Того хочет Бог Андрей Громов
        Стикс существовал всегда. Он объединил в себе не только разные миры, но и эпохи. Не важно живешь ли ты в пещере, или в пентхаусе, ездишь верхом на лошади, или на стареньком форде - шанс попасть сюда был всегда. Но есть ли шанс выжить, если вокруг царит средневековье, а верхом оружейной мысли является простая пушка, попасть из которой по крепостной стене - уже искусство? Это мир, где нигилизм людей соседствует с фанатичной религиозностью, а вера, лишенная сомнений, подвергается жестоким испытаниям.
        Громов Андрей
        Того хочет Бог
        Глава 1. Николас-Иов. Будь проклята, Франция.
        Николас брел по залитой солнцем равнине. Пышное разнотравье превратило ее в веселое лоскутное одеяло, а легкий прохладный ветерок буквально приглашал встать не месте и любоваться этим великолепием. Возможно так бы он и поступил, если бы не кровавая маска стягивающая лицо и нестерпимое жжение где-то под расколотым бацинетом. А еще не бредущие в небольшом отдалении бывшие товарищи, с которыми еще вчера он дрался плечом к плечу против проклятых бургундцев, да не будет Господь милостив к ним. Небольшая стычка с их обозом закончилась абсолютной победой и тем вечером они пировали. Николасу как всегда досталась предрассветная смена караула, что в этот раз его только обрадовало: стоять на посту с полным животом - то еще удовольствие. Туман появился внезапно, как будто небо упало на землю, даже полная луна не могла пробиться через это марево. Пах туман чем-то неестественным, кислым, слово вскипело прокисшее мыльное пиво. Звуки тонули в нем и Николас не мог различить ничего, кроме собственного дыхания. Не осознавая, что делает, он снял перчатку с левой руки и сжал нательное распятие. Тишина длилась целую
вечность, возможно и солнце давно уже встало, но проклятый туман не давал ему осветить землю. Неожиданный звук раздавшийся со стороны лагеря был каким-то странным. Рев не походил на побудочный рожок: низкий, урчащий он раскатывался над самой землей заставляя ноги дрожать. Николас сорвался с поста, бросился к своим, почти сразу вбежав в круг света от пылающего шатра, что рухнул на жаровню. Полотно шевелилось и из-под него доносились крики. Рев повторился и тут же вслед за ним истошный визг. Щелчок арбалета, и что-то горячее брызнуло Николасу на щеку. Лишь через пару мгновений он понял, что болт разворотил ему ухо, но удивится так и не успел - тяжелая булава врезалась в его шлем, и весь мир потонул в раздавшемся звоне.
        Придя в себя под одним из редких тут кустов, он увидел лишь разоренный лагерь, по которому, то тут, то там, бродили фигуры людей с английскими цветами. На первый взгляд богомерзкие французы не взяли ничего, а устроили разорительный налет и тут же скрылись, и теперь оставшиеся в живых ищут уцелевших. Кажется, одного нашли: человек упал на колени, и потянул вяло шевелящегося раненого из-под перевернутой телеги. Николас уже хотел попробовать подняться, когда понял, что раненому никто не собирается помогать. К нему быстрой шатающейся походкой подошло еще три человека. Все опустились на четвереньки, после чего раздался, хрип, небольшой вскрик, бульканье и.... И тут ему показалось что он на момент потерял сознание, и все увиденное не более чем бред: кровавые руки мелькали над несчастным все быстрее и быстрее, вот за одной из них потянулись лентой внутренности, а четверо бывших соратников при этом жадно и довольно урчали. Николас в ужасе пополз назад, ломясь сквозь кусты, и слишком поздно понял, как сильно он шумит. Ближние к нему, покачивающиеся на месте, фигуры тут же побрели в его сторону. У того,
который подошел первым была разорванная, как ножом исполосованная, стеганка, а левая рука отсутствовала почти по плечо. С обрубка медленно, будто в страшном сне, капала тягучая кровь. Адская тварь была уже в ярде от него, когда под руку попалась крепкая палка и стоило ей наклонится над Ником, как он с силой ткнул ею перед собой. Палкой оказался лук, с порванной тетивой и усиленный рогом конец плеча хлюпнув вошел прямо в рот. Исчадие, дергаясь, продолжило свои попытки дотянутся до него, все сильнее и сильнее насаживаясь на лук, и обмякло лишь когда тот показался из затылка.
        Не ясно что стоило ему больших сил: подняться или вытащить застрявший лук из головы мертвеца, но он сделал и то, и то, раньше, чем оставшиеся твари добрались до него и теперь брел по этой степи, опираясь на спасшее его оружие, в сопровождении бывших солдат. Их голодные завывания не давали ему упасть на месте и целиком предаться своей боли: голова болела безумно, тошнота накатывала волнами, и ему пришлось блевать прямо на ходу, испачкав в рвоте свой акетон. Правая рука под кожей перчатки сильно ныла, как и правое же колено, с которого слетел наколенник, еще во время нападения. Несмотря на это ему приходилось идти без остановки. Мертвецы не отставали. Нижнее плечо лука глубоко уходило в проклятую Богом французскую землю. Если бы Николас мог думать, он был бы абсолютно уверен, что французы связались с чернокнижием и воззвали к архиврагу, лишь бы не возвращать корону законному правителю. Но сейчас мерзкий звон и хрипы тварей не оставляли в голове места для мыслей.
        Так продолжалось практически до самого заката, и изнемогающий от усталости и боли йомен уже решил, что ему придется идти еще и всю ночь, как преследователи остановились, и неожиданно прибавив в скорости пошли обратно. Солнце коснулось горизонта и взорвалось тьмой. Светило налилось чернотой, украсилось бордово красной короной, и в этом мертвенном свете Николас увидел ЕГО. Подле одинокой осины, опираясь на нее одной рукой и слегка пригибая деревце своей массой, стоял демон. Ни кем другим эта омерзительная тварь просто не могла быть. Огромный монстр бугрился мышцами, его козлиные ноги блестели лоснящейся шкурой, а тело покрывал доспех из костей грешников. Ростом исполин был выше той самой осины, его огромные глаза под нависшим лбом горели адским пламенем, а безмерный рот с полными губами казалось был растянут в добродушной улыбке, выглядящей ужасно на его лице. Демон стелющейся, гладкой и мягкой походкой стал обходить сжимающего распятие и пытающегося молиться, путая Патер Ностер с Аве Марией, солдата по широкой дуге. Его губы приоткрылись и взгляду предстали ряды ровных, слегка заостренных к концу,
зубов. Периодически он опирался на одну из длинных, до земли, рук, загребая когтями землю и траву. Он шел по сужающейся спирали, и его приплюснутые ноздри раздувались, казалось он вдыхал ужас своей жертвы и тот доставлял ему радость. Николас обмочился бы, если бы его ужас был не так велик, что даже чресла сковало оцепенение.
        Человек уже мог разглядеть куски мяса, застрявшие между зубов твари, когда земля задрожала и в каком-то десятке шагов от демона, прямо из воздуха появился всадник. В багровом сиянии черного солнца он в считанные мгновения долетел до создания ада, и его пика разлетелась в щепки, попав ей в голову. Один из обломков сбил Николаса с ног, но даже упав он увидел, как исполин встает с земли, на которую рухнул после удара, и из-под сорванных костяных пластин на голове ручьем льется черная кровь. Пока это происходило рыцарь выбросил обломки пики, и, разворачивая коня, снял с седла клевец. Монстр, как был, полусидя, внезапно распрямился и совершил гигантский прыжок на нападавшего, и всадник, продолжая разворот, всадил ему клевец точно туда же, куда и копье. Сила удара заставила тушу слегка сменить направление, и она, вырвав засевшее в голове оружие из рук, пролетела мимо, лишь слегка задев рукой по крупу коня. Пав на землю, демон больше не поднялся.
        Всадник громыхнул тяжелыми турнирными латами, грузно свалился со скакуна, и направился в сторону Николаса. Он был огромен. Хоть и ниже убитой им твари, но на две головы выше Ника. Доспех, который сначала казался сияющим, оказался много раз чиненым и даже имел вставки, которыми его явно увеличивали, подгоняя по фигуре. Местами виднелась ржавчина. Подойдя вплотную он протянул парню руку и помог встать. По лицу Николаса текли слезы. Он смотрел на своего избавителя, еще не отойдя от увиденного кошмара. Его ноги предательски дрожали, а желудок был готов вывалиться через рот. Он снова упал на колени:
        - Благодарю! Благодарю вас добрый сэр! Слава Господу нашему, что не оставил меня в моих молитвах! - слова застревали в горле и прерывались рыданиями.
        - Вставай дитя, негоже бить поклоны на этой земле. - сильная рука буквально сграбастала парня за шкирку и вздернула с колен. - Постой возле Буцефала, мне надо закончить с сатановым отродьем.
        Ник стоял у коня, растирая слезы по лицу и обдирая при этом запекшуюся кровь. Воин подошел к поверженному врагу и достав откуда-то небольшой топорик, начал рубить затылок. Завершив разделку головы, он расстегнул латные рукавицы и снял перчатки, наклонился и начал что-то извлекать из зияющей раны. Когда он выпрямился, руки его были на удивление чисты, несмотря на черную кровь, которая покрывала все пространство вокруг твари. Руки эти притягивали взгляд ощущением какой-то неправильности, но понять, что именно с ними не так, было сложно. Николас был рад, что его не может уже тошнить сильнее.
        - Идем. - Рыцарь взял коня под уздцы - Не отходи от меня больше чем на десять шагов, и не сотрясай воздух лишний раз, неведомо кто явится на твои воззвания.
        Николас рад был бы пойти за ним, но стоило коню сделать шаг, и его рука, соскользнув с крупа, провалилась вниз увлекая за собой и все тело.
        -Ох, Дева Мария - В голосе рыцаря, сквозь накатывающее забытье, Ник различил раздражение, прежде чем потерять сознание.
        Очнувшись, первое что он увидел - лошадиное брюхо. Второе - землю и траву. Была глубокая ночь, но свет звезд был достаточно ярок, что бы можно было различить каждую травинку. Неизвестно сколько он так разглядывал тянущуюся под ним равнину, прежде чем его желудок решил дать о себе знать. Он сократился в ротном позыве, но вышел лишь вонючий воздух с резким характерным звуком. Конь остановился, и кто-то скинул Николаса с седла. Человек бесшумно склонился над ним черным силуэтом и слегка похлопал по щеке, обдирая при этом заскорузлой кожей перчаток. Ник застонал и попытался повернуться на бок, после чего испытал еще несколько рвотных спазмов, закончившихся неудачей. Когда он снова лег на спину, сильная рука заставила его открыть рот, и в горло полилась струйка чего-то остро пахнущего вином и пряностями. Вкуса он не ощутил, но желудок почти сразу успокоился и по телу пошла волна облегчения и тепла, нисколько не похожего на опьянение. Николас уснул.
        Проснулся он полностью отдохнувшим, и по походной привычке лежал с закрытыми глазами, пытаясь выкроить каждую секунду до того, как протрубят побудку. Но никто и не думал трубить. Воспоминания о вчерашнем дне возвращались медленно, нехотя и урывками. Вот Джофф, с оторванной рукой насаживается на лук. Вот он, уходя от преследователей, оступается на коме земли и почти падает, удержавшись лишь за счет того же лука. А вот пика с хрустом врезается в голову монстра, сбивая его. Руки потянулись к голове, но наткнулись на плотную повязку. Он открыл глаза, и тут же закрыл их снова, с силой зажмурившись. Хотя лежать ему пришлось на самом обычном одеяле, расстеленном поверх самой обычной земли, но стоило протянуть руку, как он мог дотронутся то совершенно черной травы, и чернота эта расстилалась перед ним, насколько хватало глаз.
        - Не поворачивайся. - Голос заставил его вздрогнуть - Я хочу тебе сказать, что что бы ты ни увидел, обернувшись, идти тебе некуда. Земли где мы с тобой не отмечены ни на одной человеческой карте, и не описаны ни одним из мудрецов. Мы в преддверьях ада, в лимбе, и уповать отныне ты можешь лишь на себя да на Господа Бога нашего. На тебя пал взор Его, и был ты избран, как и многие тут, дабы противостоять Нечистому и легионам его и лишь служением во славу Его обретешь ты тут очищение и покой. И не пытайся уповать на проведение. И помни что в мудрости своей Он направил меня во спасение твое и благодарен будь за это. А теперь обернись, дитя, и посмотри на меня.
        Николас обернулся, и в ужасе уставился на своего спасителя: огромный человек имел землисто белесую кожу, покрытую бугристыми наростами, пальцы рук заканчивались короткими затупленными когтями, а кожа превратилась в рыбью чешую. Голова, сидевшая на короткой могучей шее, была абсолютно лыса и так же бугрилась костяными бляшками. Сгорбленный нос нависал над безгубым ртом, а серые глаза под тяжелыми надбровными дугами затянуло поволокой. Одет он был в простой серый гамбезон и кожу. Отсветы только что замеченного Ником костра поблескивали на идеально начищенных сапогах. Почему-то ни на чем другом, кроме сапог, Ник не хотел фиксировать взгляд.
        - И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его - Голос существа был полон печали - Можешь так и звать меня, Каин. Многие знают меня под этим именем, хотя я и не Первый Убийца, но грехи наши схожи и тяжесть имеют равную, а потому и наказание одно. Поешь - он кинул застывшему статуей солдату тряпичный сверток - как придешь в себя, можешь задавать вопросы. У нас есть немного времени.
