Сестры печали Андрей Гребенщиков
        МетроВселенная «Метро 2033»Ниже ада #1
        «Метро 2033» Дмитрия Глуховского - культовый фантастический роман, самая обсуждаемая российская книга последних лет. Тираж - полмиллиона, переводы на десятки языков плюс грандиозная компьютерная игра! Эта постапокалиптическая история вдохновила целую плеяду современных писателей, и теперь они вместе создают «Вселенную Метро 2033», серию книг по мотивам знаменитого романа. Герои этих новых историй наконец-то выйдут за пределы Московского метро. Их приключения на поверхности Земли, почти уничтоженной ядерной войной, превосходят все ожидания. Теперь борьба за выживание человечества будет вестись повсюду!
        Это книга забытых имен и потерянных душ. Безымянные герои в поисках своей судьбы на ощупь бредут во тьме. Их путь - десятки и сотни километров по радиоактивной, выжженной земле навстречу друг другу. Их жизни - на кончиках пальцев сестер, плетущих нити человеческих страстей. Их будущее - сон умирающей в муках ведуньи. Их прошлое - слезы и смерть. В борьбе за настоящее они пойдут до конца…
        Андрей Гребенщиков
        Метро 2033. Сестры печали
        Посвящается Марине, Полине, Маше
        У реки, где со смертью назначена встреча,
        У моста, где готовятся к страшным прыжкам,
        Кто-то нежно кладет тебе руки на плечи
        И подносит огонь к побелевшим губам.
        Это сестры печали, живущие в ивах,
        Их глаза словно свечи, а голос - туман,
        В эту ночь ты поймешь, как они терпеливы,
        Как они снисходительны к нам,
        К грешным и праведным нам[1 - Слова из песни «Сестры печали» гр. «Наутилус Помпилиус».].
        Путешествие из Екатеринбурга в Москву
        Докладная записка Вячеслава Бакулина
        Давным-давно, в 1790 году, служащий Санкт-Петербургской таможни Александр Радищев инкогнито опубликовал и запустил в народ сочинение, прославившее его имя, по меньшей мере, в границах отечественной литературы. Названо оно было без особых изысков - «Путешествие из Петербурга в Москву».
        Книга, над которой Радищев работал аж десять лет, моментально стала, как сказали бы сейчас, абсолютным бестселлером и must read для любого просвещенного человека. Настолько смело и откровенно о крепостном праве и всех прочих печальных реалиях современной автору российской государственности тогда писать было не принято. Неудивительно, что очень скоро «Путешествие» легло на стол императрицы Екатерины Великой. При всей своей либеральности и склонности к «вольтерьянству», «матушка» в восторг от прочитанного отнюдь не пришла. «Бунтовщик похуже Пугачева!» - припечатала она и приказала разыскать анонимного автора, взять под стражу, а после учинить над ним самый суровый и пристрастный суд. За «покушение на государево здоровье», а также «заговоры и измены» автор книги, «наполненной самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтобы произвести в народе негодование противу начальников и начальства и наконец оскорбительными и неистовыми изражениями противу сана и власти царской», был приговорен к смертной казни. Позже Екатерина
милостиво заменила ее десятилетней ссылкой в Сибирь, ее сын разрешил «бунтовщику» вернуться в родовое имение под Калугой, а внук не только полностью амнистировал Радищева, но и включил его в состав комиссии по составлению законов. Но разговор сейчас не о том.
        По прошествии более чем двухсот двадцати лет писатель-фантаст Андрей Гребенщиков подарил всем читателям «Вселенной Метро 2033» еще одно путешествие. В чем-то ничуть не менее значимое и новаторское для нашей серии, чем сочинение Радищева - для российской литературы конца XVIII века. И ничуть не менее «бунтарское». Путешествие длиной в две тысячи километров по изуродованной Катастрофой России две тысячи тридцать третьего года. Путешествие из Екатеринбурга в Москву.
        Казнить и ссылать Андрея за его роман мы, разумеется, не станем. Но все же я считаю своим долгом предупредить поклонников «Вселенной»:
        если вы выбрали «Сестер печали» в качестве легкого развлекательного чтения;
        если считаете, что книги «Вселенной Метро» - это когда суровые мужики (лысые и не очень) много бегают и часто стреляют в мутантов и в других суровых мужиков;
        если сомневаетесь, что в постапокалиптике уместны мифы и фантасмагории, выворачивающие обыденность наизнанку;
        если думаете, что герой - это именно герой, поэтому «плохишом» он быть не может ну никак (а героиня - и подавно);
        если не любите книг резких, откровенных, бескомпромиссных, порой шокирующих;
        если не понимаете, как можно писать полноценную трилогию в произвольном порядке частей и связывать их друг с другом не напрямую, а исподволь, намеками и второстепенными персонажами;
        если, наконец, вы читали «Ниже ада» и «Обитель снов» и вам не понравилось или, наоборот, слишком понравилось и теперь хочется чего-то такого же…
        Ну, вы меня поняли.
        Всем остальным советую выдохнуть и проверить ремни безопасности. Ваше приключение начинается прямо сейчас!
        Пролог
        Стена из пепла и тумана. Серое безмолвие, поглотившее пространство и заставившее само Время замереть в почтительном испуге. Здесь страшно - в пяти шагах от неизвестности. Если обернуться, наверняка можно рассмотреть тихую улицу, обрамленную двухэтажными развалинами. Но в пяти шагах от Стены только безумец повернется к ней спиной, она поглощает все внимание, ее нельзя упустить из виду даже на кратчайший миг - смотри не моргая, не дай векам лишить тебя зрения!
        Тихий посвист ветра, гоняющего мусор по растрескавшемуся, провалившемуся во многих местах асфальту; кажется - это смех призрака, он дурачится, уговаривая тебя прислушаться к его бесплотному шепоту, притворным вздохам и слезливому дождю.
        Дождь. Соленой влагой стекает по щекам… Неужели реален? А быть может, это плачу я… Возвращаться к местам скорби и памяти тяжело даже таким безнадежным любителям смерти.
        Все, что отделяет меня от Стены, - пелена, сотканная из живущего своей жизнью, завихряющегося в причудливые водовороты воздуха. Он настолько плотный, что им трудно дышать, я почти чувствую его тяжелый вкус на языке. Кисель из праха - нелепая и несвоевременная мысль.
        Пять шагов. Пять лет назад мне их не хватило. Но сегодня я пройду - с той стороны Стены меня ждут.
        Глава 1
        Перемена имен
        Темный зал с редкими всполохами тусклых керосинок расплывался перед глазами. Ряды наезжающих друг на друга деревянных столиков, неудобные лавки, разномастные стулья, грязные занавески на фальш-окнах, пыльные, прожженные в сотне мест скатерти, звон жестяных бокалов и алюминиевых тарелок, пьяные крики и невнятная брань - все смешалось в единую сумасшедшую круговерть и взорвалось в голове устало выглядящей девушки. Она протяжно вздохнула и привычными круговыми движениями пальцев потерла саднящие от боли виски.
        «Завтрашнее похмелье уже сегодня…» Девушка ощупала свое затянутое в камуфляж тело, разыскивая что-то в бесчисленных карманах. На стол посыпались патроны, тюбики с помадой, огрызки карандашей, мятые клочки бесчисленных бумажек и прочая мелочь. Отыскав в образовавшейся куче пудреницу, она щелчком раскрыла ее и опасливо уставилась в маленькое зеркальце.
        «Так и есть, нажралась». Красивые сине-серые глаза потеряли свой обычный блеск и теперь тупо смотрели на свою хозяйку из зеркала. И если бледность кожи считалась обычной для каждого обитателя московской подземки, то нездоровая синева век (и тушь здесь ни при чем) была именно нездоровой. Усталость, помноженная на опьянение, - равно унылый внешний вид, минус здоровье и…
        Девушка вновь взглянула в зеркало. Осторожно, словно боясь увидеть там легендарного зеленого змия. «Минус здоровье и природное очарование». Щедрая природа и давным-давно погибшие родители наделили ее красотой, а денежная профессия позволила эту красоту холить и лелеять. Однако сейчас ни природа, ни дефицитная в метро косметика не могли вернуть измученному лицу ни свежести, ни привлекательности.
        «Напилася я пьяна, не дойду я до дома». Пудреница захлопнулась и исчезла в недрах камуфлированного костюма, сшитого на заказ.
        - Димасик, давай еще по одной! - ей совсем не хотелось домой, благо и старинная песня намекала на бесполезность подобного похода. Лучше свалиться замертво здесь, Димасик, хозяин кафешки, свою вип-клиентку всяким уродам в обиду не даст, кроватку расстелет, спать уложит, а с утра еще и опохмелит, если совсем туго придется.
        - Что празднуешь? - стеклянный бокал (такую посуду здесь подавали исключительно випам), наполненный до краев ярко-красной жидкостью, возник перед ней на столе. Доставивший вино официант участливо улыбнулся.
        Хорошая улыбка, но Гоша или Миша, девушка никак не могла вспомнить его имя, относился к вымирающему племени жеманных меньшинств и потому не представлял для нее ни малейшего интереса.
        Проигнорировав вопрос и самого вопрошавшего, девушка в очередной раз обвела зал мутным взглядом в поисках того, кто поможет скрасить ей затянувшийся вечер. «Вонючий сброд» - а в эту категорию попало сразу девяносто процентов посетителей - оказался отметен сразу, «не на помойке себя нашла». Представительный мужчина в сталкерской униформе за соседним столиком выбыл в полуфинале, его спутница - потасканного вида блондинка - вряд ли одобрила бы притязания на своего кавалера. В финал вышли сорокалетний дядька с весьма сексуальной залысиной в обрамлении длинных, зачесанных назад волос (он показался девушке похожим на какого-то из довоенных актеров, чьи фотографии продавались у местного антиквара по десятку патронов за штуку) и коротко стриженный шатен лет двадцати пяти в спортивном костюме («одежда дерьмо, но мордаха не противная!»).
        Шатен заметил разглядывающую его особу и призывно улыбнулся в ответ. Щербатая улыбка тут же исключила молодого человека из списка соискателей. «Изо рта, поди, еще воняет».
        Девушка ухватилась за край стола и попыталась подняться, чтобы выказать псевдоактеру свою благосклонность, но не смогла: ноги не слушались, а в подрагивающих от напряжения руках уже не хватало силы поставить свою хозяйку на непослушные ноги.
        - Черт!
        Она обессиленно сползла обратно на мягкий, обитый кожей стул (тоже из реквизита, предоставляемого наиболее ценным клиентам) и коротким матерным словом подвела неутешительный итог сегодняшнему вечеру.
        - Привет, Ашвария.
        - Айшвария, твою мать, - беззлобно, скорее по привычке, поправила девушка и подняла взгляд. Перед ней стоял высокий, породистый мужчина, одним своим видом легко бьющий несостоявшихся финалистов. Одежда обыкновенная - джинсы и простая черная кофта - однако эта обыденность не могла обмануть наметанный глаз. Баснословно дорогие часы на запястье, довоенные, но находящиеся в прекрасном состоянии ботинки, ухоженное лицо с чистой кожей, подчеркнуто небрежная, но при этом аккуратная небритость, белые, здоровые зубы и, конечно, глаза - глаза уверенного в себе матерого хищника - все в этом человеке говорило о благополучии и силе. А что еще требуется бедной девушке в обездоленном мире? Портило благостное впечатление лишь одно - он назвал ее кодовым именем. А значит, «кина не будет», это не мужчина, это - заказчик. «Что за непруха…»
        - Присаживайся, гость незваный.
        Просить дважды не пришлось. Услужливый официант тут же принес еще один вип-стул и оставил карточку с куцым меню.
        - Хреново выглядишь, госпожа Рай.
        «Айшвария» поморщилась:
        - Хреновые у тебя комплименты, господин…?
        - Имя у меня обыкновенное, без всякой азиатской экзотики. Я - простой русский Володя.
        «Ага, простой ты, как же».
        - И что привело простого русского Володю ко мне, непростой индийской девушке Айшварии? - она потянулась было к бокалу с вином, но вовремя передумала. Наклевывалась работа, слабо совместимая с алкоголем. - Димасик, кофею мне сообрази по-быстрому!
        - Ты вообще как, в адеквате? - Владимир изучающе смотрел на нее. Пристально и внимательно. К сожалению, исключительно по-деловому. - Не забудешь через час о…
        - Не забуду, - отрезала «индийская девушка». - Рассказывай.
        На стол легло несколько рисунков, выполненных на манер фотографии. Одно и то же лицо с разных ракурсов. Но как ни верти - лысый боров, бандитская рожа весьма похабного вида.
        - Зря на рисунки разорялся, этого типа я и так знаю. Сиропчик. Для своих - Женя Наган.
        - Жендос, он самый, - гость немного успокоился, поняв, что девушка, может, и не в трезвом уме, зато в сознании.
        - Трудная мишень.
        - Зато хороший гонорар.
        - «Хорошего» мало, тут нужен «отличный». А «отличный» вдвое больше «хорошего».
        Володя крякнул:
        - Может, оплату по трезвяни обсудим?
        - По трезвяни дороже. Пользуйся моментом, пока я пьяная и добрая.
        Женоподобный Миша (или Гоша) принес Айшварии большую чашку дымящегося кофе и вопросительно уставился на гостя:
        - Что-нибудь выбрали?
        Манерный голос «заднепроходца» произвел на Володю такое неизгладимое впечатление, что он поперхнулся и тут же яростно замахал руками:
        - Пошел отсюда! Развелось мразей! Нормального мне пришлите. А не…
        «А не…» с витиевато-нецензурным продолжением столь живописно раскрывало глубину падения существ, подобных Мише/Гоше, что всем выжившим извращенцам столицы в эту минуту икалось с необыкновенной силой и энергией.
        Зато Айшвария смеялась от души:
        - Ну, ты конкретно злой! Я тоже недолюбливаю всяческих полупокеров, но по сравнению с тобой я полная толерастка! Пожалуй, выпишу тебе небольшую скидку за прямоту характера. Красавец!
        - Скидка - это хорошо. Жаль, гнус безвозвратно испортил мне аппетит, - если на местной кухне обитают такие же, ноги моей больше здесь не будет.
        К счастью, после изгнания нечистой голубой силы встреча продолжилась, а затем и благополучно закончилась без каких-либо «аморально-сексуальных» эксцессов.

* * *
        «Вот я на всю голову долбанутая», - девушка застыла с карандашом над крохотной записной книжкой и, до крови кусая губы, вспоминала детали минувшего вечера. Она помнила абсолютно все, в малейших деталях, но две неразрешимых вещи не давали ей покоя. Какого рожна она сменила удачливый, хорошо зарекомендовавший себя позывной - надпись «Айшвария Рай» в записной книжке была перечеркнута толстой карандашной линией - и каков, черт побери, новый?
        Конечно, все эти позывные были чистым ребячеством, понтом или фирменным стилем, если по-научному, но ей нравилось привносить в свою суровую работу элемент веселого идиотизма. За каждым прозвищем тянулась определенная история:
        «Пенелопа Крус» - здесь сразу все не задалось. Словила сквозное пулевое в мягкие ткани, поломала ребра.
        «Виктория Кастро» - долгий и мучительный период без заказов и, соответственно, без работы и денег.
        «Дженифер Лопез» - несбывшиеся надежды, но время веселое.
        «Сальма Хайек» - ни то ни се, полоса белая, полоса черная.
        Наконец, «Айшвария Рай» - поперла везуха, а с нею и богатый клиент. Четыре подряд выполненных заказа без срывов, форс-мажоров и, как следствие, ранений и прочих неприятностей. Зато с внушительными гонорарами, позволяющими вести тот образ жизни, о котором девушка мечтала. На «Айшварии» она себе и заработала имя, чуть ли не бренд, за который готовы платить внушительные суммы. А теперь с пьяных глаз она, идиотка набитая, самолично отказалась от удачи… Зачем? Впрочем, это уже риторический вопрос. Практический - каким новым позывным она назвалась клиенту?
        Вместо того, чтобы заниматься заказом, она сидит и тупо перебирает имена никогда не виданных ею довоенных актрис. Когда перебор в уме - а с похмелья это занятие совсем не банальное - закончился ничем, девушка обратилась к первоисточнику: набору карточек с телами и лицами див ушедшего прошлого. С тоской поглядела на индийскую красавицу Айшварию Рай - ее экзотическая внешность действовала возбуждающе отнюдь не только на мужчин. Красота есть красота… С неохотой отложила фотографию в сторону, для верности «рубашкой» вверх - чтобы больше не отвлекала. Дальше шли уже отработанные актрисы - знойные красавицы Крус и Хайек. Карточки с англосаксонскими дамами были отвергнуты без колебаний, их имена «Айшвария», рожденная в московском метро, никогда не использовала, это казалось скучным и неоригинальным. На руках осталось всего четыре фотографии: Лусия Мендес, Моника Белуччи, Летиция Каста и Люси Лью.
        Итак, кто из них? Память ответила насупленным молчанием, лобные доли, ответственные за логику, развели воображаемыми руками, мозжечок, ухмыляясь, приказал указательному пальцу покрутить у виска, все остальные органы чувств вопрос демонстративно проигнорировали. Особенно тихо вела себя интуиция. Вашу мать…
        Одна из лобных долей осторожно предложила решить проблему лотереей - просто ткнуть пальцем в случайную карточку, но была грубо прервана внезапно проснувшейся совестью, настойчиво требовавшей поиметь ее. Куда ж без этой нимфоманки, самое время иметь совесть, других-то забот нет.
        Закончилось дело компромиссом. Без каких-либо объяснений бывшая Айшвария занесла в блокнот «Летиция Каста, коротко Лю». До «Лю» сокращалось (при должном приложении фантазии и неких вольных допусках) три имени из четырех, а это уже неплохой расклад. «Летиция» же была выбрана за звучность. Вот такие чудеса девичьей логики.
        Разобравшись с самоидентификацией, новоявленная Лю засобиралась, наконец, в дорогу. Предстоял не слишком хлопотный переход с Лесопарковой на Новоясеневую, однако все усложнялось необходимостью пронести через строгую и дотошную лесопарковую таможню «рабочий инструмент»: два пистолета «Стриж», взрывчатку и три гранаты - дамский набор в дорогу. Все это добро она приобрела у местного «антиквара» весьма широкого профиля. Мерзотного вида карлик за нескромные деньги снарядил ее всем необходимым и даже свел с «либеральным» таможенником, готовым за весьма неусловную мзду обеспечить «свободу передвижения без границ и бюрократических препонов».
        За «Стрижами», собственно, она и поперлась в такую даль (и дырень). Коллеги без устали нахваливали восемнадцатизарядные машинки отечественных оружейников, и женское любопытство не выдержало напора. Однако беда в том, что «либерал» заступал на свою смену только завтра, времени же на заказ оставалось впритык. Что такое три дня для подготовки серьезной операции? Ни-че-го.
        Можно было махнуть до тайника с оружием на бандитской ветке, но это опять непростительная потеря дефицитного ресурса на букву «В»…
        Летиция затянулась дорогой сигаретой, изготовленной московскими мастерами из некого эрзац-табака, выращиваемого, согласно рекламе, «в экологически чистом районе столицы». Она любила дорогие вещи, но с эрзац-табаком пообещала себе заканчивать. От капли постъядерного никотина гибли не только лошади - вичух наверняка разрывало в клочья. Сигарета в самодельной пачке была предпоследней, и сейчас Лю не столько наслаждалась запретным плодом, сколько уничтожала запасы дурной отравы.
        Курево, несмотря на всю его тлетворность и пагубность, навело на дельную мысль: кто, как не хозяин (он же бармен) увеселительно-горячительного заведения, должен знать все ходы-выходы на станции, подходы и поткаты к нужным людям! Грех не воспользоваться ценным знакомством.

* * *
        - Димасик, ты же не откажешь даме в сущей малости?
        Лысый Димасик лет шестидесяти от роду с готовностью улыбнулся:
        - В моем почтенном возрасте не принято отказывать дамам, тем более таким…
        Летиция не стала дожидаться окончания комплимента:
        - Похмельным и опухшим! Эх, Димочка, неважный из тебя льстец. Но не о том тебя прошу, проблема посерьезней будет. Нужно мне ствол через таможню протащить. Два ствола… и немного взрывчатки.
        С каждым словом улыбка на устах престарелого льстеца блекла все сильнее. На фразе «ну, еще плюсом граната, отечественная, три штуки» превратилась в нечто совершенно жалкое и кислое.
        - Госпожа, вас посетило удивительно несвоевременное желание! Со вчерашнего дня все посты усилены, до начальства дошел слух, что с Донской ожидается большая партия контрабанды…
        - Так то с Донской, а мне в противоположную сторону! На Новоясеневскую.
        - Усилены все посты, - упрямо повторил Димасик. Потом смягчился: - К моему глубокому сожалению.
        - Я слышала, некоторые - вполне определенные - таможенники проявляют похвальную гибкость в щекотливых вопросах, - Лю и не думала отступать, ее Димасиковым упрямством не перебьешь.
        - Проявляют, - бармен кивнул и тут же без перехода отрицательно замотал головой. Удивительный дар! - Но только не в подобных ситуациях. Госпожа, не спешите, погостите на Лесопарке еще несколько деньков, и кипиш прекратится сам собой…
        Нескольких дней у нее не было. Даже часы и те находились в серьезном дефиците! А цейтнот, как известно, требует быстрых и резких решений. Она любила быстрые и резкие решения. Минимум расчета, голые инстинкты и госпожа Удача вторым пилотом - вот это правильная движуха! Драйв, кровь и рок-н-ролл.
        Значение последнего термина она понимала смутно, но причудливое звучание ей, несомненно, нравилось. Как нравился ей и новоявленный, не менее причудливо звучащий позывной «Летиция Каста». Не может такое чудо быть нефартовым!
        - Эх, Димасик, толкаешь ты меня к крайним мерам… Боюсь, на вашей станции свидимся мы нескоро.
        Предчувствуя потерю ценного клиента, лысый бармен искренне и горячо отговаривал Летицию от необдуманных шагов. Напрасно тратил время - девушка была непреклонна.

* * *
        - Людмила… э-э… - дружелюбный таможенник мельком глянул в паспорт, - Валерьевна, запрещенные товары с собой имеете? Наркотики, оружие, экстремистская литература?
        Людмила Валерьевна Прокофьева, 2003 года рождения, гражданка Ясеневской общины, скромно потупила взгляд.
        - Мы обязаны досмотреть личные вещи и багаж, - таможенник не очень правдоподобно изобразил на лице сочувствие. - Но не волнуйтесь, это чистая формальность.
        Людмила Валерьевна со вздохом неодобрения протянула свою ручную кладь представителю Лесопарковой станции. «Творите свое бесчестье, презренный чинуша», говорил ее исполненный горечи взгляд.
        - Таков порядок, - работник таможни принял поклажу - обычный рюкзак, и, заглянув внутрь, тут же обнаружил ярко-желтую резиновую уточку с надписью «Сожми меня» на боку. - Какая прелесть, у меня в детстве была такая…
        Уточка в сильной кисти таможенника протестующе крякнула, но ее податливое, деформированное наглым человеком тело так и не успело вернуться в свое обычное состояние - на руку «агрессора» легла хрупкая рука Людмилы Валерьевны.
        - Не стоит разжимать, - проговорила она одними губами. - Чревато.
        Свободной рукой она извлекла из кармана старенькой, поношенной куртки карточку с написанным от руки текстом и сунула опешившему от такого напора мужчине.
        «Молодец, мину отлично взвел!» - гласила пожухлая картонка.
        «Отпустишь - рванет, дрочилу отфигачит по локоть» - уведомлял ее оборот.
        Таможенник ошалело поглядел на интеллигентного вида гражданку Прокофьеву, вновь перечитал угрозу для «дрочилы» и раскрыл рот для чего-то громкого и призывного, но и здесь ясеневская женщина его опередила:
        «Вякнешь, урод, мину сама активирую», - мелькнула новая карточка, а затем перед глазами застыл крошечный кулачок с зажатым в нем продолговатым темным предметом, увенчанным сверху красной кнопкой. Щелк! Большой палец вжал кнопку, и внутри предмета что-то затикало.
        Перепуганный, растерянный лесопарковец поводил головой в поисках поддержки, но его сослуживцы занимались своими прямыми трудовыми обязанностями - очередь из путешественников была внушительной - и немую сцену попросту не замечали.
        - Считай до ста, - женщина наклонилась к его уху и доверительно зашептала. - Отойду от станции достаточно далеко, цепь разомкнется.
        На непонимающего, белого как мел таможенника было жалко смотреть. Прокофьева легко подхватила увесистый рюкзак и расплылась в лучезарной улыбке:
        - Один!
        Мужчина проводил ее долгим, щенячьим взглядом и, словно под гипнозом, продолжил отсчет:
        - Два.
        Оказавшись в туннеле, Людмила Валерьевна бросилась бежать со всех ног, неучтиво расталкивая многочисленных путников. Юрисдикция станции Лесопарковой заканчивалась через пятьдесят метров, дальше шла нейтральная зона. Но остановилась беглянка, лишь преодолев внушительный трехсотметровый рубеж. Юрисдикция юрисдикцией, а взбешенный дурила, осознавший, что его обвели вокруг пальца, вряд ли удовлетворится компенсацией в размере одного безобидного утенка. В прошлый раз от мстительного полицая пришлось уходить чуть ли не до следующей станции… Женщина несколько секунд пристально вглядывалась в темноту туннеля, прислушивалась к его тишине. Удостоверившись, что погони нет, перевела, наконец, дух.
        - Больше гражданке Прокофьевой ходу на Лесопарк нет, - с деланой обидой проговорила она вслух, стягивая с головы рыжий кудрявый парик. Густой грим с лица удастся смыть позже - нужна, как минимум, вода; раковина и зеркало тоже приветствуются. И мешковатую, безвкусную одежду придется терпеть вплоть до самой Новоясеневки. Образ тридцатилетней Людмилы Валерьевны был с успехом отыгран (уже не в первый раз), но межстанционный туннель слабо подходил на роль кабинки для переодевания. Успокаиваться рано, таможня - не единственная угроза в местных краях.
        Летиция - а под париком и толстым слоем «Людмилы Валерьевны» скрывалась именно она - похвалила себя за блестяще разыгранный номер «Напористый бред со взрывчаткой под аккомпанемент легкого гипноза» и продолжила прерванный путь в гораздо более естественном темпе. В свои мнимые способности гипнотизера она не верила, предпочитая версию с чрезмерной внушаемостью попадающихся ей время от времени индивидов, но название - а Летиция была падка на звучные названия - ей однозначно нравилось: «… под аккомпанемент легкого гипноза». Супер! Хоть сейчас на театральную (в крайнем случае, цирковую) афишу и в триумфальную гастроль по серой ветке московского метрополитена.
        От приятных мыслей отвлек посторонний звук. В абсолютной тишине туннеля любой звук помимо собственных шагов становится посторонним и - что хуже - опасным. Конечно, это мог быть и обычный путник, коих бродит от Лесопарковой до Новоясеневской и обратно немалое количество, но интуиция и природное чувство опасности потребовали удвоить бдительность. И Летиция безропотно им подчинилась.
        Голос, тихий-тихий голос и шелест. Что-то очень знакомое - бумага? Шелест перелистываемых страниц!
        «Тут-то волк и прыгнул на поросеночка, чтобы съесть его».
        Лю отчетливо разобрала тихие, вкрадчивые слова.
        «Да поросеночек оказался проворней - схватил мешок и набросил на волка».
        Снова шелест.
        «Волк не успел опомниться, как оказался завязанным в мешке».
        Девушка двигалась осторожно, боясь выдать свое присутствие. Налобный фонарик погашен, неудобные громкиетуфли «Людмилы Валерьевны» сняты и спрятаны в рюкзаке, в правой руке заряженный «Стриж», в левой - выключенный до поры до времени светодиодный светильник-карандаш. Его ярким белым светом хорошо пугать не ожидающих нападения врагов. Враг ли впереди? «Скоро узнаем».
        «Поросеночек выбросил мешок на двор, а сам побежал за кипятком».
        Голос совсем рядом, метрах в десяти. А еще чье-то сопение. Зверь? Или ребенок?
        «Стал он поливать мешок кипятком и приговаривать…»
        Летиция застыла на месте, но слова становились все громче и громче и, наконец, превратились в надсадный хрип:
        «Шпарь серого кипятком! Шпарь серого кипятком!»
        Светодиод вспорол темноту неестественно белым лучом, прорвался сквозь разделявшие девушку и источник звука метры и… уперся в пустоту, в голую, покрытую трещинами стену. Никого. Ничего. И снова тишина, ни сопения, ни шелеста, страниц, ни…
        Что-то было у нее за спиной - чужое, необъяснимое присутствие! Разворачиваясь, Летиция уловила встречное движение, кто-то невероятно быстрый приближался к ней из темного, уже пройденного туннеля, летел прямо на яркий свет фонаря.
        «Шпарь!!!»
        Женщина, укутанная с ног до головы в черное. Длинное платье, накидка на плечи, платок на голове - все словно плывет, вздымается на ветру. Вместо лица черный провал, тень, за которой пустые глазницы и безгубый оскал. Рядом силуэт поменьше, черт не разглядишь. Бесформенный абрис в светодиодном свете.
        Секундная стрелка часов замерла. В межстанционном перегоне Лесопарковая-Новоясеневое на мгновение остановилась вся жизнь, и лишь давно умершие не подчинились всемогущему времени.
        «Шпарь!!!» - выкинув вперед левую руку, женщина метнула в неподвижную Летицию детскую книгу. Шелестя страницами, словно набирающая высоту птица, книжка устремилась навстречу девушке. «Шпарь!»
        Секундная стрелка дрогнула и рванулась вскачь, нагоняя упущенное. Лю, прикрываясь, инстинктивно вздернула руку, и зажатый в ней пистолет часто-часто застучал выстрелами, пули, царапая стены и пол, с визгом рикошетили, искрами исчезая во мраке. Девушка, не удержавшись на ногах, упала назад. Падая, она выронила фонарик, и тот со смачным стеклянным хрустом врезался в землю. Извечная подземная ночь вступила в свои законные права.
        Интермедия I
        - Мастер Вит ожидает вас, - мертвый голос с той стороны тумана лишен интонации и малейших эмоций. Констатация факта. Мастер Вит. Ожидает. Меня. Приглашение для гостя, которому не рады, но без которого… Я не знаю, зачем понадобился своему врагу-благодетелю.
        Жду, когда Стена расступится передо мной. Зря, ничего не происходит. Туман клубится под ногами, монолит, разделяющий мир здесь и там, недвижим. Поднимаю глаза к невидимому небу, укрытому куполом из грязных облаков и вязкого, бурого смога, - кажется, Стена прошивает небесный свод насквозь и уходит за пределы напитанной радиоактивным ядом атмосферы. К самому Богу…
        - Мастер Вит ожидает вас, - в стерилизованном голосе слышится нетерпение? Ничего, подождет. Я ждал пять лет, секунды и мгновения уже не имеют значения.
        Преодолеваю метры до Стены и касаюсь ее рукой. Вместо ожидаемой холодной тверди чуть теплое, податливое желе - оно неприятно колышется под ладонью, не в силах противостоять силе. Миг - и нерушимая преграда поддается моему напору, рука по локоть проваливается в серую массу. Мерзкое ощущение, словно угодил в гигантский холодец. Однако отступать не собираюсь, Мастер Вит, будь он неладен, ждет меня. И его треклятый Пояс Щорса не посмеет задержать дорогого гостя.
        Погрузившись всем телом в мерзостную слизь - она еще и хлюпает или это мое воспаленное воображение? - слышу тот же безжизненный голос.
        - Закройте глаза, это облегчит путь.
        Что я могу разглядеть в вашем кромешном тумане?
        Иду, ничего не чувствуя, - даже ноги не ощущают гравитации и притяжения земли. Я вышел в открытый космос? Распахнуть бы послушно закрытые очи, да веки не слушаются. Интересная форма повязки - собственные веки…
        - Мы пришли, - торжественно объявляет голос. - Можете смотреть.
        Я в комнате или, скорее, помещении, чьи стены и потолок ускользают от моего взора, - но они должны быть, интуиция настаивает на этом! Зато под ногами твердая поверхность. Спасибо и на этом.
        Человек в темном бесформенном балахоне (нет, существо в балахоне) терпеливо ждет, пока я осмотрюсь.
        - Мастер Вит?
        Плотный, натянутый на глаза капюшон бездвижен, но утвердительный кивок невидимой головы я отчетливо представляю. Не вижу - представляю!
        - Моя покойная супруга передает вам нижайший поклон, - заготовленную много лет назад фразу я произношу без дрожи в голосе, почти равнодушно. Столько раз представлял эту встречу, что горькое обвинение в смерти моей жены утратило силу, острые грани разящих слов затупились и потеряли прежний блеск.
        - Зато ваш сын чувствует себя прекрасно, - парирует Мастер Вит. Неужели он улыбается? Или все только кажется?
        Пять лет назад Пояс Щорса принял моего умирающего от лучевой болезни ребенка, а Лену, беспомощную, лишенную в борьбе со смертью последних сил, Стена отвергла. Еще четыре дня - вот все, на что хватило моей Елены. Она ушла спокойно, благодаря Пояс за спасение сына, но я простить не могу…
        - Почему вы не взяли обоих? - притихший, но не угасший до конца гнев помогает преодолеть усталость и внезапно нахлынувшую апатию. Я слишком давно хотел задать этот вопрос.
        Мастер Вит приглашает пройтись, и мы медленно бредем по пустому пространству, окруженному со всех сторон клубящейся непроницаемой для взгляда дымкой. Если это все-таки комната, то она безразмерная.
        - Пояс Щорса слишком странное место, чтобы подчиняться человеку, - задумчиво произносит мой собеседник и тут же поправляется: - Или тому, кто когда-то им был… Я выполняю его волю.
        - Удобная позиция, оправдывающая любое убийство…
        Мастер Вит примиряющим жестом останавливает меня:
        - Мы здесь не для оправданий. Твоя боль слишком велика, чтобы уменьшить ее словами, просто знай: Пояс не излечивает больных, только останавливает течение смертельной болезни. Твоя жена навсегда бы зависла над краем пропасти, осталась в пяти минутах от предначертанного ей. Было уже слишком поздно! В тот раз Пояс поступил гуманно, не обрекая несчастную женщину на бесконечное умирание.
        - Это… - я захлебываюсь режущими горло словами, гуманность палача слишком сложна для моего понимания!
        - Один человек ушел, другой - получил право на жизнь. Это больше, чем ноль, жизнь - весомее смерти. - Мастер Вит останавливается и смотрит на меня в упор. - Ты должник Пояса Щорса. И он призвал тебя, чтобы взыскать этот долг.
        Глава 2
        НЯшка
        Непроглядная темень перехода. Со всех сторон чернильная вязкая ночь, отсутствие света и малейших звуков. Ни шороха, ни дыхания. Летиция все летела и летела вниз, не в силах достичь дна, ощутить спиной честную твердь бетонного пола. На сетчатке ее глаз отпечатался лик той, что лишена всякого лика. В ушах - сквозь абсолютную тишину - звон неумолкающего крика. «Шпарь!»
        Наконец через века - долгожданное приземление, мгновенная, пронизывающая боль в пояснице и лопатках. Удар затылком о землю.
        - Твою мать!!!
        Из глаз брызнули слезы вперемешку со звездами, зубы оглушительно клацнули, чуть не перерубив пополам язык.
        - Твою мать!
        Превозмогая дикую боль, Лю принялась нашаривать пистолет. Он был где-то рядом, не мог отлететь далеко! Ну же, быстрей! Вот он - нащупала, схватила и выпустила во мрак перед собой всю оставшуюся обойму. Выстрелы заглушали ее испуганный рев. Когда патроны кончились, крик эхом ушел по туннелям, напрасно пытаясь догнать отзвуки пистолетных выстрелов.
        Щелк! Дрожащий большой палец вдавил переключатель налобного фонаря. Лампочка мигнула, полыхнула и… загорелась подслеповатым желтым светом. Близорукий луч, едва ли способный победить темноту на расстоянии больше пяти метров, панически запрыгал по стенам и сводчатому потолку.
        - Эй, что там у вас?
        Все кончилось. К ней бежали люди - живые, обычные, - напуганные криками и стрельбой в спокойном, считающемся безопасным туннеле. Летиция судорожно хватала ртом воздух, который никак не желал попадать в легкие, застревая в горле, обжигая трахею. Она старалась выровнять дыхание, дать передышку колотящемуся в диком темпе сердцу - бум-бум-бум, кровь кипит и рвет сосуды, кажется, бешеный насос сейчас взорвет грудную клетку изнутри.
        Страх - это часть ее работы. Лишая жизни других, будь готова однажды лишиться жизни сама. И бояться следует не столько смерти - путь к ней может оказаться в разы страшнее плачевного, но неизбежного для каждого исхода. Она видела, во что превращают тела пойманных киллеров родственники и друзья свежепреставившегося объекта… Месть - воистину пугающая штука, способная на самые изощренные зверства. Месть - святое и справедливое дело, однако наемникам с отрезанными конечностями и содранной заживо кожей трудно оценить ее священную природу.
        Лю знала оборотную сторону своего ремесла, боялась ее, но внутренне принимала возможность самого неблагоприятного исхода. Страх - да! Сильный, временами даже лютый, но всегда понятный и предсказуемый. Этот враг известен в лицо… Но то, что случилось с ней минуты назад, выходило далеко за пределы ожидаемых и понятных страхов. Когда не знаешь, чего конкретно боишься, - худо-бедно контролируемый страх превращается в животный, неудержимый ужас. Кошмар, воплощенный наяву…
        - Я в порядке, - способность врать вернулась к Лю вместе с дыханием. - Мутант напал… не разглядела… отстреливалась… не ранена… убежал… туда… нет, спасибо, сама доберусь…
        Ей нечего было сказать всем этим людям - надоедливым зевакам, охочим до кровавых подробностей, и искренне сочувствующим, проявляющим вполне натуральную заботу. И те, и другие рассказ о призраках восприняли бы однозначно - как неутешительный диагноз для чрезмерно впечатлительной женщины. А Летиция не любила, когда на нее навешивали ярлыки, тем более с ошибочным диагнозом.
        Покидая «место преступления» в большой компании новоприобретенных попутчиков, Лю поискала глазами маленькую книжку, которой в нее запустила напоследок женщина-призрак (или кто она, черт ее разбери?!). Черной книги в черной же комнате ожидаемо не нашлось. И дело было, в общем, не в окружающей непроглядной темени, которая не по зубам любому фонарю, скорее сработал неизвестно кем изреченный постулат: «Призрачное должно оставаться призрачным». Незамысловатому детскому «Серому волку» в пяти историях и твердой глянцевой обложке - глазастая Лю кое-что успела рассмотреть - не место в мире живых.

* * *
        Новоясеневская встретила стандартным блокпостом, шестью неулыбчивыми дозорными в форме Общины и пристрастным допросом о подробностях несчастного туннельного случая. Пришлось отделываться повторением мантры: напал-мутант-отбилась-убежал-в-неизвестном-направлении. И тремя «нет» на утомительные: «вам удалось его разглядеть?», «вы ранены?», «вам требуется какая-либо помощь?»
        На платформе было непривычно тихо для этого времени суток. Лю никак не могла привыкнуть к железной дисциплине и патологическому порядку, царящим на вверенной солдафонам из Ясеневской общины территории. Здесь даже дети ходили молчаливым строем, лишь изредка, строго по команде затягиваясь бодрой песней, - причем в жутко тоскливом, под стать самой Новоясеневке, исполнении.
        Летиция не раз и не два посещала станции Общины - заказов здесь не брала и не выполняла, предпочитая отсиживаться у военников после особо резонансных дел, - однако принять местные порядки так и не смогла. Муравейник со строгим разделением труда и еще более строгой ответственностью за полученный результат - вот что такое «НЯшка» (кстати, это сокращение тут под строгим запретом!).
        Унылая казарма с унылыми распорядками и замученными до зеленой тоски в глазах людьми. Не только солдаты страдали от вездесущего Устава, жизнь женщин и детей регламентировалась с не меньшим тщанием. Существование по команде «ать-два, левой»…
        «Ну и придурки», - Лю сплюнула (мысленно, конечно, иначе неминуемый штраф, плюс исправработы!), причудливая смесь презрения и жалости заставила ее лоб покрыться мелкими, неглубокими морщинками - глубокие были не по возрасту, да и следила она за своей кожей с невероятным вниманием. Не то, что местные солдатки… Изможденные и вечно усталые.
        Во избежание нового нервного потрясения («отойти бы от туннельных встреч») девушка поспешила в «транзитную зону»: резервацию для приезжих и проезжающих мимо. Здесь располагались вполне уютная гостиница (совсем не казарменного типа), бордель со страшненькими солдатками для обслуживания местных высших офицеров и небрезгливых туристов (брезгливые свой моральный облик без труда блюли до более вменяемых станций, с менее затраханными - во всех смыслах этого слова - шлюхами) и приличный по любым меркам ресторан.
        Заказанный деловым Володей объект находился либо в гостинице, либо в ресторане, иных возможностей попросту не существовало. Судя по времени подземных суток, ресторанный вариант представлялся сейчас наиболее вероятным. Потому Летиция направилась прямиком в «номера» - отдохнуть после волнительного пути, а заодно и раньше времени перед объектом не засветиться.
        Расчет оказался верным, гостиница в этот час пустовала, все постояльцы активно трудились в общепите ложками-вилками, многие и стаканами. Кое-кто из породы непритязательных наверняка напрягал чресла в «общетрахе» - терзая костлявые тушки ясеневских ночных (на самом деле, круглосуточных) бабочек.
        Лю оплатила одноместный номер с кроватью, электрическим освещением, свежей няшной периодикой (от данного обязательного пропагандистского бонуса не освобождались даже люксы) и небольшим зеркалом на стене. Последнее являлось по-настоящему приятным дополнением, целые зеркала встречались в Метро не так уж и часто, а потому стоили серьезных денег.
        Стоило подумать над свежим образом, гражданка Прокофьева Людмила Валерьевна («тоже, кстати, Лю! Ну разве это не знак?») для Общины не годилась в принципе, к тому же успела изрядно наследить на Лесопарке. Нужен кто-то поизящней, помоложе. Но все потом, сначала непродолжительный целебный сон, желательно без видений и кошмаров! Летиция отмерила себе два часа беспамятства и с готовностью закрыла глаза, ожидая немедленного погружения в сладостную пучину небытия. Не тут-то было, на полпути к пучине на нее ринулась приснопамятная туннельная дева с книжкой наперевес. И, как ни гоняла ее Лю из своего подсознания, навязчивое страшилище в покое так и не оставило. Ни на секунду.
        «Вот дрянь недобитая!» - девушка села на кровати. Выматерилась от души, потом еще раз и еще, постепенно повышая градус непристойности. Ноль эффекта, сон не шел, дохлая сука, наоборот, не уходила.
        - Выспалась, вашу мать! - Лю гневно тряхнула головой, отчего ухоженные темные волосы красиво взвились в воздухе. Порывисто поднялась на ноги. - Девочке Летиции срочно нужно выпить! Утопить потустороннюю гниду в живительном спирте.
        Повязав черный платок на голову - так делали вдовы сталкеров - и намалевав под глазами синюшные тени, великовозрастная девочка Летиция отправилась в бар. Образ вдовы должен был защитить ее от назойливого мужского внимания, а заплаканные глаза - отвадить даже самых бессовестных самцов. На этот день нужно стать незаметной и никому не нужной, освободить голову и время для размышлений.
        Ресторан «Ивушка» представлял собой стандартную конструкцию, популярную на многих станциях: переделанный под нужды общепита вагон метро. Все боковые сиденья убраны, окна занавешены, под теми из них, что выходят на платформу, выставлены неширокие столы и скамьи. Оставшееся пространство использовалось для прохода официантов и посетителей.
        Но были и отличия от ресторанных клонов с других станций. Например, богатое убранство салона, дорогая отделка «стен», тщательно подобранная мебель, свежие и совершенно целые скатерти - без дырок и сигаретных прожогов - на столах. Улыбчивый обслуживающий персонал. Сносящий голову аромат блюд… Здесь подавали не крысятину и осточертевшие грибы, это точно!
        Цепкий взгляд Лю отметил и еще одно немаловажное отличие - вагон был не один! Его брат-близнец стоял тут же по соседству, только не у платформы, а внутри туннеля. Оба входа в него охранялись: у дальнего дежурили два мордоворота, явно бандитской наружности; у ближнего скучал одинокий солдатик в форме Общины.
        Вип-вагон, вот что это такое! Скорее всего, разделен попалам, в одной части сейчас отдыхают офицеры, в другой - братва.
        «И даю голову на отсечение, мой Сиропчик резвится в эти секунды в том вагончике-загончике». Открытие расстроило Летицию. Наблюдать за объектом из обычного ресторана невозможно, да и с платформы весьма затруднительно - не стоит мозолить глаза вертухаям, мигом заинтересуются не в меру любопытной дамочкой. Что же делать?
        «Думать, родная, думать!» - Лю уселась за свободный столик, не глядя, пролистала трехстраничное меню.
        - Уважаемый, - она жестком поманила официанта. - Что-то у вас тут шумновато, не могли бы вы накрыть мне в соседнем вагоне?
        - К сожалению, оба кабинета в данный момент заняты, - немолодой официант источал наигранное сочувствие.
        - А как скоро освободятся?
        - Не могу точно сказать, один снят на целых четыре дня, в другом празднуют рождение ребенка, и праздник может затянуться на неопределенное время.
        Лю недовольно поморщилась:
        - Жаль, очень жаль. Хорошо, принесите мне ваше фирменное блюдо и какой-нибудь аперитив. Только слабоалкогольный.
        - Один момент!
        Момент затянулся на пять минут, именно через столько подали янтарного цвета настойку и закуску к ней. Горячее - пахнущее воистину бесподобно - принесли спустя полчаса.
        Все это время Летиция, неспешно дегустируя довольно приличный на вкус напиток, размышляла о заказчике. Импозантный Володя интересовал ее не меньше самого Объекта.
        «Итак, мотив: месть или корысть? Явно корысть, скорее всего не простая, а связанная с борьбой за что-нибудь. За власть, за передел собственности или сфер влияния, за рынки, заказы и прочую бизнес-требуху. Что ж, выглядит достоверно.
        Какие общие интересы могут столкнуть отморзка Сиропа и серьезного дядю Вову? И случайно ли Сиропчик завис в НЯшке на целых четыре дня - не тут ли собака порылась? Вероятно, очень даже вероятно!»
        Лю затянулась последней оставшейся у нее сигаретой, забыв ритуально обматерить вредительскую гадость.
        «Общее - это география интереса. Ясеневская община. Бандитские станции активно торгуют с военниками. Может, Володя борется с Сиропчиком за какой-то контракт, причем мерзкое рыло его сильно обходит в этом деле? Нет, стоп! Всю бандитскую торговлю с общиной не так давно прибрал к рукам некий Арех, хрен с горы, нарисовавшийся неведомо откуда. Шустрый малый, монополизировавший… Стоп, стоп и еще раз стоп! Как зовут-то этого Ареха? Отчество дурацкое, его помню, Аристархович, а имя?»
        Летиция потерла переносицу:
        «Не Владимиром, случаем? Точно, Вова-Вовочка… Прикольный расклад: пока дядя Володя блюдет свою неестественную монополию, гражданин Сиропчик договаривается за его спиной с ясеневскими бонзами. Лю, девочка моя, как тебе такой мотив - приструнить зарвавшегося конкурента путем усечения головы по самый копчик?»
        Девушка удовлетворенно крякнула и подняла бокал в свою честь:
        - Какая я у себя умница и красавица! Мое здоровье.
        К несчастью, зеркальце в пудренице титул красавицы начисто опровергло. Чрезмерная бледность (результат встречи с туннельным призраком) и от души намалеванные тени под до сих пор красными с похмелья глазами тянули на менее соблазнительный эпитет - «опойка». Помятая и несвежая. На ум Летиции пришло любимое ругательство сожженной заживо коллеги по киллерскому мастерству: «какашная». Вот такая она теперь какашная красавица…
        «Ну и черт с вами. Можно недолго и уродицей побыть для полноты жизненных ощущений. Выпьем, страшила, - завтра я тебя вымою, причешу, накрашу, приведу в порядок, и ты сдохнешь в неописуемых муках. Зато на твоем хладном трупе родится красотка и сексапилка Лю. Пора выводить ее в люди».
        Весь оставшийся день Летиция слонялась по станции, разведывая местность и подыскивая реквизит для предстоящего «спектакля». Несколько раз она фланировала вдоль ресторана, изучая вип-вагон и охраняющих его морд. До слуха долетали пьяные крики из офицерского кабинета - солдафоны в званиях резвились на всю катушку, бандитский же закуток хранил несвойственное ему целомудренное молчание. Лю отметила, что випов обслуживала одна и та же официантка, наряженная в откровенную вариацию солдатской униформы - урезанная до неприличия юбочка цвета хаки и обтягивающий военный китель, выгодно подчеркивающий ее богатые формы.
        «Красивая грудь», - без всякой зависти подумала Летиция и по-обещала себе на досуге обдумать, не переметнуться ли ей в нежно-розовый стан лесбиянок. Но, заметив выходящего из кабины видного молодого офицера, правда находящегося не в лучшей форме и оттого раскачивающегося во все стороны на негнущихся ногах, остановилась на компромиссном бисексуальном варианте. К тому же чистая арифметика подсказывала ей, что бисексуалкам достается вдвое больше радости и разврата. Радостного разврата и развратной радости. На том и порешила.

