Ночные разговоры Валерий Дмитриевич Губин
#
Губин Валерий Дмитриевич
Ночные разговоры
Валерий Дмитриевич ГУБИН
НОЧНЫЕ РАЗГОВОРЫ
Фантастический рассказ
Вторые сутки я продирался сквозь Мещеру, обходя бесчисленные болота и подолгу застревая на привалах - то мой примус не хотел работать, то вокруг оказывалось слишком много крупной сладкой черники. Первоначально я рассчитывал пройти от Рязани до Касимова в три дня, но, вероятно, переоценил свои возможности, ибо к данному времени я, по моим подсчетам, не прошел и половины пути.
Давно пора было останавливаться, разбивать палатку, стремительно накатывался вечер, но я все не решался - то место не нравилось, слишком сыро и много комаров, то чересчур темно и мрачно. Наконец, с первыми сумерками я, совершенно измотанный, вышел на довольно широкую симпатичную полянку, снял рюкзак и опустился рядом. Птицы уже улеглись, лес затих, а прямо над поляной медленно проплывало огромное, пышное облако, красное с одного боку от заката. Ни ставить палатку, ни раскочегаривать примус не было сил, да и есть не хотелось. Решившись отложить все на утро, я вытащил матрас, надул его и задвинул под огромную раскидистую ель, затем влез в спальник и, перед тем как улечься, оглядел свои владения. Поляна представляла собой ровный треугольник, точно по углам которого стояли три ели. Все три гораздо выше и мощнее остальных деревьев. Под одной из них лежал я.
"Что-то есть в этом неестественное, как будто кто-то нарочно так аккуратно вырубил в лесу треугольник и расставил эти ели по углам. Может, сюда вертолет садится, привозит продукты лесникам по воскресеньям?"
Уже совсем стемнело, но две ели по краям были видны хорошо. Мрачные и величавые, они вдруг показались мне великанами, которые стоят и ждут, когда я засну, чтобы подойти. Страх шевельнулся во мне, я лег, закрыл глаза и стал вслушиваться в лес. Еле слышно пробежал по верхушкам ветерок, какая-то птица завозилась в ветвях и пискнула. Чувство неведомой опасности, поселившееся от вида грозных, настороженных елей, не проходило, и поэтому я старался не спать, а слушать. Но спать хотелось нестерпимо, я буквально проваливался в сон, однако сознание сопротивлялось, и я лежал так с полчаса в каком-то непонятном забытьи, то ли спал, то ли грезил. Временами я уже видел отрывки снов, временами открывал глаза и смотрел на редкие звезды над поляной.
"Так можно промаяться до утра, чего я, в самом деле, боюсь? Здесь никого нет. Даже если кто придет, он меня под елью не увидит. Надо заставить себя ни о чем не думать".
Я замер и попытался представить себе какой-нибудь образ, чтобы, сосредоточившись на нем, собраться и успокоить мысли. И тут же перед глазами возникла вся поляна сразу, какой я ее увидел еще до темноты: загадочно ровная, с высоченными елями по углам и высокой травой, примятой местами ветром. Потом на поляну вышел лось и стал внимательно смотреть в мою сторону. Я понял, что уже сплю, хотя все еще слышу все звуки вокруг. Слышу, как снова пробегает ветер, и лес начинает глухо гудеть, недовольный тем, что его разбудили. И потом я вдруг начал слышать еще что-то, как будто совсем рядом со мной разговаривают, только не словами, но разговаривают - я явственно слышу голоса, вернее, легкое гудение, в котором все время меняется тональность, как в разговоре человека. Я попытался проснуться, чтобы посмотреть - кто здесь гудит, но все тело было налито густой сонной тяжестью. Я вслушивался изо всех сил в разговор и вдруг стал понимать его, причем было такое впечатление, что говорят во мне, хотя звуки явно доносились снаружи.
- Смотрите, он уже спит, спит уже, спит...
- Кто, кто спит...
- Тот, кто все время движется, кто всегда проходит мимо...
- Да, мы видим, он лежит около тебя, мы видим, видим, видим...
Голоса, как множественное эхо, все время разбегались в стороны, затихали, потом снова усиливались и звучали отчетливо.
- Как интересно, он всегда проходит мимо, а теперь неподвижен, как мы, совсем неподвижен...
- Надо послушать его, давайте послушаем, послушаем, послушаем...
- Надо позвать хранителя ночи, хранителя ночи... где он, пусть придет...
- Пусть придет хранитель ночи, пусть придет...
- Здесь я, что вы разболтались, как сороки, я уже давно здесь.
- Послушай его, послушай и расскажи нам... Это так интересно... так интересно...
- Кого послушать?
- Вот он лежит здесь - тот, кто все время проходит мимо, а теперь лежит здесь...
Страшным усилием я разлепил веки и увидел, что недалеко от меня действительно стоит хранитель ночи - огромное, непроглядно черное пятно на фоне серого неба. Пятно приблизилось ко мне, окутало меня с головой. Я попытался шевельнуть рукой, чтобы его согнать, но рука не двинулась, и я опять закрыл глаза.
- Ну что ты слышишь, что слышишь, слышишь...
- Помолчите же минутку, - говорит хранитель, - вы мне мешаете.
