Выбор из худшего Алексей Гришин
        Вторая дорога #4
        Ветеран российской контрразведки волею случая стал дворянином в магическом мире, но это не принесло ему легкой жизни. Он раскрывал преступления и совершал подвиги, попадал в жернова интриг и лишался дворянства. Все преодолел, поднялся к вершинам. Но у больших людей большие враги, которые ничего не забывают и ничего не прощают.
        И вот корабли, уходящие из города, за судьбу которого ты отвечаешь, исчезают и тонут, а в окружении короля появляется фальшивый родственник, рвущийся к власти и мечтающий смешать с грязью и тебя, и твоих покровителей. А самому искать разгадки некогда - вельможная служба не позволяет.
        Поэтому на помощь приходят друзья. Только тернист путь тайного агента. О славе и почете придется забыть. Однако все это мелочи. Страшно то, что слишком часто приходится выбирать, и выбирать из худшего. Из многих зол, из многих грехов выбирать наименьшие. И главное на этом пути - несмотря ни на что, сохранить в себе человека.
        Алексей Гришин
        Выбор из худшего
        
* * *
        Предисловие автора
        Прошло полгода с того грустного момента, когда я закончил работу над серией книг «Вторая дорога». Расстался со своим героем, коллегой… другом? Не знаю, как вообще можно назвать человека, которого никогда не видел, но о чьей судьбе думал каждый день, каждую свободную минуту? И о котором рассказал все, что знал, все, о чем мог догадаться.
        Да и был ли он на самом деле? Разум говорит, что нет, конечно же нет, разумеется, нет! Мы ведь все серьезные, образованные люди. А мечта? Что мечта? Она смешная, наивная, наверное, даже глупая. Вдобавок в упор не желающая признавать практичные, научно обоснованные, подкрепленные такими логичными аргументами истины.
        Неправильная она, одним словом. Но почему-то с ней уютно. И иногда, тихим вечером или ранним воскресным утром, рука сама тянется к ящику в прикроватной тумбочке, где до сих пор лежат те тетради, которые когда-то мне передал мой сослуживец. Исписанные старомодными чернилами, на странном языке, лишь похожем на современный французский. Я вновь и вновь перечитываю знакомые страницы.
        Зачем? Ведь ничего нового о своем герое я уже не узнаю. Если только…
        Есть там несколько записей, скорее кратких справок о проведенных расследованиях или, точнее, решенных проблемах, составленных в неподражаемом духе сухих официальных докладных. Кратко, скупо и четко: какая ситуация сложилась, какие силы задействовались в ее разрешении, чем все закончилось и кто отличился. А уж какой ценой был достигнут результат, чего он стоил этим самым отличившимся, об этом в таких документах сообщать не принято, ибо лирика никому не интересна.
        Или все же интересна, а?
        Я не знаю, как это было, да и было ли вообще, но попробовал представить, как могло быть.
        Часть первая. Лучшие цветы Эдинбурга
        Видеть то, осуществления чего требует долг, и не сделать - есть отсутствие мужества.
        Конфуций
        Лондон. Тауэр. Кабинет императора
        - Как я понимаю, убийца моего племянника стал для нас недоступен?
        - Увы, ваше величество, виконт де Камбре… кто мог предполагать, что безродный амьенский полицейский окажется дворянином, кавалером трех высших наград Галлии да еще и героем галлийских баллад, а в конце концов станет королевским интендантом, личным представителем короля в Пикардии? Теперь, если его смерть свяжут с империей… не дай бог, от такого скандала наши дети не отмоются.
        - Прекрасно! Можно сказать, замечательно. Значит, этот урод будет наслаждаться жизнью, купаться в роскоши, а поражение страны, гибель лучших бойцов, магов, флота, демон побери! Их гибель и мое, мое горе так и останутся неотомщенными?
        - Ни в коем случае, сир! Я хочу лишь сказать, что для решения вопроса потребуется больше времени. Поверьте, мои люди не сидят сложа руки. Но, согласитесь, смерть высшего государственного чиновника недопустима. Однако жизнь простого галлийца, да пускай даже виконта и героя, кому она интересна?
        - Думаете? А что, пожалуй… И дорого нам встанет это низвержение господина интенданта? Дело, слов нет, хорошее, но в казне пусто… потянем такие траты?
        - Какие траты, о чем вы, государь? Нет, мы планируем лишь доходы. Те, что приведут славного барона де Безье, то есть теперь уже виконта де Камбре, вначале в изгнание, а потом и в наши теплые объятия. Смертельные, если вы пожелаете.
        - Непременно пожелаю. Делайте все, что считаете нужным. Я жду результата.
        Глава I
        Как хорошо быть генералом,
        Как хорошо быть генералом,
        Лучше работы я вам, сеньоры,
        Не назову!
        М. Танич
        Амьен. Кабинет королевского интенданта Пикардии
        Шикарный кабинет знатного вельможи. Узорчатый, лучшими мастерами выложенный паркет, украшенные резьбой по светлому, словно изнутри светящемуся дереву стены, огромный, отделанный темным, почти черным базальтом, камин и окна! Тоже огромные, невероятно дорогие, сквозь которые льется в комнату радостный весенний свет, даря тепло и поднимая настроение на самых скучных совещаниях.
        За рабочим столом из красного дерева сидит ОН. Славный герой, единственный за всю историю Галлии кавалер трех звезд, чье имя известно каждому галлийскому мальчишке, королевский интендант в Пикардии, бывший барон де Безье, лишенный когда-то дворянства, но сейчас, милостью его величества короля Галлии Эдмонда IV возведенный в титул виконта Жан Огюст де Камбре барон де Безье, уф-ф. Представил, наконец. А о том, что восемь лет назад в теле погибавшего мальчишки, барона де Безье, оказался российский пенсионер, бывший полковник контрразведки Борис Воронин, впоследствии получивший титул этого самого виконта, об этом, будем считать, читателю известно. Так что перейдем, наконец, к истории.
        Ой нет, еще немного. Напомним, что почти семь лет назад, будучи курсантом Военной академии, расположившейся в небольшом городишке Клиссон, этот самый де Безье, единственный за всю историю этого мира, прошел обряд отказа от магической силы. Он лишился возможности колдовать, что здесь доступно всем дворянам, не говоря уже об особо одаренных магах. Однако взамен получил уникальную способность не только видеть чужие заклятья, но перехватывать и даже изменять их. И еще - только он видит у способных к магии людей «ауры», по которым может определять как силу магов, так и их родство.
        Вот теперь точно все. Можно продолжить рассказ.
        Сейчас сей великий муж двадцати трех лет развалился в кресле из нежнейшей вишневого цвета кожи и неимоверно скучал, с трудом подавляя желание зевнуть от всей, все еще по-русски широкой, души. Вот уже полчаса, как он вынужден выслушивать нескончаемые жалобы какого-то барона о нескончаемых притеснениях со стороны своего сеньора - графа Амьенского. И налоги тот дерет нещадно, и спор с соседом решил не в его пользу, а самое главное, о, это просто ужасно, не пригласил на бал, что состоится на следующей неделе. И не будет ли столь любезен господин виконт, как представитель его величества, повлиять на господина графа к его, господина барона, пользе. А уж мы… да непременно… да со всей душой… короче, только скажите сколько.
        Подобные визиты за три месяца, прошедших со дня вступления в должность, наносились регулярно и успели уже изрядно надоесть. Но куда деваться - приходится терпеть, выслушивать, многозначительно кивая, делать какие-то пометки в своих бумагах, чтобы потом благополучно забыть об очередном благородном искусителе. Ничто не ново даже под иномирной луной - оборотистые господа всеми силами стремятся подсадить на крючок взяток очередного начальника. Фигушки - плавали, знаем.
        Ну, вроде закругляется клиент.
        - Разумеется, барон, я обязательно переговорю с его сиятельством, все будет в порядке, уверяю вас. А благодарность… да бог с ней, не беспокойтесь, мы же все в Пикардии живем, должны друг другу помогать. Сегодня я вам, завтра вы мне. Как? Об этом мы как-нибудь обязательно поговорим, но в другой раз. А сейчас до свидания, был рад с вами пообщаться.
        Уф, наконец-то ушел, можно и отдохну-уть. Кстати, время обеденное, надо бы к супруге пройти, вместе и откушать.
        - Кола! - Жан позвонил в колокольчик, вызывая секретаря.
        Шевалье де Сите неполных двадцати лет от роду был рекомендован для этой работы супругой, приходился ей каким-то дальним родственником, был черноволос, долговяз, худ, смышлен, аккуратен и беден как церковная мышь.
        Своему благодетелю он был обязан буквально всем, от роскошных костюмов до изысканной шпаги дорогой толедской работы. Лишь дешевые четки, как память о родителях, оставил себе молодой человек из всего, с позволения сказать, имущества, которым владел до того, как впервые вошел в этот дом. Потому на начальника он смотрел преданным взглядом, прекрасно понимая, что второй раз такая синекура ему не выпадет никогда.
        - Кола, узнай на кухне, когда будет готов обед. И передай виконтессе, что я буду у нее минут через пять.
        - Будет сделано, ваша милость, но… - де Сите замялся.
        - Что, еще кто-то ждет приема? Если не граф, пусть подождет, я не желаю получить язву из-за очередного кляузника!
        - Как скажете, но я подумал, что шевалье де Ренард вряд ли пришел с кляузой…
        - Ренард?! Другое дело, передай на кухню и супруге, что сегодня мы обедаем с гостем - думаю, виконтесса будет ему рада!
        Глава купеческой гильдии Амьена Ренард пару лет назад выкупил себе наследственное дворянство и теперь очень ревностно относился к приставке «де», которая никак не сочеталась с его простонародной фамилией и служила предметом частых шуток среди благородного сословия. Но только строго в его отсутствие: этот оборотистый господин наглецов на дуэль не вызывал - он их разорял и пускал по миру только что не голыми. Бывали уже прецеденты. Впрочем, де Камбре, на правах старого друга и родственника - его брат был женат на дочери этого шевалье, - суровой мести не опасался, но из тех же соображений фамильярничал лишь вот так, в кругу своих.
        - Прошу прощения, но он просит поговорить с вами наедине…
        М-да… придется отложить обед… жаль, конечно, но Ренард просто так, из-за пустяка просить об аудиенции не будет. Придется выслушать.
        - Хорошо, приглашай. И, Кола, принеси бутылочку вина, а то уж совсем неудобно получается - отец невестки, все-таки почти тесть.
        Де Сите вышел, и за дверью раздалось могучим баритоном:
        - Шевалье де Ренард к господину интенданту! - Сильный голос у секретаря, а по внешности и не скажешь.
        Худощавый, невысокого роста, Ренард в роскошном кафтане, сшитом по последней моде, вошел слегка ссутулившись, неуклюже пытаясь изобразить церемонный шаг, каким опытные придворные щеголяли в королевском дворце. Именно по такому шагу эта публика опознает своих, даже незнакомых. Словно шакалы членов стаи.
        - Шевалье, рад вас видеть, милости прошу, проходите, присаживайтесь! - Словно и не заметив неловкости гостя, де Камбре пригласил его к круглому столику, стоявшему в углу кабинета. - Желаете вина? Позвольте за вами поухаживать. Вот, прекрасное окситанское, с моей родины. Вам нравится?
        Ренард отпил глоток, поставил бокал на стол.
        - Я не великий специалист, все эти ноты и букеты выше моего понимания, но мне действительно нравится, господин виконт. Однако я все же пришел по делу. У вас есть время выслушать?
        Черт бы побрал эти политесы! Вместо того чтобы пожать руки, выпить и перейти к главному, приходится вязать словесные кружева, ни хрена делу не помогающие. Но иначе нельзя - посетитель всерьез обидится. Но вот вроде и до сути добираемся…
        - Я вас внимательно слушаю, шевалье. Что случилось?
        - Господин виконт, как вам известно, мои коммерческие интересы тесно связаны с морской торговлей. Своих кораблей у меня нет, но несколько лет назад я создал небольшую контору в Кале, которая занимается приемом и отправкой грузов, их таможенным оформлением. Со временем она разрослась, расширила клиентуру и сейчас, пожалуй, стала крупнейшей в том порту.
        - Рад за вас, друг мой, но с чем вы пришли сегодня? Что-то в той конторе случилось?
        - Увы, да. Неделю назад был убит сотрудник конторы, младший клерк, совсем мальчишка. Его зарезали прямо на улице, посреди дня. Преступник до сих пор не найден.
        Интересно, а сюда-то вы, уважаемый, на фига пришли? Всерьез рассчитываете, что королевский интендант лично займется этим делом? У него других нет?
        - Мои соболезнования, шевалье, - голос хозяина кабинета прозвучал сухо и официально. - Я, разумеется, отпишусь в полицию Кале, чтобы приложили все силы для поиска убийцы. Но вы же понимаете - гарантировать результат мы не в силах. Тем более в Кале - там полицию содержат ваши коллеги купцы. Ей-богу, самому вам даже легче будет с ними договориться.
        - Понимаю, конечно, понимаю и никогда бы только с этим не пришел, однако… Видите ли, утром того злосчастного дня несчастный Реми сказал мэтру Планелю (это глава той фирмы), что разгадал тайну отплывших кораблей, обещал все рассказать вечером. К сожалению, мэтр тогда не воспринял его слова всерьез, а потом… м-да… Реми убили. Прямо на глазах многих прохожих, по дороге из порта в контору, какой-то мужчина на бегу перерезал горло и успел удрать, пока народ приходил в себя. Нагло, очень торопливо, очень рискованно. Я подумал, что невероятно, конечно, но, может быть, парень действительно нашел ответ… и кто-то боялся, что он расскажет…
        Ну вот вам, товарищ бывший полковник, очередная проблема, которую предлагает судьба. Получите и распишитесь.
        Они сидели друг напротив друга, разделенные ажурным столиком, на котором стояли бутылка вина и два бокала. Еще пару минут назад де Камбре рассчитывал распить вино, поскорее успокоить родственника и вместе отправиться обедать. Впрочем, может быть, все и не так серьезно?
        - Тайну отплывших кораблей? Звучит красиво, но я о ней впервые слышу.
        - Не столько именно тайна… Вы позволите еще вина? Благодарю, прекрасное вино… м-да… так вот, все началось полгода назад, может быть даже раньше. Вскоре после того, как разбили островную армию, да и флоту островитян тогда досталось, хотя кому я рассказываю… Так вот, вначале это были просто слухи, эдакие матросские байки. Вы, возможно, слышали их притчи о «корабле мертвых», что заставляет капитанов плыть в неизвестность, откуда нет возврата, о гигантском спруте и «великой волне», разбивающей в щепки парусники, чьи экипажи не угодили «духу моря»… Так вот, вначале мы над ними посмеивались. Пока не собрали все документы, все, что знали о пропавших кораблях, вместе. Тогда стало не до смеха.
        Ренард поставил бокал на столик, немного помолчал, словно собираясь с мыслями, почесал затылок и продолжил:
        - Мы установили, что количество исчезнувших кораблей, вышедших из Кале, в пять раз превышает количество тех, что исчезли по пути в Кале. Понимаете, пираты были всегда, но, как правило, им было безразлично, на какие корабли нападать. Теперь же… да… теперь они нападают в основном на те, что вышли из Кале, и вышли, заметьте, с ценным грузом. Почему-то пустые или с какой-то дешевкой спокойно добираются до портов назначения. В общем, приплыть в порт легко, проблема - выйти из него и достигнуть цели. За три последних месяца только из Кале вышло и исчезло тридцать два корабля, вы наши убытки представляете?
        - С трудом, честно сказать. Но это и не важно. Вы что-то сказали о документах - я могу их посмотреть? Ах, вот они? Прекрасно! Но не сейчас: как говорил один мой старый знакомый, режим питания нарушать нельзя! Вы не откажетесь пообедать у нас? Виконтесса будет рада, вы так редко у нас бываете… И рассказываете о себе так редко… Шевалье, вот честно, вы действительно такой затворник? А в молодости? Небось, ух! Детишки-то небось по всей Галлии папку ждут?
        Ренард резко встал, поджал губы и голосом сухим и надменным осведомился:
        - Виконт, надеюсь, вы не ждете от меня исповеди?
        - Извините ради бога, друг мой. Поверьте, я не пытаюсь вас задеть, это просто… видите ли, я, пожалуй, уже начал работать над вашим… простите, отныне нашим делом.
        Глава II
        Вечер в Амьене. Еще светло, лишь яркое весеннее солнце, красное, по-летнему огромное, но все еще не жгучее, только что скрылось за горизонт, отчего яркие краски, которыми любят раскрашивать свои дома добрые горожане, чуть поблекли, но все еще продолжают радовать прохожих.
        По широкой чистой улице, где расположились дома богатых купцов, гуляют пары. Солидные мэтры с дорогими, во всех смыслах, женами, их наследники, тоже с женами, или, кто помоложе, с невестами. Все чинно, неторопливо, как и положено господам, достигшим достатка тяжелым трудом, не ведающим за собой слишком уж серьезных грехов и с уверенностью смотрящим в будущее.
        Иногда пробегают торопливые слуги - бывает, господская воля иногда столь разнообразна, а исполнять ее следует очень шустро, если ты хороший, неленивый слуга, мечтающий в конце концов выкупить один из здешних домов и уж тогда с полным правом самому гулять по этой улице, уважительно раскланиваясь со встречными купцами и напрочь игнорируя всех остальных.
        Например, вон того юнца в дешевой, хотя и крепкой одежде - коричневых башмаках, простых серых штанах и коричневой куртке из дешевой грубой кожи. Шляпа? На нее, похоже, денег у молодого человека не хватило. За плечами парня котомка, висящая на крепкой палке - то ли маленьком посохе, то ли большой трости.
        Кое-кто из гуляющих с усмешкой отмечал наивный взгляд типичной деревенщины, с восторгом и легким страхом рассматривавшего огромные трехэтажные особняки и боязливо поглядывающего на богато одетых горожан.
        Он явно что-то искал, знал, что нужный ему дом расположен где-то здесь, но где? Спросить у этих важных господ?! Это выход, но страшновато - не дай бог, обидятся. В конце концов, решился.
        - П-простите, в-вы не подскажете, где дом г-господина Ренарда? - заикаясь от робости, спросил он у одного из прохожих, чей взгляд показался ему не слишком грозным.
        - Господина? Тебе нужен именно господин Ренард? Извольте, юноша, вот его дом. - Прохожий усмехнулся и встал неподалеку, ожидая, когда начнется представление.
        А молодой человек взошел на крыльцо, пару раз тяжело вздохнул, осенил себя знаком Спасителя и постучал в дверь. Через минуту она открылась, и вышел огромный мужчина - высокий, широкоплечий, с пудовыми кулаками и совершенно равнодушным взглядом.
        - Здравствуйте. Я хотел бы поговорить с господином Ренардом.
        Услышав это, мужчина взял собеседника за шиворот, легко, словно котенка, поднял, так что их глаза оказались на одном уровне, и совершенно равнодушно спросил:
        - Как ты назвал шевалье де Ренарда?
        - К-к-какого шевалье?
        Гуляющая публика остановилась, с любопытством рассматривая сценку. Кое-кто уже заключал пари - как далеко улетит гость после пинка охранника. А гость всеми силами пытался этого полета избежать.
        - Я не знал!! Мне матушка сказала обратиться к гос… ой… к господину шевалье! Я Поль! Поль Пифо! Гос… ой, шев… ой, его милость всегда были добры к нашей семье!
        - Пифо, говоришь? Что ж, посмотрим, какой ты Пифо. - Детина продолжал удерживать гостя на весу.
        Зеваки, а тем более спорщики, были разочарованы - молодой человек все-таки отправился в полет, но, к сожалению, не на улицу, а в дом. Так что траектория осталась неизвестной, а пари - неразрешенными.
        Ренард сидел за рабочим столом, обложившись бумагами, готовя очередное финансовое коварство, представлявшееся весьма себе перспективным, сулившим немалый доход. Собственно, работа практически была завершена, осталось сделать несколько пометок в документах, и можно наконец расслабиться, выйти из кабинета и посидеть у камина с бокалом хорошего вина.
        В этот момент в дверь постучали - что за черт?! Все домашние знают, что беспокоить хозяина во время работы нельзя! Только в крайнем случае. Или сейчас он и есть?
        - Чего надо? - Ренард даже не попытался скрыть раздражение. Еще чего, пусть все знают о его недовольстве, расслабились тут, распустились.
        - Ваша милость, тут к вам пришли… - Здоровяк охранник попытался уменьшиться в размерах. Смешно. Видать, всерьез страшится хозяйского гнева, что есть хорошо.
        - Кто? - Вот так, кратко и грозно. Пусть боятся, слугам полезно.
        - Вот. - Оробевший бугай поставил перед собой незадачливого гостя. - Говорит, что он Пифо, а вы изволили приказать, чтобы гостей с такой фамилией не сразу взашей гнали.
        Взгляд Ренарда по-хозяйски пробежался по Полю, мол, что это за чудо такое, взъерошенное?
        - Ты откуда? - В голосе ни намека на радушие.
        - Из Руто, это деревня такая, гос… ваша милость.
        - К Люси Пифо какое отношение имеешь?
        - Так она моя матушка, отправила к вам, сказала, что возьмете меня на работу, к делу приставите… ну… я… в общем… вот… - Парень неловко развел руками.
        Ренард подошел, за подбородок поднял лицо юного гостя вверх, долго и внимательно вглядывался. Наконец, тяжело вздохнув, спросил:
        - Ты хоть что-нибудь делать-то умеешь, горе мое?
        - Конечно! И дрова колоть, и за лошадьми ухаживать, даже кучером могу, правда-правда!
        - Кучером… Всю жизнь мечтал завести себе такого мелкого кучера. Ты хоть буквы знаешь?
        - А как же! - Поль оживился. - И читать, и писать, и арихметику знаю, матушка меня всему научила! А я еще и по-кастильски, и по-островному говорю.
        - Тоже матушка научила?
        - Зачем? Через деревню-то нашу дорога на Париж проходит, по ней всякие купцы едут, да в гостинице, что старый Обэ держит, останавливаются. А их и обслужить, и обсчитать… ой, рассчитать надо. Вот оно как-то само и узналось.
        - Ну, если само узналось, тогда так. Ты вот что, братец, - Ренард обратился к охраннику, - отведи-ка нашего гостя на кухню, скажи, чтоб его накормили, а потом в каморку, ну, ту, на втором этаже, пусть отдохнет. А попозже попрошу Эльвиру, пусть проверит, какую-такую арихметику он знает. Тогда и решим, чего с ним делать.
        Через час, накормленный до отвала, Поль спал на узкой кровати в тесной комнатушке, а домочадцы азартно судачили, пытаясь понять, с чего это хозяин не выгнал его за порог, а накормил и даже спать уложил. Под перекрестный огонь их любопытства попал несчастный охранник, впустивший в дом нового жильца.
        - Да не знаю я, кто он таков! - отбивался он от осточертевших уже вопросов. - Три дня назад хозяин получил какое-то письмо, которое сразу сжег, а нам приказал, если пожалует кто с фамилией Пифо, то такого не бить, а сразу привести к нему. И все, отстаньте уже от меня!
        Споры слуг были долгими и жаркими, но к единому мнению уважаемое общество пришло лишь после того, как проверять знания Поля отправилась сама младшая дочь хозяина Эльвира, с недавних пор баронесса де Безье. Вердикт уважаемого собрания был однозначен - юноша является внебрачным сыном шевалье де Ренарда, признавать которого он не будет, но посильное участие в его судьбе примет непременно.
        Наутро Поль Пифо был приглашен на аудиенцию к его милости шевалье де Ренарду. Шевалье сидел на кровати в ночной рубашке, высоченном ночном колпаке, на ногах красовались шерстяные носки ядовито-оранжевого цвета. При этом он принял столь горделивую позу, что выглядел важно до умиления.
        - Значит так, юноша, вчера баронесса де Безье доложила мне по результатам вашего собеседования.
        С недавних пор Ренард взял манеру вставлять в свою речь слова и обороты из лексикона своего друга де Камбре. Часто не к месту, но, слава богу, пользовался ими только в кругу семьи.
        - По ее мнению, тебе можно доверять нехитрые дела, поэтому я решил отправить тебя в Кале учеником в контору «Роза ветров». Оплата - пятнадцать су в день и бесплатный обед. Жить будешь там же, в конторе, так что на жилье тратиться не придется. Через год, если будешь стараться, получишь прибавку.
        - А-а может быть… - промямлил Поль, рассчитывавший, по-видимому, остаться в доме Ренарда и получать несколько больше.
        Но был остановлен.
        - И можешь не благодарить, - закруглил разговор господин. - Вот рекомендательное письмо, передашь его мэтру Планелю, управляющему конторы, с которой отныне связано твое будущее. И поторопись, дилижанс отправляется через час. Вот тебе деньги на дорогу и первое время, - Ренард передал несколько медных монет, - заработаешь - вернешь Планелю.
        После этого оставалось только откланяться. Было заметно, что Поль хотел сказать несколько слов, но были ли это слова благодарности или ругательства, осталось тайной. Во всяком случае, произнести их вслух молодой человек не решился.
        А, собственно, что ему оставалось? На следующее утро (спасибо, что переночевать позволили) приторочить котомку к верному посоху и поспешить на рыночную площадь, откуда отправлялся дилижанс в Кале. Повозка на шесть человек с жесткими деревянными сиденьями комфортной поездки не обещала.
        Вообще-то было еще четыре места на крыше, где молодому парню было бы посвободней, благо погода установилась солнечная, хотя утром и вечерами все еще по-весеннему прохладная. Но в этот раз пассажиры подобрались солидные, основательные, отправившиеся в дорогу с неимоверным количеством чемоданов, баулов и тюков, которыми напрочь забили все пространство снаружи, так что Полю пришлось усаживаться в душный салон, пропитанный запахами десятков прошедших через него путешественников.
        Открытые окна, к сожалению, вентиляции не сильно способствовали, зато дали возможность рассмотреть соседей. Троих немолодых мужчин и женщину, повидимому жену одного из них, быстро укачало, и они уснули. А вот пятый, как раз сосед, крепкий черноволосый мужчина со шпагой на дешевой перевязи, раскрыл саквояж, в котором оказалась жареная курица, нарезанные куски отварной телятины, полголовки сыра, хлеб и, естественно, бутылка вина - куда ж без нее.
        По-юношески вечно голодный, он поневоле не сводил глаз с уплетающего за обе щеки, смачно чавкающего мужчины. Лишь после долгого облизывания и глотания слюны Поль заметил на рукаве куртки соседа нашивки полицейского сержанта и невольно отодвинулся - слишком недобрая слава ходила об этих людях. Вроде бы должны они служить закону, но, по словам знакомых, верны были лишь своему карману. Дрянь, короче, людишки, паскудные.
        То ли это движение заметил сержант, то ли голодный взгляд небогато одетого парня, но отломил ножку курицы и, улыбнувшись щербатым ртом, протянул Полю:
        - Подкрепись, парень, дорога дальняя.
        - Спасибо… - растерянно поблагодарил Поль.
        - Вида, - представился сосед, - сержант Вида из славной амьенской полиции.
        - Поль. - Врожденная, ну, или вбитая родительскими розгами вежливость заставила представиться в ответ.
        - Докуда едешь, Поль?
        Вот чего он пристал? С другой стороны, дорога дальняя, почему бы не поболтать с хорошим человеком? Полицейский, конечно, но ведь угостил, так что будем считать его хорошим. До конца поездки.
        - В Кале, мэтр Вида. Буду там работать, в конторе. А вы?
        - Значит, попутчики мы до конца! В смысле - до конца путешествия. Я тоже в Кале, хоть море повидаю. Представляешь, до сорока лет дожил, а ни моря, ни кораблей не видел. Может, удастся даже прокатиться! - В глазах полицейского сверкнул детский восторг. - Ты когда-нибудь на кораблях плавал?
        - Нет, у нас в деревне только маленькая речка, которую курица вброд переходит. Зато один сосед, тот да, на настоящих кораблях плавал, он такое рассказывал! Вот, например…
        Неожиданно морская тема сблизила этих случайных попутчиков. Слухи, сплетни, рассказы знакомых, легенды и сказки… Два сухопутных мальчишки, мечтающие о соленых ветрах и криках чаек за кормой. А возраст? Да какое он имеет значение.
        На третий день в солнечный теплый полдень дилижанс прибыл на рыночную площадь Кале. Уставших от тряской дороги пассажиров окутал, обволок вовсе не свежий морской воздух, о котором мечталось в душном дилижансе, а запах самого обычного рынка, на котором продают все, чего пожелает душа клиента, от вчерашних объедков для собак и нищих до изысканных колбас, свежей и не очень рыбы. От в хлам изодранных обносков до вполне добротной одежды. Не шикарной, конечно, но той, что как раз и нужна большинству добрых горожан.
        - Ну что, Поль, давай прощаться. Если потребуюсь - найдешь меня в здешней полиции, я из Кале раньше чем через месяц не уеду. - Вида протянул руку, но тут же убрал - как народ относится к полиции известно, нечего парню создавать проблемы. Мало ли кто на них сейчас смотрит. А так - попутчиков не выбирают, доехали, раскланялись и забыли друг о друге.
        - Всего хорошего, господин сержант. Надеюсь, помощь полиции мне не потребуется, - с улыбкой ответил Поль и, перекинув через плечо посох с котомкой, собрался идти, искать контору «Роза ветров»… и как будто кто-то свыше удержал его, заставив бросить взгляд за спину собеседника. Там, среди неспешной толпы, где каждый шел по своим делам, не обращая внимания на соседей, парень заметил мужчину, смотрящего четко на Вида. И идущего к нему все быстрее, быстрее… вот в его руке сверкнул нож…
        - Сзади!
        Сержант услышал, начал поворачиваться, но медленно, слишком медленно, не успеет! Удар!
        Они ударили почти одновременно, убийца и Поль. Но Поль успел раньше. Посох размытым полукругом с гулким воем мелькнул в воздухе и опустился на руку с ножом. Не обезоружил, даже не остановил ее, но сбил направление удара. Вместо горла нож вошел в предплечье - тоже плохо, но уже не смертельно.
        Убийца все же выпустил оружие, схватился за поврежденную руку и, бросив на парня короткий ненавидящий взгляд, скрылся в подворотне. Очень удобной подворотне, случайно оказавшейся рядом.
        Случайно? Поль отметил эту мысль, но развивать не стал - рядом раненый, которому надо помочь. Он помог побледневшему Вида сесть, снять куртку, разрезал рукав, наложил жгут из шнура, которым была перехвачена котомка. После того как фонтанчиком бившая кровь остановилась, к удивлению зевак, достал из той же котомки клочок бумаги, грифель и, бросив взгляд на часы, что красовались на каком-то здании, записал время. Бумажку положил под жгут. Быстро, сноровисто, словно только этим всю жизнь и занимался. Потом так же ловко перевязал рану. И все время говорил, говорил…
        - Ничего страшного, мэтр, у нас в деревне такие раны завсегда заживали, и безо всякой магии, а уж тут, в городе, даже и не волнуйтесь, все хорошо будет. Лучше подумайте, почему дилижанс лишние сто метров проехал? Стоянка-то вон она где. Правда, интересно? Ну все, вон уже полицейские идут, а я побежал, дела у меня.
        Глава III
        Действительно, к месту преступления подходил патруль. Двое усатых и пузатых, необъемных в талии мужчин вначале уверенно подзатыльниками и пинками разогнали зевак вместе со свидетелями, только после этого обратили внимание на потерпевшего.
        - Чо разлегся, босяк? Те тут чо, ночлежка, что ль? Вставай, дурень, пшел вон отсель! - вежливо обратился один из них, беззлобно, но точно и больно пнув Вида в бок.
        - Мне к врачу надо, ранен я, - попытался быть вежливым амьенский сержант.
        - Да хоть к дьяволу, - изволил пошутить другой полицейский. - Надо, так катись, и неча тут разлеживаться! Чай, не в приюте!
        Первой мыслью было - достать документы, построить наглых орлов и объяснить, что хамить они начали не тому человеку. Второй - после этого могут и добить, с этих станется, вон как в безнаказанности уверены. А уж покойник точно никому проблем не создаст. Ну их, ноги вроде идут, голова кружится не сильно, а справедливость можно и после восстановить, когда здоровье подправится.
        С трудом поднявшись, прихватив саквояж и куртку, сложив ее так, чтобы скрыть нашивки полицейского, Вида, покачиваясь, словно пьяный, пошел искать врача. Тот нашелся в паре кварталов от рыночной площади. Маг заломил несусветную цену, желая отпугнуть неблагородного клиента, а для верности потребовал документы: мол, обязан таких порезанных записывать и в полицию о них докладывать. Ага, как же, кому лапшу на уши вешать изволите - Вида припомнил одну из присказок своего друга.
        Но раз надо - значит, надо, и с наивным до издевательства видом предъявил бумагу, подписанную его сиятельством королевским интендантом Пикардии виконтом де Камбре. Ого! Личный порученец, всем оказывать всяческое содействие, а не то я вас! Вот вы, господин врач, сколько с него содрать захотели?
        - Мэтр, что же вы сразу не сказали, королевское дело, я же понимаю, ну-ка, что там у вас? Всего-то? - Цена сразу упала втрое. - С ума сойти, и время указано, когда жгут наложили! Это кто же такой грамотный вам помогал? Я вас прошу, найдите мне этого умника, я его сразу к себе на работу возьму. Поверьте, и с оплатой не обижу.
        - Будет время - поищу, но не обещаю, - морщась от действия заклятия, сквозь зубы пробормотал сержант. Лечение, оно такое, даже с магией - небезболезненное, даже очень.
        Что уж там колдовал врач, простолюдину Вида было недоступно, но рана затягивалась словно сама собой, так что уже через десять минут о ней напоминал лишь уродливый розовый шрам. За то, чтобы избавить от него пациента, была вновь запрошена лютая цена, платить которую тот отказался.
        Все верно, это уже не государственное дело, так что или извольте, господин сержант, доставать денежки, или ходите так. На вашу службу шрам не влияет.
        После процедуры Вида, все еще пошатываясь, отправился к зданию полиции. Врач сказал, что слабость уйдет через день, а то и через два, и лучше бы это время отлежаться с хорошим уходом да сытным питанием. Да куда там - каждый день на счету. И не в грозном начальнике даже дело, просто пустяками господин виконт не занимается, раз сказал, что надо найти убийцу мальчишки, значит, найти надо быстро.
        Кстати, а что наш спаситель там бормотал? Дилижанс, видите ли, дальше проехал, аж на сотню метров. И что? Хотя… А давайте-ка, господин сержант, вернемся на рынок, посмотрим, что этого паренька заинтересовало? Как там врач сказал - умник? Что же, посмотрим, какие мысли пришли в его светлую голову.
        Так, вот здесь нас пырнули, вон пятно крови еще различимо, даже затоптать не успели. М-да, нож, разумеется, коллеги прихватили, но о сохранности отпечатков пальцев вряд ли подумали. Ну что же, значит, подбежал душегуб отсюда, убежал - туда. Удачно убежал: из этой подворотни три выхода, захочешь - не догонишь. А если бы дилижанс встал где положено? О, тут уже другое дело: дома вплотную стоят, скрыться негде. Пришлось бы мерзавцу рвануть через толпу, а там его могли и перехватить бдительные горожане. Да, в Кале они такие, после недавней войны себя героями чувствуют. И не зря, надо признаться.
        Что же, согласимся с врачом, умница этот Поль Пифо, безусловно. А кучером дилижанса надо будет заняться. Но не сейчас, первым делом - представиться интенданту полиции Кале барону де Буко.
        Здание полиции расположилось на широкой улице, по которой катились экипажи, поскрипывали телеги, гарцевали на ухоженных лошадях кавалеры, спешил по своим делам простой народ. Мужчины, женщины, все куда-то идут, едут и никому нет дела до большого, выкрашенного в веселенький желтый цвет двухэтажного здания, в котором доблестные полицейские день и ночь трудятся, охраняя покой горожан. Во всяком случае, предполагалось, что они занимаются именно этим. А уж как на самом деле? Вида скривился, неловко повернувшись, - все-таки по ребрам тот полицейский приложился от души.
        На входе в живописных позах раздолбаев стояли двое служивых с нашивками рядовых полицейских. Вида горько вздохнул, вспомнив строгий порядок на проходной амьенской полиции. Что бы сказал, глядя на эти недоразумения, его друг? Ой, многое. Говорил бы долго и с чувством, а потом заставил весь караул пробежаться, километров так шесть, да по лесу - сразу бы научились службу нести. Ну да ничего, его нет, но мы-то здесь. Поправим кого следует.
        Только не сегодня, вначале нужно местному начальству представиться.
        - Господа полицейские, мне к интенданту Кале. - Вида протянул документы.
        Ого! Подпись де Камбре не произвела на орлов вообще никакого впечатления. Ну порученец, ну королевского интенданта, вас до демона здесь таких ходит. Надоели, честное слово.
        - Записаны на прием? - через губу спросил один их охранников.
        - Нет. - Сержант начал медленно обалдевать.
        - Подайте прошение о приеме, вон в тот ящик бросьте, через недельку зайдите узнать, когда назначат, если вообще назначат.
        С ума сойти! Порученца королевского интенданта, по сути - порученца короля! Выставить в роли жалкого просителя об аудиенции. Что же, скажем спасибо господину де Камбре за предусмотрительность. Есть у нас в запасе и еще одно письмо, на этот самый случай. Правда, всерьез никто не ожидал, что он наступит, но уж тут что имеем, то имеем.
        Чем ближе Вида подходил к штабу гарнизона крепости Кале, тем больше робел. Армия - не полиция, здесь офицеры - только дворяне, да и ниже, в унтер-офицерах, да даже и сержантах, бывает, благородные служат. Пусть не слишком родовитые, но с безродным полицейским им разговаривать все равно не по статусу.
        Но и деваться некуда, если военные не помогут, придется возвращаться в Амьен с пустыми руками, стыдно-то как!
        На проходной - двое караульных. Солдаты при шпагах, чуть в стороне - невысокий худощавый дежурный офицер с желтой повязкой на рукаве. Все откровенно скучают, но стоят как положено, подтянуты и внимательны, бдят, одним словом.
        - Стоять! - Один из солдат заступил дорогу. - К кому? По какому делу?
        - К коменданту Кале вице-адмиралу де Жоме с письмом от господина королевского интенданта. Приказано передать лично в руки.
        Услышав громкие титулы, офицер подошел поближе.
        - Представьтесь.
        - Прошу. - Вида передал свои документы.
        - Интересно, господин королевский интендант посылает в Кале целого сержанта полиции, перед которым адмирал должен выслуживаться? - Бравый офицер скептически улыбнулся.
        - Нет, разумеется. - Вида стушевался окончательно. - Я должен лишь передать письмо!
        - Ну да, передать письмо. От виконта - барону, от представителя короля - адмиралу. Сержант, да еще полиции. Понятно, чего ж тут не понять. Тебе самому-то не смешно?
        - Не до смеха мне, господин лейтенант, - полицейский наконец разглядел нашивки дежурного, - мне бы дело сделать, да убраться отсюда поскорей. Я ж человек подневольный… дисциплина, сами понимаете.
        - Дисциплина в полиции?! - услышав, улыбнулись даже солдаты. - Эту шутку надо сегодня же рассказать сослуживцам. Над ней, пожалуй, не только они - весь Кале посмеется. Значит, господин сержант полиции, - лейтенант сделал упор на последнем слове, - желаете на прием к вице-адмиралу? А не выйдет, его милость в отъезде, до конца недели не будет его.
        - Тогда прошу провести меня к командиру гарнизона, майору де Фотельи.
        - Полковнику де Фотельи, дубина! У нас тут, если ты не знаешь, война прошлым летом была, после нее многих в званиях повысили.
        - Знаю. - Робость вдруг ушла, осталась лишь досада. В конце концов, какого демона! - Мы в Амьене тоже воевали. И, ваша милость, вы уж пропустите меня к господину полковнику поскорее. Я сюда сразу от врача пришел, только-только руку залечил, которую мне в вашем добром Кале ножом проткнули. Голова кружится.
        Лейтенант только сейчас обратил внимание на прорезанный рукав со следами крови, присвистнул и сменил тон.
        - Ладно, сержант, - слово «полиции» в этот раз он уважительно опустил, - сейчас организую. Солдат, - он обратился к одному из караульных, - проводи посыльного в штаб.
        Идти было трудно, голова все еще кружилась, так что больше всего Вида боялся, как бы не приняли его за пьяного: мол, нашел де Камбре кого порученцем назначать.
        Вида с солдатом вошли в строгое серое здание и, поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, прошли в приемную господина де Фотельи. Там командовал седой капитан, строго погладывавший на посетителей. Словно школьный учитель на детей, которые, конечно, пока ведут себя прилично, но в любой момент могут отчебучить любую проказу. Правой кисти у капитана не было, так что разбирать документы на столе и делать в них какие-то пометки ему приходилось левой рукой.
        - К господину полковнику с письмом от господина королевского интенданта, - доложил провожатый солдат и ушел, посчитав свои обязанности исполненными.
        - От господина королевского интенданта? - переспросил капитан, недоверчиво взглянув на Вида. - Что с рукой? Ранен?
        - Да, господин капитан, сегодня утром получил удар ножом. Но врач уже провел лечение, так что все плохое позади. Разрешите передать письмо господину полковнику?
        - Так, так, так, - словно не услышав ответа, продолжил капитан. - Так ты у нас полицейский. Ну да, от виконта де Камбре этого стоило ожидать. Что же, раз уважаемый человек просит… но все равно подождать придется. Присядь пока, во-он там, отдохни.
        Сержант сел на стул, стоявший в дальнем углу внушительной приемной, сразу стало легче. По крайней мере земля перестала качаться под ногами. От нечего делать стал рассматривать посетителей.
        Однако аудиенции ожидали не только дворяне с длинными шпагами и надменными взглядами. Вон тот неброско, но дорого одетый пузатый господин с дорогущими перстнями на толстых пальцах, похоже, преуспевающий купец. А эти два здоровяка средних лет с широкими, словно лопаты, крепкими ладонями - артельщики. Только успешные - в ушах богатые серьги с просто огромными жемчужинами. По слухам, такие корабелы носят. А что, Кале - город портовый, наверняка командир гарнизона с ними дела ведет. Значит, есть шанс, что и с сержантом полиции господин де Фотельи поговорить не побрезгует. А там, чем демон не шутит, может, и поможет. В конце концов, Вида ж не для себя старается, по делу приехал. Государственному, не просто так.
        Вот из руководящего кабинета вышел офицер. Раскрасневшийся, злой, видать, досталось служивому на орехи. Значит, и хозяин кабинета сейчас не в нирване, так что лучше бы переждать, пока начальственный гнев уляжется. Не сложилось - капитан пригласил заходить. Ну, с богом, авось не зря пришел за помощью.
        Войти Вида постарался, как учили, - печатая шаг, остановился у стола, отдал честь. Однако, судя по ироничному взгляду офицера, получилось не очень. Но докладывать все равно надо.
        - Господин полковник, письмо от господина королевского интенданта Пикардии. - Вида протянул запечатанный пакет.
        Де Фотельи, видимо все еще злой после предыдущего разговора, буквально вырвал его из рук сержанта, нетерпеливо сломал печать, прочитал и неожиданно усмехнулся.
        - Де Камбре в своем репертуаре - просит армию оказать помощь полицейскому в государственном деле. В прошлом году мы, помогая одному такому сержанту, две роты положили. Интересно, сколько солдат погибнет ради твоего дела? Или, может быть, вашего, ваша милость? Может, вы тоже какой-нибудь барон, ну хоть шевалье на крайний случай?
        - Никак нет, ваша милость, не дворянин. И погибать никто не должен, дело мое чисто полицейское и, поверьте, я и не планировал ни вас, ни кого вообще из военных беспокоить, но что-то странное творится в Кале.
        Дальше Вида рассказал обо всем, что случилось с ним в этом городе. Без излишних подробностей, но так, чтобы собеседник смог вникнуть в ситуацию.
        - Выходит, государственным делом является убийство мальчишки? Причем настолько государственным, что об этой государственности никто и знать не должен?
        - Так точно. Господин виконт разрешил довериться лишь вам и господину адмиралу. Планировалось всем рассказывать, что я ищу не убийцу, а некий важный документ, который этот мальчишка украл незадолго до гибели. Местная полиция оказала бы помощь, а дальше - моя забота. Но вот посмотрел я на своих коллег… может, мне просто не повезло, не на тех наткнулся…
        - Увы, сержант, это не тебе не повезло, это горожанам не повезло. Полиция в Кале подчиняется магистрату, а тому денег жалко, вот и идут на службу всякое отрепье; спасибо, что сами не воруют да не грабят. Хотя взятки - это святое, это вроде как им по уставу положено. Во всяком случае, слухи по городу именно такие ходят. И что теперь? Я, конечно, могу наорать на де Буко, но толку-то? Он же сам твоим делом заниматься не будет, спустит вниз, какому-нибудь раздолбаю, и увязнешь ты в этом болоте по уши. А помочь де Камбре надо, ему не то что весь город, ему мы с адмиралом лично по гроб жизни обязаны.
        Вида совсем не по-уставному потер виски, собираясь с мыслями.
        - Ваша милость, а если… ну… чуть изменить мою легенду. Если, скажем, украден документ, который предназначался адмиралу. Тогда и искать его должен я и кто-нибудь из ваших людей. Я его нагружать не буду, так только, походит со мной немного для солидности, а дальше я сам!
        Де Фотельи, размышляя, замер на пару минут, смотря куда-то сквозь полицейского, а потом резко встал и быстрым шагом направился к двери, через плечо мимолетом бросив:
        - За мной!
        Спустились вниз, вышли из штаба, прошли на задний двор, где на огороженной площадке десяток бойцов отрабатывали… приемы рукопашного боя! Те самые, которым год назад виконт де Камбре, тогда еще лейтенант Ажан, начал учить полицейских. Ну да, они самые - защита от удара ножом снизу, сверху, бросок через бедро. И падения - не абы как, а грамотно, со страховкой, такому тоже учиться надо.
        Полюбовавшись на ошарашенного полицейского, де Фотельи крикнул:
        - Унтер-офицер Тома, ко мне!
        Удивленное лицо Вида вытянулось до каких-то невероятных размеров. Как? Здесь? Откуда? Ну да, вот он, взъерошенный, в измятой робе, растрепанный, но ведь он, сержант Тома, с которым в прошлом году ловили бандитов по лесам. Только почему не в Амьене? И уже унтер-офицер!
        Тома четко, по-военному, подошел, доложился и тоже уставился на Вида.
        - О, да никак вы знакомы, земляки! Отлично, тогда сразу к делу. Унтер-офицер, сержант Вида прибыл к нам по поручению вашего бывшего командира. О сути он расскажет сам, что сочтет нужным. От вас требуется найти полицейскому толкового помощника.
        - Могу я заняться этим лично? - Ровный голос и бесстрастное лицо унтер-офицера портили азартно заблестевшие глаза.
        - Что, хотите поработать со старым знакомым? Не возражаю, две недели у вас есть, но чтобы занятия у подчиненных не прерывались!
        И отдав руководящие распоряжения, полковник де Фотельи отправился в свой кабинет. Службу служить.
        Глава IV
        Расставшись с полицейским, Поль, гордый совершенным подвигом, отправился на поиски конторы «Роза ветров». И то сказать, жизнь человеку спас! И человеку неплохому! Конечно, полицейскому, но не жадному, да и поболтать с ним в дороге было интересно. Так что юноше было чем гордиться.
        Осталось найти новое место работы и уже там всем доказать, что, несмотря на молодость, мэтр, да, несомненно мэтр Пифо, человек незаурядный, просто обреченный на всеобщее уважение. Ну и на солидный заработок, конечно, как без этого. Кому нужно уважение без денег?
        Однако… однако адрес «Розы ветров» шевалье де Ренард назвать не удосужился: мол, около порта, ее там каждый знает. Сейчас! Вот прямо очень она нужна добрым горожанам, жить они без нее не могут.
        Короче, найти тот аккуратный двухэтажный дом, зажатый между таких же аккуратных и двухэтажных домов на узкой улочке, заблудившейся в паутине таких же узких улочек, названия которых помнили только те, кто на них живут, удалось лишь под вечер, когда солнце уже склонилось к горизонту, освещая самые верхушки самых высоких городских зданий.
        Ну, здравствуй. Контора, в которой должны пройти ближайшие годы жизни Поля Пифо. А может быть, и вообще вся жизнь. Юность, зрелость… Отсюда и увезут в последний путь.
        Стоп. Что-то не те мысли лезут в голову. Мы молоды, у нас есть цель - выбиться в люди, так с чего уныние? Вперед, к новой, бог даст, лучшей жизни! Стучимся в дверь!
        На стук вышел седой слуга. Карие глаза на сморщенном лице смотрели внимательно и недобро.
        - Чего надо?
        Вот ведь! Только грустные мысли ушли, и на тебе. Вот оно, живое их воплощение, состарившийся конторщик, поди.
        - Мне бы к мэтру Планелю, главе конторы. С письмом от шевалье де Ренарда.
        - Да что ты, от самого шевалье. - Ирония не укрылась от Поля, но обсуждать ее он не решился.
        - Папа, кто там? - донеслось откуда-то сверху.
        - Это к тебе, с письмом от Ренарда! - ответил старик.
        - Пусть подождут, сейчас спущусь!
        Через несколько минут в холл, обставленный неброской, но, очевидно, дорогущей мебелью, спустился темноволосый худощавый мужчина лет тридцати пяти. В свободной белой рубашке, длинных, до пят, коричневых штанах и теплых меховых тапочках.
        Вскрыв конверт и прочитав письмо, он внимательно посмотрел на Поля.
        - Стало быть, это ты будешь у нас работать?
        - Да, мэтр, шевалье де Ренард сказал, что здесь освободилось место…
        - Да уж, освободилось. Не дай нам бог еще одно так же освободить. Ладно, тебе есть, где жить? Нет? Тогда пойдем, покажу комнату. Прошу! - Он открыл дверь в тесную каморку с маленьким окошком наверху. Узкая кровать и тумбочка. Все, другой мебели не было. Не графские палаты, надо признать, но на что еще может рассчитывать бедный юнец, из жалости взятый на работу богатым господином? Впрочем, такие мелочи не способны всерьез огорчить человека, твердо верящего в свою удачу, ибо чем длиннее разбег, тем выше прыжок!
        - Обед в полдень, остальное - твои проблемы, - продолжил Планель. - Встаем… впрочем, часов у тебя все равно нет. В общем, когда разбудят, тогда и вставай. Туалет во дворе, там рядом фонарь горит, не заблудишься. Все, располагайся.
        Утром в дверь постучали. Первая мысль - жрать хочу! Вторая и третья - те же. Кое-как привел себя в порядок и как мотылек на свет отправился к столовой по разносящемуся на весь дом вкусному запаху.
        - Это ты новенький? - спросила стоявшая у плиты крепкая русоволосая женщина. - Я - мадам Планель, можно - мамаша Лор, меня здесь все так зовут. Завтрак - два су, если есть деньги - присаживайся, если нет - все равно садись, вечером отдашь. Ужин, кстати, три су, или кушай в городе, но там будет дороже.
        «Нормально так получается, - подумал Поль, - четверть заработка на питание. Ой, нет, даже больше - платят-то лишь за рабочие дни. С такой жизни богатеть придется долго. С другой стороны, есть к чему стремиться! Работать надо. Но сначала съесть не царский завтрак, но и не нищенский - каша, хлеб и молоко. Действительно нормально».
        Поев, отправился к мэтру Планелю, который загрузил его канцелярской работой. Грамотный? Ну так вот тебе кипа бумаг, разбирай их по клиентам и датам, чтобы к вечеру был полный порядок. И не дай тебе бог напортачить! Мэтр показал крепкий волосатый кулак, ненавязчиво намекнув, что валандаться с новым работником здесь никто не собирается.
        Целый день Поль, почти не разгибаясь, сидел за формулярами, актами и счетами, от разнообразия которых к вечеру разболелась голова. За это время схлопотал целых три одобрительных хмыка и лишь пару подзатыльников.
        Утро же следующего дня началось с команды начальника одеться получше, словно у парня был целый гардероб одежды, причесаться и следовать с ним в торговую гильдию порта. По дороге рассказал, что, как представитель Ренарда в Кале, является секретарем той гильдии. В его обязанности входит составление списков кораблей, вошедших в порт и вышедших из него. Сколько и каких товаров завезено, сколько уехало в далекие земли, когда ушедшие суда прибыли в порты назначения или, увы, бывает и такое, сгинули в пути.
        - Последний год, - рассказывал Планель, - все чаще корабли пропадают. Причем не по пути в Кале, а покинув нашу гавань. Демон знает, что происходит, моряки уже говорят о наложенном кем-то проклятии. Вроде как обидел кто-то из портовых клерков морского демона, вот и топит он тех, кто отсюда грузы вывозит. Оттого и доходы наши падают, вон даже и тебе гроши, честно сказать, платим. А с чего платить, если работы все меньше и меньше.
        Пробуждению энтузиазма, разумеется, этот разговор не способствовал, но молодости свойствен оптимизм. Трудности - прорвемся! Проблемы - победим! Не было такого, чтобы мэтр Ренард не нашел выход, это всем известно!
        У входа в здание гильдии толпился народ. Только это была не та толчея, что жмет и кружит человека на рынках или представлениях циркачей, но десятка три солидных, богато одетых горожан степенно что-то обсуждали, разбившись на небольшие группки. Они неспешно переходили от одной компании к другой, иногда довольные, иногда раздосадованные. В общем, было видно - делом люди занимались.
        Немного в стороне стояла продавщица цветов - юная девушка, почти девчонка, в аккуратном ярком платье и красном чепчике, покрывавшем светлые, да что там, буквально золотые в ярком солнечном свете волосы.
        - Эй, парень, я с тобой разговариваю! А ты куда пялишься, - недовольно окликнул Поля Планель. - А, мадмуазель Софи. Ну да, куда ж тебе еще смотреть! Но запомни, девицы любят только серьезных, работящих мужчин, так что вперед, орел, тебя работа ждет!
        И отвесив подзатыльник, не столько болезненный, сколько обидный, направил его ко входу в здание.
        Лишь краем глаза Поль успел заметить сочувствующий взгляд, брошенный на него красавицей.
        А уже через десять минут он сидел за обшарпанным столом в неуютной пыльной конторке, рядом с тремя с головой ушедшими в свои дела клерками, обложившись бумагами, выписывая в толстенную книгу названия кораблей, порты приписки и назначения, грузы, объемы, таможенные пошлины и прочее, прочее, прочее, - все, что желала знать такая важная, но совершенно непонятная торговая гильдия.
        В отдельный журнал - сведения о затонувших и пропавших без вести судах. Когда вышли, откуда, куда. Просто записывал, даже не задумываясь о несчастных моряках, которым не суждено было добраться до земли.
        Сам Планель болтал со знакомыми в соседней комнате, откуда слышался смех и звон бокалов, а Поль корпел над своими бумагами, вытирая пот с лица, проклиная судьбу и духоту каморки и мечтая, чтобы скорее этот трудовой кошмар закончился.
        И наконец, свершилось! Свобода! Он вышел из здания гильдии и от всей души, с чувством, протяжно, до хруста в суставах потянулся, глядя на розовеющее в предзакатных солнечных лучах небо. Потом опустил взгляд на дома, горожан, спешащих по делам или неспешно прогуливавшихся, потом чуть вправо… Ого! Софи, взяв корзину с непроданными цветами, идет к нему! Нет, правда к нему, устремив на Поля взгляд небесно-голубых глаз, очаровательно поправляя выбившиеся из-под чепчика золотые волосы, что причудливо рассыпались по плечам. За время пребывания в Кале Поль пока не увидел ни моря, ни кораблей, но сравнение всплыло само - каравелла. Такая же красивая и гордая.
        - Привет. - Девушка обратилась первой. - Я иду в порт, там сейчас лучше торговать. Проводишь меня? Я - Софи, а тебя как зовут?
        - Поль. - Парень немного растерялся от ее прямоты. - Конечно, провожу, а это далеко?
        - Ты что, боишься? - Софи лукаво улыбнулась, кокетливо наклонив голову.
        - Нет. - Поль смутился еще больше. - Просто в городе столько народу, совсем не как у нас в деревне. Непривычно мне, тут заблудиться куда проще, чем в самой глухой чащобе. И я до сих пор до моря не дошел. Всего второй день с этими проклятыми бумагами вожусь, так они мне сегодня всю ночь снились. И завтра приснятся, демон бы их побрал.
        - Ну, тогда тебе точно со мной по пути! А заблудиться не бойся. Если к морю, то всегда вниз иди, мимо точно не пройдешь!
        И они пошли. По неширокой, мощенной булыжником улице, между серых, солидных в своей угрюмости домов, под веселыми взглядами прохожих. Впрочем, Поль не обольщался. Улыбались не ему, а красавице Софи, чьи густые, словно светящиеся изнутри волосы и яркое платье магнитом притягивали взгляды. Рядом с ней неуклюжий деревенский увалень смотрелся неуместным блеклым пятном.
        Однако сама девушка, очевидно, считала иначе. Она трещала без умолку, рассказывая обо всем, что они видели.
        - Вот это квартал пекарей, чувствуешь, как хлебом пахнет? Вон там, правее, квартал портных, как заработаешь денег, обязательно сходи, а то одет, словно только что коров пас. Ты ж не в хлеву, в уважаемой конторе работаешь. Да, смотри, смотри, ниже, ближе к порту, квартал кузнецов, но мы туда не пойдем, мы лучше вот сюда, по этой улице, а теперь внимание, сейчас поворот, закрой глаза и дай руку. - Софи словно поводырь слепца провела Поля шагов двадцать, повернула. - Смотри!
        Господи, красота-то какая!
        Поль стоял наверху прямой широкой и длинной улицы, с которой было видно море. Кривые улицы, дома прибрежных кварталов, поля и серый, еще не покрывшийся молодой листвой лес, на опушке которого пестрели цыганские кибитки. Но главное - порт, стоящие на рейде корабли, снующие между ними парусные шлюпки и уходящий за горизонт величественный бирюзовый простор.
        Вот два корабля под белоснежными парусами отправились в дальний путь. Они проходят мимо башен форта… В этот момент над мачтой первого вспыхнул ярко-желтый шар.
        - Что это?
        - Портовый знак. Если вспыхнет красный шар, значит, корабль уходит без разрешения: ну там сборы какие не оплатил, или таможенную пошлину. Такой далеко не уйдет, враз его из форта обстреляют.
        Над следующим кораблем вспыхнул шар синего цвета.
        - А это что значит?
        - Ничего. - Софи равнодушно пожала плечами. - Раз шар не красный, то все в порядке. Говорят, маг, что это заклятье создавал, шутник был, всю радугу в шары заложил. И это красиво! Мне нравится. Только красного шара я никогда не видела, из Кале без оплаты выходить - дураков нет.
        Поль лишь кивнул, но стоял столбом.
        - Эй, ты чего застыл, пошли уже!
        Лишь после этого парень вздрогнул, словно очнувшись, и посмотрел на спутницу.
        - Вот это красота! Сколько кораблей, и все разные! Зачем столько разных?
        Девушке все-таки удалось сдвинуть его с места, и они отправились, наконец, к порту.
        - А как по-другому? Каждый для своего предназначен, да и стоят они по-разному. Кто-то огромный галеон покупает, а кому-то и на маленький люгер едва хватает. Ничего, годик в Кале поживешь, все узнаешь, а то и вовсе корабли замечать перестанешь. Ну все, я пришла, здесь торговать стану до темноты. Потом проводишь меня до дому? Пожалуйста, а то одной страшно так… - Софи посмотрела на парня самым жалостливым взглядом. - Ты пока походи по порту или вон в таверну зайди, в «Зеленый якорь». Там моряки собираются, такие интересные рассказы у них!
        Отказаться? Проводить девушку, такую красавицу? В четырнадцать лет? Смешно подумать. Естественно, Поль согласился, а пока пошел побродить по порту, вдыхая ядреный морской воздух, смешанный с запахами смолы, пеньки, рыбы и всего того, что оборотистые купцы привезли для отправки в дальние страны или готовились забрать для торговли в Галлии.
        В самом большом трехэтажном здании располагались администрация порта и таможня. Эти службы работали, казалось, круглосуточно. Занятые, прилично одетые мужчины сновали туда-сюда, раскачивающейся походкой проходили капитаны в крепких кожаных куртках, в широкополых шляпах и с неизменной серьгой в ухе. Поль подумал, что крутость капитанов здесь принято определять стоимостью драгоценных камней, в эту самую серьгу вставленных.
        А когда бродить без дела надоело, зашел в таверну, в «Зеленый якорь». Мало денег? А кушать, да какой там, жрать хочется нестерпимо. Бесплатный обед пропустил, дешевый ужин может тоже закончиться без него. Если, конечно, очаровательная Софи не решит прогуляться с кем-то другим, побогаче и повзрослее. Казалось бы, действительно, что она в Поле нашла? Только кого в четырнадцать лет занимают такие вопросы?
        Пока же юный кавалер сел в уголке просторного зала и заказал яичницу да пинту эля - в Кале со времен, когда здесь хозяйничали островитяне, этот напиток пользовался популярностью.
        Не разорился, но поиздержался изрядно. От безделья стал прислушиваться к разговору за соседним столом.
        - …да я точно знаю, - хриплым голосом убеждал кого-то сидящий спиной к парню широкоплечий мужчина с длинными сальными волосами. - Сам сегодня с кэпом ходил в администрацию, своими ушами слышал, как там говорили, что старина Обэ попал в старый список. Два месяца назад вышел из Кале в Лиссабон, и все, ни слуху ни духу.
        - Может, курс изменил или в другой порт отправился? Груз-то у него какой был, знаешь? - спросил мужчина, которого Полю не было видно.
        - Не, не мог. Кто-то другой, но не Обэ. Груз - да, богатый, слов нет. Полный трюм шелка, такой везде продать можно. Только Обэ и подороже товары перевозил, а никогда нанимателя не подводил. Говорил… как это… а, репутация! Да что я рассказываю, вы сами знаете.
        - Да, вот и Обэ нет, - вступил в разговор третий собеседник. - И, готов спорить, никто из команды так и не объявился. Сколько уж кораблей отсюда прямиком в старый список ушло. Нет, друзья, что ни говорите, а в Кале заходить - все равно, что в кости с судьбой играть: слишком мало шансов.
        - Зайти-то еще ничего, а вот выйти и счастливо доплыть - вот на эту игру я точно не согласен. Только куда ж теперь нам деваться?
        Собеседники надолго замолчали. И лишь в конце разговора кто-то сказал:
        - Клянусь, парня, который разгадает тайну отплывших кораблей, я готов неделю поить в лучшей таверне на побережье! А пока… давайте помянем моряков…
        Выпив и расплатившись, компания вышла из таверны, покачиваясь то ли от выпитого, то ли просто по старой морской привычке.
        А Поль все пытался осмыслить услышанное. «Загадка отплывших кораблей» - именно о ней, пожалуй, сегодня рассказал ему Планель.
        Тогда «старый список» - это, наверное, как раз тот журнал, что он заполняет в торговой гильдии порта. Да, интересные, однако, дела в Кале творятся…
        В таких размышлениях молодой человек просидел за своим столиком до того времени, когда за окном стемнело. Все, пора красавицу провожать, а там… а вдруг она себя поцеловать позволит?! Или хотя бы за ручку подержать?
        Увы. Не было Софи на месте, ушла, плутовка! Обидно, конечно, но ничего, не последний день живем, будет еще время очаровать красавицу. А пока домой идти надо, слава богу, дорогу запомнил.
        Только город днем - совсем не тот, что ночью. Пустынные, ставшие вдруг жутковатыми, узкими и кривыми, улочки, косые черные тени лунного света, наглухо закрытые ставнями окна. Темно, страшно.
        Вдруг впереди возникли два силуэта. Поль хотел убежать - поздно. Сзади стоит еще один. Все. Хорошо, если просто ограбят, а вдруг убьют? С досады, что отнять у него нечего.
        - Стоять, парень, не дергайся. Поговорим.
        Знает он эти разговоры, никогда они добром не кончались.
        - Деньги есть? Ну-ка, стой смирно и выворачивай карманы.
        А потом что, отпустите? Или пряником угостите? Ага, железным под ребро. Нет уж, нежеланные вы собеседники!
        Тут Поль сделал то, чего разбойники раньше не то что никогда не видели, но даже и представить себе не могли - он легко, словно по лестнице, прямо по стене взобрался на крышу дома, цепляясь за едва заметные выступы, свободно перекинув свое легкое и гибкое тело через карниз. И убежал, грохоча черепицей, распугивая уличных котов и летучих мышей.
        Добравшись до конторы «Роза ветров», хотел сразу отправиться спать, но был перехвачен решительной мамашей Лор, которая объяснила, что молодые люди должны хорошо питаться, а всех денег все равно не заработаешь.
        - Вот Реми, тот всегда хорошо кушал, такой ладный был, вежливый… Планель сказал, ты после работы с Софи гулять ушел? Ох, - мамаша Лор тяжело вздохнула, - вот и Реми с ней частенько гулял. Жаль девчонку, такая милая, а таким делом занимается.
        - Каким таким? Ну продает она цветы, и что?
        - Глупенький, - она легонько потрепала Поля по голове, - ты видел, чтобы она хоть один цветок продала? Ну да это не наше с тобой дело.
        - Так она?!. И все знают, и даже здороваются с такой?! У нас в деревне ей бы давно волосы пообрезали!
        - Здесь не деревня. Да и куда ей идти? На фабрику? Так там женщины в двадцать лет старухами становятся. От девичей красы и воспоминаний не остается. Или в таверну пиво разносить? Заниматься тем же, только по приказу трактирщика? Нет уж, верно сказал Спаситель: «Не судите, да не судимы будете».
        - Простите, а Реми - это кто? - решил сменить неприятную тему Поль.
        - Предшественник твой. Убили его, вот ведь беда какая. Такой мальчик был хороший, воспитанный, все книжки читал, почти всю зарплату на них тратил. Говорил, хочет ученым стать. А его какой-то хулиган ножом зарезал. Прямо среди бела дня, сиротиночку. - Мамаша Лор промокнула глаза фартуком.
        - Вот как?! Да, нечего сказать, на веселое место я попал, - озадаченно протянул Поль. - Подождите, а какие книги он читал? Я тоже книги люблю, а в комнате ни одной нет.
        - Так они все в чулане лежат. Мы как схоронили бедняжку, так я их в мешок, да и в чулан. Хочешь - посмотри, только неинтересные они, сплошная арихметика. Скука, одним словом, но Реми нравилось.
        Покушав и расплатившись последними деньгами, Поль отправился в чулан. Зарплату в «Розе ветров» выдавали по субботам сразу за неделю, то есть деньги он получит завтра, так что с голоду не умрет. А вот от любопытства может - очень уж захотелось посмотреть, какой такой арихметикой увлекался бедняга Реми.
        Оказалось, действительно, математикой парень занимался всерьез. Пять книг по алгебре и геометрии, да десяток исписанных мудреными формулами тетрадей. Понять их Поль даже не попытался, но для себя сделал вывод, что думать его предшественник умел.
        Внезапно из одной из тетрадок выпал неровно оторванный листок.
        Сверху аккуратно чернилами была написана дата - 21 апреля. А дальше грифелем в неровный столбик:
        17.01 - с
        17.16 - з
        17.35 - ж
        17.40 - с
        18.01 - ж
        18.13 - о
        18.28 - с
        И так далее. Если цифры означают время, то последняя запись сделана около девяти часов вечера, в 20.56, если точно. Что такое? Заинтересовавшись, Поль пересмотрел все книги и тетради Реми. В них, среди множества формул и иногда смешных рожиц, изредка встречались такие же записи.
        Также сделанные кое-как, карандашом, как правило - в вечернее время, а сверху аккуратно чернилами проставлялись даты. Хотя были и дневные записи. Поль потратил час на подсчеты и убедился - эти дни оказались воскресными.
        Большая квартира на улице Пекарей
        - Господин, мы такого раньше никогда не видели! Он залез на крышу прям по стенке! Как таракан на кухне! Вот как стоял, я и моргнуть не успел, а он уже с крыши тем разбойникам рожи корчит.
        - Ну да, среди ночи ты эти рожи отлично разглядел, лучше, чем днем… - Сидевший в углу комнаты дворянин усмехнулся. Впрочем, в комнате, освещенной лишь лунным светом и горящей на столе свечой, улыбки видно не было.
        - Вот вы шутите, а я как есть все рассказываю. Луна-то, вон она, полная! Точно рожи корчил, как мальчишка.
        - Так он и есть мальчишка… который у вас ужом между пальцами проскочил.
        - Да ведь… мы ж того, мы ж за ним тихонечко шли. Да если б не эти олухи из подворотни… Вы ж как сказали? Чтоб посмотреть за ним. А тут эти как выскочат, а он как сиганет, раз - и уже наверху, словно взлетел, как маг какой, ей-богу! Ну, или дворянин…
        - Взлетел?! То есть никакой это не бедный родственник?
        - Вот уж нет! Уж тут поверьте, именно залез, безо всякой магии, просто ловко так, вот точно, словно таракан.
        - Ловок, значит? А не срисовал ли он вас по дороге? Заметил, что за ним следят, приготовился к нападению?
        - Господин, ну мы ж не новички сопливые! Да и парень - простак простаком. Мы ж не в первый раз! Вы ж знаете! Если человек слежку замечает, да еще когда один, да ночью, у него завсегда походка меняется, дергаться начинает, хоть как-то, но оглядываться. А этот, хоть и страшно ему было, ночь все-таки, вокруг ни души, но шел спокойно, головой не крутил. Не, пентюх деревенский, как есть говорю.
        - Больно ловкий нам пентюх попался. Однако тебе в этих делах я доверяю. Что же, тогда полностью переключаемся на полицейского. И не дай вам Спаситель засветиться - шкуру спущу! Да, и плату за вчерашнее вы не получите. Вот только, - господин протянул несколько монет, - передашь своим, чтобы с голоду не сдохли. И не вздумайте сегодня напиться! Уже завтра беритесь за амьенца.
        Когда здоровенный косматый детина, эдакий типичный грабитель из трущобной подворотни, ушел, дворянин встал из стоявшего в темном углу кресла и открыл дверь в соседнюю комнату.
        - Прошу вас, господин. Все слышали? Что скажете?
        Пожилой, седой и сгорбленный мужчина неторопливо прошел и, кряхтя, разместился в кресле, в котором только что сидел хозяин комнаты. Так что лица мужчины в полумраке видно не было. Луч лунного света лишь серебрился на длинных седых волосах, играл на янтарных чётках, которые плавно перебирали иссохшие руки, да на отполированной рукояти длинной шпаги, неуклюже смотревшейся у этого старика.
        - Значит, ловкий мальчик умеет лазить по стенам и не прочь подразнить злых разбойников? Кстати, кто они?
        - Да обычные отбросы, будьте уверены. Они в том месте не впервой промышляют.
        - Так что думаете, это действительно деревенский олух? Не посланец от королевского интенданта?
        - Видимо, так. - Дворянин пожал плечами. - Но присмотреть за ним все равно следует. На всякий случай.
        - Что же, вам здесь, на месте, виднее. А я, с вашего позволения, откланиваюсь - очень уж спать хочется.
        С этими словами старик встал, все также кряхтя вышел из дома и, по-стариковски шаркая, побрел вверх по улице. Но чем дальше он шел, тем тверже становился шаг, выпрямлялась спина, разворачивались плечи и исчезала седина. Так что в уютную гостиницу в центре города вошел уже молодой человек, который звонким голосом крикнул:
        - Хозяин! Вина и мяса, я голоден, как сотня каторжников! И позови Рози! Отдыхать буду!
        Глава V
        Вечером, сидя в небогатой, но чистой таверне при гостинице, рекомендованной Тома («недорого, прилично и готовят - пальчики оближешь»), Вида засыпал унтер-офицера вопросами. Уплетая здоровенного, горячего, только что запеченного каплуна, запивая одним-другим-пятым стаканом вина, он с почти детским восторгом слушал рассказ о событиях годичной давности, когда своевременное вмешательство всего одного, но прекрасно обученного взвода, под командой одного, но чрезвычайно грамотного полицейского сержанта решило исход целой военной кампании.
        В общих чертах эту почти эпическую историю знал весь Амьен, но подробностей не знал никто. Полицейский сержант возвратился в город кавалером Алой звезды - высшей награды Галлии для гражданских простолюдинов - и тут же был произведен в лейтенанты. А с лейтенантом уже вот так запросто не поболтаешь.
        Тома тоже о многом не знал, о чем-то умолчал, но уж про жаркий бой, который пришлось принять его солдатам на улицах Кале, рассказал все. Хотя… что такого особенного может поведать участник схватки? Как кричали, умирая, люди? Как споткнулся о труп ближайшего друга и уже простился с жизнью? И как грудью закрыл его молоденький солдат, которого всегда считал худшим из своих бойцов?
        Ну да, об этом, еще о звоне и скрежете клинков, вони пробитых кишок и звериной, заглушающей животный страх ярости, какой не испытывал никогда раньше и, даст Спаситель, не придется испытать впредь.
        - Так что, когда помощь подоспела, нас и осталось-то всего дюжина, тех, кто еще дышал. А таких, кто идти мог, их и вовсе не было. Спасибо горожанам - отвезли в госпиталь, а там нас, представляешь, маг лечил, прямо как благородных. Вот, стало быть, как мы выздоровели. Ажан, ну, то есть теперь-то господин виконт де Камбре, он как выздоровел, так сразу в Амьен умотал, а мы задержались. Тут нам и предложили остаться в Кале. Сам господин де Жаме, представляешь, в госпиталь пришел и лично предложил: мол, с господином графом он все утряс, дело за нашим согласием. Всем даже зарплаты положили, каких и в королевской гвардии, поди, не платят, и подчиняемся мы лишь лично ему да господину де Фотельи, полковнику!
        - С ума сойти. - Вида пораженно уставился на собеседника. - Если б сегодня сам не увидел - ни за что б не поверил. Это что ж вы такое делаете? За эдакие деньги?
        - Разное, - резко ушел от ответа Тома. - Сейчас вот тебе помогаю. Ну да ладно, заболтался я с тобой; иди-ка ты спать, да и мне, пожалуй, пора.
        Распрощавшись, унтер-офицер встал, но пошел не к выходу, а, многозначительно покручивая ус, к трактирной стойке, за которой командовала пухленькая миловидная хозяйка.
        «О, кажется, не просто так мне посоветовали эту гостиницу, - подумал Вида. - С другой стороны, кормят здесь и впрямь неплохо, и цены божеские. А остальное… если уж платить, то лучше своим. Да и спать охота, сил нет».
        Зависть? Вот ее не было вообще. Во-первых, потому что господин королевский интендант не скупится оплачивать хорошую работу, а во-вторых, Вида прекрасно понимал: просто так военным не платят. Слишком немногим бойцам из взвода Тома суждено умереть своей смертью.