* * *
        Утро следующего дня началось с обещанных процедур возвращения увядшей было красоты. Три часа восстановительных процедур изменили вчерашнюю невзрачную «вдову» до полной неузнаваемости. Никаких косынок и мешковатых асексуальных платьев, нет синякам под глазами! «Даешь здоровую кожу, манящий блеск очаровательно-загадочных очей, стройные, максимально оголенные ноги и неудержимо соблазнительное декольте».
        Сказано - сделано. На поздний завтрак, плавно переходящий в обед, Летиция отправилась во всеоружии. Сегодня ее выход, и она не завалит предстоящее дефиле!
        Официант вполне ожидаемо не признал в эффектной красавице скромную вдовушку, питавшуюся здесь накануне. Лю с комфортом расположилась в опустевшем после офицерских празднеств кабинете, где тут же припала ухом к переборке, перегораживающей вагон на две части. Неудача! Звукоизоляция оказалась гораздо лучше, чем надеялась девушка, из-за стенки доносились только приглушенные и совершенно неразборчивые «бу-бу-бу».
        Ощупала окна - стекол не сохранилось, но все проемы были тщательно заделаны (где-то деревом, где-то металлом и пластиком) и задрапированы толстой тканью. Тоже плохо, гранату в такое окно не кинешь…
        Красивая грудастая официантка принесла меню - уже четырехстраничное, випам предлагался расширенный ассортимент блюд и напитков. С интересом посмотрела на одинокую девушку, занявшую весьма недешевый кабинет.
        - Вы ждете гостей?
        Летиция отрицательно мотнула головой:
        - Нет, хочу посидеть в тишине и спокойствии.
        Грудастая не поверила - в таком откровенном наряде время в уединении не коротают, - но свои сомнения благоразумно оставила при себе.
        - Что будете пить?
        - Вашу фирменную настойку. И два бокала принесите, пожалуйста.
        - Значит, гость все же будет? - официантка, гордая своей наблюдательностью, торжествующе улыбнулась.
        - Нет. Это бокал для тебя, - Летиция доверительно подмигнула ей и ненавязчиво перешла на «ты». - А ты здесь совсем не гость.
        «Негостья» заметно смутилась. Ее недельной зарплаты не хватало даже на пятьдесят граммов «фирменной», но…
        - Нам нельзя пить на работе… запрещено… строго, - по растерянному лепету официантки Лю поняла, что находится на правильном пути.
        - Тогда заканчивай смену, - Летиция высыпала перед ней горстку автоматных патронов. - Тебе есть кем подмениться? Мне очень нужна компания: посидеть девочками, поболтать о том о сем.
        Заметив колебание - последнее перед неизбежной капитуляцией, - Лю подтолкнула к грудастой меню:
        - Закажи, чего хочешь, сегодня гуляем. Угощаю.
        Последний бастион сомнений бесславно пал под натиском напористой вип-клиентки.
        - Я сейчас!
        - Только не вздумай переодеться! - крикнула Лю вслед быстро удаляющейся, вихляющей соблазнительными бедрами официантке.
        Интермедия II
        - Я бы сказал, что Пояс просит вернуть долг, - в голосе Мастера Вита появляются новые нотки. - Однако он никогда ничего не просит.
        Слова Вита меня пугают. Боюсь не за себя - за себя давно отбоялся, страшно за сына. Шантаж - верное средство в нашем случае.
        - Чего желает от меня его абстрактное величество?
        - Послужить на его благо, - Мастер Вит раздражающе лаконичен, когда дело касается серьезных вещей.
        - Какую конкретно службу? И что будет, если я откажусь? - стараюсь сохранять внешнее спокойствие, хоть сдерживаться становится все труднее.
        Глава Ордена Зеркала пожимает плечами:
        - Ему еще никто не отказывал, но… думаю, убьет. Вас. За сына переживать не стоит, он верен Ордену, а верных слуг Пояс бережет.
        Немного успокаиваюсь, такой расклад меня устраивает:
        - Так что за служба?
        - Вы должны возглавить экспедицию, которая через час отправится в Москву.
        - Надеюсь, это шутка? - от Екатеринбурга до столицы две тысячи километров. Огромное расстояние по меркам довоенного мира, астрономическое и невозможное - для сегодняшнего дня.
        - У Пояса крайне туго с чувством юмора, - Мастер Вит неожиданно останавливается и указывает рукой куда-то в сторону. Присмотревшись, понимаю, что там окно. Стен по-прежнему не видно, но зависшее в воздухе окно выглядит почти материальным. - У вас есть две минуты.
        Не даю глупому вопросу вырваться наружу, молча иду в указанном направлении. Оказывается, стены есть, но они настолько прозрачны и невесомы, что кажутся иллюзией. За окном с криками носятся дети, самые обыкновенные дети - и совсем маленькие, и уже почти подростки, - только все, как один, лысые.
        - У всех лучевая, - поясняет из-за плеча Вит. - Все под защитой Пояса. Ваш вон там, видите?
        Вижу, конечно вижу. Илюшка сильно вымахал за это время, но остался таким же болезненно худым. И, конечно, бледным. В нашем мире все бледные… Слезы мешают, перед глазами все плывет.
        - Я могу…
        - Нет, он вас не услышит, - Мастер Вит серьезен. - Это часть сделки. У воспитанника Илии нет других родителей, кроме Пояса Щорса. Нет прошлого, нет воспоминаний до четырехлетнего возраста. Такова плата за спасение - ребенок безраздельно принадлежит Ордену.
        - Чего хочет от меня Пояс? - я снова родился, снова жив, но понимаю, если отвернусь, если потеряю из вида Илюшку, то… Умирать второй раз страшнее вдвойне.
        - Вы пойдете в Москву, - терпеливо повторяет наставник. - Вас будут сопровождать животное по имени Зверь и Сумасшедший Люк. Люк кататоник и шизофреник, крайне редко приходит в сознание. Впрочем, это только к лучшему.
        Глава 3
        Деловые знакомства
        - Лето, - Летиция протянула руку растерянной официантке.
        - Что?
        - Зовут меня так. Лето. Родители были большими оригиналами.
        - Ааа… Я - Катя. Мои фантазией не отличались.
        Девушки засмеялись. Лю была довольна только что придуманным производным от длинного «Летиция», Катя же мысленно благодарила отца с матерью за проявленное милосердие.
        - За знакомство?
        Хрустальные бокалы громко звякнули.
        - За знакомство!
        Сменщица Кати - обладательница гораздо менее выдающейся внешности, обычная солдатка, разве чуть более ухоженная, чем остальные няшные женщины, - принесла салаты и закуски, при этом ни на секунду не прекращая пялиться на Летицию (с любопытством) и на грудастую официантку Катю (с завистью и неприязнью).
        - Скажи, Катерина, - Лю вновь наполнила бокалы, когда завистливая солдатка покинула помещение, - как среди местных уродок оказалась такая красотка?
        Красотка на мгновение вспыхнула, но тут же взяла себя в руки. Она давно привыкла к комплиментам и вниманию мужчин, но от женского пола до сего дня не слышала ничего приятней «сисястой шлюхи».
        - Вы, наверное, плохо знаете историю Общины…
        - Не «вы», а «ты», отставить официоз в девичьей компании!
        - Извините… Извини, Лето.
        - Извиняю. Так чего с историей?
        - Новоясеневская пережила эпидемию… Вернее, не пережила. В том году зараза подкосила весь юг нашей ветки, сильно досталось и Донской, и Лесопарку, но им как-то удалось спастись. Ясеневка же вымерла полностью, - Катя пригубила обжигающую настойку, с удовольствием ощутила умиротворяющую теплоту внутри пищевода. Напиток с непривычки дурманил, но дурман казался сладостным, с оттенком чего-то маняще-запретного. - Свободным квадратным метрам в Метро никто пустовать долго не дал. Община опасалась, что Лесопарк будет претендовать на свято место, потому по-быстрому заселили, как они называли, «территории». Сюда отправляли ссыльных, провинившихся, проштрафившихся, короче, всех подневольных. Так и повелось, по доброй воле в НЯ никто не едет.
        - И сексапилки типа тебя тоже? - догадалась Летиция.
        - Смысла нет. Местному офицерью карьерный рост заказан, успели так набедокурить, что перспектив практически никаких. А кто из нормальных за бесперспективного пойдет? Ну и тюремно-казерменные порядки мало какой девочке понравятся.
        - Ясно, - Лю понимающе кивнула. - Тебя как угораздило?
        Катя помрачнела:
        - Жених удружил. Подрался мой ревнивец не с тем, с кем нужно, и тут же заработал «путевку» сюда… стремительное повышение, блин. Я, как декабристка, за любовью своей ненаглядной прицепом пошла… никто моего желания особо и не спрашивал.
        Неудачливая невеста залпом осушила бокал:
        - А тут на безбабье мужики с ума сходят, мне проходу ни один не дает. Этот козел блатной, - она повела глазами в сторону соседнего кабинета, - уже всю излапал. Иду туда каждый раз, как на казнь, все «износа» жду… Они пока, слава богу, не бухают особо, встречи с новоясеневским начальством ждут, но если подопьют, все, хана мне!
        - Так я сегодня, подруга, спасла твою задницу? - Лю хохотнула.
        Катя ее веселья не разделила:
        - Так и есть. И задницу, и передницу, и оральницу! Здесь, считай, вот-вот по кругу пустят, а еще дома потом рогатый ревнивец отыграется… Хлебом его не корми, дай только Отеллу врубить.
        Летиция сочувственно погладила официантку по руке. Правда, фразу про Отеллу она не поняла, списав на ясеневский фольклор, но уточнять у расстроенной подруги ничего не стала, лишь подлила в опустевший бокал настойку.
        - А что за хмырь к тебе вяжется?
        Катя несколько секунд помолчала, словно собираясь с мыслями:
        - Да с бандитских станций он, авторитет какой-то. Его шобла в лицо Наганом называет, а за спиной Сиропчиком… Вроде, знаменитая сволочь, слышала о таком?
        Лю мысленно поздравила себя с первой настоящей удачей за день, местную резиденцию Объекта она вычислила верно, но на вопрос ответила не сразу, взвешивая различные варианты лжи.
        - Так я по его душу сюда и явилась. Этот сучонок поматросил меня всяко-разно, наобещал золотые горы, а сам нежданно-негаданно свалил в вашу Общину. Я за ним полетела, думала, к лярве своей сбежал…
        - Лето, ты не подумай, ничего не было, - Екатерина поменялась в лице, побледнела. - Щипал только, шутил похабно, но не…
        - Расслабься, подруга, что я, кобеля своего не знаю? - Летиция примирительно хлопнула разволновавшуюся девушку по плечу. - Ни одной юбки не пропустит. Но мне на его верность плевать, лишь бы болезнью поганой не наградил, утырок блудливый. В нашем мире правит бабос, - Лю доверительно провела пальцами по щеке Кати, наклонилась к ее уху и зашептала одними губами: - За гребаные патроны все и терплю, мразь эту конченую ублажаю. Противно, а куда деваться.
        Катя понимающе затрясла головой, возникшее было напряжение исчезло без следа:
        - Эх, Лето, все мы мучаемся. Погано в нашем мире без хрена, только ублажать козлов и остается, иначе не проживешь.
        Лю отметила про себя, что психологический барьер «богатая посетительница - услужливая официантка» снят, Катя теперь считает ее за ровню, значит, стратегия выбрана верно.
        - Давай, красавица, бахнем за тяжелую бабскую долю.
        Бахнули, бокалы со звоном сошлись, рубиновая настойка в них заколыхалась, едва не выйдя из хрустальных берегов.
        - Кать, ты как, не разомлела еще от вашей фирменной?
        - Не, пока держусь. Хорошая настойка, жаль, раньше не пробовала… видать, что-то доброе есть даже на сраной Няшке!
        «Сраная Няшка», - Лю поставила себе еще один плюсик. - «Клиент готов, девочка страх окончательно потеряла». Пора было осторожно переходить к кульминации.
        - Ты завтра работаешь?
        Катя обреченно кивнула, но тут же пьяно ухмыльнулась:
        - С обеда! Успею в кондицию вернуться. Может, еще по маленькой?
        «Дорвалась девонька до выпивки».
        - Конечно! Только ты коллегу свою страхолюдную позови, пусть нам еще графинчик накапает.
        Грудастая Катя с видом триумфатора вдавила звонок, прикрепленный к стене прямо над столом, и не отпускала кнопку, пока в кабинет не забежала ее запыхавшаяся сменщица.
        - Ща, Леточка, все будет. Ира, повтори нам «фирменной». И закусь сообрази свежую. Да поживей!
        Похоже, официантка Екатерина роль хозяйки примеряла на себя не раз, столько торжества и напускной вальяжности было в ее голосе.
        «Бедная дурочка, - Лю позволила себе на миг жалость. Тут же поняла, что коварная настойка действует и на ее закаленный дорогим алкоголем организм. - Родная, ты сама не вздумай нажраться, пора уменьшать дозу».
        Последующие тосты проходили в неравной борьбе: Летиция безбожно переливала напиток захмелевшей подруге - в два, а то и в три раза против своего, но та не возражала, накачиваясь с космической скоростью.
        «Время пошалить, - Лю плотоядно оскалилась. - Немного шоковой терапии для быстрого, но непродолжительного протрезвления нам обеим сейчас не повредит».
        - Кать, у меня есть для тебя маленький подарок. Придется закрыть глазки и чуть приоткрыть свой сексуальный ротик.
        - Что?
        - Доверься мне, подруга.
        И подруга доверилась.
        Летиция - к тому времени девушки давно сидели на одном диване - осторожно коснулась своими губами алых, пухлых губ Кати, игриво провела по ним языком.
        Офицерская невеста распахнула глаза, зрачки ее расширились:
        - Лето, что ты…
        - Тсс, верь мне, просто расслабься и не думай ни о чем.
        Губы Екатерины не сразу, но ответили на настойчивый поцелуй Летиции. Два горячих дыхания превратились в одно, девичьи языки сплелись, дразня и лаская друг друга.
        Лю нащупала пуговицы на кителе официантки и расстегнула их - одну за другой, ловко и умело. Коснулась пальцами обнаженной Катиной груди, провела по набухшему соску, на секунду задержала ладонь у сердца - оно бешено колотилось.
        Отметила про себя: «Истосковалась девочка по нежности» и, отключив, наконец, голову, полностью отдалась запретной страсти. Она долго целовала красивые груди Кати, нежно покусывая твердые, чуть пульсирующие от притока крови соски, гладила ее плоский живот. А сама опускалась все ниже и ниже.
        - Леточка, дура… - Катя задыхалась, неровное, сбившееся дыхание мешало ей говорить. - У меня же свадьба через неделю…
        - Какая свадьба без девичника? - Лю сама не на шутку завелась, слова теперь казались глупыми и ненужными. - Я немного раскрепощу тебя перед первой брачной.
        Интермедия III
        Животное по имени Зверь выше меня раза в три, а весит, наверное, целую тонну… В детстве мне нравились рисунки Валеджо[2 - Борис Вальехо (Валеджо) - американский художник.], иллюстрировавшего книжки в стиле фэнтези. Атлетичные, перекачанные стероидами герои верхом на сказочных чудовищах, и обязательно в обнимку с полуголыми красавицами. Вместо полуголой красавицы у меня в команде дрыщ-шизофреник в потертой одежде, а вот бестия вполне аутентичная, «валеджовая»! Гигантское нечто о четырех лапах-столбах, с огромным многометровым шипастым хвостом. Шеи у мутанта нет, тело плавно перетекает в несимметричную шишкообразную голову, увенчанную небольшими, но многочисленными наростами-рожками. Сначала не вижу ни пасти, ни глаз, уродливая башка кажется монолитной каменной глыбой.
        - Не делай резких движений, - поучает меня Мастер Вит. Он держится от нас со Зверем на удалении - и трудно упрекнуть его в трусости, скорее в мудрой осторожности. - Это девочка, думай о том, какая она красивая и грациозная… Главное, громко думай, она должна почувствовать, услышать твои мысли!
        Охренеть! Вашу гребаную мутаматушку, уважаемый господин Вит! Когда все твои помыслы направлены на то, чтобы сохранить исподнее в чистоте, очень сложно, знаете ли, думать о красоте и грации. Особенно применительно к уродливой «девочке», весом в тонну!
        Зверь недовольно мычит, качает из стороны в сторону безразмерной черепушкой. Господи, какая же ты страшная… и страшно вонючая! Голова бестии раскалывается на две части - а вот и пасть! Верхняя челюсть ее утыкана острыми сталагмитами (или сталактитами - вечно их путаю) зубов, внизу же некое подобие жевательных пластин. Зря я тебя назвал вонючей, вонючий - это скунс или клоп… безобидные создания… А запах из твоего рта способен убить…
        Новый рык, и земля трясется, тварь идет прямо на меня.
        - Думай о… - надрывается где-то сзади Мастер Вит, но слова тонут в грохоте, ноги-столбы выколачивают пыль из планеты Земля.
        «Ты красивая, - если можно кричать мысленно, то я ору: - Ты прекрасна, никто не сравнится с тобой. - Незакрывающаяся пасть, с которой обильно стекает ядовитая слюна, маячит передо мной буквально в метре. Как же трудно в таких условиях настроиться на комплименты! Уже не ору, визжу от ужаса: - Ты волшебна!!!»
        Земля под ногами затихает, поток вони, лишающий меня сознания, чуть уменьшается. Неужели милая зверюшка прикрыла свой благоухающий хаваль… ротик? Хочу открыть глаза, но не могу, кажется, это полный паралич. Неудивительно.
        Успокаивая бешеный круговорот перепуганных мыслей, стараюсь думать о чем-то нейтральном. Почему-то в мозгу возникает образ стоматолога. Вооруженный огромным буром, он… высверливает зловонный кариес в зубах Бестии! Твою ж налево! Отставить кариес!
        «Милая, любимая, родная. - Так, это хорошо. - Красавица, белочка, ласточка, зайчик». Небольшой зооперебор, но лучше так, чем со стоматологом-метростроевцем.
        - В жмурки играешь? - незнакомый звонкий голос с той стороны век сбивает меня с правильного настроя.
        От неожиданности глаза распахиваются сами собой. Чертов дрыщ-неврастеник - или кто он там по диагнозу?! - мутными зыркалами рассматривает меня в упор, совершенно не обращая внимания на переминающуюся рядом с ноги на ногу (удивленную?) зверюгу.
        - Что? - слова даются мне нелегко.
        - Сулюк, - дрыщ протягивает болезненно худую косточку-руку. - Су-люк. Сумасшедший Люк.
        Нашел время для знакомства… Надо поздороваться, но мышцы не слушаются.
        - Дай, друг, на счастье лапу мне, - то ли подбадривает, то ли поторапливает назвавшийся Сулюком. - И мы подрочим при Луне!
        Преодолевая ступор, оборачиваюсь к Виту, спрашиваю одними губами:
        - На арене сегодня клоуны и дрессированные бронтозавры?
        Зверь совершенно не походит на доисторического бронтозавра, но сейчас мне не до точностей и образностей.
        Мастер Вит смеется в ответ:
        - Ты забыл об укротителе… с чуть влажными штанами!
        - Неправда!
        - Главное, ты понравился бестии! Она родилась здесь, она порождение Пояса, плоть от плоти… и она признала тебя. ОН признал тебя!
        Пытаюсь искренне порадоваться душеспасительной новости, но вновь отвлекает дрыщ, он панибратски обнимает меня за плечи и шепчет загадочно:
        - Как ты относишься к «голландскому штурвалу»?
        Все, на что меня хватает, это очередное глупое «что?».
        - Все просто: ты передергиваешь мне, а я тебе! Если же достопочтенный Вит присоединится к нашему рукоположенному кругу…
        Когда смысл сказанного доходит до моего все еще чуть затуманенного сознания, с силой отталкиваю извращенца:
        - Я тебе этот штурвал сейчас знаешь куда засуну!
        - Тихо-тихо, - настоятель Ордена Зеркала больше не опасается прирученной зверюги и подходит ближе. - У Сумасшедшего Люка очень своеобразное чувство юмора, не стоит тратить на него свои нервные клетки.
        - Вы посылаете меня в жопу вселенной в компании с ископаемым ящером и дебилом-задротом?! Мастер Вит, я был о вас лучшего мнения. Это шапито, а не команда, день открытых дверей в кунсткамере!
        - Маркиз де Шиз, - невпопад вклинивается в разговор Сулюк.
        - Что?! - кажется, меня клинит на этом вопросе. Нервы ни к черту.
        - Сегодня я маркиз де Шиз, - с блуждающей по бледному лицу улыбочкой поясняет дрыщ. - Не Сумасшедший Люк, не дебил-задрот, а маркиз…
        Вит правильно расшифровывает выражение моего лица и энергично оттаскивает готового к немедленному насилию меня в сторону. Мы находимся посреди пустыни, устланной туманом, но даже здесь «можно отойти в сторону». Сулюк и Зверь скрываются в непроглядной дымке.
        - Только Зверь может пройти по фарватеру Мертвой реки, только ты можешь укротить Зверя, - Мастер Вит уже пытался объяснить эту белиберду, но лучше я послушаю его еще раз, чем буду перебивать понапрасну. Впрочем, все равно не сдерживаюсь:
        - Про свои редчайшие ментальные способности и возможность управлять Зверем я худо-бедно уразумел. С Мертвой рекой дела обстоят хуже, но речь сейчас не о ней. На кой нам сдался онаношизофреник, любитель голландских штурвалов?!
        - Люк сыграет свою роль в конце путешествия, - Мастер Вит удивительно терпелив. - Он что-то наподобие живого датчика… Именно ему предстоит разобраться с «ситуацией» на месте.
        Поразительный дар - объясняя, запутывать еще сильнее!
        - Я ничего не понял, - честность - моя природная черта.
        И Мастер Вит объясняет - во второй и в третий раз. Не знаю, чье терпение лопнуло бы первым, но на помощь нам обоим приходит время. Пора выступать.
        Глава 4
        Романтика для бывшего
        - Что ж ты, сучка, наделала? - Катя, без сил откинувшись на спинку дивана, блаженно улыбалась.
        - Неужели совесть уже проснулась? - Летиция курила, ее руки все еще немного тряслись.
        - Какая к чертям совесть! До сегодняшнего дня, я была вполне счастлива в постели, считала своего ненаглядного суженого… ну, будущего суженого, весьма ловким малым в этих вопросах.
        - Малым? Это оговорка по Фрейду?
        Катя захохотала:
        - Не малым, нормальным, чего за слова цепляешься? Растлила невинную девочку перед свадьбой! Научила плохому! Как я теперь буду? Три минуты вялых фрикций, затем пятнадцатисекундный финиш с продырявливанием меня насквозь - это, скажу я тебе честно, после сегодняшнего марафона не канает!
        - А что, твой съуженный, - Лю осклабилась, - языками не владеет?
        - Языками он только анус начальству вылизывает, моей голодной киске уже ни хрена не достается! Вернее, хрен только и достается.
        Теперь смеялись обе. Беззаботно и слегка ошалело.
        - Все, решено, на фиг свадьбу, ухожу в лесбиянки! - Катя решительно махнула и чуть не опрокинула полупустой бокал с фирменной настойкой.
        - Э-э-э! - Лю бурно запротестовала, но без угроз для целостности посуды и дорогого алкоголя. - Даже не вздумай! Была я у так называемых амазонок, там лесба на лесбе, ибо мужиков всех повывели. Так зрелище душераздирающее: мужеподобные бабы - это полнейший ужас! Только в легендах все красиво и возбуждающе, в реале же - тошнота тошнотная! Не должны девки жить с девками. Легкий би раз в год - одно, а конченые лесбы с заскоками на всю голову - совершенно другое!
        - Легкий би? - неудавшаяся лесбиянка удивленно выгнула брови. - Ну, я с тебя, родная, худею… Легкий би…
        Летиция наполнила бокалы до краев и насмешливо провозгласила:
        - Давай, красотка, за тебя! Считай, дебют на ниве женской сексуальности удался на славу. Бутон непорочности и чистоты раскрылся в аккурат перед Мендельсоном!
        - Я ни фига не поняла, что ты сказала, но про бутон мне понравилось, - Катерина пьяно ухмылялась, посвежевшие от неожиданного приключения мозги снова заволакивались алкогольными парами. - За бутон!
        - За бутон!
        Летиция чувствовала себя отлично. Снятое напряжение больше не давило на психику, разрядка помимо самой себя принесла еще и весьма чувственные ощущения. Конечно, Катя любовницей была неумелой - откуда взяться мастерству без опыта, - зато весьма страстной и ненасытной. В процессе их затянувшихся игрищ Лю показалось, что двери в кабинет раскрывались, наверняка сменщица приходила навещать дорогих гостей (пригрезился ей испуганный крик или шокированная страшилка действительно пустила петуха?) - но это лишь добавляло пикантности происходившему. День удался, осталось лишь довести до конца основное. Дело. А тело уже в полном порядке.
        - Катерина, ты поможешь своей секс-наставнице в одном пикантном деле?
        - О, моя прелестная гуру желает новых ласк? - у полуобнаженной невесты - китель так и остался лежать на полу - игриво сверкнули глаза.
        - Катя, твой горячий темперамент начинает меня пугать! Я искренне сочувствую твоему жениху: со скорострельной палкой-кончалкой такую бестию ему не удержать, - Лю притянула Екатерину к себе и чмокнула в губы. - Но разврата на сегодня довольно! Пора вновь становиться приличными девушками, скромными и, по возможности, целомудренными.
        Официантка прыснула, однако возражать не стала.
        - Как твоя гуру, ответственно заявляю: миром правит гармония! Нужно соблюдать вселенское равновесие, блюсти баланс, - Летиция сколько можно крепилась, пытаясь сохранить серьезный вид и не рассмеяться, но не выдержала, губы сами собой расползлись в улыбке. - Если сегодня ты налесбиянилась от души, то завтра будь добра, пройди очищение мужским началом… ну или концом!
        Лю придвинулась вплотную к Кате и просительно зашептала:
        - Подруга, мне нужно сойтись с моим ненаглядным Сиропчиком. Переспать с ним срочно, вернуть прошлое через пи… через женские чары! Ну что я тебе объясняю, организуй свиданку, а потом он хрен вырвется из моих цепких ножек.
        - Но как?!
        - В этом вся и сложность, - Летиция демонстративно погрустнела. - Я так просто перед ним нарисоваться не могу, там же друганы безвылазно рядом, кореша его сраные, перед ними западло с бывшей мутить, «не по понятиям». Нужно внимание Женькино привлечь, просто знак дать, мол, твоя ненаглядная здесь, рядом, спит и видит, как с благоверным радости плотской любви разделить.
        - Записку, что ли, передать? - открытый лоб Екатерины разрезала длинная, непривлекательная морщина.
        - Нет, Кать, с таким в лоб нельзя, только шансы последние под откос пускать. Хмырь этот закуску «по-сибирски» в моем исполнении обожает, только я ее готовить умею. Семейный рецепт, естественно, с послевоенными вариациями, половину оригинальных ингредиентов уже фиг где достанешь. Я сготовлю завтра, а ты ему подашь в качестве комплимента от шеф-повара, - Лю выразительно постучала кулачком по накрытому огромной выгнутой крышкой подносу, стоявшему на столе. - Хмырь, как закуску увидит, вмиг просечет, что к чему!
        Задумчивая складка на лице официантки стала еще глубже:
        - Лето, а ты, случаем, не травануть его удумала?
        - Сдурела?! Кто ж дойных коров-то колбасит!
        - Кого?
        - Да никого! Ну хочешь, сама сготовь, мне главное внешний вид похожий придать, чтобы Сиропчик не усомнился в авторстве. Он даже жрать закуску не будет, сразу меня искать кинется.
        - Уверена?
        - Ну, не бросится, а мирно и степенно выйдет в одиночестве до ветру…
        - До чего?
        - Катя, тебе сколько лет?
        - Восемнадцать.
        - Понятно… короче, сделает вид, что в туалет, а сам ко мне. И за отведенные мне минут пять я должна ублажить милка так, чтоб он ни о чем и ни о ком другом думать уже был не в состоянии.
        Катя вздохнула, почесала затылок, вновь вздохнула, наконец кивнула:
        - Я в тебя верю, за пять, не за пять, но минут за пятнадцать ты точно свое счастье бандитское уработаешь до полусмерти… в самом перспективном смысле слова… Помогу, конечно, только давай уже бахнем - от твоей романтики бл…дской башка трещит.
        Глава 5
        Скачка в ночи
        Глаза Зверя… Они размером с крошечные пуговицы. Не удивительно, что рассмотреть их удается далеко не сразу. Бестии приходится несколько раз ткнуться в меня своей мордой - я стоически переношу эти звериные нежности - прежде чем понимаю: черные навыкате бусинки по бокам уродливого черепа и есть незамысловатые органы зрения современного динозавра. Природа ржала во все свое дарвиновское горло, когда наделяла столь крупное создание такими скромными очами.
        «У тебя очаровательные глазки, любовь моя», - уже привычно вру я и ласково поглаживаю ее по… назовем это щекой. «Девочка» довольно мурлычет. Женщины любят ушами… где они, кстати, у нее?
        Не верю своему преображению. Пять лет, проведенных практически в могиле, в ожидании смерти… Но стоило на несколько секунд увидеть Илюшку - и жизнь вернулась! Я, вашу мать, жив. Помню об умершей жене, за которой всегда хотел последовать, ждал лишь повода, но думаю только о сыне… Жизнь весомее смерти! Горькой памяти не заткнуть, не перекричать радостных возгласов очумевшего от счастья сознания.
        Счастье… Господи, какое забытое слово.
        Ночь трепещет перед двумя всадниками, оседлавшими адского скакуна. Зверь срывает ее покровы, с диким шумом прорываясь сквозь темное, замаскированное под черный саван пространство. Что она видит в этой темени своими игрушечными глазками? Наверное, ничего. Но ей не нужна дорога, с такой силищей и с такими габаритами можно сокрушать горы, так некстати оказавшиеся на пути. Прошьем ли мы Уральский хребет насквозь? Да, ставлю на это все свои патроны.
        - Сулюк, где это мы мчимся? - стараюсь перекричать завывающий в ужасе ветер.
        Мой спутник, сидящий позади меня, молчит. Наверное, впал в кататонию - по словам Мастера Вита, это его обычное состояние. Или дикий свист ветра лишил его слуха - я сам себя слышу с трудом.
        Смеюсь без особой причины. Сумасшедший Люк вряд ли осудит меня - ему ли говорить о признаках дурачины! Полуночная скачка пьянит, скорость - пусть я не вижу окрестностей и не могу ее оценить по достоинству - наполняет кровь бурлящим, словно шампанское, адреналином! Постапокалипсис, трясись, сраная ты эпоха, перед нашей поступью! Свердловский цирк выезжает на свою первую с тринадцатого года гастроль! Потрепанные афиши обещают треш и угар - и никто не уйдет обиженным!

* * *
        Деревянный помост, который мы с неким, весьма условным, комфортом делим с самозванным маркизом де Шизом, ворчливо поскрипывает на загривке несущегося галопом (или чем там носятся «бронтозавры») мутанта, выражая свой протест. Ему, помосту, не по душе столь вопиющее нарушение правил внедорожного движения.
        - Сулюк, - я делаю новую попытку, - ты представляешь, где мы?
        В напрасном ожидании ответа шокирую сам себя запоздалой мыслью: я начисто забыл о противогазе!
        Скачка длится уже минут десять, но ни я, ни шизанутый маркиз даже не вспомнили об обязательном атрибуте поверхности! Резиновый намордник на фейсе, дозиметр на поясе, в руках «калаш», за спиной рюкзак - дресс-код неизменен последние двадцать лет. Ну ладно Сулюк, ему простительно, но о чем думал я?!
        Трясущимися руками лезу в рюкзак, краем глаза ловлю насмешливый взгляд де Шиза.
        - Не ссы, солдатик, мы в Фарватере!
        Солдатик? Не успел я в солдатики, если честно, Конец света наступил чуть раньше неизбежного после института призыва. Но придурка это не касается, мои же мысли заняты упомянутым «фарватером».
        Несколько долгих секунд изучаем друг дружку: мои светлые очи полны брезгливой ярости и слегка озадачены, инвалид умственного труда излучает довольство и трудно объяснимую радость.
        - Ну и? - первым, как и положено, не выдерживает адекватный член общества. Я кричу и требую объяснений.
        - Мы в Фар-ва-те-ре, - нараспев повторяет Сулюк и, как ни в чем не бывало, укладывается на помост. Судя по уютно подсунутым под дурную голову рукам - спать!
        Сучонок! Я громогласно награждаю его целым рядом хлестких психиатрических диагнозов, аккурат до тех пор, пока натянутый на лицо противогаз не лишает меня радостей медико-ораторского искусства. Так-то лучше! В тишине, да не в… А почему не трещит дозиметр?
        Прибор невозмутим и подозрительно тих, а демонстрируемые им показатели смехотворно мизерны и наверняка лживы. На поверхности не бывает таких «цифр»! Два десятилетия уже не бывает!
        - Чудо - лишь одно из проявлений истины, - негромко, но отчетливо выговаривает Сулюк, не меняя своей эмбриональной позы. - Да здравствует ноль микрорентген в час и…
        Что и - остается тайной, Зверь резко останавливается, и мы с дебилом едва не слетаем с помоста.
        - Граждане, пристегивайте привязные ремни, - хохочет Сулюк, скользя мимо меня и неуклюже хватаясь скрюченными пальцами за плохо обструганные доски. Но впивающиеся под кожу и ногти занозы не в силах успокоить жизнерадостного рахита (термин из детства - медицински не совсем верный, зато эмоционально точный!). - Летайте самолетами Аэрофлота! Покупайте билеты сберегательного…
        Непонятная жалость (или сталкерские инстинкты?) заставляет меня ухватить неадеквата за руку и спасти от неминуемого полета к неблизкой земле. До нее лететь метра три, вполне достаточно, чтобы свернуть буйну головушку. На окончательный и не подлежащий обжалованию «бекрень».
        - Ты редкостный отморозок! - моя фраза чудесна, в ней нет ни матерного слова, ни подзаборной брани. Дивлюсь сам себе.
        Сам я держусь за веревочный поручень, надеясь на тех безвестных мастеров из Ордена Зеркала, кто собирал этот хлипкий на вид помост и всю положенную ему атрибутику. Между тем деревянная плоскость продолжает с геометрическим упорством стремиться куда-то строго вниз - мне не видно, но предполагаю, что Зверь вынюхивает на земле что-то одному ему ведомое. Мой вестибулярный аппарат требует возвращения на исходные позиции, но мутант, на чьей спине раскинулся чудо-помост, глух к его и моим призывам.
        - Солдатик! - Сулюк остервенело дергает меня за кисть. - Вытащи из моего рюкзака противогаз!
        Маркизу не дотянуться до своих вещичек, он болтается в самом низу нашего насеста, практически упираясь ногами в «гриву» Зверя. Куда же девался твой жизнерадостный хохот и неземное довольство?
        Подражая ему, вывожу протяжно:
        - Не ссы, лошара, мы в Фар-ва-те-ре!
        Сулюк демонстративно закатывает глаза и одними губами кроет меня трехэтажным непотребством, но вслух просит вполне дипломатично:
        - Служивый, мы обязательно поговорим об этом, только, пожалуйста, давай начнем наш разговор с выдачи средств индивидуальной защиты, лады?
        Звучит слишком разумно для полоумного Люка, но я поддаюсь магии слова «пожалуйста». Однако, протягивая средство индивидуальной защиты страждущему, не забываю вовремя придержать руку:
        - Подарки в обмен на объяснения, лады?
        Сулюк рычит нечто утвердительное и торопливо выхватывает противогаз. Успокаивается лишь покрыв свое худое, плохо выбритое лицо спасительной резиной.
        - Тебе идет, - киваю я и помогаю горе-компаньону занять более удобную позицию на накренившемся вслед за «вьючным животным» помосте. Когда же Зверь уже закончит свои наклонные изыскания?!
        - У меня есть история специально для нашего случая, - голос Сулюка в маске глух, но если напрячь слух, расслышать вполне возможно. - До войны - я был тогда молод и по-настоящему безумен - мы с друзьями увлекались моржеванием. Ну как увлекались, друзья с криками и визгами ныряли в прорубь с ледяной водой, я же свой кайф получал от созерцания и радости, что все это не со мной. Кутаясь в теплую шубу, очень приятно наблюдать за игрищами двинутых «моржей». Но!
        Сулюк сделал многозначительную паузу и со вздохом продолжил:
        - Но однажды эта дурь не обошла стороной и меня. Вечные подколы - «ты боишься застудить придатки?», «будь мужиком, сунь свои яичники в воду» и прочая подобная херь заставили, наконец, принять спор: за ящик не самого дерьмового вискаря окунуть тестикулы в прорубь. Тебе знакомо слово тестикулы?
        - Я не идиот, - отвечаю без особой обиды, история внезапно разговорившегося Сулюка обещает быть интересной.
        - Так вот… Я был не шибко трезв. Нет, я был исключительно, чертовски шибко не трезв - и это хоть немного объясняет мой поступок. Я стащил с сиденья одной из машин мохнатку. Помнишь, раньше некоторые водилы вместо чехлов использовали такую мохнатую накидку, чтобы жопа зимой не пристывала к «коже»?
        Я помню.
        - Кинул я мохнатку на лед, в аккурат рядом с прорубью, стянул портки и, раскорячившись, как горный орел или козел - уж не знаю, кого из них так корячит, - макнул свое драгоценное хозяйство прямо в местный ледовитый океан. Кажется, дело на Шарташе было, впрочем, это не важно. Макнул и сижу, выполняю условие спора - минуту нужно было продержаться. Весь алкоголь из башки мигом выбило, матерюсь про себя, кляну собственную тупость, а в голову все сказка не самая подходящая лезет, про то, как волк хвостом в проруби рыбачил. «Ловись рыбка большая и маленькая» - помнишь?
        Со смехом подтверждаю: помню и это!
        - Там в оконцовке у дебильного животного хвост в полынью вмерз и наутро его мужики всем селом отдирали… Уж не знаю, в каком смысле слова… Однако перспектива в любом случае незавидная! Еще и друзья кругом с мобилами носятся, на камеры мой подвиг снимают, обещают ютуб в клочья порвать… Когда чертова минута прошла, извлекал свою драгоценную пару с превеликой осторожностью, чтоб самому ничего не отодрать…
        Помост вслед за телом Зверя дернулся и вернулся в полагающееся горизонтальное положение. Наш бронтозавр нерешительной поступью двинулся куда-то вбок. Таких приставных шагов я в жизни не видел! Преодолев столь странным способом десяток метров, мутант удовлетворенно хрюкнул на всю округу и с довольным урчанием рванул вперед, снова набирая крейсерскую скорость.
        - Умница! - непонятно за что похвалил его Сулюк, подкрепив похвалу нежным тычком в загривок. - На чем я остановился?
        - На извлечении замороженной яичницы.
        - Точно, - маркиз быстрым движением сдернул с себя противогаз и жестом предложил мне последовать дурному примеру. Пришлось отчаянно крутить головой, отказываясь от неумного действия. Настаивать Сулюк не стал, только вздохнул с осуждением. - Вытаскиваю причиндалы и едва не кричу от ужаса. Мои роскошные, практически бычьи тестикулы сжались до размеров зеленого (или в данном случае синего!) горошка. Кроооохотные шарики в заиндевевшем кожаном мешочке!
        Сумасшедший Люк настолько живописно и отчаянно врет, демонстрируя размеры «до» разведенными в стороны руками, а «после» - миллиметровым зазором между сложенными в кольцо большим и указательным пальцами, что сдержать хохот у меня нет ни малейших шансов. Раскачиваясь на помосте из стороны в сторону, судорожно нащупываю веревочные поручни - только бы не свалиться с нашего четырехлапого ночного экспресса!
        - Зря заливаешься, солдатик! Хочешь докажу?
        Сквозь слезы и душащий смех без промедления капитулирую: верю, верю!
        - Вооооот! В рот компот, - замысловато протягивает владелец бычьего хозяйства, превратившегося в горошинки. - В чем мораль поведанной мною были?
        - Мораль в баснях!
        - Не умничай, служивый, мораль - она повсеместна. Она витает вокруг нас, заставляет атмосферу искрить молниями, безграничный космос наполнен ею до предела, все сущее есть лишь форма ее…
        Чувствуя, что Сулюк начинает заговариваться, возвращаю его на прежние «рельсы»:
        - Хорошо, в чем же мораль твоей были?
        - Ты запомнил размер моих горошин после водных процедур? - и не дожидаясь ответа маркиз машет перед моим защищенным противогазом лицом сведенными в кольцо пальцами. Расстояние между большим и указательным пальцем значительно меньше диаметра среднестатистического гороха, по крайней мере того, что сохранился в моей памяти.
        - Миллиметры и микроны! - Сулюк горячится, древняя история заводит его. - Вот эти самые карликовые яички по массе и объему в разы превосходят массу и объем мозга нашего Зверя! В разы! - Люк потрясает вытянутым указательным пальцем, окольцованный союз с большим пальцем распадается за ненадобностью. - Зверь непроходимо туп, охренительно, непередаваемо туп! У тебя не хватит воображения, чтобы представить, насколько он туп! Так вот, это все чистая ерунда, настоящая беда в том, что твой мозг в сотню раз меньше звериного! - Сулюк срывается на крик. - Солдатик, ты тупее паровоза, четырехлапая котлета с клыками по сравнению с тобой гений чистой красоты!
        Неожиданный поворот истории ставит меня в тупик. Хмурюсь под плотно облегающей резиной маской - вот все, на что хватает моей обескураженной реакции. Легкий ступор… Но кулаки на всякий случай сжимаются - это в битву вступают безотказные рефлексы.
        Замечаю, что кулаки в полной боевой готовности и у моего разгорячившегося оппонента. Его угловатое, какое-то острое лицо - обтянутые кожей скулы, чуть вытянутая вперед нижняя челюсть (возможно, таковой она кажется из-за эспаньолки а-ля Политическая Проститутка Троцкий), нервно изогнутые тонкие губы, высокий, испещренный переменной глубины морщинами лоб, впалые глазницы - словно состоит из одних углов. Топорщащаяся во все стороны многодневная щетина лишь добавляет геометрической фигуре гротеска: бородатый треугольник с диагнозом. На «диагноз» работают сверкающие из-под куцых бровей глаза - вот там пылает настоящий огонь, цельная мартеновская печь! Не представляю, как она выглядит, но для красного словца…
        - Ты форменный дебил! Увидел сынка и поплыл, как сучка! Включай мозг, мы посреди радиоактивного зоопарка, где обитают весьма злые гориллы, крокодилы и бармалеи! А если ты сдохнешь, Зверь в ту же секунду сожрет меня!
        - Слышь, Чуковский, завязывай с истерикой, - не терплю визгов и ора, да и градус беседы пора сбивать. - Я не разобью тебе едало, если ты в течение трех минут объяснишь мне тихим и спокойным голосом суть произошедшего. За «форменного дебила» получишь волшебного пенделя в любом случае, но пищеприемник имеешь реальную возможность сохранить в неприкосновенности. Время пошло.
        Сулюк недобро ухмыляется, отчего губы его изгибаются совершенно неестественным образом, так и гляди, треснут на множество малых губешек и подмножество наногубешек. Я - дитя несвершившейся нанореволюции, глупая приставка «нано» паяльником впаяна в прошивку моего головного мозга. Здравствуй, рыжий дедушка Чубайс, надеюсь, черти, что жарят тебя в эти секунды, не носят…
        Не успеваю додумать, шипение маркиза заставляет забыть о предприимчивом нанодеятеле эпохи До.
        - Ты хорошо слушал, о чем тебе втолковывал Витас? И, главное, хорошо УСЛЫШАЛ?!
        Вопрос не в бровь, а в глаз. Слушать-то я его слушал, вот только думал все время о сыне… «Поплыл, как сучка?» Ну да, расклеился слегонца. Впрочем, посыпать голову пеплом перед надоедливым сумасшедшим - привычки не имею. Потому меняю тему:
        - Витас - это Мастер Вит по-вашему, по-шизоидному?
        Сулюк сплевывает:
        - Мастер-ломастер Виталька… От вопроса не уходи, про мертвую реку понял что-нибудь?
        Вот упертый баран!
        - Зверь чует безопасный фарватер подземной мертвой реки и тупо бежит по нему до упора, до Москвы то есть. Я нахожусь с животным в ментальной связи и потому могу управлять…
        - В анальной ты связи с животным! - Сулюк снова срывается на подвизгивающий крик, видимо начисто забыв о моих угрозах. Я не гордый, могу еще раз и напомнить. - Вообще ни хера не понял, горный ты удод!
        Замахиваюсь, решаясь сэкономить бесполезные напоминания, но шизоид настолько потешно прикрывается зажатыми в кулачок грязными, измятыми клочками бумаги (и откуда только их вытащил? Надеюсь, моя испорченная фантазия ошибается в своих предположениях), что ударить юродивого никак не получается. Добрый я… есть такая слабость характера.
        - С-специльно д-для тебя записал, п-простыми с-словами, - перепуганный, вмиг присмиревший Сулюк жмурится и заикается. Мне почти жаль поганца.
        - Давай сюда свою писанину, писатель драный! - превозмогая брезгливость, протягиваю ладонь. Почти жест мира.
        Он мнется в испуге сам и мнет без того измятую до безобразия бумагу. Наконец решается: «Держи!»
        Кончиками пальцев осторожно берусь за уголок сулюковой рукописи и… пропускаю удар в челюсть. Гаденыш кидается на меня и тут же заваливает на спину. Вероломно! Не успеваю среагировать, как ощущаю прижатое к шее лезвие ножа. Оно наверняка холодное - так пишут во всех книжках, - но толстый резиновый ворот химзы лишает меня возможности проверить данный тезис. Приходится верить графоманам на слово.
        - Еще раз вздумаешь угрожать мне, отрежу ухо! - Сулюк брызжет слюной, заплевывая мои окуляры. Хорошо, что я в противогазе! Надеюсь, слюна не ядовитая и не проест стекло…
        - Солдатик, я псих, у меня и справка есть, - самозваный маркиз шипит уже по-новому, с противным прихрюкиванием. Похоже, это смех. - Один глазик выколю, другой останется, чтобы знал, говно, кому кланяться!
        - Да понял я! Слезай! - пытаюсь представить Сулюка с балалайкой, наигрывающего шариковские куплеты. Получается откровенно плохо, шиз слишком интеллигентен для трехструнного народного инструмента, ему больше пошла бы виолончель. - Почитаю на ближайшем привале твои каракульки. Кстати, скоро привал?
        Псих как ни в чем не бывало возвращается на свое место и, не глядя в мою сторону, пожимает хилыми плечами:
        - Ты же у нас управляешь Зверем, вот и решай.
        Управляю. Наверное… Мысленно отдаю мутанту команду остановиться. В ответ только свист воздуха да ветер в лицо. Наше необычное транспортное средство продолжает скакать неизвестно куда в кромешной ночи. Звучит красиво, дамам наверняка понравится: ветер в лицо, дикий, необъезженный скакун под седлом, прошлое далеко позади, а впереди лишь неизвестность да непроглядная завеса тьмы… Вот только я ни фига не романтик, темноты боюсь, неизвестности опасаюсь, дикий скакун воняет так, что режет глаза, а верный мой спутник Санчо Пансо - патентованный шизофреник с членовредительскими наклонностями.
        Предпринимаю еще десяток тщетных попыток связаться со Зверем по ментальному каналу (термин богатый, мне нравится, только «ментало» вот-вот взорвется от напряжения), затем ору на него нечеловеческим голосом. Все без толку, нашему мутанту-паровозу нет никакого дела до горе-машиниста. В сердцах сплевываю (мечусь в спину Сулюку, но в последний момент воспитание сбивает прицел) и с разобиженным видом… сдаюсь. А что еще остается? Вожжей у меня нет, шпор тоже, ментальный канал связи забит помехами (в голове уже шумит, ага), орально-кричальная система связи не работает - Зверь, сука, глухой и тупой! Сда-юсь. Ты неси меня, река (мертвая), за крутые берега!
        Глава 6
        Сиропчик в собственном сиропчике
        Сны не были похожи на возбуждающие воспоминания. Стройная грудастая Катя не попала в грезы, уступив место страхам и гнетущим кошмарам. Поутру Летиция не помнила, что ей привиделось, но тревога после пробуждения никуда не делась. Вязкая, тяжелая, она преследовала девушку и с этой стороны реальности.
        «Словно и не спала», - разочарованно пробормотала Лю, поглядев на часы.
        Полутьма гостиничной комнаты ответила ей напряженным молчанием. Даже разговорчивая скрипучая кровать притихла, присоединившись к общему бойкоту.
        Шершавый, неровный пол ожег голые ступни неуютным бетонным холодом. Заспанная Лю поморщилась, на секунду замерла, сидя на кровати. Решительно поднялась на ноги, от души потянулась. Растревоженные быстрым пробуждением косточки и суставы недовольно защелкали.
        Девушка нащупала в темноте выключатель и зажгла тусклую, мерцающую от любого вздоха лампочку под невысоким потолком. Крохотная комната залилась блеклым, безжизненным светом, а Лю спросонья зажмурилась. Свет, хоть и слабый, больно резанул по глазам.
        Нужно было одеться и плестись в общую уборную, где, не дай бог, придется отстоять очередь из таких же утренних доходяг. Лю вяло понадеялась, что постояльцы еще спят и столпотворения в туалете удастся избежать, еще более вяло позавидовала обитателям люксов, эти счастливчики наслаждались умывательно-полоскательными радостями в гордом одиночестве.
        Натягивала одежду, стоя напротив зеркала и внимательно оценивая свои «прелести». Заспанное, немного опухшее лицо, спутанные волосы, осоловелый взгляд - нет, не любила она рано вставать! - но при этом красота никуда не девалась, здесь она, притаилась, ждет расчески, освежающей прохладной воды, баснословно дорогого крема из каких-то растений-мутантов, легкого массажа кончиками пальцев…
        Чуть вытянутое лицо с тонкими чувственными губами, большие сине-серые глаза, аккуратненький носик, длинные, до плеч темные волосы и ее гордость - чистая, ухоженная кожа без малейших следов сыпи. Бледновата, конечно, но не той мертвенной белизной, что уродует большинство метрошных женщин! Ходили слухи, что где-то на востоке метро работал солярий, сохранилась с довоенных времен кабинка, и умельцы даже смогли ее запитать надлежащим образом… Попасть бы туда, вот на что не жалко никаких денег…
        «Разберусь с Сиропчиком и отправлюсь в солярийное паломничество, пусть делают из меня негру». - Лю слабо улыбнулась своему отражению:
        - Красивая ты, сучка, но дурнааая!
        Прежде чем скрыть обнаженную грудь под одеждой, еще немного покрутилась перед зеркалом. Неплохие титьки, но до четвертого размера Катерины далеко… Полноценный, с соблазнительными формами второй размер, жаль, чуть не дотягивает до уже самодостаточного третьего. Раньше, ей рассказывали, женщины могли увеличивать свое парное достоинство хоть до коровьего вымени, только плати бабос!
        «Мужики, твари вы последние, на кой ляд такой мир сгубили?! Сделала бы себе сейчас вожделенную троечку… или сразу охренительную пятерку?» - Лю нахмурилась в расстройстве, бесплодные мечтания ее не возбуждали, но тут же расправила кожу на лбу и погрозила отражению пальцем:
        - Не вздумай мне фейсик портить! Наморщилась она…
        А еще был чудо-ботокс… Летиция с видом мученицы закатила глаза и решительно двинулась навстречу «уничтоженному мужиками» миру.

