верить или не верить страшным вестям.
        - Верно ли я понял? Ты хочешь, чтобы я помог накхам взять Двару? - будто надеясь, что ослышался, хрипло переспросил он.
        Такое толкование его слов Хасту весьма не порадовало. Скажи он «да», и, пожалуй, у его собеседника все же прорежется голос.
        - Царевич Аюр назвал Ширама мечом в своей руке. Слово было произнесено при мне, и я могу поклясться Господом и этой святыней... - он благоговейно приложил губы к перстню, - что говорю правду.
        Он встал, обратился лицом к востоку и, протянув руку в сторону светила, торжественно произнес:
        - А если я солгал, пусть Исварха, Владыка Двух Горизонтов, испепелит меня в сей же миг!
        - Я повинуюсь воле святейшего Тулума, - выдавил верховный жрец Двары. - Но, Хаста, если ты лжешь, искра твоей души погаснет и обратится в золу. Не будешь ты знать ни покоя, ни искупления!
        - Я сказал правду! - отрезал Хаста. - Сегодня ночью мне будет нужна помощь твоих людей...
        * * *
        Перед рассветом из утреннего тумана, висевшего над рекой, вынырнул отряд накхов на взмыленных лошадях. Стража на стене протрубила тревогу, но отряд остановился на расстоянии чуть больше перестрела, не доезжая до заставы перед мостом, ведущим на остров. От отряда отделилось несколько всадников.
        - С вами говорит Аршаг, саар рода Зериг! - закричал один из них, гарцуя вблизи стен. - Мармар, сохранивший верность государю, был моим братом! Я - враг самозванца Ширама! Я готов сражаться вместе с вами против него!
        Со стен послышались раскаты смеха.
        - Эту хитрость еще твоя бабка придумала! - кричали оттуда. - Кого ты решил обмануть?
        - Откройте ворота! Я встану с вами плечом к плечу! - не унимался Аршаг.
        На стене появился воевода.
        - Проваливай, накх! - заорал он. - Или я прикажу стрелять!
        Аршаг повернулся к своим воинам, крикнул им что-то. Те развернули коней и, призывая проклятия на головы защитников крепости, умчались в степь.
        Вскоре, едва стража решила, что опасность миновала, со стороны гор послышался слитный гул копыт большого войска. Вновь загремела труба, и вновь от воинства, раза в три превышающего первый отряд, отделился всадник. На этот раз, впрочем, это была всадница, седая и величавая. Она остановилась перед воротами и заговорила так, что у стражников сразу пропала всякая охота глумиться:
        - Вы дали убежище изменнику Аршагу и его людям! Выдайте их - и крепость не пострадает! А если вы решите дать им убежище, мы войдем в Двару по вашим мертвым телам и вырежем сердца всем, кто останется жив!
        - Я бы с радостью отдал тебе ваших змеенышей, саари, - отозвался со стены воевода, - но мы не впустили их в крепость. У вас есть глаза - посмотрите следы.
        Предводительница что-то приказала своим подручным. Те поглядели и закивали, подтверждая слова воеводы. Саари, не прощаясь, развернула коня, и войско умчалось прочь от стен Двары.
        Впрочем, прошло еще немного времени, и вдали, как раз там, куда поскакали накхи, послышался шум битвы, доносимый ветром.
        - Похоже, этот Аршаг не врал, - под нос себе пробормотал воевода.
        Его помощник, руководивший конными лучниками, глянул на своего начальника, не скрывая довольной улыбки:
        - Что с того? Змеи сцепились между собой. Пусть хорошенько порвут друг друга. А мы выждем и ударим им в спину!
        - Хорошая мысль, - похвалил воевода. - Вели седлать коней!
        Вскоре после того, как конники из Двары умчались вслед накхам, к воеводе подошел начальник стражи и сообщил, что к нему просится чужеземный купец.
        - Чего ему надо? - нетерпеливо спросил предводитель местного воинства.
        - Это старшина саконов, которые привезли оружие на продажу. Он клянется, что его сведения будут полезны всем нам.
        - Клянется, - проворчал воевода. В прошлом саконы не удостаивали Двару своим появлением. Однако сейчас был удобный миг, чтобы наладить с ними торговлю напрямую. - Он по-нашему хоть говорить-то умеет?
        - Умеет, - подтвердил стражник.
        - Ладно, ведите его сюда, на стену. Только следите, чтобы не схватился за нож.
        Очень скоро смуглый мужчина с пышными черными волосами стоял перед воеводой. Он держал голову высоко, явно не собираясь, подобно обычным купцам, низко кланяться и славить доблесть повелителя твердыни.
        - Что ты хотел рассказать? - насупив брови, недовольно спросил воевода.
        - Вчера днем я видел здесь одного человека... - начал тот.
        - Неужели? Только одного?
        - Это жрец по имени Хаста, - пропустив насмешку, продолжал торговец оружием.
        - И что с того? В храме много жрецов.
        - Может, и так. Но этого я на днях встретил в Накхаране. Мы приехали туда торговать. Однако нам было сказано, что саарсан идет войной на эти земли. У нас хотели забрать товар, но Ширам запретил. Он не хочет ссориться с саконами. Но и покупать ему сейчас не на что. Так вот жрец Хаста был там рядом с саарсаном. Ширам называл его своим другом и ближним советником...
        - Вот как? - Лицо воеводы потемнело. - И сейчас он здесь? Ты в этом уверен?
        Начальник стражи закивал, поддерживая слова сакона:
        - Привратники видели его. Он прежде уже бывал в Дваре. Он пришел сюда вскоре после того, как на рассвете здесь вроде как видели Ширама.
        - Ах он, гадючий выползень! Стало быть, этот жрец продался накхам. Где он?!
        - Мои люди говорят, что в храме.
        - Он в храме, - подтвердил сакон. - Я сам видел, как он туда зашел и больше не выходил.
        - Что ж, придется наведаться к верховному жрецу и сообщить, что нас всех крайне беспокоит его здоровье!
        Воевода глянул на начальника стражи:
        - Я возьму с собой четырех воинов. Остальных на стены - и глаз не смыкать! Если в городе лазутчик, возможно, накхи задумали какую-то пакость. Но тут они просчитались - мы будем наготове. Какую награду ты себе хочешь, сакон?
        - Если впредь мы будем ходить сюда с товаром, - деловито произнес торговец, - то пусть нам не придется платить дорожные пошлины.
        - Хорошо, - отмахнулся воевода. - Обещаю.
        - А вот еще бы и местовые сборы...
        - Ты хочешь слишком много! - невольно расхохотался воевода.
        - Я готов привести на стены свою родню с нашим оружием.
        - Лишние воины не помешают, - кивнул глава воинства. - Если с твоей помощью мы успешно отобьем накхов - будь по-твоему, саконы тут не будут платить ничего. Ступай, призови своих людей.
        * * *
        Верховный жрец храма Двары встретил наместника в воротах, как будто заранее знал, что тот явится. Сейчас предстоятель являл собой воплощенное величие.
        - Твои люди желают войти сюда с оружием? - удивленно поглядев на воеводу, спросил он.
        - Под твоим кровом скрывается гнусный изменник, жрец Хаста! - рявкнул воевода. - Выдай его! И мне не придется заходить в храм с оружием.
        - Если желаешь, ты можешь убить меня, - дрогнувшим голосом ответил жрец. - Но я не позволю воинам, подобно диким зверям, врываться под священные своды дома Исвархи! Владыка мирового пламени покарает всякого, дерзнувшего нарушить его покой!
        Голос жреца окреп - за его спиной показались воины храмовой стражи. Воевода поморщился. Устраивать бойню в воротах почитаемого святилища ему хотелось менее всего.
        - Ответь мне, - делая своим воинам знак отступить, спросил наместник, - здесь ли жрец Хаста?
        - Да, он здесь.
        - Я желаю его видеть.
        - Что ж, вложи оружие в ножны и следуй за мной. Если опасаешься, возьми с собой воинов, но пусть они тоже вложат клинки в ножны.
        Они вошли под каменные резные ворота и, обойдя храм, оказались в уютном саду. Рыжий жрец как ни в чем не бывало стоял под деревом и глядел на медленно восходящее солнце.
        - Ты - тот, кого называют Хаста? - сумрачно спросил воевода.
        - Да, я жрец Хаста, посланник святейшего Тулума в этих землях.
        - Даже не пытайся врать мне. Ты изменник и должен быть казнен!
        - Вот оно как? Значит, ты говоришь, что изменники должны быть казнены?
        - Не пытайся запутать меня своими жреческими хитростями!
        - О нет, я лишь уточняю. Помнишь ли ты, какая именно казнь установлена за такую вину?
        - Послушай, я готов смягчить тебе наказание, памятуя, что ты не воин, а жрец. Пусть твою судьбу решают твои собратья.
        - Весьма любезно, - кивнул Хаста. - И чего же ты желаешь от меня в ответ?
        - Ты раскроешь мне, что замышляет Ширам.
        - Хорошо, - не меняясь в лице, согласился Хаста. - Я укажу, где найти его, а остальное ты спросишь у него сам.
        - Будь по-твоему!
        - Тогда оглянись!
        Рыжий жрец поднял руку, указывая за спину наместнику. Тот резко повернулся, хватаясь за рукоять меча, но тут же вскрикнул от внезапной боли - кто-то ударил его по пальцам. Ширам, сын Гауранга, саарсан Накхарана, стоял в шаге у него за спиной. В руках у повелителя накхов был привычный жезл - тот самый, с которым он прежде охранял покои государя.
        Чуть поодаль находилась еще дюжина воинов рода Афайя - все с расплетенными косами и мокрые до нитки. Вместе с саарсаном они переплыли реку и проникли в крепость с помощью жрецов храма Исвархи и веревки Хасты.
        - Если бы я желал убить тебя, ты был бы уже мертв, - сообщил Ширам. - Но я хочу говорить, а потому слушай. Сейчас, когда мы беседуем с тобой, мои люди уже захватили городские ворота. Но они никого не убивают - лишь обезоруживают. Всякий поднявший меч на моих людей поднимает его на законного наследника престола Аюра. А это измена - и всякий изменник, как ты верно сказал, должен быть казнен. Сообщи своим людям, что Двара отныне под властью солнцеликого Аюра, сына Ардвана. Те, кто присягнет ему, останутся живы.
        Вдали, с той стороны, куда ускакали лучники, завыла бронзовая труба, затем умолкла и завыла снова, переливчато, будто всхлипывая.
        - Что это? - завороженно спросил воевода.
        - Твои люди попали в засаду. Я не ссорился с Аршагом. Лучникам Двары предложили сложить оружие и присягнуть Аюру или бесславно погибнуть. Они сделали правильный выбор и скоро будут здесь. Решай же скорей - будешь ли ты и далее воеводой и наместником Двары, или мне придется освободить храм от твоего присутствия.
        Саарсан кивнул в сторону стены сада, за которой, как было прекрасно известно наместнику, находилась обрывистая скала - та самая, по которой накхи забрались в крепость.
        - Я покоряюсь, - через силу прохрипел воевода. - Если ты клянешься, что не причинишь вреда...
        - Я не воюю с Араттой, - перебил его Ширам. - Я лишь восстанавливаю справедливость.
        Глава 8Урок правосудия
        Главная башня Двары, казавшаяся неприступной с берега, вблизи выглядела еще мощнее. Уже несколько веков она охраняла этот город рыбаков и торговцев. Сложенная из дикого замшелого камня, она была в шесть человеческих ростов высотой. Меж зубцов мелькали головы в шлемах - запершиеся в твердыне воины готовились к бою.
        «Может, сходить поговорить с ними? - раздумывал Хаста, осторожно наблюдая за осажденными из-под арки выбитых ворот окружающей башню стены. - Впрочем, если они не послушали собственного воеводу...»
        Хаста поежился и поглубже зашел под арку - сюда-то стрела точно не долетит.
        - Прячешься? - раздалось у него над ухом.
        Жрец оглянулся и увидел перед собой Ширама. Косу тот уже заплел и выглядел как обычно. За его спиной темнели плащи воинов. Саарсан сейчас казался возбужденным, даже радостным, но Хаста уже знал, что означает такая радость.
        - Хочешь убить их? - без обиняков спросил он.
        - Да. Я предложил им присягнуть на верность Аюру и призвал Исварху в свидетели, что не причиню никому из них вреда. Но они только посмеялись сверху. Теперь я хочу посмеяться.
        - Послушай...
        - Они сказали, что никогда не склонятся перед накхом, а на мои клятвы им плевать! Стало быть, они не желают служить законному государю и не уважают Исварху. Они бунтовщики. Ты знаешь, как накхи карают бунтовщиков?
        Хаста тяжело вздохнул.
        - Дай им время разобраться, - тихо попросил он.
        - Зачем? - удивился саарсан. - За всякое преступление должно быть справедливое воздаяние. Хочешь, я расскажу тебе, как отец учил меня вершить правосудие?
        - О нет!
        - А я все же расскажу. Тебе будет полезно узнать это.
        Ширам глядел на башню не отрываясь и, кажется, готов был рассказать свою повесть бревенчатому своду арки, створкам ворот, что валялись в пыли, - но более всего обороняющимся сторонникам Кирана.
        - Мне было тогда около девяти лет. Отец разбудил меня глубокой ночью и велел одеваться. Он сказал, что желает кое-чему меня научить. Я не удивился - отец часто будил меня среди ночи. Порой бросал глиняные шары, так что я в конце концов научился уворачиваться от них не просыпаясь... Но я не о том. В ту ночь мы с небольшим отрядом отправились к одной из наших башен. Я уже не помню, что там произошло, - да отец и не рассказывал. Он лишь сказал: «Изменяют только свои. Чужак может навредить, враг - убить, но изменить...»
        - Да-да, я понял, - желая поскорее закончить этот разговор, закивал Хаста.
        - Не смей перебивать. Так вот... Мы ехали всю ночь. Когда приехали к той башне, уже рассвело. Но мы не стали идти на приступ, хотя ворота были заперты и мостки убраны. Оставив наблюдателей, мы спустились вниз, на равнину, и начали кого-то искать в лесу. Наконец мы наткнулись на ветхую хижину углежогов. Рядом с ней сидел, переводя дух, словно после долгого бега, молодой мужчина. При виде нас он громко вскрикнул, вскочил и снова бросился бежать. Он прыгал между камней и деревьев, словно олень, но все впустую - ни одному оленю не удавалось уйти от моего отца ... - Взгляд Ширама затуманили воспоминания. - Странный то был человек, я таких и доныне не видал. Он был с головы до пят разукрашен извивающимися полосами, похожими на водовороты или вихри, - должно быть, колдун, а может, раб из далеких земель или то и другое...
        - А знаешь... - начал было Хаста, однако прикусил язык.
        - Его схватили и притащили к башне, - не слушая его, продолжал Ширам. - Отец потребовал открыть ворота и опустить мостки. Но там, как вот сейчас, решили биться до последнего. Тогда отец вытащил клинок и отрубил раскрашенному пясть, а его воин прижег рану. Я до сих пор помню, как тот колдун заорал. Но башня молчала. Затем отец отрубил ему руку по локоть. Потом глянул на меня, дал мне свой меч и приказал отрубить пленнику кисть другой руки. Прежде я никогда такого не делал. Я глядел на этого человека - он уже, кажется, ничего не чувствовал и не соображал. Он пытался упасть, но пара крепких воинов держали его. Кровь сочилась из прижженной раны, и он кричал так, словно с криком из него выходила душа. Меня замутило от запаха горелой плоти, но я не мог оторвать от него взгляда. Должно быть, я стоял и смотрел слишком долго, потому как отец отвесил мне тяжелую затрещину и крикнул: «Руби!» Я взмахнул мечом и на выдохе ударил, как много раз до этого по кабаньей туше. Пясть осталась в руке у державшего его воина. Второй воин тут же ткнул факелом в рану. Но раскрашенный, кажется, уже не заметил этого -
продолжал себе кричать. Затем он наконец умолк, и его бросили со скалы в поток. Отец кинул отсеченную мной пятерню вслед убитому. И тут из башни кто-то прыгнул прямо в пропасть, в бурлящую внизу реку... Вскоре после этого осажденные спустили мостки и открыли ворота. Отец вошел в башню. Он казнил всех, кто был там, и воинов, и рабов, но их он убил быстро. И все твердил: «Воздаяние! Воздаяние!»
        - Но что там произошло? - спросил Хаста, в котором отвращение боролось с любопытством.
        - Не знаю. - Ширам пожал плечами. - Отец не говорил, а я не спрашивал. У нас не принято задавать пустые вопросы. Все, что отец желал мне показать, он показал.
        - Да уж... - Хаста покачал головой. - Но зачем ты мне все это рассказал?
        - Чтобы объяснить, что воздаяние неизбежно. Эти в башне признали владыкой мятежника Кирана, который пытался сжечь нас с тобой в столице. Мы накормим их тем, чем они накормили нас.
        Ширам обернулся к воинам, под укрытием стены терпеливо ожидающим его приказов:
        - Тащите хворост и масло. Они сами выбрали свою участь.
        * * *
        Башня пылала. С наветренной стороны хворост был обильно засыпан конским навозом, и смрадный черный дым вползал в каждую щелочку меж камней, не давая защитникам вздохнуть. Ширам равнодушно следил за расправой.
        - Там люди, - напомнил Хаста.
        - Там изменники, - не глядя на него, бросил саарсан. - Но можешь не волноваться - они воины и, несомненно, предпочтут быть убитыми в бою, а не превратиться в копченый окорок. Следи за воротами.
        Хаста замолчал, подбирая слова для ответа. Но в этот миг дубовые ворота башни и впрямь распахнулись. Из нее с ревом вниз по склону устремился отряд защитников - всего-то дюжины полторы. Ширам обнажил меч, но изящная твердая рука Арза-Бану легла ему на плечо.
        - Ты нынче и без того покрыл свое имя славой. В том, чтобы истребить этих упрямцев, ее будет немного. Просто отдай приказ. Отныне ты не только саар рода Афайя, тебе нет нужды всякий раз идти в бой перед своими воинами.
        Ширам бросил на седовласую воительницу недовольный взгляд, но кивнул и приказал:
        - Принеси мне их головы.
        - Как пожелаешь, повелитель, - склонилась она, и воины рода Бунгар ринулись навстречу защитникам башни.
        Схватка завершилась, едва начавшись. Впрочем, в ее исходе никто и не сомневался.
        - Головы мятежников на пики! - раздавались приказы Ширама. - Поставьте их над воротами, чтобы все знали, как мы караем бунтовщиков.
        - У нас есть пленник, - подходя к нему, произнесла Арза-Бану.
        - Зачем нам пленник? - удивленно взглянул на нее саарсан.
        Саари рода Бунгар молча протянула ему нагрудник саконской работы, украшенный рядами идущих вепрей. Глаза саарсана вспыхнули.
        - Он что, из свиты Кирана?
        - Так он утверждает.
        - Тащите его сюда!
        Лицо воина было покрыто густой копотью, из глубокого пореза на щеке сочилась кровь. Ширам отметил еще пару небольших ран, однако саконский доспех стоил того, что за него было заплачено.
        - Кто ты? - нахмурившись, спросил саарсан.
        - Мое имя ничего не скажет грозному повелителю накхов, - с поклоном ответил раненый воин. - В прежние времена я начальствовал личной стражей Кирана.
        - Что же ты делаешь здесь?
        - Я расскажу тебе все, но обещай, что сохранишь мне жизнь.
        - Зачем тебе жизнь, если в ней не будет чести? - искренне удивился Ширам.
        - К чему мне честь, если у меня не будет жизни? - хмыкнул бывший начальник телохранителей. - Но я клянусь, мои слова будут стоить того, чтобы эта голова и дальше держалась на плечах.
        Саарсан взглянул на пленника с презрением:
        - Хорошо. Если они и впрямь будут того стоить, я сохраню тебе жизнь.
        - Накхи чтут справедливость и не бросают слов на ветер, - будто между делом напомнил пленник. - Хорошо, я скажу. Я прибыл сюда с тем, чтобы подготовить Двару к приезду царевны Аюны.
        - Аюны? - удивленно повторил повелитель накхов. - Она едет сюда? Для чего?
        - Ясноликий Киран желает начать переговоры с тобой, саарсан. Твоя невеста, царевна Аюна, - залог его доброй воли.
        Ширам ничего не ответил. Однако Хаста заметил, что новость поразила его.
        - Это правда, - подтвердил жрец. - Аюна и впрямь скоро должна приехать, причем в самые ближние дни - человек Кирана не мог намного опередить ее...
        - Вот видишь, - усмехнулся саарсан, обращаясь к пленнику. - Твои слова не ценнее навозного дыма. Мой советник уже знал об этом.
        Пленник метнул на Хасту ненавидящий взгляд и невольно сжался в ожидании смертоносного удара, но вдруг распрямился и воскликнул:
        - Поcтой! Я скажу еще кое-что. Это и впрямь дорогого стоит.
        - Пока ты только болтаешь, но не стоишь ничего.
        - Ты объявил себя мечом в руке царевича Аюра, не так ли?
        - Да, верно.
        - А знаешь ли ты, где сейчас Аюр?
        Ширам подался вперед:
        - Говори!
        - Сын Ардвана был похищен и заключен в подземелье в городской усадьбе Артанака, - быстро заговорил пленник. - Он пытался бежать, но его поймали и вернули на место...
        - Кто вернул? - прервал его речь саарсан. - Кто похитил его?
        Пленник мучительно поморщился, но наконец выдавил:
        - Киран. Затем, изгнав накхов из столицы, он послал меня за царевичем, дабы... отправить его туда, куда было приказано. Но моим людям не удалось исполнить порученное. В темнице Артанака оказался еще один человек - старик, похожий на жреца. Я не ведаю точно, что там произошло, но старец с царевичем исчезли, а мои люди были найдены мертвыми, причем погибли они весьма удивительным образом... Так что, скорее всего, царевич жив.
        - Старый жрец, убивающий удивительным образом? - пробормотал Хаста.
        - Твои слова и впрямь драгоценны, - произнес Ширам, обращаясь к пленнику. - Я исполню свое обещание.
        Он обвел глазами сааров и воинов, окружавших почерневшую от копоти башню:
        - Вы слышали? Аюр жив! А тебе, - он обратил взгляд на бывшего главу телохранителей, - я дам коня. Отправляйся в столицу и скажи Кирану: если он желает сохранить свою никчемную жизнь, пусть едет сюда и принесет мне присягу, как защитнику и наместнику законного государя. В этом случае его ждет справедливый суд равных. Если нет - я сам приду в столицу.
        * * *
        Лицо Аршага горело праведным гневом. Он спрыгнул с коня, поправил широкие перевязи мечей и быстрым шагом направился к стоящему посреди двора саарсану:
        - Ширам, я выполнил твою волю. Те, кто сложил оружие и согласился присягнуть на верность царевичу, целы и невредимы. Я привел их.
        - Ты все сделал верно. Я благодарю тебя и твоих воинов.
        - Благодаришь? - воскликнул Аршаг, останавливаясь перед ним. - И где эта благодарность? Почему я ее не вижу?! Что вообще происходит в городе? Мы захватили его?
        - Нет. Мы его освободили, - нахмурился Ширам.
        - Вот даже как? - протянул саар рода Зериг. - Тогда почему государь не шлет нам заслуженную награду? Ширам, мы захватили этот город, и все, что в нем, принадлежит нам! Я согласен, мы не трогаем храм - жрецы помогли нам войти в эти стены. Но чем помогли нам здешние купцы? Почему мы должны позволять им смеяться у нас за спиной?! Сейчас, пока мы с тобой тут торчим, они прячут по тайникам все самое ценное, чтобы вдоволь поглумиться над нами! А ведь это наша справедливая добыча, Ширам! Или, распустив косу, ты позабыл и воинский обычай нашей земли? Ты же твердишь о справедливости. Почему для чужаков, для всяких никчемных торгашей, которые продадут тебя за рыбий хвост, ты силишься быть справедливым, а для нас, твоей родни и опоры, у тебя нет ее и крохи?!
        - Вы получите все, что принадлежало поднявшим против нас оружие, - спокойно ответил Ширам и указал на тела у дымящейся башни.
        - Ты прямо-таки неслыханно щедр, мой доблестный саарсан! - Аршаг издевательски склонился перед родичем. - Неужели ты откажешься от своей доли? Тогда что бы мне взять? Прогоревшие обноски с мертвеца или этот отменный саконский нагрудник? Впрочем, еще вчера броня и так принадлежала мне. Но какая радость! Сегодня я получу его в дар от тебя! А что достанется моим воинам? Драные штаны? Присыпка от блох? А, нет - вон та разрубленная шапка. Ее хватит сразу на двоих.
        - Ты много говоришь, Аршаг, - устало ответил Ширам. - Много и громко. Твои слова всполошили здешних ворон, но ты ведь говоришь не с ними, а потому не ори понапрасну. Слушай внимательно и запоминай. Двара - не покоренный город. Это новая столица царевича Аюра. Город сдался на нашу милость, и он не будет разорен. И никто не посмеет его грабить, иначе будет казнен как разбойник. Когда мы посадим на трон сына Ардвана, каждый получит то, что ему причитается. А сейчас мы в походе. И если нет жареного мяса, каждый будет довольствоваться сухой лепешкой. Такова моя воля и воинский обычай нашего народа. Пока можешь взять то, что принадлежало мятежникам. Если пожелаешь.
        Глава 9По следу Аюны
        Прошел день, другой, однако вестей от дозорных о царевне Аюне в Дваре так и не дождались. Ранним утром третьего дня из ворот столицы юга выехали конные отряды, отправленные Ширамом на поиски его вновь исчезнувшей невесты. Сам он остался в Дваре, готовясь к новым походам. Найти Аюну было важно - но куда больше саарсана сейчас волновало другое. Да, впечатляющий захват самого большого и хорошо укрепленного города на Ратхе заставил накхов вновь поверить в его удачу. Но после недавней свары с Аршагом он понимал, что достаточно мелкой военной неудачи, чтобы погубить все - и его самого, и задуманное им дело.
        Даргаш, молодой военный вождь одной из семей рода Афайя, возглавлял разъезд в три десятка бойцов. Он не был новичком в своем деле и уже четыре года водил отряд пограничной стражи под знаменами государя. Он хорошо знал окрестные леса до самой реки Даны, за которой начинались владения непокоренных вендов.
        Сперва ему казалось, что вот-вот - и припозднившаяся царевна Аюна со своими людьми покажется из-за поворота столичного тракта. И все, что останется, - с почетом проводить ее в Двару. Однако царевна не появлялась. Более того, остановленные разъездом торговцы в один голос уверяли, что не видели ни дочери солнцеликого Ардвана, ни ее многочисленной свиты. Те же вести приходили с приречной дороги, ведущей к Накхарану, и с мелких троп, хотя там и разыскивать царевну было незачем.
        Обеспокоенный Даргаш начал поиски в стороне от дорог. Его мучило нехорошее предчувствие. Конечно, о приказе Кирана подготовить прием для невесты саарсана в Дваре не объявляли, но скрыть такую новость почти невозможно. А на торжище, как он знал, всегда толкутся соглядатаи врага.
        Уже очень много лет враг в этих краях был один - лесные венды. Враг непримиримый и упорный. Они все еще числили своими земли, на которых стояла Двара, и далее, вплоть до самых предгорий Накхарана. C древнейших времен венды сражались за приречные степи с накхами, отражая их набеги и в ответ устраивая свои. А затем c востока из-за гор появились колесницы арьев. Накхи были разгромлены в Битве Позора и покорились. Чужаки потребовали и у вендов признать их власть. Некоторые согласились, но те из них, кто не желал смиряться, ушли за реку, в дремучие леса. Арьи в чащобу не полезли: колесницам не развернуться в лесной глухомани. Для этого новым властителям как раз пригодились накхи. С тех пор ненависть свободных вендов к «охотничьим псам» захватчиков только усилилась.
        Правда, изрядная часть вендов, мирно живших пашней и выпасом скота, так и осталась сидеть на земле, платя подати Аратте. Непокорные лесные венды презрительно звали их хлапами и грозились, вернувшись, оставить в рабском положении всех тех, кто не возьмется за оружие. Их слова находили отклик во многих хлапских душах. И зачастую набеги вендов отличались не только стремительностью, но и завидной точностью, что заставляло думать о множестве глаз по эту сторону великой реки.
        Отряд Даргаша обшаривал окрестности дороги, когда один из воинов крикнул:
        - Сюда!
        Предводитель спешился и подошел к нему.
        - Вот, гляди!
        Воин указывал на куст со множеством сломанных мелких веточек.
        - Тут дрались, - тихо проговорил Даргаш, оглядывая пожелтевшие листья, устилавшие землю. - Смотри-ка, бурые пятна...
        Он начал осматривать место кровопролития.
        - Похоже, тут кого-то убили, - не поднимая глаз, проговорил он. - Листья разворошены, на земле кровь...
        - Гляньте, что я нашел! - крикнул еще один воин, обшаривавший кусты чуть в стороне. - Серебряная бусина!
        Даргаш принял украшение из рук своего человека и начал его разглядывать. Ага, знакомая вещица... Когда он служил Жезлоносцем Полуночи в столице, он видел много подобных зажимных бусин, усаженных зернью. Столичные девушки украшали ими волосы, скрепляя косицы в сложных прическах. Если бусина оказалась на земле, значит косица была растрепана в схватке...
        Молодой вождь огляделся. Здесь дорога поворачивает, слева холм, справа осыпь. Он бы и сам выбрал такое место для засады!
        - Двое остаются с лошадьми, - начал распоряжаться он. - Вы втроем поспешите к Шираму с новостями. Вы пятеро - следуйте за нами в отдалении, шагах в двадцати, и слушайте мои приказы. Остальным - разойтись широким гребнем, друг друга из виду не терять. Похоже, мы нашли то, что искали.
        Вспугнутые приближением людей сороки взвились c недовольным стрекотом и начали кружить над лесом, ожидая, когда чужаки уйдут, чтобы продолжить прерванную трапезу. Но люди не собирались уходить. Они стояли вокруг, не обращая внимания на запах тления, и молча глядели, как один из воинов, сидя на ветке, распутывает косы, на которых висели исклеванные птицами тела.
        - Этот наш, из рода Афайя. Этот из рода Зериг. Те двое - из рода Багх, - всматриваясь в искаженные лица убитых, тихо говорил Даргаш. - Харза из рода Афайя был жезлоносцем. Я хорошо его знал... - Он указал на изуродованный труп. - Похоже, эти четверо из тех, кто угодил в плен во время битвы у излучины.
        - Так и есть, - подтвердил один из воинов. - Харзу ранили острогой на моих глазах, когда он пытался взобраться на колесницу.
        - Значит, их отослали в Накхаран вместе с царевной, чтобы передать Шираму как подарок на свадьбу... - Он повернулся к одному из воинов. - Ты посчитал, сколько тел на кострище лесовиков?
        - Не меньше восьми.
        - Похоже, тут была нешуточная схватка. А если венды решили сжечь тела прямо здесь, значит спешили. Иначе бы потащили их с собой.
        - Там, в отдалении, я нашел обрывок ленты, - подошел один из следопытов.
        - Нашей?
        - Нет, женской.
        - Значит, Аюна со свитой точно здесь побывала, - задумчиво проговорил Даргаш.
        - Вероятно, такие ленты будут еще, - добавил следопыт.
        - Почему ты так думаешь?
        - Эта не просто зацепилась за ветку - ее наскоро примотали.
        - Тут могут быть еще следы. - Даргаш поднял голову и приказал: - Обыщите здесь все!
        Ширам прибыл на место расправы тем же днем. Увидев обезображенные трупы сородичей, саарсан помрачнел и стиснул зубы. Будь он, как прежде, всего лишь главой рода Афайя, ничто не помешало бы ему прямо сейчас пуститься в погоню, чтобы отомстить вендам за поругание братьев.
        Но теперь он еще и правитель Накхарана! Уйти в вендские леса по следам врагов значило бы отбросить его замысел выманить Кирана из столицы и поймать в западню, как говаривал Хаста - точно хорька в тыкву.
        А ведь есть еще новости о том, что Аюр жив, - и они важнее всего! Следует немедленно начать поиски, пока его не опередил тот же Киран или кто-нибудь еще, желающий смерти наследника...
        Ширам тяжко вздохнул. Он чувствовал себя так, будто его тянут в разные стороны, пытаясь разорвать на части. С тех пор как он стал саарсаном, он не знал ни мгновения покоя. И все равно каждое его решение плодило все новых недовольных.
        «Что я делаю не так?» - с болью подумал он.
        - Мои люди обшарили здесь каждый куст, - рассказывал Даргаш. - Неподалеку от дороги в овраге нашли пару дюжин объеденных зверями тел. Должно быть, это была свита и охрана царевны. Тела ободраны до нитки. Женщин и добро венды прихватили с собой. Тут поблизости много чего нашли - обрывки лент и платьев, рассыпанные бусы, речной жемчуг... Отряд был довольно большой - не меньше пяти десятков. Ушли, не особо скрываясь, выследить будет несложно. Но венды торопились. Они наверняка уже за рекой.
        - Значит, хорошо знали, кого ждут, - задумчиво произнес Ширам. - Знали, сколько охранников будет в обозе царевны. И что подмоги ей ждать неоткуда...
        Саарсан вспомнил свою беглую невесту. Еще совсем недавно, возвращаясь с Великой Охоты, он думал о ней ежедневно, с душевным волнением. Представлял, как будет беседовать с ней, и в его мыслях царевна отвечала ему разумно и ласково. Он тщательно подыскивал слова, чтобы рассказать о себе и народе, в который ей предстояло войти его женой. Но его мечтания обратились в прах. Сгорели вместе с крепостью в столице, разлетелись с пеплом подожженной им степи.
        Теперь Ширам старался думать о царевне холодно и спокойно - так, будто венды похитили почти неизвестную ему девушку. Ведь она же оттолкнула его, выбросила из своих мыслей, как выбрасывают золу из очага! Сколько презрения и ненависти обрушила тогда на его голову! Нет, он сам не поедет искать Аюну - она этого не заслужила. Просто отошлет Даргаша с его людьми на поиски. Заодно пусть родич разорит ближайшее селение вендов в отместку за погибших братьев. А еще лучше - захватит какого-нибудь племенного вождя с семейством. Даргаш - ловкий следопыт и опытный воин. Он хорошо знает эти земли и уж точно не оплошает.
        «Скорее всего, венды, убившие моих воинов и похитившие царевну, вернувшись домой, устроят пир. Если соглядатаи им донесли, что мы пошли на Двару, они будут уверены, что я там завязну. Во время празднеств венды становятся неосторожными. Помнится, одна из жен моего отца этак погубила два десятка вождей за одну ночь...»
        Ширам хищно улыбнулся.
        «Если Исвархе будет угодно и Даргаш найдет Аюну - пусть тащит сюда. А уж там разберемся, как с ней обойтись...»
        Он вдруг одернул себя.
        «Нет, о чем я? Она все же сестра Аюра! Ее надо будет сопроводить в Накхаран со всем подобающим царевне почетом...»
        Что ж, если Аюна найдется - он возьмет ее в жены, хочет она того или нет. Таково было решение государя Ардвана. Это поможет принести мир и восстановить справедливость. Но для себя Ширам ничего доброго не ждал от этого брака.
        - И еще... - добавил Даргаш, окликая погрузившегося в раздумья саарсана. - Мы тут нашли диковинные следы.
        - Что еще за следы?
        - Погляди сам.
        Он указал повелителю на ствол одной из растущих поблизости сосен.
        - Кто-то рвал кору когтями. Огромными когтями! А там, на пепле, мы нашли отпечатки лап. Как будто два зверя вроде горного льва, один побольше, другой поменьше, и оба ходят на задних лапах...
        Ширам пристально поглядел на него:
        - Быть может, это вендские оборотни? Я немало слышал о них. Венды зовут их волколаками...
        - Или это один хищник, но тогда и вовсе невиданный, - продолжал Даргаш. - Ибо передние лапы у него гораздо больше задних.
        - Покажи-ка мне эти следы, - велел Ширам.
        Они отошли к кострищу, на котором не так давно пылали мертвые тела вендов. Ширам присел над вдавленными в пепел отчетливыми, хотя уже и несколько сглаженными следами.
        - Вот это да! - пробормотал он.
        - Ты знаешь, что это за следы?
        - Да, мне приходилось видеть такие - очень далеко отсюда. Если бы я не знал доподлинно, что этот зверь тут не водится, я бы решил, что это молодой саблезубец.
        - Зверь появился здесь после того, как костер потух, - добавил Даргаш. - И, судя по отметинам на стволах деревьев, он тоже идет по следу вендов.
        * * *
        - Ну вот, опять завязка порвалась! Да что ж такое!
        Янди остановилась, опустилась на колено, и принялась не спеша связывать кожаный ремешок, обвивавший лодыжку. Рядом недовольно сопел мохнач. Они уже давно бродили по лесу и все никак не могли выйти к вендской стоянке!
        Закончив связывать ремешок, Янди выпрямилась, устало потянулась, выгибая спину, и долгим взглядом поглядела на солнце, уже начавшее алеть и клониться к закату. Не слишком ли быстро они идут? Если Аоранг и впрямь решит сейчас в одиночку броситься на толпу распаленных кровью вендов, то, пожалуй, не проживет и мгновения, чтобы всплеснуть над ним руками. В этом случае ей не хватит времени, чтобы увести в лес Аюну... Но посвящать мохнача в тонкости своего замысла Янди не собиралась. А значит, нужно и дальше изображать из себя дворцовую служанку, развлекавшую царевну пением и танцами. Как такой беспомощной певчей птичке не потеряться в лесу?
        - Где твои венды? - нетерпеливо буркнул Аоранг. - Ты сказала, что они совсем рядом, я тебе поверил...
        - Уже совсем близко, клянусь Солнцем, - скороговоркой зашептала она, трогая Аоранга за руку. - Но послушай, их там много, очень много! Когда они напали на обоз, наши стражники пытались дать отпор, но их было даже не видно среди этих ужасных разбойников! Сама не пойму, как мне удалось заползти под куст...
        - Пошли! - хмуро потребовал Аоранг, раздраженно поглядев на болтливую девицу из-под нависающих густых бровей.
        «Как же, как же, - подумала Янди. - Нападать следует в темноте, когда венды упьются на тризне по своим родичам. Но уж точно не сейчас!»
        - Идем, я готова! Что же ты стоишь? - торопливо ответила она, взмахнув ресницами. - Только бы не напутать и сообразить, откуда я прибежала! Это было так страшно! Они гнались за мной и рычали - ну чисто волки... Ой, а что это твой котик на меня так глядит?
        - Рыкун всегда так глядит.
        - А он сегодня ел?
        - Ел.
        - А он много ест? У него очень голодный вид!
        Аоранг закатил глаза:
        - Пошли уже!
        - Да, да, конечно, - закивала девушка - и снова направилась совсем не в ту сторону, откуда прибежала.
        Она слыхала, что Аоранг был следопытом, - значит, нельзя дать ему возможность применить свои умения. Отвлекать, заговаривать зубы - и поскорее увести подальше от настоящих следов. Конечно, через некоторое время мохнач раскусит обман. Придется возвращаться обратно и искать следы заново. А уж когда стемнеет, она может и «вспомнить» дорогу...
        - Твой зверь не ест людей? - снова заговорила Янди, заметив, что Аоранг скользит взглядом по земле и все сильнее хмурится.
        - Нет.
        - А чем его можно угостить?
        Аоранг с досадой поглядел на спутницу:
        - Ничем. Разве что у тебя в поясной сумке завалялись сырые оленьи потроха.
        - Нет, там сласти. Хочешь?
        Аоранг хотел уже рявкнуть на нее, но передумал.
        - Ладно, давай.
        - На, угощайся!
        Янди вытащила из поясной сумы сплетенный из бересты маленький туесок и вытряхнула на ладонь слипшуюся горсть орехов в меду.
        - Я страсть как сладкое люблю! Помнится, в столице...
        - Остановись, - шикнул на нее Аоранг, принимая из рук девушки подарок. - Там твоя хозяйка страдает, а ты трещишь как сорока.
        - Но я ведь тебя нашла! А ты ее освободишь, - широко распахнув глаза, прощебетала Янди. - О, ты такой сильный! И этот твой зубастый зверь... Только вот разбойников уж очень много...
        Она выжидающе поглядела на Аоранга, стараясь угадать, сообразит тот, что нападать следует ночью, или так и будет искать отсутствующие следы?
        - Ступай вперед, - рыкнул тот, - да поменьше болтай.
        «Не сообразил. Значит, придется еще попетлять».
        Когда в лесу окончательно стемнело, они наконец вышли на место. Янди озадаченно поглядела на затухшие угли пепелища.
        - Но где же венды?
        Заметив подвешенные тела, она громко ахнула и с криком бросилась в объятия своему спутнику.
        - Там мертвецы! - причитала Янди, уткнувшись лицом ему в грудь. - О Святое Солнце! А почему они так странно выглядят?!
        - Успокойся и не смотри на них. - Аоранг крепко прижал к себе дрожащую девушку. Ему было и жалко эту столичную неженку, и досадно. Хоть бы она не успела разглядеть замученных, не то ему придется успокаивать ее полночи!
        - Это накхи, - тихо ответил он, поглядев на косы. - В здешних краях их ненавидят. Пошли-ка отсюда!
        Они обогнули кострище и перешли на другой край поляны. Там Янди решила, что пора ей успокоиться, и быстро заговорила:
        - Но ты видишь, я тебя не обманула! Венды были здесь!
        - Да, я заметил, - мрачно ответил Аоранг. - И ушли, причем уже довольно давно. Рыкун!
        Саблезубец, прижав уши и вытянув длинную шею, осторожно обнюхивал казненных. Шерсть на его загривке стояла дыбом, десны над клыками обнажились. Он был так поглощен своим занятием, что даже не услышал зов хозяина. Только после второго окрика детеныш резво подбежал к Аорангу и принялся тереться о его ногу.
        - Как ты могла заблудиться? - с досадой спросил мохнач.
        - Это же лес, - принялась оправдываться Янди. - Здесь все деревья одинаковые!
        Аоранг скривился. Для него это звучало так же нелепо, как утверждение, что все люди - на одно лицо. Он вновь пожалел, что позволил этой девице указывать дорогу. Надо было сразу искать следы самому. «Ну ничего, - подумал он. - Такой отряд в лесу потерять невозможно. Лишь бы они не обидели Аюну...»
        - Кто же знал, что венды уйдут по темноте! - продолжала сокрушаться Янди.
        Это девушка говорила почти искренне. Конечно, предположить такое она могла. Но то, что венды быстро ушли, даже не забрав с собой кости соплеменников, а лишь кое-как забросав кострище землей, было удивительно и наводило на определенные мысли. Вряд ли они кого-то так сильно боятся. В лесу каждый из них стоит троих арьев. Если венды изменили своим обычаям - значит, готовится что-то важное. И это важное произойдет очень скоро. И наверняка Аюне в нем уготована немалая роль.
        Янди поглядела на Аоранга, который, пытаясь задушить в себе гнев и беспокойство, бродил согнувшись около еще не остывшего костра. Но досадовал мохнач лишь на собственную оплошность. Он изучал каждый клочок земли, выискивая следы.
        - Они ушли туда, - сказал наконец Аоранг, выпрямляясь. - К реке.
        - Я могла бы это сказать и не видя следов, - хмыкнула Янди. - Куда же еще!
        Быстрая и полноводная река Дана несла свои воды в дне пути к западу от того места, где они стояли. Хоть она была второй по величине рекой Аратты, о ней не слишком много было известно. Она зарождалась в лесах закатных вендов, делала неподалеку от Двары большую петлю, близко сходясь с Ратхой, и вновь уходила в непролазные дебри.
        - Должно быть, там есть брод или переправа, - бормотал Аоранг. - Надо попробовать опередить...
        Он нетерпеливо взглянул на Янди:
        - Может, останешься здесь и подождешь меня? Я скоро вернусь.
        - Нет! - Подобный поворот событий никак не входил в замыслы лазутчицы. - Ты хочешь бросить меня одну? Ночью, в лесу?! Тут же звери!
        - Я выведу тебя на дорогу, - морщась, предложил воспитанник Тулума. - Ты дойдешь до Двары, расскажешь там, что произошло...
        - Я не доберусь одна до Двары, добрый Аоранг! - горько воскликнула Янди. - Любой проезжий мужчина сможет захватить меня и сделать со мной все, что пожелает!
        Она всхлипнула, пытаясь за напускными слезами спрятать предательский смешок. Но этот простак, кажется, поверил ей.
        - Хорошо. Но тебе придется успевать за нами c Рыкуном. И не жаловаться!
        - Я постараюсь, - со вздохом пообещала Янди. - Но помни: ты сильный мужчина, а я всего лишь слабая девушка...
        - Идем, - угрюмо ответил Аоранг и повернулся к ней спиной.
        Янди отвела взгляд. Сейчас между лопаток мохнача легко и удобно можно было вогнать нож. Но зачем? Пока Аоранг был ей нужен. Хотя она ощущала в душе изрядное раздражение. Дикарь вел себя с ней словно с назойливой торговкой. Можно подумать, каждый день ему льстят в глаза такие красавицы, как она! Ничего, он еще станет ручным, обязательно станет...
        Она подобрала с земли клочок яркой ленты и в два движения привязала его на ветку на уровне глаз. Очень скоро должен прийти Элори. Если несносный сакон жив, он вот-вот будет здесь.
        Глава 10Злая река
        Аоранг стоял на высоком берегу Даны и, сжав кулаки, глядел на дальний берег, едва различимый в предутреннем тумане. Всю ночь он со своей спутницей шел по следу ускользнувшего отряда. И вот, когда наконец впереди появилась вода, сердце мохнача оборвалось. Берег был совершенно безлюден. Впереди, сколько видел глаз, тянулись заросли камыша, прорезанные узкими протоками. Вдалеке за рекой смутно угадывались холмы, поросшие сосновыми борами. До тех лесных краев длань Аратты уже не дотягивалась.
        - Они совсем недавно были здесь! - с искренним огорчением восклицала Янди. - Смотри, следы от их челнов еще заметны на песке!
        Аоранг кинул взгляд туда, куда указывала служанка царевны. И впрямь, челны вытаскивали на берег, затем волокли обратно к воде. Следы были свежими - но что толку? Искать рыбацкие селения на берегу казалось делом бессмысленным. Конечно, отряды пограничной стражи приглядывали за левым берегом Даны, чтобы не допустить неожиданного вторжения вендов. Но уследить за всеми окрестными чащобами им было не под силу. И появись тут рыбацкая деревенька, венды вскоре непременно уволокли бы ее жителей в рабство.
        За пределами поросших камышом заводей течение было сильным. Аоранг глядел, как стремительно несутся по воде сорванные ветром корявые ветки и исчезают вдалеке. Пожалуй, вплавь такую реку не преодолеть. Да и куда ж тут вплавь, когда меж камышовых островков придется еще искать тайную тропку?
        Рыкун подошел к хозяину, которого он, никого не спрашивая, назначил собственной матерью, и начал тыкаться ему мордой в бок, хрипло мяукая и требуя еды.
        - Погоди, не до тебя сейчас! - попытался отмахнуться Аоранг.
        Но молодой саблезубец и не думал сдаваться. Он начал громко, визгливо подвывать, отчего дремавшие в плавнях утки взвились в небо и с заполошным кряканьем полетели во все стороны.
        Янди досадливо посмотрела на огромную кошку:
        - Отпусти его. Пусть поохотится!
        - Он не умеет охотиться, - объяснил воспитанник Тулума. - Он еще маленький.
        Как будто в подтверждение его слов, саблезубец начал радостно прыгать по берегу, пытаясь своими большими передними лапами ухватить в воздухе негодующих уток.
        - Сделаем так, - в конце концов сказал Аоранг. - Я сейчас пойду поохочусь. Тут полно зверья. Я видел множество троп, ведущих на водопой, - есть и кабаны, и косули. Я быстро управлюсь. Шкуры сниму, требухой накормлю Рыкуна. Затем попробуем сделать плот из надутых шкур...
        - Но это долго, - недовольно сказала Янди. - И плот нужен большой. Тут в камышах обитают рыбины с пастью побольше, чем у твоего зверя...
        - А ты откуда знаешь? - удивился Аоранг.
        - Мне когда-то об этом рассказывали, - уклончиво ответила она.
        Дикую свинью, бежавшую с водопоя, Аоранг заметил издали. Вернее, их было несколько, но эта бежала последней. Охотник притаился в кустах, поднял копье для броска и, когда зверь был уже совсем близко, метнул оружие. Но не тут-то было. Выскочивший из-под ветра Рыкун попытался было напрыгнуть на свинью. Та, завизжав, рванула в сторону. Копье вонзилось в землю там, где должна была в этот миг находиться добыча. Почуяв неведомого зверя, остальные свиньи рванулись прочь, а намеченная Аорангом для охоты опрометью кинулась вдоль берега, оглашая дремлющую округу пронзительным визгом. Мохнач, ругаясь, бросился следом, саблезубец большими скачками запрыгал за ним. Догнать улепетывающую свинью для человека было делом непростым, а молодому хищнику она пока что была не по зубам. Вдруг свинья бросилась к выкорчеванному бурей дубу. Раздался хруст веток, и добыча исчезла из виду.
        Аоранг подошел к этому месту и увидел торчащий из переломанного хвороста свиной зад с завитушкой хвоста и дрыгающиеся в воздуха задние ноги. Животное верещало, тщетно пытаясь выбраться.
        Следопыт вздохнул. Он присел рядом и тихо заговорил:
        - Послушай меня, сестрица, я тебе не враг и зла тебе не желаю. Напротив, помочь хочу - ты угодила в ловушку, и теперь тебя ждет долгая гибель. А я тебя избавлю, ты даже ничего и заметить не успеешь...
        Будто заслушавшись, свинья перестала визжать.
        - Пойдешь к предкам, сестрица, а потом снова родишься в этом лесу, - приговаривал Аоранг, отбрасывая ветки и примериваясь для удара. - Мясо твое поможет выжить одному славному зверю, а шкура послужит людям...
        Копье вошло легко и точно - мохнач был хорошим охотником и никогда не заставлял мучиться подраненного зверя.
        Свинья дернулась и замерла. Аоранг поблагодарил ее и поволок добычу наружу из невесть как оказавшейся тут западни. В дикой лесной свинье тяжести было немало. Наконец туша с трудом поддалась, и в образовавшемся провале Аоранг увидел нечто, заставившее его выронить мертвое животное. Яма под выкорчеванным комлем была завалена конской упряжью, какими-то тюками, переметными сумами...
        Воспитанник Тулума внимательно рассматривал неожиданный клад. Вдруг вертевшийся рядом саблезубец навострил уши и повернул голову в сторону леса. «Неужто родня этой бедняги решила поквитаться со мной?» - удивленно подумал охотник. Такого обычно не случалось. Звери лучше людей сознают отведенное им место в вечной мировой круговерти и не склонны мстить за ближних. Но кто знает...
        Между тем Рыкун стремглав метнулся в кусты. В тот же миг послышался громкий взвизг и обиженное мяуканье. «На него напали», - сообразил Аоранг и кинулся вслед за питомцем.
        Еще немного, и он оказался на узкой прогалине, через которую они с Янди не так давно шли к реке. Посреди нее стоял кудлатый смуглый незнакомец с черной как смоль бородой, заплетенной в три косицы. Аорангу показалось, что он уже где-то видел его, но времени размышлять не было. Чужеземец замахивался копьем, чтобы поразить жмущегося к дереву Рыкуна. Тот скалился, отмахивался лапой. Плечо зверя было разодрано, и по лапе струилась кровь.
        - Не смей! - рявкнул Аоранг, кидаясь между чужаком и саблезубцем.
        Появление нового врага, казалось, совершенно не смутило незнакомца. Он тут же попытался ткнуть копьем Аоранга, но тот перехватил древко и, резко дернув на себя, вырвал его из рук нападавшего. Однако чернобородый и не думал останавливаться. Потеряв копье, он выхватил длинный кинжал, висевший у него на поясе, и с разгона ударил Аоранга ногой в грудь, чтобы повалить его и прыгнуть сверху.
        Кого другого такой удар сбил бы с ног, но Аоранг устоял. Он охнул от внезапной боли, попятился и с размаху огрел недруга ясеневым древком копья по голове. Раздался хруст, и голова неожиданно легко треснула, словно яйцо. Враг без стона рухнул наземь.
        Аоранг замер от неожиданности. В первый миг он ощутил только вспышку радости, что оказался быстрее и нанес удар первым. Но, видя, что незнакомец лежит неподвижно, нахмурился, отбросил копье и быстро подошел к нему. Кажется, он стукнул чернобородого чересчур сильно...
        Одного взгляда хватило, чтобы убедиться - дело плохо. Радость мохнача тут же угасла, сменившись непонятным отвращением то ли к содеянному, то ли к себе. Аоранг присел над телом человека и осторожно коснулся его залитой кровью головы, словно надеясь, что рана все же не смертельна. «Зачем же я бил так сильно?» - с горечью подумал он.
        Сбоку подкрался Рыкун и с любопытством принялся обнюхивать лежащего на земле человека. Попытался полизать кровь, но Аоранг резко отпихнул его:
        - Пошел прочь! Это тебе не еда!
        Рыкун послушно отошел, улегся под деревом и начал зализывать рану на плече. Воспитанник Тулума сел на землю, мрачно глядя на умирающего. Он понимал, что все его знания и умения сейчас бесполезны, - лежащий на земле человек уже перешагнул границу между землей живых и миром мертвых. И то, что глаза его еще видели, и по телу пробегала дрожь, ничего не значило. Аоранг много раз видел последний миг людей и животных и потому каким-то неведомым чутьем знал, способен ли что-то изменить или уже нет. А сейчас...
        Аоранг прикрыл глаза, подавляя в горле накатывающий комок. Охотясь, он убил много зверей. Но лишить жизни человека, да еще ни в чем не повинного.... Ясно, что бородач напал на него со страху. Можно было просто объяснить...
        Громкий вскрик прервал оцепенение мохнача.
        - Что это? - едва сдерживаясь, закричала Янди, появившись на прогалине. - Что ты натворил?!
        При звуке ее голоса умирающий вдруг широко раскрыл глаза. Его губы шевельнулись, словно желая что-то произнести. Но он тут же дернулся и сник, превращаясь из живого в неживое.
        - Он напал, - нехотя стал объяснять Аоранг. - Рыкуна подранил...
        Янди отвернулась, чтобы скрыть от мохнача перекошенное от ярости лицо. Элори все же нашел ее. Он принес новости из Накхарана, так необходимые ей сейчас. Надо же было дикарю оказаться у него на пути! «Впрочем, удар хорош, - отметила она, быстро взглянув на разбитую голову мертвеца. - Дикарь способен драться».
        - Прости, - с глубоким вздохом проговорила Янди, поворачиваясь к мохначу. - Я так испугалась! Он такой страшный!
        - Это сакон, - пояснил Аоранг. - Я прежде видел такого - очень похожего - в заповедном лесу бьяров...
        - Надо уходить отсюда поскорее, - перебила Янди, пока следопыт не погрузился в нежелательные для нее воспоминания. - Может, за ним придут еще такие же!
        Воспитанник Тулума прислушался:
        - Нет. Другие за ним не идут.
        - Но кто он, откуда? - Янди умолкла, делая вид, что думает. - Надо обыскать его!
        Бросившись к мертвому сакону, она принялась быстро ощупывать его поясную суму и одежду. Аоранг смотрел на нее с удивлением.
        - Что ты делаешь? Перестань! - Он отстранил девушку. - Надо его схоронить.
        - Зачем? - отмахнулась Янди. - Пустая трата времени...
        Но Аоранг, не слушая ее, подхватил тело на руки и понес его через лес.
        - Эй, куда ты его уносишь? - раздался сзади возмущенный возглас.
        - На берегу реки я нашел яму. Иди сюда, Рыкун.
        Уязвленная Янди поджала губы, проводила мохнача взглядом, что-то пробормотала себе под нос и тут же снова превратилась в перепуганную служанку.
        - Не оставляй меня здесь! Я очень боюсь!
        - Иди сюда! - послышалось из лесу. - Поможешь мне.
        Вскоре они вышли к поваленному дубу, и Аоранг принялся молча выкидывать из ямы под вывороченным пнем тюки с драгоценными тканями, отороченные мехом плащи, резные сиденья со складными ножками...
        - Что это? - с любопытством спросила Янди.
        - Верно, напавшие на вас разбойники не смогли все сразу увезти на своих челнах и часть спрятали тут.
        Янди присела рядом, разглядывая сокровища:
        - Да, я их узнаю! Это вещи из приданого Аюны!
        - Не важно, - буркнул Аоранг, заканчивая выкидывать из ямы награбленное и укладывая в нее мертвеца.
        - Притащи побольше веток, а я пойду поищу камни потяжелее.
        - Все это займет немало времени, - недовольно ответила Янди, - а между тем венды уходят! Этак мы скорее дождемся зимы и перейдем реку по льду!
        Аоранг остановился и внимательно поглядел на Янди.
        - Те, кто украл Аюну, не живут на берегу, - сказал он. - Иначе бы они остереглись нападать на земли Аратты. Ведь ясно же, что Аюну станут искать, в земли вендов будет направлено войско... Значит, разбойники направятся дальше в леса. Но пока они все еще где-то рядом. И скоро вернутся.
        - Почему ты так думаешь?
        - Если они оставили здесь столько ценного, то уж точно не потому, что бросили. Иначе они бы просто выкинули лишнее в реку, чтобы не досталось никому. А это значит лишь одно: после того как стемнеет, венды приплывут за этими шубами, золотым тканьем, утварью и прочим добром. И только потом двинутся в путь.
        - Но почему они не приплыли днем? - взмахнув ресницами, спросила Янди.
        Впрочем, ответ ей был понятен и без разъяснений мохнача. Но сам он подобными рассуждениями легко, будто невзначай, развеял ее мнение о воспитаннике Тулума как о неотесанном увальне, годном лишь для переноски тяжестей да поиска следов в лесу.
        - Наверняка с той стороны реки наблюдают за нашим берегом. Они ждут погоню, но нас заметили вряд ли. А если и заметили, то не приняли в расчет. Мало ли какие охотники сюда забредают... Мы не торчали на берегу и быстро ушли. Я уверен - нынче ночью они снова тут появятся. И это нам очень на руку.
        - Челны, - улыбаясь, кивнула Янди.
        - А сейчас поторопись. Нужно схоронить этого парня, подлечить Рыкуна и приготовить еду для нас и для него.
        * * *
        Янди придирчиво оглядывала свою длинную разрезную рубаху - разорванную, пропитанную потом и заляпанную кровью дикой свиньи. Прежде это была превосходная рубаха из тонкого льна, с изящной цветочной вышивкой по вороту. Но теперь она, увы, никуда не годилась.
        - Надо искупаться. И переодеться. Я похожа на мясника!
        - Там много одежды, выбери себе что-нибудь, - буркнул Аоранг, заканчивающий перетаскивание тюков с добычей к берегу.
        - Тебе тоже надо вымыться, - заявила девушка. - Видел бы ты себя сейчаc - вылитый волколак! Если бы Аюна тебя увидела, упала бы в обморок...
        Мохнач остановился и после недолгого раздумья кивнул:
        - Да, ты права. К тому же этот... - Он нахмурился, вспоминая убитого им человека. - Надо смыть его смерть. Всякий, кто прикасался к трупу, должен пройти очищение водой. Таков закон.
        - Да. Вот видишь!
        - В реке купаться нельзя, - задумчиво сказал Аоранг. - Если утром нас заметили с той стороны, а затем снова увидят вечером, то поймут, что мы чего-то ждем.
        - Тут неподалеку есть ручей.
        - Откуда ты знаешь?
        - Пока тебя искала, наткнулась, - объяснила Янди.
        Аоранг поглядел на нее искоса, однако ничего не сказал.
        Над лесом сгущались ранние сумерки, и времени до темноты было еще довольно много.
        - Пойдем, - согласился он.
        Как и говорила «служанка Аюны», ручей с чистой и обжигающе холодной водой и впрямь оказался неподалеку. Аоранг залез в воду, поморщился и принялся оттирать пятна крови с рук и груди.
        Янди украдкой разглядывала его из-за кустов. Охотник и впрямь был могуч. Он не был похож ни на кого из гордых арьев, ценивших превыше всего соразмерность красоты и силы. Мохнач был чересчур широк и коренаст, и ручищи его никак нельзя было назвать изящными. Ходил он прямо, но когда останавливался и задумывался, то начинал заметно сутулиться. Однако при всем этом Аоранг был преисполнен какой-то совершенно нечеловеческой силы, которая даже Янди невольно внушала почтительную робость. Что уж говорить о бедняжке Аюне!
        Лазутчица сравнила его со своими саконами. Когда-то ушедшие за нею из отчего дома три брата верно служили ей много лет. Но двое сложили головы совсем недавно, а третий... Янди недовольно тряхнула головой, не желая думать о нем. В любом случае надо их кем-то заменить. Отчего бы и не этим силачом? На несведущих он производит впечатление угрюмого простака, но оно и к лучшему...
        Между тем Аоранг вылез из ручья и, отряхнувшись, стал натягивать порты.
        - Твой черед, - окликнул он Янди, поворачиваясь к кустам.
        - Только ты не подсматривай! - строго приказала девушка, появляясь на берегу.
        - Хорошо, - кивнул мохнач.
        - Я ведь буду совсем голая!
        - Угу.
        Аоранг вновь кивнул и направился вдоль ручья - туда, где тот впадал в реку.
        - Куда ты? - встревожилась Янди. - Я боюсь одна здесь оставаться!
        - Рыкун! - крикнул воспитанник Тулума.
        Подбежавший зверь потерся о бедро хозяина и недовольно мявкнул.
        - Лежи! - велел Аоранг и повернулся к Янди. - Людей здесь нет, а звери не подойдут, пока он тут.
        Девушка прищурилась, с насмешкой поглядев на ученика жрецов:
        - Ты что, боишься меня?
        Аоранг пожал плечами:
        - Чтобы искупаться, я тебе не нужен.
        Янди хмыкнула, в один миг скинула одежду, потрогала воду пальцам ноги и, взвизгнув, бросилась в ручей.
        - Брр, как холодно!
        Она принялась плескаться, смывая с себя кровь и пот, но то и дело поглядывала на маячившую ниже по ручью широкую спину своего спутника. Тот же таращился куда-то в сторону реки и, похоже, за все время ее купания так и не повернулся.
        - Аоранг! - в конце концов не выдержала Янди. - Подойди сюда!
        - Зачем?
        - Мне очень холодно, разотри меня!
        Она выскочила из ручья, подхватила чистую красивую расшитую рубаху из приданого Аюны и подбежала к мохначу. Тот оглянулся и смерил ее равнодушным взглядом:
        - Ты уже почти обсохла. Одевайся.
        - Но я же замерзла!
        - Сейчас вовсе не холодно.
        Янди чуть не задохнулась от возмущения. Это существо, этот не совсем человек смеет пренебрегать ею?!
        - Что, интересно знать, нашла в тебе Аюна? - начала она, уперев руки в бока. - Ты черствый, как позабытая краюха! Ты не умеешь обращаться с женщинами! Полюбив тебя, Аюна обрекла себя на худший из всех возможных уделов. Она отдала тебе все, она пожертвовала судьбой державы ради тебя, а потом и собой, чтобы спасти тебя! А ты - что ты можешь дать ей взамен? Да скорее тот дуб, на котором развесили накхов, способен кого-то полюбить, чем ты!
        Аоранг молчал, глядя на разгневанную девицу.
        - Ты ненавидишь накхов? - вдруг ни с того ни с сего спросил он.
        Янди на миг осеклась, но тут же вновь возмутилась:
        - Не пытайся увильнуть...
        - Оденься и ответь мне, - прервал ее Аоранг.
        - Это еще почему я должна слушать твои приказы?
        - Скоро уже стемнеет, - не меняясь в лице, пояснил мохнач. - Я хочу знать, стоит мне ждать удара в спину или нет.
        - Удара в спину? - широко раскрыла глаза Янди. - От меня?!
        - Не так давно ты убила двух вендов, которые гнались за тобой, - вероятно, столкнула их с крутого берега. И, как мне думается, ты знала, что в этом месте обрыв и что рядом растет дерево, на котором можно быстро спрятаться.
        Янди фыркнула:
        - Глупости! Что ты такое надумал?
        - Ничего. Просто я узнал тебя. Вернее, сначала я узнал убитого мной сакона. А потом тебя. Этот сакон как две капли воды похож на того, что был на старой дороге в лесу бьяров. Ты ведь знала его?
        - О чем ты, не пойму.
        - Перестань врать, - поморщился Аоранг. - Я чувствую твою ложь, как вонь от дерьма. За все время, как мы встретились, ты и двух слов правды не сказала. Если впредь будешь говорить правду, я смогу понять, идешь ли ты дальше со мной освобождать Аюну, или мне следует оставить тебя на этом берегу реки.
        - Оставить одну в лесу...
        - В первый раз, когда я тебя увидел, ты помогала неведомым мне негодяям похитить царевича Аюра. Почему я должен верить тебе сейчас?
        Янди замолчала и стала неторопливо натягивать через голову длинную рубаху, радуясь тому, что сквозь ткань мохначу не видно ее лицо. «Надо же, он чует ложь, - быстро обдумывала она неприятную новость. - Ну ладно. Зайдем с другой стороны...»
        - Да, ты прав, Аоранг, - оправляя подол рубахи и поднимая голову, ответила она. - Там, в придорожной веже, действительно была я. Ты спрашиваешь, ненавижу ли я накхов? Да, ненавижу лютой ненавистью. И особенно одного из них - Ширама. Тогда меня наняли, чтобы я убила саарсана. Кроме меня, больше никто не осмелился взяться за этакую работу.
        - Ты убиваешь за деньги?
        - Или охраняю за деньги. Смотря за что платят. Но за смерть Ширама я была готова не брать плату.
        Аоранг задумчиво глядел, как Янди быстро переплетает влажные волосы, как закалывает косы на затылке острой граненой шпилькой. Да, теперь она не лгала. Милая красавица-плясунья, чем-то напоминающая юркую белку, исчезла. Сейчас перед ним предстала матерая хищница, готовая напасть в любой миг.
        - Что еще ты хочешь узнать? Не должна ли я была убить Аюну? Нет, ничего подобного. Я направлялась в Накхаран в ее свите под видом танцовщицы все с той же единственной целью - убить Ширама. Господь Исварха не дал мне этого сделать. Однако, если кто-то думает, что я откажусь от своей цели, пусть лучше не становится у меня на пути. А теперь ответь - будешь ли ты мне помогать? Или отправишься один на верную смерть, пытаясь спасти любимую?
        - Помогать в чем?
        - Не строй из себя глупца! Чтобы добраться до Ширама, мне нужна Аюна. Если мы все сделаем как надо, я расправлюсь с ним, а у вас с царевной появится возможность бежать и скрыться. И дальше жить вместе так, как вам вздумается.
        Она внимательно следила за лицом мохнача, надеясь, что он выдаст свои чувства, но не дождалась.
        - А если нет - давай, оставь меня в лесу! - с досадой бросила она. - Через пару дней я буду в Дваре и смогу принести жертвы Исвархе в память о твоей бессмысленной гибели.
        - Да, сейчас ты не врешь, - неспешно повторил Аоранг. - Расскажи мне, почему ты так ненавидишь саарсана? Это поможет нам скоротать время до ночи, когда приплывут челны вендов.
        Он почти ожидал, что она откажется или сплетет новую ложь. Но Янди лишь внимательно поглядела на него, а потом неожиданно покладисто сказала:
        - Хорошо. Я расскажу тебе. Отчего ж не рассказать? Но начать придется за много лет до моего рождения...
        Глава 11Свадебный дар
        Ашья, вторая дочь Равана, саара рода Хурз, почтительно склонив голову, внимала словам своего военачальника - Гауранга, саара рода Афайя. Соорудив прямо на речном берегу из песка, камешков и веток некое малое подобие лесного края, тот указывал кинжалом на одну из нескольких раскиданных среди «леса» горок.
        - Вот смотри. Это место всего в половине дневного перехода от Даны. Сейчас на этом холме собрались все старейшины лесных вендов. Они думают, что мы еще тут, - прославленный саар ткнул острием за проведенную носком сапога кривую линию, обозначавшую реку, - у Дивьих столбов. Нынче они будут держать совет, как нас прикончить...
        Ашье тут же вспомнились высокие белые останцы, похожие на окаменевших великанов. Рассказывали, что в древние времена они были свирепыми дивами, разорявшими земли накхов, пока Мать Найя не разгневалась и не бросила на них убивающий взгляд. С того дня накхи и начали учиться владеть оружием, а каменные страшилища обозначали границу подвластных им земель.
        - Ты знаешь, что большую часть войска я велел оставить на том берегу, - продолжал Гауранг. - Дана - злая река. Пусть венды думают, что мы не можем наладить переправу или что колеблемся и ждем подкрепления. Если они будут уверены, что мы далеко, то будут столь же внимательны, как боров в луже... Но слушай дальше и запоминай - это важно. На своих сходках венды обычно держат совет с духами предков, щедро наливая им и себе хмельной медовухи, - с презрением бросил саар. - В это время ты должна быть уже там. - Гауранг указал на маленький крутой холм с ямкой на вершине, обозначающей земляной вал. - Ты и девушки твоего рода должны проникнуть внутрь - и не оставить в живых никого из вождей. Затем подожги дом, в котором они собираются. Пламя над холмом послужит нам знаком.
        - Мы сделаем это, - негромко, но уверенно, как подобает дочери саара одного из двенадцати великих родов, отозвалась Ашья. - Что далее?
        - Если к тому времени вы останетесь живы, нападайте на стражу ворот.
        Девушка склонила голову.
        Слова «если вы останетесь живы» не слишком ее напугали, хотя Ашья понимала всю опасность доверенного ей дела. В стане, полном свирепых воинов, уцелеть будет весьма непросто. Но тем выше честь! И главное - в случае победы она предназначена в жены тому самому вождю, который сейчас стоит перед ней, отправляя ее в бой.
        - Ты все поняла? - спросил Гауранг.
        - Да. Забраться на холм, проникнуть на совет вождей, убить их, поджечь дом, захватить ворота.
        - Все верно.
        - Если позволено, у меня есть просьба.
        - Вот как? Ну говори.
        - Разреши, я пойду одна.
        Саар пристально поглядел на девушку.
        - Дело опасное. И от него зависит не только твоя жизнь. Все мы можем погибнуть, если венды узнают, что мы здесь, на их земле, и что нас в двадцать раз меньше.
        - Тем славнее будет победа, - гордо отозвалась Ашья.
        На миг девушке показалось, что Гауранг еле заметно улыбнулся, но его лицо было столь же непроницаемо, как всегда.
        - Что ж, иди. Да осенит тебя сила Предвечного Змея. Но помни, что я тебе сказал.
        Во мраке Ашья карабкалась по склону священного холма, то и дело останавливаясь, вслушиваясь, ощупывая перед собой землю, чтобы не нарваться на скрытую ловушку. Отец учил ее - впрочем, не одну ее, а всех ее сестер и братьев, - как устраивать западни на пути возможного нападения, так что теперь она диву давалась беспечности вендов. Впрочем, этот страшный своей неуемной яростью народ, похоже, считал, что на своей земле ему некого опасаться. Еще совсем недавно мало кто даже в самых дерзких мыслях осмелился бы подумать о нападении на вендское святилище.
        Затаиваясь и прислушиваясь, Ашья невольно вспоминала свое знакомство с будущим мужем. Когда она впервые увидела Гауранга во главе войска, у нее перехватило дыхание - так он был великолепен. Длинная коса с вплетенными белыми лентами рода Афайя свисала почти до пояса. На лбу саарсана была как живая нарисована распахнувшая пасть змея, с клыков которой, подобно слезам, стекали капли яда. Смуглое скуластое лицо повелителя накхов дышало силой и угрозой. Холодные глаза, наводившие такой ужас на врагов, показались юной накхини неотразимыми.
        А его изощренный ум! За время похода войско противника неизменно попадало в устроенные им засады, будто саар был не человеком, а коварным горным дивом. Больше всего на свете девушке хотелось отличиться перед Гаурангом, снискать его уважение... А там кто знает, - может, он станет восхищаться ею так же, как она восхищается им?
        Однажды она слышала, как забредший из земель арьев незрячий сказитель пел песни о любви, хоть и не вполне поняла, что он имеет в виду. Но втайне ей очень захотелось, чтобы было как в песне - когда мужчина глядит на женщину и не может наглядеться, будто заколдованный. Впрочем, в их доме сказителя тогда подняли на смех. Хороша семья, в которой мужу и хранителю родовых земель больше нечем заняться, кроме как любоваться одной из жен!
        Только Ашья не смеялась и не бросала объедками в бедолагу-певца. Она бы совсем не отказалась, чтобы грозный саар, оставшись сейчас там, внизу, глядел ей вслед и грезил о ней. Но девушка прекрасно сознавала, что мысли его заняты другим и о ней Гауранг вспоминает, лишь ожидая условного знака.
        Она добралась до подножия вала, остановилась и прислушалась - вроде все тихо... Вгоняя острые колышки в слежавшуюся глину, Ашья взобралась на гребень и распласталась на нем, осторожно изучая образованную валом чашу. Воинов внутри и впрямь было много. Одни сидели у костров, о чем-то оживленно разговаривая, другие толклись у длинных, чуть заметных в темноте, врытых в землю домов с поросшими густой травой крышами. Третьи оглашали храпом ночное беззвездное небо. Ашья скользнула вниз и едва не наступила прямо на голову одного из стражей. Тот вскочил, заспанно озираясь; увидел перед собой девушку и выпалил:
        - Ты кто?
        - Я - твой сон, - проворковала накхини, сдергивая с талии поясок, украшенный множеством замысловатых узелков.
        Темное полотнище, служившее ей покрывалом, распахнулось, явив взгляду венда белеющую в темноте высокую девичью грудь.
        - Ух! - невнятно выдохнул тот и протянул к Ашье руки.
        Та сделала шаг навстречу. Остававшийся в ее руке поясок взвился нападающей змеей, обвил горло воина. Затем она поймала второй конец пояска и резко развернулась, вскидывая врага себе на спину. Это было непросто - тот был вдвое тяжелее и в последние свои мгновения хрипел и бился, стараясь освободиться от удавки. Стиснув зубы, Ашья считала: «Раз, два, три...» - и это время казалось ей бесконечным. И когда наконец мертвое тело венда обмякло, она прислонилась к валу, чтобы отдышаться. Перед глазами у нее плыли багровые круги, но сердце радостно колотилось. У нее получилось! Хорошо бы еще обрезать венду бороду, чтобы похвалиться ею в лагере. Но времени нет, впереди еще много дел... Ну ничего. Если - а точнее, когда - она справится, никто уже не будет считать, скольких недругов она сразила.
        Ашья сдернула с плеч мертвеца длинный грубый плащ, накрылась им с головой и направилась к одному из длинных домов. Она приметила его, еще лежа на валу. Именно туда от костров отроки постоянно носили огромные деревянные блюда - то с жареными косулями, то с птицей. Время от времени белоголовые юнцы тащили в ту сторону бурдюки, благоухающие хмельным медом.
        Стараясь не привлекать внимания, Ашья прокралась к тропинке, по которой таскали снедь, и притаилась там. Ждать пришлось недолго. Правда, она надеялась, что появится всего один малец, несущий бурдюк или зажаренную рыбину. Но прислужников оказалось двое. Затаившаяся в густой траве накхини осталась не замеченной подростками, несущими подрумяненного на вертеле кабанчика. Когда те поравнялись с ней, она выставила ногу так, что второй мальчишка рухнул наземь. Ашья мгновенно оказалась сверху, и длинная острая шпилька, упрятанная в ее волосах, вонзилась ему в ямку под затылком. Подросток умер, не издав ни звука. Второй отрок, все еще полагая, что его приятель оступился, повернул голову - и тут же длинное граненое острие уперлось ему в гортань.
        - Тихо!
        Ашья знала по-вендски пару десятков слов, да и те кое-как, но отрок явно ее хорошо понял. Мальчишка лет двенадцати глядел на нее широко распахнутыми голубыми глазами, застыв от ужаса.
        - Идти вперед! Молчать! Ты говорить - я убивать, - свирепой скороговоркой пробормотала она. - Ты молчать - ты жить.
        Мальчик все глядел, не смея отвести взор. Он как будто понимал, кто перед ним, но глаза его отказывались верить очевидному. Возникшая прямо из тьмы смуглая чужачка c блестящими глазами казалась ожившим ночным кошмаром. Откуда здесь, на пороге общинного дома, одна из вражьего змеиного племени?!
        - Идти! - вновь прошипела Ашья.
        Мальчишка схватился за ручки деревянного подноса и, ощущая спиной колючий взгляд страшной гостьи, пошел вперед.
        В большом доме вокруг длинного стола восседало полторы дюжины богато разодетых бородачей. Они горланили и спорили, перекрикивая друг друга, размахивая руками, хохотали и запивали съеденное и сказанное хмельным медом. Ашья прислушалась, стараясь уловить в их речах знакомые слова. Поняла она не много. Однако слова «рубить», «голова» и «кол» разобрала вполне четко.
        Сидевшие за столом накинулись на жареного кабанчика так, будто перед этим не ели несколько дней. Ашья, которая в походе ела от случая к случаю, не сходя с седла, при виде их трапезы ощутила приступ голода и жгучей ненависти. На отроков, которые притащили блюдо, старейшины вендов даже и не взглянули.
        - Уйдем, пока они едят, - потянув ее за рукав, вдруг прошептал вендский юнец. - Заметят - убьют! Пошли, я тебя выведу...
        Ашью несказанно удивило желание отрока спасти ее. Сама она на его месте улучила бы подходящий миг и подняла такой шум, что и мертвые бы поднялись из могил. Неужели голубоглазый так боится смерти? Но нет - тогда бы не болтал...
        - Молчать! - цыкнула она и оттолкнула его в сторону.
        «Если сейчас бросится наутек или завопит, придется как-то его убить», - подумала накхини. Но впрочем, ей сейчас совсем не до него. Она подхватила со стола глиняный кувшин с пивом и принялась разливать его по деревянным чарам. При этом, обходя стол, она словно невзначай касалась бронзовым перстнем шеи каждого из пирующих старейшин. Разгоряченные выпитым, те не слишком обращали внимание на легкое касание. Кое-кто хлопал себя по шее, словно пытаясь прибить комара.
        Ашья оглянулась. Мальчишка переминался у двери, словно ожидая ее. Впрочем, почему «словно»? Он следил за каждым ее движением не отрывая глаз. Кажется, он ожидал от нее новых приказов... «Экий чудной отрок!» - подумала она.
        Впрочем, если по неведомой причине он на ее стороне - тем лучше. Потом будет время разузнать. А если доведется здесь полечь, это будет уже не важно.
        Ашья неторопливо обошла стол с кувшином пива, не позабыв никого, а затем, подойдя к нежданному союзнику, тихо приказала:
        - Ворота идти, громко кричать. Понимать?
        Мальчишка кивнул и скрылся за дверью.
        Ну, теперь - все. Ашья чуть выждала и тоже выскочила из длинного дома. Спрятавшись за углом, она начала всматриваться и вслушиваться. Если отрок решит открыть ее присутствие своим сородичам, очень скоро они гурьбой бросятся сюда. Тогда она сможет тихо обойти их, пока они будут рыскать тут в ее поисках. А если нет...
        Ашья поглядела на свой перстень и слегка повернула его головку. Полое заточенное жало скрылось под бронзовой пластиной. Со стороны никто бы не догадался сейчас, что в пустотелой головке перстня хранится смертоносный яд, получаемый сестрами Найи из обычных мокриц. Ашья знала, что к тому мигу, как мальчишка добежит до ворот крепости, с вождями вендов будет покончено. Они будут еще живы, но не смогут уже ни двигаться, ни говорить. Поцелуй Найи не знает пощады.
