Владимир Гриньков
        Телохранитель Каина
        Выход клиента к машине - это всегда сложно. И нервно. Только что клиент был в помещении, где более-менее безопасно, где все под контролем, и вдруг из этого укрытия - да под солнечный свет, на люди, где полным-полно посторонних, и любой из этих посторонних может представлять опасность. И пока клиент проделает недлинный путь в несколько шагов от порога дома до распахнутой двери авто, и пока эта дверь не захлопнется, запирая клиента в бронированной капсуле, - охрана изнервничается, стреляя по сторонам настороженными взглядами.
        Клиента выводили втроем: Китайгородцев и еще двое. Машина клиента у порога, буквально метрах в пяти. Китайгородцев и его напарник вышли первыми. Он распахнул дверь авто - клиент должен был сесть на заднее сиденье. Напарник встал так, чтобы перекрыть проход к машине любому постороннему человеку. Машина сопровождения урчала двигателем. Пешеходов мало. Косятся на дорогие иномарки и охрану, но во взглядах ничего, кроме настороженного любопытства.
        Вышел сопровождаемый третьим телохранителем клиент, нырнул в пахнущее дорогущей кожей и изящным парфюмом нутро машины. Китайгородцев тотчас захлопнул за ним дверь, авто тут же покатилось, следом - машина сопровождения, но эта не спешила, давая возможность Китайгородцеву и его товарищам забраться в салон, уже на ходу, и только потом нагнала головную машину.
        Китайгородцев сидел впереди, рядом с водителем.
        Без проблем доехали до Ленинского проспекта. Тут встали в левый ряд и погнали сто пятьдесят. Воскресный день. Осень. Пробок нет. Зазевавшихся сгоняли с полосы сердитым "кряканьем".
        - "БМВ"! Серебристый! - сказал водитель.
        - Вижу, - отозвался Китайгородцев.
        Серебристый "БМВ" шел по соседней полосе, словно приклеенный, держа дистанцию в десять метров. И номера на бампере у него не было.
        - Скорость сто восемьдесят! - сказал в переговорное устройство Китайгородцев.
        Водитель головной машины послушно увеличил скорость. Машина сопровождения - тоже. И "БМВ". Плохой знак.
        - Гонщик, - предположил один из телохранителей.
        Возможно. Такое бывает. Когда-то даже за президентским кортежем кто-то безрассудно увязался, хотел убедиться, что мотор его авто не хуже тех, что у машин в президентском гараже. Закончилось печально.
        - Сколько там людей? - спросил Китайгородцев.
        - Не видно, - отозвались сзади. - Тонировка.
        Тоже плохой знак.
        "БМВ" вдруг прибавил скорость.
        - Режь его! - скомандовал Китайгородцев.
        Водитель шевельнул рулем, машина сместилась вправо, подрезая подозрительный "БМВ", но водитель серебристой машины будто ждал подобного маневра - он перестроился правее и уже поравнялся с машиной сопровождения, в которой находился Китайгородцев. Еще несколько мгновений - и он окажется впереди. Мотор у него получше будет. Китайгородцев увидел, как скользнуло вниз тонированное стекло "БМВ", открывая нутро серебристой машины.
        - Ствол!!!
        Вырвавшийся общий крик был сигналом водителю.
        Ему уже не нужно было объяснять, как действовать дальше. Он знал. До автоматизма было отработано. Руль вправо. Хлестнула запоздалая автоматная очередь. Удар в левый бок "БМВ". Несущаяся на огромной скорости серебристая машина потеряла сцепление с дорогой, ее развернуло и понесло на придорожные деревья, водитель "БМВ" еще пытался что-то изменить, но поздно. От удара о бордюр "БМВ" взмыл в воздух, врезался в дерево, полетели в стороны куски железа и пластика.
        Автомобиль сопровождения нагнал головную машину, пошел следом, как прежде.
        Китайгородцев связался с начальством, доложил о случившемся. Дальше уже была не его забота.
        И только теперь он обнаружил, что правая штанина залита кровью. Зацепило его, а он не сразу в этой горячке обнаружил.
        * * *
        Из больницы Китайгородцева выписали со скрипом - рана все еще его тревожила. Он ходил, опираясь на палку. За воротами больницы его ждала машина. Директор охранного агентства "Барбакан" Хамза обещал ее прислать и прислал, так что это было вполне ожидаемо, но вот чего Китайгородцев совсем не ожидал - это того, что Хамза приедет лично. За все время Хамза наведывался в больницу несколько раз - при всей своей занятости. Сегодняшний визит - это уже слишком.
        - Готов к труду и обороне, - буркнул Китайгородцев.
        Он испытывал неловкость от собственной беспомощности и с удовольствием избавился бы от стариковской палки - если бы мог без нее обойтись.
        - Бегать, как прежде, ты пока не сможешь, - сказал угадавший состояние собеседника Хамза. - Но работы столько, что и для тебя дело найдется.
        Сели в машину.
        - У нас намечается один объект, - рассказывал Хамза. - Я подумал, что это как раз для тебя. Никакой суеты, все очень спокойно. Поместье за городом. Участок гектаров в пятьдесят. Считай, что санаторий.
        - А охранять кого? - спросил Китайгородцев.
        - Там живет старуха. Генеральская вдова.
        * * *
        Знакомиться отправились на следующий день, ближе к вечеру. Хамза в том поместье еще не бывал, поэтому он вел машину, сверяясь с легендой - компьютерной распечаткой проложенного кем-то маршрута.
        Сначала отмахали полсотни километров по шоссе, потом свернули на второстепенную дорогу. Только недавно закончился шедший с самого утра дождь. Осенние поля под свинцовым небом выглядели уныло. Редкие деревни в предвечерних сумерках казались безлюдными, только кое-где вился из труб дымок. Начался лес. Деревья еще не успели сбросить умирающую листву, из-за чего здесь было сумрачно. Встречных машин почти не было.
        От дороги, по которой ехали Хамза и Китайгородцев, ответвлялась узенькая асфальтированная дорожка - тут вряд ли беспроблемно смогли бы разминуться две машины. Въезд на дорожку преграждал запрещающий знак, но Хамза этот знак проигнорировал. Почти сразу за знаком обнаружилась заброшенная постройка, где не только стекол, но и оконных рам уже не было, а когда-то перегораживающий дорогу шлагбаум был поднят, и почему-то казалось, что уже навсегда.
        Дорога вела в глубь леса. Деревья подступали вплотную, смыкаясь над головами шатром, и если бы Хамза погасил фары машины, могло бы показаться, что совсем близко ночь. Дорогу усеял ковер из опавших листьев, под колеса то и дело попадали обломанные ночным ветром ветки. Казалось, что дорогой этой давно никто не пользуется.
        Они проехали по дороге не менее двух километров, как вдруг деревья расступились, и Китайгородцев обмер, увидев картину, которую никак не ожидал здесь увидеть. Прямо перед ними было открытое место, обширная лужайка размерами едва ли не с футбольное поле, засеянная травой такого изумительно зеленого свежего цвета, который не поблек даже под свинцовым грязным небом. И на фоне этой празднично нарядной травы неожиданно пугающе смотрелся огромный дом, больше похожий на замок. Его вымокший под осенними дождями кирпич казался бурым, почти что черным, что только подчеркивали редкие вкрапления белого - рамы стрельчатых окон да элементы оформления фасада. Здесь были башенки, сам дом казался собранным из множества разновеликих элементов - так выглядят замки где-нибудь в Великобритании или Франции, но никак не жилые дома в русском лесу. В узких окнах не было огней, отчего все увиденное представлялось огромной, неизвестно кем и неведомо с какими целями выстроенной декорацией.
        Дорога огибала лужайку и выводила к широкому и высокому, во множество каменных ступеней, крыльцу. Хамза остановил машину напротив крыльца. Они с Китайгородцевым вышли из машины. Было сыро и сумрачно, дул холодный ветер. Китайгородцев передернул плечами.
        - Я надеюсь, нас увидели, - пробормотал Хамза. - И кто-нибудь все-таки появится.
        Похоже, ему тоже было не по себе.
        - В принципе, загородный санаторий, - сказал Хамза, обозревая окрестности. - Природа, свежий воздух - ты тут быстро восстановишься.
        Он еще что-то хотел добавить, но не успел. Онемел, подняв глаза. Взглянул вверх и Китайгородцев.
        На высоком до такой степени крыльце, что им, чтобы взглянуть на него, пришлось задрать головы, они увидели неожиданно появившуюся женщину в черном. То есть сам момент ее появления они прозевали и теперь видели только неподвижную фигуру. Женщина была худа и стройна, платье черное, до пят, только воротничок ослепительно белый, такие платья уж давно не носят, лет, может быть, сто, а то и больше. Лицо у женщины по-стариковски бледное, седые волосы собраны в пучок, и на этом светлом фоне - черные, как смоль, глаза. Ни звука, ни жеста, женщина стояла статуей, и если бы не колышимые ветром ее черные одежды, можно было действительно принять ее за изваяние.
        - Здравствуйте, - произнес Хамза, глядя на женщину снизу вверх. - Моя фамилия Хамза, я директор охранного агентства "Барбакан".
        - Здесь никого не надо охранять! - сказала женщина неожиданно громким голосом. - В этом нет необходимости! Уезжайте!
        И прежде чем опешивший Хамза успел ей что-либо ответить, она развернулась и ушла в дом, плотно закрыв за собой дверь.
        * * *
        Раздосадованный Хамза стал кому-то названивать по телефону. Ему ответили, что надо немного подождать.
        Это "немного" растянулось на целый час. Хамза и Китайгородцев сидели в машине, с тоской наблюдая за тем, как окружающие предметы один за другим поглощает тьма, подбирающаяся все ближе к их автомобилю. Странный дом по-прежнему выглядел необитаемым, в окнах не угадывалось света. Завывал ветер. Было неуютно.
        Приблизительно через час в сплошной тьме близкого леса вдруг мелькнули яркие огни. Лучи света прорывались сквозь частоколы деревьев. Вскоре из леса выкатился автомобиль, ослепив на мгновение Хамзу и Китайгородцева холодным белым светом ксеноновых фар, а за ним другой, и эта парочка, обогнув лужайку, через минуту подкатила к дому. Это был роскошный "Бентли" и сопровождающий его черный внедорожник "Лендровер".
        Из "Лендровера" тотчас выскочили двое дюжих парней, один из них услужливо распахнул дверцу "Бентли".
        - Как тебе охрана? - хмыкнул Хамза. - Ладно, пойдем знакомиться. Стас Георгиевич Лисицын пожаловали, собственной персоной.
        Телохранитель Китайгородцев
        Я, как и Хамза, могу довольно быстро определить, какого класса охранники передо мной. Иногда достаточно нескольких штрихов, мелких подробностей, на которые посторонний человек даже внимания не обратит. Вот из машины сопровождения выпрыгнули крепкие ребята. Вид у них суровый, можно догадаться, что они за хозяина готовы любого порвать. И стволы у них имеются, в этом я уверен, и подготовку они где-то проходили. Но именно что "где-то". Потому что...
        Они прибыли к объекту, который расположен в глухом лесу.
        В полной темноте, где ни черта не видно.
        Тут стоит автомобиль, в котором кто хочешь может находиться.
        И они свой "Лендровер" поставили не между нашей машиной и машиной охраняемого ими босса.
        Не на линии огня, если беда вдруг приключится.
        Не прикрыли, в общем.
        И это уже о многом говорит.
        Не профессионалы.
        * * *
        Стас Георгиевич Лисицын оказался вальяжным господином лет сорока пяти. Роскошное бежевое пальто распахнуто, под ним дорогой, даже вызывающе дорогой на вид костюм, такие туфли, как у него, Китайгородцев видел в бутике на Кутузовском, куда недавно сопровождал клиента, - три тысячи евро, эксклюзив, хорошая работа.
        Кивнул Хамзе издалека. Спросил:
        - Проблемы?
        Хамза деликатно пожал плечами в ответ.
        Лисицын был хмур, так что понятно - это не у Хамзы проблемы, а у самого Лисицына что-то не клеится.
        - Идите со мной, - сказал он и первым пошел по ступеням наверх.
        Один из охранников его обогнал и успел распахнуть перед боссом дверь.
        За дверью, когда Китайгородцев и Хамза вошли в дом, обнаружился большой, потонувший в сумраке зал - он был едва освещен слабым светом, лившимся откуда-то сверху, с галереи, и при таком призрачном освещении и внутренние покои дома тоже выглядели декорациями из чужой и давно оставшейся в прошлом жизни: вот-вот появится камердинер, предваряя выход хозяина, настоящего английского лорда.
        Охранник щелкнул выключателем, массивная люстра, многопудовая гроздь хрусталя, вспыхнула и заискрилась блестками, но света, казалось, почти не добавилось: весь зал от потолка до пола был обшит резными панелями темного дерева, поэтому сумрак всего лишь отступил, но не растаял. Мрачная торжественная красота этого зала подавляла вошедших, так чувствовали себя, наверное, простолюдины, впервые попавшие в рыцарский замок своего хозяина.
        Послышались шаги на галерее.
        Силуэт старухи мелькнул, и вот она уже спускается по лестнице: прямая, будто шпагу проглотила, взгляд холодный, недобрый. Она остановилась, не дойдя нескольких ступеней от подножия лестницы, и уставилась сверху вниз на вошедших.
        - Я не хочу видеть никого, Стас, я же говорила, - произнесла она прежним громким голосом.
        Лисицын пошел к лестнице, сказал что-то вроде: "Хорошо, мы сейчас обсудим", поднялся по ступеням, оказался у матери за спиной, ожидая, что она последует за ним, чтобы обговорить все без посторонних, но женщина не шелохнулась, и уже было понятно, что она не сдвинется с места. Остановился и Лисицын, не зная, что ему делать дальше, отчего вальяжность его как-то сама собой растаяла.
        - Пусть они уйдут! - потребовала женщина. - Рядом со мной будут только те люди, которых я хочу видеть.
        Ни Китайгородцев, ни Хамза, судя по поведению старухи, не входили в круг таких людей.
        - Все будет так, как ты захочешь, - совершил временное тактическое отступление Лисицын. - Давай поднимемся наверх.
        Он все еще надеялся на то, что ему удастся увести мать в лабиринты этого огромного дома, подальше от посторонних ушей и глаз.
        Но женщина не оставила ему ни капли надежды.
        - Ты не слышал, что я тебе сказала? - сухо осведомилась она.
        Лисицын изменился в лице.
        - Хорошо, - сказал он неожиданно кротким голосом. - В этом доме не будет посторонних, если ты этого не хочешь. Я предполагал, что будет один человек. Всего лишь один. Но - нет так нет. Тем не менее охрана все-таки нужна. Ты здесь одна, а вокруг лес...
        - Я не нуждаюсь...
        - И мне очень тревожно за тебя, поверь, - продолжал Лисицын. - Поэтому я сделаю иначе. Мы поставим здесь забор. Высокий, крепкий. Поставим дом для охраны, человека на четыре, я так думаю, - он вопросительно глянул на Хамзу.
        - Люди у меня есть, - поддакнул понятливый Хамза.
        - Видеокамеры будут, освещение - все честь по чести, - сказал Лисицын.
        - Я не собираюсь жить в тюрьме! - сердито произнесла женщина.
        - Дом надо охранять! - парировал Лисицын с жесткостью. Он решительно пошел вверх по лестнице.
        Женщина помедлила секунду, потом направилась вслед за сыном.
        * * *
        Лисицын уехал спустя час.
        - Я обо всем договорился, все нормально, - сказал он перед отъездом, обращаясь не к Хамзе, а к Китайгородцеву.
        Будто заранее извинялся перед ним, понимая, как непросто тому здесь придется. Даже похлопал ободряюще Китайгородцева по плечу.
        - Когда ты сможешь сюда переселиться? - спросил Лисицын.
        - Уже завтра, если потребуется.
        - Хорошо, - одобрил Лисицын. - Поживешь тут. Месяц.
        Выжидательно посмотрел на Китайгородцева.
        Тот молчал.
        - Сам видишь, какие проблемы, - сказал Лисицын. - А если еще люди будут меняться, мама этого не выдержит. Скажет что-нибудь вроде того, что тут не дом теперь, а проходной двор.
        - Месяц - я смогу. А там видно будет.
        - Вот именно, - кивнул Лисицын. - Там видно будет.
        * * *
        Хозяйка не вышла проводить гостей.
        Сначала уехали Лисицын и его охрана. Сразу за ними отправились и Китайгородцев с Хамзой.
        Дом высился черным утесом, Китайгородцев всматривался, пытаясь хоть где-то увидеть проблеск света. Нигде и ничего.
        - Не верится, что она живет здесь одна, - пробормотал он.
        - Какой-то мужичок еще живет. Дальний ее родственник. Завхоз и адъютант в одном лице. Это мне Лисицын рассказал.
        - И больше никого?
        - Больше никого.
        Как они до сих пор тут жили без охраны? В огромном доме. В глухом лесу.
        - Сам Лисицын здесь почти не появляется, - сказал Хамза. - Построить построил, а потом разочаровался, видно. Так бывает: не лежит душа.
        * * *
        На обратном пути в Москву, скрашивая скуку поездки по ночной дороге, Хамза рассказал своему спутнику то, что знал.
        Лисицын завладел этой землей в неспокойные девяностые годы. Здесь была турбаза, полсотни деревянных домиков, разбросанных по лесу. Домики снесли, построили большой дом, похожий на замок. Воплотилась в жизнь, видимо, какая-то давнишняя мечта Лисицына, родившаяся от подсмотренного то ли по телевизору, то ли в кино, а может, что-то подобное он увидел в одной из заграничных поездок, и захотелось ему возвести нечто похожее, но чтобы не дальше, чем в ста километрах от Москвы. Дела не позволяли надолго отлучаться из России, бизнес не оставишь без присмотра. Начинал он в девяностые "непонятно с чего", как выражался в подобных случаях Хамза, и в те годы занимался, видимо, много чем, в том числе и делами, о которых ныне не хотелось вспоминать, но в отличие от бедолаг, которые либо полегли от пуль, либо сгнили в тюрьмах, Лисицын вовремя что-то сообразил и вырулил на дорогу цивилизованного и респектабельного бизнеса, превратившись во владельца доходных объектов московской недвижимости. Много что ему принадлежало, и он напрасно времени не терял, сдавал свои особнячки в аренду.
        В то, что у Лисицына сейчас все было чинно-благородно, можно легко поверить, потому как Хамза никогда не брался обслуживать клиентов, если там угадывались какие-то темные дела. Хамза предварительно наводил справки - возможности у него были.
        - Этот дом в лесу - чепуха, - сказал Хамза Китайгородцеву. - Просто повод, чтобы попробовать с Лисицыным плотнее поработать. Если получится его взять на обслуживание... Только представь: у него объектов множество, и везде нужна охрана. Выгодный клиент! Если дело выгорит, конечно.
        * * *
        В поместье Лисицына Китайгородцев отправился на следующий день - один и на своей машине. Ехать было непросто: раненая нога еще не вполне ему подчинялась.
        День был такой же ненастный, как накануне. И настроение у Китайгородцева соответствующее. Пустынная дорога через лес, сумрак под деревьями, сыро, холодно, и в конце пути - неприветливый дом с темными окнами. Едва Китайгородцев увидел этот дом, настроение у него окончательно испортилось. Вспомнилась старуха в черном. Старая ведьма. Попьет кровушки. С нею будет нелегко.
        * * *
        Никто не встречал Китайгородцева. Он, опираясь на палку, не без труда поднялся по ступеням. Дверь оказалась запертой. Звонок был старомодный, надо вращать ручку. Китайгородцев сделал пару оборотов. За дверью пугливо тренькнул звонок. Китайгородцев долго ждал. Никто не появлялся. Китайгородцев еще позвонил. Тот же результат. Озадаченный, он спустился с крыльца и, прихрамывая, пошел вокруг дома. За окнами не угадывалось жизни, но у Китайгородцева было неприятное ощущение - будто за ним подглядывают. Он косился на окна, но так никого и не увидел.
        За домом начинался лес, но ближе к дому он был прорежен и превратился в парк - в том парке Китайгородцев увидел обширный пруд. Прудом давно не занимались, он зацвел, покрылся водорослями, там плавали ветки и опавшая листва, а берега заросли травой - все выглядело так, как на картинах старых художников. "Графский пруд". Холст, масло. Запустение и тлен. И так повсюду. Дорожки, когда-то протоптанные между деревьями, давным-давно заросли, никто по ним не ходил. Поднялся беспорядочно кустарник. Картина медленного разрушения былого обустроенного пространства завораживала. Китайгородцев долго стоял неподвижно, потом крикнула птица, он вздрогнул и обернулся. Дом отсюда, от пруда, казался еще более безжизненным, чем с противоположной стороны. Здесь не было крыльца и рамы окон не были выкрашены белой краской - все очень мрачно, без оживляющих деталей.
        Тут только двое - в этом огромном доме. Теперь добавился Китайгородцев. То-то веселее жизнь пойдет.
        Китайгородцев не удержался и вздохнул.
        * * *
        Когда он вернулся к крыльцу, обнаружилось, что дверь, ведущая в дом, приоткрыта. Все-таки он покрутил ручку звонка, прежде чем войти. Никто не отозвался. Тогда Китайгородцев переступил через порог.
        Льющийся сквозь узкие окна свет скупо освещал огромный зал. Китайгородцев не сразу разглядел в темном дальнем углу силуэт человека.
        - Добрый день, - вежливо сказал Китайгородцев.
        Невежливое молчание в ответ.
        Его глаза тем временем обвыклись с темнотой, и только теперь он увидел, что это не человек, а чучело медведя, стоящего на задних лапах.
        Шаги на галерее. По лестнице спустилась уже знакомая Китайгородцеву старуха. На ней было все то же черное платье.
        - Здравствуйте, - поприветствовал ее Китайгородцев.
        - Здравствуйте, - сухо ответила женщина. - Меня зовут Наталья Андреевна. Вы приехали один?
        - Да.
        - Идите за мной.
        Женщина открыла неприметную дверь в темном углу зала, щелкнула выключателем, и в длинном коридоре, уходящем в глубь дома, вспыхнули неяркие светильники. Все двери, мимо которых шел Китайгородцев, были закрыты. Полная тишина. Только звуки шагов женщины и самого Китайгородцева.
        В конце коридора женщина открыла одну из дверей. Комната, довольно большая. Обстановка внешне скромная, но стильная. Такая мебель была характерна для века девятнадцатого, но никак не для сегодняшних дней.
        - Здесь вы будете жить, - сказала женщина. - Только эта комната - ваша. Я запрещаю вам бродить по дому и вообще попадаться мне на глаза. И уж тем более я категорически запрещаю вам переступать границу моей личной территории. Вам понятно?
        - Не совсем, - пробормотал озадаченный столь неприкрыто демонстрируемым недружелюбием Китайгородцев.
        - Что вам непонятно?
        - Ну, например, где проходит граница вашей личной территории.
        - По первой ступени лестницы, ведущей наверх. Весь второй этаж - мой. Мой, а не наш общий и не ваш. Вам понятно?
        - Да.
        - Отлично. Все остальное вам расскажет Михаил.
        И прежде чем Китайгородцев успел еще что-нибудь сказать, женщина вышла из комнаты.
        Телохранитель Китайгородцев
        Мне уже доводилось охранять тех, кто яростно противился моему присутствию рядом с собой. Кто не хотел, чтобы его охраняли. В последний раз такое было в прошлом году. Один влиятельный человек, которого охраняли ребята из нашего "Барбакана", попросил приставить телохранителя к своей дочери. Какие-то проблемы у него возникли с конкурентами, а конкуренты оказались злые и опасные. Хамза назначил меня и еще одного человека из нашего агентства, мы с ним чередовались через день. Нашей девушке было восемнадцать, и она оказалась вовсе не такой целомудренной, какой обычно представала пред папенькиными очами, и как раз в ту пору она крутила тайный, но жутко страстный роман с каким-то молодым чеченцем. Мы ей мешали. Она нас сильно ненавидела. Чеченец ненавидел нас еще сильнее. На пару они нам пакостили, как могли. Мы хлебнули лиха.
        * * *
        У них тут мода была, наверное, на черное. Заявившийся к Китайгородцеву Михаил было облачен в черную футболку и черные же джинсы. Он оказался низок ростом, широк в кости, борода лопатой, и волосы на голове пострижены чудно, с пробором посередине - не иначе так выглядели извозчики веке в девятнадцатом.
        Будучи настолько немногословным, что это можно было принять за невежливость, он провел Китайгородцева по тем помещениям, куда доступ, следовало понимать, не был запрещен. Показал санузел.
        - Твой.
        Вошли в ванную комнату.
        - Пользуйся, это все тебе.
        Заглянули в кухню.
        - Готовить умеешь?
        Значит, питаться Китайгородцев будет отдельно.
        - Верующий?
        - Что? - не сразу понял Китайгородцев.
        - Молитвы Господу возносишь? Тут у нас церковь домовая есть.
        Михаил посмотрел в лицо Китайгородцеву, все понял, и взгляд его потяжелел.
        - Я крещен, но в церковь не хожу, - на всякий случай сказал Китайгородцев.
        - Крещен - это не твой душевный был порыв, - веско произнес Михаил. - Это родители в твоем младенчестве о спасении твоей души позаботились.
        Китайгородцев промолчал.
        - Неверие в людях оттого, что они могут умом постичь не все, - продолжал Михаил. - Не укладывается у них в голове то, что невозможно объяснить словами. Но если что-то объяснить нельзя - это не значит, что его вовсе нет. Оно есть. И от него не отмахнешься.
        У него были такие же черные глаза, как у старухи. Сказано же - родственники.
        - А тебе и вовсе нужно молиться о спасении души, - произнес Михаил неожиданно тихим голосом, почти шепотом.
        - Почему? - не удержался от вопроса Китайгородцев.
        - По деяниям твоим.
        - Я не понимаю.
        - Ты убивал, - все так же тихо произнес Михаил, прожигая собеседника насквозь взглядом своих черных глаз.
        Китайгородцев дрогнул.
        - Откуда же вы взяли? - пробормотал он.
        - Вижу по глазам. Такое не спрячешь.
        Китайгородцев не выдержал и опустил глаза.
        Телохранитель Китайгородцев
        Я убил женщину. Ей было двадцать пять лет, хотя она говорила, что ей только девятнадцать. Убил я ее, разумеется, не потому, что она врала про возраст. Она была киллером. Самым настоящим. Девятьсот девяносто девять заказных убийств из тысячи совершают киллеры-мужчины. Это был тот редкий тысячный случай. И этот случай по злой прихоти судьбы достался мне. Я убил эту женщину выстрелом в лицо. До сих пор у меня перед глазами маленькое входное отверстие от пули у нее под правым глазом. Я часто это вспоминаю, и мне бывает тошно. Я выстрелил в нее за мгновение до того, как она могла бы меня убить. А перед тем она застрелила троих наших. У нее была хорошая подготовка. Она была убийцей. Я смог ее остановить. Я выполнил свой долг. А все равно мне тошно.
        * * *
        Китайгородцев осмелился нарушить запрет хозяйки, по крайней мере в той его части, которая предписывала ему "не бродить по дому". Он прошелся по тем немногочисленным комнатам первого этажа, которые не были заперты. Пункт из длинного перечня обязательных действий, выполняемых телохранителем: изучить и запомнить месторасположение комнат, а также отметить особенности каждой из них, в том числе те особенности, которые могут представлять опасность.
        Здесь давно никто не жил. Или даже вовсе никогда не жил. Везде стояла мебель, но ею не пользовались, это заметно. Пыль легла толстым слоем. Нигде не видно ни единого предмета, какого-нибудь пустячка, забытого случайно. Расческа, старая газета, оставленная в кресле, монета на столе, книга, которую не удосужились поставить обратно на полку - ничего такого, что могло бы выдать присутствие людей.
        Все комнаты выглядели старомодно. Даже светильники смотрелись так, будто в них не электрические лампочки, а стеариновые свечи. Здесь могло бы быть уютно, если бы теплилась жизнь. Но жизни не было.
        * * *
        За целый день Китайгородцев так никого и не увидел. Он даже не мог сказать наверняка, есть кто-нибудь в доме или Наталья Андреевна с Михаилом отлучились, не предупредив о том своего нежеланного охранителя.
        Китайгородцев сел в кресло в зале первого этажа, рассчитывая во что бы то ни стало увидеться с кем-нибудь из обитателей дома. Он не привык быть предоставленным самому себе. Не мог действовать без контакта с теми, кого ему поручили опекать.
        Была вторая половина дня. За окнами темнело. Нигде в доме не зажигали света. Китайгородцев, устраиваясь в кресле поудобнее, вытянул раненую ногу. Он готов был ждать до глубокой ночи. В полной тишине, в сгущающемся сумраке он задремал.
        * * *
        Разбудил Китайгородцева телефонный звонок. Мобильник в кармане завибрировал, Китайгородцев встрепенулся. В доме было темно. Лишь угадывались силуэты окон, за которыми воцарялась ночь.
        Это был Хамза.
        - Толик, привет! Как служба на новом месте?
        Про службу - это звучало как издевка.
        Китайгородцев поведал о полном отсутствии событий в течение сегодняшнего дня. О наложенном хозяйкой запрете на перемещение по дому. О том, что он вообще не уверен, здесь находятся его подопечные или уехали куда-то.
        - Ладно, осматривайся там пока, - сказал Хамза.
        Стерпится, мол, слюбится. А не слюбится - тогда уж будем думать, что делать дальше.
        * * *
        Утро встретило Китайгородцева ярким солнечным светом. Он открыл глаза и обнаружил богатый красками мир. Серость растворилась, окружающие предметы обрели цвет. Дом уже не выглядел таким недружелюбным, как накануне. Китайгородцев принял душ, потом позавтракал, завершив свой завтрак чашкой крепкого кофе - все было очень похоже на его прежнюю жизнь, ту самую, которой он жил до приезда в этот странный дом.
        Ободренный Китайгородцев готов был действовать. Сначала он попытался привлечь внимание кого-нибудь из обитателей дома. Встал у подножия лестницы, ведущей на второй этаж, и несколько раз позвал по имени жильцов. Никто не откликнулся. Тогда Китайгородцев решительно пошел вверх по лестнице, опираясь на палку. Наверху царила все та же кладбищенская тишина. Дверей на галерее второго этажа было множество, но те, к которым выводила лестница, выглядели краше других: настоящий парадный вход. Китайгородцев толкнул обе створки одновременно, они открылись. Здесь начиналась анфилада. В первом зале стены были увешаны картинами. Пейзажи и портреты. С одного из портретов, едва ли не самого крупного в коллекции, на Китайгородцева надменно смотрел Стас Георгиевич Лисицын. Если бы Китайгородцев не видел Лисицына два дня назад приехавшим на "Бентли", он мог бы подумать, что изображенный на портрете человек жил в семнадцатом или восемнадцатом веке - именно так одевались тогда аристократы и такими их изображали в ту пору художники. Дворянин на службе короля. Холодный и циничный взгляд царедворца. Таким, очевидно,
Лисицын себя видел. Вот и дом он выстроил в соответствующем стиле. Просто ему не посчастливилось родиться в ту эпоху. Промахнулся во времени лет на триста.
        У Китайгородцева было чувство, будто он подсмотрел что-то такое в чужой жизни, чего ему видеть не полагалось. Он не хотел, чтобы его здесь обнаружили, и вернулся на галерею, уже раздумывая, не спуститься ли ему на первый этаж. Но все-таки многочисленные двери галереи его влекли. Он заковылял вдоль них, стараясь не производить шума, и открывал одну за другой - тут не оказалось ни одной, которая была бы заперта на ключ. Возможно, осторожность и уберегла его от скандала. Бесшумно приоткрыв очередную дверь, Китайгородцев неожиданно увидел незнакомого человека. Мужчина в летах сидел за столом в глубокой задумчивости и даже не повернул головы, когда открылась дверь, а в следующую секунду Китайгородцев дверь уже закрыл и заковылял по направлению к лестнице, на ходу соображая, что ответить, если его сейчас окликнут.
        Спустился вниз и скрылся в своей комнате.
        Так их не двое в этом доме - жильцов? Вот так новость! И почему от Китайгородцева утаили?
        * * *
        Днем Китайгородцев изучал окрестности. Опавшая листва после недавних дождей лежала в лесу мокрым ковром. Ступалось мягко, очень хорошо для раненой ноги.
        В лесу он наткнулся на остовы снесенных домиков. Следы уже не были явными, все заросло травой, но безошибочно определялось, где стояли дома, а где пролегали дорожки. Территория не была захламлена. Новый хозяин, по-видимому, потратил немало сил на то, чтобы очистить свой лес.
        Возвращаясь к дому, Китайгородцев сделал крюк, чтобы попасть на ведущую к шоссе дорогу. Но до дороги он не дошел. Оставалось пройти метров сто, когда Китайгородцев увидел насторожившую его картину: здесь опавшая листва была примята так, будто кто-то неведомый устроил лежку. Лес заканчивался, дальше был изумительный изумрудный газон, а за газоном - дом. Отсюда все видно, как на ладони. Дом. Крыльцо со множеством ступеней. У крыльца машина. Михаил откуда-то вернулся.
        * * *
        Из огромного багажника импортного внедорожника Михаил выгружал пакеты с продуктами. В багажнике пакеты вроде бы занимали не слишком много места, но когда Михаил их оттуда извлек - гора пакетов стала выглядеть внушительно.
        - Добрый день, - вежливо поприветствовал Китайгородцев.
        - Здравствуй, - коротко ответил Михаил, окинув собеседника своим пронзительным взглядом.
        Держал дистанцию. Не подпускал.
        Китайгородцев даже не стал предлагать свою помощь, понимая, что нарвется на отказ. Но о делах заговорил.
        - Я хотел у вас спросить, - произнес он. - Наверняка существует план дома. Мне бы взглянуть.
        Но и тут фиаско полное.
        - Нету плана, - сказал Михаил. - Нету дома. И никого тут нет. Все, что ты видишь, - повел рукой вокруг, - тебе привиделось.
        Пошутил недобро так. С вызовом.
        * * *
        Ближе к вечеру Китайгородцев выскользнул из дома, никому ничего не сказав. Он обошел дом и углубился в лес там, где был пруд. Когда от дома его уже нельзя было увидеть, он сменил направление движения, по большой дуге огибая дом и лужайку с изумрудной травой, и минут через тридцать пути вышел к обнаруженной им утром лежке, где еще недавно прятался неизвестный наблюдатель. До лежки Китайгородцев не дошел метров тридцати, лег за кустом и затаился, превратившись в ничем не примечательную кочку.
        Ночь пришла по-осеннему рано. Дом потонул во тьме - ни огонька. Свою руку вытянешь - не увидишь кончиков пальцев. Китайгородцев не смотрел, а вслушивался. Если тот, кто подглядывает, придет этой ночью, его появление можно будет обнаружить лишь по звуку.
        Но никто не пришел. Китайгородцев пролежал в засаде до утра и с первыми лучами несмелого осеннего солнца обнаружил, что лежка пуста. Он продрог и устал. Но он готов был повторить все с самого начала. Уже следующей ночью.
        * * *
        Днем Михаил мел листья на площадке перед домом. Махал метлой, будто заправский дворник. По всему видно, что дело для него привычное.
        Китайгородцев сел на ступенях крыльца, палку свою инвалидскую положил рядом, молча наблюдал за Михаилом, которому такой присмотр явно был не по душе, но тот терпел, делая вид, что не замечает Китайгородцева. Завершил свою работу, хотел уйти, но Китайгородцев спросил у него:
        - Тут жилье какое есть поблизости?
        - Тебе зачем? - недружелюбно уточнил Михаил.
        - Вообще интересуюсь.
        - На двадцать верст вокруг нет никого.
        - Почему такая глухомань?
        - Тут был лесхоз. Никто не селился. Одна база отдыха.
        - Да, я знаю. А вообще люди тут бывают?
        - Какие люди?
        - Посторонние.
        - Это кто? - спросил Михаил и посмотрел внимательно.
        - Откуда же мне знать? - пожал плечами Китайгородцев. - Может, грибники. А может, и охотники. Вот бывало такое, что выйдет из леса кто-то чужой...
        - Ты об чем вообще интересуешься? - прищурил глаз Михаил.
        Неужто он какую-то опасность уловил лично для себя?
        Китайгородцев не сразу нашелся что ответить.
        - Я же тебе говорил: нет здесь никого, - сказал Михаил внушительно. - Одна только видимость.
        А взгляд у него был лживый. Он знал больше, чем говорил. Никаких сомнений.
        * * *
        Погода испортилась к ночи. Очень быстро, за какие-то минуты, потемнело, и хлынул дождь. Китайгородцев понял, что этой ночью ему в засаде не сидеть. Он смотрел в окно, за которым почти ничего не было видно. Дождь был сильный. Потоки воды стекали по оконному стеклу. Чтобы лучше видеть, как бушует снаружи непогода, Китайгородцев погасил в комнате свет и вернулся к окну.
        За стеклом стоял человек. Китайгородцев отчетливо видел его силуэт в призрачном сумраке позднего вечера. Силясь рассмотреть, кто это такой, Китайгородцев подался вперед, прилип к холодному стеклу, и человек вдруг пошел к нему. Он не шел, а брел странной походкой и буквально вынырнул из сплошной стены дождя. Когда он оказался совсем близко и их с Китайгородцевым разделяло лишь двойное стекло в оконной раме, Китайгородцев его узнал. Он попытался открыть окно, но не было ни ручек, ни запоров, это окно, похоже, задраили наглухо, и Китайгородцев жестами показал своему визави, что тот должен оставаться на месте. Он боялся, что человек этот его не дождется, уйдет, поэтому бросился прочь из комнаты настолько быстро, насколько ему позволяла раненая нога. Проковылял по коридору, громыхая палкой, потом через привычно темный зал, отпер входную дверь и вывалился наружу, под дождь, который в одно мгновение вымочил его до нитки. На ступенях он не осторожничал, а зря. Упал, поскользнувшись, и потом искал в темноте свою палку, без которой он был не ходок. Нашел палку, побрел за угол дома, боясь, что не успеет, что
человек исчезнет так же внезапно, как появился. Идти было далеко. Китайгородцев спешил.
        Он опоздал. Всматривался в осенний мрак, еще надеясь кого-то увидеть, но уже знал, что там, впереди, никого нет.
        Китайгородцев сейчас не мог сказать с уверенностью, какое из окон его, но где-то здесь тот человек стоял. А теперь его не было. Китайгородцев крутанулся на месте, силясь разглядеть в залившей местность тьме знакомый силуэт, но ничего не увидел. Склонился низко над землей в поисках следов. Темно. Вспомнил о мобильнике. Достал из кармана телефон, нажал на кнопку, экран засветился, едва-едва пробивая светом сырую тьму. Но лучше с таким светом, чем без никакого. Китайгородцев ползал по мокрой от дождя земле, отыскивая следы, но ничего не находил. К соседнему окну. Ага, вот! Неотчетливые, правда, следы, только угадываются.
        Погас экран мобильника. Китайгородцев чертыхнулся. Снова нажал кнопку, экран ожил.
        Китайгородцев пытался определить, куда ведут следы. Но дождь лил как из ведра. Экран периодически гас. Да и следы где-то потерялись. Не было следов.
        Китайгородцев бросился обратно в дом. Ковылял с таким энтузиазмом, будто от его расторопности зависела его жизнь. Или пан, или голова в кустах, как порой говаривал Хамза.
        В дом вошел, закричал:
        - Михаил! Михаил!!!
        Стал подниматься вверх по лестнице, наплевав на недавние запреты.
        - Михаил!!!
        На втором этаже было так же темно, как и внизу.
        - Михаил!!!
        Наугад вышел к дверям, к тем самым, за которыми начиналась анфилада комнат. Толкнул створки. Они не поддались. Заколотил в дверь кулаками.
        - Михаил!!!
        А какая дверь вообще? Он вряд ли сейчас вспомнит. Но надо попробовать найти ту комнату, где он видел человека за столом.
        Нажал на кнопку, засветился экран мобильника.
        Это там, на галерее. Какая же была по счету дверь?
        Он не успел стронуться с места, потому что за его спиной щелкнул замок. Приоткрылась створка двери. Это был Михаил. Даже свет мобильника не помогал как следует разглядеть его в темноте.
        - Я видел человека! - выпалил Китайгородцев. - Здесь, рядом с домом!
        - Какого человека?
        Китайгородцев не успел ответить, потому что экран мобильника погас. Нажал на кнопку. Снова слабое свечение.
        - Здесь был человек! - сказал Китайгородцев.
        - Что за чепуха?
        Михаил отвечал из темноты - почти неразличимый. Только глаза блестели. Но и сам он какой-то был такой... Блестящий.
        Экран мобильника погас через секунду после того, как Китайгородцев приблизил его вплотную к Михаилу. Секунду было темно, потом экран засветился снова... Да, ошибки не было. Мокрая одежда на Михаиле. Промок до нитки. Совсем как Китайгородцев.
        Он тоже был там, под дождем?
        Конечно, он ничего не скажет. Бесполезно спрашивать.
        * * *
        Китайгородцев решил, что утром он позвонит Хамзе, чтобы доложить ему о происшедшем, но не успел. Потому что утром приехал Стас Георгиевич Лисицын.
        Китайгородцев завтракал в привычном одиночестве, как вдруг в кухне появился один из лисицынских охранников, качок с бычьей шеей, и безо всяких "Здрасте!" с порога буркнул хмуро:
        - Хозяин ждет!
        Не хозяйское это дело - ждать. Китайгородцев оставил свой завтрак.
        Лисицын сидел на диване в одной из комнат первого этажа. Ногу закинул на ногу, несколько верхних пуговиц своей просторной белоснежной рубашки расстегнул, оголив загорелую грудь - ему бы еще чубук в руки, и он совсем стал бы похож на помещика в беззаботное утро выходного дня.
        Поздоровались. Лисицын смотрел испытующе.
        - Ознакомился с обстановкой? - спросил он. - Картина более-менее ясна?
        Ожидал, наверное, что Китайгородцев ему сейчас доложит, как он службу несет. А докладывать было не о чем.
        - Я здесь не работаю, - сказал Китайгородцев.
        Лисицын приподнял бровь, удивившись такому ответу.
        - Мне запретили перемещаться по дому, - доложил Китайгородцев. - На второй этаж доступ и вовсе закрыт. Мне даже план дома не предоставили.
        - А ты просил?
        - Просил.
        - Зачем? - спросил Лисицын и посмотрел внимательно.
        - Мне этот дом охранять. А я даже не представляю себе, где здесь что. Моя работа в том и заключается, чтобы все знать и все предусмотреть. Любые опасности, которые угрожают...
        - А они угрожают? - живо откликнулся Лисицын. - Они есть, эти опасности?
        - Сколько угодно! В доме сумрак даже днем, а лампы не зажигаются никогда. Дежурное освещение вообще отсутствует. Комнат множество, выключатели расположены в самых неожиданных местах, и при этом все они - без подсветки. Я нигде не увидел огнетушителей. На лестнице, которая ведет на второй этаж, не положили ковровую дорожку, там скользкие ступени, а вашей маме, извиняюсь, сколько лет? В доме нет сигнализации, ни одно окно не защищено, входная дверь порой остается открытой, нет даже примитивной системы видеонаблюдения за территорией, сама территория не освещена...
        - Шпаришь, как по написанному. Вас этому где-то учат?
        - Учат.
        - Хорошо, я вижу, ты учился, - оценил Лисицын. Он не заинтересовался и заскучал.
        - И это еще не все, - сказал Китайгородцев. - Я подозреваю, что за домом следят.
        - Кто?! - встрепенулся собеседник.
        Проняло его, наконец.
        - Я пока не знаю, - ответил Китайгородцев. - Но там, за лужайкой, в ста метрах от дороги, я обнаружил лежку.
        - Что ты обнаружил? - не сразу сообразил Лисицын.
        - Лежка - это место такое, которое предназначено для наблюдения за объектом, для прицельной стрельбы, для подрыва, наконец.
        - И что - ты такое обнаружил?
        - Да.
        Лисицын засмеялся.
        - Ты говорил кому-нибудь?
        - Нет, - ответил Китайгородцев.
        - И не говори!
        Лисицын покачал головой.
        - Я тебя недооценил, - сказал он. - Смотрю: с палочкой такой, хромает, лампочки вверните, говорит... Ну, чисто завхоз. А ты тут кое-что углядел, я вижу. Это мои люди за домом присматривали, - он понизил голос. - Негласно, так сказать. Чтобы никто не знал.
        Он не стал объяснять - зачем. А Китайгородцев не спросил. Не положено потому что спрашивать, если что-то напрямую к делу не относится.
        - Теперь не будут, - пообещал Лисицын. - Раз ты здесь.
        Произнес вроде бы шутливо, но что-то его тревожило, что-то держало в напряжении, Китайгородцев это чувствовал.
        - И еще одна история, - сказал Китайгородцев. - Вчерашней ночью. Для меня тут много непонятного. Мне говорили, что жильцов тут двое: ваша мама и еще Михаил, родственник. А я еще здесь видел человека.
        - Когда?! - вскинулся Лисицын.
        - Этой ночью. И накануне - тоже. Пожилой такой. Можно сказать, что старик.
        - Старик?
        - Ну да. Лет за шестьдесят ему, наверное. Или даже больше.
        - Где ты его видел? В доме? - спросил недоверчиво Лисицын.
        - И в доме - тоже.
        - Но ты уверен? Ты не ошибся?
        - Ошибиться тут невозможно.
        - Хорошо, расскажи о том, как ты его увидел, - попросил Лисицын, явно все еще не веря собеседнику.
        Что-то Китайгородцев тут напутал, мол. Не может такого быть. Чепуха какая-то, не иначе.
        - Это там, на втором этаже, - сказал Китайгородцев. - Я заглянул в одну из комнат. Случайно. Этот человек сидел там. За столом. Я его прежде не видел.
        - И что же он тебе сказал?
        - Ничего. Я закрыл дверь и ушел.
        Лисицын опять засмеялся. Что-то смешное в этой истории он обнаружил.
        - Сегодня ночью я увидел его снова, - невозмутимо продолжал Китайгородцев.
        - Где? - осведомился Лисицын, не утеряв былой веселости.
        - На улице.
        - Неужели? - изобразил изумление Лисицын.
        - Я стоял у окна и вдруг увидел его. Был дождь, сильный дождь, а этот человек почему-то оказался без зонта. Странно, - оценил Китайгородцев. - И выглядел он тоже странно.
        - Почему?
        - Не знаю. Трудно объяснить.
        - Но это точно был он? - осведомился Лисицын.
        - Кто?
        - Это тот человек, которого ты видел в доме?
        - Да! - уверенно ответил Китайгородцев.
        - Может, ты плохо рассмотрел? Может, это вовсе не человек, а какой-нибудь призрак?
        Китайгородцев обиделся бы, если бы было можно.
        - Расстояние какое было? - спросил Лисицын.
        - Несколько метров. Сначала. А потом он подошел к окну. Совсем близко.
        - Подошел? - переспросил Лисицын.
        И только сейчас Китайгородцев заподозрил, что изумление собеседника - не наигранное.
        - Он подошел? И ты видел его близко? - уточнил Лисицын.
        - Да.
        - И это действительно был тот самый человек?
        - Да, это был он.
        - Хорошо, - пробормотал Лисицын. - Иди за мной.
        Он поднялся с дивана и направился к выходу из комнаты. Его охранник, дежуривший за дверью, вознамерился было увязаться за ними, но был остановлен нервным жестом хозяина.
        Лисицын и Китайгородцев поднялись на второй этаж, прошли по галерее, Лисицын остановился перед одной из дверей, и теперь Китайгородцев вспомнил: точно, та самая комната.
        - Здесь? - почти беззвучно спросил Лисицын.
        Китайгородцев молча кивнул в ответ. Лисицын распахнул дверь.
        Тот человек и сегодня был здесь. Снова сидел за столом с задумчивым видом.
        - Здравствуй, папа! - поприветствовал его Лисицын, прошел в комнату, сел на стоящий у стола свободный стул, произведя при этом некоторый шум. - Тебя сегодня ночью видели.
        Старик и бровью не повел.
        Лисицын требовательно посмотрел на Китайгородцева, словно приглашал войти. Китайгородцев переступил через порог. Он был так сильно озадачен, что забыл поприветствовать пожилого человека. Человека?!
        Китайгородцев с нарастающим изумлением всматривался в неправдоподобно розовощекое лицо. Если бы не льющийся из окна за спиной сидящего свет, Китайгородцев, возможно, догадался бы раньше.
        - Это восковая фигура, - сказал Лисицын. - Точная копия моего покойного отца, генерала Лисицына. - Он вздохнул и скорбно посмотрел на Китайгородцева.
        Китайгородцев приблизился, он уже видел, что перед ним действительно не живой человек, и это было столь невероятно, что не мог поверить собственным глазам.
        - Такая вот история, - сказал Лисицын.
        Что теперь, мол, скажешь?
        Но Китайгородцев сейчас видел лицо генерала близко, на расстоянии вытянутой руки, как прошлой ночью, и он уверенно мог утверждать: одно и то же лицо.
        - Это он! - пробормотал Китайгородцев. - Я видел его этой ночью!
        - Ты понимаешь, что говоришь?! - осерчал Лисицын. - Как такое может быть? Ты мне объясни!
        - У меня нет объяснения. Я просто его видел. Так близко, что ошибиться невозможно. Он подошел к окну. Смотрел на меня. Потом ушел.
        - Куда?
        - Не знаю.
        * * *
        Следов, разумеется, не было.
        - Шел сильный дождь, - сказал Китайгородцев. - Все смыло.
        Лисицын стоял рядом, набросив на плечи пальто. Зябко передернул плечами, повел взглядом вокруг. Лужи до сих пор не высохли.
        - А может, их и вовсе не было, следов? - спросил он со вздохом.
        - Были. Я видел. Ну, не то, чтобы отчетливо. Угадывал! - подыскал нужное слово Китайгородцев.
        - Угадывал, - повторил за ним Лисицын.
        Прошелся вдоль стены, невнимательно глядя себе под ноги и явно не рассчитывая что-либо там обнаружить. Ничего и не было.
        - И ты вот тут бегал, да? - нервно повел рукой Лисицын. - Под дождем... С палочкой своей... Да?
        Он хмуро глянул на собеседника.
        - Да, - подтвердил Китайгородцев.
        - Мне все никак не верится, - сказал с досадой Лисицын. - Вроде ты серьезный человек. В охране служишь. Пистолет у тебя есть?
        - Есть. - Китайгородцев сдвинул полу куртки, обнажая плечевую кобуру, из которой торчала рукоятка пистолета.
        - Газовый? - поинтересовался Лисицын.
        - Нет, настоящий.
        - Вот видишь - настоящий, - сказал Лисицын. - Значит, ты не псих. Нормальный парень. Должны были тебя проверить, прежде чем дать в руки пистолет. И вот ты нормальный вроде, а сам мне про призраков рассказываешь. И я в затруднении: как тебя понимать?
        Китайгородцев хмурился.
        - Тут обижаться не надо, - посоветовал Лисицын. - Тут надо объяснять - к чему ты мне историю про призраков рассказываешь?
        - Это был не призрак, - сказал Китайгородцев. - Это был человек. Я его видел - вот как вас сейчас!
        - И он был один в один как тот, из воска, что наверху, - подсказал собеседник.
        Если бы он не психовал, в голосе проявилась бы насмешливость. А так - раздражение одно. Но Китайгородцев не дрогнул.
        - Да, один в один, - подтвердил он.
        - Генерала Лисицына уж десять лет как нет! - сказал Стас Георгиевич, темнея лицом. - Я его хоронил! - выкрикнул он. - Мать моя хоронила! Михаил там тоже был! И с нами еще человек сто были на похоронах и поминках! Он умер! Его нет! И не мог он под окно к тебе прийти, ты это понимаешь?!
        - А вот, кстати, Михаил, - вспомнилось Китайгородцеву. - Я его видел после того.
        - После чего?
        - После того, как этот человек исчез, - показал Китайгородцев куда-то себе под ноги. - Я видел Михаила в доме, и он был такой мокрый - хоть одежду на нем выжимай.
        - Он тоже был на улице?
        - Получается, что да.
        - Может, это его ты и видел в окно?
        - Нет-нет! - уверенно сказал Китайгородцев. - Точно - не его.
        - Ты сказал ему, что видел кого-то за окном?
        - Да.
        - А он что?
        - Сказал, что это чепуха.
        - Значит, все-таки чепуха? - испытующе глянул Лисицын.
        И Китайгородцев понял, что собеседник ждет от него оценки: насколько искренен был Михаил. Он замялся.
        - Можешь говорить как есть, - сказал Лисицын, обо всем догадавшись. - Я этого хмыря не уважаю, хоть он мне и родственник.
        - Мне показалось, что Михаил решил меня не посвящать во что-то, - дипломатично сформулировал свой ответ Китайгородцев.
        Лисицын закивал часто-часто, будто другого он и не ожидал. Задумался. Взгляд его блуждал, ни за что не цепляясь, пока не наткнулся на мрачный, темного кирпича, дом.
        - Вообще тут много странностей случается, в этом доме, - вдруг сказал Лисицын. - Непростой в смысле дом. Нехороший.
        * * *
        Часа в два дня Китайгородцева пригласили отобедать. Про обед - это он не сразу понял. За ним пришел один из охранников Лисицына и произнес уже слышанное:
        - Хозяин ждет!
        Китайгородцев заковылял за охранником, опираясь на палку.
        Поднялись на второй этаж. Охранник распахнул двери, ведущие в анфиладу, пошел вперед, не оборачиваясь. Китайгородцев едва поспевал за ним. Прошли через несколько залов, в третьем или четвертом по счету был накрыт стол: белоснежная скатерть, столовый сервиз, серебряные приборы. За столом трое: Наталья Андреевна в неизменном черном платье, Михаил и Стас Лисицын.
        - Садись, отобедай с нами, - сказал Лисицын, обращаясь к Китайгородцеву. - Дай-ка ему стул, - это уже своему охраннику.
        Лисицын был подчеркнуто любезен. Наталья Андреевна мрачна и неприветлива. И Михаил сосредоточен и хмур. Китайгородцев заподозрил, что мысль пригласить его за общий стол пришла в голову Лисицыну, а остальные двое членов семьи не то что были не в восторге, а противились до последнего, и даже сейчас они против, судя по угрюмым выражениям лиц. Китайгородцев осторожно опустился на приставленный охранником стул. Второй охранник Лисицына, выполнявший роль официанта, тотчас поставил перед ним на стол чистую тарелку и налил в бокал вина.
        - Ты присоединяйся, - сказал Китайгородцеву Лисицын. - У нас тут по-простому. Бери, что видишь, - он жестом хлебосольного хозяина обвел рукой стол.
        Сам он тут же выпил рюмку водки - по-гусарски лихо запрокинув голову.
        Наталья Андреевна с прямой, как доска, спиной сидела молча, разглядывая свою полупустую тарелку. Напряжение было разлито в воздухе. Китайгородцев с удовольствием ретировался бы куда подальше, но это невозможно - предлога не было.
        - Конечно, всем этим надо заниматься, - сказал Лисицын, явно продолжая ранее начатый разговор.
        Ему не ответили. Он демонстративно этого не заметил.
        - Даже такие элементарные вещи, как наружное освещение, - продолжал Лисицын. - Ни одного фонаря вокруг! Черт ногу сломит!
        Он обвел присутствующих взглядом.
        - Я закажу проект, - предложил он. - Какой-нибудь фирме, которая занимается установкой фонарей. Разработают проект, все привезут, сами установят. Будет светло. Спокойнее мне как-то.
        - А что тут освещать? - сухо осведомилась Наталья Андреевна. - Лес?
        - Дом! - с готовностью отозвался Лисицын и посмотрел на мать уверенным взглядом человека, готового идти до конца.
        - Нам ни к чему эта иллюминация, - с прежней сухостью сообщила Наталья Андреевна.
        - Очень даже к чему! При ярком свете перестанут вокруг дома тут бродить всякие... По ночам... Людей пугать...
        Лисицын смотрел на мать с вызовом. Она никак не отреагировала. Лисицын еще выпил водки. Он, кажется, накачивался спиртным, пытаясь придать себе решимости.
        - Здесь вчера видели человека, - сказал Лисицын. - Прямо под окнами. Кто такой?
        Он требовательно посмотрел на своих домочадцев. Оба промолчали, будто и не было вопроса.
        - Здесь - вчера - был - человек, - раздельно произнес Лисицын, на каждом новом слове повышая голос. - Кто?!
        - О чем ты говоришь? - непонимающе посмотрела на сына Наталья Андреевна.
        - Вчера к дому пришел человек, - сказал Лисицын. - Это было поздним вечером, почти что ночью. Он подошел к окну той комнаты, в которой живет вот он, - ткнул Стас пальцем в направлении Китайгородцева, - и некоторое время там, под окном, стоял.
        Наталья Андреевна повернула голову, и вид у нее был такой озадаченный, будто она только что обнаружила присутствие Китайгородцева за столом.
        - Вы видели здесь посторонних? - спросила она удивленно. - Почему не поставили меня в известность?
        - Я? Видел? - пробормотал растерявшийся Китайгородцев. - Кого?
        Он вопросительно посмотрел на Лисицына, не понимая, что тут происходит. Лисицын тоже, похоже, растерялся.
        - Простите, я ничего не понимаю, - сказал Китайгородцев.
        Судя по его виду, чувствовал он себя неловко. Занервничал и не знал, куда деть руки.
        - Ты мне сказал, что здесь кто-то был, - напомнил Лисицын.
        - Я? - еще больше удивился Китайгородцев.
        В семье разлад, все ссорятся, а он мало того, что оказался невольным свидетелем сложных взаимоотношений этих людей, так еще помимо своей воли втягивается в конфликт - и непонятно, для чего все это делается.
        - Ты чудить надумал? - осведомился Лисицын. - К чему этот спектакль? Ты мне сказал сегодня утром, что здесь был человек!
        Китайгородцев молчал, не зная, что сказать на это.
        - Стас! - вмешался Михаил. - Я не знаю, о чем ты говоришь...
        - И к тебе у меня есть вопросы! - оборвал его Лисицын. - Охранник вышел к этому человеку, под дождь, никого там не нашел, а когда вернулся в дом, он увидел здесь тебя - промокшего до нитки. Откуда ты пришел - такой мокрый?
        - Это тоже тебе охранник рассказал? - не поверил Михаил, и выглядел он сейчас растерянным.
        Он повернулся к Китайгородцеву, ожидая объяснений. Объяснений у Китайгородцева не было. Он пребывал в не меньшей растерянности, чем Михаил. Его вид все сказал Лисицыну.
        - То есть и это, про Михаила, ты тоже не подтверждаешь? - изумился Лисицын, глядя на Китайгородцева с неприязнью.
        - Я в первый раз об этом слышу, - пробормотал Китайгородцев.
        - Пошел вон! - с ненавистью прошипел Лисицын.
        Китайгородцев еще больше растерялся.
        - Пшел!!! - закричал Лисицын, будучи не в силах сдержать ярость.
        Китайгородцев поднялся из-за стола и пошел прочь, по-стариковски приволакивая раненую ногу.
        * * *
        Хамза примчался в тот же день, не предупредив заранее. Он вошел в комнату к Китайгородцеву с таким мрачным выражением лица, будто кто-то умер и именно Хамзе предстояло сообщить эту печальную весть.
        Китайгородцев сразу догадался, по какой причине случился этот внезапный визит.
        - Здравствуй, Толик, - сказал Хамза. - Мне позвонил Лисицын...
        - Догадываюсь.
        - Он был в таком бешенстве...
        - Могу себе представить.
        - Я приехал, чтобы поговорить с тобой. Что тут происходит, Толик?
        - Я не знаю, - честно признался Китайгородцев.
        - Случилось что? - требовательно спросил Хамза.
        - Не знаю, - повторил Китайгородцев. - Хозяева сели обедать. Меня пригласили тоже.
        - За стол? - удивился Хамза.
        Не принято так было. Не по правилам. Всегда - хозяева отдельно, и у обслуги свой стол.
        - Я тоже удивился. Но перечить ведь нельзя, - напомнил Китайгородцев.
        Да, нельзя перечить, хозяину виднее.
        - Я только позже догадался - зачем позвали, - сказал Китайгородцев. - Это все Лисицын. Стас Георгиевич. Что ему в голову взбрело, я не знаю, но он за столом начал какие-то странности рассказывать, а я должен был подтверждать.