        Договорив Каин принялся чистить стреноженного Буцефала. Николас наблюдал за чудовищем с библейским именем одновременно с ужасом и благоговением. В каждом его движении чувствовалась нечеловеческая сила и грация, а глядя на его омерзительную внешность, не верилось, что дана она ему проведением Господним. Пересилив себя, он все-таки поднял сверток. Там оказался кусок вяленного мяса, и, стараясь не думать о его природе, Ник вонзил в него зубы. Желудок тут же отозвался жалобным урчанием. Доев и поднявшись с земли, он уставился на сверкающую, как мокрая галька под утренним солнцем, черную равнину. Он не хотел верить словам этого монстра, но все что он видел говорило - так оно и есть. Под ребрами жгло нестерпимое желание сорваться с места и бежать отсюда так далеко, как только смогут унести его ноги. Упасть, забиться в самую глубокую дыру и выть в ужасе. Но он был сыном своего отца. Уже три поколения его семья участвует в войнах за Английской Престол и Короля. Его дед воевал за короля Эдуарда, под началом самого Черного Принца. Отец поднимал клинок во славу Генриха Четвертого, а теперь и ему, с
исполнением шестнадцати, выпала честь биться за Генриха Шестого, ради того, чтобы вернуть Англии ее законные земли. Тогда того хотел Бог, и не было в этом сомнений. То, что произошло с ним сейчас, так же Его воля и он не имел права противиться ей.
        - Каин! - Николас позвал его по имени, и ощутил, как сделал первый шаг в пропасть.
        Глава 2.Николас-Иов. Малый Иерусалим.
        - Каин! Я... Я хочу спросить, ты вроде сказал, мы можем поговорить? Что это? - Николас указал на черную равнину.
        - Земли гнева. Мы с тобой в лимбе, на проклятой Богом, но вовсе не забытой им земле. То, что ты видишь - след гневного взора Его, след пылающих клинков архангелов, что гнали некогда силы тьмы в смрадное пекло ада. Ни одна тварь не посмеет ступить туда, и потому мы сейчас пойдем этим путем. Но и человеку на нем тяжело, грехи наши довлеют над душами, но там даруется очищение от них. Потому первый раз самый сложный, и пройти его надо быстро, иначе прикуют они тебя к земле и обратят в столп черной соли. Я помогу тебе его пройти.
        - А это обязательно? Ну в смысле идти туда?
        - Я отведу тебя в Малый Иерусалим, там тебя примут и помогут. Нам придется пройти два дня пути, останавливаясь на ночь на редких чистых промежутках.
        - Как же в этих местах оказался Христов Град? - Николас вскинул не закрытую повязкой бровь, и Каин слегка улыбнулся:
        - Тут каждый городок или село носят громкие названия. Одних Иерусалимов я знаю четыре: Малый, Большой, Западный и Истинный. В последним находится Папский Престол. Наверное, он - самый великий город из возможных здесь. В нем живет целая тьма людей, но до него идти больше двух месяцев, и попасть туда без приглашения невозможно. Малый Иерусалим же - небольшой монастырь, с десятком монахов при котором живет еще два-три десятка людей, обеспечивающих их, в обмен на причастие к Крови и Плоти Христа. Да, ты должен знать кое-что: без причастного вина ты умрешь. Потому мы все привязаны к церкви.
        - А то существо, которое ты убил, это ведь был Иуда? Да? - Каин уже не скрываясь хрипло засмеялся.
        - Почему ты так решил? Из-за той осинки? Нет, дитя. Иуда, доведись нам его встретит, не оставил бы от нас и мокрого места. Это был просто старый, и матерый черт, почти демон, но еще нет. Ни один человек, встретив высшего демона не смог о нем рассказать. Потому все представления о них основываются на знаниях церковных демонологов. А я им, да простит меня Церковь за эти слова, не доверяю.
        - Кстати меня зовут Николас, хватит называть меня “дитя”.
        - Дитя ты и есть, а про имя свое забудь. Нет его больше у тебя, до тех пор, пока священник не откроет твое предназначение, и не крестит тебя для этого мира.
        - Ты вроде говорил, что наше предназначение - убивать нечисть? - Каин отвернулся и подкинул еще сухой травы и веток в костер.
        - Господь мудр, и всемилостив. Не одни испытания он нам дарует, но и силы преодолеть их. В старом мире любого из нас признали бы либо святыми, либо же отправили на костер за колдовство. Но не тут. В каждой церквушке есть человек, способный читать тебя как читает он Писание. Не скрыть от такого ни правды, ни помыслов своих. В Священном Дознании есть люди, способные общаться друг с другом на безграничных расстояниях, и ни горы, ни реки, ни земли гнева не могут помешать им. Есть люди что могут руками исцелить любую рану, и видят они что отмерил тебе Всевышний.
        - А твоя сила, значит, являться на молитву с копьем на перевес из воздуха?
        - Почти угадал. «И от лица Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле». Это часть моего проклятья, и дано оно мне было вместе с уродством. Всякий кто стоит дальше десяти шагов от меня, не может ни видеть, ни слышать меня, и люди будут идти мимо, если я буду умирать в муках, и никто не подаст мне воды так как не услышит мольбы моей. Те же кто добровольно идет со мной, разделяют эту часть моего проклятья. Предназначение же мое быть десницей Его, и разить мерзость без промаху и пощады, со всей силой Гнева Его. Проще говоря: я не промахиваюсь, а ударом меча могу рассечь ствол дерева толщиной в три ладони. И у тебя есть такой дар. Он проявится сам к сроку, или же его откроет пастырь, когда я доведу тебя. Ладно, думаю пока с тебя достаточно и нам пора выдвигаться. Подойди к костру, тебе надо еще кое-что сделать.
        Николас подошел к нему как раз в тот момент, когда Каин вытряхнул в небольшую ямку какую-то измельченную траву, и голыми руками переложил туда уголек из костра. Взяв рукой парня за затылок, он наклонил его к дыму, так что тот заволок собой все еще лицо вызвав резь в носу и глазах:
        - Дыши, я не могу избавить тебя от груза твоих грехов, но могу облегчить первое пребывание на земле гнева. - Николас вдохнул раз, другой, и костер начал расплываться перед глазами рыжими пятнами. Мир закружился, а в голове стало легко и гулко. Каин подхватил закачавшегося Ника, и вскинул его в седло загремев притороченными доспехами. Слегка похлопав по морде коня, и успокоив его, он потянул уздцы в сторону черной земли. Буцефал, немного поупиравшись у границы черноты, все-таки переступил через нее, и шумно фыркая пошел вслед за хозяином. Стоило Нику пересечь ее вместе с животным, как небо поменялось с землей местами, и они закрутились в безумной пляске. Он привалился к шее коня и вцепился в нее клещом, но помогало это слабо: шея казалась зыбкой и колыхалась под руками. Несчастное животное вынесло эти давящие объятья стоически, либо ему самому было так плохо, что оно и не заметило их, так как почти сразу покрылся мыльным потом. Каин же шел как ни в чем не бывало, лишь бормотал себе под нос, и порой Ник различал в этом бормотании мелодию и ритм.
        Первый переход занял часа два. За это время Николас потерял любую связь с реальностью. Он не чувствовал своего тела, а черная пустошь перед глазами порой сменялась картинами прошлого, или даже кружащими и хохочущими над ним чертями с лицами друзей и знакомых. Песенка Каина уже стала различима, и ее припев как молотом крушил лица бесов каждым поминанием Святого Града. Они остановились на крошечном клочке земли, занятом гнилым бревном, проросшим пнем и муравейником. Рыцарь помог Нику спустится с седла, усадили его возле пня и приказал внимательно наблюдать за муравьями, пока вновь разводил костер, чиркая кресалом, и подкидывал в него свою траву. После того как Ник подышал дымом снова и глотнул немного вина, их дорога продолжилась. Такими урывками они шли до самой ночи и только под светом звезд добрались до довольно большого участка с парой сухих деревцев, одно из который тут же было принесено в жертву огню. Узнав, что Николас умеет считать, Каин сказал ему считать звезды пока не уснет, и сел возле второго дерева спиной к пламени.
        Пробуждение было неожиданным и страшным: резкий тычок под ребра заставил Николаса подскочить на месте, а мерзкий кислый запах и застилавший взгляд туман вышиб остатки сна.
        - Вставай! Быстрее уходим отсюда! - Крик Каина звучал глухо, словно доносящийся из другой комнаты, но вот рука его, сграбаставшая парня за шиворот акетона с такой силой, что затрещали швы, была совсем рядом. Конь в этот раз не упирался, а сам выскочил в черноту как был, стреноженным, выпучив в ужасе глаза. Черная карусель вновь завертелась, но в этот раз Ник смог устоять на ногах. Уже в нескольких шагах за границей чистой земли туман исчезал, и даже запах его практически не доносился. Они стояли там и чего-то дожидались, в один момент Николасу показалось, что по туману проскочили огоньки, и после этого он начал быстро рассеиваться. Когда последние его клоки растаяли в звездном свете, они вернулись обратно. Костер исчез. Сожжённое дерево стояло на месте, и даже примятая трава расправилась. Из корней выскочил зверек и моментом оказался в черноте. Упав там он начал дергаться извиваться в разнобой маша лапками. Каин спокойно подошел к нему, поднял и одним движением оторвал голову. Кровь полилась на землю и, дождавшись, когда она немного стечет, он кинул тушку Нику, приказав ее разделать. Зверек был
похож на суслика. Потянувшись к ножнам на поясе, Ник осознал, что они пусты, и что он вообще вспомнил о них первый раз за два дня. Наверное, нож выпал во время одного из падений. Николас вспомнил, что видел кинжал на седле Буцефала, и решил его взять. Искомый клинок оказался прикрыт седельной сумкой, и когда он доставал его, заметил, что из сумки выпал небольшой мешочек. Из любопытства Ник заглянул в него, и рассмотрел горсть сероватых виноградин, несколько белых комочков и два перламутровых черных камешка. Быстро сунув мешочек обратно в сумку, он взял кинжал, и пошел заниматься тушкой. В свете нового костра потрошить зверька было куда удобней, но даже сидя напротив Каина, он не решился поинтересоваться странным содержимым кошеля, вместо этого он спросил:
        - Этот туман, как тогда, когда я оказался тут. Откуда тут снова это дерево, и животные? Ведь ничего не было?
        - В этом проклятом месте нет ничего постоянного, малыш. Каждый кусок поверхности, а может и то что под ней, обновляется. Раз за разом, с разными перерывами, но там появляется все, что было и при прошлом обновлении, и до того. - Рыцарь посмотрел на парня - В том числе и люди. Ты, я, многие другие. Не знаю, как такое возможно, но одно верно точно: никто еще ни разу не встречал свою копию, не поддавшуюся тьме. Ну или я о таком не слышал. Есть конечно исключительные места. Святая земля, неподверженная хаосу. Там никогда не бывает смрадного тумана, и твари на ней встречаются редко. Там то и стоят все людские поселения.
        Второй день пути выдался спокойным. Они все так же шли от одного пяточка чистой земли к другому и один раз наткнулись на туман, но обошли его стороной. Николаса уже не штормило так сильно, и он обходился без травяного зелья. Буцефал так же успокоился, и руки не соскальзывали с его шкуры. На этот раз на ночевку они остановились еще засветло и теперь у них даже не было чем распалить огонь, но зато Каин был совершенно уверен, что в этот раз им не грозит попасть в кислый туман, а на завтра он пообещал, что до цели они доберутся еще до обеда. Так и вышло, солнце еще не дошло до зенита, как они увидели самое крупное за все это время светлое пятно. Там виднелось несколько зданий и даже вроде стена. Чем ближе они подходили к нему, тем яснее становилось видно. Гордое имя Иерусалим носил небольшой двухэтажный монастырь с часовенкой, а так же два продолговатых барака. Обнесены они были низкой, чуть выше роста человека стеной, которая была пригодна разве что помешать свиньям разбредаться со двора. Стояло это все на языке суши, вдающимся вглубь небольшого озерца. В озерцо впадала мелкая речушка, идущая как ни
в чем, ни бывало по черной земле. Очевидно, что с обратной стороны стены стоял парапет, и по нему ходило несколько человек. По углам были небольшие навесы. Снаружи по полосам распаханной земли, засаженной какими-то невысокими растения, ходили женщины в коротких, открывающих голени, юбках и что-то собирали. Козел стоял рядом с посадками и меланхолично жевал один из кустиков. Николаса насторожило что они смогли подойти так близко, и никто их не заметил, но потом он вспомнил об особенности своего спутника и успокоился.
        Едва они переступили границу черноты, как Каин остановился. Он придержал коня и показал Николасу, что бы он спускался. Сойдя на слегка подкашивающихся ногах, и прогнав дурноту он посмотрел на мужчину. Каин достал из сумок тот самый мешочек, отсчитал десяток виноградин. Он протянул их Нику и сказал:
        - Сейчас ты пойдешь туда и расскажешь дозорному что ты новенький, и пришел со мной. Тебя должны проводить к отцу-настоятелю. Ему и передашь это, скажешь, что мне надобно фуража для коня, две меры, кувшин вина и еды на десять дней. Так же проследи что бы зерно было не гнилым, а вино не разбавленным, никто на тебя за это не обозлится, а мне все лучше: они постоянно норовят гадость какую мне подкинуть. Тот, кто нести все будет, пусть идет до моего коня и свернет направо.
        Николас кивнул ему и пошел в сторону людей. Стоило немного отойти, как одна из женщин выпрямилась, глянув в его сторону, и что-то крикнула говорившим между собой стражам на ограде, те, прервавшись, передали сообщение вниз, и через некоторое время не широкие ворота слегка приоткрылись и из них вышел еще один мужчина.
        - Qui êtes-vous? où tu viens?? - Мужчина требовательно уставился на Ника. Тот разглядывал его с недоумением: не покрытая голова с курчавыми волосами, в руках арбалет, на подобии того, что был у наемных арбалетчиков, порой встречаемых среди французов, тело прикрывал пластинчатых нагрудник, боковые ремни которого были расстегнуты, из-за чего он болтался на плечах, поза не выдавала ни малейшего напряжения, а лицо выражало тем больше презрения, чем больше он осознавал, что Ник его не понимает.
        - Ты такой кто? Откуда? Имя! - Переспросил он на ломаном, но вполне сносном английском.
        - Я новенький, пришел с Каином - и обернувшись указал на уже появившегося на границе черноты Буцефала, пощипывающего траву. - Вон его конь.
        Лицо француза стало еще кислее, и он, сплюнув под ноги, втоптал ногой слюну:
        - Иди - сказал он, глядя на влажное пятно в пыли.