        Она выждала еще немного времени. У костров шумели ни о чем не подозревающие воины. Никто, кажется, и думать не думал бежать сюда и спасать своих вождей. Наконец с дальнего края священной крепости послышался звонкий мальчишеский крик.
        «Отец-Змей ко мне благосклонен», - порадовалась Ашья, слушая, как переполошенные вояки хватаются за оружие и бросаются скопом в сторону ворот. Потом она спокойно вернулась в длинный дом и, не глядя на завалившихся на стол, на пол или друг на друга отравленных старейшин, подошла к очагу. Выгребла тлеющие угли в глиняный горшок, а затем щедро рассыпала их по устилавшей пол соломе. В воздух тут же потянулись белые струйки дыма.
        - Эй, ты что творишь? - невнятно раздалось из-под стола.
        Должно быть, кто-то из вождей, решивший прикорнуть во время пиршества, проснулся от запаха дыма. Сейчас он на карачках вылезал из своего убежища, толкая перед собой увесистый топор.
        Ашья в одно движение оказалась рядом. Едва голова бородача появилась из-под столешницы, с размаху опустила ему на макушку горшок. Русые космы венда тут же окрасились кровью, и он, оглушенный, рухнул на пол.
        Языки пламени, быстро пожрав затоптанную солому, уже облизывали одежду застывших в оцепенении вождей. Воздух помутнел от удушливого дыма. Пора! Задержав дыхание, Ашья выскочила из дома. Позади нее, треща, быстро разгорался пожар. Едва она успела отбежать, как позади нее язык хищного пламени пробился сквозь крышу и взвился к небу.
        Ашья видела, как на валах появляются черные пятна - накхи - и множество легких отравленных стрел несется в сбившуюся у ворот толпу. Кто-то в тщетной надежде спастись выскакивал, распахнув ворота, и бежал наружу, но там, едва заметные в сумерках, их ждали воины Гауранга - и сам он со своей непревзойденной лунной косой.
        Ашья вдруг вспомнила про мальчишку. «Он где-то у ворот. Надеюсь, его не затоптали...»
        Рассвет Ашья встретила уже внизу. Глубокая ссадина на щеке кровила - кто-то из вендов метнул копье. Не успей она отклониться, оно пришло бы точно между глаз! Шрам теперь останется наверняка... Ашья и сама потеряла счет врагам, убитым ею в суматохе ночной схватки. Но странного отрока так больше и не видела - ни в гуще боя, ни среди убитых. Впрочем, что и говорить, времени рассматривать мертвецов не было.
        Гауранг, заметив ее, поворотил коня и, расталкивая соратников, направился к ней. Сердце Ашьи затрепетало. Она представила, как сейчас он спрыгнет на землю, заключит ее в объятия и при всех назовет своей женой.
        Но саар не спрыгнул наземь. Поравнявшись с юной воительницей, он наклонился в седле и положил ей руку на плечо:
        - Ты славно сражалась, Ашья. Твой отец может гордиться тобой. Он и впрямь хорошо обучил тебя.
        - Все для тебя, мой повелитель! - пылко отозвалась девушка, потянувшись к нареченному.
        Но ее порыв остался без ответа.
        - Ну да. - Гауранг кивнул, будто только сейчас припомнив об уже сговоренной свадьбе. - Мы совершим обряд, когда вернемся в Накхаран. А сейчас... - Он указал в сторону пары дюжин крепко связанных вендов, хмуро глядящих на захватчиков. - Я дарую тебе честь - можешь взять себе из полона любых трех рабов. Я позволяю тебе отобрать их даже вперед меня.
        Слушавшие победоносного вождя накхи громко зашептались, выражая свое восхищение щедрой наградой. Но Ашье отчего-то захотелось плакать. Рана, до того не тревожившая ее, вдруг заныла. Она утерла кровь со щеки и незаметно смахнула позорную слезинку. Ей вспомнились лица оцепеневших вождей, обреченно глядящих на пожирающий солому огонь. Вспомнился мальчишка, которого она прикончила, чтобы завладеть блюдом с дичью. И тот странный отрок...
        Она добыла великую славу и поднесла ее Гаурангу как свадебный дар. Не такой награды она ожидала! И к чему ей эти рабы?
        Но отказаться сейчас означало бросить вызов будущему мужу. А добрая жена никогда не позволит себе пререкаться с супругом, и уж тем более при его воинах. Поэтому Ашья ничего не сказала. Она лишь склонила голову и направилась к толпе пленников. Те смотрели на нее со смешанным чувством злобы и любопытства. Она же вглядывалась в их бородатые лица, полускрытые длинными взлохмаченными волосами. Широченные плечи и мускулистые руки каждого из них были опутаны кожаными ремнями таким образом, что, пожелай пленники дернуться, удавка на шее тут же начала бы затягиваться. Саконы хорошо платят за таких рабов - им всегда нужны крепкие руки на железных рудниках.
        Накхини прошла мимо них, остро пахнущих потом, дымом и кровью, и вдруг в самом конце заметила нескольких мальчишек, стоящих в стороне от прочих. Ее голубоглазый знакомец был среди них!
        Ашья, обрадовавшись непонятно чему, ткнула в него пальцем:
        - Вот этот!
        - Этот? - с недоумением переспросил Гауранг. - Мальчишку, если хочешь, бери просто так. Но зачем он тебе? Возьми лучше кого-нибудь из зрелых мужей. За каждого из них ты сможешь получить у саконов немало славного острого железа!
        - Но этот мальчишка помог мне там, наверху. Он не враг!
        Ашья повернулась к будущему мужу. Видя их спор, отрок начал что-то оживленно говорить.
        - Толмача сюда! - приказал саар.
        Старый, давно живущий среди накхов венд подошел к толпе бывших соплеменников.
        - Что говорит мальчишка?
        Толмач выслушал отрока и поклонился вождю:
        - Парнишка утверждает, что он не из вендов.
        - Он говорит правду?
        - Мне не нужно даже выслушивать его, чтобы понять это...
        Старый венд указал на причудливые узоры, покрывавшие грудь, плечи и руки юнца. Ашья и впрямь таких никогда прежде не видела. Солнечные колеса вращались в полете, пытаясь укатиться от косых стрел дождя; извилистые синие линии змеились по смуглой коже, расходясь и сходясь, так что у девушки начало рябить в глазах.
        - Его зовут Вайда, но это не настоящее его имя, а прозвище, данное вендами. Он с южного берега Даны, из народа Великой Матери, - объяснил толмач. - Его отдали вендам в заложники, в знак того, что народ Великой Матери не будет злоумышлять против них.
        Гауранг рассмеялся:
        - Что ж, не больно-то им это помогло. Ашья, забирай их всех! Когда ты взойдешь на мое ложе, я подарю тебе плащ из куньих шкур. Разрисованные мальчишки потом будут носить его за тобой. Я слышал, в роду Великой Матери правят женщины, так что на большее эти мальцы и не годятся...
        Глава 12Переправа
        - Грустная повесть, - тихо произнес Аоранг, когда Янди закончила свой рассказ. - Но для чего ты рассказала мне ее?
        Солнце давно зашло, река была затянута зыбким холодным туманом. Дальний берег Даны был уже совершенно невидим, да и на ближнем все вокруг тонуло в непроглядной тьме.
        - Твой отец был на том холме?
        - Не отец, - усмехнулась Янди. - Мать.
        - Мать? - удивился Аоранг. - Ты не говорила, что на священном холме вендов погибли женщины...
        - Тише! Кажется, они плывут!
        Аоранг прислушался - со стороны реки в самом деле доносился еле слышный плеск. Он вгляделся в темноту:
        - Их там всего двое.
        Янди с завистью поглядела на мохнача. Конечно, ее тоже с детства учили видеть ночью, но разглядеть на таком расстоянии людей в лодке-однодревке... Сама она едва угадывала нечто движущееся по реке.
        - Двое - это хорошо, - прошептала она.
        - Одного я беру на себя, - так же негромко ответил ей Аоранг. - А второго...
        - Не беспокойся. Второй - моя забота.
        - Только не убивай его.
        - Хорошо.
        - Пообещай мне!
        - Обещаю, - хмыкнула девушка.
        Воспитанник Тулума облегченно вздохнул и кивнул Рыкуну:
        - Малыш, за мной...
        Когда лодка причалила к берегу, все было тихо, лишь кваканье лягушек оглашало ночь. Аоранг внимательно следил, как приплывшие воины, остановившись неподалеку от берега, вслушиваются, оглядываются и лишь потом, убедившись, что опасности нет, причаливают и вытаскивают челн на песчаную отмель. Аоранг не слышал, о чем они говорили, но вот один из них кивнул и полез наверх по склону. Губы мохнача тронула довольная улыбка. Он не был воином, однако охотиться ему приходилось часто. И этот зверь был не лучше других. И уж конечно, не мог обойти подготовленную наживку.
        Венд поднялся на высокий берег, скользнул по едва заметной тропке и ошалело уставился на принесенные к берегу сокровища из ямы под корнями. Не веря своим глазам, он сделал шаг вперед, и тут же поверх седел и тюков с дорогими тканями возникла морда Рыкуна. Саблезубец привстал на передние лапы, оскалился и раскатисто зарычал, как будто сообщая всему лесу, что еще не ужинал. Венд резко отпрянул, раскрыв рот для крика. Но появившиеся из кустов руки схватили его за лодыжки, дернули, и тут же Аоранг опустил тяжеленный кулак на затылок венда. На этот раз он бил куда осторожнее, но воину хватило. «Не скоро очухается», - отметил воспитанник Тулума.
        Едва закончив с воином, он окликнул саблезубца и бросился на помощь Янди. Однако, еще спускаясь к воде, понял, что его помощь не нужна. Второй венд лежал, уткнувшись лицом в песок, широко раскинув руки и вывернув ладони наружу. Янди стояла над ним, с любопытством разглядывая отобранный у врага кинжал.
        - Ты же обещала!
        - Что ты кричишь? Он просто лежит.
        Аоранг подошел, с подозрением глядя на пленника:
        - Но так же неудобно лежать.
        - И вставать неудобно. Если бы попробовал - мне бы пришлось пустить ему кровь.
        - Но как...
        - Послушай, мы попусту теряем время. Эй, ты! - Она ткнула ногой своего пленника и заговорила на вендском наречии. Тот что-то ответил, поднялся, отряхнулся и, угрюмо озираясь, поплелся к челну.
        - Что ты ему сказала?
        - Попросила его довезти нас до того берега, только и всего!
        - А он?
        Янди чуть помедлила с ответом.
        - Он согласился.
        Дорога в плавнях оказалась долгой. Пожалуй, без проводника здесь можно было плутать до утра, а потом, если Исварха явит свою милость, ни с чем вернуться восвояси. Но всякий раз пленный венд указывал, куда следует грести. Непонятно, что страшило его больше - широкоплечий мохнач, красавица с кинжалом или саблезубый зверь, лежащий на дне челна.
        Впрочем, Рыкун вряд ли мог сейчас кого-то испугать. С самого начала пути, ощутив под собой зыбкое днище, он принялся ерзать и жалобно мяукать. Когда они оказались в полных шорохов плавнях, зверь и вовсе попытался выпрыгнуть и вернуться на надежный берег. К глубокому потрясению Рыкуна, земли под ним не оказалось, и он по горло погрузился в жидкую грязь. Аоранг, ругаясь, схватил юного саблезубца за шкирку и помог ему забраться обратно. У неповоротливой и тяжелой однодревки было одно важное преимущество - перевернуть ее было почти невозможно.
        Едва они выбрались из камышей на быстрину, как сильное течение немедленно подхватило челн и повлекло, словно щепку в половодье. Если бы мохнач не принялся грести изо всех сил, их снесло бы далеко вниз по реке. Рыкун уже не пытался выпрыгивать - он распластался на дне, прижав уши, уткнувшись носом в ногу Аоранга, и только тихо подвывал от ужаса.
        Когда наконец они оказались на противоположном берегу и вытащили из воды переднюю часть челна, Янди вновь о чем-то спросила пленника и, переговорив с ним, повернулась к Аорангу:
        - Его сородичи направлялись к священному холму, о котором я тебе рассказывала, чтобы принести там жертвы богам в благодарность за успешный набег. Аюна цела и невредима. Ее тащат вглубь страны - это приказ большого вождя. А вот ее служанок могут прикончить в святилище.
        - Они что же, приносят в жертву людей?
        - Пленников, - насмешливо поправила Янди. - Пленники для них не люди. Кстати, - она заговорила громче и ткнула пальцем в стоявшего около лодки венда, - что ты теперь намерен делать с ним?
        - Можно связать. Ну или оглушить, как того, - предложил Аоранг.
        - Этак можно и убить! - хмыкнула Янди и, бросив быстрый взгляд на пленника, высунула язык, склонила голову набок и захрипела.
        Венд, который внимательно прислушивался к их беседе, не дожидаясь окончательного решения своей участи, опрометью кинулся к ближайшим зарослям. И тут же рухнул наземь - меж его лопаток торчал метательный нож.
        Аоранг подскочил к бородачу, перевернул его:
        - Он мертв! Ты его убила!
        - Ну да.
        Девушка подошла, выдернула оружие из раны и принялась бережно обтирать о рубаху жертвы.
        - Ты что, не видел - он пытался сбежать. Хвала Солнцу, я успела остановить его!
        Жестокая выходка Янди привела Аоранга в бешенство.
        - Но можно было кинуть в ногу!
        - А он бы заорал. Сюда бы прибежали другие венды...
        - Но здесь же нет других! Ты сама только что сказала - они ушли к священному холму!
        - Подумай сам, - увещевала его Янди. - Сокровищ было много - двое вендов явно не утащили бы все. Значит, скоро должны подойти другие. Даже если бы ты оглушил и связал того парня, вероятно, его бы нашли, и он непременно рассказал бы, что мы тут и идем по следу!
        - Ты же обещала не убивать!
        - А что мне оставалось делать? Я, как и ты, хочу поскорее найти и выручить Аюну. Не препятствуй мне в этом! - Янди ласково улыбнулась закипающему мохначу. - Мы заодно! Давай оставим глупые споры. Помоги мне сбросить его тело в реку. Да побыстрее - нам следует поспешить.
        «Ну уж нет!» - подумал мохнач, скрещивая руки на груди.
        Святейший Тулум с детства учил его подмечать и подавлять в себе предвестники ярости. Поначалу Аорангу было очень трудно. Но Тулум терпеливо внушал ему: «Что может быть недостойнее, чем дать волю гневу! Ярость превращает человека в зверя, она лишает разума так же, как и страх. Ты - создание Исвархи, твоя душа - его искра. Ты должен стараться быть выше страха и ярости...»
        Но эта Янди! Он не находил слов, чтобы назвать ее так, как она того заслуживала.
        Когда она пыталась соблазнять его у ручья, ему легко было оставаться равнодушным, хотя зеленоглазая вендка была очень красива. С тех пор как в сердце мохнача вошла Аюна, другие женщины его не занимали. А главное, он ясно видел, что Янди не то что вожделения, но даже и приязни к нему не питает. Он для нее не более чем орудие, которое выкинут, когда в нем отпадет нужда. Как, вероятно, и прочие люди. Янди лгала с легкостью и удовольствием и убивала по необходимости, через миг о том начисто забывая.
        «Господь Исварха, дарующий нам искры наших жизней, как ты допустил, чтобы твое чистое пламя было осквернено в темной душе этой женщины!»
        - Чего ты ждешь? - нетерпеливо повторила Янди. - Тут опасно!
        - Я не пойду с тобой, - сказал Аоранг, глядя на нее с отвращением. - Откуда мне знать, что ты выкинешь в следующий миг? Кого пожелаешь убить?
        - Вот как? - Янди неподдельно удивилась. - И что же, ты пойдешь один?
        - С Рыкуном.
        Девушка язвительно расхохоталась:
        - Ты пойдешь с котенком, не умеющим даже прокормить себя, чтобы в одиночку сразиться с войском вендов? Тебя убьют и натянут кожу на бубен! А из шкуры твоего любимца какая-нибудь вендка сошьет плащ своему мужчине... Но это твое дело! А вот о том, что из-за твоей нелепой жалости к врагам царевна станет игрушкой дикого головореза, ты будешь думать до конца жизни - пока венды будут отпиливать твою глупую голову!
        - Ступай куда хочешь, Янди, - устало ответил Аоранг. - Идти с тобой - все равно что размахивать гадюкой, отгоняя врагов.
        Янди скрипнула зубами, подавляя нарастающую злость.
        - Похоже, святейший Тулум впустую тратил время, обучая родича мамонтов! Перед тобой ясный выбор - убивать врагов и быстро достигнуть цели или жевать солому, подобно волам, и не достичь ничего.
        - Я пойду сам, - упрямо повторил Аоранг. - Я не хочу идти с тобой.
        Янди смотрела на него, стараясь успокоить дыхание. Святое Солнце, как же ее бесил этот здоровяк! Почему мохнач так стремится умереть? Или он не понимает, что она может убить его в любое мгновение, - а после того, что он ей тут наговорил, это самое разумное. Он ведь не глуп - так почему он стоит, опустив руки, спокойно смотрит ей в лицо и не боится?
        - Ну и уходи! - бросила она. - Встретимся в ледяном аду Храваша.
        Аоранг хотел отвернуться, чтобы всем своим видом показать, что не желает больше ни разговаривать с ней, ни видеть ее. Но, вспомнив, как быстро и метко она бросила нож, решил не искушать судьбу. Однако Янди просто скользнула в заросли прибрежных кустов и будто растаяла в предрассветном сумраке. По вздрагивающим то тут, то там листикам мохнач догадался, куда она движется. Для того, кто не знал, куда смотреть, заметить эту двуногую хищницу было почти невозможно.
        «В одном она права, - подумал Аоранг, - отсюда надо поскорее убираться. Наверняка те, кто стережет берег, скоро будут здесь. Мы управились быстрее, чем венды. Однако намного ли?»
        Он поудобнее перехватил охотничье копье.
        - Идем, Рыкун?
        Если догнать вендов, уходящих вглубь своих лесов, то можно, подобно саблезубцу, красться следом за добычей. На хвосте глаз нет. Наверняка, отойдя от пограничной реки, венды станут беспечнее. Теперь-то что - они у себя дома! Главное - выбрать миг...
        Аоранг словно въявь увидел: вот усталые после дневного перехода венды собираются у костра на отдых. Оставленные рядом с Аюной стражи садятся меж сородичей... И тут самое время появиться ему, перерезать путы, которыми она привязана к дереву. Аюна хочет вскрикнуть от радости, но он закрывает ей ладонью рот и бесшумно уносит в лесную тьму. А на месте пленницы остается лежать Рыкун. Тот-то будет смеху, когда венды, придя за царевной, увидят, что она обратилась в невиданного зверя!
        Аоранг представил, как похитители оторопело глядят на свирепую клыкастую морду, как его любимец вскакивает и оглашает ночь рычанием, и тихо засмеялся. Злость на Янди прошла, сменившись спокойной уверенностью. Да, именно так он и поступит.
        Рыкун подбежал на зов, и Аоранг ласково принялся чесать его за ухом.
        - Сейчас уйдем отсюда подальше, дружок. И тогда поищем дичь, чтобы поесть...
        В этот миг откуда-то со стороны леса, темнеющего над косогором, послышался резкий окрик на незнакомом языке. Из-за деревьев показались трое верховых. Они явно уже какое-то время назад заметили чужака и теперь устремились ему наперехват.
        «Уйду в кусты, там им верхом не продраться, - подумал Аоранг, кидаясь вдоль берега, - а пешком мы с ними еще потягаемся...»
        Он не успел совершить задуманное. Едва он протиснулся в ближайшие заросли по звериной тропке, за спиной послышался короткий сухой щелчок. Вверх взмыло притянутое к земле молодое дерево, и вместе с ним Рыкун с пронзительным визгом взлетел в небо, пойманный за заднюю лапу.
        - Погоди, я сейчас!
        Позабыв обо всем, Аоранг бросился к перепуганному саблезубцу, выхватывая из ножен охотничий нож.
        - Сейчас освобожу тебя!
        Но не тут-то было - над головой мохнача быстрой тенью мелькнула веревка с петлей. Затем рывок - должно быть, венд резко повернул коня. Аоранг рухнул на спину и увидел поблизости всадников, поднимающих копья для броска. Он попытался вскочить на ноги, но петля не давала ему этого сделать. Воспитанник Тулума почувствовал, как конь тащит его за собой по земле, через корни и кочки. Он напрягся, чтобы освободиться, но конь продолжал тянуть.
        Всадники с копьями оказались с обеих сторон, что-то насмешливо выкрикивая. Тот, кто пленил его, - должно быть, старший - обернулся и отдал приказ. Один из всадников поднял копье, целясь в раскачивающегося на веревке Рыкуна, который вопил и размахивал в воздухе тремя когтистыми лапами.
        Но тут глаза венда странно выпучились, он упал ничком и обвис в седле. В тот же миг, широко раскинув руки, упал с коня и его соратник. Петля ослабла, Аоранг скинул ее с себя и вскочил на ноги. Третий всадник остановился, начал разворачиваться, и тут в седле за его спиной возникла Янди. Аоранг не успел заметить, откуда она появилась. Вокруг шеи венда в один миг обвилась веревка с узлами, а Янди слетела с коня и повисла, затягивая удавку.
        - Прости, не хотела тебя тревожить, - ехидно сказала она потом, мигом сматывая узловатую веревку и пряча ее под широкий, расшитый узорами пояс. - Возможно, эти всадники тебя совсем не обеспокоили. Но твой драный кот своим визгом переполошит округу. И сюда сбегутся все окрестные венды...
        Аоранг молча снес насмешки, спеша освободить Рыкуна из петли. Он перерезал веревку, и саблезубец свалился почти ему на голову.
        - Погоди ты, - бормотал мохнач, отбиваясь от любимца, который пытался вцепиться в него всеми когтями и облегченно повиснуть на хозяине. - Дай посмотреть, что с лапой!
        Он понимал, что лапа может быть сильно повреждена таким рывком, и про себя молился Исвархе, чтобы не порвались сухожилия. На первый взгляд они были целы, хотя зверь при попытке хозяина ощупать лапу взвизгнул и отдернул ее.
        - Я заберу двух коней, - раздался сверху голос Янди.
        Аоранг поднял голову и увидел лазутчицу на коне.
        - Для меня и для Аюны, - пояснила она. - Третьего, если хочешь, можешь взять себе. Только все же сделай мне одолжение - избавься от тел.
        Она потянула за повод коня, собираясь удалиться. Аоранг глядел на девушку со смешанным чувством ужаса и недоумения.
        - Постой! - крикнул он. - Ответь мне на один вопрос.
        - Ну что еще? - развернулась она.
        - Ведь ты же вендка - как ты можешь убивать сородичей? Даже зверь не охотится на своих!
        Он представил удавку, которой Янди одним движением прикончила недавнего хозяина своего коня, и невольно вздрогнул. Ему вновь вспомнилась бьярская путевая вежа, изрыгающий проклятия Ширам с рассеченной скулой и точно такой же веревкой в руках... А что, если там, во дворце, в покоях Ардвана, тоже были не накхи?!
        - Это все, что ты хотел спросить? - Уголки губ Янди насмешливо изогнулись. - Может, для начала поблагодаришь меня за спасение?
        - Да, ты спасла меня, - нехотя кивнул мохнач. - Теперь когда-нибудь я спасу тебя.
        - И на том спасибо... Но почему ты решил, что я вендка?
        - А разве нет? - удивился Аоранг. - Ты говоришь на их языке и выглядишь как они. К тому же ты рассказывала о священном холме, где погибла твоя мать...
        Янди рассмеялась полным яда смешком:
        - Моя мать в самом деле погибла, но вовсе не там. Ее звали Ашья, дочь Равана. Вскоре после того похода она стала женой Гауранга, саара рода Афайя.
        - Ты что, накхини? - недоверчиво проговорил Аоранг, осмыслив ее слова. Он впился в нее взглядом. Никто и никогда не принял бы Янди за накхскую женщину. Но мохнач с юных лет чуял ложь и сейчас видел, что зеленоглазая девушка не пытается его обмануть. - Как такое может быть? Что же - если твоя мать была женой Гауранга, выходит, Ширам твой брат?
        - Я все расскажу тебе, - пообещала она. - Потом, когда будет время.
        «Накхини! - повторил про себя Аоранг. - Вот в чем разгадка...»
        Это в самом деле многое объясняло, в том числе и отвратительную воспитаннику жрецов бездумную легкость, с которой Янди убивала направо и налево. Теперь он понимал: это всего лишь накхское воспитание. Что с нее взять? Ее печально известного отца неспроста прозвали Ратханским Душегубом. А Ширам, в котором воплотилась вся злоба племени накхов...
        «Но чем лучше другие племена? - вдруг подумалось Аорангу. - Венды захватили царевну, убили ее свиту и насмерть замучили пленников. Мохначи, мои родичи, - разве не сам я рассказывал Аюне, что в их языке нет слова «доброта»? Это все, должно быть, потому, что они дикари, которых не озарил свет Исвархи...»
        Но тут воспитаннику Тулума вспомнился ясноликий Киран, который удивительным образом врал, не говоря ни слова лжи, и сеял повсюду зло, твердя о благе. Никакой самый свирепый дикарь не смог бы нанести столько вреда государевой семье и всей Аратте, сколько этот умный благородный арий. Аоранг ощутил, что запутался окончательно.
        «Я решил, что Янди чудовище. Осудил и прогнал ее. А она вернулась - и спасла нам с Рыкуном жизнь!»
        Он беспомощно взглянул на лазутчицу. Та сидела в седле и терпеливо ждала его ответа.
        - Поехали вместе, Аоранг! - дружелюбно сказала она, увидев, как он смотрит на нее. - Мы можем пригодиться друг другу. Вдвоем нам будет куда проще освободить Аюну!
        Янди говорила, пытаясь по выражению лица Аоранга угадать, о чем он думает. Слышит ли ее слова? Имеют ли они для него значение? Он был самым странным из всех мужчин, каких она встречала в своей жизни. С того вечера, как они встретились у дерева на краю обрыва, Янди уже несколько раз полностью поменяла мнение о нем. Конечно, она могла прикончить Аоранга в любой миг, это было проще всего. Но ей не хотелось. Почему - она и сама себе пока ответить не могла.
        - Обещаю никого не убивать без крайней нужды, если тебя это волнует, - добавила она, чтобы успокоить его. - Только все же, будь добр, сбрось мертвых в реку. Я бы отнесла сама, но мне их не поднять. Если же их волочь по земле, венды сразу догадаются, что тут произошло. Пока ты их носишь, я замету следы. А что до отпечатков копыт - поди узнай, кто ускакал...
        Глава 13 Любовь Ашьи. Окончание
        Убедившись, что погони нет, Аоранг и Янди пустили коней шагом, чтобы дать им передышку. Да и трусивший рядом саблезубец тоже нуждался в отдыхе. Прихрамывая, он то забегал вперед, то устало плюхался прямо перед лошадьми. Впервые увидев рядом устрашающего зверя, кони было шарахнулись, но, к удивлению Янди, мохнач как-то очень быстро договорился с ними. Именно договорился - иного слова она и подобрать не могла. После этого ее пренебрежительное отношение к спутнику окончательно сменилось живым интересом.
        Сейчас они продвигались не спеша. Обряженный в шерстяной вендский плащ, Аоранг, с его копной русых волос до плеч и отрастающей бородкой, издали мог показаться одним из местных жителей, путешествующим по своим делам вместе с женой.
        - Ты обещала рассказать мне... - начал мохнач.
        - Кто я такая и откуда тут взялась? - продолжила его слова Янди. - Ты это хотел узнать?
        - Пожалуй, да.
        - Я уже говорила тебе. После того как моя мать в одиночку смогла овладеть священным холмом вендов, Гауранг взял ее в жены, о чем она так мечтала. Но это замужество не дало ей счастья. Гауранг выделил ей одну из своих башен... Ты никогда прежде не видел накхских башен?
        - Нет, не доводилось.
        - Это каменный перст, обращенный в небо. Он торчит на какой-нибудь неприступной скале над бурным потоком. Захватить его почти невозможно. Но и жить там - сплошное мучение... Однако я там родилась и жила.
        * * *
        В тот день Ашья надела лучший из своих нарядов, подаренных ей мужем, - темно-алый, расшитый золотом. На груди навстречу друг другу летели вышитые соколы - добрые вестники, по широким рукавам и подолу вились виноградные лозы, означавшие бесконечное продолжение рода. Примчавшийся в башню гонец сообщил, что доблестный саар прибудет через три дня. Все эти дни его супруга готовилась к празднику. Охотники забили все ледники дичью. Рабы доставили в башню три воза свежего сена, чтобы устелить им полы и набить тюфяки для воинов, которые прибудут с Гаурангом. Конечно же, супруг оценит ее старания - не может не оценить! Ведь Ашья так рада его приезду.
        Уже три года он вот так же присылал гонца, затем приезжал сам. Одаривал ее с ног до головы, украшая ее браслетами, гривнами, серьгами и кольцами, раскладывая перед ней меха и дорогие ткани из своей военной добычи. А затем брал за руку и, не говоря ни слова, вел в опочивальню. Она повиновалась воле мужа. Тот раздевал ее, валил на ложе и овладевал ею с тем же яростным пылом, с каким врывался во вражескую крепость. Но до нее самой, до ее чувств ему, похоже, не больше дела, чем до чувств защитников той самой крепости.
        На следующую ночь все повторялось. Едва рассветало, Ашья молча сидела над спящим мужем и смотрела на него, не сводя глаз. Тот лежал в постели - широкоплечий, могучий, прекрасный гордой мужской красотой и... такой далекий. Словно по-прежнему был где-то там, в чужой земле, готовясь к новым походам.
        Но на этот раз она все же скажет ему, объяснит, как любит. Ведь даже этот шрам через полщеки, по сути, знак ее любви к нему.
        Сейчас она стояла в распахнутых воротах и ждала, когда у моста появятся всадники.
        И вот они появились из-за нависающей над дорогой скалы. Вывернули, не сбавляя рыси, и помчались к ней. Всякому было известно, как опасна такая езда. Но ее Гауранг не боится ничего. И конь послушен ему, как послушна собственная тень.
        У въезда во двор башни Гауранг спешился. Как велел обычай, прежде чем войти, он склонил голову перед женой:
        - Приветствую тебя, Ашья. Все ли хорошо в наших землях?
        - Да, мой муж и повелитель. Я преданно хранила их. Вступи же под свой кров!
        Гауранг сделал сопровождающим его воинам знак. Те быстро начали снимать с коней переметные сумы и притороченные тюки.
        - Это все тебе, - махнул рукой саар рода Афайя. - Но потом глянешь. Иди за мной...
        У Ашьи заколотилось сердце. Он скучал по ней! Он, так же как она сама, считал дни до встречи и не желает терпеть и ждать даже самую малость!
        - Пойдем. - Он схватил ее за руку. - Я желаю поговорить с тобой.
        - Поговорить?
        У молодой накхини едва не подкосились ноги. Но о чем? Как можно сейчас о чем-то разговаривать? На это будут другие дни!
        Гауранг крепко взял ее за руку и потянул за собой. Шел он молча, быстрым твердым шагом - ни разу, даже через плечо, не глянув на нее.
        - Что-то случилось? - осторожно спросила Ашья.
        - Пока нет.
        - О чем же ты желаешь говорить, мой доблестный муж?
        Он привел ее в спальню и встал у окна. Ашья замерла, ожидая обещанных слов.
        - Ты знаешь, что у меня всего один сын? - резко, без всяких предисловий, начал Гауранг.
        - Да, мне это известно.
        - Один сын - это мало. Это плохо. С одним сыном что-то может случиться. Пройдет несколько лет, он подрастет, и я возьму его с собой в поход. А там достаточно шальной стрелы или засады - и род Афайя останется без наследника.
        - Но...
        - Я приезжаю к тебе уже четвертый год. Четыре года я провожу с тобой ночь за ночью половину луны, но ты так и не понесла. Ты что же, бесплодна?
        - Я беседовала с сестрой, - заливаясь краской, пробормотала Ашья. - Она жрица в храме Матери Найи. Сестра говорит, что я здорова и мое чрево только и ожидает принести священный плод...
        - Так принеси же, наконец! - гневно сдвинул брови Гауранг. - В этом году я проведу с тобой еще дюжину дней и ночей, как и положено доброму мужу. Я не пропущу ни одной ночи. Каждый раз ты будешь восходить на мое ложе, и каждый раз я заполню тебя собой. Но если и в этот раз ты не зачнешь ребенка, я не стану больше приезжать к тебе. Ты по-прежнему остаешься моей женой, я буду присылать тебе рабов и военную добычу. Но я не могу бросать семя в камни и ждать, когда из них потянется лоза. Ты запомнила мои слова?
        - Да, мой муж и повелитель, - задыхаясь от душивших ее слез, прошептала Ашья.
        - А сейчас я и мои люди желаем есть. Дорога была долгой.
        * * *
        Аоранг вздохнул и покачал головой. Ему вдруг отчего-то стало жалко эту молодую женщину-воина, как бывает жалко человека, зараженного моровым поветрием.
        - Так ты и родилась? - тихо спросил он.
        Вопреки его ожиданию лицо Янди приобрело выражение даже не жесткое, как всегда, когда красавица не давала себе труда надеть личину, чтобы очаровать собеседника. Оно стало непередаваемо злым. Мохнач невольно отшатнулся.
        - Не совсем, - процедила Янди.
        * * *
        После того как Гауранг и сопровождавшие его накхи умчались готовиться к новому походу, Ашья принялась ждать, когда свершится ее судьба. Она вспоминала каждое мгновение, проведенное рядом с мужем, пытаясь понять: неужели в нем нет ни капли привязанности к ней? Пожалуй, он видел в ней верного соратника, храброго бойца, возможно - будущую мать его детей. Но было ли в его чувствах еще хоть что-то?
        Оставаясь одна, Ашья плакала, стоя у бойницы, давая жесткому холодному ветру осушить ее слезы, чтобы никто не догадался о ее слабости.
        Спустя всего несколько дней после отъезда Гауранга тело Ашьи недвусмысленно сообщило ей, что господь Исварха и Мать Найя остались равнодушны к ее мольбам и стараниям супруга. Тогда Ашья села у окна и долго сидела так, молча глядя перед собой - туда, где под нависшей скалой, огибая гранитную грудь склона, вилась дорога к башне.
        Значит, все?
        И может быть, первый раз в жизни она люто возненавидела и этот тянущийся к небу каменный перст, и окрестные пропасти, и грохочущую под скалами ледяную реку, и леса в низине.
        «Что я здесь делаю, заточенная в этих стенах? Кому нужна? А что, если собрать отряд и вновь отправиться в земли вендов? Быть может, как жена я Гаурангу не сгодилась, но все же он помнит о вендском святилище на холме? Неужели ему покажется лишним такой соратник?»
        Она представила, как входит в шатер мужа и тот холодно смотрит на нее, удивленный ее появлением. «Что ты здесь делаешь? - цедит он сквозь зубы. - На кого ты оставила башню и мои земли?»
        «Верный Вайда и десяток воинов - этого достаточно, - могла бы ответить она. - Я гожусь на что-то куда большее, чем быть хозяйкой захолустной башни. Ты знаешь об этом!»
        Возможно, это бы решило все. Он помолчал бы и сказал:
        «Хорошо, ступай. Найди место, где встанет твой отряд».
        Там, в походе, когда ветер развевает гривы скакунов и сердце стучит в радостном предчувствии схватки, смерть близка, но зато и жизнь имеет смысл. А еще - всегда может оказаться время и возможность, чтобы как-то ночью Гауранг призвал ее к себе в шатер. Она его жена и знает, как угодить ему. И тогда, быть может, родится долгожданный сын...
        Вот только одна беда - башню ей все равно оставить не на кого. Ведь Вайда не был накхом.
        После захвата святилища Гауранг подарил ей нескольких мальчишек, бывших до того заложниками у вендов. Одним из них, тем самым, что помог ей той страшной и умопомрачительно пьянящей ночью, и был голубоглазый Вайда. С тех пор Ашья неоднократно радовалась своему непонятному для мужа выбору. Мальчишка оказался умен, искусен в счете, а когда он выучил язык накхов, обнаружилось, что он - настоящий кладезь песен и сказок. Он знал бесконечное множество историй о зверях и лесных духах, о водяных и волколаках, о летучих змеях и бродячих огнях. Да и сам умел слагать песни так, что простые слова вдруг словно оживали, превращаясь в настоящее чудо. Зимними вечерами, когда холод с ледяным ветром проникал в башню, вымораживая углы, Вайда часто пел ей у очага, повествуя о далеких землях, где правит Великая Мать и мужчины поклоняются ей, находя высшее счастье в своем преданном служении.
        А еще он пел об отвесных скалах, студеных водопадах, о вольном ветре, о солнце, озаряющем лес, пронзающем яркими лучами кружево листьев и пишущем на земле все тайны небес...
        Вайда не был воином - его этому и не учили, - но стал ловким охотником. Хоть он и юн, но, пожалуй, он бы отлично справился с управлением башней и окружавшими ее землями. Когда бы не кровь! Никто из накхов не послушает его...
        «О чем я? - одернула себя накхини. - Размечталась! Да хоть бы он был накхом, мне нельзя покидать башню. Я сделала выбор, став женой саара. Жены не ходят в набеги...»
        Ашья представила себе долгие, неразличимо похожие один на другой одинокие годы, ожидающие ее в этой забытой богами горной долине, и опустила голову, чувствуя, как в горле снова становится горячо от слез...
        - Ты хотела видеть меня, добрая госпожа?
        Ашья подняла голову и едва не поперхнулась от удивления. В дверях стоял Вайда - легок на помине.
        - Да... Но я не велела звать тебя.
        - Я почувствовал твой зов. Я могу быть чем-то полезен тебе?
        Хозяйка башни поглядела на верного слугу. За четыре года, прошедшие со дня его пленения, отрок превратился в юношу, изрядно вырос и раздался в плечах. Но что осталось неизменным, так это его голубые глаза - как будто всегда удивленные, пожалуй, даже восхищенные, - да колдовские синие узоры, извивающиеся по его коже.
        - Тебе плохо, добрая госпожа? - вдруг дернувшись, как от удара, спросил Вайда. - Что мне сделать, чтобы ты не горевала?
        - Ничего, - покачала головой Ашья, стараясь спрятать подступившие слезы. - Ты ничего не сможешь поделать. Но мне приятно, что ты хочешь помочь.
        - Я все же постараюсь немного развеселить тебя.
        Вайда подошел к бойнице и поглядел в небо. С самого утра оно хмурилось. Серые низкие тучи клочьями лежали на вершинах гор. Лишь редкая просинь напоминала о том, что еще совсем недавно тут светило солнце.
        Юноша поднял обе руки перед грудью и тихо запел. Ашья не понимала слов - это не была речь накхов или арьев, даже говор вендов она напоминала очень слабо. Песня становилась все громче и сильнее. Накхини показалось, что вся башня наполнена звуками, от которых мурашки пробегали по коже до кончиков ногтей.
        И вдруг небо начало быстро меняться. Клочья облаков потемнели и спустились ниже гор - так низко, словно хотели коснуться самой башни. Потом они пришли в движение и будто столкнулись. Взвыл ветер, громыхнул гром, и молния огненным бичом хлестнула каменный бок ближайшей горы.
        Ашья с ужасом следила за происходящим, опасаясь верить собственным глазами. Что за чары навел на нее Вайда?!
        А юноша пел, словно ничего такого не случилось, - только теперь тише и ласковее. Разорванные молнией тучи прянули в стороны, ветер успокоился, и среди сияющего голубого неба разноцветным мостом повисла радуга.
        - После самых ужасных гроз все равно приходит солнце, - негромко сказал Вайда. - Так говорит эта песня. Так учил меня отец.
        - Кем был твой отец? - наконец приходя в себя, спросила Ашья.
        - Жрецом Дома Дождя в земле Великой Матери. Надеюсь, он и теперь в добром здравии.
        Ашья не сводила с него глаз, осознавая, что в первый раз глядит на отрока не как на ценного раба или боевую добычу, а - сколь ни странно ей было признаться себе в этом - как на равного себе
        - Ты скучаешь по родителям? - задала она вопрос, который раньше ни разу не приходил ей на ум. - У тебя, верно, осталась в родной земле семья. Может быть, ты хочешь...
        Она умолкла, увидев, как исказилось лицо Вайды, и удивленно спросила:
        - Что с тобой?
        - Да, конечно, я хотел бы увидеть родных! Но, добрая госпожа... Если мне будет позволено... Я бы предпочел остаться подле тебя. - Вайда покраснел и быстро продолжал, словно опасаясь, что она велит ему замолчать. - Счастье видеть тебя каждый день для меня превыше любого иного жребия. Выше счастья дышать и видеть солнечный свет...
        Ашья слушала в замешательстве. Неожиданные страстные слова юноши смутили ее.
        - Зачем эти слова? Я и так ценю тебя выше всех остальных слуг!
        - Мое служение иного рода. В тебе воплотился грозный лик Великой Богини. Я понял это сразу, как увидел тебя на том холме. Служа тебе, духом я возношусь над всеми. Служа иным, сгораю, будто лучина. Больше всего в этом мире я хочу, чтобы ты была счастлива!
        Он преклонил колени перед Ашьей. Та, почти не осознавая, что делает, шагнула ему навстречу и запустила пальцы в его длинные волнистые волосы:
        - Я принимаю твое служение, Вайда.
        * * *
        - Он стал ее любовником?
        Янди аж передернуло. Она скрипнула зубами.
        - Говорят, один из твоих предков стал любовником мамонтихи! - прошипела она.
        - Так и было, - согласно кивнул Аоранг.
        - Что ж, я в это верю! Но отец служил моей матери, как богине! Тебе не понять.
        - Если от такого служения родятся дети, то он был ее любовником, - не унимался мохнач.
        Янди бросила на него свирепый взгляд:
        - Что ж, умом ты не превзошел накха! Не знаю уж, чему тебя учил святейший Тулум, но Гауранг подумал так же, как и ты. Правда, не сразу...
        Она немного помолчала.
        - Когда я родилась, к саару рода Афайя послали гонца с вестью, что его жена произвела на свет дочь. Конечно, эта новость не слишком обрадовала его - дочерей у него хватало с избытком. Гауранг приехал, мельком глянул на меня и убрался восвояси. У всех новорожденных темные волосы, да он и не думал вглядываться. До той поры, покуда дочь саара не войдет в брачный возраст, она неинтересна отцу. Шесть лет отцу и матери удавалось обманывать Гауранга. Они приблизили к себе вдову одного из павших накхов и брали на время ее дочь, выдавая ее за меня. Так могло длиться еще долго, но кто-то донес Гаурангу о подмене. Я не знаю, откуда об этом стало известно отцу. Он рассказал об этом матери. Та отдала ему меня и велела бежать, пробираться к себе на родину... А вот то, что было дальше, - голос Янди вдруг зазвенел, как бронзовый гонг, - я помню очень хорошо. И даже если бы я хотела забыть об этом, не смогла бы! Тот день приходит часто ко мне в кошмарных снах... Я помню, как мы с отцом в спешке убегаем через вересковую пустошь прочь от башни. Он хотел укрыться в лесу - надеялся, что всадники Гауранга проскачут
мимо, к башне, и он сможет спасти меня. Ведь для него я была дочерью богини, священным ребенком! Моя мать приняла решение обороняться. Башня была почти неприступна, у Ашьи имелись верные ей воины. Но Гауранг не поддался на эту уловку. Его воины быстро нашли нас на лесной опушке - видно, знали, где искать... Тогда отец, видя, что враги приближаются, велел мне укрыться в кустах, а сам кинулся вглубь леса, уводя погоню за собой. Я не знаю, что было потом, но вскоре увидела, как его тащат по дороге к башенному мосту - избитого, в крови. Он не мог уже сам стоять. Тогда Гауранг вытащил клинок из ножен и начал рубить отцу руки, требуя, чтобы Ашья открыла ворота. Затем саар подозвал мальчика лет десяти, сурового с виду. Лицо его даже не дрогнуло, когда Гауранг протянул ему меч и указал на пленника. Мальчик с холодным любопытством разглядывал моего истекающего кровью отца, пока Гауранг не поторопил его. Тогда мальчишка взмахнул мечом и отрубил ему кисть руки - с такой легкостью и безразличием, словно его попросили отрезать кусок лепешки...
        - Это был Ширам?
        - Ты очень догадлив. Да, это был Ширам. Небеса задолжали мне, сгубив Гауранга в морских волнах. Но его проклятый сын будет отвечать за обоих. Он - моя законная добыча!
        У Аоранга мурашки пробежали по спине - так это было сказано. Но он спросил:
        - А что же твоя бедная мать?
        - Она бросилась в реку с башни, увидев смерть отца. Потом ворота были открыты. Гауранг, Ширам и их люди отправились туда творить расправу. А я вылезла из кустов и побежала прочь. Я бежала долго - сама не знаю сколько, - пока не наткнулась на повозку сакона, ехавшего в наши земли торговать. Он спас мне жизнь. Сыновья того сакона потом стали мне назваными братьями. Много лет они были мне опорой в жизни. Все хорошее, что у меня было, связано с ними...
        Она вздохнула.
        - А где они сейчас? - спросил Аоранг.
        Рассказ Янди против воли глубоко взволновал его.
        - Ты спрашиваешь, где они сейчас? - Девушка, как будто не услышав вопроса, указала вперед, на вершину крутого холма, возвышавшегося над кронами сосен. - Погляди! Вот туда мы и направляемся. На горе находится то самое святилище. - Она еще немного помолчала, глядя на голый лоб лесной кручи. - Ты спрашивал о братьях. Они погибли. Один - от меткой стрелы царевича Аюра в бьярском лесу. Другого вчера убил ты.
        Аоранг с тяжелым вздохом опустил голову. Он уже догадался, к чему клонит Янди, но до последнего надеялся, что это не так.
        - Но я же не знал...
        - Он тоже не знал. Он столкнулся с невиданным зверем и оборонялся от него. Потом, верно, думал, что вы нападаете на него вместе. По сути, так и вышло.
        - Но я же не хотел, - расстроенно проговорил Аоранг.
        - Да, я знаю.
        Она вновь замолчала, глядя на вершину.
        - Аоранг, прежде чем мы пойдем туда, я хочу спросить у тебя совета. Мне это очень важно. Полагаю, тебе тоже. В тех краях, где я выросла, считается, что я буду проклята землей, водой и небом, если не отомщу за смерть родича. По нашему закону я должна убить тебя. Правда, есть другой выход. Тот, кто отнял жизнь сородича, может сам прийти и занять его место в роду. И хоть это может показаться странным, я не хочу тебя убивать. Аюна моя подруга, и она любит тебя. Подскажи, что мне делать?
        Глава 14Защитница
        Между бесприютным простором серого неба, полным холодного ветра, и сумрачной косматой кромкой леса, с каждым мигом становясь ярче, разливалось золотистое сияние. Как будто приоткрылся огромный пылающий глаз на окутанном тенью бледном лице.
        Аюна остановилась, огляделась, высмотрела ровную полянку и сошла с тропы. Вслед за ней потянулись служанки, сопровождаемые удивленными взглядами вендов. Отряд шел всю ночь, быстро и без отдыха, и непривычные к таким прогулкам девицы еле переставляли ноги. Но Шерех безжалостно подгонял отстающих. Как поняла царевна, он непременно хотел до рассвета переправиться через реку и был раздражен медлительностью пленниц. Аюна не сомневалась, что он уже спешит к ней, готовый разразиться бранью на своем безобразном лесном наречии. Но сейчас у нее было дело поважнее, чем споры с дикарями.
        - Приветствую тебя, Господь Солнце, - воззвала царевна, протягивая руки к небесному оку. - Да снизойдет на мир благая твоя хварна!
        Венды, цепочкой идущие мимо по лесной тропе, остановились. Теперь на нее глядели все.
        - Что ты делаешь? - раздался рядом голос толмача. - Почему остановились?
        - Я встречаю Господа Солнце и возношу ему хвалы, как заведено у арьев царского рода, - ответила Аюна. - Я приветствую моего небесного отца, его земное воплощение государя Ардвана и всех моих предков, слившихся с ним в вечном сиянии. - Она покосилась, заметив поблизости спешащего к ней взбешенного Шереха, и добавила: - Можете присоединиться к моей молитве.
        Толмач быстро начал переводить сказанное ей вождю. Шерех что-то злобно прорычал в ответ, поминая Сваргу, развернулся и отошел.
        - Шерех велел поторопиться, - перевел толмач.
        Аюна покачала головой. Ей показалось, что вождь сказал что-то совсем другое и гораздо длиннее. Но какое ей дело?
        Она вновь обратила лицо к разгорающейся над лесом золотой полоске неба и запела утренний гимн из Ясна-Веды.
        - Кто сияет в выси, алмазу подобный?
        Кто плывет над горами, огнем сверкая?
        Кто колесницей правит в ясном просторе?
        Кто проснулся с зарей и уйдет с закатом?
        Чьих это молний блеск над морем безбрежным?
        Слава стягу Исвархи, слава его небесному войску!
        Казалось, что солнце разгорается, слыша ее звонкий голос, будто она и пробуждает его. Венды молча наблюдали за ней и терпеливо ждали, не пытаясь помешать.
        Завершив обряд, Аюна с величественным видом вернулась на тропу и продолжила путь. Она заметила, что венды поглядывают на нее, что-то обсуждая между собой. Понять бы еще что! «Господь Солнце! - мысленно взмолилась Аюна. - Спаси меня из рук этих дикарей! Еще есть время остановить их...»
        Но увы, времени не было - совсем скоро лес поредел и остался позади, уступая место широкой реке.
        Царевна стояла у кромки воды, ежась от утреннего холода, и глядела, как венды грузят награбленное на челны-однодревки, готовясь перевозить добро на свой берег. Прежде Аюна уже слыхала о подобных лодках от своего дяди Тулума. Тот как-то сказал, что венды не делают себе лодки из досок, как это принято в Аратте, а выращивают их. Тогда она рассмеялась, подумав, что дядюшка шутит. Тулум покачал головой и рассказал, как это делается. Когда лесные боги указывают вендскому жрецу подходящий ствол, то он, сотворив обряд, вбивает в дерево клинья по всей длине будущего челна. На следующий год жрец вставляет новые клинья, больше и шире. И так продолжается много лет, покуда жрец не сочтет, что дело сделано. Тогда он велит рубить дерево. После этого венды тщательно скругляют корму и заостряют носовую часть, выскабливают нутро ствола - и лодка готова. Ее днище толщиной примерно в полствола, достаточно тяжелое, чтобы лодка была остойчивой. И вот на такой лодке ей предстояло вскоре пересекать реку!
        Эта река, незнакомая Аюне, выглядела не самой приятной для подобной прогулки: густые заросли камыша сменялись широким черным потоком, который куда-то стремился в тумане, устрашающе раскачивая челны и норовя развернуть их. Она наблюдала, как венды грубо запихивают в неуклюжие однодревки ее перепуганных служанок. Как грузят ее бывшее приданое. Часть захваченных вещей в челны не поместилась, и предводитель послал людей отнести тюки куда-то в лес.
        Затем челны тронулись. Венды с дружным хеканьем гребли короткими и широкими, похожими на лопаты для хлебов веслами, подчиняясь резким выкрикам вожаков. Аюну замутило. При виде быстрой темной воды, увлекающей и раскачивающей челны, снова подступал давний безотчетный ужас, который мучил ее столько лет. Только Аоранг некогда смог с ним совладать. Если бы он был здесь! Царевна подняла руку к груди и сжала в кулаке клык саблезубца, который всегда носила на цепочке. Когда-то - вроде бы недавно, но, кажется, в другой жизни - этот оберег подарил ей Аоранг, сказав, что он дарует храбрость. «Где ты, любимый? - думала царевна. - Сейчас, когда мне так нужна помощь и ждать ее уже неоткуда...» Она закрыла глаза и начала думать о его теплых руках, из-под которых словно лился живой свет, отгоняя ночные мороки.
        На противоположном берегу реки их уже ждали с горячей едой и лошадьми. После недолгого привала отряд разделился. Часть воинов ушла куда-то на лодках, оставшиеся же продолжили путь верхом по высокому берегу.
        Поначалу коня, вернее, смирную кобылку предоставили только царевне. Несчастные девушки ее свиты вновь вынуждены были, сбивая ноги, бежать, стараясь не отстать от отряда.
        «Ну уж нет, - решила Аюна. - Достаточно!»
        Она ударила лошадь в бока пятками, посылая ее вперед, и вскоре преградила путь Шереху.
        Чем дольше она приглядывалась к этому венду, тем меньше он ей нравился. Кажется, он вовсе не знал, что такое жалость, а чужие муки его только радовали. За все время Аюна видела его улыбающимся дважды - когда он удостоверился, что захватил именно ту, кого хотел, и когда снимали кожу с накхов.
        Но отступать она не собиралась.
        - Стой! - властно произнесла она. - Я желаю говорить с тобой.
        Тот поглядел на нее глазами холодными и блеклыми, как ранний лед. Затем обернулся и поманил своего толмача.
        - Почему ты встала на пути у Шереха? - поинтересовался тот.
        - Не знаю, куда вы нас ведете, - сердито произнесла Аюна, - но могу сказать точно - так они не дойдут.
        Она указала на измученных девушек, полумертвых от усталости.
        - Шерех говорит, что пленные всегда так ходят, - перевел толмач.
        - Это не просто какие-то пленные. Эти девушки - моя свита! Если вы хотите их убить, зачем тянуть? Можно убить прямо здесь! А можно было и там, в лесу!
        Она глядела прямо в худое длинное лицо предводителя вендов. Похоже, тот не привык, чтобы женщина смотрела на него подобным образом. Он хмурился, но не находил что ответить. От его тяжелого взгляда Аюну вдруг продрал мороз по коже. Ей захотелось бежать прочь, бог весть почему. Огромным усилием она не отвела глаз.
        Наконец Шерех дослушал толмача, повернулся к своим воинам и что-то коротко им приказал. Аюна похолодела. А что, если он и впрямь велит убить ее служанок?
        Несколько воинов подхватили девушек, закинули себе за спину и умчались вперед.
        - Так быстрее, - уже без толмача довольно сносно бросил вожак.
        Аюна отвернулась, стараясь не показывать, как ее пугает этот венд с мертвыми глазами и как в то же время она довольна собой. Она не просто заставила врага исполнить ее требование - сейчас этот самый Шерех как будто попытался оправдать перед ней собственную уступку. Или перед собой? Не важно! Ведь он сделал, как ей нужно. А мог бы...
        Царевну начало трясти, и она приотстала от Шереха, чтобы он этого не заметил.
        Тропа скоро свернула с берега в сосновые боры, потом дорога пошла буковым лесом. Когда начало смеркаться, лесные чащи, по которым пролегал их путь, расступились, и Аюна увидела высоченный холм.
        Вопреки ожиданиям царевны подниматься туда Шерех и его люди не стали. Хотя это казалось естественным, - конечно, круча, на которой располагалась столица, была значительно выше, но и здесь умелый воин наверняка бы поставил укрепленный лагерь. Когда-то отец рассказывал ей о таких вещах - непонятно зачем, - и ей запомнились его слова. Но видно, у вендов были свои причины.
        Отряд спешился и встал у самого подножия холма. Несколько человек с тюками направились наверх, остальные остались внизу и принялись устраиваться на ночлег.
        - Суви! - негромко позвала царевна, дождавшись, когда уйдут венды, строившие для нее намет у одного из костров. - Подойди сюда!
        Служанка, которую звали этим именем, поспешно подошла и опустилась на колени рядом с ней. За время путешествия царевна выделила и приблизила ее к себе за веселый и добродушный нрав. Всякое утро начиналось с беспечной болтовни миловидной ясноглазой девушки, ее смеха и песенок. Сейчас же ее лицо осунулось и застыло. Казалось, будто девушка спит наяву и не может проснуться.
        - Послушай, толмач мне кажется разумнее остальных, - зашептала Аюна. - И похоже, ты ему приглянулась. Я заметила, он то и дело оглядывается на тебя. Поулыбайся ему, поговори с ним...
        Суви вздрогнула, бросила быстрый взгляд на толмача и сразу зажмурилась, словно не могла переносить одного его вида.
        - Госпожа, молю, не заставляй меня, - с отвращением прошептала она.
        - Почему? - нахмурилась царевна.
        - Он... почти зверь. Он бородатый!
        - И что с того? Под бородой у него такая же гладкая кожа, как у тебя.
        - Госпожа, я не смогу...
        - Послушай! - жестко сказала Аюна, не собираясь ее больше уговаривать. - Эти дикари уже овладели всеми вами. Что помешает им сделать это снова? Толмач у них явно в почете, и, если ты прилепишься к нему, другие тебя не тронут. Это все же лучше, чем терпеть всю свору...
        Служанка залилась краской, на глазах выступили слезы.
        - Я хочу спасти тебя и всех вас, - продолжала царевна. - Так перестань мне мешать! Нужно узнать, где мы и что нас ждет. Мне сейчас нужна твоя помощь, Суви! Иди очаруй толмача!
        Девушка снова принялась всхлипывать, косясь на венда. Но она уже не глядела перед собой остановившимся взглядом, будто на нее навели порчу. Аюна протянула руку и погладила ее по голове:
        - Выспроси, куда и к кому мы направляемся, что они хотят с нами делать. И если для этого придется расчесывать золотым гребнем бороду этому дикому венду, то делай это со всем почтением!
        - Как прикажешь, солнцеликая госпожа, - пробормотала Суви, утирая слезы.
        * * *
        Когда стемнело, поляна у подножия лесистого холма озарилась пляшущим светом костров. Над углями жарились добытые у реки утки и гуси. Венды сидели вокруг костров, ели и пили, слышались разговоры, смех и перебранка - вроде бы все как обычно. Если бы Аюна присмотрелась, она могла бы заметить, что разбойники настороже, что Шерех ни разу не присел, раз за разом обходя стан. Однако царевна слишком устала. Ей смертельно хотелось спать, но она ждала новостей.
        Наконец из сумрака выскользнула Суви, подошла к царевне, поклонилась и села рядом. Аюна поглядела на нее, стараясь по лицу понять, не обидел ли ее венд.
        - Ну что? - тихо обратилась она к служанке.
        - Его зовут Власко, госпожа. Кажется, он не так дик и отвратителен, как прочие разбойники, - отвечала Суви, опуская глаза. - Все улыбался, подсовывал мне куски дичи пожирнее... И он говорит на человеческом языке... И его борода не такая уж...
        - Тебе удалось что-то выведать? Что это за место?
        - Да. Там - священный холм, - прошептала девушка. - Очень почитаемое всеми вендами место. Наверху - огромный дуб, обиталище их бога. Или трех богов, я не поняла. Жрецы этого бога предсказывают будущее. Шерех еще днем отослал им богатые дары...
        «Что ж, по крайней мере, среди этих даров не было моих девушек», - с облегчением отметила царевна и сказала:
        - Ты много узнала, Суви! Не выспросила, куда мы пойдем дальше?
        - Пока никуда. Венды ждут прибытия какого-то большого вождя. Если я верно расслышала, его имя Станимир...
        Значит, вот как зовут того, кто приказал ее похитить! Аюна прикрыла глаза и несколько раз повторила это имя, запоминая его. Что-то оно означает - но вот что? Впрочем, что бы оно ни значило, обладатель имени наверняка носил его с гордостью. И не стоит запинаться, обращаясь к нему. От того, сможет ли она предстать перед ним настоящей царевной, сейчас зависит очень многое.
        Аюна старалась представить себе грядущую встречу. Надо заранее найти слова - самые верные и нужные. Увы, говорить придется через толмача - вряд ли этот лесовик знает язык Аратты...
        А что она вообще знает о вендах? Не много, пришлось признать ей, да и то благодаря представлению «Сын лесов», которое пользовалось большим успехом при дворе после победоносных походов Кирана в болотный край. Вот только венды там почему-то очень мало походили на головорезов, разгромивших ее обоз. Может, эти отвратительные разбойники - одно из подвластных вендам племен? Ну ничего. Приедет Станимир - он-то наверняка другой.
        Царевна вспомнила роскошный горностаевый плащ, расшитый яркими стеклянными бусинами и волчьими клыками. После возвращения из земли болотных вендов Киран, к изумлению и восторгу знатных дам, красовался в таком при дворе, утверждая, что это знак верховного вождя. Наверно, у Станимира тоже будет такой плащ - по нему она сразу сумеет отличить его от прочих бородачей, на которых и глядеть-то страшно. Аюна принялась старательно вспоминать то представление - особенно заключительную сцену, в которой вендский вождь встает на колено перед наместником Аратты, подозрительно схожим с Кираном, передает ему свой плащ и говорит... Что же он там говорил?
        - Еще Власко расспрашивал меня про Янди, госпожа, - неожиданно произнесла служанка.
        - Про Янди? - удивленно спросила Аюна. - Он что-то знает о ней?
        - Нет. Он только спросил, кто была девушка, которая пряталась на дереве, убила ножом полезшего туда парня и убежала.
        - И что ты ответила?
        - Это одна из служанок, - пожала плечами Суви. - Что же еще?
        Аюна усмехнулась.
        - Венды беспокоятся, - объяснила Суви. - Кто-то идет за ними и убивает воинов. Они потеряли четверых на том берегу. Сперва думали, что те просто отстали и вот-вот догонят. Но сегодня пропали еще трое вместе с лошадьми. Шерех сам ходил искать следы и вернулся очень обеспокоенный... Венды думают, она уцелела и она не одна...
        «Янди и одна с вами справится, - подумала царевна, улыбаясь. - Бойтесь, убийцы!»
        - И еще... Власко задал про Янди очень странный вопрос. Я даже подумала, он смеется надо мной, но...
        - Какой?
        Ответить Суви не успела - ее голос заглушили громкие испуганные возгласы прочих служанок:
        - Смотри, смотри, госпожа! Кто это спускается c холма? Святое Солнце, что это?!
        Глава 15Волчье племя
        Тень сползала с холма. Ее окружали мерцающие во тьме огни, но они ничего не значили рядом с тем, что приближалось к стану Шереха. Пламя костров заплясало и прижалось к земле, будто его прибило ветром. Отдыхавшие воины повскакали на ноги, но никто из них не взялся за оружие. Аюна видела их бледные лица и глаза, вытаращенные от страха; видела, как они прикладывают руки к средоточию жизни - «солнечному узлу» пониже ребер, словно пытаясь защитить его. Но еще миг - и венды начали один за другим преклонять колено перед тем, кто спускался с холма, и их руки тянулись к нему, как будто по доброй воле отдавая тому, кто приближался, свои жизненные силы.
        Аюна устремила взгляд во тьму, на расплывчатую фигуру человека, который спускался с холма. Но человека ли? Царевна зажмурилась и вновь открыла глаза. Теперь перед ней был зверь, вставший на дыбы!
        Этот зверь сопел и водил носом по воздуху, будто что-то вынюхивая.
        «Меня! - подумала Аюна. - Он ищет меня!»
        - Священным именем Исвархи заклинаю, да исчезнут порождения Змея! - зашевелились ее губы. - Да испепелит их скверну пламя небесной благодати! Да поглотит их та Бездна, которая их и породила! Слава Исвархе Всесветлому!
        Царевна еще шептала молитву, когда перед ее глазами упала пелена и она четко и ясно увидела прямо перед собой ночного гостя. Нет, не зверь! Но и человеком его назвать было сложновато. Над плечами мужчины высился белый медвежий череп с оскаленной пастью. Под ним в густой тени терялось все лицо, кроме седеющей бороды. Хищный остов покрывала затейливая резьба - белое по черному. Такие же черные узоры-плетенки покрывали длинные сухие руки пришедшего до самых пальцев, которые заканчивались длинными кривыми когтями.
        Аюна сосчитала до трех, перевела дыхание и пренебрежительно хмыкнула.
        - Чего вы боитесь? - громко воскликнула она, обращаясь к перепуганным до смерти служанкам. - Это всего лишь местный жрец. Исварха защитит нас от его ворожбы!
        Жрец-медведь спускался неспешно и даже величественно, опираясь на длинный посох, сделанный из ствола молодого дерева. Его темная рубаха была расшита белыми узорами. За ним шагали несколько крепких парней в длинных рубахах. В руках они несли факелы, озаряя путь медвежьеголовому. Аюна увидела, что не ошиблась, - он направлялся прямиком к ней.
        - Госпожа, что ему надо? - раздался рядом встревоженный шепот Суви.
        - Надеюсь, он просто спустился поприветствовать вендов, - пробормотала Аюна.
        «Меня другое заботит, - тем временем думала она. - Как Шерех смотрит на нас...»
        Заметив жреца, Шерех неторопливо поднялся одним из последних. Как показалось царевне, он с каким-то сожалением поглядел на нее, шагнул вперед и заступил дорогу медвежьеголовому.
        - Приветствую тебя, Медовая Лапа, - наклонив голову и широко расставив ноги, будто для схватки, негромко проговорил он. - По нраву ли пришлись Владыке Корней наши дары?
        Не отвечая на слова вожака, жрец остановился, поднял над головой посох и прорычал:
        - Когтистый Старик не принял ваши дары. Ему не нужны золото и самоцветы. Он жаждет крови той, что пришла сюда погубить лютвягов!
        Жрец вскинул сухую руку и ткнул пальцем в Аюну:
        - Ее!
        Шерех как будто ожидал услышать нечто подобное. Он мотнул головой и спокойно ответил:
        - Нет.
        - Мы смотрели в воду и узрели: за чужеземкой следует кровавая тень, несущая гибель. Отдай ее Спящему - и тень уйдет...
        - Нет! - резко ответил вожак вендов. - Я веду ее к Станимиру. Лишь он решит, отдать ее богам, взять за себя или сделать рабыней.
        - Ты смеешь перечить? - удивился медвежьеголовый. - Ты что, не знаешь, какая кара ждет ослушника?
        - Лютвяги почитают Когтистого Старика, но моя плоть и мой дух принадлежат не ему, - сквозь зубы процедил вожак.
        Доносившийся из-под медвежьего черепа голос звучал хрипло и глухо и от этого еще более жутко. У Аюны, которая следила за противниками, не отводя глаз, перехватило дыхание. Она не понимала, о чем они говорят, но все было ясно и без слов. Медвежий жрец хочет забрать ее, а Шерех не хочет отдавать. Пока не хочет... А если согласится?!
        В следующий миг жрец обернулся к замершим в стороне вендам и молча указал на Шереха. Аюна прижала руки ко рту, подавляя крик, - вчерашние разбойники, сжимая палицы и топоры, начали медленно и покуда неуверенно обступать своего недавнего предводителя. Шерех отскочил назад и что-то быстро приказал. Около дюжины воинов немедленно метнулись к нему и сомкнулись вокруг него плечом к плечу, озираясь по сторонам.
        - Она принадлежит Станимиру, - вновь прорычал Шерех. - Уходите!
        Медвежьеголовый что-то рявкнул, и венды как околдованные бросились на своего главаря.
        Аюна застыла, будто ее кровь разом превратилась в лед. Cлужанки, завизжав, шарахнулись к ней, цепляясь за ее платье. И тут она услышала вой. Царевна готова была поклясться, что он звучит в ее голове. Душераздирающий, полный смертной тоски и угрозы.
        Венды одновременно остановились и отпрянули от Шереха. Вой звучал все громче и нестерпимее. Бросив оружие, венды заорали, зажимая ладонями уши, точно пытаясь криком перекрыть звучащее в их головах. Затем, продолжая в ужасе кричать, бросились наутек кто куда.
        - Только Станимир может решать ее участь, - низким голосом повторил Шерех.
        Жрец обернулся к сопровождавшим его молодым помощникам-унотам. Те, повинуясь беззвучному приказу, бросились вперед. Но ни Шерех, ни кто другой из его соратников даже не подумали взяться за мечи. Они шагнули навстречу унотам, поднимая перед собой руки c хищно скрюченными пальцами. Их взгляды стали пристальными, рты приоткрылись, обнажая оскаленные зубы...
        Медвежьеголовый вдруг что-то закричал помощникам, замахал руками, словно призывая остановиться. Но предупреждение опоздало. Уноты как подрубленные начали падать наземь, хрипя и хватаясь за горло.
        Аюна с ужасом увидела, как на их шеях проступают кровавые раны. Уноты с воплями катались по земле, пытаясь отбиваться от невидимых зверей. А через миг что-то случилось с миром, будто лопнула мутная пленка, и Аюна увидела - над каждым из корчащихся в траве парней соткался из воздуха страшный косматый человек с волчьей головой. Упоенный кровью, он терзал свою жертву, наслаждаясь ее болью и страхом. Царевна увидела, как к одной из жертв подбежал товарищ, попытался помочь. Оборотень быстро вскинул голову, лязгнули клыки, и юноша с криком упал наземь.
        Медвежий жрец бесстрашно сделал шаг вперед, повел жезлом. Мир снова затянуло пеленой. Оборотни растворились в воздухе. Растерзанные уноты так и остались лежать на земле без движения.
        - Гнусный выродок Медейны! - процедил жрец. - Ты посмел выступить против воли Владыки Зимы! Что ж, мы дождемся Станимира. Предрекаю - ты будешь первым, кто умрет из-за нее!
        Шерех посмотрел на него с полным безразличием и что-то сказал - как показалось Аюне, довольно оскорбительное. Жрец развернулся и с величественным видом направился обратно на холм. Его уцелевшие помощники тащили остальных, все так же не подававших признаков жизни.
        Когда они удалились, Аюна перевела дух - кажется, впервые после того, как закончилась схватка. Что это было? Шерех и его дружина в самом деле обернулись волками? Все они стояли рядом, в человеческом обличье, тяжело дыша. Только они и Аюна остались на ногах после этой невероятной стычки - прочие венды или разбежались кто куда, или лежали, уткнувшись в землю. Аюна вспомнила рваные раны на коже унотов. Неужели все это ей лишь привиделось? Она поглядела на Шереха, и между лопатками стало холодно. Рубаха на его груди потемнела, как от пролитой крови.
        * * *
        Аюна ожидала, что, пока жрецы не вернулись с подмогой, Шерех немедленно поспешит покинуть столь неприветливое место. Однако он и не подумал сворачивать стан. Вместо этого предводитель начал сзывать своих разбежавшихся горе-вояк. Те один за другим появлялись из зарослей и подходили понурившись и с явной опаской. Когда все они вернулись обратно, Шерех, не обращая внимания на их пристыженные лица, деловито начал выстраивать их в линию плечом к плечу друг к другу.
        - Что это он задумал? - прошептала Суви, завороженно следившая за жутким вендом, который вдобавок оказался еще и оборотнем.
        Но Шереху не было дела до перепуганных девиц. Пересчитав собравшихся, он неторопливо пошел мимо строя, то и дело останавливаясь и кладя руку на плечо очередного ратника. Было видно, что те будто проседают под тяжестью ладони. Затем Шерех двигался дальше, покуда не дошел до девятого воина. Положив ему руку на плечо, он другой рукой выхватил из ножен на поясе нож, напоминающий звериный клык, и, резко вонзив бедолаге в живот, вспорол его до груди. Затем, оставив того умирать, молча пошел дальше, отсчитывая новую жертву.
        - О Исварха Всесветлый! - в ужасе прошептала служанка. - Что он творит?!
        Аюна глядела, не в силах отвести глаза от происходящего. Ей казалось, что она по-прежнему видит перед собой чудовище с оскаленной волчьей мордой вместо лица.
        - Они посмели поднять оружие на своего вождя, - тихо ответила она. - Он карает...
        Суви уткнулась лицом в ладони и расплакалась. Удивительно, что только сейчас, подумала Аюна. Она молча следила, как Шерех идет вдоль строя, выбирая следующую жертву.
        - Давай, убивай своих воинов! - неожиданно для самой себя громко заявила она. - Меньше работы останется Янди!
        Шерех прекратил свой зловещий отсчет, вслед за прочими повернулся к Аюне и, оглядев ее, бросил несколько слов.
        - Шерех говорит, что ты уже второй раз посмела вмешаться в его дела, - перевел Власко. - Когда тобой натешится Станимир, Шерех попросит его отдать тебя ему.
        - Cкажи, что я не боюсь его пустых угроз, - надменно ответила Аюна, цепенея от собственной смелости и всей душой надеясь, что угроза в самом деле пустая.
        Шерех задумчиво поглядел на царевну, подошел к ней и протянул руку. Аюна напряглась, но венд лишь коснулся пальцем клыка саблезубца, висевшего на цепочке у нее на груди.
        - Вождь спрашивает, что это за зверь?
        - Самый страшный зверь севера. Зубы у него как ножи!
        - Шерех говорит, что убивал и не таких, - перевел толмач, выслушав длинный ответ предводителя. - И твоего оборотня он тоже убьет, когда тот в следующий раз явится за его воинами. Он подарит тебе его голову, а из шкуры прикажет сшить себе плащ.
        Царевна удивленно взглянула на него. О чем это толкует Власко? Они что, решили, что Янди - оборотень?
        Шерех, больше ничего не говоря, отвернулся от нее и вновь пошел вдоль ряда, отсчитывая девятого, чтобы свершить свое лесное правосудие.
        И тут издалека донесся собачий лай.
        * * *
        Воины, стоящие в ряду, заволновались. На их бледных лицах появилась тень надежды.
        - Станимир! - слышалось отовсюду. - Станимир!
        Аюна повернулась и увидела, что через озаренный восходящим солнцем огромный луг, простиравшийся от священного холма до самого леса, мчится отряд всадников. Царевна впилась взглядом в тех, кто скакал впереди. Но где же горностаевый плащ вождя? Ничего похожего не было и в помине. Светловолосые бородачи в некрашеных холщовых и кожаных рубахах, в темных дорожных плащах, широких бесформенных штанах, заправленных в высокие сапоги, выглядели почти одинаково. За всадниками огромными скачками спешили худые серые псы ростом чуть ли не с лосенка.
        Шерех сразу забыл о наказании и поспешил навстречу всадникам. И когда они спешились, начал крепко обниматься с прибывшими.
        «Но кто же из них Станимир? - гадала Аюна. - Может быть, вот этот?»
        Она пристально глянула на статного светлобородого воина, с богатым кинжалом на кожаном поясе. На груди воина висел оплывший камень, сквозь который был продет витой кожаный ремешок. Как показалось дочери Ардвана, камень был не просто чем-то пробит, а будто бы прожжен насквозь. Края хранили следы капель, словно камень тек.
        «Должно быть, это он», - предположила царевна.
        И, гордо подняв голову, направилась прямиком к прибывшим.
        Воин с громовым камнем на шее словно не замечал ее - он был поглощен разговором с Шерехом. Тот втолковывал ему что-то, то и дело указывая на холм.
        - Приветствую тебя, о вождь лесных племен! - На язык Аюне прыгнули вдруг те самые строки из «Сына лесов», которые она никак не могла вспомнить последние два дня.
        Шерех резко развернулся, его лицо исказилось от злости. Но обладатель громового камня отстранил его и пошел ей навстречу.
        Аюна воздела правую руку, как это делали лицедеи, чуть наклонила голову и торжественно произнесла:
        - Так вот каков ты, повелитель,
        О коем люд и двор мне говорили!
        Склоняю я главу перед твоим мечом,
        Но не склоняю дух...
        Светловолосый венд изумленно взглянул на нее и вдруг расхохотался, чем привел царевну в полное недоумение. Как можно смеяться над такими потрясающими строками? Как вообще можно смеяться над поэзией? Ведь ее языком Исварха говорит с людьми!
        Наконец вождь умолк, вытер глаза и, столь же изысканно воздев руку, ответил:
        - О нет, лишь руку поднял я, не меч!
        И поднял для того, чтобы почтить тебя
        Приветствием своим.
        Град стрел моих на войско не падет,
        И кровь из ран не напитает землю.
        Я вижу друга там, где прежде зрел врага...
        Аюна застыла, онемев от изумления. Конечно, ее возмутил смех дикаря, но ожидать от него продолжения строф, да еще и на прекрасном языке Аратты, - это было что-то неслыханное!
        - Я - царевна Аюна, дочь государя Ардвана, - наконец выдавила девушка, не сводя глаз со странного вождя.
        - Да. Я знаю, - ответил он ей на том же языке, глядя на царевну веселыми ярко-голубыми глазами. - Я много раз видел тебя прежде.
        - Но как же...
        В это время из рощи с вершины холма послышался гулкий стук, словно кто-то колотил по натянутой бычьей шкуре. Все, включая русоволосого вождя, уставились наверх. Только Аюна не обратила на стук внимания. Она глядела на прибывшего, потеряв дар речи.
        «Как такое может быть? - мелькали ее мысли. - Этот Станимир превосходно владеет нашим языком! Кто обучил его? Но как бы то ни было, это прекрасно! Я смогу все объяснить ему сама! Если он вернет меня в столицу, то получит вознаграждение, о котором не может помыслить! Не говоря уже о моем расположении. Его беды и тревоги я буду считать своими. Ни один воин Аратты не ступит на его земли!»
        Аюна с удовольствием представила себя сидящей на солнечном престоле и голубоглазого венда, преклонившего перед ней колени.
        «Впрочем, о чем я? Это лишь мечты. Даже если он прямо сейчас отвезет меня в столицу, чем я смогу отблагодарить его? И почему он говорит, что часто видел меня прежде? Где он мог меня видеть?»
        Между тем по тропе, ведущей от вершины холма к стану, спускались трое жрецов. В отличие от ночного страшилища, эти были без всяких личин - просто трое седобородых мужей почтенных годов. Аюна хотела что-то сказать, но Станимир поднял руку и повернулся к жрецам. Дочь Ардвана оглянулась, увидела толмача, стоящего неподалеку, и тронула его за плечо.
        - Прошу тебя, Власко, переводи мне их речи, - тихо сказала она. - Жрецы хотят моей смерти, не так ли?
        Венд кивнул. В этом движении не было ни сочувствия, ни враждебности.
        Станимир сделал несколько шагов навстречу служителям лесных богов и остановился. Он прикоснулся к солнечному узлу и протянул руку ладонью вверх, будто отдавая богам часть своей жизненной силы. Но старший из жрецов, не удосужившись ответить на приветствие, холодно ответил:
        - Вейлин, сын Айрелла! Боги разгневаны!
        - Светило не сжигает посевы, - почтительно, но без всякого трепета ответил вождь. - Река не вышла из берегов. Охота нынче обильная. В чем же вы узрели гнев богов?
        - Всего этого скоро не будет, и реки потекут кровью! - прогремел жрец. - Молнии раскроят небо и сожгут леса!
        - Что же вызвало столь ужасающий гнев?
        - Твой человек осмелился перечить воле богов.
        Станимир оглянулся на Шереха:
        - Да неужели?
        - Она, - старец ткнул пальцем в Аюну, - должна уйти с нами.
        - Мы слышали ее песнопения на закате, - подхватил второй жрец. - Как посмела она колдовать прямо под нашим священным холмом?!
        - Скажи им, что я пела во славу Исвархи, - потребовала Аюна, когда ей перевели его слова. - Разве венды не поклоняются Отцу-Солнцу, как и мы?
        Второй жрец, устремив на нее крайне недоброжелательный взгляд, ответил, к изумлению царевны, на ее собственном языке:
        - Владыку солнца, дождя и грома зовут Сварга. Арьи украли его у нас. Они исказили его имя и сущность. Они оскорбили всех прочих богов, отвергнув их! А женам вообще не следует воспевать Сваргу...
        - Я поклоняюсь ему так, как научил меня отец! - запальчиво заявила Аюна. - И буду делать это впредь!