* * *
        Спустя час, с минимумом макияжа на лице, в скромной походной одежде, состоящей из камуфляжных штанов и куртки цвета хаки, Летиция отправилась в гости к Екатерине.
        Подруга встретила ее тяжелым похмельным взглядом, в котором последовательно отразились удивление, испуг, стыд и, наконец, неискреннее раскаяние с легким оттенком озорства.
        - Катерина, зафиксируй это выражение лица! Развратный блеск в глазах гораздо живописнее стыда.
        - Леточка, шлюха ты растакая, - хозяйка огороженной пластиковыми панелями клетушки пять на три метра приветливо махнула гостье рукой, приглашая внутрь.
        Внутри приобняла и целомудренно чмокнула в щеку.
        - Я все еще пьяная! В жизни так не напивалась… еще и в компании с растлительницей практически уже замужних дам!
        Летиция окинула взглядом жилище офицерской невесты. Заметив в дальнем углу шкаф с мужской форменной одеждой, поправилась: «жилище молодой пары, офицер плюс официанточка».
        Небогато. Чистенько, аккуратненько, но на грани бедненько.
        - Ты еще скажи, что тебе не понравилось? - Лю, наконец, отвлеклась от осмотра. Придала голосу обиженно-возмущенные нотки: - Ни за что не поверю!
        - Не верь… - Катя потупила взор. - Так хорошо мне еще никогда не было!
        - Замечательно! Однако теперь должно последовать разоблачительное «но».
        - Но теперь, - девушка послушно кивнула, - я чувствую себя грязной, будто изменила любимому человеку…
        - А ты раньше ни-ни?
        - Ну… - Катя замялась, глаза ее, до сих пор сверлившие пол, испуганно уставились на гостью. - Пара дружеских мине… петтингов ведь не счет?
        Летиция усмехнулась про себя, «молодой офицер у нас уже вполне зрелый рогоносец с незавидным стажем».
        - Не в счет, - Лю старалась быть убедительной. - Да и наши вчерашние посиделки не измена. Отнесись ко всему, как к тренировке, я помогла тебе раскрыть собственную чувственность, ощутить себя женщиной - сексуальной и привлекательной. Наши маленькие девичьи хитрости сделают вашу постель чуть более страстным местом. Согласна?
        Девушка неуверенно кивнула.
        - Катя, изменяют не писькой, а сердцем, запомни это. Я твое сердце не крала - подумаешь, чуть помассировала эрогенности, - и оно по-прежнему принадлежит твоему ненаглядному.
        Новый довод показался Катерине более убедительным, она улыбалась гораздо уверенней.
        - Спасибо Лето, это как раз то, что я хотела услышать.
        - Вот и славно. Тебя успокоили, можно и моей персоной заняться. Ты не забыла, о чем мы вчера договаривались?
        - Не забыла. С тебя рецепт, с меня блюдо. Попрошу девчонок на кухне, они твой эксклюзив в два счета сварганят.
        - Отлично! - Лю тут же принялась записывать придуманный на ходу рецепт. - Однако перед тем, как ты подашь блюдо, я хочу внести в него пару «внерецептурных» черточек. Милый должен получить не просто угощение, но и послание…
        - Лето, мы договаривались, никакого яда! - Катерина посерьезнела.
        - Катя, клянусь, никакой отравы, слово даю! - Летиция придала лицу максимально честное и чуть обиженное выражение. - Соусом свои инициалы нанесу - своим же почерком, и даже тугодум Сиропчик мигом просечет тему. Я действую наверняка, второй попытки никто не даст.
        - Хорошо, - сдалась официантка. - Пришлю кого-нибудь в твою комнату, доставят тебе блюдо для кулинарного автографа.
        - Договорились. Я планирую снять второй вип-кабинет, там тебе расписное кулинарное чудо и верну.

* * *
        Распрощавшись с подругой, Летиция отправилась к вип-вагону. Предстояло убедиться, что клиент в урочном месте. Клиент был где положено, мордовороты из охраны красноречиво торчали у входных дверей в кабинет. Однако сегодня компанию им составляло трое солдат в военной форме. Вывод из увиденного следовал простой: переговоры начались, местное начальство в эти минуты заседало с бандитами, обговаривая свои темные совместные делишки.
        Лю крепко выругалась: заказ был на Сиропчика, но ясеневских бонз трогать при этом наверняка не стоило. Придется ждать, мужики любят почесать языками, а потом еще и обмыть то, что успели «начесать». Проклятье! План требовал пусть небольшого, но все же изменения: до того, как сиропчики расстанутся с руководителями станции, подавать «подарок» нельзя! Нужно довести это до сведения Катерины, чтобы не дергалась раньше времени.
        Летиция вспомнила, что в вип-кабинете есть кнопка для вызова официанта. Нажал, и тут же получил ненаглядную Катю, просто и никакого гемору! Однако и здесь ждал облом - на сдвижных дверях кабинета висела табличка «Спецобслуживание», что в простонародье именуется однозначным «Занято».
        Впрочем, табличка девушку не смутила, охраны у входа не было, и ничто (кроме предупреждающей надписи) не мешало целеустремленной Лю проникнуть внутрь помещения. Там в интимной полутьме отдыхала немолодая пара - кавалер в парадном кителе со множеством наградных планок и дама в аляповатом цветастом платье довоенного производства - дорогая вещь, но совершенно безвкусная. Что у них нынче? Юбилей свадьбы, день рождения пожилой солдатки (вернее, офицерки), обычный романтический ужин (время было еще обеденное, но фраза «романтический обед» вызывала у Летиции стойкое лингвистическое отторжение) при вонючих самопальных свечах?
        - Извините, граждане, проверка коммуникационного оборудования, - Лю с деловым видом протиснулась рядом с замершей от неожиданности женщиной и вдавила кнопку звонка.
        В ожидании Кати девушка вызнала у отдыхающих предполагаемую длительность их предпенсионного досуга, совершенно не удовлетворилась прозвучавшим «часа три, не меньше». И предложила освободить кабинет за нескромную взятку в несколько десятков патронов.
        Мужчина долго артачился, поминал красный день их супружеского календаря, бросал презрительные, исполненные брезгливости взгляды на патроны, рассыпанные по столу, но конец напыщенным стенаниям положила его спутница:
        - Бери патроны, старый дурак. - У женщины оказался командный голос, по силе многократно превосходящий мужнин фальцет. - В задницу день такого знакомства! Всю жизнь с гулящим козлом промучилась, пока, наконец, блудливый йонг не отсох у него от беспрерывного бл…ства! Теперь на романтику его потянуло, впервые в жизни дату знакомства вспомнил! Не позорился бы!
        Громко препираясь, супруги покинули кабинет. Естественно, не забыв от вознаграждении. Семейные склоки семейными склоками, а денежки любят счет.
        Появившаяся в проеме Екатерина удивленно проводила согбенные спины удаляющейся восвояси парочки, но, заметив в кабинете Летицию, все поняла и от ненужных вопросов воздержалась. Умничка, а не официантка!
        - Что-то рано ты… случилось чего?
        - Катюш, мой ненаглядный с местными набольшими заседает, ты уж будь ласка, с «угощением» не торопись, - Лю опустилась на диван, нервно застучала пальцами по столу. - Сиропчику до конца переговоров точно не до меня будет. Придется ждать.
        Официантка с готовностью кивнула:
        - Конечно, что я, не понимаю, что ли. У таких дело на первом месте… Кстати, тебе блюдо сюда принести? Девчонки его уже готовят.
        - Да нет, давай в гостиницу, как договаривались, все ингредиенты там. Только кабинет для меня придержи, я закончу и сюда переберусь - поближе к суженому.

* * *
        Как Лю и просила, блюдо было сервировано на подносе с крышкой. Девушка вилкой подцепила кусочек кулинарного шедевра, изготовленного по ее экспромт-рецепту. На вкус «экспромт» получился гадостным («на особого любителя», по дипломатичному выражению Катерины), но удивляться этому не приходилось: среди множества разносторонних талантов Летиции готовка никогда не значилась.
        Без колебаний избавившись от несостоявшегося угощения, Лю принялась готовить «начинку» по настоящему рецепту, которому ее обучили наставники по киллерскому мастерству. От прежнего блюда остался только ресторанный колпак (Катерина открыла ей правильное название подноса с крышкой) в роли троянского коня. Бойтесь данайцев, комплименты от шеф-повара приносящих… Древние греки были бы ею довольны!
        Управившись с «готовкой» за полчаса, Летиция озадачилась достойным названием своему кулинарному рецепту: в голове вертелись дикие «Фарш кровавый а-ля Лю», «Сиропчик в собственном сиропчике», «Взрывная-отбивная-отходная», но ничего эпичного - для послужного списка, так и не родилось. Пришлось принять банально-созерцательное: «Катюшкины забавы, смертельные подставы».
        Девушка с нежностью погладила вновь закрытый ресторанный колпак и хищно улыбнулась своему искаженному отражению в отполированном металле. Улыбка вышла что надо, почивший Голливуд обзавидуется!
        - Милый-мерзкий Сиропчик, моя стряпня - чистый отрыв башки. А также конечностей, кишок и прочей требухи! Настоящий фейерверк вкуса, прощальный бигбадабум для всех отбывающих на небо! Хотя нет, дружище, тебе ведь предстоит иной маршрут, в противоположную сторону… Кому лестница в небо, а кому и прямая дорога в ад!
        Лю было немного жаль Катерину, та «попадала» в любом случае, но войны без жертв не бывает.
        - Эх, какие титьки пропадают.

* * *
        Долгое томительное ожидание угнетало, даже уютный вип-кабинет вскоре перестал казаться таковым. Летиция не настолько давно была в профессии, чтобы не волноваться перед операцией. Она боялась, ее ощутимо потряхивало. Чертов мандраж! Но прошел час, за ним другой и третий, а развязка все откладывалась и откладывалась.
        Уставший нервничать девичий организм заскучал. Скука сменилась злостью, злость унынием, а потом крайне несвоевременно вспомнился призрак женщины с ребенком из туннеля. Что она там визжала? Шпарь серого кипятком? Садистская, видать, сказочка, волконенавистническая… И, как показала практика, до добра подобные истории не доводят.
        Что сгубило несчастную мать и ее вряд ли счастливого детеныша? Кто убил их и за что? И почему они явились ей, Летиции? «Чертова чертовщина! Тоже мне спокойный туннель!»
        Лю заказала легкий ужин (от алкоголя благоразумно отказалась - не время и не место), есть не хотелось, кусок, что называется, в горло не лез, но поковыряться в местной грибнице с полчаса - чем не развлечение?
        Летиция полюбовалась своими изящными тонкими пальцами - мама называла их пальцами пианистки, но кто видел в метро хоть одно пианино? - произнесла привычное многозначное «эти руки не для скуки» и устало зевнула. День непозволительно затягивался, а заказанный ей клиент все еще напрасно переводил кислород. «Сиропчик, ты живешь в кредит! Дурень, уходи красиво, не тащи долги на тот свет».
        Катерина появилась только под вечер:
        - Лето, начальство свалило, но и бандюки твои не засидятся, по койкам собираются. Устали, горемычные, языками чесать.
        - Ну наконец-то! - Лю нецензурно, зато емко обрисовала свое отношение к болтливым мужикам.
        - Слушай, а ты чего как халдейка вырядилась? Все походное, страшненькое, ни титек не видать, ни задницы - на такой прикид у твоего блатного жеребца вряд ли встанет!
        - Не то что встанет, вскочет так, что лоб береги! Он же с малолетства по колониям да тюрьмам - у него после Катастрофы в жизни ничегошеньки не изменилось, как были четыре стены вокруг, да небо в клеточку, так все и осталось, - Лю понизила голос и подмигнула подруге. - Он же меня только в ватнике и жучит, причем строго сзади, и приговаривает: «Ничего, браток, ты потерпи немного, зато на воле девок будем щелкать».
        Неизвестно, слышала ли Катерина этот анекдот раньше, но заржала она оглушительно, с не замеченным до того умилительным подхрюкиванием.
        - Лето, с тобой не соскучишься!
        А просмеявшись, заявила уже серьезно:
        - Все, родная, наводи марафет на свою кулинарию. Даю тебе минуту, а сама пока гляну, чего у бандюков творится.
        Вернулась Катерина практически мгновенно, гораздо раньше обещанной минуты. С шумом разъехались двери, и официантка с криком «шустрей, красавица, твой хахаль счет просит!» тут же унеслась обратно с закрытым подносом в руках. Лю, мысленно посчитав до десяти - в таких случаях бесконечно трудно держать необходимую паузу, - подхватила рюкзак и устремилась за официанткой. Время, совсем недавно бывшее вязким и тягучим, пустилось вскачь.
        Теперь события могли развиваться двумя возможными путями:
        Катя ставит «комплимент от шеф-повара» на стол и уходит, предоставляя посетителям возможность самим поднимать крышку с блюда; либо выпендривается и с услужливой улыбкой проделывает все это за них. Для дела разницы никакой: прикрепленные к крышке чеки от гранат, которые, в свою очередь зафиксированы на подносе, вызовут неизбежный взрыв с многочисленными и, по большей части, желательными жертвами среди немирного населения. Но в первом случае красивая девочка Екатерина останется жить (по крайней мере, до суда и приговора за пособничество в убийстве), ей всего лишь нужно покинуть помещение до…
        Оглушительный взрыв заставил вагон покачнуться на рельсах, заделанные чем попало окна вылетели наружу и разлетелись от удара о бетонную стену тоннеля. Из кабинета повалил густой едкий дым, показались первые языки пламени. Криков и стонов не было, никто не метался по развороченному салону, никто не звал на помощь, только охранники, дежурившие у дверей и оказавшиеся после взрыва на полу, исступленно таращились туда, где секунды назад заседал их могучий шеф с сотоварищами.
        Летиция несколько мгновений оценивала картину побоища, взвешивала, кинуть ли еще «контрольную» гранату - последнюю, оставшуюся у нее, - но рисковать не стала. Охрана хоть и контужена, но отнюдь не слепа… а погоня в планы Лю совсем не входила, да и зачем раскрывать себя, сколько пройдет времени, прежде чем местные следаки свяжут залетную девицу с убийством? К тому времени она будет нежиться в солярии, спуская направо и налево шальной гонорар.
        - Убивают! Помогите! Пожар! Горим! - истошно вопя, Летиция бросилась в глубь туннеля, мимо безработных теперь вертухаев, навстречу несущимся с поста дозорным. - Мальчики, спасите! Это что же такое делается, люди добрые?!
        Суровые дозорные пронеслись мимо истеричной, заламывающей руки бабы, не обращая на крикунью никакого внимания. Что-то серьезное случилось в ресторане, где сегодня отдыхало все станционное начальство с гостями с бандитского севера! Какое им, доблестным постовым, дело до перепуганной тетки, когда дело пахнет «международным» скандалом, а то и войной.
        Между тем «перепуганная тетка», миновав опустевший пост и не задержавшись там ни на секунду, как сделал бы любой законопослушный гражданин Общины, опрометью бросилась бежать дальше, прочь от Новоясеневской.
        Лю праздновала очередную, уже пятую победу подряд. Удача не отвернулась, узнала в новоявленной «Летиции» бывшую фартовую девочку Айшварию, а значит, все еще только начинается!

* * *
        Бег по темному туннелю быстро вымотал Летицию. Она была тренированной киллершей, но темнота умеет иссушать даже подготовленных людей.
        - Катя, Катя, дурочка ты беспросветная, - Лю спросила себя, жалко ли ей так и не вышедшую замуж за рогатого офицера девушку. Но ответа не дождалась: совесть угрюмо молчала, как и всегда, сердце натужно стучало - но кто поймет его морзянку? - разум же упивался эйфорией. Она смогла, хрупкая девушка отправила на тот свет полудюжину отморозков… и доверчивую дурочку.
        С Общины нужно уходить, но и на бандитских станциях нельзя задерживаться, может выйти боком… очень серьезным и фатальным боком… Куда отправиться одинокой, но совсем не бедной девушке? Где она еще не успела наследить? Неплохой вариант Ганза, там умеют ценить женскую красоту по достоинству, а она обладает выдающимся талантом в области траты чужих денег… Или податься сразу в Полис, говорят, там интересно, к тому же самолично выданный квест на солярий нужно непременно выполнить. Как пить дать, кабинка спрятана именно в этом легендарном месте!
        Домечтать Летиция не успела, ей на голову упала невесть откуда взявшаяся сеть, а кто-то тяжелый, но при этом невероятно быстрый, сбил девушку с ног.
        Глава 7
        За кордон
        Родной город, опасный, исполненный коварства и ожидания. Я так привык ждать смерть за каждым углом: приняв форму мутанта или другого человека, она выскочит, выползет, ринется с неба, догонит тебя свинцовой пулей в спину - на поверхности ты всегда в опасности, любая секунда может стать последней. Здесь нельзя расслабиться, нельзя ощутить спокойствие, нельзя быть ни в чем уверенным. Радиация, визгливо стрекочущая дозиметром, - еще один враг, вездесущий, неутомимый, следующий по пятам… Наше место под солнцем занял кто-то другой, мы обрекли себя на медленное и мучительное умирание в темных сырых подземельях, выпивающих жизнь по капле! Убежища, подарившие нам кров и многометровую бетонную крышу над головой, - тоже враги. Милосердные и заботливые - они не убивают, как пуля или радиация, изо дня в день они потихонечку лишают надежды, приучают к земле, стирают из памяти звезду по имени…
        Солнце. Еще один враг. У нас не осталось друзей и союзников, мы вымираем по одному - в полнейшем одиночестве.
        Я прощаю себе охватившую меня эйфорию. Впервые за двадцать лет я забыл о страхе! Вышел на поверхность и ни секунды не готовился к смерти, не ждал ее, не умолял об отсрочке. Ночной променад верхом на огромной бестии… оживший после тысячелетней спячки «динозавр» защитил меня, успокоил, подарил пусть обманчивое, но незабываемое ощущение силы! Я прощаю себе эйфорию, она опьянила сильнее любого вина, она наградила бесконечно веселым безумием - лучшие мгновения за многие-многие годы!
        Но эйфория, как и любое опьянение, не может длиться вечно, я чувствую, что раскаяние - это проклятое похмелье для совести - совсем близко, почти настигло меня. Пора вновь быть серьезным и сосредоточенным, ждать беды со всех сторон, готовиться в очередной раз отбить атаку настырной старухи с косой… Я бы лучше опохмелился, честное слово!
        Во что я ввязался? Шизик прав, стоило увидеть сына, и я ослеп и оглох от счастья. А еще совершенно отупел. Пересечь полстраны с востока на запад верхом на черт-те ком, да еще в компании черт-те кого, а на финише сделать черт-те что - это, без сомнения, конгениально! Конечно, Мастеру Виту не откажешь, но хоть задание можно было толком послушать ради приличия. Такого авантюризма (вообще-то идиотизма) я от себя не ожидал.
        Что теперь? А теперь нужно успокоиться и включить мозг. Поработать с дебетом-кредитом… Броненосец по прозвищу Зверь - это явный плюс, такая мощная дура на твоей стороне, что еще нужно в радиоактивном мире для счастья? Ну, разве что управляемость этой дуры… Тут проблема, дура совершенно непослушна и, похоже, обладает самонаведением. Но Мастер Вит обещал: проблем с навигацией и спортивным ориентированием на пересеченной местности не будет. Значит, пишем в плюс.
        Теперь компаньон, шизофреник с нерусским именем Люк. Характер у шизика, как и положено, премерзостный, наклонности маниакальные, помыслы… Помыслы-помыслы, какие могут быть помыслы у помешанных? Конечно, коварные и вероломные. Жесткий минус: постоянно ждать от единственного гуманоидного соратника подляны и подставы, хуже не придумаешь. Легкий, ненавязчивый плюс: Сулюк владеет хоть какой-то информацией, в отличие от меня. Клинический идиот на службе идиота обыкновенного… Будет у меня за аналитику отвечать, осуществлять информационную поддержку трансконтинентального тура Азия -Европа. Смешно.
        Само задание. Поди туда - не знаю куда (в Москву, но не в саму, а в какие-то окрестные пикули), найди то - не знаю что (тут все строго по сказке: цель поисков неизвестна. Шизоид якобы на месте должен разобраться… тоже смешно).
        Может, напиться в дугу? И ну его в баню, это путешествие из Екатеринбурга в Москву. Зверь довезет, Шизя на финише все сделает. Стоп, а я тогда зачем вообще нужен? Вит сказал, что я управляю зверем, но это не очень похоже на правду, мут не слушается меня совершенно. С другой стороны, на людей же скотинка не кидается, значит, какая-никакая, но польза от меня есть. Осталось прочистить ментальный канал (я прям тащусь от этого термина!) и… Что и? Направлять Зверя, получается, никуда не надо, он сам, как танк, прет к цели. Ну хоть «старт-стоп» командовать - все буду при деле!
        Мастер Вит еще про «узлы силы» какие-то упоминал и отчеты о них требовал. Однако тут темный лес, прослушал я гражданина начальника, прохлопал ушами, Илюшку своего вспоминая… Будем считать, что Сулюк в курсе вопроса и просветит, когда время придет. Надо будет еще его бумажульки почитать, чего-то же он конспектировал для меня! Эх, быстрей бы привал, все мышцы затекли, седалищная - в особенности.
        - Солдатик, налево погляди, - компаньон прерывает мой затянувшийся брейншторм.
        - Ничего не вижу.
        - Подожди немного. Вон, вспышку видел?
        Я ничего не вижу. Дурак дуркует или зрение меня подводит? Тупо таращусь в темноту в ожидании озарения. При околонулевой видимости - а я различаю только то, что творится у меня перед самым носом, - трудно оценить скорость Зверя, однако складывается впечатление, что он уже некоторое время как перешел с галопа на рысь, по крайней мере, помост болтает значительно меньше.
        - Сулюк, мы останавливаемся?
        Он только кривится:
        - Понятия не имею, у меня спидометр в жопу не встроен.
        В моей кобуре изнывает от затянувшегося безделья двадцатизарядный Стечкин. Лишь огромным усилием воли заставляю себя не прибегать к его услугам. «Не стоит убивать юродивых в первый день знакомства, это невежливо». Повторяю мантру двадцать раз - по числу патронов в стальном магазине - и вместо отповеди хаму отвлекаюсь на короткое, быстро гаснущее свечение слева по борту. Это не вспышка, как утверждает компаньон, свет виден пару секунд. Не очень яркий, но достаточный, чтобы заметить его на не очень большом расстоянии. «Маячок» метрах в ста от нас, максимум в ста пятидесяти.
        - Это сталкерский знак, нас осторожно «пеленгуют», просят откликнуться, - хотя зачем объяснять что-то шизофренику, включаю фонарь и рисую им концентрические круги в воздухе. Общепринятый отзыв на любой запрос. В данном случае на ненавязчивое прощупывание. Кто-то с той стороны заметил странное движение и, прежде чем предпринимать активные действия, опросил цель. Цель благоразумно ответила.
        Реакция той стороны оказывается несколько иной, чем я ожидал. В глаза бьет сразу четыре мощных прожектора, в ту же секунду мы слепнем.
        - Твою мать!!! Что это за херня?!
        Хороший вопрос, заданный несколько истеричным, перепуганным тоном. Вернее, криком. Вероятно, под эвфемизмом «херня» невидимый крикун подразумевает наше гужевое транспортное средство.
        - Не стреляйте, - стараюсь быть громким и убедительным. А если не получится, нас снесут ураганным огнем - повезло же напороться на заставу! Попутно удивляюсь выдержке местных вояк, при виде Зверя лично я начал бы палить без всяких предупредительных «твоюматей». - Животное ручное, а мы люди, путешественники.
        - Руки подними, путешественник! - охранник разнообразит свое требование целым каскадом цветистых прилагательных, описывающих, какой я путешественник. По всему получается, что путешественник я неважный, еще и подвергнутый многократному сексуальному насилию. Не люблю лжи и оскорблений.
        - Эй, пехота, драть тебя в три рота, - в литературном переложении моя реплика теряет значительную часть экспрессии и наделяет охранника странной физиологической особенностью (может, он мутант?), но разрядить накалившуюся обстановку все же удается. Кто ж в России не ценит увесистого доброго слова.
        - Откуда же вас, залетные, принесло? И что за чудище?
        Последние годы я провел в добровольном отшельничестве и порядком истосковался по радостям живого общения. Мается от скуки и мой собеседник.
        - Чудище безобидно, покуда под моим присмотром, - отвлекаю его внимание от первого вопроса двусмысленным ответом на второй. Намек на угрозу - безотказный прием, пусть поломает голову, мнимая она или реальная. Мне же нужно шустро сообразить, «откуда нас, залетных, занесло». Правда нынче не лучший вариант, скажи, что мы с Пояса Щорса, и проблем не оберешься. Во-первых, многие напрямую враждуют с Орденом Зеркала, а кто не враждует, тот, как минимум, недолюбливает обитателей странной зоны, разделившей город на две неравные части. Другого варианта не дано. Во-вторых, зачем мне лишние расспросы, если вообще не допросы? Служителей культа вояки с удовольствием покрутят на предмет тайн и загадок Пояса. Необходимо географическое происхождение позаурядней. Тут тоже не все просто: брякну, что с юга, со станции Ботаническая или Чкаловская, - и тут же получу: «Оп-па, родной, а как же ты здесь оказалси, как через непроходимую Щорсу пробралси?» или того хуже: «Брешешь, господин хороший, обе станции давно в руинах лежат». Заикнусь, что с Уралмашевской ветки, - она-то точно в руинах не лежит, беда придет в
зеркальном отображении: «Расскажи, мил человек, как через уничтоженный центр шел и как Пояс форсировал?» Про западные станции, недостроенные, лучше даже не врать, про них ничегошеньки не знаю, мигом на лжи поймают.
        Кидаю наудачу:
        - Плутанули мы по-жесткому, пока «лошадку» объезжали. Где хоть оказались?
        - Это Мега, сынок! - с нескрываемой гордостью информирует мой новоявленный «папаша». По голосу он сильно младше меня, но возрастные аномалии отцовства и детства волнуют в данный момент меньше всего. «Мега»… Гигантский торговый центр на западной оконечности Екатеринбурга. Что сейчас означает это горделивое «Мега»? Ходили разные легенды, но слишком противоречивые, чтобы верить хоть в одну из них. Здравствуй, Терра Инкогнита нового мира, я твой нечаянный Колумб.
        - Шизануться! - не сдерживаю рвущихся на свободу эмоций. - Мега?!
        - Мега, Мега, - подобревший охранник доволен произведенным эффектом. - Она самая.
        - Объездили, блин, скотинку, - я уже относительно спокоен, вместо бесплотных восторгов судорожно просчитываю варианты дальнейших событий. Но почему бы не подыграть тщеславцу, на дурака не нужен нож. - И как же вы здесь живете? Небось, как в сказке?
        - Как в сказке, ага. Только в страшной, - собеседник ощутимо грустнеет. - А ты, браток, чьих будешь?
        Вопрос звучит во второй раз, теперь не отвертеться. Впрочем, нужды в этом больше никакой.
        - Уралмашевские мы. Думали, пару кругов по безопасным кварталам дадим и домой, но зверюга, сука полосатая, такие скачки устроила… - громко, чтоб собеседник услышал, вздыхаю. - Вы тут как, кстати, гостей привечаете? Без садизма-фанатизма? Наша тварь козлоногая в любой момент рвануть может, вы уж сделайте доброе дело, дружественным огнем не положите земляков.
        - Эх, земеля, - теперь вздыхает и охранник. Причем вздыхает сочувственно! - На вас только патроны изводить… Плохие новости, друг, вы строго по зараженной территории фигачите. Это объездная дорога, по ней живые давно не ходют… и даже мутанты не шастают. В пяти метрах от нее фон чуть не нулевой, но внутри… Ученые нашенские говорят «аномалия». Твой дозиметр должен с ума сходить.
        Прислушиваюсь. Дозиметр молча лежит в рюкзаке, даже не думая сходить с ума. Но перебивать словоохотливого мегавца не буду, пусть вещает дальше.
        - Не жильцы вы, дозняк хватанули такой, что мама не горюй. Такие, брат, дела.
        Меня подобный расклад устраивает. Фонящих смертников никто на допрос не потащит, да и пулю в спину не пустит. Пожалеет боезапас. Сейчас бы еще достоверно изобразить испуг и свалить от Меги подальше, а в мнимых аномалиях разбираться будем после. Кошусь на притихшего Сулюка, как бы дурачок не ляпнул чего под конец. Н-да… дурачок мирно валяется на помосте, не подавая никаких признаков жизни. То ли впал в кататонию, то ли уснул, поди пойми шизоидов…
        - Ну что ж, Мега, - голос мой весьма правдоподобно дрожит. - Не поминайте лихом. Глупая какая смерть, толком и не пожил…
        Прожекторы гаснут друг за другом, лишь одинокий светлячок фонарика некоторое время мелькает в темноте. Вверх-вниз, вверх-вниз. Охранник машет нам вслед. «Наверное, нормальный мужик», - думаю я невпопад, и на душе становится тревожно. Мы приближаемся к границе города, и он прощается с нами, будто со смертниками.

* * *
        Появившаяся из-за облаков луна освещает наш путь. Зверь никуда не торопится, вышагивает по растрескавшемуся асфальту, вальяжно переваливаясь с боку на бок. Ржавые остовы машин с противным скрежетом разлетаются в стороны, но мутант словно и не замечает их. Лишь громадный двадцатитонный «американец» ненадолго привлекает его внимание. Дурной грузовик стоит поперек дороги и пялится на нас разбитыми фарами. Тяжелую машину можно обойти по обочине, но зверюга движется по одной ей известной траектории и, на беду «американца» траектория эта режет его пополам.
        Наш «бронтозавр» грудиной врезается в прицеп-цистерну янковского длинномера, но та не поддается, изо всех своих многотонных сил сопротивляясь русскому мутанту. А цистерна-то полная! И почему ее до сих пор не слили живущие по соседству меговцы?
        На бочке нет никаких опознавательных знаков, но вряд ли там топливо, таким богатством не принято разбрасываться в конце первой трети двадцать первого века. Скорее всего, скисшее двадцать лет назад молоко или еще что бесполезное в «приусадебном хозяйстве».
        Зверь чуть сдает назад и с небольшим разбегом идет на таран. Несчастный «американец» дрожит от удара всем своим железным телом, но занятую позицию не сдает. Мутант недовольно ворчит, пятясь толстой жопой на внушительные сто метров. Неплохо для серьезного разбега, однако очень плохо для пассажиров, восседающих на хлипком насесте.
        - Броня, фууу! - кричу, срываясь на визг. Так Зверь обретает, наконец, девочковое имя. - Стой, падла!
        Вопреки приказу, падла ускоряется с каждым пройденным метром. На моем виртуальном спидометре стрелка лихо пробивает отсечку, отмеряющую двести километров в час, и с визгом уходит за горизонт. Отчаянно вою в полный голос, от дикого ужаса подражая локомотивному гудку. Твою мать! Твоююююмаааать!!!
        Когда столкновение кажется неизбежным, бестия отталкивается от земли задними лапами - клянусь, я слышу, как под ними трещит асфальт, - и с грацией трепетной лани перелетает через препятствие. Жаль, приземляется с грацией бегемота - Зверь в полете цепляется все теми же толчковыми конечностями за цистерну и всем своим немалым весом плюхается на передние лапы. Те не выдерживают и подгибаются. Дальше мы скользим по земле подобно самолету со сломанными шасси - на брюхе! Броня рычит от боли - я вижу нежное, не защищенное роговыми пластинами подбрюшье и почти физически ощущаю ее мучения.
        Все, стоп, машина! Туша животного замирает на асфальте, мы с шизом, напоминая нечистоты в проруби, болтаемся на помосте, из последних сил цепляясь за поручни. Только маркиз при этом отчаянно хохочет, а я поминаю его родословную вплоть до пятнадцатого колена включительно метким русским словом.
        - Наш Горыныч ни фига не Бубка, - давится дурным смехом Сулюк.
        - Сулюк, ты конченый даун! - бранные слова, не подкрепленные экспрессией, пусты и бессмысленны, но энергии для сильных эмоций попросту нет, Зверь слишком напугал меня.
        - Солдатик, - маркиз подхрюкивает от удовольствия. - После случившегося, - а теперь наши отношения перешли на несравненно более высокий уровень, метров десять над уровнем моря, - можешь называть меня Зулук!
        Какая нежданная честь… Зулук - это в честь альбома некогда любимого Жана-Мишеля[3 - Zoolook - четвертый альбом знаменитого французского мультиинструменталиста Жана-Мишеля Жарра.] или странное производное от зулуса?
        - Зулук - это Зулук. Произноси мое настоящее имя с трепетом и, желательно, с придыханием. Кстати, ты плохо выглядишь, неужели сотряс внутричерепную пустоту?
        Кто бы говорил… Хотя нет, у маркиза с переменным именем в башке не пустота, а безостановочные взрывы шутих, салюты из конфетти, фейерверки из неугомонных шизинок… Черт, голова раскалывается, неудачно приложился виском о деревянный настил! Жестко начинается путешествие…
        Тра-та-та, тра-та-та, мы везем с собой кота,
        Чижика, собаку, Петьку-забияку…
        Я брежу? Веселый лепрекон-переросток Зулук в химзе и натянутом на затылок противогазе выдает на помосте барыню, лихо отбивая каблуками ритмы детской наркоманской песенки. Но до чего ж у него противный, подвизгивающий голосок! Мама, роди меня обратно!

* * *
        Мы снова двигаемся. Нет, не мы - Шиз в отрубе, а я балансирую на грани сна и яви, - движется только Зверь. Не спеша бредет по Новомосковскому тракту, чуть подволакивая раненую переднюю лапу. Приземление закончилось травмой не только для меня… Наш бронепоезд оказался не таким уж «броне». Огромное и сильное животное, которое я со страху считал неуязвимым, отнюдь не лишено слабостей и «прорех в броне». Какая жалость!
        Тракт - через несколько километров он превратится в федеральную трассу со скучным порядковым номером - почти не напоминает себя прежнего. Двадцать лет назад он днем и ночью устремлял бесконечные потоки транспорта на запад: мимо Первоуральска, свердловского города-спутника, до самой Перми, а потом возвращал всех обратно, убаюкивая на своих легендарных асфальтовых волнах. Мы смеялись над твоими продавленными колеями, ямами и рытвинами, но теперь смеяться не над чем, асфальт растрескался, полотно просело и расползлось, колеи поросли неудержимыми растениями…
        Вот что странно, я видел множество дорог, видел, во что превратило их безжалостное время, а больше любого времени над ними поиздевалась буйная флора: растения, названия которым еще только предстоит дать, буквально взорвали асфальтовую гладь изнутри, пробившиеся сквозь щебеночную «подушку» деревья разнесли творение человеческих рук в клочья. Тракт же, несмотря на непрезентабельный вид, меньше всего пострадал от бесчинства природы: его мертвенный покой не нарушили ни чудовищные деревья - порождения радиации, ни изломанные мутацией кустарники, даже вездесущая трава не покусилась на беззащитный труп. Лишь мох неопределенного вида и цвета притаился на дне глубоких колей. Небогато, если честно.
        Фарватер мертвой реки, путь, которым идет Зверь, - я должен узнать об этом побольше. Смертельная аномалия - охранник-меговец был искренне уверен в нашей обреченности, - мне еще предстоит хорошенько разобраться с тобой. Все ответы здесь: кручу в руках потрепанные записи Сулюка, жаль, для чтения слишком темно.
        Луна исчезает за облаком, и мир погружается в первозданную тьму. В такие ночи лучше не покидать подземных убежищ, тебе нечего противопоставить прекрасно видящим в темноте хищникам. Взбесившаяся от радиации природа щедро наградила своих новых детей естественными «тепловизорами», инфракрасным зрением, ультразвуковыми «датчиками» и прочими чудесами. Люди же, лишившись техники, отбросили себя в каменный век, баланс изменился самым трагическим для нас образом - низвергнутый с вершины эволюционной лестницы человек ослаб до предела, а новые венцы чудовищного творения обрели страшную, неведомую ранее мощь. Обидно быть лузером, потерявшим все на свете.
        Но, восседая на огромной бестии, пусть и слегка захромавшей, я чувствую, что мы сможем когда-нибудь вернуться в игру. И от нашего триумфального камбэка Земля вздрогнет… еще раз. Ей не привыкать дрожать под нашей поступью! Она сейчас отбилась от рук, мелко и подло мстит за годы людского владычества, в заносчивой глупой гордыне делает ставку на совершенно иных существ. Наивная, беспросветная дура, со времени динозавров ты постоянно ставишь не на тех! Слабоумная нимфоманка, зацикленная на гигантских размерах…
        Неожиданная мысль смешит. Изображая Императора Палпатина и Дарта Вейдера в едином лице, хохочу страшным злодейским голосом. Я дурачусь, и оттого смех мой натужен, но так уж влияет на меня общество законченного шизофреника Сулюка. Виновник дурного торжества ворочается на помосте и недобро зыркает в мою сторону заспанными глазами. Спи спокойно, дорогой товарищ маркиз. Сладких тебе кошмаров.