        Арбалетчик развернулся, и жестом позвав за собой Ника, направился внутрь. Ник не понимал в чем причина такой реакции, но все же пошел следом. Внутренний двор выглядел вполне ожидаемо: хоть сколько ни будь нормальным был только монастырь, с каменным основанием и деревянным вторым этажом. Бараки же то местами покрылись мхом, то были обшиты свежим горбылем. Дверь одного из них покосилась, и сейчас ее чинило два человека. Земля внутри была плотно утоптана, и пара хрюшек безуспешно пытались расковырять ее прямо перед Часовней, которая вместе с монастырем отделялась от общего пространства жердяной изгородью. Основная масса людей, если так можно было назвать пятерых мужчин и двух женщин, находилась под легким навесом, стоящим возле стены того барака, что по новее. Они с любопытством провожали Ника взглядом. В какой-то момент из закутка между изгородью монастыря и бараком выскочила небольшая собачонка, и с заливистым лаем понеслась было к гостю, но тут же ретировалась под возмущенный визг одной из свиней, погнавшейся было за ней, но не сумевшей пролезть в узкий проход.
        Комната настоятеля была в самом конце второго этажа. Поднимаясь туда они так и не встретили ни единой души. Сам настоятель был крупным мужчиной лет тридцати. Сутана не скрывала мощного телосложения, а большие руки листали страницы амбарной книги, в которой он делали странные пометки, и изменял старые. Выглядели они как линии, круги и точки. Часть из них была перечеркнута, а некоторые даже по несколько раз. Абсолютно лысый череп при этом блестел испариной, а серо-голубые глаза хмурились и прищуривались, как если бы он пытался всмотреться за страницы. Он не сразу обратил внимание на пришельцев, и им пришлось подождать около минуты. Обстановка в комнате была простая: лежанка с залатанным тюфяком, стол, два стула, лавка у стены и пустая клетка на окне, с покрытым пометом дном, и парой серо-черных перышек. Когда монах оторвал голову от книги, Николас заметил, что глаза его быстро сменили цвет на изумрудно-зеленый, а кожа слегка побледнела.
        - Да Поль? Кто твой спутник и чего вы хотели?
        - Каин прийти. Этот новый. С ним.
        - Хорошо, иди Поль, ты свободен. - Француз кивнул в ответ и ушел. Настоятель снова склонился над книгой.
        - Он ничего тебе не передал?
        Николас положил на стол оплату.
        - Вот, он просил два мешка фуража, кувшин вина и еды на десять дней. Он будет правее своего коня ждать. - Мужчина посмотрел на плату, встал из-за стола и подойдя к окну крикнул:
        - Джон, там этот урод за воротами. Справа от коня ждет, отнеси ему все как обычно, только не харкай в кувшин в этот раз, он узнает, да и я тоже.
        - За что вы его так не любите? - Ника шокировало такое отношение к его спасителю.
        - А за что нам его любить? Вот тебя он притащил, еще один рот. Да Господь велит каждому дать шанс и возможность нести службу в его честь, и мы его тебе без сомнения дадим, но и с радостью тебя тут никто не встретит. К тому же это тебя он привел к нам. А другому на твоем месте мог бы оторвать голову. Случаи были. Что им движет, какие мысли роятся в голове это существа не понятно, и потом нам не за что его любить, пусть радуется, что мы вообще ведем с ним дела. Он давал тебе вино с семенем?
        - Эээ... да, наверное.
        - Хорошо, значит до завтра потерпишь. К вечеру вернется брат Иероним, он тебя осмотрит и утром тебя исповедуют, причастят и крестят новым именем. До тех пор избавься от своих изгаженных обносков. На первом этаже зайди в комнату сразу под моей. Там будет брат Енох, тихо загляни и, если он молится, подожди пока закончит. После чего скажи, что ты здесь недавно и тебя послал я. Он даст тебе одежду на первое время. Потом найди в поселке Хука, он вроде ковырялся с дверью. Спросишь, чем можешь быть полезен до вечера, он определит тебя на работу. Все понял?
        Ник кивнул, и Отец-настоятель махнул ему рукой в сторону двери. Николас вышел, испытывая смущение, граничащее с раздражением, по поводу того, как эти люди относятся к Каину. Он не очень верил, что тот может без причины убить человека, и вообще показался ему лишь слегка странноватым, но не «непонятным существом». Ну, не считая его внешности, конечно. Он спустился на первый этаж, и прошел в указанную комнату. Дверь была плотно прикрыта, но не заперта. За ней Николас обнаружил стоящего на коленях монаха, уставившегося в стену. Со спины его фигура во всем походила Отца-настоятеля, за исключением того, что вместо лысины голову прикрывали жесткие черные волосы, с аккуратно выбритой тонзурой. Ждать пришлось долго, от нечего делать Ник размотал повязку на голове: она уже не болела. Руки нащупали изуродованное, смятое и сросшееся как попало, ухо и рубец на голове. Он сразу представил, как это выглядит и ему стало ужасно обидно за это уродство. Он много раз видел чужие шрамы, но не испытывал по отношению к ним каких-то сильных эмоций. С людьми случается всякое и это не повод дурно думать о них, но в глубине
души он был уверен, что с ним то ничего такого не случится, и лицо его останется целым навсегда. А тут такая досадная рана. На его глаза уже готовы были навернуться слезы, но тут он вспомнил все, что случилось с ним за последние дни, и эти переживания по поводу уха стали отвратительно смешными. От ощупывания уха его отвлек брат Енох, видимо завершивший молитву и подошедший к нему совершенно беззвучно. С его открытого, широкого лица с неуловимой печалью смотрели большие черные глаза. Монах стоял на месте, и ни говоря ни слова продолжал сверлить юношу взглядом. Николас по началу немного растерялся, но после все-таки обратился к нему:
        - Отец настоятель сказал мне взять у вас одежду и, наверное, отдать вам мою.
        Брат Енох кивнул, и пододвинул к нему плетеную корзину, после чего пошел к левой стене, у которой стояли полки. За то время, пока он там копался, Николас успел снять свою одежду, кинуть в корзину. Печально звякнул последний наколенник. Где остались шлем, и латная левая перчатка он не помнил и сам. Мужчина протянул ему сверток одежды: просторную суконную рубаху, плотные штаны и тряпичные ботинки на завязках и с кожаной подошвой. Все оказалось почти в меру. Монах все так же молча смотрел, как Ник одевается. Николас немного помялся, не зная что еще сказать, но в итоге просто поблагодарил его, и ушел. Брат Енох проводил его своим печальным взглядом. Идя к выходу Ник из любопытства заглянул в пару комнат, но не увидел ничего интересного: пустая столовая, и такая же пустая келья, однако он заметил лестницу, ведущую вниз, и запомнил, что в монастыре есть погреба.
        За то время что он находился в здании, на улице практически ничего не изменилось: те же свиньи, скребущие двор, люди под навесом и несколько охранников на стенах. Поль так же сидел под навесом, а мужчина, чинивший дверь, видимо закончил и сейчас пил что-то прямо из горла кувшина. Ник направился к нему и, заметив, как Поль провожает его злым взглядом, ответил ему тем же, а потом еще и добавил неприличный жест. Один из мужчин, сидевших рядом с французом, засмеялся и толкнул его в плечо. Остальные заулыбались, а когда Поль огрызнулся в ответ, тоже начали смеяться. Отвернувшись от них Николас слегка усмехнулся: не нравился ему француз, и вообще все беды них, как ни крути. Когда Ник дошел до Хука, тот уже закончил пить, и стоял о чем то не громко разговаривая с высокой статной женщиной, с выбившимся из под крузелера рыжей прядью волос. Николас дождался пока они закончат свой разговор немного в отдалении, что бы не мешать: их десятник жестко отучал всех любителей послушать чужие разговоры, и парень на всякий случай решил поосторожничать, пока не разобрался что тут к чему. Хук был заметно ниже
Отца-настоятеля или брата Еноха, но при этом казался еще больше из-за широких плеч. Мощные, развитые мышцы рук и спины, проглядывающие под рубахой, а также немного различная высота плеч, выдавала в нем человека, долгое время проведшего с луком в руках. Таких было довольно много среди английских солдат. Николас тоже умел стрелять из лука, но натянуть в полную силу мог далеко не каждый. Голова лучника была так же гладко выбрита, как и у отца настоятеля, а над живыми, веселыми глазами кустились рыжие брови. Его руки во время разговора раз за разом поднимались к лицу и подергивали волоски в короткой бородке. Женщина, говорившая с ним, была выше него почти на пол головы, и имела ладную, но плотно сбитую фигуру. Лицом они были похожи, и, учитывая рыжие волосы, Николас решил, что они родственники, скорее всего брат и сестра. Разговор закончился, и женщина ушла. Хук еще раз глотнул из кувшина и сам подошел к парню:
        - Попомни мои слова, парень, ты конечно будешь скучать по своим родителям, но ни за что в жизни ты не захочешь иметь тут свою мать возле себя. Боже, эта женщина - ходячая совесть! - он снова подергал бородку.
        Ник уже в какой-то мере устал удивляться, потому даже не стал спрашивать, действительно ли она - мать этого мужчины, но Хук все понял по взгляду и ответил:
        - Да, она моя мать, чтоб ее черти забрали. Лучше пусть она им вторую плешь выедает, чем мне. Так чего тебе?
        - Да я как бы с вами теперь, новенький, ну если там что Отец-настоятель решит. Отправил найти пока занятие до вечера.
        - Значит новенький, ну давай знакомится, новенький. Я Хук, по крещению Иоанн, глава местной общины, чтоб ее перевернуло да прихлопнуло. А звать то тебя как, новенький? Давно тут? Кем был до всего этого?
        - Ник, только есть же вроде какая-то проблемка с именами, нет? Я сын йомена, на земле работать могу, со скотиной обращаться, охочусь, немного. Но только на мелкую дичь и с разрешения Герцога, конечно, счету учен и письму немного. Сюда... попал три дня назад, когда шел в отряде из армии Генриха Шестого.
        - Скотина эт хорошо. А то что солдат - совсем хорошо. Вот что, солдат, иди достань Матронку из-за барака и выкинь ее за ворота, она своими воплями уже все уши пролаяла. Сама она оттуда ни в жисть не вылезет, пока свиней в сарай не загонят. - сказав про сарай он кивнул на кучу жердей и досок, которые то ли были сараем в прошлом, то ли им еще только предстояло им стать - Вооот, а я пока придумаю чем тебя занять. И да, на святой землице-то можешь своим именем пользоваться. А вот как уйдешь отседа, так и забудь его. Там то только божьим именем пользоваться можно, его бесы не слышат. И чуть не забыл, смотрю вы с Полем не поладили, так ты на него не зверись, он тут единственный француз и все ждет, когда кто нить из земляков появится, наш язык ему надоел до печеночных колик. Вот и огорчился, что ты не из них. А за любую драку и вражду буду сечь обоих плетью без разбора. Все иди давай быстрее, вытаскивай животинку. А то она опять навалит под оконцем - мигом весь дом провоняет.
        Задача достать собаку из закутка оказалось довольно нетривиальной. Эта мелкая брехливая тварь, как еще назвать ее Ник просто не знал, умудрялась вертеться там словно полоз, и уже два раза его цапнула. В конце концов он, выбрав момент, отвесил ей такого пинка, что она просто вылетела наружу, и успел перекрыть проход раньше, чем она заскочила обратно. Остальную работу за него сделали свиньи, с визгом набросившиеся на Матронку. Заложив крутой вираж у самых его ног, собака с визгом и воем бросилась к воротам и смешно дергая задними лапами проскочила под ними. Одна из свиней не успела остановится и с хрустом впечаталась в створку, после чего развернулась, и с полным достоинства видом вернулась на первоначальную позицию. Люди во дворе оценили это представление, и от души веселились, обсуждая произошедшее. Отдышавшись Ник вернулся к главе общины, и тот протянул ему кувшин. Парень с благодарностью взял его и сделал большой глоток. В кувшине оказалось слабое вино, но он все равно глотнул еще пару раз, прежде чем вернуть его.
        - Эт ты ее ловко конечно - Хук улыбнулся и посмотрел на ворота, из-за которых раздался лай, и, вслед за ним, женский крик - и в правду умеешь, со скотиной то, большей скотины чем эта шавка тут и не найти. А по поводу работы - вон видишь тележка стоит с бочатами? Возьми ее, и натаскай воды в бочку у ворот. Думаю, до вечера это тебя займет. Озеро найдешь, не заблудишься? Давай иди.
        Работа была нудной и тяжелой, но Николас воспользовался ею, чтобы получше осмотреться на это куске обитаемой земли. Пока ходил он заметил еще двоих мужчин, которые на берегу озера вывешивали на просушку бредни. Растительность вокруг была скудной, но он нашел остатки рощицы, которая видимо была изведена на жерди и другие строительные материалы. Пройдя вдоль берега озерца, он вышел на границы черноты, и заметил, что она доходит ровно до линии песчаного пляжика. Никакой живности в воде он практически не увидел, да и камыш там почти не рос. В общем заходя к озеру несколько раз, и с разных сторон доходя почти до его середины, он так и не смог найти ничего интересного, а размеры их полуострова определил примерно, как пять сотен шагов в длину и около трех сотен в ширину. А также увидел, что вода во впадающей в озеро речке тоже стоячая, и по сути она является своеобразным продолжением озера.
        Уже к середине дня Николас решил, что в дне той бочки наверняка дыра, и таскаемая им вода заливает самые глубины преисподнии, а к вечеру был совершенно уверен в этом. Наполнить ее он так и не успел: со стороны, противоположной той, откуда сегодня он пришел с Каином, показалась процессия людей, которые тащили за собой две повозки с ясно различимыми силуэтами в них. Там были накрытые тканью тела.