        - Ты останешься здесь и уже не будешь никому поклоняться, - произнес старший из жрецов. - В отличие от своего бешеного пса Шереха, Станимир мудр и не пойдет против богов. Эта девица - ядовитый корень грядущих бед!
        - Ядовитый корень может стать и лекарством, - заметил Станимир, спокойно слушавший перепалку. - Но я хотел бы спросить тебя о воле богов. Ведь ты - их уста в этом мире, не так ли?
        - Да, это так. - Жрец величественно склонил седую голову.
        - Окажи мне милость, перст богов, - прикажи моим псам летать.
        - Что? - удивился тот.
        - Я слышал, сурьи из Солнечного Раската поклоняются крылатому богу-псу Симургу. Сделай, чтобы и мои собаки тоже летали!
        - Что за чушь ты несешь! Богам это неугодно.
        - Тогда, быть может, глас богов, ты в силах отобрать кость у моего пса?
        Станимир кивнул на одного из огромных серых псов, который лежал подле костра, самозабвенно разгрызая мозговую кость.
        - Я не стану заниматься этим! - гневно воскликнул жрец.
        - И впрямь это было бы неосторожно. Но почему же тогда ты пытаешься отнять законную добычу у другого моего пса?
        Станимир повернулся к псу, свистнул и поманил к себе. Тот сразу вскочил на ноги, трусцой подбежал к хозяину и уселся рядом, преданно глядя ему в глаза.
        - Дай! - приказал вождь.
        И пес без малейшего недовольства выпустил кость из зубов.
        - Видишь? - Станимир покрутил обгрызенной костью перед мрачным лицом жреца. - Мои псы отдают свою добычу только мне.
        - Эта женщина таит в себе угрозу! - повторил жрец, разгневанный непокорностью собеседника.
        - Угрозу богам? - уточнил вождь.
        - Ничто не может угрожать богам!
        - Стало быть, чужестранка несет угрозу лютвягам? - с деланой тревогой спросил Станимир.
        - Так и есть! Кровавая тень идет за ней...
        - Но разве боги трех миров вашими руками не благословили меня защищать всякий род нашей земли от любого пришлого врага? Дайте же мне исполнить их волю! Благодарю за то, что предупредили меня. Надеюсь, что и далее мудрость богов будет вам открыта. Примите же мои дары и не обессудьте - дела заставляют меня возвращаться домой, хотя я с радостью провел бы с вами в беседах много дней кряду... - Станимир глянул на ждущего распоряжений Шереха. - Сворачивайте стан! Отправляемся.
        Аюна опасливо глянула вслед удаляющимся на свой холм жрецам. Даже по их спинам чувствовалось, насколько их переполняет возмущение и злоба. Все еще не веря, что так легко отделалась, она легким шагом приблизилась к вождю. Станимир, трепавший за ухом серого пса, поднял на нее взгляд. Пес оскалился, заставив царевну остановиться.
        - Ты спас мне жизнь, - немного смущенно произнесла она. - Я благодарна тебе.
        Станимир взглянул ей в глаза и улыбнулся:
        - Поверь, мне бы очень хотелось, чтобы жрецы ошиблись, толкуя волю богов. Я рад приветствовать тебя в наших землях, дочь Ардвана.
        Глава 16Хаста едет на север
        Хлапы, убиравшие богатый урожай, с робостью и почтением глядели на всадников, мчавших вдоль поля. Когда пронесся слух, что накхи идут войной, пахари с берегов Ратхи уже были готовы проститься с жизнью. Всем ведь известно, что дети Змея жалости не знают. Однако пришедшие накхи никого не трогали. Это казалось чудом. И более того, собирать подати приехали все те же привычные мытари из Двары, будто вовсе ничего и не происходило. Но все же на отряд накхов поглядывали с опаской, подозревая некий подвох. Неужели просто проедут мимо?
        Немногих любопытствующих наверняка заинтересовал бы один из наездников с буйной рыжей копной волос, довольно странно выглядевший среди чернокосых накхов. Но с кем было поделиться этим наблюдением? А потому, потупив взоры, хлапы снова возвращались к прерванной работе.
        За почти две полные луны, прошедшие с бегства из столицы, Хаста неплохо освоился в седле. Конечно, до прирожденных наездников вроде Ширама и его свиты ему было далеко, однако в целом он больше не рисковал свалиться наземь под дружный хохот окружающих. Вначале ехидные насмешки воинов очень раздражали Хасту. Но в один прекрасный день Ширам взялся учить его, как учат в накхских селениях детей, и тогда рыжий жрец понял, что верховая езда у накхов - настоящее искусство. Их небольшие караковые кони были такими же ловкими и выносливыми, как сами накхи. Они бесстрашно карабкались по горным тропам. Управляя одними коленями и голосом, накхи заставляли своих коней ложиться, пускаться вскачь и нестись стремглав, перепрыгивая через преграды. Достичь таких высот Хаста, конечно, не сумел, но, по крайней мере, теперь не отставал от прочих на подаренном ему саарсаном гнедом мерине.
        Промчав мимо поля, всадники, не останавливаясь ни на миг, взлетели на высокий холм, поднимавшийся среди степи, и принялись оглядывать тянувшуюся к Дваре пыльную дорогу. Вдали, у самого окоема, виднелась едва различимая цепочка возов.
        - В город идут, - пробормотал Ширам. Затем повернулся к сопровождающим его воинам и, отыскав взглядом тонкое лицо, удивительно сходное с его собственным, негромко бросил: - Марга! Возьми пару своих накхини, досмотри, кто там едет. Если все спокойно, приведи сюда хозяина возов.
        Хаста украдкой поглядел на воительницу. Он, конечно, знал, что накхские женщины тоже горазды сражаться и ничуть не уступают в этом мужчинам, однако, увидев это недавно воочию, был в глубине души ошеломлен.
        Несколько дней назад небольшая приграничная крепость на берегу Ратхи, прикрывавшая единственный в этих местах пристойный наплавной мост, отказалась приносить клятву верности царевичу Аюру. И более того, решила дать бой накхам.
        «Как-то их там маловато», - сказал тогда Ширам, глядя на выступивший из-за стен отряд, и, поманив к себе сестру, что-то прошептал ей на ухо. Та кивнула и умчалась с тремя десятками юных накхини.
        Схватка у переправы вызвала у рыжего жреца глубокое отвращение. Малочисленных сторонников Кирана, которые явно решили стоять насмерть, истребляли, не зная пощады. Хаста отворачивался, стараясь на глядеть на резню, и вдруг, к своему ужасу, увидел сотню вражеских воинов, со всех ног бегущих из ближайшей рощи по пологому склону холма прямо туда, где стоял Ширам с дюжиной телохранителей.
        «Они сзади! - закричал жрец, дергая саарсана за рукав. - Они нас обошли!»
        «Да, я знаю», - не поворачиваясь, кивнул Ширам.
        «Но надо же что-то делать!»
        «Конечно».
        Ширам подозвал одного из телохранителей и приказал:
        «Возьми два десятка воинов Афайя, отрежьте арьев от переправы. Не дайте им поджечь мост».
        «Но у тебя за спиной враги!» - не умолкал Хаста.
        «Отстань».
        Хаста оглянулся - арьи были все ближе. До них осталось не более полусотни шагов. И вдруг из травы - а может, и из-под земли - явились накхини с длинными парными кинжалами в руках. То, что произошло дальше, привело Хасту в ужас, но Ширам и не посмотрел в ту сторону. Воины Кирана умирали, даже не успевая понять, что происходит, - выверенные удары в спину рассекали их хребты так же легко, как жнецы cрезают тугие колосья.
        Когда большая часть из них упала замертво, Ширам наконец приказал своим телохранителям вступить в бой, и спустя несколько мгновений все было закончено. Накхини разбрелись по пологому скату холма, усеянному телами, и принялись, выискивая среди мертвецов вендов, деловито обрезать у них бороды.
        «Как ты узнал, что в роще засада?» - спросил потрясенный произошедшим Хаста.
        «Арьи - храбрые воины, но на поле их было куда меньше, чем имелось в крепости. Я понял, что тот, кто ведет их, решил пожертвовать собой, лишь бы уничтожить меня. И загодя подготовился».
        «Но ты был так спокоен... Неужели ты не сомневался в этих девушках?»
        «Нет. Марге я доверяю в бою, как самому себе».
        Он подозвал воительницу. Сестра саарсана подошла, сияя улыбкой на забрызганном кровью лице. Она приветствовала брата, даже не взглянув на Хасту, и молча подняла связку добытых в бою окровавленных, заплетенных в косы бород. Ширам одобрительно кивнул.
        «Ты еще не видел упряжь ее коня, - сказал он Хасте, не заметив во взгляде друга должного восхищения. - Она столь густо украшена бородами вендов, что выглядит лохматой. Марга - один из лучших воинов Накхарана. Будет большая потеря для войска рода Афайя, когда она выйдет замуж. Но пока что она не нашла никого достойного ее».
        «Да уж как тут найти, - пробормотал Хаста, отводя глаза. - Тут бы голову не потерять...»
        «Что ты там каркнул, жрец?» - пристально поглядев на него, спросила вдруг накхини.
        У того аж сердце ушло в пятки.
        «От любви, благородная госпожа. Исключительно от любви!»
        Возы, ползущие вдалеке по дороге, остановились. Хаста видел черные фигурки всадников, окружившие их. Марга, не сходя наземь, о чем-то беседовала с торговцем, а ее боевые подруги ловкими куницами обшаривали тюки на повозках в поисках спрятавшихся врагов. Когда с этим было покончено, сестра Ширама сделала знак хозяину возов следовать за ней и, пустив коня шагом, направилась к саарсану.
        Едва увидев перед собой Ширама, торговец расплылся в широчайшей улыбке, будто проделал весь долгий путь с одной целью - предстать перед ясным взором повелителя Накхарана:
        - Мое почтение! Для меня высокая честь лицезреть доблестного...
        - Замолчи и отвечай на вопросы, - прервал его Ширам. - Откуда ты едешь?
        - Из столицы, сиятельный наместник юга! В прежние времена жезлоносцы из твоего отряда дарили меня честью покупать яства в моей лавке. Сейчас я еду в Двару за их знаменитой вяленой рыбой, а на продажу везу копченые лосиные окорока, вино, ткани и бронзовое литье. Если вы что-то пожелаете, я буду рад уступить вам...
        - Об этом потом. Расскажи мне, что происходит в столице. Но только думай, что говоришь. Если солжешь, если речи твои будут противоречить тому, что мне известно, я буду вынужден начать выяснять, кто мне соврал - ты или те, кто говорил до тебя. Если окажется, что ты...
        Ширам вздохнул, заранее сожалея об участи лжеца.
        - О повелитель, разве я решусь солгать?!
        - Ты купец, стало быть, можешь решиться. Потому и предупреждаю тебя. А теперь говори.
        - В столице по-прежнему очень неспокойно, - начал торговец. - Ясноликий Киран объявил себя хранителем престола, и все бы хорошо, если бы не святейший Тулум. Он отказался благословить его и заперся в своем храме. Киран в отместку окружил храм войсками, и теперь туда не войти и оттуда не выйти. Народ в смятении и растерянности: храм закрыт, жертвы не приносятся, господь Исварха может разгневаться пуще прежнего! Вдобавок отовсюду ползут слухи, что нашелся царевич Аюр. Дескать, где-то в бьярской земле он собирает войско, чтобы вернуть престол. Киран объявил новости ложью, а царевича - самозванцем. Но как его воины ни тщатся изловить царевича, у них ничего не выходит. Сегодня Аюр в одном месте, а на следующее утро - в десяти днях пути от него!
        - Этого не может быть, - скривился Ширам.
        - Заверяю тебя, высокий господин, - это именно так. Порой в одну стражу из северных и южных ворот появляются гонцы с известием, что в их земле объявился царевич Аюр! Эти гонцы не раз заходили в мою лавку и клялись, что так оно и есть...
        - Ты не забыл, что я тебе говорил перед тем, как начать расспросы? - напомнил Ширам.
        - Каждое мое слово - правда, Солнцем клянусь! Быть может, это бьярское колдовство? Всякому известно, что в их чащобах живут могучие чародеи. Вот они и переносят нашего царевича из края в край на этом их летающем шестиногом золотом лосе...
        Ширам расхохотался, но тут же вспомнил встречу с бьярским оборотнем, замолчал и нахмурился.
        - Может, все намного проще? - предположил Хаста, внимательно слушавший ответы купца. - Речь не об одном царевиче, а о нескольких ряженых? Один появляется, другой исчезает...
        - Да как такое может быть? - всплеснул руками торговец. - Кто на этакое осмелится?
        - Тот, кто знает, где настоящий Аюр, - задумчиво проговорил Ширам. Затем он поглядел на купца. - Ступай.
        - Но быть может, сиятельный наместник желает что-либо... Я с величайшей радостью...
        - Иди. Заплатишь обычные подати в Дваре.
        Не веря своим ушам, то и дело оглядываясь, торговец побрел к стоящим вдали повозкам.
        - Что ты об этом думаешь? - спросил саарсан, повернувшись к Хасте. - Ты веришь, что Аюр в Бьярме и его переносят колдовством с места на место?
        - Если бьярские колдуны не заменили мне глаза на речной жемчуг, то не так давно я видел в столице весьма занятного старика, - неспешно заговорил Хаста. - Он сжигал людей одним прикосновением. У нас поговаривали, что этакие чудеса умеет устраивать Светоч Исвархи - главный предстоятель Северного храма. В ту пору Киран был с ним заодно. Однако сейчас ни самого Светоча, ни его людей возле Кирана нет. Разумно предположить, что они рассорились и злокозненный Светоч снова у себя в Белазоре. Учитывая, что земные богатства его не интересуют, я думаю, заговорщики сцепились из-за Аюра. А раз так, царевич и впрямь может быть в Бьярме.
        - Что ж, похоже на правду... - Ширам вновь поглядел в спину удаляющемуся купцу. - Иначе зачем бы устраивать представление с возникающими там и сям самозванцами? Думаю, так Светоч не дает Кирану возможности сосредоточиться на поисках. А значит, покуда Киран будет шарахаться от одного царевича к другому, мы должны отыскать истинное убежище Аюра и привезти его в Накхаран. Как бы ни были хороши бьярские колдуны, на севере Аюр не соберет себе войско. Бьяры хорошие охотники, но воины из них - как из плевка стрелы...
        - Быть может, тогда я отправлюсь на поиски царевича? - неожиданно предложил Хаста.
        - Ты? - нахмурился Ширам, глядя на друга. - Ты мне нужен здесь.
        - Мне лестно это знать. Но даже если ты разгромишь еще с десяток отрядов, а я буду тебе рукоплескать, толку с того будет мало. А вот если сам Аюр встанет во главе твоего войска и поднимет солнечное знамя в Дваре, кто во всей Аратте посмеет противостоять ему?
        Хаста вдруг почувствовал несвойственное для него воодушевление.
        - Подумай, кто лучше меня сможет пройти через земли Бьярмы, пробраться в Северный храм и убедить царевича! - с жаром заговорил он. - Вспомни дни Великой Охоты...
        Ширам молча глядел на своего ближнего советника, явно не желая отпускать его от себя - и все же вынужденно соглашаясь с его словами.
        - Да, это так. Хорошо, ты пойдешь в бьярские земли. Но отпускать тебя одного чересчур опасно.
        - Ты же знаешь - я могу пройти там, где не пройдет ни один воин...
        - И это верно. Но мы поступим иначе... Марга! - окликнул сестру саарсан. - Возьмешь четырех лучших накхини и отправишься в Бьярму вместе с Хастой, дабы охранять его и во всем ему помогать.
        - Да, но... - попытался воспротивиться жрец, в замешательстве взглянув на устрашающую воительницу.
        - Такова моя воля, - оборвал его Ширам.
        - Брат, - едва сдерживаясь, вмешалась Марга, - могу я поговорить с тобой наедине?
        Саарсан тронул конские бока коленями, и послушный его движению скакун сдвинулся с места.
        - Брат, за что ты хочешь меня наказать?! - быстро и свирепо заговорила накхини. - Отец-Змей! Мне, дочери саара, сестре саарсана, сопровождать в чужие земли безродного чужака? Я покорна твоей воле, но все же, быть может, ты найдешь кого-нибудь другого? Да и мои девушки прибыли сюда совсем недавно, чтобы в схватке с вендами обрести славу и, согласно обычаю, получить право выйти замуж! В чем же слава - идти за этим худосочным жрецом в бьярские чащобы?
        - Высшая слава - если задуманное удастся, - отрезал Ширам. - И да, если говорить о замужестве - приглядись к Хасте.
        - Надеюсь, ты шутишь?!
        - Он, конечно, не воин, но я не буду возражать, если он пожелает видеть тебя своей женой.
        * * *
        Днем в вендском лесу светло, тихо и сухо. В березняках шелестит под ногами палая золотистая листва, в борах стелется зеленый мох, пахнет грибами, сосновой смолой... Но как только солнце зайдет, лес становится совсем другим, будто наизнанку выворачивается. Словно открываются повсюду окна и двери во владения навий, и начинает оттуда тянуть мертвенным холодом. Вода затянута невесомой пленкой льда, а подмерзшая земля и древесная кора щетинятся белым инеем, будто их коснулось дыхание Мары, госпожи Зимы...
        Впрочем, ни Янди, ни Аоранга, устроившихся на ночлег под крутым склоном лесистого холма, не беспокоили ночные духи. Привязав коней, поставив намет и разведя костерок, они уселись по разные стороны огня, и каждый занялся своим делом. Янди, убедившись, что вендов поблизости нет, а рыскающий в зарослях Рыкун посторожит, если вдруг появится что-то неожиданное, затеяла в ближайшем озерце купание и стирку. Теперь она сушила волосы подле костра, распустив светлую косу мягкими волнами по плечам и спине. По соседству на распорках сохло ее разрезное платье. Девушка сидела в одной нижней рубахе и портах на завязочках, подогнув под себя ноги, и быстро плела ведерко из бересты. Второе такое ведерко уже висело над углями, и в нем булькал брусничный отвар, благоухая сладковато-кислым ароматом.
        - Может, еще лапти сплести? - подумала Янди вслух, придирчиво разглядывая свое творение. - На обувку столичную сверху надеть, чтобы по лесу красоту не трепать... Сплести тебе лапти, Аоранг? Вот пойдешь к Станимиру вызволять Аюну, а он: «Это что за оборванец мою царевну себе требует?»
        Аоранг не ответил. За весь вечер он не проронил и полслова - сидел, опустив на руки лохматую голову, погруженный в мрачные раздумья. Янди прекрасно понимала, что его так гнетет, почему ее «названый братец» и об ужине позабыл. Уже несколько дней они крались по следам вендов, которые увозили Аюну. Выследить их было несложно - всадники и не думали прятаться, ведь они были на своей земле. И вот наконец следы привели к большой деревянной крепости, окруженной посадом и выселками. Откуда у лесных вендов взялась настоящая крепость, если самое большее, на что они были способны, - понатыкать частокол вокруг стана, догадаться было нетрудно.
        «Эту крепость построили ваши араттские умельцы, - подтвердила догадки своего спутника Янди. - Станимир им помогал. Он же, когда в столице служил, так Кирану и говорил: сяду здесь, мол, буду для вас дань собирать со всех окрестных племен. И почти не соврал - в самом деле собирает. Правда, в Аратту не шлет...»
        Приближаться к крепости они, конечно, не стали - остановились в соседнем лесу, чтобы отдохнуть от погони и решить, что делать дальше. Вопрос был не праздный. Аоранг потому и сидел, нахохлившись, будто его пригнули к земле тяжкие думы. Перед его глазами стояло счастливое смеющееся лицо Аюны и ее взгляд, устремленный на молодого вождя вендов.
        - Она улыбалась ему, - пробормотал он, поднимая лицо и устремляя угрюмый взгляд в огонь.
        Янди, не отрываясь от рукоделия и мысленно посмеиваясь, спросила:
        - Может, она притворялась? Обхитрить его хотела, в доверие втереться?
        - Нет. - Аоранг скрипнул зубами. - Или я не видел ее глаз? Они сияли! Совсем как в ту ночь, во дворце, когда я избавил царевну от ужасных видений из прошлого...
        Зеленоглазая девица вскинула брови и бросила на него любопытный взгляд:
        - Ночью, во дворце? О! Расскажи!
        Молодой следопыт не ответил, погруженный в свои страдания.
        - Да, на этот раз другой, не я избавил ее от жуткого сна...
        - Угу, - сладким голоском подхватила Янди. - И теперь Аюна уверена, что пришел конец ее бедам. Синеглазый красавчик освободил ее от разбойников, и скоро вернет ее домой, и будет верно ей служить...
        Аоранг наконец оторвал взгляд от огня и взглянул на девушку:
        - Она ошибается?
        - Конечно, - со злой усмешкой отвечала Янди. - Этот Станимир совсем не прост. Я его давно знаю, еще с тех времен, как он крутился при Киране, всячески доказывая ему свою преданность. Сам он родом из здешних краев, но вырос у своего дяди в земле дривов. Потом в болотный край пришли арьи. Боги отворачивались, чтобы не видеть, что они там творили! После правления Кирана волки в лесах разжирели от человечины. Князя дривов сожгли заживо... А что сделал Станимир? Присягнул Кирану и пошел служить в вендскую стражу! Зато теперь ему известно много такого, что другим вендам и не снилось... Вот Аюна не знает, как его благодарить за то, что он избавил ее от Шереха и его лютвягов. А кто их за ней послал? Он и послал. То-то.
        - Но Аюне он зла не причинит?
        - Зла? - Янди на миг задумалась. - Зачем? Она дочь Ардвана. А с царевной он может пойти куда дальше, чем собирался... Правда, и царевной можно распорядиться по-разному...
        - Что ж... - Мохнач поднял голову и решительно сказал: - Благодарю тебя, Янди, что открыла мне глаза на Станимира. Я вот что решил - проберусь к Аюне и прямо спрошу ее, чего она желает.
        Янди усмехнулась и принялась продевать в дужки ивовый прутик, приделывая ручку к берестяному ведру.
        - И что ты будешь делать, если она скажет: «Я желаю остаться с ним»?
        - Замолчи! Ты, как змея, отравляешь все, чего коснешься!
        - Я просто говорю правду. Вот ты ее освободил, и что же дальше? Куда ее повезешь? Только не ври, что не думал об этом! На Змеиный Язык, к своим родственникам-мамонтам? Ха-ха! В столицу? Киран тебе спасибо не скажет. А вскоре опять ее кому-нибудь сосватает ради выгоды - да хоть тому же Станимиру... - Янди подперла ладонью подбородок, внимательно глядя на мохнача. - Или, может, Шираму ее вернешь? Я так скажу: Ширам-то будет получше этого красавчика-венда. Накх собирался оказать ей почет и взять старшей женой, а тут еще может выйти по-всякому...
        - Довольно! - отмахнулся следопыт. - Все это пустые речи. Мне ничего не надо от Аюны, и уж тем более я не стану ее неволить. Скажет быть рядом - буду. Скажет уйти - навязываться не стану. Если она выберет не меня - это ее право. Но я должен быть поблизости, чтобы защитить ее. Я жизнь за нее отдам...
        - Даже если она выберет другого? - удивленно спросила Янди. - Даже если она прогонит тебя?
        - Да.
        - Какой ты чудной парень!
        Янди склонила голову набок, будто птичка, раздумывая над странными речами Аоранга и прикидывая, чем они могут оказаться ей полезны в ее замыслах.
        Часть 2
        Глава 1 Дочь Вепря
        Род Карью жил совсем не так, как малочисленные вержане в своем диком лесном заречье. Избы здесь не жались к земле, стараясь притвориться травяными кочками, а крепко стояли на дубовых сваях - просторные, высокие, изукрашенные резьбой. По бурым от непогоды бревенчатым стенам летели утки и катились солнечные колеса. На коньке дома Тумы белел кабаний череп - знак того, что пращур хранит свой род и вождь во всем следует заветам предков.
        На просторном дворе Тумы толпились родичи и гости из-за Вержи, ожидая выхода невесты. Отовсюду доносились разговоры, девичье щебетание, смех и шутки парней. Во дворе перед крыльцом стоял сам Тума с женой и семейством, изредка поглядывая в сторону распахнутых ворот, возле которых толпилась кучка вержан - Учай со своими Детьми Грома. Над низкорослыми белоголовыми парнями, словно сосна в березняке, возвышался смуглый красавец Джериш, в надетом ради праздника начищенном до блеска бронзовом доспехе.
        Чей-то звонкий голос завел песню:
        Во бору я родилась, на солнышке вызревала,
        На солнышке вызревала, косу русую чесала...
        И вокруг девушки подхватили хором, лукаво поглядывая на дружек жениха:
        Вот я, вот я, земляничка твоя!
        Учай стоял среди соратников, делая вид, будто все происходящее его вовсе не касается, - он ждал выхода невесты. В свадебной отцовской рубахе, расшитой длинноносыми щуками, в арьяльском боевом поясе - подарке Аюра, с великолепным кинжалом Ширама в ножнах из черной змеиной кожи с серебряными накладками, юный вождь ингри со всех сторон ловил на себе любопытствующие взгляды.
        Темные, с полосками ранней проседи волосы Учай с некоторых пор завязывал в хвост на затылке. Так поступали ингри, собираясь на войну с соседями. Учай так теперь ходил все время, в знак того, что он - избранный на совете племен военный вождь - всегда настороже. Глядя на него, и прочие парни начали ему подражать.
        Про себя Учай думал, что оделся бы еще наряднее и богаче, благо было во что. Да вот беда - рядом стоял Джериш, который сразу узнал бы свое собственное добро, награбленное в арьяльском стане. Вообще, присутствие Джериша на свадьбе было для жениха сущим наказанием. Но как не позвать его? Наоборот, пришлось уговаривать почтить сговор своим присутствием. Джериш охотно согласился. Учай сильно подозревал, что это неспроста.
        Заскучавшие подруги завели новую песню:
        Дым над водой, ай, дым над водой,
        Ай, дым над водой расстилается!
        Жених у ворот, ай, жених у ворот,
        Ай, жених у ворот дожидается...
        Джериш пихнул вождя ингри в бок:
        - Эй, хороша ли собой невеста?
        Не успел Учай открыть рот, как за него гордо ответил Кежа:
        - Первой красавицей слывет от Вержи до Обжи!
        В глазах арьяльца вспыхнул огонек. Он внимательнее глянул на низкую дверку избы, откуда доносились неразборчивые причитания.
        - Что они там делают?
        - Мина прощается с родным очагом, - начал объяснять Кежа. - Печи кланяется - дескать, ты меня, матушка, кормила, ты меня грела, вовек тебя не забуду... Уголек горячий в крынку положит, в новый дом унесет...
        Джериш кивнул, переводя взгляд на могучего Туму:
        - Надеюсь, эта красотка пошла в мать, а не в отца! Вот уж воистину сын вепря! А людей-то у него сколько! Учай, как это он решил выдать за тебя дочь?
        Жених подумал, стоит ли рассказывать Джеришу, как он поймал будущего тестя в волчью яму и что за этим последовало. Решил, не стоит, и сказал полуправду:
        - Я им не чужой. Мина была прежде невестой моего брата Урхо. У нас заведено, ежели старший сын погибает...
        - Тихо! Тихо! - зашикали вокруг. - Выходит!
        Шутливые песни, болтовня и смех умолкли. Дверь избы открылась, изнутри зазвучало строгое, слаженное, торжественное пение:
        Да прорастет зерно, что нами посеяно,
        Да пребудет добро, что нами содеяно...
        Наружу одна за другой начали, позвякивая подвесками-оберегами, выходить разодетые девушки - подруги Мины. Их длинные рубахи покрывала такая густая вышивка, что шитье топорщились на плечах. Ожерелья из речного жемчуга лежали на груди, как сверкающий весенний снег. С расшитых шапочек спускались вдоль щек нанизанные одна за другой литые подвески-уточки. В роду Вепря девицы ходили в портах до самого замужества, а из-за толстенных белых обмоток на голенях, нарочно повитых яркими шнурами, их за глаза дразнили неуковырами. Впрочем, обжанкам и дела не было - у них это считалось красивым.
        Встав по обе стороны от крыльца, подруги запели, глядя на Учая:
        Вынесем ему, вынесем,
        Вынесем полны короба добра.
        Это не твое, это не твое,
        Это не твое - это отчее добро!
        Через высокий порог, пригнувшись, переступила невеста.
        Выведем ему, выведем,
        Выведем ему красну девицу.
        Это вот твое, это твое,
        Это твое, богами суженое!
        Пение смолкло. Мина выпрямилась и обвела взглядом двор.
        - Ах, огонь небесный! - раздался в тишине восхищенный возглас Джериша.
        Вержане пришибленно молчали. Кежа хмыкнул, пробормотал на ухо старому другу:
        - Мина-то как с того лета поднялась! Не в мать, а в отца!
        «Да как бы не в праотца Вепря!» - в смятении подумал Учай.
        Мину, дочь вождя обжанских ингри, давно прочили в жены Урхо. Но пока женитьба слаживалась, старший брат Учая не раз наведывался в гости к будущей жене - относил подарки, гостевал в роду Карью. И каждый раз, возвращаясь, расхваливал свою избранницу, рассказывая, как она хороша собой да какая хозяйка... Учай лишь слушал и кивал, понимая, что подобная удача ему вряд ли выпадет. Сам он видел Мину еще совсем девчонкой, но уже тогда она, хоть и была не старше его, выглядела почти наспевшей девицей.
        И вот теперь Мина стояла перед ним во всей красе: ростом едва ли на палец пониже Урхо, широкие плечи горделиво развернуты. В почти мужском наряде обжанской невесты Мина казалась молодым бойцом, готовым выйти на священный круг. Она была очень красива - румяные щеки, прямой нос, широкие светлые брови вразлет над большими серыми глазами. Прямо и смело, без тени девичьего смущения, девушка глядела вокруг, пытясь понять - где же молодой вождь, ее суженый?
        Отец почему-то отказался подробно расписать его облик и нрав - лишь сказал, отводя глаза, что дочь не пожалеет. Учай не просто смел и умен, но и особо выделен богами среди прочих ингри. Правда, чем именно выделен - не объяснил...
        Признаться, Мина совсем не помнила младшего брата Урхо. Но раз ее жених - избранник богов, то он должен быть еще сильнее и краше брата. Он, несомненно, возвышается над прочими, а в его глазах синеет само небо... Он ничем не похож на обычных ингри...
        В глазах девушки вспыхнула радость узнавания. Да вот же он - ее суженый, прекрасный и грозный, будто сам Шкай! Мина улыбнулась и, легко сдвинув бедром вышедшего вперед Учая, шагнула навстречу Джеришу.
        Сыны Грома прыснули было в кулак, но благоразумно умолкли. Мина остановилась, удивленно поглядела на вержан, затем вновь на золотоволосого арьяльца:
        - Ты - Учай, брат Урхо?
        - Э нет, - ответил воин, расплываясь в широкой ответной улыбке. - Я не Учай. За плечом у себя поищи!
        Лицо дочери вождя вытянулось. Она медленно повернулась, словно стараясь уверить себя, что кого-то пропустила. Ведь, право слово, не мог же этот безбородый заморыш с кислым лицом победить ее могучего отца?
        Но чуда не произошло. Заморыш, обиженно сжав губы, глядел на нее и затем наконец вымолвил высокомерно:
        - Ищешь суженого? Вот он, перед тобой!
        Мина растерянно поглядела на стоявшего у дверей родного дома отца, на подружек, теснившихся за ее спиной, и нахмурила густые брови.
        - Да ты смеешься надо мной, что ли? - воскликнула она. - Правда ли, что ты брат Урхо, отрок?
        Сыны Грома дружно закивали, на всякий случай пятясь. Джериш насмешливо скалился, любуясь статной девицей.
        - Все так и есть, дочь Тумы, - через силу ухмыльнувшись, подтвердил Учай. - Понимаю, что ты не можешь поверить своему счастью и потому медленно соображаешь. Да, ты назначена мне в жены. Таково слово твоего отца и воля богов!
        Дочь вождя увидела его усмешку, и глаза ее гневно загорелись.
        - Я, конечно, воли богов не преступлю, - громко сказала она, бросив уничтожающий взгляд на отца и расправляя плечи. - Но коли так уж суждено... Ты должен добыть меня!
        Толпа обжан оживилась и зашумела. Подруги за спиной громко зашептались и захихикали, глядя на жениха, который рядом с Джеришем казался особенно тощим и слабосильным.
        - Одолей меня и свяжи, по обычаю, - мстительно улыбаясь, продолжала Мина. - И потом унеси на руках со двора! Иначе какой же ты будешь глава рода? - Она властно повела рукой, делая знак родичам и подругам освободить место. - Не будем терять время! - Мина свела в замок руки и вывернула их запястьями наружу. - Давай, суженый! Одолей-ка меня!
        Джериш не скрываясь захохотал во всю глотку. Обжане радостно подхватили его смех. Мина, довольная своей находчивостью, игриво улыбнулась арьяльцу.
        - Что ж... - процедил Учай, явно не радуясь предстоящему испытанию. - Пусть будет так.
        - Пусть будет, - согласилась девушка и, развернувшись, с размаху влепила ладонь в грудину жениха.
        Глаза у того выскочили на лоб, он отлетел на руки собратьев и наверняка бы рухнул наземь, если бы Дети Грома не подхватили его.
        Все присутствующие разразились громовым хохотом, тыча пальцем в незадачливого вержанина.
        - Отец, - не глядя более на наглого юнца, Мина повернулась в сторону крыльца, где стоял Тума, - этот жених слишком хлипок для меня. Он не стоит...
        Она не успела договорить. Оттолкнувшись спиной от рук соратников, Учай подскочил к ней сзади, схватил за длинную густую косу, навернул ее на кулак, сорвал с пояса кошель и что есть силы огрел им избранницу по затылку. Та, не охнув, упала ничком в траву.
        Обжане ошеломленно замолчали.
        - Ты убил ее, что ли? - взревел Тума, и его яростный рев подхватили все обжане. - Ты пришел на свадьбу с оружием?!
        - Нет. - Учай склонился над лежащей девушкой, приложил пальцы к горлу, где под кожей билась жилка. - Она жива, просто без чувств. И конечно же, я не нарушил обычаев, ибо это не оружие!
        Он развязал кошель, сделал несколько шагов вперед и высыпал перед Тумой на крыльцо горку арьяльских золотых монет - неслыханную редкость в Ингри-маа.
        - Это мой подарок отцу невесты! А сейчас прошу всех помолчать и не мешать мне своими криками связывать нареченную! Полагаю, никто не сомневается, что я победил?
        * * *
        Жилище слепого гусляра и песнопевца Зарни находилось посреди озера. Учай, увидев плот и на нем шатер, покрытый бугристой кожей неведомого зверя, сперва удивился, отчего вдруг этот диковинный человек избрал себе такое диковинное жилье. Но впрочем, как же по-другому? Учай знал, что Тума предлагал вещему певцу лучшую избу - просторную и теплую, - но тот лишь мотнул головой. «Земля - ваша, вода - божья. Мои песни не здесь рождаются. Людские разговоры для них помеха. Плеск волн, шелест листьев - в них слышу я речи вышних...» Тума лишь развел руками и согласился.
        Обжане относились к вещему гусляру с величайшим почтением. Старались угодить, чем только могли. Зарни жил на плоту один - его люди расположились в другом шатре, на берегу озера. Причем не только те молчаливые парни, что пришли с гусляром из дривских лесов, но и местные жители. Две-три обжанки уже перебрались в шатры челяди гусляра, готовили, стирали. Прочие им завидовали.
        Учай подошел к берегу и окликнул одного из слуг гусляра, удивших рыбу с края плота. Заметив сына Толмая, челядинец встал, заглянул в шатер, затем отвязал челн-долбленку и неспешно погреб к берегу.
        - Расскажи о хозяине, - забираясь в долбленку, попросил Учай, стараясь, чтобы его слова прозвучали как распоряжение.
        Длинноносый гребец с острыми скулами и будто вечно прищуренными водянистыми глазами ткнул себя пальцем в грудь:
        - Не понимать!
        Учай пригляделся к челядинцу. Он знал, что Зарни нанял себе помощников в землях дривов. Дривы, жители болотного края к югу от земель ингри, и впрямь говорили на ином языке. Однако в Ладьве они довольно бойко изъяснялись на купеческом наречии, впитавшем в себя все языки, раздававшиеся на торгу. «Врет, поди, - решил про себя Учай. - Говорить не хочет...» И больше обращаться к гребцу не стал.
        Дощатый помост плота тихо покачивался под ногами. Учай старался двигаться бесшумно. У входа в шатер он остановился, обдумывая то, что хотел сказать, и тут услышал негромкое:
        - Заходи! Что там стоишь? Или тебя заинтересовала шкура зверя, которой покрыто мое жилище?
        Учай с досадой сжал губы. Уж конечно, слепец не мог видеть, как он разглядывает бугры и узоры на грубой безволосой шкуре, гадая, чья бы она могла быть. Да и зрячий не увидал бы сквозь стену.
        - Здравствуй, почтенный Зарни.
        Сын Толмая вошел и на всякий случай склонил голову. Похоже, слепота ничуть не мешала песнопевцу видеть получше многих. Кто его знает, на что он еще способен!
        Гусляр был в шатре не один - по соседству острил гусиные перья смуглый слуга в длинной темной рубахе. Когда он увидел Учая, перья выпали у него из рук, и на бритом лице отразился ужас.
        - А я все ждал, когда же ты придешь, вождь ингри, - произнес гусляр, поднимая голову.
        В сумраке шатра его лицо казалось белым пятном. Длинные седые косы падали на грудь. Обрубки ног, как всегда, были покрыты рысьей шкурой.
        - Ждал? - в замешательстве переспросил Учай. - Ах да, конечно. Я должен вознаградить тебя за помощь.
        - Когда я захочу говорить с тобой о награде, ты непременно об этом узнаешь. Пока ты пришел разузнать у меня путь. За это добрые люди не берут плату.
        - Нет, - возразил Учай. - Я пришел совсем за другим.
        - За чем же? - удивился Зарни.
        - Сейчас расскажу, - ответил сын Толмая, с любопытством поглядывая на смуглого слугу. - Но сперва скажи, кто этот чужеземец и почему он глядит на меня, как мышь на змею? Кажется, я его где-то видел...
        - Вряд ли. Я купил его тут, в Ладьве. Его зовут Варак. Он превосходно знает грамоту. Утверждает, что был дворцовым рабом в Аратте. Возможно, он сбежал оттуда, но мне какое дело?
        - Знает грамоту? - прищурился Учай. - Это хорошо... А сейчас пусть выйдет.
        Повинуясь знаку Зарни, Варак низко поклонился им обоим и выскользнул из шатра. Когда полог опустился, Учай заговорил:
        - В день, когда ты мне помог волшебной песней на собрании вождей, я ощутил силу, какую, верно, никогда не ощущал никто из смертных. Молнии рождались в моих руках! Казалось, мои стопы попирают землю, а на плечах зиждется небесная твердь! А нынче... - Учай порывисто вздохнул, подавляя накатившую ярость. - Дочь Тумы сбила меня с ног! Ударила на глазах у всего люда! Еще немного - и вовсе бы пришибла!
        - Но в итоге ты ее одолел, - утвердительно, точно наперед зная ответ, произнес Зарни.
        - Да, - ответил Учай, чувствуя благодарность, что гусляр не стал над ним смеяться. - Мне повезло. Я оглушил ее кошелем со свадебными дарами... Но что будет дальше? Не бить же мне ее всякий раз по голове? Скажи, как мне вновь обрести ту силу? Как заставить Мину покориться? Какой стыд, если самого могущественного из вождей ингри будет колотить жена!
        - Вот как? - протянул слепец. - Самый могущественный вождь ингри? Так ты себя зришь в будущем?
        - Как же еще? - удивился Учай. - Я уже глава рода, а скоро стану первейшим вождем. Я привел с собой пять десятков воинов! Когда я породнюсь с Тумой, то со временем соберу в кулаке все земли Ингри-маа. Мы сможем дать достойный отпор арьяльцам, когда они придут сюда!
        - Достойный отпор... - Губы песнопевца сложились в глумливую усмешку.
        Он протянул руку, нашарил гусли, положил на колени и начал рассеянно, будто что-то вспоминая, перебирать струны.
        - Сожми кулак! - вдруг потребовал он.
        - Зачем? - не понял Учай.
        - Сожми, как будто ты уже держишь в нем все роды лесного края.
        Учай расправил плечи и до хруста сжал кулак:
        - Так?
        - Тебе виднее.
        Зарни умолк, вслушиваясь в текучий перезвон.
        - И долго так держать? - спросил сын Толмая.
        - Держи.
        Песнопевец перестал играть и принялся неспешно подкручивать колки, потом снова вслушался в пение струн... Наконец, будто вспомнив о госте, разрешил:
        - Можешь разжать.
        Учай со вздохом облегчения встряхнул пястью.
        - Что ты чувствуешь? - спросил Зарни.
        - Пальцы устали.
        - Ты стоял недолго, ничего не делал, а пальцы устали? Как же ты намереваешься держать в кулаке всех ингри? Ты говоришь, что придет войско арьяльцев и ты сразишься с ним. Что ж - может, оно в самом деле скоро придет. Но это вряд ли. Наступают холода, вот-вот пойдут дожди, потом ляжет снег... Арьяльцы не сунутся сюда до тепла. А тебе все это время придется держать кулак сжатым. Иначе твое войско разбежится по домам. Но и под твоей рукой они начнут роптать, потому что ты вырвал их из семей, увел от родных очагов, а взамен не дал ничего. Когда же людям станет известно, что грозного повелителя ингри дома колотит жена, ты не сможешь удержать рядом с собой даже ребенка.
        Учай слушал, и в животе у него холодело. Он живо представил себе то, о чем говорил вещун.
        - Отрицающий величие обретает ничтожество, - безжалостно продолжал тот. - Ты говорил о молниях, исходивших из твоих рук? Прежде я не знал об этом. Своими песнями я лишь открываю врата небес, но каждый сам зрит, что приходит оттуда. Однако сейчас я могу растолковать тебе, что значит твое видение.
        - Я сын Шкая? - робко спросил Учай.
        - Нет, ты не сын бога грозы. Ты нечто большее... а может, и нет. Порой боги сходят на землю. Всякий раз они выбирают достойного, в теле которого рождаются. Но человек может принять божественную сущность, а может в испуге отринуть ее. Не сомневайся - если пожелаешь стать просто мелким вождем затерянного в лесах племени, Шкай не простит тебя.
        - Но...
        У молодого ингри перехватило дыхание.
        - Как же тогда... Как же Мина? Наша женитьба?
        - Послушай, - вздохнув, как бы нехотя проговорил Зарни, - ты носишь на груди знак великой богини. Знак ее внимания! И ты смеешь думать о какой-то драчливой девице? Ты смеешь представлять, как завалишь ее в клети на шкуры, раздвинешь ей ноги...
        Учай зарумянился. Именно так он и представлял себе тот миг, когда он утвердит свою власть над строптивой дочерью Тумы. Мечтал, как эта статная красотка с покорностью будет лежать под ним, безропотно выполняя все, что он ей прикажет.
        - Ты в самом деле думаешь, что так и будет?
        - Да, - с вызовом сказал Учай. - Я ведь буду ее муж!
        Зарни тихо, но обидно засмеялся:
        - Я все забываю, что ты едва вышел из отроческих лет. Отринь свои сладкие мечтания, они ничего не стоят. Зачем тебе смертные девицы? Ты - воплощение Шкая! Ты должен быть с той, кто тебе ровня!
        - Ровня?! - всплеснул руками Учай. - Ты бы видел ее! Да она... она...
        Он искал слова и не мог найти их, чтобы передать тот ужас и восторг, который вызывало у него всего лишь ощущение присутствия страшной и невыносимо прекрасной Богини...
        Лицо Зарни было совершенно неподвижно, глаза жутковато белели в сумраке шатра. Зато руки, без устали бегающие по струнам, казалось, живут своей жизнью, будто два огромных голых паука, и это было еще страшнее.
        - Я всего лишь певец, - произнес он. - Порой могу приоткрыть пелены, скрывающие от нас лики богов. Хочешь стать мужчиной? Так поступи как мужчина!
        - О чем ты?
        - Я песней могу открыть тебе путь к ней. Прямо сейчас.
        Учай стиснул зубы, чтобы они не стучали.
        - Я готов!
        Мерно загудели струны. Сумрак внутри шатра наполнился грозными, тревожными и удивительно красивыми звуками, от которых Учая бросило в дрожь. Кровь зашумела громче и застучала у него в висках. Веки Учая вдруг наполнились неподъемной тяжестью. Под его кожей, по спине и рукам волнами разбегались ледяные мурашки. Каждое новое созвучие заставляло его задыхаться, невидимые волны захлестывали его с головой...
        И тут Зарни тихо запел, будто руку ему протянул:
        - Если ты вопрошаешь небо, от богов ожидая совета,
        Если ты призываешь небо взор обратить на тебя,
        Может, ты поступаешь мудро или нет - но выбор ты сделал,
        Если небо глаза откроет, на тебе не будет доспеха...
        Учай шумно вздохнул, глотая воздух, и открыл глаза...
        ...Он стоял на голой вершине окруженного лесом холма. Черное, усеянное яркими звездами небо висело над его головой так низко, что казалось, можно дотянуться рукой. Вороны, неотличимо черные, будто созданные из мрака, с раскатистым карканьем носились вокруг. И, будто отвечая на их зов, темень небес распахнулась, и ночь в единый миг озарилась ледяным сиянием - столь ярким, что у сына Толмая слезы брызнули из глаз. Он собрался было прикрыться ладонью, но тут увидел ее.
        Совершенное тело ее было окутано плащом цвета ранних сумерек. Сердце Учая заколотилось, рот открылся, будто для крика.
        - Вечная дева, явившая свет и залившая небо сияньем,
        Пальцы твои холодны, но касанье их слаще, чем мед.
        Кто опалился страстью твоей - не желает иного удела.
        Тот, кто упился негой твоей, - другой не возжаждет вовек...
        Учай словно вспыхнул изнутри. Он пылал от макушки до кончиков пальцев на ногах. От прекрасной девы, что шествовала по небесам, веяло спасительной прохладой. Он шагнул к ней, и вдруг тяжесть и жгучая боль исчезли. Тело его окатило волной такого неземного облегчения, что он сам воспарил навстречу Богине.
        - Голос твой громом звучит над притихшей землею,
        Молнией взгляд твой пронзает своды миров,
        Птицы твои рождены из чернейшего мрака,
        Ищут добычу тебе и души уносят в когтях.
        Она протянула к нему руки - и будто два огромных вороновых крыла распахнулись за его спиной. Он устремился в сверкающее небо, коснулся ее пальцев - и вспышка ярче летнего полуденного солнца залила ночное небо светом от края до края.
        Тело Учая сотрясала дрожь, с губ срывались стоны, а Зарни продолжал свою песнь - негромко, но твердо, будто забивая в плашку гвозди.
        - Серп занесен твой над миром, над старым и малым.
        Каждый живущий безропотно участи ждет.
        Двери небес отвори мне, прекрасная дева!
        Сердце свое отвори, сердце мое забери!
        Сознание покидало сына Толмая. Мир катился по кругу, вращаясь все быстрее, распадаясь на яркие пятна, наполняя все тело немыслимым блажеством. Колени Учая подкосились, он рухнул ничком и начал скрести ногтями шкуры, покрывавшие настил. Зарни смолк и усмехнулся, слушая, как бьется в беспамятстве могущественный вождь Ингри-маа.
        Дождавшись, пока Учай наконец перестал метаться, Зарни спросил:
        - Ну что, ты по-прежнему желаешь обрести божественную силу, чтобы приструнить дочь Тумы?
        - Что я должен сделать? - пробормотал сын Толмая, ошалело поднимая голову.
        - Слушай же меня, - размеренно заговорил песнопевец. - Не думай о Мине, не думай о власти над ингри. Все, что ты пожелаешь, придет само. Твой истинный враг - Арьяла! Да не будет тебе покоя, покуда она стоит на твоем пути...
        Глава 2Брачная ночь
        Когда Учай вошел в приготовленную для молодых клеть, сидевшая на лавке Мина даже не встала - лишь исподлобья зыркнула на мужа. По обычаю она пришла сюда первая, тайком улизнув со свадебного пира. Родичи старательно делали вид, что не видят, как она уходит. Вскоре после нее удалился и молодой супруг. Вся прочая родня, и старая, и новая, осталась в разубранном овине за длиннющим столом - есть, пить, веселиться. А место Учая и Мины за столом заняли две соломенные куклы в повседневной одежде молодых. Эти куклы призваны были защитить их от сглаза и обмануть злых духов, которые, как осы на мед, слетаются на всякую великую перемену в людской судьбе, будь то уход души к дедам или зачатие новой жизни.
        Мина покосилась на устилавшие пол клети священные ячменные снопы, укрытые пушистыми шкурами, и впервые в жизни ей захотелось зарыдать. Но она лишь отвернулась, сжимая кулаки. Дочь Тумы и сама толком не поняла, что произошло утром во дворе. «Ладно, былого не вернуть, впредь умней буду, - подумала она, сдвинув брови. - Пусть только тронет меня еще хоть раз, хитрый мозгляк! Иди-ка сюда, муженек... Ну-ка, повели мне обувку с тебя стянуть...»
        Будто чувствуя недоброе, Учай не спешил подойти к ней. Он затворил за собой дверь и остановился, издали глядя на дочь Тумы. Мина даже удивилась - никакой робости в его узком хорьем лице не было, и все же он вовсе не торопился объявить свои права на побежденную.
        - Не нравлюсь? - без приветствий и обиняков спросил он.
        - Чему уж тут нравится? - вскидывая голову, с вызовом отозвалась Мина. - Треска ходячая! - И добавила, чтобы уязвить его побольнее: - То ли дело твой арьялец - тот хоть на мужчину похож!
        Но Учай продолжал стоять с невозмутимым видом, и Мина продолжала, сердясь все сильнее:
        - Батюшка сказал, что ты меня одолел. Стало быть, я отныне твоя. Не я, но отец и боги так решили. Перечить им - на весь род беды накликать. Тут с речами, стало быть, и покончим. Подходи, возьми меня, коль посмеешь!
        Учай глядел на нее по-гадючьи, не мигая. Будто и не слушая, пропустил злые слова мимо ушей и сказал:
        - Ты мне тоже не нравишься.
        - Что?!
        Мина приподнялась с лавки, вне себя от изумления. Уж ей ли было не знать, как парни и мужики на нее пялились? Отца страшились, он на расправу крут и нравом горяч, но жадные взгляды она ловила на себе ежедневно. Как только стало известно, что Урхо погиб, сразу несколько присватались. Но отец не торопился, все будущих зятьев перебирал. Вот и довыбирался - теперь этот задохлик ею брезгует!
        - Зачем сватался тогда? - гневно воскликнула она, вскакивая. - Раз я тебе не люба, так вот дверь и...
        - Сиди и слушай! - Резкий голос суженого заставил ее замереть на месте. - Запомни раз и навсегда. Я иным тебя предпочел потому, что отец мой тебя за брата сговорил. Сказывал, ты лучше всех сможешь держать большой дом. А дом у меня будет и впрямь большой, не этому чета. Другого такого в наших землях не найдется. Мне теперь нужно собирать войско, к дальнему походу его готовить. Очень скоро я стану властвовать над землями всех ингри. Пойдешь со мной - станешь и землям хозяйка, и всему народу мать. Будь мне во всем послушна, и я тебя не обижу. Ну, что скажешь?
        Он замолчал, ожидая, что ответит та, которую нынче перед всеми собравшимися в селении на Обже назвали его женой. Склонит ли голову или в отместку за поражение плюнет ему под ноги, чтобы постылый муж где-нибудь лесной дорогой свернул себе шею?
        - Ты себя с братом-то не равняй, - угрюмо ответила девушка. - Урхо не чета тебе был. Вот он стал бы добрый вождь, а от тебя проку как от ужа шерсти. Владыка всех ингри, слыхана речь! Люди шепчутся, ты богов не чтишь, обычаи не блюдешь. Я сперва не поверила, а теперь и сама вижу. Неспроста тебя вержане из рода исторгли! Что, теперь за нас взяться хочешь? Детей Карью в чужие земли собрался уводить на погибель? Уж я скажу батюшке, что ты задумал...
        - Все не так! - вскинулся Учай. - Ты глупа, как лесная свинья! Всем в Ингри-маа скоро понадобится моя защита!
        - Твоя? - с нескрываемым презрением скривилась Мина. - Я всю жизнь сама себя защищала.
        - Ты сильная, и я рад этому. Но даже сильный не защитит себя один, когда придут арьяльцы...
        - А, и это слышала, - глумливо отозвалась Мина. - Мол, Учайка с умишком-то поврозь. О чем ни скажи, только и твердит об арьяльцах, которые вот-вот вернутся. Неужто их вид так поразил тебя, что ныне ты находишь их повсюду? В нужнике тебе арьяльцы не мерещатся?
        Учай вспыхнул от гнева:
        - В утином кряканье толку больше, чем в твоих речах! Ты еще увидишь, что такое арьяльцы! Вы все увидите. И я посмотрю, кто будет смеяться. А ты нынче свою участь выбрала.
        Мина пожала плечами, неприязненно глядя на него.
        «Почему не поверила? Должна поверить и послушаться!»
        - Ты теперь в моем роду, и, хочешь ли ты того или не хочешь, я твой муж и защитник, - процедил Учай.
        - Не нужны мне такие защитники, а мужья и подавно!
        Сын Толмая выбрался из клети во двор, едва удержавшись, чтобы не бухнуть дверью. «Нет, так нельзя, - думал он, пытаясь задушить обжигавшую ярость. - Злиться на нее - значит выдавать свое бессилие. Я не злюсь - я просто ушел, потому что все сказал... Неужели она и впрямь так глупа, что не видит, не осознает, кто перед ней?!»
        * * *
        Ночь стояла еще совсем теплая и безветренная, и тысячи глаз ушедших предков глядели наземь с небосвода. Учай поднял взгляд к небесам, силясь разглядеть в кромешной темени невидимый чертог, где обитала его несравненная возлюбленная. Как ни тщился он прогнать злость после разговора с Миной, ее слова по-прежнему звучали в ушах, жгли крапивой. Несмотря на пьянящие видения, которые насылал Зарни, молодой ингри был вовсе не против, если бы и Мина была с ним поласковей. Почему бы нет? У богов столько жен, сколько они пожелают...
        «Теперь-то что с ней делать? - глядя в глаза далеких звезд, думал он. - На что мне эта вздорная девка, которая даже выслушать меня не захотела? А ну как в самом деле отцу начнет на меня наговаривать?»
        - Эй, Учай! - послышался рядом негромкий оклик Джериша. Верзила беззвучно выступил из темноты. - Вот ты где! Я думал, ты уже с женой лег, а ты по двору бродишь. Ты чего тут делаешь?
        - Богам молюсь, - мрачно ответил Учай.
        - Это правильно! - одобрительно хмыкнул Джериш. - Тебе помощь богов сегодня понадобится. Эк ты девку наглую утром уложил! Хитер! Но второй раз она, пожалуй, так не оплошает... Как бы вовсе тебя не прибила! - Произнеся эти слова с насмешливой опаской, Джериш запустил пятерню в длинные волосы, глядя куда-то в сторону. - Я вот подумал... Раз уж ты к жене не торопишься...
        Учай хмуро взглянул на арьяльца, наперед зная, что тот скажет.
        - Помнишь, когда крепость строили, я рассказывал тебе про обитель священного единения? Сам посуди - чего дожидаться-то? Пока там еще ее построят! Господу Исвархе ведь не важно, где ему поклонятся. «Где огонь, там и жертвенник», - говаривал жрец Хаста. Главное, от души!
        Говоря, Джериш для пущей убедительности положил на худое плечо юного наместника Ингри-маа широченную ладонь. Учай согнулся под ее тяжестью и отвел глаза, чтобы воин не догадался, о чем он думает. «Позабавиться захотел? - крутилось у него в голове - Чужой-то кус всегда слаще. Что ж, отведай, попотчуйся. Да только ты еще не знаешь, с кем связался. Сладость эта тебе поперек горла встанет...»
        - Ну что скажешь? Или, может, ты против? - с еле заметной угрозой осведомился арьялец.
        - Нет-нет, - поднял руки Учай, прекрасно понимая, что даже будь он против - это только послужило бы его унижению. «Высокий гость» уже для себя все решил. - Если на то твоя воля, кто я, чтобы перечить? Все мое - твое!
        - Да ты не печалься. - Бывший жезлоносец самодовольно улыбнулся и хлопнул собеседника по плечу, едва не сбивая с ног. - Ты же видел, я ей приглянулся! Иди вон к пирующим да выпей за нас! В каком домишке она ждет - в том?
        Он легко отодвинул Учая в сторону и направился в сторону клети.
        * * *
        Мина стояла у дверей, как будто хотела догнать суженого, однако остановилась, раздумывая над его словами. По правде сказать, она была просто ошеломлена.
        Что он за человек, этот Учай? С Урхо все было просто. Тот был улыбчив и силен, как дикий тур. Она родила бы ему крепких детей, и они в свой черед стали бы вождями. Но этот... Ни лица, ни голоса! Где-то он там рос, тихо, будто змееныш под соломой. И вот вылез. И ужалил...
        Теперь она припоминала, что и отец был вроде как не рад этому сватовству. Хвалил ей Учайку, будто сам себя убеждал. Хотя, казалось бы, младшему брату заменить убитого старшего, вдобавок объединить два рода - и хорошо, и по обычаю. Мина согласилась, хоть и без особой радости. Когда же она воочию увидела суженого, то почувствовала себя не просто разочарованной, а оскорбленной и униженной. Словно родной отец пожелал выставить ее на посмешище! Ей, дочери могучего вождя, подсунули невзрачного, тощего задохлика!
        Но задохлик и впрямь оказался не промах. Хитер. А еще коварен и жесток. Оглушил ее и пусть обманом, но добился своего!
        Теперь же она и вовсе не понимала, чего он от нее хочет.
        «Сказал, что я ему не нравлюсь! Да как он посмел?!» Девушка стиснула кулаки. Конечно, она наговорила ему лишнего, но мог ли он чего-то другого ожидать, после того как ее унизил?!
        И еще... Что-то в нем было такое, в чем Мина не могла себе признаться. Страшное, противное и смертельно опасное для нее... «Он явился мне на погибель», - подумалось Мине. Колючие мурашки пробежали по ее спине - она поняла, что в этот миг с ней говорили боги.
        Девушка вздохнула и обхватила плечи руками, будто желая согреться, хотя в клети было тепло. Только на миг радость сегодня вспыхнула в сердце девушки - когда в воротах она увидела арьяльца. Вот он, ее суженый! Не лукавил отец, не абы какой жених у нее! Но марево рассеялось, лишь появившись, - живой насмешкой рядом с красавцем-воином держался ее нареченный.
        Теперь, после беседы, мозгляк Учай пугал ее. Говорил нелепицы, однако на дурня не похож. Ловок, да только не по-мужски. Силой добился сговора - и тут же бросил, как объеденную кость... Какая все же жалость, что арьяльский красавец - не тот, кто ей предназначен! Если бы это он к ней присватался - не стояла бы тут одна, кусая губы...
        Словно в ответ на ее мысли, дверь распахнулась. В клеть, согнувшись чуть не пополам, вошел Джериш. Выпрямился, сверкнул улыбкой. Он показался Мине таким красивым, что сердце сжалось. Она, сама не понимая, что делает, отступила от двери, давая ему войти.
        - Эй, как там тебя... - раздевая взглядом статную девицу, начал арьялец, расстегивая окованный чеканными бляхами широкий боевой пояс. - Нынче ты проведешь ночь со мной, чтобы потом тебе было что в жизни вспоминать. Твой щуплый муженек точно тебя этак не согреет...
        Мина вздрогнула и попятилась:
        - Чего ты хочешь, арьялец?
        - Что за глупый вопрос? Тебя, - с широкой улыбкой сообщил Джериш. - Разве не понятно? Таков обычай, который я ввожу в землях ингри. Всякая жена, прежде чем попасть под своего мужа, ляжет со мной. Ну что ж ты стоишь? Давай раздевайся!
        Дочь Тумы глядела на чужака, не веря своим ушам.
        - У нас так не делается, - резко сказала она. - Верно, во славу богов гостя подобает в дом пригласить, накормить, спать уложить. Высокому гостю хозяйка может честь оказать, разделив с ним ложе. Да только гость в избу незваный не врывается и чужой жены не домогается без ее и мужниного дозволения. Тот, кто так поступает, - не гость, а захватчик!
        - У муженька твоего, что ль, спросить надо было? - удивленно выслушав ее гневную отповедь, ответил Джериш. - Так я спросил. Он вовсе не против.
        Лицо Мины залила краска ярости, глаза ее запылали.
        «Ах вот как Учай решил со мной расквитаться! Мало ему прежних унижений - чужеземцу меня отдать решил, будто ненужную вещь, чтобы и вовсе детей Карью в пыль втоптать?»
        - На лицо ты красавчик, а по сути - вонючая медвежья куча! Пошел вон! И Учайку с собой забери, - процедила Мина и с отвращением отвернулась, показывая, что больше не желает видеть незваного гостя. - Завтра скажу батюшке, чтобы гнал вас всех прочь за реку!
        - Эй, да ты что, девка лесная, свихнулась? Как смеешь так говорить с арием?!
        Возмущенный Джериш шагнул к девушке и рывком схватил ее за косу, спускающуюся ниже пояса. Мину точно розгой обожгло. Только муж смеет касаться ее волос!
        Не помня себя, она развернулась, и ее кулак врезался Джеришу в скулу. Из ссадины под глазом брызнула кровь, но жезлоносец этого даже не заметил - лишь мотнул головой и хищно ухмыльнулся. Уж чего-чего, а драк в его жизни было превеликое множество!
        Он ловко убрал голову из-под второго удара, перехватил девичий локоть и крутанулся на месте, посылая Мину лбом в дверной косяк. От удара по избе аж звон пошел. Дочь Тумы без звука опрокинулась навзничь. Но не успел Джериш склониться над ней, как руки Мины взметнулись, схватили его за горло и рванули вниз. Они покатились по полу, по священным ячменным снопам, накрытым шкурами. Джериш навалился на девушку, задрал ей подол и засунул пятерню под рубаху. В следующий миг крепкий кулак до крови рассек насильнику бровь. Жезлоносец невольно отшатнулся. Мина извернулась, сбрасывая его с себя, и обеими ногами ударила его в грудь - да так, что Джериш отлетел, с размаху треснулся затылком о край лавки и упал без сознания.
        Едва способность видеть снова вернулась к нему, он увидел в сумраке сверкающие глаза Мины, которая яростно нависла над ним, сжимая кулаки. Будто грозное божество, родительница бури, о которой шептались чумазые пастухи в его вотчине на берегу южного моря, сошло в этот мир, чтобы покарать наглеца.
        Мина, тяжело дыша, ждала, готовая бить снова и снова. Но ее противник смирно лежал на полу, не пытаясь пошевелиться. Девушка даже встревожилась немного - не пришибла ли насмерть? Или вражина подманивает, притворяясь беспамятным, а сам... Но нет, арьялец смотрел на нее сквозь спутанные волосы, моргая слипшимися от крови ресницами. Разбитые губы его шевелились.
        - Что ты там бормочешь?
        - Ты прекрасна! - стараясь собрать воедино плавающие перед глазами образы, шептал Джериш. - Я не знал, что такие бывают...
        Мина хмыкнула, разжимая кулаки, выпрямилась и сложила руки на груди.
        - Ну-ну, ври дальше. Что еще скажешь?
        - Ты меня добыла в бою, - выдохнул Джериш. - Теперь я твой!
        Мина невольно улыбнулась. Гнев ее улетучился, будто его и не бывало. Помедлив, она присела рядом с могучим чужаком, убрала с его лица длинные золотистые волосы, вытащила из щели между бревнами клок сухого мха и принялась утирать текущую по его щекам кровь.
        А Учай, расставшись с Джеришем, и не подумал возвращаться к пирующим в овине, а свернул совсем в другую сторону. Он перелез через изгородь и рощицей направился на пустынный берег Обжи. Там опустился на колени и вытащил из-за пазухи оберег с вырезанным ликом Богини.
        - Ровня или неровня, я люблю тебя. Я твой, только твой - других мне не надо, - шептал он. - Никто мне тебя не заменит! Мои враги, моя добыча, я сам, вся моя жизнь - тебе жертва! Прошу, прими ее...
        Пошел дождь, зашумел все громче, превращаясь в долгий студеный осенний ливень. Учай все стоял на коленях, согнувшись в три погибели и прижимая к губам лик Неназываемой. Вождь ингри горел как в огне, через него прокатывались волны жара. Его вышитая свадебная рубаха вскоре промокла насквозь, но он не замечал ни дождя, ни холода. Мысли его мутились от пьянящих видений, и он въяве чувствовал, как Богиня отвечает на его поцелуи.
        Глава 3Двое из-за Кромки
        - Где мы? Где дед?! Я пойду за ним...
        Мазайка пытался привстать на ворохе листьев. Опираясь на подгибающиеся руки, поднял голову и уставился в сырую лесную темноту. Кирья с тревогой оглянулась на него. Ее друг был насквозь мокрый и бледный, как едва оттаявшая рыба; глаза словно два болотных оконца, смотрят и не видят - или видят, да совсем не то, что следует видеть живому человеку.
        - Куда тебе идти! - тихо проговорила девочка. - Сейчас, погоди немного...
        Костер был уже сложен огненной коттой - сверху сухие ветки и хворост, внутри береста. Кирья ударила кресалом по кремню, яркие искры летучими звездами посыпались на трут. От него тут же занялась береста, и огненная котта вспыхнула легким трескучим пламенем.
        - Сиди! Не отходи от огня!
        Мальчишка с трудом приподнялся, попробовал встать, но снова бессильно упал в листья.
        - Дед уходит. Надо идти за ним, - бормотал он, словно не в себе. - Иди ты, Кирья, верни его... Я тут передохну немного. И догоню тебя.
        - Нет, так нельзя!
        Схватив сразу охапку хвороста, она ссыпала его в костер. Сушняк сразу вспыхнул, языки огня метнулись в небо, обдали жаром.
        - Ты, главное, согрейся, я сейчас еще наберу...
        Мазайку и впрямь трясло - зуб на зуб не попадал. Он вытянул руки в сторону костра, едва не обнимая его. Над его мокрой одеждой потянулись в небо струйки пара. Кирья, спохватившись, принялась раздевать его:
        - Снимай мокрое! Все, все снимай! Дай сюда рубашку, у огня повешу. Вот тебе пока мой кожух. Ногу протяни, завязки распутаю...
        - А сама-то? - стуча зубами, спросил Мазайка. - В одной рубахе?
        - Мне не холодно.
        - Да как же...
        - А вот потрогай.
        Кирья протянула другу руку. Он тронул и с невольным удивлением вскинул на нее взгляд:
        - Ого! У тебя жар?
        - Это не жар. Сам-то не видишь?
        Мазайка взглянул ей в лицо. Оно будто горело изнутри. Глаза сияли так, что мальчишке стало жутковато.
        - Ложись и спи, - велела Кирья.
        - Нельзя спать. Костер...
        Оба они понимали - опасность еще слишком близка. Усни они оба, огонь затухнет, и тут-то от Калминой заводи наверняка полезут темные духи. Не может быть, чтобы старуха так просто смирилась с бегством пленника и кражей костяной дудки. Кирья не забывала о своей добыче ни на миг. Устроив друга поудобнее, она достала дудку из-за пояса и переложила на колени, чтобы можно было в любой миг поднести ее к губам.
        - Я не буду спать, - сказала она. - Не хочу. А тебе надо греться и набираться сил... О, погляди! Дядьки нас охраняют!
        За кругом света, очерченным костром, поблескивали во тьме зеленые глаза стаи.
        Когда костер прогорел и остались лишь рдеющие угли, звери начали подходить ближе. Будто набираясь смелости, один за другим они укладывались вокруг Мазайки. Один даже подошел к Кирье, положил ей голову на колени и свернулся вокруг нее, грея ей спину. Кирья покосилась на друга, убедилась, что он заснул в тепле, и наконец перевела дыхание. Пожалуй, с огнем и такими сторожами врагов этой ночью можно было не опасаться.
        В небе светили яркие осенние звезды. Кирья сидела, смотрела на угли и думала. Ей было тепло, как будто над ней не нависали голые деревья, скинувшие листья в ожидании первого снега. Словно не только костер, но и ровное пламя в ее крови грело ее изнутри. И сон не шел, - казалось, она всю ночь может так просидеть, глядя перед собой в огонь немигающим взглядом.
        О чем думала Кирья, гладя своего друга по белобрысой голове? О том, что раньше, еще когда отец был жив, она мечтала, чтобы Мазайка стал ей названым братом. Именно к нему она с детства прибегала всякий раз, когда ее кто-то обижал, будто малая сестричка - к надежному защитнику. А теперь поди пойми, кто кого защищает! Нет, меньше любить его Кирья не стала. Наоборот - теперь, когда вытащила его из владений Калмы, связь между ними стала так сильна, что даже страшно...
        И сама она изменилась. Кирье казалось, что за эту осень она стала много старше. Порой ей даже чудилось, что она теперь ровня самой Локше. «Ведь я прогнала ее. Значит, я сильнее!» - думала она. А через миг снова чувствовала себя глупой девчонкой, которая ничего не знает и не умеет, - просто ей повезло.
        Кирья крепче стиснула костяную дудку. Даже если Калма и не вернется из своих потусторонних лесов, довольная, что захватила Вергиза, - Локша-то здесь, поблизости на острове... Но что-то подсказывало - ни та, ни другая сегодня не явятся.
        «Что нам дальше делать? Кому мы нужны на свете?»
        Угли костра рдели, по черному и багровому переливались синие огоньки.
        «Родичи меня не примут, Вергиза больше нет...»
        При мысли о Вергизе угли мигнули, будто на что-то намекая. Да как понять - на что? Локша от бесед с огненными духами ученицу всегда строго предостерегала. Дескать, незачем, опасно...
        Именно поэтому Кирья не сводила взгляда с затухающего кострища. Она понемногу задремывала, и чем глубже ее душа погружалась в сон, тем яснее ей мерещилось пение огненных духов.
        «Не бойся, сестрица, - пел ей костер. - Мы с тобой - дети священного пламени, сошедшего с небес. Никто не сумеет одолеть нас!»
        * * *
        Чуть свет Кирья и Мазайка уже были на ногах и направлялись в сторону родной деревни. Впрочем, они оба совсем не были уверены, что им стоит туда идти.
        - Мы ведь за Кромкой побывали, - простуженным голосом рассуждал Мазайка. Впрочем, после ночи у костра он чувствовал себя куда бодрее. - Надо очиститься. Сперва к жрецам, потом в баню...
        - К жрицам, - фыркнула Кирья. - Уж не к Локше ли?
        Мальчик вздохнул:
        - Сказал бы - к Ашегу, да он сейчас совсем плох. Когда гнев Вармы погубил Дом Ветра, на Ашега упала с неба каменная глыба. Он теперь почти не видит и заговаривается, аж жуть берет. Эх, к деду бы пойти...
        Мазайка скривился, словно собрался плакать. Кирья уже рассказала ему о побоище возле бобрового заплота, когда Вергиз с помощью стаи одолел щучьего ящера, да сам не уберегся.
        - Как думаешь, дед жив еще? - глухим голосом спросил мальчик, не глядя на подругу.
        - Уж точно не мертв, - уверенно ответила Кирья. - Калма не для того столько лет его выслеживала, чтобы сразу расправиться. Он сейчас там - в ее колдовском лесу за Кромкой...
        - Значит, надо его оттуда вызволять. Только как?
        - Может, поменять? - предположила Кирья. - На дудку?
        - Такую дудку Калма себе еще выточит, - отмахнулся внук Вергиза. - Еще думай...
        Кирья насупилась, вспоминая.
        - Калма говорила мне, что она на деда крепко обижена, - заговорила она. - Дескать, он ее выманил из отцовского дома обманом, молодость похитил, а потом с дитем бросил...
        - Врет она! - сердито ответил Мазайка. - Дед не такой.
        - Может, и врет. Но я вот что думаю: если чудовища из-за Кромки лезть перестанут, то, может, и правду сказала.
        - Да ты что? Кто Калме-то верит!
        - А если нет, - продолжала девочка, - значит дело вовсе не в мести.
        Оба они замолчали, думая об одном и том же. Как спасти Вергиза?
        - Кто Калмин отец, не знаешь? - спросила вдруг Кирья.
        Мазайка развел руками:
        - Старые басни говорят - бессмертная старуха Калма сторожит путь за Кромку. А отец ее - Мана, владыка земли мертвых.
        Кирья невольно коснулась оберега на груди. А сама вспомнила угрозы, которые выкрикивала ей вслед старуха: «Сыночка за тобой вслед пошлю!»
        - Неужто Вергиз украл дочь у самого Маны? - поежился Мазайка.
        - Вспомнила! - перебила его подруга. - Калма говорила - «котта моего отца». Выходит, он жил в котте.
        - Но в коттах только припасы хранят, - удивился Мазайка. - А люди в них не живут, разве только мохначи, так они не совсем люди...
        - А в бьярских землях, значит, живут.
        - Где это?
        - Не знаю. Но Калма говорила, что она родом из бьярских земель.
        - Значит, бьярские земли - это и есть земли мертвецов, - рассудительно ответил Мазайка. - Тогда ясно, отчего котта. Недаром старухи стращают, что жилище Маны из костей сложено, человеческими кожами обтянуто...
        - Что же нам, по-твоему, опять за Кромку лезть?
        Мазайка усмехнулся:
        - За Кромку нам пока рано. А вот к дедкиному дубу сходить не помешает. У деда там много всего спрятано было. Одних оберегов целая укладка. Может, что полезное найдем...
        - Я домой хотела... - начала Кирья.
        И осеклась. Она вдруг поняла, на что ночью намекал ей костер.
        - Ты прав - надо сходить к Вергизову дубу! Там...
        Девочка озадаченно замолчала. Она понятия не имела, что там и зачем им опустевшее дупло. Но твердо знала лишь одно - ночью огненные духи советовали ей идти именно туда. Знала, и все тут!
        Мазайка удивленно взглянул на нее, ожидая продолжения. Но его подруга стояла, склонив голову набок и глядела перед собой неподвижным взглядом, будто к чему-то прислушиваясь, явно забыв, о чем только что говорила.
        Вокруг все светлело. Время от времени с деревьев слетали и, кружась в воздухе, падали последние листья. День обещал быть холодным и ясным. Мазайка поежился:
        - Сейчас поесть бы...
        - Что-то не так, - вдруг произнесла Кирья, поднимая голову.
        - Что?
        - Слышишь? Там... - Она указала в сторону, за куст можжевельника.
        Казалось, там никого не было, но наметанным глазом Мазайка заметил одного из Дядек. Тот стоял, вздыбив шерсть, и еле слышно рычал.
        Внук Вергиза знал, что стая следует за ними, держась неподалеку, но не показываясь. На зов волки по-прежнему приходить отказывались. И вдруг такая встреча!
        - Что он тут делает? - пробормотал мальчик. - Ведь рассвело же.
        Дядьки были ночными зверями. Заставить их показаться при свете могло что-то очень важное или неприятное. Пока волк стоял молча и неподвижно, его было невозможно заметить. Но теперь он выдавал себя ворчанием, видя или чуя нечто, доступное только ему.
        Мазайка огляделся, затем потянул носом воздух. Гарью не пахло. Впрочем, стая вела себя вовсе не так, как если бы где-то занялся лесной пожар.
        - Видишь чего? - настороженно спросила Кирья, хватаясь за костяную дудку.
        С другой стороны из зарослей вереска встал другой невидимка - вожак стаи. Он поднял голову, принюхался, встал и издал еле слышный тонкий звук, похожий на скулеж. Тут же вокруг будто из воздуха возникла вся стая. Дядьки окружили юных вержан и встали, оскалившись, вздыбив шерсть, будто ожидая врага.
        - Зачем нас вперед не пускаешь? - спросил вожака Мазайка.
        Тот заступил ему дорогу, поймал его взгляд и мотнул головой. Мурашки побежали по Мазайкиной спине. Парень редко видел своих зверей так близко, да еще при свете солнца, и сейчас было особенно хорошо видно, как на самом деле они мало похожи на обычных волков. Короткие морды с широкими могучими челюстями, лобастые головы и говорящие, почти человеческие глаза.
        «Не ходи туда. Там опасно», - понял Мазайка так же четко, как если бы Дядька сказал ему это словами.
        Он растерянно глянул на подругу:
        - Дядьки что-то очень страшное чуют.
        - Они и сами напуганы...
        В ближайших кустах внезапно послышался треск, и стремительней вешнего паводка на Кирью и Мазайку вылетела стая зайцев-русаков. Не обращая внимания на Дядек, они мчались прямо меж волчьих лап, перескакивали через напряженные спины. Но и волки, похоже, нынче совсем не интересовались легкой добычей. Тихо рыча, они лишь плотнее обступили Кирью с Мазайкой.
        Девочка потянула названого брата за рукав:
        - Что-то небывалое творится! Послушай...
        Она присела, коснулась рукой земли. Мазайка прислушался и тоже почувствовал дрожь под ногами. Так бывало, когда куда-то сломя голову неслись перепуганные лоси. Но сейчас внуку Вергиза почудилось, что между этими встрясками он ощущает какие-то непонятные, куда более тяжелые толчки. Будто на каждые несколько быстрых шагов кто-то отвечает одним тяжеленным шагом.
        Мимо волчьей стаи, ломая кусты, пронеслось стадо оленей.
        - Бежим! - крикнул Мазайка.
        - Куда?!
        - Отсюда, там поглядим!
        Только и ожидая этого, стая припустила со всех ног. Толчки становились все более ощутимыми. К топоту проламывающегося сквозь кусты зверья прибавился скрип и треск деревьев.
        - Я сейчас!
        Мазайка сорвал опояску, захлестнул ею ствол ближней высокой сосны, ухватился двумя руками и начал быстро карабкаться наверх.
        - Куда ты? - закричала Кирья. - Скорее!
        - Я только гляну...
        Подниматься по голому стволу с помощью опояски Мазайке было делом привычным - кто ж не знает, как у диких пчел мед таскать? Но обратно внук Вергиза слетел еще быстрее. Глаза его были выпучены.
        - Там оно! - закричал он. - Сюда идет!
        - Кто - оно?
        - Калмин ящер!
        * * *
        Удары топоров стихли. Работники, ладившие высокую хоромину в крепостице над Вержей, как один подняли головы, вслушиваясь в треск где-то в лесу. Они не отрываясь глядели в сторону чащобы. Прямо на их глазах она вдруг пришла в движение; верхушки далеких сосен кренились и раскачивались, и земля вздрагивала от тяжелых ударов. Вержане, оторопев, стояли у заточенных бревен частокола, силясь разобрать, что происходит.
        Оставленный Учаем в крепости за старшего побратим, крепкий и упрямый парень, звавшийся Ошкаем, закричал, стараясь походить на грозного арьяльца:
        - А ну за работу! Чего встали?
        Обычно парни, хотя без охоты, повиновались ему. Но теперь они стояли, будто не слыша окрика головного.
        - За работу!
        Ошкай подскочил к одному из парней, дернул его за плечо, желая повернуть к себе. Но тот молча скинул его руку, не сводя глаз с растревоженного леса.
        - Какая уж тут работа? - огрызнулся молодой Райво, внук бывшего старейшины. - Уходить надо! Ты сам глянь, что делается! Нечисть с полуночных земель к нам прет!
