Владимир Гриньков
        Семь кило баксов
        Глава 1
        - Яркое солнце. Пляж. Пальмы. Шумит прибой, так нежно-нежно. И хочется лежать на берегу, чтобы тебя все время лизали волны. А небо синее-синее, а по небу облака - как маленькие клочки ваты, я очень люблю, чтобы как вата, тогда красиво. Я прямо сейчас вижу эту картину, - сказала Полина. - А ты?
        - А я нет, - ответил Хеджи.
        Их машина застряла в нескончаемой пробке, среди скопища заляпанных дорожной грязью чадящих железных коробок на колесах. Свинцового цвета небо нависало над землей, редкие деревья с черными отсыревшими стволами и без листвы казались декорацией из невеселого спектакля о жизни тех, кто уцелел после ядерной войны, а снег вдоль дороги лежал темными мусорными кучами. Московский март. Пока еще даже не верится, что на Земле бывает тепло и уютно.
        - Никакой фантазии! - попеняла своему спутнику Полина.
        - Ди-джеям фантазия ни к чему.
        - Гнусная ложь! - засмеялась Полина.
        Ей ничто не могло испортить настроения. Ни эта пробка, ни невеселая погода.
        - Почему же ложь?
        - Потому что ты по характеру фантазер.
        - Я?
        - Ты! Имя себе придумал - Хеджи...
        - Это из сугубо прагматических соображений. Потому что ди-джей Хеджи - это звучит. А ди-джей Вениамин - не звучит.
        - Ди-джей Витамин! - сказала Полина. - Вот звучит!
        - Витамин, - пробормотал Хеджи, - каротин, гардемарин, аквамарин...
        - Аспирин!
        - Ди-джей Аспирин. Хм! Круто! - покачал головой Хеджи. - Почему я так поздно тебя встретил? Почти наверняка у меня сейчас был бы другой псевдоним. Круче нынешнего.
        Им все-таки пришлось, маневрируя, выбраться из пробки и дальше пробираться переулками.
        - Скоро у меня эфир, - бормотал Хеджи. - Будь проклята эта работа, которая нас с тобой разлучает!
        - Брось ее, - беспечно предложила Полина. - И мы с тобой уедем.
        - Куда?
        - Туда, где море, пальмы и горячий песок.
        - Хочу! - признался Хеджи с обреченностью больного, который уже знает, что излечение невозможно, как ни мечтай.
        - Нет, правда! Я сдам экзамены - и уедем. Месяца на три. На все лето. Снимем домик...
        - Под пальмами?
        - Да!
        - На три месяца?
        - Да!
        - Ты получила большое наследство?
        - У меня есть папа! - засмеялась Полина. - Это лучше всякого наследства!
        - Это точно.
        - Я его попрошу, он до июня подберет дом... В какой стране, кстати?
        - Где-нибудь на островах, - отозвался Хеджи, увлекаясь игрой.
        - На Карибах?
        - Карибы, Сейшелы, Канары...
        - Нет, Канары - это слишком просто. Можно остров Маврикий. Или Реюньон.
        - Это где?
        - Это в океане, - со смехом ответила Полина.
        - Я согласен. В океане - это круто. С работы меня после трехмесячного отсутствия, конечно, вышвырнут, но, если разобраться, - захочу ли я сам возвращаться туда после трехмесячного пребывания в раю?
        Подъехали к дому Полины. У подъезда стоял отцовский "БМВ".
        - Что-то рано он сегодня, - удивилась Полина и посмотрела на Хеджи. - Поднимешься к нам?
        - Не готов я к встрече с твоим папиком, - признался Хеджи. - Он всегда смотрит на меня так, будто я ему давно и много задолжал.
        - Это ревность.
        - Ты так думаешь?
        - Посмотрим, как ты сам будешь относиться к избраннику своей единственной дочери.
        - Если единственный ребенок - так уж лучше сын. Хотя я думаю, детей будет двое.
        - А у меня ты спросил, скольких я хочу родить?
        - Считай, что вот сейчас как раз и спросил.
        - Четверых!
        - Да ну! - не поверил Хеджи.
        - Двоих мальчиков и двух девочек. Но если ты против...
        - Конечно, против!
        - В таком случае - пятеро. Или шестеро. Но не меньше четырех.
        Хеджи закатил глаза.
        - Я подумаю, - пообещал он. - Ладно, что мы сегодня слушаем?
        - Ну, например "Queen".
        Полина поцеловала своего спутника и вышла из машины.
        Глава 2
        Отец действительно был дома. Его выдал запах табака, которым тянуло из-за двери кабинета. Всегда открывал окно, когда курил, и все равно чувствовалось.
        - Па, я дома, - пропела Полина, направляясь на кухню. - Кофе будешь?
        - Да, - голос из-за двери.
        Кофе на двоих. Кофе, немного сахара и толику красного перца, получается нечто изумительное. Когда бодрящий аромат поплыл по квартире, появился отец. Быстрого взгляда было достаточно, чтобы понять - он сегодня не в духе.
        - Ты не заболел? - заботливо спросила Полина.
        Отмахнулся, показывая, что расспросы ни к чему. Такой человек. Предпочитает самостоятельно разбираться со своими проблемами. Полина уже привыкла.
        - Как учеба? - спросил отец.
        - Нас учат, мы в меру сил сопротивляемся.
        - Сессия когда?
        - В мае.
        Отец хмуро смотрел в кофейную чашку. У него был такой вид, будто май его совсем не устраивал.
        - А твой Ходжа Насреддин?
        - Он не Ходжа, па. Он Хеджи.
        - Ну что за имя такое? - поморщился отец. - Как кличка у собаки.
        - Это модно, па. К тому же Хеджи - это круто. А вот если бы его звали Аспирин?
        - Какой еще аспирин? - с нескрываемой досадой отозвался отец.
        - Это я так, просто шучу.
        - Что у тебя с ним?
        - Па-а-а... - с укоризной протянула Полина. - Ты такие вопросы задаешь!
        - Я знаю, какие вопросы задаю.
        Вот такой у человека характер. Ему лишь бы командовать, чтобы все ему подчинялись. И чтобы все было по его. И чтобы никакого сопротивления.
        - У меня с ним любовь, - с деланной серьезностью сообщила Полина, таким образом отгораживаясь от подавляющей бестактности ожидаемых вопросов.
        - А у него с тобой?
        Не понять было, всерьез это произнесено или в шутку.
        - И у него со мной - то же самое.
        - Так замуж выходи.
        Полина вскинула голову и наткнулась на отцовский взгляд. Он смотрел на нее не мигая, и в глазах не угадывалось шутки. Нисколечко. Полина растерялась, не зная, что на это ответить.
        - Ты не очень-то его привечаешь, - напомнила она, пытаясь одновременно справиться с растерянностью.
        - Но ты не очень прислушиваешься к моему мнению, - парировал отец. - Так что какой мне смысл настаивать на своем?
        Это совсем не было на него похоже. Настоять на своем он всегда умел, сколько Полина себя помнила.
        - Хорошо, я выйду за него замуж, - с деланной кротостью сказала Полина, только чтобы закончить этот тягостный для нее разговор.
        Вроде бы отшутилась.
        - Сегодня!
        - Что - сегодня? - не поняла Полина.
        - Сегодня пригласи его к нам.
        - Он на работе, па.
        - До которого часа?
        - У него эфир до полуночи.
        - Вот после эфира пускай и приходит. Познакомлюсь поближе с зятем.
        - Ты шутишь, па?
        - Так ты пригласишь? Или мне самому ему позвонить? Какой у него телефон?
        Значит, это не шутки.
        Полина посмотрела на часы. Как раз сейчас Хеджи должен был выходить в эфир. Она включила радио. И услышала голос Хеджи:
        - Я ди-джей Хеджи, и я буду сегодня с вами до полуночи. Привет всем, кто меня слушает, а особый привет - клевой девочке Полине. Используя свое служебное положение, не корысти ради, а радости для, я ставлю для Полины неумирающий "Queen", композицию на тему о том, что, как ни крути, а шоу все-таки должно продолжаться, дорогие вы мои, любимые...
        - В общем, позвони ему, пускай приедет, - сказал отец.
        Поднялся и вышел из кухни. Невыпитый кофе остался на столе.
        Глава 3
        Полина дозвонилась до Хеджи в первом часу ночи, сообщила о странном приглашении отца.
        - Я скажу ему, что не дозвонилась до тебя, - сказала в трубку шепотом, боясь, что отец ее услышит.
        - Еще чего! - ответил Хеджи. - Если папик изъявил готовность познакомиться, я не буду лишать его этого удовольствия. Еду!
        И он действительно приехал. В распахнутой курточке, под которой виднелась футболка с чьим-то живописным задом и нехорошей надписью на английском, хорошо еще, что отец английского не знал, но вот что делать с этой вызывающе розовой голой задницей?
        - Ты сошел с ума! - прыснула Полина. - Хочешь, чтобы отца хватил кондрашка? Немедленно снимай, я дам тебе другую!
        Втолкнула Хеджи в свою комнату, нашла, порывшись в шкафу, белоснежную футболку.
        - Снимай, снимай!
        - Еще чего! - заупрямился Хеджи.
        Полине пришлось действовать самостоятельно. Едва она стянула с Хеджи футболку, как в комнату, привлеченный шумом, заглянул отец.
        - Добрый вечер! - поприветствовал его Хеджи.
        Полина спрятала злополучную футболку за спину.
        - Оденься, - сказал отец, обращаясь к Хеджи. - И после этого зайди ко мне в кабинет. А ты, Полина, останься здесь.
        Вышел.
        - Строгий папик, - оценил Хеджи.
        Через минуту он вошел в кабинет. Горела настольная лампа. Отец Полины сидел в глубоком кресле и курил трубку. Показал рукой на диван - присаживайся. Хеджи сел, закинул ногу на ногу. Может быть, он и чувствовал себя неловко в эту минуту, но по нему этого нельзя было сказать.
        - Как твое имя?
        - Хеджи.
        - Я про имя спрашиваю.
        - Хеджи.
        - Это тебя папа с мамой так назвали?
        - Плевать я хотел на то, как они меня назвали. Мало ли что им там в головы взбрело двадцать лет назад. Сейчас другие времена, другая мода и имена тоже другие.
        Хеджи говорил без явно выраженного вызова, даже спокойно. Отец посмотрел внимательно.
        - Ну, допустим, ты - Хеджи, - произнес он после паузы. - Работаешь, как я слышал...
        - Вроде того.
        - Пластинки крутишь?
        Хеджи не удостоил собеседника ответом.
        - А дальше что? - поинтересовался отец.
        - Вы о чем?
        - О твоем будущем. Ведь всю жизнь этим не будешь заниматься.
        - Это точно.
        - И какие планы?
        - Выгодно жениться.
        Отец забыл про свою трубку. Сидел и смотрел на Хеджи. А Хеджи смотрел на Полининого отца и, кажется, чувствовал себя увереннее, чем его собеседник.
        - Не боишься так говорить? - осведомился отец после продолжительной паузы. - Я все-таки отец Полины.
        - Вы отец, вы за дочь и бойтесь. А мне бояться нечего.
        - Наглец.
        Не оскорбление, а всего лишь констатация факта. Хеджи даже не ответил. Повел скучающим взглядом по сторонам. В этом кабинете он был впервые. Добротные книжные шкафы, золотые корешки книг, фальшивый камин, в котором никогда не разводят огня, а на каминной полке - антикварные часы. Еще роскошный стол, компьютер на столе, письменный прибор, выточенный из красивого - зеленого, с золотистыми прожилками - камня. Набор трубок, некоторым из них место в музее, настолько хороши. Хеджи отметил про себя, что папик неплохо тут устроился. Уютненько у него. Даже завидно.
        - С Полиной у тебя серьезно?
        - Не понял, - сказал Хеджи и склонил голову набок, внимательно разглядывая собеседника.
        - Что ж тут непонятного.
        - Вас интересует, сплю ли я с ней?
        По лицу Полининого отца пробежала тень. Хеджи даже показалось, что еще мгновение - и этот мужик бросится на него. Но обошлось.
        - Нет, я про планы на будущее, - сказал отец.
        - Ах это! - беспечно отозвался Хеджи. - О будущем я пока не задумываюсь. Рано!
        Отец посмотрел на него внимательно, потом затянулся табачным дымом. Так и сидели. Отец курил. Хеджи без стеснения рассматривал убранство кабинета.
        - Живешь с родителями? - спросил наконец отец.
        - Нет.
        - А где?
        - Снимаю квартиру.
        - Какой район?
        - Текстильщики.
        Отец оторвался от своей трубки.
        - Я хочу, чтобы ты увез Полину к себе.
        Вот теперь Хеджи проняло. Он воззрился на своего собеседника так, словно только что услышал от него нечто невероятное.
        - Причем сегодня же, - добавил отец.
        - А Полина знает?
        - О чем?
        - Вот о том, что вы мне только что сказали.
        - Нет. И я хочу, чтобы ты не посвящал ее в подробности нашего разговора.
        Хеджи быстро оправился от изумления.
        - Мне-то что, - сказал, пожав плечами. - Я запросто. Это она вас боялась, а так - какие проблемы?
        Отец слушал его с непроницаемым выражением лица. Трубка в его руке дымилась. Хеджи посмотрел вопросительно - это все, мол?
        - Поживет пока у тебя, - сказал отец. - А там видно будет.
        Что именно там будет видно, Хеджи не понял, но уточнять не стал.
        - И еще, - сказал отец. - Ты когда-нибудь водил Полину в ресторан?
        - Полину - нет.
        Отец вздохнул, извлек из бумажника стодолларовую купюру, протянул ее Хеджи.
        - Возьми! Своди ее в хороший ресторан...
        - На хороший этого не хватит.
        Из бумажника была извлечена вторая сотенная. Хеджи с невозмутимым видом спрятал деньги в карман своих джинсов.
        - Все? - осведомился он.
        - Все!
        Хеджи поднялся.
        - Приятно было познакомиться, - сообщил он. - Вы обращайтесь, если что.
        - Если ты создашь для Полины хоть какие-то проблемы, - сказал вдруг спокойно отец, - я тебя, ублюдок, по стене размажу.
        Он при этом даже и не смотрел на Хеджи, как раз выбивал погасшую трубку. Но Хеджи проникся. Все так и будет, как этот старый хрыч сказал. Бабок у него немерено. Заплатит кому надо, и пиши пропало. Только сейчас Хеджи впервые понял, почему Полина так боялась своего отца. Мужик, который не бросает слов на ветер и не считается ни с кем. Суровый дядька. А Хеджи тут фраерился перед ним.
        Глава 4
        У Олега Игоревича Звонарева, отца Полины, был собственный бизнес. Не большой и не маленький. Несколько лет назад Звонарев обнаружил интересную особенность. Когда-то существовали как явление так называемые "колбасные электрички". В этих электричках провинциальная Россия по выходным въезжала в Москву, чтобы запастись колбасой, сливочным маслом и шоколадными конфетами - всем тем, чего днем с огнем нельзя было отыскать в своем родном городе, где из всех вкусностей в продуктовых магазинах присутствовали только кильки в томате да малосъедобная карамель. Когда времена изменились и многое из того, что прежде можно было купить только в столице, появилось и в провинции, о "колбасных электричках" подзабыли, но тут-то и проявилась одна особенность, на которую обратил внимание Звонарев. Провинция все равно продолжала ездить в Москву, потому что через столичные таможенные склады проходила большая часть импорта, завозимого в Россию, и получалось, что, как и прежде, товар надо покупать здесь и только здесь. Каждый день тысячи юрких грузовичков "Газель" устремлялись по направлению к Москве, торговцы из провинции
ехали за товаром, и каждый при этом терял деньги: бензин, амортизация автомобиля, взятки гаишникам. Заботу о доставке товара в провинцию Звонарев решил взять на себя. Он заключил договоры с десятками мелких провинциальных фирм в городах, расположенных на расстоянии до полутысячи километров от Москвы, наметил несколько маршрутов, и по этим маршрутам из Москвы регулярно отправлялись большегрузные фуры, доставлявшие заказанный торговцами товар к месту назначения. Получалось, что Звонарев был полномочным представителем в Москве десятков фирм, зарегистрированных где-то далеко за пределами Московской кольцевой автодороги.
        У него был свой офис и собственный автопарк, те самые фуры. Уже неделю фуры стояли на приколе. Водители по утрам приходили на работу, узнавали, что и сегодня на маршрут никто не выезжает, после чего отправлялись по домам, унося с собой толику тревоги, разлитой в воздухе.
        Звонарев приезжал в офис в семь. В это время здесь еще не было никого из персонала, кроме охраны, и до девяти, до начала работы, он успевал сделать многое из того, что оставалось со вчерашнего дня.
        Сегодня он тоже приехал в семь. Прошел в кабинет, сел за стол, закурил трубку, но к делам не приступал. Сидел, курил.
        Без четверти девять пришла секретарь. Звонарев попросил ее приготовить кофе. И еще попросил пригласить к нему коммерческого директора - сразу, как только тот появится.
        Коммерческий прибыл без двух девять. Без минуты девять он уже входил в звонаревский кабинет.
        Звонарев попыхивал трубкой. По кабинету плавал пахучий табачный дым.
        - Надо подготовить бумаги, Боря, - сказал заместителю Звонарев. - По передаче наших грузовиков.
        - Передаче - кому?
        Звонарев двинул по столу лист бумаги с кратким текстом.
        - Фирма "Экспансив", - сказал он. - Оформишь не как продажу, а как передачу в счет погашения долга.
        - А мы? - осмелился поинтересоваться коммерческий директор.
        Прежде никогда не осмеливался. Звонарев приучил его к тому, что только он, Звонарев, принимает здесь решения, а коммерческий директор, пусть даже он и называется директором, нужен только для того, чтобы воплощать в жизнь звонаревские задумки. Довоплощались. Фирма идет ко дну, долги нарастают как снежный ком, просвета не видно, а если еще отдать грузовики, без которых работа просто немыслима, - фирму можно сразу закрывать.
        - Так надо! - сказал Звонарев.
        - Олег Игоревич! - еще раз набрался храбрости коммерческий директор. - Это же на нас крест сразу можно ставить! Без грузовиков мы ничто! Их в последнюю очередь надо отдавать! Уже когда совсем ничего не останется...
        Он осекся, поняв, что сейчас грянет буря. Хорошо знал шефа. Но оказалось, что ошибался. Вместо того чтобы напомнить о том, кто тут хозяин, Звонарев сказал негромко:
        - Я продаю свою квартиру.
        И эти простые слова прозвучали страшнее самого страшного крика.
        - Иди! - сказал Звонарев потерявшему дар речи коммерческому директору.
        Когда тот ушел, Звонарев позвонил Полине, спросил, как дела.
        - Нормально, - ответила дочь.
        Вчера они не очень хорошо расстались. Когда Звонарев сказал Полине, что она должна ехать с Хеджи, Полина не сразу поверила. Пришлось поведать ей на ходу придуманную историю о каких-то мифических компаньонах, которые вот-вот сюда приедут и с которыми у Звонарева должен произойти очень важный и совершенно конфиденциальный разговор. Выглядело неправдоподобно, Полина встревожилась. Чтобы пресечь расспросы, Звонареву пришлось ее выпроваживать едва ли не силой. В общем, не очень красиво все выглядело.
        - Поживи пока у Хеджи, - сказал Звонарев.
        По кабинету плавали клубы табачного дыма.
        - У тебя все в порядке? - спросила Полина.
        - Вполне. А почему ты спрашиваешь?
        Он и сам чувствовал, как фальшиво звучат его слова. И Полина наверняка догадывается. Не маленькая ведь.
        - Я испугалась вчера.
        - Чего ты испугалась? - спросил Звонарев.
        У него был недовольный и высокомерный голос.
        - Так, вообще, - ответила Полина.
        У них не принято было открыто проявлять свои чувства.
        В кабинет зашел коммерческий директор. Прошел к столу, положил перед Звонаревым лист бумаги. Звонареву бросилось в глаза крупно выведенное слово "Заявление". Продолжая разговор с Полиной, придвинул лист поближе, пробежал взглядом по строчкам. Это было заявление об уходе. Звонарев поднял глаза на своего подчиненного. Тот имел вид бледный, но решительный. Все понятно, крысы бегут с корабля. Знает, стервец, что возникли проблемы. А когда услышал, что придется продать грузовики и дела, следовательно, очень и очень плохи, тотчас же стал смазывать лыжи.
        Не говоря ни слова, Звонарев подмахнул заявление. Борис топтался в нерешительности и не уходил.
        - Я, наверное, должен объяснить...
        Вместо ответа Звонарев молча указал на дверь.
        - Мы сегодня увидимся? - спросила на том конце провода Полина.
        Это она таким образом поинтересовалась, может ли вернуться домой.
        - Нет! - ответил Звонарев.
        - А когда?
        - Я тебе позвоню.
        Звонарев положил трубку на рычаг. Ни "здрасьте", ни "до свидания". Он всегда так разговаривал с Полиной.
        Ближе к полудню приехали люди из "Экспансива". Бумаги о передаче им трейлеров были готовы. На них уже даже стояла звонаревская подпись.
        - Но этого мало, - напомнили Звонареву.
        - В течение ближайшего месяца я отдам остальное.
        - Отдадите - чем?
        Они знали о его теперешних финансовых возможностях и потому проявили недоверие.
        - Продам квартиру, - ответил Звонарев.
        - Хорошая квартира?
        - Центр. Сто пятьдесят квадратных метров, - сказал Звонарев, хмурясь. - Этого должно хватить. С вами я, по крайней мере, рассчитаюсь.
        Получалось, что не им одним он должен.
        Во второй половине дня Звонарев отправился пообедать в ресторан. Здесь все ему было знакомо и все привычно. И даже заказал он себе все то же, что и всегда. Трапезничал, и тут вдруг до него дошло: это же он сам для себя иллюзию создает. Знакомый ресторан, знакомые официанты, привычные блюда - будто все идет по-прежнему, как всегда, и ничего в его жизни не изменилось. И даже расплатиться за обед он все еще мог. И сегодня, и завтра, и послезавтра. Пока в его бумажнике не закончатся деньги. О том, что будет потом, он старался не думать.
        Расплатился с официантом и даже дал на чай. Все как всегда. Преуспевающий человек, успешно ведущий свои дела. Хотя бы перед официантом он еще мог играть эту роль.
        Из ресторана он вышел расслабленной походкой никуда не спешащего человека. Его машина стояла у тротуара. Он подумал о том, что вот с машиной ему будет жалко расставаться. А все-таки придется.
        Поехал домой. Машину поставил у подъезда, вошел в дом, поднялся на свой этаж. Открывая квартиру, долго возился с ключами. Уже когда распахнул дверь, сверху, с площадки между этажами, стремительно спустился парень в легкой куртке и вязаной шапочке, надвинутой на глаза. Звонарев еще успел обернуться на звук шагов, и поэтому первая пуля попала ему в лицо. Звонарев упал. Убийца выстрелил еще раз, для пущей надежности, после чего спустился вниз, сел в поджидавший его автомобиль и уехал.
        Глава 5
        Они договорились встретиться возле университета, но на встречу с Полиной Хеджи опоздал на двадцать минут. Судя по разбитому бамперу его машины, на то у него были веские причины.
        - Представляешь, - сказал он, - налетел на какого-то "чайника". Вторую неделю водит машину. Новенький "жигуль". Чтобы он не очень задавался, я ему немного подрихтовал дверцу.
        - Это серьезно?
        - Пострадавший жив, - буркнул Хеджи. - Но сто пятьдесят баксов я ему отдал. Из тех, что твой папик нам пожертвовал. Извини, у меня не было других денег.
        Мимо них проходили люди. Кому-то Полина кивала, с кем-то перебрасывалась парой-тройкой фраз. И вдруг встала спиной к потоку. Лицо было хмурое, Хеджи заметил, поинтересовался:
        - Что такое?
        - Препод. Ужасно противный.
        Хеджи посмотрел вслед удалявшемуся человеку. Высок и молод. Короткая стрижка. И торчащие уши, со спины это особенно бросалось в глаза.
        - Ты с ним в контрах? - спросил Хеджи.
        - Меня от него тошнит.
        По дороге домой они заехали в "Макдоналдс".
        - Это нам вместо ресторана, о котором говорил твой папик. Все равно денег уже почти нет.
        Взяли по биг-маку, еще картофель и пару порций кофе.
        - Он звонил мне сегодня, - сказала Полина. - Что-то с ним происходит.
        - Это он тебе так сказал?
        - Нет, я сама поняла. Позвонил на мобильник, прямо на лекции. Никогда раньше не делал так, если знал, что я на занятиях.
        - Чего хотел?
        - Ничего. Просто спросил, как у меня дела.
        - И как у тебя дела?
        - Мерзко.
        - А мне понравилось, - сказал беспечно Хеджи.
        - Что понравилось?
        - Наша вчерашняя ночь.
        Полина нахмурилась.
        - Не нагоняй тучи, - попросил Хеджи.
        - Ты меня вчера просто изнасиловал, - с досадой сказала Полина. - Я ничего этого не хотела.
        - Я же не виноват, что у тебя было плохое настроение.
        - Зато у тебя был сплошной ништяк.
        - Да, моя девочка. Чувствовал я себя просто превосходно. Хорошо, что папик твой оттаял.
        - Ты о чем?
        - Ну, в смысле - перестал тебя подавлять. Отпустил на вольные хлеба.
        - У тебя настроение сегодня какое-то недоброе, - определила Полина.
        - Я все никак успокоиться не могу. Полторы сотни баксов подарил чужому дяде. Хорошо, что не свои.
        - И деньги эти, - вспомнилось Полине. - С какой стати отец дал тебе эти доллары?
        - Я разве не достоин? - хмыкнул Хеджи.
        - Нет, просто на него это не похоже.
        - Прижимистый старикан?
        Полина резко вскинула голову.
        - Не смей так говорить о нем!
        Хеджи пожал плечами.
        В это время в сумочке у Полины запиликал сотовый телефон. Хеджи отвернулся.
        - Алло!
        - Это Полина Звонарева? - незнакомый мужской голос.
        - Да.
        - Где вы сейчас находитесь?
        - А с кем я разговариваю?
        - Моя фамилия Маркелов, я сотрудник Московского уголовного розыска. Вы можете подъехать?
        - Куда?
        - К себе домой.
        Дом. Отец. Утренний звонок отца. И сотрудник Московского уголовного розыска Маркелов. Все это выстроилось в пугающую цепочку.
        - Что с ним?! - выкрикнула Полина.
        Сидевший рядом Хеджи даже вздрогнул.
        - Ничего, - сказал Маркелов. - То есть не то чтобы совсем ничего... Вы только успокойтесь...
        - Что?! - крикнула Полина.
        - Ваш отец погиб.
        Глава 6
        У двери квартиры стоял милицейский сержант. Вид у него был хмурый, такими бывают люди, которым приходится сталкиваться с неприятностями, пусть даже и чужими.
        - Вы к кому? - спросил он у Полины.
        - Я здесь живу.
        Сержант еще больше посмурнел лицом и посторонился:
        - Пройдите.
        Из отцовского кабинета вышел неприметного вида мужичок: короткая стрижка, черная куртка и серые брюки. Такие обычно по окончании рабочего дня стоят где-нибудь на автобусной остановке с непременной откупоренной бутылкой пива в руке.
        - Вы Полина? Это я вам звонил. Моя фамилия Маркелов.
        Быстрый взгляд на Хеджи:
        - А вы кто?
        - Я... друг...
        - Вот что, милый друг, в этой комнате подождите.
        Здесь еще были люди, в форме и без.
        - Вы извините, - сказал Маркелов Полине, увлекая ее в отцовский кабинет. - Мы в ваше отсутствие, второпях. Хотели по горячим следам, так сказать. Вы как себя чувствуете? Может, врача?
        - Нет, - сказала Полина. - Не надо.
        Она никогда не слышала о существовании врачей, которые могли бы помочь в такой ситуации.
        - Что с ним? - спросила Полина. - Как?..
        "Как он погиб?" - этого она произнести не могла, у нее не было сил.
        - Заказное убийство. Он пообедал в ресторане... Ваш отец, кстати, всегда в одном и том же ресторане обедал, вы не в курсе?
        - В "Людвиге".
        - В "Людвиге", да, - кивнул Маркелов.
        Что-то он уже успел разузнать, похоже.
        - Когда вы видели отца в последний раз?
        - Вчера.
        - Он не ночевал дома? - приподнял бровь Маркелов.
        - Это я не ночевала дома.
        - Почему? - с бесцеремонностью лечащего врача спросил собеседник.
        - Отец меня выпроводил.
        - То есть?
        - Сказал, что я должна поехать к Хеджи.
        Должна... поехать... к Хеджи... Он же все знал, получается!
        - Он знал! - разрыдалась Полина. - Знал! Знал!
        - Что он знал? - быстро спросил Маркелов.
        - Он специально! Он знал, что это случится!
        - Он что-то говорил вам?
        - Говорил, что к нему должны приехать люди.
        - Кто?
        - Его компаньоны.
        - Он назвал фамилии?
        - Нет.
        - А должности этих компаньонов? Из какой они фирмы?
        - Ну какая фирма! - сквозь слезы сказала Полина. - Это же все чушь! Такого никогда раньше не было!
        - Чего не было?
        - Чтобы он меня выпроваживал из квартиры. Я очень удивилась вчера. Но ничего не поняла. И только теперь...
        Она уже дала волю чувствам, и Маркелову пришлось принести для нее стакан с водой. Полина пила, стакан плясал у нее в руках. Маркелов терпеливо ждал.
        - Вы жили вдвоем? - спросил Маркелов.
        - Да.
        - А ваша мать...
        - Она погибла. Два года назад.
        - Извините.
        Короткая пауза. Только для приличия, потому что Маркелов не отступился:
        - А мама ваша... Что с ней произошло?
        - Погибла.
        - Это я понял. Как?
        - Самоубийство.
        Самоубийство - это было Маркелову неинтересно. Вот если бы что-то такое, что связано с бизнесом Полининого отца... Все-таки он спросил на всякий случай:
        - Причина самоубийства известна?
        - Мама была больна. Неизлечимо.
        Маркелов вздохнул.
        - Когда вы почувствовали, что с вашим отцом что-то происходит?
        - Я ничего не почувствовала.
        - Совершенно?
        - Да.
        - И ничего не заподозрили?
        - Нет.
        - Даже вчера?
        - А что было вчера?
        - Отец отправил вас.
        - Ах да! Нет, я ничего не заподозрила. Это было странно, конечно.
        - Где вы провели ночь?
        - У Хеджи.
        - Это кто?
        - Мой друг.
        - Вот этот, который приехал сюда вместе с вами?
        - Да.
        - Вы давно знакомы?
        - Несколько месяцев.
        - Несколько - это сколько?
        - Первого сентября мы с ним познакомились.
        - Прошлого года?
        - Да. Был первый день учебы. Я учусь в университете...
        - В каком?
        - Гуманитарном. Первого сентября мы пошли отметить начало учебного года. В кафе. Там я его увидела.
        - Он был знаком с вашим отцом?
        - Да.
        - Вы его познакомили?
        - Да.
        - Как ваш отец к нему относился?
        - При чем тут это?
        - При том, - ответил Маркелов.
        - Нормально он к нему относился.
        - И спокойно вас отправлял к этому... как вы его назвали...
        - Хеджи.
        - Да, к Хеджи.
        - Ни к кому он меня не отправлял.
        - А почему?
        - Ну с какой стати! - почти простонала Полина.
        - Значит, отношения были не очень-то?
        - Почему?
        - Потому что только вчера, в силу каких-то причин, отец впервые отправил вас к вашему другу, - проявил способность выстраивать логические цепочки Маркелов.
        - У них были нормальные отношения! - с детским упрямством сообщила Полина.
        - Я понял, - совершил временное тактическое отступление Маркелов. - Но давайте вернемся во вчерашний день. Вы сможете восстановить его по часам? Час за часом.
        - Я не хочу! - Полина заплакала. - Я ничего не хочу вспоминать!
        Единственное, чего ей сейчас хотелось, - это чтобы ее оставили в покое.
        - Хорошо, - не стал противиться Маркелов. - Давайте о чем-нибудь другом поговорим. Например, о родителях вашего отца. Они живы?
        - Нет.
        - Давно умерли?
        - Я еще была маленькая.
        - А другая семья у него была?
        - Это вы о чем? - оскорбилась Полина.
        - Брак с вашей мамой - это был первый брак вашего отца?
        - Да.
        - И у него нет других детей, кроме вас?
        - Нет.
        - Братья? Сестры?
        - У него никого нет.
        - Я понял, спасибо. Так вы успокоились? Я бы хотел вернуться во вчерашний день.
        - Не хочу я! Не хочу! - почти выкрикнула Полина.
        Во вчерашний день - это было страшно. Там еще жив отец. Он уже что-то знает, а Полина даже не догадывается. Он выпроваживает ее, пытаясь уберечь. А на следующий день погибает.
        - Хорошо, - сказал Маркелов. - Давайте отдохнем немного. Вы здесь побудете несколько минут, а потом я вернусь и мы продолжим. Договорились?
        Полина не ответила. Маркелов вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь. В коридоре был грузный человек в светлом плаще.
        - Интересная штука получается, - вполголоса сказал этому человеку Маркелов. - Дочка убитого вроде как единственная наследница.
        Глава 7
        - Паспорт ваш, пожалуйста, - попросил Маркелов.
        Тщательно изучил документ, от первой до последней страницы.
        - А Полина сказала, что вас зовут Хеджи.
        - Это мой псевдоним.
        - Вы писатель? - проявил интерес Маркелов.
        - Я ди-джей.
        - Это что такое?
        - На радиостанции работаю.
        - А-а, понятно. Пластинки крутите?
        - Ну, пускай будет так, - не стал перечить Хеджи.
        - Вы Звонарева знали?
        - Так, видел несколько раз.
        - Как он вам?
        - Ничего. Крутой такой мужик.
        - Почему он вас недолюбливал?
        - Почему же недолюбливал? - растерялся Хеджи.
        Не оттого растерялся, что это было неправдой - про то, что недолюбливал, - а как раз потому, что так и было, и это откуда-то уже знал Маркелов. От Полины знал?
        - Вам повторить вопрос?
        - Зачем же повторять? - пробормотал Хеджи. - Я не глухой. Ну, в общем, я не в его вкусе был. А он мужик крутой, я говорил вам. С колом женихов от дочурки готов был отгонять.
        - А вы жених?
        - Ну, не то чтобы жених...
        - Так что ему в вас не понравилось?
        - Откуда мне знать? Может, серьга в ухе. Может, хвост, - Хеджи тронул рукой перехваченные резинкой волосы. - Ну, то, что я ди-джей...
        - Это-то ему чем мешало? - вроде бы искренне удивился Маркелов.
        - В том-то и дело!
        - В общем, у вас была взаимная нелюбовь.
        - Э-э, вот этого только не надо! - всполошился Хеджи.
        - Почему?
        - Взаимная нелюбовь... На почве взаимной неприязни... Знаю я эти штучки!
        - Ну что вы! - попенял ему Маркелов. - Никто из вас виноватого делать не собирается.
        Потер подбородок, раздумывая.
        - Давно вы его видели в последний раз?
        - Вчера.
        - Где?
        - Здесь. В этом самом кабинете.
        - О чем говорили?
        - Ни о чем.
        - Так не бывает, - усомнился Маркелов.
        - Он спросил у меня, где я живу. В смысле - с родителями или без. Я сказал, что живу один. Он попросил, чтобы я забрал Полину к себе.
        - Почему?
        - Не знаю.
        - Неужели вы даже не поинтересовались?
        - А зачем?
        - И вы даже не догадывались ни о чем?
        - О чем я должен был догадываться?
        - Вы ведь знаете, что его сегодня убили?
        - Знаю. Но вчера я не заметил ничего подозрительного. Правда, он денег дал.
        - А это подозрительно?
        - А что - каждый день вам в руки суют двести баксов?
        - Он дал вам двести долларов?
        - Да.
        - Как объяснил?
        - Посоветовал сводить Полину в ресторан.
        - Ну и как? Сводили?
        - Вчера уже было поздно. А сегодня деньги - фью-ю-ють!
        - То есть?
        - Я машину ударил. На Калужской. Сто пятьдесят пришлось отдать. На полтинник в ресторан не разгуляешься. Так что все отменяется.
        - А если на свои сводить?
        - Их еще надо заработать, - сказал Хеджи. - Что, как вы понимаете, не так-то просто.
        - Звонарев вас, следовательно, недолюбливал, - вернулся к интересующей его теме Маркелов. - Так?
        - Вы несколько преувеличиваете.
        - А вы бы как охарактеризовали ваши отношения?
        - Вооруженный нейтралитет.
        - Ну, допустим. И все-таки, когда запахло жареным, Звонарев обратился именно к вам.
        - Обратился - с чем?
        - Попросил приютить его дочь.
        - И что же?
        - Значит, при всей его к вам нелюбви он не видел альтернативы. У нее нет большего друга, чем вы. Значит, у вас со Звонаревой все серьезно?
        - Серьезно - это как? - осведомился Хеджи, склонив голову набок.
        Он уже начал заводиться.
        - Серьезно - это значит, что вы что-то планировали на перспективу.
        - Угу, - подтвердил Хеджи. - Семья, дети. Ну, все как положено. Мы даже хотели вместе провести лето.
        Он говорил с иронией, но Маркелова это не проняло, тот даже проявил интерес:
        - Где?
        - На островах.
        - На каких?
        - Еще не решили. Может быть, Сейшельские. Уехали бы месяца на три.
        - Есть такая возможность?
        - Будущий тесть платит за все, - буркнул Хеджи.
        - Это он сам вам сказал?
        - Это Полина сказала.
        - Она сказала, что есть возможность уехать на три месяца за границу и что все это оплатит ее отец? - заинтересовался Маркеров.
        - Приблизительно так.
        - Мне не надо "приблизительно", - сказал Маркелов.
        - Я спросил у нее, не наследство ли она получила. А она ответила, что у нее есть отец и это лучше всякого наследства.
        - Ага, - кивнул Маркелов. - Вот теперь понятно.
        "Наследство" - это хорошее было слово. Слово-ключ. Слово-разгадка. От него уже можно было отталкиваться и идти в нужном направлении.
        Глава 8
        На похоронах Звонарева было совсем мало людей. Полина, Хеджи, несколько звонаревских соседей, два или три человека из тех, кто вел со Звонаревым совместный бизнес, и еще люди из его фирмы, простая шоферня, из руководства не пришел никто.
        Звонарев с восстановленным после выстрела лицом лежал в гробу прилизанный и картинно красивый, каким он никогда не был при жизни, и эта непохожесть на самого себя еще больше ужасала Полину, которая и без того была очень плоха. Она опиралась на руку Хеджи и в своих черных одеяниях, с бледным неподвижным лицом, более похожим на маску, походила на саму Смерть, пришедшую к гробу полюбоваться на дело рук своих.
        Речей не говорили, потому что никто ничего не организовывал и инициативы никто не проявлял. Торопливо пронесли гроб от въездных ворот к свежевыдолбленной в промерзшей за зиму земле могиле, постояли недолго безмолвно, тут вдруг с неба посыпалась белесая крупа, последний привет от ушедшей зимы, и кладбищенские работники поспешно, ни у кого не спрося, заколотили крышку гроба. А перед тем все видели, и Полина тоже, как белесая крупа падала на лицо мертвого Звонарева и не таяла, это было ужасно.
        Комья мерзлой земли гулко стучали о крышку гроба. Полина недвижно стояла над могилой и не тронулась с места даже тогда, когда все было кончено. Присутствующие, видя это, еще потоптались немного в нерешительности, потом стали расходиться, в неловкости пряча глаза. Кто-то подошел к Полине со словами соболезнования. Она ничего не слышала. Очнулась, только когда Хеджи ее затормошил. Полина повела взглядом вокруг, обнаружила частокол могильных памятников, редкие удаляющиеся прочь силуэты и черные стволы деревьев. Только теперь она осознала, что осталась совсем одна в этом холодном и некрасивом мире. Лицо ее перекосилось, вот только слез уже не было, выплакала все. Вцепилась в рукав куртки Хеджи и не сказала, а проплакала:
        - Только не бросай меня, Венька! Умоляю, не бросай меня одну!
        Глава 9
        Фамилия у преподавателя была Лопотухин, но за глаза все звали его Лопоухин, опуская букву "т", потому как он действительно был лопоух, уши торчали, придавая их обладателю несколько комичный вид. Лопотухин-Лопоухин знал про этот свой недостаток и, кажется, оттого был зол на весь белый свет. По крайней мере, собственную неуверенность в справедливости мироустройства он скрывал за надменным видом и демонстративной нелюбовью к своим студентам. Не то чтобы он так уж зверствовал на экзаменах, награждая всех незаслуженными двойками, нет, он просто всячески демонстрировал свое превосходство, как бы давая понять, что вот он, лопоухий, выбился в люди, а его подопечным еще предстоит доказать собственную пригодность к этой нелегкой жизни, и каждый раз, когда он это доказывал, выглядело это очень некрасиво. Особенно некрасиво, если он что-то подобное доказывал девушкам.
        Полина появилась в университете после некоторого перерыва. Ни малейшего желания приходить сюда у нее не было, но и дома оставаться невозможно, вот Хеджи ее и привез.
        На нее смотрели с сочувствием, которое ранило не меньше, чем недавние события, и Полина чувствовала, что между нею и ее однокурсниками будто возникла какая-то преграда, а разрушить эту преграду у нее не было ни сил, ни желания.
        До близкой уже сессии оставалось всего ничего, но к сессии ее могли допустить только после сдачи зачетов, а до зачетов еще необходимо было написать два реферата, и эта цепочка последовательных действий сейчас казалась Полине неосуществимой. То, что она не напишет эти рефераты, она знала, и это ее нисколько не трогало; бывают моменты в жизни, когда ничто не представляется важным, даже собственная смерть, что уж говорить о каких-то там рефератах-зачетах, и Полина не думала ни о чем таком.
        Один реферат она "задолжала" Лопотухину. Задолжала и задолжала, сама она сейчас совершенно о том не беспокоилась, но Лопотухин проявил инициативу и после своей лекции подозвал Полину, усадил рядом с собой и спросил голосом негромким и участливым:
        - Как ваш реферат, Полина?
        Он всегда обращался к студентам исключительно по фамилии, держа дистанцию, и то, что сейчас он сказал "Полина", демонстрировало его сочувствие и понимание непросто сложившейся ситуации. Полина сидела рядом с ним, вся в черном, спина прямая, на лице аристократическая бледность, и еще печальная бездонность во взгляде - она была красива той особенной красотой, которая присуща только людям исстрадавшимся.
        - Никак, - тихим бесцветным голосом ответила на вопрос Полина.
        - Вы уже не успеете, к сожалению, - сказал Лопотухин почти печально. - И к зачету подойдете без реферата.
        Его душа стремительно наполнялась благородством.
        - Поэтому я решил поставить вам зачет досрочно и безо всякого реферата, - сообщил он с едва сдерживаевым торжеством человека, который только что облагодетельствовал род людской. - Зачетка у вас с собой?
        - Да.
        Полина выложила зачетку на стол. Она не испытывала ни благодарности, ни волнения. Ей, по правде говоря, сейчас было все равно. Лопотухин, не замечая ее состояния, с торжественным и значительным видом медленно и плавно выводил в зачетке свои каракули. Те студенты, которые еще не успели покинуть аудиторию, издали наблюдали за происходящим.
        Поставив свою подпись, Лопотухин закрыл книжицу и сказал, сочувственно-покровительственно глядя на Полину:
        - А реферат вы напишете в следующем семестре.
        При этом он похлопывал ее по ноге. Осторожно, едва касаясь. Это выглядело так, будто он хотел приободрить студентку, и вот он все ее ободрял и ободрял, и это длилось долго, и уже совсем не было похоже на желание приободрить, а было похоже на что-то другое, а потом Полина посмотрела Лопотухину в глаза, увидела там что-то такое, что заставило ее очнуться и наконец-то правильно оценить происходящее, понять, что такое это "другое" означает, и она, встав в полный рост, не раздумывая, на глазах у студентов ударила Лопотухина ладонью по лицу.
        Получилось очень звонко.
        После этого Полина собрала вещи и вышла из аудитории.
        Глава 10
        У декана было лицо человека, который готов огнем и мечом наводить порядок на вверенной ему территории. У него в кармане лежал билет на авиарейс до Кельна, где на следующей неделе намечался симпозиум, и ко дню отлета предстояло разобраться со всеми вопросами, чтобы не оставлять ничего на потом. Чрезвычайное происшествие, случившееся на факультете, было первоочередным и самым главным.
        Лопотухин сидел на стуле у стены. Ногу закинул на ногу, руки скрестил на груди - по его внешнему виду и не скажешь, что очень уж волнуется, только пунцовеющие уши его выдавали.
        А Полина стояла посреди деканского кабинета - как вошла, так и встала, - а присесть ей никто не предложил, и со стороны это смотрелось символично, потому что получалось, что ей быть главной ответчицей за случившееся.
        - Я просил вас написать объяснительную, Звонарева, - сказал декан и посмотрел на Полину поверх очков. - Вы написали?
        - Нет.
        - Почему?
        Полина неопределенно пожала плечами. Просто ей было все равно, как было безразлично многое из того, что происходило с ней в последнее время. Да и что писать в той объяснительной? Что преподаватель лапал тебя потными руками?
        - Хорошо, - сказал декан. - В таком случае будем опираться на объяснительную, написанную доцентом Лопотухиным Александром Евгеньевичем.
        Придвинул лист бумаги, написанный нервным торопливым почерком, повел пальцем по строчкам, вычитывая то, что, по его мнению, было наиболее значительным:
        - Двадцать восьмого марта... после лекции... поинтересовался у студентки Звонаревой Полины, на какой стадии находится подготовка реферата... реферат не готов... я напомнил, что отсутствие реферата означает несдачу зачета, но тут студентка Звонарева обратилась ко мне с просьбой поставить ей зачет...
        Лопотухин на своем стульчике совсем обездвижел и превратился в памятник самому себе, а декан продолжал читать монотонным бездушным голосом:
        - Ссылаясь на трагические событии, случившиеся в ее семье... невозможность написания реферата... идя навстречу ее просьбе и одновременно сознавая, что нарушаю существующие инструкции, предписывающие... поставил зачет, но одновременно предупредил о том, что реферат все равно необходимо написать и представить его в следующем семестре... студентка Звонарева, по неизвестным причинам полагая, что предъявляемые к ней требования необоснованны, заявила, что делать этого не собирается, а когда я упрекнул ее в неадекватной реакции, совершенно неожиданно, без какого-либо повода с моей стороны, ударила меня по лицу в присутствии многочисленных свидетелей... список свидетелей прилагается...
        Декан, хотя и читал текст ровным, ничего не выражающим голосом, тем не менее все больше и больше мрачнел и под конец уже был чернее тучи. Он вообще не любил неприятности, а такое вот, чтобы прилюдно преподавателю по лицу, - это случилось впервые на его памяти.
        - Что вы можете сказать, Звонарева, по поводу написанного?
        - Ничего, - равнодушным голосом ответила Полина.
        Лопотухин сидел истуканом. Для него сейчас решалось все. Знал, что кто-то из них двоих ответит за случившееся - или он, или Звонарева.
        - То есть все так и было, как здесь написано? - осведомился декан.
        Сухостью в голосе он демонстрировал, что никакие эмоции не будут приниматься в расчет, значение имеет только то, что написано. И пускай Полина на лопотухинскую бумагу ответит своей, более весомой.
        Полина только пожала плечами в ответ.
        - Того, что дали волю рукам, я думаю, вы не отрицаете, - сказал декан. - Весь вопрос только в мотивации.
        Как будто он хотел дать Полине шанс.
        - Я ничего писать не буду, - сказала она.
        Единственное желание - быстрее бы все это закончилось.
        - Вас отчислят, Звонарева.
        Декан посмотрел без сочувствия, но и без недоброжелательства.
        - Я могу идти? - спросила Полина.
        - Вас отчислят! - повторил декан.
        - Да, я поняла. Так я могу идти?
        - Идите! - пожал плечами декан, наконец-то оскорбившись и всем своим видом давая понять, что кто-то должен быть виноватым во всей этой истории, и если незавидную роль виновницы готова принять на себя Полина, то он ей не судья и так тому и быть.
        Глава 11
        Тетя Галя позвонила утром. Запиликал в сумке сотовый телефон, Полина вскинулась и села в кровати, никак не могла понять, что происходит. Хеджи заворочался рядом, буркнул:
        - Мобильник!
        Только теперь до Полины дошло.
        - Полинка! - Голос тети Гали был где-то близко. - Я звоню тебе на домашний телефон, а там никто не отвечает...
        - Я там не живу.
        - Что случилось?
        - Папа умер.
        - Как?!
        И пауза. Долгая, как сама печаль. Полина недвижно сидела в кровати, прижав трубку сотового телефона к уху. Она уже привыкла к тому, что бывает больно.
        - Когда это случилось?
        - Шестнадцатого.
        - Что с ним?.. Как это было?
        - Убили.
        - Кто?!
        - Не знаю. Ищут, - сказала Полина бесцветным голосом.
        - А ты теперь как? Где?
        - В Москве.
        - Я понимаю. Полина, я скоро прилечу!
        - Вы где?
        - На Кипре.
        - Надо же, - сказала Полина. - А я слышу, что будто какие-то паузы между словами. Непривычно, когда такая связь.
        Она была готова говорить о чем угодно, только не о том, что случилось с ее отцом. И тетя Галя поняла, кажется.
        - Я приеду, Полинка.
        - Когда?
        - На следующей неделе, наверное.
        - Я могу вас встретить.
        - Не надо, у тебя университет.
        - Да, университет, - эхом отозвалась Полина.
        О том, что ее отчислили, она не сказала. Какое это имеет значение для тети Гали, если даже ей самой безразлично?
        - Вы звоните мне на сотовый, - сказала Полина. - Когда прилетите.
        - Да-да, конечно. Ты держись, Полинка.
        Они распрощались. Полина отключила телефон, но по-прежнему сжимала трубку в руке.
        - Родственники? - спросил Хеджи.
        - Мамина родственница. Очень дальняя.
        - Из-за границы звонок?
        - С Кипра. Она там работает.
        Полина отвечала голосом усталого человека, будто позади была не заполненная сном ночь, а тяжелый день. Легла на спину, невидяще смотрела в потолок.
        Часы показывали девять. Впереди долгий-долгий день. Невыносимо долгий.
        - Что сегодня делаешь? - спросил Хеджи.
        - Ничего.
        Это было правдой. Ничего. Жизнь остановилась.
        На экране сотового телефона замигал символ - "конвертик". Полина посмотрела на экран равнодушным взглядом, спросила:
        - Хеджи, у тебя есть деньги?
        - Сколько?
        - Долларов двадцать. Мне из сотовой компании сигналят - пора вносить абонплату. Иначе отключат мобильник.
        - Я на нулях, - сказал Хеджи. - Есть какие-то копейки на бензин, вот и все. А ты что - без денег?
        - Без денег. Совсем.
        - Плохо, - оценил Хеджи. - На работе мне заплатят на следующей неделе.
        - Какое странное состояние, - сказала Полина бесцветным голосом. - У меня нет денег, и им неоткуда взяться. Я такого никогда не испытывала раньше.
        Она не удивлялась случившейся метаморфозе, а просто констатировала факт. Надо же было, мол, такой нелепице приключиться.
        - Разве у тебя нет кредитной карты? - спросил Хеджи.
        Помнил, что видел когда-то кредитку в руках у Полины.
        - Там нули, Хеджи.
        Все потратила на похороны, понял он.
        - А сбережения?
        - Сбережений тоже нет, - задумчиво произнесла Полина, мыслями уносясь в свое недавнее прошлое. - Наличных денег у бизнесмена быть не может, все должно быть в деле. Это не я, это папа так говорил.
        - Я понял.
        - Знаешь, как у нас было с деньгами? Папа время от времени приносил деньги, много...
        - Много - это сколько?
        - Я не считала, Хеджи. Видела только - такие толстые пачки. То рубли, то доллары. Он спрашивал у меня, есть ли у нас крупные траты в ближайший месяц. Какие-то серьезные покупки. Если нет - он деньги уносил. В дело пускал, что-то там такое покупал, потом это купленное продавал, в общем - бизнес. А дома оставлял тысячу или две, когда как.
        - Тысячу - рублей?
        - Долларов, - равнодушным голосом ответила Полина.
        Ей будет трудно, подумал Хеджи. Она еще не знает, что такое жить без денег. Пока что печалится о погибшем отце и не отдает себе отчета в том, что изменения в ее жизни заключаются не только в этом. Когда поймет, это станет для нее еще одним ударом. Пускай и не таким сильным, но тем не менее болезненным.
        - У тебя есть квартира, - подсказал Хеджи.
        - И что?
        - Не знаю, - замялся Хеджи. - Почти наверняка есть что-то такое, что ты можешь продать.
        - Что продать? - спросила Полина, не поворачивая головы.
        Хеджи вспомнил о часах, виденных им на каминной полке в звонаревском кабинете.
        - Часы, например, - сказал он.
        - Какие часы?
        - На той квартире. В кабинете.
        - Старинные?
        - Да, с какой-то там башней.
        - Эти часы подарили моей маме.
        Подразумевалось, что об их продаже не может быть и речи.
        - Послушай! - приподнялся на локте Хеджи. - Но ведь у твоего отца фирма! Он ее единственный владелец! И там такие деньжищи!
        - Какие "деньжищи"?
        - Большие! Неужели ты не имеешь права всем этим распоряжаться? Вместо того чтобы искать двадцать баксов для оплаты мобильника, просто пойди на фирму отца!
        - И что?
        - Потребуй, чтобы они хотя бы оплатили твои счета. Ты ведь теперь там хозяйка!
        Глава 12
        У дверей офиса отцовской фирмы скучал охранник, седой дядька в черного цвета униформе. Черный берет сдвинут на затылок. Самому себе дядька, наверное, виделся профессиональным костоломом из спецназа. Руки заведены за спину, ноги на ширине плеч, мерно покачивается с пятки на носок, взгляд устремлен куда-то вдаль.
        Полина была здесь всего-то пару раз, да и то очень давно, так что, если бы не вывеска у входа, не смогла бы самой себе сказать с уверенностью, что это именно здесь.
        - Можно пройти? - сказала она.
        - Нельзя.
        Седовласый страж даже не удостоил ее взглядом.
        - Мне надо... Кто-нибудь из менеджеров...
        Полина не знала, кто ей нужен.
        - Нельзя, - повторно короткий ответ.
        И все тот же устремленный вдаль взгляд.
        - Моя фамилия Звонарева. Это фирма моего отца.
        Человек в черном перестал раскачиваться с пятки на носок и наконец-то посмотрел на Полину. В его взгляде был интерес, обычно проявляемый к известным личностям.
        - Мы не работаем, - сообщил он.
        - Но кто-то же должен здесь быть!
        - Галина Петровна, - сказал страж. - Это главный бухгалтер. А больше нет никого.
        Пустынный коридор. Везде погашен свет. Двери кабинетов заперты, только одна распахнута настежь. В кабинете за столом сидела немолодая уже женщина. Стол девственно-чист. Ни единой бумажки на нем. Ничего.
        - Вы Галина Петровна?
        - Да. А вы кто?
        - Я Звонарева.
        И тотчас же быстрый заинтересованный ответный взгляд, точно такой, как у охранника на входе. Женщина понимающе кивнула, скорбно поджав губы, одной лишь мимикой выразив соболезнование. Полина стояла перед ней, теребя ремешок своей сумки.
        - Вы главный бухгалтер?
        - Да.
        - Я даже не знаю, к кому обратиться...
        Женщина молчала.
        - Я пришла потому, что мне некуда идти... Я осталась без денег... То есть совсем без денег... совершенно...
        По-прежнему молчание в ответ.
        - Может быть, я смогу что-нибудь здесь получить?
        - Как это - "получить"? - недобро осведомилась женщина, как будто угроза вплотную подступила к ее личному кошельку.
        - Это фирма моего отца...
        - На счету у фирмы нет ничего. Да и фирмы как таковой уже нет.
        - Как это - нет? - не поверила Полина.
        - Развал, банкротство, крах - можете назвать это как угодно.
        У Полины, наверное, был такой растерянный вид, что ее собеседница поняла наконец - Полина не в курсе.
        - А вы не знали?
        - О чем?
        - Что фирма развалилась.
        - Н-нет, - с запинкой ответила Полина.
        Галина Петровна вздохнула и посмотрела на нее почти с сочувствием.
        - Сплошные долги, - сказала женщина. - Мы уже сидели без работы... Последнее время...
        "Последнее время" - это незадолго до смерти отца. Полина поняла.
        - Отдали за долги наш транспорт. Весь. Нас уже нет. Понимаете? Даже вот этот стол, - Галина Петровна провела ладонью по столешнице, будто смахивала несуществующую пыль, - он уже нам не принадлежит. Вы обратили внимание на то, что здесь никого нет? Все разбежались. Я как на работу хожу сюда каждый день только потому, что меня все равно найдут. Из-под земли достанут. Главбух не имеет права исчезнуть. Вот я и сижу. Жду неизвестно чего! - с ожесточением завершила она свою тираду.
        У кого-то там проблемы, а ей придется отвечать, так это следовало понимать.
        - Что же дальше? - растерянно сказала Полина.
        Все это было для нее полной неожиданностью.
        Собеседница ей не ответила. Подразумевалось, что и так все ясно.
        - И большие?
        - Что - "большие"? - не поняла Галина Петровна.
        - Долги.
        - Большие. Тысяч двести или триста.
        - Долларов?
        - Ну не рублей же. Но этих денег уже нет. Нечем платить. Вы с вашим отцом, кстати, были в одной квартире прописаны?
        - Да.
        - А квартира на кого записана?
        - В смысле?
        - Кому принадлежит?
        - Никому. Государству.
        - Не приватизированная, что ли?
        - Да.
        - Это хорошо, - сказала Галина Петровна. - Это значит, что никто ее у вас не отберет. Хотя бы даже и за долги.
        Она видела Полинино счастье там, где сама Полина ничего не понимала.
        - Как же так! - сказала растерянно Полина. - Папа работал... Все было хорошо... И вдруг он всем вокруг должен!
        - Так бывает. Еще и не такое случается.
        - Но каким образом?
        - Девушка, не надо здесь нагнетать! - нахмурилась главбух. - Мое дело было бумажное, и я за свои бумаги отвечу. А что там еще происходило...
        - Что такое - "еще"?
        - Я ничего не знаю! - быстро и четко сообщила Галина Петровна, обозначая ту границу, которую она не переступит ни при каких обстоятельствах. - Мое дело было - бумажная работа! А все остальное - это ваш папа. Его заместитель...
        - Какой заместитель?
        - Должность его называлась "коммерческий директор". Зовут Борис Евгеньевич.
        - А он тоже - не ходит?
        - Куда не ходит? - не поняла Галина Петровна.
        - На работу.
        - Он уволился.
        - Давно?
        - Шестнадцатого числа.
        Полина вскинула голову.
        - Да, - сказала Галина Петровна, - в тот самый день.
        В день, когда убили Звонарева.
        - Скажите, значит, его убили за долги?
        - Я не знаю.
        - Ну не бойтесь же вы меня!
        - Я не знаю! - повторила Галина Петровна, повышая голос. - Мое дело было - бумажная работа! И у меня все всегда было в полном порядке!
        Глава 13
        Ночь за окном. Пустая квартира. Чужая квартира. И никого рядом. Если выглянуть за окно, видны параллелепипеды высотных домов, в некоторых окнах горит свет. Кто они, неспящие? Им так же одиноко, как Полине? Или они совсем не одиноки?
        Хеджи приехал уже в третьем часу.
        - Ого! - сказал с порога. - Так ты не спишь?
        В руках пиво, чипсы и сосиски.
        - Мы богаты, Полли!
        - Ты получил зарплату?
        - В общем, это можно так назвать. Я примерил на себя судьбу таксиста.
        - Ты шоферил?
        - Да, Полли. Оказывается, подгулявшие москвичи не любят ездить на метро. Они предпочитают кеб.
        Хеджи выложил на стол несколько купюр.
        - Заплатишь за свой мобильник.
        Полина поцеловала его.
        - За что?
        - За то, что я теперь не одна.
        Потом они пили пиво и ели чипсы. Сосиски оставались на завтрак. Это было единственное съестное в их доме, если не считать хлеба.
        - Завтра прилетает тетя Галя.
        - Это та, с Кипра?
        - Да. Она звонила сегодня.
        - Каким рейсом?
        - Во второй половине дня. У меня записано.
        - Во второй - это хорошо, - оценил Хеджи. - Я поеду с тобой.
        - А твой эфир?
        - Утренний. С шести.
        - С шести утра?! - всполошилась Полина.
        Часы показывали двадцать минут четвертого. Хеджи поднял руки:
        - Спокойно! Я еще успеваю поспать один час и сорок минут.
        Он заснул мгновенно. Едва приклонил голову к подушке и тотчас же отключился. Полина стерегла его сон. Сидела рядом и поглаживала Хеджи по волосам. Он ни разу даже не пошевелился.
        - Милый Хеджи! Милый... Милый...
        Ей нравилось это слово. И еще нравилось испытывать ощущение нежности, которое в ней проснулось.
        Ровно в пять Полина разбудила Хеджи. Он резко сел в кровати.
        - Уже утро?
        - Утро, - сказала Полина. - Доброе утро, мой милый Хеджи!
        Глава 14
        Модная прическа, джинсики в обтяжку и не соответствующий мартовской Москве загар - это тетя Галя. Только увидела Полину, бросила свои сумки, обняла, прижала к груди - совсем как мать.
        - Здравствуй, родная, - прошептала любяще-нежно.
        Хеджи топтался рядом. Обнаружив, что они вместе, тетя Галя, не выпуская Полину из объятий, протянула ему руку.
        - Это Хеджи, - сказала Полина.
        - Вот мои сумки, молодой человек, - сообщила тетя Галя. - Едем?
        Хеджи послушно подхватил сумки и поплелся вслед за женщинами.
        - Ты как? - спрашивала тетя Галя у Полины и заглядывала в глаза.
        Под этим взглядом невозможно было слукавить.
        - Плохо, - призналась Полина.
        - Я вижу.
        Шоссе, по которому они ехали в Москву, было грязным. Снег на полях осел, потемнел и казался давно не стиранным покрывалом, забытым нерадивой хозяйкой.
        - Я уже отвыкла, - сказала тетя Галя. - Непривычно, что вокруг все серо, что нет солнца...
        - Что снег, - подсказала Полина.
        - Нет, снег я вижу и на Кипре.
        - Разве там бывает?
        - В горах зимой. Я там катаюсь на лыжах. Красота! Покувыркаешься в снегу, потом садишься в машину, минут через сорок спускаешься с гор на побережье, а там даже сейчас, в марте, температура воздуха двадцать градусов, воды - семнадцать, и можно купаться.
        И тут Полина вспомнила их с Хеджи недавний разговор. Про острова, про пальмы и про лето, которое можно провести под теми пальмами. Совсем недавний разговор. Как раз накануне гибели отца.
        По лицу Полины пробежала тень. Тетя Галя заметила, о чем-то догадалась, прижала Полину к себе:
        - Все будет хорошо. Все наладится, вот увидишь.
        Приехали к дому Полины. Хеджи достал сумки из багажника машины, а пока закрывал багажник, тетя Галя уже подхватила сумки.
        - Спасибо, молодой человек!
        Она стояла перед Хеджи, всем своим видом давая понять, что более в его услугах не нуждается. И что вообще он здесь теперь лишний. Полина растерялась.
        - Всего хорошего! - сказала Хеджи тетя Галя. - Надеюсь, мы с вами еще увидимся.
        Последняя фраза прозвучала так, будто она лично вовсе не была в этом уверена и не очень-то по этому поводу печалилась. Хеджи пожал плечами и сел в машину.
        - Пойдем, Полина! - распорядилась тетя Галя.
        Хеджи газанул и уехал.
        - Это мой друг, - наконец-то внесла ясность Полина.
        - Я поняла, моя девочка.
        Она всегда, сколько ее помнила Полина, была такой. Может быть, потому тетя Галя и покойный отец на дух не переносили друг друга. Тетя Галя в прежние годы, наезжая из Питера, где она жила, в Москву, никогда не останавливалась у Звонаревых. Даже когда была жива мать Полины. Всегда селилась в гостиницах.
        Поднялись к квартире. Полина открыла замок своим ключом. Распахнула дверь и обомлела.
        - Что такое? - спросила тетя Галя, обозревая учиненный в квартире разгром. - У вас был обыск?
        - Был, - не поняла шутки Полина. - Сразу после того, что случилось.
        То есть после гибели ее отца.
        - Но этого беспорядка не было, - сказала Полина. - Я уходила отсюда последней. И больше не появлялась. До сегодняшнего дня.
        Глава 15
        Утром следующего дня Полина сидела в служебном кабинете Маркелова. Он не так давно, прощаясь, оставил ей номер своего телефона, просил звонить, если что. Теперь вот это "если что" случилось.
        - И что - там сплошной беспорядок? - осведомился Маркелов, выслушав рассказанную Полиной историю.
        Он сидел перед ней, глядя в стол, и казался безмятежно-скучающим. Как будто случившееся с Полиной не стоило выеденного яйца, так - пустое беспокойство, да и только.
        - Вещи разбросаны, - сказала Полина. - Ящики из шкафа на полу. Все перевернуто.
        - Кто это мог сделать?
        - Я не знаю.
        - А для чего? - Маркелов поднял глаза на собеседницу. - Что-то искали, да?
        - Может быть. По крайней мере, очень похоже.
        - А что они могли искать, Полина?
        Взгляд становился все более заинтересованным.
        - Я не знаю.
        - Так не бывает - чтобы совсем никаких подозрений.
        - Я действительно не знаю.
        - Очень жаль, - заскучал Маркелов, вновь теряя интерес к происходящему.
        Помолчали.
        - Так чего вы хотите? - осведомился Маркелов.
        Наверное, его ждали какие-то важные дела.
        - Кто-то проник в квартиру! - сказала Полина. - Неужели вы не понимаете? Это как-то должно быть связано!
        - Связано с чем?
        - С этим преступлением!
        Полина никак не могла сказать - с "убийством отца".
        - Вы так думаете? - снова заинтересовался Маркелов.
        - А вы - нет?
        - Я не знаю. Это я вас спрашиваю.
        - У меня никаких сомнений.
        - Но что-то же они должны были искать, - подсказал Маркелов. - Вы не знаете, что бы это могло быть?
        Что-то было сейчас в его взгляде, но что - Полина не могла понять.
        - Я просто боюсь, - сказала она.
        - Ваш страх имеет причину?
        - А как вы думаете? Когда вы возвращаетесь в свою квартиру, а там...
        - Я о другом, - перебил Маркелов. - Может быть, вы боитесь потому, что знаете, чего должны бояться. Или кого...
        - Кого?
        - Например, кредиторов своего отца. Ваш отец был кому-нибудь должен?
        Маркелов посмотрел внимательно.
        - Да.
        - Да?! - напрягся Маркелов. - Кому и сколько?
        Только что он будто спал, а сейчас вот пробудился и смотрелся совсем не сонным.
        - Он должен тысяч двести или триста.
        - И все?
        - Разве этого мало? - удивилась Полина.
        - Может быть, еще какие-то деньги...
        "Еще какие-то деньги"?
        - Вы думаете, что больше? - спросила Полина.
        - Ну, не знаю, - пожал плечами Маркелов, приглушая собственный интерес. - А кто вам об этом сказал вообще-то? Отец?
        - О чем сказал?
        - О долге.
        - Нет, он не говорил мне ничего такого. Мы никогда не обсуждали.
        - А откуда знаете?
        - На работе сказали. В офисе отца.
        - Кто?
        - Там женщина. Галина...
        Полина замялась.
        - Галина Петровна? - уточнил Маркелов.
        - Да. Я имя запомнила, потому что мою родственницу тоже Галиной зовут, а отчество вот забыла.
        - Что она вам еще рассказывала?
        - Ничего, - пожала плечами Полина.
        - Понятно. А в офисе вы когда были?
        - Недавно.
        - Уже после гибели вашего отца?
        - Да.
        - Зачем вы туда пошли?
        - Ну... Было нужно... Трудно объяснить...
        Полина замялась. Маркелов терпеливо ждал. Было видно, что он хочет услышать ответ.
        - Все-таки это фирма моего отца... А мне были нужны деньги.
        - Значит, вы пришли туда как наследница? - быстро спросил Маркелов, цепко вглядываясь в свою собеседницу.
        - Наверное, да. Можно так сказать.
        - А там денег нет, а есть долги, - понимающе произнес Маркелов.
        - Я что-то не пойму, - призналась Полина. - У вас такой тон...
        - Какой?
        - Недружелюбный.
        - Я ведь вам не мама родная, - бесцеремонно подсказал Маркелов.
        - Я вижу, - вздохнула Полина.
        Визит в этот кабинет ничего ей не дал. Совершенно.
        - Что мне теперь делать? - спросила она.
        - Ничего. Жить дальше. Единственное...
        Маркелов посмотрел куда-то в сторону, поразмыслил, потом закончил свою мысль:
        - Если кто-то к вам обратится... В смысле - по поводу долга вашего отца... Что, мол, надо бы деньги вернуть... Так вы тогда сразу к нам.
        - А что - может такое быть? - спросила Полина, заранее пугаясь подобной перспективы.
        - Конечно! - ответил ей Маркелов убежденно. - Разве в наше время прощают долги?
        Глава 16
        - Когда у тебя сессия? - спросила тетя Галя.