* * *
        - Сегодня нехорошая луна, - Сулюк массирует виски, при этом смешно раскачиваясь на пятой точке. Он окончательно проснулся минут десять назад и с тех пор непрерывно подвывает и жалуется на головную боль. Как будто не я приложился башкой о деревянный помост, а потом пару часов кряду не мог уснуть из-за подзабытого со времен бурной алкогольной молодости «вертолета». Закрываешь глаза и кружишь-кружишь до тех пор, пора тебя не вывернет наизнанку. Какая гадость… Первый сотряс в жизни, ощущаю себя начинающим Эриком Линдросом[4 - Хоккеист, печально известный многочисленными сотрясениями мозга.].
        - Какая Луна, любезный Сулюк? - слегка ерничаю, это простительно впервые сотрясенным. - Облака надежно спрятали ее от тебя.
        - Зулук! - настырничает мой сумасшедший компаньон. - Зу-лук! Это во-первых, а во-вторых, если ты не видишь Луну, это не значит, что ее нет.
        Чем дальше мы продвигаемся по тракту, тем свободнее становится дорога. Основной поток машин застрял на выезде из города - в пробках и авариях, здесь же, всего в нескольких километрах от Екатеринбурга, почти пусто. Заглохший транспорт брошен на обочинах, но его совсем немного.
        Подслушав наш спор, негодница Луна выглядывает из-за туч и, кажется, подмигивает маркизу. Отыскала лунатика и теперь подыгрывает своим!
        Ее блеклый, отраженный свет выхватывает из тени густой лес, растущий вдоль тракта по обеим сторонам, но даже не покушающийся на рукотворную асфальтовую ленту. На протяжении всего пути я не вижу ни одного животного, хоть временами и слышу отдаленные завывания, гавканье, клекот и прочий мутантский гвалт. Объяснение простое: хвостатые, клыкастые, когтистые и прочие косолапые твари предпочитают обходить опасного Зверя стороной. Видать, высоко он забрался по иерархической лестнице постъядерных хищников… Я никогда не встречал никого, подобного ему в «живой природе», оттого, наверное, до сих пор существую.
        - Су… Зулюк, какого рода-племени наш Зверь? Как называетсяпорода?
        - Среднеуральская борзая, - невозмутимо врет де Шиз. - И запомни уже: Зулук! Не Сулюк, не Зулюк, не как-нибудь иначе. Это важно.
        - Зануда ты среднеуральская. Я могу называть тебя «задротом», это однозначное слово без вторых смыслов, сложного написания и правильной эмоциональной окраски. Как тебе?
        Сулюк не отвечает, но ему плохо, это заметно невооруженным глазом. Он все сильнее сжимает свои виски, а амплитуда колебаний на пятой точке достигает запредельных значений, боюсь, что страдалец вот-вот вывалится из «седла». Я бы поржал над его стремительным падением, но для возложенной на нас миссии это будет фатально. Добиться успеха возможно только полным составом, лишних людей (и зверей) у нас, к сожалению, нет. Придется заботиться об обоих. Ну и о себе не забывать.
        По устоявшему кресту сбоку от дороги узнаю местность - за поворотом будет стела, разграничивающая Европу и Азию. Мы стремительно покидаем «дикую азиатщину» и неуклонно приближаемся к «просвещенной Европе». Жаль, и то, и то сейчас находится в одинаково убогом состоянии.
        - Вот новый поворот, и мотор ревет…
        Забытый напев в исполнении Сулюка впервые вызывает не раздражение, а приятную ностальгию. Хорошая была песня, правильная.
        - Что он нам несет?
        Пропасть…
        Пение обрывается на пророческой ноте. Пусть за поворотом и не пропасть вовсе, но нечто безнадежное роднит открывшуюся картину с бездной. Мы останавливаемся и молча взираем на подсвеченный факелами биллборд. На нем одна-единственная надпись, выполненная неверной и явно неумелой рукой. УБИРАЙТЕСЬ. «Убирай» выписано крупно и размашисто, а для окончания «тесь» места слегка не хватило - потому невежливый императив выгнулся кочергой, последние буквы накренились, уменьшились в размерах и стыдливо сползли куда-то вниз.
        УБИРАЙтесь.
        Вот оно, европейское гостеприимство. Вряд ли воззвание адресовано монстрам, плохо разбирающимся в изящной и не очень словесности. Здесь не ждут людей… причем не ждут их другие люди. Интересно? Еще как.
        Зверь замедляет свой неспешный бег, неужели тоже озадачился хамским биллбордом? Или его внимание привлекла огненная иллюминация?
        А вот, кажется, заметили и нас: два мощных прожектора, установленных на противоположных краях высокой насыпи, перегородившей дорогу, тычут в морду животного яркими лучами. Броня недовольно рычит и скалит зубы - страшное, должно быть, зрелище!
        Точно, страшное: сначала испуганно стрекочет автомат, затем добавляет более мужественных басов громогласный пулемет.
        Твою же мать!
        Пули свистят совсем рядом. Я вжимаюсь всем телом в помост и глупо прикрываю голову руками. Зверь содрогается всей своей необъятной тушей и воет от боли, разъяренный свинец нещадно жалит его.
        - Бронька, отступаем! Назад, быстро! - на миг отрываюсь от помоста, замечаю Сулюка. Он спокойно стоит и рассматривает преградившую путь заставу. Не боится смерти? Точно, шизоид!
        Зверь пятится. Обиженно всхлипывает, подвывая с какой-то особенно трагической интонацией, и уводит нас с линии огня. Оказавшись за спасительным поворотом, шумно перевожу дух. Что ж вы творите, твари двуногие?!
        Нужно немедленно осмотреть раны Зверя, но все силы ушли на испуг. Слишком близко подобралась смерть, слишком настырно выцеливала нас из пулемета.
        - Сулюк, ты совсем кретин? - я должен как можно скорее отвести душу, иначе не успокоиться, не унять охватившую дрожь. - Какого на рожон лезешь?
        - Зулук не бояться разящих огненных пчел! - маркиз гордо бьет себя в грудь и сотрясает тщедушным кулачком воздух. - Зулук храбрый воин, Зулук размозжит врагу череп и съест его горячий мозг! Зулук выпьет алую кровь, Зулук намотает его кишки на свой огромный член…
        Мой спутник озадаченно чешет затылок и произносит уже совершенно иным голосом:
        - А дальше не знаю… Кишки на члене - это мощный психоневрологический образ! Фрейду бы точно понравилось. Однако я не представляю, что с ними делать потом, после намотки.
        - Ну и славно, - лгу я, не замечая ничего славного. В нашей причудливой (от слова «придурочной») тройке Бронька далеко не самая слабоумная, у нее есть серьезный конкурент.
        - Что будем делать, есть предложения? - меня не интересуют предложения неадекватов, это вопрос для самообсуждения и самодискуссии. Высказанный вслух… Ну не могу я в такие моменты думать молча!
        В ответ маркиз извлекает на свет Божий пистолет - кто додумался выдать психу огнестрел?! Ну, Мастер Вит, погоди! - и шесть раз прицельно стреляет в небо. Я знаю, куда он метит, - в Луну. День открытых дверей на Поясе Щорса достигает апофеоза: выпущенный на волю шизофреник вот-вот собьет с небосклона полуночное светило. Тир для дебилов с манией величия… Уж не знаю, насколько все эти диагнозы совместимы… по мне, так вполне. У меня есть живой носитель грандиозной истории психической болезни.
        Сулюк победно улыбается мне и повторяет лунную канонаду, но теперь более манерно: выстрел, длинная пауза, затем два выстрела подряд, снова пауза и в заключение три выстрела без остановки.
        Очень похоже на условный сигнал. А что, совсем неплохо для убогого!
        - Привлекаешь внимание противника или просто тратишь боезапас?
        - Хочу пообщаться с пересравшимися погранцами, - Сулюк почти серьезен, лишь мерзкая полуулыбка, с которой ему никак не удается справиться, выдает настоящее настроение: маркиз развлекается!
        И мне, черт возьми, это нравится… Только зря говорят, что с ума поодиночке сходят, это штука весьма заразная!
        Мы терпеливо ждем. Зверь, в отличие от нас, кротость характера не проявляет, гневно переминается с лапы на лапу, злобно пыхтит себе под нос что-то свое мутантовое, угрожающее. Надо будет осмотреть его раны, но чуть позже. Кровь фонтанами не бьет, конвульсии и судороги не наблюдаются, значит, будет жить - вот такая она, моя немудреная полевая медицина. Разберемся с нервными пограничниками и займемся лечением. Обещаю, Бронька, потерпи, родная.
        Стрелковые изыски шизофреника не остаются незамеченными, искаженный громкоговорителем голос нарушает затянувшуюся паузу:
        - Вы… - далее идет мощный нецензурный оборот слов на пятьдесят, характеризующий нас как незваных гостей с многочисленными умственно-сексуальными изъянами, - убирайтесь! Здесь вам не рады.
        Фраза про «не рады» в оригинале звучит значительно экспрессивнее и сильно продолжительнее, мой внутренний цензор запикивает без остановки лексические виртуозности пограничника. Не люблю, когда меня оскорбляют, особенно матом, про себя обещаю натянуть оборзевшему говоруну орало на анало.
        - Отставить «убирайтесь»! - в эфире звучит новый голос. Он точно так же обезображен неким громкоговорящим прибором, точно так же груб и склонен к использованию ненормативной лексики, зато нравится мне гораздо больше первого оратора. К тому же командирских ноток у нового собеседника поболе будет, явно кто-то из набольших. - Если вы люди, выходите, поговорим. Обещаю, стрелять не будем!
        Внутренний цензор от перегруза отключается, в уши вливается нефильтрованная кака. Я люблю русскую речь во всех ее проявлениях, но мат уважаю строго по делу, а не в качестве соединительных связок, междометий и смысловых переходов. Здесь же с матом явно перебарщивают, как дети малые, дорвавшиеся до свободы и безнаказанности.
        Переглядываемся с Сулюком. Мне плевать на его неадекватное мнение, но сейчас нужна поддержка, необходимо обсудить и принять непростое решение:
        - Ты доверяешь этим отмороженным погранцам?
        Маркиз серьезен до крайности:
        - Как можно доверять отморозкам? Другое дело, что выбора у нас нет, свернем с Фарватера и огребем по полной!
        Опять чертов фарватер. Достали непонятки. Но Сумасшедший Люк в коем-то веке рассуждает здраво, наш путь проходит через заставу и, значит, придется договариваться.
        - Бронька, но-о! Пошла, милая, - со всей дури треплю Зверя по холке. - Побеседуем со сквернословами.
        Мутант моих тщедушных тычков, ясно дело, не ощущает, с его-то повышенной толстокожестью, однако неожиданно подчиняется и величаво трогается с места. Идет спокойно, чуть ли не грациозно (хочу обернуться и проверить, не вихляет ли наше транспортное средство массивным задом, но мы уже на повороте, не стоит отвлекаться, когда тебе в лицо смотрит еще не остывший пулемет), будем считать, что ран серьезных нет. Иначе бы не выделывалась.
        Пока приближаемся к земляному валу (а сердце-то как хреначит в груди! вот-вот проломит ребра и укатится, как колобок), внимательно рассматриваю укрепление и вооруженных людей на защищенном мешками с песком гребне. Что-то мне отчаянно не нравится, есть какая-то лютая неправильность в этой «фортификации».
        - Вы точно люди? - кажется, замечаю человека с мегафоном, он прячется за мешками, наружу торчит лишь раструб прибора.
        - Точно-точно, - кричать даже не думаю. И расстояние велико, и ветер дует в нашу сторону, унося слова к покинутому Екатеринбургу. Просто поднимаю руку в знак согласия. Лишь бы мой жест не приняли за «зигу», фашистов никто не любит, даже отморозки.
        - А что за херня с вами? - мегафон тычет в направлении Зверя. Невольно ухмыляюсь, судя по размерам «херни» - это мы с ней, а не она с нами.
        Интересно, как дать ответ на этот вопрос при помощи жестов и прочей доступной пантомимы?
        - Подъезжайте ближе, не бойтесь, - человек-рупор догадывается о моих затруднениях и невеликих талантах мима. Вот только почему эта сволочь до сих пор прячется, а нас зазывает на расстояние прицельного выстрела? Ох уж мне это погранцовое лукавство!
        - Здравствуйте, люди добрые! - я лучше порву голосовые связки, чем приближусь хоть на метр к наставленному на нас пулемету.
        - Не слышу!
        Вот сука редкостная.
        Теперь точно никакого выбора не остается. Пулемет и несколько автоматов, что так настойчиво буравят нас своими надменными, презрительными взглядами, еще далеко, но каждый шаг навстречу смерти (пусть только возможной) дается невероятно тяжело. Маркиз сопит в спину, длинным, худым носом гоняя воздух без всякого смысла. Хоть бы сказал чего-нибудь, подбодрил или, наоборот, остановил, так нет, молчит калека, дышит только, как паровоз. Воочию представляю вздымающуюся на моей спине химзу, растревоженную мощными воздушными потоками, которые вырываются из раздувшихся ноздрей психованного попутчика. Борей, блин, бог северного ветра. Или не северного?
        Насыпь, перекрывшая Новомосковский тракт, поражает воображение. Высотой три (местами четыре) метра, она тянется от горы, где установлена стела Европа -Азия, пересекает широкую дорогу - по три полосы в обе стороны - и исчезает далеко за обочиной в сильно разросшемся за последние двадцать лет лесу. Бравые воины на ее гребне расположились весьма причудливо: одна группа сгрудилась на краю леса, вторая, во главе с «рупором», жмется ближе к стеле. Середина монументального строения пуста, не вижу там ни одного человека. Забавный сепаратизм, необъяснимая избирательность… Интуиция шепчет нечто невнятное про фарватер, но мозгу слишком мало информации, он со свистом буксует на одном месте. Сердце же в это время трусливо прячется в пятках и требует уделить все внимание более насущным вопросам. Похоже, трусливый орган прав, есть проблемы посерьезнее абстрактных фарватеров.
        - Теперь слышно? - я почти не повышаю голоса, расстояние между нами и заставой сократилось до губительного минимума. Как три тополя на плющихе (два крошечных тополя верхом на дереве-великане), мы стоим перед погранцами-сквернословами.
        - Да, отлично, - переговорщик начал было вещать в мегафон, но, опомнившись, переходит на естественную, данную природой речь. - Давно к нам в гости никто не наведывался, а подобная делегация, пожалуй, никогда.
        - Если вы о нашем гужевом транспорте, то зверек безобидный, мухи не обидит, - я деликатен и вежлив, это своеобразная компенсация за наглую ложь.
        - Последние два десятка лет я читаю на ночь книгу Иоанна Бого-слова, - пограничник говорит медленно и вкрадчиво. Опасный тон. - Каждую ночь… Весьма любопытное чтиво.
        - Хороший выбор, - с сожалением понимаю, к чему клонит собеседник, Книга Апокалипсиса в новую эпоху приобрела крайне нездоровую популярность.
        - Но не думал, - продолжает человек, по чьей команде десяток стволов в одно мгновение может оборвать короткую линию моей жизни (и линию Сулюка, но мне это побоку), - что придется своими глазами узреть одного из всадников Апокалипсиса.
        - Уважаю вашу религиозность, - я опять вру, терпеть не могу фанатиков, - но не слишком ли поздно для предвестников Всемирного Абзаца? Опоздать на двадцать лет и пропустить всю вечеринку - это, знаете ли, чудовищная непунктуальность. К тому же два всадника на одной квелой кобыле (извини, Броня, за подобное сравнение) - это насмешка над серьезностью момента. Только Смерть и Голод на тандемном велосипеде смотрелись бы нелепее, чем мы.
        «Мегафон» несколько мгновений смотрит на меня. Он больше не прячется за баррикадой из мешков, под дулами столь многочисленного огнестрела мы не представляем никакой опасности. Стоит и тупо пялится через толстые окуляры противогаза… Вид у него довольно комичный: маленький ростик и тщедушное тельце, зато лупоглазые окуляры огромны и добавляют его удивленному молчанию гротеска. Однако мне не смешно, слишком опасно для смеха. Проходит секунда, и хохотать начинает погранец. Ему можно, не он ведь в опасности!
        - Ты мне нравишься, бродяга, - «мегафон» давится смехом, но остановиться не может.
        Люблю, когда ценят мое чувство юмора, ставлю уродцу маленький плюсик в личное дело.
        - Ну, раз мы разобрались с теологическими вопросами, позволите ли нам продолжить прерванное дружественным огнем путешествие? - иногда я бываю излишне велеречивым, каюсь.
        Кудахтанье пограничника прекращается, словно по команде. Дурной признак.
        - Бродяга, разве ты видишь в насыпи ворота или какой-нибудь проезд?
        Так вот что мне не понравилось в заставе! Преграда сплошная, в ней нет не то, что ворот, не заметно даже жалкого лаза на одну персону. Черт, куда подевалась моя наблюдательность?!
        - Здесь нет прохода. Гребаная Азия с твоей стороны, дружок. Там она и останется.
        - Я не тащу Азию в Европу, - «мегафону» удается озадачить меня.
        - Город проклят, город смертельно болен, и мы не позволим разносить заразу на запад.
        В словах пограничника такая яростная убежденность, что спорить бесполезно, только подливать масла в огонь. Фанатики неизлечимы… Но мне-то как с этой нежданной «радостью» разгребаться?!
        - Слышь, граница, хорош вола насиловать, - я злюсь и теряю терпение, такт и прочие атрибуты вежливого человека. - Назови плату за проезд, и разойдемся.
        - Почему вы - грешники - считаете, что все можно купить? Не стоит по своей поганой природе мерить все человечество! - и это мне говорит мурло, которое причислило нас к грешникам только за то, что мы подошли к границе с восточной стороны! Интересно местные девки пляшут. - Здесь ничего не покупается и не продается. Мы служим за идею, боремся с…
        Я больше не слушаю, включаю мозг на форсаж, судорожно перебираю куцые возможности. Но идей ровно ноль, против лома нет…
        Зверь срывается с места, я даже для самого себя не успеваю озвучить команду, а он уже стремительно взбирается наверх, штурмуя пологий подъем к стеле, что сохранился с доисторических времен. Раньше сюда поднимались свадебные кортежи и прочие зеваки, верящие в чудодейственность географических границ. Я не верю в чудеса контурных карт и пунктирных линий, но сейчас моя жизнь (да и жизнь приданного мне дурачка с «лошадкой») зависит от расторопности мутанта и быстроты реакции фанатиков-погран-цов. Груда мышц весом в тонну, скалящаяся сотней острых клыков и летящая на тебя со скоростью спортивного болида, - вот в это я верю на все сто. Потому не удивляюсь, что ближайшие к нам воины при виде атакующего монстра впадают в транс, теряя драгоценные секунды. Прыжок, прыжок, разворот, и мы на гребне насыпи. «Дальние» охранники - сольный проход Зверя по правому борту (я люблю и помню хоккей!) остался для них за кадром, а значит, суровая магия летящего на крыльях ночи ужаса (и мультики Диснея я тоже помню!) не захлестнула их с головой - отчаянно вопят, трясут оружием, но стрелять не смеют, «ближние» охранники
находятся на их линии огня.
        Командир-хохотун тупо таращится на меня и еще более тупо пытается поразить нас зажатым в правой руке мегафоном. Конечно, раз в год и мегафон стреляет, но сегодня явно не тот день. Обосрался горе-фанатик, идейный борец за сегрегацию по географическому признаку. Другие погранцы из «ближних» не лучше, самый шустрый из них «лупит» по нам из не снятого с предохранителя «калаша».
        Поехали, красивая, кататься! Броня проносится сквозь живой строй, и переломанные тела рваными куклами разлетаются в разные стороны. Стрелок из мегафона под толстой лапой Зверя превращается в безобразную грязно-кровавую кляксу. Не люблю кровищу, но не мы начали этот садистский цирк абсурда (уворачиваясь от ошметков вражеских тел, поздравляю себя со свежепридуманным неологизмом). Дальняя группа поливает нас свинцом, целей для «дружественного» огня больше не осталось. Уже не страшно, грозный пулеметчик безнадежно мертв, а «мелкокалиберные» укусы «калаша» только раззадоривают резвящуюся животинку. От края до края насыпи мы проходим за считаные секунды, погранцы бросаются врассыпную, невзирая на идеологические убеждения, с готовностью сигают как в Европу, так и в Азию, лишь один - самый героический дурачок - отстреливается до конца. Еще одна виртуальная звездочка виртуально появляется на «борту» Зверя, и скоротечный бой заканчивается. Беглецы из тех, кто ничего не сломал себе при падении с насыпи, улепетывают с такой быстрой, что скорость света больше не кажется непреодолимой величиной. «Переломыши»
увлеченно упиваются своей ортопедической болью и к продолжению бойни интереса не проявляют.
        - Добивать будем? - этот вопрос я адресую Сулюку. Хочу проверить уровень его неадекватности и тяги к насилию.
        - А смысл? - вопросом на вопрос отвечает маркиз. С неудовольствием констатирую, психотест провален, испытуемый уклонился от дачи показаний.
        - Ну что, господа, нас ждет Европа! Гастроль обещает быть напряженной, цирк абсурда имени двух клоунов и дрессированного динозавра готов к аншлагам, овациям и нескончаемым аплодисментам.
        На прощание гарцуем перед плачущим в голос бойцом, нежно баюкающим вывернутую под неестественным углом руку:
        - Вояка, чтоб быро срыли всю эту херню, - выразительно тычу в насыпь. - Я через неделю обратно, лично проверю. Ты понял?
        Подломанный вояка энергично трясет головой и сквозь слезы обещает приступить к сносу границы немедленно. Ногтями и зубами, ногами и уцелевшей рукой прорыть путь в Азию!
        За насыпью оказывается небольшая деревенька - страшненькие домики, собранные из чего попало, стоят вдоль дороги. Жители молча провожают нас ненавидящими взглядами, но открытой агрессии не проявляют, матом не ругаются, за оружие не хватаются. Молчу и я, хоть язык чешется отчаянно, желая поглумиться над горе-фанатиками. Сдерживаюсь. Слово за слово, членом по столу… хватит на сегодня.
        Глава 8
        Антиквар
        - Здравствуй, Айшвария, - возвращение на Новоясеневскую, а попутно и к старому прозвищу, произошло с головокружительной скоростью. Голова действительно кружилась, а глаза, только что пребывавшие в абсолютной темноте под покровом надетого на голову мешка, слезились от направленного в них света. Обращавшегося к ней мужчину Летиция не видела, да пока особо и не пыталась разглядеть, мешала настольная лампа, а «пучить зенки» через боль не было резона, скоро все и так встанет на свои места. Хочет она этого или нет.
        - Или тебе привычнее «Людмила Валерьевна»? - невидимый собеседник лучился от напускной доброжелательности.
        - Зови меня Властительницей Севера, Кхалиси Юга, Королевой Запада и Госпожой Востока, это мой любимый квартет имен, - Лю ухмыльнулась и почувствовала, что губы ее разбиты. Неудачное выдалось приземление.
        Мужчина коротко хохотнул:
        - Кхалиси, говоришь? Похвальное знание литературы прошлого. Или кинематографа?
        Летиция не ответила, просто не помнила, откуда услышала это явно нерусское слово.
        - Но я все же буду звать тебя госпожой, если не возражаешь. Госпожой наемной убийцей, Бессовестной Киллершей, Душегубом в юбке…
        - Я нынче в штанишках, потому соглашусь только на «Душегуба в лифчике», - ей было очень страшно, но в такие моменты неизменно включалось резервное питание под названием «удаль молодецкая». Или «лихость безоглядная».
        - Зачем тебе лифчик, девочка, с такими небогатыми титьками?!
        Оскорбление достигло цели, пунктик насчет второго размера Летиция имела неслабый. И по своей величине он значительно превышал стандартную девичью «двоечку».
        - Руки развяжи.
        - Это зачем?
        - Преподам урок вежливости: жопу тебе на глаз натяну, чтобы знал, как с девушками общаться, евнух сраный.
        К этому времени глаза Лю привыкли к свету - насколько это вообще было возможно, учитывая негуманную яркость лампы, - но хама до сих пор разглядеть не смогла, тот постоянно оставался в тени. Другие источники освещения, кроме приснопамятной лампы, в комнате, похоже, отсутствовали.
        - А ты не такая уж и непробиваемая, какой хочешь казаться, - мужчина удовлетворенно крякнул. - Людей убиваешь - бывает даже пачками, как сегодня, - а из-за сисек своих карликовых комплексуешь. Воистину, женщин нам не понять…
        - Вам - это кому? - оскорбление, повторенное дважды, остроты не потеряло, и Летиция свирепела на глазах. - Гламурным ясеневским «заднепроходцам»? Хотя какой гламур может быть в Солдафонии, вы, скорее, казарменные педозавры!
        - Педозавр казарменный, - медленно произнес собеседник. - Pedozavrus domicilium… как-то так… а что, мне нравится! Всякие мутанты по земле ходят, Дохлый солдат, Бешеный генерал, Накуренный прапор - и это только в нашем солдафонском, как ты выражаешься, фольклоре. Найдется в современном бестиарии место и для педозавра. Аккурат по соседству с Титькокрошкой обыкновенной. Извини, такое на латыни мне уже не изобразить. Хотя… дай подумать… mamma minoris vulgaris! Грудь исчезающе малая, визуально не наблюдаемая - о как!
        Казалось, хозяин темной комнаты веселился с каждой секундой все отчаяннее, однако голос его, напротив, только ожесточался, слышались в нем звенящие железные нотки.
        - Че тебе надо от меня, полиглот недобитый? - Лю внутренне собралась, дело шло к развязке. Красоту своей груди она будет защищать в другое время и в более подходящем месте, если, конечно, эти «время и место» когда-нибудь настанут.
        - Что мне надо, ты мне дать не сможешь, - человек перешел на шепот. Угрожающий, свистящий шепот. Он перегнулся через стол, завис над съежившейся девушкой, и лицо его впервые оказалось по эту сторону от лампы.
        Лю не узнала его, но что-то внутри нее шевельнулось. Это лицо она уже где-то видела!
        - Не сверкай глазами, шлюха! Тебе не вспомнить меня, не терзай куриный мозг, - он обошел привязанную к стулу девушку сзади и теперь горячо дышал ей в ухо. Она чувствовала летящую на ее кожу влагу. Слюни.
        - Ты меня не знаешь, тварь, - еще раз проговорил неизвестный. - Зато знаешь каждую дырку в теле моей невесты. Очень-очень мертвой невесты…
        Летиция вздрогнула, такого поворота она не ожидала. Зато теперь прояснилось, почему лицо несостоявшегося жениха показалось ей знакомым, - его портрет висел в комнате Кати. Молодой, но очень серьезный человек, с массивной челюстью, никак не вязавшейся с остальными, довольно правильными чертами, отчего выглядел он несколько… карикатурно.
        - Паша, вроде? - вырвалось у Лю. - Сейчас понятно, чего ты грудь мою преуменьшаешь, с Катиными дойками мне точно не тягаться…
        Девушка не договорила, мощный удар в скулу свалил ее вместе со стулом на оглушающе твердый пол. Голова и плечо, врезавшиеся в бетонное покрытие, вспыхнули от боли.
        - Проклятье! - жених вдруг опомнился и бросился поднимать Летицию. - Тебя ж трогать нельзя, черт возьми, не сдержался! Ах ты лярва…
        Он тряс перед Лю, снова сидящей, медленно приходящей в себя, огромными кулаками и приговаривал:
        - Я бы превратил твою сучью морду в отбивную, в кровавый фарш… размолотил к хренам собачьим… но я ж офицер, дал, мать его, слово!
        Она не понимала ничего, никак не могла справиться с охватившей тело болью. Больно, больно, больно!
        - Слышишь меня? Мрааазь, очнись! Очнись, говорю!
        - Хватит меня трясти, - негромко, но зло прошептала Лю, когда сознание немного прояснилось.
        Офицер схватил ее за подбородок и развернул разбитой скулой к свету. Вероятно, оценивая нанесенный ущерб.
        - Перестарался… Дохлатая ты какая-то для наемной убийцы. Вот для шлюхи - в самый раз!
        - Для офицера, бьющего связанную девушку, ты слишком…
        - Заткнись! - Катин жених ладонью заткнул ей рот. Грубо, но эффективно. - Больше бить не буду, не для того свиданку с тобой вымаливал. Сиди тихо и радуйся.
        - Чего тебе надо? - Летицию больше интересовал вопрос, чему ей радоваться, но она посчитала его бесперспективным.
        - Знать хочу, - Сергей вернулся к своей части стола, спрятался за свет лампы. Боится, что опять не сдержится? - Как тебе удалось совратить и растлить мою Екатерину?
        Слова звучали столь напыщенно, а смысл их был настолько комичен, что Летиция едва удержала рвущийся наружу смешок. Неужели этот взрослый дяденька в форме, сталкер, наверняка героический, отмеченный и победами, и ранениями, всерьез решил, что его гулящая невеста хранила ему верность вплоть до вчерашнего дня, пока залетная девица не сбила целомудренную Катеньку с истинного пути… «Мужики, какими же беспросветно тупыми вы бываете!»
        Но вслух, после недолгого размышления, произнесено было следующее:
        - Мы очень сильно напились.
        Сказать, что его Катя воспринимала верность очень своеобразно? Но зачем? Солдатик неуравновешенный, еще взбесится и точно превратит лицо в фарш. А взять всю вину на себя - так опять не сдержится, накажет «виновную». Уж лучше нейтральный, мало что значащий вариант.
        - И? - беспокойный офицер однако продолжал настаивать.
        - Что и? - Летиция напряглась, ей совсем не хотелось вдаваться в детали. Опасно для жизни, здоровья и психического равновесия. - Она весь вечер говорила о свадьбе, о тебе рассказывала, а потом, когда серьезно подпила, призналась, что совсем не умеет целоваться, что тебе не нравится, как она это делает, поэтому вы в последнее время совсем перестали целоваться, и Катя попросила научить ее… а дальше уже как-то само все завертелось, алкоголь виноват!
        Лю врала самозабвенно, не боясь быть пойманной на откровенной лжи, и оттого казалась крайне убедительной. Длительный стаж практического обмана плюс экспрессия - равно овации одураченных слушателей и крики «браво» восхищенной публики.
        В этот раз оваций не было. Сергей тяжело оперся о стол, тот аж заскрипел под его тяжестью, и вынес вердикт, не подлежащий пересмотру и обжалованию:
        - Две шлюхи!
        После этого погасил лампу, погрузив комнату в полутьму, - немного света пробивалось сквозь щель под дверью - и, ничего больше не говоря, направился к выходу.
        - Эй, стой! - Лю сдуру чуть не добавила «рогатый», вовремя поперхнувшись провокационным обращением. - А что будет со мной?
        Он на секунду остановился и, не поворачиваясь, произнес:
        - Скоро за тобой приедут, заберут на Донскую. А что дальше, не мне решать. Я бы сжег.
        И быстро вышел, хлопнув дверью.

* * *
        Вопреки словам офицера приехали за Летицией не скоро. Какие-то люди явились сразу после ухода рогатого недовдовца, но лишь затем, чтобы оттащить стул с пленницей к стене и прикрепить его к торчащей из кирпичной кладки скобе.
        На контакт тюремщики не шли, на расспросы не реагировали. И очень скоро девушка вновь осталась в темноте и одиночестве.
        Она любила темноту - та была незаменимой помощницей во многих делах, уважала и одиночество - общество требовалось ей не так уж и часто и лишь для удовлетворения «парных» потребностей. Минуты и дни, проведенные наедине с собой, совсем не пугали Лю, она умела наслаждаться тишиной, ценила редкое, неизменно ускользающее спокойствие. Мало кто, зная ее бешеный темперамент, мог заподозрить девушку в меланхолии, но ведь и она ни перед кем не раскрывалась, не было в том необходимости.
        Жаль, что нынешнее затишье предвещает бурю и отнюдь не располагает к самосозерцанию и медитации. Впереди допросы, пытки и неминуемая казнь. Не лучший фон для исцеляющей душу рефлексии.
        Летиция дремала в чудовищно неудобной сидячей позе, когда дверь в ее камеру отворилась, прорезав в местной темени широкий сектор ярко-желтого света. В другое время свет мог считаться блеклым и немощным, как и лампа, что породила его в электрических муках, - но только не для Лю, много часов проведшей в искусственной ночи.
        Пришельцев было трое, но выделялся из них высокий - на голову выше остальных, широкоплечий мужчина, с фонариком в руках. Он направил луч на Летицию, но без лишнего изуверства, светя не в глаза, а чуть в сторону.
        - Вот она какая, гроза бандитов и всей организованной преступности севера! - у высокого оказался сильный, чуть насмешливый голос. - Хрупковата только на вид… Вы ее зачем так повязали, девчонки испугались?
        - Наше дело маленькое, - с заметным уральским говорком пробасил один из сопровождавших. - Нас упредили, мол, изворотлива девка и дюже опасна, к тому же гипнозу обучена, значит, должна, так сказать, на цепи сидеть, аки мутант. Лучше, гражданин Кузнецов, перебдеть, чем недобдеть!
        - Ох уж мне эти бдуны-перебдуны, - гражданин Кузнецов склонился над девушкой. - Если освобожу, буянить не будешь?
        Лю с готовностью мотнула головой. Тело затекло, рук и ног под веревками она давно уже не чувствовала, тут бы живу быть… А «буянство» - это потом, когда форма вернется.
        - Я не бандит, твоей специализации не соответствую, - с усмешкой предупредил Кузнецов и ловко перерезал веревки, за что тут же заслужил громкий, нецензурный укор:
        - Та что ж вы делаете, гражданин хороший, почто добро казенное на лоскуты изводите?!
        - Веревки пожалели? - высокий удивился, но тут же пошел в атаку. - Я вам столько бабла отсыпал за поимку худосочной, совершенно безобидной девчушки, а вы меня копеечной веревкой попрекаете?
        - Ни фига се безобидная! - теперь удивился прижимистый мужичок, а его молчавший до сих пор коллега раскатисто заржал. - Вот вы, донские, даете! Ента убивица шестерых бандитских бугаев к херам отправила, да еще полюбовницу свою не пожалела! Бе-зо-бид-ная, ха!
        - Полюбовницу? - Кузнецов вновь повернулся к Лю, которая, воспользовавшись руганью врагов, усиленно разминала затекшие мышцы, и с куда более живым интересом уставился на нее. - Обожаю интимности и непристойности… Сама по пути расскажешь или дашь мужикам все переврать?
        - По пути куда? - голос, черт его побери, предательски дрожал.
        Кузнецов нахмурился и ответил не сразу. Летиция воспользовалась паузой, чтобы рассмотреть его поподробней. Любопытное лицо, красивые, правильные черты (чересчур правильные на вкус Лю, она не любила такую правильность, лишенную видимых изъянов), умный взгляд смешливых, но умеющих быть жестокими глаз, волевой подбородок, широкий открытый лоб, аккуратно подстриженные, чистые волосы. Хорошо известный ей тип людей - бабник, смазливый на мордашку, но без всякой женственности и избалованности, на которые так ведутся молодые дурочки. Впрочем, и не мачо: здоровый, фигуру блюдет, однако на себя не дрочит, шаловливым нарциссизмом не страдает. Вся опасность в глазах! Цепкие, внимательные, прошивают насквозь, как рентгеновские лучи! «Держись, Лю, непростой это товарищ, очень непростой».
        - Вот в пути маршрут и обсудим, - наконец сказал он и протянул ей руку. - Меня Александром кличут, но для красивых девушек - а ты вроде красивая, хотя в этой темени наверняка утверждать не берусь, - Саша.
        Чего-чего, а рукопожатий от пленивших ее негодяев Летиция ждала менее всего. И потому, протянув в ответ свою изящную, хрупкую кисть, растерянно ляпнула:
        - Лю… в смысле, Айшвария.
        - Так Лю или нечто индийское, трудно произносимое, на букву «Ай»? - Александр осторожно сжал ее ладонь и не спешил отпускать. Девушка запираться не стала и сдалась без боя:
        - Пусть будет нечто корейско-китайское на букву «Лю».
        Кузнецов улыбнулся. Улыбка у него была хорошая: белозубая, широкая, такую в подземном мире не часто встретишь.
        - Я с удовольствием соврал бы, что имя очаровательное, да только восток не очаровывал меня никогда. Больно хитрожопые граждане проживали в тех краях. Жестокие, вероломные и подлючие, так что имя в актив тебе не идет, настораживает только.
        Летиция пожала плечами. Настораживает и настораживает, ей-то какое дело.
        - Так, что с полюбовницей? Мы не хиппи, мы не панки, мы девчонки-лесбиянки?
        - Про хиппи и панки не скажу, слов таких не знаю, но с лесбиянками точно мимо. Легкое би ориентации не помеха, - вяло, без эмоций возразила Летиция. Будет она перед всякими оправдываться!
        - Ты какой-то не такой, писю трогаешь губой, - продекламировал Кузнецов малохудожественный стих и, так и не выпустив девичьей руки, закатал ей рукав до локтя и теперь внимательно при свете фонарика изучал вены. - Кажись, не наркоша… Значит, подружимся. По мне все одно, лесба, «бисячка», идейная гетера - лишь бы на дряни не сидела. Эти конченые, таких на цепь, в намордник и под жопу - с глаз долой.
        - Не желает ли милая барышня устроить полуночный променад под сенью туннельных сводов? - осмотрев вторую руку, Александр подхватил несопротивляющуюся Лю под локоток и потащил прочь из комнаты. За дверью оказалось небольшое помещение, по размерам чуть больше покинутой камеры, зато гораздо лучше освещенное. Здесь горело аж три лампы: под потолком, на стене в дальнем углу и над еще одной дверью, ведущей неизвестно куда.
        - Вещи девочки, - Александр обращался к хмурым уральским мужикам. - Я заберу их.
        Мужики быстро переглянулись, молчаливый недовольно пробубнил:
        - Мы так не договаривались.
        - Мы и по-другому не договаривались, - глаза Кузнецова угрожающе сузились, взгляд посуровел и теперь ничего хорошего не обещал. Ничего и никому. - Я забираю девочку и ее походную «косметичку».
        Один из тюремщиков вынул из железного шкафа, что стоял у ближней стены, рюкзак Летиции и зло бросил Кузнецову:
        - Не подавитесь, господин хороший.
        - Что у тебя здесь было? - короткий взгляд на Лю.
        - Шмотки, бабские причиндалы, два «Стрижа», патроны к ним, взрывчатка и самопальная граната метрошного производства.
        Мужчина по-деловому залез в чужой вещмешок, пошуровал в нем с минуту, не особо беспокоясь о том, что вещи когда-то были уложены заботливо и аккуратно.
        - Здесь уже до меня покопались, - словно угадав мысли Летиции, объяснил он. И тут же укоризненно воззрился на примолкших тюремщиков.
        - Все, что нажито непростым женским трудом: пистолет «Стриж», отечественный, одна штука, патроны к нему в неустановленном количестве, граната ручная, местного производства, одна штука - где все это, граждане? Будем писать протокол, составлять акт о недостаче вверенного имущества? Усушка, утряска, естественная убыль, так было дело, да, милостивые господари? Что я вижу, голубые воришки на службе местного правопорядка!
        - Сам ты… голубой… - окрысился молчаливый. Но увесистый сверток, спрятанный у него за пазухой, с явной неохотой сдал, бросив в раскрытый рюкзак.
        Александр продемонстрировал девушке содержимое свертка: пистолет, два магазина к нему и граната, по виду напоминающая консервную банку.
        - Гражданка потерпевшая, все ли на месте, или будем вызывать понятых?
        - Еще два магазина было.
        Коллега молчаливого, что-то цедя сквозь зубы (похожее на «шлюху» и «сраного клоуна»), вытащил из кармана брюк два недостающих магазина.
        - Теперь комплект?
        Летиция кивнула.
        - Тогда в дорогу, красавица! Донская ждет нас.

* * *
        Вот снова и свиделись, Няшка… Пройдя ряд невзрачных комнат и темных коридоров, Летиция со спутником оказались на платформе хорошо знакомой Новоясеневской. Как Лю и подозревала, ее держали отнюдь не в местной тюрьме, вышли они то ли со склада, то ли из технических помещений, используемых для хранения черт знает чего.
        - Меня поймали не местные менты?
        Кузнецов, так и ведший ее под руку, неопределенно хмыкнул:
        - Именно что менты. Другое дело, что арест неофициальный, без прямого указания станции. Администрация сейчас усиленно закрывает на нас с тобой глаза и с нетерпением ждет, пока мы свалим отсюда подальше.
        - Я не понимаю, - Лю едва поспевала за широко шагавшим конвоиром и хоть в открытую не сопротивлялась, но со стороны казалось, что он тащит ее чуть ли не волоком.
        - Потерпи, пройдем пост, а там будет время поговорить. На Битце сейчас вдвойне небезопасно.
        На Битце? Вдвойне? Девушка окончательно запуталась… и смиренно сосредоточилась на ходьбе.

* * *
        Вопреки обещаниям Кузнецов не спешил ничего объяснять ей и после того, как станция осталась позади. Пост был пройден без малейших задержек и ненужных вопросов со стороны дозорных. У Летиции сложилось мнение, что те сами рады побыстрее избавиться от странной парочки. Торопливый красавец-мужчина и растерянно-покорная девушка. Тоже, между прочим, не дурнушка, но временно пребывающая не в лучшей форме, один синяк на разбитой скуле чего стоил…
        - Вот так просто? - спросила она.
        - Что просто? - пребывавший в задумчивости Кузнецов нехотя отвлекся от своих мыслей.
        - Вот так просто в одну каску ты хочешь доконвоировать меня до дурацкой Донской? Меня брали как минимум втроем, а то и вчетвером, к тому же из засады…
        Они двигались в одиночестве по темному туннелю, ведущему к Лесопарковой. Где-то здесь призрачная женщина читает своему призраку-сыну призрачную сказку… Летицию передернуло.
        - Чего дрожишь? - Александр остановился и озадаченно посмотрел на девушку. - Боишься, что не доведу до места? Зря. Зачем нам трое-четверо, сидящих в засаде, если ты собираешься активно и плодотворно сотрудничать со мной?
        - А я собираюсь?! - Лю попыталась издевательски засмеяться, но вместо этого захлебнулась от удивленного возмущения.
        - Девочка, тебе сколько лет? - Кузнецов несильно хлопнул ее по спине, приглашая двигаться дальше. Очень энергично двигаться дальше: он быстро шагал по гулкому туннелю, она невольно семенила за ним следом.
        - Девятнадцать.
        - Девятнадцать, - он удовлетворенно кивнул, непонятно с чем соглашаясь. - Сиськи уже выросли («вашу мать, чего вам всем дались мои сиськи?!»), а ума все нет. От этого все беды. Трахаться возраст позволяет, даже девок других, таких же неразумных, вполне можно совращать, ощущая при этом свою непомерную крутость. Гуру секса, блин… А вот серьезно, на равных, работать со взрослыми хитрожопыми дядьками типа твоего заказчика пока противопоказано. Строго противопоказано! Разве что одноразовой дурочкой на побегушках.
        - Да какого…
        - Никакого, - он в зародыше подавил бурю праведного девичьего гнева. - Не тупи, Лю, или как там тебя? Сдал тебя твой заказчик, зачем ему ненужные свидетели, тем более исполнители? Тебе заказал Сиропчика, а битцевским ментам - киллершу, которой предстоит грохнуть Сиропчика. Скажи спасибо дяде Саше, убийца недоделанная, если бы не я, валялась бы сейчас на помойке с простреленной башкой, крыс кормила.
        Летиция задумалась. Для этого пришлось приструнить кипящие эмоции, но сейчас требовался разум, а не адреналин.
        - Что за битцевские менты? Что вообще за Битца, я не понимаю.
        Кузнецов поначалу удивился, но тут же спохватился:
        - Ах да, я и забыл… Мы, южане, по привычке называем Новоясеневскую Битцевским парком и считаем станцию формально независимой. У северян, в особенности у Ясеневской общины, свои представления о местной политической географии, фактически они подмяли Парк под себя, без боя взяв опустевшие когда-то земли.
        - То есть, меня взяли няшные менты?
        - Няшные? А, дошло! - Александр ухмыльнулся. - Именно, няшные. Милые пушистики в форме, но не при исполнении. В частном порядке задержали опасную рецидивистку, но не предали немедленному суду Линча, и даже не передали законной няшной власти, а за большие денежки продали донскому антиквару Кузнецову, проявившему к опасной рецидивистке нездоровый интерес.
        Летиции не понравились метаморфозы, произошедшие со спутником: смешливый на станции, в дороге он ожесточился, стал суровым и задумчивым.
        - Тогда я не понимаю двух вещей. На кой я тебе сдалась и с чего вдруг я буду тебе помогать?
        Александр не слушал. Приложил палец к губам и молча кивнул - «смотри».
        Туннель, скудно освещенный парой налобных фонарей. Два прыгающих по стенам луча, посланцы света в царстве мрака. Кивок головы - и освещение выхватывает бетонный пол под ногами, задрать голову - и сверху нависает сводчатый потолок, давит на плечи, вжимает в землю. Покрутить шеей вправо-влево - вновь наплывут по бокам близкие стены, в теории параллельные, по ощущениям - вот-вот сойдутся в одной точке и раздавят тебя равнодушным гидравлическим прессом.
        Лю не знала, на что смотреть, все как обычно, но…
        Воздух дрожит. Липкий и тягучий, он окутывает со всех сторон, обжигает дыхание, застревает в гортани и вязнет в легких. Лучи фонариков упираются в мутную киселеобразную массу, идти с каждым метром все тяжелей и тяжелей… так, наверное, ощущают себя водолазы, продирающиеся через толщу воды на огромной глубине. Шаг, остановка, новое усилие, шаг, остановка. Не хватает только пузырей, рвущихся наверх, к солнцу. Так было в древней книжке, Лю помнит, «Тайна двух океанов», она читала десятки раз…
        Но здесь есть звук, шуршит бетон под подошвами, что-то тихо, на грани слышимости, стучит в рюкзаке. Это рассыпавшиеся патроны ударяются при ходьбе друг о друга.
        Летиция хотела взглянуть на сопровождающего ее мужчину, почувствовать его уверенность и силу, впитать хоть немного чужой энергии, чтобы подавить рвущийся из глубины страх, но не могла. Что-то гнало ее вперед сквозь густой как туман воздух. Без оглядки. Под ритмичный стук патронов… Стук, стук, шаг, шаг… шпарь серого кипятком… стук, шаг…
        Что?! Лю встрепенулась, словно приходя в себя после долгого изматывающего сна. Ничего. Туннель, дорога под землей, извечная война света и тьмы, старый, умирающий фонарик против древней владычицы ночи. Статный фигуристый конвоир рядом, никуда не делся, как и прежде, сосредоточен и хмур. В нем есть сила. Девушка прижалась к его плечу - самое время найти надежную опору, а иначе зачем еще нужны мужики?
        - Что не так?
        - Помолчи, - голос его глух.
        Лю не сразу заметила впереди две тени… Теней здесь было гораздо больше, причудливых, ломающихся, танцующих и неуловимых, но лишь две не пугались направленного прямо на них света, не прятались во мрак, не отступали под натиском беспощадных фонарей.
        Тень побольше и повыше, к ней прижалась совсем маленькая, почти хрупкая, обе… смотрят!
        Лю содрогнулась всем телом и тихонечко, отчаянно зажимая рот руками, чтобы не завизжать, охнула.
        - Молчи, - мужчина обнял ее, широкой ладонью закрыл глаза и увлек за собой. - Не сопротивляйся, не бойся.
        Ослепшая, она покорно следовала за ним, не пытаясь вырваться. Только слушала, и слушала, и слушала тишину, на все лады повторяющую ей «шпарь… шпарь… шпарь… серого… серого… серого…»
        Тишина приблизилась к ней и шепнула на самое ухо: «шпарь серого кипятком». А потом удалилась, осталась далеко позади. Шшшш… сссс… шшш…
        Летиция беззвучно рыдала, прижимаясь всем телом к своему тюремщику, роняя слезы на его широкую грудь.
        - Все хорошо, - он гладил ее по волосам. - Мы прошли. Ты молодец, мы прошли…
        - Что это было? - комок в горле мешал говорить, но Лю должна была узнать.
        - Всего лишь неупокоенные души, те, кто после смерти не обрел покоя. Таких много повсюду, есть и на станциях, и в переходах, и на поверхности. Несправедливо лишенные жизни - эти самые громкие… Они являются не ко всем, лишь к тем, кто сам приблизился к краю пропасти, кто в шаге от последней черты.
        - Ты ведешь меня к себе убивать? - голос ее дрожал. - Потому я у последней черты?
        - Нет, но за нами идут те, кто желает тебя убить. Бандиты, кореша и подручные Сиропчика, которых ты очень сильно расстроила.
        - А как же ты? Почему ты видел неупокоенных?
        Александр Кузнецов пожал плечами:
        - Я всю жизнь хожу по краю, работа такая. Правда, к призракам так и не привык, не выработал иммунитета.
        Они еще несколько минут стояли обнявшись, плачущая пленница и ее конвоир.
        - Нам нельзя задерживаться, бандиты сделают все, чтобы поймать тебя. Им уже известно, кто убил их босса.
        Лю понимающе кивнула:
        - Вот почему я добровольно пойду за тобой, так?
        Слезы высохли, и теперь ей было стыдно за свой страх, за потерю самообладания, за позорный срыв. «Перепуганная плаксивая дура, вот ты кто».
        - Но зачем я тебе, объясни!
        Они снова двигались, не бежали, бег быстро выматывает, но скорость держали постоянно высокую. Вернее, Александр задавал темп, а Летиция пыталась не сбиться с шагу и не отстать.
        - Ты весьма востребованная девочка. Заказ на тебя получили не только битцевские… новоясеневские менты, но и мои подмосковные друзья. Только менты должны были шлепнуть зарвавшуюся киллершу, а подмосквичи поручили мне доставить тебя в целости и сохранности.
        - Ты наемник? - вырвалось у Летиции. Робкая надежда на благополучный исход дела оказалась немедленно похоронена. - Что хотят твои наниматели?
        - Я не наемник, я - антиквар с Донской, - Кузнецов непонятно чему усмехнулся. - Антиквар широкого профиля. Но постоянным клиентам, обеспечивающим процветание моего бизнеса, отказать в малой просьбе не могу. Они попросили в подарок тебя. А зачем…
        Антиквар надул губы и щеки, видимо, это означало деятельную задумчивость.
        - У меня сложилось впечатление, что они сами не в курсе, зачем ты им, такая красивая, сдалась. Есть тут определенная странность, эти подмосквичи очень плохо представляют, что творится в Москве и в метро в частности. Тебя же они описали подробно, во всех деталях. Потому давай лучше я спрошу, что за дела у тебя с жителями ближайшего Подмосковья? Чем ты им, мирным общинникам, насолила?
        - Да не знаю я ни про каких подмосквичей! - Лю удивлялась, возмущалась и злилась одновременно, происходящее не укладывалось в ее голове. - Я никогда на поверхность-то не выходила, не говоря уже о том, чтобы покинуть пределы метро! Да…
        - Тише, тише, - ее спутник чуть притормозил, перейдя с очень быстрого шага на относительно человеческий, почти прогулочный. - Не стоит орать в туннелях, они этого не любят. И, кстати, жестоко мстят нарушителям спокойствия, имей это в виду. Я тебе верю, но от этого легче не становится. Не люблю, когда не понимаю мотивов своих деловых партнеров, а в данном случае…
        Впереди показался пока еще тусклый, скрытый расстоянием свет приближающейся станции. Лесопарк.
        - Мне туда нельзя, - опомнилась Летиция. - В рюкзаке стволов на два смертных приговора, плюс визит последний не особо задался…
        Кузнецов не дослушал:
        - Я тоже не с пустыми руками. Придется подключать искусство дипломатии…
        Не дойдя до станции метров пятидесяти, он вручил ей свой пистолет, извлеченный из подмышечной кобуры, а также ее собственный вещмешок, который всю дорогу тащил сам.
        - Жди меня здесь.
        - Ты дурак?! Отдаешь мне оружие и надеешься, что я буду покорно дожидаться тебя здесь? В чем подвох, милый хитрожопый антиквар?
        Хитрожопый антиквар раздраженно цыкнул и разочарованно замотал головой:
        - Сзади призраки, которых ты боишься до икоты. И где-то там по нашему следу идут мстительные сиропчики, чьи намерения менее загадочны, чем у привидений, зато более реалистичны - в самом пугающем смысле слова. Ты до сих пор жива только благодаря мне, неужели это так трудно понять? Еще раз для тупых, в двоичной системе: слушаешься дядю Сашу - живешь; не слушаешься - тут же откидываешь коньки!
        - Коньки? - нахмурилась Лю.
        И тут же заработала тяжкий вздох и безнадежное «забей».
        - Просто жди и ни о чем не думай.
        Все те полчаса, что отсутствовал донской антиквар, Летиция, вопреки его указаниям, усиленно размышляла. Все мысли сводились к простой дилемме - бежать-не бежать, но доводы конвоира (и особенно ждущие в туннеле призраки) мешали принять очевидное решение, ведущее к свободе. Неужели он приковал ее к себе страхом? Что ж, страх не только удерживает подобно цепи, но и лишает воли… Опасный человек. Сильный, самоуверенный и очень-очень опасный.
        - Ты мне очень дорого обходишься, девочка с дурацким именем, - возвратившийся Кузнецов выглядел мрачнее тучи. - У местной таможни на тебя вот такенный зуб!
        Красноречивый жест не оставлял сомнений в размере зуба… скорее даже бивня, причем не самого маленького.
        - Мы возвращаемся на Няшу? - до сих пор сомневавшаяся в правильности своего выбора, ругавшая себя за трусость Летиция с пронзительной, ошеломляющей ясностью осознала, что обратно на север она ни за что не вернется. Лучше умрет здесь, чем…
        - На каждый жадный зуб найдется свой зубодробительный камень… Но, блин, сегодня камень обошелся мне непомерно дорого… похоже, он из чистого золота. Пойдем, киллерша недоделанная, одними деньгами дело не обошлось, обиженный тобой таможенник требует сатисфакции. Моральной, если не ошибаюсь.
        - Что?!
        - Ты глупенькая или слышишь плохо? - Кузнецов злился, но, видимо, не столько на Лю, сколько на себя. Он не умел и не любил проигрывать в дипломатических и торговых игрищах. - Придется «возместить моральный вред перорально», «зализать нанесенную душевную рану», так он выразился. Есть вопросы?
        - Да пошел ты! Сам ему и отсасывай, урод поганый! - Лю вмиг забыла и о бандитах, и о призраках, ее всю потряхивало от возмущения. Праведный гнев искал точку приложения, указательный палец, между тем, нащупывал спусковой крючок пистолета.
        - Если тебя поймают подручные Сиропчика, так легко ты не отделаешься, - негромко ответил Кузнецов. Он никак не отреагировал на девичье буйство, хотя поползновения к оружию не заметить не мог. - Я должен довести малолетнюю идиотку, корчащую из себя вершительницу чужих судеб, до безопасного места, где ее никто из отморозков не достанет, но если эта идиотка мечтает умереть раньше времени, причем весьма незавидной смертью, то…
        - Ты ответишь за малолетнюю идиотку, - Лю подняла пистолет и ткнула стволом в грудь спутника.
        Он снова сделал вид, что не замечает смертельной опасности, только выговорил тихо, но четко:
        - Я проведу нас через пост, а ты сама разберешься со своим обиженным. Сможешь обойтись без зализывания ран - молодец, а нет - утрешься и пойдем дальше. Все ясно?
        Летиция сощурилась. Кузнецов давал ей некую свободу действий, узкую, но все же свободу. Правда, он тут же ужал ее еще сильнее:
        - Только никаких убийств и отрезанных органов. Иначе с Лесопарка живыми не выйдем. В остальном делай, что хочешь.
        - Забирай свою волыну, - после недолгих колебаний девушка приняла условия намечающейся игры.
        Глава 9
        Пермский пост
        Скоро рассвет, нужно искать ночлег. Постапокалиптическое солнышко слишком жестоко к человеку, своими лучами добра выжигает сетчатку на счет раз.
        - Сулюк, пора на боковую. Где расквартируемся?
        - Зулук, - привычно настаивает он.
        - Да хоть Суджук! Где спать-то будем?
        - Зверь не сойдет с Фарватера, - маркиз с вызовом смотрит на меня.
        - И что это значит?
        - Что-что, ставим палатку на нашем насесте и кукуем там целый день!
        Челюсть моя, невзирая на поддерживающий ее противогаз, с грохотом ударяется о деревянный настил.
        - Сдурел?! Как мы пойдем днем, мы ж беспомощные при свете!
        - Есть маски со светофильтрами.
        Матерюсь вполголоса, обдумывая ситуацию. Дерьмовую, надо сказать, ситуацию. Ни один сталкер не путешествует без крайней надобности днем. Люди - ночные существа, а день - враждебное для нас время.
        Но как я ни морщил лоб, кончилось все установкой палатки на ходу. Проблему с дежурствами решить не удалось, шизофренику столь ответственное дело я доверить не смог, но самому быть все время на посту - занятие невозможное, спать хотелось прямо сейчас. Выдался весьма непростой день, принесший целую кучу впечатлений и эмоций, и утомленный приключениями мозг требовал хотя бы четырехчасового тайм-аута. Отказывать мозгу - занятие неблагодарное, потому, наплевав на всякую осторожность, я внаглую завалился спать.
        Вопреки опасениям, никакие сны меня не мучили, а сама вожделенная безмятежность продолжалась вместо запланированных четырех часов вдвое дольше. Зато в мир живых я вернулся отдохнувшим и полным сил. Что день грядущий нам готовит? Что бы ни готовил, мы встретим его во всеоружии!
        Наручные часы и ярко подсвеченная снаружи палатка сообщили, что световой день еще в самом разгаре. Конечно, дни нынче короткие, зима все-таки, но зима странная - теплая и совершенно бесснежная. Климатическими аномалиями трудно удивить тех, кто пережил «закат солнца вручную», но февраль тридцать третьего года все же удивлял. Плюс десять -пятнадцать градусов ночью - это чересчур!
        Зулук (о, похоже, он меня выдрессировал!) не спал, развлекая себя тупым немигающим взглядом, упертым в полог палатки.
        - Зу, все спокойно?
        Маркиз ответом не удостоил. Похоже, чертов кататоник наслаждался очередным сеансом связи с астралом.
        Спал я в респираторе, противогаз для таких целей подходит слабо, но пришло время для утреннего променада на свежем воздухе - осмотреть местность, да и физиологию успокоить, - и в подобной ситуации «тонированный» противогаз первый помощник героического сталкера.
        Натянул - зажмурился - вышел. Открыл левый глаз, он у меня наименее ценный, видит хуже своего собрата. К свету пришлось привыкать довольно долго, хоть он и был смягчен светофильтром. Совсем мы в кротов превратились, темень непроглядная роднее слабенького зимнего солнышка… Обошлось, не ослеп. Когда круги перед единственным открытым глазом перестали хороводить, я, наконец, смог различить кое-какие детали окрестности.
        Дорога - уже не шести-, а четырехполосная, и без всякой разделительной конструкции посередине, противоположные направления слились в единое целое, лес по правому борту, слева огромное нескончаемое поле. Не знаю, сколько мы отмахали за последние часы, но точно прошли немало, Ревду и Первик[5 - Первоуральск.] оставили далеко позади. Указатель бы дорожный заметить, но пока не судьба.
        Вернувшись в палатку, сел изучать записи Зулука. Руки давно чесались, да и любопытство мучило.
        «Зверь идет строго по Фарватеру. В крайних случаях, по прямому указанию Оператора, способен уходить с маршрута, но не более, чем на пять часов, далее начинается истощение организма».
        Да, точно! Мастер Вит вещал что-то такое, но я был слишком занят своими мыслями… А теперь должен разбираться в каракулях сумасшедшего писаря. Ну и почерк, глаз сломаешь!
        «Мертвая река - подземное образование, возникшее на месте разлома тектонических плит, который в свою очередь возник в результате мощных ракетно-бомбовых ударов по поверхности. Тянется с востока на запад России, часть его пролегает под федеральной трассой Р242, после Перми и вплоть до Подмосковья точная локализация не установлена».
        А этого совсем не помню, иначе бы обязательно спросил, почему раскол идет строго под трассой, что за чудеса?!
        «На поверхности над рекой сильное радиационное излучение, губительное для всего живого. Но повышенный фон наблюдается только в границах реки, сразу за ее пределами фон соответствует естественному для данного вида местности».
        Морщу лоб. Похоже, это объясняет, почему охранник в Меге записал нас в смертники, мы шли над рекой по зараженной территории (но почему молчал дозиметр?!). С заставой та же история: теперь понятно, почему центральная ее часть пустовала, а все люди находились по краям.
        «Однако внутри радиационного поля на всем протяжении разлома есть безопасная зона, которая и называется Фарватером».
        Таааак! Молчание дозиметра тоже объяснено. Неплохо.
        «По одной из гипотез Фарватер не существует сам по себе, его создает Зверь, идущий над разломом. Но практического значения генезис Фарватера для экспедиции не имеет».
        Конечно, зачем нам теории, мы ж тупые пассажиры, нам лишнего знать не положено.
        «Узлы силы - аномальные объекты, аналогичные Поясу Щорса. Раньше с ними поддерживалась связь при помощи Мертвой реки, но в определенный момент что-то случилось с рекой (некие события неясного характера произошли в Подмосковье в ранее неизвестном узле силы), и связь пропала. Пояс начал слабеть, река больше не подпитывает его энергией, как раньше. Экспедиции необходимо выяснить причины и постараться переломить ситуацию».
        Про узлы я что-то слышал от Вита, но в тот момент все показалось тарабарщиной. Впрочем, как и сейчас… Все эти феномены, аномалии и прочая ересь пугает меня, не люблю того, чего не могу понять.
        «Из каждого узла Оператору необходимо отсылать Мастеру подробный отчет обо всем увиденном».
        Как отсылать? Телеграфом, что ли, или смской? И что за прозвище идиотское «Оператор»?
        - Зулук, хватит дурку гонять, очнись! - трясу маркиза за плечо. - Поговорить надо.
        Ноль реакции. Тогда со злостью бью его по плечу, безвольное тело заваливается на бок и замирает на «полу» в нелепой позе.
        Сдох он, что ли? Урод, нашел время! Судорожно нащупываю пульс на запястье, слава богу, жив! Пульс слабый, но есть. В нирване наш шизоидный герой… Хорош напарник, нечего сказать, спасибо, Мастер Вит, за ценного сотрудника, теряющего сознание посреди «рабочей смены». А если его в бою так выщелкнет? От динозавра хоть толк есть, этот же кадр сплошная обуза.
        Придя в себя, укладываю кататоника поудобней, пусть отдыхает припадочный. Мне его даже немного жаль, больной человек как-никак, зря я на нем зло вымещаю, не виноват он в своей ненадежности и общей бестолковости. Если уж злиться, то на Вита, офигительную он сборную сформировал, прям дрим-тим на четырехлапом ходу. Лучше бы пару матерых сталкеров выделил, ну и красну девицу в придачу.
        Ворчать я могу долго и с большим мастерством, однако настроение нынче не то, хочется действовать, а не разглагольствовать. В общих чертах теперь представляю, чего от меня глава Ордена добивался, - надо по-быстрому выполнить задание и назад, к сыну. И плевать, что там Вит говорил о запрете общения, возвернусь героем, пусть только попробует отказать в просьбе малой.
        Кипучая жажда деятельности не находит никакого приложения. «Караван» идет по пустынной местности, не встречая на пути ни врага, ни друга. Шизоид по-прежнему сопит на деревянном настиле, я вяло приучаю себя к святотатственному отказу от ношения противогаза. Получается, не нужен он в Фарватере, нет здесь никакого излучения. Но что за сталкер без резиновой морды? Так, одно название… Лишь бы сдуру на солнышко не вылезти с голым фейсом, сетчатку-то чудо-фарватер не спасет.
        - Скоро пост, - голосом похмельного проводника объявляет внезапно очнувшийся Зулук.
        От неожиданности забываю язвить:
        - Какой пост?
        - Пермский.
        - Гаишный, что ли? Не думаю, что нашему тихоходу (а днем Зверь идет очень медленно, начинает разгоняться только под вечер) стоит опасаться штрафов за превышение скорости. Опухший спросонья маркиз смотрит на меня неприязненно:
        - Там один из Узлов силы.
        - Менты и после конца света продолжают портить путешественникам кровь, - я вздыхаю. - Чего нового-херового ждать от этого самого узелка?
        - Без понятия. Может, встретят как дорогих гостей из смежной аномалии, а может, под жопу пнут как представителей конкурирующей организации, - осоловевший взгляд Зулука постепенно проясняется, возвращается и мрачноватое чувство юмора.
        - Не хотелось бы под жопу, - с умным видом констатирую очевидный факт. - Мы как-то можем подготовиться к встрече?
        - «В случае неизвестности заблаговременно обработайте контактную группу вазелином», - веселится маркиз. Почему же мне не до веселья?
        Лечу пошаливающие нервы верным средством - разбираю-собираю «калаш». Оружие придает хоть какую-то уверенность, все лучше, чем вазелиновая безнадега. Еще бы спиртосодержащего чего-нибудь бахнуть для храбрости…
        - Зулук, у тебя выпить есть?
        - Мандражишь?
        - Непонятки из себя выводят…
        - Алкоголь в себя не вернет, - занудствует маркиз, чем окончательно добивает меня.
        - Слышь, умник, я выпить прошу, а не вселенской мудростью поделиться!
        - На месте нальют, не переживай. Если в этой аномалии заливают за воротник так же, как в Щорсе, то мало тебе не покажется.
        Ухмыляюсь. Значит, ничто человеческое Ордену не чуждо… Интересный факт.