        Ошкай и без того видел и качающиеся деревья, и разлетающихся с заполошными криками птиц. Бежать, побросав все, ему хотелось, может, даже больше, чем остальным. Но показать страх значило навсегда опозориться перед сородичами, над которым он волей Учая был поставлен старшим.
        Из леса вдруг долетел пронзительный то ли крик, то ли вой. Ничего подобного вержане отродясь не слыхали. Все застыли, бледнея. У некоторых из рук топоры попадали. Ошкай заорал, стараясь свирепым криком отогнать страх:
        - А ну, закрыть ворота! Поднимайте топоры и колья! Будем драться!
        - Да какое драться! - срывающимися голосами закричали сразу несколько работников. - Ты что, Ошкай, ума лишился?!
        - Это боги нас карают!
        - За то, что гостей приветили и злодейски убили!
        - Все потому, что духи из Звериной Избы разлетелись!
        - Бежим!
        - А ну стоять!
        Ошкай раскинул руки, пытаясь остановить ошалевших от страха парней:
        - Стоять, говорю! Дома и без вас управятся. Там не хуже здешнего все слышно. Вон, видите?
        Он махнул в сторону деревни рода Хирвы. Еще подернутая утренним туманом гладь реки наполнялась челнами, быстро плывущими на чужую сторону Вержи. К берегу и мосткам из домов, с огородов, с выгонов торопливо стекались человеческие фигурки.
        - А ну c дороги! - Кто-то толкнул его в грудь. - Нам своих надо спасать!
        - Все лодки растащат, нам не останется! - раздался рядом полный дикого страха вопль. - Ни за что погибнем!
        - Осади назад, охвостье крысиное! - яростно заорал Ошкай. - Учай вернется - всем припомнит!
        - И-эх!
        Тяжелый бронзовый топор опустился ему на голову, раскалывая череп, словно колоду.
        - Бежим! - будто издалека услышал Учаев побратим и, обливаясь кровью, рухнул лицом в вытоптанную траву.
        Мимо него вниз по склону проносились чьи-то ноги, но он этого уже не видел.
        - Оно лезет! - в ужасе кричали разбегающиеся парни. - Тварь из-за Кромки! Жуть-то какая!
        За стволами деревьев была уже видна огромная, невообразимо уродливая туша. Задние толстые ноги чудовища были вровень с макушкой взрослого человека. Передние, более тонкие и длинные, загребали по земле скрюченными когтями. Вдоль спины чудища высился мощный гребень, а впереди покачивалась голова на мощной шее.
        Должно быть почуяв рядом людей, страшилище остановилось, обернулось в их сторону, распахнуло пасть размером с погреб и заревело так жутко, что работников прошиб ледяной пот. Если б страшный ящер сейчас поднялся на гору и начал их пожирать - никто бы и не шевельнулся. Но чудовище постояло, будто подумало, а затем повернулось и, не разбирая дороги, направилось в сторону деревни.
        Не сговариваясь, парни кинулись обратно в крепостицу. Неведомая тварь из-за Кромки вновь заревела, мотая головой. Странно дергаясь, переваливаясь с боку на бок, она упорно, но будто через силу тащилась к деревне.
        - Уходить отсюда надо... - с трудом выговорил один из парней.
        - Совсем уходить из этих мест, - поддержал его другой. - Лесные духи до нас добрались...
        - Видать, и старого Вергиза больше в живых нет. Некому больше от нечисти нас защищать!
        - И мальчишка его куда-то пропал.
        - Да сожрали обоих...
        Вержане стояли за подпертыми воротами, сквозь щели глядя, как все ближе подбирается к отчим избам порождение Калмы.
        Глава 4Возвращение души
        Кирья и Мазайка заметили существо еще в лесу, меж двух невысоких холмов, когда оно тянуло себя по распадку. Молодые деревца с треском ломались под кожистой тушей. Толстые лапы неуклюже загребали землю; голова была низко опущена, будто чудовищные челюсти тянули ее к земле.
        - Я его узнала! Узнала! - шептала Кирья, высовывая голову из черничника, в котором они затаились на соседнем взгорке.
        Когда отступил первый отчаянный страх, она сразу вспомнила, где видела тварь.
        «Живи! - звучал в ее ушах призыв Калмы. - Иди наверх! Убивай всех, кого встретишь!»
        Ей вспоминались видения в Лесу Ящеров, будто из страшного сна. Как Калма лепила из двух лесных ящеров одно чудище, нелепое и страшное, как вдыхала в него душу утонувшего рыбака...
        - Это творение Калмы, - прошептала она, когда ящер прополз мимо и начал удаляться в лес. - Она его создала роду Хирвы на погибель...
        - Так что же, он в деревню ломится? - побледнел Мазайка. - Надо бежать, предупредить их!
        Он приподнялся было, но сбоку тут же раздалось тихое рычание.
        - Они небось сами услышат, - тихо ответила Кирья. - Вон сколько треска, да еще и ревет! Пошли за ним...
        Дождавшись, когда чудовище скроется за деревьями, они спустились в распадок и принялись красться по его следу. Время от времени на лесных прогалинах они видели, как оно бредет, дергаясь, глухо ревя и покачивая огромной головой.
        - Что-то с ним не так, - сказал Мазайка, когда лес начал редеть. - Я помню, одному из Дядек дерево на спину упало. Так он, покуда не помер, тоже задние лапы волочил да все подвывал, жалобно так...
        - Может, оно устало? - усомнилась Кирья. - Вон ему сколько деревьев на спину упало, а ему хоть бы что! Я думаю, это все Калмины чары. Она ведь его из двух чудищ слепила - вот его внутри и крутит.
        - И то верно. - Мазайка, прищурившись, поглядел на чудовище.
        Оно как раз начало подниматься в гору. Издалека было видно и слышно, как с надсадным хрипом ходят его бока.
        - Да и холодно ему. Это ж ящер. Может, там у Калмы в лесу круглый год тепло, а у нас все ящерицы еще до листопада в норках попрятались...
        Кирья еще чуть подумала и достала из-за пояса костяную дудку. Но Мазайка схватил ее за руку.
        - Если сейчас дунуть, - поспешно прошептал он, - зверюга на две расползется. Сама же рассказывала, что со щучьим ящером приключилось! Этот-то еле на ногах стоит - бредет, никого не видит. А новые хоть и поменьше, да пошустрее будут! Как с ними управимся? Давай лучше этого обойдем да в деревню берегом побежим! Глядишь, обгоним, а то и само не дойдет...
        Но Мазайкины надежды не оправдались. Неподалеку от селения чудище будто бы взбодрилось. Оно принялось шумно нюхать воздух, взревело и, видно почуяв близкую добычу, из последних сил устремилось к берегу Вержи. Оно резко вскидывало передние лапы, будто пытаясь прыгать, так что неуклюжие задние за ними не успевали, бороздя землю, точно сохами, толстыми когтями. Кирья и Мазайка едва поспевали за зверем. Даже мамонты рядом с ним казались не столь велики.
        Наконец, когда впереди забрезжило серебристое утреннее небо над Вержей и показались травяные крыши домишек, чудище остановилось. Оно издало тоскливый рев, вытянуло вперед шею, будто стараясь еще хоть немного продвинуться, и завалилось набок в утоптанную траву у начала горушки, на которой стояла арьяльская крепостица.
        - Неужто помер?
        Мазайка оглянулся на залегшего поблизости вожака его стаи. Тот вроде бы и не смотрел на него, но все время оставался поблизости.
        - Или притворяется?
        Вожак приподнял губу и тихо зарычал. Но вскоре умолк и принялся принюхиваться. Зверь явно не знал, что делать - то ли броситься на лежащую тварь, то ли бежать прочь, пока та не бросилась сама.
        Мазайка осторожно выполз из кустов и подкрался к туше, готовый дать стрекача, если ящер хоть шевельнется. Но тот лежал с закатившимися глазами.
        - Издох! - радостно крикнул внук Вергиза. - Кирья, выходи!
        Девочка опасливо подошла, глядя на затянутый пленкой круглый сизый глаз. Тот вдруг моргнул и вновь закатился. Видно, у ящера не осталось сил даже поднять голову. Кирья невольно пожалела жуткое и несуразное существо, сотворенное себе и другим на погибель бессмысленной злобой Калмы. «А ведь в нем живая душа, - вспомнила вдруг она. - Если бы не тот утонувший рыбак, чудовище вообще в наш мир попасть не смогло бы! А что, если...»
        Не успел Мазайка даже крикнуть «стой!», как Кирья поднесла к губам дудку и дунула в нее.
        По гребнистой спине исчадия Калмы волной прошла дрожь. Бока поднялись с ужасным хрипом - раз, второй, затем медленно опустились... Ящер дернул ногами, распахнул пасть, да так и остался лежать с вываленным набок языком.
        - Теперь-то точно помер, - с облегчением сказал Мазайка.
        - Гляди! - удивленно воскликнула Кирья.
        Из пасти чудовища выпрыгнула большая серо-зеленая лягушка и деловито поскакала в сторону Вержи. Кирья с Мазайкой с любопытством последовали за ней. Лягушка скоро допрыгала до берега. Прыжок, всплеск, и только круги пошли по воде.
        * * *
        Селение рода Хирвы выглядело совсем опустевшим. Родичей не было видно. По избам попрятались, что ли? А, нет - вон в острожке ворота закрыты, и люди на стенах стоят, смотрят...
        - Эй! - закричала им Кирья. - Открывайте! Опасности нет!
        Но ответа не дождались, да и ворота никто не спешил открывать.
        - В деревне никого, - подошел сзади Мазайка. - Видно, уже давно чудище заметили и на тот берег утекли, от беды подальше.
        - Может, и нам за ними, на тот берег? - задумчиво проговорила Кирья. - А то пошли в арьяльскую крепость, вон там наши парни...
        Внук Вергиза тоже поднял глаза на острожек - и схватил подругу за руку:
        - Не ходи туда! Застрелят!
        Он показал на людей на стенах с луками на изготовку. Хоть чудовище и лежало неподвижно, оружия никто не опустил.
        - Ты чего? - удивленно спросила Кирья. - Что луки у парней? Так они чудища боятся...
        - Уверена, что его, а не нас? Мы ведь вместе с ним из лесу пришли. А ну как там думают, что это мы его привели?
        - Но мы же правду расскажем!
        Мазайка печально покачал головой:
        - Не поверят они нам.
        Кирья неуверенно топталась на месте. Как - не поверят? Чудовище ведь мертво!
        - Так что, стрелять?
        Стоявший на стене у ворот вержанин с луком оглянулся на товарищей, потом снова на рыжую девчонку рядом с чудовищем.
        - Погоди, - отмахнулся молодой Райво, вглядываясь в маленькую фигурку рыжеволосой дочери Толмая.
        Девчонка казалась особенно мелкой и тощей рядом с безобразной серо-зеленой тушей Калмина ящера.
        - Ишь нечисть! Рукой машет, - негромко пробормотал кто-то за его спиной. - К себе подманивает...
        Вслед за ним наперебой заговорили и другие:
        - Чудище-то, может, и не издохло вовсе. Может, прилегло и ждет. Кто их, чудищ, знает?
        - Ну вот Кирья, поди, и знает. Недаром Учай о ней прежде сказывал, что не родня она ему. Он сам видел, как отец ее в корзинке с болота принес.
        - И я о том слышал! Вот как ящера летучего Толмай свалил, так ее и принес. Кирья при нем из доброты жила. А как Высокая Локша ее к себе забрала, так все нутро ее настоящее и явилось...
        - Учай знал, что говорил! - кивнул вержанин с луком. И вдруг осекся, глянув на тело Ошкая с разрубленной головой, которое так и лежало под стеной неподалеку. - С этим что теперь делать? Учайка на зло памятлив. Всем попомнит!
        - Зароем его, - предложил молодой Райво, все еще держащий в руках не отмытый от крови бронзовый топор. - А лучше в болото кинем. Если что, так скажем, чудище его сожрало.
        - Как же скажем? - заметил кто-то. - Кирья своими глазами видела, что оно никого не съело.
        - Может, и ее тогда в болото...
        - Ты сам-то думай, что говоришь! Даже если тварь издохла, там рядом Мазайка крутится, а стало быть, и стая близко... Только руку на него подними, они к тебе потом ночью придут и до костей обгложут!
        - Так что, не стрелять?
        - Пускай уходят, - буркнул молодой Райво. - Уйдут добром - не тронем. А вот Учай... Вот с ним разговор иной.
        На его слова удивленно обернулись все, кто стоял поблизости.
        - Отчего ж иной? - спросил парень с луком. - Учай хоть и не схож с отцом, а все ж от арьяльцев земли ингри защитил!
        - Ты мне-то о том не сказывай! - огрызнулся Райво. - Я с ним за царевичем ходил и все своими глазами видел. Тех арьяльцев и след простыл! Дошли ли они через Холодную Спину до своих земель, не ведаю; по всему - так и не дошли. А что до Джериша... - он скрипнул зубами, - до убийцы, который здесь кровушку наших родичей лил и моего деда ни за что прикончил... Я в то утро, чуть рассвело, по всему селению ходил, следы искал. Арьяльцы, поди, не коршуны, чтобы с высоты падать. Да и коршуны землю лапами метят. И вот что я вам скажу - Джериш был один! Как я ни искал, других следов не нашел. А следы у него приметные - лапища как у медведя. Вот и судите. Думаю, это все Учаева затея. Извести нас всех он задумал. За то, что изгнали его, отомстить.
        - Все так и есть! - послышалось вокруг. - Учай нынче всю Ингри-маа под себя подмял. А роду с того что? Где наш прибыток? Торчи на горушке да бревна ворочай...
        - Этот всех изведет! - мрачно процедил еще кто-то.
        - Цыц! - перебил их молодой Райво. - Если все со мной согласны, стало быть, время подходит Толмаеву сыну дать от нас всех ответ! А Кирья огневолосая с волчьим мальчишкой путь идут куда хотят.
        - Да может, девка и вовсе неживая, - добавил кто-то. - Она вон привела в родной дом зверя из-за Кромки. Разве живые так поступают?
        - Пусть идет прочь, откуда явилась! - загомонили вержане, еще сильнее испугавшись возможной нежити. - Не открывать ей ворот! И Мазайку пусть с собой забирает. Не надо нам тут бродячих мертвяков!
        * * *
        В родной избе было темно и сыро, как в погребе. Кирья с трудом открыла разбухшую дверь, заглянула внутрь, моргая, чтобы глаза привыкли к сумраку. Изнутри пахнуло нежилой сыростью. Дом не просто выстыл - он будто умер. Как те избушки без окон и дверей на деревьях в селении Дедов...
        Кирья почти заставила себя войти.
        Тут еще кое-что надо было забрать, если не унес Учайка. И если запасливые сородичи не растащили. У отца было много хорошего - бронзовые топоры, ножи... «Надо бы взять копьецо и лук», - подумала Кирья, шаря взглядом по закопченным бревенчатым стенам. Лука не нашла, взяла небольшой топорик.
        Никто ничего не тронул. Не посмели.
        «Мы дети Толмаевы! Батюшку уважали, а нас с Учайкой боятся», - с мрачной гордостью подумала Кирья.
        Когда глаза привыкли к темноте, Кирья сперва забралась на лавку и принялась осматривать божницу. Там теснились все привычные охранители: рогатый пращур Хирва, выточенный отцом из соснового корня, рядом потолще - Мать-Лосиха, за ними пучеглазые домовые духи. Они сторожили нечто, завернутое в тряпицу.
        Внутри тускло блеснул золотой кругляш с тиснеными треугольными лучами-стрелами на золотом обруче. «Не из награбленного ли?» - брезгливо подумала Кирья. Потом вспомнила - из подарков. Ей же и подарили. Бережливый Урхо сразу спрятал, чтоб не потеряла. Кирья надела солнечный кругляш на шею. «Тут еще Учайкин волчок всегда лежал», - вспомнила она. Но сейчас его на божнице не было. «С собой, значит, унес отцову памятку», - поняла она и почему-то порадовалась этому. Слезла с лавки и прошла в женский угол, где хранился короб с ее приданым.
        Кирья росла без матери, однако женщины рода Хирвы обучили ее всему, что должна уметь добрая хозяйка дома, - прясть, ткать, шить, вязать, штопать... Но ткала и шила Кирья только повседневное. Тут же, в заветном коробе, было совсем другое - богатое приданое, принесенное в дом Толмая его женой, матерью Урхо и Учайки. Отец нечасто разрешал Кирье туда заглядывать.
        Сверху лежала свернутая понева из густо-синей ткани. Такую красивую ткань умели делать только дривы. Кирья со вздохом отложила ее в сторону. Понева - одежда хозяйки, жены, матери семейства... Была бы сестра - ей бы отдала, а так... «Никогда не носить тебе поневы», - будто кто-то шепнул ей в уши. Кирье на миг стало грустно - но лишь на миг. Она спокойно отложила в сторону синий сверток.
        Под поневой лежал ремень - кожаный, с бронзовыми накладками. Такие ремни девицы и женщины рода Хирвы носили только по праздникам. Кирья довольно улыбнулась - его-то она и искала - и принялась одну за другой доставать и раскладывать по лавке драгоценные вещи.
        Первым делом она переоделась в материнскую вышитую рубаху. Ее детская рубашка была ей уже мала, запястья торчали из рукавов. Кирья только удивилась, как быстро выросла и вытянулась у добродей, - день за год! Переодевшись, опоясалась ремнем, собрала в свой дорожный короб литые украшения. Укладывая туда расшитый жемчугом наголовник, пригляделась и вдруг сообразила - а ведь он не вержанский. Таких круглых с ушками здесь не носили. А подвески? Не щуки, как положено, и даже не утицы, какими украшают себя девушки-карью, а вовсе лягухи!
        «Выходит, матушка была не вержанка? - задумалась Кирья. - Неужто из рода Эквы? Они ведь совсем далеко отсюда, за рекой, у Мокрого леса...» Впереди смутно забрезжили какие-то новые пути. Может, туда уйти? Если там родня...
        «Какая родня? - одернула себя Кирья. - Батюшка меня на озере в корзинке нашел! Одна у меня родня - летун крылатый!»
        Был, правда, Учайка. Еще у добродей Кирья узнала, что старший брат с войском ушел в Ладьву. До сестры ему явно никакого дела не было. Обрадуется ли, если встретит? Признает ли?
        Взгляд ее невольно метнулся к каменке. Вергизов дуб - вот куда сейчас лежит ее путь.
        Кирья закрыла короб, поклонилась божнице и вышла из избы.
        С Мазайкой они встретились возле околицы. Парень снарядился основательно - взял с собой топор, копье и лук, переоделся, надел кожух, шапку и теплые сапоги из оленьей кожи. Пока осень стояла теплая, но это ничего не значило. Заканчивался листопад, в любой день могли грянуть заморозки.
        Увидев подругу, Мазайка ахнул.
        - Совсем девица, - смущенно проговорил он.
        - Скажешь тоже!
        Внук Вергиза разглядывал Кирью, будто впервые увидел. Материнская рубашка по вороту, подолу и рукавам была вышита красными и черными обережными узорами - целый мир со зверями, птицами и добрыми духами. Ветви спускались на грудь, птичьи крылья обнимали плечи. Талию Кирья стянула широким поясом, сверху надела кожаную безрукавку, волосы убрала под обшитый бронзовыми зверями наголовник. На ногах оставила братнины порты и толстые шерстяные обмотки - ведь не в избе сидеть, а по лесу ходить.
        - А еще ты на Локшу стала похожа, - продолжал разглядывать ее Мазайка. - И повадки, и даже взгляд такой же...
        Кирья показала ему язык.
        - Рубаха красивая, в лесу оборвешь.
        - Я потом сниму. А сегодня не хочу. Если убьют... Помнится, батюшка рассказывал: когда род собирается на смертный бой, так надевают все лучшее...
        - Кто убьет? - фыркнул Мазайка. - Какой бой?
        Тут он умолк, потрясенный, - он наконец сообразил, кого ему напоминала Кирья. Юного воителя, арьяльского царевича! Смуглые щеки, золотые волосы, солнце блестит на шее!
        - Думаешь, в лесу всего одно чудище бродит? - продолжала подруга. - А если у дедкиного дуба нас сторожат? Помнишь, какое там болото по соседству?
        - Дед там все чарами запечатал. Кроме него, никто пройти не мог, разве по его дозволению.
        - Только на то и надеюсь...
        Кирья вновь вспомнила своего черного крылана. Своего ли? С тех пор как она вернулась из-за Кромки, он как в воду канул и на призывы не откликался... Вдруг она ни с того ни с сего засмеялась.
        - Чего хихикаешь?
        - Да подумалось, два грозных вояки на битву собрались: волчий пастырь, которого волки не слушают, и добродея-недоучка с краденой дудкой! А против нас - сама Калма!
        - Мы ее уже раз одолели, - возразил Мазайка. - А Дядьки...
        Мазайка огляделся. Он чувствовал, что стая где-то поблизости. Порой он даже видел кого-нибудь из них. Но Кирья права: с тех пор как он своими руками сломал манок, Дядьки перестали его слушаться. Хоть и не покинули. Это обнадеживало.
        Втайне Мазайка надеялся, что в выжженном молнией дупле, служившем Вергизу жилищем, сыщется иная дудочка. Дед все время что-то резал и вытачивал, то из дерева, то из кости, - отчего бы ей не сыскаться?
        - Поспешим, - потянул он Кирью за собой. - Не приведи боги, Калма новую тварь пошлет!
        Глава 5Золотая нить
        Найти путь к укромному Вергизову жилищу было теперь совсем не сложно - чудище, двигаясь через лес от заболоченного озера, ломало деревья и кусты не хуже осенней бури.
        Мазайка и Кирья шагали, поглядывая по сторонам и изредка перекидываясь словами. У обоих было сумрачно на душе. Не шел из памяти прием, какой оказали им в родном селении.
        - Одно хорошо - парни из острожка все же стрелять не стали, - со вздохом сказал Мазайка. - А ведь хотели, я видел.
        - Рука не поднялась? Я дочь Толмая...
        - И что? Ты с чудовищем пришла. Может, ты теперь и не человек вовсе.
        - Да я и сама уже в этом сомневаюсь, - пробормотала Кирья.
        - Ну перестань! - Мазайка чуть подумал и добавил: - А может, это меня за утопленника приняли. Вержане ведь в кереметь ходили, могли узнать, что меня щучий ящер под воду уволок. И тут я к ним сам явился!
        - Подружки про мертвецов сказывали, они не так ходят, - с сомнением ответила девочка. - Глаза у них смертной тоской выедены, оттого перед собой ничего не различают и руками по воздуху шарят...
        - Вот так?
        Мазайка скорчил рожу, вытянул к ней руки со скрюченными пальцами. Кирья захихикала:
        - Да ну тебя!
        Вокруг посветлело - они вошли в березовую рощу. Кирья замедлила шаг, оглядывая белые стволы и устилающую мох желтую листву. Казалось, будто листья впитали тяжесть последних солнечных лучей и, не вынеся ее, опали наземь.
        Роща считалась заветной, девичьей. Ранним летом в светлых ночных сумерках сама Видяна, синеглазая мать вод, являлась сюда, окутанная туманом. И с ней беловолосые водяницы в пышных зеленых венках. Девушки и молодые женщины рода Хирвы оставляли здесь дары, вплетали в тонкие березовые ветви ленты и жемчужные бусы, вешали на деревья венки, гадая о суженом. А теперь...
        Кирья прошла дальше, и ее сердце сжалось от боли. Священная роща была безобразно изломана пробиравшимся тут Калминым чудовищем. Девочка нашла взглядом тонкую березку, на которую прошедшей весной впервые в жизни повесила свою ленту. Сейчас деревце было втоптано в мох. Кирья осторожно помогла ему выпрямиться, сложила надломленный ствол, подобрала сухую ветку и начала приматывать к стволу своей лентой, как сломанную руку к лубку.
        - Пошли, Кирья, - горестно произнес Мазайка. - Тут уже ничем не помочь...
        - Худо будет, - тихо ответила Кирья, завязывая ленту. - Кереметь поругана и заброшена. Видяна разгневается, не даст больше ни детей в дом, ни скотины в хлев...
        - Что ты говоришь? - со страхом воскликнул Мазайка.
        - Погаснут лучины, засохнут венки. Зеленый Дом полнится нечистью из-за Кромки, и некому больше поймать ее и посадить в суму... - Кирья подняла голову и взглянула на друга так, что тот попятился, чувствуя, как мурашки побежали по коже. - Теперь вержанам лучше бы вовек не возвращаться на эту сторону реки!
        Дальше они шли молча. Когда впереди показался берег большого озера, Кирья скорее почувствовала, чем услышала, присутствие поблизости стаи. Волки не оставляли Мазайку, но и не приближались, будто сторонились его. «Почему Дядьки не приходят на зов? - про себя думала девочка. - Они ведь почти все с детства им выкормлены...»
        Наконец над лесом поднялся холм с одиноким дубом, высящимся над молодым ельником. С холма глубоким шрамом тянулся овраг, в самом низу переходивший в топкое болото, некогда бывшее заводью. Вдали виднелась чистая вода, но близ холма лишь внимательный взгляд мог бы угадать, что под редкими и корявыми елками не мшистая поляна, а бездонная трясина. Мазайка и Кирья знали, что дна у нее и впрямь нет.
        Мазайка остановился, глядя на кочковатую пустошь.
        - Глянь, какие пузыри лезут...
        Мох и вправду выгибался горбами, точно еле сдерживая чье-то мощное тело.
        - Неладно тут, - прошептала Кирья. - Видать, как чудище отсюда вылезло, будто рана не заживает...
        - Похоже на то, - кивнул внук Вергиза.
        Они взошли на холм и остановились возле дуба, не заходя под сень ветвей. Мазайка глядел на живое обиталище деда почти со страхом. Ему вдруг вспомнилась арьяльская крепость на холме и парни с луками на высокой стене. «Вот и дедов дуб такой же, - подумал он. - Словно сторожевая вежа у Калминой бездны».
        - Ты там наверху-то раньше бывал? - почему-то шепотом спросила Кирья.
        - Нет, - так же тихо ответил ее друг. - Дед не пускал. Это же не простой дуб. Он против нечистых духов крепко зачарован...
        - Что, боязно?
        - А тебе не боязно? Это как в Дом Зверей войти... Помнишь?
        - Я же вошла, и ничего, жива осталась. - Кирья сделала шаг вперед.
        - Стой, ты куда? Одна?!
        - Давай-ка я быстро в дупло слазаю и вернусь, а ты посторожи внизу...
        - Я с тобой!
        - А ну как еще что полезет, кто знак подаст? Ты не бойся - я же почти добродея, меня духи не тронут, - добавила Кирья, ласково коснувшись его руки.
        Сама она вовсе не была в этом так уж уверена.
        Мазайка вздохнул и молча кивнул. Он остался на месте, а Кирья медленно, озираясь на каждом шаге, направилась наверх к дереву.
        Она без труда нашла узкую расселину в стволе, едва прикрытую бурой листвой, и боком протиснулась в лаз. Выточенные в стволе ступени были крутыми и скользкими. С трудом вскарабкавшись наверх в пахнущей прелью темноте, Кирья очутилась в темном и тесном дупле, где-то в самой кроне. Бледные и тонкие лучики света сочились внутрь сквозь еле заметные щели. Мертвое нутро дуба здесь было вытесано, будто большой котел, а поверх него была уложена крыша. Кирья покачала головой, припоминая, как старый дуб выглядит с холма. Даже вблизи различить убежище Вергиза было невозможно.
        Места в этом жилище и впрямь было немного. Судя по всему, ведун приходил сюда только спать. Его лежанка оказалась тоже выдолбленной в обожженной молнией древесной толще и была покрыта медвежьей шкурой.
        Зачем же ее вели сюда огненные духи? Или ей все приснилось?
        Кирья подняла руку над головой и пошарила по низкому своду. Наверняка где-то тут должна быть отдушина... Так и есть - она приподняла небольшую плетенку, снаружи крытую берестой от дождя. В «гнездо» Вергиза хлынул свет. Девочка оглянулась - и остолбенела.
        Все дупло изнутри оказалось сплошь изукрашено тонкой резьбой. Переплетающиеся узоры, ветви и травы, птицы и змеи, волки и лоси, духи и страшилища... «Дом Зверей! - промелькнуло в памяти Кирьи. - Там была такая же резьба. Значит, вот кто...»
        В следующий миг ее голову стянуло, будто обручем. В ушах раздался низкий гул, потемнело в глазах. «Охранные чары!» - успела сообразить Кирья, не успев даже испугаться. Затем неизъяснимая слабость одолела ее. Руки бессильно упали, будто из них вынули кости, плетенка опустилась на место, и тайное убежище Вергиза вновь погрузилось в пронизанный нитями света сумрак.
        Костенеющим языком Кирья забормотала молитвы, призывая на помощь пращура Хирву, хранительницу реки Видяну, Варму-ветра - всех самых сильных богов ингри. Но это не помогало. Темнота вокруг таращилась на незваную гостью сотнями злобных глаз. «Убирайся! - будто твердили стражи, скаля клыки. - Беги, пока жива! А не то...»
        Кирья на подгибающихся ногах начала бочком отодвигаться к лазу, через который пришла, с трудом удерживаясь, чтобы с криком не кинуться прочь, забыв о всякой осторожности. Но взгляд ее невольно скользил по стенкам, изучая еле различимые узоры. Вот лось, подобрав под себя ноги, летит над волнами. Нет, это не волны - это извивается огромный змей! Вот человек с волчьей головой, встав на дыбы, скалится на кого-то - наверняка на нее, Кирью! Водовороты, вихри, солнечные колеса...
        Девочка вдруг остановилась, впиваясь взглядом в знакомое существо. Спутать было невозможно - перед ней раскинул перепончатые крылья ее черный летун.
        «Дед сказывал, что всех болотных духов себе подчинил, только этот, самый сильный, ему не дался, - мелькнуло у нее в сознании. - Он не дедов, но и не Калмин. А все потому, что он мне предназначен, он - мой!»
        - Если ты в самом деле мой, - произнесла она, - то веди меня!
        Протянула руку и коснулась зверя.
        И обруч на висках лопнул. Узоры стали четкими, перестали плыть перед глазами. Кирья глубоко вздохнула. Вновь подняла плетенку, впуская в дупло солнечный свет, и начала неспешно изучать резьбу, стараясь вникнуть в ее смысл.
        Вскоре стало ясно, что узор складывается по спирали, как будто по стенам дупла прокатилось огромное вихревое колесо. С краев спираль была светлее, узоры четче, и рассмотреть их было проще. Середина же тонула в таком кромешном мраке, будто он там и рождался. Кирья, как ни старалась, не могла увидеть, что там, - глаза будто слепли. Видно, сил ее крылатого помощника не хватало, чтобы развеять все защищавшие тайную резьбу чары.
        «Ладно, - подумала она, - погляжу пока то, что видно...»
        Тянулось время. Кирья изучала рисунок, вспоминая все, чему ее учила Локша. Шаг за шагом она пробиралась в середину вихря, и темнота понемногу отступала перед ней, когда ей удавалось разглядеть и разгадать очередной знак.
        - Снизу - воды, сверху - ветер, - бормотала она. - Между небом и землей - лебеди летят, лоси бегут... Снизу - деды, сверху - боги... Похоже, защита здесь не от людей, а от самой Калмы...
        Понемногу Кирья добралась до сердцевины, и там сквозь колдовскую тьму забрезжила крошечная золотая искра. Взгляд юной добродеи следовал за ней, как за путеводной звездой, пока густая тьма не развеялась.
        И в сердце вихря Кирья увидела изображение неизвестного ей удивительного бога. Он стоял в летящей по небу крылатой лодке. У бога было две головы, и обе будто пели. В одной руке он держал круто выгнутый лук, другую прижимал к груди. Там-то и пылала, словно искра, золотая точка.
        Кирья моргнула, но искра не исчезла. Она шагнула ближе, с опаской протягивая ладонь, и ощутила кожей тепло.
        «Греет! Не почудилось!»
        Девочка коснулась пальцем резьбы, и последняя чародейская пелена исчезла. Из груди чужого бога торчал обычный маленький сучок. Кирья потянула за него - он поддался довольно легко - и вытянула наружу нечто тонкое и блестящее, похожее на лучик солнца. Луч тянулся и тянулся, а вытянувшись целиком, с тихим приятным звоном свернулся тугой змейкой.
        - Что это? - прошептала Кирья.
        В ее руках оказалась тонкая, как паутинка, золотая нить. Она была легкой, почти невесомой, но когда девочка попробовала испытать ее на прочность, то чуть пальцы себе не отрезала. Нить была длиной в полтора локтя и с обоих концов заканчивалась петлями.
        «Тетива, что ли? - с недоумением подумала Кирья. - И кому на ум пришло делать тетиву из золота? Да и не золото это никакое - оно мягкое, а этой нитью и убить можно...»
        Додумать она не успела. Снаружи на холме истошно, будто в ужасе, завыла волчья стая.
        - Кирья! - Из лаза появилась голова встрепанного Мазайки. - Похоже, уходить пора, и поскорее!
        - Что? - подскочила девочка.
        - Да я думал к болоту сбегать, поглядеть сквозь каменную чешуйку, а там такое творится, что я решил близко не подходить... Пусти-ка!
        Внук Вергиза забрался в дупло, подтянулся и полез наверх через дыру в крыше.
        - Хорошо, что не пошел, - раздался сверху его ошеломленный возглас. - Давай руку, лезь сюда!
        Они вместе вскарабкались по ветвям и повисли в кроне, вглядываясь вниз сквозь редкую листву. На болоте и впрямь было неладно. На зелено-бурой ряске, среди травяных кочек, вздувались огромные пузыри.
        - Ты в дупле ничего не трогала?
        - Я только... - начала Кирья, цепляясь за ветки рядом с ним.
        И вдруг онемела: один из пузырей лопнул, точно скорлупа птичьего яйца, и из-под воды, вздымаясь, как древесный ствол, появилась длинная буро-зеленая змеиная шея.
        Дети замерли как заколдованные. А змей поднимался из болотной жижи все выше и выше. Его голова уже встала вровень с молодыми сосенками на берегу. Дети, не отводя взгляда, смотрели на желтые глаза с черными трещинами зрачков, распахнутую клыкастую пасть... Визг Кирьи вывел их из оцепенения.
        - Бежим! - закричал Мазайка.
        * * *
        Земля больно ударила по ногам. Мазайка лишь скривился, вскочил и подставил руки:
        - Давай прыгай!
        На лице Кирьи застыл ужас. Но, лишь взглянув в сторону болота, она разжала пальцы и с криком полетела вниз, в объятия друга. Они покатились вниз по склону, спотыкаясь, вскочили на ноги и побежали.
        Позади раздался страшный треск. Мазайка невольно обернулся и обмер. Змей, поднявшись во весь рост, так что его голова поднялась вровень с дубовой кроной, стоял на кончике хвоста и тыкался огромной тупой мордой туда, где еще совсем недавно находилось тайное убежище Вергиза. Должно быть не найдя искомого, чудище в три кольца обвилось вокруг могучего ствола. Дуб вздрогнул, пронзительно заскрипел, и его вершина начала валиться наземь.
        - Смотри, смотри! - порывисто зашептала Кирья, стискивая руку мальчика. - У змея лапы!
        В самом деле, змей опирался вовсе не на хвост, а на две короткие кривые лапы, растущие у самого кончика хвоста.
        - Помнишь сказку? Как сломалось что-то в мире и из-за Кромки на берег Вержи вылезла змея...
        Кирья не успела договорить. Змей толщиной с матерое дерево, будто почуяв, где они затаились, отпустил искореженный дуб и, извиваясь волнами, заскользил вниз с холма.
        Вокруг послышался вой стаи. Мазайка и Кирья бросились наутек. Они бежали, не чуя под собой ног, не обращая внимания на хлещущие их нижние ветви, цепляясь за корни, спотыкаясь на кочках и вновь вскакивая и устремляясь все дальше в лес. Между лопаток каждый из них ощущал холодный немигающий алчущий взгляд. Они знали: стоит остановиться, стоит обернуться и взглянуть в черные трещины зрачков, тут и остолбенеешь, будто пень. И никакая сила больше не сдвинет тебя с места до самого последнего мига.
        Впереди замаячила лесная прогалина, покрытая пышным белесым мхом. Не разбирая дороги, подростки влетели на поляну. И тут же мох просел у них под ногами чуть не по колено, заливая ледяной водой. Мазайка выругался, то ли поминая Хирву, то ли призывая его.
        - Ох ты, в холодный мшаник угодили!
        С трудом вытаскивая ноги, беглецы двинулись дальше. Такие болотистые мшаники были им знакомы - утонуть не утонешь, но этот белесый мох год за годом вбирает в себя талую воду и растет, растет, сохраняя внутри стужу минувших зим.
        - Может, сюда не полезет? - с надеждой спросила Кирья, тяжело дыша.
        Будто отвечая ей, возле самого края мшаника из зарослей вынырнула огромная голова.
        - Не смот...
        Мазайка встретился с тварью взглядом - и тут же умолк, застыл на месте, будто в силки попал. Ему стало невыносимо жалко себя, Кирью, до слез обидно, что он втравил ее в поиски Вергизова наследства. Еле шевеля губами, он пробормотал:
        - Уходи! Я к нему пойду, пусть меня ест, а ты беги!
        Он повернулся и собрался было шагнуть навстречу буро-зеленой морде. Но Кирья с неожиданной силой дернула его за руку, опрокидывая в сырой хлюпающий мох.
        - Нет! - гневно воскликнула она. - Так не пойдет!
        В ее руке появилась Калмина костяная дудка. Она поднесла ее к губам и дунула изо всех сил.
        Звук получился резкий, хриплый и некрасивый. Но из чащи ему отозвался другой - грубый, низкий, похожий то ли на стон, то ли на рев. И тут же неподалеку затрещал подрост, закачались кусты. Змей стремительно и плавно повернул голову в сторону шума. Мазайка выдохнул, свалился в сырой мох и прижал руки к лицу, словно пытаясь стереть наваждение.
        На берегу холодного мшаника появился лось - громадный старый бык. Он молча бежал, наклонив голову, увенчанную широченными сохами ветвистых рогов. Еще миг - и он ударит ими в змеиную морду!
        Змеиная голова вдруг взмыла вверх и исчезла из виду. Потерявший соперника лось замер на месте, яростно фыркая. И тут над покосившимися сосенками мелькнула толстая шея, и распахнутая клыкастая пасть ударила зверя сверху. В воздухе мелькнули четыре растопыренные ноги с широкими раздвоенными копытами. Рогатая голова с вытаращенными глазами упала у самого края болотца, заливая белесый мох кровью. Среди переломанных сосенок неспешно двигалось чешуйчатое тело - змей начинал глотать добычу. Кирья и Мазайка, дрожа от ужаса, следили за происходящим.
        - Пращур Хирва нас защитил! - пробормотал Мазайка. - Себя вместо нас отдал!
        - Стало быть, нам такое суждено, что сам Хирва за нас вступился, - отозвалась Кирья. - Дай руку!
        Она потянула друга за рукав, помогая подняться из грязной ледяной воды. Цепляясь друг за друга, они кое-как выбрались с другой стороны мшаника на твердую землю.
        - Куда теперь? - стуча зубами, спросила Кирья.
        Огненные духи, приведя ее к Вергизову дуплу, ничего ей больше не подсказывали. Да и по правде, девчонке сейчас хотелось лишь одного - согреться.
        Мазайка кинул взгляд в ту сторону, где осталось чудовище, пожирающее лося:
        - Если это все же змей, хоть и из Калмина леса, то сейчас он, наевшись, спать ляжет... А пошли на Лосиные Рога! Видела, как лосиная голова упала? Прямо на нас глядела! Выходит, там наше спасение.
        - Хорошо придумал, - подтвердила Кирья.
        У края леса Мазайка последний раз оглянулся. Змей, целиком проглотивший сохатого, медленно уползал куда-то в сторону Вержи.
        - Спасибо тебе, пращур Хирва, за твою защиту и урок!
        Глава 6Скала видений
        Мокрые, грязные, продрогшие под холодным осенним ветром, Мазайка и Кирья вышли на знакомую тропу, ведущую по берегу Вержи к Лосиным Рогам и святилищу Вармы. Только здесь они наконец остановились, чтобы перевести дух. Близился вечер. Пора подумать об убежище и отдыхе.
        - Экая лютая тварь! - все никак не мог успокоиться Мазайка. - Еще бы самую малость, и она бы нас догнала! Хорошо, Хирва защитил...
        - А ведь змей мог нас догнать, - задумчиво проговорила Кирья.
        - Да ты что! Мы ведь со всех ног бежали, а он все ж полз.
        - Верно... Да только полз он так, что и бегом не угнаться. А как он сохатого взял, видел? Сейчас же время какое - у лосей гон. Они сами не свои делаются, на все живое кидаются. Если лось на тебя мчит, уж никак не увернешься. А змей на того рогача и не глядел. Раз, и ушел - я и заметить не успела! А потом сверху - и все...
        - Хочешь сказать, он нас жрать не собирался?
        - Откуда же я знаю? Только вот что думаю. Сперва змей к дубу полез, в Вергизово дупло, и тогда ему вроде до нас и дела не было. А уже потом за нами потянулся. Дядьки ведь рядом были, а он на них и не поглядел... А еще ты видел? Он на добычу сверху кидается. Но у мшаника, когда нас догнал, на хвосте не поднялся. Смотрел, будто хотел чего...
        - То есть мы ему не нужны? - хмыкнул Мазайка. - Лося съел, спать завалился, и все?
        Кирья пожала плечами:
        - Хорошо, если б так. Только я боюсь, что дело вот в чем...
        Она вытащила из-за пазухи свернутую в упругий моток золотую нить. Мазайка с любопытством уставился на нее, взял, развернул.
        - Тетива, - уверенно проговорил он. - Для маленького лука. Ай, режется!
        Он сунул в рот пораненный палец.
        - Я ее у Вергиза в зачарованном схроне нашла, - объяснила Кирья. - И сразу после этого Дядьки как завоют...
        - Дед никогда мне ее не показывал, - пробормотал Мазайка, слизывая кровь. - И не говорил про нее...
        - Ясное дело! Так была упрятана, чтобы самой Калме до нее не добраться...
        - Ну вот все и сошлось, - хмыкнул Мазайка, возвращая подруге золотую нить. - Пока тетива у нас, змей не отстанет.
        - Что ж ее, выбросить?
        - Вот еще! Раз дед ее пуще глаза хранил, значит она непростая.
        - А мы про нее ничего не знаем.
        - Вот к Ашегу и пойдем! - воскликнул Мазайка. - Помнишь, как он о тебе все распознал? Может, и про тетиву расскажет? Или спрячем ее у него в святилище - змей вовек не доберется!
        Кирья покачала головой:
        - Локша, помнится, говорила, что Дом Ветра разрушен. Мол, там камни по небу летали и мертвые оживали, а живые замертво падали...
        - Но Ашег с семейством все еще там живет, - упорствовал Мазайка. - Может, что подскажет? Недаром же пращур Хирва нас к нему...
        Он хотел еще что-то добавить, но тут из ближних кустов послышался громкий, напоминающий хриплое карканье голос:
        - Уходите! Уходите все! Конец уже близок! Смерть подступает, никому не будет спасения! Все, кто останется, погибнут!
        На тропу из леса выбрался худой человек в лохмотьях жреческой рубахи. Он опирался на сучковатую палку, седая косматая голова тряслась.
        - Они близко, я чую, - бормотал он, озираясь по сторонам. - Чую!
        Кирья с Мазайкой замерли на месте.
        - Ашег? - прошептал внук Вергиза.
        Человек остановился и уставился на подростков, будто только что заметил их. Они же смотрели на него со скорбью и страхом. Что сталось со жрецом Вармы?
        - А, Мазайка... - Жрец обернулся к девочке. - И ты, проклятие рода Хирвы! Не в добрый час принял тебя Толмай! Твой брат погубил нашу землю! Он отринул наших богов, и они теперь тоже отвернулись от Ингри-маа! Варма разгневался на людей, а ты... - он ткнул пальцем в грудь Кирье, - черная тень за тобой! Тень с большими черными крыльями!
        - Что ты говоришь? - воскликнул Мазайка.
        - Я говорю? Я все время молчу. Это они говорят. - Ашег ударил себя ладонью по лбу. - Раньше я призывал богов, чтобы узнать их волю. А теперь они приходят сами и говорят без умолку! Я прошу их хоть немного помолчать, но они все говорят и говорят... Их речи разрывают мне голову!
        Ашег вдруг расхохотался, но тут же смолк.
        - Нет мне отныне покоя, - сказал он тихо и горько. - И вам не будет. И никому из ныне живущих. Богохульник Учай разгневал Варму, повелителя ветра и вод! Он даже не понял, что натворил!
        - Что ты знаешь о моем брате? - осторожно спросила Кирья. - Где он?
        Конечно, она не могла рассчитывать на Учая, как прежде на отца или Урхо, но все же теперь он остался ей единственным близким родичем, главой ее семьи.
        Мазайка, с горечью глядя на Ашега, был почти уверен, что тот не слышит ее, однако безумный жрец ответил:
        - Учай собирает в Ладьве войско, какого прежде не видел наш край, чтобы идти в земли дривов. Он словно бешеный волк - всегда алчет и полон ярости! Кто ведет его? Я вижу черный женский лик в тучах, он смеется... Вижу черепа в огне... - Он спрятал лицо в ладонях. - Бедный Ашег, почему ты умер и все еще жив?
        Жрец Вармы отпихнул с пути Мазайку и побрел по тропе, опираясь на палку.
        - Куда ты, Ашег? - крикнула вслед Кирья. - Не бросай нас! Что нам делать?
        - Идите в Дом Ветра, - не оглядываясь, бросил жрец. - Варма больше не слушает моих слов. Молите его сами! Просите за себя, за свой род, за всю Ингри-маа! Никому не будет пощады!
        * * *
        Лосиные Рога были уже совсем близко, серые кручи нависали над сосновым лесом. Но лезть на скалы в надвигавшихся сумерках не хотелось.
        - Может, внизу ночь переждем? - предложил Мазайка. - Стая постережет. А утром полезем.
        Уставшая Кирья лишь кивнула и уселась у подножия скалы, сняв короб и прислонившись спиной к замшелому камню.
        - Передохни чуток, - заботливо сказал Мазайка. - А я хвороста натаскаю, костер разведем, на камнях лепешек напечем... - Он достал из своего короба берестяное ведро, расправил его. - Сейчас, воды принесу.
        - Я с тобой к реке!
        Кирья с трудом поднялась на ноги. После заполошной беготни по лесу они гудели и болели при каждом движении.
        - Вымыться бы надо, - через силу сказала она. - И одежду постирать, которую в болоте перепачкали.
        - И то верно, - кивнул Мазайка, помогая подруге встать.
        Они подошли к берегу, круто обрывавшемуся в шумящую воду. Быстрое течение Вержи прокладывало здесь себе путь между окатанных камней, петляя и ища лазейки, спеша в закатные земли.
        - Где-то тут тропка была, - начал оглядываться внук Вергиза. - Помнится, мы по ней за водой ходили. Кажется, вон там...
        Он ткнул пальцем в расселину меж двух обломков скалы и замер, не веря глазам. По воде против течения двигалась знакомая тупоносая голова. От нее в обе стороны разбегалась волна, повторяя извивы огромного тела, скрытого под поверхностью. Казалось, змею нет дела до бурлящей стремнины.
        - Это он! - хрипло прошептал Мазайка.
        Будто услышав его, змей поднял над водой голову, высматривая удобное место, чтобы вылезти на берег.
        - Скорее на скалу! - воскликнул Мазайка, позабыв об усталости, и, схватив за руку Кирью, потащил ее за собой.
        Как они оказались на вершине, у развалин Дома Ветра, Мазайка, пожалуй, не смог бы рассказать, сколько ни проси. Он карабкался по крутым скалам, цепляясь за торчащие корни, волок за собой выбившуюся из сил Кирью, а перед его глазами стояло жуткое воспоминание - он стоит, застыв на месте, по колено утопая в ледяной болотной воде, а желтые змеиные глаза неотрывно глядят на него из темной чащи.
        Вершина появилась как-то вдруг - Мазайка даже удивился, до чего быстро они взобрались. Там, где раньше стоял Дом Ветра, на который он с детства глядел, затаив дыхание, теперь беспорядочно громоздились каменные глыбы, будто кто-то в сердцах расшвырял их по плоской, обрывающейся в пропасть вершине. Но все же отыскать место, где прежде был храм, оказалось легко. Нижние становые камни, поверх которых возводилось жилище бога, глубоко вросли в землю, так что и по сей день огораживали разрушенный подклет с кругом для кострища. Повсюду валялись сломанные вихрем засыхающие сосны. На краю пропасти лежала деревянная птица со сломанным крылом. Кирья села с ней рядом и погладила старую знакомицу, как живую. Больше не петь ей вместе с ветром, отпугивая чужаков...
        - Давай растопки наберем. Думаю, Варма не осерчает, если мы заново разведем огонь? - предложил Мазайка. - Одежду наконец посушим, ссадины залечим. У меня дедкиных снадобий от всех ран припасено, быстро затягивает. А то ведь... - Он нахмурился и сказал совсем как Вергиз: - Ранка на вид малая, а беда от нее большая! Помрешь, да еще сперва помучаешься...
        Кирья поглядела на друга:
        - Как думаешь, змей сюда не заберется?
        - Да куда ему! - махнул рукой Мазайка. Сам же подумал, что где-то тут есть Ашегова тайная тропа, и если гад найдет ее... И добавил, словно убеждая себя: - Он еще и лося сожрал, отяжелел. И мог бы, да не заползет.
        Парень подошел к крутому южному краю скалы и поглядел вниз, на осыпь у ее подножия. Уже совсем смеркалось, и без огня мало что можно было разобрать. Однако тут же навстречу Вергизову внуку сверкнули два желтых глаза. Мазайка ахнул и поспешно убрался с края обрыва.
        - Там он, гад ползучий, - прошептал он, возвращаясь к кострищу. - Лежит внизу и ждет.
        - Если сюда не заползет, - задумчиво проговорила Кирья, - то мы-то как спустимся? Припасов надолго не хватит...
        - Для начала передохнуть надо. А утром по свету глянем. Может, камней на змея скинем, он испугается и уползет.
        Мазайка вновь оглядел вершину. Да уж, большую часть камней они с Кирьей не то что скинуть, но и сдвинуть с места не смогли бы.
        - Ничего, - бодрясь, сказал он. - Поутру точно придумаем! А может, Господин Ветер нас защитит. Помнишь, что Ашег говорил? Не зря же нас Хирва сюда посылал! Сейчас огонь разведу, а ты подумай, какое подношение ему сделать.
        Они набрали валежника, коры и мелких смолистых веток на растопку, сложили на кострище. Мазайка достал из короба завернутый в бересту гриб-трутовик, кремешек и кресало, и очень скоро они уже сидели, прижавшись друг к другу и глядя в потрескивающие на ветвях пламя.
        Кирья так и задремала, положив голову на плечо друга. Ей снилось, что деревянная птица вдруг встала, раскинула крылья, взмахнула ими и зовет ее человеческим голосом:
        «Вставай, полетели вместе! Ты же можешь, я знаю! Вставай, Кирья!»
        Девочка хмурится во сне, беспокойно шевелит руками. Ей снится, что она парит, раскинув черные крылья, над бескрайним водным пространством. Куда стремятся эти взбаламученные воды? Бурля и пенясь, с неудержимой силой они катятся вдаль, к закату. То и дело в них мелькают вырванные с корнем деревья и какие-то неровные бледно-голубые глыбы. Лед, понимает Кирья, спустившись пониже. Огромные осколки льда. Вода несет ледяные горы...
        Небо застилает тень. Кирья поднимает взгляд и видит такие же распахнутые черные крылья, только гораздо больше. В вышине, словно гром, раздаются раскаты злорадного хохота.
        Как можно смеяться, когда внизу вода губит целый мир?
        «Да сгинет Аратта!» - несется с неба.
        «Аратта? Что это?»
        «Не знаешь? Это ничего. Еще узнаешь. Пока запомни лишь одно - ты рождена ей на погибель...»
        Кирья вскинула голову и распахнула глаза. Вокруг было темно, только угли рдели в костре. Она мотнула головой, отгоняя сонное марево, но голос продолжал звать:
        - Вставай, Кирья!
        Она повернулась и обмерла - позади нее, распахнув огромные белые лебяжьи крылья, стояла Высокая Локша.
        - Вот мы и свиделись вновь, - сказала добродея. - Ну что, убедилась, сколько бед от твоего дружка? Или по-прежнему готова за него биться со всем светом?
        Кирья поспешно толкнула плечом Мазайку:
        - Просыпайся!
        Но мальчишка только уронил голову и громче засопел. Локша расхохоталась так, что ее смех разбудил эхо в скалах.
        - Неужели ты думаешь, что я не позаботилась о волчьем пастушке? Дух его сейчас в таких далях витает, что еще не скоро обратный путь найдет. Я с тобой пришла говорить, а не с ним.
        Локша сложила крылья и присела на лежавший поблизости валун - колдовская жена-птица с горделивой осанкой, седой косой, лицом без возраста и белоснежными перьями. Лебедь бел, да мясо у него черно...
        - Так и быть - окажу тебе услугу. Ради отца, ради силы твоей необычайной. Ради блага, которое ты своей земле можешь принести...
        Кирья незаметно, как ей казалось, опустила руку к поясу, где в берестяном чехле висела Калмина костяная дудка.
        - А вот это зря, - строго сказала Локша. - Думаешь, я дам тебе в нее дунуть? Ты лучше ручонки от пояса убери, а меня послушай. Сама подумай, с чего за вами змей явился? Вспомни, когда он вылез?
        Кирья сразу вспомнила дуб с Вергизовым тайником, резную стену и диковинную находку.
        - Правильно мыслишь, - оскалилась добродея. - Что-то вы там нашли, что-то очень ценное, я чую. Оно издалека полыхает, как огонь в ночи...
        - Забрать хочешь в обмен на подмогу? - догадалась Кирья.
        - Отчего же забрать? Бери находку - и полетели со мной домой, в Ивовую кереметь! Побегала, ума набралась, пора и вернуться. Нам с тобой еще многому надо научиться...
        - А Мазайка? - хмуро спросила Кирья.
        - Да пусть идет куда хочет. Хоть к Ашегу, хоть к вержанам... Ты ему доброе дело сделаешь, тут оставив. Мы с тобой улетим, и змей уползет.
        - А если нет?
        - В святом месте, пред ликом Вармы, повсюду веющего, клянусь тебе, что мои слова истинны!
        - Звучит гладко, да почем мне знать, что все так и есть? - подумав, проговорила Кирья. - Вот ты говорила, что отца моего знаешь и почитаешь. И Калма мне о том твердила. Одна я только не знаю, о ком вы речь ведете. Пусть мне батюшка родной и скажет, что ты говоришь правду! Уж ему-то я, конечно, поверю.
        - Хорошо придумала, - усмехнулась Высокая Локша. - Да только как я тебе его сюда доставлю? Полетишь со мной - скоро отца увидишь. Недалеко он отсюда. Куда ближе, чем прежде... Ну что, бери находку, полетели! А за дружка не бойся. Никому он сам по себе не нужен, и тебе тоже. Верно говорю, уползет змей... И хватит парня в бок тыкать! Говорю тебе - до света не проснется... Эй, ты что затеяла?!
        - Именем и волей своего отца, призываю тебя, дух древнего зверя! - воскликнула Кирья, поднимая руку.
        Будто отвечая на ее призыв, в темном небе раздался крик черного летуна. Угли костра полыхнули ослепляющей вспышкой.
        «Сестра! Вместе нам некого бояться!»
        - Видала? Мне, чтобы улететь отсюда, твоя помощь не нужна, - спокойно ответила Кирья бывшей наставнице. - И вреда ты не сможешь причинить ни мне, ни Мазайке. А отца я сама найду. Улетай, Локша, нет от тебя никакого проку.
        - Да, сильна ты стала, девка... Но ведь у дружка твоего крыльев нет, - с притворной заботой произнесла верховная добродея. - А внизу-то змей сторожит...
        - Со змеем мы сами разберемся.
        Локша мстительно расхохоталась:
        - Или вы змея одолеете, или он вас - Калма в любом случае порадуется!
        Она ударила крыльями и взмыла в небо, не тратя больше времени на разговоры. Кирья прикрыла глаза. Она чувствовала, что может сейчас слиться сознанием со своим духом-помощником и полететь куда захочет, - но зачем? Вот костер, вот спящий Мазайка, а внизу притаился змей. В самом деле он был стражем золотой нити или Локша чего-то недоговаривала?
        Кирья зевнула, уложила Мазайку, накрыла кожухом и сама устроилась рядом.
        «Змей в холодный мшаник-то не полез, - сквозь дрему размышляла она. - Видно, ему холод не по нраву. Змеи осенью засыпают - может, и этот...»
        Ее глаза слипались. С неба вновь долетел еле слышный призывный крик крылатого духа.
        - Укажи мне путь к отцу, - засыпая, прошептала Кирья. - Кем бы он ни был!
        Глава 7Торжище в Ладьве
        Торжище, окруженное высоким частоколом, тревожно бурлило. Ходил пугающий слух, что утром к воротам явился коротышка с зеленой клочковатой бородой и сообщил, будто с полуночи на Ладьву движется огромное войско. Когда спросили, сколько в нем бойцов, тот показал на четырех руках полторы сотни пальцев. Тут все сразу поняли, что это лешак, потому что такого большого войска быть не может. Хотели кинуть зловредную нечисть в священное озеро, но он расхохотался, обернулся бобром и уплыл.
        На самом деле прибежал мальчонка, собиравший боровики для одного из местных лавочников, и заорал во все горло, что приближается неисчислимое воинство верхом на лосях. Когда же его спросили, что значит «неисчислимое», мальчишка начал размахивать обеими пятернями так, будто пытался вызвать бурю.
        Взбудораженные жители гурьбой повалили к воротам, на время оставив свои дела. Конечно, все они подозревали, что это едет Учай, сын Толмая, из рода Хирвы, не так давно объявивший себя повелителем Ингри-маа. Слыханное ли дело?! Этот Учай своей волей объединил потомков Кабана, Лося и Лягушки в один огромный род и объявил, что отныне они все вместе зовутся «народ ингри». Хотя прежде слово «ингри» не несло в себе никакого родства - оно означало всего лишь «добрые люди», все, кто говорит на одном языке и понимает друг друга. Но зачем Учай ведет с собой так много людей? И для чего с оружием? Как тут не задуматься - уж не собирается ли он разграбить торжище?
        Конечно, прежде такого никогда не случалось. И подумать о том было кощунством! Озеро, на берегу которого стояла Ладьва, считалось священным, находящимся под защитой всех богов. На много дней пути отсюда каждый знал, что источник Встающей Воды, излечивающей многие хвори, - место, где человек говорит с богами и боги слышат его. Как можно воевать или даже просто злоумышлять здесь?
        Это уже потом поблизости от Встающей Воды появилось торжище. Ибо земля тут была благословенная да и расположено селение удачно - на перекрестке нескольких путей, пеших и водных. Даже птицы знали это, всякую осень и весну густо населяя окрестные березы и длинное озеро. И тут вдруг Учай, да еще и с войском!
        Ждать пришлось недолго - на темной опушке леса один за другим начали появляться всадники на лосях. Первый, второй... десятый! И конца им нет! Одно это изумляло: всякий житель лесного края знает, как буйны и неуживчивы лоси, как сложно приручить их. Понятно, что у вержан из рода Хирвы есть для них тайные слова, а все же заставить сохатых идти рядом и не драться между собой подобно чуду. За всадниками следовали пешцы с копьями.
        Впереди войска ехали трое в таких блестящих доспехах, что аж смотреть на них было больно. Когда они приблизились к воротам, им навстречу вышел Вилюг - старейшина Ладьвы, один из немногих, кто обитал тут круглый год, хранитель стен и судья в спорах.
        Учай, сын Толмая, ехал первым. Худое лицо его казалось отрешенным. Голубые, почти бесцветные, глубоко посаженные глаза, обведенные темными кругами, глядели будто из колодцев. Тонкие губы презрительно поджаты. Длинные темные с проседью волосы собраны в воинский хвост. Щетину на скулах еще рано было именовать бородой. И все же молодой вождь выглядел куда взрослее своих лет. Вилюг знал, что еще полгода назад Учай был никто - младший сын вождя небольшого рода на краю полуночного леса. Поговаривали, что вержане его сперва вообще изгнали, да только потом жестоко за это поплатились. А Учай теперь, посмотрите-ка, грозный воитель, и за ним такая силища! Тут точно не обошлось без помощи богов...
        «Повелитель Ингри-маа» холодно глядел поверх голов, словно не замечая встречавшей его толпы. Солнечные блики на золоченой броне слепили глаза собравшихся.
        - Какой красавчик! - послышался из толпы завороженный женский голос.
        Учай и не взглянул в ту сторону.
        Оно и понятно - по левую руку вождя ингри ехала статная воительница в костяных доспехах и плаще из кабаньей шкуры. В толпе зашептались - многие тут знали красавицу Мину, дочь Тумы, и теперь завидовали мальчишке из леса, которому счастье и удача так и плыли в руки. Иные потихоньку насмешничали: зачем вождь потащил молодую жену с собой в поход - неужто расстаться не в силах? Никто не заметил, что Мина и Учай, хоть и находясь рядом, избегали встречаться взглядами.
        Справа от Учая ехал золотоволосый арьялец Джериш. О нем тоже были наслышаны в Ладьве, и куда больше, чем он даже мог подозревать. Впрочем, Джериша это нисколько не беспокоило. На его лице, как всегда, сияла самодовольная улыбка, а глаза то и дело останавливались на румяном от долгой езды лице Мины.
        За ними, тоже на лосях, следовали еще несколько воинов в броне - Сыны Грома и ближайшие родичи Тумы. А дальше уже пешие, кто в чем - кто в кожаной рубахе с нашитыми, подобно рыбьей чешуе, костяными плашками, кто просто в рубахе с охотничьим копьем на плече. Но их было и впрямь очень много. Вилюг насчитал полторы сотни. Кто бы ни был вестник - мальчишка-грибник или леший с зеленой бородой, - он не соврал...
        Остановившись перед Учаем, старейшина воздел руки, будто останавливая всадников:
        - С чем пожаловали, гости дорогие? Я вижу у вас оружие, но не вижу товара!
        - Ты говоришь с Учаем, сыном Толмая, предводителем воинства всей Ингри-маа, - словно нехотя проговорил молодой вождь, устремляя на старосту холодный взгляд. - Рядом со мной - Джериш, достославный и могучий, Перст Арьялы в наших землях, блюститель Солнечного Престола. Неужто ты думаешь, что мы приехали вести торг?
        - Сюда приезжают именно за этим, - набравшись храбрости, возразил Вилюг.
        - Старик, ты, должно быть, долго спал! - насмешливо отозвался Учай. - Точь-в-точь как медведь - только медведи спят зимой, а ты проспал все лето и пору листопада! Прежде сюда приходили затем, чтобы торговать, но теперь все изменилось.
        - Изменилось? - настороженно переспросил Вилюг. - О чем ты, сын Толмая?
        - Не можешь понять, так и не спрашивай. Лучше озаботься тем, чтобы разместить моих воинов.
        - Во всей Ладьве нет столько места!
        - Не говори ерунды, Вилюг! Я бывал на торжище с отцом и хорошо знаю, сколько тут места. Каждый из торговцев возьмет одного из моих бойцов и будет кормить его.
        - Но они не пожелают этого делать...
        - Какая разница? Этого желаю я, и этого желает Арьяла. А значит, они возьмут.
        Лицо старейшины помрачнело, голос стал резким и сердитым:
        - Ты нарушаешь обычаи, Учай, сын Толмая!
        - Вилюг, не будь глупцом! Я не нарушаю обычаи, а ввожу новый. Либо будет так, как я сказал, либо здесь не будет торжища.
        Учай пристально поглядел на старосту, будто убеждаясь, что тот понял его слова. Судя по лицу - не вполне.
        - Я велю перенести его к своей крепости на берегу Вержи, - объяснил он. - Там найдется место и для воинства, и для торговцев.
        - Но здесь святое место! - возмутился Вилюг. - Его хранят боги!
        - А там его будет охранять мое войско. А здесь, - Учай запрокинул голову и возвел глаза к небесам, - где мой отец Шкай своей молнией поднял воду из камня, чтобы спасти прародителя ингри от загноившихся ран, я устрою новое святилище. Одно только святилище, - с нажимом проговорил он. - Надеюсь, теперь ты понял, о чем я говорю?
        - Чего ты добиваешься, сын Толмая? - процедил старейшина, хмуро рассматривая столпившихся на дороге разноплеменных воинов.
        Учай переглянулся с Джеришем, вспоминая оговоренное, и возвысил голос:
        - Каждый торговец будет отдавать мне десятую часть своего товара. Или цену его в арьяльском золоте. Так будет всякий год. Я же озабочусь тем, чтобы торжище процветало и товар на нем не переводился. Ну а сейчас мне нужно снарядить войско. Те, кто возьмется за это, будут считаться уплатившими свой долг на этот год.
        - Послушай, если ты сделаешь так, торговцы из чужих земель больше сюда не придут!
        - Будь я глупым мальчишкой, я бы поверил тебе, - ухмыльнулся Учай и повернулся, давая знак остановившемуся воинству двигаться дальше. - Поспеши на торжище и объяви мою волю! Что касается пришлых торговцев, им всем нужны меха и резной клык, соленая рыба и болотное железо. Значит, они придут, никуда не денутся! А я уж позабочусь, чтобы они не смогли торговать нигде, кроме указанного мной места. - Учай наклонился к старику с седла и негромко добавил: - А если будешь и дальше мне перечить, это место будет не здесь.
        * * *
        Учай, окруженный побратимами, шел между шатрами торговцев, выставивших свой товар на обозрение. Он переходил от прилавка к прилавку, выбирая для своего воинства широкие пояса, наподобие тех боевых, которые ему некогда подарил царевич Аюр, бронзовые топоры и наконечники стрел, кожаные доспехи, густо разукрашенные обережными знаками, - все, что понадобится для грядущего великого похода.
        Торговцы глядели на него исподлобья, однако помалкивали. Об Учае ходили удивительные и жутковатые слухи. Ашег, безумный жрец Вармы-Ветра, приходил сюда еще на полной луне и рассказывал, как перед Учаем камни по небу летали - и само древнее святилище развалилось, будто берестяной шалаш. Говорили также, что младший сын Толмая изгнал из родных земель арьяльцев, - а вот на тебе, пришел с одним из них, почти как с братом. Еще шептались, что Учай колдовством одолел силача Туму, вождя карью, и взял за себя его могучую дочь. Главное - хоть и каждому ведомо, кто его мать и отец, но сам он себя зовет сыном Шкая. И уж конечно, огромное войско, с которым он сюда пришел, - самый убедительный довод быть с ним приветливым.
        Учай видел вымученные улыбки купцов и внутренне торжествовал. Ему невольно вспоминалось, как всего несколько зим назад он мальчишкой бродил тут с отцом и братом, поглядывая по сторонам с опаской и восторгом, а его гнали от лотков, чтобы ненароком чего-нибудь не стащил. Теперь все изменилось - здешние обитатели с почтением и страхом взирали на вождя ингри.
        А что бы и не поглядеть? Учай особо заботился о том, чтобы выглядеть, как подобает великому вождю. На нем была рубаха из самой дорогой и редкой ткани, какую умели делать только в землях рода Щуки, ввязывая прямо в крашеную шерсть сотни блестящих бронзовых колечек. Рукава и оплечья сверкали узорами, вытканными этими самыми колечками, которые заодно служили и защитой от удара клинком. На широком блестящем поясе с бронзовыми оберегами - кинжал Ширама и арьяльский бронзовый меч. Обмотки на ногах обвязаны крест-накрест кожаными ремнями. С плеча ниспадал плащ из плотной синей ткани, какую привозят из земель дривов, заколотый фибулой со знаком солнца.
        - Смотри, сам идет! - послышался поблизости голосок. Молодая торговка, пихая подругу в бок, не сводила с Учая восхищенного взгляда. - Он же из ваших, с Вержи? Так ты меня с ним познакомь! Красавчик-то какой!
        - Учайка? Скажешь тоже. Неказистый с младых лет был... Не он это.
        - Э! - возмутилась первая. - Все ты врешь! Сама небось к нему подлезть хочешь!
        Учай на болтливых торговок едва поглядел, но на душе у него стало тепло и приятно. Еще год назад он и не чаял подобное услышать от красивых девок. «То-то же, - подумал он. - Не велеть ли этой, что покруглее, прийти ко мне нынче ночью? А то пусть обе приходят! Небось наперегонки побегут...»
        Молодой ингри мстительно усмехнулся. Нет уж, много чести! Его ложе - не про таких вот девчонок с торжища. Он почтительно коснулся оберега с ликом Богини.
        «Прости меня, моя возлюбленная госпожа, за недостойные мысли...»
        - Это ж разве кинжалы? - раздался рядом пренебрежительный голос Джериша. - Ты только глянь на это убожество! Да в столице такие, с позволения сказать, кинжалы в Нижнем городе овощи резать никто даром не возьмет!
        Учай невольно сжал кулаки. Для него, хоть он и пытался выказывать высокомерное презрение к увиденному, торжище в Ладьве с детства было чем-то особенным. Не зря же в землях ингри ходила поговорка: «Чего нет в Ладьве, того совсем на свете нет».
        Притворившись, будто не слышал насмешек Джериша, он остановился возле шатра торговца тканями. Сам хозяин, смуглый, как дубовая кора, с замысловатым красно-белым узором посередине лба, сидел на корточках возле своего товара и широко улыбался, будто несказанно обрадованный почтенному гостю. Рядом с ним стоял юноша, похожий на арьяльца, но смуглее и с волосами цвета ржавчины.
        - Ты говоришь по-нашему? Откуда он? - спросил Учай у юноши, показывая на темнокожего торговца.
        - Это вы говорите по-нашему, - усмехнулся тот.
        - А он? Откуда он?
        - Из... - Юноша выговорил нечто непроизносимое и пояснил: - Это небольшая, но богатая страна за горами накхов и степями Солнечного Раската. На нашем языке она называется Дивий Град.
        - Никогда не слышал о такой.
        - Она лежит у теплого моря, так далеко, что и от южной границы великой Аратты до нее много дней пути.
        - Я слышал об этой земле, - добавил Джериш. - Святейший Тулум посылал людей разведать туда прямой путь через горы. Тамошние жители раскрашивают лица и ездят на лысых мамонтах.
        И он захохотал над собственной шуткой. Учай недовольно покосился на него и вновь обратился к юноше-арьяльцу:
        - Я желаю получить десятину с его товара. Вилюг уже оглашал вам мою волю?
        Темнокожий купец закивал и начал что-то быстро говорить толмачу, закатывая глаза и взмахивая руками.
        - Хозяин лавки говорит, что готов платить. Но путь сюда был долог и опасен. Он в первый раз пришел в Затуманный край и потому захватил сюда лишь незначительную часть своего товара. Всего-то не больше чем... - юноша замешкался, пересчитывая на араттские золотые стоимость тканей, - всего-то на десять монет. И он готов немедля дать вам один золотой.
        - Десять золотых? - переспросил Учай. Глаза его вспыхнули и тут же сузились в щелочки. - Кежа! Отдай чужестранцу десять арьяльских монет! Я покупаю весь его товар!
        Едва он произнес эти слова и соратник предводителя ингри полез в поясную суму, торговец с криком взвился, будто случайно сел на муравейник.
        - Он говорит, что позабыл и ошибся, - тут же начал переводить толмач. - Что прихватил на всякий случай товара на двести золотых.
        - Поздно - он назвал цену. Я ее плачу.
        Торговец бросился в ноги Учаю и обхватил их, продолжая оглашать торжище отчаянными воплями.
        - Хозяин лавки умоляет не губить его.
        - Если я пожалею его, кто-то здесь... - Учай обвел рукой замерший торг, - может решить, что тоже посмеет обманывать меня. Тогда мне придется его казнить. А я этого не хочу... Но так и быть - я проявлю милость, и пусть он рассказывает о ней везде, где будет торговать. Здесь товара на двести монет? Вот и отлично. Я нанимаю его продавать мой товар. - Он указал на купленные за десять монет ткани. - Если он распродаст его на двести монет, получит пятьдесят себе. И эти десять в придачу. - Учай бросил золотые на землю перед жителем Дивьего Града. - А чтобы впредь он не смел лгать мне, кроме десятины, я забираю всю эту красивую переливчатую синюю ткань. Из нее я пошью плащи для моего войска. Пусть они напоминают о небесах - доме Шкая, моего отца. Если же будет плохо торговать, то получит лишь то, что уже его. Да будет так.
        И, словно забыв о чужестранце, он зашагал дальше, очень довольный собой и выгодной сделкой.
        - Ясноликий Джериш! - раздалось вдруг позади.
        Жезлоносец, дотоле равнодушно следивший за торгами, повернулся на голос.
        - Это ты звал меня, парень? - удивленно спросил он.
        - Да, да, я, - с поклоном отозвался недавний толмач.
        - Ты разве меня знаешь?
        - Еще бы не знать, господин! Кто же в столице не знает Жезлоносцев Полудня и их славного предводителя?
        Джериш уставился на юношу, а потом широко улыбнулся:
        - Так ты мой земляк? А как тебя сюда-то занесло?
        - Да, господин, я тоже из столицы, - улыбаясь в ответ, подтвердил юноша. - Мой отец ведет торговлю с племенами Солнечного Раската. Я с детства изучил их язык, и потому отец отправил меня сюда с этим торговцем. Меха тут еще дешевле, чем в землях дривов...
        - Вот так встреча! Где бы тут можно было сесть и отпраздновать?
        - Пойдем, господин, я покажу...
        Глава жезлоносцев повернулся и крикнул вслед Учаю:
        - Я покуда останусь здесь. - И, не дожидаясь ответа, вновь обратился к земляку: - Давай-ка рассказывай, как там у нас.
        - Ох, господин, в столице такое творится...
        - Лучше б ты в земле остался, - услышал сын Толмая злобный голос в шуме толпы и невольно обернулся.
        Кто это сказал? Все вокруг были заняты своими делами. Лишь бородатый торговец стоялыми медами, расположившийся неподалеку со своими вкусно пахнущими бочонками и туесами, смотрел на Джериша взглядом, полным лютой ненависти. Однако, заметив обращенный на него взор Учая, тут же расплылся в улыбке и стал зазывать попробовать хмельного меда. Впрочем, сам он заинтересовал вождя ингри куда больше, чем его товар.
        Дривов на торжище было немало. Одни привезли сюда мед, другие - льняные холсты и сукно, третьи - резную деревянную посуду... И все они, как вот этот светлобородый, глядели на Джериша так, будто желали лично перегрызть ему горло. «Надо бы побольше узнать об этом племени, - отметил про себя Учай. - Что мы о них знаем? Почему они так не любят арьяльцев? По виду они сильны и явно не трусливы. Из таких должны получиться хорошие бойцы...»
        Учаю тут же вспомнились молчаливые длинноносые парни, которые служили у Зарни носильщиками и гребцами. Вот с кем первым делом надо поговорить. Гусляр пришел к Туме как раз через земли дривов и наверняка много о них знает. Он вообще много всего знает и умеет... Даже чересчур.
        «Надо бы поосторожнее с Зарни, - подумал Учай. - Уж слишком он умен, да еще и колдун... Опасный человек. Неспроста его кто-то так жестоко искалечил...»
        Да и кто это мог быть? Кому бы хватило смелости и силы учинить такое над чародеем?
        «Арьяльцам, кому ж еще! - осенило вдруг его. - Вот почему он за меня встал!»
        Учай поглядел в широкую спину удаляющегося Джериша. Проведенные вместе дни вовсе не прибавили ему любви к арьяльцу, скорее наоборот. Он с наслаждением представил себе тот день, когда перережет этому надменному мерзавцу горло. Но сделать это нужно будет по-особенному. Ведь теперь у вождя ингри стало еще одной причиной для ненависти больше.
        Джериш, проведя первую брачную ночь с его женой вроде как во исполнение нового обычая, и не подумал от нее отстать. А сама Мина явно была вовсе не против. На людях она еще соблюдала приличия, но наедине не упускала случая показать мужу, что он ей никто. Назло ему отказалась переплетать девичью косу, - дескать, ей так под шлемом ее складывать привычнее. Проклятая предательница!
        Нет - убить его надо будет так, чтобы даже сама гибель Джериша принесла ему выгоду. Пока все племена ингри не объединятся под рукой нового повелителя, трогать арьяльца рано. Нужно выждать время. И вот когда оно настанет, ударить без промедления.
        Учай сжал пальцы на рукояти кинжала из небесного железа.
        - Наступит день, - прошептал он. - Уже очень скоро наступит.
        Глава 8Брат огня
        Учай уже собрался было уходить с торжища, когда его взгляд упал на тощего чумазого мальчонку, державшего в руках пяток ножей с простыми деревянными рукоятями. Парнишка неловко переминался с ноги на ногу с таким видом, будто сам не знал, хочет ли продать свои невзрачные ножи. Вот только клинки у них были явно не бронзовые. Холодным блеском они больше всего походили на два меча, которые на всю жизнь врезались в память Учая, - те, что носил за спиной убийца его брата, Ширам. И его собственный дареный кинжал был такой же.
        - Что это у тебя? А ну дай! - Остановившись, он потянулся за ножом, но чумазый мальчишка отдернул руки.
        - Не отдам! Отец на еду сменять велел!
        Учай внимательней посмотрел на мальчишку. Тот совсем не напоминал ни ингри, ни дрива - худенький и гибкий, темноликий, будто подгоревшая лепешка. Угольно-черные волосы и глаза одним своим видом вызвали у молодого вождя непонятную глухую злобу. В кишках шевельнулось что-то мерзкое, холодное. «Да я боюсь, что ли?» - удивился Учай. Через миг он понял, в чем дело. Мальчишка был похож на накха.
        - Ишь ты, на еду, - хмыкнул сын Толмая. - Я могу отослать твоему отцу столько еды, сколько ты сможешь унести! А теперь покажи... - Учай вновь протянул руку и взял один из ножей. - Откуда они у твоего отца?
        - Сам делает! - гордо заявил мальчик.
        - Твой отец кует оружие?
        - Самое лучшее! А здешние ножи - просто рыжая болотная грязь!
        Учай попробовал лезвие краем ногтя - оно без труда оставило засечку. Ни один бронзовый клинок не смог бы так. А еще этот нож был намного легче бронзового. Понятно теперь, почему мечи Ширама мелькали в воздухе, как стрекозиные крылья!
        - Отведи меня к своему отцу, - приказал Учай. - Я желаю с ним побеседовать. Обещаю, что впредь он никогда не будет нуждаться в еде, да и вообще в чем-либо.
        - Мой отец не жалует гостей.
        - А я не терплю отказов. Ему нужна была еда - сейчас мои побратимы принесут тебе, какую пожелаешь. Бери ее и ступай домой. Ты ведь здешний?
        - Да. - Мальчишка чуть замешкался с ответом. - Мы живем тут неподалеку.
        - Ну ступай. Передай отцу мою волю. Поверь, это добрая воля. - Он дождался, когда мальчишка уйдет, затем поманил младшего из побратимов. - Вечка, проследи-ка за ним. Я хочу знать, где живет этот умелец.
        * * *
        Вечка прибежал к вечеру. Лицо его было одновременно удивленным и смущенным. Он отводил глаза от старшака, не решаясь заговорить.
        - Что случилось? - выжидающе глядя на него, поинтересовался Учай. - Ты потерял мальчишку?
        - Нет. Я шел за ним до Медвежьего ручья. Он меня не заметил.
        - Хорошо. И что было дальше?
