Сохранить .
Здарг Георгий Иосифович Гуревич
        #
        Гуревич Георгий
        Здарг
        Георгий Гуревич
        Здарг
        (Анаподированная биография)
        Содержание
        Часть 1. Здарг
        Часть 2. Яхта Здарга
        Эпилог
        Часть 1 ЗДАРГ
        Повесть эта - первая из серии ЖЗН - "Жизнь Замечательных Нелюдей".
        Я задумал ее давно, еще в первые дни пребывания в Звездном Шаре [ Путешествию в Звездный Шар посвящен роман Г. Гуревича "Приглашение в зенит". "Здарг" - часть этого романа. Другие части публиковались в журналах "Искатель", "Техника - молодежи", "Химия и жизнь". ], когда, ошеломленный мгновенным перемещением, отлеживался в небесной клинике, и Гилик приставленный ко мне карманный киберэрудит - чирикающим своим голоском повествовал о кодах форм и кодах бесформенного, видении адекватном, параллельном и касательном, о превращениях типа ТТ, типа СС и типа Ноль, теттеитации, сессеизации и нулетесации, о миллитации, макробации и смещении по лестнице Здарга, о матрицах Здарга, зигзаге Здарга и полигоне Здарга. И, отупев от бренчания незнакомых слов, в ужасе думая, что вместо путевых заметок мне придется писать комплект учебников звездного знания, я вспомнил испытанный журналистский прием: если изобретатель сконструировал что-то узкоспециальное и малопонятное, то просишь рассказать биографию - чем увлекался в детстве, как нашел тему, через какие пробирался трудности, где и как осенило...
        - Решено! - сказал я себе.- Подготовлю серию биографий звездожителей. Вот и первая кандидатура наметилась: Здарг с его матрицами и зигзагами.
        Я заказал материалы о Здарге своему карманному киберэрудиту. И начал переводить, выспрашивая у Гилика незнакомые слова.
        Вот что начало получаться: "Всего час езды на подмоховой субмарине - и, выпрыгнув на сеть, вы увидите цветущие болота. Все они в квадратных прорубях. У оконец черной воды на глянцевитых лентолистьях глянцевито сверкают тела горожан; лучи
5219 багровеют в их воздушных глазках. В перспективе - шпалеры кусающихся. Вот за такими шпалерами, в скромном гнезде кусаероба и отпочковался детеныш, которому предстояло..."
        Получили представление? И какое?
        Видимо, надо пояснить, что все это происходит на далекой планете Вдаг, с Земли она не видна ни в какие телескопы.
        Вдаг - третий спутник звезды 5219, название этой звезды неудобопроизносимо. Сама планета несколько больше нашей Земли (раза в полтора), а на таких небесных телах (в Звездном Шаре это считают закономерностью) атмосфера куда плотнее, тучи непроглядные, греться на солнце - редкое удовольствие, океаны вдвое глубже наших и только самые высокие хребты поднимаются над водами. Следовательно, сухопутная жизнь не может быть особенно развита. А так как разум появляется в самой активной зоне жизни, где труднее всего бороться за существование (это тоже считается закономерностью), сапиенсы Вдага появились на мелководье, в прибрежных зарослях вроде наших мангровых. И культуру создали мыслящие земноводные длиннотелые, плоские, с глазками по всему телу, глазками воздушными и подводными. Здарг был одним из них. Он отпочковался в доме скромного садовника- "кусаероба", разводящего кусающиеся цветы для живых изгородей.
        Кажется, все объяснил.
        - Напрасно стараешься,- сказал мне Гилик.- Пишешь адекватно, а поймут превратно. Возьми-ка лучше анапод.
        И пожалуй, он был прав. В самом деле, если описывать все эти черные лентолистья с бахромчатыми фестонами, черные тела с рядами глазок-пуговичек, не заслонят ли эти аксессуары основное: ход мыслей одного из крупнейших ученых Звездного Шара,
        - Ладно, ничего не поделаешь,- вздохнул я.- Пристегни мне анапод, пожалуйста.
        Анапод - аналогизатор подобия - очень распространенный в Звездном Шаре прибор, без него не обходятся межзвездные конференции, где встречаются сапиенсы разных видов, друг для друга удивительные, иногда страшные, или странные, или внешне неприятные, или, наоборот, смешные. А на конференциях надо договариваться, дела обсуждать, а не моршиться брезгливо, глазея друг на друга. И, полагая, что лицезрение какого-нибудь пятнистого монстра мешает пониманию его разумных идей, сапиенсы Шара надевают анапод, видеопереводчик, преобразователь чужеродных образов в привычные, показывающий пришельца в знакомой форме: человеку - в человекоподобной.
        И когда я начал читать анаподируя, постепенно уплыли из сознания черные листья и черные пиявки, вместо сети появилась дачная платформа, вместо кусающихся цветов - заборы, очертания мирной среднеевропейской деревни начала XX века, помещицы, гарцующие на иноходцах, крестьяне в широкополых шляпах, тележки с брюквой, мулы в упряжке. И среди них вышагивает по грязи широкогрудый богатырь, лобастый, губастый, с курчавой бородой на шее, в чересчур коротком плаще. Видимо, не нашлось подходящего размера в магазине готового платья.
        Таким показал мне Здарга анапод, таким прошу изображать его на иллюстрациях, не изобретать фестоны для лент растительных и животных. В Здарге нам важен разум... аналогичный человеческому. И художников прошу: рисуйте человека.
        А нарисуете адекватно, поймут превратно.
        Среди людей, и среди нелюдей тоже, существует ходячее мнение о том, что гениальность - это болезнь, ненормальная гипертрофия одной какой-то функции. И функция эта развилась за счет других. Слух абсолютный, а сам дурак дураком.
        Но на Здарга как на характерный пример ссылаться не пришлось бы.
        Этому сапиенсу много было отпущено от природы. Много всего: объемистые легкие, крепкие голосовые связки, могучие мускулы, много энергии, много трудолюбия, много напора, много сил и много ума. От рождения всего много.
        Научные работники называются одинаково - "ученые", хотя труд их многообразен и требует различных способностей.
        Есть среди них добытчики фактов - экспериментаторы, есть знатоки фактов - эрудиты и есть теоретики - толкователи фактов. Первым нужно терпение рыболова, воображение механика и тонкие пальцы ювелира. Вторым память, память, память, а кроме того, любовь к порядку, к классификации и еще - почтение к печатному слову. Теоретику же важен кругозор и непредвзятость, оригинальность мышления. Обычно люди не соединяют в себе такие разнородные наклонности. Но Здаргу досталось все: пальцы, память и независимость ума.
        Он схватывал на лету, быстрее других. Понимал отчетливее, мыслил яснее. Пока соученики с трудом втискивали в мозг условия задачи, Здарг успевал найти ответ. Пока другие, напрягая извилины, искали хоть какой-нибудь подход к решению, Здарг продумывал общий метод, составлял алгоритм для подобных задач, успевал подсчитать, сколько методов возможно вообще, и еще поставить вопрос: нужны ли подобные задачи?
        Все биографы отмечают эту особенность Здарга: он выполнял заданное, а после этого еще и противоположное. В школе его дразнили Здарик-Наоборот-Мозги-Набекрень. В студенческие годы величали герцогом Шиворот-Навыворот. Однокашники уже тогда считали его гением. Впрочем, в табеле отметок особой гениальности не замечаешь: . ятерки там соседствуют с тройками и даже с двойками. В годовых характеристиках встречаются такие эпитеты, как "самонадеянный", "несобранный", "недисциплинированный в мышлении". Один раз даже было написано: "Нежелательное явление в студенческой среде, разлагает учебный класс".
        Биограф замечательного человека или нечеловека всегда склонен влюбиться в своего героя (а иначе зачем же тратить свои годы на его жизнеописание?). Биографу хочется, чтобы этот герой был образцом во всех отношениях - не только великим ученым, но и прилежным учеником, добрым товарищем, хорошим семьянином, чтобы на всех планетах рядовые граждане брали с него пример. Надеясь стать великими, становились бы хорошими.
        Увы, Здарг не оправдал моих надежд.
        Об учении я уже говорил: пятерки рядом с тройками.
        Впрочем, возможно, тут не только Здарг виноват. Многие педагоги не одобряли его неуемной пытливости, рывков за пределы программы. Считали, что студент к ним приходит учиться, знания набирать, рассуждать должен позже. Но в том-то и дело, что Здарг успевал и выучить, и обсудить, и осудить. Подражатели же его пытались осуждать, не обсудив и даже не выучив. Так что я никого не призываю следовать примеру Здарга. Следуйте, если вы, как Здарг, способны на каникулах от скуки вывести формулы дифференциального исчисления и от нечего делать прочесть все учебники на пять лет вперед.
        Был ли Здарг хорошим товарищем? Воспоминания противоречивы. "Великолепным",- говорят одни, "никудышным" - по мнению других. Герцог Навыворот отличался герцогской щедростью. Ему ничего не стоило подарить лолузнакомому гостю новенький костюм. Щедрость эта происходила не от богатства. Отец Здарга был скромным "кусаеробом"; Здарг зарабатывал по-студенчески: репетиторством, переводами, разгрузкой вагонов. Но все ему давалось легко, даже работа грузчика. До мнению сапиенсов Вдага, скупость рождается от слабости, от неуверенности в своем завтрашнем дне. Доброта Здарга объяснялась верой в себя. Он не сомневался, что заработает на другой костюм.
        Он щедро делился имуществом и столь же щедро - знаниями. Но соученики предпочитали не обращаться к нему за помощью. Схватив суть мгновенно, Здарг не представлял себе, что другие схватывают не мгновенно. Он удивлялся, возмущался и вслух высказывал недоумение, возмущение, даже презрение к тупости товарищей. Правда колет глаза; даже откровенному тупице неприятно, когда его называют тупицей.
        Здарг судил по себе: кинули тебе намек, и довольно. Снисходительной деликатности не было у него ни на грош. Помочь?
        Пожалуйста! Проявить внимание? Недосуг. Он помогал с легкостью и обижал с такой же легкостью. И обиженных словом было не меньше, чем благодарных за действенную помощь.
        Среди студенток особенно много было обиженных. Здарг имел успех у девушек. Он казался им олицетворением мужества со своей широченной грудью, зычным голосом и курчавой бородкой. Здарг и сам не был равнодушен к томным глазкам и тонким талиям, влюблялся пылко, вкладывал в ухаживание такой же напор, как в науку. Но он немедленно высвобождал свою бычью шею, как только подруга пыталась свить ярмо из своих нежных ручек. Нет, у Здарга не было холодной расчетливости вечного холостяка, берегущего свой покой. Просто у него была объемистая душа, одна любовь не могла заполнить ее целиком. И чаще всего он изменял девушкам ради лаборатории. Конечно же, женщины Вдага, которым любовь представлялась наиглавнейшим делом жизни, осуждали этого "обманщика", убегавшего от них к осциллографам.
        Только одна оценила его подлинную натуру, только одна не осудила ни разу, прошла рядом всю жизнь, все принимая, все прощая. Нет, не жена. Здарг так и не женился. Я имею в виду Ридду - ассистента кафедры математической физики в том институте, где учился Здарг.
        Ридда была похожа... нет, не будем описывать адекватно.
        Анапод же нарисовал мне плоскую фигуру, бледное лицо с нездоровой кожей, прищуренные близорукие глаза, бескровные тонкие губы, сжатые с выражением брезгливого презрения.
        Казалось, Ридда только что проглотила ягоду с червячком.
        Вероятно, Ридда была некрасива, по понятиям Вдага, и не очень молода уже - старше Здарга на несколько лет. Ей уже грозила опасность остаться бездетной, и ученики постепенно становились ее единственными детьми. Конечно, и Ридду Здарг изводил своими каверзными вопросами. Но в отличие от других педагогов она радовалась его уму, его превосходству, как мать радуется превосходству умного сына. Эта безграничная снисходительность объяснялась отнюдь не слабостью характера. К другим ученикам Ридда относилась с жестокой требовательностью, была непримирима к неспособным, коллег подавляла резким апломбом, умела быть энергичной, хитрой, даже беспринципной в борьбе. Мужчины Вдага не устают удивляться противоречивости таинственной женской натуры. Со своей мужской прямолинейностью они не могут понять, как это в одном существе уживаются лань и львица. Но в сущности, что же тут нелогичного? Женщина по своему биологическому назначению - мать.
        Мать опекает детеныша, но нуждается в опеке сама. В защите опекаемого она яростная львица, отважная до отчаяния. По отношению к опекающему - лань, ласковая, нежная, мнимо покорная, беспомощная, даже кокетничающая своей беспомощностью. И превращение лани в львицу происходит мгновенно, как только взгляд переходит с мужа на врагов младенца. А мужья с их узколобой линейностью считают эту двойственность притворством, гадают, какая натура подлинная.
        Обе подлинные.
        Увы, отцветающей Ридде не пришлось быть ланью в жизни.
        Вероятно, она мечтала быть ланью Здарга, но ей пришлось довольствоваться ролью личной львицы. И ученый мир запомнил только соратницу, ратницу, неприятно резкую, непримиримую амазонку от науки. Лишь после смерти Ридды в ее бумагах нашли стихи, писанные ланью: томные стансы о душе чувствительной и истерзанной, о мускулистой руке-опоре, о широкой спине, за которой можно идти зажмурив глаза, бездумно и беззаботно.
        Но о Ридде-лани мир узнал лишь посмертно, а при жизни имел дело с Риддой-львицей. Впервые она выпустила когти, когда Здарг кончал институт. Говорилось уже, что табель у Здарга был не идеальный. На Вдаге ни один педагог не согласится, что студент может знать какой-то раздел лучше, чем он сам. Большинству представлялось, что Здарг просто зазнайка, личность невоспитанная, не понимающая свое место. Можно с такими недостатками стать научным работником? Нет, конечно.
        И вышел бы Здарг из института с отметкой "посредственно", практически закрывающей путь в науку, если бы не Ридда.
        Ридда пустила в ход все свое блекнущее обаяние, чтобы очаровать всех, кого могла очаровать. Сулила блага тем, кто верил посулам, запугивала тех, кого могла запугать. А не поддавшихся чарам, посулам и запугиванию постаралась дискредитировать. Упрямцев окутывали нашептывания. Почему-то на них начинали смотреть косо, почему-то называли некомпетентными, годными только на пенсию, слабыми работниками, с которыми и солидаризироваться неприлично.
        Диплом с отличием Здарг не получил. Но четверку ему поставили, способности отметили, рекомендовали к научной работе. И рекомендация эта плюс улыбки Ридды привели его в Отдел Подающих Надежды. На Земле мы назвали бы это учреждение аспирантурой.
        Мне лично хотелось бы, чтобы в биографии Здарга не было этой непочетной страницы. Лучше бы он пробился своими силами. Может быть, и пробился бы в конце концов, потратив несколько лет на разборку завалов в предполье науки. Но так или иначе, Ридда ввела его в науку за ручку. Единственное оправдание: Здарг не ведал о ее усилиях. Ридда не посвящала его. Она отлично понимала, что Здарг с его стремлением к точной истине, жаждой резать правду-матку в глаза, только напортит себе в сфере деликатных намеков. Львенок был могуч и глуп, львица отстояла его своими силами. Да, она дралась жестоко и не всегда честно, но дралась за будущего льва.
        А сколько львиц Вдага с таким же усердием проталкивали в науку ленивых сурков, шакалов, ослов даже! К сожалению, все матери Вдага считают своих птенцов львятами.
        Итак, в один прекрасный день Здарг, выутюженный и напомаженный, переступил порог кабинета Льерля, видного ученого планеты Вдаг, крупнейшего специалиста по геометрии пространства, таланта третьей категории... и научного руководителя Ридды в прошлом.
        - Уберите ваши бумаги, юноша,- процедил талант, небрежно окинув взором неуклюже переминающегося богатыря.- Уберите бумаги, для меня достаточно рекомендации Ридды. Она была способной девочкой, опрометчивой иногда, но таковы свойства женского характера. Да, я помогу вам. Естественно, своей темы у вас нет, вы будете просить, чтобы я подсказал. Можно подумать, что у меня каталог тем для начинающих. Ну ладно, если Ридда просит за вас, девочку надо уважить. Что же я вам предложу? Ну вот, запишите; "Расчет вероятности обнаружения гравитационного взаимодействия на современном ульдатроне".
        И не спрашивая согласия, Льерль протянул два пальца на прощание.
        Здарг приступил к расчету вероятности обнаружения.
        Много лет спустя в газетной статье, написанной к юбилею, он так характеризовал этот период своей деятельности: "Когда я учился, в науке господствовал феодализм, иного слова не подберу. В эпоху феодализма исторического великие империи распадались, дробясь на королевства, княжества, уделы, улусы и баронаты. И каждый барон, владелец одной деревеньки иногда, отстаивал свою независимость от хилой центральной власти. В мою эпоху великие науки рассыпались,; дробясь на независимые разделы, и каждый раздел объявлял себя самостоятельной наукой, издавал собственный журнал, вырабатывал терминологию, непонятную для непосвященных, всячески подчеркивая свою неповторимость. Раздробилась единая физика, единая история и биология. Вместо науки о лечении процветали обособленные психология, неврология, невропатология, урология, ларингология, офтальмология. Вместо единой географии существовали сами по себе метеорология, гидрология, гидрография, океанология, океанография, графин для каждого океана, отдельно для поверхностных вод, для глубинных, для дна. Специалисты оправдывали это дробление обилием фактов.
        Твердили, что нельзя объять необъятное, только узкий специалист может быть знатоком. Да, фактов накопилось предостаточно. Да, необъятного не обнимешь, верно и это. Но кроме того, существовала и еще одна причина для общей тяги к дроблению. Феодализация была лестна и выгодна ученым баронам.
        Лестна, потому что каждый микрооткрыватель мог объявить себя основателем новой науки. И выгодна, поскольку каждому участнику науки отводился свой надел, своя делянка, своя золотоносная жилка, и на этом участочке специалист считался монопольным владельцем. Его мнение спрашивать было необходимо, не упоминать его неприлично.
        Хоть и крошечная деревенька, а собственная.
        Впрочем, из истории известно, что независимость мелкоты была номинальной. Самые мелкие феодалы не могли бы удержать свои деревеньки, им приходилось становиться вассалами крупных. Так сложилась многоступенчатая иерархия: император - короли - герцоги - графы - бароны. И ученые феодалы выработали свою иерархическую лестницу. Высшее звание "гений" у нас на Вдаге давалось только посмертно. Ниже шли таланты I, II и III категории, знатоки I, II и Ш ранга и вне класса - подающие надежды. Земельные феодалы начинали свою карьеру посвящением в рыцари в награду за кровопролитие. Мы - ученые феодалы - начинали посвящением в подающие надежды после обсуждения реферата, написанного по строго установленным правилам.
        В реферате полагалось исписать не менее двухсот страниц, чтобы продемонстрировать свое трудолюбие и терпение. Материал надо было излагать непонятно, на специальном языке, чтобы видно было, что ты овладел тайным жаргоном своего клана. Первая глава посвящалась обзору литературы, то есть перечислению статей всех знатоков и талантов своего феода, при этом необходимо было раз десять упомянуть имя руководителя. Далее следовало описание материала и нескольких опытов, расчеты и в конце концов вывод страничек на пять.
        В выводе можно было проявить независимость, но в скромных рамках. Даже прилично было поспорить со своим шефом, лучше о терминах и границах их применения. Спорить о сути не рекомендовалось. Ведь вся работа вассала должна была войти как глава в будущий реферат сюзерена. Сюзерен и темы-то раздавал молодым по оглавлению своего основного труда..." Вероятно, если бы Здарг мог выбирать год рождения, он бы предпочел другую дату. Но увы, даже и в Звездном Шаре у младенцев нет такой возможности. Все мы рождаемся в пути, на каком-то перегоне, на следующих перегонах растем и учимся, а когда подходит возраст, подставляем свое плечо. Вот и Здарг подставил свое плечо, когда подошел его срок, а момент был не слишком благоприятный для юнца, мечтающего о мировых открытиях.
        Дело в том, что Вдаг переживал трудный период своей истории. Землю он миновал, к счастью. Хотя возможность такая виделась самым прозорливым.
        За триллионы и триллионы километров от Вдага великий гражданин совсем иной планеты - Владимира Ильича Ленина я имею в виду,- говорил, что "надо бы написать для рабочих роман на тему о том, как хищники капитализма ограбили Землю, растратив всю нефть, все железо, дерево, весь уголь".
        Обширную, щедрую Землю эти хищники не успели разбазарить: вмешалась революция и отобрала у капитализма одну, шестую планеты. Но на Вдаге история сложилась иначе. Представьте себе мир, где угроза, о которой говорил Ленин, стала реальностью, где ситуация 1913 года сохранялась еще несколько десятков лет. Ограбленная капиталистами Земля - это и есть Вдаг. Почему так случилось? Может быть, из-за иных соотношений воды и суши. Обширный и густонаселенный Вдаг был гораздо беднее минеральным сырьем. Горное дело оказалось там не в чести, металл добывали из растений, из водорослей, как йод у нас на Земле. Металла было мало, а хищников предостаточно; хищники рвали друг у друга металлоносы, металл тратили для оружия, затем топили и губили металл в драках. Наука не справлялась с проблемами металла, все популярнее становилась тенденция ограничительства, невозможности новых открытий. Специалисты твердили, что основное в науке уже найдено, объяснено, остались детали.
        Считалось, что только ученый очень большого ранга - талант I или II категории может сделать существенное открытие.
        Удел подавляющего большинства - распространение знаний, преподавание. Для преподавания и была построена описанная Здаргом иерархия. Таланты пишут учебники, знатоки толкуют их подающим надежды, те объясняют студентам бесспорные истины, проверенные временем.
        А что делать такому, как Здарг?
        Но продолжим выдержки из его юбилейной статьи: "Ученые феодалы были компетентны, даже полезны в узких рамках своего феода, но оказывались совершенно беспомощными перед широченными проблемами всей природы, всего мозга, всего организма, всего космоса. Они терялись, выходя на просторы мироздания, вселенную рассматривали со своей деревенской колоколенки, объясняли законы природы по обычаям своего провинциального закутка. Остеологи писали, что человек стареет из-за отложения солей в суставах, гелиологи объясняли войны солнечными пятнами, а гравитологи... к ним-то я попал. И попал в разгар сражения.
        Битва шла за тяготение, за гравитационное ничье поле.
        Всемирное, издревле известное, снабженное формулами тяготение еще не получило объяснения. Надел оказался спорным.
        Неясно было, какой науке собирать с него дань. И претендовали на безраздельное владение две школы - оптическая и геометрическая.
        В свое время оптики открыли и доказали, что свет и все остальные электромагнитные волны излучаются порциями - квантами. Отсюда был сделан вывод, что всякие волны вообще и всё виды энергии вообще должны передаваться порциями: электромагнитная энергия - фотонами, звуковая - фононами, тепловая - термонами, что существуют психоны, бионы, химоны, а также пласоны - кванты пространства, темпороны - кванты времени и, само собой разумеется, кванты тяготения - гравитоны.
        Геометристы занимались геометрическими методами расчета, привыкли все изображать на графиках, мыслили графиками. Как известно, везде, где в процессе участвуют две величины (температура и объем, состав металла и твердость), можно изобразить их соотношения на плоском листе бумаги графически. Для трех величин требуются три координаты, тут нужен объемный график. Движение тела в пространстве зависит от четырех величин, четвертая время. Движение надо бы изображать на четырехмерном графике. Геометристы и сделали вывод, что наш мир четырехмерен вообще. Почему же небесные тела движутся в нем не прямолинейно - по параболе, гиперболе, эллипсу? "Видимо, мир искривлен",- решили Геометристы. Искривлен, и баста. Геометрия такая. И не нужны никакие силы, никакие гравитоны.
        Идя в науку, я наивно полагал, что вступаю в армию искателей истины. На самом деле я был зачислен не в армию вообще, а в армию геометристов, в полк Льерля, таланта III категории, и получил конкретное задание: добыть факты для подкрепления позиции геометристов и для посрамления оптистов, в этом и был смысл моей темы. У противников наших не было веских фактов: гравитоны никто не обнаружил.
        Но оптисты оправдывались отсутствием достаточно чувствительных приборов. Однако техника шла вперед, был запущен невиданный ульдатрон, и он мог бы зарегистрировать эти крамольные гравитоны. В том и состояла суть моего задания.
        Я должен был математически доказать, что гравитоны обязаны проявиться на ульдатроне, но не проявляются, стало быть, их и нет вообще. И написать об этом двести страниц. И в награду за свое усердие получить звание подающего надежды с правом вести семинары по физической геометрии на младших курсах..." Так описывал, так оценивал Здарг свой реферат четверть века спустя. Но тогда, в молодости, он был преисполнен старания, благодарности, даже благоговения к Льерлю, допустившему его в святилище науки. Здарг работал ревностно. Он досрочно сдал все полагающиеся экзамены (Ридда упросила его не спорить с экзаменаторами об аксиомах науки), прочел и пересказал все причитающиеся статьи (комплименты по адресу Льерля Ридда вписала сама). Здарг вывел надлежащие формулы, доказал как дважды два, что гравитонов нет в природе, составил таблицы и графики, проверил плюсы, минусы и запятые, вычертил таблицы на миллиметровке, исправил описки машинисток на четырех экземплярах... и все это сделал на полгода раньше, чем полагалось. Он даже рвался защищать досрочно, как в студенческие времена, но Ридда удержалa его. Как
правило, молодые ученые не укладывались в сроки, писали просьбы об отсрочках, ссылаясь на необыкновенные находки и свое горячее желание проникнуть во все тонкости. Торопиться было бы недипломатично. Тут любая ошибка колола бы глаза: вот, мол, время было, пренебрег, поленился. Здаргу приходилось ждать бездельничая, а бездельничать он не умел и выдумал сам себе задание: посетить ульдатрон, на месте убедиться, что никаких гравитонов нет.
        - А как же иначе? - спросит читатель.
        Но дело в том, что ульдатрон находился не на Вдаге, а в космосе - на естественном спутнике, на их луне (позвольте и называть его Их-Луной). И хотя Их-Луна была покорена уже давно, хотя там уже имелись постоянные научные станции, даже ульдатрон был сооружен, этакая махина, все равно, посещение другого небесного тела еще не стало рядовой поездкой. И не всякого кандидата в подающие надежды посылали туда. Ведь и у нас на Земле не каждому пишущему про альпийскую складчатость дадут командировку в Альпы.
        Здаргу было сказано: "Пишите на основании печатных материалов". Он так и писал. Однако время осталось, побывать в космосе было любопытно. И Ридда поддержала идею. Подумала, что на защите солидно прозвучит, если Здарг сможет сказать: "На основании личных наблюдений на Луне..." Бедняжка, если бы она знала, сколько волнений доставит ей эта солидность!
        Итак, путешествие на Их-Луну. Здарг впитывает подробности, он переполнен впечатлениями. Пространные письма к Ридде насыщены деталями. Все кажется примечательным: упаковка в скафандр, билет с указанием габаритов и веса пассажира, перегрузка, невесомость, глобус Вдага с голубым бантом атмосферы. И вот, наконец, в третьем письме описание ульдатрона: "...Первое впечатление от Луны: какая же уныло мрачная, какая мертвенно неподвижная штука космос! Нигде на Вдаге - ни в какой пустыне, ни в каком океане - нет такого нудного однообразия. Щебень и ямки, валуны и ямы, скалы и кратеры, россыпь сухих камней. Горизонт куцый, равнина кажется пологим холмом, все холмы одинаковые. И на всем нашем пути от горизонта к горизонту шагают нудно-одинаковые Т-образные столбы, не то вешалки, не то виселицы. Это опоры "наигромаднейшего, наиточнейшего, наисовершеннейшего сооружения всех времен и народов" - ульдатрона. Шагают от горизонта к горизонту бетонные буквы, и в каждой дырка. И в дырки те, как пишут в популярных статьях, "словно труппа дрессированных тигров, прыгают невидимые рекордсмены мощности и точности",
прыгают, прыгают, прыгают, чтобы в конце пути, сотни раз обежав стокилометровый манеж, "вонзить иглу в иглу".
        Некоторая фривольность стиля на совести Здарга. Он еще чувствовал себя студентом, а студенты Вдага склонны к иронии, любят посмеиваться над напыщенной ученостью и возвышенными фразами. Возможно, это реакция на угнетающие порции угнетающе правильных сведений.
        Но мне, биографу-переводчику, как раз и нужны были точные, "угнетающе правильные" факты, мне нужно перевести слово "ульдатрон", хотя бы объяснить, что это такое. К сожалению, журналисты больше распространялись о дрессированных тиграх, справочник же сообщал сухо, что "ульдатрон - это громоздкий, устаревшей конструкции инициатор, применявшийся на планетах звезды 5219 в таком-то веке дошаровой эры". С некоторой натяжкой инициатор можно перевести как ускоритель. Почему же ученые Вдага соорудили самый громадный ускоритель на своей луне?
        В конце концов я докопался до первоисточника - до книги Ульда, конструктора ульдатрона,- и с удивлением обнаружил, что тут мне понятно каждое слово. Ульд сам и самым неученым языком разъяснял смысл своего открытия. Книга его называлась "КАЛИТКА В СКАЗКУ". Подразумевалось, что ульдатрон и есть эта калитка.
        Для краткости привожу только оглавление:
        Гл. 1. Два лица природы. Нет фасада без изнанки. Материя и антиматерия.
        Гл. 2. Ульдатрон - фабрика второй природы.
        Гл. 3. Атомы, любые и несуществующие.
        Гл. 4. Вещество, любое и несуществующее.
        Гл. 5. Организмы, любые и несуществующие.
        Гл. 6. Разумные существа, любые и сверхсовершенные.
        Код сапиенса. Какими мы хотим быть? Что после разума?
        Я прослушал книгу (Гилик переводил мне) с увлечением; она была написана как роман, сверкающие идеи рассыпались там пригоршнями. И в елочном блеске их я, заинтересованный слушатель, не сразу заметил, как велика дистанция от калитки до сказки. В распоряжении Ульда был ускоритель, пусть необыкновенный, но только ускоритель, он создавал частицы любой массы и любого заряда - протоны, антипротоны, нейтроны, мезоны... Но от частиц к совершенным сапиенсам будущего- путь неблизкий. Представьте себе, что некий изобретатель азбуки расписывает всю заманчивость научных открытий, которые будут изложены его буквами. Буквы буквами, но ведь открытия еще сделать надо.
        Понимал ли сам Ульд, как велика дистанция от калитки до сказки? Может, он был прожектером, увлекающимся энтузиастом, из тех, кто принимает желаемое за действительное.
        В книге был портрет Ульда, я анаподировал его. Анапод показал мне благообразного пожилого человека, чисто выбритого, старательно одетого, с крахмальным воротничком, перламутровыми запонками. Лицо гладкое, пухловатое, глаза немножко прищурены, улыбка на сочных губах. На Земле я сказал бы про такого: "умный, хитроватый, умеет себя подать, ищет успеха, у женщин тоже, молодится..." Нет, не похож был Ульд на наивного прожектера.
        Так неужели сам он не видит пропасти между мечтой и явью?
        Разгадка нашлась в письмах Здарга. Ульд искал популярности не только у читателей, но и у молодых своих подчиненных, охотно беседовал с ними о том о сем в рабочее время, вольные мысли ронял. И новичок Здарг, еще преисполненный почтительного внимания к знаменитому Ульду, таланту I категории, вернейшему кандидату в посмертные гении, слово в слово пересказывал его рассуждения в письмах к Ридде.
        Например:

1. "Природа похожа на кондитера, решившего поразить нас своим искусством. Торт, созданный им, велик и великолепен, но слишком велик, никто не в силах съесть его в одиночку. И ученые гости режут торт на куски, кому побольше, кому поменьше, кому с кремом, кому с марципанами, а кому и крошки-поскребышки. У каждого что-то есть на тарелке. Но великолепия нет ни у кого. Разрезали!"