* * *
        Следующий день начался с нового похода к местным коллегам.
        Вторая попытка попасть на прием к интенданту полиции барону де Буко увенчалась успехом. Впрочем, решающим оказалось активное участие в этом предприятии унтер-офицера Тома, который во всеуслышание объявил, что должен лично передать письмо коменданта гарнизона господину интенданту и отрежет уши всякому, кто посмеет ему помешать. С Тома спорить никто не стал. Видимо, бывали уже прецеденты.
        - Что там у вас, давайте уже. - Плотный, с красным лицом обжоры, одетый в ярко-желтый кафтан и желтые панталоны барон де Буко нетерпеливо протянул руку. - А этот, - он кивком указал на Вида, - вообще может быть свободен. Нечего ко мне толпой ходить, ты б еще сюда со взводом приперся или с ротой, чего там.
        - Будет приказ - припрусь, - спокойно ответил Тома. - А у сержанта амьенской полиции для вас послание от господина интенданта Пикардии.
        Интендант полиции отнесся к этим словам с полнейшим равнодушием, но руку за письмом протянул.
        Пока великий муж читал корреспонденцию, Вида оглядел кабинет. Большой, светлый, почти как у главы амьенской полиции. Только очень уж много позолоты. На мебели, на рамах крикливых картин с полуголыми бабами, даже на дверных косяках. Как правило, так обустраивали свои дома дворяне не наследные, купившие титулы. Или сам барон как раз из таких?
        С другой стороны, какая разница? Сам-то Вида вообще никакой не дворянин, и никогда им не будет. Так что следует проявить почтение, куда деваться.
        - Та-ак, - многозначительно протянул де Буко, закончив читать и недобро взглянув на полицейского. - Стало быть, господин королевский интендант изволил послать тебя в Кале делать нашу работу. А мы, стало быть, должны тебе помогать… может, задницу тебе подтирать, ну, или хотя бы башмаки чистить?
        От такого тона Вида лишь зубами скрипнул. А что делать? Дворянин, барон, имеет право хамить. А его дело терпеть. Не нравится? Можешь катиться из страны к демоновой матери, туда, где с тобой как с человеком разговаривать будут. Только где ж такое место? Нет его под небом, а выше нам пока рано. Да и попадешь ли в рай, с такой-то работой?
        Так что отвечать пришлось очень вежливо, спасибо Ажану… то есть его светлости виконту де Камбре - снабдил аргументами.
        - Не надо ничего подтирать и чистить, ваша милость, достаточно передать мне материалы по убийству, а дальше мы уж сами, вот с господином унтер-офицером поработаем. Если выделите кого в помощь, будем благодарны. Да, и вот, извольте ознакомиться, - Вида передал еще один запечатанный конверт, - шевалье де Ренард вам письмо написал.
        Тут уже поведение барона поменялось кардинально. Конверт от Ренарда он взял так, как лейтенант берет в руки приказ маршала. Вскрыл аккуратно, краткое послание читал долго и внимательно.
        - Что же вы, уважаемые, с главного не начали? - В голосе господина интенданта прозвучал искренний укор. - Разумеется, любое содействие будет оказано! Вот только помощник… честно говоря, не представляю, кого вам и предложить… Наслышаны мы о чудесах в амьенской полиции, где сержанты звезды получают и вообще баронами оказываются, у нас-то попроще все, по старинке, можно сказать. Опять же дело ваше, если в нем такие люди заинтересованы… не дай бог, кто посторонний чего лишнего узнает. А наши-то, они того, языком потрепать горазды, особенно когда выпьют. Да вы и сами, сержант, - де Буко впервые обратился к Вида на «вы», - понимать должны. Впрочем, - интендант даже щелкнул пальцами, обрадовавшись внезапно пришедшей мысли, - есть вариант! Капрал Ферье! Ничего в нашем деле не понимает, ничего не умеет, служит всего неделю. Но! Младший сын богатого купца, весьма влиятельного в нашем городе. Послан отцом в полицию, чтобы здесь продвинулся и отсюда защищал интересы семьи.
        - Кто? Папенькин сынок? Да Спаситель с вами, ваша милость, не будет у нас времени с ним возиться! - Вида оторопело уставился на собеседника. - Встречал я таких - все как один лентяи, хвастуны и зазнайки, он же все дело нам порушит! Да лучше никого, чем это чудо!
        А де Буко, откровенно довольный своим решением, вальяжно прошел к рабочему столу и с явным наслаждением сел в кресло, только что не потянулся.
        - Вот здесь вы неправы, сержант, - улыбка господина интенданта лучилась самодовольством, - именно Ферье будет бегать, как ошпаренный, по любому вашему даже не приказу, просто намеку. На лету все хватать будет. Потому что папаша сынку объяснил, что хотя тому и присвоили капрала за фамилию, но полицейским он должен стать настоящим, иначе толку от него семье будет мало. Доходчиво так объяснил - у господина капрала синяк под глазом до сих пор не сошел. Нет, более исполнительного помощника я вам точно не подберу. А уж умение хранить секреты - это у купеческих сыновей в крови, тут и вовсе можете не сомневаться.
        С такими аргументами пришлось согласиться. Договорились, что на время работы в Кале сержант Вида расположится в кабинете по соседству с де Буко, предназначенном для заместителя интенданта полиции, которого пока не существовало в природе - мэрия, утвердив штатное расписание, денег на его оклад до сих пор не выделила. А как же, приезжий коллега и военный ищут похищенное письмо к самому господину адмиралу! Надо проявить уважение. А посмеемся потом, когда провалятся эти двое с треском. Почему провалятся? Да потому что в славном Кале такие дела никогда ничем хорошим не заканчивались.
        Однако кабинет, следует отдать должное, оказался столь просторным, что в нем легко разместились три стола. Два заняли Вида и Тома, а за третий уселся Тео Ферье - худощавый русоволосый юноша, под левым глазом которого действительно просматривался не до конца сошедший синяк.
        А первыми посетителями кабинета стали двое полицейских, те самые, что так негостеприимно встретили сержанта на стоянке дилижанса. Точнее, на том месте, где дилижанс остановился. Об этом они и рассказывали, сбиваясь, перебивая друг друга, стремясь угодить этому важному человеку, который разместился в таком важном кабинете. А они-то его за бродягу приняли, даже по ребрам ногой съездили… не дай бог, припомнит! Нехорошо-то как получилось.
        Точно, припомнил! Вона как кулак мнет. Надысь ребята рассказывали - вышел этот сержант во двор, злой, как собака, поднял с земли кирпич да вдарил по нему ентим самым кулаком. Развалился кирпич. Страшно.
        - Значит, эта, мы-то, стало быть, как вы уйти изволили… - После этих слов Вида демонстративно погладил пострадавший бок, чем еще более подстегнул желание сотрудничать у этих орлов правосудия. - Да, так вот, мы ножик-то тот подобрали: мол, чего ж ему на дороге-то валяться. Хороший ножик, вот, он у нас всегда с собой.
        Один из горе-полицейских вытащил складной нож с кольцом на вершине сильно изогнутой рукояти, украшенной точеными роговыми пластинами. Очень широкое листовидное, бритвенной остроты лезвие, длиной чуть побольше ладони, таким не нанесешь уверенного укола, зато очень удобно резать.
        - Его в Кастилии делали, точно, есть такой городишко, Альбасете, вот там их и делают, я точно знаю, - продолжил один из полицейских. - Все выкидухи, навахи по-ихнему, они из Кастилии, только в других-то городах они не такие, все больше пырять пригодные. Тока здеся все по-другому, так что, ежели человек к такой привык, его и дальше к ней тянуть будет.
        Вида взял в руки необычное оружие, раскрыл, попробовал повертеть в руке.
        - Только осторожней, господин сержант, - забеспокоился другой полицейский, - если лезвие неплотно защелкнуть, можно и без пальцев остаться. Вот, смотрите, как надо. - Он взял нож в руки и что-то с ним сделал, после чего раздался звонкий щелчок. - Все, теперь можно крутить-вертеть сколько угодно!
        - Интересная штука. - Вида вновь поиграл ножом. - А что, в Кале много мест, где такие купить можно?
        - Да мест-то много, только вот качество у них… того, никудышное. А вот чтобы такого же красавца найти… у нас, на рынке, таким товаром лишь старый Бенито торгует. Ну, может, еще у Силино неплохие клинки бывают, а так все; остальное так, ерунда, молодежи перед девчонками хвастаться. Смотрятся грозно да шикарно, а по сути - игрушки. Да вы не волнуйтесь, господин сержант, мы ж их обоих вот прям сегодня же расспрошаем, все вытрясем.
        Это уже бравые полицейские говорили, резво пятясь назад. И, достигнув двери, дружно выскочили и рванули в город.
        - Стой, куда… Ведь напортачите!
        Да куда там, только сапоги прогрохотали по коридору. Исполненные энтузиазма орлы умчались окрыленными, в надежде оправдать и искупить. Одно им осталось непонятно - чего этот Вида прицепился к кучеру дилижанса. Мол, кто такой, где обычно останавливает свою повозку, в каком стойле держит лошадей, ночует ли в городе, всегда ли по этому маршруту ездит; да много еще вопросов им было задано. Зачем? А вот это двоих друзей и вовсе не волновало. Вообще, чем они полезней, тем лучше. Нет, ну демон их дернул тогда сержанту нахамить, да еще раненому, да еще по ребрам съездить. Чтобы такое забылось, надо очень постараться, чем они и решили заняться со всем пылом перетрусивших душ.
        Вечером Вида и Тома возвращались в гостиницу. Звонко шлепали по булыжной мостовой башмаки, подбитые металлическими набойками; неяркое, уже спускавшееся к горизонту солнце окрашивало дома веселым розовым светом, неплохо поработавшие за день мужчины неспешно болтали.
        - Слушай, а что сегодня такое было? Сперва этот благородный гусь нас в упор не видел, а после письма Ренарда готов был луну с неба достать? - поинтересовался Вида.
        - Да просто ты с козырей пошел, - ответил Тома, с интересом разглядывая проходивших мимо хорошеньких горожанок. - Если б в первый раз сразу представился посыльным от Ренарда, у тебя б вообще проблем не было. Кале - город портовый, купеческий. Здесь короля Галлии чтят, прошлым летом все от мала до велика насмерть с островитянами бились, никто за титулы и капиталы не прятался, но все же жизнь у нас зависит от порта и торговли, да и полиция не на деньги казны содержится. А господин… э… шевалье де Ренард, он один из крупнейших воротил, к его слову здесь всегда готовы прислушаться. Я тебе завтра нужен?
        Вида пожал плечами.
        - С утра точно нет. Возьму нашего юношу, схожу с ним в контору, где работал покойный, как ее… «Роза ветров»? Вот туда и сходим, пообщаемся с сослуживцами. А на тебе эти горе-полицейские. Мне-то с ними общаться не с руки - слишком кулаки чешутся. Но, бог даст, что-то интересное они расскажут. Ты уж побеседуй с ними, а к вечеру подходи в полицию, подумаем, куда дальше копать.

* * *
        Утро для мэтра Планеля началось со стука в дверь. Не аккуратного, каким стучали посыльные, не робкого, как у опоздавших конторщиков, а непривычно уверенного, почти наглого.
        Озадаченный мэтр открыл не спеша, уже готовясь либо наорать на нахального посетителя, либо угодливо улыбнуться внезапно нагрянувшему начальству. Оказалось, ни то, ни другое. На пороге, смущенно улыбаясь, стоял молодой Ферье. На его спутника Планель особого внимания не обратил.
        - Здравствуйте, дядя Люк.
        - Тео? И тебе не хворать. Тебя отец послал?
        - Нет, дядя Люк, я… ну, мы… вот, познакомьтесь…
        - Господин Планель? Я сержант амьенской полиции Вида. Нам надо поговорить.
        Это было сказано твердым голосом, каким говорят люди, уверенные в своих правах. Так с уважаемым купцом мало кто мог позволить себе разговаривать. Обидно, черт возьми!
        - Амьенской? - Планель язвительно прищурился. - А что амьенская полиция делает в Кале? Разве у нас своей нет?
        - Конечно, есть! Вот, позвольте представить, капрал вашей полиции Ферье! - С широкой улыбкой Вида положил руку на плечо молодого человека. - И у нас, - он голосом выделил это «нас», - есть вопросы. Мы можем войти или предпочитаете разговаривать на улице?
        - Да, конечно, пройдем в мой кабинет… Тео, ты полицейский? И даже капрал? Давно?
        - Всего неделю, дядя Люк, - смущенно ответил Ферье, робко присаживаясь на стул в дальнем углу довольно просторного кабинета.
        - Итак, господин Планель, - перешел к делу Вида, - у нас вопросы, касающиеся вашего сотрудника Легроса.
        - Кого? Какого еще… ах, вы о бедняге Реми… уже бывшем сотруднике, к сожалению. Да, его убили в прошлом месяце. Вы надеетесь найти убийцу?
        - Мы ищем некий документ, который был у Легроса. Письмо в конверте с печатью господина королевского интенданта. Вам оно не попадалось?
        Однако! Мальчишка умудрился влезть в крутые интриги, от которых должен держаться подальше всякий здравомыслящий человек.
        - Боже избави, господа! - В голосе купца появились угодливые нотки. - Реми был тихим, аккуратным юношей. Господи, да у него и друзей-то не было. Только работа и математика. Больше его, по-моему, ничего и не интересовало. Откуда у него какое-то письмо? Он вообще сирота. Сколько помню, ни разу его даже со сверстниками не видел, представляете? Или на работе, или, если свободное время, приткнется где-нибудь да все чего-то читает или пишет. Я пару раз в его записи заглядывал, так там сплошь расчеты, формулы какие-то, чушь, короче. Да и молчалив был, слова лишнего из него не вытянешь.
        - Что, прямо так и не разговаривал с вами? - спросил Вида.
        - Ну… не то чтоб совсем… по делу-то конечно. Или вот в последний день, утром, сказал, что разгадал тайну отплывших кораблей… вы знаете, что это?
        - Слышали, - кивнул сержант. - Так в чем там дело оказалось?
        - А вот это и неизвестно. - Планель тяжело вздохнул. - Не до того мне тогда было, дела, сами понимаете. Решил, что вечером послушаю мальчишку, а оно вон как получилось. Эх, да чего уж теперь…
        - Вещи после него какие-то остались? Вы их внимательно осмотрели?
        Оказалось, до этого у уважаемого мэтра руки не дошли. Да и какие там вещи у сироты? Так, пара штанов, пара рубах, башмаки да куртка. Может, еще чего, но уж точно не купеческий гардероб. Это все жена на рынок старьевщикам давно уж отнесла, не пропадать же добру. Да, какие-то тетрадки остались!
        - Лоретта, ты не помнишь, где тетрадки Реми? - крикнул он в коридор.
        - Я их Полю отдала! - донеслось со стороны кухни. - Если надо, посмотри в его комнате!
        Комнатой господин Планель гордо называл маленькую каморку без окон. На кое-как заправленной кровати валялись шесть тетрадок, в углу валялись книги по математике. Было очевидно, что ими хозяин комнаты не заинтересовался.
        - Вроде бы тетрадок побольше было, - неуверенно сказал Планель. - Но это надо у Поля спросить… он сейчас в торговой гильдии, там работает, как раз обязанности Реми выполняет, преемник, можно сказать.
        - Преемник, говорите? Вот что, капрал, - Вида обратился к Ферье подчеркнуто официально, - прошу вас сходить в гильдию, найти этого Поля и выяснить, куда и зачем он дел остальные тетради.
        После ухода помощника сержант опросил всех, кому не посчастливилось находиться в этот день в доме Планеля. Нудно, дотошно, до отвращения скрупулезно.
        Результат - почти ноль.
        То есть узнал, что Реми был юношей серьезным, вежливым и аккуратным, а еще немного нелюдимым. Дружбы ни с кем не водил, компаний избегал. В свободное время все больше с книжками да тетрадками сидел или по городу гулял, и тоже один. Впрочем… иногда его видели с Софи - проституткой, поджидающей клиентов как раз около торговой гильдии под видом продавщицы цветов.
        Почему продавщицы? Так к купцам на работу иногда и жены заходят, и веселую женщину рядом с работой мужей никогда не одобрят. А здесь все прилично - торгует девушка, для той же любимой супруги можно букет купить. Красиво и все довольны.
        Но чтобы Реми с ней?! Даже не смешно, откуда у него такие деньги? Нет, господин сержант, и не сомневайтесь, они только гуляли, когда у него свободное время, а Софи без клиентов. А такое совпадало нечасто, можно сказать, совсем редко, но все же случалось.
        Ну и что вы, господин сержант, будете с этой информацией делать? Весь день впустую. Можно, конечно, завтра эту кокотку расспросить, только что она знать может? Так только, для очистки совести.
        Тем не менее после обеда Вида пришел в полицию - надо все, что узнал, положить на бумагу со всеми подробностями, какими бы незначительными они ни были. Этому его Ажан… то есть господин виконт де Камбре крепко научил.
        И когда справка была почти дописана, в кабинет вошел доблестный капрал Ферье! Почему доблестный? А как еще назвать человека в дорогущем кафтане, а не в куртке с полицейскими нашивками, в которую был одет еще утром, гордо сверкающего свежими ссадинами на юной физиономии?
        - Друг мой, вы никак поучаствовали в сражении? Отразили очередное нападение Островной империи? Надеюсь, успешно? Садитесь и рассказывайте…
        Глава VI
        Что может быть скучнее канцелярской работы? Сидишь и тупо переписываешь из одной амбарной книги, той, что поменьше, в другую, которая потолще. Потом маленькая вернется в канцелярию порта, а большая останется в торговой гильдии. А когда обе будут заполнены до конца - уйдут в архивы, где и останутся лежать никому не нужными до конца времен. Ну, или пока их мыши не сгрызут. Веселая такая работа, перспективная…
        Впрочем, даже эту беспросветную тоску можно победить, если увидеть в ней тайну. Например, почему именно Реми, сидевший за тем же самым столом, тупо заполнявший те же самые журналы, вдруг решил заняться тайной отплывших кораблей? И даже нашел решение! Хвастался на пустом месте? Вряд ли. Он математик, по крайней мере, был влюблен в математику. Стало быть, готов был не только назвать ответ, но и привести доказательства.
        А ты, Поль Пифо, способен на такое? Тем более что у тебя есть подсказка - записи Реми. Ну что, готов? Тогда открываем еще вчера вызывавшие отвращение толстенные книги, кладем рядом тонкую тетрадь и начинаем сопоставлять, анализировать, думать. Увлекательнейшее, оказывается, дело.
        И вдруг… Как всегда, в самый неподходящий момент это проклятое «вдруг». Кто там на улице кричит на весь квартал, чтобы вот прямо сейчас, прямо немедленно доставили пред его светлые очи некоего Пифо? А не то учинит он здесь разор и опустошение!
        Можно, конечно, наплевать, местная охрана свое дело туго знает, но ведь интересно же. Да и безумно захотелось хоть ненадолго выбраться из сумрачной пыльной конторки, посмотреть на голубое небо, вдохнуть пусть и по-городскому несвежего, но все же вольного воздуха. Что же, выходим из темной конторы на площадь. Господи, как солнце глаза слепит.
        Итак, кто здесь такой грозный?
        Хм, паренек на пару лет нас старше, ну так это ерунда. А вот то, что на его куртке нашивки капрала полиции, это уже серьезно. Он что, с малолетства служит или действительно герой? Бывают такие, нам ли не знать, но этот-то на них никак не похож. А похож он на богатенького хлыща, за папины денежки купившего себе звание, которое люди годами и ранами зарабатывают. С таким уже и разговор другой.
        - Эй ты, чего хотел? Ну я Поль Пифо, что дальше?
        Такой наглости юный капрал не ожидал. За ту неделю, что ему довелось отслужить, он видел, как полицейских боятся, как полицейским льстят, как суют взятки, но чтобы кто-то позволил себе вот так разговаривать?! Его отец, тот да, мог и послать, а мог и кулаком по служивой морде влепить, но то отец, уважаемый человек, а не этот червяк!
        За ту же неделю службы Ферье не раз видел, как коллеги призывали горожан к порядку, запросто, без затей съездив им в ухо, ну или куда там попадет. Решил пойти путем старших товарищей, но кулак почему-то вместо наглой рожи наткнулся на подставленную руку. А сам Пифо, вместо того чтобы, как положено, упасть и тихо утирать с физиономии кровавую юшку, набросился на обидчика, сбил с ног, и они покатились по булыжной мостовой.
        Ферье был тяжелее и сильнее, но Поль оказался ловким и вертким, так что драка затянулась на потеху стоявшим вокруг купцам, даже не подумавшим разнять бузотеров. Зачем? Кулаками друг друга не убьют, а зрителям - развлечение.
        И вдруг в самый разгар жаркой схватки на обоих драчунов обрушилась вода. Парни расцепились и, усевшись на землю, стали протирать глаза, выискивая причину водопада. Дружно посмотрели вверх - вот демон, стыдно-то как… Над ними с ведром в руках стояла Софи, прекрасная, как волшебная фея, и грозная, как судья на процессе.
        - Это что вы здесь творите? Дел у обоих нет - в серьезном месте безобразие устроили? А ну, пошли со мной, оба, пока полиция не схватила.
        Поль угрюмо двинулся за девушкой, а Ферье сначала захотел возразить: мол, он сам полицейский, даже капрал! Но вовремя передумал - действительно, глупо все получилось, а если еще и патруль увидит - свои засмеют.
        Троица в полном молчании отошла за квартал от здания гильдии, и только тогда Софи поинтересовалась:
        - Чего не поделили, петухи?
        Вопрос прозвучал как-то так естественно, что никто и не подумал усомниться в ее праве знать причину драки.
        - При чем здесь не поделили? - ворчливо ответил Ферье. - У меня приказ - задать этому, - он кивнул в сторону Поля, - несколько вопросов.
        - Приказ?! И что, в этом приказе так и было сказано - вначале мне по морде съездить?
        - А ты не груби…
        - А ты не хами…
        Парни вновь набычились, сжали кулаки, готовясь к новой схватке, но Софи встала между ними.
        - Что, не намахались еще? На себя посмотрите - мокрые, грязные, ободранные, как коты помойные, честное слово.
        Вот ведь вредная девка! Но и не возразишь, демон побери.
        - Тебя звать-то как? - скорее буркнул, чем спросил Поль горе-полицейского.
        - Тео… э-э-э, капрал Ферье! - Он попытался принять горделивую позу. Получилось комично, но никто не улыбнулся. Действительно, хватит ругаться, человек ведь по делу пришел.
        - Так чего за приказ-то был?
        Однако, когда выяснилось, в чем дело, стало и вовсе не до обидок. Письмо с печатью самого королевского интенданта! Ищет его полицейский сержант из Амьена… и если амьенская полиция не отправила сюда взвод сержантов, то это тот самый Вида, попутчик… Но это их дела, к тайне отплывших кораблей отношения не имеющие.
        - Нет, Тео… извини, господин капрал, извините…
        - Да ладно уж, чего там, пусть будет Тео. - Полицейский протянул правую руку, а левой погладил опухшую челюсть.
        - Тогда Поль. - Пифо пожал руку и потер подбитый глаз. - Не было в его бумагах никаких писем, точно говорю. Вообще, жаль парня - умница был. Я его тетради смотрел - ничего не понял, кроме одного. Если уж он настолько в свою математику влюбился, далеко бы пошел. Если б на нож не нарвался.
        В этот момент Софи шмыгнула носом. Юноши дружно взглянули на нее - на глаза девушки наворачивались слезы.
        - Софи, что случилось? - обеспокоенно спросил Ферье.
        Только сейчас Поль сообразил, что общаются они довольно долго, но ни Тео, ни девушка друг другу не представились. Так они знакомы! И полицейский знает, чем она занимается. И разговаривает… м-да… прямо как с равной.
        - Ну, чего уставились оба? - Наверное, это должно было прозвучать с вызовом, но сквозь слезы получилось только жалко. - Реми, он странный был. Бывало, все вечера смотрел на порт да что-то в своих тетрадках писал. А в тот день, точнее утро, ну, когда… так вот, подошел ко мне, сказал, что скоро разбогатеет сказочно, чтобы я свое дело бросала, ну… да… в общем, сказал, что он у меня один будет… вот.
        - Даже так?! - У Тео загорелись глаза. Неужели нашел? - Он говорил о том письме, с интендантской печатью?!
        Увы.
        - Нет, я же говорю, странный он был. Сказал, что разгадал тайну отплывших кораблей. - Девушка кулаками потерла глаза. - Собирался пойти в ратушу, сообщить новость и вернуться уже богачом. Только какие-то бумаги или расчеты, в общем, что-то там подготовит - и вперед, навстречу славе.
        - То есть о письме ни слова? - Ферье разочарованно вздохнул, но тут же вновь оживился. - А вдруг он просто придумал про корабли? А на самом деле хотел то письмо продать? А вдруг…
        Фантазия молодого полицейского разыгралась, понеслась вскачь, не выбирая дороги. Вот же, рядом стоит человек, который может что-то знать! Нужно только спросить! Как вчера сержант Вида говорил? Главное, задать правильные вопросы, так вот и надо их задать! Он уже забыл, что посылали его расспросить Поля Пифо, какой Пифо, когда вот она, удача, только руку протяни!
        - Ты кому-нибудь об этом рассказывала?
        - Ну да, в тот же день, а что такого? Есть у меня один клиент, можно сказать, постоянный, он еще о купцах поболтать любит, говорит, что так ему со мной интереснее. Ну, я и рассказала, как шутку. А что такого?
        Поль слушал, не понимая, как это вообще может быть? Софи, умница и красавица, как о самом обычном деле говорит, как продает себя, словно те же цветы, а Тео так же спокойно слушает, даже бровью не поведет! Что, профессия Софи такая же уважаемая, как и любая другая? Вот чудеса!
        За этими размышлениями Поль пропустил часть разговора мимо ушей, вернувшись к нему, лишь когда услышал вопрос Софи:
        - Ты всерьез собираешься идти в полицию в таком виде?
        Ферье осмотрел свою изгвазданную и порванную одежду, бросил взгляд на бывшего противника…
        - Да, как-то… Тогда идем ко мне! Переоденусь, да и Поля в порядок приведем!
        - Тео, ты гений! Разумеется, идем! - Просушив слезы, Софи стала язвительна до очарования. - А уж как твоя матушка будет рада видеть меня в своем доме! Обещаю, ближайшие дни ты обречен выслушать столько слов ее благодарности!
        Но разве такие мелкие преграды способны остановить молодого полицейского, уже почувствовавшего запах славы? Решение, впрочем, естественное для любимого сынка богатенького папеньки, созрело мгновенно.
        - Не беда! Давайте сейчас в ближайшую гостиницу, сниму для вас номер. Сидите тихо и ждите, я скоро!
        И молодые люди направились в таверну «Старый боцман», на втором этаже которой сдавались номера. А что? Юноша и девушка желают снять номер на пару часов - дело житейское, лишь бы было оплачено.
        На простоявшего в течение всего этого разговора в конце улицы оборванца никто из них внимания не обратил.
        В небольшой комнате, где остались Поль и Софи, стояла лишь широкая кровать и одна табуретка. Назначение этой комнаты было более чем очевидно. Кровать противно скрипнула, когда на нее села Софи. А Поль уселся на табурет, перенеся его в дальний угол, на целый метр от кровати.
        В свои четырнадцать лет он знал, что и как надо делать с женщинами в такой комнате, даже успел получить какой-никакой опыт. Но представить, что, как деревенскую простушку, можно завалить на вот эту скрипучую кровать вот эту похожую на сказочную фею девушку, у него не получилось.
        До возвращения Тео пройдет не меньше часа, надо вроде бы о чем-то разговаривать, но о чем? О погоде? О природе? О работе? Ага, именно об ее работе, самая увлекательная тема. Но все же.
        - Софи, а почему ты вчера меня не дождалась? Договорились же вечером вдвоем из порта идти…
        - Слушай, ты из какой глуши здесь взялся? Ты что, всерьез считаешь, что я продажей цветов зарабатываю? - Девушка ответила неожиданно зло.
        - Да… в общем-то… просто… я себя таким дураком чувствовал… ждал, понимаешь, а тут…
        - Ну и что? Да, подошел клиент, кстати, тот самый, кому я о Реми рассказала. Предложил хорошие деньги, я что, должна была отказаться? С чего бы это?
        - Погоди, не злись, - Поль успокаивающе поднял ладони. - Ты говоришь, тот же клиент… но ведь ты не собиралась идти в порт. Как же он тебя нашел? Случайная встреча? Тогда почему заплатил больше обычного? И о чем вы говорили? Ты сказала, что он разговаривать любит. О чем вчера разговор был?
        - Да отстань ты, тоже мне, прямо как на исповеди - с кем, когда, да еще как! Твое какое дело?
        Девушка демонстративно отвернулась, но юноша уже успел сложить два и два. Бесцеремонно пересадив собеседницу на табурет, он заблокировал дверь кроватью в твердой уверенности, что лучше быть напуганным дураком, чем отважным покойником.
        В этот момент в дверь постучали.
        - Господа, ваш товарищ заказал для вас вина, откройте дверь!
        Разумеется, если б они сняли номер с той же целью, что и другие постояльцы, вино было бы к месту, но сейчас?! Тогда кто за дверью? Как там говорил друг: лучше пусть смеются над осторожным, чем славят покойника? Бежим!
        Поль метнулся к окну - выходит на пустынный двор. Высоко, но он бы спрыгнул без проблем. Только вот Софи? Нет, не сможет. Тогда что? Даст Спаситель, простыни на кровати крепкие. Авось, как говорил тот же знакомый. Господи, только бы Софи сейчас не заартачилась!
        Глава VII
        - В общем, господин сержант, когда я вернулся, дверь в комнату была сломана, а ни Поля, ни Софи там не было. Хозяин таверны клянется, что вниз они не спускались, а кто дверь ломал, он понятия не имеет. Врет, сволочь, но стоит на своем твердо.
        - Прямо твердо-твердо? Ну, это не беда. Господин унтер-офицер, - усмехнувшись над официальным тоном друга, Вида обратился к сидевшему в уголке Тома, - можно эту твердость проверить? Не хотелось бы тащить господина трактирщика сюда - уважаемый, поди, горожанин, потом замучаемся бумаги писать. А вот так, по-свойски, по-соседски побеседовать?
        - Если только по-соседски, то можно, мало ли чего между соседями не бывает. К примеру, вечерком закатятся мои ребятки в его таверну, ну там выпить, песни попеть. Они у меня тихие, если их не трогать. Зато если тронуть, тогда, конечно, тогда пусть господь ту таверну спасает. Было уже пару раз. Так что или трактирщик уважение проявит, или «Старый боцман» надолго закроется. Но это все потом. Вы послушайте, что наши новые друзья узнали!
        Тома выглянул в коридор и в кабинет одновременно бочком, словно два робких бегемотика, протиснулись бравые полицейские и с со страху обратились к Вида как к дворянину:
        - Ваша милость! Узнали! Все узнали! Всю правду вытрясли!
        - Уж прямо и вытрясли, - вмешался в разговор Тома, - после вашей тряски весь город небось знает, кого полиция ищет.
        Но энтузиазм и вера в правое дело этих орлов сыска были непоколебимы:
        - Да не, господин сержант, нешто мы не понимаем. Будут торговцы молчать как рыбы, куда ж им деваться. На рынке торговать надо, а ежели их оттедова турнут, куда им податься? Они ж кастильцы, и весь доход у них здеся. Им с полицией ссориться никакого толку - без нашей защиты конкуренты сожрут. Так что мы только что душу из торговцев оружием не вытрясли. И нашли! Действительно, позавчера у мастера Силино ушла точно такая же наваха. Покупатель продавцу неизвестен, но товар оценивал уж очень придирчиво. Все ножи перетрогал, пересмотрел…
        - Так как он выглядит-то? - Вида вернул заболтавшихся докладчиков к главному.
        - Так обычно же! Роста среднего, не худ, не толст, черноволос, смугл, скорее всего, выходец из Валенсии - Силино сам из тех мест, так что говор опознал уверенно. Да, руки! Правая была на перевязи. А на левой-то кисти - шрам. Глубокий такой, прям от мизинца до среднего пальца, поперек ладони.
        «А не мой ли это знакомый? - подумал Вида, вспомнив молодецкий удар своего юного спутника, спасший ему жизнь. - Но эта примета ненадолго - заживет рука, и нет ее. А вот шрам - это уже серьезно, его уж никуда не денешь. Но, опять же, такой шрам среди городского быдла не редкость, так что искать подонка можно долго. А черные волосы, усы и бородка? Запомним, может и пригодится».
        - Да, господин сержант, - продолжили доклад полицейские, - завтра же Крикливый Жан приезжает! Как кто такой? Да тот самый кучер, с дилижанса, которым вы интересовались. Так что можете сами посмотреть, где он остановится да где заночует. Можете и порасспрашивать. А что, заведем сюда, съездим пару раз по почкам… Не надо? Вообще не наше дело? Ну, вы начальник, вам виднее…
        Когда эти двое вышли, Вида перевел взгляд на унтер-офицера:
        - Это все хорошо, но вот парня с девчонкой как теперь искать будем?
        Вопрос, пусть и не ему заданный, Тео не обрадовал. Еще утром его распирало от гордости за мудрое, как казалось, решение. Действительно, Поль и Софи, под видом любовников, должны были дождаться, пока он переоденется, приведет себя в порядок и, как и положено достойному полицейскому, отведет их к грозному господину сержанту.
        Что в результате? Сломанная дверь, раскрытое окно, разворошенная кровать с неизвестно куда подевавшимся бельем. И наглая морда трактирщика, утверждающего, что ничего не видел и не слышал.
        А взгляд сержанта, словно на прикованного к постели неизлечимого больного, а его плотно сжатые губы, а его вздох… Господи, вот же напортачил!
        Вдобавок вечером бойцы Тома устроят дебош в «Старом боцмане», а потом дело передадут в мэрию, будет скандал и долгая склока с негарантированным результатом - народ в Кале за себя постоять умеет.
        М-да… а уж как папа будет доволен - хорошо сын службу начал, просто отлично! В смысле - отличился. С другой стороны - сын в полицию не рвался, а раз отправил, так помоги, отец родной.
        - Э-э, господин сержант… - Вида посмотрел на Тео, как на заговорившую чернильницу: мол, уж молчал бы, после того как дров наломал.
        Но парень твердо решил, что исправлять ситуацию надо самому.
        - Господин сержант, - голос стал тверже, - не посылайте солдат в таверну. Думаю, я сам с трактирщиком договорюсь. Ну, с папиной помощью, разумеется…
        То ли благодать божия спустилась в тот день на Вида, то ли вспыхнувший в глазах молокососа азарт напомнил собственную молодость, но три часа на исправление ошибки он дал. Больше нельзя, дело не ждет.
        Как уж разговаривал Ферье-младший с Ферье-старшим, осталось семейной тайной, но не успело еще солнце сесть за горизонт, как в таверну «Старый боцман» вошли три господина, одетые в одинаковые серые камзолы. От этого визита у трактирщика защемило сердце и мерзко засвербело в животе.
        Приказчики. Причем непростые. С недавнего времени пошла по Кале мода - доверенные, самые высокооплачиваемые приказчики, те, кому поручали самые ответственные дела, стали одеваться именно так. Мол, мы не стремимся поразить вас роскошью, мы люди скромные, как палачи. Только те на плахе вас без голов оставляют, а мы в тиши своих контор - без денег. Палач за нарушение законов карает, а мы - за нарушение договоров.
        И вот входят сразу трое. Конец? Трактирщик тоскливым взглядом окинул свое заведение. Такое уютное, такое прибыльное, в которое вложен каторжный труд, и свой, и всей семьи. То, что мечтал оставить сыну. Все прахом? Почему? За что?
        Трое сели за стол у самого окна и пальцем, словно мальчишку, подозвали к себе. Пошел, куда деваться.
        - Ну так что же, милейший, - начал разговор низенький толстенький человек в сером, - вы помните, надеюсь, сколько и кому вы должны?
        - Разумеется, господа, но сроки возврата еще не скоро, а проценты я плачу исправно. - Несмотря на уверенность в сказанном, голос трактирщика прозвучал хрипло.
        - Платите проценты, и все? А нет ли в ваших договорах еще условий, которые вы обязаны выполнять? Например, вы не должны иметь конфликтов с властью. Неужели забыли? Так мы напомним, не беда. Вот договор с нашим торговым домом, пункт одиннадцатый. Уверен, в договорах, которые принесли мои коллеги, есть что-то подобное.
        Все трое достали договоры. Демон! Крупнейшие кредиторы, если они потребуют оплаты одновременно - всё! Долговая тюрьма навеки, и плевать на всю доходность таверны - такие деньги за год не собрать. Но почему?
        - Господа, я не понимаю… Я вовремя плачу налоги, я выполняю все предписания магистрата, клянусь, у властей нет ко мне претензий!
        - То есть и у полиции нет претензий? А вот капрал Ферье говорит, что есть. И как-то мы ему верим. А главное, ему искренне, без малейшей тени сомнения верят ваши кредиторы. Желаете поспорить? Например, в суде?
        Вот ведь… Стоп! Капрал Ферье, не родственник ли того Ферье? Разодетый как салонный хлыщ, без положенных нашивок мальчишка, что приходил сегодня… Точно, он кричал, что капрал полиции… Да какой там капрал… сосунок… Хотя… если он из тех Ферье…
        - Господа, произошло недоразумение, уверяю вас, я прямо сейчас пойду в полицию, отвечу на все вопросы. Что вы, мы все в этой таверне законопослушные галлийцы, верноподданные его величества и верные слуги его сиятельства, графа Амьенского.
        - Не надо никуда ходить. Сейчас мы уйдем, а на наше место сядет полицейский сержант. И ему вы расскажете все, что он захочет услышать. Все, что знаете, о чем догадываетесь и даже то, что вам ночью приснилось. Потому что, если забудете рассказать хоть что-то, вы очень быстро окажетесь в долговой тюрьме. Навечно. И поверьте, камеры на солнечной стороне для вас не найдется.
        Оставив трактирщика обдумывать открывшиеся перспективы, трое в сером ушли, а на их место сел крепкий черноволосый мужчина в простой кожаной куртке без каких-либо нашивок. Представляться мужчина посчитал излишним.
        После долгого разговора мужчина встал, вышел из таверны и направился к ближайшему перекрестку, где, изнывая от нетерпения, стоял капрал Ферье.
        Мужчина не стал говорить, что нельзя стоять столбом посреди улицы, что это привлекает внимание всех прохожих и зевак из соседних домов. Зачем? Профессиональной критики парню сегодня за глаза хватило. Поэтому просто подошел, обнял за плечи и сказал:
        - Молодец, хорошая работа.
        И сразу как-то стала неважна и глупая драка с Полем Пифо, и предстоящий разговор с отцом, оставшимся недовольным тем, что пришлось тратить время на помощь недотепе сыну. Самым важным оказалась эта простая похвала простого полицейского сержанта.
        Уже поздно вечером в кабинете полиции за бутылочкой вина, из которой в качестве поощрения был налит стакан и капралу Ферье, обсуждались перспективы дальнейшей работы.
        Итак, найти то злосчастное письмо, которое вроде как искал сержант Вида, не удалось. Ни в доме Планеля, ни среди тех бумаг, что остались в конторке торговой гильдии, где работал Поль Пифо до сегодняшней эпической драки. Где теперь искать этого сорванца, умудрившегося не только сбежать из-под носа неких злодеев, но и умыкнуть красавицу Софи, было абсолютно непонятно.
        Зачем искать? Тоже неясно. Зато ясно, что кого-то из этой парочки разыскивают люди весьма серьезные. И разыскивают тоже всерьез, раз не постеснялись ворваться в гостиницу в центре города, да еще до дрожи в коленках запугать ее хозяина.
        Между прочим, командовал нападавшими, типичными обитателями городского дна, среднего роста черноволосый мужчина с правой рукой на перевязи и со шрамом на кисти левой руки. Трактирщик запомнил, что говорил он с резким кастильским акцентом.
        - В гостиницу ворвались четверо. - Вида не столько рассказывал о разговоре с трактирщиком, сколько рассуждал вслух. - Сразу приставили нож к горлу охранника, заставили сказать, где остановились парень и девушка. Причем описали обоих подробно. Один остался с охранником, остальные рванули наверх, к комнате. Сразу дверь сломать не смогли - ребята что-то почувствовали и забаррикадировали ее кроватью. Когда ворвались в комнату, там уже никого не было - ушли через окно. Там высота метра три, так что, скорее всего, Поль спустил девушку на связанных простынях, а сам просто спрыгнул, прихватив простыни с собой. Преследователи прыгать вдогонку не решились, так что побег удался. Затем их главарь прошел к трактирщику и пообещал спалить его заведение ко всем демонам, если кто-то из слуг вспомнит хоть что-то о произошедшем. Убедительно пообещал, во всяком случае, у бедолаги не возникло и тени сомнения, что именно так все и будет.
        - Ну а нам-то до этого какое дело? - Тома лениво потянулся. - Нам надо лишь письмо найти, об остальном пусть другие заботятся.
        - Не совсем так. - У Вида глаза заблестели в охотничьем азарте. - Если серьезные люди гоняются за этими ребятами, значит, кто-то из них что-то знает. Очень важное что-то. То, что спрятать можно только в могиле. Сам посуди, возможности для похищения у нападавших не было - все-таки почти центр города. Так что, если бы побег не удался, убили бы их, точно убили.
        - Дружище, в этом городе убивают каждый день. Грабители - горожан, клиенты - несговорчивых проституток, дворяне - друг друга вообще не пойми за что. Спасать невинных - дело, конечно, благородное, но у нас, точнее, у тебя, есть дело, за которое с нас, точнее, с тебя, спросят. Ты уверен, что именно сейчас стоит отвлекаться?
        Вида встал и пару минут задумчиво ходил по кабинету. Поль Пифо… четырнадцати лет, тря дня назад приехал из Парижа… Не тот ли это Поль, что ехал с ним в дилижансе, мечтал о море и парусах? И, кстати, спас ему жизнь. Демон! Никто толком не может его описать! Светло-русые волосы, и только. Рост? Обычный. Телосложение? Обычное. Лицо? Тоже обычное! Ни шрамов, ни родинок, и вообще, чего пристал с пустяками, сержант? Цвет глаз? Да кому они нужны, те глаза. Он что, девушка, чтобы мы ими любовались? М-да… а Тома ждет ответа…
        - Спасать и защищать, вообще-то, это наша работа. Год назад на улицах этого города ты в этом не сомневался. С тех пор что-то изменилось? И потом, я не верю в совпадения. Вначале этот, с поломанной рукой, нападает на меня, потом - на того, кто нас интересует.
        - Думаешь, это тот же человек?
        - Похоже. Поймаем - спросим. А чтобы поймать, надо найти Пифо и Софи. Точнее - именно Софи. Кому нужен только что приехавший в город мальчишка? Так что пошел я на поклон к его милости барону де Буко. Просить о помощи.
        Большая квартира на улице Пекарей
        - И где теперь их искать? Что здесь вообще происходит? Шевалье, я не понимаю! Этот мальчишка, которого мы посчитали олухом, опять ушел от наших идиотов, только на этот раз уже со шлюхой! Два юных голубка упорхнули, только что крылышками на прощанье не помахали. А ты, предводитель отребья? - дворянин обратился к крикливо одетому здоровяку, которого отчитывал здесь же пару дней назад. - Тебе за что платят, чучело?
        - Так, господин, кто ж знал? Там же высота была метра четыре, кто ж с такой спрыгнуть может, да чтоб ног не переломать? Да вместе с девкой? Но вы не думайте…
        - Что?! Мне не думать?! Уж не ты ли у нас тут думать собрался? Каким местом, интересно? Тебе, приятель, думать вредно, еще пронесет, не дай бог.
        - Да вы, ваша милость, так уж сильно не расстраивайтесь. Куда они денутся? Так что не беспокойтесь, найдем мы девицу, да и того; ну, как обычно, в общем. Никто ничего и не увидит. Да и искать не будет: кому она нужна, шлюха? Мало их режут, что ли?
        - Найдешь, но как? Где ее теперь искать?
        - Да легко. Тот щенок, капрал полицейский, он нас к ней и приведет.
        - Ну, если только он… Его-то хоть отработать сможешь, герой из подворотни?
        Глава VIII
        Следующим утром все полицейские Кале искали золотоволосую девушку в красном платье. Никто не понимал зачем, но искали серьезно, даже азартно - господин барон обещали нашедшему целый динарий. Все без толку.
        В запале умудрились не прогнать двух ярко разодетых цыганок, нахально лузгавших семечки прямо напротив здания полиции. С другой стороны, дамы вели себя необычайно смирно, не лезли к прохожим с гаданиями, не пытались продать заговоренные обереги и приворотные зелья.
        Нападению, скоординированному и многократно отрепетированному, подвергся лишь Вида, когда, разочарованный впустую потраченным днем, отправился в гостиницу. Вот тут уж жрицы судьбы налетели как коршуны:
        - Ай, молодой-красивый, постой-подожди, всю правду расскажу. Что было, что будет, чем сердце успокоится! Ай, не спеши, от судьбы уходишь. Из Амьена за счастьем приехал, а счастье здесь, рядом! Встреча тебе предстоит с красавицей! Глаза голубые, волосы золотые, ждет тебя не дождется! Да стой ты, наконец, дубина стоеросовая!
        - Тихо! - Полицейский совершенно обалдел от яростно налетевшего пестрого вихря. - Какая красавица, где?
        - Ой, яхонтовый, у нас она, в таборе, - цыганки заговорили спокойнее. - Ее красивый чаваро привел. Светловолосый, но наш, ромал - язык знает, законы знает. Попросил свою чаюри спрятать от лихих людей да тебя найти. Сказал, что ты большой начальник. Не соврал?
        С ума сойти! По дороге Вида даже не смотрел, куда его ведут. Мысли были заняты юным попутчиком. Поль… тот или все же нет? Что он там рассказывал? Деревенский, но матушка вроде из городских, потому и читать-писать, даже считать умеет. Выбить палкой нож? Тоже ладно, небось, палка для селянина штука привычная.
        Остановить кровь? И это не вершина учености, чай с косами да серпами всякое случается, а с поля бедолагу надо еще и до знахарки довезти, чтобы рану зашить. Так что все вроде складывается. Правда, та записка под жгутом, что врача в восторг привела… этому в деревнях точно не учат. Но мало ли, парень молодой, память хорошая, услыхал где-то да запомнил.
        Но чтобы с цыганами по-ихнему разговаривать?! А эти пестрые вертихвостки говорят, что он еще и обычаи их знает… нет, это точно не тот Поль. Тогда кто красавицу Софи в табор привел? Откуда взялся? Вот его и надо найти. А Пифо потом поинтересуемся, когда время будет.
        В таборе Вида вначале провели в шатер к пожилому цыгану, которого больше всего волновало, не будет ли проблем у ромал из-за этой истории. Вроде как цыганский закон требует своим помогать, но он же и не велит влезать в дела гаджо. Слишком плохо это всегда заканчивается. Так что, господин сержант, хотелось бы иметь компенсацию за беспокойство, и лучше - золотом. Или серебром, на худой конец. А где его взять? Чай, сержант не генерал, деньгами не распоряжается.
        - Ты это о чем сейчас?! - Первой мыслью было наорать на чернявого, запугать. Да что он там вообще себе позволяет?! С кем торговаться смеет?
        Лет десять назад сержант бы ему показал, где раки зимуют. Ага, именно как Ажан, в смысле виконт, короче, как он говорит. Поправка. Десять лет назад Вида сержантом не был, и этот барон, а это очевидно барон, хоть и цыганский, с ним даже и разговаривать бы не стал. Да и жизнь за эти десять лет била всячески, особенно последние три года. Так что прячем свои амбиции в карман. Действительно, надо договариваться. Вида примиряюще раскрыл ладони.
        - Хорошо, уважаемый, давайте обсудим. Как я понял, вы приютили некую девицу, которую сейчас вся полиция разыскивает. Нет-нет, она не преступница, просто с ней надо поговорить, и да, она в опасности. Так что благодарности вы действительно заслуживаете. Но вот деньги… ну откуда они у меня? Я ж простой сержант, всего и могу - начальникам передать, а уж как они решат - того гарантировать не могу.
        - Годится! - неожиданно легко согласился цыган. - Мне тут одна птичка напела, что если сержант Вида свое начальство попросит, оно ему точно не откажет. Так как, обещаешь? Похлопотать? А?
        - Обещаю.
        Сказано было уверенно, хоть и в полном обалдении. Вида вообще в последние дни в этом состоянии частенько оказывался, даже привыкать стал, как к насморку.
        - Это что же за птичка такая? И, кстати, как твои яхонтовые красавицы меня узнали? Я не граф, не епископ, я вообще в этом городе только три дня.
        - Ну что вы, господин сержант, это вы здесь три дня, так и табор здесь всего две недели стоит. Мы цыгане - по всей земле кочуем, границ не замечаем. Приходилось и в Амьене бывать, а уж там-то вас каждая собака знает.
        По честным, абсолютно незамутненным даже каплей лжи глазам цыгана было абсолютно понятно, что говорит он чистейшую правду. Поверить в которую полицейскому не позволял весь его богатый опыт.
        Но тот же опыт и подсказывал, что пытаться сейчас что-либо выведать - занятие глупое. Только себя на посмешище выставлять.
        - Ну, раз я такой знаменитый, - Вида не удержался от шпильки, - тогда знакомьте меня с очаровательной Софи. Только поговорить нам надо с глазу на глаз, есть вещи, которые даже цыганам лучше не слышать. Я понятно объяснил?
        Вот это уже было сказано твердо. Настолько твердо, что у барона не возникло и тени сомнения - есть знания, которые опасны. Смертельно.
        - Разумеется, господин сержант, разговаривайте здесь, - ответил цыган, откидывая полог. - Можете быть уверены, ближе пятидесяти метров к шатру не то что ни один ромал не подойдет - ни одна мышь не подберется.
        В одиночестве Вида оставался пару минут. Затем в шатер вошла красавица. При свете свечей растрепанные золотые волосы Софи отливали красным. В измятом, с изгвазданным грязью подолом платье она умудрялась выглядеть как урожденная аристократка. Тот же твердый взгляд, прямая спина и гордо поднятая голова.
        - Здравствуйте, господин Вида. У вас ко мне вопросы?
        - С твоего позволения, Софи. Присаживайся. Разговор у нас будет долгим, а спешить нам с тобой некуда.
        Они закончили беседу часа через два, когда ночь накрыла и табор, и засыпающий город, и тихое, словно тоже уснувшее море. Вокруг запылали костры, где-то зазвенела гитара, подыгрывая цыганской песне, спокойной и протяжной, как бескрайный путь этого бесконечно кочующего народа.
        Сержанта интересовало все, вплоть до самых нескромных мелочей, обсуждать которые было противно обоим. В основном все сказанное оказалось бесполезным, но, не перерыв эту кучу дерьма, не удалось бы найти так необходимые полицейскому золотые крупинки.
        У Софи имеется постоянный клиент, некий идальго дон Венкеслас де Садаба. Вроде как кастилец, во всяком случае, черноволос, кареглаз, смугл и говорит с заметным акцентом. Среднего роста, худой, но крепкий - как разденется, мышцы канатами перекатываются. Чем занимается в Кале? Ну кто ж со шлюхой дела обсуждает? Хотя поболтать «между делом» он и любит, говорит, что так ему интереснее. Ну да тут уж кому как нравится, ее работа - услужить.
        О чем болтали? Так девушка же около торговой гильдии трется, соответственно, и клиенты ее оттуда. Нет, конкретно о купцах де Садаба не спрашивал, но случается же что-то интересное и забавное, о чем не грех и посудачить со старым знакомым. Насколько старым? Лет около сорока. Ах, в этом смысле? Да уж пару лет как. Он же и посоветовал когда-то начинающей проститутке обосноваться у торговой гильдии под видом цветочницы. А что, и клиенты богатые, и полиция не решается обирать… ой, извините, господин сержант, я хотела сказать - мешать заработку. Нет, правда, стоит себе девушка, цветами торгует, ну, вы понимаете.
        Легрос? Какой Легрос? Ах, Реми… было дело, рассказала тогда о его шутке. Той самой, о тайне отплывших кораблей. Шевалье тогда так хохотал! Потом? Да, расспрашивал, чем Реми занимается. Конечно, знала. С Реми частенько болтали, он рассказывал, что ведет учет тех кораблей, что приходят в порт. Откуда пришли, куда ушли, с каким товаром, когда в порт назначения прибыли. Вот.
        А потом, после того как это рассказала, дон Венкеслас заторопился, вроде бы дела у него какие-то срочные образовались. Нет, до этого никуда не спешил, а тут сразу о срочных делах вспомнил. Ну да мне-то что, деньги заплати и спеши куда хочешь.
        Что еще? Домой идальго не водил, все в гостиницах это… Разных гостиницах, но чаще в «Старом боцмане».
        Так вот… последний раз он встретил Софи позавчера в порту, сказал, что его приятеля надо обслужить. А какой тот приятель - типичный бандит. Грязный, потный, рука у него еще на перевязи, не иначе как в драке порезали. Но заплатил хорошо, это да. Нет, приятель ни о чем не спрашивал, даже не представился. Всю ночь… ну, вы понимаете. И откуда у него столько сил?
        Пожалуй, все. А, вот еще! Пару раз случайно видела де Садабу выходящим из одного дома на улице Пекарей. Такой желтый, двухэтажный, он там один такой. И выходил из того подъезда, что ближе к морю. Софи, скорее всего, не видел - та далеко стояла, да он в ее сторону и не поворачивался. Обычно-то как увидит - здоровается. Вежливый.
        Вот и все, что удалось узнать. Но только чтобы все это свелось в связную историю, пришлось выслушать столько и такого, что к концу разговора сержанту захотелось искупаться и одежду сменить. Словно в грязи вывалялся, честное слово.
        А девчонка - молодец, хоть и шлюха. Рассказывает подробно, на вопросы отвечает обстоятельно. М-да… Если б не ее занятие, можно было б к хорошему жениху пристроить, есть у Вида такой на примете. Ну да что ж теперь.
        - Софи, тебя же сюда Поль привел?
        - Да, точно. Вообще, странный он. Вначале заставил из окна гостиницы по связанным простыням вылезти. Потом вместе с теми же простынями сам спрыгнул. Да как-то еще и на земле кувыркнулся, я уж думала - все, или шею себе свернул, или сломал чего, а ему хоть бы хны. Скатал простыни в тюк и пошел как ни в чем не бывало. Нет, к нам никто не ломился, только постучался слуга, предложил вина. Так Поль дверь кроватью зачем-то перекрыл, а сам на ней качаться начал, чтоб скрипела, словно мы… ну, вы понимаете. После, уже как слуга ушел, он и заставил меня в окно лезть. Я сперва отказалась, а он так на меня зыркнул - ноги сами к окну понесли. Страшно не было, но дурой себя чувствовала полной. На глазах у людей, да еще и юбка задралась, вот ведь срам какой.
        - А сейчас он где?
        - Так сразу в гильдию свою и ушел. С цыганами о чем-то поговорил да и ушел. Сказал, что работа сама себя не сделает. Ой, забыла совсем, просил вам передать, чтобы полиция его не дергала. Мол, чем мог он помог, а если купцы увидят, что он с полицией якшается, выгонят. На что тогда жить?
        Когда уже темной ночью Вида вышел из шатра, вокруг горели костры, у которых сидели молодые цыгане. Но никого не было ближе пятидесяти метров. Где-то в отдалении звенела гитара и звучала тягучая песня, такая естественная в этом ночном спокойствии.
        Какой-то паренек, увидев сержанта, метнулся к одной из кибиток, из которой почти сразу, подтягивая на ходу красные шелковые штаны, выбрался барон.
        - Закончили?
        - Да, теперь пойдем в город, спасибо за помощь. Факел, надеюсь, для нас найдется?
        Идти по ночному лесу страшно. Факел освещает лишь два-три метра вокруг тебя, зато дальше - черная стена. Чистый, пахнущий прелой листвой и молодой, только-только пробивающейся травой воздух, чистое безлунное небо, по которому Спаситель раскидал мириады сверкающих, чуть дрожащих звезд - все это сейчас не имеет значения. Тишина? О да, она-то сейчас главная. Потому что лишь усиливает страх.
        Вот где-то недалеко что-то хрустнуло. Безобидная лисичка ловит мышей? Или старый секач наступил на ветку? Или матерый волк охотится и на лису, и на кабана, да и одинокими путниками закусить не откажется? Выскочит бесшумной тенью из черноты - не то что за шпагу схватиться, крикнуть не успеешь.
        Но куда опасней звери двуногие. Те, что на четырех, человека все же боятся, стараются сами убраться с его дороги. А вот люди, что, затаясь в ночи, рассматривают тебя, как рассматривает дровосек огромный дуб, не думая о его величии, а лишь прикидывая, сколько денег он получит за древесину.
        Вот эти - да, этих следует бояться. Это же так просто! Напасть, убить, обшарить карманы, и все, несколько медяков, а то и серебрушек подарят лихому оборванцу веселую ночь и сытный день. А дальше? Дальше эта публика и не заглядывает.
        Потому и лежит рука сержанта на рукоятке пистолета, потому и жмется к нему Софи. Смешливая кокетка днем, сейчас дрожит даже укутавшись в теплый цыганский платок, подаренный щедрым цыганским бароном.
        Демон! Из темноты и впрямь кто-то рванулся. Выстрел! Вида нажал на курок, но нужно время, чтобы вспыхнул порох, сгорел, вытолкнул пулю из ствола…
        Он еще услышал вскрик девушки, а потом грохнул выстрел, и чернота ночи мягко приняла его в свои объятья.
        Очнулся от холодной воды, льющейся на лицо, противно затекающей под нательную рубаху. Все та же темнота, сырость и сучок, больно уткнувшийся в ногу. Несколько мгновений собирался с мыслями.
        Ну вот какой нечистый дернул его уйти ночью? Еще и девчонку с собой потащил. Что, нельзя было у цыган заночевать? Идиот? Видимо. Что дальше?
        Так, сидим на земле. Сучок, чтоб его… больно… но пока не шевелимся. Руки-ноги… вроде бы не связаны… Странно… кто-то ходит рядом… воры? Бандиты? Почему не связали? Не боятся? Странно… Пробуем открыть глаза…
        - Очнулся, господин унтер-офицер! - Человек умудрился крикнуть шепотом. Кто? В этой тьме не разглядеть, но как-то приоткрывшиеся глаза крикливый шептун умудрился увидеть.
        - Сержант, лежи, не вставай! - Ого, как интересно! Уж этого-то мы даже шепчущим узнаем.
        - Тома, какого демона! Что происходит?
        - Все хорошо, дружище, уже все хорошо. Правда, подругу твою ранили, но не страшно. Хотя подлечиться ей теперь и придется. Ты вот что, ты сейчас ступай домой, мои ребята и тебя проводят, и подругу твою донесут. Перевязку ей сделали, врача сам вызовешь. А я тут с господами бандитами побеседую. Вдумчиво, не спеша; о результатах завтра расскажу.
        Зажегся факел. На поляне сидели, стояли и ходили мужчины в странных балахонах с измазанными чем-то черным лицами. Полтора десятка, может больше - считать все еще болевшая голова не позволяла. На собранных на скорую руку носилках лежит Софи. К дереву накрепко привязаны двое оборванцев. Один, огромный и косматый, лежит. Впрочем, этому уже подняться не суждено, видимо в него и пришелся выстрел. М-да, повоевали.
        Уже отойдя от поляны шагов на двадцать, Вида услышал жуткий, приглушенный кляпом вой. М-да… судьбе привязанных к дереву бедолаг с этого мгновения он не завидовал.
        Когда вошли в город, сержанта взял за руку один из сопровождавших.
        - Господин Вида, господин унтер-офицер приказал вас в гарнизон проводить. Там и девушке помощь окажут, и нам спокойней будет.
        Нормально? Солдат указывает сержанту, пусть и полиции, куда идти. Они что, субординацию забыли? С другой стороны, если у него приказ, лучше не спорить - в прошлом году довелось видеть, как эти самые солдаты бандитов крутили, словно детей малых.
        - Кстати, - Вида решил сменить тему, - вы откуда в лесу взялись?
        - Как откуда? Господин унтер-офицер приказали, ну так мы и того, выдвинулись, значит. Услыхали, что у тропинки еще кто-то прячется, ну и сами рядом залегли. А как напали на вас, так и бросились крутить негодяев. Только запоздали малость, завтра господин унтер-офицер разбор полетов устроит. Ой, покажет он нам, где раки зимуют.
        - Какие полеты? Какие раки?!
        - Ох, господин сержант, лучше не спрашивайте. Одно скажу - не дай вам Спаситель, если господин унтер-офицер объяснять начнет.
        Глава IX
        На гарнизонной проходной их ждали. И не кто-нибудь, а адъютант самого де Фотельи.
        - У вас раненый? - спросил он, привычно положив здоровую руку на эфес шпаги. - Женщина? Плевать, давайте ее в лазарет, я сейчас вызову врача.
        Ничего не понимающий Вида поспешил за капитаном, на ходу пытаясь прояснить ситуацию. Ничего не вышло. Ему тоном надменным, не допускающим и тени возражения, было приказано оставаться в гарнизоне. Мол, утром прибудет господин полковник и все, что сочтет нужным, объяснит.
        Вот так вот. Спасибо, что ночевать отправили не на гауптвахту, а выделили какую-то комнатушку, больше похожую на клеть. Но с кроватью, подушкой и одеялом. Караул у комнатушки не выставили, но капитан доходчиво объяснил, что хождение посторонних по гарнизону не приветствуется. И показал здоровенный кулак левой руки. Правого кулака у капитана не было.
        Проснулся Вида от режущего уши сигнала трубы. За время прошлогодней осады он научился в них разбираться - играли подъем. И сразу мир наполнился зычными командами, топотом десятков ног, привычной для любой воинской части руганью. Начиналось утро, когда следовало встать, наскоро привести себя в порядок, хоть чем-нибудь перекусить и сломя голову бежать на службу, чтобы не нарваться на начальственный разнос.
        В любой другой день, но не в этот. Грозная команда оставаться в комнате и не высовываться сидела в памяти крепко, вызывая, как ни странно, самые приятные мысли. Под которые Вида завернулся в одеяло и, сладко зевнув, опять заснул.
        Вновь проснулся от соленого и уверенного ругательства. В подробностях описав историю своего краткого, но незабываемого знакомства с матушкой мэтра Вида, блестящий полковник де Фотельи изволил поинтересоваться, какого демона господин сержант изволят дрыхнуть, когда все вокруг заняты делом.
        - Так это, господин полковник, я ж того, - блистая спросонья четкостью формулировок, доложил полицейский.
        Затем, подтянув подштанники и переминаясь босыми ногами на холодном полу, уточнил:
        - Мне ж было велено из комнаты не выходить. Так что ж еще делать? И когда теперь придется выспаться - неизвестно. Не просто ж так вы меня здесь заперли. Да, и позвольте вопрос: что с Софи?
        - Жива-здорова, эту даму наш маг лечил, лично. Оцени заботу. И чтобы через четверть часа был у меня в кабинете!
        Затем господин полковник красиво развернулся, едва не вписавшись при этом лбом в низкий косяк, и вышел, оставив Вида приходить в себя и готовиться к приему. Как готовиться? Да просто - одеться, волосы кое-как расчесать пятерней и, разумеется, утренние проблемы решить, чтобы не отвлекали, значит, на высокой аудиенции.
        Все. Дорогу к кабинету де Фотельи он помнил, но, видимо, чтобы гость не заблудился, его сопроводили двое вооруженных солдат. Ну, или чтобы не вздумал куда смотаться, подальше от местного начальства.
        В приемной, несмотря на жестко обозначенное время прибытия, сержанта промариновали не меньше часа. При этом однорукий капитан смотрел сквозь него, начисто не желая признавать за знакомого.
        Как выяснилось, ждали Тома. Где уж того носили дела службы, сержанту никто не объяснил, но к полковнику их пригласили сразу, как только бравый унтер-офицер доложил о приходе и выполнении какого-то приказа.
        В отличие от помятой и грязной одежды Вида, Тома был одет, словно только что вышел из лавки портного. Примерный вид военных подействовал на полицейского угнетающе. Впрочем, недолго. В конце концов, если б его на ночь отпустили в гостиницу, и он выглядел бы не хуже… во всяком случае, не сильно хуже.
        - Итак, сержант, - обратился к нему де Фотельи, - мною получен приказ от королевского интенданта. Сегодня он прибывает в Кале и желает выслушать твой доклад. До его приезда унтер-офицер в твоем распоряжении, но покидать гарнизон тебе запрещено. Вопросы?
        - Вопросов нет. - Вида постарался загладить утреннее раздолбайство. - Есть пожелание. Для подготовки доклада мне нужно переговорить с нападавшими.
        - Тома, как я сказал, в твоем распоряжении. Все, что нужно, он тебе расскажет. Все. Унтер-офицер, проводите сержанта.
        Вот это да! В распоряжение сержанта полиции оказался выделен кабинет, размером и роскошью не уступающий полковничьему. Резные стулья, два кресла у шикарного камина, обитые дорогущим шелком, на который было страшно садиться изгвазданными ночью штанами. Монументальный стол из красного дерева стоял около огромного окна, в изящные рамы которого были вставлены почти невидимые в своей прозрачности стекла. Отделанные вишневыми панелями стены и светлый паркет довершали впечатление почти королевского величия.
        - Э-э, а это что? - Второй раз за день на сержанта напало косноязычие.
        - Что, нравится? Оценил, как тебя армия уважает? - Тома не упустил возможности поддеть приятеля. - Между прочим, это кабинет самого адмирала.
        Затем, насладившись растерянностью Вида, уточнил:
        - Точнее, кабинет его адъютанта. И не сильно гордись - он твой только до приезда господина виконта. Здесь состоится совещание, после которого уже де Камбре решит, кто из нас куда направится.
        - Из нас?
        - Ну, господин полковник решил предложить ему услуги моего взвода. Если потребуется, конечно. Ну так что, с теми уродами, что на вас напали, сам поговоришь, или достаточно того, что они мне рассказали? Они здесь в подвале лежат. Говорить могут, ходить, правда, уже нет. Да и сидят с трудом, если честно.
        Впоследствии, когда Вида увидел этих несчастных на суде, он порадовался, что ограничился рассказом Тома - даже через месяц после разговора с военными в лесу выглядели они жутковато.
        К сожалению, многого от них узнать не удалось. Не потому, что не хотели говорить - хотели, рвались, умоляли еще спросить хоть о чем-нибудь. Просто знали эти двое немного. Старшим был здоровяк по кличке Кулак, которого Вида подстрелил, как раз перед тем, как получил дубинкой по затылку. Почему Кулак? Просто вы, господин военный, его кулаки не видели, а то б не спрашивали.
        Вот он с кем-то где-то встречался, потом давал указания. Ну как какие? Проследить за кем. В основном - следили. Последнее время… да, вот недели три назад следили за мальчишкой. Он в торговой гильдии работал. Кто такой - не знаем, да и нас к нему как-то внезапно отправили. Кулак прямо из таверны выдернул: мол, бросайте все и вперед, работайте. Следили недолго. Мальчишка вечером с работы вышел, а немного прошел, его и убили. Горло перерезали. Видели все, конечно. Нет, кто таков убийца - мы не знаем, но пока мы за этим бедолагой следили, он все поблизости от Кулака терся. А потом как-то вперед рванул, нож достал, да горло парню и перерезал.
        Нож? Большой такой, с локоть длиной, лезвие широкое. Нес? Нормально нес, он ж складывается, нож-то, его в карман сунуть, никто и не видит.
        Да, а потом, вот как раз с понедельника, следили за другим мальчишкой. Он у Планелей живет, а работает там же, где и тот, убитый, в торговой гильдии. За ним плотно следили.
        Еще за кем? За девчонкой, которую Кулак ночью подрезал. Позавчера видели, как она с тем парнем и мальчишкой полицейским болтала. Там смешно так получилось - эти двое сцепились, по земле катаются, кричат. А она на них ведро воды вылила… Да, потом они уже спокойно говорили. О чем - мы не слышали. Только потом полицейский ушел, а мальчишка с девчонкой в таверну «Старый боцман» отправились… Ну как, ясно же зачем.
        Вот тогда Кулак и впрямь собирался их того, пришить, стало быть. Но не сам, не сам. Точно! Ведь тогда уже командовал этот, который мальчишку прирезал! Правда, рука у него на перевязи была, ага. Сперва сам к ним сунулся, вроде как вина принес. Они, кто вот так на часок-другой номера снимают, завсегда вино заказывают. А эти нет, сразу своим делом занялись. Откуда знаю? Так кровать на всю таверну скрипела.
        А запоры там в номерах крепкие, одному никак не сломать. Так пока тот мужик за нами сбегал, пока мы дверь вышибли, их и нет уже. Думали все, потеряли. И этих, и деньги. Нам, если мы чего не делали, вовсе ничего не платили.
        Хорошо Кулак придумал… уж как он догадался за мальчишкой полицейским проследить! Там и увидели, что у него старший - тот сержант, кто потом в лесу с той девчонкой шел. Тогда уже за сержантом следить стали, так на табор и вышли.
        Да, так вот этот, с перевязанной рукой, сразу из таверны ушел. Вначале о чем-то с трактирщиком переговорил и сразу ушел. Никак он не представлялся… Ой нет, действительно, Кулак его называл… да, Васко, точно: мол, Васко, спокойно, найдем мы их.
        Выслушав рассказ Тома, сержант задал вопрос, который не давал покоя всю ночь, изрядно попортив сладкий сон.
        - Слушай, друг, а как вы оказались в том лесу?
        - Да, понимаешь, один знакомый прибежал, сказал, что за тобой какие-то подозрительные люди к табору пошли, вот мы и решили поработать. И тебе защита, и нам тренировка. По-моему, все довольны.
        - Какой еще знакомый?
        - Старый, в смысле молодой, конечно. Да отстань ты, когда надо будет, тогда и узнаешь.
        М-да… Вида сидел в роскошном кресле, тупо пялился в пустой камин и озадаченно чесал затылок. Что происходит, вообще? Какие-то старые-молодые знакомые Тома, которые в курсе, куда он идет и кто за ним следит, цыгане, бандиты. Все здесь кружится, пестрит и мельтешит, как цыганская юбка, а толку?
        В любой момент в этот кабинет может войти де Камбре, и что тогда докладывать? Вроде бы и удалось что-то узнать, да что с того?
        Впрочем, как учил сам господин виконт, если не знаешь, что делать, делай что положено. А положено писать доклад. Вот этим и следовало заняться.
        Вида подошел к столу, подстелив шейный платок, сел грязными штанами на изящный, для важных офицеров изготовленный стул, пододвинул бумагу, чернильницу, взял в руки перо.
        Первые слова подбирались с трудом, потом строчки побежали одна за другой, приводя в порядок мысли и словно сами складываясь в интересную картину.
        Господину королевскому интенданту виконту де Камбре
        Ваше сиятельство!
        В ходе расследования обстоятельств гибели Р. Легроса установлено, что его убийство подготовлено и совершено действующей в Кале организованной группой.
        О ее участниках известно следующее.
        1. Мужчина, представляющийся идальго доном Венкеслас де Садаба. Возможно, кастилец. Волосы черные, глаза карие, смуглое лицо чисто выбрито. Говорит с заметным акцентом. Среднего роста, худой, волосы средней длины, обычно аккуратно причесаны. Может быть опознан девицей Софи Жемо (находится под охраной в гарнизоне Кале).
        Де Садаба получил от Жемо информацию о том, что Легросу удалось установить причину массового исчезновения судов, отплывших из порта Кале. В тот же день Легрос был убит.
        Место жительства де Садаба, а также причина, по которой он поверил в реальность раскрытия Легросом причины исчезновения судов, устанавливаются. Из показаний Жемо известно, что он дважды посещал желтый двухэтажный дом на улице Пекарей.
        Вероятно, де Садаба является главарем преступной группы.
        2. Мужчина, вероятно, кастилец, говорит с валенсийским акцентом, предпочитает пользоваться навахой, какие изготавливают в Альбасете. Отзывается на имя Васко. Среднего роста, волосы черные, черные усы и бородка.
        Проживает или постоянно находится неподалеку от таверны «Старый боцман» (когда Пифо и Жемо остановились в этом трактире, Кулак ушел за Васко, отсутствовал около десяти минут).
        По показаниям арестованных сообщников, именно он виновен в убийстве Легроса, а также, вероятно, в покушении на убийство меня, Пифо и Жемо.
        Может быть опознан хозяином таверны «Старый боцман» и арестованными сообщниками.
        3. Группа исполнителей (ликвидирована, двое задержаны). Основная функция - слежка.
        Руководитель группы (кличка Кулак) убит. Двое других участников арестованы, содержатся под охраной в гарнизоне Кале.
        По показаниям арестованных, группа в том числе следила за сотрудником конторы «Роза ветров» Легросом в момент его убийства, а также за Пифо, проживающим и работающим на месте убитого Легроса, что также свидетельствует о ее причастности к исчезновению кораблей, отплывших из порта Кале.
        Полагаю необходимым немедленно организовать розыск идальго де Садаба и Васко силами полиции Кале.
        Сержант полиции Амьена Вида
        Вот и все. Вида еще раз перечитал документ. А что, неплохо получилось. Прямо как виконт любит. «Организованная группа», «причастен», «полагаю необходимым». Интересные словечки! До его приезда в Амьен их и не слыхивали. Зато сейчас что-то подобное можно найти в любой полицейской бумаге, неважно, к месту или нет. Недавно сам читал протокол задержания пьянчуги, который оказался «причастен к нецензурной ругани и отправлению естественных нужд под окнами господина бургомистра».
        М-да… хорошо написал, только не понятно: почему беднягу Реми убили в тот же день, как де Садаба узнал о раскрытии тайны отплывших кораблей? Мало ли что мальчишка себе навыдумывал? Значит, были уверены, что именно он и мог догадаться.
        И еще. Де Камбре уверял, что о его поездке в Кале не знает никто. А первым встречным оказался этот самый Васко. С намерениями самыми негостеприимными.
        Де Камбре прибыл только вечером, когда уже сгустились сумерки.
        Изнывавшего уже от тоски и безделья Вида вызвали в кабинет полковника де Фотельи. Там, помимо виконта и хозяина кабинета, сидели Тома и Поль. Тот самый, с которым вместе ехали из Амьена. Причем если Тома в присутствии господ даже сидеть умудрялся по стойке «смирно», то Поль вальяжно развалился в кресле, гордо задрав вихрастую голову, словно равный господам дворянам.
        - Итак, думаю, здесь все друг с другом знакомы, представлять никого не надо. Сержант, начнем с тебя. Доложи о результатах.
        Вместо ответа Вида передал недавно написанный документ. Пробежав его глазами, королевский интендант одобрительно хмыкнул.
        - С этими задержанными сам говорил?
        - Нет, записано со слов унтер-офицера Тома, - кратко ответил Вида.
        - Негусто. - Де Камбре разочарованно вздохнул и передал документ Тома. - Есть что добавить?
        - Нет, все верно. Кроме Кулака они ни с кем дел не имели - обычное отребье… Ну, может, не совсем обычное, свое дело они туго знали. Вон, ни сержант, ни юноша, - он кивнул в сторону Поля, - ничего не заметили.
        Юноша?! Ну да, обыкновенный деревенский оболтус. Закинул себе ногу на ногу. Спасибо, что насвистывать не начал. Де Камбре, заметив растерянность сержанта, виновато развел руками:
        - Извини, дружище, но я вас друг о друге не предупредил, решил посмотреть, что каждый по раздельности нароет. Что же, молодой человек, теперь ваша очередь хвастаться.
        - И есть чем! Во всяком случае, с чем собирался идти в ратушу Реми, я понял. Итак, господа. - Поль порывисто вскочил и начал прохаживаться по кабинету, невольно копируя манеру де Камбре. - Чтобы покинуть порт Кале, корабли проходят мимо форта, пушки которого готовы остановить любого, кто не заплатил положенные сборы. Добросовестным капитанам после окончания всех процедур выдается пропуск - обычная бумага с подписью, но к ней крепится печать, причем печать магическая. Если ее не будет на борту в момент выхода в море, над мачтами такого корабля загорится красный шар, и далеко такой корабль не уплывет. Если же все в порядке, шар тоже загорится, но уже не красный, а любого другого цвета. Так вот, Реми установил, что на всех исчезнувших кораблях загорался желтый шар.
        В кабинете повисла тишина, которой молодой докладчик наслаждался как мгновением триумфа! Он не разил врагов в отчаянной рубке, не посылал в бой полки и эскадроны, но, оказывается, иногда настоящая победа добывается и без пролития крови. Ну… почти. Все же погиб Реми, едва не убили Вида и Софи, да и самому пришлось побегать, чтобы избежать ненужной дырки в растущем организме. Но сейчас это - мелочи. Сейчас он - победитель!
        - Как узнал? - Все-таки де Камбре есть де Камбре, ему надо каждое слово доказывать.
        - Реми вел записи. Вначале по вечерам и по выходным он записывал, во сколько корабли покидали порт и какой шар загорался над ними. На следующий день он вносил в журнал гильдии названия кораблей, груз и время отплытия. Ориентируясь на это время, он, уже из своих записей, делал пометку о цвете шара.
        - Ты хочешь сказать, что сведения об исчезнувших кораблях тоже попадали к нему в руки?
        - Именно! Не просто попадали, а он-то и делал отметки об их исчезновении в том же журнале! Я просмотрел данные за год - не все корабли, на которых загорелся желтый шар, исчезли. Исчезали и суда, на которых загорались и другие шары, но все же в основном это было именно так. И еще, на всех судах с желтыми шарами везли богатые грузы, которые можно легко и дорого продать.
        - Получается, у нас вопросы к магу, который работает с теми печатями. - Де Камбре вновь сел в кресло и, казалось, разговаривал сам с собой.
        - Нет никакого мага, - вступил в разговор де Фотельи. - Знаю я эту процедуру - заранее изготовленная печать, их в портовой конторе целый ящик лежит, крепится к пропуску, кладется в специальную коробку и через минуту достается. Все. Без пропуска или на другом корабле она не сработает. Вот в коробке, там да, магия. А работает с ней обычный конторщик, и его я знаю - близко не дворянин, не говоря уже, что не маг. Да и не согласится ни один маг за такие деньги работать - не нищенская оплата, конечно, но все равно не то.
        Из его рассказа следовало, что конторщик, выдающий печати капитанам кораблей, имени его де Фотельи не вспомнил, устроился где-то год-полтора назад. Рослый крепкий мужчина лет пятидесяти. Поговаривали, что бывший охранник у какого-то важного вельможи. Во всяком случае, на эту непыльную работу без серьезной протекции просто так не устроишься.
        По окончании обсуждения было решено следующее.
        Полковник де Фотельи должен обеспечить охрану двух арестованных бандитов и любых других негодяев, которых только предстояло найти и арестовать.
        Сержант Вида для всех продолжает искать мифическое письмо, для чего использует возможности полиции Кале. На всякий случай уважаемому барону де Буко будет направлена еще одна просьба, читай - приказ, от не менее уважаемого шевалье де Ренарда. Аргументы им будут приведены железные. В крайнем случае - серебряные, ибо на золотые барон по статусу не тянет.
        Да, по городу следует пустить слух, что убиты все трое негодяев, пытавшихся напасть на господина сержанта, но не в лесу, а в городе, где полицейского выручил случайный армейский патруль. В жаркой схватке погибла и очаровательная Софи. Как хоронят оборванцев и проституток, Вида знает, так что легенду с трупами надо отработать как следует.
        На самом деле Вида должен найти де Садабу и Васко, для чего организовать слежку за плечистым конторщиком, отныне - «Тихим».
        Тома со своими людьми обеспечивает захваты, аресты и прочие силовые мероприятия.
        Потом, когда все разошлись, де Камбре остался в кабинете вдвоем с Полем.
        - А я?! Я что должен делать? - возмущенно воскликнул Поль.
        - Что, скучать изволишь? - Виконт даже не попытался сыграть участие. Сил на это не было. Но и отмахнуться не мог. - Не жалеешь, что оставил службу? В полку тебя уважали.
        - Ни мгновения! - Поль даже фыркнул: мол, как такая мысль вообще могла родиться? - У меня способностей к магии - круглый такой, абсолютно законченный ноль. Офицером мне даже во сне не бывать, зато сейчас!.. Тайну отплывших кораблей разгадал, Софи спас, ну, разве я не молодец? Это ж как игра, разве что ставки повыше. Нет, я чувствую, уверен, демон побери, что моя дорога здесь! А? Разве я не прав?!
        - Прав, скорее всего. Только знаешь, этот путь, он такой… Друзья - да, будут. Деньги и чины - тоже, но лишь до тех пор, пока ты победитель. Но вот слава, почет - это уже не про нас. Однако и это мелочи. Игра, говоришь? А знаешь, какой в ней главный проигрыш? Слишком часто приходится выбирать, и выбирать из худшего. Из многих зол, из многих грехов. Наименьшие, но все равно зло и грехи. Здесь самое страшное - перестать считать свой выбор злом и грехом. Тогда - всё. Тогда мы превращаемся в зверей. И никого рядом, кто бы предостерег, удержал. Только твое решение - остаться человеком с больной душой или счастливым зверем.
        Поль широко улыбнулся и легко, словно отгоняя нелепые мысли, навеянные унылым собеседником, отмахнулся.
        - Ой, да ладно, не нагоняй тоску. Все хорошо, а будет еще лучше! Мы ведь победим? Обязательно. А победители веселятся, чем я уже сегодня и намерен заняться. Так какие будут команды?
        - Обычные. Ты, Поль Пифо, - де Камбре голосом выделил имя и фамилию, - продолжаешь работать, как работал. Постигать торговое ремесло и боже тебя упаси отвлекаться хоть на что-то другое. Ты сюда работать и учиться приехал? Вот и давай, не разочаровывай шевалье де Ренарда.
        Глава X
        Следующие дни своего пребывания в Кале де Камбре занимался своими прямыми обязанностями. Прием знатнейших дворян, вновь выслушивание бесконечных ябед друг на друга, на судьбу, непомерные налоги и плохую погоду. На бургомистра, не слишком чутко прислушивающегося к нуждам вельможных господ.
        Скоро от их однотипных речей и жалоб стало сводить скулы. Приходилось ходить по кабинету, озабоченно тереть виски и подбородок, чтобы просто и откровенно не зевнуть. Нельзя, однако, политес, черт побери, но, господи, как же хочется!
        На другой день о достижениях народного хозяйства вольного города Кале докладывал бургомистр. Точнее, города центрального подчинения, какими были в прошлой жизни Бориса Воронина Мурманск и Владивосток. Город не входил ни в одно графство и даже герцогство, подчинялся непосредственно королю, ну и, разумеется, его личному представителю в Пикардии.
        Бургомистр был высок, сух и бледен. Дело свое знал, любил и готов был бесконечно рассказывать о любимом городе голосом гнусавым и монотонным.
        Два часа терпел де Камбре. Вначале вникая во все подробности, потом отмечая лишь главное и в конце просто молясь богам обоих миров, чтобы поскорее закончилась эта изощренная пытка.
        В конце концов сдался.
        - Барон, я понял, что город под вашим управлением процветает, но давайте разнообразим нашу беседу. Я хотел бы осмотреть порт.
        Огорченный, что не обо всех великих свершениях удалось поведать начальству, бургомистр тем не менее вызвался лично сопровождать господина королевского интенданта.
        Бродя по шумному, пропахшему дегтем, рыбой и еще черт знает чем порту, де Камбре пропускал мимо ушей подробные объяснения спутника о растущих ценах на ткани и падении их на красное дерево.
        Он наслаждался. Впервые в обеих жизнях видел он вблизи огромные галеоны и флейты, скромные каравеллы и каракки, небольшие шнявы и люгеры. Словно сорвавшиеся со страниц книг Стивенсона и Сабатини, они возвращали в бесконечно далекое детство, заставляли жалеть об оставшейся там мечте о море и нахимовском училище, в которое хотел, но так и не решился подать документы Боря Воронин.
        Казалось, вот сейчас, вот по этому трапу спустится изящный капитан Блад, а из этой вот таверны выйдет одноногий моряк с попугаем на плече, кричащим на весь порт «Пиастры! Пиастры!».
        - А вон там, - вернул-таки к действительности бургомистр, указав на длинное серое двухэтажное здание, лишенное хоть каких-нибудь украшений, - у нас таможня и администрация порта. Желаете осмотреть?
        - С удовольствием, уважаемый.
        В смысле - куда деваться, надо.
        - Прошу вас. Вот здесь у нас принимают документы. Видите, капитан каждого вошедшего в порт корабля должен лично предоставить сведения о грузе, команде и пассажирах. Потом корабль будет досмотрен, рассчитаны и взысканы таможенные сборы, только после этого груз может отправляться в Галлию, а команде разрешается сойти на берег.
        Довольно долго, педантично бургомистр рассказывал, что, где и как происходит в этом угрюмом здании, фактически сердце порта. А учитывая, что на порт работает весь Кале, сердце города, от здоровья которого зависит достаток всех горожан.
        - А вот за этой дверью, - он указал на мощную, обитую железом дверь, - оформляются пропуска кораблям, покидающим порт.
        В центре двери было прорезано маленькое окошко, в этот момент закрытое маленькой дверцей.
        - Серьезно у вас тут все организовано. Это что же, там выписываются эти самые пропуска? А зачем тогда такие меры предосторожности? Насколько я знаю, разрешение на отплытие дает начальник порта. Он что, за этой дверью от капитанов прячется? Чтоб не побили за волокиту?
        - Ну что вы, ваше сиятельство. - Бургомистр улыбнулся, оценив шутку. - Начальник порта сидит в достойном кабинете, ему незачем бояться гостей. Но иногда появляются ловкачи, пытающиеся подделать его подпись. Вот для таких эта комната и существует. Лет двадцать назад лучшими магами королевства было создано пять артефактов, распознающих подделки. Артефактов истины. Уникальных и неповторимых. Во всяком случае, никому с тех пор не удалось их повторить, и уж тем более - понять, как они работают.
        - Что, многие пытались?
        - Уж поверьте. Так вот, один из них - за этой дверью. Капитан корабля приходит, передает пропуск конторщику, что сидит в этой комнате, тот кладет его в артефакт. Если подпись подлинная, на пропуск накладывается специальное заклинание, которое опознается, когда корабль проходит мимо порта. Если нет - такого капитана задержат прямо здесь, после чего ему предстоит объясняться с нашими… гм… специалистами.
        - Палачами?
        - Гм… ну, по сути, да, очень недобрыми и искусными. Если же кто-то попытается выйти в море просто без пропуска, его задержит форт. Или потопит, если кто-то будет совсем упрямым.
        В этот момент к двери подошел богато одетый господин с огромной золотой серьгой в ухе. Постучал в окошко, оно открылось, и господин передал пачку документов.
        - Что, оформляет пропуска на эскадру? - поинтересовался де Камбре.
        - Почему? - недоуменно спросил бургомистр. - А, вы о других бумагах! Ну как же, проверяется подлинность не только пропуска, но и документов, на основании которых он выдан.
        - То есть список и стоимость груза? Очень любопытно. - Виконт постарался сказать это скучным голосом.
        В этот момент окошко вновь открылось.
        - Пожалуйста. - Конторщик, возвращая бумаги, показался в проеме и… де Камбре не разглядел его лица. Но!
        Когда-то, точнее, семь лет назад, виконт де Камбре, тогда еще просто барон де Безье, курсант военной академии Бретони, отказался от возможности использовать магию. Второй в истории этого мира после какого-то святого, жившего в незапамятные года. Взамен получил возможность видеть магию во всех проявлениях, в том числе видеть ауру любого, в ком живет способность к магии. Один во всем этом мире. Более того, здесь никто и не знает об этой ауре, и уж тем более не знает, что у каждого она индивидуальна, как отпечатки пальцев.
        Так вот, у скромного конторщика, едва выглянувшего из своей каморки, была аура сильнейшего мага! Яркая, мощная. Какая встречается столь редко, что ее обладатели служат лишь королям. Может быть - герцогам, но никогда не работают в портах. Если им надо, они просто купят себе порт.
        Походив еще полчаса с бургомистром, де Камбре, сославшись на усталость, откланялся и направился в свою резиденцию, под которую скромно освободили половину здания штаба гарнизона Кале.
        Господину бургомистру осталось лишь пожать плечами, удивляясь столь скорой усталости у двадцатитрехлетнего вельможи.
        Приплыли. Впрочем, в голове титулованного молодого человека крутились совсем другие слова. С которыми прожил шестьдесят лет и которым не находил аналогов в прекрасном галльском языке. Вот вроде бы и вписался в чужую жизнь и эпоху, по-русски даже думать перестал. Но, как выяснилось, лишь до серьезной беды. Она еще не наступила, но, кажется, отныне неотвратима. Если некий бывший полковник контрразведки не найдет решения.
        Здесь на незаметной должности с ничтожным окладом служит сильнейший маг. И маг этот - враг.
        В другой ситуации следовало бы немного поработать, да и повязать всех без шума и пыли, благо уже кое-что о противнике известно. Дело в пустяке - задержать мага в городе, в котором тот способен устроить настоящую войну. Один маг - это примерно один полк. Что останется от мирного Кале после такого «тихого» задержания?
        Значит, допустить катаклизм нельзя. Что остается? Работа. Неброская, спокойная, она подскажет выход. Так было всегда, небось и сейчас поможет, если авось нас не покинет.
        Через полчаса старший группы наружного наблюдения стоял перед всесильным королевским интендантом.
        - Ваше сиятельство, да мы запросто, только покажите нам злодея, - убеждал виконта скромно одетый горожанин, описать которого не смог бы самый великий художник. Все в нем было скучное и обычное: непримечательное лицо, ношеная шляпа, помятые, но не рваные коричневые кафтан и штаны. Выделялись лишь глаза - бойкие и умные, но кто будет их разглядывать у такого невзрачного типа.
        Легко сказать «покажите». А как покажешь, когда тебя если не каждая собака знает, то слишком уж многие. Не хватало еще, чтобы этот конторщик с тобой раскланялся.
        - Да вы не беспокойтесь, - понял проблему собеседник. - Мы ж свою базу не просто так подбирали: главный выход из порта из нее отлично просматривается. Сядете у окошка да покажете злодея. А дальше уж наше дело.
        Квартира, большая, но совершенно пустая, если не считать нескольких табуреток и неказистого шаткого стола, действительно располагалась удобно - мага он опознал. Когда в толпе, выходящей из портовых ворот, ярчайшим пятном засияла мощная аура, пропустить ее носителя было уже невозможно. Парни из наружки ауры не видели, но приняли объект грамотно, без суеты.
        А де Камбре захотелось рассмотреть его получше, благо с улицы виконта видно не было. Взял в руки подзорную трубу, навел резкость… Твою ж мать! Да через коромысло!
        С этим человеком их свела судьба пять лет назад. Тогда господин Дежан был гостеприимным деканом боевого факультета Магической академии. Потом, за участие в обряде лишения дворянства барона де Безье, был выслан из Галлии.
        У виконта де Камбре барона де Безье скрутило внутренности, как тогда в Морле, когда четыре сильнейших мага дружно, в торжественной, можно сказать, обстановке вытягивали из него жизнь. И один из этих четверых сейчас шел по улицам Кале. Под видом мелкого конторщика.
        Все ясно. Видимо, Кастилия решила рассчитаться с живучим и удачливым галлийцем. Если выходящие из Кале корабли продолжат исчезать, город придет в упадок. Тогда и выскочка де Камбре на своей должности не усидит. А уж с неудачником можно будет разобраться по-свойски. Тихо и безо всякого риска.
        Если план таков, то Дежан, пожалуй, мог согласиться в нем участвовать. Не из-за денег, с ними у него проблем быть не может. Как говорится, никакого бизнеса, это - личное.