        - Там, на берегу, я притаился, ожидая, покуда мальчишка не переправится. Вдруг кто-то рухнул на меня сзади, зажал рот... Глядь - а я уже лежу на земле с моим же ножом у горла!
        - Вот как! - Вождь ингри оглядел собрата с ног до головы. - Но сейчас оружие снова у тебя на поясе. Ты что, убил кузнеца?
        - Скажешь тоже! - засмеялся Вечка. - Да если бы вскрикнул, не то что дернулся, этот чужак заколол бы меня, как лосенка!
        - Чужак? Ты его видел?
        - А как же! Потом, когда он меня отпустил, я хорошо его разглядел. Ростом он не выше тебя, однако в плечах куда шире. Волосы черные как сажа, заплетены...
        - Как у Ширама? - невольно подобрался Учай.
        - Нет, иначе - много косиц, и борода тоже в косу заплетена. И говорит - вроде бы по-нашему, но слова точно выплевывает...
        - Ладно, говори дальше, - махнул рукой Учай, мысленно выдыхая. - Что сталось с чужаком?
        - Да что с ним станется? Лежу я на берегу, а он так смотрит - лицо темное, брови как у сыча - и спрашивает: «Ты зачем за сыном моим идешь?» Ну я решил схитрить и говорю - мол, послали охранять от дикого зверя и злодеев. Он расхохотался - видно, не поверил - и спросил, кто послал. Тут я сознался, что ежели он тому пареньку отец, то, стало быть, ты его желаешь видеть. Что готов едой, одеждой и всем прочим с лихвой снабдить. Он меня выслушал, имя твое спросил и говорит: «Коли нужен, то поутру пусть приходит к этому же месту на Медвежьем ручье. Один, без охраны». Сказал, что зла он тебе не умышляет, но если ты придешь с людьми, то он не объявится.
        - Вот, значит, как... - Учай задумчиво оглядел побратимов. - Условия мне ставит...
        Соратники возмущенно загомонили, но сыну Толмая было не до них. Он глядел на Вечку, размышляя. Да, тот, пожалуй, боец не из лучших. И хотя усвоил многое рассказанное и показанное Джеришем, все еще с настоящим воином тягаться не может. Однако же парень - прирожденный охотник. Ходит тихо, прячется ловко, почем зря не шумит. Если отец мальчишки его так легко поймал и скрутил, значит опыт в этом деле у него немалый. И уж конечно, приглашая вождя ингри на встречу, он не шутил.
        - А пойду, - выходя из задумчивости, произнес Учай.
        - Что, если он тебя порешит? - с тревогой спросил Кежа.
        - Хотел бы - так и порешил бы. Вот сам бы на торжище пришел и, когда я ножи глядел, одним меня ткнул. Кто бы помешать успел?
        - Не ходи, старшак, - робко вмешался Вечка. - На торжище говорили, что отец этого парня - колдун.
        - С чего бы это?
        - Люди сказывают, что он водится с духами-болотниками и у себя избу не дровами, а землей топит. Прямо на куски ее режет и в печь бросает... А еще говорят, что ножи свои он заговоренной водой и человечьей кровью поит. Оттого они у него такие острые получаются...
        - Говорят, что огромный волк луну съедает, - ехидно ответил Учай. - А затем она утробу ему прожигает и вновь выходит. Да только никто того волка не видел. Сам гляну, тогда и скажу, что там - духи ли злые умельцу помогают, или он знает такое, что нам неведомо.
        - Может, Джериша с собой возьмешь? - предложил один из побратимов.
        - Он земляка встретил. Они как с брагой засели, так еще и не вставали... Сам пойду. Я ему, чай, не враг. А каждого шороха бояться - лучше из дому не ходить. - Учай поправил на широком поясе подарок Ширама. - Если завтра к вечеру не вернусь, разыщите чужака и отомстите. Но я верю, Шкай защитит меня. Нынче за полночь и выйду.
        * * *
        Учай стоял на берегу, вглядываясь в утренний туман, ползущий над Медвежьим ручьем. Пожалуй, не многие бы решились в одиночку идти сюда под утро - ручей не зря носил свое имя. Медведи часто приходили половить тут рыбу и совсем не жаловали тех, в ком видели соперников. К тому же в округе было немало болот - часто уже совсем высохших, едва проминавшихся под ногами. Но местами и тут оставались затянутые травой оконца, один шаг в которое - и никто больше не увидит и не найдет неосторожного... Однако Учай стоял на берегу и ждал, кутаясь в подбитый мехом красивый арьяльский плащ.
        Вдруг утренняя пичуга, которая радостно посвистывала на ветке над головой Учая, замолкла, не закончив трели. А затем, захлопав крыльями, и вовсе унеслась прочь.
        - Кто тут?
        Учай развернулся, кладя ладонь на рукоять кинжала.
        - А ты кого ожидал здесь увидеть? - послышался рядом насмешливый голос.
        Вечка говорил правду - слова звучали так, будто незнакомец пытался выплюнуть их через плотно сжатые губы.
        - Я тот, кто сделал ножи, которые тебе так понравились. Спасибо, у меня был хороший ужин! Но ты ведь пришел не затем, чтобы узнать, хорошо ли я поел?
        - Да уж точно не затем.
        - Тогда говори, что тебе нужно.
        Учай повернулся на голос, однако незнакомец тихо сместился и вновь оказался у него за спиной.
        - Ты ходишь будто накх, - с подозрением проговорил сын Толмая.
        - Они нам родня. У нас говорят: если сакон теряет разум, он становится накхом... Так чего же ты хочешь, человек, которого велено звать сыном бога грома?
        - Я видел твои ножи. Они ведь из железа, так?
        - Так.
        - В Ладьве издавна продают железные ножи. Никудышные - сразу ломаются, когда пытаешься их согнуть. Но твои, когда их сгибаешь, снова выпрямляются. Они легче и острее лучшего бронзового клинка...
        - Все верно. - В голосе чужака звучала гордость. - Даже если ты будешь резать ими до конца своих дней, да продлят их небеса, тебе не удастся затупить мой нож!
        - Как тебе удалось заколдовать железо, чтобы оно изменило свои жалкие свойства? - с любопытством спросил Учай. - Ладно, я понимаю, ты не откроешь подобную тайну первому встречному. Лучше скажи - ты можешь сделать такой же нож, но длинный? Вот как моя рука? Чтобы им можно было и колоть, и резать?
        - Могу. Но зачем тебе?
        - Мне нужно много таких ножей. Сотни.
        - Так уж и сотни. Зачем тебе столько? Пугать народ на торжище? Для этого хватит и палок.
        - Я отвечу. Но прежде скажи: если ты в родстве с накхами, стало быть, ты тоже из Арьялы?
        - Я из своей земли. Что бы ни думали об этом всякие пришлые чужаки.
        - Что же ты ушел так далеко из своей земли?
        - Это мое дело.
        - Тогда и зачем длинные ножи - мое дело. Я готов дать тебе ту цену, которую ты запросишь. Разве этого мало?
        Чужеземный «отец клинков» вдруг показался из ближних кустов. Он вышел, не шелохнув ветки, - мощный, почти неуклюжий с виду, в распахнутой меховой безрукавке на голое тело. Тяжелые руки бугрились мышцами, черная борода была заплетена в три косы, на груди чернели шрамы-насечки. Учай впился взглядом в его лицо, пытаясь понять, что у того на уме.
        - Меня зовут Тхери, - сказал кузнец, глядя на юношу глубоко сидящими темными глазами. - А из родных мест ушел, потому что... - Он помрачнел и буркнул: - У нас говорят: «Даже если плеть украшена золотом, она остается плетью».
        - Я понимаю тебя! - с воодушевлением отозвался Учай. - Арьяла тянет хищные лапы и к нашим землям! Раз она уже получила по ним от меня. Но они вернутся?
        - Конечно, - угрюмо ответил беглец.
        - Ну вот! И чтобы их достойно встретить, моим воинам нужно оружие, много оружия. Сейчас у меня полторы сотни бойцов, но будут и другие.
        Тхери изучающе поглядел на Учая. А тот вдруг задумался, сколько лет его собеседнику. Могучий кузнец двигался легко, как юноша, но темное, будто вовеки закопченное, лицо выглядело почти по-стариковски. Какие горести, какие испытания его состарили?
        - Хорошо, я тебе поверю, - кивнул сакон. - Тогда уговор такой. Я сделаю тебе оружие, как делал его для накхов. Я найду учеников, и они тоже будут ковать железо. Ты получишь столько оружия, сколько пожелаешь. Я не запрошу лишнего - только еду, одежду и кров. Но взамен, когда придет пора, моя воля станет твоей волей и ты исполнишь то, чего я потребую, будто сам того желаешь, без сомнений и колебаний.
        - Хорошо, - подумав, ответил Учай.
        - Клянешься?
        - Клянусь.
        Кузнец взмахнул рукой, будто ловя на лету произнесенное слово.
        - Я поймал сказанное и запечатаю его в кровавом железе. Оно будет служить тебе и никогда не изменит, покуда ты будешь верен слову. Но берегись нарушать его - твои клинки обернутся против тебя! А сейчас, если желаешь, раздели со мной хлеб. У нас теперь общая дорога.
        * * *
        Теплая пора в этом году затянулась. И хотя по утрам холодок уже пробирал до кости, днем солнце сонным медведем вылезало в чистый небосклон и согревало землю так, что люди на торжище скидывали кожухи, оставаясь в рубахах.
        Учай возвращался по едва заметной тропке, обдумывая встречу с чужеземным кузнецом. Как он назвал себя - саконом? Что заставляет его таиться от всех прочих? Понятное дело, торговый люд, везущий бронзовые топоры и ножи из Арьялы, не жаждет видеть тут его изделия. Но только ли это заставляет его держаться подальше от людей?
        Теперь все это не важно. Когда в войске будет множество легких острых длинных ножей, никто в Ингри-маа не сможет противостоять ему. А дальше, когда Учай утвердит свою власть во всем лесном крае, можно будет и дривов прибрать к рукам. Надо только сперва выяснить, кто из них ненавидит Арьялу и почему...
        Учай не додумал мысль до конца. На камне у тропки сидел Кежа с охотничьим копьем в руке и клевал носом, время от времени резко дергая головой, чтобы не заснуть.
        - Эй, ты что тут делаешь? - окликнул его Учай.
        - Тебя жду. А вдруг бы что случилось? Ты бы закричал, я прибежал... - Побратим встал, размял затекшие плечи и испытующе поглядел на старшака. - Договорились?
        - Да.
        Сын Толмая вдруг вспомнил о невысказанном желании оружейника. Впрочем, какая сейчас разница? Потом, когда Тхери расскажет о нем, будет время подумать. Сейчас главное - мечи!
        - А ты-то чего хмурый?
        - Да там Джериш такое...
        Кежа собрался было рассказать, как вдруг в придорожных кустах послышался треск. Сыны Грома напряглись и схватились за оружие, но было уже поздно. С разных сторон на них молча набросились какие-то люди. Учай видел, как Кежа выставил вперед острие копья, намереваясь пырнуть одного из нападающих, но тот схватил его за древко и дернул на себя. Затем ладонью, будто крюком, захватил побратима за затылок и с размаху приложил его лбом о дерево. Кежа рухнул наземь без чувств.
        - Хватай белоглазого! - раздался рядом возбужденный выкрик.
        В тот же миг кто-то по-медвежьи облапил Учая за плечи и со страшной силой сдавил. Сына Толмая охватил животный ужас. Он беспомощно дернулся... Внезапно словно черные крылья распахнулись над ним. Учай почувствовал небывалый покой и легкость. И такую уверенность в своих силах, какой он, прежде боец далеко не из лучших, в жизни не ощущал.
        Тот, кто схватил его, должно быть, решил, что дело сделано, и ослабил медвежью хватку. Это неожиданно развеселило Учая. Вспомнив уроки Джериша, вождь ингри с силой выдохнул, наклонился, лишая противника равновесия, подхватил за ногу и дернул. Пытаясь удержаться, тот разжал хватку, рухнул наземь и тут же получил от Учая ногой в челюсть.
        Следующий недруг попытался выручить своего товарища и с ревом бросился на молодого ингри. Но тот быстро повернулся, ловко подставил бедро, сбил врага с ног и расквасил лбом нос третьему нападавшему. Учай и сам не вполне верил, что именно он все это творит. Его переполняло неведомое прежде чувство свирепой радости от рукопашной схватки. Он готов был и дальше крушить и ломать, наслаждаясь видом вражьей крови.
        Но тут один из нападавших подхватил с земли оброненное Кежей охотничье копье и занес над оглушенным побратимом.
        - Еще дернешься - я убью его! - крикнул он Учаю.
        Сын Толмая вдруг узнал кричавшего. Да это же тот мордастый русобородый дрив, торговец хмельными медами с торжища! Да и все прочие нападавшие тоже были его сородичами. Неужели ткнет Кежу? Учай поглядел на неподвижно лежащего ничком побратима. Может, и ткнет... Но хотели бы убить - убили бы и раньше. Уж точно Кежа, сидя тут, проспал засаду. Нет, не могли дривы подкрасться так тихо, наверняка загодя сидели у тропы. Не убивают - значит, хотят говорить. Что ж, пусть. Беседа позволит выиграть время. А там его Богиня, осенившая его крылом в битве, подскажет...
        - Хорошо. - Учай опустил руки. - Убери копье.
        Мордастый торговец удовлетворенно кивнул и убрал наконечник от затылка Кежи.
        - Так-то лучше! Эй, изорянин! Если желаешь спасти жизнь себе и ему - слушай внимательно...
        - Не буду, - покачал головой Учай.
        - Это еще почему? - удивился дрив.
        - Сам посуди - не хотели бы говорить, не пугали бы. А раз хотите - стало быть, вам это нужнее, чем мне.
        Торговец медами уставился на предводителя ингри, осмысливая услышанное.
        - Вы не убийцы, не грабители, - спокойно рассуждал Учай. - А все ж спозаранку такую охоту затеяли. Говори, чего удумали. А я уж решу, как быть.
        Такого поворота собеседник Учая явно не ожидал. Сын Толмая глядел на него с насмешкой, чувствуя, как переполняет, аж наружу рвется бурлящая в нем сила.
        - Ты-то сам, изорянин, нам не нужен, - должно быть возвращаясь к намеченному прежде разговору, сурово заявил торговец медами. - Если поможешь нам заманить в западню проклятого арьяльца, которому служишь, тогда тебя и родича твоего оставим в живых...
        - Вот как? - Учай хмыкнул. - Смешная затея. Сейчас я могу убить тебя так же быстро, как и ты меня. Невелика забота. Вам гурьбой не удалось меня одолеть. А Джериш и вовсе вами отобедает и не подавится.
        - Да ты...
        - Закрой рот и слушай! - рявкнул Учай. - С тобой мне не о чем говорить. Вот как с моим кулаком... - Он поднял руку, сложил из пальцев подобие рта и задал кулаку вопрос: - Как думаешь, нам стоит убить Джериша? - А затем пропищал по-дурацки за свою длань, разжимая пальцы, будто губы: - Нет, это глупая затея! - И продолжил уже своим голосом, глядя на обалдевшего дрива: - Видишь, даже мой кулак умнее тебя! Так кто тебя послал?
        Торговец растерянно оглянулся на приятелей. Те с изумлением и опаской глазели на Учая.
        - Полоумный, - пробормотал кто-то.
        - Что ты тут разболтался, белоглазый? - проворчал торговец медами. - Верно говорят, что изорянина мать в детстве из люльки уронила... Никто меня не посылал!
        Учай осуждающе покачал головой:
        - Ну убьете вы меня и Кежу. Скоро выяснится, что мы пропали. Множество ингри - умелых охотников и следопытов - отправится на поиски. И вы получите кровных врагов там, где могли бы обрести друзей. Понял, о чем я?
        Торговец неуверенно кивнул.
        - Вот и хорошо. А теперь ступай к тому, кто велел тебе захватить меня, и скажи, что я желаю с ним говорить. В полдень я приду выпить твоего меда. Тогда, быть может, ты скажешь мне что-нибудь разумное. Идите, да оставьте копье - вам оно без надобности...
        - Что там Джериш-то учудил? - спросил Учай, дождавшись, когда Кежа открыл глаза и со стоном перевернулся на бок, держась за голову. - Ты начал рассказывать, да нас прервали...
        - Джериш?
        Кежа, все еще толком не пришедший в себя после удара, поглядел на побратима мутным взором, нащупал на голове здоровенную шишку и скривился от боли.
        - А где эти...
        - Дривы ушли. Я им велел убираться восвояси. - Учай помог Кеже сесть на травке у обочины. - Ну, рассказывай про арьяльца.
        - Джериш на торгу гуляет, - послушно ответил парень. - Хлещет хмельной мед, брагу, пиво дривское... С ним наемные стражи торговцев, ох и шумят...
        - Наемные стражи - это хорошо, - одобрительно заметил Учай. - Небось вояки добрые и оружие у них нашему не чета.
        - Что ж хорошего? - удивился Кежа. - А если Джериш их к себе сманит? А если они решат на нас напасть? Нас числом-то побольше, да умением они нас задавят...
        Учай положил ему руку на плечо:
        - Вот и нужно сделать так, чтобы не напали. Если кто к Джеришу примкнет - сразу к делу приставлять, умения их перенимать, чтобы потом не опасаться... Нам бы время только выждать, чтобы в силу войти! Скоро уже снег ляжет. Самое время войско собирать и обучать. Много еще успеть надо... Ну а теперь говори, чего шумят?
        - Арьяльский толмач Джеришу рассказал такое, что тот едва ума не лишился...
        - Ну пойдем, послушаем его...
        Едва они вернулись на торжище, Учай заметил Джериша, окруженного толпой наемников. Они шли, нестройным хором распевая что-то грозное, отчего хотелось спрятаться, убежать с пути наступающего воинства.
        Заметив Учая и Кежу, Джериш поднял руку, останавливая стражей, и, покачиваясь, зашагал им навстречу.
        - Вот вы где! - рявкнул он, явно пытаясь сообразить, сколько людей стоит перед ним. Не справившись с подсчетом, раскинул руки, сгреб Учая и его побратима в объятия и обессиленно повис на них.
        - Что стряслось? - пытаясь освободиться от железных объятий, недовольно спросил Учай.
        - Мы выступаем в поход! Прямо сейчас! Я собираю всех. Отныне я командую войском. Поднимай своих людей, парень.
        - Какой еще поход? Что ты несешь?
        - Государь убит! - взвыл Джериш. - Царевич похищен! Ширам поднял мятеж! А я говорил, что накхам верить нельзя! Нет, не слушали!
        Жезлоносец зачем-то ткнул Кежу в грудь кулаком, и тот, отлетев, уселся на дорогу.
        - Аратта, мы идем на помощь! Мой брат Киран и я спасем тебя...
        Он не договорил и захрапел, сползая наземь.
        - Помоги мне дотащить его до постели, - приказал Учай, глядя на красного от негодования побратима. - Похоже, все завертелось быстрее, чем я думал...
        Глава 9Муравьиный владарь
        Спозаранку Учай уже прогуливался с побратимами по торжищу. Этой ночью он почти не сомкнул глаз. Сон не шел. Какое-то неведомое предвкушение заполнило его без остатка. Оно подстегивало, не давало остановиться и перевести дух. Стычка с дривами в лесу встряхнула его. Не стало Учая - признанного победителя, собравшего под рукой всех ингри. Нынче опять как на охоте: есть ты и дикий зверь, которому невдомек, что ты большой вождь, а не просто свежее мясо.
        Уж точно, если дривы взялись устраивать засады, у них на то есть причины. И что им до Джериша? Арьялец хоть ростом и велик, да в одиночку он точно старый медведь: рычать может, а задрать - силы нет. За что болотники так ненавидят арьяльцев, что всякому из них без разбора желают смерти? «Такие люди мне в самый раз, - неожиданно заключил Учай. - Надо только разузнать, что у них на уме. Пусть-ка мои парни побродят по торгу да поспрашивают местных, что те думают о соседях. А сам для начала тряхну торговых старшин...»
        Объяснив Кеже, что требуется от Детей Грома, и отослав его и остальных, Учай направился дальше. Вскоре он углядел рядного, надзиравшего за честным торгом, поманил того к себе и объявил, постаравшись придать лицу надменное выражение, какое видал у арьяльского царевича:
        - Желаю видеть старшин, немедля. Пусть все идут на двор Вилюга.
        Рядный поклонился, пряча досаду. Прежде на торжище этак никто не распоряжался. Да впрочем, и с войском сюда никто являться не смел.
        Вскоре у крыльца избы собрались старшины. Скрывая недовольство, они напряженно пытались угадать, что вдруг понадобилось от них спозаранку этому неугомонному вержанину.
        - Вы тут, значит, в почете ходите? От всякого котла и лотка потчуетесь? - без предисловий напустился на них Учай. - Ну и где тут мир и порядок?
        - Так отчего же... - растерялся Вилюг. - Только прошел, все тихо...
        - А за оградой пускай разбой лютует?
        - Какой-такой разбой?
        - Который пришлый люд творит! Ну-ка отвечайте, кто такие дривы? Чем здесь промышляют? Что торговцами прикидываются, я и сам знаю, а на самом деле?
        Старейшины молча переглянулись. Слишком уж удивленными они не казались. Внимательно наблюдавший за ними Учай похвалил себя за догадливость.
        - Дривы-болотники сюда спокон веку торговать приезжают, - с достоинством заговорил Вилюг. - От торговли с ними людям большой прибыток, и разбойников среди них отродясь не водилось. Ну разве что... - Он замялся и добавил тише: - Неужто на арьяльца злоумышляли?
        - Рассказывай все! - приказал Учай. - Правду скажешь - не обижу.
        Старейшины согласно зашептались. Вилюг вздохнул:
        - Да что тут говорить? Арьяльцев они пуще болотных шишиг ненавидят. Чужаки в их края когда пришли, стали на холмах да горушках крепости свои ставить. А у дривов такой обычай: у них на род два селения. Одно летнее, на озерном или речном берегу, другое зимнее - на такой вот горушке.
        - И не лень им, - хмыкнул Учай.
        - Там ведь места страсть какие. Недаром говорят: в болоте тихо, да жить там лихо! Пред зимними холодами дожди как зарядят, вода взбухает так, что большую часть всей земли в человеческий рост накроет. Пока снег и морозы, еще ничего, а как теплеть начинает, снова вода поднимается пуще прежнего. Перед тем как первый разлив начнется, дривы на свои горушки зимовать уходили, а после второго к воде заново спускались. Летники у них хлипкие, из жердей и соломы... Вот раз по осени, тому уж лет десять прошло, стало холодать, хотели дривы на свои горки вернуться, ан нет: повсюду арьяльские частоколы стоят!
        Учай вновь кивнул - обычай арьяльцев ставить острожки на подходящих холмах был ему уже известен.
        - Кто попробовал силой свои дома отобрать - мигом с жизнью распростился, - продолжал Вилюг. - Стали на дорогах врагов сторожить и в лесах прятаться. Так арьяльский вождь Киран сперва ловить их пытался, а потом взял и землю поджег...
        - Как это? - насторожился вождь ингри.
        Ему вмиг вспомнились побасенки о том, что чародей-кузнец Тхери топит свои печи нарубленной, словно дрова, землей.
        Старейшина про это то ли не знал, то ли и знать не хотел. Он лишь развел руками и с отвращением сказал:
        - Колдовство, не иначе! И в чем коварство-то: поверху дым стелется, что не вздохнуть, а под землей пламень змеится. Снаружи его не видать, вдруг - раз, трава расступилась, а там жар рдеет, как в печи! Гореть будет хоть лето, хоть два - пока все болото не выгорит, уже не погасишь. И богов дривских пришлецы не побоялись, а боги у них злые...
        - Страшное дело! - задумчиво кивнул Учай, мысленно поставив зарубку непременно разузнать побольше об этом арьяльском колдовстве. - Но здесь-то, в Ладьве, дривы что позабыли? Помнится, отец рассказывал, что их земли отсюда далеко на полдень...
        Вилюг замялся и скосил глаза вбок.
        - Товары у них хороши. Земля у них не родит, так они в рукоделиях горазды. Холсты льняные - они их синим корнем красят. Меды и настойки ягодные, липовые короба, лыжи, топорища, игрушки...
        - Ты не юли! - возмутился Учай. - Не о том тебя спрашиваю.
        - Еда им нужна, - вместо Вилюга буркнул другой старшина. - И снадобья - раненых да обожженных лечить.
        Учай задумался, внимательно глядя на говорившего. Сказывал он гладко, но вязалось криво. Если рана не пустячная, с ней не побегаешь и не походишь. А если так - на одном месте застрянешь, тут тебя и сцапают. Стало быть, раненых нужно прятать в безопасном укрытии. Узнать бы - где?
        - Выходит, дривы, как и прежде, с арьяльцами воюют? - протянул он.
        - Ну как сказать - воюют... - спохватился старейшина. - Так, беспокоят понемногу, житья им не дают. Но ведь и дривов понять можно. Арьяльцы их спихнули в самые топи, а кто удрать не успел, - он понизил голос, - тех похватали и увезли вовсе неведомо куда...
        - Что ж... - Учай напустил на себя самый надменный вид. - Я узнал все, что желал. Ступайте. Но упредите на торгу каждого: если впредь разбой чинить станут, велю в реке потопить, а добро заберу себе!
        * * *
        - Учайка! Тут мы! Иди к нам!
        Заслышав веселый голос Кежи, доносившийся из распахнутых дверей одного из постоялых дворов, Учай поморщился. Пора уже парням прекращать звать его так, будто он - один из них. Да, они побратимы, но он - сын бога и избранник Богини! Если бы не он, не сидели бы сейчас за уставленным яствами и выпивкой длинным столом, а ловили бы окуней в Верже... «Учайка», ну надо же! А местные услышат - что подумают?
        - Ну, разузнали? - отрывисто спросил повелитель ингри, садясь на освобожденное для него лучшее место перед блюдом с горой ржаных пирогов.
        Вечка тут же подал ему берестяной ковш с душистым дривским пивом. Учай милостиво ему кивнул. Хоть кто-то здесь понимает свое место.
        - А вот Марас расскажет, - проговорил Кежа, откусывая от пирога-лодочки. - Я его послал со старшиной наемной охраны потолковать - притвориться, будто он к ним наняться хочет...
        Высокий, костлявый, немногословный Марас поднял голову. Он был ровесник Кежи и куда лучший охотник, чем любой из Сынов Грома. Почему он пошел за Учаем, оставалось загадкой: в отличие от всех остальных побратимов, причин для кровной мести арьяльцам у него не было. Учай давно приглядывался к этому молчуну, но и поныне не смог его раскусить.
        - Сказали, зря пришел - они уже дривов наняли за бесценок, - медленно проговорил Марас. - Дривы сейчас повсюду лезут, лишь бы платили...
        - Оно и ясно, - вмешался Кежа. - Арьяльцы их земли захватили, вот они по чужим и расползаются...
        И Кежа принялся рассказывать то, что Учай уже слышал от старейшин: о проигранной войне, о вражеских крепостях, которые теперь сторожат дривские земли, о том, что еще недавно дривов ловили и целыми деревнями увозили - лишь боги ведают куда...
        - Да знаю уже, - отмахнулся Учай.
        - А что оружие они себе тут покупают, знаешь? Видал на торгу целые связки стрел, думаешь, для кого? И награбленное они тут сбывают, - оглянувшись, тихо добавил Кежа. - Вилюг и прочие знают да молчат. Столько им прибытка с той торговли!
        - Главарь-то у болотников есть? - спросил Учай, не особенно надеясь на ответ. - Вождь всех дривов?
        Кежа пожал плечами:
        - Говорят, был, да попал в плен и погиб...
        - Есть, - к его удивлению, ответил Вечка. - Муравьиный владарь его зовут.
        - Как? - невольно расхохотался Учай.
        Его смех подхватили прочие побратимы.
        - Дривы, что ль, себя муравьями кличут?
        Вечка замотал головой.
        - А вот послушай. Мы с Хельми нынче утром подсобляли купцам из рода Щуки лодки разгружать, - заговорил он. - Они только прибыли, еще не знают ни тебя, ни нас. Позвали к ним работниками, им руки нужны. Я сказал, что поздно, мы уже нанялись к дривам. Так щурята столько ушатов грязи на них вылили...
        - Ну-ка, ну-ка!
        Учай перевел взгляд на ясноглазого красивого отрока чуть старше Вечки. Четвертый Сын Грома носил девчачье имя Хельми - Жемчужинка. В бою он был такой же никудышный, как Вечка, но при этом далеко не так ловок и сообразителен. Учай считал его глуповатым, бестолковым и бесполезным. Только песенки петь горазд.
        - Добрые люди говорят - дривы с нечистью по соседству живут и роднятся...
        - С шишигами! - фыркнул Кежа.
        - А ты послушай, как они болтают! Чисто шишиги - ничего не поймешь. Нарочно небось, на торгу-то, когда им надо, сразу человеческую речь вспоминают...
        - А какие искусники! - невпопад воскликнул Хельми. - Я пока ходил по их рядам, сердце радовалось! Плетут из лозы, режут из дерева, жемчуг сверлят - каждое племя свой промысел держит. Один род бусы нижет, другой обувку из шкурок шьет, третий ладит санки, четвертый горшки разукрашивает...
        - Горшки, санки! - фыркнул Учай. - Помолчал бы. Вечка, что там за Муравьиный владарь?
        Вечка с Хельми переглянулись. Младший побратим понизил голос и начал:
        - Есть у дривов священные дубравы. Не живет там ни зверь, ни человек, ни птица. Зайдешь под сень ветвей - ни белки, ни сойки не встретишь... Тишина! Только там и сям кости белеются... Да в траве еле слышно - шур-шур-шур...
        - Что же за лютая нечисть там поселилась? - с невольным любопытством спросил Учай.
        - Никакая не нечисть, а муравьи. Да не такие, как наши черненькие мураши, - куснул, ты почесался и дальше пошел. Те - огневушки! Как такой ужалит, словно горячим углем обожжет. Этих огневушек в дубравах столько, сколько звезд на небе, если не побольше. Вот почему там никто не живет. Один медведь, говорят, там водится. Как-то он с муравьями договорился, что они его не трогают. И то, сказывают, никакой это на деле не медведь, а огромный муравей в медвежьем облике. Кроме него, пока снег не ляжет, никто не ходит в страшные леса. Вот там-то и живет Муравьиный владарь, всех дривов повелитель.
        - А как же он с мурашами-то... - начал Кежа.
        - Слышал, он сам, да его ближники, да жрецы с огневушками побратались. А взамен пообещали их человечьим мясом кормить... Заведут туда обманом чужака, мураши набегут, с ног до головы облепят и до костей обглодают...
        Побратимы слушали, невольно притихнув. Хоть поблизости и шумел торг и снаружи был погожий день, а над столом будто стало темнее и холоднее.
        - Как его зовут, этого владаря? - прервал молчание Учай.
        Вечка пожал плечами:
        - Так и зовут. Прежде как-то звали; может, дривы помнят, да зачем? Он от старого-то имени отказался. Дескать, тот прежний человек, что его носил, умер.
        - Он мертвый, что ли?
        - А кто его знает! Похоже на то. - Вечка чуть подумал и прошептал: - Вот поэтому его мураши и не жрут...
        Тут парням стало совсем не по себе, а Учай крепко задумался над услышанным.
        Солнце медленно карабкалось в небо, чтобы лучше рассмотреть все происходящее на земле. Когда же наконец пробившееся сквозь разрывы туч светило поднялось на маковку неба, Учай уже подходил к лотку давешнего торговца медами.
        Завидев его, дрив раздвинул губы в зубастой улыбке и протянул Учаю берестяную чашу:
        - Испробуй-ка, изорянин!
        Сын Толмая отпил стоялый мед, утер губы и кивнул:
        - Хорош!
        - Хорош, да и покрепче есть. Ежели со мной пойдешь, то провожу наилучшего меда отведать!
        Вождь ингри кивнул:
        - Отчего ж не пойти! Для такого дела и пройтись не жалко.
        - Ну, тогда, как темнеть начнет, встретимся у Встающей Воды. Я тебя и отведу.
        - Куда поведешь-то? - не удержался от вопроса Учай.
        Русобородый торговец вновь ухмыльнулся:
        - А там, за озером и вон той горкой, есть славная тихая дубрава... Что-то ты с лица сбледнул. Никак боишься?
        - Кто боится, тому лучше и не родиться, - дернул плечом сын Толмая.
        - Только один приходи, - предостерег дрив.
        * * *
        Встающую Воду - святое место неподалеку от торжища - еще в детстве показывал Учайке отец. Да и каждый из мальцов, которых возили в Ладьву, непременно побывал подле этого бурливого озера. Темная водяная гладь обычно казалась спокойной. Но точно посередине время от времени вздымался к небу, пузырясь и плеская пеной, водяной столб - будто в омуте просыпался хозяин здешних пучин.
        На торжище шептались, что водяник требует жертву - иначе река, что из того озера вытекает, обмелеет, а ребра перекатов выступят так, что на лодке-гусинке не пройти. А то и вовсе рыба помрет от неведомой хвори. Такое порой бывало, хоть и редко. Каждый в Ладьве знал: если от воды такая вонь поднимается, что хоть беги, значит скоро рыба брюхом вверх по течению пойдет. Разгневался водяник. А уж на что - сам угадай. Обычно дело обходилось малыми жертвами - парой серых гусынь да парой ярких селезней. И вскоре вода снова надолго унималась, лишь тихо побулькивала посреди спокойной глади.
        Темнеть в эту пору начинало рано, и ждать Учаю пришлось недолго. Он слышал тихий шорох в кустах неподалеку, то там, то сям, - по всему видать, дривы старательно проверяли, не прихватил ли он с собой соглядатаев. Наконец, убедившись, что сын Толмая пришел один, давешний продавец стоялых медов вышел к берегу озера и кивнул:
        - Идем, что ли?
        Не заставляя себя упрашивать, Учай зашагал следом.
        Идти пришлось не близко. Обогнули озеро и в темноте долго пробирались через шелестящий палой листвой лес, то и дело петляя. Другой бы спотыкался через шаг, но дривы явно знали тропу как свою ладонь. Когда обошли лесистую гору, далекие огоньки костров на торговых стоянках пропали из виду. Кричи - не докричишься... Учай про себя это отметил, но промолчал. Дривы, следовавшие за проводником в отдалении, только дивились. Изорянин вел себя так, точно вовсе не беспокоился о своей голове!
        Длинное, врытое по самую крышу жилище было едва заметно в сумерках. Сперва Учай чуть не принял его за огромный муравейник, прижавшийся у подножия лесистого взгорка. Провожатый остановился, ухнул филином. Из-за ближних зарослей можжевельника выступили еще трое дривов. Перекинувшись с торговцем парой слов, они повели Учая в слабо пахнущую дымом темноту.
        В доме оказалось еще темнее, чем снаружи. С десяток горящих лучин вдоль прохода едва открывали глазу лежанки, на которых виднелись очертания скорчившихся тел. Со всех сторон доносились невнятные тихие звуки, которые сливались в единый приглушенный стон. У лежанок Учай заметил еще каких-то людей - кажется, девиц и отроков, которые поспешно отступали в тень, стараясь не попадаться гостю на глаза. В конце поперек прохода висела медвежья шкура, отгораживая часть дома. Торговец приподнял ее, пропуская чужака.
        Здесь света не было совсем, но от дальней стены Учай расслышал тяжелое дыхание.
        - Привел вражину, как ты велел, - негромко сообщил торговец медами.
        - Что ж, налей ему хмельного, - раздался хриплый голос из темноты. - Раз обещал - попотчуй во славу богов.
        - Благодарствую, - оскалился Учай. - Однако с хмельным я повременю.
        - Брезгуешь, что ли? - зловеще прохрипел невидимый собеседник.
        - Угощением брезговать зазорно. Да только давай сперва решим, мне ли то подношение или в мой помин.
        Позади послышались смешки.
        - Ишь ты, храбрый какой! Что ж, давай по делу. Мне тут сказывают, изорянин, - продолжал хриплый голос, - что ты арьяльцам продался и первейшего из злыдней тамошних бережешь как зеницу ока. Так ли это?
        - Нет, - спокойно ответил Учай. - Я не служу ни топору, которым дрова колю, ни веслу, которым на реке гребу. Так и здесь. Арьялец Джериш мне не господин и не друг. И если я им как топором рублю древо, то от этого мне, а не ему польза.
        - Складно придумал. Верно на том стоишь?
        - Верно, - подтвердил Учай, думая, послышалась ли ему в голосе невидимого злая усмешка и что она означает.
        - Что ж, это проверить несложно... Илень!
        - Да, батюшка? - раздался голос торговца медами. - В рощу его отвести, к тому дубу на горке? Могу еще медом намазать, мне не жалко. Братики мясо с медком любят...
        Учая, хотя он был готов услышать нечто подобное, прошиб холодный пот. Невидимый, видно почуяв это, усмехнулся:
        - Зачем сразу в лес? Ну-ка, Илень, для начала подай мне глинянку!
        Торговец, должно быть без подсказок находивший дорогу в темноте, отошел в сторону и вскоре вернулся с чем-то в руках.
        - Ну что? - с явной уже насмешкой спросил невидимый вожак дривов. - По-прежнему ли говоришь, что твоя речь - правда от слова до слова?
        - Или с той поры случилось что? - вернул насмешку Учай.
        - Речист, изорянин, - с удовольствием произнес вожак дривов. - Послушаем, как сейчас запоешь. Илень, открой глинянку.
        Торговец не замедлил исполнить приказ.
        - Давай, Учай, сын Толмая. Если далее желаешь с нами по чести говорить - суй внутрь правую руку.
        - Что там?
        - Тебе-то что за дело? - хохотнули во тьме.
        Позади смолкли перешептывания и слабые стоны, стало совсем тихо - дривы затаили дыхание, явно вслушиваясь в каждое слово своего вождя и предвкушая то, что сейчас будет.
        В густом сумраке Учай видел перед собой только край сосуда, который торговец поднес чуть ли не к его носу. Изнутри глинянка пахла лесом, мхом и чем-то кисловатым...
        «Будь что будет», - решил Учай, закрывая глаза и вызывая в памяти прекраснейшую из прекрасных, ее сияющее лицо среди беззвездного неба. «Осени меня своим крылом, владычица, укрой от беды...»
        Он стиснул зубы и быстро сунул руку в сосуд. Через миг его запястье и ладонь как будто опалило огнем. Вернее, великим множеством крошечных жгучих огоньков, слившихся в один. Учай впился зубами в нижнюю губу, чтобы не заорать. Всей его силы воли едва хватило на то, чтобы не выдернуть руку из глинянки.
        - А теперь клянись! - Голос дрива звучал властно. - Клянись своими богами, что говоришь правду. Да только помни: если соврешь, мои маленькие братцы до косточек тебе руку объедят...
        - Клянусь от слова до слова! - выпалил Учай. - Все правда!
        С каждым новым укусом боль нарастала. По щекам сына Толмая покатились крупные слезы, но он лишь крепче зажмурился, надеясь, что вождь дривов не видит его лица в темноте.
        - Что ж... - мучительно медленно произнес тот. - Хоть и странно мне, но маленькие братцы говорят за тебя... Илень, забери глинянку.
        Торговец медами поспешно исполнил приказ. Искусанная рука Учая продолжала гореть так, что мутилось в голове. Но все же он силился не подавать виду.
        - Так отчего ты не пожелал отдать моим людям арьяльца?
        - Будущим летом, - заговорил Учай, успокаивая дыхание, - я жду нашествия арьяльского войска на наш край. Тебе ли не знать, каково бывает, когда оно в твой дом приходит?
        - Мне то ведомо, - глухо проговорил вожак дривов.
        - Вот я и решил приготовиться. Джериш, сам того не понимая, мне в этом помогает. Благодаря его воинским умениям я под одной рукой всех ингри собрал. Благодаря ему обучил их сражаться, а не просто кучей наваливаться. Да только это не все, зачем он мне нужен. Но об остальном я с тобой с глазу на глаз говорить буду.
        - Илень! - окликнул торговца вожак. - Выйди-ка да постереги, чтобы никто уши не вострил.
        Русобородый торговец послушно удалился. Учаю было слышно, как он сопит недовольно где-то неподалеку, по ту сторону медвежьей шкуры. Сын Толмая сделал шаг вперед, но тут же раздался окрик собеседника:
        - Ну-ка стой, где стоишь!
        Учай недовольно скривился, но вслух лишь сказал:
        - Не подобает мне с темнотой беседовать. Я тебя не испугался - видишь, сам пришел, хоть твои люди моей смерти искали. Что ж ты-то от меня таишься?
        В ответ послышался мрачный смешок, больше напоминающий кабаний взрык:
        - Я не красная девица, чтобы на меня любоваться.
        - А все же...
        - Ну что же, коли гость желает, чего ж его не уважить...
        Из темноты вновь послышался странный рыкающий звук. Затем предводитель дривов прикрикнул:
        - Илень, ты, что ли, там стоишь? Светильню неси!
        Недавний проводник вскоре появился из-за медвежьей шкуры с глиняной светильней в руках. Он кинул острый взгляд на Учая, с явным любопытством чего-то ожидая. Неуверенно раскачивающийся над светильней огонек на мгновение выхватил из тьмы нечто ужасное, слабо напоминающее человека. Учай от неожиданности вздрогнул и чуть не шарахнулся назад. На него глядела обожженная безгубая личина, угрюмо глядевшая единственным глазом из-под скукоженного ожогом века.
        - Ну что, гость дорогой, налюбовался? - задвигались во тьме зубы вождя дривов. - Может, сестра есть у тебя, так за меня просватаешь?
        Учай на мгновение вспомнил тощую, невзрачную Кирью. Даже ей он не пожелал бы такой участи!
        - Арьяльский владарь Киран пригласил меня потолковать, - заговорил вождь дривов. - Там схватил, посадил в темницу, а потом, когда понял, что дривы не покорятся, приказал кинуть в горящее болото. Знаешь, как у нас болота горят?
        - Слыхал уже, - буркнул Учай. - Сверху дымок над травой, а под ним негасимая огненная яма.
        - Только Яндар-громовик имеет власть поджечь землю! - В голосе вождя послышался гнев. - Летней порой он преследует и бьет молниями Ячура, который прячется от него в трясинах. Люди в ужасе бегут прочь, когда ссорятся божественные братья! Но арьяльцам нет никакого дела до наших богов...
        - За это их постигнет страшная кара, - с уверенностью сказал Учай. - Кто не почитает бога, тому бог жестоко отомстит. Поверь, я знаю, о чем говорю.
        - Ладно, - вздохнул обожженный. - Илень, ступай. Давай, изорянин, о делах потолкуем. Говори, что задумал...
        Илень долго перетаптывался за пологом, вслушиваясь в бормотание вождей и ожидая нового зова. За его спиной сопели дривы.
        - ...Это хорошо, что отныне мы заедино, - приглушенно доносился из-за шкуры хриплый голос вождя, - стало быть, теперь вместе навалимся!
        - Навалиться-то можно, - негромко отозвался Учай. - А вот если меня послушаешь - головой клянусь, в родном доме зимовать будешь!
        Дривы, услышав эти слова, радостно зашептались. Уж если и вправду Учай им не враг, как прежде казалось, - от него немалая польза прийти может! Не надо опять прятаться и по лесам голодать; можно будет в земли изорян увезти жен и детей - все ж покойней, чем среди трясин на островках таиться. А теперь еще этот Учай диковинным арьяльским прихваткам и дривских парней обучит. Ишь как на тропе сразу троих уложил!
        Наконец из-за шкуры раздался оклик. Илень вмиг оказался перед вождем.
        - Обещал гостю нашему наипервейшего меда, так выполняй. И мне тоже налей. Не побрезгуешь, Учай, сын Толмая?
        - Да кто же в дружеском кругу угощением брезгует! Такому и места за столом не найдется.
        - Наливай, Илень, - повелел вождь дривов, - пусть все сложится, как мы замыслили!
        Глава 10Тайная война
        Шум, доносившийся с торжища, отдавался мощным эхом в голове Джериша. Звук перекатывался под сводом черепа, грохоча, словно в пустой бочке, не давая сообразить, что происходит во рту. Жезлоносец приоткрыл глаза. Низкий закопченный потолок висел над головой, казалось слегка покачиваясь, норовя обрушиться и придавить лежащего.
        Джериша ужасно раздражали здешние потолки. Все время приходилось низко кланяться, чтобы не цеплять их макушкой. А в дверь ему приходилось чуть ли не проползать на четвереньках, подобно рабу. Учай как-то обмолвился, что кланяться, входя в дом, хорошо и правильно - так приветствуешь домового. Но Джериша это только сильнее взбесило: «Так я еще и духам местным поклоняюсь?!»
        - Очнулся? - послышался над его головой негромкий голос Учая.
        А вот и он. Как тут говорят, помяни нечисть, она и явится.
        - Что стряслось? - попытался приподняться арий. Происходящее вокруг ускользало от взгляда. - Где моя рубаха? Почему я голый?
        - Я велел Мине постирать твою одежду. Ты вчера хватил лишку и... - Учай замялся, - испачкал ее. Когда мы с парнями притащили тебя сюда, сам ты идти уже не мог...
        Джериш хотел было сесть, но скривился и схватился за голову. Учай, присев рядом на край лежанки, помог ему.
        - Я велю принести кваса.
        - Лучше браги!
        - Как скажешь.
        Сын Толмая кивнул и хлопнул в ладоши.
        - Да прекрати ты шуметь! - простонал арий.
        Дверь отворилась, внутрь заглянул Вечка. Учай велел принести ковш браги и снова повернулся к страдальцу:
        - А теперь, мой господин, быть может, расскажешь, что ты задумал?
        - Я что-то задумал? - изумился жезлоносец.
        - Да, вчера ты кричал на все торжище, что собираешь отряд из наемных стражей и все мы нынче идем на Аратту.
        - Зачем?
        Учай улыбнулся краем рта, но тут же согнал улыбку с лица.
        - Ты утверждал, что злодей Ширам убил государя и похитил моего благодетеля, царевича Аюра. Что в столице ныне правит твой родич Киран и мы должны поспешить ему на помощь...
        - Да, точно! - Джериш помрачнел, и даже мутный взгляд его немного прояснился. - Собирай своих парней. Нужно сейчас же выступать!
        - Сейчас невозможно, - развел руками Учай. - Мина постирала твою одежду, и она сохнет во дворе на заборе. А найти такую же рубаху и порты на торжище не выйдет - ты слишком огромен...
        - Хорошо, - скрипнул зубами Джериш. - Но как только они высохнут, мы сразу выступим в поход!
        - Это мудрое решение, - склонил голову Учай. - А покуда дозволь изложить тебе мои мысли. Надеюсь, я не зря ловил твои слова и ты будешь доволен своим учеником...
        - Давай выкладывай. Что ты там надумал?
        - Я совсем уже было приказал готовиться к походу, но тут меня будто стрелой пронзила страшная мысль! Вчера на торгу я узнал о недобитых дривах - ты называл их болотными вендами, - которые прячутся по здешним лесам и злоумышляют против Арьялы. Наверняка они тоже знают о смерти государя и мятеже накхов, надеются, что мудрейший Киран для подавления мятежа отзовет из этих краев часть войска. Тут-то они и ударят арьяльцам в спину...
        - Пожалуй, ты прав, - морщась, проговорил Джериш. - Чтобы хорошенько всыпать чернохвостым накхам, понадобится сильное войско.
        - Благодарю за похвалу, мой славный учитель. - Учай прижал ладонь к узкой груди. - Но если так - перед нами дорожная росстань... - Он принялся загибать пальцы. - Мы можем собрать кое-какое войско и идти в Арьялу на помощь твоему старшему родичу. Однако в этом случае за нашей спиной, несомненно, полыхнет пожар. А если болотный край поднимет оружие против Арьялы, к ней могут примкнуть и прочие вендские племена - и тогда...
        - Брат окажется в кругу врагов, - сжимая кулачищи, подхватил Джериш.
        - Именно так! Возможно, мы и дойдем до Арьялы, - продолжал рассуждать Учай. - Хотя коварные дривы, нападающие из лесных засад, постараются осложнить наш путь. Но я верю в покровительство бога Солнца и твою мощь, господин! Часть нашего войска непременно доберется до столицы... Но вот чем она поможет достойнейшему Кирану?
        Джериш задумался и даже ощутил некую тревогу, источник которой не смог найти и потому тут же о ней позабыл. Не в первый раз этот хилый, подобострастный юнец являл удивительную мудрость, когда дело касалось вопросов войны. Да, не зря он рассказывал мальчишке о полководцах былого и славе воинов Аратты!
        В дверь без стука вошла Мина и с поклоном подала Джеришу резной ковш, до краев полный остро пахнущей браги. Тот радостно выхватил ковш у нее из рук и в четыре глотка осушил до дна, после чего утер губы и вернул ковш, игриво подмигнув. Жена Учая даже не шелохнулась. Но глядела на воина, не сводя глаз, как будто не могла оторвать взора от его могучих плеч и груди.
        - Ступай, Мина, - холодно сказал Учай.
        - Пусть остается! - перебил его повеселевший Джериш. - Мы же здесь все, считай, родичи...
        Строгий взгляд больших серых глаз заставил его смущенно умолкнуть.
        - Как скажешь, храбрейший Джериш, - равнодушно согласился Учай. - Я же, с твоего позволения, хочу предложить пока не спешить с походом на Аратту. Скоро наше войско понадобится в здешних краях. И не его жалкие остатки, а полная сила! Разгромив мятежников-дривов, наведя порядок в болотном краю, ты принесешь своему родичу Кирану куда больше пользы, чем приведя в столицу несколько десятков измотанных бойцов. Ты не дашь пожару расползтись по вендским землям - и тем спасешь Аратту!
        - Да, ты это хорошо придумал! - вновь заулыбался Джериш. - Я буду спасителем Аратты! К слову, и сам Киран когда-то начинал свой путь к ступеням трона именно отсюда, из болотного края... Он оценит мою верность!
        - И твою предусмотрительность, мой почтенный учитель, - подсказал Учай.
        - Верно!
        Джериш хлопнул сидевшего рядом Учая по плечу, едва не сбив того на пол:
        - А теперь ступай, распоряжайся. Я скоро выйду...
        * * *
        Всадники двигались медленно, с оглядкой - полсотни верховых да поезд в несколько телег. Узкая дорога вилась между заросшими еловым лесом пологими холмами и заболоченными низинами, от которых тянуло промозглой сыростью и подступающей зимой.
        - Что, страшно?
        Ехавший впереди отряда бородатый всадник средних лет обернулся к бледному светловолосому юноше, совсем недавно присланному из столицы. Оба они были одеты по-вендски, подражая Кирану, который завел такой обычай во времена своего наместничества. Но если младший красовался в отороченном рысьим мехом плаще и шапке с бобровой опушкой, то наряд старшего цветом почти сливался с подмерзшей дорожной грязью. В столице так нарочито бедно одевались разве что жрецы Северного храма. Юный арий, еще недавно высокомерно поглядывавший на своего нового начальника, теперь старался держаться к нему как можно ближе. Его глаза бегали, пытаясь углядеть среди деревьев приметы вездесущей невидимой опасности.
        - Чего ты трясешься, ясноликий? - насмешливо бросил полусотник. - Это всего лишь болотные венды! Привыкай!
        - Ты сам сказал - за последнее время они взяли на копье полторы дюжины селений. - Голос юноши почти не дрожал, но застывший взгляд и расширенные зрачки выдавали из последних сил подавляемый страх. - А два отряда, посланные, чтобы изловить главарей и рассеять прочих разбойников, попросту исчезли! Ты полагаешь, что не стоит опасаться?!
        - Пустое! Нас тут пять десятков конных воинов. Да еще настоящий арий из столицы, который один стоит целой сотни!
        - Если ты имеешь в виду меня, маханвир, ты несколько преувеличиваешь, - глухим голосом отозвался юноша.
        Полусотник поглядел на него то ли с сочувствием, то ли с презрением:
        - Главное - знать повадки дикарей. Они норовят завести врага в болото, заманить поглубже в чащу - там им самое раздолье. Вот сейчас займем Ячурову горку - оттуда вся дорога, до самой реки, как на ладони. Мимо нас не пролезут! Там, - полусотник указал рукой в сторону кочковатой, заросшей пожухлой травой пустоши, - трясина и речная старица. С другой стороны - большое озеро. До того как лед станет, не больно-то походишь! Станем на горке, не будем за ними бегать. Сами придут...
        Он хотел еще что-то добавить, но его спутник вздрогнул всем телом и натянул поводья:
        - Тихо! Я слышу голоса!
        - Показалось. Это, верно, дерево скрипнуло...
        - Нет, - почти взвизгнул тот, - это были человеческие голоса!
        - Ладно, - вздохнул старший, с досадой взглянув на юношу. - Давай проверим...
        Полусотник остановил свое невеликое войско и жестом приказал паре всадников отправиться на разведку. Всадники, сжав коленями конские бока, поскакали вперед. Скоро они появились вновь, наперебой крича:
        - Там венды! Много! Идут через луг, тащат добычу!
        Подтверждая их слова, издалека долетело нестройное пение.
        - Славно! - Полусотник хищно улыбнулся. - Дикари сами идут к нам в руки! Наступает время охоты! Пленных брать не будем, к чему они нам? Кто-нибудь да выживет - он и расскажет, что там венды замышляют... Верно я говорю?
        На лицо юноши вернулся слабый румянец.
        - Слышали приказ? - крикнул он окрепшим голосом, оборачиваясь к воинам. - Вперед! Убивайте всех!
        Всадники устремились вперед, поднимая пыль, спеша застать врага врасплох на лесной проплешине. Но должно быть, топот копыт раздавался чересчур громко. Когда они появились на лугу, венды, бросив награбленное, сверкая пятками, бежали к лесу.
        - Стреляйте, стреляйте! - заорал полусотник, вырывая стрелу из тула и кидая ее на тетиву мощного араттского лука.
        Щелчок! Тетива загудела, оперенное древко устремилось вслед одному из бегущих. Что-то в этот миг насторожило опытного воина. Сегодня венды не бежали прямиком, стараясь обогнать несущуюся по их следу гибель. Но и не метались как зайцы, мешая друг другу. Они неслись, старательно забирая влево, не давая всадникам толком прицелиться через голову коня. Но что особенно удивляло - за спиной у дикарей висели плетеные щиты, напоминающие корзины, но все же кое-как защищавшие от стрел. Прежде ничем подобным они не пользовались! Полусотник насчитал не меньше десятка вендов, из плетенок которых торчало по три-четыре стрелы, но они улепетывали со всех ног, как и прочие.
        - Цельте в ноги! - закричал военачальник.
        И с раздражением понял, что его приказ запоздал. Проклятые дикари, кроме нескольких упавших, уже добрались до кустов. За подлеском были хорошо видны их плетеные щиты, слышны злобные крики и ругань.
        - Ничего, - прошипел полусотник. - Теперь, когда вы повернулись, мы вас и через кусты достанем. Не останавливаться, стрелять!
        Одну за другой он послал несколько стрел, услышал крики боли и увидел, как падают прятавшиеся в орешнике разбойники.
        Должно быть, венды вскоре осознали, что отсидеться в кустах не удастся. Послышался треск, и полусотник увидел ряды плетенок за желтеющей листвой. Он послал еще с полдюжины стрел - как всегда, метких.
        - Вы надолго запомните этот день, - процедил он и потянулся за очередной стрелой. И тут волна ужаса окатила его. Рука нашарила лишь пустоту. - Эй, дай мне стрелы! - Он быстро повернулся к светловолосому юноше.
        - У меня уже ни одной, - дрожащим голосом отозвался тот.
        Заметив роковую заминку, из желтеющего подлеска гурьбой вывалили венды и с яростными криками начали обстреливать всадников из охотничьих луков. Стрелков было куда меньше, чем вначале, но они, не помня себя, рвались поквитаться за убитых сородичей. Несколько всадников упали наземь.
        - Змеево дерьмо! - рявкнул полусотник. - Эй, все за мной! Накрошим их в труху!
        Он выхватил из ножен меч и ударил пятками коня, направляя его в сторону опушки, туда, откуда раздавались яростные вопли дривов. Те, завидев приближающихся всадников, тут же кинулись обратно, под защиту зарослей.
        - Не уйдете! - орал предводитель, вламываясь в подлесок.
        Веревка, внезапно натянувшаяся между стволов деревьев, выбила его из седла. Невзирая на ослепляющую боль, он попытался вскочить, но тычок в грудь снова опрокинул его навзничь. Он увидел над собой жуткого вида старуху, которая замахивалась отточенным колом, и двух мальчишек-подростков. Они тащили к нему шипастую колоду. Полусотник взвыл, дернулся. Кол воткнулся совсем рядом с его горлом. Через миг тяжелая колода рухнула на его голову. Последнее, что он успел заметить перед смертью, - как рядом падает наземь юный арий с раскроенной топором головой.
        - Илень! - послышался из чащи хриплый голос. - Пересчитай их. Было пять десятков. Никто не должен уйти!
        - Здесь все, батюшка.
        - Сочти еще раз. Не перетрудишься, пальцы загибавши. Да вели прибрать чучела. Они нам еще пригодятся.
        - Сделаю, владарь, - добродушно отозвался торговец медом, одну за другой выдергивая арьяльские стрелы из обряженного в ветхую рубаху соломенного чучела.
        - Вот это верно, - одобрительно послышалось из леса. - Стрел тут остаться не должно. Собери оружие, доспехи, одежу - все сгодится. А тела - в трясину. То-то Ячуру будет угощение.
        - И нам славная добыча, - добавил Илень. - Правду ты говорил - и от изорянского задохлика есть польза!
        - Ты, Илень, хоть кулаком силен, да умишком слабоват....
        Хозяин здешних мест, припадая на ногу и опираясь на суковатую клюку, вышел из-за деревьев. Жутко опаленное безгубое лицо вызывало ужас даже у тех, кто привык жить рядом с ним. Но Илень смотрел на него с почтением и любовью.
        - Без придумок того мальчишки, - сказал Муравьиный владарь, - без его смекалки мы бы давно уже головы лишились. Или так и сидели бы, забившись по лесным норам, зимы ждали...
        - Да ведь это все увертки да укусы исподтишка, - проворчал торговец. - А кто и когда того Учая в честном бою видал?
        - Люди говорят, он лучшего арьяльского бойца в бегство обратил...
        - Да видал я, как он дерется! Не по-честному, не по-мужски!
        - Так всякий битый говорит, - хмыкнул владарь. Лицо его исказила жуткая усмешка. - Честно или нет - дело второе. А вот обещал он, что мы в своем доме зимовать будем...
        - В доме-то нашем еще арьяльский наместник с войском сидит, - заметил Илень.
        - Так еще и снега не легли. Когда Яндар про нас не забудет, то арьяльцы к вешним водам все сгинут! Их и так сейчас куда поменьше стало... Все изорянин правильно сказал, как в воду глядел! Давай собирай стрелы да сзывай народ. Незачем нам тут рассиживаться.
        * * *
        Дверь приоткрылась, со двора пахнуло ледяной промозглой сыростью. Учай, пригнувшись, вошел в избу и бросил мокрый плащ на руки тут же вскочившей с лавки Мине:
        - Просуши!
        Та вопросительно глянула на сидевшего за накрытым столом Джериша. Тот кивнул. Мина недовольно фыркнула и удалилась выполнять приказ мужа.
        - Опять льет с самого утра, - сказал властитель ингри.
        - Я заметил, - буркнул Джериш. - Святое Солнце, как можно жить в подобных местах?! Когда это прекратится? После полудня уже темно! Вчера подморозило, так сегодня опять все растаяло... Давно надо было идти в столицу!
        - Люди говорят: кто быстро бегает, тот часто падает! Сам посуди, учитель. Когда мы сюда пришли, у нас было полторы сотни воинов, сейчас уже три.
        - А у меня всего пара десятков всадников!
        - Но ведь ты сам отобрал наилучших воинов из купеческой охраны, - напомнил Учай. - Если бы ты забрал у торговцев всю их стражу, в следующей раз они бы не приехали сюда. А если они не приедут - нечем будет кормить войско и снаряжать его...
        - Тоже верно, - скривившись, кивнул Джериш.
        - Как только землю прихватит морозец и ляжет снег, мы сразу и выступим. В зимнем лесу тяжелее спрятаться, - стало быть, дривы будут искать деревни для зимовки. Вот там-то мы их и возьмем.
        Джериш усмехнулся:
        - Ты хороший ученик.
        - Я стараюсь быть достойным твоего доверия! Все готово к походу. Не хватает лишь одного.
        - Чего же?
        - Послания. Надо отправить послание арьяльскому наместнику болотного края, что мы - ты и я - с войском идем ему на помощь.
        - Фарейну? - спросил Джериш, почесывая в затылке. - Помню я его еще по государеву дворцу, сын бывшего постельничего... По мне, не такому, как он, вести дела с дикарями. Когда Ардван назначил его сюда, Фарейн заявил, что, видите ли, готов нести вендам свет знаний и благость Исвархи! Свет и благость! Государев суд и порядок на остриях клинков - вот что им нужно!
        Учай молча слушал.
        - Я узнал, - заговорил он, когда Джериш закончил возмущаться и принялся отрезать себе кусок копченого мяса, - что наместник сделал столицей сильную крепость под названием Мравец. Будет глупо, если он примет нас за подмогу, спешащую к дривскому владарю.
        - Твоя правда.
        - Отпиши ему, а я пошлю гонца. Кого-нибудь из побратимов.
        - Хорошо. Я займусь этим после обеда.
        - Лучше прямо сейчас. Вот, я принес бересту...
        Джериш нахмурился:
        - Я арий и не пишу на древесной коре!
        - На чем ты желаешь писать? - кротко спросил Учай.
        - На лучшей выделанной коже, разумеется!
        - Ты, как всегда, прав, учитель. Сейчас я распоряжусь принести с торжища все, что нужно...
        Мина, развесив сушиться мужнин плащ, куда-то ушла. Но вскоре после того, как Учай отправился на поиски выделанной кожи, она вернулась в избу, неся в руках корец с пивом.
        - Это ты хорошо сообразила, - обрадовался Джериш, ища глазами берестяные кружки.
        Первое время он никак не мог свыкнуться с этакой посудой. Казалось, чуть надави, легкая плетенка распадется у него в руках и пиво выльется на стол. Однако ингри были мастера своего дела. Кружки нашлись под столом, - должно быть, вчера их смахнули не глядя. Мина поставила корец на стол, подняла кружки, отерла и не торопясь заполнила хмельным напитком.
        - Говорить с тобой хочу, - усаживаясь рядом с могучим арьяльцем, начала она.
        - Ну говори, разве я против? - благодушно отозвался Джериш.
        - Я о важном, - строго сказала Мина.
        Джериш удивленно поглядел на подругу.
        - Не верь Учаю, - тихо произнесла она. - От него беды ждать нужно.
        - С чего ты взяла?
        - Он коварен, как старый лось, и зол, как росомаха...
        - Ну так это враги его пусть боятся, - зевнул арьялец. - Нам-то с чего?
        - А нешто тебе он друг?
        Мина скривила губы.
        - Отчего же нет? Или на себя намекаешь? - Джериш вновь заулыбался. - После того как ты его через весь двор метала, он сам от тебя шарахается!
        - Учай и тогда меня не желал, - мрачно сказала Мина. - У него совсем иное на уме. Ему никто не люб...
        - И что, теперь убить его за это?
        - А и убей. Не ровен час, он сам тебя порешить захочет.
        - Он - меня?!
        Джериш собрался было отхлебнуть пива, но от услышанного расхохотался, едва не облившись.
        - Да я ж его, не просыпаясь...
        - Ты что думаешь, Учайка в открытую на тебя полезет?
        - Пустое, - отмахнулся жезлоносец. - Наговариваешь ты.
        Он приложился к краю чаши и начал жадно пить.
        - На что мне? - Мина гневно возвысила голос. - Я дочь Тумы! Отец мой всегда прямо говорил - и меня тому учил. Ты рать этому вержанскому хорю обучаешь, а он между тем твоих людей переманивает.
        - Это еще как? - нахмурился арьялец.
        - Вот иду вчера и вижу - собрались твои всадники, а он им плащи куньи раздает. Говорит, вы тут прежде зимой-то не бывали, а морозы у нас лютые! Джериш, мол, о вас не печется, а я позабочусь как о родных...
        - Ну, правду сказал, - кивнул Джериш. - Я не подумал о морозах. Ну так у нас в столице их и не бывает. Все больше холодным дождем сыплет, вот как сейчас. А в тех краях, откуда я родом, снега и вовсе не видали... Я ж говорю - умен Учайка и верен мне!
        - А еще он сказывал, - гнула свое Мина, - были бы вы мои - у сердца бы вас держал!
        - Ну это он из зависти, - снисходительно сказал Джериш. - Здешних лесовиков сколько ни учи, истинными воинами им не бывать. А наемники из купеческой стражи - каждый пятерых стоит!
        - Может, и стоит. Да только, если надо, Учай им за десятерых отвалит. Говорю, он замышляет недоброе...
        Джериш не ответил и принялся за еду. Мина хмуро молчала, глядя на него, потом вскинула голову:
        - Если не желаешь его кончать, давай уедем отсюда! Как реки станут, с твоими людьми в земли дривов уйдем. К тамошнему арьяльскому владарю - он небось тебе и такой силище порадуется! А весной - в Арьялу...
        Джериш сделал большой глоток и поставил берестец на столешницу.
        - Ты что такое удумала? - уже не улыбаясь, буркнул он. - Куда нам сейчас в столицу?
        - Ты же сам рассказывал: твой старший родич нынче там всем заправляет. Будешь при нем, а я при тебе.
        Жезлоносец нахмурился:
        - Да, Киран там блюдет престол. Да только если я вместо своих жезлоносцев, с которыми сюда шел, вернусь с одной тобой - ни мне, ни тебе добра не будет. Думаешь, Арьяла - это как Ладьва, только чуток побольше? Ты там будешь всем чужая, а с меня за погибших воинов спросят. Как же это - сам выжил, а своих людей оставил? И что я им отвечу? Что медведи их сожрали?
        - Кто что плохое скажет, - Мина сжала увесистый кулак, - так мы им...
        - Я прежде так же думал, - покачал головой Джериш. - До той поры, пока к медвежьим людям не попал. Там у меня многое в мыслях переменилось.
        - Расскажи, цветочек мой синеокий. Я же вижу, что-то гнетет тебя...
        Мина приникла к его плечу.
        - Вот ляжем, и расскажу, - пообещал Джериш. - Одной тебе расскажу. Потому что сказать по чести - нигде и никогда прежде не приходилось мне натерпеться такого страха... А что до столицы и Учайки, о том больше не говори. Я уже все решил. Если вернуться - так с победой! Для этого мне твой муженек и нужен - он к победе дорогу мостит...
        - Все равно чую, не будет нам от Учая добра, - упрямо сказала Мина. - Уж слишком он хитер. Я боюсь его. Думаешь, он предков чтит? Если бы... - Она прошептала, боязливо оглянувшись: - Видел, он на груди оберег носит? То в горсти тискает, то к сердцу прижмет, то к губам. Я как-то глянула - а там черный женский лик. Меня как ледяной водой из проруби окатило...
        Джериш обнял ее, притянул к себе. Та крепко прижалась к могучему воину.
        - Ничего не бойся! Не родился еще тот дикарь, который перехитрил бы ария. Иди-ка лучше ко мне...
        Глубокой ночью, когда в темноте избы не было слышно ничего, кроме глубокого ровного дыхания спящих, крышка стоявшего в углу сундука, забросанного старыми шкурами, без скрипа поднялась. Из-под нее зыркнули два настороженных глаза. Затем кто-то выбрался наружу. В приоткрывшейся входной двери мелькнула тень, и все опять стихло, будто никого и не было.
        Глава 11Джериш в медвежьей земле
        Вечка сидел за столом, при мигающем свете лучины быстро уминая за обе щеки еле теплую просяную кашу.
        - Ох и наголодался я, там сидючи, - рассказывал он. - И страху натерпелся! А ну как, не ровен час, чихну! Нос, когда свербит, ни у кого не спросит... Или Мина твоя решит в сундук за рушником слазать...
        - Говори, что слышал, - поторопил Учай.
        - Недоброе слышал, - продолжая жевать, сообщил парнишка. - Мина подговаривает арьяльца убить тебя.
        - Вот как!
        Учай принялся задумчиво кусать ноготь.
        - Или вместе сбежать...
        - Куда?
        - Сначала к дривам, а оттуда в Арьялу...
        - Бежать Джериш, пожалуй, не захочет, - пробормотал Учай. - Хорош он будет там перед старшим братцем, когда вместо своих воинов притащит девку из чужого племени...
        Тут Вечка аж подпрыгнул на месте и отложил ложку.
        - Я что еще слышал! Прямо такое, что дух перехватило! Джериш рассказал Мине, как спасся от медвежьих людей!
        - И как? - с любопытством спросил Учай.
        Вечка захихикал в кулак:
        - Ой, не зря он так долго это от всех таил...
        * * *
        Валун размером с лошадиную голову ударил Джериша в щит в тот самый миг, когда жезлоносец вскинул его, прикрывая лицо. Удар был такой силы, что воин не смог устоять на ногах и рухнул навзничь. Но едва он перекатился на бок и согнул колени, чтобы подняться, на него рухнул, захрипев, один из его бойцов. Спустя мгновение еще один со стоном упал, придавив его ноги. Потом сверху, заливая его кровью, упала половина разорванного человека...
        Впервые в жизни Джеришем овладело безотчетное чувство ужаса. Еще никогда он не чувствовал себя таким беспомощным. Медвежьим людям не было никакого дела до воинской сноровки его отряда, до его личной доблести и отваги. Мохнатые зверолюди отрывали руки, проламывали доспехи и разбивали головы его воинам, сами же казались совершенно неуязвимыми.
        Раненый какое-то время хрипел и дергался, загребал пальцами землю совсем рядом с лицом воина. Затем по его телу пробежала судорога агонии, и воин затих. Нужно было выбраться из-под груды тел, выхватить висевший на поясе кинжал и показать тварям, как умеют сражаться и умирать арьи. Но тело не слушалось командира жезлоносцев. Оно словно одеревенело, не желая подниматься.
        Очень скоро шум схватки затих. Его сменил иной - громкое сопение, перерыкивание, стоны, глухие удары, короткие вскрики... «Добивают раненых», - сообразил Джериш, не открывая глаз и не отрывая лица от камня, вдруг показавшегося ему таким уютным. Происходящее не умещалось в его сознании. Косматые дикари легко смели отборных жезлоносцев государя, лучших воителей Аратты! И пожалуй, теперь - у Джериша сдавило горло - начнут их есть... Как же иначе?!
        Он представил себе поросших бурой шерстью с головы до пят великанов. Мохначи им, пожалуй, едва достанут макушкой до груди. Главное - не двигаться... Тогда, может, его сочтут мертвым...
        В отдалении вдруг что-то дважды гулко грохнуло, а затем раздался яростный медвежий рев. В тот же миг великаны, позабыв о своем занятии, ринулись туда, где отчаянно ревел от боли зверь.
        Когда топот и пыхтение окончательно затихли, тело снова стало слушаться Джериша. Он приподнял голову и осторожно огляделся. Поблизости никого видно не было. Тогда, распихивая убитых соратников локтями, он выбрался из-под груды тел и опрометью бросился по склону вниз, где за соснами буйно зеленели кусты, - подальше от места гибели отряда и звероподобных хозяев этой земли.
        Бежал он долго, подгоняемый радостным ощущением, что жив. И если не считать ушибов - даже не ранен. Превосходный бронзовый доспех принял на себя удар валуна и камней поменьше. Слава Солнцу, не все они были так же тяжелы, как тот, что сбил его с ног! Проломившись через кусты, жезлоносец неожиданно выскочил на берег озера. В нос ему ударил запах тухлых яиц. На поверхности воды то и дело появлялись и лопались большие пузыри.
        Джериш остановился в нерешительности, успокаивая дыхание. Приближаться не хотелось. Но было бы неплохо омыться после боя - он был весь в грязи и крови, к счастью чужой. Воин внимательно огляделся по сторонам, прислушался - ни звука. Даже птицы, похоже, брезговали этим местом. Но выбора особо не было. Возвращаться к реке, где орудовали лохматые чудовища, сейчас точно не стоило. «Эта вонь отобьет мой запах, им будет труднее меня найти, - пришло на ум воину. - Потом найти убежище, затаиться - а ночью выбираться отсюда...»
        Джериш расстегнул ремни доспеха, сбросил его наземь. Тело сразу почувствовало приятную легкость. Даже гнусный запах стал переноситься как-то легче. А может, он просто привык к нему. Предводитель жезлоносцев снял пояс с кинжалом, одежду и нагишом бросился в теплую, как лечебный отвар, воду. Ему вдруг показалось, что ссадины, полученные в недавней схватке, сами собой затягиваются, точно вода и впрямь была живой, как в сказках. «А может, так и есть?» - подумал Джериш. Там, где он рос, с невысоких гор срывались холодные ручьи - такие же, как тот, который привел их в землю людей-медведей. Но чтобы вода в озере была почти горячей! О таком ему даже слышать не доводилось.
        Джериш нырнул, снова вынырнул, глотая воздух, и огляделся. В середине озера из воды поднималась куполообразная скала, поросшая кустарником и корявыми деревцами. Воин прищурился - ему показалось, что среди зелени темнеет пятно, похожее на вход в пещеру. Если там в самом деле есть пещера, не сгодится ли она ему для убежища?
        Но только было он собрался сплавать туда на разведку, как могучая лапища схватила его за волосы и потащила к берегу. Он попробовал вырваться, пнув существо в бок, но в ответ послышался грозный рык, который, без сомнения, означал «не дергайся». «Ничего, - попытался успокоить себя Джериш, хотя сердце его стучало как барабан, - сейчас притворюсь, что смирился, а на берегу лежит кинжал...»
        Между тем хозяйка лапищи - а Джериш еще в воде осознал, что это хозяйка, а не хозяин, - вылезла на берег, встряхнулась и, ссутулившись, направилась к кустам, не выпуская из руки золотистых волос пленника. На ходу она гукала и ворковала - вроде бы даже заботливо, - но при этом безжалостно продолжая тащить его.
        В тени кустов лежала, поджидая товарку, еще одна шерстистая великанша. Она встала, скорчила недовольную гримасу, ухватила Джериша, развернула к себе спиной и хлопнула ладонью между лопаток так, что чуть не вышибла из него дух. Первая женщина, которая тащила пленника, что-то выкрикнула и рванула его к себе. Затем, усевшись наземь и, шмякнув Джериша животом к себе на колени, начала с урчанием ковыряться в его золотистых волосах.
        «Святое Солнце, что она делает?!» Ответом на попытку вырваться был звонкий шлепок по заднице. Пальцы спасительницы снова погрузились ему в волосы и принялись неспешно ощупывать голову. Но Джеришу отчего-то казалось, что этим дело не закончится. Страшилище, заигравшись, может запросто оторвать ему голову. Если оно, конечно, играет, а не...
        Внезапно великанша оставила свое занятие, вскочила на ноги и резво куда-то направилась, без малейшего усилия перекинув пленника через плечо. «Они меня съедят, - в ужасе думал воин. Он поглядел на огромные груди чудовища, которые покачивались у него прямо перед носом, и его замутило. - Или чего похуже...» Голый, безоружный - таким слабым и беззащитным он не чувствовал себя никогда прежде, даже в детстве. Джериш прекрасно понимал: как бы ни решили страшилища распорядиться его жизнью, вряд ли он сможет сопротивляться им. В этот миг он горько жалел, что не погиб в бою.
        Наконец они остановились у расщелины, и великанша, что перебирала ему волосы, втолкнула пленника внутрь. Навстречу ему несся жизнерадостный шум и гам. Джериш влетел в пещеру, упал на пол, приподнялся и начал осматриваться. К его изумлению, она оказалась полна человекоподобных существ - голых, коренастых, большеголовых, примерно с него ростом, совершенно диких с виду. «Верно, они держат себе тут еду про запас, - быстро соображал Джериш. - Кажется, это мохначи. То-то наши погонщики не хотели сюда идти!»
        Однако обитатели пещеры, кем бы они ни были, казались удивительно веселыми и беззаботными. Они тут же обступили Джериша и принялись тискать и щекотать его, радуясь невесть чему. Жезлоносец, похолодев, замер на месте. Они что, сошли с ума с перепугу? Один из «мохначей», расталкивая прочих, протянул Джеришу большущую улитку на ладони. А когда тот попытался оттолкнуть ее, замотал головой, схватил воина за нижнюю челюсть и с самым дружелюбным видом засунул ему улитку в рот. И тут же все будто разом позабыли о нем и с гомоном бросились куда-то. Вскоре из дальнего конца пещеры послышалось дружное чавканье и хруст улиточьих раковин.
        «Они ведут себя словно дети», - недоумевая, подумал Джериш. И тут его осенило: это и есть дети! Дети медвежьих людей!
        «Должно быть, без одежды и доспехов великанша приняла меня за детеныша, - подумал он, чувствуя такое облегчение, будто с его сердца свалилась целая скала. - И вытащила из озера, решив, что один из их медвежат тонет...»
        Он ухмыльнулся, выбрал себе угол поудобнее, сел там на землю и принялся жевать улитку. На вкус было противно, но сносно. Что ж, покуда надо привыкнуть к такой еде. И заодно подумать, как отсюда выбраться.
        В следующие дни жизнь Джериша текла до отупения однообразно. Днем и ночью выход из пещеры сторожили великанши, рыком и оплеухами отгоняя от него любопытных детенышей. Время от времени их выпускали наружу - побегать и пособирать ягоды и улиток, - но тоже ни на миг не сводя с них глаз.
        Вынужденное бездействие и невозможность побега приводили Джериша в неистовство. Однако первая же попытка выразить свои чувства едва не стала и последней. Когда один из детенышей-переростков вдруг вздумал играючи побороться с ним, Джериш вспыхнул от ярости и привычно бросил противника через себя, заломив ему руку. Огромное дитя завопило от боли, и глава жезлоносцев тут же ощутил, как тяжелая лапища двинула его по затылку - да так, что мир вокруг распался на яркие пятна и долго не собирался обратно. Когда он наконец пришел в себя, то увидел вблизи хмурую косматую морду одной из великанш. Убедившись, что «детеныш» жив, мамаша приподняла верхнюю губу, показывая клыки изрядной величины, и что-то рыкнула, должно быть объясняя, что с братьями так обращаться нехорошо.
        От бессилия Джеришу хотелось плакать и топать ногами. Такого с ним прежде не было никогда. Не хотелось верить, что все это происходит наяву. «Это какой-то ужасный сон! - твердил он себе. - Я должен проснуться!» Но ежедневные муки голода наводили на мысль, что происходящее вокруг все же неумолимая явь. Он собирал и пожирал горстями улиток размером с яблоко-дичок, жевал какие-то листья, ел кислые красные ягоды, прятавшиеся у самой земли... Все это не насыщало его, лишь временно притупляя голод.
        Порою, выбираясь из пещеры на прогулку с великаньей детворой, он видел, как взрослые великаны, зайдя по пояс в холодный ручей, ловят рыбу, часть сразу съедая на месте, часть унося наверх, к пещерам, где обитали огромные медведи. Эти медведи так же отличались размерами от обычных, как и проклятые здешние улитки. Одного из них Джериш видел краем глаза. Окруженный толпой зверолюдей, он, прихрамывая, ковылял в сторону того самого озера, в котором изловили чужака «заботливые тетушки». Ни его самого, ни свиту противный запах, похоже, не отпугивал. Джериш спрятался в кустах и следил, как медведь-великан опускается в воду и сидит там, прикрыв глаза от удовольствия. Затем он выбрался на берег и пошел в гору уже куда ловчее прежнего. «Я был прав - в озере целебная вода», - думал Джериш, вспоминая собственное купание в зловонной жидкости. Полученные в схватке ушибы и ссадины и впрямь затянулись очень быстро.