        Она стояла у окна кухни и курила сигаретку. Ослепительно белая длинная сигаретка в длинных, смуглых от загара пальцах - очень стильно, можно залюбоваться.
        - Ты не слышишь, о чем я тебя спрашиваю?
        - Слышу, - отозвалась Полина.
        Надо было еще решиться на то, чтобы сказать. Когда тетя Галя услышит о том, что Полина отчислена из университета, от нее можно ожидать чего угодно. Это не женщина, а настоящий боец. И к Полине у нее особое отношение. Разговора на эту тему между ними никогда не было, но Полине казалось, что тетя Галя всегда ее жалела, как жалеют людей неудачливых, у которых в силу различных причин не сложилась судьба. И теперь вот тоже, скажет тетя Галя, исключили из университета - и с какой же это стати? Непременно пойдет разбираться, в результате будет большой скандал.
        - Я хочу уйти из университета, - осторожно сказала Полина.
        Она ждала последствий и заранее приготовилась к тому, что ей придется нелегко, и тут вдруг тетя Галя, даже не взглянув на нее, быстро сказала как о деле решенном:
        - Вот и правильно!
        Чем, без преувеличения, повергла Полину в шок.
        - Я, собственно, уже оттуда ушла, - пробормотала растерявшаяся Полина.
        - Все, что ни делается, - к лучшему, - философски заметила тетя Галя.
        Затянулась сигареткой, с прищуром глядя сквозь Полину.
        - Тебе надо уезжать, - сказала вдруг.
        - Куда? - опешила Полина.
        - Подальше отсюда. На Кипр, например.
        Тетя Галя наконец сфокусировала свой взгляд на Полине. И только теперь стало понятно, что все ею уже давно думано-передумано и решение она приняла. Потому и не отреагировала на сообщение о расставании с университетом так, как ожидала Полина. Учеба в университете не вписывалась в какую-то схему, разработанную тетей Галей для Полины, этот университет просто ей мешал, и, когда она услышала, что с университетом покончено и последняя преграда пала, она оценила это: "Вот и правильно!"
        - Зачем же уезжать? - спросила Полина.
        - Здесь все равно не жизнь. Значит, надо все кардинально менять. Когда на человека сваливаются неприятности, надо покидать зону бедствия. Иначе беды будут продолжаться. Во времени человек перемещаться не может. Значит, остается перемещение в пространстве. Как можно дальше.
        Уверенный тон. Точно - все давным-давно осмыслено и передумано.
        - Кипр! - сказала тетя Галя. - Чудесный остров. Теплый. Солнечный. Гостеприимный.
        - Это невозможно, - сказала Полина.
        - Почему?
        - Как я поеду туда? Что буду делать?
        - Работать!
        - Где?
        - Милая моя? Место для тебя уже есть! - Тетя Галя и об этом уже, оказывается, позаботилась. - Офшор!
        - Что? - не поняла Полина.
        - Это фирма такая. Наши предприниматели открывают офшоры, чтобы не платить в России эти ужасные налоги. Открываешь офшор, налоги платишь на Кипре, всего четыре процента, а не девяносто четыре, как дома. А если есть фирма, должен быть офис. Вот ты в офисе и будешь работать. Дела пустячные - отвечать на телефонные звонки. Как у тебя с английским?
        - Уровень выше среднего.
        - Это хорошо, - оценила тетя Галя. - С английским там не пропадешь. Все-таки бывшая британская колония.
        Опять затянулась сигареткой.
        - В общем, работа у тебя будет, вид на жительство - тоже, жилье снимешь, с этим там без проблем. - Она перечисляла все пункт за пунктом, и получалось, что действительно без проблем, такой уж она была человек, нигде не пропадет. - Въезд туда безвизовый, поедешь как турист, на срок до трех месяцев киприоты впускают...
        - Я не хочу никуда ехать.
        - Что значит - "не хочу"? - осведомилась тетя Галя с прищуром, с каким обычно строгий школьный учитель смотрит на безосновательно раскапризничавшегося второклассника.
        - Здесь мой дом.
        - Вот это дом? - повела рукой вокруг тетя Галя. - Полина, не смеши меня! Вокруг тебя происходит что-то нехорошее. Я за тебя беспокоюсь, так что и речи нет о том, чтобы ты осталась в Москве! Деньги у тебя есть?
        - Какие деньги?
        - На билет до Кипра.
        Полина замялась.
        - Понятно! - сказала тетя Галя.
        Распахнула свою сумочку, достала пухлый бумажник. В бумажнике оказались доллары. Много долларов. Тетя Галя отсчитала два десятка зеленых купюр, положила перед Полиной на стол.
        - Здесь две тысячи. Завтра же купи билет до Ларнаки, это долларов триста, остальное останется на первое время...
        - Я должна подумать...
        - Подумаешь на Кипре! - тоном, не допускающим возражений, произнесла тетя Галя. - Там у тебя будет время на обдумывание!
        Глава 17
        Утро. Еще темно за окном, но город уже ожил, напоминая об этом ровным гулом, прорывающимся от близкого проспекта сквозь оконные стекла.
        - Ты не спишь? - спросил Хеджи.
        - Нет.
        Голос у Полины был совсем не сонный.
        - О чем думаешь?
        - Думаю о том, что, может быть, нам действительно уехать.
        - Нам? - переспросил Хеджи.
        - Ну конечно, нам, Хеджи, милый! - Полина прижалась к нему, будто боялась потерять его прямо сейчас, в эту самую секунду.
        Она по-прежнему боялась остаться одна. Панически боялась одиночества.
        - В чем-то тетя Галя права. Меня здесь ничто не держит. И с университетом получилось нелепо. Теперь все по-новому. Надо искать работу. А там работа уже есть.
        - На Кипре?
        - Да. Какие-то знакомые тети Гали...
        - Кем она там работала?
        - За чужими детьми присматривала.
        - Сочувствую детям, - пробормотал Хеджи.
        - Ты все еще сердишься на нее?
        - Нет, что ты, - произнес Хеджи равнодушно.
        - Характер у нее железный, - признала очевидное Полина. - Просто она человек очень конкретный. Всегда знает, чего хочет, и, если уж что-то решила, ее не остановишь.
        - Знаешь, что-то меня не греет.
        - Что не греет?
        - Этот самый Кипр. Что там делать?
        - Поживем, - сказала Полина. - Не понравится - уедем. Вернуться никогда не поздно.
        - Нет, не хочу.
        - Из-за тети Гали? - догадалась Полина.
        - При чем тут она? - нахмурился Хеджи.
        Потом он подумал, что это малодушно - юлить, и признался:
        - В какой-то мере да. Когда я думаю о том, что там, на Кипре, мне придется с нею пересекаться...
        - Ну не пересекайся!
        - Это невозможно! - невесело засмеялся Хеджи. - Она из разряда тех людей, от которых нигде не скроешься. - И опять повторил: - Бедные дети, за которыми она присматривает. Как она, кстати, там оказалась?
        - Уезжала туда как переводчик. Потом ей разонравилось. И она поменяла работу.
        - Почему? Переводчик в загранке - это круто.
        - Это на первый взгляд круто, Хеджи. А если увидеть изнанку, там не все так весело. Она мне рассказывала. Ее взяли в какую-то фирму, которая торговала металлом и еще оборудованием для этих комбинатов... Ну, металлургических в смысле. Сплошная Магнитка, в общем. Всякие блюминги, слябинги - там много специфических и незнакомых слов. Вот она сидела по ночам и зубрила все эти профессиональные термины. Иногда на переговорах кто-нибудь ввернет такое слово - хоть плачь, потому что это что-то профессиональное, что означает - непонятно, и как перевести - неизвестно, потому что кто ж его поймет, что оно такое. Даже синоним невозможно подобрать, потому что непонятно, о чем вообще речь.
        - Зато жизнь роскошная, - сказал Хеджи. - Фуршеты, презентации, черная икра ложками, крабы и настоящее французское шампанское.
        - Да ты что! - усмехнулась Полина. - Она же голодная все время. Знаешь, как у них на переговорах? Сидят где-нибудь в ресторане, обедают и одновременно продолжают переговоры. Наши что-то скажут, потом, пока тетя Галя переводит, они едят. Киприоты что-нибудь в ответ и тоже за свои блюда принимаются, а тетя Галя опять переводит. В общем, киприоты с нашими и пообедают, и все свои дела обсудят, одна тетя Галя уходит из ресторана несолоно хлебавши. Она много чего рассказывала. В общем, ушла оттуда. Устроилась нянечкой, что-то вроде этого. Говорит, что так спокойнее.
        - Да, у нее, наверное, не побалуешь, - хмыкнул Хеджи.
        Потом они позавтракали. Полина сказала, что хочет заехать к себе на квартиру. Хеджи вызвался ее подвезти.
        Сегодня солнечно. У воздуха запах близкой теплой весны. В огромных лужах отражается высокое небо. Хеджи включил в автомобиле радио. Передавали нечто бодрое, под стать настроению.
        - Если хочешь, я могу поговорить по поводу работы, - предложил Хеджи.
        - С кем поговорить?
        - У нас на радио.
        - Ты говорил, у вас там увольнения, - напомнила Полина.
        - Кого-то увольняют, кого-то принимают, - пожал плечами Хеджи.
        Машина остановилась у подъезда.
        - Тебя ждать? - спросил Хеджи.
        - Я быстро! - Полине очень не хотелось его отпускать.
        Хеджи кивнул.
        Полина вышла из машины и направилась к подъезду. Как раз напротив входной двери стояла иномарка. Полина скользнула по ней нелюбопытным взглядом, прошла мимо, а из иномарки уже выскочили двое. Хеджи заметил их слишком поздно. Он отвлекся, перебирая частоты радиостанций, а когда поднял голову, те двое уже волокли Полину к своей машине. Хеджи вывалился из салона, крича протяжное "э-э-эй!", и бросился на помощь, но те двое споро затолкали Полину в машину и только потом обернулись, спокойно поджидая Хеджи, - двое против одного, а еще третий был в машине, за рулем. Хеджи налетел на них вихрем, но они были в разных весовых категориях. Его ударили, и он упал. Это несколько его отрезвило.
        - Ты ее знаешь? - спросил один из тех двоих.
        Хеджи не ответил, глядя на них с земли и ожидая - будут еще бить или обойдется.
        Обошлось. Те двое сели в машину и уехали. Хеджи еще услышал, как крикнула Полина, но это не крик был, а короткий вскрик, ей, наверное, зажали рот, и все стихло.
        Хеджи заполошенно оглянулся, уповая на помощь, и увидел сумочку Полины. Обронила, когда на нее напали.
        Глава 18
        Полине заклеили рот скотчем, затолкали в узкую щель между передними и задними сиденьями, придавив сверху коваными ботинками.
        - Лежи тихо! - сказал откуда-то сверху мужской голос. - А не то разберу на запчасти.
        И выматерился зло, демонстрируя, что не шутит.
        Ехали долго. У Полины затекло тело, но она боялась даже пошевелиться. Сжалась, вслушиваясь в звуки. Ее похитители молчали. За всю дорогу не перебросились между собой даже парой фраз.
        Наконец машина остановилась. Было слышно, как вышел водитель. Потом заскрипели давно не смазываемые петли ворот. Похоже, что въезжали во двор какого-то дома. Чуть позже голос сверху:
        - Приехали!
        Полину выдернули из салона. Только теперь она могла видеть, куда ее привезли. Кирпичный дом с мансардой, очень похоже на коттедж, каких за последнее время полным-полно понастроили в Подмосковье. Вокруг сплошной забор, за которым не видно ничего, кроме крыш соседних коттеджей. Один из Полининых конвоиров отлепил скотч, и она спросила:
        - Зачем вы это сделали?
        Ответом был удар в лицо. Она упала, но сильные руки тотчас же рванули ее вверх, и она приняла вертикальное положение. Еще один удар. Она снова упала и едва не потеряла сознание. Ее заволокли в дом, действуя так грубо, будто она была не живым человеком, а каким-то мешком, проволокли по длинному коридору, потом через комнату, еще одна комната, и вот наконец пришли. Ее усадили на диван у стены. Двое возвышались над ней, их лица Полина видела нечетко, потому что за их спинами было окно и яркий утренний свет слепил ее.
        - Жить хочешь? - почти ласково осведомился один из них.
        У Полины задрожали губы. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
        - Твой отец нам задолжал. С него теперь спроса никакого. Так что тебе платить.
        - У меня ничего нет!
        - Отдашь квартиру, - сказали ей.
        Полина смотрела на своих мучителей со страхом, с трудом соображая, чего они от нее добиваются.
        - Либо квартира, либо твоя башка, - предоставили ей немудреный выбор.
        - Послушайте, я ничего не знаю! - пробормотала Полина.
        - Ничего знать и не надо. Перепишешь квартиру на человека, на которого мы тебе укажем, и после этого катись куда хочешь.
        - Как же я ее перепишу? Она государственная.
        Секундное замешательство.
        - Как - государственная? - озвучил свои сомнения один из тех двоих.
        Похоже, что они совсем не были готовы к подобному обороту.
        - Неприватизированная, - сказала Полина. - Я вам правду говорю.
        - Сука! - не выдержал ее собеседник.
        Было непонятно, это относится лично к Полине или же ко вновь открывшимся обстоятельствам - крайне неприятным для этих двоих.
        - Но если ты врешь!..
        - Не вру! - поспешно ответила Полина.
        Те двое переглянулись. Они столкнулись с препятствием, которое пока не могли обойти. Слишком неожиданно для них. Они отошли к окну и недолго совещались. Говорили негромко, так что слов было не разобрать. Потом один из них вернулся к Полине.
        - Значит, будем приватизировать! - сказал с хмурым видом. - Завтра займемся. А пока посидишь...
        Где "посидишь" - он не сказал. Схватил Полину за руку и поволок за собой. Полине очень хотелось, чтобы еще кто-нибудь был в этом доме. Ей казалось, что вот сейчас откроется одна из многочисленных дверей и оттуда выйдет женщина. Ей почему-то именно так и представлялось - что женщина. Может быть, она даже будет похожа на ее покойную мать. Женщина, увидев их, спросит спокойно, с легким налетом удивления:
        - Что здесь происходит?
        И тогда Полинин страж смешается, замямлит что-то нечленораздельное, и все само собой образуется.
        Но не открылась дверь, и женщина не вышла.
        Они спустились вниз по широким ступеням деревянной лестницы, это уже был подвал, и сердце Полины готово было разорваться от нахлынувшей на нее волны ужаса, но конвоир так бездушно жестко держал ее за руку, что она не смела ничего говорить, - то, как он бил ее там, наверху, у машины, она запомнила и понимала, что он снова ее ударит при малейшем неповиновении.
        Конвоир распахнул одну из дверей, за которой обнаружилась крохотная, два на два метра, комнатушка без единого окна. Там не было ничего, кроме прислоненной к стене раскладушки. Полина еще не успела по-настоящему испугаться того, что здесь ей, возможно, придется провести какое-то время, а конвоир толкнул ее вперед, и, когда Полина переступила через порог, дверь за ее спиной захлопнулась и было слышно, как снаружи задвинули задвижку.
        Полина ткнулась в дверь, та не поддалась, и было слышно, как удаляются шаги тюремщика. Потом погас свет, и все стихло. Было такое чувство, будто никого нет в этом проклятом доме. Полина поставила раскладушку, забралась на нее с ногами и только теперь дала волю слезам.
        Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой и беззащитной.
        Глава 19
        Полина долго сидела в темноте, вслушиваясь в тишину. Ни звука. Как будто никого нет в доме. Она подошла к двери и пыталась ее открыть. Не получилось.
        Первый страх уже прошел, и к Полине возвратилась способность размышлять. Теперь она понимала, что от нее действительно добиваются выплаты отцовских долгов. О долгах она слышала и прежде, еще до встречи с этими страшными людьми. Слышала от работницы отцовской фирмы. Та еще сказала, что могут попытаться забрать квартиру. Так что все совпало.
        Раньше Полине доводилось читать про такие истории в газетах, в разделах криминальной хроники. Преступники, положив глаз на чью-нибудь недвижимость, делали все, чтобы этой недвижимостью завладеть. Либо спаивали владельцев квартир, либо их запугивали. Вот ее сейчас запугивают. И били именно поэтому. Она никогда и подумать не могла, что с ней может произойти нечто подобное.
        В том, что план ее похитителей будет осуществлен, она нисколько не сомневалась. Да, что-то там у них не сложилось, квартира на поверку оказалась государственная, но и с этим они справятся, просто несколько длиннее окажется их путь к цели. У таких людей все схвачено, все нужные бумаги они получат, и там будут стоять и подписи, и печати те, которые необходимы, так что комар носа не подточит, а потом... А что будет потом? С нею, с Полиной?
        Про это она тоже читала. Спившихся алкоголиков, бывших хозяев драгоценной недвижимости, вывозили куда-нибудь в Рязанскую область, или в Ивановскую, или еще куда, настоятельно советуя никогда больше не появляться в Москве, но были и такие случаи, когда убивали. Потому что если человек исчезал бесследно, то вместе с ним исчезали и все возможные проблемы. Про такой исход было страшно думать. И не хотелось. Как будто срабатывал защитный механизм. Все, что может произойти самого страшного, происходит с кем-то другим. Умирают другие. Очень хотелось верить, что все обойдется.
        Утомленная переживаниями, Полина в конце концов заснула, но спала чутко, и, едва где-то в доме хлопнула дверь, она тотчас приподнялась на локте, невидяще вглядываясь в обступившую ее со всех сторон темноту.
        Вдруг вспыхнул свет, показавшийся Полине нестерпимо ярким. Она зажмурилась, а по лестнице уже кто-то спускался. Быстрые шаги. Все ближе и ближе. Звякнула задвижка, дверь распахнулась, на пороге стоял тот самый дядька, который привел Полину в подвал.
        - Пошли! - сказал он коротко.
        По его лицу невозможно было определить, что будет дальше. Хмурый взгляд, все время скользящий мимо, так что его не поймать.
        Он снова вел Полину, держа ее за руку. Железный захват. Казалось, сожми он руку чуть сильнее, и хрустнет кость. Полина страдала, но не смела ничего говорить.
        То ли вечер, то ли раннее утро - за окном сумерки. Что за время, Полина не могла определить, потому что не отдавала себе отчета, сколько провела в подвале.
        Уже наверху, в комнатах, конвоир сказал Полине:
        - Сейчас поедем в Москву. Не будь дурой, веди себя хорошо, иначе башку я тебе расшибу, это я гарантирую.
        Полина нисколько не сомневалась в его правдивости.
        Когда вышли за порог дома, Полина увидела машину, ту самую, в которой ее везли сюда, а рядом с машиной - двух других ее конвоиров.
        На этот раз ее не уложили на пол, а посадили на заднее сиденье, меж двух мужиков. Третий пошел открывать ворота. Один из конвоиров извлек из кармана нож, нажал на кнопку, лезвие выскочило со щелчком. Обладатель ножа спрятал лезвие, убрал нож в карман. На Полину даже не посмотрел, но она поняла - это как раз ее предупреждают, чтобы без глупостей было, мол.
        Ворота уже были открыты. Третий возвратился к машине, сел за руль. Выехали и сразу остановились. Водитель пошел закрывать ворота.
        Это действительно, как теперь убедилась Полина, был коттеджный поселок. Недлинная улица и три десятка домов на ней. Дорога еще не заасфальтирована, но щебень уже лежит. Правда, не везде. То здесь, то там видны большие лужи. В одну из таких луж самосвал вывалил гору щебня. Брызги из лужи летят в разные стороны. Дорожные рабочие в грязных замусоленных ватниках дружно матерятся.
        - Сейчас поедем в Москву, - вдруг сказал один из Полининых конвоиров. - Кое-какие бумаги надо будет оформить. Не думай там дергаться, очень даже не советую.
        Водитель вернулся. Сел за руль, поехали. Но тут самосвал развернулся так, что перегородил дорогу. А дальше все произошло очень быстро, Полина не успела ничего понять, а успела только испугаться. Потому что дорожные рабочие, мужички в грязных ватниках, вдруг набросились на их машину. Крики, грохот разбиваемых стекол, Полинины конвоиры летят мордами в грязь, мелькает оружие, в салон машины, где остается одна только перепуганная Полина, заглядывает какой-то дядька:
        - Ты цела?!
        Его лицо кажется Полине знакомым, но она так напугана, что не может понять, кто перед ней, и еще этот ватник, и шапка совершенно нелепого вида.
        - Маркелов! - вдруг кричит один из "рабочих".
        Господи, да это же Маркелов! Из Московского уголовного розыска!
        Он помог Полине выбраться из машины.
        - Все, все! - бормочет Маркелов. - Все уже хорошо! Я сейчас! - это уже своим товарищам.
        Он суетится, и у него еще много дел, как видно, но и Полину он не может оставить. Все время заглядывает ей в глаза.
        - Испугалась? Не надо! Все позади! Не били тебя?
        - Нет... Немножко...
        - Немножко - не страшно, - утешает Маркелов. - А говорили - за что?
        И смотрит очень внимательно.
        - Чтобы я с ними расплатилась. Папа им остался должен.
        - Правильно, правильно, - бормочет Маркелов. - Все совпадает. Восемьсот тысяч долларов, я в курсе.
        - Как - восемьсот? - не верит Полина. - Двести или триста!
        - Это они тебе сказали? - недоверчивый взгляд Маркелова.
        - Нет. Это у папы на работе.
        - Не-е-ет, - тянет Маркелов. - Там другая история. Твой отец получил восемьсот тысяч долларов. Наличными. И не отдал. Вот о чем там шла речь.
        Глава 20
        Хеджи позвонил вечером.
        - Полина? - Голос у него был возбужденный. - Наконец-то? Ты где сейчас?
        - Я дома.
        - В Текстильщиках?
        - Разве там мой дом?
        Что-то в голосе Полины ему, наверное, не понравилось.
        - Я сейчас приеду.
        - Приезжай, - ответила Полина равнодушно.
        Он действительно примчался. Когда Полина открыла дверь, Хеджи переступил через порог и сжал ее в объятиях. Излишне сильно сжал. Так обнимают, когда недостаточно искренни.
        - Жива? Здорова? Боже, как я психовал!
        - Я тоже.
        Хеджи посмотрел внимательно.
        - Я сразу помчался к телефону, - сказал он. - Ведь должен был кто-то сообщить!
        Полина кивнула в ответ. Хеджи отстранился от нее. Вид он имел крайне раздосадованный.
        - Послушай! - сказал он. - Только не делай меня во всем виноватым!
        - Я не делаю.
        - Делаешь!
        - Ты проходи, - предложила Полина.
        Как будто хотела оборвать этот неприятный для нее разговор.
        Они прошли в комнату.
        - А родственница твоя? - спросил Хеджи.
        - Она в Петербурге. Уехала на несколько дней. Еще до того, как все это случилось. У нее там квартира. Чай будешь?
        - Буду.
        - Или кофе?
        - Или кофе.
        Полина невнимательно изучила содержимое кухонного шкафа, и хотя там было все - и чай и кофе, - она вряд ли помнила, зачем распахнула дверцы, и в конце концов закрыла их, села за стол, нервным движением рук переплетя свои красивые пальцы. Смотрела в стол. Хеджи не присел, остался стоять в дверях.
        - Их поймали, - сообщила бесцветным голосом Полина. - Папа остался им должен. Они хотели вернуть долг. Милиция знала, что они могут выйти на меня, и следили.
        - За ними?
        - За мной.
        - И вчера - тоже?
        - Да.
        - Хоть бы предупредили тебя! - сказал с досадой Хеджи.
        Его слова Полина пропустила мимо ушей. Наверное, она действительно сейчас слышала не все, что он говорил.
        - Их человек видел, как на меня напали. И проследил, куда меня повезли. Устроили засаду. И освободили меня.
        По-прежнему она не поднимала глаз. Хеджи злился и эту свою злость был готов выплеснуть на кого угодно. Хоть даже на Полину.
        - Ну хорошо! - сказал он. - Я-то в чем виноват?
        - Ни в чем, - ответила Полина, будто даже удивляясь нелепости поставленного перед ней вопроса.
        - Я же вижу.
        - Что ты видишь? Я не виню тебя ни в чем, Веня... - Она редко называла Хеджи его настоящим именем. - Просто со мной что-то произошло.
        - Это шок! - сказал понимающе Хеджи. - Так бывает! Пройдет! Сейчас поедем ко мне...
        - Я никуда не поеду.
        Полина подняла глаза. В них не было ничего, кроме усталого равнодушия.
        - Значит, так! - не сдержался Хеджи, стремительно выходя из себя. - Если ты меня назначаешь в виновные - так я не согласен! Буду нужен - звони!
        Хеджи ушел, хлопнув напоследок дверью.
        Он был зол. Полина была равнодушна. Так рушатся отношения.
        Глава 21
        Утром следующего дня Полине позвонил Маркелов, предложил встретиться.
        - Когда? - спросила Полина.
        - Прямо сейчас! Сможешь?
        Полина взглянула на часы. Половина восьмого утра. Что за спешка?
        - Хорошо, - сказала она. - Куда подъехать?
        - Никуда. Я здесь, внизу, у твоего подъезда. Звоню тебе прямо из машины.
        Только теперь она поняла, что произошло нечто серьезное. Что-то такое, что связано с теми страшными людьми, которые ее захватили. Их арестовали накануне, и, наверное, что-то там такое важное выплыло.
        - Хорошо, - сказала Полина. - Пять минут... Нет, десять. Я только что проснулась.
        - Жду!
        Десять не десять, но минут через тридцать она дверь открыла. Прямо за дверью, на лестничной площадке, ее поджидал Маркелов.
        - Привет! - сказал он, скользнув по ее лицу быстрым внимательным взглядом. - Все нормально?
        - Да.
        - Ты одна?
        - Одна. Проходите. Что-то случилось?
        - Все нормально, - пожал плечами Маркелов.
        Впрочем, это прозвучало не очень убедительно.
        От Маркелова исходил сильный запах табачного дыма. Он будто пропитался этим запахом насквозь.
        - Никто не тревожил?
        - Нет.
        - Совсем никто?
        - Хеджи.
        - Кто это? - насторожился Маркелов.
        - Знакомый. Вы его видели.
        - Ах да. Ты приезжала с ним.
        Теперь Маркелов вспомнил. И несколько расслабился. Хеджи нисколько его не интересовал.
        - А еще кто-нибудь?
        - Нет, никто. Вам кофе приготовить?
        - Приготовить, - не стал упрямиться Маркелов.
        Помолчали.
        - Ты ведь учишься? - вспомнил Маркелов подробности Полининой биографии.
        - Нет.
        - Разве? - изобразил он интерес.
        - Я ушла из университета.
        - Почему?
        Ей хотелось ответить - "по кочану". Но не решилась.
        - Не хочу учиться.
        - А хочу жениться, - с плохо скрытой насмешкой завершил ее фразу Маркелов.
        Полина приготовила кофе.
        - А твой отец, кажется, курил довольно дорогой табак? - осведомился Маркелов бесцеремонно, нисколько не боясь вывести из состояния душевного равновесия свою собеседницу.
        Полина пожала плечами. Сами же, мол, видели коллекцию отцовского табака.
        - У него неплохо шел бизнес, да? - не унимался Маркелов, будто желая понять, как это некоторым людям удается зарабатывать столько денег, что хватает на роскошнейший табак, для многих попросту недоступный. - Он много зарабатывал?
        - Я не знаю. Не интересовалась никогда.
        - Но домой-то он деньги приносил, - сказал Маркелов, демонстрируя собственную уверенность в том, что все именно так и было.
        - Приносил.
        - Много? - заинтересовался Маркелов.
        - Я не считала.
        - Но как это выглядело? Вот приносит он, допустим, пачку. Или много пачек. Целый чемоданчик. Да?
        Полина подумала, может ли этот разговор навредить ей лично или ее покойному отцу. Получалось, что не может. Поэтому она ответила вполне искренне:
        - Приносил, конечно. Иногда и в чемоданчике.
        - Часто? - проявил интерес Маркелов.
        Он явно никак не мог перейти к главному. К тому, ради чего и приехал к Полине в столь ранний час. Чужие деньги не давали ему покоя.
        - Не часто, - сказала Полина - Несколько раз.
        - Черный нал? - понимающе произнес Маркелов. - Неучтенка?
        - Он не рассказывал. А я не спрашивала.
        - Неинтересно было, да?
        - В общем, да.
        - А последний раз когда?
        - Что - когда?
        - Когда он деньги приносил в чемодане?
        - Ну не чемодан же он их приносил!
        - Не чемодан, - дал задний ход Маркелов. - Но много. Когда?
        - В прошлом году.
        - А какой месяц был, помнишь?
        И только тут Полина подумала, что это, возможно, не простой треп - про деньги. И может быть, из-за этих денег Маркелов к ней и приехал.
        - Месяц я не помню, - сказала Полина. - Кажется, это было лето.
        Маркелов посмотрел на нее с сомнением.
        - Лето! - сказала Полина. - Или поздняя весна. В общем, это точно было до тех событий... Ну, когда кризис и все эти неприятности, вы помните.
        - Что до кризиса - это точно?
        - Да.
        - И много было денег?
        - Я не знаю. Пачки. Резинкой перетянуты.
        - Доллары?
        - Да.
        - Пачки такие стандартные, по сто банкнот?
        Маркелов сузил расстояние между пальцами, демонстрируя примерную толщину пачки.
        - Да.
        - Купюры стодолларовые?
        - Кажется, да.
        - Кажется? - приподнял бровь Маркелов.
        - Скорее - да. Те, что с краю, точно были стодолларовые.
        - А пачек сколько?
        - Может, с десяток. Или больше.
        - "Больше" - это тридцать? Пятьдесят?
        - Нет. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Вряд ли больше.
        Маркелов смотрел на нее так, будто она что-то не то говорила. Не оправдывала его надежд. Что-то другое он хотел от нее услышать.
        - А позже он приносил домой деньги, много денег? Целый чемодан?
        - Чемодан? - не поверила в возможность подобного Полина.
        - Да. Много пачек. Пятьдесят. Сто.
        Маркелов смотрел с надеждой.
        - Нет.
        - Вспомни, - попросил он. - Может быть, он не показывал тебе эти деньги. Но когда-то, возможно, пришел с нелегким чемоданчиком. А в том чемоданчике было восемьсот тысяч. Долларов.
        - Нет.
        - Но он хотя бы упоминал при тебе о таких деньгах?
        - Нет.
        - Он говорил тебе, что задолжал?
        - Нет.
        Полину саму тяготили эти ее постоянные "нет", ей даже неловко было перед собеседником, и тогда она сказала, стараясь сгладить возможное неприятное впечатление от своих удручающе однообразных ответов:
        - Папа никогда не посвящал меня в подробности своего бизнеса. Наверное, считал, что я все равно ничего не пойму во всем этом.
        И улыбнулась печально.
        - Тут вот какая штука, - сказал Маркелов. - Твой отец получил кучу денег. И не вернул.
        Склонил голову набок и посмотрел так, как обычно смотрят люди, безмерно удивленные каким-то обстоятельством. Как же так, мол, могло получиться? Я лично ума не приложу. А ты?
        - Да, вы говорили, - кивнула Полина. - Восемьсот тысяч.
        - Восемьсот тысяч долларов наличными. Это почти семь килограммов. Ты представляешь? Семь килограммов денег.
        Он все так же смотрел на Полину - склонив голову набок.
        - Они, должно быть, лежали в чемоданчике. И этот чемоданчик твой отец однажды принес домой.
        - Почему же именно домой?
        - Они пропали, эти деньги. Твой отец взял их, чтобы вложить в какое-то дело. Это был как бы кредит. Понимаешь? Люди его кредитовали. Он эти деньги вкладывает в свой бизнес, оборачивает их, получает прибыль, возвращает этот кредит с процентами... Так задумывалось. Но деньги он не вернул. Значит, он где-то есть, этот чемоданчик.
        - Я не знаю.
        - Вспоминай! - потребовал Маркелов с неожиданной жесткостью. - Чемоданчик этот вспоминай! Или что-то такое, что твой отец говорил об этих деньгах! Может быть, вы вместе с отцом совершали какие-то поездки?
        - Какие поездки? - пожала плечами Полина.
        - За город! В лес! Куда-нибудь в скалы! На берег озера! Куда угодно! И он с собой в поездку взял этот чемодан! По пути туда ты этот чемодан еще видела, а по дороге домой его уже не было! Вспоминай!
        Полина замотала головой. Не помнила ничего такого. Маркелов смотрел на нее долго-долго, будто пытался понять, насколько она искренна, и когда поверил в то, что Полина действительно не в курсе, крайне опечалился - по нему было видно.
        - Они захотят узнать, где эти деньги, - сказал Маркелов. - Они обязательно попытаются их вернуть.
        - Кто?
        - Те люди, которые кредитовали твоего отца.
        - Вот эти, которые меня похитили?
        Маркелов скривился так, будто только что съел целый лимон без единой ложечки сахара.
        - Ты не поняла, - сказал он. - Твой отец был должен этим людям, которые тебя похитили. Частично он с ними расплатился, отдал им свои грузовики. Но оставалась еще часть долга. Эти деньги кредиторы хотели заполучить с тебя. У них, правда, не получилось. Мы их взяли, про них теперь можешь забыть. Но есть еще кто-то. Тот, кто дал твоему отцу те самые восемьсот тысяч наличными. И самое неприятное в том, что мы не знаем, кто они. Они никак себя не проявляют. Но обязательно проявят. Они придут к тебе, - Маркелов ткнул пальцем в направлении Полины, - и будут спрашивать, где деньги. Им просто некуда деваться. Им надо эти семь килограммов наличности вернуть. Они будут интересоваться тем самым чемоданчиком, о котором я тебя только что расспрашивал. Ведь они не знают, где искать. И начнут с тебя! Если тебя за сто тысяч отцовского долга убить хотели, то представь себе на минуточку, что с тобой сделают за восемьсот тысяч!
        Он уже почти кричал, и то ли этот его крик, то ли страшные слова так напугали Полину, что она сжала руки в кулачки, замотала головой и воскликнула:
        - Зачем?! Зачем вы мне это говорите?!
        - Я хочу, чтобы ты уехала отсюда к чертовой матери! В Салехард, в Улан-Батор, в какой-нибудь там Пномпень, но только чтобы никто-никто, ты слышишь?! - никто не знал, где ты, иначе эти подонки тебе голову открутят и собакам на съедение выбросят!
        Глава 22
        У нее были деньги и был загранпаспорт, а больше для полета на Кипр ничего не требовалось. Пару раз позвонила в Питер тете Гале, но не дозвонилась, разговор отложила до вечера, помчалась в агентство, в котором обычно покупала авиабилеты. Был аэрофлотовский рейс на следующее утро, еще был рейс кипрской авиакомпании, на вторую половину сегодняшнего дня, но Полина не решилась улетать сегодня - все из-за того же разговора с Петербургом, потому что получалось так, что она летела в никуда, без телефонов и адресов, по которым она могла обратиться, и со сравнительно небольшой суммой денег, оставшихся у нее на руках после приобретения авиабилета.
        Домой Полина возвращалась на такси. Радио в салоне было включено. В эфире недобро резвился злой Хеджи. О том, что он зол, Полина догадалась без особого труда. Когда к нему на прямой эфир дозвонилась какая-то девушка, Хеджи с превеликим удовольствием по ней потоптался.
        - Это опять вы? - спросил он недоброжелательно.
        - Я? - растерялась девушка, которая, возможно, звонила на радио впервые в жизни.
        - Да, вы! Ну сколько можно! Все вы и вы! У вас нет других забот?
        Молчание в эфире. Растерялась радиослушательница.
        - Почему вы молчите? - капризно спрашивал Хеджи. - Как вас, кстати, зовут? Вы столько раз уже звонили...
        - Я не звонила! - отчаянный писк.
        - Столько раз звонили, а представиться не удосужились!
        Радиослушательница наконец догадалась бросить трубку.
        - Вот так! - промурлыкал Хеджи как ни в чем не бывало. - Мы их любим, а они этого совсем не ценят.
        - Выключите, пожалуйста, радио, - попросила водителя Полина. - У меня болит голова.
        Во второй половине дня она дозвонилась до тети Гали.
        - У меня билет Аэрофлота до Ларнаки на следующее утро, - сказала Полина.
        - Очень хорошо! - отчеканила тетя Галя, будто именно об этом рейсе они с Полиной уже давным-давно договорились. - Прилетаешь в Ларнаку приблизительно в час по местному времени. Тебя встретит Костя. Вообще-то он киприот, имя у него Костас, но мы его зовем так. Он отвезет тебя в Лимасол, все расскажет, все покажет. Я ему позвоню, он тебе сегодня же по факсу сбросит приглашение. Что еще?
        - Кажется, больше ничего, - сказала обескураженная тетиным напором Полина.
        - Вот и хорошо. До встречи на Кипре!
        Даже не спросила, как у Полины дела.
        Глава 23
        Вы попадали когда-нибудь из зимы в лето?
        Три часа назад подходили к трапу самолета, ступая по выстуженной бетонке, старательно отворачивали лица от холодного колючего ветра, бесцеремонно-бесстыже забирающегося вам под одежду, и вдруг, через три часа под крылом самолета вы видите усеянное блестками солнечных зайчиков море, зеленеющие, без малейших признаков снега, поля, а по аэродромному полю, на которое опустится ваш самолет, спешат по своим делам служащие, облаченные в тонюсенькие короткорукавные рубашки. Но вы, изумленные и очарованные этой картиной, все равно не испытали еще настоящего восторга, который посетит вас только с первым вашим шагом по трапу самолета. Вдруг налетит теплый ветер, он будет плотен и пахуч, а солнце чмокнет вас в макушку, одаряя ласковым теплом, подзабытым за зиму, которая дома уже казалась нескончаемой, и только теперь вы поверите в то, что не все в жизни плохо, а вовсе даже наоборот, если разобраться.
        Волна тепла окатила ступившую на трап Полину, она замерла и зажмурилась на мгновение, кто-то за ее спиной сказал:
        - Ну что же вы, девушка!
        Она обернулась и одарила спешащего счастливой улыбкой. Кажется, так искренне и беззаботно она улыбалась впервые за последнее время. Бродяга-ветер ласково потрепал ее по волосам, приветствуя ее и выражая свою к ней приязнь.
        Пройдя паспортный контроль, Полина получила свой багаж, среди прочих прилетевших прошла по коридору, потом через небольшой зал, а дальше уже был зал ожидания, и только теперь до нее дошло, что несколько смуглых киприотов в форменной одежде, скучавших в том самом коридорчике, который она только что миновала, - это и есть таможня, и расслабленное нелюбопытство кипрских таможенников тоже ей понравилось, как нравилось все остальное, что она видела здесь.
        - Полина? - вынырнул из группы встречающих молодой парень. - Здравствуйте!
        Был он смугл, черноволос и кудряв.
        - Вы Костя?
        - Да!
        Он просто лучился от счастья.
        - Как же вы меня узнали, Костя?
        - О, это было очень просто! Мой шеф сказал мне, что на всем московском рейсе вы будете самой красивой девушкой!
        Полина засмеялась. В Костасе было лукавство, которое обычно встречается только на Востоке и которое не позволяет никогда понять до конца, какова доля правды в произносимых речах.
        Они вышли к стоянке машин. Здесь было яркое солнце и какие-то особенные краски, которых дома Полина не видела.
        - Сюда, пожалуйста! У нас в машинах руль справа, пассажир сидит слева, это все британцы, ну что возьмешь с колонизаторов? - тараторил Костас. - Если бы остров когда-то достался французам или немцам, например, сейчас было бы все как у людей, а так для всех, кто из Европы, тут не жизнь, а это... как его...
        - Сплошное недоразумение, - подсказала По-лина.
        - Пускай будет так! - легко согласился Костас.
        Он говорил почти без акцента.
        - Вы хорошо знаете русский язык, - оценила Полина.
        Костас расцвел, как ребенок.
        - Я учился в Ростове. Закончил три курса.
        Больше ничего не сказал. Но не очень-то он, похоже, расстраивался из-за того, что учеба в России не задалась. Он вообще производил впечатление человека неунывающего.
        - Это Солт-Лейк, соляное озеро, - тараторил Костас, указывая на ровную, как стол, поверхность справа от дороги. - Здесь зимуют фламинго. Розовый фламинго! Знаете?
        Полина не успела ни ответить, ни спросить, куда же эти самые розовые фламинго подевались, а Костас продолжал:
        - Хала Султан Текке. Мечеть. Вон там, рядом с пальмой. Видите? Святое место для мусульман. Там похоронена тетка пророка Мухаммеда. Мусульмане пришли сюда воевать, она была с ними. Упала с мула, сломала себе шею. Бедная женщина! И зачем ей был нужен этот Кипр?
        Наконец их машина вырвалась на автомагистраль, где встречные потоки автомобилей были разделены, и Полина перевела дух, потому как до сих пор она с непривычки чувствовала себя неважно: сидела слева, там, где в России обычно сидит водитель, только перед ней не было руля, и при этом машина двигалась по левой полосе, а встречные шли по правой, и ей все время казалось, что это неправильно, что это местные водители такие хулиганы - им доставляет огромное удовольствие нарушать правила дорожного движения, причем нарушать злостно, и местная дорожная полиция, не в силах вынести подобного зрелища, попросту попряталась, предоставив хулиганам возможность куролесить на дорогах кто во что горазд.
        Они нагнали огромный грузовик, в безразмерном кузове которого горой громоздились ярко-оранжевые апельсины.
        - О! - округлила глаза Полина. - У нас так возят картошку!
        - Вы первый раз на Кипре? - спросил Костас.
        - Да.
        - Вам понравится! - сказал он уверенно.
        А Полине уже нравилось.
        Здесь было тепло и солнечно, здесь у воздуха был вкусный запах; люди, которые встречались Полине, были улыбчивы и добродушны, а их лица удивительным образом походили на профили сказочных античных богов, и это означало, что они и были потомками тех самых богов; здесь цветы росли прямо на разделительной полосе дороги, здесь сено не стояло в стогах, а было скатано в огромные барабаны, которые циклопическими колесами неведомых колесниц высились в полях, а апельсинов тут было так много, что их приходилось возить самосвалами.
        - Вы говорите - картошка! - подал голос Костас. - У нас урожай картошки собирают три раза в год!
        Ну вот! У них тут даже картошку трижды в год собирают! Ну может ли здесь не понравиться!
        Глава 24
        То справа, то слева на холмах мелькали дома в один-два этажа, они были нарядны и светлы, еще Полина видела кипарисы, и теперь она уже окончательно поверила в то, что находится в Средиземноморье, потому что Средиземноморье, а точнее, восточная его часть, именно так ей и представлялась. Из приемника лилась греческая музыка, дорога петляла меж холмов, среди которых нет-нет да и проглядывало море, а свежий воздух пьянил.
        Вдруг море отодвинулось, а все пространство между ним и шоссе, по которому летела машина, оказалось застроенным не очень высокими, не выше пяти-шести этажей, домами. И вид чужого города, этот непривычный глазу рисунок архитектурных форм, сплошь плоские крыши, белые стены домов, и хаос в застройке, типично средиземноморский, который тем не менее хаосом кажется только на первый взгляд, и непривычного цвета нарядное бирюзовое море - все это тоже понравилось Полине, как нравилось ей все, что она видела по дороге от аэропорта.
        - Лимасол, - сказал Костас, указывая на растянувшийся вдоль морского берега город.
        - Так быстро? - искренне удивилась Полина.
        Дорога заняла менее часа.
        На кольце они повернули налево и, свернув с автомагистрали, оказались в городе. Здесь были все те же невысокие дома, первые этажи которых занимали сплошь магазинчики и небольшие, на десяток столиков, рестораны. Мелькнула вывеска "SUPERMARKET". Тот супермаркет занимал двадцать квадратных метров площади, на которой под присмотром одного-единственного продавца, пожилого киприота, была собрана всякая всячина, а метров через сто обнаружился еще один такой же карликовый "супермаркет", а дальше еще и еще, и эта простодушная игра в громкие названия тоже понравилась Полине.
        Здесь было мало пешеходов, но много машин, а в тех машинах за рулем Полина то тут, то там видела женщин, гораздо больше женщин за рулем, чем в Москве, и это тоже ей понравилось.
        Она смотрела во все глаза, всматривалась в этот город - непривычный, экзотичный, солнечный.
        Из припаркованного рядом с магазином фургона усатый киприот в синем комбинезоне выгружал упаковки с соком. Из здания банка, что-то щебеча по мобильному телефону, вышла смуглая девушка. Турист из Европы, сухонький старичок в футболке, шортах и широкополой шляпе, неспешно брел по разогретому асфальту тротуара, устав от впечатлений то ли сегодняшнего дня, то ли всей своей жизни.
        Машина повернула в переулок, обогнула дом и остановилась в спасительной тени.
        - Здесь наш офис, - сказал Костас. - Вы знакомы с нашим шефом?
        - Нет.
        - Он хороший человек.
        Костас подумал и по размышлении счел за необходимое добавить:
        - Он очень хороший человек.
        Он так аккуратно подбирал слова, что Полина почему-то усомнилась в его искренности.
        - Сюда! - пригласил Костас, указывая на вход в дом. Четыре этажа, все те же белые стены.
        - А машина! - всполошилась Полина.
        Костас не запер ее и даже стекла не поднял.
        - О, извините, - сказал он, нимало не смущаясь. - Мы здесь не всегда запираем машины.
        Что-то подобное Полина слышала. Но вот увидеть довелось впервые.
        На лифте они поднялись на третий этаж. Здесь был недлинный коридор и несколько дверей с номерами на них.
        - Вот! - сказал Костас, останавливаясь перед одной из дверей. - Кабинет нашего шефа.
        Полина внутренне подобралась. Костас толкнул дверь, открывая взору Полины просторный кабинет, широкий стол, а за тем столом - развалившегося в роскошном кожаном кресле мальчишку. Мальчишке было лет двенадцать, вряд ли больше, и не ожидавшая увидеть ничего подобного Полина замерла в растерянности, не решаясь переступить через порог. Костас выглянул из-за ее плеча, увидел "шефа" и бросил тому беззаботное:
        - Привет!
        - Привет! - ответил мальчишка.
        Он был русский, как оказалось.
        - Знакомься, - сказал Костас Полине. - Это Миха, мой друг.
        Кажется, они Михе помешали. Тот вышел из-за стола неловко, бочком, и казался не то чтобы смущенным, но раздосадованным.
        - Ты из России? - сказала Полина.
        - Да.
        - Из какого города?
        - Из Петербурга.
        У него были чудные волосы пшеничного цвета и веснушчатое лицо.
        - Красивый город, - сказала Полина.
        Миха в ответ только пожал плечами. Он был в тех летах, когда дом там, где находишься ты сам, ну и родители еще, разумеется.
        - Вы садитесь, - несколько запоздало предложил Полине Костас, и, когда она опустилась в кресло, вдруг распахнулась дверь, вошел мужчина, неуловимо напоминающий Миху округлостью и веснушчатостью лица, цветом волос.
        Он был невысок и упитан, не молод и не стар, приблизительно одного возраста с покойным Полининым отцом, а взгляд его, когда этот взгляд увидела Полина, ей совершенно не понравился. Тем взглядом он скользнул по ее фигуре, и было что-то такое в его глазах - жадное, оценивающее, как показалось Полине, она знала эти мужские взгляды, и ей всегда в таких случаях было неуютно и нехорошо. Боковым зрением она видела, как подобрался Костас, что подсказало ей - это и есть тот "очень хороший человек", о котором говорил Костас, то есть их шеф.
        - Здравствуй! - сказал шеф, протягивая Полине руку.
        И на руках у него были светлые, будто выгоревшие, волосы и еще татуировки. Полина на это сразу обратила внимание. В нем вообще было что-то такое, чего она всегда сторонилась: толстая золотая цепь на шее, безвкусный массивный перстень из золота, еще бы ему парочку золотых зубов - и картина была бы полной.
        - Как долетела? - осведомился шеф, демонстрируя свою к ней приязнь и одновременно вглядываясь в ее лицо все тем же бесстыже-откровенным взглядом.
        - Нормально, спасибо, - ответила Полина, уже чувствуя какое-то беспокойство в душе.
        С каждой секундой ей становилось все некомфортнее, беспокойство росло.
        - А это Миха, - по-хозяйски представил шеф сына, нимало не заботясь о том, насколько Полина расположена знакомиться с его семейством.
        - Мы уже познакомились, - сообщила Полина.
        - Будете друзьями!
        Да уж, будут. У них тут все, похоже, без церемоний.
        Костас топтался у дверей, не смея ни исчезнуть, ни маячить перед глазами. Его беззаботное благодушие с появлением шефа куда-то исчезло.
        - В общем, так! - сказал шеф. - Сейчас едем устраиваться! Потом обед! Потом отдыхаем! А завтра я тебя введу в курс дела!
        Он говорил простыми рублеными фразами, каждая звучала как приказ.
        Они спустились вниз к машине. Шеф шел впереди, и Полина, спускаясь по лестнице, видела его стриженый затылок и складки на шее.
        - Садись в мою машину! - распорядился шеф.
        - Там мои сумки...
        - Костя поедет за нами.
        У него был массивный черный внедорожник. Совсем как в России, где люди со стрижеными затылками, татуировками и в золотых цепях весом по килограмму каждая тоже любят такие большие агрессивного вида машины. Себя, похоже, не переделаешь, даже если переберешься из сырого Петербурга на солнечный средиземноморский остров.
        Миха тоже сел к ним в машину. Он был не шумлив и почти незаметен. Совсем как Костас в присутствии шефа, который, похоже, подавлял всех и вся вокруг себя.
        Шеф тронул машину с места, не очень-то, впрочем, следя за дорогой, а больше обращая внимание на сидевшую рядом с ним Полину. Ей было неуютно под его взглядом.
        - Тебе здесь нравится?
        - Да.
        - Я тебе такие места покажу!
        Начинается, подумала Полина, внутренне сжавшись.
        Она видела вокруг те же дома, тех же людей и те же машины, что и четверть часа назад, но уже не было светлого ощущения праздника. Она вдруг обнаружила, что испытывает сейчас не меньшее напряжение, чем еще недавно в Москве.
        - Тут хорошее место! - убежденно сказал шеф. - Многие наши селятся. А чего? Климат классный, жизнь спокойная, море опять же. Ты море любишь?
        - Люблю, - коротко ответила Полина.
        Она смотрела прямо перед собой на дорогу, но заметила, как шеф повернул голову и скользнул взглядом по ее неприкрытым коленям. Под этим взглядом она почувствовала себя голой.
        - Сегодня поедем на пляж, - сказал шеф.
        Черта лысого, подумала Полина. Но вслух не произнесла ни слова.
        Их машина теперь катилась по застроенным одно- и двухэтажными особняками улицам, в хитросплетениях которых Полина окончательно запуталась. Один поворот, другой, третий, и вдруг они остановились у двухэтажного дома с террасой, с миниатюрным газончиком перед домом и столь же миниатюрными декоративными пальмами. Миха первым выскочил из машины и скрылся в доме.
        - Приехали! - объявил шеф. - Добро пожаловать! Поживешь у меня...
        Полина резко повернула голову.
        - Что? - спросил шеф и приподнял бровь.
        Полина все уже про него поняла.
        - Отвезите меня в гостиницу! - потребовала она.
        Краем глаза она видела, что рядом припарковался Костас, и это придавало ей уверенности в том, что все обойдется.
        - Погоди! - сказал шеф. - Какие проблемы?
        Он развел руками, едва не сделав при этом свои пухлые пальчики веером.
        - Отвезите меня в гостиницу!
        - Послушай...
        - Отвезите меня в гостиницу!
        - Ты неправильно меня поняла...
        - Отвезите меня в гостиницу!
        - Послушай...
        - И пожалуйста, обращайтесь ко мне на "вы"!
        - Во блин! - сказал раздосадованный шеф.
        Выглядел он крайне обескураженным.
        Полина вышла из его машины и побежала к машине Костаса. Села на переднее сиденье рядом с ним, захлопнула дверцу, заперла ее изнутри.
        - Едем в отель! - сказала она.
        - В какой? - уточнил ничего не понимающий Костас.
        - В любой! Где здесь поблизости есть отель?
        Глава 25
        Отель назывался "Аквамарина". Бело-синее здание на берегу моря, от которого отель отделяла только неширокая пальмовая набережная. Чтобы видеть эти пальмы и ласкающую взгляд бирюзу, Полина взяла номер с видом на море. Костас уехал. Она осталась одна. У нее еще были кое-какие деньги, больше тысячи долларов, но зато напрочь отсутствовало представление о том, как ей жить дальше. У нее не было жилья, не было работы и не было никого, кто мог бы ей помочь. Про себя она твердо решила не возвращаться к стриженому шефу, обладателю татуировок, золотой цепи и внедорожника, неприкрыто бандитского вида.
        Она спустилась в ресторан. Села на улице, где были выставлены столики, а ветер нес от близкого моря шум волн и приятную свежесть, заказала себе фрукты. Официант принес апельсины, непривычно маленькие бананы и ярко-красную клубнику, а когда уходил, улыбнулся Полине. Ей эта улыбка показалась доброжелательно-ободряющей. И она снова подумала о том, что здесь все-таки не так уж плохо.
        По крайней мере, ей нельзя возвращаться в Москву. Там на просторах родины затерялся чемоданчик почти с миллионом долларов, и по какому-то нелепому стечению обстоятельств по поводу этого чемоданчика к Полине возникли вопросы у людей, которых она не знала и знать не хотела, но которых боялась просто панически. Она не знала, кто они и как выглядят, сколько их и чем они занимаются, не знала, как покойный отец с ними познакомился, не знала, какие у них были общие дела, не знала, почему они доверили отцу такие деньги и куда эти деньги потом подевались, она не знала ничего этого, но твердо знала, что если те люди до нее доберутся, ей будет очень плохо, потому что им нужны исчезнувшие восемьсот тысяч долларов, и они про эти деньги будут допытываться у Полины, но она ничем не сможет им помочь, и тогда они заберут у нее ее жизнь. Они убьют ее. Она нисколько в этом не сомневалась.
        - Они тут как бараны...
        Услышав фразу на русском языке, Полина непроизвольно вздрогнула и обернулась. За соседним столиком сидели две туристки, женщины в возрасте под сорок.
        - Тупые. Понимаешь? Я у него спрашиваю: где тут у вас базар? Ну, рынок в смысле. А эти киприоты, они как с Урала, честное слово. Сплошная темнота. Он стоит, глазами хлопает. Ну, я ему доходчивее объясняю. Где у вас все продается, мол. Где мандарины там, апельсины всякие. Ну апельсины-то ты должен знать! Я ему говорю: апельсины, оранж, говорю, оранж, ну даже я знаю, что оранж - это апельсин, а он стоит и улыбается дурак дураком. Хорошо, наши шли, русскую речь услышали, мне говорят: это вон туда, метров двести и за угол. Ты представляешь? Это рядом совсем, оказывается, а он не мог объяснить.
        - Да, - согласилась вторая, отхлебывая пиво из горлышка бутылки. - Трудные люди. Хорошо, что наших тут много. А то хоть пропадай.
        Она повернула голову и встретилась глазами с Полиной. Пару секунд длилась пауза, потом женщина спросила:
        - Вы тоже из России?
        Полина вежливо-виновато улыбнулась и произнесла с вопросительной интонацией:
        - Excuse me...
        Женщина улыбнулась в ответ, одновременно говоря своей подруге:
        - Англичанка, что ли? Их тут как собак нерезаных.
        Они несколько секунд бесцеремонно разглядывали Полину, после чего потеряли к ней всякий интерес.
        Может быть, это и хорошо, что здесь много русских, думала Полина. Не будешь выглядеть белой вороной, можно затеряться, никто на тебя и внимания не обратит. А если потребуется, можно прикинуться иностранкой, как она это проделала только что, и чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности. Она поживет тут некоторое время, а очень скоро на Кипр вернется тетя Галя, и они вместе решат, как Полине жить дальше.
        Расплатившись, Полина прошлась по набережной, где прогуливались киприоты, где звучала незнакомая уху речь, где кружили чайки...
        И вдруг:
        - Я хочу, чтобы он закончил здесь четвертый класс, а потом отправлю его в Краснодар к бабушке...
        Две женщины прошли мимо. Одеты в спортивные костюмы, как и многие здесь, на набережной, на ногах кроссовки, обе в меру смуглы, если бы молчали - ни за что не угадаешь, что они из России. Здесь можно затеряться, снова подумала Полина. Главное - подальше держаться от тех, которые с татуировками, в золотых цепях.
        - Вот здесь встань, - сказал по-русски парень с фотоаппаратом. - Чтобы море и вон тот корабль...
        Его спутница щурилась на заходящее солнце и счастливо улыбалась. Наверное, совсем недавно прилетели на Кипр, чтобы провести здесь недельку. Устали ждать весну дома, полетели к теплу и солнцу.
        Здесь слишком много русских. Полина прошла до конца набережной, обогнула угол дома. Впереди была небольшая бухта, пирс и разноцветные рыбацкие катера. У входа на пирс в застекленной будке скучал дежурный. Полина спросила у него по-английски, что это за место.
        - Old port, - ответил киприот.
        Старый порт. Здесь пахло рыбой. Рыбацкие сети были уложены в потрепанные сумки самых разных цветов. Пустынно и тихо. Людей не видно, только одинокий рыбак скучает с удочкой, склонившись над водой. Серый кот прошел мимо Полины, не проявив к ней интереса. Никаких звуков, кроме плеска волн и крика чаек. Спокойно и тихо.
        Солнце садилось. До конца дня оставалось совсем немного. Полина на прощание кивнула дежурному, как старому знакомому. Он улыбнулся ей в ответ.
        Справа от нее оставались набережная и ее отель, но она не свернула туда, в многолюдье она чувствовала себя напряженно, а пошла вперед, где за небольшим кругом, автомобильной развязкой, начиналась неширокая улица. Здесь не было людей, и казалось, что они давно про эту улицу забыли и не ходит тут никто, одна вот только Полина и забрела случайно. Снова прошел мимо кот, на этот раз рыже-белый, и его Полина тоже не заинтересовала. Она позвала его: "Кис-кис-кис-кис", он и ухом не повел. Наверное, тут у них как-то иначе обращаются к кошачьему племени.
        Идя по улице, Полина вдруг вышла к строению, сложенному из крупных темных блоков и огороженному невысокой, но прочной оградой. Старые стены без единого окна возносились кверху, и холод исходил от этих камней. Мартовское солнце уже ушло, пустынные улицы старого города залили сумерки, краски поблекли, и бесплотные тени людей, живших здесь на протяжении нескольких последних столетий, казалось, бесшумно заскользили меж домов, спеша по одним им известным делам.
        Полина отлипла от ограды и торопливо пошла по направлению к набережной. Громко стучали каблучки ее туфель. Единственные звуки среди пугающего безлюдья старых улиц.
        Глава 26
        1191 год. В сильную бурю корабль с Беренгарией Наваррской, невестой английского короля Ричарда I, более известного как Ричард Львиное Сердце, был вынужден пристать к кипрскому побережью в районе древнего поселения Аматус, которое возникло за тысячу лет до нашей эры, а за пять веков до описываемых событий было изрядно потрепано арабскими набегами. Остров уже принадлежал Византии, и византийский ставленник Исаак Комнин посчитал принцессу и ее спутников своей законной добычей, а бояться он никого не боялся, потому что к западу от Аматуса византийцами уже были выстроены укрепления, и Комнин и подумать не мог о том, что кто-нибудь решится пойти на штурм.
        Узнав о случившемся, Ричард Львиное Сердце с небольшим отрядом высадился на Кипре. С ним были всего сто конных рыцарей и пятьсот лучников. Он не думал о том, насколько силен его враг, и действительно ли неприступны укрепления, возведенные византийцами. Ему не нужен был этот остров, ему была нужна его Беренгария. Он разбил Комнина, освободил Беренгарию, а остров достался ему уже просто как трофей. Сгоряча Ричард по традициям того времени разрушил захваченный им Аматус, довершив то, что не до конца сделали за пять веков до него пиратствующие арабы, но об этом сейчас уже почти никто не помнит, зато вспоминают, что в расположенной среди византийских укреплений часовне Ричард I и Беренгария Наваррская обвенчались.
        Здесь же Беренгария была коронована на английский престол.
        Глава 27
        О том, что имя ее будущего шефа Александр Александрович, Полина знала, еще находясь в Москве, имя ей назвала тетя Галя. Его фамилия стала известна Полине только вечером, в день прилета на Кипр, и тоже от тети Гали, которой Полина позвонила.
        - Я не буду с ним работать! - сказала Полина.
        - Полиночка...
        - Ни за какие коврижки!
        Долгая пауза была сигналом о том, что тетя Галя пребывает в замешательстве. Вообще-то подобное состояние было ей несвойственно, тетушкин характер Полина знала.
        - А что случилось? - наконец спросила тетя Галя.
        Полина хотела сказать, что этот Прокопов - редкий хам и что он из "новых русских" самого скверного пошиба, что она видит его насквозь и ничего хорошего от него не ждет, но вдруг подумала о том, что, как это ни странно при явной несхожести Прокопова и тети Гали, они вполне могут быть друзьями и даже, чем черт не шутит, более чем друзьями, и потому любое резкое слово в адрес Прокопова может показаться оскорбительным тете Гале. И когда Полина это поняла, она приглушила эмоции и оказала только:
        - Он неправильно себя повел.
        Тете Гале этого объяснения было мало, и Полине пришлось немного конкретизировать смысл претензий к своему несостоявшемуся работодателю:
        - Я ведь ему не вещь. И не надо на меня смотреть такими глазами, как будто я ему принадлежу безраздельно.
        - Ты что-то не так поняла, - сказала с досадой тетя Галя. - Ну что тебе в голову такое взбрело?
        Точно, этот стриженый Прокопов для тети Гали не случайный знакомый. Но дела это не меняет.
        - Я не пойду к нему работать, - твердо сказала Полина, подводя черту под этой частью их разговора. - У вас нет других мест на примете?
        Тетя Галя повздыхала, но в конце концов дала Полине номер телефона человека, который держал в центре Лимасола магазин по продаже всяких прелестных вещичек, способных украсить жилище.
        - Позвони ему завтра с утра, скажи, что от меня, - сказала тетя Галя. - А про Прокопова не забывай, без него тебе не получить вид на жительство.
        - Я не хочу иметь с ним никаких дел!
        Вот тут тетя Галя не выдержала.
        - Девочка моя! - сказала она почти сердито. - Я тебе ничего плохого не посоветую! Если перед тобой стоит задача остаться на Кипре, ты все-таки, как мне думается, хотя бы иногда прислушивайся к моим советам!
        Потом она, наверное, подумала о том, что не стоит перегибать палку, и несколько смягчила тон.
        - Там надо будет сделать кое-какие бумажные дела. То, что связано с видом на жительство. Если ты действительно не хочешь общаться с Прокоповым, я попрошу Костю...
        - Костаса?
        - Ну да, Костаса. Чтобы он с тобой общался и занимался твоими бумагами, а не Александр Александрович.
        После этого они распрощались. Полина положила трубку на рычаг.
        Расцвеченная огнями набережная, пальмы, шумят невидимые во тьме волны, на судне, стоящем на рейде, зажглись огни, по дороге вдоль нескончаемого ряда ресторанов проносятся машины. Даже не верится, что еще сегодня утром Полина была в Москве.
        Глава 28
        Хозяина магазина звали Фидиас, было ему за пятьдесят, во внешности сквозило лукавство, присущее обычно людям восточным. Его иссиня-черные усы были настолько роскошны, что казались не настоящими, а накладными, приобретенными по случаю в какой-нибудь лавке, торгующей театральным реквизитом. Он был невысок, но крепко скроен и даже, пожалуй, несколько великоват в ширину, потому что, когда он шел через принадлежащий ему магазинчик, все время существовала опасность, что он зацепит ненароком один из стеллажей, стоящих посреди зала, и оставалось тайной, как Фидиасу удавалось избежать столкновения.
        Торговал он всякой всячиной для дома, которая не столько полезна в хозяйстве, сколько служит для того, чтобы ласкать хозяйский взор. Здесь были плетенки из соломы, вышивка, почему-то сплошь в рамочках и под стеклом, различных формой и расцветок вазы - от совсем крохотных до огромных, в самой большой из ваз запросто мог бы укрыться подросток средней комплекции. Еще были поделки из камней, абстрактные фигурки из металла, деревянные маски, стилизованные под африканские, люстры, настолько вычурные, что купить их для своего жилища мог только большой оригинал.
        Фидиас взял Полину в свой магазин, не задавая ей лишних вопросов, только уточнил, есть ли у нее вид на жительство (Полина сказала, что очень скоро будет) и как у нее с английским. Английский, как оказалось, был ей нужен в основном для того, чтобы общаться с самим Фидиасом. С покупателями ей предстояло разговаривать на русском. Сюда нередко заходили туристы из России, а у Фидиаса в торговом зале не было никого, кто хотя бы в малой мере знал русский, и он давно себе такого подыскивал. За Полину поручилась тетя Галя. Фидиасу этого оказалось достаточно.
        Зарплату Полине он определил в двести восемьдесят кипрских фунтов в месяц, что в более привычной для Полины системе координат составляло приблизительно пятьсот пятьдесят американских долларов. Из этой суммы сто фунтов в месяц Полина должна была отдать за снятую неподалеку от места работы однокомнатную квартиру, называемую здесь "студио", и около двух сотен у нее после этих выплат оставалось. Это были первые деньги в ее жизни, которые она зарабатывала самостоятельно.
        На работу она приходила к восьми утра и работала до шести вечера. На обеденный перерыв их магазин не закрывался, и можно было пообедать в задней комнатушке магазина только тогда, когда в магазине не было посетителей, и в торговом зале оставалась Полинина напарница, юная киприотка по имени Стефания.
        Русские сюда действительно заходили нередко. Соотечественников Полина вычисляла мгновенно. Ее задачей было помочь в выборе покупки. Она подходила к потенциальным покупателям и с улыбкой предлагала на русском свою помощь.
        - Я могу вам чем-то помочь?
        Ответная улыбка и одновременно настороженность во взгляде. Полина уже обратила внимание на эту особенность в общении с соотечественниками: иностранцам наши улыбались чаще. Вот если Стефания подходила первой, то ей навстречу - вежливая улыбка, а во взгляде - готовность воспользоваться предлагаемой помощью. Тут, заслышав знакомую речь, подключалась Полина, и покупательница, определив в ней русскую, гасила улыбку на своем лице, будто тем самым устанавливая дистанцию.
        - Мне что-нибудь для кухни оригинальненькое... Не посоветуете? А вы из России? Откуда? Из Москвы? Ой как интересно. Нет-нет, эта вышивка мне не подойдет. Слишком примитивно. Вы не находите? Я вот на Рождество была в Париже, видела там в одном магазинчике чудненький эстамп и не купила, теперь себя кляну. А здесь какое-то все простое, нет изящества... А вы давно тут живете? Ах, недавно. Ну и как вам Кипр? Я вот не в восторге, здесь скучно. Правда? А это что за ваза? Я, честно говоря, не верю, когда они пишут, что сделано на Кипре, что ручная работа... Из Китая, наверное, все это тянут, я почти уверена. А так этот Кипр - один к одному наш Сочи. Это люстра? Ну надо же. Тут они переборщили, по-моему. А почему вы сюда приехали? Работать? Ну и как вам работа? А платят много, если не секрет?
        Покупали что-либо редко. Причем чаще с покупками уходили мужчины. Наверное, общение с Полиной на мужчин действовало соответствующим образом. Они улыбались Полине ласково, шутили - кто легко, а кто натужно, но и те и другие почти непременно спрашивали, как ее зовут, и еще - чем она занимается сегодня вечером. Полина с кроткой улыбкой отвечала, что как раз сегодня она со своим женихом-киприотом едет в горную деревню знакомиться с его родителями, и была она при этом столь естественна, что ей верили сразу же. С этой минуты на нее смотрели ласково и несколько покровительственно, пригласить на ужин в ресторан уже не пытались, и в таких случаях, как правило, что-нибудь покупали. Наверное, чтобы сделать Полине приятное в такой непростой для нее день.
        Но однажды в магазин Фидиаса зашел молодой парень - в джинсах и футболке, с якобы небрежной, растрепанной ветром прической, искусственная небрежность которой, как знала Полина, обходится где-нибудь в московском парикмахерском салоне как минимум долларов в сто. Загорелое лицо вроде бы серьезно, а в глазах улыбка и ежесекундная готовность подружиться. Беззаботен, весел и мил.
        Стефания поспешила ему навстречу, перебросилась парой фраз, обернулась и позвала:
        - Полина!
        Значит, это русский. А Полина не признала его за своего. Думала, что он откуда-нибудь из Англий-Скандинавий.
        Подошла, сказала по-русски:
        - Здравствуйте!
        - Здравствуйте! - отозвался он с дружелюбием во взгляде. - Вас действительно зовут Полина?
        - Да.
        - У меня сестра Полина, - сообщил он.
        Она было улыбнулась ему дежурной улыбкой, но вдруг почувствовала, что между ними нет дистанции, он этой дистанции не выдерживал, и они были наравне, будто хороший знакомый зашел к Полине, чтобы просто поболтать о том о сем, поскольку давно не виделись.
        - Мне говорили, здесь какие-то часы... Такие, обрамленные камнем...
        - Да-да, - кивнула Полина. - Сюда, пожалуйста.
        Она при этом почему-то опустила глаза, чего за ней не замечалось прежде, и направилась в дальний угол зала, увлекая покупателя за собой.
        - Вот здесь.
        - Ну надо же, - сказал он, с сомнением разглядывая выставленные на полке часы.