* * *
        На следующее утро на рейд Кале встала каравелла «Арабелла»[1 - «Арабелла» - фрегат из книги Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада».].
        Ничем не примечательный корабль, если бы не странное название, более подходящее прогулочной яхте богатенького бездельника, чем суровому торговцу, прошедшему десятки морей, привыкшему отбиваться от злобных пиратов, рубиться с дикарями Нового Света, торговаться и с хитроумными купцами далекой Чайны, и с жадными чернокожими африканскими вождями.
        Ожидания портовой публики не были обмануты ни в малейшей степени. Действительно, вместо обветренного и просоленного морского волка на крепкий настил пирса не слишком ловко спрыгнул изящный молодой дворянин, одетый по последней парижской моде. Черная шляпа с алыми перьями, голубая, отороченная золотом короткая куртка, такие же голубые с золотой оторочкой шоссы, заправленные в короткие сапоги, и небрежно накинутый на плечи алый плащ. Так мог одеваться завсегдатай дорогих балов и приемов знатных вельмож, но никак не капитан пусть не самого большого, но все же серьезного корабля.
        Быстро выспросив дорогу к администрации порта, молодой человек пошел к своей цели легкой походкой любителя танцев, а не тяжелым шагом привычного к качке морского волка.
        Впрочем, положенные действия он совершил вполне уверенно: отдал на регистрацию судовые документы, передал таможенникам торговую декларацию и заверил, что каравелла «Арабелла» готова к досмотру, до которого ни один из членов экипажа не сойдет на берег.
        Заведенный порядок предоставлял капитану, единственному из команды вставшего на рейд, но еще не прошедшего портовые процедуры корабля, право покинуть порт, чем молодой человек и попытался легкомысленно воспользоваться.
        Не тут-то было. Едва взглянув на документы, таможенник подскочил со стула и, молодецки перепрыгнув через конторскую стойку, подошел к нашему герою. При этом подал знак охране, по которому к нему подошли аж трое вооруженных молодцев.
        - Господин капитан, - таможенник был безупречно вежлив и в то же время крайне настойчив, - прошу пройти с нами.
        - В чем дело, господа? - Капитан выглядел скорее удивленным, чем обеспокоенным.
        - Характер груза на вашем корабле требует иной процедуры. Прошу вас. - Приглашающий жест рукой в сочетании с вооруженным эскортом выглядел весьма убедительно.
        Молодой человек пожал плечами - мол, не драку же здесь устраивать - и спокойно пошел в указанном направлении. Прошли до конца коридора, поднялись на третий этаж, там опять куда-то шли. По другой лестнице спустились на первый этаж и, наконец, вошли в пустой кабинет. Ну, не совсем пустой - четыре крепких, но совершенно простецких стула стояли у монументального, из грубо оструганных досок сколоченного стола. Окно кабинета было забрано надежной, в полтора пальца толщиной, решеткой.
        - В чем все-таки дело? - Голос капитана был по-прежнему спокоен, в нем даже послышались высокомерные нотки.
        - Ну как же, господин… - таможенник заглянул в документы, - Блад. Да, господин капитан, вы доставили семь тысяч фунтов пороха!
        - И что? Вот документы, порох закуплен военным министерством, порт назначения - Кале. Какие вопросы?
        - Никаких, но заходить в порт кораблю с таким грузом я не позволю. И никто не позволит. Да если, не дай Спаситель, он рванет - весь город взлетит к нему в гости! Нет уж, раз военные его закупили, пусть сами и разгружают как хотят, но не здесь! За их представителем уже послали, вот с ним и разбирайтесь. Но ближе двух миль к порту приближаться запрещаю!
        Махнув для убедительности рукой, бравый таможенник покинул помещение, напряженной спиной и гордо вздернутым подбородком выразив возмущение безответственными людьми, направившими в приличный порт плавающую мину запредельной мощности.
        А капитан остался ждать представителей покупателя, которые подошли лишь через час. Однако возмущаться задержкой он не стал. Более того, порывисто вскочил и бросился навстречу одному из вошедших - среднего роста молодому мужчине с сединой в волосах и лицом, изуродованным грубым шрамом.
        - Жан, как я рад тебя видеть! На берегу! Спаситель, как же мне надоело море, качка и тысячи фунтов пороха под любимой задницей!
        - Шевалье, что за слова? Стыдитесь и скажите спасибо, что вас не слышит моя сестра! Куда делись ваши манеры за какой-то месяц в море? Да, господа, позвольте представить, - де Камбре обратился к спутникам, - шевалье де Савьер, лейтенант и маг. Достойный офицер, но, увы, море, похоже, дурно влияет на его манеры. Однако до окончания нашей авантюры для всех он - Блад, капитан каравеллы «Арабелла».
        Затем, обернувшись к другу, продолжил:
        - Господин лейтенант, перед вами комендант Кале вице-адмирал де Жаме и командир гарнизона полковник де Фотельи.
        Де Савьер вытянулся, попытавшись принять строевую стойку. Боевые офицеры попытались скрыть усмешки, впрочем, вполне добродушные.
        - Рад познакомиться, лейтенант. - Де Жаме протянул руку. - Я знаю, чем вам обязан Амьен в недавней войне.
        - Благодарю. Тогда нам всем досталось на орехи. Но, господа, моя команда нервничает, нам бы скорее от груза избавиться.
        - Не беспокойся, дружище. Среди услышанных мною морских баек не было ни одной, когда команда поднимала бунт на корабле, под ватерлинию груженном порохом. Кроме того, разгрузка уже началась. Надеюсь, ты не желаешь принять в ней личное участие? Пожалей красивый город, ему еще рано на воздух. И присаживайтесь, господа, - де Камбре приглашающе указал на стулья, - давайте уже приступим к делу.
        Глава XI
        Через пару часов де Жаме и де Фотельи возвратились в штаб гарнизона. Де Савьер отправился оформлять документы, а де Камбре вальяжно, как и положено вельможе, никуда не спеша пошел в город. Побродив по улицам, зашел в богатую таверну, куда пускали лишь богатых, уважаемых в городе господ. Мельком бросил взгляд на яркую вывеску «У прекрасной Марты», улыбнулся: у подруги и компаньонки дела круто шли в гору - уже и в Кале обосновалась. Если и дальше так пойдет, скоро и в Париже свое заведение откроет. Там, правда, не будет покровительства амьенского графа и королевского интенданта, ну да не беда, найдем, на кого положиться.
        Едва виконт вошел в зал, к нему немедленно подскочил служка и пригласил в отдельный, специально для него предназначенный кабинет. Еще бы! О том, что знатному господину благоволит сама Марта, здесь знали все. И только так - именно Марта и именно виконту. По крайней мере, для работников этой таверны такая иерархия сомнению не подвергалась.
        Пройдя в шикарный кабинет и сев за не менее шикарный стол, на котором немедленно, словно по мановению невидимого мага, возникли десяток изысканных блюд и дюжина бутылок лучших вин Галлии, господин виконт изволил также неспешно поесть, но вино лишь пригубил из хрустального, тонкой венецианской работы бокала. Затем, открыв неприметную дверь, вошел в темную каморку, где переоделся в костюм небогатого горожанина и, проклиная не по размеру подобранные жесткие башмаки, через еще одну, на этот раз потайную дверь вышел в коридор для слуг.
        Стоявший там охранник безразлично мазанул по нему безразличным взглядом и продолжил заниматься делом более интересным - исследовать содержимое собственных ноздрей.
        Вот так вот. Теперь можно отдохнуть от навязчивых посетителей, глупых прошений и прочей осточертевшей рутины. Военные сообщат интересующимся, что господин королевский интендант изволил заболеть, его здоровьем занимаются гарнизонный маг и гарнизонный врач, но когда недуг будет побежден - пока говорить рано. Может быть, через недельку, а то и через две.
        И это время следует посвятить делу - найти, наконец, тех мерзавцев, что топят корабли. Городских мерзавцев найдет Вида и возьмет под надежную опеку контрразведка. Эта задача непростая, но сейчас уже вполне решаемая.
        Теперь главное - мерзавцы морские. Под их поиск выделена каравелла, лишь недавно сошедшая со стапелей Бреста. Изначально предназначалась на роль вспомогательного судна Средиземноморской эскадры, но де Камбре настоял, чтобы корабль передали в его распоряжение. И первое, что сделал, переименовал «Филез» в честь фрегата из любимой в детстве книги. Собственно, и фамилию для капитана он взял оттуда же. О книге, разумеется, на приеме у военного министра умолчал, зато обещал вернуть корабль в состав королевского флота в целости и сохранности. Не уточнив при этом - когда.
        Сегодня «Арабелла» разгрузится и завтра выйдет в море.
        Если повезет, на выходе над ее мачтами загорится желтый шар. Если нет - придется сделать еще несколько рейсов. Но должно повезти сейчас. Плата за перевозку пороха велика - помимо денег получен выгодный королевский фрахт. Груз - мечта пирата! Легко сбыть, и дорого. И главное, защиты у «Арабеллы» никакой - всего десяток пушек да три десятка моряков команды.
        А о том, что «капитан» никакой не капитан, а боевой маг, никто знать не может. Только пятеро знают этот секрет - де Камбре, де Жаме, де Фотельи и сам де Савьер. Ну и еще человек, представляющийся старшим помощником - он-то и есть настоящий капитан. А «капитан Блад» - выскочка. Богатенький щенок, мечтающий стать крутым моряком и купивший на деньги родителей парусную игрушку вместе с командой.
        Об этом вечером та же команда раструбит по портовым кабакам. Только гулять молодцам предстоит недолго, чтобы не успели надраться всерьез и разболтать то, чего действительно никому знать не следует.
        Потому и был корабль загружен порохом, чтобы до конца выгрузки команда на берег не сошла. А там сразу новый груз и новый рейс.
        Вот и таверна «Жирный кабан». Знаменита на весь город тем, что именно в ней капитаны пополняют свои команды. А вон и виконт де Савьер, извините, конечно, капитан Блад. Сидит в углу и лениво отшивает желающих устроиться в его команду. Порядок, пора наниматься.
        - Господин капитан, вам нужен плотник?
        - Кто?! - Де Савьер уставился на руки горе-кандидата, ни разу не похожие на жесткие, покрытые вековыми мозолями руки плотников настоящих. Косяк, однако, господин королевский интендант, думать надо.
        Но слово сказано, отступать некуда.
        - Плотник, господин капитан. - Де Камбре поспешно спрятал руки под столом. - Я хороший плотник.
        Они смотрели друг на друга в полном недоумении - дырка в великом плане поимки злодеев пришлась именно на этот разговор. Предполагалось, что они встретятся и лишь сделают вид, что о чем-то договариваются.
        Ага. Желающие получить работу смотрели на соискателей во все глаза, ловили каждое слово, ища малейшую возможность подвинуть конкурента. В этой обстановке пытаться что-то изобразить бесполезно, уже к вечеру о странном найме раструбят по всему порту.
        - Пшел прочь, щенок! - На плечо де Камбре легла крепкая рука, привыкшая орудовать топором да рубанком.
        Демон! Они оба на территории лихого народа, привыкшего к кабацкой драке. Маг может щелчком пальцев размазать всех по прокопченным стенкам, но именно сейчас он, как якобы капитан, в эту разборку влезать не имеет права.
        Спасли былые навыки, не успевшие, к счастью, выветриться за полгода вельможной жизни. Захват за пальцы, поворот и апперкот в челюсть. Просто и надежно. Клиент лицом вперед падает на стол, разбивая нос, и медленно сползает вниз, оставляя на столешнице кроваво-сопливый след. Добавки не требует, лежит смирно. Что дальше?
        Пока что публика замерла, оценивая молодецкий удар, но надолго ли?
        Выход нашел де Савьер. В конце концов, по легенде он бестолковый повеса, ничего в морском деле не понимающий, ему дозволено.
        - Нет, парень, плотник у меня уже есть. Зато боец на этот рейс будет кстати. А дальше посмотрим. Если еще и рубанок от киянки отличаешь, то и вовсе пригодишься. Пошли на корабль, там о цене поговорим.
        Так де Камбре и оказался на борту «Арабеллы». С документами на какого-то зеландца с именем столь заковыристым, что даже и не попытался его запомнить.
        Тем же вечером де Савьер подписал с Планелем договор на перевоз тканей. Последний искренне недоумевал, с какого бодуна битый и опытный Ренард приказал доверить ценный груз этому щенку, с трудом представляющему, как следует вести дела. Впрочем, переданные щенком инструкции не оставляли сомнения ни в своей подлинности, ни в сути желания хозяина.
        И также вечером команда размяла ноги в порту и промочила горло в местных кабаках, попутно растрезвонив свое мнение о жадном недотепе-капитане.
        - А груз-то, груз какой взял?! - раздавалось по кабакам. - Кружева да атлас. Оно, конечно, денежно, но и пираты за таким охотятся в первую очередь. А если нападут, как отбиваться? Нас три десятка, да десяток пушек. Видите ли, платить мы хотим поменьше, а груза возить побольше. Нет, братцы, уйду я с этой «Арабеллы». Вот в этот рейс схожу, и все. Если дойдем, разумеется. А ну-ка, налей, красавица. Как знать, может, эта кружка последней будет.
        Де Савьер тоже попытался сбежать на берег, вроде как поддержать легенду в кабаках побогаче, но был безжалостно остановлен.
        - Вы, господин лейтенант, можете идти куда хотите, но помните, что среди портовых дам свирепствует сифилис, который ни маги, ни врачи лечить не умеют. И если ты, дорогой друг, притащишь эту заразу в семью, я тебя, твое магичество, живым в землю закопаю, чтоб не мучился, значит. Не забыл, что женат на моей сестре? Кстати, вино на корабле прекрасное, повара… э… то есть кока, я у самой Марты переманил. Так что ты подумай, где лучше? Здесь, в тепле и уюте, или… ну, ты меня понял.
        Всё. Погрузка окончена, команда, в различной, но не катастрофической степени опьянения, собралась, портовые сборы уплачены, документы оформлены. Правда, занимался оформлением «старпом»: мол, капитан приболел после пятой бутылки, но оно и к лучшему - все сделано как положено.
        И в сумерках заскрипел, поднимая якорь, ворот, захлопали, расправляясь, паруса, чуть вспенилась вода вдоль бортов, оставляя легкий бурун за кормой, и «Арабелла» пошла к выходу из бухты. Вот и форт, прикрывающий Кале. Для моряков - просто деталь пейзажа, на которую и смотреть неинтересно. Подумаешь, очередной порт покидаем, в очередной порт идем. И только де Камбре и де Савьер не спускают глаз с верхушки грот-мачты. Загорится ли желтый шар? Если нет, все было напрасно, придется через месяц все повторять. А уходящие из Кале корабли тем временем продолжат гибнуть.
        Ну? Что там? Подходим… еще… форт на траверсе… Есть! Наверху, едва касаясь паруса, вспыхнул яркий желтый шар! Если верить догадке Поля Пифо, нападение на «Арабеллу» теперь не гарантировано, но вполне вероятно, более чем возможно.
        Глава XII
        Осталось ждать. Смотреть на чернеющее в ночи море, на постепенно гаснущий желтый шар и ждать неизвестно чего. Нападения пиратов? Вероятно, но как они отыщут небольшой корабль в бескрайних водах? А если отыщут, как нападут?
        После выхода из Кале исчезали прекрасные, отлично вооруженные корабли с опытными, многое повидавшими командами. Не спасли ни пушки, ни отвага моряков.
        Оба-на! От почти потухшего шара протянулась тонкая нить. Магическая.
        - Ты что-нибудь видишь?
        - Жан, что здесь можно разглядеть? Ночь, ветер и чертова качка, от которой меня вновь начинает мутить. Кстати, ты-то как?
        - Пока ничего, терплю, но не уверен, что протяну долго. Ох!!! - Он зло произнес непонятное слово. - Умники, все предусмотрели, кроме качки. Если так пойдет дальше, не потребуется ни пушек, ни заклятий. Нас с тобой тепленьким голыми руками спеленают.
        - На, выпей. - Де Савьер протянул флягу. - Поможет.
        - Что это?
        - Не знаю, купил еще в Бресте, где строилось это корыто. Пей, не бойся, на себе проверял.
        Де Камбре хлебнул кисло-горького пойла, от которого сначала скрутило живот. Но потом, действительно, отпустило.
        - Пошли спать, Жан, до утра можем быть спокойны.
        - Не хочу. Ты иди, а я здесь пока, - сказал де Камбре, не спуская глаз с видимой, вероятно, только ему магической нити. Сомнений не было - кто-то, находясь черт знает где, уже зацепил их корабль и отпускать из-под надзора не собирался.
        - Как хочешь. - Де Савьер в дрожащем тусклом свете факелов развернулся и пошел к каюте.
        А де Камбре присел на канатную бухту и стал вглядываться в море. Вначале внимательно, потом не очень, потом кое-как, пока не заснул под негромкий плеск волн, скрип такелажа, убаюканный мерным покачиванием корабля.
        Сколько проспал? Кто знает. Во всяком случае, склянки его не разбудили. Разбудил крик:
        - Огонь по курсу!
        Де Камбре встрепенулся, разом сгоняя с себя сон. В исподнем, наплевав на условности, выскочил де Савьер.
        - Что случилось?
        - Огонь по курсу, - уже тише повторил вахтенный. - Вон, ваша милость, видите? Вроде как факел, отсюда толком не разобрать.
        - Тревога, приготовиться к отражению нападения, - отдал приказ де Камбре.
        Но никто не двинулся с места, все посмотрели на де Савьера. Мол, что это за выскочка смеет командовать в присутствии капитана? Какой бы он ни был, но все же капитан, чей авторитет на море непререкаем.
        - Тревога, - негромко повторил приказ де Савьер. - Команде занять места по боевому расписанию, орудийные порты открыть. Старпом, доложить по готовности.
        Уже через десять минут немногочисленная, но вооруженная до зубов команда стояла по местам. Это не были простые моряки торгового флота, это не были опытные моряки торгового флота, это были моряки военные, прошедшие жестокое чистилище морских сражений и ад абордажных схваток. Каждого из них де Камбре отбирал лично, ориентируясь не только на заслуги и рекомендации командиров, но и способность сохранять голову холодной в любых ситуациях.
        И вот сейчас три десятка головорезов были готовы к драке. Но с кем? Неужели вон с тем юнцом, что жалко скрючился на дне утлой шлюпки, машет догорающим факелом и не может кричать то ли от страха, то ли от холода.
        Жалкое зрелище? Черта с два! У этого юнца аура сильного, настоящего мага.
        Плечо виконта крепко сжали. Де Савьер наклонился к уху и прошептал:
        - Демон, это же маг! Нэт Бэдфорт, учился на три года младше меня, как раз недавно должен был выпускаться. Ты можешь поверить, чтобы маг вот так запросто замерзал?
        - Он и не замерзает. Играет. Стоит ему подняться на борт и разобраться, с кем имеет дело, он один корабль захватит. Если бы ты его не узнал, повернулся бы спиной и получил по голове от всей магической души, с летальным исходом. И вообще, ты слышал, чтобы маги на торговых судах плавали? Вот так, значит, это происходит. А мы-то думали, почему никто не спасается - кто от мага спастись может? Тем более на море.
        - И что теперь? Топить его? Жалко…
        - А он тебя пожалеет? Ладно, пусть поднимется на борт, только ты пока не показывайся. Я с ним поговорю. Начнет атаковать - тогда вступай. И прикажи команде разойтись. Если мы с ним не справимся, остальным и вовсе ловить нечего.
        «Арабелла», обрапосив паруса, подошла к шлюпке мага. «Несчастному юноше» сбросили веревочный трап, по которому он уверенно поднялся на борт. Как делал уже не раз. Вначале все шло привычно: оказать помощь спасенному - на море дело святое. Правда, встречающих моряков маловато, ну да ладно, пусть выспятся перед смертью.
        Сразу набросили на плечи теплый плед, поднесли стакан разогретого коньяка, но неожиданно прямо на палубе приступили к расспросам.
        Спрашивал небогато одетый молодой человек с отвратительным шрамом на лице, который, судя по одежде, никак не мог быть капитаном. Однако никто даже не попытался его одернуть. Стало быть - имеет право.
        - Здравствуй, Нэт.
        Демон! Как? Откуда этот урод его знает? А если знает, как смеет обращаться на «ты» к магу? Плевать, не до того, спросим потом. У трупа.
        Привычно сила мага рванулась в ладони, согрела руки, рванулась вперед, разрывая жалкую плоть глупых моряков и мерзкого выскочки…
        Нет?! Что происходит?
        Команду закрыл мощный магический щит! Здесь еще один маг? Ладно, сразимся с ним, быдло не помеха…
        Нет!!!
        Повторное заклятье ушло куда-то вверх, радужным широким куполом расцветив черное безлунное небо. Так не бывает! Таких ошибок не допускают даже дети!
        - Не стоит, Нэт. Ты убил слишком многих, хватит смертей. Пришла пора держать ответ.
        Как же, прямо сейчас! Боевой маг сложит ручки и тихонько пойдет на суд. А потом на виселицу. Нас не этому учили!
        Но также учили не спешить. Надо понять причину ошибки, чтобы в следующий раз ударить наверняка, без шансов на неудачу. Значит, изображаем растерянность и разговариваем. Разбираемся.
        - Кто ты? Если знаешь меня, как смеешь так разговаривать?
        - Мы уже разговаривали так. Пять лет назад. Помнишь, в академию приехали клиссонские курсанты? Вечерами мы сидели у костра, и никому в голову не приходило соблюдать высокий этикет. А потом меня лишили дворянства. Ты ведь видел это, не так ли?
        Де Безье! Собственной персоной, чтоб его в аду демоны жрали! Конечно, он помнит. И то, как сидели у костра - он тогда пел хорошие песни, рассказывал веселые истории. А потом ударил женщину по лицу. Как - этого Нэт не видел, но разве такому есть оправдание? И правильно, что его лишили дворянства, рыцарь не смеет поднимать руку на герцогиню. Как он тогда орал! Как корчился на земле, словно гнусный червяк.
        Почему выжил? Интересно, но неважно. Все равно не противник, умрет сегодня же. Но кто поставил щит? Сейчас самое главное - это.
        - Всем перейти на ют!
        В темноте не был виден отдавший приказ, но моряки послушно двинулись к корме. У фок-мачты остался один человек, лица которого было не разглядеть в тусклом свете факелов.
        - Я - де Савьер.
        А, как же, помню-помню. Это же из-за тебя случилась та история с герцогиней. Слабак, не мог достойно проиграть, дружка своего позвал. Да и маг-то ты слабенький, это все знали, как тебя только в академию взяли. Правда, сейчас щит был поставлен мощный, просто на загляденье. Ну, стало быть, на него ты свои хилые силенки и потратил. А времени восстановиться я не дам, даже не надейся. Только подойди поближе, уж для верности.
        - Рад тебя видеть. - Бэдфорт протянул руку, уже приготовив убивающее заклятье, и шагнул к однокашнику.
        Но был остановлен. Де Камбре де Безье заступил дорогу и крепко взял за руку. Демон! Так не бывает! Бэдфорт впервые в жизни почувствовал, как заклятье, такое надежное, которое всегда подчинялось ему так верно, вдруг исчезло. Он попытался сформировать новое, чтобы хоть с этим человечком справиться - без толку. Что происходит?
        Де Камбре, разрушив заклятье, в который раз добрым словом помянул свое давнее решение. Умение разрушать чужие заклятья - богатая компенсация за невозможность колдовать.
        - Не стоит, Нэт. Я же сказал, хватит убивать. Мы ждали нападения, у тебя нет шансов.
        - Шанс есть всегда. Например, взорвать к демонам этот проклятый корабль. Не боишься взлететь на небеса вместе со мной? - Лицо Бэдфорта перекосилось, губы скривились.
        - Не выйдет. Не спрашивай почему, но сейчас у тебя ничего не выйдет. Здесь ты даже умереть не сможешь без нашего разрешения. Надеешься отключить боль? Попробуй.
        И де Камбре ударил. Кулаком под правое ребро.
        Дыхание перехватило, тело скрючило, хотелось кричать, но воздух вдруг перестал поступать в легкие. И боль. Спаситель, какая боль, как, оказывается, бывает больно обычным людям, не умеющим управлять болью. Но он! Он же всегда… господи, как больно.
        Де Камбре спокойно дождался, когда Бэдфорт придет в себя и сможет подняться. Только тогда задал вопрос.
        - Так сколько кораблей ты потопил, Нэт?
        Боль, наверное, не самая страшная, сломила. Прежде всего своей неожиданностью. Его всегда учили, что она не для магов, а тут…
        - Одиннадцать.
        - Ты так же поднимался на борт под видом потерпевшего бедствие и убивал экипажи?
        - Нет, только усыплял. Убивали их другие. Кого-то сразу, кого-то допрашивали и только потом… Что со мной дальше?
        - Кто и как тебя высаживал в лодке? Как определяли курс жертв? - Де Камбре словно не услышал вопрос.
        - Желтый шар над грот-мачтой. Есть заклятие, способное его отслеживать за десятки миль. А дальше… - Бэдфорт пожал плечами, - выбрать момент, когда на горизонте чисто, и усыпить команду. «Чайная роза» пришвартуется, все будет сделано быстро.
        - Как они узнают, что команда спит?
        - Не смеши, Жан, неуправляемый корабль видно издалека. Впрочем, если наши подходили слишком рано, мне никто не мешал все исправить.
        - Как получилось, что маг стал пиратом?
        - Я не буду отвечать на этот вопрос. - Голос вновь зазвучал твердо.
        Снова страшный удар, от которого выворачиваются внутренности, и страх, гнусный липкий страх мутит разум. И словно не он, могучий маг и гордый дворянин, а кто-то другой, мерзкий и жалкий, отвечает:
        - Мы не пираты, мы каперы. У капитанов королевский патент, я послан им в помощь по личному приказу императора.
        - Значит, не Кастилия, значит, Островная империя… Сколько задействовано кораблей?
        - Не знаю, я ходил на трех. Они еще и названия меняют.
        - Где база?
        - Тоже не знаю. Какой-то небольшой порт, из которого никого не выпускают без пропуска. Там есть все, что нужно, но из него без разрешения не выйти. И не войти постороннему. Так что будет со мной?!!
        Де Камбре молчал. Долго. Потом положил руку на кинжал.
        - Ты сильный маг, мы не сможем тебя долго контролировать. И мы тоже хотим жить.
        Боль пронзила грудь Нэта. Такое уже бывало! Привычно брошены силы на заживление раны, вот сейчас магия остановит кровь, поддержит сердце и сожжет, испепелит напавшего. Нет?! Как?! Почему?!
        Перед меркнущим взором юноши мелькнула академия, ночной костер, его друзья и лихой, смеющийся де Безье. Которому так здорово было подпевать:
        Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
        Средь военных трофеев и мирных костров
        Жили книжные дети, не знавшие битв,
        Изнывая от мелких своих катастроф…
        Последним он увидел Иньиго. Тот подошел, протянул руку и, улыбаясь, сказал:
        - Вставай. Теперь нас тут двое. Нам не будет скучно.
        - Жан, что ты сделал?! - Де Савьер бросился к другу, схватил его за плечи, встряхнул, но дальше слова застряли в горле. Он, словно на каменную стену, наткнулся на отрешенный взгляд.
        - Иначе было нельзя. Иначе нам этот ад не остановить. Иначе все не имело смысла…
        - О чем ты?
        - О том, что завтра мы убьем еще многих. И они тоже чьи-то друзья и дети. А сейчас всем отдыхать. Завтра будет тяжелый день. А нам с тобой - последний допрос. У Нэта должен быть знак, что корабль им захвачен.
        - Ты правда его помнишь?
        - Нет, там было много мальчишек. Но я помню, как молился, чтобы нам никогда не пришлось воевать друг с другом. Спаситель не услышал. Это уже второй. И хватит об этом. Готовь ритуал.
        Последний допрос - одна из вершин магического искусства. Допрос только что умершего. Три вопроса, на которые тот не может солгать. Но может ответить не так. Например, на вопрос, кто его убил - «человек».
        Два вопроса так и пропали, и лишь на третий - «Что должны увидеть на „Чайной розе“, чтобы подойти к захваченному судну?» - из мертвых губ покойника прозвучало: «Файербол над моей головой».
        С ранним рассветом вся команда была убрана с палубы. Ни матросов, ни боцмана, ни капитана. Завертелся никем не контролируемый штурвал, заполоскали потерявшие ветер паруса. Корабль мертвых. Страшная морская байка.
        Вот на горизонте показались паруса. Неизвестный корабль под гордым флагом Островной империи шел параллельным курсом, не уходя и не приближаясь к «Арабелле».
        - Ну что, шевалье, ваш выход. Преображайтесь, и вперед.
        Виконт любил смотреть на это колдовство. На его глазах лицо мага изменилось, волосы удлинились и порыжели. Сходство оказалось не полным, но для того, кто будет смотреть в подзорную трубу, вполне достаточным. Де Савьер накинул на плечи теплый плащ, взошел на шканцы и поднял руки, меж которыми вспыхнул огненный шар.
        Сразу после этого неизвестный корабль повернул к «Арабелле». Все ближе и ближе, вот уже можно прочитать название - «Чайная роза», вот видны веселые лица моряков, готовых сделать привычную, безопасную и, видимо, хорошо оплачиваемую работу. Около рулевого стоят богато одетый мужчина и юноша. Мужчина отдает приказ - и в воздух взвивается десяток абордажных крючьев. Они цепляются за борт обреченного корабля, борта смыкаются намертво - как легко и приятно захватывать приз, не имеющий даже возможности сопротивляться.
        Наконец, добрые островитяне перебираются на «Арабеллу», готовые убивать спящих, пытать и все равно убить капитана и кого там еще потребуется, ну и грабить, само собой. Добыча обещает быть богатой.
        В этот раз не повезло.
        Абордажную команду встретил мушкетный залп в упор. Второй. Третий. Перед каждым защитником «Арабеллы», что до поры прятались за фальшбортом, лежало пять заряженных мушкетов. Такого запаса оружия никогда не бывало на обычных торговых судах. Однако именно это судно было необычным, специально подготовленным для отражения пиратского нападения.
        А дальше начался ад. Боевой маг опасен, как пехотный полк, а сейчас де Савьеру противостоял пусть прекрасно оснащенный, но всего лишь флейт с прекрасно подготовленной, но совершенно не ожидавшей сопротивления командой. Поэтому, когда на «Чайную розу» обрушились смертельные заклятья, способные разбивать крепостные стены, сражение было закончено. Те, кто не был убит, подняли руки в надежде сохранить жизнь.
        И уже абордажная команда «Арабеллы» перешла на захваченное судно. Три человека, одетых в дорогие кафтаны, были связаны и помещены под охрану. У двоих, крепкого мужчины с властным взглядом и юноши, имелись ауры. Не такие яркие, как у магов, окончивших обучение в Морле, но были. Значит, проблемы они доставить могут. И значит, охранять их придется виконту и де Савьеру.
        Остальных пленных загнали в трюм «Чайной розы». Затем корабли расцепили, каравелла отошла от флейта на кабельтов, и маг расстрелял пиратский корабль. Трое моряков сумели покинуть обреченное судно. Их пришлось добить.
        Когда убедились, что ни один пират не сможет рассказать о том, что произошло, «Арабелла» легла на обратный курс.
        В капитанской каюте надирался де Савьер. У переборки, на широкой, словно из домашней спальни принесенной кровати, слаженным трио храпели связанные пленные - маг, не желая заморачиваться охраной, попросту их усыпил. В центре стоял большой стол - капитану должно быть удобно разложить на нем карту, обдумывая как прокладку нового курса, так и рассчитывая торговые маршруты, чтобы не ходил корабль по бурным водам с пустыми трюмами.
        Сейчас на столе стояла мутная бутылка с темным пойлом да тарелка с крупно нарезанной солониной. По каюте витал могучий самогонный дух.
        - В-вот, рекомендую, напиток настоящих моряков! Ром, придумали в Новом Свете. Составишь компанию?
        Де Камбре понюхал, скривился.
        - Мерзость какая. Какого демона ты тут устроил? Как-то не похоже на празднование победы.
        - Какого демона, Жан? Ты сделал из меня палача! Они же сдались! А Нэт? Ты его заколол, как свинью. А он не был свиньей, он был веселым парнем. Когда-то. Кстати, учился вместе с Иньиго. Так ты, говоришь, не помнишь Нэта?
        Виконт пододвинул к столу стул, сел напротив друга.
        - Нет, не помню. В Академии Морле было много веселых парней. Кто-то из них стал нашим врагом - что тебя удивляет? Ты всегда знал, что будет именно так.
        - Но зарезать! Хладнокровно, как свинью?! А потом заставить меня утопить всю команду? - Де Савьер взял полный стакан, поднял, но передумал пить и с силой грохнул его о стол, расплескав то, что называл ромом.
        - Что оставалось делать? Они - пираты, их участь - виселица, без вариантов. А Нэта здесь, на корабле, никто не смог бы контролировать, мы и этих-то, - де Камбре указал на храпящих пленников, - боимся без надзора оставить. А маг? Мог легко взорвать «Арабеллу» вместе с собой, да просто дать сигнал об опасности, и «Чайная роза» просто бы ушла, а корабли продолжили исчезать. Зато сейчас у нас есть шанс найти пиратскую базу и уничтожить ее. «Чайная роза» исчезла? Бывает, на море все бывает. Но нападения они не боятся. А мы теперь спокойно допросим пленников и…
        - Повесим! Вешать мы умеем. А допрашивать… - маг скривился и пожал плечами, - увы. Вешать - умеем, пытать - тут нам вообще равных нет. Только в этот раз все бес-по-лез-но. Вот. Я уже посмотрел - на них, на всех троих, стоит блок. Если они только попробуют выдать тайну, то умрут. И тоже без вариантов. Так что бери стакан, выпьем за успешно проваленное дело. - И де Савьер взялся за бутылку с чем-то даже отдаленно не похожим на ром, который пил когда-то Борис Воронин в своем мире.
        Глава XIII
        «Арабелла» не дошла до Кале полтора десятка миль, встав на якорь напротив пологого песчаного берега. Метрах в двадцати начинались густые заросли, а еще дальше, где-то там, вдали, должна пролегать дорога.
        От каравеллы отчалила шлюпка, из которой на берег выпрыгнули два типичных горожанина не слишком большого достатка. Точнее, не на берег, а в холодную весеннюю воду. Шлюпка подошла, насколько смогла, а дальше, господа путешественники, сами. Ну замочили ноги по колено, так это не беда, зря, что ли, штаны да башмаки в руках держали?
        Ничего, обсохли на берегу, оделись-обулись и вперед, подальше от моря. Только никто не ожидал, что заросли настолько густые и тянутся где-то на километр. Возвращаться было поздно, пришлось продираться до победного конца.
        Когда оборванцы, изгвазданные и усталые, выбрались на дорогу, сил у них не осталось даже на ругань. Только на ворчание.
        - Благодарю, господин виконт, это путешествие я на всю жизнь запомню, внукам буду рассказывать о вашем удивительном умении прокладывать путь там, куда сумасшедший кабан не полезет.
        - Рассказывайте, шевалье! И не забудьте отметить собственный талант падать во все лужи, что встретились на нашем пути. Позвольте снять с вашего плеча вот эту прелую гадость. Вонь от нее, знаете ли…
        Изначально все казалось просто - с каравеллы из клетки был выпущен голубь, к лапке которого была привязана записка с координатами стоянки. Уже к вечеру должен был подойти военный корабль, забрать де Камбре, де Савьера и пленников. После этого «Арабелла» должна была направиться по другим делам, сменив название.
        Какие, казалось, могут быть проблемы? Да летающие. Прямо на глазах моряков на голубя напал то ли коршун, то ли орел, прервав героическую почтовую миссию. Второй, запасной, голубь благополучно сдох еще ночью. Появиться «Арабелле» в порту Кале означало похоронить последние, даже призрачные надежды найти пиратское гнездо. Пришлось бы организовывать еще одно судно, на которое джентльмены удачи могли и не клюнуть.
        Тогда, от безнадеги и безысходности, и родилась «блестящая» мысль - де Камбре и де Савьеру под видом простых горожан добраться до Кале, прийти к адмиралу де Жаме и договориться, как получить от проваленной операции хоть какой-нибудь результат. Просто прийти в порт на корабле де Камбре отказался наотрез: план у него был, видите ли.
        Дав пленникам на корабле поесть и оправиться, их вновь погрузили в двухдневный сон - считалось, что за это время господа командиры решат все вопросы.
        Не учли одного - попутные телеги напрочь, даже за деньги, отказывались подвозить оборванцев. А встречный патруль проявил похвальную бдительность, отобрав у подозрительных типов деньги и отконвоировав в тюрьму Кале. Мол, пусть с этими доходягами полиция разбирается. Конвоировал, между прочим, пешком, ибо телега патрулю не положена, а сажать быдло на своих благородных коней - такое потрясение основ никому из военных даже в голову не пришло.
        Был, конечно, вариант у де Савьера подпалить патрульным что-нибудь не очень нужное или попросту устроить мини-торнадо для поднятия авторитета. Но де Камбре опять же запретил, употребив красивое слово «конспирация» вкупе с непонятным, но весьма экспрессивным выражением.
        В результате оба дворянина со связанными руками три часа тащились за удалыми конвоирами, падая, сплевывая скрипящую на зубах дорожную пыль. Но в святой уверенности, что уж в городе-то непременно выкрутятся из дурацкой ситуации. В конце концов, оформлять задержанных должен офицер, которому можно и раскрыть, кого именно занесла судьба в мрачные казематы.
        Однако в городской тюрьме, видимо, были другие порядки - никто новыми гостями даже интересоваться не стал. Их попросту, без затей отправили в некое замкнутое пространство с высоким окном, надежно забранным толстой решеткой.
        В большой камере пол был застлан соломой, по которой, никого не боясь, ползали стада насекомых. На соломе сидели пятеро мужчин наружности самой разбойной. И встретили они новичков не очень приветливо.
        - Это кто же к нам в гости пожаловал? Что за чучела такие? Да с них ни рубахи, ни штанов для общества не снимешь!
        - Не совсем так, Рваный. Ты глянь, обувка-то на них вполне себе крепкая. А ну, оба, разувайтесь! Пожертвуйте ботиночки на благо общества.
        При этом постояльцы, как по команде, поднялись, со счастливыми улыбками беззубых ртов, предвкушая развлечение. Весело было не столько отобрать имущество, сколько вдоволь поиздеваться, унизить людей, не принадлежащих к их миру. Пусть эти двое и в лохмотьях, но руки ухожены, лица не обветрены ночевками под открытым небом, не прокопчены дымными кострами подворотен. Значит, чужие. Значит, надо указать на их место, где-то у помойного ведра, раз уж попали во власть местных робин гудов.
        - Жан, может, спалить их? Заодно и от клопов избавимся.
        - Нельзя. Более мягкие варианты есть? Усыпить, например.
        - Легко, но и ты уснешь вместе с ними. И не факт, что мне самому не прилетит. Замкнутое пространство, понимать надо.
        Диспут был прерван броском огромного бородатого мужика с пудовыми кулаками. Бугай привычно рванул вперед, как в лихих налетах на случайных прохожих, на свою беду решивших прогуляться по ночному городу. Тогда все было просто - хватай жертву, бей, куда придется, а там уж веселые кореша докончат начатое. Благо, после его удара никто не вставал.
        Но не в этот раз. Руки провалились в пустоту, а колено неожиданно подогнулось, хрустнуло и взорвалось болью. Страшной, немыслимой, от которой перехватило дыхание, полезли из орбит глаза. И словно сквозь вату послышался спокойный голос одного из новичков:
        - Сидеть тихо, упыри. Нас двое, а вы одни. В угол, паскуды, и молитесь, чтобы мы вас не услышали - на куски порвем.
        И словно сквозь туман атаман увидел, как верные товарищи, не раз на веселых попойках клявшиеся, что никогда не предадут, как побитые собаки побрели в самый темный угол, бросив его на милость новых вожаков. А потом боль сделала свое дело, сознание померкло и провалилось в спасительную черноту.
        - Что будем делать дальше, лейтенант? - спросил де Камбре, потирая голеностоп, которым только что порвал колено противнику. - Этих я усмирил, но со всей охраной без твоей помощи не справлюсь.
        - И не надо. Главное, чтобы нас отвели к какому-нибудь чиновнику, а дальше - без проблем. Выведет нас и отведет, куда скажем. Главное - из камеры побыстрее убраться. Раздражают меня эти, - он кивнул в сторону сбившихся в углу арестантов, похожих на стаю загнанных шакалов, бросающих ненавидящие взгляды, но боящихся даже тявкать.
        Хреново. Можно просто вышибить дверь и спокойно выйти на улицу, поубивав беззащитных охранников. Для мага задача не самая сложная. Но и результат предсказуем - уже завтра об этой эскападе будет знать весь город. А все, кто интересен - и пираты, и группа поддержки в городе возьмут паузу. Залягут на дно, исправят ошибки и продолжат свое дело. Ищи их тогда.
        - Так, вы, четверо, - де Камбре взглянул на бандитов, - марш к двери и орать во все глотки, что здесь арестанта убили.
        Упомянутый арестант был жив, но, находясь в беспамятстве, труп изображал вполне достоверно.
        Почувствовав возможность избавиться от странных сокамерников, бравые сидельцы также преисполнились энтузиазмом и своими криками подняли на ноги всю охрану. Через считаные минуты в камеру вбежало с десяток тюремщиков. Расставили способных стоять арестантов вдоль стен, ноги в стороны, руки за голову. После чего вошел кто-то главный с нашивками сержанта.
        - И что здесь за шум? Кому захотелось плетей отведать?
        - Господин сержант, господин сержант! - Почувствовав себя в безопасности, бандиты наперебой сдавали опасных соседей. - Вот эти двое, они Башню, то есть арестованного Гийома, убили. Прямо напали и убили, задушили, горло перерезали, глаза выдавили.
        Сержант подошел к телу, осмотрел раздувшееся колено, привычно проверил пульс.
        - Жив, собака.
        Потом неодобрительно посмотрел на виновников. Наметанным глазом отметил и чистые руки, и спокойные взгляды, и по-дворянски прямые спины.
        - Этих двоих - на допрос.
        Тюремщики набросились на двоих друзей, сноровисто связали руки за спиной и вывели из камеры.
        Оставшиеся злорадно переглянулись. Допрос - это хорошо, это обязательные пытки, на которые весьма изобретателен местный палач. Не убьет, но в камеру эти двое на своих двоих не вернутся. По себе знают. Тут-то им счет и предъявят.
        А сержант с чистой совестью оставил покалеченного бедолагу в камере. Чего, действительно, суетиться? Завтра всю оставшуюся компанию ждет суд. Приговор инвалид выслушать сможет, а там сразу и конец. Петлю на шею добрые палачи накинуть помогут, а последующему танцу с пеньковой тетушкой разорванное колено никак не помешает.
        Пока де Камбре и де Савьера волокли по коридору, оба вели себя спокойно. Но когда выяснилось, что допрашивать их собираются в разных камерах, дружно решили, что игру в поддавки надо заканчивать. Если магу волноваться было нечего, то у виконта, да еще и когда-то добровольно лишившегося магических сил, допрос энтузиазма не вызывал. Страшно было, если честно. Можно, конечно, было назваться полным титулом, только какой же идиот поверит, что помятый оборванец и бродяга - один из первых вельмож королевства?
        - Серж, завязываем с игрой, выручай!
        И ничего не случилось. Не пронесся по полутемным тюремным коридорам смерч, не грянул жуткий, наземь бросающий смертных магический гром, даже огненный шар не завис перед растерянными конвоирами. Да они и не были растерянными - все так же серьезны и деловиты.
        Только де Савьер спокойно сказал:
        - Сержант, нас обоих на допрос к офицеру.
        И тот так же спокойно приказал:
        - Этих двоих на допрос к господину капитану.
        Тюремщики лишь пожали плечами - мол, начальству виднее, у него свои причуды, и, развернувшись, повели арестантов назад. Из подвалов по узкой и крутой лестнице подняли на первый этаж, потом, уже по широкой и пологой, на второй.
        Встречные с удивлением смотрели на странную процессию, которая не должна была даже появляться в этой части здания. Но арестованные вели себя тихо, конвоиры были целеустремленны, все инструкции - соблюдены. Так что вопросов никто не задавал - пусть у начальства голова болит.
        Кабинет заместителя коменданта тюрьмы не поражал воображение ни размерами, ни обстановкой. Все строго и аккуратно, без роскоши и излишеств. Капитан как раз изучал отчет кладовщика о соблюдении норм расходования цепей, веревок, кнутов, жаровен и прочего необходимого в тюремном деле инвентаря. Удивленно подняв глаза, он с интересом уставился на вошедшего сержанта, четко, по уставу доложившего, что неизвестные арестанты доставлены во исполнение его, господина капитана, приказа.
        Две немытых и нечесаных личности в драных обносках и с заведенными за спину руками жались у двери, конвоиры в офицерский кабинет войти не решились.
        Поскольку капитан твердо знал, что такого приказа не отдавал, он набрал полную грудь воздуха для краткой и эмоциональной лекции на предмет идиотизма подчиненных, но, подумав, лишь кивнул и добавил:
        - Оставьте нас.
        Сержант четко повернулся и ушел с чувством выполненного долга. На то, что начальство смотрело на него уже с изумлением, внимания не обратил. По морде не съездили, даже не отругали, и слава Спасителю.
        - Ну и что это значит? - Тюремщик остался сидеть, даже не попытался поднять тревогу. Он вообще не выглядел взволнованным. - Вы что, обормоты, всерьез в побег собрались?
        - Даже и не думали, капитан, - ответил оборванец с изуродованной шрамом щекой. Тот, что пошире в плечах.
        Однако. Обратиться к офицеру без обязательного, с детства розгами вбитого «господин»? Это кто же такой пожаловал? Конвою головы задурил не напрягаясь. Не опасно, разумеется, тюрьма с расчетом на всяких гостей строилась. Но интересно. Во всяком случае, именно в этом кабинете большинство заклятий просто не действовали.
        - Серж, передай, будь любезен. - Говоривший протянул руку.
        Его приятель прямо из-за пазухи достал внушительный кругляш из серого металла. Шлюхи в борделе! Это еще что?! Их не обыскали?! Ну, идиоты из охраны, доберусь я до вас!
        Но все же, что, твою сестру, здесь происходит?
        Он взял кругляш, рассмотрел… Дерьмо! Эту штуку он видел лишь нарисованной. Когда год назад немолодого уже лейтенанта только назначили заместителем коменданта взамен погибшего при обороне города предшественника, к нему пришел командир гарнизона и показал рисунок этого самого медальона. С выгравированным на одной стороне личным гербом его величества, а на другой - плахой с топором. Очень запоминающийся, надо признать, медальон. На всю жизнь запоминающийся.
        Командир гарнизона заставил лично, своей рукой подписать предписание об обязанности выполнять указания всякого, кто его предъявит. И молчать о нем под страхом смерти лютой, личным врагам короны предписанной.
        Потом уже комендант тюрьмы, седой майор, всю жизнь прослуживший в этом узилище, за бутылкой вина успокоил. Сказал, что на подобные страсти можно спокойно плевать, поскольку он, майор, ни разу за тридцать лет ни с чем подобным не сталкивался и в будущем рассчитывает не столкнуться. У них, тюремщиков, жизнь простая. К играм сильных мира сего отношения не имеющая. Приказали - держим в тюрьме. Приказали - отпустим.
        Есть, конечно, еще кое-какие дела, но по большому счету - так.
        И вот на тебе. Лежит перед ним, капитаном, этот клятый медальон. А вдруг подделка? Прикажет сейчас отпустить, выполнишь, а тебе потом твой же палач волосы обреет. По самую шею.
        - Кто вы и что вам надо? - От волнения голос господина заместителя коменданта охрип.
        - Дезертиры мы, господин капитан. - Голос того, что пошире, зазвучал угодливо.
        Ага, прямо-таки настоящие дезертиры, сумевшие немалого размера медальон от обыска утаить. Интересно, где они его прятали? На всякий случай трогать эту штуку не следует. Действительно, мало ли где.
        - Нас надо в гарнизон отвести, для придания военно-полевому суду, - продолжил оборванец.
        Что-то ты, родной, больно весело о суде говоришь, у которого приговоров для дезертиров только три: розги до полусмерти, плаха да виселица. Впрочем, это твое дело. А нам - облегчение. Сейчас направить донесение в комендатуру, потом сдать их военным с рук на руки и забыть. Основательно так забыть, чтобы потом, не дай Спаситель, где не надо не вспомнить.
        - Хорошо, донесение я направлю немедленно.
        - Э-э, нет, не пойдет. - Тон оборванца, видимо, он был главным, из угодливого превратился во властный. - Отправить немедленно под конвоем. У вас же в столе розыскной лист на нас лежит. И именно с такой командой.
        Тюремщик удивленно выдвинул ящик стола. Разумеется, никакого листа там не было.
        - Лежит, лежит, - вновь противным подобострастным голосом продолжил арестованный. - А если вы его сейчас не видите, так, поверьте, в гарнизоне он в вашем кармане непременно объявится. Вчерашним днем подписанный. - И вновь командным тоном: - Исполнять!
        Пришлось этапировать двоих непонятных… дезертиров? офицеров? Да плевать, кто они такие. Главное - скорее с рук сбыть.
        На КПП гарнизона дежурный офицер долго отказывался принимать арестованных, требуя розыскной лист, которого у конвоя, разумеется, не было. Пришлось импровизировать, устроить скандал, ссылаясь на свою забывчивость и нежелание вести арестованных назад.
        На крики вышел безрукий адъютант командира гарнизона, удивленно взглянул на виновников спора, но все-таки дал команду отвести их на гауптвахту для разбирательства. Тюремщику приказал подождать и через десять минут принес ему розыскной лист на двух капралов, якобы решивших сбежать со службы до окончания контрактов. При этом тишком, чтобы никто не видел, показал кулак. В ответ заместителю коменданта тюрьмы оставалось лишь понимающе кивнуть.
        Глава XIV
        Через два дня захваченные на месте преступления предводители пиратов с «Чайной розы» были помещены в камеры личной тюрьмы графа Амьенского. Для особо важных государственных преступников. Двое взрослых - штурман эсквайр Копли и капитан барон Эгримонт - и четырнадцатилетний сын капитана Винс.
        Все трое сидели в отдельных камерах, пусть и надежно изолированных от мира, но вполне себе комфортабельных. Во всяком случае, клопов и тараканов, вечных тюремных завсегдатаев, там не было.
        А в подвальной комнате, скромно именующейся допросной, но, по сути, в камере пыток, полной приспособлений и инструментов самого зловещего вида, беседовали четверо. Трое взрослых, хотя и молодых мужчин и четырнадцатилетний подросток.
        Именно беседовали.
        - Дружище, знакомься, - де Камбре указал на невысокого коренастого блондина, - мой друг, лейтенант шевалье д’Оффуа.
        Офицер кивнул, Пифо встал и уважительно склонил голову.
        - Рад знакомству. Но, раз уж мы беседуем здесь, не следует сейчас привыкать к хорошему.
        - Согласен, - кивнул шевалье в ответ, даже не попытавшись подняться.
        - И все же я хотел бы понять, что здесь происходит. - Поль демонстративно обвел взглядом жуткую камеру. - Жан, меня схватили на глазах всего Кале, отпинали, как последнего забулдыгу, и притащили сюда связанным на радость местным ротозеям. Если б я не видел рядом Сержа, - он кивнул в сторону де Савьера, - сбежал бы по дороге.
        - И это было бы катастрофой. - Де Камбре передвинул свой стул, сев напротив собеседника. - Диспозиция у нас такая. Сегодня мы твердо знаем, что ушедшие корабли не исчезают. Их топят каперы Островной империи. Где-то у этих пиратов есть база, там они ремонтируются, пополняют запасы и сбывают награбленное. Если найти эту базу и не просто уничтожить, а получить доказательство их связей с империей, налеты прекратятся. Более того, есть шанс получить от добрых соседей хорошую контрибуцию за разбой. Одна проблема - те трое, что сейчас сидят в этой тюрьме, ничего не расскажут. Ни при каких обстоятельствах. И никто, кого мы сможем захватить в море, ничего не расскажет.
        - Ясно. Хочешь посадить меня в камеру с одним из них? Думаешь, что кто-то поверит, что я тайный священник, - Поль потер внушительный синяк во всю скулу, - и решит исповедаться?
        - Нет. Никто из них и не сможет исповедаться, даже если и окажется клиническим идиотом. Мы надеемся, что молодой человек просто поверит тебе. И даст хоть какую-нибудь зацепку. А для этого, к сожалению, ты должен быть убедителен не только внутренне. Согласен?
        Горькая усмешка и утвердительный кивок.
        - Тогда дальше ты работаешь с лейтенантом - то, что тебе предстоит, он организует лучше меня. Серж уменьшит боль, но, сам понимаешь, не до конца. Еще раз - согласен?
        - В Сен-Беа ты уже задавал такой вопрос. С тех пор ничего не изменилось. У меня просьба.
        - Слушаю.
        - Та девчонка, Софи. Можешь ее пристроить к своим делам? Ну, как Миледи, помнишь, ты рассказывал. Она умница, поверь, она многое сможет!
        Де Камбре нарочито медленно поднялся со стула, неуклюже нахлобучил шляпу, молча прошел к двери. Сделал три шага, остановился и ответил:
        - Помню. Два дня назад она повесилась.
        - Как, почему?!
        - Сифилис. Она могла прожить еще долго, но это уже была бы жизнь инвалида. Опасного инвалида. Она сама выбрала судьбу проститутки. Она сама выбрала свой конец.
        Де Камбре, ссутулившись, пошел к выходу.
        - Жан, не уходи! Пожалуйста!
        Де Камбре открыл дверь и молча вернулся.
        В камеру пыток неторопливо и уверенно вошел палач.
        Винс сидел на своей койке и смотрел на голубое небо. Если встать на койку ногами, из высоко расположенного, забранного толстой решеткой окна можно рассмотреть тюрьму. Странную, надо признать. Стены, по крайней мере внутри, выложены хорошо обработанными каменными блоками, большие стеклянные окна, по-видимому, огромной стоимости, покрытые оранжевой черепицей покатые крыши, по которым так мирно, буквально по-домашнему, шуршит дождь.
        И двор. Зеленый газон, раскидистые деревья, среди которых гуляют дамы и кавалеры, совершенно не похожие ни на арестантов, ни на их охранников.
        Лишь иногда сущность тюрьмы напоминает о себе дикими, нечеловеческими криками, пусть и приглушенно, но доносящимися откуда-то до четвертого этажа. Того, где расположена его камера.
        Вот и сейчас слышен… нет, это не крик, человек не может так кричать. Это вой, в котором не просто нет ничего человеческого - невозможно понять, пытают ли мужчину, женщину или ребенка.
        Скоро на месте этого несчастного окажется и он, последний мужчина в роду баронов Эгримонтов. Что же, ему будет легче - Винс усмехнулся, представив, как удивятся палачи, увидев его смерть в самом начале допроса. Ему не придется долго терпеть, спасительное ничто накроет сразу, как появится сама мысль рассказать то, что никогда не должны узнать враги империи.
        А галлийцы - враги. Это известно всем, это подтвердил сам император, отправляя отца пусть не на самую благородную, но такую нужную стране службу. Это подтвердил отец, соглашаясь взять его в море. Ибо нет лучше места для воспитания настоящего джентльмена, чем ют военного корабля!
        Им с отцом не повезло. Бывает. Осталось последнее - умереть с честью, чтобы враг, встречаясь в бою с соотечественниками, содрогался от мысли об их отваге. Чтобы его смерть сейчас помогла им победить в будущем.
        Но, Спаситель, как же хочется жить. И мама. Как жалко маму. Сестра вырастет, выйдет замуж, у нее будет счастливая семья. А мама… Хорошо, если казнь будет публичной. Тогда ей расскажут о доблести мужа и сына. А если нет? Кажется, галлийцы собираются оставить историю «Чайной розы» в тайне, во всяком случае, на это все указывает. И тогда бедной женщине останется лишь ждать до последнего вздоха, не смея молиться ни за здравие погибших, ни за упокой живых.
        Наконец смолкли крики. Либо палачи решили сделать перерыв, дабы продлить противоестественную жизнь несчастного, либо тому повезло, и тогда прими, господь измученную душу.
        Нет, не повезло. Дверь открылась, и двое дюжих тюремщиков аккуратно, словно хрустальную вазу, положили на соседнюю койку юношу. Похоже, ровесника.
        Жуткие синяки, окровавленная одежда, но, кажется, врач успел с ним поработать. Во всяком случае, руки и ноги забинтованы, хотя кровь и пробилась сквозь аккуратные повязки.
        - Пить! Пожалуйста!
        Голос слаб, разбитые губы еле шевелятся.
        Винс бросился к стоявшему у окна кувшину с разбавленным вином, попробовал влить в рот. Но, едва жидкость коснулась окровавленных губ, парня скрутила боль. Пришлось аккуратно раскрыть рот руками и вливать осторожно, чтобы не затронуть раны.
        Потом подсовывать под него ночной горшок. Что-то все равно попадало мимо, и барон Эгримонт подтирал дерьмо собственной, на куски разорванной рубахой.
        К вечеру сокамерник смог начать говорить.
        Он оказался простым крестьянином. Ну… не совсем простым, долго прожил в портовых городах, где научился вполне сносно говорить на островном языке.
        Когда работал в Кале у какого-то купца, нашел письмо с печатью самого королевского интенданта, попытался продать этому самому интенданту, но вместо денег получил обвинение в измене и вот эту тюрьму для самых опасных врагов Галлии. Теперь палачи подробно выведывали, кого Поль Пифо с этим письмом ознакомил.
        Если бы было именно так, было бы легче - назвал человека, пытки бы и закончились. Но вот беда - нет таких людей. А палачи, они такие, недоверчивые, им уверенность нужна. Откуда ей взяться? Да все оттуда, из той самой комнаты, где Поля грели и факелом, и раскаленным железом, и много еще чем, что память напрочь отказывается держать в себе.
        Чем еще Винс может помочь? Только разговорами. Нет, не о службе, разумеется. Но о красивых и богатых городах Империи, о матери и смешной маленькой сестренке. О жизни самого Поля, где смешались и крестьянский труд, и работа у купцов. И, у обоих, о первых девчонках, которые пусть и не подарили любовь, но, по мнению мальчишек, твердо ее обещали.
        Вечером следующего дня тюремщик принес ужин. Надо признать, вполне достойный, который не грех выставить на стол и в гораздо, гораздо лучшей обстановке. Жареные каплуны, свежайшие овощи, лишь немного разбавленное вино.
        - Ну что, щенки, готовьтесь! - обратился он к заключенным. - Тебе завтра вновь в гости к палачу. - Он громко заржал, искренне посчитав это остроумной шуткой. - А у тебя, - тычок корявым пальцем в Винса, - суд. Правый и скорый, как и исполнение приговора. Слышишь, плотники топорами стучат? Для тебя стараются!
        Простолюдина пробила дрожь, ни о каком ужине уже не было и речи! Завтра. Снова боль, страх и лишь одна мысль - о смерти. Такой желанной, такой милосердной.
        Сквозь пелену страха с трудом пробился голос. Чей? Соседа? Счастливый, он завтра лишь умрет. Ну что, что ему еще надо?!
        - Поль, Поль, слушай меня! Не бойся, ты будешь жить! Им не за что тебя казнить. Да, страшно, но это не будет длиться долго. Долгой будет твоя жизнь. Я помогу, верь мне, я умею! Я отключу боль!
        Как? Боль нельзя отключить, она вечна. Для него, Поля, она вечна!
        - Успокойся, расслабься.
        Винс уложил товарища на койку, поднял над ним руки - и Поля объяло тепло. Уютное и ласковое, очищающее мысли и успокаивающее саму душу. А Винс все говорил и говорил:
        - Завтра не будет боли. Тебя не за что казнить, значит, приговорят лишь к каторге, с которой ты либо когда-нибудь выйдешь, либо скоро сбежишь. Я верю в побег, ты умный и ловкий. Но в любом случае запомни слова: «Лучшие цветы Эдинбурга расцветают в мае». Лучшие цветы Эдинбурга расцветают в мае. Ты приедешь на Остров, в Лондоне найдешь мою мать - баронессу Эгримонт или ее дочь. Подойдешь и скажешь: «Лучшие цветы Эдинбурга расцветают в мае». А потом расскажешь обо всем, что здесь видел. Поверь, дальше тебя будет ждать счастливая жизнь. Запоминай: «Лучшие цветы Эдинбурга…»
        Винс продолжил держать руки над головой Поля, повторял и повторял эту фразу, а тому становилось все лучше, последняя боль ушла, тело расслабилось, глаза закрылись и словно сквозь черную вату все звучали и звучали слова: «Лучшие цветы Эдинбурга расцветают в мае».
        Утром Поль проснулся от грохота замка и открывающейся двери. Вошли аж четверо дюжих охранников. Винс, с черными кругами у глаз после бессонной ночи, поднялся и пошел к выходу. В дверях задержался, повернулся к товарищу и с неожиданной на изможденном лице улыбкой подмигнул.
        Потом повернулся и пошел в черный провал тюремного коридора.
        Остывшие каплуны, нетронутые овощи и вино так и стояли на столе. На них не хотелось даже смотреть.
        Сколько прошло времени? Да кто ж его в тюрьме отследит. Судя по солнцу, давно минул полдень, когда во дворе загремели барабаны. Поль встал на опустевшую койку и увидел, как вокруг только что сооруженного помоста с виселицей выстроились солдаты. Распахнулась тюремная дверь, из нее вышли с завязанными сзади руками Винс и двое мужчин. Винс что-то сказал одному из них. Даже из окна камеры было видно, как оба улыбнулись. Приговоренных поставили на табуретки, накинули на головы сначала черные колпаки, затем петли.
        Мужчины умерли сразу, более легкий Винс задергался. Тогда палач подошел и повис на нем. Все кончилось. Дальше смотреть не было сил.
        Через какое-то время дверь в камеру отворилась с противным скрежетом.
        - Все видел? - Де Камбре сел рядом на койку.
        Поль не ответил, лишь утвердительно кивнул.
        - Он был рыцарем, но он был врагом.
        Вновь молчаливый кивок.
        - Мы спасаем людей. Иной возможности у нас нет.
        - Знаю. Что дальше?
        - Завтра суд. Получишь десять лет каторги. И соберись, на суде все должно быть достоверно. А мы расстаемся надолго. Помни, помогать тебе никто не будет. Д’Оффуа даст инструкции по связи, а дальше все сам. Даже побег - сам. Сбежишь, доберешься до Лондона, найдешь баронессу. Все - сам. Иначе нельзя - погибнешь и провалишь дело.
        Глава XV
        Сержанту полиции С. Вида
        О наблюдении за объектом «Тихий»
        Объект «Тихий» принят под наблюдение в 19.32 на выходе из Морского порта. Прошел по улице Плотников, свернул на улицу Пекарей. Пройдя примерно до середины, свернул налево, на улицу Кузнецов, по которой вновь вернулся к Морскому порту и уже оттуда по улице Лудильщиков прошел к корчме «Веселый Джакоб». До полуночи из корчмы не выходил, в полночь наблюдение было снято по согласованию с инициатором.
        Отдельное замечание - на улице Плотников зафиксирована кратковременная, около пяти секунд, остановка объекта. «Тихий» осмотрел желтый двухэтажный дом, после чего продолжил движение по указанному маршруту.
        Старший группы НН «Ролан»
        Вида задержал взгляд на этом рапорте, с которого всего месяц назад началась работа. «Тихий» - тот самый конторщик, который заверял судовые документы кораблей, покидающих Кале. Скромный, незаметный, можно сказать, человек, вся жизнь которого проходила лишь в двух помещениях - скромной каморке портовой конторы и не менее скромной комнате корчмы «Веселый Джакоб», снимаемой им за совершенные гроши. Когда де Камбре узнал, сколько «Тихий» тратит на жилье, удивленно присвистнул и потребовал немедленно снять с него наблюдение.
        А чего, спрашивается, свистеть? Да и опасаться особо нечего. Клиент - типичный олух, не способный не то что «хвост» за собой увидеть - за себя постоять! Здоровый же мужик, а когда как-то нарвался на грабителей… да каких там грабителей, двоих безоружных щенков, так отдал им все деньги, что при нем были, даже обыскать себя позволил!
        С другой стороны, каким бы лопухом «Тихий» ни был, но мимо желтого двухэтажного дома на улице Пекарей проходил регулярно, раз в два дня.
        На этом и сам погорел, да и сообщников за собой потянул. Вначале на выходе из этого дома был опознан дон Венкеслас де Садаба. Правда, для этого красавице Софи пришлось несколько дней провести на чердаке дома напротив. Девушка ругалась, как десяток пьяных боцманов, отплевываясь от мошкары и постоянно стряхивая с платья труху и прелую солому, которой, кажется, были забиты все щели и увешаны все стропила этого отвратительного обиталища. Но в конце концов указала на своего знакомого.
        Ох, какова девица! Вида уже решил, что наплюет на все условности и таки познакомит ее со своим разгильдяем племянником, из которого как раз такая боевая жена и сможет сделать человека. М-да… решил. А уже на следующее утро узнал, что та повесилась. Как же так, девочка?
        Вида в очередной раз вздохнул, вспомнив золотые волосы, голубые глаза и задорную улыбку.
        М-да… После этой смерти дело, самое главное дело за всю службу в полиции, как-то и перестало быть главным. Все дальнейшее шло как бы само собой, даже помимо него. От де Садабы пришли к Васко. Буднично. Как сказал де Камбре - это дело техники.
        Потом неделю провозились, выясняя, к кому все-таки ходил де Садаба на улицу Пекарей.
        М-да… в другой ситуации над этим можно было бы посмеяться. Вида вспомнил, как на очередном совещании, когда он в очередной раз докладывал об отсутствии результата, Тома предложил обработать порог комнаты де Садабы сучьей течкой. И как смешно схватился за голову де Камбре. Видать, было уже что-то подобное. И тогда результат господину виконту не понравился.
        А здесь сработало. Злющий кобель привел полицейских к одной из дверей и с диким лаем попытался проломить ее своей грудью.
        Кстати, как выяснилось, за дверью жил весьма уважаемый купец, много сил отдающий работе в торговой гильдии порта. Он точно знал, чем именно занимались там и покойный Легрос и ныне здравствующий Пифо. Пока здравствующий, ибо предстоящая каторга этому самому здоровью не способствует.
        И зачем де Камбре потребовалось гнать парня в этот ад?
        Впрочем, это уже проблемы не Вида. Не далее как вчера виконт приказал передать все дела гениям из контрразведки и возвращаться в Амьен. Как всегда, не объяснив причину. Здесь работа сержанта закончена.
        Жаль. Тео Ферье расстроился. Вон, сидит напротив надувшийся, словно индюк. А глаза опухшие, видать, плакал от обиды. Ничего, парень, наработаешься еще. Жизнь, она длинная. Хотя у полицейских и не всегда.
        Всё. Дело приведено в порядок, все документы подшиты и пронумерованы, как учил де Камбре. Можно передавать контрразведчикам. А вот кто-то как раз в дверь стучится. Наверняка они.
        Глава XVI
        Вереница каторжан, скованных цепью, шла на север. Лишь пару месяцев назад Поль Пифо ехал по этой самой дороге в дилижансе, который сейчас казался королевской каретой. Тогда он мечтал о будущей славе. Сейчас - о миске пресной каши, которой накормят на ближайшей стоянке. Дальше заглядывать бессмысленно. Дальше каторга, галеры и, в конце концов, смерть под кнутом надсмотрщика.
        Выжить на галере десять лет? Бывает. О таких счастливчиках рассказывают легенды. И напрочь молчат об их раздутых ревматизмом суставах и разъеденных ледяными ветрами легких. Чтобы не убить у каторжан последнюю надежду.
        Тяжелые цепи, железные ухваты на руках и ногах, замкнутые на замки, ключ от которых демонстративно болтается на поясе у сержанта.
        Убежать по дороге? Это казалось реальным в самом начале пути. Но уже к вечеру кандалы до кровавых мозолей протерли руки и ноги. Забывшись, в полуобморочном состоянии еще можно идти. Думать, чего-то хотеть? Это выше человеческих сил.
        Сломался не он один, глаза потухли у всех, скованных общей цепью, измученно придерживающих кандалы каторжан. Когда их согнали в толпу, под дулами мушкетов, перед направленными на них пиками и обнаженными шпагами многие пытались геройствовать, смеяться в лицо, а то и плевать в сторону конвоиров. И никто не задумался, почему так равнодушно воспринимаются насмешки, а то и прямые оскорбления.
        Конвоиры знали. Это была не первая партия заключенных, кого им предстояло отвести в Кале. Все предыдущие также казались себе героями, эти - не исключение. Уже к вечеру они станут тихими и покорными, а к концу пути на коленях будут вымаливать полчаса передышки. И не получат. В конвое нет добрых ангелов, как нет их и в бредущей под собственные стоны и кандальный звон толпе грабителей, насильников и убийц.
        Вон пятерка здоровяков. В начале пути громко, чтобы все слышали, обсуждали мальчишку, идущего на десяток шагов впереди них. Во весь голос спорили, у кого первого он будет женой, как именно он будет скрашивать тяготы пути для них, таких могучих и грозных.
        И вот прошло всего пять часов, и все уже забыто. По пыльной дороге бредут пятеро сломленных рабов. Они теперь всегда будут лишь рабами, сдохнут в дерьме, даже не попытавшись воспротивиться воле господина.
        А мальчишка… он и впрямь ничего. С ладной, еще не изможденной голодом и тяжелым, воистину каторжным трудом фигурой, юным, нежным лицом. Капрал Буше мысленно поздравил себя. Кажется, этот конвой обещает стать удачным.
        Действительно, командует молодой щенок. Лейтенант, прости господи. Папаша купил ему офицерский патент, а научить хоть чему-нибудь забыл. И вообще, судя по тому, как этот горе-командир командует, и над мамашей он не сильно утруждался. Потому и родил этого дурня, только и умеющего, что скакать на лошади с грозным видом. Бывалые солдаты лишь посмеиваются. Правда, тихонько: кому охота себе проблемы создавать?
        Так что не помешает лейтенант небольшому развлечению. Товарищам на пристрастие Буше наплевать, а с сержантом все давно договорено, чай не первый год знакомы. За пару динариев даст на ночь ключ от кандалов, а дальше… м-м… ночь без кандалов стоит того, чтобы избранник был не просто послушным, но и весьма изобретательным.
        Вот и стоянка. Барак, в который, как скотину, загоняют арестантов. Через час сюда закатят бочку с водой да принесут хлеб. Кто-то из солдат раздаст каждому по лепешке и уйдет. А уж что там будет дальше - это никого не касается. Те, кто посильнее, отберут у слабых все, что те не успеют съесть. А уж у парня - в первую очередь. Так что можно сказать, что Буше ему услугу оказывает. А за услугу платить надо, это ж справедливо.
        Денег нет? Не беда, плати тем, что имеешь.
        Поэтому никто особо и не удивился, когда у всех на глазах капрал повел юного каторжанина на конюшню, откуда предварительно выгнал всех конюхов. Мол, занято лишь одно стойло, и то боевым конем господина лейтенанта, за которым он, капрал Буше, будет ухаживать лично. Ну и вот этот щенок ему поможет, куда денется. А никому другому рядом с тем конем и делать нечего!
        Проходи, проходи, дорогой. Что такое? Ручки-ножки болят? Ну так это поправимо, сейчас, сейчас мы эту гадость снимем… ты ведь все понимаешь? Ну и хорошо, становись для начала на коленочки…
        Огромный, словно медведь, Буше аккуратно, почти нежно снял кандалы, сильные руки легли на плечи парня, придавливая его к земле…
        Глаза! Только взглянув в глаза жертве, капрал понял, что пропал. Этот мальчишка не был сломлен, без кандалов он был опасен.
        Буше не сразу осознал, что произошло. Что-то резко заполнило легкие, кровь хлынула на грудь. Лишь через мгновение обожгло горло. Капрал попытался крикнуть, но раздалось лишь бульканье, подкосились ноги, почернело в глазах, и жизнь ушла, оставив большое тело остывать на грязной, истоптанной лошадиными копытами соломе.
        Поль отскочил от хлынувшей крови и отбросил гвоздь, которым только что перерезал горло мерзавца.
        Спокойно, только не суетиться. Время есть, наверняка эта скотина озаботилась приватностью. Первое - раны. Рубашка капрала воняет потом, но это лучше, чем ничего. Снять с тела, разорвать на полосы. Четыре повязки; даст Спаситель, грязь в раны не попадет.
        Обувь… можно оставить свою. Мала для взрослых мужчин, потому до сих пор никто на его башмаки и не позарился.
        Деньги? Да, кое-что в карманах имеется, надо брать. Трофей - дело не позорное.
        Теперь думать, как выбираться. Двери-окна - не вариант. Заметят сразу, а с покалеченными ногами много не побегаешь. Не убьют, д’Оффуа, усердно изображающий недотепу лейтенанта, не допустит. Но дело будет провалено.
        Что делать? Крыша? Ну-ка, ну-ка… так, есть лючок… Интересно, зачем он здесь? Впрочем, какая разница, главное, есть, а еще главнее, что в полумраке его особо и не разглядишь.
        Но сначала - ложный след. Вот вам, господа конвоиры, следы к окну, вот кусок ткани на сучке - зацепился беглец, бывает. Вот и кровь - поранился. Это хорошо, значит, далеко не уйдет. Вы, главное, всполошитесь как следует, засуетитесь, погоню какую-никакую организуйте. Тогда и появятся дыры в охране, тогда и можно будет уходить.
        Впрочем, д’Оффуа свое дело знает, с помощью Спасителя всех тут на уши поставит. Так что сидим на крыше, ждем.
        Вот кто-то озаботился долгим отсутствием капрала. Вначале подкалывали, потом звали, потом кто-то вошел…
        И тут началось! Лейтенант вбежал в конюшню в одних подштанниках, дурак дураком. Тут же начал командовать, даже не попытавшись разобраться в произошедшем. Да и в чем здесь разбираться? Заключенный бежал через окно, совершил убийство - ловить его, скотину! И на сук, на корм воронам, немедленно!
        Крики, начальственные пинки и зуботычины быстро взбаламутили охрану, заставив подчиненных думать не столько о сбежавшем, сколько о целостности собственных зубов, проявлять больше рвения стало важнее всего! И никого уже не волновала бессмысленность происходящего.
        Когда конвоиры толпой ломанулись в лес, даже не пытаясь высматривать несуществующие следы, Поль мягко, по-кошачьи, спрыгнул с крыши конюшни и змеей проскользнул меж редких постов, все-таки оставленных сержантом, так и не поддавшимся всеобщему энтузиазму.
        Все, господа, теперь ловите, сколько хотите. Уроки военных разведчиков не прошли даром. Сейчас они спасали жизнь.
        Амьен. Резиденция королевского интенданта
        - Сезар, позволь тобой восхищаться! Разыграть такой спектакль! Я, конечно, настоял, чтобы сержанта конвоя разжаловали, но проследи за мужиком - свою роль он исполнил блестяще. В общем, подумай о его награде. И этого, погибшего, у него есть семья?
        - Кого к награде?! Эту скотину? Да я его в золотари! Пожизненно! Будет тюремные параши мыть до скончания контракта, мразь! Это ж надо, нашего парня своему содомиту отдать! Самого сгною, сволочь! Какая семья, о чем ты вообще?!
        - То есть? - Де Камбре озадаченно уставился на собеседника. - Ты хочешь сказать…
        - Да, демон мне в задницу, именно это я и хочу сказать! Я говорю, прямо в вашу благородную физиономию, ваше сиятельство! Жан, это не был наш план. Мы собрались на следующем переходе устроить бандитский налет на конвой, положить кучу каторжан, да и своих солдат, чтобы только этот парень смог бежать. А тут вон как вышло.
        - Странник. Не парень, не Поль и не Пифо. С этой минуты для всех он Странник. Значит, Странник воспользовался ситуацией и сбежал сам… Отлично. Если все пойдет, как ожидается, его будут проверять под заклятием правды, под которым не соврешь. Нужны подлинные факты и подлинные эмоции. Кстати…
        - Мы подумали и об этом. Сделали все, что смогли. Теперь все в руках Спасителя, ну и его, разумеется, - Странника.
        Глава XVII
        Семьдесят километров по лесу. Норматив разведчиков отводит на это путешествие максимум два дня. Здоровым, тренированным мужчинам, плотно позавтракавшим перед выходом, несущим в заплечных, удобно подогнанных мешках провизию, одетых в крепкую одежду и удобные, специально по ноге сшитые сапоги.
        А сколько потребуется голодному мальчишке с изодранными в кровь ногами после дневного кандального перехода? К тому же вынужденного петлять по ручьям и неглубоким речкам, сбивая со следа погоню.
        Ночью преследователи дали ему фору, но с утра они успокоились, наверняка обзавелись собаками и теперь начнут обкладывать беглеца планомерно, без суеты. Гнать, как выгоняют на охотников дикого вепря.
        Но Поль не безмозглый зверь. Что-то он знает, что-то умеет, чему-то научился. Если бы еще не боль, если бы еще немного сил!
        Весна. Время, когда лес расцветает молодой, только что пробудившейся зеленью трав и листвы. Время, когда в лесу голодно. Ни ягод, ни грибов вокруг, и никакого оружия у беглеца, которое годилось бы для хоть какой охоты. Не считать же таковым старое, ржавое топорище, что валялось в углу конюшни среди старых подков и сломанных гвоздей.
        Оп! Что-то мелькнуло в траве. Змея? Поль отломил от куста крепкий и гибкий прут, стал раздвигать траву. Не спеша, аккуратно… только схлопотать укус гадюки не хватало для полного счастья. Еще немного, еще… Есть! Серая красавица с темным, почти черным узором вдоль спины свернулась кольцом, угрожающе подняв плоскую закругленную морду. Крупная, наверное, лишь немногим меньше метра. Желтоватые глаза с вертикальными, неподвижными зрачками неотрывно смотрели на Поля, словно выбирая лучшее место, куда можно укусить, впрыснуть яд. Грозно. Для новичков в лесу. Прут резко свистнул, перебив змее позвоночник.
        Теперь отрубить голову, выпотрошить, снять кожу - на это потребовалось совсем немного времени. Больше - для того, чтобы решиться есть сырое мясо, дрожащее, пахнущее свежей кровью… Иначе не выжить, не добраться до Дьеппа.
        Почему не до Кале? Потому что там его не знает ни одна собака.
        Четверо суток в лесу, спотыкаясь в чавкающей грязи, даже не пытаясь отмахиваться от по-весеннему злых и голодных комаров и уже вылетевших на охоту слепней. Запах крови, все еще сочащейся из ран, соблазнял, притягивал эту мелкую гнусь, делая переходы невыносимыми.
        И чем дальше, тем хуже.
        Что там говорил д’Оффуа? В город удобнее заходить со стороны деревеньки Греж. Вроде как жители собак не держат и вообще любому гостю рады. Остался пустяк - найти этот оплот спокойствия в океане травли, устроенной озверевшими от его, Поля Пифо, наглости полицейскими.
        Вот вроде бы подходящая деревушка. Ну да, деревянная церковь с красным шпилем, вон, похоже, дом старосты. Правда, река поблизости, о которой, кажется, ничего не говорилось, ну мало ли, может, просто к слову не пришлось. Да, и сохнущее на ветру белье. Рубахи, штаны… вон кафтан болтается, даже шапку чья-то щедрая рука на столб повесила. Прямо одевайтесь, господин арестант, не стесняйтесь. Селянам для хорошего человека ничего не жалко.
        А раз предлагают - надо брать. Вот мы тихонечко, как учили, с подветренной стороны перелезаем высоченный забор… господи, кто его только таким огромным строил… подползаем, тащим с веревки все что можно…
        Мама!!!
        Не держат селяне собак? Ага! Те два чуда-юда, что на нас несутся, не собаки - телки с зубами! И бегут, гады, молча. Жрать будут тоже молча, чтобы мозговые косточки покойника хозяева не отобрали.
        Спасла былая выучка акробата. Или желание жить, тут уж не до анализа. Только перелетел Поль тот забор, словно крылья за спиной вырастил. И задал стрекача, с ужасом понимая, что если зверушки повторят его трюк, хана, ничто не спасет от лютой смерти.
        Не повторили. Две туши грохнулись о забор так, что затрещали крепкие столбы, но устояли.
        Мокрый от росы и пота беглец полчаса брел по ледяному ручью. Только уверившись, что никакая собака его теперь не найдет, остановился. Продрогший и промокший, переоделся в сухое. Наломал лапника и заснул, вздрагивая во сне от навязчивого видения: громадные черные псы перескакивают спасительный забор.
        Поутру, сориентировавшись по солнцу, выбрался на дорогу. Сын крепкого, но не слишком богатого крестьянина в великоватой, видимо от старшего брата доставшейся одежке, шел в город. Обычное дело. Или на работу наниматься, либо прикупить чего для себя да для веселой соседской дочки.
        Через пару километров увидел указатель. Прямо - в Дьепп, направо… демон! В Греж - направо! Не туда, где была украдена одежда!
        Уф! Вот уж действительно, пронесло так пронесло. Хорошо, что не в худшем смысле слова.
        Зато теперь - благодать. Пройти в порт и наняться на любой корабль, отплывающий на Остров. Точнее, найти идиота капитана, который согласится нанять щенка со следами кандалов на руках и ногах, да еще и представляющегося Полем Ворьеном[2 - Vaurien (франц.) - негодяй, бездельник.]. Представить самому себе что-то подобное не получалось, но неделю назад, в разговоре с д’Оффуа, именно это прозвище мелькнуло первым.
        - Отлично, приятель, именно так! - Лейтенант даже подскочил от восторга, больно приложившись о низкий потолок камеры.
        И, уже потирая макушку, продолжил:
        - Такого работника не наймет никто! Кроме… впрочем, это уже неважно. Итак, именно Поль Ворьен будет искать службы на корабле… да на любом! Лишь бы шел к Острову.
        Тогда, в тепле и уюте амьенской тюрьмы, все казалось простым и логичным. Сейчас это выглядело иначе.
        - Кто? Кем? Пошел вон, щенок!
        Эту фразу он слышал уже три раза. Впрочем, ни на что другое и не рассчитывал. Корабли, к капитанам которых он подходил, вошли в порт буквально вчера и никак не могли быть посланцами де Камбре.
        Всего к Острову направлялось пять кораблей, и, скорее всего, Поля ждала «Черная каракатица»[3 - «Черная каракатица» - яхта из мультфильма «Приключения капитана Врунгеля».] - новенькая каравелла, сверкавшая надраенной медянкой и свежей краской.
        Но на всякий случай, чисто для порядка, беглец решил попытать счастья на «Дельфине» - старом, но вполне крепком люгере. И, о чудо, капитан принял его сразу! Правда, принял весьма своеобразно - схватил за ухо и, подгоняя пинками, отвел в шлюпку, которая и доставила новообращенного моряка на корабль. Там передал его под командование почти трезвого боцмана с огромными кулаками. Собственно, именно с его правого кулака и началось постижение молодым человеком суровой морской науки.
        Не посчитав нужным напрягать голосовые связки, боцман на вопрос об оплате просто съездил новичку в рыло. Чтобы, значит, знал свое место и не приставал к серьезным людям с пустяками.
        Сразу, как только Поль встал на ноги, ему выдали здоровенный дрын, назвав его гандшпугом, и отправили вместе с другими моряками крутить установленную на носу здоровенную тумбу под названием брашпиль. Оказалось, что начался процесс подъема якоря. «Дельфин» отправился в плавание.
        Занятый делом, Поль не увидел, как на берегу носились какие-то люди, что-то кричали, махали руками.
        План поездки на Остров состоял из трех пунктов: побега с этапа после якобы нападения бандитов, добычи одежды в деревне Греж и отплытия на «Черной каракатице». Поль умудрился накосячить по всем, но все-таки неуклонно приближался к своей цели.
        Что такое «не везет»? И что такое «везет»? Миллионы, даже миллиарды людей отвечали на эти вопросы. И каждый по-своему.
        Для Поля на «Дельфине» ответы были очевидны.
        «Везет» - это когда корабль идет именно в Лондон.
        «Не везет» - это когда последствия ночевок в весеннем лесу и купания в ледяной реке вылезают начинающимся жаром. То есть эти четыре дня надо каким-то образом пережить. Ни в коем случае не поддаться болезни, не допустить, чтобы экипаж увидел болезнь. А что, документов у него никаких, беглый, это сразу видно. Кто о нем спросит? За борт такого, и никаких проблем!
        План такую ситуацию предусматривал - в рубаху была вшита маленькая такая таблеточка, гарантировавшая пять дней здоровья. Что будет потом - известно лишь на небесах, но пять дней почти нормального состояния в запасе есть, де Савьер лично гарантировал.
        К сожалению, лишь почти. Да, можно драить палубу, но не так лихо, как это делает здоровый человек. Можно делать что-то еще, даже смотаться в трюм за ромом для капитана. Но вот только пешком, потому что бегать не получается, хоть тресни.
        Ленивого горе-моряка били, регулярно и крепко, но в конце концов решили, что такой доходяга на корабле не нужен. Поэтому сразу по прибытии в порт выгнали, дав на прощание добрый совет - никогда больше не выходить в море.
        Оплата? Ну так вот этот самый совет, он ведь дорогого стоит. Да еще добрый пинок! Как премия. Добавки, щенок, не желаешь?
        Благодать! Теперь дело за малым - за один день, оставшийся от пяти, подаренных волшебным снадобьем, найти в огромном незнакомом городе баронессу Эгримонт и уговорить позаботиться о теле, которому вот-вот станет исключительно погано.
        И как ее искать? Спросить у добрых господ, неспешно гуляющих по относительно чистым кривым лондонским улицам? Прямой путь оказаться в полиции. Опыт подобных расспросов в Париже у Поля был. Закончились они в вонючей камере, откуда с трудом вытащил виконт де Камбре, тогда еще Жан Ажан.
        Сейчас никакого прикрытия нет, так что все будет намного печальнее.
        Денег, чтобы заплатить за информацию, нет. Да и были бы - не помогло. Отобрали бы и, опять же, в полицию сдали.
        Как там Жан говорил? Самый легкий крючок на человека - жадность. Да, сейчас заплатить не могу, но пообещать - никто не запретит. Вон кучка пацанов, таких же оборванцев. Обдерут как липку, это уж к гадалке не ходи. Но не раньше, чем появится, чего обдирать. В данном случае - годится!
        - Эй, парни, есть вариант заработать.
        Насмешливые взгляды, как на заговорившего помойного кота.
        - В городе есть женщина, с которой могу вытрясти неплохие деньги. Поможете найти - десятая доля - ваша.
        - Поясни. - Пока все так же равнодушно.
        - У меня сведения о ее пропавшем сыне.
        - И на сколько рассчитываешь? - В голосе самого высокого, по-видимому, вожака, проявился слабый интерес.
        - На десять золотых.
        Быстрый обмен понимающими взглядами. И сразу очевидное решение!
        - Расскажи нам, мы передадим.
        Разумеется! Кто бы сомневался? Чтобы эти принцы помоек согласились взять часть там, где можно захапать все? Не, ну…
        - Запросто, джентльмены. - Поль нагло улыбнулся и прищурил глаз. - Только что вы собираетесь делать, когда она захочет вас проверить? Вы знаете Амьен? Вы, видимо, знакомы там с каждой собакой? Готовы рассказать, из какого кирпича выложен дом бургомистра? Или описать Крутую Марту? Да баронесса вас за минуту расколет! Кстати, что там бывает за попытку обманом вытянуть деньги из благородных?
        Джентльмены приуныли. Действительно, за такое положено веселое колесование, и никого не будет волновать, что джентльмены еще и бриться не начали.
        Есть вариант поискать кого-то из взрослых, найти того, кто знает этот чертов Амьен. Только тот взрослый кинет их точно так же, как они собрались кидать этого галлийского лопуха. Если вообще согласится - невозможно солгать о том, чего сам не видел. А женщина, способная заплатить десять золотых, может и через заклятье правды провести, у нее денег наверняка хватит. Тогда точно хана.
        - Да ладно, чего ты, мы ж помочь хотим. Сам так сам. Что за баба-то?
        Ага, нашлись помощнички.
        - Баронесса Эгримонт.
        - Да запросто! Посиди здесь. Но учти, если обманешь… в общем, сам понимаешь, что с тобой будет.
        - Куда я здесь денусь? Не волнуйтесь, мне проще рассчитаться, чем по подворотням прятаться.
        Джентльмены пришли часа через два. Слава Спасителю, успели. Действие снадобья де Савьера подходило к концу - уже отяжелели веки, невыносимо противно стала тереться рубашка о спину. Но тело пока еще слушалось.
        Оборванцы привели его на какую-то улицу, ничем не отличавшуюся от многих других. Такую же кривую, мощенную булыжником, покрытым толстым слоем грязи, лошадиного дерьма и мусора. Разве что дома на ней были побогаче, перед некоторыми даже зеленели аккуратно постриженные лужайки.
        - Вот тот дом, - указал главарь на самый богатый, трехэтажный. Такой же серый, как и другие, но с большими стеклянными окнами и даже собственным подъездом, огороженным изящной решеткой с такими же решетчатыми воротами.
        Ватага ушла, а Поль в сопровождении двоих оборванцев остался на улице.
        - Только не стоять на месте, сразу в полицию заберут, - предупредил один из них.
        Пришлось ходить, чувствуя, как уходят силы, как расплываются перед глазами только что четкие силуэты домов.
        Вот заветные ворота открылись, к дому подъехала карета с гербом. Что за герб - этого Поль уже не видел, болезнь уверенно вступала в свои права.
        Из подъезда вышла какая-то женщина, из последних сил парень бросился к ней:
        - Баронесса, госпожа баронесса!
        Куда там. Кучер, увидев рвущегося к дому нищего, влепил затрещину, бросившую бедолагу на газон.
        - Лучшие цветы Эдинбурга расцветают в мае! - Поль думал, что кричит, но едва смог негромко выговорить заветные слова. - Лучшие цветы… Эдинбурга… в мае… лучшие…
        Губы еще шевелились, но перед глазами уже встала беспросветная мгла.
        - Лучшие… в мае…
        И тут случилось невозможное, о чем кучер потом долго рассказывал на посиделках со слугами и таки добился благосклонности младшей кухарки Молли. Баронесса бросилась к мальчишке, склонилась, как над родным сыном, отерла грязное, потное лицо белоснежным, невероятной цены батистовым платком.
        - В дом его! Уложить на кровать! И врача! Сэра Кристофера! Срочно!
        Глава XVIII
        Мальчик проснулся как-то сразу. Вот только что спал, беспокойно ворочаясь, невнятно бормоча какие-то слова, и вот глаза открылись. Смотрит на ярко освещенную полуденным солнцем растущую под окном вишню с молодой листвой и только что распустившимися бледно-розовыми, невероятной красоты цветами. Затем взгляд мечется по комнате и, в конце концов, сосредотачивается на ней. Баронессе Эгримонт.
        Что, не нравится? Она бросила взгляд в зеркало, что висело рядом с кроватью. Лицо худое, изможденное, под глазами синяки. А волосы все еще красивые. Каштановые, густые, которые не портит пробивающаяся седина. Муж говорит, что вначале влюбился в них. Или говорил?!
        Господи, мальчик, не молчи!
        - Ты как? - Она заботливо, словно родному сыну, поправила подушки.
        Ответ непонятен. Он иностранец?
        - Слабость. Сильная. - Это уже на имперском языке, хотя и с сильным акцентом.
        - Ты галлиец?
        - Да.
        - Откуда знаешь про цветы Эдинбурга?
        Женщина ровным голосом задала вопрос, но как же сжалось ее сердце! Месяц прошел с того черного дня, когда к ней в дом пришел адмирал и сообщил, что «Чайная роза» в назначенный день не пришла в порт.
        Обычная фраза. Ее слышали тысячи жен моряков, тысячи еще услышат. Юной девушкой, стоя у алтаря, она уже знала, что однажды и ей могут сказать: «Корабль не пришел в порт». И, как все жены моряков, надеялась, что именно ее эта чаша минует.
        Не миновала. Теперь осталось лишь ждать хоть каких-нибудь вестей. Даже о смерти мужа и сына - это легче, чем бесконечное, тоскливое ожидание. Или не легче? Когда есть хоть призрачная, но надежда?
        Неважно. Теперь неважно. Вот этот мальчик, что лежит сейчас перед ней, поставит точку в ее метаниях. Худой, с ввалившимися, блестящими после тяжелейшего жара глазами, не имеющий сил толком разговаривать.
        Он даже не подозревает, что несет в себе истину. «Лучшие цветы Эдинбурга расцветают в мае». Это не пароль - это магический триггер, спусковой крючок, запускающий семейное заклятие. Отец или сын вложили в его голову послание, извлечь которое сможет только она. Причем сам мальчик об этом и не подозревает.
        И не надо ему знать. Пусть лишь немного окрепнет. Не из жалости, хотя… в любом случае ослабший, он может не вынести заклятья, умереть, не успев рассказать все, что ей хотели сообщить. Придется ждать.
        - Так откуда ты знаешь?
        - Винс просил. Найти маму и сказать эти слова. Вы ведь его мама?
        Женщина молча кивнула. Она до паники, до дрожи боялась спросить о чем-то еще.
        Мальчик назвал сына Винс! Простолюдин, оборванец назвал барона по имени. Легко и естественно, видимо, не в первый раз.
        Вот сейчас, прямо сейчас она задаст еще один вопрос. И получит ответ. Страшный? Спасительный? Ну уж нет, это выше ее сил!
        Баронесса погладила Поля по слипшимся волосам и вышла из комнаты, сказав на прощание лишь:
        - Поправляйся. У нас будет еще время поговорить.
        Через два дня, в течение которых за Полем ухаживали, как за принцем крови, и кормили, как на убой, баронесса пришла вновь.
        - Ого! Кажется, ты уверенно поправляешься? - Говорить она старалась беззаботно, но нетерпение и раздражение прорвались даже в этой фразе.
        - Спасибо, ваша милость, мне действительно лучше.
        Конечно, лучше. Голос тверд, лицо порозовело, и, как докладывают служанки, мальчик сам ходит по комнате и даже пытается заглянуть в девичьи декольте. Значит, можно и запускать заклятье!
        - Хорошо, хорошо, ты, главное, лежи. Смотри на этот медальон. Правда, красивый? Внимательно смотри, успокойся, расслабься и вспомни. Лучшие цветы Эдинбурга расцветают в мае.
        Едва услышав эту фразу, Поль словно провалился. В сон или в забытье, в котором было светло и уютно, как когда-то в очень далеком и очень счастливом детстве, рядом с папой и мамой.
        Он даже не подозревал, что в то же время говорил. Своим голосом, но не своими словами. О том, как попала в западню «Чайная роза», как гибли моряки под магической атакой, как выжившие тонули, запертые в обреченном корабле. И о том, как два самых близких баронессе человека были приговорены к позорной смерти в петле.
        Последним в послании была просьба - позаботиться о вестнике. Сын не представлял, как тот сможет добраться до матери, но не сомневался, что для этого ему предстоит совершить чудо.
        Первой мыслью баронессы было, что сын прав. Мальчик, как его, Поль, действительно сделал что-то невозможное, судя по жутким шрамам, какие бывают лишь у каторжников, и по болезни, из которой выкарабкался лишь благодаря чудесному врачу, вложившему в лечение весь свой талант, но и запросившему за работу немалые деньги.
        И лишь потом ее накрыло. Сознание словно закрылось, не желая впускать в себя страшную новость. Но когда та прорвалась… В доме, полном слуг, баронесса оказалась одна. Со своим горем, со своей болью матери и вдовы. Да, с этого момента - вдовы. Хотя все еще матери - старший сын служит во флоте, дочка гуляет с няней в саду. Все. Других детей у нее уже нет и никогда не будет.
        Когда заклятье спало, Поль открыл глаза, увидел спину уходящей баронессы. Видимо, впервые в жизни по-старчески сгорбленную.
        Но ухаживать за больным продолжили с той же тщательностью. Единственное изменение - симпатичных девушек заменили крепкие мужчины с армейской выправкой. А когда молодой человек попытался выйти из комнаты, дорогу ему преградил рослый моряк, сказавший лишь:
        - Не положено.
        Но сказавший так, что возникшая было мысль о споре с ним убежала шустро, как белки, носившиеся по деревьям за окном.
        Что же, видать, баронесса нашла в себе силы и сообщила кому следует о его, Поля Пифо, приезде. Что именно передал с ним Винс, он никогда не узнает. Однако раз до сих пор продолжают лечить и не отправили в тюрьму, есть шанс, что все не так уж плохо. Осталось пустяки - пройти проверку заклятьем правды, и можно работать дальше.
        О том, что будет, если проверку не пройдет, думать совершенно не хотелось.
        И вот как-то серым дождливым днем, словно нарочно подходящим для тяжелой процедуры, в комнату почти здорового Поля вошли. Богато одетый дворянин, высокий огненно-рыжий господин в зеленом плаще мага и четверо в серых камзолах. Что эта одежда означает, молодой человек не знал, но ничего хорошего от серых личностей заранее не ждал.
        Так и получилось. Серые, не размениваясь на объяснения, посадили его на крепкий стул, с утра стоявший в углу комнаты, и встали рядом, явно готовые пресечь в зародыше любую попытку подопечного пошевелиться без дозволения начальства.
        Дворянин начал допрос.
        - Итак, ты Поль Пифо, галлиец. Так?
        - Да. - Ответ словно прозвучал сам по себе, помимо воли.
        Вот оно, началось! Заклятье правды. Под ним человек может отказаться отвечать, но не сможет соврать. Точнее, сможет сказать только то, в истинности чего уверен. Именно на этом нюансе и была построена вся операция. Молодой человек был уверен, что он Поль Пифо. Да, еще и кто-то другой, но еще и Поль Пифо. У него были документы Поля Пифо, его знали как Поля Пифо. В конце концов, суд Амьена его осудил как Поля Пифо! В чем же здесь сомневаться?
        Если бы его спросили, дворянин ли он, пришлось бы соглашаться. Но этого вопроса никто не задал.
        - Расскажи, как познакомился с бароном Эгримонтом?
        - Я не знаю такого.
        Ответ, очевидно, вверг спрашивающих в ступор. Баронесса, как верная слуга императора, доложила, что к ней пришел вестник. Человек, в чью память было внедрено послание. Создал заклятие юный барон, это точно, никаких сомнений! Но вот вестник под заклятьем правды говорит, что с ним не знаком!
        - Почему ты пришел в этот дом?
        - Я не приходил в этот дом.
        Демон! Заклятье правды - штука хитрая, такие парадоксы порой выкидывает - любого гения запутает. Сознание допрашиваемого отвечает само, так, как посчитает верным. Так, что мы знаем?
        Сотрудник контрразведки переглянулся с магом. Ах да! Мальчишка же был болен!
        - Расскажи, как ты попал в этот дом.
        - Я не помню. Я был без сознания. Когда очнулся, был уже в этой комнате, вон в той, - Поль показал взглядом, - кровати.
        - Но ты хотел увидеть баронессу Эгримонт?
        - Да.
        - Почему?
        - Винс попросил.
        Винс! Для него сэр Винс барон Эгримонт просто Винс! Что ж, теперь можно спрашивать. Скоро все будет ясно.
        - Итак. Расскажи, как и когда ты познакомился с Винсом.
        И Поль начал рассказывать. Вначале лишь о том, как сидели в одной камере, потом как смотрел на казнь. А дальше гостей стали интересовать все большие и большие подробности.
        Почему попал в тюрьму графа амьенского, а не в обычную. Ах, из-за письма? А что было в том письме? А кто допрашивал? Кто пытал? Как пытал? Точнее. Еще точнее. Как бежал? Как добрался до порта, как попал на корабль?
        Вот именно здесь пригодились все лишения, что выпали на долю парня - каждый его шаг был пережит, а потому истинен. Да, сбои были, но они всегда бывают. Например, о родителях - рассказ засбоил, допрашиваемый не мог связно отвечать. Но был ли это отказ, или просто больно было говорить?
        Зато подробно описал дома, где жил, деревню, откуда уехал в Амьен. А как не описать - пришлось несколько дней и впрямь пожить и в тех домах, и в той деревне.
        В общем, когда почти ночью, при свете свечей допрос был окончен, было вынесено решение - допрашиваемый именно Поль Пифо, его история подлинна, оснований подозревать его в шпионаже или иных зловредных намерениях против империи нет.
        После чего гости ушли, попутно забрав с собой и охранника у двери, и молодцов, несколько дней исполнявших обязанности сиделок.
        И уже очаровательная девушка, что принесла выздоравливающему ужин, сказала, что завтра Поля ждет госпожа баронесса, чтобы поговорить о его будущем.
        Глава XIX
        На следующее утро Поль, помытый, причесанный и одетый в приличную одежду, хотя и малость с чужого плеча, предстал перед баронессой Эгримонт.
        В просторной комнате баронесса, в черном траурном платье, с безукоризненной, сложнейшей прической, покрытой черной вуалью, величественно сидела на высоком резном стуле, словно королева на троне.
        - Мы благодарны тебе, Поль Пифо, за принесенную весть. Да, тяжелую для нашей семьи, но очень ценную. Мы знаем, что путь в этот дом дался тебе тяжело. Какую награду ты хотел бы получить?
        Это было сказано холодным голосом дворянки, из великой милости снизошедшей до разговора с простолюдином.
        - Ваша милость, - Поль склонил голову, не смея смотреть в глаза госпоже, - мне некуда идти. Даже деньги не будут мне в помощь. В Галлии я беглый каторжник, которого ждет веревка. На Острове меня никто не знает, а значит, не возьмет на работу. Быть может, у вас найдется для меня дело? Я умею ухаживать за лошадьми, могу работать по дому…
        - Мне сказали, что ты грамотный?
        - Да, я пишу почти без ошибок, но только на галльском. На вашем языке я лишь говорю, и то, как видите, не слишком хорошо.
        - Что же, сейчас иди в комнату, где лечился. Я скажу мажордому, он что-нибудь придумает.
        Низко поклонившись, Поль направился к двери, но на полдороге остановился и обернулся.
        - Ваша милость, чтобы найти ваш дом, я пообещал за помощь золотой, если не заплачу - не смогу выйти в город.
        - Сколько?! Такое стоит не больше пенни! - Потратив крупную сумму на излечение Поля, баронесса вовсе не собиралась становиться дойной коровой.
        - Возможно, но тогда я уже заболевал, соображал туго. Пришлось обратиться к первым встречным, и это оказались люди, которые вряд ли простят обман.
        - К портовому отребью? Никого приличней поблизости не было?
        - Вы же помните, как я сам выглядел. Разве приличные люди согласились бы со мной разговаривать?
        - Хорошо, вот фунт, но учти, что я вычту его из твоей зарплаты. - Баронесса откуда-то из складок платья достала монету, небрежно и сильно бросила в сторону мальчика. Тот ловко ее поймал, словно вынул из воздуха, и, еще раз раскланявшись, ушел.
        Через полчаса к сидевшему у окна Полю подошел пожилой, но прямой, как копье, мужчина, одетый в яркий желто-красный костюм, богато расшитый золотом и кружевами. Держался он важно, словно по меньшей мере граф или даже герцог.
        - Я мажордом ее милости баронессы Эгримонт! Сейчас же беги на конюшню, найдешь конюха Джорджа… э-э… для тебя - господина Финча. Он приставит к делу. Жить будешь там же, при конюшне есть комната. Питание здесь бесплатное, в городе - за свой счет. Оплата - десять пенни в день. Пока. Покажешь, какой ты работник, получишь прибавку. Всё, марш делом заниматься! - И основательно приложил Поля тяжелым резным посохом пониже спины. Для солидности и пробуждения энтузиазма, не иначе.
        Работа на конюшне оказалась тяжелой, не то что в благой памяти конторе мэтра Планеля. Там тоже отдых не приветствовался, но, по крайней мере, руки-ноги к концу дня не ныли от усталости.
        Впрочем, это слабость после тяжелой болезни все еще давала себя знать. А так на конюшне, примыкающей к задворкам дома баронессы, стояло полтора десятка лошадей. Помимо ухода, их требовалось каждый день подолгу выгуливать либо верхами, либо запряженными в карету. Десять лошадей постоянно использовались охранниками, а за выгул остальных отвечали конюх и, конечно, его новый помощник.
        В первый же вечер Поль, несмотря на смертельную усталость, вышел в город. Прошелся по улице, привычно оглядываясь, чтобы не попасть под копыта какой-нибудь лошади, несущейся во весь опор под удалым седоком. Или под колеса экипажа, кучер которого вдруг решит посчитать загорающиеся на закатном небе звезды.
        Внезапно, словно выскочив из-под земли, дорогу преградили трое оборванцев.
        - Ну что, получил свои деньги?
        - Да. Вот обещанный фунт.
        - А ты и впрямь удачливый малый. - Длинный осклабился щербатым ртом. - Ну счастливо, надо будет - обращайся.
        Расплатившись, Поль пошел дальше. Где-то здесь, неподалеку, должен быть императорский дворец! Это же так естественно - впервые попавший в Лондон мальчишка хочет увидеть лучшее, что есть в городе.
        Точно! Вон он, за ажурной оградой, в окружении освещенных факелами широких площадей. Так… ага… знакомое здание, рисунок которого несколько раз показывал д’Оффуа. Демон знает, кто в этом доме живет, но перед ним надо повернуть направо, пройти еще полсотни шагов и незаметно, да на пустынной улице и некому замечать, заранее припасенным гвоздем прочертить на крашеной штукатурке горизонтальную линию, конец которой загибался кверху.
        Не очень красивая, но такая обычная шалость.
        Утром эту линию увидит курьер, что каждый день носит почту из посольства Галлии в императорский дворец и назад. И уже вечером обычный торговый корабль унесет в Галлию весточку, что Странник прибыл, закрепился в доме у баронессы Эгримонт и даже прошел проверку заклятием правды. Операция по обнаружению и разгрому базы островных пиратов вышла на финишную прямую.
        Следующим вечером Поль вновь вышел в город. Отправился к центру, но, не пройдя и пары кварталов, услышал сзади торопливые шаги. Оглянулся. Какой-то дворянин (в сумраке было не разглядеть его лица) торопливо прошел вперед, обогнал парня на полтора десятка шагов, после чего пошел не торопясь. Поль - за ним.
        Вот он свернул в переулок, вышел на параллельную улицу, прошел еще немного вперед и зашел в глухую подворотню. Поль - за ним.
        - Ну, здравствуй. Как добрался? - Д’Оффуа смотрел на него, широко улыбаясь.
        - Здравствуй. Паршиво добрался, если честно. Вы там ничего приличней не придумали, чем чтобы какая-то свинья меня вместо женщины использовать захотела? С деревней ладно, я сам напутал, но корабль, как?! Вы команду специально из законченных ублюдков подбирали?!
        - Спокойнее, друг мой. Ты о чем? Мы вообще все по-другому планировали. Кто знал, что в конвое окажется этот капрал? Кстати, а здорово ты ушел! Да, а на корабль ты не на наш попал, уж извини. Хотя на нашем тебе бы тоже несладко пришлось, сам понимаешь - достоверность должна быть абсолютной. Ты лучше скажи, как заклятье правды прошел?
        - Нормально прошел. Я ж все как на самом деле было рассказывал. Так что вроде бы ко мне вопросов нет. Кому в голову придет, что шпиона свои вначале пытать будут, потом в кандалы закуют, а потом… ну, в общем, тебе все ясно? Дальше что?
        Д’Оффуа надолго задумался.
        - Дальше - самое главное. Единственное, что мы смогли узнать о баронах Эгримонтах, это то, что старший брат твоего сокамерника - такой же корсар и служит на той самой пиратской базе. Рассчитываем, что рано или поздно он приедет к матери. Тогда уехать он должен вот с этим амулетом. - Сезар передал маленькую, неброскую брошь, которую можно как подложить в дорожный баул, так и прикрепить к плащу. - Как только ты раскроешь замок, амулет активируется. После этого какое-то время еще послужишь своей госпоже, но в целом твоя работа будет закончена.
        - Так просто? - Поль усмехнулся. - Столько всего, столько смертей лишь чтобы подложить в вещи одного человека один амулет? А до тех пор корабли продолжат гибнуть?
        Д’Оффуа положил руку на плечо Поля и вздохнул.
        - К сожалению, да. Так бывает. Могу утешить, мы не единственные, кто ищет ту проклятую базу. Бог даст, кому-то повезет больше. Но нам с тобой свое дело следует сделать хорошо. Чтобы не гибли корабли.
        В конце разговора осталось оговорить способ экстренной связи. Всё. Работа началась.