* * *
        К границе Свердловской области и Пермского края добираемся за полночь. Огромный покосившийся щит издевательски приветствует нас щербатым пожеланием счастливого пути. «Сч.с.ливого пу.и». Спасибо и на этом.
        До поста остается несколько километров. Я хорошего помню его по довоенным поездкам: посреди голого поля стоят мачты освещения с камерами видеофиксации, чуть дальше сам гаишный «скворечник» в два этажа, рядом заправка и при ней довольно приличная забегаловка с неприличными ценами. Вот и вся обитель ментовского зла. А вокруг на несколько километров ничего, только леса да грунтовая дорога, пересекающая федералку и ведущая неизвестно куда. Кто может жить в такой глуши? Мутировавшие гайцы? Страшнее зверя не придумаешь.
        Как я ни вглядывался в темноту, но пост заметил, только когда Зверь уткнулся в него своей мордой. В прямом смысле слова: свернул с дороги и несильно ударил черепушкой по двери гаишного домика. Вот ведь дятел! Кто тебя вообще просил уходить с маршрута, миновали бы чертово место и никто бы ничего не заметил. Я понимаю, что это трусливо, слабохарактерно, противоречит приказу Вита и все такое прочее, но не лежит у меня душа к полуночному хождению по гостям, особенно таким…
        На динозаврий стук никто не ответил. А может, все и обойдется? «Больше в деревне никто не живет», так, кажется, в детском стишке?
        - Кого нелегкая принесла? - скрипучий голос, доносящийся откуда-то сбоку, но точно не из гаишного скворечника, заставляет меня вздрогнуть. Не обошлось…
        Передергиваю затвор автомата - такое у меня успокоительное! - целюсь в робкий, дрожащий огонек метрах в пятнадцати от нас.
        - Стой, где стоишь!
        - Так я не стою, мил человек, - огонек приближается. - Ковыляю себе потихонечку.
        - Я буду стрелять!
        - Будешь, конечно будешь. Только не сегодня, - пришелец раздражающе спокоен. Может, не видит наставленного на него автомата? Так я сейчас дам пару предупредительных в брюхо!
        Огонек оказывается свечой в руках приземистой толстухи совершенно затрапезного вида. Длинное, до пят платье, полинявшее и выцветшее много лет назад, на ногах резиновые калоши огромного, явно неподходящего размера, на плечах драная шаль, на голове блеклая косынка. Лицо морщинистое, все какое-то скомканное, неаккуратное, глаз и вовсе не видать, прячутся в отбрасываемой свечкой тени. Рот - еще одна складка на и без того неровном лице - кривится в злобной усмешке.
        - Приперлись незванно-негаданно посреди ночи, перебудили добрых людей, так еще и оружием бряцают! Ну нахалы, ну непотребцы!
        Будет всякая кикимора меня стыдить! Страх прошел - нет в старухе ничего угрожающего, а раздражение осталось.
        - Что ж вы, бабуся, гостей так неласково встречаете?
        - Ты, что ль, гость, дедуся? - толстуха мигом окрысилась. - Так не ждем мы никаких гостей, а вы, путники залетные, ступайте мимо, кудыть шли!
        Зулук, надо отдать ему должное, своевременно вмешивается в стремительно накаляющийся разговор:
        - Сударушка, милая, извините моего неучтивого возницу! Слаб болезный воспитанием, обделен хорошими манерами, искусству общения с прекрасным полом не обучен.
        «Милая сударушка» меняет гнев на милость и смеется с нескрываемым довольством:
        - Ох, соловей заливается! Хитер плут, а мы, бабы, и рады уши развесить… Что привело вас сюда, красны молодцы на идолище поганом?
        Окончание фразы предназначается отнюдь не Зверю - толстуха так выразительно смотрит на меня, что сомнений в адресате быть не может. Ну, щука старая!
        Маркиз манерно кланяется:
        - Сами мы не местные, от стольного града Свердловска путь держим, - и нараспев произносит: - Идем, так сказать, дорогой трудной, дорогой непрямой…
        - Ну и балаболка, бабоньки, держите меня! - старуха истово бьет себя по жирным бедрам и заходится в хохоте. - Страшила, Тотошка и еще какой-то мудак неопознанный навестили нашу скромную обитель с официальным визитом!
        Зулук незаметно сжимает мне предплечье, что в переводе с шизофренического означает примерно следующее: «Проглоти “мудака” молча, веди себя тихо!»
        Отвечаю аккуратным стелс-пинком: «Не учи ученого, сам глотай своего “Страшилу”».
        - Веселые вы мальчишки, грех таких в дом не пустить, - угомонившаяся наконец толстуха совершает первый со времени нашей встречи адекватный поступок. Если еще накормит (желательно не дерьмом) и напоит (то же самое пожелание), то прощу ей «мудака».
        - А ты, дылда, не будь букой, - пропускаю тычок клюкой (черт, я ее вообще не видел!) в солнечное сплетение и сгибаюсь от боли пополам. Мразь многолетняяяяяя!
        Мерзкая тварь, не дожидаясь, пока я приду в себя, легкомысленно разворачивается спиной и прогулочным шагом движется к забегаловке:
        - Мальчишки, за мной.
        Ладонь маркиза вновь на моем предплечье, громкий шепот в самое ухо:
        - Солдатик, не дури! Не зли бабушку, помни о задании Вита: посетить все встречные узлы силы. Так что терпи!
        Бить женщин нехорошо, а бить их со спины - вообще ужас-ужас. Но увесистым булыжником в затылок я бы засветил кое-кому с удовольствием. Грымза болотная!
        Зулук не отстает от меня ни на шаг, бдит за моим моральным обликом… Грымзин прихвостень.
        Забегаловка с памятных давних пор ничуть не изменилась. Огромные окна-витрины на всю стену - от земли до крыши, ядовито-веселенькая раскраска фасада… Даже двадцать лет и ужасно подурневший климат не нанесли совершенно не приспособленному для постъядера зданию заметного урона. Странно, конечно, но ведь мы, черт возьми, в аномалии, должно же хоть что-то быть ненормальным. Помимо хозяйки, конечно, у этой чердак конкретно съехал…
        - Милости прошу, - старуха настежь распахивает хлипкую дверь и жестом приглашает внутрь. - Чувствуйте себя, как… Просто чувствуйте себя.
        Противный смешок из глубины темного помещения. Еще одна сумасшедшая карга? Судя по скрипучему голосу - еще более сумасшедшая и уж точно не менее карга. Прекрасное общество, милый приют.
        - Кло, кого ты к нам привела? - а вот этот вопрос уже задан кем-то молодым (вернее, молодой), но таким же невидимым в полутьме забегаловки.
        - Атя, подними свою юную жопу да сама погляди, - ворчит ведущая нас старуха, хотя при этом не выглядит ни злой, ни раздраженной.
        - Мужчинки, - в круге света появляется древнее, испещренное бесчисленным количеством мелких морщинок лицо. В первое мгновение оно кажется мне неживым, восковая маска, возникшая из пустоты. Пугающее впечатление, если честно. К счастью, вслед за лицом появляется (материализуется?) и его хозяйка - безумно старое существо, чей возраст я не в силах оценить, она старше всех, кого мне приходилось когда-либо видеть. Сильно старше… Свеча в руках Кло то вспыхивает, то внезапно меркнет без особых причин, тени извиваются в диковатом, одним им подвластном танце. Я не мигая смотрю на очень старую женщину, ее глаза, затянутые бельмами, безошибочно находят меня и вонзаются, проникая внутрь черепной коробки, в мое сознание… Пытаюсь отвести взгляд, но не могу. Ей невозможно сопротивляться.
        - Лахе, прекрати смущать наших гостей, - толстуха (я больше не считаю ее старой) неожиданно вступается за нас. Ставит свечку на пыльный стол у окна - древняя Лахе растворяется в немедленно вернувшейся темноте - ярко-алый тревожный огонек успокаивается и мигает ровным синим светом. - Садитесь, мальчики.
        Нащупываю рукой деревянную скамью - в завораживающем сиянии свечи окружающее пространство плывет, вещи теряют очертания. Зыбкий намек на реальность посреди беспросветного ничего… Плавно опускаюсь на скамью, каждый миг ожидая, что она вот-вот растает и я провалюсь в местный аналог тартараров.
        Рядом со мной садится Зулук, но я почти не вижу его, узнаю скорее по громкому сопению, он всегда тяжело дышит, когда напуган. Откуда взялось это «всегда», ведь мы знакомы всего сутки? Неважно. Привыкаю к дурачку, куда деваться…
        С другой стороны стола занимает место юная Атя, ее лицо на миг застывает напротив моего, она очень близко, ощущаю своей кожей невесомое дыхание. Какая приятная прохлада… Только почему меня бьет озноб?
        Лахе кряхтит и вполголоса ругает «проклятые суставы», усаживаясь по соседству с Атей. Ругается и Кло:
        - Девки, вы-то чего расселись? Я одна должна гостям прислуживать? Никто помочь не хочет?
        - Цыц, молодуха! Не переломишься, - скрипит Лахе. - Накрой мужчинкам, а мы пока развлечем их беседой. Не возражаете, кавалеры?
        Кавалеры не возражают. Разговорчивый Зулук, как в забегаловку зашли, будто в рот воды набрал, только глазами во все стороны стреляет (в темноте, что ли, видит?) да мычит невпопад. Не спорит с отведенной ролью и хамоватая Кло, на удивление смиренно принимая слова старухи. Понятно, кто тут за главного.
        - Устали с дороги? - у Ати красивый, даже величественный голос. Правда, слишком сильный для столь юной особы. Кстати, сколько ей? Как и в случае с Лахе, определить не могу. Может быть и меньше восемнадцати, а может и больше тридцати - юность бывает очень обманчива, да и что я мог рассмотреть за секунду…
        - У вас странные имена, - невпопад, такое уж у него обыкновение, заявляет очнувшийся маркиз.
        - Не нравится Атя, зови меня Скульд, - ответ девушки, мягко говоря, удивляет. Как и ее смех… Ну и ладно, что смеется невпопад, прощается же это Зулуку, зато как мелодично и даже чарующе… Стоп, что это со мной? Перевозбудился после долгого отшельничества? Гормональный приход - штука чреватая.
        - Скульд, Скульд, - шепчет себе под нос назойливый шизоид. - Что-то знакомое, мне кажется, я слышал…
        - Я пошутила, уважаемый Люк, Скульд очень скучное имя, оно совершенно мне не идет. Пусть уж остается странная и легкомысленная Атя, хорошо?
        «Уважаемый Люк»? Не помню, чтобы мы себя называли - ни я, ни мой попутчик переменной болтливости… Пора заканчивать с гормональными радостями и подключать к делу мозг.
        - Куда путь держите, добры молодцы? - Лахе спрашивает или допрашивает?
        Хочу ответить что-нибудь максимально невнятное, пока Зулук не ляпнул лишнего, но моих пальцев осторожно касаются пальчики Ати, и я начисто забываю о шизе.
        - Пусть они болтают о будущем, - девушка косится на старуху и что-то мямлящего маркиза. - Там ничего интересного, все умрут и превратятся в тлен. Зато прошлое всегда скрыто, по крайней мере, от меня… Прошлое - это настоящая жизнь, там надежды, стремления, страхи, в нем нет никакой обреченности, только движение вперед!
        Атя улыбается, а я никак не могу сфокусироваться на ее лице, вспыхивающая и тут же угасающая, свеча все время меняет ее облик. Я даже не пойму, прекрасна она или уродлива, настолько быстро огонь и тени создают новые образы. Морок, иллюзия или паранойя? Игра света и тени?
        - Расскажи про Свердловск и про место, откуда идете, - это точно не допрос, всего лишь просьба… Но сопротивляться нежному голосу я не в силах.
        - Мало что знаю про Свердловск, последние пять лет я не искал общества других людей, жил в отшельничестве, подальше от густонаселенных мест. Идем же мы с Пояса Щорса, по словам Мастера Вита, вы должны знать о нем.
        - О Поясе или о мастере? - уголки ее рта изгибаются в чуть смущенной улыбке. Ате неудобно за свою непонятливость.
        - Да обоих! Вит говорил, что поддерживал связь со всеми аномалиями.
        Девушка вздыхает, и опять чуть виновато:
        - Лахе все помнит о прошлых днях, возможно, что-то и знает о Поясе и его Мастере… Я же вертихвостка, в моей маленькой головке из ушедшего не задерживается практически ничего. Не представляешь, как это обидно…
        - Плохая память? Не слишком ли рано для склероза?
        - Ты хотел спросить не о склерозе, - пальцы ее сжимаются, обхватывая мою ладонь, и мне нравится это прикосновение. - Ты хотел узнать, не забуду ли я тебя, когда наступит завтра?
        Атя, наверное, права…
        - Так забудешь?
        - Завтра никогда не наступает, только ты подберешься к нему, оно превращается в сегодня. А пока оплакиваешь свою неудачу в охоте за грядущим днем - все умирает и застывает навечно во вчера… Это немного грустно, хоть и очень-очень красиво! Ты когда-нибудь видел, как снежинки вмерзают в стекла? Снежинки уже нет, она стала частью изморози, зато прекрасный узор навсегда сохранил ее образ…
        - Ты говорила, что прошлое - это и есть настоящая жизнь…
        - Я говорила это в прошлом и потому уже совершенно ничего не помню! Но тебя буду помнить до тех пор, пока у тебя остается будущее…
        Кажется, я окончательно сбит с толку, Атя слишком часто меняет свое мнение. Как и облик…
        - Кло мастерит кукол. Твою куклу я подвешу завтра у окна - извини, длинную нить не обещаю - и буду смотреть на тебя, пока эта ниточка не оборвется.
        Теперь смеюсь я:
        - А нельзя повесить мою куклу на маленький тросик или канатик, чтобы она как можно дольше радовала твой взор?
        Атя не принимает шутку, серьезно качает головой:
        - Трос или канат - хуже петли. Слишком скучно, бесконечно скучно болтаться на тросе, да и воля твоя связана не податливой ниточкой, а неуступчивым железом. Это страшно, поверь мне.
        Все, что мне удается понять о нитях: нить разговора безнадежно потеряна! Нужно срочно спасать ситуацию от подобной ереси.
        - Ты спрашивала о Поясе Щорса, не забыла еще? Я расскажу тебе.
        Она с готовностью кивает, и я приступаю. К сожалению, знаю немногое, потому рассказ длинным не получится.
        - Пояс делит Екатеринбург на две неравные части. Югу достается примерно четверть города, северу, соответственно, все остальное. Что творится южнее Щорсы, никому не известно, пройти сквозь Пояс нельзя. Север неоднороден, центр полностью уничтожен в результате какой-то междоусобицы, остальное - восток, запад и… назовем это «крайний север» - обитаемо. С переменным успехом… Так вот, Пояс: он пролегает по улице Щорса, с востока на запад. Насколько вытянут, никто не знает, а в ширину - квартал или два. Однажды мы с семьей пытались пересечь его…
        На несколько мгновений замолкаю, собираясь с мыслями. Некоторые воспоминания тяжело даются даже через годы.
        - Стена из тумана - она пропустила только моего сына, я и жена не смогли…
        - Зачем вы стремились туда?
        - Мои получили очень серьезный дозняк, лучевая быстро убивала обоих. А Пояс защищает: приостанавливает течение болезни. Ты остаешься навсегда привязанным к этой аномалии, зато живешь. Илюшка живет, Лена - нет. Щорса спасла одного, а другому отказала. Возможно, у нее есть некое подобие своей воли, а может, всем заправляет Мастер Вит, который говорит от ее имени. Вит - это глава Ордена Зеркала, малопонятной религиозной секты, собранной из тех обреченных, кого аномалия приютила в своих границах…
        Эмоции мешают сосредоточиться, речь получается сбивчивой и невнятной. Стыдно взрослому мужику так мямлить, но поделать ничего не могу. Захлестнуло.
        - Не волнуйся, - Атя выглядит расстроенной, но пытается успокоить меня. - Миром правит одна большая сука по имени Гармония. К сожалению, ей совершенно наплевать, считаем мы ее сукой или нет, она деспотична и следует только своим законам. Балансу и симметрии. В ее представлении Лена - это прошлое, ты - настоящее, Илюшка - будущее. Такова ее логика, таково представление о красоте. Наверное, ваш Пояс служит Гармонии, беспрекословно подчиняется ее замыслу.
        Это самое странное утешение из тех, что я когда-либо слышал. Но нежные пальцы Ати, гладящие мою покрытую шрамами кисть, снимают напряжение, помогают отвлечься и не думать о том, что причиняет боль. Слова - всего лишь глупое зло, мир, данный нам в ощущениях (в том числе тактильных), - высшая мера добродетели. «Высшая мера добродетели» - игра слов смешит меня, улыбка рвется на волю сквозь плотно сжатые губы.
        Атя принимает мой смех на свой счет и чуть кокетливо опускает глаза, ей приятно, что она смогла развеселить меня. Пусть в этом совсем нет ее заслуги, но я все равно благодарен ей. Даже за попытку.
        - Теперь твоя очередь.
        Девушка одаривает меня непонимающим взглядом - но все еще кокетливым!
        - Расскажи о вашем Посте, или как вы его называете, - прошу я. - Если честно, пока ничего аномального здесь не заметил. Кроме вас самих.
        - Мы предпочитаем слово «Храм», - Атя слегка наклоняет голову, и ракурс снова меняется. Другое лицо, другие черты.
        - Не слишком ли претенциозно для забегаловки, заправки и фанерной гаишной вышки? - не хочу ее обидеть, но «Храм»… Как-то чересчур.
        - А мне нравится. Лучше жить в храме, чем ютиться на заправке. Или хотя бы ощущать себя живущим в храме.
        - Самовнушение?
        - Мироощущение.
        Мне нравится ее ответ, нравится ее невесомая улыбка. Чеширская улыбка… Лицо все время меняется, а улыбка остается неизменной и, наверное, настоящей.
        - И какую религию вы проповедуете в своем храме?
        Ати пожимает изящными плечами, плохо скрытыми довоенным, ладно скроенным платьем.
        - В твоих устах слово «проповедь» сродни агитации, ты говоришь одно, а подразумеваешь совершенно иное. Это недостаток всех атеистов.
        - Я не атеист, - чувствую, что девушка задела меня за живое, но она не обращает внимания на мои возражения.
        - Говоря по-твоему, мы констатируем. Фиксируем произошедшее, вглядываемся в грядущее, пытаемся не потерять настоящее.
        - Не понимаю, - я все же решаюсь на честность.
        - К утру Кло сделает ваши куклы. Лахе зашьет в мешковину груз вашего прошлого, я же подвешу их на нити отмеренного. И когда придет время - перережу нити…
        - Девочки, хватит забалтывать наших гостей, - кажется, что голос Кло пришел откуда-то снаружи - из другой реальности, а я очнулся от долгого, наполненного безмятежностью сна. Рядом со мной Зулук, он выглядит слегка ошарашенным. Быстро обмениваемся растерянными взглядами - он забыл о моем существовании; для меня минуту назад тоже не было никого и ничего, кроме Ати. - Пришло время для поздней трапезы.
        Толстуха ставит тарелки с бурым дымящимся мясом передо мной и маркизом, еще одну, последнюю, - на угол стола, где, придвинув тяжелый деревянный стул, устраивается сама.
        - Кушайте, мальчики.
        Понимаю, что чертовски голоден, и набрасываюсь на ароматно пахнущее угощение. Зулук более сдержан:
        - А как же остальные? После шести не едите, блюдете фигуры?
        Если в отношении стройной Ати вопрос еще более-менее уместен, то древняя Лахе может и оскорбиться. Лучше бы шиз тихонечко жрал, что дают, чем лез на рожон с подобной деликатностью!
        Кло вяло отмахивается алюминиевой вилкой с наколотым на гнутые зубцы кусочком жаркого:
        - Лахе ведомо, кем блюдо было до нашего ужина - от рождения до сковородки, Атя видит, во что блюдо превратится вскоре после ужина. Ни то, ни другое знание аппетита не добавляет… Лишь нам, живущим здесь и сейчас, плевать на все, кроме чувства честного и безжалостного голода! Кушайте, ребята, и ни о чем не думайте.
        Сомнительный призыв - как раз наводящий на мысли, - но желудок требователен и не терпит сомнений. С готовностью подчиняюсь.

* * *
        - Надеюсь, никакого каннибализма? - тарелка уже абсолютно пуста, и мой запоздалый интерес носит чисто академический характер.
        - Не стоит обижать гостеприимных хозяев гнусными подозрениями, - Лахе глядит исподлобья, тяжелый взгляд, неодобрительный.
        Смущаюсь. Действительно, некрасиво вышло.
        - Извините. Все было очень вкусно.
        - Отдыхайте, набирайтесь сил, очень скоро они вам понадобятся, - это Атя. Она выглядит напряженной и чем-то расстроенной.
        - Но мы еще не хотим…
        - Вам пора спать.
        Веки смежаются словно по команде, и я плыву. В царство Морфея.

* * *
        - Доброе утро.
        Как же давно я не слышал этих слов! С тех пор, как остался один.
        Под землей утро от ночи отличается только включенной тусклой лампой, которую обычно гасят на время сна. Восходы, закаты - все в далеком прошлом, наш распорядок дня подчиняется кнопке ВКЛ./ВЫКЛ.
        Сквозь толстые шторы, сквозь крошечные прорехи в тяжелой темной ткани внутрь подсобки проникают солнечные лучики - шпионы жестокой, ослепляющей звезды. Или ослепительной? Для здоровья глаз эти лексические изыски не имеют совершенно никакого значения.
        - Доброе утро, - не люблю просыпаться, втайне от самого себя мечтаю задержаться в мире грез подольше, особенно если это настоящие грезы, а не замаскированные под благость кошмары. Но сегодня возвращение в реальность дается мне легко, без обычного надрыва и терзаний.
        Моя голова покоится на коленях Ати, девушка гладит меня по коротким, кое-где седым волосам - это ранняя седина, но кто нынче ею не отмечен? В ее взгляде нежность и грусть, на лице, которое вновь изменилось, полунамек на улыбку.
        Атя в легком платьице, которое совершенно не скрывает идеальную наготу прекрасного тела.
        - Между нами что-то было? - глупый вопрос срывается с моих глупых уст. Господи, что за мелодрама, какая непроходимо тупая фраза из женского романа! Я должен без всяких слов привлечь ее к себе, но что-то останавливает. Я слишком стар для робости и щенячьей мнительности, но дело совсем не в них.
        - Прошлое - не моя стихия, ты знаешь, я не помню его, - улыбка становится чуть явственней, вот-вот проступит на тонких, изогнутых губах. - «Было» - мертвое слово, надгробье на чьем-то воспоминании.
        - Ты слишком часто меняешь свои показания! - изображаю голосом укор. Получается, на мой взгляд, отвратительно.
        - Моя стихия слишком переменчива, будущее, трансформируясь в настоящее, постоянно находится в движении.
        - Ты… - с трудом подбираю правильное слово. - Непостижима для меня.
        Атя вздыхает:
        - Я и для себя непостижима… Вам пора уходить, Кло закончила куклы.
        - Я хочу остаться с тобой, - еще одна глупая фраза.
        - Если ты остановишься, то перестанешь идти к будущему, застрянешь в настоящем, провалишься в прошлое. И я забуду тебя.
        Не понимаю, но верю. Как же трудно существовать за пределами логики, но ни с чем не сравнимая легкость в сердце искупает все.
        - Я смогу вернуться сюда на обратном пути?
        - Будущее - это билет в один конец.
        На этом наш разговор заканчивается, в комнату заглядывает Кло и торопит меня:
        - Все готово, вы должны уходить.

* * *
        Две новых куклы висят над столом, где мы вчера (или сотню лет назад?!) ужинали. Они тряпичные и довольно безыскусные. Неужели Кло трудилась над этими детскими поделками всю ночь? Высокая кукла с белизной в коротких волосах изображает меня, другая по всем признакам копирует или пародирует Сумасшедшего Люка.
        Атя сгребает наших тряпичных клонов в охапку и ловко лезет на стол (у нее красивые ноги…). Нам предстоит повешенье под потолком. Там уже полно других экспонатов «современного искусства», но как ни силюсь, не могу рассмотреть хоть что-нибудь. В глазах начинает болезненно рябить, и я возвращаюсь к ножкам Ати. Она тянется вверх, отчего ее коротенькое платьице задирается до совершенно нестерпимых высот.
        Нельзя так откровенно пялиться, но… Да, что тут оправдываться, красота пленит мужчин и грех рваться из этого плена!
        Когда наши фигурки повисают на нитях и начинают неспешное вращение вокруг своей оси, замечаю за спинами кукол небольшие мешочки. Небольшие, но явно тяжелые.
        Бремя прошлого, кажется, так выразилась Атя?
        - Милая Атя, ты пожалела для нас ниток? - Куклы висят под самым потолком, удерживающие в воздухе нити до странного коротки.
        - Бывает, что длинные нити рвутся сами по себе, не дожидаясь моих ножниц, - девушка сидит на столе, легкомысленно болтая изящными ножками.
        Ножки и ножницы - случайно ли эти слова так похожи?
        - Я покормила вашего зверя, - Кло пробуждает во мне стыд - я начисто забыл о верной Броньке! Вот ведь редкостный гормональный кретин!
        Остается только поблагодарить заботливую толстуху. Неужели краснею? Да нет, полнейшая ерунда, просто отчего-то невыносимо горят щеки.
        Прощание не затягивается. Никаких «до встречи», «еще увидимся», «милости просим», только категорическое «прощайте». Я настаиваю, пожимая хрупкую руку Ати, - «До свидания». Она мотает головой - какие у нее чудесные золотистые волосы! - «прощай».
        Мне не за что прощать тебя, странная девушка со странным именем. Живущая в странном месте… Не оборачиваясь, машу рукой, не буду плодить плохие приметы, и без того нить, отмеренная мне Атей, слишком коротка…
        Зверь, даже если и таил обиду на своего забывчивого «оператора», завидев нас (нет, меня!), нетерпеливо топчется на одном месте. Будь он маленьким песиком, обязательно бы прыгал от нетерпения и крутил крохотным, смешным хвостиком. А ты прости меня, верный динозавр, я слишком эгоистичен и для друга, и для хозяина.
        Занимаю уже привычное место в палатке. Зулук устраивается рядом. Мы молчим, мысли наши еще не здесь. Вернувшись на Фарватер, дружно стягиваем противогазы со светофильтрами, хочется дышать полной грудью, срочно нужен воздух, чтобы охладить голову, привести мозги в порядок.
        - Знаешь, кто это был?
        Я не ожидал, что Зулук первым нарушит тишину, он казался слишком погруженным в себя. Мотаю головой.
        - Ты глупее, чем окажешься. Но это даже хорошо, сумасшедший и умственно отсталый замечательно дополнят друг друга в долгом пути.
        Не реагирую, нет ни сил, ни желания. Если он хотел задеть меня, то попытка не засчитана. Словесная пуля уходит в молоко.
        - Меня сбило имя Скульд, Атя назвалась им в начале. Я долго вспоминал, еще дольше соображал… Тупняк мучает не только тебя… Так звали одну из норн в скандинавских мифах.
        - Норны? Мне это ничего не говорит.
        - Не сомневаюсь, - маркиз врет, мое незнание выводит его из себя. Плевать. - Скандинавские норны - заимствование из греческой мифологии. В оригинале были мойры! Про них, надеюсь, слышал?
        Норны, мойры, мифология - я далек от бессмысленных для выживания материй. А может, и правда отупел.
        Шизоид вскипает, ему с трудом удается сдерживать себя. Я же хочу треснуть кого-нибудь по остроносой роже - не со зла, разрядки и воспитания ради. Умники - они такие занудные.
        - Три мойры, три богини судьбы: Клото, Лахезис и Атропос. Ничего не напоминает?
        Атя, тебе определенно не везет с именами…
        - Мы заночевали у древнегреческих мойр? В гостях у страшной сказки? Ты - настоящий псих.
        Зул игнорирует меня:
        - Клото - прядущая нить. Настоящее. Лахезис - определяющая длину нити. Прошлое. Атропос - неотвратимая, перерезающая нить. Будущее!
        - Ты знаешь, мой умалишенный друг, я верю в оживших динозавров по кличке Зверь, верю в Пояс Щорса, верю в Хозяйку Медной горы, но в богинь, переехавших в Пермятчину на ПМЖ, - не очень. Урал слишком суров для изнеженных хорошим климатом Олимпийцев… К тому же куклы - это уже из культа вуду. Вуду-мойры - слишком сложно для такого тупого существа, как я.
        - У Ати есть еще одно имя, римское. Морта. Мне жаль, солдатик. Правда, жаль.

* * *
        На тент палатки ложится запоздалый в этом - тридцать третьем - году снег. Первые снежинки нерешительно зависают в воздухе перед тем, как атаковать утопленную в радиоактивной пыли землю. Снег - это красиво. Снег - это обновление и очищение. Знать бы, перед чем…
        Снежинки липнут к светофильтру и превращаются в талую воду. Слезинками стекают куда-то вниз… Хочу обернуться, еще раз увидеть самый нелепый храм на этой планете. Забегаловка-заправка-скворечник. Нельзя. Не-на-до.
        Я - отмеченный Смертью. Она была нежна со мной.

* * *
        Наверное, я забыл о холоде. С каждыми пройденным на запад километром температура опускается все ниже. Солнце прячется за снежными тучами, и в наступившем полумраке мы с любопытством рассматриваем окрестности - ночью они укрыты тьмой, днем же обычно нестерпимый свет взбесившейся звезды превращает все в белесое бесформенное пятно.
        Я часто ездил этой дорогой раньше, путь до Перми занимал четыре часа и равнялся тремстам пятидесяти километрам. Вряд ли с расстоянием что-нибудь случилось (хотя этот мир изменился слишком сильно, чтобы верить в константы), но все остальное… После Храма говорить о времени я попросту боюсь, но пейзаж сравнить вполне в состоянии. До Катастрофы он не отличался особенным разнообразием: обширные поля, густые леса, реки под мостами, редкие населенные пункты вдоль трассы. Что еще? Заправки, кафешки, стоянки грузовиков и нечто унылое, обозначаемое нерусским термином «мотель». Тогда все вокруг проносилось на запрещенных ста двадцати км/ч (больше нельзя, пермские гаишники особо разогнаться не давали, а меньше - глупо) и глаз не успевал зацепиться за редкие достопримечательности. Сейчас скорость позволяет оценить местность во всех подробностях - видимый радиус не слишком велик из-за плотного и все усиливающегося снега, но и того, что удается выхватить взглядом, хватает для незабываемых впечатлений. Больше всего пугает лес, от прежних деревьев не осталось ничего, стройные великаны уступили место низкорослым
кривым уродцам, ничего не знающим о красоте и симметрии. Переплетение тонких, покрытых мерзкого вида слизью стволов, корней, торчащих из земли, кроны из грязно-бурых, пульсирующих то ли почек, то ли листьев. Все находится в постоянном движении, скрипит на ветру и качается, лиловые прожилки в губкообразной коре сжимаются и разжимаются, прогоняя внутри себя вязкую, желеобразную кашицу. Лесные обитатели мелькают то здесь, то там, но разглядеть их невозможно, лишь постоянные стоны и уханье не дают усомниться в реальности увиденного. Не показалось, не примерещилось, здесь кто-то есть, и этот кто-то внимательно следит за тобой.
        К счастью, никто из наблюдателей не выбирается на разбитую, проросшую темным мхом дорогу. Мы на трассе совершенно одни: ни брошенных машин, ни охотящихся животных, никого. Мертвая река не терпит чужаков на своей территории!
        Значит, мы уже свои для нее? Не стоит обманываться, свой только Зверь, а мы пассажиры с временным допуском в святая святых. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.
        - Зул, у нас есть теплые вещи?
        Я вышел в поход со своим противогазом и «калашом», Мастер Вит не оставил времени для сборов. Надеюсь, у маркиза оно было.
        Так и есть, неразговорчивый в последние часы компаньон жестом приглашает меня в палатку - тент уже совсем просел под снегом, нужно срочно очистить «крышу»! - и указывает на один из многочисленных рюкзаков.
        Утепляюсь, чем Мастер Вит послал, - короткая дубленая куртка и вязаная шапочка - на первых порах достаточно.
        - Тебе нужно написать отчет Витасу, - неохотно, сквозь зубы цедит шизоид.
        - Ты специально ждал, пока я оденусь для улицы?! - вид снаружи, конечно, неказистый, но все лучше, чем страдать нелюбимым эпистолярным жанром в палаточной неволе. - Как я отправлю это гребаное послание?
        - Отправлять - моя обязанность, - в руках Зулука карандаш и листок сероватой бумаги. - Твоя - писать.

* * *
        Грызу кончик карандаша, пальцами мну тонкий листок. Не уверен, умею ли я еще писать, - не самое востребованное умение в последние десятилетия.
        «Уважаемый Мастер Вит! Во первых строках своего письма…»
        Как там дальше в оригинале? Довоенная жизнь аккуратно, килобайт за килобайтом стирается из моей памяти, многого уже не помню и никогда уже не вспомню. Обидно.
        Прошу у Люка стирательную резинку и оставляю только «Уважаемого Мастера Вита». В дальнейшем зависаю на долгих полчаса, безрезультатно соображая, как изложить куцым печатными словом все то, что произошло с нами с момента выхода из Пояса. Один Храм чего стоит! Как описать то, что кажется на следующее утро абсолютным бредом и мороком?!
        Три богини под окном
        Пряли поздно вечерком…
        Классик все верно сказал, ни слова не соврал! Эх, вдарить бы мощным пятистопным ямбом по умственному бездорожью, да нет соответствующего дара.
        Глава 10
        Возмещение морального ущерба
        Таможенников на посту было четверо. Ухмыляющиеся, самодовольные. Самый самодовольный и самый цветущий - знакомый обиженный.
        - Рад вновь видеть вас, Людмила Валерьевна, на гостеприимной станции Лесопарковая, - поганая улыбка, не предвещающая Летиции ничего хорошего, расползалась чуть ли не до самых ушей. - В прошлый раз вы забыли оплатить пошлину за проход, необходимо погасить долг, а также набежавшую с того времени пеню.
        Они, все четверо, грубо схватили девушку и потащили на платформу, в какое-то техническое помещение. Кузнецов остался снаружи, даже не попытавшись помочь своей спутнице. У него были весьма странные представления о чистоте заключенной сделки.
        Оказавшись в просторной комнате, заставленной вдоль стен закрытыми металлическими шкафами - возможно, здесь хранился многочисленный конфискат, - обиженный немедленно расстегнул ширинку и наставил на Летицию подрагивающий от возбуждения член.
        - А вот и мой пеня, - хвастливо заявил он, хотя, на взгляд девушки, хвастаться там было абсолютно нечем, классическая «двоечка», только в мужском измерении. - Приступай, сучка, соси прощение.
        Лю оглянулась, коллеги обиженного с явным нетерпением ожидали начала порнографического спектакля, еще чуть-чуть - и начнут подбадривать ее криками соответствующими! Твари.
        - Должна - отплачу, однако цирк устраивать из этого не собираюсь, - уверенно заявила Лю, глядя в глаза похотливого таможенника. - Пусть остальные выйдут.
        - Что-о-о?! Ты еще условия будешь ставить, мразь?! Да я… - взъярившийся обиженный вдруг сбился, стушевавшись под горящим девичьим взором. Сам не понимая, что делает, махнул остальным:
        - Парни, валите отсюда.
        А Лю продолжала буравить его взглядом, не обращая внимания на протестующие вопли оставшихся без зрелища уродов. «Подчиняйся, ублюдок! Смотри на меня! В глаза, выродок, в глаза!»
        Таможенник ничего не видел перед собой, только два пылающих адским огнем зрачка заполнили всю окружающую вселенную… и несуществующий голос, вбивающий приказы в сознание словно гвозди. Подчиняйся, подчиняйся, подчиняйся!
        Воля лесопаркового служащего оказалась сломлена, он поплыл, не выдержав напора, сдался. «Я подчиняюсь».
        - Жаль, ты совсем не гибкий и живот на службе отъел неслабый, - Летиция говорила полушепотом, еще не веря, что смогла ввести озабоченного мужика в транс, опасаясь нарушить хрупкое, слабо понятное ей состояние, но при этом не давая ему опомниться и хоть на миг прийти в себя. - Я бы заставила тебя ублажить самого себя, да боюсь, от усердия переломишь хребет… А мне запретили убивать… Обидно, конечно, получился бы отменный Уроборос!
        Она хорошо помнила красочную картинку из старой книги, где мифический змей кусал себя за хвост. Несвоевременно возникший в мозгу образ лесопаркового таможенника в роли вселенского змея заставил девушку рассмеяться и на секунду потерять контроль - уж очень забавно несостоявшийся насильник дергал себя за коротенький «хвостик». К счастью, ничего не случилось, безвольный таможенник слепо таращился на нее пустыми, ничего не выражающими глазами.
        - Теперь ложись на пол, сворачивайся клубочком и спи полчаса. А потом всю жизнь сноси насмешки сослуживцев.
        К удовольствию Летиции, ощущавшей некий душевный подъем от возможности управлять другими людьми, таможенник беспрекословно выполнил ее команду: лег на пол, скрючился в позе эмбриона и умиротворенно засопел.
        - Хороший мальчик, послушный.
        Выйдя наружу, она плотно прикрыла за собой дверь, демонстративно утерла губы, чем вызвала одобрительно-издевательский хохот оставшихся не у дел таможенников, и выдавила из себя плаксиво:
        - Проход оплачен, я хочу немедленно свалить с вашей проклятой станции.
        - Красавица, не хочешь оформить проездной билет на весь год? Раз уж все равно размяла свое платежное средство…
        Вмешался Кузнецов:
        - Наша часть сделки выполнена, теперь очередь за вами. Проводите нас через восточный пост, мы жутко спешим на Донскую.
        - Проводим, не вопрос, - двое хохотунов повели путников вдоль платформы в противоположный конец станции. - Был ты, Кузнецов, антикваром-контрабандистом, однако нонче рванул на повышение! Какой завидный карьерный рост, бац-бац и в сутенеры!
        Вновь смех, раскатистый и громкий, лесопарковые шутники наслаждались собственным остроумием.
        Летиция обернулась к оставшемуся на месте таможеннику, качнула головой в сторону закрытого помещения, где наслаждался наведенным сном горе-любовник:
        - Этот просил пока его не беспокоить, выйдет минут через пять.
        Таможенник недоверчиво нахмурился, пришлось импровизировать.
        - Этот сказал, что я косоротая и саблезубая. И ничего не умею. Что лучше он сам закончит…
        Импровизация прошла на ура, в спину Лю доносился улюлюкающий хохот. Но это в спину, а ухе послышался встревоженный шепот Александра:
        - Сколько у нас есть времени?
        - Минуты три, может, чуть больше.
        - Хорошо, должны успеть. Через пост проведут без досмотра.
        И они успели, злобные крики обманутых таможенников застали их на безопасном сотом метре перегона Лесопарковая -Донская.