        Взял одни, другие, повертел в руках, но поставил на место. Руки у него были сильные, Полина обратила внимание. Ей не нравились мужские руки с тонкими изнеженными пальцами.
        - Я думал, будет что-то побольше, - признался он, виновато улыбаясь. - Мне бы такое, знаете, помассивнее. Подарок должен быть настоящим.
        А настоящий подарок - это большой подарок. Вряд ли он сам так считал. Наверное, так считал человек, которому подарок предназначался.
        - Обычно часы стараются не дарить, - сказала Полина. - Вы кому подбираете подарок? Мужчине? Женщине?
        - Мужчине.
        - Давайте я покажу вам, что у нас есть...
        Полина повернулась, при этом зацепила одну из ваз, та упала и превратилась в россыпь осколков. Сто фунтов. Треть Полининой зарплаты.
        - Ох! - только и сказала она, даже еще не успев испугаться.
        На покупателя случившееся не произвело впечатления.
        - Представляете, - сказал он, - это я ее зацепил. Придется платить.
        Он лгал, когда говорил, что виноват. Просто он выручал Полину.
        - Нет-нет! - замотала она головой.
        Хотя и была раздосадована, но платить за нее - нет уж, увольте.
        - Я заплачу за вазу...
        - Это я разбила!
        - И эту вот тоже?
        Он вдруг легким небрежным движением сбросил на пол еще одну вазу. Восемьдесят фунтов. И уже протянул руку к следующей. При этом выражение лица у него было такое беззаботно-веселое, будто ничего особенного не происходило.
        Привлеченный шумом, прибежал растревоженный Фидиас. К его появлению покупатель уже стоял с распахнутым бумажником и с готовностью за все заплатить. Полина стояла ни жива ни мертва. В такой нелепой ситуации она оказалась впервые в жизни. Покупатель протянул Фидиасу свою кредитную карту и со смущенной улыбкой показал на рассыпанные на полу осколки двух ваз.
        Фидиас принял карту, вопросительно взглянул на Полину, но ни о чем не спросил, умчался с картой, чтобы снять слип.
        - Зачем вы это сделали? - спросила Полина.
        - Меня зовут Антон. - В его взгляде нисколько не убавилось доброжелательной приязни. - Не свободен ли у вас завтрашний день? Я как раз хотел поехать на Лара-Бич. Не составите мне компанию?
        Впервые она не упомянула о мифическом женихе-киприоте и поездке в горную деревню к родителям жениха.
        Бич - это пляж, если перевести с английского. Полине не понравилось, что он предлагает ей пляж.
        - Нет, вы знаете...
        - Это чудесное место!
        - Я понимаю...
        - Вы там были когда-нибудь?
        - Нет.
        - Я вам его покажу.
        - Знаете, наверное, не надо...
        - Но почему?
        Он так искренне удивился, и такой у него был открытый взгляд, что Полина поверила - действительно не понимает.
        - Я занята.
        Он расстроился, кажется. И не пытался настаивать. Вот если бы попытался, Полина точно дала бы ему отпор, а так - не с кем было сражаться, и она даже испытала чувство неловкости.
        Пришел Фидиас с кредитной картой. Антон кивнул Полине на прощание и вдруг сказал с улыбкой:
        - Если вы не будете против, я еще к вам зайду как-нибудь.
        Полина с готовностью кивнула, будто чувствовала за собой какую-то вину. Антон ушел. Когда за ним закрылась дверь, Фидиас сказал по-английски:
        - Русская мафия!
        Без осуждения и без восхищения. Просто констатация факта.
        - Почему мафия? - опешила Полина.
        - У него карточка "Америкэн экспресс". Значит, много денег. А у кого в России много денег? Только у мафии.
        Фидиас говорил так уверенно, что переубедить его, кажется, было просто невозможно.
        Глава 29
        "Представитель русской мафии" Антон явился на следующий день к Полининому магазину на японской малолитражке "Ниссан" с огромным букетом цветов, который не без труда поместился на заднем сиденье.
        Была среда, день почти праздничный для любого киприота, поскольку именно по средам вся страна работала до тринадцати ноль-ноль, этакий полувыходной среди недели. Оно и понятно, понедельник-вторник отработали, пора бы и отдохнуть, чтобы потом как-нибудь, через четверг-пятницу, дотянуть до настоящих выходных. Полине была очень симпатична эта придумка киприотов насчет среды, она уже обратила внимание на то, что работать они умеют, но и отдыхать тоже умеют, лукавый и солнечный это народ.
        В самом распрекрасном настроении Полина вышла из магазина на залитую солнцем улицу, а у магазина - Антон. Улыбка приветливая, и будто он хотел этой улыбкой сказать: обещал ведь, что приеду, так вот он я и очень рад вас видеть.
        - Здравствуйте! - сказал он просто.
        И вытянул из машины огромный букет. Мимо как раз проходили старички туристы. Понимающе заулыбались, смутив Полину, она пробормотала неловкое "спасибо", порозовев то ли от смущения, то ли это отсвет такой от цветов был. А Антон уже распахнул перед нею дверцу, и ей не оставалось ничего другого, как сесть в машину.
        Проехали мимо дома, в котором снимала квартиру Полина, выехали к морю, повернули направо, миновали городской сад, потом началась набережная, тоже знакомые Полине места, потом "Аквамарина", в которой она провела свою первую ночь на Кипре...
        - Спасибо, - вдруг сказал Антон.
        - За что? - удивилась Полина.
        - За то, что согласились отправиться со мной.
        Ах да, какой-то там пляж.
        - Знаете, на пляж, наверное, лучше не ехать...
        - Какой пляж? - не понял Антон.
        - Вы вчера сказали... Какой-то там "бич"...
        - А, Лара-Бич! - засмеялся Антон. - Нет, там не купаются. Там просто любуются морем. Удивительное место. Вы когда-нибудь были в тех краях?
        - Нет. Я вообще нигде не была, кроме Лимасола.
        - Недавно на Кипре?
        - Да.
        - Значит, вам еще только предстоит все увидеть.
        - Что увидеть?
        - Здесь много интересного.
        - Неужели? - не поверила Полина. - А я слышала, что здесь довольно скучно.
        - От кого слышали?
        - К нам заходят русские туристы.
        - Это не туристы. Это копченые окорочка.
        - Почему окорочка?
        - Приезжают только для того, чтобы полежать на пляже и покоптиться на солнце. И ни шагу от своего топчана ни влево, ни вправо.
        Они уже выехали из Лимасола, и теперь машина катилась по неширокой дороге, укрытой от жаркого солнца кронами деревьев. Кроны смыкались высоко над дорогой, образуя туннель. За деревьями, слева и справа от дороги, Полина видела сады - невысокие деревья с яркими плодами.
        - Апельсиновые рощи, - пояснил Антон, заметив ее интерес.
        На развилке повернули направо, снова апельсиновые рощи, потом сады закончились, деревья расступились, и слева по ходу Полина увидела невысокую квадратную башню, сложенную из желто-серого камня. Башня мелькнула за окном и исчезла.
        - Замок Колосси, - сказал Антон. - Это такая башня в три этажа, ее построили монахи-иоанниты в пятнадцатом веке. Монахи тут разбили сахарные плантации и еще выращивали виноград. Отсюда пошла "Коммандария". Вы слышали про "Коммандарию"?
        - Нет.
        - Считается самым старым из производимых ныне вин на земле. Семьсот лет истории. До сих пор выпускается, очень вкусное, вы обязательно его попробуете.
        Проехали через застроенную аккуратными домами деревню и вскоре оказались на широкой автомагистрали, рассеченной посредине разделительной полосой. Антон прибавил скорость. Машина мчалась по широкому и ровному, залитому солнцем асфальтовому шоссе. Теплый воздух через открытые окна врывался в салон, трепал Полинины волосы, смешивался с запахами цветов, подаренных Антоном, и уносился прочь. Лента шоссе петляла меж невысоких желто-зеленых холмов, а иногда просто разрезала какой-нибудь некстати попавшийся на пути холм пополам - машина в этот момент мчалась будто по дну гигантского канала, стены которого были ослепительно желтого цвета. Вверх-вниз по склонам, очередной холм остался позади, и вдруг впереди открылся вид: серая лента шоссе, изгибаясь, где-то в конце этого изгиба ныряет в темное чрево туннеля, проложенного под очередным холмом.
        - Сейчас будет туннель, - сказал вдруг Антон озабоченно. - Вы знаете правила проезда туннелей на механических транспортных средствах?
        И посмотрел на Полину так, как обычно смотрят на студентов экзаменаторы.
        - Нет, - ответила Полина, почему-то непроизвольно проверяя, пристегнут ли у нее ремень безопасности.
        А туннель все ближе.
        - При проезде туннелей на механических транспортных средствах лица, находящиеся в этих транспортных средствах, - диктовал Антон, сосредоточенно глядя на дорогу, - обязаны громко троекратно прокричать "ура!".
        Машина ворвалась в залитый призрачно-белым светом туннель, которому не было видно конца. Антон повернул голову. У него был озорной взгляд мальчишки. Полина засмеялась.
        - Ну же! - сказал он ей со смехом. - Раз, два, три! Ура-а-а!
        И она кричала вместе с ним:
        - Ура-а-а-а!
        Крик был нескончаемый, как сам туннель.
        - Еще раз! - попросил Антон.
        - Ура-а-а-а!!!
        Их торжествующие крики сплелись в один общий вопль.
        Машина вырвалась к солнцу, к залитым солнечным светом холмам и к синему до неправдоподобия небу.
        - Хорошие правила, - оценила Полина. - Мне нравится так проезжать туннели.
        Они свернули с магистрали, опять началась неширокая дорога, которая вдруг нырнула вниз и влево, и Полина увидела впереди море. Оно искрилось и ласково подмигивало ей. Дорога вильнула вправо, устремилась ввысь, машина взлетела по серой ленте, и теперь нежно-бирюзовое море оставалось слева, оно занимало все пространство, насколько мог охватить взгляд, до самого горизонта. Далеко впереди по ходу движения машины у берега высилась скала, Антон указал на нее:
        - Это то самое место, где из морской пены вышла Афродита. Называется Петра ту Ромиу.
        Дорога, попетляв, вывела их пряло к скале. Здесь Полина обнаружила, что какие-то люди, не ведая страха, бросаются в волны не успевшего еще как следует прогреться мартовского моря.
        - Считается, что тот, кто войдет в воду у этой скалы, вернет себе здоровье и молодость, - флегматично сообщил Антон.
        Кажется, он скептически относился к подобной возможности.
        Вскоре дорога вывела их к городу.
        - Пафос, - сказал Антон. - В двенадцатом веке до нашей эры его основал один из героев Троянской войны. Потом здесь правили Птолемеи. Те самые, наследники Александра Македонского. То есть они, конечно, правили Египтом, а Пафос был их главным портом на Кипре...
        Они проехали небольшую площадь с колонной в центре и зданиями в колониальном стиле: ослепительно белые стены и красные черепичные крыши. Спустились вниз по дороге и через некоторое время повернули направо.
        - Там знаменитые пафосские мозаики, - указал куда-то в сторону Антон. - Самое начало христианской эры, примерно третий век. И никто про них долгое время ничего не знал. Только совсем недавно, году в шестидесятом, местный крестьянин пахал преспокойненько свое поле, и вдруг его плуг вывернул из земли что-то необычное. Начались раскопки. В общем, сейчас это одна из самых главных местных достопримечательностей, мозаики включены в перечень культурного наследия ЮНЕСКО.
        И почти сразу, без перехода, легкий взмах рукой - Антон указывал куда-то налево, где за сетчатой оградой высились холмы:
        - Королевские гробницы.
        - На Кипре были короли?
        - Никогда. Просто погребения настолько роскошные, что другого определения, наверное, не смогли подобрать. Тут скалистая порода, могилы вырубали прямо в скале, да какие там могилы! Это настоящие подземные дома: с колоннами, с четкой геометрией. Город мертвых. Хоронили тут, как говорят, вместе с драгоценностями, со всем, что могло пригодиться в загробной жизни. Сокровищ уже нет, а подземный город мертвых сохранился.
        Как-то незаметно закончился Пафос, дорога пролегала вдоль моря, машина мчалась, наполняясь теплым пахучим воздухом. Проскочили место с красивым названием Коралловая бухта, но здесь они даже не задержались, Антон уверенно гнал машину к одному ему известной цели.
        Вдруг дорога вильнула, ушла от моря, теперь она была совсем узкой, и машины здесь уже не встречались. Полина не видела жилья и не видела людей, только низкорослые деревья и невысокие горы справа по ходу.
        Неожиданно оборвалась лента асфальта, дальше уже была дорога без покрытия. Их "Ниссан" скатился вниз, в ложбину, где обнаружился пустынный, без посетителей, ресторанчик с единственной припаркованной подле него машиной, и в машине тоже никого не было, и это были последние зримые приметы цивилизации, попавшиеся на глаза Полине. Как раз у безлюдного ресторана дорога сделала петлю, взнеслась на холм, отсюда было видно море и какой-то остров в море, слева от них почти сразу дорога вильнула вправо, и теперь она пролегла между морем, все время остававшимся слева, и невысокими, но очень живописными скалами, нависающими над дорогой справа. Желтоватая порода, из которой и состояли эти скалы, была выщерблена до лунной нереальности, как-то так Полина всегда себе смутно и представляла склоны лунных кратеров, которые она не видела вблизи, но предполагала, что что-то такое как раз и должно быть на Луне. Дикость окружающей их природы подчеркивала и дорога, по которой они ехали. Это и не дорога была вовсе, а лишь накатанная кем-то колея, обозначающая направление на прочной скалистой породе, но кто здесь
путешествовал до них, Полина не могла даже предположить, потому что уже давно не видела ни одной машины с людьми.
        Полина встревоженно посмотрела на своего спутника. Антон вел машину, старательно объезжая многочисленные выбоины и разбросанные тут и там камни и увозя Полину все дальше от цивилизации, куда-то туда, где не было асфальта, не было домов, не было людей.
        - Куда мы едем? - спросила Полина.
        - Лара-Бич, - как ни в чем не бывало ответил Антон. - Это такое место, куда приплывают гигантские черепахи.
        - Черепахи?
        - Да. Они когда-то родились здесь, - произнес Антон таким тоном, каким обычно рассказывают о своих хороших знакомых. - Потом уплыли. Знаете, как они рождаются? На Лара-Бич приплывает гигантская черепаха, откладывает в песок яйца и уплывает.
        - Насовсем?
        - Насовсем. Маленькие черепашки рождаются уже в отсутствие мамы. И почти сразу после рождения тоже спешат в воду. Уплывают и живут в море, где-то далеко отсюда, лет двадцать, пока не вырастут и не обретут возможность давать потомство. Вот их двадцать лет здесь не было, а потом выросшая черепаха приплывает сюда, где она сама когда-то родилась, чтобы отложить яйца в теплый песок. Как она запомнила это место? Загадка!
        Солнце катилось к горизонту, рисуя на воде дорожку из слепящих бликов, и на фоне искрящегося моря черными силуэтами смотрелись низкорослые деревья. Они были неподвижны, и казалось, что какой-то неведомый художник их нарисовал когда-то давно, да так они и остались - на фоне неба и усыпанного блестками моря.
        По-прежнему они не видели ни людей, ни машин, разбитая дорога пролегала среди низкого кустарника, ныряла в ложбины, где их малолитражку поджидали коварные лужи, и снова возносилась вверх, поворот за поворотом, и вдруг в этой безлюдной местности, где даже при солнечном свете Полина чувствовала себя не очень уютно, она увидела небольшой покосившийся щит красно-белой расцветки - и сюда, оказывается, добралась вездесущая "Кока-кола".
        А слева, там, где было море, в лучах солнца Полина увидела какое-то строение, навес и столики под тем навесом, это был летний ресторанчик и там - Полина могла в этом поклясться - были люди, скорее всего официанты, и у Полины наконец-то отлегло от сердца.
        Они не остановились, проехали мимо, дорога снова петляла меж кустарников и невысоких деревьев, мелькнул покосившийся указатель, три стрелки которого были направлены в разные стороны. Антон вел машину в направлении Нео-Хорио, до которого, если верить указателю, было целых восемнадцать километров, но этот путь им проделать было не суждено, потому что очень скоро им на пути попался еще один указатель, на котором по-английски было написано что-то вроде "Станция по разведению морских черепах Лара", и Антон повернул налево.
        Здесь дорога была совсем уж безобразная, и им больше подошел бы джип, а не эта малолитражка, но все же, переваливаясь на ухабах, "Ниссан" благополучно довез их до ограждения, сооруженного из сетки.
        - Это и есть Лара, - сказал Антон.
        Он заглушил двигатель. И только теперь Полина по-настоящему поняла, какое это пустынное место. За сетчатым ограждением, где-то внизу, шелестели невидимые отсюда волны. Легкий ветерок набегал со стороны моря. Где-то далеко кричали птицы.
        В сетчатом заборе был проход. Сразу за проходом едва приметная тропинка устремлялась вниз, к песчаному пляжу, разогретый за день песок которого лизали языки волн. Здесь не было ни одной живой души, только справа, на противоположном краю пляжа, высилась деревянная будка, и на флагштоке трепыхалось выгоревшее полотнище.
        Полина и Антон спустились к воде. На песке были следы людей, которые прошли здесь - когда? Может быть, вчера, а может, и неделю назад. Ветер нес с моря свежесть, и эта свежесть пьянила.
        - Там, где-то впереди, через все Средиземное море - Гибралтарский пролив и Атлантика, - сказал Антон, показывая в морскую даль. - Вот там, - взмах рукой куда-то влево, где береговая линия делала изгиб и скалистые кручи вдавались в море, - километров через триста пятьдесят уже Египет, а здесь, справа, - показал в противоположную сторону, - совсем близко Турция, до нее километров семьдесят.
        Полина замерла и прикрыла глаза. Она стояла на краю острова, крохотного клочка суши, затерянного в Средиземноморье. И вдруг она осознала, что вот в эту самую секунду, в этот миг ни одна живая душа на всем белом свете, не считая разве что Антона, не знала, где именно она находится и что с ней, она потерялась, исчезла, пропала, а у людей, которые ее знали прежде, она оставалась только в воспоминаниях, она была в их прошлом, а вот в настоящем она - одинокая, невидимая для всех, недосягаемая - стояла на краю суши, а прямо перед ней лежали тысячи миль морских просторов. Она никогда еще не испытывала такого чувства одиночества - к ее удивлению, оно не было горьким, оно было сладким и очень приятным, от охвативших ее ощущений легонько сжималось сердце, и хотелось длить и длить это состояние. Ласковый шепот волн, нежные прикосновения ветра и щемящее чувство быстротечности жизни.
        Она открыла наконец глаза, повернула голову. Антон стоял рядом с ней, не смея нарушить ее покой. Только теперь смутная догадка шевельнулась в душе у Полины. Ведь они по пути сюда проехали множество мест, о которых рассказывал Антон, и там, наверное, было что посмотреть, но они не остановились нигде, Антон гнал и гнал машину вперед, к одному ему известной цели, а целью была Лара, пустынное место на самом, как казалось, краю Земли, где спокойно и тихо, где вдруг начинаешь понимать, что ты - лишь песчинка на теле Земли, но это вновь открывшееся знание не удручает, а вызывает прилив нежности - к самому себе, к этой земле и ко всем, кто живет, кто жил и кто еще придет на эту землю тебе на смену - тоже. Он ведь испытывал здесь те же самые чувства, что и Полина, этот Антон, он испытал их раньше, потому что раньше ее здесь оказался, и теперь привез ее сюда, чтобы и она это испытала. Так дарят самое дорогое - свои чувства. Неслыханная щедрость.
        Полина, потрясенная своим нечаянным открытием, только и смогла вымолвить:
        - Спасибо!
        Понял ли он? Ничего не ответил и неспешно пошел по кромке берега. Волны набегали, торопливо зализывая отпечатки подошв его ботинок.
        Глава 30
        А черепах они так и не увидели. Антон объяснил, что все самое интересное здесь происходит летом. Летом приплывают черепахи. Чтобы никто не потревожил их, на Ларе круглосуточно дежурят ученые, которые изучают черепашью жизнь. Как раз их непритязательного вида домик и прилепился на самом краю пляжа. Еще Антон показал разбросанные тут и там металлические сетки, которыми ученые предусмотрительно накрывали свежие кладки яиц, защищая таким образом еще не родившихся черепашек от хищных птиц и лис, охочих до лакомства.
        Тем временем день догорал. Солнце уже закатилось за ближайший утес, и тень накрыла пляж. Краски поблекли.
        - Нам пора, - сказал Антон.
        По тропе они поднялись к машине.
        - Это самые пустынные места на всем острове, - сказал Антон. - Здесь да еще вон там, к северу, - он указал рукой направление. - Там полуостров Акамас. Такое же пустынное местечко. Здесь, на побережье, люди старались не селиться.
        - Почему?
        - Пираты, - пояснил Антон. - Они часто грабили прибрежные селения, и людям приходилось уходить в глубь острова. Здесь все осталось таким же, каким было тысячу лет назад. Здесь нет домов, нет дорог, нет отелей. Нет ничего, кроме первозданной природы, пеших троп и маленьких бухт.
        Длинные тени уже легли на дорогу, по которой катилась, переваливаясь на ухабах, их машина. Полина, еще пребывая под впечатлением испытанного ею на Ларе чувства, молчала. Молчал и Антон. Он как будто угадывал состояние своей спутницы.
        Теперь они видели спрятавшееся было за утесом солнце, которое огромным ослепительным шаром висело над самым морем. Все деревья, находившиеся между путниками и солнцем, казались им черными, будто солнце их обуглило.
        Знакомый щит с логотипом кока-колы, здесь Антон вдруг повернул направо, к той постройке, которую Полина приняла за летний ресторанчик.
        Это действительно был ресторан. Небольшая постройка, выполняющая роль кухни, перед ней крытая навесом, но продуваемая всеми ветрами площадка со столами и стульями, а если пройти через этот импровизированный зал - вы оказывались на веранде, обращенной к морю и окаймленной невысокой, в полметра, оградой из крупного камня. С этой веранды открывался фантастический по красоте вид: огромный диск солнца садился прямо в море, вымостив от горизонта до самого берега ослепительно сверкающую солнечную дорожку, будто приглашая убежать по этой дорожке туда, где никогда не наступает ночь, где всегда светит солнце, где одни только радости и никаких тревог. Хотелось смотреть и смотреть вослед убегающему солнцу, подставляя лицо под его теплые лучи.
        - Садитесь, пожалуйста, - негромко произнес Антон.
        Здесь, на веранде, стоял накрытый стол, и, когда Полина за него села, солнце все так же оставалось перед нею, а Антон сел несколько сбоку, чтобы не загораживать ей фантастический вид заката.
        Усатый официант налил в их бокалы густого темного вина.
        - Будьте здоровы! - сказал с улыбкой Антон Полине, поднимая свой бокал.
        Солнце просвечивало содержимое бокала насквозь. Цвет у вина был рубиновый.
        Полина сделала глоток. Вино оказалось густым и сладким. В его волшебной сладости угадывался вкус цветов и аромат экзотических трав. Там было много солнца, запахов теплого ветра и еще чего-то сладостно-манящего, что можно почувствовать, но никогда нельзя понять, что же это такое.
        - "Коммандария", - сказал Антон. - Десертное вино. Может быть, и не следовало с него начинать ужин, но мне хотелось, чтобы вы почувствовали вкус Кипра.
        Этот вкус был сладок.
        - Самая старая марка вина на Земле.
        - Очень вкусное, - оценила Полина.
        - У киприотов тысяча способов добиться этой волшебной сладости. Они собирают виноград и оставляют его на время на солнце. Виноград подвяливается и становится еще слаще. Потом они давят из винограда сок, сок помещают в бочки, дают настояться несколько лет, после чего не разливают это вино по бутылкам сразу, а сначала смешивают с более молодым вином. Отлили из бочки настоявшегося вина, долили немного молодого, прошел год, еще отлили-долили, и так до бесконечности, и получается, что в той бочке все время настаивается какая-то фантастическая смесь из вин урожаев разных лет.
        Это было чудесное вино, и чудесное место, и чудесное море, и чудесное солнце. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, солнечная дорожка истончалась и таяла на глазах, и невозможно было оторвать от всего этого взгляд.
        А на соседних пустующих столиках безмолвный официант уже расставлял горящие свечи в стеклянных пузатых стаканах, потом он принес из машины Антона тот огромный букет, который Антон преподнес Полине, и, разобрав его на маленькие букетики, тоже расставил на столах.
        Только теперь Полина осознала, что они - единственные посетители здесь, для них и был накрыт единственный стол, и для них стараются официант и невидимые повара на кухне. Официант принес огромную чашу с салатом: там были помидоры, огурцы, сладкий перец, капуста, листья салата, все это крупно порезано и перемешано с зелеными маслинами и кусочками козьего сыра. Еще официант принес парящие глиняные горшочки, закупоренные румяной корочкой, отдаленно напоминающей омлет. Полина наконец обнаружила, как она голодна.
        Под тем, что она приняла за омлет, обнаружилось что-то мясное - явно фарш, еще чувствовался привкус томатов и специй. Но под этим слоем был другой, с баклажанами и картофелем, потом было что-то сырное, и вдруг снова мясное, как в самом начале, и снова баклажанное.
        - Прямо торт "Наполеон" какой-то! - сказала Полина.
        - Вам нравится?
        - Очень!
        - Это мусакас, традиционное блюдо кипрской кухни.
        - Я никогда не ела ничего подобного. Надо бы как-то разузнать рецепт.
        - Я вам потом скажу.
        - А вы знаете? - удивилась Полина.
        - Да.
        И тогда Полина засмеялась. То ли это выпитое вино на нее так подействовало, то ли она действительно уже чувствовала себя рядом с Антоном так свободно.
        - Чему вы смеетесь? - спросил у нее Антон с мягкой улыбкой.
        - Вы только не обижайтесь, - попросила Полина. - Мой знакомый принял вас за русского мафиози. Но я впервые в своей жизни встречаю мафиози, который способен связно рассказать про античные мозаики, про историю здешних вин и который знает, как делается этот, как его...
        - Мусакас, - подсказал ей Антон.
        - Да, точно, мусакас.
        - Но я действительно не мафиози, - признал очевидное Антон, будто смущаясь от того, что не смог оправдать ожиданий Полининого знакомого.
        Солнце уже зашло. Ночь накрыла землю своим старым, изъеденным звездами покрывалом. Антон и Полина сидели среди мерцающего света, отбрасываемого многочисленными свечами. А еще мерцало море под луной. Совсем близко о чем-то шептали волны.
        - Вы давно на Кипре? - спросила Полина.
        - Несколько месяцев.
        - Нравится?
        - Очень.
        - Я не сомневалась, если честно. Вы так обо всем рассказываете... О том, что вас здесь окружает... Вам здесь не скучно, как мне кажется.
        - Да, это правда.
        - Сегодня вы привезли меня туда, куда я сама, наверное, никогда бы не добралась.
        - Это место - одно из моих любимых.
        Значит, она действительно в нем не ошиблась там, на Лара-Бич, когда вдруг подумала, что он подарил ей это место, позволил оказаться там, куда, наверное, не каждого допускает.
        - А вы надолго сюда?
        Этот вопрос поставил Полину в тупик.
        - Я не знаю, - призналась она. - Не задумывалась над этим.
        Становилось прохладно. Еще всего-навсего март. В Москве, например, лежит снег. Полина непроизвольно поежилась.
        - Вам прохладно? - поинтересовался Антон.
        Склонился через стол, на котором стояли свечи, и отблеск этих свечей Полина увидела в его глазах. Или это... Она всмотрелась. Или это чертики озорные прыгали у него во взгляде?
        Антон вдруг поднял руку и щелкнул пальцами. Вспыхнул свет. Он не слепил, а заливал ярким пятном небольшой пятачок в одном из углов веранды. Заиграла музыка. Полина обернулась. Музыканты в национальных костюмах играли сиртаки, размеренные звуки которого и неспешный ритм ненавязчиво приглашали к танцу, и танцоры тут же объявились: усатые молодцы в расшитых жакетиках, в белых в обтяжку штанах, больше похожих на колготы, в смешной остроконечной мягкой обуви с огромными мохнатыми помпонами, которые придавали этим усачам вид крайне несерьезный.
        Их было трое, и они, встав в ряд и положив руки друг другу на плечи, пустились в пляс, ритм тем временем все убыстрялся, разгоняя танец, как хороший локомотив, набирающий и набирающий скорость, и вдруг усачи подхватили и Полину, и Антона, и им пришлось спешно подстраиваться, чтобы не отстать от этого чудо-локомотива. Ритм уже стал бешеным, мелькали свечи, мелькали звезды, мелькали цветы, все перемешалось, локомотив мчался, рвалась к звездам музыка, и Полина улетала вместе с ней, пребывая уже где-то между небом и землей, а когда у нее уже не оставалось сил на эту сумасшедшую пляску, ее вдруг оставили в покое, и она обнаружила себя все за тем же столом, и Антон, раскрасневшийся и растрепанный после случившегося с ними безумия, тоже был рядом. Зато танцоры не унимались, одному из них сзади за пояс заткнули платок и конец того платка подожгли, танец продолжался, огненный хвост метался в ночи, иногда совсем близко от лица Полины, и, когда она отшатывалась, киприот обнажал в улыбке белоснежные зубы. Потом платок исчез, зато на голову усачу его товарищи водрузили поставленные друг на друга пять стаканов,
усач танцевал с этой пирамидой на голове, а стаканов все добавлялось и добавлялось: вот их уже семь, вот десять, вот все пятнадцать, и было непонятно, каким таким чудесным образом этот стеклянный столб не падает, а усач еще умудрялся при этом выделывать танцевальные па.
        Полине опять не удалось отсидеться, ее подняли и поставили ей на голову пару стаканов, она смеялась, пыталась эти стаканы снять, но ей не давали этого сделать, а, напротив, добавляли новые, и скоро она уже не смела даже пошевелиться, ей казалось, что малейшее ее движение - и стеклянная башня рухнет, рассыпавшись по полу осколками, а ее тянули за руку, приглашая поучаствовать в танце, киприоты лукаво улыбались в свои роскошные усы, добавляли и добавляли стаканы, и невозможно было укрыться от этих усачей.
        В конце концов стаканы, конечно же, упали и разбились, но никто не опечалился этим обстоятельством, только перешли туда, где не было осколков, и снова были этот безумный сиртаки, мельканье огней и звезд, сумасшедший ритм танца, озорные чертики в глазах Антона и переполняющий душу восторг.
        Глава 31
        Ближе к полуночи свечи догорели, музыка перестала быть громкой, а зазвучала ласково и нежно, как будто музыкантам вдруг вспомнилось что-то приятное, о чем так хорошо немного погрустить, и этой сладкой доброй грустью они делились со слушателями.
        Полина видела, как Антон в сторонке расплачивался с официантом. Толстая стопка денежных купюр настроила официанта на чрезвычайно благодушный лад, он дружески улыбался Антону и что-то ему говорил. Наверное, приглашал приезжать еще. В эту секунду Полина видела какого-то другого Антона. Тот, прежний, привез ее на пустынный Лара-Бич, чтобы в полном молчании постоять вместе с ней на том самом берегу, где гигантские черепахи, живущие по сто лет, продолжают жизнь своего рода, где чувствуешь что-то особенное, чувствуешь то, чего не испытаешь в другом месте. А этот Антон, которого она видела сейчас, то есть другой Антон, на целый вечер снял ресторан для них двоих и теперь с деловитым видом расплачивался, предварительно пересчитав купюры, и на себя прежнего он не очень-то был похож, какое-то неуловимое несходство было, что-то такое, чему Полина не могла дать определения.
        Они распрощались с гостеприимными хозяевами и сели в машину. В ресторане гасли огни.
        - Пора домой, - сказал Антон.
        Свет фар выхватывал из темноты дорогу. Огромная луна висела на небе, заливая землю призрачным светом. Силуэты деревьев и недалеких гор казались декорациями к какой-то оперной постановке.
        В одном месте дорога делала левый поворот и сразу же ныряла вниз, а справа по белым барашкам разбивающихся о берег волн угадывалось море. Антон остановил машину, заглушил двигатель, выключил все осветительные приборы, опустил стекло, и в салон проник шелест волн ночного моря. Этот звук завораживал. Тихий шепот, в котором не разобрать слов. Никогда прежде Полине еще не было так хорошо.
        - Счастье есть! - прошептала она, и ее шепот сплелся с шепотом волн.
        Они сидели так долго, пока Полина не продрогла. Тогда Антон завел двигатель, и они отправились дальше. Снова изрытая неровностями дорога, потом почти не освещенный ресторан в ложбине, тот самый, возле которого несколько часов назад стояла машина и где теперь машины не было, почти сразу начался асфальт, а дальше серая лента ночного шоссе, редкие дома, отсутствие машин и людей, потом вдруг море огней.
        - Это Пафос, - сказал Антон.
        Промчались по почти безлюдному городу, вырвались из него, все указатели повторяли одно и то же - "Лимасол", город, в который они возвращались.
        Мчались по ночной дороге, вдруг вырвались на широкую магистраль, еще немного, и впереди засверкали огни, там дорога была освещена как днем, и в свете выстроившихся в ряд фонарей Полина обнаружила въезд в туннель. Они с Антоном переглянулись и одновременно рассмеялись, и едва машина нырнула в туннель и салон залил неестественный, удивительный свет, льющийся сверху, они закричали свое "ура-а-а!" с восторгом, который можно испытывать, только прожив столь необычный день.
        - Ура-а-а!
        Оба они были счастливы и не могли этого скрыть.
        - Ура-а-а-а!!!
        Вырвались из туннеля. Ограждение магистрали было усеяно красными и белыми светоотражателями, и эти огоньки по краям дороги казались Полине выстроившимися в две ровные шеренги светлячками.
        Стрелка спидометра будто приклеилась к цифре 140. Они мчались по пустынной дороге, широкой, как взлетная полоса, а над ними были звезды и полнолицая луна.
        Был второй час ночи, когда они въехали в Лимасол.
        - Где вы живете? - спросил Антон.
        - В центре. Недалеко от магазина, в котором я работаю.
        Сначала они отыскали ее магазин, потом уже добрались до дома.
        - Если вы не будете против, - сказал Антон, - я вам завтра позвоню.
        Это прозвучало так просто и так естественно, что не могло возникнуть ни малейших сомнений - он даже не пытался напроситься к ней в гости на чай.
        - Конечно, я буду ждать, - ответила Полина. - Спасибо вам за сегодняшний вечер.
        - Нет, это я должен вас благодарить.
        Секундное замешательство. Они не знали, как именно должны расстаться и что друг другу еще сказать.
        - Спокойной ночи! - пожелал Антон.
        - Спокойной ночи!
        Полина вышла из машины. Антон тоже вышел, но не пошел за ней, а остался стоять, смотрел Полине вслед. Она уже дошла до подъезда, как вдруг вспомнила и сказала с шутливой укоризной:
        - Антон! Вы ведь обещали рецепт мусакаса!
        - Извольте! - отозвался он, не двигаясь с места. - Пять минут в сковороде жарится на подсолнечном или оливковом масле мелко нарезанные лук, чеснок и пропущенные через мясорубку томаты, потом туда добавляется мясной фарш, молотый перец, соль, все это полчаса жарится на сковороде. Один компонент готов. Теперь чистим картофель, а баклажаны нарезаем пластинами толщиной меньше сантиметра и густо солим, чтобы из них ушла горечь, через полчаса соль с пластин снимаем, режем и баклажаны, и картофель на мелкие кубики, перемешиваем и все это поджариваем на сковороде почти до готовности. А дальше все просто. Смазываем керамические горшочки изнутри растительным маслом, половину поджаренных баклажанов и картофеля укладываем в горшочки первым слоем, потом сверху половину фарша с томатами, потом тонкий слой тертого сыра, граммов сто, не больше, потом снова баклажаны с картофелем, а потом завершающий слой - вторую половину фарша.
        Оглушенная его тирадой, Полина стояла, не говоря ни слова, а Антон продолжал уверенным тоном человека, знающего толк в кулинарии:
        - Остается еще соус "бешамель", это то, чем наш мусакас заливается сверху. Значит, так. Грамм сто сливочного масла растопите в кастрюле, добавьте туда пять-шесть столовых ложек муки, налейте пол-литра молока, только постепенно доливайте, по мере закипания, и помешивайте все время. Ну, соль и перец - это по вкусу. Через минуту снимайте это варево с огня, обязательно его остудите и уже в холодный соус добавьте два или три предварительно взбитых яйца. Все, "бешамель" готов. Разливаете его по горшочкам, горшочки ставите в духовку минут этак на сорок, а когда ваш "бешамель" превратится в этакий омлет и немного зарумянится - можете считать, что он готов. Я надеюсь, вы все запомнили? - сказал Антон с улыбкой.
        - Вы удивительный человек, - признала Полина.
        Больше ей нечего было сказать.
        Они распрощались. Полина поднялась в свою квартиру. Она слышала, как отъехала от дома машина Антона.
        В квартире на кровати требовательно верещал позабытый утром мобильник.
        - Алло! - сказала Полина.
        - Это Звонарева?
        Мужской голос. Знакомый голос, но чей?
        - Да, - ответила Полина. - Это я.
        - Наконец-то! - с облегчением сказал ее собеседник. - Я уже отчаялся до тебя дозвониться. Это Маркелов.
        Ах, вот оно что. Товарищ из МУРа. О его существовании Полина уже как-то успела позабыть.
        - Ты где сейчас?
        - Я? М-м... дома.
        - Сможешь ко мне подъехать? Я пришлю за тобой машину.
        До нее только сейчас дошло, что он не знает, где Полина находится. Маркелов набрал московский номер ее сотового телефона, а автоматика послушно переадресовала его звонок на Кипр. Для Маркелова Полина сейчас находилась в Москве. А за ней не машину впору посылать, а самолет, да и тот будет лететь от Москвы до Ларнаки долгих три часа.
        - Я на Кипре.
        - На каком Кипре? - опешил Маркелов.
        - Вы позвонили мне на Кипр. Остров такой. В Средиземном море.
        - Вот черт! - сказал Маркелов. - Этот технический прогресс когда-нибудь сделает меня калекой! Ладно, ты мне скажи, сколько ты там еще пробудешь?
        - Не знаю. Я пока не собираюсь возвращаться.
        - А кто из твоих знакомых знает, что ты на Кипре?
        - Почти никто.
        - "Почти никто" - это кто?
        - Моя тетя...
        - Она в Москве?
        - В Петербурге.
        - Когда ты с нею разговаривала в последний раз?
        - Неделю назад, наверное.
        - Так, хорошо. Кто еще в курсе твоих дел?
        - Хеджи. Это мой знакомый.
        - Да, я помню. Он остался в Москве?
        - Да.
        - И он знает, что ты на Кипре?
        - Да. А в чем дело?
        Полина чувствовала, как стремительно улетучивается из нее ощущение восторженности и счастья.
        - Ты знала Бориса? - вопросом на вопрос ответил ей Маркелов.
        - Какого Бориса?
        - Борис Евгеньевич Червяков, коммерческий директор фирмы твоего отца.
        Вот теперь Полина вспомнила.
        - Я видела его пару раз...
        Вдруг до нее дошло, что Маркелов спросил у нее так: "Ты знала Бориса?" Знала... Знала...
        - Что с ним? - Она прищурилась так, будто ее слепил какой-то яркий свет.
        Ответ она угадывала наперед, но боялась поверить в свою догадку.
        - Он уволился с работы накануне покушения на твоего отца, - сказал Маркелов. - Как будто что-то предчувствовал. А сегодня его нашли убитым. Извини за подробности, но перед смертью его жестоко пытали. Понимаешь, Полина, его смерть связана... со всеми делами... со всей этой историей...
        Маркелов запнулся, будто не зная, как ему продолжать, как сказать главное. Но все-таки он сказал:
        - Это связано с тобой, Полина. Тебе угрожает опасность. Эти люди, которые пытали Червякова, они ведь деньги искали. Те восемьсот тысяч, о которых мы с тобой говорили.
        И получалось, что и к Полине они с расспросами о деньгах еще придут.
        Глава 32
        ЧЕРВЯКОВ
        ЗА МЕСЯЦ ДО ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИЙ
        Борис Евгеньевич Червяков имел довольно помятый вид. Маркелов смотрел на него и думал о том, что неприятности никого не красят. Еще недавно этот человек был коммерческим директором фирмы с миллионными оборотами, а сегодня его, наверное, останавливает каждый постовой в метро: Червяков небрит, взгляд нервный и бегающий, одежда помятая, и вообще вид у него крайне подозрительный.
        - Вы где сейчас? - спросил Маркелов.
        Червяков посмотрел на него непонимающе. Он вообще неуверенно себя чувствовал в милицейском кабинете.
        - Работаете где? - уточнил свой вопрос Маркелов.
        - Пока нигде. Сами знаете, как сейчас с работой.
        - Да, устроиться непросто, - подтвердил Маркелов почти сочувственно.
        Но по-настоящему он сочувствовать, наверное, не мог, служба не позволяла, служба - это прежде всего, а сантименты - они не для милиции, и Маркелов сразу, безо всякого перехода, переключился на главное:
        - Давайте все-таки к вашей прежней работе вернемся. Не забыли еще? - стрельнул в собеседника почти веселым взглядом.
        - Как же, забудешь такое... - неуверенно улыбнулся в ответ Червяков, демонстрируя, что шутки он понимает.
        Как-никак та, прежняя работа немало ему добавила седых волос, именно это он и хотел своей фразой сказать.
        - Итак, покойный ваш шеф, Звонарев, занимался этими грузоперевозками. Товар по стране разбрасывал. Он ведь сам всем руководил, да?
        - Да, - подтвердил Червяков.
        - Крутой был мужик? Всех и вся в кулаке держал?
        - Еще как!
        - Зверь?
        - Ну почему же зверь, - сказал осторожно Червяков. - У нас люди сами знаете какие. С ними без строгости нельзя.
        - Значит, Звонарев со всеми - строго?
        - Да. У нас вот случай был однажды. Это в прошлом году. У водителя одного дочка родилась. Ну, трагедия у человека, понимаете?
        - Это дочка, что ли, трагедия? - не понял Маркелов.
        - Дочка - это не трагедия. Трагедия - это когда уже пятая дочка подряд.
        - А он, значит, все сына хочет! - догадался Маркелов.
        - Ну! И вот у него жена пятую дочь родила, он с горя напился, а на следующее утро ему в рейс. Отказаться ехать он не посмел, у нас за такое сразу увольняют, а просто пожевал орехов, такие орехи специальные есть, чтоб запах, значит, отбивать, и вышел на работу. У нас перед рейсом все водители медосмотр проходят. Старенькая бабушка занимается, врачиха на пенсии. Ну, она сразу определила, что он не в форме, а жалко ведь, она про его беду уже знала. Спросила: "Доедешь?" Он ей: "Да ты что! У меня тридцать лет водительского стажа! Конечно, все будет в ажуре!" Она ему бумаги подписала. Он садится за руль, доезжает до Видного, там его на посту тормозит инспектор, а дальше все понятно. В общем, всплывает вся эта история. И Звонарев устраивает большую раздачу. Шофер, конечно, вылетает с работы...
        - Звонарев единственного кормильца уволил? Оставил пятерых детей на хлебе и воде?
        - Вроде того. Так он и с бабкой этой круто обошелся. Ну, которая водилу выпустила в рейс. А у нее, между прочим, дочь-инвалид на содержании, так что и ей зарплата совсем не мешала. Уволил! И это еще не все. Кадровичку нашу вышвырнул в два счета.
        - Ее-то за что? - непритворно изумился Маркелов.
        - А водила тот к нам пришел по ее рекомендации. Не то что он там какой-то родственник, но что-то близкое. Она за своего человека словечко замолвила. И Звонарев ее уволил тоже.
        - Самодурство какое-то, - оценил Маркелов.
        - Он просто крутой был мужик. Боялись его все, это да. Зато и порядок был. А то, что строгости... Работа - на то она и работа. Вот в семье у него...
        - А что в семье? - приподнял бровь Маркелов.
        - Я говорю, если он на работе был так суров, то и в семье, наверное, все по струнке у него ходили. Про жену его рассказывали - вроде она с собой покончила, и вроде из-за него.
        - Откуда сведения?
        - Ну, говорили так, - пожал плечами Червяков.
        Маркелов знал гораздо больше. После смерти Звонарева многих успели опросить, и про то самоубийство Маркелов знал.
        - Она была больна, - сказал он. - Неизлечимо. Она не захотела бороться, потому что знала, что это бесполезно. И чтобы не мучиться и не мучить других - ушла.
        - Ну надо же, - пробормотал Червяков и в задумчивости потер лоб. - И все равно, даже если это только слух - про самоубийство из-за строгостей Звонарева, - это многое про него объясняет. Уж если такой слух пошел...
        Трудно было не согласиться.
        - Значит, Звонарев был строг, - вернулся к интересующей его теме Маркелов. - И все держал в своих руках...
        - Да.
        - Бизнес, все эти перевозки, денежные потоки - все он контролировал...
        - Да. Он был хозяином всему.
        Червяков медленно, но уверенно забирался в ловушку, подготовленную для него Маркеловым. Маркелову предстояло обсудить важную, но крайне скользкую тему - о черном нале, о неучтенных деньгах, которые Звонарев использовал, по имеющейся информации, очень активно. Червяков мог бы замкнуться, едва коснись они в разговоре этой темы, потому что он был у Звонарева коммерческим директором, и, если тема черного нала всплывет в их беседе, Червяков тотчас же потеряет память. Ну не знает он ничего и не слышал никогда ни о каком черном нале. Поэтому разговор нужно было построить так, будто к самому Червякову никаких претензий нет и быть не может, он не был причастен, а всем заправлял Звонарев, мужик хозяйственный, крутой и предпочитающий все делать сам. Вот если черный нал - это все Звонарева дела, тут Червяков может что-нибудь рассказать, ведь это не он, а его покойный шеф, с покойника пусть и спрашивают, а Червяков вроде как ни при чем. Неспроста Маркелов начал разговор со звонаревских строгостей да самодурства. Он таким образом Червякова подготавливал к дальнейшей их беседе.
        - К неучтенной наличке он вас, наверное, и близко не подпускал?
        - Конечно.
        Вот так захлопнулась ловушка. Червяков согласился перевести стрелки на покойника, не заметив даже, что только что он признался в собственной осведомленности о черном нале. Он знал о неучтенной наличке, и с ним можно было говорить на эту тему.
        - Обычное дело, - понимающе кивнул Маркелов. - Такие люди все всегда делают сами.
        Перед ним на столе лежали листы чистой бумаги, куда он до сих пор не внес ни строчки. Демонстрировал, что это у них с Червяковым просто беседа и ничего более.
        - Значит, он получал эти деньги в качестве оплаты за поставленный товар...
        - Ну, наверное, - проявил осторожность Червяков.
        - Что значит "наверное"! - попенял собеседнику Маркелов. - Товар грузовиками разбрасывается по стране, часть денег за товар поступает в Москву по перечислению, часть выплачивается наличными. По-том на перечисленные деньги закупается новый товар, а наличка идет на личное потребление, что-то пускается в дело, а что-то - на неформальные выплаты.
        Маркелов специально не сказал "взятки", а сказал "неформальные выплаты" - не хотел спугнуть собеседника. Зачем же употреблять страшные слова из лексикона прокурорских работников и Уголовного кодекса?
        Червяков понял, что юлить не надо. Все эти схемы ментам давно известны. И они очень не любят, когда их пытаются держать за дураков.
        - В общем, да, - подтвердил он правильность обрисованной Маркеловым схемы.
        - Но большая часть неучтенки, как правило, все-таки вкладывается в бизнес.
        - Конечно.
        С неучтенных денег не приходится платить налогов, благодаря чему можно удержать бизнес на плаву. Простая схема, всем известная, и что же тут может быть непонятного?
        - Мы провели большую работу, - сказал Маркелов. - По бумагам не все вычислишь, там много недомолвок, много путаницы, но кое-что рассказали сотрудники Звонарева, что-то рассказали в тех фирмах по России, куда поставлялся товар. В общем, объемы поставок приблизительно известны. Плюс-минус десять процентов, что совсем непринципиально.
        Червяков слушал молча, стараясь понять, к чему он клонит.
        - Мы даже смогли вычислить приблизительный объем неучтенки, проходящей через руки Звонарева. Потом сопоставляем цифры, и все у нас более-менее сходится. Кроме последнего случая...
        Червяков непроизвольно напрягся.
        - Тут такое дело, - сказал Маркелов. - Звонарев за наличные закупает товар, делает на этот товар липовые документы, быстро товар распродает, документы уничтожает, и у него на руках остается куча денег, которые он снова пускает в оборот. Но! - Тут Маркелов поднял палец к потолку, как бы предупреждая собеседника о том, что сейчас он скажет очень важную вещь. - В последнем случае Звонарев использовал не свои деньги, а чужие, но дело даже не в этом. Дело в том, что он на эти деньги никакого товара не закупал.
        - По документам не закупал?
        - Нет, он совсем товар не закупал. И никакой товар из Москвы не вывозил. Машины стояли на приколе, звонаревская фирма уже почти и не работала. И вот он деньги получил, а товар на них не закупил, но и обратно кредиторам деньги не возвращал, а отдавал долги имуществом своей фирмы, что означает - денег тех у него уже не было. А где они?
        Маркелов склонил голову набок и посмотрел на собеседника вопросительно. Под этим взглядом Червяков растерялся. Он знал, что идет следствие и что милиция уже много чего накопала, но что именно - он не знал, и это его тяготило. Достаточно сказать что-то не то, и тебе приплетут такое, что потом не отвяжешься.
        - Я вообще-то не в курсе звонаревских дел, - запоздало проявил осторожность Червяков. - Я мелкие всякие вопросы решал. А к подобному Звонарев меня и близко не подпускал.
        Маркелов на него все так же и смотрел, чуть склонив набок голову, но теперь в его взгляде не было вопроса, а угадывались сожаление и печаль.
        - Я хочу, чтобы мы с вами не ссорились, - сказал он Червякову. - Ведь Звонарева уже нет, и дело можно по-всякому повернуть. Можно все на него свалить, а можно и на вас собак навешать.
        От подобной перспективы Червяков содрогнулся.
        - Ну зачем же на меня вешать! - сказал он, страдая.
        - Я и не собираюсь, - успокоил его Маркелов. - Но только не надо со мной в эти глупые игры играть.
        - Звонарев действительно не делился со мной подробностями, - сообщил Червяков, осторожно выбирая верную дорожку и боясь где-нибудь ненароком поскользнуться. - Я видел, конечно, какие объемы товара мы вывозили в регионы. Но у Звонарева всегда были на руках документы. Я ведь не буду проверять их подлинность, правильно? Оно мне ни к чему. А что касается последней партии товара... То есть несуществующей партии товара, как вы говорите... Так об этом я вообще ничего не знал.
        - Ложь! - коротко бросил Маркелов.
        - Почему же ложь? - опешил Червяков.
        - Потому что вы положили Звонареву на стол заявление об увольнении.
        - Я просто хотел...
        - "Просто"? - приподнял бровь Маркелов. - Ложь!
        - Ну как же...
        - Ложь! Вам некуда было идти. Вы увольнялись не потому, что нашли другое, более хорошее место...
        Червякову нечем было крыть. Ах как его умыл этот мент! Ведь сам Червяков ему совсем недавно пожаловался, что работу найти непросто! И если Червяков до сих пор не работает...
        - И если вы до сих пор не работаете, - сказал Маркелов, - то уходили вы, следовательно, не куда-то, а откуда. Вы просто сбегали из звонаревской фирмы.
        - Но у нас же деятельность не велась, - попытался увильнуть Червяков. - Фирма на ладан дышала.
        - А Звонарев все равно до последнего зарплату платил.
        И опять Червякову нечем было крыть.
        - Вы уходили потому, что почувствовали: запахло жареным, - сказал Маркелов. - И вы лжете, когда говорите, что были не в курсе.
        Его голос стал таким жестким, что Червякову где-то впереди уже мерещилась тюрьма, долгие годы отсидки и загубленная жизнь. Он так растерялся, что и не представлял, что делать, а выход ему сам Маркелов и подсказал.
        - Мне нужно знать, куда Звонарев дел эти деньги, - сказал Маркелов, глядя на собеседника таким взглядом, что было понятно - не отцепится он от Червякова, пока своего не добьется. - Куда он дел эти восемьсот тысяч долларов? Где этот чертов чемодан с деньгами? Такой аккуратный чемоданчик из черного пластика, с окантовочкой из алюминия и с цифровыми кодовыми замками!
        От свалившихся на него подробностей Червяков попросту опешил. Он только понял, что милиция накопила так много, что он даже и представить себе не мог.
        - Вы это серьезно? - пробормотал Червяков. - Насчет чемодана с деньгами?
        - Да! Я даже знаю, как он выглядит! И знаю код замка! Теперь, надеюсь, понятно, что со мной юлить не надо?
        Глава 33
        В конце XI века отшельнику Исаие, одиноко жившему в горах Кипра, было видение. По божьей воле он должен был обратиться к византийскому императору Алексию I Комнину с тем, чтобы заполучить хранившуюся в императорском дворце икону Божьей Матери, одну из трех икон, которые собственноручно написал апостол Лука через семь лет после смерти и воскрешения Христа. Икону, согласно божьему умыслу, предстояло переправить на Кипр.
        Просьба о передаче иконы еще не успела дойти до византийского императора, как вдруг его любимая дочь тяжело заболела. Эта болезнь поразительно напоминала недуг, которым еще недавно страдал представитель Византии на Кипре по имени Вутомитис. Этот Вутомитис, охотясь в лесах Кипра, которые в те времена были обширны и полны дичи, встретил отшельника Исаию и, посчитав, что тот недостаточно почтителен к византийскому наместнику, ударил его. После этого с ним и приключилась болезнь. Ни лекарства, ни лекари не могли помочь, и лишь спустя какое-то время Вутомитис вспомнил об обиженном им отшельнике. И едва он принял решение обратиться к Исаие с просьбой о прощении, недуг его прошел.
        Вутомитис знал, что отшельник Исаия хочет просить византийского императора о передаче иконы, и у него не было сомнений в том, что, как и у него самого, болезнь у императорской дочери пройдет сама собой, едва только Алексий I Комнин исполнит волю всевышнего, о чем Вутомитис и поспешил сообщить императору. А самому императору тем временем во сне явилась Богородица и велела отправить икону на Кипр.
        Так икона Божьей Матери попала на Кипр. На деньги, представленные счастливым от чудесного исцеления своей дочери византийским императором, был построен храм, а при нем монастырь, который назвали Кикко. В последующие восемьсот лет монастырь четырежды сгорал дотла, но каждый раз икона стараниями монахов уберегалась от огня, поскольку не было на всем острове большей святыни. В засушливые годы, когда с неба не падало ни капли дождя, икону выносили из храма и несли на вершину близлежащей горы, чтобы испросить у неба спасительной влаги. Пока икона находилась в храме, ее лик был закрыт, и никто не видел, что именно на ней нарисовано, и только когда предстояло нести икону на вершину горы, покров снимали, но и тогда никто не смел взглянуть на лик Богородицы, все старательно отводили глаза и крестились.
        Только однажды, в 1699 году, нашелся человек, дерзнувший нарушить неписаный запрет. Патриарх Герасимос Александрийский снял покров со святой иконы, желая утолить собственное любопытство. Оно дорого ему обошлось. Лик Богородицы Герасимос увидел, но после того занемог, и страдания его были необъяснимы и неизлечимы, он мучился и молил о прощении, и был прощен и избавился от страданий только спустя некоторое время.
        Глава 34
        Полина сидела в ресторанчике на набережной. Заказала себе один орандж джус, апельсиновый сок - в высоком бокале, с плавающими кубиками льда и разноцветной трубкой для коктейлей. Точно такую порцию, только без трубки и безо льда, она могла бы купить в близлежащем магазине за цену, вдвое меньшую, но тут ресторан, цветы на столиках и обслуживает официант - это была "роскошь для секретарш", иллюзия красивой жизни для тех, кто живет на маленькую зарплату.
        Полине нравилось, как обслуживают в кипрских ресторанчиках. Она уже знала, что все официанты мира делятся на две большие группы: представители одной обслуживают чинно и с достоинством, с минимумом слов и невозмутимым выражением на лице, их прообраз и идеал - живущий в доме какого-нибудь английского лорда дворецкий, столь монументальный и значительный, что он выглядит едва ли не важнее самого лорда, и такого типа официант всегда - всего лишь бесплотная тень, почти не привлекающая внимания, он доставил блюдо к столу и исчез, не проронив ни слова; представители же второй группы разноликого племени официантов улыбчивы, шумливы и добродушны, они не стараются быть незаметны, непременно перебросятся с посетителем парой фраз, посоветуют выбрать блюдо, которое, по их мнению, удалось сегодня повару лучше всего, и вообще ведут себя так, будто перед ними не очередной посетитель ресторана, а старый добрый друг, зашедший проведать официанта. Именно такие официанты были на Кипре.
        Официант, проходя мимо Полининого столика, улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ. Настроение было прекрасное.
        Прямо перед ней раскинулась набережная и искрящееся под солнечными лучами море, шли по тротуару туристы, а рядом был еще ресторанчик - тоже столики вынесены на улицу, рестораны отделены друг от друга узким проходом и деревянными решетчатыми стенками - смотри, кто там в соседнем ресторанчике, если есть желание. Полина повернула голову и вдруг увидела Миху. Сын несостоявшегося Полининого шефа за решетчатой стеной отодвинул стул, помогая сесть своей спутнице, столь же юной, как был он сам. Придвинул галантно стул, сам сел напротив, и к ним тут же подошел официант.
        Казалось, что официант сейчас попросит юных сорванцов удалиться и больше никогда не появляться в ресторане без родителей, но нет - положил на стол перед гостями две папочки меню, ободряюще улыбнулся и удалился, чтобы не мешать в выборе блюд.
        Заинтригованная, Полина с интересом следила за происходящим, потягивая через трубочку освежающе прохладный сок.
        Юные посетители ресторана внимательно изучили меню, что-то обсудили между собой, после чего вихрастый Миха поискал глазами официанта, тот тотчас же примчался и принял заказ. Миха диктовал спокойно, иногда заглядывая в меню, и он все делал, как взрослый. Несоответствие поведения Михи и его возраста со стороны выглядело комично, как комично выглядела бы пьеса для взрослых, пародийно сыгранная детьми: взрослые слова и взрослые поступки, все делается с серьезным видом, но делается детьми. И набор в конце концов оказался совсем не взрослый: принесли фрукты, мороженое, пирожные и еще апельсиновый сок. Похоже было, что у Михи сегодня свидание.
        Полина допила свой сок, подозвала официанта, чтобы расплатиться, он показал ей жестом: с вас один фунт, мисс; Полина расплатилась, кивнула в ответ с улыбкой, когда официант пригласил ее приходить еще, поднялась из-за стола, повернула голову и встретилась взглядом с Михой. Он узнал ее, не было никаких сомнений. Не кивнул и не улыбнулся, но - узнал. Путь Полины пролегал как раз мимо соседнего ресторана, она, проходя вдоль столиков, помахала Михе рукой, сказала с улыбкой:
        - Привет! Как дела?
        Уж с ним-то в отличие от его отца ей нечего было делить.
        - Нормально! - отозвался Миха. - А у тебя?
        Полина остановилась. Михина спутница смотрела на нее спокойно и без любопытства.
        - Тоже нормально, - сказала Полина. - Работаю.
        - Где?
        - Тут, - она махнула неопределенно рукой. - В магазине одном.
        - А зря ты тогда ушла.
        У них складывалась целая беседа. Полина села за стол.
        - Тебе чего заказать? - осведомился Миха.
        И опять эта взрослость выглядела смешно, и никак иначе.
        - Ничего, - улыбнулась Полина. - Я только что из ресторана.
        - Тогда хотя бы сок, - предложил Миха тоном, не терпящим возражений, и, прежде чем Полина успела что-нибудь ответить, он подозвал официанта и сделал заказ.
        - А вы тоже из России? - спросила Полина у Михиной спутницы.
        - Да.
        Внешность отличницы и серьезный взгляд девочки, имеющей столько ухажеров и тайных воздыхателей, что ей иногда приходится нелегко, когда она решает, кому сегодня из своей свиты оказать высокую честь, позволив угостить себя мороженым.
        - Вы здесь учитесь?
        - Да, мы с Михаилом из одного класса.
        С Михаилом? У них тут действительно взрослая жизнь.
        Миха тем временем вернулся к прежней теме:
        - Зря ты ушла. В магазине, наверное, не сахар.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Сидела бы сейчас у моего отца в офисе. Эйр кондишн, никаких тебе покупателей, зарплата капает - сплошная красота.
        - Мне моя работа нравится.
        Миха в ответ только пожал плечами - как знаешь, мол, а все равно ты своего счастья не понимаешь.
        Со стороны моря набегал ветер. Он был совсем не холодный, а очень ласковый.
        - А зиму вы тут прожили? - спросила Полина.
        Миха кивнул.
        - Что тут на Новый год? Снега, наверное, нет?
        - Снег только в горах, - сказал Миха. - А здесь зеленая трава, цветы и вообще тепло. Дед Мороз сюда не добирается.
        - Из Лапландии?
        - Зачем из Лапландии? - пожал плечами Миха. - У нас свой, русский Дед Мороз, в Великом Устюге. Слышала, наверное?
        - Ты там был?
        - Нет. Но слышал. Для него там дом построили, у него адрес почтовый есть. В общем, все как бы по-настоящему. Мало им Дежнева...
        - Какого Дежнева? - не поняла Полина.
        - Который Семен. Обошел Чукотку и открыл пролив между Америкой и Евразией. Он ведь из Великого Устюга.
        - Я и не знала.
        - И Ерофей Хабаров оттуда, - сказал Миха. - Который Сибирь покорял. И Владимир Атласов, который Камчатку открыл...
        Полина не ожидала услышать от него ничего подобного. Видела его отца и не питала иллюзий, ведь яблоко от яблони, как известно...
        - Ты, наверное, много читаешь, - предположила она.
        - Нет, не очень.
        - А откуда знаешь подробности про Дежнева да про Хабарова?
        - В школе проходили.
        - Здесь, на Кипре?
        - Да. У нас тут русская школа.
        - И учителя из России?
        - Да.
        - Хорошие учителя, - оценила Полина.
        По крайней мере, ей в школе про Великий Устюг ничего не рассказывали.
        - Хорошие, - согласился Миха. - Раньше послабее были.
        - Раньше - это когда?
        - Год назад, - сказал Миха. - Тут другие были. А потом родители бучу подняли. Что плохо учат, мол. Что мы ничего не будем знать. Отец услышал это...
        - Твой отец?
        - Да. И выписал из России других.
        - Как - выписал? - опешила Полина.
        - Элементарно. Выделил деньги, и по Москве набрали всяких там доцентов с кандидатами, профессоров разных, чтобы они нас тут учили великому, доброму, вечному.
        Полина посмотрела на Михину спутницу. Та спокойно расправлялась со своей порцией мороженого. Похоже, что все так и есть, как рассказывает Миха. Ну и дела! Папа купил для своего отпрыска целую школу. О подобном Полина слышала впервые.
        - Зато теперь, наверное, труднее учиться, - предположила Полина. - Гоняют вас учителя.
        - Нет, учиться интересно, - отозвалась девочка.
        К ресторану подъехал кабриолет. В открытой машине сидела молодая женщина.
        - Это за мной, - сказала Михина спутница.
        Женщина из машины помахала ей рукой.
        - Мы еще сегодня с вами увидимся? - учтиво осведомился у девочки Миха.
        У Полины непроизвольно вытянулось лицо. То, что Миха со своей одноклассницей на "вы", было для нее полной неожиданностью.
        - Вы мне позвоните, - сказала девочка. - После шести.
        Миха проводил ее до машины, поздоровался с женщиной, сидевшей за рулем, потом учтиво распахнул перед девочкой дверцу. Галантный кавалер, да и только. Машина уехала. Миха вернулся к столу.
        - Посидим еще? - предложил он.
        - Мне пора, - ответила Полина.
        - Тогда и я пойду, пожалуй. Ты меня подождешь?
        Полина механически кивнула.
        Миха подозвал официанта, по-английски попросил того принести счет. И расплачивался он по-взрослому, с достоинством, было видно, что эта процедура ему знакома и проделывалась им многократно.
        Они вышли из ресторана и пошли в направлении городского сада.
        - Мне непонятно, - сказала Полина, - со мной - на "ты", а с той девочкой на "вы".
        - Что же тут непонятного? - нахмурил лоб Миха.
        - Я все-таки старше, - подсказала Полина.
        - При чем тут возраст? - пожал плечами Миха. - Ты пришла к моему отцу устраиваться на работу. Ты по найму. Понимаешь? Просто служащая. А Юля - дочь банкира.
        Это было бы оскорбительно, если бы только он понимал, что говорит. Но он просто не отдавал себе отчета. Он так был приучен. Для него это было естественно. Так что все претензии должны быть обращены не к нему, а к тем, кто таким образом расставил для него приоритеты в жизни.
        - Видишь ли, дорогой мой Миха, - сказала мягко Полина, вспомнив вдруг о том, что она, как старшая по возрасту, должна, просто обязана объяснить этому мальчишке, что такое в жизни хорошо, а что такое плохо. - Ты молодец, что обращаешься к Юле на "вы". Это красиво, благородно, по-мужски. Но нельзя считать людьми второго сорта тех, кто работает, как ты говоришь, по найму. И если у Юли папа банкир...
        - Он у нее не банкир.
        - Как же! Ты сам только что мне сказал...
        - У нее был отец. И он действительно был банкиром. А потом его убили. Киллер застрелил в прошлом году. Две пули, одна в голову, одна в грудь.
        Опешившая от такого оборота дела Полина заглянула Михе в глаза. Она-то думала, что знает жизнь. А этот мальчишка, только что спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, поведавший ей о киллере, знает о жизни едва ли не больше ее. Он знает о жизни то, что ему в его возрасте знать бы вовсе не следовало.
        И она не нашлась что сказать.
        Глава 35
        - Здравствуйте! - произнес с улыбкой Антон, и Полине тотчас же вспомнился Миха с его обращением на "вы" к своей спутнице.
        - Здравствуйте! - улыбнулась ответно Полина.
        Выходной день. Солнечно. Антон приехал на своем автомобильчике и готов везти Полину - куда?
        - Куда мы сегодня поедем? - спросила она.
        - Вы были в Кикко?
        - А что это такое?
        - Понятно, - сказал Антон. - Значит, сегодня едем туда.
        Уже в машине, когда они ехали по улицам Лимасола, Антон сказал:
        - Кикко - это монастырь в горах. Самый главный, самый богатый и самый, наверное, красивый. Вот только там сейчас не жарко...
        Он с сомнением посмотрел на Полину. На ней были джинсы и футболка. Наверное, совсем неподобающая для весеннего путешествия в горы одежда.
        - Будем возвращаться? - предложила Полина. - У меня дома есть куртка.
        - Купим что-нибудь по пути.
        Полина пыталась возражать, но Антон ее не слушал. Заехали в какой-то магазин, купили для Полины теплый свитер с капюшоном. Пятьдесят кипрских фунтов. Сто долларов. Для Полины это были немалые деньги, а Антон заплатил за покупку так, будто покупал какую-нибудь мелочь - расческу или носовой платок.
        Дорога вырвалась из Лимасола. Прямо перед путниками лежали горы.
        - Это там? - спросила Полина, показывая вперед.
        - Да. Мы будем на самой вершине уже через каких-нибудь сорок минут. Здесь все близко.
        Дорога все время поднималась вверх. Сначала она петляла меж безлесных холмов, пересекала аккуратные и небольшие, в одну-единственную улицу, деревни, а растительности становилось все больше, хвойные деревья подступали вплотную к дороге, здесь уже был настоящий лес, вот очередной поворот, справа взору открылась долина, и теперь Полина обнаружила, как высоко они успели подняться: долина, зажатая меж двух горных круч и заросшая лесом, оставалась далеко внизу, она тянулась до безлесного побережья, а дальше, за желто-зеленым берегом, было видно море, и до него тоже было очень далеко, и всего каких-нибудь двадцать или двадцать пять минут назад Полина с Антоном именно там, далеко внизу, на побережье, и были, и теперь на место своего недавнего пребывания они смотрели с высоты.
        Дорога здесь была неширокая, и, когда из-за очередного поворота, откуда-то сверху, на большой скорости вывернул огромный туристский автобус, Полине показалось, что для их маленькой машинки на дороге уже не остается места, а путь один - с обрыва вниз, но они каким-то чудом разминулись.
        - Хотите узнать, каким должен быть настоящий воздух? - спросил Антон.
        Маленькая площадка с единственной деревянной лавкой была у них на пути. Туда они и свернули. Полина вышла из машины. Холодный воздух, не студеный, а свежий, пах хвоей, он был столь изумительно чист, что его, как подумалось Полине, можно было прописывать взамен лекарств, и этот воздух, без сомнения, был бы полезнее многих микстур и таблеток. Хотелось дышать полной грудью, чтобы этой восхитительной свежестью надышаться впрок.
        А перед ними была долина и великолепный горный пейзаж. Горы, покрытые лесом, теснились, словно им было мало места, а верхушки гор прятались в облаках. Казалось, что облака зацепились за вершины, да так и остались висеть на одном месте, выйдя из повиновения ветру.
        - Я не думала, что здесь будет так красиво, - призналась Полина.
        - Наше путешествие только начинается.