* * *
        Дело конюха, оно такое - работа от рассвета до заката. Денники вычисти, лошадей накорми-напои, выгуляй, чтобы не застоялись, чтобы в любой момент, когда ее милость пожелает, можно было ехать хоть на другой конец Острова.
        Но и в этой работе бывают перерывы, когда можно посидеть в тенечке, отдохнуть.
        Именно в такой момент Поля застала молодая баронесса восьми лет от роду. Встала и, подражая матери, сурово уставилась на бездельника. Смотрелось забавно.
        Что же, д’Оффуа говорил, что нужно устанавливать контакт с хозяевами. С матерью, очевидно, не вариант, а вот с дочерью - можно попробовать.
        Вспомнились давние путешествия с цыганами, выступления в деревнях и на городских площадях, когда приходилось зарабатывать искусством акробата, но кое-чему удалось научиться и у фокусника, и у жонглера.
        Так, вот рядом несколько камешков, примерно одинаковых, можно попробовать. Вначале одной рукой подбрасываем два, потом - три, двумя руками четыре, пять… А ничего, руки еще не забыли!
        По мере увеличения количества камней глаза девочки расширялись, а когда конюх, оставив камни, вскочил и сделал сальто назад, еще и рот открылся.
        - Нравится? - Поль с улыбкой посмотрел на юную баронессу.
        Та от удивления лишь кивнула. Затем, вспомнив о своем высоком положении, попыталась, как учила няня, отчитать слугу за неподобающее поведение.
        - Ты почему не работаешь?
        - Как не работаю? Вот же, смотри. - Камни вновь взлетели, направляемые ловкими руками.
        - Это не работа, это безделием называется. - Лола даже топнула ножкой, смешно копируя маму.
        - Разве бездельники так могут? - ответил Поль, продолжив жонглировать с закрытыми глазами. - Конюхи вообще должны многое уметь, а для этого им следует много тренироваться.
        - Фи, конюхи, это так низко. - Юная баронесса скорчила презрительную гримаску.
        И тут же, без перехода:
        - А ты где так научился? А как ты это делаешь? А этому надо долго учиться? А меня научишь?
        Вопросы посыпались один за другим, но ответить на них Поль не успел - пришла воспитательница и, укоризненно посмотрев на парня, за руку увела воспитанницу в дом учиться музыке, каллиграфии и еще много чему, что должна знать настоящая леди.
        Однако с этого момента каждую свободную минуту маленькая Лола прибегала к молодому слуге со странным выговором и ужасными шрамами на руках учиться подбрасывать камни.
        Через несколько дней, когда два камня уже уверенно держались в воздухе, она сказала:
        - Жаль, что занятия придется прервать. Скоро мы отправляемся к Георгу.
        - Георг - это кто? - поинтересовался Поль.
        - Мой брат. Он моряк, и мама решила его навестить.
        - Так ты собралась ехать с ней? Это же, наверное, далеко. Стоит ли маленькой девочке отправляться в такое путешествие? Оно же может быть опасным - разбойники на дорогах, пьяное мужичье в придорожных тавернах…
        Но Лола была непреклонна.
        - Подумаешь, долго! Ничего, не рассыплюсь, а Георга очень хочу увидеть. Он у меня, знаешь, какой сильный и красивый! А разбойников мы не боимся, у нас охрана, знаешь, какая! Десять человек, нам никто не страшен!
        Уже вечером Поль, наплевав на обычную усталость, отправился на прогулку по городу. Убедившись, как учил д’Оффуа, в отсутствии слежки, зашел в гостиницу «Синяя птица» и поднялся на второй этаж, где располагались гостевые комнаты. В одной из них сидел лейтенант с какой-то разряженной девицей.
        Увидев входящего Поля, отправил подругу вниз, сказав, чтобы та час его не беспокоила. Мол, пришел посыльный с важным письмом.
        - Что случилось?
        - Через два дня Эгримонты, мать и дочь, собираются к Георгу, это старший сын, который тоже пират. Могу подложить амулет в карету, так что все складывается отлично!
        - Отлично, говоришь? - Д’Оффуа надолго задумался. - Сколько они будут ехать? Неделю? Две? Три? Амулет не бесконечен, может разрядиться впустую, тогда жди следующей поездки. Мы ж даже приблизительно не представляем, где эта чертова база. Нет, надо, чтобы и ты с ними поехал, хотя бы на часть пути.
        - Как? - Поль пожал плечами. - Помощник конюха, зачем я там нужен? С каретой прекрасно управится господин Финч, он конюх и кучер. Да и за оставшимися лошадьми кто-то должен ухаживать.
        - Ну да, ну да, разумеется. Зачем, если каретой… - Д’Оффуа продолжил расхаживать, потом внезапно остановился. - Идея! Думаю, тебя все-таки возьмут в поездку. Если нет - подбросишь амулет… лучше не в карету, а в хозяйские вещи. Завтра же… впрочем, подробности тебе не важны. Отправляйся назад, лошади, поди, уже скучают.
        Глава XX
        С утра в доме началась суета. Собирались вещи, проверялась карета, внезапно возникло множество каких-то мелких, но совершенно неотложных дел. Даже охранники всерьез готовились к предстоящей поездке - чистили оружие, проверяли порох для пистолетов. В общем, скучно никому не было.
        Но за день до отправления, когда все практически было готово, случилось несчастье. Конюх зашел в свою любимую таверну выпить перед дорогой пару-тройку пинт эля, умудрился ввязаться в драку, в которой ему сломали правую руку. Больно, но ничего страшного. Если бы не одна мелочь - править каретой он теперь был не способен.
        Поэтому ранним утром Поля, который уже придумал, как и куда подложит амулет, поставили перед фактом - он едет в поездку в качестве кучера.
        Отлично! Сборы много времени не заняли, собственно, и собирать ему было нечего, не успел еще обжиться вещами.
        Так что на козлах сел рядом с мистером Финчем, который править лошадьми не мог, но с ролью живого компаса справлялся вполне.
        Ехали долго. Останавливались в придорожных гостиницах, где место Поля было рядом с лошадьми. Но занятия с Лолой хоть понемногу, но умудрился продолжить. Лола вообще привязалась к нему, как только может привязаться ребенок, еще не до конца впитавший сословные различия, к старшему и очень интересному человеку, захватившему его внимание.
        Несмотря на недовольные взгляды няни и строгие выговоры от матери, девочка под любым предлогом старалась выбраться из душной, хотя и уютной кареты на козлы и усесться рядом со своим другом. Впрочем, мистер Финч здоровой рукой постоянно придерживал юную оторву, что примирило баронессу с капризом дочери. Да что там, она бы и сама предпочла… Но это уже было бы непозволительным нарушением этикета.
        Дорога шла через дремучие леса, широкие возделанные поля, деревушки, названия которых Поль даже не пытался запомнить, города, в которые въезжали поздним вечером и покидали на рассвете. Финч, видимо, прекрасно знал не только дорогу, но и места, где можно было остановиться и переночевать.
        Вот, наконец, в воздухе запахло морем. В придорожной гостинице Полю было объявлено, что он остается здесь ждать, пока госпожи баронессы не вернутся. Дней через десять. Может быть, больше.
        Узнав о расставании, Лола разревелась в голос, начисто забыв о приличествующей знатной даме сдержанности. И лишь брошь, подаренная учителем в знак признания умения ученицы уверенно держать в воздухе аж четыре камушка, успокоила девочку.
        - Вот, смотри, она, конечно, недорогая и знатной баронессе не подходящая. Но это первая награда, которой ты добилась сама.
        Девочка с восторгом схватила брошь и завозилась с замком.
        - Я ее приколю на свое лучшее платье!
        - Вот этого не надо, - заговорщицким шепотом ответил Поль. - Твоей маме это не понравится. Давай это будет нашей тайной. Вот смотри, я прикреплю ее вот так, чтобы видно не было, и мы никому-никому о ней не расскажем.
        Поль раскрыл замок, прикрепил брошь с внутренней стороны плаща Лолы, взяв слово, что с подарком она не расстанется. По крайней мере - до возвращения. Амулет, который должен был сообщить галлийской разведке о месте расположения пиратской базы, заработал.
        Но самого юного шпиона это уже не интересовало. Он откровенно бездельничал, ел и спал в свое удовольствие, благо денег на это ему оставили достаточно.
        Четыре дня.
        На пятый его разбудил далекий гром. Постояльцы гостиницы подумали о приближающейся грозе, вполне обычной в это время года. Но виконт де Сен-Пуан, несмотря на молодость, успел повоевать. И в Пиренеях, помогая санитарам спасать жизни раненых защитников крепости Сен-Беа, и в Пикардии, как смышленый и ловкий вестовой маршала де Комона. Орудийную канонаду и заклятья боевых магов он не мог спутать ни с чем.
        Грохот не прекращался ни на мгновенье, казалось, сотни пушек палят безостановочно, желая сровнять с землей гору или неприступную крепость. Но поблизости никогда не было никаких крепостей. Это постояльцы гостиницы знали точно. Горы - да, были. Не слишком высокие, но крутые, перебраться через которые, бывало, отваживались немногие смельчаки.
        Да и смысла в таком риске не было - к небольшой деревушке, приютившейся на побережье, вела вполне удобная дорога. Правда, где-то год назад дорогу перекрыли вооруженные люди, сказав местным, что землю выкупил некий вельможа, который категорически не желает, чтобы его беспокоили. Деревенские получили какие-то деньги, чтобы могли обосноваться в другом месте, а остальным в те края и вовсе ездить стало незачем.
        Правда, пропало несколько браконьеров, пожелавших поохотиться в тех краях. Вот пошли себе в горы да не вернулись. И правильно, нечего закон нарушать. Не иначе Спаситель их наказал.
        А орудия все палили и палили. Грохотали боевые заклятья, что способны превратить в ад самый райский уголок на земле. Час, другой, потом раздались мушкетные залпы, потом отдельные выстрелы, и, наконец, все смолкло. Откуда-то из-за гор поднялся черный, отчетливо видный на фоне светлого голубого неба столб дыма.
        Лишь на следующий день четверо мужчин, самых любопытных или самых глупых, отправились посмотреть на следы сражения. Конечно, сражения, чего ж еще?
        Шли долго. На перевале нашли тела десятерых вооруженных людей. Убитых внезапно, никто из жертв даже не попытался схватиться за оружие. Потом, очевидно для верности, им перерезали горло. Именно так, как когда-то самого виконта де Сен-Пуана учили убивать бойцы разведки.
        Потом, ближе к морю, на дороге нашлись еще убитые. Не солдаты. Мужчины, женщины. Еще ближе к поселку, раскинувшемуся на берегу моря, среди мертвых солдат, моряков, просто мужчин и женщин валялись трупы детей.
        Да и поселка уже никакого не было. Заклятья и ядра почти вровень с землей сровняли дома, перемешав плоть и обломки, в щепки разбили не слишком серьезный, но вполне крепкий, из толстых бревен сделанный пирс.
        Из моря торчали обгорелые мачты двенадцати кораблей. И ни одного живого. Лишь какая-то облезлая собака натужно скулила посреди мертвого поселка.
        Молодой человек бродил между развалин домов, по некогда ухоженным улицам, изрытым рикошетами ядер, густо окрашенных пятнами засохшей, впитавшейся в землю крови. Не было ни мыслей, ни чувств. Словно это не он, виконт де Сен-Пуан, примеривший на себя личину Поля Пифо, а кто-то другой, равнодушный, безразличный ко всему - гари, изуродованным телам, еще сутки назад бывшим живыми людьми, да и к самой смерти, - бродил по побережью.
        Вот взгляд упал на окровавленную и обугленную тряпку, посреди которой в солнечных лучах что-то сверкнуло. Подошел ближе, оторвал амулет. Тот самый, что сам активировал и своей рукой пристегнул к плащу смеющейся, счастливой девочки. Тот самый, что и привел сюда беспощадную эскадру.
        Привычно размахнулся и забросил амулет в море.
        И в этот момент его накрыло. Всё. Страх, боль, отвращение к самому себе. И ясное понимание - изменить ничего нельзя. С этой памятью уже не расстаться, с ней придется жить всегда.
        Юноша упал на колени, схватился за голову и закричал. Громко, надрывно, безнадежно.
        Пришедшие с ним мужчины понимающе переглянулись, пожали плечами и пошли заниматься реальным делом - грабежа в поселке не было. Неизвестные пришли только жечь и убивать. А значит, среди обломков можно найти что-то, что пригодится в хозяйстве.
        А Поль, да, все еще Поль, развернулся и пошел назад. Следовало вернуться сначала в Лондон, а потом и в Галлию.
        Идти - это хорошо. Когда идешь по разбитым колесами телег и копытами лошадей дорогам, думаешь о том, куда и как поставить ногу, чтобы не подвернуть. Потом, в придорожных тавернах, - о том, как половчее показать фокус, чтобы заработать на обед и ночлег. А перед тем как, усталому, провалиться в сон, молишься лишь об одном - чтобы не приснились голубые глаза и золотые волосы смеющейся Лолы, чтобы с улыбкой и мягкой укоризной не смотрела на тебя баронесса, чтобы не задавал юный Винс, стоя с петлей на шее, один и тот же вопрос: «За что ты убил мою семью?»
        Вот и Лондон. Гостиница «Синяя птица». Три недели назад он выходил отсюда с надеждой, что благодаря именно ему исчезнет пиратское гнездо, перестанут тонуть корабли, гибнуть в равнодушной морской пучине люди.
        Сбылось. Проклятой базы нет. Но почему нет счастья победы? Того, что солнечным ковром накрыло в Сен-Беа, что приходило после сражений в Пикардии.
        Равнодушие. Казалось, навсегда осталось только оно. Когда делаешь все, что положено, но сам уже не хочешь ничего.
        Равнодушно переговорил с д’Оффуа, равнодушно поднялся с ним на борт корабля, равнодушно безвылазно просидел неделю в каюте, пока «Черная каракатица», еще недавно именовавшаяся «Арабеллой», шла в Нант.
        В порту так же равнодушно кивнул встречавшему их де Камбре. Виконт вопросительно посмотрел на д’Оффуа, тот лишь разочарованно пожал плечами.
        - Едем в Париж, друзья! Все дела побоку, имеем право на отдых! Будет весело, обещаю! - бодро воскликнул королевский интендант, но, словно на стену, наткнулся на пустой взгляд виконта де Сен-Пуана.
        Шарль Сезар, как заводная кукла, проехал в гостиницу, привел себя в порядок, переоделся в одежду, достойную благородного дворянина.
        Ночью, когда он отправился спать, однокашники по клиссонской академии сидели за бутылкой вина.
        - Он все-таки был в той бухте, - объяснил ситуацию д’Оффуа. - Ты же понимаешь, что он увидел.
        - Как? В смысле, как он остался жив? Приказ был четкий - убить всех. Чтобы никто не смог подтвердить, что именно галльский флот уничтожил поселок Островной империи. В данном случае было абсолютно неважно, что там пиратская база - фактически это была бы новая война, которую Галлии не потянуть. Мы не могли себе позволить никаких исключений. Сейчас все понимают, что это сделали мы, но доказательств нет. Война не нужна и Островной империи, так что все делают вид, что ничего не знают. Если бы остались свидетели, императору пришлось бы объявлять войну.
        Собеседники приложились к бокалам и надолго замолчали, делая вид, что получают удовольствие от вина.
        - Он пришел туда, когда наши уже ушли. И он все знает. Да, было необходимо, но от этого не легче. Он человек, а не бездушная скотина, - возобновил разговор д’Оффуа.
        - И слава Спасителю. Кажется, на том же Острове говорят, что наше дело слишком грязное, поэтому им должны заниматься по-настоящему благородные люди. Я надеюсь на время, которое лечит. Впрочем, есть еще одна идея. Даст Спаситель, она поможет.
        Утром, когда седлали лошадей, де Камбре сказал:
        - Друзья, предлагаю проехать через Клиссон.
        - Отлично! - весело воскликнул д’Оффуа. - Не был там с самого выпуска! Интересно посмотреть на старые стены без содрогания, что завтра добрые учителя устроят нам очередную пакость вкупе с очередной головомойкой.
        А де Сен-Пуан лишь равнодушно пожал плечами. Мол, в Клиссон так в Клиссон, какая разница.
        - Кстати, Шарль Сезар, ты ведь никогда не был на могиле своего отца?
        Юноша впервые посмотрел заинтересованно.
        - Не знаю, что там сейчас осталось, но место я помню совершенно точно. - И, отвечая на незаданный вопрос д’Оффуа, пояснил: - Помнишь Криса? Шарль Сезар его сын.
        - Что?! - Д’Оффуа впился взглядом в своего спутника. - А ведь точно, похож!
        - Вы тоже знали отца? - Голос юноши дрогнул.
        - Недолго. Собственно, и видел-то всего один раз… Но, Жан, ты неправ насчет могилы. Впрочем, лучше все увидеть своими глазами. Вперед! - воскликнул шевалье, посылая своего коня в галоп.
        Через пару часов трое путешественников въехали в Клиссон. Де Камбре ехал по до боли знакомым улицам, с которыми было связано столько воспоминаний.
        Вот дом, в котором жил, когда сдавал вступительные экзамены. А вот и дом, где схватили этого самого Криса. Напротив все так же стоит таверна «Трезвый сержант», и все тот же косоглазый трактирщик стоит у двери. Вон, даже, кажется, привычно взмахнул рукой, приглашая пропустить по стаканчику. Прости, дружище, не сегодня.
        А сейчас над покрытыми разноцветной черепицей крышами показались высокие и надежные стены клиссонского замка. Теперь взять немного правее, выехать из города и через полкилометра вот она, кладбищенская ограда. Внутрь не надо - самоубийцу похоронили снаружи…
        Что такое?!
        На том самом месте, где почти пять лет назад закопали гроб… обелиск. И два солдата роты охраны стоят навытяжку с обнаженными шпагами, взятыми на караул.
        С постовыми разговаривать не положено, но можно спросить кладбищенского сторожа, что прикорнул, сидя на лавочке, неподалеку от ворот.
        - Здорово, отец! Не подскажешь, кому такой почет? - Де Камбре указал на обелиск.
        - А кто спрашивает? Впрочем, кажется, я вас знаю, ваша милость. - Старик прищурившись взглянул на д’Оффуа. Вы учились здесь года три назад.
        - Четыре, - уточнил шевалье. - Но ты не ответил его светлости.
        - Ну да, ну да, господа, простите дурня старого. Только кто там похоронен, боюсь, никому не известно. Это прежний ректор академии придумал. Говорил, что врагов надо уважать. А чего их уважать, дохлых-то? Им, покойникам, это без надобности. Ой, простите, молодой господин, заговариваюсь я. Так это он и приказал тут все организовать. С тех пор и пост установили, и обелиск поставили. «Неизвестному врагу» называется, во как. Что? Ой, спасибо, молодой господин! - И, ловко поймав брошенный экю, сторож вновь развалился на лавке поудобнее и заснул.
        Ему не было никакого дела до этих странных господ, что интересуются неизвестно чьей могилой. У них свои дела, у него свои. Вон вчера старая карга Рози померла, через час привезут. Вот это - дело. А эти благородные… сами не знают, чего хотят.
        Шарль Сезар с обнаженной головой долго стоял у обелиска. Потом подошел к лошади и легко, не касаясь стремян, взлетел в седло.
        - Знаешь, Жан, наверное, все было правильно. Как ты говорил: нам приходится выбирать грех и из худших решений? Кажется, я это понял только сейчас, когда дело закончено и корабли перестанут исчезать. Что дальше?
        Де Камбре вздохнул с облегчением.
        - Не совсем так. Корабли действительно перестанут исчезать. Но для нас ничего не закончено. Мы так и не знаем, почему на Вида напали сразу, как он появился в Кале. Так что работа продолжается.
        - И все же, что дальше? - Юноша едва заметно играл поводьями, ожидая ответа.
        - Для тебя? Все то же самое. Два дня назад Высокий суд Амьена снял обвинения с беглого преступника Поля Пифо. В Кале этому Пифо делать нечего - все-таки пусть оправданный, но преступник. А вот шевалье де Ренард тебя ждет. Так что езжай к нему, стисни зубы и продолжи изучение торгового дела. И не делай постную физиономию - чувствую, что скучать тебе придется недолго.
        Затем мужчины немного отстали, и д’Оффуа негромко сказал приятелю:
        - Он далеко пойдет. Думаю, мы еще не раз услышим имя виконта де Сен-Пуана.
        - Ошибаешься. Во-первых, потому что о наших коллегах вообще редко говорят. А во-вторых, у его отца есть старший брат. Бездетный. Шарль Сезар недавно объявлен официальным наследником. Так что если мы о ком и услышим, это будет уже не виконт. Это будет граф Рошфор.
        Эпилог
        Немолодой скромный портовый служащий закончил свою работу. Аккуратно убрал в стол бумаги, окинул взглядом полутемный кабинет, дневной свет в который попадал через узкое зарешеченное окно, облегченно вздохнул, убедившись, что все в порядке, и не торопясь вышел. Запер обитую толстым железом дверь, проверил, что проделанное в ней маленькое окошко надежно заперто изнутри, и также не спеша пошел вон из здания администрации порта.
        На улице немного постоял, греясь в лучах заходящего весеннего солнца. И направился к воротам, что разделяли шумный порт и спокойный, мирный город Кале.
        Возможно, сегодня он проходил через эти ворота в последний раз. В обед должна была состояться контрольная встреча с резидентом. Никто не пришел. Значит, надо пройти мимо одного неприметного здания, посмотреть на одно из окон и, если в нем не будет видно красного полотенца… Какое, к демонам, полотенце! Окно было разбито. Мелкие осколки, словно маленькие звездочки, сверкали на мощенной булыжником мостовой.
        Надо уходить. Срочно. Это провал, но это не страшно. Просто еще раз сменится имя. Не впервой. Вначале, когда молодому графу предложили остаться в Морле преподавателем академии, исчез титул и приставка «де». Затем, когда на ректора и деканов обрушился гнев короля Галлии, исчезла и родовая фамилия.
        Вся жизнь, такая спокойная и надежная, посыпалась, словно карточный домик. После того злополучного ритуала, что был проведен по приказу ректора… да не ректора, самого короля: кто еще может лишать дворянства!
        А потом вдруг оказалось, что король ничего не приказывал, что это они сами, неизвестно с какого перепоя, обрекли героя - не меньше, демон побери! - на смерть. И потому отныне должны скрываться, словно мерзкие крысы, опасаясь монаршего гнева.
        И ведь, как выяснилось, тот мальчишка жив! Да не просто жив, умудрился стать королевским интендантом Пикардии! А он, бывший декан боевого факультета, все еще в бегах. Загнанный, затравленный. Сильнейший боевой маг этого мира.
        Ненависть. К мальчишке, к королю, к Галлии. Она копилась, росла, искала выхода. Поэтому, когда к жалкому мелкому магу, под личиной которого скрывался на Острове господин Дежан, пришли сотрудники императорской разведки, он дал согласие не задумываясь. Не из-за денег, которых и так в избытке. Из-за возможности отомстить.
        Кто и как готовил ему место в администрации порта, его не интересовало совершенно. Интересна была сама задача - перенастроить артефакт истины. Решить ее, признанную неразрешимой, доказать, пусть не кому-то, но хотя бы самому себе, что по праву занимал должность декана.
        Интересно, те остолопы, что нанимали его в империи, понимали, что их дело изначально обречено на провал? Что лишь его гений, скрытый под личиной профессионального неудачника, позволил добиться результата?
        Вряд ли. Иначе не приставили бы к нему идиотов, умудрившихся попасть в лапы галльской контрразведки.
        А вот галлийцы, те да, сумели что-то понять. Поэтому пора уходить. Или, в крайнем случае, дорого продать свою жизнь. Захват боевого мага, да еще его силы, - о, эту битву добрые жители Кале будут вспоминать до конца дней. С содроганием. Те немногие, что выживут.
        Да, скорее всего, именно так. Иначе почему так уверенно, не отводя глаз, смотрит вон тот щеголь с сединой в волосах и шрамом во всю щеку?
        Слишком приметный молодой человек, такой в Галлии один. Ну, вот и встретились. Начнем бой сразу или сперва поговорим?
        - Рад видеть вас, господин Дежан.
        - Не могу ответить тем же, барон де Безье. Или, как я знаю, уже виконт де Камбре. Надеетесь меня схватить?
        - Нет. Иначе не встречался бы с вами посреди города. Где-нибудь на лесной дороге или на море еще был бы шанс. Но я не хочу испытывать судьбу, поэтому мы разговариваем в городе.
        - Так что же ты хочешь, мальчишка?
        - Стоит ли нам грубить друг другу?
        Они стояли на расстоянии пяти метров. Мимо проходили какие-то люди, их задевали, на них ругались, чтобы не загораживали дорогу уважаемым горожанам. Но они видели только друг друга. В пух и прах разодетый молодой урод и пожилой бедняк, убеленный благородной сединой, с крутым разворотом широких плеч и прямой спиной, не привыкшей угодливо сгибаться ни перед каким величием.
        - Так чего же вы, - Дежан выделил это «вы», - хотите?
        - Уезжайте. С вашим талантом у вас не будет проблем нигде. Его величество отозвал свой приказ об опале. Вам лишь запрещено находиться в Галлии. Но, согласитесь, после того что вы тут натворили…
        - Да, это было бы справедливо. Если бы было правдой. Однажды я уже поверил в подлинность приказа короля.
        - Вот заверенная копия. - Де Камбре подошел и протянул свиток. Магическим взглядом он увидел, как Дежан создал конструкт мощнейшего боевого заклятия. Если ударит…
        Но ничего не произошло. Слава богу, маг лишь подстраховался, опасаясь подвоха.
        - Что же, все верно. Ради спокойствия своих коллег я подчиняюсь. Ухожу из города, покидаю Галлию. Клянусь, больше моей ноги не будет в этой стране.
        Он развернулся и пошел вниз по улице к морю.
        Когда скрылся за поворотом, к де Камбре подошел де Савьер.
        - Сколько людей погибло из-за него. И здесь, и на Острове. Их нет, а он будет жить. Счастливый и благородный.
        Виконт утвердительно кивнул.
        - Именно так все и будет. Зато не пострадает этот прекрасный город. И ни он, ни четверо его коллег не будут опасны для живых. Согласись, размен справедливый.
        - Соглашусь, если так все и будет.
        - Так и будет. Потому что если нет - их не спасет никакая магия. Уж мы-то с тобой об этом позаботимся.
        Часть вторая. Месть бастарда
        Лондон. Тауэр. Кабинет императора
        - Говорите. Надеюсь, вам есть что сказать?
        Его величество сидел на троне, гордо выпрямив спину. Холодный взгляд, казалось, насквозь прожигал собеседника. И лишь голос, хриплый, даже сиплый, выдавал… Волнение? Может быть, боль? Или, упаси Спаситель, растерянность?!
        Ну уж нет, император не может, не смеет! Он всегда спокоен, уверен в себе и своей империи, он точно знает, что и как надлежит делать. Так учили его, так учили его подданных. Но так бывает не всегда.
        - Увы, ваше величество, ничего нового мы не узнали. База разгромлена полностью, они убили всех. Не осталось никого, способного рассказать хоть что-то.
        - Но это были галлийцы?
        - Да, безусловно, но…
        - Что «но»? Какое еще может быть «но»?!
        Посетитель склонился, пытаясь хоть так избежать яростного монаршего взгляда.
        - Сир, мы не сможем это доказать. Вообще ничем и никак. Ни единой улики. Там только руины, остовы сожженных кораблей и… В общем, они не оставили следов. То есть ясно, что вначале высадился десант, который провел разведку и снял наше оцепление, и лишь потом подошел флот. Артиллерия и маги сделали свое дело. Враг точно знал, на кого нападает.
        - Итак, мы ничего доказать не можем, а галлийцы, наоборот, могут в любой момент обвинить нас в нападениях на торговые корабли?
        - Проще говоря, в пиратстве, - вступил в разговор второй посетитель. - Это возможно, но не обязательно, ваше величество. В любом случае они этого не сделают - сейчас Галлии война с нами не нужна.
        - Нам тоже! - Император коротко и тяжело хлопнул ладонью по подлокотнику трона - максимум эмоций, который дозволено показать подданным. - Казна пуста. Мы надеялись ее пополнить за счет… - Он замялся.
        - И нам это удалось! - вновь заговорил первый посетитель. - Потеря шести кораблей и базы, конечно, досадны, но империя получила гораздо больше. Так что если галлийцы продолжат молчать…
        - А они будут молчать! - перебил его второй. - Они никогда не посмеют признаться, что стерли в пыль поселок в нашей метрополии! Это вам не в дальних колониях развлекаться.
        - Значит, все хорошо? - Император все-таки повысил голос. - Значит, нападение на наш Остров мы закроем прибылью от действий на море? Спишем в убыток, удовольствовавшись положительным сальдо? Как жалкие счетоводы?
        - Почему же удовольствовавшись? - Глава разведки империи поднял голову, почувствовав, что гроза пошла на спад. - Бой продолжится, только уже в другом месте. Очередной удар нами подготовлен. Мы рассчитываем, что он позволит решить, может, и не все наши проблемы, но очень многие. Если вы одобрите, разумеется.
        Глава I
        Кабинет премьер-министра Галлии, его преосвященства епископа дю Шилле, удивительным образом усиливал настроение. В первый раз, когда виконт де Камбре, тогда еще полицейский лейтенант Ажан, был удостоен неслыханной чести быть приглашенным на аудиенцию к самому епископу, его до самых костей пронизывал страх. Безотчетный и беспощадный, когда главной была одна мысль: «Боже, помоги выйти отсюда живым!»
        Сейчас же дю Шилле был настроен благожелательно, и кабинет окутал гостя уютом и теплом.
        - Отлично, молодой человек! Даже не представляю, кто мог бы проделать эту работу лучше. Однако знаете, я с огорчением отмечаю, что каждый раз, беседуя с вами, впадаю в грех гордыни. Представляете, ко мне приходят неподобающие клирику мысли о собственном величии, раз с первого взгляда сумел разглядеть в вас ценнейшего слугу короля и нашей матери-церкви.
        Стоявший по другую сторону разделявшего собеседников массивного стола виконт потупил глаза. Скромность, она украшает. А как иначе? Дю Шилле и впрямь личность незаурядная. Запросто углядит непроизвольно мелькнувшую улыбку или внезапно блеснувший глаз. А там уж обязательно сообразит, что принять сие великое решение ему тактично помогли влиятельные друзья гостя. Личный врач королевы-матери, а с недавних пор и его величества, виконт Транкавель и командир личной гвардии самого епископа маркиз де Фронсак.
        - Но к делу. С пиратской базой все ясно. Судя по отсутствию заявлений Островной империи, следов нашей работы вы не оставили. Или они не слишком тщательно искали - война сейчас не нужна не только нам. Но вот их резидентура в Пикардии? - Развалившийся в огромном кресле дю Шилле резко подался вперед, жестко опустив на стол сжатые кулаки. - Она уничтожена?
        - К сожалению, нет. Думаю, что, взяв двоих разведчиков и мелкого агента, серьезного вреда мы ей не нанесли. Кто-то вовремя убил кучера дилижанса, оборвав все следы, тянущиеся в Амьен.
        - Уверены, что кто-то работает на Остров в Амьене?
        - Абсолютно. Нападение на моего сотрудника, направленного в Кале, было совершено сразу, как только тот сошел с дилижанса. Тамошних я о его поездке не предупреждал, да и в Амьене об этом мало кто знал. Всех проверили, пока пусто. Но это уже дело контрразведки.
        - Да, пожалуй. - Глубоко вздохнув, дю Шилле встал, показывая, что аудиенция окончена. - Надеюсь увидеть вас сегодня вечером на балу, что дает его величество. Считайте это официальным приглашением, - добавил епископ, заметив кривую улыбку де Камбре, в короткий срок прославившегося при дворе нелюбовью именно к таким мероприятиям.
        И, когда виконт уже открывал дверь, спросил:
        - Да, этот мальчик, де Сен-Пуан! Маршал де Комон рекомендовал его как ловкого и смышленого человека.
        - Подтверждаю, ваше преосвященство. Однако могу я узнать, чем вызван ваш интерес? Сейчас юноша задействован в серьезном деле, и мне не хотелось бы искать ему замену.
        - Ну уж, вот еще. Пусть работает. И лишь потом… Я хочу, чтобы он представился де Фронсаку, но, разумеется, только после того, как вы закончите свою игру. До вечера, виконт.