        Джеришу не давала покоя мысль об оставленных на берегу доспехе и оружии. Наверняка никто из зверолюдей не позарился на них. Им не было никакого дела до человеческих вещей. Что им до того, что один его кинжал стоит не меньше чем три вола? А уж о доспехе и говорить нечего. Несколько раз Джериш пытался незаметно отбиться от стайки детенышей и прокрасться к тому месту, где осталась его одежда. Но стоило ему чуть отдалиться, рядом появлялась недовольная косматая морда и тяжелой оплеухой возвращала «непослушное дите» обратно. Спрятаться от пестунов было невозможно - они чуяли запах не хуже охотничьих псов.
        Однако эти грубые, дикие существа вовсе не были злы. Когда Джериш это понял, он был поражен. За все время пребывания здесь глава жезлоносцев не видел не то что жестокой схватки или кровавой охоты, а даже сколь-нибудь крупной ссоры. Пожалуй, единственными жертвами медвежьих людей были улитки и рыбешки в ручьях.
        В первые дни Джериш пытался разузнать, кто тут главный, кто вождь или старейшина, но, если не считать обитавшего по соседству чудовищного медведя, к которому все жители относились с почтительным обожанием, таковых заметно не было. «Как это возможно - племя без вождя?» - недоумевал Джериш. Но сами зверолюди были явно довольны своей незамысловатой жизнью в этой каменной чаше на краю земли.
        Однажды, когда мамки вывели детенышей на озеро, Джериш внезапно решил, что все - пора! Он смерил взглядом водную гладь, особое внимание уделив островку. Медведи туда никогда не плавали - плескались у берега. Если там в самом деле пещера, он укроется в ней до заката. Висящая над озером вонь отобьет его запах... «Пусть думают, что я утонул, - прикидывал Джериш. - Подожду до ночи, переплыву озеро, заберу одежду, доспех и оружие - и прочь отсюда!»
        Глава жезлоносцев понимал, что, даже если удастся выбраться живым из медвежьего края, ему предстоит долгое одинокое путешествие через леса Затуманного края. Джериш не сомневался, что Ширам поспешил уйти из земель ингри, не предпринимая никаких попыток выяснить судьбу его воинов и охотников. Да он бы, пожалуй, и сам поступил так же, будь на месте его людей проклятые накхи. Но это не значит, что он не будет мстить!
        Спустя пару дней толпу детишек вновь повели к озеру. Джериш заметил брошенные вещи там, где их и оставил. Даже как игрушку никто не пожелал прихватить блестящий доспех или шлем. Воину очень хотелось схватить их в охапку и побежать со всех ног к холодной речке, к той едва заметной тропинке, которая в несчастливый час привела их отряд в эту местность. Но что-то подсказывало ему: стоит надеть шлем или панцирь, и зверолюди бросятся на него, тут же опознав в нем чужака и врага.
        Подгоняемый увесистыми пинками мамок, он вошел в воду и вновь ощутил ее расслабляющее тепло. Шаг за шагом отошел подальше от медвежат, а затем набрал побольше воздуха и нырнул.
        С силой загребая, он проплыл под водой так долго, как хватило дыхания. Когда в груди начало жечь, Джериш вынырнул и сам удивился, как далеко смог уплыть. Со стороны берега доносились вопли и рычание, самки метались по грудь в воде в поисках пропавшего «детеныша». Не дожидаясь, пока его заметят, Джериш, снова нырнул и под водой поплыл к островку.
        Вскоре он уже выбрался на илистый берег и с радостью убедился, что вход в пещеру ему не померещился. Собственно, кроме этой пещеры, на островке ничего и не было. В глубину скалы вел удобный, будто нарочно выточенный ход. Джериш, недолго думая, пошел внутрь. Вскоре он оказался в круглой пещере с высоким потолком-куполом. Никаких продушин тут не было, воздух и свет проникали только через вход.
        «Где это я?» - в недоумении оглядываясь, пробормотал Джериш, когда его глаза привыкли к сумраку. Здесь не было никого и ничего, что могло бы дать ответ. Только десятки медвежьих черепов, через равные промежутки положенных вдоль стен, глядели на него черными провалами глазниц и скалились длинными белыми клыками.
        Джериш никогда особенно не задумывался о горнем и нижнем мирах. На дикарских идолов он плевать хотел, а знака солнечного колеса на шее ему вполне хватало, чтобы чувствовать себя под защитой Исвархи. «Господь Солнце создал меня таким и поместил там, где я есть, и сделал это наилучшим образом!» - вот вкратце в чем заключалась вера молодого ария. Но сейчас он глядел на медвежьи черепа - от совсем облезших до еще покрытых шерстью, на передние лапы с огромными когтями, расположенные так, будто звери прилегли отдохнуть, - и мурашки бегали по его спине от макушки до копчика. Ему казалось, будто черепа сверлят его глазами, гневаясь на чужака, который пришел нарушить их сон. Теперь Джериш вполне понимал, что чувствовал Ширам, когда вдруг замирал на тропе с остановившимся взглядом и, поднимая руку к оружию, сообщал: «За нами следят».
        За Джеришем сейчас тоже следили - он в этом почти не сомневался. И возможно, его жизнь была под угрозой.
        «Беги отсюда!» - явилась непрошеная мысль.
        «Я не бегаю, - напомнил себе Джериш. - Это просто пещера и старые медвежьи черепушки...»
        Через силу он сделал еще шаг вперед и почти не удивился, когда лежащий прямо перед ним на плоском камне череп медведя с ним заговорил.
        Не медля ни мгновения, Джериш шарахнулся назад и опрометью бросился из пещеры. А голос все звучал в его голове, спрашивая, кто он такой, с какой целью явился и по какому праву находится здесь. Главе жезлоносцев были прекрасно знакомы подобные вопросы - их часто задавали его подчиненные, заступая на стражу в Лазурном дворце. Помнил он и том, что будет дальше с тем, кто не сумеет объяснить свое присутствие в запретных покоях...
        Услышав, как медвежья голова второй раз задает свои вопросы, Джериш, недолго думая, бросился в воду и быстро поплыл в сторону берега. Он видел медвежьих людей, столпившихся у кромки воды и следивших за ним, но чутье подсказывало, что даже среди великанш ему сейчас будет безопаснее...
        Вопрос из пещеры долетел в третий раз. Все тело Джериша напряглось в ожидании чего-то ужасного, но ничего не случилось. Он было выдохнул - и тут почувствовал, что вода начала быстро теплеть...
        - Нет, я не желаю ничего плохого! - заорал он, оглядываясь. - Я хочу только убраться отсюда!
        Никогда в жизни он не плавал так быстро. Быстро нагревавшаяся озерная вода подгоняла его. Джериш был воином из семьи воинов, с детства приученным не бояться смерти. Но свариться заживо?!
        Он успел. Выскочил на берег из воды красный, как вареный рак. За его спиной от воды валил густой вонючий пар. Берег был пуст - перепуганные зверолюди попрятались в окрестных кустах. Джериш обернулся, диким взглядом оглянулся на озеро - оно бурлило, пузырилось и плевалось кипящей водой! Среди ветвей поблескивали настороженные глаза медвежат и их мамок - Джеришу было наплевать. Он о них и не думал, о своих доспехах и оружии тоже позабыл. Голый промчался мимо, не помня как добежал до грохочущего ручья, бросился в ледяную воду...
        - Вот так быличка! Кому рассказать, не поверят, - посмеиваясь, проговорил Учай. - Джериш - медвежий детеныш, ха-ха! А как медведицы его грудным молоком кормили, моей женушке не поведал?
        - Не, постыдился небось, - захихикал Вечка. - Что думаешь, рассказать парням?
        - А расскажи. Пусть Джериш думает, что Мина выболтала. Может, поколотит ее. Ей не помешает.
        Вечка перестал смеяться и наморщил лоб:
        - Джериш еще потом добавил, что он, дескать, уже много позже сообразил, что медвежий череп к нему обратился по-арьяльски...
        - А как ему еще обращаться - по-медвежьи, что ли? - хмыкнул Учай.
        Вечка напряженно размышлял:
        - Может, духи со всеми говорят на их родном наречии? С медведями - на медвежьем, с арьяльцами - на арьяльском...
        - Ты завтра пойди да Зарни спроси, - зевнув, посоветовал Учай. - Он про колдовство все знает.
        - Я еще вот что подумал... - добавил Вечка, застыв с полной ложкой над кашей. - Не медведи это святилище зачаровали! Куда уж им!
        Учай пожал плечами:
        - А нам-то что?
        Глава 12По первому снегу
        Первый снег пошел глубокой ночью. Еще вчера студеный ветер нес по земле последние желтые листья, раскачивал кроны сосен и тащил по небу серые тучи. А утром вокруг торжища уже все было бело. Снег падал до самого полудня, заметая опустевшие торговые ряды.
        - Можно выступать, - объявил Учай Джеришу, разглядывавшему с крыльца едва заметный за хороводами снежинок лес. - Я ходил к Встающей Воде, разговаривал со жрецами - они говорят, скоро метель закончится. Дорогу в Мравец не успеет замести. Земля как раз подмерзла, жрецы клянутся, что в ближайшие дни оттепели не будет. И кони, и лоси, и пешцы смогут пройти.
        - Наконец-то, - буркнул Джериш.
        Долгожданный первый снег, хоть жезлоносец и не показывал виду, ошеломил его. В столице такой снегопад случался раз в несколько лет и был веским поводом не высовывать нос на улицу, покуда все не растает. Сам Джериш так бы и сделал. Но если Учай и даже местные жрецы говорят, что это наилучшее время для начала похода...
        - Сейчас наши люди ни в чем не нуждаются, но их слишком много, чтобы тут надолго задерживаться, - продолжал Учай, заметив колебания арьяльца. - Пора идти в земли дривов. Наместник уже должен был получить твое послание и наверняка ждет нас.
        - Ну да, - нехотя согласился Джериш.
        - К тому же, - добавил Учай, - дривы тоже ждали, когда земля подмерзнет, чтобы ударить из захваченных ими крепостей и деревень. Сейчас они наверняка всеми силами выступают на Мравец! И если мы не поспеем...
        Джериш и сам прекрасно осознавал, что может случиться, если набранное ими войско опоздает. И, напоследок скривившись, будто от укуса назойливой блохи, кивнул:
        - Вели готовиться к походу. Пусть здешние жрецы принесут жертвы Солнцу... ну и своим водяным, если хотят. Завтра поутру выступаем.
        Дорога от торжища до стольного града дривов была единственной в этих глухих лесах. Уже много лет купцы Ладьвы заботились, чтобы ни упавшие деревья, ни молодая поросль не душили ее и торговый путь оставался проезжим. В стороны от дороги через равные промежутки отходили широкие просеки. По всей прочей Ингри-маа до деревень можно было добраться либо по рекам, либо почти звериными тропами. Но все же ингри, привычным к езде на спинах лосей, удавалось пробираться через густые чащи почти так же ловко, как по ровной дороге.
        Джериш о лосях был не самого высокого мнения. Лось представлялся ему кем-то вроде своенравной лесной коровы, а по поводу своего торжественного въезда на лосиной спине в Ладьву он буркнул лишь одно: «Надеюсь, об этом никогда не узнают в столице».
        Чуть не первое, чем Джериш занялся на торжище, была покупка коня. Ингри на конях не ездили, животину пришлось задорого покупать у наемников. И что это был за конь!
        - Поверить не могу, что я еду на этой мохнатой скотине, - ворчал Джериш. - Хорошо, что меня не видят мои жезлоносцы! Что за зверя вы мне подсунули?
        - Это самый лучший конь, какого удалось найти в Ладьве! - обиделся Учай.
        - Скажи ты мне это на торгу в столице, я бы, пожалуй, взял твою голову и засунул настоящему коню под хвост. Чтобы ты понял - вот конь! А это - неведомое животное, отдаленно похожее на коня. Судя по его росту и тому, сколько на нем шерсти, возможно, это собака. Киран привозил из этих земель медвежьих псов. Ростом они почти с этого коня!
        - Это самый высокий конь, какого мы нашли!
        - Представляю остальных! - хохотнул Джериш. - У меня и на этом ноги едва не цепляют землю.
        - Зато он может переносить любые морозы и выкапывать себе траву из-под снега. Его можно запрягать в волокушу и брать под седло.
        - То-то и плохо. Настоящий боевой конь не годится под волокушу. Прежде я думал, что накхские коньки мелкие, как зайцы. Теперь вижу, что зря их ругал. Скажи, этот конский пес умеет скакать во весь опор или способен только плестись шагом?
        Учай пожал плечами:
        - Можешь пересесть на лося. Лось умеет. Но ты же не хочешь ездить на лосе.
        - Вот еще! Ты погляди, что выделывают эти полоумные длинноногие коровы!
        Застоявшиеся в Ладьве лоси, радуясь снегу, припустили рысью. Джериш, насмешливо подняв бровь, глядел, как рогатые великаны бегут, резко раскачиваясь и высоко подбрасывая голенастые ноги. И как ингри с них не свалятся?
        - Вот если бы научить этих зверюг биться в строю, от них был бы толк, - снисходительно заметил он.
        - Оно бы хорошо, - подтвердил Учай. - Да только на людей лоси побегут разве только во время гона. А если лосят не холостить, то потом с ними и вовсе не сладить...
        Джериш понимающе кивнул и перевел взгляд на Мину. Она ехала подле мужа в боевом облачении своего рода - шлеме из кабаньих клыков и доспехе, изготовленном из вощеной шкуры вепря. На душе у жезлоносца потеплело. В последнее время Джериш невольно ловил себя на мысли, что настолько привязался к этой гордой сероглазой девушке, что образы всех женщин столицы, что были до нее, потускнели, будто остались в прежней жизни. Как игривые рисунки на стенах домов, знакомые, но ничего в сердце не пробуждающие. «Заберу ее с собой в столицу, и пусть все, кто будет против, провалятся в ледяной ад!» - внезапно решил он.
        - Мы уже в землях дривов? - спросил он Учая, поймав его пристальный взгляд.
        - Так и есть. Второй день едем.
        - Может, скажешь, куда они подевались?
        - Не думаю, что они ищут встречи с таким войском, как наше, - спокойно ответил повелитель Ингри-маа. - Я по нескольку раз в день посылаю охотников во все стороны. Следов почти нет. Либо дривы ушли подальше, проведав о нас. Либо, как я и говорил, собираются на Мравец, чтобы поднять зверя в берлоге...
        - Эй, полегче! Ты говоришь о наместнике Аратты! - нахмурился Джериш.
        - Ты прав, учитель, - спохватился Учай, виновато склоняя голову. - Чтобы понять врага, я стараюсь думать, как он. Вряд ли дривы, вспоминая о наместнике, воздают ему почести... В этом году они изрядно потрепали его. Если, как ты говоришь, Ширам поднял мятеж и твоему брату в Арьяле нужна поддержка, то, скорее всего, он не сможет прислать сюда подкрепление. Наверняка наместник шлет гонцов в столицу, умоляя помочь ему... Но скоро ударят морозы, станут реки. Повалит снег - не вот эта пороша, а настоящий, большой. Лось пройдет - погляди, как он ступает. А конь не сможет. И колесницы, о которых ты рассказывал, завязнут. Так что до новой травы о подкреплениях наместник может забыть... Кроме, конечно, нас и нашего войска!
        - Моего войска, - поправил Джериш.
        - Конечно, учитель...
        - И нам лучше поторопиться! - все так же резко продолжил Джериш. - Мы еле ползем!
        - Если мы будем двигаться быстрее, чем сейчас, посланные мной люди не успеют приготовить стоянки, - почтительно возразил Учай. - Нам придется самим собирать хворост для костров и ночевать в снегу. Мы замедлимся еще сильнее, начнем голодать, замерзать... К чему наместнику обмороженное и шатающееся от голода войско?
        - Я тебя отлично научил, - кривясь от необходимости признавать очевидную правоту юнца, буркнул Джериш. - И все же давай поторопимся. Ты увез меня от очага, и я скорее хочу вновь у него погреться. Фарейн там в тепле сидит, а мы тут рыщем по лесам, как волки...
        - Я подумаю, как можно ускорить поход, - склонил голову Учай. - Тем более что до Мравца осталось не так уж далеко. Так говорят проводники. Дня через три, если снова не начнется метель, мы будем там.
        Вечером ингрийское войско, отгородившись от студеного ветра добротными наметами из лапника, расположилось ночевать у жарких длинных костров, сложенных так, чтобы медленно гореть всю ночь. Убедившись, что ночлег обустроен как следует, Учай подозвал к себе шустрого Вечку. Протянул ему корчагу с горячим брусничным отваром и тихо проговорил:
        - Завтра поутру я отошлю людей вперед готовить полуденную стоянку. Пойдешь с ними. Люди Иленя уже второй день крутятся тут поблизости и ждут знака. Когда будете собирать хворост, отойди в сторонку, и они сами на тебя выйдут. Передай, что к ночи я их жду. И не забудь сказать «жду с дарами».
        - С дарами? - озадаченно повторил Вечка.
        - Ну да. Потому как, если сказать «приходи без даров», Илень устроит притворное нападение на мой стан, а мне это сейчас ни к чему.
        - Все сделаю, - закивал парнишка.
        - Вот и славно. А теперь Кежу мне позови.
        * * *
        Утром войско снова двинулось через заснеженный лес. Весь день Учай был молчалив и собран. Кратко отвечал на вопросы Джериша, - впрочем, тот и сам не горел желанием вести долгие беседы. Холодный воздух леденил южанину горло. А ведь в столице небось еще и листва не облетела...
        Когда начало темнеть, с широкой боковой просеки, прорубленной еще по приказу Кирана, послышался звук рога. Джериш быстро оглянулся на следовавших за ним воинов, но Учай остановил его:
        - Погоди! Похоже, это не враг. Тот бы не стал открыто идти по просеке. Как говорят у нас - рысь незаметна, покуда не прыгнет. Вон, гляди...
        Вдалеке, еще плохо различимые, однако с каждым мигом все более отчетливые, показались поставленные на полозья возы. Впереди ехал одинокий всадник.
        - Ты его знаешь? - напряженно вглядываясь, осведомился Джериш.
        - Если глаза меня не подводят, это Илень.
        - Кто?
        - Илень, торговец медами из Ладьвы. Ты мог там его видеть раньше.
        - Может, и видел, да к чему мне запоминать всех приезжих дривов?
        - Этого ты мог встречать в столице. Илень рассказывал, что когда-то служил у твоего брата. Тот, говорят, собрал отряд из дривских молодцов...
        - А, вендская стража? - сообразил Джериш. - Помню, была такая у Кирана! Здоровые дикари в шкурах, от которых млели придворные красотки...
        - Вон он там и служил.
        - Хорошая новость! - обрадовался арий. - Славно, что ты разузнал это!
        - Я предложил ему снова послужить Аратте, - продолжал Учай. - И он согласился. Конечно, это было недешево, однако Илень обещал уговорить воинов своего рода. Судя по всему, ему это удалось.
        - Сколько ж ты ему дал?
        - Немало. А после победы обещал еще больше.
        - Но я не вижу здесь воинов, - прищурился Джериш. - Только возы.
        - Должно быть, Илень не захотел, чтобы мы приняли его отряд за врагов.
        - Что ж, весьма разумно.
        Когда возы приблизились, статный всадник дал им знак остановиться и ударил коленями по конским бокам, направляясь к вождям войска ингри.
        - Приветствую тебя, ясноликий Джериш... - Сняв шапку, он поклонился арию, затем повернулся к Учаю. - И тебе поклон, наместник изорянских земель. Как и обещал, я привел вам подмогу.
        - Много ли с тобой людей? - спросил Учай.
        - Полсотни конных и оружных. Да с возами пеших еще семь десятков. Доспехи - лишь у тех, кто прежде служил арьям. Таких со мной шестеро. Остальные снаряжены по нашему обычаю.
        - Что ж, подкрепление немалое! - Довольный Джериш хлопнул воеводу по плечу. - А в возах что?
        - Запасы еды, бочки с медом, стрелы... Учай послал верного человека сказать, что нужно побыстрее идти на Мравец. Мы решили набрать впрок.
        - Вот это молодцы! - Джериш глянул на «ученика». - Ты, как всегда, все устроил превосходно! Солнцем клянусь, взял бы тебя жезлоносцем, не будь ты таким замухрышкой...
        Учай низко поклонился, изображая восторг и благодарность.
        Вечером на стоянке, оставив Мину заниматься обустройством привала, Учай отправился побеседовать с воеводой Иленем.
        - Муравьиный владарь привет тебе шлет, - тихо сообщил Илень. - Он взял себе новое имя - Изгара - и объявил открытую войну против Аратты. Уж не сидит в дубравах, сам войска в бой водит, - с гордостью добавил он. - За все твои советы от него поклон и благодарность. Мы до первого снега немало арьев перебили. Под конец наместник за ворота своей крепости и выходить боялся...
        - А сейчас что? - так же тихо спросил Учай.
        - Сейчас дривы в большой силе. Прямо к стенам Мравца подступили. Вот послушай, как мы задумали. Когда вы поближе подойдете, Изгара вроде как прознает, что к арьям подкрепление спешит, с места снимется и притворится, что уходит в леса. Вряд ли наместник упустит случай закончить дело одним махом. Да и не захочет он уступать Джеришу славу. Оно ведь нехорошо получится - арьи столько крови пролили, а тут явились из леса на лосях дикие изоряне и разогнали дривское войско, как уток хворостиной...
        Учай едва заметно ухмыльнулся:
        - Что еще слышно?
        - Станимир к Изгаре гонца прислал. Союз предлагает.
        - Вот как... - Вождь ингри перестал улыбаться. - А кто таков этот Станимир?
        - Нешто не слышал? - ответил Илень, удивленно взглянув на собеседника. - Сильный вождь, хоть и молод. Много племен под свою руку собрал...
        Учай напрягся:
        - Ишь ты... Теперь и эти земли себе хочет?
        - Нет, предлагает вместе против Аратты идти. Прознал, что мы арьям всыпали, так сразу вспомнил, что Изгара его родич. Станимир ведь в наших краях вырос...
        - Ты, выходит, хорошо знаешь этого... Эх, какие длинные имена у дривов...
        - Станимир не дрив, он из лютвягов. Как же мне его не знать? Я когда в вендской страже ходил, он этой стражей командовал.
        - Вот как... - вновь прошептал Учай. Услышанное нравилось ему все меньше. - Выходит, он предатель, ваш Станимир?
        - Не так, - мотнул головой Илень. - Когда он подрос, тут как раз Киран лютовал. Ну, Станимир и говорит нам - мол, ничего не поделаешь, надо идти у арьев военному делу учиться. Иначе их не одолеть. И клич тогда кинул, кто с ним пойти желает. Мало кто захотел, по правде, - люди злы были на арьев, предпочли в леса уйти... А я одним из первых вызвался. Мы потом и в столице за порядком следили, и в Бьярме мятеж подавляли - многому научились, как Станимир и хотел... А потом Муравьиный владарь меня сюда призвал. С той поры я у него в воеводах и хожу.
        - Значит, вот как... - в третий раз протянул Учай, размышляя над услышанным.
        Новости были важные и неприятные. Как бы этот незнакомый вендский вождь не поломал все его замыслы!
        - А еще, - продолжал Илень, улыбаясь, - гонец такую весть принес, что я прямо мимо коня сел!
        - Что же за весть такая? - с подозрением спросил Учай, уже не ожидая услышать ничего хорошего.
        - Станимир захватил царевну арьев, младшую дочь самого государя Ардвана! Говорят, только царевна из столицы со свитой выехала, а он - тут как тут! Ее потом жрецы лютвяжские в жертву принести хотели, так он не дал. Сказывают, за себя взять желает. То-то потеха будет!
        - Да уж... - Наместник Ингри-маа скрипнул зубами. - И впрямь потеха...
        - Да, к слову... Изгара тебе очелья передает. Вроде как обереги. - Илень протянул юноше связку расшитых лент. - Раздай нашим друзьям из дружины Джериша, чтоб их в схватке опознали. А этот, с солнечным камнем, твоей жене, если тоже в бой вместе с тобой пойдет...
        - Благодарствую, - поклонился Учай. - Ладно, пора отдыхать. Завтра чуть свет выступаем - переход будет долгий...
        Они расстались, и молодой вождь направился к своему шатру, обдумывая неприятные новости. Неподалеку, греясь у костра за наметами, сидели его побратимы. Учай подсел к ним.
        - Ну что, скоро ли? - хмурясь, спросил у него Кежа.
        - Завтра уже.
        Сын Толмая бросил в пламя украшенное солнечным камнем очелье и помешал уголья веткой.
        - Что это было? - спросил Вечка.
        - Так. - Учай усмехнулся, но его усмешка больше походила на оскал. - Ненужная вещица.
        Глава 13Битва за Мравец
        Фарейн, сын постельничего государя Ардвана, когда-то очень радовался, получив в правление край болотных вендов. Сам ясноликий Киран замолвил за него слово тестю. Мол, и знатностью, и умениями Фарейн достоин столь высокого удела. Теперь, сидя в осажденном деревянном граде среди угрюмых заснеженных лесов, вельможа страстно желал, чтобы и способностей у него было поменьше, и сам он - похудороднее.
        Ничего более отвратительного и негодного для жизни, чем эта земля, благородному арию и вообразить было невозможно. Прохожей и проезжей она становилась лишь в летнюю жару да в трескучие морозы. В остальное время от бесконечных озер, болот, речушек и промоин тянуло вечной сыростью, и стаи лютого комарья величиной с полпальца кружили, подобно тучам, в поисках крови. Хуже комаров были только муравьи. Город неспроста получил свое название - муравьи проникали всюду, лезли в постель и в еду, жалили больно и внезапно.
        Однако наипервейшей напастью были сами венды. Комары с муравьями унимались хотя бы зимой. От этих же не было спасения ни в жару, ни в стужу, ни днем, ни ночью. Некогда Ардван выделил наместнику отряд в триста всадников и велел набрать в подвластных землях тысячу пешцев. Сказать, что венды охотно шли на службу, значило бы сильно польстить им. Пешая рать по большей части состояла из всякого рода бродяг, изгнанников, а то и вовсе разбойного люда, перед которым зачастую стоял выбор - идти наводить гати, рубить просеки и чинить крепостные стены либо охранять тех, кто этим занимается. Так что надежды на это войско не было никакой. Особенно теперь, когда в столице болотного края почитай никого не осталось. Четыре десятка конных да три с небольшим сотни пеших воинов, которых и на стены-то лишь палкой загонишь, - что уж говорить об открытом бое!
        Сейчас, когда венды обнаглели настолько, что обложили Мравец, Фарейну пуще всего хотелось снова оказаться в далеком, прекрасном Лазурном дворце, где прошли его детские и юношеские годы. Где не нужно было думать о том, как отогнать толпы свирепых дикарей и прокормиться самому. Обозы приходили все реже; проезжие торговцы задирали цены, а то, что собирали в здешних краях, то, что удавалось добыть охотой, вряд ли могло называться яствами, достойными наместника солнцеликого государя.
        Когда Фарейн получил известие, что на помощь к нему из Затуманного края с войском направляется могучий Джериш, бывший глава Жезлоносцев Полудня и младший родич самого Кирана, наместник сперва просиял от радости. Неужели все беды позади?! Но затем, поразмыслив, царедворец вновь приуныл. Если Джеришу удастся разгромить вендов, то, пожалуй, его здесь и поставят новым наместником! А самому Фарейну придется с позором возвращаться в столицу.
        - Господин, богописец почти закончил и просит удостоить взглядом...
        Почтительный голос слуги отвлек вельможу от невеселых мыслей. Фарейн плотнее запахнул соболью шубу, поправил меч «соколиное крыло» и в сопровождении воинов охраны зашагал по заснеженной улице туда, где на пригорке стучали топоры. Хоть главный храм Исвархи и был еще не достроен, его стены поднимались уже на три человеческих роста.
        Но крыши пока не было, и небо проглядывало сквозь оставленные наверху стропила. Лишь над жертвенным камнем Исвархи был построен временный навес. И у ног золоченой статуи всемогущего Господа Солнца, доставленной из столицы, под присмотром жрецов горел неугасимый огонь. Увидев повелителя, предстоятель храма поднял руку и склонил голову, приветствуя высокородного ария.
        Фарейн легко представил, как прекрасен будет этот храм, когда настелют крышу. Местные умельцы искусно уложат свежую еловую дранку, сверкающую на солнце, как золотистая чешуя... «А достроит его Джериш, - с горечью подумал наместник. - И вся слава достанется ему!»
        - Ясноликий Фарейн, - раздался рядом голос богописца, - благоволи взглянуть...
        На большой клееной доске красовалось уже почти законченное изображение Исвархи в образе сияющего воина с огненным копьем, попирающего ногами Первородного Змея. Фарейн остановился и молча принялся разглядывать расписную доску.
        - Весьма красочно, - проронил вельможа. - Но что делает рядом со священным ликом Солнца вот эта зеленая ящерица?
        Богописец побледнел и пустился в объяснения:
        - Я решил воспользоваться местными суевериями, небылицами о боге грома, злобном болотном ящере и их вековечной вражде... Чтобы дикарям было понятнее, кому они поклоняются... Ясноликий ведь слыхал о небесном воине Яндаре, в которого верят болотные венды? Я подумал, он по сути очень схож с Исвархой, и если свести их в один образ, то Господь Солнце легко заменит в сознании вендов их грубые верования...
        - Осталось только убедить здешних дикарей не поклоняться Змею, - хмыкнул наместник. - Глядя на твою доску, это будет нелегко. Болотные венды считают Яндара и Ячура богами-близнецами и ставят жертвенники обоим. Ты ведь об этом знал?
        Богописец побледнел и застыл в нелепой позе, что-то бормоча.
        - В целом мне нравится, - смягчился Фарейн. - Но Змея все же соскобли. В храме ему не место.
        «Если бы еще было так же просто избавиться и от его порождений!» - подумал он и, кивнув в ответ на униженные поклоны перепуганного богописца, прошел дальше, прямо к алтарю.
        - Я желаю принести жертву Исвархе, чтобы он отвратил от нас угрозу, - сообщил он предстоятелю. - Я хочу, чтобы небо дало мне силы одержать верх над главарем мятежников - порождением Змея по прозвищу Изгара.
        Он снял с шеи увесистую золотую цепь и протянул жрецу:
        - Умоли Исварху, чтобы тот даровал победу мне, а не Джеришу.
        Жрец с поклоном взял из рук наместника подношение.
        - Я стану молить его, как молил бы за себя, - пообещал он. - Но все в его воле...
        С улицы раздался конский топот, затем звук быстрых шагов - в храм, едва не столкнувшись с мелким служкой, вбежал глава конного войска.
        - Слава Солнцу! Мятежники отступают! - закричал он.
        - Что?! - резко развернулся наместник.
        - Болотные венды отходят от стен!
        - Не может быть, - прошептал Фарейн, невольно устремляя взгляд на алтарь. В этот миг ему почудилось, что статуя Исвархи взирает на него особенно милостиво.
        - Похоже, они вот-вот побегут!
        «Они чего-то испугались, - подумал вельможа. - Очень испугались... А! Наверняка это Джериш с обещанным войском!»
        - Вели готовиться к бою! - закричал он, вместе с воинами стражи поспешно покидая стены храма. - Мы не дадим им сбежать!
        Фарейн бросился к крепостной стене. И впрямь - обложившие крепость венды суетливо впрягали своих мелких лохматых лошаденок в волокуши и отходили в сторону извилистой лесной реки. «Лед едва стал, - сообразил наместник. - Попробуют уйти за реку - наверняка проломят его! Если сейчас поспешить, не дать им скрыться, то можно разгромить мятежников наголову... А Джериш со своими людьми пусть помогает их добивать. Тень победы коснется и его, однако слава победителя достанется мне!»
        - Быстрее! - Он кинулся к воротам. - Не дадим им уйти!
        Ему поспешно подвели коня, помогли на него взобраться. Фарейн скинул шубу, оставшись в золоченом доспехе. Ворота распахнулись. Всадники, придерживая коней, начали спускаться с холма.
        Фарейн увидел, как венды сунулись было к реке, но остановились. Должно быть, лед в самом деле был еще слишком тонок. «Значит, все правильно рассчитал», - обрадовался наместник. Сбившись в кучу почти у самого края воды, венды развернулись, преграждая путь всадникам-арьям поставленными на полозья возами. Затем Фарейн услышал окрик, и с возов начали подниматься плетеные щиты и длинные заточенные колья. Едва наместник успел подумать: «Да это же засада!» - как перед ним уже возникла ощетинившаяся остриями стена.
        Видя, что происходит, всадники-арьи принялись поспешно разворачивать коней. Но тут слева и справа от них, среди растущих у берега деревьев, сугробы будто ожили. И через миг пустынный берег наполнился людьми в плащах из шкур зимнего зайца, в белых личинах, с луками в руках.
        - Отходим, отходим! - закричал Фарейн, разворачивая скакуна.
        Его крик затерялся в свисте множества стрел. Они летели слева, справа, из-за возов... Да, это были слабые вендские стрелы, большая часть которых не могла пробить доспех - лишь оцарапать. Однако наместник слыхал о подлой уловке дривов - загодя измазать наконечники в конском навозе. И если рядом не найдется умелого лекаря, воин может из-за пустой царапины запросто потерять руку или ногу, а то и вовсе помереть в муках. Но сейчас вельможе не хотелось об этом думать. Наместник гнал коня, пригибаясь к холке, чувствуя, как несколько стрел уже ударили в панцирь.
        «Исварха хранит меня!» - стучало в голове Фарейна. Рядом с ним стрела вышибла всадника из седла. Похоже, сейчас в руках у вендов были добытые с бою мощные арьяльские луки, и тут уже можно было уповать лишь на удачу и милость Солнца...
        Вот и горка, дорога, ведущая к крепости. Что и говорить - вылазка бесславная, но он жив - лишь бы доскакать до ворот... И тут за горой взвыла боевая труба. По широкому полю перед крепостью во весь опор мчались всадники на разномастных конях. На одном из всадников, который чуть не на голову возвышался над всеми прочими, Фарейн увидел блистающий доспех жезлоносца.
        «А вот и Джериш! - догадался он. - Хвала Исвархе, он успел!»
        Сейчас наместнику уже не лезли на ум мысли о славе и победе, которой придется делиться. Развернув коня, он увидел, как гнавшиеся за ним венды с криками ужаса вновь улепетывают в сторону реки, к возам. Там, где только что отшумела его атака, в истоптанном снегу осталось около дюжины стонущих и лежащих без движения арьев. Слишком большие потери за несколько мгновений несостоявшегося боя!
        Сам он не успел выпустить ни единой стрелы. Прочие, кажется, стреляли... Но о потерях вендов он не мог сказать ничего.
        - Эй, Фарейн! - послышался рядом радостный оклик Джериша. - Ты куда полез? Тебя же заманили в засаду!
        - Ты разговариваешь с наместником! - тут же вскинулся арий.
        - Ах да! И передо мной войско, оберегающее целый край! - На лице жезлоносца появилась глумливая ухмылка. - Быть может, благородный Фарейн отдаст приказ, как надлежит разгромить этих никчемных мятежников? Или я поспешил и мне не стоило мешать бою?
        Насколько мог видеть наместник, всадники Джериша принадлежали к разным народам: от почти чернокожих наемников до привычного вида бородачей из вендской стражи. Позади виднелись беловолосые всадники с бледными суровыми лицами, верхом на высоких рогатых тварях. Святое Солнце, да это же лоси! А их наездники, должно быть, те самые изоряне, о которых говорилось в послании... Рядом с Джеришем нога к ноге ехала почти не уступающая ему ростом сероглазая девушка в необычном костяном доспехе, с толстой русой косой. Судя по ее решительному лицу и тяжелой боевой секире, спрашивать, что она тут делает, явно не стоило.
        - Я назначаю тебя, Джериш, воеводой нашего совместного воинства, - нашелся Фарейн. - Верю, ты все сделаешь наилучшим образом.
        - Благородный Фарейн, ты образец мудрости и неподдельной отваги, - раскланялся Джериш.
        По рядам всадников волной прокатился сдавленный смешок.
        - Эй, Илень! - не обращая больше внимания на сумрачного наместника, крикнул верзила. - Как думаешь, где прячется Изгара?
        - А вон там. - Один из дривов ткнул пальцем в сторону реки, туда, где идущая по берегу дорога почти смыкалась с березовой рощей. - Вон жердина торчит! С ее помощью Изгара подает знаки своим воинам. Значит, и сам он где-то поблизости.
        - Прекрасно... Учай! - Джериш повернулся к невзрачному воину с едва пробивающейся светлой бородкой. - Возьми пешцев, обойди вон ту рощу слева и ударь в спину мятежникам, которые там прячутся. Твои воины, благородный Фарейн, пусть надавят на тех, кто справа. Если сделаете это быстро и решительно - венды побегут. У них только скверные луки да ножи. Я проломлюсь прямо к Изгаре. А когда мы разметем эту свору, надеюсь, наместник не сочтет за непосильный труд преследовать их и карать, как они того заслужили?
        - Ты отлично придумал, Джериш, - криво усмехнулся наместник.
        - Я знаю. Вперед!
        Невзрачный воин проводил его взглядом, а затем хлопнул по плечу одного из отставших всадников и что-то негромко сказал ему. Фарейну не было слышно что. Но Кежа услышал слова Учая. Они прозвучали для него слаще заздравной песни.
        - Я обещал его тебе. Он твой.
        * * *
        Повинуясь воле Джериша, все стоявшее у стен столицы болотного края воинство двинулось в сторону берега, где затаились за возами мятежные дривы. Всадники, следовавшие за Джеришем, понемногу ускоряли шаг коней, оглашая зимний лес и заснеженный берег грозными боевыми кличами. Обученные пешцы Учая, сомкнув большие плетеные щиты, слаженно крались в сторону рощи, где виднелась березовая жердина Изгары. Сообразив, что легкие стрелы не причиняют вреда укрывшимся за щитами ингри, дривские лучники прекратили стрелять и попятились, а затем и вовсе бросились в сторону тянувшейся по речному берегу дороги, то ли желая прикрыть спины стоявших за санями собратьев, то ли попросту спасая свои жизни.
        На правом крыле дело обстояло несколько хуже: пешая рать Фарейна попросту увязла в снежной целине и теперь сама с трудом, теряя людей, пятилась под ливнем стрел.
        Впрочем, Джериша сейчас это нисколько не заботило. Никчемный сброд бестолкового Фарейна отвлекал на себя внимание стрелков от его всадников, и ему этого вполне хватало. Сам он смотрел лишь на возы, за которыми скрывался неуловимый вожак мятежников. Джериш ясно видел, как до врага быстро доходит, насколько плохи его дела. Еще немного - и строй пешцев Учая насквозь пройдет березовую рощу. Перережет дорогу, займет берег, и вместе с конницей Джериша они прихлопнут дривов, как назойливую муху между двумя ладонями.
        Вдруг Джериш увидел, как подле березовой рощи мятежники разворачивают сани, в которых, сгорбившись, сидит укутанный в шкуры человек в медвежьей личине.
        - Ломи! - заорал арьялец, видя перед собой лишь заветные сани, укрытые за стеной кольев.
        Вокруг человека в личине сгрудились молодые воины со щитами, укрывая его от стрел. Джериша это только развеселило. Обернувшись, он рявкнул следовавшим за ним всадникам:
        - Вперед!
        Изгара, видимо, заметил, что его обходят, или попросту струсил. Под градом арьяльских стрел возница хлестнул коней. Сани с Изгарой вылетели на дорогу и помчались вдаль по берегу реки. Вслед за ним прочие дривы кинулись кто куда. Одни побежали на речной лед, другие - к лучникам на правом крыле.
        - Быстрее раскидывайте колья!
        Несколько всадников, спешившись у преграды, расчищали путь. Дождавшись, когда между кольями возникнет просвет, достаточный, чтобы протиснуться, Джериш хлестнул своего мохнатого жеребчика и пустился в погоню. Эх, будь у него сейчас хороший конь! Догнать сани было бы плевым делом. Но сейчас Джериш начал осознавать, что его конек отстает от саней главаря мятежников.
        - Ну нет, - процедил он. - Ты еще не знаешь...
        Рывок - и он вскочил на спину коня. Жеребчик присел от внезапной тяжести, стрела легла на тетиву... С высоты закутанный в меха человек с медвежьей личиной на голове был виден как на ладони. Сухой щелчок...
        - Нет! - услышал он яростный крик Иленя, и конь воеводы врезался в мохнатого скакуна арьяльца.
        Джериш успел выпустить стрелу, но сам не удержался и на полном скаку полетел в сугроб. Бывший десятник вендской стражи с искаженным от ненависти лицом прыгнул на него сверху. Однако жезлоносец был опытным воином. В его руке мелькнул засапожный нож. Едва Илень оказался сверху, клинок Джериша глубоко вонзился ему в плечо. Тот взвыл от боли и тут же откатился в сторону, отброшенный чьей-то рукой. Над Джеришем стоял Кежа с тяжелым боевым копьем в руках.
        - За родню мою, - прошипел побратим Учая и резким ударом вогнал копье в горло арьяльца.
        Тот захрипел, задергался, но Кежа всей тяжестью навалился на древко, будто брал кабана. Когда Джериш дернулся в последний раз, парень с силой провернул копье в ране, выдернул его и выпрямился, победно улыбаясь.
        Но миг его торжества закончился быстро - с диким криком на него набросилась обезумевшая всадница. Ее секира со звоном обрушилась на бронзовый шлем Кежи, продавливая его на треть. Оглушенный ингри рухнул на колени. Мина спрыгнула с седла и с отчаянными воплями стала рубить его, будто колоду.
        «Вот это, пожалуй, уже лишнее, - заметил про себя стоявший в березовой роще Учай, издалека наблюдая за избиением. - Хотя... Кежа в последнее время слишком много себе позволял. Ладно, пора заканчивать...»
        Он быстро огляделся, проверяя, видит ли его кто-нибудь. Но ингри, занявшие рощу, увлеченно выпускали стрелы по увязшим в снегу воинам Фарейна. Тогда Учай наклонился и подобрал торчащую из снега дривскую стрелу. Неторопливо натянул охотничий лук, тщательно прицелился и на выдохе спустил тетиву.
        Мина, не успев даже вскрикнуть, со стрелой в затылке ничком упала на грудь мертвого Джериша.
        - Тебе, моя возлюбленная госпожа, - прошептал Учай, опуская лук.
        * * *
        Бой закончился. Фарейн ясно это видел. Он с завистью подумал, как ловко удалось Джеришу в одно мгновение оценить поле схватки, силу врагов и сделать так, чтобы все преимущества дривов обернулись против них самих. На утоптанном снегу подле возов, где совсем недавно схватка бушевала с особой жестокостью, лежало несколько мертвых воинов из отряда Джериша. Еще несколько раненых стонали и пытались приподняться, чтобы обратить на себя внимание. Самое время было помочь им.
        Фарейн пересчитал оставшихся при нем всадников. После первой его неудачной вылазки их осталось не больше двух десятков. Другие были живы, но тоже лежали там, в снегу.
        - Зовите горожан, - приказал наместник. - Пусть переносят раненых за стены.
        Вельможа снова повернулся к полю. На дороге, там, где она уходила за березовую рощу и тянулась по берегу, показались сани, за ними еще одни, окруженные пешими изорянами. Впереди, ведя в поводу тянувших первые сани коней, медленно и понуро шагал тот самый невзрачный молодой воин, которому Джериш невесть почему поручил командовать пешцами левого крыла. Наместник болотного края тронул пятками конские бока и направил коня к первым саням.
        - Была жаркая схватка, - увидев подъезжающего вельможу, заговорил невзрачный изорянин.
        Фарейн распахнул глаза от неожиданности - дикарь говорил на языке Аратты. Сейчас мальчишка был без шлема, и Фарейн с удивлением увидел широкие белые полосы проседи в его темных волосах.
        - Ясноликий Джериш был подобен разящей молнии, - хрипло продолжал тот. - Он убил Изгару, вскочив на спину своему коню и на полном ходу всадив вождю дривов в глаз стрелу поверх щитов. Об этом выстреле будут слагать песни! Вся стража Изгары полегла на месте, должно быть следуя обету. Никогда прежде мне не доводилось видеть такого свирепого боя! Я велел своим воинам спустить мертвецов под лед на корм рыбам. Тело Изгары - здесь, в санях...
        Фарейн с возрастающим изумлением слушал этого лесного мальчишку, который выглядел как обычный простолюдин, а говорил с ним как равный.
        - А во вторых санях... - Тощий мальчишка тяжело вздохнул, не поднимая глаз. - Там - могучий Джериш, мой побратим Кежа и моя жена Мина. Они были подле великого арьяльского воина в его последний миг! Они стояли рядом с ним с оружием в руках - и пали от рук подлого врага... Я бы и сам, возможно, погиб, когда б Илень не пришел мне на помощь. Он тяжело ранен...
        - Кто такой Илень, - наконец оправившись от неожиданности, перебил его Фарейн, - и кто таков ты сам?
        - Илень в прошлом служил в вендской страже. Он из дривов, верных государю. Сегодня, пролив за тебя кровь, он вновь доказал свою храбрость и преданность. А меня, - он поднял на вельможу холодный, полный гордости взгляд, - зовут Учаем, сыном Толмая. Царевич Аюр провозгласил моего отца наместником земли Ингри-маа, которую вы зовете Затуманным краем. Я наследовал ему. Мой друг и наставник, благородный Джериш... - Он запнулся и провел рукой по лицу, будто смахивая слезы. - Прости, я не могу говорить. Они пали, как славнейшие из славных. Они выиграли эту битву и заслужили, чтобы все в этой земле помнили день их победы! Мы схороним наших героев, как велит обряд предков. А для Джериша следует развести такой костер, чтобы его увидели не только в землях дривов, но и в столице Аратты! Клянусь, так и будет!
        - Ты складно говоришь, парень, но здесь я наместник, - недовольно напомнил Фарейн. - И мне решать...
        - Что ж, если так, - тут же ощетинился Учай, - мы немедля уедем и я совершу обряд в своей земле! - Его голос из звучного и проникновенного вдруг стал резким, как удар бича. - Сколько у тебя сейчас войска, наместник? Пара десятков конных и та жалкая толпа ополченцев, которая еле добралась до рощи, когда там уже никого не было? Ты сможешь без нас отстоять город, когда дривы, разъяренные смертью Изгары, вернутся за твоей кровью?
        - Постой, не обижайся, вождь изорян, или как тебя там, ты меня неверно понял, - заторопился Фарейн, со стыдом осознавая, что сейчас оправдывается перед этим беловолосым дикарем. - Я благодарен тебе за помощь в битве. Прошу тебя войти в Мравец. Мы поможем твоим раненым, дадим отдых войску, обсудим наши дела... Мы разведем погребальный костер, устроим тризну по местному обычаю и, конечно, отпразднуем нашу совместную победу!
        - Благодарю за приглашение, благородный Фарейн, - с достоинством склонил голову Учай. - Я принимаю его.
        Глава 14Огненное погребение
        Фарейн вошел в большой зал своего деревянного дворца, который он велел некогда приготовить для приемов, и направился к высокому резному креслу, стоящему на возвышении в красном углу. Конечно, вытесанное из дубового комля, пестро раскрашенное сиденье весьма мало напоминало настоящий Солнечный Престол. Но для вождей усмиренных племен, которых Фарейн намеревался тут принимать, этого дикарского великолепия казалось достаточно. Другое дело, что вождей наместник тут принимал, мягко говоря, нечасто.
        Придав себе вид, полный гордого величия, он прошествовал к деревянному трону. Однако быстроногий Учай внезапно опередил его, вскочил на возвышение и как ни в чем не бывало уселся в резное кресло.
        - Здесь больше не на чем сидеть, - обведя недоумевающим взглядом зал, объяснил он. - Распорядись принести себе что-нибудь, хотя бы шкуру!
        Фарейн остолбенел от такой наглости. Он повернулся к дверям. Замершие в страхе слуги, придворные и утомленные схваткой воины молча глядели на обоих наместников, ожидая, чем все закончится.
        Арий и сам осознал, что тянуть нельзя, - чем дольше он торчит пнем у ступеней собственного трона, занятого чужаком, тем нелепей выглядит.
        - Пересядем на лавки, - наконец предложил он. - Нам будет удобнее разговаривать, сидя друг против друга.
        Учай пожал плечами, будто желая показать, что ему и здесь неплохо.
        - Не трать время. Мы не будем говорить долго. Обсудим постой войск и грядущую тризну. А потом я тебя оставлю. Следует поторопиться и написать послания в столицу. Я намерен уже завтра послать гонцов...
        Фарейн растерянно глядел на чужеземца. То, что сейчас происходило, было неслыханно! Изорянский мальчишка с деревянными оберегами на шее, едва обретший право сидеть в кругу мужчин, делает вид, будто они равны! Да, оба они - наместники Аратты в подвластных землях. Но разве Учай не знает, что Господь Солнце даровал арьям власть над всеми прочими племенами? А ему теперь приходится выкручиваться, чтобы не выглядеть полным недоумком перед своими же людьми. Как хорошо было бы попросту кликнуть слуг и выкинуть наглеца не только из дворца, но и вообще за стены города! Да как тут кликнешь, когда у этого недомерка с хорьей мордой под рукой сотни воинов? Он лишь кивнет - и самого Фарейна выбросят за ворота, причем ломтями - на сыть волчьей стае...
        - К чему торопиться? - пытаясь улыбаться, произнес наместник. - Следует все осмыслить, унять душевную боль, чтобы чернила не мешались с кровью сердца...
        - Мой доблестный друг и наставник Джериш, - резким голосом заговорил Учай, - говорил, что на войне своевременные вести порой значат больше, чем воинская твердость и отвага. Я намерен послать гонца в столицу в самое ближайшее время. Надвигается зима. Скоро путь в Аратту станет непроезжим. Придется ждать до весны, когда растает снег, схлынут воды и дороги высохнут...
        Фарейн едва сдержался, чтобы не скорчиться от досады. Недомерок знал куда больше, чем ему следовало бы, и, похоже, читал его мысли! Наместник как раз и желал, чтобы весть о произошедшем сражении и гибели Джериша пришла бы в столицу как можно позже. В конце концов, разве не Киран в бытность свою правителем болотного края должен был строить постоялые дворы вдоль столичного тракта? Много ли он их построил? Ни единого! А уж потом стало поздно. Стоило послать лесорубов с охраной, как бесследно исчезали и те и другие. Прежде вдоль пути стояло несколько деревень, где можно было заночевать и обогреться, но с начала мятежа они обезлюдели. Да что там - и домов не осталось. Теперь и впрямь, когда ударят морозы, а дороги завалит снегом, далеко не уедешь...
        - Я сам отошлю гонца, - нашелся наместник.
        - Как пожелаешь, мой благородный собрат, - безразлично ответил Учай. - Я намерен выделить хорошую охрану, дабы проводить моего посланника до земель Аратты, и там оставлю ему достойную свиту. Полагаю, ты сделаешь то же самое? На дорогах сейчас неспокойно, гонец может не доехать. Конечно, Джериш убил Изгару. Но осталось еще много бунтовщиков... Кстати, ведь храбрейший Джериш велел твоему отряду преследовать их? Отчего же твои конники остались стоять на месте?
        Фарейн прикусил губу. Да, он приказал своим воинам стоять и ждать. Ибо самому бросаться в схватку совершенно не хотелось, а оставаться одному, без надежной охраны, - тем более.
        - Венды - любители засад, - неохотно проговорил он. - Мои всадники и так пострадали в первой сшибке, чтобы я мог вновь подвергать их опасности.
        Холодный колючий взгляд Учая, казалось, впился ему в самое нутро. Фарейн понимал, что каждое его слово будет записано и передано в столицу. Проклятый изорянин! Если его послание доберется до Кирана первым, вендскому наместнику уже не оправдаться. Шутка ли - по его вине погиб родич престолоблюстителя! Может, и не по его, но кто станет разбираться?
        - Да, ты прав, почтенный собрат, - со вздохом сказал он. - Может, твой гонец прихватит в столицу и мои письма?
        Учай кивнул, поднялся с резного кресла и поглядел на топчущихся в дальнем конце зала знатных арьев из свиты Фарейна.
        Ему вдруг отчетливо вспомнилось, как они с братом прятались в ельнике, следя за длинной цепочкой мамонтов, бредущих по берегу Вержи. Золотоволосый царевич Аюр на белом мамонте; великолепный Джериш со своими жезлоносцами в блистающей бронзовой скорлупе; подобный черной тени Ширам, чтоб его шишиги насмерть защекотали... Помнится, тогда он убеждал брата Урхо, что с арьями не стоит иметь дела, что они слишком сильны и опасны... И вот еще снег толком не лег - а он уже распоряжается этими самыми арьями, а они, замерев, слушают его слова. И ведь это только начало! Его Богиня, его небесная возлюбленная, обещала, что путь будет долгим и славным - и беда тому, кто перейдет ему дорогу!
        - Полагаю, всем вам тоже следует отписать в столицу, - объявил он придворным Фарейна. - Мой гонец отвезет все, что я прикажу ему. А теперь о тризне...
        * * *
        Воевода Илень, бледный, с рукой на перевязи, подошел к Учаю, наблюдавшему, как на горушке у реки, чуть поодаль от городских стен, возводится ряд поленниц для погибших в бою арьев.
        - Ты слышал, что удумал Фарейн? - наклонившись, спросил дрив дрожащим от негодования голосом.
        - Что бы он там ни затеял, - равнодушно ответил Учай, - ты полагаешь, это заслуживает внимания?
        - Да, именно так я и полагаю! Он сказал, что желает послать в дар ублюдку Кирану голову Изгары в туесе с медом. Запомни: если он только коснется его тела, клянусь, этот город запылает единым погребальным костром!
        - Не надо горячиться, - качнул головой вождь ингри. - Сначала тризна, остальное - потом. Обещаю, Фарейн не навредит телу моего друга Изгары... А сейчас прости - я должен проследить, чтобы в сани с телами Мины и Кежи была положена их доля взятой с боя добычи - луки, мечи, доспехи...
        - Послушай, - нахмурился Илень, - Кежа был храбрым бойцом и довел до конца дело, которое хотели бы исполнить мы все. Он убил проклятого Джериша, и мне не жалко для него хоть всего, что мы собрали на поле боя! Но... друг, не держи на меня зла - твоя Мина была заодно с Джеришем. Она зарубила твоего побратима у меня на глазах!
        - Да, - безразлично кивнул Учай. - Она пошла против меня. Против нас. Но разве ее братья и воины рода Карью запятнали себя предательством? Они храбро сражались за меня. Так зачем бесчестить целый род из-за одной лживой девки? К тому же я не хочу, чтобы Мина являлась ко мне по ночам из-за Кромки, требуя схоронить ее как должно. Пусть забирает в Дом Дедов и свою, и мою долю добычи. Это будет мой последний подарок ей.
        - Хорошо, пусть так, - буркнул Илень. - Ты щедр. Это твое дело. Но ты запомнил мои слова - никто не должен коснуться Изгары!
        - Конечно. И кстати, прикажи своим дривам быть подле костров, когда начнется обряд.
        * * *
        Крада находилась примерно в полете стрелы от городских стен. Местные жители, за исключением немногих доверенных лиц из пешей стражи, сюда не допускались. Еще при Киране здесь были отрыты и укреплены камнями ступени, ведущие на широкую площадку, где сейчас должны были запылать священные костры.
        Погребение полагалось проводить перед самым рассветом, чтобы души погибших вознеслись к Исвархе с первыми лучами восходящего солнца. Приготовления начались еще с ночи. Холм окружили дривы с горящими факелами, так что на ступенях, по которым поднимали тела убитых, стало светло как днем. Мертвых арьев, обряженных в лучшие доспехи, уложили на поленницы, и жрецы в лисьих шубах, с золотыми подвесками в виде лика Исвархи на груди, начали медленно обходить их, поливая дрова маслом и сопровождая священнодействие мрачным торжественным пением.
        Когда пение смолкло, из толпы стоявших в отдалении придворных вышел Фарейн. Как градоначальник и самый знатный из оставшихся в живых арьев, он взял факел и обошел все костры, поджигая их один за другим. Пламя мгновенно взметнулось в чуть сереющие небеса, загудело, завыло, воздух задрожал от жара, заставляя присутствующих пятиться. Потом вокруг раздалось дружное «ах!» - пламя самого высокого костра, на котором лежало тело Джериша, изменило цвет и исторгло в небо снопы искр. Вновь запели жрецы, провожая души героев к их небесному прародителю.
        Учай, стоявший рядом с наместником, недовольно поглядывал на потрясенные лица допущенных на краду именитых дривов, которые отродясь не видывали ничего подобного. Ему вспомнился жрец Хаста, который однажды что-то бросил в костер, и тот начал точно так же плеваться искрами. «Надо будет узнать, что жрецы сыплют в огонь, - подумал он. - Мне оно тоже пригодится...»
        Но что бы там ни думал Учай, а действо понемногу захватило и его. Вскоре он перестал вертеть головой и не мигая уставился в огонь. Любое пламя, хоть с искрами, хоть без, с детства завораживало его. Еще там, в доме на берегу Вержи, он любил подолгу глядеть в багровеющее нутро каменки, наблюдать за языками пламени, пожирающими крепкие поленья. Глядел, как чернела и скручивалась береста, как твердое дерево превращалось в серую золу и хрупкие уголья, и его ладони потели, а сердце почему-то колотилось быстрее. Порой ему казалось, что он видит пляшущих на сгорающей растопке огненных духов. В детстве он пытался разговаривать с ними, но насмешки братца Урхо заставили его отвратить взор от тех, кто живет в пламени. И он почти забыл о них - когда бы не она.
        Учай вспомнил залитый огненным заревом небосвод и темноволосую деву с неисчислимой вороновой свитой... Тонкие нежные пальцы ее рук и черные могучие крылья в полнеба. Глаза, от которых его кровь бурлит и превращается в пламя. Вечный огонь, не требующий ни растопки, ни горючей земли, сжигающий и возрождающий к жизни.
        «Эта жертва - тебе», - шептал Учай, глядя, как столп пламени, меняя цвета, течет в небеса, взвивается и плещется над высокой поленницей Джериша, будто царское знамя. Жрецы пели, тревожа рассветное небо. Служки, выстроившиеся у них за спиной, подтягивали слова торжественного песнопения, так что Учай невольно заслушался, хоть и не понимал их языка.
        «Надо, чтобы в честь моей милостивой и грозной покровительницы слагались и пелись такие же прекрасные славословия, - думал он. - Скажу Зарни, пусть сочинит. Тут нужны такие слова, такие...»
        Он не смог даже себе ответить, какова должна быть эта хвалебная песнь.
        Учай кинул взгляд на стоявшего рядом Фарейна. Тот, похоже, мерз в своей шубе и старался держаться поближе к кострам, заступив за очерченную жрецом черту. Вождь ингри глядел, как арий шмыгает носом и зябко ежится, кутаясь в меха, как устало и равнодушно глядит на пылающие тела вчерашних соратников, явно желая, чтобы костры поскорее прогорели и можно было уйти. «Чужая жизнь ничего для него не стоит, - подумалось Учаю. - А чего стоит своя? Заслуживает ли вообще такой человек права на жизнь? Впрочем, разве не я - карающее оружие в еедеснице? Значит, мне и решать, кому здесь жить, а кому - нет! Я пришел сюда и совершил то, что желал совершить. И теперь должен закончить начатое... Ведь так?»
        Мысли его метались, в груди давило. Учай чувствовал, что должен нечто сделать. Но что?
        Он опустил взгляд и принялся глядеть, как огонь пожирает облитые пахучим маслом погребальные пелены, в которые было обернуто тело Джериша. И его, своего врага, и неверную Мину он отдал Богине - но, видно, не угодил?
        «Я лгу сам себе! - озарило вдруг его. - Я твердил, что убиваю в дар Прекраснейшей, но на самом деле прикончил их ради мести. Я и так убил бы их. Это плохой дар...»
        Учай умоляюще поглядел в темные небеса, куда улетали искры костров.
        «Подай мне знак, возлюбленная госпожа! Чем мне порадовать тебя?»
        В этот миг лежащее на поленнице тело Джериша вдруг дернулось. Послышался треск, и труп сел, продолжая гореть разноцветным пламенем. Среди арьев, дривов и ингри, наблюдавших за погребением, волной пронесся вздох ужаса. Люди невольно шарахнулись прочь от костров. Только Учаю внезапно стало легко. Будто нечто только что сжимало его сердце, а теперь отпустило.
        - Смотрите! - закричал он в полный голос. - Он не может обрести покой! Пламя не принимает его! Ибо те, из-за которых погиб храбрый Джериш, - здесь, среди нас! И они не понесли заслуженную кару!
        Фарейн повернулся к кричащему юнцу, сообразил, что происходит, попытался выхватить меч, но опоздал. Учай рысью прыгнул на него, сшиб с ног, навершием подаренного ему накхского кинжала ударил в висок. А потом, ухватив за длинные золотистые волосы, потащил к костру.
        - Илень! - крикнул он. - Остальные - ваши! Отдайте их богам!
        Едва пришедший в себя Фарейн попытался схватить Учая за руки. Но тот ткнул его лицом в огонь и, резко оттянув голову взвывшего от боли наместника, всадил кинжал ему в горло. Кровь хлынула из глубокой раны.
        - Тебе, любимая, - прошептал Учай, выдергивая клинок и толкая в огонь еще дергающееся в предсмертной судороге тело. В тот миг, когда небесное железо вошло в человеческую плоть, он испытал неизъяснимое облегчение - и такое наслаждение, какого еще никогда прежде не чувствовал. Даже видения, что насылал Зарни, меркли по сравнению с этим.
        - Я принесу тебе еще много жертв, - задыхаясь, пообещал он.
        Вопли ужаса и звон оружия раздавались над крадой. Дривы, только и ждавшие приказа, рубили и рвали на части арьев и собственных сородичей, которые пошли на службу захватчикам. Этих убивали особенно жестоко. Учая порадовало увиденное. Он лишь крикнул Иленю:
        - Жрецов не трогать! Они мои!
        И, с удовольствием поглядев, как капает с лезвия его клинка яркая алая кровь, направился вниз по склону.
        * * *
        На ступенях, ведущих к вершине крады, толпилось множество дривов. С арьями было покончено быстро. Раздетые и обобранные трупы убийцы побросали на погребальные костры их собратьев. Уцелевших предателей-земляков, которые служили Аратте, спихивали вниз по склону, и каждый, на кого они скатывались, норовил пнуть их ногой. Учай высмотрел в толпе спускавшегося вниз Иленя.
        - Что ты намерен с ними делать? - спросил он, глядя на избитых отступников.
        - Спущу под лед, - мрачно отозвался воевода. - Они служили врагу и убивали своих, а значит, не заслужили честной смерти. Они могли перейти на нашу сторону в начале боя, но не сделали этого. Я не хочу осквернять нашу землю прахом изменников.
        Учай задумчиво глядел, как упирающихся и молящих о пощаде пешцев гонят к заснеженному берегу, туда, где во льду чернели полыньи.
        - Ты и сам служил в вендской страже, - напомнил он.
        - Да и ты учился у Джериша, - хмыкнул Илень. - Но после того как Станимир ушел со службы, все верные должны были последовать за ним. Эти ничтожества остались. Было бы лето - я бы побросал их в горящее болото, как Киран поступал с нами. А теперь - под лед.
        - Что ж, пусть так и будет... А Мравец сожги.
        - Зачем? - удивился Илень. - А где вы будете зимовать?
        - В Ладьве.
        Раненый воевода уставился на вождя ингри с недоумением:
        - Я полагал, ты останешься здесь!
        Учай пожал плечами:
        - Мы помогли вам освободить землю и теперь пойдем домой. Мы тут чужие. Я не хотел бы становиться ненавистным твоему народу, как вот они. - Сын Толмая указал на вершину крады, над которой все еще растекался по небу черный дым, пахнущий горелым мясом. - У вас скоро будет свой владарь - Станимир.
        - Он не...
        - Он родич Изгары, а значит, ваш вождь по праву. Передай ему от меня слова почтения. Скажи, что я желал бы видеть его союзником в борьбе против Аратты.
        Илень слушал с нарастающим изумлением. Мало кто из известных ему вождей поступил бы подобным образом, отказавшись от уже захваченной добычи ради чужого права.
        - Это поистине достойно уважения...
        - Мне нужно лишь одно. Сущая малость, знак доброй воли, - продолжал ингри. - Арьяльская царевна.
        - Что? - моргнул воевода. - Ты хочешь царевну Аюну?
        - Тебя это удивило? - усмехнулся Учай.
        - Я не мог предположить, что ты сейчас думаешь о женщинах, - озадаченно проговорил Илень. - Тело Мины еще лежит в санях, дожидаясь погребения, а ты уже собираешься свататься к другой?
        - Я сказал, что Аюна мне нужна. Я не говорил, что собираюсь к ней свататься.
        - Но зачем же тогда...
        - Царевич Аюр виновен в гибели моих отца и брата, - сказал Учай. - Кежа расплатился с убийцей своей родни, а я еще нет. Так и скажи Станимиру. И да - если он не пожелает услышать мою маленькую просьбу, придется вспомнить, что я все еще зовусь наместником Ингри-маа, а значит, защитить царевну от любого врага - мой долг перед Араттой... Передай ему и это, если он заупрямится.
        Илень вновь ничего не ответил, лишь ошалело взглянул на Учая. А тот добавил миролюбиво:
        - Но я уверен, что этот Станимир - человек разумный. Он поймет, где его выгода. Разве не глупо, если между двумя большими вождями, которые сражаются против единого врага, встанет какая-то девчонка?
        - Я порой совсем тебя не понимаю, - признался Илень. - Но слова твои передам в точности.
        - Вот и правильно. А Мравец сожги. Это место надо очистить от арьяльской скверны, - повторил Учай и зашагал к стоявшим в отдалении шатрам своего стана.
        * * *
        Внутри покрытого шкурами походного шатра горела жаровня. Почтительный Варак, нацепивший поверх длинной рубахи потертую меховую телогрейку, сидел на колоде возле Вечки, показывая тому, как следует писать и произносить буквы высокого араттского наречия. Заметив вошедшего Учая, он едва не перевернул колоду, но вовремя взял себя в руки. Зарни, гревший руки у жаровни, не поднимая на вошедшего невидящих глаз, сказал:
        - Я знаю, ты совершил новое деяние, о котором нужно будет сложить песню. Вот что я думаю: один из твоих побратимов, юный Хельми, хорошо поет...
        - Хельми? На что тебе этот телепень?
        - У него есть дар чувствовать звук и слово. Я обучу его, и он будет воспевать твои подвиги, чтобы во всех краях земли прославилось твое имя.
        - Тогда ладно, доброе дело, - кивнул Учай. - Но сейчас я пришел не за этим. - Он обернулся к Вараку. - Ты прочел письма арьев из свиты Фарейна?
        - Да, государь Учай! - вскочив с места, поклонился дворцовый раб.
        - Есть ли среди них те, которые не восхваляют доблесть Джериша и мою нерушимую верность?
        - Есть, государь Учай.
        - Что в них?
        - Сетования на комаров... раннюю зиму... на то, что от наместника не больше проку, чем от пугала на огороде...
        - Хорошо, эти тоже отвезем. Есть что-то еще?
        - Да, одно из этих писем гласит, что сражение с мятежниками очень подозрительно... Что венды стреляли выше голов твоей пехоты... Даже в щиты почти не попадали...
        - В огонь!
        Варак вновь поклонился, достал заготовленное письмо и сунул в жаровню. Кожаный лист тут же потемнел и скукожился, в шатре завоняло. Зарни поморщился. Учай и глазом не моргнул.
        - А теперь приготовься записывать мое послание блюстителю престола Кирану, - велел он рабу, усаживаясь рядом на ворох пушистых шкур. - Изложишь все в надлежавших словах и оборотах. Ты, Вечка, завтра повезешь его в столицу. Кланяйся и будь незаметен, я надеюсь на твои глаза и уши.
        Вечка послушно кивнул. Варак развернул чистый лоскут выскобленной кожи и приготовился.
        - «Узнав о бедственном положении в болотном краю, я, Учай, сын Толмая, законный наместник Ингри-маа, и мой воевода и наставник, доблестный Джериш, собрали войско в землях ингри и привели его в город Мравец, который в то время был в осаде многочисленного врага. Разгорелся бой, в котором воины Ингри-маа навсегда прославили имя своей отвагой и в неравной схватке опрокинули войско мятежных вендов. В бою сложили головы многие наши храбрейшие бойцы. Метким выстрелом сразив главаря мятежников Изгару, погиб доблестный Джериш. Рядом с ним были убиты мой побратим Кежа и отважная воительница, моя жена Мина. Многие другие были ранены и погибли из-за того, что наместик Фарейн решил не дожидаться соединения с нашим войском. Желая обрести славу лишь себе, он неосмотрительно бросился в схватку с малыми силами. Но мы спасли его от разгрома, чем, должно быть, вызвали зависть... - Учай умолк и покосился на раба, на ряды красивых тонких завитушек, удивительно ровным строками покрывавших кожу. „Велю ему поскорее обучить Вечку читать и писать. А может, и самому стоит научиться“, - отметил он, и продолжал: - Видя
слабость войска Фарейна, я предложил ему свое, ибо враг, хотя и был разбит, полностью не уничтожен. К тому же стало известно, что в соседних землях поднимает голову вождь лесных вендов Станимир, в прошлом известный тебе сотник вендской стражи. Изгара был ему дядей по матери, так что уже зимой можно ожидать оного Станимира с войском в землях болотных вендов. Все это я изложил Фарейну, однако принимать меня и мое войско в городе он все равно отказался. Противиться его нежеланию я не стал, так как он говорит, что еды в городе хватит лишь на тутошних жителей, да и то с трудом. Я увожу своих людей в Ингри-маа, оставляя Мравец под защитой местного ополчения. Сообщаю это с тревогой, ибо неосмотрительность Фарейна может оказаться губительной. На меня же и мое войско можешь рассчитывать всецело. Ныне оно исчисляется в две тысячи конных и пеших воинов, верных Аратте... И мы ждем от тебя надлежащего довольствия для содержания...»
        - Но ведь всего же менее пятисот, - удивленно поднял голову Вечка. - И то вместе с дривами!
        - Ты прав, - кивнул Учай рабу, - пиши: «Две тысячи пятьсот воинов». И вот еще добавь: если пришлют достаточно средств, мы соберем рать и в три тысячи.
        За спиной Учая раздался тихий смех. Это, беззвучно хлопая в ладоши, смеялся Зарни.
        - Но, брат, выходит, что они покупают нас? - нахмурился Вечка.
        - Все наоборот. Когда арьяльцы пришлют довольствие на набор и прокорм войска, - невозмутимо ответил Учай, - я повсеместно объявлю, что они платят нам дань.
        Часть 3
        Глава 1 Вести с севера
        Киран глядел на пустующий трон. Со времени смерти Ардвана никто еще не заходил в священный чертог. Блюститель престола и сам сейчас вошел сюда будто украдкой - как в детстве, когда лазил в кладовую за сушеными вишнями. Его шаги гулко отдавались под сводами пустого зала. Сейчас тот не был залит светом, как обычно. И сам престол выглядел огромным надгробием - прекрасным, однако неживым, пугающе холодным. Иначе и быть не могло. Земное воплощение бога Исвархи было насильственно вырвано из мира, бесчестно убито во тьме рукой ночного татя. Неудивительно, что все вокруг рушится и идет наперекосяк.
        Спинка трона - золотой диск с двенадцатью лучами - на фоне выложенной горной синью стены казалась восходящим солнцем. Облаченный в золотые одежды государь на троне, озаренный светом небесного двойника, в великом таинстве становился частью этого дарящего жизнь великолепия. Киран завистливо поглядел на пустое сиденье. Ему вдруг по-мальчишески захотелось взбежать по ступеням и усесться, пока никто не видит...
        Он занес было ногу над первой ступенью, когда услышал приближающиеся шаги.
        Маханвир Жезлоносцев Полудня приоткрыл дверь:
        - Ясноликий Тендар, Хранитель Покоя!
        - Пусть войдет.
        Кирану вновь захотелось подняться, усесться на престол и принимать доклад, восседая там. Он вздохнул и остался стоять у подножия высоких ступеней, сложив руки на груди.
        - Господин, срочные новости с севера... Опять...
        Киран неподвижно глядел на Хранителя Покоя, стараясь не сорваться, не заорать на том простецком, грубом языке, на котором он объяснял когда-то вендской страже, как следует приветствовать высокородного повелителя. От подобных речей шарахались кони, а со стен падали изразцы. Но Тендару подобные речи были не внове. Он служил Кирану еще в краю болотных вендов, сначала палатным отроком, затем гонцом, потом личным телохранителем и, наконец, начальником стражи.
        Недавнее пленение в Дваре едва не свело на нет его прежние успехи. После того как Тендар передал своему повелителю наглые слова мятежника Ширама, тот молча сшиб свое доверенное лицо ударом кулака на пол и топтал ногами, покуда не утомился. Затем кинул в темницу. Тендар уже простился было с жизнью, когда Киран вновь повелел притащить его во дворец. В саду Возвышенных Раздумий, злобно глядя на него, Киран процедил:
        «Не знаю, зачем сохранил тебе жизнь. Наверно, это моя ошибка, но я это уже сделал. Хорошо - я готов признать, что накхи опасные враги. В Дваре вас было мало, они напали внезапно. Мне рассказали, что вы сопротивлялись до последней возможности, пока тебя не схватили. Поэтому я поверю тебе еще раз - в последний раз! И если снова не оправдаешь доверие - ох, берегись...»
        Киран замолчал, борясь с нахлынувшим чувством отвращения к себе. Ему очень не хотелось говорить то, что он собирался произнести. Но преданных людей было так мало, что даже эта паршивая овца не портила стада. А в преданности Тендара он не сомневался.
        «Так вот, - он помедлил, глядя в низкое небо, затянутое первыми настоящими осенними тучами, - я назначаю тебя Хранителем Покоя. И моли Исварху, чтобы я не ошибся еще раз!»
        «Мой повелитель, - хрипло отозвался ошеломленный Тендар, ожидавший всего что угодно, но только не этого. - У тебя не будет повода усомниться во мне!»
        И вот теперь бывший начальник охраны, а ныне всесильный вельможа стоял перед ступенями трона, понимая, что говорить надо, и в то же время желая, чтобы вмешательство Исвархи избавило его от этой участи.
        - Говори же! - прикрикнул Киран, садясь на мраморные ступени, ведущие к трону. - Что там за новости? Да еще «опять»?
        Хранитель Покоя склонил голову:
        - Господин, снова вести о царевиче Аюре.
        - Откуда на этот раз? - спросил Киран и, не удержавшись, ядовито добавил: - Если не ошибаюсь, это уже пятый царевич за последнюю луну.
        - Шестой, - тяжело вздохнул Хранитель Покоя. - На этот раз вести пришли из окрестностей Яргары, что в бьярских пределах...
        - Ну конечно! - Киран ударил кулаком по мрамору, будто хотел разбить его. - Ряженый, разумеется?
        - Да, ясноликий.
        - Кто бы сомневался!
        Блюститель престола вскочил и принялся быстро ходить вдоль ступеней, слово что-то жгло его изнутри. Воистину Исварха видит все! Ни в чем ему нет удачи! После смерти государя Киран толком не мог спать - стоило ему остаться в опочивальне и закрыть глаза, как его охватывало ощущение черной бездны, обволакивающей со всех сторон, готовой поглотить... «Но это же не я! - шептал блюститель престола, обращаясь к небесному Владыке. - Разве ты не сам отвернулся от него? Разве Ардван своими неправедными деяниями не утратил хварну и право на престол? Разве не обратил ты затем взор на более достойного - на меня?»
        Но Киран все же был честен перед собой. Он осознавал, что не чувствует на себе божественного взгляда. Если Господь Солнце и глядел сейчас милостивым оком на кого-то из потомков Солнечной династии, то уж точно не на него.
        Больше всего ему сейчас хотелось с размаху пнуть ногой подножие священного трона и велеть Тендару убираться прочь, но он лишь прошипел:
        - Не стоило мне иметь дела с этим проклятым чародеем, Светочем Исвархи, и его гнусными богохульниками! Он один виноват в том, что по всему северу Аюра теперь величают воплощением какого-то дикарского божества! Зарни... что-то такое нелепое, на шестиногом лосе...
        - Зарни Зьен - сын бьярского бога солнца, - почтительно пояснил Тендар и тут же прикусил язык.
        - У нас один бог солнца - господь Исварха! - рявкнул Киран. - Не смей поминать бьярскую нечисть в священном чертоге! Шестиногий лось! - Он фыркнул. - Это было бы смешно, когда бы не сулило нам столько бед. Я отлично понимаю, что задумал подлый Светоч! Когда я волей-неволей по уши заляпаюсь кровью, обороняя престол от врагов, тут волшебным образом и появится царевич - законный наследник, праведный чудотворец! И позаботится отделить мою голову от тела... Ну что ты молчишь? Ты ведь еще что-то хотел сказать, не так ли?
        Киран свирепо поглядел на понурившегося Хранителя Покоя.
        - Отряд бьярской лесной стражи пропал, - выдавил Тендар. - Быть может, мятежники перебили его. Но вернее всего, лесовики перешли на сторону врага.
        - Того не легче! - Киран резко остановился. - Проклятье, каждый раз мне приходится посылать войска против очередного самозванца! И каждый раз мерзавец - или мерзавцы, я пока не понял - преспокойно исчезает в одном месте, чтобы объявиться в другом. Если бы лже-Аюры собирали войско, чтобы идти на столицу, мы бы уже давно разбили его и выяснили, кто это пытается нас дурачить... А так - люди измотаны, мы теряем коней... И толку-то? Сегодня ты говоришь, что мы потеряли отряд. Эти твари не выпустили в нашу сторону пока ни одной стрелы, а у нас уже потери, и немалые! Как же я ненавижу их всех - и Аюра, и все его семейство, а особенно проклятого Светоча!
        - Может быть, ясноликий, тебе стоит самому отправиться на север и возглавить поиски? - осторожно предложил Хранитель Покоя.
        - Дурак! Стоит мне выехать за ворота столицы, как Тулум, этот двуличный, коварный старикашка, тут же захватит власть. Как ни крути, верховный жрец - младший брат Ардвана.
        Тендар удивленно взглянул на него:
        - Но святейший, кажется, никогда не претендовал...
        Киран безнадежно махнул рукой. В последние месяцы ему часто вспоминалось бьярское присловье «поймать волка за уши». Именно так блюститель престола себя и ощущал. Пока держишь волка - ты в безопасности, но стоит ослабить хватку...
        - Что, если не посылать против самозванцев войско, - вновь заговорил Тендар, - а тайно собрать отряд ловчих?
        Лицо Кирана дернулось, как от пощечины.
        - Я не просил твоих советов! Делай, что тебе поручено, и все! Если я отзову войска, Светоч тут же поймет, что измотал меня. Или что я потерял интерес к его проделкам. И вот тогда мятежники нанесут удар! Или ты впрямь полагаешь, что пропавший у нас из-под носа Аюр наслаждается ловлей рыбы в Белазоре и катанием под парусом по Змееву морю?
        Тендар благоразумно промолчал.
        - Ну что там еще у тебя?! Я же вижу!
        - Господин... Мне доподлинно известно - Аюра в Белазоре нет. Нет его и в Северном храме.
        - Это я знаю не хуже тебя, - отрезал Киран.
        Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Наконец Тендар тихо произнес:
        - Все наши соглядатаи из Белазоры как один доносят: Аюр приказал морю остановиться и оно это сделало.