        Сели в машину, причем Полина сделала это не без сожаления - хотелось купаться в этом воздухе, пропитанном запахами хвои, неведомых Полине цветов и свежестью лежащего далеко внизу моря.
        - Когда-то такие леса занимали всю площадь Кипра, - сказал Антон. - Но однажды здесь нашли медь. Чтобы ее выплавлять, требовалось много-много древесины. Так Кипр остался без лесов. Только здесь, в горах, кое-что сохранилось.
        Дорога вывела их на небольшую площадку: маленький отель, торговые лавки, где продавали сладости, киприот держит под уздцы лошадь, ожидая желающих прокатиться туристов. Здесь кое-где лежал снег.
        - Мы почти на вершине горы Олимпос, - сказал Антон. - Самая высокая точка на острове, тысяча девятьсот пятьдесят один метр над уровнем моря. Так что получается, что мы уехали на два километра вверх. Киприоты называют Олимпос "Хионистра", это значит "Белоснежная". Зимой тут действительно много снега. А на саму вершину мы не попадем. Там английская военная база. Англичане установили на вершине Олимпоса радар. Можем посмотреть хотя бы издали.
        Дорога поднималась все выше. Вдруг справа, над верхушками сосен, Полина увидела огромный белоснежный шар. Выше его уже было только небо, затянутое серыми тучами. Сам шар казался декорацией к какому-то фантастическому фильму.
        - Британцы хозяйничали здесь до шестидесятого года, - сказал Антон. - Кипр был их колонией. Потом англичане ушли с острова, но тут остались их военные базы.
        Тут как раз дорога уперлась в ворота. Дальше ехать было невозможно. Из будки за воротами выскочил английский солдат: в берете, в высоких ботинках со шнуровкой, с автоматической винтовкой в руках. Всем своим видом он демонстрировал, что на территорию базы пройти можно только через его труп.
        - Ну-ну, приятель, - усмехнулся Антон, - не доводи дело до международного конфликта.
        Они развернулись на крохотном пятачке перед воротами. Англичанин с хмурым видом следил за их манипуляциями. Подобных вояк Полина прежде видела только по телевизору.
        - А киприоты как же? - спросила она.
        - Что вы имеете в виду?
        - Как они относятся к англичанам?
        - Не любят, - коротко ответил Антон.
        Теперь дорога спускалась вниз, но виделась она неотчетливо. Над асфальтовым покрытием вдруг поплыл какой-то туман, грязно-белые клочья.
        - Вот, - сказал Антон. - На вершину горы наползает туча. Сейчас будет интересно.
        Грязно-белых клочьев становилось все больше, и были они крупнее, чем первые, те, которые проплывали над дорогой какую-нибудь минуту назад. Сильно потемнело. Почему-то стало тревожно. И вдруг грязно-белая пелена закрыла все вокруг, как будто машина двигалась в мутной воде. Антон включил фары. Сноп света уперся в пелену призрачного тумана в каком-нибудь метре от радиатора их машины. Они ехали медленно, почти ползли, и вдруг прямо перед ними из этого молока вынырнула встречная машина, которая тоже ползла со скоростью меньшей, чем скорость пешехода. Они разминулись и тотчас же стали невидимыми друг для друга, хотя сейчас между ними было каких-нибудь пять метров. Казалось, что вокруг нет ничего, кроме этого странного молока, и от разного рода напастей путников защищает только тонкая скорлупа машины.
        Но тут посветлело, и впереди что-то стало угадываться: Полина увидела асфальтовую ленту дороги и белую разделительную полосу на ней, вдруг проступили по сторонам силуэты деревьев, поначалу нечеткие, а машина все катилась вниз и в конце концов выкатилась из этой тучи, которая теперь висела у путников над головами, она плыла над ними клочьями неправильной формы, и казалось, что до этих клочьев можно дотянуться рукой, если как следует постараться и высоко подпрыгнуть над дорогой.
        - О-о-о! - потрясенно протянула Полина. - Мы были там! - И показала рукой вверх.
        А дорога петляла по горам. Теснились на склонах гор кедровые деревья. Маленькие деревушки, через которые они проезжали, были безлюдны, и только припаркованные у домов с закрытыми ставнями машины позволяли предположить, что в тех домах все-таки кто-то есть. Некоторые дома лепились на самом краю обрыва, над пустотой, до дна которой было несколько сот метров.
        - Здесь бывают землетрясения? - спросила Полина.
        - Да, и довольно часто.
        Полина с невольным страхом посмотрела на очередной зависший над обрывом дом, мимо которого они как раз проезжали.
        В тех местах, где дорога подходила вплотную к краю обрыва, далеко внизу внезапно мог открыться великолепный вид на горную деревню: в узкой ложбине, зажатой горами, пестрели крыши невысоких, в один-два этажа, домов, единственная улица прорезала деревню из конца в конец и затем поднималась в горы, завиваясь спиралью, убегая на противоположный склон горы, чтобы появиться вновь с другой стороны, но уже на десятки метров выше.
        То ныряя вниз, то устремляясь вверх, дорога вдруг сделала крутой поворот вправо и, рассеченная надвое невысокой скалой, распалась на два рукава. Антон повернул налево, и их взорам открылась каменная постройка: внушительных размеров здание в несколько этажей, сложенное из разноцветных и разновеликих камней. Над зданием возвышалась ажурная светло-желтая колокольня, рядом с которой развевался бело-синий греческий национальный флаг. Это и была цель их сегодняшнего путешествия.
        - Монастырь Кикко, - сказал Антон. - Ему почти девятьсот лет. Конечно, он не сохранился в первозданном виде, потому что за свою историю четырежды сгорал дотла. Но здесь есть что посмотреть.
        Они вошли в арку и оказались во внутреннем дворе монастыря. Прямоугольной формы двор был опоясан стенами, причем с двух сторон это были крытые галереи. Ровная поверхность двора покрыта плитами. В фигурных каменных кадках растут цветы, их яркий цвет да еще красная черепица монастырских построек только и оттеняют суровую непритязательность каменных стен затерянной высоко в горах монашеской обители.
        - Когда-то весь Кипр был покрыт непроходимыми лесами, - сказал Антон. - И монахи закладывали свои монастыри как можно выше в горах, чтобы пираты, промышлявшие у кипрских берегов, не могли добраться до монастырских сокровищ. Кто только не правил Кипром за последнюю тысячу лет: тут побывали и католики, и мусульмане, и протестанты, а Кикко все равно оставался центром православия на острове. Тут и детей учили, и борцов за свободу острова укрывали. Кикко - это больше, чем просто монастырь.
        Антон увлек Полину за собой к лестнице, ведущей наверх. Они оказались на галерее, по одну сторону которой, внизу, можно было увидеть двор монастыря, который они только что покинули, а по другую сторону вся стена из конца в конец галереи была украшена изумительной красоты мозаиками: на золотом фоне - фигуры святых, с необыкновенным тщанием выполненные неведомым мастером из мельчайших разноцветных элементов.
        Где-то далеко впереди, на примыкающей галерее, мелькнула и исчезла фигура монаха в темном облачении, и снова вокруг никого, да уж не показалось ли Полине, что она кого-то там видела?
        Пустынно и тихо. Только шумит где-то ветер, который гонит над монастырскими крышами клочья туч. И снова кажется, что ты потерялся в этом мире. Вчерашние, еще совсем недавние заботы и неприятности - где они? Не забылись, конечно, но они кажутся сейчас несущественными, мелкими и страшно далекими, потому что здесь так тихо, так спокойно, так близко к небу и так легко угадываются вокруг тени тех, кто жил здесь последние несколько сотен лет.
        Они прошли по галерее, не встретив никого. Повернули, тут был закрытый с обеих сторон коридор, по которому плавал сумрак. Полина невольно сбавила шаг, и тут прямо над ее головой неожиданно гулко ударил колокол. Звук его был так силен, что Полина вздрогнула и непроизвольно схватила Антона за руку, а колокол заполнял гулом все пространство неширокого коридора, и Полина помчалась вперед, увлекая Антона за собой. Они выскочили на галерею, здесь звук колокола не так давил на уши, и Полина смущенно засмеялась.
        - Здесь есть музей, - сказал Антон. - Роскошный.
        Спустились вниз, где под одной из сводчатых арок висело красное полотнище с надписью на английском: "Музей монастыря Кикко". Вошли под арку, дальше дверь, лестница, и в небольшом зале за стойкой кассы - широкоплечий усач в красном расшитом мундире, столь значительный, что мог бы командовать полком, доведись ему выполнять такую почетную миссию. Взгляд у усача был важный, всепонимающий и одновременно, если всмотреться повнимательнее, лукаво-добродушный.
        Входной билет в музей стоил полтора кипрских фунта, да это и не билет был вовсе, а настоящая цветная открытка: на прямоугольнике мелованной бумаги в цвете была воспроизведена икона девятнадцатого века. Полина всмотрелась в изображение, как вдруг усач на чистом русском языке осведомился:
        - Вы из России, ребята?
        Менее всего Полина ожидала обнаружить в нем соотечественника.
        - О-о! - сказала она изумленно. - Так вы наш земляк?
        Только теперь она увидела, что усач в мундире не очень-то похож на киприота.
        - Я с Украины, - уточнил усач. - Учился в Харькове, там женился на киприотке, приехал сюда.
        Уже через минуту они знали, что усача звать Иваном, что сам он из-под украинского города Сумы, что на Кипре они с женой живут в своем доме в небольшой деревне, где четыреста душ населения, и что он работает, но не монашествует в монастыре, а самих монахов здесь не более двух десятков, и времена, когда счет монашеской братии шел тут на сотни, похоже, прошли безвозвратно.
        Иван расспрашивал о происходящем на родных просторах с жадностью человека, покинувшего те просторы давным-давно и безмерно по ним скучающего. Вертел бездумно в руках автоматическую ручку, вздыхал в усы и больше всего, как казалось Полине, не хотел, чтобы эти двое русских, случайно или не случайно заехавшие в далекий горный монастырь, развернулись и ушли по своим делам, оставив его наедине с нахлынувшими вдруг воспоминаниями о далеком доме.
        Тем не менее они в конце концов расстались. Что-то растревожило Полину, но она пока не могла понять, что именно. Антон увлек ее за собой в роскошный зал, вымощенный мрамором. Мягкая подсветка сохраняла в зале полумрак, и только экспонаты в стеклянных витринах были ярко освещены: золотые оклады икон и драгоценные камни в тех окладах, рельефные оклады священных книг, выполненные из чистого серебра, пурпур и золото одеяний церковнослужителей, начищенная до ослепительного блеска церковная утварь.
        Голос Антона совсем рядом:
        - Хотя Кикко и расположен высоко в горах, сюда время от времени все же добирались алчные завоеватели. Полтора века назад монастырь разграбили турки. Для того чтобы вывезти все сокровища Кикко, им пришлось навьючить тридцать два верблюда. И все равно Кикко воскрес. Он и сейчас несказанно богат. На Кипре монастырю принадлежат земли, дома и много чего еще. А до революции у монастыря были свои владения на юге Российской империи. Вы же видите, - Антон показал рукой на сверкающие витрины, - здесь много даров Русской православной церкви, восемнадцатый-девятнадцатый века.
        Только теперь Полина поняла, что ее растревожило во время разговора с усачом - затаенная печаль в его глазах. Он прожил здесь уже немало, гораздо дольше, чем пробыла на Кипре Полина, и это подсказывало ей, что она еще соскучится по дому. Надо лишь дождаться, пока пройдут первые восторги. И тогда непременно вспомнишь, где твой дом.
        В следующем зале были выставлены иконы. По центру мраморного пола была выложена целая картина, от которой площадь пола разбегалась в разные стороны и упиралась в стену, кольцом охватывающую зал, так что вошедший посетитель оказывался как бы внутри поставленного на основание цилиндра, мягко подсвеченного невидимыми светильниками, а над его головой парил расписанный купол, совсем как в церкви. Лики святых, знакомые и незнакомые одновременно, без интереса смотрели на Полину со всех сторон. Слишком многих они повидали за прошедшие столетия, чтобы всерьез заинтересоваться Полиной, и вновь, как совсем недавно, она почувствовала себя пылинкой, крохотной частицей, носимой по земле ветром неумолимого времени.
        - Здесь должна быть церковь, - едва слышно прошептала она.
        Антон молча кивнул ей в ответ. Полина жестом дала ему понять, что хочет попасть туда.
        Церковь поразила Полину роскошью золотого иконостаса, в котором отражалось дрожащее пламя горящих свечей. Служитель в темном одеянии, стараясь оставаться незамеченным, задумчиво перебирал четки. Полина зажгла две свечи, поставила их рядом с другими, уже успевшими оплыть, и долго стояла неподвижно, склонив голову, - печально-тихая. Она вспомнила маму, еще живую, - та улыбалась и гладила дочь по волосам, а Полине было девять или десять лет. Тепло и солнечно вокруг, и руки мамы легки и нежны, прикосновения только угадываются. "Полинушка", - шептала мама, и сейчас Полина любила и маму, и ее руки, и себя, и свое чудесное имя, которое мама с такой нежностью произносила. Потом в ее воспоминаниях появился отец, но он никогда, даже когда Полина была маленькой, Полинушкой ее не называл, ей все это вдруг вспомнилось, она подняла голову и увидела прямо перед собой странного вида икону, на которую не обратила поначалу внимания. Саму икону, собственно, она и не видела, поскольку одна ее половина была прикрыта серебряным окладом, а другая задрапирована материей, так что икона была полностью скрыта от взоров.
        Полина повернула голову и вопросительно посмотрела на Антона.
        - По преданию, апостол Лука собственноручно написал эту икону с самой Богоматери, - сказал Антон. - Она считается чудотворной, и ее лик открывают только в засушливый год, когда икону несут на вершину горы и просят у неба дождя, но и тогда никто не смеет взглянуть на икону.
        - Почему?
        - Боятся страданий, которые неизбежно за этим последуют.
        - Но почему? Почему нельзя ее видеть? Почему нельзя знать, какая она?
        - Может быть, иногда не нужно знать всего, - пожал плечами Антон. - А лучше пребывать в неведении. Иногда ведь знание причиняет неимоверную боль. Человек думает, что лучше все знать, и попросту не представляет, на что он себя обрекает.
        Глава 36
        БЕРИЯ. ЗА ПОЛТОРА МЕСЯЦА
        ДО ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИЙ
        - Так я все-таки не пойму, - сказал Маркелов. - Вот вы девчонку эту похитили, Звонареву, хотели у нее квартиру отнять в счет погашения долга ее отца, ну тысяч сто - сто пятьдесят вы вернули бы, а остальное?
        Он с неприкрытым интересом посмотрел на своего собеседника. Александр Константинович Бериков, или, как его называли друзья, Берия, здоровенный детина лет тридцати, сидел перед ним на стуле, и его руки были скованы наручниками, потому что не далее как несколько дней назад, на предыдущем допросе, донельзя, видимо, расстроенный собственной несвободой, Бериков ни с того ни с сего набросился на не отличающегося богатырским телосложением Маркелова и немного помял того, прежде чем конвой не без труда отбил Маркелова у этого молодца. Берикова в тот раз в воспитательных целях отдубасили резиновыми палками, но наручники на допросе больше не снимали, и еще у дверей теперь дежурил конвоир.
        - А что остальное? - мрачно поинтересовался Бериков.
        - Ты говорил - денег было больше, чем эти сто- сто пятьдесят тысяч, - напомнил Маркелов.
        - Так то не мои, которых больше.
        - А чьи?
        - Я же говорил - не знаю.
        - Ну ты даешь! - восхитился размахом собеседника Маркелов. - Берешь полмиллиона "зеленью" и не спрашиваешь - у кого!
        - Ну, по бизнесу мы, в общем, - сказал осторожно Бериков. - Купил - продал, обычные дела.
        - Обычные - с тем самым человеком?
        - С каким человеком? - изобразил непонятливость Бериков.
        - Ты из меня дурака не делай, - попросил Маркелов. - С тем человеком, который тебе деньги давал.
        - Ну да!
        - Значит, и раньше ты с ним общался?
        - Зачем общался?
        - Ты же говоришь - обычные у вас с ним дела. Да?
        - Да, - вынужден был признать очевидное Бериков.
        - Так как его звать?
        - Гриша, - ответил Бериков, подумав.
        - А фамилия?
        - Фамилию я не знаю.
        - Неужели?
        - Я бы перекрестился, - сказал Бериков. - Только вот наручники мешают.
        - Бог шельму метит! - засмеялся Маркелов. - Ладно, пускай он будет Гриша. Ты давно Гришу знаешь?
        - Недавно.
        - Год?
        - Может, и год.
        - Где познакомились?
        - В кабаке.
        - В каком?
        - Я уже не помню. Я их столько за этот год перевидал...
        - В общем, он к тебе подсел.
        - Кто?
        - Гриша.
        - Точно! - подтвердил Бериков, удивляясь прозорливости своего собеседника.
        А с прозорливостью все было очень просто. Если Бериков не хотел называть фамилию своего компаньона, да еще начинал рассказ с того, что познакомились, мол, в ресторане, то в этом случае Маркелов позицию Берикова мог просчитать заранее: тот Гриша подсел к Берикову сам, и потом всегда на Берикова он выходил тоже сам, и вообще инициатива исходила от него, а Бериков не то что его адреса, но даже и номера телефона не знал...
        - А звонил ты ему куда? - спросил Маркелов.
        - Когда звонил?
        - Когда он тебе нужен был.
        - Не звонил я ему. Номера не знал. Он сам меня всегда находил.
        Да, так и есть. И с этой позиции Берикова не столкнешь, как на него ни дави.
        - А сколько раз он тебе звонил?
        - Несколько.
        - Все по сделкам этим, да? Ну, в смысле - общий бизнес?
        - Да.
        Ловушка уже захлопнулась, но Маркелов сделал вид, что этого не заметил. А вот Бериков точно не заметил. Не знал еще, что уже в клетке.
        - Теперь вот об этом последнем случае, - сказал Маркелов. - Вы с Гришей решили объединить капиталы. Дать Звонареву денег, чтобы он их обернул и с вами потом прибылью поделился.
        - Ну! - нахмурился Бериков.
        Что-то ему во всей этой беседе не нравилось, и Маркелов старательно, но незаметно нащупывал ту точку, прикосновение к которой так ощутимо портило его собеседнику настроение.
        - А что покупать собирались?
        - В смысле? - продолжал хмуриться Бериков.
        - Деньги вы Звонареву на покупку чего давали?
        - Обычное дело, товар всякий.
        - Какой - всякий?
        - Продукты. Он продуктами занимался.
        - А какие продукты?
        - Я в это не лез.
        - А кто лез? Гриша?
        - И Гриша тоже не лез. Тут схема была такая: мы с Гришей даем Звонареву деньги, он их вкладывает в товар, потом товар продает, получает прибыль, прибыль мы делим...
        - Гладко! - оценил Маркелов.
        У него был такой вид, будто он хотел сказать: так вот, оказывается, как легко люди деньги зарабатывают, ведь все очень просто, и как же это я, недотепа этакий, еще не додумался до таких простых вещей, чтобы тоже, значит, как все умные люди, на "Мерседесе" ездить. Но вслух он ничего такого, конечно же, не сказал.
        - И вот Гриша приехал к тебе с деньгами, - стал восстанавливать картину недавних событий Маркелов. - Сколько их было, кстати, этих денег?
        - Я же все показал на прошлом допросе! - нахмурился Бериков. - Вы меня проверяете, что ли?
        - Ах да! - вспомнилось Маркелову. - Двести пятьдесят было твоих, да Гриша пятьсот пятьдесят добавил. Верно?
        - Ну!
        - И как вы их к Звонареву повезли? В карманах?
        - В чемодане.
        - О! - округлил глаза Маркелов. - Целый чемодан денег! А как он выглядел, этот чемодан?
        - Обыкновенно выглядел. Из пластмассы. Черный.
        - "Дипломат", что ли?
        - Вроде как "дипломат". Только больше по размерам.
        - А ты покажи, - попросил Маркелов.
        - Что показать?
        - Размеры покажи.
        Бериков скованными руками отмерил на крышке маркеловского стола приблизительные размеры.
        - Понял? - сказал Маркелов дежурившему у двери конвоиру. - Вот какие размеры имеет счастье в денежном выражении.
        Он вздохнул, демонстрируя печаль несбыточной мечты о счастье.
        - Значит, потом вы с этим Гришей поехали к Звонареву...
        - Ни с каким Гришей я к Звонареву не ехал.
        - Неужели без Гриши?
        - Ну!
        - Как и в прошлые разы?
        И опять Бериков напрягся.
        - Да, - сказал он после некоторой паузы.
        - Ты отвез Звонареву чемодан с деньгами... Какое это число, кстати, было?
        - Ну разве я помню?
        - А ты подумай.
        - Зима.
        - Зима - хорошее число, - с серьезным видом оценил Маркелов. - Может, ты еще и месяц вспомнишь?
        - Ноябрь.
        - Ноябрь - это осень.
        - В ноябре был снег.
        Так что по Берикову получалось, что зима.
        - Хорошо, пусть будет ноябрь, - сказал Маркелов. - А когда Звонарев должен был деньги отдать?
        И снова пауза в разговоре.
        - Забыл? - участливо осведомился Маркелов.
        - Щас, - пообещал Бериков. - Щас я вспомню!
        Он запутывался все больше. Потому что вся его история была шита белыми нитками.
        - А может быть, - вкрадчиво произнес Маркелов, пытливо глядя в глаза своему собеседнику, - никакие такие продукты Звонарев на ваши деньги и не пытался закупать? Может, вы подо что-то другое его деньгами ссужали?
        - Это не мой вопрос! - быстро ответил Бериков и даже вскинул скованные руки, будто защищался. - Я ему деньги дал, а на что он их там тратит - это меня не волнует! Мне лишь бы он все с процентами вернул!
        - Оно и правильно! - неожиданно легко согласился Маркелов. - Тебе-то что, действительно, за забота!
        Обернулся к конвоиру:
        - Забирай его, пожалуй. На сегодня он мне больше не нужен.
        Бериков с готовностью поднялся со стула. Было заметно, что он испытывает немалое облегчение оттого, что их сегодняшняя беседа с Маркеловым завершилась.
        - А в прошлый раз сколько денег Гриша дал? - вдруг спросил Маркелов, когда его собеседник вопросов уже не ждал.
        - Что? - растерялся Бериков.
        А Маркелов не дал ему прийти в себя. Толкнул несильно в грудь, Бериков хлопнулся на стул, и Маркелов, склонившись над ним, с безжалостной сталью во взгляде четко повторил вопрос:
        - Сколько денег Гриша дал в прошлый раз?
        Каждое слово он произносил четко, и это было как удар за ударом.
        - Десять! - быстро ответил Бериков.
        - Десять - чего?
        - Тысяч. Долларов. Десять.
        Маркелов на все сто был уверен в том, что этот неведомый Гриша и прежде имел с Бериковым общие дела, Бериков сам об этом проговорился чуть ранее. Но вот сумма, которую Гриша вложил в их общий бизнес, была нелепо мала.
        - Десять тысяч? - усомнился Маркелов.
        На этот раз Бериков, хотя у него и были скованы руки, исхитрился перекреститься. Было видно, что сегодня ничего путного из него уже не вытянешь. Слишком мало у Маркелова информации, надо бы еще что-то поискать, прежде чем с Бериковым дальнейшие беседы вести.
        Вот как раз тогда Маркелов и решил встретиться с Червяковым, бывшим коммерческим директором звонаревской фирмы.
        Глава 37
        - Тут везде русская мафия, - совершенно серьезно сказал Фидиас.
        Он вел машину по пригородам Лимасола и одновременно посвящал Полину в особенности здешней жизни. У Полины до сих пор не было своей машины, и Фидиас иногда выручал ее - либо давал свою машину, либо подвозил, если было по пути. Этот пожилой киприот нравился Полине. Иногда он был ребенок ребенком, а потом вдруг наступал момент, когда в лукавом взгляде угадывалась такая мудрость, которой сама Полина и не надеялась когда-нибудь достичь.
        - Вот эти дома, - показал Фидиас на аккуратные особняки за столь же аккуратными оградами в метр высотой, - они же все принадлежат русским.
        - Так уж и русским? - не поверила Полина.
        - Ну, не все, конечно, - неохотно поправил сам себя Фидиас, признавая, что перегнул палку. - Но очень многие. Я тоже купил себе дом, это правда, но я купил его в кредит и остаюсь должен банку кучу денег. Ты понимаешь, Полина, тут весь остров живет в долг. Каждый киприот, от младенца до старика, в среднем должен кипрскому банку пятнадцать тысяч долларов. Жизнь в кредит. Как отдавать эти деньги, как погашать кредит - этого никто не знает, но все об этом помнят. Я тоже помню, Полина. Я по ночам иногда плохо сплю. Ведь я еще остаюсь должен почти двадцать тысяч фунтов. Сорок тысяч долларов. И вот приезжает русский, выбирает себе жилье... Причем жилье не такое, как у меня, Полина! Намного лучше! Он выбирает себе виллу с бассейном и платит за нее пятьсот тысяч долларов. Сразу! Без кредита! Наличными!
        Фидиас на мгновение выпустил руль и воздел руки кверху, призывая небо в свидетели.
        - Причем он не торгуется, Полина! Мне иногда даже кажется, что русские не знают, что такое "торговаться". У меня есть друг. Он хороший человек. Раньше жил в Кирении. Ты знаешь Кирению?
        - Нет.
        - Это город на севере Кипра. У него там был дом, была своя строительная фирма. Потом наступил семьдесят четвертый год. Тебе что-нибудь говорит эта дата?
        - Нет. В том году меня еще не было на свете.
        - В семьдесят четвертом году на севере Кипра высадились турецкие солдаты. Они заняли Кирению, Фамагусту и часть столицы, Никосии. Греков убивали. Мой друг бежал в Лимасол. Он и здесь не пропал. Организовал новую фирму, стал строить дома. Он заработал много денег, Полина, и все это время он ждал, когда же Кипр снова станет единым и он сможет вернуться в Кирению. Прошло двадцать пять лет, он понял, что может не дождаться того момента, когда снова увидит свой дом. И он решил построить дом здесь, в Лимасоле. Он хороший строитель, дом он строил для себя, я был у него в гостях, и я тебе скажу, Полина, - это очень хороший дом. Лично у меня никогда такого не будет, потому что моему другу тот дом обошелся в шестьсот тысяч американских долларов. И вот когда я был у него в гостях, - при этих словах глаза Фидиаса округлились, он и сейчас, похоже, заново испытывал то же чувство потрясения, - ему позвонил какой-то русский. Русский откуда-то узнал про дом моего друга и хотел тот дом купить. Мой друг сказал ему, что дом не продается. И знаешь, что ему ответил русский?
        Фидиас посмотрел на Полину так, будто только что загадал ей очень мудреную загадку.
        - Он спросил, сколько ваш друг хочет за свой дом? - высказала предположение Полина.
        - Нет! - торжествующе воскликнул Фидиас. - Он даже не стал спрашивать - сколько! Он сразу сказал, что платит за дом миллион! Долларов! И может заплатить наличными!
        Фидиас перевел дух.
        - И мой друг продал дом! - сказал он. - Потому что никогда прежде ему не предлагали таких выгодных сделок. Он сказал мне: "Понимаешь, Фидиас, я ведь за шестьсот тысяч долларов построю себе точно такой же. И еще у меня останется четыреста тысяч". И ведь он прав!
        Полине нечего было возразить на это.
        - Русские никогда не торгуются, - сказал Фидиас. - И покупают дома с такой поспешностью, будто это последнее, что есть в наличии, будто здесь ничего и никогда больше строить не будут.
        - Может быть, сейчас уже не так, - высказала осторожное предположение Полина. - У нас был дефолт, многие разорились, сейчас деньгами уже не так швыряются.
        - Даже если завтра все русские поголовно обнищают и у них на всех не наберется и сотни долларов, все равно то, что было, - Фидиас показал на роскошные особняки за окном машины, - все эти покупки за наличные, эти сумасшедшие прибыли торговцев недвижимостью, эти чемоданы денег, все это еще долго не забудется. Это обрастет легендами и будет вспоминаться, как сказка. Мы, киприоты, не умеем жить так, как вы, - признался Фидиас. - Поэтому русских мы запомнили надолго.
        По нему сейчас невозможно было определить, приятными ли будут эти воспоминания. Изумительными - это точно.
        - Я недавно ездил к брату, - сказал Фидиас. - Он живет в районе Пафоса. Так там один русский купил себе дом. Очень большой дом. Он отдал за него четыреста тысяч. Этот русский - он депутат вашего парламента. Как у вас называется парламент?
        - Дума, - по-русски назвала Полина.
        - Дума, - старательно повторил Фидиас.
        - Он тоже платил наличными?
        - Нет, деньги перевели со счета на счет, а дом якобы принадлежит не ему, а одной фирме. Но здесь же все друг друга знают! И все знают, что дом принадлежит ему, а не этой фирме! Ты скажи, Полина, у вас депутаты так много зарабатывают, что могут купить дом за четыреста тысяч?
        - Ну, наверное, - без особой уверенности ответила Полина.
        Фидиас покачал головой. Лично он про столь большие зарплаты народных избранников никогда прежде не слышал.
        Некоторое время они ехали молча.
        - Недавно ко мне пришел один русский, - вдруг сказал Фидиас, старательно глядя на дорогу прямо перед собой. - Он предложил мне делать бизнес вместе. Он знает, что никогда не будет главным в моем бизнесе. У нас такие законы, Полина, что за мной, как за киприотом, всегда будет оставаться последнее слово. И все равно он согласен. Он вкладывает деньги...
        Фидиас помолчал, поразмыслил, после чего нашел более точную формулировку:
        - Он вкладывает большие деньги...
        В этом, наверное, и было все дело - что деньги были большие. И у Фидиаса сейчас был вид человека, который, не будучи уверенным в правильности собственных поступков, все-таки не удержался, поддался искушению.
        - Хотя он эти деньги мог бы вложить с большей пользой где-нибудь в другом месте, - честно признал Фидиас. - И он не ставил мне никаких особенных условий. Только сказал, что менеджером в магазине должна быть его знакомая. Но она и твоя знакомая тоже.
        Фидиас повернул голову и внимательно посмотрел на Полину, словно хотел спросить: как тебе это нравится? И Полина догадалась. Потому что у нее и у Фидиаса общая русская знакомая на сегодняшний день была одна-единственная, и все прочие варианты отсутствовали.
        - Тетя Галя? - уточнила Полина, все еще не веря до конца.
        - Галина, - кивнул Фидиас.
        А мысль у Полины устремлялась дальше, и логическая цепочка уже выстраивалась сама собой.
        - А этот русский, который к вам приходил, - сказала Полина, - как он выглядит? Невысокий, у него волосы пшеничного цвета, веснушки на лице, а на руках, вот тут и тут, - она показала, - татуировки.
        - Да, - подтвердил Фидиас с обреченным видом. - И он был похож на русскую мафию.
        Этому лукавому киприоту, типичному сыну своего народа, деньги нравились, которые тот русский предложил, а сам русский ну никак не мог понравиться. Такая вот проблема.
        Теперь все вставало на свои места. Магазином, где работала Полина, по одному ему только известным причинам заинтересовался Александр Александрович Прокопов, несостоявшийся недавний Полинин шеф, странный знакомый тети Гали, который вообще-то был мало похож на добропорядочного предпринимателя, а больше походил (тут Полина была на все сто согласна с Фидиасом) на представителя структур, к которым крепко-накрепко приклеилось определение "криминальные".
        Глава 38
        А про тысяча девятьсот семьдесят четвертый год Полина очень скоро услышала еще раз. Антон повез ее в Никосию, столицу Кипра. Машину они оставили на муниципальной стоянке, с одной стороны ограниченной почти вертикальной, облицованной камнем стеной высотой в несколько этажей. Эта стена подпирала склон, а поверху, мимо пальм и невысоких домов, тянулся поток машин.
        - Это укрепления венецианцев, - сказал Антон, указывая на камень стен. - Они возводили их целых три года. Если посмотреть на старый город сверху, то укрепления опоясывают его почти правильным кольцом. Здесь было всего трое ворот, но зато целых одиннадцать бастионов. Венецианцы думали, что это каменное кольцо протяженностью в пять километров их защитит. Но в тысяча пятьсот семидесятом году на остров высадились турки. Эти укрепления они осаждали полтора месяца, потом им удалось прорваться у бастиона, который называется Констанца, это вон там, где видна мусульманская мечеть...
        Тонкий карандаш минарета устремлялся в небо.
        - Мечеть называется Байрактар. Кажется, это переводится как "Знаменосец". Турецкий знаменосец был первым, кто ворвался на бастион. Он погиб, но удержаться венецианцам уже не удалось. Город пал.
        Они поднялись по лестнице к улице, запруженной машинами. Типичный средиземноморский город. Невысокие дома, первые этажи которых сплошь заняты магазинами, торгующими часами, сувенирами для туристов, канцелярскими принадлежностями, продуктами, картинами местных художников, тут же отделения банков, здание местной почты, и кругом - смуглые лица людей, потомков тех, кто здесь жил и сто, и двести, и тысячу двести лет назад.
        От запруженной машинами дороги, проложенной вдоль венецианских укреплений, ответвлялась пешеходная улица. Аккуратно уложенная брусчатка, витрины многочисленных магазинов и выставленные прямо на улицу столики кафе - все такое туристически-беззаботное, стандартно-зализанное, привычно похожее на десятки и сотни подобных улиц, где бывает много туристов, где в воздухе стоит разноязыкий гомон и где иногда, если лукаво позволишь самому себе на мгновение якобы забыть, что за город принял тебя в свои объятия, можешь без труда сделать вид, что действительно не помнишь, и это будет простительно - ибо те же торговые фирмы открыли здесь свои магазины, и те же торговые марки мелькают тут и там, и тот же дизайн помещений, увиденных сквозь распахнутые настежь двери, и даже эти двери из стекла и пластика те же, что можно увидеть на оживленных, заполненных туристами улицах Барселоны, Генуи или Праги.
        Думая безотчетно об этом, Полина шла по залитой солнечным светом и теплом брусчатке, как вдруг впереди ее взору открылась стоящая поперек улицы стена. Стена перегораживала неширокую в этом месте улицу, и хотя наверх вела лестница, было понятно, что по лестнице можно подняться только для того, чтобы посмотреть, что там, за стеной, но ни в коем случае не преодолеть стену, и чтобы было еще доходчивее, по-видимому, у выкрашенной в синее будки стоял кипрский солдат в камуфляже и с автоматической винтовкой в руках.
        Туристы поднимались по лестнице, смотрели куда-то за стену, переговаривались вполголоса.
        Полина вопросительно посмотрела на Антона.
        - Эта улица называется Ледра, - сказал Антон. - Когда-то ее без помех можно было пройти из конца в конец...
        Они поднялись по лестнице, и в узком проеме, похожем на бойницу, Полина увидела продолжение Ледры: сразу за стеной улица теряла свой лоск, вместо аккуратно уложенной брусчатки там была сорная трава, дома по обеим сторонам улицы смотрели пустыми глазницами окон, штукатурка стен покрылась паутиной трещин и во многих местах осыпалась, кое-где у домов провалилась крыша - так выглядит город, когда-то давно оставленный его жителями. А людей за стеной действительно не было. Пустынный пейзаж. Пейзаж после битвы. Мертвая в этом месте улица тянулась метров сто, а дальше она была перегорожена еще одной баррикадой, над которой развевался красно-белый турецкий флаг.
        - Это разделительная полоса, - негромко произнес Антон. - Буферная зона. Турки высадились на остров в шестнадцатом веке и правили здесь триста лет. Потом их сменили англичане. Но турецкая община на Кипре осталась. Жили вроде бы вместе, но в то же время врозь. Уже в этом веке, в шестидесятом году, англичане предоставили Кипру независимость. И между греками и турками начались раздоры. Каждый мыслил дальнейшую жизнь по-своему. Сначала это были просто споры, потом началась стрельба. Часть здешних греков выступила за объединение с Грецией. Турки испугались возможных притеснений. Континентальная Турция прислала на остров войска. За несколько дней их армия захватила сорок процентов территории острова. И даже столицу, Никосию, разделили пополам. Прямо здесь, - Антон показал на безлюдный отрезок улицы. - Это было в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году. С тех пор есть как бы два Кипра: южный - греческий и северный - турецкий. Между ними разделительная зона и войска ООН.
        - Теперь они живут раздельно?
        - Да. Грек не может перейти на ту сторону, турок не может перейти на эту. Здесь есть единственный на весь остров переход из одной зоны в другую, я потом вам его покажу. Им можно воспользоваться, только если вы дипломат, или сотрудник миссии ООН, или иностранный турист.
        - Я иностранный турист! - с готовностью отозвалась Полина.
        - Значит, при желании вы сможете попасть в северный Кипр, - засмеялся Антон. - У вас есть право, которого не имеют даже местные жители, коренные киприоты.
        Они отошли на полсотни метров от перегородившей улицу баррикады, которая теперь оставалась у них за спиной, прямо перед ними лежала пешеходная Ледра, а вправо ответвлялась узкая улица, где не было видно ни магазинов, ни кафе.
        - Если пойти по этой улице, - сказал Антон, - можно выйти к тому самому переходу, что ведет в турецкую зону.
        - Чек-пойнт "Чарли"?
        - Что, простите?
        - Так, кажется, в Берлине назывался переход из восточной в западную часть. Когда еще была Берлинская стена.
        - Да, что-то вроде того, - согласился Антон. - Кстати, после объединения Германии единственная столица в мире, которая осталась разделенной, - это Никосия.
        Полине вдруг захотелось увидеть тот переход. Она увлекла Антона за собой. Они покинули Ледру и теперь шли по пустынной улице: двери домов там были закрыты, за окнами не рассмотреть ничего.
        - Там, куда мы идем, когда-то был отель, - рассказывал Антон. - Он назывался "Ледра-Палас". Когда Никосию разделили надвое, отель оказался прямо в разделительной зоне, между греками и турками. Сейчас в том отеле расквартированы ооновцы, а переход на ту сторону как раз в районе "Ледра-Паласа".
        Они вдруг вышли к ооновскому посту. Молодые парни в камуфляже и голубых беретах не проявили к ним интереса. Пост остался позади, и снова потянулись безлюдные улицы. Где-то совсем близко шумел процветающий город, а здесь жизнь замерла. Покрытые многолетней пылью стекла окон, потемневшие от времени бронзовые ручки дверей, которые никто, кажется, уже давно не открывал. Разделительная полоса все время оставалась справа. Она проявляла себя то вдруг возникшим где-нибудь в узком переулке нагромождением мешков с песком, то красноречивым знаком, запрещающим фотографировать, то внезапно открывшимся взору отрезком улицы, где в окнах домов не было стекол, а обветшавшие стены хранили следы выпущенных еще четверть века назад пуль.
        То тут, то там на стенах домов они видели стрелки, указывающие им направление движения вдоль буферной зоны. В конце концов они вышли к улице, где не было пешеходов, но катились машины, обогнули очередной бастион, по верху которого тянулось ограждение из металлической сетки, а за той сеткой стояли смуглые парни и смотрели вниз, на дорогу, где шли Полина и Антон. В лицах парней не угадывалось эллинского, зато легко прочитывалось восточное. В душе Полины шевельнулась догадка, но она не успела ни о чем спросить Антона, он ее опередил, бросив короткое:
        - Турки!
        Здесь турецкая зона вплотную подходила к греческой. Турок и Полину с Антоном разделяли какие-нибудь пятнадцать или двадцать метров.
        Дорога все время теперь забирала вправо, вот очередной поворот, и их взорам открылся пункт перехода: одноэтажный павильон, дорога перерыта бетонными заграждениями, остался лишь неширокий проезд, полощутся на ветру греческий и кипрский флаги, а слева от дороги, уже где-то за заграждениями, высится светло-коричневое здание.
        - Это и есть "Ледра-Палас", - сказал Антон.
        - И туда можно пройти?
        Антон посмотрел на часы. Половина двенадцатого.
        - Пожалуй, да. С восьми утра до часу дня иностранный турист может уйти на ту сторону. Вот здесь показываешь полицейскому свой паспорт, - Антон кивнул на остекленный павильон, - и дорога открыта. Главное - вернуться с турецкой стороны до пяти вечера. Иначе назад не пустят.
        - И что же тогда делать?
        - Возвращаться домой через Турцию, - засмеялся Антон. - Из Фамагусты до турецкого порта Мерсин ходит паром.
        Глава 39
        У Антона, как успела заметить Полина, был изумительный дар создавать настроение. Только что они говорили о грустном, и до сих пор не затянувшиеся следы не такой уж далекой по времени войны совершенно не располагали к веселью, а вот Антон бережно, но уверенно взял Полину за руку, увлек за собой, провел по пустынной улице, снова они оказались на Ледре, прошли ее от мрачноватой, хотя и была она белого цвета, стены-баррикады до начала Ледры, повернули налево, прошли переулками и вдруг - о чудо! Таких улиц в городах не бывает и таких домов не бывает, и ресторанов, и магазинов таких - тоже. Потому что все очень аккуратное, просто до неправдоподобия, и миниатюрное, тоже до неправдоподобия, и если уж улица, то она узка и коротка, как будто и не улица это вовсе, а выстроенный талантливым декоратором макет, и если дома стоят на той улице, то выкрашены они веселенькой белой да желтой красками, а прикрывающие окна ставни, набранные из деревянных планок, намеренно, для контраста, коричневые или черные, да еще покрыты поверх краски лаком. Фонари ажурные, деревья стоят редко, но как раз там, где их тень больше
всего нужна. Столы крохотных, как крохотен и весь этот чудный квартал, ресторанчиков покрыты где красным, где просто пестрым, и это тоже добавляет веселых красок, и когда все это видишь, понимаешь, что это и есть самый настоящий старый город, только намеренно приукрашенный какими-то умными и добрыми людьми специально для того, чтобы поднять градус настроения у всякого, кто тут, специально ли, случайно ли, окажется.
        - Лайки Гетонья, - сказал Антон голосом человека, которому привычно дарить подарки, и иногда, так уж случается, таким подарком благодаря ему может оказаться испытанный восторг и хорошее настроение. - Что в переводе означает просто "Соседний квартал". Киприоты взяли один квартал в старом городе и сделали из него конфетку. Специально для туристов.
        В здешних лавках, крохотных, как и все здесь, но заполненных под завязку всякой всячиной, можно было купить все, что душе угодно, а по сказочным улицам сказочного города плыли запахи блюд, которые невидимые повара уже успели приготовить.
        Полина уже успела забыть о грустном, зато ей вспомнилось, что она голодна, а Антон, подтверждая свою репутацию хорошего и надежного спутника, тут же догадался о ее желаниях. Ресторанчиков здесь было немало, и повсюду зазывно улыбались смуглые официанты, сесть можно было за любой столик, но Антон увлек Полину в одно ему известное место, они свернули туда, где был как бы небольшой дворик, деревянные лестницы поднимались вверх, а перед теми лестницами расставлены столы, и это, как оказалось, и было то, что нужно.
        - Позвольте, я сегодня сам сделаю заказ, - попросил Антон. - Я знаю, чем вас угостить.
        Подошедшего официанта он попросил принести нечто такое, название чего Полина не сразу уловила на слух, и она даже переспросила, что там такое их ждет.
        - Емиста, - сказал Антон. - Или гемиста, тут по-разному произносят. Национальное кипрское блюдо.
        - Что это такое?
        - Может, не надо? - будто бы неуверенно сказал Антон. - Пусть принесут. А то я начну вам рассказывать, а вы, не ровен час, голодны...
        - Я очень выдержанная! - оценила собственные способности Полина.
        - Извольте, - сказал с усмешкой Антон. - Сейчас вы получите полную информацию о том, как это блюдо готовится. Берем свежие помидоры посочнее, вычищаем внутреннюю часть; то, что было внутри, пропускаем через мясорубку и полученное добавляем вместе с сырым рисом в кастрюлю, где уже тушится в растительном масле мелко нарезанный лучок. Причем масла жалеть не надо, а чтобы рис, которого у нас там граммов двести, получше распарился, еще и водички немного туда плеснем и будем все это тушить, периодически помешивая, минут тридцать, а уже в самом конце добавляем туда соль, молотый перец, мелко нарезанные укроп, петрушку и любую другую вкусную и пахучую травку.
        Тут Полина поняла, что о собственной выдержанности она была излишне преувеличенного мнения. Хотя она еще держалась.
        Но это было еще не все, как оказалось.
        - Считайте, что начинка уже почти готова, - сообщил Антон. - Осталось только добавить сюда мясной фарш. Примерно столько по объему, сколько у вас в кастрюле рисово-овощной начинки.
        - Начинки? - ухватилась за это слово Полина. - Значит, всем этим фаршем надо что-то начинить?
        - Ну конечно! Вы забыли, что мы вычищали помидоры. У нас же осталась наружная, без внутренностей, часть помидоров. Вот их мы начиняем, сверху на фарш каждого из помидоров укладываем по ложечке майонеза, накрываем каждый помидор срезанной прежде "крышечкой", ну, это то самое место, которым помидор крепится к стеблю, ведь для того, чтобы помидор вычистить внутри, нам надо было эту "крышечку" "открыть", то есть срезать ее ножом. А дальше все просто. Противень заливаем растительным маслом, укладываем на противень фаршированные помидоры, добавляем немного воды, чтобы все это парилось, и ставим в духовку часика на полтора. Да, чуть не забыл - меж помидоров раскладываем нарезанную соломкой картошку, причем эту соломку предварительно вываливаем в тарелку с растительным маслом, чтобы она потом в духовке запеклась до золотистости...
        Глава 40
        - Галина Петровна, вы ведь работали у Звонарева главным бухгалтером?
        - Да.
        У женщины тревожный взгляд. Что-то там такое милиция ищет в звонаревской фирме, а всегда первым делом куда они свой нос суют? В бумаги бухгалтерские, это и ежу понятно. И главный бухгалтер, получается, все время балансирует на грани. Все, что хочешь, с ним может случиться.
        - А сынуля ваш случайно не по маминым стопам решил пойти? - осведомился Маркелов с понимающей и доброжелательной улыбкой. - Не на бухгалтера учится?
        - Нет, он у меня по врачебной части.
        Заныло материнское сердце. Если с нею какая беда приключится, сын останется один.
        - По врачебной - это хорошо, - оценил Маркелов.
        Женщина не верила ни единому его слову. Улыбается и о сыне расспрашивает, а у самого в душе ничего доброго. И про сына, наверное, он не просто так вспомнил, а чтобы намекнуть собеседнице, что надо бы ей быть посговорчивее да пооткровеннее, помочь, в общем, следствию, а то ведь сын, не ровен час, без матери останется и будет, бедолага, ей передачки носить.
        - Да вы успокойтесь, - сказал участливо Маркелов и плеснул в стакан воды. - Выпейте вот.
        Галина Петровна выпила воду, а когда подняла глаза, встретилась взглядом с Маркеловым. Тот смотрел на нее цепко и хищно. Женщина закашлялась. Маркелов не отвел взгляд.
        - Вы можете мне сказать, какой был процент черного нала? - спросил он. - Какая доля денег крутилась в звонаревской фирме без документального оформления?
        - Я не в курсе.
        - Я вас посажу.
        - Что?!
        - Я вас посажу, - спокойно повторил Маркелов. - Если вы мне не поможете.
        По нему было видно - точно посадит. Он из тех людей, у кого нет ни малейшего представления о сострадании.
        - Я не совсем поняла вопрос, - запаниковала Галина Петровна.
        - Повторяю. Какой процент от проходящих через Звонарева денежных сумм составлял черный нал, то есть не учтенные, не оформленные документально деньги?
        Пауза. Женщина еще колебалась.
        - Вы знаете примерный объем этих сумм, - сказал Маркелов, чтобы помочь ей решиться. - Поскольку вам приходилось на неучтенный товар составлять липовые накладные.
        Они и это, оказывается, уже знали. У Галины Петровны не выдержали нервы, и она заплакала. Плакала горько, потому что и себя ей было жалко, и боялась тюрьмы, и за сына переживала. Маркелов молча пережидал паузу.
        - Он дал мне понять, что уволит, - сквозь слезы сказала женщина.
        - Звонарев?
        - Да, Звонарев. Я составляла бумаги, но что я могла сделать?
        - Ничего, - искренне подтвердил Маркелов. - А иначе он вас просто уволил бы. Я не собираюсь преследовать вас за те злосчастные бумаги. Это все звонаревские грехи, если разобраться, а его уже нет, так при чем же тут вы.
        Женщина подняла заплаканное лицо и посмотрела на своего собеседника с робкой надеждой.
        - Мне те бумаги ни к чему, - подтвердил собственную позицию Маркелов. - Я только хочу знать про черный нал. Сколько его было.
        - Примерно четверть.
        - От всех денег?
        - Да.
        - Эта цифра колебалась?
        - Незначительно. Когда-то это было двадцать процентов, когда-то тридцать. Но в среднем - двадцать пять. Звонарев как-то сказал мне, что никогда нельзя зарываться. Он сказал, что тот, кто хапает помногу, в конце концов сгорает. А уцелеет только тот, кто знает меру.
        - Он был осторожный человек?
        - Очень.
        - Итак, больше двадцати пяти - тридцати процентов он никогда черным налом не проплачивал.
        - Да.
        - Значит, в последний раз, незадолго до его гибели, предполагалось закупить продуктов примерно на три миллиона долларов, - высказал предположение Маркелов.
        - Какие три миллиона? - округлила глаза женщина.
        Ее изумление, кажется, было искренним.
        - Ну как же! - с прежней уверенностью в голосе сказал Маркелов. - Звонарев получил от своих компаньонов восемьсот тысяч долларов, которые предполагалось вложить в товар. Поскольку наличка всегда составляла одну четвертую часть от общей суммы, восемьсот тысяч умножаем на четыре и получаем те самые три миллиона с хвостиком.
        - Мы никогда за один раз такие суммы не осваивали! - прижала руки к груди Галина Петровна. - Эта сумма выглядит совершенно фантастической!
        Маркелов ей верил. Потому что уже успел перелопатить бухгалтерские документы звонаревской фирмы и знал, что никогда за один раз Звонарев не закупал товара на три миллиона долларов. Масштаб у него был не тот.
        - Странная получается картина, - сказал Маркелов. - Может быть, Звонарев на этот раз хотел всю партию товара взять за наличные? За эти самые восемьсот тысяч? А?
        И посмотрел вопросительно на собеседницу. Та замотала головой.
        - Нет? Или не знаете?
        - Я не знаю, - ответила Галина Петровна.
        - И он даже не разговаривал с вами на эту тему?
        - Нет.
        А прежде он с ней эти вопросы обсуждал. Потому что она должна была подготовить липовые накладные. И вот он взял в долг восемьсот тысяч, явно собираясь пустить их в дело, а о накладных ни гугу. Что же он такое собирался закупать, на что накладные не нужны?
        - Звонарев только продуктами торговал?
        - А чем же ему еще торговать?
        - Ну, я не знаю. Какой-нибудь антиквариат, к примеру. Или сделки с недвижимостью. Или торговля оружием. Оружием Звонарев не приторговывал случайно? - с надеждой в голосе осведомился Маркелов.
        - Упаси боже! - испугалась женщина.
        Да, про оружие это все чепуха, конечно. Он осторожный был мужик, этот Звонарев. Не стал бы подобными глупостями заниматься.
        - Вы должны вспомнить, - сказал Маркелов. - Вспомнить все до мельчайших подробностей, о чем говорил Звонарев в последний месяц перед своей гибелью. Еще вы должны вспомнить, что за люди к нему приходили в эти тридцать дней. Вот Гришу вы, к примеру, знали?
        - Какого Гришу?
        - Который вашему шефу ссудил полмиллиона долларов.
        - Нет, Гришу я не знала.
        - И про полмиллиона не слышали?
        - Не слышала.
        Маркелов готов был ей поверить. Но очень не хотелось верить. Потому что ему не у кого больше было узнать, кто же доверил покойному Звонареву полмиллиона долларов и на какие цели. Что такое Звонарев собирался купить, на что ему не требовались накладные и что потом исчезло бесследно. Или бесследно исчез не товар, а те деньги, которые для покупки товара предназначались?
        - Новые люди в окружении Звонарева появлялись? - спросил Маркелов. - Ну вот кто-то такой, кого вы не видели в его кабинете раньше.
        - Можно проверить.
        - Как?
        - По журналу, - ответила Галина Петровна. - У нас охрана журнал вела. Отмечали всех, кто приходил в офис. С паспортными данными, все как положено. Так что можно посмотреть, кто нас в последний месяц посещал. Там все данные. Очень просто выяснить.
        - Да, я смотрел тот журнал, - заскучал Маркелов. - Ничего интересного. А могло быть так, что к Звонареву кто-то приходил, а его в журнал не внесли? - поинтересовался он с затаенной надеждой.
        - Как же так - не внесли? - не поняла женщина.
        - Кто-то из тех, кого уже давно знают. Кто не один раз к вам приходил. Ну и чего его в таком случае записывать?
        - Нет, это невозможно.
        - Почему?
        - У нас главный над охранниками - Сергей Сергеич. Он раньше в органах служил. Очень серьезный мужчина. Он все так поставил, что и муха не пролетит. Все и всегда у него в порядке, в том числе и бумаги. И главное требование у него было - чтобы всех входящих фиксировали.
        Никаких сомнений в том, что так все и было. Маркелову вспомнилось, что в том журнале, о котором упомянула только что Галина Петровна, были записи и о ее сыне. Пришел мальчишка-студент к матери, она тут главбухом, не последний человек, да и он не раз уже захаживал, должны были бы его запомнить, а все равно делали, как начальник приказал: кто, к кому, когда пришел, когда ушел, да еще и данные паспорта фиксировали.
        - А вот странно, - вдруг вспомнилось Маркелову. - Ваш сын всегда записывался к вам, когда фирму навещал, а однажды - я на это внимание обратил - записался к Звонареву.
        Маркелов с интересом посмотрел на женщину: как же так, мол, действительно к Звонареву сын ходил или же что-то там охрана перепутала?
        - Ходил, - подтвердила Галина Петровна. - Олег Игоревич, покойный, знал, что мой Андрюшка в медицинском учится. И как-то раз попросил, чтобы Андрей его проконсультировал.
        - Приболел Звонарев, что ли?
        - Нет. Он ядами заинтересовался.
        - Ядами?! - напрягся Маркелов, и у него такой вид был, будто он спал-спал и вдруг проснулся.
        - Змеиный яд, - сказала Галина Петровна.
        - А зачем ему? - быстро спросил Маркелов.
        - Я не знаю. Просто Звонарев однажды попросил Андрея, чтобы тот собрал для него всю информацию по змеиным ядам, которую он только сможет раздобыть. Андрей все разузнал и к Звонареву пошел. Поэтому он и был к Звонареву записан.
        Глава 41
        Андрей оказался тщедушным мальчишкой в очках и с короткой стрижкой. Аккуратный и тихий. Таких сверстники презрительно называют "ботаниками" или "ботанами", а взрослые, напротив, относятся к ним благожелательно, ценя в них предсказуемость и похожесть на себя, любимых.
        - Так ты по медицине, значит? - спросил Маркелов.
        - Да, - вежливо ответил Андрей. - Третий курс.
        Было видно, что побывать в кабинете у следователя ему интересно, но и дискомфорт ощущает. Домашний мальчик.
        - Кем же ты будешь?
        - Педиатром.
        - Это который детей лечит?
        - Да. Детский врач, если сказать иначе.
        - А змеиный яд тут при чем?
        - Ни при чем.
        - Звонарев именно к тебе обратился почему-то, - напомнил Маркелов.
        - Наверное, у него больше никого не было, кто связан с медициной и кто мог бы ему помочь.
        - А в чем там была проблема?
        - Он попросил меня подобрать материал о змеиных ядах. Все, что смогу найти. И еще я должен был этот материал для него адаптировать.
        - В общем, пересказать по-простому...
        - Да. В доступной форме. Там ведь много специфических медицинских терминов. Олег Игоревич хотел, чтобы я ему что-то вроде лекции прочитал и чтобы при этом все было понятно.
        - А ему-то что за интерес?
        - Я не знаю.
        - Но хотя бы догадываешься?
        - Нет.
        - Послушай, Андрюша, - озабоченно сказал Маркелов. - Ты со Звонаревым общался, читал ему эту лекцию. Так? Он ведь тебе вопросы какие-то уточняющие задавал. Задавал?
        - Да.
        - Какие это были вопросы?
        - Где змеиный яд используется, к примеру.
        - Где же он используется?
        - В медицине. Это сильный стимулятор иммунной системы. В принципе что женьшень, что пантокрин, что змеиный яд оказывают на организм примерно одно и то же действие. Потом еще сыворотки...
        - Какие сыворотки?
        - "Антигадюка", "Антикобра", "Антигюрза". Когда змея кусает человека, в течение первых тридцати минут после укуса необходимо сделать ему инъекцию сыворотки, иначе возможен летальный исход. Я вычитал, что раньше, до изобретения противозмеиных сывороток, примерно десятая часть укушенных змеями людей погибала. Сейчас процент погибших почти нулевой. Все это благодаря сывороткам. Так вот для их приготовления тоже нужен змеиный яд. В небольших количествах, разумеется.
        - Именно это ты и говорил Звонареву?
        - Да.
        - Что еще его интересовало?
        - Например, можно ли змеиный яд использовать именно как яд.
        - В смысле - можно ли им отравить? - напрягся Маркелов.
        - Да.
        - И что ты ему на это ответил?
        - Что яд - он и есть яд. Он еще спросил, а много ли надо яда, чтобы отравить. Я сказал, что достаточно небольшой дозы.
        - Странный интерес! Ты не находишь?
        - Нет.
        - Нет? - удивился Маркелов.
        - Мне не показалось, что он действительно хотел кого-то отравить.
        - Но ведь он спрашивал?
        - Это был обычный вопрос любопытствующего человека, - пожал плечами Андрей. - Когда я сказал ему, что змеиный яд используется при изготовлении лекарств, он и в этом случае поинтересовался, как много в тех лекарствах змеиного яда.
        - То есть его масштабы интересовали, да? Каковы объемы используемого яда?
        - Мне показалось, что все так и было.
        - А про цену яда он случайно не спрашивал?
        - Нет.
        - А где можно купить - интересовался?
        - Нет.
        - Значит, все дело в том, что Звонарев хотел получить обобщенную информацию о змеиных ядах?
        - Да, - подтвердил Андрей с вежливостью закоренелого отличника.
        - Это было прошлой осенью, - сказал Маркелов. - То есть почти год назад. Ты пришел к Звонареву и прочитал ему свою лекцию о ядах. И больше вы с ним на эту тему не общались?
        - Нет.
        - То есть ты его интерес удовлетворил полностью?
        - Получается, что так.
        - А где конспект той лекции?
        - Звонарев оставил его себе.
        - Чтобы изучить поподробнее? - усмехнулся Маркелов.
        - Наверное.
        - Ты бы сделал конспект той своей лекции, - попросил Маркелов. - Для меня. Сможешь?
        - Смогу.
        - Вот и хорошо, - сказал Маркелов.
        На самом деле эта лекция его не очень-то интересовала. Так, на всякий случай попросил. Главное было в другом. Весной прошлого года неизвестный пока Маркелову человек по имени Гриша передал Звонареву через Александра Берикова десять тысяч долларов, что было просто смехотворной суммой, если бы речь шла о кредитовании звонаревского бизнеса, из чего Маркелов справедливо делал вывод о том, что это не был кредит, а речь шла о чем-то другом. Видимо, это "другое" прошло как нельзя лучше, потому что спустя полгода Гриша снова дал денег, но теперь уже целых пятьсот пятьдесят тысяч долларов, да еще двести пятьдесят тысяч добавил вошедший в долю Бериков, а значит, такое вложение денег представлялось им вполне выгодным и привлекательным делом. При этом Бериков не мог не знать о том, что звонаревская фирма испытывает трудности и все последние месяцы никакой деятельности практически не ведет, а значит, он свои деньги приплюсовывал к деньгам Гриши для каких-то иных целей, чем закупка продуктов и поставка их в российские регионы. И вот в то время, когда все эти манипуляции производились, Звонарев почему-то захотел
заполучить информацию о змеиных ядах. Владелец прогорающей фирмы, у которого голова должна была быть занята мыслями о спасении своего гибнущего на глазах бизнеса, вдруг откладывает все дела в сторону, чтобы прослушать лекцию о змеиных ядах, подготовленную для него студентом-медиком, по будущей специальности педиатром. И этого, с позволения сказать, "лектора" Звонарев внимательно слушал и даже задавал уточняющие вопросы. Очень любознательным человеком был покойный Звонарев.
        Глава 42
        Снова хороший день, среда, работа только до обеда, а потом - Антон, его юркая маленькая машинка, с которой Полина уже почти сроднилась, и очередное путешествие, устраивать которые Антон был большой мастер.
        - Куда едем? - спросила Полина.
        - В Лефкару.
        Лефкара - это место, с которым Полина была уже знакома заочно. Вышивка тамошних мастериц продавалась в магазинах Фидиаса. На довольно плотном и даже грубоватом материале - непременно бежевого и только бежевого цвета - геометрически правильные узоры, где почти не встречались плавные линии. Лефкарийская вышивка вызывала у Фидиаса особенную гордость. Однажды он взял в руки банкноту достоинством в один кипрский фунт и продемонстрировал Полине изображение на оборотной стороне банкноты: в правой ее части, за двумя керамическими кувшинами, красовалась узорчатая вышивка.
        - Лефкара! - со значением сказал Фидиас. - Леонардо да Винчи!
        - При чем тут Леонардо? - не поняла Полина.
        - Ну, это все с ним связано, - не очень уверенно сообщил Фидиас.
        Что-то где-то он слышал, но что именно там такое было, он не знал, что, впрочем, не умаляло его гордости за способности местных вышивальщиц.
        Про Леонардо да Винчи Полине в конце концов рассказал Антон. Как раз когда они ехали в Лефкару.
        - Говорят, что Леонардо был здесь в конце пятнадцатого века, - сказал он. - И купил полотно для алтаря Миланского собора. Здешняя вышивка очень ценится. Когда-то здесь правили венецианцы. Венецианские женщины отдыхали в Лефкаре и занимались рукоделием. В конце концов и местные приохотились. За основу взяли венецианскую вышивку, но потом ее переиначили, добавили что-то свое, так появилась вышивка лефкарийская.
        Лефкара прилепилась к склону холма и смотрелась неупорядоченным нагромождением кубиков-домов, над которым возвышалась колокольня местной церкви. Неширокая дорога вывела в центр Лефкары, здесь они оставили машину, дальше им предстояла пешая прогулка.
        Вся улица, лежавшая перед ними, являла собой два ряда магазинов, следовавших один за другим. Дома, сложенные из крупного камня, как правило, были двухэтажные: наверху лефкарийцы жили, внизу шла торговля: лефкарийская вышивка самых разных размеров, от маленьких кружков-подстаканников до огромных скатертей; тут же скатерти с вышивкой, но на материи белого или же бледно-розового цвета, это уже не классическая лефкарийская вышивка, или лефкаритика, как ее еще называли, а нечто другое, это тоже предлагалось к продаже - для тех, кому настоящая лефкаритика представлялась недостаточно красочной; очень много серебра, выставленного прямо в окнах-витринах, здесь и кольца, и браслеты, и цепи, и кулоны, здесь же серебряные кубки, подносы, канделябры, чаши, все надраено до блеска и само себя предлагает, а если кто-то из туристов по недоразумению не обратил внимание на все это великолепие, тут же все будет исправлено - лучезарно улыбающийся киприот или киприотка непременно пригласят зайти в магазин, посмотреть все поближе (только посмотреть, мистер!), и едва Полина с Антоном переступили порог первого магазина, к
ним навстречу тотчас же устремилась улыбчивая хозяйка, державшая в каждой руке по запотевшему стакану холодного апельсинового сока. Сок, как оказалось, предназначался дорогим гостям.
        Полина в нерешительности посмотрела на Антона.
        - Пейте, - улыбнулся он ей. - Все равно без покупки мы отсюда не уйдем.
        Едва Полина обратила внимание на лефкаритику, как тотчас же ей были предложены лучшие, как уверяла хозяйка, образцы. Обнаружив, что перед ней русские, женщина изобразила такую радость, что никаких сомнений не могло больше оставаться - именно русских она весь сегодняшний день и ожидала с превеликим нетерпением. Она даже попыталась заговорить по-русски, сообщив, что изучает этот язык, и дочь ее тоже изучает, и вообще они очень любят туристов из Москвы - вы ведь из Москвы? - и поэтому предоставят гостям хорошую скидку. В одно мгновение цена вышитой салфетки, которую киприотка держала в руках, упала с восьми до шести фунтов. Полина заинтересовалась было, но Антон сказал, что цена этой вещице - трешка, да и то еще как посмотреть, киприотка заволновалась и назвала новую цену - пять фунтов, сохранив дорогим гостям еще один фунт, но Антон стоял на своем, и по нему было видно, что еще немного, и он уйдет, увлекая за собой свою спутницу. Киприотка уже тараторила без остановки и предлагала купить салфетку за четыре фунта, всем своим видом показывая, что больше не уступит ничего, даже если ее будут очень и
очень просить, а Антон вдруг потерял к салфетке всякий интерес, ткнул пальцем в стекло витрины и сказал, обращаясь к Полине:
        - Почему бы вам не посмотреть вот это?
        За стеклом красовалась россыпь серебра. Киприотка, обнаружив, что предмет интереса ее гостей сменился, тотчас же переключилась на серебро, открыла витрину, где были десятки колец и перстней - больших и маленьких, вычурных и очень простых, с вкраплениями камней и без оных, несколько грубоватых на вид, какими бывают изделия, вышедшие не с фабрики, а из маленькой мастерской, где подслеповатый уже мастер с крючковатыми и грубыми на вид, но очень чувствительными пальцами делает такие же точно вещицы, какие делал и отец его, и дед, и прадед, и эта история никогда не будет иметь конца.
        - Вот, - сказал Антон. - Посмотрите. Или вот это...
        Он брал перстни с витрины и подносил их ближе, предлагая Полине рассмотреть их получше. В этих вещицах не было роскоши золотых изделий, в них была история серебряных дел мастеров, и история этой деревни в предгорьях Троодоса, и история этой земли, где первые поселения появились целых девять тысяч лет назад, за целых семь тысячелетий до наступления христианской эры.
        Полина примерила перстень. Он был ей впору. Ажурный рисунок с эллинскими мотивами.
        - Нравится? - спросил Антон.
        Полина уже увидела цену.
        - Нет, что-то не очень, - сказала она.
        Ей не хотелось принимать таких подарков. Семьдесят фунтов. Полторы сотни долларов.
        - Нет-нет, - сказала она неуверенно.
        Ее слова хозяйка расценила как желание торговаться.
        - Пятьдесят! - решительно сказала киприотка. - Суперскидка!
        - Сорок! - назвал свою цену Антон. - И салфетка в придачу!
        - Пятьдесят! И салфетка!
        - Сорок! И салфетка!
        Только тут Полина обнаружила, какая идет игра. Ей достаточно было только заглянуть в озорные Антоновы глаза. Ей надо было тоже в этом поучаствовать. Потому что таковы правила. От нее не так уж много требовалось. Просто развернуться и продемонстрировать, что она уходит. Что она и сделала. И тотчас услышала за спиной голос киприотки:
        - Хорошо, сорок! И салфетка! - сказала та.
        По ее виду при этом никоим образом нельзя было сказать, что она осталась в убытке. Полина попыталась достать деньги. Такую сумму она могла заплатить и сама. Но Антон ее опередил.
        А перстень был действительно хорош. Антон, наверное, уловил Полинино настроение, потому что вдруг сказал:
        - Может быть, нечто подобное когда-то носила Клеопатра?
        - Разве она бывала на Кипре?
        - Кажется, нет. Но Кипр некоторое время ей принадлежал. Сначала Гай Юлий Цезарь, а позже Антоний поочередно дарили Клеопатре этот остров.
        Ну хорошо, она будет чувствовать себя Клеопатрой. Ведь ей сейчас принадлежит этот остров. Весь.
        Они побродили по узким улочкам Лефкары, где легковая машина могла проехать только в случае, если ей навстречу в это время не катилась другая - двум легковушкам не разъехаться на улице, зажатой близко стоящими домами. В одном месте была открыта дверь, ведущая во двор дома. Киприотки в традиционных черных одеяниях сидели в тени единственного на весь двор дерева и вышивали, их движения были точны и выверенны - знакомое дело, знакомая работа, которую они проделывали и сейчас, и год, и десять, и двадцать лет назад. Точно так в этом дворе сидели их матери, бабушки, прабабушки, много поколений вышивальщиц, не знавших другой профессии, кроме этой.
        - Вы не устали? - спросил у Полины Антон.
        - Нет.
        Она улыбнулась счастливо.
        - В таком случае нас ждет Махерас, - сказал Антон.
        "Махери" - это нож по-гречески. Этот самый нож нашли в лесу два старца-отшельника, а рядом с ножом лежала икона, приписываемая самому апостолу Луке. На месте чудесной находки было решено построить монастырь, который и получил название Махерас. Случилось это в двенадцатом веке.
        - Хорошее место, - добавил Антон. - Горы, лес, чудесный воздух, а спокойствие там такое, что действительно начинаешь задумываться о неземном.