2. "Не видеть леса за деревьями - нормальное свойство нашего зрения. И потому не стесняйтесь уверять: надо только дойти до опушки, а там тень, прохлада, в деревне отдохнем, молочка попьем. И не откровенничайте понапрасну о дебрях, чащах, мшистых трясинах, лежащих между опушкой и обещанной деревней. А иначе, кто же полезет с вами в чащобу? Вообще с места не сдвинутся".

3. "Быть или считаться - вот в чем вопрос. Быть великим или считаться великим? Судьба скуповата на блага: то и другое редко выдает в одни руки. Что же предпочтительнее? Быть и не считаться - полезнее для других. Не быть, но считаться - для себя полезнее, легче, безвреднее, приятнее. Только нужно слегка приглушить шепот совести, себя полюбить больше, чем ближнего и дальнего. Но это так естественно: себя любить больше".
        Вот вам и весь Ульд: умница, резонер и циник. Отлично видит он всю нецелесообразность специализации, разрушающей великолепное единство природы. Но ему, Ульду, достался самый жирный кус, лично у него нет оснований бороться с иерархией. И он только фрондирует слегка, иронией щеголяет в беседах с молодежью. Отлично он знает, что от калитки мечтаний до вершины свершений длиннющий путь, знает, что сам он всего лишь проводник до ближайшего поворота, до опушки, что следующее поколение ученых заберется в чащу, завязнет в трясине, сойдет с его пути. Но "считаться" для Ульда дороже, чем быть. Он хочет считаться покорителем вершин, а не дорожным мастером первого километра. И пишет рекламную, скажем честно, "саморекламную книгу" об ульдатроновой калитке в волшебную сказку, дипломатично умалчивая, что это калитка не в фруктовый сад, а в непролазную чащу.
        Осудим его? Но как мы увидим из дальнейшего, калитка все-таки вела к чудесам, правда не на прямом пути, а на боковой тропке, открытой Здаргом, а не Ульдом.
        Ибо ульдатрон хотя и не стал вершиной мечтаний, но был вершиной техники своего времени. И в центре его, там, где "игла входила в иглу", действительно находился самый примечательный кубический миллиметр Вдага и его космических окрестностей с рекордными скоростями, рекордной плотностью, давлением, напряжением. Не удивительно, что в такой особенной точке могло и обнаружиться нечто особенное.
        - Гравитоны? - переспросили Здарга миловидные девушки-операторы.Обязательно есть гравитоны. Все притяжение нарушается. Пыль не оседает. Сами легче становимся. Чувствительно.
        Здарг снисходительно высмеял богатое воображение девиц.
        Тут же набросал колонку цифр, из которых следовало как дважды два четыре, что ульдатрон никоим образом не может заметно уменьшить притяжение.
        - А мы чувствуем,- настаивали обиженные девушки.
        Они даже пытались доказать свою правоту на опыте, эти отчаянные физички. Презирая лучевую опасность, выбегали к работающему ульдатрону, бросали пыль лопатами под центральную раму.
        - Видите, повисла! Ага! То-то же! Чья взяла?
        Здарг, однако, сомневался. В суматохе, гомоне и девичьем визге трудно было замерять метры и секунды. Тогда Здарг организовал более строгий опыт: поместил под ульдатрон бачок со ртутью, на ртуть поставил блюдце с зеркальцем, против него лампочку, то есть смастерил обычный осциллограф. И когда ульдатрон был запущен, световой зайчик сместился слегка.
        Зайчик сместился! Сколько радикальных переворотов в науке, сколько величественных открытий начиналось с этого скромного события! Зайчик сместился! Это означало, что поверхность ртути чуть-чуть вздулась. Вздулась, потому что ульдатрон притягивал ртуть, создавая миллиметровый прилив.
        Действительно уменьшал притяжение, еле заметно, но все-таки в миллиарды раз больше, чем полагалось бы.
        За счет чего? Откуда взялась сверхкомплектная энергия? Здарг задумался. И чем больше он думал, тем непонятнее ему становилось то, что раньше казалось понятным.
        Откуда вообще берется энергия тяготения?
        Вероятно, читатель удивится: как это Здарг, специалист, автор реферата о гравитации, только накануне защиты задумался о таком кардинальном вопросе? Видимо, виновата сама постановка обучения в школе Льерля. Циник Ульд отлично понимал разницу между "быть" и "считаться". Льерль же не только считался, но и сам себя считал высшим судьей в вопросах тяготения, полагал, что ему ведомо о гравитации все, кроме маловажных деталей, а неизвестное ему вообще непознаваемо в принципе. Откуда берется энергия тяготения? Тут и спрашивать нечего. Геометрия пространства такова. Геометрия все определяет, дело науки только измерять ее, уточнять, шлифовать детали.
        И когда Здарг наткнулся на неведомое в этом исхоженном участке, у него было ощущение счастливца, нашедшего клад в своей собственной спальне. Он жадно кинулся на работу с уверенностью, что Льерль и все население Вдага будут в восхищении.
        Здесь, как и всякий автор, пишущий об ученых, я сталкиваюсь с непреодолимой трудностью.
        Я знаю, что книги об ученых берут читатели двух категорий: с техническим мышлением и с антитехническим.
        Первых интересует труд ученых. Им всегда кажется, что в биографии слишком мало чертежей и выкладок. Без цифр текст им кажется несерьезным, взятым с потолка.
        Вторых интересует ученый как личность. Им важны только переживания, человеческие чувства. Этим читателям всегда кажется, что в книге слишком много науки, засилье цифр и терминов. Геометрия, гравитация, кому это нужно? Пусть автор изобразит чувства ученого, его любовь, надежды, горести. И пусть объяснит попутно, что такое гениальность: память, знание, трудолюбие, вдохновение или везение?
        Но я, честно говоря, не представляю себе, как это рассказывать о заслугах мыслителя, не излагая его мыслей. Может быть, каждое событие описывать дважды: на левой странице для рассудительных, на правой - для эмоциональных читателей?
        Когда-нибудь я так и сделаю.
        А пока, натуры художественные, прошу вас пропустить ближайшие две странички. Поверьте мне на слово, что Здарг что-то такое понял важное, его однопланетцам неизвестное.
        Вам же, физики-техники, я попробую изложить ход рассуждений Здарга. Если мое объяснение покажется странным или несуразным, простите великодушно. Значит, заблудился я в звездной науке, что-то переврал.
        Итак, тяготение с точки зрения сохранения энергии.
        Цифры беру наши - земные.
        Если некое тело падает на Землю, откуда оно берет энергию? За счет чего накапливает скорость 11,2 км/сек? Никто не поднимал его в небо, а работа налицо - вырыта яма при падении.
        Падающему телу сообщает энергию поле тяготения? Согласились? Но откуда берет энергию это поле?
        Первое, что приходит в голову, поле - прирожденное.
        У каждого атома от рождения малюсенькое поле. Когда сложилась планета, сложилось и общее поле - могучее.
        Но арифметика опровергает это простецкое рассуждение.
        Оказывается, поля атомов не складываются, а перемножаются. Общее поле двух тел больше, чем сумма их полей. И если наша Луна упадет на нашу Землю (а Их-Луна - на Вдаг), энергия общего поля будет больше, чем энергия поля Земли плюс поле Луны. И если Луна сожмется, просто уплотнится, утрясется, энергия ее поля тоже возрастет, хотя масса не прибавится ни на один грамм.
        Вопрос остается открытым: откуда приходит энергия?
        В принципе может быть два ответа: либо энергия притекает извне, неизвестно откуда, из пространства, выдавливается из физического вакуума, что ли; либо энергия выкачивается изнутри, из вещества, хотя бы за счет пресловутых 25 миллионов киловатт-часов, спрессованных в каждом грамме.
        Здарг склонился бы в пользу первой, очень заманчивой гипотезы, если бы нашел на небе тела, энергия поля которых была бы больше энергии вещества, больше 25 миллионов киловатт-часов на каждый грамм. Но в великом небесном каталоге таких тел не нашлось. У Вдага (и у Земли) удельная энергия поля примерно в миллиард раз меньше, у звезд (и у нашего Солнца) в миллион раз меньше, у белых карликов - чемпионов плотности - в тысячи раз меньше. Даже однопроцентного поля не нашлось нигде.
        Похоже на то, что небесные тела сами снабжают поля тяготения энергией за счет ущерба собственной массы. И чем крупнее тело, тем больше ущерб.
        Не справедливо ли противоположное: если отнимать у тела часть массы, возникнет поле тяготения?
        Возможно, именно это и делает ульдатрон.
        Но тогда у Здарга в руках перспектива управления гравитацией.
        И кто эту перспективу увидел? Вчерашний студент!
        Здарг кинулся в работу, словно в воду с вышки прыгнул.
        Проверки, перепроверки, справки, уточнения - новую теорию надо было примерить ко всем старым фактам. Здарг умел высыпаться за три часа, он работал и днем и ночью. Все равно диву даешься, сколько он провернул за считанные недели.
        Кажется, что написать столько, просто под диктовку написать, невозможно. Похоже, что он вообще забыл про защиту. Но к счастью, не забыла верная Ридда. Она своевременно разослала тезисы, собрала отзывы, лично посетила всех влиятельных членов жюри и так называемых противников. Все было подготовлено заботливой Риддой, и на Их-Луну послана радиограмма с напоминанием: "Диспут в таком-то часу, не опоздай!" Здарг, увлеченный своими находками, ответил лаконично: "Буду. Привезу сюрприз!" Но Ридду, с ее обыденным мышлением, не насторожило слово "сюрприз". Она поняла по-своему: "Вероятно, умница Здарг нашел убедительное доказательство против гравитонов. Льерлю подготовлена приятная неожиданность".
        И вот защита. На сцене с колокольчиком в руках благообразный председатель. Рядом Льерль - сухой, высокомерный, застегнутый на все пуговицы, чопорный. Тут же оппонент - толстый, с жирными губами, причмокивающими в ожидании банкета. Свою обязанность он выполнил, подготовил два замечания, микроскопические: о применении букв в формулах; теперь ждет награду за усилия. Члены жюри пьют чай в буфете, чтобы дружно проголосовать "за", когда кончится церемония.
        Главное достоинство церемоний - краткость. Зная это, председатель скороговоркой произносит установленные обычаем самые необходимые слова: "выслушаем со вниманием. .", "отнесемся с сочувствием к молодому абитуриенту, посвятившему себя благородному делу поисков чистой истины" и т. д.
        Не забывает напомнить Здаргу, чтобы тот был краток, уложился в положенные пятнадцать минут. Затем абитуриент, взгромоздившись на кафедру, ерошит густые волосы, дергает себя за галстук, чтобы он съехал на сторону, и объявляет громогласно :
        - Я повторять не буду, что написано в автореферате, это вы и сами читали. Нормальная ученическая работа. Там все правильно и ничего ценного для науки.
        Председатель вопросительно смотрит на Льерля. Тот улыбается, снисходительно шепчет "молодо-зелено" и ногтем стучит по стеклу часов, дескать, пусть отговорит свое без помех, а что скажет - не имеет значения.
        Здарг между тем трубным голосом своим излагал идеи, добытые на Луне: тяготение связано с ущербом массы, в поле тяготения энергия высвобождается, намечается путь к управлению гравитацией...
        Льерль слушал, полузакрыв глаза, с сонным видом, руки сложил на животе, крутил большими пальцами. Но крутил все быстрее. Пока его беспокоила только формальная сторона.
        Многие молодые сапиенсы на Вдаге воображают, что они сделают мировые открытия с кондачка. С возрастом это проходит. Но жалко, что этот зеленый юнец понес свою ахинею о всемирном открытии на защите, публично признался в легкомыслии. Тень бросает на руководителя - на Льерля.
        Заметив, что пальцы крутятся все быстрее, председатель тронул колокольчик:
        - Я попрошу вас держаться ближе к теме, абитуриент.
        Здарг воззрился на него с недоумением:
        - Но я же сказал, что тема моя ученическая, для серьезных ученых интереса не представляет. Сейчас я говорю о вещах гораздо более важных. Самая суть тяготения неизвестна, оно объясняется по аналогии, хотя аналогия, как известно, не доказательство. Электромагнитные силы передаются фотонами, отсюда сделан вывод, что силы тяготения обязаны передаваться гравитонами...
        Льерль самодовольно улыбнулся. "Все в порядке: молодой новобранец обрушился на противника. Странноватую выбрал форму, но это даже и хорошо: внимание привлек".
        - То же у геометристов,- продолжал Здарг.- Аналогия графическая. И комета, и артиллерийский снаряд движутся по параболе, но это же не означает, что комета выпущена из орудия. По прямым рельсам поезд идет прямо, на криволинейных заворачивает. Но это же не значит, что пространство криволинейно всюду, где тела движутся по кривой. И даже если криволинейно, надо еще спросить, какие силы его искривили, откуда пришла искривляющая энергия, какой лопатой выкопаны ямы тяготения. Не случайно геометристы просмотрели энергетику гравитации.
        Председатель заерзал, Льерль покраснел, Ридда побледнела. Происходило неслыханное, почти святотатство. Молодой человек на трибуне покушался на основы основ, громил руководителя во время защиты. Назревал скандал. Неведомо как, телепатически наверное, слух о сенсации проник в буфет, коридоры, аудитории. Даже из соседних корпусов бежали любители зрелищ, злорадствуя: "А у Льерля-то! Провальчик! Наклад очка!" Председатель загремел колокольчиком:
        - Ваше время истекло, абитуриент. Спасибо, мы выслушали вас (на самом деле оставались еще четыре минуты).
        Теряя нить, Здарг замялся на мгновение:
        - Но я еще не сказал самого главного. У меня тут план постановки опытов. Я прошу три минуты, чтобы зачитать.
        - Три? Но не больше.
        И пока Здарг, комкая слова, при общем шуме читал свой план, председатель договорился с Льерлем. И три минуты спустя:
        - Мы выслушали вас, господин Здарг, и более не можем тратить на вас время, другие абитуриенты ждут. Обсуждать же ваш реферат мы не будем, поскольку вы сами заявили, что это ученическая работа, не представляющая для науки интереса. Работы, не представляющие для науки интереса, в этом зале не обсуждаются. Прошу вас уступить место следующему кандидату.
        Кто был в отчаянии? Ридда, конечно. Она объехала всех членов жюри, рыдая умоляла простить неразумного "мальчика", позволить ему защищать другой реферат через три года.
        От знакомого медика узнала, что иногда, в редких случаях, путешествие на Их-Луну вызывало психическое расстройство, записала Здарга на обследование, распустила слух, что он болен.
        А тяжелобольной, похохатывая над собственными остротами, сочинял между тем гневное письмо министру науки, письмо, уничтожающее Льерля, жюри и всю постановку научной работы на Вдаге. Здарг был полон энергии, активной ярости, самонадеянно грозил вывести на чистую воду всю эту шайкулейку околонаучных пиявок, привести их к единому знаменателю, вынести за скобки и сократить.
        - Справку о том, что я псих? Оружие этим пустоголовым? Они только и ждут такого. Ни за что!
        И кто знает, как бы сложилась судьба Здарга, если бы он действительно вступил в борьбу с этой кастой храмовников при храме науки. Надо полагать, только в архивах осталось бы полное двенадцатитомное собрание его жалоб с резолюциями типа "Принять к сведению", "Не принимать во внимание", "Сдать в архив", "Дать на заключение Льерлю" и т. д.
        И, поистратив силы на борьбу с ветряными мельницами, постаревший, озлобленный и опустившийся, Здарг в пивных излагал бы обиды случайным собутыльникам. Но произошло иное. Молодой бунтарь получил радиограмму: "Предлагаю должность научного сотрудника на Луне. Ульд".
        Ученый мир был потрясен. Доброжелатели Ульда восхищались благородством большого ученого, решившего простить и поддержать невоспитанного, но способного юношу. Недоброжелатели нашептывали о личных мотивах, некой фамильной мести, об обидах, будто бы учиненных дядей Льерля молодому Ульду. Сам Льерль был возмущен, но виду не показал. Вслух он говорил, что "кандидату в гении" позволено все, даже экстравагантность. Так или иначе, "ученому миру" Вдага поступок Ульда казался необъяснимым. Но историкам в исторической перспективе он представляется очень последовательным, Ульд знал, что в анналы науки он войдет как создатель ульдатрона. Действительно, ульдатрон был "недосягаемой вершиной" техники в свое время, гордостью своего века. Но сливки изумления были сняты лет десять назад, к ульдатрону постепенно привыкли, практической пользы он не принес, а ассигнований требовал. И почти ежегодно, при обсуждении бюджета в сенате кто-нибудь из депутатов-аграриев предлагал законсервировать ульдатрон. Ульд отбивался с трудом, тратя все больше звучных слов о прогрессе и перспективах научных дерзаний. И он очень опасался,
что после остановки ульдатрона лет через двадцать другой конструктор выстроит нечто сходное, видоизмененное, назовет свое нечто альтроном, бетроном, икстроном и сказка будет называться икстроникой, а не ульдатроникой.
        Ульду остро необходим был зримый и весомый успех.
        И тут в руки падает открытие: ульдатрон управляет тяготением, оказывается.
        Честолюбец мелкий вроде Льерля не признал бы открытие: "Все, что не от меня, подрывает мой авторитет". Честолюбец похитрее, возможно, присвоил бы открытие себе и получил бы затяжную войну с неуемным Здаргом. Ульд предпочел приручить свирепого горлодера. Пригласил Здарга к себе и навалил тройной груз. Такое полагалось поручать знатоку первого ранга, если не таланту третьего. Но Здарг только кряхтел. . от удовольствия.
        Самые преданные из поздних биографов Здарга писали, что Ульд обкрадывал молодого ученого, приписывая себе все изобретения, сделанные Здаргом на Их-Луне. Думаю, что это преувеличение. Ульд подобрал себе целую плеяду из числа способной молодежи ("Безграмотной Академией" величали эту группу дипломированные знатоки всех рангов). В группе были "запальщики" вроде Здарга - генераторы "безумных идей", три-четыре язвительных скептика разрушители необоснованных мечтаний, были математики, выверявшие идеи расчетом, были конструкторы с талантливыми пальцами, превращавшие идеи в материальную форму. И сам Ульд частенько заглядывал к "безграмотным", шуточками втравливал в спор, подзадорив, следил за перепалкой, обдумывал, взвешивал... и вывешивал приказ о новом направлении исследований.
        Можно ли говорить, что Ульд ничего не вкладывал, только присваивал? Здарг, между прочим, не чувствовал себя обокраденным. В письмах к Ридде употреблял множественное число: "наши идеи, наши поиски". В альтернативе "быть или считаться" Здарг предпочитал "быть" - быть творцом. И он откровенно был благодарен Ульду за возможность творить. Ульд же, предпочитая "считаться", тратил время на интервью, сидел в президиумах, диктовал статьи о самом себе, писал статьи собственноручно. В течение одного только года можно насчитать три десятка очерков о волшебнике Ульде - властелине сил природы. И конечно, появилось очередное переиздание "Калитки в сказку", к которому был добавлен новый раздел: "Тяготение и антитяготение".
        "Мы еще не осознали, не оценили происходящего переворота,- писал Ульд.До сих пор мы, хозяева Вдага, были не хозяевами, а как бы приезжими, скромными квартирантами, поселившимися на готовой планете, хуже того, багажом с точно обозначенным весом. И только теперь мы тянемся к управлению, кладем руку на рычаг веса, рычаг погоды, рычаг природы".
        Далее следовали главы:
        Гл. 7. Рычаг веса. Увеличиваем и уменьшаем. Летающие грузы, летающие жители, летающие дома.
        Гл. 8. Рычаг погоды. Реостат атмосферного давления. Ветер, дождь и ясное небо по заказу. Проектирование климата.
        Гл. 9. Рычаг природы. Реостат регулирует подземное давление. Горы, моря и реки по заказу. Проектирование географии.
        Гл. 10. Руль планеты. Проектирование орбиты.
        Снова читатель отметит потрясающий разрыв между обещаниями и возможностями Ульда. Даже спросит: "Корректно ли рассуждать о проектировании планетных орбит, когда ты стрелку еле-еле сдвигаешь на гравиметре. Но Ульд сознательно шел на преувеличения. Он знал, что никого не взволнует сенсационное сообщение о том, что гравиметр показал секундйую аномалию в 0,003 гала. Для специалистов Ульд писал о галах, но, кроме того, и о рычагах природы для широких читателей и еще, кроме того, для узкого круга посвященных - на гербовой бумаге с грифом "совершенно секретно".
        Вот пример таких записок, ставших ныне совершенно несекретными :
        "...Таким образом, управляемая гравитация может стать грозным оборонительным оружием. Спрятанные под грунтом и хорошо замаскированные гравистанции совершенно не будут просматриваться воздушной и наземной разведкой потенциального противника. Пограничные луга и болота будут представляться неприятелю легкой добычей. Но как только его войска форсируют рубежи, простое нажатие кнопки включит супергравитацию. При двух- и трехкратной тяжести все десантные баржи, плоты и прочие плавсредства камнем пойдут ко дну. При пятикратной, продавив торфогрунт, утонут танки и все виды артиллерии. Самолеты, потеряв летабельность, вынуждены будут идти на посадку, пехотинцы, подавленные собственным весом, лишатся возможности продвижения. Двадцатикратная перегрузка окончательно уничтожит противника, превратив всю его технику в груду железного лома, а живая сила будет выведена из строя многочисленными травмами костей, внутренних органов и сосудов...
        Единственное оправдание Ульда - вся эта кровожадная картина была столь же далека от действительности, как рычаги погоды и природы.
        Но Ульд, повторяем, забегал вперед обдуманно. Ведь он, как и прежде, ежегодно вынужден был выпрашивать миллиарды в парламенте. Там он имел дело в основном с адвокатами, мастерами интриг и речей, ничего не понимающих в науке, а в газете читающих только "шапки". Для них и писались саморекламные статьи с броскими заголовками. Однако парламентарии, как и в земных буржуазных парламентах, тоже не были хозяевами - распорядителями миллиардов. Подлинных же хозяев - промышленников и банкиров - волновала только прибыль. Их волновали новые прибыли, а еще больше защита старых прибылей - охрана капитала от врага внутреннего и внешнего. Отсюда повышенный интерес к самолетам противника, потерявшим летабельность, и к пехотинцам, нашедшим летальный конец.
        Знал ли Ульд вдагскую пословицу, соответствующую нашей: "Кто платит, тот и заказывает музыку"? Знал, конечно.
        Но полагал, что до музыки еще далеко. Больше, чем он проживет на свете.
        Следующие двадцать лет в биографии Здарга укладываются в одну фразу: "Ульдатрон должен быть мощнее и компактнее". От мощности зависела степень воздействия, от компактности - широта применения. Во имя мощности и компактности Здарг работал с рассвета и до заката, нередко и с заката до рассвета. Он внес сотни предложений - принципиальных, рационализаторских, оригинальных, традиционных, парадоксальных, остроумных, неожиданных, технических, физических, математических. И все это можно выразить в простых цифрах.
        Исходный уровень: Грави-Вдаг 1 мм. То есть в самом сердце ульдатрона, там, где "игла вонзается в иглу", в кружочке диаметром в один миллиметр, создается искусственное тяготение такой же силы, как на поверхности планеты Вдаг. Как полагается, оно убывает пропорционально квадрату радиуса и в лаборатории под бетонной крышей вызывает дрожание светового зайчика.
        Грави-Вдаг 1 см появился через три года. Это был громадный технический скачок, и стрелки приборов отмечали уже не сотые, а десятые доли галов. Ученые всплескивали руками; журналисты вежливо улыбались: стрелка качнулась, как напишешь об этом очерк?
        Грави-Вдаг 10 см. Еще два года трудов, искусственное поле в тысячу раз мощнее, чем в самом начале. Стрелочки отмечают разницу в 1-2 гала. Ученые восторгаются. Журналисты недоумевая дословно записывают восторги.
        Но когда еще через два года появился Грави-Вдаг 1 м, тут уж нашлось что показать. Ульду не приходилось диктовать статьи, корреспонденты сами находили слова восхищения.
        Вот отрывок из очерка того времени.
        В ГОСТЯХ У ВОЛШЕБНИКА
        "...- Внимательно смотрите в нишу,- говорит чародей.
        Полукруглый стальной грот освещен ярким светом. Блестят краны и циферблаты приборов, блестят металлические стены.
        Пронзительный режущий свет как бы нарочно подчеркивает пустоту. Всплывает неуместное сравнение. Так фокусник вздергивает рукава, уверяя, что в руках у него нет ничего. В гроте пусто, демонстративно пусто.
        Волшебник кладет на рычаг старческую веснушчатую руку со вздутыми венами.
        - Смотрите внимательно!
        Что происходит? Вздрогнув, ниша начинает погружаться.
        Вся лаборатория перекашивается, пол становится покатым.
        Невольно хватаемся за подлокотники, чтобы не сползти с кресел.
        Ниша, перетянувшая комнату, столь же демонстративно, пуста.
        Волшебник вынимает из кармана яйцо (все волшебники манипулируют с яйцами) и кидает его перед собой. Вместо того чтобы упасть и разбиться, как полагается порядочному яйцу, это плывет по воздуху, набирает высоту и, покачавшись, застревает в центре ниши.
        - Воду, пожалуйста!
        Бьют струйки из никелированных кранов, с потолка вниз, из пола вверх. Но не хотят растечься, разбрызгаться; струи слипаются в воздухе, образуя поблескивающий шар. Он висит в нише, не касаясь стенок, не падая и не всплывая. Кидаем в него монетки, камешки, спичечные коробки, что под руку попадется. Дерево плавает по водяному шару, камешки концентрируются в середине. Кто-то из ассистентов бросает игрушечный кораблик. И кораблик чудодейственно плавает по шару - мачтой вверх у потолка, мачтой вниз у пола".
        Еще три года труда. Следующая ступень: Грави-Вдаг 10 м.
        ВСЕ ПЛАНЕТЫ В КОМНАТЕ
        (Из очерка того же журналиста)
        Над одноэтажным цилиндрическим зданием странное сооружение: шар на трех выгнутых ногах. Как бы трехногий паук схватил домик, силится сдвинуть, утащить в свою нору.
        Входим не без опаски. Но внутри обыденно: кресла, столы, пульт управления - обыкновенная диспетчерская. Единственная странность: на потолке тоже пульты, столы и кресла.
        Только там зеленые, а на полу красные. Как будто можно спутать пол и потолок.
        - Сегодня вы побываете на всех планетах по очереди, - говорит современный волшебник - Ученый, Который Может Все.
        Зажигаются экраны в нишах, заменяющих окна. Пейзаж родимого Вдага тростники над бурой застоявшейся водой.
        По тростникам пробегают травяные волны. Гребни желтоватые, впадины зеленые.
        - Ну, едем в космос!
        Горизонт шире и шире, отступает оливково-желтый ковер.
        Отступает и голубеет, словно уходит вдаль. Ощущение такое, будто входишь в воду. Тело легче, руки сильнее. И вдруг, оттолкнувшись, всплываешь, начинаешь парить в немокрой жидкости. Голова слегка кружится. Правая, левая где сторона?
        - Межпланетная невесомость,- поясняет волшебник, уверенно всплывая рядом.
        На экранах черный бархат со звездной вышивкой.
        - Правьте на кресла,- предупреждает гостеприимный волшебник.- Сейчас мы причалим.
        Сам он уже держится рукой за спинку. То ли висит, то ли стойку делает тут нет разницы. Плыву к нему, потом неловко плюхаюсь рядом. И лишь тогда замечаю, что попал в зеленое кресло, значит, сижу на потолке. Сижу головой вниз, как муха, но чувствую потолок полом. И ноги твердо стоят на потолке. А небо на экранах ближе к полу. Небо чернозвездное.
        Под ним остроконечные скалы. И оспины бесчисленных кратеров. Лунный пейзаж.
        - А теперь посетим большую планету.
        На экранах звезды гаснут. Солнце тонет в струях мутного дыма.
        А на меня навалился гигант-невидимка. Налег на плечи, вдавливает в кресло. Стонут пружины под тяжестью, врезались в кожу складки костюма, ребра трещат. Вижу, как стареет на глазах волшебник: горбится, обвисают щеки и веки, мешки набрякли под веками. Даже он, Который Может Все, не может вытерпеть перегрузки.
        - Четыре "же",- хрипит он.- Довольно?
        Веками киваю. Даже рот открыть тяжко. А голову опускать некуда: итак подбородок на груди.
        Веснушчатая рука продвигается к кнопкам пульта.
        Отпустило!
        - Восемь "же" переносил я в молодости,- вздыхает волшебник.- А наши космонавты тренируются при двенадцати. И выше..
        - Да, для космонавтов это подходит,- соглашаюсь отдышавшись.- Но к чему это нам, простым смертным?
        И тогда волшебник ведет меня к другому чуду.
        ВОДОВСПРЫГ
        Никаких домиков. У отвесного обрыва стоит одиноко еще один бетонный паук, но четырехногий, а не трехногий. Четвертая нога задрана, возложена на уступ горы. А между трех стоячих струится обыкновенная речка, журчит, играет на камешках, на солнце поблескивает.
        Волшебник кладет руку на рычаг. Знакомое таяние веса, ощущение входящего в воду.
        Речонка начинает закипать. Она кипит, пуская пузыри, брызги подскакивают над ней, как капельки масла над сковородкой. Дымка заволакивает ее постепенно; и в дымке не замечаешь сразу, что поток уже отделился от русла. Изогнувшись дугой со всем своим зеленым брюхом и белой гривой, поток бьет вверх, целясь в бетонное туловище паука. Как это назвать? Антиводопад, вверхопад, водовспрыг? Вдаг не ведал, не видал подобных явлений, слов не создал для них. Оторвавшись от собственного дна, река бьет в бетонный шар, облепляет его, окружает шаром ввдяным и по желобу четвертой ноги взбирается на кручу, там, наверху, течет по новому руслу.
        - Такова наша будущая гидротехника,- говорит волшебник.- Испокон веков реки текут вниз по склону, мы это исправим, поведем воду от устья к истокам. Мы спланируем течения, теплые воды направим к полюсам, обогреем полярные моря, а пустыни оросим и увлажним. Влагооборот планеты стныне у нас в подчинении. Весь он, как в семечке, в этом опыте.
        И здесь Ульд но обыкновению забегал далеко вперед. Распространялся об управлении влагооборотом, имея в расперяжении уникальный дорогостоящий гравинасос. Сам он признавался, что дешевле заменить эту воду золотыми монетами, чем поднимать ее на восемь метров Грави-Вдагом. Но всю жизнь Ульд иронизировал шепотом, а вслух раздавал щедрые обещания. Впрочем, пожалуй, сейчас он имел право на это.
        Ведь за его спиной трудился Здарг и вся "Безграмотная Академия", продвигавшая гравитехнику на новую ступень каждые два-три года.
        К несчастью, на пути к следующей ступени всех их ждало тяжкое испытание.
        В роковой час Ульд находился на Вдаге, писал очередной доклад для Бюджетной комиссии парламента. Сидел в летний вечер в своей комфортабельной вилле и подыскивал убедительные слова, поглядывая на Луну. Все поэты Вдага вдохновлялись, глядя на свою луну. Но Ульд, как рачительный хозяин, невольно искал взглядом левое темное пятно, где трудились его "безграмотные". Сейчас это пятно находилось на терминаторе, на самой границе света и тени.
        И вдруг Ульд заметил искру, яркую вспышку, как бы короткое замыкание.
        Искра погасла не сразу, еще несколько минут на этом месте краснела постепенно тускнеющая точка.
        Именно там, где трудились "мальчики" Ульда.
        Ульд был человеком действия. Он сразу понял, что там, в космосе, катастрофа. Позвонил на главный космодром. Уже через десять минут знал, что связь с ульдатроном прервана.
        Посоветовал запросить метеолабораторию, находившуюся в двухстах километрах от ульдатрона, попросить их выслать луноход на разведку. Заказал место в ближайшей ракете, а сам тут же вылетел на космодром. В дороге внешне был спокоен, пообедал с обычным аппетитом, подремал в кресле. Мы знаем все эти подробности от секретаря Ульда, не слишком способного, но на редкость старательного работника, добровольно взвалившего на себя обязанность историографа великого Ульда, взявшегося записывать все его слова и действия поминутно, собирать и хранить черновики, каждую заметку.
        Так вот, пока Ульд кушал и дремал в самолете, прошло часа три. За это время луноход метеорологов дошел до ульдатрона, сделал снимки и переслал на Вдаг. И дежурный, козырнув, у самолетного трапа вручил Ульду пакет с фотограммами.
        Словно метла прошлась по лунной равнине.
        Столбы ульдатроновой передачи перевернутые, расколотые.
        А на месте лаборатории - яма. Яма с оплавленными краями. Кратер в кратере! Ульд, сгорбившись, закрыл лицо руками.
        - Яма - это конец,- услышал секретарь.- Если завел в яму, больше не поверят.
        Видимо, он имел в виду свой любимый образ. Он, проводник на вершины науки, завел последователей в яму. Вера утеряна, за ним не пойдут больше. Обещания заманчивые, но кровь пролита подлинная. За кровь отвечать надо... кому-то.
        Через минуту Ульд поднял голову. Усталый старик исчез.
        Секретарь снова увидел энергичного распорядителя.
        Почти без помарок Ульд продиктовал радиограмму об организации спасательных работ, сходное послание в Академию Наук и еще одно - во всесильную Комиссию по расследованию подрывной деятельности.
        "Я не сомневаюсь,- писал он,- что тщательное расследование выявит нити, ведущие за рубеж. Оборонное значение наших исследований отлично понимала разведка потенциального противника. Единственно возможный ответ - скорейшее восстановление разрушенной аппаратуры. Вместе с тем необходимо принять решительные меры против повторения подобных диверсий; тщательно проверив личные дела сотрудников, выявить скрытые связи с Северо-Западной Федерацией..." Короче, Ульд пытался спасти партию, жертвуя пешкой.
        Письмо осталось недописанным. В кабинет дежурного вбежал растерянный Здарг, красный, со слезами на глазах. Здаргу повезло. В этот день он находился на Вдаге, проверял расчеты на вычислительной машине.
        - Шеф, это я,- вскричал Здарг.- Это я виноват, я один. Идиот проклятый, меня расстрелять надо. Боже, какой идиот, таких ученых погубил! Кардр, Еэст, Гридг, Кора... Ой, и Кора! Такая юная, цветущая! - И Здарг бегал по комнате, перечисляя имена друзей, соратников по спорам: генерирующих, опровергающих, высчитывающих и мыслящих конструктивно.
        - Я убил их! Мало расстрелять. Сжечь! На куски разорвать!
        - Там, наверху, разберутся, надо или не надо,- сказал Ульд, медленно складывая докладную.
        Пешка сама просилась в ловушку, но Ульд колебался, стоит ли пожертвовать именно эту пешку. Пожалуй, это не пешка, а фигура. И особенно ценная сейчас, когда почти вся "Безграмотная Академия" загублена взрывом. Не свалить ли вину на кого-нибудь из мертвых? Но это всегда выглядит так неубедительно. Лучше, чтобы на скамье подсудимых сидел кто-то живой, кающийся, признающий вину.
        - Наверху разберутся,- повторил Ульд неопределенно.
        - Боже, какой идиот,- твердил Здарг.- Бубнил, бубнил про соотношение масс, миллионы градусов, миллионы атмосфер. А Грави-Солнце и есть солнце, больше ничего.
        - Стой,- прервал его Ульд светлея.- Ты думаешь, что это солнце загорелось?
        - А что же еще? Вы же видели снимки. Все оплавлено. Шесть тысяч градусов. Не взрыв, а жар. Температура.
        Ульд медленно и аккуратно порвал черновик, сложил обрывки, сунул в карман...
        - Кардр, Еэст, Гридг, Кора,- повторил он торжественно.- Благодарный Вдаг не забудет эти имена. Здарг, возьми себя в руки. Твои товарищи погибли ненапрасно. Их смерть - прекрасная смерть. Не каждому удается даже ценой жизни преподнести такой подарок согражданам.
        Читателям с техническим мышлением разъяснения почти не нужны.
        Выше говорилось, что у средней планеты в поле тяготения уходит миллиардная доля массы, а у средней звезды, такой, как Солнце,- миллионные доли. По Эйнштейну, если масса исчезает, должна появиться энергия. Она и появлялась тут - энергия тяготения. Но стоял вопрос: обязательно ли энергия тяготения? Не может ли масса породить иные виды энергии: тепло, движение, свет, химическую, ядерную? "Безграмотные" много спорили об этом, и большинство, Здарг среди прочих, считало, что тут вариантов быть не может. Есть раздельные каналы: тяготение само по себе, тепло и движение сами по себе. Их рождает какая-нибудь другая масса. И в опытах разнобоя не было. Отнимали миллиардную долю массы, получали тяготение Вдага; отнимали миллионные доли, получали тяготение Солнца без всякого Солнца; отняли восемь миллионных, девять, десять, одиннадцать. Опыты проходили с вызывающим спокойствием. А сто двенадцать миллионных привели к тепловому взрыву.
        Но теперь, когда критический рубеж был известен, приближаясь к нему с осторожностью, можно было зажигать горячие Грави-Солнца из любого материала: из песка, глины, грязи, воды...
        Об этом и подумал Ульд, разрывая докладную.
        И в тот же вечер написал и отправил совсем другой вариант :
        "...Итак, опыты, которые велись на нашей луне, завершились блестящим успехом... Практически не ограниченная сила природы оказалась под нашим контролем... Военно-техническое превосходство над потенциальным противником обеспечено окончательно... Необходимо срочно разворачивать исследования..."
        И только в самом конце доклада мельком и невнятно было сказано о необходимости почтить память неизбежных жертв пионерного исследования, отдавших жизнь ради прогресса науки и благоденствия соотечественников...
        Подобно Грави-Вдагам Грави-Солнца набирали мощность последовательно, величина их возрастала на один порядок за два-три года. И с возрастанием менялось и назначение.
        Дециметровые Грави-Солнца могли бы служить уличными фонарями, или кинософитами, или даже топками в котельных. Могли бы, но не служили... из-за дороговизны. Одно-единственное Грави-Солнце сияло на Их-Луне возле восстановленного ульдатрона, восхищая специальных корреспондентов.