        - А почему ты должен был? - посмотрел внимательно Хамза.
        - Я не знаю.
        - Он мне сказал, что ты сам ему это рассказывал - про то, что видел какого-то человека здесь, рядом с домом...
        - Это неправда!
        - Что неправда, Толик? - осведомился Хамза. - То, что ты видел? Или то, что говорил об этом Лисицыну?
        - Я не видел никого! - твердо сказал Китайгородцев. - И не мог, разумеется, ни о чем таком рассказывать Лисицыну!
        Хамза вздохнул.
        - Толик, я тебя знаю не первый год, и я тебе верю, - сказал он. - Но как ты думаешь, зачем все это нужно Лисицыну? Чего он добивается?
        Китайгородцев только пожал плечами в ответ. Если бы он знал.
        - Но это точно - что он все придумал? - уточнил Хамза.
        Китайгородцев выразительно посмотрел на шефа.
        - Просто я поверить не могу в то, что он на ровном месте закатил истерику, - признался Хамза. - Должно же быть какое-то объяснение.
        Его можно было понять. Заказчик рассказывает такое, чему нет подтверждения, но не согласиться с ним - значит, обвинить его во лжи. Кто решится на такое?
        - Он какой-то странный, - сказал Китайгородцев.
        - Да? - насторожился Хамза.
        - Вот этот дом, - повел рукой вокруг Китайгородцев. - Вы ничего не чувствуете, когда находитесь здесь? Он давит. Он очень мрачный. Обычно жилище создают удобное. Уютное. А здесь неуютно. Здесь жутковато даже. Я не представляю, что должно быть в голове у человека, который такое мрачное жилище для себя построил. Если этот человек нормальный, разумеется. - Китайгородцев посмотрел на шефа и повторил: - Если он нормальный.
        Хамза был в замешательстве.
        - Я был на втором этаже, - сказал Китайгородцев. - Там есть зал, где висят картины. Портретная галерея. Портрет Лисицына там тоже есть. На заказ, видимо, кто-то рисовал. И раз портрет висит на стене, значит, он заказчику понравился. Получилось то, что он хотел. Знаете, как художник изобразил Лисицына? В каких-то средневековых одеяниях, и вид у хозяина очень даже мрачный. Граф Дракула, не иначе.
        - Но это ничего в принципе не доказывает, - не очень уверенно сказал Хамза.
        - И еще я кое-что увидел, - продолжил Китайгородцев. - Там же, наверху. Комната. За столом сидит человек. Совсем как живой. Но на самом деле он из воска. Это отец Стаса Георгиевича. Генерал Лисицын. Он умер десять лет назад. Вы понимаете?
        - Не совсем.
        - Этот дом был построен уже после того, как умер генерал. Так что эту мемориальную комнату создавали уже после его смерти.
        Хамза не нашелся, что сказать на это.
        - Теперь соедините все, что я вам рассказал о придумках Стаса Георгиевича, - посоветовал Китайгородцев. - И попробуйте ответить самому себе: вы все еще считаете, что такой человек никак не мог на ровном месте, как вы говорите, закатить истерику?
        * * *
        Лисицын не остался ночевать в доме, хотя назавтра был выходной. Китайгородцев увидел его возле машины - Стас Георгиевич уже готов был сесть в нее, но тут из-за угла дома появился Китайгородцев, и Лисицын так и остался стоять у распахнутой дверцы. Китайгородцев приблизился. Лисицын смотрел на него хмуро. И охранники его выглядели недружелюбно. Чувствовали настроение хозяина, наверное.
        - Сдрейфил? - спросил Лисицын. - Наложил в штаны? Или ты с ними спелся?
        Он кивнул на мрачный дом, подразумевая, по-видимому, его обитателей.
        - Стас Георгиевич, я прошу прощения, но мне вся эта история действительно непонятна, - признался Китайгородцев.
        Лисицын вздохнул и жестом дал понять своим охранникам, что им надо отойти подальше. Когда те удалились и уже не могли слышать разговор, Лисицын негромко спросил у Китайгородцева, заглядывая ему в глаза:
        - Ты их боишься, что ли?
        - Кого?
        - Родственников моих.
        - Нет.
        - Так в чем же дело? - с нажимом спросил Лисицын.
        Давай начистоту, мол, нас тут никто не слышит. Он смотрел в глаза Китайгородцеву. И тому стало неловко. Будто он не оправдал надежд. Но он действительно не мог ничем помочь. А Лисицын смущение собеседника истолковал по-своему. Не все потеряно вроде бы. Этого парня еще можно перетянуть на свою сторону.
        - Ты с ними не водись, - посоветовал Лисицын. - Они люди сложные. Оставят тебя в дураках. Вроде бы ты с ними подружишься, вроде бы ты будешь свой, а в конце концов они тебя виноватым сделают. Одному тебе придется отвечать.
        - За что? - спросил Китайгородцев.
        - За все.
        Китайгородцев ничего не понял.
        - Вот я тебе сейчас одну вещь скажу, - произнес Лисицын, понизив голос. - Чтобы ты знал, что этим людям доверять нельзя, что они с тобой неискренни. Их там сколько? - показал на дом. - Сколько их живет здесь?
        - Двое.
        - Хорошо, - сказал Лисицын. - Можешь и дальше так считать. Только ты не обсуждай с ними никогда - двое их там... или больше. Просто сам смотри, на ус мотай. Ты очень скоро заметишь какие-то странности. Не стыкуется тут, в общем. Есть им что скрывать.
        Он так выразительно посмотрел на Китайгородцева, что было понятно: раскрыл большую тайну.
        - М-да, - протянул Китайгородцев неопределенно.
        Лисицын ждал, что Китайгородцев еще скажет, но тот молчал.
        - Там еще есть кто-то! - выдохнул в лицо Китайгородцеву Лисицын, приблизившись вплотную. - Они его прячут!
        Его глаза были совсем близко. Безумные глаза. Почему-то именно о безумии Китайгородцев подумал в эту минуту.
        * * *
        Луна была такая яркая, что могло показаться, будто за окном горит фонарь. Но никакого фонаря, конечно, не было. Китайгородцев, не зажигая света, подошел к окну. Лужайка лежала перед ним выглаженной скатертью - ни складочки. А сразу за лужайкой - лес. В том лесу кто-то из людей Лисицына устроил позицию для наблюдения. В чем смысл - этого Китайгородцев еще вчера не понимал. А теперь он понимает. Лисицын выслеживает того, кто здесь живет. Не мать свою и не Михаила, родственника нелюбимого. Он подозревает, что здесь еще кто-то есть. И Китайгородцева он не просто так в этот дом привел. Китайгородцев - это засланный казачок. Смотри, на ус мотай - так ему сказал Лисицын. И очень скоро ты заметишь странности. Он хочет, чтобы Китайгородцев этого, кто здесь живет, вычислил.
        * * *
        Наутро Китайгородцев продолжил работу, начатую накануне. Он обошел дом снаружи, занося в записную книжку свои соображения по поводу того, что здесь нужно сделать по линии безопасности.
        Камеры наружного наблюдения. По периметру. Чтобы ни одного непросматриваемого участка.
        Фонари освещения. Дополнительные фонари - с инфракрасными датчиками. Включаются при приближении любого объекта. При срабатывании датчиков - сигнал на пульт в доме. Одновременно - разворот видеокамер на объект срабатывания датчиков.
        Проверить, что за стекла установлены в оконных рамах. При необходимости заменить на бронестекло.
        Заменить все замки входных дверей - неизвестно, у кого могут находиться ключи от ныне существующих замков.
        Китайгородцев увидел отъезжающий автомобиль. Михаил отправился куда-то по своим делам. Дождавшись, когда машина скроется из виду, Китайгородцев поднялся по ступеням, повернул ручку входной двери - дверь открылась.
        Предусмотреть автоматическое закрывание дверей. Каждому из обитателей выдать ключ-карту. Подошел к двери, ключ-карта разблокировала замок, ты миновал дверь, после чего она автоматически блокируется. А иначе это просто проходной двор.
        Оказавшись в зале первого этажа, Китайгородцев собирался пройти в свою комнату, но вдруг услышал голос наверху. Еще не веря, вслушался.
        Наталья Андреевна с кем-то разговаривала. Слов было не разобрать, но ее голос Китайгородцев узнал безошибочно. Озадаченный, он пошел вверх по лестнице, и чем выше поднимался, тем явственнее слышалась речь. Уже находясь почти на самой галерее, Китайгородцев даже мог слышать, о чем идет разговор.
        - Ты сам подумай, - говорила Наталья Андреевна. - Что можно сделать в такой ситуации? Вспомни, как ты сам обычно поступаешь. Ввяжемся в драку, а там посмотрим. Правильно? Мне трудно, я женщина, я мать, а на это скидку никто не делает.
        Китайгородцев шел по галерее, стараясь не шуметь.
        - Я одна пытаюсь что-то делать, я сама по себе.
        Дверь комнаты открыта. Похоже, это там.
        - И я тебя спрашиваю, что мне делать в этой ситуации, Георгий?
        Это Наталья Андреевна спросила у своего воскового мужа. Она стояла спиной к Китайгородцеву и не видела его. Генерал Лисицын задумался надолго. И вряд ли он жене ответит. Китайгородцев попятился, не в силах оторвать взгляд от изумившей его картины. Безумие какое-то.
        Он доковылял до лестницы и стремительно, насколько это было ему по силам, спустился вниз.
        Наверху слышался голос Натальи Андреевны. Она продолжала свой разговор.
        * * *
        Когда Китайгородцев бродил вокруг дома, в одном из окон первого этажа он разглядел шкаф с рядами книг. Очень похоже на библиотеку - он видел подобное в старинных усадьбах Подмосковья, куда ему доводилось сопровождать своих клиентов - из тех, кто увлекался историей дворянских гнезд.
        Позже Китайгородцев, приблизительно представляя, где может располагаться эта комната с книгами, отыскал ее. Дверь была незаперта. Здесь, в большущей комнате, в которой, убери мебель, - и можно танцам обучать, стояли высокие застекленные шкафы, в них тысячи книг, самых разных. Запах библиотечный - пахло книгами и неистребимой пылью. Кажется, сюда давно уже никто не заходил.
        Из нескольких окон в этой комнате только одно не было закрыто защищавшими книги от прямого солнечного света шторами, и в библиотеке, особенно в дальних углах, было не очень светло - Китайгородцеву приходилось вплотную приближаться к шкафам, чтобы прочитать фамилии авторов на корешках книг, и он видел свое неясное отражение в стеклах. Невозможно было поверить в то, что библиотека эта создавалась на протяжении длительного времени и что книги подбирались тщательно, сообразно пристрастиям хозяев. Здесь было много серийных изданий, и можно представить, что закупалось подряд все издаваемое в данной серии на протяжении какого-то времени, и если серия была, например, философская, то там бессистемно были собраны труды всех философов - от Тита Лукреция Кара до Жана Поля Сартра, и по внешнему виду книг невозможно было сказать, что их снимали с полок многократно и изучали подолгу и вдумчиво.
        Были энциклопедии. Много справочников, самых разных. Мемуары и биографии - от Александра Македонского до маршала Жукова. Фотоальбомы: по музейным залам и художественным галереям, ландшафтные и много какие еще. Отдельные шкафы - со старыми, дореволюционного издания, книгами.
        Большой стол у окна, кресло перед ним, очень удобно, здесь можно было бы читать часами и не замечать, как бежит время. Раскрытая книга на столе. Китайгородцев склонился, всматриваясь в текст. Что-то про армию. И вдруг - знакомое словосочетание. Генерал Лисицын. Заинтересовавшийся Китайгородцев взял книгу. "Вместе с армией. Судьба генерала". Издательство "Современная военная мысль". Пять лет назад эта книга вышла. Получается, что через пять лет после смерти самого Георгия Лисицына. Посмертное издание. Портрет генерала в книге. Китайгородцев его сразу же узнал, потому что тот человек, который делал восковую фигуру генерала, был настоящим мастером своего дела - один в один получилось, как на фотографии. Портретное сходство.
        * * *
        Ночной сон Китайгородцева был глубок и долог. Проснулся он в половине десятого утра. Даже припозднившееся осеннее солнце уже успело подняться над лесом, в комнате было светло. Тут действительно как в санатории, подумал Китайгородцев, прав был Хамза. Красивая природа, тишина, воздух чист и свеж - в Москве такого спокойного сна у Китайгородцева не было давно.
        Во всем доме, как казалось, не было ни одной живой души. Китайгородцев позавтракал в полном одиночестве. Затем он взялся за составление докладной записки для Хамзы: что в поместье надо сделать и в какой последовательности. На самом деле в записке только очерчивался круг проблем, а заниматься детальной проработкой будут настоящие спецы. Этих технарей пришлет сюда Хамза, они осмотрятся на месте и сами решат, где какой датчик надо ставить и какие должны быть характеристики устанавливаемых видеокамер. Записи Китайгородцева будут для них всего лишь подсказкой, не более того.
        Днем позвонил Хамза. Спросил, как дела. Нормально, ответил Китайгородцев. Ночь прошла спокойно. Хамза обещал приехать на днях.
        За целый день Китайгородцев так никого и не увидел. Он даже не мог сказать с уверенностью, есть в доме кто-нибудь или нет. Никаких звуков. Хорош телохранитель - он не знал, где его подопечные.
        Уже вечером, когда за окном сгустились сумерки, Китайгородцев встревожился. Опираясь на палку, вышел из дома и отправился в обход, вглядываясь в окна. С противоположной стороны, там, где был пруд, в одном из окон второго этажа он увидел свет. Единственный освещенный прямоугольник на темной громаде дома. Только так Китайгородцев смог определить, что он здесь не один.
        * * *
        День шел за днем. Китайгородцев просыпался поздно, неспешно завтракал, затем обходил территорию поместья. По ночам уже подмораживало, утром трава на лужайке блестела инеем, и казалось, что это такой огромный серебристый ковер расстелили на земле.
        Обитателей дома Китайгородцев почти не видел. Пару раз был свидетелем того, как на своей машине возвращался Михаил - открывал багажник, извлекал оттуда пакеты со съестным, заносил в дом. Он и для Китайгородцева закупал продукты, у того свой персональный холодильник был на кухне, откроет его утром, а там всегда полно продуктов, о пропитании своем он даже не задумывался. Хотя кое-какие мысли у него появились, и как раз в тот момент, когда он наблюдал за тем, как Михаил выгружал продукты из багажника. Много было пакетов. И привозит он их часто. Что-то из них достается Китайгородцеву. Что-то самому Михаилу. А остальная прорва колбас, сыров и рыбы - кому? Наталья Андреевна отличается зверским аппетитом? Это при ее-то худобе?
        "Ты очень скоро заметишь тут странности", - сказал недавно Китайгородцеву Лисицын.
        А ведь действительно странно с продуктами этими получается, если задуматься.
        * * *
        - Я не хотел по телефону, - сказал Китайгородцев. - Мало ли что.
        Они с Хамзой шли по берегу пруда. Ночью гладь воды сковало первым тонким льдом, который за целый день так и не растаял, несмотря на солнце.
        - Я здесь появился не как телохранитель, - сообщил итог раздумий Китайгородцев. - Я здесь как шпион.
        - Лисицын? - приподнял бровь догадливый Хамза.
        - Да. В прошлый раз, когда он уезжал, попросил меня повнимательнее присмотреться, - показал рукой на дом. - Он подозревает, что его родственники кого-то здесь прячут.
        - Он сказал - кого?
        - Нет.
        - Намекнул хотя бы?
        - Нет.
        - Может, он действительно - того? - Хамза выразительно постучал себя по лбу пальцем.
        - В любом случае мутная какая-то история, - сказал Китайгородцев. - Если у Лисицына действительно проблемы с головой - каково нам будет с ним работать! А если он прав и у них в семье такой раздрай, что они уже шпионов друг к другу засылают...
        Развел руками. Это не работа, мол. Намаемся с такими клиентами.
        - Хорошо, я подумаю, - пробормотал Хамза.
        Как-то иначе ему прежде работа с Лисицыным виделась. А тут вдруг проблемы, о которых и не подозревал.
        Вечерело. Ни в одном из окон дома не зажигали света. Хамза смотрел на темную громаду дома, как завороженный.
        - А сам ты как думаешь? - вдруг спросил он тихим голосом, едва ли не шепотом. - Есть тут кто-нибудь? Этот, про которого сказал Лисицын.
        Китайгородцев скорбно посмотрел на шефа и тяжело вздохнул.
        - Видите, какое это проклятое место, - сказал он. - Тут все потихоньку начинают сходить с ума.
        Хамза не обиделся.
        - Я подумаю, - снова пообещал он. - Что-то решу.
        И кивнул так энергично, будто хотел избавиться от наваждения.
        * * *
        В эту ночь Хамза разбился.
        Он отказался поужинать с Китайгородцевым, сославшись на занятость и отсутствие времени. Он действительно выглядел озабоченным и еще - уставшим. Чай они все-таки попили вместе. Потом Китайгородцев проводил Хамзу до машины. На улице уже было темно. В доме тоже. Этот мрак подействовал Хамзе на нервы. Кажется, только теперь он понял, каково здесь Китайгородцеву.
        - Будем решать, - пообещал Хамза уже в который раз за этот вечер.
        Выглядело так, будто он хотел приободрить Китайгородцева. Еще немного потерпи и твои мучения закончатся - так следовало понимать его слова.
        Хамза уехал. Он сам вел машину.
        На пути к Москве на ночной дороге Хамза заснул, и в том месте, где дорога делала изгиб, машина вылетела в кювет. От гибели Хамзу спасло то, что в его машине было восемь подушек безопасности и еще он был пристегнут.
        * * *
        В воскресенье Михаил привез священника. Китайгородцев увидел из окна дома, как к крыльцу подкатил автомобиль, из которого вышел человек в черном: лицо молодое, но сурово-скорбное, как у Иисуса на иконах.
        Священник, сопровождаемый Михаилом, вошел в дом. Увидел Китайгородцева, посмотрел заинтересованно.
        - Здравствуйте... батюшка, - сказал ему Китайгородцев, запнувшись.
        - Здравствуйте, - сказал священник. Он остановился и всматривался в лицо Китайгородцева. - У нас сегодня служба, - сообщил он. - Приходите непременно.
        * * *
        Домовая церковь оказалась совсем крохотной, но это было едва ли не единственное место во всем доме, показавшееся Китайгородцеву светлым: иконостас золоченый и много позолоченной церковной утвари, горели свечи, заливая пространство живым и теплым светом.
        Здесь были Наталья Андреевна, Михаил и Китайгородцев, который стоял у самой двери и вообще старался оставаться неприметным.
        Священник читал молитву сильным ровным голосом. Когда он делал паузу, было слышно, как потрескивают свечи.
        Блеск позолоты притягивал взгляд, и это вызывало какое-то оцепенение. Плыл по церкви сладковатый запах, было тепло и спокойно, а молитва звучала монотонно. Китайгородцеву казалось, что он растворяется в этом теплом пахучем воздухе, тает, как тают, сгорая, свечи. Он уже не ощущал себя физически, он впадал в транс.
        Как вдруг в полузабытьи в словах молитвы он выловил знакомое имя Георгий, очнулся, стал вслушиваться с вниманием и в конце концов понял, что все происходящее связано с генералом Лисицыным, годовщина смерти которого приходилась как раз на сегодняшний день.
        * * *
        Когда закончилась служба, Наталья Андреевна подошла к священнику. Их беседа затянулась.
        Китайгородцев не решился покинуть церковь первым. Он стал свидетелем того, как после Натальи Андреевны к священнику подошел Михаил, и они тоже разговаривали тихо и долго. И Китайгородцев вдруг понял, что и ему предстоит подобная беседа, хотя он и не представлял себе, о чем будет говорить. А получилось все непринужденно. Священник, завершив беседу с Михаилом, перевел взгляд на Китайгородцева и вдруг сказал доброжелательно:
        - Вас что-то гнетет, я вижу.
        - Вы правы, батюшка, - легко согласился Китайгородцев, потому что это было правдой.
        - Это связано с вами? Или с вашими близкими?
        - Мой старший товарищ, которого я уважаю и ценю, разбился в машине прошлой ночью.
        - Он жив?
        - Да, батюшка.
        - Молитесь за него, - сказал священник.
        Посмотрел в глаза Китайгородцеву, понял, что молитва для собеседника - едва ли не пустой звук, но не рассердился и без раздражения, а напротив, с мягкостью произнес:
        - Неверие сейчас весьма распространено, понимаю. Но когда вы молитесь о здравии близкого вам человека, вы желаете ему скорого выздоровления. Ведь вы этого хотите независимо от того, веруете вы или нет. Попробуйте думать о нем. Это ему поможет. И уж точно - хуже не станет.
        * * *
        Китайгородцев думал о Хамзе весь день. И вечером тоже думал. Пришел на кухню, чтобы поужинать, и вспоминал о том, как они тут с Хамзой сидели накануне вечером. Китайгородцев - на своем привычном месте, откуда была видна входная дверь. Хамза - напротив, вот на этом стуле. От ужина Хамза отказался. Но почаевничал с Китайгородцевым. Выпил чашку чаю, еще сказал, что очень вкусно.
        Китайгородцев смотрел на заварной чайник.
        Вкусный чай. И Китайгородцеву он тоже нравится. Китайгородцев этот чай пьет перед сном. Весь день пьет кофе, а вечером - только чай. Чтобы заснуть нормально. А спит он хорошо. Как убитый. В Москве с ним такого не случалось. Сон, как полное беспамятство. Он думал, что это воздух здесь такой. Расслабляет. Хамза вон даже за рулем уснул.
        Хамза здесь пил только чай.
        Надо вспомнить.
        Может быть, еще бутерброды какие-то ел? Нет-нет. Китайгородцев ему предлагал, но Хамза отказался. Китайгородцев сделал четыре бутерброда. Два с форелью и два с икрой. И сам их съел. Он точно помнил. Когда четвертый, последний бутерброд брал с тарелки, даже неловко себя почувствовал. Вот это чувство ему помнилось очень хорошо. А Хамза сказал, что он не будет есть. Не хочет на ночь бутерброды.
        Надо вспомнить.
        Может быть, печенье какое-то? Печенье Китайгородцев выставлял на стол. Ел Хамза печенье или нет? Кажется, что нет, но этого Китайгородцев не помнил наверняка. Допустим, что печенье. Но вся штука в том, что сам Китайгородцев печенье не очень-то жалует. Не ест его практически. А спит крепко каждую ночь.
        Он каждый вечер пьет чай.
        Это чай. Китайгородцев крепко спит. И Хамза заснул за рулем.
        Чай-дурман.
        * * *
        В этот вечер Китайгородцев отказался от ужина. Погремел тарелками, изображая кухонную суету, но ни к чему съестному не притронулся. Лег спать голодным. Ворочался, прислушивался к звукам в доме. Полная тишина. Он не провалился в сон, как вчера или позавчера, но не понимал - это оттого, что не поужинал и чаю этого странного не выпил, или бессонница связана с напряжением, которое поселилось в нем.
        Ждал он долго. Сон не шел. Китайгородцев уже понимал, что сегодняшнее его состояние сильно отличается от того, что он испытывал накануне.
        Шагов он не слышал. Настолько тихо подошел человек к двери. И сразу - скрежет ключа по замку. Не сумел попасть в темноте в замочную скважину с первого раза. Китайгородцев на ночь закрывал дверь изнутри. Человек открыл замок, толкнул дверь, она бесшумно распахнулась, повернувшись на хорошо смазанных петлях.
        В коридоре свет был тусклый, и Китайгородцев разглядел только силуэт человека в дверном проеме. В нем он распознал Михаила. Тот проходить в комнату не стал. Стоял в дверях и, похоже, вслушивался. Китайгородцев дышал ровно, как дышит спящий человек.
        Михаил постоял так какое-то время, потом закрыл дверь. Китайгородцев слышал, как щелкнул запираемый замок. И больше - никаких звуков. Словно никого и не было.
        Китайгородцев бодрствовал еще несколько часов, но ничего не происходило.
        Под утро его сморил сон.
        * * *
        Несмотря на голод, завтракал Китайгородцев без удовольствия.
        Он долго выбирал, что будет есть. Отказался от колбасы, сыра, выпечки, картофеля и других овощей.
        Он без доверия относился сейчас к продуктам, в которые что-нибудь можно добавить, вколоть шприцем, к примеру. Надо брать только то, что надежно упаковано.
        Печенье. Нет. Упаковка нарушена. Пакет кефира. Открыт.
        Шпроты в масле. Консервная банка, вроде бы не придерешься. Но без хлеба есть просто невозможно.
        Куриные яйца. Стопроцентно надежный вариант, как представлялось Китайгородцеву. Внутрь ничего не подсыплешь, не нарушив скорлупы. Можно яичницу пожарить.
        Китайгородцев поставил на плиту сковороду. Масло. Сливочное? Нет. Подсолнечное? Бутылка распечатана. Значит, тоже нельзя.
        Китайгородцев позавтракал сырыми яйцами. Кофе выпил. Без сахара. И даже кофе был под подозрением.
        * * *
        Ночью прошел сильный дождь, и на верхней площадке ведущей в дом лестницы, перед входной дверью, образовалась обширная лужа. Михаил лужу метлой сметал вниз по лестнице, будто это не вода была, а какой-нибудь мелкий мусор.
        - Доброе утро, - сказал Михаил, завидев Китайгородцева.
        - Доброе утро, - вежливо ответил Китайгородцев.
        - Погода-то, а?
        - Да, - подтвердил Китайгородцев.
        - Дождь был сильный.
        - Осень.
        - Это в последний раз потеплело перед морозами. В следующий раз ляжет снег.
        - Да, - не стал перечить Китайгородцев.
        - Нога не ноет на такую погоду?
        - Нет.
        - Или ежели не так ее поставишь ненароком? Или во сне, допустим, неловко повернешься?
        - Нет, не тревожит. Я крепко сплю, - сообщил Китайгородцев.
        Точно, опаивает его чем-то этот Михаил. Сомнений уже практически не было.
        * * *
        В обед Китайгородцев съел несколько сырых яиц и банку говяжьей тушенки, которую нашел в холодильнике. Часть продуктов он варварски уничтожил, что-то слив в раковину, а что-то спустив в унитаз, - чтобы какой-то расход продуктов в холодильнике наблюдался, а иначе могут возникнуть подозрения.
        Его одолевала сонливость. Он объяснял это тем, что ночью спал мало, а сейчас за окнами была промозглая осенняя погода, что никак не способствует бодрому состоянию.
        Китайгородцев не стал противиться и прилег, чтобы отдохнуть. Дневной сон представлялся ему более предпочтительным, чем ночной. Ночью он намеревался бодрствовать.
        Заснул Китайгородцев быстро, проспал несколько часов, открыл глаза, когда за окном уже было почти темно, и едва ли не первое, о чем он подумал после пробуждения, было вот что: он осознавал, что его дневной сон был чутким и он мог бы проснуться от малейшего шороха. Совсем иные ощущения, не такие, как ночью. То, что с ним происходило по ночам, даже трудно сном назвать. Это не сон, это беспамятство какое-то.
        * * *
        Он заварил себе свежий чай, как делал это каждый вечер в прежние дни. Важно, чтобы ничто не вызывало подозрений.
        Китайский чай зеленый байховый.
        Китайгородцев высыпал немного чаю на ладонь. Скукожившиеся высушенные листочки вперемежку с обломками стеблей. Обычный низкосортный чай. Китайгородцев чай с ладони ссыпал в маленький пластиковый пакетик, поджег спичку, запаял пакетик наглухо и спрятал его в карман брюк.
        Чай он пить не стал и ужинать - тоже, чтобы стопроцентно обезопасить себя от неожиданностей.
        Часть продуктов снова выбросил. Кажется, все он сделал правильно.
        Китайгородцев направился в свою комнату. В доме было темно и тихо.
        Дверь комнаты он закрыл на два оборота замка, как делал это обычно.
        Верхний свет не зажигал, включил лампу на прикроватной тумбочке и погасил ее сразу после десяти часов - примерно так все происходило в последние дни.
        Он лежал неподвижно и ждал, уже зная, что внезапный сон его не сморит, потому что он был осторожен и все предусмотрел.
        Скрежет ключа в замочной скважине раздался так же внезапно, как и накануне. Дверь распахнулась. Михаил статуей замер в дверном проеме, не переступая через порог. Китайгородцев притворился спящим. Это продолжалось всего несколько секунд. Потом Михаил закрыл дверь и щелкнул замком. Едва он вынул ключ из замка - Китайгородцев уже был на ногах и бесшумно, поспешно одевался. Он оделся быстрее, чем это делает поднятый по тревоге солдат. Обувь не надевал. Прилип ухом к двери. Услышал, как далеко, в конце коридора, щелкнул выключатель.
        Приоткрыл дверь. В коридоре царила темнота. Шаги. Далеко.
        Китайгородцев выскользнул из комнаты и увидел, как в едва освещенном проеме в конце коридора мелькнул мужской силуэт. Он пошел следом, ступая босыми ступнями по мягкому полотну ковровой дорожки. Идти было трудно, он не воспользовался палкой, которая могла его выдать стуком. Пока он шел по коридору, Михаил уже успел пересечь зал и сейчас поднимался по лестнице. Китайгородцев не вышел из спасительного сумрака, затаился. Шаги Михаила стихли где-то на галерее, а он все еще чего-то ждал, но ничего не происходило.
        Он простоял так долго, время уже было за полночь. Ни звука, ни проблеска света. Он решился подняться на галерею. Шел бесшумно и вслушивался. Под одной из дверей - узкая полоска света. Здесь Китайгородцев замер и долго так стоял. Ничего не услышал. Открыл дверь. Она распахнулась легко.
        Здесь был коридор - длинный и тускло освещенный. Пять или шесть дверей по правую руку, слева глухая стена и в конце коридора - еще одна дверь, до которой Китайгородцев дошел за пару минут. Он эту дверь едва приоткрыл и сразу замер, потому что за этой дверью было светло. И еще он услышал звуки. Едва различимые, где-то далеко, но он их слышал - как будто вилкой по тарелке, очень похоже, и еще вроде бы были голоса.
        Китайгородцев решился шире распахнуть дверь. Теперь он видел просторный зал, освещенный огромной люстрой, мягкую, обитую темной кожей мебель, массивный стол в центре зала - стол был пуст, и в зале никого, звуки были не здесь, а где-то дальше.
        Переступив через порог, Китайгородцев увидел широко распахнутые двери, ведущие в смежный зал, там тоже горел свет, и там точно кто-то был. Китайгородцев двинулся мимо огромных кожаных кресел, пространство смежного зала открывалось его взору, и вдруг он как-то сразу увидел накрытый стол, Наталью Андреевну в черном, которая сидела спиной к Китайгородцеву, Михаила - в профиль, и еще там был третий человек. Он сидел лицом к Китайгородцеву, и, когда вдруг поднял голову, Китайгородцев его сразу же узнал. Генерал Лисицын. Седой изможденный старик. Десять лет назад его похоронили, а сейчас он как ни в чем не бывало сидел за столом, нож держал в правой руке, вилку в левой - все, как полагается.
        Их с Китайгородцевым взгляды встретились. Китайгородцев поспешно отступил. Было слышно, как там, в соседнем зале, случился какой-то шум. Но Китайгородцев уже устремился прочь. Через зал, в слабо освещенный коридор, на галерею и вниз по лестнице, прихрамывая.
        * * *
        Китайгородцева разбудил громкий стук в дверь. Он открыл глаза, еще не осознавая, что происходит. Из окна лился слабый свет. Раннее утро. Стук повторился: требовательный и громкий.
        - Кто?! - вскинулся Китайгородцев.
        - Толик! Это я, Лапутин! - раздался мужской голос.
        Лапутин. Телохранитель из "Барбакана". Неожиданно и непонятно.
        Китайгородцев, натягивая брюки, прыгал на одной ноге к двери. Распахнул дверь и обомлел.
        С Лапутиным были еще двое, тоже из "Барбакана". Черные костюмы, черные галстуки, темные рубашки. У них за спинами маячил встревоженный Михаил.
        - Что случилось? - спросил Китайгородцев, уже подозревая страшное.
        - Хамза умер. Сегодня ночью.
        * * *
        Они так и топтались в комнате Китайгородцева, пока тот собирался. Заполнили собой все пространство, и казалось, что принесенная ими скорбь затопила комнату - не вздохнуть.
        Вещи Китайгородцев не забирал.
        Опираясь на палку, он вышел из дома, сопровождаемый своими товарищами. Их провожал Михаил: дошел вместе с гостями до самой машины. Лицо было чернее тучи. Он ничего не сказал на прощание, а Китайгородцев ему только сдержанно кивнул.
        Сели в машину, поехали. Обогнули лужайку. Китайгородцев успел бросить последний взгляд на мрачный и казавшийся безжизненным дом. Михаил застыл у подножия крыльца черной призрачной фигурой.
        Машина свернула на узкую дорожку, петлявшую по лесу, и помчалась на скорости, которая Китайгородцеву казалась чрезмерной.
        Сидевший рядом с Китайгородцевым Лапутин, не поворачивая головы, сказал:
        - Толик, Хамза жив, с ним все в порядке. Не спрашивай меня ни о чем, я сам не в курсе. Я сделал все, как велел Хамза. Это эвакуация.
        Телохранитель Китайгородцев
        Эвакуация - это слово мне знакомо. Я сам подобное проделывал не раз. Когда охраняемому лицу угрожает опасность, лучшей защитой для него является эвакуация.
        Если началась стрельба, клиента - в машину, и вывозить из зоны обстрела как можно быстрее.
        Если клиент захотел расслабиться и где-нибудь в ночном клубе пьет вино, а в другом углу зала внезапно вспыхнула драка - клиента из клуба выводить без промедления, даже если он не в восторге от того, что нарушены его планы.
        Если опекаемое лицо оказалось в чужом городе, где вдруг началась эпидемия гепатита, или, например, землетрясением город встряхнуло и возможны повторные толчки - вывозить немедленно.
        Эвакуация - это чтобы клиент уцелел!
        Эвакуация - это когда близкая опасность.
        Эвакуация - это спасение.
        Но я-то тут при чем?
        Меня от кого спасают?
        Что происходит?
        * * *
        Лапутин не обманул.
        Хамза был жив, и с ним действительно все в порядке. Китайгородцев увидел шефа в офисе, в привычной обстановке: Хамза сидел за столом в своем кабинете и разговаривал с кем-то по телефону, когда Китайгородцев вошел.
        - Хорошо! - заторопился Хамза, завершая разговор. - Позже! Позже, я сказал!
        И поспешно положил трубку на рычаг.
        - Здравствуй, Толик! - произнес он, внимательно всматриваясь в лицо Китайгородцева. - Садись!
        Китайгородцев опустился на стул, палку поставил рядом.
        - Рассказывай! - потребовал Хамза.
        Китайгородцев посмотрел вопросительно.
        - Про Лисицына, - пояснил Хамза.
        - Про Стаса?
        - Про генерала.
        - Простите, не понял.
        - Толик! - развел руками Хамза. Он казался озадаченным. - Про генерала! То, что ты мне говорил!
        - Когда?
        - Сегодня ночью.
        - Я? - сильно удивился Китайгородцев.
        - Да! Ты мне звонил...
        Растерявшийся Китайгородцев покачал головой. Он не понимал, что происходит. И Хамза не понимал. Смотрели друг на друга, не зная, как продолжить этот нелепый разговор.
        - Сегодня ночью! - сказал, наконец, Хамза.
        Китайгородцев смотрел вопросительно.
        - Ты мне позвонил! - продолжал Хамза.
        Китайгородцев потер лоб. Выглядел он ошеломленным.
        - И сказал!
        Китайгородцев даже заинтересовался, кажется.
        - Что видел генерала Лисицына! - завершил Хамза свою порубленную на куски фразу.
        - Он же умер! - пробормотал растерянно Китайгородцев. - И я вам не звонил, поверьте.
        Хамза кивнул на свой сотовый телефон, лежащий на столе:
        - Толик, ты звонил мне со своего мобильника, твой номер определился.
        Китайгородцев извлек из кармана мобильник.
        - И еще - твой голос, - сказал Хамза. - Я разговаривал с тобой. Я не мог ошибиться.
        Китайгородцев отыскал в мобильнике информацию о сделанных звонках.
        - Взгляните! - предложил он шефу. - Последний по времени звонок я сделал позавчера вечером. Это больше суток назад. Этой ночью я вам не звонил.
        Хамза посмотрел за окно. Там было пасмурно и мокро. Осень.
        - Ты завтракал? - спросил он неожиданно.
        - Нет.
        - Подняли, наверное, с постели ни свет ни заря, - сказал понимающе Хамза.
        - Да.
        - А ты поезжай, позавтракай, - предложил Хамза. - Лапутин отвезет тебя. Потом я снова тебя жду.
        Какая-то пауза намечалась в их разговоре. Хамза брал тайм-аут для одному ему известных целей.
        - Хорошо, - кивнул Китайгородцев.
        - Оружие? - вопросительно глянул Хамза.
        Китайгородцев выразительно приложил ладонь к своей одежде, под которой была спрятана его плечевая кобура.
        Хамза требовательно протянул руку. Китайгородцев, еще ничего не понимая, извлек из кобуры пистолет и отдал его шефу. Хамза спрятал пистолет в ящик своего стола, после чего сказал:
        - Можешь идти.
        Только теперь Китайгородцев осознал, что его разоружили.
        * * *
        Лапутин отвез Китайгородцева в близлежащий ресторан, который был открыт круглосуточно. Посетителей не было - неурочный час. Единственный официант ползал по залу осенней сонной мухой.
        - Хамза мне позвонил в четыре утра, - рассказывал Лапутин. - Сильно на взводе. Я сразу понял - что-то серьезное. Велел взять еще двух человек и ехать за тобой. Для всех, кого мы увидим в том доме, версия такая: он умер.
        - Кто? - дрогнул Китайгородцев.
        - Хамза.
        - А для чего такие жестокие шутки, как думаешь?
        - Ну вроде как мы тебя на похороны забираем. Чтобы все выглядело правдоподобно и чтобы нам никто не чинил препятствий. Хамза распорядился эвакуировать тебя любой ценой.
        - Он решил, что мне угрожает какая-то опасность?
        - Конечно! А разве нет?
        Китайгородцев неуверенно пожал плечами.
        - Честно говоря, я не понимаю, что происходит, - признался он.
        * * *
        Завтракали неспешно. Лапутин что-то рассказывал, это был обычный треп, Китайгородцев слушал невнимательно.
        Их трапеза уже подходила к концу, когда Лапутину позвонили.
        - Да, - сказал он в трубку. - Нормально. Понял. Сейчас приедем. - Отодвинул чашку с недопитым кофе и поднял глаза на Китайгородцева: - Едем. Хамза нас ждет.
        А ведь Лапутина к нему приставили, вдруг понял Китайгородцев. На всякий случай.
        * * *
        Хамза был хмур.
        Он пытался выглядеть доброжелательным, но получалось плохо.
        - Садись! - предложил он Китайгородцеву и нервным жестом указал на стул.
        Смотрел внимательно и с напряжением, как смотрит врач на пациента перед неприятным разговором.
        - Я хотел тебя спросить, - произнес Хамза. - Про вчерашний день. Как он прошел?
        - Нормально, - осторожно пожал плечами Китайгородцев.
        - Расскажи мне, что было. Начиная с самого утра.
        - Проснулся, позавтракал. Потом поговорил с Михаилом.
        - О чем?
        - О погоде.
        - Что именно?
        - Что дождь прошел. Что уже осень. Скоро будет снег.
        - Еще о чем?
        - Больше ни о чем. У меня отношения и с ним, и с Натальей Андреевной совсем никакие, если честно.
        - Хорошо. Где ты увидел его?
        - Михаила?
        - Да.
        - На крыльце. Он воду разгонял. Ночью дождь прошел, там была такая большая лужа.
        - Понятно. Дальше - что?
        - Я прогулялся вокруг дома.
        - Что видел интересного?
        - Ничего. Да и недолго я гулял. Сыро. Неприятно. Потом готовил записку - с предложениями, что там надо сделать по безопасности. Пообедал. Потом спал. Когда проснулся, снова занимался запиской. В общем, обычный день.
        - А дальше?
        - Ничего, - пожал плечами Китайгородцев.
        - Вечер, - подсказал Хамза. - Потом ночь. Что было?
        Китайгородцев задумался, вспоминая, что еще интересного можно рассказать. Хамза терпеливо ждал.
        - Ничего, - повторил Китайгородцев. - Вечером я поужинал и лег спать.
        - И никого ты там не видел ночью?
        - Нет.
        - И мне не звонил?
        - Нет.
        Хамза протянул Китайгородцеву лист бумаги.
        - Взгляни. Это распечатка твоих звонков. Я попросил, и мне передали из сотовой компании. В первом часу ночи, в ноль часов четырнадцать минут с твоего телефона был сделан звонок на мой телефон. Я разговаривал с тобой сегодня ночью, Анатолий. Ты это помнишь?
        - Нет, - сказал Китайгородцев, и его сердце сжалось.
        - Ты это серьезно?
        - Вполне, - произнес Китайгородцев дрогнувшим голосом.
        - Помнишь ту историю с Лисицыным?
        - Какую?
        - Стас Георгиевич пригласил тебя отобедать вместе с семьей. И за обедом заговорил о том...
        - Да, я помню.
        А о чем заговорил Лисицын? О том, что накануне ночью Китайгородцев видел какого-то старика и что Китайгородцев сам об этом рассказал. И теперь Хамза туда же. Сговорились они, что ли?
        - Я в тот раз решил, что Лисицын блажит, - признался Хамза. - Но сегодня я сам оказался в такой же точно ситуации.
        Развел руками.
        Я не могу больше доверять тебе, дружок, - так его следовало понимать.
        Может, они с Лисицыным действительно зачем-то сговорились? Должно же быть какое-то объяснение всему этому кошмару.
        * * *
        Хамза решил, что в дом Лисицыных Китайгородцев больше не вернется. И в Москве он тоже жить не будет - пока. Хамза распорядился снять коттедж на базе отдыха километрах в тридцати от Москвы: не сезон, коттеджи пустуют, только на выходные дни заезжают отдыхающие, чтобы уже вечером в воскресенье уехать, - так что люди там все временные и приезжают ненадолго, вряд ли Китайгородцев им успеет примелькаться.
        - Поживешь там, Толик, - сказал Хамза. - Отдохнешь немного.
        - Сколько? - спросил Китайгородцев.
        - Пока не наберешься сил. Я с тобой Лапутина отправлю.
        - Это зачем?
        - Мне так спокойнее, - не стал кривить душой Хамза.
        Значит, не ошибался Китайгородцев. Действительно, Лапутина к нему приставили с одной-единственной целью: присматривать.
        * * *
        Под холодным осенним небом цвета свежелитого свинца стояли однотипные одноэтажные коттеджи. Здесь росли сосны, под ними совсем уж было сумрачно, несмотря на непоздний еще час. Ни одной живой души. Китайгородцеву здесь сразу не понравилось. Пустынно и безлюдно. Как в немилом его сердцу доме Лисицыных. А уже когда Лапутин принялся извлекать из багажника многочисленные пакеты с продуктами - тут вспомнился Михаил в похожих хлопотах, и у Китайгородцева окончательно испортилось настроение.
        А Лапутину тут нравилось. Вместо нервной изматывающей работы - считай что отпуск.
        - Сейчас пообедаем, - сказал он. - И пойдем обследовать территорию.
        - Это без меня, - запротестовал Китайгородцев.
        - Почему?
        - Потому!
        - Понятно, - сказал Лапутин.
        Его отпускное настроение сейчас ничто не могло испортить. После обеда он действительно отправился на прогулку по сосновому лесу. А Китайгородцев переоделся в спортивный костюм. Он держал в руках брюки, а в кармане что-то прощупывалось. Запустил в карман руку и извлек на свет прозрачный запаянный пакетик с подозрительной травкой внутри. Как этот пакетик оказался у него, Китайгородцев объяснить не мог. И что в том пакетике, он не знал, хотя подозрения кое-какие у него сразу же возникли. Когда эти подозрения окрепли, поскольку никаких иных версий у него за время размышлений не появилось, он позвонил Хамзе.
        - Я думаю, вокруг меня что-то происходит, - сказал он шефу. - Какая-то провокация. Откровенная подстава. Я только что нашел в своих вещах пакетик с травкой.
        - Наркотики?
        - Похоже, да.
        - Откуда?
        - Не знаю.
        - Думаешь - подбросили?
        - Никаких сомнений!
        - Кто подбросил?
        - Ума не приложу.
        - А зачем подбросили?
        - Чтобы их у меня найти.
        * * *
        Хамза позвонил Лапутину. Тот вернулся в коттедж так быстро, будто прогуливался где-то неподалеку.
        - Уезжаем! Срочно! - объявил он. - Ты в курсе?
        - Да, - сказал Китайгородцев.
        Свои неразобранные сумки с вещами они оставили в коттедже - чтобы не привлекать внимания и чтобы все выглядело так, будто они просто решили прокатиться на машине по близлежащим окрестностям.
        Лапутин погнал машину в направлении шоссе, но на развилке повернул не к шоссе, а в противоположную сторону и километров через пятнадцать, миновав очередную деревушку, свернул с дороги в лес. Здесь была раскисшая грунтовка, ехать дальше не было никакой возможности, и Лапутин остановил машину.
        Прождали они меньше часа. На замызганной и местами проржавевшей насквозь "Ниве" примчались двое ребят из "Барбакана". Запечатанный конверт сунули в руки Лапутину со словами:
        - От Хамзы!
        "Нива", как оказалось, предназначалась Лапутину. Они с Китайгородцевым пересели в эту развалюху. Дальше должны были ехать, сверяясь с текстом, который для них от руки написал Хамза.
        На словах Хамза велел Китайгородцеву отдать этим двоим подозрительный пакетик с травкой. Китайгородцев отдал.
        - И мобильники - твой и Лапутина, - сказали ему. - Мы их забираем.
        Оба мобильника, и Китайгородцева, и Лапутина, они бросили на сиденье той машины, которую им отдал Лапутин. Увезут. Взамен передали мобильный телефон: сам телефон - отдельно, аккумуляторная батарея к нему - отдельно. Посоветовали:
        - Не включайте до того момента, пока не потребуется сделать звонок.
        После этого они сели в машину Лапутина и умчались.
        Телохранитель Китайгородцев
        Значит, все серьезно. Значит, Хамза ожидает каких-то неприятностей - раз наши включенные мобильники сейчас увозят подальше от нас, а нам дали телефон с отсоединенной аккумуляторной батареей. Я слышал от наших технарей, что включенный сотовый телефон, который есть сейчас едва ли не у каждого горожанина, практически постоянно находится на связи с ближайшей базовой станцией, он с небольшими паузами посылает в эфир свой телефонный номер, как бы объявляя: "Я здесь! Я здесь!" - и когда на этот телефонный номер кто-нибудь звонит, вызываемый абонент отыскивается моментально, где бы он ни находился, - сотовая сеть "знает", в какой из ее ячеек в это время находится мобильный телефон с таким номером абонента. Но мало кто слышал о том, что вместе с телефонным номером абонента мобильник периодически сообщает ближайшей базовой станции и свой "персональный" номер, присваиваемый производителем каждой трубке индивидуально и сохраняющийся за этой трубкой всегда. Можно поменять телефонный номер, вставить в свой мобильник другую SIM-карту, но вместе с новым телефонным номером абонента в эфир неизменно будет уходить и
номер самой трубки, и если этот номер уже был "засвечен", по нему местонахождение мобильника те, кому надо, вычислят в два счета, сколько ты SIM-карты не меняй. По незнанию всех этих технических подробностей погорело немало людей, находившихся в розыске. Они даже не предполагали, что носят в своем кармане такой предательский радиомаячок. Выдать местонахождение своего владельца может даже выключенный мобильник. Проблема решается только отсоединением аккумуляторной батареи. В общем, лучший мобильник - это мертвый мобильник.
        * * *
        Они ехали по второстепенным дорогам, избегая выезжать на оживленные шоссе. Встречных машин было мало. Деревни, через которые они проезжали, казались безлюдными - моросящий дождь разогнал всех по домам. Лапутин вел машину, Китайгородцев был при нем за штурмана: сверялся с атласом, который специально для них оставили в салоне "Нивы", а маршрут прокладывал по тексту, написанному Хамзой.
        Очередное село. На пригорке высилась колокольня полуразрушенной церкви.
        - За церковью правый поворот, - сказал Китайгородцев.
        Скатились с пригорка. Действительно, здесь ответвлялась дорога. Последние дома. Поле, за ним лесок. Свинцовое небо. Мокро. Безлюдно.
        Раскисшая дорога привела их в лес. Китайгородцев оценил предусмотрительность Хамзы: если бы они ехали не на "Ниве", вряд ли смогли бы преодолеть это грязное месиво. Несколько километров пути через лес отняли у них около часа времени. Наконец, упомянутая Хамзой дорожная развилка и указатель: "Научная станция". Им туда. Повернули по указателю. Еще километр пути, и дорога уперлась в неказистые ворота - за ними несколько приземистых домиков, а дальше неспокойная водная поверхность спрятавшегося в лесу озера. Залаяли собаки. Лапутин и Китайгородцев подождали, но никто к ним из домиков не вышел. И только когда Лапутин прошел к воротам, появился какой-то мужичок. Низкорослый, бородатый, в ватнике. Шел к воротам не один, с собаками. Собаки были злющие, бросались на хлипкие ворота, и Китайгородцев заподозрил, что долго те ворота не выдержат.
        - Чего? - коротко и недружелюбно спросил мужичок.
        Собаки бесновались.
        - Мы от Хамзы, - сказал Лапутин.
        Это Хамза в своем письме велел ссылаться на него.
        - Цыть! - рявкнул на собак мужичок.
        И мгновенно наступила тишина.
        - Проходите, - пригласил мужичок и распахнул ворота. - Собак не бойтесь, своих они не тронут.
        * * *
        В доме было тепло. Печь топилась дровами, которые потрескивали в огне. Ощущение дома, где уютно и безопасно.
        Иван, так звали мужичка в ватнике, собирал на стол нехитрый обед: отварной картофель, соленые грибы и самогон. Он оказался человеком совсем не любопытным, ни о чем не расспрашивал, зато рассказывал сам: про то, что это озеро карстовое, что у ученых к нему огромный интерес, и научная станция на берегу существует уже лет сто, не меньше, и даже в нынешние безденежные для науки времена она уцелела, но уже не по причине своей научной ценности, естественно, а потому, что места здесь глухие и болотистые, ни грибников, ни рыбаков тут не увидишь, и московские ученые мужи, которые над этой базой начальники, сюда время от времени наведываются отдохнуть и шашлыки пожарить, это у них такая загородная дача за бюджетный счет.
        - Чужих здесь не бывает, - сказал Иван. - Да и собаки предупредят, ежели чего. Ушастые они у меня. Слышат хорошо. И злые, знамо дело.
        Похоже, что у Ивана здесь периодически отсиживались разные люди. Китайгородцев и Лапутин - не первые у него в гостях.
        * * *
        Поздно вечером в пятницу, когда уже было темно, собаки залаяли.
        - Кто-то идет, - сказал Иван и посмотрел вопросительно на своих постояльцев.
        - Так ты бы сходил, посмотрел, - посоветовал Лапутин.
        Иван взял фонарь и вышел из дома. Собаки бесновались. Лапутин погасил свет в доме и встал у окна.
        Потом собаки разом смолкли.
        Возможно, прибыл кто-то из своих.
        - Гость, кажется, один, - сказал от окна Лапутин.
        Распахнулась входная дверь. Раздался голос Ивана:
        - Отчего впотьмах?
        Щелкнул выключатель. И стало видно гостя.
        Хамза приехал.
        * * *
        Ужинали втроем: Иван деликатно удалился, сославшись на дела. Хамза рассказывал о том, что на неделе происходило в "Барбакане", ничего интересного в принципе, и к концу ужина Лапутин по каким-то едва уловимым признакам понял, что Хамза будет разговаривать только с Китайгородцевым. Лапутин сказал, что хочет пройтись по берегу после ужина. Хамза его не удерживал и в компанию к нему напрашиваться тоже не стал. Лапутин ушел. И тогда Хамза заговорил о том, зачем приехал.
        - Толик, эксперты изучили твою травку, - сказал он. - Это чай.
        - Чай? - удивился Китайгородцев.
        - Да. Но не обычный. К нему подмешана травка.
        - Наркотик?
        - Нет. Хотя травка редкая. В наших краях такая не растет. Имеет интересную особенность: способна усыплять не хуже патентованного снотворного. С давних пор знахари такую используют. Эксперты эти травку четко отделили. Там, в этой смеси, которая была в пакете, есть стебли - это снотворная трава, и есть листья - обычный зеленый чай, как оказалось. Зеленый чай! Ты понимаешь?
        - Нет, если честно.
        - Толик, ты должен вспомнить, откуда у тебя взялся этот пакетик.
        - Я не знаю.
        - Может быть, где-то в доме Лисицыных ты его подобрал?
        - Не помню.
        - Надо вспомнить! - сказал Хамза. - Обязательно надо вспомнить! Толик, я приезжал к тебе туда, в дом Лисицыных. Ты это помнишь?
        - Да.
        - Мы с тобой пили чай. Чай был зеленый. Зеленый! Понимаешь? Как в том пакетике, который ты потом нашел в своем кармане. И я после чашки чая, по пути в Москву, уснул за рулем и вылетел с дороги.
        Хамза сверлил собеседника взглядом. Китайгородцев молчал, будучи не в состоянии так быстро упорядочить разбежавшиеся мысли.
        - Я разговаривал с Лисицыным, - сказал Хамза. - Со Стасом. Расспрашивал о том случае, когда ты ему якобы рассказывал про старика, которого ты видел. И ты потом отказался это подтвердить.
        - Да, - кивнул Китайгородцев, показывая, что помнит этот эпизод.
        - А потом была история с твоим звонком ко мне. И снова ты не помнишь. Я сопоставил эти два случая: со мной и с Лисицыным. В них много похожего, Толик. И я подумал вот о чем. Может быть, тебя в том доме опаивали чем-то? Какой-то дурман-травой, как в том пакетике?
        * * *
        Хамза разрешил включить мобильный телефон - он теперь не ожидал каких-то неприятностей. Несколько дней назад, когда Китайгородцев позвонил шефу и сообщил о пакетике с подозрительной травкой, Хамза забеспокоился всерьез. Все эти непонятные истории, которые происходили с Китайгородцевым, а к ним еще пакетик неизвестно с чем - может быть, действительно провокация какая-то. И Хамза спрятал Китайгородцева на карстовом озере - от греха подальше. Теперь, когда стало ясно, что никаких наркотиков не было, тревога улеглась. Но вернуться в Москву Китайгородцеву Хамза не разрешил. Лапутина он забрал с собой, а вот Китайгородцеву велел остаться.
        - Поживешь здесь на природе, - сказал Хамза. - Пока там все утихнет.
        - А что там не утихло? - насторожился Китайгородцев.
        Хамза замялся. Говорить, видно, не хотел, но и таиться теперь было негоже. Изведется Китайгородцев, если не сказать.
        - Стас Георгиевич рвет и мечет, хочет увидеть тебя, - признался Хамза. - Я с ним встретился и расспросил про ту историю... ну, когда ты вроде бы видел старика Лисицына... и Стас догадался, что и мне ты что-то говорил. И он взбеленился просто. То уговаривал меня, то угрожал. Требовал привезти тебя для разговора.
        - И что ему нужно от меня?
        - Подробности. Я так понял - он подозревает, что в его доме кого-то прячут. И мне все больше кажется, что он прав.
        * * *
        Хамза и Лапутин уехали, Иван и Китайгородцев остались. Ивану было легче - с ним его собаки. Китайгородцев был один. Заметив, в каком он состоянии, Иван позвал Китайгородцева к столу, на котором до сих стояла еда.
        - Давай-ка самогончика, - предложил Иван и ласково взял в руку бутылку с мутной жидкостью.
        Китайгородцев с мрачным видом наблюдал за тем, как этой жидкостью наполняются стаканы. Иван неаккуратно звякнул стеклом о стекло. Китайгородцев будто очнулся, поднял на него глаза:
        - Скажи мне, разве так бывает: человек что-то видел, а потом напрочь забыл?
        - Сплошь и рядом! - уверенно сказал Иван.
        - Да-а? - изумился Китайгородцев.
        - Вот этот самогончик, к примеру, - встряхнул в руке Иван бутылку. - Ежели мы с тобой одну бутылочку накатим да другую - утром ни за что не вспомнишь, чего тут накануне было.
        - Я не про самогон, - поморщился Китайгородцев.
        - А это не важно. Ты спросил: может быть такое, чтоб не помнить ничего? Я тебе и отвечаю: может! А каким способом - это уже другая тема.
        * * *
        Китайгородцев проснулся среди ночи. Его мучила жажда. Вышел на веранду, где в ведрах стояла, как он помнил, вода. Здесь было холодно и на удивление светло. Он не сразу сообразил, что это из-за снега: за стеклами падали с неба почти невесомые белые хлопья. Китайгородцев заворожено смотрел на них.
        "Я здесь по-другому как-то сплю, - вдруг подумал он. - Совсем не так, как в доме Лисицыных. Не так крепко. Не так беспробудно. Может быть, прав был Хамза, когда говорил про дурман-траву?"
        * * *
        Ржавая "Нива", на которой Лапутин и Китайгородцев приехали на карстовое озеро, оставалась здесь. Иван решил воспользоваться этим обстоятельством - предложил Китайгородцеву съездить в райцентр, где у него накопились какие-то дела. Тому неудобно было отказать.
        В райцентр они поехали вместе. За руль сел Иван, Китайгородцеву с его ногой до сих пор было непросто управляться с педалями.
        Первый снег долго не лежит, и тот, что выпал ночью, уже успел растаять, но во всем чувствовалась близкая зима. В выстуженном воздухе предметы обрели четкие очертания, лужи на разбитой дороге прихватило ледком, небо просветлело, отчего осенний сумрак под деревьями сам собой растворился.
        Городишко был невелик. Центральную его улицу составляли одно- и двухэтажные дома дореволюционной еще постройки. Некоторые вросли в землю настолько, что можно было без труда заглядывать в их окна.
        Отделение Сбербанка, в которое приехал Иван, выбивалось из общего ряда: новехонький красный кирпич, зеркальное остекление, парковка выложена фигурной плиткой. Здание Дома культуры, расположившееся рядом, не выдерживало сравнения: штукатурка осыпалась, а листовое железо на крыше поржавело донельзя.
        - Я быстро, - сказал Иван.
        Вышел из машины и зашагал неспешно, вертя головой по сторонам - как человек из глубинки, редко выбирающийся в город.
        Китайгородцев тоже из машины вышел - пройтись. Хромал, опираясь на палку. Две девушки, которые шли навстречу, посмотрели на него с сочувствием. Чтобы не видеть этих взглядов, Китайгородцев отвел глаза, будто заинтересовался тем, что на афише было написано. Дом культуры оказался местом бойким. Судя по афише, местным жителям практически ежедневно предлагалось посетить какое-нибудь мероприятие. Почти всегда это были либо киносеанс, либо дискотека - они чередовались через день. В анонсе каждодневных заурядных мероприятий крупным шрифтом и красной краской были выделены настоящие жемчужины культурной жизни города: встреча депутатов местного городского собрания с жителями, праздничный концерт по неизвестно какому поводу, выступление гипнотизера Иосифа Потемкина (город Москва)...
        На фамилии этого Потемкина Китайгородцев взгляд даже не задержал, а потом и вовсе потерял к афише интерес, пошел было дальше и вдруг остановился.
        Гипноз. Дурман. Дурман-трава. Дурман-гипноз.
        Он вернулся к афише.
        Иосиф Потемкин. Город Москва. Выступление состоится в субботу, двадцать восьмого числа, в двенадцать часов ноль-ноль минут. Сегодня какое число? Двадцать восьмое. Двенадцать тридцать на часах.
        * * *
        Касса была закрыта.
        Вход в зрительный зал сторожила пожилая женщина, да и ее Китайгородцев обнаружил только тогда, когда уже вошел в зал. Женщина обернулась. Он с готовностью протянул ей пятьдесят рублей.
        Людей было много. Китайгородцев не без труда отыскал поблизости свободное место.