        Дорога устремлялась в горы. Чем выше, тем меньше солнца. Полина уже обратила внимание на эту особенность Кипра: вот ты внизу, где-нибудь на побережье, и небо над головой синее-синее, и все вокруг заливает яркий солнечный свет, а потом начинаешь подниматься в горы и только тогда обнаруживаешь тучи - они цепляются за вершины гор и кажутся на первых порах далекими, до них и не добраться, как кажется, но нет - с каждой минутой тучи все ближе, и вот уже солнца не видно, становится пасмурно, и краски вокруг блекнут, и только где-нибудь на повороте дороги меж горных круч, где-то далеко внизу, вдруг откроется долина, выходящая к морю, и вот там-то и увидишь залитые солнечным светом поля, те самые, где ты был всего каких-нибудь полчаса назад, а сейчас въезжаешь в тучи; еще немного, еще сто, двести или триста метров вверх, и окутает белесая пелена - если открыть окно машины, можно почувствовать, какой сырой воздух выплывает из-под близких деревьев, прилепившихся к горным кручам.
        Их машина уже выбралась на самый верх, еще были вершины выше, но до них оставалось всего ничего, а близлежащие горы, как казалось, если и не оставались внизу, то были где-то на одном уровне с их машиной, дорога вывела их к скульптуре - на близкой уже вершине примостилась рукотворная птица, стерегущая покой здешних мест, и почти сразу Антон указал рукой куда-то ниже и правее:
        - Там монастырь.
        Дорога действительно нырнула вниз, закрутилась витком спирали и вывела их прямо к монастырским воротам. Здесь была небольшая площадка, и телефонная будка на той площадке казалась чужеродным вкраплением в картине древнего пейзажа, практически не изменившегося на протяжении последних столетий, и если этот телефон убрать, можно было поверить в то, что время остановилось и ничто не менялось в мире последние двести или триста лет.
        - Сюда хорошо приезжать под вечер, - сказал Антон. - Когда нет туристов, когда какой-нибудь час остается до закрытия монастырских ворот.
        Они вышли из машины. Было пасмурно и сыро. Из-за стен монастыря, постройки которого были покрыты красной черепицей, не доносилось ни звука. О присутствии здесь людей можно было догадаться только по запахам съестного, которое готовилось на монастырской кухне. Теплый пахучий дымок приплывал откуда-то из монастырских глубин, дразнил обоняние и рисовал в воображении картины обстоятельной монашеской трапезы.
        За приоткрытыми воротами их взорам открылся небольшой внутренний двор монастыря с непременной церковью и устремленной в небо ажурной колокольней. Едва они вошли в церковь, как их накрыла волна тепла и запахов, присущих одним только церквям. Было сумрачно, почти темно. Горели перед иконостасом свечи. Бородатый монах справа от иконостаса читал вполголоса молитву. У него за спиной, у стены, сидели недвижно монахи. Склонили головы, и никто из них даже не пошевелился, не обратил внимания на вошедших. В сумраке они казались тенями. То ли они есть, то ли нет - не поймешь. Незнакомые слова молитвы слагались в завораживающую песнь. Потрескивали свечи. И все плыл и плыл этот одурманивающий запах. Полина повернула голову и непроизвольно вздрогнула. У нее за спиной, сбоку от входной двери, почти в полной темноте тоже сидели монахи, которых она сначала не увидела. Головы склонены. И полное безмолвие. Полине показалось, что она необдуманно и не имея на то никакого права вторглась в чужую жизнь - непонятную ей, очень далекую и полную неведомых непосвященному правил и предписаний. Она легонько прикоснулась к руке
Антона, давая понять, что им пора, и они вышли в стремительно надвигающиеся сырые сумерки. Ударил над их головами колокол. И снова все стихло.
        Антон был прав. Приехать сюда можно только вечером. Чтобы никаких любопытствующих гомонливых туристов, чтобы сумерки и близкая ночь, монотонная молитва, запахи нехитрой монастырской трапезы, короткий удар колокола и снова тишина, когда только и слышен шум ветра, пробегающего по верхушкам близких деревьев.
        - Когда киприоты боролись за независимость, - сказал Антон, - в окрестностях монастыря погиб один из их предводителей по фамилии Афксентиу. Он скрывался здесь от англичан, но те выследили его. Сдаваться он не хотел, англичане подожгли его убежище, и он погиб. Здесь есть посвященный ему музей.
        Музеем оказалась небольшая комната слева от входных ворот. Старые фотографии. С них на Полину смотрел молодой усач. Он погиб еще до того, как Полина появилась на свете.
        Потом они обошли монастырь и оказались на небольшой площадке с памятником герою - Афксентиу стоял на постаменте, вглядываясь в просторы родины, которую он любил и за свободу которой боролся. Перед ним были горы и долина внизу, на самом дне той долины меж деревьями плавали клочья тумана, и уже вот-вот близкая ночь должна была поглотить здесь все: и горы, и долину, и этот монастырь, отсюда, со смотровой площадки, кажущийся совершенно безжизненным. Полина непроизвольно передернула плечами.
        - Что такое? - спросил озабоченно Антон.
        - Просто я представила, где мы с вами находимся, - сказала Полина. - Далеко от жилья, далеко от дорог, далеко от людей. Мы потерялись с вами в этих горах.
        Она сказала не все. Просто постеснялась. А могла бы еще рассказать о том, что вообще-то она всегда старалась избегать подобных мест: где ни жилья, ни людей, ни возможности в случае чего позвать на помощь. Это Антон как-то незаметно приучил ее не думать о возможных опасностях, не думать вообще ни о чем плохом и ни о чем печальном, рядом с ним она всегда испытывала одно только спокойствие и ничего более, и даже здесь, в виду близкой ночи, это было так.
        - Не совсем мы потерялись, - улыбнулся Антон. - У нас есть машина, есть мобильный телефон, так что оторванность от мира только кажущаяся. Но вот здесь есть одно местечко...
        Он взглянул на часы.
        - Можем туда съездить, это не так уж далеко. Там можно почувствовать, что испытывали киприоты лет сто или двести назад - вдали от оживленных дорог. Они были предоставлены сами себе и только на себя могли рассчитывать. Попробуем?
        - Попробуем, - не очень уверенно ответила Полина.
        Тем временем из нависших над горами туч посыпалась белесая крупа - не дождь и не снег. Стало холодно. Быстро потемнело. Едва сели в машину, крупа посыпалась обильнее. Было слышно, как она шуршит по крыше автомобиля. Антон включил фары. Темнота отступила немного, но не ушла совсем, притаилась где-то поблизости.
        Развернулись на площадке перед монастырем, свет фар выхватил напоследок монастырские стены и ворота, которые уже были заперты, и поехали прочь. Через несколько мгновений монастырь скрылся за поворотом. Дорога петляла по склону горы, то поднимаясь вверх, то ныряя вниз, белесая крупа все так же сыпалась с неба, падала на дорогу и тут же исчезала, таяла, а окружающий мир сжался до размеров крохотного пятачка, выхватываемого из темноты светом автомобильных фар.
        - Мы едем в маленькую деревушку, которая называется Фикарду, - сказал Антон. - Это что-то вроде музея. Горная деревня в полтора десятка домов, сохранившаяся высоко в горах с давних пор. Теперь туда возят туристов, чтобы те смогли увидеть, как жили в горных деревнях сто лет назад. По-настоящему там уже никто не живет. Но тем не менее посмотреть на это интересно.
        Они забирались все выше в горы. За все время по пути следования они не встретили ни одной машины. Какая-то деревня. Горит одинокий фонарь у одного из домов. И ни единого человека. Промелькнули за окном машины последние дома, и снова пустынная дорога.
        Еще выше. Автомобильчик карабкался вверх, дорога петляла, ей, как казалось, не было конца, и вдруг небольшая площадка, какие-то постройки, крохотная церквушка.
        - Приехали.
        Свет фар выхватывал из темноты покрытые плоскими крышами дома, сложенные из разновеликих камней неправильной формы, плотно пригнанных друг к другу. Узкие улочки этой странной безлюдной деревни тоже были вымощены камнем. По тем улицам можно было только пройти, но никак не проехать на машине, поскольку в те времена, когда обитатели здешних мест отстраивали свои жилища, машин еще не было, да и улицами эти узкие и короткие проходы назвать можно было только с натяжкой: проходишь полтора десятка метров меж каменных стен, и вдруг эта "улица" распадается надвое, огибая неширокими проходами выросшую у нее на пути приземистую постройку, а еще через пять метров какой-нибудь из этих проходов, такой узкий, что и двоим не разминуться, резко поворачивает и вдруг завершается неожиданным тупиком.
        Было холодно и неуютно. С неба, до которого было, как казалось, рукой подать, по-прежнему сыпалась ледяная крупа.
        Теперь Полина поняла, что имел в виду Антон, когда сказал, что может продемонстрировать, что чувствовали киприоты сто или двести лет назад. Они жили здесь, вот в этих самых домах. У них не было машин, да и самой дороги, по которой сюда приехали Полина с Антоном, тоже, конечно, тогда не было, и не было, значит, возможности за какой-нибудь час выехать на побережье - к морю, к теплу, к солнцу. Путь к морю занимал долгие дни, и уделом здешних жителей было вот это: горы, лес, нависшие прямо над их головами холодные тучи, безлюдье и многие километры до ближайшего жилья, а ближайшее жилье - это точно такая же деревня, где нет ничего, кроме двух десятков домов, сложенных из грубого и холодного камня, и какой-нибудь сотни жителей, подавляющее большинство которых, если не все поголовно, никогда не покидали пределов своей деревни и ничего, кроме этой деревни да окружающего леса, в своей жизни не видели.
        - Теперь вы знаете, что такое полная оторванность от мира? - негромко произнес Антон, будто угадав Полинины мысли.
        - Теперь знаю, - так же негромко ответила ему Полина, боясь нарушить затаившуюся в хитросплетении узеньких улочек тишину.
        Они попетляли по тем улочкам, быстро и основательно продрогнув, и вдруг вышли на ту же площадку, где оставили свой автомобиль. Глаза их уже привыкли к темноте, и Полина различала какой-то дом по ту сторону дороги. В окнах угадывался свет, именно угадывался, поскольку был неярок, будто хозяева коротали холодный вечер при свете одинокой свечи.
        - Что-то, наверное, с электричеством, - предположил Антон. - Вообще здесь что-то вроде маленькой таверны.
        Они зашли внутрь, оставляя за входной дверью темноту и холод подступившей вплотную ночи.
        На две смежные комнаты, в дальней из них, горела одна-единственная свеча - она была вставлена в глиняный кувшин, поставленный посреди покрытого старой клеенкой стола. В дрожащем свете из темноты проступали столы, стулья, балки, поддерживающие потолок, и странные погремушки на длинных ручках, подвешенные к тем балкам, - их было много, этих погремушек, они свешивались гроздьями.
        Из темноты вдруг вынырнула женщина, на ломаном английском поинтересовалась, что угодно гостям. Ответил Антон:
        - Мы хотим поужинать.
        Женщина сказала, что у них сейчас нет света, но ужин будет, принесла еще одну свечу, зажгла ее и поставила на стол, соседний с тем, за который сели Антон и Полина, сразу стало светлее и как-то теплее, как показалось Полине, и смутное чувство неустроенности и тревоги наконец-то покинуло ее.
        Они заказали вино, крестьянский салат и жареный деревенский сыр халлуми, который Полина пробовала уже не раз и который очень ей нравился.
        Было слышно, как в дальней комнате громыхает посудой хозяйка заведения, да время от времени ветер швырял в темное окно ледяную крупу.
        - Что это? - спросила Полина, указывая на висящие под потолком погремушки.
        - Обыкновенная тыква, - ответил Антон. - Местная достопримечательность. Их высушивают, внутри остаются высохшие семечки.
        - И можно использовать как погремушку?
        - Да.
        - Действительно, очень похоже. Даже внешне.
        Хозяйка принесла металлическую чашу с крестьянским салатом: по обыкновению крупно порезанные помидоры, огурцы, капуста, зеленый салат, все полито оливковым маслом. На отдельных тарелках лежал халлуми, похожий расцветкой на зебру: черные полоски на нем повторяли узор решетки печи, в которой запекался этот сыр. От горячего поджаренного халлуми исходил дурманяще аппетитный запах. Сладковатая "Коммандария" была разлита в обыкновенные стаканы. Настоящий деревенский ужин. Простая, несколько грубая еда, никакого украшательства, непритязательный интерьер, старые клеенки на столах, засушенные прошлым летом тыквы-погремушки, неаккуратно вылепленные свечи в глиняных горшках и длинные тени по стенам от тех свечей, а за окном темень и шум холодного ветра, заплутавшего в безумии, мечущегося среди горных вершин.
        Свой стакан с вином Антон отодвинул.
        - Вы не будете пить? - спросила Полина.
        - Мне нельзя. Я ведь за рулем, а за вашу жизнь я отвечаю головой, - отшутился он.
        А вино было хорошее. С каждым глотком в теле добавлялось тепла, как будто хозяйка заведения наконец-то растопила по-настоящему печь. Плясали по стенам тени, завывал за окном ветер, и уже угадывалась какая-то мелодия, она была тягуче-грустной, но грусти не вызывала, под мелодию как-то особенно приятно было сидеть в этой таверне. Наверное, в это же самое время трапезничали и монахи Махераса.
        - Такого Кипра я еще не видела, - призналась Полина.
        Это не был Кипр, где пляжи, отели, много асфальта, огромные туристские автобусы, банкоматы на улицах и стилизованный сиртаки для разомлевших от жары туристов. Антон понял, что хотела сказать его спутница.
        - Такого Кипра не видят девяносто девять процентов тех, кто сюда приезжает.
        - Мне их жалко, - сказала Полина.
        За первым стаканчиком "Коммандарии" последовал второй. Антон сам предложил его Полине. Ей стало тепло и весело. И халлуми здесь был какой-то особенный, и деревенский салат хорош.
        - У меня сегодня удивительный день.
        - Почему? - спросил Антон.
        - Не знаю, - беспечно пожала плечами Полина. - Просто я чувствую себя счастливой.
        Антон улыбался ей, и Полина вдруг обнаружила, что и улыбка у него сегодня особенная. Признаться ему, что ли, в любви? От этой безумной мысли Полина смутилась и опустила глаза. И увидела перстень на своей руке.
        - Спасибо.
        - За что? - опросил Антон.
        - За все, - ответила Полина и посмотрела на него.
        Глаза в глаза. Это было уже почти признание. Полина ждала его реакции. Понимал ли он, в какую игру она сейчас играет?
        - Ну что вы, я не сделал ничего такого, за что вы могли бы меня благодарить, - ответил Антон.
        Полине показалось - ответил почти равнодушно. Не поддался. Это ее раззадорило.
        - Вы похожи на принца из сказки, - сказала она тихо, едва слышно, а руку свою положила на столе так, что до ладони Антона оставалось всего чуть-чуть.
        Ему надо было только сделать последнее движение.
        - Благородный и загадочный, - продолжала искушать его Полина.
        Это был детский ход, грубая лесть, и она сознательно провоцировала своего спутника.
        - Я могу заказать для вас еще вина? - спросил Антон.
        Вина? Для нее? Он, наверное, хочет споить ее сегодня?
        - Почему бы и нет? - улыбнулась Полина в ответ многообещающе.
        Она играла с ним, но не холодно-расчетливо, а с азартом, это была игра, где сама игра и интересна, а конечный результат лишь маячит где-то впереди, и о нем не задумываются до поры.
        Хозяйка принесла "Коммандарию". Оплывали свечи. Тени все водили по стенам свой завораживающий хоровод, музыка звучала в голове у Полины, она смеялась и шутила, и давно уже ей не было так хорошо.
        Лишь по завершении этого удивительного ужина, когда они вышли к машине и холодный ветер резко и грубо схватил Полину в свои ледяные объятия, она встрепенулась, будто очнувшись от дремоты, но продолжалось это очень недолго. Сели в машину, Антон включил обогрев, очень скоро снова стало тепло, а дальше уже - дорога, усыпляющая череда виражей, темнота за окнами и легкая баюкающая музыка, льющаяся из динамиков. Полина задремала. По ее лицу блуждала улыбка. Во сне она видела себя маленькой. Там, в детстве, ей было солнечно, тепло и уютно.
        Вдруг музыка стихла. Полина открыла глаза. Машина стояла перед ее домом. Оказывается, они уже приехали.
        - Может быть, вы подниметесь ко мне? - предложила она. - Я бы угостила вас кофе.
        Все еще продолжалась игра, начатая там, в горах, в деревушке под названием Фикарду, где никто не живет, где только ветер гуляет по узким улочкам.
        - Спасибо, - сказал Антон. - Если можно, как-нибудь в другой раз.
        Один - ноль в его пользу. Ладно, Полина еще отыграется.
        - Спасибо вам, - сказала она напоследок. - Спокойной ночи.
        Глава 43
        Тетя Галя прилетела на Кипр в пятницу. Бодра, весела, в глазах радость от давно ожидаемой и наконец случившейся встречи, и еще - вопрос.
        - Как у тебя дела? - тотчас озвучила тот вопрос тетя Галя, никогда ничего не откладывающая в дальний ящик.
        - Все тип-топ.
        - Вижу, - сразу же поверила тетя Галя. - Как зовут твоего "тип-топа"?
        От нее положительно ничего нельзя было скрыть.
        - Неужели так заметно? - засмеялась Полина.
        - Ты бы видела свои глаза, - ответила тетя Галя. - Там же все написано. Он кто? Киприот? Англичанин? Немец?
        - Русский.
        - Русский?
        - Да уж, конечно, не немецкий.
        - Бандит? Бизнесмен? Нелегальный иммигрант?
        - Первое и последнее - вряд ли. Бизнесмен - может быть, но не уверена.
        - Ты меня озадачила, - призналась тетя Галя. - Никакие другие персонажи мне на Кипре прежде не встречались.
        - Фидиас принял его за русского мафиози...
        - Так! Значит, он все-таки бандит! - определилась тетя Галя.
        - Почему же бандит? - почти оскорбилась Полина.
        - Фидиас - мужчина умный и проницательный. Он редко ошибается.
        - Тут, похоже, тот самый редкий случай. Мой бандит знает историю Кипра, возит меня по монастырям и горным деревушкам, по памяти диктует рецепты блюд национальной кухни, за все время нашего с ним общения ни разу не попытался сделать пальцы веером, и вообще мы с ним до сих пор на "вы".
        - То есть вы с ним беседуете исключительно о прекрасном? - не поверила тетя Галя. - И у вас такие платонические отношения?
        - Мы с ним даже не целовались, - засмеялась Полина.
        - То есть он даже не пытался?..
        - Нет.
        - А возможности у него были?
        - Сколько угодно.
        - Тебе это не кажется подозрительным?
        - Нисколько.
        - Вот как?
        - Да. Мне кажется, что это игра.
        - Он с тобой играет, как кот с мышью?
        - Тут не поймешь, кто с кем играет. Это затянувшееся обращение на "вы", это нежелание что-нибудь рассказывать о себе - и с его стороны, и с моей, - и это демонстративное нелюбопытство, нежелание расспрашивать друг друга о чем бы то ни было - все игра, все лукавство, я его недавно начала провоцировать, хотела подтолкнуть к первому шагу навстречу, а он, хитрец, не поддался, сделал вид, что ничего не понял, а уж если бы поддался - ух как я его осадила бы!
        - Зачем?
        - Игра! Неужели не понятно? Заманиваешь в ловушку, а потом делаешь вид, что тебя неправильно поняли. Бедняга сконфужен, и с ним с той минуты можно что угодно делать.
        - А что ты с ним собираешься делать?
        - Еще не придумала.
        - Ты бы с ним была поосторожнее, - посоветовала тетя Галя. - Здесь, на Кипре, много личностей темных. Кто они, что они, чем занимаются, что у них в прошлом - ничего не понятно.
        - А есть такие, у кого прямо на лбу написано.
        - Это ты о ком?
        - О Прокопове, - сказала Полина. - Об Александре Александровиче.
        Как будто тень пробежала по лицу тети Гали.
        - И что же Прокопов? - нахмурилась родственница.
        Зря Полина о нем упомянула.
        - Да ничего особенного...
        - Нет, ты все-таки скажи!
        - Сомнительная личность...
        - Он очень приличный человек!
        Да, напрасно Полина затеяла этот разговор.
        - Очень приличный! - повторила тетя Галя. - И скоро ты в этом убедишься!
        - Я уже убедилась.
        - Что такое? - все больше хмурилась тетя Галя.
        - Он сразу, в первый же день, повез меня к себе домой...
        - Ничего неприличного он не имел в виду!
        - Уж я поняла!
        - Ничего ты не поняла!
        - Я еще когда увидела его руки...
        - А что там у него с руками?
        - Там татуировки.
        Пауза.
        - Он ведь сидел в тюрьме, правда? - спросила Полина.
        - Какое это имеет значение?
        - Ведь сидел, правда?
        - Сидел.
        Глава 44
        БЕРИЯ. ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО В ТЕ ЖЕ ДНИ
        Этот таинственный Гриша, о котором рассказывал Бериков, начинал постепенно материализовываться. Уже был готов его фоторобот. Лицо как лицо. Таких в Москве тьма.
        Фоторобот составляли со слов Берикова. Тот был единственным, кто видел Гришу. Человека, который дал пятьсот пятьдесят тысяч долларов и которого теперь нигде не могли найти.
        Маркелов сдвинул листок с портретом Гриши в сторону и посмотрел на сидящего перед ним и по-прежнему закованного в наручники Берикова.
        - А когда ты узнал, что Звонарев вас кинул? - спросил он.
        - После Нового года.
        - Подошло время возврата долга? - понимающе сказал Маркелов.
        - Да.
        - И ты напомнил Звонареву о своем существовании.
        - Ну, позвонил я ему, в общем. Говорю, что пора, мол.
        - А он?
        - Он сказал, что у него проблемы.
        - Так вот сразу и сказал? И юлить даже не пытался?
        - Не пытался.
        - Получается, что дела у него были швах. Не надеялся он, что все образуется. Основательно влип. Да?
        - Да. Он так и сказал. Что, мол, подставили его.
        - Кто? - быстро спросил Маркелов.
        - Ну, не знаю, - тут же напрягся его собеседник.
        Каждый раз, когда речь заходила о том неназванном товаре, Бериков начинал нервничать. И на этот раз Маркелов сделал вид, что сам товар нисколько его не интересует.
        - В общем, деньги пропали, - повел разговор дальше Маркелов.
        - Пропали, - признал несколько расслабившийся Бериков.
        - И какой же выход предлагал Звонарев?
        - Сказал, что деньги вернет, но не сразу, - еще больше расслабился Бериков.
        - А товар?
        - Какой товар? - мгновенно напрягся Бериков.
        Маркелов едва сумел подавить улыбку. В том, что в конце концов он этого бугая дожмет, у него не было ни малейшего сомнения.
        - Тот товар, под который ты деньги давал.
        - Я уже сто раз вам объяснял, - занервничал Бериков, - что мы не под конкретный товар давали деньги, а так, вообще...
        - И Гриша тоже - "вообще"?
        - И Гриша.
        - И вот ты узнаешь, что товара не будет...
        - Нет. Я узнаю, что денег не будет, - поправил собеседника осторожный Бериков.
        От товара он упорно отмежевывался.
        - Ах, ну да, правильно, - будто только теперь обнаружил свою оплошность Маркелов. - Там дело было в деньгах. И вот Звонарев сообщает, что у него проблемы. А как Гриша на это отреагировал?
        - Да уж не обрадовался, ясное дело.
        - Оно и понятно. Злился, да?
        - Он парень спокойный.
        При этих словах Бериков почему-то заметно погрустнел.
        - И у тебя начались проблемы? - понимающе произнес Маркелов. - Гриша тебе счетчик включил?
        - Вроде того. Сказал, в общем, что долг теперь на мне.
        - Это еще почему?
        - Что же тут непонятного? На Звонарева я его вывел, вроде как поручился. Правильно? Так что, если бабки зависли, я получаюсь крайний.
        - Угрожал?
        - Не-е. Я же говорю - он парень спокойный. Такие не угрожают. - Тут Бериков, не таясь, вздохнул. - Такие сразу голову откручивают.
        - А по нему не скажешь, - вроде бы даже удивился Маркелов, бросив быстрый взгляд на фоторобот.
        - На вид он совсем не из крутых, - сообщил Бериков. - Ему бы в филармонии выступать. Но если у человека пол-"лимона" "зеленью" и он их так легко вкладывает в дело и ничего не боится - какая уж там филармония. Понятно же, что он или сам крутой, или у него прикрытие сильное.
        - Он сказал, что долг на тебе, - вернул разговор в нужное русло Маркелов. - А со Звонаревым-то как?
        - А никак.
        - Как же? - удивился Маркелов. - Простить его, что ли?
        - Ну зачем же простить...
        - Ага, значит, все-таки наезд.
        - В смысле?
        - Гриша предлагал тебе разобраться со Звонаревым? Предлагал поехать вместе к Звонареву, объяснить тому, что он не нрав?
        - Не предлагал. Он вообще никогда со Звонаревым не виделся.
        - Через тебя действовал?
        - Да.
        - И неужели ему никогда даже в голову не пришло посмотреть хоть одним глазом на человека, которому он доверил свои кровные, честно заработанные пятьсот пятьдесят тысяч долларов?
        - Ну, не знаю, - засмеялся Бериков. - Не было с ним такого разговора.
        - Или это ты его и близко к Звонареву не подпускал? - вдруг осенило Маркелова.
        По выражению лица собеседника он догадался, что попал в точку. Оставалось только понять, почему Бериков так таился, прятал Звонарева от своего компаньона. Впрочем, отгадка лежала на поверхности.
        - Ты Гришу немного надувал, да? Присваивал часть его денег?
        - Ничего я не присваивал! - огрызнулся Бериков, стремительно мрачнея.
        Точно, подворовывал.
        - Так, значит, дело было все-таки в товаре, - вернулся Маркелов к той теме, которая одна только его и интересовала на самом деле. - Не кредит вы Звонареву давали в надежде на приличные проценты, а платили ему за конкретный товар.
        - Никакой не товар! - попытался увильнуть Бериков.
        - Товар, товар! - убежденно сказал Маркелов. - Хочешь расскажу, как там на самом деле все происходило?
        На лице у Берикова было написано - не хочет, чтоб ему рассказывали, но понятно было, что вопрос задан лишь для проформы, и потому он промолчал, только помрачнел еще больше.
        - На первом этапе Гриша передал через тебя десять тысяч долларов и получил от Звонарева первую, пробную партию товара. Качество товара, похоже, вполне его удовлетворило, и тогда он решил взять того товара много, сразу на пятьсот пятьдесят тысяч. То есть что я говорю? - хлопнул себя по лбу Маркелов. - Не на пятьсот пятьдесят, а на восемьсот тысяч. Ты Грише эту сумму назвал. Как будто партия товара столько и стоила. А на самом деле Звонарев за тот товар просил пятьсот пятьдесят. А двести пятьдесят тысяч, которые якобы составляли твою долю, ты просто присвоил. Это были твои комиссионные, так сказать. А лично для себя брать товар ты и не собирался. Потому что не представлял себе, кому его потом можно будет запродать. Товар-то экзотический. Непростой. Редкий. Ну что, сам скажешь, как называлось то, что Гриша через тебя у Звонарева покупал, или мне назвать?
        Бериков совсем обездвижел. Был деморализован и даже не пытался ничего сказать в ответ. Маркелов понял, что внятного ответа ему сейчас не дождаться. Он коброй качнулся перед застывшим собеседником, посмотрел тому в глаза, будто гипнотизируя, и негромко прошептал-прошипел:
        - Ты же знаешь, что это был змеиный яд. Яд Гриша у Звонарева покупал.
        Глава 45
        Прокопов приехал в магазин Фидиаса уже под вечер. Зашел по-хозяйски, вдохнул полной грудью прохладный кондиционированный воздух, стрельнул заинтересованным взглядом по торговому залу, увидел Полину, конечно же, но тут же сделал вид, что то ли не признал ее, то ли просто не приметил, и прошел в конторку к Фидиасу. Тетя Галя при этом присутствовала, теперь в этом магазине было ее рабочее место. Прокопов как-никак побеспокоился, специально обговорил это условие, заключая сделку с Фидиасом, и в результате кипрская девушка с красивым именем Стефания, работавшая в магазине прежде, в мгновение ока потеряла работу. Звериный оскал капитализма. Удружил ей Прокопов.
        Сам Прокопов недолго пребывал в конторке у Фидиаса, появился через пару минут, остановился рядом с тетей Галей, о чем-то они между собой поговорили, потом Прокопов повернул голову, увидел Полину, будто только теперь обнаружил ее присутствие в магазине, и улыбнулся ей приветливо. Все так же улыбаясь, приблизился. Тетя Галя неотступно следовала за ним, как показалось Полине, с ревнивой настороженностью во взгляде.
        - Здравствуй! - сказал Полине Прокопов и улыбнулся ей так широко, как только смог.
        Наверное, предлагал ей вечные мир и дружбу, и еще - не помнить случившегося когда-то меж ними недоразумения.
        - Здравствуйте, - ответила Полина под испытующе-требовательным взглядом тети Гали.
        - Как тебе работается?
        - Спасибо, нормально.
        - Проблем нет?
        - Проблем нет.
        У него был все тот же ощупывающий взгляд. Липкий, как казалось Полине, и очень жадный. Неприятно.
        - У меня день рождения, - сообщил ей Прокопов. - Я подумал, что ты должна прийти.
        - Должна? - изогнула дугой брови Полина.
        - Это Александр Александрович так приглашает, - засмеялась тетя Галя, явно испытывающая неловкость за его бесцеремонность.
        Прокопов чуть посмурнел лицом, досадливо крякнул, после чего прояснил свою позицию:
        - Ну да, приглашаю, понятное дело.
        - Я вряд ли смогу...
        - Значит, так, - резко произнес Прокопов, все больше хмурясь. - Я приглашаю - ты приходишь. Ну что за дела?
        У него за спиной тосковала тетя Галя.
        - В это воскресенье, если конкретно, - сказал Прокопов. - Едем в горы, делаем барбекю, пьем вино от пуза, всякие там танцы-шманцы.
        Полина прятала глаза. Ситуация была крайнее неловкая.
        - В общем, готовься! - буркнул Прокопов.
        Развернулся и пошел прочь из магазина. Никто его не провожал. Когда он вышел за дверь, тетя Галя достала из пачки длинную сигаретку, нервно ее закурила, глядя куда-то за витринное окно, туда, где только что стояла прокоповская машина. И только после нестерпимо долгой, мучительной для Полины паузы сказала негромко и задумчиво:
        - Конечно, иногда он выглядит настоящим идиотом, и мне бывает стыдно за него. Но он по большому счету не виноват. Сложись его жизнь как-то по-другому, и он бы сейчас не ботал по фене, а был бы человеком образованным, культурным и уважаемым. Но случилось то, что случилось. Был суд, потом тюрьма. От него отшатнулись все. Его просто предали. И лучший друг, и любимая женщина. И дальше уже жизнь у него сложилась так, как она сложилась.
        Плохо сложилась, поняла Полина. Просто скверно сложилась.
        Больше они об этом не разговаривали.
        Глава 46
        Если за время своего пребывания на Кипре путешественник не посетил монастырь Ставровуни, то это может означать одно из двух: либо путешественник недостаточно хорошо подготовился к поездке и попросту не знал, что Ставровуни - это такое место, которое надо посетить обязательно, либо путешественник - женщина. Ибо в тот монастырь вход особам женского пола строго-настрого запрещен.
        - Это очень странное правило, - рассказывал Антон Полине, в то время как их машина со скоростью сто сорок километров в час мчалась по залитой солнечным светом автомагистрали Лимасол - Никосия. - Правило странное и обидное. Потому что сам монастырь возник благодаря именно женщине. Святая Елена возвращалась из Святой Земли. Между прочим, четвертый век. Полтора тысячелетия назад. Елена везла настоящее сокровище, обломок того самого креста, на котором распяли Иисуса. Шторм пригнал корабль к берегам Кипра. И здесь Елене во сне привиделся ангел, который сказал ей, что обломок креста надлежит оставить на Кипре, а храниться реликвия будет в монастыре на вершине горы. Так что этот монастырь, если разобраться, ее детище. Вот он, кстати.
        Дорога пролегала в ложбине меж гор, на вершине одной из которых, где-то очень высоко, прилепился монастырь. Он венчал макушку горы и казался ее естественным продолжением.
        Им пришлось съехать с автомагистрали там, где дорожный щит указывал направление на Ставровуни, и узкая дорога устремилась к горе, на которой был выстроен монастырь. Проехали мимо огороженного колючей проволокой военного объекта, солдатик с непропорционально большой для его роста винтовкой проводил задумчивым взглядом их машину, дорога, поднимаясь все выше, обогнула неглубокую котловину, а дальше уже она закручивалась и закручивалась по спирали, и очень скоро Полина обнаружила, как высоко они успели подняться всего за пару-тройку минут. Монастырские стены были все ближе, хотя по-прежнему казались неприступными, они будто вырастали из скалы - мрачное прибежище горных отшельников, забравшихся так высоко, как только это было возможно. Где-то под самой вершиной, когда до неба, как казалось, было уже рукой подать, навстречу выкатился пикап, легковушка с кузовом, в кабине сидели два монаха, оба в черном. Две машины едва разминулись на узкой дороге, которая как раз сделала очередной поворот, и тут взорам открылась небольшая вытянутая площадка. Это была уже почти вершина. С двух сторон площадка
ограничивалась обрывами, склоны горы уходили вниз отвесно, и где-то далеко внизу были видны деревья, казавшиеся отсюда, сверху, всего лишь пятнами среди беспорядочной ряби выгорающих под жарким солнцем разновеликих холмов. Со стороны одного обрыва холмы волнами уходили к побережью, а дальше угадывалось море, а с другой стороны теснились горы, чем дальше, тем выше, и вдали можно было распознать отроги Троодосской гряды, где царствовала ослепительная Хионистра.
        Узкая площадка с одной стороны замыкалась маленькой церковью, а другим своим краем поднималась к воротам, закрывающим вход на территорию монастыря. Там, за воротами, как было видно, дорога выворачивала влево и поднималась еще выше, к сложенным из грубого серого камня монастырским стенам. Выше монастыря было уже только небо, по которому торопливо бежали облака.
        Тем временем снизу по дороге, по которой только что поднялись Полина с Антоном, на площадку выехали три легковушки с номерными знаками красного цвета. Это означало, что приехавшие - туристы, они взяли эти машины напрокат. Туристы высыпали из машин, снимая живописные окрестности сразу двумя видеокамерами. Полина отвлеклась на мгновение, как вдруг Антон сказал:
        - Не оборачивайтесь, пожалуйста.
        Она замерла.
        - Закройте глаза.
        - Зачем? - удивилась Полина.
        - Я прошу вас.
        У него был мягкий голос. Она подчинилась.
        - Закрыли глаза?
        - Да.
        - Не открывайте. Обернитесь, пожалуйста. И не открывайте, - попросил он еще раз. - Хорошо?
        - Хорошо.
        В следующее мгновение она вздрогнула, потому что почувствовала прикосновение к своему лицу, даже отшатнулась, так это было для нее неожиданно. Антон сейчас не прикасался к ней, но она чувствовала на лице что-то, что ей мешало, сделала непроизвольное движение рукой, чтобы пощупать, что же там такое, но Антон предусмотрительно перехватил ее руку. Другой рукой он развернул к ней зеркало на лобовом стекле автомобиля. Полина увидела наконец себя и охнула, не сумев сдержать возгласа изумления. У нее появились русые нежные усики и столь же изящная бородка, отчего она стала похожа то ли на певца Джорджа Майкла, то ли на российского рекламиста и режиссера Юрия Грымова.
        - Ничего страшного! Обычная маскировка! - торопливо говорил ей Антон, стараясь успокоить свою cпутницу прежде, чем она успеет избавиться от столь неожиданно появившихся у нее усов и бороды. - Иначе вас не впустят на территорию монастыря!
        - А вы хотите... чтобы я... туда... пошла?..
        Полина растерялась от такого поворота в их сегодняшнем путешествии, а Антон говорил как о деле уже решенном:
        - Ну конечно! Надевайте-ка вот это!
        Не давая Полине опомниться, он натягивал на нее бесформенную куртку с капюшоном, Полина запуталась в рукавах, он помог ей и капюшон натянул на голову, так что тот теперь нависал над глазами Полины козырьком, и когда она снова взглянула на себя в зеркало, то увидела незнакомое до сей поры лицо юнца неопределенной национальности. Возможно, это был молоденький француз, потомок славных мушкетеров.
        - Пора! - поторопил Антон. - Капюшон не снимайте ни в коем случае!
        Они вышли из машины.
        - Скорее, скорее!
        Иностранцы, до сих пор снимавшие окрестности, потянулись к воротам - только мужчины. Женщины остались у машин. Антон потому и спешил, что хотел с этой группой пройти на территорию монастыря, для этого надо было миновать одноэтажный дом справа от входных ворот. Вошли вслед за иностранцами. Здесь была небольшая комната с полками по стенам - богословские книги и брошюры на многих языках, открытки с видами монастыря и образки с ликами святых, - и еще был страж монастырских ворот, седой старик с неприветливым взглядом, и из-за этого старика у иностранцев, шедших впереди, возникли проблемы: они прихватили с собой одну из видеокамер, а это, как только сейчас обнаружилось, было недопустимо, и старик жестами показывал, что камеру надо оставить в машине. Он был так занят теми иностранцами, что на Антона и Полину и внимания почти не обратил, лишь скользнул по ним непридирчивым взглядом, увидел Антона, увидел красноречивую мужскую растительность на Полинином лице, а фигуру Полины скрывала куртка, да и Антон ее собою прикрывал, и старик снова отвлекся на владельца видеокамеры.
        Антон легонько вытолкнул Полину в следующую дверь, и они за воротами. Мощенная булыжником дорога поднималась вверх, слева оказались одиноко стоящее дерево и обрыв, а дальше с обеих сторон дороги зеленел кустарник, и здесь они были в относительной безопасности.
        - Уф-ф! - выдохнула Полина. - Какие же мы с вами авантюристы!
        В подобном она участвовала впервые в жизни. И чувствовала, как колотится ее сердце. Антон легонько прикоснулся к ее руке:
        - Не волнуйтесь. Все будет хорошо.
        Этот отрезок пути был самым сложным. Дорога так круто поднималась вверх, что у них сбилось дыхание, пока они преодолели эти сто последних метров, но вот вошли под арку, и перед ними была ровная, как стол, площадка монастырского двора, небольшой пятачок, вымощенный камнем и замкнутый невысоким, по пояс, ограждением, до которого было три десятка шагов. Антон и Полина подошли к тому ограждению, и внизу обнаружился еще один уровень, узкий козырек шириной в несколько метров, который опоясывал вершину горы, и этот козырек тоже был огражден. На козырьке они увидели могильные плиты, здесь, высоко, где редко пролетали даже птицы, покоились настоятели монастыря, а дальше, за ограждением, скала круто обрывалась вниз, и за этим провалом были видны соседняя вершина и та дорога, по которой Полина с Антоном поднимались в поднебесье. Здесь был сильный ветер, он, не встречая препятствий, бесчинствовал и нещадно трепал одежду путников, и нужно было благодарить судьбу за то, что в эти минуты не налетела непогода, когда вершину скрывает грязно-серая мгла и заряды холодного дождя хлещут косыми тугими струями, в
мгновение заливая все вокруг потоками воды.
        Справа от ограждения они увидели калитку, закрытую на задвижку. Антон с заговорщицким видом ее открыл, предварительно убедившись в том, что их никто не видит, - а на площадке и в галерее, где стояли деревянные лавки, по-прежнему не было ни одной живой души, - и увлек Полину за собой по короткой, всего в несколько ступеней, лестнице, ведущей вниз, как раз на тот самый козырек, который опоясывал вершину скалы и где были захоронены настоятели. Справа от них теперь оставался обрыв, а слева поднималась стена. Полина и Антон огибали ее, и вдруг в стене открылись ниши, небольшие помещения, где лежали сложенные аккуратно дрова, немалых размеров топор и древесный мусор, щепки, которые еще не успели убрать неведомые дровосеки, а далее, справа по ходу, были надгробные плиты, те самые - могилы высоко, выше птиц, эти люди жили здесь, рядом с небом, и здесь же остались после смерти. Немилосердный ветер рвал одежду, завывал, сердясь, и было чуточку тревожно.
        Полина и Антон прошли по козырьку, тут тропа поднималась, она вывела их на площадку, на которой они стояли пару минут назад, эту площадку они обошли кругом, и, когда вновь вышли на нее, они видели арку, ту самую, через которую входили на площадку, поднявшись от ворот, и еще видели галерею и распахнутую дверь. В ту дверь, в помещения монастыря, Антон и повел Полину.
        Деревянная лестница вела наверх. Одна из дверей справа по ходу была открыта. Свернули туда. Короткий коридор вывел их на крохотный балкон, под которым разверзлась пропасть. Здесь, на вершине семисотметровой скалы, над пропастью, от которой отделяло лишь невысокое и совсем не кажущееся надежным ограждение, легко было прочувствовать собственную уязвимость. Полина лишь на мгновение взглянула вниз и тут же отшатнулась. Наткнулась на стоявшего у нее за спиной Антона, резко обернулась. У него был встревоженный и, как ей показалось, настороженный взгляд.
        - Что такое? - спросил Антон.
        - Ничего, - пробормотала Полина, не смея признаться, что испугалась.
        Торопливо пошла по коридору, возвращаясь в монастырские покои.
        Переходы, лестница. Вдруг они вошли во внутренний монастырский дворик, совсем крохотный - пять на пять метров. Слева у стены на лавке сидел грузный и довольно молодой монах в черных одеяниях и со столь же черной бородой - Полина едва успела отвернуть лицо, прикрывшись капюшоном. А прямо перед ней была единственная дверь, вход в монастырскую церковь, столь же маленькую, как и внутренний двор монастыря, туда Полина и прошмыгнула мимо перебирающего четки монаха.
        В церкви стоял сумрак, плавал сладковатый запах, оплывали перед иконостасом свечи. Антон подошел и встал рядом с Полиной. Они долго пребывали в неподвижности. То ли их сковывали крохотные размеры церквушки, то ли обездвижели оттого, что осознали - стоят над семисотметровой бездной на крохотном пятачке тверди, а вокруг, куда ни пойди, пустота, близкие облака и небо. Полина даже прикрыла на мгновение глаза, а когда открыла их вновь, вдруг увидела прямо перед собой крест, на который поначалу в сумраке не обратила внимания, - он был неказист, и его присутствие рядом с иконостасом казалось необычным и необъяснимым, только смутная догадка шевельнулась в душе. И тут Антон сказал едва слышно:
        - Обломок креста, который оставила на Кипре святая Елена, помещен в этот крест, который у иконостаса.
        И Полина снова прикрыла глаза. Шаги. Кто-то вошел в церковь. Несколько человек, она угадывала это. Чуть повернула голову. Иностранцы. Те самые, которых не пускал дежуривший у ворот киприот. Полина показала Антону жестом, что пора бы им уйти. Вышли из церкви. Монах все так же перебирал четки. И на этот раз Полина не убереглась. Их взгляды встретились. И оба они на мгновение оторопели. Монах - оттого, что догадался, что перед ним женщина, а Полина - оттого, что поняла это. В следующее мгновение Полина, опустив голову, испуганной мышкой проскользнула мимо потрясенного монаха, скатилась вниз по лестнице и оказалась на продуваемой всеми ветрами открытой площадке. Ей вдруг отчего-то стало смешно, она бежала к воротам и смеялась негромко, уткнувшись лицом в ладони, а Антон едва за нею поспевал.
        Миновали домик стража ворот, и только в машине Полина смогла сказать:
        - Какие же мы авантюристы!
        - Может быть, вы первая женщина, побывавшая там, - сказал Антон.
        Такой прогулки у них еще никогда не было.
        Глава 47
        МАРКЕЛОВ. РОССИЯ
        В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ
        У директора серпентария был настороженный взгляд. То есть он пытался придать своему взгляду выражение равнодушного ожидания, но у него не получалось.
        - Да вы не волнуйтесь! - засмеялся Маркелов, стараясь своим смехом разрядить обстановку. Ему не нужен был перепуганный собеседник. Ему нужен был собеседник вменяемый. - Лично к вам у меня нет никаких претензий. Считайте, что я к вам на консультацию прилетел. Только и всего.
        Только и всего! Так ему директор и поверил. Три с половиной часа самолетом от Москвы, да из самого МУРа - рассказывает, что просто из любопытства заглянул. А второй, что с московским гостем пришел, - это свой, из местного Управления внутренних дел, вроде как сопровождает гостя.
        - Мы сегодня посмотрели документацию, - сказал Маркелов. - Неужели так плохо у вас торговля идет?
        - Если честно, она никак не идет, - ответил осторожно директор.
        - Как же так? Змеиный яд! Большая редкость и дефицит - и никто не покупает?
        - Редкость - это для непосвященных. А экзотики тут никакой нет. Вы знаете, сколько у нас уже того змеиного яда скопилось? Четыре килограмма! При том что стандартная разовая продажа может составлять десять-пятнадцать граммов яда.
        - Граммов? - уточнил Маркелов.
        - Именно! Теперь вы представляете, что такое четыре килограмма? Мы тут как-то раз хотели за рубеж поставить нашу продукцию. Знаете, сколько они нам заказали? Сто граммов! Это, говорят, оптовая партия! А вы говорите - дефицит.
        - Для меня это новость, - признался Маркелов.
        Утром он прилетел из Москвы, в полдень вместе с сопровождающим из местного управления уже просматривал документацию, которую вели в серпентарии, и уже тогда в нем зародились сомнения и неполное понимание происходящего: он-то рассчитывал окунуться в жизнь и проблемы предприятия, производящего всем нужный и достаточно дефицитный продукт, за который платят в валюте. А оказалось...
        - За весь прошлый год всего несколько мелких сделок, - сказал Маркелов. - Просто удивительно, честное слово. И все больше по мелочи. Я вот тут выписки сделал...
        Он заглянул в свои записи.
        - Какая-то пищевая фирма. Купили несколько граммов змеиного яда. Им-то зачем?
        - Для водки.
        - Для чего, простите? - не поверил услышанному Маркелов.
        - Для водки, - повторил директор. - Добавляют в водку, всего несколько миллиграммов на бутылку, и потом рекламируют свою продукцию как имеющую лечебные свойства.
        - А что, действительно - лечебная?
        - В принципе для иммунной системы полезно.
        - А отравиться тем змеиным ядом, что растворен в водке, нельзя?
        - Можно, - сказал директор. - Если выпить целый ящик. Но это же нереально - чтобы ящик.
        - Да, - согласился Маркелов. - Нереально.
        Он даже расстроился, как казалось. То ли оттого, что невозможно выпить целый ящик водки, то ли оттого, что с этим змеиным ядом все оказалось так прозаично.
        - Стыд и срам! - сказал в сердцах директор, у которого, видимо, давно уже наболело. - Выкручиваемся как можем. То водка эта... То еще какая чепуха... Лишь бы только где-то этот яд пристроить! А ведь это же ценное сырье! Из него надо не водку, а сыворотки делать, лекарства! У нас же было почти десять тысяч змей! Десять тысяч! А осталось сто! У меня люди два года зарплату не получают!
        - Как так? - тут же насторожился Маркелов. - Два года не получают зарплату и все равно не увольняются?
        Перед ним уже рисовалась стандартная схема. Если люди не получают денег, но и увольняться не спешат, значит, имеют какой-то интерес, приторговывают ядом из-под полы, и ходя директор убеждает, что никому тот яд не нужен, а все-таки кто его знает. Вот он - черный рынок, на котором обращается неучтенный змеиный яд.
        - А куда уходить? - пожал плечами директор, нимало не взволновавшись. - Где может найти работу специалист по змеям? Он никому не нужен.
        - А если тут меркантильный интерес? - озвучил собственные подозрения Маркелов. - Как у вас поставлен контроль за хранением продукции?
        - Это вы о хищениях? - приподнял бровь директор.
        По нему было заметно, что он немало удивлен.
        - Ну, люди всякие встречаются, - заметил Маркелов. - Кто-то из ваших, может быть, и приворовывает. А?
        В его взгляде сквозила надежда.
        - А зачем воровать?
        - Чтобы продать! - убежденно сказал Маркелов.
        - Кто же будет покупателем?
        - Да это неважно!
        - Нет, это очень важно, - не согласился директор. - Вот вы говорите - воровство. В каких случаях ваш неназванный покупатель приобретет тот же самый яд не у меня, директора, а у моего работника, который тот яд своровал? - Он стал загибать пальцы, чтобы все учесть и ничего не упустить. - Во-первых, если у него, у покупателя, в принципе нет возможности приобрести яд открыто, если продажа просто запрещена.
        - А она запрещена? - поинтересовался Маркелов.
        - Нет! Приходи и покупай. Так, что у нас дальше? - загнул второй палец. - Во-вторых, те случаи, когда теоретически приобрести товар ты имеешь право, а на практике это твое право трудноосуществимо, то есть имеет место дефицит и надо искать обходные пути.
        - А дефицита, как я понимаю, нет.
        - Нет! - подтвердил директор. - У меня четыре килограмма этого яда! Какой уж там дефицит!
        Вспомнив о своих немалых, но никому не нужных запасах, директор не смог сдержать вздох.
        - Что у нас еще остается? - Он задумался, не зная, загибать ли ему третий палец.
        - Еще одна причина нелегальной торговли бывает, - подсказал ему Маркелов. - Это когда ворованное стоит дешевле, чем приобретаемое легально.
        Он выразительно посмотрел на собеседника. И опять тот нисколько не смутился. Усмехнулся и произнес:
        - Скажу вам по секрету, что мой яд всегда будет дешевле того яда, который мой работник, может быть, захочет украсть.
        - Почему?
        - Потому что я готов отдать тот яд покупателю за любые деньги. За любые! Даже самые маленькие. Лишь бы заплатили. Но ведь не платят же! - заключил он с досадой.
        - То есть как это - за любые деньги отдать? - не поверил в подобную возможность Маркелов. - У яда этого есть какая-то цена? Я слышал, что змеиный яд стоит дорого.
        Про то, что дорого, он узнал от арестованного Берикова. Тот поведал, что покойный Звонарев должен был за пятьсот пятьдесят тысяч долларов предоставить двести граммов змеиного яда. Получалось чуть менее трех тысяч долларов за один грамм.
        - На мировом рынке один грамм стоит пять тысяч долларов.
        - Вот! - вскинулся Маркелов. - Пять тысяч! А вы говорите - отдадите за любые деньги!
        - Понимаете, на мировом рынке хватает и того яда, который там обращается. Продажи мизерные. И если я выйду на тот рынок со своими четырьмя килограммами, мне за них заплатят копейки.
        - Почему?
        - Потому что рынок обрушится. Из-за того, что яда станет слишком много. Это как с золотом. Не слышали? Совсем недавно история приключилась. Ну как же, об этом много писали. В общем, все мы знаем, что золото - это очень надежно. Что все может обесцениться, но только не золото. И именно в его приобретение надо вкладывать деньги, если у тебя неожиданно появились свободные средства. Так? И вот вдруг выясняется, что не так. Национальный банк какой-то европейской страны... Англии?.. Голландии?.. Я сейчас не вспомню, да это и неважно. В общем, тот банк решил распродать свои золотые запасы, несколько сотен тонн. Не устраивало их, что золото лежит без движения, не работает на национальную экономику. И знаете, что произошло? Они только еще пробную продажу произвели, совсем немного золота выбросили на рынок, а рынок взял и обрушился. Цена на золото упала, в Африке стали закрываться золотодобывающие шахты, на биржах, торгующих золотом, паника. И пришлось продажи прекращать. Потому что вдруг обнаружилось, что у золота не совсем настоящая, виртуальная цена. То есть эта цена вроде бы существует, но на самом деле
ее величина сохраняется только до тех пор, пока никто ничего не продает. А если кто-то попытается продать сразу и много, то окажется, что эту цену ему за его сокровища никто не даст. Так что мои четыре килограмма змеиного яда - это то же золото. Цена на него установлена, а платить никто не платит. Вот я и говорю: если кто-то ко мне придет и попросит продать ему десять, двадцать, пятьдесят граммов змеиного яда - я отдам тот яд за любые деньги и даже торговаться не буду, потому что мне людям зарплату надо платить, а платить на сегодняшний день нечем.
        - Значит, если бы такой человек к вам пришел, вы бы ему яд продали?
        - С превеликой радостью!
        - У меня есть один знакомый, - сказал Маркелов. - Он хотел купить двести граммов змеиного яда.
        - Вы шутите! - не поверил директор.
        - Почему же шучу?
        - Двести граммов?
        - Именно!
        - Не смешите меня! Кому сейчас нужны двести граммов змеиного яда? Для чего? Что он с этим будет делать? Вы хоть представляете, что такое двести граммов змеиного яда?
        Маркелов видел бумаги, где фиксировался отпуск покупателям производимой в серпентарии продукции. Он еще днем обратил внимание на фигурирующие в тех бумагах объемы сделок: десять граммов, двадцать граммов, семь с половиной граммов.
        - М-да, - сказал Маркелов. - Вы, похоже, правы.
        Он выглядел задумчивым и не то чтобы растерянным, но как будто решал какую-то сложную и трудноразрешимую для него задачу.
        - Спасибо вам за этот разговор, - поблагодарил он.
        Директор несмело улыбнулся в ответ, обнаружив, что милицейский визит закончился для него вполне благополучно. Он проводил гостей до самой машины и напоследок долго жал гостям руки и спрашивал, не хотят ли те совершить экскурсию по серпентарию, посмотреть на змей.
        Маркелов отказался. Директор не настаивал.
        Уже в машине, когда они отъехали, Маркелов сказал с досадой своему спутнику:
        - У меня получается какая-то странная командировка. Я не только ничего для себя не прояснил, но еще больше запутался. Получается, что моему подопечному, убийство которого я расследую, заказали покупку вещества, которое на самом деле никому не нужно.
        Этот змеиный яд был настоящим сокровищем, настоящим товаром только для таких вот людей, каким был сам Маркелов, то есть для тех, кто в этом ровным счетом ничего не понимал. На самом деле яд не был товаром. На него не было спроса. И уж тем более вряд ли кому-то могли понадобиться целых двести граммов вещества. Неведомый Маркелову Гриша выложил восемьсот тысяч долларов за то, что никому не было нужно, переплатив при этом двести пятьдесят тысяч, которые вороватый Бериков посчитал своими комиссионными и присвоил. Гриша так бездумно швырял деньгами, что Маркелов не находил этому разумного объяснения. Либо Гриша был стопроцентным идиотом, что все-таки маловероятно, либо у него была веская причина делать так. Если Маркелов поймет, что же это была за причина, сразу станет ясно, что за история такая темная с этим ядом и за что на самом деле убили Звонарева.
        Глава 48
        Полина и Антон вышли из ресторана "Nitaya". Единственное место во всем Лимасоле, где можно было одновременно отведать блюда и японской, и китайской, и тайской кухни - экзотика на любой вкус. Одни только названия блюд, которые заказывал Антон, ласкали слух: суп из акульих плавников, сашими, яшими, утка по-пекински с блинами, непременное сакэ - некрепкая теплая японская водка, ко вкусу которой еще надо было привыкнуть, и горячее мороженое - это Полина заказала из-за парадоксальности названия. Вместо стен в зале ресторана были огромные аквариумы, в которых за толстыми стеклами плавали неизвестные Полине рыбы самых разных расцветок и размеров, и легко можно было представить, что ты находишься где-то под водой, под защитой прочного корпуса подводной лодки - а вокруг океан. И вот они вышли из этой "лодки" в ночную темноту. Справа были Старый порт и море, оттуда набегал свежий ветер, Полина повернулась к ветру спиной, и перед ней теперь был Старый город. Пустынные улицы и тишина.
        Антон проследил взгляд своей спутницы, предложил:
        - Можно пройтись по улицам.
        Они углубились в старый квартал, оставив справа пальмовую набережную и отель "Аквамарина", в котором Полина остановилась в день своего прилета на Кипр, и почти сразу вышли к отделенному от проезжей части невысокой оградой каменному зданию. Его Полина уже видела, очень давно, как ей теперь представлялось, как раз тогда, когда она только-только появилась в Лимасоле, и в тот раз тоже время было позднее и улицы пустынны. Полина вдруг вспомнила, как это самое здание тогда вдруг показалось ей пугающе мрачным. Сейчас все было иначе. Может быть, из-за того, что рядом был Антон?
        - Лимасольская крепость, - сказал Антон. - Когда-то на этом месте были укрепления византийцев. И как раз здесь Ричард Львиное Сердце обвенчался с Беренгарией Наваррской.
        Повернулся и посмотрел на Полину. В его взгляде было - что? Полине показалось, что загадка.
        - Это было прямо здесь? - спросила она и опустила глаза, принимая правила игры, которые ей, как казалось, предлагали.
        - Да, - ответил Антон.
        Пауза.
        - У меня есть для вас сюрприз, - сказал Антон.
        - Я заинтригована.
        - Это совсем близко.
        Он показал рукой на лабиринт безлюдных улочек. Туда, в чрево Старого города, они и углубились. Светились редкие фонари и столь же редкие витрины закрытых до завтрашнего утра магазинов. Никто не встречался им на пути. В конце одной из улочек, которую они пересекали, в узком проеме меж обветшавших домов, промелькнул одинокий автомобиль, и вновь тишина и пустынность улиц. Очень скоро они вышли к городскому рынку. Небольшая площадь перед зданием рынка заставлена столиками - днем здесь работают кафе, а на ночь столы даже не убирают. Светятся фонари и вывески расположенных на площади кафе и продуктовых лавок, ни одной живой души вокруг, и единственная машина, приземистая и серебристая, припаркована на площадке, где в обычный день не сыскать свободного места. Этот Старый город просто создан для ночных прогулок, подумалось Полине, а дальше развить свою мысль она не успела, потому что Антон вдруг сказал ей:
        - Я давно хотел сделать вам подарок, Полина. И я рад, что мне представилась такая возможность.
        Они стояли перед новехоньким серебристым автомобилем, преданно и дружелюбно глядящим на них своими добрыми и чуть раскосыми глазами-фарами.
        - "Хонда-Сивик", - сказал Антон. - Я надеюсь, что эта машина вам понравится.
        Полина была так поражена, что в первое мгновение не нашлась что ответить. Это происходит в действительности? Или она сегодня выпила слишком много сакэ?
        Глава 49
        Солнце уже заглядывало в окно Полининой комнаты, но ей все казалось, что еще рано, хотелось понежиться в кровати, а понежиться было не суждено. Зазвонил телефон, Полина сняла с рычага трубку:
        - Алло?
        - Полина! Мы внизу!
        Голос тети Гали.
        - А что случилось?
        - Как! - воскликнула тетя Галя. - И ты еще спрашиваешь? Сегодня мы едем в горы! Забыла?
        И солнечного света, как показалось Полине, тут же поубавилось. Потому что ей вспомнилось: горы, барбекю, день рождения Прокопова. Черт побери, ну почему именно в эту минуту она оказалась дома? Почему не отправилась куда-нибудь на прогулку на своем новеньком авто? И не было бы сейчас никакого Прокопова с его так некстати приключившимся днем рождения.
        - Я не очень хорошо себя чувствую, - попыталась увильнуть Полина.
        - Сейчас я к тебе поднимусь.
        А увильнуть не получится.
        - Не надо ко мне подниматься, - вздохнула Полина. - Я выйду.
        Перед ее домом, когда она спустилась вниз, стоял огромный внедорожник Прокопова. Кроме многочисленных сумок и коробок, в салоне помещались сам Прокопов, вихрастый Миха и тетя Галя, и еще там, как обнаружила Полина, оставалось немало свободного места, так что предполагалось, что они будут все вместе ехать в прокоповской машине.
        - Привет! - сказал Прокопов Полине.
        И снова этот его ощупывающий взгляд.
        - Здравствуйте, - ответила Полина. - С днем рождения!
        - Ну спасибо, - отозвался Прокопов. И тут же скомандовал восседавшему на переднем сиденье машины Михе: - Брысь назад!
        Полина поняла, что место освобождается для нее.
        - Нет-нет! - сказала поспешно.
        - Что такое? - нахмурился Прокопов.
        Он любил, чтобы все и всегда было так, как представлялось правильным ему лично.
        - Я поеду в своей машине.
        - Ну при чем тут твоя машина! - начал заводиться Прокопов.
        И снова тетя Галя метнула в него уже знакомый Полине взгляд, как тогда, в магазине, - будто Прокопов делал что-то не то и она хотела бы ему об этом сказать, но не имела возможности, потому что рядом была Полина.
        - Почему бы и нет? - вмешалась тетя Галя. - Мы с Полинкой поедем в ее машине...
        Она так смотрела на Прокопова, будто хотела его загипнотизировать. Кажется, это ей удалось. Прокопов поиграл желваками, после чего сказал, явно сделав над собой усилие:
        - Ну и черт с вами. Поезжайте за мной.
        И все равно не удержался, сорвал злость на Михе:
        - А ты пошел назад! Сказано же тебе!
        Хотя необходимости в этом никакой не было.
        Уже в машине, когда "Хонда" тянулась за прокоповским внедорожником, тетя Галя сказала Полине:
        - Ты не зли его.
        - Я к нему на день рождения не напрашивалась, - пожала плечами Полина.
        - И все же... Будь помягче.
        - Поуступчивее? - недобро усмехнулась Полина.
        - Ну что ты такое говоришь?
        - Я вот не пойму, - сказала Полина. - У него виды на меня, да?
        - Ну какие виды?
        - Я запуталась. Вы с ним? Или нет? Почему он в вашем присутствии обращается со мной так, как будто я ему как минимум принадлежу?
        - Полина! - произнесла тетя Галя укоризненно.
        - Почему он все время смотрит на меня таким маслянистым и липким взглядом? Откуда этот хозяйский тон? Что такое вообще происходит?
        - Конечно, никаких видов, как ты это называешь, у него на тебя нет. И если человек испытывает к тебе чувство симпатии, не надо его отталкивать.
        - Да не нуждаюсь я в его симпатиях! Он этого не понимает? Так я ему скажу!
        - Не скажешь! - неожиданно жестко отреагировала тетя Галя.
        - Скажу!
        - Ох ты и фрукт! - в сердцах сказала тетя Галя. - Вся в отца!
        - Только отца моего не надо трогать! Я знаю, что вы его не любили...
        - Это было взаимно, Полина, - со вздохом парировала тетя Галя. - Да и не за что мне было любить Звонарева. Тяжелый человек. И мать твоя, царство ей небесное, напрасно с ним связалась.
        - Прекратите!
        - Напрасно! - не унималась тетя Галя. - И в конце концов она заплатила за свою ошибку сполна, Звонарев ее угробил.
        - Прекратите!
        - Я не прекращу, Полина. Потому что и ты, и я - мы обе знаем, что твоя мать умерла не потому, что вдруг узнала о неизлечимой болезни...
        - Она была больна!
        - Она не была больна. Я говорила с ее врачом. Уже потом, после того как ее не стало. Не было никакой смертельной болезни. Ничего не было. Она ушла, потому что...
        Пауза. Полина невыносимо страдала. Она-то думала, что единственная знает эту тайну. Потому что мамы нет, и папы нет, и она одна только и осталась, кто знал всю подноготную происшедшего.
        - Если бы Звонарев был благородным, - сказала тетя Галя, - если бы был великодушным, если бы не оскорбил твою мать, если бы он вообще относился к ней получше - она была бы жива и сегодня. Он убил ее.
        - Не смейте, - прошептала Полина.
        Но все, что говорила тетя Галя, было правдой. Полина знала, что родители сильно повздорили. Настолько сильно, что мама была сама не своя. А потом ее не стало. Самоубийство. Отец сказал через некоторое время, что как раз накануне самоубийства мама узнала о страшном диагнозе. И у нее просто не хватило мужества на то, чтобы пройти этот путь. Путь, на котором много боли и совсем отсутствует надежда. Никакого спасения. В тот раз, когда отец сказал ей о диагнозе, Полина поверила не до конца. Потому что знала о той ссоре, что предшествовала самоубийству. И знала обо всех предыдущих ссорах, которые случались часто, очень часто. И еще ей показалось странным, что про диагноз отец упомянул только тогда, когда тело мамы уже было кремировано. Но она ни с кем не хотела делиться своими сомнениями. Потому что было очень больно.
        Глава 50
        Киприоты с присущей им рачительностью места отдыха в лесу обустроили по полной программе. В самых живописных уголках, где все, что есть вокруг, ласкает взор, вкопаны скамьи и прочные и большие столы, за которыми может расположиться очень даже внушительных размеров компания, здесь же площадка для приготовления барбекю - Полина и прежде видела эти островки для отдыха, когда они с Антоном путешествовали по горам. Антон говорил ей, что киприоты приезжают сюда летом, когда внизу, на побережье, температура воздуха в отдельные дни поднимается до сорока градусов в тени, когда морская вода прогревается до двадцати пяти градусов и выше и от царящего вокруг зноя, как кажется, нет спасения, но Прокопов в отличие от киприотов явно не собирался ждать, пока наступит лето, и свой день рождения решил отметить в горах.
        Здесь, на площадке на склоне горы, куда въехали машины, обнаружился Костас, тот самый киприот, который работал в прокоповской фирме и который когда-то встречал Полину в аэропорту Ларнаки. Костас суетился у стола, уже готового к прибытию дорогих гостей: там стояло вино в пятилитровой бутыли, пестрели салаты, явно приобретенные в супермаркете "Орфанидис", были копченые нарезки, сыр, русская икра и русская же водка, еще были фрукты, подготовленный для завершающей стадии празднества торт, присутствовало что-то рыбное, но и это было еще не все - по команде Прокопова Миха стал извлекать из машины многочисленные сумки и коробки, и там тоже были продукты, и трудно было себе представить, как все это можно съесть.
        Прокопов все еще сердился, кажется, но старательно делал вид, что обид не помнит.
        - Поможешь Костасу? - спросил он у тети Гали, избегая встречаться взглядом с Полиной.
        Миха, бежавший в это время от машины с очередной коробкой, споткнулся и упал. Коробка раскрылась, на землю высыпались конфеты. Недолго думая, Прокопов дал сыну подзатыльник. Кажется, ему это было свойственно: решать возникающие проблемы просто и без затей. Увидевший скорую расправу, Костас с удвоенным усердием засуетился у стола. Полина вдруг подумала о том, что и киприот, возможно, уже имел несчастье испытать на себе прокоповский гнев.
        А Прокопов, вспылив, тут же дал задний ход, как будто ничего не произошло. Заложил руки в карманы, скользнул взглядом окрест, увидел Полинину машину.
        - Классная тачка, - оценил. - Сама купила?
        И посмотрел с прищуром.
        - Подарили.
        - Ну надо же! - удивился Прокопов. - Ни фига себе подарки!
        Что-то было за его словами. Уж не ревность ли? Полина подумала, что не ответит ему, если он сейчас спросит, кто же тот щедрый даритель. Потому что неизвестно, чем это может обернуться для Антона. В отношении Прокопова и его методов Полина не питала иллюзий. Но он ни о чем ее не спросил.
        Сели за стол. Костас выполнял роль официанта. Прокопов смотрелся настоящим хозяином. Тетя Галя бросала в его сторону быстрые настороженные взгляды. Ну чего она с ним так носится? Полина никак не могла этого понять.
        Себе Прокопов налил водки, целый пластиковый стакан, тете Гале и Полине - вина, Михе спиртного не досталось по малолетству, а Костасу, видимо, по статусу. Прокопов поднял свой стакан, взглянул на присутствующих с прищуром и буркнул:
        - Ну, поздравляйте, что ли!
        - Саша! - сказала с чувством тетя Галя. - Сегодня твой день! Ты всей своей жизнью заслужил то, чтобы быть счастливым! Когда я думаю, кого могла бы назвать по-настоящему толковым, мудрым и работящим мужиком, я в первую очередь вспоминаю тебя, Саша! Чтобы вот так, не имея ни блата, ни денег шальных, подняться, поставить свое дело, и чтобы тебя люди уважали, и чтобы детям своим сделать счастливую жизнь - это надо уметь! Я знаю, как к тебе относятся, как тебя любят, я везде о тебе слышу только хорошее...
        - Хватит, ладно, - буркнул Прокопов.
        Кажется, он был несколько смущен.
        - В общем, за тебя, Саша!
        Прокопов выпил водку одним махом. Полина только пригубила вино.
        - Ты пей! - сказал ей властно Прокопов.
        - Я за рулем, - напомнила Полина.
        - Не дрейфь. Киприоты не препятствуют.
        О том, что местная дорожная полиция смотрит на подобное сквозь пальцы, Полина знала. Но ей был нужен предлог.
        - Я так не могу, - сказала она. - Извините.
        Зато Прокопов себя не ограничивал. В последующие пятнадцать минут он в одиночку употребил поллитровку, и Костас принес вторую. Прокопов заметно повеселел, даже попытался рассказать анекдот, но анекдот оказался неприличный, и бдительная тетя Галя вовремя успела его остановить. Полина по-прежнему почти не пила, и только одно это, кажется, портило настроение Прокопову. Он попытался подлить Полине вина, та запротестовала, Прокопов осерчал, даже лицо у него раскраснелось, он выразил свое неудовольствие, причем грубо, тетя Галя хотела его осадить, он выразился совсем непечатно. А тут еще Михе надо было не вовремя попасться ему на глаза - выплыла история с какой-то двойкой, полученной накануне Михой в школе. Прокопов, все больше багровея, заорал, что Миха ни черта учиться не хочет, что большего болвана ему в жизни видеть не доводилось, в него бабки вкладывают, а сынуля как был бакланом, так бакланом, блин, и остался, и хоть кол ему, козлу, на голове теши. Он так орал, что даже Полина испугалась, а про Миху и говорить нечего: у мальчишки был такой вид, что впору спрятаться под стол, но спрятаться ему
Прокопов не дал, вдруг схватил за шиворот и поволок к своей машине.