* * *
        - А ты молодец, - Кузнецов вновь смотрел на Летицию с насмешливой, но доброй улыбкой, холодок из взгляда пропал. - Значит, про гипноз не врали? Владеешь?
        Лю передернула плечами:
        - Значит, не врали. Но владеть не владею, случайно получается и далеко не всегда. Наверное, от настроя зависит и от силы… субъекта. Кто-то хорошо внушаем, а кто-то не очень…
        Внезапно ее осенило:
        - Ты ведь не платил за проход, да?! Ни одного патрона не отдал?
        Александр отпираться не стал:
        - Не платил и не отдавал, твоя правда. Парковые запросили непомерную цену, альтернатива показалась более приемлемой.
        - У тебя что, сволочь, совсем совести нет?!
        - Отчего ж, есть. Но любопытство пересилило - вывернешься ты из неприятной ситуации или окажешься лохушкой и шлюхой. Теперь я знаю, что ты не лохушка и не шлюха, за что тебе, как говорили древние, респект и уважуха. Заодно и слухи о твоих гипнотических способностях проверил - столько зайцев одним выстрелов убил, любо-дорого посмотреть!
        Летиция недоверчиво крутила головой, не в силах поверить в услышанное.
        - Ты мне казался нормальным мужиком, с понятиями! Но такая подстава…
        - Лю, не кричи, - он примирительно поднял руку. - Я привык знать, с кем имею дело. Когда мне сказали, что ты не только упырей бандитских убиваешь, но и людей нормальных при этом не жалеешь, мое отношение к тебе упало ниже плинтуса. Симпатичная девушка оказалась конченой сукой. Однако последняя проверка показала, что хоть ты и сука, но не такая уж и конченая, кое-какие принципы остались.
        - Ты урод, какое тебе дело до моих принципов?
        - Не кричи, - требовательно повторил он. - Мы в туннеле, не стоит шуметь.
        Лю, и без того нервная и возбужденная сверх всякой меры, напряглась еще сильнее:
        - Здесь тоже водятся призраки?
        - Нет, разве что потенциальные.
        - Потенциальные?
        Кузнецов с ухмылкой пояснил:
        - Цыганка нагадала, что старуху с косой я встречу именно здесь, на перегоне Лесопарк-Дон[6 - См. роман «Вселенная Метро 2033: Обитель снов».].
        - Ты как-то слишком спокойно об этом говоришь…
        - Я и без цыганок прекрасно знаю, что не в постели умру. А чем это место хуже других? Не вижу повода для истерик и драм.
        Летиция, поняв, что привидений опасаться в этот раз не стоит, успокоенно хмыкнула:
        - Считай, я спасла твою задницу от смерти, подлюка. В Лесопарке тебе мою выходку не скоро простят, забудь о походах в ту степь. Заодно и по туннелю нагаданному шастать больше не будешь.
        - Буду, куда я денусь, - Александр с ней не согласился. - Парковые вспыльчивые, но отходят быстро. Наведаюсь через недельку-другую, поржем вместе с таможней над твоим дважды обиженным. Смех, говорят, объединяет.
        - Ну-ну, - прыснула Лю. - Может, и мне зайти к ним на огонек? Вспомнить былое, посмеяться, а там, глядишь, и вновь поглумиться над таможенником?
        - Для тебя, девочка Лю, метро закрыто, доигралась. Нашла, кого завалить… - зло отрезал Кузнецов. - Сиропчики серьезные ребята, ничего не прощают, никого не забывают. Как сказала бы цыганка, ждет тебя, милая, дальняя дорога и казенный дом. Пришло время странствий.
        Глава 11
        Дорога на Суксун
        Снег. Красивый, почти белый. Мне нравится смотреть на него, непроницаемая стена из снежинок, вихрь из застывшей воды, зачем-то рвущейся на грязную землю. Белизна со всех сторон - над головой и под ногами, впереди и сзади, справа и… Красиво. Я почти забыл, что поверхность умеет быть красивой.
        Снимаю перчатку и ловлю снежинки на ладонь. Не терплю холода, но снег не обжигает, он ластится, игриво пощипывая кожу. Освежающая нежность морозного утра… рекламный слоган из далекого прошлого. Кто и что хотел мне продать, прячась за этими словами? Уже неважно, все умерли, а слова остались. Слова очень живучие создания, они переживут нас всех.
        Еще раз пробегаюсь глазами по выстраданному за несколько мучительных часов отчету. Он мне не нравится, эпистолярный жанр чужая для меня стихия: сухо, путано, местами даже глупо. Чукча не писатель…
        - Зул, - протягиваю маркизу бумаги. - Получай свой отчет.
        - Это не мой отчет, - компаньон, не глядя, сворачивает листки в несколько раз, аккуратно утрамбовывает в железный цилиндрик, отчего-то напоминающий мне пластиковое яйцо с подарком из «Киндер-сюрприза». Странно, ведь ни фига не похоже…
        - Если хорошо катнуть эту капсулу, - киваю на цилиндрик, - она обязательно докатится до Екатеринбурга.
        Сулюк лыбится:
        - Есть более надежное средство.
        - Поделишься ноу-хау?
        Он стучит ладонью по крышке деревянного ящика, прячущегося в глубине палатки:
        - Здесь у меня живут гусеницы.
        - Почтовые гусеницы? Это гениально! Предлагаю обратить внимание на улиток, тоже весьма перспективное направление в области экспресс-доставки. Они уступают гусеницам в скорости и проходимости, зато по грузоподъемности им нет равных!
        - Я подумаю, - сумасшедшие глаза напарника смеются. - Однако отчеты мне велено посылать первым классом, аэропочтой.
        - Жаль, что гусеницы хреново летают, - возражаю больше из вредности, уже догадываясь, к чему он клонит.
        Мне не нравятся бабочки, позавчерашние мерзопакосные гусеницы, вчерашние безликие куколки… двуличные создания. Даже трехличные, таким нельзя верить. Забавница природа жестом фокусника превращает ползучего урода в красотку-летунью, но есть в этом что-то от тайской пластической хирургии, до войны плодившей трансов для секс-индустрии. Извращение… Глядя на томных красавиц, вышедших из-под ножа азиатского вивисектора, я не могу забыть о том, что болталось меж их - ныне стройных - ног раньше. Отталкивающая красота, не вызывающая ничего, кроме брезгливости.
        - Бабочки-почтальонки - интересно и волнующе. Они понесут наше послание во все стороны, по воле ветра и слабеньких крылышек?
        - Ты плохо разбираешься в постъядерной зоологии, - Сулюк веселится. Ненавижу его в такие минуты особенно сильно.
        В руках весельчака зажато нечто, меньше всего напоминающее бабочку. Скорее летучую мышь - и по виду, и по размеру. Неужели госпожа природа исправила свою ошибку и карьерный рост гусеницы обрел наконец подобающую перспективу? Мерзость должна оставаться мерзостью. Это, по крайней мере, справедливо.
        - Она, - Сулюк гладит мерзость по какой-то мерзкой части мерзкого тела, - рождена в Поясе Щорса, и инстинкты обязательно приведут ее домой.
        Капсулу с посланием Мастеру Виту сумасшедший почтмейстер прячет где-то в подбрюшье новоиспеченного почтового «голубя». Мне противно наблюдать за этими приготовлениями, однако выпускать уродца на волю мы идем вместе. Любопытство пуще брезгливости.
        Грацией небесный посланник обделен начисто. Крылья тяжело и неловко трепещут, жилистая тушка то зависает в воздухе, то сваливается вниз.
        - Орлята учатся летать, - с трогательной заботой в голосе заступается за своего питомца Сумасшедший Люк.
        - Не нравятся мне твои орлы.
        - Функция превыше всего, в том числе внешнего облика. Со своей функцией орленок справится.
        «Послание домой» исчезает из виду, теряется в вихрях неспешно планирующего с небес на землю снега.
        - Какая следующая остановка?
        Сулюк не знает или делает вид, что не знает. Внимательно смотрит на ожидающее нас белое безмолвие.
        - Любишь зиму? - звучит вместо ответа.
        - Не помню, - честно отвечаю я. - Красиво, но совсем не чувствуется жизни… До войны всегда с нетерпением ждал весны: солнца, тепла, почек на деревьях, первой зелени под ногами. А когда ждать становится нечего…
        Не могу закончить мысль, а может, просто не хочу. Не хочу говорить о ненависти, об отсутствии надежды, о том, что уже никогда не будем потом. «Какая горькая память - память о том, о том, что будем потом» - кажется, это Бутусов и его утонувший «Наутилус». Сучья ностальгия.
        - Суксун.
        - Что?
        - Следующая остановка Суксун.
        Село со странным названием и ужасной дорогой, где я однажды оставил разодранную в клочья покрышку. Ночной Суксун услышал от меня много нелицеприятного… Вот и встретились вновь.
        - Зу, ты знаешь, что ждет нас там?
        - Такими темпами ты скоро сократишь меня до одинокого «З», - не пойму, обижается он или, как обычно, придуривается.
        - Если хочешь, могу проапргейдить твое имя до полновесного «ЗУМ-ЗУМ», как у тебя обстояло с Маздами до войны?[7 - “Zoom-zoom” - рекламный слоган автомобильной компании “Mazda”, русским аналогом является «вжик-вжик», издаваемое детьми при игре в машинки.]
        - Зулук - вот как я хочу. Не Зу, не Зул, не «Вжик-Вжик», - все-таки маркиз злится. - Просто Зулук.
        Жаль, «Вжик» звучало весьма перспективно… Надо запомнить.
        - Хорошо, друг мой Зулук. Теперь ты ответишь на мой вопрос?
        - Отвечу, - несостоявшийся Вжик широко улыбается. - Понятия не имею.
        Твою ж мать, как мне надоел манерный идиот с дебильными прихватами!
        Демонстративно отворачиваюсь и глупо пялюсь на невидимые из-за плотного снега окрестности. Белое на белом и белым погоняет… а также сыплет белым, кружит белым и заваливает белым. Здравствуй, зимушка-зима, мы тебя, как водится, не ждали.
        Лицо постепенно покрывается снежной коркой, мороз уже не заигрывает, зло и мстительно (знать бы за что?) щиплет кожу. Но я не сдаюсь, мне не хочется возвращаться в темную палатку, мне хорошо на несвежем и опасном воздухе, ведь он так умело прикидывается дружелюбным и слегла дурманящим голову. Я не могу им надышаться, пьянею, но, как дорвавшийся до выпивки алкаш, уже не в силах остановиться…
        Броня идет размеренно, никуда не торопится, вальяжное животное периода плутониевого полураспада… Мы «проплываем» мимо засыпанного повсеместным снегом указателя, наружу выглядывают только заглавное «Ш» и конечные «рово». Шахарово! Небольшая деревушка, запомнившаяся мне знаками «Ограничение скорости 40 км/ч», натыканными здесь в изобилии. Сейчас их уже не встретишь, либо погребены под глубокими сугробами, либо давным-давно повалились на землю под нескончаемые проклятья спешащих водителей.
        Водители больше не спешат, вымерли как класс, скорость сорок километров в час, доступная только летающим гадам, кажется насмешкой. Такая, видать, судьба у деревни Шахарово - издеваться над людьми при жизни и насмехаться после собственной кончины.
        Во что ты превратилась, несчастная «улиточная» деревушка? Не заметь я дорожный указатель, посчитал бы тебя ровным, безбрежным полем из белесого пепла. Однако стоит напрячь фантазию, и сугробы вздуются шишками покатых крыш, где-то блеснет осколками оконное стекло, скрипнет несмазанная дверь. Я обманываю себя, нет никаких крыш, осколков и звуков, но так не хочется быть свидетелем чьей-то окончательной и необратимой смерти. Здравствуй и прощай, нелюбезное моему сердцу Шахарово! Я не рад нашей встрече, но спи спокойно, заботливый снег укроет твои деревянные косточки от непогоды и стужи.
        Затяжной подъем длиной в полкилометра, Зверь не снижает темпа, но дышит прерывисто и тяжело, даже такой бестии трудно взобраться на высоченную гору. В гололед - давно, до начала времен, - невезучие фуры складывались здесь пополам, так и не одолев вершину, и напрочь перекрывали трассу… Ничего, Бронька, ты потерпи, за подъемом будет неизбежный спуск и ты получишь заслуженный отдых. Бронька терпит и как танк прет и прет вперед.
        Из палатки неслышно выходит Зулук, но я замечаю его краешком глаза. Маркиз молча любуется окружающими видами, но при этом косится на меня.
        - Говори, - милостиво обрываю его мучения.
        - У меня… - начинает сумасшедший компаньон и вновь замолкает. Он колеблется, но я ничем не могу ему помочь. - У меня плохое предчувствие, - слова, преодолев одним им ведомое препятствие, спешат наружу, Зулук торопится выговориться. Волнуется, сбивается, заикается. - Н-нам н-нельзя туда! Н-нам н-не…
        - Куда, дорогой дядюшка Зу? - язык мой, враг мой, но я никогда не отличался сдержанностью на этот самый язык.
        - В с-с-с…
        - В Суксун?
        - Да!
        - Успокойся, заикание тебе совсем не идет, - странно, но нервозность спутника меня совсем не трогает.
        Зулук испытующе смотрит на спокойного меня. Цедит слова по одному:
        - Солдатик. Туда. Нельзя.
        - Почему?
        - Не знаю. Предчувствие. Очень-очень плохое.
        - Твоя шизофрения вмешивается в наш маршрут? - пытаюсь изобразить недовольство, но на самом деле мне плевать, даже если он и прав. Хандра и нездоровое самоубийственное равнодушие захватили мой разум без боя. Мне действительно плевать, вечная зима - безжалостная властительница смерти, она выпьет всех нас до дна.
        - Да очнись ты! - маркиз трясет меня, пытается влепить пощечину. Перехватываю его руку и сам бью под дых. Зулук воет и оседает на колени. С придыханием - ему не хватает выбитого из легких воздуха - сыплет проклятиями и оскорблениями. Я замахиваюсь, нарочито медленно, даю ему шанс - и он замолкает. Истерика еще беснуется в его налитых кровью глазах, но теперь она под контролем, страх боли пересиливает панику.
        - Наш паровоз вперед летит, - помогаю маркизу подняться, хватит насилия на сегодня. - И мы никуда с него не денемся. Если «рельсы» ведут в Суксун…
        - Ты должен попытаться отвернуть Зверя от проклятого места! Солдатик, там… я не могу описать, но там даже не смерть, что-то похуже…
        - Хуже смерти? - это любопытно, но не более того. Я знаю, что не смогу увести Броню с ее пути. - Зул, хуже смерти только испоганенная жизнь, нам уже нечего бояться, мы в ней по самое горло.
        - Ты не понимаешь!
        Это он не понимает: я не «машинист», я такой же пассажир в мчащемся под откос поезде…
        Мы на вершине горы, Зверь справился.
        - Молодец, Бронька. Ты знаешь, на борту возникла легкая паника, не все члены экипажа, - делаю хорошую мину при плохой игре, - хотят в Суксун, будь добра, обойди чертово село.
        Это все, на что я способен. Вопросительно гляжу на Зулука: «Доволен?»
        Маркиз близок к отчаянию, нервно трясет головой, заламывает руки. Он такой разный, мне никогда не привыкнуть к смене его настроений… Впрочем, «никогда» может очень скоро закончиться, до него всего километр пути.
        Зверь глух к моим похвалам и просьбам, его больше интересует крутой спуск, ведущий в небольшую долину в самом низу. Отдыха не предвидится, я обманул бестию. Прости, Бронька.
        - Зулук, прекрати трястись, как баба, - ему все же удается пробудить во мне кое-какие эмоции, теперь он меня раздражает.
        Склон горы под снегом покрыт ледяной коркой, и Зверь, проваливаясь в сугробе, поскальзывается. Тяжеленная туша словно бульдозер катится вниз, сгребая широкой грудиной снежные валы перед собой. И что мне особенно не нравится, четырехногий «каток» все набирает и набирает ход! Броня рычит и упирается всеми лапами, но что она может противопоставить льду и законам физики?
        Бросаю быстрый взгляд на маркиза, в тайной надежде, что он сейчас заголосит «мы разобьемся, мы все умрем» и я с чистой совестью начищу его сумасшедший фейс, - руки чешутся давно и довольно настойчиво.
        Не тут-то было, Зулук вновь удивляет - он, конечно, напуган, но в глазах мерзавца горит, нет, прямо-таки пылает надежда! Это шизофреническое создание готово разбиться к чертям собачьим, лишь бы избежать встречи с Суксуном! Гребаный гребун, да он молится о смерти!
        Молитвы безумного суицидника, к счастью, не были услышаны, спуск закончился, мутанта с двумя пассажирами на загривке вынесло на небольшой горизонтальный уступ, так называемую «ступеньку» перед следующим, гораздо более крутым и продолжительным склоном. Маркиз страшно разочарован нежданным спасением, матом кроет судьбу, отказавшую в малой просьбе, я перевожу дух, стараясь не думать о дальнейшем спурте, Зверь отплевывается, прочищая пасть от набившегося в нее снега.
        - Зум-зум, хорош сквернословить, уши в трубочку сворачиваются, - я уважаю хороший и меткий матерок, но маркиз начисто забыл о такой добродетели, как умеренность. - У нас еще будет шанс сдохнуть тебе на радость.
        Он не слышит или игнорирует меня. Ну и хрен с тобой, паникер недобитый. Броня нетерпеливо переминается с лапы на лапу, никак не решаясь продолжить ненадолго прерванный слалом, - вот это проблема посерьезней. Я, черт возьми, боюсь! Страх поганой метлой прочистил мозг от хандры, сплина и прочих пораженческих настроений. Я хочу жить - вот единственно правильное и единственно возможное настроение!
        - Тыковка, любовь моя, - льстиво треплю холку нашему транспортному мутанту, - будь осторожна: не спеши, звук не обгоняй, скорость света не превышай, за пределы разума не выходи! И мы тихой сапой докатимся до равнины, ладушки?
        «Ладушки» застревают поперек горла: Броня подходит к краю склона, и я вижу то, что видеть не могу! По склону ползет мерцающая желто-оранжевым огоньком снегоуборочная машина и посыпает очищенную от снега трассу песком. Мои глаза выпрыгивают прочь из орбит, приходится придерживать их пальцами.
        - Вашу Глашу! - говорю с невероятным трудом, отпавшая челюсть всячески препятствует членораздельной речи. - Зум, мальчик мой, скажи, мы вместе галлюцинируем?
        - Если ты наблюдаешь дорожную технику, - Зулук больше не истерит, отчетливо слышу радостные нотки в кардинально изменившемся голосе, - то ты чертов бредовник! Мать твою!
        - Грузовик со снегоуборочной лопатой, проблесковым маячком на кабине и сыплющимся из жопы песком, так? - на всякий случай уточняю, смысла в этом никакого, но молчать сейчас невозможно.
        - Это еще не все, - маркиз загадочно улыбается.
        Он прав, далеко впереди, в самом конце спуска, виден еще один источник мерцающего света. Только другого оттенка - радикально красного. И синего. Красный -синий, красный -синий… Светомузыка завораживает.
        - Зу, я попал в твою шизофреническую фантазию? Сделай одолжение, дай мне побыть в ней подольше.
        Зулук ржет, как сбрендившая от счастья лошадь и я не виню его: готовившийся к неизбежному человек получил шанс на жизнь. Моя эйфория не столь шумна и откровенна, но я тоже рад цветастым глюкам. Они не злые, не предвещают беды, не таят в себе опасности - это знаю я, это знает маркиз де Шиз. У данного знания нет никакого объяснения, но разве удача требует объяснений?
        Зверь проверяет очищенную от снега дорогу: «контрольная» лапа не скользит по наледи, заботливо рассыпанный песок обеспечивает неплохое сцепление. Шаг, еще шаг, и мы осторожно спускаемся под углом, совсем немного уступающим сорока пяти градусам. Крутое местечко - в самом поганом смысле слова.
        Броня идет плавно, без рывков, не проскальзывая и не теряя почву под «ногами». Я боюсь представить, что бы мы делали без… не могу подобрать правильное прилагательное к спасшей нас «снегоуборке» - призрачная, глюковая, нереальная? Пофигу, хоть трансцендентная, смысл от этого не меняется: ОНО НАС СПАСЛО.
        - Зул, я после олимпийских богинь на заправке зарекся чему-нибудь удивляться. Скажи, коллега по «мультикам», чего мне сейчас делать с этим зароком?
        - Забей его поглубже в беспросветность, - совершенно не теряется Сумасшедший Люк.
        Грубый совет, от субъекта с интеллигентным диагнозом «шизофрения» невольно ждешь чего-то менее вызывающего.
        Зверь движется в темпе «почтовой улитки», недавно порожденной моей фантазией. Медленно перебирает лапами, ежесекундно ожидая от коварного покрытия самого поганого подвоха. Я благодарен Броне за терпение и осторожность, стоит «полноприводному» мутанту споткнуться или потерять равновесие, и то, что называется легкомысленно-детским термином «полет кубарем», размажет нас в лепешку.
        Снегоуборка, достигнув равнины и поравнявшись с источником конкурирующего мерцания, идет по большому диаметру на разворот - если мне не изменяет память, там незадолго до войны организовали круговое движение, часть потока прямиком шла на Суксун, другая по свежепостроенному кругу уходила на скоростную объездную - и теперь бьет неотрегулированным головным светом прямо в глаза. Она еле-еле ползет в горку, а задранные кверху фары нещадно слепят нас.
        - Помогите! Хулиганы зрения лишают! - Зулук жмурится и беззлобно цитирует доисторический фильм. Как ни напрягаю мозг, вспомнить кино не получается. Проклятый склероз, отличный ведь был фильм, из разряда «на века». Не вышло на века, современники заработали ядерную амнезию, а потомкам культурное наследие сгинувшей цивилизации по барабану. Если они еще в курсе, что такое «барабан»…
        Ругаю себя за бубнеж и неуместное в моем возрасте старческое ворчание. Потомки, если уж совсем честно, не виноваты, не они просрали… Стоп, отменить самобичевание, наслаждаться чудом спасенным бытием!
        С машиной мы встречаемся на середине горы, наши скорости, над которыми посмеются даже «прибалтийские черепахи» - мифические земноводные из забытого фольклора, - примерно равны. Снегоуборка сигналит нам дальним светом, то ли приветствуя, то ли по доброй водительской традиции предупреждая о дежурящих внизу гайцах.
        - Нам подозрительно «везет» на полицейские посты, - Зулук напрягает зрение, вглядываясь в непрекращающуюся красно-синюю иллюминацию из предгорья. Ночевка близ гаишного «стационара» на границе областей, теперь засада здесь… У тебя все штрафы из прошлой жизни оплачены?
        Что на такое ответишь? Вот я и молчу, но вскоре ловлю себя на том, что перебираю в уме список автогрехов. Ну, дурдом!
        - На чем ты ездил до войны? - еще один вопрос невпопад.
        - На «японцах», - спуск долог, а молчаливое ожидание неизвестности изводит и без того напряженные нервы. Я включаюсь в глупый беспредметный разговор.
        - На косоручках?
        - Нет, на нормальных.
        - А я на «фашистах». Люблю немецкую «классику»… вернее, любил когда-то.
        - Тоскуют руки по рулю?
        - А ноги по педалям, - печально ухмыляется «фашистолюб». - Говенное нынче время, да? Ни тачек крутых, ни баб сисятых.
        - Не богат Пояс Щорса на фигуристый женский пол?
        - Я не из Пояса.
        Я прикидываю, удивляться ли мне очередному нежданному откровению от Сумасшедшего Люка, и решаю, что не стоит. Вчера я беседовал с Госпожой Смертью, какое теперь мне дело до мирских забот…
        - Витек выдернул не только тебя из глубокой вонючей задницы, - Зулуку тяжело даются неприятные воспоминания. - Но я ему понадобился, и вот мы верхом на динозавре мчимся навстречу постъядерным гаишникам… Скажи, солдатик, ты уверен, что я здесь единственный сумасшедший?
        - Определенные сомнения начали не так давно появляться, - задумчиво трясу головой, набитой разными, но в основном дикими мыслями. - Однако для сохранения остатков здравого смысла предпочитаю себя причислять к адекватной части нашего географического сообщества.
        Проблесковый маячок неумолимо приближается. На самом деле, приближаемся мы, как мотыльки на запретный и, не дай бог, убийственный свет. Как ни крути, а встретить в тридцать третьем году двадцать первого века экипаж ДПС - примета весьма сомнительного свойства. К хорошему подобные встречи не приводили, по крайней мере, в памятном прошлом.
        - За превышение нас точно не штрафанут, - с неуверенной ухмылкой на устах рассуждает маркиз. - За тонировку тоже.
        - У нас беда с госномером, техосмотром и страховкой, - подключаюсь я. - Головной свет опять же не горит; один из водителей не может быть допущен к управлению транспортным средством по состоянию психического здоровья…
        - И пристегнуться не мешает, - Зулук довольно хмыкает. - Запастись огнетушителем и аптечкой…
        Я спрашиваю о наличии прав категории Х, позволяющей управлять динозаврами, и высказываю обоснованное сомнение в том, что мы пройдем весовой контроль по всем осям.
        Зул не выдерживает и начинает громко ржать. Все-таки нам не страшно, это эйфория, черт ее побери.
        Очень скоро различаю на обочине старенькую «девятку», раскрашенную в фирменные гаишные цвета - синий и белый. Мерцающая на ее крыше «люстра» освещает окружающее пространство нереальными цветами, и отражающий сияние снег окрашивает воздух попеременно в красный и синий муар, превращая его в непроходимый вязкий туман. Ранние сумерки только подчеркивают потустороннюю мистику происходящего, смех застревает где-то внутри…
        Жезл, непременный атрибут любого гаишника, не преграждает наш путь, но указывает другое направление.
        - Суксун закрыт, - слышу я голос. Рядом с жезлом материализуется из тумана желтая форменная жилетка, но самого полицейского рассмотреть не могу, стробоскоп неугомонного маячка давит на глаза, заставляет отводить взгляд. - Идите в обход.
        Зверь послушно сворачивает с прямой дороги и по кольцу трусит налево.
        - Удачи! - слышу я вслед и невольно кошусь в боковое зеркало. На один короткий миг кажется, что жезл приветливо машет нам, провожая, но уже в следующее мгновение зеркальная поверхность подергивается чернотой. Сзади ничего нет и не было… Нога тянется к газу.
        Меня колотит, неудержимая дрожь бьет, выворачивая мышцы, - нет никакого зеркала, нет газа, нет… Мы переглядывается: бледный Зулук белее белого, не уверен, что я сильно отличаюсь от него. Мы понимаем друг друга и потому молчим. Десять минут, полчаса…
        - Нас спасли, да?
        - Морок… помогающий странствующим безумцам, - Люк кусает губы. - Странный союзник для странных людей.
        Я соглашаюсь с ним, кто лучше сумасшедшего расскажет о сумасшествии…
        Броня нервничает, то ускоряет шаг, то подолгу застывает на одном месте, а потом срывается на бег.
        - Она ушла с Фарватера, - объясняет маркиз. - Это может плохо для нее кончиться.
        Это может плохо кончиться для нас, Зулук слишком деликатен для такой лицеприятной правды.
        - Скоро объездная и суксунский выезд пересекутся, - успокаиваю прежде всего себя. - И никуда фарватер от нас не денется.
        Мы идем горами, вверх-вниз, поворот, спуск, подъем, еще поворот. Дерьмовый маршрут для психованного динозавра. Не знаю, ощущает ли это Зул, но Броня уже на грани нервного срыва. Кто бы мог подумать - однотонный клубок оголенных нервов…
        Зверь справляется - и с дорогой, и с самим собой. Я не вижу, когда сходятся две дороги - снег и подступающая ночь не лучшие друзья навигатора, - но животное постепенно успокаивается, обретает утраченную уверенность. Все хорошо, родная, ты молодец.
        Глава 12
        Недолгий визит
        Донская понравилась Летиции. Большая ухоженная станция с лестничными маршами и широкими балконами, мирным, не выглядящим измученным населением и шныряющими повсюду бойкими детьми. А еще здесь не экономили на освещении, Дон был обласкан добрым электрическим солнышком, и все его немалое видимое пространство ничего не ведало о мраке и тени.
        - Пойдем, познакомишься с моим племянником, - Кузнецов галантно подхватил ее под руку и повел по лестнице на «второй этаж» станции. Пройдя по длинному балкону, они свернули в небольшой зал-закуток и оказались перед дверьми с вывеской «Антиквариат»
        - Твоя резиденция? - догадалась девушка.
        - Магазин, офис, жилище - три в одном, - с едва уловимым оттенком гордости уточнил донской антиквар. - Прошу.
        За прилавком стоял молодой человек примерно одного с Летицией возраста. Он не походил на своего дядю, но одет был столь же аккуратно и дорого, а внешность имел весьма привлекательную для противоположного пола: светлые волосы, знающие о шампуне не понаслышке, стандартно бледная, но нестандартно здоровая кожа, белозубая улыбка, не широкая, как на старинных фотографиях с никому нынче не известными «знаменитостями», но открытая и очень симпатичная, а также умные, чуть озорные глаза.
        - Ник, это Лю, наша гостья. Займи ее чем-нибудь, мне нужно отойти на час-другой. Но сразу предупреждаю: никаких шашней, флиртов, заигрываний и прочей дури! Девочка опасна, изворотлива и крайне хитрожопа. Лю, я правильно излагаю?
        Летиция давно не интересовалась сверстниками, предпочитая мужчин поопытнее, но сегодня на лучезарные улыбки в адрес молодого человека не скупилась.
        - Мне не совсем нравится формулировка «хитрожопа», она отвлекает от основной черты моей попы - привлекательности и чертовской соблазнительности, но в целом с тобой не поспоришь. Я коварна, вероломна и чрезвычайно опасна - как и положено любой красивой женщине.
        - Ник, - старший Кузнецов не отреагировал на эскападу Летиции, - дама голодна, можешь закрыть магазин на полчаса и покормить гостью. Только без алкоголя - тебе еще работать, а девушке… А девушке нужно быть готовой в любой момент отправиться на поверхность.

* * *
        Вернулся Александр Кузнецов много позже заявленного «часа-другого». Был он хмур, задумчив и явно недоволен. Оставленная молодежь, напротив, пребывала в прекрасном расположении духа - Летиция уже освоилась в антикварном магазине и бойко помогала младшему Кузнецову по хозяйству. И племянник охотно пользовался помощью хорошенькой «доброволицы».
        Антиквар от подобной идиллии в восторг отнюдь не пришел и его поганое настроение не поменялось, однако вертящийся на языке вопрос «все ли на месте в кассе?» оставил при себе. Летиция выглядела слишком счастливой и безмятежной для человека в ее незавидном положении, и Кузнецов не стал нарушить это хрупкое мимолетное состояние покоя.
        - Детвора, рабочий день объявляю законченным, все мальчики свободны, а девочка пойдет со мной.
        - Дя, а мальчику можно тоже пойти с тобой? - Ник, как и любой балбес в его балбесовом возрасте, не испытывал ни малейших теплых чувств к труду, однако сегодня он совсем не обрадовался преждевременному окончанию рабочей смены.
        - Нельзя! Твоя Ольга спалила тебя с Лю и теперь мечет громы и молнии…
        - Но ничего же не было, мы просто…
        - Вот иди и объясняй это своей разъяренной фурии.
        Кузнецов повернулся к смущенной и одновременно довольной Летиции:
        - А ты за мной, искусительница, блин!
        Через черный вход магазина он повел ее какими-то темными, узкими даже для одного человека коридорами.
        - Все-таки совратила мне парня? - голос впереди идущего антиквара звучал глухо, но угрожающие нотки слышались более чем отчетливо.
        Лю делано возмутилась:
        - Это еще неизвестно, кто кого совратил! Твой Никитка еще тот бабник, чувствуется дядина школа…
        - Ты зубы не заговаривай, совратила или как?
        - Как-как, - надулась Лю. - Подумаешь, немного поцеловались, пообжимались, но тут блонда эта его влетела, шум подняла… короче, все цивильно закончилось, легкий дружеский петтинг и никакого…
        - Понял, можешь не продолжать, - кажется, Кузнецов удовлетворился ответом. К тому времени узкие коридоры благополучно кончились и путники оказались у закрытой железной двери. Зазвенели в связке ключи, один из них трижды провернулся в глубокой крестообразной скважине, и замок с громким щелчком капитулировал, пропуская людей.
        - Добро пожаловать в мой дом, - Александр сменил гнев на милость и вновь талантливо играл в джентльмена.
        - Ни фига себе дом! Это же натуральные хоромы! - Летиция от увиденного пришла в немедленный, слабо контролируемый восторг. Привычная к тесным подземным клетушкам весьма условной площади, она впервые в своей жизни оказалась в роскошных трехкомнатных апартаментах, выполненных в довоенном стиле и обставленных совершенно нескромной мебелью того же исторического периода.
        - Охренеть! Ты, должно быть, чертовски богат!
        - Если ты про жилплощадь, то это подарок, - Кузнецов недовольно поморщился, что-то вспоминая. - Донская наградила за кое-какие заслуги. А мебель и вся обстановка - ты забываешь мою основную профессию, стыдно антиквару не иметь старинных вещей.
        - Не прибедняйся, Кузнецов, я много чего повидала, всяких излишеств и понтов, но ты… ты нереально крут! Метрошные и прочие бандитские царьки нервно курят в сторонке.
        Александру были приятны хвалебные речи в адрес его дома. Как он ни пытался спрятать свои чувства, от внимательной Летиции не укрылась гордость хозяина, построившего нечто потрясающее, нечто, вызывающее неподдельный и вполне заслуженный восторг.
        - После истории с таможенным минетом я записала тебя в полные говнюки, но ты только что частично реабилитировался. Ни у одного известного мне говнюка нет такой, как ты выражаешься, жилплощади. Видать, для Донской ты сделал что-то действительно стоящее…
        - Это было давно, - неужели непробиваемый Кузнецов смутился, Лю не верила своим глазам. Впрочем, он тут же взял себя в руки. - Мне есть чем похвастаться, - антиквар обвел руками окружающее пространство. - И я обязательно это сделаю, но чуть позже, а пока нас с тобой ждет тяжелый, неприятный разговор.
        - Не люблю тяжелых и тем более неприятных разговоров, - Летиция напряглась: значит, хороших вестей не будет, а плохие ей осточертели.
        - Пойдем на кухню, поможешь мне приготовить ужин.
        - Это избавит меня от неприятных разговоров? - без особой надежды уточнила девушка, следуя за хозяином квартиры.
        - Нет. Зато позволит выслушать дурные вести не на пустой желудок.
        - Слабое утешение, - Лю оглядела небольшую кухню с навесными шкафами, напольной сушкой для посуды, секцией с разделочной доской, отделением для хранения консервированных продуктов, конфоркой с двумя горелками, странной конструкции раковиной… Нечто подобное она видела на старых фотографиях, для полноты эффекта не хватало только бытовой техники - холодильника, микроволновки и посудомойки. Женщины старшего поколения часто вспоминали эти приборы и, громко вздыхая, жаловались, что не умели ценить настоящие чудеса.
        - А конфорка газовая? - Летиция не удержалась и блеснула своими куцыми знаниями.
        - Газ нынче дорог, - антиквар оценил ее попытку в одну кривую ухмылку. И ничего больше пояснять не стал.
        Готовка много времени не заняла: разогретое консервированное мясо с гарниром из двух видов грибов, правда приправленных вкусной, незнакомой девушке специей из древних антикварных запасов, уже через двадцать минут дымилось в тарелках. Сидя за обеденным столом, который располагался тут же, в центре кухни, Кузнецов разлил по хрустальным фужерам напиток цвета благородного дуба и не менее благородного аромата.
        - Коньяк. Не побрезгуешь?
        Лю не удостоила его ответом, благо вопрос был чисто риторический, если не сказать глупый. Она жадно втянула терпкий запах безумного дорогого напитка, с неимоверным трудом отвела фужер от лица и, чуть приподняв хрустальный сосуд, провозгласила:
        - За гостеприимного хозяина!
        - Который приносит дурные вести, - не преминул напомнить антиквар, но все же протянул свой фужер навстречу. Зазвенел хрусталь, заключенный в него коньяк заволновался, пошел волнами, но через мгновение обрел вечный покой.
        - С ума сойти, - не сразу выдохнула Лю, на ее лице застыло блаженство. - Это лучше, чем секс!
        - Уверена?
        - Коньяк я пью второй раз в жизни - и буду вспоминать его вкус до самой смерти, а секс… Да хрен с ним с сексом, выкладывай уже поганые новости, шикарная прелюдия подготовила меня ко всему.
        - Я пытался договориться с донским начальством, - Александр перешел к делу. - Просил для тебя защиты на несколько дней, до тех пор, пока не подойдет караван подмосквичей. Однако никто не хочет подписываться за наемную убийцу и портить отношения с северянами. Вот так, если в двух словах.
        - Если я правильно помню, ваша станция тупиковая? - Летиция заговорила после небольшой заминки. - Отсюда можно уйти только обратно на Лесопарк?
        - Ты забываешь про поверхность.
        Девушка безрадостно улыбнулась.
        - На север пойдешь, в чертановский ад попадешь, на юг повернешь - на бутовской линии огребешь, на запад вернешься - у всей таможни насосешься, а вместо востока - поверхности морока…
        - Хреновый из тебя сказитель, девочка Лю.
        - Мне прямо сейчас собираться? ОЗК хоть дадут или «ну их на фиг тратиться на этих смертников»?
        Антиквар решительно мотнул головой:
        - Далеко собралась? Не забывай, ты мой законный трофей и никто тебя на улицу выкидывать просто так не будет… Висеть тебе на моей хрупкой шее еще четверо суток.
        - Спрячешь трофей в своей квартире? И будешь полнедели держать круговую оборону?
        - Звучит героически, только как я тебя из осажденной крепости подмосковным заказчикам передам?
        Лю комично развела руками:
        - А ты не передавай, себе оставь, авось сгожусь… по хозяйству и все такое.
        Смеялись оба, и оба делали это через силу.
        - У нас с тобой времени до утра, потом надо уходить.
        - Куда пойдем? - Летицию мучило совсем не праздное любопытство.
        - Поедем. С удобствами. Прокачу тебя по столице с ветерком.
        - Хмм… завидный жених. Трехкомнатная квартира в Москве, престижная денежная профессия и даже личный автотранспорт! Забирай меня замуж скорей, а то передумаю и уеду на ПМЖ в ближнее Подмосковье, ищи-свищи потом этакую красавицу.
        - В дальнее, Лю, в дальнее… - Кузнецов собрал со стола очищенные от еды тарелки и составил их в раковину. - В жены я тебя не возьму, боюсь, другие претендентки разорвут новоявленную госпожу Кузнецову на сотню маленьких Лю. А сотня маленьких Лю - это уже какой-то педофильский гарем… Иди-ка ты лучше спать, завтра нас ждут великие дела.

* * *
        Летиция долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, пытаясь удобно улечься на мягком диване, где постелил ей гостеприимный хозяин. Диван был слишком мягок для неустроенного подземного мира…
        Девушка думала о многом. О том, что ждет ее впереди, о том, что уже минуло, но не оставило в покое, о том, почему она даже не пытается сбежать от импозантного и до омерзения привлекательного антиквара Александра Кузнецова. Влюбилась? Нет, конечно. Но заинтересовалась - факт. Глупый, но очевидный факт. А может, все проще, ей просто некуда бежать? И она цепляется за последнюю надежду?
        Лю забылась неглубоким, тревожным сном, так и не ответив на заданные себе вопросы. А ранним утром ее поднял на ноги антиквар Александр Кузнецов - спросонья совсем не импозантный, однако все такой же до омерзения привлекательный.
        Глава 13
        Дом правды
        Ночь близка, и силы на исходе.
        - Я не картограф, но по моим прикидкам за сегодня мы прошли раз в пять меньше вчерашнего.
        Зулук погружен в свои мысли, но находит для меня скупые слова:
        - Это Фарватер, солдатик. Значит, завтра пройдем в десять раз больше.
        Он ничего не объясняет, курит вонючую трубку и гоняет в сумасшедшей голове сумасшедшие мысли.
        - Когда следующий Узел силы?
        - Я думал, Суксун станет крайней точкой… рад, что ошибался. Но дальше туман.
        Вот и весь ответ, спасибо за подробности.
        - Я пойду спать, ты подежуришь первым?
        Зулук не против, и хотя бы за это я ему благодарен.

* * *
        Сон - бесконечно долгий, маркиз так и не разбудил меня, всю ночь просидев в одиночестве, - не дал отдохновения. Липкий, навязчивый, он не принес покоя, не восстановил сил. Но теперь моя очередь быть одиноким, Зулук, мерно посапывая, спит в палатке, я несу дежурство снаружи.
        Голова тяжелая, а глаза осоловевшие, наверняка, больные и красные. Нужно позавтракать, хоть что-то перекусить, но желудок не принимает, один вид еды вызывает неприятные спазмы. Вот что значит чувствовать себя разбитым… Череп треснул, разлетелся на тысячу мелких осколков, каждый из которых впился в беззащитный, воспаленный мозг.
        Не могу перестать думать о вчерашнем спасении. Что это было? Призраки, видения, еще какие-нибудь застрявшие в мертвом мире боги? Милицейские боги поборов и вымогательства…
        Мне стыдно за свои мысли, стыдно быть неблагодарным, но я напуган, мысли больше не принадлежат своему хозяину…
        Кто бы вы ни были - спасибо. И простите.
        Нужно думать о чем-нибудь попроще. О задании, например. Нужно, да, вот только совершенно не думается… Я вспоминаю красавицу Атю.
        Зулук визгливо причитает во сне, мешает мне насладиться или настрадаться воспоминанием. Проверяю его - нет, не проснулся. Глубоко и нервно дышит, глазные яблоки под веками бегают без остановки. Что ж ты видишь там, Сумасшедший Люк?
        Постепенно он успокаивается, дыхание выравнивается, уголки рта подергиваются едва уловимой улыбкой - кошмар закончился, на его смену пришло нечто приятное: фантазия или память успокаивает взбудораженное сознание? Но меня это уже не касается.
        Теперь я размышляю о природе безумия моего компаньона. Он странный, непредсказуемый, у него резко меняется настроение - но разве этого достаточно, чтобы считаться сумасшедшим? Вряд ли, значит, неприятные открытия впереди… Насколько он безобиден? Нет, это неправильный вопрос! Насколько он может быть опасен - вот что следует знать загодя и быть готовым к худшему.
        Однако я не знаю и потому не готов. Я вообще не готов к путешествию, не готов принять и понять то, что вижу, не готов доверить свою жизнь динозавроподобному чудовищу и свихнувшемуся компаньону, даже чертов работодатель Мастер Вит вызывает только вопросы, не говоря уже о его трудновыполнимом задании!
        Увлекшись рефлексией - гадостная вещь, надо сказать, начисто лишает покоя и здорово портит нервы! - не сразу замечаю, что Зверь идет через кустарники и негустые лесочки.
        - Броня, ты сбилась с пути? - мы совершенно точно ушли с дороги.
        Зверь на глупые вопросы по своему обыкновению не реагирует. Он не проявляет беспокойства, «гарцует» по пересеченной местности важно, преисполнившись какого-то животного достоинства. Значит, Фарватер совсем не привязан к трассе. Это логично и ожидаемо - с какой стати подземной реке привязываться к людским путям - однако я уже успел свыкнуться с тем, что «федералка» поведет нас до самой цели. Выходит, ошибся - не в первый и точно не в последний раз.
        Время тянется невыносимо, видимый пейзаж уныл и безрадостен, а вынужденное одиночество веселья не добавляет. Зулук валяется без сознания и никак не желает приходить в себя. Это уже давно не сон, а болезненная кататония, но выводить из нее никто меня не учил. Вот и мучаемся оба - он от пограничного состояния между смертью и комой, я - от гребаного одиночества и невыносимой скуки. Странно, ведь я многие годы провел наедине с самим собой, даже научился наслаждаться собственной компанией. Но только не сейчас, сейчас мне нужен собеседник, звук чужого, пусть даже противного голоса.
        Чертов псих, профессиональный лежебока!
        Броня заметно ускоряет ход. Куда она торопится? Надоевшее за бесконечно длинный переход солнце умирает и нехотя клонится к закату, но до ночи еще далеко, лукавая зима не сможет меня обмануть! На часах шесть, значит до привала еще…
        Вот и обещанная ошибка: Зверь плюет на мои расчеты и сквозь голое поле мчится к чернеющей на ближайшем холме избушке. Вот тебе и Узел силы, памятник деревянного зодчества… Несолидно, особенно в сравнении с обширными «угодьями» Пояса Щорса.
        Сквозь открытые ставни и мутное оконное стекло виден неровный, вероятно, свечной огонек, но нас никто не встречает, хоть и ведем мы себя довольно шумно. Броня громко пыхтит, смачно утаптывая сугробы перед избенкой, а я заливаюсь по киношно-американскому обычаю: «Есть кто-нибудь дома?»
        По русскому обычаю незваных гостей попросту игнорируют… Это даже немного обидно.
        - Мы пришли с миром! - поганый Голливуд, даже за двадцать лет без синематографа не выветрился из головы.
        - Чего надо? - на пороге появляется неприветливая женщина в крестьянской (нет, в колхозной) одежде. Что-то пальтообразное под видавшей виды шалью, на босых ногах валенки, на голове, ясно дело, выцветшая косынка. Истинные деревенские ценности неподвластны времени и какому-то апокалипсису. Только в руках не хлеб-соль, а угрожающего вида колун. Теплая встреча…
        - Транзитники мы, - не могу отвести глаз от страшного топора, совсем не предназначенного для женских рук, зато для мужских голов - самое то! - Идем из славного града Ебурга в первопрестольную с культурно-туристическими целями. А к вам заглянули на огонек: погреться с дороги, разделить хлеб и кров, если таково будет желание любезных хозяев. - Господи, что я лепечу с перепугу?!
        - Любезный хозяин здесь один, точнее одна, - своими фольклорнымиречами заслуживаю заинтересованный взгляд со стороны решительно настроенной крестьянки. Может, удастся избежать народного бунта, бессмысленного и беспощадного? - Никакого желания привечать туристов у меня нет, но законы гостеприимства никто не отменял. - Женщина вздыхает, но больше для вида, ей все же любопытно, кто мы такие.
        - Точно хотите зайти? Предупреждаю сразу, у моего дома в этих краях дурная слава.
        - Чем же он заслужил столь несправедливое отношение? - в нашу несветскую беседу вмешивается наконец-то очнувшийся Зулук. Рад его слышать, вдвоем против топора уже не так страшно.
        - Отчего же несправедливое, - улыбается хозяйка щербатым ртом. - Все заслуженно, все за дело. Впрочем, добро чесать языками на пороге, проходите, гости самозваные.
        - Хорошо выспался, господин маркиз? - подколоть соратника - моя святая обязанность, иначе замучает лукавая совесть. Мы осторожно пробираемся через темные сени, стараясь впотьмах не повредить себе ничего жизненно важного, низенькие деревенские косяки памятны каждому русскому человеку, хоть раз набившему шишку об это архитектурное издевательство.
        - Спасибо, солдатик, чтоб ты так спал, - Зулук раздражен, не пошел ему на пользу затянувшийся отдых.
        Внутри изба выглядит, как… изба. Аккуратная, ухоженная, с обязательной печью, замысловатыми коврами на полу и стенах, цветастыми занавесками на окнах. Со свечой я, кстати, не угадал, это была керосинка.
        Но что-то выбивается из деревенского стиля, пожалуй, чрезмерное обилие баночек, скляночек и прочих стеклянных сосудов, оккупировавших настенные полки и открытые шкафы.
        - Я знахарка, - поясняет хозяйка и тут же мрачно уточняет, - в некотором роде…
        - Ведьма, что ли? - непонятно какого рожна хамит обычно дипломатичный Зулук.
        Я грожу ему кулаком, но он и сам выглядит растерянным «чего это я ляпнул?».
        - Люди добрые по-разному кличут, - «ведьма» и не думает обижаться. - Злые - тем паче. А вы садитесь, залетные, чего жметесь, - она указывает на лавку подле большого стола, на котором и чадит керосинка. - Голодные?
        Дружно киваем.
        - Очень.
        - В аккурат к ужину поспели. Картошечка, кое-какие разносолы, котлетки надысь сготовила - не побрезгуете? Та вы не бойтесь, не фонит ничаго, чистая у нас местность, чистая вода и пища.
        Мы не побрезгуем, лишь бы не захлебнуться слюной.
        - И по чарочке за знакомство?
        Точно ведьма! Насквозь видит усталого, изголодавшегося путника!
        - Я - Зулук, - широко улыбается маркиз. - А это мой спутник, в хорошем, не в европейском смысле, можете называть его Солдатик.
        - Солдатик, говоришь? - женщина пытливо смотрит на меня, потом переводит взгляд на Сумасшедшего Люка. - Интересная компания… Меня местные Региной кличут.
        Я хочу произнести дежурное «приятно познакомиться», но слова намертво застревают в горле. Что за дела?!
        - Не пугайся, Солдатик, - «ведьма» усмехается, видя мое замешательство. - Избушка у меня непростая, с секретом. Да вы и сами не из простого места, Пояс Щорса, кажется?
        Молча переглядываемся с маркизом, не только избушка непростая, ее хозяйка тоже…
        - Будет вам в гляделки играться, - крестьянка хмурится. - «Регина» сокращенное от «Рентгениха», людей я насквозь вижу, не обидели небеса таким даром.
        - В смысле насквозь? Кости и внутренности? Частная травматология на дому? - мне нужно собраться с мыслями, а пока несу полную ересь.
        - Смешной ты, Солдатик, - кидает Рентгениха через плечо, все ее внимание переключается на котелок с ароматным ужином. - Но про травматологию ты прямо в цель попал. Лечу и увечу в одном месте, не отходя от кассы.
        Не понимаю странную хозяйку, морщит лоб и Зулук, ему здесь явно не по себе.
        Но когда перед нами появляются благоухающие забытой картошечкой и настоящими домашними котлетками тарелки, а руки сами собой тянутся к граненым стаканам с маняще-мутной самогоночкой, все сомнения, как в песне поется, «уходят прочь».
        Какой кайф! Картошка - пища богов, а самогонка - их нектар!
        - Нравится? - Регина выглядит довольной.
        За нас отвечают громко урчащие от наслаждения желудки, и слов никаких не нужно.
        - Я вам про секретик избушки своей не дорассказала, - хозяйка тоже не дура выпить, чокаемся вновь наполненными до краев стаканами. - Дом Правды, как вам названьице? Да вы жуйте, не отвлекайтесь, заодно перебивать бабушку Регину не будете.
        Она не выглядит старой, но раз «бабушка», так «бабушка», чего попусту спорить.
        - Свойство у тутушнего Узла силы такое, врать не дает, всякую ложь с корнем изводит… Кстати, Зулук, а у Щорса вашего какое свойство?
        Маркиз бы лучше последовал предыдущему совету Регины «жевать и не отвлекаться», но деваться некуда, надо отвечать.
        - Точно не знаю, бабушка - (он ее подкалывает или мне только кажется?), - но вроде как от лучевой болезни спасает, не вылечивает, а симптомы снимает, развиваться ей не дает.
        - Не густо для такого мощного Узла, как ваш, - глаза Регины блестят. От выпитого или задумала чего? - На побочное свойство еще потянет, но что-то скрывает от всех ваш Мастер Вит, недоговаривает старый проходимец… Но то уже вопрос не про вашу честь.
        - Еще первача? - а вот этот вопрос точно по адресу, мы прекрасно знаем единственно возможный на него ответ!
        - Регина, - отказываюсь от надуманной приставки «бабушка». - Почему все-таки ведьма?
        - Звали бы Фемидой, - лыбится хозяйка. - Только для деревни «ведьма» как-то аутентичней будет.
        «Фемида» и «аутентичный» в устах темной колхозницы производит на обоих путешественников неизгладимое впечатление, которое вербализуется (мы тоже владеем умными словами!) в пьяное маркизово «что-то я не догоняю!»
        - Чего ты не догоняешь, родной? Вроде только накануне с олимпийской мифологией разбирался, - ярится женщина и вновь демонстрирует знание того, о чем ведать никак не должна. Точно, ведьма! - Фемида - слепошарая судия, направо и налево карающая всех, кто ей под меч попадется. Я же Фемида с весьма острым зрением, про Рентгениху, чай, не забыл? Творю скорый, но праведный суд: грешников пускаю под скальпель, а праведников от хворей спасаю. Апгрейженная Фемида, с восстановленным зрением и функцией врачевания, а по-простому, по-нашенски то есть, «ведьма».
        Мы перестаем жевать, лишь самогонка плещется в пищеводе, мешая сосредоточиться на главном…
        - Маньячка, что ли?! - запоздалая догадка осеняет слишком поздно, я не могу пошевелить ни ногами, ни руками, мышцы не слушаются. Тварь!
        - Это зависит от точки зрения, - лицо Рентгенихи растягивается в ужасном подобии улыбки. Оскал дикого животного! - Коли грешен, а скоро мы все узнаем в подробностях, то благодетельницей меня точно не назовешь.
        - Люди всегда, не только сейчас, делились на три категории, - хозяйка неспешно собирает посуду со стола, ужин закончен, какой десерт ждет нас после? - Грешники, с ними все просто, убийцы, насильники, подлецы, предатели и вся такая прочая шушера. Праведники - тут тоже без сложностей, хороший человек он и после конца мира хороший человек. Про детишек даже говорить не стоит, ангелы безгрешны.
        Регина садится перед нами, кладет сжатые в кулаки руки на опустевший стол.
        - А есть колеблющиеся, не плохие и не хорошие, творящие в своей жизни и добро, и зло. Праведные грешники и грешные праведники… Это уже весьма сложная категория, не правда ли, господа залетные?
        Ответить мы не можем, паралич добрался до языка. Я дышу, я чувствую, я вижу и слышу - но я неподвижен. Вряд ли Зулук в ином положении…
        - Меня считают ведьмой, - что-то происходит с глазами Регины, пристальный взгляд становится пронзительным, пронизывающим тебя насквозь. У человека не бывает таких глаз! Это двустволка, нацеленная в твою душу, жерло вулкана, которое, вопреки законам природы, заглядывает в тебя, - испепеляющий жар, выжигающий изнутри! Больно… и слезы текут по щекам. Я парализован, постыдная соленая вода, бегущая по лицу, единственное доступное мне движение. - Только ведьма не знает жалости, она может резать и калечить людей, извлекая из них жизнь…
        - Я гребаный Робин Гуд без яиц, который отбирает поганые жизни и превращает их в лекарства для обездоленных. Посмотри на эти полки, каждая склянка - экстракт из тела грешника. Экстракты, отвары, мази, порошки - я знаю сотни рецептов, как переработать грех на пользу тем, кто заслуживает помощи… Это очень жестокая медицина, но она того стоит, поверь мне. Пропорция один к одному: один сдохший - один спасенный. Кто-то должен хорошенько помучиться, чтобы избавить от мук достойного…
        Внезапно все заканчивается и жар уходит.
        - Не стыдись, Солдатик, - я больше не вижу свою мучительницу, все как в тумане, предательские слезы застилают глаза. - Соль очищает и лечит. Если есть еще, что лечить… Однажды ты умер, но вновь вернулся к жизни. Смертью ты искупил свои грехи, а куда повернешь вновь полученную жизнь - решать только тебе. Здесь и сейчас я не имею над тобой власти.
        Сознание уходит, а вместе с ним и силы. Проваливаюсь в никуда.