* * *
        Вечером, разодетый по последней моде, в белый с золотой отделкой пурпуан, бордовые шоссы и короткие черные ботфорты, облитый ядреными духами, виконт прибыл на бал. От прежнего пристрастия к черному цвету пришлось давно отказаться, чтобы не выглядеть в высоком свете белой вороной. Единственное, что мог себе позволить де Камбре от былого - черную шляпу с красным страусовым пером.
        Опоздать на бал во дворце? Об этом нельзя было и подумать! Такого наглеца придворная стая сгрызет, и косточек не оставит, ничье заступничество не поможет.
        А вот пробиться в первые ряды - о, за эту честь разворачивались настоящие баталии. Вроде бы вежливо, с учтивыми улыбками на аристократических лицах, благородные господа и дамы толкались, пинались, давили друг другу ноги, даже щипались, словно малые дети тишком от сурового взора строгого учителя.
        Все ради одного - оказаться в первом ряду. Никто не понимает, как это работает, но именно этим счастливчикам впоследствии достаются королевские милости, так что есть благородным господам за что сражаться!
        Твою мать! Больно, черт возьми - какая-то изящная красотка с замысловатой прической не просто наступила на ногу, так еще и покрутилась на ней, стерва.
        Нет уж, на фиг, господа, бейтесь без нас. А мы - люди скромные, постоим и у стеночки, целее будем.
        И наконец, заиграли фанфары. Да! Вот он! Королевский выход.
        Первым шествует король, ведя за руку матушку. Говорят, через пару лет в Галлии появится королева, но пока бал открывает королева-мать. По слухам, ее отношения с царственным сыном складываются не лучшим образом, но на светских мероприятиях это никак не демонстрируется.
        Сразу за августейшими особами - принцы крови, ближние герцоги и прочие маркизы. Проще говоря - родные братья и сестры короля, а также бастарды. Все с аурами, в чем-то похожими на королевскую, но все же от нее отличающимися. И намного, несопоставимо более бледными. Совсем как у де Савьера, еще не прошедшего ад обороны Сен-Беа.
        Лишь один человек выделялся в этой свите. В модном европейском прикиде и странной для королевского двора чалмой, которая уместно смотрелась бы на голове какого-нибудь магрибского или османского посла. Но здесь? В ближнем круге его величества?
        И аура мага. По яркости она соперничала лишь с аурой самого короля, хотя по узору не имела с ней ничего общего.
        Чудеса, однако…
        Впрочем, это не наше дело. В конце концов, где провинциальный интендант, пусть и представитель его величества в захолустье, а где блестящий королевский двор? Проблема в том, что Эдмонд IV дает очередной бал, который считается здесь образцом куртуазности, так что сразу сбежать не получится. Хорошо еще, что жена осталась в Амьене, а то пришлось бы терпеть эту тоску до конца, считай - до рассвета. А так, надо постоять немного в уголке, посмотреть на элегантные танцы, перекинуться парой пустых, но вежливых слов с немногочисленными знакомыми и можно тихонечко исчезать. По-английски, как говорили в прежнем мире.
        Сзади чья-то легкая рука взяла за локоть, и нежный голос спросил:
        - Скучаете, виконт? Скучать на балу - дурной тон.
        О господи, Мили! Маркиза де Фронсак! Юна, прекрасна и, как всегда, язвительна.
        - Рад видеть вас, ваша светлость.
        - А насколько рады? А почему такое кислое лицо? Лимонов наелись? Или настроение плохое? Будем лечить, немедленно! Господа, - девушка обернулась к группе молодых людей, стоявших неподалеку, - все танцы сдвигаются! Этот гавот я танцую с виконтом де Камбре!
        Такой вот легкий момент, строго говоря - вполне весомый повод получить вызовы на дуэль от раз, два… да, пятерых раздосадованных кавалеров. Нечего сказать, удружила, вертихвостка. Конечно, на поединок с королевским интендантом не решится ни один здравомыслящий человек, но все равно неприятно - злые взгляды оскорбленных молодцов буквально прожигают спину.
        - Хорошие ребята, но уж больно надоедливы. Вы не поверите, виконт, но с тех пор, как дю Шилле прочно утвердился в кресле премьер-министра, от воздыхателей не стало прохода. Все норовят придержать руку и заглянуть туда, где сердце.
        Маркиза кокетливо поправила декольте, впрочем, довольно скромное на фоне других дам.
        - Наивные, всерьез полагают, что батюшку будет интересовать мое мнение о будущем муже, увы.
        Заиграла музыка и пары заскользили в первой фигуре.
        - Ну что вы, Мили, - де Камбре воспользовался паузой в скороговорке партнерши, - уверен, господин маркиз искренне желает вам счастья.
        - Ах, хотела бы я, чтобы так оно и было. Нашелся бы кто-то, похожий на вас! Ох, я бы такого не отпустила! Ни за что! Жаль, что Сусанна меня опередила.
        Мили вздохнула с откровенно притворным сожалением и тут же спросила:
        - Кстати, где она? Вы что, оставили жену скучать в провинциальном Амьене, а сами помчались в столицу покорять местные будуары?
        Виконт от такого напора на мгновение растерялся, хотел было отшутиться, но с ужасом понял, что за любую отговорку придется расплачиваться новыми уколами от этой язвы. Лучше сдаться на ее милость. Безопаснее.
        - Мили, пощадите! Еще немного, и вы, кажется, обвините меня во всех смертных грехах. Я в Париже по важному делу и вовсе не из Амьена. Дю Шилле потребовал вначале срочный доклад, а потом моего присутствия на этом балу, где я чувствую себя белой вороной.
        - Белой вороной? Как это романтично, - рассмеялась девушка, вращаясь в очередной фигуре.
        - Посудите сами, я же здесь никого не знаю. Например, вон тот молодой человек в таком странном головном уборе. Кто это?
        - Как? - Мили от удивления даже сбилась с такта. - Вы не знаете самой горячей новости Галлии за последние… за всю мою жизнь?! Это шевалье де ла Сьот, родной брат короля! Двадцать лет его искали и лишь недавно нашли! В Магрибе, представляете! Сейчас умники из геральдической палаты до лысины протерли затылки, пытаясь определить, каким герцогом или маркизом его сделать. Вон, у правой колонны, видите, стоит белокурая женщина в фиолетовом платье. Это его мать. Представляете, ее похитили пираты, потом она попала в восточный гарем, потом в гарем самого османского султана. А ее сын служил в султанской гвардии, рабом! И лишь недавно они смогли бежать в Галлию.
        Тут уже пришла очередь виконта сбиваться с такта. О том, что идут поиски королевского бастарда, он узнал четыре года назад, еще в Сен-Беа. И там же узнал, что этим таинственным братом его величества является его друг, да теперь уже и родственник де Савьер. Совпадала не только дата рождения, но и аура, почти копия королевской. За время обретения способности видеть ауры де Камбре успел удостовериться в их сходстве у близких родственников.
        Значит, отказавшись объявлять о своем родстве с королевской семьей, де Савьер дал возможность занять его место самозванцу. Очень опасному, надо признать, самозванцу, обладателю ярчайшей ауры сильного мага, но ни капли не похожей на ауру его величества.
        Тут уже и вовсе стало не до танцулек.
        Кое-как закончив гавот, де Камбре спросил:
        - Мили, а где ваш батюшка?
        - Ну вот, - девушка скорчила недовольную гримаску, - видать, не выйти мне замуж, если молодой человек, пусть и женатый, предпочитает мне общество стариков. На втором этаже он, сплетничает со скучными вельможами о таких же скучных делах. Можете идти, если я вам совсем неинтересна. Оставьте меня с приставучими кавалерами, бросьте здесь всю беззащитную и идите себе, куда хотите.
        Совершенно растерявшийся виконт пробормотал какие-то неуклюжие извинения и на деревянных ногах пошел к лестнице. Успокоил лишь легкий смех и прозвучавшие в спину слова:
        - До свидания. Приходите в гости, мы всегда вам рады.
        Маркиз де Фронсак, командир личной гвардии дю Шилле, нашелся действительно на втором этаже. Но не сплетничающим, а распекающим какого-то подчиненного за какую-то страшную провинность. То ли вытянулся тот недостаточно во фрунт, то ли посмотрел не в ту сторону, куда следовало. Во всяком случае, выражения маркиз не выбирал, со всей очевидностью демонстрируя, что успел и в армии послужить, и капральские обороты освоить в полной мере.
        - Ваша светлость, могу я с вами переговорить? - решил спасти несчастного гвардейца де Камбре.
        Прерванный на полуслове де Фронсак развернулся яростно, так что форменный плащ взвился, словно крылья сказочного красного орла. Он явно желал высказать очередному штатскому нахалу всю степень своего неудовольствия, без скидок на статус и происхождение. Но, узнав виконта, выдохнул, словно выпустив пар.
        - Господи, друг мой! - И тут же, повернувшись к гвардейцу: - Иди уже, горе мое. Служи, но чтоб как положено!
        И показал крепкий кулак. Затем снова к де Камбре:
        - Рад вас видеть! Но что случилось в мире? Может, луна исчезла или звезды в хоровод пустились? Вы - и на балу?
        - Не волнуйтесь, ваша светлость, на небесах все спокойно, а я здесь лишь по доброй воле его преосвященства. Боюсь, ему стало обидно одному тосковать на этом прекрасном празднике.
        Де Фронсак рассмеялся искренне, но негромко.
        - Хорошая шутка, виконт! Но будет лучше, если она останется между нами - господин епископ не одобряет веселья в свой адрес. И прошу к нам в гости, даже не вздумайте убыть в свое захолустье, не повидав маркиз! Ни супруга, ни Мили мне этого не простят.
        - О, вот за последнюю точно можете не волноваться. С вашей дочерью мы только что танцевали.
        - Заболтала? Сочувствую, но этого совершенно недостаточно. Я настаиваю, просто требую, в конце концов, чтобы завтра вечером вы были у нас.
        - С удовольствием, ваша светлость, но до этого я хотел бы переговорить на троих с вами и виконтом Транкавелем. Поверьте, разговор предстоит интересный.
        - С Транкавелем?
        Маркиз поджал губы, а де Камбре вспомнил, что еще недавно эти двое на дух друг друга не переносили. Потом Транкавель помог вытащить Мили из жестокой интриги, фактически - спасти дочь де Фронсака от смерти, но, видно, старая вражда так до конца и не рассосалась.
        - Обязательно. В Париже есть лишь два человека, которым я доверяю абсолютно. И лишь эти двое в силах помочь… Даже не мне… в общем, боюсь, что все серьезно.
        - Ну, раз серьезно, тогда буду готов встретиться завтра после полудня. Договаривайтесь с этим интриганом и поставьте меня в известность. Но в любом случае вечером вы у меня в гостях!
        Де Фронсак улыбнулся в седеющие усы и добавил:
        - Кстати, не тратьте время на поиски. Он вон за той дверью. Только не вздумайте просто входить, может получиться неловко. Лучше постучитесь.
        Хм… интересно, что такого неловкого может произойти в королевском дворце? Разве что с туалетами здесь беда, и господин виконт изволит того… решать по-тихому актуальную проблему?
        В любом случае де Камбре решил быть вежливым и деликатно постучался.
        - Кому и какого демона нужно? - раздался знакомый, но донельзя раздраженный голос.
        - Господин Транкавель, я де Камбре. Можно войти?
        - Жан, твою сестру, подожди, сейчас сам выйду!
        Он вышел действительно быстро. Насмерть разя могучим парфюмом и поправляя кружевной воротник, чтобы прикрыть характерный синяк на шее. Со следами помады, однако.
        - Друг мой, ты в Париже! Что стряслось в нашем мире, если ты покинул свою серую провинцию и соизволил-таки навестить столицу? Кстати, ты здесь давно?
        - Второй день. Утром доложился дю Шилле, и по его прямому приказу торчу на этом балу, словно пугало в огороде - бесполезное и абсолютно неинтересное местным обитателям.
        Транкавель весело рассмеялся:
        - Узнаю твою тонкую иронию и отменную дипломатичность. Спасибо, что хоть воронами нас не обозвал.
        Затем смущенно, в очередной раз поправляя воротник:
        - Слушай, понимаю твою скуку, но именно сейчас… Может, навестишь меня завтра, а то государственные дела…
        Де Камбре понимающе улыбнулся:
        - Разумеется, Шарль. Я, собственно, за этим и пришел. Если в два часа пополудни загляну к тебе на пару с де Фронсаком? Нет, никаких отговорок! - Он даже повысил голос, заметив, как друг недовольно поджал губы. - Разговор предстоит серьезный. Есть у меня подозрение, что не просто так епископ меня сегодня на бал загнал, как гончую на след поставил.
        - Влезаешь в очередную авантюру? Ладно, приглашение маркизу я направлю, а сейчас извини… дела… дела…
        Транкавель скользнул за дверь, и де Камбре услышал, как мягко щелкнул замок.
        Глава II
        Знакомый кабинет Транкавеля. Большой, светлый, украшенный ажурной лепниной, с изящной резной мебелью… Сколько здесь выпито, сколько съедено, а уж сколько рассказано!
        В этот раз собеседникам было не до вина и не до сплетен. Бокалы стояли полными, но никто даже не попытался к ним прикоснуться.
        После того как де Камбре объявил, что подозревает новоявленного королевского бастарда в самозванстве, о легкой болтовне не могло быть и речи. Такое самозванство каралось смертью жуткой. Но ненамного легче была участь того авантюриста, что посмеет напрасно обвинить в этом преступлении члена королевской семьи.
        А доказательств не было. Родственные ауры? Какие такие ауры? Кто их видел? Ах вы, дорогой виконт, единственный и неповторимый на весь мир? А почему вы такой уникальный? А чем докажете? Говорите, говорите, не стесняйтесь. Только не нам, а палачам. Долго говорите, пока не признаетесь, наконец, что клеветали на честного бастарда с целями гнусными и его величеству сугубо враждебными.
        Тем более что для эликсира принцев вы, простите, рылом не вышли, а заклятье правды для такого дела тоже не доказательство. Бывали уже прецеденты, знаете ли.
        - Общался я с де ла Сьотом - вполне достойный господин, даже приятный. Жан, ты уверен, что не ошибаешься? - после долгого молчания начал обсуждение Транкавель.
        - Не более чем в ущелье близ Фаджа, Сен-Беа, да и в прошлом году, когда приглашал тебя помочь маркизу. Но, как и в тех случаях, доказать ничего не могу.
        - Если бы услышал такое от кого другого, немедленно арестовал бы, - вступил в разговор де Фронсак. - Но не имею права отмахнуться от ваших слов. Тем более что… его преосвященство, как лицо духовное, не жалует эти балы. И уж точно никогда не настаивал, чтобы кто-либо их посещал.
        Де Камбре внимательно посмотрел на маркиза.
        - Тоже полагаете, что отправил он меня специально, взглянуть на этого де ла Сьота?
        - Помилуйте, кто может знать мысли господина епископа? Впрочем, если вспомнить, какую проверку он организовал при вашем знакомстве, я бы такое предположение не спешил отвергать.
        - Что за проверку? - поинтересовался Транкавель.
        - Его преосвященство представил ему четырех человек и попросил определить, кто из них под заклятьем. Наш друг не ошибся.
        «Дважды не ошибся, - подумал де Камбре. - Указал на того, кто был под нестрашным заклятьем Тихого Слуги, и догадался не указывать на даму, находившуюся под заклятьем Черной Розы. Где уж впоследствии она нанесла свой удар - неизвестно, но кто-то очень важный точно жизни лишился».
        - По-моему, господа, мы не о том говорим, - перевел он разговор к главному. - Чего бы ни хотел дю Шилле, влезать в эту историю премьер-министр не будет. Но как вообще этот господин оказался при дворе? Я знаю, что еще три года назад по всей Галлии искали незаконнорожденного брата короля.
        Транкавель все-таки пригубил вино и начал рассказ.
        - Двадцать два, если быть точным. И не только в Галлии. Это заклятье королевской крови. Оно тесно связано с заклятьем безопасности его величества. Отслеживает существование всех детей монарха, не делая различий между законными и незаконными. К сожалению, оно лишь определяет наличие живых потомков, но не указывает, где они находятся.
        Он сделал еще один глоток, поставил бокал на стол и продолжил:
        - Поэтому розыском и контролем за бастардами занимается служба дворцовых церемоний, есть там группа опытных специалистов. Но иногда и у них происходят сбои. Двадцать два года назад заклятье показало, что где-то родился мальчик, зачатый от батюшки Эдмонд IV. Но где? За девять месяцев до этого его величество наведывался в Марсель и вроде бы одарил своим вниманием некую девицу де ла Сьот. Других связей зафиксировано не было, да и сам король ничего такого не вспомнил. Хотя… пьяный он был, если честно. Поехала высокая комиссия на розыски, но не тут-то было. Оказалось, что почти сразу после той ночи на побережье напали магрибские пираты, пограбили от души и многих угнали в полон, в том числе и эту красавицу.
        - То есть искали-искали и недавно нашли неведомо кого? - удивился де Камбре. - Но проверяли же наверняка?!
        - Да уж проверяли, будьте уверены. Самому пришлось в той проверке поучаствовать, - недовольно проворчал де Фронсак. - Мамаша де ла Сьот и бумаги предоставила: мол, когда ее на невольничьем рынке купил приказчик тунисского паши, когда сынка родила, да как того в десять лет от матери забрали и в янычары отправили. Знаешь, кто такие янычары?
        - В Клиссоне рассказывали. Пехота османского султана, которую из рабов набирают.
        - Вообще-то да, но этот оказался в роте личной гвардии самого султана, - продолжил маркиз. - Так вот, все документы изучили, специально целое посольство посылали - никаких сомнений. Всех кади лично опросили, их книги проверили, печати сверили - все точно. Да и свидетели нашлись, так что никаких сомнений. Впрочем, попробую прислать тебе копию заключения комиссии. Официально мне ее никто не разрешит снимать, но, надеюсь, не будет и прямого запрета. Это если не просто так ты вчера на балу оказался.
        - А сам дю Шилле с господами де ла Сьот встречался? - спросил де Камбре.
        - Нет, - уверенно ответил де Фронсак. - Не встречался и, по-моему, не собирается.
        - Кроме этой комиссии, кто-то проверкой занимался? Де Шутт, например?
        - Нет. - Транкавель пожал плечами. - Ни он, ни военная разведка. Не успели. Эдмонд IV родственника признал и обижать его подозрениями запретил категорически. Так что у нас теперь новый фаворит, всеобщий любимец, между прочим. Который, конечно, никуда не лезет, но это пока, а уж что дальше будет - лишь Спасителю известно.
        - Кстати, - добавил маркиз, завершая разговор, - тебе, как слуге короля, в это дело тоже влезать нельзя. По тому же самому приказу.

* * *
        Перед самым отъездом в Амьен лихой гвардеец в красном плаще передал де Камбре запечатанный личной печатью дю Шилле толстый конверт. В нем оказалась исписанная мелким почерком тетрадь. Копия заключения высокой комиссии.
        Стало быть, епископ в деле. И что там говорил де Фронсак? Встречаться с новоявленным бастардом не собирается? С чего бы? Тоже полагает, что тот сильный ментальный маг? Боится попасть под его воздействие, как, похоже, попал король и многие его приближенные? Вон даже Транкавель отозвался о де ла Сьоте как о достойном и приятном человеке.
        А ведь если этот достойный господин подчинит себе короля, станет фаворитом, история Галлии может повернуться в любую сторону. И первым, кого снесет этот приятный человек, будет дю Шилле. А вот вторым, точнее вторыми - его ставленники, среди которых обязательно окажется и некий бывший российский полковник. А уж потом из желающих предъявить счет очередь выстроится. И император Острова будет в ней первым.
        Нет, от этой схватки отвертеться нельзя. И проиграть в ней нельзя. Значит, думай, голова, картуз куплю. Не будешь думать - последний пропью. Зачем он покойнику?
        Всю дорогу, проведенную, слава богу, в удобной карете, де Камбре читал. И чем дальше читал, тем больше поражался. История выглядела фантастической, но тем не менее убедительной.
        Буквально через неделю после бурной ночи с королем уже не девицу де ла Сьот действительно похитили магрибские пираты (подтверждается многочисленными свидетельствами) и продали в Тунисе на невольничьем рынке визирю тунисского паши (подтверждается копией договора покупки, идентичность проверена, достоверность абсолютная). Ладно, допустим.
        Далее красавица Дениз попадает в гарем самого паши (подтверждается частично сохранившимся архивом паши и опознанием по портрету двумя евнухами, проведенным под заклятьем правды). Рожает сына. Правда, здесь уже имеется загвоздка - ребенок сразу становится рабом. Как так? Да и документ лишь пять лет назад выписан.
        А, вот разъяснение… отдан в янычары как султанская доля. Документ об изъятии движимого имущества не сохранился, а имеется… по сути, приказ о его передаче от одного материально ответственного лица другому.
        Далее. Тогда же… ни хрена себе! Налет кочевников на Тунис. Дворец паши захвачен и разрушен, как мир насилья, до основания, архив спалили, но часть подшивок лишь обуглилась, потому кое-что осталось. И гарем, стало быть, поменял хозяев.
        Ага. Но двое евнухов сбежать умудрились, целые и невредимые. Да, именно так, вот и бумаги соответствующие, надлежащим образом проверенные. Как это, интересно?
        Так. Еще через пять лет госпожу де ла Сьот кочевники продают в рабство стамбульскому кубе-визирю, где ее сразу в гарем, к привычному делу приставляют. Ну да, вот и подтверждение статуса - хазнедар, не хухры-мухры. Казначей гарема, однако. Не у султана все-таки, но и у премьер-министра, что тоже неплохо.
        Во дворце того визиря, стало быть, и встречает сынка, который рос-рос да и дорос до чурбачея. Офицера, стало быть.
        И вот где-то пару месяцев назад мамаша с сыном воспылали любовью к исторической родине, да и рванули в славный град Париж, наплевав на все погони и не забыв обложиться бумагами.
        Круто, надо признаться. Поверить в эту сказку - надо быть или наивным ребенком, либо… да, либо оказаться под таким внушением - Вольф Мессинг отдыхает. Документы, конечно, железные, но, учитывая магическую силу «сынка», и второй вариант более чем возможен.
        И теперь эту проблему надо решать. Ему, бывшему российскому чекисту, бывшему амьенскому полицейскому… Только вот нынешнему королевскому интенданту этим заниматься нельзя. Категорически. Сюзерен, черт возьми, не велит.
        Об этом де Камбре думал всю дорогу, и лишь на подъезде к Амьену помаленьку стало вырисовываться решение. Вначале как пунктирный набросок, оно стало проявляться, принимать все более четкие контуры, пока не сформировалось в полноценный план. Который должен был предусмотреть все и неминуемо привести к победе.
        Только кто и где такие планы видел?

* * *
        Вновь светлый и солидный кабинет королевского интенданта в Амьене. Юный долговязый секретарь де Сите, смешно надувающий щеки, стремясь придать себе хоть каплю солидности, поставленным, почти оперным баритоном докладывает:
        - Лейтенант де Савьер к его сиятельству!
        Громко докладывает. Настолько, что сразу захотелось почесать в левом, к секретарю обращенном ухе. Но нельзя - протокол свят, как воинский устав.
        - Проходите, шевалье, присаживайтесь.
        Смешно - все трое знают, что посетитель и хозяин кабинета друг с другом на «ты», общаются по именам, но вынуждены изображать прямо-таки дворцовые церемонии.
        - Благодарю, ваше сиятельство.
        Изящный поклон, скользящие шаги лейтенанта перед лицом начальствующим. Хорошо хоть лицо не делает придурковатым.
        - Шевалье, - это уже к де Сите, - оставьте нас.
        И лишь когда массивная, начисто блокирующая звуки дверь закрылась за секретарем, де Камбре облегченно выдохнул.
        - Серж, садись, разговор будет долгим.
        - Интересно, о чем? Опять в капитанов играть или очередную пиратскую базу громить предстоит? А корабли будем захватывать? Если что - имей в виду, мне сейчас некогда. Шишки из Совета Магов потребовали отчет по моим действиям на море, так что пару дней буду занят.
        - Ну, пару дней я потерпеть смогу, но вот дальше… ваше высочество…
        Де Савьер ошарашенно посмотрел на друга.
        - Как ты меня назвал?
        - Правильно назвал. - Де Камбре стал абсолютно серьезен. - Помнишь наш разговор в Сен-Беа?
        - Помню, хотя всегда считал его глупой шуткой. То есть тетка рассказывала, что у матушки вроде бы что-то такое было, но знаешь, эти семейные сплетни… Тем более что мама умерла при родах, так что доказательств никаких. Да и не стремлюсь я ко двору! Денег мне и так хватает, а самому лезть в гадюшник, где каждый мечтает сожрать каждого?! Спасибо, на войне или магической дуэли куда как безопасней.
        Де Камбре взял паузу, глубоко вздохнул. А потом начал рассказывать. О новом «брате» короля, о его магической силе, о том, что помаленьку двор попадает под его обаяние или, что более вероятно, под ментальное воздействие.
        - Это, стало быть, кто-то должен съездить в Магриб, возможно, заскочить в Стамбул и вернуться с доказательствами обмана? Путешествие не обещает быть скучным. А почему обратился ко мне?
        - Потому что со времен своей поездки в Морле твердо помню - магов учат языкам крепко. В том числе и османскому. Или я неправ?
        Де Савьер встал, принял горделивую позу, надулся как индюк и, расхаживая по кабинету, профессорским голосом, басовитым и гнусавым, ответил:
        - Молодой человек, вы неправы трижды. Во-первых, в Османскую империю в целом и в Магриб в частности запрещен въезд, вход и даже вползание сильных магов. Вообще. В портах и на границах действует заклятье, выявляющее нашего брата на раз. Во-вторых, к знанию языка должны прилагаться умения шпиона, которых у меня нет даже близко. И наконец, в-третьих, я также нахожусь на королевской службе. Запрет заниматься этим, как ты уверяешь, самозванцем на меня распространяется так же, как и на тебя. Так каким образом ты собираешься впихнуть меня в эту авантюру?
        Де Камбре зло поджал губы.
        - Серж, прекрати маячить, без тебя тошно. Авантюру, говоришь? А ничего, если этот де ла Сьот получит реальную власть? Тогда слетит дю Шилле, обязательно слетит, иначе не затевал бы он эту интригу. Вслед за ним и я, и Транкавель, а уж де Фронсаку и вовсе ловить будет нечего. Может, правда, ты, как маг, при должности и останешься, но остальным точно туго придется. Потом, там нужен именно маг, способный проверить подлинность записей, владеющий заклятием правды. И которому я доверял бы как себе.
        Де Савьер вернулся в кресло и лениво махнул рукой.
        - Не волнуйся, если этот тип послан османами, нашим магам тоже придется несладко. Заморские коллеги костьми лягут, чтобы нас прижать - европейские маги для них как кость в горле. Не просто так нам запрещен въезд в их страну. Боятся нас. И ненавидят, только сделать до сих пор ничего не могли. Демон их знает, может, как раз мы для них и главная мишень, а король - так, средство. В общем, все эти проблемы решаемы. Уйду в длительный отпуск без содержания - вот я и свободен. В империю въеду без вопросов. Есть одно заклятье, тайное, можно сказать, - я могу сам себя лишить магических сил на месяц.
        О как! За все время пребывания в магическом мире Борис Воронин слышал одну и ту же аксиому, даже постулат, гласивший, что никто из владеющих магией не сможет прожить без нее ни дня. Даже чрезмерное снижение таких способностей ведет к сумасшествию и, в конце конов, к смерти. Лишь он, как выходец из немагического мира, смог в свое время полностью отказаться от магии. Потому только он может видеть ауры, видеть такое, чего никто другой даже предположить не может.
        А тут вот запросто его друг, полноценный маг, выпускник Магической академии Морле, готов отказаться от своего дара на месяц.
        - Хорошо, предположим, ты это заклятье применишь. Сколько после этого ты сможешь прожить?
        Де Савьер легкомысленно пожал плечами.
        - Не знаю. - Голос прозвучал беззаботно. - Ты ведь как-то живешь, и ничего.
        После этого виконту осталось лишь схватиться за голову.
        - С ума сошел? Нет? Так сойдешь, уверяю тебя. Неделю, ровно неделю выдержал…
        И тут де Камбре скрутило. В азарте спора он едва не выдал тайну академии Клиссона. Едва не рассказал, что некогда один из курсантов уменьшил свою магическую силу на двадцать процентов и через неделю сошел с ума.
        Расплата была жестокой. Боль буквально рвала тело, казалось, внутренности раздирались на части, на мозг обрушился поток кипятка! Друг бросился на помощь, но смог лишь поддержать несчастного, чтобы в почти агонии тот не поломал себе кости, не выкрутил суставы. Страшное заклятье тайны Военной академии, от которого нет спасения.
        На дикий вопль вбежал секретарь, чуть позже примчалась жена, все хотели помочь, но без толку. Эту пытку надлежало вынести до конца.
        - Какого демона, Серж, что тут происходит?! - буквально прошипела Сусанна. Зеленые, всегда добродушные глаза потемнели и сейчас смотрели с уверенностью приготовившейся к броску пантеры.
        Лишь когда де Камбре пришел в себя, смог объяснить близким, что причина - собственная глупость. Ведь знал, помнил, что бывает, когда пытаешься выдать тайну академии. И в азарте спора сам же загнал себя на муку.
        - Все, спокойно, все плохое закончилось. Обещаю, больше такого не повторится, оставьте нас.
        И, когда все вышли, продолжил:
        - Даже не думай. Видел, как меня скрутило? Поверь, если откажешься от магии, тебе будет гораздо хуже.
        Де Савьер помог другу поудобнее устроиться в кресле.
        - Вот об этом можешь не волноваться. Если кто-то создал заклятье, уж поверь, он наверняка придумал и то, как от него не убиться. Вроде было что-то про специальный амулет… В общем, съезжу пока в Париж, пороюсь в умных книгах… короче, найду решение. Сейчас главное - кем я представлюсь и кто меня подстрахует. Как ты говоришь, нужна легенда. Вот и давай разобьем задачи. Я занимаюсь заклятьями, а ты - легендой.