        - Что он делает! - воскликнула Полина.
        - Не вмешивайся, прошу тебя, - произнесла тетя Галя.
        Она была бледна и все пыталась закурить сигарету, но никак не получалось, руки ее не слушались. Полина поднялась из-за стола.
        - Полинка, не надо! - попросила тетя Галя.
        Но Полина ее не слышала.
        Прокопов уже уволок сына за машину, и, когда Полина там появилась, он уже развернул Миху лицом к внедорожнику, орал, брызгая слюной:
        - Руки на машину! На машину, я сказал! Ноги шире!
        Миха был недостаточно проворен, Прокопов ударил его по ноге, мальчишка едва не упал.
        Подобное Полина прежде видела по телевизору. Там ОМОН выстраивал у стены задержанных бандитов, и точно так же там грубо действовали, и так же кричали.
        - Так стоять! - орал Прокопов. - Тут тебе не школа! Тут все по жизни, блин! Я же предупреждал тебя, что будет плохо, если за ум не возьмешься!
        Полина встала между ним и Михой. У Прокопова был взгляд безумца. Ей даже показалось, что сейчас он ее ударит. Но ничего не случилось. А в следующий миг подбежала тетя Галя. Она отвлекла Прокопова, и Полина, воспользовавшись этим, схватила Миху за руку, увлекла его за собой. Они добежали до Полининой машины.
        - Садись! - скомандовала Полина.
        К ним бежал растревоженный Прокопов. Но Полина оказалась проворнее. Завела двигатель, бросила педаль сцепления, покрышки взвизгнули, машина сорвалась с места.
        "Хонда" вырвалась на асфальт, тут Полина бесстрашно прибавила скорость и засмеялась азартно-счастливо:
        - Уйдем, Миха! Не догонят!
        - Еще как догонят! Вы знаете, как папка на машине гоняет! - затосковал Миха.
        - О, мы уже на "вы"? - изумилась Полина. - Ну зачем же так, старичок? Не надо этих церемоний, ведь мы с тобой друзья.
        Никто их не догнал.
        Глава 51
        Ресторан "Людвиг" размещался в полуподвальном помещении одного из особняков в самом центре Москвы. Низкие сводчатые потолки, отсутствие дневного света, да и электрического на первый взгляд тоже нет, трепещет неяркий огонь в плошках, прикрепленных к грубым, из неотесанного камня, стенам, пламя прикрыто почерневшим якобы от копоти стеклом, и только если присмотреться, можно обнаружить, что это не жировой светильник из средневековья, а лишь его имитация. Столы здесь грубые, из толстых некрашеных досок. Длинноволосые официанты ходят в кожаных фартуках - то ли мясники, то ли палачи, это уж кому как больше нравится. Обстановка, словом, нарочито не изящная, и сам Маркелов, доведись ему делать выбор, предпочел бы другой какой-то ресторан.
        Маркелов прошел через зал, а открыть дверь, ведущую в подсобные помещения, не успел. Та распахнулась, и ему навстречу вышел официант, долговязый парень, такой же длинноволосый и так же похожий на палача-мясника, как и все его товарищи.
        - Директор на месте? - спросил Маркелов.
        Секундная пауза, в течение которой парень всматривался в лицо Маркелова.
        - Нет директора.
        - Когда будет?
        - Думаю, скоро приедет.
        - Я подожду.
        - Пожалуйста, - ответил официант. - Может быть, что-нибудь закажете?
        - Кофе.
        Официант выждал еще мгновение - не последует ли дополнения, - не дождался и ушел. Маркелов сел на стул с высокой спинкой, не очень удобный, жесткий, но эта спинка отгораживала его от зала, и в окружающем сумраке можно было представить, что вокруг нет никого. Из сумрака вдруг вынырнул уже знакомый Маркелову официант, поставил перед ним на стол кофе.
        - Что-нибудь еще?
        - Нет, спасибо.
        Официант исчез, и снова кажущееся безлюдье вокруг.
        Маркелов не успел выпить кофе, как директор появился - его Маркелов помнил с тех пор, как после гибели Звонарева заезжал сюда с кем-то из оперативников, чтобы по горячим следам выяснить, не встречался ли с кем-либо Звонарев непосредственно перед гибелью.
        - Здравствуйте! - сказал директор, явно узнав гостя. - Может быть, пройдем в мой кабинет?
        Наверное, его предупредили о том, что его ждут.
        - Это необязательно, - пожал плечами Маркелов.
        Им и здесь никто не мог помешать.
        - Может, коньячку?
        - Я на работе не пью, - сказал Маркелов.
        - Да-да, конечно.
        Значит, он действительно помнил, кто такой Маркелов.
        - Я все по тому же делу, - сказал Маркелов.
        - По убийству?
        - Да, по убийству.
        Директор изобразил на лице неподдельный интерес и готовность помочь чем только возможно.
        - Вы Звонарева, конечно, помните.
        - Безусловно.
        - Накануне своей гибели он, по вашим словам, ни с кем в "Людвиге" не встречался...
        - Ни с кем, - с готовностью подтвердил директор.
        - А вообще встречи тут у него были?
        - Раньше?
        - Да.
        - Были.
        - С кем?
        - Много с кем, - пожал плечами директор. - У нас тут место для деловых встреч просто замечательное.
        Кажется, последнюю фразу он произнес с плохо скрываемой гордостью.
        - Чем же оно замечательное?
        - Для деловых людей это очень важно, чтобы тихо, спокойно, чтобы уединение. Даже столы у нас так стоят, как бы в нишах, видите? Получаются отдельные кабинеты. И спинки у стульев высокие, тоже отгораживают...
        - Да-да, я заметил, - кивнул Маркелов. - Так я все-таки хотел бы вернуться к Звонареву.
        - Я весь внимание.
        - Он встречался здесь со своими деловыми партнерами?
        - Да, бывало.
        - Когда? С кем?
        - Помилуйте! - вскинул коротенькие ручки маркеловский собеседник. - Да разве же всех упомнишь! Я и не знал никого из них. Тут ведь вот какое дело. Звонарев - наш клиент. Знаете, когда человек на протяжении длительного времени в ресторан захаживает, он становится почти что родным. Ну, понимаете, он запросто может мне позвонить даже в праздничный день, за три часа до наступления Нового года, и для него, лично для него, я все равно найду место, хотя мест в это время уже нет в принципе. И отношения с таким человеком уже не формальные, и зачастую я знаю, где, с кем он работает, и уже свой телефон он мне оставляет, и все такое прочее. Вы понимаете?
        - Понимаю.
        - А вот люди, которые с ним приходят, - я иногда и вижу-то их в первый и последний раз в жизни! - что я о них могу знать?
        - Да, вы правы, - согласился Маркелов. - Но мне понравилась ваша мысль о том, что постоянный клиент - это почти родной человек. Иногда ведь переброситесь парой-тройкой фраз на отвлеченные темы, а? Как бы ни о чем, просто за жизнь. Бывает?
        - Бывает.
        - И со Звонаревым тоже?
        - Конечно.
        - А о чем говорили?
        - Да ни о чем, если честно. Про погоду, про дела семейные.
        - Что там с семейными делами?
        - Ну, я у него спрошу, к примеру, как дочь. У него ведь дочь в университете...
        - Откуда вы знали про университет?
        - От Звонарева, естественно.
        - А саму дочь вы видели?
        - Нет, ни разу.
        - Что же, он с нею сюда и не приходил никогда?
        - Никогда. Может быть, у них для семейных вечеров был другой какой-то ресторан? - предположил директор. - Где-нибудь, где интерьер повеселее. Звонарев и сам сюда либо пообедать заезжал, либо с кем-то встречался. А так, чтоб на праздник, - никогда.
        - А говорили - на Новый год, - напомнил собеседнику Маркелов.
        - Это я так, для примера. Чтобы понятнее было, что есть для нас постоянный клиент.
        - Ну а еще о чем вы со Звонаревым говорили? - вернулся к интересующей его теме Маркелов.
        - Теперь уж и не вспомню.
        - А про змей?
        - Про что, простите? - округлил глаза директор.
        - Он когда-нибудь с вами о змеях говорил? О ядовитых.
        - Нет.
        Изумления в директорских глазах все прибавлялось и прибавлялось.
        - О змеиных ядах, - уже безо всякой надежды на успех продолжал Маркелов.
        - Нет.
        Конечно, нет. Маркелов и сам это понимал. А про яды спросил просто от безысходности. Все последнее время он искал хоть кого-нибудь, кто мог рассказать ему о человеке, через которого Звонарев добывал змеиный яд. Тот самый яд, пробную партию которого Звонарев через Берикова передал неведомому Грише. Грише качество яда, по-видимому, понравилось, и он заказал большую партию, сразу двести граммов. Но что-то там у них сорвалось. Деньги Звонарев получил, а яда не добыл, но и деньги не вернул. Получалось, что кто-то его обманул. Тот человек, который должен был достать яд. Похоже, что деньги тот человек у Звонарева взял, после чего исчез. На самого Звонарева Маркелов не грешил - тот ведь знал, чем все это может закончиться, очень хорошо знал, даже пытался спасти свою единственную дочь, фактически прогнав ее, удалив на безопасное, как ему казалось, расстояние. Ее он спас, а сам не уберегся.
        Но если Звонарев брал деньги, те немалые деньги, которые ему привез в чемоданчике Бериков, значит, он знал, где возьмет яд, и значит, был, был тот человек, который мог бы яд привезти, он существовал, и надо было только его найти, чем Маркелов и занимался все последнее время.
        Поставщика яда искали среди посетителей звонаревского офиса. Проверили всех, кто был зафиксирован в журнале посещений, который вела охрана. Безрезультатно. Отработали звонаревское окружение. Тех, кто вел совместно с ним бизнес. Безрезультатно. Беседовали со звонаревским шофером, тот работал на Звонарева долгое время, а уволен был не так уж давно, когда дела у фирмы пошли совсем плохо и Звонарев сам сел за руль, - и все равно шофера допрашивали, пытаясь просеять сквозь сито следствия маршруты звонаревских перемещений, адреса, по которым он наведывался, людей, с которыми общался, - последнее особенно интересовало. Но и здесь не было никаких зацепок.
        - Ладно, поговорили, - вздохнул Маркелов.
        Отодвинул чашку с недопитым кофе, демонстрируя, что их беседа закончена. Директор от этого, судя по всему, испытал облегчение.
        - А я примчался, - заулыбался он счастливо. - Мне позвонили, говорят - товарищ из милиции вас дожидается.
        Из милиции?!
        - Как - из милиции? - изумился Маркелов. - Почему из милиции?
        Он никому не представлялся, когда пришел сюда. Только спросил - есть ли директор. Ему ответили, что нет, но скоро будет.
        - Официант? - осенило Маркелова.
        - А? - растерялся директор.
        - Официант вам звонил?
        - Ну конечно!
        Ну конечно! Никто, кроме официанта, с Маркеловым не общался!
        - Откуда же он мог знать?
        - О чем?
        - О том, что я из милиции, - сказал Маркелов.
        - А он вас видел.
        - Когда видел?
        - В тот раз, когда вы приезжали. Сразу после убийства Звонарева.
        - И что? Он меня запомнил? - не поверил Маркелов.
        - У него память на лица. Вот увидел он вас, и считайте, что сфотографировал!
        И опять в голосе директора Маркелов уловил горделивые нотки.
        - Давайте-ка его сюда! - скомандовал Маркелов. - Как этого вашего "фотографа" зовут?
        - Ильяс.
        - Татарин, что ли?
        - А хрен его знает! Мне лишь бы человек был работящий, а что у него там в паспорте написано - это только для милицейского патруля значение имеет.
        Глава 52
        Официант подошел и встал у края стола. Его фартук из грубой кожи был на уровне маркеловского лица. Неприятно.
        - Садись! - сказал Маркелов.
        - Нам на работе нельзя.
        - Ты сейчас не на работе, ты на допросе у следователя, - сказал Маркелов, и не понять было, шутит он или действительно привык вот так, без церемоний. - Садись!
        На этот раз официант подчинился. Теперь Маркелов мог поподробнее рассмотреть его лицо. Вот оно что, оказывается. Так действительно можно запомнить, как выглядит посетитель ресторана. Лицо сидящего освещено лампой, которая стоит на столе. Как будто сумрак отступает.
        - Ты из Казани? - спросил Маркелов.
        - Почему из Казани?
        - Имя твое как?
        - Ильяс.
        - Ну вот!
        - Я из Казахстана.
        - Казах, что ли?
        - Почему казах? Предков моих туда сослали.
        - И ты прямо оттуда приехал?
        - Да.
        - Давно?
        - Два года назад.
        - Без прописки живешь в Москве?
        Недолгая пауза.
        - Я зарегистрирован.
        Маркелову в принципе до этого не было никакого дела. Просто нужно было что-нибудь, что делало бы собеседника словоохотливее.
        - И все время тут работаешь?
        - Нет, сначала в кафе. На Киевском вокзале.
        - Официантом?
        - Поваром.
        - А ты умеешь? - вроде бы даже удивился Маркелов.
        - Я же мужчина.
        - Ах да, - поддакнул Маркелов. - Ну так, значит, ты сначала на Киевском... Долго там проработал?
        - Два месяца.
        - А потом?
        - Потом налоговая кафе закрыла.
        - Понятно. А потом ты уже - сюда.
        - Да.
        - Нравится?
        - Ничего.
        - А вообще клиенты щедрые? - озаботился вдруг Маркелов, и вид он при этом имел такой заинтересованный, что можно было подумать, что всерьез размышляет - не сменить ли ему профессию.
        - Нормальные тут клиенты.
        - Чаевые большие?
        - Чаевые законом не запрещены.
        - Да, точно, - признал очевидное Маркелов. - А тебе они вообще нужны, чаевые эти. Просто жизненно необходимы. То тому отстегни, то этому...
        - Что вам от меня нужно? - спросил официант.
        Спросил без вызова, по-деловому. Не надо, мол, на меня давить. Я вам и без того все расскажу, только я пока не пойму, что вам от меня надобно. Я ведь не дурак, два года здесь уже живу, понимаю, что к чему, и с милицией ссориться не собираюсь.
        - Вот и ладненько, - удовлетворенно произнес Маркелов. - Ты мне скажи: ты Звонарева помнишь?
        - Помню.
        - Доводилось его обслуживать?
        - Да.
        - И тех, кто с ним приезжал, - тоже?
        - Да.
        - Всех их помнишь?
        - В смысле?
        - Обрисовать сможешь?
        - Кого вспомню - смогу. Если кто несколько раз тут появлялся - тех обязательно.
        - И много их наберется?
        - Вряд ли.
        - С десяток?
        - Наверное, меньше.
        - Тогда мы с тобой так договоримся. Ты завтра ко мне приедешь... Ты завтра, кстати, работаешь?
        - Нет, выходной у меня.
        - Значит, завтра приедешь, и мы попробуем фотороботы составить. Всех тех людей, кого ты видел в компании со Звонаревым. Договорились?
        - Да.
        - И еще у меня к тебе такой вопрос. Ты вот блюда подносишь, а тут, за столом, разговор идет. И ты обрывки разговора слышишь. Бывает ведь?
        - Бывает.
        - А хотя бы раз ты слышал, чтобы сам Звонарев или кто-нибудь из тех, кто с ним за одним столом сидел, - чтобы кто-нибудь говорил про змеиный яд?
        - Нет.
        Конечно, нет.
        - Ну просто про змей? - настаивал Маркелов.
        - Нет.
        - А хотя бы какие-то слова, связанные со змеями? "Гюрза" там, "кобра", или "змеелов", к примеру.
        - Серпентарий.
        - Что?! - напрягся Маркелов.
        - Это место такое, где змей разводят.
        - Да! И что?
        - Я это слово слышал от кого-то из звонаревских знакомых.
        - Когда?
        - В прошлом году. Они тут вдвоем обедали, и тот человек сказал Звонареву: "Через серпентарий не получится, даже пытаться не надо, это все только у частников можно достать". Что-то такое он сказал, я дословно не помню, а про серпентарий - это запомнилось. Я как-то слышал, что у Звонарева свой бизнес, что он продуктами торгует, а тут серпентарий - ну при чем тут это? При чем тут змеи?
        - Так ты понял, что серпентарий - это змеи? Я же тебя спросил, а ты говоришь, что про змей - ничего.
        - Это я просто сразу не включился. Вы же сказали - змеи, а про змей в тот раз речи не было. Вот я сразу и не вспомнил.
        - Значит, - сказал Маркелов, - был разговор про серпентарий...
        - Да.
        - В прошлом году...
        - Да.
        - И ты помнишь того человека, который сидел за одним столом со Звонаревым?
        - Помню, - сказал официант. - Немножко.
        - Ты про "немножко" забудь! - посоветовал собеседнику Маркелов. - Если ты мне фоторобот того "змеелова" не нарисуешь во всех подробностях, я тебя в двадцать четыре часа депортирую на родину предков. Из Казахстана ты, говоришь, приехал?
        - Из Казахстана.
        - Вот я тебя туда и депортирую. Зачем Москве люди, у которых с памятью проблемы? Тут своих таких полно. Зачем же еще из Казахстана?
        Глава 53
        Мир тесен. Где Кипр и где Москва? Между ними тысячи километров, заселенных десятками миллионов людей, и в этом хаосе два индивидуума из миллионов себе подобных вдруг встречаются - ну не чудо ли?
        В один из дней открылась дверь магазина, и вошла очередная покупательница, одна из тех скучающих туристок, что думают приобрести вдали от дома нечто, чего в родных краях не сыскать. Шляпку от солнца, солнцезащитные очки и загар уже приобрела, так что на москвичку совсем не похожа - где же вы видели в апреле месяце москвичку не с искусственным, приобретенным за немалые деньги в солярии, а с настоящим природным загаром? - и все равно Полина тотчас же гостью узнала.
        - Здравствуйте, Алла Ивановна!
        Гостья, услышав свое имя, воззрилась на спешившую к ней от прилавка Полину с немалым удивлением, но удивление ее длилось не так уж долго - сорвала очки, открывая полные радостного изумления глаза, и развела руки, готовясь принять в свои объятия невесть откуда взявшуюся в этом магазине Полину:
        - Поли-и-инка!
        Настоящий восторг. Обе они были несказанно рады этой нечаянной встрече, как бывают рады каким-то событиям люди, совершенно не ожидающие ничего подобного.
        Поцелуи.
        - Ты здесь?
        - Я здесь.
        - Я не пойму, ты живешь на Кипре, что ли?
        - Да.
        - Давно?
        - Нет, не очень.
        - Работаешь в этом магазине?
        - Да.
        - Кем? Ах, господи, ну что я спрашиваю!
        Полнейший сумбур. Обе так растерялись, увидев друг друга, что требовалось время на то, чтобы прийти в себя.
        На шум из своей конторки выглянул Фидиас.
        - Это моя знакомая, - сказала ему по-английски Полина. - Из Москвы.
        - Давно не виделись? - спросил Фидиас.
        - Давно.
        Фидиас посмотрел на часы.
        - До трех можешь побыть с нею. Если хочешь.
        - Хочу, - засмеялась Полина.
        И уже по-русски Алле Ивановне:
        - У нас с вами два часа свободного времени. Давайте посидим где-нибудь в таверне.
        Поблизости от магазина, в котором работала Полина, не было ни одного заслуживающего внимания ресторана. Полина пригласила Аллу Ивановну в свою машину:
        - Проедем куда-нибудь к морю. Там есть где посидеть.
        - О! - оценила Полинино приобретение Алла Ивановна. - Ты хорошо здесь устроилась!
        - Я получаю здесь сущие копейки. На мою зарплату такую машину не купишь.
        - Неужели подарок?
        - Да.
        - Чей подарок - я у тебя не спрашиваю, - засмеялась Алла Ивановна.
        Приехали на набережную, где теплый ветер трепал верхушки пальм. Знакомый официант улыбнулся Полине и спросил, как дела.
        - Тебя тут все знают, - сказала Алла Ивановна. - Обжилась?
        - Немного.
        - Ты молодец, что сюда приехала.
        Подразумевалось, что после гибели отца самое правильное, что могла сделать Полина, - это уехать как можно дальше от тех страшных мест, где все случилось.
        - Я не просто уехала, - вздохнула Полина. - Я сбежала. У меня были проблемы... Это связано с папиными долгами. В общем, пришлось уехать.
        - Бедная девочка.
        - Но сейчас все нормально.
        Алла Ивановна и сама видела, что нормально. Она присутствовала на похоронах Звонарева и помнила Полину другой. Та Полина была раздавлена горем и выглядела постаревшей сразу лет на двадцать. В ее глазах тогда и жизни не было, и желания жить - тоже. Сейчас - Алла Ивановна это видела - в Полининых глазах все еще сохранялась боль, но та боль затаилась, она отступила, пряталась, и это давало надежду, что Полина еще оживет.
        - Нет, сейчас все нормально, - повторила Полина. - У меня есть работа, меня тут никто не знает и никто не трогает. А остальное вы видите - солнце, море, апельсины, ну как тут может не нравиться?
        - Да, - сказала Алла Ивановна. - Я в восторге от Кипра. Увидела в газете объявление: две недели отдыха за четыреста долларов...
        - Это потому, что еще не сезон.
        - Ну не летом же сюда ехать. В июле - августе тут, говорят, жара неимоверная.
        - Температура под сорок, - подтвердила Полина.
        - Ну вот! А у меня сердце. Зачем мне жара?
        Про сердце Аллы Ивановны Полина знала. Все-таки старая знакомая их семьи. Точнее - знакомая отца. Когда-то они работали вместе, подружились семьями, даже вместе, две семьи, ездили в Карелию в отпуск. Полине тогда было лет семь или восемь, так что она ту поездку помнила.
        - Тут и летом можно отдыхать, - сказала Полина. - Только не на побережье, а в горах. Мне рассказывали.
        Официант принес кофе и поставил перед женщинами, добродушно улыбаясь в усы. Когда он ушел, Алла Ивановна сказала, понижая голос:
        - Мне они немного напоминают наших грузин. Так же многообещающе улыбаются женщинам.
        И почему-то посмотрела на перстень на Полининой руке. Полина перехватила ее взгляд и засмеялась:
        - Мой знакомый не киприот.
        - Русский?
        - Да.
        - Бизнесмен?
        - Я не знаю.
        - Неужели? - не поверила Алла Ивановна.
        - Честное слово! - ответила Полина, смеясь. - Может быть, он и бизнесмен, но что-то я про его бизнес ничего не слышала. А может - бандит...
        У Аллы Ивановны округлились глаза, как округляются глаза у детей, когда они слушают страшную сказку.
        - Такое предположение высказал хозяин моего магазина. Но и на бандита он никак не похож. Я действительно ничего о нем не знаю. По-моему, это он специально.
        - Что - специально?
        - Интригует меня. Это у него такой метод обольщения, - засмеялась Полина. - Но он еще на мне ой как обожжется!
        Вот сейчас она была хороша. Раскраснелась, глаза блестят, и смех беззаботный.
        - Он знаете с чего начал наше с ним общение? Завез меня в какую-то глухомань... Вы про Лара-Бич слышали?
        - Нет.
        - Я могу вас туда свозить. Удивительное место. Так вот он завез меня туда, где нет асфальта, нет домов, нет людей, и вдруг - ресторан на берегу моря, закат, свечи на столах, цветы, киприоты танцуют сиртаки - и все это для нас двоих! Представляете? Никого вокруг! Там на десятки километров - ни одной живой души. Со мной такого никогда прежде не было.
        - Бизнесмен! - уверенно сказала Алла Ивановна. - Бандиты так красиво пыль в глаза пускать не умеют. И уж если перстень дарят, так по-простому - золотой.
        Подразумевалось, что не серебряный, как у Полины, и еще подразумевалось, что Алла Ивановна понимает, чьим подарком был перстень.
        Полина пальцами выбила на столешнице почти неслышимую дробь, демонстрируя подарок Антона.
        И вдруг Алла Ивановна улыбнулась какой-то печальной улыбкой, будто вспомнив что-то.
        - Значит, сначала был ужин в ресторане, - сказала она задумчиво. - Потом он подарил тебе перстень... Не золотой, правда, но это ничего. Ведь перстень был после ресторана?
        - Ну, не то чтобы сразу...
        - Но после того, правда? Как бы следующий этап...
        - В общем, да.
        - Потом уже он подарил тебе машину...
        - Да.
        - А дальше, наверное, будет квартира.
        - Какая квартира? - не поняла Полина.
        И опять Алла Ивановна улыбнулась, но теперь ее улыбка была виноватой.
        - Бывают же в жизни совпадения, - сказала она. - Это я сейчас вспомнила... Просто ты стала рассказывать, и я вспомнила... Так, банальный разговор, все выглядело как шутка. Много лет назад... Мы сидели в компании - твои родители, я, мой муж, ты, наверное, тоже была... Хотя нет, тебя, может быть, уже отправили спать... Да это и неважно, впрочем. В общем, сидели мы, и тут Олег... Олег Игоревич... папа твой, говорит... Ну, ты знаешь, как иногда родители начинают обсуждать своих детей, их будущее, как жизнь сложится или даже не как сложится, а как родителям мечтается. В общем, речь пошла о тебе... И твой папа тогда сказал, не всерьез, это в шутку все было, он как-то так с усмешкой на твою маму посмотрел, мне это запомнилось, и говорит: "А Полину мы, когда она вырастет, замуж отдадим за принца. Принц должен быть от нее без ума, должен знаки внимания ей оказывать. Для начала, конечно, романтический вечер в ресторане. Потом он подарит ей роскошный перстень. Потом машину..." То есть он, кажется, сказал "Волгу". Тогда "Волги" очень ценились. Для нас это просто была несбыточная мечта. Так что он сказал, что
твой принц тебе "Волгу" подарит, а потом, говорит, еще и кооперативную квартиру. Он так пошутил, а мама твоя на него рассердилась.
        - Почему?
        - Не знаю. Может, потому, что он в конце еще сказал... м-м-м... не подумав... В общем, там так было. Мама твоя на него рассердилась, а в компании ты знаешь, как это выглядит, неловкость какая-то, если кто-то ссорится, и я, чтобы они друг к другу не цеплялись, вмешалась. Уж лучше бы молчала! А я возьми и спроси: "А дальше-то что?" Это я про твою дальнейшую судьбу спросила. А Олег засмеялся так и говорит, что потом ты, мол, можешь умереть. Это он про тебя. Я ему: "Как?!" Ну нехорошо он ответил! Понимаешь? А он поясняет: "Дальше уже просто жить неинтересно. Все есть, всего достигла, и стремиться не к чему". Вот тогда твоя мама на него и обиделась. Они еще долго были в ссоре, я помню.
        Глава 54
        - Ты мне все картинки показываешь, - неодобрительно произнес маркеловский шеф, когда тот положил на стол перед полковником фоторобот "змеелова".
        На каждого из сотрудников приходилось одновременно по десятку и более дел, успевать надо было везде, с полковника спрашивали не за каждое дело в отдельности, а за раскрываемость в целом, и бесплодная маркеловская возня вокруг убийства Звонарева полковника совсем не радовала.
        - Похоже, что это тот самый человек, который вызвался добыть змеиный яд, - кротким голосом сказал Маркелов. - Схема прослеживается такая. На Берикова выходит некий Гриша и просит того достать яд. Бериков - компаньон Звонарева, у них давно общие дела, и Бериков знает, что яд можно достать через Звонарева, тот сам как-то обмолвился, что на него выходили с предложением купить змеиный яд, но он отказался, поскольку ничего в этом не понимал, это был не его профиль. Гришу со Звонаревым Бериков сводить не стал, поскольку решил заработать комиссионные на посредничестве, а предпочел, чтобы сделка проходила через него. Дальше все понятно. Гриша дает Берикову десять тысяч долларов на покупку пробной партии змеиного яда, Бериков передает деньги Звонареву, тот - вот этому "змеелову", - Маркелов ткнул пальцем в фоторобот, - получает от "змеелова" яд, передает его Берикову...
        - Короче, Склифософский, - поморщился полковник, но Маркелов все-таки закончил свою мысль:
        - Бериков передал яд Грише.
        - Интересная схема, - сказал полковник с почти неприкрытой иронией. - Нестандартная, я бы сказал.
        Маркелов и бровью не повел.
        - Звонарева можно понять. Он после августовского кризиса чувствовал себя плохо, нарастали долги, он пытался выпутаться любой ценой, и тут уже неважно, на чем конкретно зарабатываются деньги. На змеином яде? Ну пускай это будет яд, - сказал Маркелов. - А Грише качество товара вроде понравилось. А дальше...
        - Дальше Гриша дает деньги Берикову, Бериков передает их Звонареву, - со вздохом произнес полковник. - Ну для чего ты тут всю эту чушь несешь?
        - Товарищ полковник! - взмолился Маркелов. - Без этого не будет понятно! Я еще всего на пару минут займу ваше внимание!
        И заторопился, затараторил:
        - Гриша дает Берикову восемьсот тысяч долларов на приобретение двухсот граммов яда. На самом деле эта партия стоит не восемьсот, а пятьсот пятьдесят тысяч, но Гриша этого вроде бы не знает, а разницу, двести пятьдесят тысяч долларов, Бериков присваивает. Пятьсот пятьдесят тысяч он передает Звонареву, Звонарев, судя по всему, передает деньги, за вычетом комиссионных, "змеелову", и тот с этими деньгами благополучно исчезает. После чего у Звонарева начинаются настоящие проблемы. Вот! А рассказываю я вам это так подробно потому, что и "змеелов" этот исчез, и Гриша исчез, и к Берикову Гриша не приходит, чтобы свои деньги назад потребовать, звонил пару раз, намекал на близкие неприятности, но только и всего, а потом и вовсе пропал, и ни адреса его нет, ни номера телефона, один только фоторобот остался, который со слов арестованного Берикова был составлен...
        С этими словами Маркелов жестом фокусника выхватил из своей папки Гришин фоторобот и положил его перед полковником на стол, рядом с фотороботом "змеелова". Оба портрета были составлены в разное время и со слов разных людей, один - со слов Берикова, второй - со слов официанта с нерусским именем Ильяс, но тем не менее...
        - Ты хочешь сказать, что это один и тот же человек? - спросил полковник, все еще не веря.
        - Ну! - воскликнул Маркелов, наконец-то давая волю торжеству. - Этот "змеелов", продавец змеиного яда, и покупатель по имени Гриша - одно и то же лицо! Он сам у себя яд покупал! Еще и потерял на этом двести пятьдесят тысяч! Вы понимаете?
        - Ничего не понимаю, - честно признался полковник.
        - И я тоже! - засмеялся счастливо Маркелов. - Но это уже след! Наконец-то мы сдвинулись с мертвой точки! Может так получиться, что Звонарева убили совсем не за долги! Тут интрига какая-то. Возня вокруг него возникла. Его кто-то заманил в ловушку, а он даже не понял, что же на самом деле происходит.
        Глава 55
        Сначала Полина и Антон ехали по дороге, соединяющей Лимасол и Пафос, потом, почти сразу за деревушкой под названием Куклия, повернули направо, в направлении Никоклеи и Геровасы, судя по дорожным указателям, и тут уже дорога запетляла по живописным холмам, неплотно усеянным немногочисленными деревьями.
        - У меня есть знакомый, - сказала Полина. - Мальчишка по имени Миха.
        Михина судьба по-прежнему не давала ей покоя.
        - Миха? - повернул голову Антон.
        - На самом деле его Мишей зовут, он русский. Живет здесь со своим отцом. Славный мальчишка, отец ломает его через колено, он вообще жуткий тип...
        - Отец?
        - Да, отец. Из "новых русских". Когда-то сидел в тюрьме. Лексикон у него такой, что, как мне кажется, ему гораздо привычнее изъясняться непечатно, чем как-нибудь иначе, а в моем присутствии он просто наступает на горло собственной песне, - невесело усмехнулась Полина. - Не знаю, где Михина мать, но так получается, что мальчишку воспитывает отец, и как же он его воспитывает!
        Покачала головой.
        - По крайней мере, этот мальчик живет в более-менее нормальных условиях, - пожал плечами Антон. - Если у его отца здесь есть бизнес, то мальчишка, по-видимому, ни в чем не нуждается, и окружение у него, я думаю, нормальное - ни шпаны, ни наркоманов, плюс к этому - хорошая экология, фрукты круглый год. Наверное, многие родители были бы не против, чтобы их дети жили так.
        - Возможно, - сказала Полина, вздохнув.
        А весенние кипрские пейзажи не позволяли настроению испортиться окончательно. Зеленый травяной ковер с узорами цветов покрывал землю и радовал глаз. Над этим ковром, который еще не успело выжечь до унылой желтизны немилосердное летнее солнце, высоким шатром раскинулось неправдоподобно синее небо. Справа от дороги местность была ниже, и вскоре Полина увидела не то сильно обмелевшую реку, не то разлившийся сверх меры ручей, весело бегущий по каменистому руслу. Узкая дорога петляла меж холмов, как каракули младенца, и за каждым поворотом взору открывалось что-нибудь новое: то деревня, где седые старики сидели у дверей "кафенион", местных кофеен, куда закрыт вход женщинам; то кладбище - вдалеке от жилья, за невысоким забором, над которым торчали белоснежные верхушки могильных крестов; то вдруг дорога ныряла вниз и протискивалась в узкую щель меж двух скал, на одной из которых кто-то нарисовал огромный бело-синий греческий национальный флаг. Где-нибудь, огибая вершину очередного холма, дорога делала петлю, и вдруг открывался прекрасный вид: узкая лощина, зажатая с двух сторон и заросшая лесом, тянулась
и тянулась вдаль, где терялась, смешивая свою зелень с зеленью окружающих гор.
        - Эта дорога даже специально отмечена на туристических картах как представляющая особенный интерес, - сказал Антон.
        - Из-за своих видов?
        - Да.
        Вдруг попался на пути косарь: усатый киприот в широкополой шляпе. Мелькнул и исчез, и снова ни людей, ни машин.
        - А вы любите уединение, Антон.
        - Наверное.
        - Точно любите.
        - А вы?
        - Наверное, - в тон собеседнику ответила Полина и засмеялась. - По крайней мере, вы научили меня это любить.
        Чтобы никого вокруг, чтобы скалы, кедровые деревья, и чтобы никаких звуков, напоминающих о присутствии человека.
        Антон свернул с асфальта. Грунтовая дорога пролегла среди однообразно крючковатых кореньев, которые торчали из земли в соответствии с планом неведомого садовода - ровными, под линеечку, рядами.
        - Это виноград, - сказал Антон. - Здесь лучшие на Кипре виноградники. Предгорья задерживают приходящие с запада, от Пафоса, тучи, проливаются дожди - климат самый подходящий. В соседнем Омодосе из винограда делают вино.
        В Омодос они как раз и направлялись.
        Машина подпрыгивала на неровностях дороги, тянулись и тянулись ровные ряды не успевшего еще зазеленеть винограда, полное безлюдье, и вдруг - снова асфальт и открывшиеся неожиданно взорам путешественников дома близкой уже деревни.
        - Омодос, - сказал Антон. - Если в Лефкару едут за вышивкой, то сюда - за вином.
        Машину они оставили на небольшой площадке, где было совсем пустынно. Короткая улочка вывела их на нарядную деревенскую площадь: дома в один-два этажа, сплошная череда таверн и торговых лавок, разновеликие бутыли с вином выставлены прямо на улице, сама площадь замощена камнями, плотно пригнанными друг к другу. Под навесами расставлены столы, можно сразу отведать местного вина, но Антон увлек Полину в лабиринт узких улиц, начинавшихся от площади. Белоснежные ограды, белоснежные дома, красная черепица крыш, цветы в кадках выставлены прямо на улицу, и без того узкую, и уже вряд ли тут проедет машина; крохотный дворик, вдруг открывающийся взорам за приоткрытой ажурной калиткой; аккуратный балкончик, нависший над узкой улицей, на тот балкончик хозяйка выйдет только за тем, чтобы полить высаженные там во множестве цветы; через забор свешиваются ветки апельсинового дерева, несколько больших ярко-оранжевых плодов лежат на тротуаре, и никому нет до них дела, никто не поднимет; окна домов закрыты ставнями, будто их обитатели решили создать иллюзию необитаемой деревни - пускай ничто не мешает туристам
знакомиться с Омодосом.
        - Деревни такими не бывают, - сказала Полина, жмурясь то ли от яркого весеннего солнца, то ли от белизны окружающих ее стен, то ли оттого, что верила в то, что так бывает.
        Они вновь оказались на площади, над которой плыл мелодичный перезвон. Это ветер небрежно трогал выставленные на продажу сувениры для туристов, связки полых металлических трубок и блестящих на солнце разновеликих стержней - стоило только их коснуться, привести в движение, как раздавался мелодичный звук.
        Антон угостил Полину вином - легким, легче сока; оно было как сладкая вода, но после первого же стаканчика и краски вокруг стали ярче, и люди веселее.
        - Ну как? - спросил Антон.
        - Лучше не придумаешь.
        - Тогда повторим?
        И еще один стаканчик. Небо стало таким синим, что им можно было залюбоваться. Ветер потеплел и стал нежнее. Хотелось смеяться безо всякой причины и так же без причины радоваться жизни.
        - Позвольте, я предложу вам еще один стаканчик?
        - Не откажусь, - смеялась Полина. - Вы очень любезны, Антон.
        Все еще длилась их игра, в которой друг к другу обращаются на "вы" и никто не спешит сделать первый шаг, не торопит события, есть во всем происходящем и интрига, и ирония, и все непредсказуемо - сейчас, в эти минуты, Полине особенно нравилась их с Антоном игра. Кто из них установил ее правила? То ли Полина забыла, то ли выпитое вино не давало ей возможности вспомнить, да так ли это необходимо сейчас?
        Взгляд Полины упал на подаренный Антоном перстень.
        - Давно хотела у вас спросить, Антон. - Быстрый шаловливый взгляд как продолжение их бесконечной игры. - Это у вас такое хобби - делать подарки?
        Антон посмотрел на свою спутницу с интересом.
        - Да, - засмеялся, - вы, пожалуй, правы. Это для меня хобби.
        Хобби - не основное занятие. Что-то для души.
        - А основное для вас что?
        Антон, продолжая улыбаться, пожал плечами:
        - Это настолько скучно, что вряд ли вас заинтересует.
        Не скажет, поняла Полина.
        - Может быть, поедем дальше?
        - Куда? - спросила Полина.
        - В Пафос. Я хочу показать вам одно место на побережье.
        Наверное, он намеренно увозил ее из этой сказки, где игрушечные домики стояли на игрушечных улицах, где вместо деревьев росли цветы, а если дерево где-то и встречалось, то оно было апельсиновое, - увозил намеренно, чтобы осталось вот это ощущение сказочной нереальности.
        Снова знакомая дорога, машина катится по узкой ленте асфальта, полого спускающейся вниз, все дальше от неба, все ближе к морю. Зеленые холмы, серый камень скал, много солнца, теплого ветра, который врывается в открытое окно. И вот заискрилось впереди море, вода до самого горизонта, удивительный бирюзовый цвет у здешнего моря, Полина не переставала им восхищаться.
        К морю они так и не выехали, свернули на узкую дорогу, убегающую куда-то за холмы, вверх-вниз, как на качелях, и вдруг за очередным холмом открылся вид: два ряда одинаковых, как близнецы, двухэтажных домов, непременные лужайки и столь же непременные бассейны у каждого дома, вода в бассейнах кажется неестественно синей, Полина уже знала, откуда такой цвет - облицовочная плитка в бассейнах ярко-синяя. Машина катилась по единственной улице этого чудо-поселка, тут обнаружилось, что дома справа по ходу стоят выше по склону, а слева - ниже, и получалось, что отовсюду, из любого дома, видно раскинувшееся слева море, и это тоже предусмотрел неведомый архитектор.
        Антон свернул к одному из домов и остановил машину. Полина медленно дозревала. Хмель улетучился из нее вместе с беззаботно-игривым настроением.
        - Это ваш дом, Полина.
        Ей стало жарко и нехорошо.
        - Вам нравится? - голос Антона издалека.
        "А потом ты можешь умереть..."
        - Что такое?! - наконец обнаружил Антон ее состояние.
        - Нет-нет, ничего!
        А сама смотрела на тот дом с ужасом.
        Сначала будет вечер в ресторане. Потом перстень. Потом он подарит ей "Волгу". Потом кооперативную квартиру. Все совпадало, если не принимать во внимание детали.
        "А потом ты можешь умереть..."
        Или бывают в жизни такие совпадения?
        - Вы знали моего отца?
        - А кто ваш отец? - спросил Антон.
        - Звонарев Олег Игоревич.
        - Нет, - сказал Антон. - Не знал. А почему вы спрашиваете?
        Почему она спрашивает? Неужели это не понятно! Потому что ей страшно!
        Она по-настоящему испугалась.
        Глава 56
        "Добрый день! К сожалению, я не могу сейчас подойти к телефону, но если вы хотите оставить для меня информацию..."
        Голос тети Гали, записанный на автоответчик, звучал нейтрально-дружелюбно.
        - Возьмите, пожалуйста, трубку! - запаниковала Полина. - Если вы меня сейчас слышите, пожалуйста, возьмите трубку!
        - Алло? Полина, что случилось?!
        Уф-ф-ф!
        - Мне нужно посоветоваться! Немедленно!
        - Я как раз собиралась уходить, - сказала тетя Галя неуверенно. - А что все-таки?
        И Полина выплеснула все: и про ужин в ресторане, и про перстень, и про подаренную машину, и про этот дом с бассейном и лужайкой, чудный дом, из которого видно море. Еще она поведала о том, что последний по времени подарок, тот самый дом, ей напророчили...
        - Кто? - быстро спросила тетя Галя, осознав наконец, в каком состоянии сейчас находится Полина.
        - Алла Ивановна, наша старая знакомая...
        Полина передала рассказ о том, каким ее отцу давным-давно представлялось будущее дочери.
        - Чушь какая-то! - сказала тетя Галя в сердцах.
        Очень ясно Полина представила себе, как тетя Галя нахмурилась при этих словах.
        - Я ужасно перетрусила! - призналась Полина.
        До сих пор здешняя жизнь казалась ей необременительно-безмятежной и лишенной каких-либо опасностей, все страшное осталось в далекой заснеженной Москве, и она твердо усвоила, что здесь с ней не может произойти ничего неприятного. И Антона она не боялась - не боялась раньше, не боялась и сейчас, - сегодня она не Антона испугалась, а странной связи, которая вдруг обнаружилась между ее здешней жизнью и жизнью московской. В той, прежней, московской жизни был ее отец, и его внезапная гибель, и страшные люди, которые хотели расправиться с Полиной из-за каких-то там дел, о которых она не имела ни малейшего представления, и вот странная цепочка случайностей в здешней, кипрской, Полининой жизни удивительным образом сомкнулась в ее воображении с теми неприятностями, которые ей не так давно довелось пережить.
        - Полиночка, вряд ли все так страшно, как ты это себе представляешь, - сказала тетя Галя, не очень уверенно, впрочем, как показалось Полине.
        У тети Гали были свои дела, сказала ведь, что собралась уходить, и по этой причине Полинины проблемы виделись ей ничего не значащими, микроскопическими.
        - Здесь Кипр, - сказала тетя Галя, - спокойное место, здесь никогда ничего не происходит, поверь мне, я тут давно, киприоты знать не знают, что такое преступность, и даже когда дело касается наших, тех, кто приехал сюда из России, то и они ведут себя смирно, люди солидные, они здесь делом занимаются, бизнесом, деньги зарабатывают, а не шапки с прохожих снимают по ночам, и уж если наши привозят сюда свои семьи, жен и детей, то ты понимаешь, они не сомневаются, что здесь им будет спокойнее, чем на родине...
        Голос у тети Гали был ровный и гипнотизирующий. Хотелось ей верить, потому что нельзя же все время бояться. Полина провела рукой по лицу, словно освобождаясь от наваждения.
        - Никого не бойся, - говорила тетя Галя. - Завтра встретимся на работе - поговорим. Ты просто очень устала, милая моя. Все никак из тебя не выйдет московская жизнь с тамошними страстями...
        Запиликал сотовый телефон.
        - Хорошо, - сказала Полина. - Тогда до завтра. Мне звонят по мобильному.
        - Пока!
        - До свидания!
        А в мобильном был мужской голос.
        - Полина? Это Маркелов! Я из Москвы!
        - Здравствуйте!
        Она обрадовалась.
        - Как там Кипр? Как погода?
        - Погода как погода, - сказала Полина. - Тепло.
        - Какая температура?
        - Плюс двадцать пять.
        - О-о! - протянул Маркелов восторженно. - Я тоже хочу в тепло!
        - Приезжайте.
        - Приеду.
        - Когда вас ждать? - приняла его шутливый тон Полина.
        - Завтра. Я прилетаю аэрофлотовским рейсом.
        Только теперь Полина поняла, что ее собеседник не шутит.
        Глава 57
        Полина встречала Маркелова в Ларнакском аэропорту. Тот появился с огромной сумкой с надписью "Суперспорт", в куртке и кепке, которые выглядели крайне нелепо среди кипрской весны, которая, по российским меркам, была самым настоящим летом.
        - Привет! - бросил коротко. - Ну, классно! Теплынь, а? А это что?
        Ряд стоек, клерки призывно улыбаются, эмблемы каких-то фирм.
        - Рент кар, - сказала Полина. - Прокат машин.
        - Вот здорово! И любой может взять? А сколько стоит?
        - По-разному. Есть десять фунтов, есть пятьдесят.
        - В месяц?
        - За сутки.
        - Ого! - присмирел Маркелов. - А фунт - это сколько?
        - Два доллара.
        - Богато живут, - оценил Маркелов. - Ладно, идем.
        В следующие несколько минут его поочередно привело в восторг: то, что здесь все цветет, и уже, как ни крути, лето; то, что такси - это "Мерседесы", и есть даже длинные "Мерседесы", на каких, по мнению Маркелова, обычно перемещаются только президенты; то, что у машин правый руль и движение левостороннее. И машина Полины тоже вызвала у него бурю эмоций.
        - Ого! - восхитился он. - Неужели новая?
        - Новая.
        - Сколько стоит?
        - Не знаю. Это подарок.
        - Хеджи подарил? - бесцеремонно осведомился Маркелов.
        - Мы расстались.
        - Ага, понятно, - нисколько не смутился Маркелов.
        Всю дорогу до Лимасола он восхищался открывающимися перед его взором видами. Впервые оказался за границей, и все ему было внове.
        - Это кипарисы? Вон там, возле дома.
        - Да.
        - Очень похоже, - оценивал Маркелов.
        В следующее мгновение:
        - А что это на горе?
        - Ставровуни. Мужской монастырь, куда не допускают женщин, - улыбалась Полина.
        - Строго! - замечал Маркелов.
        Вдоль дороги теснились холмы. Трава уже начинала желтеть. Все ближе лето.
        - Змеи здесь есть? - спросил Маркелов и посмотрел на Полину.
        - Не знаю, - пожала она плечами. - Никогда не слышала.
        - А от отца?
        - Что - от отца? - не поняла Полина.
        - Твой отец когда-нибудь говорил о змеях?
        - Нет.
        Полина была удивлена.
        - И про змеиный яд он никогда с тобой не разговаривал?
        - Никогда.
        - Это странно.
        - Почему же странно?
        - Твой отец занимался сделками со змеиным ядом, - сказал Маркелов, все так же внимательно глядя на Полину. - Покупал и продавал. И проделывал это как минимум с лета прошлого года.
        - Я никогда ничего об этом не слышала.
        - Верю, - сказал Маркелов и наконец отвел взгляд.
        Под капот машины убегала серая лента асфальта.
        - Все это действительно началось в прошлом году, - сказал Маркелов. - Твой отец занялся ядом не от хорошей жизни. Просто ему надо было выпутываться из долгов. Нашлись добрые люди, - усмехнулся Маркелов невесело, - подсказали, чем ему следовало бы заняться. А это была ловушка.
        - Для папы?
        - Да. Там какая-то интрига, Полина, которую еще предстоит распутывать. Я пока ничего не понимаю, и помочь можешь только ты.
        - Чем же я могу вам помочь? - печально вздохнула Полина.
        - Все-таки ты была рядом с ним весь этот год. Да, он мало чем с тобой делился, многого не говорил, но что-то ты видела, что-то слышала. Может быть, ты видела этих людей...
        - Каких людей?
        - Которые заманили его в ловушку. Ведь они были рядом с твоим отцом, и ты вполне могла их видеть. Я привез фоторобот, потом тебе покажу. Может быть, ты вспомнишь. А вообще-то я приехал за другим. Я приехал уговаривать тебя вернуться.
        - Домой?
        - Да.
        Полина покачала головой.
        - Я боюсь.
        - Я знаю, - сказал Маркелов. - Но я хочу, чтобы ты снова окунулась в ту жизнь. Потому что, находясь здесь, ты не вспомнишь всего. Тебе необходимо вернуться, чтобы в памяти всплыла прежняя жизнь, день за днем. Знаешь, вся наша жизнь состоит из очень важных, запоминающихся событий и еще из большого-большого количества мелочей, которые забываются уже на следующий день. Так вот, когда мы возимся с каким-нибудь делом, проводим расследование, вся надежда только на эти мелочи. Разгадка всегда где-то в них. Что-то такое, чему человек никогда не придавал значения. Твой отец никогда не говорил с тобой о змеиных ядах? Хорошо! Охотно верю! Но он жил с этими мыслями целый год. Это у него в голове вертелось постоянно. И это не могло не проявиться. Понимаешь? Какое-то слово, какая-то встреча... Ну я не знаю, что там еще могло бы быть!
        - То есть кто-то из его недоброжелателей мог бы прийти к нам в гости?
        - Может быть, и так! Мы составили фоторобот. Этот человек втянул твоего отца в сомнительную сделку. Взял деньги якобы на закупку партии змеиного яда и исчез с теми деньгами, оставив твоего отца один на один с кредиторами. И в то же время он выступал покупателем яда и через компаньонов твоего отца требовал возврата денег. В общем, замкнутый круг.
        - И я могла его видеть?
        - Ну конечно! - сказал Маркелов убежденно.
        - Покажите мне его фотографию, пожалуйста.
        - Фотографии нет. Есть фоторобот. Вот, взгляни.
        Полина на мгновение отвлеклась от дороги, бросила быстрый взгляд на портрет - снова взгляд прикован к ленте шоссе. Но выражение лица изменилось. И бледность проступила.
        - Ты его знаешь? - спросил Маркелов.
        - Еще бы! Его зовут Антон.
        - Ты видела его в Москве? - вскинулся Маркелов.
        - Я видела его здесь. Это он подарил мне машину.
        - Уф-ф! - выдохнул Маркелов, у которого сейчас был вид человека, обнаружившего, что все трудности для него уже позади. - Вот и славненько! Но кто бы мог подумать, что они тут, на Кипре, так быстро до тебя доберутся!
        Глава 58
        Машина скатилась на обочину. Полина включила аварийку. Выглядела она ужасно. Маркелов торопливо вытянул из кармана нераспечатанную пачку сигарет.
        - Хочешь закурить? - спросил участливо.
        - Я не курю.
        - Знаю. Но сейчас можно.
        Полина покачала головой.
        - Как знаешь, - сказал Маркелов.
        Сам он закурил. Сначала медленно вскрыл пачку, потом так же медленно достал сигарету. Долго ее рассматривал, будто видел впервые. Потом помял. И все это время в салоне машины стояла тишина. Маркелов щелкнул наконец зажигалкой, прикурил, покосился на сидящую рядом Полину, пытаясь определить, насколько она оправилась от потрясения. Выглядела она все еще неважно. Значит, надо с нею без нажима, чтобы по-будничному было, втянется в разговор - быстрее вернется к жизни.
        - Ты с ним познакомилась? Или он с тобой? - спросил Маркелов.
        - Он - со мной, - ответила Полина.
        Уже лучше. Сейчас Маркелов ее разговорит, и она оправится от шока.
        А в том, что Антон, он же Гриша, он же "змеелов", вышел на Полину, а вовсе не она его первой заприметила, в этом Маркелов и до того нисколько не сомневался.
        - Он зашел к нам в магазин, - сказала Полина. - Хотел что-нибудь купить в подарок.
        - Ну и как? Купил?
        - Нет.
        Маркелов усмехнулся.
        - А я об этом тогда и не подумала, - сказала Полина.
        Мнимая покупка - лишь повод для знакомства. Можно было бы клясть себя сейчас за неосторожность - но кто бы мог подумать?
        - Как его фамилия? - спросил Маркелов.
        - Я не знаю.
        - Где он живет?
        - Не знаю.
        - И номер своего телефона, - сказал Маркелов, - он тоже тебе не оставил.
        Полина судорожно вздохнула.
        - Не стоит расстраиваться, - успокоил ее Маркелов. - Он никому не оставляет свой телефон. Скрытный тип. В Москве его вообще знали как Гришу.
        - Может быть, он и не Антон?! - осенило Полину.
        Маркелов пожал плечами в ответ:
        - Скорее всего.
        Он задумался. Думы его были печальны. Только что он радовался, что нашел этого "змеелова", теперь вот пришел черед расстраиваться из-за того, что не все пока получается гладко. И не страшно это совсем, найдется тот "змеелов" в конце концов, никуда он теперь не денется, а все равно неприятно.
        - Кем он тебе представился?
        - Никем.
        Маркелов внимательно посмотрел на собеседницу:
        - То есть он ничего о себе не рассказывал?
        - Ничего. Совершенно.
        - И тебе это не показалось странным?
        - Я вам сейчас все расскажу, - хрустнула пальцами Полина, которая чувствовала себя крайне неловко, но и промолчать было нельзя. - Поначалу, в первые дни знакомства, его нежелание говорить о себе совсем не выглядело странным. Это ведь обычное дело. Люди присматриваются друг к другу, сближение происходит медленно, и раскрываются люди постепенно. А дальше... Я видела, что он не хочет говорить о себе, но я приняла все за игру. Решила, что он хочет меня заинтриговать. Ну вы знаете этот мужской выпендреж, когда напускается значительный вид, когда недомолвки, когда перья распускаются...
        - Это ты про него?
        - И про него... То есть я тогда думала... Должна же я была хоть как-то объяснить себе его поведение.
        - А что, он тоже - ну, вот ты про перья говорила. Распускал?
        - Он снял ресторан на целый вечер. Для нас двоих. Море, лунная дорожка на воде, свечи на столах, киприоты танцуют и поют... Вы когда-нибудь своей жене такое устраивали?
        - Нет, - сказал Маркелов. - У меня зарплата маленькая.
        - А он мне устроил как бы между прочим.
        Про ресторан - это Маркелову было не очень интересно.
        - Хорошо, - сказал он. - С этим понятно. Ресторан, свечи, отношения налаживаются, вам уже с ним интересно... А говорили-то о чем?
        - В тот вечер?
        - И в тот, и во все последующие.
        - Вроде бы ни о чем. Я сейчас и не вспомню.
        - Нет, темы определенные вы должны были затрагивать, - не поверил собеседнице Маркелов. - Про отца твоего, к примеру.
        - Не было!
        - Хорошо, про бизнес отца... Хотя нет! Не про бизнес отца, а про бизнес вообще...
        - Не было!
        - Про твою московскую жизнь...
        - Не было!
        - Про деньги! Про доллары, про марки, про фунты стерлингов, черт возьми! Про местные деньги... Как они тут называются?
        - Кипрские фунты.
        - Про кипрские фунты!
        - Не было!
        - А о чем же вы с ним говорили? - изумился Маркелов. - О чем он тебя вообще расспрашивал?
        - Вроде бы ни о чем.
        - А для чего же он тогда рядом с тобой нарисовался?
        - Я не знаю, - искренне ответила Полина.
        Уж если она самой себе не могла этого объяснить, то что она может сказать Маркелову?
        Маркелов нервно затянулся сигаретой. Полина почувствовала себя виноватой.
        - Он действительно не расспрашивал меня ни о прежней жизни, ни об отце - вообще ни о чем. А разговаривали мы...
        Она задумалась на мгновение, вспоминая.
        - В основном он говорил. Рассказывал о Кипре. О тех местах, где мы бывали.
        - Где вы с ним бывали?
        - В горах. Тут есть очень красивые места. Потом еще монастыри...
        - Монастыри - это тоже в горах?
        - Да.
        - Он сам предлагал маршрут путешествия?
        - Да. Я ведь здесь ничего не знаю.
        - А он знает.
        - Знает, - кивнула Полина.
        - И все маршруты у него - по горам и по прочим пустынным местам.
        - Д-да, - с запинкой подтвердила Полина.
        Ей вдруг открылись мысли ее собеседника. Даже не мысли, а подозрения. Они с Антоном действительно всегда путешествовали там, где не было жилья, не было машин, не было людей. И если у Антона были какие-то дурные намерения, он бы запросто мог...
        - Вы думаете, что...
        - Я пока ничего не думаю, - ответил Маркелов, даже не дослушав. - Я пока всего лишь собираю информацию.
        Он выбросил окурок в окно. Теплый ветер подхватил окурок и покатил его по раскаленному асфальту. Маркелов проследил взглядом.
        - М-да, - очнулся он наконец от своих дум. - Приручал он тебя, значит.
        Повернул голову и посмотрел на Полину.
        - То есть как - приручал? - нахмурилась Полина.
        - Медленно и осторожно, - вздохнул Маркелов. - Чтобы ты и не заподозрила ничего. Он был внимателен и заботлив...
        Да, вспомнилось Полине, Антон купил ей свитер, обнаружив, что она может замерзнуть во время поездки в горы.
        - Говорил с тобой на нейтральные темы...
        - Про Кипр он говорил.
        - Возил тебя по горным дорогам... Вообще там, где нет людей...
        - И это правда.
        - И даже не пытался тебя поцеловать...
        - Почему вы так уверенно об этом говорите? - вспыхнула Полина.
        Маркелов засмеялся.
        - Угадал? - осведомился он. - Это очень просто. Он делал все для того, чтобы ты ни в коем случае не почувствовала опасность. Я же тебе сказал - он тебя приручал. Зачем-то ты ему нужна.
        У него уже выстроилась схема. Пока еще очень приблизительная, но вполне правдоподобная. Подстроив Звонареву ловушку, Гриша-"змеелов" исчез, чтобы через некоторое время всплыть на Кипре, но уже под именем Антон. Он вышел прямо на Полину, что могло означать только одно: после смерти Звонарева именно Полина представляла для него интерес. В чем был интерес, Маркелов пока не знал, но не очень-то он расстраивался, поскольку теперь ему было у кого о том спросить - у Антона.
        - Неужели он действительно мог меня убить?
        - А? - встрепенулся задумавшийся было Маркелов. - Нет, ну что ты!
        А глаза смотрели неискренне. Значит, он и сам думал так же.
        Пустынные горные дороги, лес, поздние, уже под ночным небом, возвращения в Лимасол. Полина настолько привыкла ко всему этому, что не ощущала не то что опасности, а даже малейшего беспокойства. И если бы в один совсем не прекрасный день Антон вдруг решил сделать то, что он, может быть, задумал...
        - Может, мы напраслину возводим на человека? - произнес Маркелов.
        Сам он совсем так не думал, просто хотел успокоить Полину, не дать вновь разгореться страхам в ее душе.
        - Нет-нет, - покачала головой Полина. - Я вот сейчас вспомнила... Он ведь действительно знал моего отца. Это не просто совпадение. Он его действительно знал! Мне недавно как бы привет от отца передали. Такое бывает, знаете - как будто что-то холодное души коснется. Этот Антон мне дарил подарки. Прямо по отцовскому списку, если это можно так сказать. И там уже последний пунктик остался.
        - Какой?
        - Умереть.
        - В смысле?
        - В прямом. Это я только сейчас поняла. Я действительно должна была умереть.
        Глава 59
        Подъехал автомобиль дорожной полиции. Усач в синей форме спросил в открытое окно:
        - Проблем?
        - Ноу проблем, - ответила Полина.
        Полицейский отсалютовал им и уехал.
        - Надо двигаться, - сказал Маркелов. - А то стоим тут, как три тополя на Плющихе.
        Полина завела двигатель.
        - Когда вы договорились встретиться? - спросил Маркелов.
        - Сегодня вечером. Он должен заехать ко мне на работу.
        - На работу - это хорошо, - оценил Маркелов. - В таком случае я буду где-то рядом.
        - Вы его арестуете?
        - О-хо-хо! - запечалился Маркелов. - Если бы это было так просто! Здесь Кипр, а не Россия, и я, следовательно, не страж закона, а рядовой турист. Я ничего не могу с ним сделать, даже если мне очень этого захочется.
        - А если он преступник?
        - Мы должны подготовить бумаги, там, в России. Бумаги, подтверждающие его вину. После этого обратиться с запросом в правоохранительные органы Кипра. Если они сочтут приводимые нами доказательства вины обоснованными - задержат этого человека и передадут его нам.
        - Это долго?
        - Это очень долго.
        - Он уже успеет скрыться.
        - А ему не надо ничего говорить, - мягко сказал Маркелов. - Чтобы он ничего не заподозрил. Сегодня, когда вы с ним встретитесь...
        - Да я его боюсь! - воскликнула Полина.
        - Не надо его бояться, - все так же мягко произнес Маркелов. - Главное - отныне не соглашайся ни на какие поездки, вообще не оставайся с ним наедине. Продолжай встречаться, но где-нибудь на людях. В ресторане, на пляже...
        - На пляже мы с ним ни разу не были.
        - Ах да. Ведь он все делал так, чтобы ты не почувствовала ни неудобства, ни неловкости. Осторожничал. Ничего, сама ему предложи вариант с пляжем. Это не возбраняется. Но только там, где много отдыхающих.
        - Я не смогу.
        - Полина! - произнес Маркелов, демонстративно напуская на себя строгость. - Без капризов! От тебя ничего особенного не требуется. Просто будь естественной. И дай мне возможность зафиксировать этого молодца.
        - Зафиксировать?
        - Сегодня, когда он к тебе придет, я буду где-нибудь рядом. Ты скажешь ему, что у тебя изменились планы. Что вы никуда с ним не идете. И все! Дальше уже моя забота. Я выясню, где он живет, узнаю его настоящее имя...
        Он будет следить за Антоном. Как в шпионском фильме. Полине никогда прежде не приходилось участвовать в чем-либо подобном.
        Дорога наконец прорвалась сквозь череду холмов к Лимасолу. Город лежал слева от шоссе, занимая неширокую полосу побережья.
        - Надо же! - сказал Маркелов. - Прямо как в телевизоре!
        Наверное, таким он и представлял себе Восточное Средиземноморье. Хаотичное расположение белых домов с плоскими крышами. Маркелов так заинтересовался, что даже отвлекся от забот, забыл о них на время.
        Дальше, за домами, искрилось безбрежное море.
        - И сейчас можно купаться? - поинтересовался Маркелов.
        - Температура воды - градусов двадцать.
        - Красота! - оценил Маркелов. - А мне тут нравится!
        И сразу, без перехода:
        - Что у тебя напротив магазина?
        - Другой магазин.
        - Плохо, - сказал Маркелов. - Мне бы скверик, чтоб деревья, лавочки...
        - Тут со сквериками совсем никак, - сообщила Полина. - Вообще с зеленью не очень.
        - Я, понимаешь, хочу удобную позицию занять. Чтобы этого твоего знакомого видеть.
        - Я поняла.
        - А ты говоришь - магазин напротив.
        - Вы можете к нам зайти. Как обычный покупатель, - подсказала Полина. - Когда Антон появится.
        - Как же я узнаю, что он появился?
        - Время приблизительно известно. Он приедет как раз к закрытию магазина. Вы к этому времени будете прогуливаться по улице. Дойдете до перекрестка, вернетесь. Потом снова до перекрестка. В общем, будете ждать. А я на витрину выставлю вазу. Большую такую, с античными героями. Я ее выставлю сразу, как только Антон появится. Вы, может быть, и сами его увидите. Все-таки у вас есть фоторобот. А уж если прокараулите - ориентируйтесь на вазу. И как только вы ее увидите, сразу заходите в магазин. Или где-то неподалеку ожидайте. Антон выйдет, вы за ним поедете... Кстати, он ведь на машине будет, - вспомнила вдруг Полина.
        - Ничего, я возьму такси, - ответил Маркелов беспечно и вдруг засмеялся.
        - Чему вы смеетесь?
        - Тому, как ты все это придумала. Наверное, фильм про Штирлица любишь смотреть? Да? Про профессора Плейшнера.
        - Люблю, - сказала Полина. - Так мы с вами договорились?
        - Да.
        Полина провезла Маркелова мимо своего магазина, показала, где она работает и где ему сегодня надлежит поджидать Антона, проехала еще квартал, свернула на пересекающую проспект улицу и только тут остановила машину.
        - Свою сумку можете оставить здесь, - сказала она. - Все равно мы вечером с вами встретимся.
        - Тогда до встречи.
        Маркелов вышел из машины. Теплый ветер тут же дружески его обнял. Маркелов зажмурился от удовольствия. У него все так успешно складывалось, что даже не верилось.
        Глава 60
        За десять минут до закрытия Полининого магазина на противоположной стороне улицы остановилось такси. Рядом с водителем сидел Маркелов.
        - Тепло! - сказал Маркелов. - Солнце! Очень хорошо!
        "Очень хорошо" - одно из немногих русских выражений, которые таксист знал. Он улыбнулся и подтвердил правоту маркеловской оценки:
        - Очинь харашо!
        - Молодец! - сказал Маркелов. - Схватываешь на лету.
        К магазину подъехала японская малолитражка. Лицо человека, сидевшего за рулем, было знакомо Маркелову. На всякий случай он отвернулся, а когда вновь бросил взгляд на другую сторону улицы, парень уже входил в двери магазина. Сквозь стекло Маркелов видел Полину. Вот она увидела парня, вот ему улыбнулась и тут же, демонстрируя, как она занята, схватила большую вазу, понесла к витрине. Парень оказался джентльменом, помог ей. Вместе вазу и устанавливали. Даже отсюда, издалека, Маркелов видел, как нервничает Полина.
        Разговаривают. Полина нет-нет да и бросит взгляд на улицу. Ждет, когда же наконец появится Маркелов. О том, что он рядом, сидит в такси, она не догадывалась. Маркелов поморщился, как будто у него болел зуб. Плохо вела себя Полина. Тот парень будет большим болваном, если ни о чем не догадается.
        Парень по-прежнему в магазине. И чем дальше, тем больше нервничает Полина.
        - Ты жди меня здесь! - сказал Маркелов таксисту. - Я сейчас!
        Вышел из машины, направился через дорогу. Нужно было, чтобы Полина его увидела. Поняла, что он рядом, что парня того видит и пора бы ей ухажера выпроваживать.
        Он как раз перешел дорогу и был напротив витрины, когда Полина его увидела. И секундное замешательство отразилось на ее лице. Этим она себя выдала. Антон проследил ее взгляд и тоже увидел Маркелова. Их взгляды встретились. Он вряд ли понял правильно, что происходит, но то, что все неспроста, это он явно уловил. Быстро взглянул на Полину. А та уже прятала глаза. И щеки пунцовели.
        - Хорошо, - продолжая начатый разговор, сказал он Полине, стараясь казаться спокойным. - Тогда я завтра вам позвоню. Очень жаль, что сегодня не получается.
        Даже смог улыбнуться ей, хотя глаза его не улыбались, в них была настороженность.
        Маркелов видел, как Антон пошел к дверям. Не было никаких сомнений - тот что-то заподозрил и теперь исчезнет, растворится, и его уже не найдешь. Нельзя было этого допустить. У входной магазинной двери он очутился раньше Антона, опередил его на какое-то мгновение.
        Толкнул дверь, вошел, и получилось, что он сейчас загораживает выход. Антон был прямо перед ним.
        - Ну ты чего засуетился, старичок? - почти ласково спросил Маркелов.
        А у самого мысли в голове метались хаотично. Слишком внезапно все произошло, он не был готов к подобному развитию событий.
        - Вы о чем? - спросил Антон, делая попытку обойти Маркелова.
        - Как это о чем? - очень естественно удивился Маркелов, отступая к двери. - И он еще спрашивает!
        Антону не было пути. Выход перекрывал Маркелов.
        - Что такое? - спросил Антон.
        Глаза сузились. Было видно, как он встревожился.
        - А ты не догадываешься, старичок? Полина на тебя жалуется. Я вообще-то родственник ее. Кстати, будем знакомы - дядя Саша. - Маркелов сунул ладонь для приветствия.
        Ничего не понимающий Антон пожал протянутую руку и тотчас же почувствовал, какой железный захват у этого дяди Саши. Маркелов держал руку Антона и не отпускал, при этом заглядывая Антону в глаза с недоброй, пугающей въедливостью.
        - Ты что же это себе позволяешь? Тебя как звать, кстати? Фамилия твоя как? Документы есть? Покажи!
        Антон посмотрел на Полину. Та отвела взгляд. Что-то Антон, наверное, понял.
        - Я сейчас вызову полицию, - сказал он.
        - Давай! - обрадовался Маркелов. - Вот будет хорошо! А ты не боишься полиции?
        Но он не рассчитал свои силы. Все-таки они с Антоном были в разных весовых категориях. Антон вдруг взял Маркелова за ворот рубахи, легко приподнял, будто это не человек был вовсе, а какой-нибудь мешок ваты, и бросил на стену. Маркелов ударился спиной, впечатался затылком, и это совершенно его деморализовало, хотя и ненадолго. Через какое-то мгновение он вскочил, выбежал из магазина - машина Антона была уже у перекрестка. И думать нечего было о том, чтобы его догнать.