        Иосиф Потемкин оказался тщедушным дядечкой ростом едва ли метр семьдесят. Тощ, лысоват, сер и невыразителен почти во всем, кроме лица. Будь это не живой человек, а скульптура, можно было бы сказать, что лицо лепил талантливый мастер. Черты были четкими, глаза посажены глубоко, отчего казались совершенно черными, орлиный нос с горбинкой - тут никакой серости, при встрече мимо не пройдешь без того, чтобы не взглянуть попристальнее.
        На сцене он был один, держался уверенно, фразы произносил решительно, но без жесткости, отчего создавалось впечатление, будто подобное не раз проделывал и ему можно доверять.
        - А сейчас все вместе, - говорил Потемкин. - Весь зал. Сейчас каждый из вас, не поднимаясь на сцену, сможет тем не менее испытать на себе, что такое гипноз. Это уникальный шанс! Каждый - сможет! Чтобы это испытать - надо только мне довериться. У каждого получится! У каждого! Я обещаю вам, но вы должны сами этого хотеть. Сейчас расслабьтесь и обратитесь в слух. Вы слышите только меня. Я говорю - вы слушаете. Вытяните руки вперед. Выше! Не касайтесь впереди сидящих! Выше! Пальцы разведите. Шире. Шире! Еще шире! Вы чувствуете это напряжение. Необычное напряжение в руках. Напряжение. Руки притягиваются. Это магниты, они притягиваются друг к другу. Напряжение сильное. Руки тянутся. Сильно притягиваются. Смотрите, как они притягиваются!
        Китайгородцев во все глаза смотрел на парня в старой лыжной шапочке, сидевшего впереди слева. Вытянутые перед собой руки парня сближались - медленно, но неотвратимо. И все, кого Китайгородцев видел вокруг, не могли, похоже, ничего с собой поделать.
        - Чувствуете оцепенение! Сильное напряжение в руках! Раз! Два! Три!!! Смотрите на руки! Сближаются! Сами по себе! Ближе! Ближе! Ближе!!! Пальцы вам уже не подчиняются! Они твердые! Твердые!!!
        У парня, за которым наблюдал Китайгородцев, пальцы действительно были, как карандаши - неестественно прямые и даже на вид одеревеневшие.
        - Твердые пальцы сцепляются! Сцепляются! Смотрите! Сцепились! У всех сцепились и сжимаются в замок! Сжимаются! Сильно! Сильно!!! Сжимаются!!! Вы не сможете расцепить руки, пока я не позволю вам! Не сможете!! Не сможете!!! Не сможете их расцепить!!!
        Парень в лыжной шапочке решил попробовать. Расцепил руки и даже развел их в стороны. Китайгородцев видел, что он проделал это без труда.
        - Да он ездит по ушам! - сказал обиженно парень. - Какой к черту тут гипноз?
        Шарлатан.
        * * *
        По-видимому, другие зрители ничего не заметили, а может быть, на них гипноз подействовал, но массового возмущения не последовало и даже шума в зале не возникло, и Потемкин продолжил свое выступление. Он вызвал из зала добровольца. Вышла девушка в куртке и джинсах. Потемкин усадил ее в кресло.
        - Сейчас мы будем спать, - объявил он. - Надо, чтобы вы сами этого захотели. У вас получится, потому что получается у всех. Закройте глаза. Расслабьтесь. Дыхание ровное. Ро-о-овное. Не думать ни о чем. Слушать только мой голос. Я буду считать, вы будете за-а-асыпа-а-ать. Дыха-а-ание... Ро-о-овное... Ра-а-аз... Два-а-а... Три-и-и... При-и-ходит со-о-он... Четы-ы-ыре... Пя-я-ять... Со-о-он... Вы отдыха-а-аете... Вам хорошо-о-о... Отдыха-а-аете... Ш-ш-шесть... Се-е-емь... Сон глубо-о-окий... Спа-а-ать хочется си-и-ильно... Спа-а-ать... Вы слышите-е-е мой го-о-олос, и вам хо-о-очется спа-а-ать... Во-о-осемь... Де-е-евять... Де-е-есять... Оди-и-иннадцать... Глубо-о-кий сон... Дв-е-ена-а-адцать... Трина-а-адцать... Четырнадца-а-ать... Пятна-а-адцать...
        Девушка глаза не открывала и сидела в кресле расслабленно, как сидел бы действительно спящий человек, но что-то будто удерживало ее по эту сторону границы между явью и сном, что-то было такое, что не позволяло Китайгородцеву поверить окончательно в ее глубокий сон.
        Тем временем Потемкин заговорил жестче. Он теперь не растягивал слова, а произносил слова категоричным тоном, будто церемонии уже были ни к чему.
        - Спать крепко! Крепко! Вы слышите мой голос! Вы подчиняетесь этому голосу! Только этому голосу!
        Зал замер. Все ждали, что будет дальше.
        - На вашей одежде пятно! Вы запачкали свою одежду! - объявил Потемкин. - Вы видите пятно! Стряхните его! Рукой! Рукой стряхните!
        Девушка действительно принялась стряхивать со своей куртки несуществующее пятно.
        - Продолжайте! - командовал Потемкин. - Избавьтесь от него!
        Девушка очень старалась. В зале послышался смех. Потемкин не требовал тишины, это уже и неважно было, видимо.
        - А сейчас мы будем просыпаться, - сказал Потемкин. - Я буду считать до десяти, а вы будете чувствовать, как с каждой следующей цифрой у вас прибавляются силы. На цифре "десять" вы откроете глаза.
        Девушка была неподвижна. Потемкин начал отсчет. Когда он произнес слово "Десять!", девушка открыла глаза.
        - Как вы себя чувствуете? - спросил у нее Потемкин.
        - Хорошо.
        - Вы что-нибудь помните?
        - Нет.
        - Подсадная, - сказал парень в лыжной шапочке, который сидел недалеко от Китайгородцева.
        * * *
        Девушку Потемкин не отпустил со сцены. Он предложил ей поучаствовать еще в одном, как он выразился, эксперименте. Девушка не возражала. Потемкин выставил три стула в ряд, попросил свою подопечную лечь на них лицом кверху. Когда она легла - поправил стулья быстрыми движениями многоопытного фокусника.
        И снова он сказал:
        - Сейчас мы будем спать.
        Дальше все повторилось. Потемкин вел отсчет, растягивая слова, но после цифры "пятнадцать" появилось нечто новое.
        - Вы не можете шевелиться... Ваше тело одеревенело... О-о-одеревене-е-ело... Вы его не чувствуете-е-е... Ш-ш-шестна-а-адцать... С-с-семна-а-адцать... Тело одеревене-е-ело... Вос-с-семна-а-адцать...
        Он досчитал до тридцати, а потом внезапно выдернул из-под девушки средний стул. Его подопечная опиралась головой на один стул, ступнями на другой, и все ее тело без опоры теперь висело в воздухе, словно это не живая податливая плоть была, а какое-нибудь бревно. Чтобы усилить впечатление, Потемкин сел на девушку. Его ноги болтались в воздухе. Так действительно на бревне сидят. Потемкин обвел взглядом зал.
        - Трое! Добровольцев! Мужчин! На сцену!
        Тотчас бросились, толкаясь, добровольцы. Числом явно поболее трех.
        - Трое! - сказал Потемкин властно.
        И лишние сразу же отсеялись.
        Потемкин уже снова вышагивал по сцене.
        - Сейчас она проснется, - сказал он добровольцам. - А вы ее будете страховать. Приблизились! На корточки сели! Руки вытянули! Ап!
        Ничего не произошло.
        Потемкин желчно рассмеялся.
        - А вы думали - прямо сейчас? Сидеть! Рук не убирать!
        Он приблизился к неподвижной девушке.
        - Сейчас мы будем просыпаться. Вы слышите мой голос. Я посчитаю до десяти, потом хлопну в ладоши, и вы проснетесь. Только по хлопку! До цифры десять ваше тело будет деревянным, но после хлопка вы пробудитесь и снова сможете владеть своим телом, как прежде. Раз! Два! Три!..
        До цифры "десять" девушка сохраняла неподвижность, но сразу после того как была произнесена эта цифра, Потемкин хлопнул в ладоши, и девушка безвольно рухнула в надежные руки добровольцев. Сейчас ее глаза были открыты, она щурилась от яркого на сцене света и улыбалась неуверенной улыбкой.
        - Как вы себя чувствуете? - спросил у нее Потемкин.
        - Хорошо, - ответила девушка. - А что тут было?
        * * *
        Китайгородцев пробыл в зале до самого конца представления. Даже самому себе не мог сказать, верит он в то, что это действительно гипноз, или нет. Порой ему казалось, что его дурачат - вместе со всем залом, а иногда он был готов принять происходящее за чистую монету, хотя то, что он видел, выглядело удивительно и непонятно.
        Выходя из зала, он увидел женщину-билетера, которой при входе отдал пятьдесят рублей. Прошел было мимо, но потом вернулся.
        - Я хотел спросить. Вот эта девушка, которая спала на сцене, - она кто?
        - Люда Гальченко.
        - То есть вы ее знаете?
        - Ну конечно! Она с моей дочерью в одном классе училась.
        - Значит, она не подсадная?
        - Что? - не поняла женщина.
        - Ну, бывает, что артисты подсаживают в зал своих людей. Вроде бы человек из публики, а на самом деле подыгрывает артисту.
        - Нет-нет, она наша, - сказала женщина. - В детском саду нянечкой работает.
        - А где мне можно этого Потемкина увидеть? - спросил Китайгородцев.
        - А вот! В ту дверь и по коридору.
        * * *
        В полутемном коридоре пол был покрыт подранным в клочья линолеумом. Китайгородцеву приходилось ступать осторожно, чтобы не споткнуться. Масляная краска на стенах не обновлялась, судя по их виду, последние лет десять или пятнадцать.
        Здесь было всего несколько дверей, но за которой из них искать Потемкина, Китайгородцев не знал. Он шел по коридору, пока не услышал голоса. За дверью, обитой дерматином, из-под которого торчала вата, кто-то был. Китайгородцев вежливо постучал. Рука тонула в мягкой обивке двери. Но там, в комнате, услышали. И сразу звуки стихли. Китайгородцев постучал снова, никто не отозвался. Тогда он решился и приоткрыл дверь. Сразу за дверью обнаружился чернявый парень, впечатление было такое, будто он подслушивал.
        - Здравствуйте, - сказал Китайгородцев. - Могу я увидеть Иосифа Потемкина?
        Парень перекрывал ему обзор, но Китайгородцев увидел за его плечом Потемкина - тот стоял у противоположной стены, - и еще тут был один человек. Он в сторону Китайгородцева даже не посмотрел.
        - Нельзя увидеть! - ответил чернявый недружелюбно и, как показалось Китайгородцеву, капризно.
        Он сделал движение, чтобы закрыть дверь.
        - Извините, - пробормотал Китайгородцев.
        Он уже готов был отступить. Но вдруг Потемкин сделал шаг к нему.
        - Что вы хотели, молодой человек?
        Тот, второй, который был в комнате, попытался удержать Потемкина, но Потемкин вырвался. Чернявый запоздало захлопнул дверь перед Китайгородцевым. Было слышно, как там, в комнате, раздался какой-то шум. Очень похоже на потасовку. Китайгородцев рванул дверь на себя. Чернявый резко обернулся.
        - Тебе же сказали! - произнес он все тем же капризным тоном.
        Его напарник удерживал Потемкина.
        - Пусти! - потребовал Потемкин.
        Не тут-то было.
        - Вали отсюда! - посоветовал Китайгородцеву чернявый. - Не до тебя!
        Он сделал попытку толкнуть Китайгородцева. Этот парень с инвалидной тростью не представлялся ему достойным противником. Но Китайгородцев его руку перехватил. Рефлекторно. Само собой получилось. Чернявый рванулся, чтобы сбить противника с ног.
        - Молодой человек! - взмолился Потемкин.
        Кажется, он обращался к Китайгородцеву.
        Удерживающий Потемкина парень ударил гипнотизера, уже не таясь.
        Чернявый махал руками, пытаясь дотянуться до лица Китайгородцева.
        Тот уложил его двумя ударами, орудуя инвалидной тростью: первый, подсекающий удар - по ногам, второй, нейтрализующий, - по почкам. Чернявый взвыл. Его напарник, оставив Потемкина, бросился на Китайгородцева разъяренным быком - очень похоже было, даже глаза у него, кажется, налились по-бычьи кровью. По этим глазам Китайгородцев и ударил палкой. Со всей силы, наотмашь, так что красные брызги полетели. Противник Китайгородцева опрокинулся навзничь. Не боец.
        Прибежала билетерша. Запричитала.
        - Только не надо милиции, я вас умоляю! - попросил Потемкин.
        Телохранитель Китайгородцев
        Сколько их? Кто такие? Потемкин может знать.
        - Есть еще?
        - А?
        Не соображает. В шоке.
        - Кроме этих двоих - кто еще? С ними кто-то был?
        - Не знаю.
        Он был на сцене. Он мог не знать. Кто мог видеть? Билетерша?
        - Кто они? Местные?
        - Нет. Я их не знаю. На машине приехали.
        - Где машина?!
        - Там, у входа.
        Машина - это плохо. В машине еще кто-то может быть.
        - Здесь другой выход есть?
        - Все закрыто.
        - А ключи?
        - У завклуба.
        Через окно. Первый этаж. Невысоко. Артиста надо выводить. Покалечат, когда очухаются.
        * * *
        Окно было закрыто на два шпингалета. Первый открылся без труда, второй был залит краской и не поддавался. Китайгородцев сломал его и распахнул окно.
        Сначала выпроводил Потемкина, буквально вытолкал его, потом выбрался сам. Вызванный по мобильнику Иван уже ждал их, сидя в ржавой "Ниве". Китайгородцев распахнул перед Потемкиным дверцу машины:
        - Прошу!
        По городу они проехали без проблем, но на загородном шоссе их нагнала черная "Ауди" с тонированными стеклами. Китайгородцев заподозрил неладное, когда эта машина стремительно приблизилась и повисла у них на хвосте, а в следующее мгновение Потемкин тоже увидел "Ауди" и всполошился:
        - Это они!
        - Машина вам знакома? - уточнил Китайгородцев.
        - Да!
        Китайгородцев пожалел о том, что не он сейчас за рулем.
        - Не давай им обгонять! - приказал он Ивану. - И быстрее! Быстрее!
        Не то, чтобы он надеялся на "Ниве" от "Ауди" оторваться, но на большой скорости водитель "Ауди" будет осторожничать и уверенности в нем поубавится.
        - Кто они? - спросил у Потемкина Китайгородцев.
        - Подонки! - скривил губы тот.
        - Криминал? Бандиты?
        - Да.
        - Оружие у них какое?
        - Ножи я видел.
        - А огнестрельное? Может, пистолеты?
        - Насчет этого - не в курсе.
        - Будем уходить! - принял решение Китайгородцев. - Сейчас поля начнутся, ищи грунтовку и сворачивай, - велел он Ивану. - И по грязище, по грязи - чтобы они сели!
        Километра через полтора они съехали на раскисшую дорогу без покрытия. Здесь были заполненные грязью колеи, и сунувшаяся следом в горячке погони "Ауди" почти сразу завязла, даже сотни метров не преодолев.
        Было видно, как из "Ауди" выскочили трое.
        - Быстрее! - торопил Китайгородцев. - Гони! Гони!
        "Нива" глиссером неслась по грязи, отбрасывая комья далеко назад.
        Поднялись на взгорок. Впереди внизу была деревня.
        - Туда! - показал рукой Китайгородцев.
        Там должен быть асфальт. Там они уже не посадят машину на брюхо.
        * * *
        - Кто они такие? - спросил Китайгородцев.
        - Жалкие, ничтожные люди! - ответил Потемкин.
        Китайгородцев засмеялся, не сумев сдержаться.
        - Что тут смешного? - сердито спросил Потемкин.
        - Извините. Просто я вспомнил "Золотого теленка".
        - Какого теленка? - нахмурился собеседник.
        - Книга "Золотой теленок". Ильфа и Петрова.
        - Не читал, - поджал губы Потемкин.
        Они сидели в салоне "Нивы" у маленького, похожего на сарай, здания железнодорожной станции. До прихода электрички на Москву оставалась четверть часа.
        - Вы там живете? - спросил Потемкин. - В том городе, где я давал сеанс?
        - Нет. Я на отдыхе, - ответил Китайгородцев и выразительно продемонстрировал инвалидную трость. - Восстанавливаюсь.
        - А сами в таком случае откуда?
        - Я москвич.
        - Где работаете?
        - Я телохранитель.
        - О! - заинтересовался Потемкин. - Настоящий?
        - А что - бывают не настоящие?
        - Я как-то никогда об этом не задумывался. Так у вас не перелом?
        - Простите, не понял.
        - Нога, - сказал Потемкин. - Я думал, это перелом у вас. А на самом деле это как-то связано с работой?
        - Да, с работой.
        - То-то я вижу, вы так ловко их! Прямо как в кино.
        - В кино выглядит красивее, - усмехнулся Китайгородцев.
        - Вы правы. А здесь был только страх, - признался Потемкин. - Я испугался.
        - Можно я задам вам несколько вопросов?
        - О чем?
        - Я был на вашем сеансе...
        - А, это.
        - Скажите, гипноз - он действительно существует?
        - Ну, вы же видели.
        - Видел, - согласился Китайгородцев. - Но я не знаю, как к этому относиться.
        Потемкин подозрительно посмотрел на собеседника.
        - Может, это фокус такой, - пробормотал Китайгородцев, не сумев с ходу подобрать нейтральной щадящей формулировки.
        - Значит, моя лекция вас не убедила?
        - Я пропустил начало, - признался Китайгородцев. - Опоздал на полчаса.
        - Я рассказывал в своей лекции о том, что гипноз как явление изучали великие ученые. Зигмунд Фрейд, Владимир Бехтерев, Иван Павлов. Вам эти фамилии о чем-нибудь говорят?
        Отомстил за Ильфа и Петрова.
        - Допустим, - сказал Китайгородцев.
        - Как вы понимаете, такие люди не стали бы тратить время на фокусы, как вы изволили выразиться. Гении не размениваются по пустякам.
        - Значит, вот эта девушка на сцене - она действительно спала?
        - Это не сон! - отмахнулся Потемкин с видом человека, раздраженного необходимостью растолковывать непосвященному собеседнику столь очевидные для рассказчика вещи. - Гипноз - это особое состояние. Не сон, но и не бодрствование. Это другое.
        - Она очнулась и спросила, что с нею происходило. Она действительно не помнила?
        - Конечно! - уверенно сказал Потемкин.
        - И все, что происходило вокруг нее, - оно как бы не существовало?
        - Да.
        - Весь этот зал... Там было человек двести...
        - Во время гипноза они для нее не существовали. Она не слышала их. И не видела.
        - Но вас она слышала, - напомнил Китайгородцев.
        - Меня - да. Гипнотический раппорт - так это называется. Гипнотизируемый практически полностью отключается от воздействий внешнего мира, но с тем человеком, который погрузил его в гипноз, у него сохраняется связь. Он его слышит, и он ему подчиняется. У академика Павлова есть даже теория на этот счет: у загипнотизированного спит весь мозг, почти весь, за исключением маленького участка, который не заторможен, а напротив, чутко реагирует на голос гипнотизера. Гипнотизер как бы удерживает человека на веревочке, не позволяет ему провалиться в полное беспамятство.
        Беспамятство - на это слово Китайгородцев среагировал. Потому что в последнее время ему приходилось думать об этом не раз.
        - Скажите, а можно человека заставить что-то забыть? - спросил он. - Вот человек что-то знал... Что-то видел... а после гипноза все напрочь забыл...
        - Амнезия, - кивнул Потемкин. - В принципе возможно. - Он произнес это легко и непринужденно, сразу же заметил, что его ответ Китайгородцева не впечатлил, и тогда он с вызовом поинтересовался: - Или вам не очень верится?
        Кажется, он был готов обидеться, но Китайгородцев не стал юлить:
        - Я сидел там, в зале. А вы говорили... Ну, руки сцепить... Сильное напряжение... Никто не сможет расцепить, пока вы не прикажете...
        - Ну! - с прежним вызовом бросил Потемкин.
        - И парень, что сидел передо мной, руки легко расцепил, без всякого приказа.
        Потемкин усмехнулся.
        - Даже у гипнотизеров экстра-класса, при самом благоприятном стечении обстоятельств, когда вроде бы все получается, гипнозу поддаются девять человек из десяти. Есть люди, которые в большей степени подвержены гипнозу, есть те, кто в меньшей. Понимаете? Из десятка найдется один, кто не поддастся.
        Последние слова он произнес уже с нескрываемым раздражением. То ли на этих неподдающихся сердился, то ли на Китайгородцева за его неверие.
        - Я не всесилен! - сказал он раздраженно. - И амнезия эта, про которую вы спрашиваете... Я такого не умею, например. Ну что же, не каждому дано!
        Расстроился, было заметно.
        * * *
        Китайгородцев провожал Потемкина до электропоезда.
        - У меня есть предложение для вас, - сказал Потемкин. - Хотите поработать на меня? Я много гастролирую, - разные города, гостиницы, жизнь кочевая, беспокойная, мне нужен надежный сопровождающий. Я хорошо плачу. Вы сколько, кстати, получаете?
        - Я вряд ли смогу быть вам полезен, - дипломатично ответил Китайгородцев, пропустив мимо ушей вопрос о зарплате.
        - Но сегодня вы смогли быть мне полезным, - с серьезным видом парировал Потемкин.
        - У вас с ними проблемы?
        - С кем? - изобразил непонимание Потемкин.
        - С этими людьми, которых я сегодня видел.
        - Ублюдки! - не сдержался Потемкин.
        - Кто они? Просто бандиты? Или это ваша крыша?
        Потемкин нервно дернул плечом.
        Скорее всего - крыша.
        - Я вряд ли смогу быть полезен, - повторил Китайгородцев.
        Подошел электропоезд.
        - Тысяча долларов вас устроит? - занервничал Потемкин. - Ежемесячно.
        - Я зарабатываю больше, - признался Китайгородцев.
        - Плюс накладные расходы. Проживание, питание - бесплатно.
        - Электричка уйдет, - напомнил Китайгородцев.
        Это и был его ответ. Потемкин понял. Он вошел в тамбур вагона, но прежде успел ткнуть в руки собеседнику свою визитку.
        - Подумайте! - сказал он. - Вы мне подходите!
        Двери закрылись. Состав тронулся.
        Китайгородцев заглянул в визитку.
        Потемкин Иосиф Ильич.
        Мастер гипноза.
        Магистр.
        Академик Международной академии психоанализа.
        Вице-президент Фонда парапсихологических исследований.
        Порой визитка может многое рассказать о своем владельце. Китайгородцев выбросил бы ее без сожаления, но не увидел поблизости ни одной урны.
        * * *
        Про эту визитку Китайгородцев вспомнил очень скоро - через несколько дней. За ним приехал Лапутин и увез в Москву. Хамза уже ждал Китайгородцева. Шеф не выглядел настороженным и напряженным, как все последнее время. Возможно, связанные с Китайгородцевым проблемы устранились - так самому Китайгородцеву представлялось.
        - Не надоело в глухомани? - спросил Хамза.
        - Скучно там, - признался Китайгородцев.
        - Покажешься врачам, - кивнул Хамза на раненую ногу собеседника. - И можешь жить вольной жизнью. Без ограничений, так сказать.
        Он был доброжелателен и весел. И о работе даже не вспоминал. О тех же Лисицыных ни словом не обмолвился. Как будто с Китайгородцевым нельзя было обсуждать никакие рабочие вопросы. Дело было не в том, что он ранен. Даже сразу после курса лечения Хамза нашел, чем заняться Китайгородцеву. Отправил его к Лисицыным присматривать за домом. А вот после Лисицыных он с Китайгородцевым о работе уже не говорит, а говорит он только об отдыхе.
        - А чем я дальше буду заниматься? - не выдержал Китайгородцев.
        - Силы восстанавливать! - бодро ответил Хамза.
        И только сейчас Китайгородцев распознал неискренность веселой доброжелательности шефа.
        - Я вернусь к Лисицыным? - прямо спросил Китайгородцев.
        - Нет!
        - Другое мне дело какое-то найдете?
        - Ты, Толик, отдыхай! Ты мне здоровый нужен.
        Значит, Китайгородцев не ошибся.
        - Что происходит? - спросил он.
        - Ты о чем?
        - Со мной какие-то проблемы?
        - Ну какие такие проблемы? - сказал с неискренней беспечностью Хамза. - Ты полностью восстановись - тогда будет разговор!
        - О чем?
        - О работе.
        - Я хочу сейчас о работе говорить!
        - Какой может быть разговор? Ты до сих пор с палочкой ходишь.
        - Дело не в этой клюке! Я ведь не маленький, я понимаю! Две недели назад вам эта палка не мешала! Что происходит?
        - Толик, давай поговорим, когда ты снова будешь на ногах.
        - Что происходит? - повторил Китайгородцев.
        Его упорство, видимо, подсказало Хамзе, что разговора все равно не избежать.
        - Я не хотел говорить с тобой об этом, - признался Хамза. - До тех пор, пока ты полностью не восстановишься. Дело не в твоей ноге, конечно. Это ранение меня сейчас меньше занимает, чем... - Он запнулся. - Чем все другое, - туманно сформулировал после паузы.
        Китайгородцев ждал.
        - Вот так! - сказал Хамза. Почему-то получилось сердито.
        И снова Китайгородцев промолчал.
        - Толик! - произнес Хамза, старательно избегая встречаться взглядом с собеседником. - С тобой какие-то непонятные истории! То ты кого-то видел, то не видел. Объяснения этому никакого нет, а выглядит все ой как странно! И после этого ты хочешь, чтобы я тебе дал в руки пистолет и на объект поставил?
        По нему было видно: ни за какие коврижки.
        - И что же теперь? - мрачно поинтересовался Китайгородцев.
        - Ты сейчас отдыхай, силы восстанавливай...
        - А потом-то что? - проявил настойчивость Китайгородцев.
        - А потом обследование будешь проходить, - озвучил Хамза то, о чем ему совсем не хотелось говорить.
        Китайгородцев выразительно постучал себя пальцем по лбу.
        - Ты же понимаешь, Толик, - у тебя сейчас не с ногой главные проблемы, - пробормотал Хамза.
        С головой у Китайгородцева проблемы.
        Не видать ему работы в ближайшее время. И в последующее время, возможно, тоже.
        * * *
        В отсутствие Китайгородцева на вещах и на мебели в его квартире осела пыль. Китайгородцев провел пальцем по столешнице - остался след.
        В прежние времена, еще до ранения, у него случались выходные дни. И в отпуск ему доводилось уходить. Но он всегда знал, что по окончании отдыха его снова ждет работа. А сейчас у него было такое чувство, будто его нынешний "отпуск" не закончится никогда. Непривычно. Он был растерян. Впереди - много дней, и он не знал, чем их займет. Потом он подумал о том, что за эти дни полного бездействия изведет себя. Он ни о чем другом не сможет думать, кроме того, что с ним, возможно, не все в порядке. И с каждым днем ему будет все труднее держать себя в руках.
        Хамза его к работе не допустит.
        В ближайшее время Китайгородцев должен сам себе найти работу.
        Он уже почти не сомневался.
        Он позвонил Потемкину.
        * * *
        Потемкин был в Москве и собирался вскоре выехать в Рязанскую область с "сеансами гипноза", как он выразился.
        Звонку Китайгородцева он обрадовался. По-видимому, не очень рассчитывал на это после их беседы на безлюдной подмосковной платформе.
        - Но у меня есть несколько условий, - сказал Китайгородцев. - Без этого я на вас работать не смогу.
        - Условия - какие? - спросил Потемкин.
        - Первое: вы рассказываете мне все о своих недругах, в подробностях.
        - К чему вам это? - не проявил энтузиазма Потемкин.
        - Я должен знать обстановку вокруг вас. Знать, откуда ждать неприятностей. Это раз. Второе: мои рекомендации вы выполняете беспрекословно.
        - Что еще? - спросил Потемкин.
        - Ничего. Только это.
        То ли Потемкина подкупила краткость списка, то ли ему деваться было некуда, но он, не раздумывая долго, сказал:
        - Хорошо, я согласен.
        * * *
        До недавних пор организационно-охранное обеспечение гастрольной деятельности мастера гипноза, магистра, академика Международной академии психоанализа и вице-президента Фонда парапсихологических исследований Иосифа Потемкина предоставляли три молодых разгильдяя, один из которых, несмотря на молодость, успел отсидеть четыре года за грабеж (и его условно-досрочное освобождение, по мнению Потемкина, само по себе могло бы стать поводом для нового уголовного дела), а двое его товарищей были несудимы, но это, как сказал Потемкин, - "пока".
        Самым обидным в этой истории для магистра и академика было то, что троицу шалопаев он сам и пригрел, сойдясь с нею совершенно случайно в одной из неказистых гостиниц отнюдь не самого ближнего Подмосковья. Гастролируя по маленьким российским городкам, Потемкин время от времени сталкивался с такими неприятными сторонами жизни, с которыми ему сталкиваться было непривычно и даже страшно, и он со временем понял, что в одиночку справляться с трудностями ему слишком тяжело. Однажды где-то за Уралом к нему в гостиничный номер ввалилась ватага крепких, как дубки, ребят, которые назвались местными братками, сообщили Потемкину, что все артисты, которые приезжают в этот город, находятся под их, братков, защитой, и все без исключения за эту защиту платят. Потемкин долго торговался с ними, первоначально названную цену сбил, но заплатить заплатил и только позже узнал, что за последние несколько лет он был единственным гастролером, который заехал в эту глухомань. В другой раз и в другом городе во время сеанса гипноза молодежная компания ("Все они были сильно пьяны", - не преминул сообщить Потемкин) заподозрила,
что им морочат головы и все происходящее - это не гипноз, а банальное надувательство, из-за чего случился скандал. Вывести бузотеров из зала было некому, сеанс сорвали. И практически всегда перед Потемкиным во весь рост стояла проблема личной безопасности. Работал он, как правило, за наличные, получая деньги за проданные билеты из рук в руки, и эти деньги ему еще надо было довезти до Москвы в целости и сохранности.
        Троим молодым людям, оказавшимся на его пути, Потемкин предложил работать на него. "Будете моими помощниками", - сказал он им в день встречи. Они поинтересовались финансовыми перспективами сотрудничества. Потемкин перспективы обрисовал, хотя из осторожности говорил только о зарплатах своих будущих помощников и благоразумно умолчал о суммах, которыми в ходе гастролей оперирует он сам. Все трое согласились. Потемкин в тот раз решил, что их вдохновили назначенные им зарплаты, и только позже заподозрил, что молодые люди были на мели и пребывали в процессе поиска той области деятельности, которая могла бы обеспечить им относительно безбедное существование. В это время на их пути оказался гипнотизер Потемкин. Ничего другого подходящего не просматривалось. Они решили попробовать.
        Поначалу дела пошли отлично. У новоявленных помощников мастера гипноза обнаружились таланты, о которых он и не подозревал. Сам Потемкин предпочитал работать по маленьким городам, а большие обходил стороной - не под силу ему была организационная часть, а еще в больших городах слишком много надзирающих инстанций, что создавало проблемы для Потемкина, который не обременял себя формальностями, билеты на свои сеансы порой печатал на копировальном аппарате и каждый удостоенный его присутствием город покидал с пачками денег в дорожном чемоданчике, и с этих денег государству в виде налогов не перепадало ни копейки. Помощники магистра внесли в его деятельность большие изменения. Крупных городов они не чурались и ни перед какими проверяющими не пасовали, со всеми у них получалось договариваться, и Потемкин теперь гастролировал по областным центрам, среди которых были даже города-миллионники. На главные концертные площадки этих городов Потемкин все же не претендовал, ему чаще доставались заведения культуры на городских окраинах, но даже там в залы набивалось порой человек по пятьсот и даже больше, и сборы от
сеансов существенно выросли.
        Неладное Потемкин заподозрил очень скоро. Его помощникам не стоило больших трудов оценить размеры поступлений от гастролей, а поскольку многие организационные вопросы им приходилось решать лично, денежные потоки со временем они переключили на себя - сначала частично, а вскоре полностью, и Потемкин однажды обнаружил, что не эти ребята у него на зарплате, а он у них, что сильно его расстроило. Он попытался поставить их на место. Ему указали место его собственное. Он обиделся и объявил, что их увольняет. Они рассмеялись ему в лицо и сказали, что вложили много денег в организацию его гастролей, он теперь их должник и деньги надо отрабатывать. Еще ему угрожали. Вывезли однажды в лес, где показали заранее вырытую могилу. После этого Потемкин решил от них скрыться. Он порвал с ними всякие контакты и снова, как и раньше, поехал по маленьким городкам. В маленьких городках и гонорары были маленькие, но зато Потемкин на время избавился от больших проблем.
        Его нашли. Месяц назад он гастролировал в Тульской области и во время сеанса вдруг обнаружил среди сидящих в зале своих недавних "помощников". Был трудный разговор. Потемкину даже пришлось пообещать, что он вернется. Но при первой же возможности он скрылся. Повторно его вычислили совсем недавно - Китайгородцев был тому свидетелем.
        - Скажите, а за ними кто-нибудь стоит? - спросил Китайгородцев. - Никогда у вас не возникало подозрения, что они не сами по себе, а от кого-то?
        - Мне кажется - сами по себе.
        - То есть прикрытия у них нет?
        - Нет, - сказал Потемкин.
        - Тогда вряд ли с ними будут серьезные проблемы, - оценил Китайгородцев.
        Мелкая шушера. Вольные стрелки.
        * * *
        Городок был настолько мал, что из всех проходящих через его железнодорожную станцию пассажирских поездов лишь два делали здесь остановку: один - ранним утром, другой - днем.
        Китайгородцев и Потемкин приехали дневным поездом. Сеанс массового гипноза должен был начаться в восемнадцать часов в единственном на весь городок Доме культуры. Гостиница в городе тоже была одна-единственная, от вокзала добираться до нее пришлось пешком, поскольку, когда Китайгородцев и Потемкин вышли на крохотный пятачок привокзальной площади, там не обнаружилось ни одной машины - все свободные такси разобрали более расторопные пассажиры прибывшего поезда.
        Гостиница пустовала. Для гипнотизера из Москвы был забронирован номер "люкс". От обычного номера, который достался Китайгородцеву, "люкс" отличался наличием телевизора, и еще там был набор хрустальных рюмок.
        Потемкин хотел отдохнуть после дороги и ушел в свой номер. Он пробыл там до шестнадцати часов, потом в сопровождении Китайгородцева посетил ресторан, но там он только выпил чашку кофе, затем они отправились в Дом культуры - снова пешком.
        У Дома культуры они увидели афишу. Слова "ГИПНОТИЗЕР", "МАГИСТР", "ПОТЕМКИН" и "МОСКВА" были написаны крупными буквами и видны издалека. Потемкин досконально изучил афишу и остался ею доволен.
        Клубом заведовала крупнотелая женщина с громким голосом. Похоже, она была одной из тех красавиц, что способны остановить на скаку коня. В своем крохотном кабинетике с искалеченной многолетней службой мебелью она приняла московского гастролера и расспрашивала его о превратностях дороги и столичной погоде до тех пор, пока Потемкин не сказал ей, кивнув в направлении Китайгородцева, что этот человек - с ним, что подразумевало его неопасную вовлеченность в процесс, и тогда заведующая извлекла из ящика стола пачку денежных купюр.
        - Вот, - сказала она. - Билетов продано сто пятьдесят семь. Это много. Больше не было даже на фильм "Титаник".
        Деньги тем не менее она не отдала, а снова спрятала их в стол - Потемкину их еще предстояло заработать.
        В восемнадцать ноль пять Потемкин отправился на сцену, Китайгородцев проводил его до кулис, после чего спустился в зал, чтобы одновременно видеть и сцену, и зрителей. Публика была разношерстная. Попадались и пьяные, Китайгородцев таких определял безошибочно.
        Свой сеанс Потемкин предварял недлинной лекцией. Он рассказывал о гипнозе как о явлении, известном еще жрецам Древнего Египта и Индии. Дошел и до Павлова с Фрейдом. Китайгородцев полностью эту лекцию слышал впервые, она показалась ему занятной и совсем не была похожа на развесистую клюкву, которой порой потчуют неискушенную публику.
        Затем начался непосредственно сеанс. В целом все совпадало с тем, что Китайгородцев уже видел. Снова какая-то девушка, заснув, пыталась избавиться от несуществующего пятна на своей одежде. Потом эта же девушка лежала на стульях, и когда средний стул из-под нее выдернули, она даже не прогнулась, словно была вытесана из прочной породы дерева.
        В конце своего выступления Потемкин с достоинством поклонился публике. За автографами к нему никто не устремился, и цветы на сцену не бросали. Публика со смешками двинулась к выходу. Китайгородцев поднялся на сцену и проводил Потемкина в кабинет директора Дома культуры. Здесь Потемкин получил, наконец, свои деньги, после чего пили коньяк (Китайгородцев благоразумно отказался) и вели светскую беседу. Директор приглашала приезжать еще. Потемкин сказал на это, что где-нибудь через полгодика - с удовольствием.
        В гостиницу возвращались пешком. Потемкин шел поступью победителя, который сегодня этот город завоевал. На их пути был ресторан. Зашли поужинать. Посетителей было немного, но в углу зала пировала молодая дерзко-шумная компания. Китайгородцев сел так, чтобы держать ее в поле зрения.
        - Как вам здесь? - внезапно спросил Потемкин.
        - Мне не нравится.
        - Правда? - неподдельно удивился Потемкин.
        - Для телохранителя рестораны, особенно провинциальные, - сплошная головная боль.
        Китайгородцев посмотрел на Потемкина и вдруг понял, что тот спрашивал совсем не про ресторан, а про сегодняшний сеанс гипноза. Комплиментов ждал. Хотя бы в закамуфлированной форме. Оплошал Китайгородцев. Он еще не додумался до того, как ему сгладить неловкость, а Потемкин вдруг сказал:
        - Интересно. И что же тут бывает настораживающего?
        Он был настолько благожелателен, что можно было бы поверить в искренность его интереса к работе Китайгородцева. Достойно вышел из этой ситуации.
        - Рестораны притягивают специфическую публику, - сказал Китайгородцев. - И эта публика к тому же пьет водку. Риск попасть в переделку сразу возрастает. На столах всегда присутствует стекло, есть вилки и ножи. Все это пускают в ход в случае конфликта. Кухня, как правило, подозрительная. Готовят неизвестно из чего, водку подают паленую... Поддельную то есть...
        - Я понимаю.
        - Пожарная безопасность на нуле, как правило, от проверяющих банально откупаются, поэтому порядка нет. Вот здесь хотя бы, - сказал Китайгородцев. - Здание старое, проводка давным-давно сгнила, голову даю на отсечение. На окнах решетки - если полыхнет у входной двери, через окна не спасешься. И даже вон те огнетушители, - указал на них кивком, - ничем не смогут помочь, потому как просрочены.
        - Так уж и просрочены, - не поверил Потемкин. - Вы сгущаете краски, это профессиональное, я понимаю.
        У него было хорошее настроение в этот день, и он мог позволить себе быть несерьезным. Поднялся из-за стола, дошел до огнетушителей и изучил прикрепленные к ним выцветшие бирки. Вернулся он несколько озадаченный. Спросил:
        - Вы знали? Или догадывались?
        - Я посмотрел, - сказал Китайгородцев. - Пока вы ходили в туалет.
        Телохранитель Китайгородцев
        Телохранитель - он не только для того существует, чтобы в случае опасности прикрыть собой клиента. Потому что враг с пистолетом или ножом в руке - это еще не все опасности, которые встречаются в нашей жизни. И телохранитель обязан все предусмотреть.
        Клиент пользуется автомобилем - проследить, чтобы он был исправен и не пропущен ли очередной обязательный визит в автосервис.
        Клиент поселяется в гостиницу - проверить, крепкая ли в его номере дверь, исправны ли замки, все ли светильники горят и что за публика будет в эти дни жить по соседству.
        В доме у клиента есть маленькие дети - распорядиться, чтобы на все электрические розетки были поставлены заглушки, острые углы столов закрыты защитными накладками, а на открывающиеся окна поставлены ограничители.
        Телохранитель - это тот, кто хранит. Кто бережет. Какие бы ни были опасности.
        * * *
        Над городом повисла круглолицая луна. Воздух был студеный, и город будто вымер - на улицах ни одной живой души.
        - Как хорошо! - пробормотал Потемкин.
        Его глаза утонули в бездонных черных глазницах-колодцах. Не разглядеть.
        - Можно вас спросить? - негромко произнес Китайгородцев.
        - Да, - ответил его спутник, не оборачиваясь.
        - Сегодня на вашем сеансе... Я ведь был в зале, вместе со всеми... И когда вы гипнотизировали зал...
        - На вас гипноз не подействовал, - сказал догадливый Потемкин.
        - Вы только не подумайте, что я не верю вам! - поспешно попросил Китайгородцев. - Наоборот, я сейчас склонен даже больше верить, чем раньше.
        - Вот как? И что же такое произошло, что в вас случилась перемена?
        - Я был с вами все время, практически постоянно вас видел, и вы ни с кем не общались.
        - А с кем я должен был общаться?
        Китайгородцев замялся, не зная, как сформулировать свои недавние подозрения.
        - Те люди, которых вы гипнотизировали на сцене, - сказал он после паузы. - Теперь я знаю, что они не имеют к вам никакого отношения.
        - Вы думали, что они подсадные?
        - Да.
        - Для вас, я вижу, это болезненная тема: существует ли гипноз, - скупо улыбнулся Потемкин. - Существует! Поверьте мне! А то, что на сеансе он на вас не действует, - так этому есть объяснение. Вы сами не хотите этого! Все! Других причин нет. С человеком, который настроен на активное сопротивление гипнозу, совладать очень тяжело. А иногда и вовсе невозможно.
        - Я ведь не сопротивляюсь, - пожал плечами Китайгородцев.
        - Неправда. Просто вы не отдаете себе отчет. Есть несколько причин, из-за которых люди противятся гипнозу: либо они боятся, что под гипнозом раскроют какие-то свои тайны, либо хотят доказать, что смогут взять верх над гипнотизером, победить его, либо они так сильно хотят сохранять контроль над ситуацией, что отказываются подчиниться любому воздействию на свою психику... Последняя причина, кстати, - это ваш случай. Вы все время в напряжении. Вы отслеживаете обстановку. Вы анализируете. Вы в ожидании каких-то неприятностей. Вы на работе. Не позволяете себе расслабиться. И при вашей гиперответственности вам не до гипноза, можно так сказать.
        - Значит, меня можно загипнотизировать? И я буду спать, как та девушка на сцене?
        - Я думаю, что да.
        - И я точно так же буду стряхивать с одежды выдуманное вами пятно?
        - Да, но это дешевый трюк, рассчитанный на публику, - небрежно сказал Потемкин. - Ввести в транс человека, который поддался внушению гипнотизера, - это только часть процесса. Важнее то, что ты потом проделываешь с этим человеком. Вот ваша нога, к примеру...
        Потемкин остановился и посмотрел на раненую ногу Китайгородцева.
        - Я сейчас подумал: почему вы до сих пор хромаете?
        - Больно, - пожал плечами Китайгородцев.
        - Не уверен, - задумчиво произнес Потемкин. - То есть боль наверняка присутствует, согласен. Но не добавляется ли к ней боль, которую вы ждете? Когда-то, в первые дни после ранения, боль была сильной. Вам это запомнилось. И теперь каждый раз, ступая на эту ногу, вы подсознательно ожидаете сильной боли, как в самые первые дни. И хромаете сильнее, чем могли бы. А?
        Он вопросительно посмотрел на собеседника. Ответа не было.
        - Мне стало интересно самому, - признался Потемкин. - Может, попробуем?
        Он явно загорелся этой идеей.
        - Вы хотите меня загипнотизировать? - пробормотал Китайгородцев.
        - Тут главное, чтобы вы сами захотели.
        * * *
        В гостиничном номере было тепло. Потемкин погасил свет, оставив включенным только тусклый ночничок в углу. Он усадил Китайгородцева на стул, сам сел напротив.
        - Что вы чувствуете? - спросил Потемкин. - Опишите свои ощущения.
        - Тепло.
        - Не жарко?
        - Нет. Тепло, хорошо. И еще я очень сильно устал.
        - Но сейчас вы сидите на стуле и вам приятно осознавать, что день закончился.
        - Да.
        - Вам приходилось прежде присутствовать на сеансах гипноза?
        - До встречи с вами - нет.
        - То, что вы видели на моих сеансах, - это всего лишь эстрадное представление, и только. Оно очень сильно отличается от того, что у нас с вами будет сегодня. У нас с вами цель не позабавить публику, ведь здесь никого нет. У нас интерес научный, можно так сказать.
        Китайгородцев не отдавал себе отчета в том, как постепенно растворяется напряжение, которое он испытывал совсем недавно. Было тепло и хорошо, в полумраке завораживающе поблескивали хрустальные рюмки на столе, благожелательный и равномерно льющийся голос гипнотизера обволакивал его.
        - Я хочу сказать, - продолжал Потемкин, - что вы не будете спать. Гипноз - это не сон. Вы будете сознавать то, что с вами происходит, будете сохранять контакт со мной. Как вы считаете, у вас хорошее воображение?
        - Я думаю, что да.
        - Это легко проверить. Например, представьте, что у вас в руках лимон. Такой же-е-елтый, туго-о-ой... А теперь представьте, что его разрезали пополам, его выжимают, лимонный сок тече-е-ет... Ки-и-ислый... Вообразите вкус лимонного сока, этот сок у вас во рту...
        Китайгородцев сделал непроизвольное глотательное движение.
        - Очень хорошо, - оценил Потемкин степень внушаемости своего подопечного. - Теперь закройте глаза... Закройте... Держите их закрытыми... Слушайте мой голос... Думайте о сне... Вы устали, день был долгий, но теперь вам хорошо, сон - это хорошо, думайте о сне, и сон придет... Вам тепло... Вам нужен сон... Дыхание ровное... Ровное... Глубокое дыхание... Вы дышите глубоко и погружаетесь в сон...
        Китайгородцев слышал каждое слово, но все остальные звуки уже проходили мимо его сознания. Голос гипнотизера был монотонным, слова текли так же неспешно, как течет вода в равнинной реке.
        - Веки налились тяжестью, хочется это состояние длить и длить... Все глубже сон... Все тяжелее ноги, они наливаются свинцом, ни пошевелить, ни поднять... Сейчас я буду считать, и с каждой следующей цифрой сон будет все глубже и глубже, все тело будет тяжелеть... Ра-а-аз, два-а-а... Спа-а-ать... На цифре "десять" будет очень глубокий сон, очень глубокий... Три, четы-ы-ыре... Дыхание ро-о-овное... Пя-я-ять, ше-е-есть... Сон глубо-о-окий... Се-е-емь... Спи-и-им... Во-о-осемь... Де-е-евять... Сейчас будет очень глубокий сон... Де-е-есять!
        Тело Китайгородцева заметно обмякло, но спинка стула не позволила ему упасть.
        - А теперь я сделаю вам обезболивающий укол, - сообщил Потемкин. - Ваша раненая нога онемеет и не будет чувствовать боли какое-то время.
        Он держал в руках обычную булавку.
        - Вы видите шприц в моей руке, он полный, - говорил Потемкин. - Это обезболивающее средство, которое я вам сейчас введу. Ваша раненая нога сначала почувствует боль от укола иглы, но потом онемеет и уже не будет чувствовать никакой боли вообще. Итак, я делаю укол...
        Он несильно ткнул булавкой в бедро Китайгородцеву, тот вздрогнул.
        - Хорошо. Я ввожу лекарство, оно начнет действовать практически мгновенно, и вы это почувствуете.
        Принялся ладонью поглаживать бедро Китайгородцева.
        - Тепло, здесь тепло, вы чувствуете, это начало действовать лекарство. Боли нет. Нога онемела. Вы ее совсем не чувствуете. Боль ушла, и тяжесть ушла. Сейчас я снова буду считать до десяти, на цифре "десять" вы проснетесь, и никакой боли не будет. Вы не помните про боль... Раз... Два... Забыли про нее... Три... Лекарство действует... Четыре, пять... Я делал вам укол... Про укол вы помните, а для чего укол - забыли. Шесть, семь... Вы пробуждаетесь все быстрее и быстрее, уже недолго вам осталось... Восемь, девять...
        Пауза. Резко:
        - Десять!
        Китайгородцев открыл глаза, но выглядел он сонным.
        - Как вы себя чувствуете? - спросил Потемкин.
        - Нормально, - ответил Китайгородцев.
        Язык еще не очень хорошо слушался его.
        - Только я какой-то сонный.
        - Здесь темно, - сказал гипнотизер. - Поэтому, возможно, вы пробуждаетесь не слишком быстро. Надо бы включить свет. Я попрошу вас, если вам не трудно. Выключатель у вас за спиной.
        Китайгородцев медленно поднялся со стула и направился к выключателю. Дошел до него, включил, зажглись лампы в люстре.
        - Хорошо, и я еще вас попрошу, - сказал Потемкин. - Пройдитесь, пожалуйста, до окна.
        Китайгородцев не знал, для чего это нужно, но подчинился. Он прошел половину пути, вдруг увидел позабытую им возле стула палку, осознал, наконец, что обходится без нее и даже не хромает, и безмерно поразился своему открытию.
        - Очень легко у меня с вами получилось, - сказал Потемкин. - Я даже не ожидал. А вы действительно никогда прежде не подвергались гипнозу?
        - Нет, никогда.
        * * *
        Они уехали из этого города утренним поездом, чтобы через три часа сойти на следующей станции, где у Потемкина на вечер было назначено выступление.
        Такая же маленькая станция, и город тоже маленький, убогая гостиница с давно не ремонтированными номерами - все повторилось, будто и не переезжали.
        Потемкин ушел в свой номер отдыхать.
        Китайгородцев осмотрел гостиницу. Он ходил, опираясь на палку, хотя прежней сильной боли уже не было. Потемкин объяснил ему, что может понадобиться несколько сеансов и даже они, возможно, пока не избавят от боли полностью - природу не обманешь.
        При гостинице было кафе. Потемкин, сопровождаемый Китайгородцевым, спустился туда вечером, чтобы выпить традиционную чашку кофе. После чего они пешком отправились во Дворец культуры.
        Дворец оказался обшарпанным зданием, которое внешний лоск уже давно утратило, а внутренним будто с самого начала не было наделено, настолько непрезентабельно выглядели интерьеры.
        Хозяйничал в этом псевдодворце директор-хитрован, коренастый малый с плутовским взором. Потемкина он встретил как старого знакомого, поскольку тот успел побывать здесь на гастролях года полтора назад, а про Китайгородцева спросил, глянув цепким взглядом:
        - Ваш администратор?
        - Помощник, - не стал вдаваться в подробности Потемкин.
        Директор, по-видимому, что-то про этого "помощника" понял, потому что сразу же ему вспомнилось:
        - Тут насчет вас звонили, кстати. Интересовались.
        - Кто? - невозмутимо осведомился Потемкин, который мыслями был уже на сцене и потому не сразу сообразил, что все это может быть серьезно.
        - Не знаю, не представились. Хотели знать, будут ли у вас гастроли и когда можно ждать вашего приезда.
        Зато Китайгородцев сразу насторожился.
        - Голос мужской? - спросил он.
        - Да, - ответил директор.
        - Давно звонили?
        - Неделю назад примерно.
        - Что вы им ответили?
        - Ничего.
        - То есть про гастроли не сказали?
        - Нет, - ответил директор с видом человека, насмотревшегося в этой жизни всякого-разного и привыкшего к осторожности во всем. - Я сказал им, что могу перезвонить, когда про гастроли что-то будет слышно. Но они номер свой не дали.
        Это вольные стрелки. Рыщут по просторам родины в поисках Потемкина.
        * * *
        Прежде чем вывести Потемкина на сцену, Китайгородцев из-за кулис внимательно осмотрел заполненный зрителями зал. Знакомых лиц не обнаружил.
        К началу представления подъехали три милиционера в форме: по просьбе Китайгородцева их по знакомству вызвал директор Дворца культуры. Их труды в этот вечер оплачивал Потемкин, который выложил деньги из своего кармана - тоже по просьбе Китайгородцева.
        Милиционерами Китайгородцев закрыл три точки: вход во Дворец культуры, зрительный зал и короткий коридор, из которого можно было пройти прямиком на сцену. Сам он остался на сцене, за кулисами, когда Потемкин начал свою лекцию.
        Все проходило по знакомому Китайгородцеву сценарию: после лекции начался непосредственно сеанс, номера были те же самые и даже, кажется, в том же порядке, что и на предыдущем выступлении. Но концовка представления прошла не по шаблону. После ухода Потемкина на сцену вышел директор Дворца культуры, чтобы сделать несколько важных объявлений для почтенной публики. На самом деле целью было задержать эту публику в зале на минуту или две. Сопровождаемый Китайгородцевым и одним из милиционеров Потемкин беспрепятственно вышел из Дворца и был усажен в поджидающий его автомобиль, заранее заказанный Китайгородцевым.
        Когда их автомобиль проехал мимо гостиницы, не останавливаясь, Потемкин забеспокоился, но не успел ничего сказать.
        - Не волнуйтесь! - произнес Китайгородцев. - Так надо. Мы не останемся здесь ночевать. До города, где у вас завтра выступление, двести километров. Через три часа мы будем там.
        Но надо было еще объяснить, потому что Потемкин так и не понял, в чем причина.
        - Эти ребята, о которых говорил директор, - сказал Китайгородцев. - Те, которые звонили, спрашивали про концерт. Это наверняка ваши старые знакомые, Иосиф Ильич.
        - Почему вы так решили? - насторожился Потемкин.
        - Ведь вы здесь гастролировали раньше. Это так?
        - Да.
        - И они знали - про этот вот конкретный город?
        - Ну, разумеется. Я с ними обсуждал, в каких городах бывал на гастролях и куда было бы неплохо повторить визит.
        - Они, наверное, прозванивают эти города, чтобы вас вычислить, - предположил Китайгородцев. - А кстати, вот этот город, в который мы едем...
        - Он - в первый раз! - быстро сказал Потемкин. - Там я еще не был!
        Хоть какая-то надежда на отсутствие проблем.
        - А мои вещи! - вдруг всполошился Потемкин. - Мой чемодан!
        - В багажнике, - успокоил его Китайгородцев. - Я распорядился.
        Эвакуация клиента. Все отработано.
        * * *
        Они проехали приблизительно половину пути, когда пошел сильный снег. Снежные вихри закружились над дорогой, так что вокруг невозможно было что-либо рассмотреть. Свет фар едва пробивал эту белую пелену. Китайгородцев смотрел сквозь стекло и ничего не видел. Не рассмотришь, сколько ни вглядывайся.
        - Вы говорили мне про амнезию, - произнес он негромко. - Про то, что можно заставить человека что-то забыть. А заставить вспомнить - можно?
        Посмотрел в бездонные глазницы Потемкина.
        Тот долго молчал. Китайгородцев уже было подумал, что его собеседника укачало и тот заснул в дороге, когда Потемкин вдруг разлепил свои губы и коротко ответил:
        - Можно.
        * * *
        В полночь они въехали в засыпанный снегом город. Улицы пустынны, снег нетронут и чист, лишь на отдельных улицах можно было увидеть следы от протекторов автомобильных шин - кто-то проехал тут пять минут назад и исчез, будто и не было.
        Не у кого спросить дорогу. Колесили по улицам в поисках гостиницы, то и дело помимо своей воли возвращаясь туда, где проезжали совсем недавно. Горящие фонари в этом городе встречались редко и мало что освещали в неостановимой метели.
        В конце концов на их пути оказался припозднившийся путник. Он шел по середине дороги, пьяно загребая ногами снег. У него спросили про гостиницу.
        - А мы где ваще? - уточнил мужик, с недоумением озирая окрестности.
        Судя по тому, как путник был засыпан снегом, он шел издалека, хотя и вряд ли смог бы вспомнить, откуда начался его сегодняшний поход, и предстоял ему, наверное, неблизкий путь, пускай даже о конечной цели он сам не имел никакого представления, судя по его полубессознательному состоянию.
        Его оставили в покое и продолжили самостоятельные поиски.
        Гостиницу нашли минут через сорок, причем на той самой улице, по которой их машина проезжала уже несколько раз. Не разглядели прежде то ли из-за снега, то ли из-за того, что ни одно окно двухэтажного бревенчатого здания не светилось.
        * * *
        Их встретила заспанная девушка, кутавшаяся в пуховый платок.
        Номера для Потемкина и Китайгородцева были заблаговременно забронированы на завтрашний день, но и сегодня они пустовали.
        Китайгородцев проводил Потемкина до его номера, после чего вернулся к девушке в пуховом платке.
        - Постояльцев много? - спросил Китайгородцев.
        - Нет.
        - Сколько?
        Девушка растерянно захлопала глазами. Не могла взять в толк, что за интерес у собеседника.
        - Я телохранитель, - сказал Китайгородцев. - Охраняю вашего постояльца, - указал рукой в ту сторону, где сейчас был Потемкин. - Я должен знать обстановку.
        - Двое, - доложила девушка. - Муж и жена. В четвертом номере.
        - Москвичи?
        - Почему москвичи?
        - Просто спрашиваю.
        - Нет, они из Рязани.
        - По брони кого-нибудь ждете в ближайшие два дня?
        - Ждем. Хотите взглянуть?
        - Хочу.
        В неаккуратную тетрадь с выпадающими листами были вписаны данные на трех человек. Трофимов Борис Андреевич и Трофимов Алексей Борисович. Отец и сын, не иначе. Записаны на завтрашний день. Петракова Зинаида Ивановна. Послезавтра. Ничего интересного. Китайгородцев закрыл тетрадь.
        - А вы знаете, кто он такой? - спросил у собеседницы и снова показал туда, где находился Потемкин.
        - Гипнотизер из Москвы. С концертом приехал. Правильно?
        - Правильно, - не стал перечить Китайгородцев. - А теперь постарайтесь вспомнить, это очень важно. Кто-нибудь интересовался, забронировал ли господин Потемкин номер и когда он вообще приезжает?
        Озадачил девушку.
        - Н-нет, - сказала не очень уверенно.
        - Может, по телефону кто-то звонил и спрашивал?
        - Нет! - уже увереннее.
        - И от ваших работников вы ничего такого не слышали? Может, у них кто интересовался?
        - Нет, не слышала.
        - Хорошо, - кивнул Китайгородцев. - Я хотел бы осмотреть гостиницу. Вы не откажетесь меня сопровождать?
        - Не откажусь, - ответила девушка и отчего-то вдруг зарделась.
        Телохранитель Китайгородцев
        Здание деревянное, дерево сухое, ему полсотни лет, не меньше.
        - Огнетушители у вас где?
        - Вот, у стены.
        - Ничего не видно. Вы включите свет. Почему в коридоре свет погашен?
        - Так ночь уже.
        - Ночью свет как раз и должен гореть.
        - Нам начальство запрещает. В целях экономии.
        - А вам известны требования по содержанию помещений, коридоров и лестничных пролетов?
        - Н-нет.
        - Очень плохо. Вас как зовут?
        - Нина.
        - Фамилия ваша?
        - Портнова.
        - Вот я записываю ваши данные. Видите?
        - Вижу. А зачем?
        - Чтобы знать, кто ответит за невыполнение требований, о которых я сказал. Если вдруг случится что-то. Вам это нужно - отвечать?
        - Нет!
        - Тогда не выключайте свет, пожалуйста.
        - Хорошо.
        Огнетушители. Свежие. Только два месяца, как перезаряжены. Выключатели...
        - Выключатель один на коридор?
        - Один, да.
        Четвертый номер. Здесь супружеская пара из Рязани... Шестой номер... Восьмой...
        - У вас решеток на окнах первого этажа нет?
        - Нет. А зачем?
        Лестница на второй этаж. И здесь темно. Отдельный выключатель?
        - Здесь свет включается - где?
        - А вот!
        - Здесь тоже пусть всю ночь горит. Договорились?
        - Хорошо.
        Светильников два. Горит один.
        - А вон тот светильник...
        - Там лапочка перегорела.
        - Запасная есть?
        - Это директор может выдать. Завтра утром.
        - Нет, дорогая наша Нина Портнова, давайте так договоримся. Мы сейчас в каком-нибудь из номеров, где постояльцев нет, лампочку вывернем и сюда ввернем. А завтра уж вы с тем номером сами вопросы все решите.
        - Ладно.
        Второй этаж. Светильники. В исправности. Огнетушители. Свежие. Выход на чердак. Заперт на замок.