        Глава 3. Николас-Иов. Крещение
        Он стоял со своей пустой тележкой, и наблюдал за приближающимися людьми. Женщины на огородах тоже заметили мужчин, и собрались вместе. Одна из них вдруг сорвалась с места, и бросилась сломя голову в сторону процессии. Ее юбки неприлично задирались на бегу, и Ник наблюдал за мельканием белых ног, перебирающих землю. Подбежав к мужчинам, она кинулась одному из тащивших повозку на шею. Николас видел, как ее одежда смялась в его объятиях, а лицо зарылось в бороду. Остальные остановились дождаться, когда товарищ освободится. Через несколько секунд женщина отпрянула, и пошла рядом с процессией.
        Отец-настоятель мерным, спокойным шагом направился из ворот крепости в сопровождении еще пары монахов, и Ник в очередной раз подумал, что этим людям место в строю, а не в кельях: Все трое высокие и крепкие, надень на любого доспех и ни за что в жизни не скажешь, что он божий человек. Среди пришедших он тоже заметил монаха, но и его выдавала лишь тонзура. Решив, что торчать тут и пялиться на них не стоит, Николас вернулся за стены. Хук и еще пара мужчин расчищали центр двора, и выносили на него поленья из-под навеса. Один из них, среднего роста, довольно стройный и с молодым лицом, прикрытым длинной русой бородой, спросил:
        - Сколько? - и требовательно посмотрел на Ника.
        - Что сколько?
        - Вернулось их сколько? - В его голосе мешалась озабоченность и раздражение.
        - Я не знаю, не считал. Но вроде человек семь.
        - А на повозках?
        - На повозках шестеро было.
        Бородач переглянулся с Хуком, на лице которого так же была видна тревога:
        - Много. Надо узнать всех ли наших принесли, а кого свиньям. - Бородатый кинул поленья к остальной куче и вышел за ворота.
        - Чего встал? Помогай давай! - Хук продолжил переносить дрова, складывая их широкую полосу. Ник присоединился.
        - Они на пять дней опоздали. Это плохо, парень, очень плохо.
        - Отец-Настоятель говорил, что вернуться сегодня. Вроде вовремя же?
        - Иоанн может общаться с другими монахами на небольшом расстоянии. Не так далеко, как люди из дознания, но достаточно что бы почувствовать Иеронима если тот был в нескольких часах пути от нас. Вот и знал. А так опоздали они, а не должны были. Да и вышли не с той стороны. А это еще хуже. Мало ли что могло бы их задержать на месте или в пути, но вот если им пришлось менять путь... Ох скверно это, помяни мое слово, скверно.
        Отец-настоятель быстрым шагом прошел через двор, сжимая в руках сверток. За ним шли сопровождавшие его монахи, и несли прикрытое тканью тело: оно сильно отличается пропорциями и размером от человеческого. А еще оно было будто деревянная скульптура. Он внимательно следил за носильщиками, и от его взгляда не укрылось, как из-под ткани выпал какой-то черный предмет. Проходя с дровами мимо этого места, он сделал вид что роняет их и наклонился. На земле лежал палец, явно нечеловеческий. Черный как уголь, длинной во всю Никову ладонь, с узловатыми суставами и огромным когтем. Оставив страшную находку лежать где была, он отнес последнее топливо.
        Закончившие складывать костер люди расступились, пропуская поскрипывающую колесами повозку с телами. Вслед за ней шла траурная процессия женщин, остававшихся до этого снаружи. Слезы блестели на их щеках в красном свете уже почерневшего солнца. Тяжелые тела, прикрытые окровавленной тканью, были выложены в ряд на помосте, который удалось сделать из того, что должно было стать сараем для свиней. С них не стали даже снимать импровизированные саваны. Один из монахов положил каждому на грудь по небольшому деревянному кресту, и встав в изголовье, громким безэмоциональным голосом, зачитал заупокойную. К концу приготовления все, кроме нескольких женщин, все еще плачущих и о чем-то говорящих, выглядели спокойными, разве что слегка угрюмыми и молчаливыми. Ник не верил, что они сожгут тела до того самого момента, когда Отец Иоанн, не сказав ни слова, запалил солому в растопке.
        - Но также нельзя! - Голос был настолько чужим, что Ник не сразу узнал в нем свой. Все посмотрели на него, один из стоявших рядом мужчин потрепал его по плечу, а Отец-настоятель, отойдя в сторону подозвал его жестом руки. Обдаваемый жаром разгорающегося костра, Николас подошел к нему на негнущихся ногах.
        - Папским эдиктом, двадцатого года от обретения Иерусалима, было разрешено сжигать тела.
        - Зачем? Это же неправильно! Тела надо возвращаться обратно в землю. Так... Так хочет Бог! Всегда так было...
        - Не тебе судить, чего Он хочет, и не тебе речь имя Его по-пустому. Ты видишь где мы живем. Сегодня ты много раз прошел этот кусок земли из конца в конец. Тут негде хоронить мертвецов.
        - Но там еще много земли - он махнул рукой - зарыли бы там! Даже евреи и мусульмане не жгут мертвецов!
        - А ты можешь обещать хоть кому ни будь здесь, что их тела не будут поруганы? Ты можешь обещать Елене, что на могиле ее мужа не будут плясать бесы? Что они не выроют его труп, и не надругаются над ним? Или что при следующем схождении тумана они не окажутся в пекле? Нет? Тогда не спорь. Не тебе указывать нам, как поступать с нашими мертвецами. Мы почтили их тем, что доставили сюда и дали людям попрощаться с ними. Чтим и тем, что сжигаем их и тем же чтим завет. Понял? Если будут возникать еще вопросы такого рода, иди ко мне, а не ори на весь белый свет. Все, ты свободен, сейчас будет ужин, а после брат Иероним поговорит с тобой.
        - Отец! Хук сказал, что люди задержались и это очень плохо, что это значит?
        -Вот это ты вполне можешь обсудить с кем ни будь другим. Тебе объяснит любой. Иди уже, у меня нет времени. - Сказав так, он снова ушел в свой монастырь. Николас хотел было спросить его о черном пальце, но передумал.
        Большинство людей не стали даже дожидаться, когда прогорит погребальный костер, немного постояв возле него они потянулись в сторону монашеской обители. В столовой уже горел свет и Ник пошел туда же. Места за столами хватило всем, Николасу повезло: он смог сесть рядом с Хуком. Трудами женщин на столе быстро появились миски с кашей и кувшины с разбавленным вином. Отец Иоанн сел во главе, и под всеобщее молчание произнес короткую молитву. Все приступили к еде. Николас ожидал что трапеза пройдет молча, но тем не менее почти сразу то тут, то там завязывался оживленный разговор, очагами которого стали вернувшиеся, однако никого из них не оказалось рядом и потому он спросил главу общины:
        - Хук, ты говорил, что если им пришлось идти другим путем, то это плохо, почему?
        Хук, неспешно двигая челюстями, так, будто хотел распробовать по отдельности каждое зернышко крупы и кусочек мяса, прожевал, облизал ложку и произнес:
        - Не если, а пришлось. Тут ничто не вечно, малец. Порой земля оправляется от Гнева Божьего, а порой наоборот чернеет. Мы не можем идти долго по сожжённой земле, и потому мы ходим от одного чистого участка к другому и такие вот островки спокойствия в этом море вечного похмелья и составляют основные тропы. Выбирают обычно такие дороги, что бы можно было вернуться если вдруг окажется, что тот на который ты шел почернел. Ну либо можно было перейти к следующему, но это уже рискованно - порой они чернеют сразу все. Не раз и не два самоуверенные дебилы пропадали там, нарушив это правило. Но не только в этом дело. Самая заковырка тут в том, куда именно они шли. А шли они - он зачерпнул еще ложку каши, и смачно облизав, поднял ее вверх. - Шли они в старый поселок. Примерно раз в две недели его накрывает туманом, и мы ходим очищать его от скверны, хе-хе. Ходим не просто, а так, чтобы подойти через два-три дня после сего богомерзкого события. Тогда твари там еще не особо сильны, но есть приличный шанс найти в них семя скверны. Но стоит тебе задержаться и да пусть хранит тебя Господь. Если в течении первых
дней они почти что как люди, к тому же тупые, и убить их не так сложно, то вот потом. Они становятся быстрее, выносливее и хитрее. Начинают прятаться в домах и на крышах. Мне как-то один свалился на голову прямо с дерева, я чуть штаны не перепачкал. И вот теперь наши ребята опоздали и привезли три трупа.
        - А другие два тела? С ними что? Я слышал что-то про свиней...
        - Ооо... Это задумка Поля, точнее кого-то из общины где он жил. Короче смотри, нечистый он ведь не только людишек совращает, но и животинку. Помню у нас как-то в деревне хряка судили, а потом сожгли. Вот смеху то было тогда, а вот тут я уже понял, что правы были святые отцы. В общем то, о чем речь, среди животных получается тоже есть свои грешники и избранники, хоть и говорят, что нет в них духа божьего, да что-то есть все-таки. И вот таких вот избранных хрюшек французики придумали использовать, чтоб чертей искать, у них же нюх лучше, чем у собак. А еще в отличии от собак, они не болеют, когда жрут нечистое мясо, хе-хе-хе, а даже лучше им. Им тогда вино причастное давать не надо. А вот другая животинка с этого мяса болеет и дохнет. Так что вот, берешь ты такую свинью, привозишь ее на место, и как шлепаешь по окороку, чтоб завизжала, а потом закрываешь ее строем с алебардами прижав к черноте, чтоб отойти можно было туда, и ждешь. Та нечисть что потупее, сами сбегаются и их крошат, а потом заводят голодную свинью с другой стороны и спускают, ну и она бежит туда, где жратвой воняет. И люди за ней. А
в случае если на что-то непосильное напорешься, жалишь ты порося алебардой в задницу и бежишь в другую сторону. Черти, чтоб им пусто было, почему-то скотинку любят побольше человека. Мне даже обидно немного, неужто свинья вкуснее меня? - он рассмеялся. - Да и предупредит свинья, заволнуется, если кто большой и прожорливый рядом будет. Конечно ненадежно это, внимание привлекает лишнее, но ничего лучшего пока у нас нет.
        После ужина брат Иероним встретил Николаса у выхода из столовой. Он уже успел переодеться в рясу, но на морщинистой щеке еще оставался мазок черной грязи, а светлые волосы были растрепаны, частично прикрывая выбритый пяточек. Его рука твердой хваткой впилась в Никово плечо. Они молча прошли в Часовню, где Иероним завел его в небольшую комнатку за алтарем. Тяжелый стол, два стула и жаровенька в углу - вот и вся обстановка. Жаровня уже горела и красные угли бездымно мерцали под решетчатым колпаком в полумраке. Сняв его, монах раздул огонь. Николас дождался в дверях, когда тот закончит и предложит ему сесть. После чего монах сказал:
        - Дай мне свои руки и сиди молча, не мешай мне, смотри в глаза и, если о чем спрошу, отвечай честно и быстро. Я узнаю, если врешь.
        Николас так и поступил: под конец его глаза щипало, от того, что он старался не моргать. Никаких вопросов не было, и вся процедура длилась около пяти минут.
        - Никаких травм нет. Голова хорошо заросла, да и колено, судя по всему, в порядке. Хотя я бы не стал его напрягать лишний раз. По поводу того, что определил тебе Господь: ты можешь чувствовать, где находится нечисть. Сейчас этот дар очень слаб, и тебе нужно будет прилагать много усилий для того, чтобы использовать его хоть короткое время. Но, если повезет, через пару лет сможешь поддерживать его постоянно, хоть и на не очень большое расстояние. Я попрошу Отца Иоанна придержать одного из тех бесов, что привезли сегодня, для твоих тренировок. Эта способность была бы нам очень полезна.
        Спустя пару мгновений тишины, Николас задал вопрос:
        - Почему же этот дар не сработал, когда за мной тащилась целая толпа этих уродов и я не почуял целого черта на своем пути?
        - Не всякий дар проявляется сразу. А многие требуют вмешательства такого человека, как я, чтобы проявится. Как, например, твой. Но и теперь ты, скорее всего, ничего не почуешь, пока нечисть зубами не вгрызется в твое мясо. Тебе нужно обрести навык. Говорят, помогает молитва - он улыбнулся - Читай про себя патер ностер, вслушиваясь в свое ощущение мира, и в один момент Он даст тебе почуять скверну. С каждым разом будет проще, в конце концов хватит одного лишь воззвания к Нему.
        Монах внимательно посмотрел на Ника, а потом достал из-под стола маленький кувшинчик.
        - Вот глотни, по идее нельзя давать Кровь Спасителя до Евхаристии, но я вижу, что у тебя уже мутнеют глаза. Не хорошо мучать тебя до утра, не верю я, что страдающий будет чист в помыслах своих о Христе.
        Только после этих слов, Ник понял, что его и в правду мутит. Небольшой аккуратный глоток смочил его горло терпкой сладостью, но Брат Иероним не забирал кувшинчик у него, и потому Ник, уже смелее, сделал еще пару. Уже знакомое тепло и легкость наполнили его тело.
        - Все, можешь идти. Мужской дом тот, что по новее. Там сразу увидишь какие лежаки еще свободны. Думаю, никто не будет возражать, если ты займешь один.
        Николас собирался было уже уйти, как в голове всплыла одна мысль:
        - Вы сказали, что попросите оставить мне одного беса для тренировок, получается я могу почуять и мертвых?
        - Нет. Бесов привозят живьем. Просто если перебить им позвоночник, они, как и человек, теряют всякую подвижность. Так что у тебя будет замечательный способ попробовать себя.
        Ник сглотнул, представив клацающее зубами неподвижное тело одержимого, которое с упоением рвут две свиньи, и вышел из часовни ничего не сказав.
        Действительно в том бараке, который брат Иероним назвал мужским, уже собралось почти все мужское население поселка. Они тихо переговаривались между собой укладываясь в постели. У дальней стены стоял небольшой стол с жировой лампой, за которым трое мужчин гремели по столешнице костями, полушепотом переругиваясь. Вместе с костями о стол периодически стукали кружки. Николас нашел себе постель недалеко от игроков, остальные либо были заняты, либо тюфяки на них выглядели очень старыми, а перетряхивать солому сейчас он не собирался. Одеял не было, но посреди барака тлел очаг, давая достаточно тепла, да и ночей холодных он тут пока не застал. Лечь ему не дали:
        - Эй, малец! Играть будешь? - один из мужчин обратился к нему громким шепотом, и потряс чашкой с костями. Ник подумал секунду:
        - Я б сыграл, да не на что.