        Киран побагровел:
        - Я приказал бороться с этим нелепым слухом, а не распространять его!
        - Мы прилагаем все старания, но...
        Оправдания Хранителя Покоя были оборваны увесистой оплеухой.
        - Молчи! Не желаю слышать! Мы кричим на всех площадях, что Исварха отвернулся от Ардвана и его потомства. А Светоч распускает слухи, что Аюр то побеждает огромного змея, то останавливает волны... Я с детства знаю наследника - упрямый, изнеженный мальчишка, и ничего больше!
        - Да, ясноликий, - склонил голову Тендар.
        - Полный бред!
        - Безусловно, ясноликий.
        Киран, тяжело дыша, отвернулся. Кое-как успокоившись, спросил:
        - Как я понимаю, о настоящем Аюре вестей по-прежнему нет?
        - Только то, что он где-то в лесах...
        Блюститель престола расхохотался.
        - Собирай свой отряд, - оборвав смех, приказал он. - Не скупись. Мне нужны самые лучшие ловчие - обученные, незаметные, отлично знающие все дороги, крепости и торжища Бьярмы, - чтобы смогли найти Аюра «в лесах». Настоящего, а не ряженого. Тому, кто доставит мне головы Светоча и Аюра, я отмерю золота по их весу.
        - Будет исполнено, ясноликий!
        Киран отвернулся от бывшего главы телохранителей, отчаянно сожалея, что рядом нет Янди и ее саконов. От лазутчицы давно не было вестей - весь отряд, сопровождавший царевну Аюну, так и пропал бесследно в вендских лесах. Само по себе исчезновение младшей дочери Ардвана изрядно поломало его замыслы, но за Янди он отдал бы куда больше золота, чем весили головы его врагов. Она бы отыскала мальчишку даже в ледяном аду!
        - Клянусь, я отберу лучших следопытов Аратты!
        - Ступай. И позови сюда жреца Агаоха.
        Предстоятеля одного из главных храмов Нижнего города Тендар нашел быстро. Впрочем, и искать его не пришлось - тот дожидался своего череда, бродя по увитой виноградом галерее неподалеку от сада Возвышенных Раздумий. Увидев Хранителя Покоя, жрец постарался придать лицу выражение горделивое и возвышенное. Однако от взгляда молодого придворного не укрылась опасливая настороженность, сквозившая во всей пухлой фигуре жреца.
        Тендар знал о нем совсем немного. В прежние времена начальнику охраны государева зятя не было ни малейшего дела до храмов Нижнего города. Там собирались лишь ремесленники да торговцы небольшого достатка. Этот Агаох тоже явно был из простолюдинов - светлая кожа, плоский нос, слегка раскосые голубые глаза... Тендар постарался скрыть брезгливое пренебрежение. Неужели во всей столице не нашлось ни единого жреца, достойного, пусть даже временно, занять место святейшего Тулума, кроме бьярского полукровки?
        Агаох поднял руки в благословляющем жесте. Хранитель Покоя неохотно склонил голову, убеждая себя, что благодати Исвархи все равно, через чьи длани снисходить на смертных - хоть бы и через немытые лапы этого выскочки.
        - Ясноликий Киран ждет тебя, - бросил он, поднимая голову.
        - В добром ли настроении наш повелитель? - осведомился жрец.
        - Примерно как медведь, если зимой растормошить его в берлоге, - не без злорадства сообщил Хранитель Покоя.
        Агаох потупил взгляд и свел кончики пальцев, должно быть умоляя Владыку небес позаботиться о шкуре своего служителя.
        - Давай не задерживайся! Или ты думаешь, что от твоего топтания тут его настроение улучшится?
        Тендар отодвинул жреца плечом и направился к лестнице. Ему была понятна злость Кирана. Сейчас тот все больше походил на застрявшего в болоте лося, который силился рывком преодолеть трясину, утопая в ней все глубже и глубже.
        Киран поглядел на вошедшего жреца. Тот выглядел довольно молодо и, хотя был известен ревностным служением, вряд ли мог рассчитывать, что когда-либо как равный среди равных вступит под своды главного храма. Вероятно, именно поэтому после объявления Кирана хранителем престола Агаох одним из первых поспешил к нему с поздравлениями - и тут же был назначен замещающим Тулума на время болезни оного. Увидев Агаоха, Киран махнул рукой, останавливая хлынувший было поток славословий:
        - Оставь приветствия. Просто отвечай на мои вопросы.
        - Я готов нести слова истины...
        - Просто отвечай, - недовольно остановил его вельможа. - Ты объявил народу, что на время недуга Тулума все обряды будут совершаться в главном храме Нижнего города?
        - Да. Врата моего храма открыты и днем и ночью. Я собрал там всех жрецов, которые, как и я, желают служить хранителю престола...
        - Ты служишь Исвархе, а я лишь направляю тебя, - с досадой перебил Киран. - Много ли жрецов ты собрал?
        - Увы, нет. Почти все жрецы столицы и окрестностей ждут слова святейшего Тулума. Они не желают верить в его недуг.
        - Не желают? - протянул Киран, скрещивая руки на груди. - А должны бы желать. Пока они тянут время, Исварха остается без жертв и может разгневаться на народ Аратты! А сколько неупокоенных искр теперь станет бродить по земле в поисках тела!
        - Поверь, солнцеликий...
        - Ясноликий, - терпеливо поправил Киран. - Я покуда не государь.
        - Поверь, ясноликий, я делаю что могу, - начал оправдываться жрец. - Но люди не желают идти в мой храм. Даже литейщики, лудильщики и изготовители оберегов с нашего конца, которые приходили в храм много лет, начали его сторониться!
        - А святейший Тулум в это время сидит взаперти как ни в чем не бывало... - пробормотал Киран, глядя поверх головы Агаоха. - Слушай меня. Сегодня же ты пойдешь в главный храм Верхнего города. Уговори Тулума открыть ворота и допустить жителей столицы к священному неугасимому огню. Пообещай полную безопасность для него и его людей. Скажи, что если Тулуму померещилась какая-либо вражда между нами, то это лишь злой морок, наводимый служителями злокозненных еретиков из Северного храма. Скажи, что я жажду объединить с ним силы для борьбы с отступниками, которые хотят разжигания внутренних распрей и гибели Аратты. Засвидетельствуй святейшему мое безграничное почтение и преклонение пред его мудростью и безмерным опытом... Скажи, я желаю, чтобы он возглавил совет избранных, дабы править страной, покуда не будет спасен из рук отступников наследник Аюр.
        - А если он откажет? - с сомнением отозвался Агаох.
        - Если откажет - тогда мне придется объявить, что смерть брата и похищение племянника и племянницы подточили его здоровье до такой степени, что разум Тулума помутился и созерцание лика Исвархи более недоступно ему. И как бы сердце мое ни противилось, я соберу по всей Аратте жрецов, чтобы избрать нового главу храма.
        - Но такого прежде не случалось! - изумленно воскликнул Агаох. - Глава храма всегда был из царского рода и назначался самим государем!
        - Также никогда не случалось, - презрительно скривив губы, ответил Киран, - чтобы полукровка выступал на переговорах от лица Солнечного Престола. Но сегодня именно такой день. - Киран чуть подумал и небрежно добавил: - Еще можешь сказать верховному жрецу, что мои сведущие люди сочли неуместными и слишком дорогими дальнейшие работы по строительству так называемого Великого Рва. Тем паче что храмовая казна больше не вкладывает свою долю в его рытье.
        Агаох послушно кивал, запоминая. Но видно было, что он счел угрозу прекращения рытья водоотводного канала для спасения далекой Бьярмы от потопа мелкой и незначительной новостью по сравнению с изменением порядка назначения главы храма. По его вспыхнувшим глазам было прекрасно видно, какие высоты в этот миг ему открылись... Киран усмехнулся и продолжил:
        - Если выполнишь успешно порученное тебе, обещаю - займешь место по правую руку от святейшего Тулума. Если вернешься ни с чем - больше не войдешь в эти стены. Останешься один в своем пустом храме дожидаться, пока Тулум рано или поздно выкинет тебя оттуда. Ты все уяснил?
        - Да, солнцеликий!
        - О Исварха, дай мне терпения! Ступай и выполни, что я велел, как можно скорее.
        Глава 2Хаста и змеи
        В первый день пути на север Марга не проронила почти ни слова. Столичный тракт был немноголюден. Редкие купцы почтительно останавливали повозки, заметив пять накхини в черной воинской одежде. Да, четыре из них были совсем девчонками, еще не заслужившими права заплетать косу. Но как гласила известная поговорка, «даже в маленькой змее достаточно яда». Впрочем, накхским воительницам не было дела до торговцев. Они проезжали мимо, едва удостоив их взглядом.
        Но не Хаста. Каждый раз, завидев издали возы, он шарахался в сторону, слезал с коня и прятался в высокой траве. Лишь затем, выждав, когда чужаки скроются из виду, снова выбирался на дорогу.
        В конце концов Марга не выдержала.
        - Что ты мечешься как заяц? - раздраженно спросила она. - Брат велел мне приглядывать за тобой, а значит, пока я жива, я защищу тебя от любого врага. В случае чего они мне помогут. - Она кивнула на своих воспитанниц.
        Хаста покосился на девиц, едва достигших брачного возраста. Тонколицые и большеглазые маленькие накхини могли бы казаться привлекательными, когда б не одинаково хищное выражение их лиц.
        - Мне это крайне лестно знать, - хмыкнул рыжий жрец. - Но пока что мне ничто не угрожает... - Он замялся, но все же уточнил: - Без вас. А вот с вами...
        Марга будто ждала от него чего-то подобного. Она придержала коня и молча уставилась на собеседника недобрым взглядом, явно подбирая слова.
        - Послушай меня, жрец, - наконец процедила она. - Я не знаю, чем ты обворожил моего брата, но он саар рода Афайя и саарсан всех накхов. Я - его сестра и выполню его приказ. Однако не вздумай учить меня! Я еду по дороге и смотрю, не приближается ли враг. Если мне станет известно, что Киран двинул войска на Двару, я немедленно сообщу об этом брату, и он приготовится к бою. Для моих девочек это будет правильное деяние и, несомненно, достойное. Что касается царевича Аюра... - Марга поморщилась. - Мне прежде доводилось видеть его в столице. Раскрашенный мальчишка в златотканых одеяниях, которому впору играть в саду, а не править державой! Если брат спросит меня, я отвечу, что поднимать вместе Змеиное Солнце и лик Исвархи было ненужной глупостью. Но Ширам приказал тебе найти царевича - так ищи его. А я не дам тебя убить. Вот и все!
        Марга отвернулась, всем видом показывая, что ей больше не о чем разговаривать с этим рыжим выскочкой.
        - Теперь ты послушай... - Хаста попытался говорить спокойно и взвешенно. - Я видел в твоих землях, как змея перед охотой прячется среди камней или на ветке, становясь почти невидимой. Почему же вы не смените боевой наряд накхов на что-то менее заметное?
        - Если ты еще раз откроешь рот и попробуешь рассказывать мне, что делать и чего не делать, я вобью туда кляп и буду вынимать его только на время еды! - пообещала Марга. - Не сочти это за угрозу.
        - А за что мне это следует счесть?
        - За предсказание судьбы!
        Воительница усмехнулась, довольная своей шуткой.
        Хасте тоже захотелось предсказать судьбу пяти накхини - короткую и не особо содержательную. Но он предпочел промолчать и отъехать немного назад, чтобы не застить взор этой достойной сестре своего брата. А заодно обдумать пришедшую ему на ум любопытную идею...
        «Если б только не они! С такими друзьями никаких врагов не нужно», - размышлял он, глядя на увешанных оружием накхини, горделиво едущих впереди. И сама по себе задача, стоявшая перед ним, была не из легких, а уж с этакой подмогой...
        Вечером они проехали мимо укрепленной заставы, над которой был поднят высокий шест с золотым солнцем на верхушке, блистающим в лучах заката. Рядом, на другом шесте, развевалась змеиная шкура. Эта застава была последней на их пути, докуда простиралась власть Ширама. У следующей накхов вполне могли встретить стрелами. Но Маргу это как будто не беспокоило.
        Когда начало смеркаться, вдали замелькали огоньки, и вскоре показалась острая крыша дорожной вежи с неизменным постоялым двором.
        Хаста догнал сестру Ширама и заговорил, не обращая внимания на ее хмурый взгляд.
        - Давай-ка я пройду вперед, - предложил он. - Если внутри все спокойно, выйду во двор и начну петь гимн Исвархе Закатному. Пусть одна из твоих девочек притаится у ограды. Я все сказал. Теперь можешь засовывать кляп.
        Накхини оглядела его, словно прикидывая, как это лучше проделать, и бросила:
        - А если там засада?
        - Тебе лучше знать, как действовать.
        На лице Марги едва ли не впервые с момента их знакомства появилось подобие улыбки.
        - Чему-то мой брат тебя все же научил.
        Хозяин постоялого двора, радостно улыбаясь, вышел навстречу новому гостю. Увидев перед собой жреца, он несколько утратил радушие. Жрецы зачастую не торопились платить за ужин, заменяя блестящие кругляши благословениями. Но, осветив факелом лицо гостя и узнав его, хозяин вновь заулыбался:
        - Достопочтенный Хаста! Давно ты не проходил этой дорогой! Откуда в столь позднее время?
        - Из дальних пределов Аратты, - уклончиво ответил тот.
        - А нынче вновь в столицу?
        Ученик Тулума кивнул.
        - Там сейчас столько всего происходит! Мы как узнали, что саарсан объявил себя царем Накхарана и захватил Двару, решили: ну началось - сейчас накхи пойдут всех резать! А на поверку по иному выходит. Купцы как ездили, так и ездят. Ширам сидит в Дваре и называет себя блюстителем престола царевича Аюра. На днях жрец из тамошнего храма Солнца приезжал, собрал люд и зачитывал всем послание - дескать, податей в столицу не платить, в войско не идти, указов не слушать... А в столице - ясноликий Киран, и тоже блюститель престола царевича Аюра, и что ни день наказы шлет. Голова кругом!
        - А чего ж царевич сам не на престоле? - простодушно спросил Хаста. - Не захворал ли?
        - Говорят, его в Ратхане видели. Мне один из постояльцев рассказывал.
        - Ишь ты! Что же он делал в этакой глухомани? - удивился жрец. - Я вроде как слышал, он у накхов?
        - Да и я это слышал, - подтвердил хозяин постоялого двора. - Но тот человек - почтенный торговец, без правды болтать не будет. При всех постояльцах Исвархой клялся, что собственными глазами видел царевича. И жрецы при нем из этих северных, луковых. А он прежде в столице царевича видал, стало быть, обознаться не мог...
        Хозяин постоялого двора осекся и засуетился:
        - Да ты проходи в дом, достопочтенный Хаста, что ж на пороге-то стоять?
        - Непременно войду. - Жрец наклонил голову. - Однако лик Исвархи вот-вот скроется. Следует пропеть прощальный гимн нашему доброму светилу.
        Войдя внутрь, Хаста с удовлетворением отметил, что гостей всего ничего: трое купцов, сидевших возле очага за столом, уставленным множеством полупустых мисок и кувшинов. Торговцы ужинали, пили вино и неспешно беседовали между собой. Подальше от огня, в полутьме, за длинными столами сидели слуги купцов и гости попроще.
        Когда хозяин постоялого двора подвел к господскому столу Хасту, торговцы удивленно переглянулись и недовольно уставились на него, будто ожидая, что странствующий жрец примется сейчас выпрашивать пожертвования. Хаста с достоинством приветствовал их и сел напротив. Вскоре хозяин принес ему кувшин пива и теплые пироги. Раздраженный непрошеным соседством купец открыл было рот - но тут дверь распахнулась и на пороге живым воплощением дурной вести появилась Марга.
        Она обвела цепким взглядом присутствующих и направилась прямо к господскому столу. Четыре ее юные подруги следовали за ней, стараясь повторять за наставницей каждое движение.
        - Убирайтесь! - подойдя к купцам, властно бросила накхини.
        Купец, собиравшийся высказаться насчет Хасты, вскочил и стукнул ладонью по столу:
        - С каких это пор накхи распоряжаются в Аратте?
        Хаста заметил, что в дальнем конце комнаты из-за стола неторопливо поднялись два крепких парня с длинными ножами на поясах. «Ну, сейчас начнется!» - с досадой подумал он. Но в этот миг другой торговец, постарше и, видать, поопытнее, положил руку на плечо своему приятелю, заставляя того сесть на место:
        - Мы уже уходим! Уходим уже!
        На лице Марги отразилось разочарование.
        «И вот что с этим делать?» - размышлял Хаста, понимая, что больше всего его спутница сейчас желает хорошей схватки, о которой потом будет не стыдно вспомнить, которую потом восславят в воинских песнях. Однако здесь не с кем было сражаться. Ни купцы, ни слуги не горели желанием хвататься за оружие, а хозяин постоялого двора лишь заученно улыбался. Так что первый день набега для Марги и ее воспитанниц явно не задался.
        - Не стоило... - начал Хаста, когда купцы удалились.
        - Пьешь свое пиво, вот и пей! - огрызнулась сестра Ширама, едва удостоив жреца взглядом.
        «Исварха Всесветлый, дай мне слова, чтобы вразумить эту женщину! - отодвинувшись, взмолился Хаста. - Даже если мы каким-то чудом живыми доберемся до Аюра, накхини скрутят его, как пойманную косулю, и притащат к Шираму на шесте... Вот же незадача!»
        Накхини в гнетущем молчании поедали содержимое принесенных хозяином плошек. Они заканчивали трапезу, когда дверь постоялого двора распахнулась и внутрь ворвалась семерка стражников. Предводитель был из худородных арьев, все остальные - местные жители.
        - Эге, да тут и впрямь накхи! - оглядываясь, протянул предводитель. - А ну-ка, сложите оружие!
        Хаста увидел, как на лицах накхини расцвели радостные улыбки. Марга подалась вперед навстречу немолодому и потрепанному жизнью арию так, будто он был ее возлюбленным. Тот и сам, вероятно не особо веря в силу своих слов, хмурился и надувался, стараясь выглядеть угрожающе.
        - Именем государя, я приказываю...
        Накхини уже стояла напротив него:
        - Я, Марга, дочь Гауранга, именем государя, приказываю вам сдаться!
        «Ну, теперь точно началось», - подумал Хаста, вскочил из-за стола и попытался вклиниться между «представителями государя».
        - Постойте! Не нужно...
        Острый локоть Марги ударил его под ребра так, что Хаста сложился пополам. Еще мгновение - и сестра Ширама двумя пальцами, как бичом, хлестнула по глазам стоявшего перед ней ария. Тот завопил, пряча лицо в ладонях, и пропустил удар ногой. Вопль превратился в хрип, тело рухнуло, едва не придавив Хасту. Тот мигом откатился под стол, - пожалуй, это было лучшее, что он мог сейчас предпринять.
        Такое положение не позволяло полюбоваться творившимся на постоялом дворе бесчинством. Но даже оттуда было заметно, насколько все плохо. Одно Хаста заметил - мягкие узкие башмачки девушек перемещались куда более точно и красиво, чем стоптанные сапоги их противников. Пожалуй, это могло напоминать танец, когда б не выкрики и звон оружия.
        Вот одна из девчонок ловко подцепила голень противника, ткнула под колено, и увесистый бородач рухнул на пол совсем рядом с Хастой. Жрец успел заметить ошеломленное выражение на его лице, но последовал жестокий пинок, и глаза бедолаги закатились.
        Вот другая, ловко ускользнув от удара коротким копьем, перехватила древко, опрокинулась на спину, выставив ногу, и хозяин оружия, перелетев через нее, с грохотом и звоном обрушился на стол, сшибая посуду. Накхини тут же вскочила, очевидно собираясь пригвоздить противника к столешнице, но другой стражник с воинственным криком бросился на помощь товарищу. Девчонка быстро повернулась на пятке. Древко копья врезалось ее противнику в переносицу. Впрочем, о том, что стражнику попали именно туда, Хаста узнал потом - когда несчастный с воем упал на колени с разбитым лицом, а затем, получив удар по спине, распластался, заливая пол кровью.
        А танец продолжался. Хаста услышал чей-то предсмертный хрип и через миг увидел еще одного стражника, сползающего по опорному столбу, державшему кровлю. Из его груди торчала рукоять его собственного меча.
        Победа накхини была встречена радостными криками подруг. Те и сами развлекались вовсю. Как отметил Хаста, они даже не притронулись к собственному оружию.
        Очень скоро все было кончено. Еле живые стражники лежали без движения, кто оглушенный, кто - просто опасаясь продолжения. Лишь один, приколотый к опорному столбу своим же клинком, был явно и несомненно мертв.
        - Ловко ты его, Вирья, - услышал Хаста одобрительные слова Марги. - Ну что ж, хорошее начало! Родители будут гордиться тобой! Можешь отрезать его бороду.
        - А что с этими будем делать? - спросила еще одна девица.
        - Главаря стоило бы отправить к моему братцу, а этих... А что с ними делать? Перережем глотки.
        - Парни крепкие, саконы бы за таких не поскупились, - рачительно заметила другая.
        - А как их сейчас обратно-то потащим?
        - Я вот что думаю... - задумчиво произнесла еще одна юная накхини. - Может, спалить этот постоялый двор? Ведь дальше ехать, а нас тут видели...
        «О Исварха Всеблагий! - подумал Хаста, чувствуя, как волосы его становятся дыбом. - За что ты наказал меня такими помощницами?»
        - Именем государя, приказываю вам остановится! - закричал он, выбираясь из-под стола.
        В тот же миг железная рука Марги схватила его, выволокла наружу и куда-то потащила.
        - Идем! - прошипела она тоном, не сулившим приятной беседы.
        Она толкнула дверь плечом. Подглядывавший на крыльце слуга-конюх собрался было броситься наутек, но Марга на миг отпустила ненавистного жреца, поймала слугу за спутанные космы и с силой приложила о столб, поддерживающий навес над крыльцом. Конюх упал наземь и остался лежать.
        Накхини повернулась к Хасте, едва сдерживая клокочущую злобу:
        - Ты меня благодарить должен, жрец!
        - Можно узнать почему?
        - Я спасла тебя, когда ты, как последний недоумок, влез между воинами в начале схватки!
        Хаста потер ребра, все еще отзывавшиеся тупой болью. Пожалуй, без таких спасений в его жизни воцарилась бы благословенная скука.
        А Марга продолжала его отчитывать:
        - Брат велел мне приглядывать за тобой - я приглядываю. Ни один из тех стражников тебя и пальцем не тронул. Вдолби себе в рыжую голову - я уже десять лет вожу отряды. И никогда у меня еще не было такого нелепого задания! Мы захватили нескольких человек стражи - наверняка это не все, кто есть поблизости. Но сейчас они не ожидают нападения. Мы могли бы убить их всех, и мои девочки вернулись бы домой со славой. Мы бы захватили Шираму, быть может, целую крепость! И в этом был бы толк... А из-за тебя, из-за нелепых поисков, сейчас вообще непонятно, что делать...
        Сестра Ширама сжала пальцы в кулак и подняла руку, точно собираясь ударить, но остановилась. Рыжий жрец был удивительно спокоен. Совсем не так должен смотреть человек, которого сейчас будут бить.
        - Ты закончила? - В его голосе больше не слышалось обычных увещеваний. - Что тебе делать? Я скажу. Отрезать бороду стражнику, хватать ария и убираться вон. А когда доедешь до Ширама - сообщить, что я прогнал тебя. Ибо ты бесполезная свихнувшаяся тварь!
        - Да ты...
        - Убьешь? Эка невидаль! Один такой же упившийся кровью ублюдок намеревался отрубить мне голову. Тогда я под этот стол мог ходить пешком. И с тех пор мы со смертью здороваемся при встрече. Так что молчи и слушай. Отправляйся к Шираму - мне ты не нужна. От тебя один вред. Проваливай!
        Опешившая накхини глядела на жреца с изумлением, с каким прежде никогда и ни на кого не смотрела. Разговаривать так с дочерью Гауранга! C воительницей, чье имя произносили с почтением первейшие храбрецы Накхарана... Такое не укладывалось в уме!
        - Я должна быть с тобой, потому что такова воля саарсана, - зло выговорила она наконец. - Лишь поэтому ты еще жив. И не тебе мне приказывать.
        - А тебе не я приказываю. Тебе приказывает саарсан. Говорят, накхи способны незаметно подкрасться и дернуть за хвост горного льва, когда тот терзает добычу. Но здесь, когда нам нужно красться через всю страну, выполняя волю твоего брата, ты устраиваешь побоище. Мечтаешь о захвате каких-то хижин, упрятанных за заостренными бревнами. Возвращайся за реку. Не хочу больше видеть ни тебя, ни твоих полоумных подруг.
        Хаста сделал шаг по ступеньке вниз с крыльца. Но цепкая рука тут же поймала его за плечо.
        - Стой, куда собрался?
        - Что за нелепый вопрос? Исполнять волю саарсана! Кто-то же должен этим заняться.
        Он попытался стряхнуть ее пальцы, но, пожалуй, стряхнуть голову с плеч было бы проще.
        - Мы пойдем вместе. Таков приказ! Не тебе и не мне обсуждать его. И даже если нам суждена гибель...
        - Саарсану не нужна наша гибель, - холодно перебил ее Хаста. - Пойми, наконец! Мы должны дойти и исполнить его волю. Так мы не дойдем.
        Накхини поглядела на собеседника, явно сожалея, что не может сейчас размозжить ему голову. Наконец она с трудом выдавила:
        - Ладно. Что ты задумал?
        - Вас пятеро - это слишком много. Отправь двух девчонок за реку. Пусть возьмут с собой всех коней, включая наших. Пусть заберут ария и доставят его Шираму, - может, расскажет что-нибудь полезное. Вы уйдете с постоялого двора все вместе. Это будет выглядеть так, будто отряд накхов учинил набег и вернулся с добычей восвояси.
        - А ты?
        - Освобожу стражников и пойду с ними на заставу, с которой они приехали.
        - Где тебя потом искать?
        - Завтра поутру я снова отправлюсь в путь на север по этой дороге.
        - Хорошо, - недовольно проговорила Марга. - Но учти: если утром ты не выйдешь из крепости, я сама приду туда.
        Глава 3Бродячий звездочет
        Хаста брел по дороге, ведя в поводу груженого мула. «Куда они запропастились?» - ворчал он, оглядывая желтеющую степь. Вот уж не поймешь, что хуже - ждать, когда змеи приползут, или идти одному.
        Сведения, полученные в сторожевой крепостице, были скудными, но заставляли задуматься. С недавних пор Киран отрядил особое войско аж в тысячу бойцов, чтобы там, на севере, в бьярских землях, изловить гнусного самозванца, выдающего себя за Аюра. Они перекрыли все дороги, проверяют всякого путника, а уж купеческие возы перетряхивают так, точно ищут не царевича, а золотую иголку.
        Конечно, в лесах и степях не поставишь засаду на каждой тропе. Однако можно быть уверенным - столичный тракт будут проверять особенно придирчиво. Мало ли кто из столицы или других земель Аратты захочет прийти на помощь неуловимому престолонаследнику?
        Хаста подумал о Марге и скривился. С этими только попадись на глаза... «Конечно, об их подвигах будут слагать песни. Но распевать их будут у нас на тризне!»
        - Эй! И долго ты так в одиночестве шагать думаешь? - послышался за спиной насмешливый голос накхини.
        Жрец мысленно выругал себя за невнимательность. Где ухитрилась притаиться сестра Ширама? Но, припомнив поговорку насчет хвоста горного льва, вздохнул и повернулся.
        Марга стояла прямо у него за спиной, в своем неизменном накхском наряде, одинаковом у мужчин и женщин, с рукоятями коротких мечей, видневшимися из-за спины, и боевым кинжалом на поясе. «Хорошо хоть лунную косу дома оставила», - выдавливая улыбку, подумал Хаста. За его спиной вновь послышался голос:
        - Впереди никого! - И одна из подопечных Марги появилась на дороге.
        Сестра Ширама кивнула, оставаясь неподвижной. Вскоре из окрестных ковылей раздался шорох, и вторая девица, появившись на дороге, так же негромко сообщила:
        - Погони нет.
        Марга вновь кивнула и спросила у Хасты, указывая на груженого мула:
        - Вижу, ты с добычей. Продал наших пленников?
        - Вот еще! Я помог им прийти в себя, промыл и перевязал их раны и сопроводил в крепость, откуда они прибыли.
        - Сколько там воинов? - сразу подобралась накхини.
        - Не о том думаешь, - укоризненно сказал Хаста.
        - А о чем я должна думать?
        - Послушай, мы ловко вывернулись из ловушки, в которую сами себя загнали. Но впереди нас ждет западня - не чета той. А значит, и жрец Хаста, и накхини должны исчезнуть.
        - Это еще зачем? Ты только что видел, мы останемся незамеченными, даже если ты будешь в шаге от нас.
        Хаста устало поморщился. Спорить с воительницей было все равно что засевать море камнями и ждать всходов.
        - Так нужно. Это приказ, - добавил он для убедительности.
        - Уж не твой ли? - зловеще спросила Марга.
        Но Хасте уже надоело ее бояться.
        - Если бы я отдавал приказы, вы бы сидели дома... Здесь, в тюках на спине мула, вы найдете женское платье для тебя и одежду для пары отроков. Это для них.
        Жрец указал на юных накхини, которым на вид не было и шестнадцати. Те слушали его, и у них глаза лезли на лоб от удивления - как этот чужеземный жрец смеет столь дерзко разговаривать с их наставницей и почему она это терпит?
        - Мне? Платье? - фыркнула Марга. - Может, еще косу расплести, подобно Шираму?
        - Непременно. А еще там есть краска, которая превратит ваши черные волосы в рыжие - почти как у меня.
        - Жрец, да ты рехнулся!
        - С этого места жрец Хаста исчезает, - терпеливо принялся объяснять он. - Слишком многие на постоялых дворах и в храмах знают меня в лицо. Дальше отсюда поедет звездочет - предсказатель из далекой земли... гмм... из земли сурьев.
        - Решил притвориться степняком? - с презрением проговорила Марга. - Ты хоть раз видел их? Они белокожи, рыжеволосы, сплошь покрыты веснушками, никогда не расстаются со своими конями, воняют дымом и навозом...
        - Ты много знаешь о сурьях?
        - Да уж побольше тебя. Земли моего рода граничат с Солнечным Раскатом.
        - Прекрасно, - ответил жрец. - Значит, ты меня просветишь. Полная достоверность не так важна - сурьи ездят в наши земли, пожалуй, реже, чем саконы, - но хоть от грубых ошибок убережемся.
        - Я не хочу притворяться степнячкой! Они отвратительны. У них мерзкие рыжие волосы и кривые ноги. Знаешь, что они говорят про накхов? «Трус прячется в башне, смелый человек живет в кочевой веже!»
        Хаста усмехнулся и подумал, что сурьи уже ему нравятся, а вслух произнес:
        - Итак, решено. Теперь мы семья - гадатель-звездочет из Десятиградия, его жена и двое сыновей.
        - Эй, эй! С чего ты решил, будто я стану твоей женой?
        - Звезды мне предсказали! - съязвил выведенный из себя Хаста, но тут же добавил спокойнее: - Нам нужно будет пройти через заставы, которые запирают все дороги на север. И уж точно никто не заподозрит жреца Исвархи в странствующем звездочете. Надо будет где-нибудь подобрать подходящую для гаданий кость...
        - Наряжайся кем хочешь, но мы...
        - Помнится, Ширам как-то поучал царевича: если хочешь спрятаться среди деревьев, сам стань деревом. Или это поучение годится только для арьев?
        Марга нахмурилась. Должно быть, стрела попала в цель.
        - Быть может, ты и прокрадешься мимо заставы, но я этого сделать не смогу, - примиряюще добавил Хаста. - Либо мы действуем вместе, либо каждый сам по себе.
        Сестра Ширама сжала губы, подошла к мулу и начала отвязывать тюк.
        - Э, да тут ношеная одежда. Ты кого-то ограбил?
        - Не имеет значения, - отмахнулся Хаста. - Вы только поглядите, какую красоту я вам раздобыл...
        * * *
        Море высохших трав поглотила ночная темнота, глубокое небо усыпали колючие осенние звезды. В теплую пору степь была полна жизни, шорохов, странных звуков и мелькающих теней. Сейчас же тишину нарушали только свист ветра и треск костра.
        Семейство «звездочета» расположилось на ночлег под склоном небольшого холма, который заодно прикрывал костер, делая его невидимым с дороги. Одна из девиц - подручных Марги, - устроившись на вершине холма, сторожила дорогу, а вторая шушукалась по-накхски со своей наставницей возле костра. Хаста, обрядившись в дикарский наряд кочевого сурьи, наполовину придуманный им самим, дремал неподалеку. Точнее, делал вид, что дремлет. Если бы накхини знали, как быстро он осваивает новые языки, они не были бы столь беспечны.
        Девчонок, избранных сестрой Ширама в попутчицы, звали Яндха и Вирья. Хасте они поначалу казались совершенно одинаковыми, но когда он узнал их чуть ближе, то понял, что между девицами нет ничего общего. Изящная, надменная, зеленоглазая Яндха была племянницей Марги. Это был ее первый боевой поход, и она грезила о подвигах. Подражая своей наставнице, Яндха не упускала случая выказать свое презрение чужеземцу и простолюдину, вдобавок даже не воину - то есть двуногому существу, которое ни при каких обстоятельствах не могло зваться мужчиной.
        Вирья, смуглая, черноглазая, с пышными темными волосами, показалась Хасте куда проще и веселее гордячки Яндхи. Она тоже мечтала о подвигах, но у нее была цель, о которой она тут же рассказала жрецу. Она влюбилась в некоего юнца из рода Афайя, и ей надо было заслужить право выйти за него замуж. Вирья уже ходила в набег - там-то она и встретилась с женихом. «Но славы я не добыла - меня никуда не пускали!» - с досадой жаловалась она.
        Теперь Хаста лежал, завернувшись в плащ, и слушал, как Марга у костра шепотом рассказывает младшей родственнице об одном из самых известных деяний своего отца Гауранга. О том, как великий воин тайно провел отряд далеко вглубь земли вендов, захватил священный холм совета и убил там разом всех главных вендских вождей, которые злоумышляли против Накхарана...
        - Я слыхала, воинам открыла ворота лазутчица - одна из жен саара, - почтительно произнесла Яндха. - Не твоя ли то была славная мать, госпожа?
        Марга покачала головой:
        - Нет. То была одна из младших жен. Говорят, вскоре она умерла от раны. Ее первый подвиг оказался и последним... А моя мать была из рода Зериг - Песчаной Змеи. Она правила башней, запирающей перевалы восхода на границе с землями сурьев. И не просто башней, а целым городом в предгорьях Накхарана. Я привыкла смотреть с городских врат, как солнце восходит над степями Солнечного Раската...
        - Часто ли ты видела вашего с саарсаном великого отца? - затаив дыхание, спросила Яндха.
        Марга призадумалась.
        - Нет, не часто. Три-четыре раза в год он приезжал проведать семью и лично убедиться, что Врата Восхода содержатся в полном порядке. Весь город с замиранием сердца ждал его приезда. А больше всех я.
        - О, я понимаю! - с завистью проговорила Яндха. - Что за бесценная награда Матери Найи - родиться дочерью такого воина!
        Марга почему-то грустно усмехнулась:
        - Все на свете я отдала бы в детстве, чтобы быть не дочерью, а сыном... Я выросла на песнях, воспевающих его доблесть...
        Хаста едва удержался, чтоб не вмешаться в беседу. Он тоже мог бы кое-что порассказать о подвигах Ратханского Душегуба в охваченной голодными бунтами Бьярме. Перед ним яркой вспышкой промелькнули видения, которые он много лет желал бы, но не мог позабыть. Кровь, ручьями растекавшаяся по булыжникам, горы обезглавленных тел... Хаста зябко обхватил себя руками и подумал, что лучше уж помолчать: прежде чем он успеет всесторонне описать дочери Гауранга деяния «великого воина», одним обезглавленным телом станет больше.
        - ...Уже в твои годы я была в бою лучше многих мужчин, но отец почти не глядел на меня, - продолжала Марга. - Ему было дело только до наследника, до Ширама... Вот как ты смотришь сейчас на меня, я смотрела на старшего братца.
        - Верно, Ширам был обласкан отцом?
        - Да какое там! Его колотили с утра до ночи, закаляя тело и дух. Но я все равно поменялась бы с ним в любой миг.
        - А правда... - Девчонка смешалась. - Прости, если спрашиваю запретное... Правда ли, что Гауранг и его сын прокляты?
        - Что? - нахмурилась Марга.
        - Люди шепчутся, и я не могу закрыть уши...
        - Девица из рода Афайя не станет повторять подобных сплетен!
        - Прости, я виновата!
        Марга некоторое время сердито сопела, потом тихо произнесла:
        - Я расскажу, в чем дело. Один раз. И больше ни слова об этом!
        - Клянусь предками...
        - Ну слушай. Говорят, после того как священный холм вендов обагрился кровью вождей, жрецы их бога-медведя, владыки царства мертвых, собрались там вместе и навели страшные чары на моего отца, чтобы его род прервался навеки. Правда это или нет, но после того набега у Гауранга рождались только дочери.
        - О!
        - Вот почему отец так носился с Ширамом. Он не отдал сына, как полагается, на воспитание многоопытным старцам, а везде возил его с собой, будто опасался оставить хоть на миг...
        Хаста задумчиво прикрыл глаза. Он представил себе Ширама, всегда такого хладнокровного и будто чуждого людских слабостей, и почувствовал к нему сострадание. «Что бы я выбрал: с младых лет болтаться по дорогам, воруя и выпрашивая милостыню, или постоянно находиться при этом палаче и быть свидетелем его расправ? Исварха свидетель - я бы предпочел сдохнуть от голода в канаве! Бедный Ширам! Я-то думал, это со мной жизнь обошлась жестоко...»
        - Все сходится, - прошептала Яндха, - ведь у саарсана тоже нет сыновей! Проклятие поразило весь род...
        Из-за холма долетел протяжный крик ночной птицы.
        Марга вскинула голову:
        - По дороге кто-то едет!
        Молча вскочив, обе накхини исчезли в высокой траве. Хаста поспешно выпутался из плаща и направился к дороге.
        * * *
        Хаста сидел, подогнув под себя ноги, в середине нарисованного им прямо на дороге хитроумного круга. Круг был разделен на доли, и в каждой горело по пахучей свече. Взгляд звездочета был устремлен в небо. Со стороны могло показаться, что этот странно одетый человек в ушастой остроконечной шапке просто сошел с ума. Купец, сидевший на облучке своего возка, именно так и подумал.
        - Что ты тут творишь, чужеземец? - с опаской спросил он, натягивая поводья. - Уж не призываешь ли злых дивов?
        Незнакомец произнес в ответ длинную фразу на причудливом языке, а после добавил, непривычно выговаривая слова:
        - Я наблюдаю движение звезд!
        - Наблюдай его в стороне от дороги, а то мне не проехать дальше!
        - Вот этого тебе делать как раз не стоит! - вскинул голову звездочет. - Взгляни на небосклон! Разве ты не видишь, как часто нынче падающие звезды пересекают Небесную Дорогу?
        Торговец мельком взглянул на усеянное звездами небо и пожал плечами:
        - Даже если так, что с того?
        Хаста укоризненно поглядел на собеседника и покачал головой:
        - Зачем ты говоришь так, будто не знаешь, что это предзнаменование нехорошо для странствующих?
        - Послушай, чего ты хочешь? Денег? - Купец запустил руку в суму, нащупывая мелкий бронзовый кругляш.
        - Мне не нужны деньги. Я желал лишь помочь тебе, - грустно сказал Хаста, отходя на обочину. Две тени, возившиеся у заднего колеса возка, растаяли во тьме. - Я лишь хотел предупредить тебя о близкой неприятности.
        - Если я опоздаю на постоялый двор к ужину, это будет весьма неприятно, - хохотнул купец.
        - О нет, друг мой, ты не будешь сегодня ужинать.
        - Скажешь тоже!
        Купец хлестнул коней, повозка покатила дальше.
        - Далеко не уедет, - провожая его взглядом, сообщила Вирья, показывая Хасте вытащенную чеку, удерживавшую колесо на оси.
        И точно - едва повозка скрылась из виду, впереди послышался тяжелый удар и недовольное конское ржание.
        - Ну вот. Звезды, они зря говорить не будут. Пошли, окажем ему помощь и утешение. Бедняге еще везти нас в столицу.
        С помощью бродячего звездочета и его сыновей повозку удалось починить довольно быстро. Торговец лишь головой качал, глядя, как отроки ловко управляются с грузом и вместе с отцом подхватывают короб повозки и поднимают его, давая возможность приладить на место колесо.
        - Помощники растут, - одобрительно сказал купец. - Давайте со мной, не в степи же вам ночевать! На постоялом дворе меня знают, ворота откроют. Так-то сейчас от престолоблюстителя Кирана приказ нынче прибыл - чужаков не пускать, обо всех незнакомцах страже докладывать...
        Из-под войлочного головного убора жены звездочета блеснули колючие зеленые глаза.
        - Ты знал? - тихо спросила Марга, когда возок тронулся и «семейство звездочета» зашагало вслед за ним.
        - Да. В крепости услышал.
        - А мне почему не сказал?
        Хаста пожал плечами:
        - Что бы ты сделала? Убивала всех на постоялых дворах? В чем они провинились?
        - Нелепый вопрос. Они могут нам помешать.
        - Исварха одинаково любит всех своих детей. Для всех он восходит, всем дарует пищу и насыщает силой. Разве он благословит никчемную резню? Разве его радует, когда один человек, лишь потому, что ему так хочется, гасит искру божественного огня в другом?
        - Исва-арха! - насмешливо протянула Марга. - Конечно, ну как же иначе. - Она немного помолчала, затем вновь зашептала: - Кстати, ответь мне, почему ты удумал называться звездочетом, если ничего в этом не смыслишь?
        - Я хорошо знаю звездное небо и движение светил, - удивился Хаста. - Святейший Тулум учил нас...
        - Ха! Святейший Тулум даже не знает, что небо - это пристанище Великого Змея!
        - Первородный Змей таится в земных недрах, - возразил Хаста. - Но уж никак не в небе.
        - Я слышала эти бредни от ваших жрецов. Они полагают, что Река всех рек течет под землей и мир, где живут мертвые, раскинулся на ее подземных берегах. На деле же Река всех рек - вон она! - Марга указала в небо на яркие звезды Небесной Дороги. - Когда земля была еще пылающим камнем, - заговорила она, - Великий Змей решил поселить на ней свой народ. И он велел Реке всех рек выйти из небесных берегов. На землю хлынули потоки воды, остужая ее и даря жизнь. Потоки обратились в реки, озера, моря... И вот когда земля стала пригодна для жизни, он сотворил из себя Мать Найю, от которой пошли двенадцать великих родов накхов. А уж затем, чтобы облегчить людям жизнь, Предвечный Змей исторг из себя светило, искры которого живут в каждом из нас.
        Хаста недоверчиво хмыкнул:
        - Так ты утверждаешь, будто Исварха - порождение Змея?
        - Это же ясно всем, у кого есть глаза. Как только Исварха, притомившись, идет спать, на землю вновь возвращается тьма. Значит, тьма была раньше.
        Рыжий жрец слушал ее с недоверчивым недоумением. В храмовой школе о вероучении накхов рассказывали совсем иное. Но больше его удивило странное превращение: сейчас Марга была безмятежно спокойна, не рвалась никого убивать и не пыталась показывать жрецу, насколько она его презирает. Сейчас она была вполне добродушна. Хаста даже отметил, насколько она красива, когда рассказывает эту нелепую историю о Змее-прародителе...
        И вдруг его обожгло, будто ударом кнута.
        «Как же я раньше не догадался! Ширам говорил, что желает выдать за меня одну из сестер. Он мог послать со мной на поиски кого угодно, но выбрал Маргу. И вот мы идем вместе, и общее дело может нас сблизить... И бесится она как раз потому, что почитает меня для себя негодным мужем. Но да будет Исварха мне защитой - и я не желаю подобной жены! Да и никакой другой тоже!»
        И вновь Хаста припомнил свою бедную Айху. Как там она сейчас? Он давно уже должен был вернуться к ней во исполнение клятвы. Интересно, что было бы здесь, если бы тогда на Ползучих горах он остался с ней? Ширам, конечно, погиб бы во время Битвы у излучины, и он, Хаста, не шагал бы в столицу рядом с его злобной сестрой.
        - Так полагают у вас, - сказал он довольно прохладно. - А вот мохначи считают, что огромная мать-мамонтиха уносит с неба солнце и греется им всю долгую темную зиму. Стоит ли считать такие рассказы истиной?
        - Ты что, сравниваешь накхов с мохначами? - снова зашипела Марга. - По-твоему, и мой рассказ нелепость? Узнай же, что после смерти каждого накха его душа разделяется на изначальную, данную Отцом-Змеем, и вечную искру Исвархи. Первая живет в змее, вторая возносится в небеса. Душа воина обитает на берегах Реки всех рек, отдыхая там от битв и ожидая времени, чтобы снова родиться. И когда это время настает, с неба падает звезда. Что толку изучать их движение? О чем они расскажут, кроме как о былой доблести?
        Хаста смутно припомнил одну из песней Ясна-Веды, о золотых кораблях, которые во времена богов плавали по звездной реке. Они приходили из неведомой дали, отыскивая место, где будут обитать души избранных. Неужели эти сказания как-то связаны между собой?
        - Давным-давно, - начал он неожиданно для самого себя, - в незапамятные времена одна безумная звезда сорвалась с неба и отправилась в долгий полет через темные бездны. Арьи тоже считают, что звезды - это души всех, кто был и будет рожден в мире... Но вот одна из них нарушила заведенный Исвархой порядок. Почему она это сделала? Чего искала?
        Хаста с многозначительным видом умолк, как это делали лицедеи.
        - Может, это была душа великого воина, жаждущего мести? - тут же предположила Вирья.
        - Помолчи, я слушаю, - недовольно оборвала ее Яндха.
        - Конечно то был воин! - тут же подхватил Хаста. В сказании все было куда суше и не совсем так, но его понесло. - Кто бы еще пылал так ярко, кто бы обладал столь могучей волей и столь разрушительной страстью! Но причиной была не месть... Слушайте дальше! Звездочеты древности проведали о блуждающей звезде и исчислили ее путь. Тут их обуял ужас, потому что стало ясно, что скоро она упадет на землю. Летописи говорят, что звезды порой падают и от этого происходят неисчислимые бедствия. Бушуют пожары, моря вздымают волны до неба, а в земле остаются ямы размером с целый город...
        Хаста покосился на юных накхини - они слушали затаив дыхание, и даже их наставница подозрительно притихла.
        - Ужас и отчаяние овладели миром. Лишь страшная звезда, приближаясь, с каждым днем все ярче разгоралась на небе... Но вот однажды к мудрецам пришла девушка. И сказала: «Звезда стремится сюда из-за меня! Это душа моего возлюбленного. Нас разлучили враги, предательски убив жениха прямо перед свадьбой. И вот он решил вернуться, хоть бы ради этого потребовалось уничтожить целый мир. Я узнаю его - он всегда был таков...»
        - И что случилось дальше? - спросила Марга.
        Хаста едва не расхохотался. С трудом согнав с губ улыбку, он продолжал:
        - «Постройте крылатый корабль, - сказала девушка мудрецам и чародеям. - Я полечу на нем навстречу звезде, чтобы сгореть в ее пламени, если уж мне запретили разделить пламя его погребального костра...»
        - Уверена, то были накхи, - решительно заявила Яндха.
        Глаза девиц сверкали в темноте. Хаста забавлялся от души: «Ну дела! Свирепые накхини любят сказки!»
        - Корабль был построен, и невеста отправилась на нем в плаванье по Небесной реке. Назад она не вернулась. Но и звезда не упала на землю.
        - Встретились они? - нетерпеливо спросила Вирья.
        - Кто знает? Может, девушка сгорела в пламени звезды и тем утолила ярость погубленного жениха. А может, он принял ее в объятия и успокоился... Я думаю, они и ныне где-то странствуют - бесстрашная дева на золотой ладье и воин-звезда...
        Хаста возвел глаза к ночному небу, и накхини посмотрели туда же, будто ожидая увидеть прямо над собой проплывающий по небу крылатый корабль.
        - Наши писания утверждают, что...
        Хаста осекся. В Ясна-Веде говорилось, что так сошли в мир дети блуждающей звезды - прародители арьев. Стоит ли рассказывать об этом накхини?
        - Эй, кончайте шептаться! - разрешил его сомнения голос с облучка. - Впереди уже постоялый двор! Я скажу, что вы моя родня, тогда к вам с расспросами не полезут. Но уж и вы помалкивайте. Оно ни мне, ни вам не нужно, чтобы стражи из вас души вынимали. Сейчас темно, глядеть никто не станет. На сеновале отоспитесь, а чуть свет тронемся дальше.
        Глава 4Старый друг
        Длинный хвост из повозок, вытянувшийся на въезде в столицу, был заметен издалека. Стража в воротах Нижнего города не торопилась. Хмурые вояки, ошалевшие с утра от непрерывной ругани, допрашивали путников и тщательно досматривали каждый возок - искали лазутчиков.
        - Надо что-то придумать, - глядя на Маргу, которая при свете дня даже в пестрой одежде сурьев ничуть не напоминала степнячку, пробормотал рыжий жрец. - Пожалуй, лучше, пока не поздно, скрыться. К ночи я как-нибудь один проберусь. А вы притаитесь за стенами и ждите моего возвращения...
        Младшая сестра Ширама смерила Хасту взглядом, точно проверяя, не шутит ли он.
        - Нет, - наконец мотнула головой она. - Мы пойдем вместе. Я не должна оставлять тебя без охраны.
        - Если ты схватишься за оружие, вас сразу убьют, и меня заодно. Толку-то мне от подобной охраны? Только дело загубим.
        - Нет, - снова повторила Марга. - Мы пройдем все вместе. Не переживай.
        Она подозвала «сыновей», что-то прошептала им. Те кивнули и как ни в чем не бывало двинулись вперед, мимо длинной вереницы груженых повозок, прямо к воротам.
        - Надеюсь, ты все продумала, - буркнул Хаста, провожая их взглядом и прикидывая в уме, что делать, если замысел накхини сорвется. Она даже не удосужилась поставить его в известность о своей задумке!
        Время тянулось так же медленно, как возы к воротам. Их хозяева ворчливо огрызались на стражников. Те в ответ орали во весь голос. Прошло уже полдня, когда наконец над головой нависла городская стена.
        - Может, расскажешь все-таки, что задумала? - не выдержав, тихо спросил Хаста.
        - Покажу. Очень скоро. Будь готов действовать.
        Огромный воз, груженный бычьими тушами, стоявший немного впереди, со скрипом вполз под арку ворот.
        - Вот, сейчас...
        Марга легко коснулась плеча Хасты.
        Тому померещилось какое-то движение под возом. Вдруг обе оси с треском переломились, и громадина опрокинулась, загораживая ворота. В следующий миг Хаста заметил одного из ряженых «сыновей» - в руках у него был глиняный горшочек. Поравнявшись с ближайшей упряжкой, «сын» коротким движением метнул его, целя под хвост одному из волов. Тот взревел и ринулся вперед. В воздухе запахло паленым.
        Стража, обступившая было опрокинутый воз, бросилась врассыпную, чтобы не угодить под копыта взбешенного животного.
        - Теперь пора. - Марга потянула Хасту за собой. - Идем. Им сейчас не до нас.
        Хаста без лишних слов повиновался. Убегать и прятаться ему было не внове. А стражникам и впрямь было чем заняться, тем более они не знали, за что раньше хвататься - то ли оттаскивать попадавшие с воза туши, то ли унимать ревущего и бьющего копытами вола, то ли отгонять бросившийся на помощь торговый люд, быстро сообразивший, что иначе им придется ночевать под закрытыми воротами.
        - Сюда, сюда жердь подсовывай! - принялся громко распоряжаться Хаста, проходя мимо опрокинутого воза. - Давай поднимай! И ты сюда!
        Он еще немного покричал, поглядывая, нет ли рядом стражников, пока рука Марги не дернула его за шиворот.
        - Хватит! Идем!
        Они повернули за угол, и рыжий жрец увидел лежащего у стены дозорного, над которым склонились юные накхини.
        - Вы опять за свое? - вспыхнул Хаста.
        - Не бойся, жрец, он просто без сознания, - ухмыляясь, ответила Яндха. - Шел, споткнулся, ударился головой о стену...
        - Все это не имеет значения, - оборвала ее Марга. - Куда дальше?
        - В главный храм Нижнего города, - сказал Хаста. - Его предстоятель - мой старый знакомец. Он нас укроет и договорится о тайной встрече со святейшим Тулумом.
        - Почему ты думаешь, что он это сделает?
        - Поверь, у меня есть для него убедительные доводы. Только в храм я пойду один. Вы там будете слишком на виду.
        Марга исподлобья посмотрела на жреца. Хаста уже приготовился долго и утомительно доказывать ей свою правоту, но она вдруг кивнула:
        - Хорошо. Так и сделаем. Но будь настороже. Если что-то тебя обеспокоит, пой благодарственный гимн Исвархе.
        - Откуда ты узнаешь, что пою я? Это храм, там могут петь десятки жрецов...
        - Не сомневайся, - оскалилась она, - твое кукареканье я ни с чем не спутаю.
        Храмовый привратник опешил, узнав в позднем посетителе приближенного святейшего Тулума.
        - В храме ли Агаох? - бочком протискиваясь в приоткрытую калитку, скороговоркой спросил Хаста.
        - Да... Он, правда, не ждал... - Привратник осекся и закивал. - Я сейчас... Доложу ему.
        Предстоятель Агаох появился в разрисованном золотыми полосами и кругами зале так скоро, как ему позволяло дородное чрево и осознание собственной важности. От вечно голодного скуластого мальчишки-бьяра, которого когда-то знал Хаста, в нем осталось весьма мало. Но при виде рыжего жреца он просиял и раскинул руки ему навстречу, точно сразу позабыв о своем высоком сане.
        - Хаста, глазам не верю! Ты ли это!
        - Я, праведный Агаох, конечно же я!
        - Но откуда ты? На торжище рассказывали, будто накхи уволокли тебя в свое змеиное гнездо и скормили главному ползучему гаду.
        - Эй, ты что, намекаешь, что я змеиное дерьмо?
        - Хаста, как ты можешь произносить такое под сводами храма?!
        - Поверь, в другом месте я бы сказал значительно больше... Но оставим пустые речи. Агаох, дружище, как я рад видеть тебя в добром здравии! Расскажи, что происходит в городе?
        Предстоятель храма скривился и недовольно махнул рукой.
        - А что тут происходит? Тулум заперся в главном храме и не желает ни слышать, ни видеть престолоблюстителя Кирана. Тот давно бы занял трон, но святейший не дает ему благословения... А тут еще бесконечные самозванцы - то там, то сям! Накхи точат на нас зубы и, как рассказывают, уже захватили Двару и прилегающие земли. В болотном краю тоже неспокойно... Словом, Исварха сильно прогневался на нас, несчастных! - благочестиво добавил он. - Я провожу дни и ночи, моля открыть путь к спасению державы. Ибо все нынче так шатко, так непрочно... - Агаох окинул Хасту цепким взглядом узких светлых глаз. - И тут появляешься ты в странных лохмотьях - точь-в-точь бродячий звездочет! И улыбаешься во всю пасть, будто опять кого-то облапошил на торгу...
        - О нет, дотуда я пока не дошел. Поспешил увидеться со старым другом.
        Предстоятель рассмеялся и, положив пухлую руку на плечо рыжему жрецу, повлек его в свои покои.
        - Ладно, старый друг, проходи. Исварха нынче спит, да и ты, как я погляжу, еще не спал и не ел. Сейчас мы это исправим! А пока готовят пищу, я жду от тебя обстоятельного рассказа о твоих похождениях.
        - Спасибо за радушие, - кивнул Хаста. - Но я пока воздержусь от рассказа. Я здесь не только для того, чтобы поесть и отдохнуть... - Он поднял руку, и на его пальце блеснул золотой перстень со знаком солнца. - Времени мало. Мне нужно как можно скорее встретиться с Тулумом. Ты можешь это устроить?
        Добродушная улыбка сползла с лица Агаоха.
        - Будет непросто, - сказал он, не отрывая взгляда от святыни.
        - Если бы это было просто, я бы не стал тревожить тебя по пустякам. Но ты же у нас в храмовой школе был самым сообразительным. Ты наверняка что-нибудь придумаешь.
        - Я сделаю что смогу, - задумчиво, точно вдруг позабыв о Хасте, проговорил Агаох. - В столице еще есть верные люди. - Он указал на лестницу, ведущую наверх. - Отдыхай и угощайся, тебе принесут все, что надо. Я покуда уйду. Нужно переговорить кое с кем... Вдобавок прикажу принести тебе медовых яблок. Сладких и хрустящих, как ты любишь.
        - Все помнишь, - с улыбкой произнес Хаста. - С детства, как вижу такие яблоки, руки чешутся стащить!
        - Здесь тебе ничего не нужно будет таскать. Ешь сколько пожелаешь. А правда, что и святейший Тулум любит их?
        Хаста кивнул, с удивлением чувствуя, что доносящийся откуда-то легкий аромат сухих душистых трав, которыми был устелен каменный пол, кружит ему голову. Знакомые запахи, встреча с Агаохом - все напоминало о детстве, проведенном в храме. Чудилось, будто он наконец вернулся домой после долгой отлучки. Святое Солнце, как давно он в последний раз толком ел и спал в постели!
        Агаоха не было долго - рыжий жрец успел уже отужинать и даже немного вздремнуть. Наконец предстоятель храма литейщиков вернулся. Тряхнув дремлющего Хасту за плечо, он прошептал:
        - Идем. Нас ждут.
        * * *
        Как всегда в позднее время, улицы Нижнего города были пустынны. После того как пронзительные звуки труб призывали к тушению огней, мало кому дозволялось свободно ходить по городу. Хаста то и дело оглядывался, силясь понять, куда девались накхини. «Должно быть, крадутся по пятам», - подумал он, но на душе у него все равно стало тревожно.
        Агаох расценил беспокойство друга по-своему:
        - Тебе нечего бояться. У меня хватает высокопоставленных друзей. Мне выписано дозволение ходить по делам храма днем и ночью...
        Когда они подошли к воротам Верхнего города, туда, где поднималась в небо красная скала, увенчанная златоглавым храмом, Агаох замедлил шаг.
        - Здесь надо будет немного подождать, - тихо сказал он.
        Хаста кивнул и поднял голову, стараясь разглядеть белые стены Верхнего города. Казалось бы, не так давно он слетел с огромной высоты вместе с сотней накхов, разъяренных, что тот вол, которому нынче сунули углей под хвост. Сколько всего изменилось с той поры! Что готовит его возвращение под своды храма?
        - Вон, вон они! - радостно зашептал Агаох.
        Хаста перевел взгляд туда, куда смотрел его приятель, и напрягся: вдоль стены двигались копейщики городской стражи.
        - Не беспокойся, это верные люди, - пояснил жрец. - Я позвал их, дабы они сопроводили нас в Верхний город. Так нам будет куда спокойнее... Да и там, наверху, меньше вопросов...
        Городские стражники с копьями и щитами, в черненой кольчатой броне, напоминающей снаряжение Жезлоносцев Полуночи, молча обступили Хасту с трех сторон, отчего тревога, вместо того чтобы утихнуть, только усилилась.
        - Все, теперь идем. Но ты помалкивай! Разговаривать с охраной в воротах буду я сам. Тендар, новый Хранитель Покоя, отвечает за каждого, кого впускают в Верхний город...
        Они двинулись вперед к «коридору смерти» - узкому крытому проходу, единственному пути в Верхний город. Дородный Агаох выступал в нескольких шагах впереди, подняв руку для благословения. Хаста видел, как один из стражников, охранявших ворота, о чем-то спросил его. Тот коротко ответил, привратник приказал открыть калитку, и пятеро ночных путников начали медленный подъем в гору.
        Сегодня отрубленных голов на пиках не было. Повсюду горели факелы, освещая идущих, чтобы в случае чего арьям-лучникам, следившим из узких бойниц, было легче целиться. В этот раз Хаста куда острее чувствовал направленные на него взгляды невидимых стрелков. Быть может, ему лишь казалось, но он ничего не мог с собой поделать. От чувства близости гибели хотелось припустить со всех ног, шарахаясь зайцем из стороны в сторону. Однако, стиснув зубы, он шагал с достоинством, как подобало жрецу.
        Наконец подъем закончился, и калитка в верхних воротах открылась перед ними. Спустя мгновение Хаста услышал, как двигаются железные засовы, вновь запирая ее, и этот звук показался ему на удивление зловещим.
        Когда они шли мимо обугленных развалин накхской твердыни, Хасте показалось, что Агаох старается держаться от нее подальше.
        - Уж не боишься ли ты призраков? - поддел его приятель.
        Пухлого жреца передернуло.
        - Люди рассказывают, среди этих каменьев завелось множество змей. Они полны ненависти к жителям столицы. Мне бы не хотелось помереть от укуса одной из них... Но может, все же расскажешь, как тебе удалось вырваться из логова Предвечного Змея?
        Хаста открыл было рот, чтобы ответить, и вдруг непрошеная мысль уколола его, точно неосторожная игла в руках швеи. Никто никогда в столице не называл накхскую крепость логовом Предвечного Змея. Так порой - убедившись, что поблизости нет накхов, - именовали Накхаран.
        «Откуда он знает, что я был в Накхаране? Кто вообще об этом здесь может знать? Никто! Хотя... Совсем недавно Агаох сообщил, что Тендар стал Хранителем Покоя. А ведь он видел меня в Дваре рядом с Ширамом... Так что же, получается, Тендар из тех „немногих верных“, кого упоминал Агаох? Да быть того не может!»
        Мысли Хасты замелькали, носясь по кругу, будто охотничий пес, выискивающий след.
        «Что-то еще... Там, в храме, я услышал, отметил, но не придал значения... Ну конечно - самозванцы!»
        Рассказывая о новостях в столице, Агаох без малейших сомнений заявил, что на севере появляется не царевич Аюр, а множество самозванцев. Даже если это так - откуда ему об этом знать? Только от тех, кто желает поймать сына Ардвана! Кто готов будет объявить его самозванцем, даже если сам усопший государь восстанет из пепла и признает Аюра законным наследником.
        «Похоже, я здорово влип...»
        Хаста затравленно оглянулся.
        «Где эти девчонки, когда они в кои-то веки и впрямь нужны?!»
        - Дружище Хаста! - На перекрестке Агаох показал рукой направо. - Сейчас мы пойдем не к храму, а во дворец.
        - Зачем? - делая вид, что он ни о чем не догадывается, спросил рыжий жрец. - Ты же сам говорил, что Тулум заперся в храме?
        - Так и есть. Но пока я спрячу тебя у одного верного человека. А утром пойду к блюстителю престола и попрошу его дать мне возможность устроить шествие к храму, чтобы умолять верховного жреца открыть дом Исвархи для народа, исстрадавшегося без священного огня... И вот тогда ты сможешь войти в храм среди прочих жрецов.
        - Отлично задумано, - похвалил Хаста. - Но знаешь что? У меня тут поблизости тоже есть одно местечко... Старая приятельница. Я, пожалуй, навещу ее. А когда ты пойдешь мимо со своим шествием, незаметно присоединюсь...
        Хаста старался выглядеть безмятежно спокойным. Агаох резко остановился, будто Хаста стукнул его по спине:
        - Приятельница? В такой-то час?!
        - Очень хороший час. Может, даже лучший! Ее докучливый муж наверняка уже храпит в своей постели. А ей, уж конечно, не спится. Не обессудь, я здесь тебя покину, но завтра...
        - Ну нет. Ты пойдешь с нами!
        - Уж ты поверь - никто из вас не может мне дать того, что дает она. Так что не проси и не настаивай...
        Хаста сделал шажок к ближайшей ограде, прикидывая, как перемахнуть через нее в один прием.
        - Ты никуда не пойдешь! - прошипел Агаох. И, обернувшись, рявкнул: - Хватайте его!
        Хаста рванулся было к каменной изгороди, но древко копья тут же подсекло его ноги так, что он с размаху шмякнулся носом о присмотренный булыжник, выступавший из кладки. Второе древко с силой ударило его по хребту. Хаста охнул, выгнулся и сполз на мостовую. Что творилось дальше, он едва успевал осознавать. Через несколько мгновений он вновь стоял на подгибающихся ногах, но упасть не мог - одно копье было продето сквозь его рукава, еще два привязаны вдоль спины.
        - Вот так-то лучше! - услышал он рядом возбужденный голос Агаоха. - Так намного лучше!
        Жрец храма литейщиков вцепился в правую руку Хасты и начал разжимать ему пальцы.
        - Отдай! Какое право ты имеешь носить солнечный перстень?! - задыхаясь от ненависти, бормотал он. - Ты ничтожество, мелкий воришка! Даже здесь, в святом месте, ты обносил храмовые сады! Святейший Тулум когда-то привез десять мальчишек - нас десятерых - со всей страны. Я всегда был лучшим из учеников, а ты - бездельником и кривлякой! Ты просто-напросто потешал Тулума своими выходками. За это он и оставил тебя при себе. А я поднимался год за годом, пока не стал предстоятелем храма в Нижнем городе... И я утешал себя: «Агаох, ты многого сумел добиться! Ты рожден простолюдином, но на тебя смотрят с почтением, как на ария!» И тут являешься ты, лентяй и потешник, и трясешь у меня перед носом священным перстнем. А ну снимай! Разожми пальцы, или я велю отрубить их!
        Агаоху наконец удалось стащить с руки Хасты перстень Тулума, и он тут же надел его себе на указательный палец.
        - Вот так правильнее, Солнцем клянусь! А с тобой у ясноликого Кирана будет особый разговор. Ходят слухи, ты помогал саарсану взойти на престол? Киран пожелает задать тебе много вопросов. А он умеет добиваться искренних ответов, поверь... Эй, вы, что стоите? Волоките его за мной!
        Глава 5Выиграть войну
        Стражники дружно схватили древки копий снизу и подняли их так, что Хаста перегнулся пополам, чуть не ткнувшись носом в землю. Он упал бы, если бы копья не удерживали его в столь неудобном положении. Затем кто-то за спиной толкнул его, и жрец вынужденно зашагал, сопровождаемый глумливым смехом предстоятеля храма литейщиков. Хаста увидел, как открывается одна из боковых дверей дворца и слуга, поклонившись Агаоху, ведет их по сводчатому проходу во внутренний двор. Он старался получше рассмотреть стены, ворота с опускной решеткой, мощенный камнем двор - вдруг как-то удастся вывернуться? Надо ведь будет отыскать путь назад. Куда же подевались проклятые накхини?!
        Пройдя через двор, пленник очутился около небольшой двери, возле которой дежурили двое жезлоносцев. Один из них остановил стражников, приказав им вытащить копья, а сам ухватил Хасту и поволок вверх по лестнице.
        Агаох с достоинством поднимался следом. Ему показалось странным, что не слышно лязганья тяжелого засова, как всегда, когда он приходил сюда по велению Кирана. Но в конце концов, это было не его дело.
        Жезлоносец втолкнул Хасту в небольшой зал. Тот оглянулся, спеша получше рассмотреть место, куда попал: узкие окна-бойницы, стол, загроможденный трубками свитков, очиненные перья... За столом, положив руки на подлокотники, восседал молодой, богато одетый мужчина. Хаста не сразу узнал его - свет факелов придавал худому лицу жесткое и зловещее выражение. Однако жрец понял, кто перед ним. Любимец придворных красоток, щедрый на угощение и подарки, ясноликий Киран. Сейчас его лицо не было раскрашено по придворному обычаю. Оно казалось осунувшимся и нездоровым, - впрочем, может, то была лишь игра зыбкого света.
        - Так вот ты какой, жрец Хаста, - протянул блюститель престола, не сводя с пленника изучающего взгляда. - Интересно, что такого нашел в тебе святейший Тулум? С виду ты похож на жулика с торжища, которого наконец поймали на горячем...
        - Люди с разбитыми лицами вообще похожи друг на друга, - шмыгнув носом, заметил Хаста. - Возможно, в таком положении кто-то и нас с тобой не различил бы.
        - Дерзкий, - ухмыльнулся Киран, вытащил из связки одно из гусиных перьев и пригладил его пальцами. - Знаешь, твоя дерзость сейчас меня повеселила, и я даже готов посмеяться твоим словам. Но тебя сюда привели не для этого. Либо ты расскажешь все, что я захочу узнать, либо я передам тебя в руки людей, которые совсем не понимают шуток. Порой мне кажется, что им просто нравится причинять людям боль... А это плохо - мне нужно, чтобы люди говорили, а не орали...Так что ты предпочтешь?
        - Выбор скудный, - пожал плечами Хаста. - Но я ума не приложу, ясноликий, что ты хочешь от меня услышать. Выполняя приказ святейшего Тулума, я пришел в башню накхов, чтобы говорить о перемирии. Когда накхи уходили из города, прихватили меня с собой. Возможно, думали, их это защитит? Потом случилась жуткая битва. Мне удалось спастись. И теперь я вернулся, чтобы снова, как и прежде, служить моему учителю...
        - Похоже, ты все же желаешь познакомиться с людьми, не понимающими шуток, - вздохнул Киран. - Я знаю, что ты был в Накхаране, когда мерзавец Ширам возлагал на себя змеиный венец. Мне рассказывали, будто ты даже благословил его именем Исвархи. Подумать только - благословить порождение Предвечного Змея священным именем Господа Солнца! - Блюститель престола закатил глаза в притворном ужасе. - А потом тебя видели в Дваре. Ты вновь стоял одесную Ширама, и накхи говорили с тобой уважительно. Небывалое дело! Накхи вообще никого из людей не считают равными себе. Прежде они были вынуждены признавать власть арьев, однако нынче ты им помог вернуться к прежней дикости. Как видишь, я очень много знаю. А потому, сделай одолжение, не утомляй меня ложью. Уже ночь, я бы не хотел провести ее, разбираясь в твоих выдумках. Говори правду, и мы поладим. Ты же знаешь, я не люблю пустого кровопролития... Итак - зачем ты пришел в столицу?
        - Но я уже сказал - вернулся к учителю. Я исполнил его поручение как мог...
        - Что это было за поручение?
        - Я должен был склонить Ширама не поднимать оружие против государя. И я это сделал... но все оказалось ни к чему. Да, я стоял рядом с Ширамом, когда на его голову возлагали древний венец, но никто не спрашивал меня, хочу ли я там находиться... Я и впрямь был в Дваре, хотя не с войском Ширама. Я пришел туда один, чтобы искать помощи у тамошних жрецов. Хвала Исвархе, мне удалось упросить саарсана не причинять им зла! Потом я отправился в столицу, и добрые люди кормили меня по пути. Но ведь тебя не интересует, в какой день я ел брюкву, а в какой репу? Я лишь возвращался в свой дом...
        - Ложь! - с непонятной радостью вскрикнул вдруг Агаох, воздевая украшенную золотым перстнем пятерню. - Гнусная ложь! На руке у Хасты был вот этот самый знак!
        - Ты говоришь так, будто я знаю все ваши знаки, - скривился Киран.
        - Это знак великой власти! Носящий солнечный перстень говорит устами верховного жреца, - объяснил Агаох. - В любом храме ему бы повиновались и оказывали высочайшие почести. Но я не слышал, чтобы кто-то в наших землях воспользовался такой властью, - а в мой храм приходят отовсюду...
        - Я просто очень скромный, - ввернул Хаста.
        - Вот оно что! - пробормотал Киран, пропуская мимо ушей слова рыжего жреца. - Дай сюда кольцо!
        Он протянул ладонь через стол.
        - Но это жреческое кольцо, - воспротивился Агаох.
        - Вот я и вручу его тому жрецу, которого решу в свое время поставить во главе храма.
        - Но ведь я же...
        - Давай кольцо!
        Предстоятель храма литейщиков сморщился и, едва не плача, начал стаскивать перстень с толстого пальца.
        - Да... Такой маленький кусочек золота - и такая сила! - Киран повернулся к Хасте. - Расскажи мне, простодушный скромник, - это ведь при помощи священного перстня ты помог Шираму отворить врата Двары и взять город без боя?
        - Можно подумать, прежде накхи никогда не брали крепостей, - возразил Хаста. - И для того чтобы открыть ворота, им нужна моя помощь! Скажу лишь одно - в тот день Исварха явно был на их стороне!
        Киран вздохнул и протянул кольцо Агаоху:
        - Ладно, покуда носи.
        - О ясноликий! - Просияв, жрец попытался облобызать руку правителя, но Киран отвернулся от него и вновь обратился к Хасте:
        - Мы с тобой друг друга явно не понимаем. Ты не веришь мне, я не верю тебе... - Он кивнул жезлоносцу, стоявшему наготове за спиной Хасты. - Ступай, приведи сюда родителей правды. Пусть они помогут этому несчастному забыть, что такое ложь.
        * * *
        Жезлоносец склонил голову, направился к двери, потянул засов - и тут же рухнул на спину, отброшенный слитным ударом трех копий. В следующее мгновение в комнату ворвались недавние городские стражники - только уже без шлемов, мешавших видеть в темноте переходов. Впрочем, их вернее было бы назвать стражницами. Агаох застыл на месте, раскрыв рот. Киран шарахнулся к столу, но Марга одним прыжком оказалась рядом с ним, коротко ударила его кулаком под ребра, и блюститель престола, выпучив глаза, рухнул на колени.
        - Обоих раздеть до исподнего, - принялась распоряжаться сестра Ширама. - Этого, - она ткнула пальцем в Агаоха, - избить так, чтобы узнать было невозможно...
        - Может, лучше сразу прикончить? - деловито предложила Вирья, извлекая онемевшего жреца из просторных златотканых риз.
        - Нет, так нельзя! - вмешался Хаста, едва обретя дар речи. - Он жрец, на нем благодать Исвархи! Если его убить, на нас падет проклятие! Объясни им, Марга!
        Та скривилась, будто Хаста случайно наступил ей на ногу, и процедила:
        - Если помрет, значит Исварха оставил его. Когда закончите, переодеваем Кирана жрецом, забираем с собой и уходим...
        - Смилуйтесь! - раздался крик Агаоха, тут же перешедший в вопль боли.
        Хаста молча смотрел на юных девиц, ловко управляющихся с длинными, туго набитыми кожаными кошелями из воловьей кожи, которые в умелых руках становились страшным орудием расправы. Он ясно понимал, что Марга использовала его как наживку на большую рыбу. И, невзирая на все их задушевные разговоры в пути, если бы понадобилось, не просто разбила бы ему нос о каменную стену, а переломала все кости, не меняясь в лице.
        - Погодите! - крикнул он, быстро подошел к скорчившемуся на полу Агаоху и стащил солнечный перстень с его пальца. «Бывало ли прежде, чтобы это кольцо трижды за день меняло владельца?» - невольно усмехнувшись, подумал он. Агаох с трудом приоткрыл глаза, узнал Хасту и прохрипел:
        - А все-таки ты принимаешь его от меня!
        Одна из накхини что есть силы пнула его ногой в лицо, и Агаох замолк.
        - Хаста, выслушай меня! - раздался рядом отчаянный голос Кирана.
        - По дороге выслушаем, - перебила Марга. - А у брата ты и вовсе защебечешь певчим дроздом, сидя в клетке над пропастью! Переодевайся быстрее, если хочешь жить!
        - Да, я хочу жить!
        Киран, отползая на четвереньках, пятился от грозной воительницы.
        - Но если вы желаете найти Аюра, выслушайте сейчас! Вы же за этим явились, да? Иначе будет поздно!
        - Если будет поздно, - возразила Марга, - ты не только запоешь дроздом, но и полетишь как коршун. Только цыпленка внизу не окажется - вместо него будут камни и быстрая река...
        - Постой, Марга, дай ему сказать, - вмешался Хаста. - Говори, Киран!
        Киран, охая от боли, с трудом встал и оперся о заваленный свитками стол.
        - Погляди, все это - сообщения об Аюре. А здесь... - блюститель престола развернул один из свитков, - я зарисовал все места, где появлялись самозванцы. Все перемещения, подробные сведения о каждом случае появления «наследника». Смотри, вот самое интересное...
        Он ткнул пальцем в землеописание. Хаста склонился чуть ниже, пытаясь разглядеть, о чем идет речь. В тот же миг Киран схватил его за волосы на затылке и с силой приложил лбом о столешницу. В мгновение, когда сознание оставляло жреца, он успел заметить, как Киран падает в свое высокое кресло. Сквозь уже помутившееся сознание ему послышался какой-то грохот и лязг цепей, кресло качнулось... Удара об пол он уже не почувствовал.
        * * *
        Очнулся Хаста оттого, что его лупили по щекам.
        «Как же мне не нравится воевать, - горько подумал жрец, пытаясь разлепить веки, склеившиеся от засохшей крови, - я еще и в бой не вступил, а меня колотят все, кому не лень...»
        - Хватит! - взмолился он, пытаясь закрыться рукой от оплеух.
        - Ты пришел в себя? Отлично. На, тащи!
        Марга протянула ему сооруженный из плаща мешок.
        - Что там?
        - Свитки - все, что было на столе.
        - А где Киран?
        Глаза накхини сузились, в них вспыхнула лютая злоба.
        - Это тебя надо спросить! Если бы ты не полез, как последний недоумок, беседовать с ним, мы все спокойно ушли бы через ворота! Пятеро вошли - пятеро вышли. Мы могли нынче выиграть войну! Но по твоей милости этот кусок дерьма Киран сбежал, и теперь дворцовая стража наверняка ищет нас по всем кладовым и подвалам...
        - А мы где?
        Хаста приподнял ноющую голову, оглянулся и невольно вцепился в мешок со свитками, будто тот мог его защитить. Над головой, усеянное тусклыми звездами, простиралось бескрайнее черное небо. Острый клинок луны висел над Хастой, словно намереваясь обрубить нить его жизни.
        - Мы на крыше, - презрительно бросила Марга. - Сейчас будем спускаться. Мои девочки уже устали тебя перетаскивать, будто куль овса. Сам идти сможешь?
        Рыжий жрец, шатаясь, встал. После удара о стол его сильно мутило. Налетающий порывами ветер, казалось, готов был в любой миг сбить его с ног и сбросить в темноту.
        - Пожалуй, смогу, - пробормотал он, стараясь не смотреть вниз.
        - Вот и хорошо.
        Марга указала в сторону края крыши, где юные накхини деловито разбирали черепицу. Яндха сняла широкий пояс и стала вытаскивать из него тонкую веревку, свитую из конского волоса. Вирья между тем с размаху вонзила в проделанную дыру одно из копий. Затем второе. «Должно быть, там стропила», - догадался Хаста. Тем временем Яндха разложила веревку кольцами на крыше, а ее подруга обвязала конец веревки вокруг копий.
        - Что вы задумали? - настороженно спросил Хаста.
        - Спускаться, - резко ответила Марга. - Или может, жрецов Исвархи обучают парить в небе, подобно дневному светилу?
        - Увы, нет.
        - Тогда помолчи. За этот вечер мне уже надоело спасать тебе жизнь.
        - Вот это да! - Хаста даже присвистнул от удивления. - Так, выходит, ты все это время спасала мне жизнь?
        - А разве нет? Когда ты пошел в храм, я оставила девочек наблюдать, не пожелает ли кто-нибудь подать оттуда условный знак. Очень скоро твой приятель выскочил из ворот как ошпаренный и помчался с докладом в Верхний город. Пробыл он там недолго, но после его возвращения к храму направился отряд стражников.
        - Вам повезло, что их было всего трое. А если бы их оказалось больше?