        Метровые Грави-Солнца могли работать плавильными печами, металл извлекать из руды. Могли бы, но не работали... тоже из-за дороговизны.
        Десятиметровые Грави-Солнца способны были обогревать селения или кипятить целые заливы для опреснения воды. Эти кое-где уже применялись на практике.
        Стометровые могли бы прогнать зиму из целого города, километровые и десятикилометровые могли служить в качестве собственного солнца какому-нибудь астероиду.
        Впрочем, я забежал далеко вперед. Заразился от Ульда.
        Одновременно с Грави-Солнцами набирала силу и старшая линия Грави-Вдагов. И тут переход от ступени к ступени приводил к решению новых задач. Итак, следующий успех: создание стометрового Грави-Вдага. Снова цитируем очерк.
        НЕ УЗНАЮ ЗНАКОМЫХ
        Издалека кажется, что парк подстрижен: садовник нарочно подровнял его в форме опрокинутой воронки, в центре остроконечной, полого сбегающей к краю. Этакий зеленый график вероятности.
        На опушке видишь знакомые растения: алые головки маков, полосы колосьев, разлапистые яблони со стволами, обмазанными белым.
        Идем вглубь. Цветы, злаки, яблони. Но стволы, обмазанные известью, все стройнее.
        Метров через двадцать замечаешь странности: травы похожи на тростник, ветки яблонь свисают, как у плакучей ивы, кистями, на них болтаются какие-то красные дыни.
        А в центре сада несусветное: тропическое переплетение лиан, между ними прыгают голенастые олени, длиннозубые и с розовыми пятачками на носу.
        - Узнаете свиней? - спрашивает чародей, создатель этого сказочного сада.
        - Такие прыткие? Неужели?
        - Мы держим в руках рычаг видообразования,- поясняем кудесник.Растения особенно чувствительны к изменении веса. Ведь стебли всегда тянутся вверх, корни растут к центру притяжения. Регулируя вес, мы регулируем форму и размеры. И вот результат.
        Он показывает лотки с какими-то незнакомыми лиловыми, желтыми, розовыми овощами. И одно слово остается в моем лексиконе: "Неужели?"
        - Неужели это сливы? Не баклажаны? А это желтое - черешня? Не айва? Неужели виноград? Неужели, неужели?..
        Следующий этап: Грави-Вдаг километровый.
        ВСЕ БОГАТЫРИ
        В детских хрестоматиях принято удивляться силище муравья. Крохотульки-трудолюбцы волочат соломинку по травяным джунглям. А соломинка та, как бревно для нас, даже больше бревна, как мост, задранный на колокольню.
        И с детства, всю жизнь ахаем и завидуем муравьям мы, бессильные бедняжки. Нам бы такую силушку - бревна на колокольню забрасывать.
        Но во владениях волшебника видел я воплощения детской мечты.
        Строится дом. Строится, как обычно,- из блоков. Блок - комната, блок ванная, блок - кухня. Но двое рабочих, поставив комнату на носилки, неторопливо несут ее на монтажный двор.
        Подъемные краны? Есть и краны. Но работа у них помасштабнее. Когда одна секция смонтирована, скреплены девять квартир девяти этажей, зацепив верхнюю за окно, кран ставит все сооружение на место. Колышется в воздухе девятиэтажный столб. Рабочие руками подправляют его, чтобы точно уселся на фундамент. Вира! Вира! Майна помалу! Села. Сидит!
        Телефонный звонок: - Шеф, крыша тяжеловата, не справляемся. Убавьте вес.
        - Хотите полную невесомость?
        - Полную не надо. Еще улетит, не поймаешь. Оставьте два процента.
        Секция, секция, секция. На них надевается крыша. Вот и дом сложен.
        - Шеф, прибавьте вес. Усадочка нужна.
        - Сто процентов веса?
        - Не сразу. Полегонечку, треть, половину, полный вес, полуторный.
        Веснушчатая рука ложится на реостат. Стрелка ползет по делениям. Килограмм весит триста грамм, полкило, потом полтора.
        - Довольно, шеф. Достаточно. Спасибо.
        Привыкают и к чудесам. Заказывают чудо по телефону.
        Километровые Грави-Вдаги проникли в космос. Даю и такой материал.
        РОМАНТИКЕ ВХОД ЗАПРЕЩЕН
        Косматое солнце на черном небе.
        Острозубые скалы с черно-зелеными тенями.
        Тени ползут, текут и прыгают со скалы на скалу. Астероид летит по своей орбите кувыркаясь. Сутки продолжаются полчаса.
        Дальний космос неприветлив, негостеприимен. Жутковатое нагромождение голых утесов - вот что такое космос. И космическая легкость не радует стометровые шаги. Страшно плыть над ощерившимся утесом, не доставая грунта вытянутыми ногами. Несет куда-то без спроса. То ли в пропасть угодишь, то ли в пустоту вынесет.
        Но вот прыжки закорачиваются. Двадцатиметровый шаг, пятиметровый, метровый... И уже нормальным шагом, ставя всю ступню на камни, подходишь к стальной двери, на которой написано: "Романтике вход воспрещается".
        Комната как комната: шкафы, столы, стулья. На стул можно сесть, на стол положить бумагу, ее не унесет дыханием.
        - Удобно? - спрашивает меня хозяин.
        Он крутолоб, кудряв, плечист. Похож на грузчика, напялившего на плечи тесный праздничный костюм. Но Ульд, величайший из волшебников современности, властелин тяжести и легкости, считает его самым многообещающим из своих учеников.
        - Разочаровывающе удобно,- говорю я.- Как дома на Вдаге. Забываешь, что ты в глубоком космосе. Действительно, романтика осталась за дверью.
        - Этого мы и добивались,- говорит ученик волшебника.- Романтика хороша по воскресеньям, хороша для юнцов, изнывающих за партой шесть дней в неделю, десять месяцев в году. Им необходимо для разрядки необыкновенное. Но шесть суток необыкновенного утомляют, а десять месяцев вредят. Космос открыт уже давно, мы осмотрели его, удивились всему удивительному, теперь пора работать в космосе. А для работы нужна рабочая обстановка: стол, стул, тепло, уют... нормальная тяжесть. Вот на нашем пятачке космос приведен к норме. Здесь мы научной работой занимаемся, думать можем, не думая о неудобствах ежесекундно.
        Отмечаю, что в этой статье впервые в поле зрения газетчиков попал Здарг, а не Ульд. Гравитехника разрослась, разветвилась, и Ульд уже не мог представительствовать всюду. Произошло естественное разделение труда на гравитехнику наземную (на вдажную) и космическую. И Ульд предпочел взять себе Вдаг - близкий, видный и наглядный, а способного ученика задвинул в дальний космос. В результате Ульд на глазах у изумленной публики творил зримые чудеса, а Здарг где-то вдалеке был занят бескрасочной деромантизацией. Но, захватывая выигрышный раздел, Ульд упускал из виду будущее.
        В космосе легче было развивать гравитехнику. Там нужна была повышенная гравитация, дешевая, выгодная, связанная с выходом даровой энергии. На Вдаге же требовалось понижать гравитацию, для этого энергию затрачивать или же придумывать хитроумные конструкции с вышками, башнями, дирижаблями, оттягивающими гравитацию вверх. Сложность и дороговизна тормозили опыты...
        И в результате деятельный Здарг вскоре обошел своего шефа. Ульд все еще комбинировал километровые Грави-Вдаги на стройках Вдага, а Здарг начал монтировать тридцатипятккилометровый Грави-Вдаг на астероиде 4432, чтобы снабдить нормальной гравитацией целое небесное тело.
        Позже Здарг назвал этот астероид "Фтях", что означает "маленький Вдаг", "вдажек". Превращение звонких согласных в глухие в его родном языке имеет смысл уменьшительный.
        Но "Фтях" для нашего уха звучит как-то неизящно. Поэтому я предлагаю условное имя Астрелла - звездочка.
        Нагромождение круч, пропастей, стен, ребристых и шишковатых, утесов, остроконечных, шлемовидных, округлых, зубчатых, игольчатых, ступенчатых,вот как выглядела Астрелла, когда Здарг привез туда первую партию оборудования. Работу начали с сооружения шахты. Прежде всего надо было поместить гравистанцию в центр астероида, просверлить колодец в тридцать пять километров глубиной. К счастью, на малых легковесных телах сооружать шахты легче, чем на Земле или на Вдаге. Тяжести почти нет, подземных вод нет, горное давление ничтожное, можно обходиться без крепления.
        Рай для шахтостроителей. Вся задача - пробить дыру в монолите. А дыру гравистанция проплавляла сама. Испаряла грунт под своей подошвой и постепенно погружалась в глубину.
        Погружалась неторопливо и непрерывно, метра на четыре в час, примерно на сотню метров в сутки. Около года продолжалось все путешествие в центр астероида. Наконец станция прибыла на место назначения, улеглась в точке, куда все тела притягиваются, а притянувшись, не весят ничего. Наступил торжественный момент, когда Здарг нажатием кнопки мог подарить астероиду солидное тяготение.
        Весомость Астреллы родилась в пыли беззвучных обвалов.
        Чудом державшиеся прихоти природы - все эти каменные рога, консоли, навесы, иглы, арки - рухнули, обретя солидный вес, каменными лавинами покатились в долинки и ущелья. Астрелла осела под добавочной нагрузкой, как проседает подтаявший снег весной. И долго еще она вздрагивала от обвалов, как бы утрясаясь, стряхивая ненадежные выступы и излишние украшения.
        Огрузнели скалы, огрузнели вещи, и жители стали грузными. Тяготение приклеило их к грунту, укоротило балетные па, отменило обезьяньи прыжки с руки на руку. Молодежь даже жаловалась, что скучно стало ходить, семеня куцыми стандартными шажками. Иные предлагали уменьшить гравитацию, ограничиться четвертью или десятой долей нормы. И все добрый месяц ходили с синяками. Глазомер-то не сразу вернулся прежний. Задумавшись, начинали прыжок через пропасть, а мускульной силы хватало на три метра.
        Итак, нормальная тяжесть. Еще требуется нормальная атмосфера и вода. Для уроженцев Вдага особенно важна вода.
        Кислород и водяные пары добывали из минералов, выжигая их небольшим компактным Грави-Солнцем. Правда, удержать воду и воздух Астрелла не смогла бы все равно. К сожалению, малому телу труднее удерживать газы, тут короче путь для ускользающих молекул. Пришлось монтировать искусственное небо из самозарастающей пленки, не Здаргом изобретенной. Такая пленка изготовлялась в изобилии для лунных и космических станций. Когда же небо было натянуто, можно было заполнять поднебесное пространство кислородом и паром. Пар накопился, осела роса на камнях, и тут же появилась плесень. Не привозили спор, не высевали, сама явилась. А там пошли лужицы, ручьи, речки, пруды с островками и укромными заливчиками. И стала Астрелла небесным раем.
        Ибо, с точки зрения уроженцев Вдага, рай - это не тенистые сады, а тинистые пруды.
        По мысли Вдага, оживленный астероид должен был стать небесным странником, скитальцем межпланетных морей, этаким летающим научным городком, временным спутником всех планет по очереди, причаливающим на круговую орбиту, отчаливающим по параболе. И таскать от планеты к планете этот астрономический дебаркадер должно было опять-таки искусственное тяготение.
        У Астреллы был свой маленький спутничек, и его превратили в буксир, установив на нем Грави-Вдаг. Включая максимальное притяжение, спутник этот подтягивал к себе Астреллу, ускорял или доворачивал, изменяя ее орбиту. Отключая добавочное притяжение, подтягивался к Астрелле сам. То сходясь, то расходясь, эта небесная пара могла плыть по космическим морям в любом направлении.
        Космический лайнер сооружал Здарг. Но соплеменники увидели другое. Стал пригодным для жизни голый астероид, летающая гора. Не оживут ли в дальнейшем и все другие летающие горы и острова в космосе: астероиды, луны или небольшие планеты, растерявшие атмосферу, похожие на наши Марс и Меркурий? Газеты соревновались, перечисляя будущие обитаемые планеты, и соревновались, восхваляя Здарга, величали его сверхволшебником, первым кандидатом в гении, светочем мысли... в обычном парадном стиле Вдага.
        И этого Ульд не мог стерпеть. Он сухо посоветовал "сверхволшебнику" не поощрять шумиху. Здарг не возражал. Излишней скромностью он не отличался, но уважал математическую точность. Для создания нормальной гравитации на Их-Луне нужно было бы увеличить мощность гравистанций в десятки тысяч раз. Здарг отлично понимал, как далека техника от таких скачков. И охотно написал охлаждающее опровержение против необоснованных надежд. Ульд же одернул ретивых газетчиков с помощью своих военных покровителей. Бедняги восторгмейстеры! Они так старались превзойти друг друга, столько придумывали упоенных слов. И вдруг наказание за усердие. И кто их губит? Ульд - предмет постоянного поклонения. Такая неблагодарность, такая перемена!
        Да, Ульд изменился за эти годы. Заметно постарел, осел как-то сразу, даже одряхлел. Целые дни проводил у окна в кресле-качалке. Если не дремал, то рассуждал с секретарем о былых временах. Как многие, в старости он стал проще, линейнее, ему как бы сил не хватало на многосторонность.
        Главная черта характера стала единственной. Ульд утратил работоспособность, утратил универсальную эрудицию, ясность ума, острую иронию, размах. Из прежних качеств сохранил только славолюбие, ненасытное, ненасыщенное.
        Ульд понимал, что он уходит из жизни, с уходом примирился, но не соглашался примириться с забвением. Ему хотелось остаться в памяти однопланетцев навеки, считаться величайшим гением всех времен и народов. Но что могло напоминать о нем? Ульдатрон - это громоздкое сооружение на ИхЛуне? Увы, лунный ульдатрон уже не действовал, само слово исчезало из обихода, его вытесняли понятные Грави-Вдаги, Грави-Солнца. Надеяться на переиздания "Калитки в сказку"? Ульд знал, что его книга насыщена преувеличенными обещаниями, нередко дутыми. Возможно, в умах потомков автор "Калитки" станет "Тем, Кто Ошибался", "Тем, Кто Не Предвидел". И не затмит ли его Здарг, преобразователь космоса? Хуже того, не станет ли Здарг положительной антитезой отрицательного Ульда? Ведь Ульд отлично знал, что арсеналы Южной Федерации переполнены ульда-бомбами - взрывчатыми Грави-Солнцами. А воинственные генералы-южане не любят, чтобы оружие пылилось на полках, им захочется испытать его не только на полигоне. Не останется ли в памяти народной, в противовес благодетелю Здаргу, Ульд-преступник, Ульд-убийца, изобретатель ульда-мин и
ульда-бомб? "Один из этих ученых-безумцев, которые невесть что выдумывают на нашу голову!" Срочно-срочно нужно было изобрести что-то очень важное и очень доброе, всем понятное и приятное.
        Ульд предложил гравиорошение.
        Напоминаем, в начале повествования говорилось уже, что на океанической планете Вдаг водой было покрыто 94% площади, вся поверхность, за исключением горных хребтов (4,5 %) и конусов выноса - речных дельт у подножия хребтов (1,5%). Подняв воду метров на десять - двадцать, можно было бы эти конусы оросить и получить добавочную акваторию для вододелия - сотни миллионов гектаров, очень важных для перенаселенного Вдага.
        Правда, для сотен миллионов гектаров требовались тысячи гравинасосных станций. Но Ульд на тысячи и не рассчитывал.
        Он хотел построить хотя бы одну эталонную, образец для будущих оросительных систем и всему делу дать свое имя. Ульда-орошение! Ульд Великий Ороситель Вдага!
        Масштабами первая станция не могла потрясти. Она предназначалась для орошения тридцати тысяч гектаров; Вдаг знал системы и покрупнее, притом с обычными электрическими насосами. Ульд решил произвести впечатление не мощностью, а новизной, соорудив вокруг водовспрыга увеселительный парк с гравитационными забавами. Ведь гравинасосу полагалось стоять на плавучей башне; на потолке ее тяжесть получалась удвоенная, под ней - антипритяжение, там посетители ходили бы вниз головой. И где-то, словно мухи, шагали бы по вертикальным стенкам и где-то по косым - с наклоном, видели бы косую гладь океана, вертикальный океан, океан над головой.
        И где-то была бы нейтральная зона невесомости - ни верха, ни низа. Ульд придумал множество аттракционов: купание в вертикальных струях, головокружительные мостики над водовспрыгами, бассейны для плавания в воздухе, стадион невесомого футбола, театр космических феерий. Он не сомневался, что каждая страна, каждый город захотят иметь свой ульдапарк. И тысячи, тысячи посетителей, нахохотавшихся вволю, с благодарностью будут повторять имя изобретателя всех этих веселых чудес - Ульд, Ульд, Ульд!
        Требовались деньги и деньги. Ульд добывал ассигнования в самых неожиданных местах: у кинопредпринимателей, у организаторов концертов, на телевидении, в министерстве здравоохранения и в министерстве культуры, в детских, молодежных, спортивных, религиозных обществах... И как обычно, ездил на поклон к влиятельным генштабистам (художников прошу изображать этаких лощеных прусских генералов с зеркальными сапогами и моноклем в глазу, высокомерно взирающих на ученого плебея в сюртуке, поставщика какой-то там малопонятной амуниции для "наших доблестных батальонов".
        Такой образ сконструировал анапод из моих представлений).
        Штабистам Ульд втолковывал, что гравистанции - стратегическая необходимость. Они поднимут уровень воды, затопят пограничные перешейки, и "наш непобедимый флот" внезапно окажется в водах потенциального противника. Фактор внезапности!
        Ульд спешил. Возраст подгонял, времени оставалось мало, а сладость похвал хотелось вкусить при жизни. Проволочки возникали повсюду: тормозили банки, тормозили поставщики, тормозили расчетчики и испытатели. Ульд вмешивался во все мелочи, сам вел переговоры, сам подгонял инженеров, сокращал на свою ответственность испытания, упрощал расчеты, уплотнял сроки. Аттракционы, зрительные залы и бассейны монтировались одновременно с ульдатроном, прежде чем был опробован водовспрыг. Ульд проводил на стройке дни и ночи, доставал, просил, требовал, распекал. И не выдержал. Свалился. В постели лежал в день пуска.
        И не видел крушения последней своей надежды.
        На чем он сорвался? На всеобщей взаимосвязи. Не сумел охватить природы в целом. Учел сдвиги гравитации, учел сдвиги в атмосфере и в океане, но упустил из виду океанское дно.
        Переоценил его незыблемость. Ведь это на Вдаге было, на водной планете, там ученые мало имели дела с сушей. Гидрография у них была в чести, а геология - в зачаточном состоянии.
        И Ульд не угадал, что его ульдатрон мог вызвать подвижки на дне, подводные оползни и волну цунами. Дно дрогнуло, когда включился ульдатрон, океан всколыхнулся, и вал десятиметровой высоты нахлынул на увеселительные сооружения.
        Вода поднялась по косым и отвесным стенкам, продавила их своей тяжестью. За несколько минут спортивные площадки, театры и балаганы превратились в груду щепок. И рухнула в кипящие волны четырехногая башня ульдатрона.
        Ульду доложили о катастрофе, и это было последнее, что он осознал в жизни. Еще месяц он прожил, вернее, просуществовал в мутном полубреду. С лицом, искаженным отчаянием, снова и снова спрашивал, удалось ли спасти ульда-парк. Дочери и верный секретарь уверяли его, что станция работает, качает воду, показывали пачки мнимых благодарственных писем. Умирающий нерешительно улыбался, а через минуту снова спрашивал: "Удалось ли спасти? Ведь башня-то опрокинулась, ушла на дно".
        - Выловили. У Здарга есть такая аппаратура. Она притягивает утонувшие башни,- фантазировал секретарь.
        Ульд так и умер с горькой мыслью о провале: однажды нoчью проснулся, закричал надрывно: "Рухнуло!" Рухнуло!
        Катастрофа на ульда-станции была неприятна всей старой гвардии ученых. Провалился самый авторитетный из талантов, ошибся в расчетах, проявил неосновательность. Старикам хотелось бы загладить неудачу Ульда, показать, что ошибка ученого была случайна, объяснялась предсмертной болезнью.
        Даже прежние противники Ульда предпочитали восстановить гравинасосную станцию. И Льерль (представьте себе - именно Льерль!) внес предложение поручить это Здаргу - самому активному из учеников покойного. Тут уж не стаж требовался, а деловые качества.
        Возможно, Льерль надеялся, что и Здарг поскользнется.
        Но Здарг отказался восстанавливать станцию. Здарг внес контрпредложение: затопить не одну низину, а все сразу: двести с лишним миллионов гектаров, не строя ни единого гравинасоса.
        Узнаете Здарга? Всегда он прикидывает, нельзя ли как-нибудь иначе, наоборот. И предпочитает "наоборот".
        Привожу выдержки из исторической записки Здарга, стараясь сохранить присущую ей вескую лапидарность: "Как известно, приливы зависят от влияния небесных тел. Ежесуточно наш главный спутник поднимает весь океан Вдага примерно на метр (на Земле - на полметра.- Прим. авт.), а в узких заливах на десятки метров. При этом затапливается прибрежная зона площадью 50 млн. га, которая издревле используется для земноводной агрономии.
        Но приливы возрастают пропорционально кубу расстояния до притягивающего тела. Если бы наша луна находилась ближе в 1,6 раза, высота приливной волны возросла бы вчетверо, т. е. достигала бы четырех метров в открытом океане, а у берегов до
50-100 метров. И под водой во время прилива оказалась бы добавочная площадь - около 210 млн. га.
        Цифры эти в прошлом представляли только теоретический интерес. Но в настоящее время возникла техническая возможность перемещения небесных тел с помощью гравитационного буксира. Роль такового выполняет меньшее тело со станцией управляемой повышенной гравитации, включаемой и выключаемой по мере надобности. Так, посредством гравибуксира был смещен со своей орбиты и направлен к Вдагу астероид 4432.
        В свою очередь указанный астероид может быть использован в качестве гравитационного буксира для изменения орбиты Луны.
        Чтобы приблизить наш спутник к Вдагу, необходимо придать ему сначала отрицательное ускорение, переводя его с круговой орбиты на эллиптическую, вытянутую по направлению к Вдагу. Затем в нижней точке этого эллипса (в перивдагии) перевести Луну на стационарную круговую орбиту меньшего радиуса путем вторичного замедления.
        Обе операции можно выполнить, произведя одиннадцать гравитационных атак (сближений астероида с Луной)".
        Вот такое предложил Здарг: астероид как буксир, новая орбита для Луны, новая океанография всего Вдага. Нам все это показалось бы сказкой, если не бредом. Но у Здарга за плечами был осязаемый успех: управляемый астероид. Тут масштабы иные? Иные - 210 миллионов гектаров! Стоит постараться.
        И проект был принят, несмотря на соперничество федераций, происки сателлитов, интриги маломощных стран. Решено было дождаться приближения Астреллы, подготовить площади для орошения и с ходу провести необходимые одиннадцать атак.
        - А почему одиннадцать? - спросят любители точных цифр.- Почему не одна? Или не две хотя бы?
        Вопрос, честно говоря, не принципиальный. Если хотите, любители цифр, проверьте сами, расчет тут несложный, основан на законе сохранения количества движения. Чтобы оказать заметное влияние на такое тело, как Их-Луна, нужно было придать Астрелле достаточную гравимассу, примерно такую же, как у этой далекой Луны. Но сама Астрелла была маловата, на поверхности ее при расчетной гравимассе получалось невыносимое напряжение, раз в 70 больше, чем на Вдаге. Выдержать семидесятикратную перегрузку живые сапиенсы не могли, их в лепешку раздавило бы. А доверять автоматике Здарг не решился. Потом оказалось, что он был прав.
        Поэтому перегрузку снизили до десятикратной, а число атак увеличили. Семь атак для перевода с круга на эллипс, четыре для перевода с эллипса на малый круг. Одиннадцать!
        Довольны вы, любители точных цифр?
        Здарг сам руководил атаками. Рубка его была оборудована на полюсе Астреллы, чтобы вращение вокруг оси не мешало.
        Там построили бункер с пятью окнами в потолке, под каждым окном пульт управления - всего пять. И пять кроватей с пневматическими перинами. И пятеро операторов - Здарг и четыре заместителя - возлегли на эти перины, уставились на потолок, где на кресте нитей повисла Их-Луна.
        - Пора!
        Здарг сказал "пора!", но включали гравитацию автоматы, по заранее разработанной программе. Живые пилоты только следили, чтобы автоматы сработали.
        Щелкнули включатели, и десятикратный груз навалился на атакующих. Девять невидимых двойников легли на каждого, вдавили всем весом в перины, уселись на грудь - ни вдохнуть ни выдохнуть. И на всю Астреллу навалилась перегрузка, испытывая прочность каждого растения, каждого строения. Деревья, как по команде, положили ветви по швам, хрустнули стволы, не сумевшие согнуться. Сорвались со склонов отяжелевшие вдесятеро камни. Рухнули домики, беседки, мостики, заботливо выстроенные для вдохновения и отдыха, радовавшие глаз изяществом. Ведь они по строительным правилам были рассчитаны на двукратный, запас прочности, отнюдь не на десятикратный.
        - Ничего, восстановим,- прохрипел Здарг, прислушиваясь к гулу обвалов.
        Ему не ответили. Говорить было трудно, трудно набирать воздух в легкие, трудно думать. Помощники старательно вдыхали и выдыхали, скосив глаза на контрольные щиты. Лампочки успокоительно подмигивали зелеными глазками.
        Именно это и требовалось: смотреть на зеленые лампочки, следить, чтобы Их-Луна висела на кресте нитей, вдыхать, выдыхать и не терять сознания по возможности.
        Луна между тем распухала, заглатывая звезды и созвездия.
        Заполонила четверть неба, полнеба, все небо. Нависли над головой зубчатые горы, вот-вот сожмут каменные челюсти.
        Обычно космонавты спускаются на небесные тела, воспринимают их как аэродром. Астрелла же сохраняла собственное притяжение, неизменный низ под полом, и пассажирам ее казалось, что лунные горы валятся на них. Но страха не было.
        Перегрузка выдавливала все эмоции. Так было тяжко, что сил не хватало на испуг. Думалось одно: "Сколько еще терпеть? Минуту, две? Сколько прошло? Кажется, горы смещаются вправо? Ну, значит, скоро конец мученью, можно будет отдышаться? А почему секундная стрелка не движется? Часы стали? Нет, переместилась. Но как же неторопливо! Сколько еще?"
        Наконец можно открыть рот и сказать:
        - Пора!
        Включается гравитация сразу, отключается постепенно, как бы тает. Нагрузка меньше, еще меньше, сползают с тела невидимые двойники.
        Уффф!
        Долг выполнен. С чистой совестью можно лежать и дышать, лежать и дышать, потирая саднящие ребра. Дышать полчаса или час. Потом радио сообщит "эфемериды" - данные о новом положении Их-Луны и Астреллы - и можно будет прикидывать маневр: как с наименьшими затратами энергии и времени выйти на исходную позицию для следующей атаки.
        А в результате: "Агентство Печати Южной Федерации уполномочено сообщить, что гравитационная атака прошла успешно. Луна получила приращение скорости, равное 47 метрам в минуту, соответствующее расчетному заданию. Команда Астреллы чувствует себя хорошо, настроение бодрое".
        "АПЮФ уполномочено сообщить, что вторая гравитационная атака прошла успешно..." ". .третья гравитационная атака прошла успешно..." "...четвертая..." Так вплоть до десятой, тоже успешной. Осталась последняя, одиннадцатая, отделочно-шлифовочная, даже не очень обязательная, в сущности говоря. Спутник Вдага уже находился на новой орбите, нужно было только подровнять ее, уменьшить эллиптичность.
        Десять атак прошли безукоризненно, не было основания бояться одиннадцатой. Но статистика говорит, что аварии чаще всего бывают в последний час работы, перед въездом в гараж в особенности. Зрение устало, внимание притупилось, движения менее точны, а бдительность уже снята. Основное позади, и кажется, что позади все. И тут-то...
        Десять раз автоматика срабатывала безупречно, дежурные выдержали десять атак. Но машины и машинисты снашиваются в работе. Ни один из четырех помощников Здарга не выдержал десяти атак. Двое лежали в больнице, двое отпросились на отдых. Здарг и сам чувствовал себя усталым, но не решался передоверить управление другим.
        - Ты должен беречь себя для Вдага,- уговаривала Ридда.- Найди подмену. Не хочешь? Тогда я сама полечу с тобой. Ты нуждаешься в заботливом друге рядом. Мужчины так невнимательны.
        Ридда умела быть настойчивой. И в результате оказалась рядом со Здаргом в полете.
        "Пусть попробует,- подумал Здарг.- Посмотрю, как она там проявит внимательность при десяти "же"".
        Началось обычно. Тяжко по-обычному. Здарг сказал "пора!", автоматы включили тяжесть, навалили на рулевых невидимые грузы.
        Скосив глаза, Здарг заметил, что соседка его бледнеет.
        - Дыши, Ридда. Кислородом дыши чистым. Ни о чем не думай. Командуй себе: "Вдох - выдох, вдох - выдох!" Терпели, поглядывая на часы и на растущую Их-Луну. Но сегодня терпеть было труднее, минуты ползли медленнее.
        Здарг думал, что не следовало брать с собой Ридду. Но кого?
        Все одинаково - новички.
        Как назло, полет был беспокойный, шлифовка орбиты требовала маневра, поворотов, включения и выключения. Вычислительные станции Вдага все время вносили поправки: "правее на полградуса", "левее на два градуса". Перемены утяжеляли самочувствие. И так перегрузка, еще позу менять!
        Наконец лунный силуэт сползает вправо. Горизонт вышвыривает горсти звезд, словно сеятель из лукошка. Последние минуты.
        - Здарг, слышите меня, Здарг? Прибавьте гравитацию.
        До предела выносливости. До двенадцати "же", если сумеете.
        - Есть до двенадцати.
        Так было задумано, так запрограммировано. Под финал Астрелла проходит как можно ближе к лунному экватору, чтобы раскрутить Их-Луну, уменьшить сутки, укоротить двухнедельные дни и ночи.
        Еще два невидимых садятся на ребра, рот затыкают подушкой.
        Хриплый стон справа. Ридде плохо. Не надо было брать с собой женщину, не следовало.
        - Риддушка, кислород! Вдох - выдох!
        - Здарг, слышите меня? Отключайте гравитацию. Поздравляем с полнейшим успехом.
        - Вас понял. Гравитацию отключаю.
        Нажал кнопку и глаза закрыл устало. Все. Испытание позади. Полнейший успех. И сейчас будет легче.
        Но легче не становится. Секунды текут и текут, а грузы лежат на груди, вдавливают в ложе.
        От переутомления тяжко, что ли? Поискал глазами прибор.
        Ого, почти тринадцать "же"! И стрелка упорно ползет вверх.
        Механизмы, как и механики, снашиваются в работе. Десять атак выдержал контакт, на одиннадцатой отогнулся.
        А может быть, техник проверил десять раз, а на одиннадцатый понадеялся на авось. Столько раз сходило, неужели не сойдет еще разик?
        - Правый, бери на себя управление. Отключай гравитацию. Белую кнопку, Ридда!
        Зашевелилась, захрипела. Кажется, вымолвила:
        - Есть белую.
        Если бы не усталость, если бы не перегрузка, мгновенно заметил бы Здарг непорядок. Но при перегрузке и мысли ворочаются еле-еле: "Сейчас отпустит. Ну же. Не легче. Почему? От нетерпения? Или Ридда не нажала кнопку? Ридда! Не отвечает. Почему? Глаза повернуть надо. Ну!" Свесив отяжелевшую голову, Ридда лежала в глубоком обмороке.
        "Сам нажми! Самому надо!" Надо! Надо было переползти на соседнее ложе, отодвинуть Ридду и достать белую кнопку, чтобы спасти Луну, Астреллу и себя. И Вдаг обезопасить от случайностей.
        Нажать кнопку. В обычных условиях секундное движение.
        При тринадцати "же" - подвиг.
        Обессилевшее тело просило покоя, но надо было дотянуться до кнопки, надо. И шла борьба воли и тела. Девяносто своих килограммов и еще тонну, добавленную гравитацией, тащил Здарг через жесткий край своего ложа. Руки, весом в два пуда каждая, упер в бок Ридды, чтобы сдвинуть ее тело: семьсот кило. Напрягся, надулся, не сумел. Уткнулся еще и чугунной своей головой, двухпудовой гирей с налипшими на лоб волосами, столкнул своей тонной семьсот кило Ридды, руку двинул к белой кнопке. Не достал. Еще подтянуться нужно было. Собрал силы, поволок тело. Кровь потекла из носу, из ушей, глаза застлал багровый дым. "Как бы не ошибиться, цвет кнопки не спутать". Разлепил набрякшие веки... "Эта? Эта белая? Почему-то краснеет она... Нет, именно эта, судя по тому, что сползают со спины, как одеяла, слои добавочной тяжести".
        Здарг еще подумал, что теперь он имеет право потерять сознание. И потерял.
        Заботливая Ридда отделалась синяками, а Здарг пролежал в больнице несколько месяцев с кровоизлиянием в мозг.
        Опасались, что он не выживет, потом опасались, что утратит работоспособность, силу ума. Здарг все вынес, выкарабкался, даже времени потерял не так много, встал с койки с запасом новых идей.
        А пока он лежал, началось освоение приобретенных гектаров. Луна работала исправно, нагоняя приливные волны на сухие пески, камни и глинистые площадки, накидывая на них водоросли, бурые, оливковые, серо-зеленые и яично-желтые.
        А потом клокочущие воды по каналам и канавкам, разбегаясь по склонам, впитывались в почву, облизывали сухую серую пыль. Бежали и рокотали, наполняя жизнерадостным лепетом безмолвные издревле равнины. И проклевывались первые росточки, нежные, крохотные, неловкие, как младенцы, еще не научившиеся ходить. И с умилением смотрели на них бывалые хлеборобы, как смотрят взрослые на заплетающиеся шажки годовалого ребенка.
        И вдруг:
        - Здарг приехал! Сам Здарг!
        - Эй, народ, Здарг в гостях у нас!
        - Спасибо, Здарг, большущее спасибо!
        - И от меня спасибо!
        - И от меня! Можно я поцелую вас, Здарг?
        Мозолистые в песке и мазуте руки жмут крепко. Тысячи рукопожатий в час, в каждом поселке рукопожатия. Даже у могучего Здарга болит ладонь, болит правая рука, болит плечо от дружеских ударов. А новоселы все идут и идут с протянутыми руками.
        - Спасибо, Здарг! Большущее спасибо!
        И это кульминация, венец жизни Здарга, вершина достижений.
        Очень хотелось бы тут и закончить жизнеописание этого замечательного нечеловека, завершить повесть торжественным аккордом.
        Но у нас, биографов, неприятная обязанность. Мы вынуждены писать книги с грустным концом, после кульминации рассказывать о спаде, после высших успехов - о полууспехах, ошибках, неудачах, после победы - о мелких поражениях, после удивительных взлетов - о заурядной хилости, вплоть до того неизлечимого недуга, когда врачи признаются, что медицина бессильна. Сколько бы ни было побед в середине, в конце - неизбежное поражение. Надежды, букеты, а в эпилоге - слезы. Что-то пессимистическое есть в самом жанре биографии. Видимо, таково свойство личной темы: хотя история продолжается, идет вперед, личность-то сходит со сцены.
        Я еще напишу о склоне Здарга, но не сейчас, позднее, когда наберусь мужества. Впрочем, и тут, набравшись мужества, мне придется добавить несколько горьких строк.
        Личная жизнь идет своим чередом, а история своим. Здарг был прославлен, награжден, одарен. Получил небывалый подарок : первую в истории Вдага космическую яхту - весь астероид 4432 был передан в его личное владение. Здарг набрал ученую команду - несколько сот молодых и немолодых потрясателей основ науки - и с этой командой отправился в многолетний круиз по планетам. Он не забыл своей трудной молодости, хотел облегчить путь к открытиям способным творцам.
        Полагал, что в космическом рейде хватит времени для создания самой сложной теории, самого необычайного изобретения.
        Астрелла двинулась в путь вокруг Их-Солнца по самостоятельной орбите. Вдаг удалился, превратился в глобус, в кружок, в ординарную звездочку одного из созвездий. И вот однажды, когда дежурный астроном, тоже потрясатель основ, направил свой телескоп на эту звездочку, он увидел несколько ярких точек на светлых прожилках пограничных хребтов.
        Больше всего на том перешейке, который Ульд предлагал затопить, чтобы "наш непобедимый флот внезапно оказался в водах потенциального противника".
        Милитаристы так и не смирились с тем, чтобы ульда-бомбы пылились в арсеналах. Кто платил, тот и заказал музыку: военные марши.
        Конец 1-й части
        Часть 2 ЯХТА ЗДАРГА
        Конфликт между великой планетой Вдаг и крошечной Астреллой начался с обмена посланиями. Не будь их, не было бы трагической, полной тяжких испытаний, поучительной, но горькой истории. Пожалуй, читатель сразу заметит роковые ошибки составителей нот, хотя самим авторам их рассуждения казались безукоризненными. Но лучше приведем подлинные тексты:
        "Многоуважаемый Здарг!
        Академия Южного Вдага поздравляет вас с пятой годовщиной подчинения Луны и приливного оживления берегов - величественного подвига труда и науки, в котором ваш личный вклад так весом.
        Освоение орошенных земель прошло с полнейшим успехом.
        Новые площади приобрели важное значение в деле восстановления нормального питания нашей планеты, так тяжко пострадавшей в результате разрушительной войны. Необходимы дальнейшие усилия для полного обеспечения всех народов Вдага, как существующего населения, так и ожидаемого, в соответствии с демографическими нормами естественного прироста.
        В этой связи АЮВ считает рациональным, продолжая начатую работу по освоению сухих земель, повторить серию гравитационных атак, с тем чтобы приблизить орбиту Луны к Вдагу, сократив ее радиус до 0,5 первоначального (конкретная цифра подлежит уточнению) и подняв уровень прилива еще выше, затопить новые еще не используемые площади.
        С получением настоящего послания предлагаем вам направить астероид 4432, именуемый также "Астреллой", на сближение со Вдагом и изготовиться для проведения гравитационных атак. Подробные расчеты будут в ближайшее время проведены вычислительными машинами и контрольные цифры сообщены вам по радио..."
        Ответная радиограмма:
        "Уважаемый господин президент!
        Научный коллектив Астреллы не может согласиться с вашей рекомендацией относительно изменения орбиты Астреллы по причинам, изложенным ниже:

1. Мы не видим оснований, почему население Вдага должно безропотно подчиняться прогрессии, начертанной демографами. Общеизвестно, что рост количества потребителей вчетверо диктует увеличение промышленной продукции в шесть - восемь раз. И этот восьмикратный рост позволяет всего лишь поддерживать потребление на существующем весьма низком уровне. Согласны, возможны и более высокие темпы. Но согласитесь и вы, что бессмысленно при всяких темпах основную долю продукции отдавать на поддержание низкого уровня жизни, вместо того чтобы тратить усилия на развитие культуры, науки, искусства.

2. Но допустим, мы примем для руководства вашу демографическую статистику. Учетверение населения через сто лет, за два века - увеличение в шестнадцать раз, через пятьсот лет - в тысячу раз, через тысячу лет - в миллион раз, через три тысячи - в миллиард миллиардов. И тогда всей нашей Галактики с ее 10 звезд не хватит для создания новых домов. За три тысячи лет предстоит перестроить всю Галактику с ее диаметром в сто тысяч световых лет, не расселяться, а строить быстрее света.
        Не ясно ли из этого примитивного арифметического расчета, что населению Вдага волей-неволей понадобится приостановить количественный рост? Так не разумнее ли это сделать сейчас, немедленно, вместо того чтобы заниматься поддержанием скудного послевоенного уровня?
        (Читатель уже понял, что все это происходит после окончания большой войны, о которой было упомянуто в конце первой части истории Здарга.)

3. Обращаем ваше внимание также и на то, что приливные акватории не сыграют никакой роли в демографических расчетах. Проектируемая зона затопления составляет не более 0,5% площади Вдага. Полпроцента не обеспечат даже годичного прироста.

4. Напоминаем также, что Астрелла является единственной в своем роде базой, специально подготовленной для ведения исследовательских работ в космосе. На астероиде создан ряд специальных лабораторий, смонтировано уникальное оборудование, сконцентрированы тщательно подобранные кадры. Все сооружения и оборудование будут уничтожены сверхгравитацией, возникающей в процессе атак, кадры окажутся ненужными, они будут эвакуированы и распылены. Опять-таки вы ведете нас к бессмысленному уничтожению передовой науки, во имя животного размножения.

5. И наконец, чисто юридическое обстоятельство. Согласно акту от... (дата), "астероид 4432 передан в пожизненное и бесконтрольное владение таланту I ранга Здаргу лично и может быть использован им в любом месте космоса по собственному усмотрению для любых целей, не противоречащих законам Южной Федерации и не угрожающих жизни ее граждан". Таким образом, данный астероид не является инвентарным имуществом АЮВ и вы как президент Академии не можете им распоряжаться.
        Ввиду изложенного выше мы считаем нецелесообразными ваши рекомендации и предлагаем со своей стороны обсудить варианты развития цивилизации на специальной конференции. Местом ее может быть Астрелла или любой город Вдага по вашему усмотрению, подходящим сроком нам представляется середина будущего года, когда произойдет сближение Вдага и Астреллы.
        По поручению сотрудников Здарг. Ридда. Ласах".
        Пожалуй, тут требуются пояснения.
        За пять лет до этого обмена нотами, когда Здарг находился в санатории после одиннадцатой трагической и героической атаки, к нему явилась делегация от Академии.
        - Мы ценим твои заслуги, Здарг... твои теории... твою деятельность. Народ Южной Федерации хотел бы наградить тебя... Есть у тебя личные пожелания? Может быть, звание прижизненного гения?
        - Отдайте мне Астреллу в полное распоряжение,сказал Здарг.
        Просьбу сочли умеренной, и по выходе из санатория Здарг получил дарственную на сорок тысяч кубических километров базальта и оливина, носящихся где-то в околосолнечном пространстве. Академия предполагала, что Здарг устроит там космическую усадьбу, возможно, с лабораторией, будет опыты ставить.
        Но замысел Здарга был обширнее серии опытов.
        Астрелла была не так уж скудна, как представлялось.
        Гравистанция сохранилась, стало быть, имелся неограниченный запас энергии, удержались воздух и вода. Постройки обрушились, но под ними лежали заботливо зарытые станки и механизмы, завезенные для обслуживания многолетней экспедиции, а также гравихимическая установка для сшивания молекул, способная изготовлять любые вещества по заданной формуле, практически могущая обеспечить тканями, мебелью, аппаратурой все население Астреллы. Деревья сломались, но уцелели травы, имелись площади, вполне достаточные, чтобы прокормить целый город, десятки тысяч жителей. И Здарг решил устроить на Астрелле городок ученых, поселить там несколько тысяч самых талантливых, предоставить им все возможности для творчества.
        Он кинул клич. Призвал в космос жаждущих уединения и жаждущих спорить о формулах и рифмах, всех, вынашивающих идеи, многообещающих и обещающих.
        И к нему, обеспечивающему условия для творчества, потянулись тысячи и тысячи желающих творить... и желающих обеспеченных условий.
        Шли изобретатели, намеренные прокормить и облагодетельствовать все население Вдага. Шли медики, обещавшие лекарство от всех болезней и вечную молодость заодно. Шли физики, угадавшие новые свойства веществ, и химики, угадавшие новые вещества. Шли непризнанные поэты и признанные переводчики, конструкторы, режиссеры, математики, селекционеры, изголодавшиеся по творческому труду... и просто изголодавшиеся.
        Здарг сам отбирал кандидатов. С прошлыми заслугами и званиями не считался: сказалась его давнишняя неприязнь к обрядовой защите рефератов. Требовал обширных знаний - можешь отвергать и опровергать корифеев, пожалуйста, но знать опровергаемое обязан. Требовал масштабности, размашистых идей.
        - Ты пригреваешь нахалов и пустозвонов,- говорила Ридда.- Болтунов берешь, честным работягам указываешь на дверь.
        - Скромность - украшение девушки, а не ученого,- смеялся Здарг.- Мне не нужны робкие крохоборы, верные последователи авторитетов. Да, скромники не подведут, выполнят обещанное, но они обещают так мало.
        - А нахалы обещают так много, но не сделают и сотой доли.
        - Этого вполне достаточно, Ридда. Если мы один процент обещанного выдадим на-гора, Астрелла оправдала себя.
        И он продолжал набирать непризнанных гениев... а также прожектеров и обманщиков.
        Здарг утешал себя тем, что в дальнейшем всех, не оправдавших надежд, он переведет в сферу обслуживания. Обслуживающих требовалось немало на Астрелле. Ведь вдохновенных творцов надо было вкусно накормить, одеть, согреть, умыть, обеспечить светом, столом, бумагой для записи гениальных мыслей. А научным гениям нужны были и помощники: лаборанты, вычислители, чертежники. В общем по два обслуживающих на каждого сочиняющего.
        Среди обслуги много было и женщин, преимущественно молоденьких, хорошеньких. Семейных Здарг не хотел брать; это означало бы привозить детей, "умножать несамодеятельное население". Все равно дети появились. Не думаю, что молодые уроженки Вдага намеренно рвались на Астреллу, "чтобы устроить свое счастье". Девушки Вдага не склонны к циничному расчету, просто их тянуло в общество знаменитостей.
        Они вертелись на глазах у прославленных, старались привлечь их внимание... и счастье устраивалось само собой. В результате уже через год на Астрелле оказалось несамодеятельное население ясельного возраста. Здарг был несколько смущен процентом демографического прироста, но высылать матерей с младенцами не решился. Примирился с голосом природы, объявил о создании на Астрелле экспериментального центра педиатрии и педагогики.
        Но это было позже, когда Астрелла уже плавала между планетами.
        За год с небольшим Астреллу удалось превратить в заповедный сад творчества. Жаждущие уединения получили уединенные усадьбы с гротами, беседками, говорливыми ручейками, задумчивыми прудами. Жаждущие выяснять истину в споре получили помещение в пансионате, где в многочисленных залах поэты нараспев читали стихи, а математики щелкали мелом, выписывая формулы на досках. И архитекторы соревновались, рисуя интерьеры, обеспечивающие сосредоточенность; врачи-диетологи составляли идеальные диеты для мозговой деятельности, врачи-психологи вели наблюдения, искали закономерности вдохновения, заполняли истории талантов.
        Тогда-то дежурный астроном и заметил слепящие блестки на красновато-сизом диске Вдага - взрыв ульда-мин.
        Война была кратковременной и страшной. Сотни городов были сожжены и сметены взрывами, миллионы гектаров загублены ядами, радиоактивными и нерадиоактивными; десятки миллионов сапиенсов, этих неразумных носителей разума, погибли в огне, а в дальнейшем от голода и эпидемий. Угроза полного уничтожения цивилизации Вдага стала реальной, и угроза эта заставила наконец сапиенсов взяться за ум. Силы мира победили, пока еще не во всех странах и не окончательно, но самые воинственные генералы были смещены, взяты под стражу жадные любители чужих акваторий и территорий. Начались переговоры о всеобщем мире.
        Для Астреллы все это прошло стороной. Космические пространства обширны. Прежде чем Астрелла успела развернуться да набрать скорость, да преодолеть миллион километров и еще десять миллионов, и еще сто миллионов, и еще сто, война завершилась. К тому времени, когда красноватая звезда превратилась в глобус на небе Астреллы, соплеменники Здарга уже начали топить и плавить оружие. Жизнь медленно налаживалась. Велись переговоры об объединении всех народов Вдага в одно государство. Кто-то еще интриговал, саботировал, разрушал и составлял коалиции, кто-то грозил, намекая на некое тайное оружие. Но это были разрозненные реликты старого мира. Цивилизация Вдага была спасена.
        Культура была спасена в масштабе планеты. Далеко не все носители культуры спаслись персонально. Многие таланты и знатоки всех категорий были сожжены, отравлены, похоронены под развалинами, бежали из Южной Федерации в СевероЗападную, из Северо-Западной в Южную, томились за колючей проволокой в лагерях для военнопленных или перемещенных, рыли гнилую картошку, корки выпрашивали. И даже те, кто сохранили дом и жилье, разве занимались творчеством?
        Проводили ночи в очередях, чтобы отоварить карточку, собирали щепки для самодельных печурок, меняли мебель на старые штаны, а штаны на кулек муки. Какая тут наука? Инженеры чинили керосинки, химики торговали кустарным сахарином. И тут, представьте себе, внезапно является с неба громогласный космический архангел с курчавой бородой, приглашает в астрономический рай, где сытно, тепло, светло, бумаги дают без счета, энергию отпускают не по лимиту: профессору - на одну электрическую лампочку, академику - на две, за особые заслуги.
        В ту пору и пришла на Астреллу вторая, главная волна поселенцев, в том числе и Ласах, чье имя стоит третьим под меморандумом Астреллы, а также Гвинг и Бонгр, о них речь впереди.
        Приняв на борт тысячи три талантов разных категорий, космическая яхта Здарга ушла в новый рейс. Глобус с мазками облаков снова стал красноватой звездой, страдания его - радиосообщениями. Новых поселенцев надо было устроить, предоставить всем уютные каюты и уголки для вдохновения, оборудовать им лаборатории, прикрепить обслуживающих.
        И эти женились, находя свое счастье, и эти радовались покою и сытости, рождали детей, отдавали их в педологический центр... Наконец все разобрались, надели белые или синие халаты, уселись за свои столы, взяли стило и скальпели в руки.
        И тут как снежная лавина на голову: "...Академия поздравляет вас и предлагает все бросить, Астреллу освободить от пассажиров, изготовиться к гравитационной атаке на Луну..." Кому же хочется вернуться к хлебным талонам, щепочкам и лимитам на электрическую лампочку?
        Пассажиры единодушно поддержали протестующий меморандум, тот, что подписали Здарг, Ридда и Ласах.
        На сцене появилось новое действующее лицо. Ласаха надо представить.
        Как изобразил его анапод? Удлиненное лицо, выпяченные толстые губы, полуоткрытый рот, выпуклые грустные глаза - облик наивного философа и добряка. Пожалуй, наивным Ласах не был в подлинной жизни. Но добряком был. Ведущей чертой характера была у него доброта.
        В юности Ласах хотел стать священником, поскольку религия Вдага, как и христианская, прокламировала всепрощение, утешение, милосердие. Но на самом деле и там все сводилось к словам: несчастным выдавались векселя, подлежащие оплате на том свете. Ласах же хотел любить ближних всерьез, делать добро живым, а не мертвецам. Разобравшись в пустословии церкви, он перешел с богословского факультета на безбожный медицинский. Возложил надежды на психиатрию, точнее, на психотерапию - лечение словом.
        - Доброе слово дороже денег,- говорил он Бонгру, своему другу-однокашнику и антиподу.
        - Был ты попом, попом и остался,- язвил тот.
        Во время войны Ласах, этот безобиднейший из жителей Вдага, оказался за колючей проволокой. Дело в том, что родной его город был оккупирован. Проходя по улице, Ласах увидел, что солдаты обижают какую-то женщину. Он попробовал воздействовать на них словом, объяснить насильникам, что они поступают нехорошо. Конечно, непрошеного наставника сочли бунтовщиком, выбив несколько зубов, заключили в лагерь. И в неволе Ласах нашел истинное свое призвание. Вооруженный утешающим словом, он бродил среди голодных, больных, умирающих, обездоленных, лишенных родных и родины, отчаявшихся, бодрящихся, сохраняющих и потерявших достоинство, раздавал им ложечки лекарства, раздобывал ломтики хлеба, вручал крошки бодрости.
        Какие-то крохи доставались и талантам. И в дальнейшем, когда Здарг в поисках голодающих ученых проник в этот лагерь, ему настойчиво рекомендовали взять к себе Ласаха.
        На Астрелле он как психолог занимался психологией вдохновения. Ласах считал, что взлет таланта порождается радостью, ему и поручили обеспечивать радость: выслушивать желания пассажиров Астреллы и удовлетворять их.
        А кто удовлетворяет желания? Обслуга. И постепенно все обслуживающие оказались в ведении Ласаха. Он сделался третьим лицом на Астрелле, и подпись его стоит третьей в полемике с Вдагом.
        Три подписи от имени всех жителей Астреллы, но три отношения к жителям.
        Здаргу некогда было думать о подчиненных, хотя он и неплохо разбирался в них: умел отыскивать искру таланта, умел зажечь огонь творчества. Но со слабостями Здарг не желал считаться. Сам он был ненасытно трудолюбив, невероятно трудоспособен, больше всего на свете ценил свободное время, покой и хорошую библиотеку. И предполагал, что прочие, получив время, покой и книги (или лабораторию, или мастерскую), начнут самозабвенно творить и будут счастливы. К сожалению, на Астреллу попали разные работники: и не столь трудолюбивые, и не столь способные, и даже вовсе бездарные.
        Но в бездарности ни один уроженец Вдага не признается даже себе. Неуспех он будет оправдывать отсутствием подходящих условий. Именно пустоцветы докучали Здаргу все новыми и новыми просьбами, именно лодыри мешали трудиться трудолюбцу. Ридда первая заметила это и ринулась на защиту своего кумира.
        Для Ридды Вселенная была устроена просто: есть Солнце и есть спутники, светящие отраженным светом. Солнцем, конечно, был Здарг, прочие - в лучшем случае спутниками.
        Солнце Ридда боготворила, всех остальных делила на полезных Здаргу, бесполезных, упрямо невосприимчивых и вредных. В характерах Ридда разбиралась не хуже Здарга, но совсем иначе. Здарг видел искры таланта, Ридда - только слабости. Легко замечала слабости и умела играть на них. Интересно, что и Ласах прежде всего замечал слабости. Но он был целителем по натуре, хотел бальзам проливать на раны, а не бередить.
        Итак, три подписи, три позиции, три отношения к окружающим:
        Здарг: "Талантлив каждый. Освободите его от забот, он проявит себя".
        Ридда: "Таланты - исключение. Остальные должны служить лучшему, единственно одаренному, от него получать свет и счастье".
        Ласах: "Талантлив каждый и каждый слаб. Излечите слабость, талант развернется".
        Разные позиции, разные мотивы, а подписи стоят рядом.
        По разным мотивам Здаргу, Ридде и Ласаху не хотелось ликвидировать летающую колонию. А всем остальным не хотелось покидать ее, возвращаться к неустройству послевоенного Вдага. Не хотелось! Но уроженцам Вдага, тут Ласах был прав отчасти, свойственна некоторая слабость. Они никогда не ссылаются на "хочется-не хочется". Это считается у них неприличным. Предпочтительнее доказать, что ты поступаешь разумно, справедливо и даже благородно. Хочется остаться на Астрелле... и доказываешь, что ты избранник, особенный, что от тебя зависит культура и цивилизация, что для счастья будущих поколений ты обязан жить в башне из слоновой кости.
        И пишется меморандум с доводами демографическими, историческими, юридическими. Причины для неповиновения найдены веские. Пожалуй, возражения Астреллы выглядят очень логично. И вполне разумным представляется предложение обсудить спорный вопрос на конференции. Правда, срок назван невежливый: Вдаг предлагает поворачивать немедленно, Астрелла же отвечает: "Там посмотрим, поговорим будущим летом, после дождичка в четверг..." И в Академии обиделись, ответили резко и безаппеляционно: "...мы удивлены, что вместо рапорта о выполнении вы прислали уклончивый ответ. Предлагаем рассматривать предыдущую радиограмму как предписание. Ждем немедленного сообщения о точных сроках исполнения..." Позднейшие биографы единогласно отмечают и вызывающий тон, и неоправданную торопливость этого послания. Ведь участие Астреллы в передвижке Их-Луны действительно уничтожило бы все труды ее жителей. Почему бы не приспособить для буксировки небесных тел другой астероид, ненаселенный, незастроенный? В предписании нет никаких доводов. Можно только гадать, были ли веские причины. Некоторые историки подозревают, что на Вдаге снова
назревала война и Астреллу хотели использовать как оружие или хотя бы как козырь в переговорах. Именно так и поняли астреллиты. В их личных дневниках мы находим обсуждение слухов о войне.
        Мне представляется правдоподобной также гипотеза того биографа, который обратил внимание на подписи. Президент Академии был болен, вместо него резкую радиограмму подписал исполняющий обязанности... по имени Льерль. Конечно, бывший руководитель Здарга с раздражением относился к успехам взбунтовавшегося ученика. Завидовал? Не то слово.
        Льерль недоумевал. Он считал взлет Здарга недоразумением, все еще был убежден, что все открытия в области гравитации должен был делать он Льерль. Его несправедливо отодвинули, в обход порядка поручали Здаргу, а не Льерлю описывать, изучать, конструировать и строить гравистанции. Льерль считал, что это его законная слава, его законные награды достались Здаргу, в том числе и самая почетная из наград - космическая яхта, личный астероид. А теперь Здарг, этот выскочка, превознесенный выше всякой меры, еще смеет своевольничать.
        Поставить его на место!
        Конечно, Здарг разъярился. Кому предписывают? Ему? Кто предписывает? Кабинетные старички, протоколописатели, прозевавшие все открытия последнего столетия. И Здарг отрубил в ответ: "Подарки не отбирают. Астрелла - моя, куда хочу, туда верчу".
        Тон делает музыку. Здарга задели, он ответил грубо. Грубостей Академия не могла стерпеть. Последовали репрессии:
        "...Начальник космического филиала АЮВ талант I ранга Здарг с сего числа отстраняется от занимаемой должности с привлечением к ответственности за самоуправство..."
        Приказ был зачитан на общем собрании астреллитов (все население умещалось на площадке стадиона) и встречен возмущенными возгласами: "Долой!", "Позор!" Затем на судейскую трибуну взошла Ридда и срывающимся голосом зачитала Декларацию:

1. Астрелла выходит из подчинения Академии Южного Вдага, перестает быть космическим филиалом, объявляет себя Независимым Сообществом Талантов - НСТ (Здарг отверг льстивое название "Здаргия").

2. Народ Астреллы сам определяет орбиту.

3. Таланту доступно все. Целью истинных талантов является всестороннее развитие личности, прогресс науки, искусства и культуры.
        И т. д., вплоть до последнего параграфа:
        ... Пожизненным президентом НСТ является Здарг.
        Декларация была принята единогласно простым поднятием рук. Впрочем, и при тайном голосовании результат был бы таким же. Здарга любили все, на Вдаг возвращаться не хотел никто.
        Возмущенный Льерль обратился в правительство Южной Федерации, требуя решительных мер:
        "...Необходимо немедленно приступить к подготовке эскадры из четырех кораблей, вооруженных ульда-бомбами. Четыре корабля - обязательный минимум, чтобы атаковать Астреллу с четырех сторон одновременно. Бунтовщики не беззащитны: в их распоряжении имеется гравистанция, которая может быть использована как источник сжигающих ульда-лучей, но только в одном направлении. Маневрируя, наступающие легко уйдут из зоны поражения. В худшем случае ульдалучи уничтожат два корабля на подходе, тогда как остальные два сумеют выполнить свое назначение: привести к повиновению мятежников или уничтожить их ядерным обстрелом."
        К записке были приложены расчеты выгодных орбит, схемы расположения ракет в бою, тактические варианты, смета...
        Вся операция должна была стоить около шести миллиардов на наши земные деньги.
        Доклад Льерля обсуждался на секретном совещании два дня. Штабисты, скучавшие без дела, с увлечением уточняли тактику космической войны. Но потом слово взял престарелый Ксатр, глава делегации южан на Конференции вечного мира и полного разоружения. Осторожный и неторопливый, старик считался образцом предусмотрительной рассудительности.
        "Рассудил, как Ксатр",- говорят на Вдаге и ныне. Это означает: вдумчиво, толково и справедливо.
        - Шесть миллиардов? - переспросил он дребезжащим голосом.- Я не ослышался? Нам предлагают потратить шесть миллиардов, чтобы привести к повиновению тысячу упрямых ученых. По шесть миллионов на ученую голову? Стоят они столько? И даже если стоят, все равно деньги будут выброшены в вакуум, ведь бунтовщиков-то казнить придется. И это не считая двух космических кораблей с экипажем, которые нам испепелят за ту же цену. Тут говорили, что это необходимые жертвы, нужны, чтобы другим неповадно было. Кому именно?
        Потомкам, очевидно. Что именно-"неповадно"? Я прошу вас припомнить исходные положения спора. Вдаг растет численно, склонен расти в пространстве, покоряя и переделывая природу дома и в космосе. Астрелла возражает против роста и против переделки. Идет дискуссия о принципах будущего.
        И на мой взгляд, ульда-бомбы не лучший аргумент в этой дискуссии, не самый убедительный для потомков. Для них, для потомков, убедительнее эксперимент, моделирование вариантов развития. Так не оставить ли нам Астреллу в покое? Пусть она будет экспериментальной моделью. Вдаг - модель неограниченного роста, Астрелла - модель с четкими граничными условиями. Потомки увидят, у кого получится лучше. Лично я вношу предложение: шесть миллиардов оставить в бюджете, записку сдать в архив, Академии же заняться своим прямым делом: составлять планы увеличения урожайности, не подменять генеральные штабы.
        И всем это решение показалось единственно разумным.
        В самом деле, думали-думали, как дешевле всего подавить ослушников. А дешевле всего не подавлять. Предоставить решение времени, Может быть, Астрелла сама себя накажет. А может быть, окажется права, тогда тоже карать незачем,
        В космос была послана радиограмма: "Вдаг осуждает группу ученых, эгоистически отказавшихся принять участие в срочных заботах населения планеты. Вдаг лишает гражданства научных дезертиров, но полагает, что со временем они осознают свою ошибку, раскаются и будут просить о прощении. Прошения будут рассмотрены в индивидуальном порядке".
        Итак, Астрелла настояла на своем. По этому случаю был устроен всеастероидный праздник. Музыканты исполняли праздничные симфонии, поэты читали стихи о раскрепощенном таланте, художники изображали этот талант на полотнах и утесах в манере реалистической, символической и абстрактной... а затем "раскрепощенные" с удовольствием отправились в свои кабинеты и лаборатории, взялись за справочники, словари, чертежи и колбы, чтобы довести до конца свои замыслы, которые не сумел сорвать Льерль.
        И Здарг занялся своим замыслом. Персональное светило задумал он сделать для Астреллы. Искусственное солнце!
        С ним Астрелла могла бы посещать все далекие холодные планеты, даже покинуть планетную систему, уйти в темные межзвездные просторы.
        Собственное солнце зажечь! Для нас, жителей Земли, идея фантастическая и поэтическая, для Здарга - естественный этап.
        Здарг умел управлять гравитацией. Отнимая миллиардные доли массы, изготовлял Грави-Вдаги все возрастающих размеров. Отнимая миллионные доли массы, изготовлял Грави-Солнца и, балансируя на критической грани, зажигал их, словно настоящие.
        Дециметровые Грави-Солнца служили плавильными печами, метровые обеспечивали энергией электростанции, десятиметровые могли кипятить воду для опреснителей, стометровые - изгонять зиму из целых городов, в полярных странах создавать тропические оазисы.
        Десятикилометровое Грави-Солнце могло стать светилом для небольшого бессолнечного мира, такого, как Астрелла.
        Но у Астреллы был собственный спутник - гравибуксир.
        На нем стояла гравистанция, буксирная. Подтягивала и доворачивала Астреллу, меняя орбиту по разумению Здарга. Та же станция при увеличенной мощности могла и зажечь этот спутник, превратив его в сияющее солнышко.
        Такова общая идея. Всем читающим она приходит в голову.
        А далее следуют "технические трудности", занимавшие Здарга не один год. Нарочно напоминаю о них. В литературном повествовании как-то выпадают из поля зрения эти технические трудности, все кажется, о чем тут размышлять, собственно говоря.
        Во-первых, есть разница между Грави-Солнцем и настоящим Солнцем. Грави-Солнце меньше и притягивает не так надежно.
        Раскаленные газы удирают с его поверхности. Нужно еще удержать их. Грави-Солнце склонно таять само собой.
        Во-вторых, Грави-Солнце зажигается гравистанцией, а гравистанции строятся из металла и керамики, они могут расплавиться при солнечных температурах.
        В-третьих, Грави-Солнце служит, кроме того, и буксиром, а для буксира нужны одни параметры, для солнца - другие.
        Переставлять надо было с места на место единственный спутник Астреллы. И рассчитать все изменения орбиты при изменении гравитации на этом капризном Грави-Солнце.
        Были еще "в-четвертых", "в-пятых", "в-шестых"... "в-сотых". Хватало головоломок Здаргу. Но в конце концов дело было сделано. К годовщине объявления независимости таланты Астреллы получили подарок - свое собственное солнце.
        Это действительно был торжественный момент, когда на ночном небе бледный круг зажегся ярким огнем. Свет разгорался постепенно, наливаясь алой кровью, спутник-солнышко как бы осветился изнутри, пожелтел, поголубел, раскалился и засиял, насыщая звонким цветом каждый предмет. И травы Астреллы стали зелеными, небо - темно-синим, скалы приобрели все оттенки - от песочно-желтого до черного, прорисовались колонны и капители во всей узорности, лица зарумянились, блондинки стали светлее, брюнетки - чернее. Впрочем, к чему перечислять краски? Мы на Земле видим это чудо каждое утро, когда серый предрассветный сумрак сменяется пестрой палитрой дня. Но астреллитам после полугодового блуждания в поясе вечной прохлады, в отдалении от собственного солнца, возрождение лета казалось счастьем, если не чудом.
        Мерзли, мерзли и вдруг по мановению Здарга - грейтесь, загорайте!
        Позже художники написали сотни картин с обнаженной натурой под названиями: "Праздник нового солнца", "Солнце подарено", "Первая ласка Солнца", "Обручение Астреллы с Солнцем"...
        И скульпторы высекли сотни фигур, изображающих Здарга с солнцем в руке.
        И поэты написали тысячи стихов о свете разума, разгоняющего тьму, о солнце, жарком и страстном как возлюбленная, о солнце, подобном верной жене и даже... верному псу, бегущему за хозяином на край света, в данном случае на край планетной системы.
        Славная была победа. И время - самое славное з истории Астреллы - время покорения вершин. К сожалению, таково правило альпинизма - после покорения вершины следует спускаться.
        И на Астрелле начался спад - возникли раздоры.
        Раздоры возникли в связи с обсуждением Устава Талантов.
        Здарг все откладывал это обсуждение: ему организационные дела представлялись маловажными. Предоставили тебе возможности - твори, работай! И Ридда не спешила: к чему Устав, к чему Свод Законов Астреллы, когда она сама - свод законов.
        Но многие таланты напоминали, даже настаивали на дискуссии.
        В конце концов Ридда зачитала составленный ею же текст на празднике Рождения Солнца. Думала про себя, что в обстановке всеобщего ликования ненужная ей дискуссия смажется сама собой.
        Споры мог вызвать только параграф третий: "Целью истинных талантов является всестороннее развитие личности, прогресс науки, искусства и культуры..." К этому Ридда предлагала добавить разъяснение: "...Прогресс качественный, а не количественный, совершенствование чувств и разума сапиенса как высшего достижения природы, создание оптимальных условий для духовного роста".
        Ридде казалось, что возражений не будет. Формулировка широкая, неопределенная и лестная. Кто же против прогресса, культуры и науки? Кто же откажется считать себя высшим достижением природы? Кто не захочет оптимальных условий для развития собственного духа? И кто же, наконец, захочет отложить праздничное угощение ради уточнения каких-то параграфов? Проголосуют, утвердят, предоставят Ридде самой решать, кто есть талант истинный и что такое оптимальные условия.
        Но отыскался оппонент. Нашелся рьяный спорщик с возражениями: некто Гвинг, изобретатель, инженер-химик. Промышленной генетикой занимался он в жизни и на Астрелле.
        "Нескладный",- говорили о нем сдержанные историки.
        "Уродиной" называли недруги. Мне анапод нарисовал могучий торс на кривых ногах, длинные волосатые руки, широкое бугристое лицо, черную повязку на поврежденном глазу. Гвинг был земляком Ласаха, даже ровесником, они учились в одном институте, оба попали на Астреллу из заключения. Судьба почти одинаковая... но в одинаковых условиях по-разному вели себя Ласах и Гвинг.
        Ласах отлично ладил с окружающими, каждому умел сказать и сделать приятное. Гвинг всех раздражал своей непримиримостью, его считали сварливым скандалистом, ругателем и циником, не знающим ничего святого. На самом деле был у Гвинга свой кумир: Святая Справедливость; не задумываясь, приносил он в жертву этому кумиру и близких, и себя.
        От рождения Гвинг был здоров и даже благообразен. Его изуродовал, сделал одноглазым взрыв в лаборатории. Неловкая и бестолковая уборщица уронила бутыль с химикалиями.
        Гвинг кинулся и заслонил женщину от осколков. По его понятиям о справедливости, женщину полагалось заслонять.
        В дальнейшем он работал фармацевтом, аптекарем. На нищем и безграмотном Вдаге эта работа давала некоторый достаток. Семья Гвинга была сыта, одета, девочки учились в школе.
        Но когда голодающие штурмовали хлебные склады спекулянтов, Гвинг оказался во главе, был схвачен и заключен в тюрьму на долгий срок. Испуганные власти пошли на уступки, несколько ограничили жадность спекулянтов, миллионы голодающих получили хлеб. Но семья Гвинга пошла по миру, его собственные дочери умерли от дистрофии.
        В тюрьме было достаточно времени для размышлений. Сидя в камере, Гвинг написал трактат о производстве синтетической пищи. Синтез мог бы решить проблему прокормления Вдага.
        Позже, узнав о летающей космической академии Здарга, Гвинг переслал туда свой трактат, настаивая на том, чтобы ученые астероида энергично продолжали работы по синтезу. Но Здарг верил в головы, а не в формулы. Он сумел вызволить Гвинга из тюрьмы, взял его на свою космическую яхту. Ридда отнесла его к привилегированной группе "самых перспективных". Гвингу отвели просторный участок; он превратил его в хлев в прямом смысле и в переносном: заставил смрадными свинарниками и еще более вонючими чанами, где варились эрзац-амины, эрзац-углеводы, синтетическое пойло, которое свиньи затем превращали в качественную ветчину. Опыты были в самом разгаре, когда пришло распоряжение Льерля сворачивать работу, перегонять Астреллу к Их-Луне. Тогда Гвинг возмущался громче всех, кричал, что в Академии Южного Вдага засели людоеды, только людоеды могут срывать самую важную из задач науки во имя проблематической погони за жалкими приливными акваториями, что, если он Гвинг не завершит свое исследование, вообще никаких сапиенсов не будет на Вдаге. В ту пору Гвинга называли "большой дубинкой Ридды".
        И вдруг эта дубинка ударила по руке хозяйки. Гвинг выступил со своей формулировкой параграфа третьего.
        "Целью истинных талантов,- возглашал он своим трубным голосом,является развитие науки, искусства и культуры для обеспечения благоденствия всех жителей Вдага.
        Живым существам для благоденствия необходимы: а) еда, б) одежда, в) жилье, г) транспорт, д) связь, е) здоровье, ж) безопасность, з) духовное развитие, знание, просвещение, и) отдых, к) свободное время.
        а) Для создания изобилия еды таланты Астреллы разрабатывают...
        б) Для создания изобилия одежды таланты Астреллы разрабатывают... и т. д., вплоть до раздела десятого.
        к) Для обеспечения изобилия свободного времени таланты Астреллы разрабатывают автоматы, избавляющие от отупляющего нетворческого труда. Главный вклад в данное время - комнатно-кухонный автомат "киберприслуга", освобождающий женщину от одуряющего труда по домашнему хозяйству".
        В общем десять разделов, в каждом перечень тем с указанием "главного вклада" - самой злободневной темы. Гвинг даже предлагал составить список ответственных за вклады и указать сроки выполнения.
        Не скрывая негодования, Ридда отвечала с сердитой иронией. Она сказала, что выступавший, видимо, не очень четко понимает разницу между интуицией и инструкцией, советовала заглянуть в толковый словарь. Сказала, что привлекательная на первый взгляд конкретность Гвинга на самом деле сковывает инициативу; нельзя же из-за каждой новой идеи ученого собирать общее собрание жителей Астреллы, чтобы внести поправку в свод законов. Сказала, что подлинные "чистые" таланты не пойдут на пустопорожнюю дискуссию о том, какой "вклад" главный и какой - не самый главный; назвала речь Гвинга псевдологическим "дляканьем" (для обеспечения, для благоденствия, для еды, для одежды...). Впоследствии сторонников Гвинга так и называли "дляками".
        Приверженцев же Ридды именовали "нутристами", поскольку они говорили, что у настоящего таланта есть внутренняя потребность творчества, ему наставление не нужно.
        Полемика дляков с нутристами продолжалась устно и в печати. Сохранились многочисленные статьи тех и других. Вот, например, статья Бонгра, личного друга Ласаха, одного из самых речистых сторонников Ридды: "По должности мне, как старшему психологу Астреллы, приходится иметь дело и с самыми младшими из жителей.
        Крайне поучительно наблюдать, как в детской психике средства вступают в противоречие с целью. Дети очень конкретны в своих представлениях, обобщение приходит к ним не сразу.
        Нередко они не хотят учиться читать, но просят, чтобы их научили читать любимую сказку. У взрослых редко встретишь такую наивность, но как анекдот могу припомнить: на Вдаге в одном художественном училище группа первокурсников потребовала отменить пространный курс рисования и научить их рисовать только необходимое: знамя, пушку, дом, трактор... всего тридцать семь наименований по списку. Это анекдот, мы смеялись, читая этот список. Я не подозревал, что когда-нибудь мне придется ученым-знатокам и талантам объяснять, что талантливый художник превосходно изобразит что угодно, знамя и трактор в том числе, а бездарный маляр худо намалюет свой стандартный трактор.
        Дорогие практичные дляки! Я понимаю, что у вас добрые души и наилучшие намерения. Но согласитесь, что Астрелла - не рядовая заводская контора с планом выпуска чертежей: сто листов в месяц. Астрелла - лаборатория талантоведения, полигон талантов и питомник талантов. Нигде не собрано столько талантов, способных передать потомкам свой уникальный опыт и уникальные гены. И хорошо, что мы изолированы от влияния среднеарифметической массы. Мы должны всячески оберегать эту изоляцию, чтобы в чистоте провести эксперимент по созданию великолепных людей будущего. И надо ли гадать, какими будут эти великолепные люди будущего, надо ли вдаваться в примитивную детализацию. Они будут лучше нас, они сами определят, какими им быть.
        Единственная наша цель - показать Вдагу сапиенсов будущего, стать опытным полем, примером и мечтой.
        А не подтягивать обывателя с низкого уровня на полусредний".
        Тут же статья самой Ридды: "Про самых упрямых сторонников реакции говорили некогда, что они ничего не забыли и ничему не научились.
        И очень больно, когда в среде талантов мы встречаем таких, которые, пройдя мрачный период военной жестокости, ничему не научились... а кроме того, все забыли и все хотят повторить сначала.
        Пища, гектары, площади, машины, руда для машин, сырье!
        Но из-за этого и началась война; из-за источников сырья - так в газетах писалось. И вы, именно вы, господа рационалисты, мастера логики и математической точности, изобрели чудовищные бомбы, сметавшие целые города, уничтожавшие матерей и младенцев во имя акваторий и месторождений, во имя прокормления будто бы. Разум неразумно чуть не уничтожил все народы Вдага, а вы сейчас строите планы, опираясь на тот же самый дискредитировавший себя разум.
        А где у вас гуманность? Где внимание к чувствам соседа? Где любовь?
        Я читаю параграфы вашей программы: "Для еды, для одежды, для отдыха..." Как будто бы "все для сапиенса". На самом деле гуманность мнимая. В конечном счете она оборачивается жестокостью. Вы предлагаете будто бы синтетическую пищу, скармливаете ее свинушкам, овечкам, коровкам... а потом собираетесь резать невинных животных. Опять потоки крови, опять боль, крики, мучения и самое страшное: опять привычка к убийству. Как вы не понимаете, что мясник, хладнокровно вонзающий нож в сердце невинного животного, с таким же хладнокровием станет палачом.
        Когда я пишу эти строки, на столе сидит мой пушистый друг, породистый кот Агат. Терпеливый как все коты, он терпеливо ждет, когда я кончу, прищуренными глазами следя за ручкой, словно мышка бегущей по бумаге. Он знает, что его ждет награда за примерное поведение - кусочек вареной трески из холодильника, слегка подогретой кипятком. "Агат, - ашиваю я,- можно ли прийти к справедливости через массовые убийства?" Он уверенно отвечает: "Мурра!" И тычется носом мне в щеку, просит, чтобы я почесала ему за ухом.
        Нет, я не уклонилась от темы. Я думаю, что доброту можно воспитывать, с детства приучая заботиться о домашних животных, о наших друзьях, еще не научившихся говорить, но умеющих понимать и любить нас.
        Вы точно подсчитали, господа рационалисты, сколько нужно стандартных столовских котлет с томатным соусом, чтобы всех накормить поровну. Но у сапиенсов разные вкусы и разные аппетиты. Мужчина ест больше, женщина гораздо меньше. И воспитанный всегда разделит порцию с тем, кто не наелся.
        А как воспитать воспитанность, как доброту воспитать, об этом вы подумали?
        Нет, не подумали. И нечего вам ответить?" Нашлись ли возражения у дляков? Нашлись, конечно. Для примера приводим статью самого Гвинга: "Нечего вам ответить?" - восклицает добрая и нежная Ридда. Неправильно. Ответ есть. Старинная и убедительная пословица: "Сытый голодного не разумеет"".
        Сытый сыт, избавлен от беспокойства о пище, у него в холодильнике пирог для гостя, морковные котлетки для себя, вареная треска для кота (а какой это палач поливал землю тресковой кровью?). Сытый радушен, добродушен, рассуждает о том, о сем, о расчетливости, черствости, любви и возвышенных чувствах. И дела ему нет, он забыл даже, что на родной его планете три миллиарда из шести голодают. Выразимся мягче: три миллиарда не получают полный набор жиров, белков и витаминов в пищевом рационе. И дети (примерно миллиард) растут плоховато, часто болеют. Некоторые (миллионов пятьдесят в год, не больше) умирают от хилости.
        Гуманный и воспитанный, черт бы его драл, разделит трапезу с теми, кто не наелся, уверяет нас Ридда.
        Но те дети плачут на другой планете. Сытый сыт и глух.
        Как же их накормить все-таки? Утешениями Ридды?
        Плачущих от голода не утешает поглаживание по головке.
        Хлеб с молоком лучше, питательнее.
        Сытый не разумеет голодного, а голодный не разумеет сытого. Голодный просто не услышит наших превосходных рассуждений о красоте и добре. Накормите и обучите его сначала.
        Поставьте на ваш уровень ума и снабжения, дайте ему диплом и холодильник.
        Да, не всякий сытый добреет. Да, не всякий обученный умнеет. Да, существует проблема пресыщенных преступников и образованных идиотов. Но это второй этап забот. Без еды не может быть эстетов, без грамоты интеллектуалов. Почему такая простая истина не доходит до чистых поборников чистого таланта?" Перебирая эти статьи, вслушиваясь в раскаты давно отгремевших споров, невольно пожимаешь плечами: к чему столько страсти? Астрелла - питомник свободного творчества. Вот и твори каждый по своему вкусу: дляки - для практической пользы, нутристы - по внутреннему побуждению, от нутра.
        Но в том-то и дело, что отвлеченные, казалось бы, споры о творческих задачах были тесно связаны с насущным вопросом выбора орбиты. Дляки требовали держаться поближе к Вдагу, нутристы предпочитали удалиться. А эта астрономическая альтернатива в свою очередь определялась житейскими желаниями. Дляки хотели перенести свои опыты на Вдаг, а чистые не нуждались во Вдаге, даже боялись возвращения. Возможно, они опасались, что Вдаг начнет пересортировку. Дляки явно были полезны планете, их могли и оставить на Астрелле, нутристы же со своими отвлеченными и эстетическими идеями могли показаться и необязательными.
        Однако по неписаному этикету Вдага о житейских нуждах не полагалось говорить вслух. Рассуждать надо было о нравственности, справедливости, доброте, красоте. И самих себя спорщики убеждали, что "хочется - не хочется" для них не играет роли. Они пекутся только о правде, о всеобщем благе.
        Толковали о всеобщем благе, а руки поднимали за "хочется".
        Большинству не хотелось возвращаться на голодающий Вдаг.
        Большинство проголосовало за удаленную орбиту.
        Ридда победила, но победа ее не успокоила. Дляки остались в меньшинстве... чересчур влиятельном. Ведь почти все "перспективные" принадлежали к длякам. (О, неблагодарные, именно их Ридда окружала особенной заботой!) Такова была логика их деятельности. Практичные изобретения "перспективных" были близки к завершению, пора было переносить их на поля и в цехи. К длякам примыкали и "масштабные", для которых Астрелла была маловата, например Грд - теоретик управления климатом, инженер Чрз - автор проекта укрощения землетрясений, бесполезного на астероиде, где землетрясений не бывало вообще. Все народ активный, деятельный и настойчивый. И Ридда понимала, что дляки не успокоятся, чтото будут предпринимать.
        Действительно, на следующее же заседание Правления дляки явились с петицией. Они хотели покинуть Астреллу, просили им предоставить ракету.
        - И скатертью дорога! - фыркнула Ридда сгоряча.- Без вас воздух будет чище. Копоти меньше, в прямом смысле тоже.
        Хитрый Бонгр, однако, переубедил ее. На заседании он произнес речь о благородстве товарищеской солидарности и трусливой подлости предательского сепаратизма. Позже Ридде объяснил, что раскол бунтовщиков на "раскаявшихся" и "неисправимых" подрывает позиции оставшихся. Дурной пример заразителен. За первой группой побежит каяться вторая, начнется бегство вперегонки, а с немногочисленными оставшимися ("с возвышенными душами, с рыцарями чести и принципа",- сказал Бонгр) Вдаг церемониться не будет.
        Короче: без дляков нутристы не чувствовали себя уверенно.
        Петицию отклонили под тем предлогом, что ракета на Астрелле единственная.
        Получив отказ, Гвинг подал прошение о том, чтобы длякам разрешили по радио передать результаты своих исследований.
        Казалось бы, и бескорыстно и благородно и для нутристов безвредно. Но Бонгр воспротивился и тут, произнес еще одну речь, на этот раз о скромности, хулил выскочек, старающихся выделиться на общем фоне. Мотив был тот же: не показать Вдагу, что на Астрелле раздоры. Проголосовали. Гвинг остался в меньшинстве.
        Но Ридда понимала, что главный дляк не отступится.
        В просьбах отказали, попробует захватить ракету силой.
        Ридда уговорила Здарга поставить охрану на ракетодроме, расставила посты и возле дома Здарга. Все предусмотрела она, не догадалась о самом существенном - о том, что глава талантов колеблется сам, сочувствует длякам... даже не прочь покинуть Астреллу.
        Странный каприз, непонятная прихоть гения, даже некрасивая, этакая непоследовательная неустойчивость. Но если проследить ход научной мысли Здарга, вывод получается очень последовательный.
        Всю жизнь Здарга тянуло в неведомое, всюду он хотел быть открывателем, самым-самым первым, пионером мысли, разведчиком разведчиков. Его Грави-Вдаги были лестницей в неслыханное. Грави-Вдаг 1м - это лаборатория, Грави-Вдаг 10 м - новая медицина, Грави-Вдаг 100 м - новая агротехника, Грави-Вдаг 1 км новая техника. Рычаги погоды, рычаги природы, рычаги, переворачивающие небесные тела, осуществленная мечта нашего Архимеда. Грави-Вдаг - точка опоры для переворачивания миров. И довольно возни с рычагами! Пусть повторялыцики повторяют Здарга, двигают Их-Луну туда-сюда.