* * *
        Есть знания, усвоенные на своем опыте, есть знания, полученные от учителей, а есть знания, которые просто есть. Например, если будешь прыгать по крышам - можешь упасть и разбиться, если решишь прогуляться по болотам - утонуть. Для этого не надо скакать через улицы или лезть в трясину. Этому не учат строгие педагоги, это просто все знают.
        Такие знания входят в жизнь каждого естественно, как дыхание. Просто ребенок живет среди людей, слышит их разговоры и сознание само делает выводы, укладывает их где-то в памяти, как укладывает рачительная хозяйка в кладовке вещи, которые может быть никогда и не потребуются, но если надо - то вот они, пожалуйста, пользуйся.
        Именно этих знаний не было, да и не могло быть у Бориса Воронина. Несмотря на то, что даже в мыслях он перестал себя называть русским именем.
        Да, была полученная в клиссонской академии информация о государственном устройстве Османской империи, ее экономике и армии. Но сейчас виконту де Камбре требовалось иное.
        Под каким предлогом европеец, верный сын святой церкви, может появиться в этой языческой стране, где само упоминание Спасителя может привести на эшафот?
        И не просто появиться, но и путешествовать, задавать вопросы.
        Причем очевидное решение о роли купца было отметено сразу. Какой там из де Савьера купец, куда ему до этих выжиг? Да его по миру пустят на первой же сделке, без штанов оставят!
        Пристроить специалиста в помощь, как слугу? Ну-ну, хорош купец, который сам ничего решить не может. Нет, это не вариант.
        Разумеется, на службе галльского короля были люди, способные дать грамотный совет. Одна беда - были те специалисты далеко, да и не факт, что согласились бы помочь в деле, лично его величеством неодобренным.
        Что остается? В уже распухшую от бесплодных размышлений голову робко заглянула лишь одна мысль. Граф Амьенский. Только не владетельный, а его сын, с которым два года учился на одном курсе в Военной академии Бретони, той самой, что уже полсотни лет учит будущую элиту галлийской армии в славном городишке Клиссон. Филипп.
        После учебы он служит в разведке пикардийского корпуса, недавно получил капитана. И как раз приехал в Амьен погостить в родительском замке.

* * *
        - Жан, заходи, рад тебя видеть! - Статный широкоплечий красавец-блондин через огромный холл бросился к де Камбре с объятиями, поразив вышколенную прислугу совершенно неподобающим нарушением этикета.
        - Здравствуй, дружище, давно же тебя не было в Амьене!
        - Что поделать, служба. Приходится торчать в Абвиле, лично гонять толпу тупиц, лишь по господней ошибке зовущихся военной разведкой. Зато ты здесь, как говорят, не скучаешь. Ставлю собственную руку против уха последнего пьянчуги, что за расстрелом пиратской базы на Острове стоишь именно ты.
        Де Камбре лишь равнодушно пожал плечами:
        - Не разбрасывайся конечностями, отращивать новые - накладно даже и для графа. Лучше пойдем поболтаем где-нибудь в тиши, дело у меня к тебе.
        «В тиши» в варианте графа Филиппа оказалось небольшой, неожиданно по-спартански обставленной комнатой на третьем этаже дворца. Через открытое окно, выходившее на рабочий двор, доносилась ругань слуг, скрип телег и ржание лошадей.
        Впрочем, все это сейчас для собеседников не имело никакого значения.
        Филипп Шарль де Бомон сюр Уаз граф Амьенский развалился в жестком кресле и анализировал ситуацию под элегантные взмахи правой руки, словно дирижируя своей речью.
        - Значит, хочешь послать де Савьера к османам? Ничего не выйдет. В эту гостеприимную страну без риска стать товаром на невольничьем рынке могут въехать… ну, кроме послов монарших персон… купцы. Но из нашего друга купец как из коровы боевой конь. Или принятые на службу султану… кстати, там же двое наших клиссонцев так устроились, ты помнишь?
        - Помню, но к ним обращаться нельзя, не отвлекайся, - вернул на землю увлекшегося друга виконт.
        - Как скажешь… М-да… моряки, но тут все не дальше портовых кабаков… О, есть идея! Венеция! Этот милый городок - единственный в Европе, где существует рабство. И есть такой нюанс - венецианское рабство признается всеми!
        - Чего?
        За девять лет пребывания в этом мире Борис Воронин ни разу не слышал, что в Европе существует рабство. Крепостное право - да, было, но вовсе не в той форме, что когда-то процветала на его родной Руси. Крестьянин вполне мог перебраться от одного феодала к другому, а то и вовсе уйти в город. Не запросто, конечно, уплатив немалые деньги, рассчитавшись по всем долгам, но такая возможность была!
        А тут - на тебе, именно рабство, приравнявшее человека к мотыге, лошади или детской игрушке!
        - Что, впервые слышишь? - Граф усмехнулся. - А знаешь почему? Потому что беден, как церковная мышь, и безроден… эй-эй, спокойно, шучу я! - Филипп принял удивление друга за возмущение. Действительно, назвать виконта и барона безродным, да еще и почти нищим - вполне себе серьезное оскорбление.
        - Да нормально все, - успокаивающе махнул рукой де Камбре. - Все же виконт - это вице-граф, так что не очень-то я от тебя отстал, а о моей нищете поговори с Ренардом, рассмеши человека. Но вот о рабах в Галлии действительно раньше не слыхивал.
        - Ну так слушай.
        И граф рассказал. Оказывается, действительно, есть такое. Но доступно лишь избранным.
        На средиземноморском сапоге, на самом севере, стоит вольный город Венеция. В своем мире Борису Воронину удалось повидать это чудо своими глазами, неделю прожили там с женой. Прошлись по узким улочкам, зажатым меж домов с потрескавшейся, а то и облупившейся штукатуркой, посидели в кафе на площади Сан-Марко, зашли и в сам собор, и во дворец дожей… даже на гондоле поплавали… Эх, да что ж теперь. Давно это было.
        А здесь Венеция не просто город, а серьезное государство, владеющее обширными землями на восточном побережье Адриатики. С вполне приличным флотом, между прочим.
        Так вот там рабство - штука вполне законная. И, что самое интересное, другие европейские страны право венецианцев на двуногую собственность признают безоговорочно, как, впрочем, и право подданных османского султана. Так что уважаемым господам из этих других государств вовсе не возбраняется приехать в сей славный город, купить себе раба, да и владеть им до смерти. Чьей? А того, кто первый на суд божий отправится, ибо владение-то пожизненное, но без права наследования.
        Красота, если деньги есть! Одна беда - приехавший должен доказать свое безусловное родство с полноправным венецианским гражданином. А вот этот фокус под силу лишь представителям высшей знати, чьи родственные связи надлежащим образом задокументированы и ни малейших сомнений не вызывают.
        А все остальные - шалишь: мало ли какой поп чего спьяну накропал при рождении. Нет других достоверных документов, кроме родословных книг! По крайней мере, в Венеции их не признают. Точка.
        За сотни лет, что действует этот порядок, выработалась даже традиция. Каждый год в середине июня в гостинице «Контарини», что расположилась в самом центре города, собираются желающие обзавестись эдаким движимым имуществом - золотая молодежь со всей Европы. Затем мажоры отправляются в Магриб, где на тунисском рынке покупают живой товар. Как правило - молоденьких красавиц, хотя есть и любители… впрочем, не о них речь.
        - Очень интересно! И что, ваше сиятельство, у вас тоже личная наложница имеется? - Де Камбре позволил себе ехидно улыбнуться.
        Но друг лишь отмахнулся.
        - Нет, ни у меня, ни у брата. Нам вполне хватило рабыни отца.
        - Как?! Рабыня здесь? А можно увидеть?
        Виконт представил себе, как по коридорам графского замка легко, словно балерина скользит изящная одалиска в золоченых туфлях, широких шелковых штанах и полупрозрачной накидке.
        Но Филипп ехидно усмехнулся.
        - Так вы ж знакомы! Ты от кого на прошлой неделе в кабинете графа прятался?
        - Что?!
        Де Камбре вспомнил здоровенную бабищу, командовавшую во дворце прислугой. Эта двухметровая красавица килограмм за сто весом держала в могучем кулаке всех слуг, готовых очертя голову лететь исполнять ее волю, выраженную даже не словом - легким движением единственной брови, нависающей над карими, словно альмандины, глазами.
        Несколько дней назад, действительно, он в поисках друга зашел в обеденный зал, где под присмотром этой дамы шла генеральная уборка. И умудрился наступить на вымытый, но еще не просохший пол.
        Нельзя сказать, что бывший полковник контрразведки и кавалер трех высших наград Галлии испугался. Нет, конечно же. Просто ноги сами, не спросясь мнения хозяина, вынесли героя в коридор и, опять же по своей инициативе, забежали - именно забежали, какое там «степенно зашли» - в кабинет владетельного графа. Слава богу, что Филипп был именно там.
        - Ну что, вспомнил? Уж не знаю, чем и о чем думал наш батюшка, покупая эту жертву работорговцев, но сама мысль, что в замке может появиться вторая досточтимая Фируза, напрочь отбила у нас всякое желание ехать в Венецию. Во всяком случае, с целью покупки рабыни.
        Когда де Камбре отошел от шока, вызванного столкновением восточной сказки и реальной действительности, двум специалистам разведки удалось-таки составить план, весьма изящно выглядевший в теории. Если бы эти планы еще и в жизни срабатывали…
        Короче, Филипп предложил отправить де Савьера в Венецию под его, графа Амьенского, именем. Правда, среднего роста русоволосый маг был похож на красавца-богатыря графа, да еще и блондина, как драная дворняга на королевского дога, но искушенных разработчиков это не смутило. Особенно одного, бывшего полковника, прости господи.
        - Жан, да с момента поступления в академию я ж ни с кем, кроме военных, и не общался! А волосы мы перекрасим - это ж простейшее заклятье! Неделю, которую ему предстоит шастать по османским землям, оно точно продержится!
        Граф был неподражаем в своем энтузиазме. А де Камбре… ну что ж, он другого выхода просто не видел. Или эта авантюра, или надо сесть, сложить лапки и ждать неизвестно чего. Причем «чего» заведомо неполезного для здоровья.
        - Месяц, опять же, у нас в запасе имеется. За это время я из нашего мага такого графа сделаю - никто не усомнится! - продолжил развивать идею де Бомон. - И слугу ему организуем! Д’Оффуа как раз в отпуск собрался, так я его на это время к себе на службу найму! Это уже будет мой, а не королевский слуга. Ибо вассал моего вассала - не мой вассал, и этот закон незыблем!
        Глава III
        Поль Пифо трясся на крестьянской телеге, вдыхая густой аромат прелой соломы и наслаждаясь истеричным визгом четырех поросят, которых рачительный крестьянин вез с городского рынка.
        Под пасмурным небом Нормандии тянулись поля, лишь изредка разрезанные жидкими перелесками. Черная, вязкая после недавнего дождя дорога и гнусная, липкая духота.
        Да, он все еще был Полем Пифо. Шалопаем, умудрившимся влезть в непонятные нормальным людям разборки благородных господ, но счастливо вывернуться и даже пригреться под уютным крылышком самого шевалье де Ренарда. Смешно, вся челядь этого уважаемого господина свято убеждена, что Поль его незаконнорожденный сын. Впрочем, это заблуждение до сих пор приносило неплохие плюшки в виде возможности чего-нибудь перехватить на кухне, кокетливых взглядов молоденьких служанок и отсутствия подзатыльников, на которые оказалась так щедра новая домоправительница.
        Жизнь была бы и вовсе прекрасна, если бы не дочь де Ренарда баронесса де Безье. Эта молодая дама почему-то вбила себе в голову, что просто обязана вырастить из юноши великого счетовода. Потому днями напролет издевалась над ним, заставляя зубрить планы счетов, порядок заполнения главных книг и еще многое-многое, что тот считал делом скучным и настоящему мужчине никак не нужным.
        А три дня назад и вовсе решила, что дальнейшее обучение следует продолжить в реальном хозяйстве. Переговорила с папочкой, после чего молодой человек был отправлен в виконтство Ри в качестве помощника управляющего.
        Об отказе не могло быть и речи. Во-первых, поместье хоть и находилось в управлении де Ренарда, но было родовым поместьем жены самого виконта де Камбре. А во-вторых, этот самый виконт лично встретился с Полем… нет, на время их беседы все же с де Сен-Пуаном, виконтом.
        Встреча состоялась в неприметной квартире неприметного дома. Низкий потолок, обшарпанные стены и маленькое грязное окошко, лишь едва пропускающее свет. Из мебели - четыре стула, грубо сколоченный стол и грязное ведро с крышкой. На случай, если кому из собеседников приспичит. Суровая такая обстановка.
        - Что, дружище, постигаешь еще одну грань нашей работы?
        - Это ты о счетной науке? Которая мне уже по ночам снится?
        Де Камбре улыбнулся.
        - Терпи, Шарль Сезар, терпи, знаний лишних не бывает. Поверь старику.
        Ничего себе старик - лишь немногим старше двадцати. Молчал бы уж, утешитель.
        Разумеется, этого юноша не сказал, но, видимо, сама мысль столь явно отразилась на лице, что королевскому интенданту пришлось сглаживать ситуацию.
        - Ладно, не злись. Поверь, не зря ты грызешь гранит науки.
        - Гранит науки?! Ну да, еще немного, и обломаю об него зубы. Или башку разобью. Слышал? Госпожа баронесса отправляет меня в поместье твоей любимой жены. И почему-то я уверен, что благодарить за предстоящую поездку следует именно тебя.
        На этот раз де Камбре рассмеялся.
        - Разумеется! Не забыл, что баронесса еще и моя невестка? Но согласись, дружище, сейчас ты непоследователен. То ворчишь, что скучно живешь, то недоволен, что тебе дело поручают.
        Шарль Сезар подобрался.
        - Дело? Какое дело?
        - Серьезное.
        Его собеседник тоже отбросил шутливый тон.
        - На протяжении пяти лет в замке Ри сменилось четыре хозяина.
        - Что ж, такое бывает.
        - Да, бывает. Тем более что никто из них не был ни застрелен, ни заколот. Один ехал в карете, которая сорвалась в пропасть. Остальные мирно скончались от болезни. Но вот что странно. Все их близкие родственники - жены, дети, - они тоже мертвы. Моя жена - единственная, кто до сих пор жив. А ее отца мы хоронили на следующий день после свадьбы. В том самом Ри. Теперь как думаешь, может это быть случайным совпадением?
        У парня загорелись глаза.
        - И ты хочешь, чтобы я разгадал эту тайну? Как тайну ушедших кораблей?!
        - Не совсем, такие задачи в одиночку не решаются. В Кале все получилось потому, что ты был не один. Так что недели через две-три в Ри приеду я сам. А твоя задача - стать в замке своим, услышать и увидеть то, что слуги не захотят или забудут рассказать и показать хозяину.
        Они проговорили допоздна. Это только кажется, что все просто - расхаживай себе по замку, болтай с людьми. Нет. В Кале, надо признаться, повезло натолкнуться на тетрадь Легроса, подружиться с Софи. Второй раз удача может и отвернуться. Значит, надо знать, как заслужить ее расположение.
        В конце Шарль Сезар спросил:
        - Жан, а почему ты раньше не занялся этим делом?
        - Потому что раньше у меня не было Поля Пифо. Без него решение как-то не просматривалось.

* * *
        Да, интересный тогда был разговор. После него казалось, что все будет просто и быстро.
        Но бесконечный унылый пейзаж, грязь и сырость дороги наводили на мысль, что, помимо решения интересной задачи, молодого человека ожидают горы нудной работы счетовода и бескрайние поля самой обычной скуки.
        Вот, наконец, и замок… точнее, большой, красивый и богатый трехэтажный дом, совершенно не приспособленный к обороне. Зато, вероятно, там удобно и даже уютно жить. Не опасаясь гуляющих по старинным замкам сквозняков, тянущих из щелей грубой древней кладки, способной как отразить вражеский набег, так и обеспечить своих жильцов надежным, непреходящим радикулитом.
        Соскочив со скрипучей телеги и подхватив узелок с вещами, Поль Пифо бодрым шагом направился к дому. Изящные решетчатые ворота были открыты, и какой-то бородатый мужчина ковырялся в палисаднике, густо засаженном яркими цветами.
        Увидев гостя, мужчина распрямился и скрипучим голосом поинтересовался, кого именно занесла нелегкая в благословенный замок Ри.
        Узнав, что молодой человек не кто иной, как новый помощник управляющего, усмехнулся и указал на дверь.
        - Проходи, парень. Спросишь Гийома, он и есть управляющий. - И снова вернулся к своим цветам.
        Гийом оказался почти как брат-близнец похожим на шевалье де Ренарда. Такой же невысокий, худощавый и подвижный, с таким же хитрым прищуром серых глаз. Робевший перед прежним хозяином Поль почувствовал, как знакомый озноб пробежал по спине, когда мэтр Гийом потребовал рекомендательное письмо.
        - Та-ак, молодой человек, стало быть, вы полагаете себя годным к должности моего помощника? А ответьте-ка на простой вопрос…
        И дальше, прямо в прихожей, среди висевших на вешалке мокрых плащей, господин управляющий устроил Полю жестокий экзамен на знание всего того, что на протяжении месяца буквально вбивала в его голову баронесса де Безье. После часа этого издевательства Гийом вздохнул.
        - Ну что же, придется работать с тем, что имеем. Может быть, когда-нибудь из тебя и выйдет толк. Получать будешь двадцать су в день, обед и ужин - бесплатно на кухне. Пока располагайся вон там. - Он указал на дальнюю дверь в длинном коридоре.
        Пройдя в свою новую комнату, Поль улыбнулся. Жизнь определенно налаживалась! По сравнению с Кале его заработок вырос на целых пять су, добавился бесплатный ужин. Да и жилище выглядело не в пример богаче. По крайней мере, помимо кровати с тумбочкой, в комнате поместился пусть маленький, но все-таки столик, рядом с которым стоял довольно крепкий стул. Поль попробовал - да, пусть не очень удобно, но сидеть можно. Без риска упасть.
        Впрочем, как вскоре выяснилось, просто так платить деньги новому слуге никто не собирался. То ли не глянулся Гийому его помощник, то ли захотелось проверить его, а может просто из врожденной вредности управляющего, но работой Поль оказался завален с утра и до позднего вечера. Все счета, на самую маленькую мелочь, на самые ничтожные работы скапливались у него на столе. Все требовалось учесть, подшить, пронумеровать и разместить в строго установленном порядке. По вечерам господин управляющий просматривал счетные книги, и, если находил даже не ошибку - небрежность в оформлении, молодой сотрудник получал по спине хлесткий удар тростью. С которой этот злыдень не расставался, кажется, никогда.
        Приходилось скрипеть зубами, но терпеть. Совершенно точно понимая, что возможности отплатить за унижения не будет даже тогда, когда безродный парень вновь превратится в благородного виконта. Ибо никому и никогда невозможно будет объяснить, почему виконт молча терпел удары, а не разобрал нахала на части.
        Однако неожиданно выяснилось, что Поль Пифо оказался к счетоводному делу очень даже годным. По крайней мере, за шесть дней он умудрился получить по спине только три раза, и то в первые два дня. Был, правда, еще один подзатыльник, но это уже за другое. Мэтр Гийом не одобрил, когда его помощник отвел глаза от бумаг и вперил их в миленькую девицу, что пришла вымыть пол и протереть пыль в кабинете. Мол, нечего отвлекаться. Для этого и существует воскресенье, когда после обязательной - только попробуй пропустить! - церковной службы можно и прогуляться по окрестностям, и вообще подыскать себе компанию по душе.
        А пока работай, ибо без порядка в бумагах не бывать порядку ни в замке, ни в хозяйстве имения Ри.
        Свободное время? А как же! Только после ужина, на который собиралась вся челядь, но, что называется, по уровню. Сам управляющий столовался в отдельной зале в компании мажордома, командира дружины, конюшего, повара да фельдшера. С женами, разумеется.
        Поль же был отправлен питаться на кухню вместе со старшими слугами, что жили в самом замке. Так что по вечерам в просторное помещение набивалось человек двадцать. В основном довольно молодые люди, хотя и постарше нашего героя.
        После того как все было съедено, гасились почти все свечи, погружая комнату в полумрак, и начинались рассказы. Страшные. О Синем дьяволе, соблазняющем и губящем доверчивых девиц, его коллеге карлике Коммороне, Русалочке и Франце-ежике - получеловеке-полуеже. Много их было, рассказов, заставлявших девиц тихо охать, а то и взвизгивать, если рассказчик попадался уж очень искусный.
        Впрочем, большинство героев этих историй были Полю известны, ими пугали друг друга по вечерам дети и подростки во всех краях Галлии. Но был один персонаж, о котором в замке Ри он услышал впервые. Бледная Берта. Вроде бы много-много лет назад один из владельцев имения пожелал насильно выдать замуж свою дочь, Берту. А та к тому времени уже влюбилась в местного конюха и даже решила выйти за него замуж, о чем в ультимативной форме и заявила родителю.
        Тому эдакое непослушание не понравилось. Привязал он любимую доченьку голой к столбу посреди двора да стал травить собаками. Не спеша, чтобы, значит, основательно прочувствовала негодница свою вину. Собаки подбегали и по разу откусывали что-нибудь от несчастной. Последовательность откусываний и реакция жертвы на каждое в рассказе раз от разу менялись, но конец всегда был один - собака выгрызала горло, но перед этим несчастная успевала произнести проклятие: «Объявляю замок Ри своим! И каждый, кто решит жить в моих покоях, умрет смертью лютой и неизбежной!»
        Папаша, надо признать, эти слова не проигнорировал, потому приказал все останки собрать и замуровать в каменную стену строившейся как раз тогда пристройки, так что проклятье в дальнейшем никого не тревожило.
        Но вот пять лет назад попала в ту пристройку молния да и расколола стену. И вырвалось на волю страшное привидение, которое принялось убивать владельцев замка, да еще и вместе с родственниками. Хотя предпоследний хозяин к легенде о Бледной Берте отнесся серьезно - поселился в отдельном домике, но и это его не спасло. Поехал с семьей в горы да и сгинул там вместе с женой и детьми.
        Последний же объявил привидение глупой сказкой, за что и поплатился. Правда, дочь его живой осталась, ну так это потому, что у старика хватило ума сделать хозяином не ее, а первого встречного, которому теперь деваться некуда, кроме как в могилу. Со всей семьей, это уж как водится, к гадалке не ходи.
        Потому что Бледная Берта в хозяйских покоях обосновалась и никого другого в них видеть не желает. Даже слуг, которые убираться приходят, губит беспощадно. Уже четверо уборщиц в мир иной отправились. А пятая лежит в дальнем флигеле, не встает и, судя по всему, недолго ей осталось. Вот она-то и рассказывает, что к ней каждый день призрачная гостья наведывается. Да не по одному разу, так-то.

* * *
        Свой первый выходной на новом месте Поль решил провести в таверне, что расположилась в ближайшем селе. Прогулялся по окрестностям, окончательно уверившись, что оценить красоту сельских пейзажей не способен категорически, да и зашел в ту таверну - большой двухэтажный дом, на первом этаже которого не спеша, но уверенно разворачивалось веселье.
        Уже зазвучали первые аккорды не слишком слаженного оркестра, первые, пока еще вполне трезвые пары пошли в круг. Он сел в дальнем углу, заказал жаркое и вино. А что? Деньги есть, как и желание потратить их с удовольствием.
        - Эй, парень, ты тут один? - К столику подошла компания - трое молодых мужчин лет двадцати с жесткими натруженными ладонями и обветренными лицами и три девушки, изяществом и тонкостью кожи также не отличавшиеся. Типичные крестьяне, приодевшиеся ради выходного дня.
        - Да. Если ищете, где разместиться, присаживайтесь. Здесь свободно.
        Молодые люди расселись за столом и сразу забыли о существовании соседа. И то сказать, вопросы обсуждались важнейшие - две пары вовсю готовились к предстоящим свадьбам, на которых третьей предстояло выступить свидетелями. А это - дело серьезное. Кто и как будет одет, у кого заказать кибитку для молодых, и еще бесчисленное множество вопросов, которые просто жизненно необходимо разрешить, чтобы не ударить в грязь лицом перед односельчанами и чтобы счастливой и многодетной была вся дальнейшая жизнь.
        Однако Поля этот разговор не волновал ни в малейшей степени. Он просто бездумно сидел, выбросив из головы все мысли и о проклятой бухгалтерии, и о грустной судьбе хозяев поместья Ри. В этом прекрасном ничегонеделании не думалось вообще ни о чем. Лишь изредка появлялась в мечтах какая-нибудь соблазнительная служаночка, но, увидев абсолютную пустоту вокруг, гордо удалялась, обиженно поджав губки.
        В какой-то момент соседи по столу то ли о чем-то заспорили, то ли просто кто-то неловко толкнул юношу, но из полудремотного состояния он вышел. Как раз чтобы услышать часть разговора.
        - А все-таки мне жаль несчастную Хлою, - сказала одна из невест. - Хвасталась, что первой из нас выйдет замуж, а тут такое. Как бы бедняжке навсегда в вековухах не остаться.
        - И поделом, - ответил жених. Рыжий, с густо обсыпанным веснушками лицом. - Нечего было с замковыми гулять. А то тоже мне, ходила, задрав нос: мол, вы мне не ровня, я за самого господского конюха выйду! И где теперь тот жених?
        Судя по отчетливо прозвучавшей у молодого человека злости, когда-то эта самая Хлоя отвергла и его ухаживания.
        - Как тебе не стыдно, Кола?! - возмутилась невеста. - Бедный юноша погиб в горах, вместе с господином виконтом и всей его семьей - это все знают!
        - Да?! - К злости в голосе жениха добавилась изрядная доля ехидства. - А скажи-ка мне, невестушка, куда тогда делся его саквояж, который Хлоя берегла пуще собственных глаз? Не знаешь? Зато я знаю! Видел я того конюха, живого и здорового, вылезающего из ее окна с тем саквояжем, как раз когда по господам заупокойную служили. И его гроб в церкви стоял, между прочим. Ох интересно мне, кто в том гробу лежал. Но мы отвлеклись, нам еще по поводу вина определиться надо. Предлагаю закупиться у старого Бертрана - и неплохо, и недорого, - поспешно сменил тему жених. Вероятно, сообразив, что невеста запросто может поинтересоваться, что сам он делал в тот день у дома этой Хлои.
        Дальше разговор молодых людей о нюансах брачных обрядов стал Полю неинтересен. Наскоро доев, он расплатился и отправился гулять по окрестностям. Но уже вовсе не замечая их.
        Если конюх, якобы погибший вместе с семьей хозяев замка три года назад, сейчас жив и здоров, то ко всем несчастьям, выпавшим на долю рода де Ри, он может иметь самое прямое отношение.
        Стало быть, надо о нем навести самые подробные справки.
        Только к Хлое соваться не следует. Хотя Поль и не имел по этой части большого опыта, но виконт де Камбре учил, что предсказать поведение влюбленной девушки не способен ни один мудрец. Вот пусть дальше сам с ней и разбирается. Когда наконец изволит приехать.
        Глава IV
        Красавица каравелла гордо скользила по волнам Средиземного моря. В трюме - венецианское стекло и ткани, дорогие гобелены и вина, запрещенные на бескрайних просторах Османской империи, но пользующиеся неизменным спросом на ее окраинах. Например, в Тунисе, куда и шел этот корабль, местный паша, говорят, наладил поставки этого напитка богов по всему Магрибу. И в Алжир, и в Марокко, и еще дальше, где на северо-западе Африки жили своей непонятной жизнью дикие кочевые племена.
        Каравелла шла курсом, которым еще пять лет назад не рискнул бы идти ни один здравомыслящий капитан. Здесь свирепствовали пираты, от чьих абордажей слабо защищали самые многочисленные конвои.
        Пираты и сейчас никуда не делись. Марсовый уже трижды докладывал о мелькнувших на горизонте пестрых вымпелах, от которых в дрожь кидало всех бывалых моряков.
        Но не венецианских.
        Потому что именно пять лет назад один из таких пиратов удачно воспользовался налетом кочевников, лихо ворвавшихся в Тунис, захвативших дворец прежнего паши и под корень вырезавших его обитателей. Тогда, по слухам, головы паши, его жен и детей живописно украсили остатки дворцовых стен.
        И вот тот самый пират на редкость вовремя прибыл в Тунис и, узнав о нападении, высадил десант и при поддержке гарнизона форта вышвырнул варваров из города. Затем на правах героя и победителя заслал крутой бакшиш султану с предложением своей сабли и неслабой доли в добыче.
        Султан дал добро и назначил пирата новым пашой, благо у прежнего живых наследников не осталось. После чего Тунис стал уверенно превращаться в столицу Магриба.
        Первым делом тот паша договорился с Венецией о прямой торговле, чем обеспечил венецианским кораблям безопасность плавания, а себе - надежные поставки европейских товаров и выгодный сбыт награбленного.
        Так что шла себе венецианская каравелла спокойно, никого не опасаясь. Кроме, пожалуй, десятка пассажиров. Эти молодые люди расположились в роскошных каютах верхней палубы и усиленно накачивались вином, ромом и вообще всем, что способно сбить человека с ног и что строжайше запрещено в конечном пункте путешествия.
        Уже было четыре дуэли, которые, слава Спасителю, предотвратили слуги самих господ. Но, на всякий случай, была готова действовать и специальная команда матросов, обученная разнимать благородных драчунов. За безопасность этих отпрысков знатнейших фамилий Европы капитан отвечал головой.
        В одной из кают стонал от головной боли граф де Бомон. Маг де Савьер мог излечиться от этой напасти щелчком пальцев, но путешествие подходило к концу и заклятие, на месяц лишающее магических сил, уже было произнесено.
        А потому верный слуга Санчо Панса шустро вертелся, успевая и сменить холодный компресс на лбу господина, и убрать в комнате рвоту, и принести поесть… Впрочем, последнее в графском организме долго не задерживалось, и слуге вновь приходилось вертеться.
        Откуда взялось это кастильское «Санчо Панса» у галлийского парня, для дворянина осталось загадкой, но это имя отлично подошло невысокому полноватому молодому человеку с круглым добродушным лицом.
        - Ваше сиятельство, ну как же так? Ведь не мальчик уже, так-то надираться! - заискивающий голос слуги был полон укоризны.
        - Молчи, болван! Не твое собачье дело - господину указывать! Щас как дам! Э-э, я не слишком?
        - Нормально, - Санчо ответил неожиданно спокойно. И добавил: - Но пить надо меньше. А лучше и вовсе не пить. В тех благословенных краях, куда мы направляемся, похмелье - вполне достойное основание для плахи.
        - Ох, если честно, то мне уже все равно - отрубят мне голову или она сейчас сама расколется. Все, зарекаюсь, больше этой гадости в рот не возьму! Ни вина, ни коньяка, ни граппы, ни той гадости, которой нас маркиз… как его… в общем, ее я тоже пить не буду!
        В этот момент со шканцев донеслось:
        - Земля! По курсу Тунис!
        Граф беспомощно посмотрел на слугу.
        - Демон, я ж сейчас не то что по трапу - по каюте пройти не смогу. Спаситель, что делать? Ведь на корню все прахом идет!
        Но Санчо, меняя очередной компресс, лишь улыбнулся.
        - Не беспокойтесь, ваше сиятельство, отлежитесь до завтра, так даже лучше будет. Тех, кто сразу с корабля сойдет, будут досматривать целым нарядом, тщательно. А уж задержавшихся, да еще по причине качки… вас же укачало, в море бывает… так вот их - кое-как. Болезные, что с таких взять. Да и некому. Так, какого-нибудь клерка найдут на скорую руку.
        Так что в порт Туниса путешественники попали лишь на следующий день. Спустившись с корабля, они предъявили скучающему стражнику в белоснежной чалме и красном толстом халате, из-под которого выглядывали синие шаровары и поношенные ботинки с загнутыми носками, свои еще в Венеции оформленные документы.
        Тот сделал какую-то пометку в потертой тетради и, смахнув рукавом пот, градом катящийся по лицу, жестом показал, что интуристам следует пройти по огороженному коридору через ажурную, непонятными символами украшенную арку - тот самый артефакт, который громовым ревом должен был известить всех вокруг, что на святую землю османов ступил полноценный европейский маг.
        Промолчал. И новоиспеченного графа де Бомон со слугой принял в свои объятия порт. Шумный, многолюдный, раскаленный под нестерпимо жарким солнцем. Пропахший потом людей, лошадей и ослов, смолой и дегтем.
        Чтобы не заблудиться, де Савьер еще на корабле купил у капитана план города. Однако без верного Санчо уже через пять минут затерялся бы в невообразимом сплетении многочисленных улочек, переулков и закутков.
        Но слуга прокладывал дорогу, словно прожил здесь всю жизнь, уверенно приближаясь к конечному пункту их похода - рынку рабов.
        Воображение молодых людей рисовало картины скованных цепями невольников, оптом закупаемых для работы на полях. И, в общем-то, оказалось верным. Бывшие люди, а отныне движимое имущество, продавались именно такими связками. Покупатели оценивали среднее состояние товара, разумно учитывая в цене будущую естественную убыль.
        За людей торговались точно так же, как в Галлии торговались за скот. Так же подписывали договоры, так же расплачивались. Учитывать каждого раба в связке никто даже не пытался.
        Их даже клеймили как скот, выжигая на лбах тавро нового хозяина, отчего отовсюду слышались человеческие вопли и в воздухе витал мерзкий запах паленой кожи.
        Де Савьер и д’Оффуа молча шли через этот ад, позволив себе лишь переглянуться. Их цель была дальше. Там, где раскинулись помосты, на которых выставлялся штучный товар.
        Самые сильные мужчины, красивые женщины и дети. Все голые, чтобы покупателям сразу было ясно, за что платятся деньги. Много продавалось европейцев. С белой кожей, светлыми волосами. Наверняка еще неделю назад они были свободными, а то и благородными людьми. Но это было раньше. В другой жизни. В другом мире, в который отныне нет возврата.
        А два галлийских дворянина, пусть и под чужими именами, спокойно шествуют мимо, не в силах хоть что-нибудь изменить. Вот в стороне показался один из пассажиров каравеллы, с которым де Савьер пил, шутил и вообще наслаждался путешествием. Стоит с каким-то типом в чалме, оформляет документы на голую девушку, держащую руки за спиной. Ощупал ее тело, заставил раздвинуть ноги, пальцем проверив девственность. И все это не прерывая торга. Лишь отвлекся взмахом руки и улыбкой поприветствовать попутчиков.
        Вон еще один. Точно так же цинично осматривает мальчика лет восьми. Рука д’Оффуа метнулась к поясу, но вовремя опустилась. Де Савьер до скрипа сжал зубы, проклиная невозможность шарахнуть по этому сборищу хорошим таким заклятьем. Слуге… точнее, другу, пришлось до боли сжать его локоть. Да, смотреть и гадко, и страшно, но они здесь по делу. Слишком многое на кону. Страна, демон побери.
        Сейчас им необходимо разобраться в порядке учета сделок, как и где хранятся копии купчих. Если они вообще где-нибудь хранятся. Чтобы потом можно было придумать, как проверить подлинность документа, по которому была продана белокурая госпожа де ла Сьот.
        Ближайший консультант, хоть что-нибудь понимающий в этом процессе - один из попутчиков. Тот, что девушку купил. Ко второму обращаться нельзя - можно не сдержаться и убить гниду.
        - Дорогой друг, вас можно поздравить с покупкой?
        - О, граф, рад вас видеть. Да, вот, но, чур, только любоваться. - Элегантный маркиз кивнул в сторону девушки, на которую уже накинули что-то вроде балахона. - А вы когда решитесь? Смотрите, всех лучших разберут!
        - Ну, судя по обилию предложений, не успеют. - Де Савьер изобразил смех, надеясь, что он прозвучит искренне. - Как я понимаю, сама процедура нехитрая.
        - Не скажите, мой друг! Дело это столь же ответственное, как и покупка лошади - не дай бог какой изъян пропустить. Слава богу, на этом рынке за чистотой сделок следят очень строго. Лучше потратить больше времени на оформление, зато потом никаких претензий и споров, все по-честному, все записано на языке и продавца, и покупателя.
        Продолжая изображать радушную улыбку, «граф» заинтересовался бумагами в руках счастливого покупателя.
        - А это, стало быть, и есть самый важный документ? Право на собственность? Позвольте взглянуть? А это что?
        Купчая была на двух листах. Первый - тот же, что был и среди документов, представленных госпожой де ла Сьот: такой-то продал такому-то такую-то по такой-то цене. Подписи, печати, как положено. Во втором же указывалась густота волос, целостность зубов, девственность, способность к деторождению, наличие болезней.
        - Это документ не менее важный. - «Дорогой друг» продолжил просвещать новичка. - Особенно на этой площадке, где продают лучший товар. Поэтому каждую покупку осматривает врач. И покупатель точно знает, за что именно он заплатил деньги. Так что можете покупать смело, здесь - не обманут.
        - Спасибо, маркиз, но вначале дело. Батюшке зачем-то потребовалась копия купчей на его рабыню. Не подскажете, к кому мне обратиться?
        - Минуточку. - Маркиз о чем-то кратко переговорил с продавцом и тут же предложил: - Любезный Сахим согласился провести вас в контору рынка, даже помочь в переговорах с местным хаджеганом, это вроде главного начальника на рынке. Но с условием, что первым вы будете смотреть его товар.
        - Согласен! Спасибо, и до встречи на корабле! - Де Савьер скрепя сердце пожал потную руку собеседника и вместе с д’Оффуа пошел за низеньким толстым человечком в белом халате и какой-то странной шапочке.
        - Сюда, господин, вот здесь направо, еще немного, - на хорошем галлийском языке подсказывал дорогу Сахим. - Вот мы и пришли. - Он остановился у широких дверей ярко раскрашенного двухэтажного здания. - Теперь надо дать бакшиш вот этим храбрым воинам на входе. Не задерживаемся, господин, и не надо жалеть о деньгах - это лишь розовое масло, что украшает нашу жизнь, но без чего при нужде можно и обойтись. Да, и оно обильно смазывает путь, чтобы скорее добраться до цели. Так, вот этим воинам, что стоят у приемной господина хаджегана, - по серебряной монете, ну и секретарю один золотой как раз будет. А как иначе? Вы же не хотите просидеть здесь неделю. Поверьте, господин хаджеган очень занятой человек. Вот и отлично, видите, нас уже приглашают.
        Д’Оффуа, как скромный слуга, остался в мрачной, неожиданно прохладной приемной, пронизанной тонким солнечным лучом, бившим из высокого, но узкого окна. А де Савьер и Сахим вошли в просторный зал, освещенный ярким светом, лившимся сквозь распахнутые настежь огромные окна. Расписанные чудным золотым узором красные стены подчеркивали огромность помещения, в дальнем углу которого сидел человек в белой чалме.
        Сахим ладонью надавил на спину де Савьера, заставив его пусть и немного, но согнуть спину, а сам, сложившись чуть не вполовину, резво побежал к хозяину кабинета.
        - Господин, это знатный вельможа с севера, граф де Бомон, сын владетельного графа Амьенского. Отец поручил ему получить копию купчей на рабыню, проданную здесь двадцать четыре года назад, - на османском затараторил Сахим.
        Услышав титул посетителя, хаджеган изволил встать и даже сделать три шага к гостю, что, видимо, было знаком высочайшего почтения.
        - Добро пожаловать в Тунис, граф. Чем могу помочь? - У высокого, безмерно толстого чиновника оказался тонкий, даже писклявый голос, а галлийские слова он выговаривал с ужасающим акцентом.
        - Вот заверенное в Венеции письмо моего отца. - Де Савьер ответил на галлийском, дав возможность Сахиму поработать переводчиком.
        Его собеседник взял протянутый сверток, развернул, долго и внимательно читал.
        - Пятьдесят экю, - шепнул Сахим.
        Когда деньги были переданы, тщательно пересчитаны и ловким движением руки сброшены куда-то в недра стола, хаджеган соблаговолил ответить:
        - Почти четверть века - это большой срок. Но наше гостеприимство не позволяет нам не помочь уважаемому гостю. Месяц, не меньше, потребуется для того, чтобы найти необходимые записи. И еще неделя, чтобы подготовить документ. И не смотрите так на кошелек - за все деньги мира не получится сделать быстрее. Ибо порядок - свят! Так что жду вас здесь через полтора месяца. А пока можете либо вернуться в Европу, либо вдоволь насладиться красотами Туниса. Поверьте, здесь есть на что посмотреть благородному человеку и где провести время с удовольствием.
        И чиновник, шумно дыша и вытирая рукавом халата обильный пот, вернулся к столу и сел в кресло. Показывая, что аудиенция окончена.
        После этого обоим путешественникам осталось лишь вернуться на каравеллу, проститься с попутчиками и, пожелав им счастливого пути и сладких ночей, отправиться искать гостиницу.
        Как графу и его слуге, им пришлось поселиться в шикарной гостинице в самом центре города - положение обязывало. Поскольку д’Оффуа ни на магрибском, ни на османском не знал ни слова, сложнопроизносимое название сократили до «Дарбенсем», которое ничего не значило, но местные уверенно направляли спрашивавших именно к ней.
        Глава V
        Выспавшись в отдельных комнатах двуспального номера, друзья приступили к разработке плана дальнейших действий.
        Идея запросить копию купчей на уважаемую Фирузу принадлежала настоящему графу де Бомон, он же обеспечил соответствующий запрос от владетельного графа. Что уж и как он объяснял батюшке, осталось семейной тайной, но запрос, составленный по всей форме, был предоставлен в распоряжение де Савьера. И только так, ибо любые документы по покупке рабов мог запросить или покупатель, или продавец. Даже запрос самого раба оставался пустой бумажкой. Действительно, кто в здравом уме будет рассматривать запрос табуретки к столяру?
        Главное, чего удалось добиться на сегодня, это задержаться в Тунисе до того момента, когда де Савьер вновь сможет колдовать. И уж тогда! Держитесь, злые мошенники!
        Но, тем не менее, месяц надо было пережить.
        Самое простое - окунуться в восточную сказку. Вкусно есть, сладко спать. Ну и в перерывах наслаждаться обществом волшебных гурий, сошедших с небес местного рая, весело щебечущих в красивом двухэтажном доме неподалеку и готовых обеспечить неземные удовольствия гостям по вполне сходной цене.
        Но здесь у хитроумных шпионов получился облом.
        Деньги есть, «графа» деньгами обеспечили. Но у этого «графа» есть зять, который за такие развлечения если ничего и не отрежет, то уж жизнь испортит, несмотря на дружбу. Рисковать здоровьем сестры он запретил определенно - сифилис, он и Африке сифилис.
        А доложит ему о таком развлечении вот этот самый слуга, который тоже здоровый мужчина, но приказа ослушаться даже пытаться не будет. Увы.
        И что остается?
        - Сезар, как насчет прогуляться по городу? Например, взглянуть на дворец паши?
        - Какого такого паши? - Д’Оффуа, развалившись на кровати, даже не соизволил голову повернуть в сторону «господина». - Друг мой, я тут пообщался с местной прислугой, так в городе два таких дворца. Один - руины, оставшиеся после набега кочевников, второй - тот, где живет нынешний властелин этой прекрасной страны.
        - Очень интересно… с прислугой, говоришь? - Де Савьер внезапно сменил тему. - А можно поинтересоваться, каким, собственно, образом? Если мне не изменяет память, кто-то уверял, что не знает местных языков. Ни в зуб ногой, как говорит наш приятель. А в этой чудной гостинице, да хранит местный бог ее стены, на галльском говорит только хозяин. Или я что-то упустил? Эй, дружище, да ты никак покраснел?!
        - А… ну… да, в общем… тут одна девушка… А она племянница того хозяина, так что я с ней по делу общался! Надо ж было узнать, где тут…
        - Ну да, конечно, именно у девушки и следовало узнать, где тут…
        - Завтрак! Меня интересовал завтрак! И вообще, что за расспросы? Это мое дело, и только мое!
        Сраженный страшной догадкой, де Савьер буквально рухнул на подушки, что горкой лежали на полу. Влюбился?! Не дай господи. Пришлось терпеливо объяснять.
        - Сезар, ты не забыл, зачем мы здесь? А известно тебе, что в Тунисе за такую болтовню с девушками можно и в зиндан загреметь. Это такая тюрьма, если ты не в курсе. И я там заодно окажусь, как господин, который за слугой не уследил. Так что терпи. Или можешь в местный бордель сходить, если приспичило. Вот там - пожалуйста, отрывайся сколько влезет.
        Загрустивший д’Оффуа присел рядом.
        - Что, совсем никак?
        - Никак. Ты еще имей в виду, что Тунис - единственный город на южном побережье, где женщине разрешается не закрывать лицо. Разрешается, но не приветствуется.
        - Не приветствуется, видел, особенно на том рынке.
        - А вот это - другое. На рынке не женщины, а товар, который надо показать лицом… ну и всеми другими местами. А здесь смотри - и себя, и ее погубишь. Ладно, я пойду пройдусь, погляжу на оба дворца. Ты со мной? Нет? Ну и ладно. Лежи, отдыхай. Заодно деньги у тебя оставлю, чтобы на местных карманников не нарваться.
        Не желая показать прислуге знание языка, де Савьер молча вышел из гостиницы и, лишь пройдя пару кварталов, поймал за руку какого-то пробегавшего босоногого мальчишку, который и согласился довести путешественника до развалин старого дворца.
        Уже через пять минут путешественник понял, что мысль отправиться в одиночку была откровенно глупой. На узких и кривых улочках, среди фесок и чалм, тюрбанов и хиджабов его шикарная голубая галлийская шляпа с желтым страусовым пером выделялась, как галеон среди портовых лодок. Пока на него смотрели удивленно, с любопытством, некоторые красавицы даже кокетливо, но никто - агрессивно. Однако это пока. Успокаивало лишь то, что чем дальше, тем улочки становились шире, дома - выше, а одежда горожан - богаче.
        И вот юркий проводник вывел его к развалинам и, получив обещанную плату, исчез, растворился в толпе, словно по заклятью волшебника.
        Де Савьер оказался перед длинной, когда-то высокой и крепкой, а сейчас полуразрушенной стеной. В проломах виднелись такие же разрушенные дома и огромный дворец с выбитыми окнами, выломанными воротами и покрытыми причудливыми узорами стенами, на которых остались отметины то ли от пушечных ядер, то ли от боевых заклятий.
        Вдоль стен, окружавших дворец, ходили грозные стражники, вооруженные большими кривыми саблями и пистолетами, заправленными за широченные пояса.
        Обойдя вокруг стены, де Савьер даже присвистнул от удивления. Дворец располагался не в центре города, а на его окраине. Сразу за ним раскинулась бескрайняя пустыня. Видимо, когда-то здесь был оазис, в роще которого какой-то древний паша и построил свои хоромы, окружив их непреодолимой, как ему казалось, стеной.
        Зато с трех сторон бывший дворец окружали богатые дома. Вернее, когда-то они были богатыми, яркими, с изящной лепниной. Сейчас же кое-где облупилась краска, отломилась штукатурка. Где-то как-то хозяева что-то восстанавливали, а на что-то, видимо, махнули рукой. Отложили серьезный ремонт до лучших времен. Если они когда-нибудь настанут.
        Было заманчиво попасть внутрь дворца, но суровые лица охраны напрочь исключали любую попытку договориться. Остались окружающие. Ведь всегда найдется кто-то, кто не прочь поболтать в прохладной тени за чашкой горячего чая. В такую-то жару.
        Вот и крытая веранда чайханы. Увитая плющом, продуваемая пусть и не прохладным, но все же ветерком. Ну что, бывший маг, не забыл еще язык?
        Де Савьер вошел и сел на подушку в дальнем углу. Тут же подбежал неожиданно тощий и высокий чайханщик, одетый в полосатый халат и яркую расписную тюбетейку.
        - Что угодно господину? - Вопрос был задан на арабском. При этом чайханщик, видимо, не уверенный, что чужеземец его поймет, смешно размахивал руками.
        - Чаю и лепешку, пожалуйста, - на том же языке ответил гость.
        - Сейчас все принесу! - Хозяин, обрадованный, что проблем с пониманием не возникнет, и уверенный, что не будет их и с оплатой, резво засеменил к кухне. При его росте это смотрелось забавно.
        А изнывающий от жары начинающий шпион прислушался к разговорам посетителей. Ничего интересного. Вот четверо мужчин играют в кости. Тихо, без особого азарта и, кажется, на мелкие ставки. Так, время убивают.
        Еще двое в халатах средней потертости обсуждают сделку века - торгуются за осла. Вот здесь страсти кипят нешуточные! Высокие стороны уже перешли на крик. Кажется, готовы и в бороды друг другу вцепиться, но ненавязчивое присутствие здоровенного вышибалы пока эти порывы сдерживает.
        - Прошу вас, господин! - Чайханщик возник внезапно, словно соткался из воздуха. - Может, желаете что-то еще? У нас прекрасный плов. Если располагаете немного временем, сделаем прекрасный люля-кебаб, барашка только-только зарезали!
        - Временем? Да, располагаю. Готовьте ваш люля-кебаб. И вот что, уважаемый, - де Савьер старался говорить в меру высокомерно, словно скучающий богатый бездельник, - не могли бы вы рассказать, что случилось с этим дворцом? Я смотрю, он разрушен… но прекрасно охраняется.
        - С удовольствием, господин! - Почувствовав богатого клиента, хозяин стал учтив до приторности. - Итак, это дворец, точнее, бывший дворец властителей Туниса. Здесь жил бывший паша, его отец, дед и прадед. Считалось, что это место благословенно и абсолютно безопасно. Вы видите, что сразу за дворцом начинается не просто пустыня. Там страшные зыбучие пески, на которых невозможно построить ни одного, самого захудалого здания. Они вообще непроходимы. Ни для людей, ни для верблюдов. Вы позволите, я присяду?
        Чайханщик, словно циркуль, сложил свое длинное тело, усаживаясь напротив де Савьера, и продолжил.
        - Но пять лет назад на дворец напали кочевники. До этого за сотни лет они ни разу не собирались в крупные отряды. Эти разбойники путешествуют по пустыне много западнее, ближе к Алжиру. Семейными кланами. Живут тем, что нападают на караваны. С переменным успехом, но с голоду не помирают. А в тот год их собралось несколько тысяч. Откуда-то у них появились пушки, представляете!
        - Но пушками мало владеть, из них надо еще и стрелять!
        - Они умели! Посмотрите на эти стены, на сам дворец! Кочевники налетели внезапно, миновали песчаные ловушки и обрушили на дворец море огня! А потом ворвались во дворец, в наши дома! Они грабили, убивали всех старых и слабых, а прочих увели с собой. Рабы в пустыне не живут долго, поэтому спрос на них велик всегда. Когда гарнизон форта получил подкрепление с моря и пробился ко дворцу, здесь все уже было кончено. Остались лишь трупы и начисто разоренные дома. Не спасся никто. О, а вот и люля-кебаб готов. Отведайте, он действительно божественен!
        - А как же новый паша?
        - Он казнил прошлого визиря за то, что тот допустил нападение, и занял его дворец. Этот же дворец повелел восстановить, но пока, как видите, работы даже не начались.
        - Уважаемый, последний вопрос - вы уверены, что не спасся никто? Говорят, что одна женщина из гарема паши все же смогла убежать.
        - А… гм… да… как сказать, - чайханщик замялся, - может, кто-то и смог спрятаться… Я человек маленький… Приятного аппетита, господин!
        И вновь словно растворился. Удивительный человек!
        Люля-кебаб, поданный со сладким луком, гранатовыми зернами и рассыпчатым белоснежным рисом, и вправду был бесподобен. Де Савьер словно выпал из реальности, наслаждаясь поистине неземным вкусом. А когда закончил трапезу, его позвал чайханщик:
        - Господин, вот, попробуйте еще немного плова! Поверьте, такое чудо вы никогда не забудете!
        Хозяин поставил перед гостем плошку с золотистым, одуряюще пахнущим пловом. Отказаться от него было воистину выше сил человеческих. Но когда даже не все было съедено, посетителю резко захотелось выйти. Ну, по большому делу, в общем. Очень-очень резко и очень-очень сильно.
        Чайханщик наметанным взором определил проблему.
        - Сюда, господин, в эту дверь, пожалуйста.
        Подгоняемый зовом природы де Савьер рванулся, куда указали, и… свет померк. Полностью.
        Очнулся в темноте. Голый и связанный по рукам и ногам. Во рту кляп. Демон! Если бы магическая сила была при нем! Ох, он бы здесь навел порядок! Ох, он бы тому сладкоречивому циркулю устроил местное торнадо!
        Увы.
        Силы не было, а шишка на затылке саднила немилосердно. И веревки впились в тело, делая невозможным любое, самое мелкое движение. И мухи. Большие, громко гудящие, жестоко кусали обнаженное тело.
        В щели сбитой из досок двери вначале яркими стилетами било солнце, потом лучи стали угасать и, наконец, пропали.
        В комнату вошли чайханщик и вышибала. Дрожащий свет факела играл на их лицах, фигурах. Казалось, это два джинна, которые решают судьбу несчастного пленника.
        - Ты его хорошо вымыл? А то нести далеко, не хочу, чтобы он вонял, - равнодушно спросил чайханщик.
        - Не беспокойтесь. Давайте еще его сполосну. На всякий случай.
        На де Савьера обрушился поток ледяной воды.
        - И, эта, господин, давайте его в старый ковер закатаем. Все равно выбрасывать собирались, а так и нести сподручней будет.
        Связанное затекшее тело закатали в жесткий ковер, который для верности перевязали веревками.
        - Ну, что смотришь? Взяли, понесли.
        Де Савьер почувствовал, что его подняли, перенесли и на что-то положили. Судя по тряске, скрипу колес и цокоту копыт, повезли на телеге.
        - А стоит ли везти стражникам? - поинтересовался слуга.
        - Как иначе? Господин десятник сказал, чтобы всех, кто будет интересоваться выжившими в том налете, к нему доставляли. Обещал целый золотой.
        - Так и я о том! Никто ж не знает, чем он там интересовался. Зато сейчас вон за тем барханом кочевники встали. Они не меньше пяти золотых дадут. Никто ж не видел, как мы его спеленали. И сейчас мы ж не человека, а старый ковер везем. Так давайте им продадим! Денег больше, а если он какой злыдень, так уже никому вреда не принесет. Раб в пустыне, сами знаете, больше года редко протягивает. Ну что, поворачиваем.
        Телега остановилась. Видимо, чайханщик долго размышлял, прежде чем принять решение. Потом вновь зацокали копыта, телега развернулась и поехала куда-то в другую сторону.
        Глава VI
        Вот зазвучали голоса. Неразборчиво сквозь скатанный ковер. Но телега остановилась. Пленника, словно мешок с зерном, сбросили на землю. Развернули ковер, перерезали веревки. В первые мгновения пленнику было не до обзора обстановки - слишком сильно ныло, да какой там, просто до крика болело затекшее тело.
        И никакой возможности избавиться от боли, которую еще три дня назад можно было отключить в зародыше. Поправка - три дня назад он бы в такое положение не попал.
        Теперь же пришлось усиленно растирать руки, ноги, шею, да вообще все, чтобы разогнать кровь.
        Когда боль немного утихла, появилась возможность подумать. И осмотреться.
        Прямо посреди пустыни в ярком лунном свете видно пять палаток, больше похожих на небольшие шатры. В стороне - стадо ослов и верблюдов, изображения которых показывали преподаватели в Морле. Наслаждайтесь, господин маг, любуйтесь ими вживую. Что-то подсказывает, что скоро вы их возненавидите.
        А рядом… да, рядом в дрожащем свете факелов стоят давешний чайханщик с вышибалой и какие-то люди. Одетые во все черное, прячущие лица в обернутых вокруг головы длинных платках. Тоже черных. Все ясно, кочевники. И одежды на них, скорее всего, кажутся черными лишь ночью, потому что должны быть синими. Синие люди пустыни. Страшные люди.
        Если бы магия… Демон! Амулет. Тот самый, что призван спасти от отсутствия магии, он пропал! Как теперь выжить?
        Несчастный пленник еще не осознал, что отныне ему предстояло нечто более страшное.
        Рабство.
        Вот продавец и покупатель договорились, звякнуло золото, переходя от одних разбойников к другим, и чайханщик со слугой поехали в сторону огней Туниса, что сверкали где-то у горизонта.
        К де Савьеру подошел один из кочевников. Небрежным движением размотал платок, показав неожиданно по-европейски светлое лицо.
        - Я не знаю, кто ты, мне безразлично, кто ты. С этого момента ты Гед, раб клана Кель Данир. Ты понял, что я сказал?
        Пленник утвердительно кивнул и тут же получил удар плеткой.
        - Я задал вопрос! Когда раба спрашивают, он должен отвечать! Еще раз: ты понял вопрос?
        - Д-да.
        Вновь удар плеткой.
        - Господин, если обращаешься к мужчине. Госпожа - если к женщине. И возраст для тебя неважен! Хоть младенец, все равно господин и госпожа. Все понятно?
        - Да, господин.
        Кочевник погладил его по голове, как гладят собак. С той же уверенностью и с тем же презрением.
        - Умный Гед. Послушный Гед. Может прожить дольше других. А чтобы стал совсем умным и совсем послушным, посмотришь, как мы воспитываем глупых и непокорных. - И на каком-то непонятном языке что-то выкрикнул.
        Из-за палаток тут же вытащили троих связанных мужчин. На головы им плотно намотали ленты мокрой кожи, намертво связав концы. В свете факелов де Савьер видел, как по лицам несчастных текла отжатая вода.
        Потом их оттащили в сторону и закопали в песок, оставив наверху лишь головы. Перед каждым поставили миску с водой, предварительно убедившись, что дотянуться до нее губами никто не может.
        - Эти трое отказались убирать за нашими животными. Ты хочешь присоединиться к ним?
        - Нет, господин. Я буду убираться.
        Казалось, что это происходит не с ним. Что это кто-то другой сейчас раболепно отвечает, мечтая лишь об одном - не вызвать гнев этого жуткого человека, который, однако, уже начал казаться кем-то, близким к богу.
        - Хороший Гед, хорошая покупка. - Кочевник самодовольно улыбнулся и бросил на землю ком тряпок. - Вот тебе одежда, иди к животным, убери все за ними, зарой в песок подальше. Нам еще день здесь стоять, я не хочу, чтобы наш покой отравляло зловоние.
        Надев дырявые обноски, вооружившись лопатой и ведром, галлийский дворянин, потомок королей, боевой маг отправился убирать дерьмо за ослами и верблюдами. Собирать его в ведро, относить подальше от стойбища и закапывать в песок.
        Где-то вдали виднелся Тунис. Там в шикарной гостинице для богатых гостей с ума сходил д’Оффуа. Верный Санчо Панса. Де Савьер был убежден, что стоит ему появиться здесь, и все проблемы решатся. Кочевники падут ниц и в ногах будут вымаливать прощение.
        Одна беда - до Туниса не дойти. Схватят и закопают рядом с этими тремя.
        Попытаться их освободить? Бесполезно. Двое вооруженных мужчин в темных накидках бдительно следили за соблюдением традиции.
        Де Савьер уснул, когда уже начал розоветь горизонт. Не видел, как рядом проползла смертоносная гюрза. Даже не пошевелился, когда прямо по нему пробежал скорпион. Ему снился Амьен, уютный дом и любимая жена. Они пили вино, мило разговаривали, пока где-то под окнами не раздались дикие крики. Де Савьер разозлился, встал… и проснулся. Рядом со стойбищем орали трое закопанных в песок мужчин.
        Под поднимающимся солнцем стали высыхать и сжиматься полоски кожи, обмотанные вокруг их голов.
        Вопли, похоже, заменили звуки полковой трубы, играющей в армии подъем. Из палаток стали выходить мужчины, женщины, дети. Никто из них не обращал ни малейшего внимания на страдания закопанных людей. Все спокойно занимались своими делами.
        Интересно, что никто из кочевников не прятал лиц. Все общались друг с другом словно в просвещенной Европе. Даже женщины.
        К сидящему на песке де Савьеру подошел давешний кочевник в синей накидке. Несильно, больше для порядка пнул ногой по ребрам и, не утруждая себя словами, пальцем показал: мол, вставай, иди за мной.
        Пошел, куда деваться.
        Вошли в какую-то палатку. Прямо на песке, на большом ковре лежали немолодой мужчина и совсем юная девушка.
        - Вивург, ты хотел нового раба. Вот он, владей.
        - Он знает наш язык? - сквозь ленивый зевок спросил лежащий.
        - Нет, но арабский понимает, так что сможешь им управлять свободно.
        Затем, улыбнувшись и взяв де Савьера за лицо, добавил:
        - Он у нас послушный.
        И вышел. Вивург перевел взгляд на новую собственность.
        - Тамим, покажи ему, как поднимать крылья шатра. А ты, - он указал пальцем на раба, - отныне каждое утро с восходом солнца будешь их поднимать, с закатом - опускать. Вообще-то это дело женщин, но я слишком люблю свою Тамим.
        Затем новоявленный хозяин протянул руку к лежавшей чуть в стороне одежде, и та, приподнявшись над ковром, плавно проплыла к девушке.
        Так он маг! Коллега, демон побери! Что же, извлечем из ситуации хоть каплю пользы, попробуем хоть чему-нибудь новому научиться.
        В этот момент воздушный кулак ударил в живот, бросил на землю, скрутил тело.
        - Я, кажется, что-то сказал.
        - Да, гос… о… господин, ох… уже иду, господин.
        - То-то же, - самодовольно усмехнулся Вивург, с интересом наблюдая, как раб с трудом, превозмогая боль, поднимается и ковыляет помогать уже одевшейся Тамим.
        А потом началась работа раба.
        Оказывается, лагерь стоял не просто так, а у глубокого колодца с мутной, но все же водой. Пять палаток, двадцать кочевников. Все, кроме прекрасной Тамим, мужчины.
        И для всех надо было набрать воды, ухаживать за животными, чистить посуду. И ходить по раскаленному на солнце песку, от нестерпимого жара которого лишь едва-едва защищала рваная и разбитая обувь, больше похожая на простые тапочки.
        В общем, этот день был вполне свободным, прошедшим под жуткий аккомпанемент криков, перешедших вначале в хрипы, а потом просто в мычание.
        В клане, помимо закопанных, было еще пять рабов. Одетых в обноски мужчин с потухшими взглядами. У одного, иссохшего, обгоревшего на солнце до черноты, во весь лоб, прямо над бровями пролегла жуткая полоса омертвевшей кожи. Что это - де Савьер понял, лишь когда солнце склонилось к закату. Вивург аккуратно срезал полоски высохшей кожи с голов наказанных и приказал своему рабу откопать, развязать и поставить на ноги несчастных. У них также на лбу появилась полоса омертвевшей кожи.
        Это были уже не люди. Все человеческое ушло из их душ, оставив лишь вечный, непреходящий страх и абсолютную покорность. Они уже никогда и никому не смогут возразить. Двое. Третий же… он сошел с ума.
        Вивург подошел к нему, достал узкий стилет и хладнокровно, словно в соломенный сноп, воткнул несчастному в сердце. Тот умер мгновенно.
        - Гед, оттащи подальше, закопай.
        И ушел не оглядываясь. Уверенный, что после такого урока раб не осмелится ослушаться.
        На следующий день де Савьер почувствовал все прелести рабской жизни - стойбище сворачивалось. Надо было стянуть и сложить в тюки бычьи шкуры, накрывавшие палатки, скатать ковры и упаковать в кофры немудреное имущество. Сами кочевники лишь командовали да несильно лупили палками нерадивых. Особенно весело развлекалась Тамим, ловко орудуя верблюжьей плеткой, оставлявшей на спинах рабов кровавые полосы.
        Такое небрежное отношение к имуществу не понравилось Вивургу, который мягко обнял девушку за плечи и отвел в сторону.
        Когда все было закончено и имущество уложено на животных, кочевники уселись на тех верблюдов, что остались свободными. В синих одеждах, с лицами, укрытыми так, что виднелись одни глаза, с длинными мечами на боку они смотрелись героями пустыни.
        И караван тронулся. Предоставить транспорт рабам, разумеется, никто не подумал, хотя свободные от груза животные были. Ничего. Так дойдут.
        Под палящим солнцем люди начали падать уже через пару часов. Только тогда, наскоро приведя в чувство, их посадили на свободных ослов. Логично. Одна скотина не должна излишне утомлять другую.
        К вечеру караван подошел к границе пустыни. Вначале на песке появились мелкие пятна пожухлой травы. Потом ее стало больше, больше. А там и кусты, и даже деревья. Пальмы, оливковые деревья с перекрученными, словно завязанными в узел стволами, невероятные, словно сказочные, кипарисы с голубой листвой.
        Здесь было главное стойбище клана. Длинные ряды палаток, шумная ребятня, как саранча, сбежавшаяся к каравану поглядеть на покупки, за которыми и уезжали в Тунис мужчины.
        И напроказить, какие ж дети без этого. В рабов полетели мелкие камушки, бившие больно, но не опасно. Девчонки и мальчишки весело кричали на своем языке, тыкали в рабов пальцами, но без разрешения взрослых близко к ходячему имуществу не подходили.
        И тут началось. Надо все разгрузить, палатки заново установить, в палатках порядок навести, грузы разнести по стойбищу…
        Когда наступила ночь, рабы уснули прямо на земле, кто где стоял. Им палатка не полагалась.
        И пошла суровая рабская жизнь. Правда, де Савьер, как личный раб Вивурга, от многих работ оказался освобожден. Но легче от этого не стало.
        Как когда-то в Сен-Беа ему помогал сержант Ажан, так здесь он прислуживал местному магу. Переносил мишени, бегал осматривать результаты. Но этот маг оказался на всю голову отмороженным экспериментатором. Ему мало было поднять и переместить предмет, ему интересно было, как быстро предмет полетит, с какого расстояния человек сможет от него увернуться и сможет ли вообще. И эти предметы летели в раба, сбивали с ног, ломали ребра, выбивали зубы. Один раз бревно, внезапно изменив направление полета, выбило глаз.
        Хорошо еще, что рабовладелец попался рачительный, заботящийся о сохранности имущества. И с дикой болью, но срастались ребра, словно ломая челюсть, вырастали новые зубы. А страшную, разрывающую тело пытку выращивания нового глаза де Савьер во всех подробностях будет помнить до самой смерти.
        Отсутствие магии? Об этой мелочи забитый и изломанный раб даже не вспоминал.
        Когда обессиленный от такого лечения, он возвращался в стойбище, начинались новые страдания. И кочевники, и другие рабы были убеждены, что вот именно этому Геду досталась легкая жизнь. Ни тяжелых работ, ни плеток хозяев. А это несправедливо. Значит, несправедливость надо устранить!
        И обнаруживались в миске с жидкой похлебкой скорпионы, из темноты прилетал камень под заливистый детский смех, ночью под боком оказывалась колючка, загнутые иглы которой приходилось выдирать с кусками кожи.
        Но время шло. Когда на двадцать восьмой день рабства де Савьер, изодранный, забитый и исхудавший шел за Вивургом на очередное магическое исследование, как на очередную казнь, он вдруг почувствовал, как мир вновь заиграл яркими, живыми красками. Это было как наваждение! Внезапное и прекрасное! Исчезла ставшая привычной боль от солнечных ожогов, от раскаленного песка, сжигающего вечно босые ноги. Он вновь увидел, как текут соки в стволе стоящей рядом пальмы, как внимательно смотрит на него шакал, притаившийся за соседним кустом. Еще не осознав, что это, впервые за долгое время вдохнул полной грудью, почувствовав, как с жарким пустынным воздухом в него вливается сама жизнь!
        И лишь потом понял - тридцать дней прошло. В постоянной боли и унижениях раб потерял счет времени, а оно шло, как и было положено от сотворения мира. И вот к нему снова вернулась магия.
        Возвратившийся маг свернул в сторону, поднялся на пригорок и сел на вершине, с наслаждением повернув лицо к животворящему солнцу, которое отныне не могло причинить ему зла.
        О как интересно! Даже не поворачивая головы, маг знал, что идущий сзади Вивург остановился, приготовил наказующее заклятье… Ну-ну, бывший господин, давай сразимся! Ох, как я соскучился по настоящей схватке. Ну же, начинай! И поверь, я знаю, чем ответить, тебе понравится. Я готов!
        Но удара не последовало. Де Савьер не видел, но знал - его противник подходит ближе, еще ближе… Ну?
        - Простите нас, господин!
        Маг неторопливо обернулся.
        Вивург стоял на коленях, сняв с головы неизменный платок, что для кочевника было равнозначно согласию на смерть.
        - Простите нас, господин. Мы были жестоки, вы вправе нас наказать. Но пощадите клан. Умоляю, возьмите мою жизнь, возьмите жизнь вождя, но пощадите клан.
        Бывший хозяин согнул спину, уставился в землю, не смея поднять глаза.
        Назад к стойбищу они шли рядом. Со стороны могло показаться, что беседуют старые друзья. Один в обносках, другой в роскошном синем халате из дорогущей ткани.
        - Как ты узнал?
        - Радуга мага, господин. Мы называем это радугой мага. Вчера, даже сегодня утром ее не было. А сейчас - есть. Яркая, сильная. Вы могучий маг, господин. Мне с вами не сравниться.
        Радуга магов? Интересно. Как-то давно, крепко выпив, де Камбре, тогда еще просто Ажан, проговорился, что тоже видит что-то такое, он еще называл это аурой. Значит, она все же существует. И маги востока могут ее видеть… интересно…
        У де Савьера вдруг проснулся зуд экспериментатора. Он создал заклятье воздушного кулака, впрочем, не сильное, и медленно направил его на Вивурга. Тот упал, обалдело уставившись на обидчика.
        - За что? Я что-то сделал не так?
        Вспомнив былые унижения, маг равнодушно пошел дальше.
        Интересно. Кочевник должен был увидеть заклятье, но не увидел. Зато увидел эту радугу мага. И сила его никуда не делась. Что же получается - у магии не две, а три составляющие? К силе и способности видеть заклятья добавляется способность видеть ауры? Однако здесь есть над чем подумать. Потом, в тиши лаборатории. А сейчас надо, как говорит де Камбре, брать быка за рога.
        Маги вошли в шатер вождя беспрепятственно. Тот вскочил с ковра, сжал кулаки… и замер. Не мог пошевелиться. Лишь глаза бешено вращались, да покраснело от гнева лицо.
        - Вивург, успокой человека. У тебя пять минут, потом успокаивать начну я.
        Кочевник что-то заговорил на своем языке, который де Савьер за неполный месяц так и не научился понимать. Очень скоро глаза вождя перестали вращаться, лицо посветлело, дыхание выровнялось.
        Убедившись, что вождь осознал свое положение, маг сделал рукой какое-то замысловатое движение, сняв заклятье недвижимости.
        - Ну что, уважаемый, поговорим?
        - У меня есть выбор?
        - Разумного - нет. И я рад, что ты, - он намеренно перешел на «ты», - это понимаешь. Сядь спокойно на ковер, все будет хорошо. Вивург, оставь нас.
        Когда тот вышел, шатер вождя накрыл купол тишины, потом де Савьер начал допрос.
        - Сейчас я буду задавать вопросы. Предупреждаю сразу, ты можешь отказаться отвечать, но солгать у тебя не получится.
        - Что будет, если я откажусь? - В голосе вождя напрочь отсутствовал страх. Старый разбойник вновь был в своей стихии - если нельзя украсть, надо торговаться. Весь вопрос в цене.
        - Я постараюсь тебя убедить. Если окажется, что ты можешь терпеть боль, а это будет очень сильная боль, я займусь твоими соплеменниками. Скольких мне надо убить, чтобы ты просто начал отвечать?
        - Если я соглашусь?
        - Тогда всем будет хорошо.
        После недолгого размышления вождь решил:
        - Спрашивай.
        И маг создал заклятье правды.
        - Пять лет назад ваши племена напали на дворец паши в Тунисе. Ты был там?
        - Да.
        - Кто и как организовал нападение?
        - Наш аменокаль. Мы жили тогда на юге, в глухой пустыне, где редки оазисы и никогда не кончаются барханы. Аменокаль собрал вождей всех кланов, каждому поставил свою задачу, приказал готовиться. Мы три месяца готовились, прежде чем отправиться к месту сбора здесь, на этом самом месте. Когда прибыли в назначенный день, тут была тьма воинов. Я никогда не видел столько наших собратьев вместе.
        - Но чтобы управлять ими, нужны подготовленные командиры, нужна структура!
        - Все было. К каждому клану был приставлен человек, приказы которого нам следовало исполнять. Мы не знаем, кто эти люди. С нами они говорили на арабском, но наши воины слышали, что между собой они общаются на османском.
        - Как вы прошли зыбучие пески?
        - Как по твердым камням. Пятнадцать магов обеспечили проход. Я не знаю, как именно они это сделали.
        Де Савьер прикинул, сколько сил надо для такого колдовства. Врать кочевник не может, значит…
        - Вивург был среди них?
        - Нет, он был с нами. Маги вообще были не нашей крови, я их не знаю.
        - Как же вы расправились с охраной дворца?
        - Пятнадцать боевых магов! - Вождь усмехнулся. - Пятнадцать! Кто может перед ними устоять?
        - Понятно, что было потом?
        - Как обычно. - Голос стал равнодушным, кочевник говорил о самых привычных вещах. Грабежи и убийства, что может быть обыденней?
        - Точнее. Ты был внутри дворца?
        - Да. Что было? Если кто-то сопротивлялся, его убивали. Если нет - угоняли в рабство.
        - Паша?
        - Я убил его вот этой рукой! - Он поднял кулак. - Вначале отрубил руку, в которой тот держал меч, потом - голову! За это наш клан получил хорошую долю в добыче.
        - Слуги, гарем и дети?
        - Слуги ушли в рабство, гарем и детей вырезали.
        - Всех?
        - Да. Впрочем, не нашли одну из дочерей паши. Как ее… Делал! Да, именно ее искали по всему дворцу, но бесполезно. Девчонка пропала. Как сейчас помню, во дворце на дворе выложили все трупы, недоставало только ее.
        - Ты это откуда знаешь?
        - Очень уж аменокаль ругался.
        - И где же те служанки гарема? Я видел лишь дюжину рабов, и все - мужчины.
        - Мы отдали своих рабов за право остаться здесь. Пусть они служат другим, зато мы тут живем как в раю.
        - Всего в дневном переходе от разграбленного вами же Туниса? И никто ни разу не пожелал вам отомстить?
        - Нет. Ни разу. У вас есть еще вопросы, господин?
        - Последний. Где сейчас найти служанок гарема?
        - Надо отправиться в Таузар. Там, на берегу озера Джерид, стоит племя, которому отошли женщины. Они предлагают их проходящим караванщикам. Как знать, может, кто-то из них еще и жив.
        - В этом Таузаре есть нотариус?
        - Кто?
        - Кто-то, кто может заверить твои слова на бумаге так, что их невозможно будет опровергнуть.
        - А, да, там есть кади.
        На этом де Савьер допрос окончил, развеяв заклятье.
        - Что будет дальше? - поинтересовался вождь.
        - Завтра с тобой поедем в этот самый Таузар.
        И, увидев, как радостно вспыхнули глаза кочевника, добавил:
        - И половина мужчин клана с нами. Чтобы не соблазнять тебя на самопожертвование.
        Выйдя из шатра вождя, де Савьер жахнул молнией в ближайший бархан. Мощно, от души, в удовольствие.
        В ответ прилетела ударная волна, посадившая его на пятую точку и заставившая долго трясти головой. Кочевники, не ожидавшие катаклизма, просто попадали. А испуганные, обычно флегматичные верблюды и ослы резво разбежались кто куда, со страху проломив ограждения загона. Их потом долго ловили.
        Зато с этого момента ни один, даже самый отчаянный мальчишка не посмел не то что бросить камень - косо посмотреть на грозного мага.
        Уезжая из стойбища, маг бросил взгляд на товарищей по несчастью. Издевавшиеся, старавшиеся всячески отравить жизнь такого же раба, но попавшего в другие условия… сейчас они смотрели на него с ненавистью. Не потому, что они остались в неволе, а потому, что он смог вырваться.
        Рабы. Ставшие рабами в душе.