        Привлеченный шумом, вышел из своей комнатушки встревоженный Фидиас.
        - Ничего страшного, - пробормотала растерянная Полина. - Все нормально.
        Вернулся Маркелов. Против ожидания, он совсем не выглядел расстроенным, а напротив - деловитым и уверенным в том, что все идет как должно.
        - Все складывается прекрасно! - сообщил он Полине. - Теперь у полиции есть повод его задержать. Ты видела, как он шваркнул меня о стену? Будешь свидетелем. Где тут полицейский участок?
        Тут он обнаружил присутствие Фидиаса.
        - А это кто?
        - Мистер Фидиас, - сказала Полина. - Хозяин этого магазина.
        - Тоже будет свидетелем!
        Полина перевела Фидиасу. Тот обеспокоенно забормотал что-то о том, что ничего не видел.
        - Будешь свидетелем! - возмутился Маркелов. - Меня в твоем магазине едва не убили, а ты, видишь ли, не в курсе!
        Глава 61
        За полчаса до полуночи Маркелов и Полина сидели в небольшом, на пять столов, ресторанчике, выходящем на пальмовую набережную. Широкие двери распахнуты настежь, доносится неясный шум прибоя да слышно, как изредка проезжают по дороге автомобили.
        Их трапеза подходила к концу. Маркелов повернул в руке стаканчик с остатками спиртного.
        - Как, говоришь, это называется?
        - Узо.
        - Редкая дрянь, - оценил Маркелов. - Вот ты поверишь, сколько я всякого-разного ни пью, вывод один: наша водка - лучше.
        Запиликал Полинин мобильный телефон.
        - Алло?
        - Полинка! Родная! - Тетя Галя. Было слышно, что она встревожена. - Что случилось? Мне Фидиас позвонил...
        - Конфликт, - сказала Полина. - Антон устроил дебош...
        - Это твой друг?
        - Да.
        - Что с ним?
        - С ним ничего. Ищут.
        - Полиция?
        - Да.
        - А ты тут при чем?
        - Я свидетель.
        Было слышно, как вздохнула тетя Галя.
        Маркелов мимикой дал понять, что хотел бы знать, с кем разговаривает Полина. Она прикрыла трубку рукой, шепнула:
        - Моя родственница.
        - Из России?
        - Нет, она здесь, на Кипре.
        Маркелов заерзал на стуле.
        - Из-за чего там все началось? - спросила тетя Галя.
        - Я сама не поняла.
        Полина не знала, как объяснить то, что случилось.
        - Ты что-то от меня скрываешь! Ты сейчас одна? Ты где?
        - На набережной, - ответила Полина. - Сижу в ресторане.
        Маркелов взглянул на нее обеспокоенно.
        - Одна? - спросила тетя Галя.
        Полина замешкалась с ответом. Маркелов жестами показывал ей, что надо бы закончить этот разговор.
        - Полинка, я боюсь за тебя, - вздохнула тетя Галя. - Мы сейчас сможем увидеться?
        - Я очень устала.
        - Я хочу тебя видеть.
        - Завтра!
        - Хорошо, завтра, - сдалась тетя Галя.
        Полина отключила телефон.
        - Хотела встретиться? - спросил Маркелов.
        - Да.
        - Не надо пока никому ничего говорить, - сказал Маркелов.
        Это было у него в крови. Минимум информации, максимальная осторожность, враг не дремлет, болтун - находка для шпиона.
        - Это моя родственница, - напомнила Полина.
        - Я понимаю. Но зачем же ее тревожить? - сказал Маркелов с мягкой улыбкой.
        Хотя улыбаться повода вроде бы не было. В полицию они обратились, и поначалу даже была надежда на то, что Антона разыщут быстро - Маркелов в своем заявлении указал номер автомобиля, на котором уехал Антон. Но очень скоро выяснилось, что "Ниссан" зарегистрирован на имя другого человека, тоже русского, которого в настоящий момент нет на Кипре. Маркелов оставил полицейским приметы Антона, но об имеющемся у него фотороботе не посмел даже заикнуться, так как в этом случае пришлось бы объяснять, откуда тот фоторобот взялся, и в конце концов Маркелова могли обвинить в преднамеренной провокации против Антона - со всеми вытекающими неприятными последствиями. Оставалось только ждать, пока полиция разыщет беглеца. У беглеца не было фамилии, да и имя, вполне возможно, ненастоящее, никто не знал, где он живет.
        Маркелов уже не хотел думать о неприятном. Если думать о неприятностях слишком долго - можно впасть в депрессию.
        - Ты где живешь? - спросил он у Полины.
        - Квартиру снимаю.
        - Места много? Мне ведь надо где-то ночевать.
        На самом деле он просто хотел быть рядом. На всякий случай. Полина поняла.
        - Места хватит, - сказала она. - Апартаменты у меня роскошные.
        Официант принес счет. Двенадцать фунтов с мелочью. Маркелов расплатился и только после этого спросил у Полины:
        - Сколько это в долларах?
        - Долларов двадцать пять.
        - Е-мое, - не сдержался Маркелов. - С завтрашнего дня будем ужинать дома. Ты умеешь варить супы?
        - Нет.
        - Я тоже, - признался Маркелов. - Но мы что-нибудь придумаем.
        Вышли из ресторана. Под уличным фонарем красиво серебрилась Полинина машина.
        - Послушай-ка, - сказал Маркелов. - Ты говорила, что машину тебе подарил этот парень. Она ведь новая совсем. Наверное, из автосалона. Как называется машина?
        - "Хонда".
        - Надо искать автосалон "Хонды". Там наверняка его данные остались - парня этого. Фамилия, к примеру. Должны же они покупателей регистрировать. Тех, кто деньги платит.
        - А зачем его искать, этот автосалон? Его телефон есть в сервисной книжке.
        Глава 62
        Утром они приехали в автосалон. На открытой площадке стояли новенькие автомобили без номерных знаков. В офисе скучал одинокий работник. Слишком рано, менеджеры еще не приехали, покупателей тоже нет.
        - Это сервисная книжка моего автомобиля, - по-английски сказала Полина.
        - У мисс проблемы?
        - Нет. Но я хочу узнать фамилию человека, который заплатил за машину.
        Киприот посмотрел на нее, потом на демонстративно скучающего в сторонке Маркелова, развел руками и виновато улыбнулся:
        - Я ничем не могу вам помочь.
        Не знавший английского языка Маркелов тем не менее все прекрасно понял. Приблизился и посмотрел киприоту в глаза. Тот и Маркелову улыбнулся так же виновато, как и Полине.
        - Что, не хочет говорить? - по-русски осведомился Маркелов у Полины, не сводя взгляда с киприота.
        - Не хочет.
        Киприот что-то сказал по-английски.
        - Говорит, что надо дождаться менеджера, - перевела Полина. - Менеджер может помочь.
        - Ясно, - сказал Маркелов. - А что у них со взятками?
        - В смысле?
        - Тут на лапу принято давать? Или среднестатистический киприот от одного только слова "взятка" глаза закатывает и перестает дышать?
        - Нет, нормальные люди, - сказала Полина. - Все как у нас. Но неужели вы хотите дать ему взятку?
        - Это не дача взятки, - веско произнес Маркелов. - Я провожу оперативные мероприятия в интересах следствия.
        С этими словами он выложил на стол перед киприотом двадцатифунтовую банкноту. Киприот посмотрел на Полину.
        - Это вам, - сказала по-английски Полина и зарделась.
        Больше всего она боялась, что этот парень сейчас закатит скандал и выставит их из офиса. Но ничего страшного не произошло. Киприот извлек из стола толстую тетрадь, положил ее на стол так, чтобы она накрыла двадцатифунтовую банкноту, полистал страницы, постоянно сверяясь с записями в сервисной книжке Полининой "Хонды", нашел наконец нужную и ткнул пальцем в одну из записей. Маркелов торопливо склонился над столом. Написано было по-английски, но он разобрался.
        - Так! - выдохнул радостно. - Есть его фамилия! - И прочитал по складам: - "Про-ко-пов"!
        - Не может быть! - вырвалось у Полины.
        - Почему? - удивился Маркелов.
        Обернулся и увидел, какое нехорошее у Полины стало лицо.
        Полина склонилась над тетрадью. Нет, Маркелов не ошибся. Там действительно было написано "Прокопов".
        Глава 63
        У Полины так дрожали руки, что она никак не могла попасть ключом в замок зажигания. Маркелов понял, что при таком состоянии Полины доехать они смогут только до ближайшего столба, где их поездка и закончится бесславно.
        - Никто никуда не едет! - сказал он. - Приди в себя!
        - Вы же его не видели! - пробормотала Полина. - Вы просто его еще не видели! Это уголовник. Такой, знаете, пальцы веером. Злобный, жестокий. Сын его, мальчишка-школьник, что-то сделал не так, и вы бы видели, как он обошелся с сыном! Как зверь!
        - Как ты с ним познакомилась?
        - Он должен был помочь мне с работой. И только я сюда приехала, он сразу же, в первый день, повез меня к себе домой.
        - И что там было, дома? - спросил бестактный Маркелов.
        - Ничего. Я сбежала.
        - Это он тебе предложил помощь? Ну, работу найти, посодействовать.
        - Нет. Родственница моя.
        - Та, что вчера тебе звонила? - насторожился Маркелов.
        - Да.
        - Кто она ему?
        - Я не знаю. Кажется, они живут вместе.
        - Любовница, - предположил Маркелов.
        Подумал, мысленно выстраивая схему.
        - Она и раньше жила здесь, на Кипре? - спросил Маркелов. - Еще до того, как ты сюда приехала. Да?
        - Да.
        - Потом она предложила тебе переехать на Кипр.
        - Да.
        - И это произошло уже после того, как погиб твой отец, - проявил чудеса ясновидения Маркелов.
        - Да.
        - Вот здесь будь внимательна, - попросил Маркелов. - Покопайся в памяти. До того, как твой отец погиб, эта родственница ни разу не предлагала тебе переехать на Кипр?
        - Нет. Никогда.
        - Значит, они заодно, - сделал заключение Маркелов.
        - С Прокоповым?
        - Да. Она ведь дальняя твоя родственница? - на слове "дальняя" Маркелов сделал ударение.
        - Дальняя.
        - Оно и понятно. Родная тетушка такого безобразия не придумала бы. Ты редко с ней встречалась?
        - Очень редко. Папа ее недолюбливал.
        - Но о бизнесе твоего отца она знала?
        - Знала, конечно.
        - И о том, что в том бизнесе крутятся немалые деньги, она тоже слышала?
        - Думаю, что да.
        - Ну вот, - сказал Маркелов. - Владела она этой информацией, но не с кем было ею поделиться до поры. И вот она познакомилась с этим Прокоповым. Тот, как ты говоришь, - уголовник. Привык трясти богатеньких Буратин. Что-то такое они придумали, какую-то хитрую интригу заплели вокруг твоего отца... Но что же там было, черт возьми!
        Тут мысль Маркелова буксовала. Он никак не мог понять, на чем же кинули Звонарева. На чем те люди намеревались заработать деньги. Если они обхаживали Полину, то на что надеялись? Что с нее можно было заполучить? У нее ничего не оставалось, кроме квартиры, да и ту еще надо было приватизировать.
        - Сколько квартира стоит? Твоя московская?
        - Я не знаю.
        - Тысяч двести?
        - Нет, вряд ли. Меньше, - сказала Полина.
        Значит, не в квартире дело.
        - А вот эта твоя родственница, - сказал Маркелов, - она действительно любовница Прокопова?
        - Очень похоже.
        - И как у них отношения?
        - Нормальные отношения.
        - Любит он ее?
        - Откуда же мне знать?
        - Ну вот если с ней что-то случится...
        - Что с ней может случиться? - испугалась Полина.
        - Сообщат ему, к примеру, о том, что эта женщина попала в больницу. Не здесь, а в России. Как думаешь - примчится он к ней или ему на нее наплевать?
        - Не знаю.
        - Ладно, - сказал Маркелов. - Оставим пока женщину. А вот сын?
        У него был вид человека, торопливо просчитывающего ближайшие ходы многотрудной партии.
        - Если сын его вдруг окажется в России, отправится папаша в Москву или нет?
        - Наверное.
        "И все равно с сыном не очень хорошо получается, - подумал Маркелов. - Женщина, допустим, запросто может в Москву улететь, ну мало ли какие там у нее дела, и если даже это будет выглядеть несколько подозрительно, все равно можно придумать внятное объяснение. А мальчишка? Сразу понятно, что похищение. И мы его спугнем".
        Нет, путь только один. Женщина. Надавить на нее, чтобы рассказала, что тут к чему. Пока они все не сбежали.
        - Где она живет? - спросил Маркелов. - Родственница твоя.
        - Недалеко от меня.
        - Звони ей!
        - Что сказать?
        - Ничего! Позвони ей домой, она снимет трубку, ответит тебе - ты сразу отключайся. Нам главное - узнать, дома ли она. Нам ее врасплох надо застать.
        Полина набрала номер. Тетя Галя ответила почти сразу.
        - Дома? - спросил у нее Маркелов после того, как Полина отключила телефон.
        - Да.
        - Вези меня туда. Что она за женщина, кстати? Характер?
        - Железный.
        - Проверим, - буркнул Маркелов.
        Он не очень-то и расстроился. За время службы много пришлось повидать.
        Улицы утреннего Лимасола были запружены машинами. Солнце не успело пока раскалить асфальт. На синем небе нельзя было найти ни одного облака.
        Подъехали к нужному дому.
        - Какая квартира? - спросил Маркелов.
        - Двадцать четыре. Второй этаж.
        - Значит, так, - сказал Маркелов. - Ждешь меня здесь. В случае малейшей опасности уезжаешь.
        - А вы?
        - Ты глухая, что ли? - нахмурился Маркелов.
        Он привык, что при подготовке к операции все понимают его с полуслова.
        Полина только вздохнула в ответ.
        - Итак, в случае опасности ты делаешь что? - осведомился Маркелов.
        - Уезжаю.
        - Молодец! - сказал Маркелов с такой интонацией, будто он только сейчас обнаружил, что не такая уж его собеседница набитая дура.
        Он вышел из машины, поднялся на второй этаж. Здесь была непривычная планировка, необычно белые стены, еще были цветы, на дверях золотились одинаковые таблички с номерами - Маркелов вспомнил собственный загаженный подъезд и вздохнул.
        Дверь с номером 24 оказалась последней в недлинном коридоре. Маркелов постучал. И почти сразу дверь открылась. На пороге стояла невысокая стройная женщина в деловом костюме. По выражению ее лица можно было догадаться, что Маркелов - совсем не тот человек, которого она ждала. Чтобы она совсем уж не впала в уныние, Маркелов улыбнулся ей как мог добродушно и дружелюбно осведомился:
        - Это вас зовут Галина?
        - Д-да.
        Тогда Маркелов, не церемонясь, втолкнул ее в комнату, вошел следом и торопливо запер входную дверь.
        - Что происходит? - встревожилась женщина.
        - Сейчас я вам все объясню, - пообещал Маркелов, на лице которого уже не было улыбки. - Моя фамилия Маркелов. Я из Московского уголовного розыска.
        По лицу женщины было видно, как она испугалась. Ей и в голову не могло прийти, что Маркелов для нее совсем не опасен и здесь, на острове, у него нет никаких прав - ни врываться в ее жилище, ни допрашивать. А сам Маркелов и не собирался посвящать свою собеседницу в подобные тонкости.
        - Сейчас сюда подъедут мои коллеги, - на всякий случай сообщил Маркелов. - И мы все оформим уже под протокол. А пока побеседуем просто так, без протокола. - И хищно улыбнулся.
        Он все время следил за выражением лица своей собеседницы. Ждал того момента, когда у нее пройдет первый испуг. Потому что потом в общении с ней могли начаться сложности, и Маркелов должен был быть к этому готов.
        - Вы одна в квартире?
        - Одна.
        - Значит, никто нам не помешает и вы сможете рассказать все как есть.
        - Что рассказать?
        - Ну как же! - внушительно сказал Маркелов. - Уголовное дело по факту убийства гражданина Звонарева Олега Ивановича! Недаром ведь мы носом землю рыли. Искали организаторов, исполнителей. И вот наконец расследование дало результаты.
        - К-какие результаты?
        - Весомые, - сказал Маркелов. - Так что вы можете рассказать по звонаревскому делу? Вы самого-то Звонарева знали?
        - Знала... То есть не то чтобы знала...
        - А вовсе даже наоборот, - закончил ее мысль Маркелов и посмотрел на собеседницу осуждающе. - Я очень удивляюсь, если честно, когда обнаруживаю, что люди иногда с перепугу начинают такие глупости говорить, что им и самим потом стыдно становится. Ну чего вы юлите?
        - Я не юлю.
        - Тогда я повторяю вопрос: вы Звонарева знали?
        - Знала! Ну и что тут такого?
        - Ничего, - признал очевидное Маркелов.
        Кажется, его собеседница понемногу приходила в себя, и ему пришлось нанести упреждающий удар.
        - И Звонарева вы знали, - сказал он, глядя в глаза женщине. - И рецидивиста этого... Как же его фамилия? - будто бы запамятовал Маркелов. - Ах да - Прокопов.
        Что-то отразилось в ее глазах. Беспокойство, как ему показалось.
        - Вы никак эти две фамилии не связываете? - спросил Маркелов тоном человека, которому лично все происходящее видно как на ладони, и его вопрос имеет риторический характер.
        - Что вы имеете в виду?
        - Я ничего не имею в виду, - сообщил Маркелов. - Но если я к вам пришел, то, следовательно, имел на то веские основания. Ведь так?
        Он все еще блуждал в потемках. Не знал, в каком направлении двигаться, продолжая этот разговор. И ему было важно заставить говорить эту женщину, одновременно делая вид, что ему самому многое, если не все, давно уже известно.
        - Послушайте, я ничего не понимаю! - сказала его собеседница. - Что вы тут за комедию устроили?
        Хотя она и нервничала, но не выглядела деморализованной. Крепкий орешек, понял Маркелов. Надо ее додавить, пока она окончательно не оправилась.
        - Мы знаем про эти сделки со змеиным ядом, - сказал Маркелов. - Знаем про человека, который в Москве назывался Гришей, а здесь вдруг стал Антоном. Вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что за это сажают в тюрьму?
        - За смену имени? - вздернула подбородок женщина.
        - За яд, - нисколько не смутился Маркелов. - Вы даже не представляете себе, сколько мы накопали по этому делу. И не знаете, какой срок светит участникам аферы со змеиным ядом. Ну, с Прокоповым понятно, ему тюрьма - что дом родной. Но вам-то это зачем?
        Замешательство. Он четко это видел.
        - Итак, этот Гриша, который одновременно и Антон, - сказал Маркелов, - там, в Москве, выступил в роли покупателя змеиного яда...
        Молчание в ответ.
        - Так? - возвысил голос Маркелов.
        - Да, - не без усилия ответила женщина.
        - И сам же выступил продавцом яда?
        - Да.
        - В чем смысл?
        - Чтобы поставить в безвыходное положение.
        - Кого? Звонарева?
        - Да.
        - Зачем?
        - Разрушить его бизнес.
        - Кому Звонарев мешал?
        Молчание.
        - Кому мешал? Прокопову?
        Полыхнула взглядом в ответ. Точно, Прокопову.
        - У них были совместные дела? - спросил Маркелов.
        - Не было у них никаких дел.
        - Тогда почему Прокопов так на Звонарева взъелся?
        - Это у них давно.
        - То есть как - давно? - удивился Маркелов.
        И тут зазвонил телефон. Женщина сделала движение, намереваясь снять трубку.
        - Ни с места! - властно сказал Маркелов.
        Трубку он снял лично.
        - Алло! - заполошенный женский голос.
        - Слушаю! - сказал Маркелов и покосился на тетю Галю.
        Та превратилась в слух, само напряжение, но вряд ли она хоть что-то слышала.
        - Это Полина!
        Она кричала. Это был вопль отчаяния.
        - Они гонятся за мной! Я на шоссе, еду в направлении Ларнаки!
        - Хорошо, я понял, - важно сказал Маркелов и положил трубку на рычаг.
        Не без труда, но он сумел сохранить спокойствие, хотя бы внешнее. Надо вывозить отсюда женщину. Немедленно. И только потом, откуда-нибудь с телефона-автомата, он сможет позвонить Полине в машину, чтобы узнать, что с ней приключилось. Сейчас это единственное, что он мог сделать.
        - Ну вот, - сказал Маркелов деловым тоном. - Мои товарищи сообщили, что Прокопов отправлен в Москву. Нам остается последовать за ними.
        - Я никуда не поеду! - теперь уже по-настоящему испугалась его собеседница.
        - Если вы не хотите сидеть вместе с этим рецидивистом - поедете! - жестко сказал Маркелов.
        Стук в дверь.
        Наверное, он все-таки опоздал.
        - Галина! - мужской голос.
        Надо было видеть ее лицо в этот момент. Оторопь. И одновременно - изумление от осознания того, как грубо ее пытались обмануть. Значит, за дверью - Прокопов. Никаких сомнений. Все сорвалось, понял Маркелов. Подобных поражений ему еще не доводилось испытывать.
        - Саша! - крикнула женщина.
        Бросилась к двери. Маркелов не пытался ей помешать - бессмысленно.
        В квартиру ввалился мужичок - рыжий, раскрасневшийся, со взглядом разъяренного бульдога. За его спиной маячил здоровенный детина.
        - Кто это?! - спросил рыжий.
        - Саша, он из милиции.
        - Понятно, - сказал рыжий.
        Бросил быстрый взгляд на детину. Маркелов не смог тот взгляд расшифровать сразу, зато здоровяк понял своего хозяина без слов. Схватил Маркелова за горло и прижал к стене. Маркелов захрипел, забился. Прокопов схватил женщину за руку и поволок ее прочь из квартиры. Маркелову уже не хватало воздуха, он бился в руках здоровяка, и тому это в конце концов надоело.
        - Что же ты беспокойный такой! - пробормотал он, примерился и ударил Маркелова головой о стену.
        Удар был таким сильным, что Маркелов потерял сознание.
        Глава 64
        Полина сидела в своей машине, ожидая возвращения Маркелова, и вдруг увидела прокоповский внедорожник. Тот остановился метрах в двадцати, из машины выскочил Прокопов, побежал было к подъезду (при этом у него был вид крайне растревоженного и озабоченного человека), но тут он зацепился взглядом за знакомую машину, всмотрелся, увидел Полину и направился к ней. Полина поспешно завела двигатель. Их с Прокоповым разделял какой-нибудь десяток метров. Прокопов прибавил шагу, Полина бросила педаль сцепления, и машина покатилась задним ходом. Прокопов побежал следом, но очень скоро понял, что с машиной ему тягаться бесполезно, развернулся, бросился к своему внедорожнику, и Полина поняла, что теперь все зависит только от нее.
        Развернула машину и поехала прочь от этого места. В зеркале заднего вида она наблюдала суету вокруг внедорожника - кроме Прокопова, там был еще кто-то. Достала из сумочки мобильный телефон, хотела позвонить оставшемуся в доме Маркелову и предупредить того об опасности, как вдруг увидела повисший у нее за спиной внедорожник. Тот самый, прокоповский. Перепуганная Полина отшвырнула телефонную трубку, вцепилась в руль и прибавила скорость, но далеко уехать не смогла. На ближайшем же перекрестке светофор совсем некстати перемигнулся на красный, Полина готова была нарушить правила и проехать перекресток на запрещающий сигнал, но прямо перед ней остановился автомобиль, и на соседней полосе - тоже, и она оказалась в ловушке.
        Из прокоповского внедорожника выскочил парень в черной футболке, мышцы бугрятся, стрижка короткая. Подбежал, а Полина уже успела запереть двери изнутри. Он дернул было, но обнаружил, что жертва недосягаема, и ударил ладонью по стеклу - пока еще не сильно.
        - Открой! - потребовал.
        Глаза были холодно-жестокие.
        Парень оглянулся по сторонам. Из остановившихся на светофоре машин за происходящим следили киприоты - с настороженным любопытством.
        - Открой! - повторил парень.
        Он все еще, наверное, надеялся обойтись малой кровью, выполняя приказание хозяина. В том, что в погоню его отрядил Прокопов, Полина нисколько не сомневалась.
        Светофор переключился на зеленый. Полина бросила сцепление, машина рванулась, парень инстинктивно ухватился за ручку дверцы, но не удержался, упал, а когда Полина посмотрела в зеркало заднего вида, он уже бежал к своему внедорожнику.
        Настиг он ее на следующем перекрестке, приклеился и теперь уже почти не отставал. Где-нибудь на прямом отрезке Полине удавалось от него оторваться, но тут на пути попадался очередной перекресток, и преследователь снова оказывался у нее вплотную за спиной.
        Наконец Полина выскочила на кольцо-развязку, а через нее - на автомагистраль, ведущую в Ларнаку. Пока магистраль тянулась вдоль Лимасола, ехать по ней можно было только в рваном темпе: едва разгонишься, как впереди, через какой-нибудь километр, новое кольцо-развязка, въезд в город, и вот тут Полина смогла оценить качество своей машины. Недаром "Хонду-Сивик" называют "Порше" для секретарш". Машинка заряженная, моторчик шустрый, колеса держат дорогу великолепно - достаточно иметь хотя бы первоначальные навыки вождения, чтобы без труда выиграть неожиданно возникшую гонку на дороге. Очередное кольцо-развязка, машина послушно вписывается в поворот, потом резкое ускорение, стрелка спидометра быстро-быстро уплывает за сотню, и тяжелому прокоповскому внедорожнику только и остается, что быть вечно вторым.
        Преимущества в динамике Полина лишилась, когда эти кольца-развязки закончились. Ей бы свернуть в город и затеряться в лабиринте улиц, но ей это не пришло в голову, и вот она оказалась на магистрали, убегающей через холмы к Ларнаке. Здесь, на прямой, преследователь ее еще не настиг, но и расстояние между ними уже не увеличивалось - тут внедорожнику вполне хватало скорости.
        Торопливо набрав телефонный номер, Полина прижала трубку к уху.
        - Алло!
        - Слушаю! - голос Маркелова.
        Значит, он все еще там!
        - Это Полина! Они гонятся за мной! Я на шоссе, еду в направлении Ларнаки!
        И тут вдруг Маркелов, совершенно неожиданно для Полины, произнес спокойным голосом:
        - Хорошо, я понял.
        И положил трубку.
        Он положил трубку! Просто положил трубку!
        Растерявшаяся Полина бросила быстрый взгляд в зеркало заднего вида. Хищная морда прокоповского внедорожника угрожающе ощерилась совсем близко.
        Она может рассчитывать только на себя.
        "Полиция!" - вдруг осенило ее. Схватила телефонную трубку, и только тут до нее дошло, что она не знает, как звонить в полицию. 02? Нет-нет, точно не этот номер. Там три цифры. 911? Может быть. Набрала номер. Нет, не то. Ну надо же! И телефон есть, и за помощью не обратишься. Занятая телефоном, она слишком поздно обнаружила, что начался длинный подъем и машина теряет скорость, а когда обнаружила - бросила в зеркало взгляд и не увидела там своего преследователя. Повернула голову. Прокоповский внедорожник уже почти поравнялся с ее машиной. Еще немного, он прижал бы ее к обочине, и здесь, в этом пустынном месте, погоня и завершилась бы. Полина нервным движением включила пониженную передачу, и ее "Хонда" понемногу, метр за метром, стала удаляться от преследователя.
        Дорога раздваивалась. Магистраль все так же шла прямо, это было направление на Никосию, а влево ответвлялась другая дорога - ответвлялась, чтобы тут же, изогнувшись дугой, нырнуть под магистраль и уйти на Ларнаку. И Полина, не желая снижать скорость, направила машину прямо. До кипрской столицы оставалось километров сорок, не больше четверти часа пути. Там город, много людей, там есть полиция и, значит, сохраняется надежда на то, что все обойдется.
        Полина еще раз набрала номер телефона тети Гали. Сначала гудки, потом, через какое-то время, трубку сняли.
        - Алло! - сказала Полина.
        - Ты где? - маркеловский голос.
        Что-то с ним происходило.
        - У вас все нормально? - спросила Полина.
        - В общем, да. Если не считать того, что мне дали по голове. Но это пустяки.
        - За мной кто-то гонится, - сказала Полина.
        - Люди Прокопова?
        - Похоже, что да. Машина, по крайней мере, его.
        - Ты сейчас где?
        - Подъезжаю к Никосии.
        - Мой тебе совет: добеги до ближайшего полицейского и сдайся ему без сопротивления. Иначе дела твои плохи. Эти ребята не церемонятся.
        Пауза.
        - Ладно, - вздохнул Маркелов. - Я тебе позвоню. Мне тоже надо добраться до полиции.
        Глава 65
        Дорога поднялась на холм и серой лентой скатилась к его основанию. Впереди, в долине, лежала Никосия. Очертания домов казались расплывчатыми, разогретый воздух дрожал.
        Автомобильную пробку Полина увидела издалека. Здесь был первый светофор, въезд в город, и в этой узкой горловине скапливались автомобили, которые шли в столицу. Полина направила машину левее пробки, по обочине, законопослушные киприоты смотрели ей вслед, она обогнула длиннющий хвост машин и вынырнула на асфальт уже на самом перекрестке, прямо перед светофором, тот как раз перемигнул на зеленый, Полина вдавила в пол педаль газа, и ее "Хонда" пошла с таким ускорением, будто это было не обычное шоссе, а гоночная трасса. Почти сразу начались дома, это уже был город.
        Полина ехала, никуда не сворачивая. От основного потока машин отрывалась без труда, от каждого светофора стартуя так, что визжали, прокручиваясь по асфальту, покрышки. Где-то позади, среди прочих машин, время от времени ей удавалось зафиксировать взглядом преследующий ее внедорожник, но он никак не мог к ней приблизиться.
        На очередном перекрестке обнаружилось, что здесь можно ехать только налево, Полина повернула, дальше правый поворот и снова налево. Эти места уже были ей знакомы, тут она когда-то проезжала с Антоном. Справа от нее тянулся городской сквер, сразу за сквером она видела стены венецианских укреплений и бастионы, там был Старый город, квартал Лайки Гетонья с аккуратными домиками и улица Ледра, которая внезапно заканчивалась баррикадой, разрубившей ее четверть века назад.
        Внезапно слева, из боковой улочки, вырвался черный прокоповский внедорожник. Он был похож на огромного злобного пса, на какое-то время потерявшего из виду преследуемую им жертву. Они одновременно увидели друг друга. Полина вывернула руль, чудом избежав столкновения, и погнала машину по улице, стремясь использовать предоставленную ей фору на все сто, - ее преследователю еще предстояло развернуться, и он, кажется, потерял Полину из виду.
        Здесь была тихая улочка, много зелени, и это место тоже было знакомо Полине. Правый поворот, и она выехала прямо к перегородившим дорогу бетонным блокам - это был переход на турецкую сторону. Полина обернулась. Погони она не видела, но ее враг был где-то рядом.
        Из остекленного павильона на нее смотрели киприоты.
        Антон говорил ей, что можно уйти на ту сторону. Достаточно предъявить свой паспорт. Полина поспешно открыла сумочку. Паспорт был. Еще деньги. Она торопливо пересчитала их. Американские доллары и кипрские фунты - всего долларов пятьсот. Заперла дверцу машины. Внимательно следящий за ее действиями киприот показал жестом, что ей непременно надо отметиться, если она намерена перейти на турецкую сторону.
        Полина зашла в павильон, отдала свой паспорт дежурному офицеру. Тот полистал его с хмурым видом, демонстрируя, что не очень-то ему нравится стремление Полины прогуляться по оккупированным турками кварталам. Не одобрял. Полина его понимала. Но она очень боялась оставаться здесь. Очень!
        - В каком отеле вы остановились? - спросил по-английски киприот.
        - "Аквамарина", - механически ответила она. Не хотела объяснять, что она не туристка. Опасалась, что в таком случае ее не пропустят.
        - Лимасол?
        - Да, Лимасол.
        Он записал название отеля, вернул Полине паспорт. Полина вышла из павильона. Ее преследователя не было. Возможно, напрасно она так испугалась. И едва она об этом подумала - из-за поворота вывернул черный внедорожник.
        Полина бросилась в проем между бетонными блоками, за которыми обнаружилась неширокая дорога, слева от которой возвышалось кремового цвета здание, тот самый бывший отель "Ледра-Палас", а возле здания маршировали крепкие ребята в голубых беретах, ооновские солдаты. Еще один солдат, в таком же точно голубом берете и с винтовкой на ремне, стоял как раз посередине короткого отрезка дороги, отделяющего греков-киприотов от турок. Полина бежала прямо на него и видела, как лицо солдата меняет выражение - только что было благодушное, и вдруг благодушия как не бывало, а вместо него - напряжение и выработанная до автоматизма готовность действовать. Солдат рванул с плеча винтовку, а от отеля, где маршировали солдаты, уже бежали несколько его товарищей. Полина добежала до солдата, он преграждал ей дорогу, но она и не стремилась вперед, здесь она тоже была под защитой, а солдат смотрел не на нее, а куда-то ей за спину, и когда Полина наконец обернулась - увидела бегущего парня в черной футболке, того самого, что ее преследовал от самого Лимасола, а следом за парнем, истошно крича, гнался киприот в форме.
Киприоту удалось было нагнать нарушителя пограничного режима, но парень на бегу отмахнулся от своего преследователя, и киприот отлетел в сторону, едва не упав, тогда солдат в голубом берете сделал шаг вперед, загораживая собой Полину, и передернул затвор винтовки.
        И парень остановился. Киприот подбежал к нему и что-то объяснял, зло топорща усы. Парень слушал его невнимательно, еще не отошел от погони. Но он уже проиграл.
        - Спасибо, - сказала солдату по-английски Полина.
        - Добро пожаловать, - так же по-английски ответил ей солдат и указал рукой направление: вы можете, мол, идти дальше.
        Постоянно оглядываясь, Полина дошла до турецкого контрольно-пропускного пункта. Здесь она заполнила какой-то бланк и получила однодневную визу - листок бумаги, который ей вложили прямо в паспорт.
        Вышла на улицу. Ее преследователя не было видно. Припекало солнце. В тени дерева о чем-то своем разговаривали турки-таксисты. Тихо, спокойно, несуетно. Ленивый расслабленный Восток. Пыльный асфальт. Дрожит раскаленный воздух. Терпеливый ослик привязан к ограде. И даже мухи, как кажется, жужжат лениво-лениво. Полина почувствовала, как тает в ее душе напряжение. Как будто под жарким солнцем постепенно испарялся страх.
        "Я больше туда не вернусь", - вдруг поняла она. Она не хочет снова испытать тот ужас, который ей довелось пережить. Да и не к кому ей возвращаться. Там уже нет ни дома, ни работы. Те, кому она верила, предали ее.
        Прощай, Кипр!
        Глава 66
        Окна распахнуты настежь. В Москве долгожданная весна. Воздух еще не обволакивающе горяч и не пропитан пылью.
        - А ты уже побывал в лете, - почти что с завистью произнес маркеловский шеф. - На Кипре ведь лето?
        - Их весна - это наше лето, - тоном знатока ответил Маркелов. - А их лето - это...
        Он замялся, не сумев с ходу подобрать нужное определение.
        - Да, летом там делать нечего. Как голова твоя, кстати?
        - Все зажило, - ответил Маркелов и вздохнул. - Но до сих пор обидно. Спокойный остров, преступности никакой, пять тыщ преступлений в год - разве же это преступность? - и я в этой спокойной обстановке на протяжении двух суток дважды получаю по голове.
        - И впечатления от Кипра у тебя теперь негативные?
        - Тут надо различать, - сказал Маркелов. - Есть Кипр, и есть наши люди на Кипре. Первое - выше всяких похвал, второе - ну вы сами знаете.
        - Ладно, что там у тебя со Звонаревой? - вернулся к делу шеф.
        - По-прежнему никаких известий.
        Полина исчезла. Ее искали, но не смогли найти. Сначала определили, что она пересекла разделительную линию в Никосии, отделявшую греков-киприотов от турок. Позже, сделав запрос, установили, что Полина покинула занятый турками Северный Кипр через порт Фамагуста на востоке острова и через десять часов оказалась уже в Турции, в городе Мерсине. Но и в Турции она долго не задержалась, уже через два дня покинула ее территорию через порт Трабзон, вскоре высадилась в Батуми, и после этого след ее потерялся - дальше границы можно было пересекать в упрощенном порядке, без виз и штампов в паспорте, и проследить перемещения Полины по просторам СНГ не представлялось возможным.
        - Она напугана, - сказал Маркелов. - И боится выходить на контакт. Думаю, что пройдет какое-то время и она объявится.
        - И Прокопов объявится, - усмехнулся шеф. - И его любовница. И этот твой "змеелов".
        Маркелов иронии шефа не принял.
        - Этих мы найдем, - пообещал он. - Долго им бегать не доведется.
        Они успели скрыться, но розыск уже объявлен, и в конце концов они будут задержаны.
        - Мы пока и без них можем это дело раскручивать, - сказал Маркелов. - Я, когда с прокоповской любовницей там, на Кипре, разговаривал, уловил главное: у Прокопова со Звонаревым была вражда. И я думаю, что это правда. Если была месть, тогда все сходится. Через Звонарева якобы хотели купить яд, но продавец яда скрылся, прихватив деньги. На посредника, на Берикова, тут же начинают давить, требуя возврата денег, но дело не в деньгах, а в том, чтобы Звонареву как можно сильнее кровь попортить, ведь у того и так бизнес очень плохо идет, а тут дополнительные проблемы. В общем, они хотели окончательно звонаревский бизнес развалить.
        - А убийство?
        - Убийство - не прокоповских рук дело.
        - Погоди-ка! - сказал шеф и нахмурился так, будто ему только что сказали о том, что найденное им решение задачи неверно. - То есть как это - не прокоповских?
        - Это пока только мои догадки, - сказал Маркелов. - Тут, понимаете ли, одно из двух: либо месть - это убийство, либо месть - это развал бизнеса. Одно с другим просто не вяжется.
        - Хороша месть! Прокопов подстроил эту аферу со змеиным ядом, сам же потерял на этом деньги...
        - Ничего он не потерял.
        - Ну как же! Он отдал на покупку яда восемьсот тысяч, из которых Бериков оставил себе двести пятьдесят, остается пятьсот пятьдесят, которые в конце концов возвратились к Прокопову.
        - А дальше Прокопов начинает давить на Берикова, требуя вернуть деньги, те самые восемьсот тысяч. Бериков, страшась расправы, отдает часть, свои же деньги отдает, но до восьмисот все равно не дотягивает, и со Звонарева не спросишь, тот уже убит. Перепуганный насмерть Бериков хочет получить хотя бы что-то с наследницы, с Полины. В общем, Прокопову его деньги вернулись. Полностью. Его затраты на всю операцию - ноль рублей ноль-ноль копеек. Мне кажется, он хотел всего лишь превратить Звонарева в нищего. Но - не убить.
        - Звонарева убили, - напомнил шеф.
        - Кто-то другой убил, я думаю. Мы в ходе расследования все время топтались вокруг этих звонаревских сделок, где присутствовал черный нал. Потом змеиный яд выплыл. И мы эту версию приняли за главную. А теперь я предлагаю на это дело иначе взглянуть. Что, если Звонарева убили по самой банальной и лежащей на поверхности причине - за долги? И этот мифический, никому не нужный змеиный яд вовсе ни при чем?
        Глава 67
        - Скажите, Галина Петровна, а часто так бывало, чтобы Звонарев кому-то задолжал?
        Галина Петровна, бывший главный бухгалтер звонаревской фирмы, нервно мяла в руках платочек. Выглядела она так, будто недавно потеряла кого-то из близких - так была измождена и так печальна. Неприятности последних месяцев не прошли для нее даром. И за что человеку такое наказание? Работала не покладая рук, все у нее по бумагам сходилось, а трудилась за одну зарплату, никаких особенных богатств для себя не скопила, и вдруг - неприятности у фирмы, долги, претензии кредиторов, гибель хозяина, и после всего этого - проверки, допросы и постоянные ожидания каких-то еще более страшных неприятностей, и за все происходящее вокруг она оказалась после гибели Звонарева главной ответчицей.
        - Да вы не волнуйтесь, - сказал ей Маркелов. - Ничего ведь страшного не происходит.
        Женщина улыбнулась ему вымученной улыбкой, будто говоря - как же я извелась.
        - Так я насчет кредиторов, - вернул ее в действительность Маркелов. - Бывало такое, чтобы Звонарев в должниках ходил?
        - А как же, - осторожно ответила Галина Петровна. - Это же бизнес.
        Она сейчас была так осторожна, как сапер на заминированном поле. Прежде чем сделать следующий шаг, постоит, подумает, потычет туда-сюда, проверяя, не заложена ли мина. Поэтому Маркелову придется с нею повозиться, он заранее был к этому готов.
        - Бизнес бизнесом, - сказал он тоном знатока, - но и там всякое бывает. Случай случаю рознь. Ведь так?
        Пауза.
        - Конечно, - с прежней осторожностью признала женщина.
        Тут она пока не ждала для себя подвоха, но все равно держала ухо востро.
        - Какие-нибудь случаи вспомните?
        - Какие случаи? - напряглась Галина Петровна.
        - Когда Звонарев ходил в должниках.
        - Их не так уж мало было, этих случаев.
        - Вот и перечислите.
        - Все я не вспомню.
        - Перечислите те, которые вспомните.
        - Хорошо, - вздохнула Галина Петровна с обреченностью человека, который понял, что отбояриться у него не получится и просто так его в покое не оставят. - Бывало, что оптовики, которые нам поставляли товар, не сразу могли деньги получить.
        - Деньги получить от Звонарева?
        - Да.
        - Почему же не могли получить?
        - Наши покупатели в провинции задерживали оплату. Просто не перечисляли деньги на наш счет. А если на счету денег нет, то и мы заплатить не можем, дело ясное.
        - Как же выходили из положения?
        - Мы просили отсрочку.
        - Надолго?
        - Неделя, две. Когда как.
        - И вам всегда шли навстречу?
        - А куда им деваться? - пожала плечами Галина Петровна. - Хорошего покупателя нельзя обижать, его надо прикармливать, холить и лелеять.
        - Хорошие покупатели - это вы?
        - Ну конечно! Мы брали товара сразу помногу и весь его оплачивали. Да, случались перебои в оплате, но всем было ясно, что это временно, что мы заплатим непременно. Никто не роптал. И мы точно так же прощали своих контрагентов в провинции. Сегодня он нам задолжал, а завтра все отдаст и еще товар закажет. Ну не можем мы так, чтоб без шероховатостей. Мы русские люди, у нас многое на "авось" рассчитано - надо и в таких условиях работать, за нас работать никто другой не будет, ведь правильно?
        - Да, - подтвердил Маркелов. - Правильно. А вот скажите, эти случаи, о которых вы рассказали, - это когда было?
        - Да постоянно, если честно. И два года назад, и год назад, и вообще...
        - Что такое - "вообще"?
        - Ну вот в последнее время совсем плохо стало. Вы ведь в курсе.
        - Это уже после августовского кризиса, да?
        - Да.
        - Мне вот что интересно... Я там по бумагам посмотрел... По бухгалтерской документации...
        Галина Петровна при последних словах насторожилась.
        - Нет-нет, там все в порядке, - поспешил успокоить ее Маркелов. - Просто я по бумагам вижу, что после кризиса с платежами у вас стало совсем плохо.
        - Да. Никто не отдавал денег.
        - Значит, после кризиса ситуация все-таки была иной? Я все о тех же неплатежах говорю, Галина Петровна. Раньше, до кризиса, ваша фирма если кому-то и была должна, особого беспокойства никто не проявлял, все знали, что пройдет неделя или две от силы, и деньги будут перечислены. А в августе случился обвал. И вы совсем перестали платить. Но теперь уже иллюзий никто не питал. Никто не думал, что через недельку-другую вы сможете расплатиться.
        - Никто. У нас их физически не было, этих денег. Просто замкнутый круг. Деньги можно заработать, если продавать какой-то товар, а товар нам не дают, потому что у нас нет денег. Звонарев ходил сам не свой.
        - Пытался найти выход из положения?
        - Естественно. Он очень жесткий был человек. Всегда умел добиваться своего. И сдаваться он не собирался.
        - На него давили?
        - А как же! Все-таки деньги! Я знаю, что звонили ему постоянно, напоминали о долгах. При мне лично пару раз так бывало. Я сижу у него в кабинете, мы обсуждаем наши текущие финансовые дела, вдруг - звонок. Звонарев разговаривает, и я понимаю, что опять эти долги, опять кредиторы...
        - И что им говорил Звонарев? Что денег нет и не будет?
        - Ну что вы! Как можно! - Галина Петровна даже руками всплеснула. - Так нельзя, такого не прощают.
        - Могут убить? - заинтересовался Маркелов.
        - Ну разве я такое говорила? - забеспокоилась женщина. - Но неприятности обеспечены, вы ведь понимаете. В бизнесе люди серьезные, обид не прощают. Поэтому Звонарев вел себя осторожно. Говорил кредиторам, что работает над проблемой, что деньги вернет, но надо подождать.
        - А существовала какая-то очередность? Кому долги отдавать в первую очередь, кому - во вторую.
        - Да.
        - На чем эта очередность основывалась?
        - Я не знаю. Звонарев единолично принимал решения. Просто говорил мне, если вдруг появлялись какие-то деньги: "Перечислите их туда-то". Я выполняла. Но что там были за деньги? Мелочь, слезы, а не деньги. Такими темпами мы не расплатились бы никогда.
        - Так что надежд у кредиторов не было?
        - Были, наверное. Что им еще оставалось делать? Только надеяться. Хотя вот в последнее время...
        - А что там было в последнее время? - насторожился Маркелов.
        - Жизнь остановилась, - невесело улыбнулась Галина Петровна. - Работы не было совсем. Торговать нечем, машины поставлены на прикол, а если работы нет, то и прибыли нет, а без прибыли какой же возврат долгов? А уж когда Звонарев объявил о том, что мы машины продаем... Тут всем стало ясно, что нам конец. Звонаревский заместитель, Борис Евгеньевич, это тот, которого позже тоже убили, - он сразу же написал заявление об уходе.
        - Боялся?
        - Наверное. Понимал, что крах уже наступил.
        - А раньше - не понимал?
        - Раньше надежда оставалась. Хоть какая-то, призрачная. И вдруг он понял, что начинаются настоящие неприятности.
        - Ну, наверное, не у него неприятности, а у Звонарева, - подсказал Маркелов.
        - А зачем ему звонаревские неприятности?
        - Да, верно.
        - А как вы думаете, за что Бориса Евгеньевича убили? Ведь он был всего-навсего заместителем Звонарева.
        - Этого я не знаю.
        - Может быть, догадываетесь?
        - Нет.
        Конечно, нет. Так оно спокойнее. Мало ей неприятностей, что ли?
        - Ну что же, спасибо вам, Галина Петровна.
        Женщина посмотрела недоверчиво - неужели ее мучения на сегодняшний день закончились? Каждый допрос, наверное, стоил ей несколько месяцев жизни.
        - Давайте я вам пропуск отмечу, - сказал Маркелов.
        - Я почему-то боялась, что вы меня про сына спросите, - призналась женщина.
        - А что такое с сыном?
        - С ним ничего. Но вы же его допрашивали.
        - Какой же это допрос? Так, побеседовали просто.
        - Ох, не знаю. Я так переволновалась тогда. Еще сказала ему: "И чего ты с этим конспектом про змей к Звонареву попал? Ты ему лекцию прочитал, а тебя теперь по кабинетам затаскают".
        - Не затаскают, - пообещал Маркелов. - К вашему сыну никаких претензий.
        - Спасибо!
        - Не за что. Это вам спасибо. Да, кстати...
        Женщина уже поднялась со стула, собираясь уйти. И даже подписанный пропуск держала в руке. Вольная птица. И настороженность в ней притупилась. Вот сейчас самое время у нее спросить. Что коварный Маркелов и проделал незамедлительно.
        - Я еще в тот раз, когда мы после гибели Звонарева обыскивали офис фирмы, обратил внимание на то, что его телефонные разговоры записывались. Очень примитивное было подключение. Прямо к телефонному аппарату. А запись производилась на обычный магнитофон, который был установлен в звонаревском письменном столе. С чего бы это, а?
        - Я не в курсе, - ответила Галина Петровна.
        Излишне нервно ответила. Маркелов это заметил. Хорошо он сделал, задав этот вопрос под занавес их беседы.
        - И все-таки, - продолжал Маркелов, будто и не слышал последних слов собеседницы. - Кто был инициатором?
        - Я не знаю. Может быть, сам Звонарев?
        - Что же - он сам себя подслушивал?
        Галина Петровна занервничала еще больше и раскраснелась, как школьница.
        - Чего тут скрывать? - осведомился Маркелов почти дружески. - Вам-то что за корысть?
        Она так разволновалась, что ничего не стоило ее уговорить.
        - Он сам, конечно, Звонарев... То есть он придумал, а делал не он. Это Сергей Сергеич.
        - Кто такой?
        - Это наш начальник службы безопасности. Мне Светочка сказала, секретарша звонаревская.
        - Давно магнитофон установили?
        - Нет, не очень. Месяца за два или три до того, как... Ну, до всех этих событий...
        - До убийства Звонарева?
        - Да.
        Значит, вот когда он по-настоящему понял, что запахло жареным.
        - Всего хорошего, - сказал Маркелов. - Спасибо вам за помощь.
        Он проводил женщину до двери.
        - А Полина Звонарева у вас случайно не появлялась?
        - Нет, - ответила Галина Петровна. - А что - должна?
        - Это я просто так спросил. На всякий случай. Вы мне позвоните, если что-нибудь про нее услышите. Хорошо?
        Глава 68
        Этого Сергея Сергеевича Маркелов запомнил еще в прошлый раз. Начальник службы безопасности звонаревской фирмы был из отставников, и когда Маркелов беседовал с ним после гибели Звонарева, он обратил внимание на то, как старательно Сергей Сергеевич демонстрирует общность их с Маркеловым биографий: государевы люди, мол, я вот тоже был под погонами, служивый служивого всегда поймет, ну и все такое прочее. Тогда Маркелов это воспринял лишь как ничем не оправданную робость собеседника, бывает такое, когда человек тушуется и ему необходимо что-то твердое найти, на что он мог бы опереться, ну понятно же, что это очень даже неприятно, когда тебя допрашивают и вроде как подозревают в чем-то нехорошем, хотя ты лично ни сном ни духом и вообще человек положительный и честный, и вот как раз в такой ситуации люди, сами того не замечая, начинают с превеликой готовностью сигнализировать: я свой, я незапятнанный, я за вас, а не за них, и я со всей душой, вы ведь понимаете. И только теперь, спустя время, Маркелов ту ситуацию увидел по-иному. Уж слишком почтительно разговаривал с ним Сергей Сергеевич и слишком явно
хотел казаться своим.
        Не потому ли, что испугался чего-то?
        - Как у вас дела? - спросил Маркелов.
        - Спасибо, - ответил Сергей Сергеевич. - Все нормально.
        - Новую работу нашли?
        - Да.
        - Хороший специалист нигде не пропадет, - польстил собеседнику Маркелов.
        - Да, - подтвердил Сергей Сергеевич. - Опыт, приобретенный на государевой службе, не имеет цены.
        - Кем же вы сейчас?
        - Заместитель начальника департамента безопасности в одном банке. Товарищи, с которыми я вместе служил, помогли устроиться.
        - Получается?
        - Я пока в курс дела вхожу. Думаю, что справлюсь.
        - Извините за бестактный вопрос, но мне просто интересно: на новом месте по поводу вашего прошлого никаких вопросов не возникало?
        - В моей репутации темных пятен нет, - сообщил Сергей Сергеевич без вызова в голосе, по-прежнему демонстрируя лояльность.
        - Я вот эту историю со Звонаревым имею в виду. Все-таки вы были у него начальником службы безопасности, а его убили.
        - Моей вины в том нет. Все, что мне положено было выполнять по должности, я выполнял. А убийство это... Понимаете, это только слово такое для всех случаев одно общее: охрана. А на самом деле охрана у каждого разная. У кого на какую денег хватит. Согласитесь, что президента страны и президента какого-нибудь провинциального банка охраняют по-разному. У Звонарева денег на полноценную охрану не было. Такую, знаете, чтобы бронированный лимузин, чтобы джипы с телохранителями, чтобы специальный человек, который первым пробует все, что хозяину покушать принесут. Масштаб у него был не тот.
        - В общем, вы обеспечивали его безопасность в пределах отпущенных вам сумм, - понимающе сказал Маркелов.
        - Да какая там безопасность! - прижал руки к груди маркеловский собеседник. - У нас и системы никакой не было.
        - Но чем-то вы все-таки занимались.
        - Так, пустяки одни, - признался Сергей Сергеевич. - На входе охрану посадили, чтобы посторонние не шастали. Я заставлял охранников все посещения фиксировать. Это очень дисциплинирует людей, вы уж мне поверьте. Еще следили за сохранностью подвижного состава. Все-таки эти грузовики - наш главный рабочий инструмент. Я обеспечил контроль за сохранностью, чтобы воровства не было. А то знаете как бывает: снимут с машины какой-нибудь узел, продадут, а на его место, чтобы за руку не схватили, поставят старый. Я вот одного такого поймал, так по моему представлению Звонарев его потом уволил. В общем, велась работа.
        - Неужели это все? - позволил себе усомниться Маркелов.
        - Да там много чего было, всего и не упомнишь.
        - Ну а что-нибудь такое, конфиденциальное, - сказал Маркелов, почему-то понижая голос, и посмотрел выразительно - мол, мне-то вы можете сказать, товарищ, ведь у нас с вами одна группа крови.
        - Приходилось, конечно, проводить спецмероприятия, - с готовностью сообщил Сергей Сергеевич. - Мы с вами в некотором роде коллеги, так что вы в курсе, конечно, - в нашей системе люди друг друга не забывают. Я всегда могу в случае необходимости обратиться к своим товарищам, тем, кто еще служит, и они никогда не откажут. Если, допустим, информация нужна по кому-то из работников нашей фирмы, если кого-то надо проверить...
        - По картотекам?
        - Да, по картотекам, - подтвердил Сергей Сергеевич. - А что делать? Приходится всех проверять. Это раньше человек устраивается на работу, приносит институтский диплом и трудовую книжку - и с ним сразу все ясно. А теперь? Ну как я могу ему верить, если дипломы продаются в переходах метро?
        - Да, действительно.
        - Или судимости, к примеру. Мы судимых не брали. Если только при проверке выяснялось, что человек сидел, - все, до свидания. Без объяснения причин. Вообще, между нами говоря, - тут Сергей Сергеевич доверительно понизил голос, - меня Звонарев для этих целей и взял. Чтобы с органами контакт иметь.
        У него сейчас был такой преданный взгляд, что не поверить ему было просто невозможно. Но цену тому взгляду Маркелов знал. Только никак пока не проявлял своего знания.
        - А вы не советовали Звонареву нанять телохранителей?
        - Как же не советовал! Конечно, советовал. А он отмахнулся.
        - А почему вы советовали взять охрану? - задал прямой вопрос Маркелов.
        Только тут Сергей Сергеевич обнаружил, что несколько дал маху. Не всегда ведь надо демонстрировать собственную осведомленность. Особенно если тебя могут попросить объяснить, на чем эта осведомленность основывается. А Маркелов действительно спросил. Не стал делать вид, что не заметил оплошности своего собеседника, а бесцеремонно той оплошностью воспользовался.
        - Ну как же, - разволновался Сергей Сергеевич. - На всякий случай, естественно.
        - Значит, поступали сигнальчики? Был у вас повод ждать неприятностей?
        Сергей Сергеевич мялся. Не знал, что можно говорить, а что - нет.
        - Звонарев сказал вам, что возможны неприятности, - пришел ему на помощь Маркелов.
        - В общем, да.
        - Неприятности следует ждать от кредиторов.
        - Да.
        - Возможны разного рода угрозы.
        - Да.
        - И он предложил поставить его служебный телефон на прослушивание.
        Тут Сергей Сергеевич совершенно обездвижел. Наверное, не предполагал, что с тем магнитофоном в звонаревском столе проводящие обыск люди все-таки разберутся. Ну разобрались, допустим. А ему-то что за беспокойство? Отчего это он так разнервничался? Из-за кассет?
        - А кассеты - где? - спросил Маркелов таким тоном, что сразу стало ясно - шутки закончились.
        Сергей Сергеевич нервно двинул кадыком.
        - К-какие кассеты?
        - Те самые, - жестко сказал Маркелов, глядя на собеседника беспощадным остановившимся взглядом.
        Потому что кассет не нашли. Магнитофон был, подключение к звонаревскому телефону тоже было, а вот кассеты как сквозь землю провалились. Ни в кабинете их звонаревском не было, ни в его квартире. А они существовали, эти кассеты. Маркелов готов был голову дать на отсечение.
        - Я вообще не в курсе, - произнес Сергей Сергеевич, не очень, впрочем, уверенно.
        - Не в курсе - чего?
        Маркелов четко произнес вопрос, и так же четко должен был прозвучать ответ, и этот ответ будет зафиксирован - потом уже не откажешься от своих слов и не объяснишь, что тебя неправильно поняли. Маркеловский собеседник это уловил, все-таки кое-какой опыт у него был, сам служил еще недавно. И он смешался еще больше.
        - Я ведь просто так вопросов не задаю, - веско сказал Маркелов. - Если я о чем-то спрашиваю, значит, у меня уже есть информация. Так кассеты - где?
        Конечно, он шел ва-банк. Но про те кассеты знал Звонарев и знал Сергей Сергеевич. Ведь это он устанавливал магнитофон. Магнитофон после смерти Звонарева так и остался в столе. А кассеты исчезли. Не Звонарев же забрал их с собой в могилу. Оставался только начальник службы безопасности, больше некому.
        - Хорошо, - сказал Сергей Сергеевич неожиданно хриплым голосом, таким чужим, что впору было усомниться - да он ли это говорит, в самом деле. - Кассеты будут! Я их вам отдам!
        Вдруг склонился к собеседнику и с отчаянием в голосе сказал:
        - И убийцу вам назову!
        - Как- убийцу? - опешил от такого поворота их беседы Маркелов.
        - Ну, не убийцу, - пошел на попятный Сергей Сергеевич. - Возможного убийцу, предполагаемого, давайте так его назовем. Я его вычислил! - произнес свистящим шепотом.
        Только теперь Маркелов понял, что ему предлагают сделку. Что-то там такое Сергей Сергеевич разнюхал, что могло бы помочь следствию, а он - со страху ли, по недомыслию ли - драгоценную информацию попридержал, понадеявшись на то, что ничто нигде не всплывет. А следствие все-таки докопалось. И он испугался. Испугался, что привлекут к ответственности. Теперь он хотел договориться: он помогает следствию чем может, а ему за это простят его лукавство, граничащее с преступлением.
        - Хорошо, - не стал упрямиться Маркелов, который сейчас хотел одного - добраться до драгоценных кассет. - Ведь вы все выдаете добровольно и следствию поможете. Поможете?
        - Да! - с готовностью выдохнул Сергей Сергеевич.
        - Вот и ладненько. Так где вы кассеты прячете?
        - На даче у тещи.
        - Едем к теще! - объявил Маркелов.
        - Я сам.
        - Почему же сам? - удивился Маркелов.
        - Ну, понимаете, - замялся Сергей Сергеевич, - иначе мне как-то придется объяснять... Обыск... Люди из милиции...
        - Ничего страшного. Вы сберегли ценные вещдоки, теперь вот специально привезли с собой людей, чтобы те вещдоки передать в надежные руки, - проявил благородство Маркелов. - Теща будет гордиться, что у нее такой зять.
        Глава 69
        Пленок оказалось много, целый чемодан. Маркелов, когда увидел эти залежи кассет, даже присвистнул. Тут слушать и слушать - без перерывов на обед и сон.
        - Неужели вы прослушали их все? - спросил он у Сергея Сергеевича.
        - Только те, которые были записаны в последний месяц жизни Звонарева.
        - А все остальные?
        - Не было необходимости, - сказал Сергей Сергеевич. - Потому что и так все ясно.
        - Что ясно?
        - Кто убил.
        - И кто же?
        - Есть такая фирма - "Александр Бобров и сыновья". Фирмочка небольшая, они через Белоруссию возят итальянские спагетти. Мы у них те спагетти покупали на протяжении полутора лет. Все шло нормально, а потом как-то неудачно сложилось. Мы с ними еще за предыдущую партию товара не расплатились, а уже взяли следующую, и стал накапливаться долг.
        - Большой долг? - спросил Маркелов.
        У него был список фирм, которым задолжал Звонарев. Был там и Александр Бобров со своими сыновьями, это Маркелов помнил, но Бобров ютился где-то в самом конце списка, ему Звонарев задолжал всего ничего.
        - Двадцать тысяч, - сообщил Сергей Сергеевич.
        - Не смешите меня, - поморщился Маркелов. - За двадцать тысяч долга киллера не присылают.
        - Не присылают, если эти двадцать тысяч - ничто, пустяк, мелочь. А если нет? Я же вам сказал - фирмочка маленькая, обороты мизерные, для них двадцать тысяч - целое состояние, вопрос жизни и смерти. Но главное - это то, что зафиксировано на пленке. Вот послушайте!
        Сергей Сергеевич нашел нужную кассету, вставил ее в магнитофон. Долго искал ту самую запись. Наконец нашел.
        - Ага, вот!
        Голос Звонарева. Это явно не самое начало беседы.
        "И я тебе уже сказал - нет у меня денег. Но их нет на сегодняшний день".
        "А когда?" - мужской голос.
        - Кто это? - быстро спросил Маркелов.
        - Александр Бобров.
        "Как только деньги появятся, я тебе их сразу перечислю", - голос Звонарева.
        "Ты меня зря обещаниями кормишь". - В голосе Боброва уже неприкрытое раздражение.
        "Послушай, Саша..."
        "Ты зря так со мной!"
        "Саша..."
        "Я тебя..."
        Далее непечатно.
        - Вот видите! - сказал Сергей Сергеевич. - Но это еще не все. Скоро совсем интересно будет.
        "Пошел ты к черту!" - голос Звонарева.
        "Я тебе две недели даю!" - Бобров уже сорвался на крик. - Две недели! А потом я тебе башку оторву! Ты думаешь, я не знаю, что ты другим деньги перечисляешь? Ты же сам на неприятности нарываешься..."
        Запись обрывается. Наверное, Звонарев бросил трубку.
        - Тут ведь что интересно, - произнес Сергей Сергеевич и посмотрел в глаза Маркелову. - Через две недели после этого разговора Звонарева и застрелили. Странное совпадение, правда?
        Глава 70
        Алла Ивановна вышла из метро. Перейти улицу, пройти квартал, потом еще одна улица - и уже ее дом. Она всегда ходила от метро пешком.
        Старенький "Фольксваген", который со скоростью пешехода катился вдоль тротуара, она не видела. И только звуковой сигнал привлек ее внимание. Обернулась. За рулем машины сидела девушка: длинные волосы, солнцезащитные очки, лицо показалось ей незнакомым. Но девушка назвала ее по имени.
        - Полина?! - только по голосу смогла определить Алла Ивановна.
        Совсем недавно она видела Полину на Кипре, и вдруг такие разительные перемены во внешности.
        Полина распахнула дверцу машины, приглашая сесть.
        - Что за метаморфозы! - воскликнула Алла Ивановна.
        - Маскировка.
        - Прячешься? - приняла все за шутку Алла Ивановна.
        - Я действительно прячусь.
        - От кого?! - округлились глаза у женщины.
        - А-а, - махнула рукой Полина. - На Кипре неудачно сложилось, пришлось срочно уехать. Теперь я в Москве, но никому об этом не говорю. В своей квартире даже не появляюсь, мобильный телефон забросила куда подальше, машину одолжила у бывшего приятеля. В общем, меня тут как бы и нет.
        - Это настолько серьезно?
        - Серьезнее не бывает, - вздохнула Полина.
        - Может быть, тебе обратиться в милицию?
        - Чем они помогут? Охрану ведь ко мне не приставят. У меня есть в милиции знакомый, он на Кипре был рядом со мной, ну и что? Еле оттуда ноги унесла. Так что лучше уж я сама.
        - Сама - что? Защищать себя будешь?
        - Заботиться о собственной безопасности, - поправила собеседницу Полина. - Мне приходится быть осторожной.
        - Но так же нельзя, - сказала Алла Ивановна. - На всю жизнь не спрячешься. Что-то надо делать.
        - Я делаю. Я потому к вам и приехала. Хочу кое о чем вас расспросить. Помните, вы рассказывали про слова моего отца? Ну, он сказал когда-то давно, что у меня будет жених, он поведет меня в ресторан, потом подарит перстень...
        - Да, я помню.
        - Что это вообще за история такая? Вы еще когда-нибудь слышали от него об этом?
        - Нет.
        - Но это было с чем-то связано! С чем-то очень важным!
        - Это очень несерьезно выглядело, Полина.
        - Ничего себе "несерьезно"! Папа как бы случайно это говорит, а потом, спустя десять или двенадцать лет, все, что он напророчил, вдруг начинает сбываться на Кипре. Ну с чего бы это? А он сам?
        - Кто?
        - Папа! Он сам что сделал? Дал Хеджи двести долларов...
        - Кто такой Хеджи?
        - Мой знакомый. Он мне эту машину как раз одолжил. Так вот папа дал ему двести долларов и предложил сводить меня в ресторан. Тоже все с ресторана начиналось! Ну что за навязчивая идея такая!
        - Я не знаю.
        - Вы вспомните, - попросила Полина. - Ну вот вы сказали в прошлый раз, что мама на папу обиделась, что у них до ссоры дело дошло. Значит, эта тема для них была какая-то неприятная? И не случайно она выплыла?
        - Все выглядело так, будто и прежде это обсуждалось. Или не обсуждалось, а просто было в жизни, как бы присутствовало. Какой-то случай. И папа твой тогда так сказал... Он как бы уколол... Как бы назло. Мне это так запомнилось.
        - Может быть, это мамина была идея - с женихом, с рестораном, с дорогими подарками? А папа ее просто высмеял?
        - Ну что ты, Полина! - засмеялась Алла Ивановна. - И от папы твоего те слова было странно слышать, а мама... Нет, нет! Понимаешь, есть вещи, которые одному человеку можно приписать, а другому просто невозможно. Мама у тебя была удивительная. Сама интеллигентность. И чтобы она мечтала о женихе с машиной и кооперативной квартирой! Нет! Знаешь, мы тогда иначе жили. Не так, как сейчас. Интересы были другие, я бы так сказала. А эти перстни и машины... Вульгарно. Понимаешь? Это не ее стиль. И не стиль твоего папы.
        - Но он же сам! Он своими руками дал Хеджи деньги!
        - Вот этого я не понимаю. Все-таки он и твоя мама... Нет, конечно, они были разными людьми...
        Замолчала, задумалась.
        - Скажите, а почему они жили плохо?
        - Что?!
        Кажется, Полинин вопрос привел Аллу Ивановну в замешательство.
        - Они плохо жили, - сказала Полина. - Почему? И когда все сломалось? Ведь они любили друг друга. По любви поженились. Я родилась...
        - Ну зачем, Полина? Их же нет.
        - Но я-то есть! Это были мои родители!
        Долгая пауза.
        - У них были трудные отношения, - сказала Алла Ивановна.
        - С каких пор?
        - Все время, которое я их знала. На людях, естественно, все у них было вполне прилично, но дискомфорт в отношениях ощущался, это не скроешь, как ни старайся.
        - А причина в чем?
        - Причины я не знаю.
        Полина не верила. Потому что видела взгляд своей собеседницы. Это был жалеющий и лживый взгляд врача: знает диагноз, но ни за что не скажет больному. Правды от нее не добьешься. Полина вздохнула, не сдержавшись.
        - Хорошо, - сказала она. - Не знаете так не знаете.
        Но оставалась еще эта странная история с женихом. Антон устраивает ей ужин в ресторане, потом дарит перстень, потом автомобиль... А автомобиль, кстати, оплатил Прокопов...
        - Вы такую фамилию - Прокопов - когда-нибудь слышали? - на всякий случай поинтересовалась Полина.
        - Конечно.
        Конечно! Она говорит - конечно!
        Полина обмерла.
        - Они учились вместе.
        - Кто? - упавшим голосом осведомилась Полина.
        - Твои родители и этот самый Прокопов. Он еще потом в тюрьму попал.
        Глава 71
        - Зачем ты меня искал? - спросила Полина.
        С Хеджи она встретилась в районе Триумфальной площади, посадила в свою (то есть в его, Хеджи) машину и повезла на Ленинградское шоссе, где у нее была назначена встреча, - по дороге как раз можно было поговорить.
        - Соскучился, - сказал Хеджи.
        Вроде бы в шутку. Полина шутки не приняла.
        - Я не настаиваю на восстановлении отношений, - сообщил Хеджи. - У каждого уже своя жизнь. Но друзьями-то мы можем остаться.
        - Товарищами, - поправила его Полина.
        - Вот как?
        - Да, именно так.
        Хеджи насупился и был теперь похож на обиженного ребенка. Взрослые обидели его походя, а малыш распереживался.
        - Есть такая избитая фраза: "Между нами все кончено", - сказала Полина. - Это про нас, Хеджи. Поверь, у меня нет неприязни к тебе. Просто был такой момент, когда я потеряла друга. Мне был нужен защитник, а его не оказалось рядом. И пришло разочарование.
        - В той ситуации я ничего не мог сделать!
        - Поэтому мы и расстались, - сказала Полина, - что ты не смог.