        Здаргу надоели орбиты и приливы. Здарг увлечен искусственным солнцем. Опять неслыханное, небывалое! Солнца еще не зажигали смертные. Наш античный титан Прометей всего лишь украл готовый небесный огонь.
        Но вот солнце зажглось, сияет, греет, нежит, загаром красит стройные тела астреллиток. Проверено, стало привычным. Повторялыцики, если хотят, могут развлекаться новенькими солнцами. А чем заняться Здаргу? Где еще осталось невозможное?
        И вспоминается то, от чего он сам отказался много лет назад, одернув журналистов, размечтавшихся насчет оживления небесных тел.
        Приливами невозможно прокормить Вдаг. Но нельзя ли прокормиться на самой Луне?
        Гравитация мала? Их-Луна не удержит воздух и воду. Увеличить гравитацию? Но для этого мощность гравистанций должна быть в десятки тысяч раз больше, чем на Астрелле, техника не сразу делает такие скачки. Кроме того, нужна еще шахта к центру тяжести Ilx-Луны, колодец в полторы тысячи километров глубиной. Для водного Вдага что-то невероятное.
        "Невозможная мощность, невозможная шахта" - так возражал Здарг мечтателям в свое время. Но сейчас он подумал: нет ли других решений? Наука, как и транспорт, не штурмует вершины в лоб, ищет пологие, хотя бы и более длинные пути.
        Если сверхглубокая шахта - главное препятствие, нельзя ли обойтись без сверхглубоких шахт?
        "Наоборот, нельзя ли?" -как всегда, вопрошает себя Здарг.
        Не одна сверхшахта, а десяток тысяч мелких. Не одна сверхстанция, а десяток тысяч стандартных, таких же, как на Астрелле, давно освоенных техникой. Расставить их можно в шахматном порядке, заглубив километров на тридцать. Горбы тяготения снять добавочными станциями на пересечении диагоналей.
        Удивительное получится небесное тело с усиленным напряжением тяжести только в коре.
        Хватит ли прочности у пород? Не начнет ли кора отслаиваться от мантии?
        Опыты провести бы.
        Нет возможности. Их-Луна далеко. Здарг делает расчеты, накладывает сетку станций на карту, делает привязку в зависимости от кратеров и хребтов, составляет пояснительную записку... и кладет папку в шкаф.
        Астрелле этот проект не нужен. И нет возможности опробовать его даже для личного удовольствия Здарга, Имеется однаединственная станция Грави-Вдаг 35 км, обеспечивающая все нужды, еще одна - на гравибуксире. Третью и соорудить нельзя. Нет промышленности, рук рабочих нет.
        Остается теоретизирование.
        Предположим, оживление Их-Луны удалось. Добыто нужное количество воды и газов, моря залиты, атмосфера заполнена, почвы созданы, засеяны...
        Вероятно, лет через сорок - пятьдесят потребуется еще одна луна, третья, четвертая. Спутники можно отобрать у дальних планет, гравитационными атаками изменить их орбиту, привести ближе к Солнцу и Вдагу. Но вот вопрос: как располагать их? Системы из трех-четырех тел неустойчивы, орбиты их изменчивы, соседи становятся антиподами, антиподы - соседями. Планировать экономику плавучих островов не так удобно.
        Еще труднее агротехника на планетах с неопределенными орбитами, изменчивыми сезонами, растяжимыми зимой и летом.
        Но самое страшное - взаимное притяжение, вечная угроза космического столкновения, страшнейшей из катастроф. Нелегко регулировать движение на магистрали, если автобусы сами собой склонны притягиваться друг к другу.
        Зная все это, Здарг написал в свое время: "Неизбежно мы приходим к необходимости ограничить рост..." О росте он подспудно думал все время. И где-то ему вспомнилось ядро нашей Галактики. Ядро вращается как твердое тело. Почему-то оно не сжимается, звезды там не притягиваются друг к другу. Почему? Чтобы расставлять планеты в космосе, надо бы узнать тайну Галактического Ядра.
        К сожалению, Здарг живет в эпоху ядерных ракет, когда сотни километров в секунду - предел для техники. Скорость света для него - далекое-далекое будущее, межзвездные перелеты - научная фантастика, полет в Ядра фантастика почти ненаучная. Мечтать об экспедиции не приходится. Остаются опыты. Надо расставить в космосе сотни, а может, и тысячи Грави-Вдагов, посмотреть, как они будут двигаться, в каких условиях парализуется тяготение.
        Здарг составляет проект гравитационного полигона.
        Но Астрелле такой размах не под силу, и нет в нем нужды.
        Астрелле с лихвой хватает своей территории. У каждого таланта усадьба в сто гектаров, а хочешь триста - получай триста. Вот для Вдага расстановка жилых планет - практическая задача ближайших десятилетий.
        Папки лежат в шкафу.
        Здарг томится от невозможности перейти от формул к делу.
        Был бы молодым, бросил бы все и удрал на Вдаг. Молодые легки на подъем; у них багажа мало. Багажом Здарга была Астрелла, он задумал эту школу талантов, привлек в нее ученых, отвечал перед ними. Здарг разрывался, и кто знает, что перевесило бы: чувство долга или тяга к новизне? Но тут Ридда совершила непростительную ошибку: невольно ускорила события, приведя к Здаргу вождя дляков.
        Зачем? По обыкновению, Ридда переоценила своего кумира. Она полагала, что Здарг своей логикой, эрудицией, авторитетом раздавит неуклюжего дляка. Просветленный и пристыженный Гвинг превратится в верного здаргиста, прекратит утомительную борьбу.
        Но коса нашла на камень.
        И косой оказался Здарг, потому что сам он колебался.
        Художники Вдага не раз изображали сцену встречи. Если анаподировать ее, перевести на земные образы, получится примерно такое: полумрак просторного кабинета, на большом пустоватом столе (Здарг методичен, не разбрасывает бумаги как попало) - настольная лампа. Она отражается в чистом стекле, скупо освещает две фигуры, такие разные. Рассеченное шрамом лицо Гвинга почти страшно, единственный глаз выпучен, губы закушены. Он уселся в кресле глубоко и прочно, мощными руками держится за подлокотники, всей позой показывает, что его не сдвинешь на волос. А перед ним возвышается статный Здарг, этакий былинный богатырь. Кажется, одной рукой нажмет - и мокрое место останется от противника. Но не нажимает богатырь. Нет в его позе уверенности. Руки убрал за спину, склонился, слушает. Мог бы раздавить спрашивает вместо того.
        Не было твердости у титана. И кончилась встреча победой мрачного гнома. Здарг обещал помочь длякам, способствовать их побегу. Так по крайней мере утверждал Гвинг впоследствии.
        Так утверждал Гвинг. Свидетельства Здарга нет. Он дал слово молчать.
        Все равно тайна не осталась втайне. Ракета была рассчитана на двенадцать мест; Гвингу нужно было набрать двенадцать участников. Двенадцать ученых готовились к отъезду, этого нельзя было не заметить. У кого-то были жены, жены догадались или выведали, по секрету рассказали лучшим подругам...
        Короче, не прошло и двух дней после той решающей беседы, как Ридда, вбежав к Здаргу, еще с порога объявила, что эти подлецы, эти скоты неблагодарные, эти подонки, выродки, крохоборы безмозглые (в лексиконе Вдага достаточно ругательств) задумали побег.
        И тут она узнаёт, что Здарг сочувствует безмозглым крохоборам. Больше того, сам хотел бы вернуться на Вдаг.
        Последовала бурная сцена. Ридда стыдила Здарга и умоляла его. Ридда плакала, стояла на коленях и грозила отравиться. Ридда кричала на своего полубога и целовала ему руки.
        Если вдуматься, пожалуй, в тот вечер Ридда изменила сама себе. Всю жизнь она сражалась за интересы Здарга, поддерживала все его начинания, оправдывала все прихоти, все зигзаги поведения. Почему же именно на этом зигзаге она вступила в спор со своим кумиром? Вероятно, испугалась за него.
        Испугалась, что от кумира отвернутся и Вдаг и Астрелла, он окажется между двумя стульями. Да, жители Астреллы боготворили Здарга, считали если не богом, то пророком во всяком случае. Но пророк, Ридда понимала это, должен потакать своим приверженцам. Верующие позволяют вести себя, но только туда, куда им хочется идти. Лидер, сворачивающий слишком резко и часто, рискует остаться без последователей. А потеряв последователей, теряет вес, с ним перестают считаться и противники. Ридда подумала, что академики Вдага будут мстить Здаргу за непокорность, навяжут ему унизительную роль раскаявшегося блудного сына, вместо того чтобы рассматривать проекты по существу. И превратится он в прожектёра, борца с ветряными мельницами. В конце жизни испытает то, чего избежал вначале.
        - Только не бегство, только не бегство! - молила она ломая руки.Обещай мне не торопиться. Дай честное слово!
        Здарг дал слово... и нарушил его немедленно. Не было возможности не торопиться. Здарг понял, что Ридда утром, не откладывая, оповестит Астреллу о заговоре. Стало быть, раздумывая и медля, Здарг предаст доверившихся ему дляков.
        Как только Ридда ушла, Здарг прошелся по комнате раз, другой, все взвесил, решился и снял трубку видеофона, чтобы позвонить Гвингу.
        Ридда вышла от своего любимца измочаленная и заплаканная, с грязными потеками краски, смытой слезами с ресниц.
        Было уже очень поздно - около часу ночи по нашим понятиям - и очень темно, потому что собственной луной Астрелла еще не обзавелась. Придерживая пальцами виски, Ридда брела по каменистым тропинкам. У нее разыгралась мигрень.
        Казалось, кто-то залез в мозг и никак не может выбраться, давит на череп изнутри, то ли сверлит кость буравчиком, то ли проломить старается. И всю дорогу Ридда думала только о головной боли: скорее бы добраться до дому, принять снотворное, вытянуться в постели, дождаться, чтобы дурман заглушил боль.
        На все это ушло полчаса ("Проклятые полчаса!" -писала она позже в воспоминаниях). Когда боль растворилась, Ридда подумала, что дляки трепыхаются последнюю ночку, завтра поутру их всех приберут к рукам, голубчиков... И вдруг отчетливо поняла, что и Здарг это понял тоже, совесть заставит его предупредить Гвинга, и побег состоится именно в эту ночь.
        Рывком сбросив одеяло, Ридда схватила видеофон.
        Но кому звонить? Ласаху? Разве этот мягкотелый может сопротивляться кому-нибудь? Бонгру? Этот пожестче, но и похитрее, предпочитает жар загребать чужими руками. Эх, мужчины, мужчины, нет на свете мужчин! Напрасно смелость называют мужеством.
        Ридда вызвала охрану космодрома.
        - Да, к ракете прошла группа,- сонным голосом сказал дежурный.- Но сам президент провожал их. Он и сейчас с ними.
        - Задержите! - закричала Ридда не своим голосом. - Любыми средствами не допустите взлета, Здарга похитили.
        Его увели силой.
        - Есть задержать. Есть, не допустить.- Дежурный испуган. Боится, что ему придется отвечать за недосмотр.
        - И осветите ракетодром. И меня подключите к селектору.
        Я хочу видеть, как вы шевелитесь там.
        Когда экран осветился, Ридда увидела обширное ровное поле, единственное ровное поле на скалистой Астрелле.
        По нему метались лучи, освещая суетливые фигурки.
        И вдруг фигурки ложатся все разом.
        - Дежурный, в чем дело? Почему охрана залегла?
        - Нарушители отстреливаются, госпожа Ридда. Оказывают вооруженное сопротивление.
        Действительно, экран исчерчен резкими светлыми линиями.
        Так выглядят трассы смертоносных лучей фотонных пистолетов.
        Оторвавшись от экрана, Ридда сама звонит в милицию, в штаб ополчения, разыскивает командиров десяток, связных.
        А минуты идут. Фигурки все еще лежат. Приподнимаются на миг и тут же падают. Над их головами ходят, скрещиваясь, как бы фехтуют лучевые шпаги. Фехтуют, пожалуй, все ленивее. То ли батареи в пистолетах иссякают, то ли иссякает живая сила. Некоторые из сражающихся уже не поднимают головы.
        Но вот появилась подмога. По полю мчится машина, за ней другая. Новые фигурки раскатываются горошинами. Расцветают букеты лучей. Все они упираются в кучку беглецов.
        Дляки, видимо, поняли безнадежность своего дела. Кто-то рослый поднялся на их стороне, кричит, размахивая руками.
        Сдается или зовет в атаку - не разберешь. Луч чиркнул по нему, рослый рухнул разом, как подпиленный. Преследователи поднялись с жидким "ура!", уцелевшие дляки подняли руки.
        Круглое лицо дежурного заслонило экран. Круглые глаза смотрели растерянно, пухлые губы шлепали беззвучно, не сразу сумели выговорить:
        - Госпо-спожа Ридда. Там убитые. Там Здарг убитый.
        Ридда завизжала и кулаком ударила по экрану. Трубка лопнула с треском.
        Здарг еще не был мертв, но приближался к смерти. Умирал тяжело, страшно и неаккуратно, как умирают рассеченные лучом надвое. Могучее тело еще боролось, руки судорожно удерживали бесчувственную парализованную нижнюю половину, глотка взывала: "Я Здарг. Я ранен. Ко мне! Доктора Здаргу!" Слова перемежались звериным воем боли. И снова: "Я Здарг. Доктора. Ранен Здарг!" Кто-то побежал за врачом, может быть, тот самый, который раскроил Здарга. Кто-то пытался перевязать рану, стянуть артерии. Но кровь лилась наружу и внутрь... и с кровью уходила сила. Крик становился все глуше; Здарг уже не вопил, а подвывал, не требовал, а просил: "Доктора... пожалуйста! Здаргу плохо... худо Здаргу..." Стон переходит в хрип, в шепот. И выплывает из самых глубин мозга последняя мольба, последняя надежда, самая сокровенная: "Мама, бо-бо!" Так ушел из жизни Здарг, величайший из ученых планеты Вдаг, самый волевой, самый напористый, самый непреклонный. Ушел непреклонный в тот день, когда заколебался.
        Проклятая обязанность у биографов. Вынуждены мы описать смерть своего героя.
        Целый месяц Астрелла была в трауре: ни единой песни, ни кино, ни концертов, по ночам свет вполнакала. У женщин заплаканные лица, у мужчин нахмуренные. Даже молодожены были не очень счастливы в тот месяц.
        Астреллиты искренно любили Здарга. Ему были благодарны за избавление от скудной жизни на Вдаге, им восхищались как ученым и как мыслителем, без зависти признавали превосходство. Здарг был выше корысти и выше зависти. После смерти он стал эталоном добродетели.
        В разгаре траура начался суд над убийцами Здарга. Обвинялись трое: Гвинг и два его спутника, захваченные на космодроме. Удивляться тут нечему. Луч не пуля, на нем не написано, из какого ствола он вылетел. В сражении все водили лучом направо-налево, установить, кто именно скосил Здарга, было невозможно. Здарга любили. Считаться даже нечаянным убийцей никому не хотелось. Говорилось уже не раз, что астреллиты очень склонны к самообману. Они легко уговаривают себя, что виноваты другие: "Кто угодно, только не я".
        Охранники хором и по одиночке уверяли, что их лучеметы в этот момент бездействовали. Чей же работал? Видимо, лучемет беглецов. Так к обвинению в похищении Здарга было добавлено еще и обвинение в умышленном убийстве: дляки прятались за спину Здарга и в ярости убили его, видя неизбежность поражения.
        Выгораживая себя, дали нужные показания и спутники Гвинга. Испуганные до тошноты, не глядя в сердито гудящий зал, они каялись, проклиная зачинщика. И кто-то припомнил, будто бы Гвшзт говорил, что Здарга надо увезти силой, если он будет колебаться, что его присутствие - залог их безопасности.
        Стало быть, похитил, считал заложником, заложника убил.
        Только Гвинг не испугался. Сутулый и корявый стоял на помосте, сверлил единственным глазом враждебные лица. Он ничего не смягчал, ни на кого не сваливал, себя не выгораживал.
        Да, он хотел похитить ракету, чтобы бежать от своры эгоистов.
        Нет, Здарга не собирался похищать, но думал, что Здарг колеблется, сам будет благодарен, если его увезут силой. Нет, не считал Здарга заложником, но понимал, что присутствие Здарга - залог их безопасности, может, и говорил такие слова.
        Конечно, эти полупризнания были приняты за признание вины.
        И держался Гвинг вызывающе, почти грубо. Он оскорбил Ридду, оскорбил Бонгра, назвал его эстетствующим циником, а Ласаха - юродивым. И оскорбил всех талантов Астреллы, сказавши в заключительном слове:
        "Я ничего не прошу у вас, ханжи. Вы сами убили Здарга нечаянно, но убили бы его умышленно, если бы он повернул Астреллу назад. Все ваши словеса о чистоте и нравственности - болтовня, вы цените только свои тухлые домишки, вонючий ужин и мягкую постель. И меня вы убьете, потому что я ваша совесть, а совесть - неприятное чувство, раздражающее, жевать мешает спокойно".
        И крикливая совесть была уничтожена. Гвинга казнили, соучастники его отделались домашним арестом. Впрочем, через год их амнистировали.
        "Король умер!" За этим следует: "Да здравствует король!" Здарга похоронили, оплакали, отомстили, кто-то должен был занять его место. Ридда была законным заместителем, но Ридда отказалась. Она даже не явилась на общее собрание астреллитов, просила Бонгра зачитать ее послание. Ридда писала, что недостойна управлять Астреллой, потому что не сумела уберечь Здарга, подавлена и понимает свою вину. Вина же ее в том, что она допускала и даже поощряла длячество, вместо того чтобы вырвать самые корни этого ядовитого дерева. Корнем же длячества является, по ее мнению, творческое бесплодие, нескромный гигантизм, заменяющий недоступную бездари оригинальность. И Ридда настаивала, чтобы в дальнейшем гигантизм не допускался, чтобы даже в Устав Астреллы в параграф третий внесли слова: "Целью истинных талантов является прогресс науки... качественный, а не количественный".
        Поправка была принята охотно и без обсуждения. Половину присутствующих вообще не интересовал прогресс: качественный, количественный - какая разница? И только историки задним числом отмечают, что в этот день Астрелла окончательно встала на путь ограничительного развития. Талант превозносился по-прежнему, но тематика творчества направлялась в одну сторону. Нежелательными признавались количественные изобретения, то есть нужные для массового производства, для промышленности. Вся техника отбрасывалась.
        Один из моих редакторов заметил, что я тут должен был бы раздвоить повествование. Вероятно, в Звездном Шаре с его миллионами миров, тысячами и тысячами цивилизаций нашлись и такие, где история сложилась иначе: грубые и фанатичные дляки подавили чувствительных нутристов, казнили какуюнибудь другую Ридду, капитаном поставили другого Гвинга.
        Представьте себе, и я задал этот вопрос моему куратору в Звездном Шаре.
        - Не припомню,- сказал он.- Кажется, не было такого варианта. Пожалуй, и не могло быть. Ведь дляки хотели вернуться на Вдаг. Они и вернулись бы... и влились бы в общепланетную науку. У них не могло быть изолированной самостоятельной истории. За изоляцию стояли нутристы, те, которые могли творить в башне из слоновой кости. Вот они и отстояли изолированность своей космической летающей башни. А дляки ликвидировали бы ее.
        И в президенты Ридда предлагала убежденного изоляциониста - Ласаха. Имя это встретили овациями. Ласаха, мягкого, доброжелательного и снисходительного исполнителя просьб, любили все.
        Бонгр вытащил на трибуну упирающегося друга.
        - Я боюсь не оправдать вашего доверия,- негромко сказал он, глядя на толпу светлыми глазами.- Вы вручаете мне так много: и все имущество Астреллы, и судьбу стольких хороших талантов - это еще дороже. Я постараюсь распоряжаться наилучшим образом, так, чтобы все были счастливы. Какое нужно вам счастье, это мы обсудим с каждым в отдельности. Это хорошо, что вы все рядом. Я всегда полагал, что счастье можно дать только конкретному лицу, соседу, близкому. Далекий далеко, его не видишь, не чувствуешь, не' слышишь возражений и поправок. Я всегда удивлялся тем, кто брался осчастливить всю планету Вдаг, но семье своей не дал счастья. Однако разрешите мне не теоретизировать, Позвольте приступить к делу...
        Все были в восторге. Мужчины кричали "ура!", женщины утирали слезы, восклицали в умилении: "Какой у нас хороший президент! Он гораздо лучше Здарга".
        Конечно, величественный Здарг, слишком умный, слишком могучий, был далек и непонятен. Куда ближе этот - заботящийся о ближних.
        Ласах в дальнейшем выступал мало, предпочитал делать, а не рассуждать. А разъяснение его позиции и полемику с подавленными, но не переубежденными дляками взял на себя Бонгр.
        Привожу отрывки из его печатных высказываний:
        "...Никто не будет спорить, что сапиенс - вершина достижений природы. Долгим извилистым путем взбиралась материя к этой вершине, сбрасывая в утиль неудачные варианты, пока не сформировала самое совершенное из живых существ - разумное.
        Долгим извилистым путем шла мысль разумных существ, сбрасывая в утиль ошибочные варианты, пока наука не пришла к величайшей из вершин - создала управляемую планету - Астреллу.
        Сапиенсы - авангард природы, таланты - авангард сапиенсов. Здесь, на Астрелле, собран авангард авангарда. Чем мы заняты? Изучением самого сложного, самого увлекательного, самого наиважнейшего: авангарда авангарда. Мы познаем себя..."
        "Мы авангард, а не буксир, вытаскивающий застрявших в грязи. Мы разведка. Мы впередсмотрящие, мы - пример и идеал. Преступно сводить всю науку к вытягиванию отстающих на средний уровень. Это означает топтаться на месте, на этом самом среднем уровне. Быть ли Астрелле ракетой в небе или тягачом, буксующим в грязи,- вот о чем спор у нас с дляками".
        "...Недоброй памяти дляки обвиняли нас в пренебрежении к простым сапиенсам, к преувеличенной заботе об элите - об исключительных личностях о гениях.
        Упреки напрасны. Мы лелеем не гениев, а гениальность.
        В чем разница? Мы считаем, что каждый сапиенс - потенциальный гений, нужно только пробудить скрытые в нем возможности, чудесные резервы мозга, которые мы обнаруживаем только изредка и всегда с удивлением.
        Нас потрясают гениальные арифметические способности простых сапиенсов, перемножающих в уме шестизначные чиcла. Потрясают гениальные всплески памяти, когда из глубины выплывают сценки детства с мельчайшими подробностями: слова, голоса, обивка мебели, узоры на обоях. Еще примэры? А таинственная телепатия: сверхслух, сверхзрение любящих родителей, жены, сестры, брата, узнающих о трагической гибели родных, улавливающих призывы о помощи за тысячи километров! Ведь это все есть в мозгу, только проявляется не всегда, обычно в час смертельной опасности.
        Нет, я не предлагаю подвергать вашу жизнь смертельной опасности, чтобы изучать телепатическую сверхчувствительность. Есть и другие ворота в заповедный сад сверхспособностей. Не только большое горе, но и большая радость рождает вдохновение. Вспомните, сколько стихов, картин, мелодий, танцев породило упоение любви, торжество победы. Вдохновение в экстазе счастья - вот наш метод..."
        В идеях Бонгр не расходился с Ласахом. Тон у него был несколько иной: чуточку хвастливый, чуточку льстивый. Но историки не называют Бонгра ни хвастуном, ни льстецом. Его считают циником и дипломатом. Как дипломат Бонгр полагал, что астреллиты падки на лесть. И в самом деле, легко ли устоять, когда тебя убеждают, что ты избранник, авангард авангарда, потенциальный гений. И обещают, что ты проявишь гениальность в экстазе счастья. Кто же откажется от такой теории, таких опытов?
        Возможно, вы заметили также, что высказывания Бонгра противоречивы. Если "мы авангард, а не буксир", зачем же пробуждать талант у тех, кто не проявил таланта, брать на буксир отстающих. Но тут сказалась противоречивость позиции всех нутристов. Они были противниками дляков, но вместе с тем дляками... для жителей Астреллы. Обещали счастье, но ограниченному кругу: только пассажирам космической яхты.
        Строили модель с четкими граничными условиями.
        Так или иначе, пока Бонгр занимался теоретизированием, Ласах всерьез приступил к выполнению своей программы пробуждения талантов.
        Щедрые богатства Астреллы позволяли дать очень много.
        Но что давать? Ласах подошел к проблеме как исследователь.
        Создал специальный Институт Теории Счастья (НИИТС) с лабораториями счастья долговременного, мгновенного, внешнего, внутреннего, чувственного, разумного, вдохновенного. И начал обследование, чтобы выяснить, в чем персональное счастье каждого астреллита. Начал, как водится, с анкет.
        Некоторые из них сохранились. Мне доставили их из архива. Я сам держал в руках эти тетрадочки, довольно толстые, 24 странички, несколько сотен вопросов по семи разделам в соответствии с семью лабораториями МКИТС.
        Во введении писалось;
        Задача анкеты выяснить, какое счастье, долговременное или экстатическое, для вас желательно, которое доставляет вам наибольшее удовольствие, какое вызывает творческий подъем.
        Просим отнестись к анкете внимательно, отвечать продуманно и чистосердечно. Точность ваших ответов будет способствовать и личному вашему счастью и совершенствованию будущих поколений.
        Далее следовал вопросник:

1. О чем вы мечтали в детстве до 12 лет (подвиги, слава, богатство, дом, вещи, одежда, любовь, семья, путешествия, приключения, спортивные успехи)? Нужное подчеркните, ненужное зачеркните, главное подчеркните дважды, не упомянутое впишите.

2. Сбылись ли ваши мечты (не сбылись, сбылись, сбылись частично, сбылись позже ... и т. д.)?

3. О чем мечтали ваши родители (подвиги, слава, богатство...)?

4. Сбылись ли их мечты?
        Второй раздел был посвящен экстатическому счастью:

1. Бывали в вашей жизни полностью счастливые дни, часы, мгновения? Сколько вы можете припомнить?

2. Что именно доставляет вам наибольшее счастье (любовь, веселье в обществе, опьянение, вдохновение, похвалы, подарки, награды, приобретения, исполнение желаний, самоудовлетворение, красивые вещи, творчество, искусство, восприятие искусства...)? Зачеркните, подчеркните, подчеркните дважды, не упомянутое впишите. .

3. Что вы испытываете в мгновения полного счастья (восторг, тихое блаженство, спокойное удовлетворение, экстаз, прилив энергии, творческий подъем)?

4. Как вы выражаете радость (песни, хохот, танцы, бурные телодвижения, не выражаете внешне)?
        Привожу также вопросы из последнего раздела анкеты:

1. Ваша творческая деятельность (находится в активной фазе, в латентной, скрытой, фазе, получила признание, признана частично, не получила признания).

2. Вашу творческую деятельность подготовили (отличные успехи в учебе, любознательность, мечтательность, склонность к фантазии, независимость суждений, самоуверенность, находчивость, богатое воображение, другое что?).