        - Да нам тут всем не то что бы есть на что, денег то, тю-тю, нету тутати. Мы на ответы играем, или на истории. Победивший спрашивает, проигравший отвечает. Садись с нами, заодно и знакомство сведем, под одной крышей жить, как никак.
        Ничего против игры Ник не имел, а спать после бодрящего вина не хотелось. Они достали откуда-то грубо сколоченный табурет, и поставили за стол. Ник уселся на него:
        -Я Вал - мужик, вытерев от жира о штаны, протянул Нику мозолистую, с узловатыми пальцами и покрытую свежими рубцами руку - это Грэг и Дэн.
        - Николас, Ник. - он пожал руки всех троих мужчин. Грэг тоже был из вернувшихся, и он слегка улыбнулся Нику щербатым ртом: верхние зубы спереди у него отсутствовали полностью, а верхняя губа была слегка припухшей. Левый глаз так же заплыл уже сходящим синяком. Дэн был из оставшихся в поселке, он чинил невод, когда Ник таскал воду. Грэг с видом ярморочного факира извлек откуда-то еще одну кружку. Из-под стола появился маленький бочонок. В кружке запенилось свежее пиво.
        - На вот, помяни добрым словом Сэма, хороший мужик был. Только он знал, где деревенщины это пиво держат, чтоб им неладно было. - он придвинул к Нику чашку со шкварками, сделал глоток и, видимо, продолжил свой рассказ:
        - Ну в общем идем мы с Сэмом, как водится, вместе, а у самого аж поджилки трясутся. И тут он такой говорит, ты мол меня обожди минутку тут, я щас внутрь метнусь, кабанчиком, пивка вытащу, а то у меня от вина этого кислого уже завязки на штанах истрепались, туда-сюда их дербанить. Ну я и встал, за алебарду держусь, стою. Вроде все тихо, недолго ждал, выходит Сэм значится, довольный, усы аж встопорщились. В руках значится этот бочонок. Ну, думаю, пронесло. Страшно было, аж жуть, но ты сам знаешь: он с собой никого туда не пускал. Шут его разберет, чего так секретничал. Ну вот мы, значится, отходим было от трактира, как у него берет и осыпается кровля. Да с таким громыханием, будто небо наземь пало. И с чердака, значится, ручищи такие длиннющие хвать Сэма за плечи и как потащили наверх. Вот как был, в кольчуге и с бочкой. Он орет, я ору, сверху тварюга тоже, хрипло так, орет. Подтягивает она, значится, Сэма почти в дыру и башка оттуда выглянула, ну и я ее алебардой ткнул. Но тут видать сам нечистый под ногу черепичку сунул, оступился я и промазал, а скотина та Сэма зубами за шею как хватит. Он,
бедолага, даже бочку выпустить не мог додуматься, так и болтался там кровью брызжа и пиво обнимая. Ну со второго то раза я по ней попал, глаз подлюке вышиб, выпустила она беднягу Сэма. Давай ко мне тянутся, Сэм то упал, недостать ужжо, ну а я ее крюком прихватил и сдёрнул то наружу, она вскочила было почти сразу, да шустро так, я уж подумал, что и мне конец, но небось из-за глаза не смогла сразу на меня наскочить, я с той стороны то от нее и стоял как раз. Ну я и дал ей топорищем по голове. Хотел я, значится, Сэма до наших дотащить, но он отошел уже. - Грэг поднял кружку и сказал:
        - Са Сэмми, стоб ему сам сосе было с кем са нас выпить! - Они все выпили.
        Игра длилась долго, но Нику никак не выпадали ни верхние, ни нижние числа, и ему приходилось в основном слушать чужие рассказы о последних прошедших днях, как в общине, так и вне ее. Но вот ему выпали две единицы, и прозвучал вполне ожидаемый вопрос: откуда он тут взялся, и как в общину попал. Ник постарался пересказать свою историю как можно подробней, не сказал только про мешок с семенем, где были еще какие-то предметы и о том, что Каин дал ему две штуки.
        - Так ты, значится, с Мамонова языка к нам вышел? Это ты удачно оказался, близко к нам, и населенных мест там нет, редко твари встречаются. Хотя без помощи уродца все одно сожрали бы.
        - Почему с Мамонова языка то?
        - Да место то значится, в черноту аж на четыре дня пути вдается, и по форме прям как язык коровий. Раньше оно тоже было землей гнева отсечено от остального чистых мест, но потом открылось. Самое то место, если хочешь выйти из черной земли или наоборот углубится в нее. Мы там, значится, раньше часто ходили, там скотинка из той что нечестью не становится, появлялась порой. Но вот с месяц назад завелась там какая-то тварюга, которая ее всю харчит. Ну мы и решили, что не стоит туда лезть, а то еще и нас пожрет.
        - Так, наверное, ее Каин и приголубил. Значит, говоришь, прям двумя ударами черта забил? - Дэн посмотрел на Ника, он кивнул. - Вот жеж сильный урод, и чего Господь таким силы дает, а нормальных мужиков обделяет.
        - Пути Господни, как грится, не твоего куцего ума дело. Вон привел же нам Каин Ника, а значит уже не просто так небо коптит, правда парень? - Ник предпочел просто кивнуть и промолчать.
        Игра продолжилась, и через какое-то время Нику повезло, он уже немного захмелел, и спросил первое что пришло в голову:
        - Странно это, взрослые вроде все мужики, да и девок совсем среди баб не видел, чего вас по разным домам то распихали?
        - А потому что, детей тут иметь нельзя. Точнее можно, но не нужно. Каким-то там очередным эдиктом Папа наш постановил, что Бог не желает, чтобы дети тут были. Потому то их души и отлетают к нему, как только повзрослеют малех. А родителям с того лишние траты да заботы, и потому всех младенцев крестят, и топят. Вот так вот. И потому же не допускают в таких вот общинах нас жить вместе с женами. Но трахаться можно, главное вынуть успеть. Все мы тут как Онан, но церковь не осуждает.
        Новость о том, что тут топят детей, потрясла Ника, и оставшийся вечер он просидел молча.
        Утро было хмурым, что полностью отражало состояние Ника. Пивное похмелье и тяжелые мысли удивительно хорошо дополняли друг друга, создавая неповторимое ощущение разбитости. Люди собрались вокруг запертых дверей часовни и ждали утренней службы. Все выглядели угрюмо, будто разделяя состояние Ника, несколько женщин имели заплаканные лица с припухшими красными глазами. Даже свиньи были вялыми и притихшими. Дверь открылась, и Отец Иоанн впустил всех. Службу вел Брат Иероним, а Ника Отец-Настоятель отвел в комнатку за алтарем, которую с вечера переоборудовали в исповедальню, поставив решетчатую перегородку и два стула. Николас сел рядом со священником, и он произнес:
        - Господь да прибудет в сердце твоем, чтобы искренне исповедовать грехи свои от последней исповеди.
        - Моя последняя исповедь была пять месяцев назад, когда мы выступали в поход. С тех пор мои грехи таковы - Ник вспомнил все то, о чем размышлял вчера перед сном, перечисляя свои прегрешения за последние месяцы - Я убивал многократно, пять раз защищая свою жизнь и трижды в спину. Я клеветал на ближнего, ради своей славы. Я предавался чревоугодию и праздности, много раз. Я предавался гордыне и зависти. Я... - Ник на мгновение замолчал, и покраснев сказал - Я прелюбодействовал один раз с женщиной и многократно наедине с собой. Я испытывал гнев к другим людям, в том числе вчера к Полю, и к Вам, когда вы высказывались против Каина. Я сомневался в Господе, и верил гадалке, которая шла с нашей армией, до того, как ее убили. Я забывал молится и поминал имя Господа в суе. Я не молился за других и не помогал больным и нищим. Я винил Господа и других людей в своих проблемах. Я не соблюдал пост...
        Ник перечислял все свои грехи еще около трех минут, под доносящиеся из главного помещения звуки службы. Когда он закончил в исповедальне повисло тяжелое молчание. Голос Отца-Настоятеля разбил его как удар молотка кувшин с водой:
        - Отныне и впредь старайся, что бы жизнь твоя свидетельствовала о Боге для других. Еженощно испытывай свою совесть и ежеутренне говори мне о результате. Епитимьей же тебе будет выплата тридцати семян скверны церкви. Семя скверны - это то, что передал тебе Каин, их можно достать из мертвой нечисти.
        - Господи Иисусе, помилуй меня, грешного.
        - Бог, Отец милосердия, смертью и воскресением сына своего примеривший мир с собою, ниспославший Духа Святого для отпущения грехов, посредством Церкви Своей пусть дарует тебе прощение и мир. Я отпускаю тебе грехи твои именем Отца и Сына и Святого Духа. - он перекрестил Ника, и Ник перекрестился вслед за ним.
        - Господь простил тебя, иди с миром.
        Они встали и вышли из комнатки. Служба еще продолжалась и Николас отстоял ее вместе со всеми, после чего в центр зала вынесли небольшую купель с водой.
        - Хочешь ли ты, Николас, принять крещение?
        - Да.
        Священник вновь осенил Николаса крестным знамением и начал читать молитвы экзорцизма. Потом он освятил воду и трижды окунул голову Ника в купель под литанию, читаемую остальными прихожанами.
        - Крещу тебя во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Сим нарекают тебя Иовом и пусть ты с достоинством вынесешь испытания Царя Царей, и не возропщешь, и награжден будешь за это.
        Двое монахов внесли чистую льняную рубаху, и надели ее на парня. Отец Иоанн помазал его миром, дал кусочек хлеба и несколько глотков церковного вина. Остальные встали в очередь к причастию и Ник наконец ощутил, что теперь он тут свой.
        Интерлюдия Первая.
        Город шумел. Толпы людей, населявших его, бурлили на улицах и до окон доносилось вавилонское разноголосье. В этих стенах было столько народа, сколько они только могли вместить. Дома высились в три, а местами даже в четыре этажа. Свежий раствор, скрепляющий камни, еще не успел побуреть с тех пор, как к наращиванию высоты зданий были привлечены лучшие зодчие из тех, что только можно найти на земле подконтрольной Церкви. Тут нашли защиту тридцать тысяч верных ее слуг и мирян. Лишь дважды за его столетнюю историю, до Истинного Иерусалима добирались отродья Бездны, и оба раза он выстоял. Понеся огромные потери, центр христианского мира отстоял свое право на существование и до сих пор об этом напоминали уродливые горгульи, усеивающие черными силуэтами сверкающую пустыню вокруг Божьего Града. Самые уродливые из них были обработаны особым образом, и установлены вдоль дороги, ведущей в Папскую Резиденцию. Завершали эту композицию два почерневших солдата. Первый стоял на коленях облокотившись на древко альшписа, правая его рука сжимала четки, а непокрытая голова склонилась. Второго же назвать человеком
можно было, лишь глядя на его бригантину с едва различимым папским гербом. Встав на левое колено, правым он прижимал к земле тело огромной твари, из глаза которой торчала рукоять мизерикорда. В прорехах брони можно было увидеть оголившиеся ребра. Одна из рук, которые упирались в землю по сторонам от головы беса, была сломана и зияла торчащим наружу осколком черной кости. Лицо, хорошо видимое для всех, кто смотрел бы на мужчину снизу, выражало умиротворение, ясно различимое даже через все произошедшие с ним по воле Божьей изменения. У скульпторов ушло много времени что бы установить их на постаменты, но производимое впечатление того стоило. Они напоминали каждому о величии и силе людей. Что, жертвуя собой, они способны на подвиги во славу Господа и ради жизни других.
        Молодой мужчина с короткой, аккуратной бородкой и густыми волнистыми волосами, смотрел на Город с балкона центрального здания Резиденции. Оно возвышалось над всем на многие дни пути вокруг и его взгляд, охватывавший открывшуюся панораму, был словно у старого язычника, глядящего на зарываемый для своего посмертия клад. Несмотря на стены зданий он мог бы увидеть тут каждого человека, а в кажущимся хаосе повседневной возни разглядеть связи, из которых складывается организм существа, именуемого Истинный Иерусалим. Стоило ему захотеть, и он бы знал все, о любой из его частичек-жителей. Он знал, кто из них любил его, а кто считал безумным тираном, так же как знал, что ни один из них не скажет и слова против Слуги Слуг Господних Бенедикта, Первого и Единственного Папы Иерусалимского. Он помнил все, что довелось пережить этому городу. Первых людей, пришедших вместе с ним. Как маленький, полуразрушенный поселок разрастался, обзаводился стенами и притягивал к себе все больше и больше народу. Он помнил и первые битвы за власть, залившие еще деревянную тогда брусчатку потоками крови. Все эти улицы полнились
историей. Его историей и историей людей что вставали рядом с ним и против него. Сейчас перед ним проносились все яркие картины прошлого, которые только могла дать подкрепляемая этим миром память.
        Раньше все это вызывало в нем гордость и духовный подъем от того, что некогда бывший архипресвитер смог взлетать так высоко и объединил мириады людей под своей рукой. Что смог наладить их жизнь и устроить систему, позволившую не только выживать, но и даже процветать. Он смог создать механизм, сделавший возможным существование Иерусалима, и обеспечивающий его всем необходимым. Но сейчас он ощущал себя Императором Нероном, точно знающим, когда и где вспыхнет искра пожара, который пожрет величайший из существующих городов. И это знание ему не нравилось.
        Глава 4. Николас-Джонни. Хвала Господу и алебарде!