Я почувствовал легкие, почти воздушные прикосновения к моему лицу, к закрытым глазам, очень ласковые прикосновения, от которых мой страх улетучился.
- У него было две тетки, он их очень любил, они давно уже умерли, одна от инфаркта, а другая погибла - несчастный случай, очень давно.
- Две тетки и больше ничего, больше ничего...
- Как жаль, что две, а нас трое, но я все равно хочу быть одной из них, одной теткой, одной...
- А я буду другой, другой буду...
- Давайте же разговаривать, давайте... Хранитель, переводи нам скорее, скорее переводи нам, что слышишь...
- Вот старые болтуньи, да потише вы, дайте вслушаться.
И тут я услышал голос моей старшей тетки - Елизаветы - она работала медсестрой в госпитале и почему-то все время, приходя к нам, была в белом халате.
- Валерик! Я купила тебе Марка Твена. Это удивительный писатель. Большая удача, обе повести - про Тома и про Гека - в одной книжке и стоит недорого - всего двадцать пять рублей.
- Ты опять балуешь мальчика, - говорит ее младшая сестра - Нина - она всегда казалась очень строгой из-за толстой роговой оправы очков и черных волос с ровным пробором посредине головы, - двадцать пять рублей совсем не дешево, он ее все равно порвет через месяц. И потом сейчас лето, нужно активно отдыхать, он и так целый день валяется на кровати и читает. Я вот принесла ему мяч, очень крепкий, его вилкой не проколешь. Уверяю тебя, это ему сейчас нужнее.
- А я тебя уверяю, что чтение еще никому не повредило.
- Там еще мать есть, - говорит хранитель.
- Я буду мамой, я хочу быть мамой, мамой...
И я слышу голос матери, молодой и звонкий:
- Перестаньте вы ругаться, педагоги несчастные, своих заведите и пробуйте на них методы.
- Зачем ты так, - говорит тетя Лиза, - ты ведь знаешь, если бы не война, у меня бы не один был, как у тебя, а трое или четверо, но ведь Ваню не вернешь.
- Ваню не вернешь, а что ты со своим майором тянешь, давно бы расписались.
- Боюсь я его - пьет часто, а как выпьет сильно, так обязательно рюмки ест.
- Как ест?
- Очень просто, берет в рот и жует. Страшно это.
- И ничего?
- Ничего, только кровь на губах. У него на фронте было две контузии.
- Да бог с ним, Лиза, - говорит тетя Нина, - не расписывайся. Я, например, девки, давно про эти глупости не думаю. Кому я нужна в двадцать восемь лет при таком дефиците мужиков? Зато, если захочу погулять, то гуляю, кто мне что скажет?
- Ну-ка кончайте эти разговоры - ребенок слушает.
Я рванулся и сел на матрасе. Было абсолютно темно, лишь верхушки деревьев слева слегка подсвечивались встающей за лесом луной.
"Здесь мне не уснуть, надо убираться в лес, иначе кошмары замучают". - Я взял матрас за угол и, пошатываясь, потащил его за собой в лес, засыпая на ходу.
- Валерик! Ты приходи еще, мы здесь навсегда поселились, здесь хорошо!
- Валерик! А помнишь, как ты упал и рассек гвоздем подбородок, прибежал весь в крови и не давал промыть рану, йода боялся пуще смерти, я тебя целый час чуть не на коленях уговаривала. У тебя до сих пор, наверное, остался шрам.
- Валерик! А помнишь, ты все грозился, что когда вырастешь и станешь генералом, то будешь каждый день покупать мне арахис в марципане, каждый день по триста граммов.
Чем дальше я отходил от поляны, тем тише становились голоса:
- Ты приходи сюда обязательно, мы здесь навсегда, навсегда, навсегда...
Я споткнулся о корень и рухнул прямо на матрас. Проснулся от неистовых криков птиц, которые выясняли отношения прямо над моей головой. Весь лес был пронизан солнцем и запахами медленно нагревающейся земли. Я встал и пошел к поляне за вещами. Прямо посреди поляны стоял в высокой траве лось и смотрел на меня.
- Доброе утро, шеф! - заорал я.
Он встрепенулся, отскочил в сторону, но потом, сохраняя достоинство, неспеша потрусил в чащу.
Наскоро перекусив и собрав рюкзак, я обошел поляну, постоял около каждой из трех огромных елей, осторожно погладил шершавую, всю в смоляных потеках кору.
"Может это и не сон, а ели действительно прослушали меня, вытащили моих теток и поселили в себе. Теперь они будут здесь жить еще долго-долго и разговаривать по ночам. И если я приду через несколько лет и лягу здесь спать, они опять будут ко мне обращаться... Только вряд ли я найду когда-нибудь еще эту поляну, слишком невероятно снова выйти сюда, на крохотный пятачок земли в самой середины Мещеры. Да и ели со временем забудут моих любимых теток, услышат что-нибудь новое и забудут".
Я шел, постоянно оборачиваясь, и поляна еще долго просвечивала между деревьев. Я не выдержал, повернулся и громко крикнул:
- Дорогие мои тети, не тоскуйте здесь, я к вам обязательно еще приду!
И пошел, даже побежал, уже не оборачиваясь.
- Ты приходи, приходи, обязательно приходи, мы теперь здесь навсегда... - кольнуло в сердце острой иглой.
|