        - Почему не опечатано?
        - А зачем?
        - Чтобы знать, что в ваше отсутствие никто эту дверь не открывал.
        - Так ведь замок!
        - А ключи от замка - где?
        - В столе. Там, на первом этаже.
        - И что, вы от того стола никогда не отлучаетесь?
        - Отлучаюсь.
        - Теперь понятно?
        - Понятно.
        Двери номеров. Заперты. Окно в коридоре. Запоры исправны.
        - Из персонала вы одна этой ночью в гостинице?
        - Да.
        - Входная дверь на ночь запирается?
        - Запирается.
        - Бывает такое, что ночью кто-то приходит?
        - Кто?
        - Из персонала кто-нибудь. Или знакомые ваши на огонек заглянут.
        - Нет, что вы, уже час ночи. Никого не может быть.
        - В таком случае, если вдруг звоночек в дверь, а вы этого гостя лично не знаете - вы не открывайте ему, пока меня не предупредите. И еще: милиция у вас тут далеко?
        - На соседней улице.
        - Как им звонить в случае чего?
        - В случае чего?
        - Всякие случаи бывают. Так какой номер у них? Ноль - два?
        - Нет, другой, четыре цифры. У меня внизу записано.
        - Пойдемте, я перепишу. И еще "Скорой помощи" телефон. Есть у вас?
        - Есть. Только "Скорая" не приезжает почти никогда.
        - Почему?
        - Бензина нет.
        - А у милиции бензин есть?
        - У милиционеров - есть. С ними если кто-то бензином не делится - они с тем очень строго.
        * * *
        Прежде чем отправиться спать, Китайгородцев подошел к двери номера Потемкина и легонько ее толкнул. Она не поддалась. Удовлетворившись этим, Китайгородцев направился к себе, как вдруг в коридор вышел Потемкин: он не спал, как оказалось, и даже не переодевался после дороги.
        - Вы освободились? - поинтересовался он. - Я вас жду.
        - Что-то случилось?
        - Нет. Но сеанс гипноза - разве мы не повторим? - осведомился Потемкин. - Ваша нога - с нею надо что-то делать.
        Китайгородцев подчинился без особой охоты.
        Потемкин усадил его в продавленное кресло с высокой спинкой, некоторое время беседовал, старательно поддерживая усыпляющую монотонность голоса, затем приступил непосредственно к сеансу. Китайгородцев слушал гипнотизера, смежив веки. Потемкин вел отсчет, но что-то нервировало его, он наблюдал за своим подопечным и видел, что не клеится сегодня. Досчитал едва ли не до сорока, после чего раздраженно щелкнул пальцами и произнес со вздохом:
        - Откройте глаза!
        Китайгородцев открыл. Он смотрел незамутненным взором человека, который ни на мгновение не терял контроля над собой.
        - Что происходит? - спросил Потемкин. - Вы не расслабились. Вас что-то тревожит?
        - Тревожит, да, - согласился Китайгородцев, подумав. - Эти ребята, которые вас разыскивают.
        - То есть вы на посту, несете службу, - догадался Потемкин. - Так у нас с вами ничего не получится, любезный. Вам нечего опасаться, - гипнотизер рукой легонько коснулся ладони собеседника, и голос его стал доверительно-вкрадчивым, совсем как у многоопытного врача. - Я введу вас в состояние транса, но точно так же смогу вас быстро из транса вывести. При малейшем же подозрении по поводу близкой опасности. Ведь это и в моих интересах, я сам себе не враг. Согласны?
        Китайгородцев кивнул.
        - Мы с вами договорились, - продолжал окутывать собеседника словесной паутиной гипнотизер. - А сейчас вы расслабитесь, и мы с вами повторим все с самого начала.
        - И еще мне вот какая мысль не дает покоя, - вдруг сказал Китайгородцев. - Вы говорили, что можно заставить вспомнить... Если что-то знал, но потом почему-то забыл... Я хочу, чтобы вы попробовали... Возможно, что со мной что-то такое было.
        - Что именно? - заинтересовался Потемкин.
        - Я не знаю в подробностях...
        - Но мне от чего-то надо отталкиваться, - перебил Потемкин. - Допустим, вы что-то такое знали, что вас потом заставили забыть. Я введу вас в состояние гипнотического транса, чтобы попытаться из вас это ваше запретное знание выудить. Я буду вас расспрашивать, вы будете мне отвечать. Но я должен знать, о чем вас спрашивать.
        Он смотрел выжидательно.
        - Я жил в доме, - сказал Китайгородцев. - Большой дом в лесу. И по ночам я в этом доме видел человека, который умер десять лет назад.
        Китайгородцев замолчал. Потемкин ждал продолжения. Продолжения не было.
        - Вы действительно его видели? - осторожно уточнил Потемкин.
        - Я этого не знаю, - нервно дернул плечом Китайгородцев. - Мне два человека независимо друг от друга говорили, что я им про этого призрака рассказывал. А я не помню.
        - Не помните - чего? Того, что призрака видели? Или того, что вы о нем кому-либо рассказывали?
        - Ни того, ни другого, - сказал Китайгородцев.
        Он ожидал, что Потемкин сильно удивится, но тот и бровью не повел.
        - Ну что ж, попробуем, - произнес Потемкин с невозмутимым видом.
        Он предпринял еще одну попытку погрузить собеседника в гипнотический транс, и снова это ему не удалось. Китайгородцев с виноватым видом разводил руками: ничего, мол, не могу с собой поделать.
        - Ничего страшного, - успокоил его Потемкин. - Есть такой хороший способ - во сне. Вы разговариваете, кстати?
        - Это вы о чем?
        - Во сне вы разговариваете?
        - Мне говорили, что за мной такое водится.
        - Это хорошо, - оценил Потемкин.
        - Почему?
        - Потому что тот, кто разговаривает во сне, неплохо поддается гипнозу во время этого самого сна. Так что идите в свой номер, отдыхайте. Спите. А ключ от номера оставьте у меня.
        * * *
        Потемкин вошел в номер к Китайгородцеву, когда часы показывали три часа ночи. Прикрыл за собой дверь, замер и так стоял долго, словно статуя, свыкаясь с темнотой. Он слышал ровное дыхание Китайгородцева - так дышит спящий человек. Потом Потемкин сел на стул рядом с кроватью и снова замер, чтобы спящий, даже если он был растревожен, успокоился. Убедившись, что Китайгородцев крепко спит, гипнотизер произнес негромко и вкрадчиво:
        - Ваш сон крепок... Мой голос вы слышите, но сон становится только крепче... Спите! - велел он. - Крепче спите! Мой голос слышите и даже будете отвечать на вопросы, но все это - во сне. Сон крепкий! Спите и отвечайте мне - как вас зовут?
        - Анатолий, - не очень внятно, будто в полузабытьи, ответил спящий.
        - Ваша фамилия?
        - Китайгородцев.
        Потемкин был удовлетворен ответами - контакт со спящим установлен, - но чтобы быть полностью уверенным в том, что погружение в гипноз глубокое, он взял руку Китайгородцева, поднял ее вверх, задержал так на мгновение, а потом резко свою руку убрал - рука Китайгородцева зависла в воздухе и оставалась неподвижной, словно была деревянной, а не из плоти и крови. Потемкин тотчас же об этой вздернутой вверх руке забыл, зная по собственному опыту, что у загипнотизированного им человека рука будет висеть в воздухе сколь угодно долго и нисколько спящий человек не утомится.
        - Сон крепкий! - сказал Потемкин. - А мы с вами поговорим про дом, в котором вы жили. Большой дом в лесу. Вы помните его?
        - Да, - ответил, не задумываясь, спящий.
        - С вами там случились истории, которые вас сильно удивили. Вы это помните?
        - Да.
        - Сколько раз эти истории происходили?
        - Два.
        - Дважды?
        - Да.
        - Первая история. Вы ее сейчас отчетливо вспомнили, - произнес внушительно Потемкин. - Вы ее помните так хорошо, как будто все происходило буквально вчера. В тот раз вы увидели человека. Была ночь. Вы видели его ночью. Вы помните?
        - Да.
        - Вы встретили его в доме, в одной из комнат, - наугад сказал Потемкин. - Он стоял или сидел? А может быть, лежал?
        Пауза. Что-то не так, догадался Потемкин.
        - Вы видели его в доме? - спросил он.
        - Нет.
        - Вне дома? Снаружи?
        - Да.
        - Вы тоже были снаружи?
        - Нет.
        - Вы находились в доме? Вы увидели этого человека из окна?
        - Да.
        - Он шел? Или стоял?
        - Стоял.
        - Он был близко от окна?
        - Да.
        - Вы его рассмотрели?
        - Да.
        - Вы его узнали?
        - Да.
        - Кто он?
        - Генерал.
        - Он был в воинской форме?
        - Нет.
        - Вы его знали? Видели раньше?
        - Да.
        - За сколько лет до этого? Сколько лет вы знали генерала?
        Снова пауза.
        - Вы лично знали генерала? - пытался нащупать верную дорожку Потемкин.
        - Нет.
        - Но вы говорите, что его видели раньше. Где видели? На фотографиях?
        - Нет.
        - В кино?
        - Нет.
        - А где?
        - Фигура, - ровным голосом произнес Китайгородцев.
        Потемкин в уме перебрал варианты - что бы это могло означать.
        - Вы видели бюст? - предположил он. - Это был памятник?
        - Фигура, - повторил Китайгородцев.
        Надо было понять, что это означает.
        - Из чего была сделана фигура? - уточнил Потемкин.
        - Наверное, из воска.
        - Восковая фигура?
        - Да.
        - Вы видели ее в этом доме? Или где-то еще?
        - В доме.
        - В доме - фигура. Она неподвижна. Правильно?
        - Да.
        - А за окном, то, что вы видели, - это тоже было неподвижно? Может быть, вы видели эту же самую фигуру?
        - Нет. Это человек.
        - Живой? - уточнил Потемкин. - Не из воска?
        - Живой.
        - И это был генерал?
        - Да.
        - Вы уверены?
        - Да.
        - Как фамилия этого генерала?
        - Лисицын.
        - Вы говорили, что был второй случай. Когда вы видели там человека. И это тоже был Лисицын?
        - Да.
        - Снова за окном?
        - Нет.
        - В доме?
        - Да.
        - Он был в той же комнате, где вы видели восковую фигуру?
        - Нет.
        - Другая была комната?
        - Да.
        - Дело происходило ночью?
        - Да.
        - В темноте?
        - Нет.
        - То есть при освещении?
        - Да.
        - И вы отчетливо видели генерала Лисицына?
        - Да.
        - Вы видели его лицо?
        - Да.
        - Значит, и он вас видел?
        - Не знаю, - сказал Китайгородцев. - Я не уверен.
        - Он был один?
        - Нет.
        - Сколько людей там было? Один? Два? Три?
        - Двое.
        - Генерал и еще кто-то? Или генерал и еще два человека?
        - Генерал. И еще два.
        - Кто они, двое? Вы их знаете?
        - Знаю.
        - Назовите их имена.
        - Наталья Андреевна и Михаил.
        - Как вы думаете, они тоже видели, что генерал Лисицын присутствует в этой комнате?
        - Ну конечно!
        - Почему вы так уверены?
        - Они вместе.
        - То есть эти трое были вместе?
        - Да.
        - Что они делали?
        - Ужин, - не очень четко ответил Китайгородцев. - Стол.
        - Они сидели за одним столом и ужинали? - предположил Потемкин.
        - Да.
        - И вы сидели вместе с ними?
        - Нет.
        - Но вы были в этой комнате?
        - Нет.
        - В соседней?
        - Да.
        - Вы наблюдали за ними из соседней комнаты?
        - Да.
        - Вы подсматривали? - осенило Потемкина.
        - Да.
        - Как вы думаете, эти трое - они хотели бы, чтобы вы их видели?
        - Нет! - уверенно ответил Китайгородцев.
        - А если бы вы их увидели, - продирался к истине Потемкин, - им бы не хотелось, чтобы вы кому-либо это рассказали. Правильно?
        - Да.
        - Они хотели, чтобы вы забыли об этом. Они говорили, что вы должны забыть. Говорили?
        - Да.
        - А сейчас вы вспомните и назовете мне имя человека, который вам велел забыть! - властно произнес Потемкин. - Имя!
        - Михаил.
        * * *
        Китайгородцев открыл глаза. Ночная тьма за окном уже растаяла. Половина девятого. Он чувствовал себя бодрым и хорошо выспавшимся.
        Потемкин был на ногах, и похоже, что уже давным-давно. Он дожидался Китайгородцева в своем номере.
        - Простите, - сказал Китайгородцев. - Разоспался я сегодня.
        - После дороги, видимо, - невозмутимо произнес Потемкин.
        В этой гостинице не было ни ресторана, ни буфета. Завтрак для постояльцев принесла из дома мама Нины Портновой. Такой у нее был приработок.
        Завтракали в номере у Потемкина. Китайгородцев, сидя за столом напротив гипнотизера, украдкой наблюдал за тем, как тот неспешно расправляется с котлетой. Внезапно Потемкин посмотрел прямо в глаза Китайгородцеву, а тот не успел отвести взгляд.
        - Я хотел у вас спросить, - пробормотал Китайгородцев.
        - Я приходил к вам ночью, - ответил Потемкин, не дожидаясь самого вопроса.
        Будто мысли собеседника читал.
        - Получилось? - спросил Китайгородцев.
        - Гипноз? Да, проблем не было. И вы охотно отвечали на вопросы, которые я вам задавал.
        Китайгородцев испытал неловкость, будто они заговорили о чем-то неприличном. Потемкин сохранял невозмутимость.
        - Вы рассказали мне о том, что жили в доме, в лесу, - поведал он. - И дважды видели там человека, которого вы знаете как генерала Лисицына.
        Тут Китайгородцев дрогнул. Потому что никогда прежде он при Потемкине фамилию Лисицын не упоминал. Значит, действительно во сне Потемкин смог что-то из него выудить.
        - Еще рассказали, что в одном доме с вами жили Михаил и Наталья Андреевна.
        И этих имен Китайгородцев никогда прежде Потемкину не называл.
        - Впервые вы увидели Лисицына через окно, - сказал Потемкин. - Была ночь. Вы находились в доме. Смотрели в окно. И там, снаружи, вы увидели Лисицына. Второй раз это произошло уже в доме. Тоже ночью. Вы подсматривали за ними. За этими людьми, которые жили в доме: Натальей Андреевной, Михаилом... И этим генералом... Они ужинали. Сидели за столом. Вы наблюдали за ними из соседней комнаты.
        Потемкин произносил это будничным тоном, каким пересказывают содержание прочитанной в газете статьи.
        - Еще вы рассказали, что в том доме видели восковую фигуру генерала Лисицына.
        И снова Китайгородцев дрогнул.
        - Что? - осведомился Потемкин, обнаружив состояние собеседника.
        - Я поражен, - признался Китайгородцев. - Не могу поверить в то, что можно так глубоко залезть к человеку в мозги. Вы простите меня за такие слова...
        - Я вас понимаю, - спокойно произнес Потемкин.
        - Вот про восковую фигуру, к примеру. Вы не могли об этом знать, если бы я сам вам этого не рассказал.
        - Разумеется.
        - С восковой фигурой мне понятно. Но как быть с тем, что я якобы видел живого Лисицына? Получается, что я действительно его видел? Или нет?
        Китайгородцев смотрел испытующе.
        - Я думаю, что видели, - ответил Потемкин. - В моей практике мне не приходилось сталкиваться с тем, чтобы загипнотизированный лгал. Скорее всего вы действительно видели Лисицына.
        - Уже десять лет, как его нет в живых.
        В ответ на это Потемкин только пожал плечами.
        - Мне говорили, что он умер, - произнес Китайгородцев так, будто оправдывался.
        - Говорили, - эхом повторил Потемкин.
        Китайгородцев понял. Спросил:
        - Вы думаете, он жив?
        - Я думаю, там темная какая-то история, - ответил Потемкин. - Какая-то тайна. Вы увидели что-то такое, чего видеть были не должны. И вас принудили забыть об этом.
        - Каким образом? Это гипноз?
        - Да! - уверенно сказал Потемкин.
        Китайгородцев не сводил взгляда с собеседника. Так обычно ожидают разъяснений. Потемкин не стал его томить.
        - Я всегда могу определить, находился ли человек под воздействием гипноза, - сказал он. - Есть целый ряд признаков, которые об этом говорят. Ну, например, человек, который уже впадал когда-то в гипнотический транс, в следующий раз делает это быстро и легко.
        - Это мой случай?
        - Да.
        - И кто же меня гипнотизировал? Лисицын? Генерал?
        - Нет. Михаил.
        - Это ваши подозрения?
        - Это моя уверенность. Вы сами мне назвали имя. Это Михаил.
        * * *
        Зрителей на сеанс пришло немного. В зале пустовали целые ряды. Потемкину объяснили, что дело в плохой погоде: город завалило снегом, не все дороги расчищены, транспорт ходит плохо. Потемкин не выразил неудовольствия, традиционную лекцию прочитал как ни в чем не бывало, а когда приступил непосредственно к сеансу, повел себя несколько раскованнее, чем это было обычно: позволял себе шутить, приглашая зрителей пересаживаться ближе к сцене, и даже разбавил привычное течение сеанса новыми номерами, которых Китайгородцеву не доводилось видеть прежде. Возможно, с меньшим числом зрителей гипнотизеру было легче управляться.
        Среди новых номеров был такой: Потемкин ввел одного из зрителей в состояние гипнотического транса, а затем внушил, что тот находится под палящим солнцем и температура воздуха в тени никак не меньше сорока градусов, так что очень хочется пить.
        - Жажда! - внушал Потемкин. - Вы испытываете сильную жажду! Очень хочется пить! Вы хотите пить! У вас в руках двухлитровая бутылка с холодной освежающей водой! Пейте воду! Пейте жадно!
        И загипнотизированный "пил", запрокинув голову и "держа" в руках несуществующую бутылку. Он "пил" жадно, захлебывался и никак не мог утолить эту призрачную жажду.
        Китайгородцев наблюдал за происходящим из-за кулис.
        Сон... Пить... Пить... Сон.
        Хамза чай попил и после этого заснул за рулем. А Китайгородцев у себя в кармане нашел пакетик с подозрительной травкой. И он не помнил, как этот пакетик у него в кармане оказался.
        * * *
        Следующий населенный пункт, через который пролегал маршрут гастрольного турне Потемкина, находился вдалеке от железных дорог, поэтому изначально предполагалось, что добираться до него будут на автомобиле. Но в этот вечер уехать не смогли. Нанятый Потемкиным водитель наотрез отказался ехать, поскольку из-за непогоды дороги пребывали в ужасном состоянии, а до полуночи оставалось два с небольшим часа - отправляться в неблизкий путь в таких условиях мог только самоубийца, как сказал шофер. Потемкин собирался посулить ему дополнительно денег, но тут на сторону водителя встал Китайгородцев - безопасность клиента под угрозой, и надо бы дождаться утра, безусловно.
        Они остались в тех же номерах, в которых провели предыдущую ночь. Поужинали тем, что приготовила к вечеру мама Нины Портновой. Когда, завершая ужин, пили чай, Китайгородцев, наконец, решился.
        - А можно еще раз? - сказал он, смущаясь. - Вот это... Гипноз...
        Потемкин выжидающе молчал, сверля Китайгородцева взглядом.
        - Я недавно... В Москве... Нашел в своем кармане пакетик. Там был чай. И еще трава такая, от которой клонит в сон. Со снотворным, в общем, эффектом. И я не помню, откуда пакетик этот взялся.
        Китайгородцев посмотрел на собеседника просительно. Но Потемкин, кажется, не понимал, в чем дело.
        - У меня есть шеф, - сказал Китайгородцев. - Мой начальник. Он приезжал ко мне туда. В тот дом, о котором я вам рассказывал. Потом он оттуда возвращался в Москву и за рулем заснул. Перед отъездом он пил со мною чай.
        * * *
        Потемкин пришел в номер к Китайгородцеву на полтора часа раньше, чем накануне. Опустился на стул и некоторое время сидел неподвижно, вслушиваясь в дыхание спящего человека.
        В транс Китайгородцева он ввел легко.
        Для проверки того, что контакт со спящим установлен, Потемкин попросил назвать имя. Затем фамилию. Китайгородцев отвечал без промедления и достаточно внятно. Можно было приступать.
        - Я хочу поговорить с вами про чай, - сказал Потемкин. - Такой маленький пакетик с зеленым чаем. Вы нашли его в своем кармане. Вы помните, как вы его нашли?
        - Да, - спокойно ответил Китайгородцев.
        - Я уверен, что вы знаете, откуда он у вас в кармане появился. Вы знаете?
        - Знаю.
        - Откуда же? Скажите мне!
        - Я положил его.
        - То есть вы сами этот пакетик положили в свой карман?
        - Да.
        - Зачем? Я хочу знать!
        - Чтобы проверить.
        - У вас были какие-то подозрения насчет этого чая?
        - Да.
        - Какие подозрения?
        - Опасный.
        - Чай опасный?
        - Да.
        - В чем опасность?
        - После крепко сплю.
        - После чая крепко спите? - задал уточняющий вопрос Потемкин.
        - Да.
        - А в пакетике чай как оказался? Вы насыпали?
        - Да.
        - Откуда вы насыпали? Где брали?
        - Пачка.
        - Пачка с чаем?
        - Да.
        - Большая?
        - Нет.
        - Фабричная упаковка?
        - Да.
        - Как он назывался? Вспомните!
        - Чай зеленый байховый.
        - Откуда он взялся? Вы его купили?
        - Нет.
        - А кто купил?
        - Михаил.
        - Вы точно знаете, что Михаил?
        - Я думаю, что Михаил.
        - Вы лично распечатывали пачку?
        - Не помню.
        - Вспоминайте!
        - Мне кажется - нет.
        - Из-за чего вы заподозрили, что с чаем что-то не так? Потому что пачка открыта? Или другая причина?
        - Другая.
        - Назовите ее!
        - Крепко сплю.
        - Вряд ли только эта причина, - сказал Потемкин. - Что-то было еще. То, что вас заставило задуматься.
        - Хамза!
        - Что - Хамза? Конкретнее!
        - Хамза заснул.
        - Вы сопоставили. Решили, что это из-за чая. Что дальше? Что вы предприняли?
        - Чай - нет.
        - Престали пить чай?
        - Да.
        - Еще что вы предприняли?
        - Не есть.
        - Вы перестали принимать пищу?
        - Перестал.
        - Совсем ничего не ели?
        - Яйца.
        - Яйца - ели?
        - Да.
        - Почему?
        - Скорлупа.
        Скорлупа. Это надо было понять. Потемкин потер виски.
        - Вы ели скорлупу?
        - Нет.
        Скорлупа. Надо понять.
        - Не опасно, - сказал Китайгородцев.
        Скорлупа - это не опасно.
        - Разбить только, - добавил Китайгородцев.
        Разбить - это нарушить!
        - Вы ели яйца, у которых не нарушена скорлупа! - осенило Потемкина.
        - Да.
        - И туда нельзя подмешать снотворное!
        - Да.
        - Вы подозреваете, что в вашу пищу подмешивают снотворное?
        - Да.
        - Кто?
        - Михаил.
        - Зачем?
        - Чтобы я спал.
        - Ночью спали? Или днем?
        - Ночью.
        - А что такое происходит ночью? Отвечайте!
        - Ночью приходит генерал.
        * * *
        Ночь прошла. Яркое солнце за окном, верный признак морозного утра. Китайгородцев выглянул на улицу. По скрипучему белому снегу шли прохожие, выдыхая белесый пар. Ватага ребятишек продиралась прямиком через сугробы, игнорируя протоптанные тропинки. Радовались первому большому снегу, как неразумные щенки.
        Дорогу за ночь успели расчистить. И площадку перед гостиницей расчистили тоже. На этой площадке стоял легковой автомобиль.
        "Ауди".
        * * *
        Китайгородцев вышел из своего номера, сжимая в руке инвалидную трость как дубину.
        В коридоре - никого.
        Постучал в дверь соседнего номера. Открыл Потемкин.
        - Вы один? - тихо спросил Китайгородцев.
        - Да.
        Но Китайгородцев все равно вошел и осмотрел номер. На всякий случай. Мало ли что.
        - К вам никто не приходил? - спросил Китайгородцев. - Может быть, в дверь стучали?
        - Нет. А что случилось?
        - Подойдите, пожалуйста, сюда, - вместо ответа попросил Китайгородцев.
        Он стоял у окна, стараясь при этом, чтобы его не увидели с улицы. Потемкин приблизился.
        - Вам знакома эта машина? - кивнул за окно Китайгородцев.
        Потемкин всмотрелся.
        - Возможно, - ответил не очень уверенно.
        - Оставайтесь в номере, - попросил Китайгородцев. - И никому не открывайте. Ни при каких обстоятельствах. Только мне!
        * * *
        Сегодня дежурила другая женщина.
        - Здравствуйте, - сказал Китайгородцев. - Нина Портнова тут была...
        - Сменилась.
        - Это неважно, - сказал Китайгородцев. - Она ведь говорила вам, кто мы такие?
        - Я в курсе, - значительно произнесла женщина.
        - И что нам надо помогать. Безопасность там и все такое.
        Женщина не ответила, смотрела выжидательно.
        - Там стоит машина, - кивнул за окно Китайгородцев. - Чья?
        - Постоялец приехал утром.
        - Один?
        - Один.
        - Откуда? Из Москвы?
        - Из Самары.
        - Паспорт его где?
        - У него.
        - Но вы паспорт видели?
        - А как же! - сказала женщина. - Я же его данные переписывала.
        - Разрешите взглянуть?
        Заколебалась.
        - Вы знаете, кто я? - веско осведомился Китайгородцев.
        Вряд ли она знала точно. Но подействовало. Раскрыла перед Китайгородцевым уже знакомую ему неряшливую тетрадь.
        Айрапетян Левон...
        - Так он армянин? - поднял глаза на собеседницу Китайгородцев.
        Та кивнула.
        Армянин - это не то. Армянина в тот раз Китайгородцев не видел. Захлопнул тетрадь.
        - Спасибо.
        Для очистки совести он все-таки вышел на мороз к той машине. Номера у нее действительно не московские.
        И еще сущая мелочь оставалась. Чтобы окончательно закрепить уверенность.
        - Он в каком номере поселился? - спросил у женщины Китайгородцев.
        - В третьем.
        - Сейчас он там?
        - Не выходил, - сказала женщина.
        Китайгородцев дошел до двери третьего номера и постучал. Дверь ему открыл армянин. Типичный. И незнакомый Китайгородцеву. Никогда прежде он не видел этого человека.
        - Извините! - сказал он. - Ошибся!
        - Ничего, - равнодушно буркнул армянин Айрапетян. - Бывает.
        * * *
        - Вы жили там с Натальей Андреевной и Михаилом, - рассказывал Потемкин. - В какой-то момент обратили внимание на то, что ваш сон стал слишком крепок. Но поначалу вы ничего не заподозрили. Считали, что свежий воздух и беззаботная загородная жизнь так действуют. Но потом ваш начальник по фамилии Хамза, возвращаясь от вас в Москву, заснул за рулем и разбил машину. Тогда вы заподозрили неладное. Потому что перед отъездом Хамза пил вместе с вами чай. Вы решили проверить, есть ли тут какая-либо связь. Вы исключили из своего рациона не только чай, но и вообще любые продукты, к которым можно было подмешать снотворное. Вы ели сырые куриные яйца, потому что снотворное туда нельзя добавить, не повредив скорлупы. Для питья использовали воду только проточную, из-под крана. Под подозрением были практически все продукты, потому что все съестное в дом привозил Михаил - вы ему не доверяли. После того как вы стали следить за своим рационом, ваши провалы в ночное беспамятство прекратились.
        - Это все я вам рассказал? - спросил Китайгородцев.
        - Да.
        - Я это выдумал? Или это правда?
        - А как вы сами думаете?
        - Мне почему-то кажется, что это похоже на правду. Слишком много совпадений. Имена людей, с которыми я жил. И продукты всегда закупал Михаил, это правда. Но почему я помню не все, а выборочно?
        - Вас заставили забыть, - сказал Потемкин.
        - Кто?
        - Михаил. Это было в ту ночь, когда вы увидели их, всех троих, сидящими за поздним ужином. Наталью Андреевну, Михаила и генерала Лисицына. Вы не хотели, чтобы вас обнаружили. Но, видимо, Михаил что-то заподозрил. Он пришел в вашу комнату и долго с вами разговаривал. И вы ему сами все рассказали: и о подозрениях по поводу снотворного, и о том, что вы видели в доме генерала Лисицына.
        - Это я тоже вам рассказал?
        - Да, этой ночью.
        - Почему же я все рассказал Михаилу, если я ему не доверял, как вы говорите?
        - Под гипнозом. Он смог ввести вас в транс. И вы ему все выложили. Тогда он приказал вам все забыть: про снотворное, про генерала Лисицына и про то, что Михаил к вам приходил в ту ночь.
        - Я Лисицына видел дважды, вы мне так сказали...
        - Значит, и сеансов гипноза было два, - произнес Потемкин. - Как минимум.
        * * *
        Машина должна быть подана в двенадцать. В десять пришла мама Нины Портновой, принесла для постояльцев завтрак. И сама Нина тоже пришла.
        - Наши говорят про вас, - сказала Нина. - В городе, в смысле. А вы правда усыпляете, или это так, притворство?
        Она покраснела и явно чувствовала себя неловко, но любопытство пересиливало.
        - Какое же притворство? - пожал плечами Потемкин. - Ваши люди там на сцене были. У них спросите, они скажут. Или им не верите?
        - Верим. А все равно удивительно.
        - А Нинку тоже можете усыпить? - спросила мать.
        Девушка зарделась пуще прежнего. Похоже, подступались к главному. Цель визита прояснилась.
        - Конечно, - беспечно сказал Потемкин.
        - Прямо сейчас? - обмерла Нина.
        - А вы желаете?
        - Ага, - ответила, потупившись.
        Ей хотелось поучаствовать. Сеанс магии с последующим разоблачением, как писали в старину в афишах. Только никакого разоблачения не будет, потому что магия, похоже, настоящая. То, что Китайгородцеву довелось видеть своими глазами в последнее время, лично его все больше утверждало в мысли, что ни о каком надувательстве тут даже речи нет.
        - Глупости все это, и ничего не надо! - сердито сказала мать.
        - А я хочу! - упрямилась девица.
        - Неизвестно, что потом с мозгами будет!
        - Просветление будет, - сказал на это Потемкин, и непонятно было, всерьез говорит или скрытно насмешничает.
        - Мне интересно, - призналась Нина. - Неужто так вот можно?
        - Можно, можно, - подбодрил ее Потемкин. - Прямо при вашей матушке все и проделаем.
        - А что проделаете? - осторожничала женщина.
        - Гипноз, - не стал вдаваться в подробности Потемкин.
        - Вы бы позавтракали, - все еще боролась женщина.
        - Мы после. Все будет быстро. Не остынет, - парировал Потемкин. - А что вам любопытно? - обратился он к Нине. - Вы прежде видели гипнотизеров?
        - Нет.
        - А что вы про них слышали?
        - Ну, что могут такое сотворить, что человек всякие странности делает, а сам потом ничего не может вспомнить. Это правда?
        - По-разному бывает. Если дана такая установка - вспомнить, он вспомнит обязательно. А можно сделать так, чтобы не вспомнил, тут вы правы. Вы вот здесь присаживайтесь. Вам удобно? Очень хорошо. Вы в детстве были бойкая? В компаниях время проводили или как?
        - Дичок, - ответила за дочку мать. - Сама по себе все время.
        - А общение как же? - поинтересовался Потемкин. - Подружки всякие... Или придумывали себе подружек?
        Пристально всмотрелся. Нина смутилась под его взглядом.
        - Угадал? - быстро спросил Потемкин. - Вроде как подружки вокруг, и все хорошие такие, понимающие. Да?
        - Да, - застенчиво ответила Нина.
        - Это очень хорошо.
        - Да что же тут хорошего? - в сердцах сказала мать.
        - Люблю с такими работать, - пояснил Потемкин. - Те, у кого воображаемые друзья вместо настоящих и кто впечатлительный сверх меры, - они легко поддаются гипнозу. Вы глаза закройте, - попросил он Нину. - И слушайте только мой голос. Вам тепло, вы чувствуете тепло, ваши веки наливаются тяжестью...
        Он действовал уверенно, не обращая ни малейшего внимания ни на мать Нины, ни на Китайгородцева, и уже через несколько минут девушка погрузилась в транс.
        На вопросы Потемкина она отвечала, но речь ее была замедленна и глаза она не открывала, и было что-то необычное в ее поведении, что пугало мать. Женщина наблюдала за происходящим с нескрываемым страхом, словно она стала невольным свидетелем какого-то необъяснимого колдовства.
        - Здесь была ваша мама, - говорил Потемкин, обращаясь к девушке. - Но теперь она ушла. Ее нет в этой комнате. Ее нет. Когда вы проснетесь, вы убедитесь в этом. Вы не будете ее видеть. Вы не будете ее слышать. Ее здесь нет.
        Женщина занервничала. Потемкин положил руку на ее плечо.
        - Сядьте перед дочерью, - попросил он.
        Женщина подчинилась. Они сидела перед дочерью и смотрела на нее со страхом.
        - Сейчас мы будем просыпаться, - сказал Потемкин. - Я сосчитаю до десяти, и на цифре "десять" вы пробудитесь. Когда вы проснетесь, вы будете чувствовать себя бодрой и отдохнувшей. Раз! - начал отсчет Потемкин. - Два... Три...
        Он считал. Женщина вглядывалась в лицо дочери. Нина спала, но дыхание ее уже не было таким ровным и глубоким, как минуту назад.
        - Четыре... Вы уже слышите, как проехала за окном машина... Пять... Свое тело вы чувствуете, способность ощущать к вам возвращается... Шесть... Семь... Сейчас вы будете просыпаться... Восемь... Уже скоро... Девять... Десять!
        И Нина открыла глаза. Перед нею сидела мать, но Нина смотрела будто сквозь нее. А за матерью стоял Потемкин.
        - Вы меня видите? - спросил Потемкин.
        - Да, - ответила девушка.
        - Хорошо видите? Ничто вам не мешает?
        - Нет, не мешает.
        - Кого вы видите в этой комнате? - спросил Потемкин.
        - Вас.
        - Еще кого? Посмотрите по сторонам. Кто здесь есть еще?
        Нина медленно повернула голову в одну сторону, в другую, увидела Китайгородцева.
        - Ваш товарищ, - сказала она.
        - Очень хорошо, - подбодрил ее Потемкин. - Может, еще кого-то здесь увидите? Посмотрите внимательно.
        - Нет, никого больше я не вижу, - ответила Нина, глядя сквозь мать.
        - Хорошо, теперь протяните, пожалуйста, руку и коснитесь меня, - попросил Потемкин.
        Нина выполнила просьбу, руку вытянула, но перед ней сидела мать, и Нинина рука замерла на полпути, наткнувшись на препятствие. Девушка повторила попытку и снова не смогла дотронуться до Потемкина.
        - Не получается, - пробормотала она растерянно.
        - Нина!!! - взвыла перепуганная мать.
        - А почему не получается? - спокойно осведомился Потемкин.
        - Я не знаю, - удивлялась Нина собственному бессилию.
        - Попробуйте еще, - предложил Потемкин.
        - Не надо!!! - разрыдалась мать. - Прекратите!
        Нина тыкала в нее рукой, как слепая.
        - Прекратите!!! - рыдала мать.
        Потемкин приобнял ее за плечи.
        - Сейчас я снова введу ее в транс, - произнес он с необыкновенной мягкостью. - И она вас увидит, обещаю.
        Он заставил Нину заснуть. Потом сообщил ей, что ее мама снова с ними. Потом досчитал до десяти.
        Нина открыла глаза. Посмотрела на мать. Смущенно улыбнулась. И спросила:
        - Что здесь было, мама?
        * * *
        Машина катилась по заснеженной дороге. Снег искрился на солнце, и глаза очень скоро устали. Китайгородцев смотрел за окно с прищуром, будто готов был вот-вот задремать. Но стоило какой-либо машине поравняться с ними, он тут же поворачивал голову и всматривался внимательно.
        Потемкин спал на заднем сиденье и проснулся только тогда, когда на подъезде к городу они остановились на автозаправке. Водитель вышел из машины, хлопнул дверцей. Потемкин открыл глаза.
        - Мы где? - спросил он.
        - Подъезжаем, - ответил Китайгородцев. - Осталось километров двадцать.
        Он смотрел за окно. Видел заснеженное поле, а дальше - лес. Подъехал грузовик, остановился рядом, загородив обзор.
        - Я сейчас вспомнил эту девушку, Нину, - сказал Китайгородцев. - Как она смотрела перед собой и мать не видела, а вас видела. Вот грузовик стоит, - кивнул за окно. - И что, можно так сделать, что я его, к примеру, не буду видеть, а буду видеть то поле, которое он сейчас закрыл собой?
        - Или поле, - согласился Потемкин. - Или что-то еще. Мало ли что вы себе вообразите. Но уж машину точно не увидите, это да.
        - И такое любой гипнотизер сможет проделать?
        - Опытный - сможет.
        - А Михаил, как думаете, смог бы? - спросил Китайгородцев и посмотрел внимательно.
        - А что он хотел бы сделать невидимым для вас? Или - кого? - вопросом на вопрос ответил Потемкин.
        Все он правильно понял.
        - Генерала Лисицына, например, - сказал Китайгородцев.
        - Может, он с вами это и проделал? - пожал плечами собеседник. - И вы ходили по тому дому, то и дело натыкались на Лисицына и при этом в упор его не замечали.
        - А те два раза, когда я его увидел?
        - Не знаю, - честно признался Потемкин. - Возможно, сбой какой-то произошел. Или вообще все не так было, как я вам рассказываю. Откуда же мне знать, чего такого этот Михаил натворил, когда он в ваших мозгах копошился?
        - А он копошился? - с хмурым видом осведомился Китайгородцев.
        Неприятно ему было.
        - Конечно, копошился, - сказал Потемкин. - Тут никаких сомнений.
        * * *
        В этом городе Потемкин уже был на гастролях. Год назад.
        Администратор гостиницы улыбалась ему как родному.
        - Мы вас помним, - сообщила она, расцветая на глазах.
        Она радовалась, а Китайгородцев мрачнел. Он проводил Потемкина до номера, а сам вернулся к администратору.
        Спросил, не наводил ли кто-либо справок о приезде московского гипнотизера Потемкина.
        Никто не интересовался.
        Попросил показать список жильцов.
        Никого подозрительного.
        Дополнительно попросил поделиться сведениями о тех, кто забронировал места в гостинице на ближайшие двое суток.
        Всего несколько человек, в основном из близлежащих населенных пунктов. Ничего настораживающего.
        Китайгородцев прошел по гостиничным коридорам. Все, как бывает обычно в провинциальных гостиницах. Серьезных замечаний не было, если не считать того, что путь к запертой двери черного хода преграждали какие-то пыльные ящики. Китайгородцев попросил администратора эти ящики немедленно убрать.
        - Куда я их уберу? - осведомилась женщина с недовольным видом. - И зачем вообще?
        - Затем, - ответил Китайгородцев. - На случай пожара.
        - Откуда здесь пожар?
        Вместо ответа Китайгородцев зажег спичку и бросил ее в стоящую на лестнице урну.
        - Что вы делаете?! - воскликнула женщина.
        - Я сделал то, что может сделать любой из ваших постояльцев, - спокойно произнес Китайгородцев.
        Мусор в урне запылал. Женщина заметалась.
        - Огнетушитель, - подсказал Китайгородцев. - По коридору направо.
        Сам он не делал ни малейшей попытки потушить огонь.
        Женщина убежала и вернулась с огнетушителем. Попробовала привести его в действие, но у нее не получилось. Тогда Китайгородцев пришел ей на помощь. Потушил огонь, после чего сказал:
        - Если здесь запылает, вы даже потушить не сможете. Так что не упрямьтесь, делайте, что говорю.
        Женщина промолчала. Напугалась сильно.
        Когда Китайгородцев минут через тридцать спустился к двери черного хода, ящиков там уже не было. Но гарью пахло до сих пор. Не успело выветриться.
        * * *
        Директор местного Дома культуры не смог припомнить, чтобы кто-то наводил справки о гастролях гипнотизера Потемкина, но Китайгородцев все-таки попросил его вызвать к началу представления милицейский наряд. На всякий случай.
        Милиционеров было двое. С их помощью Китайгородцев прикрыл два входа: в зал и на сцену. Кулис здесь не было, поэтому сам он, чтобы не маячить перед глазами у зрителей, спустился со сцены в зрительный зал и встал у лестницы в несколько ступеней, которая вела на сцену.
        Пока Потемкин читал свою лекцию, Китайгородцев оглядел зрительный зал. Знакомых лиц он не увидел. Зато увидел нетрезвых, которых оказалось, на удивление, немало, и даже, кажется, один наркоман тут присутствовал: у парня, что сидел в шестом ряду, было какое-то странное выражение лица, словно он в мыслях был где-то далеко отсюда. На всякий случай Китайгородцев не выпускал его из поля зрения.
        Потемкин дочитал лекцию. Теперь должен был начаться сеанс гипноза. Публика притихла. Потемкин стоял у края сцены, вглядываясь в зал, будто бы высматривая, с кого ему удобнее начать. Китайгородцев ненадолго отвлекся на Потемкина, как вдруг в зале случился какой-то шум. Обеспокоенный Китайгородцев обернулся.
        К сцене шел тот самый парень из шестого ряда, которого Китайгородцев принял за наркомана. Он шагал решительно, но походка его была странной: ступал широко, крепко впечатывая подошвы ботинок в пол. Китайгородцев встал у него на пути, закрывая собой выход на сцену, как вдруг услышал негромко произнесенное Потемкиным:
        - Пускай идет. Не мешайте ему.
        Китайгородцев посмотрел на гипнотизера. Тот кивнул, подтверждая: да-да, не мешайте.
        Недоумевающий Китайгородцев отступил, парень шагнул мимо него, и у телохранителя вдруг возникло подозрение, что для этого парня он не стал бы препятствием: тот пер, как танк, и вряд ли его можно было остановить так просто.
        Парень поднялся на сцену и направился прямиком к Потемкину своей странной походкой бывалого моряка. Китайгородцев тоже поднялся на сцену, чтобы иметь возможность вмешаться в происходящее при первых признаках опасности. Парень дошел до Потемкина, остановился в двух метрах от него, вскинул ладонь к своей непокрытой голове и гаркнул что было сил:
        - Ваше сиятельство! Боцман Торопыгин по вашему приказанию прибыл!
        Потемкин пошел к краю сцены, а парень поворачивался, не сводя глаз с него, и все тянул ладонь, отдавая честь их заезжему сиятельству.
        - Вы его знаете? - спросил у оторопевших зрителей Потемкин и показал на парня.
        - Да-а-а! - загудел ничего не понимающий зал.
        - Год назад, когда я был у вас на гастролях, - сказал Потемкин, - этот человек подошел ко мне в вашем ресторане... Кажется, "Байкал"?...
        - "Ангара"! - крикнули из зала.
        - Ах, да, "Ангара". Так вот, он много расспрашивал меня про гипноз. И я его загипнотизировал. Я сказал ему, что про тот сеанс гипноза он не будет помнить ничего, будет жить как прежде, но когда я в следующий раз приеду в ваш город на гастроли, он обязательно придет в тот зал, где я буду выступать, после моей лекции выйдет на сцену и доложит мне о том, что он, боцман Торопыгин, по моему приказанию прибыл.
        Потемкин вернулся к парню. Тот по-прежнему стоял, вытянувшись в струнку. Изображал служебное рвение.
        - Сейчас я досчитаю до пяти, - сказал ему Потемкин. - Вы проснетесь и забудете о том, что вы - боцман Торопыгин. Раз... Два... Опустите руку...
        "Боцман" подчинился.
        - Три... Четыре... Сейчас вы проснетесь... Вы будете чувствовать какую-то легкость... Бодрость необыкновенную... Пять!
        Вроде бы ничего не изменилось. Но стоявший рядом Китайгородцев уловил случившуюся в парне перемену. Взгляд стал другим. Осмысленность появилась. И парень удивился, как показалось Китайгородцеву. Смотрел в зал и пытался понять, как это он здесь, на сцене, очутился.
        - Как вас зовут? - мягко поинтересовался Потемкин.
        - Торопыгин! - крикнул кто-то.
        В зале засмеялись.
        - Саша, - сказал парень.
        - А фамилия? - продолжал Потемкин.
        - Бобков.
        - Вы в армии служили? Или, может быть, на флоте?
        - Я в автомобильных войсках. Шофером.
        - А на море? - допытывался Потемкин.
        - Нет.
        - Может, вы все-таки морской волк? Боцман, например.
        Парень растерянно улыбнулся, явно не понимая, чего от него хотят.
        - Вам такая фамилия - Торопыгин - знакома?
        - Нет, - ответил Саша Бобков.
        - А если подумать? - настаивал Потемкин.
        - Нет! - уверенно открестился от неведомого Торопыгина Саша.
        - Хорошо, можете возвращаться на свое место, - сказал ему Потемкин.
        В зале засвистели, зааплодировали.
        Потемкин скромно поклонился.
        Обычные дела, мол, ничего особенного, я еще и не такое умею проделывать.
        * * *
        В городе они не остались на ночь. Китайгородцев посчитал, что это может быть небезопасно. Они могли уехать поездом, потому что в этом городе была своя железнодорожная станция, но Китайгородцев решил запутать преследователей, если таковые имелись. Он нанял машину, которая за два часа доставила их в другой город - здесь тоже была станция, где Китайгородцев и Потемкин сели, наконец, в проходящий поезд.
        Людей в вагоне было немного. В купе, которое заняли Потемкин и Китайгородцев, так вообще никого. Свет не зажигали, сидели в темноте, глядя, как за окном, едва различимые, проплывают силуэты деревьев.
        - Я хочу, чтобы вы попробовали еще раз, - сказал Китайгородцев. - Зачем-то Михаил все это проделывал. Может, он еще меня заставил что-либо забыть.
        - Я не решался заходить слишком далеко, - негромко произнес Потемкин. - Без вашего на то согласия.
        - Мне до сих пор не по себе. Я никогда не мог подумать, что можно залезть к человеку в мозги и хозяйничать там, как у себя в квартире.
        - Так вы согласны? - уточнил Потемкин.
        - Да.
        * * *
        Размеренный стук колес поезда действовал усыпляюще. Китайгородцев в полной темноте, закрыв глаза, слышал негромкий голос:
        - Восемь... Девять... Вам тепло, вам спокойно, вы хотите спать...
        Он действительно хотел спать. Веки налились свинцом, их не поднять, и вообще пошевелиться невозможно, как казалось.
        - Десять... Одиннадцать...
        Уже и стук колес неразличим. Только голос гипнотизера.
        - Двенадцать... Тринадцать...
        Дыхание у Китайгородцева сделалось ровным и глубоким.
        Потемкин продолжал считать, загоняя его в транс все глубже и глубже. Проверил, насколько глубоко погружение: поднял руку Китайгородцева, отпустил ее, рука зависла в воздухе, словно это был несгибающийся протез.
        - Я хочу, чтобы вы мысленно вернулись в тот дом в лесу, - сказал Потемкин, - где жил Михаил. Вы помните Михаила?
        - Да, - коротко ответил Китайгородцев, не открывая глаз.
        - У вас с Михаилом был разговор. Он вас расспрашивал о том, заподозрили ли вы, что вам подмешивают в пищу снотворное. Еще он спрашивал, видели ли вы в доме кого-то еще, кроме него самого и Натальи Андреевны. Вы это помните?
        - Да.
        - Теперь вспоминайте, о чем еще он с вами говорил. Что еще было в том ночном разговоре?
        Потемкин выждал какое-то время, но Китайгородцев молчал.
        - Вспоминайте! - требовательно произнес Потемкин. - Был разговор! О чем?
        Молчание в ответ.
        - Он о чем-то вас расспрашивал! - предположил Потемкин. - Да?
        - Нет.
        - Вы хорошо это помните?
        - Да.
        - Он сам вам что-то говорил! - тут же перестроился Потемкин. - Не спрашивал, а говорил! Вспоминайте - что!
        Китайгородцев молчал, словно ничего в ту ночь и не было. Потемкин пытался сообразить, в чем тут дело.
        - У вас был разговор! Вы это помните! - продирался он к истине сквозь мрак чужого сознания. - Был разговор?
        - Да.
        - И Михаил вам говорил... Что он говорил? - добивался правды Потемкин.
        Молчание в ответ.
        - Он запретил вам вспоминать! - выдвинул версию Потемкин. - Он запретил вам помнить об этом! Правильно?
        - Правильно.
        Вот! Был запрет!
        - Сейчас вы скажете мне, что говорил вам Михаил! - повелительным тоном произнес Потемкин. - Я имею право это знать! Говорите!
        Китайгородцев молчал.
        - Вы это помните! Вы это знаете! И вы мне скажете сейчас! - добивался требуемого Потемкин.
        Безрезультатно.
        Запрет! Был запрет!
        - Вы видите здесь Михаила! - вдруг сказал Потемкин. - Он здесь! Он стоит рядом со мной! Он смотрит на вас! Поприветствуйте его! Качните рукой, чтобы он понял, что вы его видите!
        В темноте купе, едва различимый, Китайгородцев качнул своей похожей на протез рукой.
        - Михаил тоже видит вас! - внушал Потемкин. - Сейчас он вам кивнет... Вы увидите, как он вам кивнет! Это будет означать, что он разрешает вам сказать все, что вы знаете! Все, что знаете! Он снимет свой запрет! Сейчас он вам кивнет!
        Выдержал паузу.
        - Вы видите - он вам кивнул! Качните рукой, чтобы мы знали, что вы это видели! Что видели, как он кивнул!
        Китайгородцев послушно качнул рукой.
        - Итак, мы с Михаилом вас слушаем! - сказал Потемкин. - Вы помните, о чем говорил вам Михаил?
        - Да.
        - Можете говорить! О чем?
        - Он говорил про Лисицына.
        - Какого Лисицына? Генерала? - заторопился Потемкин.
        - Нет.
        - Какой Лисицын? Как его зовут?
        - Стас Георгиевич.
        - Он кто?
        - Сын генерала.
        - Вы его видели? Вы с ним знакомы лично?
        - Да.
        - В том доме видели?
        - Да.
        - Он там живет?
        - Нет.
        - Он приезжал на время? - предположил Потемкин.
        - Да.
        - Что говорил вам Михаил?
        - Шестнадцатого ноября...
        - Он говорил вам это шестнадцатого ноября? - переспросил Потемкин.
        - Нет.
        А какое сегодня число? Надо сообразить. В этом городе выступление Потемкина было десятого... Сегодня десятое. Тогда про шестнадцатое - это было начало фразы!
        - Что шестнадцатого ноября? - спросил Потемкин.
        - Я приду к Лисицыну...
        - Куда?
        - К Лисицыну...
        Ладно, неважно.
        - Дальше! - потребовал Потемкин. - Что сказал вам Михаил? Зачем вы придете к Лисицыну?
        - Чтобы убить.
        Потемкин обмер.
        Поезд мчался сквозь ночь и пургу. Стучали колеса.
        Потемкин не мог поверить в то, что он услышал.
        - Михаил велел вам убить Стаса Лисицына? - переспросил он.
        - Да.
        * * *
        Утро было настолько раннее, что не только небо казалось серым, но и свежевыпавший снег.
        Китайгородцев с удивлением обнаружил, что он спал, будучи одетым. Напротив него сидел Потемкин с черным, будто прикрытым траурной вуалью, лицом.
        - Доброе утро! - пробормотал Китайгородцев.
        За окном вагона мелькали черные деревья.
        - Что-то случилось? - заподозрил неладное Китайгородцев.
        Потемкин не ответил.
        - Иосиф Ильич! - насторожился он.
        - Скажите мне, - произнес Потемкин, и черная ленточка губ на его лице расползлась бесформенно. - Вам известен человек по фамилии Лисицын, но не генерал?
        - Да.
        - Имя его - как?
        - Этого человека? - уточнил Китайгородцев.
        - Да.
        - Стас Георгиевич.
        Тут Потемкин замер и долго сидел, ничего не говоря. И Китайгородцев молчал, не понимая, что происходит.
        - Вы лично его знаете? - наконец спросил Потемкин упавшим голосом.
        - Разумеется! - кивнул Китайгородцев.
        - Кто он?
        - Бизнесмен.
        - Чем занимается?
        - Точно не знаю. Но у него недвижимость в Москве. Он человек богатый.
        Китайгородцев постепенно прозревал.
        - Это я вам рассказал про Стаса Георгиевича? - спросил он.
        - Да.
        - Сегодня ночью?
        - Да.
        Что-то действительно случилось. Потому что лицо у Потемкина было черное, как ночь безлунная.
        - И что я вам рассказал? - осведомился Китайгородцев, заранее обмирая в предчувствии дурных вестей.
        - Шестнадцатого ноября, - сказал Потемкин, глядя на собеседника так, словно тот был обречен, - вы отправитесь к Стасу Лисицыну и убьете его.
        - Чушь! - пробормотал растерявшийся от неожиданности Китайгородцев. Всмотрелся в лицо Потемкина. - Чушь! - повторил, но получилось совсем неуверенно.
        Его сбивало с толку выражение лица собеседника.
        - Или это не чушь, по-вашему?! - ужаснулся Китайгородцев, осознав, что бессмысленно пытаться спрятаться за неверием.
        - Боюсь, что это правда, - сказал Потемкин. - Это очень, очень похоже на правду. И я не знаю, что вам с этой правдой делать.
        * * *
        До станции, где им выходить, оставалось всего ничего. Китайгородцев стал собираться, двигаясь как лунатик и то и дело натыкаясь на препятствия, а Потемкин неподвижно сидел у окна, опустив голову, и будто что-то разглядывал на исцарапанной поверхности стола, и из-за этой его неподвижности Китайгородцев не замечал, наверное, своего спутника до поры до времени, пока в очередной раз не наткнулся на стол. Потемкин поднял голову. Их взгляды встретились. Потемкин смотрел строго и отстраненно. Как будто сборы Китайгородцева вызывали у него недоумение и недовольство. Китайгородцев замер, осознав никчемность всей этой суеты.
        - Что? - спросил он хрипло.
        - Не надо ничего, - произнес Потемкин едва слышно.
        Такой шепот-шелест.
        - Мы с вами расстаемся, Анатолий.
        - А как же...
        - Расстаемся! - прошелестел Потемкин. - Так будет лучше. И мне. И... вам... тоже... наверное...
        Он, когда говорил про Китайгородцева, запинался, и было понятно: насчет своего собеседника он не был так уверен, как насчет себя. И сам Потемкин, видимо, уловил эту двусмысленность в своих словах.
        - Это ужасно - то, что я узнал сегодня, - сказал Потемкин. - Такого лучше бы не знать. Когда я от вас услышал весь этот кошмар, первым моим желанием было сойти с поезда и больше никогда не пересекаться с вами. Честное слово, я вас не обманываю.
        Глядя на его изможденное и постаревшее за одну ночь лицо, можно было поверить в то, что так и было.
        - Даже рассказать вам то, что я от вас услышал, - на это нелегко решиться. Но я не смог от вас утаить. Не посмел. Вы не так давно спасли мне жизнь. Я в долгу перед вами. А долги надо отдавать. Я вам сказал. Я вас предупредил. Это единственное, что я могу для вас сделать.
        - Как же так! - пробормотал Китайгородцев, осознав, что остается один на один с этой большой бедой. - Что мне теперь делать?
        - Я не знаю, - сказал Потемкин и беспомощно развел руками.
        Похоже было, что он действительно не знал.
        - Но это правда? - спросил Китайгородцев, будто еще надеялся на что-то.
        - Думаю, что да, - ответил безжалостно Потемкин.
        Ложь тут не во спасение. Ложью можно только усугубить ситуацию.
        - И что - наступит шестнадцатое число, и я действительно пойду убивать Лисицына? - спросил Китайгородцев.
        И снова Потемкин ответил:
        - Думаю, да.
        - Что это будет? Как произойдет?
        - Трудно сказать. Но можно предположить. Этот день для вас начнется, как обычно. Вы проснетесь, примете душ, выпьете свой утренний кофе. Все как всегда. И так будет до тех пор, пока вы не обнаружите, что наступило шестнадцатое. Может быть, вы взглянете на календарь. Может, по радио услышите, что сегодня - шестнадцатое. И в тот же момент в вашем мозгу словно переключится какой-то рычажок. Вы вспомните о том, что вам необходимо убить Лисицына. Срочно. Не откладывая дела в долгий ящик. И вы пойдете его убивать.
        - Я уеду, - пробормотал Китайгородцев. - Далеко. В Америку. В Южную. На самый край. И шестнадцатого меня тут не будет.
        - Это не важно, - покачал головой Потемкин. - Шестнадцатого там, в Южной Америке, вы вспомните о том, что должны убить Лисицына, купите билет на самолет, вернетесь в Россию и все равно его убьете. Не важно, какая будет дата в календаре. Вы все равно сделаете это. Вы - боцман Торопыгин. Помните его? Год прошел, и он вдруг включился.
        - Это гипноз?
        - Да, это гипноз.
        - Ладно, раньше я не знал, - сказал Китайгородцев. - Меня загипнотизировали, а я про убийство это - ни сном ни духом. Но теперь я знаю! Я в курсе того, что был такой гипноз! И я теперь не тварь какая-то безмозглая, я могу размышлять, рассуждать, я могу обдумать, как мне с этим быть, подготовиться, что-то предпринять!
        Он с надеждой посмотрел на собеседника.
        - Никаких гарантий нет, - честно сказал Потемкин. - Может случиться так, что вы, даже зная, ничего с собой не сможете поделать. Все будет происходить помимо вашей воли. Мозг человека - там тьма загадок. Почти ничего не известно. И сам человек над своим мозгом в принципе не властен. Вы можете контролировать свои сны, например? Нет! А гипноз - он как сон. Но только это не сон, это другое.
        - Хорошо, допустим, - хмурился Китайгородцев. - А если я пойду к Лисицыну и сам его предупрежу?
        - О чем? - вздохнул Потемкин. - О том, что вы скоро будете его убивать?
        - Но ведь что-то надо предпринять! Предупредить!
        - Зачем? Чтобы он уехал? Так вы все равно будете его искать. Чтобы он поберегся? Нанял охрану? Вы хоть понимаете, что его охрана - это ваши будущие палачи? Они убьют вас, когда вы шестнадцатого придете к Лисицыну. Или даже раньше, - протянул Потемкин, стремительно прозревая. - А? Что скажете? Если Лисицын решит не искушать судьбу? Захочет проблему решить одним махом. Тогда вы не жилец, - сказал Потемкин и посмотрел печально.
        Китайгородцев не хотел сдаваться. Не верилось, что ничего нельзя сделать. Как он однажды в какой-то книжке прочитал: "Из любой безвыходной ситуации всегда есть как минимум два выхода". Два! А для него достаточно и одного.
        - Вы смогли из меня все это выудить! - заторопился он, потому что ему вдруг показалось, что он уже нашел решение. - Вы знаете, как это делается! Вы сами, в смысле, специалист по гипнозу. Вы можете что-то сделать. Запретить мне, например. Или отменить этот приказ. Внушить мне, установку дать такую: про Лисицына забыть, и чтобы это - навсегда!
        - Я могу, - сказал Потемкин. - Попробовать. Но я гарантии не дам. Я не смогу вам обещать, что у меня получится. И никто не даст такой гарантии - что вы шестнадцатого не положите в карман нож и не отправитесь к Лисицыну. Потому что когда я ввожу вас в транс, я действую по наитию. Я брожу по закоулкам вашего мозга как по темной комнате - на ощупь, наугад. Я многого не вижу. И даже не догадываюсь. На что-то наткнулся в темноте, пощупал, догадался, что это такое. А мимо чего-то рядом прошел, и мне даже невдомек, что там что-то было. Я не знаю в подробностях, что с вами проделывали. Какие установки там у вас в мозгу оставили. И самое главное: я не знаю, кто сильнее. Я или тот, кто проделал это с вами. В этом-то весь ужас: я ничего не могу вам обещать. Я ни в чем не уверен.
        Развел руками. Он действительно выглядел беспомощным сейчас. Выпутывайтесь сами. Я умываю руки.
        - Простите меня, - сказал Потемкин. - Я сделал все, что мог.