        Туман появился внезапно, как будто небо упало на землю, даже полная луна не могла пробиться через это марево. Пах туман чем-то неестественным, кислым, слово вскипело прокисшее мыльное пиво. Звуки тонули в нем и Николас не мог различить ничего, кроме собственного дыхания. Не осознавая, что делает, он с силой сжал древко алебарды. Тишина длилась целую вечность, возможно и солнце давно уже встало, но проклятый туман не давал ему осветить землю. Неожиданный звук, раздавшийся со стороны лагеря, был каким-то странным. Рев не походил на побудочный рожок: низкий, урчащий он раскатывался над самой землей заставляя ноги дрожать. Николас сорвался с поста и бросился к своим, почти сразу вбежав в круг света от пылающего шатра, что рухнул на жаровню. Полотно шевелилось и из-под него доносились крики. Рев повторился и тут же вслед за ним истошный визг. Щелчок арбалета отозвался жалобным «бздынь» на оковке древка, которое все еще сжимал Ник, и с силой рванул его, заставив постового сделать шаг назад. Человек, спустя секунду пробежавший мимо него, только кинул на парня быстрый взгляд что-то буркнув про проклятый
туман и щенков, которым раздали оружие. Ник, сжав покрепче спасшую его алебарду, бросился вслед за ним. Рев раздался снова и намного громче чем до этого, в нем звучало омерзительное клокотание, вызывавшее тошноту сильнее, чем запах тумана.
        В паре шагов от него, там, где должен был быть опередивший его солдат, раздался глухой звук удара, и ругань. Николас решив не ждать, когда напавший доберется до него, и поспешил помочь. С криком он появился на поле боя, и, недолго думая, нанес удар над щитом, удерживаемым защищавшимся бойцом. Клинок неожиданно легко вошел в голову нападавшего, не встретив привычной стальной преграды. Щитоносец, не оборачиваясь, крикнул ему:
        - Будь рядом, пробьемся из лагеря! - и быстрым шагом, подхватив оброненную булаву, направился прочь. Ник перешагнул через труп с обезображенным лицом, так и не сумев из-за скрадывающего цвета тумана узнать, кто же на них напал, и почему он был без брони. То, что они делали, можно было счесть бегством с поля боя, но Николас убеждал себя в том, что старший товарищ лучше знает, что делать, и они разыщут спасшихся и после разберутся с происходящим. Других препятствий на их пути не было, в том числе и телег, которые должны были перекрывать выход из лагеря, однако он увидел разорванную лошадь, с выпиравшими из страшной рваной раны на боку внутренностями.
        Выйдя из тумана они, совершенно неожиданно для себя, оказались посреди голой равнины, которой в этих местах просто не могло быть. Мужчина, оказавшийся Генри Луквудом, одним из десятников, выругался озираясь вокруг, и схватив парня за грудки резко его встряхнул:
        - Что это за хрень? Куда мы, черти бы тебя драли, попали?
        - Отпусти, откуда мне знать, я с тобой бежал! - Ник попытался вырваться, но Генри сам отбросил его в сторону, заставив парня, не ожидавшего этого, упасть.
        - А, сопля, откуда тебе хоть что-то знать, щенок паршивый. Проваливай! - он махнул ему рукой и отвернулся, потом, задумавшись на секунду, развернулся обратно и сказал - Хотя нет, пойдешь со мной. Таааак, восток, значит, там - он посмотрел на встающее солнце - Основные войска ушли на север три дня как, значит должны быть от нас в дне пути. Вставай, сопля.
        Сказав так он поднял брошенный на землю щит, и пошел. Николас лишь зло сплюнул на землю, но не сказал не слова, поскольку нарываться на ссору, а то и драку, сейчас было не лучшим решением. Мысль вернуться в лагерь он отогнал, ведь не было ни малейшего повода считать, что там выжил хоть кто-то и его не встретят захватчики.
        В отличии от стоявшего на посту в полной амуниции Ника, Генри был лишь в штанах и рубашке. Чудом было, что он успел обуться, и остинки травы не мешали ему идти. Булаву и щит нести приходилось в руках, но оставить их нервно озирающийся по сторонам солдат отказывался, хотя Ник видел, что после вчерашней гулянки тот чувствует себя плохо. Впрочем, сам он тоже испытывал неприятную тошноту, несмотря на то, что не пил. Через несколько часов пути десятник практически прекратил обращать внимание на спутника, лишь только бормотал себе под нос, иногда сбиваясь с шага, и оглядывая округу, словно только проснулся и увидел где находится.
        Освещавшее равнину солнце было неожиданно жарким: хотелось пить, и снять наконец осточертевшую, пропитанную потом стеганку, но Генри не давал ему на это времени, а воды в округе вообще не было видно. Ближе к полудню Николас заметил дым, немного в стороне от их маршрута, и, убедившись через минуту что десятник его не видит, указал ему в ту сторону. Тот, не сказав не слова сменил направление, и через час они увидели несколько домов, из-за стен которых поднимался жирный, высокий в безветрии, столб дыма. От домов вела небольшая колея, которая внезапно обрывалась посреди чистого поля. Приблизившись они различили запах горелого мяса, и тлеющие посреди двора останки, сваленные в груду, уже не стали для них сюрпризом.
        - Да, правильно идем. - Генри пнул торчащую из костра обгорелую руку - еду, уроды, не отдали, вот их фуражиры и порезали. Да, точно, так и было. Ищи воду и пошли отсюда.
        Осмотрев дома Ник усомнился в словах командира: не было ни малейших следов разграбления, в том числе и бочка с мочеными яблоками в одном из домов осталась нетронутой, и он засунул несколько штук себе в поясную сумку. Покопавшись еще немного нашел кувшин с прокисшим молоком и пару кожаных бурдюков, в одном из которых был сидр. Второй он наполнял колодезной водой, когда со двора раздался шум и злой крик Генри. Выбежав из-за дома, Николас застыл, уставившись на существо, напавшее на старого солдата. Тварь сильно походила на девочку лет семи, но назвать ее ребенком не поворачивался язык. Сбитые колтуном, слипшиеся волосы, спадали ей на лицо, одежды практически не осталось. Неестественно тяжелая челюсть ритмично клацала зубами, а длинные руки были расставлены, словно она хотела обнять противника. В один момент, который Ник мог бы пропустить лишь моргнув, раскачивающая стойка монстра перешла в рывок, который был принят на щит, но к несчастью десятника, одна из рук все таки вцепилась ему в плечо, и разорвала рубашку, оставив глубокие раны. Вид крови ввел существо в бешенство, и раздавшийся визг вывел
наконец Ника из оцепенения. Прежде чем он смог преодолеть разделявший их десяток шагов, Генри принял на щит еще три стремительных удара, ответив на один из них ударом, кулака, сжимавшего булаву, по лицу, о чем тут же и пожалел, когда в открывшуюся руку вцепились зубы, отхватив кусок плоти. Ник широко размахнулся алебардой, в надежде ударить девочку по туловищу и перебить ей хребет, но та неведомым образом почуяв опасность, буквально распласталась по земле, пропуская лезвие над собой. Обратным движением древка Ник, словно подбивая ноги противника, зацепил ее крюком, и не ожидавший этого монстр не удержался, перевернувшись на спину и подставив лицо под своевременный удар булавы. На этом бой можно было считать оконченным. Мелко суча конечностями девочка еще пару секунд билась в конвульсиях, прежде чем наконец упокоиться.
        - Что за дьявольщина? - Генри наклонился над телом, приглаживая седеющие волосы окровавленной рукой. Рубашка слева уже пропиталась кровью, но он этого как будто не замечал. Рассмотреть создание они не успели. На крыше одного из домов появился человек, выглядящий ничуть не лучше девочки. Урча как довольный кот он, тяжко ухнув, спрыгнул на землю. За ним, из-за угла этого же дому выбежал еще один, и еще, а четвертого пришельца Ник и Генри уже не увидели, так как спешно запирали дверь, прячась в доме.
        Засов выдержал четыре удара, но они успели подтащить бочку с яблоками раньше, чем тот разлетелся на две половинки, одна из которых попала прямо в рану десятника, заставив его болезненно поморщится. К их большой удаче, в доме не было окон, лишь несколько отверстий под самым потолком, иначе скорее всего до них бы уже добрались. Встав на стол, Ник выглянул наружу, и, пока Генри перетягивал раны обрывками рубашки, разглядел что снаружи было около десятка беснующихся созданий, которые урчали, завывали, и бегали вокруг дома. Одна из них, подскочив, попыталась достать его, но он успел отклониться, и рука едва не застряв выскользнула обратно.
        - Дева Мария, что это за твари?
        - Заткнись, сопляк и слезь оттуда, пока я сам тебя на землю не сбросил. Срать я хотел на то, что это за мерзость, надо выбираться отсюда, пока... - не успев договорить он согнулся пополам, и его обильно вырвало на пол, после чего привалился к стене и обмяк.
        Ник не знал, что ему теперь делать, и обойдя несколько раз дом в поисках лаза или чего-либо что помогло бы им сбежать, сел у противоположной стены и принялся ждать. Еды им должно хватить на несколько дней, может быть осаждающие их создания уйдут. Еще бы прекратила болеть голова и тошнить, но может и это пройдет само. Ждать пришлось не долго, через пару часов, за которые Генри несколько раз приходил в себя и начинал что-то бессвязно говорить Николасу, шум на улице изменился: привычное уже урчание внезапно сменил тональность, и, после какого-то дробного стука о стены перерос в вопль множества глоток. Как мог быстро, парень залез на стол, и выглянул в окошко. Буквально под ним лежало тело одной из тварей, в голове которой торчала стрела, еще несколько стрел и болтов торчало из стены дома. В окошке же стало слышно, что в хор завываний примешиваются и людские крики, и лязг. Ничего похожего на страх или удивление в голосах людей не было, скорее это были команды. К сожалению, на ту сторону, где происходило действие, не было окна, и ему приходилось гадать о происходящем. Когда звук битвы стих, с улицы
донеслись голоса:
        - Потрошите цыплят ребятки, быстрее пока новые не набежали. Джордж, Фредди, айда глянем кого там такого вкусного бесята загнали.
        - Пшли, хоть бы баба какая свежая, а?
        - Да, баба б, не помешала, только нашим не говорите, не хочу месяц потом руку мозолить.
        Показались трое мужчин в полном доспехе, без чьих-либо цветов. Один из них заметил мелькнувшего в окне Николаса:
        - Гля, живые еще, от страха не сдохли, и вродь даже не обделались, не воняет. - он толкнул дверь, но та уперлась в бочку, лишь слегка приоткрывшись. - Открывай дорогуша, мы тебя не обидим. Один черт выйти придется, мы то сейчас уйдем, а вот цыплятки снова набегут, а может кто и позлее.
        Спокойное отношение этих людей ко всему происходящему, и то как они расправились с тварями, внушали Нику глубокие сомнения в том, стоит ли вообще отвечать, но, поглядев на впавшего в бред Генри, он все-таки спросил:
        - Вы вообще кто такие? Что за, храни нас Господь, дьявольщина тут происходит?
        - Не баба.
        - Ага, жаль. Слушай, у тебя действительно сейчас очень простой выбор: открыть и выйти к нам, или остаться тут и сдохнуть. А если командир решит, что ты ему почему-то не нравишься, то мы еще и дом подпалим. А как выйдешь, посмотрим мы кто ты такой, так и поговорить можно.
        Немного подумав Ник пришел к мысли, что упираться все равно бесполезно, и ответил:
        - Сейчас открою, только это, у меня тут раненый, поможете вынести?
        - Да, о чем речь, поможем. Открывай давай.
        Ник, раскачивая бочку из стороны в сторону кое как оттащил ее от двери и внутрь вошли солдаты. Один из них, с прихваченными сзади в хвост длинными волосами и кудлатой бородой, с которым видимо и говорил Ник, кивнул на сидящего Генри остальным:
        - Хватайте этого доходягу, посмотрим, что там с ним. - и, переведя взгляд, спросил уже Ника - А ты у нас значит боец? И кому служишь, малой?
        - Генриху Шестому, королю Англии и Франции.
        - Ха, слыш Фреддии, ты мне теперь свой нож должен. Младший Генрих-то все еще держится. А тебя боец как звать? Хотя не, постой, дай угадаю... Джеймс? Нет, как Джеймс ты не выглядишь, а вот как Джонни - вполне. Короче ты Джонни.
        - Не угадал, я...
        - А я говорю - угадал, и на этом мы с тобой и сойдемся, если не хочешь получить нож в живот. Понял?
        - Если бы не толпа людей - я бы с тобой поспорил - Ник сплюнул под ноги.
        - Ну вот видишь же, голова то варит! Глядишь и толк выйдет. - он выглянул в проход, куда уже унесли Генри - а вот из друга твоего ничего уже не выйдет. - и крикнул - Сапоги! Сапоги снимите идиоты!
        Ник рванулся было к выходу, но крепкие пальцы солдата сдавили его плечо, удержав на месте, но он смог увидеть, как стоящему на коленях десятнику одним ударом пробили голову небольшим топориком, а тело, сняв те самые сапоги, кинули в тот же самый костер.
        - Айайай, как не хорошо начинать с такого знакомство, держи, помяни друга. Хороший, наверное, был солдат - он снял свободной рукой с пояса фляжку, и протянул ее Нику. - Ты это, расслабься. Мы ему услугу оказали, может быть Господь еще примет его душу, ну если ему есть хоть какое-то дело до наших душ. А вот подожди мы еще часок, стал бы он таким же бесом. Ты пей, пей.
        Николас с огромным усилием подавил желание выбить из руки этого ухмыляющегося урода флягу, выхватить с пояса нож и воткнуть в него. Он взял фляжку и сделав небольшой глоток протянул ее обратно.
        - Вот и хорошо, вот и правильно. Только ты больше пей, сейчас и тошнить перестанет, и голова пройдет. Не смотри на меня так, знаю я каково тебе сейчас. А вопросы все потом, сваливать нам пора. Ну и еще, парень, добро пожаловать в отряд, к бегунам Большого Пьера.