* * *
        Путь до Таузара был долог и скучен. Одно развлечение - где-то на середине пути на караван напали другие кочевники. Ну как развлечение… Перед нападавшими встала стена огня, и они предпочли отступить.
        Что еще? Каждый вечер в палатку де Савьера стали наведываться девушки. Оказывается, у этого народа досвадебные приключения не осуждались от слова «вообще». Потом, рассказывая жене об этом путешествии, он горячо уверял, что никогда не видел никого страшнее женщин пустыни. Молясь в душе, чтобы не дай Спаситель не перепутать слово «страшней» со словом «страстней».
        В Таузаре же прождал целый день, пока вождь не привел в его шатер пятерых женщин. Иссохших, потасканных и с плохими зубами.
        Когда они стали кокетливо улыбаться, демонстрируя как бы невзначай тощие прелести, де Савьера откровенно замутило.
        Подзатыльниками призвав «прекрасных дам» к дисциплине, допросил каждую по отдельности, в результате составив странную картину.
        В гареме действительно была белокурая галлийская женщина, некая Дениз, но не наложницей, а такой же служанкой. Иногда ее отправляли ублажать гостей паши, в остальное время она прислуживала женам и возилась с детьми. Да и не могла она ни на что претендовать, поскольку попала в услужение не девственной.
        Только последние пять лет перед нападением она занималась лишь старшим ребенком - любимой дочерью паши Делал. Учила ее европейским языкам, музыке, даже танцам! А еще, говорили, математике, но это, скорее всего, врали - зачем математика женщине?
        Мать-то Делал дочерью и не интересовалась, она о паше беспокоилась. Чтобы, значит, и ему угодить, и конкуренток вовремя извести. В гареме жизнь сложная, к неге не располагающая. Чуть зазеваешься, сразу отравленный мандарин скушаешь. Да. А кончили все одинаково. Каждая из свидетельниц видела, как лежали те женщины, мальчики и девочки на песке с перерезанным горлом. Смерть всех помирила.
        Но Делал, действительно, никто не видел. Вообще-то в лицо ее нападавшие не знали. Искали десятилетнюю девчонку с ярким, идеально круглым родимым пятном на правой кисти.
        И кстати, эта Дениз тоже пропала. Но это ни о чем не говорит - некуда там было бежать. Так что гниют где-то обе в каком закутке… или сгнили уже. На такой-то жаре.
        А был ли у этой женщины сын? Нет, его и быть не могло. Ее почему к гостям-то отправляли? Не могла она рожать, а значит, и проблем с чужими детьми не создаст, и всегда готова… ну, вы поняли, господин. Ага, главный евнух не раз говорил, что ее только потому и купили.
        Вот так вот.
        Все показания были местным кади запротоколированы, заверены. После чего де Савьер стер ему память. Не насовсем, через три месяца восстановится. Но пока никакой дурной вести ни в Тунис, ни куда дальше от него не полетит.
        Потому к Тунису маг подъезжал с чувством выполненного долга. А что, показания о том, что у досточтимой де ла Сьот никаких сыновей не было, с собой. Вообще, похоже, что налет на дворец паши - дело рук самого султана, ну да это уже господина де Савьера не касается.
        Ему осталось переправить документы в Галлию, а там… Что за самозванство на родство к королю полагается? Сдирание кожи заживо? Ну так извините, не мы законы писали.

* * *
        Вот и долгожданный Тунис. Де Савьер не побрезговал отобрать у бывших хозяев хорошую одежду и пять золотых. А что, покупать и унижать его они не стеснялись? Пусть теперь благодарят своих странных богов, что еще легко отделались.
        Так что на улицы города уверенной поступью ступил гордый и богатый кочевник в синих одеждах, с лицом, замотанным синей тканью, с длинным мечом в богатых ножнах на боку. В общем, задевать такого человека не рекомендовалось.
        Вначале кочевник прошел к разрушенному дворцу посмотреть, какую пользу принесла чайханщику его мерзкая сделка.
        Да. Прошло полтора месяца, а на чайхану уже без слез не взглянешь. Пусто, обшарпанные столбы веранды и длинный тощий мерзавец сидит на крыльце, опустив голову вниз, аккуратно поглаживая изуродованную левую кисть. Бравого вышибалы не видно. Что ж, судьба каждому воздала по заслугам.
        Или судьбу звали д’Оффуа? Возможно. Во всяком случае, следует отправиться в гостиницу… как ее… а, «Дарбенсем». Господи, ну и название!
        Глава VII
        - А я так и решил. Думаю, если в назначенный срок ничего не произойдет, тогда и начну войну. И это мне еще повезло! Если б ты тогда в соседний бархан шандарахнул, я б там и остался. Мелко-мелко с песочком перемешанный. Еще чаю?
        Они сидели на коврах, устилавших пол гостиничного номера, и неспешно руками ели праздничный плов, приготовленный под личным надзором хозяина гостиницы.
        - Подожди-ка, а как ты узнал, где я был? Следил за мной?! - Закончив рассказ о своих приключениях, де Савьер расслабился, его сморило ко сну. Но, услышав, что друг наблюдал за ним у кочевников, вновь взбодрился.
        - Нет, хотя и следовало. Только к вечеру понял, что что-то случилось. Тогда и начал искать. Поспрашивал чайханщика - он, оказывается, по-кастильски понимает. От вышибалы, правда, ничего не добился. Пришлось заколоть бедолагу. А чайханщик - ничего так, все в подробностях описал. Потому и жив остался. Кстати, влип ты потому, что интересовался выжившими из семьи паши.
        - Это я уже знаю. Ты лучше расскажи, как на того чайханщика вышел?
        - А это уже не я. Это Дали. - Д’Оффуа мечтательно улыбнулся.
        - Кто?
        - Да племянница бен Фарука, хозяина гостиницы! Ты еще меня учил, чтоб я в ее сторону даже не смотрел. - Д’Оффуа почему-то отвел взгляд, но продолжил: - Так вот, если б я тебя послушал - ни за что бы не нашел. Решил бы, что убили моего господина, да и укатил в Стамбул. У меня на этот счет инструкции точные, чтоб ты знал.
        Де Савьер от удивления присвистнул. Со стула бы упал, но, к счастью, и так на полу сидел.
        - А ну, рассказывай!
        И д’Оффуа рассказал.
        Поняв, что его друг пропал в шумном Тунисе, откровенно растерялся. Знал, что тот собирался идти к разрушенному дворцу, но что делать дальше? Языка не знает, обычаев не знает.
        Хорошо, что догадался поведать свое горе девушке. А та согласилась… да нет, вызвалась помочь. Оказывается, есть в этом городе дворы, где женщинам дозволяется беседовать за кружечкой чая. Эдакие женские чайханы. Учение Пророка их не одобряет, но конкретно в Тунисе некоторые заветы трактуются не слишком строго. Женщинам можно и лицо не скрывать, и в таких вот дворах встретиться и от души посплетничать, совсем без мужчин.
        Есть такой дворик и около разрушенного дворца. Туда девушка и пошла. И среди пустой болтовни услышала, как жена чайханщика хвасталась, что у мужа появился европейский костюм со шпагой и голубая шляпа с желтым страусовым пером.
        Дальнейшее было делом техники. Правда, вначале злодей упирался да от всего отказывался, но недолго, недолго. Внял убедительным аргументам.
        - Ну что же, - сказал, довольно потерев руки, де Савьер, - мы свое дело сделали, доказали, что дорогая де ла Сьот в гареме не была, сына у нее не было и быть не могло, да и паша ее не продавал, поскольку покойники сделки совершать не уполномочены. Даже вельможные. Можно и домой собираться.
        По лицу д’Оффуа скользнула тень. Здесь тень, там отведенный взгляд или немыслимое для боевого офицера смущение… И девушка, очертя голову бросающаяся помогать совершенно постороннему гафизу… Де Савьер лишь грустно улыбнулся. Что ж теперь? Увы, но быть вместе этим двоим не суждено, лучше уж сразу поставить точку. Не тут-то было.
        - Почему это сделали? Ничего у нас пока нет. - Д’Оффуа говорил убежденно. - Ты хоть одного свидетеля, хоть один документ можешь предоставить, чтобы подтвердил, что женщина изначально не могла родить? Слова тех рабынь всерьез никто не воспримет - мало ли что они слышали. Наверняка этого знать они не могли! Если пашу убили, это не значит, что он за неделю до этого Дениз не продал. А была она в гареме наложницей или служанкой - с такой мелочью никто даже разбираться не станет.
        - Так что же делать?
        - Что и собирались - искать. Смотри, что мы знаем сейчас? Белокурая галлийка во дворце была и пропала во время налета. Если это де ла Сьот, то ей удалось бежать.
        - Ну да. Из захваченного дворца, вокруг которого шастают толпы злых кочевников. Как и, главное, куда она могла бежать?
        - Правильный вопрос. И еще, с кочевниками были маги и грамотные военные, говорившие на османском.
        - Точно! - Де Савьер даже вскочил. - Я только сейчас понял! Султан зачищал место для нового паши. Он хоть и султан, но у местного паши права родовые. Повесить его султан может, но место повешенного может занять только его сын. А здесь, в Тунисе, еще и женщина имеет полноценные права собственности. Потому и вырезали всю семью, чтобы точно ни наследника, ни наследницы не осталось!
        - Возможно. Но нас интересует не местный трон. Кстати, завтра пора и за купчей на досточтимую Фирузу идти. К самому уважаемому господину хаджегану, да продлит местный бог его дни.
        - Твою ж сестру!
        Де Савьер сел, обхватив голову руками.
        Если местные маги в состоянии видеть «радугу мага», то появляться в местной мэрии, или как там она называется, ему нельзя ни в коем случае. Нарвешься на такого, и объясняй, кто тебя вообще в город пустил, такого могучего. А потом что? Магическую войну начинать на страх османам?
        Но и вновь лишать себя счастья колдовать было откровенно страшно. Еще месяц чувствовать себя инвалидом… лучше этот месяц без руки, без ноги, в конце концов, провести! Да и вновь создавать защищающий амулет - на это не менее двух недель уйдет. А легенда заканчивается, еще несколько дней, и на застрявших в Тунисе европейцев начнут посматривать с подозрением.
        Решили отложить разговор до утра, но решение нашлось гораздо раньше.
        Вечером де Савьер подслушал разговор хозяина гостиницы с племянницей. Ни он, ни она даже не подозревали, что постоялец понимает арабский.
        - Не буду я этого делать! Поймите, госпожа, мы не можем ввязываться в дела этих странных людей. Они приехали, уедут, а нам тут жить. Да мы живы до сих пор только потому, что никуда не лезем, никому не интересны. Ну кроме того стражника, что каждый месяц вымогает у меня десяток золотых. Но даже этот сын шакала интересуется только деньгами.
        - Ты прав, Рияз. Но мы не сможем прятаться всю жизнь. Полгода еще, год, и соседи начнут интересоваться, почему твоя племянница не замужем. И все. Или я назову свое полное имя перед слугой Всевышнего, при свидетелях. Или навеки останусь одна. Что тебе больше понравится?
        - Я не знаю. Мне не нравится ни то, ни другое. И я не смею советовать. Но сердце старого Рияза болит. Молю, будьте к нему снисходительны.
        Когда через час хозяин гостиницы Рияз бен Фарук пришел и за не очень большой бакшиш предложил свою помощь, де Савьер не слишком удивился. Даже обрадовался - галльский язык и ставки взяток бен Фарук знает, так что переговоры с местным чиновником должны пройти в духе взаимопонимания.
        Только доверенность надо написать, но это, хвала всевышнему, не проблема: знакомый кади живет по соседству. Его услуги в цену входят.
        После этого составление плана дальнейших действий особых затруднений не вызвало.
        Следующим утром доверенное лицо внезапно заболевшего графа в сопровождении слуги графа отправилось к господину хаджегану. Взятки в хваткие руки охранников и секретаря привычно рассовал хозяин гостиницы, проявив при этом не меньшую сноровку, чем полупочтенный Сахим.
        Чиновник принял гостей уважительно. Особенно его медовое радушие расцвело после того, как слуга достал очередной кошелек, ненавязчиво звякнув монетами.
        Тут же, повинуясь звону серебряного колокольчика в руках хаджегана, в кабинет, усиленно кланяясь, вошел молодой клерк в ярком, но дешевом халате и затрапезной феске. Заказанная копия купчей тут же легла на стол. Санчо Панса, повинуясь небрежному кивку бен Фарука, взял ее в руки, достал из кармана какую-то бумажку, на что-то там внимательно посмотрел…
        - Господин! Здесь неправильно написано имя! Вот смотрите, господин граф сказал, что должно быть написано так, а здесь - по-другому. Я этих букв не понимаю, но вот же, ясно, что не так!
        Бен Фарук взял обе бумаги, сравнил.
        - Уважаемый, должен заметить, что этот молодой человек прав. Или ошиблись ваши люди, или клиент, но нам следует убедиться, что ошибки нет. Не могли бы вы приказать, чтобы принесли оригинал?
        Хаджеган раздраженно закусил длинный ус, потом взглянул на карман посетителя, откуда показался и мгновенно исчез еще один кошелек.
        - Вообще-то документы о сделках не должны покидать архива… но… вы ведь собираетесь лишь взглянуть на него?
        Вместо ответа бен Фарук скромно опустил взор и замер в почтительном поклоне.
        - Ладно, чего не сделаешь для уважаемых гостей. Эй ты, - хаджеган обратился к клерку, - мухой туда-назад, принеси оригинал. А вы, уважаемый, подождите пока в приемной. У моего секретаря отличный кофе, поверьте, лучший в этом городе.
        Документы появились минут через двадцать. Доверенного и слугу вновь пригласили в руководящий кабинет.
        - Ну вот, можете убедиться. Все верно, у нас все строго - за ошибку можно и головы лишиться. Это уж вы графу обязательно объясните.
        И тут бестолковый слуга рванулся к оригиналу, схватил его и стал сверять записи.
        - Куда?! - в панике по-галльски крикнул клерк. - Это нельзя трогать руками!
        Санчо замер, покраснел, бросил документ на стол и бросился уже к клерку, схватил его за руки.
        - Ой, простите дурака, господин, я не знал, господин… - В порыве раскаяния даже попытался руки поцеловать. На него ошарашенно уставились, как на сумасшедшего.
        - Ну, вот что, - растерянно пробормотал хаджеган, - ты это, уноси давай. Уважаемый бен Фарук, у вас есть еще вопросы?
        Тот дождался, когда клерк выйдет из кабинета и, наконец, передал вожделенный кошелек.
        - Все в порядке, от имени графа благодарю вас. И простите этого недотепу - дурак, хоть и верный своему хозяину, словно пес.
        А Санчо, не понимая, о чем говорят господа, стоял со смущенным видом и глупой улыбкой на широком лице. Пришлось повернуть его и подтолкнуть к выходу, чтобы этот кретин догадался, наконец, покинуть кабинет и не отвлекать занятого человека от государственных дел.
        С той же улыбкой вслед за бен Фаруком он вышел на улицу и пошел домой с чувством выполненного долга. По пути скользнул взглядом по паланкину, рядом с которым стояли четверо здоровенных слуг. Что же, видать, знатная дама, что в нем сидела, своими объемами могла восхитить самого привередливого мужа.
        Но в паланкине сидела не дама. Транспортное средство нанял де Савьер, не на шутку встревоженный способностью местных магов распознавать коллег. Точнее, прекрасная Дали для своей тетушки. Здоровой такой и широкоплечей. Впрочем, паранджа надежно маскирует того, кто ее носит. А законы Всевышнего напрочь отбили у носильщиков саму мысль поинтересоваться, кого они таскают. Голос командует женский? А то! Это уж совсем простейшим заклятьем достигается.
        - Эй вы, подняли и пошли, прямо по улице! Теперь направо… не здесь, идиоты, следующий поворот. Быстрее, кретины, за что я вам деньги плачу! Так, стоп, остановитесь. Да не на проезде, дети ослов, сбоку поставьте!
        На руки Санчо Пансы перед походом к хаджегану было наложено хитрое заклятье - на всем, до чего они дотрагивались, оставалась метка. Осталась она и на документе, и на руках клерка, которые так истово пытался расцеловать этот «слуга». И теперь осталось лишь отследить, где расположено хранилище купчих, составленных двадцать четыре года назад. За год до того, как из прибрежной деревушки на юге Галлии была похищена госпожа де ла Сьот. Учитывая патологическую аккуратность османских клерков, был немаленький шанс, что купчая на эту женщину хранится где-то поблизости.
        Да и сам клерк представлял немаленький такой интерес - должен он, просто обязан знать и о ловушках, ожидающих непрошеных гостей, и об охране, этих самых гостей поджидающей.
        Но подготовка такого визита в архив - это уже дело д’Оффуа. В конце концов, именно этому его когда-то и учили.
        А господин маг… нет, для всех, разумеется, господин граф и вообще его сиятельство, позволил себе расслабиться. Сутками лежал у себя в номере, отдыхал и компенсировал последствия тяжкой рабской жизни непреходящей ленью.
        В один из таких блаженных дней, когда даже от пуховых подушек грозились образоваться пролежни, знатный постоялец решил-таки прогуляться по городу. Имеет право! Тем более что дворец действующего паши, по слухам, великолепен, и не увидеть это чудо было бы обидно. Второго случая может и не представиться.
        Укутавшись в хламиду кочевников, уверенно направился на прогулку. В конце концов, в таком виде если кто и увидит «радугу мага» - не страшно. Во всяком случае, малопочтенного Вивурга это обстоятельство не смущало.
        На выходе из гостиницы за столом, на котором лежала гостевая книга и стопка каких-то документов, сидела Дали. Кажется. По росту - она, вроде бы и хиджаб ее, но если внутри гостиницы девушка, как и многие в Тунисе, лицо не прятала, то на улице поднимала платок так, что оставались видны лишь глаза. Глубокие, карие, даже чуть зеленоватые, от которых так трудно отвести взгляд. А для д’Оффуа и вовсе невозможно. Кажется, этот сумасшедший готов смотреть в них всю жизнь.
        Почему сумасшедший? Потому что разумный человек не будет мечтать о невозможном.
        Да, все-таки это она.
        - Уважаемая Дали, я хотел бы взглянуть на дворец паши. Не подскажете, как его найти?
        - О, господин граф, разумеется. Сейчас нарисую.
        Девушка взяла лист бумаги, обмакнула перо в чернильницу и быстрыми уверенными движениями начала рисовать план.
        Да, красавица! И умница, уже не раз выручавшая друзей-шпионов! А вот на кисти, в которой лежит перо, шрам. Не то что сильно уродливый, но все же…
        И преисполненный благодарности маг решил этот недостаток исправить. А что? Дел-то на минуту, как раз пока будет готова схема прохода.
        Увлекшись и подробно рассказывая, где и куда гостю следует поворачивать, чтобы еще раз не влипнуть в неприятности, Дали не сразу обратила внимание на покалывание - прямое следствие заживления. Непроизвольно почесала кисть, а когда взглянула…
        Взгляд, только что доброжелательный, стал испуганным. Смертельно испуганным. Лишь потом - ненавидящим.
        На восстановленной, по-девичьи гладкой коже правой кисти проявилось яркое, идеально круглое родимое пятно.
        - Доволен? - прошипела принцесса Делал, глядя прямо в глаза этому благодетелю.
        А тот просто растерялся. Боевой маг, не раз ставивший жизнь на грань в смертельных схватках, прошедший ад обороны Сен-Беа и Амьена, просто не знал, что сказать. Тем более, что делать.
        Пригласить ее высочество в свою комнату, чтобы обсудить ситуацию? О чем-то говорить прямо здесь, на глазах слуг и случайных прохожих? После чего девушке будут плевать вослед все окрестные мальчишки. Демон!
        - Иди к себе. Я приду с дядей. - Принцесса первой взяла себя в руки.
        Через пять минут, когда де Савьер, безостановочно ходя по гостиничному номеру из угла в угол, только-только начал собираться с мыслями, дверь распахнулась и на пороге возник д’Оффуа, в черно-белой гутре и бежевой тунике, сверкая довольной белозубой улыбкой на круглом лице.
        - Все готово! Можно работать! - объявил он счастливым голосом, как о победе в генеральном сражении. Хотел сказать что-то еще, но уперся в пустой, отрешенный взгляд напарника. - А здесь что-то случилось?
        Маг лишь жестом пригласил сесть рядом с собой.
        И тут же вошли бен Фарук с «племянницей».
        - Дали, рад тебя видеть! - Обрадованный д’Оффуа порывисто вскочил. И тут же вспомнил о законах вежливости, обратившись к ее спутнику: - Здравствуйте, почтенный.
        Вошедшие степенно поклонились и прошли в комнату.
        - Здравствуйте, уважаемые! - Де Савьер приветствовал их стоя, склонившись в глубоком поклоне. Его товарищ смотрел на эту сцену удивленно, но не более. Впрочем, помня, что он лишь слуга благородного господина, в разговор не лез.
        - Нам следует поговорить, господа. - Ледяной голос всегда добродушного бен Фарука, казалось, был способен заморозить воду даже в полуденную жару.
        - Разумеется. Прошу вас, присаживайтесь.
        По местным обычаям, д’Оффуа это знал уже точно, женщине не следовало сидеть в присутствии посторонних мужчин. Но девушка спокойно, словно правил для нее и не существовало, села на ближайшую подушку.
        Разговор по-галлийски начал бен Фарук.
        - Господа, вы уже поняли, кто перед вами?
        - Ну… мы вроде бы уже не первый день знакомы. - Де Савьер попытался сыграть неведение.
        - Плохо, ваше сиятельство. Вас выдало благородство, заставившее поклониться госпоже по ее статусу.
        Де Савьер на мгновение замер. Демон, он боевой маг, а не разведчик! Выкручиваться из таких ситуаций - дело д’Оффуа. От которого сейчас мало толку - слуга не смеет лезть в разговор господина. Да и чем он поможет? Вон как глаза вытаращил. Теперь лишь бы челюсть не отвисла.
        С другой стороны, ему, магу, чего бояться? Это им что-то нужно, это их жизни висят на волоске.
        - Хорошо, не будем играть в тайны. Да, я знаю, что госпожа - принцесса Делал. И что? Рассказывать об этом мы никому не собираемся. Завтра же уедем и, клянусь, навсегда забудем о вашем существовании.
        - Э… кхе… м-да… В общем, думаю, что нет, не забудем.
        Теперь настала очередь гостей удивляться. Чтобы слуга посмел поправить самого графа? Этого уже точно быть не могло. С другой стороны, принцесса в образе племянницы безродного хозяина гостиницы, это тоже из разряда восточных сказок. Короче, все же случается.
        - Граф, вы уверены в том, что сказали? - продолжил д’Оффуа.
        - Абсолютно. У нее на правой кисти под шрамом оказалось приметное родимое пятно - я, не подумав, решил подлечить, а оно вон как вышло…
        - Тогда нам невероятно повезло! Если ее высочество согласится ответить на наши вопросы, и если нам повезет завтра, можно считать, что съездили мы сюда не зря. Если нет - будет кому помолиться за упокой наших душ.
        И тут принцесса громко хлопнула в ладоши.
        - Ну вот что, мужчины, - голос прозвучал жестко, - хватит за меня решать, кому и что я должна рассказывать. И за кого молиться. Вы хотите что-то узнать? Отлично. Я расскажу, когда мы будем на другом побережье Средиземного моря. Устраивает?
        Конечно, устраивает, куда ж деваться. Только после ухода Делал разочарованный д’Оффуа сидел с отсутствующим видом. Пленившая его воображение девушка оказалась принцессой. И неважно, что беглой, разыскиваемой и вообще наверняка уже приговоренной. Скромный шевалье ни при каких обстоятельствах не мог рассчитывать на взаимность.
        - Уважаемый, - обратился он ко все еще сидящему в их комнате бен Фаруку, - а почему принцесса пришла именно к вам? Откуда она вас знала? И так ли часто гуляла по городу, чтобы без труда найти именно этот дом?
        Рассказ Фарука был долгим, иногда даже излишне подробным.
        Оказалось, что владельцем гостиницы тот стал незадолго до нападения кочевников на дворец.
        Когда-то, страшно вспомнить, сколько лет назад, некий молодой врач, только что окончивший медресе, пришел к великому Каюму аль Сетифу, заботящемуся о здоровье самого паши и его многочисленного семейства. После экзамена, по суровости превосходившего все, что пришлось ранее вытерпеть от самых жестоких мударрисов, врач в восторг не пришел, но все же согласился взять юного нахала в помощники. Правда, лишь на самую мелкую работу - приготовить простые снадобья, наложить повязку или шину, если, не дай Всевышний, кто-либо из слуг что-нибудь себе ломал.
        Время шло, росла слава тунисского паши, а с нею разрастался и гарем. Десятки молодых женщин, собранных вместе и в большинстве своем лишенных мужского внимания, выплескивали нерастраченный темперамент друг на друга. Вести, приносимые измученными евнухами, уже и не знавшими, как навести хоть какой-то порядок в этом прекрасном серпентарии, стали похожи на военные сводки.
        Выбитые зубы, расцарапанные лица этих прелестниц мило дополнялись отравлениями, укусами подброшенных нежными ручками фаланг, тарантулов и скорпионов. Однажды любимую жену едва откачали после укуса каракурта. И все это надо было лечить срочно, пока паша не рассердится, взглянув на нетоварный вид любимых игрушек.
        А заниматься гаремом мог лишь аль Сетиф, как единственный мужчина, имевший право входить на женскую половину. Да, были еще и евнухи. Преданные как собаки, но и умом от этих милых зверушек не сильно отличавшиеся. Во всяком случае, к обучению медицине оказавшиеся абсолютно неспособными.
        И в тот момент, когда аль Сетиф уже собрался бросить свое богатство и бежать в далекие края, где его не мог достать монарший гнев, перед самым почти подготовленным побегом он обратил внимание, что верно служащий ему уж пятый год бен Фарук имеет двух жен, но не имеет детей.
        Подчиненный был подвергнут принудительному обследованию (отдельное спасибо главе стражи и палачу, в любимом подвале умело выполнившему необходимые манипуляции) в ходе которого выяснилось, что и в дальнейшем иметь детей бедолаге не суждено.
        После этого оставалось пойти к паше и с документами на руках добиться его повеления на допуск молодого врача в гарем для обеспечения здоровья жен и детей. Под его, молодого врача, ответственность, кстати. В смысле если кто из женщин того, то виновный всегда под рукой.
        Вот после этого и познакомился бен Фарук и с женами, и с детьми владыки Туниса. Всякое бывало - и ругался с ними, а с кем-то и наоборот… но об этом молчание, ибо честь монарших жен вне подозрений.
        К тому же сапожник оказался без сапог - собственные жены умерли. Все искусство мужа оказалось бессильно.
        Одна оставалась отрада - белокурая рабыня Дениз, что дни напролет возилась с первенцем паши Делал. Зато ночи… да, ночи этой женщины принадлежали ему. Под их встречи даже удалось втайне от всех оборудовать одну комнату, вход в которую был известен только им двоим.
        За год до нападения кочевников аль Сетиф умер. Новый врач привел во дворец своих учеников, немолодой уже бен Фарук стал не нужен. Впрочем, деньги у него были, так что купил он вот эту самую гостиницу, где и живет, славя Всевышнего.
        И Дениз… Как этой рабыне, которой навсегда был закрыт выход из дворца, удавалось навещать его черными южными ночами, бен Фарук так никогда и не узнал. Спрашивал, и не раз, но в ответ получал лишь поцелуи, после которых все остальное становилось неважным.
        Пять лет назад, когда страшные орды дикарей разорили дворец паши и рвались в город, вот тогда он страху натерпелся. Но вновь спас Милосердный, стража вместе с вовремя пришедшими на помощь моряками все же отбила нападения, не допустила разора и смерти.
        Следующей ночью в дверь постучались. Он рванулся, с радостной надеждой распахнул дверь… но вместо любимой на пороге стояла Делал, баюкая замотанную в тряпку правую руку. Эту девочку бен Фарук узнал бы из тысяч - слишком часто они сиживали втроем, болтали, смеялись. Слишком часто они были счастливы.
        А вот девочка с того дня уже не смеялась. И не плакала, даже во время лечения того ужасного ожога, когда, чтобы обработать рану, повязки приходилось снимать вместе с присохшей кожей. Лишь недавно, месяц назад, впервые улыбнулась. А сегодня впервые плакала. И старый Рияз не знает, хорошо это или плохо.
        Нет, он никогда не расспрашивал принцессу о той ночи, о том, как выбралась и как нашла его дом. Захочет - сама расскажет. До сих пор не захотела.
        Вот так. Д’Оффуа оказался в восточной сказке. Только не было в ней ничего хорошего. Были лишь тоска и безнадежность.
        К жизни вернула работа. Точнее, та авантюра, которую он же и затеял. Главным авантюристом выступал де Савьер, который, как маг, имел хоть какой-то шанс на удачу. Но и этот призрачный шанс будет гарантированно упущен, если д’Оффуа ошибется.
        Глава VIII
        Скромный служащий купеческого архива славного города Туниса возвращался домой в прекрасном настроении. Начальник вновь отметил его хорошую работу и определенно намекнул, что уже скоро порекомендует старательного подчиненного на свое место. Сразу, как только сам пойдет на повышение, а этот вопрос уже даже и не обсуждается - документы ушли наверх.
        Отлично! Пять лет воистину каторжной работы не пропали даром. Жизнь удалась и, несомненно, продолжит радовать и новой оплатой, и, что гораздо важнее, новым бакшишем.
        Сейчас главное - не попасть в какую-нибудь мерзкую историю, не дать повода конкурентам опорочить доброе имя честного слуги султана и паши, да продлит Всевышний их дни под этим лазоревым небосводом. Только бы это назначение состоялось! Уж тогда можно позволить себе и вторую жену, и слуг, и дом побольше, повыше, расположенный в приличном квартале, а не в этой дыре, среди узких и кривых улочек, на которых даже днем можно нарваться на грабителей. Пару раз такое уже и случалось, а стража лишь беспомощно разводила руками. Врали, наверняка сами получили долю от отобранных у несчастного клерка кошельков.
        Ну да ничего, только бы назначение состоялось, а уж там… На этом благостные мечты о будущем величии были прерваны грубым ударом по затылку.
        И наступила тьма.
        Свет стал пробиваться сквозь сомкнутые веки спустя… да лишь враг рода человеческого знает, сколько времени несчастный провел в беспамятстве. Одно ясно - ночь еще не наступила. В сумеречном свете, пробивающемся в мелкое окошко, можно различить две разбойничьи рожи, закутанные в длинные платки, из-под которых видны лишь глаза.
        Почему же рожи разбойничьи? А кто еще будет нападать средь бела дня на достойного правоверного, мирно идущего к своему дому? Только они, дети шайтана! Ну ничего, сейчас эти выродки вонючей козы узнают стойкость истинного слуги султана.
        - Как тебя зовут? - спросил тот, что повыше и поуже в плечах.
        - Мустафа. - Он не хотел говорить! Приказывал себе молчать, что бы ни случилось. Но страх, мерзкий, доселе неведомый, поселившийся где-то внизу живота, он не спрашивал человека. И слова вылетели сами, словно плевать хотели на его волю.
        - Очень хорошо, Мустафа. Я предлагаю игру. Я спрашиваю, ты отвечаешь. Если говоришь всю правду, без утайки, получаешь вот этот кошелек с полновесными золотыми динарами. А за каждую ложь я буду отрезать у тебя по одному пальцу. У тебя все пальцы целы?
        - Д-да.
        - Отлично! У тебя есть возможность соврать двадцать один раз. Ты догадываешься, какой палец я отрежу последним?
        - Д-да.
        Какое молчание?! Несчастный пленник вдруг ясно понял, что этим страшным людям не придется отрезать даже мизинца. Все расскажет.
        Допрос длился долго. Его мучителей интересовало все, что он знал об архиве, порядках в его работе и системе охраны.
        И Мустафа рассказывал. Вначале немного, потом больше, а в конце концов - все. Во всех подробностях, своей рукой нарисовал план архива, где какие документы хранятся и, главное, как их изъять.
        Один из разбойников внимательно слушал, задавал уточняющие вопросы, по-доброму улыбался, ободряя пленника, убеждая, что все будет хорошо, а то, что сейчас происходит, окажется пусть и кошмарным, но все же сном, о котором даже смешно будет вспоминать. Ну как улыбался? Видны были только его серые глаза. Но каким-то непостижимым образом от них исходил мир.
        Зато второй… да, тоже укрывший лицо, но за весь разговор не проронивший ни слова, вот от него невидимыми, но осязаемыми липкими кольцами веяло даже не страхом - ужасом. Этот был готов убить, он хотел убить. Мустафа это даже не чувствовал - знал. Твердо и определенно. И отводил взгляд, не смея и мельком глянуть в его сторону.
        - Ну что же, - тот, что повыше, подошел и положил руку на затылок пленника, - я доволен. Осталось последнее - все, что ты рассказал, следует написать.
        - Но… - Мустафа попробовал возразить. Бесполезно. Рука сама взяла перо, пододвинула чернильницу и бумагу. И понеслась справа налево, сверху вниз, оставляя на дорогой измирской бумаге бесспорные доказательства измены. Той, за которую казнят страшно. Долго. И очень, очень неторопливо.
        Когда все было написано и подписано, тот же высокий разбойник сказал:
        - Сейчас ты заснешь. Хорошо выспишься, а завтра как ни в чем не бывало пойдешь на службу. И забудешь сегодняшнее маленькое происшествие.
        - Забуду?! - Мустафа нашел в себе силы возмутиться. - Забуду до тех пор, пока кто-то не придет и не напомнит?
        - Именно так. Но стоит ли думать о далеком будущем, которое может и не наступить, когда существует такое прекрасное настоящее? - Высокий положил перед Мустафой кошелек с золотом и легонько стукнул его по затылку, обеспечив здоровый и продолжительный сон.
        Следующим утром Мустафа, как обычно, вошел в здание городского архива. Привычно кивнул стражникам, приложил руку к охранному кристаллу, призванному напрочь отсекать тех, кому нечего было делать в этом святилище порядка и учета, где властвовали Великий Контроль и жена его Инструкция. Где каждый шаг, каждое движение их верных слуг, архивариусов, были регламентированы за много-много лет до их рождения. Менялись люди, сменялись правящие династии, а архив продолжал свою тихую размеренную жизнь, словно маленький, но надежный якорь, удерживая по-южному горячий Тунис от совсем уж опасных бурь.
        Вот и сейчас, как и за сотни лет до того, охранный кристалл мигнул голубым светом, приглашая очередного служащего пройти и приступить к своим обязанностям. Все как обычно.
        Только в этот раз этот человек пошел не к своему столику в тесной и душной комнате, уставленной столами сослуживцев, а к кабинету начальника. Не бог весть какому большому кабинету и не бог весть какого большого начальника, но все же.
        - Эфенди, - тут главное польстить, назвав титулом, на который этот человек близко не имел права, - вы позволите сходить на рынок с утра? Очень уж старшина купцов просил пораньше забрать документы… вроде как много их с вечера скопилось, говорит.
        - Врет, - уверенно заявил начальник, лениво махнув рукой. - Если сам с тобой разговаривал, точно врет. Опять каких-нибудь вольных у кочевников выкупили да другим таким же дикарям продали. И теперь спешат сбагрить нам купчие, чтобы к ним никакие родственники бедолаг претензии не предъявили. Ты сколько с них получил?
        - Двадцать золотых, эфенди.
        - Ого! Не иначе как они принцессу продали. Делал, ага! - И умудренный богатым опытом начальник заржал, тряся жирным телом и демонстрируя гнилые зубы, от которых шло просто ужасное зловоние. - Ладно, давай восемнадцать и иди. Я запомнил твою расторопность.
        Проглотив крик возмущения, ограбленный только что клерк безропотно отсчитал деньги и, непрерывно кланяясь, задом вышел из кабинета.
        Мечтая об одном - не улыбнуться, не подпрыгнуть от радости! Первая часть плана удалась. Теперь, если пленник ничего не наврал, следует пройти в нужную комнату, приложив к очередному кристаллу именной амулет, войти, раскланиваясь с немногочисленными коллегами, тоже что-то разыскивающими в этой части архива, найти стеллаж с нужным годом. И уже там отыскать нужный фолиант, из которого достать нужный документ.
        А еще где-то в дальнем углу, там, где лежат самые запыленные документы, оставить маленький глиняный шарик, над изготовлением которого де Савьер трудился неделю. Накладывая одни плетения, скрывая их за другими и маскируя все это заклятьем высшего порядка, обнаружить которое можно, только если искать специально. И то, если искать станет настоящий мастер, которому просто нечего делать в этих скучных и негостеприимных стенах.
        Если же в течение недели этого чуда не свершится, произойдет другое. Невзрачный шарик распадется, а на его месте возникнет волшебное пламя. Грозное, пожирающее все, что может гореть. Сжигающее дотла и доски пола, и деревянные стеллажи, и купчие, и, главное, хранящиеся отдельно, в другой части архива, подшивки медицинских свидетельств на купленных рабов, которые никогда не сгорали в обычных кострах, лишь немного обугливаясь по краям.
        Затем Мустафа вышел из здания и, свернув в ближайший переулок, зашел в неприметный, заранее присмотренный закуток. Из которого уже вышел совсем другой человек. Шевалье де Савьер. Впрочем, в обычной для Туниса арабской одежде вряд ли кто-нибудь опознал бы сейчас лейтенанта галлийской армии, надежду Совета магов Галлийского королевства.
        Затем он прошел в неприметный дом на окраине Туниса, где его друг, ни слова не знавший по-арабски, усердно объяснял настоящему Мустафе, что рассказывать кому-нибудь об этом маленьком похищении не следует.
        Судя по трясущимся губам и обильному потоотделению клиента, объяснял не зря - запугал бедолагу до смерти. Остался пустяк.
        - Друг мой! - Де Савьер дружески хлопнул пленника по плечу и тут же скривился. Запашок от него, однако. Но продолжил: - Друг мой, ты же понимаешь, что с тобой будет, если кто-то что-то узнает о нашем знакомстве?
        Горестный кивок.
        - Тогда откуда грусть? Ты ничего не расскажешь, мы ничего не расскажем. Красота! Живи и радуйся! Сейчас марш на рынок, соберешь купчие и отнесешь их куда положено. Все! Живи счастливо и трать свои деньги с удовольствием!
        Глаза загорелись надеждой.
        - Но не забывай о документах, которые ты написал.
        Вновь грусть на лице. И ясное понимание, что рано или поздно к нему придут и напомнят. И заставят работать. Впрочем, есть шанс, что не задаром. А это уже неплохо!