        И бессмысленно было требовать от него невозможного.
        Поезд уже подходил к станции. Потемкин засобирался. Облачился в свое черное пальто, взял в руки сумку.
        - Простите, - повторил он, уже когда стоял в дверях.
        Он уходил, Китайгородцев оставался.
        Поезд остановился.
        Потемкин вышел из вагона. Китайгородцев видел из окна, как фигура в черном тенью скользит по засыпанному снегом перрону. Потемкин скрылся из виду, но потом вдруг вернулся. Подошел к окну, за которым стоял Китайгородцев, и крикнул что было сил, желая быть услышанным:
        - Михаил! Только Михаил!
        Китайгородцев смотрел на него, пытаясь понять.
        Поезд тронулся.
        - Михаил может!
        Поезд покатился быстрее. Потемкин остался на перроне, исчез из виду.
        По проходу шел проводник.
        - Вы разве не до этой станции ехали? - спросил он обеспокоенно.
        Китайгородцев обернулся, но лицо у него было такое, что можно догадаться: не слышал, о чем его спросили.
        - Число сегодня какое? - вместо ответа произнес Китайгородцев.
        - Одиннадцатое.
        ОДИННАДЦАТОЕ НОЯБРЯ. ПЯТЬ ДНЕЙ ДО УБИЙСТВА
        Я влип. Я в шоке. Я похож на человека, которому только что объявлен смертельный диагноз. Полный хаос в мыслях, и только два вопроса раз за разом разрываются в мозгах шрапнелью: "Почему именно я?" и "За что?" Ответа нет. Пощады нет. Надежды нет. Еще недавно все было хорошо. Светило солнце, день шел за днем, я был как все. Теперь я не как все. Я другой, и у меня все плохо. Солнце светит, но уже не мне. Все наперекосяк. Если Потемкин не ошибся, тогда у меня выбор небогатый. Либо я убью Лисицына и стану убийцей, либо меня изрешетят его охранники, и я буду жертвой. И только если Потемкин ошибся... Это я от безысходности - про то, что он ошибся. Мне страшно, и я пытаюсь сам себя уговорить. Успокоить. Хотя я уверен процентов приблизительно на девяносто девять в том, что нет тут никакой ошибки. И глупо надеяться на то, что что-то не так Потемкин понял. Потому что я видел своими глазами, какие он фокусы проделывал во время сеансов гипноза. Уму непостижимо, что можно вытворять со взрослыми людьми. Они, если гипнотизер этого захочет, могут родную мать в упор не замечать. Или целый год жить обычной своей
жизнью, никаких отклонений в себе не обнаруживать, а потом вдруг ни с того ни сего подняться со своего места в переполненном зрительном зале и пойти шаткой моряцкой походной на сцену, чтобы прокричать там, что ты - боцман Торопыгин. Все мое отличие от того парня-бедолаги в том, что он не знал, что он Торопыгин, а я знаю, что я Торопыгин. И все равно мне это не поможет, как сказал Потемкин. Шестнадцатого числа я, как тот парень, встану и пойду, как заведенный. И никто меня не остановит. Я видел этого Торопыгина вчера. Он пер, как танк. И в его взгляде я даже проблесков сознания не обнаружил. Это был робот. Настоящий робот. Либо я убью, либо меня убьют. Два варианта, и оба невозможные. Я не хочу! Не хочу! Не хочу!!!
        * * *
        Китайгородцев прилетел в Москву во второй половине дня. В аэропорту его встречал Лапутин. Тот первым делом обратил внимание на то, что Китайгородцев хотя и прихрамывает, но инвалидную трость по назначению не использует, просто несет в руке.
        - О! - сказал Лапутин. - Да ты оклемался, как я вижу!
        Китайгородцев посмотрел на него, а впечатление осталось такое, будто он Лапутина и не увидел - взгляд сквозь тело прошел, как сквозь воздух.
        - Что-то случилось? - спросил Лапутин.
        - Где Хамза? - вопросом на вопрос ответил Китайгородцев.
        - Где-то за городом. У него переговоры. Велел тебя встретить и отвезти домой. Вечером он будет в Москве.
        - Где Хамза?! - крикнул Китайгородцев.
        На них обращали внимание. Взгляды настороженные и осуждающие. Китайгородцев их не замечал.
        - Можно узнать, - сказал раздосадованный Лапутин. - Или в офис позвонить, или самому Хамзе.
        - Вези меня к нему! - потребовал Китайгородцев. - Я не могу ждать вечера!
        * * *
        Хамза действительно был за городом. В ресторане на Рублевке. Поехали туда. Машину вел Лапутин. Косился время от времени на мрачного Китайгородцева, потом что-то вспомнил, протянул своему спутнику бутылку:
        - Сделай глоток, тебя отпустит.
        Коньяк. Китайгородцев пил его так, будто в бутылке была вода. Когда бутылка наполовину опустела, Лапутин спохватился и мягким, но решительным движением забрал ее из рук Китайгородцева. Тот этого, кажется, даже не заметил.
        - Я ошибся там, в аэропорту, - признал Лапутин. - Когда сказал тебе, что ты оклемался.
        Но расспрашивать его ни о чем не стал. Захочет - сам расскажет. Китайгородцев не хотел. Молчал все время, пока они ехали на Рублевку.
        * * *
        Ресторан был призывно расцвечен светильниками. Место престижное, и общая стоимость припаркованных здесь автомобилей могла бы составить годовой бюджет какого-нибудь немаленького российского города.
        Лапутин оценивающе осмотрел Китайгородцева: небрит, в одежде маргинальная небрежность и взгляд затравленный. Сейчас он не пройдет здесь фейс-контроль. Охрана спустит с лестницы в два счета.
        Лапутин вздохнул и позвонил на мобильник Хамзе: сообщил, что они прибыли и что лучше бы им увидеться не в ресторане. В чем дело, Хамза понял, когда вышел к их машине. Он нахмурился, обнаружив, в каком состоянии находится Китайгородцев, и выразительно посмотрел на Лапутина. Понятливый Лапутин вышел из машины. Хамза занял его место за рулем.
        - Что случилось, Толик?
        - Вы помните, как я звонил вам и рассказывал о том, что видел генерала? А потом, при встрече, я уже не помнил ничего. Это гипноз! - сообщил Китайгородцев, глядя шефу в глаза.
        Ненормальный у Китайгородцева был взгляд. Взгляд безумца. Хамза это про себя отметил.
        - Что за гипноз? - спросил Хамза и отвел глаза. Не мог смотреть.
        Взгляд отвел и увидел коньячную бутылку. Коньяка в ней оставалось совсем немного.
        - Этот родственник Лисицыных... Михаил... Он умеет! - сбивчиво говорил Китайгородцев. - Он специально - чтобы я забыл! Он что захочет, то с человеком сделает. Робот! Понимаете? Ходит, руками машет, а сам не соображает ничего!
        - Что случилось, Толик? - повторил свой вопрос Хамза, возвысив голос.
        Его ждали деловые партнеры, ему пришлось прервать переговоры, и он досадовал, уже особо не пытаясь скрыть неудовольствия при виде сильно нетрезвого Китайгородцева.
        - Я же говорю - гипноз! - словно маленькому, объяснял ему Китайгородцев. - Это не сказки, там все всерьез. Вы не видели, я видел. Своими глазами. И еще я вам скажу. Про Лисицына. Про Стаса. Хана ему. Не жилец.
        Хамза разве что не поморщился при этом.
        - Сейчас Лапутин отвезет тебя домой, - сказал Хамза. - Ты проспишься, и завтра мы с тобой поговорим.
        Он посмотрел на часы. Пора было возвращаться к деловым партнерам.
        - Я его убью, - пробормотал Китайгородцев. - Шестнадцатого числа приду к нему и замочу.
        - Кого?
        - Лисицына.
        - Он тебе дорогу перешел? - спросил Хамза, не глядя на собеседника.
        - Нет.
        - В чем же дело?
        - Ни в чем, - пожал плечами Китайгородцев.
        - Должна же быть какая-то причина.
        - Причины нет. Просто приду и - замочу.
        Хамза повернул голову и посмотрел в глаза Китайгородцеву. Все тот же ненормальный взгляд.
        - Что происходит, Толик?
        - Я не знаю. Мне сказали: я убью. И я боюсь, что это сделаю.
        - Кто сказал?
        - Один человек.
        - Кто он?
        - Это неважно. Хотя нет. Важно, конечно. Он такой же, как Михаил. Он по гипнозу, в смысле.
        - Гипнотизер?
        - Да.
        - Фамилия?
        - Потемкин.
        - Он гипнотизировал тебя?
        - Да.
        - И он сказал тебе, что ты убьешь Лисицына?
        - Да.
        - То есть он тебе внушил, что ты должен убить Стаса Георгиевича?
        - Он не внушил. Это Михаил внушил.
        Хамза недолго подумал. Посмотрел на часы.
        - Сейчас Лапутин отвезет тебя в Москву. В наш офис. Я приеду следом. Почти сразу. Там поговорим.
        Хамза вышел из машины. Было морозно. Лапутин прохаживался взад-вперед, распахнув полы пальто так, словно наступила оттепель и пригревало солнце.
        - Вези его в Москву, - сказал Лапутину Хамза вполголоса. - В офис. Дай ему еще коньяку, чтоб крепче спал. Закрой надежно, не ровен час куда-то денется. До утра проспится, утром я приеду и с ним поговорю. Ты подежурь там, чтоб под твоим присмотром. Ну, иди.
        Лапутин пошел было к машине.
        - Погоди! - окликнул его Хамза. - И еще наведи справки. Гипнотизер Потемкин. Такой существует или нет? Сделаешь?
        - Попробую, - кивнул Лапутин.
        * * *
        Приехав в Москву, Лапутин начал поиски с Интернета. Информации о не ведомом ему до сих пор гипнотизере Потемкине там оказалось на удивление много. Сначала Лапутин пытался просматривать все подряд, но очень скоро понял, что ему не хватит суток на то, чтобы сделать это. Тогда он стал отфильтровывать материалы, которые носили явно поверхностный характер и больше походили на рекламные, сделанные на заказ статьи. И все равно оставалось еще много информации. За пару часов Лапутин подготовил для шефа аналитическую выжимку, пять страниц текста о гипнотизере Иосифе Ильиче Потемкине. После этого он позвонил Хамзе.
        - Вы просили навести справки по поводу Потемкина, - сказал Лапутин. - Я тут накопал кое-что. Могу вам переслать, если есть куда. Или зачитать по телефону...
        - Значит, есть? Гипнотизер Потемкин, - оборвал его Хамза.
        - Да, - подтвердил Лапутин.
        Только это сейчас Хамзу интересовало. Оказалось, что Потемкин - не плод воображения нетрезвого Китайгородцева.
        - Где Китайгородцев? - спросил Хамза.
        - В соседнем кабинете.
        - Спит?
        - Нет. Он какой-то взвинченный.
        - Я сейчас приеду, - сказал Хамза. - Приглядывай за ним.
        * * *
        Хамза приехал не один. С ним был дородный мужчина: заплывший жирком, неповоротливый, с толстенькими короткими пальчиками, похожими на сардельки. Очки у него были какие-то нелепые, в старомодной оправе, с толстыми выпуклыми линзами, за которыми глаза его выглядели огромными.
        Они прошли к Китайгородцеву. Тот сидел перед телевизором с отрешенным видом и вряд ли осознавал, что там ему показывают в этот поздний час.
        Хамза выключил телевизор. Китайгородцев исподлобья разглядывал вошедших. Хамза сел перед ним, толстячок оказался от Китайгородцева справа, а Лапутин устроился у двери.
        - Я прочитал про Потемкина, - взмахнул бумажными листками Хамза. - Иосиф Ильич. Это он? Про него ты мне рассказывал?
        - Про него.
        - Давно с ним знаком?
        - Нет.
        - С каких пор?
        - С тех пор, как я на озере прятался, - сказал Китайгородцев.
        - Что - там и познакомились? - не поверил Хамза.
        - Нет, конечно. Я в райцентр поехал. Увидел там афишу. Ну, сеансы гипноза, мол, проводит. С этого началось.
        - То есть не от него инициатива исходила? - уточнил Хамза.
        - От меня.
        - А почему от тебя? Что у тебя за интерес?
        - Про гипноз узнать хотелось.
        - Зачем? - добивался Хамза.
        - Ну, странное со мной что-то было. Вы мне сказали: я вам звонил, я что-то говорил, а я ничего этого не помню. Это уже позже я узнал, что меня заставили забыть.
        - Кто заставил? - уточнил Хамза.
        - Михаил.
        - А кто сказал, что Михаил?
        - Потемкин.
        - А он откуда знал про Михаила? - осведомился Хамза и посмотрел внимательно.
        - От меня. Он меня загипнотизировал... И я под гипнозом ему все рассказал.
        - Вы это помните - как ему рассказывали? - вдруг спросил молчавший до сих пор толстяк.
        Китайгородцев даже головы не повернул.
        - Нет, - ответил коротко.
        - Значит, с его слов об этом знаете? - спрашивал толстяк.
        - Да.
        - А может, он придумал? - высказал предположение собеседник. - Может, это все его фантазии?
        - Какие же фантазии? - ответил мрачно Китайгородцев. - Откуда он мог знать? Я ему прежде не рассказывал, вообще разговоров таких не было, а он мне и факты, и фамилии - ну от кого ему это знать, как не от меня?
        - Итак, он вас загипнотизировал, чтобы все эти сведения из вас вытянуть...
        - Нет, он меня загипнотизировал, чтобы снять боль.
        - Какую боль?
        - Нога, - сказал Китайгородцев. - У меня ранение. Огнестрел. Ходить больно. Я с палкой ходил.
        Толстяк посмотрел на Хамзу. Тот кивнул едва заметно.
        - Помог Потемкин? - заинтересовался толстяк.
        - Помог, - ответил Китайгородцев.
        - Боль ушла?
        - Не до конца.
        - А как же он так огнестрелы лечит, если он - гипнотизер? - вроде бы усомнился толстяк. - Как он вам такой фокус объяснил? Ведь объяснял как-то?
        Он смотрел вопросительно и ждал ответа.
        - Потемкин говорил, что боль есть, но на нее накладывается еще и мой страх, - сказал Китайгородцев. - Я ожидаю, что будет больно, поэтому ступать стараюсь осторожно и от этого хромаю сильнее, чем должен был.
        - А как гипнотизировал? - заинтересовался толстяк. - Как все происходило? Расскажите.
        Китайгородцев рассказал, что помнил. Собеседник слушал его внимательно.
        - Про вашу ногу мне понятно, - сказал толстяк через некоторое время. - Но потом были другие сеансы гипноза. То, что связано с провалами памяти у вас и с этим человеком... Как его зовут?
        Посмотрел на Хамзу.
        - Михаил, - подсказал Хамза.
        - Да, Михаил, - кивнул толстяк. - А эта тема как возникла? Он вам подсказал, Потемкин?
        - Нет.
        - Вы проявили инициативу?
        - Да.
        - Расскажите, - попросил толстяк.
        И снова Китайгородцев вспоминал, как там дело было. Время от времени собеседник задавал уточняющие вопросы. Чем дольше продолжалась их беседа, тем явственнее проступала во взгляде толстяка настороженность. Если в первые минуты появления здесь этого человека он смотрел на Китайгородцев заинтересованно, то теперь к заинтересованности примешалась опасливость. В конце концов он отвлекся от Китайгородцева и выразительно посмотрел на Хамзу. Тот его взгляд легко расшифровал и буркнул:
        - Говори при нем.
        Толстяк помялся. Так при больных стараются не обсуждать диагноз.
        - В общем, очень похоже, что его вводили в транс, - сказал толстяк. - Те подробности, которые он упоминает, обычно встречаются на сеансах гипноза. Разные вариации случаются, у каждого гипнотизера свой темперамент и свои приемчики, но в целом все так и бывает, как он нам рассказал.
        - Значит, и про покушение - это тоже правда? - спросил Хамза.
        Тут толстяк вскинул руки, словно хотел от Хамзы загородиться.
        - Я сказал только то, что сказал! - произнес он протестующим тоном. - Похоже, что этот человек действительно общался с гипнотизером! Все! Точка! Дальше не ко мне!
        - А к кому? - спросил Хамза.
        - К гипнотизерам, к настоящим. К практикующим. Которые это знают и умеют. Они, возможно, смогут из парня этого вытащить все, что ему известно. А я психиатр. И с гипнозом я знаком факультативно. Я предупреждал. Да?
        - Да, - вздохнул Хамза.
        - Я тебе еще нужен?
        Кажется, он очень хотел отсюда уйти. И как можно скорее. Хамза покачал головой. Не нужен.
        - Проводишь меня? - спросил толстяк.
        Хамза понял, что дело тут не в обычной вежливости. Он не ошибся. Когда они вдвоем с толстяком вышли из офиса, тот вдруг сказал, предварительно оглянувшись по сторонам и убедившись, что их никто не слышит:
        - С ним что-то не то, поверь! Я глаза его видел! У него в мозгах шурум-бурум! И когда в его башке пружинка какая-то соскочит...
        Замолчал, только покачал головой.
        - Думаешь, что действительно может убить? - мрачно уточнил Хамза.
        - Я тебе дам один совет. И будет лучше, если ты сделаешь, как я скажу. Сообщи об этом парне куда следует. В прокуратуру, в милицию, в ФСБ... Хоть даже самому президенту. Сними с себя ответственность. Потому что если у него пружинка соскочит, и он пойдет убивать, а ты о его замыслах знал, но не сообщил - это одно. А вот если сообщил - это уже совсем другое.
        - А если тут какая-то ошибка и он вовсе ни при чем?
        - А если при чем? - вопросом на вопрос ответил толстяк и посмотрел печально. - Тебе его жалко? А себя не жалко? Ну, не повезло парню. Зомбировали его. Превратили в идиота. Он сам пускай со своими проблемами разбирается. Ты-то тут при чем?
        * * *
        Хамза отправил Лапутина, чтобы поговорить с Китайгородцевым с глазу на глаз.
        - Это был врач, - сказал Хамза. - Психиатр. Он толковый. Уже не один раз выручал меня.
        Китайгородцев молчал, смотрел выжидательно. Понимал, что это только вступление к разговору.
        - Но по гипнозу он, конечно, не специалист, - сказал Хамза. - Будем искать гипнотизера. Настоящего. Потемкин этот, кстати, где?
        - На гастролях.
        - Далеко?
        - Сейчас он за Уралом, в Тюменской области.
        - Далеко, - оценил Хамза. - Попробуем отыскать кого-нибудь здесь, в Москве.
        - Зачем?
        - Будем разбираться, Толик. Тухлая какая-то история. Я подтяну врачей, может, они что-то толковое подскажут. Покрутят тебя так и эдак.
        - Сколько же они меня будут крутить? - нахмурился Китайгородцев.
        - Им виднее, - с неискренней беспечностью сказал на это Хамза.
        - Вы хоть понимаете, что времени почти что нет?
        - Почему? - озаботился Хамза.
        И снова это выглядело так, будто он дурака валяет.
        - Никто не знает, что будет шестнадцатого числа! Если это правда... То, что мне сказали... Что я буду убивать... Я пойду убивать! Все эти ученые меня будут изучать да обследовать, а у меня шестнадцатого вдруг перемкнет, я их раскидаю, как щенков, и пойду искать Лисицына!
        Самого Китайгородцева такая перспектива, похоже, очень пугала. Ужасно чувствовать себя запрограммированным роботом и подозревать, что сам ты над своими поступками не властен.
        - Это мы учтем, конечно, - деловито кивнул Хамза. - Подстрахуемся. Закроем тебя надежно на эти дни. Чтобы ты не начудил, ежели чего.
        - Вы сами в это верите?
        - Во что? - спросил Хамза.
        Точно, валял дурака.
        - В то, что это гарантирует Лисицыну безопасность! - зло сказал Китайгородцев. - Знаете, что Потемкин мне сказал? Что он ничего не может обещать! Никто не может гарантировать того, что все обойдется! Я шестнадцатого могу быть под замком и вести себя, как пай-мальчик! А семнадцатого, когда меня выпустят из-под замка, я пойду к Лисицыну и все равно его убью! Я его и через год могу убить, вот ведь какая штука!
        - В таком случае надо милицию и прокуратуру подключать. Дело-то серьезное. И еще, я думаю, пора поставить в известность самого Лисицына. Оно ведь его напрямую касается, как ни крути.
        - Вы это серьезно?
        - А ты как думаешь? - спросил Хамза.
        Китайгородцев смотрел в его глаза и не мог понять, что такое с шефом происходит. Умный мужик, Китайгородцев не раз в этом лично убеждался, а тут простых вещей не понимает - того, что сплошную ахинею он несет и ничто из вышесказанного не поможет ни Китайгородцеву, ни Лисицыну.
        - Есть еще один вариант, - сказал Хамза. - Взять в оборот этого Михаила.
        Китайгородцев вдруг подумал, что ради одной этой фразы весь разговор и был затеян.
        * * *
        В загородный дом отправились втроем: Хамза, Китайгородцев и Лапутин. Ничего не обсуждали, просто сели в машину и поехали. Китайгородцев не представлял себе, что они будут делать, когда приедут на место, а спросить что-либо у Хамзы он не решался.
        Машину вел Лапутин, Китайгородцев сидел впереди, а Хамза по-хозяйски расположился сзади. И хоть бы кто слово проронил. Не меньше часа проехали, когда Хамза вдруг подал голос.
        - Браслеты взял? - спросил он.
        - Взял, - коротко ответил Лапутин.
        И дальше снова ехали молча.
        А Китайгородцеву этот короткий диалог все объяснил.
        Телохранитель Китайгородцев
        "Взять в оборот Михаила" - это означает совсем не то, что я сначала подумал. Я думал, что это просто поговорить. Ну, припугнуть его, возможно, куда же без этого. Только Хамза раньше меня понял, что это пустой номер. Нет ничего у нас на Михаила. Прав Хамза: тухлая история. Нечего Михаилу предъявить, и ничем его не испугать. Скажет, что не знает ничего, а дальше сами разбирайтесь. И даже если я шестнадцатого этого бедолагу Лисицына грохну, с Михаила взятки гладки. Гипноз к делу не пришьешь. Никто с подобным, может быть, никогда и не сталкивался, так что следствию, чтобы не попасть впросак, лучше и удобнее иметь дело со знакомыми материями. Есть убийца... а это я... вот с него и спрос... с меня, в общем. И Хамза хочет взять в оборот Михаила по самому жесткому варианту. Не пугать, а действовать. Браслеты - для чего? Допрос с пристрастием? Все равно никаких гарантий. Хамза не может этого не понимать. Хоть какая-то гарантия - только в том случае, если все эти дни Михаил будет на расстоянии вытянутой руки, фигурально выражаясь. И если я шестнадцатого слечу с катушек - вот тогда у Михаила и начнутся
настоящие неприятности. Тот самый жесткий вариант. Мы едем не поговорить. Мы едем для того, чтобы взять его в заложники. Я на сто процентов уверен в том, что это так. Я знаю Хамзу. Он своих не сдает. Ни разу не было такого, чтобы сдал. И он Михаилу объяснит, что с ним будет, если я шестнадцатого пойду Стаса Лисицына мочить. И сейчас я не очень верю в то, что он всерьез говорил про врачей, про милицию и прокуратуру. Говорю же - он не сдает своих. Тогда зачем сказал? Что это может означать? Не понимаю! Но что-то же он имел в виду? Зачем-то говорил? Загадка!
        * * *
        Хотя Китайгородцеву уже не раз приходилось ездить по этой лесной дороге, сейчас она казалась ему незнакомой. Деревья сбросили листву, на землю лег снег - картина изменилась до неузнаваемости.
        В свете автомобильных фар проявился из темноты полуразрушенный домик отсутствующей охраны, а дальше уже была двухкилометровая узкая дорога, которая должна вывести прямо к дому, и на этой усыпанной снегом дороге четко пролегли колеи от автомобильных шин. Было заметно, что редко здесь проезжают машины.
        Когда деревья расступились, открыв взорам обширную заснеженную лужайку, Китайгородцев не смог сдержать возгласа удивления: дом, который он привык видеть безжизненным и мрачным, был ярко освещен. У высокого крыльца стояли две машины.
        - У них, похоже, гости, - процедил Хамза.
        Гости - это плохо. Это помеха. Китайгородцев понимал.
        Подъехали ближе.
        - Здесь Лисицын, - определил Хамза.
        Точно: знакомые "Бентли" и "Лендровер". Час от часу не легче.
        Возле машин никого не было. В машинах тоже.
        - Пошли! - скомандовал Хамза и стал первым подниматься по ступеням.
        Лапутин и Китайгородцев последовали за ним.
        Хамза повращал ручку старомодного звонка. Долго ждали, но никто к ним не вышел. Тогда они просто открыли дверь, которая была не заперта, как оказалось.
        Массивная люстра скупо освещала огромный безлюдный зал.
        - Как думаешь, где они все могут быть? - спросил Хамза Китайгородцева.
        Тот выразительно указал взглядом на лестницу, ведущую на второй этаж.
        Хамза попросил Лапутина осмотреть помещения первого этажа, а сам пошел наверх, жестом позвав за собой Китайгородцева.
        И наверху тут и там горели светильники. Створки дверей, за которыми начиналась анфилада, были распахнуты. Хамза направился туда. В первом же зале, стены которого были увешаны картинами, Китайгородцев обратил внимание Хамзы на портрет Стаса Георгиевича Лисицына. Тот всмотрелся в изображение человека на портрете, одетого как царедворец, и по тому, как смотрел, стало ясно, что он удивлен.
        Следующие комнаты на их пути тоже были освещены и тоже безлюдны. И ни звука во всем доме. Анфилада тянулась долго, десяток залов, никак не меньше. Были залы, мрачные на вид. Обшитые темным деревом, с пурпурным бархатом штор и потемневшей бронзой неярких светильников. Два или три зала выглядели повеселее, живость им придавала торжественная позолота, красный атлас мебельной обивки, да и сама мебель здесь была не тяжеловесно-основательной, а вычурной - стиль разгульных французских королей. Но по-прежнему Китайгородцеву казалось, что он находится среди декораций - не было у него ощущения того, что люди здесь живут каждодневной будничной жизнью.
        За анфиладой находилась лестница, ведущая вниз. И там, внизу, слышались голоса. Пока еще невнятные, практически не различимые, но там явно кто-то был. Хамза и Китайгородцев спустились вниз. Здесь тоже были комнаты, но не такие помпезные, как наверху. Мебель попроще, площадь комнат поменьше - для челяди, наверное, или для не заслуживших особого почтения гостей. Настоящий лабиринт, где легко можно было заплутать. Хамза с Китайгородцевым шли, ориентируясь по звучащим в глубине этого лабиринта голосам.
        Первым они увидели одного из охранников Стаса Георгиевича. Охранник их признал, и похоже было, что он сильно удивился. Дорогу в комнату он им не преградил. В комнате был Стас Лисицын, собственной персоной. Одет в пальто, словно только что вошел. Он был мрачен, как проигравший битву маршал. И он тоже, кажется, был удивлен появлением гостей в столь поздний час. Смотрел на вошедших, ожидая разъяснений.
        - Здравствуйте, - сказал ему Хамза и больше ничего говорить не стал.
        - Вы здесь зачем? - осведомился после долгой паузы Лисицын.
        - Я вот его привез, - соврал Хамза, кивнув на Китайгородцева.
        Ахинею нес, конечно, но Лисицын на его вранье никак не отреагировал, поскольку его мысли были заняты совсем другим.
        - Никого нет! - сказал он, и сквозь удивление в его словах прорвалась растерянность.
        - Простите? - вопросительно произнес Хамза, искренне удивившись услышанному.
        - Нет их! - повторил Лисицын, нервно разведя руками.
        - Уехали? - уточнил Хамза.
        - Не знаю!
        То есть самого Лисицына Михаил и Наталья Андреевна в известность не поставили. И если это так, тогда "уехали" - это неправильное определение. Правильное - бегство. Они сбежали.
        * * *
        Они осмотрели весь дом, комнату за комнатой. Добрались и до помещений на втором этаже, которые еще недавно занимали Наталья Андреевна и Михаил. Их одежда, их вещи - по ним угадывалось недавнее присутствие людей. Китайгородцев обратил внимание на царящий здесь порядок. Похоже, что собирались основательно, без спешки. Уехали наверняка машиной.
        - Машины Михаила нет? - спросил Китайгородцев у Лисицына.
        - Нет.
        Погрузились и уехали.
        Подгадав момент, когда их никто не мог услышать, Хамза спросил у Китайгородцева:
        - Заметил ты что-нибудь? Какие-то следы присутствия здесь третьего.
        - Да.
        - Правда?! - удивился Хамза. - Где?
        - На первом этаже, в одной из комнат.
        - Пойдем-ка! - сказал озадаченный Хамза. - Покажешь мне. Я ничего такого не увидел, если честно.
        Вдвоем они спустились по черной лестнице, которой завершалась анфилада второго этажа. В лабиринте помещений первого этажа Китайгородцев почти сразу отыскал искомое. Сдвинул задвижку, распахнул дверь. Ничем не примечательная комната, одна из многих. Хамза разглядывал ее обстановку, не переступая порога, и пытался понять, что именно могло привлечь внимание его спутника. Понять не получилось.
        - Я не вижу ничего, - пожал он плечами.
        - Здесь нет пыли, - сказал Китайгородцев. - Идеальная чистота. Совсем не так, как в других комнатах. Как будто старательно ликвидировали все следы присутствия здесь человека.
        Теперь и Хамза увидел: очень чисто, неестественно чисто.
        - И еще замок этот, - потянул задвижку Китайгородцев. - Единственная комната из тех, где есть мебель, есть окна, то есть жилая, которая запирается снаружи, но изнутри замок открыть нельзя. Здесь запросто могли кого-то запирать.
        И получалось, что тот, третий, все-таки был.
        - Задвижка совсем новая, - сказал Китайгородцев. - Недавно ставили. Может быть, уже после того, как я увидел этого умершего генерала за окном. И они, чтобы подобное не повторилось, решили подстраховаться.
        * * *
        Лисицын так и не снял пальто. Он сидел в кресле в одной из комнат второго этажа и пил коньяк. Двое его охранников бродили по пустому дому, как неприкаянные. Обстановка мрачная. Так бывает, когда покойник в доме.
        - Стас Георгиевич, прошу меня правильно понять, - сказал Хамза. - Это не праздное любопытство, поверьте. Что происходит?
        Лисицын отхлебнул коньяка, ответил неохотно, не глядя на собеседника:
        - Семейные дела.
        - И все-таки, - проявил настойчивость Хамза. - Они уехали. Почему? Куда? Кто тут был третий? Вы в курсе?
        Лисицын еще больше помрачнел. Хамза ждал ответа. Отвечать Лисицын не хотел.
        - Это наши семейные дела! - повторил он с нажимом.
        И не лезь, мол, в них, если не хочешь нарваться на грубость.
        - Я бы во все это не вмешивался, - сказал Хамза. - Если бы до меня не дошли кое-какие слухи. Касательно вас... А мы пустяками не занимаемся, вы в курсе, я надеюсь, - нагнетал страсти Хамза, чтобы деморализовать собеседника.
        Лисицын был заинтригован и уже оставил свой коньяк.
        - На вас готовят покушение, - сообщил Хамза.
        Лисицын на глазах трезвел.
        Хамза ничего больше не добавил. Он запустил пробный шар и теперь ждал, чем партнер ответит.
        - Ты шутишь? - спросил Лисицын, не поверив до конца в услышанное.
        - У вас разве нет врагов?
        - Что за чушь! - пробормотал Лисицын.
        Китайгородцев видел, как Стас Георгиевич лихорадочно пытается сообразить, что все это может означать.
        - Это никак не может быть связано с вашими родственниками? - пытался добиться искренности Хамза. - С этим третьим, например, который здесь жил.
        - Полная чушь! - уже уверенно ответил Лисицын.
        - То есть вы не ждете неприятностей? - не поверил Хамза.
        - Нет!
        - И даже предчувствий никаких недобрых?
        - Нет!
        - А если, предположим, шестнадцатое ноября, - вроде бы задумчиво произнес Хамза, но смотрел он зорко. - Что за день такой в вашей жизни? Чем примечателен?
        - Шестнадцатое, - пробормотал Лисицын, роясь в памяти. - Шестнадцатое ноября... Пятнадцатое... Пятнадцатое? - Как будто ему что-то вспомнилось.
        - Шестнадцатое! - твердо повторил Хамза.
        - Что за черт! - хмурился Лисицын. - И что - шестнадцатого меня будут убивать?
        Хамза ничего не ответил, но его взгляд был красноречивее всяких слов.
        - Шестнадцатое! - прозрел, наконец, Лисицын. Он замер, потрясенный сделанным открытием.
        И Китайгородцев тоже обмер. Потому что, если до сих пор в нем еще теплилась надежда на то, что произошла какая-то ошибка и про шестнадцатое - это несерьезно, это блеф, и ничего такого шестнадцатого ждать не надо, сейчас, именно в эту минуту, он понял, глядя на Лисицына, - не блеф. Шестнадцатое - не пустой звук для Лисицына. Особенный какой-то день. И когда наступит шестнадцатое ноября, Китайгородцев пойдет несчастного этого Лисицына убивать.
        * * *
        Кажется, Лисицын сломался после этого. Он все еще смотрелся хозяином, но когда удавалось заглянуть ему в глаза, в них можно было увидеть растерянность и страх.
        - Но это точно - про шестнадцатое? - добивался он ответа от Хамзы.
        Хамза выразительно кивал, но до объяснений так и не снизошел. Он сразу перевел разговор в практическую плоскость, дожимая деморализованного собеседника.
        - Мы можем взять вас под охрану, - сказал Хамза. - У нас пять дней... Четыре дня фактически, - поправил сам себя, взглянув на часы. - Не так уж много времени, но что-то можно придумать, разработать комплекс мер. Вывезем вас в безопасное место, людей надежных к вам приставим...
        Когда он сказал про надежных людей, Лисицын посмотрел на Китайгородцева. Наверное, рассчитывал, что того ему дадут в телохранители. Китайгородцев не выдержал и опустил глаза.
        - Возможно, надо будет в милицию обратиться, - сказал Хамза.
        Китайгородцев настороженно поднял глаза на шефа.
        - Не надо никакой милиции! - нервно отмахнулся Стас Георгиевич.
        - А почему? - будто бы удивился Хамза.
        Лисицын занервничал сильнее.
        Если бы он повторил свою недавно озвученную мысль о том, что дело семейное и не надо сюда посторонних впутывать, это могло бы сойти за причину. Но он дрогнул, и дело, следовательно, было совсем не в том.
        - Допустим, мы сами, - сказал Хамза. - Своими силами. Мы справимся, дело привычное, - приободрил он собеседника. - Но нам надо знать, что к чему. Подробности нужны.
        - Подробностей не будет, - мрачно сообщил Лисицын.
        Он лихорадочно искал выход, но не находил. Он что-то знал, но этого знания ему было мало, добавить бы то, что было известно Хамзе...
        - Я могу тебя нанять, - сказал Лисицын. - С твоей фирмой заключить договор. Но только в том случае, если мне от этого будет практическая польза.
        - Мы охраняем, - начал было Хамза.
        Но Лисицын остановил его резким жестом.
        - Я готов на это только в случае, - сказал он, - если ты действительно посвящен в подробности. Если ты, допустим, знаешь, откуда можно ждать нападения. Ты в курсе этого?
        - Да, - кивнул Хамза.
        - Заказчика знаешь?
        Хамза подумал. Было понятно, что Лисицын его проверяет. И надо решить, можно ли раскрыть карты.
        - Знаю, - осторожно сказал Хамза.
        - Кто?
        Точно, проверяет. Но вряд ли для самого Лисицына это такая уж большая тайна. Риск минимальный. Можно говорить.
        - Возможно, Михаил, - сказал Хамза.
        Стопроцентное попадание, ответ засчитан.
        - А исполнитель будет кто? - спросил Лисицын, заторопившись, как идущий по следу охотник.
        У Китайгородцева сжалось сердце.
        - Ты в курсе? - проявил нетерпение Лисицын.
        Хамза молчал, но можно было догадаться, что он знает.
        - Кто?! - резко спросил Лисицын.
        Китайгородцева корежило. Плохо было так, как никогда прежде.
        - Стас Георгиевич, - произнес было вкрадчивым голосом Хамза, но собеседнику было не до обсуждений.
        - Сколько ты хочешь? - оборвал Лисицын. - Назови свою цену!
        - Тут дело не в деньгах...
        - В деньгах!
        - Не в деньгах, - заупрямился Хамза.
        - А в чем? - спросил Лисицын с досадой.
        - Я же говорю: мне важно знать, что происходит. Подробности нужны. Вы мне информацию, я вам - координаты киллера.
        - Но ты точно знаешь киллера?
        - Да, - спокойно ответил Хамза.
        - Придется рассказать, - сообщил Лисицын, и металлические нотки недобро звякнули в его голосе.
        Что-то неуловимо изменилось в разговоре в эту самую секунду. И Хамза это почувствовал, и Китайгородцев.
        Интересно, у его пацанов есть стволы?
        - Ты не представляешь, насколько это все серьезно - про шестнадцатое, - сказал Лисицын. - Речь о моей жизни идет. И я церемониться не буду.
        И взгляд у него тоже стал недобрый.
        Похоже, есть стволы. Иначе бы не лез в бутылку.
        - Никто из вас отсюда не уйдет, пока я не услышу - кто.
        Если он услышит, кто назначен в киллеры, тогда им точно не дадут уйти.
        Китайгородцев прикинул, как им быть. Пока телохранители Лисицына слоняются по дому, самого Лисицына надо брать в оборот. Либо нейтрализовать сейчас и уходить. Либо уходить, забрав его с собой и прикрываясь, как щитом.
        - Хорошо, я вам скажу, - вдруг согласился Хамза.
        Не ожидал Китайгородцев.
        А Хамза поднялся из кресла и пошел к двери.
        - Стоять! - всполошился Лисицын.
        Его бойцы затерялись где-то в недрах дома, и он пока не готов был к противостоянию.
        - Не при свидетелях, - ровным голосом сообщил Хамза, и, кроме как о Китайгородцеве, ни о ком другом он так не мог сказать.
        Хамза стоял в дверях. Еще шаг - и окажется за порогом. Лисицын занервничал.
        - Идемте! - дружелюбно предложил ему Хамза.
        Лисицын, наконец, сообразил, что лучше ему пойти с Хамзой, чем выпроводить из комнаты Китайгородцева. Уйдет Китайгородцев - куда? За помощью? Это лишние проблемы.
        Лисицын вышел из комнаты следом за Хамзой. Китайгородцев еще слышал, как Хамза спросил:
        - Но вы мне скажите точно: ваш отец, генерал Лисицын, - он действительно умер?
        - Да, - ответил Стас Георгиевич.
        - Похоронен в Москве?
        - На Ваганьковском кладбище, - сказал Лисицын.
        Они пошли прочь от двери, чтобы поговорить наедине. А Китайгородцев вдруг увидел ключи. От автомобиля, на котором они сюда приехали. Ключи лежали на столе. Хамза забыл.
        Забыл. Забыл? Да не забыл! И Лисицына он не просто так увел!
        Китайгородцев взял ключи и вышел из комнаты. Где-то неподалеку бубнил Хамза. Точно, специально заговаривает зубы Лисицыну.
        Китайгородцев беспроблемно вышел на галерею. Здесь он нос к носу столкнулся с одним из охранников Лисицына.
        - Все тихо? - деловито осведомился Китайгородцев.
        - Угу.
        - Напарник твой где? Лисицын интересуется.
        Про Лисицына Китайгородцев упомянул неспроста. Чтобы подозрений не возникло.
        - Ходит где-то, - заволновался охранник. - Щас найду!
        Похоже, далеко напарник. И можно рискнуть. Китайгородцев воспользовался тем, что охранник стоял спиной к стене. Ударил кулаком в лицо что было силы. Затылком охранник впечатался в стену. После таких жестоких ударов на ринге останавливают бой. Охранник по стеночке сполз на пол. Китайгородцев рванул его пиджак. Посыпались пуговицы. Обнажилась плечевая кобура. Пистолет. Травматический. Неспроста у Китайгородцева с первого дня возникли подозрения насчет профессионализма лисицынской охраны. Они бы еще с газовыми баллончиками хозяина сопровождали. На поясе у охранника болтались наручники. Китайгородцев не без труда доволок стокилограммовое тело до ограждения галереи, приковал к нему поверженного охранника. Прислушался. Тихо в доме. Торопливо проверил содержимое карманов бесчувственного парня. Паспорт. Мобильник. Бумажник: небольшая сумма денег и пара дисконтных пластиковых карт из супермаркетов. Два ключа на общем кольце. По-видимому, от квартиры. Несвежий носовой платок. Больше не было ничего.
        Прошел по галерее, спустился вниз по лестнице. Шаги. Китайгородцев отступил за чучело огромного медведя. Из бокового коридора вышел Лапутин. Китайгородцев выразительно приложил палец к губам. А понятливый Лапутин, увидел в руке Китайгородцева травматический пистолет, тотчас быстро и бесшумно выдернул из кобуры оружие.
        - Охранника видел? - шепотом спросил Китайгородцев.
        - На кухне, - шевельнул губами собеседник. - Ждет.
        - Разоружаем. Жестко.
        Лапутин даже не спросил, что тут к чему. Он ходил по дому в одиночестве, а Китайгородцев был с Хамзой. Видно, обстановка изменилась. Пацана того на кухне мордой в пол, а потом уже будем разбираться, зачем это нужно.
        Бесшумно ступая, дошли до кухни. Было слышно, как громыхает посудой охранник. Хорош телохранитель. Расслабился. А если бы его хозяина в эти минуты резали на куски где-то в лабиринтах дома?
        В кухню ворвались, как смерч.
        - На пол!
        - Ложись!
        - Замочим!
        Едва охранник увидел в руках Лапутина пистолет - он рухнул на пол, как подкошенный. Лапутин его держал на мушке, Китайгородцев разоружал. У этого тоже был травматический пистолет.
        - У Лисицына есть оружие? - спросил Китайгородцев.
        - Кажется, нет.
        Китайгородцев на всякий случай ударил парня ногой по ребрам.
        - Я не видел! - поспешно сказал тот.
        - Приехали сюда - зачем?
        - У шефа дела какие-то! - попытался увильнуть от ответа охранник.
        Китайгородцев еще раз ударил его.
        - Мы пехота! - взвыл охранник. - Что приказали, то и делаем!
        - А что приказали? - спросил Китайгородцев.
        - Искать.
        - Кого?
        - Не знаю.
        Удар по ребрам.
        - Ох-х! - выдохнул охранник. - Я правду говорю! Он не сказал! Ищите, говорит! Тут кто-то должен быть!
        - Мужчина? Женщина?
        - Я так понял, что мужик.
        Какой-то шум. Охранник дернулся.
        - Лежать! - зашипел Китайгородцев.
        Снова тишина.
        Китайгородцев склонился над охранником, вывернул карманы, содержимое бросил на пол: бумажник, наручники, паспорт, зажигалка, сигареты... Больше ничего. Китайгородцев похолодел.
        - Вас сколько здесь?! - спросил он, уже понимая, что прошляпили.
        - Чего? - не сразу сообразил парень.
        - Сколько вас сюда приехало?
        - Четверо.
        - Лисицын и трое охранников?
        - Да.
        Точно, прошляпили. Где-то потеряли одного в огромном этом доме. Даже не подозревали о том, что здесь еще кто-то есть.
        - Он вооружен? - спросил Китайгородцев.
        - Да, ствол у него.
        - Настоящий? Или такой, как у тебя?
        - Как у меня.
        - Где его искать?
        - Не знаю. Ходит где-то.
        У Китайгородцева в кармане запиликал мобильный телефон.
        - Алло! - отозвался Китайгородцев.
        - Ты где?
        Это был Хамза.
        - Я в доме, - доложил Китайгородцев.
        - Какого черта!
        Значит, не ошибался Китайгородцев. Не просто так оставил на столе ключи Хамза.
        - Мы охрану вырубили, - сообщил Китайгородцев. - Двоих. Но тут еще третий где-то бродит.
        - Какого черта! Мы сами!
        Сами справятся. У Лапутина ствол, и у Хамзы ствол. Хамза в себе уверен и выпроваживает Китайгородцева.
        Тот на всякий случай замкнул наручники на запястьях поверженного охранника, после чего сказал Лапутину:
        - Я поехал. Ты здесь. Еще есть третий.
        - Я понял.
        Китайгородцев вышел из дома. Ветра не было. Чарующе медленно падал снег. Он этой красоты не замечал. Сел в машину, завел двигатель. Засветился циферблат часов.
        Двадцать три часа пятьдесят шесть минут.
        Телохранитель Китайгородцев
        Хамза намеренно меня выпроводил. Буквально выгнал. Потому что только когда меня нет в доме и я далеко, он может не бояться наихудшего развития событий. Лисицын ничего плохого не сделает ни Хамзе, ни Лапутину. Бессмысленно их мордовать и брать в заложники. Киллер все равно исчез. Киллер - это я. Я убью Лисицына шестнадцатого. Я не верю в это. Не может быть. Я не хочу. Я этого не сделаю.
        ДВЕНАДЦАТОЕ НОЯБРЯ. ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДО УБИЙСТВА
        В первом часу ночи Потемкин отложил в сторону книгу, которую читал, и погасил лампу на прикроватной тумбочке. В одном из номеров в конце гостиничного коридора горланила пьяная компания. Потемкин впервые увидел этих людей три часа тому назад в местном ресторане, куда зашел поужинать. Трое мужчин и женщина, мелкие предприниматели из числа тех, что держат по два-три торговых места на провинциальных рынках. В этот городок они приехали к китайцам за товаром, как можно было понять из их разговоров. Соседство с ними было невыносимым, Потемкин не задержался в ресторане, ушел, а через два часа столкнулся с сильно выпившей четверкой уже в гостинице. Неприятно, конечно. И неспокойно. Но Потемкин ни шумной компании замечания не сделал, ни администратору гостиницы не пожаловался, потому что не любил ввязываться в конфликты.
        Кому-то, наверное, весь этот шум все-таки надоел. Вызвали милицию. То есть сначала раздался топот тяжелых ботинок в коридоре, потом постучали в дверь - к Потемкину.
        - Откройте, милиция!
        Компания все так же шумела где-то, но напряжение от их близкого присутствия вдруг растворилось в душе Потемкина. Он облачился в свой роскошный халат и с готовностью открыл дверь. Его сбили с ног одним ударом, ввалились в комнату, зажгли свет, и только теперь Потемкин обнаружил, что никакая это не милиция, а бандиты, от которых он с переменным успехом бегал все последнее время. Добегался. Он испугался не на шутку.
        - Где твой бычара? - спросили у него.
        - Кто? - не понял Потемкин.
        - Ну этот, который с тобою ездит.
        - А-а, - протянул Потемкин. - Его нет.
        Ему почему-то сразу поверили, и он даже не сообразил, что ребята эти уже имели разговор с администратором и знали все: и в каком номере остановился гипнотизер Потемкин, и то, что приехал он один. Проверка такая.
        Потом Потемкину заклеили рот скотчем. Били ногами, не давая подняться с пола. Он мычал и извивался ужом, но это ему не помогало. Вначале прикрывал руками голову, потом понял, что по голове его не бьют. Значит, убивать не будут.
        Били зло, но, когда завершили экзекуцию, быстро успокоились и стали действовать деловито-буднично, словно выполняли какую-то привычную работу. Мол, бизнес есть бизнес, тут ничего личного, дружок.
        - Собирайся, - сказали Потемкину. - Поедешь с нами.
        Он замычал в ответ и мимикой постарался объяснить, что хочет им сказать что-то.
        Отклеили скотч. Было больно - как кожу сдирали. Потемкин едва не взвыл.
        - У меня гастроли, - сказал он. - Еще пять городов.
        - Это не гастроли, Ильич, - веско произнес Шварц. - Это лажа полная - по деревням засранным шнырять. Ни денег тут тебе, ни удовольствия.
        Шварцем его прозвали потому, что был качком. Совсем как актер Шварценеггер.
        - Поедешь с нами, у нас все схвачено, - добавил Шварц. - По нормальным будем ездить городам и бабки тоже будем поднимать реальные.
        Опять они брали Потемкина в оборот, и не спасешься от них, не спрячешься. Шварц сидел. У Шварца характер не сахар. Он не знает, как это - по-хорошему. Шварц только по-плохому может. Потемкин готов был расплакаться от осознания своего бессилия что-либо изменить. Расстался с Китайгородцевым - и только хуже получилось.
        Под недобрыми взглядами своих опекунов Потемкин собрал вещи. Его не поторапливали, но было заметно, что спешат.
        Вывели из номера в коридор: один шел впереди, и двое сзади. Шумела пьяная компания. Сегодня не у них беда, а у Потемкина.
        Пока шли по коридору, Потемкину продемонстрировали нож.
        - Смотри, не облажайся, - посоветовали.
        И мимо администратора Потемкин прошел ровной походкой не знающего проблем человека и даже улыбнуться смог.
        - Вы уезжаете? - удивился администратор, увидев, что постоялец идет к выходу с вещами.
        - Мы вернемся, - пообещал Шварц.
        Вышли в морозную ночь. У гостиницы стояла знакомая Потемкину "Ауди". Его усадили на заднее сиденье так, чтобы он оказался между двух сопровождающих. Шварц сел за руль.
        Из городка выехали быстро - гостиница располагалась на главной улице, проехали эту улицу до конца и оказались на загородном шоссе. Пустынная дорога, машин встречных нет, места глухие. Когда отъехали немного от города, Шварц остановил машину. Потемкин встревожился и, как оказалось, не зря. Его выволокли из машины, особенно не церемонясь.
        - Будем мочить, Ильич, - сообщил Шварц. - Несите лопаты, пацаны.
        - Вы что - сдурели?! - ужаснулся Потемкин.
        - Ты много задолжал. Я такое не прощаю.
        - Я верну!!!
        - Ага, я видел, как ты возвращаешь, - напомнил Шварц. - Бегал ты от нас долго - вместо того чтобы для нас деньги зарабатывать, и веры тебе теперь нет.
        Потемкин испытал такой ужас, что утерял способность трезво мыслить. Он поверил в то, что будут убивать. Не мог сообразить, что вряд ли эти пацаны гонялись бы за ним по всей стране только для того, чтобы убить на пустынной ночной дороге. Да и про лопаты - глупость и страшилка для слабонервных, потому что земля уже мерзлая и много здесь не накопаешь.
        - Хана, Ильич, - объявил Шварц и достал нож.
        Лезвие страшно блеснуло в лунном свете.
        - Я отработаю! - пообещал Потемкин. - Год, два, три - сколько скажете!
        - Долг большой.
        - Но я же буду возвращать! - взмолился Потемкин. - Если убьете, тогда уж точно ни копейки не вернется! - Он вдруг подумал, что им можно объяснить, напомнить об их выгоде. - Отомстить, конечно, можете, - заторопился он. - Но денег это не принесет! А так вы годами сможете зарабатывать на мне! Я же как завод: работаю постоянно и прибыль приношу!
        - С тобой мороки больше, чем той прибыли! - зло сказал Шварц.
        Он стращал перепуганного собеседника. Потемкин заглотнул наживку.
        - Прибыль будет! - горячо заверил он.
        - Будет, будет, - кивнул Шварц. - Ну, где лопаты, пацаны?
        Потемкин решил, что он сейчас умрет.
        - У меня на примете дело есть! - воскликнул он. - Информация для вас! Может пригодиться! Только надо обмозговать, как использовать!
        - Ладно, хватит, - недовольно произнес Шварц.
        Точно, будут убивать.
        - Есть человек! - заспешил Потемкин. - В Москве! С деньгами! Его будут убивать! А он еще не знает!
        - Его проблемы, - отмахнулся Шварц.
        - Ведь можно заработать!
        - Это вряд ли.
        - Можно, можно! - убеждал Потемкин. - Я знаю, кто будет убивать! И дату знаю!
        Шварц не заинтересовался, но один из его подельников спросил у Потемкина:
        - Когда?
        - Шестнадцатого! - с готовностью доложил Потемкин, обнаружив, что контакт установлен.
        - Шестнадцатого чего?
        - Ноября!
        - А сегодня у нас что? Так уже скоро!
        - Вот! - с чувством произнес Потемкин. - Несколько дней осталось! И если к этому человеку прийти...
        - К кому? - никак не мог сообразить Шварц.
        - К жертве! Которую убьют! - пояснил Потемкин. - Можно ей информацию продать! И про покушение, и про киллера!
        Шварц все еще сомневался. Непривычное дело.
        - Попытка - не пытка, - сказал его подельник.
        Эта фраза все решила. Время еще есть, можно обмозговать. Там видно будет. И для комедии этой с расправой над Потемкиным финал хороший. Пусть думает, что его действительно собирались убить, но отложили расправу из-за вновь открывшихся обстоятельств. Так он сговорчивее станет - если будет под страхом смерти жить.
        - Садись в машину! - распорядился Шварц. - Расскажешь по дороге.
        * * *
        Потемкин натерпелся такого страху, что до сих пор не мог поверить до конца в то, что остался жив.
        - Его фамилия Лисицын, - рассказывал он сбивчиво. - По бизнесу в Москве. Чем занимается - не знаю. Но папа - генерал. Вроде как мертвый, а там - кто знает. В общем, дело не в папе, а в нем самом. Зовут Стас Георгиевич. Есть мать, Наталья Андреевна. Дом за городом. Большой.
        - Где именно?
        - Не знаю.
        - Как же мы найдем? - засомневался Шварц.
        - Это не сложно. Дом наверняка записан на него. Да это и не важно, - сказал Потемкин. - Он там не живет. С матерью отношения сложные. Так что он в Москве. А в Москве найти - не проблема.
        - Киллер - кто?
        - А киллер - этот парень.
        - Какой?
        - Вы его видели, - сказал Потемкин, замявшись. - Ну, этот, с палкой инвалидской.
        - Бычара? - недобро процедил Шварц.
        - Ну, пускай так будет, - не стал перечить Потемкин.
        - А ты откуда знаешь? Он сказал?
        - Да.
        - Сам? - не поверил Шварц.
        - Это гипноз, - пояснил Потемкин. - Ему дали такую установку.
        - Загипнотизировали, что ли?
        - Вот именно.
        - Кто?
        - Родственник этого Лисицына. Я же говорю: отношения у них там сложные. У родственника этого - настоящий дар. Он сильный гипнотизер, я чувствую. И он внушил этому парню... которого вы знаете...
        - Короче! - с досадой бросил Шварц.
        - Он внушил парню, что наступит шестнадцатое число, и тот пойдет Лисицына убивать.
        В салоне машины повисла тишина. Эти трое не поверили бы Потемкину, если бы они его не знали с давних пор. Но они на гастролях были рядом с ним, присутствовали на сеансах и многократно видели, что гипнотизер способен вытворять со взрослыми и еще каких-то полчаса назад вполне вменяемыми людьми. Так что им до того, чтобы поверить, осталось совсем чуть-чуть. Надо было только осознать услышанное. Оправиться от первого шока.
        - Но это точно? - неуверенно спросил Шварц. - Он в натуре мочить пойдет?
        - Пойдет! - сказал Потемкин. - Я в гипнозе понимаю кое-что, вы сами имели возможность убедиться. И я знаю, я на все сто процентов уверен: наступит шестнадцатое, и он пойдет убивать! Как робот! Он даже не поймет, что он творит! Придет к этому Лисицыну и убьет его!
        * * *
        Китайгородцев приехал на кладбище, когда рассвело. При входе продавали цветы. Он купил немудреный букет, чтобы быть похожим на пребывающего в скорби посетителя.
        Где искать - этого он не знал. Была мысль обратиться в администрацию кладбища, но когда прошел за ворота, к нему приблизился насквозь промерзший на студеном ветру сухопарый дядечка в очках и неуверенно предложил Китайгородцеву:
        - Экскурсию желаете? Самые известные захоронения. Высоцкий, Есенин, Андрей Миронов, Листьев Влад и много кто еще. Останетесь довольны.
        Его смущал букет в руках Китайгородцева. Может, на родную могилу человек идет, но только странно - те, кто здесь уже бывал, ворота минуют уверенно, а этот не таков.
        - Мне нужна могила генерала Лисицына, - сказал Китайгородцев.
        - Лисицын, - протянул дядечка и закатил глаза, вспоминая. - Генерал!
        Как будто осенило.
        - Да, генерал, - подтвердил Китайгородцев.
        - Кажется, знаю. Не уверен твердо. Если что-то напутал - не взыщите. Сюда прошу!
        Пошли по расчищенной от снега дорожке.
        - Захоронений много, - говорил Китайгородцеву провожатый, то и дело к нему оборачиваясь. - Но люди в основном известными могилами интересуются. Специально приезжают, даже из других городов. Поэтому я и говорю вам: могу напутать что-то. Но вроде здесь она.
        Зрительная память его не подвела. Свернул с дорожки, пошел между могил, где не расчищено и не протоптано, благо снег еще был неглубокий, и очень скоро вывел Китайгородцева к черному памятнику с портретом человека в военной форме. Звезды на погонах были большие. Настоящий генерал. Лисицын Георгий Александрович. Судя по дате смерти, он умер десять лет тому назад.
        Китайгородцев положил цветы прямо на снег. А взгляд от портрета никак не мог оторвать. Этого человека он видел в том доме. Невозможно ошибиться. И поверить тоже невозможно.
        Провожатый тактично напомнил о себе.
        - Родственники бывают, - сообщил. - Приличные такие люди.
        Он готов был удалиться, но рассчитывал на скромное вознаграждение своих трудов.
        - А вы их видели? - заинтересовался Китайгородцев и вытянул из кармана бумажник.
        - А как же!
        - Наталья Андреевна, наверное...
        - Вдова, - с готовностью сообщил провожатый, старательно не глядя на бумажник. - Пожилая женщина. Видно, что генеральша. Настоящая графиня.
        Он точно описал вдову. Именно графиня. Другого слова и не подобрать.
        - Сыновья опять же, - сказал дядечка.
        Китайгородцев протянул ему пятьсот рублей, хотя еще секунду назад готов был расстаться только с сотней.
        - А что за сыновья? - спросил он. - Их сколько вообще?
        - Двое.
        - Вместе приезжают?
        - Порознь. Один редко совсем. Я и видел-то его раза два или три. Издалека он, не москвич.
        - Это точно?
        - У него машина из сорокового региона. Ну, на номерном знаке цифра есть, вы знаете.
        - Знаю.
        - У него там "40".
        - Как же вы запомнили?
        - Я сам сорокового года рождения. Просто отложилось в памяти.
        - А машина какая?
        - Я не помню, - сказал дядечка, приобретая виноватый вид.
        - А здесь точно похоронен генерал?
        - Простите, я не понял? - удивился собеседник.
        - Может быть такое, что вместо генерала другого кого-то похоронили? Или даже никого. Пустая могила, предположим.
        Дядечка выглядел озадаченным.
        - Как же так! - сказал он. - Разве так бывает?
        - Вы видели, как его хоронили? - спросил Китайгородцев.
        - Нет.
        - Тогда вопросов больше не имею.
        Собеседник откланялся и ушел. Китайгородцев осмотрел близлежащие могилы, но ничего интересного для себя не обнаружил. Можно было уезжать.
        У ворот Китайгородцева окликнул его недавний провожатый. С ним был тощий, изъеденный какой-то внутренней болезнью мужичок в потертой дубленке.
        - Я извиняюсь, - сказал Китайгородцеву провожатый. - Паша видел, как генерала хоронили.
        Паша сдержанно кивнул. Он выглядел суровым. Китайгородцев дал ему пятьсот рублей. Деньги Паша принял с достоинством человека, зарабатывающего на жизнь давно и трудно.
        - Сам я его и хоронил, - сказал Паша. - Зима была. Земля промерзла. Долго ковырялись.
        - Но это точно был генерал? - спросил Китайгородцев.
        - А кому же быть еще? В погонах!
        - Вы лицо покойника запомнили? - сказал Китайгородцев. - То же самое лицо, что и сейчас на памятнике?
        - Один в один! - подтвердил Паша. - Достойные похороны были. Без слез, - вспомнилось ему.
        - А что, когда не плачут, это достойные похороны? - поинтересовался Китайгородцев.
        - И со слезами - тоже бывает достойно. А тут другая история. Генеральская вдова. Сразу видно. Мужественная женщина. Никаких соплей.