* * *
        - Твой друг Зулук давно уже парится в бане, - голос ведьмы я узнаю даже сквозь сон. - Не теряй времени, Солдатик, выспаться еще успеешь.
        - Ты не убила его? - свой голос узнаю с огромным трудом, настолько он слаб. Настолько я слаб.
        - Нет, не убила. Из него получились бы на редкость мощные препараты, однако Зулук слишком эгоистичен, чтобы жертвовать собой ради высоких медицинских целей, - Регина смеется. - Я рада, что вы остались моими гостями, а не пленниками и «донорами».
        - Ты маньячка…
        - Нет, это вряд ли - я не получаю удовольствия от разделки туш всяких мразей. Считай, что у меня обостренное чувство справедливости, помноженное на некоторое способности, дарованные Узлом силы.
        - Судья и палач, да?
        - И лекарь - ты забыл самое главное.
        Шевелю пальцами, они слушаются.
        - Я вколола антидот, так что наслаждайся свободой движения, - ведьма слишком игрива, и для своих лет, и для своей «профессии».
        - Не боишься, что придушу тебя?
        - Зачем? - она искренне удивляется. - Обиделся, что ли? Но это мой Узел силы, - с нажимом на «мой» говорит хозяйка. - Здесь мне вряд ли стоит кого-нибудь опасаться. Ты не праведник и не грешник, но ты и не убийца женщин, пожалуй, я не буду тебя бояться.
        У ведьмы хорошее настроение, гораздо лучше, чем было, когда мы появились на пороге ее Дома Правды. Неужели действительно радуется, что не пришлось нас резать? Ох, сомневаюсь!
        - Как называется твой Узел силы?
        Регина задумывается:
        - Да никак, мне сам термин очень нравится, люблю помпезности и эпичность. Но если хочется сохранить для истории - запоминай, как Березовая Гора. В честь деревни нашей.
        Я бы уехал отсюда немедленно, не по нраву мне садистки, прикрывающиеся словами о справедливости и спасении невинных. Но баня… Рискнуть, что ли? Ведь тысячу лет не был, и в следующую тысячу вряд ли шанс снова выпадет.
        - Показывай, где у тебя помыться можно.
        Ведьма довольно хихикает.

* * *
        Зулук весь красный и потный, но донельзя счастливый.
        - Солдатик, там охренительно! - маркиз тычет рукой в сторону парилки.
        Кто о чем, а вшивый о… о ней самой.
        - Ты осознаешь, чего мы только что с тобой избежали?
        - Долгой и мучительной смерти под скальпелем сумасшедшей деревенской бабы с повадками фармаколога-вивисектора.
        Похоже, ответ он готовил заранее.
        - И тебя это не напрягает?
        - Отчего ж, напрягало и еще как. Но я сумел расслабиться, чего и тебе желаю. Раздевайся, не стой истуканом. Там чертовски райское пекло!

* * *
        От ночевки и еще одного - уже очень позднего - ужина мы отказываемся. Баня баней, а испытывать судьбу не стоит.
        Броня не разделяет нашу решимость продолжить путешествие. Регина не только нас накормила до отвала, и теперь Зверюга на ходу борется с ленью и желанием немедленно забыться сладким динозавровым сном.
        - Девочка, не упрямься, иначе ведьма пустит тебя на микстуру от метеоризма для праведных засранцев.
        Доводы почти не действуют, Броня громко ворчит, гневно порыкивает, а после жалуется на судьбу-злодейку и пару изуверов наездников, не ведающих пощады.
        - Ты серьезно поверил, что баба-рентген играет в Декстера?[8 - Декстер - персонаж одноименного телесериала. Являясь маньяком, охотится на других маньяков и убивает их.] - маркиз ухмыляется мне в лицо, но без соответствующего случаю самодовольства.
        - А у меня был повод усомниться? У ведьмы чертовски убедительная коллекция живодерских медикаментов.
        - Она всего лишь травница, несчастная женщина с весьма своеобразным чувством юмора.
        Начинаю злиться, меня раздражает, когда чертов шизила корчит из себя всезнайку:
        - Ты-то откуда…
        - Мы с ней мило побеседовали, пока ты валялся в отключке, - Зулук задумчив и сосредоточен, он вовсе не пытается меня подколоть. - Рассказываю тебе для отчета, чтобы Виту ты не наплел всяких небылиц.
        - Хочешь сказать, мне опять пора садиться за хреновы письмена?! - раздражающая обязанность, если честно. Меньше всего мечтаю сейчас об эпистолярном жанре.
        - Тебе надо выспаться, отчет отправим завтра, на свежую голову. А чтобы продуктивней спалось, даю историческую справку о деревне Березовая Гора: она благополучно пережила Катастрофу, но отряд переселенцев, проходивших через эти места в двадцать четвертом году, пережить не смогла. Все жители были вырезаны, а дома разграблены. Повезло исключительно Регине… ну как повезло, потеряла всю семью, сохранила только собственную жизнь… Не самый лучший расклад, да?
        Пытаюсь, представить, что выпало на долю странной женщине, но быстро гоню прочь нездоровую жалость:
        - Мы все потеряли кого-то, но за скальпель не взялись!
        - Ты меня не слушаешь, - разочарованно вздыхает Сумасшедший Люк. - Она обезумела от горя, это факт, только безумие обратилось не на месть, не на уничтожение и отрицание, а…
        Маркиз не может найти нужных слов, прихожу к нему на помощь, демонстрируя, что являюсь не законченным кретином и тугодумом:
        - Она мечтает всех исцелить и спасти, правильно? Отсюда залежи порошочков, микстур и прочих лекарств.
        - Ты умнее, чем кажешься! Окажись мы мразями, а она бы это обязательно увидела, нас бы не разобрали на ингредиенты. Регина - врачевательница душ, уникальное дарование… Нас бы вылечили, вычистили всю накопившуюся погань и даже отпустили грехи, если, конечно, это в ее компетенции. Однако беда Регины в том, что вокруг, в радиусе десятков километров, совершенно некого лечить. А дар, не имеющий приложения, - это проклятье. Несчастная женщина…
        Зулуку удается меня озадачить.
        - Если все, что ты говоришь, правда, почему же мы отказались от ночлега?
        Маркиз пожимает плечами:
        - Наверное, потому, что я боюсь людей, которые видят меня насквозь, знают всю мою подноготную - от и до, понимают меня лучше, чем способен понять я сам… А еще я боюсь тех, кто способен меня изменить, даже улучшить…
        - Зу, я не готов разбираться в твоих фобиях! Что плохого в том, чтобы стать лучше?
        - Я хочу меняться сам, иначе как остаться собой?
        Я устал и засыпаю на ходу, но, как ни странно, словам маркиза удается до меня достучаться. Я понимаю, что он имеет в виду.
        - Может, ты и прав… нет сил для споров. Я учту твои слова, обещаю.
        - Спасибо, солдатик. Мастеру Виту нужен правдивый отчет.

* * *
        Мне снится неправильная ведьма Регина, она мечтает исцелить весь мир, но в глазах ее вселенская тоска. Она не может вылечить даже себя - у нее нет лекарств от бессилия и отчаяния.
        - Однажды ты умер, но вновь вернулся к жизни. Смертью ты искупил свои грехи, а куда повернешь вновь полученную жизнь - решать только тебе. Здесь и сейчас я не имею над тобой власти, - настойчиво повторяет единственная обитательница Березовой горы.
        Ведьма, умеющая лгать в Доме Правды, на этот раз не врет. Я умер, когда остался один, я вернулся к жизни, когда увидел сына. И возвращенной жизнью я распоряжусь сам.
        - Солдатик, проспишь весь световой день, впотьмах отчет будешь писать, - черт бы побрал всех тех, кто мешает хорошему человеку отдыхать!
        Нелитературно высказываю Зулуку свою претензию, он только лыбится.
        - Солнце, однако, высоко, белая господина, не извольте гневаться на презренного…
        Тычу кулаком в зубы болтуну, но спросонья попадаю в глаз. Не знаю, как орган зрения связан с речью, однако маркиз немедленно умолкает.
        - Злой ты, солдатик, - после паузы цедит он, причем не особенно-то и добро! - надо тебя Регине на доработку отправить.
        Регина… Надо садиться и писать, пока впечатления свежи, пока остались эмоции. Придется послушаться мерзопакостного будилу.

* * *
        Новый отчет дается мне нисколько не проще предыдущего. Трудно писать об абстрактных, сложных для восприятия вещах. А если тупо описывать исключительно голые факты - получается полный бред, я знаю, я пробовал!
        - Скоро следующая остановка, - Зулук готовит очередного почтового «голубя» к полету, цилиндрик с письмом уже запечатан и готов к пересылке домой. - Регина предупредила, что нас обязательно вынесет к Чернушке.
        - Я был там несколько раз, это небольшой городок фактически на границе Пермского края и Башкирии, - не часто мне удается блеснуть эрудицией, но если выпадает шанс, то блистаю я на полную катушку. - Население тысяч тридцать -сорок; естественно, до войны много нефтяников - и нормальных, и «черных», врезающихся в чужую трубу…
        - Нет больше никаких нефтяников, ни черных, ни белых, - гадостный маркиз не в силах оценить мои энциклопедические познания. - Зато есть Узел силы с более чем странным обитателем.
        - Не томи, рассказывай, - требую я, когда пауза затягивается.
        - Тебе не понравится, ты не любишь абстракций, - берется судить обо мне Сумасшедший Люк. С какой это, интересно, стати?
        - А ты попробуй.
        - Регина утверждает, что Узлы силы порождает Мертвая река. Не забыл, что о реке Мастер Вит говорил?
        - Не забыл, правда, и понял тогда немного. Спешка и бред - друг другу ни фига не помощники.
        - Забей на Реку, зря я ее упомянул. Смысл такой - обычные, нормальные Узлы появились сами и уже после обрели хранителя. Пояс Щорса и Мастер Вит - самый что ни на есть классический случай. С Березовой горой и Региной тот же случай. Но Чернушинский узел появился наперекор установленному порядку, его создал (случайно или намеренно, Регина не в курсе) человек! Хранитель породил Узел.
        - Это плохо? - мне действительно не хочется разбираться в хитросплетениях появления всякой чертовщины, к которой я отношу все без исключения Узлы, и уже виденные, и те, что предстоит посетить в будущем.
        - Это необычно и ненормально.
        - Если место необычно по определению, а Узлы аномальны по своей сути, то необычное необычное место по закону двойного отрицания должно превратиться в самое заурядное, то есть обычное! Математика с ее «минусом на минус» подтверждает мой вывод, - иногда я люблю поумничать, есть такая простительная, в общем-то, слабость. Всяко лучше, чем тупить.
        - Посмотрим, солдатик, посмотрим, - Зулук не выглядит сраженным моими логическими выкладками наповал, но крыть ему нечем.
        Если по совести, я и сам не особенно доверяю логике в делах, касаемых чертовщины, но лишний раз ткнуть всезнайку лицом в каку не помешает.

* * *
        Снег прекратился, и я узнаю места, по которым когда-то путешествовал на машине. Вот село Красногорка, памятное извечно раскуроченным до удивительного состояния перекрестком, в местных ямах мог исчезнуть с лица Земли недетских размеров лэндкрузер. Вот дорога, упирающаяся в Т-образный перекресток: если свернуть здесь направо, то через двести с чем-то километров попадешь в Пермь, но Зверь уверенно выбирает противоположное направление и везет нас к Чернушке, расстояние до которой в десять раз меньше.
        А вот и легендарное Деменево, небольшая деревня с тремя дежурными постами ДПС: на въезде, в середине и в конце. Но нынче нас никто не остановит и не проверит документов, суксунские гаишные чудеса остались там, где им и полагается. В Суксуне.
        - О чем задумался, камрад Зулук? - часа два назад он уходил спать, но быстро вернулся, жалуясь на бессонницу. Я все жду, когда его сосредоточенный взгляд затуманится и бедняга наконец вырубится. Но пока маркиз держится, хоть и не очень бодро, что-то его не на шутку беспокоит. - Испугался Регининых рассказов? Ну и зря, Чернушка вполне милое место на карте, не хуже других районных центров.
        - Двадцать лет назад, уверен, так оно и было. Сейчас - не уверен.
        Мне не нравится серьезный Зулук, лучше бы дурковал.
        - Ты опять что-то чувствуешь, как с Суксуном?
        - Нет, - он энергично трясет головой. - Никаких предчувствий, ни малейших. Что и напрягает…
        - Броня устала, нам в любом случае придется останавливаться на ночлег.
        - Я и не спорю. Отдых нужен всем нам.
        В глаза бросается большое количество мутантов, водящихся в местных лесах, - от их криков, рыков, гогота и визгов, отчетливо слышимых даже под резиной противогаза, трещит голова. Мы защищены Фарватером и никто не посягает на наши жизни, однако близкое соседство с расплодившимся бестиарием нового мира не радует ни меня, ни Зулука, ни, кажется, Броню. Задумай Зверь сменить маршрут, как случилось под Суксуном… Об этом лучше не думать, слишком неравны силы, да и лошадка наша, при всей ее крутизне и мощи, к сожалению, ни всесилием, ни бессмертием не «страдает». А уж насколько хрупки и беззащитны люди на ее хребте…
        Тревога Зула передается и мне. Гостеприимный город со смешным названием изменился за два десятка лет далеко не в лучшую сторону, по крайней мере, «обитатели» пригорода оптимизма не внушают.
        - Тут были стратегические объекты? - маркиз вдруг вспоминает о моей незаурядной географической эрудиции. Очень локальной и ограниченной эрудиции, но тем не менее…
        - Да нет, - для ответа я использую уникальную русскую формулу, делающую наш язык воистину великим и пугающим для иноземных супостатов. Для максимального поражающего эффекта добавляю, - наверное…
        - Значит, бомбить не должны были! Но мутировавшей живности столько, будто мы в центре охренительного взрыва.
        - На Фарватере не измерить радиацию, она здесь нулевая, - ощущаю себя Капитаном Очевидность, но молчать не могу, даже риторические вопросы порой требуют обсуждения.
        Небо ничуть не лучше леса, крылатые гады всевозможных размеров и масс (есть и мелочь, не крупнее «старорежимного» орла, но чаще попадаются «гиппопотамозавры») чувствуют себя вольготно.
        - Оживленное местечко, - бормочет себе под нос маркиз. И матом - уже отчетливым - характеризует свое отношение к разнообразию местных видов.
        В кои-то веки разделяю его лексическую экспрессию.
        Небеса не остались глухи к нашим воззваниям, вскоре повалил сильный снег и скрыл окружающее непотребство от наших очей. На душе становится легче: раз я не вижу уродов, значит, их нет - самообман великая силища!
        - Вот мы и в городе, - Зулук неприязненно тычет пальцем в огромную стелу с щербатой надписью «…ерну…ка».
        - От Ебурга до Чернушки четыреста верст, - заявляю я невпопад, но как-то же нужно отвлечься от мрачняка и депрессухи. - Значит, в день мы делаем в среднем по сто тридцать километров.
        - Фарватер не терпит точных цифр и средних значений, - маркиз принимает игру. - Можно идти вперед, а оказаться далеко позади, либо за час покрыть расстояние в полтысячи километров… Не трать время на бессмысленные подсчеты.
        - Мне спокойнее с математикой. Пусть лукавой, но…
        Зверь сворачивает с дороги и останавливается у крохотной двухэтажной башенки невнятного происхождения. Не могу вспомнить, видел ли ее раньше, настолько она сера и безлика: уродливые стены из не защищенного штукатуркой, а потому изъеденного непогодой пеноблока, крыши нет вовсе, окон тоже. Из всех архитектурных «излишеств» только хилая дверка, усиленно дышащая на ладан.
        Приехали.
        Глава 14
        Хьюстон, у нас проблемы
        Прощания с Донской не получилось. Пожалела Летиция и Ника, не став будить крепко спящего молодого человека. Шебутной племянник антиквара ей понравился, и уходить по-английски (или по-хамски?) совершенно не хотелось. Однако старший Кузнецов торопил и времени для сентиментальностей не оставил.
        - Идем, Лю. Начстанции пока врубил бюрократа и держит бандюков на «паспортном контроле», но долго это не продлится.
        Два ОЗК и оружие с боекомплектом беглецы получили у самых гермоворот. Заранее извещенный караул выдал им также сухпай на несколько дней, фляжки с питьевой водой и канистры с солярой.
        - Алекс, ты нынче надолго? Когда ждать обратно? - сурового вида охранник мрачно разглядывал спутницу Кузнецова. - Из-за этой пигалицы весь сыр-бор?
        - Слышь, урод, - и без того напряженная Летиция завелась с полуоборота. - Огребешь сейчас за пигалицу…
        - Тише, тише, - Александр в последний момент перехватил бросившуюся в атаку «пигалицу» и крепко прижал к себе. - Не стоит кидаться на своих, побереги силы для врагов.
        Когда Лю перестала брыкаться, Кузнецов, наконец, смог ответить на вопросы охранника:
        - Ухожу дня на четыре минимум, скорее всего, получится дольше. А сыр-бор… так без двихужи вы здесь совсем заплесневеете, скажи спасибо девчонке, навела шороху в сонном царстве!
        - Спасибо, ага, - по лицу караульного трудно было судить, издевается он или нет. - Заходите к нам еще… на огонек… чтоб никто не уволок.

* * *
        Гермодвери с лязгом раскрылись, а спустя минуту, выпустив путников, закрылись - уже с грохотом. Метро осталось с той стороны.
        - Зря ты не дал мне врезать по харе этому странному мужику, - Летиция никогда не покидала подземелья, где родилась и прожила до девятнадцати лет, и сейчас ее ощутимо потряхивало - от страха, неуверенности, ожидания чего-то невиданного и обязательно чудовищного. Про хамоватого охранника она заговорила, лишь бы нарушить молчание.
        - Иваныч не странный, это чувство юмора у него странное, девушкам сооовсем не нравится, - Александр отвечал бодро, даже излишне бодро. Видать, что-то тревожило и непробиваемого Кузнецова. Тоже страшился поверхности? - Кстати, спас я не его харю, а твою, ведь он у нас парень крутой, первый сталкер на деревне. Не посмотрел бы, что девушка, отоварил, как ровню… Говорю же, странное чувство юмора.
        Свет налобного фонаря выхватил в казавшейся монолитной стене довольно внушительную - шириной метра четыре - нишу.
        - Знакомься, это Волк, - благоговейно произнес антиквар, указывая рукой вглубь ниши.
        Там действительно что-то скрывалось - крупное, массивное, внушающее трепет.
        - Кто такой Волк? - Летиция не поняла, что видит в тусклом свете, фонарь давал слишком узкий пучок, чтобы охватить нечто целиком, собрать из разрозненных фрагментов (высокие и широкие колеса, крутые арки, железные борта, узкие, словно прищуренные бойницы) единую картину.
        - Волк не кто, Волк - что. Навороченный армейский броневик, серьезная машина для серьезных парней, - вспомнив о спутнице, Александр тут же поправился: - И девчонок, конечно.
        - Какой-то он… страшный…
        - Военный автомобиль и должен внушать страх. Никакого гламура, только брутальность, только хардкор!
        Летиция почувствовала укол ревности, антиквар смотрел на броневик с трудно описуемой смесью гордости, нежности и безграничного восхищения. Хоть бы раз на нее так взглянул, сволочь донская.
        Он распахнул перед насупившейся девушкой тяжеленную бронированную дверь со стороны пассажира и церемонно, с полупоклоном, пригласил занимать посадочные места.
        Лю оперлась на галантно предложенную Кузнецовым руку и ловко вскарабкалась на высокий порог броневика, осмотрелась, практически ничего не увидев в неосвещенной кабине, и только затем уселась на скрипучее кресло. Попрыгала пятой точкой на месте, оценивая жесткость сиденья, и осталась недовольна, сидеть было неудобно.
        Александр ее страданий не оценил, поморщился, пробурчав что-то про горошину и принцессу с чувствительной жопой, и, обойдя автомобиль спереди, сел за руль.
        Машина завелась с оглушительным, многократно усиленным в замкнутом пространстве ревом. Летиция с трудом сдержала вскрик - бас мощного двигателя ее напугал, - однако робкий, едва различимый «ой» все же вырвался наружу. И Кузнецов его услышал.
        - Волк обязан внушать страх, - повторил он с каким-то садистским наслаждением. - Но тебя этот зверь не тронет, наоборот, будет защищать до последней капли соляры…
        Как ни странно, сомнительное утешение подействовало. Новоприобретенный железный защитник принял ее - Лю почувствовала это - и стал союзником. Могущественным, надежным, неуязвимым.
        Ожила приборная доска, подсвеченная изнутри разными цветами, в основном зеленым и красным, засветились многочисленные кнопочки. Броневик проснулся, он ворчал непрогретым дизелем, гудел трансмиссией, головной свет его упирался в близкую стену ниши, лишь правая фара ненавязчиво покушалась на темноту подземного перехода, соединявшего станцию с поверхностью.
        - Готова? - осведомился водитель и, не дожидаясь ответа, направил машину прочь из закутка.
        Отражаясь от стен, пола и низкого потолка, рокот работающего двигателя, шелест покрышек о бетон и подвывание включенной передачи разошлись звуковой волной во все стороны, возвещая о том, что железный исполин, наконец, пробудился от стального сна и вновь выходит на охоту!
        Когда переход раздвоился, уйдя вверх двумя лестничными маршами - один налево, другой направо, - броневик, покорно следуя воле Кузнецова, свернул направо и легко вскарабкался по разбитым ступенькам.
        Путь на поверхность перекрывали панели из непонятного материала - легкого, но прочного. У Александра ушло несколько минут сначала на то, чтобы освободить проезд, а затем, уже выведя машину наружу, вернуть все в первозданный вид.
        Верхний мир не произвел на Летицию никакого впечатления: не смотря на утренний час, Солнце еще не встало - к счастью для весьма ранимых глаз подземных жителей, - а царившая вокруг ночь выдавать людям свои тайны не спешила. К тому же Кузнецов, выбравшись на улицу, немедленно погасил фары, чем обрек самого себя на малоприятную езду на ощупь.
        - Со светом ездят только трусы? - подначила антиквара-водителя острая на язык девушка.
        - Со светом по городу ездят только самоубийцы. Не стоит привлекать ненужного внимания: ни людей - чисто теоретически сиропчики могли добраться сюда и устроить засаду на поверхности, ни животных - в окрестностях водятся очень неприятные представители новой фауны. К сожалению, даже Волк не панацея от всех мутировавших бед нашего района. Так что идем по приборам, благо окрестности я знаю и проведу по ним с хоть с закрытыми глазами.
        Быстро устав от бесплодного созерцания темноты за окном, Лю вскоре поинтересовалась:
        - Куда мы едем?
        - Если честно, пока не решил. Жду рассвета, днем путешествовать сподручнее - и гады не так опасны, как их ночные собратья, и пейзаж побогаче. Ты же не против дневной экскурсии по верхнему миру?
        - Я-то не против, но мои глазки плохо приспособлены к солнцу…
        - Мои тоже, - Кузнецов качнул спрятанной под намордник респиратора головой. - Светофильтры нам в помощь!
        - Я ломаю голову над двумя вариантами, - признался антиквар после непродолжительного молчания. - Мы можем пересидеть оставшиеся до каравана дни в каком-нибудь безопасном месте, например, у моих друзей в Кольце, а можем ничего не ждать и прокатиться к подмосквичам в гости…
        - Тебе не терпится поскорее избавиться от меня?
        Кузнецов пропустил обвинение мимо ушей:
        - Но те края мне совсем не знакомы, далеко слишком от торговых маршрутов.
        - Делай, что хочешь! - Лю разозлилась, показное равнодушие спутника ее попросту бесило. - Слушай, а может, ты из этих, из жопотрахов? Рядом красивая девка, по первому твоему свистку готовая раздвинуть стройные сексуальные ножки, а ты только и думаешь, как быстрее ее сплавить черт знает кому!
        Машина, ехавшая до того со скоростью хромого на обе ноги пешехода, мягко уткнулась во что-то бампером и остановилась. Кузнецов, не видя, что творится перед капотом, плавно нажал на газ. Движок охотно откликнулся, зарычав повышенными оборотами, но сдвинуть застрявший автомобиль не смог. Колеса пробуксовывали на месте, шлифуя по разбитому асфальту, надрывалась трансмиссия, звенел металлом мотор - все напрасно.
        - Ну, бабы, как чего под руку скажут… - тихо выругался раздосадованный водитель. Включил заднюю передачу и осторожно сдал назад - броневик послушно проехал несколько метров и замер, повинуясь вдавленному в пол тормозу. - Ноги она по свистку раздвинет… Все, сбился я с дороги, нужный фарватер по такой темени хрен найдешь!
        Оскорбленная в лучших чувствах Летиция угрюмо любовалась своим отражением (противогаз ей совершенно не шел!) в боковом стекле, демонстративно отвернувшись от громко возмущавшегося антиквара.
        - Давно мечтал прибор ночного видения купить, но такую драгоценность разве кто продаст! Ни за какие деньги… Будем с тобой, ногораздвиженка свистящая, до рассвета теперь куковать.
        Александр порывистым злым движением сорвал с себя респиратор и заменил его на противогаз. Под аккомпанемент неразборчивого, приглушенного резиновой маской ворчания полез наружу, где несколько минут изучал окрестности с помощью маломощного и практически бесполезного фонарика. Вернулся же в кабину - очень шустро, бегом - под новые звуки: протяжно завыли волколаки, привлеченные электрическим светом.
        - Черт! Надеялся, хилый лучик не заметят… Глазастые, сволочи!
        Стая четырехлапых хищников недолго покружила вокруг консервной банки, где укрылся двуногий завтрак, но быстро осознала бесперспективность дальнейшей охоты и, переругиваясь на своем гавкающем языке, удалилась восвояси.
        - На включенный головной свет обязательно заявится бабайка пострашнее, - Кузнецов с брезгливой неприязнью на лице стянул противогаз, носить который, мягко говоря, не любил, и вернул на положенное место респиратор, доставлявший куда меньше неудобств.
        Летиция, так и не поменявшая позы, заметила в отражении, что Кузнецов внимательно смотрит на нее (вернее, на ее прорезиненный затылок), но виду не подала, лишь еще сильнее нахмурилась.
        - Ну хорошо, вернемся к нашим озабоченным баранам… баранихам… баранкам… тьфу, ты! пусть будет, к «баранессам»!
        - Ты овцой меня хочешь назвать? - проявила неожиданную эрудицию девушка, пока еще сдерживая вертящиеся на языке ответные любезности.
        - Не хочу! Мне имеющихся быков - будь неладно это прикладное животноведение! - хватает за глаза… Долго ты на меня бычить собралась? Давай разъясним основные моменты: спать я с тобой не буду, ни по свистку, ни по сирене, ни по фабричному гудку! Я люблю хорошеньких сексапилок, но только не на работе, потому что это крайне непрофессионально, мешает выполнению поставленной задачи и - самое главное - принятых на себя обязательств! Я обязался доставить тебя подмосковным партнерам-заказчикам, и я это сделаю, раз уж дал слово. А секс накладывает на мужчину определенные обязательства, которые, в данном случае, в корне противоречат обязательствам деловым. И на кой мне такие парадоксы, конкуренция обязательств и прочие дурные головоломки? Проще оставить твою вагину в целости и сохранности - нет, тут я опоздал, правильней будет сказать, неприкосновенности, - чем получить ворох этических и моральных проблем на ровном месте.
        - Не думала, что ты зануда и трус, - Летиция нашла каким пинком ответить на словесно поруганную вагину. Все без исключения мужчины болезненно переносят обвинения что в занудстве, что в трусости.
        Однако данный конкретный мужчина отчего-то на провокацию не поддался и стал невозможным исключением:
        - К тому же меня не интересуют… - Александр запнулся, подбирая деликатный синоним для совершенно неделикатного определения, - женщины, которые сами себя предлагают…
        - Шлюхи, что ли? - девушка бросилась в атаку.
        - Ты вроде денег с меня не просила, - парировал Кузнецов. - Женщину, извини за банальность, интересно завоевывать, быстрая капитуляция убивает весь кайф. Хороший секс - это не трение письки о письку, это прежде всего развлечение, - антиквар выразительно постучал указательным пальцем по виску, - для ума. Произвести впечатление на привлекательную особу, возбудить ее и одновременно расслабить до состояния полнейшего доверия…
        - Я тебе говорила, что ты зануда? - Лю демонстративно зевнула. - От себя еще добавлю: тебе уж лет под сраку, а все мудак-мудаком, романтики полные штаны. Рассуждаешь, как престарелая баба с бронебойной целкой! Сейчас хоть свисти, не свисти, но моя вагина таких ушлепков внутрь не принимает. Закрылась раковина. Захлопнулась.
        Вот теперь удар достиг цели, коса профессионального бабника с многолетним стажем совращения дурочек нашла на камень. По крайней мере, Летиции, по чьему самолюбию Кузнецов прошелся неумолимым катком, очень хотелось в это верить.
        Антиквар молчал. Только нервно барабанил пальцами по рулю да пялился куда-то сквозь затянутое непроглядной тьмой ветровое стекло.
        - Вот и договорились, - промолвил он равнодушно, когда тишина стала невыносимой.
        Ночь сдавала свои позиции быстро и практически без борьбы. Солнце, полновластный господин дня, уверенной поступью наступало с востока, озаряя нестерпимо ярким светом свое восьмичасовое - от рассвета до заката - царство.
        - Возьми, - Кузнецов протянул девушке противогаз с двумя толстенными, странно поблескивающими окулярами. - Зрение тебе еще пригодится.
        Не обидел он светофильтром и себя: снова сменил респиратор, но на этот раз не на обычный противогаз, который надевал при выходе на улицу, а на маску другой конструкции, с единым, на пол-лица, визором с зеркальным стеклом. Смотрелась маска сногсшибательно, придавая антиквару вид таинственный и вновь, черт возьми, крайне привлекательный!
        - Не завидуй, - он неправильно истолковал долгий, внимательный взгляд Летиции. - Мне как водителю нужна защита посерьезней. Запомни: на само солнце не смотреть; твое зрение непривычно к дневному свету, появятся рези, боль, жжение, немедленно давай глазам передышку; противогаз не снимать ни при каких обстоятельствах - сетчатку выжжет на счет раз. Есть вопросы?
        Вопросов не было.
        - Зимой солнце не такое агрессивное, как поздней весной или летом. Слабо греет, относительно слабо светит, так что особого экстрима в нашей прогулке не ожидается, по крайней мере, со стороны светила, однако расслабляться не стоит.
        Слабо светит… Летиция жмурилась под защитными линзами и старалась лишний раз не смотреть на небо, настолько обжигающим казался дневной свет. Не дневной, еще только утренний. Ночь, стремительно отступая, обнажила укрытый темнотой город. Считаные минуты назад тьма стучалась в окна броневика, окрашивая все пространство вокруг в непроглядное черное, сейчас же из тени выныривали улицы, здания, ржавые трупы автомобилей. Лю смотрела и не могла поверить, что картина за окном реальна, это не выцветшие, покрытые пылью открытки, не довоенные фотографии, окрашенные в скудную палитру из серости и увядания.
        Настоящий верхний мир, лишенный стен, ровного бетонного пола и обязательного, но уже привычного и даже уютного потолка над головой… Мир перевернулся, и пропасть под названием небо оказалась сверху. Забыв о гравитации, о законе всемирного тяготения, эта пропасть, прореха в ткани реальности, тянет, зовет, приказывает… раскинуть руки и ринуться навстречу бурым грязным облакам, прошить их насквозь и разбиться о покрытый трещинами, незнамо когда давший течь купол мироздания.
        Лю опустила веки, пора глазам передохнуть, слишком много впечатлений для одного утра.
        Александр тронулся в путь, как только видимость улучшилась до нескольких метров. Поначалу вел осторожно, практически без скорости, мягко и плавно маневрируя по искалеченному асфальту, но чем выше поднималось солнце, тем быстрее и агрессивнее он бросал машину вперед.
        - Скоро будет жарко.
        Непрошеное пояснение ничего не сказало и не объяснило Летиции. Впрочем, ее интересовали иные материи.
        - Откуда у тебя броневик?
        Кузнецов сделал вид, что не расслышал вопроса, однако девушка отступать не собиралась.
        - Где ты его взял?
        - Где взял, там больше нет.
        Скупой ответ, вернее, уход от него.
        - Мне и не надо, я все равно водить не умею. Да и зачем шлюхе броневик, правильно?
        Зеркальный визор на миг отвлекся от дороги и уставился на нее:
        - Бешенство матки более серьезное заболевание, чем я подозревал…
        - Не хами, Кузнецов, тебе не идет. Лучше признайся, каким образом добыл такую козырную машинку. Убил кого-нибудь из-за нее, поэтому отмалчиваешься?
        - Убийство по твоей части, - ледяной голос из-под маски, визор вновь устремлен строго по курсу.
        - Обиделся? - Лю зашла с новой стороны. - Глупо обижаться на нимфоманок с бешеной маткой…
        - Ты мешаешь мне вести машину, - оказывается, голос заледенел только сейчас, достиг абсолютного нуля. - Ничего рассказывать я не собираюсь[9 - См. роман «Метро 2033: Обитель снов».].
        - Из-за того, что я назвала тебя мудаком? Или отвергла твои притязания…
        Автомобиль резко остановился, чуть не клюнув землю массивным передком. Непристегнутую Летицию бросило на переднюю панель, от расквашенного носа спас только вовремя подставленный локоть.
        - Твою ж мать!
        - Лю, девочка моя, - Кузнецов поменял тактику, сейчас он говорил до невозможности ласково, даже приторно. - У каждого вменяемого человека есть истории, которые он не любит вспоминать. Ни при каких обстоятельствах. История «Волка» относится именно к категории нелюбимых воспоминаний. Это тебе понятно? А если непонятно и ты снова будешь лезть ко мне с расспросами, я заторможу в следующий раз так, чтобы твое малахольное тельце вылетело через ветровое стекло.
        - Оно же бронированное!
        - Тем больнее, девочка моя.
        Следующие пятнадцать минут Летиция разбиралась в устройстве привязного ремня и успокоилась, только защелкнув его пряжку в карабине. «Теперь хоть утормозись!»
        - А где твой брат?
        - Что?
        - Ну, отец Ника.
        - Ты вовремя пристегнулась, - Александр сокрушенно покачал головой.
        - Опять нелюбимая категория? Ты весь состоишь из негатива, - Лю развлекалась, ей понравилось действовать на нервы самодовольному красавцу.
        - Почему не сестра?
        - Что «не сестра»?
        - Ты спросила про брата, а ведь Ник может быть сыном моей сестры.
        - Не знаю, - честно призналась девушка. - Возможно, просто затупила. Я же маленькая и глупенькая, последние мозги, и без того куцые, протрахала.
        - Лю, теперь занудствуешь ты. Давай оставим твою сексуальную активность в покое, спаривайся хоть с вичухой, хоть с волколаком, только меня в свои игрища не втягивай, очень прошу.
        Спорить с закрытыми глазами… Летиция подобрала и отбросила несколько острых фраз, не хотелось тратить слова вслепую, не видя реакции оппонента. Зачем нужен спор, если ты не можешь насладиться беспомощным выражением лица своего противника? Кузнецов так смешно обижается, что даже зеркальный шлем не в силах скрыть его досады…
        - Ты определился с маршрутом? - Лю переключилась на нейтральную тему, не вызывающую у спутника бурного неприятия.
        - Мы идем на юг. Выберемся на Варшавское шоссе, по нему покинем город. А дальше будет видно: в зависимости от дороги либо рванем в Подмосковье, либо свернем к Испытательному кольцу в Щербинке.
        - А что в Кольце?
        - Там живут мои друзья, - безобидно-мирный разговор сделал Кузнецова значительно более словоохотливым. - Они с радостью приютят нас на несколько дней.
        Девушка приоткрыла один глаз, фиксируя происходящее за боковым окном. Через лобовое она старалась лишний раз не глядеть, опасаясь солнца. Унылый серый пейзаж окончательно выцвел под лучами взбирающегося на небосклон светила. Еще немного, и оно окажется в зените.
        Широкая улица, плотно заставленная бездвижными уже двадцать лет машинами. Броневик легко пробирался через затор, расталкивая своих менее везучих механических собратьев могучим отбойником на бампере. Со стороны Летиции дорогу обрамляли высокие, многоэтажные дома, заменявшие в верхнем мире туннельные стены. Она была уверена, что точно такая же «стена» тянется и с водительской стороны, делая сходство с подземными переходами максимальным. Жаль, что с потолком здесь полная беда, но если не поднимать взгляда, можно вообразить, что тяжелое, пасмурное небо лежит прямо на крышах домов-стен… прозрачный, но близкий и понятный свод!
        Говорят, новичков на поверхности мучает агорафобия, боязнь открытого пространства, однако за собой Летиция никакой паники или прочих нездоровых состояний не замечала. Возможно потому, что до сих пор воспринимала все обозреваемое за бронированный стеклом неким подвижным, обладающим глубиной, рисунком. Изображено достоверно, с миллионом деталей, местами даже анимировано - слабый ветер гоняет по тротуару какой-то мусор, солнце бликует в уцелевших окнах - однако все не взаправду, понарошку, стоит отворить бронированную дверь - и причудливая иллюзия мгновенно потеряет свою убедительность, растает предрассветным туманом…
        - Я хочу знать, что со мной сделают подмосквичи!
        - Я уже говорил, они адекватные люди, вряд ли стоит ждать кровавых ритуалов, жертвоприношений и каннибализма.
        - Успокаиваешь свою совесть? Мол, сдам девку на ответ-хранение знакомым пацанам, а они ее даже пальцем не тронут, пожурят за какое-нибудь убийство и с миром отпустят домой. Так ты себе это представляешь? - Лю распалялась от собственных речей, однако недостаточно, чтобы зажечься по-настоящему.
        - Совесть к работе не имеет ни малейшего отношения. Ты сильно ею мучилась, когда людей на тот свет отправляла?
        - Я убивала в основном всяких тварей. Бандитов, насильников…
        Кузнецов грубо прервал ее:
        - В основном? Очень удобное оправдание - «в основном»… А я выполняю заказ на девочку-убийцу, тварь, которая ради денег готова на любое преступление. Так что напрасно ты беспокоишься о моей совести, она абсолютно спокойна и сейчас тихо-мирно дремлет себе в морально-этической нирване.
        Высотные дома скоро кончились, сменившись приземистыми малоэтажками, те уступили место пустырям вдоль раздвоившейся дороги, разделенной на равные половинки железным горизонтальным швеллером. Броневик не сунулся в ближайшую правую полосу, плотно забитую самым разнообразным транспортом, а миновал разделительный швеллер и пошел по встречному направлению - «против шерсти». Машин, которые в последний час ушедшей цивилизации стремились попасть в гибнущий мегаполис, было намного меньше, и все они теперь кучковались на обочине, сметенные с дороги неведомой силой.
        - Подмосквичи грейдером прошлись, расчистили себе путь, - Кузнецов правильно истолковал удивление Лю, однако неизвестное слово «грейдер» совершенно обесценило его объяснение.
        В салоне становилось жарко, злокозненное светило не могло выжечь людям защищенные светофильтрами глаза, но попыток навредить не оставляло ни на миг. Его смертельные лучи нагревали внутри кабины все, до чего только могли дотянуться!
        Когда терпеть стало совсем невмоготу, антиквар-водитель нажал на панели кнопку с ничего не говорящей Летиции надписью «А/С». И уже через минуту сквозь дефлекторы внутренней вентиляции задул сказочно приятный охлажденный воздух, легко победивший духоту и удушье.
        - Что это? - удивлению девушки не было предела. Впрочем, одну из версий тут выдвинула ее неугомонная, слабо подкрепленная знаниями о прошлой жизни эрудиция. - Холодильник?
        Александр насмешливо хмыкнул:
        - Почти угадала. Это его мобильный брат - кондишен. Знатный борец за микроклимат салона и комфорт вверенных ему пассажиров!
        - Что ж ты раньше не включал этот чудо-кондишен, зачем душегубкой изводил свою нежную и ранимую попутчицу? - искусственная прохлада подействовала на девушку умиротворяюще, и скандалила она теперь через силу, с плохо скрываемой ленцой.
        - У каждого агрегата есть свой ресурс. Когда кондиционер гакнет в отведенный ему срок, где я фреоном его заправлю? В Москве нынче худо с сервисами… - Кузнецов бережливо уменьшил поток холодного воздуха. - Хвала автомобильным богам, пашет, родимый, уже восьмой год, почему хладагент до сих пор не улетучился, одному Мегатрону известно… Вот и берегу ценную опцию до последнего, не гневлю небесных защитников.
        - Восемь лет? Значит, столько ты владеешь своим «Волком»?
        Александр понял, что сболтнул лишнего, и немедля насупился. Наблюдать воочию процесс «насупления» Лю не могла физически, ей мешала зеркальная маска антиквара, однако его напряженная поза выдала душевные терзания с головой.
        - Знаешь что, девочка Лю, ты действуешь на меня чересчур… - Кузнецов на секунду задумался, - расслабляюще и обезоруживающе. Это, честно говоря, странно: обычно хамы и лезущие под кожу наглецы, наоборот, напрягают и бесят отчаянно.
        - Не меняй тему, - Летиция не попалась на уловку. - Что случилось восемь лет назад?
        Броневик дернулся, но не как в прошлый раз, когда коварный Кузнецов оттормозился со всей дури, сейчас тяжеленную многотонную махину без видимых причин бросило в сторону, чуть не впечатав в швеллер. Александр вовремя среагировал, молниеносно выровнял петляющую по дороге машину и вернул на прежнюю траекторию.
        - Какого…
        Новый боковой удар, теперь со стороны Лю, она почувствовала, как нечто массивное врезалось в правый борт, в заднюю часть кузова. Взвизгнули теряющие сцепление покрышки, броневик пошел юзом, зад понесло к обочине, передок стало закручивать к швеллеру - автомобиль грозило развернуть на месте вокруг своей оси. Кузнецов отчаянно рванул руль в сторону заноса и одновременно вдавил педали газа и тормоза в пол. Затрещали АБСом тормоза, обороты двигателя рванули к красной зоне тахометра, шины, теряя резину, вгрызаясь грунтозацепами в дряблое, неоднородное покрытие мертвой два десятка лет дороги, протестующе загудели, засвистели, заголосили - но сдюжили, помогли матерящемуся сквозь зубы водителю поймать машину в скольжении. «Волк», вновь послушный рулю, по касательной, без особого ущерба корпусу, задел швеллер и с приданным ускорением «лег» на заданный человеком курс.
        Кузнецов, усмирив броневик, что есть силы ударил по газу, бросая «Волка» вперед. Нужно было уходить от погони!
        - Кто… напал? - у Летиции перехватило дух.
        - Не знаю, по зеркалам не понять, солнце слепит, - Кузнецов говорил прерывисто, тоже стараясь успокоить сбившееся дыхание.
        - Но они… за нами?
        - Не знаю! Не ви…
        Новый толчок, пришедшийся по заднему бамперу, оказался хоть и заметным, но не сильным, «Волк» не сбился с пути, не потерял управляемость.
        - Похоже, они не поспевают за нами! - Александр даже не думал скрывать облегчения, в голосе слышалась неподдельная радость. - Еще чуть-чуть и оторвемся!
        Броневик вновь ускорился, разгоняясь до пугающей девушку скорости. Все вокруг мелькало, теряя очертания, сливаясь в единое разноцветное пятно.
        Однако во внешнем мире нашлись вещи, способные опередить даже броневик, вот-вот рискующий преодолеть звуковой барьер, - Летиция когда-то читала о нем и сейчас была уверена, что низко летящий «Волк» вот-вот нарушит дозволенный предел, доступный только звуку. Кузнецов мог бы ее успокоить, объяснив, что сто двадцать километров в час ни в коем случае не покушаются на скоростные достижения звуковых волн, однако сам в эту секунду с изумлением наблюдал, как их, словно стоячих, обходили справа и слева трех - и четырехколесные байки.
        - Твою мать! Рейдеры!
        - Кто?!
        - Кто-кто… за сиропчиков твоих рейдеры впряглись. От этих уже не оторвемся.
        Пронесшиеся мимо рейдеры исчезли из виду, скрывшись за ближайшим поворотом, однако стоило броневику выехать на ровный участок дороги, как по его корпусу и лобовому стеклу застучали автоматные пули, с неприятным хрустом разлетелась одна из передних фар. Байки ждали их метрах в ста пятидесяти впереди, а их седоки планомерно расстреливали приближающийся броневик из стрелкового оружия.
        - Нам же не страшны «калаши»?!
        - «Калаши» - нет, - Кузнецов мотнул головой, но он явно ждал чего-то потяжелее и, к несчастью, дождался.
        Воздух расчертила белая, клубящаяся дымом полоса, а спустя мгновение древняя фура, стоящая на обочине, полыхнула нестерпимо ярким огнем, раздался взрыв, и во все стороны полетели остатки ни в чем не повинного грузовика.
        - Шайтан-труба, - констатировал антиквар и нажал на тормоз. Демонстрация силы оказалась успешной, первый выстрел предупредительный, а второго лучше не дожидаться. - Хьюстон, у нас проблемы.
        Глава 15
        Танцы в лазерном дыму
        Иду первым, жалея маркиза, слишком тот напуган. Я бы с удовольствием обозвал его ссыклом, только чувствую себя не намного увереннее.
        - Заходим? - тяну руку к двери. А еще я тяну время, не хочу внутрь. НЕ-ХО-ЧУ!
        Зулук нервно кивает. Как скажешь, друг шизоид!
        Дверь не заперта, и петли, давным-давно забывшие о смазке, пронзительно скрипят. О скрытности можно забыть, вся округа уже в курсе деятельности какого-то идиота, посягнувшего на проклятую башню. На самом деле идиотов целых два, но что это меняет?
        Топчусь в нерешительности на пороге, и деликатно-трусливый Зулук, дышащий в спину, меня отнюдь не подгоняет. Дать бы стрекача отсюда на первой космической, пусть стыдно, зато быстро-быстро!
        - Давай, солдатик, что толку на улице вымораживаться.
        Как воспитанный человек, уступаю инициативному товарищу дорогу: прошу, господин торопыга, рветесь в бой, мешать не буду!
        - Сволочь, - коротко благодарит он и… не сходит с места.
        - Ну и кто из нас сволочь? - набираю в легкие побольше воздуха и, как отчаянный ныряльщик, готовящийся к прыжку в ледяную, безжизненную воду с высоченной скалы, делаю шаг.
        Внутри что-то неправильно… очень неправильно. Звук! Такого звука быть не может. Отголосок грохочущей в отдалении музыки. Ритмичное дискотечное «бунц-бунц», стены - здесь они другие, отштукатуренные и облагороженные плохо различимым в полутьме декором - вибрируют от мощного, бомбящегосаунда. Сзади выразительно удивляется маркиз, все же он мастер непечатного слова, я пока сдерживаюсь, но из последних сил.
        - Господа, - широкоплечий силуэт замечаю впотьмах не сразу, хоть он вовсе не прячется. Игры теней всегда таят неожиданности. - У нас работает фейс-контроль, попрошу снять… головные уборы.
        Хороший эвфемизм для «противогаза». Стягиваю резиновую морду, затонированный визор, защищающий от солнца, здесь только мешает. Сразу становится светлее.
        - Верхнюю одежду можете оставить в гардеробе.
        Вот и для «химзы» нашлось свое определение…
        Мы в обширном холле, площадь которого явно превышает основание крошечной башенки. Интересно… Рассматриваю богатый интерьер, возникающий из тьмы прямо на моих глазах. Паркетный пол из дорогого сорта древесины, вдоль стен, убранных бархатными занавесками, удобные кожаные диванчики, стойка гардероба - еще один памятник деревянного зодчества. Высокий потолок - а он-то как уместился в приземистой башне? - украшен помпезными хрустальными люстрами. Богато, ничего не скажешь.
        Вежливый «силуэт», превращенный разгорающимся светом ламп в здоровенного охранника в элегантной «двойке», терпеливо наблюдает за нами. Гостями… видимо, из будущего. Нет в нашем времени роскошных холлов, работающих гардеробов и зовущих в пляс «бунц-бунц».
        - Что думаешь? - шепчет в затылок Зулук, до сих пор скрывающийся за моей спиной.
        - Я не думаю. Мы же в Узле силы, значит, нужно готовиться к любой блуде. Дискотека - не худший вариант, между прочим.
        Моя одежда под химзой - древняя вязаная кофта и потертые джинсы - выглядит, мягко говоря, непрезентабельно. Зулук в адидасовских трениках и грязной олимпийке - ну точно пожилой гопник, - картина еще более унылая. Однако могучий охранник с профессиональной улыбкой пропускает нас в темный, мерцающий стробоскопами зал.
        - Приятного вечера.
        Яростно грохочущая музыка мгновенно захлестывает нас. Она больно давит на уши, а вспышки света и хаотично обстреливающие огромное пространство прожекторы выжигают сетчатку. Давненько я не был в подобного рода заведениях… Тяжко здесь без привычки.
        Зулук что-то кричит, но я его не слышу. Наверняка жалуется на жизнь, ругает современную (современную чему?) молодежь и «дегенеративную музыку». А мне - пусть я оглохший и ослепший - здесь нравится, бахнуть бы горячительного, и можно хоть сейчас пускаться в дикий пляс. Я не такой старый и замшелый, как некоторые!
        На танцполе извиваются тела танцующих, людей немного, но все отдаются волшебному биту с такой кипучей энергией, что невольно возникают мысли об экстази. Н-да, мне среди беснующихся делать без химии нечего… Тащу маркиза за собой в противоположный конец зала, если я еще что-то соображаю в развлекательных заведениях, то где-то должен быть чилл-аут, зона отдыха для перетанцевавших.
        Вместо чилл-аута обнаруживаем полноценный, хоть и небольшой бар. Музыка долетает и сюда, но теряет в пути самые оглушающие децибелы.
        - Я слишком стар для этого, - бормочет Зулук, и я его наконец-то слышу.
        - Сколько тебе лет? - мы пробираемся сквозь тесно составленные столики, но никак не можем обнаружить вакантные места. Поиски затрудняет висящий удушающим смогом табачный (и не только) дым.
        - Немногим больше твоего, - маркиз ворчит, обходя очередное препятствие. - Но я никогда не любил…
        Мы обтекаем очередной занятый столик с разных сторон, и я так и не узнаю, чего Зулук никогда не любил. Не велика потеря, если говорить начистоту.
        Вскоре мы приходим к неутешительному выводу: приземлиться здесь некуда. Разве что у барной стойки, но Сумасшедший Люк, существо с тонкой душевной организацией, заявляет, что не желает сидеть, как петух на насесте.
        Не знаю, почему он принял высокий барный табурет за петушиный насест, моя душевная организация не столь тонка, а незнание освобождает от мук выбора - с некоторым трудом вскарабкиваюсь на четырехногое чудо, напоминающее другое малоуважаемое животное - спортивного козла, сильно усеченного по длине. Табурет, зараза такая, оказывается жутко неудобным, его «седалище» меньше моего и, кроме дискомфортных ощущений в пятой точке, я каждую секунду рискую низвергнуться с сомнительного пьедестала… Петушиное-не петушиное, но что-то извращенное в этой жертве дизайна определенно есть.
        Маркиз с проклятиями следует моему примеру, он еще более потешный «альпинист», чем я. Два неуклюжих старпера…
        - Чем я могу вас угостить? - бармен, парень студенческого возраста, не чета нам, получившим свое высшее образование еще до Войны, приветливо улыбается.
        - В кредит наливаете? - желчно уточняет маркиз. Правильный вопрос, с деньгами - с теми деньгами - у нас туго.
        - Никаких кредитов, все за счет заведения, - улыбка бармена становится шире, но в приливе благодарности я прощаю ему эту зубастую голливудщину.
        - Что у вас в ассортименте? - я нетерпелив, я уже весь в предвкушении.
        - Все! - отличный ответ, мой любимый. Остается выбрать из внушительного списка возможностей.
        - Коньяк, - Зулук опережает меня. На лице его глупо-восхищенное выражение. Гляжусь в него, как в зеркало…
        - Я буду пиво, - и выразительно тычу пальцем в краник с лейбой уважаемых чешских пивоваров.
        - Одну секунду, - суетится паренек по ту сторону бара. - Не возражаете, если я присоединюсь к вам?
        - А разве барменам можно с посетителями…?
        - Барменам категорически запрещено, но я тут еще и хозяин по совместительству, так что на правах хозяина… Вы не против?
        - С удовольствием, - маркиз тянет к нему руку. - Я Зулук, моего коллегу можно называть Солдатиком.
        Опять эта сумасшедшая рожа лезет поперек батьки! Еще минуту назад дрожал от страха и прятался у меня за спиной… Шустрый какой, слов нет.
        - Зулук и Солдатик? - слегка удивленно переспрашивает бармен-хозяин. - Ну тогда я Химик, с вашего позволения.
        - Химик в хорошем смысле или…?
        Да заткнется этой неугомонный шиз или нет?! Сейчас обидит доброхота, и останемся мы с горящими трубами.
        Однако бармен сама любезность, хоть и немного туманная:
        - Трудно сказать. Для меня оба смысла хороши.
        Поднимаю холодный бокал дурманящего пива (мы не виделись с ним два десятка лет!) за знакомство. Зулук добавляет:
        - И за радушие щедрого хозяина!
        Чокаемся. Бармен, как и я, предпочитает пиво, своей «посудой» мы сдавливаем тщедушной пузатый бокальчик маркиза с двух сторон. Два Голиафа и крошка Давид.
        Господи, что за аромат, что за вкус! От непередаваемого словами (даже матерными!) наслаждения у меня кружится голова. Я рискую сойти с ума от счастья… Мой спутник, сошедший с ума несколько раньше при невыясненных обстоятельствах, изображает из себя просветленного. Да он точно на полпути к нирване. Ему бы еще чуть-чуть «топлива», и корабль достигнет вожделенной орбиты…
        И хозяин не скупится, новая порция древнего напитка уютно плещется в бокале. Тяну ноздрями забытый запах: кайф! Кайф, кайф, кайф! Планета остановись, я сойду здесь!
        Стекло звенит:
        - За гостей!
        Мы пьем, мы хмелеем, мы наслаждаемся жизнью.
        - Как вам мое заведение?
        - С таким коньяком мне бы и в аду было неплохо, - у маркиза уже заплетается язык, кто празднику рад…
        - А что за повод? - я цепляюсь за ускользающую трезвость. - Что собрало здесь всех этих людей?
        - Их, как и вас, собрал я, - Химик не забывает обновлять наши емкости. Весьма похвальная черта! Еще бы он не уклонялся от ответов.
        - А что вы… вернее, мы нынче празднуем? - я умею быть настойчивым.
        - Мы радуемся товарищам, присоединившимся к нашей дружной компании.
        Еще один туманный ответ? Ну и ладно, я азартный, люблю трудности:
        - А что вы отмечали вчера?
        Бармен поднимает свой бокал и произносит крошечный тостик, вероятно, в мою честь:
        - За любопытство!
        А за свою честь грех не выпить. Чокаюсь, пью.
        - Знаешь, Химик, - я захожу на новый круг. - У меня крайне богатый словарный запас, которым я настолько виртуозно владею, что могу безболезненно сформулировать один и тот же вопрос десятком разных способов. К тому же я неутомим.
        Парень смотрит на меня в упор, осуждающе качает головой и тяжело, с укором вздыхает:
        - Уважаемый неутомимый Солдатик, здесь нет никакого «вчера». Какой от него прок?
        - Без вчера нет сегодня, - маркиз расплывается в совершенно ошалелой улыбке. Ему хорошо - вне зависимости от наличия и отсутствия «вчера» или «сегодня».
        - Не хотел вас расстраивать, господа, но время остановилось - и тут же умерло… от остановки времени.
        Он тоже пьян? Да нет, такого не проймешь парой-тройкой пива, взор его ясен, а движения точны.
        - И завтра уже не наступит? - с обидой в дрожащем голосе уточняет Зулук. Я бы на его месте только радовался отмене завтрашнего похмелья.
        Химик усиленно трет бархатной тряпкой и без того блистающую чистотой барную стойку. Ему больше не интересен наш разговор?
        - Я не имею привычки говорить о том, чего нет, в частности, о будущем.
        - Какой на дворе год, парень? - четвертая кружка пива добавляет мне решимости.
        Тряпка перестает скользить по идеально ровной поверхности стойки. Бармен неприятно скалится, демонстрируя желтоватые зубы-клыки.
        - На дворе? Двора тоже не существует, как и года.
        - Ты наркоман, да? - меняю тон на дружелюбно-сочувствующий, не стоит злить агрессивных неадекватов. - Отсюда и соответствующая кликуха, ты сидишь на «химии»?
        - Пожалуй, да, наркоман - тряпка окончательно исчезает из поля зрения, парень в нервной задумчивости барабанит пальцами по дереву. - Только я не сижу, я лежу в коме - это в лучшем случае, либо вообще давно откинулся… Когда закончились вода и продукты, мы с подружкой забрались в придорожную башенку и обожрались «колесами». От безнадеги. Тогда еще был год, кажется, две тысячи тринадцатый… Год был, а надежды на спасение уже не было: дикая радиация и неизбежный голод не очень-то ей способствуют… Мы шли в Пермь, зачем - не знаю, не помню, какая теперь разница. Но даже не смогли выйти из Чернушки…
        Маркиз усиленно трет виски и мучительно пытается сконцентрировать взгляд хоть на чем-нибудь. Напрасно, его личный «шар голубой» уже вовсю крутится-вертится во всевозможных направлениях.
        - А что стало с твоей подружкой? - дикий разговор пьяного с обдолбанным, но раз уж он назвал меня любопытным…
        - Оглянись, друг, только быстро, очень быстро!
        Предупреждение или ловушка? Пока сознание разбирается с сомнениями, инстинкты разворачивают мое тело на сто восемьдесят градусов. Окружающее пространство теряет четкость, не поспевая за мной, краски тускнеют, геометрия вот-вот распадается на воображаемые пиксели… Через мгновение мир становится прежним, насыщенным и живым, но на сетчатке запечатлевается пустота, притаившаяся за спиной. Резко поворачиваюсь к бармену, он на месте, как и Зулук, но вся картинка вокруг выстраивается слишком медленно: стены, пол, барная стойка, кружки на ней, бутылки на зеркальных стойках…
        - Ты и меня угостил химией, сынок? - я больше не дружелюбен, вкладываю в голос угрозу и каждый миг готов подкрепить ее действием.
        - Солдатик, ты спросил меня про подругу, - бармен разводит руками. - Ты в ее снах. Или кошмарах. Или в ее коме… в галлюцинациях или видениях… А может, в ее умирающем сознании? Какой вариант тебе нравится больше - выбирайся любой, не промахнешься!
        - Я в твоем бреду, не иначе…
        - Вполне рабочая гипотеза, не хуже прочих. Пиво еще будешь?
        - Конины бахни, друж-жище, а то меня вер-р-р-толетит, - маркиз держится за стопку, чтобы не свалиться с высоченного табурета. Не самая надежная опора…
        - Наливай, - благосклонно соглашаюсь я. Бредни бреднями, а пиво не терпит пустой посуды. - Я не шибко разбираюсь в химии, но так меня торкало исключительно с абсента. Лет двадцать пять тому назад.
        - Ты не пьянеешь, - когда кружка осушена до дна, я проявляю чудеса наблюдательности.
        - Фантомы совсем не берут меня, - Химик горестно трясет патлатой головой. - Я хочу нажраться и обо всем забыть, жаль, что не умею напиваться воображаемым алкоголем…
        - А у меня с коллегой неплохо получается, - я бью Сумасшедшего Люка по спине - эта дорвавшаяся до коньяка пьянчуга уже спит, упав на стойку, - но он даже не реагирует. - Кстати, а кто так ловко воображает настолько восхитительное чешское пиво? Я бы пожал талантливому фантазеру его талантливую конечность!
        Если не можешь убедить безумца в его безумии, просто подыграй ему. И сам развлечешься, и придурку сделаешь приятно.
        - Можешь пожать руку самому себе, - молодой в открытую хамит или это часть его бреда? - И поблагодарить свои воспоминания, в точности сохранившие вкус любимого напитка.
        - Химик, я запутался.
        - Это ничего, - бармен вопросительно смотрит на опустевшую неизвестно в какой раз кружку. - Еще?
        - Конечно!
        - Вы любите музыку? - пенный напиток приятно плещется в тяжелой керамической кружке - это ли не лучшая музыка для измученного долгой дорогой путешественника? Но на всякий случай уточняю:
        - То, что грохочет на танцполе, я за музыку не считаю. На уши шибко давит.
        - Нет-нет, - хозяин странного заведения спешит меня успокоить. - Я про настоящую… Вы упоминали про время, желаете послушать музыку из вашеговремени?
        - Например? - от волнения становлюсь немногословным. Гребаный апокалипсис лишил меня многого, одна из сильнейших потерь - любимые мелодии и песни.
        - Би-2, Наутилус, Сплин, Depeche Mode, Prodigy… - он монотонно перечисляет близкие моему сердцу названия. Вот ведь стервец, ни одного промаха! - Linkin Park, Rammstein…
        - А я желаю Кар-мен! - пьяный в дым Зулук с трудом открывает голову от стойки, шатаясь встает. - Хочу Кар-мен!
        Его тело выписывает нереальные па, никак не желающие складываться в танец, но маркиз счастлив, он орет во все горло:
        Эй, танцуй веселей рок индийских королей!
        Это Бомбей-буги, буги-вуги Бомбей![10 - Песня группы Car-man «Бомбей буги».]
        Волшебник Химик незримым движением делает счастье Зулука чуть более полным: изо всех колонок льется до боли знакомый и ни фига не забытый за кучу лет Лемохо-Титомировский вокал:
        Ночь за моим окном
        Харе-харе-ху!
        Снова снится восточный сон
        Харе-хере-ху!
        Падишах
        Пригласил в Бомбей меня.
        Твою же мать! Разве есть у меня хоть один шанс усидеть на месте?! Ни малейшего! Мы скачем с маркизом как сумасшедшие (в его случае, без всякого «как»), целиком отдаваясь ностальгии и бесхитростному ритму из детских девяностых. Старинные мелодии идут без остановки, выматывая нас - я мокрый до нитки, пот струится по лицу и по спине - но мы не сдаемся, слишком долго молчал вселенский радиоэфир, слишком тягостной была его тишина. Вокруг нас собирается толпа, каждый стремится урвать свой кусочек призрачного счастья…
        - Солдатик, - кричит мне в ухо Зулук. - Предлагаю срочно восполнить дефицит жидкости в организме! Смерть от обезвоживания - мучительная штука.
        - Скорее, от обесконьячивания!
        Он не спорит, и мы решительно отправляемся за добавкой.
        Безотказный бармен с легкостью решает наши проблемы с влагой. И заодно переключает трек на лиричного Бутусова:
        Девятый скотч за одну эту ночь,
        Нам уже никто не в силах помочь.
        Лед в стаканах стучит все быстрей и быстрей.
        Девятый скотч за одну эту ночь,
        Пол из-под ног уносится прочь…
        Ноги не держат меня, но петь я еще могу! Да и Зулук молчать не будет:
        - Девяяяяятый скооооотч! Девяяяяятый скоооотч!