        ***
        Уходили в спешке, буквально бежали. Оружие у Ника забрали, закинув его в одну из небольших повозок, которые тащили попарно, периодически меняясь. Всего в отряде оказалось около шестидесяти солдат, но судя по их словам, в какой-то «черноте» у них стоял лагерь и его следовало свернуть прежде, чем тот будет накрыт туманом. Бежали в полном обмундировании, и при этом не выказывали ни малейшего недовольства, что у Николаса вызывало восхищение: ему даже в одной стеганке и поножах это давалось с трудом, а Большой Пьер, которым оказался тот самый бородатый мужчина, еще и раздавал на ходу команды, высылая дозоры и назначая смены на повозках. Ника он держал рядом с собой, и когда тот выбивался из сил, давал ему свою флягу со странным вином, после которого парень вновь наполнялся силами и был способен пробежать еще немного.
        - Ничего. Человек выносливый. Тоже сможешь бегать. Ну, жить захочешь - сможешь, Джонни.
        И они бежали дальше. По пути Ник видел еще несколько деревенек, но на первый взгляд они были пусты, а осмотреть их успевал разве что высланный заранее дозор. Возможно было что-то еще, но непривычные нагрузки не давали Нику ни мгновения на то, чтобы осмотреться. Даже на кипевшую по началу злость на этих людей не оставалось сил, она выходила с каждым вздохом, оставаясь где-то за спиной. Пару раз они резко меняли направление, причем это никак не было связано с донесениями дозора. Пьер просто неожиданно отдавал приказ, и все, не сказав не слова, поворачивали, как если бы они обходили какие-то невидимые препятствия. Один раз Николас чуть не упал на бегу. Причиной этого было солнце, которое после очередного поворота оказалось по правой стороне. Стоило ему коснуться горизонта, как свет, заливавший равнину, обрел бордовый оттенок, а само солнце почернело, оставив нетронутой лишь красную корону. Пьер придержал его:
        - Привыкнешь, беги.
        И Ник бежал, хотя ноги потеряли всякую чувствительность, а от самого вида фляжки Пьера хотелось блевать.
        Привал устроили на границе той самой черноты. Понять, что говорили о ней не составило труда: на живую и дышащую степь в один момент как будто пролили чернила, расползшиеся кляксой до самого горизонта. Это явление окончательно выбило у Ник почву из-под ног, разрушив все его гипотезы о том, где он оказался. Люди садились кто куда мог, из телег достали свертки с едой, и только сейчас все начали снимать с себя броню. Пьер сунул Нику несколько полосок вяленого мяса и сухарь, а также вернул отнятую у него флягу с сидром:
        - Вот теперь, Джонни, можем и языками почесать. Спрашивай, только быстро. Через час идем дальше.
        - Вы всегда проламываете раненым головы и забираете их сапоги?
        - Почему сразу всегда? Только когда нечем больше заняться, обычно у нас в обозе есть парочка раненых для этого, но они закончились. Твой друг попался вовремя. А вообще, вот расскажи-ка ты мне, как он себя вел? Злился без причины, забывался, порой бредил и язык у него путался, да?
        - А как еще ему было себя вести, когда на нас напали, перебили людей, нас закинуло черт знает куда, а потом какая-то тварь отгрызла ему пол руки? Он конечно говно-человек был, но такого не заслужил.
        - Ну может оно и так, вот только Джордж решил, что еще часок, и он станет бесом. Как те что на вас напали. И, как я уже тебе говорил, мы оказали ему услугу. Давай следующий вопрос, времени подтирать тебе сопли сейчас нет.
        Ник задумался, сверля лицо Пьера взглядом, но все же решил не развивать тему:
        - Куда я, Матерь Божья, попал? Что это за хрень? - он показал рукой в сторону черной пустыни.
        - Воооот, хороший вопрос. Вот только я на него не отвечу: сам не знаю. Ну церковники то говорят, что мол мы то ли в лимбе, то ли в чистилище, а может и в личный владениях Сатаны. Но если бы мы тут верили их брехне, то сидели бы сейчас в каком нить Новом Назарете, и ходили бы на закланье как барашки по одному их слову. Так что... Мы там, где мы есть, и с этим надо что-то делать. А чернота - это самая мерзкая мерзость, которую ты только, можешь себе представить. Но она - наше благословение. Нечисть в нее не лезет, разве что видит сочный кусок мяса в паре шагов, и то призадумается. Нам бы тоже в нее не лезть, но выбора нет. Сам все поймешь.
        - Стоп, ты говоришь тут есть Церковь?
        - Церковь, друг мой, это такая пакость, которая есть везде. Не удивлюсь если у Дьявола на заднем дворике стоит часовня. Мое мнение, что если Господу и есть дело до нас, то тут он либо достаточно близок, что бы мы могли обойтись без церкви, раз уж избраны им, либо же он проклял нас навеки и не услышит наши мольбы даже через тысячи посредников.
        - За эту ересь тебя повесят. Если тут есть Церковь, то мы должны ей служить и исполнить свой долг.
        - Не боишься такие вещи мне говорить, среди моих людей то? Ну да черт с тобой, и твоей церковью. Я брабансон, малыш, потому и язык ваш хорошо знаю. Я воевал с гусситами, вешал чашников, отлавливал лоллардов для отца твоего короля, дрался за французов, попы которых один голос называли Карла - избранным Богом королем, за бургундцев, чьи священники проклинали его, и за ваших, пророчащих французский трон Генриху. Так что имею полное право судить о них, и не верить.
        - Это где ты все успел сделать? В штанах отца? - Пьер рассмеялся.
        - Малой, мне уже за семьдесят, и лет двадцать так назад ты бы по утру срал своими же зубами. Не смотри на внешность, тут не стареют, а многие даже молодеют. Надеюсь с тобой такого не будет, а то нашим бабам придется стирать твои пеленки. Короче все, хватит с тебя ответов. Как поимеешь немного уважения к старшим, Джонни, продолжим. Жри давай и лезь в повозку.
        Пьер встал на ноги и отряхнувшись пошел к своим людям. Больше никто на него не обращал внимания, все приходили в себя после долгого перехода.
        Когда нервирующее своей странностью солнце наконец зашло, все были готовы. Ник отказался лезть в телегу, настаивать не стали, только пара усмешек появилось на лицах. Все солдаты переступали границу, набрав воздуха в грудь, словно перед погружением в воду и Ник решил сделать так же. Всю ошибку отказа от поездки на телеге он понял сразу же: мир завертелся волчком и ноги отказали. Рухнув он, рыбой, вытянутой на берег, забился на земле. Чьи-то руки грубо вздернули его вверх и закинули на жесткие доски повозки. Сколько это продолжалось оценить было невозможно, само понятие времени вылетело из головы, но в один момент все прекратилось. Пол и небо наконец определились кому быть сверху, а кому снизу и звон в ушах исчез. Вряд ли можно было сказать, что он пришел в себя, состояние напоминало тяжелые болезненный сон. На смену звону пришел мужской крик полный ярости, и шумные, забивающие друг друга разговоры. В чистый ночной воздух примешивался запах сырого железа.
        Глава 5. Николас-Джонни. Большой Пьер.
        - Когда?
        - Часов пять назад. Сэмми говорит, что все тут, никого не забрали.
        - Сколько их было?
        - Не так много, человек тридцать-сорок, если бы мы оставили больше людей...
        Фраза прервалась рыком и тяжелым стоном:
        - Больше людей говоришь? Кто мне, мать твою, говорил взять всех, мол на языке опасно? Кто просил подождать бесов, которые явятся на дым? Мы бы успели, если бы не ты, сволочь. Дай мне причину, черти бы тебя драли, почему не должен сейчас тебя твоими же кишками удавить?
        - Хух, Поль! Поль предупреждал что на языке завелась какая-то тварь, жрущая скотину. Потому нужны были люди! И мы взяли слишком мало семени, его хватило бы хорошо если на неделю, надо было бы выходить еще, и тратить время.
        - Сгинь с глаз моих. Все, собираем что осталось, спалите трупы, час на все и уходим, Фред, куда они ушли?
        - На запад, но мы там уже не пройдем. Пути закрылись, они, наверное, знали это, раз пошли именно там. Если он и откроется, то не раньше, чем через неделю, обходить мы будем дня три, по моим прикидкам, и уже точно не догоним. К тому же они могли сменить направление.
        - Мммммать!
        Шаркающие шаги быстро приблизились к Нику, и цепкая рука с силой подняла его голову схватив за волосы.
        - Открой глаза, Джонни, открой и смотри!
        Они находились на небольшом, ярдов сто в длину, чистом участке. Пространство было занято разоренным лагерем с несколькими большими шатрами, один из которых завалился. Их серое сукно местами покрывали черные в свете звезд потеки. На земле темными силуэтами лежали тела, во многих из них, по разметавшимся полам платьев, можно было узнать женщин. Рядом с некоторыми из них лежало оружие, но судя по всему, даже женщинам нападавшие не стали давать возможности защитится: большую часть из них утыкали стрелы. Из палатки, которую обильней остальных украшали потеки, выносили полуголые, покрытые повязками, трупы. Нельзя сказать, что зрелище было для него неожиданным или ужасным. Даже в какой-то мере наоборот, так как не было следов того, что погибших пытали, а женщин насиловали или еще как истязали. К тому же ночь скрадывала детали и придавала картине некоторую нереальность. Солдаты в большинстве своем складывали погибших в центре лагеря, накрывая их холстиной и перекладывая тем немногим топливом, которое могли найти. Оставшиеся собирали остатки еды и сворачивали наиболее целый шатер, загружая его на повозку.
        - Если ты еще хоть раз, слышишь меня, хоть раз скажешь, что я должен служить этим мразям - я сдеру с тебя шкуру и суну в бочку с солью.
        Пьер оттолкнул Ника, и он ударился плечом о бортик.
        Приготовления прошли быстро. Они собрали все что могло пригодится, и подожгли погребальный костер. Они не стояли над ним, и не прощались с мертвецами, все было обустроено просто и по-деловому, переговоров между мужчинами не было никаких, кроме самых необходимых. Новый переход дался Нику легче, позволив ему сидеть, смотря на небо, опустить глаза вниз он все еще не мог. На этот раз все вновь облачились в доспехи, те, у кого были арбалеты, взвели их и зарядили болтами, с длинными тонкими наконечниками. Шли не спеша, рассеявшись по большой территории и в полной тишине, только скрипели уключины повозок, и хрустели под ногами ломкие черные травинки. Фредди поглядывал на сидящего Ника с некоторым недоумением, и кажется он понимал почему: у парня было ощущение, что он шел по черноте куда дольше, чем было на самом деле, и уже по обвыкся. А после одного из привалов он даже смог идти сам, лишь слегка придерживаясь за борт. Один раз ему показалось, что рядом идет совсем другой человек, но наваждение быстро исчезло. Судя по обсуждениям Пьера с Фредом, стало ясно что они идут в какой-то «обновившийся поселок».
Фред был против, потому что обновление произошло пять дней назад и там их могла ждать нечисть, а Пьер считал, что им нужно место, где они смогут, не волнуясь о припасах, все обдумать и составить план отмщения. Поскольку командиром был именно Пьер, им пришлось принять его план. На рассвете устроили привал, позволив людям поспать пару часов, прежде чем придется входить в опасный поселок, и к полудню они уже были на месте. Оказалось, что Николас неверно понял, что подразумевается под поселком. Это было не деревня, и не поместье, место к которому они приближались выглядело как кусок небольшого города, вырванный из него каким-то безумным проведением, и брошенным посреди черной пустоши. Двух и трехэтажные дома, отстроенные практически полностью из камня, занимали всю доступную площадь. Некоторые из них, стоявшие на границе обрушились, и те камни, что оказались за ее пределами покрывала черная патина, почти скрывшая текстуру камня. Вдоль стен стояли бочки, между вторыми этажами близко стоящих, на натянутом шпагате, весела одежда, мерно качающаяся на слабом ветерке. По мощеным деревянной брусчаткой улице
несло черную пыль, задувая ее в углы подворотен и наметая под стены. Ни звуков, ни движения заметно не было, и они вошли под тень выступающих мансард.
        Пьер знал это место, и быстро разбил людей на пятерки, отправив по разным направлениям. Ника он оставил вместе с Фредом и еще тремя людьми сторожить обоз. Ему вернули алебарду, а еще выдали старый, слегка асимметричный тисовый лук с десятком стрел. Люди держались настороженно, но не нервничали. С поясов было снято все лишнее, оружие взято на изготовку. Фред посоветовал Нику вынуть стрелы из чехла, и положить их под руку на телеге.
        - Фред, я так и не понял, почему мы не пошли сразу за напавшими на лагерь? Что там с путем, ты говорил?
        - Да эт, все прост. Ты ж видел туман уже, да? Ну вот когда появляется туман, все что было под ним исчезает, и появляется что-то другое. Обычно то же что было прошлый раз, когда этот туман появлялся. Вот только в черноте может не появиться ничего, а просто почернеть. И там уже не пройти, если нет других островков вокруг. Там, где солдаты шлих их того, не было.
        - И откуда ты в таком случае знал об этом?
        - А... Тебе Пьер же еще не объяснял? Ну мы эт, все чем-то одарены, я чую чистую землю в черноте и знаю, если она потемнеет в ближайшее время. Вот потому и людей вожу, и сейчас сижу с тобой, а не с остальными дома осматриваю.
        - А с Пьером что?
        - Да черт его знает, не грит он.
        - Хватит лясы точить. Отвлекаете.
        Ник посмотрел на отвлекшего их мужчину, и с силой зажмурился: ему на мгновение показалось, что горло говорившего зияло широкой кровавой раной. Видение исчезло, но оставило после себя неприятное чувство под ребрами.
        - Карл, ну дай пареньку то объяснить, что к чему у нас то?
        - Как разберемся тут, за стол сядем и объяснишь. Сейчас лучше быть осторожней.