        - Черт побери! - взвился Хеджи. - Ты научилась как-то походя раздавать людям оценки!
        - Мне приходится это делать. Потому что я одна и мне не на кого опереться.
        Сказано без рисовки и надрыва. Просто констатация факта.
        - Как знаешь, - сухо сказал Хеджи. - Давай тогда о делах. Тебя разыскивают.
        - Кто?
        - Твоя кипрская тетушка.
        - Ты не шутишь?
        - Какие уж там шутки.
        - Но как она тебя нашла? Уму непостижимо!
        - Все очень просто. Она знала, что я ди-джей, знала, что работаю на радиостанции, знала, что меня зовут Хеджи... Это только кажется, что Москва - город большой.
        - И ты сказал ей, что видел меня?
        - Нет, ведь ты просила. Я отнекивался как мог. Не знаю, поверила ли она. Но настоятельно просила передать, что ты ей очень нужна. Вот я и позвонил тебе.
        - Спасибо. Но я тебя прошу - если она снова появится, продолжай придерживаться прежней версии. Ты меня не видел, ничего обо мне не слышал...
        - Не очень-то ты любишь своих родственников.
        - Поменьше бы нам таких родственников, мы бы дольше жили.
        - Да, ты изменилась, - окончательно утвердился в своих предположениях Хеджи. - Может быть, и хорошо, что мы уже не вместе.
        - Наконец ты это понял. Что еще у тебя?
        - Ничего. Сказал все, что хотел. Останови где-нибудь здесь, я выйду.
        Полина остановила машину. Хеджи распахнул дверцу. Но прежде, чем он ушел, Полина успела сказать ему:
        - Ты славный парень. Просто у нас не сложилось.
        Она не хотела, чтобы он уходил, унося в себе горечь.
        - Звони, если что, - буркнул на прощание Хеджи.
        Вениамин - витамин. Невыросший мальчик.
        Глава 72
        Генриетта Александровна жила в неновой типовой многоэтажке на Ленинградском шоссе. Прежде чем открыть Полине дверь, она некоторое время рассматривала гостью в "глазок". Потом дверь приоткрыла, но держала ее на цепочке.
        - Это вы, Полина? Вы мне звонили?
        - Да.
        - Как, говорите, вашего папу звали?
        - Олег Игоревич.
        Это проверка такая была.
        Наконец Генриетта Александровна открыла дверь.
        - Проходите.
        Полина вошла. В квартире пахло пылью и старыми вещами. Тусклая лампочка под потолком своим видом навевала воспоминания о присутственных местах, где все казенно, очень по-сиротски и откуда хочется бежать при первой же возможности.
        Хозяйка цепким взглядом зафиксировала картонку с тортом в руках у гостьи.
        - Если позволите, я поставлю чай.
        - Да-да, конечно, - сказала Полина.
        В комнаты она так и не попала. Хозяйка пригласила ее на кухню, где стены были в старых, пятнадцатилетней давности, выцветших и закоптившихся обоях, лампочка покрыта бурым налетом миллиметровой толщины, а под протекающий сифон раковины было подставлено мятое цинковое ведро с едва различимой надписью, сделанной масляной краской, - "ХОЗУ МВД".
        - О! - сказала Генриетта Александровна. - Какой у вас загар! Где вы им обзавелись, если не секрет?
        - На Кипре.
        - О! - опять произнесла Генриетта Александровна, и теперь в ее глазах прибавилось отстраненной холодной настороженности.
        - Я там работала, - на всякий случай сказала Полина.
        - Кем?
        - Продавцом в магазине.
        - Надо же, - покачала головой хозяйка. - Как изменилась жизнь. Наши дети работают на Кипре.
        Тем временем чайник закипел. Генриетта Александровна заглянула в заварник.
        - Вчера только заваривала. Все свежее. Я налью кипятку прямо туда. Не возражаете?
        - Как вам угодно.
        - Пенсия у меня маленькая. Я на инвалидности. Лекарства опять же. Все очень дорого. А ваш папа, вы сказали, бизнесом занимался?
        - Да.
        - Надо же, как изменилась жизнь, - снова повторила хозяйка. - А у нас он был по комсомольской линии. Очень идейный товарищ. Мне он запомнился принципиальным. На комитете комсомола, если кого когда разбирали, он жестко выступал. Никаких поблажек нарушителям норм морали. Тогда с этим было строго. Вы вот этого уже не застали, и очень жаль. Все-таки раньше порядка было больше.
        - Вы ведь учились с моими родителями, - сказала Полина, поняв, что их разговор может уйти в область, совсем ей неинтересную.
        - Да. Вот вам нож для торта.
        Занялись тортом. Генриетта Александровна следила за Полиниными манипуляциями с таким вниманием, будто ожидала со стороны гостьи какого-то подвоха. Обнаружив это, Полина предложила хозяйке самый большой кусок.
        - Я вообще стараюсь не есть сладкого, - сказала Генриетта Александровна, но от торта тем не менее не отказалась.
        - И еще, - вернулась к интересующей ее теме Полина. - С вами учился человек по фамилии Прокопов.
        Генриетта Александровна вздернула головку и воззрилась на гостью.
        - Вам эта фамилия известна? - на всякий случай осведомилась Полина.
        - Еще бы! - с чувством сказала хозяйка.
        - Он в тюрьме сидел.
        - А вы откуда знаете? Родители рассказывали?
        - Нет, услышала от знакомых, - подобрала Полина нейтральное объяснение.
        - Саша попал в тюрьму, - произнесла Генриетта Александровна таким печальным тоном, будто это неприятное событие произошло не давным-давно, а буквально накануне. - Он был не такой, как мы...
        - "Не такой" - это какой?
        - Хулиганистый. Так людей называют, которые постоянно балансируют на грани. Мы-то все были из благополучных семей, а он - откуда-то из Пензы, из рабочих предместий. И выражался он... по-всякому, - осторожно подобрала определение Генриетта Александровна. - И выпивал. Он и в тюрьму попал из-за выпивки, я так думаю. Возвращался в общежитие...
        Генриетта Александровна сделала паузу и посмотрела на Полину задумчиво, будто вспоминала, как там оно было много лет назад. Полина терпеливо ожидала продолжения.
        - Было уже темно. На автобусной остановке стояла женщина в меховой шапке. И Саша с нее эту шапку снял.
        - Зачем?
        - Я не знаю! - с досадой сказала хозяйка, как будто до сих пор досадовала на безмозглого Прокопова за тот необдуманный поступок. - Его поймали, конечно, и устроили показательный суд, чтобы другим неповадно было.
        - И он уже в институт не вернулся?
        - Тогда это было невозможно, - покачала головой женщина. - Попавшего под следствие автоматически исключали из комсомола, а если ты не член комсомола, в институт попасть было практически невозможно, ну а если еще и судимость, как у Саши, имелась - тут уже совсем никаких шансов.
        - И больше вы его не видели...
        - Почему не видела? Он приезжал... к нам... в общежитие. Уже после того, как вернулся из тюрьмы.
        - Скажите, а мой папа... У моего папы с Прокоповым какие были отношения?
        - Вы зачем вообще пришли? - вдруг спросила хозяйка.
        Она сидела за столом напротив Полины, обхватив свои плечи так, будто ей было холодно, хотя за окном был май и ласковое весеннее солнце заглядывало в кухню. И к торту до сих пор она даже не притронулась.
        - Иногда так важно знать то, что происходило в прошлом, - сказала Полина.
        - Для чего?
        - Чтобы лучше понимать настоящее.
        - Прошлое пускай прошлому и принадлежит, - сухо сказала Генриетта Александровна.
        И тут же, наверное, поняла, что прозвучало это излишне резко.
        - Не хочется там ничего ворошить, Полиночка, - произнесла почти извиняющимся тоном.
        Было видно, что действительно не хочет говорить на эту тему.
        - Для меня это очень важно, - попыталась достучаться до нее Полина.
        - Что - важно?
        Придется открывать карты. Иначе никаких надежд на откровенность собеседницы.
        - Я видела Прокопова...
        - Когда?!
        - Недавно.
        - Вот оно что, - с улыбкой сказала Генриетта Александровна. - И как же вам удалось его разыскать?
        - Я его не искала. Даже не знала о его существовании. Просто встретились - и все.
        - Случайно?
        Что-то было в этом вопросе собеседницы. Наверное, недоверие.
        - Мне и самой уже кажется, что не случайно, - призналась Полина.
        Генриетта Александровна смотрела на нее с прищуром, как обычно смотрят пожилые, многое повидавшие люди на желторотых птенцов, еще не смыслящих, что такое настоящая жизнь.
        - Вы не расспрашивайте, пожалуйста, меня ни о чем, - попросила хозяйка. - А поговорите с самим Прокоповым.
        Полина содрогнулась от одной мысли о подобном развитии событий.
        - Ни за что!
        - Почему? - удивилась хозяйка.
        - Опыт моего общения с ним был не очень приятный.
        И все равно Генриетта Александровна, кажется, не понимала.
        - Мне показалось, что он действительно... м-м... нехороший человек.
        - Кто?!
        - Прокопов.
        - Да как же вы можете так говорить!
        - Вы и сами сказали, - смутилась Полина.
        - Что я сказала?
        - Что он не как все... что хулиганистый... что словечки там всякие...
        - Да вы бы знали, какой он был! - уже не сдерживала негодования от слов собеседницы Генриетта Александровна. - Да, он был из простой семьи! Да, он отличался от нас! Да, от него можно было ждать чего угодно! Но, между прочим, когда его сажали в тюрьму, он ни словом на суде не обмолвился о том, что в тот вечер на остановке с ним была Маша!
        - Какая Маша? - опешила Полина.
        А ответ лежал на поверхности.
        - Ваша мама, Полина. Ваша будущая мама, - сказала Генриетта Александровна. - Они с Прокоповым возвращались домой, и тут Прокопов ей говорит: "Холодно ведь. Давай я тебе шапку подарю". Подошел к девушке на остановке и снял с нее шапку. И они убежали.
        - С мамой? - все еще не верила Полина.
        - Естественно. Им было весело. Все выглядело как шутка. А Прокопов еще был выпивши. Потом за эту шутку ему пришлось расплачиваться. Он все взял на себя. И про Машу не сказал ни слова. Но мы-то знали, как там все было на самом деле.
        Вдруг лицо Генриетты Александровны приняло совершенно расстроенное выражение, она отгородилась, закрылась ладонями, и так, из-за ладоней, глухо и едва слышно произнесла:
        - Вы не знали, наверное. Прошу вас - извините за то, что я вам это рассказала.
        Глава 73
        - Интересная коллизия вырисовывается, - сказал Маркелов и выложил на стол перед шефом компьютерную распечатку. - Вот сами посмотрите. Мы проанализировали все звонки - входящие и исходящие, - которые проходили через служебный звонаревский телефон. Пока что не будем говорить о содержании разговоров, а займемся голой статистикой. Сплошные цифры, в общем. Вот фирма "Экрим". За то время, что записывались разговоры, из "Экрима" Звонареву звонили четыре раза, он сделал три ответных звонка. Фирма "Политроника": два звонка Звонареву, от Звонарева, правда, ни одного ответного. Смотрим дальше, берем кого-нибудь наугад. Фирма "Альбинос-У". Целых шесть звонков, один ответный. Фирма "Сартакеев и компания": два звонка и два ответных. И так далее. Тут дело вот в чем. Я в этом списке оставил только те фирмы, которым Звонарев был должен. Это его кредиторы. Вы видите? Названивали Звонареву, интересовались судьбой своих денег. Кому-то Звонарев больше был должен, кому-то меньше, но волновались все. Волновались и звонили. Кроме одной фирмы-кредитора...
        Маркелов сделал паузу и выразительно посмотрел на шефа: сейчас, мол, я вам такое скажу...
        - Фирма "Агротрейдинг", - сказал Маркелов.
        Шефу это название ни о чем не говорило, он и промолчал.
        - А это как-никак самый главный кредитор звонаревской фирмы! - торжествующе заключил Маркелов. - Вы понимаете? Им Звонарев больше всего оставался должен! Всем остальным кредиторам, вместе взятым, он задолжал меньше, чем одному "Агротрейдингу"! И они ни разу - ни разу! - не позвонили Звонареву! Но не забыли же они о своих деньгах! Значит, дело в другом! Правильно?
        - Ты думаешь, у них был информатор в недрах звонаревской фирмы?
        - Да! - счастливо улыбнулся Маркелов. - Там был "крот"! Человек, который был в курсе звонаревских дел и своевременно сообщал в "Агротрейдинг" последние новости. Думаю, "крота" не засылали. Я проверил списки работающих, там за последние полтора-два года не появился никто из новых, никто из тех, что обладали бы доступом к важной коммерческой информации. Значит, стучал кто-то из старых проверенных кадров. Кто-то из ближайшего звонаревского окружения. И я догадываюсь, кто это был.
        - Звонаревский главбух?
        - Ошибочка! - не стал щадить начальственного самолюбия Маркелов. - Эта Галина Петровна - честнейший человек, насколько, естественно, может быть честным главный бухгалтер в современных экономических реалиях. У "крота" другое имя. Это Борис Евгеньевич Червяков, заместитель Звонарева.
        - Тот, которого убили?
        - Да. Вот теперь его убийство выглядит логичным. Он работал на своих тайных хозяев, после гибели Звонарева стал опасен - и сам погиб. Они боялись, что он их сдаст. Мы ведь вызывали его на допросы. И у них не выдержали нервы. А его роль мне видится такой. Его подкупили, я думаю, после того, как у звонаревской фирмы начались проблемы и стали накапливаться долги. "Агротрейдингу" потребовался свой человек в звонаревском окружении, который держал бы их в курсе всего происходящего, - все-таки Звонарев был должен "Агротрейдингу" кучу денег, и они опасались, что их при расчетах обойдут. Этот Червяков действительно пригодился своим хозяевам из "Агротрейдинга", как я думаю. Конечно, это только мои предположения, но похоже, что Червяков успел сообщить им о готовящейся передаче грузовиков. Звонарев отдавал весь свой автопарк Берикову - в виде компенсации за якобы пропавшие деньги, предназначенные для закупки змеиного яда. И у Звонарева больше не оставалось ничего. Так только, по мелочи - машина, квартира. Но этого было мало для того, чтобы расплатиться с главным кредитором. И те решили нанести упреждающий
удар, чтобы не остаться ни с чем. Отдать автопарк на сторону мог только Звонарев. И его убили, чтобы он не делал подобных глупостей.
        - Так быстро сориентировались?
        - Они заранее были готовы к подобному развитию событий. И только ждали сигнала. Сигналом стало сообщение Червякова. Так что теперь нам осталось только задокументировать связь Червякова с "Агротрейдингом". Как только мы найдем доказательства существования этой связи - можно будет считать, что дело раскрыто.
        - Хорошо, но тогда при чем тут Прокопов?
        - Ни при чем, - сказал Маркелов. - Непосредственно к гибели Звонарева он не имеет никакого отношения. Он хотел отомстить. Но не убийством. С ним приключилась совсем другая история. Я сделал запрос и получил справку по уголовному делу, по которому Прокопов проходил двадцать лет назад. Там открылись интересные подробности. Оказывается, они все вместе учились: Прокопов, Звонарев и Мария Звонарева. То есть тогда она еще не была Звонарева, конечно. А собиралась стать Прокоповой. По крайней мере, у девушки Маши отношения с Прокоповым были самые теплые.
        - Так в уголовном деле и написано? - недоверчиво ухмыльнулся шеф.
        - Там про девушку Машу совсем ничего не написано. Ни единого слова. А узнал я все от их бывших сокурсников. Не поленился, разыскал кого мог и встретился. Так вот знаете, почему про Машу в материалах уголовного дела не было ни единого слова, хотя она, как выясняется, присутствовала на месте преступления и при известном умении следователей ее запросто можно было бы подвести под статью? Прокопов ее любил. И на допросах не сказал о ней ни слова. И еще маленькая подробность, объясняющая, почему Прокопов на допросах молчал о Маше как партизан. Через шесть месяцев после описываемых событий Маша родила дочь.
        - Полину?
        - Полину.
        - Так она не Звонарева?
        - Она Прокопова, - сказал Маркелов. - В том-то все и дело.
        Глава 74
        Маркелов не стал вызывать вдову повесткой, а приехал к ней домой, договорившись о встрече заранее. Женщина была в черном, но Маркелов обратил внимание на с тщанием наложенный макияж, недавно сделанную прическу и свежий маникюр. Похороны похоронами, а жизнь жизнью, подумал он и вздохнул украдкой. У каждого свой запас скорби, некоторым того запаса хватает ненадолго.
        - Чай? Кофе? - спросила хозяйка. - Или, может быть, вы выпьете чего-нибудь? У меня есть коньяк.
        - Я на работе.
        - Тем более, - улыбнулась ободряюще вдова. - Все сыщики в фильмах непременно пьют коньяк.
        - Хорошо, - благосклонно согласился Маркелов и тоже улыбнулся.
        Не то чтобы ему польстило сравнение с киношными сыщиками - просто по его задумке у них должна была состояться неформальная беседа, как бы за жизнь разговор, и тут все средства были хороши. Коньяк так коньяк.
        Прошли в гостиную. Маркелов заметил, как вдова поставила на полке фотографию своего погибшего мужа, до того снимок лежал на книгах изображением вниз. Такая вот прилюдная скорбь.
        - Извините, я иногда, может быть, буду отвечать невпопад, - сказала женщина, картинно погрустнев, - но мне все еще очень нелегко. - И задумчиво воззрилась на фотографию, с которой на нее столь же задумчиво глядел покойный Борис Евгеньевич Червяков.
        - Да, я вас понимаю, - поддакнул Маркелов. - Сколько вы прожили вместе?
        - Четыре года. И у Бори, и у меня это был не первый брак. Кстати, коньяк мы с вами все-таки будем пить?
        Принесла две коньячные рюмки и початую бутылку.
        - Я иногда прикладываюсь - иначе мне не заснуть, - сообщила с прежней печалью. - Как это все ужасно, вы себе даже представить не можете.
        - Вам будет нужна опора. Сильный человек рядом, простите меня за столь откровенный разговор.
        - Ну что вы? Какой сильный человек? - позволила себе улыбнуться вдова. - Я сама сильный человек. Это я в трудные минуты поддерживала Бориса, а не он меня. Знаете, когда у него начались эти проблемы с работой...
        - После смерти Звонарева? Когда ваш муж остался без работы? - уточнил Маркелов.
        - Нет, гораздо раньше. Со времен августовского кризиса. Или даже до него.
        - Неужели?
        - Да, - подтвердила женщина. - Так вот, когда у него начались проблемы, я его успокаиваю, едва ли не как с маленьким разговаривала...
        - А что случилось?
        - Не сработался.
        - Со Звонаревым?
        - Да. Хозяин у Бори был человек суровый. И даже грубый... Он Бориса совершенно не уважал. А Борис переживал. Говорю же вам - он как маленький. А я его успокаивала. Так что мне быть сильной - не привыкать.
        - Ваш муж конфликтовал со Звонаревым?
        - Ну как конфликтовал? Для этого надо быть прочным человеком - чтобы на конфликт идти. Правильно?
        - Правильно, - с готовностью подтвердил Маркелов.
        - Вы почему коньяк не пьете?
        - Я пью. Так вы говорите - обижался ваш супруг на Звонарева?
        - Еще как! Он у меня терпеливый был, Борис. Все в себе носил. Другой бы уже поскандалил или дверью хлопнул, к примеру, а этот все терпел - терпел и копил в себе обиды.
        - А потом эти обиды выплескивал? - поинтересовался Маркелов.
        Женщина посмотрела на него непонимающе.
        - Долго ведь это в себе не поносишь, - подсказал ей Маркелов.
        - Он вот носил.
        - А уйти от Звонарева он не пытался?
        - Пытался.
        Пытался! Маркелов едва смог сохранить бесстрастно-вежливое выражение лица.
        - Когда? - осведомился он.
        - В самый последний момент, - снисходительно улыбнулась женщина. - Когда его гонителю-притеснителю оставалось жить всего несколько часов.
        Ах, это. Про то, что Червяков написал заявление об уходе как раз в день убийства Звонарева, Маркелов знал. Он-то думал, что-то еще такое было. Раньше.
        - А раньше он тоже разговоры об этом заводил, - будто прочитав его мысли, сказала женщина. - У них там сложный период начался. Как раз после кризиса. Деятельность остановилась, прибыли нет, в общем - все очень плохо. Я Борису сказала - надо новое место искать. А он в ответ: а чего искать, оно меня само уже нашло.
        - То есть у него был запасной вариант?
        - Я, по крайней мере, так его поняла. Спросила, что у него есть на примете. Он говорит: я тебе как-нибудь позже расскажу.
        - Рассказал? - с надеждой поинтересовался Маркелов.
        - Нет.
        - Потом погиб Звонарев, - все еще пытался продраться к интересующим его подробностям Маркелов. - Ваш супруг остался без работы. И так и не смог работу найти. Значит, не было у него ничего на примете? Лукавил, когда говорил о том, что что-то там у него припасено на случай увольнения?
        - Нет, что-то у него действительно было. Он остался без работы, настроения, естественно - ноль, денег - столько же, все очень плохо, я вижу, что еще немного, и он либо запьет, либо еще каких-то глупостей наделает, и я ему говорю: ты же говорил, что есть у тебя на примете работа. А он ответил, что работа была, да сплыла, и вообще он с этими колхозниками дел иметь не хочет.
        - С колхозниками? - приподнял бровь Маркелов.
        - Ну, это он так сказал.
        - А что имел в виду?
        - Этого я не знаю.
        С "колхозниками". Кто такие это "колхозники"?
        - Еще когда-нибудь вы говорили с ним на эту тему?
        - Нет, - сказала женщина. - Не успели. Очень скоро его не стало.
        - А вообще о делах вы с ним говорили?
        - Естественно.
        - Вы можете вспомнить какие-нибудь фамилии? Название фирм?
        - Все, что я смогла вспомнить, я сказала на допросе. Там, в протоколе, все есть.
        Ее допрашивали после гибели Червякова. Маркелов ознакомился с протоколом. Ничего интересного. По крайней мере, о фирме "Агротрейдинг" вдова Червякова не обмолвилась ни единым словом. "Агротрейдинг"?! "Колхозники"! Он тогда сказал ей - "колхозники"!
        - Э-э, - заволновался Маркелов. - А не вспомните ли вы, - доводилось ли вам когда-нибудь слышать от вашего супруга такое название фирмы - "Агротрейдинг"?
        Женщина задумалась, вспоминая. Маркелов ждал - внешне терпеливо, а внутренне умолял ее вспомнить. Думала долго, потом покачала головой:
        - Нет, вряд ли.
        - "Вряд ли"? Или все-таки что-то такое было? - не хотел сдаваться Маркелов. - Может быть, он в вашем присутствии кому-то об этой фирме говорил.
        Опять покачала головой.
        - Может быть, он звонил в эту фирму...
        - Посмотрите в его записной книжке, - сказала женщина. - Там мог остаться номер телефона. Книжка ведь у вас.
        Да, книжка подшита к материалам дела. Но нет там никакого "Агротрейдинга".
        - Или ему оттуда звонили, - упрямился приунывший Маркелов.
        - Домой звонили?
        - Да.
        - Тогда можно посмотреть. Я все записывала.
        - Записывали? - встрепенулся Маркелов.
        - У меня память никудышняя. Борис сердился, если я не могла сказать, кто ему звонил в его отсутствие. Поэтому я карандашом на обоях писала.
        - И как они, эти обои? Уцелели?
        - А куда они денутся? Желаете взглянуть? Это здесь, в прихожей.
        Вдова прошла первой, щелкнула выключателем. Как раз над телефоном теснились многочисленные фамилии, названия фирм и номера телефонов. Маркелов вел пальцем по записям - сверху вниз. И вдруг - "Агротрейдинг". Есть! И вдова тоже увидела.
        - А вот еще, - сказала она.
        Точно. И чуть ниже - еще раз. Так что как минимум трижды Червякову звонили из "Агротрейдинга" прямо домой, и это только в его отсутствие, когда жена записывала, от кого был звонок. А еще наверняка было так, что трубку снимал сам Червяков. И ему отметки на обоях оставлять было ни к чему.
        - А чего хотели? - поинтересовался Маркелов. - Эти вот, из фирмы.
        - Я не помню уже. Бори не было, они просили, чтобы он им перезвонил. Наверное, так было.
        - Перезвонил? Тут есть название фирмы, но нет номера телефона. Получается, что он знал, куда звонить?
        - Получается - знал.
        В том-то и дело. Так затвердил телефонный номер, что его даже не пришлось записывать в блокнот.
        Глава 75
        Люди в масках окружили офис. Охранник, стоявший у дверей, с запозданием их заметил, хотел поднять тревогу, но не успел. Его уложили на землю, сообщив, что операцию проводит налоговая полиция, и он счел за лучшее вести себя тихо.
        В офис ворвались неудержимым смерчем, пробежали по коридору, блокируя комнату за комнатой, и обитателей каждого помещения профессионально споро ставили лицом к стене, действуя не грубо, но решительно.
        Никто даже не пытался сопротивляться. Зато в приемной у генерального директора охранник, не сообразивший вовремя, что именно происходит, вознамерился грудью встать на защиту хозяйского кабинета, и вот ему за непонятливость досталось. Натренированные на подавление любого сопротивления и только ждущие повода применить свое умение бойцы с готовностью дали ему по ребрам и уложили на пол, и теперь путь в хозяйский кабинет был открыт.
        Кроме самого хозяина, в кабинете не было никого. А хозяин вид имел бледный. Испугался. Рожи в черных масках, будто черти набежали, тут кого хочешь кондрашка хватит. И когда он увидел единственное нормальное, без маски, лицо - почти обрадовался, ну вроде как родного человека увидел.
        - Что происходит? - спросил он голосом человека, которому выдержка вот-вот изменит.
        - Налоговая полиция! - объявил тот, что был без маски. - В вашем офисе будут произведены обыск и выемка документов.
        А в кабинет входили новые люди, эти были без масок, и именно они, похоже, и должны были производить обыск.
        - В чем все-таки дело? - запаниковал хозяин кабинета.
        - Возбуждено уголовное дело по факту уклонения от уплаты налогов. Ваша фамилия Галиев?
        - Да.
        - Вы генеральный директор фирмы "Агротрейдинг"?
        - Да.
        - Хорошо, - удовлетворенно кивнул собеседник Галиева. - Мы с вами еще побеседуем.
        Но беседовать он не стал, вышел через приемную в коридор, где его дожидался Маркелов, сказал негромко:
        - Ну вот он, сидит ни жив ни мертв, можешь брать его тепленьким, если хочешь.
        - Не-е, - озабоченно протянул Маркелов. - Мне спешка сейчас ни к чему. Давай, Коля, так действовать, как мы с тобой договаривались. Ты его по своей линии потереби, чтобы он прочувствовал, почем фунт лиха, а я уже позже подключусь. Я с ним сегодня, может быть, и вовсе общаться не буду. Мне нужно, чтобы он до кондиции дошел. Чтобы мне с ним беседовать было легко, приятно и необременительно.
        - Любишь ты чужими руками жар загребать, - попенял Маркелову собеседник.
        - Имею право. Не забывай, Колюня, что я при расследовании этого дела дважды получал производственные травмы. Так что облегченные условия работы мне по состоянию здоровья положены.
        Глава 76
        Через зарешеченное окно было видно затянутое тучами небо. Громыхнул гром. Его было слышно даже здесь, за толстыми стенами следственного изолятора. В комнату для допросов заглянул конвоир.
        - Привели? - спросил Маркелов. - Давайте его сюда.
        Ввели Галиева. За дни, прошедшие с момента ареста, генеральный директор "Агротрейдинга" сильно изменился. Лицо осунулось и посерело. Выбрит небрежно, так что имеет вид неухоженный и неопрятный. Одежда мятая и как будто не его. Увидел Маркелова и остановился в нерешительности. Этого человека он видел в первый раз.
        Маркелов молча указал на привинченный к полу стул. Галиев послушно сел.
        - Сегодня я замещаю вашего следователя, - сказал Маркелов.
        - Надеюсь, у вас отношение будет менее предвзятое, - зло прищурился Галиев.
        - Неужели следствие ведется предвзято? - будто бы даже удивился Маркелов.
        - То, что произошло, - рядовой наезд! Вы понимаете? Против меня ничего нет! Ни-че-го! Это заказное дело, я же вижу!
        - Как это - ничего? - еще больше удивился Маркелов. - Полмиллиона долларов неуплаченных налогов - это, по-вашему, пустяки? Я ознакомился с материалами дела. Там не такая уж благостная картина, как вы пытаетесь представить.
        - Послушайте, но это еще надо доказать!
        - Докажем, - просто сказал Маркелов и посмотрел на собеседника таким бестрепетным ясным взором, что тот понял - докажут в два счета, с них станется. - Я понимаю вашу логику, - продолжал Маркелов, и теперь в его голосе уже улавливалось едва ли не участие. - Со всех сторон на вас давят, у вас море проблем, неплатежи опять же, какие-то непредвиденные расходы и денежные потери. Ведь так?
        - Ну, что про это говорить, - пожал плечами осторожный Галиев. - С этим все предприниматели сталкиваются.
        Все выглядело так, будто он не хочет говорить о своих должниках. Маркелов это уловил и отступил на время.
        - Но, несмотря на все проблемы, налоги надо платить, - сказал он поучительно.
        - Я с готовностью! - сообщил Галиев. - Только зачем вы меня здесь держите?
        Повел рукой вокруг, показывая на выкрашенные грязноватой масляной краской стены.
        Опять громыхнуло за окном.
        - Вы меня отпустите, и с завтрашнего же дня пойдут платежи! Я эти налоги чертовы заплачу с большим перебором! Авансом! За год вперед.
        - Если бы все было так просто, - пожал в ответ плечами Маркелов. - Уж раз мы за вас взялись, то быстро теперь не получится. Механизм запущен, есть определенные правила, и все будет идти как по писаному. Положено так. Понимаете? Поднимем всю вашу бухгалтерию, изучим документы, вычислим все ваши долги, отыщем и ваших должников...
        И снова Галиев занервничал. Маркелов, проявляя осторожность, отвел взгляд. По оконному стеклу поплыли первые струйки дождевой воды. За окном еще больше потемнело.
        - Налоги платить выгодно, - тоном знатока изрек Маркелов. - Потому что потом спокойно спишь.
        Галиев посмотрел на него почти что с ненавистью. Маркелов демонстративно не заметил этого взгляда.
        - Ну что, побеседуем под протокол? - осведомился так, будто до того они говорили о пустяках, о сегодняшней ненастной погоде, к примеру.
        Предупредил Галиева об ответственности за дачу ложных показаний, заполнил первые стандартные строки в бланке протокола допроса.
        - Так вот я опять о налогах, - сказал Маркелов, и все выглядело так, будто не было для него сейчас темы интереснее. - Я специально просмотрел бумаги, выемку которых мы произвели. Обороты у вас хорошие, вы все время с прибылью, и суммы там немалые - запросто могли заплатить.
        - Мог, - затосковал Галиев.
        Как говорится - заплати налоги и живи спокойно. И не парился бы сейчас в камере, где двенадцать человек на четыре места.
        - Неужели не понятно, - внушительно произнес Маркелов, - что государство своих должников не прощает. Должен - отдай! Правильно?
        - Конечно, правильно.
        - Тем более что и бизнесмен о своих должниках помнит всегда, - сказал Маркелов и придвинул к себе бланк протокола допроса.
        Галиев посмотрел на собеседника внимательным взглядом. Они смотрели друг другу в глаза.
        - Вопрос! - объявил Маркелов. - "Перечислите фирмы, которые были должны "Агротрейдингу" сто и более тысяч американских долларов".
        Диктовал сам себе и одновременно записывал.
        - Я не помню, - проявил осторожность Галиев. - Надо смотреть бухгалтерские документы.
        - Ответ: "Не помню". Я правильно записал?
        - Ну, в общем, да, - отчего-то разволновался Галиев.
        - "Перечислите те фирмы, которые сможете вспомнить". Сможете?
        - Я попробую.
        - Пожалуйста, - благосклонно кивнул Маркелов, всем своим видом показывая, что готов зафиксировать каждое слово собеседника.
        - Фирма "Витал".
        - Пишу: "Фирма "Витал".
        Галиев следил за торопливым бегом маркеловской авторучки с нескрываемой настороженностью.
        - Дальше! - потребовал Маркелов.
        - Торговый дом "Купеческий".
        - "Торговый дом "Купеческий", - зафиксировал Маркелов. - И что - большие суммы они вам задолжали?
        Посмотрел с интересом.
        - Тысяч по сто.
        - Долларов?
        - Ну естественно.
        - А отдавать хоть собираются?
        - Собираются.
        - Когда?
        - В течение месяца отдадут. Должны были отдать, - поправил себя Галиев. - Такая была договоренность. А сейчас прямо и не знаю. Я в кутузке, так что они как пить дать постараются воспользоваться моментом. Попридержат платежи. Имеют полное право, - вздохнул. - Я на их месте и сам так сделал бы.
        Маркелов смотрел на него понимающе.
        - Фирма "Дальснаб", - сказал Галиев. - Ну, эти-то копейки должны, но я помню, потому что они всегда в должниках ходят, мы про них уже анекдоты сочинять начали. Да, кстати, еще фирму "Транзит" запишите...
        Галиев с напряжением следил за тем, как выводит название фирмы Маркелов, а Маркелов оставался спокойным, для него сейчас очень важно было спокойствие проявлять, поскольку названный Галиевым "Транзит" - это как раз и была звонаревская фирма, и тут надо было доиграть до конца. Маркелов закрыл кавычки, запятую поставил и поднял на собеседника выжидательный взгляд, изготовившись выслушать продолжение списка.
        - Ну, можете еще фирму "Веселый пивовар" упомянуть, - сказал Галиев. - Мы им как-то солод поставляли, так они до сих пор денег не перечислили.
        - А вот "Транзит"...
        - Что - "Транзит"? - тут же откликнулся Галиев.
        Излишне живо откликнулся. И в глазах беспокойство.
        - Они вам много должны?
        - Много.
        - А отдавать собираются?
        - С ними вообще проблемы, - вздохнул Галиев. - Там владельца убили. И я просто не представляю, кому предъявлять претензии.
        - Фирме, - подсказал Маркелов.
        - Нереально. Там все развалено. Фирмы как таковой нет.
        - Вы пытались получить долг с фирмы "Транзит"? - спросил Маркелов, и тут его собеседник обнаружил, что это не просто дежурный вопрос, а вопрос, который заносится в протокол.
        - Меня не могла не волновать судьба моих денег, - удесятерил меру осторожности Галиев.
        - Да или нет?
        - Да, - был вынужден выбрать конкретный ответ Галиев.
        Маркелов записал.
        - Что вы предпринимали для того, чтобы "Транзит" вернул деньги?
        - Ну, - замялся Галиев, который явно чувствовал себя не в своей тарелке. - Напоминали им о долге, допустим.
        - "Допустим"? - даже не попытался занести в протокол эту ахинею Маркелов. - Каким образом вы им напоминали?
        Он знал, о чем спрашивал. В офисе звонаревской фирмы не было обнаружено ни одного письма с напоминанием о долге. Ну не посылал писем Галиев. Не принято так в нашем бизнесе. Особенно если надеешься заполучить в конце концов свои деньги не по суду, а каким-то иным способом.
        Галиев вытер пот со лба.
        - Звонил.
        - Кому? - не давал ему опомниться Маркелов.
        - Директору.
        - Как фамилия директора?
        - Звонарев.
        - Итак, пишем, - сообщил Маркелов. - "Я лично..." Лично звонили, я правильно вас понял?
        - Лично, да.
        - "Я лично звонил директору фирмы "Транзит" Звонареву..." На работу или домой?
        - На работу.
        - "...на работу", - завершил фразу Маркелов.
        Галиев уже очень плохо выглядел. Так бывает с людьми, которые до последнего надеются, что все обойдется, что страхи их беспочвенны и то, чего они боятся, скрыто так глубоко и надежно, что постороннему человеку и не добраться никогда. Лично для него все, что было связано со Звонаревым, оставалось почти что запретным. Об этом нельзя было не то что говорить, но даже и думать, и вдруг собеседник вот так, запросто, заговорил о Звонареве, а все другое, как обнаружил Галиев, отодвигалось в сторону - неуплаченные налоги, бухгалтерские документы, хронические должники, - и он с ужасом, который его попросту деморализовал, понял, что не в уплате налогов дело, совсем не за этим Маркелов к нему пришел.
        - Сколько раз вы звонили Звонареву на работу?
        - Я не помню.
        - Вспоминайте!
        - Может, три. Или четыре раза.
        - Когда?
        - Примерно раз в две недели, - сказал Галиев, стараясь не ошибиться, не завязнуть.
        Не знал еще, что уже ошибся. Его звонки в звонаревский офис не фиксировались. Но Маркелов лживый ответ собеседника демонстративно занес в протокол.
        - Что вам говорил Звонарев?
        - Ну что обычно говорят? Обещал вернуть деньги.
        - К какому сроку?
        - Сроки мы не обговаривали.
        - С кем еще в фирме Звонарева вы общались?
        - Ни с кем, - с готовностью сообщил Галиев.
        - Так и запишем, - хмуро сказал Маркелов.
        Записал и свой вопрос, и ответ собеседника.
        - А вам из людей Звонарева кто-нибудь звонил?
        - Нет, а зачем? - ответил Галиев и даже смог вопросительно улыбнуться, хотя ему уже явно было не до улыбок, так он растерялся от столь для него неприятного поворота в их беседе.
        - Так и запишем, - зафиксировал ложь собеседника Маркелов. - А кого вы знаете в фирме "Транзит", кроме самого Звонарева, естественно?
        - Никого.
        - Неужели? - прищурился Маркелов.
        Под этим взглядом Галиев готов был умереть.
        - Я не совсем понимаю, - пробормотал он. - Какое отношение...
        - Вам фамилия Червяков известна?
        - Нет!
        - Я сейчас запишу ваши слова в протокол, - недобро посулил Маркелов. - Итак, повторяю вопрос: вам фамилия Червяков известна?
        - Нет!
        - Тогда я пишу, - нисколько не расстроился Маркелов.
        И действительно записал.
        - Я не знаю никакого Червякова! - сорвался Галиев. - Я вообще не понимаю, к чему весь этот разговор!
        - Это не разговор, - с доброжелательностью инквизитора поправил собеседника Маркелов. - Это допрос. Вы ведь уже поняли, что мы не про налоги сегодня с вами речь ведем? И напрасно вы провалы памяти демонстрируете. Потому что память я вам буду возвращать, даже если вы очень станете упираться... Я за эти дни, что вы в изоляторе провели, очень много интересного разузнал. Так что с памятью у вас, вы уж мне поверьте, все будет в ажуре. Хотите, я вам только часть своих лекарственных средств предъявлю? Ну, например, показания вашего секретаря, славной девушки Танечки, которая по вашей просьбе несколько раз соединяла вас с Червяковым Борисом Евгеньевичем, то есть с человеком, о существовании которого вы подзабыли...
        Галиев ткнулся лицом в ладони и с безысходностью приговоренного выматерился в адрес своей чрезмерно словоохотливой секретарши. Ругательство было такое злое и забористое, что бедная девица, наверное, хлопнулась бы в обморок, доведись ей здесь сейчас присутствовать.
        - Ну зачем вы так? - попенял собеседнику Маркелов. - Ее можно понять. Девушка только-только третий курс университета закончила, у нее вся жизнь впереди, и ей все эти проблемы с милицией, допросами и уголовной ответственностью за дачу ложных показаний вовсе ни к чему. Так что она вам предоставила возможность разбираться с вашими проблемами. Лично. Итак - поговорим о Червякове? Когда вы впервые вышли на него и предложили делиться информацией о делах в тонущей звонаревской фирме?
        Глава 77
        Черный внедорожник Полина увидела на Смоленской площади. Он обогнал старенький Полинин "Фольксваген", нахально перестроился из ряда в ряд и таким образом оказался прямо перед капотом ее машины. Она только успела подумать о том, что этот внедорожник - точная, один в один, копия прокоповской машины, а тот, даже не включая правого поворота, повернул к Киевскому вокзалу и вдруг резко и неожиданно затормозил. Полинин "Фольксваген", благо скорость была небольшая, с не слишком громким, но звучным хлопком впечатался в этот проклятый внедорожник. Это была типичная ловушка. Так увидела ситуацию Полина. Сейчас, пока она в шоке, ее попытаются взять в оборот. И действительно, из внедорожника выскочили два качка, но Полина уже включила заднюю скорость и сдавала назад. Она бы ушла от них, безусловно, если бы сзади ее не поджимал хвост машин. Ей сигналили, истошно-испуганным ревом клаксонов предупреждая, что назад пути нет. Только вперед.
        Она перебросила рычаг коробки передач, но прежде, чем ее "Фольксваген" рванулся вперед, качки успели поравняться с ее машиной. Одновременно с двух сторон рванули дверцы - ничего не получилось, Полина успела их заблокировать - и тогда тот, что оказался слева от машины, со стороны Полины, ударил ногой по окну двери. Удар был такой силы, что осколки брызнули в салон, а в следующий миг "Фольксваген" уже пошел вперед, стремительно набирая скорость. Дорогу преграждал внедорожник, Полина направила машину левее, но слишком мало было места, и она все-таки зацепила распахнутую дверцу иномарки и вывернула ее на глазах у потрясенных от созерцания учиняемого ею разгрома качков.
        А метрах в тридцати впереди, слева по ходу движения, у обочины стоял милицейский автомобиль, и от него, размахивая жезлом, к месту событий мчался милиционер, а его коллега, оставшийся у машины, уже красноречиво-предупреждающе рванул с плеча короткоствольный автомат. Их Полина не боялась. Она боялась тех, которые из черного автомобиля.
        Она затормозила и выскочила навстречу милиционеру с жезлом:
        - Задержите их! Это бандиты! Они напали на меня!
        Глава 78
        Маркелов примчался в отделение незамедлительно, сразу, как только Хеджи сообщил ему о случившемся. Молоденький лейтенант, которому выпало разбираться с этим делом, как раз беседовал с пострадавшими качками, когда в его кабинет вошел Маркелов. Маркелов окинул оценивающим взглядом качков, потом положил на стол перед лейтенантом свое удостоверение и сказал деловым тоном, не дающим собеседнику возможности выбирать:
        - Надо поговорить!
        - Это запросто, - легко согласился понятливый лейтенант и указал качкам на дверь. - Побудьте в коридоре, я вас позову.
        - Что там с этой Звонаревой? - осведомился Маркелов, когда они с лейтенантом остались вдвоем. - Я расследую заказное убийство ее отца.
        Последнюю фразу он произнес, чтобы было понятно - не по личным соображениям он озаботился судьбой Полины, а исключительно в интересах службы.
        - Со Звонаревой все очень плохо, - объективно оценил складывающуюся обстановку лейтенант. - С нее теперь с живой не слезут.
        - Эти вот? - Маркелов кивнул в направлении двери, за которой дожидались качки.
        - Ага. Отморозки еще те. Думаю, за ремонт своего сокровища на колесах они ей такую сумму загадают, что она с ними до пенсии будет расплачиваться, потому что отказать им - себе дороже.
        - Жалко сироту, - сказал Маркелов и посмотрел выразительно.
        Под тем взглядом лейтенант заерзал.
        - Жалко, - признал неохотно. - Но это ее проблемы.
        - Послушай, лейтенант, - поморщился Маркелов. - Вот ты этим делом занимаешься, в обстоятельства вникаешь. Ты мне скажи - она действительно так провинилась, что ее теперь надо мордовать?
        - Да они сами виноваты! Сами ее спровоцировали! - сказал в сердцах лейтенант. - Ну поцарапала она им какую-то железку, там на двадцать долларов покрасочных работ, я же видел - пустяк, не о чем говорить. Так они выскакивают вдвоем и мчатся ее "учить". Ну, знаете, как это бывает у отморозков. Сразу же счетчик включают, и уже через два дня их обидчик оказывается должен столько, что вынужден квартиру продавать. Она перепугалась...
        - Перепугалась, да, - эхом отозвался Маркелов.
        Он уже начал догадываться, в чем там было дело.
        - Со страху погнала машину, немного не рассчитала, вывернула им дверь.
        - Ладно, с этим все ясно, - сказал Маркелов. - Ты мне скажи, как мы будем девчонку вытаскивать.
        Лейтенант напряженно засопел.
        - Ты сам подумай, - ласково сказал ему Маркелов. - У тебя ведь голова есть на плечах, парень ты неглупый, я же вижу. Ну ты представляешь, какие у девчонки будут проблемы, если мы ее оставим один на один с этими козлами?
        Кивнул на дверь.
        - У меня по пять таких случаев за день, - с хмурым видом сообщил лейтенант. - Каждого не нажалеешься.
        - А девчонку-то жалко, - не отступал Маркелов.
        - Жалко, - признал лейтенант. - Молодая совсем еще.
        - Так что делать будем?
        - Тут вот какая трудность, - вздохнул лейтенант. - Самый приемлемый вариант - это если бы они, - кивнул на дверь, - дали расписку в том, что претензий к Звонаревой не имеют. Так ведь не дадут!
        - Да как же не дадут? - не поверил Маркелов.
        - Не дадут, - уверенно сказал лейтенант. - Я даже Звонареву специально в другом кабинете посадил, чтобы от них подальше была. Никого не боятся, сволочи! - вдруг озлобился лейтенант. - В моем присутствии ей угрожают!
        - Что же ты такое безобразие допускаешь! - попенял собеседнику Маркелов. - Ладно, ты мне скажи - если от них расписка будет, ты мне Звонареву отдашь?
        - Конечно, отдам. Мне она ни к чему.
        - Вот и ладненько, - сказал Маркелов.
        - Только вряд ли они бумагу дадут...
        - Дадут! - уверенно сказал Маркелов. - Уже через пять минут напишут расписку и еще будут считать, что легко отделались.
        Маркелов вышел в коридор. Один из качков отлип от стены и смотрел на него вопросительно.
        - Так что, у тебя претензии? - осведомился Маркелов, озабоченно глядя в глаза собеседнику.
        - Претензии, - с хмурым видом подтвердил качок.
        - Может, снимешь? Разойдетесь с девчонкой по-мирному?
        - Еще чего! Она мне дверь вывернула. Пускай платит!
        - Ну, за дверь она тебе заплатит, - уверенно сказал Маркелов. - Какие тут вопросы? Сколько дверь-то стоит?
        - Три штуки, - явно поосторожничал качок.
        - Долларов?
        - Ясное дело, что долларов.
        - Дороговато что-то.
        - Она еще сзади мне там помяла...
        - А, понятно. И что - из-за трех тысяч будешь права качать?
        - Буду.
        - Ну ладно, - сказал Маркелов. - Как знаешь. К тому же деньги тебе действительно понадобятся. У тебя ведь у самого проблемы. Девчонка-то заявление написала.
        - Какое заявление?
        - По факту нападения.
        - Ха! - развеселился качок. - Я ей там стекло вставил! Так я заплачу! Из ее же трех тысяч.
        - Нет, ты не понял, - мягко и участливо сказал Маркелов. - Ты ей травму нанес.
        - Какую травму? - перестал веселиться качок.
        - Зафиксировано медиками, - сказал Маркелов. - Есть официальное заключение. Теперь вот она написала заявление. И мы будем возбуждать уголовное дело.
        - Да не бил я ее! - запаниковал качок, обнаруживший наконец, какая опасность вдруг вплотную к нему подступила.
        Он понимал, что этот чертов мент блефует, но в том-то все и дело, что беспардонность лжи только усиливала эффект. Когда лгут, даже не заботясь о том, чтобы ложь хотя бы немного закамуфлировать под правду, становится понятно, что в этом даже нет необходимости - настолько прочны позиции блефующего. Как захотят, так и сделают.
        - Может, и случайно зацепил, - не стал настаивать Маркелов. - Следствие покажет. Но за нанесение телесных повреждений по неосторожности тоже ведь отвечают.
        Качок уже дозрел.
        - Она что - родственница ваша? - спросил зло, щуря глаза.
        - В том-то и дело, что нет, - с чистой совестью сообщил Маркелов. - Будь она родственницей, я бы в сторонке стоял, чтобы меня в предвзятости не обвинили. А так - у меня руки развязаны. Так ты расписку будешь писать?
        И заглянул в глаза собеседнику доверчиво-доброжелательно.
        - Какую расписку?
        - Что к девчонке претензий не имеешь и на материальную и любую другую компенсацию не претендуешь.
        - Суки! - зашелся в бессильной злобе качок.
        - Ну, оскорбление я тебе прощаю, - сказал некровожадный Маркелов. - Ты девчонку простил, я тебя простил - чувствую, что мы с тобой расстанемся друзьями.
        Через пару минут сопровождаемый лейтенантом Маркелов вошел в кабинет, за запертой дверью которого томилась в полном одиночестве Полина.
        - О-о! - округлила глаза Полина, никак не ожидавшая увидеть здесь Маркелова.
        - Наконец-то я тебя вижу! - расплылся в улыбке Маркелов. - И как же я рад, черт побери!
        Последний раз они виделись на Кипре.
        - Я ее забираю?
        - Как договаривались, - кивнул лейтенант.
        Маркелов и Полина вышли на улицу. В тени дерева нервно переминался с ноги на ногу Хеджи.
        - Его разыскали как владельца машины, - прояснил для Полины ситуацию Маркелов. - Он понял, что ты влипла, и сразу же позвонил мне.
        - Ты как? - спросил Хеджи.
        - В порядке, - ответила Полина. - Спасибо за помощь.
        - Ничего, все нормально, - пожал плечами Хеджи.
        - Я ее у тебя забираю, - сказал ему Маркелов.
        - Она не у меня. Она сама по себе, - невесело усмехнулся Хеджи.
        Полина промолчала.
        - Я пойду, - сказал Хеджи. - У меня через полтора часа эфир.
        Его никто не удерживал. Он развернулся и пошел прочь.
        - Испугалась? - спросил у Полины Маркелов, возвращая ее к недавним событиям сегодняшнего дня.
        - Да. Я ничего понять не успела. У них машина была, как у Прокопова. Я зазевалась, ну и въехала в них. И тут они выскакивают...
        - Думала - прокоповские бойцы?
        - Ничего я не думала. Один страх, и больше ничего.
        Маркелов задумчиво посмотрел вдоль улицы, размышляя о том, как бы понейтральнее ему выразиться.
        - Прокопова ты можешь не бояться, - подобрал он наконец более-менее приличную формулировку.
        Полина посмотрела на него с прищуром:
        - Почему?
        Больше всего он боялся этого ее вопроса. Потому что не знал, известна ли Полине тайна ее происхождения. По его прикидкам получалось, что неизвестна. И он не хотел брать на себя тяжкое бремя ниспровергателя семейных мифов. Никогда ему не приходилось выступать в такой незавидной роли. И он увильнул.
        - Мы нашли людей, которые убили твоего отца. И среди них нет Прокопова.
        - Я не верю!
        - Почему? - искренне удивился Маркелов.
        - Я не верю! - повторила Полина и отвела взгляд, потому что не могла говорить, глядя в глаза Маркелову. - Там такая история... Очень давняя... Вы не сразу поверите, но это все правда, я проверяла, и я вам сейчас расскажу... Они учились в институте вместе: Прокопов, Звонарев и моя мама...
        - Не надо. Я знаю.
        - Знаете? Откуда?
        Только теперь Полина решилась взглянуть на своего собеседника.
        - Что ты еще знаешь? - вопросом на вопрос ответил ей Маркелов.
        Все-таки самого главного она не сказала. Но, кажется, она знала. Потому что было произнесено: "Прокопов, Звонарев и моя мама". От одного отца в мыслях отдалилась, а к другому не приблизилась, не хватало для того душевных сил, и потому они оба - только по фамилии.
        - Прокопов считает меня своей дочерью, - произнесла Полина, сердито щурясь.
        - А ты? - вырвалось у Маркелова.
        Полина посмотрела ему в глаза. И он понял, что она действительно знает. Но до сих пор боится поверить. Не поверить даже, она уже поверила, а вот самой себе признаться в том, что поверила, - это было действительно страшно. И Маркелов смешался.
        - Знаешь, - пробормотал он. - Бывают такие вопросы... такие проблемы... бывает такое, что обсуждается только среди близких родственников. Поэтому давай не будем лезть в эти дебри. Поговорим о деле. Только о деле. Хорошо?
        - Хорошо, - с видимым облегчением произнесла Полина.
        Все-таки так будет лучше для них обоих. Лучше и легче.
        - Я расскажу то, что установлено уже наверняка, - сказал Маркелов. - После августовского кризиса фирма твоего отца... - Он запнулся на этих словах, но сумел сделать вид, что ничего не происходит, и продолжил: - Фирма столкнулась с трудностями. Накапливались долги, там очень крупные суммы. Кредиторы, боясь, что деньги могут к ним никогда уже не вернуться, подкупили одного из ближайших сотрудников Олега Игоревича.
        Да, вот так будет лучше. Олег Игоревич. Не "твой отец". Не "Звонарев". Олег Игоревич. Очень корректно и безопасно для разговора.
        - Кто этот сотрудник? - спросила Полина.
        - Червяков.
        - Заместитель?
        - Да. От него требовалось одно: предупредить кредиторов об опасности, если что-то такое случится.
        - И "что-то такое" случилось?
        - Случилось, - кивнул Маркелов. - Олег Игоревич был должен многим. И когда он принял решение отдать кое-кому долги, он ошибся. Так получилось. Отдал не тем, кому нужно было отдать в первую очередь. Червяков предупредил своих тайных хозяев об опасности. Они попытались упредить Олега Игоревича. И он погиб. Заказное убийство - штука в расследовании неудобная. Процент раскрываемости низкий. Но это дело мы доведем до суда. Слишком сильно они наследили, картина вырисовывается четкая. В общем, ты можешь уже никого не бояться. Все твои неприятности в прошлом. Живи без страха.
        Маркелов не удержался и потрепал Полину по волосам, как будто это была вымышленная девушка.
        - И еще, - сказал он, уводя взгляд в сторону и старательно делая вид, что его что-то отвлекло. - Знай, что Прокопов не убивал Олега Игоревича. Да, у них были очень плохие отношения. Очень скверные. Но - не убийство. Ты должна это знать. Прокопов - очень сложный человек. Он совсем не ангел. Но убийства он не замышлял.
        - Но вы же его ищете.
        - Нет.
        Маркелов вдруг засмеялся.
        - Прокоповские люди там, на Кипре, помяли мне бока. Но я не в претензии. Я не злопамятный.
        Он посмотрел на свою машину.
        - Тебя подвезти?
        Значит, их беседа завершилась.
        - Нет, спасибо, - ответила Полина.
        Ей некуда спешить.
        - Не пропадай больше, - попросил ее Маркелов. - Мне хотелось хотя бы изредка слышать твой голос в телефонной трубке.
        - Обещаю, что буду звонить. Спасибо вам.
        Маркелов уже садился в машину.
        - Да, кстати! - сказал вдруг. - В Москве открылся новый ресторан. Знаешь, как он называется? "Никосия". Ты там еще не бывала?
        - Нет.
        - Сходи, - посоветовал Маркелов. - Презабавное местечко. Тебе сразу вспомнится Кипр. У тебя ведь, я надеюсь, в связи с Кипром не только отрицательные ассоциации возникают?
        - Ну что вы! Совсем наоборот! Если честно, я влюбилась в этот остров.
        Глава 79
        Первое, что увидела Полина, войдя в "Никосию", - висящие под потолком высушенные тыквы-погремушки. Интерьер был выдержан в деревенском стиле: неровные стены, выкрашенные белой краской, деревянные столы и лавки, какие обычно можно увидеть в тавернах, а для тех, кто привык восседать отдельно, - столь же грубые на вид стулья. На стене висит не очень искусно сделанный кистью народного художника портрет человека, в котором только знающий реалии Кипра зритель распознает первого президента республики архиепископа Макариоса.
        Посетителей не было - середина дня. Полина опустилась на стул. Ее присутствие, видимо, уже обнаружили. Шаги. Полина подняла голову. К ней приближалась тетя Галя собственной персоной. Так вот оно что! Ай да Маркелов!
        - Здравствуй, Полина, - сказала тетя Галя. - Твой друг тебе подсказал, как меня найти?
        - Какой друг?
        - Ну, ди-джей этот.
        - Хеджи?
        - Да, я с ним встречалась.
        - Ничего он мне не передавал. Решил, наверное, уберечь меня от нежелательных контактов, - невесело усмехнулась Полина.
        - Погоди-ка! А как же ты тут оказалась?
        - Маркелов подсказал.
        - Какой Маркелов?
        - Милиционер, который приезжал на Кипр.
        У тети Гали вытянулось лицо.
        - Значит, он знает, где вас искать, - сказала Полина. - Но не имеет к вам никаких претензий. Про то, что не имеет претензий, это он сам мне сказал. Ни вас он не собирается преследовать, ни Прокопова.
        При упоминании о Прокопове Полина непроизвольно опустила глаза. Тетя Галя села напротив. Их разделял стол.
        - Это хорошо, что ты пришла, - сказала тетя Галя. - Потому что нам есть о чем поговорить.
        - Я не хочу ни о чем говорить!
        - Полина! Это такая тема, что...
        - Я знаю, что это за тема. Я все знаю.
        - Что - все? - не поверила в возможность подобного тетя Галя.
        - Про Прокопова, - сказала Полина. - И про себя. Вы ведь тоже... Не мамина родственница... Вы по прокоповской линии... Сестра ему, наверное?
        Было заметно, что тетя Галя безуспешно пытается собрать свои разбежавшиеся мысли. Так бывает, когда предстоящий разговор выстраивается заранее, а потом вдруг открываются новые обстоятельства, и все домашние заготовки становятся ненужными, и приходится перестраиваться на ходу. Не у всех получается.
        - Та-а-ак, - протянула она, нервно закуривая сигаретку и тем самым выгадывая время, чтобы собраться с мыслями. - И каким же таким образом тебе это стало известно?
        - Почти случайно. Я поняла, что есть какая-то связь между... между ними... между Звонаревым и Прокоповым...
        Тетя Галя бросила на Полину быстрый внимательный взгляд.
        - И я решила докопаться до истины, - продолжала Полина. - Поговорила с людьми, которые их обоих знали. Которые учились вместе с ними.
        Вот теперь для тети Гали картина происшедшего приобрела четкие очертания.
        - Ну что ж, - вздохнула она. - Может быть, оно и к лучшему.
        Кажется, она даже испытала облегчение от того, что ей не придется ничего объяснять.
        - Я не уверена, что к лучшему, - покачала головой Полина. - Мне иногда кажется, что я совершила ужасную глупость.
        - Почему же?
        - Я по глупости, по невзрослой своей непосредственности заглянула туда, куда мне, может быть, и нельзя было заглядывать. Я недавно вспоминала эту икону в Кикко. Вы в Кикко бывали?
        - Да.
        - Там в церкви хранится икона, лик которой закрыт. И никто не имеет права заглянуть под покров. Мне рассказывали, что когда-то, очень давно, один из патриархов нарушил запрет. Он заглянул туда, куда заглядывать не имел права. Утолил неосторожное любопытство и за это был обречен на страдания. Вот и я себя сейчас чувствую, как тот патриарх. Есть такие вещи в жизни, которых лучше бы не знать. Потому что знать - это иногда очень больно.
        - У каждой семьи есть свой скелет в шкафу, - задумчиво произнесла тетя Галя. - И с этим ничего не поделаешь.
        Она посмотрела на Полину сквозь сигаретный дым.
        - Там, на Кипре, я говорила ему, что он выбрал по отношению к тебе неверный тон. Что надо по-другому. Но разве ему что-то можно втолковать! - вздохнула. - Он очень тяжелый человек, безусловно. И у него такая биография... Ну, ты знаешь. Университетов он не кончал, и жизнь у него протекала в обстоятельствах, не способствующих приобретению хороших манер.
        - Давайте не будем о нем! - попросила Полина. - Я не в курсе всех подробностей, но знаю, что он затеял всю эту возню - вокруг Олега Игоревича...
        Вокруг Звонарева, так следовало понимать. А тетя Галя и не пыталась выгородить Прокопова.
        - Да, это было, - признала она. - И с этой историей... я его предупреждала, что добром не кончится. А ему как вожжа под хвост попала. Хотя в чем-то я его понимаю, конечно. Он настоящий мужик, который не прощает.
        - Но разве можно мстить за то, что было двадцать лет назад!
        - Ты не поняла. Он не за то мстил, что было двадцать лет назад, а за то, что случилось недавно.
        - А что случилось недавно?
        - Гибель Маши.
        Тетя Галя загасила окурок в пепельнице и сразу же закурила следующую сигарету.
        - Глупо мстить за то, в чем человек не виноват, - сказала Полина, пряча глаза.
        - Ты уже взрослая. И умная. И прекрасно знаешь, что твоя мама покончила с собой из-за Звонарева.
        - Нет!
        - Из-за Звонарева, - уверенно повторила тетя Галя. - Он третировал ее, подавлял. И, по большому счету, сломал ей жизнь. Она ведь тоже ему мстила за это.
        - Как?
        - Своей смертью, Полина. Она очень любила Сашу. А помешала эта нелепость. Тюрьма. Она растерялась. И тут появился Звонарев. То есть он был все время, конечно. Звонарев тоже был влюблен в Машу, но у него не было шансов. Он такой правильный, такой обязательный, такой положительный - в двадцать лет это слишком скучно, пойми. И когда Сашу посадили, Звонарев с этой своей правильностью вдруг оказался рядом с Марией. Поддержка и опора, так сказать. Само благородство. Еще и времена такие были... Ребенок без отца. А где отец? В тюрьме. Бр-р-р!
        Тетя Галя передернула плечами.
        - В общем, Маше надо было свою жизнь строить. Звонарев ей внушил, что с ним ей будет лучше. Ну, на ошибки молодости напирал, на то, что все еще можно поправить... Машу он уговорил. И когда Саша вышел из тюрьмы...
        Пауза и длинная затяжка. Если бы Полина в эту минуту смотрела на тетю Галю, то увидела бы, как дрожит в ее руке сигарета.
        - Его визит оказался крайне нежелательным, - с горьким сарказмом поведала о делах давно минувших дней тетя Галя. - Потому что этот каторжанин и почти что висельник мог бы, как ему доходчиво объяснили, помешать счастью молодой советской семьи, у которой все нормально было в личной и общественной жизни, которую ценило руководство и у которой уже подходила очередь на квартиру. В общем, он мог разрушить эту идиллию. Ведь по месту работы никто ничего не знал. И считалось, что у Звонарева растет лапочка-дочка. И вдруг такие откровения! Словом, кроме Сашки, правда была не нужна никому. И он отступился.
        - Но как он мог! - вырвалось у Полины.
        - Маша попросила, - просто ответила тетя Галя.
        Со стены на Полину внимательно смотрел покойный архиепископ Макариос. В его глазах угадывалась мудрость.
        - За двадцать лет он ни разу не попытался напомнить о себе, - сказала тетя Галя. - При Сашином характере ему это сделать было нелегко, ты уж мне поверь. И только когда погибла Маша... В нем будто выключатель какой-то щелкнул. Ужасный механизм, двадцать лет просуществовавший в режиме ожидания. Хотя что я говорю? Двадцать лет... Он так бы и не высунулся, если бы Маша руки на себя не наложила.
        - Как они могли! Как они оба могли выяснять между собой отношения, позабыв о тех, кто рядом! Прокопов - он мстил, а подумал ли он хотя бы раз обо мне?!
        - Он все время о тебе думал. Только думы у него были такие... Своеобразные. Он всех готов осчастливить на свой манер, но только чтобы все было по его. Он всегда прав, всегда знает, что и как надо делать, и плевать ему, если при этом льются чьи-то слезы!
        Тетя Галя сердито погасила недокуренную сигарету.
        - Ты не держи на него зла, - попросила, глядя куда-то в сторону. - На своих не злятся.
        Помолчали.
        - Где сейчас Прокопов? - спросила Полина.
        - В Европе. Пережидает, пока здесь все уляжется.
        - Уже улеглось.
        - Все равно нужно время, чтобы безопасность была безусловной. Если за него все-таки возьмутся, ему такой срок накрутят с учетом прежних подвигов, что он только ближе к пенсии на свободу выйдет.
        Тетя Галя поднялась из-за стола.
        - Давай пообедаем? - предложила. - Вспомним кипрскую кухню.
        Принесла меню, раскрыла, положила перед Полиной.
        - Один мой знакомый открыл этот ресторан. Ну и я вроде как при нем. Здесь мило, правда?
        Полина как раз перелистывала странички меню. Подняла голову и посмотрела на тетю Галю.
        - Ну так зовите его!
        - Кого? - насторожилась та.
        - Этого вашего знакомого. Его не Антоном случайно зовут?
        - Полина! - всполошилась тетя Галя. - Только ты учти - он ничего не знал! Антон действовал вслепую! Делал то, что велел Прокопов! Все эти ужины в ресторанах, перстни и машины в подарок - это прокоповские придумки! Как двадцать лет назад ему это в голову втемяшилось, так и не мог успокоиться. А Антон - он чудный мальчик!..
        - Ну так вы позовете этого чудного мальчика или нет?
        - Позову, - сдалась тетя Галя. - Но ты помни мои слова!
        - Я помню, - сказала Полина. - Я все помню.
        Тетя Галя ушла и вернулась с Антоном.
        - Привет! - сказал Антон, глядя на Полину с выжидательной улыбкой.
        - Здравствуйте.
        Полина поднялась из-за стола.
        - Ты разве не пообедаешь? - заволновалась тетя Галя.
        - Нет, спасибо. Я спешу.
        - Я провожу Полину, - сказал Антон, тем самым предлагая тете Гале оставаться в зале.
        Вдвоем с Полиной они вышли на улицу.
        - Так вы по ресторанной части? - осведомилась Полина. - А я обратила внимание - кулинарные рецепты у вас прямо от зубов отскакивали.
        - Я был шеф-поваром в одном ресторане. Потом Александр Александрович взял меня к себе. Теперь вот он помог купить этот ресторан.
        Он смотрел на Полину вопросительно и с надеждой. Так смотрят, когда надеются на возобновление прерванных когда-то отношений. Вот сейчас он сделает шаг навстречу...
        - Ты не сердишься на меня?
        - Разве мы с вами на "ты"? - взметнула пушистые ресницы Полина.
        Там, на Кипре, все это было для нее игрой. А теперь игры кончились. И она имела право ответить так, как ответила.
        - Как можно сердиться на человека, который ничего не предпринимает сам? Который все делает по чьей-то подсказке.
        Полина распахнула дверцу битого "Фольксвагена".
        - Значит, никаких встреч? - спросил Антон.
        - Никаких! - бестрепетно улыбнулась Полина.
        - Вы выглядите вполне счастливой.
        А это была всего лишь маска.
        Полина хлопнула дверцей.
        - Как вы сегодня узнали, что я где-то рядом? - вдруг спросил Антон.
        - Блюдо от шеф-повара в меню называется "Мусакас "Лара-Бич". Я сразу поняла, чья это может быть придумка.
        Глава 80
        Чтобы увидеть гигантскую черепаху, на Лара-Бич надо ехать ночью. Если очень повезет, при свете луны можно рассмотреть, как из морской волны появится закованная в панцирь морская странница. Где-то далеко отсюда она прожила долгие двадцать или даже больше лет, но для того, чтобы продолжить род, она приплыла туда, где когда-то родилась сама. Что за странная сила влечет ее? Какая связь существует и не обрывается целых двадцать лет? Почему так часто нам вспоминается то, что с нами было много лет назад, что уже прошло, должно было бы стереться в памяти, но не стирается, а влечет и принуждает помнить?
        Загадочно, но неизбежно.
        Оглавление
        - Глава 1
        - Глава 2
        - Глава 3
        - Глава 4
        - Глава 5
        - Глава 6
        - Глава 7
        - Глава 8
        - Глава 9
        - Глава 10
        - Глава 11
        - Глава 12
        - Глава 13
        - Глава 14
        - Глава 15
        - Глава 16
        - Глава 17
        - Глава 18
        - Глава 19
        - Глава 20
        - Глава 21
        - Глава 22
        - Глава 23
        - Глава 24
        - Глава 25
        - Глава 26
        - Глава 27
        - Глава 28
        - Глава 29
        - Глава 30
        - Глава 31
        - Глава 32 ЧЕРВЯКОВ ЗА МЕСЯЦ ДО ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИЙ
        - Глава 33
        - Глава 34
        - Глава 35
        - Глава 36 БЕРИЯ. ЗА ПОЛТОРА МЕСЯЦА ДО ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИЙ
        - Глава 37
        - Глава 38
        - Глава 39
        - Глава 40
        - Глава 41
        - Глава 42
        - Глава 43
        - Глава 44 БЕРИЯ. ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО В ТЕ ЖЕ ДНИ
        - Глава 45
        - Глава 46
        - Глава 47 МАРКЕЛОВ. РОССИЯ В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ
        - Глава 48
        - Глава 49
        - Глава 50
        - Глава 51
        - Глава 52
        - Глава 53
        - Глава 54
        - Глава 55
        - Глава 56
        - Глава 57
        - Глава 58
        - Глава 59
        - Глава 60
        - Глава 61
        - Глава 62
        - Глава 63
        - Глава 64
        - Глава 65
        - Глава 66
        - Глава 67
        - Глава 68
        - Глава 69
        - Глава 70
        - Глава 71
        - Глава 72
        - Глава 73
        - Глава 74
        - Глава 75
        - Глава 76
        - Глава 77
        - Глава 78
        - Глава 79
        - Глава 80