* * *
        - Итак, уважаемый, вы закончили свои дела в Тунисе? - Бен Фарук в упор смотрел на стоявшего перед ним европейца. - Мы можем наконец обсудить, как именно вы собираетесь доставить ее высочество в Европу?
        - Со мной? Кто я такой, чтобы что-то обсуждать? - Д’Оффуа привычно надел маску пусть и хитроватого, но все же лишь слуги знатного господина.
        - А почему нет? Вы достаточно пожили у меня, а я достаточно пожил во дворце, чтобы не заметить: граф не принимает ни одного решения без совета с вами. Итак, повторяю вопрос. Как?
        - Ну… а какие, собственно, проблемы? Ваша племянница едет с нами… - После успешно проведенной операции, больше похожей на откровенную авантюру, д’Оффуа показалось, что самое трудное позади.
        - Просто так? Захотела и поехала? Да и какая еще племянница? Это здесь в городе она никому не интересна. Племянница и племянница. Ну, уехал я к брату в Сус, вернулся через неделю с племянницей - кому из соседей до этого какое дело? Я же сам не местный. Приехал издалека, купил старую гостиницу, обустроил, работу людям даю, в мечеть хожу, со стражниками не ссорюсь, чего еще ждать от добропорядочного мужчины?
        - Так что не так-то?
        - Зачем? Именно этот простой вопрос зададут стражники в порту. Европейский господин со слугой возвращается домой. Рабыню не купил, но какие-то дела здесь вел, вон и документ везет, недавно полученный. Все ясно и понятно. А вот зачем на тот же корабль собралась правоверная девушка? И не собирается ли она предать истинную веру ради грешных помыслов вдали от святых мест? На эти вопросы должен быть получен ответ.
        - Не понял, уважаемый, а вы что, с нами не едете? Без вас почтенной Делал не доказать своего статуса. Родимое пятно - это серьезно, но документов нет. Нужен хотя бы один свидетель, который мог бы подтвердить ее личность под заклятьем правды.
        Бен Фарук ответил не сразу. Слегка наклонив голову, с легкой усмешкой наблюдал, как нервно начал кусать губы всегда спокойный и уверенный в себе «Санчо Панса». И лишь потом, точно угадав момент, когда тот уже разнервничался, но еще не был готов схватить собеседника за шиворот для убеждения действием, ответил:
        - А у меня здесь гостиница, которая приносит неплохой доход.
        Жизнь давно научила бывшего лекаря, что верное слово, сказанное в нужный момент, способно творить чудеса. И уже не он, скромный араб не очень знатного происхождения, а этот гяур стал придумывать, как заинтересовать правоверного в путешествии в их языческую страну.
        Беда в том, что знаниями в этой области военный разведчик не обладал ни в коей мере. Разбить дворец паши молнией - для его напарника легко, забраться в его гарем и выкрасть любимую жену - не просто, но решаемо. А вот что делать с доходной недвижимостью, чтобы владелец смог если не навсегда, то хотя бы на несколько месяцев эту недвижимость оставить без присмотра и не разориться? Эта наука была для его гостя совершенно непостижима.
        Но в этот раз на стороне европейцев оказалось само провидение. В качестве вестников воли Спасителя выступили четверо стражников, уверенно вошедших в открытые двери холла гостиницы, посреди которого и проходила беседа.
        За ними робко, словно стесняясь, шел мужчина лет сорока, одетый в серебряный с золотой вышивкой атласный кафтан с легкой алой накидкой, синие шелковые шаровары и золотистые суконные сапоги. Голову украшала объемная белоснежная чалма.
        Вельможа, явно не из последних в Тунисе, а может быть, и во всей империи, нервно поглаживал изнеженной рукой аккуратную напомаженную бородку, держался позади стражников, предоставив им объясняться с хозяином.
        - Почтенный Рияз, - обратился к нему тот, что был постарше и побогаче одет, - мы должны осмотреть всех женщин, находящихся в доме.
        У бен Фарука глаза полезли на лоб.
        - Насир, ты сошел с ума! Да вы что, правоверные, заветы Образователя забыли? Как можно мужчинам отворять лики чужих жен и невест?! Всезнающий не простит такого святотатства!
        - Спокойно, Рияз, никто не собирается перечить Направляющему на путь истины. Нам достаточно взглянуть на их правые кисти. В Поучении ничего не сказано о сокрытии кистей, ибо как, не обнажив их правоверная может захлопать в ладоши, если, не приведи Милосердный, служитель Его, ошибется в молитве.
        - А… ну… если так… Но что случилось в мирном Тунисе, что даже благородные господа, - бен Фарук лишь покосился в сторону вельможи, - обеспокоились? Никогда такого не было.
        Успокоившись, стражник, который, видимо, давно был знаком с хозяином гостиницы, ответил, виновато улыбнувшись:
        - Помнишь, пять лет назад по всему городу искали девчонку с круглым родимым пятном на правой кисти? Позавчера на базаре видели женщину с такой отметиной. Так что давай господин эфенди проведет осмотр, да и пойдем мы дальше. Начнем с Дали, будь добр, позови ее.
        От этих слов бен Фарука бросило в пот. Хорошо, что на полуденной жаре это не было заметно. Ищут Делал, и нет возможности ее спасти! Этот необрезанный остолоп стоит, лыбится и не понимает, что вот сейчас принцессу схватят, и ни за что не оставят в живых! Ибо по законам Всевышнего и людским именно она - единственная законная владетельница этого проклятого города!
        Да и что он может сделать, если из всего оружия имеется лишь кинжал, который абсолютно бесполезен против сабель стражников?
        Но лишь Всезнающему дано видеть все беды, что готовы обрушиться на головы верных рабов Его. И не допустит Справедливый попрания законов Его!
        Попросту говоря, именно в этот момент в холл, где происходила оживленная дискуссия, вошел де Савьер в ставшей уже привычной одежде кочевника. Вельможа лишь глянул на него, как вся напускная робость слетела, в холеных руках мгновенно возник огненный шар.
        Маг! И маг сильнейший. Опознал коллегу по ауре? Какая разница, он атакует!
        Де Савьер среагировал мгновенно, на инстинктах, когда-то намертво вбитых суровыми преподавателями. Отклонил атаку, направив файербол в стену, которая разлетелась, обдав осколками кирпичей прохожих, на свою беду проходивших мимо.
        И тут же ударил в ответ. Противник успел выставить шит, но щит недостаточно прочный. Жестокое заклятье, лишь частично ослабленное, прорвалось, испепелив противника. Обгорелый труп, дымя ошметками сгоревшей одежды, рухнул на чисто вымытый мраморный пол.
        Схватка длилась мгновение. Ее увидели д’Оффуа и бен Фарук, обладавшие пусть и небольшими, но магическими способностями. Но для всех остальных сама по себе разлетелась стена, и сам по себе сгорел придворный маг тунисского паши. Прекрасный лекарь и мастер иллюзий, но не слишком хороший воин.
        Стражники ничего не понимали в магии, но их неплохо научили выживать. Потому все четверо, не сговариваясь, бросились к выходу. Очень быстро для людей, слишком медленно для мага. С пальцев его правой руки слетели четыре заклятья, похожие на маленькие синие змейки, попали в спины бегущих, втянулись в тела и остановили четыре сердца. Люди умерли, даже не почувствовав смерти. Верные своему долгу, искренне не ведая, что являются слепым орудием неправых властителей.
        Впрочем, победители получили лишь отсрочку. Уже скоро законопослушные горожане донесут о катаклизме, произошедшем в тихой гостинице «Дарбенсем», или как там она называлась на самом деле. И тогда в подвалах палачей живые позавидуют мертвым.
        Первым оценил ситуацию бен Фарук.
        Окинув быстрым взглядом родные стены, он скомандовал:
        - Уходим. Брать только самое необходимое. Встречаемся здесь через пять минут.
        И ровно через пять минут в неприметную дверь сарая на заднем дворе вошли четверо. Двое типичных тунисцев, один кочевник, на боку которого не очень ловко болталась большая сабля, и женщина в строгой и тяжелой парандже. Мужчины несли на спинах мешки, женщина мелко семенила по темному, освещаемому дрожащим светом факела коридору. Использовать магию де Савьер отказался категорически, сказав, что неизвестно, кто встретится впереди, и силы надо экономить.
        - И, кстати, что это за тайный ход? - поинтересовался он по-арабски, чтобы отвлечься от горьких мыслей о нерадостных перспективах.
        - Это и не ход вовсе, когда-то эти пещеры создали первые в Тунисе последователи Всевышнего, - ответил бен Фарук на том же языке. - Здесь они скрывались от происков нечестивых, отсюда несли свет истинной веры темным горожанам. Сейчас они пусты, сюда не спускаются даже разбойники - им есть где укрыться и на поверхности. Этот путь я нашел случайно и крайне удачно - по нему-то и приходила ко мне прекрасная Дениз. Господи, где она сейчас, увидеть бы ее хоть разок.
        Спутники промолчали. Д’Оффуа - потому что ни слова не понял. А де Савьер - потому что слишком хорошо понял, что если им суждено выбраться из этой передряги, свою любимую бен Фарук увидит в лучшем случае на помосте в руках палача. И отправят ее туда именно его показания.
        Через полчаса пути беглецы остановились. Проводник указал на тоннель, резко поднимающийся вверх.
        - Ну вот и пришли, - облегченно вздохнув, сказал по-галлийски, - прямо над нами находится базар. Если пойти сюда, выйдем прямо в лавку моего старого друга. А в базарной толчее легче всего затеряться.
        - Не спешите, уважаемый, - остудил его д’Оффуа. - Нас наверняка уже ищут, и стража просто обязана навестить всех ваших хороших знакомых. Даже если мы и отобьемся сейчас, нас обложат так, что из города мы уже никогда не выберемся.
        - Что же делать?
        - Вам - сидеть, отдыхать и ждать моего возвращения. - И он шагнул в тоннель. Бесшумно, лишь бледный отсвет факела недолгое время обозначал его движение.
        Трое остались ждать в кромешной темноте.
        Сколько длилось тоскливое ожидание, никто из них не смог бы сказать. Но вот в тоннеле вновь забрезжил свет, отчего даже дышать стало легче.
        - Не знаю, какой он друг, - присев к товарищам по авантюре, заговорил немного запыхавшийся д’Оффуа, - но троих стражников он угощает чаем более чем почтительно. И я не знаю, сколько еще их поджидает на улице. Так что этот путь закрыт. Есть другие?
        - Наверняка, но я их не знаю, - ответил бен Фарук. - Кроме одного - он ведет в скалы на побережье. Дениз говорила, что когда-нибудь мы пройдем этим путем, наймем у рыбаков лодку и уплывем к ней на родину.
        - Чего ж не уплыли? - ворчливо спросил де Савьер. - Гостиница не пустила?
        - При чем здесь гостиница? Ее всегда можно продать. Было. Пока вы не приехали.
        - Тогда почему?
        - Из-за принцессы. - Бен Фарук кивнул в сторону Делал, оживленно болтающей о чем-то с д’Оффуа. - Дениз привязалась к ней, полюбила, как собственную дочь. А потом бежать стало не с кем, да и некуда. Кто и что ждет правоверных на другом берегу моря?
        - Ну вот что, - внезапно вскочила на ноги и резко заговорила девушка, - нечего рассиживаться, ждать, пока факел погаснет. Раз нельзя идти здесь, пошли к побережью.
        Мысль показалась разумной. Спотыкаясь о неровности тоннелей, иногда задевая головами низкие потолки, беглецы шли, шли и шли. Пока, наконец, где-то впереди не увидели свет.
        Выход оказался закрыт каким-то густым кустарником, в тени которого нашли себе мирное убежище десяток змей, скорпионы и прочие милые гады, готовые поприветствовать непрошеных гостей зубами, жвалами и ядовитыми хвостами.
        Пришлось вначале разогнать этот серпентарий, для чего де Савьер запустил даже какое-то заклятье, после которого вся нечисть бросилась врассыпную. И все равно здоровенная кобра вцепилась в сапог д’Оффуа, по счастью, не сумев прокусить его. Гадину не стали даже рубить - маг бросил легкое заклятье, и на песке осталась хорошо прожаренная тушка.
        А разведчик, вместо того чтобы отбросить труп, наоборот, взял его в руки и, отрубив голову, стал аккуратно разделывать кинжалом.
        - Мы с утра голодные, и кто знает, когда еще сможем нормально поесть. Так что рекомендую, в некоторых странах мясо змей считают деликатесом. Правда, без соли не то, но все же лучше, чем ничего. Прошу вас, ваше высочество, не побрезгуйте…
        - Дали, - поправила его девушка. - Называй меня Дали, пожалуйста. Как прежде.
        И жемчужными зубами впилась в сочное мясо.
        Эта мимолетная сцена вызвала у других мужчин чувство неловкости, словно невольно подсмотрели что-то, что принадлежало только этим двоим.
        Потому сразу, как закончил свою необычную трапезу, бен Фарук поднялся и, бросив на песок кошелек, из которого взял лишь пару золотых, отправился к рыбацкой деревне, что виднелась вдалеке.
        Вернулся довольный и бодрый. Оказалось, что один рыбак согласился за полсотни золотых отвезти их на Сардинию. И надо торопиться, потому что, по словам моряка, в это плавание лучше уйти вечером, чтобы утром быть в порту Кальяри.
        Решение было прекрасным, поскольку с Кастилией, которой принадлежал остров, в это время у Галлии был очередной недолгий мир, и дальнейшее возвращение на родину вопросов не вызывало.
        А на взлетевшего над рыбацкой деревней голубя никто внимания не обратил.
        Неразговорчивый араб быстро помог путешественникам взойти на борт, расправил парус, встал у руля, и тартана легко заскользила по глади моря, лишь слегка потревоженной легким вечерним бризом. Вскоре в розовом отсвете заходящего солнца пустынный берег исчез, растаял за горизонтом. Осталось только бесконечное море, теплое и ласковое на этих благословенных южных широтах.
        Но через полчаса на горизонте, прямо по курсу, показался хищный силуэт гребного корабля, шедшего навстречу тартане.
        В отсветах последних лучей заката на нем ясно различался гордый алый стяг Османской империи.
        - Презренные кяфиры, рассчитывали скрыться от карающего меча Всевышнего на острове неверных! - закричал рыбак, скаля крепкие белые зубы. - Не бывать тому! Вон, - он ткнул крепким пальцем в корабль, - вон идет ваша погибель! И моя награда! Пятьсот! Пятьсот золотых обещано тому, кто вас поймает!
        Вскрикнув от ужаса, принцесса прижалась к д’Оффуа, бен Фарук схватился руками за голову, а де Савьер насмешливо спросил:
        - Идиот, почему ты решил, что эти деньги достанутся тебе? Капитан корабля - вот кто их получит. А ты… В лучшем случае тебя прогонят, но это вряд ли. Скорее, зарежут, как барана, чтобы никто не оспорил у капитана его честный заработок. А что? Ты помогал нам бежать, так что сообщник. А то, что оказался в зоне патрулирования славных имперских моряков - то уже только их заслуга, как верных сынов империи.
        - А… э… да…
        До бедолаги стало доходить, что расчет мог быть и неверным, а единственной ценностью, пожалованной ему от щедрот правителей, могла оказаться крепкая пеньковая веревка, хорошо смазанная мылом. Запаниковав, рыбак попытался отвернуть в бессмысленной попытке уйти от патрульной галеры.
        - Куда, дубина, вернись на прежний курс! Только так у нас есть шанс спастись. - Маг отвесил предателю легкий подзатыльник и стал готовить заклятье. Мощное, поскольку времени для подготовки второго ему могут и не дать. А если на корабле имеется свой боевой маг… Вряд ли, конечно, откуда они в провинциальном Тунисе? Эту силу султан будет держать близ себя, посылать только в главные сражения, а не распылять на поиск сбежавшей принцессы, которой еще надо доказать свои права на престол.
        Но все же и такой вариант нельзя было отбрасывать. Для этого, в качестве страховки, еще перед походом в архив был подготовлен амулет, в который были закачаны атакующие заклятья. Разрушать ими город не потребовалось, но здесь, на море, они вполне могли пригодиться.
        Ну вот, галера подошла близко, на самое убойное расстояние. На котором недавно стояла «Чайная роза». Тогда топить беззащитный корабль было противно. Теперь - нет. Теперь или галера идет на дно, или его друзья - к палачам. Какой может быть выбор?
        И в длинный, стремительный корабль полетело заклятье. Еще не самое сильное. Но маг, если он есть на борту, обязан среагировать. Есть! Демон, кто-то очень грамотно отвел удар.
        А галера прет, стремясь смять, раздавить непокорную тартану.
        - Вправо! - заорал де Савьер.
        И рыбак, с ужасом смотревший на несущийся на него в бурунах белоснежной пены форштевень, резко переложил руль. Тартана накренилась, но устояла и ушла из-под удара. Вот мимо, едва не задевая утлое суденышко, проносится мощный борт, весла нависают над невысокой мачтой, сверху слышатся какие-то команды. Но именно в этот момент галера беззащитна. Маг на верхней палубе ничем не может помочь. И с рук де Савьера срывается самое мощное заклятье, на какое он способен. А дальше бьет амулет, разом расходуя всю заключенную в нем силу.
        Громы взрывов, бешеное пламя в трюме, и галера, словно пущенная сверху стрела, начинает уходить под воду. Мощные пробоины по обоим бортам не заделать, слаженная работа гребцов лишь ускоряет погружение.
        Кто-то успевает спрыгнуть в море, кто-то остается на своем боевом посту, но это уже не имеет никакого значения. Тартана спокойно уходит к горизонту. Маг с галеры еще успел бросить в нее пару заклятий. Не страшно - на стенах Сен-Беа и Амьена де Савьер привык отражать их десятками. Свобода!
        Можно разбираться с предателем. Но зачем? Ни один из пассажиров, сколь бы ни был он искусен в своем деле, не сможет найти путь к Сардинии. Значит, надо договариваться, как бы ни было противно. Жизнь дороже.
        Это же понимал и рыбак, который согласился-таки отвезти беглецов бесплатно, всего за сорок золотых. Причем деньги потребовал вперед.
        И едва рассвет разогнал ночную тьму, на горизонте показалась земля. Вначале - узкая полоска на границе неба и воды. Затем вдали показались горы и, наконец, на пологом берегу стали различимы дома. И лишь когда тартана подошла совсем близко, путешественники увидели вход в бухту, прикрытый внушительным фортом, над которым гордо реял кастильский стяг.
        Мелкое суденышко не вызвало интереса у военных и, пройдя узким проливом, тартана вошла в бухту, где на якорях стоял десяток кораблей не только под кастильскими, но и галлийскими, и зеландскими флагами. Но де Савьер смотрел лишь на один. И чем ближе, тем шире открывались его глаза.
        - «Арабелла»! Сезар, клянусь спасением, это же «Арабелла»! Все закончилось! Туда!
        Он восторженно взглянул на своих спутников, но им, как оказалось, не было никакого дела до радости мага.
        Рыбак сидел на руле, бен Фарук помогал управлять парусами.
        Д’Оффуа думал о чем-то своем, даже не пытаясь изобразить радость. А Дали… смотрела на него. Только на него. Словно и не было вокруг ни людей, ни кораблей, ни этого прекрасного, расцвеченного первыми лучами восходящего солнца лазоревого неба, так ярко отражавшегося в чистом и прозрачном море.
        Вот на корабле обратили внимание на сумасшедшую тартану, подошедшую на неприлично близкое расстояние, и по свистку боцманской дудки к борту подбежали мушкетеры, направившие свои неприветливые мушкеты на экипаж мелкого суденышка.
        - Спустить парус! - прозвучала команда с каравеллы. - Кто такие, что вам надо?
        - Эй, на корабле, принять на борт капитана! - во весь голос заорал де Савьер.
        И случилось чудо. Вместо дружного залпа раздались приветственные крики, с кормовой галереи была сброшена веревочная лестница, по которой четверо беглецов поднялись на борт.
        - Капитан Блад, рад приветствовать вас на борту «Арабеллы»! Корабль в вашем распоряжении, - прозвучал знакомый хриплый бас.
        - Рад встрече, дружище. Давно нас ждете? - Де Савьер крепко пожал руку капитану корабля, который всего четыре месяца назад изображал его старшего помощника на этом самом судне.
        - Не сказать, что только здесь… Месяц курсируем по этому морю, возим всякую мелочь на потеху местным ротозеям. И все по милости виконта де Камбре, стараниями которого корабль уже третий раз поменял имя. И слава Спасителю, что вновь стал «Арабеллой». А недавно звался «Черная каракатица». Ох и обплевались же мы тогда! Но ничего, главное, что вас дождались. Но все разговоры потом, отдохните с дороги… А кто это с вами? - Именно в этот момент на палубу поднялись девушка и бен Фарук. - О других пассажирах нас не предупредили.
        - Уважаемые люди, - ответил де Савьер. - Обеспечьте их всем необходимым. И раз «Арабелла» в моем распоряжении, курс на Кале! Командуйте отплытие немедленно. Домой идем.
        Глава IX
        Законный владелец поместья Ри виконт де Камбре прибыл в свой замок теплым июльским вечером.
        О надвигающемся эпохальном событии челядь была уведомлена заранее, так что встреча была организована по высшему разряду.
        Всю предшествующую неделю слуги чуть не языками вылизывали комнаты дворца, проветривали, стелили чистое белье в комнатах виконта, а также тех, что были подготовлены для сопровождающих - одному из высших государственных чиновников было просто невежливо путешествовать без личного повара, личного слуги, личного камердинера и десятка бойцов личной охраны.
        Полагалось в свите быть и личному секретарю, но шевалье де Сите занемог, так что его обязанности добровольно взвалила на свои плечи мадам де Камбре, непременно пожелавшая сопровождать любимого супруга в дальнем вояже. На недовольный взгляд виконта она, привычно уперев руки в бока, заявила, что на ее сроке беременности такие поездки не только не вредны, но даже и полезны. Под этим напором мужу осталось лишь сдаться. Но в отместку тот пригласил в путешествие личного мага-целителя самого графа амьенского - Легара.
        Пухленький и лысый господин не мог похвастаться знатностью происхождения, но был прекрасным врачом. И ненавидел виконта де Камбре со всем пылом не очень благородной души - пару лет назад тот, еще как простой полицейский Ажан, выставил мага на посмешище перед всем городом. Да так, что эту историю горожане до сих пор с удовольствием вспоминают в амьенских тавернах.
        Но тонкий намек его сиятельства, что отказ или, не приведи Спаситель, нелояльное поведение в поездке закончатся для господина Легара прискорбно, заставили того начисто забыть былые обиды. Что, впрочем, ни в коей мере не помешало ему выразить свои чувства демонстративным молчанием на протяжении всего пути и угрюмыми взглядами, бросаемыми как на высокородного чиновника, так и на его супругу.
        Едва экипаж проехал через ажурные ворота к замку, по зычной команде мэтра Гийома приветствовать господ вышли главные слуги поместья. Сошедшим на землю супругам де Камбре были представлены царившие в их отсутствие мажордом, командир дружины, конюший, повар и фельдшер. К каждому из них виконт подходил, милостиво жал руку и говорил пару пустых, но вежливых фраз. Виконтесса же лишь сдержанно кивала - все эти люди были ей давно и хорошо знакомы.
        Внимание женщины привлек молодой человек, робко жавшийся среди слуг второго порядка.
        - Гийом, кто этот милый юноша? Кажется, раньше он у нас не работал.
        - Это мой новый помощник, Поль. Лентяй и разгильдяй, но при должной порке из него еще может вырасти что-нибудь стоящее, - ворчливо ответил управляющий.
        Одарив парня доброжелательным взглядом, виконтесса де Ри привычно кивнула, после чего и виконту пришлось подойти к нему и, сказав: «Служи верно, и все у тебя будет хорошо», сухо пожать руку. И тон, и жест виконта подчеркивали, что до этого щенка он снисходит лишь из уважения к жене.
        Поэтому перекочевавшую из ладони Поля в ладонь господина исписанную мелким почерком записку никто не заметил.
        После этого инцидента де Камбре, сославшись на голод, приказал накрыть ужин, пока слуги переносят в покои багаж. По дороге его сиятельство пожелали решить некие накопившиеся в дороге проблемы.
        И лишь оказавшись в уединении туалета, смог наконец прочитать записку.
        «Ни в коем случае не останавливайтесь в замке. Поселитесь в гостевом доме или где-нибудь еще. Подробности при личном докладе. Жду в два часа ночи у стога, что стоит напротив гостевого дома».
        Однако! Радует, конечно, что Шарль-Сезар времени здесь даром не терял, но как же хочется подробностей.
        Только делать нечего, конспирация - дело святое. Пришлось разыгрывать тонко чувствующую натуру, которой несподручно ночевать в здании, где недавно умер отец любимой супруги. Год назад, ага.
        Не нравится аргументация? Да плевать! В конце концов, кто здесь феодал?! То-то. Так что исполнять, черт побери!
        И целый час после этого волевого решения челядь таскала вещи, перестилала кровати и переставляла мебель в спальне на первом этаже гостевого дома. С вежливыми улыбками на лицах и крепкой руганью в душах.
        Господин Легар обосновался в комнате напротив, а куда уж разместили свиту, господа де Ри даже и не подумали поинтересоваться.
        Уже укладываясь в кровать, Сусанна поинтересовалась:
        - Что на тебя нашло? В моей… то есть в нашей комнате спать было куда уютнее.
        - Шарль Сезар написал.
        - Что же, он всегда был рассудительным мальчиком. Но как же он вырос! Сегодня я его едва узнала, даже испугалась, что не смогу разыграть свою сценку. А ты что не ложишься?
        - Отдыхай, родная. - Виконт ласково погладил жену по словно случайно оголившемуся плечу. - Мне еще с этим мальчиком посекретничать надо.
        В два часа ночи де Камбре подошел к окну, зажег свечу и трижды качнул ей слева направо. В ответ где-то напротив окон вспыхнул и почти сразу погас огонек.
        Виконт открыл окно, плавно и бесшумно, словно змея, скользнул наружу. Тонкий ранний полумесяц едва-едва освещал окрестности, но виконту его света вполне хватило. Во всяком случае, в этой темноте он умудрился ни разу не споткнуться и не подвернуть ногу.
        - Ты где? - подобравшись к стогу, в ночь спросил де Камбре, понятия не имея, где находится собеседник.
        - Здесь. - Голос раздался сверху, и тут же со стога, словно с горки, съехал Поль Пифо. Ни в коем случае не виконт де Сен-Пуан, разумеется. Виконтам кататься по соломе по статусу не положено.
        А затем молодой человек начал докладывать. Не спеша, подробно, уточняя, что ему известно точно, что относится к обоснованным предположениям, а что к более или менее обоснованным догадкам.
        Из всего сказанного складывалась интересная картина.
        Мор среди виконтов де Ри начался пять лет назад. За это время в высший мир переселились четверо вместе с женами, детьми и близкими слугами. Две семьи умерли в страшных мучениях, одна разбилась в горах, ну а смерть последнего виконт де Камбре и сам видел.
        Кроме этого, умерло шесть служанок, убиравшихся в господских покоях. Последняя - совсем недавно. Все смерти сопровождались галлюцинациями, как, впрочем, и смерти первых двух семейств.
        Таким образом, по мнению Пифо, источник смерти спрятан в господских покоях. Судя по тому, что первые семьи вымирали полностью, а последний хозяин скончался в одиночестве, можно предположить, что им была сделана перестановка, спасшая жизнь госпоже виконтессе. Но поднимать эту тему сам Поль Пифо не решился, боясь вызвать к себе нездоровый интерес у челяди.
        Из всех слуг, что находились в замке последние пять лет, наибольший интерес, по мнению Пифо, представляет конюх Пьер. Начал он здесь работать пять лет назад. Вначале мальчиком на побегушках, но очень скоро перешел в помощники конюха. Вроде бы именно он управлял каретой, что сгинула в альпийском ущелье. Разбился, даже отпет и похоронен на местном кладбище, но в соседней деревне живет свидетель, видевший его после этого живым и невредимым.
        Подробнее можно было бы расспросить невесту Пьера, некую Хлою, что жила в соседней деревне. Почему жила? Потому что позавчера бедняжка поскользнулась, выходя из дома, да и сломала себе шею. Вчера похоронили.
        Такие дела, ваше сиятельство.
        Все следующее утро виконт де Камбре был задумчив и рассеян. Слуги списали такое настроение господина на дальнюю дорогу и уже надеялись, что день для них выдастся легким. Не тут-то было.
        После полудня виконта словно подменили.
        Вначале он вызвал себе мэтра Гийома, но спрашивал не о доходах имения и видах на будущий урожай, а об обстоятельствах вселения в замок господина виконта де Ри, того, что последним помер. Когда приехал, куда поселился, что поменял в замке сразу, что потом. Когда впервые плохо себя почувствовал.
        А что поменял? Прежние-то господа детей много имели, а книги читать да что-то писать как раз и не любили. А у последнего всего одна дочь, да и та - оторва, каких поискать.
        Прежние господа, они степенные были, если уж кушать, так всей семьей собирались, целые церемонии у них проходили. Чинно за стол усаживались, каждый на своем месте. И слуги рядком, как положено, перемена блюд, перемена бокалов. С объявлениями, с церемониями.
        А эти… что отец, что дочь, на бегу перекусят и дальше по своим делам. Им та столовая и не нужна была вовсе. Так что в ней новый господин свой кабинет организовал. Книг туда свез - ужас сколько! Их все перечитать - жизни не хватит. Да и кому они нужны, эти книги, морока с ними одна да боль головная.
        А господин виконт там подолгу находился, все пером водил, писал чего-то да потом письма рассылал. Большие такие, кто их только читать будет? Ведь и читать умаешься. И в тот кабинет никого не пускал! Стыдно кому сказать: даже подметал, даже пыль протирал - все сам, словно безродный какой.
        Вот… А голова у него скоро начала болеть, это верно. Но долго держался. Только незадолго до кончины костлявая, видать, за него всерьез взялась. Но уж тогда схватила так схватила, намертво. Но это уже господин новый хозяин и сам видел.
        - Вот, друзья, - рассказывал потом в таверне своим собутыльникам мажордом, - а после этот самый хозяин учудил и вовсе непотребное.
        Вначале поехал к дому, где покойная Хлоя жила. Спервоначалу просто спрашивал, а уж как узнал, что никто и не видел, как девица навернулась, так заставил тех, кто ее нашел, в подробностях описать, как, мол, она лежала, да во что была одета, да как одежка была застегнута.
        Но самое главное, пошел он после к местному священнику. О чем они говорили, никто не знает, но ругались крепко. На улицу такие словечки долетали, что мужики затаив дыхание слушали, словно пение ангельское, прости господи.
        А потом… там уж и вовсе пошли страсти господни, фершел вон сказывал.
        Спервоначалу-то на кладбище стол сколотили. Потом Хлою откопали. Из гроба, стало быть, вынули да раздели, да на тот стол нагую и уложили. А вонь вокруг стояла… Не, мы не нюхали, про то фершел говорил.
        И стал господин виконт и этот толстяк, что с ним приехал, ее рассматривать, да вертеть, да щупать срамно всячески. Но нашли! Оказывается, дырка у ей была в спине. Малюсенькая, бабы-то, когда тело к похоронам готовили да обмывали, не заметили, а господин виконт и этот толстый, стало быть, углядели. Так что пришлось святому отцу Хлою-то по новой отпевать, уже не как в бозе почившую, а невинно убиенную. А все равно, поделом ей, распутнице.
        Правда, фершел говорил, что девицей она оказалась, мол, сам видел. Так это ничто. Люди-то иное сказывают, а люди, они такие, зря болтать не станут.
        Потом еще страшнее было.
        Выкопали Манон, что на прошлой неделе преставилась. Ее тоже на тот же стол, так и вовсе ножами резать, да пилами пилить стали. Что уж там искали - бог весть, только фершел с тех пор пьет беспробудно. Вот как Манон отпели, опять же как невинно убиенную, господин виконт вначале приказали тот стол спалить. Потом достали здоровенную бутыль граппы, такой крепкой, что когда ее подожгли - огнем запылала. Так вот сперва все руки ей, словно водой ключевою, вымыли, потом лица. А уж что осталось, господин виконт и употребить разрешили.
        Вот с тех самых пор фершел и не просыхает. Ой, нет, вона, идет! Своими ногами!
        - Эй, господин фершел, извольте к нам! Ай-ай, куда? Держите его! Эх, милай, рано тебе еще ходить-то. Вона, в уголочке, на скамеечке полежи, поспи. А ну, братцы, помогите болезного пристроить.
        Глава X
        Процессия, неторопливо двигавшаяся от замка Ри к ближайшему городу, одним своим видом вгоняла в оторопь немногих крестьян, что замечали ее, оторвавшись от тяжелой работы на полях, и уж тем более тех немногих встречных путешественников, которым довелось ехать из того города в этот пасмурный летний день.
        Впереди на обычной, заполненной сеном крестьянской телеге, управляемой молодым, но прилично одетым юношей, ехал богато одетый вельможа. За телегой на огромных, ухоженных вороных конях ехали шестеро вооруженных гвардейцев, угрюмо смотрящих вокруг, привычно держащих руки на эфесах своих длинных шпаг.
        Если бы кто-то, не испугавшись грозной охраны, решился подойти к телеге поближе, он увидел бы, что главным грузом на телеге была стеклянная банка с широким горлом, плотно закрытым такой же стеклянной крышкой. Для надежности крышка была залита сургучом и воском.
        Внутри банки поместилась металлическая коробочка с замысловатым вензелем на боку, внутри которой плескалась серебряная жидкость. Иногда на ухабах жидкость выплескивалась, разбиваясь на брызги, которые быстро стекались друг к другу, сбиваясь в аккуратные, чуть приплюснутые шарики.
        - Жан, как ты вообще умудрился найти эту гадость? - как равный спросил возница вельможу.
        - Во-первых, это не гадость, а ртуть, которая весьма высоко ценится нашими алхимиками. Во-вторых, искать всегда проще, когда знаешь, где и что ищешь. Где искать, подсказал ты - в бывшей столовой, где де Ри устроил свой кабинет. А вот что искать - это уже заслуга Леграна. Именно он опознал признаки отравления парами ртути у несчастной служанки. И он же применил заклятье поиска, после которого осталось лишь выломать одну из стеновых панелей, достать вот эту коробочку и упаковать вот в эту банку.
        - Ну да, всего лишь достать и самому не отравиться. Ты уверен, что сам скоро Бледную Берту не увидишь?
        Де Камбре легкомысленно улыбнулся и похлопал друга по плечу.
        - Нет никакой Берты, есть обычные галлюцинации, характерные для таких отравлений. А мою безопасность тот же Легран и гарантировал. Сусанна в своей кротости и доброте обещала в случае чего этого господина заживо в кипятке сварить, так что мою защиту он колдовал на совесть. Или на страх, но очень тщательно.
        Поль, точнее, с этой минуты уже вновь виконт де Сен-Пуан, лишь пожал плечами, удивляясь легкомысленности друга, и продолжил править унылой крестьянской лошадкой, которую специально выбирали из самых захудалых, кого в хозяйстве не жалко. Лишь бы смогла довезти телегу до главного города Нормандии - Кана.
        Там у первого встречного выяснили дорогу, и странная процессия направилась в центр, к самой дорогой в городе аптеке, продолжив приковывать к себе удивленные взгляды прохожих.
        Аптекарь, невысокого роста шустрый мужичок лет сорока, был одет во все черное. Как заподозрил де Камбре, господин реалистично оценивал эффективность своих товаров. Впрочем, над головой господина сияла довольно яркая аура неслабого мага, что все же внушало определенный оптимизм.
        Первой реакцией аптекаря на остановку около его шикарной аптеки унылой и тощей кобылы, запряженной в затрапезную телегу, было возмущение. Потом, разглядев богатого пассажира, удивление. А уж когда на узкую улочку, полностью ее перегородив, въехала охрана, лицо его приняло самое угодливое выражение. Такие серьезные вельможи эти края посещали совсем редко, а уж чтобы в аптеку лично наведаться?! Какую ж гадость его подцепить угораздило?
        - Уважаемый, - обратился вельможа к выскочившему из аптеки и почтительно склонившемуся аптекарю, - нам сказали, что вы - лучший специалист не только в этом городе, но и во всей провинции. Надеюсь, нас не очень сильно обманули?
        - Мои лекарства пользуются спросом, - неожиданно уверенно ответил аптекарь.
        Так говорят о себе люди, твердо знающие свою цену. Что ж, уже неплохо.
        - Могу я чем-нибудь быть вам полезным, господин… э…
        - Де Камбре. Виконт, интендант короля Галлии в Пикардии и с недавних пор владелец здешнего замка Ри.
        Все верно, а то, что виконт и интендант еще более недавно, так стоит ли это уточнять? В конце концов, дело важнее.
        - Уважаемый, не знаком ли вам вензель, что выгравирован на вот этой коробочке? - Де Камбре передал свой ценный груз.
        - Ого, ртуть в таком количестве! - воскликнул пораженный аптекарь. Даже вздрогнул, заставив виконта подскочить и придержать стеклянную банку - не дай бог уронит.
        - Нас интересует не ртуть, а вон та коробочка, в которой она хранилась.
        - Хранилась в открытой? - успокаиваясь, но все еще удивленно переспросил аптекарь. - Хотел бы я знать, скольких людей она погубила… Впрочем, господин виконт, это не мое дело. Заявляю сразу и официально: медицина отказалась от ртути более десяти лет назад. Лига врачей Галлии собрала отчеты врачей по всей стране и установила, что эта гадость способна только отбирать здоровье. Были попытки использовать ее для лечения сифилиса, но вред всегда превосходил пользу. Я сам писал такой отчет.
        Господин даже приосанился, видимо, всерьез гордясь проделанной работой. И продолжил:
        - Так что сейчас ртутью пользуются или ювелиры, но не в таких, разумеется, количествах, или алхимики… Впрочем, в наше время и там ртуть вышла из употребления. Все меньше их бьются над созданием философского камня, и все больше занялись другими загадками природы. Так что несколько лет назад эту коробочку можно было купить за совсем небольшие деньги. Ну-ка, ну-ка…
        Он аккуратно покрутил банку и нашел на одной из ее граней вензель, о котором говорил де Камбре.
        - Та-ак. Хм. Ничего не понимаю. Твою сестру! Да чтоб… - Господин аптекарь изволил разразиться такой бранью, что охранники даже подъехали поближе. Не испугавшись за охраняемое лицо, а не желая пропустить ни слова из этой виртуозной конструкции.
        Успокоившись, аптекарь махнул рукой, предлагая виконту пройти в помещение. Там налил себе из колбы какое-то коричневое лекарство, подозрительно похожее на памятный виконту по прошлой жизни коньяк, и, молодецки выпив, заговорил.
        РАССКАЗ АПТЕКАРЯ
        Простите, ваше сиятельство, вам не предлагаю - средство еще не опробовано и не утверждено к продаже. Впрочем, если желаете вина… нет? Тогда рассказываю. Эта самая коробочка - моя. Точнее, пропала у меня пять лет назад.
        Видите ли, спрос на ртуть в наше время, как я рассказывал, упал, но в цене этот металл… Вы знаете, что ртуть - это металл? Отлично. Так вот, в цене он не потерял ни динария. Потому держал я эту коробочку в своем запаснике, как ювелиры держат золото - сохранение капитала и вдруг понадобится.
        И вот почти ровно пять лет назад, таким же пасмурным летним днем в мою аптеку зашел старик. Знаете, такой типичный старик: с седыми волосами, иссохшим лицом, сгорбленный… Одет не бедно и не богато, типичный такой горожанин. Да, вошел и сразу поинтересовался ртутью.
        Зачем ему? Ну, не сказать, что мне тогда это было очень уж интересно, но я все же его спросил. Он ответил, что скупает ее для своего спятившего племянника, который решил жизнь положить, но найти тот философский камень. Мол, денег и энергии у парня в переизбытке. А мне что? Если хорошую цену предлагают, чего ж не продать.
        Вот, стало быть. Потребовал тот старик ему коробочку эту самую показать, но только повертел в руке. И то сказать, ртуть - штука вредная, а она или нет внутри - и так ясно. Сразу ж чувствуется и то, что жидкость внутри, да и вес ни с чем не спутаешь. Да, потом вернул и сказал, что отправляется за деньгами.
        Так что я коробочку далеко убирать не стал. Но старик так и не вернулся. Я тогда подумал, что мало ли, не в нашем городе деньги или еще чего, так что так и держал вон там, под прилавком.
        А через два дня коробочка пропала. Подозревали моего слугу, хотели допросить, да куда там. Убили его. Той же ночью.
        Сперва-то все думали, что упал парень неудачно, да и свернул себе шею. Но наш полицейский лейтенант тогда лично тем делом занялся. Так вот он и нашел на теле ранку, которую все просмотрели. Оказывается, кто-то его под лопатку заколол прямо в сердце. Чем-то длинным и тонким. Да потом лейтенант еще хвастался, что убийцу найдет непременно. Мол, есть у него что-то, что позволит того обязательно опознать.
        Только уж пять лет прошло, а никого не нашли. Так-то.
        Закончив рассказ, аптекарь тяжело вздохнул.
        - У вас есть еще ко мне вопросы, господа? А то вон покупатели на углу мнутся, в аптеку зайти стесняются.
        - Последний вопрос, уважаемый. Как выглядел тот старик?
        - Да обычно… вы ж понимаете, столько лет прошло… Старик как старик… седой, худой, волосы длинные. Роста примерно моего, хотя в молодости был и повыше - старость-то его крепко согнула. Все четки перебирал… да, вот четки я почему-то лучше всего запомнил. Янтарные, крупные. Дорогие, надо полагать. А больше и сказать ничего не могу, давно это было.
        Глава XI
        Расставшись с аптекарем, де Камбре отправился в местную полицию, ожидая увидеть типичный кавардак и всеобщую расхлябанность. Был приятно удивлен.
        На входе его встретили двое подтянутых полицейских, которые вежливо поинтересовались, кто таков будет уважаемый господин и чего, собственно, ему надо. При этом молодцы встали так, что пройти без их согласия в здание не было никакой возможности.
        Услышав высокий титул и грозную должность посетителя, полицейские нимало не стушевались, безукоризненно вежливо, но настойчиво попросив господина королевского интенданта предъявить подтверждающие его статус документы.
        Порядки, однако… как в прошлом мире.
        А вот документами уважаемый господин и не озаботился, оставив их в поместье и почему-то решив, что всем будет достаточно его сурового взгляда и вида солидной охраны. Сейчас. Парни стояли уверенно, словно скалы, и терпеливо ожидали ответа.
        Де Камбре также растерянно замер, абсолютно не представляя, как выйти из глупейшего положения. Оставалось лишь молиться, что он и сделал, мысленно воззвав к Спасителям сразу двух миров.
        Неожиданно помогло.
        Вначале в дверном проеме он увидел могучий силуэт, которому доставал где-то по грудь. Потом шаляпинский бас спросил:
        - Что здесь происходит?
        Пока один из полицейских четко докладывал по ситуации, де Камбре рассмотрел богатыря. И пораженно пробормотал:
        - Парто…
        Гигант с нашивками полицейского капрала перевел взгляд.
        - Как вы меня назвали? - Сказано было вежливо, но слышалось немного жутковато.
        - Извините, капрал, но вы же Парто! Я не ошибаюсь, вы служили в клиссонской академии. А я де Безье, неужели забыли?
        Капрал посмотрел внимательнее…
        - Барон?! Ваша милость?! Господи, у нас говорили, что вы живы, но я же не верил. Я же сам видел, как вы того, в море прыгнули! И шляпу в волнах, и вас, тонущим…
        - Да, шляпу было жалко, - облегченно выдохнув, с веселой улыбкой ответил дворянин. - А сейчас позволь представиться - виконт де Камбре барон де Безье, королевский интендант в Пикардии. Ну что, проведешь к своему начальству бывшего сослуживца?
        - Разумеется, ваша… э-э… ваше сиятельство, прошу вас. - Парто отошел в сторону, пропуская бывшего курсанта вперед, и уже полицейским бросил: - Под мою ответственность.

* * *
        Господин интендант полиции Кана барон Одон встретил господина королевского интенданта Пикардии более чем радушно. Его широкое умное лицо лучилось искренней улыбкой, серые, обычно холодные глаза сияли. Был он невысок, полноват, но двигался ловко, с грацией опытного фехтовальщика.
        Когда барон порывисто двинулся навстречу гостю, уверенно протянув руку, его длинные, ухоженные русые волосы взметнулись, словно приветственный флаг.
        - Ваше сиятельство, рад вашему визиту, счастлив познакомиться! Поверьте, среди моих коллег вы - живая легенда. Во всей Галлии, я уверен, нет ни одного полицейского, кто не знал бы вашу историю. Могу ли я чем-нибудь быть вам полезен?
        Виконт окинул взглядом кабинет. Резная ажурная мебель, роскошные кресла, обтянутые ядовито-ярким узорчатым атласом, аляповатая лепнина. Интересно, понравилось бы в нем работать какому-нибудь генералу российской полиции? А что, интересно бы здесь смотрелся какой-нибудь провинциальный оборотень.
        Эта мысль вызвала усмешку, явно замеченную господином Одоном. Надо было срочно заглаживать неловкость.
        - Я тоже рад с вами познакомиться, барон, - с как можно более искренней улыбкой ответил де Камбре, пожимая руку. - К сожалению, я спешу. Уверен, у нас будет время для длительной беседы, но сейчас у меня срочный вопрос.
        - Я к вашим услугам. - Полицейский заговорил уже официальным тоном.
        - Пять лет назад был убит слуга местного аптекаря. По городу ходят слухи, что у вас есть возможность идентифицировать убийцу. В свою очередь я подозреваю, что это дело может быть связано со смертью в прошлом году моего тестя, виконта де Ри. Могу я узнать подробности того старого преступления?
        - Ах вот вы о чем. - Барон подошел к своему рабочему столу. - Присаживайтесь. - Он указал на кресло рядом. - Разговор обещает быть интересным. Желаете вина? Нет? Тогда слушайте.
        Полицейский сел в свое кресло, немного поерзал, устраиваясь поудобнее, и продолжил.
        - Действительно, пять лет назад наш полицейский наряд обнаружил недалеко от аптеки труп некоего Гая Пети. Я тогда был лейтенантом, только начал служить в полиции. Лично прибыл на место происшествия и установил, что беднягу убили, хотя все указывало на то, что тот просто неудачно упал и сломал себе шею. Но у него под лопаткой нашлась маленькая такая точка, как знаете, если совсем тонким стилетом или вовсе спицей ударили.
        - Знаю, - кивнул де Камбре, - приходилось с таким сталкиваться. Однако вы очень внимательный человек, если даже не имея опыта… вы сказали, что тогда только начали работать… но этот след все же заметили. У нас в Амьене в те времена никому бы и в голову не пришло так тщательно рассматривать тело. Это сейчас уже… Но что там с идентификацией?
        От похвалы Одон приосанился и продолжил:
        - Да, я всегда стараюсь хорошо делать свое дело. А по вашему вопросу могу сказать, что убийца подошел сзади и перед ударом левой рукой схватил Гая за горло. Точнее, за воротник. А парень был модником, нашил на воротник полированные бляшки из яшмы - помните, делали так одно время молодые люди. Так вот на двух бляшках остались отпечатки пальцев.
        - Простите, что осталось? - пораженно воскликнул де Камбре.
        - Отпечатки пальцев. - В голосе полицейского буквально сквозило самодовольство. - Понимаете, - решил он прочитать лекцию человеку, фактически принесшему в этот мир дактилоскопию, - если взяться рукой за любую гладкую поверхность, на ней остаются следы рук. При известной ловкости их можно зафиксировать. И мне это удалось. Сейчас бляшки хранятся так, чтобы ни ветер, ни жара, ни холод не уничтожили эти следы.
        - Могу я взглянуть? - Виконт в нетерпении даже подался вперед.
        - Конечно, - барон встал, приглашая гостя проследовать за собой.
        Они прошли в соседнюю комнату, где стоял устрашающих размеров металлический шкаф. Полицейский отпер замок, открыл тяжелую толстую дверь.
        - Смотрите, только не трогайте.
        На полке лежали две темные бляшки. По-видимому, их отрезали прямо вместе с тканью. На бляшках были отчетливо видны проявленные сажей отпечатки пальцев. Очень грамотно, надо сказать, проявленные.
        - Что же, барон, прекрасная работа. Она свидетельствует, что вы не зря заняли свое место. А сейчас позвольте откланяться. Берегите эти бляшки. Есть вероятность, что я смогу представить вам образец для сравнения.
        Когда де Камбре ушел, Одон некоторое время чесал затылок, пытаясь понять, правильно ли он уловил в словах гостя насмешку. В конце концов решил, что показалось. Действительно, с чего бы вдруг?
        А королевский интендант, пока шел по коридору с капралом Парто, не отказал себе в удовольствии спросить:
        - Отпечатки пальцев ты нашел?
        Богатырь смущенно кашлянул, а потом ответил:
        - Ну да. Я ж видал, как вы тогда в Клиссоне работали. Интересно было! Вот и решил в полицию перейти. Но перед тем и кисточку, как у вас, сделал, и с сажей работать научился. Все хотел вас попросить научить чему-то, да не решился. А уж когда вы того, в море прыгнули, ну я и ушел из армии. Сюда переехал - у меня ж жена из этого города. Ну и в полицию устроился, с тех пор здесь и служу.
        В замок Ри возвращались налегке. Не слишком тяжелый, но крайне опасный груз оставили на сохранении у аптекаря и сейчас ехали, не вздрагивая от страха на каждом ухабе, любуясь тем же унылым пейзажем, который неожиданно заиграл новыми, доселе не замечаемыми красками. Воистину прекрасен мир, когда под боком не прячется смерть.
        Да, не нашли и теперь вряд ли удастся найти бывшего конюха, абсолютно неясно, где искать таинственного старика и уж тем более непонятно, как эти двое связаны между собой и связаны ли вообще.
        Но дорога спокойна, страшную угрозу удалось отвести, так что можно просто расслабиться и отдохнуть от проблем. В жизни, пусть и редко, но такое случается.
        А что касается конюха и старика, так это ничего. Рано или поздно, но они объявятся рядом. Если уже не объявились…
        Глава XII
        Амьен. Кабинет королевского интенданта Пикардии
        В кабинете пятеро. Напротив сидящего за рабочим столом хозяина кабинета в удобных креслах сидят лейтенанты де Савьер и д’Оффуа, бен Фарук и принцесса Туниса Делал ас Садик. Впрочем, именно ее личность сейчас и устанавливается.
        - Итак, господа, что мы имеем? У девушки действительно имеется родимое пятно, которое описывают свидетели. Совпадает возраст и, главное, она опознана уважаемым бен Фаруком, - де Камбре кивнул в сторону гостя, - как принцесса Делал. Но остается невыясненным один вопрос - как ей удалось бежать из дворца, в котором была вырезана вся семья паши. Не спасся никто. Как я понял, ваше высочество, вам неприятен этот разговор, но, к сожалению, без этого нам не удастся доказать ваше происхождение. Итак, что же произошло в тот день, пять лет назад?
        Девушка долго сидела молча, опустив взор, словно рассматривала свои руки сквозь тонкую вуаль, серой прозрачной волной пущенную на лицо. Ее никто не торопил, ожидая начала рассказа.
        Наконец она подняла голову и взглянула прямо в глаза виконту.
        РАССКАЗ ДЕЛАЛ
        В тот день мы с Дениз занимались кастильским языком. Мне всегда нравились эти уроки, в отличие от мамы и других… В гареме считалось, что для девушки важнее другие умения. Удачно выйти замуж, очаровать мужчину, ублажить мужчину, удержать мужчину. Все разговоры крутились только вокруг этих тем.
        Только папа считал иначе. Уж не знаю зачем, но по вечерам он приходил ко мне и проверял, чему я научилась за день. Улыбался, когда я хорошо знала урок, расстраивался, если что-то забывала или не понимала.
        Мне было хорошо с ним. Вначале я старалась учиться, чтобы не расстраивать папу. Потом - понравилось. А учительница была одна - Дениз.
        Нет, были и еще учителя - танцам, музыке. Но с ними было скучно. Потом, это же наложницы, для них главное - попасть папе на глаза, я им только этим была интересна. А Дениз другая, с ней было здорово. И учила другому - европейские языки, литература, математика, она вообще столько знала… да, математика мне тоже нравилась.
        Ой, извините, я отвлеклась.
        Так вот, чтобы никого не раздражать, мы занимались в дальнем углу сада, укрывшись от прочих за густыми жасминными кустами. В тот день, когда раздался грохот разбиваемых стен, страшные крики людей, Дениз схватила меня за руку и почти бегом повела по каким-то коридорам. Помню, как мимо пробегали вооруженные стражники, что-то кричали, но на нас никто не обращал внимания.
        И вот в каком-то закутке Дениз остановилась, нажала на какой-то камень, и отворилась дверь, которую до этого нельзя было различить на фоне стены.
        Мы вошли в совершенно темную комнату, мне даже страшно стало. Но почти сразу зажглись какие-то огни. Не факелы, не лампы, а именно огни, горевшие холодным светом, не дававшим ни тепла, ни запаха гари.
        В комнате стояла широкая кровать, куда Дениз и уложила меня, сказав, что сейчас надо выспаться, пока она выяснит, что происходит во дворце. И убежала. Только какой там сон? Хоть и не темно, но одиноко и страшно.
        Не знаю, сколько прошло времени, но я была уже готова кричать, биться о стены, когда вошла она. Обняла, стала успокаивать, но какое здесь спокойствие? Ясно, что на дворец напали. И раз мы до сих пор не выходим, значит, все плохо. Я только не понимала, насколько плохо.
        Потом мы сидели вдвоем. Есть в комнате было нечего, но воды было достаточно. Было еще и вино, но его пить Дениз запретила… да, именно запретила. Настрого. А мне почему-то даже в голову не пришло спорить с рабыней… впрочем, как-то так сложилось, что я и раньше с ней не спорила. Странно, я только сейчас об этом подумала…
        Да, так вот.
        Дениз рассказала, что на дворец напали кочевники, которым помогали маги султана. Она узнала одного - он месяц назад гостил у папы, а ее приставили к нему в услужение, так что обознаться не могла. Маги никогда ничего не делают без команды правителя, а значит, нападение было подготовлено и одобрено в Стамбуле.
        И еще рассказала, что в гареме была резня, убивали всех, кого могли. Я потом сама видела… только это потом.
        Вначале Дениз одна вышла в коридор, она почему-то всегда знала, когда в нем пусто. Да, а потом уже за мной вернулась. Мы вновь куда-то шли, я совсем запуталась по дороге. Только в какой-то момент оказались на галерее второго этажа. Дениз не хотела, чтобы я смотрела вниз, но все-таки… Там лежали… и мама… и другие жены… и дети… да, вот тогда я и увидела.
        А потом мы спустились в кабинет врача. Но не бен Фарука, а другого, который за год до этого умер.
        Вот.
        Оказалось, что из того кабинета за стены дворца ведет магический ход. Вроде бы тот врач опасался, что если не удастся вылечить кого-то из жен или детей паши, его самого казнят, вот и подготовил себе дорожку. Только перед тем, как открыть переход, Дениз забила мне в рот какую-то тряпку и, сказав, что женщины должны уметь переносить боль, прижгла мне руку факелом, что освещал комнату. Вот здесь, где родимое пятно. Боль была страшная! Потом она долго меня успокаивала, просила, умоляла, требовала потерпеть.
        И лишь когда кисть немного успокоилась, мы шагнули в стену. Да, прямо в стену, я даже глазам своим не поверила. А тут раз - и мы уже в каком-то подземелье, по которому долго шли, освещая путь тем самым факелом. Вышли на какой-то темной и узкой улице, где стояла просто отвратительная вонь.
        Я с тех пор много ходила по Тунису, но до сих пор не понимаю, где мы были. Да, и в конце концов пришли к гостинице бен Фарука. Нам всего-то и оставалось перейти улицу, как за поворотом раздались шаги стражников - их по звону оружия и кольчуг ни с кем не перепутаешь.
        Вот тогда-то Дениз и велела мне спрятаться и, лишь когда никого рядом не будет, бежать к бен Фаруку, я его хорошо помнила. А сама направилась навстречу страже. Я лишь услышала, как она кричала, что служанка паши, а до этого была наложницей самого галльского короля. Требовала, чтобы ее отвели к кавашбаши, тому, кто самим великим визирем послан следить за порядком в благословенном Всевышним Тунисе.
        Больше Делал свою спасительницу не видела. Но точно знает, что за пустое беспокойство кавашбаши виновных ждала лютая смерть.

* * *
        Когда рассказ был окончен, де Камбре встал.
        - Уважаемые, - обратился он к принцессе и бен Фаруку, - благодарю вас за сообщенные сведения. Предлагаю уже завтра всем вместе отправиться в Париж. Уверен, что ваши проблемы удачно разрешатся. Сейчас позвольте предложить отдых, самый лучший, какой только возможен в моем доме.
        После столь прозрачного намека гости встали и направились к выходу. Стремясь загладить неловкость, виконт лично проводил их до дверей.
        - Де Сите! - крикнул он своему секретарю, который обычно сидел у дверей его кабинета, но именно сейчас умудрился куда-то отлучиться.
        - Дорогой, - ответила неожиданно вошедшая в приемную жена, - Кола отпросился. Сказал, что что-то случилось у его невесты… Ты ведь знаешь, что мальчик собрался жениться?
        - Нет, - удивленно ответил де Камбре.
        Сусанна улыбнулась.
        - Ты замечаешь все на свете, кроме того, что творится в твоем доме. Не беспокойся, я сама займусь твоими гостями. Прошу вас, господа, - пригласила она их к выходу.
        Все ушли, а хозяин дома еще постоял, бросил взгляд на пустой стол своего секретаря, и, недоуменно пожав плечами, вернулся в кабинет. Не до того сейчас. Надо обсудить ситуацию, которая неожиданно запуталась.
        - Итак, господа офицеры, что можете сказать?
        - Ничего хорошего, Жан, - первым заговорил д’Оффуа. - Получается, что госпожа де ла Сьот влипла в эту авантюру, защищая законную наследницу Туниса. Кстати, мы по привычке называем ее принцессой, а ведь по всем законам она уже королева. Отец убит, все другие наследники мертвы. Так что, как ни крути, на ее же показаниях мы торжественно изобличим ее спасительницу как государственную преступницу. Которую повесят?
        - Хуже. - Де Камбре горько усмехнулся. - За самозванство к монаршей семье сдирают кожу. С живого.
        - Чего?! - воскликнул офицер.
        - Того. Закону тысяча лет, и три сотни лет прошло, как он применялся последний раз. С тех пор его не то что не пересматривали, о нем успели забыть. За ненадобностью. Теперь вспомнят.
        - И что, ничего нельзя сделать?
        - Сейчас - ничего. Я, конечно, посоветуюсь с де Бомоном и его отцом. Кто знает, может быть, граф Амьенский чем и поможет. Или адвокат де Фронсаков - большего прохиндея я в жизни не встречал. Во всяком случае, лично я выхода не вижу. Но это не значит, что мы можем не исполнять свой долг! Готовьтесь, завтра выезжаем в Париж!
        Глава XIII
        Первым человеком в Париже, узнавшим о результатах заморского вояжа господ де Савьера и д’Оффуа, был премьер-министр Галлии епископ дю Шилле. Даже своим друзьям, безусловно входящим в элиту дворцовой знати, де Камбре не решился ничего рассказать. Просто приехал к маркизу де Фронсаку домой, под милый щебет старшей и уже привычно едкие, но безобидные уколы младшей маркизы дождался его возвращения со службы и сообщил, что необходим срочный и приватный разговор с его преосвященством.
        Де Фронсак, впрочем, и не подумал задавать вопросы. Встречу он организовал в тот же вечер. Впрочем, вечером это время считалось по меркам королевского дворца. Вся остальная Галлия в час ночи видела уже далеко не первый сон.
        Епископ был внимателен, въедлив и дотошен. Трижды перечитал доклады де Савьера и д’Оффуа, дважды - доклад самого де Камбре, после чего засыпал виконта уточняющими вопросами. Вплоть до того, в какой халат был одет хаджеган на последней встрече и какие чувяки были на ногах погибшего мага.
        После двух часов изнурительного допроса дю Шилле заставил личного мага проверить подлинность представленных документов и, лишь убедившись в абсолютной достоверности информации, вызвал де Фронсака.
        - Маркиз, я поручаю вам арест негодяя, выдающего себя за родственника его величества. Я имею в виду де ла Сьота. Арестовать его, его так называемую мать, или кто она там на самом деле, и вообще всех, кто сейчас находится в его доме. Сколько нужно времени на подготовку?
        Когда де Фронсак вышел, епископ задержал де Камбре.
        - Виконт, надеюсь, вы понимаете всю щекотливость ситуации? Громкий процесс над самозванцем, который успел завести друзей среди первых лиц королевского двора, навредит Галлии не меньше, чем очередная война. Понимаете? Тогда я надеюсь на ваше благоразумие. Не смею приказывать, но надеюсь на вашу удачу.
        К захвату дома де ла Сьота, больше похожего на маленький дворец, все было готово лишь к утру, когда серый рассвет едва-едва разогнал ночную тьму. По серым улочкам, на которые выходили окна здания, аккуратно, чтобы никого не разбудить стуком каблуков и звоном оружия, прошли две группы гвардейцев дю Шилле. Красные форменные плащи были сняты - их надлежало надеть только с началом штурма, чтобы в горячке схватки не перепутать своих.
        Увы, но схватка была практически неизбежна. И, что было самым плохим, драться придется со своими же товарищами - гвардейцами короля, охраняющими его братьев и сестёр. Была мысль поднять ночью их командира, объяснить ситуацию и предложить снять своих людей с постов.
        От нее пришлось отказаться, и не только потому, что весь двор знал - этот человек входит в круг ближайших друзей де ла Сьота. Главное - он подчиняется только королю, без прямой команды которого не пошевелит и пальцем.
        А тратить время на доклад, убеждение его величества, было непозволительной роскошью. При своих связях де ла Сьот узнает об этом разговоре еще до его окончания.
        Значит - схватка, после которой будут извинения, выплаты пострадавшим и родственникам погибших, но навсегда останется взаимная вражда между двумя главными воинскими подразделениями страны.
        Де Фронсак попытался решить вопрос миром, лично вызвал командира охраны дома, предъявил подписанный дю Шилле ордер на арест. Получил ожидаемый отказ. И зазвенели клинки.
        Охранники дрались отважно, до конца выполняя свой долг. Падали, лишь оставшись без сил. Или расставшись с жизнью. Их просто было меньше: на каждого защитника пришлось трое нападавших. Все было кончено за десять минут.
        В захваченное здание вошел де Камбре. Аккуратно обходя тела, стараясь не ступать в лужи крови, он обошел все помещения. Пусто.
        Но за кого же сражались и умирали охранники?
        Этот вопрос он задал их командиру. Раненому, но живому.
        - Хозяин и его мать должны быть в доме, - задыхаясь, бледный от потери крови, ответил гвардеец. - Из дома выходили лишь двое стряпчих, что составляли для де ла Сьота какой-то документ. В одиннадцать ноль пять пришли, в четырнадцать семнадцать вышли. Их данные записаны в журнале дежурств. Сын с матерью могут находиться в кабинете, куда нам вход строго запрещен. Дверь - в столовой, замаскирована под шкаф.
        Когда виконт, посчитав разговор оконченным, повернулся к нему спиной, окликнул:
        - Де Камбре, будь ты проклят.
        И плюнул в его сторону густой, розовой от крови слюной.
        Дверь нашлась легко. Только открывать ее было нельзя - вокруг, словно прутья мелкой решетки, сверкали и переливались линии заклятья. К счастью, знакомого. В свое время в крепости Сен-Беа де Савьер упражнялся в сторожевых заклятьях. И в том числе создавал и это, для особо нежеланных гостей.
        Сейчас где-то поблизости находится взрыватель и то, что он должен взорвать. Логично. Охранникам к этой двери доступа нет, сюда, на свою беду, сунутся лишь такие как де Камбре. Те, кто придет арестовывать самозванца. Здесь они и останутся, если после взрыва будет чему оставаться.
        Так, вспоминаем… Де Савьер, чтобы развеять заклятье, перекручивал… ага… вот эту линию, так… Потом соединял… да… эту, эту и во-от эту… Черт, не перепутать бы… Да! Еще вот так… Готово.
        Стоп! Еще в Клиссоне учили - преодолев первый заслон, ищи второй. Только идиот не ставит дублирующую охрану. Так, где же она? Ага! Ого! Ни хрена себе! Аж три штуки! Одна на ручке, вторая на полу и еще на косяке. Только три? М-м-м… внимательно смотрим… Да, три, но и с ними придется повозиться. Черт, никогда не хотел быть сапером.
        Гвардейцы дю Шилле смирно стояли у дверей в столовую, боясь даже заглянуть туда, где что-то мудрил этот страшный и непонятный виконт. Уже телеги увезли тела убитых, врачи все еще колдовали над ранеными, не делая различий между нападавшими и охранниками. Кто-то даже поднялся и отправился домой, не забыв оговорить время и условия дуэли со своими противниками. Вражда двух подразделений становилась все более конкретной. Ненависть готовилась собирать свою кровавую жатву.
        А де Камбре все возился с заклятьями. Что-то соединял, что-то, наоборот, разрывал, пока, наконец, не отошел на шаг и не вытер рукавом осунувшееся лицо, по которому катились уже не капли, а ручейки пота.
        Затем, по-православному перекрестясь, нажал на ручку и открыл дверь. И увидел пять (!) бочек пороха, к одной из которых была прибита простым гвоздем невзрачная коробочка магического взрывателя. Теперь уже не активная.
        В нос ударил тяжелый запах. Шорох… Твою мать! За бочками лежал труп неизвестного мужчины с неестественно повернутой головой, а рядом в луже собственных испражнений, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту, отчаянно изгибалась госпожа де ла Сьот. Уже не блондинка, а просто старая седая женщина.
        Увидев своего спасителя, ее глаза вспыхнули счастьем! Потом ужасом. А затем взгляд наполнился серой беспросветной тоской.
        Она знала свое будущее. И смирилась с ним.
        А самозванец все-таки успел сбежать. И значит, гвардейцы убивали друг друга напрасно. И будут еще убивать на бесконечных дуэлях. И ничего с этим не сделать - профессия в очередной раз не оставила ему выбора.
        Выходя из дома бывшего бастарда, де Камбре привычно анализировал произошедшее. И среди прочего - правильно ли он поступил, когда спас женщину. Может быть, было милосерднее позволить дому взорваться? Вывести людей, да и активировать. По крайней мере, это избавило бы ее от предстоящих страшных мучений с неизбежно тем же смертельным концом. Хотя…
        Размышления были прерваны командиром группы захвата, подведшим за шиворот какого-то старика.
        - Вот, ваше сиятельство, этот хрыч все крутился вокруг, вроде как вынюхивал. Мне он показался подозрительным.
        Де Камбре устало поднял взгляд. Старик как старик. Сутулый, седой, сгорбленный. Обычный. Если бы не приметные янтарные четки в руках и линии заклятья над головой. Тончайшие, едва заметные даже ему и наверняка незаметные для всех остальных. Волшебство высшего порядка. Но после сегодняшней возни с разминированием комнаты представлявшееся сущим пустяком. Раз-два и…
        - Ну, здравствуй, Кола. Так, значит, это ты… Сдал Вида перед его поездкой в Амьен. Готов спорить, что в Ри тебя опознают как Пьера. А в Кане хранятся отпечатки пальцев того, кто пять лет назад убил помощника местного аптекаря. Ты оставил их на каменных бляшках, пришитых к воротнику бедняги. Их зафиксировали и до сих пор хранят. Ты ведь знаешь, что такое отпечатки пальцев. Так что вариант нашей случайной встречи не пройдет. На кого ты работаешь, Кола?
        Шевалье де Сите с ненавистью взглянул на своего бывшего уже начальника и демонстративно отвернулся.
        - Ничего, - спокойно сказал де Камбре. - Ты все расскажешь. Я ненавижу пытки, но именно ты расскажешь все. И не надейся на заклятье отключения боли, в этот раз оно тебе не поможет.
        Затем, взглянув на побледневшего убийцу, равнодушно подумал: «Да, все расскажет». И скомандовал:
        - Увести.
        Глава XIV
        Через день де Камбре читал написанные неровным дрожащим почерком собственноручные показания де Сите.
        «Раскаиваясь в содеянном, сообщаю следующее.
        Пять лет назад умер мой отец. Перед смертью он рассказал мне, что именно наша ветвь рода де Ри должна была владеть поместьем. Если бы мой дед исполнил свою клятву и женился на моей бабушке. Но негодяй предпочел богатое приданое. Мои сестры, потомки древнейшего рода, были вынуждены работать красильщицами на ткацкой фабрике, потому что ни до какой другой работы добрые горожане их не допустили. Никто из них не дожил до восемнадцати лет.
        А в поместье Ри обосновался младший сын деда, дети которого до сих пор правят на чужих, моих по господним и людским законам землях. Счастливо пользуются мерзкими плодами предательства.
        Но, несмотря ни на что, отцу удалось подняться из грязи. Он завещал мне заработанные тяжким трудом деньги и ненависть.
        Со дня его смерти главной и единственной целью моей жизни стала месть потомкам подлеца и получение в собственность поместья.
        Для этого я под видом простолюдина по имени Пьер устроился работать во дворец виконтов де Ри. Я слабый маг, но отец оставил мне в наследство амулет в виде янтарных четок, в котором заключено мощнейшее заклятье изменения, распознать которое не дано ни одному, самому искусному магу. Любой, кто работает с ними, может превращаться в кого угодно. Больше всего мне нравилась личина старика. Под ней я приобрел ртуть, потратив все свое наследство. Остался без денег, но потомки предателя стали умирать.
        Один из них что-то заподозрил, переселился из замка в соседний дом. Не беда. Мое умение обращаться с лошадьми и вовремя подстроенное увечье кучера исправили дело. Погнать лошадей по краю пропасти и вовремя спрыгнуть с облучка кареты, это было не так уж и сложно. Зато сколько удовольствия я получил, слушая крики этих напыщенных господ, улетавших в бездонную пропасть. То, что потом извлекли со дна ущелья, опознанию не подлежало. Как и труп какого-то нищего, которого я же и обрядил в свой камзол перед тем, как точно так же скинуть вниз.
        Оставалось разобраться с последним наследником и его дочерью, после чего можно было и заявлять свои права.
        К сожалению, к этому моменту я остался совсем без денег. Тогда-то и предложил свои услуги разведке островитян. Записи и переписка маршала де Ри представляли для них высокую ценность.
        Получить к ним доступ было несложно - вся замковая челядь, даже дружинники, до дрожи в коленках боялись Бледную Берту. Тут главным было вовремя накинуть личину привидения, так, чтобы с де Ри и его дочерью не встретиться. И не дышать, находясь в кабинете смерти.
        Когда последний виконт умер, я уже считал, что игра окончена. Разобраться с девчонкой - что могло быть легче?
        Но та успела выйти замуж, и все пришлось начинать сначала.
        К тому же островитяне строжайше запретили трогать де Камбре, пока тот состоит на королевской службе. В меру своих сил я помогал его сковырнуть.
        После того как устроился помощником королевского интенданта, мне было не сложно обеспечивать связь их амьенского резидента с боевой группой в Кале, снабжать информацией, которую удавалось подслушать или подсмотреть на службе. Именно я сообщил о поездке в Кале доверенного сотрудника амьенской полиции. К сожалению, эти олухи не смогли его обезвредить. Более того, умудрились сами попасться.
        Три дня назад я подслушал, что де Камбре раскрыл османского разведчика, представлявшегося незаконным братом короля. Срочно доложил резиденту. Тот приказал сопроводить в Париж его человека, который должен был предупредить де ла Сьота. У меня изначально было указание убить напарника так, чтобы де ла Сьот смог под его видом уйти. Мы зашли в дом, представившись стряпчими. И уже там я свернул напарнику шею.
        После этого де ла Сьот заминировал дом, и мы ушли.
        (На следующей странице следы брызг, похожих на кровь.)
        Нет, о том, что в доме оставалась женщина, представлявшаяся матерью де ла Сьота, я не знал. Когда мы уходили, он сообщил лишь, что дом заминирован.
        Нет, я не знаю, куда он направился дальше. У него на этот случай были свои инструкции, как я понял, он был абсолютно уверен в их надежности. Я же должен был проследить за домом и вернуться с докладом к резиденту.
        Нет, я не знал, что буду делать дальше. Я понимал, что должен скрыться, но конкретного плана у меня не было, рассчитывал на помощь резидента.
        Да, я раскаиваюсь в содеянном. Нет, я ни о чем не жалею. Кроме одного - плоть моя оказалась слаба. Я не могу терпеть боль. Поэтому на следующем допросе я клянусь сообщить все, что мне известно о резидентуре островной разведки в Амьене».
        В конце стояла корявая подпись, лишь немного похожая на уверенную, размашистую подпись шевалье де Сите.
        К этому документу был приложен рапорт коменданта секретного крыла парижской тюрьмы, где содержались самые опасные государственные преступники.
        Господин комендант сообщал, что при следовании арестанта (читай - обессилевшего под пытками человека волочили под руки) из комнаты допросов (читай - пыточной) тот неожиданно (ну уж точно не ожидаемо) напал на конвоиров, отобрал у одного из них кинжал и вонзил его себе точно в сердце.
        Проведенным дежурным магом посмертным допросом удалось лишь установить личность резидента островной разведки в Амьене. Им оказался…
        Было указано имя одного мелкопоместного барона, прекрасно известного и де Камбре, и большинству пикардийских дворян. Весельчак, всеобщий любимец, никогда не интересовавшийся политикой.
        Глава XV
        - Ваше высочество, нет слов, чтобы описать счастье видеть вас в нашем дворце!
        Разговор проходил в королевском кабинете для частных приемов. Строгий, без ажурных лепнин, позолоты и статуэток, которыми был полон дворец. Стены и потолок отделаны красным деревом, лишь немного украшены узором. Массивный дубовый стол, покрытый зеленым сукном. К предметам роскоши, и то с некоторой натяжкой, можно было отнести стулья и, разумеется, величественный трон, на котором полагалось принимать посетителей.
        Общий сумрак кабинета разрывал яркий солнечный свет, лившийся сквозь распахнутое по летнему времени огромное окно.
        Рядом с одетым в голубые цвета королем в кабинете находились премьер-министр Галлии епископ дю Шилле в ярко-красной парадной мантии и виконт де Камбре в черном, расшитом серебром камзоле. Эдмонду IV нравилось, когда его интендант одеждой подчеркивал свое юношеское прозвище - Черный барон.
        Напротив мужчин стояла принцесса Делал в скромно пошитом из безумно дорогого шелка зеленом платье.
        Его величество был куртуазен до приторности. Перед принцессой Туниса он даже не присел на трон. Мило улыбался, сыпал остротами, которые, виконт де Камбре был убежден, всю ночь сочиняли придворные острословы и все утро заучивал сам король. О том, чтобы подозревать молодую девушку, чье лицо лишь немного скрывала тончайшая, лютых денег стоившая вуаль, в самозванстве, не могло быть и речи!
        Епископ дю Шилле, как премьер-министр Галлии, провел самое придирчивое расследование и Святым Именем поклялся, что в королевский кабинет в сопровождении королевского интенданта виконта де Камбре вошла именно она. Ее высочество принцесса Делал… Впрочем, учитывая, что паша Туниса, ее отец, был, безусловно, мертв, как и все иные законные наследники… девушка имела безусловные и неоспоримые права на престол. Да, вассальный Стамбулу. Но никто, даже великий султан, не мог встать между ней и троном. Казнить - мог, а вот не допустить к вступлению в законные права - нет. Такой получался выверт.
        Чем Галлия и собиралась воспользоваться.
        - Представляете, любезная Делал… вы позволите вас так называть? Правда?! Прекрасно! Так вот, мы благодарны не только за счастье беседовать с вами, но и за спасение страны от страшной катастрофы, которую готовил Галлии ваш сюзерен. Представляете, некий самозванец был представлен королевскому двору как наш брат! И если бы не вы и ваш друг… как его… А, ладно, в общем, если б не ваш приезд, страшно подумать, что мог натворить этот негодяй.
        - Я рада, что мой приезд оказался полезен вашему величеству! - Этот разговор де Камбре, де Фронсак и Транкавель репетировали с принцессой два дня, экзамен принимал сам дю Шилле, но должной тонкости формулировок за столь короткий срок добиться не удалось.
        Впрочем, король, всегда чутко реагирующий на нюансы этикета, предпочел этой оплошности не заметить.
        - И это прекрасно! - Эдмонд IV изобразил искренний восторг. - К сожалению, сам самозванец сумел убежать. Но в наших руках осталась его сообщница. В ближайшее воскресенье, прямо после утренней молитвы на главной площади состоится казнь, посетить которую я вас и приглашаю. Сдирание кожи заживо - такого изысканного зрелища Париж не видел лет триста!
        - Да, для белокурой Дениз это будет страшный день, - вполголоса сказал де Камбре.
        - Для кого?!
        Принцесса не закричала, даже не повысила голос. Свой вопрос она задала шепотом. Но таким, что у всех, кто ее слышал, мороз пробежал по коже. Раскосые глаза девушки сузились, превратившись в черные щелки, вуаль не смогла скрыть раскрасневшееся, пошедшее белыми пятнами лицо.
        Да, сейчас перед королем Галлии бесспорно стояла дочь паши, такая же властная, не знающая пощады к врагам, но еще не научившаяся предавать друзей.
        - С кого здесь собрались сдирать кожу? - тем же зловещим шепотом она обратилась к де Камбре. Начисто игнорируя всех остальных и уже откровенно наплевав на этикет.
        Виконт бросил взгляд на короля и, лишь дождавшись его кивка, ответил:
        - Боюсь, что с той самой Дениз де ла Сьот, о которой вы мне рассказывали, ваше высочество. Ее арестовали два дня назад. Вчера я лично ее допрашивал. Увы, это она.
        - Но… как же так… - Гнев сменился растерянностью. - То есть, спасая вашу страну от самозванца, я сама обрекла на смерть свою спасительницу?
        - О чем здесь речь? - Король выглядел растерянным. - Виконт, объясните, что здесь, демон побери, происходит!
        РАССКАЗ ДЕ КАМБРЕ
        Патруль, на который в ночь побега наткнулись принцесса и Дениз, означал для них смерть. Им было абсолютно понятно, что нападение кочевников организовано из Стамбула с одной целью - уничтожить весь род строптивого паши. Так что рассвета девочка однозначно бы не увидела.
        Но и свидетельница никому была не нужна. Поэтому женщина и решила рискнуть собой.
        Однажды во дворце один из гостей, к которому она была приставлена, после сурового нарушения заветов Всевышнего рассказал, что слуги султана активно ищут подходы к королю Галлии. Не дипломатические, разумеется, а личные. Дальние родственники близких родственников, родственники бастардов, вообще кого-то, кто мог обратить на себя пусть мимолетное, но внимание Эдмонда IV, питавшего слабость к кровным узам.
        А ведь у нее была одна ночь! Ничем не закончившаяся, забытая в кошмарах пиратского набега, невольничьего рынка и беспросветного рабства.
        Вот об этой ночи она и вспомнила, когда очертя голову бросилась к солдатам в безумной попытке остановить, завернуть, не дать увидеть ту самую девочку, которую и искали тогда по всему Тунису.
        И повезло. Командир стражников сообразил, что поймают именно они ту девочку с родимым пятном на правой руке или нет - бабушка надвое сказала, а премия за эту вот белобрысую, дорого одетую бабу согреет его карман обязательно.
        Даже если женщина соврала, вознаграждение за усердие будет выплачено. Да только вряд ли врет - за такую ложь палач ей со спины всю кожу кнутом снимет, он в этом деле большой специалист.
        Так и оказалась госпожа де ла Сьот вначале в помещении стражи, потом в каком-то богатом доме в Тунисе, а затем и в Стамбуле, где какой-то невзрачный чиновник представил ей «сына».
        И с этого момента пути назад не было.
        Или делай, что говорят, или… Да, тут возникали разнообразные варианты. Страшные.
        Впрочем, страшно было недолго. Чем больше она общалась с «сыном», тем дальше уходил страх, пока совсем не исчез. Осталась лишь симпатия к этому молодому человеку. И та постепенно перерастала в почти материнскую любовь.
        Готовили ли ее к возвращению на родину? Еще как! На долгих беседах, сопровождаемых ментальными заклятьями, убеждали, заставили испытать все, что чувствует беременная женщина, рожающая. Даже дали подержать младенца, приложить к внезапно наполнившейся молоком груди.
        Даже в тюремном каземате, ожидая страшной казни, де ла Сьот была искренне убеждена, что много лет назад выходила и родила ребенка. Лишь лучший ментальный маг королевства смог убрать наведенные иллюзии. Но лучше бы он этого не делал: оставшись со своими реальными воспоминаниями, женщина едва не сошла с ума - не было, оказывается, родов, не было счастья обретения сына. Пусть и пытавшегося ее убить.
        Лишь известие, что Делал и бен Фарук живы, находятся в безопасности здесь, в Париже, сохранило ей рассудок.
        Да, об османской разведке. Остальные проблемы она решила и вовсе легко. Ее действительно на год назначили хазнедар, казначеем гарема. До денег, правда, не допускали, но все почести оказывали.
        Даже побег был настоящим! Дениз была абсолютно убеждена, если бы их с «сыном» поймала султанская стража, казнили бы обоих.
        Так что проверку заклятьем правды она прошла без проблем. Если бы не лист врачебного осмотра, что был составлен при ее продаже на невольничьем рынке Туниса и о котором просто забыли организаторы этой виртуозной операции.
        После окончания рассказа повисла долгая пауза. Принцесса несколько раз перевела растерянный взгляд с короля на епископа. В конце концов почему-то остановила на виконте.
        - И что? Теперь ничего нельзя сделать?
        - Увы, сестра. - За своего подданного ответил король. - Поверьте, я отношусь к вам, как брат, и мое сочувствие искренне, но… я не могу нарушить закон. Это немыслимо. Невозможно.
        - Вообще-то есть один вариант, - вступил в разговор молчавший до этого епископ.
        Все посмотрели на него, как на великого волшебника, готовящегося показать чудо. Впрочем, чудеса в этом мире редкостью не были. А вот найти выход из безнадежной ситуации - на это способны действительно немногие.
        - Сир, вы ведь признали нашу гостью принцессой, законной наследницей тунисского паши?
        - Да, - удивленно ответил король, еще не понимая, к чему клонит его премьер-министр.
        - Тем самым вы признали и ее право на имущество отца, к которому, согласно лежащей перед нами купчей, относится и рабыня Дениз. Та самая де ла Сьот, которая, как утверждает виконт, обвиняется сейчас как соучастница самозванства королевской крови. Но королевский суд не властен над рабами, за них отвечают хозяева. А у хозяйки достаточно не только смягчающих обстоятельств, но и заслуг перед короной, чтобы ваше величество могли воспользоваться правом помилования.
        Эдмонд IV надолго задумался. Потом с сомнением сказал:
        - В принципе, конечно, возможно, но… вы же знаете наш двор… Конечно, принцесса… скрывалась… бежала к нам… разоблачила самозванца… Это все понравится, но маловато. Скажут, что иностранцы мне милей своих подданных. Надо бы что-то еще…
        Взгляд Делал постепенно менялся. Теперь на мужчин она смотрела уже с надеждой.
        - Может быть, любовь? - спросил де Камбре.
        - Чего? - одновременно спросили король и епископ. Это слово в этом кабинете прозвучало, вероятно, впервые с момента его постройки.
        - Если, скажем, принцесса бежала, не просто спасаясь от слуг султана, но спасая некоего молодого человека, галлийского дворянина… И если они еще и поженятся… не думаю, что у кого-то повернется язык упрекнуть короля в излишнем мягкосердечии.
        Де Камбре бросил взгляд на Делал и позволил себе чуть заметно улыбнуться - даже под вуалью было видно, как порозовели щеки девушки.
        Безусловно, король поинтересовался мнением принцессы о предложенном решении, и, безусловно, та ответила, что не может дать немедленного ответа.
        Затем прозвучало много красивых слов, заверений в искреннем расположении и симпатии, на чем прием был завершен. Виконт де Камбре отправился провожать принцессу Делал в отведенные ей покои.
        А Эдмонд IV, совершенно не по-королевски метнулся к трону и из-за него достал початую бутылку вина и два бокала. Разлив вино, обратился к своему премьер-министру:
        - Ну как ваше мнение, друг мой? Не испортил ваш король вашей с де Камбре игры?
        - Вы были великолепны, сир. Сегодня мы сделали первый ход в новой партии. Дальнейшее, как говорит виконт, дело техники.
        Эпилог
        Тем же вечером виконт де Камбре и шевалье д’Оффуа ужинали в отдельном кабинете шикарной таверны, сложнейшим заклятьем наглухо защищенном от прослушивания.
        - Ну как?
        Весь последний месяц, не имея возможности видеть поселившуюся в королевском дворце принцессу Делал, все разговоры со своим другом д’Оффуа начинал именно с этого вопроса.
        И каждый раз де Камбре рассказывал, что все нормально, за девушкой ухаживают, как за сестрой самого короля, одевают в лучшие платья, кормят лучшими яствами. Предлагают лучшие вина, но Делал говорит, что пить их не велит Всевышний, заветам которого она будет верна до конца дней своих.
        Но сегодня прозвучал другой ответ.
        - Его величество желает, чтобы она вышла замуж.
        - За кого? - От этой новости д’Оффуа чуть не подавился куском каплуна.
        - Вначале рассматривалось несколько кандидатур, - равнодушно, словно речь шла о совершеннейшем пустяке, продолжил виконт. - Но мы с де Савьером отпали, как уже женатые. Остался ты.
        Взгляд влюбленного вспыхнул… и тут же погас.
        - Невозможно. Принцесса, пусть и в изгнании - за шевалье? Так не бывает. - И совершенно нелогично закончил: - А она согласится?
        - Согласится, куда денется. Когда упрашивают король и епископ, все соглашаются. К тому же тебе дадут титул. Барона или даже виконта. А то и графа, чем демоны не шутят. Да и что-то мне подсказывает, что долго невесту упрашивать не придется. - Де Камбре лукаво улыбнулся.
        - Жан, но… ты же сам говорил, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. А если сыра такая гора… мышеловка может оказаться смертельной.
        Виконт стал серьезен. Отодвинул в сторону бокал, внимательно посмотрел на друга.
        - Начинается большая игра. Сразу против османов и островитян. И твоя невеста в ней - главный козырь. Вы оба пройдете подготовку, после чего поедете в Стамбул. Ты - первым секретарем посольства. Представляешь, как завертится султан, когда прямая и единственная законная наследница Туниса окажется у него под боком, а сделать с ней он ничего не сможет? Какая это будет игра, с какими ставками?
        Д’Оффуа тоже отставил бокал.
        - Представляю. Как собрались на совещание великие и под вот такое же винцо, да под пулярок с осетринкою решили судьбу девушки. Сделали ее даже не ставкой в игре, а так, разменной картой, которая то ли даст выигрыш, то ли будет побита и сброшена в отбой. Скажи честно: твоя идея?
        Де Камбре смотрел в глаза другу. Долго. Потом ответил:
        - Но мы же не бросаем ее на съедение. Рядом будешь ты. И не один - все возможности посольства и резидентуры будут в твоем распоряжении. Потом, мы только что пропустили два удара подряд. Упустить такую возможность ответить не имеем права.
        Виконт вздохнул, потом вдруг улыбнулся и поднял свой бокал.
        - И все-таки за Делал и за вас! Как там сложится в Стамбуле, сейчас никто не знает. Но я желаю вам счастья. Знаешь, не так давно я сказал одному другу, что свои решения мы всегда выбираем из худшего. Это так. Но в этот раз, согласись, выбор был не самым плохим. Женись, будь счастлив, а дальше… кто знает, что будет дальше со всеми нами. Но есть еще одна проблема.
        Улыбка де Камбре стала еще шире.
        - Делал ни за что не примет истинную веру, так что епископ благословил тебя стать последователем Всевышнего.
        - Как?! - От удивления у д’Оффуа глаза полезли на лоб.
        - И, на мой личный взгляд, это не самое страшное. Понимаешь, их вера запрещает вино. Но и это пустяк! Главное, что она в обязательном порядке предписывает мужчинам одну несложную, но весьма щепетильную операцию, которую обычно проводят новорожденным. - Виконт выразительно посмотрел на низ живота собеседника. - А вот тебе ее придется перенести сейчас. Так что крепись, дружище.
        И, слегка коснувшись все еще сиротливо стоявшего на столе бокала своего друга, королевский интендант Пикардии виконт де Камбре барон де Безье, в прошлом полковник Борис Воронин, с наслаждением выпил прекрасное вино.
        notes
        Примечания
        1
        «Арабелла» - фрегат из книги Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада».
        2
        Vaurien (франц.) - негодяй, бездельник.
        3
        «Черная каракатица» - яхта из мультфильма «Приключения капитана Врунгеля».