3. Наиболее важные результаты у вас получаются (в итоге целеустремленных действий, при размышлении, случайно, по аналогии, в спорах, интуитивно, другим способом - каким?), 4. Наилучшие идеи приходят к вам (в рабочие часы, на отдыхе, при сильной радости, в опасные минуты, в подавленном состоянии, во сне, в момент пробуждения, при опьянении, в других условиях - каких?) и т. д. и т. д. Не будем переписывать
24 страницы.
        Анкетой обследование не исчерпывалось. Ласах считал, что анкета только черновик истины. Говорил: "Не каждый знает о себе правду, не каждый пишет правду. Кое-что скрывает, грешки оправдывает, себя приукрашивает, нередко переоценивает". Поэтому за анкетой следовали собеседования с глазу на глаз, с вызовом на откровенность. Последняя беседа проводилась под гипнозом. Из протоколов известно, что не все соглашались на гипноз, особенно неблагонадежные дляки. Видимо, боялись выдать свои симпатии к Гвингу. Женщины шли охотно, легко поддавались гипнозу, подробнейшим образом выкладывали самые интимные тайны. Возможно, пресловутая женская стыдливость утомляла уроженок Вдага, как утомляют нарядные, но слишком тесные туфли. И примерно каждая третья девушка под гипнозом объяснялась Ласаху в любви. Тот был крайне смущен, он совсем не добивался массового успеха. Но видимо, тут играла роль его должность. Девушки Вдага с детства мечтают о прекрасных принцах. Прекрасным Ласах не был, но по положению - выше принца. Его возлюбленная стала бы первой дамой Астреллы.
        После анкет, бесед и гипноза писалось психологическое заключение: "Путь к личному счастью гражданина Астреллы".
        Многие из заключений писал сам Ласах. Любопытно отметить, что этот доброжелатель становился беспощадным в своих психомедицинских выводах. Насмешливый циник Бонгр не мог бы писать жестче.
        Например:
        I. Скульптор Г. 34 года. Женат. Двое детей.
        Жалобы: пишет, что ему мешают прославить освобожденную Астреллу небывалыми произведениями искусства. Предлагает все горы и утесы превратить в портреты и аллегорические фигуры, изображающие подвиги независимых талантов.
        Пишет о талантах и Здарге, думает о личной славе, о том, что навеки веков останется в космосе планета, облик которой сформирован скульптором Г.
        Анамнез: действительно погружен в творчество, других интересов не имеет. К семье равнодушен, о детях заботится мало, друзей не нашел. Сходится туго, в обществе молчит, замыкается в г.ебе. Малообразован, слова подыскивает с трудом, за пределами специальности ничего не знает, разговор поддержать не может. В мире искусства авторитетом не пользуется, считается середняком, Диагноз: по-видимому, гигантомания - подсознательный реванш за поражения в главном русле искусства. Не сумел превзойти в качестве, надеется выделиться размахом, масштабом. Если не самая художественная скульптура, пусть будет самая грандиозная!
        Разрешить ему уродовать Астреллу?
        Вообще, будет ли это красиво, если у гор появятся носы, уши и усы? Будут ли способствовать уважению к Здаргу шоссе, проложенное по переносице, и туристские костры в ноздре?
        Терапия: путь к счастью скульптора Г.
        Поручить ему представить макет пластического оформления Астреллы: для начала метровую, потом трехметровую, потом десятиметровую модель. Макеты выставить, обсудить. Вне зависимости от обсуждения, разрешить Г. испортить одну из гор, снабдив его необходимой техникой. Думаю, что этой деятельности Г. хватит на всю жизнь, если он не остынет к своему проекту.
        Так личность за личностью. У каждой как бы история болезни: жалобы, анамнез, диагноз и предписания.
        II. А. С. Хранитель склада. 37 лет. Женат. Трое детей.
        По происхождению - крестьянин среднего достатка. Работал грузчиком на складе, стал кладовщиком. Оказался рачительным, бережливым работником. Со складов Академии Вдага перешел на Астреллу. Не образован, но сметлив. Управляется с вычислительной машиной, не зная алгебры.
        В анкете пишет, что мечтает об исследовательской работе, хочет получить образование, стать психологом, пробуждать дремлющие таланты. Как выяснилось в собеседовании, на са,мом деле не интересуется наукой, просто подлаживается к общему веянию. Уверен, что отлично разбирается в характерах, хотя всех одинаково считает выжигами и жуликами. Учиться вовсе не хочет, учение и всякий труд считает вынужденной платой за снабжение, научные занятия платой за самое щедрое снабжение.
        Основная черта характера - жадность. Скопидом по натуре. Именно поэтому был рачительным кладовщиком. Вещи уважает и понимает, о вещах говорит с упоением, знаток мебели и фурнитуры, тканей и одежды: летней, зимней, демисезонной, расцветки, фасона, покроя, подкладки, бортовки. Все свободное время проводит дома : благоустраивает, красит, мчстерит шкафчики, вешалки, полочки для книг, книги переплетает, но не читает. Говорит: "Некогда!" Путь к личному счастью : Поручить А. С. отделку жилья талантов. Объявить его собственный дом образцово-показательным жильем, разрешить ему брать со складов любые предметы обстановки "для обкатки". Уверить, что это и есть научно-исследовательская работа по психологии быта. Пусть даже пишет диссертацию : "Взаимоотношения личности с предметами домашнего обихода".
        III. Т. Секретарша. Вдова. 48 летОдинока. На войне потеряла мужа и обоих сыновей, уже взрослых. Всю жизнь была домашней хозяйкой, посвятила себя семье, на склоне лет оказалась ненужной и без профессии.
        На Астреллу попала случайно. Исполнительна, старательна, аккуратна, но бестолкова. Слабость свою сознает, робеет, безропотно принимает нарекания, переделывает все дважды и трижды, трудом искупая несообразительность.
        Тоже просится в психологи, пишет о тяге к научной деятельности. Учить ее - напрасный труд. Ум Т., погруженный в кухонные заботы, совершенно не приспособлен для творчества. Она помощница по натуре, подсобница, берущая на себя неквалифицированный труд. В сущности и не хочет быть ученой. Мечтает в кругу ученых встретить пожилого, солидного, пусть даже не очень здорового мужчину, который позволит ей заботиться о себе и оценит ее преданность.
        Но кто оценит? Увядшая, полная, с невыразительным желтым лицом. Пожилые мечтают о преданности красивых
        Терапия : Рекомендую сделать из Т. медицинского работника, но не психолога, а диетолога или гигиениста. Подобрать ей работу в домах для престарелых творцов, поручить заботу о быте. Пусть она там кормит, обхаживает, делает процедуры. Будет любить всех жильцов подряд, будет счастлива даже без взаимности.
        IV. Лаборантка В. 23 года. Незамужняя.
        В анкете пишет, что мечтает стать киноактрисой, играть классические роли, раскрывающие творческие возможности женского сердца. Перечисляет образы молоденьких героиньлюбовниц.
        Держится кокетливо, даже вызывающе, как будто каждого мужчину приглашает вступить в любовную игру. В действительности не чувственна, отличительная черта - сексуальное тщеславие, Хочет, чтобы мужчины соперничали, стараясь привлечь ее внимание, ссорились, еще лучше - дрались на дуэли, даже кончали бы из-за нее самоубийством. О платьях думает больше, чем о поцелуях. По-видимому, кино для нее - возможность показывать себя в разных платьях, позах и ракурсах.
        Обладая нормальной дозой женского притворства, сумеет на сцене удовлетворительно притворяться равнодушной, ласковой, ревнующей, несчастной, но чувства при этом не выразит, потому что сама В. не способна на чувства, может хорошо сыграть только самое себя: тщеславную притворщицу.
        Рекомендация: написать специально для В. сценарий и дать ей главную роль. Сюжет примерно такой: первая красавица мира, или наследница престола, или наследница миллиардов окружена всеобщим вниманием. Но она всех отвергает, потому что нет среди мужчин достойного ее или же (по желанию В.) выбирает идиллического пастушка, ничего не слыхавшего о ее величии и проявившего подлинную любовь.
        Анкеты эти мне принес Гилик. Чтобы избежать нарочитости при отборе, я заказал ему круглые номера: № 100, № 200, № 300... Прочитал и гляжу: косяком идут граждане, не столь уж характерные для Астреллы - секретарши, лаборантки, кладовщики... А где же таланты в этом питомнике талантов?
        - Но ты же сам записал: "На одного ученого два помощника",- напомнил все помнящий эрудит.
        - Стало быть, должна быть все-таки треть талантов.
        - Вероятно, добрая половина из них дляки.
        - Но другая половина - нутристы. Найди мне талантливого нутриста, Гилик. Не все же болтуны, не все же больны гигантоманией как скульптор Г.
        Карманный эрудит запросил Центральный склад эрудиции, там заложили анкеты в сортирующую машину и мне прислали № 159. Число не круглое.
        V. Художник Дв. 57 лет. Женат. Взрослые дети на Вдаге.
        Пишет, что мечтал создать картину, которая потрясала бы ум и очищала душу. Десять лет писал полотно "Добрый бог Грза в камере смертников". Картина закончена, выставлена, имела успех на Астрелле. Бонгр написал одобрительную рецензию, Ридда хвалила, Ласах прослезился ("Было такое",примечание на полях). Картина висит в музее Астреллы, в общем о ней забыли через неделю. Молодежь говорит, проходя мимо: "Зачем мусолить прошлое?" Дв. чувствует пустоту в душе.
        Стоило ли трудиться десять лет ради недельного успеха?
        - Все-таки, этот нутрист немножечко дляк в душе,- сказал я Гилику.- Или настоящий талант не может не быть дляком? Посмотрим, однако, что советует Ласах.
        Терапия: поскольку Дв. пожилой сложившийся художник, нельзя послать его в гущу молодежи, проникнуться ее духом, отразить ее стремления. Рекомендовал Дв. взять темой мудрого бога Бда, постараться проникнуться духом его учения, вжиться в образ.
        - Гилик, что это за бог Бда? В чем его мудрость?
        Поскольку в хвосте у моего эрудита не было блока богословия, пришлось снова запросить Центральный Склад. Вскоре пришел ответ: "Бда - бог, почитавшийся в Северо-Западной Федерации Вдага. Служители его культа учили, что счастье сапиенса в нем самом. Надо соблюдать душевное равновесие, не искать ни одобрения, ни признания, ни денег, ни почестей, ни любви, ни семейного счастья. Кто ничего не добивается, тот не разочаруется. Жизнь легкая рябь на поверхности океана, она не стоит волнений, ни своя, ни чужая. Знания - пар от океана.
        Его вдыхают многие. Болтун, вдохнувши крупицу, вопит о своем открытии, мудрец знает, что пар вдыхают все. Первоначально культ возник как религиозное отражение философии бессилия. Ставши официальной религией, не помешал начать мировую войну с ульда-бомбами".
        Я прочел и руками развел. Так вот какое счастье дает Ласах подлинному художнику: не искать одобрения, ничего не добиваться, углубиться в себя и таить все, что приходит в голову. Отказаться от творчества, чтобы не разочароваться позднее! Ничего себе рецепт для счастья таланта!
        Но в сущности что мог посоветовать Ласах?
        Что я посоветовал бы художнику, оказавшемуся в изоляции среди немногочисленных зрителей? Я бы его послал на Вдаг - за новыми темами и к другим зрителям.
        Трудно пришлось Ласаху. Всем, не нашедшим себя в творчестве, он обещал счастье для вдохновения. Но как это выполнить практически? Бонгру Ласах говорил с полнейшей откровенностью: "На Астрелле у меня громаднейшие возможности, а результаты меньше, чем за колючей проволокой. Чем богаче сапиенс, тем труднее его осчастливить. Для изголодавшегося корка хлеба радость, для униженного уважительное слово - благодеяние. А что избалованному астреллиту вежливые слова? Видимо, таковы законы восприятия. От нуля до единицы - громаднейший скачок, от тысячи до миллиона - куда ближе". "
        - Не вернуться ли к нулю? - ехидно улыбался Бонгр.
        Да, у Ласаха были громадные возможности, но какие? Вещи имелись в его распоряжении. Он мог осчастливить тех, кто мечтал о вещах, вроде кладовщика А. С. Но таких уже немного осталось на обеспеченной Астрелле. Большинство насытилось вещами, искало счастья в духовной сфере: хотело признания, власти, любви, славы. Кто-то любил без взаимности, кто-то вздыхал о нежных поцелуях, хотя возраст уже прошел.
        Кто-то мечтал о победах. А. хотел нокаутировать Б. на ринге, X. хотел нокаутировать У. на конкурсе поэтов. Их победа означала чье-то поражение, их счастье - отказ другого от счастья.
        Как быть? Ласах чувствовал, что он выдает псевдорецепты: не заказ на оформление планеты, а заказ на макет скульптору Г., не признание, а равнодушие к признанию художнику Дв., а тщеславной В. не поклонников, а артистов, играющих поклонение. К видимости счастья склонялся Ласах и на путь видимости толкал его Бонгр.
        Пожалуй, надо подробнее рассказать о Бонгре - этом сапиенсе, сыгравшем такую важную, по мнению некоторых историков, роковую роль в судьбе Астреллы.
        Как изобразил его анапод? Ничего рокового. Бледное удлиненное лицо, тонкий нос, тонкие губы с легкой усмешкой. Пристальный проницательный взгляд холодноватых глаз, редкие волосы с белой ниткой пробора, накрахмаленный воротничок, манжеты с запонками, узкие ладони с удлиненными пальцами музыканта. Что сказал бы я на Земле, познакомившись с похожим человеком. Сказал бы, что это сноб, личность равнодушная, очень занятая своей внешностью и своими желаниями, что он никого не любит и не способен к сильной любви, ценит наслаждения, но изысканные, гурман, а не обжора. Тонкие ломтики тонких кушаний на стильных тарелках, тонкий юмор собеседников - вот его стихия, его идеал.
        На Вдаге он был адвокатом, даже преуспевающим. За хорошую плату старался выгородить, избавить от заслуженного наказания разных воров, мошенников, грабителей, убийц, растратчиков и растлителей, если они могли внести хорошую плату, конечно. Выгораживал словом, умным, уместным, впечатляющим. И Бонгр верил в слово, прикрывающее суть, искажающее суть, обеляющее суть. А суть ему представлялась всегда одинаковой: противной и грязной.
        Он владел искусством воздействия словом. Отсюда его интерес ко всякому воздействию искусством: красками, звуками, мелодиями, формами, размерами, позами, жестами, телодвижениями, намеками, тоном, мимикой. Как любитель психологии искусства попал на Астреллу, занимался там психологией искусства, благодаря красноречию начал оказывать влияние, потом заведовал всеми искусствами. Историки отмечают, что Бонгр поддерживал не все направления. Форма занимала его больше содержания. Симфонию он предпочитал опере, балет драме, архитектуру - скульптуре. А литературу Бонгр вообще не жаловал, ценил только звучные стихи изощренной формы с богатыми аллитерациями и ассонансами, акростихи, буримэ, словотворчество. Бонгр отворачивался от ясного изображения жизни. Ибо он верил в слово, но не верил словам.
        И именно он поддержал и распространил на Астрелле квази.
        Что такое "квази"? Мы бы сказали, что это кино с эффектом присутствия и педалированием сопереживания. Благодаря совершенной стереоскопичности зрителю квази казалось, что он сидит-за одним столом с героями, может вступить с ними в спор, может дотронуться до них, чокнуться, тарелку передать.
        Что касается сопереживания, оно есть и в обычном кино. Ведь каждый мальчишка в зале мысленно скачет за Чапаевым на лихом коне, каждая девушка выслушивает признание в любви. В квази сопереживание усиливалось особыми химическими таблетками с тем самым ферментом, которого так не хватает шизофреникам. Таблетки эти подавляли критичность зрителя, и он легко верил голосам, уверявшим, что он и есть герой фильма, это он дерется на шпагах, обнимает красавицу, забивает голы под верхнюю планку, одевает лавровый венок.
        Квази распространились повсеместно, сразу же стали любимейшим развлечением астреллитов. Снять квази было легче легкого, тут внушение заменяло качество, маскировало все огрехи артистов и декораторов. Изготовлялись фильмы на все вкусы. "Дочь богини красоты" - фильм по сюжету, предложенному Ласахом для лаборантки В., брали нарасхват все молоденькие женщины Астреллы. Так приятно было воображать и чувствовать себя желанной, снисходительно дарить мелкие знаки внимания этим "несносным мужчинам". Тому руку дала поцеловать, тому цветок кинула, вот они и счастливы, глупые.
        Пожилые одинокие женщины вроде секретарши Т. предпочитали квази "Вечерняя песня". Героиня его - хозяйка придорожной гостиницы. В голове ее одни житейские мелочи: заботы о постельном белье, жуликоватые служанки, пьяные гости. Но вот в гостинице проездом останавливается друг де.тства хозяйки - ныне пожилой профессор с молоденькой женой из студенток. Жена красива, жадна, расчетлива и развратна, ждет только смерти неразумного ученого. Он заболевает в гостинице, жена его тут же убегает, прихватив все деньги. Но хозяйка самоотверженно выхаживает больного, ученый понимает, кого надо ценить в этой жизни. И последние годы они проводят вместе в увитом плющом домике на склоне горы. Он пишет свои важные книги, она трогательно следит за его режимом питания.
        Мужчины Астреллы, в особенности зеленые юноши и старики, охотно смотрели квази "В гареме". Но тут и пересказывать нечего, сплошная порнография. Пользовалась популярностью серия "Чемпион мира", по каждому виду спорта - о чемпионах. Смотрелись квази о знаменитых ученых или художниках, в молодости непризнанных и осмеянных, к концу фильма увенчанных лаврами. И женщины охотно брали эти квази, если в них вплеталась романтическая история: героя нежно и верно любит школьная подруга (невеста, соседка, бедная родственница, служанка), верит в его талант, поддерживает в минуты уныния. Но первые же успехи кружат ему голову, к перспективному жениху присасывается хищница - "вамп". Однако за удачей следует неудача, недальновидная хищница предает героя, он возвращается к любящей подруге (невесте, соседке, служанке), чья вера и поддержка обеспечивают окончательную победу таланту, он становится первым музыкантом (математиком, медиком, медиумом) планеты, получает премию из рук короля, представляя ему свою молодую жену (бывшую подругу, соседку, служанку).
        - С такой спутницей и я стал бы великим,- изволит шутить король.
        Некоторые, особо заслуженные граждане Астреллы имели возможность заказать квази по собственному сценарию. Эти картины интересны не с точки зрения художественной, а для характеристики заказчика. Конечно, стоит пересказать личный фильм Ласаха.
        На окраине большого города доживает свой век некогда знаменитый, а ныне забытый врач. Любимое его занятие: подслушивать мечты ребятишек и подбрасывать им желанную игрушку, потом из-за угла смотреть, как дети выражают восторг.
        Конечно, желания у ребят были конкретны, восторг получался стопроцентный. Но вот один из маленьких клиентов тайного Деда Мороза заболевает чем-то похожим на дифтерит. Доктор, раскрыв инкогнито, спасает малыша, но заражается и умирает сам.
        История на том не кончается. Доктор попадает в рай. Там признаются его заслуги, бог самолично предлагает выполнить посмертное желание. Доктор высказывает одно: он просит разрешить ему выслушивать и выполнять моления, обращенные к небу. И выполняет. Посылает девушкам женихов, женам потерянных мужей, матерям возвращает умерших младенцев.
        Все счастливы, каким-то образом узнают, что не бог их осчастливил, начинают молиться доброму доктору.
        Ревнивый бог разъярен, велит привести непрошеного помощника, гневно укоряет его. Нельзя дарить старикам молодость, нельзя возвращать мертвых к жизни, это вносит путаницу в божественный порядок. "Значит твой порядок плох!" - отважно возражает доктор Ласах.
        Ласаха сбрасывают в ад. Но смертные рыдают, в раю волнение. В конце концов ангелы свергают бога, очень похожего на Здарга, и Ласаху предлагают стать новым богом. (Все-таки немалое честолюбие было у этого милосердного исполнителя желаний!) Однако герой фильма отказывается. Он понимает, что божественный порядок плох, но не берется установить лучший.
        Не знает, какие законы нужны Вселенной для счастья. (Увы, горькое признание бессилия!) Пусть ангелы сами пишут новый кодекс для мира, он же просит для себя только одну привилегию: право нарушать любые кодексы, исправляя недосмотры новых богов, которые не могут же заметить огорчения каждого отдельного существа.
        Сохранился и личный фильм Бонгра, явно созданный под влиянием сюжета Ласаха, как бы в полемике с ним.
        Тоже рай. В рай прибыла душа некоего судьи, проницательного, трезвого и усталого скептика (подразумевается Бонгр).
        В раю в это время волнение. Выборы. Оказывается, архангелы там выборные. Предлагаются кандидаты из числа самых великих гениев Вдага. Если переводить на земные примеры, речь идет о таких фигурах, как Шекспир, Колумб, Наполеон, Ньютон, Уатт... Некоторые кандидаты выводились под псевдонимом, но в них без труда можно узнать Здарга, Ласаха, Ридду...
        Для выборов создаются биографии с описанием заслуг гениев, к этой работе привлекают и бывшего судью. Но он привык разоблачать преступников, он каждого выводит на чистую воду. Доказывает, что Шекспир был плагиатором, Наполеон - просто удачливым игроком, все его победы объяснялись разрозненностью противников. Колумб, по мнению Бонгра, был жадным грабителем. Уатт - стяжателем, Ньютон - нелюдимом, наслаждавшимся пустой игрой ума, и т. д. В конце концов судья разоблачает и самого бога. На самом деле, это не бессмертный вседержитель, а некий космический пришелец, изгнанный из своего мира за эгоизм и маниакальную жажду почестей. Всеобщее негодование, бог бежит из рая. Души предлагают стать богом единственному неподкупному и самому мудрому - прозорливому судье. Но квази-Бонгр подобно квази-Ласаху отвергает честь. Не хочет он управлять сонмом фальшивых душ, прикрывающих мелкие грешки громкими речами. Ему осточертела ложь и разоблачение лжи. Удалившись в заброшенный уголок рая, он в одиночестве наслаждается бессловесной музыкой сфер.
        Есть в архивах и личный заказ Ридды. Но ее квази не сюжетный, а документальный. Ридда велела переснять все кадры хроники, где она находилась рядом со Здаргом. Она уже не мечтала ни о чем, жила только воспоминаниями, доставляя себе сладкую боль видеть и воображать Здарга живым. Лишь одну поправку вносила она в судьбу. После ночного разговора, снятого по сценарию Ридды, Здарг соглашался со своей верной помощницей и приказывал немедленно схватить Гвинга. Затем была вмонтирована документальная съемка процесса и казни, а после нее следовали ранние кадры праздника Рождения Солнца. Небольшая перестановка дат, и счастливый конец вместо горького.
        Эх, если бы и в жизни удавалось такое: небольшая перестановка кадров, верный шаг вместо рокового, счастливое прошлое после неудачного настоящего! Если бы можно было вычеркнуть из жизни неудачный день, как из рукописи вычеркиваешь невыразительное слово!
        Долго ли, коротко ли, как говорится в сказках, а точнее года через три, квазифильмы стали повальным увлечением и повальным бедствием. Увлеченные таланты смотрели по два, по три, по четыре фильма подряд, смотрели все больше, работали все меньше. Жизнь в квази была куда приятнее и несравненно легче подлинной. В самом деле, зачем спортсмену тренироваться с мешком и прыгалкой, зачем изнурять себя режимом и кроссами, если победить так легко... в воображении.
        Зачем терзаться в муках творчества, через силу усаживать себя за стол, искать по ночам "слово, величием равное богу", если квази "Поэт века" сделает тебя признанным гением к концу сеанса?
        И поэты Астреллы забросили свои лиры, музыканты оставили партитуры, высохли мокрые тряпки на глиняных моделях незавершенных статуй, пылью покрылись письменные и лабораторные столы. Таланты бездействовали, воображая себя талантами. Бездействовали, воображая себя талантами их помощники: печатники, чертежники, секретари. Бездействовали транспортники, снабженцы, садовники. И продукты плесневели на складах, осыпалась в поле неубранная пшеница, гнили опавшие плоды в садах. Все плесневело, осыпалось, дохло, а одуревшие от видений работники смаковали несуществующие яства на квазипирах.
        Конец квазифильма приносил похмельную боль в голове, усталость, опустошение. Квазипища не насыщала, а квазижизнь требовала усиленного расхода нервной энергии. И очнувшемуся зрителю мир казался таким серым, таким невыразительным. Наскоро закусив, если было чем, потребитель квази спешил вернуться к грезам. А если закуски не было в доме, возвращался к грезам натощак. В результате голодные обмороки. Были и случаи голодной смерти. И трупы по неделям гнили в запертых комнатах, потому что соседи перестали посещать соседей, не искали общества, чтобы выяснять истину в спорах. Каждый сидел в своей келье, наслаждался в одиночку персональной истиной.
        И кто знает, может быть, вся Астрелла вымерла бы через несколько лет, иссушенная сновидениями, если бы не нашлась в ней здоровая жизнелюбивая прослойка граждан... маленькие дети.
        Для детей редко делали квази, самых младших мнимые существа только пугали, вызывали неудержимый рев. Дошкольников (применяя наш термин) удовлетворяли книжные картинки, воображаемые баталии с подлинными игрушками. А насмотревшись и наигравшись, детишки настырно горланили, требуя каши и молока четыре раза в день.
        И матери, оторвавшись от своих женских квази, с почтительной, возвышенной и сентиментально-красивой любовью, слышали этот настырный рев. Материнский инстинкт просыпался, женщины спешили накормить горлопанов натуральной кашкой и подлинным молоком. При этом нередко выяснялось, что в доме нет ни крупинки. И ближайший склад заперт, а муж витает в неких джунглях, геройски спасая от тигра постороннюю красавицу. В результате в самый патетический момент красавица исчезала вместе с тигром, потому что законная супруга вдребезги разносила "распроклятую забаву", из-за которой ребенку есть нечего. Ребенок надрывается, а этот сонный бездельник между тем...
        Выслушав хорошую нотацию, "сонный бездельник" отправлялся на розыски пищи; с каждым днем это становилось .все труднее. И нередко не возвращался. В процессе выпрашивания и обмена завязывались новые знакомства, заключались союзы против "этих глупых баб". Разбитые аппараты чинились втихомолку и... слаба мужская натура, новые друзья удирали в горы, чтобы в какой-нибудь укромной пещере без помех добить тигра и доосвободить бездетную красавицу. Попробуй разыщи блудного кормильца на необжитой Астрелле. Мало ли пещер на четырех тысячах квадратных километров!
        И, проклиная квазифильмы с их изобретателями, изготовителями, распространителями и потребителями, матери сами отправлялись одалживать, выпрашивать, собирать, выменивать и выкрадывать съедобное. Заводили огородики у себя под окнами, поросят откармливали остатками синтетической барды Гвинга, объединялись, помогали друг другу...
        Так сложилось содружество заботливых матерей - Общество Пчел-Работниц.
        Возглавила его Хитта, директор педологического центра талантов младшего возраста (детского сада, проще говоря) - женщина выдающейся энергии.
        Грудастая великанша (такой нарисовал ее анапод), толстая, но подвижная, даже стремительная, Хитта была возмущена шестнадцать часов в сутки, с перерывом на сон, но без перерыва на обед. Шестнадцать часов в сутки она отчитывала детишек за мокрые штаны и недоеденную кашу, поварих за пережаренные котлеты, нянек за пыль в углах, отчитывала истопников, шоферов, огородников, родителей, бабушек, дедушек, всех, кто имел касательство к детскому саду (т. е. к педологическому центру). Ее ядовитого языка боялись все дети, все взрослые, боялся Ласах и даже Бонгр немножко. Но зато ребятишки были умыты, накормлены, здоровы и розовощеки. И обруганные родители благословляли и благодарили ругательницу.
        Но вот с некоторых пор ругань перестала быть эффективной. Шоферы доставляют молоко с опозданием или не доставляют вообще. Детям неделю не меняют белья, потому что сломалась стиральная машина, а механик в какой-то пещере смакует свои квазипобеды на квазистадионе. И самое страшное: у близнецов из малыпговой группы расстроен желудочек, но два часа нельзя доискаться педиатра. Хорошо, что простая клизма помогла. А если бы дизентерия?
        Хитта собирает мам. "Ваши чада на краю пропасти! - восклицает она.- Я не ручаюсь за их жизнь. Спасайте потомство, пчелы-работницы, не надейтесь на трутней!" Для начала пчелы, избрав делегацию, жужжа пошли к Ласаху. Хитта требовала полицейских мер. Пусть военная охрана, делать ей все равно нечего, разыщет блудных отцов и под конвоем доставит их в лоно семейства. И пусть квази будут уничтожены, а тайный просмотр фильмов карается принудительными работами на мусорной свалке на срок от пятнадцати суток и выше.
        Ласах, однако, не удовлетворил пчел. Он призывал к терпению. Уверял, что поклонники квази пресытятся, им надоест псевдожизнь ("Как надоела вам всем",- сказал он). Ласах был противником насильственных мер, а может, понимал, что его никто не послушает.
        Бонгр же отшутился. Семья, дескать, испокон веков держалась на любви, на ласке, на привлекательности женщины. Не может быть, чтобы такие очаровательные дамы не сумели удержать при себе мужа. Просто им нужно успокоиться, обрести форму, перед зеркалом посидеть, приодеться к лицу. Он лично верит в их обаяние...
        Наслушавшись комплиментов, женщины удалились умиротворенные. Детишки, однако, продолжали реветь, их надо было кормить. И пчелы, Хитта первая, поняли, что спасение утопающих дело рук самих утопающих. Был задуман День Избиения Трутней.
        Хитта проявила редкостный организаторский талант. Операция была подготовлена тщательно. С помощью детей были выслежены все убежища беглых отцов, нанесены на карту, составлена диспозиция. И трутней захватили врасплох. Не потому, что удалось сохранить тайну, нет. Каждая пчела выдала секреты операции своему мужу или возлюбленному. Но мужчины в своем мужском самомнении не обратили внимания на предупреждение, сочли все бабьими сплетнями, пустой брехней. Однако ударные отряды обиженных жен были подготовлены, вооружены и однажды вечером подняты по тревоге. Одуревшие от видений, разморенные и истощенные, квазигерои не смогли оказать сопротивления. Свирепые пчелы оттаскивали их за руки и за ноги, награждая тычками и пощечинами, а совершенные квазиаппараты с помощью палок и скалок превращались в груду стеклянных осколков и проволочек.
        Историки не считают, что это женское восстание было действительно задумано, как день избиения. Конечно, женщины хотели не уничтожить, а образумить мужской пол, вернуть супругов к семейному очагу. Но видимо, в разгаре разрушения мстительницы перенесли свою ярость с одуряющих аппаратов на одуревших потребителей.
        И нескольких искалечили, троих забили насмерть, Бонгра в том числе.
        Жестокий день избиения трутней знаменовал начало новой эпохи в истории Астреллы. Эпохой Чистых Радостей окрестили ее современники. Естественно, в первые же дни после победы пчeлы собрали общее собрание жительниц и приняли поправку к многострадальному параграфу третьему. После слов: "...целью истинных талантов является прогресс... качественный, а не количественный" было добавлено: "И всестороннее развитие искусства, отражающего жизнь, а не подменяющего ее".
        И в силу той же удивительной логики астреллитов маленькая добавка, часть придаточного предложения, стала главным содержанием их борьбы на многие годы. Борьба шла за искоренение искусства, подменяющего жизнь, прежде всего против рецидивов увлечения квази.
        Рецидивы были, конечно, но только у мужчин - этой слабохарактерной половины человечества, непрактичной и увлекающейся, склонной жить только чувством. Не раз бывало, что, заскучав от здоровой и правильной жизни в семье, безвольные отцы тайком удирали в горы, собирали кустарные квазиаппараты и в укромных пещерах пробовали предаваться воображаемым оргиям. Но стоило хотя бы одному отцу исчезнуть на ночь, колокол поднимал пчел по тревоге, ударные отряды разыскивали убежища падших мужчин, аппараты уничтожались. Восстановить их было все труднее.
        И распущенность была вытравлена. Не без удивления читал я об этой победе женского здравомыслия над мужской мечтательностью. Усмехался про себя: "У нас на Земле мужчины поставили бы на своем". Но если вдуматься, поклонники квази ни при каких условиях не могли одержать верх. Они вычеркивали себя из деятельности, были дезертирами, даже духовными самоубийцами. Полк самоубийц не может одержать конечную победу, как бы ни был он силен вначале. Ведь каждое самоубийство уменьшает его живую силу.
        Пчелы изменили и структуру управления. Президента у них не было, а делами заправлял триумвират из Главного Воспитателя, Главного Учителя и Главного Врача.
        Воспитателем выдвинули Ридду. Тут преемственность играла роль. Пчелы хотели подчеркнуть, что они ничего не меняют, только восстанавливают справедливый порядок. Но Ридда возглавляла правление только формально. После смерти Здарга она как-то осела, потеряла апломб, даже внешне опустилась, одевалась неряшливо и говорила невнятно, все о Здарге, о принципах Здарга, о чистоте настоящего здаргизма. После нее обычно брала слово Хитта - ее заместитель и простыми доходчивыми словами поясняла, как понимать принципы в данном конкретном вопросе.
        Как же она толковала, как понимала Здарга?
        - Здарг вел нас в будущее,- говорила она.- А что такое наше будущее? Это дети, развитые духовно и физически, умные, нравственно чистые, красивые, здоровые. Здоровье - прежде всего, потому что красота - это здоровое тело, нравственность - здоровое поведение, ум - здравый смысл. Что же нужно для здоровья? Естественность в первую очередь: чистый воздух, чистая вода, простая сытная пища, естественный труд на чистом воздухе. Астрелла достаточно просторна, чтобы прокормить всех своих детей естественными продуктами. Нужно только не лениться, спину гнуть от зари до зари. И не требуются нам фабрики, загрязняющие легкие ядовитой копотью, а желудок анилиновыми приправами. Меньше химии и больше зерна! Да здравствует простая жизнь, простая пища, простые отношения, простые радости!
        Упрощение стало главным лозунгом при Хитте и ее преемниках, не только лозунгом, я бы сказал - религией. Труд физический, труд с напряжением мускулов считался почетным, умственный труд - блажью, работенкой для ленивых и слабосильных. О закрытии фабрик, ликвидации лаборатории сообщали как о славном достижении. Утонченное называли извращенным, философские споры пустословием, чтение - потерей времени, сибаритством. И поэты воспевали опрощение простыми словами, их стихи твердили наизусть, пели на простые мотивы. Гирдл-Простак был самым знаменитым из поэтов той эпохи. Приведу несколько его сонетов в прозаическом переводе. Рифмовать не берусь, хотя рифмы в школе Опростителей были простейшие: четкие, точные и привычные типа "день-тень", "кровь-любовь".
        Итак, стихи:

1. "В лаборатории, затхло прокисшей, заплесневелой, как могила, в запаянных колбах, наполненных удушливым дымом, ветхий старец слезящимися глазами пытается подсмотреть тайну рождения жизни.
        Но жизнь рождается не в стеклянной банке, она рождается в поле, когда солнце припекает чернозем, свежий ветер обдувает, говорливые ручейки омывают комочки почвы. Открой глаза пошире, в крыльях бабочки ты увидишь блики солнца; увидишь свежесть ветра в прыжках козочки, в мелькании рыбки проворство ручейка. Посмотри, старец, на свою внучку, посмотри мужчина на жену-хлопотунью. Разве ты не замечаешь в ней порывы ветра, резвость ручья, не чувствуешь жар солнца в ее крови?
        А подслеповатый мудрец что-то ищет в мутной колбе".