        - Их и было больше.
        - Гм... Ну хорошо. Но зачем было разбивать мне нос о стену? Зачем ломать мне спину копьями?
        - Ты шустрый малый, но ничего не понимаешь в воинском искусстве, - снисходительно улыбнулась Марга. - Если бы я не разбила тебе нос, ты бы снова попытался сбежать. Да и мы бы выглядели не так убедительно... Что касается копий - а как еще мы бы пронесли их во дворец мимо стражи? Они нам там весьма пригодились. Если бы не очередная твоя глупость, мы бы уже возвращались с победой и великой славой. Но ты позволил Кирану перехитрить себя. А потому не докучай мне больше бестолковыми вопросами. Нам нужно поскорее отсюда убираться. В Верхнем городе нас переловят, как птиц сетями.
        - Э нет! - спохватился Хаста. - Мы не будем уходить из Верхнего города. Я должен попасть в храм, к святейшему Тулуму!
        - Ты окончательно спятил! Когда б не приказ брата, я бросила бы тебя здесь на крыше. Но я должна сберечь тебя. А потому сиди и жди.
        Она отошла к краю крыши. Вирья протянула ей копье с привязанным шнуром. Марга прицелилась, размахнулась, и копье быстрой тенью унеслось в темноту. Издалека вскоре донесся глухой стук, с которым острие вошло в почти невидимое дерево.
        Сестра Ширама довольно кивнула, повернулась к Хасте и вытащила из рукава накхскую удавку-хаташ.
        - Иди сюда и обними меня покрепче!
        Хаста уставился на нее с подозрением:
        - Надеюсь, ты не собираешься со мной попрощаться?
        - Собираюсь, но не сейчас. Иди ко мне. Да прихвати мешок со свитками. - Она перекинула хаташ через веревку. - Зажми мешок между нами. И помни: если ты отпустишь меня, то пожалеешь, что жрецов Исвархи не учат парить в небе!
        Хаста послушно обнял Маргу. Ему показалось, что он обхватил бронзовую статую, - таким твердым было ее тело. Но эта бронза была живой и теплой.
        - Прижмись крепко и закрой глаза, - услышал он властный голос у себя над ухом.
        Хаста лишь успел подумать, что впервые красивая девушка приказывает ему подобное, как крыша ушла из-под его ступней. Он стиснул зубы и обвил Маргу не только руками, но и ногами. Несколько мгновений стремительного скольжения сквозь тьму показались ему бесконечно долгими. Затем земля больно ударила его, и они оба упали в траву. Хаста продолжал лежать на спине, обнимая накхини; сердце его колотилось, руки вовсе не желали разжиматься.
        - Да отпусти ты! - возмутилась она.
        - Я не могу. У меня свело все тело.
        - А, понятно.
        Марга коротко ткнула жреца указательным пальцем под ребра, так что его спина выгнулась и руки сами собой разжались.
        - У-у, как больно!
        - Зато помогло.
        Сестра Ширама встала, проверила, крепко ли сидит копье в древесном стволе, надежен ли узел, затем, сложив руки перед ртом, крикнула совой.
        Очень скоро обе юные накхини тоже были на земле.
        - Ты хорошо знаешь Верхний город? - спросила Марга жреца.
        - Конечно. Я прожил здесь много лет.
        - Тогда, может, скажешь, куда мы попали?
        - Пожалуй. Это сад при дворце хранителя казны.
        Марга задумчиво огляделась.
        - Стоит поджечь дворец. Пока все будут его тушить, мы сможем спокойно уйти.
        - Не надо ничего поджигать! - воскликнул Хаста. - А уходить тем более! Мы должны пробраться к святейшему Тулуму!
        * * *
        Бронзовые цепи звякнули в последний раз, своим весом высвобождая стопор, каменная плита над головой Кирана вернулась на свое место. Блюститель престола отпустил подлокотники и перевел дыхание. Сердце его трепыхалось, как рыба, попавшая в замет. Но дикий страх, владевший им еще мгновение назад, вдруг исчез. Киран расхохотался, сам не зная чему. Он смеялся, дергая цепи, удерживавшие резное кресло.
        Подобных устройств во дворце было немало. Умельцы старины установили кресло еще в ту пору, когда в допросную приводили лютых разбойников, а с такими упырями зевать не следовало. Самому Кирану об этом приспособлении когда-то рассказал Артанак - поведал в шутку, добавив, что и сам не знает, действует ли хитроумное устройство или за древностью лет давно истлело и развалилось. Хвала Исвархе, чудесное кресло сработало! Ни скрытые в ножках цепи, ни стопоры, ни упрятанные в подлокониках рычаги не подвели.
        Киран спрыгнул на каменный пол. Смех оставил его так же внезапно, как и напал. Это же надо было такому случиться! Накхи достали его даже здесь, во дворце, посреди столицы, в его тайных покоях! Ни стража, ни соглядатаи не смогли распознать и остановить их. Только что он был близок к смерти как никогда. Даже в бою рядом всегда были телохранители, готовые закрыть собой господина. А тут он оказался один на один с убийцами - и не оплошал. Сумел вырваться из пасти голодного змея!
        Ему припомнились разбитые в кровь лица Хасты и Агаоха. Хаста, запрещающий накхини убивать жреца: «На нем благодать Исвархи...» Киран снова хмыкнул. Как же, благодать! Ряженые честолюбцы, только и знающие, что петь гимны и собирать пожертвования! Никого из них Господь Солнце не защитил в час беды.
        «Он выбрал меня и спас меня».
        Эта мысль так поразила Кирана, что он застыл на месте и принялся размышлять над ней, все больше проникаясь открывающейся ему истиной.
        «Не это ли знак свыше, которого я ждал так долго?! По сути, мой родич Тулум и Светоч Исвархи из Северного храма - чем они лучше меня? Почему говорят с народом Аратты от имени Господа? Разве в их жилах больше крови Солнечной династии, чем в моих? Нет! Конечно, они прочли много старых книг - написанных такими же ложными мудрецами, как они сами. Они - лучина, горящая от чужого огня! Все их познания и умения - жалкий отблеск живого света истины! Они упиваются собственным могуществом и дурачат простолюдинов, зачастую при помощи нехитрых приспособ вроде этого кресла, - мне ли не знать...»
        Киран вспомнил, как некогда Светоч, по обыкновению ехидно ухмыляясь, в двух словах объяснил ему великое чудо разноцветного сияния, возникающего над главным храмом Исвархи на каждый солнцеворот.
        «Все они лжецы. Они дерутся между собой за власть, как псы за кусок мяса, - думал блюститель престола. - Исварха потому и отвернулся от нас, что ему противно смотреть на лгущих от его имени... А сейчас, вызволив меня из самой пасти Предвечного Змея, Исварха ясно дал понять, на ком его благодать!»
        Он сделал шаг в темноте. Что-то зашуршало сверху, и на полу вдруг сама собой возникла цепочка зыбких отблесков света - точно от солнечных лучей, чудом пробившихся сквозь каменную толщу потолка.
        - Небесный свет ведет меня, - прошептал Киран.
        «А теперь нужно искоренить ядовитую язву, терзающую плоть моей державы. Обоих - и Тулума, и Светоча! Отныне все будет по-иному!»
        * * *
        - Пробраться в храм? - Марга устало поглядела на жреца. - Даже не знаю, когда с тобой больше хлопот: когда мы таскаем тебя на спине, но ты хотя бы молчишь или когда ты ходишь своими ногами, но вечно препираешься и все портишь!
        - Меньше хлопот, если вы будете меня слушать. Киран уже наверняка добрался до начальника стражи, и все улицы, не говоря о воротах, перекрыты. Если вы ослушаетесь стражу или просто промедлите, вас вмиг утыкают стрелами, как ежей, не спрашивая имени. Но здесь, через сады, мы можем быстро добраться до храма.
        - Что это нам даст? Мы окажемся там взаперти, как и твой Тулум.
        - Если бы Тулум в самом деле пожелал оказаться вне стен храма, ему бы ничто не помешало. Из столицы есть и другие выходы, кроме ворот.
        Марга внимательно поглядела на рыжего жреца:
        - Я поняла тебя. Может, так и лучше. - Она обернулась к воспитанницам, которые уже сдернули веревку с воткнутых в крышу копий и теперь наматывали ее вокруг талии Яндхи. - Пойдем через сады. Будьте начеку. - Она выдернула копье из древесного ствола. - Поменьше следов. Пусть думают, что мы улетели.
        Марга чуть отодвинула нависающую над каменным забором ветвь тутовника, вгляделась в костер, горящий неподалеку от храмовой стены, и поманила к себе одну из воспитанниц:
        - Похоже, они наконец заснули. Сходи проверь. Если спят - не трогай.
        - Может, надежней прикончить? - невинно спросила Яндха, кинув взгляд на Хасту.
        Марга нахмурилась и сказала:
        - Нет. Если они останутся живы, то будут клясться головой, что никого не было. А трупы с перерезанным горлом будут орать, что мы тут прошли. Так? - Она вопросительно взглянула на Хасту.
        - Разумно, - кивнул жрец, немало удивленный тем, что она вообще к нему обратилась.
        - Оставь метательные ножи Вирье, - продолжала Марга. - Мы будем сооружать лестницу...
        - Не нужно лестницы, - сказал Хаста.
        - Для жреца ты неплохо лазаешь через заборы, - хмыкнула Марга. - Однако этот все же высоковат.
        - Нам помогут туда подняться.
        - Ты снова бредишь! Видно, Киран слишком сильно ударил тебя по голове. Я наблюдала не только за воинами у костра. На стене никого нет.
        - И все же нам помогут.
        - В последний раз я прислушаюсь к твоим словам!
        Сестра Ширама указала на Яндху, которая перескочила через садовую ограду и со щитом и с копьем направлялась в сторону храмовой стены к отдыхающим стражникам, - точь-в-точь их собрат, подошедший разжиться пивом.
        - Сейчас она даст нам знак, и ты пойдешь туда. Как ты будешь убеждать эти камни помочь тебе - не мое дело. Если у тебя получится, мы последуем за тобой. Если нет - там и оставайся, потому что мы заберем свитки и будем возвращаться в Накхаран.
        - Пустая угроза. Ты не сделаешь этого.
        - Еще как сделаю! И когда я расскажу саарсану, что по твоей милости сбежал Киран, он не станет меня наказывать. А это, - она ткнула в увязанные в плащ свитки, - поможет ему утешиться.
        - Что ж, я тебя понял. Кстати, если не увидимся - спасибо, что спасли.
        - Все же идешь?
        - Конечно.
        Марга покачала головой и вздохнула:
        - Пусть тебе повезет.
        Стараясь унять дрожь в коленях, Хаста перелез через забор, быстро подошел к костру, вытащил из него горящую ветку. Пройдя мимо удивленной Яндхи, он приблизился к стене и поднял обе руки, освещая перстень на пальце. Тот вспыхнул во тьме как золотой огонек.
        «Увидят, должны увидеть! Если я правильно запомнил место...»
        Он ощущал спиной холодный требовательный взгляд Марги и неожиданно для себя осознал, насколько ему хочется, чтобы те, кто сидел сейчас в одной из башенок со зрительными трубами, поспешили. И эта высокомерная гордячка, с виноватым видом разведя руками, наконец признала бы его правоту.
        - Исварха мой защитник! - шептал он. - Пусть они там не медлят!
        Веревочная лестница с тихим стуком упала со стены и повисла, покачиваясь, между зубцами.
        Глава 6Горшок с молниями
        Храмовый лекарь утер кровь с лица Хасты, одним резким движением вправил ему нос и принялся пахучим бальзамом смазывать ссадины и шишку на лбу.
        - Трет его, трет, - скривив губы, ворчала Марга. - Это, по-твоему, раны? У нас мальчишки из-за такого от игры не оторвутся. Лопух приложил, и довольно...
        Лекарь молчал, сжав губы, - такое пренебрежение высоким искусством врачевания донельзя раздражало его, однако спорить с накхини представлялось ему совершенно неразумным.
        Жрец в расшитом золотой нитью алом одеянии, говорящем о его высоком сане, зашел в лекарские покои, поприветствовал Хасту, вежливо склонил голову перед Маргой и ее воспитанницами и объявил:
        - Святейший Тулум ждет тебя, брат. Он велел тебе взять принесенные из дворца свитки...
        - Эй, эй! - возмутилась Марга, выпрямляясь.
        - Вам же, - повернулся к ней жрец, - будут предоставлены еда, теплая вода для купания и мягкие постели для отдыха.
        - Заткнись и слушай. Это я захватила свитки. Они мои.
        Жрец пожал плечами:
        - Я исполняю приказ святейшего. Он не давал мне никаких иных распоряжений насчет наших гостей, кроме уже сказанного.
        - Только притронься к мешку, - зловеще улыбнувшись, проговорила Марга, - и я предскажу тебе будущее до конца твоего дня.
        Жрец в алом и золотом растерянно взглянул на Хасту. Тот кивнул, подтверждая, что предсказание будет кратким и правдивым.
        - Высокородная госпожа, я не желаю обидеть тебя и не покушаюсь на твою боевую добычу. Но для всех нас важно узнать, что содержится в записях мятежника Кирана.
        - Что ж, тогда я иду с вами.
        - Женщины в храме Исвархи не занимаются делами мира и войны, - возразил жрец. - Если госпожа пожелает, я велю проводить вас туда, где на рассвете наши девы поют гимны, встречая светило.
        - Гимны на рассвете будут звучать над тобой, если не прекратишь нести чушь, - пообещала Марга. - Только ты их не услышишь, потому что я отрежу тебе уши и запихну в пасть так глубоко...
        - Погоди, погоди, - вмешался Хаста. - Твой брат некогда сказал мне, что накхи никогда не угрожают.
        - Я и не угрожаю - просто рассказываю, чем намерена заняться в ближайшее время, если этот раскормленный фазан не прекратит меня оскорблять. Я - сестра саарсана накхов! Я правила родом Афайя, пока Ширам сидел в столице или носился сломя голову по всей стране, выполняя указы Ардвана. О чем кудахчет эта безмозглая птица?!
        Высокопоставленный жрец поперхнулся от столь вопиющего непочтения и, пробормотав: «Я все изложу святейшему Тулуму!», вновь скрылся за дверью.
        - Восхитительно, - усмехнулся Хаста, когда алое одеяние исчезло за дверью. - Твоя речь была весьма убедительна. По-моему, ты совершенно очаровала моего собрата.
        - Еще бы! У меня большой опыт разговоров с мужчинами, разодетыми не столь пышно, но стоящими куда больше, - гордо расправила плечи сестра Ширама. - Всякий в Накхаране скажет тебе об этом!
        - Да я уж и сам могу рассказать любому в Накхаране о твоем искусстве вести переговоры. Но все же уважь мою просьбу - не старайся изумить святейшего Тулума силой образов и красотой оборотов. Иначе он заслушается тебя и мы потеряем время.
        - Ты полагаешь? - немного огорченно спросила Марга. - Что ж, если он не будет выставлять себя недоумком, я готова отнестись к нему с почтением.
        - Благодарю и на этом, - смиренно ответил Хаста.
        * * *
        Бронзовые псы с негромким гудением повернули головы и уставились на идущих слепыми глазами. Марга застыла и дернула Хасту в сторону.
        - Это западня, - тихо произнесла она.
        - Нет, не совсем.
        - У этих тварей в пасти трубки.
        - Не волнуйся, можно идти спокойно.
        - Да?
        Она обхватила Хасту сзади, прижалась к нему всем телом и толкнула вперед:
        - Тогда идем!
        - Ты мне не доверяешь?
        - Тебе доверяю. А тому, кто заставляет бронзовых псов поворачивать головы в мою сторону, - нет. Если вдруг что, у меня будет время спастись и спасти тебя. Ступай вперед!
        Они сделали несколько шагов, прошли мимо бронзовых зверей, и только тогда Марга отпустила спутника.
        - Какие ловушки нас ожидают дальше?
        - Какие еще ловушки! Ты в храме!
        - Что с того? Итак?
        - Ах да - заходя в личные покои святейшего Тулума, склони голову.
        - Вот видишь! Если что-нибудь вспомнишь, скажи мне заранее.
        Хаста громко вздохнул и толкнул дверь.
        - Входите скорей! - послышался изнутри звучный приветливый голос верховного жреца.
        Хаста невольно расплылся в улыбке. Марга быстро огляделась, прижалась к стене, выставляя перед собой мешок со свитками в качестве щита. Немного помедлив, она перешагнула порог и, склонившись, поприветствовала главу храма.
        - Душевно рад вас видеть!
        Тулум поднялся с места и, выйдя из-за стола, направился к гостям.
        - Почтеннейшая Марга! Я немало слышал о тебе от своих людей. И рад, что небо послало мне возможность лицезреть воочию грозную накхскую воительницу. Надеюсь, мой друг Хаста старался развлекать тебя в дороге.
        - Уж точно скучать он не давал, - хмыкнула Марга, выпрямляясь.
        Тулум с улыбкой поглядел на своего воспитанника:
        - Не сказал бы, что ты хорошо выглядишь.
        - Ну что ты, учитель! С головой на плечах я выгляжу значительно лучше, чем без нее!
        Тулум вновь улыбнулся и указал на стол, за которым совсем недавно работал:
        - Я предлагаю посмотреть, что за добыча вам досталась. Почтеннейшая гостья не против?
        - Вообще-то, я хотела сперва показать эти записи Шираму... - начала Марга.
        - Показать их Шираму - очень верное решение, - согласился Тулум, расчищая место на столе. - И оно наверняка принесет немалую пользу нашему общему делу. Однако, я думаю, оно принесет еще больше пользы, если я дополню то, что там написано, своими знаниями и сведениями, полученными от моих людей.
        - Пожалуй, так и есть, - согласилась накхини, ставя мешок на стол.
        Она распустила узел, и Тулум с Хастой в предвкушении уставились на гору свитков, заполнившую столешницу.
        - Так, что тут у нас? - с охотничьим жаром проговорил верховный жрец, разворачивая ближайшее послание и быстро проглядывая его. - Донесение из Белазоры о появлении Аюра. Вероятно, одно из первых. Во всяком случае, тут нет упоминаний о том, что царевич появлялся в иных местах.
        - Здесь еще одно сообщение об Аюре, - сказал Хаста, уставившись в очередной свиток. - Наместник Яргары просит прислать ему отряд, который проверял бы истинность слухов о появлениях Аюра, ибо они множатся, и если наместник будет посылать своих воинов, то их не останется для защиты города...
        - А вот донесение уже от предводителя того самого отряда, некоего Каргая, - подхватил Тулум. - О том, что в местах, где появляется Аюр, остаются его указы. Каргай прислал их. Ну-ка глянь, они на бересте.
        Хаста принялся разыскивать тугие берестяные свитки в горе посланий.
        - Да, есть!
        Рыжий жрец скользнул взглядом по процарапанным строчкам и заметно побледнел:
        - Учитель, тебе лучше увидеть это!
        Он протянул бересту. Святейший Тулум прочитал написанное, отложил в сторону и прикрыл глаза.
        - Что-то произошло? - настороженно поинтересовалась Марга.
        - На, читай сама.
        Он протянул бересту сестре Ширама. Та неловко взяла ее, покрутила и отложила в сторону.
        - Ах, прости, тут слишком мало света, - поспешно произнес Хаста. - Я расскажу тебе. Если, конечно, учитель позволит...
        - Я сам расскажу, - перебил его главный жрец, пробегая взглядом новые сообщения. - Да уж, очень интересные дела творятся на севере... Здесь пишут, что совсем недавно в Белазору пришла большая волна. Город смыло вчистую. Часть жителей спаслась бегством. Иные укрылись в Северном храме, и спасением их руководил Аюр. Пишут, что он остановил море... хотя поверить в это невозможно. А еще прежде, как написано в другом свитке, он своими руками убил громадное морское чудовище... - Он мельком глянул на Маргу. - Люди называют его воплощением Зарни Зьена - так в местных племенах именуют дитя Солнца. Берестяной свиток, который ты держала в руках, сообщает, что Аюр отменил в Бьярме все подати и налоги, кроме тех, что собирает Северный храм. Он упразднил все прежние власти, конечно же кроме своей. Он же будет вершить суд...
        Марга пожала плечами:
        - Аюр объявил себя царем Бьярмы?
        - Нет. Он, похоже, сам не знает, что творит, - если, конечно, указы принадлежат ему. Должно быть, он хочет сделать как лучше. Хочет, чтобы его любили и почитали как истинного сына бога. Но если эта вера в Зарни Зьена, который отменяет подати и разрешает не повиноваться властям, распространится по Аратте, скоро от страны не останется и воспоминания. А с этими грамотами она, несомненно, распространится. Пожелает ли твой брат, почтеннейшая Марга, признать, что ни купцы, ни поселяне больше не платят в казну? Пожелает ли принять, что он не имеет больше права собирать войска и вести их в бой именем государя?
        - Нет, такого быть не может, - нахмурилась воительница.
        - Я думаю, ты права. Прибавь сюда еще, что очень скоро с севера в наши земли хлынут толпы обезумевших бьяров, а за ними по пятам придут воды Змеева моря. Возможно, Аюр в самом деле убил какое-то морское чудовище... Возможно, он храбро вел себя во время наводнения...Но так не правят! Похоже, царевич позабыл, что является не только повелителем Бьярмы, но и государем всей Аратты... Впрочем, быть может, он не знает, что твой доблестный брат сражается, не жалея себя, дабы возвратить ему отнятый трон?
        - Тогда ему надо сказать об этом, - резко ответила Марга. - И если придется, увезти его из Бьярмы, хоть бы и силой! Что за безумные указы? У него плохие советники? Значит, он или чересчур доверчив, или глуп.
        - Аюр еще совсем молод...
        - У нас говорят: если пьяный идет к пропасти, не стоит указывать ему дорогу. Лучше всего найти поскорее мальчишку и... - Она поглядела на Тулума, осеклась и закончила речь явно иначе, чем собиралась: - Найти его и доставить в Накхаран. И пусть брат решает, что делать дальше.
        - Вероятно, и здесь ты права, - кивнул Тулум, вновь прикрывая глаза. - Если позволишь, мы поможем тебе в этом. Но прежде нам придется изучить все то, что ты добыла.
        - Изучайте, - махнула рукой накхини и устало зевнула.
        - Если пожелаешь, можешь отдохнуть здесь на скамье. - Тулум указал на застеленную пестрой шкурой узкую лежанку у стены. - Полагаю, сон в мягкой постели позволит тебе лучше отдохнуть, - добавил он. - Как только ты будешь готова продолжить путь...
        - Я прилягу здесь, - оборвала его Марга. - Если найдется еще что-нибудь полезное для дела, будите без сожаления.
        * * *
        Хасту разбудил заунывный вой бронзовых труб. Он и прежде легко отличал на слух клич дворцовых трубачей от жреческих горнов и рогов стражи.
        - Чего это им неймется? - сонно пробормотал Хаста, с трудом отрывая голову от стола.
        Под утро он так и заснул, уткнувшись носом в свитки. Теперь он мог легко представить себе описание всех бьярских земель и живущих там племен, перечислить дороги и речные пути, храмы Исвархи и дикарские святые места бьяров, крепости и имена начальников стоящих там отрядов - вот только к тому, где на самом деле скрывался Аюр, они не приблизились ни на шаг...
        Марга уже была на ногах и силилась рассмотреть происходящее снаружи в узкое оконце:
        - Что там происходит?
        Хаста огляделся - Тулума рядом не было.
        - Отвратительные окна, - процедила Марга. - Для бойниц слишком большие, а так в них ничего не разглядишь, только небо.
        - Они для этого и сделаны. Святейший Тулум исчисляет ход звезд, следя, как они перемещаются по небосклону. В каждом окне светила появляются точно в свое время.
        - А то, что происходит на земле, его совсем не интересует?
        Хаста еще раз огляделся:
        - Идем. Кое-что тебе покажу.
        Он схватил ее за руку и повлек к тяжелому кожаному пологу, каким обычно отделяли опочивальню от зала.
        - Куда ты меня тянешь? - возмутилась Марга - впрочем, без своей обычной резкости.
        - Сейчас сама все увидишь.
        За пологом ложа не оказалось. Вместо него там выстроился целый хоровод устрашающих статуй - рогатых чудовищ с ушами-лопухами. Во лбу каждого из страшилищ красовался единственный закрытый глаз.
        - Что это? - оторопело спросила накхини.
        - Напоминание о том, что всякий дерзающий знать заглядывает в глаза чудовищ.
        Хаста что-то прикинул в уме, посчитал, подошел к одному из дивов, схватил его за торчащие рога и с силой налег. Веко, прикрывавшее единственный глаз дива, поднялось, и уши повернулись внутрь. В комнате послышались отдаленные голоса.
        - Стражники по ту стороны стены, - объяснил Хаста. - Погляди в глаз дива.
        Марга приникла к диковинному устройству и увидела всадника перед строем ждущих приказа стражников.
        - Я знаю этого воина! - не удержавшись, воскликнула она. - Ширам захватил его в Дваре, а потом зачем-то отпустил...
        - Это Тендар, новый Хранитель Покоя.
        - Он довольно храбро сражался там, когда пытался прорваться из горящей башни, - отметила Марга. - Дед говорил, что, если убивать храбрецов, останутся жить одни трусы. И в таком мире жизнь потеряет смысл. Но этого я бы все же убила.
        - Тебе может представиться такая возможность. А пока давай послушаем, что он говорит.
        - «Повелитель Киран объявляет, что ты забыл свой долг перед небом, осквернил благодать Исвархи, погряз в злокозненной ворожбе и навсегда утратил право говорить от имени Господа Солнца. Повелитель Киран требует открыть ворота. Тем, кто выйдет безропотно, будет сохранена жизнь. Повелитель Киран, коего нынче Хранитель и Податель всякого блага сохранил от накхских козней и озарил прозрением истины, по справедливости рассудит каждого и воздаст всякому по его делам. Те, кто неповинен в измене, смогут вернуться к прежнему служению. Прочим же казнь будет заменена выселением в окраинные земли Аратты...»
        Хаста удивленно поглядел на Маргу:
        - Это что же, Киран, удирая от вас, так ударился, что у него задница с головой поменялись местами? Он объявляет себя и правителем, и верховным жрецом?
        - Похоже на то.
        - Вот уж не ожидал! По какому праву?
        - Может, завтрашней ночью попытаемся еще раз пробраться к нему?
        - Погоди, вон Тулум на стене - послушаем, что скажет...
        - Здравствуй, Тендар! - раздался мягкий голос верховного жреца. - Я слышал, ты стал Хранителем Покоя?
        - Так и есть!
        - Скажи, быть может, я что-то пропустил? Быть может, Киран ввел должность Хранителя Покоя дворца или своей опочивальни? Мне тут не докладывают.
        - Что за глупые вопросы? Я - Хранитель Покоя Аратты!
        Лицо Тендара стало высокомерным, а вернее сказать, надутым, но святейший Тулум не обратил на это внимания.
        - Итак, Киран объявил, что нынче он возглавляет и царство, и храм. Что сам господь Исварха начертал ему этот путь. Но где же знак тому?
        Тулум обернулся, будто надеясь прямо сейчас увидеть какое-нибудь небесное предзнаменование.
        - Знак тому - его чудесное спасение от убийц-накхов. Которые прячутся у тебя!
        - Накхи не прячутся у меня, - спокойно ответил верховный жрец. - Если мой родственник Киран желает в этом убедиться - я впущу его в храм. Но его одного. Ибо я доверяю ему не менее, чем он мне... Что до его требования открыть ворота, должно быть, Киран забыл, - голос Тулума вдруг стал громким и зазвенел, как бронзовый гонг, - что в отсутствие наследника, царевича Аюра, именно я, родной брат покойного государя, являюсь наместником царства. Если для Кирана мое преданное служение Исвархе не имеет ценности, я покорюсь, сложу с себя жреческий сан - и в тот же миг объявлю себя блюстителем престола. В таком случае я потребую от тебя, Хранитель Покоя, привести ко мне связанного, забитого в колодки изменника и мятежника Кирана! И да свершится над ним праведный суд!
        Стража попятилась. Даже конь под Тендаром сдал назад.
        - Если ты не сделаешь этого, то будешь сопричастен к мятежу. Выбор за вами. Ступайте!
        Тулум повернулся спиной к опешившей страже и начал спускаться во двор.
        - Стой! - в спину ему заорал Тендар. - Мне приказано, если ты посмеешь отказаться, войти в храм силой!
        Тулум даже не повернулся, лишь бросил через плечо:
        - Входи! Дзагай, - он обратился к предводителю храмовой стражи, - ты слышал?
        - Да, святейший. Обрушить на мятежников Гнев Исвархи?
        - Похоже, сейчас будет драка, - проговорила Марга, нащупывая метательные ножи на поясе. - Надо привести моих девочек...
        - Подожди. Не драка... Сейчас будет представление.
        Хаста указал на воинов дворцовой стражи, которые расступались в стороны, открывая взгляду нечто очень странное. Больше всего оно походило на большой глиняный горшок в рост ребенка, увенчанный страшной мертвой головой с оскаленными зубами. Горшок был сверху донизу расписан разящими молниями и загадочными надписями, а сверху запечатан черной смолой. По сторонам мертвой головы блестели светлые металлические рога.
        Марга что-то быстро прошептала и коснулась запястья левой руки. Хаста давно приметил там знак переплетенных змей - такой же был у ее брата.
        - Ваш храм переполнен колдовством! - пробормотала она. - Чую, то, что скрывается в горшке, похуже тех бронзовых псов!
        - Это не колдовство, а Гнев Исвархи, - повторил Хаста. - Но здесь его опасаться нечего.
        - Хорошо, что я здесь, а не там...
        Судя по побледневшему лицу Тендара, он явно разделял ее мнение. Но удрать ему не позволяли гордость и полученный приказ.
        - Яви им свой гнев, господь Исварха! - торжественно произнес Тулум и медленно погрузил свой посох в зловещий сосуд.
        Раздался треск, что-то холодно и ярко вспыхнуло. Между рогами изваяния полыхнула и заискрилась извилистая молния.
        Марга с проклятием шарахнулась от одноглазого дива. Хаста, не успевший зажмуриться, на миг ослеп. Когда зрение вернулось к нему, он обнаружил, что под стеной никого не осталось, кроме храмовой стражи и жрецов, - Тендар и его воинство ударились в бегство.
        Хаста захихикал. Рукотворные храмовые чудеса с детства увлекали и завораживали его.
        - Святейший Тулум возвращается.
        Он обернулся к Марге, выглядевшей порядком ошеломленной случившимся. Возможно, впервые в жизни она преисполнилась глубокого почтения к жрецам Исвархи.
        Придя в себя, накхини тут же принялась ходить от одного чудовища к другому, раскрывая каждому из них глаз. Пристально глядя в ошлифованные пластины каменного льда, она восхищенно цокала языком.
        - Так вот почему не было стражи на стенах! А молнии, порождаемые тем рогатым дивом, - как далеко они могут лететь?
        - Представления не имею. Прежде с помощью этой штуковины Тулум покрывал золотом серебряные чаши.
        Марга искоса поглядела на него, явно не веря, затем кивнула:
        - Не хочешь говорить? Понимаю тебя. Это тайное оружие. Но, - она перебила сама себя, - ты утверждал, что здесь есть выход из города.
        - Есть. Полагаю, скоро мы пройдем по нему. Впрочем, не думаю, что ты его увидишь.
        Когда святейший Тулум вернулся в свои покои, лицо его было сумрачно.
        - Наверняка ты все слышал, - бросил он Хасте, поприветствовав накхини и ее спутника.
        - Я счел разумным воспользоваться хороводом дивов, - кивнул рыжий жрец.
        - Вот и отлично. Тогда я не буду тратить время на пересказы. Сегодня мы смогли напугать мятежников. Но если Киран все же решится на такое безумие, как осквернить нападением храм Солнца, то надолго наших сил не хватит. А значит, царевича нужно отыскать как можно быстрее, чтобы в Аратту вернулись мир и закон. - Верховный жрец склонил голову и обратился к Марге: - Я очень надеюсь на мудрость твоего брата. И то, что он выбрал именно тебя для столь трудного и опасного дела, заставляет меня думать, что я надеюсь не зря. Хаста! - Тулум по-отечески положил ему руки на плечи и притянул к себе ученика. - Я верю, что вместе вы сможете спасти Аратту. - Он коснулся щекой щеки воспитанника и чуть слышно прошептал: - И не дай Марге прикончить Аюра, когда вы его найдете.
        Глава 7Застывшая волна
        Капли часто и дробно стучали по ставням. Для Аюра этот звук отдавался в голове грохотом прибоя. Он лежал, закрыв глаза, и сквозь опущенные веки, будто наяву, видел стоящую выше крепостных стен серую волну в клочьях пены. Она рвалась вперед, словно бешеный зверь, но не двигалась с места. Сколько бы ни пытался сын Ардвана отогнать ужасный морок, волна стояла перед его глазами. Клочья срывались с нависшего гребня, и молодой повелитель чувствовал, как зреет в чреве водяного вала неутолимая жажда смерти. Царевич явно различал в глубине мутной толщи очертания невероятно огромного змея с распахнутой пастью. Ужас сковывал тело Аюра. Он хотел отвести от волны взгляд, хотя бы моргнуть, но не мог сделать даже этого.
        - Он так и не пришел в себя? - раздался над головой царевича полный тревоги голос Невида.
        - Нет, - отозвался другой голос. - Он дышит... И порой, кажется, слышит нас. Однако глаз пока не открывал.
        - Мы не можем потерять и его! - воскликнул Невид. - Сперва старший брат, теперь младший... О Исварха, зачем я потащил его с собой в город! Аюр был не готов... Последний носитель священной крови в этом поколении! Если он умрет - все кончено... Примени все свое искусство!
        - В этом можешь не сомневаться, святейший. Однако мои знания - ничто по сравнению с волей Исвархи.
        - Не может быть, чтобы Исварха вот так отобрал у нас последнюю надежду! Если бы только Аюр не вздумал тащить сына стражника... Кстати, как он там?
        - Я наложил ему лубки на ногу. Мальчик уже начал вставать. Конечно, ходить еще не может, но прыгает, опираясь на клюку...
        - Гляди! Похоже, у него дернулись ресницы!
        - Да. Они время от времени шевелятся.
        Аюр попытался рассмотреть, кто отвечает Светочу. Голос был незнакомый. Но перед глазами стояла лишь морская пучина. Даже веки отказывались подниматься. Он прежде и не знал, что они так тяжелы.
        - Мне кажется, - продолжал говорить незнакомец, - что юный государь просто не хочет открывать глаза. Он жив, но жизненная сила оставила его. Душой он все еще там, у нижних ворот. Он продолжает удерживать волну.
        - Подумай, что может вернуть его к нам! - потребовал Невид. - Аюр лежит уже пятый день. Этак он заморит себя голодом! А ведь благодаря ему спаслись сотни жителей Белазоры. Он явил силу, равной которой не видали уже много поколений. Если Исварха даровал ему столь великую мощь, Аюр просто не смеет оставлять этот мир! Он еще не исполнил того, что ему предначертано...
        * * *
        - Аюр! Отзовись! Во имя Исвархи, услышь меня!
        Сухие горячие руки крепко сжимали его виски. Веки Аюра вроде бы стали легче. Он поднял их и увидел перед собой золотистые глаза Светоча в сетке морщин.
        - Слава Солнцу, ты очнулся!
        Невид вскочил, воздел руки, его лицо засияло. Но слабый голос царевича будто приморозил его к полу:
        - Как умер мой брат?
        - К чему сейчас об этом?! Я прикажу принести тебе теплого питья. - Старый жрец склонился над больным. - Ты сейчас слишком слаб, чтобы говорить о...
        - Я хочу знать, как умер мой брат, - повторил Аюр, сам поражаясь, до чего тихо прозвучал его голос.
        Царевич слышал то, что говорил, будто издалека. Будто он лишь думал, что сказать, а язык шевелился где-то совсем не здесь.
        Невид поморщился.
        - Твой брат умер из-за того, что испугался, - наконец сухо ответил он.
        - Амар не был трусом. Я помню его. Со своей Великой Охоты он привез шкуру и череп саблезубца.
        - Твой брат испугался не опасности. Он не боялся ни зверей, ни людей и вообще был куда лучше приготовлен к тому, чтобы править Араттой, чем ты... Но он испугался силы, которой завладел. И она сожгла его.
        - Кольцо лучника, которое сейчас на мне?
        - Да. Чтобы натянуть Лук Исвархи, стреляющий сквозь миры, нужно обладать нечеловеческой силой. Но тебе нечего бояться. Ты уже доказал...
        Аюр снова в изнеможении закрыл глаза.
        - Нет, послушай меня! - возвысил голос Невид. - Постой! Вернись! Ты можешь справиться!
        Царевич уже не слушал его. Он вспоминал брата. В прежние годы во дворце ему говорили, что Амар погиб во время наводнения. Когда среди ночного празднества с песнями и огнями улицы города вдруг начала заливать молчаливая черная вода, старший брат, одетый в тяжелые златотканые одеяния, в чеканных браслетах на запястьях, с венцом на голове, не смог выплыть. Получается, все это было ложью? Ведь не мог же он утонуть там и сгореть здесь!
        «Мне казалось, я все уже понимаю, - думал Аюр. - И мои познания о мире велики - вполне достаточны, чтобы взойти на отцовский престол! Но теперь мне кажется: все, что я знал, - лишь раскрашенная занавесь скомороха, над которой, кривляясь, дергаются куклы в царском платье и блестящих доспехах...»
        - Все напрасно, - услышал он как будто издалека полный горечи, усталый голос Невида. - Я могу еще раз вытащить царевича, но стоит мне отпустить его, как он снова проваливается в оцепенение...
        - Не беда, - бодро отозвался лекарь. - Если он смог прийти в себя с твоей помощью, то рано или поздно вернется и сам.
        - Рано или поздно? У нас нет времени!
        - Спешка тут не поможет, святейший. Ты только навредишь ему. Пусть выбирается потихоньку, а мы поможем окрепнуть...
        - Надо открыть ставни, - услышал он над головой распоряжения Невида. - Вели держать наготове легкую пищу и питье. Если царевич очнется, надо сразу накормить его...
        - Ставни, быть может, оставим закрытыми? - отозвался лекарь. - За окнами ветрено и дождь. Сырость может окончательно подорвать силы...
        - Открой ненадолго! Воздух здесь уже почти вязкий. Немного ветра не помешает. Затем поднимись ко мне - я хочу посоветоваться.
        - Как будет угодно святейшему.
        Аюр услышал, как под напором ветра грохнули деревянные ставни. Послышался лязг, - должно быть, лекарь убирал запоры и вставлял крюк в петлю. Под своды ворвался холодный морской ветер, несущий капли дождевой воды. Аюру и впрямь почему-то стало лучше. Но глаз он так и не открыл. Зачем? Им овладело странное безразличие ко всему, будто он тихо лежал где-то на дне морском, готовый так пролежать века, будто пустая ракушка. К чему суетиться? Зима сменяет лето, море пожирает землю, человек рождается и умирает... Все катится своим чередом.
        Он услышал, как хлопнула дверь, удаляются шаги.
        «Если я поднимусь, если ко мне вернутся силы, Невид снова примется лепить из меня нечто, как он думает, нужное ему и миру. Не хочется быть глиной в его руках. Не хочется лезть в печь для обжига...»
        Ему опять припомнилась обугленная рука брата.
        «Не справился с наполнившей его силой... А я справился? Светоч говорит, что да... Но и Амару он наверняка твердил то же самое...»
        За дверью послышался странный неровный стук и шлепанье по полу. Затем дверь приоткрылась - Аюр почувствовал это, когда резко потянуло сквозняком. Вскоре он услышал негромкое сопение. Затем мальчишеский голос неуверенно произнес:
        - А ты и вправду наш царь? Ответь, ты ведь не спишь! Я же вижу.
        Аюр чуть приоткрыл один глаз и поглядел из-под ресниц. Рядом с ним, опираясь на костыль, стоял тот самый беловолосый скуластый мальчишка, спасенный в Белазоре.
        - Меня зовут Метта, - весело сообщил он. - Я сын Туоли. Отец говорил, ты наш государь? Неужто правда? О! Меня спас сын Исвархи!
        Мальчик неловко поклонился, потом снова выпрямился, опираясь на костыль, глядя на Аюра и раздумывая.
        - Ты в «мельницу» играешь? Я тут нашел поле и костяшки, а поиграть не с кем...
        В «мельницу» Аюр прежде играл. Незамысловатую игру знали, пожалуй, все в Аратте. На расчерченном поле нужно было по очереди выставлять черные и белые костяные башенки так, чтобы выстроить прямую линию от одного края поля до другого и не дать того же сделать противнику. Как во всякой игре, здесь были свои хитрости, но в целом ничего сложного.
        - Давай поиграем! Ты не против? Ну я пошел за доской...
        Метта, расценив молчание царевича как согласие, запрыгал к двери.
        Едва он приоткрыл ее, как раздался строгий голос:
        - Придержи-ка дверь, малый! А теперь кыш отсюда! И не заходи - государь будет трапезничать.
        Аюр вновь закрыл глаза, погружаясь в видения прошлого. Ему припомнилась далекая крепостица в землях ингри. И юный жезлоносец, казненный за его, Аюра, провинность. Сыну Ардвана навсегда запомнился взгляд, полный ужаса и мольбы... Как его звали - Арун? Он так надеялся, что царевич прикажет и ему не надо будет убивать себя! Этот взгляд снился Аюру много раз, мучительный, всегда один и тот же...
        - Трапеза! - бодро объявил вошедший, должно быть младший жрец. - Государь желает, чтобы я помог ему сесть?
        Аюр не пошевелился и не ответил. Его мысли были далеко. Он думал о том несчастном. Можно ли искупить смерть одного человека спасением жизни другого? Хотелось бы сказать «да». Однако по всему выходило, что нет...
        Вошедший помедлил и спросил совсем иначе, без прежней почтительности:
        - Ну что, есть-то будем? Или молодой государь решил еще поспать?
        Ресницы Аюра не шевельнулись.
        - Может, оно и к лучшему...
        Кто-то с силой выдернул подголовник из-под затылка сына Ардвана. А в следующий миг мягкая тяжесть навалилась на его лицо, не давая дышать. Будто стена воды, нависавшая над ним все эти дни, наконец обрушилась на него...
        Со стороны двери послышался пронзительный вопль Метты. Затем детский крик: «Получай!», глухой удар, грохот падающего тела, отборная ругань...
        Подголовник отлетел в сторону. Убийца взвыл и куда-то исчез. Аюр, выпучив глаза и хватая воздух ртом, вскинулся на локтях. Сын Туоли лежал на полу, пытаясь дотянуться своим костылем до незнакомого царевичу жреца. Тот пнул мальчишку и бросился к выходу.
        Но не тут-то было - в дверях появился сам Туоли. Обе его руки были заключены в лубки. Но едва жрец попытался проскользнуть мимо него, бывший стражник с размаху ударил его ногой в живот. Убийца отлетел и растянулся на полу недалеко от сына рассвирепевшего бьяра.
        - Держи его, батюшка! - завопил Метта, вновь замахиваясь костылем.
        Сгибаясь от боли, душегуб вскочил на ноги, опять шарахнулся к двери, но Туоли заступил ему дорогу. А за его спиной уже слышался топот множества ног и лязганье оружия храмовой стражи.
        Ряженый жрец тоже это услышал. Он затравленно оглянулся, скрипнул зубами, метнулся через всю келейку, протиснулся в окно и с криком выбросился в море.
        * * *
        Светоч Исвархи раздвинул топтавшихся на пороге стражников, молча вошел и обвел взглядом собравшихся. Туоли выглядывал в окно, пытаясь рассмотреть море и скалы внизу. Его сын, шмыгая носом от волнения, пытался встать с пола. Аюр лежал на постели, широко открыв глаза. Но казалось, он никого не видел. «Я приношу людям только зло, - страдая, думал он. - Все, кто меня окружает, гибнут или становятся калеками. Отец... Несчастная Охота Силы... Потоп в Белазоре... Я как ядовитый цветок, аромат которого привлекает и губит. Зачем мне жить? Я не смогу быть царем. Я недостоин. От меня только беды...»
        - Что здесь произошло? - прервал молчание Невид.
        - Сын пытался остановить злодея, который желал убить нашего государя, - доложил Туоли. - Я подоспел на помощь.
        - Чего ж ты сам не задержал его? - нахмурился верховный жрец.
        Тот молча поднял руки в лубках.
        - Что с того? Ты должен был сбить его на пол и сесть сверху! Зубами в него вгрызться! Взять живым!
        - Я виноват, праведный Светоч, - потупился искалеченный стражник. - Я не успел...
        В келейку, запыхавшись, вбежал храмовый лекарь. Это спасло Туоли от надвигавшейся грозы. Невид тут же обернулся к нему:
        - Ты посылал сюда кого-то из своих подручных?
        - Да, юного Ряпушку. Принести юному государю еды, как мы и говорили...
        - Ряпушку, говоришь?
        Невид прищурился, вспоминая.
        - Это же дурачок с кухни? Кудлатый такой, пучеглазый...
        - Он и вправду невеликого ума был, - подтвердил лекарь. - Но парнишка добрый и услужливый. Его всегда посылали отнести-принести... Что же это на него нашло? Может, чары кто навел?
        - Осмелюсь вмешаться, - проговорил Туоли. - Я не знаю в лицо всех жрецов, но того парня время от времени встречал в городе, на торжище. Он туда часто ходил с корзиной. Да вот только мне вовсе не казалось, что он слаб умом. Когда я видел его последний раз, он разговаривал с приезжим торговцем. И мне почудилось, что молодой жрец дает торгашу распоряжения...
        Невид поглядел на лекаря:
        - Ты понимаешь, что это значит?
        - Конечно, - тяжко вздыхая, отозвался тот. - Стало быть, лазутничал тут, прикидываясь кухонным недоумком...
        Невид до хруста сжал пальцы:
        - Он ловко нас провел!
        - Но теперь Ряпушка мертв, - сказал лекарь.
        - Или нет, - возразил Светоч, принимаясь ходить по келейке. - Скала под окном отвесная. Если он удачлив и хорошо плавает - мог и спастись... Но в любом случае этот соглядатай за стеной - а что здесь? Можем ли мы быть уверены, что парень был сам по себе? По своей ли воле пытался добить Аюра или получил приказ? Неужто измена гнездится у нас под боком? Ясно одно - царевичу оставаться здесь опасно. Он должен уехать.
        - Если Аюр покинет храм, - задумчиво начал лекарь, - об этом сразу станет известно и наши враги поспешат за ним следом. Наместник Киран все отдаст, лишь бы заполучить Аюра живым или мертвым! А вот если бы молодой государь просто исчез...
        Невид поглядел на Туоли:
        - Я, пожалуй, знаю, как это можно устроить...
        Глава 8Ведьма Линта
        Запряженная одвуконь крытая повозка ждала искалеченного Туоли и его сына за мостками на берегу. В разбитой волнами Белазоре добыть повозку было непросто. Однако храм не поскупился, щедро одарив воина, не единожды спасшего жизнь молодому государю. Стражники с нашитыми на одежду солнечными стрелами - знаками храма - переносили в возок запасы снеди, бочонки с пивом, тюки старых храмовых одеяний и целый сундук, набитый всяким добром для устройства на новом месте. Добра было так много, что сундук пришлось тащить вчетвером.
        Напоследок глава храмовой стражи от себя лично выдал Туоли превосходный лук с пластинами из выгнутого турьего рога, с набором тетив в берестяном коробке, пучком стрельных древков и наконечниками на все случаи: хочешь - куницу бей, хочешь - лося.
        - Куда уж мне, увечному, - отнекивался Туоли.
        - Не тебе, так сыну, - спокойно отвечал старый воин, складывая в возок воинское снаряжение.
        Были там и доспех из вощеной кожи, и обтянутый кожей щит, и изогнутый, будто крыло, бронзовый меч, и два копья - охотничье и боевое.
        - Сынишка поправится, учи его как следует, - напутствовал Туоли начальник стражи. - Подрастет, сюда вернется. Что ему в лесной глухомани делать? К тому времени город отстроится. Такие невиданно большие волны, как последняя, все ж нечасто приходят...
        - И то верно, - согласился Туоли, глядя на Метту, сидящего на козлах с поводьями в руках. - На сына вся надежда.
        - Так, может, спросить у праведного Светоча подмоги? Хоть пару всадников, проводить до места...
        - Уж спрашивал, - поморщился Туоли. - Говорит, люди ему здесь нужны. Сам знаешь, злодей пытался убить государя Аюра. После того дня Светоч вовсе покоя лишился.
        - Это уж точно! На каждом углу охрана, к солнцеликому, кроме лекаря, вообще никого не пускают. Сверху донизу храм переворошили - убийц ищут... - Начальник стражи махнул рукой. - Ну да что там! Спасибо тебе и сынку, ко времени на месте оказались... В добрый путь!
        Он помог Туоли забраться в возок и поднял раскрытую ладонь в солнечном приветствии.
        Едва повозка въехала на уже расчищенную от ила и песка плотину, Туоли заглянул в возок, уперся ногой в крышку сундука и сдвинул ее.
        - Надеюсь, мой государь не успел заскучать?
        Ответа не последовало. Лежащий в ларе сын Ардвана глядел на серый полог из оленьих шкур, укрывавший возок, словно не услышав вопроса.
        - Ну ничего, - пробормотал стражник. - Потерпи чуток. У Линты тебе полегчает...
        Туоли кинул взгляд на приземистую башню стражи, что высилась среди развалин разоренного морем города. Крыша с нее была снесена, но все же башня устояла под ударом большой волны. Кроме этой башни, не уцелело почти ничего. И главное, если в прежние разы, дойдя до торжища, а то и затопив его, вода уходила, то нынче даже крыши лабазов едва торчали над водой. Кое-где из-под жирного ила и бурых водорослей торчали обломки стен. Молчаливые горожане там и сям пытались докопаться до погребенных жилищ - своих или брошенных, а значит, ничейных. Безучастными взглядами они провожали скрипучий возок беженцев. Изредка сторонились, освобождая дорогу. Лишь иногда кто-нибудь мерил взглядом широкие плечи Туоли, прикидывая, не отберет ли тот последнее. Но, увидев затянутые в лубки руки, успокаивался - не отберет.
        Затопленные улицы остались позади, но до самых сопок бывший стражник не увидел ни одного целого дома. Волна захлестнула берег так высоко, как никогда прежде.
        - Уезжаешь, государев человек? - заметив стражника, спросил один из горожан - с лопатой в руках и берестяным коробом за спиной.
        - Как видишь.
        - А куда?
        - К родне.
        - Оно хорошо, когда родня есть, - закивал горожанин. - А то зима скоро. Поутру на воде ледок стоял. Как дальше быть, неведомо - ничего же не осталось! Если праведный Светоч не испросит у Исвархи особую милость и если молодой государь чуда не явит - мало кто до весны доживет... - Горожанин уныло махнул рукой и оперся на лопату. - В море выйти не на чем. Да и как - берег няшистый, сплошная топь. И охотой всем не прокормиться... А тебе да сопутствует Исварха!
        Он замолчал. Возок проехал мимо. Житель Белазоры глядел ему вслед отупевшим от безысходности взглядом, что-то шепча себе под нос.
        - Слышишь, государь? Люди ждут от тебя чуда. Не время разлеживаться! - проговорил Туоли, когда развалины города наконец остались позади и возок выехал на лесную дорогу меж холмов.
        Аюр молчал, глядя на серый полог. «Я жив, - думал он. - Как странно! За последнее время я столько раз мог умереть, но все еще жив. Что это - особая милость Исвархи? Но почему тогда он допустил смерть отца? Или может быть, мне все это чудится? Может, я умер тогда на мостках? Ведь дни идут, а мне ничего не хочется, и даже нет сил открыть глаза. Моя душа настолько срослась с телом, что ее донимает боль того, чего уже нет? Чего от меня хотят, зачем я им?»
        Он закрывал глаза и чувствовал, как огромная волна подхватывает и несет его - ничтожную соринку; как рушится на крыши Белазоры и швыряет его, как и сотни таких же соринок, в кипящий водоворот...
        А Туоли все бубнил над ухом:
        - Вставай, светлый государь, сейчас в чащобы поедем. Не ровен час, нападет кто. Лук, стрелы есть - а стрелять некому. Метта пока тетиву не натянет, на тебя вся надежда!
        Аюр вздохнул. Ему вдруг припомнился бой на Лосиных Рогах.
        «Неужели там тоже был я?»
        Того царевича больше не было... А кто остался?
        Тракт был густо засыпан желтыми березовыми листьями. Под колесами потрескивал ледок в лужах, хрустели обломанные недавним ветром сучья. Кое-где у дороги лежали древесные стволы, - вероятно, те, кто ехал по ней ранее, расчистили заваленный бурей путь.
        - По лесу-то как ехать, батюшка? - спросил Метта.
        - Держи пока прямо. Увидишь останец, на кабанью голову похожий, дальше примечай - там дуб такой разлапистый будет. За дубом ельник, но ты туда не смотри, сразу за ним и поворачивай. Там поначалу узко будет, но это только сперва. Дальше дорожка выровняется.
        - А там куда?
        - Там сиди, по сторонам гляди. Вожжи можешь отпустить. Кони сами дорогу знают, не заплутают.
        - Аюр, давай играть! Смотри, очень просто. Надо ходить прямо. Это только кажется, что поле большое. На самом деле ставишь костяшку, потом еще. Если туда хода нет - не страшно. Поворачиваешь и снова идешь прямо, но в другую сторону. Шаг... шаг... Глядь, уже и прошел все поле!
        Ну давай. Что ты все время спишь?
        - Батюшка, как же так? Ведь государь может встать, если пожелает. Когда ты его в лес по нужде отводил, он ведь сам худо-бедно шагал, хоть и на тебя опирался. Почему же дни напролет все лежит и не разговаривает со мной? Может, я его чем обидел?
        - Не трогай его, Метта. Он в Белазоре такое совершил, что ни единому смертному не под силу. Я думаю, он потому и лежит, что его сущность человеческая подобного перенести не смогла...
        - Так что же он, никогда не встанет?
        - Может, и не встанет. Если это тело ему уже отслужило, когда-нибудь он родится заново и вернется к бьярам...
        - Но ведь он же сын бога! Зарни Зьен! Он нужен всем здесь и сейчас!
        - Ох, Метта! На это вся надежда.
        Царевич, лежа в повозке, равнодушно глядел, как приближаются поросшие вековым сосновым лесом хребты. Полог был убран, и лесистые кручи нависли с обеих сторон. Царевичу вдруг с тревогой подумалось, что в таких местах удобно устраивать засады на врага - ударить, зажать в низине... Он пошевелился, хотел сказать об этом Туоли, но вместо этого вновь в изнеможении закрыл глаза. Кому здесь нападать? Да хоть бы и напали - какая разница...
        Туоли сидел рядом с сыном на козлах, негромко рассказывая ему о здешних лесах. О камнях, что оживают в ночь полной луны и бредут неведомо куда. О медведях, что знают человечью речь. Одно радует - живут они далеко за горами. А тутошние медведи им почти как медвежата. Рассказывал он и о Замаровой пади, где жила нынче ведьма по имени Линта...
        - Изгородь там из комлей сложена, - неспешно говорил покалеченный стражник. - Корнями наружу растопырилась - поглядеть страшно! Сказывают, тот Замара был чародей. Силища в нем такая жила, что он столетнее дерево с корнем выворачивал да надвое ломал, и при этом даже руками не трогал... Из стволов избищу себе сложил, а корягами ограду вывел. В прежние времена приедешь к нему, а там что ни корень - то череп на нем висит!
        - Вражий? - затаил дыхание Метта.
        - Человечьих не было, врать не буду, - усмехнулся Туоли. - Меня отец когда туда впервые взял, я как раз твоих лет был.
        - Так ты и великана Замару живьем видал?
        - Нет, не видал. Мы за тыном ждали. А уж потом, как Замара сгинул, бабка Линта на займище поселилась.
        - А она откуда взялась?
        - О том лишь праведный Светоч ведает. Бабка черепа поубирала и за ограду стала гостей пускать. Да только ты к ней с добрым словом, а что она говорит, того иной раз и вовсе не поймешь. Талдычит что-то - вроде и по-нашему, и толку? Но дело свое лекарское знает.
        Метта насупился, о чем-то размышляя.
        - Там, выходит, чародейское жилище? А как же светлый храм...
        - Они не против Исвархи, - подумав, сказал Туоли. - Бабка и вовсе подле Светоча ужом вьется...
        - Чудно, - с сомнением протянул малец.
        - Зато в зельях, травах да кореньях лучше старухи Линты никто не сведущ... Еще она слово тайное знает - среди самых густых туч может солнце призвать. А может и скрыть его. Сам видел. Но только - тсс! Ее о том не спрашивай. Если разобидится, решит, что ты ее тайны выведываешь, плюнет на дорогу - и все. Куда ни иди, пути не будет. Так что, как бы бабка ни чудила, какие бы слова ни говорила, будь вежлив, улыбайся да кланяйся... Вон там... - Туоли поднял руку, указывая в распадок между хребтинами, - уже и изба виднеется.
        Метта привстал на козлах и прищурился, вглядываясь в вечерние сумерки:
        - Вижу, дымок над лесом вьется!
        - Стало быть, дома бабка. Видно, травы сушит.
        * * *
        Как и обещал Туоли, ограда была сложена из вывороченных в сторону леса корней. Они торчали рогами диковинных зверей - не то чтобы угрожающе, но совсем не гостеприимно. Однако ворота стояли распахнутые настежь.
        - Вот и гости пожаловали! - раздался из-за корявой изгороди скрипучий старушечий голосок. Он звучал довольно приветливо.
        Хозяйка Замаровой пади показалась на дороге и уставилась на приехавших.
        - Тебя, вояка, я помню. - Она вгляделась в лицо Туоли. - Рядом явно твой сынишка. А там, в возке, кто? Никак мертвяк? Чего сюда-то тащить?
        - Не мертвяк там, госпожа Линта, - махнул рукой бьяр и скривился от боли. - Светоч Исвархи велел покуда тебе им заняться. А вскоре он и сам сюда пожалует.
        Аюр увидел лицо старухи, которое нависло над ним, закрывая серое небо.
        - Батюшка Светоч, значит, болезного послал, - с улыбкой повторила она, разглядывая юношу. - И сам прибудет, вот радость-то! Как вас издали приметила, так и его не пропущу...
        - А как ты нас приметила, бабушка? - не удержался от вопроса Метта.
        Хозяйка хрипло рассмеялась, будто раскаркалась, и в тот же миг на плечо ей спорхнул иссиня-черный ворон.
        - У меня глаза тут далеко глядят, все видят!
        Лесная карга была простоволоса, как настоящая ведьма, и совершенно седа. Аюр, глядя на нее, подумал, что таких женщин не встретишь в столице, где даже бедные горожанки стараются красить волосы если не в золотистый, так хоть в луково-рыжий цвет. При ходьбе старуха сильно волочила ногу и потому опиралась на длинный сучковатый посох, увенчанный козьими рогами. Однако взгляд у бабки был цепкий и быстрый, и голову она несла высоко.
        - Ну давайте, ведите своего покойничка в избу... Эй, парнишка, - прикрикнула она на Аюра, - бока еще не отлежал? Поднимайся!
        - Он арий, старая, - тихо произнес бывший стражник. - Язык бы придержала.
        - Да по мне, хоть накх, - огрызнулась старуха. - В моем доме пусть меня слушает. Эй, ты, ноги есть - ходи ногами! А если нет, ползи туда...
        Она повернулась и ткнула в сторону сложенной из толстых бревен избы.
        В прежние времена Аюр бы, несомненно, возмутился непочтительными словами, брошенными дерзкой простолюдинкой. Но теперь он с помощью Туоли и Метты молча выбрался из возка и, пошатываясь от слабости, побрел через двор к низкому входу.
        - Гляди-ка, впрямь арий, - слышал он совсем рядом бормотание старухи. - Ладен, строен, волос золотой, глаз... - Старуха осеклась и вдруг взвизгнула: - Ну-ка глянь на меня! Гляди, немочь!
        Аюр повернул голову и в недоумении поднял взгляд на лесную бабку. Ту будто подменили. В ее лице больше не было насмешливости. Сейчас он видел в нем злобу и страх. Длинные сухие пальцы ведьмы впились в сучковатый посох, будто она изо всех сил удерживала себя, чтобы не перетянуть гостя дубиной поперек спины.
        - Коль сам прислал, то дело знает, - забормотала она. - Он все разумеет, сквозь землю на десять локтей видит, чужие думы слышит... Нешто сам пришел? Откуда бы ему тут быть? Нет, не он это... Умолкни, дура старая! А ты не ругайся, лучше глаза себе промой...
        Аюр растерянно глянул на Туоли. Тот был невозмутим, будто так и надо. В этот миг рядом оказался Метта:
        - Бабулечка, цветочек лесной, скажи, где тут водицы испить?
        Сведенное злобой лицо седой карги внезапно изменилось и разгладилось, будто оттаяло.
        - Вон там, за баней меж берез, уступок видишь? Это родник бьет... Попей, воробышек. Ковшик возьми под навесом. И мне принеси - что-то в горле пересохло... - Она холодно взглянула на Туоли, минуя взглядом Аюра. - А ты веди гостя в избу. Если сам батюшка Светоч его прислал, так пуще комарья ему тут ничего не угрожает.
        Глава 9 Золотой ящер
        Дверь в избу была низкой - Аюру чуть выше пояса.
        - Что встал? - фыркнула на него старуха. - На дворе ночевать думаешь?
        Она с неожиданной силой ткнула юношу в спину так, что тот едва не ударился лбом о бревно над дверью.
        - Поклонись соседушке, небось от тебя не убудет!
        Царевич не понял, о чем говорит лесная бабка. Но похоже, она уже давно выжила из ума и не особо тяготилась этим. Он наклонился и влез в избу.
        - Сразу-то не вставай! - послышалось снаружи. - Голова, может, у тебя и крепкая, да полати покрепче будут...
        Аюр огляделся, моргая и пытаясь привыкнуть к сумраку. В светце, едва разгоняя темноту, тлела лучина, роняя в глиняную миску с водой пепел и рдеющие угольки. Слева от двери кучей закопченных камней высилась печь. Такие Аюр уже видал у ингри. Топили ее совсем недавно, и все в избе было пропитано уютным теплом. Напротив входа и справа от него вдоль стен тянулись широкие лавки, под ними громоздились плетеные короба. По стенам висела домашняя утварь и пучки сильно пахнущих трав.
        - Проходи, чего встал, - ворчала старуха. - Садись к столу, потчевать буду...
        Стол занимал большую часть избы. Потемневшая столешница была сплошь расчерчена какими-то знаками. Аюр удивленно моргнул, увидев знакомые буквы.
        - Отвернись! - тут же раздался сзади новый окрик. - Нечего тут высматривать! Помоги-ка лучше колченогому мальцу в избу влезть... Да о полати голову не расшиби!
        Аюр послушно повернулся и тут же треснулся лбом о деревянный настил прямо над дверью.
        - Раззява безглуздая! С тобой говорить - что воду коптить.
        Царевич потер лоб и наклонился помочь Метте.
        - И вот еще что... - продолжала старуха. - Я приметила, у Туоли в возке лук со стрелами имеется. Ты бы завтра на заре сходил, последних уток настрелял, пока все не улетели. Я-то и брусникой наемся, и грибками, а вас, трех мужиков, чем кормить?
        Аюр молча уселся на лавку. Ему не хотелось ни отвечать наглой старой карге, ни обсуждать охоту. В теплой, пропахшей сухими травами и дымком избе его снова начало клонить в сон. Впрочем, он проспал большую часть дороги и не всегда мог с ходу различить явь и морок.
        Будто позабыв о нем, хозяйка хлопотала у стола. Он уже был накрыт самотканой скатертью. Аюру вдруг показалось, что причудливые цветочные узоры, бегущие по кромке, напоминают те, что когда-то в прежней жизни вышивали его сестры. Он вспомнил отца, Лазурный дворец, сад Возвышенных Раздумий... На душе стало больно и тошно. Он прислонился спиной к стене и крепко закрыл глаза.
        - Что, не по нраву тебе здесь? - по-своему истолковав его движение, прошипела старуха. - А мне на то тьфу! Лишь бы ожил. А ты у меня оживешь. Потому как батюшка Светоч того желает.
        Аюр ее уже не слушал - он впал в мрачное забытье. Будто через стену он слышал обрывки недобрых слов и посулов. Затем повеяло вареными грибами и чем-то еще, и вдруг, как по указу, злая речь сменилась воркованием:
        - Потчуйтесь, гости дорогие, да славьте Исварху.
        Царевич неохотно открыл глаза и увидел большую миску, наполненную чем-то мелко нарубленными, белесым, перемешанным с темными комками грибов. Туоли с сыном уже сидели за накрытым столом и с нетерпением ждали, когда юный государь первым приступит к трапезе.
        - Это что? - тихо спросил Аюр, поглядев на Метту.
        - Осиновая заболонь с сыроегами, - радостно сообщил мальчишка. - Ты отведай, вкусно! Я тут глянул под березами - вокруг сыроег видимо-невидимо. За боровым грибом, поди, дальше в лес идти надо. Как нога окрепнет, я прямиком туда пойду. А то вместе пошли! Знаешь, какие боровые грибы вкусные? Здоровенные - во! - Метта широко развел ладони. - Под ними иной раз зайчата от дождя хоронятся!
        Осознав, что раньше его никто не начнет есть, Аюр через силу заставил себя попробовать варево.
        - Ну как? - улыбаясь, спросил Метта.
        Аюр лишь пожал плечами. Он вовсе не ощутил вкуса съеденного. Но спать захотелось еще больше.
        - Что это ты носом клюешь? - тут же отозвалась хозяйка. - Ты, чай, не птица, и тебе тут не зерно рассыпано...
        - Благодарю за трапезу, почтенная хозяйка, - выдавил царевич.
        Старуха замерла с открытым ртом, так и не закончив говорить. Затем, смягчившись, бросила:
        - Лезь на полати, заморыш. Там тебе самое теплышко, в самый раз отогреться. Ты ж не оттого сердцем застыл, что хвор, а оттого хвор, что сердцем застыл...
        Куда-то взбираться Аюру совсем не хотелось. Он бы сейчас прилег тут же на лавке да и заснул, уткнувшись носом в бревенчатую стену. Но тогда бы взбираться наверх пришлось бы Метте с перебитой ногой или Туоли, которого сын кормил из рук. Ну или колченогой бабке. Аюр с надеждой глянул на старуху, но, судя по ее недвусмысленному взгляду, даже заговаривать с ней об этом не имело смысла.
        Он тяжело вздохнул, встал, опираясь на стол, и направился к кривой лесенке о пяти ступеньках, ведущей на забросанный шкурами настил. Прежде ему легче было взобраться на гору!
        На полатях было душновато, но тепло и мягко. Аюра окутал тонкий убаюкивающий аромат сушеной мяты. Юный государь вытянулся, уронил голову на шкуры и заснул так быстро, что даже не успел помянуть в уме Исварху, испросив его защиты в ночи.
        * * *
        Однако стоило сознанию провалиться в непроглядную тьму, как в нем снова, уже в который раз с того ужасного дня, издалека очень явственно начала двигаться волна, увенчанная пенной каймой. Аюр чувствовал, как вдруг усилившийся резкий холодный ветер несет стаи крошечных ледяных брызг. Они забиваются в рот, нос, глаза, мешают дышать, видеть. Серая переливающаяся стена воды надвигается, заслоняя тусклое солнце. Он чувствует движение там, внутри полупрозрачной громады, точно чье-то невозможно огромное тело извивается в водяной толще. Аюр видит лишь смутные очертания чудовища. Оно все ближе; кажется, вот-вот его голова покажется из воды. Громадная оскаленная пасть... Наверняка у него оскаленная пасть, как же иначе?
        Царевичу кажется, что он воочию уже видит красные, налитые кровью глаза мстящего змея. Сорвавшаяся с клыков пена падает ему на грудь, с шипением растекается по коже, давит, печет... И в этот миг змей наконец вырывается из морской бездны.
        Аюр резко выдохнул, открыл глаза, приподнял голову и вдруг застыл, покрываясь холодным потом. Грудь давило неспроста - на ней расположилось нечто увесистое и явно живое. Он скосил глаза, стараясь не потревожить незваного гостя. Усилиями Ширама за время путешествия в земли ингри царевич научился, как сказал саарсан, «для ария неплохо» видеть в темноте. Он разглядел - и обмер от ужаса. На его груди, свернувшись кольцом, лежала змея.
        Аюр затаил дыхание, чтобы не спугнуть тварь. «Наверняка бабка подкинула, - думал он, стараясь унять накативший животный страх. - Сейчас только начни дергаться - гадина сразу ужалит. Потом старуха будет разводить перед Светочем руками, мол, не уберегла, спали, а тварь возьми да приползи...»
        Нет - не могла она просто так сюда заползти!
        Он прислушался. Старая карга не спала. Снизу он слышал ее неразборчивое бормотание. К слуховому оконцу под крышей тянулась струйка легкого сладковатого дыма. «Ворожит», - сообразил сын Ардвана, вслушиваясь в однообразные припевки. Когда же разобрал, что она поет, так удивился, что даже на миг забыл про змею. Колченогая подруга Светоча дребезжащим голоском негромко пела на самом что ни на есть чистейшем столичном наречии:
        - Посмотри мне в глаза, Зарни Зьен.
        Потанцуй со мной, Зарни Зьен...
        Твои гусли звенят, будто сто ручьев,
        Твой голос поет сотней голосов...
        Но сейчас Аюр лишь понял, что звать ее никакого смысла нет. Помощи не дождешься. Что же такое удумал Невид, зачем отправил его сюда, к этой ведьме?! Как справиться с проклятой змеей? Будь Аюр здоров, он бы просто скинул ее. Но сейчас ему казалось, что победить огромного водяного змея в Белазоре было легче!
        Царевичу вдруг вспомнились рассказы Ширама о том, как накхи разговаривают со своими домашними змеями. Вдруг те и вправду мудры и в них вселяются души воинов?
        Может, если он попытается заговорить со змеей, она поймет его? Ведь получается же у накхов!
        Аюр постарался вообразить почтительную просьбу не трогать его и уползти восвояси, но не сумел и попросту тихонько зашипел:
        - Уходи! Уходи!
        Тяжесть на его груди шевельнулась. Змея приподняла голову и тихонько зашипела, уставившись на Аюра неподвижным взглядом. По лбу царевича поползли капли пота. Изо рта гадины выскользнул раздвоенный язык, коснулся его подбородка. Аюр огромным усилием удержался, чтобы с воплем не сорваться с места.
        Нет, так ничего не выйдет!
        Царевич представил себе, как Ширам смотрит на него, жалкого и перепуганного. «Я победил морское чудовище! - мысленно закричал он саарсану. - Да, это был тот же самый я!»
        Аюр очень медленно поднял руки. Одну начал отводить назад, чуть покачивая растопыренными пальцами, чтобы привлечь внимание змеи. Другую завел сзади за ее голову.
        - Сыграй мне еще, Зарни Зьен, - распевала внизу бабка, - ту песню, что слышит лишь ночь...
        Аюр с силой ухватил змею у основания головы, рывком скинул вниз и упал на спину, тяжело дыша, чувствуя себя так, будто море наконец выкинуло его на берег. Берег был твердый. Волна с шипением уходила.
        Пение внизу оборвалось гневным возгласом. Аюр перекатился на бок и уставился вниз.
        На изрисованной столешнице, в глиняной жаровне краснели уголья. На них лежал плоский камень, усеянный тлеющими зернами. От них и тянулся в продушину тот сладковатый дымок. Рядом с противнем на столе извивалась змея. Старуха, вскочившая на ноги, злобно щурясь, смотрела на царевича. В руках у нее была высокая войлочная шапка.
        - Ты что это, лиходей, вытворяешь?
        - Я вытворяю?! - воскликнул возмущенный ее наглостью Аюр. - Это же ты убить меня захотела!
        - Я?! Да что ты мелешь?
        - А кто мне в постель гадюку подложил?
        Старуха вдруг рассмеялась:
        - Это не гадюка, а уж. Он тут везде ползает, мышей ловит. Ты молодой, кровь горячая, вот он и пришел к тебе погреться, как изба выстывать начала... А ты, я вижу, выспался наконец. Ишь как запрыгал!
        - По тебе бы змея поползала, ты бы еще не так запрыгала, - проворчал Аюр, глядя, как старуха гладит извивающегося ужа, пришептывая что-то утешающее.
        - Порой мне того очень хотелось, - вздохнула о чем-то своем бабка. - Чтоб приползла, ужалила, яда не пожалев... А этот-то безобидный.
        Смущенный услышанным, Аюр вгляделся в старуху. Прежде он смотрел на нее безразлично, как сквозь туман, теперь же его зрение будто обострилось.
        А бабка-то не бьярка! Здешний люд скуластый, круглолицый, а у этой лицо узкое, старушечий крючковатый нос когда-то, верно, был тонким и изящным. В сплошной седине, словно солнце в снегу, вспыхивали золотые нити. Да нет, быть того не может...
        - Ты что, из арьев? - спросил Аюр, слезая с полатей на пол. Ноги его, коснувшись пола, чуть не подкосились, но он устоял.
        - Ишь, подметил, - ухмыльнулась бабка.
        - Что ж ты тогда славишь бьярских богов?
        - А кто тебе сказал, что я их славлю?
        - Я слышал, ты призывала Зарни Зьена. Бьяры так называют меня.
        - Зарни? - Старуха рассмеялась, тыча пальцем в грудь Аюра. - Ты ничуть не похож на него. Он был высокий, синеглазый - редко встречаются такие красивые сурьи. Он играл на читре и гуслях так, что цветы, заслышав звон струн, расцветали, а коровы давали молоко, поднимавшее больных с ложа смерти...
        - О ком ты говоришь, не пойму, - в замешательстве ответил Аюр.
        - Если ты и впрямь сын государя - а что сказать, ты похож на молодого Ардвана так, словно отец подарил тебе собственное лицо, - неужели забыл его музыку?
        - Да чью музыку?
        - Зарни, царского гусляра. И впрямь не помнишь его?
        - Ты что-то путаешь. При дворе никогда не было гусляров, - покачал головой Аюр.
        - Твоя мать обожала его игру. Зарни приходил к ней каждый день, а она улыбалась и сияла от радости... Впрочем, - взгляд старухи вдруг затуманился, как тогда во дворе, когда она в первый раз увидела царевича, - ты и не мог его помнить. Его призвали еще до твоего рождения, ибо Аниран долго не могла зачать, а игра Зарни излечивала от сотни хворей. Ардван был милостив к целителю. Он и сам приходил его слушать, даже дозволял приходить в тайный сад....
        Она вдруг осеклась и замолчала.
        - Что было дальше? - нетерпеливо спросил Аюр. - Говори!
        Взор седовласой ворожеи помутился, она съежилась и забормотала скороговоркой:
        - Нет, не бей меня! Не бей, умоляю! Я сказала все, что знала! Меня там не было, меня отсылали, я ничего не видела, не слушала сплетен, мне нечего сказать...
        - О чем ты?
        - Не бей, умоляю! - По иссохшим морщинистым щекам старухи потекли слезы. - Я ни в чем не виновата! Зачем эти клещи?!
        Аюр растерянно глядел на нее, не понимая, что делать, но чувствуя: еще немного - и бабка совсем потеряет рассудок.
        - Змея-то твоя где? - не придумав ничего лучше, ляпнул он.
        Как ни странно, старуха замолчала. Слезы текли по ее щекам, но в глаза медленно возвращался разум.
        - Сказано, это уж, - сварливо проговорила она. - Так уполз... А ты чего не спишь? Лезь на полати, нечего тут скакать среди ночи!
        Аюр забрался наверх, размышляя о диковинной старухе и ее сумбурных речах. Кто она такая, как очутилась в бьярской глуши? Неужто и впрямь прежде жила при дворе, знала отца и мать? Но что же там произошло? И кто этот синеглазый гусляр, о котором он никогда не слышал?
        Раздумывая над мучившими его вопросами, Аюр незаметно для себя впал в сонное забытье. Ему казалось, он почти что-то понял, но мысли снова путались, порождая неясные смутные образы. Чудилось, будто поблизости впрямь звучат струны и приятный голос напевает нечто тягучее, обволакивающее...
        И вдруг словно чья-то рука в клочья разорвала серый занавес. Аюр очутился в полном света и движения пространстве, дрожавшем от почти невыносимого грохота. Перед ним низвергались десятки водопадов, рушились скалы, и сквозь проломы рвались новые потоки, растворяясь в облаках водяной пыли. Аюру казалось, что грохот забивается к нему в уши, а низкий рев падающей воды отдается в костях. Он обратил взгляд вниз и увидел в разрыве водяных облаков зеленые равнины...
        Что это? Конец мира?
        «Ты видишь гибель Аратты, - раздался у него в голове насмешливый голос. - А я - рождение нового моря. Мне нравится и то и другое».
        Аюр обернулся, но никого не увидел. Кто это сказал?
        Тем временем в облаках внизу начало разгораться золотое сияние. В следующий миг перед царевичем возник удивительный воин в чешуйчатых золотых доспехах. Его лицо было полностью закрыто большеглазой золотой маской, которая ничем не напоминала человеческое лицо.
        «Золотой ящер? - изумился Аюр. - И никакой это не доспех, а чешуя!»
        Воин стоял на ладье с высоким носом, которая плыла по небу, будто плоскодонка по озеру. В руках у него был огромный лук, который Аюр сразу же признал, хотя никогда не видел. Вот он, Лук Исвархи!
        «Ты должен исчезнуть», - раздался голос, легко перекрывший гром водопадов.
        Воин поднял лук, полыхнувший как молния, и выпустил стрелу. Ослепительная вспышка...
        Аюр зажмурился. Однако ничего не произошло. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой золотую личину. В прорезях вспыхнули золотые глаза. Их зрачки сияли ярче смоляных факелов, и все же от них пробирал мороз. Лук Исвархи уже убран в налуч.
        Выходит, стреляли не в него?
        Не отводя леденящего кровь взгляда, золотой ящер протянул руку навстречу Аюру.
        Тот закричал, шарахнулся, едва не свалившись с полатей...
        - Тише, избу разнесешь! - раздался снизу старухин крик. - Вот прислали живчика на мою голову!
        В волоковое окно уже сочился утренний свет.
        - Что стряслось? - вскинулся Туоли, вертя головой в поисках неприятеля.
        С дальней лавки вскочил Метта, мигом сообразил, в чем дело, и выпалил:
        - Аюр очнулся!
        - Все целы, все здоровы, - недовольно буркнула бабка. - А ты что заорал, болезный? Приснилось что?
        Аюр молча шарил взглядом по темным углам избы.
        - Этот, с луком... - еле выговорил он. - Я знаю его голос! Я его уже слышал!
        - Знакомого, что ль, во сне увидел? А чего так напугался?
        - Он летел по небу и сиял...
        - Так тебе какой-то бог явился, - кивнула бабка. - Здесь, в Замаровой пади, такое частенько бывает. На новом месте, как говорят, приснятся добрые вести!
        Аюр содрогнулся. Тоже мне, «добрые вести»! Брр!
        - Не признал, который бог-то? - с любопытством спросила старая Линта. - Ну-ка, сколько у него было голов?
        - Одна...
        - На чем летел - на шестиногом лосе, белом лебеде или черном ящере?
        - Нет, на ладье...
        - Гм... тогда не знаю. Видно, не из бьярских...
        - Он сперва стрелял, да, видно, не в меня. А мне потом руку протянул, - не слушая ее, скороговоркой произнес Аюр.
        - Ну, раз протянул - стало быть, признал. Верно, и тебе доведется руку ему протянуть.