        Китайгородцев вспомнил Наталью Андреевну. Такая могла бы не пролить слез на похоронах. Мужественная женщина. Неправильная какая-то фраза. Но верная.
        * * *
        В Калуге Китайгородцев оказался сразу после полудня. Он не знал имени Лисицына, но ему было известно отчество. Этого оказалось достаточно для того, чтобы узнать адрес. Чтобы не терять времени в поисках нужной улицы, Китайгородцев оставил свою машину и взял такси. Лисицын Глеб Георгиевич, как оказалось, жил на окраине города в многоквартирном доме, который даже внешне выглядел крайне непрезентабельно. Дверь подъезда повисла на одной петле. В самом подъезде было темно и смрадно. Китайгородцев нужную квартиру нашел только потому, что на двери соседней квартиры масляной краской был неровно написан номер - на двери Лисицыных номер вообще не был указан. Звонка не было. Китайгородцев постучал. Никто не ответил. Зато соседи были начеку. Открылась одна из дверей на лестничной площадке, и бабуля в платке, разглядывая незнакомца с бесстыжим любопытством, сказала:
        - А ее нетути!
        - А где? - коротко осведомился Китайгородцев.
        - На работе.
        - А хозяин? Глеб Георгиевич где?
        Тут бабуля изумилась.
        - А вы кто будете? - не сумела она этого своего изумления скрыть.
        - Я по работе, - подпустил туману Китайгородцев. - Глеб - где?
        - Так ить не живет.
        - Как это так?
        - Так! - сказала бабуля желчно. - Бросил!
        - Давно?
        - Давно!
        - Где же его искать?
        - Он про жену забыл, а перед нами вовсе не отчитывается.
        - Жена где работает?
        - В школе тут, учителкой.
        - Звать как?
        - Нинка.
        * * *
        Нинка оказалась никакой не Нинкой, и Ниной Петровной, милой русоволосой женщиной лет около сорока. Визит Китайгородцева ее озадачил, первый же его вопрос - тем более.
        - Где мне искать Глеба Георгиевича? - спросил Китайгородцев.
        И обнаружил, как удивилась собеседница. Пожала плечами растерянно, замотала головой. Это не ко мне, мол, не по адресу.
        - Я по просьбе Стаса Георгиевича, - соврал Китайгородцев, пытаясь нащупать верную дорожку.
        Кажется, не угадал. Женщина опустила глаза. Так делают, когда берут паузу для раздумий.
        - При чем тут Стас Георгиевич? - осведомилась собеседница.
        Что-то не то сказал Китайгородцев.
        - Что за дружба у них такая с Глебом? - В голосе женщины Китайгородцев уловил недоверие.
        Точно, не то сказал.
        - Я подробностей не знаю, - пожал плечами Китайгородцев. - Я всего лишь посредник. Что велели, то и делаю.
        - Глеба я не видела давным-давно, - сказала Нина Петровна. - С прошлого года - это точно. Так что не по адресу!
        Она подняла, наконец, глаза на собеседника. Взгляд был недружелюбный, отталкивающий.
        Беседовали они в пустынном школьном коридоре. Уроки уже закончились, все разошлись. И Нина Петровна уже ушла бы, если бы не этот так некстати появившийся гость. Нежеланный гость.
        - Ничем не могу помочь! - сказала Нина Петровна.
        Гуд бай. Ауф видерзеен. До свидания, в общем.
        Она сделала попытку уйти. Но по коридору в их сторону направлялся высокий парень, и Нина Петровна остановилась.
        - Я дам вам адрес, - она порылась в сумочке, достала ручку и листок бумаги. - Там жил Глеб. Спросите у соседей, может, они в курсе.
        Она так торопилась написать адрес, что буквы в строчках прыгали, как сумасшедшие.
        - Вот, возьмите! - она ткнула листок в руки Китайгородцеву.
        Парень был близко. И Китайгородцев догадался, что Нина Петровна не хочет говорить при нем.
        - Алешенька, я уже иду! - сказала женщина.
        Парень забрал сумку из ее рук и издалека произнес специально для Китайгородцева вежливое "Здрасте!".
        Сын? Вполне возможно.
        * * *
        Из-за двери квартиры слышался какой-то шум. Там явно кто-то был. Китайгородцев даже подумал, что сейчас он, наконец, увидит Глеба. Но дверь ему открыла женщина - неопределенного возраста, но определенно нетрезвая.
        - Здравствуйте! - сказал ей Китайгородцев, глядя строго. - Глеб Георгиевич Лисицын здесь проживает?
        - Ой! - почему-то испугалась женщина.
        Всплеснула руками и умчалась в глубь квартиры. Китайгородцев слышал, как она там причитает и всхлипывает. Так и не дождавшись приглашения, он вошел в квартиру. Здесь было относительно просторно по причине практически полного отсутствия мебели. Если бы еще не россыпь пустых бутылок под ногами.
        Женщина смотрела на Китайгородцева со страхом пьяного человека.
        - Я по поводу Глеба Георгиевича, - с хмурым видом напомнил Китайгородцев.
        - А чего? - плаксиво спросила женщина.
        - Зин, кто там? - послышался мужской голос из соседней комнаты.
        - Сиди! - всполошилась хозяйка.
        - Глеб Георгиевич? - заинтересовался Китайгородцев.
        - Нет! - еще сильнее испугалась женщина и сделала такое движение, будто хотела преградить путь в комнату.
        Но было поздно. Оттуда вывалился пьяный и давно не бритый мужичок в грязных тренировочных штанах. Он был агрессивен до безрассудства. Опыт подсказывал Китайгородцеву, что проблемы будут.
        - Вы Глеб Георгиевич? - осведомился Китайгородцев вежливо.
        Мужичок зло выматерился. Ничего толком не было понятно, кроме двух вещей: это не Глеб, и он в этой квартире Китайгородцева видеть не желает. Пьяная Зина испуганно поскуливала.
        - Где Глеб? - спросил Китайгородцев.
        - Это не я! Тут все разворовали! - заливалась слезами женщина.
        - Щас я его! - посулил мужичок.
        Пустую бутылку с пола он подхватить не успел. Только наклонился, а Китайгородцев ухватил его за волосы и швырнул в стену. Совсем не сильно, поэтому мужичок обездвижел не от боли, а от страха.
        - Сидеть! - на всякий случай скомандовал ему Китайгородцев.
        Женщина наблюдала за происходящим с ужасом.
        - Так я насчет Глеба! - напомнил Китайгородцев.
        - Вы от него? - спросила женщина.
        - Он здесь живет?
        - Ага!
        - Где он?
        - А я не знаю! - развела руками.
        - А если подумать? - строго глянул Китайгородцев.
        - Не знаю! - вытаращила глаза женщина.
        Дальше уже будет только пьяно клясться - решил Китайгородцев и поинтересовался:
        - Давно ушел?
        - В прошлую весну.
        - Со мной шутить не надо! - демонстративно осерчал Китайгородцев.
        - Я не шучу! - непритворно испугалась собеседница.
        - Весной? - переспросил Китайгородцев. - В прошлом году, получается?
        - Ага!
        - Куда ушел?
        - На рыбалку!
        - И до сих пор рыбачит?
        - Пропал! - сказала женщина. - И не появляется с тех пор!
        - Документы! - потребовал Китайгородцев и протянул руку.
        - Какие?
        - Паспорт!
        - Чей?
        - Ваш и Глеба!
        На самом деле Китайгородцеву нужны были только документы Глеба. Там фотография владельца. А паспорт женщины - это для отвода глаз.
        - У Глеба нету паспорта!
        - А где? - мрачно поинтересовался Китайгородцев.
        - Откуда мне знать? С собой забрал, наверное.
        - Права водительские, - подсказал Китайгородцев. - У него машина есть?
        - Есть! - с готовностью подтвердила женщина. - На ней он уехал!
        Значит, и водительского удостоверения в доме нет.
        - Ваш паспорт! - напомнил Китайгородцев.
        Женщина покопалась в куче тряпья, протянула замызганную книжицу.
        Калязина Зоя Алексеевна.
        - Зоя? - приподнял бровь Китайгородцев. - Или Зина?
        Пьяный мужичок ее Зиной называл.
        - Это он меня так зовет, - сказала женщина. - Шутит вроде.
        Судя по паспорту, ей немногим больше тридцати. Надо же, что водка делает с людьми. Прописка. Калужская. Но улица другая. Не эта, где Глеб живет.
        Семейное положение...
        - А штамп где? - спросил Китайгородцев. - Или вы с Глебом не расписаны?
        - Не-а, - сказала женщина. - А зачем?
        С вызовом произнесла. Получилось неискренне.
        - Или он с Ниной Петровной до сих пор в браке? - предположил Китайгородцев.
        - Как же! - с чувством сказала женщина. - Щас! Привез незнамо откуда и не жил он с нею! Ну какая из нее жена?
        Она стала заводиться и постепенно забывала о своих недавних страхах. Надо припугнуть ее, чтобы оставалась ручной.
        - А если Глеб вернется? - строго глянул Китайгородцев.
        - Чего? - насторожилась Зоя-Зина.
        - А тут пустая квартира, - гнул свое Китайгородцев. - Мебель вывезли, все пропили!
        - Разворовали! - всполошилась женщина.
        - Кто?
        - Ой, мамочки! - запричитала пьяно Зоя.
        - Куда уехал Глеб? Конкретно!
        - Рыбачить.
        - Конкретно! Место! Он в первый раз туда поехал или уже там бывал?
        - Был! Ага!
        - Как называется? Где это?
        - В Борщевке.
        - Борщевка? - переспросил Китайгородцев. - Это что? Деревня?
        - Ага. Там река.
        - Ока?
        - Ясное дело, другой реки у нас тут нет.
        - В самой деревне? Или где-то рядом?
        - Это за деревней. Мы с ним ездили когда-то.
        - Один поехал? Или с кем-то?
        - Один.
        - А может, и не на рыбалку вовсе?
        - Этого не знаю. Но снасти взял.
        Китайгородцев, разговаривая с женщиной, уже успел заметить: в штору, закрывающую окно, воткнуты разновеликие рыболовецкие крючки. Так что про рыбалку - это может быть вполне правдиво.
        - За деревней - где искать? - спросил Китайгородцев. - Что за место? Что там такого есть приметного?
        - Дядя Степа покажет.
        - Кто?
        - Спросите дядю Степу. Его там знают. Он в курсе должен быть.
        * * *
        В Борщевку Китайгородцев приехал уже затемно. Спросил у идущего по дороге длинного, как жердь, мужика, где искать дядю Степу.
        - Я и есть, - сказал мужик.
        Ну, правильно, длинный он. Видимо, читывали в Борщевке стихи Сергея Михалкова.
        - Вы по рыбалке, говорят, специалист? - издалека зашел Китайгородцев.
        - Рано ишшо рыбалить, - веско сказал дядя Степа. - Лед не встал путем.
        - А летом рыбалите тоже? - ввернул только что услышанное словечко Китайгородцев.
        - И летом. Летом - красота!
        - Мне Глеб рассказывал, - мечтательно произнес Китайгородцев. - Лисицын Глеб - помните такого?
        Темно было, а все равно Китайгородцев увидел, как взволновался дядя Степа.
        - Он в прошлую весну приезжал к вам, - проявил осведомленность Китайгородцев.
        Дядя Степа ничего не отвечал. Будто воды в рот набрал.
        - Так я по этому самому вопросу, - сказал Китайгородцев. - Про тот его приезд буду с вами говорить.
        - Вы из милиции? - хриплым голосом спросил дядя Степа.
        - Совершенно верно.
        - Удостоверение покажьте!
        Отступать было нельзя. Китайгородцев извлек из кармана удостоверение сотрудника частного охранного предприятия и, не выпуская из своих рук, продемонстрировал собеседнику. Издалека. В темноте не очень-то и разберешь, что такое там написано. Но фотография видна, и печать на месте. Дядя Степа совсем расстроился.
        - Где рыбачил Глеб? - спросил Китайгородцев.
        - Там, - дядя Степа указал рукой куда-то в темноту. - Где всегдась.
        - Посмотрим? - предложил Китайгородцев.
        - Машиной можем не проехать. Снег потому что.
        - А пешком далеко?
        - Километра два, наверное.
        - Пройдемся! - решительно сказал Китайгородцев.
        Дядя Степа не посмел перечить.
        Снег пока был неглубокий, но прогулка оказалась не из легких. Темно, дорога скверная, продвигались медленно. Да и дядя Степа не спешил, шел неохотно, будто впереди его ждал эшафот.
        - Так что тут было-то в тот раз? - спросил Китайгородцев доброжелательным тоном многоопытного исповедника.
        - Ничего. Я был не при делах.
        - Это как?
        - Во мне не понуждались. Сами рыбалили, в обчем.
        - А раньше Глеб в компанию вас брал?
        - Вместе рыбалили, - подтвердил дядя Степа.
        - Чем объяснил в тот раз, что обойдется без вашей персоны?
        - Ничем. Сами с усами. А у меня своих делов полно. Так что я отдельно, и они отдельно.
        - Они - это кто?
        - Братья.
        - Какие братья? - насторожился Китайгородцев. - Их сколько было, этих рыбаков?
        - Двое. Брательники они. Глеб и Стас.
        - Вы их обоих знаете?
        - Видал, - коротко ответил дядя Степа.
        - Они вместе приехали?
        - Поврозь. Глеб сначала, потом этот, из Москвы, на своей машине.
        - Что за машина была?
        - Импортная. Вся блестящая такая.
        У "Бентли" Стаса Лисицына цвет был - "серебристый металлик".
        - Стас один приехал? - уточнил Китайгородцев.
        - Ага.
        - А Глеб был на своей машине? - спросил Китайгородцев.
        Он ничего особенного не имел в виду и следующим вопросом предполагал установить, наконец, какая у этого Глеба машина, но с дядей Степой вдруг случилось странное.
        - Для сохранения! - пробормотал он. - Токмо для его!
        Получилось как-то невпопад. Китайгородцев ничего не понял.
        - Я про машину спрашиваю! - повторил он.
        - Я же верну! - клятвенно заверил дядя Степа. - Мне она зачем?
        - А где машина? - повторно за последние три минуты насторожился Китайгородцев.
        - У меня, - горестно признался провожатый. - Я выдам. Добровольно. Я и не пользовался вовсе. Так, по округе тока покатался.
        - У вас машина? С того дня?
        - Ну!
        - Баранки гну! - прикинулся сердитым Китайгородцев. - Рассказывай, как в тот день было!
        - Я с ними не рыбалил! - вякнул в свое оправдание дядя Степа.
        Но Китайгородцева уже нельзя было заболтать.
        - Что видел? - возвысил он голос. - Быстро!
        - Я к ним не подходил! - заторопился дядя Степа. - Издали видел, как рыбалили!
        - Их двое было? - еще раз уточнил Китайгородцев.
        - Ага! Потом уехал, - сказал дядя Степа как-то удрученно.
        - Кто?
        - Этот, из Москвы.
        - А Глеб?
        Дядя Степа в темноте развел руками.
        - Что там произошло? - настойчиво добивался Китайгородцев. - Куда подевался Глеб?
        - Да Глеб тут вроде вовсе ни при чем, - неуверенно ответил дядя Степа.
        - Ни при чем? А его с той весны больше не видели? И его машина у тебя?
        Напоминание об этой треклятой машине деморализовало дядю Степу. Не нашелся, что ответить строгому собеседнику.
        - Где Глеб? Что там случилось?
        - Меня там не было вобче! - взмолился дядя Степа.
        - С тебя нет спроса! - выдал ему индульгенцию Китайгородцев. - Спрос сам знаешь с кого будет.
        Дядя Степа кивнул с обреченным видом.
        - Уехал и уехал, - сказал он. - Не моя забота. У меня своих дел полно. Так, видел тока, что стоит машина, а некогда было подойти.
        - Машина чья? Глеба?
        - Евойная. Вечер стоит, утром тож стоит и днем опять. Мне интересно! Я пошел! - судорожно вздохнул дядя Степа.
        Лучше бы не ходил. Сейчас он сильно раскаивался в своем тогдашнем безрассудстве, как можно было догадаться.
        - Я пришел. Стоит машина. И нету никого.
        - А Глеб? - удивился Китайгородцев.
        - Нету Глеба! - заметно занервничал дядя Степа.
        Его наглая ложь была невыносима. Он юлил, как мелкий жулик на допросе. Оставалось только понять, что такое он в тот день увидел на речном берегу.
        - Что было с Глебом? - напористо спросил Китайгородцев. - Он был? Жив? Мертв? Как выглядел?
        - Да не было его! - с готовностью сказал дядя Степа и руки к груди прижал.
        Вот это ему легко было говорить. Без труда далось. С такой легкостью сообщают то, что позволяет умолчать о чем-то другом, о неприятном и опасном. А в следующую минуту ему и вовсе полегчало, потому что они вышли к реке.
        - Вот! - сказал дядя Степа. - Евойное постоянное место!
        Бережок. Укромное место, кустарником прикрытое. Несмотря на поздний час, можно было рассмотреть - белый снег не позволял сомкнуться мгле.
        - Машина где стояла? - спросил Китайгородцев.
        - Тута! - указал провожатый.
        - Чья машина?
        - Глеба.
        - А вторая?
        - Здесь, - дядя Степа указал место чуть поодаль.
        - И ты хочешь мне сказать, что он на своем "Бентли" - по такому бездорожью?
        - На ком? - не понял дядя Степа.
        - На машине на своей шикарной. На иномарке.
        - Так ить джип! - внушительно произнес дядя Степа.
        - Джип был?
        - Ага! Красивый, падла! - уважительно молвил дядя Степа.
        Внедорожник мог, конечно. Внедорожник - это вам не "Бентли".
        - Тута костерок у них, - показывал дядя Степа. - Тута вот рыбалили.
        Ночь близка, снегом все засыпано, да и времени очень много прошло. Никаких следов тут не сыскать.
        - А ты откуда за ними наблюдал?
        - Я же не это! - обиделся дядя Степа. - Я без подглядок! У меня дела свои! Не хуже ихних дел!
        - Рыбалил?
        - Ну!
        - Где?
        - Во-о-он там, - показал рукой дядя Степа.
        В темноте не очень разглядишь, но понятно, что не близко. И оттуда увидеть то, что происходит здесь, на берегу, невозможно. Две машины на пригорке, поднимающийся над кустарником дым от костра - это можно было рассмотреть. Но рыбаков за кустами не увидишь. Если только с противоположного берега...
        - А там в тот день кто-нибудь был? - указал за реку Китайгородцев. - Видел кого?
        - Нет, не было.
        - Ну что ж, пошли, - сказал Китайгородцев.
        - Куда? - обмер дядя Степа.
        - К тебе. Машину осматривать, которую ты себе забрал.
        - Я ж не себе!
        - А кому? Дому престарелых? - внушительно осведомился Китайгородцев.
        * * *
        Машину Глеба дядя Степа хранил в сарае. Песочного цвета "жигуль". Одиннадцатая модель. Развалюха, каких в Москве уже не встретишь. Китайгородцев осмотрел салон. Ничего, что могло бы заслуживать внимания. Открыл багажник. Запасное колесо, канистра для бензина и в картонной коробке - целая коллекция инструмента и запасных частей. Это не новехонькая иномарка, которой под капот можно не заглядывать. На этой машине в дальнюю дорогу без запчастей лучше не отправляться.
        Китайгородцев не поленился и вывалил содержимое коробки на пол - чтобы проще было изучать.
        - Все в наличии! - тотчас сообщил дядя Степа. - Вот как было, так все и осталось. Я даже гаечки махонькой не взял!
        Китайгородцев никак не мог приступить к изучению содержимого коробки, потому что дядя Степа нависал над ним пожарной каланчой.
        - К стене! - скомандовал Китайгородцев. - И чтоб ни с места!
        Дядя Степа подчинился и отступил.
        Теперь Китайгородцев в безопасности. А то не ровен час - огреет дядя Степа железякой. До сих пор непонятно, что такое приключилось с Глебом и каким образом его машина досталась дяде Степе. А железок много в гараже. Хоть даже среди инструмента из запасов Глеба. Правда, ничего такого здесь нет, что удобно в руку ложится. Ключи гаечные - это мелочь легкая. Все остальное тоже не подходит. Чего здесь не хватает? Чего-то нет.
        - А где баллонный ключ? - спросил Китайгородцев.
        - Я не знаю, - пожал плечами дядя Степа. - А што ли нет?
        - Ты когда катался на машине этой, колесо хоть раз менял?
        - Нет.
        А если нет - тогда и отсутствия баллонного ключа дядя Степа мог даже не заметить. Ни к чему ему.
        - Подумай! - требовательно глянул Китайгородцев. - Может, видел где?
        - Не видел, - сказал дядя Степа. - И не брал. Я гаечки не взял!
        Глеб возил повсюду целую коробку запчастей, многие из которых ему еще долго-долго могли бы не понадобиться, а баллонный ключ, который есть в любой машине, даже в иномарке новенькой, - отсутствовал. Это не странно? Это очень странно! И еще этот ключ - удобная очень железяка. В руку хорошо ложится.
        * * *
        Дядя Степа знал больше, чем говорил. И непонятно было, как из него то, что он знал, можно было выудить. Китайгородцеву вспомнился гипнотизер Потемкин. Вот для кого в подобных случаях не было преград. Он лишал погруженного в гипнотический транс человека способности сопротивляться, заставлял забыть о воле, хитрости, стыде и чувстве долга - обо всем, что может помешать говорить правдиво находящемуся в обычном состоянии человеку. Потемкина поблизости не было. Но в багажнике машины Китайгородцева присутствовал дорожный неприкосновенный запас: водка и тушенка. Китайгородцев не владел даром гипноза, но водка могла если не развязать язык скрытному дяде Степе, то хотя бы лишить способности крепко держать оборону и тщательно контролировать речь и собственные мысли.
        Дядя Степа жил один. Это существенно облегчало задачу. Китайгородцев заговорил об ужине. Хозяин дома не осмелился перечить, хотя и предупредил, что с продуктами у него не очень. Китайгородцев принес из машины неприкосновенный запас. Даже вид дармовой водки не вернул дяде Степе хорошего настроения. Неуютно ему было рядом с этим странным гостем. Страшно даже. Дядя Степа тосковал.
        Для водки из имевшейся в наличии посуды Китайгородцев выбрал две металлические эмалированные кружки. Так можно было незаметно наливать водки дяде Степе побольше, а себе поменьше - с тем, чтобы хозяина как можно быстрее довести до кондиции.
        Спустя час они ополовинили вторую бутылку. Дядю Степу развезло. Он был вменяем и говорил вполне членораздельно, но координация движений уже нарушилась, тушенку в банке он вилкой ковырял неловко и даже разбил пустую бутылку из-под водки, нечаянно зацепив ее рукой. Осколки он хотел сразу же убрать, склонился низко, попытался какой-то рваной тряпицей смести стекла под стену, да порезался. Потекла кровь. Дядя Степа чертыхнулся, голову поднял и встретился глазами с Китайгородцевым.
        - А ведь Глеба замочили, - сказал Китайгородцев веско.
        Хозяин занервничал.
        - Железкой по башке, - продолжил Китайгородцев. - Ты кровь там видел?
        - Где? - спросил дядя Степа и судорожно вздохнул.
        Ясно, видел.
        - В Караганде! - невесело пошутил Китайгородцев. - Ты не юли. Картина там более-менее ясная. Кровищи много было?
        И он посмотрел в глаза собеседнику так, как смотрят, когда все всем понятно и никаких тайн друг от друга не осталось. Дядя Степа нервно дернул плечом.
        - Где именно кровь была? Ближе к костру или к реке? - наугад спросил Китайгородцев.
        Просто он хотел дать понять, что лично ему уже давно все известно и он уточняет детали, которые по большому счету особой ценности для следствия не представляют. Собеседник попался на этот дешевый трюк.
        - У костерка, - промямлил дядя Степа и пьяно всхлипнул. - Песочком так присыпано, но без тщательности, так что можно и узреть.
        - Узрел? - понимающе сказал Китайгородцев.
        - Угу. Чего теперь мне будет?
        - За что?
        - За недонос.
        - Ничего, - великодушно пообещал Китайгородцев. - Отмажу я тебя.
        - Щас вы на посулы щедрые, конечно, - не поверил в такое счастье дядя Степа.
        - Для тебя главное сейчас - со мной не ссориться, - подсказал Китайгородцев. - Не мешать мне. Не юлить. Тогда и проблем у тебя не будет. Ну ты же понимаешь, что когда я злой, тогда тебе гораздо хуже, чем когда я добрый?
        - Угу.
        - Труп видел? - быстро спросил Китайгородцев.
        - Не-а.
        - А куда он делся?
        - Я думаю, в реку сброшен.
        - Почему так думаешь?
        - Следы такие по земле, - пьяно повел рукой дядя Степа.
        - Волокли? - догадался Китайгородцев.
        - Оно и есть. Так что по башке сначала, а потом в воду.
        - Брат - брата?
        - А чаво? - пожал плечами дядя Степа.
        Это жизнь, мол. Тут такие сюжеты бывают - куда там Гоголю с Толстым.
        - Ты сам момент убийства видел?
        - Я ничего не видел! - твердо сказал дядя Степа.
        Вот тут он был чист и лишнего на себя брать не хотел.
        - То есть кровь ты увидел уже на следующий день... Или в день убийства?
        - На следующий.
        - А в тот день ты видел - машина уезжала. Джип. Быстро удирал?
        - Спешил, - кивнул хозяин дома.
        - Времени сколько было? Который час?
        - Не помню. Вечер.
        - Кто еще мог видеть? Другие рыбаки? Или на лодке кто-то плыл? Не может быть такого, чтобы только ты и эти братья на реке находились.
        - Черный был.
        - Не понял, - вопросительно глянул Китайгородцев.
        - Подъехал на машине и стоял.
        - Где?
        - На берегу.
        - Рядом с братьями?
        - Поодаль.
        - Кто такой?
        - Черный, - повторил хозяин.
        - Кавказец, что ли?
        - Почему кавказец?
        - Ты говоришь: черный. А я не понимаю - кто. Почему он черный? Лицо черное? Может быть, он негр?
        - Негры в телевизоре, у нас тут не бывает, - покачал головой дядя Степа. - А почему черный?
        Сейчас он будто сам удивился, с чего это ему пришло в голову такое определение человеку давать. Пытался сообразить, пыхтел пьяно, волновался - но все без толку.
        - Давай-ка еще водочки! - попытался помочь ему Китайгородцев.
        Налил полную кружку, придвинул собеседнику. Дядя Степа выпил, крякнул, закусил.
        - Повторим! - предложил Китайгородцев.
        Он вылил остатки водки из второй бутылки.
        - Пей! - сказал он дяде Степе. - Он был черный! Может, одежда черная была?
        - Ик! - икнул собеседник. - Может, и одежда.
        Это все не то. Не приближало к разгадке.
        - Он сидел в машине? Или он вышел из машины, этот черный? - попытался зайти с другого боку Китайгородцев.
        - Он вышел. Он стоял. Он смотрел.
        - Куда смотрел?
        - На реку.
        - А мог он видеть братьев?
        - Ну как я могу помнить? - взмолился дядя Степа. - Пошто он мне был нужен?
        Времени с того дня прошло много, и подробности стерлись в памяти. Над памятью ни сам дядя Степа не был властен, ни Китайгородцев.
        Почему черный? Из-за одежды, это как пить дать. Ну откуда в здешней глухомани взяться неграм?
        Одежда черная. Михаил носит черную одежду. И Наталья Андреевна.
        - Мужчина? Женщина? - быстро спросил Китайгородцев.
        - Ась?
        - Черный был - кто? Мужчина?
        - Мужик! - уверенно сказал дядя Степа.
        - Ты точно это помнишь?
        - А то!
        - С бородой?
        - Не помню.
        - Вспоминай! - настаивал Китайгородцев.
        - Ну не помню я!
        Ему бы память разбудить. Заставить вспомнить. Потому что тот черный мог видеть, что там произошло. Помочь может Потемкин. Он этого дядю Степу, как книгу, прочитает. Залезет в мозги к дяде Степе и вытащит оттуда все, что этот мужик уже успел забыть.
        Надо позвонить. Надо попросить Потемкина о помощи. Без него здесь не разобраться.
        * * *
        В кармане у Потемкина затрезвонил мобильник. Потемкин вздрогнул. Он задремал в темном и теплом салоне машины, и вдруг его из этой дремоты так неожиданно выдернули.
        - Не трожь мобилу! - нервно сказал Шварц и протянул руку - давай, мол, телефон.
        Потемкин послушно выполнил приказ. Мобильник не умолкал. Шварц нервничал.
        - Надо бы ответить, - сказал Потемкин.
        - Ты ждешь звонка?
        - Нет.
        - А чего такое - SOS?
        - Там написано SOS? - встрепенулся Потемкин.
        - Ну!
        На экране мобильника высветилось кодовое слово, которым сам Потемкин когда-то зашифровал одного из своих абонентов.
        - Это он!
        - Кто? - не понял Шварц.
        - Этот парень, который будет убивать! Он мне звонит!
        Звонки вызова прервались.
        - Это точно? - спросил Шварц.
        - Да.
        - Перезвони ему! - потребовал Шварц. - Скажи, что позже наберешь его номер. Скажи, что за рулем сейчас.
        - Я не вожу машину.
        - Он про это знает?
        - Знает.
        - Хорошо, просто скажи ему, что занят, - распорядился Шварц. - Прощупаем быка. Узнаем, чего хочет. Ты только не чуди! - посоветовал он и кулаком ткнул гипнотизеру в лицо.
        Не больно ткнул, всего лишь предупреждая, что малейшее неповиновение создаст огромные проблемы. А чтобы было доходчивее, еще и нож достал. И только после этого протянул Потемкину мобильник.
        Потемкин набрал SOS. Китайгородцев откликнулся мгновенно.
        - Иосиф Ильич? - сказал он. - Здравствуйте! Я вам звонил!
        - Я не сразу услышал, - ответил Потемкин. - Я сейчас занят.
        - Вы мне очень нужны! Вы где?
        Шварц уже тянул руку, намереваясь забрать мобильник.
        - Подъезжаю к Москве, - сказал Потемкин. - А вы где?
        - В Калужской области.
        - Я вам перезвоню!
        Шварц отключил мобильник.
        - Он в Калужской области, - сообщил Потемкин. - И он сказал мне, что я ему очень нужен.
        - Это пруха! - пробормотал Шварц. - Конкретно повезло! Че, пацаны, сделаем бычару? Сдадим на мясо?
        - Гы-гы-гы! - засмеялись счастливо напарники.
        Фартило им.
        * * *
        Проинструктированный заранее Потемкин перезвонил Китайгородцеву через полчаса. Дядя Степа уже спал, навалившись грудью на стол. Китайгородцев ждал звонка и ответил сразу.
        - Я уже могу говорить, Анатолий, - сказал Потемкин. - Что там у вас?
        - Про этого Стаса... С которым я... которого я должен...
        - Я понял! - сказал поспешно Потемкин. - Так что с ним?
        - У него есть брат. Или был брат. В общем, они тут рыбачили в прошлом году. На Оке. И этот Стас, кажется, брата своего... Не знаю, не уверен... Исчез брат. И там, где он исчез, кровь осталась. Понимаете?
        - Нет, не понимаю. Я-то тут при чем?
        - Был свидетель. Тот, кто мог все видеть. Как оно происходило. Но приметы неизвестны. Есть человек, который этого свидетеля видел своими глазами. Но он все забыл. Времени много прошло. Я хотел у вас спросить. Ведь можно, наверное, с помощью гипноза как-то? Заставить его вспомнить. Он говорит, что там был черный. А Михаил - он в черном всегда ходит!
        - Это тот Михаил? - сразу сообразил Потемкин.
        - Тот самый! Который меня гипнотизировал! Он мог быть здесь! Он мог это убийство видеть! Надо только выяснить, он ли это был!
        - А ваш свидетель готов помочь? Он где вообще?
        - Он здесь. Рядом. Спит. Он пьяный. Но до утра проспится. Вы будете в Москве? Можно, я его к вам привезу?
        Потемкин прикрыл ладонью телефонную трубку и шепотом спросил у напряженно вслушивающегося в разговор Шварца:
        - В Москву его позвать? Или сами к нему поедем?
        - Сами!
        - Где вас искать? - произнес в трубку Потемкин. - Я сам вас разыщу.
        - Я даже не знаю, есть ли здесь железнодорожная станция, - неуверенно сказал Китайгородцев.
        - Я не на поезде. Я на машине буду.
        - Тогда проще, - сказал Китайгородцев.
        Он подробно рассказал, как его найти. Потемкин, слушая собеседника, повторял за ним каждую фразу.
        - Когда вас ждать? - спросил Китайгородцев.
        - Когда меня ждать? - механически повторил вопрос Потемкин и вопросительно посмотрел на Шварца.
        Шварц неопределенно пожал плечами.
        - Я не знаю, - ответил Потемкин Китайгородцеву. - Завтра, думаю, я к вам приеду.
        Шварц жестом показал: надо заканчивать разговор.
        - До завтра! - сказал Потемкин.
        - До завтра! - эхом отозвался Китайгородцев.
        ТРИНАДЦАТОЕ НОЯБРЯ. ТРИ ДНЯ ДО УБИЙСТВА
        Китайгородцев проснулся от шороха. Вскинулся, озираясь. Слабый утренний свет пробивался из-за замерзшего окна. В комнате никого не было. И не должно быть. Прошедшей ночью Китайгородцев устроился на ночлег в этой комнате, задвинув входную дверь громоздкой лавкой. Сейчас за дверью слышались какие-то звуки. Ничего особенного. Похоже на звон пустой посуды. Китайгородцев открыл дверь. Дядя Степа действительно изучал содержимое кружек на столе. Нигде ни капли водки. Хозяин был мрачнее тучи. Увидел Китайгородцева и расстроился еще сильнее. Неприятные воспоминания будил в нем этот непонятный гость.
        - Водка есть, - подсластил пилюлю Китайгородцев. - В машине. Мы с тобой сейчас опохмелимся, но только по чуть-чуть. По капельке. Потому что у нас сегодня гости...
        А почему он сказал - "гости"? Почему во множественном числе?
        Телохранитель Китайгородцев
        Почему я сказал "гости"? Потемкин едет. Он один. Один? На чем он едет? На машине. Он сказал, что не на поезде. "Я на машине буду" - вот как он сказал. У него разве есть машина? У него машины нет. И водить он не умеет, это точно. Почему же тогда на машине? На чьей? Такси нанял? Дороговато ему встанет в Калужскую область за свой счет прокатиться. Он бы мне сказал: вези в Москву этого клиента. И я бы дядю Степу к нему привез. А он сам сюда собрался, к нам. И это точно не такси. И еще он все время за мной повторял - когда я рассказывал, как к нам приехать. Он каждую фразу повторял. Когда так делают? Когда рядом есть кто-то, кто тоже должен знать. С ним кто-то рядом был. Тот, кто везет его на машине. Поэтому я и сказал: гости. Я что-то такое уже заподозрил, только не понял сначала. Теперь надо вспомнить, что я успел сказать Потемкину. Борщевка. Дядя Степа. Моя машина будет во дворе, легко увидеть. Так легко найдут. Какие варианты? Уехать. Это отпадает. Мне нужен Потемкин, потому что я без него не разберусь. А шестнадцатое все ближе. Сегодня какое число? Тринадцатое. Черт побери, уже тринадцатое.
Уезжать нельзя. Надо дождаться Потемкина.
        * * *
        Они подъехали, не таясь. На своей "Ауди", которая была знакома Китайгородцеву. Ее они поставили так, что перекрыли выезд, и Китайгородцев не мог воспользоваться своей машиной. Вышли на мороз, прихватив с собой Потемкина. Гипнотизер было замешкался, и его выдернули из машины грубо, нисколько не церемонясь с ним. Дядя Степа наблюдал за происходящим через окно. Эти гости ему как-то сразу не понравились.
        Потемкин и его сопровождающие вошли в дом. Без стука. Просто распахнули дверь, которая не была заперта. Дядя Степа уже сидел на лавке, как красна девица на выданье.
        - Где он? - спросил Шварц.
        - Ушел, - бесхитростно сообщил дядя Степа, даже не поинтересовавшись, о ком речь.
        - Куда? - спросил Шварц, поняв, что они не ошиблись и пришли по адресу.
        - Мне не докладывал, - сказал дядя Степа.
        Это было сущей правдой. Китайгородцев проинструктировал его, как следует отвечать, но не сказал, где будет сам. В эти минуты Китайгородцев прятался в сарае рядом с домом. Это он для себя избрал такой путь отступления. Там хранились "Жигули" Глеба, и Китайгородцеву достаточно было только распахнуть ворота, чтобы выехать прямиком на расчищенную от снега улицу. У него был выбор: уехать или остаться. Когда он увидел, с кем приехал Потемкин, понял, что уезжать не будет. Китайгородцев посчитал, что сможет справиться.
        Он покинул свое убежище, приоткрыв створку ворот, обогнул сарай, чтобы никто не смог увидеть его от дома, дом обошел, нашел окно той комнаты, где провел ночь и где он шпингалеты заблаговременно выдвинул из гнезд, так что теперь достаточно было толкнуть легонько створки, чтобы они распахнулись. Китайгородцев через окно проник в комнату. В соседней комнате были слышны голоса. Невежливые гости напористо допытывались у хозяина, куда подевался Китайгородцев. Китайгородцев шагнул через порог. Здесь был Потемкин. Был дядя Степа. И были двое бандитов. Третьего Китайгородцев не увидел, и это его насторожило. Он встал к стене, чтобы никто не смог оказаться у него за спиной.
        Появление Китайгородцева из комнаты, которую гости уже успели осмотреть, неприятно их поразило. Они синхронно достали ножи.
        - Стоять! - велел им Китайгородцев и вскинул руку с травматическим пистолетом, который он отнял у одного из охранников Лисицына.
        Бандит, который стоял ближе к Потемкину, рванул к себе гипнотизера, прикрылся им, будто щитом, а острием ножа ткнул Потемкину в шею.
        - Будем базарить, - сказал Китайгородцеву второй бандит. - Ты видишь - расклад не твой.
        Словно в подтверждение его слов и третий их подельник, наконец, объявился. Вошел в комнату и встал в дверях. Похоже, что он был в засаде на входе в дом. Теперь, когда Китайгородцев видел их всех троих, ему было проще. Мог действовать, не опасаясь, что ударят в спину. Он выстрелил в того бандита, который удерживал Потемкина. Резиновая пуля врезалась бандиту в лоб, от сильнейшего удара тот опрокинулся навзничь и не встал. Он был без сознания. Китайгородцев уже целился в лицо тому, который стоял в дверном проеме. Он трусливо отступил, но скрыться не успел. Пуля попала ему в грудь. Удар был сильный, как хук профессионального боксера. Бандит не удержался на ногах и рухнул, как подкошенный. Оставался еще третий, и у него был нож, но он был деморализован видом такой быстрой и такой безжалостной расправы, и теперь уже он Китайгородцеву не соперник.
        - На пол! - крикнул Китайгородцев. - Лежать! Стреляю!
        Кричал это бандиту, а они все трое одновременно бросились на пол: и бандит, и гипнотизер Потемкин, и дядя Степа. Страх был силен. И никто не хотел быть следующей жертвой.
        - Вставайте, Иосиф Ильич, - предложил Китайгородцев.
        Гипнотизер осмелился только приподнять голову. Выглядел он испуганным.
        - Вы могли меня, - пробормотал он. - Чуть-чуть мимо, и не ему, а мне... Меня... Да?
        - Да, - не стал кривить душой Китайгородцев.
        Был бы настоящий пистолет, он, возможно, не решился бы стрелять. А из травматического выстрелил, не задумываясь. Потому что даже в случае ошибки он бы Потемкина не убил. Травма - это возможно. Но не гибель. Стоило рискнуть.
        * * *
        Китайгородцев осмотрел травмированных им людей, после чего сказал их более везучему подельнику:
        - Займись своими дружками! Грузи в машину, дуй в Москву! Ничего с ними, кажется, страшного. У одного сотрясение мозга как максимум. У другого ушиб. Жить будут.
        Шварц смотрел настороженно.
        - Но врачам их покажи, - посоветовал Китайгородцев. - Есть знакомые? Такие, что не сдадут?
        Шварц неуверенно пожал плечами.
        - В обычный травмпункт лучше не лезь, - сказал Китайгородцев. - Оттуда могут позвонить в милицию. Начнется разбирательство - я не буду молчать о том, как вы тут ножиками махали. Так что думай.
        Под присмотром Китайгородцева Шварц усадил своих друзей в машину и укатил. Китайгородцев возвратился в дом.
        - Я под принуждением, - сказал ему Потемкин, стараясь не смотреть в глаза. - Они заставили меня. Они собирались меня убить. Я перед вами виноват.
        - Не надо об этом, - остановил Потемкина Китайгородцев. - Мне нужна ваша помощь. Помогите мне.
        * * *
        Про гипноз - это дяде Степе было в диковинку. Потемкин очень быстро сообразил, что с этим человеком надо быть проще. Ни про Фрейда не заикаться, ни про гипнотический транс, ни про раппорт.
        - Сейчас будем вспоминать, - приговаривал Потемкин, усаживая дядю Степу на скамье спиной к стене. - Сейчас все вспомнится, надо только очень захотеть. Руки на колени! Кисти рук - на колени!
        Дядя Степа подчинился, хотя и не понимал, чего от него хотят. Потемкин приподнял кисти рук дяди Степы, тут же отпустил, кисти шлепнулись обратно на колени.
        - Расслабьтесь, - попросил Потемкин. - Я хочу, чтобы руки падали свободно. Расслабьтесь!
        Несколько раз поднимал и отпускал руки дяди Степы. С каждым следующим разом тот выглядел все более безвольным. Руки уже существовали отдельно от него. Потемкин понял, что с внушаемостью у того человека все в порядке. Мягким кошачьим движением он вдруг извлек из кармана блестящий шарик, подвешенный на нитке.
        - Смотрите на шарик, только на шарик, вы все время будете смотреть на него, - заунывным голосом затянул Потемкин. - Вы расслабились, вы никого здесь не замечаете, вы слышите только мой голос. Вы голос слышите, вам хорошо, вам спокойно, вы расслабились еще, и вы смотрите, смотрите на шарик. Веки становятся тяжелыми. Тяжелыми. Тяжелыми. Глаза сами закрываются, но вы еще можете удержать их открытыми, вы смотрите на блестящий шарик, глаза держать открытыми, пока я не разрешу закрыть их.
        Дядя Степа старательно таращился на шарик, но было заметно, что ему все труднее делать это, он уже едва справлялся с охватывающей его дремотой, и только голос гипнотизера удерживал его, не позволяя окунуться в теплые объятия сна.
        - Глаза устают. Веки тяжелеют. Хочется закрыть глаза. Сонливость, сильная сонливость. Из последних сил вы держитесь, невозможно сопротивляться, хочется спать. Веки тяжелые, веки слипаются, так приятно спать! Спать! Спать! Можно спать!
        Дядя Степа смежил веки. Он уснул. Потемкин еще стоял над ним какое-то время, потом спрятал в карман выполнивший свою задачу шарик.
        - Вы рыбак. Вы любите рыбачить, - сказал Потемкин. - Вы любите рыбу ловить?
        - Да, - ответил дядя Степа, но глаз не открыл.
        - Чем вы пользуетесь, когда рыбу ловите? Удочкой?
        - Да.
        - А чем еще? Сетями пользуетесь?
        - Да.
        - Получается, вы браконьер. Вы понимаете, что вы - браконьер?
        - Понимаю, - невозмутимо ответил дядя Степа.
        - Вы здесь знаете все рыбные места, - сказал Потемкин. - К вам, наверное, иногда обращаются за помощью другие рыбаки. Многие к вам приезжают?
        - Многие.
        - Глеб приезжал?
        - Глеб приезжал, - подтвердил дядя Степа.
        - Сколько раз?
        - Я не считал.
        - А последний раз вы помните, когда видели его?
        - Весной.
        - Вместе рыбачили?
        - Поврозь.
        - Почему?
        - Не захотел.
        - Кто? - спросил Потемкин. - Он или вы?
        - Он.
        - В чем причина? Как он объяснил?
        - С брательником хотел.
        - Так и сказал?
        - Ага.
        - Брат его здесь был?
        - Приехал, - сказал дядя Степа.
        - Вы его видели?
        - Видал.
        - А кто еще мог видеть? - стал подводить к главному вопросу Потемкин. - Кто был еще на берегу?
        Еще до того, как ему заняться дядей Степой, Китайгородцев объяснил гипнотизеру при разговоре с глазу на глаз, в каком направлении надо двигаться, чтобы в потемках дяди-Степиного сознания разыскать нужное.
        - Черный был, - сказал дядя Степа. - Его я видел.
        - А черный - почему?
        Тут случилась заминка. Дядя Степа молчал, и, поскольку его глаза по-прежнему были закрыты, казалось, что он спит.
        - Там был черный цвет? - подсказал Потемкин.
        - Был.
        - Что было черное? Лицо? Одежда? Волосы?
        - Одежда была такая.
        - Черная была одежда?
        - Да. Прям сплошняком.
        - Он весь был черный?
        - Ага.
        - Его лицо вы запомнили?
        - Борода, - сказал вдруг дядя Степа.
        - Борода лопатой! - не выдержал молчавший до этого момента Китайгородцев.
        Тут же испугался, что дядя Степа от его возгласа пробудится, но Потемкин жестом показал: "Все нормально, он вас не слышит, он слышит только мой голос".
        - Борода была, как лопата? - спросил Потемкин. - Большая борода?
        - Не-е, - протянул дядя Степа.
        И все-таки это был Михаил. Китайгородцев уже почти поверил.
        - Поп, - сказал дядя Степа.
        - Что? - не сообразил Потемкин.
        И дядя Степа повторил:
        - Поп.
        - В черном - поп! - пробормотал Потемкин и обернулся к Китайгородцеву, будто хотел проверить, может быть верна его догадка.
        Поп. Священник.
        - Я видел священника в том доме! - вспомнилось Китайгородцеву.
        - Это был священник? - спросил Потемкин у дяди Степы.
        - Ну! Говорю же: поп!
        - Он ваш? Он здешний? Вы его знаете?
        - Нет.
        - Точно? Незнакомый? Откуда же он тут взялся?
        И снова случилась заминка. Не знал дядя Степа, что ответить.
        - Как он появился на берегу? Вы видели? - допытывался Потемкин. - Или он уже там был, когда вы пришли рыбачить?
        - Нет, не было.
        - Значит, он позже появился?
        - Ну!
        - Пешком пришел? Или приехал на машине?
        - Приехал.
        - Машина какая у него?
        - Черная.
        Вот и еще выплыл черный цвет.
        - Марка какая? - спросил Потемкин.
        - Кажись, "Волга".
        - Не иномарка?
        - Не-е.
        - Кто еще был с ним в машине? Там были другие люди?
        - Нет.
        - Что делал священник?
        - Смотрел.
        - Куда?
        - На реку.
        - А что такого там было интересного?
        - Ничего, - ровным голосом ответил дядя Степа. - Река.
        - Куда потом подевался священник? В какую сторону поехал?
        Пауза. Молчал дядя Степа.
        - Вы видели, куда потом он направился?
        - Нет.
        - Почему? - удивился Потемкин.
        - Я ушел.
        - А священник оставался там?
        - Ага.
        - И братья оставались?
        Заминка.
        - Или Стас уже уехал? - заподозрил Китайгородцев. - Вы его спросите... Он говорил мне... Он видел, как Стас уехал на своем джипе... И когда священник стоял на берегу... Тогда получается, что все уже произошло, если Стас уехал...
        - А Глеб уже один остался? - спросил Потемкин у дяди Степы. - Стас уехал?
        - Уехал.
        - И вы ушли, - сказал Потемкин. - Так что на берегу оставались только священник и Глеб. Вы Глеба видели, когда уходили?
        - Нет, - ответил дядя Степа. - Там низина. Там кусты.
        - И еще! - заторопился Китайгородцев. - Надо выяснить, что вперед произошло. Стас уехал. Или приехал священник этот.
        - А сейчас вы вспомните, - сказал повелительно Потемкин, будто нисколько не сомневался в том, что он нужные сведения получит беспрепятственно, - священник приехал на берег, и только после этого уехал Стас? Или священник приехал, когда Стаса уже не было?
        Заминка.
        - Стас был? - спросил Потемкин. - Джип был? Или джипа уже не было?
        - Не было.
        - Точно не было?
        - Точно, - подтвердил дядя Степа.
        Надо священника искать, понял Китайгородцев. Священник на черной "Волге".
        Оставалось еще расспросить дядю Степу про следующий день. Когда он пришел на то место, где накануне рыбачили братья. Потому что до сих пор было не ясно, обо всем ли дядя Степа Китайгородцеву искренне рассказал.
        - На следующий день вы снова пошли на реку, - сказал Потемкин. - Вы это помните?
        - Да.
        - Зачем пошли?
        - Рыбалить.
        - Получилось? Много рыбы наловили?
        - Нет.
        - Почему?
        - Дак ить увидел я.
        - Что вы увидели?
        - Машину. Глебову.
        - И что?
        - Пошел туда.
        - Зачем?
        - Здоровкаться. С ночевкой, думаю, Глеб остался.
        - Вас это удивило?
        - Ага.
        - Он раньше с ночевкой не рыбачил?
        - Было.
        - А удивились почему?
        - Весна. Ночью холодно.
        - Что вы увидели на берегу? Глеб там был?
        - Нет.
        - Другой кто-либо был?
        - Нет.
        - Совсем никого?
        - Ага.
        - Куда же делся Глеб?
        - В реку.
        - Вы видели?
        - Следы, - сказал дядя Степа. - Кровяка там. Возле костра. От костра следы. Тащили волоком.
        - Там место глубокое?
        - Не очень.
        - Вы пробовали искать Глеба?
        - Попытку делал, - признался дядя Степа. - Измерсси весь, потом болел.
        - Что-нибудь нашли в воде?
        - Нет.
        - Глеба там не было?
        - Не было.
        - Течением унесло?
        Заминка. Так бывало обычно, когда Потемкин говорил что-то не то.
        - Могло его течением унести?
        - Там место тихое, - сказал дядя Степа.
        - Там такая заводь, - пояснил долго молчавший Китайгородцев.
        - Куда же подевался Глеб? - спросил Потемкин, обращаясь к дяде Степе.
        - Не знаю.
        - Может, не было его в воде?
        - Не знаю.
        - А подозрения какие-то у вас есть? - допытывался Потемкин.
        - Убили, - коротко ответил дядя Степа.
        - Почему так думаете? - пытался понять причины такой его уверенности Потемкин.
        - Другого быть не может. И кровь. Машину бросил. И сам Глеб смурной был.
        - Накануне? - предположил Потемкин.
        - Ну!
        - Вы с ним общались?
        - Ну! Плохой он был. Без радости. Тяжелый разговор.
        - У вас с ним сложился тяжелый разговор?
        - С брательником.
        - У них с братом был тяжелый разговор?
        - Да.
        - Вы слышали?
        - Не слыхал я. Мне Глеб сказал. Сегодня сами. Без тебя. Разговор у нас.
        - Предполагался разговор?
        - Ага.
        - Еще что говорил Глеб?
        - Ничего. Не до меня ему. На нервах.
        - Это только в этот день? Или между братьями всегда были плохие отношения?
        - Без радости друг к дружке, - сказал дядя Степа.
        - В чем причина?
        - Тот при деньгах, а этот в бедности.
        - Вы с ними общались когда-нибудь? Водку вместе пили?
        - С Глебом.
        - А со Стасом? - спросил Потемкин.
        - Энтот больно заковыристый. Барин, одним словом.
        "Очень похоже", - подумал Китайгородцев. Он со Стасом общался. Такой водку с дядей Степой пить не будет.
        - Что Глеб рассказывал? - спросил Потемкин. - Какие отношения у них с братом?
        И снова дядя Степа повторил:
        - Без радости.
        - Завидовал он брату?
        - Не любил, - по-своему сформулировал дядя Степа. - Вражда у их. Мне Глеб сказал, что у него супротив брата есть фига.
        - Это что? - не понял Потемкин.
        - Я, говорит, такую фигу покажу ему, чтоб он не задавался.
        - Это он в тот день вам сказал? Когда вы с ним увиделись в последний раз?
        - Всегда такое говорил.
        - Да что ж за фига у него такая? - спросил Потемкин, хмуря брови. - Чем он угрожал? Чем мог насолить Стасу?
        - Наследство.
        - Чье наследство? - насторожился Потемкин.
        Дядя Степа молчал. Он снова оказался в тупике.
        - Это Глеб так говорил? - пришел ему на выручку Потемкин. - Про наследство.
        - Ага.
        - Может, это как-то связано с родителями? - предположил Китайгородцев. - Мать у них жива. Отец... Спросите у него, что Глеб рассказывал о своем отце?
        - У Глеба был отец? - спросил Потемкин. - Вы что-то слышали о нем?
        - Генерал! - ответил дядя Степа.
        - Он жив? - заторопился Китайгородцев. - Что говорил Глеб?
        Может быть, сейчас все выяснится? Может, Глеб когда-то проговорился о том, что генерал Лисицын жив?
        - Отец Глеба живой? - спросил Потемкин.
        - Схоронили, - коротко ответил дядя Степа.
        - Так это про генеральское наследство говорил Глеб? - пытался выяснить Потемкин.
        - Не-е, про евойное.
        - По чье?
        - Про Стаса.
        - Что говорил Глеб? Конкретно! Вспоминайте слово в слово!
        - Наследник, грит, отымет все наследство.
        - У Стаса?
        - Ну!
        - У Стаса есть наследник?
        - Ну!
        - Кто он? Где его искать?
        Заминка.
        - Вы знаете? - спросил Потемкин. - Был разговор?
        - Нет.
        - Наследник один? Или их много?
        - Не знаю.
        - Имя какое-нибудь Глеб называл?
        - Нет.
        - А вы сами кого-нибудь на примете держите?
        - Нет.
        - В тот день, когда Глеб исчез, он, может быть, как раз и собирался показать фигу Стасу?
        - Я не знаю.
        Потемкин еще какое-то время пытался выудить из дяди Степы хоть что-то, но бесполезно. Что дядя Степа знал, тем он уже поделился.
        - Достаточно, - махнул рукой Китайгородцев.
        Потемкин стал выводить дядю Степу из состояния гипнотического транса. Меньше чем через минуту дядя Степа открыл глаза. Взгляд его блуждал. Он вряд ли помнил, что с ним происходило какие-нибудь пять минут назад. Китайгородцев склонился над сидящим дядей Степой.
        - Водку с Глебом приходилось пить? - спросил Китайгородцев.
        - Бывалоча, бухали.
        - А про Стаса, про его брата, говорили за столом?
        - Этого не помню. Бухали так, что туман в башке.
        - Но он тебе говорил, что хочет брату фигу показать?
        Тут что-то с дядей Степой произошло. Он так сильно удивился, что это его удивление тотчас нарисовалось на его лице.
        - Ага! - растерянно признался он.
        Никак не мог сообразить, откуда Китайгородцев это знает.
        - А говорил, что наследник отнимет у Стаса все наследство?
        - Говорил, - в очередной раз испытал потрясение дядя Степа.
        - Наследник - кто? - почти ласково спросил Китайгородцев.
        - Я не знаю.
        Конечно, он не знал. Если бы знал, сказал бы еще раньше, под гипнозом.
        * * *
        Дядя Степа показал дорогу к ближайшей церкви. Здешний батюшка был молод и интеллигентен.
        - Я к вам за помощью, - сказал ему Китайгородцев. - Помогите мне, пожалуйста.
        Батюшка смотрел ему прямо в глаза. Китайгородцев подумал, что надо быть осторожным, чтобы благожелательность во взгляде собеседника не сменилась подозрительностью.
        - В прошлом году, весной, я встретил здесь, неподалеку, священника, - сказал Китайгородцев. - Я беседовал с ним. У меня было много проблем... Много сомнений... Даже неверия... Он мне очень помог тогда... Объяснил... Мне стало легче. Но сейчас настал такой период... Он опять мне нужен. А я не знаю, где его искать. Не спросил в тот раз. Я думал, что мне больше не придется... Я ничего о нем не знаю, даже имени. Помню только, что у него машина такая черная была. Кажется, "Волга".
        Все так же батюшка смотрел Китайгородцеву в глаза, и ему вдруг отчего-то стало невыносимо тяжело. Хотелось отвести взгляд. Китайгородцев уже понял, что собеседник не поверил ему, распознал эту наспех слепленную ложь. И он не выдержал, опустил глаза. Пауза затягивалась и уже была невыносимой. В церкви сейчас не было других людей. В абсолютной тишине пугающе громко потрескивали свечи.
        - Возможно, я знаю, о ком вы говорите, - внезапно сказал батюшка.
        Китайгородцев дрогнул. Но не посмел поднять глаза.
        - Это отец Алексей, по-видимому. Он приезжает к нам иногда, и у него машина черная, вы правы. "Волга".
        - Где мне его искать? - пробормотал Китайгородцев.
        Батюшка рассказал подробно. Голос его звучал благожелательно. Может быть, Китайгородцеву все-таки удалось обмануть его?
        - Вы запомнили? - мягко спросил батюшка.
        Китайгородцев решился посмотреть ему в глаза. И в первую же секунду понял, что никого он здесь не перехитрил.
        - Вы мне не поверили, - сказал Китайгородцев. Не спросил, а именно сказал. Для него теперь сомнений в этом не было.
        - Да, - подтвердил священник.
        - Почему же не прогнали?
        - Я не могу, - сказал батюшка. - Я вижу ваши глаза. У вас нехорошее что-то в жизни происходит. Вам плохо. Вы пришли за помощью.
        - Да, это правда. Простите меня.
        - Бог простит!
        Перекрестил на прощание.
        * * *
        - Поедешь с нами, - сказал Китайгородцев дяде Степе, садясь в машину. - Это километров пятьдесят отсюда. Скажешь, этого ли человека ты видел прошлой весной.
        Дядя Степа не перечил. Он сейчас был как манекен - без собственных желаний и поступков. Хочешь - в углу его поставь, хочешь - в машину усади. Все ему едино, все снесет безропотно.
        Сгущались сумерки. Короткий предзимний день догорал. Пока доехали до нужного им места, уже совсем стемнело.
        Церковь была заперта. Сторожа нет, и не у кого спросить.
        Китайгородцев постучал в дверь ближайшего к церкви дома. Шаги. Звякнула щеколда. Дверь распахнулась.
        - Здравствуйте, батюшка! - сказал растерявшийся от неожиданности Китайгородцев.
        Этого человека он узнал сразу. Видел его в доме у Лисицыных. Михаил привозил его, и батюшка читал молитву в маленькой домовой церкви.
        Священник тоже Китайгородцева узнал. И было заметно, как он насторожился.
        - Здравствуйте, - сказал отец Алексей.
        Он замешкался на секунду или две, не зная, как будет лучше: пригласить гостя в дом или разговаривать за порогом. Потом все-таки решился и пригласил:
        - Проходите, пожалуйста.
        Комната, в которую вошел Китайгородцев, была пуста, а из соседней выглядывал целый выводок детей, их было пять или шесть. Батюшка закрыл дверь той комнаты, отгородился.
        - Сюда прошу, - указал на стул.
        Сам тоже сел, руки положил на стол, сплел пальцы, чем снова выдал свое волнение.
        Лампадка освещала образа в углу неярким светом. Иисус строго смотрел на Китайгородцева. В его взгляде Китайгородцеву привиделась настороженность.
        - Вы помните меня? - спросил у священника Китайгородцев.
        - Разумеется. Как ваш друг?
        Это он про Хамзу спросил.
        - Он жив, - сказал Китайгородцев.
        - Бог милостив.
        Отец Алексей смотрел выжидательно. И напряжение его не отпускало. Китайгородцев это видел.
        - Я ищу Михаила, - сказал Китайгородцев.
        - Здесь? - удивился собеседник.
        Китайгородцев не смог понять, искреннее ли это удивление.
        - Мне надо знать, где его найти, - поправился Китайгородцев.
        - А что, он куда-то исчез?
        Все-таки неискренен он был, теперь Китайгородцев это почувствовал.
        - Да, он исчез. И Наталья Андреевна - тоже. Даже Стас Георгиевич не в курсе того, где они могут быть.
        - А что - он интересовался? - спросил собеседник и прикрыл глаза веками.
        - Я не от него! - поспешил откреститься от Стаса Лисицына Китайгородцев.