2. "На стене картина. Говорят: чудо искусства. Девушка на ней словно живая. Словно, да не совсем. Молчит, не дышит, не смеется. Тронул пальцем заскорузлый холст с буграми липкой краски. Пальцы запачкал, не отмываются. Вот тебе и красавица, "словно живая"!
        Рядом ценительница искусства, знаток, художестйейная натура. Восхитилась, глазки горят, волнение колышит грудь.
        Тронул пальцем - не бугристая и не липкая, теплый атлас.
        И сразу все пришло в движение: щеки зарделись, глазки мечут молнии. Если в гневе так хороша, какова же в любви?
        А ту, на холсте, хоть ножницами режь. Ничего в ней нет, кроме серых волокон и липкой краски".

3. "Сладка вода для того, кто спину гнул под плугом. Отдых сладок тому, кто потрудился на славу. Вот старик сидит на завалинке, вокруг галдят внучата. Галдят, а он дремлет, подставив лицо солнышку. На лице покой и довольство. Звенит многочисленное потомство. Не зря гнул спину, жизнь прожита не даром".
        Таких стихов от Гирдла остались сотни. Их декламировали на свадьбах и крестинах, пели на простые мотивы. И выпало Гирдлу счастье быть знаменитым при жизни, уважаемым и популярным. Его почитали, не потому что Гирдл вел за собой, а потому что шел за почитателями, выражал их точку зрения на жизнь: "Человек живет для будущего, а будущее - это дети. В детях счастье, много детей - много счастья".
        Результат нетрудно угадать. Прирост населения на Астрелле был завидный. Число жителей увеличивалось вдвое в каждом поколении. Удвоение за четверть века, за столетие народонаселение выросло в 16 раз, за полтора века - в 64 раза, через два перевалило за триста тысяч.
        И тут встала перед астреллитами проблема, которая у нас на Земле находится в ведении географии: проблема природных ресурсов, их учета, подсчета и расчета.
        Снова вспоминается совет Владимира Ильича Богданову: написать роман о том, как хищники-капиталисты разорили Землю дотла. Для Земли это был бы роман-предостережение.
        У нас капиталисты не успели разорить Землю. Вдаг уже приближался к разорению, об этом говорилось выше. В те времена при Здарге Астрелла была просторным вольным парком" но на крошечном астероиде циклы развития завершались быстрее: всего полтора века понадобилось, чтобы плотно заселить просторный парк. Противоположности сходятся. И хищникрасточитель, и нерадивый лентяй остаются ни с чем. Хищники, безрассудно разбазаривающие природу, вскоре доходит дo самого дна. Инертно-пассивные, лениво скребущие поверхность, столь же быстро соскребают пенки.
        Там, где три тысячи разгуливали на просторе, триста тысяч толкали друг друга. Ласах мог выделить сотню гектаров скульптору-чудаку: пусть тешит душу, высекая брови и носы из утесов! Теперь вокруг недоделанного идола ютилась сотня правнуков скульптора. Там, где один тосковал в одиночестве, сотня вынуждена была урезывать себя, экономить даже на питании.
        Гирдл еще мог воспевать поджаристые отбивные, нежно-розовый ростбиф, заманчивый запах окорока, истекающего соком на вертеле. Но когда поля маловаты, уже нет возможности скармливать зерно скотине, расточительно превращающей добрую половину пищи в кости, рога, копыта и навоз. И вот, изображая необходимость добродетелью, астреллиты сделались убежденными вегетарианцами. Врачи говорили теперь, что мясо вредно, перегружает желудок, отравляет организм продуктами распада, сосуды засоряет солями. Воспитатели вспомнили, что животные тоже хотят жить, а привычка к пролитию крови развивает в детях бессердечие. В общем моральный или вынужденный отказ от мяса сэкономил процентов двадцать зерна. Но население увеличивалось вдвое за четверть века.
        Появился обычай, позже он стал правилом, а затем и законом: не жениться, пока не приготовил участок для пропитания семьи. Земледелие, как известно, требует пологих, более или менее ровных полей, в особенности озерно-болотное земледелие, к которому привыкли уроженцы Вдага. Некогда при Здарге площадки выравнивали ульда-плавителями. Но при пчелах техника была искоренена и за полтора века начисто забыта. Ныне астреллиты долбили скалы киркой, почву носили на носилках. Чтобы сделать террасу на горном склоне, создать огород в несколько соток, надо было работать много лет. Младенец еще чмокал соской в колыбели, а отец уже долбил камни ломом, чтобы не задерживать будущей свадьбы.
        Времена Гирдла ушли в прошлое. Сам он давно смежил очи, окруженный многочисленными внуками. Гирдла чтили и потомки, но больше по традиции. Властительницей же дум поколения стала поэтесса Нонна. Самопожертвование было ее излюбленной темой. Например: друзья любят одну девушку, чона выбрала безземельного; благородный соперник желает ей счастья и отдает свой наследственный участок избраннику.
        Сестра отдает участок сестре, подруга подруге, родители убивают себя, чтобы не оттягивать счастье детей. Длинные и сентиментальные поэмы Нонны вызывали восторг и слезы умиления, влюбленные девушки заучивали их наизусть. Едва ли кто-нибудь из них собирался жертвовать своим приданым, вероятнее, они мечтали, чтобы жертву принесли им.
        Горькая нужда и тут изображалась доблестью. Врачи уверяли, что раннее супружество расшатывает неокрепший организм, высасывает соки мозга и пресекает умственную деятельность (как будто она остро необходима для долбежки камней). Воспитатели предостерегали против чрезмерного увлечения телесными радостями, хулили невоздержанных, призывали к радостям духовным. Был даже создан Орден Чистой Духовности. Члены его давали обет безбрачия, отказывались от своего надела в пользу неимущих сирот.
        От культа многодетности к культу безбрачия - любопытный разворот. Полная переоценка ценностей!
        Возможно, переоценка эта прошла бы плавно и незаметно, если бы не впутался тут доктор Дэнтр с его потрясающим открытием.
        Врачи на протяжении всей эпохи Чистых Радостей оставались в числе самых почетных граждан Астреллы. Еще при Хитте было установлено, что в триумвират правителей наравне с Главным Воспитателем и Главным Учителем входит и Главный Врач. Естественное решение для директора детского сада, превращающего всю планету в детский сад. В дальнейшем, при всеобщем неодобрении умственного труда, роль Учителя стала третьей и даже третьестепенной, но Врач оставался в почете. Врачу - избавителю от страданий, Врачу - спасителю жизни, хранителю маленьких детей (сиречь, счастья) посвящали свои рифмы и жизнелюбивый Гирдл и чувствительная Нонна. О подвигах проницательных диагностов слагались легенды и эпические песни. И над чем тут посмеиваться? Разве лучше воспевать подвиги рыцарей, наносящих колотые и рваные раны, заносящие инфекцию в кровь с помощью нестерильного копья?
        Но самое важное: для врачей, спасителей младенцев, было сделано исключение. На фоне общего увядания наук медицина кое-как поддерживалась. Гирдл мог сколько угодно проклинать дымные колбы, во врачебных кабинетах они сохранились. Врачи делали анализы, писали диссертации, продолжали поиски. Самые даровитые дети шли к ним в ученики. Если у ребенка проявлялись способности в начальной школе, о нем говорили с похвалой: "Этот станет доктором", Не было иного пути для живого ума на Астрелле.
        Дэнтр был даровит, любознателен, трудолюбив, а кроме того, еще и жалостлив. Он сочувствовал каждому больному, ощущал его боль, горевал, провожая в могилу. Детским врачом он так и не сумел стать, выше сил его было смотреть на страдания несмышленышей, занялся гериатрией - лечением стариков. Но в работе детского врача есть нечто оптимистическое: несмышленыши легко заболевают, легко и выздоравливают, как правило, болезни у них проходят бесследно. Старик же болеет нудно, натужно и длительно, никогда не излечиваясь до конца. Он как бы спускается по лестнице, пятясь и цепляясь за перила. Врач может только продлить, растянуть этот спуск, оттянуть на пять лет, на год, на полгода последний вздох.
        Мириады врачей на миллионах планет Звездного Шара мирились и мирятся с этой грустной ролью, даже гордятся своей выдержкой, подбадривая себя сентенцией, что "врач не имеет права умирать с каждым больным". Но Дэнтр продолжал умирать с каждым, корчиться от чужой боли, терзался, искал выход... и нашел. Нашел причину старости, а следовательно, и путь к ее устранению.
        К величайшему сожалению, нет возможности изложить суть открытия Дэнтра во всех подробностях. Его записки были тщательно уничтожены (ниже рассказано, как и почему). Но, судя по устным воспоминаниям, Дэнтр нашел в мозгу своих соплеменников некий центр переключения жизненных стадий: от юности к зрелости, от зрелости к старости. И сумел найти способ для обратного переключения - с режима старости на режим молодых лет.
        Первый опыт, не безукоризненный, но достаточно наглядный, он сделал на собственной матери. Ветхая старушка в течение одного месяца стала моложавой, интересной, даже кокетливой женщиной. Стан ее выпрямился, волосы почернели, морщины разгладились.
70-летняя женщина стала поговаривать, что личная жизнь еще не кончена.
        На маленькой Астрелле такое событие не могло остаться незамеченным. Сотни свидетелей знали старушку, рассказали всем остальным тысячам. И тысячи и тысячи повторяли слова Дэнтра: "Если мне дадут сотню учеников и выстроят сотню больниц, смерть навсегда распростится с Астре ллой".
        Когда пишешь о Дэнтре, очень хочется порассуждать: "Что было бы, если бы..." Что было бы, если бы Дэнтр оказался современником Здарга? Наверное, он стал бы гордостью Астреллы, ему при жизни поставили бы памятник. Наверное, и при Ласахе его носили бы на руках, и Гирдл посвятил бы ему немало вдохновенных строк. Но что гадать попусту? Дэнтр выступил, когда основной добродетелью Астреллы становилось воздержание: воздержанность в пище, воздержанность в браке, еще лучше - воздержание от брака. И вдруг на этом фоне появляется расточительная идея всеобщего и многократного омоложения.
        А чем кормить всех выживших? Наделы где брать для их потомства?
        И у победителя смерти нашлись, как ни удивительно, враги. Самым непримиримым был Тот - глава Ордена Чистых ДушВ хронике приводился портрет этого Тота, конечно, я тут же наставил анапод. И увидел высокого иссохшего мужа с безбородым лицом, поджатыми старушечьими губами и громадными горящими глазами: лицо пророка, фанатика или шизофреника. Дэнтр же выглядел очень заурядно: плешивый толстячок, рыхловатый, с толстыми губами простодушного любителя покушать и добрыми, немножко грустными глазами над обвисшими веками сердечного больного.
        Случилось так, что оба соперника выступили почти одновременно: Дэнтр с призывом к всеобщему омоложению, а Тот со своей мистической книгой "Откровения Здарга". В ней утверждалось, что Здарг не был рожден на Вдаге, точнее был "как бы рожден", но душа его явилась с неба, с одной из звезд, чтобы принести счастье обездоленным и тоскующим. Был ли Здарг богом или только космонавтом, у Тота разобрать невозможно. Книга его написана темно и замысловато, каждую фразу можно толковать и так и этак.
        Итак, Здарг хотел спасти население Вдага, но, увидев, что оно погрязло в грехах и нечисто в помыслах, отобрал самых достойных. Однако и эти достойные тоже не оказались достаточно чистыми. Поэтому Здарг назначил испытательный срок - десять тысяч лет. По истечении его Астрелла прибудет к месту назначения, где выдержавших испытание ожидает вечное блаженство.
        Между прочим, срок взят не с потолка. Здарг действительно направил Астреллу к одной из ближайших звезд. Путь должен был занять около десяти тысяч лет.
        - И все эти годы будет продолжаться великая сортировка,- уверял Тот.Жизнь - это экзамен. Выдержавшие после смерти устремятся вперед на звезду Здарга, будут приняты в сонм блаженных; провалившиеся, погрязшие в грехах, падут обратно на Вдаг, в юдоль вечного страдания. При жизни надо очищать душу, освобождаясь от нечистых помыслов о питании, размножении и житейских радостях, от забот о временной телесной оболочке. Долголетие же - нечто ненужное, даже опасное. Ведь это затягивание испытательного срока, лишний риск загрязнить душу телесными заботами.
        Тот был достаточно последователен. Если долголетие -рискованная отсрочка желанного блаженства, значит, Дэнтр - враг номер один. Тот назвал врача Антиздаргом, исчадием мрачного Вдага, змеем, отравителем душ. Пророка слушали, верили, отрекались от Дэнтра публично, по ночам пробирались к нему за советом. Пациентов и учеников становилось все больше.
        И тогда Тот решился взять на свою чистую душу грех кровопролития. "Пусть моя бессмертная душа погибнет,- сказал он единомышленникам, членам Ордена,- но зато спасутся тысячи и тысячи невинных душ". И однажды ночью во главе сотни "душевников" Тот окружил домик врача, завалил двери камнями и сжег дотла лабораторию, самого Дэнтра, его омоложенную мать и двух очередных пациентов. В ту же ночь были убиты все до единого ученики Дэнтра, а заодно и большая часть врачей Астреллы, записи Дэнтра уничтожены, имя его проклято, предано забвению, его даже запрещалось произносить вслух. Потому память о Дэнтре и сохранилась, что его уж слишком часто проклинали.
        Итак, Тот победил, и Астрелла приняла единогласно (под страхом проклятия и казни) поправку к пресловутому третьему параграфу: "Целью истинных талантов является всестороннее развитие личности, качественное, а не количественное, духовное, а не телесное".
        И понималось это в том смысле, что на Астрелле ведется борьба против количественного роста населения и количественного удлинения жизни.
        Таковы факты истории. Излагая их последовательно, я както не очень удивлялся: одно вытекало из другого. Сначала ограничили научную тематику, потом ограничили тематику искусства, потом ввели ограничения в брак, теперь еще одно.
        Но, дойдя до этого ограничения, я руками развел. Как это, астреллиты сожгли своего лучшего врача, продлевателя жизни. Жить им не нравилось, что ли?
        Допустим, Тот - маниак, психически больной, на это похоже. У него были явные галлюцинации зрения и слуха. В своем "Откровении" он описывает личные беседы со Здаргом. Но почему за этим маниаком дружно идет весь Орден Чистых Душ, почему население Астреллы столь единодушно и безропотно поддерживает смерть против жизни?
        Странно!
        Единственное объяснение: практически Астрелла могла принять путь Тота и не могла последовать за Дэнтром. Всеобщее продление жизни еще усиливало бы бурный рост населения, а на Астрелле каждый рот был лишним. Правда, в головах еще хранились смутные воспоминания о некоем дьяволе, кормившем скотину пойлом, сделанным из воздуха (речь идет о Гвинге, видимо). Дэнтр поручил ученикам поискать материалы о химической пище. Но полтора века упрощения не прошли бесследно. Полтора века астреллиты декларировали презрение к науке, истребили математику, химию, технику, уничтожили вкус к изобретательству. Возвращение к технике представлялось им сказкой. Тот же предлагал знакомый путь самоограничения. Астрелла встала на него полтора века назад, отказавшись от сложностей покорения природы, потом от сложной техники, потом от сложного искусства, от науки, образования. Так естественно было отказаться и от трудностей продления жизни.
        Да, Тот проявил жестокость, истребив сотни три невинных и виноватых, но тем самым он освободил три сотни наделов.
        Кому-то подарок, кому-то облегчение - вот уже тысяча довольных и благодарных. Получалось, что Тот щедрее Дэнтра.
        Врач доставлял одни хлопоты, а пророк давал синицу в руки...
        некоторым, а прочим сулил журавля в небе... бессмертие за могилой.
        Бессмертие проблематичное, но без трудов, без необходимости сегодня ломать голову, изобретая новые способы прокормления.
        Астреллиты поддержали поправку насчет духовности.
        И Эпоха Чистых Радостей кончилась, неприметно началась новая - Эпоха Высокой Нравственности.
        Именно нравственность считалась качественным началом у астреллитов. Все остальные начала осуждались и подавлялись.
        Запреты стали главным содержанием эпохи. Тот организовал гонение на искусство, на изобразительное прежде всего, поскольку оно привлекало внимание к красотам жизни, уводя от нравственного совершенствования. Танцы осуждались тоже как пустая трата сил, которые с пользой можно употребить на дробление камней. По той же причине осуждался спорт (игрища). Тот говорил, что нравственный астреллит целиком выкладывается на работе, он не может прыгать попусту как бесенок.
        Но строже всего запрещалась наука (суемудрие), отвлекающая от нравственного самоочищения. Школа свелась к минимуму: грамота, сложение, вычитание. На всех остальных уроках дети твердили наизусть целые главы из "Откровений" Тота, бубнили, не понимая, не вдумываясь, щеголяя механической памятью.
        И рек Здарг-спаситель: "Человек рожден для счастья". Ты же, Тот, вразуми непонятливых. Толкуй: "Счастье духа в чистоте. Радость же телесная позор, чревоугодие и блуд".
        И детишки тоненькими сюсюкающими голосками пищали что-то про чревоугодие и блуд.
        Вот ирония истории: Здарг в роли христосика-наставника.
        Вышел бы из могилы, как хохотал бы. И вразумил бы Тота хорошим пинком пониже спины, не постеснялся бы.
        Увы, мертвые молчат, и пророки приписывают им все, что вздумается.
        Постепенно все книги, кроме "Откровения", были изъяты.
        Казалось бы, Астрелле с ее искусственной атмосферой, искусственной гравитацией и искусственным солнцем технические знания были необходимы. Но их свели к минимуму - к инструкции. И дежурные твердили наизусть эти инструкции, перефразированные в духе "Откровений": "...Если же на вечерней заре солнце, отвернув свой лик, показало черную косынку, с молитвой нажми левый алый кружок на священной доске Здарга Великого и не отпускай кружка, пока велением всемогущего Здарга черная косынка исчезнет с глаз твоих и лик солнца засияет благостно".
        Так излагалась поправка, необходимая для центрирования солнечного диска. Черная косынка - тыловая нераскаленная часть.
        Кровь не терпит застоя; застой - это загнивание. Не терпит застоя природа, и техника тоже не терпит. Существование Астреллы зависело от технических устройств. У нее было искусственное солнце, искусственная гравитация, искусственная атмосфера с синтетическим небом из самозарастающей пленки. Два века все это поддерживалось автоматически, по инерции, не проверяясь, не ремонтируясь. Изнашивалось без обновления. И должно было сдать когда-нибудь. Одно раньше, другое позже.
        Сдала гравитация.
        Еще Здарг установил, что повышенное тяготение неустойчиво, склонно к самораспаду. При всех гравистанциях с самого начала ставились автоматические устройства, предупреждающие переход в критический режим. Имелось, кроме того, и ручное управление на случай, если автоматы не сработают.
        И к тому прилагалась инструкция, составленная для инженеров с высшим образованием и с головой на плечах.
        Но в эпоху Тота инструкция излагалась так: "Если Здарг Всемогущий чудотворно вселил в твое тело невиданную легкость, если монета не успевает упасть со стола на пол, пока ты произносишь "Тот мудрее всех", нажми с молитвой рычаг черного щита (молитвой в данном случае измерялось время.Прим. авт.) и не отпускай рычаг, пока не исчезнет наваждение".
        Так вот, с некоторых пор рычаг перестал помогать.
        Почему перестал помогать, можно лишь гадать сейчас.
        Возможно, очередной блюститель рычага ощущал легкость от вина, а не от чудес Здарга, жал и жал на рычаг, пока не испортил. Возможно, виновато было не вино, а благочестие; полагая, что избыток религиозного рвения не повредит, блюстители нажимали с пятью молитвами вместо одной. Может быть, сыграло роль время, усталость металла, сырость, ржавчина.
        Но так или иначе гравитация стала таять, и Астрелла начала возвращаться в свое первобытное состояние - в ранг обыкновенного астероида.
        Сначала жители даже радовались. Легче стало работать, легче оттаскивать и перекатывать валуны. "Здарг-милостивец сжалился и облегчил наш труд",говорили они. Оптимисты ждали, что заодно и скалы станут мягче, вскоре можно будет резать их ножом.
        Вышло, однако, иное. Здарг-милостивец облегчил не только труд, но и амбары. Колосья вытянулись выше головы, видимо, их высота регулировалась весом, давлением на корни. Тощие стебли оказались непрочными, хлеба полегли. Зерна не вызрели или осыпались. Астрелла встала перед угрозой всеобщего голода.
        На Вдаге об этом ничего не знали. На Вдаге давным-давно перестали интересоваться Астреллой. В первые недели бунта Астрелла действительно была сенсацией номер один. Тогда во всех газетах на первой полосе печатались астрономические карты, крестиком отмечалось положение непослушного астероида, на всех бульварах стояли телескопы, желающим можно было за мелкую монету поглядеть на непоседливую звездочку. И специалисты ежечасно производили измерения, высчитывали кульминации, противостояния, элементы орбиты и возможные изменения элементов; научные обозреватели помещали статьи, строя прогнозы намерений Здарга.
        Потом Вдаг узнал, что Астрелла удаляется из планетной системы прочь, зажгла собственное солнышко, уходит с ним в межзвездные дали по направлению к Альфе Крокодила. Движется месяц, другой, третий все к той же Альфе, прибудет к ней через десять тысяч лет, видна на фоне созвездия Крокодила. Сегодня, завтра, ежедневно видна на фоне созвездия Крокодила как звездочка восьмой величины. Сегодня, завтра, через месяц и через год - одно и то же. Читателей это уже не волновало.
        На седьмом году после разрыва Вдаг предпринял попытку возобновить отношения. На Астреллу прибыла экспедиция (было это во времена Хитты). Но гостей приняли недружелюбно, окружили кордоном, не выпускали с космодрома, препятствовали общению с астреллитами и настойчиво требовали, чтобы они удалились. Капитан счел за благо отчалить. У него было предписание вести переговоры мирно, силу не применять.
        Единственный результат экспедиции: Ридда, она была еще жива тогда, передала капитану звездолета последние проекты Здарга. И реконструкция луны Вдага проводилась по проекту Здарга. А с галактическим полигоном пришлось подождать.
        Тут Здарг опередил свое время на века. Полигон Физических Законов строился гораздо позже, уже силами Межзвездной Федерации.
        Упрямых же астреллитов Вдаг оставил в покое. Большой планете, теперь она называлась Планетой Дружных Народов, хватало своих забот. Каких? Да первейших: прокормить все население, и не три-четыре тысячи, а шесть миллиардов; расселить эти шесть миллиардов с растущим потомством не только на Вдаге, но и в космосе, обеспечить им всем здоровую жизнь, долгую жизнь, продленную жизнь, увеличивать ее количественно и улучшать качественно, материально и духовно и т. д. и т. д. (см. все декларации Гвинга, Ридды, Бонгра, Хитты...) За всеми этими трудами Астрелла забылась. Межзвездные экспедиции к ней не снаряжались, случайные звездолеты не заглядывали, даже если пролетали мимо.
        Земному читателю, мыслящему пока в масштабах одной планеты, может и покажется странным: как это - пролетали мимо и не заглядывали? Но у морской и космической навигаций различные законы. Морское судно тратит топливо на километры, для него тысяча километров - крюк, а остановка в пути - ничто, приятное развлечение. Судно же космическое тратит топливо на разгон и торможение, ему лишний километр - ничто, а остановка в пути - двойной расход топлива. Морской рейс планируется на расстояние, а космический на посадки -на одну, реже -на две. Лишняя посадка на Астрелле удваивала бы стоимость и сложность рейса.
        В результате только раза три за все двести лет Вдаг получал какие-то сведения, да и то косвенные, относительно Астреллы. Проходящие мимо звездолеты делали съемки с ходу.
        На кадрах удавалось различить ниточки дорог, лоскуты пашен, ухоженные сады, не было никаких намеков на технические сооружения. Космонавты докладывали: "Земледельческая культура, медлительно развивающаяся". Даже в школьных учебниках Вдага писалось: "В изолированных обществах, например в обособленных горных долинах, на островках или на одиноких малых планетах, таких, как Астрелла, хозяйство приобретало консервативный характер, сохранялись патриархальные, архаические черты в быту, обычаях, устаревшие языковые формы..." Да, вероятно, по прошествии двух веков Астрелла могла бы служить живым музеем старины для Вдага. Но историки помнили, что астреллиты негостеприимны, склонны запирать двери перед носом любопытных. Стоит ли лететь за миллиарды километров, чтобы замок поцеловать?
        И за Астреллой следили только астрономы, ловили красноватую точку в созвездии Крокодила, вписывали эфемериды в каталоги блуждающих тел, выверяли скорость по доггалеровскому смещению. Цифры менялись мало. С годами Астрелла стала своего рода опорной точкой для астрономических измерений.
        Но вот однажды один из астрономов-наблюдателей отметил, что красноватая точка мигает: становится ярче и слабее, ярче и слабее. И мигает не случайно: три вспышки - пауза, четыре вспышки - пауза, три вспышки - долгий перерыв.

3-4-3! По радиокоду Вдага это сигнал бедствия - наш S0S.
        Отправлять спасательную экспедицию? Есть ли смысл?
        Двести миллиардов километров - полтора месяца пути для самой совершенной ракеты того времени. Плюс время на снаряжение - столько усилий, столько затрат из-за каких-то миганий. Нет же уверенности, что это сигнал бедствия, может, иные причины. Но если Астрелла просила о помощи, стыдно же игнорировать.
        И гуманность победила сомнения. Два месяца спустя ракета прибыла на Астреллу. Спустилась на алых клубах дыма и встала свечкой на перепаханном космодроме, на том, где некогда убили Здарга.
        Первым делом прибывшие инженеры отремонтировали тяготение. Привели в порядок небо, подкачали кислорода в атмосферу. Потом желающим было предложено переселиться на Вдаг.
        Блюстители нравственной чистоты, фанатичные слуги Тота, сопротивлялись как могли. Власть их пала не сразу, но авторитет был подорван. Пришельцы наглядно демонстрировали силу инженерии, исправляя то, что блюстители не могли исправить ни молитвами, ни массовыми казнями мнимых грешников. А через полгода, когда со Вдага вернулись делегаты, захлебываясь от восторга, перечисляли достижения планеты "дьяволов", началось массовое переселение на "старую родину". На Астрелле остались только старики и стареющие. Но даже и оставшиеся попросили повернуть блудный астероид вспять, подвести его поближе к Вдагу.
        Так завершилась самостоятельная история Астреллы. Непокорная струйка попетляла, поплутала и влилась наконец в главное русло. Влилась и растворилась. Тысячи астреллитов рассеялись среди миллиардов. И едва ли они, отставшие на два века, могли внести что-либо весомое в цивилизацию большого Вдага. И наследственность истинных талантов никак не сказалась. Во всяком случае не встречал я в анналах истории Вдага имен потомков бывших астреллитов. Впрочем, на новом Вдаге вообще не очень интересуются именами. Спрашиваешь их: кто открыл, кто изобрел, кто построил? Отвечают: "Мы сделали".
        И гордятся этим дружным словом "МЫ".
        ЭПИЛОГ
        Материалов по Астрелле очень много. Гилик - мой карманный киберэрудит выписал мне целый ящик. В основном я пользовался "Хрестоматией по истории Звездного Шара для старших классов школы". Видимо, составитель считал пример Астреллы очень поучительным, если выбрал этот астероид из миллиона с лишком населенных небесных тел. А заканчивал он таким рассуждением: "Это история сапиенсов, благожелательных, добросердечных и даже чистосердечных. Они все были очень искренни, очень доверяли своим чувствам и не очень замечали, как к их благожелательному человеколюбию примешивается инстинктивное себялюбие.
        В эпоху материального неравенства (все планеты прошли через такой период), когда сапиенсы оценивались по имуществу, а не по уму и таланту, многие умные и талантливые творцы мечтали удалиться от мира в этакий замок из слоновой кости, отгородиться от забот и творить без помех в одиночестве.
        Но слоновая кость мстила по-своему. Глухая стена отгораживала от холодного ветра и не пропускала свежего воздуха.
        Творец не видел потребителя, не слышал оценки, забывал его нужды. Творить становилось незачем, а потом и некому.
        Астрелла - редкий пример космического замка из слоновой кости. Там спряталась целая группа творческих индивидуальностей, ушла из беспокойного мира, чтобы сосредоточиться, избавиться от житейских забот своего века. Но со временем уход от забот стал самоцелью. Астреллиты уклонились от трудностей общества, потом от трудностей творчества, от трудностей умственного труда. Жизнь поддерживали минимальными простейшими усилиями. Так и жили на минимуме два века, а когда минимум перестал кормить, оказалось, что новые необходимые усилия не под силу кучке беглецов из большого мира".
        Москва. 1969.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к