        Фред кивнул, согласившись с замечанием, и они замолчали. Время тянулось мучительно, никаких вестей от ушедших не приходило, и Ник решил проверить лук. Он сделал шаг от телеги как раз в тот момент, как что-то, вышибив с хрустом ставни на окне первого этажа, мелькнуло серой тенью и рухнуло прямо в нее, перевернув повозку на бок и сбив оглоблей не успевшего отойти Фреда. Что происходило с той стороны он увидел только когда обошел телегу с наложенной на тетиву единственной оставшейся стрелой. Прервавший их разговор мужчина лежал на земле, сжимая руками разорванное горло, а оставшиеся двое с помощью пик сдерживали натиск существа, похожего на огромную лысую собаку. Ник разжал пальцы, но стрела лишь оставила небольшую царапину на ребрах твари, не причинив никакого вреда, однако этого хватило что бы отвлечь ее на мгновение, чем и воспользовались копейщики. Один из них сделал глубокий выпад, и упер острие в живот беса. К сожалению, его сил не хватило на то, чтобы продавить ее шкуру, но при этом не позволило заметавшемуся монстру уйти от удара второго, который вместо того что бы колоть, нанес быстрый удар
сверху вниз, и приземлил широкий наконечник на затылок. Существо, по свиному взвизгнув упало на живот, раскидав лапы в разные стороны и больше не шевелилось. Разобраться с происходящим и помочь пострадавшему они не успели. Новый противник появился из того же окна, сначала высунув плоскую морду, а после неспешно выскользнув из него целиком. Это дьявольское отродье уже было похоже на человека, только с массивными, как у медведя, руками, на которые он опирался при движении. Широкая, мощная грудь вздувалась при каждом вздохе и воздух со свистом вырывался из плоского носа. Короткие, можно сказать куцые, ноги смотрелись странно с этим телом, но свою функцию выполняли. Красные, от лопнувших сосудов, глаза на выкате внимательно наблюдали за людьми. В отличии от первого он не спешил нападать. Слегка покачавшись на одном месте, он начал обходить их вне радиуса пик, но постепенно сокращая дистанцию. Ник и Фред уже были рядом с пикинёрами и под прикрытием их оружия аккуратно отступали к черноте. Демон так и не напал. Подойдя к умирающему, он взял его за ногу, и, продолжая следить за людьми, потащил добычу обратно
к окну. В дом он забрался одним прыжком, под треск ломаемых костей упершейся в раму второй ноги и булькающий хрип.
        - Быстро, поднимайте повозку и вытаскивайте ее с остальными за границу. Готовьтесь отойти в любой момент, пока еще не пришли. - Фред первый же кинулся выполнять свое распоряжения. Остальные присоединились. Когда все было закончено один из солдат спросил:
        - И какого хрена эта тварь не напала? Просто утащила Карла и все...
        - Потому что умная мразь. Она тут не одна, судя по всему. И знает, что отсюда не уйти. Если нападет на нас - мы можем ее ранить, и даже если убьет всех нас, может прийти кто-то другой и убить ее и сожрать. У них тут отношения между собой ничуть не лучше, чем у людей - слабых жрут.
        - Надо наших предупредить. Тут впятером ловить нечего.
        - И как ты их предупредишь? Хочешь туда прогуляться? Был приказ: ждать и охранять обоз. Так что жди и охраняй.
        На этот раз ожидание было гнетущим, и напряженным. Любой шорох грозил возможным ужасом, скрывающимся за ним. У Николаса никак не шел из головы образ человека с разорванным горлом, мелькнувший у него перед глазами. Он не мог понять его природу, но и отмахнуться от этого не получалось. Как не получалось и спросить у кого либо, ведь он не знал к каким последствием приведет этот вопрос. Ждать пришлось долго, пару раз до них доносился какой-то шум и выкрики и оставалось только надеяться, что все закончится благополучно. Когда солнце приблизилось к горизонту люди начали возвращаться. Как ни странно, пострадавших практически не было, если не считать пары переломов и помятый нагрудник у одного, и заплывшее, начавшее наливаться кровью лицо и другого. Пьер был взбешен смертью Карла, и тем, что как выяснилось, существо утащившее его вопреки всему сбежало через черноту, как будто она ему ни капли не мешала. Ясности в том, что можно с этим сделать, не было никакой. В особенности все опасались ее возвращения, когда они не будут готовы, в связи с этим Пьер решил выставить усиленную охрану вокруг пекарни,
выбранной им из-за открытости пространства вокруг, и снарядил их арбалетами, со смазанными какой-то красноватой пастой болтами. После чего все, кто не должен был стоять на посту, заняли то, что было когда-то жилыми комнатами для пекаря и семьи что бы отдохнуть.
        ***
        - Ну мы это, не всегда вольно то бегали - Жорж сидел за столом с Ником, и пил найденное в подвале пекаря пиво. - Тебе Пьер не говорил, да? Ну мы с Нового Назарета все, был такой, это, монастырь, да. Большой довольно, человек на сто. Ну и поселок при нем такой же, и знаешь, там не то что бы плохо то и было. Пьер у нас был за главу общины. Мужик то он рукастый, и не дурак. Да и подраться мастак большой. Мы ж с ним вместе наемничали, и попали сюда вместе, но это уже история отдельная. В общем вот, жили то мы не плохо, да его все время напрягала необходимость пахать на церковь. Вроде и по справедливости все было, и монахи не отлынивали, даже в походы с нами ходили, хотя я вот так разумею, что это с того, что сидеть на одном месте вестимо не очень полезно для живота и вообще. Тут людишки мрут, если долго не выходят со святой землицы то.
        - Эх, а мне мать все время говорила, чтоб дома сидел да в земле работал. Целее будешь, а тут значит от такого и сдохнуть можно?
        - Ну дк да. Но не о том речь. Ну в общем вроде все нормально, и жили бы мы как жили, да такое дело: встретил наш Пьер бабу одну справную, Женевьев. Ну полюбились они друг другу, все то и хорошо, да понесла она от него, вообще прекрасно. Наемнику то, как знаешь, дитя заделать на раз-два, а вот отцом побыть редко доводится. Но понимаешь дело то какое, Женевьев была низкой, тонкой что твоя травинка, и бедра узковаты. Ну в общем роды она не пережила, хотя ребенка то спасли. Да какая беда: через день после этого к нам это, охотники церковные явились. Затребовали у настоятеля провизии и семени это, проклятого. Да и передали новый эдикт, мол господь не желает, чтобы в этом мире были дети, от того всех младенцев надобно покрестить и утопить. Ну и утопили они Пьерова сынишку, пока самого Пьера отослали пополнить запасы. Да отправили не абы куда, а в Марлхон. Чуть ли не единственный город, который тут почти целиком есть. Тогда человек семь сожрали, а Пьер людей терять жуть как не любит. А тут вернулся и такая новость. В общем не знаю, что там теперь в Назарете то, но, когда мы уходили, дым видно было два
дня.
        - Вот ведь дела. - Слова Жоржа об утоплении младенцев в корне расходились с представлениями Ника о Церкви, но что-то в душе говорило ему, что он уже знал это.
        Те четыре дня, которые он провел среди бегунов, сильно напоминали ему армейскую жизнь, за исключением того, что между командиром и солдатами не было никаких посредников. Все они каким-то странным чувством ощущали его превосходство, которое лишь укрепилось с исчезновением полу шуточной манеры общения, которая была у него до происшествия в лагере. Более того, и Ник уже начал ощущать это на своей шкуре, все они знали о том, что он собирается им сказать до того, как он собственно произносил слова, и все его распоряжения хотелось выполнить не глядя на собственные желания и удобство.
        Такая его власть над своими людьми угнетала Николаса и вызывала глубинное отторжение, и ему казалось, что Пьер знал об этом, и потому крайне редко непосредственно общался с ним. Немного узнав о способностях, которые проявляются у людей в этом месте, Ник пришел к выводу что именно это и есть дар Пьера - подчинять людей своей воле. Наверняка все это понимали, но не озвучивали, так как стоит сказать это вслух, и на свет явится тщательно скрываемая проблема для всех взаимоотношений, что сложились за годы, проведенные тут, и поставит их выживание под угрозу.
        Кроме неестественной власти Пьера над своими людьми, были и другие интересные способности: например, Жорж считал, что может направлять стрелу туда, куда ему хочется, и что она даже может огибать небольшие препятствия, что и показал как-то раз Нику, стреляя по воткнутым в землю хворостинам, и сшибая одну, стоящую ровно за другой. Джордж мог залечить небольшие раны наложением рук, как какой ни будь святой. Фабьер же умел раскрывать способности других людей, что он и сделал для Ника, полностью подтвердив его опасения. Если верить Фабьеру, то Николас мог увидеть, что человек скоро умрет, незадолго до того, как это случится. Как ни странно, все отреагировали на весть спокойно. Некоторые слышали о таких возможностях, и считали их полезными, ведь человек, которого ждет смерть в походе, может остаться в лагере и тем спастись. По крайней мере они надеялись, что это будет работать так и спасет многих из них.
        - Так получается, что вы первые напали на монастырь, и теперь они вас за это наказали?
        - Ха, если бы только за это. Мы ведь не только на нечисть охотимся, порой и по монастырям ходим. Мало у какого из них большой гарнизон, да и церковь то это, не может свои силы распылять куда попало. Не так-то их и много на самом деле. Ну в общем большинство предпочитает просто заплатить тем, чем скажем. Мы конечно стараемся лишнего то не наглеть, но порой выходит, как выходит. Особенно если потери были какие недавно.
        - То есть попросту грабите их, понятно.
        - Ну грабим, и что? Думаешь они людей не грабят и не обманывают? Вот тебе то мы рассказали, как это вино из семени делается, а большинство то живет не зная, и потому зависит во всем от этих кровопийц. Так то ты тут не плюйся, раз уж одно пиво пьем сидим.
        - Кстати вот интересно, вы одни такие недовольные? Или еще есть?
        - Конечно же есть, как не быть то. Хотя и не сказать, чтобы много, но я, например, знаю с десяток отрядов. А еще Абельярцы есть. У этих целый город, они любую власть церкви отрицают, как наш Пьер, и считают, что Господь тут всякого страждущего слышит, коль у того вера глубокая. А нет веры - то и поп не поможет. Правда они стараются сильно не высовываться и не враждовать, хотя и нашего брата принимают с охотой у себя. Вот только идти до них далековато, месяц, два если не повезет. Можно правда выйти из черноты и пройти краем, но рискованно. Там грят есть город крупный, а значит и нечисти всякой навалом. Да и вообще, будь мы одни - нас бы вздернули всех давно, мы для них что блоха кусачая. Ладно, ты это, пей, а я пойду. Чую мой черед на посту стоять.
        Жорж встал, и подхватил со стола громоздкий арбалет, который казался чуть ли не больше него самого, одним плавным движением взвел его и вышел из дома. Николас поднялся на второй этаж, туда где были общие спальни и встал у окна в коридоре. Ему нравился вид на черную пустошь ночью: отблески звезд играли на антраците, и казалось, что они находятся на краю мира. А еще здесь великолепно было слышно все, что говорили в дальней коморке, в которой часто общались Пьер и Фред, как и в этот раз.
        - ...запада, куда и ушли, да?
        - Они эт, должны были следовать за нами, скорее всего проследили после того как мы зашли в Иерусалим за припасами и собрали кого могли. Потому и отряд эт, такой маленький.
        - Они никогда не видели нас всех, могли просто не рассчитать.
        - Ну, эт возможно, но я все-таки думаю, что на хвост они нам сели именно там, наверное, настоятель отправил весть охотникам и те подорвались.
        - Значит с ним первым и стоит пообщаться. Вопрос только когда?
        - Эт, спешить думаю то не стоит. Наверняка нас там ждать будут. А мы поредели, может с кем нить договоримся? Охотников пощипать перышки с этих петушков много найдется.
        - Бородатый вроде планировал засесть на краю Каора. Это как раз по пути, говорят с ними договорился об этом Каин, мол надо выманить какую-то особо крупную тварь.
        - Эт блаженный жив еще? Я думал сожрали давно.
        - Да не, он еще всех нас переживет.
        - Тож верн.
        - Значит так и поступим, недельку отдохнем и выступим к Каору, Готфрид вряд ли откажет нам.
        Услышав шум отодвигаемых стульев, Николас немного отошел от двери, чтобы не привлекать внимания, и облокотился на раму окна. Пьер и Фред прошли мимо, не сказав ни слова, и Ник решил что пора ложиться спать все равно подслушать еще что либо интересное не выйдет.
        Утро началось со странного, и во многом пугающего события: крики дозорных подняли их с постелей, и похватав оружие они выбежали наружу. На перекрестке, образовавшем перед пекарней небольшую площадь, стоял монстр, утащивший Карла. Хотя он и отличался несколько внешне, было заметно наросшее на нем мясо, и заметно удлинившиеся ноги, но эту морду Николас вряд ли мог забыть. Перед тварью лежала половина свиной туши, еще сочащаяся кровью. Массивным кулаком она подтолкнула тушу в сторону людей, после чего встала, и медленно, спиной вперед, пересекла открытое пространство и запрыгнула одним ловким движением на крышу здания и скрылась из виду.
        - Не ушла далеко значит, сволочь. Ты эт, тоже узнал да? - Фред стоял рядом с Ником, и он просто кивнул. Один из людей подойдя к останкам свиньи ткнул в них копьем и громко спросил:
        - И что нам теперь с этим делать?
        - А сам как думаешь? - Пьер вышел вперед и наклонился над свиньей что бы получше рассмотреть. - Свежая, давно у нас свежего мяса не было да ребят? Разделайте, сегодня пируем. Чего напряглись? Нас даже образина эта боится и уважает, вот за Карла извинения притащила. Хотя я с ней не согласен, Карл был скорее бараном, чем свиньей. Не стойте столбом, подхватили и понесли!
        Трое человек вышли из толпы, поспешив выполнить распоряжение своего капитана, и взяв тушу за лапы затащили ее в дом. С того случая странное существо видели еще несколько раз, оно не нападало на людей, но и «подарков» от него больше не было. Хотя Николас не считал это подарком, ему все казалось, что это была скорее сделка, или попытка заключить с людьми договор, смысл которого он не мог понять, однако был уверен, что его отлично понял Пьер, так как однажды, в очередной раз смотря в окно, он видел, как тот, стоя посреди черной земли стоял в десятке метров от нее, и так словно тоже принимала его главенство, как это делал его отряд.