        Но это, кажется, уже не имело значения. Собеседник сейчас чем-то напоминал Китайгородцеву черепаху, которая при опасности все глубже и глубже втягивает голову под панцирь. Батюшка чувствовал опасность.
        - Я ничем не смогу вам помочь, - сказал отец Алексей.
        - Скажите хотя бы, где его искать.
        - Вы преувеличиваете степень моей близости к семье.
        Теперь было понятно, какую тактику он изберет. Ничего не знаю, я в их дом не вхож, и для меня их исчезновение - такая же загадка, как и для вас, поверьте мне. Эту уже выстроившуюся в голове у батюшки конструкцию Китайгородцев готов был разрушить сразу, пока она не закостенела. Потому что если батюшка выстроит в голове схемы защиты окончательно, он потом и стоять будет до конца, и к истине уже не пробиться.
        - Я степень вашей близости хорошо себе представляю, - сообщил Китайгородцев. - Я, например, в курсе той истории, что случилась здесь, недалеко, в прошлую весну. Под Борщевкой. Помните?
        Китайгородцев заметил, как дрогнул батюшка. Значит, надо бы еще добавить информации, продемонстрировать осведомленность.
        - Братья там рыбачили, - сказал Китайгородцев. - И что потом было...
        Он намеренно на этом оборвал фразу, чтобы память собеседника сама восстановила череду событий.
        Батюшка обездвижел. Он был в шоке. Не ожидал такого разговора.
        - Ко мне у вас какие есть вопросы? - спросил он после долгой паузы.
        - Где Михаил?
        - В таком случае при чем тут Борщевка? Вы шантажируете меня?
        - Нет-нет! - успокаивающе поднял руки Китайгородцев. - Только Михаил! Про Борщевку - это я так, для красного словца.
        И тут же сам понял, как коряво получилось. Конечно же, шантаж. Никак иначе батюшка теперь не будет это воспринимать.
        - Местонахождение Михаила мне неизвестно! - произнес отец Алексей.
        Его голос вновь обрел твердость. Быстро же он взял себя в руки.
        - И даже предположений никаких? - поинтересовался Китайгородцев.
        - Абсолютно никаких!
        Тупик. Никуда этот разговор не приведет.
        - Вы наверняка не в курсе, - сказал Китайгородцев. - Михаил хочет, чтобы я убил Стаса Георгиевича.
        Отец Алексей недоверчиво посмотрел на собеседника.
        - Вы не можете не знать о том, что Михаил обладает даром гипноза, - наугад сказал Китайгородцев.
        Собеседник никак не отреагировал. Возможно, что действительно знает.
        - Он под гипнозом внушил мне, что я должен убить Стаса.
        - Я не верю! - нахмурился священник.
        Казалось, что он даже рассердился. Был оскорблен тем, что его пытались купить на такой дешевый трюк.
        - Я бы и сам не верил, - признался Китайгородцев. - Я об этом даже и не подозревал. Случайно обнаружилось. Там, в машине, - он кивнул за окно, - гипнотизер Потемкин. Сеансы гипноза дает, гастролирует по всей России. Это он смог выяснить, что Михаил задумал. Хотите, я позову? Он подтвердит.
        Батюшка покачал головой. Не хотел. И похоже, что до сих пор не верил.
        - Михаил не только это со мной проделывал, - сказал Китайгородцев. - Он еще дважды под гипнозом заставлял меня кое о чем забыть...
        Собеседник не проявил видимого интереса. Потому что и это тоже он считал враньем.
        - Я видел того, кто в доме у Лисицыных живет, - сообщил Китайгородцев. - Кого они прячут.
        Батюшка воззрился на него.
        - Михаил хотел, чтобы я это все забыл, - сказал Китайгородцев, уже понимая, что батюшка на самом деле о многом знает. - Но мне помогли вспомнить, - он снова указал за окно, где в машине сидел Потемкин. - Теперь вы понимаете, что насчет убийства Стаса - это не мои фантазии?
        Батюшка пребывал в смятении.
        - Вы, оказывается, знали, что Михаил там прячет человека? - стал о чем-то догадываться Китайгородцев.
        Батюшка знал. А Стас не знал, но подозревал и жаждал заполучить доказательства. И это может означать только одно...
        - Это Глеб?! Он жив?!
        Отец Алексей резко откинулся на спинку стула, будто ему вдруг стало нехорошо.
        - Я ничего не знаю и ничего вам не скажу!
        - Так вы не знаете или не скажете? - Китайгородцев продемонстрировал, что он все понял правильно.
        Собеседник сделал жест рукой, словно умоляя ни о чем его не спрашивать.
        - Стас искал Глеба, - сказал Китайгородцев. - Он и меня поселил в своем огромном доме, чтобы сделать из меня шпиона. Он хотел, чтобы я подтвердил: Глеб - там, Глеба прячут в доме. Он сам мне говорил об этом.
        - Про Глеба? - уточнил батюшка, не поднимая глаз.
        - Он имени не называл. И вообще не прямо об этом сказал. Так, намеками. Я думаю, он хотел его убить. Ведь в Борщевке у него не получилось?
        Китайгородцев выразительно посмотрел на собеседника. Батюшка разглядывал столешницу перед собой, но пауза затягивалась, и он поднял, наконец, глаза.
        - Это не моя тайна! - раздельно и твердо произнес батюшка.
        Стало понятно, что больше он не скажет ничего. Но эта его фраза Китайгородцеву окончательно все объяснила.
        Глеб жив. Батюшка об этом знает. И он сам, вполне возможно, к спасению Глеба руку приложил.
        - Я прошу вас: уходите! - сказал батюшка.
        - Мне нужен Михаил...
        Священник покачал головой. Не скажет.
        - Уходите! - повторил он.
        - Еще один вопрос! - сказал Китайгородцев. - И я уйду, - пообещал он, чтобы сделать собеседника более сговорчивым. - У Стаса Георгиевича есть семья? Жена, дети. Какие-нибудь наследники.
        - Этого я не знаю! - от чистого сердца ответил отец Алексей.
        Кажется, он даже испытал облегчение оттого, что ему не пришлось ни увиливать от ответа в этом случае, ни лгать.
        - Я остановился в Борщевке, - сказал, уходя, Китайгородцев на всякий случай.
        * * *
        Настроение было под стать ноябрьской московской действительности: сумрачно и мерзко. Вечер. Машины по Тверскому бульвару едва ползли. Шварц вел машину и злился. И оттого, что пробка автомобильная казалась бесконечной, и оттого, что день сложился так нелепо. Еще утром они думали, что схватили удачу за хвост и что они все в шоколаде, а вечером зализывают раны, и понятно, что лузеры они никчемные. А тут еще расцвеченный огнями пафосный ресторан "Пушкин". Богатые люди выходили из дорогих машин и скрывались за дверями ресторана. Шварц тоже мог туда зайти, это не вопрос, но он не мог зайти так же вальяжно, как эти уверенные в себе люди. Они зарабатывают кучу денег каждый день, а Шварц только мелочь по карманам тырит, иначе и не назовешь то, чем он по жизни занимается. Чтобы не расстраиваться, Шварц отвернулся. И уперся взглядом в пацана, который шел мимо застрявших в пробке машин, веером держа в руках диски с базами данных всего на свете: зарегистрированных в ГИБДД автомобилей, прописанных по московским адресам горожан, обладателей мобильных и стационарных телефонов...
        - Иди сюда! - всполошился Шварц.
        Пацан, почуяв клиента, ускорил шаг.
        - Беру! - сказал Шварц.
        - Что именно?
        - Все!
        Пацан засуетился.
        - Тут самое свежее! - тараторил он. - Старого не держим!
        Стрельнул взглядом по сторонам - нет ли какой угрозы. Не заметил ничего подозрительного, склонился к Шварцу и сообщил доверительным тоном:
        - Есть база данных налоговой. Телефоны, адреса, доходы абсолютно всех. Артисты и министры! Наверняка и ваши данные там есть.
        - Давай!
        Сзади уже сигналили. В другое время Шварц непременно показал бы этим торопыгам неприличный жест. Но сейчас ему было не до них.
        * * *
        Ни один из зарегистрированных на имя Стаса Георгиевича Лисицына телефонов не отвечал, поэтому Шварц позвонил в офис фирмы, учредителем которой числился Лисицын. Там ему ответили. Женский голос.
        - Стас Георгиевич в отъезде.
        Сейчас положит трубку.
        - Слушайте меня внимательно! - сказал Шварц. - Важная информация для Стаса Георгиевича! Касательно его безопасности! Это не шутка! Свяжитесь с ним немедленно! Сообщите о моем звонке! Я перезвоню вам через тридцать минут.
        Он думал, что придется ждать эти тридцать минут, но женщина ему сказала:
        - Секундочку! Я вас соединяю!
        Сначала заиграла музыка, потом, секунд через тридцать, в трубке послышался мужской голос:
        - Алло!
        - Стас Георгиевич? - выпалил Шварц.
        - Нет, это не Стас Георгиевич.
        - Мне нужен...
        - Он в отъезде, - перебил мужчина.
        - Позвоните...
        - Ни в коем случае, - снова перебил собеседник. - Покуда я не выясню, в чем дело. Я - заместитель господина Лисицына, его правая рука. Обычно я решаю все вопросы и только после докладываю шефу. Вы бы подъехали...
        - Еще чего! - не проявил энтузиазма Шварц.
        - Вопрос, как мне тут сообщили, достаточно серьезный, - рассудительно сказал мужчина. - По телефону подобное не обсуждают.
        В принципе он был прав, конечно. Да и чем Шварц рисковал? Ничем. Не столкуются - уйдет, и все дела.
        - Где встретимся? - спросил Шварц.
        - Можете прямо в офис к нам подъехать, - предложил собеседник.
        Продиктовал адрес. Адрес совпал с тем, который Шварц разыскал в базе данных. В районе Таганки. Не так уж далеко.
        * * *
        Собеседником Шварца оказался сухопарый мужчина лет пятидесяти. Он был облачен в недорогой костюм, какие носят мелкие чиновники, и столь же неказист был его галстук. Взгляд у мужчины был плавающий - не перехватишь, как ни старайся.
        - Константин Федорович, - представился он.
        В офисе, как показалось Шварцу, было безлюдно. Даже секретарши не было в приемной. То ли день рабочий уже закончился, то ли осторожный Константин Федорович на всякий случай выпроводил нежелательных свидетелей. Шварц успокоился, и к нему вернулась утраченная было уверенность.
        - Я слушаю вас, - сказал Константин Федорович, и взгляд его поплыл по кабинету, не останавливаясь ни на чем.
        Шварц придвинул к себе лист бумаги, взял ручку, написал:
        НА ЛИСИЦЫНА БУДЕТ ПОКУШЕНИЕ
        Развернул лист так, чтобы собеседнику было удобнее читать.
        - Что там написано? - подслеповато всмотрелся Константин Федорович. - На Лисицына будет покушение? Да?
        Шварц рассмеялся ему в лицо.
        - Вы держите меня за идиота? Это какая-то провокация, да? - осведомился он.
        Про провокацию - это на тот случай, если Константин Федорович действительно записывает их разговор. Шварц сейчас такого им наговорит, что ничего они потом не докажут. Константин Федорович все понял правильно. Усмехнулся. Точно, пишет, гад. Не такой уж это никчемный червячишко в сером непотребном пиджачке. С ним надо ухо востро держать.
        Шварц написал:
        ЗНАЮ КТО
        Ниже добавил:
        ЗНАЮ КОГДА
        Откинулся на спинку кресла и выразительно посмотрел на собеседника. Мол, заинтересовало это вас или не будем время тратить и я пойду?
        - Мне нужно позвонить, - сказал Константин Федорович. - Это займет минуту или две, не больше. Ожидайте меня здесь.
        Он вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь. Шварц тотчас схватил со стола зажигалку, которую давно заприметил, и поджег бумажный лист со своими каракулями. Дал ему сгореть, потом положил между двумя чистыми листами бумаги и скомкал, превращая в труху. Вот так! И никаких следов!
        Константин Федорович отсутствовал минут пять. Шварц уже занервничал. Наконец, собеседник вернулся. Сел на прежнее место. Их снова разделял стол. Константин Федорович обнаружил отсутствие листа с записями и сразу догадался, почему в кабинете пахнет горелой бумагой. Шварц ждал. Наверняка этот хмырь переговорил со своим шефом и получил инструкции. Теперь будет стараться вытянуть из Шварца как можно больше информации. Только Шварц им больше ничего не скажет, пока они не обсудят финансовую сторону вопроса. Все, о чем он упомянул в своих записях пять минут назад, стоит немалых денег. За бесплатно такую информацию сольет только круглый идиот. Он - хозяин положения. Он будет диктовать условия этим уродам.
        - Да, это правда, - тихим голосом произнес Константин Федорович. - Китайгородцев. Шестнадцатое ноября.
        Шварц не сразу сообразил, что это информация по его записям. Прямо по пунктам. Шварц почувствовал себя человеком, в ночном клубе не прошедшим фейс-контроль. Он думал, что крутой и что имеет право, а ему сказали, что он полное дерьмо. Иди, мальчик, оттянись в "Макдоналдсе", там тоже иногда бывает круглосуточно. И пускают туда всех. Даже таких, как ты. Обидно, блин. И очень стыдно. Что за непруха вдруг такая? Чем провинился Шварц?
        - Но есть тема, которая действительно нам интересна, - с невозмутимым видом сказал Константин Федорович. - И вот за это мы можем заплатить. Если вы знаете, где искать Китайгородцева.
        Глянул вопросительно на собеседника. Шварц собирался с мыслями. Как бы ему не лажануться снова. Сказать, что знает, - это полная туфта. Ищи-свищи теперь того Китайгородцева. Надо говорить не о том, что знает, где Китайгородцев, а о том, что знает, где тот был. Совсем недавно. И оттуда можно было бы начать поиск. Такая информация тоже стоит денег, зато ответственности никакой. Главное - не обещать, что доставит им Китайгородцева на блюдечке.
        - Я видел его сегодня утром, - сообщил Шварц. - Не факт, что он до сих пор отсиживается там. Но место покажу.
        - Москва? - заинтересовался собеседник.
        Шварц взял выразительную паузу. Константин Федорович все понял. Точно, не дурак.
        - Вот это уже можно обсуждать, - кивнул он. - Стас Георгиевич скоро будет здесь. - Поднял трубку, сказал коротко: - Зайдите.
        Шварц запоздало встрепенулся. В кабинет вошли два здоровяка. Ловушка.
        - Вам это ничем не угрожает, - поспешил успокоить Шварца Константин Федорович. - Мы с вами по-прежнему на равных, и мы будем с вами договариваться, а не ссориться.
        Вот урод! Кого он хочет обмануть? Шварца?
        * * *
        Предчувствие не обмануло Шварца. Когда спустя полтора часа распахнулась дверь и в кабинет стремительно вошел мужчина в роскошном, но несколько помятом и местами даже растерзанном пальто, у Шварца сжалось сердце. Потому что вошедший окинул его таким взглядом, каким смотрят на подопытного кролика.
        Константин Федорович при появлении шефа постарался сделаться совсем уж незаметным. Даже посерел еще пуще прежнего, такое складывалось впечатление. Он поздоровался с Лисицыным так тихо, что никто его приветствия, кроме него самого, наверное, не услышал.
        Лисицын сделал едва уловимый жест рукой. Понятливый Константин Федорович тотчас освободил занимаемое им кресло. В это кресло плюхнулся Лисицын. Он был похож на путника, сделавшего кратковременный привал.
        - Вы можете идти, Константин Федорович, - сказал Лисицын заместителю, а сам не сводил глаз со Шварца.
        Шварц тоже с удовольствием ушел бы. Да кто же ему позволит!
        Константин Федорович с готовностью выскользнул за дверь. Теперь в кабинете оставались Стас Георгиевич, двое его охранников-громил и Шварц - один против них. Ни о каких деньгах тут лучше даже не заикаться, понял Шварц. Вопрос - останется ли целой голова. Взгляд у Лисицына такой, что сразу же понятно: для него человеческая жизнь не стоит ничего.
        - Поехали, покажешь, - спокойно сказал Лисицын.
        И от этого его спокойствия Шварца почему-то бросило в озноб.
        * * *
        В доме у дяди Степы было тихо и свет везде погашен.
        - Собака у него есть? - спросил Стас Георгиевич.
        - Нет, - ответил Шварц.
        Лисицын кивнул своим охранникам. Те вылезли из теплой машины в морозную ноябрьскую ночь.
        - Побудешь здесь, - сказал Шварцу Лисицын.
        Шварц обрадовался. Но радость его была недолгой. В следующее мгновение Лисицын приковал его к ручке дверцы.
        - Чтобы не потерялся, - пошутил Стас Георгиевич, и от этой шутки Шварц снова испытал озноб.
        Он видел, как охранники Лисицына достали из багажника машины помповые ружья и направились к дому. Стас Георгиевич шел следом. Они не стали церемониться. Входные двери выбили с ходу и ворвались в дом. Метались по комнатам, везде зажигая свет, но нашли только дядю Степу. Он был настолько пьян, что даже от производимого гостями шума не проснулся. Его с кровати сбросили на пол, тыкали в лицо стволами ружей, а он только мычал и неловко отмахивался, будто над ним кружились надоедливые мухи.
        Лисицын распорядился привести из машины Шварца. Его привели с закованными в наручники руками. Стас Георгиевич стоял над распростертым на полу телом дяди Степы. Дядя Степа пьяно храпел.
        - Это хозяин? - спросил у Шварца Стас Георгиевич.
        - Он, - подтвердил Шварц. - Утром он здесь был, еще гипнотизер и этот, кого вы ищете.
        Стас Георгиевич зло пнул бесчувственное тело.
        - Придется ждать, - процедил он с досадой. - К утру проспится малость. Тогда поговорим.
        ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ НОЯБРЯ. ДВА ДНЯ ДО УБИЙСТВА
        Утро Китайгородцев встретил под стенами школы. Он видел, как дворник расчищал дорожки от выпавшего ночью снега, как потянулись к школе сначала учителя, потом ученики. До начала первого урока оставалось еще немало времени, когда Китайгородцев увидел знакомое пальто Нины Петровны. Он вышел из машины и пошел наперерез женщине. Она увидела его и остановилась. По тому, как стрельнула взглядом по сторонам, Китайгородцев понял, что женщина обеспокоена.
        - Здравствуйте, - сказал ей доброжелательно Китайгородцев.
        Он не хотел, чтобы она его боялась.
        - Здравствуйте, - неуверенно ответила Нина Петровна, выдавая поселившийся в ее душе безотчетный страх.
        И снова взгляд ее метнулся по сторонам. Наверное, боялась, что они с Китайгородцевым останутся наедине. Ей было важно, чтобы вокруг находились люди.
        - Неужели вы не знали о том, что Глеб исчез еще прошлой весной? - спросил Китайгородцев, пытливо вглядываясь женщине в глаза.
        - А что такое? - нервно дернула она плечом.
        - Вы дали мне адрес. Подсказали, где он живет. И вы не знали, что его там нет?
        Она не могла не знать. Они с Глебом жили в одном городе. Город этот не самый большой в России. И не может быть, чтобы до нее не доходили слухи. Даже если у них с Глебом сейчас ничего общего, но когда-то они были, кажется, мужем и женой, так что не могла она жить весь прошедший год в неведении. И Китайгородцев это понимал, и Нина Петровна тоже.
        - Мне до него нет дела! - сказала, как отмахнулась.
        - А что в городе говорят об исчезновении Глеба? - поинтересовался Китайгородцев.
        Нина Петровна неопределенно пожала плечами в ответ.
        - Что вам о Глебе говорили? - настаивал Китайгородцев.
        - Ничего. Спрашивали, где он и что.
        - А вы?
        - А я отвечала, что не знаю.
        - И никто не удивился тому, что человек исчез.
        - Он беспокойный, - сказала Нина Петровна. - Мало ли куда в этот раз занесло.
        Она говорила равнодушно, как говорят о тех родственниках, которые уже и не родственники никакие, а так - отрезанный ломоть.
        - Вам он хоть как-то давал знать о себе? - спросил Китайгородцев.
        - Нет.
        - За целый год? - изобразил удивление Китайгородцев.
        Женщина снова пожала плечами. Похоже, что не лгала. Такое равнодушие специально не сыграешь.
        - У них со Стасом какие были отношения? - спросил Китайгородцев.
        Нина Петровна посмотрела на собеседника внимательно.
        - Дружили? - предложил ей варианты ответа Китайгородцев. - Или в контрах?
        - Я думала, что вы от Стаса, - удивленно сказала Нина Петровна.
        Конечно, странными выглядели последние вопросы Китайгородцева, если предполагать, что он каким-то образом связан со Стасом Лисицыным.
        - Я не от Стаса, - сказал Китайгородцев.
        - Но вы знакомы с ним?
        - Да.
        - Вы кто? - спросила Нина Петровна.
        Она хмурилась, пытаясь сообразить, с кем на самом деле разговаривает.
        Китайгородцев продемонстрировал ей свое удостоверение. Его расчет оказался верным. Для законопослушной провинциалки Нины Петровны документ с фотографией и печатью являлся неоспоримым свидетельством благонадежности его владельца. Она вряд ли поняла, что такое там написано. Документ есть документ. И разговор у них теперь пойдет официальный. Нина Петровна оробела, и Китайгородцев тотчас же подметил случившуюся с женщиной метаморфозу.
        - Так я про отношения братьев, - не стал терять он время.
        - Отношений, считайте, никаких, - сказала женщина. - Не братские они, я так скажу.
        - Причина в чем?
        - Разные они - Стас и Глеб.
        - Подробнее, - попросил Китайгородцев. - Я не понимаю.
        - Масштаб разный.
        - Один богач, другой бедняк? - вспомнился Китайгородцеву разговор с дядей Степой.
        - А почему богач? И почему бедняк? - сказала Нина Петровна. - Стас - он придумщик, он по жизни не идет, а бежит, у него всегда идей - миллион. Он всегда придумает, как деньги заработать. А Глеб - он не такой. Он никогда не воспарит над облаками, он всегда двумя ногами на земле. Поэтому он никогда не заработает тех денег, которые заработал Стас.
        - И попыток не было? - невинным голосом поинтересовался Китайгородцев. - Не пробовал он заработать?
        - Все его начинания нелепы были, - ответила женщина. - И заканчивались, как правило, ничем.
        - А вы когда-нибудь слышали от Глеба о том, что он хочет заставить Стаса деньгами поделиться?
        - Не припоминаю.
        - И о том, что он хотел Стаса шантажировать?
        - Не-е-ет, - удивленно протянула женщина.
        - У Стаса есть семья?
        - Думаю, что нет.
        - А вы когда с ним в последний раз общались?
        - Ой, давно! - даже рукой махнула.
        - Больше года назад? Меньше года?
        - Лет пятнадцать назад я его видела, не иначе.
        - Да вы что! - не удержался Китайгородцев, но тут же осекся, потому что он, кажется, догадался, что тут к чему.
        При столь скверных отношениях между братьями ее контакты со Стасом были сведены к нулю.
        - Значит, о семье Стаса вы могли бы и не знать? - предположил Китайгородцев. - Мало ли, какие изменения в его жизни произошли.
        - Наверное, вы правы, - кивнула Нина Петровна.
        - И у Стаса могли бы появиться какие-то наследники...
        - Какие наследники? - удивилась Нина Петровна.
        - Глеб хотел шантажировать Стаса его наследниками. Он когда-нибудь упоминал при вас об этом?
        - Нет! - еще сильнее удивилась женщина.
        Похоже, что Китайгородцев рассказывал ей вещи какие-то совсем невообразимые.
        - Вы поражены? - спросил Китайгородцев. - Вы считаете, что Глебу подобное несвойственно? Что он не мог шантажировать Стаса?
        - Я думаю, что он способен, - после паузы признала собеседница. Она будто взвесила все "за" и "против", прежде чем ответить. Добавила: - Что-то есть в его характере такое. Какая-то гнильца.
        Как она к нему беспощадна. Бывших жен не надо бы привлекать к делу в качестве свидетелей. Такого насвидетельствуют, что бывший муж не отмоется потом.
        - Значит, мог? - проговорил Китайгородцев. - А как, по-вашему, на шантаж отреагировал бы Стас?
        - Он Глеба не уважает, - задумчиво сказала Нина Петровна. - Так что была бы ссора, я думаю.
        - А Стас горяч? Он вспыльчивый?
        - Очень! Такие вспышки гнева! Я лично видела.
        Кажется, до сих пор она пребывала под впечатлением от увиденного, невзирая на давность лет.
        - А мог бы Стас убить? - прямо спросил Китайгородцев.
        Нина Петровна посмотрела ему в глаза, и он заподозрил, что для нее их разговор - слишком откровенный. Сейчас скажет, что ни за что и никогда. И еще - как ему такое в голову могло прийти...
        Но вместо этого она совершенно неожиданно для Китайгородцева сказала:
        - Мне кажется, на убийство способен каждый человек.
        Это было равносильно признанию того, что Стас способен на убийство. Китайгородцев не успел ничего сказать в ответ, а женщина, расценив его молчание как несогласие, спросила, глядя в глаза Китайгородцеву с укором:
        - Или вы думаете, что вот лично вы не способны никого убить?
        Китайгородцев дрогнул, ужаснувшись.
        - И вы убьете, - сказала Нина Петровна с необыкновенным спокойствием. - Если случится в жизни такая необходимость.
        Она не ведала, что творила. Она пророчествовала, не отдавая себе отчета в том, что говорит.
        * * *
        - Простите, мне надо идти, у меня урок, - сказала Нина Петровна, обнаружив, что иссяк поток спешащих к школе учеников.
        Последние, те, кто опаздывал, пробегали мимо, и не каждый в этой гонке здоровался с Ниной Петровной, не замечали учителя.
        - Я вас провожу, - предложил Китайгородцев. - Еще хотел спросить. Вы знаете в роду Лисицыных такого человека, как Михаил?
        - М-да, - протянула неуверенно женщина, явно сомневаясь.
        - Он обладает даром гипноза.
        - Да! - вспомнила Нина Петровна. - Михаил! Помню! А как же!
        Значит, это правда.
        - Он действительно гипнотизер? - спросил Китайгородцев.
        - Да.
        - Вы его видели когда-нибудь? Или только слышали о нем?
        - Видела.
        - При вас он проделывал такие штуки? Я имею в виду гипноз.
        - Нет, при мне ни разу. Но мне говорили.
        - Кто?
        - Все.
        - Глеб?
        - И Глеб, и Стас, - сказала Нина Петровна. - И Наталья Андреевна.
        - И генерал Лисицын?
        - Тоже, наверное, - пожала женщина плечами.
        - Вы его знали?
        - Георгия Александровича? Да. Хороший человек был.
        - Он умер?
        - Уже давно. Примерно десять лет назад.
        - На похоронах вы были?
        - Нет.
        - А Глеб?
        - Глеб был.
        Они уже дошли до дверей школы.
        - Сколько у вас сегодня уроков? - спросил Китайгородцев.
        - А что?
        - Я бы хотел еще с вами встретиться, поговорить.
        - Знаете, вы не обижайтесь, но у меня совсем нет времени.
        Она хотела бы никогда больше с Китайгородцевым не встречаться. Ни под каким предлогом.
        - Я вас надолго не задержу! - клятвенно заверил Китайгородцев.
        - У меня действительно много забот, - Нина Петровна даже заставила себя скупо улыбнуться, будто просила простить ее за неуступчивость. - Я одна, и все хлопоты на мне. Планы каждый день писать нужно к урокам, готовить и стирать. А у меня взрослый сын, я кручусь, как белка в колесе. Тут у нас семейный праздник - это тоже хлопоты.
        Махнула рукой. Вам не понять моих проблем, мол.
        Было слышно, как в школе зазвенел звонок.
        - Простите! - быстро сказала Нина Петровна.
        И скрылась за дверями школы.
        * * *
        Утром дядя Степа проснулся, увидел в своем доме незнакомых людей и нисколько этому обстоятельству не удивился. Возможно, подобное уже не раз в его жизни случалось: накануне застолье начиналось в одной компании, потом собутыльники менялись, одни уходили, другие приходили, пьянка продолжалась, лиц уже не различишь, а утром смотришь - кто такие? А какая разница? Не любопытно, в общем.
        Дядя Степа загремел посудой в поисках оставшейся водки. Как часто это и бывало - безрезультатно.
        - Где твои гости? - спросил Стас Георгиевич.
        Дядя Степа и ухом не повел.
        - Ты глухой? - недобро прищурился Лисицын.
        Смурной после вчерашнего дядя Степа в ответ пробормотал что-то невразумительно-невежливое. Стас Георгиевич посмотрел на стоявшего ближе к дяде Степе охранника тяжелым взглядом. Понятливый охранник расшифровал этот взгляд без труда. Взял в руку пустую бутылку из-под водки и ударил ею по голове дяди Степы. Дядя Степа охнул и схватился за голову. Меж пальцев заструилась кровь.
        - Ты отвечай, когда спрашивают, - посоветовал Лисицын.
        Подразумевалось, что в противном случае только хуже будет.
        - Гости твои где? - возвратился к интересующему его вопросу Стас Георгиевич.
        - Какие? - спросил дядя Степа, растирая кровь по лицу.
        - Вытрите ему рожу! - поморщился Лисицын.
        Тот охранник, который разбил дяде Степе голову, бросил своей жертве грязное полотенце. Дядя Степа вытер, как мог, кровь с лица, потом приложил полотенце к ране.
        - Я про гостей, которые у тебя вчера тут были, - сказал Лисицын, отворачиваясь, чтобы не видеть собеседника.
        А дядя Степа действительно выглядел неважно. Кровь по-прежнему струилась по его лицу, он безуспешно пытался от нее избавиться.
        - Уехали, - сказал дядя Степа.
        - А у тебя они как оказались? Что им за интерес?
        - Знакомого искали.
        - Кого? Как звать знакомого?
        - Глеб.
        Взметнулась бровь изумленного Стаса Георгиевича.
        - Зачем он им? - спросил Лисицын.
        - Без доклада было, - ответил дядя Степа. - Я не любопытствовал.
        - Что ты им про Глеба рассказал?
        Но тут в разговоре случилась заминка. Дядю Степу стошнило. То ли от выпитого накануне ему так плохо было, то ли от удара по голове бутылкой. Лисицын отошел к окну и отвернулся, чтобы ничего этого не видеть.
        - Дайте ему водки! - процедил сквозь зубы. - Водка есть у нас?
        Из машины принесли водку. Наполнили стакан. Дядя Степа стал жадно пить. Водка смешивалась с кровью. Присутствующие старались не смотреть.
        - Что ты рассказывал про Глеба? - после паузы повторил вопрос Стас Георгиевич.
        - Что видел его аж в прошлом годе.
        - Это когда он на рыбалку приезжал? - деланно равнодушным голосом осведомился Лисицын.
        Но дядя Степа почувствовал опасность. Замешкался с ответом.
        - Что ты им про рыбалку говорил? - насторожился Лисицын.
        - Да ничего, - пьяно пожал плечами дядя Степа.
        Но пьяному трезвого не обмануть.
        - У тебя в сарае стоит машина Глеба, - сказал Лисицын. - Ты хочешь сказать, что не было разговора о том, как машина оказалась у тебя?
        И снова дядя Степа замешкался с ответом.
        - Врежь ему, - негромко произнес Лисицын.
        Охранник ударил дядю Степу ногой в лицо. Дядя Степа взвыл.
        - Молчать! - все так же негромко сказал Лисицын.
        И дядя Степа испуганно затих.
        - Что ты видел? - спросил Стас Георгиевич.
        - Когда?
        - В прошлом году. Я про ту рыбалку спрашиваю. И не ври, - посоветовал Лисицын. - Покалечим, врачи потом тебя не соберут.
        Дядя Степа смотрел, как затравленный зверек. Чтобы его немного отпустило, ему еще налили водки. Он послушно выпил.
        - Я ничего не видел, - доложил дядя Степа. - Я так им и сказал.
        - Но ты сказал им, что Глеба видел? - спросил Стас Георгиевич.
        - Сказал, - угодил в расставленную ловушку дядя Степа.
        - И что Стаса видел - тоже?
        - Ага.
        - Значит, ты что-то видел? - поймал на слове собеседника Лисицын. - Ты в тот раз там рядом где-то был?
        - Был, - вынужденно подтвердил дядя Степа.
        - Следил? - недобро прищурился Лисицын.
        - Рыбалил неподалеку.
        - А дальше что там было? Рыбачили Стас и Глеб... Дальше было что?
        - Стас уехал, а Глеб остался.
        - Ты видел Глеба? - быстро спросил Лисицын.
        - Нет.
        - А кого видел?
        - Никого.
        - Но машина Глеба у тебя, - напомнил Стас Георгиевич. - Значит, ты там, на месте их рыбалки, побывал?
        - Следующим днем.
        - Что видел там?
        - Ничего.
        - Врешь! - взъярился Лисицын.
        - Кровь! - поспешно сообщил дядя Степа.
        - А Глеб? - продолжал добиваться Лисицын.
        - Нет, Глеба я не видел. Хотя машина его была в наличии.
        - Как думаешь, где Глеб?
        Дядя Степа замялся.
        - А мог он утонуть? - осведомился Стас Георгиевич.
        - Это запросто! - с готовностью воспользовался подсказкой собеседник. - У нас тут тонут кажный год. И по пьяни, и по неумению плавать.
        - Ты гостям это тоже рассказал? И про кровь, и про то, что Глеб исчез, и про его машину...
        - Рассказал, - признал дядя Степа с обреченным видом.
        Виноват, мол, наболтал я много лишнего, но попробовали бы вы сами отбояриться от таких назойливых гостей.
        Он боялся, что его снова будут бить, поэтому решил рассказать еще что-нибудь, не дожидаясь ни расспросов, ни рукоприкладства.
        - Еще я им сказал, что там был поп.
        - Что за поп? - насторожился Лисицын.
        - Этого не знаю, - честно признался дядя Степа. - Я даже в тот раз не понял, что он поп. Издалека узрел. Видно, что черный. Только щас прояснилось про чего. К нему приехали - точно, поп.
        - Кто приехал?
        - Я и... эти.
        - Когда? Сейчас? Ты с ними ездил?
        - Ага.
        - Поп видел рыбаков?
        - Должен видать, - кивнул дядя Степа. - Недалече стоял.
        - И что - он потом туда пошел, где были рыбаки? - все сильнее нервничал Лисицын.
        - Про то не знаю.
        Лисицын решил, что дядя Степа опять хитрит. Дал знак. Бедняге отвесили оплеуху.
        - Я не видал! - заторопился объяснить дядя Степа. - Я ушел, потому что клева не было!
        - Значит, ты ушел, а поп остался? - все больше мрачнел Стас Георгиевич.
        - Точно так!
        - Ты про попа вчера рассказывал гостям. И они, как только услышали, что поп видел прошлогоднюю рыбалку, сразу помчались к нему?
        - Ага!
        Лисицын, не сдержавшись, выматерился. Загадка, которая мучала его много месяцев, разгадалась, кажется, и разгадка эта была такой нежелательной и даже страшной для него, что он впал в ступор на какое-то время. Ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы вернуться в день сегодняшний.
        - Поедешь с нами, - сказал Лисицын. - Покажешь, где поп живет.
        Шварц, закованный в наручники, все это время просидел в углу, боясь пошевелиться. Ему казалось, что он все глубже погружается в какую-то трясину. Пропадет он. Сгинет без следа.
        * * *
        На поиски священника отправились на двух машинах. Лисицын побрезговал находиться бок о бок со скверно выглядевшим и основательно захмелевшим дядей Степой.
        Дядю Степу усадили в машину Глеба, туда же затолкали Шварца, вместе с ними поехали и оба охранника. Их машина шла первой. Следом ехал Стас Георгиевич.
        Мороз был сильный, большая редкость для последних чисел ноября. Дым из труб деревенских домов не стелился, а поднимался прямо в небо. Солнце светило ярко, отражаясь от прикрывшего осеннюю грязь снега. Но Лисицын красоты не замечал. Он извелся, пока они добирались до места. На нервах был.
        Дядя Степа указал дорогу прямо к дому священника. Лисицын сам в дом заходить не стал, отправил туда одного из своих охранников. Тот вернулся скоро. Доложил:
        - Дома его нет. Сказали, что в отъезде.
        - Куда уехал? - зло спросил Лисицын.
        - Не сказали.
        - С кем разговаривал?
        - С его женой.
        - Кто еще в доме есть?
        - Дети, - ответил охранник. - Много.
        - Когда вернется поп?
        - Не знают они.
        - Но хоть сегодня? - сжал кулаки Лисицын.
        Со стороны могло показаться, что у него руки застыли на морозе, и он их таким способом пытается согреть. На самом деле его душила злоба.
        - Сегодня приедет или завтра - они не в курсе, - пробормотал охранник, который видел состояние шефа и знал по опыту, что добром это не кончится.
        Лисицын повел окрест злым взглядом. Увидел дядю Степу. Тот пригрелся в теплом салоне машины и уже клевал носом. Еще немного - и заснет.
        - Закачай водки в эту каланчу! - распорядился Стас Георгиевич. - Чтобы из ушей лилось! До невменяемого состояния чтоб! А дальше слушай... Он когда заснет, вы его за деревню отвезите и сбросьте где-нибудь в кювет.
        * * *
        Шварц видел, как растолкали дядю Степу и как поили его водкой. Обращались с дядей Степой вежливо и даже почти сердечно, и пьяный дядя Степа все принимал за чистую монету, но Шварц был трезв как стеклышко и осознавал, как неправдоподобна доброжелательность этих парней. В том, что он не ошибается в своих подозрениях, Шварц убедился очень скоро. Дядя Степа вдруг ни с того ни с сего пьяно заартачился. То ли почувствовал, что эта водка уже лишняя ему, то ли просто каприз на него такой нашел, но он попытался воспротивиться. Тогда ему без всяких церемоний ткнули в рот стакан с водкой. Шварц отчетливо слышал, как звякнули о стекло зубы дяди Степы. И дальше уже дядю Степу поили насильно, пока бутылка не опустела. После этого пьяного оставили в покое. Вскоре он заснул. Охранники Лисицына нет-нет, да и бросали на дядю Степу оценивающие взгляды. Шварц это видел, и чутье ему подсказывало, что все здесь делается не без злого умысла, и вопрос только в том, пострадает один дядя Степа или Шварцу тоже головы сегодня не сносить.
        Потом куда-то поехали, а Лисицын остался. Шварц испугался по-настоящему.
        - Далеко мы, братва? - спросил он.
        Голос у него срывался. Ему не удосужились ответить. Шварц ужаснулся. Дядя Степа был мертвецки пьян, а Шварц в наручниках. Оба беспомощны.
        Отъехали не слишком далеко. Скрылось из виду село. Пустынная дорога. Ни людей, ни машин, ни жилья. Охранники вышли из машины. Шварц заметался. Но начали не с него, а с дяди Степы. Выволокли из теплого салона на мороз бесчувственное тело, взяли за руки-ноги, раскачали, как бревно, и швырнули под откос. С дороги и не видно, куда упал. Вернулись к машине. Шварц трясся от страха. Кричать не было сил. Но эти двое к нему даже не подступились, сели в машину, развернулись на узкой дороге, поехали обратно в село.
        Они убили дядю Степу, понял Шварц. Он вдрызг пьяный и не проснется, на таком морозе замерзнет к едреной фене насмерть. А он, Шварц, все это видел. На его глазах происходило. Не поосторожничали. Не побоялись. Это ему, Шварцу, приговор. Он не жилец. В живых они его не оставят.
        * * *
        В разговоре дядя Степа упоминал, что Китайгородцев и Потемкин от него уехали в Калугу.
        Лисицын, осознав, что священника они могут прождать до поздней ночи, решил срочно ехать в Калугу.
        Про дядю Степу он даже не спросил. Кажется, он про него забыл. Его мысли сейчас были заняты другим. Китайгородцев постоянно его опережал. И никак не получалось этого Китайгородцева достать. Он кружился рядом, как назойливая муха, его присутствие Лисицын ощущал почти физически, а прихлопнуть эту муху никак не удавалось.
        В Калугу Китайгородцев поехал не просто так. Это не транзитная точка для него, не проездом он в ней. Целенаправленно поехал, знает, где искать. А это значит, что и Лисицын тоже знает - где.
        Стас Георгиевич, не выходя из машины, сделал знак своим охранникам, которые сидели в "Жигулях". Те подъехали, две машины встали бок о бок.
        - Поедете за мной, - сказал в открытое окно Лисицын. - До Калуги. Там покажу.
        Шварц, который жадно ловил каждое долетающее до него слово, не сразу смог поверить в то, что не все так плохо. Его не будут убивать. О нем и речи нет. Пока, по крайней мере.
        * * *
        Информацию о сыне Нины Петровны Китайгородцев выманил хитростью. К этому времени он знал о юноше совсем немного: во-первых, что сын у Нины Петровны есть, во-вторых, что зовут его Алексей. Этого Китайгородцеву хватило. Он вошел в школу, когда первый урок уже начался. Коридоры опустели. Женщина в синем халате веником сгоняла в кучу мокрую грязную кашицу - занесенный на подошвах снег.
        - Добрый день! - сказал Китайгородцев вежливо. - Нина Петровна... Она у вас преподает...
        - Потапова! - определила женщина. - А как же! Математику! Первый урок у нее...
        - Я знаю, - чинно кивнул Китайгородцев. - Я ее только что до дверей школы проводил. Про ее Алешу говорили. И я ее забыл спросить: он учится? работает?
        - В институте он.
        - В каком?
        - А вот! - сказала женщина. - Через дорогу.
        - Факультет какой?
        - Не знаю я! - ответила женщина и посмотрела виновато.
        Но и этой информации Китайгородцеву было уже достаточно.
        * * *
        Необходимо было разыскать Потапова Алешу. У Китайгородцева на это ушло десять минут. И потом он еще сорок минут ожидал окончания лекции. В перерыве между лекциями он перехватил Алешу в коридоре. Потапов узнал Китайгородцева, вежливо поздоровался, но от Китайгородцева не укрылось то, что парень заметно насторожился.
        - Мне твоя мама сказала, где тебя найти, - бестрепетно солгал Китайгородцев.
        Он рассчитывал на то, что его ложь раскроется не раньше, чем мать и сын встретятся дома. Или пока мать не позвонит сыну на мобильный, но даже этого Китайгородцев не боялся. В его присутствии Алексей вряд ли будет долго разговаривать с матерью, так что до обсуждения подробностей дело не дойдет.
        - Возможно, что ты сможешь мне помочь, - сказал Китайгородцев так, будто продолжал какой-то начатый с мамой Алеши разговор. - Про Михаила, родственника Глеба Георгиевича. Ты же его знаешь?
        - Слышал.
        - А видел?
        - Нет.
        Вот незадача!
        - Ни разу в жизни? - демонстративно удивился Китайгородцев.
        - Ни разу.
        - И он в Калугу никогда не приезжал?
        - А зачем он вам? - спросил Алексей. - Вы по какому вообще поводу?
        Вот и не сдержался он, продемонстрировал свою настороженность. Юнец еще, не умеет прятать эмоции. А у Китайгородцева на этот случай легенда была припасена заранее. И он разыграл партию, как по нотам.
        - Он же гипнозом увлекается, этот Михаил. Ты в курсе?
        Алеша кивнул.
        - А я работаю администратором у гипнотизера, - будничным тоном сообщил Китайгородцев. - У Потемкина Иосифа Ильича. Слышал о таком?
        - Нет.
        - Да ты что! - попенял Китайгородцев. - А ты в Интернет зайди да посмотри. Там про него много чего есть.
        А сам тем временем извлек из бумажника визитку гипнотизера, которую ему давным-давно презентовал Потемкин - кто бы мог тогда подумать, что она так кстати пригодится.
        - Дарю! - сказал Китайгородцев.
        На визитке действительно, кроме телефонов, был указан адрес сайта в Интернете. И уже угадывалось некое правдоподобие в излагаемой Китайгородцевым истории. Похоже было, что этому обстоятельству Алексей сильно удивился. Китайгородцев был готов закрепить успех.
        - Вон он, сидит в машине, - кивнул за окно. - Потемкин собственной персоной.
        За окном стояла машина, в машине сидел человек, и у Алеши не было никаких оснований считать, что тот человек - не Потемкин.
        - Он хозяин, я работник, - доверительно сказал Китайгородцев. - Он в машине спокойненько сидит, а я бегаю, справки навожу, уже весь в мыле. Это по его делам, - кивнул он за окно. - Он услышал про Михаила, захотел ему что-то интересное предложить. Я подробностей не знаю. Но что-то по гипнозу, - сделал неопределенный жест рукой. - Познакомились со Стасом Георгиевичем, тот помочь не смог. Говорит - уехал Михаил. Где искать? Неведомо. Дал координаты Глеба Георгиевича. На всякий случай. Приезжаем сюда, а Глеба Георгиевича самого уже год как нет в Калуге...
        - Так вы не от Стаса Георгиевича? - никак не мог сообразить Алеша. - Не с ним вы, в смысле?
        Перед Китайгородцевым вся картина раскрылась в одно мгновение. У Алеши с мамой был разговор. Наверняка мама озвучила какие-то версии. Среди них основная: Китайгородцев приезжал по поручению Стаса. И это почему-то растревожило маму. Ее настороженность передалась Алеше. Вот почему юноша так растерялся, когда Китайгородцев поведал ему про гипнотизера Потемкина. Это не соответствовало версии о связи Китайгородцева со Стасом. А если он со Стасом действительно не связан, тогда непонятно, надо его бояться или нет. Чтобы парнишка поскорее позабыл о своих сомнениях, Китайгородцев отвлек его разговором.
        - Михаила ты в Калуге никогда не видел...
        - Не видел, - подтвердил Алеша.
        - Стаса Георгиевича?
        - Нет.
        - Наталью Андреевну?
        - Нет, - ответил Алеша.
        Все-таки сомнения в нем снова укреплялись. Потому что он никак не мог взять в толк, к чему весь этот разговор, если Китайгородцеву нужен только Михаил. Но тут Алексей отвлекся. Мимо проходила девушка-студентка. Приветливо улыбнулась и даже сбавила шаг. Алеша не мог не пообщаться с ней.
        - Извините, - сказал Китайгородцеву, смущаясь. А уж потом девушке: - Салют! Завтра приходишь?
        - В пять?
        - В пять! Мы без тебя не начинаем!
        - Да ладно! - засмеялась девушка.
        - Клянусь!
        Китайгородцев им мешал. Они обменялись заговорщицкими улыбками, и девушка ушла.
        - Извините, - снова сказал Алеша Китайгородцеву.
        Он все еще витал мыслями где-то далеко.
        - А что ты вообще о Михаиле знаешь? - спросил Китайгородцев. - Где он живет - знаешь?
        - Нет.
        - Может, мама твоя упоминала?
        - Я не помню.
        - Хотя бы город! Он москвич? Или жил в Калуге? Нет, в Калуге он не мог. Правильно?
        - Не в Калуге. А где - не знаю.
        - Вы вообще с родственниками по той линии поддерживаете отношения?
        - Нет. У нас своя жизнь, мы ни с кем, даже на праздники, не перезваниваемся...
        - Завтра число какое?! - вдруг всполошился Китайгородцев. - Пятнадцатое!
        - Да, - подтвердил Алеша, сильно удивившись тому, как его собеседник ни с того ни с сего разволновался.
        - Завтра в пять - что у вас за праздник?
        - День рождения.
        - Чей?!
        - Мой.
        - Сколько тебе стукнет?!
        - Восемнадцать. А что?
        Совершеннолетним станет. Наследник.
        - Кто твой отец? - позабыл на время о чувстве такта Китайгородцев.
        Алеша хлопал глазами, не понимая, что к чему. Его растерянный вид отрезвил Китайгородцева.
        - Извини! - сказал он парню. - Извини, я не то хотел... Я не про то...
        * * *
        Нина Петровна испугалась, увидев Китайгородцева в школьном коридоре. Лицо такое сделалось - испуг не скрыть.
        - Вы меня преследуете? - криво улыбнулась она.
        - Нам надо поговорить.
        - Не о чем нам говорить!
        Сказала, как отрезала.
        Перемена. В коридоре десятки школьников. Сейчас она чувствовала себя увереннее, чем прежде.
        - Это важно, поверьте.
        - Я прошу вас уйти! - холодно сказала женщина.
        Не выпроваживала, а прогоняла.
        - Ваш Алеша...
        - Что?! - зло сузила она глаза. Решила, что ее сыну может угрожать опасность, и была готова защищать его до последней капли крови.
        - Его отец - Стас Георгиевич?
        Кровь прихлынула к ее лицу. Казалось, что еще одно мгновение, и с нею случится удар. Шума школьной перемены - визжали дети - ничего этого Нина Петровна сейчас не слышала. Китайгородцев на всякий случай взял ее под руку. Она с готовностью воспользовалась поддержкой, едва ли не повисла на его руке.
        - Зачем вы здесь? - спросила Нина Петровна, пытливо вглядываясь в лицо своего собеседника-мучителя. Она не была сейчас ни злой, ни настороженной, а только слабой.
        - Где мы можем поговорить? - Китайгородцев озирался по сторонам.
        - Идемте, - сказала женщина.
        Привела Китайгородцева в пустой класс. Плотно прикрыла дверь. Тут же опустилась на учительский стул, будто ее ноги не держали. Она сейчас совсем не была похожа на учителя. Ни строгости во взгляде, ни уверенности в движениях.
        - Кто вы? Зачем сюда приехали? Я ничего не понимаю!
        - Я ищу Михаила.
        - Его здесь нет! - пожала плечами Нина Петровна.
        Мы не о том, мол, говорим, и я подозреваю, что дело тут не в Михаиле.
        - Его нет, - признал Китайгородцев. - Но он мне нужен.
        - При чем тут я? При чем Алеша?
        - Вам может угрожать опасность.
        - Нам с Алешей?
        - Возможно, что Алеше - нет, а вам - да.
        - Не понимаю! - еще больше растерялась.
        - Алеша - он действительно сын Стаса Георгиевича?
        - Какая вам разница! - сказала Нина Петровна с досадой и бросила быстрый взгляд на входную дверь.
        Это, похоже, была ее тайна, и правды коллеги Нины Петровны не знали до сих пор.
        - Разница в том, - сказал Китайгородцев, - что если Алеша - это сын Стаса Георгиевича, тогда, я думаю, он в безопасности. Зато вы - нет.
        Женщина нервно сжимала-разжимала пальцы рук.
        - Глеб ненавидел Стаса, - сказал Китайгородцев. - Для вас это тоже не секрет. Но для вас, как я понял, секрет, что Глеб иногда вслух мечтал о том, как он устроит Стасу неприятности и все богатства Стаса отойдут наследнику. А наследник у нас кто? Алеша! Каким образом Алеша может стать наследником? - спросил Китайгородцев и внимательно посмотрел на женщину.
        От нее ответа не добьешься. В таком состоянии она ничего не соображает.
        - Наследник - это когда наследство открывается, - сказал Китайгородцев. - А открывается оно тогда, когда прежний владелец наследуемого имущества умрет.
        - А кто умрет?! - испугалась женщина.
        - Глеб мечтал, чтобы умер Стас.
        Нина Петровна хрустнула пальцами.
        - И на стороне Глеба, похоже, Михаил, - добавил Китайгородцев.
        - Что у Михаила с Глебом общего? - хмуро проговорила собеседница.
        - Ненависть к Стасу.
        - Но почему?
        - Этого я не знаю, - признался Китайгородцев. - Вы состояли в браке со Стасом?
        - Официально - нет. Мы с ним расстались почти сразу после рождения Алеши.
        - И не поддерживали с ним отношений?
        - Нет. Я вернулась в Калугу. Тут, - показала рукой за окно, - некоторые до сих пор думают, что отец Алеши - Глеб. А про Стаса даже не догадываются. Ни я ему не нужна, ни сын.
        - Я думал, что Глеба уже нет в живых, - сказал Китайгородцев. - В прошлую весну, когда он пропал, - с ним могло случиться несчастье. И я думал до поры, что действительно случилось. Не могу пока понять, как оно там было на самом деле. Глеб и Стас встретились для разговора. Якобы на рыбалку отправились, но как могут рыбачить вместе два человека, которые друг друга на дух не переносят? Понятно, что серьезное что-то затевалось. Кем затевалось? Я думаю, что Глеб что-то задумал. То ли хотел шантажировать Стаса, то ли вообще убить. Но что-то у него пошло не так. Или он чем-то выдал свои намерения, или начал действовать, да оказался слабее Стаса. В общем, мне виделось, что Стас Глеба или убил, или хотел убить. И я поначалу думал, что у него это получилось. А сейчас мне кажется, что Глеб живой. И я его даже видел.
        - Где?
        - Там, под Москвой. У Стаса огромный дом в лесу, но он там не живет. А живут там его мама и этот Михаил. И они прятали Глеба от Стаса. А Стас его ищет.
        - Зачем?
        - Чтобы добить. Чтобы концы в воду. Ему та неудавшаяся прошлогодняя рыбалка до сих пор покоя не дает. Не может себя чувствовать спокойно, пока Глеб ходит по земле. И вот он ищет Глеба, а Михаил этого Глеба прячет. И ждет, когда умрет Стас. Он Стаса ненавидит.
        - Почему?
        - Я не знаю.
        - Я никогда не слышала, чтобы у Стаса с Михаилом были трения. Скорее - наоборот. Стас Михаила очень уважал.
        - Я не знаю, что за черная кошка между ними пробежала, - повторил Китайгородцев. - Но это факт: Михаил ждет, что шестнадцатого числа Стас умрет.
        - Почему... шестнадцатого? - растерянно спросила Нина Петровна.
        - Потому что завтра ваш сын станет совершеннолетним. И после этого Стас уже не нужен. Стас может умереть. И вся эта его московская недвижимость, все особняки многомиллионные отойдут наследникам. Алеше, Наталье Андреевне... А вот за вас я беспокоюсь, - печально посмотрел Китайгородцев.
        - Почему?! - испугалась женщина.
        - У вас хорошие были отношения с Натальей Андреевной?
        - Совсем никаких отношений!
        - Я так и думал. Подозреваю, что вы им не нужны. И даже мешаете.
        - Чем?
        - Тем, что вы - мать Алеши. Нужно, чтобы у Алеши не было других советчиков, кроме...
        - Кроме Натальи Андреевны?
        - Кроме Михаила, - сказал Китайгородцев. - И еще, возможно, Глеба.
        - Это все правда - что вы говорите?
        - Честно говоря, я сам не знаю. Информация у меня не полная, а в виде каких-то обрывков. Это как паззлы собирать, когда многие фрагменты отсутствуют. Цельную картину уже не соберешь, но если очень постараться и кое-что домыслить, можно себе представить, как это должно выглядеть в итоге. Вот, например, с Алешей - мне это не до конца понятно. Если бы наследство Стаса досталось одной только Наталье Андреевне - это выглядит логично. А то, что и Алексею позволяют стать наследником, - тут есть вопросы.
        - Да, странно, - признала Нина Петровна и судорожно вздохнула.
        - Думаю, что Михаил решил подстраховаться. Наталья Андреевна - женщина в годах. Мало ли что. Все люди смертны. Если она умрет - кому достанется наследство? Первая очередь наследников, кто может первым претендовать, - родители покойного, супруг и дети. Мать - это понятно. Дети - ваш Алеша. А вы никакая не супруга, так что вы вне игры. Правильно? Случись что с Натальей Андреевной - вот он, Алеша, под рукой. Он юн, неискушен в житейских делах, с ним можно договориться, а можно и вокруг пальца обвести. Но только если вы мешать не будете.
        Китайгородцев выразительно посмотрел на собеседницу. Он очень хотел, чтобы она поняла: ее жизнь в опасности. Это Алеша нужен. А она не нужна. Лишний элемент в придуманной кем-то конструкции. Только мешает. Могут за ненадобностью удалить.
        - А без Алеши как наследника, похоже, возникают проблемы, - сказал Китайгородцев. - Там, видимо, появляется вторая очередь наследников, а то и третья, и четвертая. И Михаил уже не при делах. Но это только мои догадки.
        - У меня не укладывается в голове, - призналась Нина Петровна. - И с какой стати я должна вам верить? Вы что-то знаете? - она пытливо посмотрела в глаза собеседнику.
        Здесь Рубикон, который она либо перейдет, либо нет. Если поверит, тогда она поможет. А если не поверит - замкнется.
        - Я знаю, что Михаил дал поручение убить Стаса. Прямой приказ, - сказал Китайгородцев.
        - Приказ - кому? - испуганно спросила Нина Петровна. - Вы этого человека знаете?
        - Знаю.
        - Кто он?
        - Это я.
        * * *
        Стас Георгиевич близко к дому не подъехал. Остановил машину на противоположной стороне улицы, в приоткрытое окно махнул рукой. Из "Жигулей" вышел один из охранников, приблизился. Лисицын указал ему на дом.
        - Первый подъезд, квартира восемь, - сказал он. - Там должна быть Зоя Калязина. Расспроси ее, приезжал ли к ней кто, интересовался ли Глебом Лисицыным. Все подробности, в общем. А если нет ее, соседей расспроси.
        Охранник вошел в подъезд. Восьмая квартира. Второй этаж. Таблички с номером квартиры на двери не было. Пока охранник соображал, что тут к чему, следом за ним на лестничную площадку поднялся давно не бритый мужичок.
        Мужичок посмотрел на незнакомца взглядом, в котором поровну были замешены настороженность и неприязнь, ударил кулаком в ту дверь, что не имела таблички с номером, и коротко позвал:
        - Зин!
        - А где живет Зоя Калязина? - спросил охранник ровно в тот момент, когда дверь мужичку открыла женщина с нетрезвым исстрадавшимся лицом.
        - А-а-а, - начала было женщина.
        - А чего? - спросил мужичок недружелюбно.
        Но охранник уже понял, что это и есть та самая квартира, - которую он разыскивает.
        - Поговорить! - объявил он невозмутимо и корпусом легко втиснул мужчину в пропахшее грязью и пылью сумрачное нутро квартиры.
        Женщина испуганной мышью юркнула в комнату. Охранник проследовал за ней. Обвел взглядом убогое жилище. Здесь можно не церемониться. Не князья.
        - Тут такая тема, - произнес охранник веско. - Интересуемся, кто приходил и кто про Глеба спрашивал.
        Женщина взволновалась. Охранник это увидел и понял, что точно приходили и точно спрашивали.
        - Один? Двое? - уточнил он.
        - Один! - с готовностью доложила собеседница.
        - Высокий?
        - Да. Видный такой! И плечи у него - ух! - развернула плечи пошире.
        - Хромал?
        - Ага. На ногу на вот эту припадает.
        Китайгородцев. С этим разобрались.
        - Что сказала ему? - спросил охранник.
        - Что Глеб прошлой весной уехал в Борщевку, на рыбалку, и больше не возвращался.
        - Еще про что был разговор?
        - Уже не помню.
        Охранник посмотрел недобро. Зоя-Зина оказалась женщиной понятливой.
        - Про бабу спрашивал, про Нинку!
        - Нинка - это кто?
        - Ну, Глебова она... Ребенок у них... То ли общий... То ли нет...
        - Так что он спрашивал про эту Нинку?
        - Жена она Глебу или как?
        - Жена? - вопросительно глянул охранник.
        - А я не знаю. Тут никто не знает. Я так и сказала.
        - О чем еще расспрашивал?
        - Ни о чем. Уехал. В Борщевку, к дяде Степе.
        В общих чертах совпадало с тем, что охранник знал. И было очень похоже на правду.
        * * *
        Охранник вернулся к Лисицыну, пересказал все, что услышал от полупьяной Зои-Зины. Лисицын слушал молча, и по нему нельзя было понять, как он относится к тому, что слышит, и только когда охранник упомянул о Нине Петровне, Стас Георгиевич потемнел лицом.
        - И про нее разнюхал! - процедил сквозь зубы.
        Охранник слишком хорошо знал нрав своего шефа. Взбешен Лисицын не на шутку.
        * * *
        В школьном коридоре давно прозвенел звонок, но Нина Петровна на него не среагировала. Впервые за много лет, которые она проработала в школе, пропустила звонок мимо ушей. Лишь вздрогнула, услышав дребезжащий звук, повела вокруг невидящим взглядом и снова уставилась на Китайгородцева. А очень скоро звонок замолк, и она смогла вернуться к тому, что сейчас занимало все ее мысли.
        - Знаете, вы правы, - сказала она и нервно хрустнула пальцами.
        Очень неприятный получился звук.
        - Я теперь сопоставляю то, что знаю, - продолжила Нина Петровна. - И только теперь начинаю понимать, в чем причина. Я видела Михаила...
        - Когда? - встрепенулся Китайгородцев.
        - Он дважды приезжал. В первый раз - почти что год назад. В декабре, перед Новым годом. А второй раз не так давно. Весной, в мае. Сказал, что обитель хочет посетить, проездом вроде...
        - Обитель - это монастырь?
        - Да. От нас не очень далеко, но если ехать от Москвы, тогда Калуга - это не совсем по пути. Я еще удивилась про себя, чего это он к нам завернул. Понятно было, что какой-то смысл имеется, а что к чему, я не могла взять в толк. Ну, посидели с ним, поговорили, он про житье-бытье расспрашивал...
        - И про Алешу? - догадался прозорливый Китайгородцев.
        - То-то и оно! - вновь хрустнула пальцами Нина Петровна. - Тогда оно было непонятно. Ну, спрашивает. Так Михаил много про что спрашивал. Он интересовался, я рассказывала. А сейчас я вспомнила: в основном-то было про Алешу! Даже если какие-то вопросы вроде про меня задавал, а все равно получилось, что про сына! Спросит так меня, мол, устаешь? Ну, всяко бывает. Ну, сын, наверное, помогает? Помогает, говорю. А ты ему? Сын в институте, а ты сама, мол, педагог, так что ему твоя помощь, получается, нужна? Понимаете?
        - Нет, - признался Китайгородцев.
        - Выведывал про наши с Алешей отношения. Как у нас да что. Если все так, как вы сказали, тогда это объяснимо. Михаил хотел знать, насколько мой Алешка самостоятельный. Значит ли мое слово для него хоть что-то до сих пор, или перерос уже, сам с усам.
        Распахнулась дверь, и в класс стремительно вошла крайне растревоженная женщина в строгом, без изысков, костюме.
        - Нина Петровна!!! - произнесла она. - У вас урок! Там сумасшедший дом! Что происходит?!
        Нина Петровна будто очнулась.
        - Простите! - пробормотала она, покраснев, как уличенная в чем-то предосудительном отличница. - Я совсем забыла! Бог ты мой!
        Она резко встала. Стул опрокинулся. Она этого даже не заметила.
        - Про обитель мне скажите! - попросил Китайгородцев. - Вы говорили - монастырь. Куда Михаил якобы собирался.
        Священник. Обитель. Все это могло быть как-то связано. Других зацепок не было.
        * * *
        Приехали к дому Нины Петровны. И здесь тоже Стас Георгиевич заосторожничал. Близко подъезжать не стали. Лисицын отправил своего охранника на разведку. Тот вернулся быстро. Никого в квартире не было. Лисицын нервничал. Время таяло, как тает под весенним солнцем снег. Стас Георгиевич даже задумался о том, не вернуться ли ему туда, где жил священник. Может, уже вернулся поп? Но и здесь дела были важные.
        День сгорел и превратился в пепел сумерек. В окнах домов зажигался свет. Стас Георгиевич в полном одиночестве сидел в своей машине и смотрел в чужие окна почти что с ненавистью. В его жизни началась черная полоса. И никто во всем этом городе знать не знал, насколько ему плохо.
        Женщина прошла мимо машины. Стас Георгиевич среагировал с запозданием. Толчком распахнул дверцу, бросился вдогонку. Услышав за спиной шум, женщина резко обернулась. Он не ошибся. Нина Петровна. Он ее напугал, она отшатнулась и выглядела так, будто пребывала в состоянии, близком к обмороку. Всматривалась в лицо Лисицына.
        - Привет, Нина, - сказал он ей.
        И только теперь она осознала, что не ошиблась. А до этого не могла поверить собственным глазам. Уж больно разительная перемена произошла в этом человеке.
        - Ой, Глеб!!! - сказала Нина Петровна потрясенно. - Какой ты!!! Тебя и не узнать!!!
        * * *
        В этой квартире Глеб не был несколько лет. Больше года он вообще не появлялся в Калуге, да и до той памятной майской рыбалки со Стасом он приходил сюда в гости - когда? Уже не вспомнить. С Ниной такие отношения были... Да никаких, если честно. Тем удивительнее случившаяся с ней метаморфоза. Взволнована и изумлена. Когда включила в комнате свет и смогла рассмотреть Глеба подробнее, приложила руки к груди, будто не верила своим глазам.
        - Ой, Глеб! - покачала головой.
        В ее взгляде угадывалось потрясение. Точно, не верила.
        - Алеша где? - спросил Глеб, вслушиваясь в тишину дома.
        Женщина махнула рукой, что можно было толковать как угодно. И так, что она не знает. И так, что знает, но говорить тут не о чем, им Алеша ничем не сможет помешать.
        - Глеб! Какой ты! Ты где был? Ты куда пропал? Я такого о тебе наслушалась!
        - Какого?
        Глеб сбросил, наконец, с себя пальто. Теперь Нина Петровна имела возможность оценить и его роскошный костюм.
        - Мне говорили, что тебя чуть ли не убили и что ты скрываешься.
        - Кто меня убить хотел?
        - Стас. Но это же неправда? - Нина Петровна пытливо посмотрела собеседнику в глаза.
        - А кто говорил такое?
        - Один человек.
        - Кто он?
        - Я даже имени не знаю.
        - Хромой? - потерял терпение Лисицын.
        - Ой, значит, это правда! - ужаснулась женщина, обнаружив, что Глеб знает о существовании того парня, и многое, следовательно, здесь стыкуется.
        - Когда ты его видела?
        - Сегодня.
        Да, этот Китайгородцев его опережает. Все время рядом, но недосягаем.
        - Зачем он к тебе приезжал?
        - Он ищет Михаила.
        - Сказал - зачем?
        - Михаил якобы велел ему убить Стаса.
        - Этому парню? - Глеб чувствовал, как в нем закипает ярость.
        - Да.
        - Чем Стас Михаилу не угодил?
        - Михаил думает, что Стас хотел убить тебя. Ой, Глеб, а это правда? - всполошилась Нина Петровна. - Что там случилось на рыбалке? Это вы со Стасом? Стас там был?
        - Что тебе еще хромой рассказывал? - вместо ответа спросил Глеб.
        Он был мрачен. Сразу видно, что у человека проблемы. Нина Петровна догадывалась об этом своим женским чутьем.
        - Он говорил, что у Михаила есть виды на то, что нажил Стас.
        - Да? - заинтересовался Лисицын.
        - Так и сказал, - подтвердила женщина. - Наследство, говорит, отойдет матери и сыну. Ну, это в случае смерти Стаса, разумеется, - упавшим голосом произнесла Нина Петровна, испугавшись того, какие ужасные дела они с Глебом сейчас обсуждают.
        - А Михаилу что за интерес? - то ли спрашивал, то ли размышлял вслух Лисицын. - Он как к этим деньгам подступится? Через мать? Или через Алешу?
        Едва он вспомнил об Алексее, в его голове сразу же известные ему факты замкнулись в логическую цепочку: и Алеша, и виды Михаила на наследство, и то, что Китайгородцев приезжал к Нине Петровне.
        - Через Леху? - криво улыбнулся Глеб.
        Улыбка у него была - как у зверя оскал. Очень страшно. Нина Петровна не решилась что-либо ему ответить.
        - Михаил приезжал к тебе? - допытывался Лисицын.
        - Да.
        - Когда?
        - В прошлую зиму и еще весной. А он тебе не говорил?
        - Не говорил, как видишь, - пробормотал было Лисицын, как вдруг до него дошло, что женщину сильно удивляет то, что он с Михаилом не заодно.
        Что-то здесь было. Какая-то схема в башке у этой Нинки выстроилась. Надо понять. Михаил против Стаса. Такая версия, и Нина Петровна даже если в эту версию не верит или верит, но не до конца, то хотя бы в курсе. А про Глеба что? Какие сведения? Она сказала, что Стас его хотел убить. И если Стас Глебу - враг и Михаилу Стас тоже враг, тогда Глеб и Михаил... Ну, не враги они друг другу, это уж как минимум. И едва все это выстроилось в голове у Глеба, Нина Петровна его умозаключения тут же подтвердила. Она сказала:
        - Мне парень этот, который приезжал, говорил, что тебя Михаил прятал.
        То есть никак я не пойму, ты с Михаилом или нет. Во взгляде застыл вопрос.
        - Прятал, - коротко подтвердил Глеб.
        Увидел, что его ответ не удивил Нину. Значит, не оплошал. Услышанное совпадает с тем, что она знала. Вот так и дальше надо. Не вдаваясь в подробности. Осторожно, чтобы не напортачить. Но как же трудно сдерживать эмоции! Как не взвыть от ярости, когда получаешь очередное подтверждение самым ужасным и убийственным своим подозрениям!
        Михаил, видите ли, его прятал! Да не его он прятал, а Стаса, черт возьми! Там действительно недобиток этот жил! Тот, кто должен был сдохнуть давным-давно! Это невероятно, что он остался жив!
        - Сначала прятал, - сказал Глеб будто бы в раздумье. - А потом уехал. И я его теперь ищу. И хромой этот тоже его ищет?
        - Да, - бесхитростно подтвердила женщина.
        - А где он ищет? - спросил Глеб, боясь спугнуть удачу. - Куда поехал?
        - В обитель. В монастырь.
        - Ты знаешь - в какой?
        Глеб уже понимал, что вот оно - сложилось! Священник, которого он дома не застал. Теперь еще и монастырь.
        - Знаю, - сказала Нина Петровна.
        Нашел! Он их нашел!!!
        ПЯТНАДЦАТОЕ НОЯБРЯ. ОДИН ДЕНЬ ДО УБИЙСТВА
        Монастырские ворота были заперты. Ночь. Вокруг снежная пустыня. Где-то далеко лаяли продрогшие собаки. Мороз крепчал. Салон машины выстуживался так быстро, что Китайгородцеву приходилось раз за разом запускать двигатель, чтобы согреться. Потемкин ворочался на заднем сиденье, ему не спалось. Китайгородцев, обнаружив, что его спутник бодрствует, решился заговорить.
        - Я не могу до конца поверить в то, что это правда, - сказал он. - Что можно заставить человека сделать что-то против его воли.
        Он говорил о себе. Потемкин понял.
        - Можно, - ответил он. - А вы не готовы в это поверить потому, что говорите - "против воли", как будто это будет ваша воля. На самом деле она не ваша, а чужая. Это не вы будете делать. Вы - только физическая оболочка. А мысли, желания, стремления не ваши будут, чужие, привнесенные извне. Вот этот парень, который выходил на сцену... Не помню его фамилию...
        - Саша Бобков?
        - У вас хорошая память.
        - Не жалуюсь.
        - Так вот этот Бобков - он разве боцман Торопыгин? Нет. Он никогда им не был. А хотел ли он выйти на сцену на посмешище? Нет. Еще за час до представления, да даже за пять минут до случившегося знал ли он, что выскочит на сцену? Снова ответ - нет! Сплошные "нет", а он все равно вышел на сцену и сделал то, чего он не хотел бы делать, и даже не подозревал о том, что будет так чудить! Потому что это не он, это чужая воля им руководила.
        - Значит, и вы так можете, как Михаил? Внушить кому-то, чтобы он убил.
        - Кого, например? - усмехнулся гипнотизер.
        - Вашего врага, - ответил Китайгородцев. - Или врагов. У вас ведь есть враги?
        У Потемкина были враги. И Китайгородцев знал об их существовании.
        - Я никогда об этом не задумывался, - стушевался Потемкин. - Чтобы решать свои проблемы таким образом. Нет-нет, это невозможно!
        - Но почему?
        - Это ужасно!
        - А для Михаила не ужасно? Его ведь это не остановило! Вот у вас есть враги. Вы от них натерпелись... Вы извините, что я так откровенно.
        - Да ничего, - вздохнул Потемкин.
        - Они создают для вас проблемы. Неужели у вас не возникало желания эти проблемы разрешить одним махом?
        - Таким "махом" - нет, - невесело улыбнулся в темноте гипнотизер.
        - Почему?
        - Я не пойму, какой ответ вы хотите от меня услышать, - признался Потемкин. - Ну не знаю я! Такие, видно, у меня проблемы, что только кажутся ужасными, а на самом деле они - еще не самый край. Жить можно, никого не убивая.
        - А у Михаила, наверное, уже не получается. Наверное, у него - край. Есть какая-то причина, из-за чего он решился на такое.
        * * *
        Ранним утром, еще затемно, ворота монастыря распахнулись. Сонный инок, сутулясь на морозе, гремел ключами в выстуженной тишине. Китайгородцев подошел к нему, вежливо поздоровался. Инок так же вежливо ответил на приветствие, глядя доброжелательно и открыто.
        - Я в первый раз к вам, - сообщил Китайгородцев.
        - К молитве?
        - Да.
        - Издалека, наверное?
        - Из Москвы.
        - К нам приезжают, - кивнул инок.
        - Мне посоветовали. Мой знакомый. Михаилом зовут. Такой, с бородой. Он у вас бывал.
        - Да, - вежливо кивнул инок.
        Он по-прежнему смотрел доброжелательно. И ни о чем ему имя Михаил не говорило. Много людей приезжает. Возможно, что и этот Михаил тут был.
        - Я через него с отцом Алексеем познакомился, - сделал последнюю попытку что-нибудь выведать Китайгородцев.
        - Отец Алексей? - переспросил инок.
        Он явно вспомнил.
        - Вы тоже его знаете? - как о чем-то само собой разумеющемся сказал Китайгородцев.
        - Думаю, что да. Вы его видели уже?
        - А он здесь? - вырвалось у Китайгородцева.
        Он бросил взгляд в распахнутые монастырские ворота.
        - Если не уехал накануне, - сказал инок. - Он не в монастыре обычно ночует, а в деревне, вы ее проезжали. Там есть гостиница для паломников, ее зовут монастырской избой.
        * * *
        Монастырской избой оказался большой бревенчатый дом на окраине деревни, ближайший к монастырю. Несмотря на ранний час, там уже кипела жизнь. Окна освещены, из печной трубы поднимался дым. Один из постояльцев прямо у крыльца растирался снегом. Он был по пояс обнажен, брал свежий чистый снег и, крякая от удовольствия, размазывал его талой водой по коже. Китайгородцев приблизился, открыл было рот, намереваясь поприветствовать этого любителя снежных процедур, но тут человек обернулся, и Китайгородцев захлебнулся морозным воздухом.
        Михаил!
        Тот тоже не ожидал увидеть здесь Китайгородцева. Обездвижел, но только на мгновение, а потом вдруг отшатнулся к крыльцу, будто хотел уйти, укрыться в доме, но Китайгородцев среагировал. Он толкнул Михаила, и тот упал в снег. Встать Михаил не решился и, кажется, ждал удара. Китайгородцев его бить не стал, рывком поднял, поставил на ноги.
        - Пойдем в дом, поговорим, - предложил Михаил, пряча острый взгляд черных глаз.
        - Нет, в дом мы не пойдем, - покачал головой Китайгородцев.
        Там Михаил окажется среди людей. И там могут возникнуть неожиданности.
        - Я здесь замерзну, - сказал Михаил. - Холод собачий.
        Точно, заманивает в дом. Против его хитрости у Китайгородцева была припасена своя.
        - Поговорим в машине, - он кивком указал на автомобиль.
        Михаил топтался на месте в нерешительности. Китайгородцев взял в замок его шею и увлек за собой. Со стороны посмотришь - два подвыпивших приятеля. Только один почему-то голый по пояс.
        - У меня тут есть пуховик, - сказал Китайгородцев. - Накинешь, чтобы без пневмонии обошлось.
        Отпер багажник. А в следующий миг сгреб Михаила в охапку, швырнул в багажник, как мешок с картошкой, и крышку багажника тут же захлопнул. Пока тот не пришел в себя и не поднял шум, Китайгородцев успел его предупредить:
        - Будешь лежать тихо - через минуту выпущу. Я только в дом загляну, обстановку сфотографирую - и сразу же вернусь, обещаю. Но если будешь мешать - вывезу в поле и оставлю на часок в багажнике. В воспитательных целях. Ты понял?
        Молчание.
        Китайгородцев направился к дому. Шел и слушал - не закричит ли Михаил.
        Не закричал.
        * * *
        В жарко натопленном доме паломники собирались к молитве. Китайгородцев шел через комнаты, вглядываясь в заспанные лица. Если проходил мимо запертых дверей, вежливо стучал, заглядывал в комнату и извинялся. Открыл очередную дверь. Увидел Наталью Андреевну. Она была в неизменно черном платье и от той прежней отличалась только тем, что волосы на голове у нее не были после ночи аккуратно уложены. Она тоже увидела Китайгородцева и замерла, но он уже не на нее смотрел, а на другого человека, который тоже был в этой комнате. Тот человек, услышав шум открываемой двери, обернулся. Изможденное лицо, по-стариковски седые волосы и безумный взгляд. В эти глаза Китайгородцев смотрел, не отрываясь, и очнулся он только тогда, когда проходивший мимо паломник его задел случайно. Китайгородцев встрепенулся и перевел взгляд на Наталью Андреевну.
        - Это Стас? - спросил он.
        У нее хватило сил только на то, чтобы кивнуть.
        - Собирайтесь, - сказал Китайгородцев.
        Похоже, она была так измотана суетой и опасностями последних недель, что даже не спросила ни о чем. Одела сына. Он был неловок, как младенец. Собралась сама. Китайгородцев терпеливо ждал. Женщина, наконец, посмотрела на него вопросительно.
        - Идемте! - сказал Китайгородцев.
        Он вывел их из дома, где никто ни о чем их не спросил, все были заняты своими утренними хлопотами. Усадил в машину. Потемкин, увидев Стаса, первые мгновения не мог отвести от него взгляд, чутьем безошибочно уловив его непохожесть на нормальных людей. Китайгородцев сел за руль. Поехали. И только теперь Наталья Андреевна решилась спросить неуверенно:
        - А где Миша?
        - Сейчас вы увидите его, - успокоил Китайгородцев.
        Он остановил машину, когда деревня скрылась из виду. Открыл багажник, где, сжавшись в комок, ожидал своей участи Михаил.
        - Выходи!
        Михаил самостоятельно выбрался из багажника. Китайгородцев отдал ему свою куртку.
        - Оденься!
        Для низкорослого Михаила куртка Китайгородцева была как пальто. Он запахнул полы. Продрог. Взглядом с Китайгородцевым старался не встречаться.
        - Я все знаю, - сказал ему Китайгородцев. - Про гипноз. Про то, что ты хочешь, чтобы я убил Стаса... То есть Глеба... Ведь Стас Георгиевич, которого я знал, который приезжал с охранниками, - он на самом деле Глеб? А настоящий Стас сейчас сидит в моей машине. Полюбуйся.
        Михаил посмотрел. Ему эта картина не понравилась.
        - Мне от тебя нужно только одно, - сказал Китайгородцев. - Чтобы ты меня освободил от этого. Чтобы отменил свое внушение. Чтобы я не рвался убить этого Стаса, который Глеб.
        - Я не понимаю, - попробовал увильнуть Михаил. - Ты сам веришь в это?
        Но посеять семена сомнения ему не удалось.
        - Я видел, как бывает, - сказал Китайгородцев. - Как люди превращаются в роботов. А еще в моей машине сидит гипнотизер. Настоящий. Может, ты слышал такую фамилию: Потемкин? Хочешь с ним поговорить? Он тебе расскажет, привиделось мне это, про убийство Стаса, или нет.
        Михаил мрачно молчал.
        - Ну?! - возвысил голос Китайгородцев.
        - Так ты с ним договорись, - посоветовал собеседник, - с гипнотизером этим. Если он умеет, пускай он тебя и приведет в порядок.
        Говорил вроде бы бесстрастно, но в голосе угадывалась издевка. Понимал, наверное, что раз Китайгородцев не к Потемкину за помощью обратился, а к нему, значит, без него не обойтись.
        - Ты не шути! - посоветовал Китайгородцев, озлобляясь. - Размажу!
        - Ты обратился не по адресу.
        Тогда Китайгородцев взял его за ворот куртки.
        - Я ничего не буду делать, - сказал Михаил с неожиданной твердостью. - Можешь меня убить.
        Китайгородцев, возможно, покалечил бы его, в такой он был ярости, но вдруг распахнулась дверца машины, и Потемкин сказал обеспокоенно:
        - Женщине, кажется, с сердцем плохо!
        * * *
        В деревне не было врача. И в монастыре тоже. До ближайшего фельдшерского пункта, как сказали местные, километров двадцать пять. Китайгородцев гнал машину так, что на поворотах она уходила в занос, и каждый раз он чудом "ловил" ее уже в последнее мгновение, у самой обочины.
        Фельдшерский пункт в большом селе, куда они приехали, был закрыт. Еще слишком рано. Отправились на поиски фельдшера. Нашли нужный дом и стали стучать в окна, до тех пор пока там, внутри, не началось какое-то движение. Фельдшер вышел к ним заспанный, в накинутом на голое тело полушубке.
        - У меня в машине пожилая женщина, - сказал ему Китайгородцев. - Сердце!
        - Посмотрим, - пообещал фельдшер, подавив зевок.
        Но он преобразился, едва увидел Наталью Андреевну.
        - Давно? - спросил через плечо, пытаясь нащупать пульс.
        - Около часа назад, - ответил Китайгородцев.
        - Ах ты, господи! - не сдержался фельдшер и помчался в дом.
        Вернулся он, на ходу выгребая из пакета шприц и ампулы. Пока вводил лекарство Наталье Андреевне, отдавал распоряжения:
        - Мягкое что-то ей под голову! Заводи, сейчас поедем! Гони! Если поспешишь, мы, может быть, успеем!
        Отшвырнул использованный шприц. Михаил сноровисто соорудил подушку из куртки Китайгородцева. Сам снова остался полуголым. Китайгородцев завел двигатель. И только Стас Лисицын оставался безучастным. Казалось, что он даже не замечает всей этой суеты в салоне машины. Смотрел за окно с невозмутимым видом. Словно никого рядом с ним и не было.
        * * *
        В убогой районной больнице пахло лекарствами и скверно приготовленной едой. Темный лицом Михаил сидел на скрипучем стуле-инвалиде, кутаясь в куртку Китайгородцева. Над Михаилом к выкрашенной белой краской двери была привинчена табличка с пугающей надписью "РЕАНИМАЦИЯ". Китайгородцев пристроился неподалеку на подоконнике и ждал. Белая дверь порой приоткрывалась, кто-то выходил, Михаил вскидывал обеспокоенно голову, но для него новостей пока не было.
        Уже ближе к полудню вышел врач в бледно-сером облачении практикующего хирурга, но это, похоже, у него такая униформа была, ибо в ней он ходил и по палатам, - Китайгородцев успел за эти часы увидеть его несколько раз.
        - Лисицыной родственники кто? - спросил он.
        Михаил с готовностью поднялся, стул скрипнул. Китайгородцев смотрел издалека, он видел лицо доктора, и хотя тот еще нечего не успел сказать, а Китайгородцев уже все угадал. Доктор развел руками и вздохнул, его лицо в одно мгновение привычно обрело сострадающее и виноватое выражение одновременно, чувствовалась многолетняя выучка человека, вынужденного озвучивать страшные вести о непоправимом.
        - У нее изношенное сердце, - донеслось до Китайгородцева. - Мы пробовали помочь ему, взбодрить, а оно уже не реагирует. Слабенькое.
        И снова развел руками.
        Китайгородцев вышел из больницы, сел в машину. Потемкин вопросительно посмотрел на него, но не дождался новостей и решился спросить:
        - Что?
        - Умерла, - коротко ответил Китайгородцев.
        Присутствующий здесь же Стас и ухом не повел. Он только что осиротел, но даже этого не понял.
        * * *
        Безуспешно прождав Михаила в машине около двух часов, Китайгородцев заподозрил неладное и отправился на поиски.
        Нигде в больнице Михаила не было. Китайгородцев поочередно обошел палаты, потом врачебные кабинеты. Безрезультатно. Михаил исчез и был, вероятно, уже далеко. Так подумал Китайгородцев, но потом он догадался спросить, где находится тело умершей Натальи Андреевны Лисицыной. Очень скоро выяснилось, что тело в морг еще не доставляли и, следовательно, оно до сих пор в реанимации. Китайгородцев отправился туда. Он проскользнул в двери вслед за молоденькой медсестрой.
        - Вы куда? - поразилась такой дерзости она.
        Но Китайгородцев уже увидел. Тело несчастной Натальи Андреевны покоилось на холодном металлическом ложе каталки. Наталья Андреевна была облачена не в черное платье, а в старенькую белую рубашку, невесть после кого ей доставшуюся, но даже белизна рубашки была неспособна оттенить мертвенную бледность ее лица и рук, которые уже успели предусмотрительно связать у нее на груди обрезком бинта. Рядом, ссутулив плечи, стоял Михаил. Он был неподвижен, будто статуя. В полумраке коридора его лицо казалось черным. Китайгородцев подошел и положил руку на его плечо. Михаил не шелохнулся. Китайгородцев легонечко его тряхнул, и только тогда Михаил медленно повернул голову.
        - Пойдем! - сказал ему Китайгородцев.
        Михаил никак не отреагировал. Тогда Китайгородцев вывел его из реанимационного отделения, держа за руку, как милиционер выводит из присутственного места проштрафившегося гражданина. Так вдвоем они и вышли к машине. Здесь Михаил, кажется, только и осознал, где он и что с ним происходит.
        - Уезжай! - сказал он хриплым голосом.
        Его борода была мокрой, а глаза красны. Наверное, он плакал там, в реанимации.
        - Я не уеду без тебя, - ответил Китайгородцев. - Сначала ты сделаешь то, о чем я попросил.
        Михаил поднял на него тяжелый взгляд. Это явно стоило ему немалых усилий. Взгляд его был тяжел.
        - Все останется, как было, - сказал Михаил.
        И у Китайгородцева отчего-то сжалось сердце.
        Михаил распахнул дверцу машины, выволок оттуда Стаса Лисицына, поставил перед Китайгородцевым. Взгляд Стаса был устремлен мимо Китайгородцева. Куда-то вдаль. Точнее, в никуда.
        - Посмотри на него! - сказал Китайгородцеву Михаил. - Это был Стас. Светлая голова, нам с тобой пример. С нуля свой бизнес развернул. С нуля! Потому что и заслуги папы-генерала, и все, что было нажито, - все обнулилось, когда стране кирдык пришел. А он сумел! Добился! Заработал! Сам! А с ним вот так - за что?!
        Тряхнул Стаса за плечо, голова несчастного мотнулась из стороны в сторону, будто она держалась на пружине, но Стас не возмутился, и не удивился, и даже, кажется, не заметил, что с ним только что проделали.
        - Это сделал Глеб? - спросил Китайгородцев.
        - Да!
        - На рыбалке?
        - Да!
        - По неосторожности? Или...
        - Он убивал его! Убивал! - в ярости выкрикнул Михаил. - Но не получилось! Сначала бил по голове! Вот сюда и сюда! - Он тыкал пальцем в голову безвольному Стасу. - А потом бросил в воду, чтобы наверняка! Он утопил его! Понимаешь?! Брата своего! Ты понимаешь?! Несчастный случай! Какая жалость, гадство! Бедный Стас!
        Лицо Михаила исказилось. Ненависть его была беспредельной.
        - И он бы умер! Но Господь уберег! - сказал Михаил. - Воистину Господь уберег! Там оказался священник. Случайно! Он ехал по дороге, а это вдоль реки, и батюшке вздумалось рекой полюбоваться. Конечно, это божий промысел! Так было ему угодно! Батюшка вышел из машины, смотрел на реку, и увидел странное. Снизу, от воды, не видно, а сверху, где батюшка стоял, там видно. Батюшка туда пошел и Стаса вытащил. Он уже утоп, он в воде какое-то время пролежал, а батюшка стал его реанимировать. Из легких воду прочь, дыхание и сердце попробовал запустить - и получилось. Только он был уже не человек! - сказал Михаил и посмотрел на Стаса скорбно. - В воде пролежал без кислорода, мозг местами атрофировался. Батюшка свез его к врачам, те не помогли, потому что ничего уже не сделаешь. И только на следующий день он позвонил нам.
        - Вы были с ним знакомы? - спросил Китайгородцев.
        - Нет.
        - Откуда же он знал, куда звонить?
        - Он подобрал на берегу мобильник Стаса. Стас обронил, а Глеб не заметил. В мобильнике был список номеров. И там был номер под словом "Мама". Батюшка набрал. Мы сразу же туда помчались. Я, когда увидел Стаса, понял, что его пытались убить. Били по голове. И так совпало, что, когда мы были со Стасом, Наталье Андреевне позвонил Глеб. Безобразно пьяный. Плакал и что-то плел про несчастный случай. Рассказывал, что накануне Стас буквально на его глазах упал в воду, а он ничем не смог ему помочь. Он же не знал, что Стас с нами. И что мы видим, в каком он состоянии.
        - И он не догадался даже? - усомнился Китайгородцев.
        - Он был пьян, - повторил Михаил. - Ему Наталья Андреевна сказала, что Стас жив, а он, наверное, подумал, что это такая материнская истерика. Что она никак не может поверить. И он в ответ ей - это на моих глазах, мол. А там уж я забрал у Натальи Андреевны телефон.
        - Вы сразу поняли, что к чему?
        - Я понял. А она - нет.
        - Почему она не поняла?
        - В шоке была. Стас выглядел ужасно. Она за него испугалась. Я пробовал говорить с нею. И в этот день. И на следующий день тоже. Она не верила мне. Глеб не мог - и точка! И это продолжалось, пока не приехал Глеб.
        - В больницу приехал?
        - Нет, в наш дом. Я уговорил Наталью Андреевну молчать пока и про больницу, и про то, что Стас жив. Глеб приехал. Снова сильно пьяный. И все нам повторил - про несчастный случай. Там был полный бред. Концы с концами не сходились. Даже Наталья Андреевна уже видела, что он врет.
        - И что она ему сказала?
        - Ничего. Сделала вид, что поверила.
        - Почему? - изумился Китайгородцев.
        - Заторможенность такая. Спрятать голову в песок и ни о чем не думать. Потому что не укладывалось в голове. Брат - брата! Матери в такое поверить невозможно.
        - А ты?
        - Я все понял, - сказал Михаил. - Этот подонок спьяну о чем стал болтать? О том, что теперь будет с делами Стаса, с бизнесом его управляться. Что надо что-то срочно предпринять, а не то его растащат.
        - Значит, открытым текстом?
        - Вот-вот! - зло сощурился Михаил. В нем клокотала ненависть. - И тогда она предложила...
        - Мать предложила? - уточнил Китайгородцев.
        - Да! Мать предложила сделать вид, будто со Стасом все в порядке. Это ей такой выход виделся. Опять же - голову в песок. С врачами договорились. Чтобы ход делу не давать. Отец Алексей пообещал молчать. Ну, с Константином Федоровичем пришлось решать проблемы...
        - Кто такой?
        - Он у Стаса всеми делами заправляет. Стас ведь только владелец, он лично никаких бумаг уже давно не подписывает, все делает этот Константин. Надо было с ним договориться. Чтобы он сдуру не поднял тревогу. Предъявили ему Стаса. Стас, сам видишь, в каком состоянии. Константин покумекал и решил, наверное, что ему лучше ни во что не вмешиваться.
        - А риск для него?
        - Он исполнитель, с него спроса нет. А зарплата будь здоров. Мы ему еще накинули. Договорились, в общем.
        - Теперь боишься Глеба? - спросил Китайгородцев.
        - Он что-то почувствовал, - скривился Михаил. - Такое, видно, не скроешь. И стал шнырять, вынюхивать, где Стас. Привык уже к хорошей жизни, падла. Хочет, наверное, на все добро лапу наложить. Уже Стасом Георгиевичем себя зовет. В роль вошел, во вкус.
        Их взгляды - Китайгородцева и Михаила - встретились.
        - Зачем же ты выбрал именно меня? - вырвалось у Китайгородцева.
        Почему, мол, с этим Глебом должен рассчитаться я, а не кто-то другой?
        Михаил понял, о чем речь.
        - Ты убивал уже! - сказал он, и на Китайгородцева дохнуло холодом.
        - Я с тебя не слезу, пока ты не исправишь дело!
        - Ты ничего не сможешь изменить! - покачал головой Михаил.
        - Я тебя прошу!
        Но сам Китайгородцев видел, что это бесполезно. Тогда он вцепился Михаилу в горло. Задушил бы, но видевший все Потемкин выскочил из машины, повис на Китайгородцеве, умоляя его:
        - Не надо! Прошу, не надо!
        Китайгородцев очнулся, отпустил захрипевшего Михаила.
        "Ты ничего не сможешь изменить. Ничего. Даже если его убьешь".
        - Я донесу на тебя! - пробормотал Китайгородцев.
        - Давай-давай! - хрипел и кашлял Михаил.
        "Все бесполезно. Ты ничего не сможешь изменить".
        Михаил взял за плечо невозмутимого Стаса и повел его к дверям больницы. Последний, единственный защитник Стаса. Он Стаса не даст в обиду. Сам выдержит все, сам примет смерть, если будет угодно богу, но врагам Стаса по земле не ходить.
        Пока была жива Наталья Андреевна, у Китайгородцева еще сохранялся шанс. Теперь уже не то. Не на кого рассчитывать. Что бы ни предпринял сейчас, поправить ничего уже нельзя.
        "Ты ничего не сможешь изменить".
        * * *
        Китайгородцев вел машину и видел только небольшой участок шоссе перед собой - весь мир для него сейчас перестал существовать. Он очнулся, только завидев впереди знакомый силуэт монастыря. Повернул голову. Потемкин сидел рядом с ним.
        - Я уже как робот, - пробормотал Китайгородцев.
        Он даже не заметил, как вернулся туда, где был сегодня ранним утром. Это его ужаснуло. Он заподозрил, что к нему вплотную подступило безумие, наступления которого он со страхом ожидал все последние дни.
        - Я могу довезти вас до какой-либо станции, - предложил Китайгородцев.
        - А вы? - спросил Потемкин.
        Китайгородцев пожал плечами.
        - Не знаю, возможно, я останусь здесь. Заночую, если монахи не прогонят. - Он с тоской смотрел куда-то вдаль. - Как думаете, что можно сделать? - спросил он внезапно.
        Потемкин понял, что это про завтрашний проклятый день.
        - Возможно, что наши страхи преувеличены, - сказал он неуверенно.
        Китайгородцев посмотрел на него тяжелым взглядом, и Потемкин смешался, устыдившись собственного лукавства.
        - Я тоже думаю, что ничего не сделаешь, - сказал Китайгородцев. - Остается ждать, чем все закончится. Сейчас в деревне спросим, в какой стороне станция...
        - Я никуда не поеду! - запаниковал Потемкин.
        - Почему? - спросил бесцветным голосом Китайгородцев.
        - Останусь с вами.
        - Со мной опасно. Мне сейчас лучше быть одному. Я ни с кем не выхожу на связь. У меня в багажнике лежит мобильник - я не то что им не пользуюсь, я даже батарею от него отсоединил.
        - Зачем?
        - Чтобы меня не вычислили. Не хочу, чтобы кто-то еще был причастен. Или я сам разберусь с этой бедой, или в конце концов один буду отвечать за все, что случится.
        Хамза дал Китайгородцеву уйти, хотя уже понимал, что тот способен натворить бед и его надо было бы закрыть - для собственного спокойствия. Он дал Китайгородцеву шанс. Эти несколько дней, за которые еще можно было разыскать Михаила и попытаться что-либо исправить. Откуда же Хамзе было знать, что исправить уже ничего нельзя. И теперь Китайгородцев не хотел никого в это дело впутывать.
        - Я останусь, - сказал Потемкин. - Рядом с вами страшно, это правда. Но одному еще страшнее.
        Не каждый готов пережить страх в одиночестве. Потемкин вот не смог.
        * * *
        Издалека завидев кресты над куполами, Глеб остановил машину. Нина Петровна, которая сидела рядом, посмотрела вопросительно.
        - Сейчас изучим обстановку, - сказал Глеб. - Я в последнее время очень осторожный.
        Он невесело улыбнулся, таким образом напоминая, скольким опасностям подвергался в последние месяцы.
        Вышел из машины, подошел к "Жигулям", велел охранникам ехать в монастырь, дал четкие инструкции, о чем именно там спрашивать. Он не хотел, чтобы Нина Петровна все это слышала.
        * * *
        Охранники уехали, прихватив с собой Шварца. Глеб и Нина Петровна остались наедине.
        - Мне до сих пор не верится, что Стас хотел убить тебя, - сказала женщина.
        - Я тоже был бы рад не верить в это, - поддакнул Глеб.
        - Кто бы мог подумать!
        - Ну, он всегда был странный, - осторожно напомнил Глеб. - Ты наверняка это помнишь.
        - Да, выходки у него были... разные, - не сразу подобрала определение Нина Петровна.
        - Не то слово! - уже увереннее сказал Глеб.
        У него в запасе было что рассказать.
        - Представляешь, он построил под Москвой дом...
        - Да, я в курсе.
        - В таком, знаешь, стиле... Как будто там живет английский лорд. Дом новехонький, а вид такой, словно ему уже пятьсот лет.
        - Немалых денег, наверное, стоит построить так.
        Глеб это замечание пропустил мимо ушей, потому что он хотел говорить не о деньгах, а о странностях брата.
        - И там, внутри, - сказал он, - Стас устроил картинную галерею. Ты бы видела! - он засмеялся желчно. - Сам Стас в таких нарядах... Ну, будто его рисовали те же пятьсот лет назад. И все прочие портреты в том же духе. Старинный род! Английские аристократы!
        - Чудачество, конечно, - признала собеседница. - Но - безобидное.
        - Если бы! Там же заикой можно стать! Он в одной комнате оборудовал как бы кабинет нашего покойного отца. И самого отца туда усадил. Из воска сделал. Заказал каким-то умельцам, те вылепили в натуральную величину, копию, причем такую точную - с двух шагов не отличишь. Одел его в отцовскую одежду, этого воскового папу. Мне говорит - пойдем, у меня есть сюрприз. Я туда вошел... - Глеб прикрыл глаза, показывая, как он ужаснулся. - Представляешь? Я захожу, а там сидит отец!
        Нина Петровна растерянно молчала.
        - Я едва не умер, поверь мне, - сказал Глеб.
        - Да, он со странностями, - пробормотала Нина Петровна. - Даже называть себя велел - Стас Георгиевич. Не Станислав Георгиевич... Не нравилось, видишь ли... Я и раньше странности замечала, а сейчас, похоже, они усугубились. Вот так, если долго не общаешься с человеком, потом, при встрече, можешь обнаружить, как он сильно изменился. Сам на себя не похож. Как будто другой человек.
        Особенно когда рядом нет тех, кто этого человека знал хорошо, вдруг подумал Глеб. Хорошо, когда один, как перст. Никого лишнего рядом. Все уже умерли.
        * * *
        Охранники вернулись через час. Машину поставили поодаль, как и велел им Глеб.
        - Жди здесь, - сказал Глеб Нине Петровне. - Я пойду узнаю, что они там накопали.
        - Я пройдусь.
        - Холодно, - сказал Глеб.
        - Я недалеко. Надоело сидеть в машине.
        Глеб пересел в "Жигули" к охранникам, не обращая внимания на закованного в наручники Шварца. Да Шварц и сам старался быть незаметным. Забился в угол.
        - Здесь этот гад! - доложил охранник.
        - Китайгородцев?! - обрадовался Глеб.
        - Да.
        Вот она, удача!
        - А Михаил?
        - Был, но уехал.
        - Куда?
        - Не знаю. Знает Китайгородцев.
        - Ты уверен?
        - Мне так сказали. Тут были Михаил, мама ваша и какой-то с ними безумный доходяга. Китайгородцев утром приехал, всех их забрал, увез куда-то. Потом вернулись, врача искали, у вашей мамы заболело сердце. Снова уехали, а недавно Китайгородцев вернулся без них, но с каким-то мужиком.
        - Кто такой? - нахмурился Лисицын.
        - Неизвестно. Мне его описали так: низенький, худой, черненький, и глазищи такие глубокие.
        - Это Потемкин! - подал голос Шварц.
        - Знаешь его? - заинтересовался Глеб.
        - Да. Он гипнотизер. Мы его крышевали, покуда не сбежал.
        - Действительно умеет... ну, это... с гипнозом... или шарлатан? - спросил Глеб.
        - Умеет! - с готовностью ответил Шварц, воодушевившись оттого, что он может быть чем-то полезен. - При мне такие трюки проделывал! Я не поверил бы, если бы сам не видел. Загипнотизировал, к примеру, мужика. И тот стал дурак-дураком. Жену свою родную не узнает. Нет, он разговаривает, смеется даже, но жена ему вроде никакая не жена. Тоже сначала смеялась эта дура, ей было весело, а потом разревелась. Неприятно потому что.
        - Так его можно снова взять под крышу, коли он здесь, - сказал Глеб. - Дело выгодное? Доход большой был?
        - Да он как целый завод! - вспомнил давнее сравнение Шварц, все сильнее воодушевляясь.
        Какая-та надежда для него лично впереди забрезжила.
        - Мы возьмем его в оборот, а ты будешь за ним приглядывать, - стал строить планы Глеб. - Ты как? Согласен?
        - А как же! - выдохнул счастливый Шварц.
        - Тогда такое дело. Ты вон ту бабу видишь?
        И у Шварца сердце ушло куда-то в пятки. Он смотрел на силуэт женщины, прогуливающейся в вечерних сумерках, и уже понимал, что на самом деле счастья в жизни не бывает.
        - Мы все вместе должны быть, - сказал Глеб. - Чтобы никто друг друга не продал.
        Охранники мрачно смотрели на Шварца, будто уже заподозрили его в том, что он решил их сдать.
        - Если ты с нами, тогда ты должен стать таким, как мы, - сказал Глеб. - Убей ее!
        - Когда? - глупо спросил Шварц.
        - Прямо сейчас.
        Шварц обездвижел.
        - Сделаешь? - настаивал Глеб. - Ты с нами или нет?
        Если он не с ними, в живых его не оставят. Он будет жить, только если они повяжут его кровью.
        - Я не слышу! - сказал Глеб, на глазах мрачнея.
        - А чем убить? - быстро спросил Шварц.
        Может, ему дадут оружие?
        - Руками, - тут же развеял Глеб его иллюзии.
        - Я не смогу! - взмолился Шварц.
        Мол, если из пистолета, например, тогда еще куда ни шло, а голыми руками - это выше его сил.
        - Голыми... руками, - раздельно произнес Глеб.
        Шварца передернуло. Ему хотелось выть от страха за себя и от ужаса перед тем, что он сейчас сделает.
        - Она баба, - доверительным тоном произнес Глеб. - В ней силы нету. Дело плевое. Одна минута, и ты свободен.
        Но его тон не мог Шварца обмануть. Глаза Глеба выдавали. Зверь. Пощады от него не жди.
        Глеб кивнул охраннику. Тот снял наручники с запястий Шварца.
        - Иди! - сказал Шварцу Глеб.
        Шварц не сдвинулся с места.
        - Мы здесь никого не уговариваем, - сказал Глеб.
        И дальше уже должна была последовать команда охранникам. Убьют они Шварца и глазом не моргнут. А потом и бабу эту. Раз решили - ей все равно не жить. Хоть Шварц ее убьет, хоть эти. Какая ей разница? Для нее конец один. Это у Шварца еще выбор есть. Пока. Он решился.
        - Я пойду! - сказал он хрипло.
        Его выпустили из машины. Он пошел медленно, оттягивая страшный миг. Глеб, глядя ему вслед сквозь стекло машины, тронул за плечо охранника, сказал:
        - Когда он женщину эту грохнет, займись им. Он нам не нужен. А потом с женщиной до конца разберись. Сам он прилично дело вряд ли сделает. Кишка тонка.
        Шварц уже нагнал Нину Петровну. Она, услышав скрип снега под его ногами, обернулась, но не успела ничего сказать. Шварц вцепился в ее шею и стал давить, что было сил, женщина захрипела и забилась в его руках. Она отчаянно сражалась за свою жизнь и сильно расцарапала Шварцу лицо. Он уворачивался и зло матерился. Смог, наконец, свалить несчастную на снег, и теперь ему было сподручнее действовать. Он прижал жертву к земле, Нина Петровна уже почти не сопротивлялась. Потом она затихла. Шварц понял, что дело сделано, испуганно отпрянул. К нему приближался один из охранников Лисицына.
        - Шеф сказал, чтобы я подсобил тебе, - произнес охранник.
        Подошел и с силой вогнал нож в грудь Шварцу.
        Шварц устоял на ногах.
        - Ты чего?! - спросил он изумленно.
        Вместо ответа охранник ударил его еще раз. Теперь Шварц упал.
        Глеб видел происходящее, сидя в "Жигулях". Он сидел сзади, а впереди, за рулем, так же наблюдая за происходящим, был второй охранник. Он сидел неподвижно, будто не живой был, а вылепленный из воска. В его застывший до воскового подобия затылок Глеб в упор выстрелил из травматического пистолета. Парень без чувств рухнул на рулевое колесо. Хорошо еще, что не сработал звуковой сигнал.
        Глеб вышел из машины. Второй охранник, разобравшись со Шварцем, уже направлялся к неподвижной женщине. Глеб дождался, пока он добьет Нину ножом, после чего и этому охраннику выстрелил в голову.
        Потом Глеб погрузил убитых и покалеченных в "Жигули", доехал до ближайшего леса, где свернул с шоссе на лесную дорогу. Ноябрьский снег был неглубок, и Глеб смог заехать достаточно далеко в глубь леса, застряв уже на просеке, где на открытом месте снега намело немало. Из канистры он вылил в салон двадцать литров бензина, бросил туда горящую зажигалку. Полыхнуло так, что Глеб покатился от машины кубарем. Побежал в испуге прочь. Он долго выбирался через лес к шоссе. Стало уже совсем темно. Только теперь он понял, как далеко оставил свою машину, и до нее ему идти несколько часов, не иначе.
        * * *
        Кроме Потемкина и Китайгородцева, других постояльцев в монастырской избе не было. Утренние паломники, помолившись, разъехались. Других можно было ожидать не ранее завтрашнего утра, когда по близлежащей трассе пройдет первый рейсовый автобус. Китайгородцев и Потемкин заняли разные комнаты. От ужина Китайгородцев отказался. Не до еды. Лег на скрипучую кровать, не раздеваясь и не зажигая света, и стал разглядывать небеленый, из струганых досок, потолок. В полной тишине, царящей в доме, он услышал, как зазвонил мобильник в комнате Потемкина, как тот что-то ответил. Потом шаги.
        - Анатолий!
        Китайгородцев встрепенулся.
        - Я ничего не понимаю, - признался Потемкин, протягивая ему свой мобильник. - Поговорите с ним, пожалуйста.
        - Алло! - сказал в трубку Китайгородцев.
        - Алло! - произнес мужской голос.
        - Это Алексей. Мы с вами встречались вчера в Калуге. Вы помните? Вы мне визитку гипнотизера подарили.
        - А-а, да, да, - протянул Китайгородцев.
        Сын Нины Петровны.
        - У меня вашего телефона не было, так я на этот...
        - Это не важно! Что случилось?
        - Где моя мама?
        - Я не знаю.
        - Вы сейчас где?
        - В монастыре.
        - Правильно! - сказал Алеша. - И мама мне в записке написала, что поехала в монастырь! Она с вами?
        - Нет.
        - Как нет? - сердито спросил Алеша. Это был вопрос человека, который понимает, что ему беспардонно лгут. - Дайте маме трубку!
        - Ее здесь нет, - сказал Китайгородцев. - Поверь мне! И почему ты решил, что она со мной?
        - Она написала, что едет в монастырь. Не "едет", а "едем". Она не одна. Она и не собиралась ехать. И если она так внезапно сорвалась, не предупредив меня, значит, кто-то ее туда увез!
        Подразумевалось, что Китайгородцев.
        - Ее здесь нет, - сказал Китайгородцев.
        - Я обращусь в милицию!
        - Это твое право.
        - Вас найдут!
        - Я не прячусь, поверь. Тут есть гостиница такая для паломников...
        - И мама там?
        Ну как ему объяснить? Что такое сказать, чтобы он поверил?
        ШЕСТНАДЦАТОЕ НОЯБРЯ
        Китайгородцев открыл глаза и увидел Потемкина.
        - Доброе утро, - сказал гипнотизер.
        Утро? За окном было серо. Ночь прошла.
        - Какое число? - спросил Китайгородцев хриплым голосом.
        - Шестнадцатое, - после паузы ответил Потемкин.
        Их взгляды встретились. Потемкин не выдержал и отвел глаза.
        На улице Китайгородцев растерся снегом. Как Михаил делал это ровно сутки назад. Потемкин наблюдал за происходящим из окна. Китайгородцев обнаружил это, и ему было неприятно. Он вернулся в дом.
        - Будем уезжать.
        - Куда? - спросил Потемкин.
        Китайгородцев пожал плечами в ответ. Он не знал. Да и какая ему, в сущности, разница?
        В самой большой комнате, где и печь была самая большая в этом доме, паломники обычно трапезничали. Китайгородцев заглянул в холодильник. Несколько банок тушенки - вот и все запасы. На лавке у стены, прикрытый чистым полотенцем, нашелся хлеб. Немного зачерствел, но тем не менее выглядел он аппетитно. Похоже было, что монастырской выпечки. Заводской хлеб таким не бывает.
        - Позавтракаем, - предложил Китайгородцев.
        Ему хотелось жить по привычному распорядку, как будто сегодня был обычный день. Потемкин не возражал, поняв, наверное, что происходит в душе его спутника.
        Китайгородцев массивным ножом с широким лезвием вскрыл две банки с тушенкой. Нарезал хлеб огромными кусками. Пригласил к столу Потемкина.
        Ели молча. Китайгородцев мрачно разглядывал бревенчатую стену, что была напротив. Потемкин ковырял вилкой в банке и делал вид, что его это занятие чрезвычайно увлекает. Но он в конце концов не выдержал.
        - Я долго думал, Анатолий. Всю ночь. Я не спал. Нам надо ехать к Михаилу.
        Китайгородцев перестал разглядывать стену.
        - Зачем? - спросил он.
        У Потемкина уже был готов ответ. Похоже, он действительно все обдумал.
        - Нам надо быть с ним рядом, - убежденно заговорил Потемкин. - Он враг Стасу, Стас враг ему, он хочет, чтобы Стас был мертв...
        - Глеб, - поправил Китайгородцев.
        Пауза. Потемкин соображал.
        - А-а, ну да! - сказал он. - В общем, если у Михаила есть враг, тогда сам он от этого врага захочет держаться подальше. Правильно? А мы рядом с ним! И тоже получаемся подальше от этого врага!
        Логика в его словах была.
        - И потом, я могу с этим Михаилом поговорить. Он сильный гипнотизер, не спорю. Но иногда достаточно просто по-человечески поговорить. Надо еще раз попробовать с ним договориться.
        - Бесполезно! - процедил сквозь зубы Китайгородцев.
        - Бороться надо! - жестко сказал Потемкин. - Ты руки не опускай!
        А может, так и надо? Приклеиться к этому Михаилу, не выпускать его из виду, а там будь что будет?...
        Китайгородцев не успел додумать эту мысль до конца, потому что хлопнула входная дверь. Потемкин вздрогнул. Китайгородцев быстрым движением взял в руку нож.
        Шаги. Открылась дверь. Вошел человек, припорошенный снегом. Всмотрелся, потому что в комнате царил сумрак - за окнами еще не слишком развиднелось. Сказал:
        - Здравствуйте вам!
        Стянул шапку с головы. И только сейчас Китайгородцев его признал.
        - Алеша! Здравствуй!
        Алексей приблизился.
        - Присаживайся! - пригласил Китайгородцев.
        - Где мама?
        - Это твой знакомый? - спросил Потемкин у Китайгородцева.
        Он такого страху натерпелся за последние несколько недель, что появление любого незнакомого персонажа рядом с собой воспринимал, похоже, как угрозу своей безопасности.
        - Да, - коротко ответил Китайгородцев.
        - А какая мама? - спросил Потемкин. Он ничего не понимал.
        - Это тот парень, который вам звонил вчера, - пояснил Китайгородцев. И неожиданно увидел растерянность во взгляде собеседника. Потемкин потерял нить разговора, как будто каждое новое объяснение ничего ему на самом деле не проясняло, а все больше его запутывало.
        - Я вам звонил? - удивленно спросил Алексей, глядя на Потемкина. - А вы кто?
        - Это Потемкин Иосиф Ильич, - запоздало представил гипнотизера Китайгородцев. - Я тебе о нем рассказывал.
        Потемкин улыбнулся кривой улыбкой утомленной славой знаменитости.
        - Потемкин?! - не поверил Алексей.
        - А что - непохож? - невесело пошутил Китайгородцев.
        - Я заходил на сайт, - растерянно сказал Алеша. - Там, в Интернете, есть фотографии Потемкина...
        Он замолчал, не зная, что дальше говорить. Ведь очевидно, что у этого Потемкина с тем, который на фотографиях в Интернете, нет ничего общего...
        В мозгу у Китайгородцева будто щелкнул какой-то рычажок.
        Он действовал автоматически. Как робот.
        Нож лег в ладонь.
        Враг был начеку. Хотел подняться.
        Нельзя ему позволить встать.
        Китайгородцев ткнул ножом в лежащую на столе ладонь врага. Нож через ладонь прошел, словно сквозь лист бумаги. Пригвоздил руку к столу.
        Враг взвыл. Его правая рука была под столом.
        Опасно. Нужно бить в лицо, пока он в шоке.
        А в это время враг, превозмогая боль, вскинул правую руку. В ней был травматический пистолет.
        Нужно стол опрокинуть на него.
        Китайгородцев перевернул тяжеленный стол, как пятикилограммовый табурет. И вместе со столом опрокинул на пол врага.
        Выстрел. Запоздал. Резиновая пуля зло чмокнула в потолок.
        А второго выстрела не было. Китайгородцев налетел на своего врага и стал молотить его кулаками, превращая лицо в месиво. Очнулся он поздно. Поверженный враг лежал в луже крови. Китайгородцев повел вокруг безумным взглядом. Увидел белое, как полотно, лицо Алеши. Тот оцепенел от ужаса. Он даже не мог убежать. И когда забрызганный кровью Китайгородцев обернул к нему свое страшное лицо, Алеша не выдержал и заплакал. Размазывая слезы по щекам, он начал умолять:
        - Не убивайте меня, пожалуйста!!! Не надо!!! Я вас прошу!!! Не убивайте!!!
        * * *
        - Он пришел, - сказал Потемкин. - Я спал. Он разбудил. Он сказал, что убьет меня. Я все ему рассказал, что знал. Простите! Он спрашивал меня еще. Он хотел знать, где Михаил. Я не мог объяснить. Я не помнил, как называется тот населенный пункт. Он спросил, сможете ли вы показать. Я сказал, что вы наверняка сможете. Простите! Он сказал, что я должен заставить вас поверить в то, что он - это я. Я говорил ему, что это невозможно. Он сказал, что знает, как я однажды заставил мужа не узнавать жену. Это правда. Тот муж на сеансе думал, что его жена - совсем другая женщина. Он целовал ее. Настоящая жена плакала. Это было. Еще он показал мне пистолет. Он меня поставил на колени и хотел убить. Я согласился. Простите! Я сказал ему, что можно погружать в транс во сне. Потом вы пробудитесь, он будет рядом, и для вас он - это буду я. Простите!
        Потемкина трясло. То ли от страха перед Китайгородцевым, то ли оттого, что он столько времени провел связанным в выстуженном багажнике автомобиля, то ли от вида неподвижного окровавленного тела на полу.
        - Простите!!!
        ПЕРВОЕ ЯНВАРЯ. ЧЕРЕЗ ПОЛТОРА МЕСЯЦА ПОСЛЕ УБИЙСТВА
        Телохранитель Китайгородцев.
        Клиент хочет на кладбище. Десять часов утра. Москва спит после безумной новогодней ночи. Праздник у людей. А у клиента горе. Что-то с кладбищем у него связано. Первого января в десять часов утра - на кладбище! Елы-палы, как несправедлива к некоторым людям жизнь. Настоящий босс, я видел в офисе, как перед ним трясутся подчиненные. Буквально до обморока. При мне бухгалтер хлопнулась. Я лично ее в чувство приводил, потому что все растерялись. У него денег немерено, он перед Новым годом подарки близким подбирал, так потраченная сумма могла бы принести счастье какой-нибудь красивой, но ужасно бедной африканской стране. Можно было бы сказать, что он состоялся и что он успешен - если бы он сейчас водку дома пил или в своей кровати спал, а не ехал бы на кладбище по до неправдоподобия пустым московским улицам.
        Ваганьковское. Ворота заперты, вижу издалека...
        - Подъезжаем.
        - Принято.
        Ворота открываются. Въезжаем. Наши. Больше никого. Дорожка. Не расчищена. Следы от внедорожника. Вот внедорожник. Стоит Лапутин. Здесь. Выходим. Я первый. Дверца. Клиент...
        - Осторожно, скользко.
        Почему не посыпали песком? Надо попенять Лапутину. Позже. Зато тропинку протоптали. Молодцы. Лапутин. Клиент. Потом я. Слева, справа - наши контролируют. Я их вижу. Кладбище пустынно. Одно удовольствие работать. Ага, вот. Вокруг могилы снег вытоптали напрочь. Наши проверяли. Цветы. Клиенту в руки. Не смотреть в глаза. Скорбь. Да, так вот насчет проверок. Котляковское кладбище всех научило. Взорвали прямо на могиле. Было много жертв. Теперь охрана не подпустит клиента к памятнику близко, пока не прозвонит все окрестные могилы. Кто тут у нас? Анастасия Игоревна. Тридцать лет с хвостиком. А он у нас Игорь. Дочь. Дата смерти. Первое января. Как легко злодейка-жизнь праздник превращает в сплошную непрекращающуюся скорбь. Семь лет назад. У него праздника не было уже семь раз. И никогда уже не будет... Справа. Наш. Приблизился. Знак ему - контролируй! Понял. Отошел. Не расслабляться. Клиент без шапки. Застудится. Надеть, конечно, не заставишь. Хотя бы встать за ним так, чтобы прикрыть от ветра... Жена его в больнице. Совсем слабая она. Это после смерти дочери, конечно. Счастья нет и никогда уже не
будет... Мороз сегодня. Застудится. Надо все-таки сказать...
        - Извините пожалуйста, Игорь Александрович. Морозно. Шапку бы надели...
        - Отойди!
        - Хорошо. Но Наталья Фроловна в больнице. Если вы не дай бог сляжете...
        Надел. А мог бы наорать. Пронесло на этот раз. Всякое бывает. Цветы. Розы. Положил прямо на снег. Красиво. Но бесполезно. За эти семь лет цветов на могилу дочери переносил, наверное, больше, чем подарил ей за тридцать лет ее короткой жизни. Горе...
        - Первый. Чисто.
        - Шестой. Чисто...
        Уменьшить громкость переговорника.
        - Пятый. Чисто.
        - Четвертый. Чисто...
        Надо отойти на несколько шагов. Клиенту будет спокойнее. Лапутин рядом с ним. А мой переговорник не так слышно. Хотя перед мертвецами неудобно. Тихо у них было. А тут мы приехали. Простите, у нас работа. Сазонова Агриппина Ивановна... Морев Филипп Александрович... Лисицын... И еще Лисицын... Свежая могила, высокий холмик и временный деревянный крест... Глеб Георгиевич... Тоже молодой, судя по датам. Недавно умер, в ноябре. А рядом Георгий Александрович. Этот - генерал. Отец и сын. Сын пережил отца на десять лет. Молодым ушел. Что может быть? Сердце. Или машина сбила. Да, жизнь короткая случилась до нелепости. Лисицын... Странно, что так притягивает взгляд... Глеб Георгиевич... Глеб Лисицын... Нет, никогда не знал такого. Может, в прежней жизни? Мы думаем, что ничего такого не бывает, а оно свербит в груди, напоминает о том, что когда-то знал, потом забыл... Может, мы действительно проживаем много жизней, только потом не помним их? Можно ли заставить вспомнить? Каким-либо образом... Гипноз, допустим. Погрузили тебя в транс, и ты вспомнил, кем был в прежней жизни. Надо у Потемкина спросить. Если он
не уехал на гастроли.