* * *
        Все плывет перед глазами, я тупо пялюсь на спину спящего маркиза, но и она плывет… Предатель.
        - Вставай, Люк, я твой отец! - мне так нравится эта фраза, вот бы еще вспомнить, откуда она… За беспамятство ответит Зулук - открытой ладонью стучу ему по хребту. - Не спать, сссука!
        Сумасшедший Люк смотрит на меня соответствующими глазами. Муть и туман поселились в его зеркале души… Он что-то хрипит, наверняка, обидное - я не слышу, но обязательно должен услышать! Это послание, это весть с темной стороны Люка!
        - Что?
        - Пррр…
        - Громче, друг! Я здесь!
        - Порвв… Порвал… Пр…
        - Что порвал?
        Внезапно бессвязный хрип прорывается на волю и превращается в песню:
        - Порвали! Порвали парус!
        Каюсь, каюсь, каюсь!
        Я хочу спросить, точно ли он поет про парус, но не успеваю. Пол из-под ног уносится прочь…

* * *
        Ай-ай-ай-ай-ай, убили негра!
        Ай-ай-ай-ай-ай, ни за что!
        Ай-ай-ай-ай-ай, убили негра, убили!
        Ай-ай-ай-ай-ай, а потом он встал и пошел[11 - Группа «Запрещенные барабанщики», песня «Убили негра».].
        Какой же у маркиза противный голос, особенно, когда он причитает…
        - Зул, будь другом, заткнись нахрен!
        Похмелья нет и в помине, но неизвестно с чего проснувшееся чувство прекрасного мешает мне насладиться дурацкой песней в идиотском исполнении.
        - Солдатик, здоровье поправишь?
        Открываю глаза, перед моим лицом маячит лоснящийся от удовольствия фейс Зулука. Судя по всему, он уже поправился.
        - Я не похмеляюсь. Лучше скажи, долго… долго меня не было?
        - Ты забыл, здесь нет времени, - довольный маркиз тычет ногтем в циферблат наручных часов. - Погляди сам.
        Я послушно гляжу. Секундная стрелка тяжело взбирается по дуге от «девятки» к «двенадцати». Достигнув апогея, облегченно падает вниз, мимо «тройки», и по инерции пролетает «шестерку». Выдыхается на «десятке» и обессиленно рушится вниз циферблата.
        - А где минутная стрелка? И часовая?
        - Это риторический вопрос, - Сумасшедший Люк прячет часы под рукавом. - Где-то на стене, когда она еще была, висели электронные «ходики», они дурковали не меньше механических.
        Оглядываюсь вокруг, бар изменился до неузнаваемости, кроме барной стойки - той же самой - и бармена Химика - все стало другим. И без того небольшое помещение ощутимо сузилось, потолок опустился метра на полтора, интерьер заметно помрачнел, классика уступила место… Блин, не разбираюсь я в стилях! Все, что знаю: до этого было веселее, а сейчас наступил какой-то подвально-кирпичный беспросвет.
        - Мы вчера бухали не здесь, - Капитан Очевидность, живущий во мне, берет слово.
        - «Вчера» и «здесь» - субъективные понятия, - бармен с улыбкой протягивает мне чашечку дымящегося чая. С лимоном. И кусочками сахара. За эти сокровища можно купить половину свердловского метрополитена! Вру, конечно, но почему бы не порадовать себя крохотной ложью в месте, целиком состоящим из лжи. - Истинны только «мы» и «бухали».
        - «Бухали» - это прошедшее время, которое ты, помнится, отрицаешь!
        - Нельзя отрицать того, чего нет, - рядом с чашкой Химик ставит блюдце с чизкейком. Теперь я могу выкупить весь Екатеринбург! Кто-нибудь, засвидетельствуйте сделку… Хотя зачем мне вымирающий город? Отпиваю чай, смачно прихлюпывая, ложкой расковыриваю драгоценный десерт. И наслаждаюсь сделанным выбором: чай настоящий, из несуществующего прошлого (пусть Химик подавится моими каламбурами!), а вкус чизкейка пробуждает невольные ассоциации с прилагательным «райский». Здравствуй, Нирвана, я уже в пути.
        - Ну, если тебе так нравится думать, то за бесплатную еду и питье я готов разделить твое безвременное мнение! - да, это малодушно, но за чай и чизкейк, а также алкоголесодержащее прочее, Платон становится дороже любой истины! Да, я не Аристотель и не Коперник, я трусоватый и практичный, любящий попить и поесть Галилео Галилей! Могу бунтовать шепотом в укромном уголке: «А все-таки наш бармен крэйзи!»
        - Вчерашняя акция по халявному пойлу еще в силе? - вот он, мой скрытый «галилео-галилеешный» протест с подковыркой.
        - Акция не вчерашняя, - бдительный Химик не поддается на провокацию. - Она бессрочная. Всегдашняя.
        Ну и ладно, зато слова эти ласкают слух: бесконечное море бухла, у которого нет ни начала, ни конца!
        - Друг Зулук, ты готов ко второму раунду?
        Маркиз скалит зубы:
        - Настоящий мужик между первым и вторым раундом перерывы не делает! - в его приподнятом в мою честь стакане плещется вискарь, резкий, сильных запах которого ударяет по ноздрям и… пьянит.
        - Химми, я сейчас захлебнусь слюной, накапай и мне чего-нибудь живительного! - к черту чай, праздник продолжается.

* * *
        Сегодня - или в местном летоисчислении «всегда-никогда» - мы пьем виски. Все втроем. Удивительное алкоголическое единодушие!
        Нашу синюшнуюидиллию лишь изредка нарушают другие посетители: каждый заказывает то, что хочет, и никто не ведает отказа - бармен для всех находит нужный напиток. Мое внимание привлекает блондинка, цедящая мартини в полном одиночестве, - Химик выдал ей литровую бутылку и ведерко льда, видимо, сразу на весь вечер.
        - А как у вас обстоят дела с развратом? - прямолинейный, как извилина в его башке, Зулук опережает дипломатичного меня с давно назревавшим вопросом.
        Химик не выказывает совершенно никаких эмоций:
        - Без проблем, но эту, - быстрый кивок в сторону блондинки, - не советую. Она бот.
        - Кто она? - удивленно переспрашивает маркиз. - Готт?
        Зулук старенький, если и не по годам, то по мироощущению точно. Ему простительно не знать компьютерного термина, обозначающего ненастоящего человека.
        Оставляю соратника и бармена наедине разбираться в устаревшей лексике. Мне не хочется в очередной раз выслушивать наркотические бредни Химика о природе этого места. Здесь аномалия, битком набитая алкогольными и съестными артефактами ушедшей эпохи, - вот что я понимаю! Все остальное - необязательная блажь сколовшегося или спившегося бармена.
        Долго хожу вдоль столов, выглядывая себе пару на ночь. Ловлю заинтересованные взгляды, но сам слишком придирчив или недостаточно пьян, чтобы позариться на меньшее, чем голливудская актриса, причем не Вупи Голдберг…
        Не найдя никого подходящего - что совсем не удивительно, взбунтовавшееся либидо задрало планку слишком высоко, - присаживаюсь за первый попавшийся столик. Два мужика, пьющие текилу без всяких положенных мексиканскому напитку извращений, словно водку, вопросительно смотрят на меня, но не произносят ни слова.
        - Пацаны, вы не боты? - спрашиваю первое, что приходит на ум.
        «Пацан» постарше, лет сорока, решительно мотает головой. Младший - ему чуть меньше, годиков на пять, - без лишних переходов предлагает «бахнуть по маленькой за знакомство».
        Мой внутренний советник категорически против микса из виски и текилы, зато прирожденный дипломат во мне готов на любые жертвы для установления контакта с «туземцами».
        - Давно вы здесь? - перехожу к делу сразу после стандартного церемониала: налили, выпили, закусили.
        - Я с пятнадцатого года, - «младший» даже не закусывает, хлещет кактусовую как есть и не морщится.
        Делаю удивленные глаза:
        - Это что же, бухач длиною в восемнадцать лет?! У меня печенка отвалилась бы гораздо раньше.
        - А я с тридцать девятого, - «старшой» добивает меня окончательно.
        - Прикалываешься? А какой, думаешь, нынче год?
        - Никакой, - «гость из будущего» равнодушно пожимает плечами. - Мы в безвременье.
        Похоже, помешательство носит массовый характер… Впрочем, если колдырять каждый день, то время, не ровен час, точно остановится! Сейчас нарежусь до поросячьего визга, впрок, так сказать, чтоб потом еще двадцать лет на алкоголь не смотреть, а завтра сгребу Зулука под белы ручки, и двинемся мы, похмельные и больные, дальше. Дорога не ждет!
        Сказано - сделано: пью, как в последний раз.
        Глава 16
        Безумный Макс
        «Волк» остановился перед неровным строем из пяти разномастных байков. В зеркалах заднего вида Кузнецов сквозь ослепляющие блики солнца разглядел несколько приближающихся багги в сопровождении крупных зверей, не похожих ни на кого из известных ему животных. «Гончие Рейдеров, так вот кто таранил броневик…»
        - Алекс! - один из рейдеров, сидящий на самом роскошном, пижонски хромированном байке, приставил к своему шлему с зеркальным забралом мегафон. Искаженный громкоговорителем голос напоминал режущее слух воронье карканье. - Ты знаешь, мы тебе не враги. Отдай девку и разойдемся миром. Я очень не хочу дырявить и портить шкуру «Волку», таких красавцев больше не сыщешь на всем белом свете! Однако бизнес есть бизнес…
        - Безумный Макс, - Кузнецов качнул головой в сторону говорившего. - Пятидесятилетний мальчик, пересмотревший когда-то американских фильмов. Крутой чел, если забыть о киношных заскоках…
        Антиквар осторожно сдвинул свою маску вбок, так чтобы Летиция могла видеть его глаза, но при этом губительный солнечный свет не попал на беззащитную сетчатку.
        - Я тебя не сдам, обещаю. К любому наемнику можно найти свой ключик… И я очень постараюсь этот ключик найти.
        Маска вернулась на законное место, Кузнецов, не взяв оружия, вышел из машины и твердым шагом направился к рейдерам. Все, что оставалось Лю, - молча наблюдать за переговорами и надеяться изо всех возможных сил, что странный, равнодушный к ее чарам антиквар сдержит свое слово. Сейчас она готова была отдать все на свете, лишь бы очутиться у заказавших ее таинственных подмосквичей. Только не попасть в руки сиропчикам! Лучше дающая хоть какую-то надежду неизвестность, чем кошмарная определенность в руках бандитских палачей.
        - Кузнецов, смазливая ты рожа, договорись с ними, умоляю! Все для тебя сделаю, только договорись.
        Рейдеры уважительно спешились, когда Кузнецов подошел к ним. Обменялись рукопожатиями - все предельно корректно, без агрессии к одинокому «парламентарию». Численный перевес численным перевесом, но антиквар, похоже, пользовался у них определенным и совсем не малым авторитетом. Главарь, здороваясь с Александром, указал на «Волка», затем приложил ладонь к груди и с демонстративным сожалением наклонил голову. Летиция, наблюдавшая за встречей из кабины, легко определила смысл «пантомимы»: рейдер извинялся за причиненный автомобилю ущерб. Что ж, не самое плохое начало…
        Покончив с церемониями, Кузнецов с Безумным Максом отошли от остальных рейдеров в сторону и занялись вторым любимым, после войны, мужским делом - торговлей. Если бы от этого действа - совершенно скучного с точки зрения обычного наблюдателя - не зависела жизнь Лю, она бы с удовольствием закрыла уставшие от солнечного света глаза и даже поспала с полчаса. В любое другое время, но только не сейчас… сейчас она пристально вглядывалась в каждый скупой жест, пытаясь угадать, о чем идет речь.
        Переговоры затягивались. Ничего не происходило, Кузнецов и главарь рейдеров стояли напротив друг друга и разговаривали, разговаривали, разговаривали… Летиция откинулась на пассажирском кресле, не в силах больше бояться. Страх сменился изматывающим, бесплодным ожиданием, ожидание превратилось в лживое, притворное равнодушие… «пустить себе пулю в башку, и дело с концом». Плохой вариант, самоубийство - удел неудачников, но ее лимит удачи оказался исчерпан, когда она встретила ненавистного Ареха… Зачем она сменила фартовую «Айшварию» на бедную обреченную «девочку Лю»… Что может противопоставить хороший человек Саша толпе вооруженных рейдеров?
        Так равнодушие перешло в последнюю стадию - отчаяние. Мысли - одна дурнее другой - загоняли девушку в воображаемый, существующий только в сознании угол, но выхода из этого угла не было. Там ждал уже совершенно реальный пистолет, приставленный к виску, и патрон, который легко перехитрит «сиропчиков» и заберет себе преследуемую ими жертву.
        - Нет! - Лю встрепенулась от звука собственного голоса. Она не станет стрелять в себя, малодушие - не ее выбор! Лучше захватить с собой в могилу несколько поганых, ставших на пути рейдеров… Сколько рейдеров дают за одну Лю? Вот это правильный вопрос. Курс один к пяти ее бы вполне устроил!
        Летиция скосила глаза в боковое зеркало, разглядывая оставшиеся позади багги. Сектор обзора с ее места был минимальным, да и неугомонное солнышко порядком мешало, однако троих рейдеров разглядеть удалось и еще пару каких-то очень странных, лишенных шерсти животных с пятнисто-бледной шкурой. Ручные зверьки очень нескромных габаритов… Такого на Лю не обменяешь, тут курс совсем паскудный, совершенно не в ее пользу.
        Можно перелезть на сиденье Александра и в водительское зеркало увидеть всех врагов, охраняющих добычу, только зачем? Ихмного, очень много, гораздо больше, чем одна-единственная Лю.
        - Почему так долго? - Летиция заставила себя закрыть глаза, которые уже слезились от света и боли. Мир за кожей век не погрузился во тьму, на сетчатке хороводили безумные белые «мошки», десятки маленьких солнц кружились в удивительном танце. Время замерло.
        Девушка готовилась к смерти. Она не знала, в чем состоит эта подготовка, не понимала того, что ее ждет с той стороны, но последние отведенные минуты хотелось провести по-особенному… Вспомнить детство и маму? В памяти не сохранилось облика единственного родного человека, только ощущение любви и тепла. Это немало, но как же хочется увидеть лицо и улыбку, почувствовать поддержку, услышать слова «все будет хорошо, ничего не бойся». Мама… только мама называла ее по имени, по тому первому имени, что дается каждому рожденному на свет. Нет, не на свет, в подземельях люди рождаются во тьму, однако имя все равно есть… У нее теперь много имен, нет только первого, умершего вместе с мамой. Маленькая девочка хотела уйти вслед за ней, но тогда она еще не умела умирать, все, что она смогла, - умертвить свое имя, чтобы никто больше не смог назвать так, как называла мама…
        - Мама, я ведь не научилась умирать… - Лю открыла глаза. - Я хочу к тебе, но я очень боюсь, вдруг там еще хуже, чем здесь.
        Она выудила из своего рюкзака один из «Стрижей», повертела в руке. Железо, обладающее силой, умеющее убивать… Какое востребованное умение.
        Главарь рейдеров по прозвищу Безумный Макс энергично тыкал своей рукой в сторону броневика и сидящей в нем Летиции. Время спокойных бесед кончилось, и теперь он горячился, отчаянно жестикулировал, наверняка что-то кричал, требовал, просил и снова требовал. И каждый раз получал от Кузнецова один и тот же ответ. «Нет».
        «Они ведь говорят не обо мне, - догадка пришла не сразу. - Рейдер требует машину в обмен на никчемную, глупую девчонку, возомнившую себя киллершей». «Волк» против Лю - абсурдный курс, безвыигрышная лотерея.
        Вот и все. Летиция подхватила оставленный антикваром «калашников», нежно провела ладонью по цевью. Приятное ощущение… В ее работе приходилось пользоваться только пистолетами, однако почему бы напоследок не освоить автомат? Чуть повысить котировки на предстоящий бой: одна мертвая Лю против пятерки рейдеров, продырявленных калибром 5,45. Главное, всадить пулю бесноватому, жадному до чужих броневиков и девушек главарю! Так и помирать не обидно.
        Четверо маящихся на жарком солнце, не принимающих участия в переговорах рейдеров внезапно засуетились: что-то привлекло их внимание, и они как по команде уставились на дорогу, в ту сторону, куда направлялся до остановки броневик.
        Уставилась туда и Лю, однако уставшие слезящиеся глаза ничего интересного разглядеть не смогли, дорога была пуста, если не считать ржавой, умершей двадцать лет назад техники.
        «На солнышке вражины перегрелись, глюкуют со скуки», - Лю попыталась найти объяснение странному поведению четверки, однако чувствовала, что встревожились те не на ровном месте. И в массовые глюки не очень-то верила… В отличие от нее, запертой в герметичный броневик, люди на улице могли слышать!
        - Что же вы слышите, поганцы? - Летиция готова была выскочить из машины, лишь бы не оставаться в неведении. - Мутанты воют? Орет голодная вичуха? Стадо свинопотамов стучит копытами?
        Догадок возникло множество, богатая фантазия Летиции работала в полную силу, генерируя идею за идеей, однако в цель не попала ни одна из них. В конце видимого участка дороги показалось нечто быстрое, укутанное облаком пыли и дыма. Это что-то в виде облака, растянувшегося не на один десяток метров, приближалось к людям с неимоверной скоростью. Рейдеры бегали, суетились, хватались за оружие, но по их движениям Лю отчетливо поняла - враги напуганы. И пугает их вовсе не неведение, они знают, что приближается, но понятия не имеют, что с ним делать.
        Несколько багги обошли броневик и выстроились в ровную линию перед ним, словно защищая от пришельца. Показались трубы РПГ и одноразовых «Мух», откуда-то из тыла примчался пикап, с установленным в кузове крупнокалиберным пулеметом. Ручные мутанты рейдеров остались в аръегарде, их уродливые морды с трусливо прижатыми к черепу ушами Лю наблюдала в зеркало заднего вида. Умей она, последовала бы их примеру - прижала бы свои аккуратные ушки к правильному черепу!
        Летиция взглядом поискала Кузнецова, где ее единственный настоящий защитник? Тот не прятался, совершенно спокойно стоял на прежнем месте (а куда, кстати, девался главарь?) и, сложив руки на груди, ждал прибытия «облака». Для него ожидание не затянулось, не прошло и минуты, как нечто, преодолев значительное расстояние, замерло в десятке метров от выстроенного рейдерами кордона. Секунды спустя пыль осела и обнажила скрывавшийся под ней… Лю чуть не завизжала от неожиданности и нечаянной уже радости - БТР! Она не была уверена, но неуступчивая, боровшаяся до конца надежда оставила прямо в сознании, минуя так и не прижавшиеся к голове ушки, мысль о том, чей это БТР!
        За бронетранспортером следовало три армейских грузовика, еще какая-то колесная «броня», Лю не сумела ее опознать и… Последним показался - девушка не поверила глазам - танк! Настоящий древний танк - огромный, страшный, величественный! Механический монстр, неуязвимое чудовище изобретательных предков.
        Летиции не хватало звука, она должна была услышать, как грохочут его железные траки, перемалывая беззащитный асфальт в фарш, услышать звериный рев сверхмощного двигателя, услышать металлический лязг поворачивающейся башни, укоризненно тычущей длинным стволом в жалкий строй рейдеров. Лю не могла слышать, «Волк» берег ее слух от всех внешних шумов, но дефицит звука она возместила победным, оглушающим саму себя криком! Спасена! Еще поживем!

* * *
        Безумный Макс напоминал сейчас Летиции маленького, обиженного мальчика, у которого вытащили сладкий леденец прямо изо рта. Он нервно жестикулировал сжатыми в кулаки руками, сокрушенно тряс головой, вышагивал из стороны в сторону, не в силах удержать себя на одном месте. Наконец, исчерпав аргументы, пнул со всей дури по колесу первого попавшегося байка и, не обращая ни на кого внимания, медленно поплелся к своему транспортному средству. Уже оседлав своего хромированного трехколесного монстра, он неожиданно для всех спешился, на негнущихся ногах подошел к Кузнецову и протянул тому руку. Попрощался он и с военным, прибывшим на танке и лишившим его законной «конфетки». Трудно проигрывать достойно, не теряя лица… Рейдер, похоже, сумел себя пересилить.
        С пробуксом рванул с места хромированный байк, за ним потянулись остальные. Рейдеры исчезли из виду так же быстро, как и появились.
        Кузнецов и «танкист», проводив взглядами ретирующегося противника, обнялись, как хорошие знакомые. Затем направились к нетерпеливо ожидающей их Летиции. Она бы тоже обняла так вовремя появившегося спасителя и даже расцеловала его, не мешай ее планам толстый армейский противогаз с затемненными окулярами.
        - Ты жива еще, моя старушка? - Александр раскрыл пассажирскую дверь броневика и подал девушке руку, приглашая на улицу.
        - Жива!
        - Жив и я, привет тебе, привет! - он помог Летиции спуститься, не переставая декламировать древнее стихотворение. - Пусть струится над твоей избушкой тот вечерний несказанный свет…
        Антиквар дурачился, и Лю совсем его не осуждала.
        - Это Пушкин? - даже попрощавшись с жизнью, Летиция не утратила тяги к демонстрации своей незаурядной эрудиции. И в очередной раз промахнулась.
        - Почти, - со смехом ответил он. - Сергей Есенин, Серебряный век русской поэзии. А Александр Сергеевич из Золотой эпохи… ты лет на сто промазала.
        Летиция не расстроилась, ее в эту секунду не могло расстроить ни что на всем белом свете. Она во все глаза уставилась на молча наблюдающего за их пикировкой «танкиста», пытаясь представить, какое красивое и мужественное лицо настоящего героя скрывается под невзрачной резиновой маской…
        - Лю, не тормози, - Кузнецов не оценил волшебства момента и разрушил хрупкую, только нарождающуюся иллюзию. - Пойдем к нам в «волчий» кузов, переговорим на троих.
        Кое-как рассевшись друг напротив друга в тесном кузове, принялись знакомиться.
        - Гюльчатай, открой личико, - вместо приветствия сказал «танкист».
        - Я - Айшвария, - поправила его девушка. - Сокращенно Лю.
        Военный хмыкнул, мастерски совместив в одном звуке удивление и насмешку. Честно попытался найти логику в совершенно нелогичном сокращении, но не преуспел - в это время Летиция «открыла личико», избавившись от надоевшего противогаза, и он начисто забыл о всякой логике.
        - Ох, какая красоточка! Ты и на рисунке ужас как хороша, - «танкист» достал карточку и продемонстрировал ее девушке. - Но вживую круче.
        По мнению Летиции, рисунок был совершенно неудачным, передавал только общие черты, казался не художественным, а скорее схематичным. Неугомонная эрудиция выудила откуда-то из недр памяти непонятное «фоторобот», но, не найдя у Лю понимания, немедленно отступила.
        - Меня Вадимом звать, - «танкист» на минуту стянул свой противогаз, демонстрируя относительно молодое, но совершенно не героическое и даже не симпатичное лицо, испорченное оспинами и уродливыми шрамами.
        - Вадя, ты откуда здесь? - пока Летиция разочарованно разглядывала своего спасителя, Кузнецов перехватил инициативу. - По графику ведь только через четыре дня…
        - Ну что я, паровоз, что ли, по расписанию ходить? - хохотнул Вадим. - Иль ты не рад меня видеть?
        - Столько радости твоя физиономия мне еще никогда не доставляла, честное слово! Но все-таки, почему караван пришел раньше срока, да к тому же в сопровождении цельного танка?! Твои генералы за лишнюю каплю соляры удавятся, а тут такая растрата!
        «Танкист» выразительно кивнул в сторону нахмуренной Летиции:
        - Вот ответ, прямо перед тобой.
        - Вадим, я терпеть не могу загадок!
        - Зря, Шура, очень зря. Они помогают сохранить остроту ума, развивают нестандартное мышление…
        - Не буди во мне зверя, - Александр зло ткнул кулаком беззастенчиво пялящегося на девушку «танкиста», тот охнул от неожиданности. - Меня Безумный Макс битых два часа изводил своими притязаниями, теперь ты еще доводишь, а руки-то чешутся, организм требует сатисфакции за израсходованные нервные клетки…
        - Вот так метрошники за добро платят! - Вадим не очень натурально изобразил возмущение. - Несемся на всех парах, жжем драгоценное топливо, чтобы спасти их московские задницы, а в ответ только угрозы и рукоприкладство!
        - Я тебя предупредил!
        - Хорошо-хорошо, господин антиквар, только по почкам не бейте! Опять ссаться по ночам буду! - ненатуральное возмущение сменилось откровенным глумлением. - Мое начальство наскипидарил заказчик, что ориентировку на киллершу дал, - Вадим игриво преклонил голову перед Летицией. - Не знаю всех подробностей, но кипиш поднялся конкретный, танк выдернули чуть ли не из боя… так, про бой это я лишнего сморозил, тебя наши подмосковные разборки не касаются!
        - Да плевать мне на разборки, ты вещай про кипиш, не отвлекайся.
        - Да что рассказывать, заказчик потребовал немедля выступать с тяжелой кавалерией и посулил за оперативность такие золотые горы, что мои прижимистые генеральчики тут же взяли под козырек, снарядили всю неаварийную броню и поджопниками погнали нас, подневольных защитников подмосковного отечества, в путь-дорогу.
        - Своевременно вас выпнули, нечего сказать, часть и хвала неведомому заказчику, ну и жадному генералитету тоже земной поклон, - хоть Кузнецов говорил и насмешливо, но вид при этом имел весьма серьезный. Чувствовалось, что подмосквичам он искренне благодарен. - А грузовики на кой потащили? Пехота?
        - Ага, сейчас же, - Вадим крякнул. - Ты плохо знаешь моих домовитых начальников. В грузовики быстро накидали цинков с 5,45 под самую завязочку и с присказкой «а чего лысого порожняком гонять» отправили следом за броней. Война войной, а торговля торговлей. Так что, Шура, принимай товар. Все по описи, согласно ассортиментному перечню…
        Заметив, что Кузнецов недовольно хмурится, «танкист» затараторил:
        - Саш, да я в курсах, что ты какой-то эксклюзив натовский выписывал, но собирались в диком угаре, не до эксклюзива было, накидали первое попавшееся… Будь другом, возьми, а? Оплатишь при следующей поставке, караван через неделю пойдет, там все чин чинарем будет, слово даю, а это просто возьми на реализацию! Меня ж живьем сожрут, если с товаром вернусь…
        Антиквар широкого профиля, как он однажды назвал себя Летиции и, похоже, не сильно покривил душой, страдальчески вздохнул:
        - Вадим, будь это не ты - я бы послал такую реализацию по длинной песне и про чудесное спасение не вспомнил ни разу… Хрен с тобой, возьму ваш неликвид. Но в последний раз, потом на меня не обижайтесь!
        Пока «подмосквич» захлебывался благодарностями, Лю недоверчиво, исподволь поглядывала на своего спутника. Уж она-то знала ценность автоматного калибра и то, с какой скоростью данный «неликвид» разбирали на всех станциях, где продажа оружия не была под запретом. Александр заметил ее взгляд и незаметно для Вадима подмигнул. Умница, мол, сечешь фишку, только рот не раскрывай… Умел донской любитель старины набить себе цену, ничего не скажешь!
        На этом Кузнецов не остановился, продолжил ковать железо:
        - Вадя, а заказчик-то, кто? Одно дело хорошую девочку тебе отдать, знаю, ты пальцем не тронешь, но хрену с горы как-то не хочется… Совсем не хочется.
        Вадим резко, без видимого перехода погрустнел.
        - Шурик, пытай, не пытай, все равно не скажу. Извини, братишка, приказ. Ты заказчика этого все равно не знаешь, он из дальнего Подмосковья, с Метрой не контачит, дел с вашими никаких не имеет. Имя тебе ничего не скажет.
        - Ну ладно, имя не скажет, но кто он по жизни? Не садист, не извращенец, не каннибал какой-нибудь?
        «Танкист» колебался, врать ему было не с руки, а говорить правду что-то мешало. Наконец решился:
        - Мутная там община. Я бы за них ручаться не стал и обещаниями пустыми разбрасываться… Но мне кажется, что неспроста они твою красавицу разыскивают. Хотели бы убить, так убили бы давно - наемника найти не проблема. Зуб даю, нужна она им живой.
        Летиции не понравилось, что о ней говорили в третьем лице, будто и не было ее здесь, однако обиду свою показывать не стала. Не то место, не то время.
        - Вадим, я впрягся за девчонку, - говорил Кузнецов тихо, но в голосе его звенела сталь. - Обещанные вами преференции хороши, не вопрос, но рамсы с рейдерами и в особенности с наследниками Сиропчика мне еще не раз аукнутся… Я должен понимать, что влез в эту блуду не ради того, чтобы Лю принесли в жертву какому-нибудь языческому божеству или поимели всем постъядерным аулом, куда придется, а потом пустили на деликатесную тушенку. Кривых вариантов множество, но меня устраивает только тот, в котором она останется цела и здорова. Я не сберегу ее в Метро, слишком уж отмороженных придурков наша Лю ухватила за яйца… Но там ей не должно быть хуже, чем здесь.
        «Танкист» погрустнел окончательно.
        - У нас нынче особо лютая зима, метет не по-детски, снег идет какую неделю без остановки… с курортной Москвой не сравнить… Мне велено ехать сразу к заказчику, не заходя на базу, - чтоб времени не терять по такой непогоде, ну и, конечно, горючку лишнюю не жечь. Передавать Айшварию я буду лично, из рук в руки. Попытаюсь на месте оценить, что ее ждет… Это все, что я могу обещать.
        - Не густо, - антиквар снял маску, ненужную в темной клетушке с закрытыми бойницами, и задумчиво потер переносицу. - Не густо… Но лучше, чем ничего. И много лучше, чем прихвостни Сиропчика.
        Он взял Летицию за руку, защищенную толстой перчаткой, осторожно, но ощутимо сжал.
        - Я не вижу другого выхода.
        Лю печально улыбнулась, не Кузнецову, самой себе.
        - Интересный ты антиквар…
        - Интересный, - легко согласился он. - Торгую произведениями довоенных оружейников, раритетными патронами, коллекционными армейскими стволами, гламурным древним камуфляжем, куртуазными бронежилетами, изящными берцами и франтоватыми касками…
        Летиция рассмеялась, теперь открыто, для Александра.
        - Оружейный барон Шура Кузнецов…
        - Я не люблю титулов.
        - Отчего же? Барон слишком мелко для тебя?
        - Напротив, слишком помпезно для скромного меня. Антиквар - вот это в самый раз!
        Оба замолчали, глядя друг на друга. Вадим, почувствовав себя лишним, проявил своевременную деликатность и со словами «я подожду в уазике» исчез.
        Когда бронированная дверь захлопнулась вслед за «танкистом», Кузнецов признался:
        - У меня сегодня дебют - впервые торгую людьми.
        Лю поджала губы, изобразив на лице брезгливую жалость:
        - «Оружейный барон» звучит много романтичней «работорговца». Много ты на мне заработал? Стоило оно того?
        - На гонорар грех жаловаться. Но часть его спущу на «примирение» с лесопарковыми таможенниками, там малину ты мне здорово подпортила. Боюсь, твое причудливое чувство юмора влетит в очень неплохую копеечку… Не меньше уйдет на рейдеров: Макс парень обидчивый, к тому же злопамятный, а мне такие враги ни к чему - придется раскошелиться, задобрить уязвленное самолюбие…
        - Дай угадаю про третью часть! Дашь взятку сиропчикам, чтобы забыли о тебе?
        Кузнецов качнул головой:
        - С отморозками дел не имею. Накладно и глупо! Третья, последняя часть денег пойдет на… скажем, «минимизацию их, отморозков, негативного влияния на мой бизнес». Им нечего предъявить мне, формально вендетта ведется только с тобой, однако береженого бог бережет, придется перестраховаться и пару месяцев пожить в постоянной боевой готовности.
        - Бизнес по-русски? - девушка недоверчиво выгнула бровь, ее противогаз уже давно лежал рядом с маской Кузнецова. - Натрахаться вволю, чтобы в финале сработать по нулям? На тебя совсем не похоже!
        - Фиговый я работорговец, не в свое полез, вот и нахлебался по полной…
        Летиция не удержалась:
        - А еще рейдеры разбили тебе фару! И кондишен под конец совсем плохо стал охлаждать, видать, и в него шальная пуля прилетела! Так что, антиквар широкого оружейно-рабовладельческого профиля, сработал ты в конкретные минуса, зря только девочку Лю из Метро вытаскивал.
        - Я спас тебе жизнь, значит, какой-никакой профит все же получил. Доброе дело в свинью-копилку - вполне приличная награда.
        Александр посмотрел на часы, вздохнул:
        - Тебе пора, Вадим заждался. Давай прощаться, девочка Лю.
        - Давай, антиквар Шура. Ты ведь уже выполнил заказ перед подмосквичами?
        Он неуверенно кивнул:
        - Похоже, что да.
        - Тогда ты можешь меня поцеловать, это не нарушит твою профессиональную этику.
        Летиция прижалась своими губами к его губам. Александр ответил не сразу, но когда ответил… Они целовались долго и страстно, как умеют целоваться только влюбленные перед тем, как расстаться навсегда.
        Потом она смотрела, как три грузовика в сопровождении «Волка» и еще одного не опознанного ею броневика быстро мчатся по древней дороге к мертвому городу. Летиция понимала, что в эту секунду за поворотом из ее жизни исчезает что-то хорошее. Но мимолетное… Прощай, нелюбимая, но такая родная Москва, прощай нелюбимый, но оставивший след в душе Кузнецов.
        Глаза начали слезиться от яркого, не оставляющего в покое солнца. А может, напрасно Лю винила жестокую звезду за соль в уголках глаз?
        Глава 17
        Расплата
        Со страхом открываю левый глаз, жду, когда череп взорвется от головной боли. Организм на пробуждение дорвавшегося до зеленого змия сознания никак не реагирует. Закрываю левый глаз, открываю правый. Самочувствие не меняется: черепная коробка не давит на распухший мозг, желудок не прорывается с боем через гортань, чтобы набить своему «насильнику» синюю рожу, да и во рту ни одна кошка, образно выражаясь, не нагадила. Похмелье, где же ты?
        Гляжу на мир обоими широко раскрытыми очами, правда, вижу немногое. Неугомонная голова моя покоится на все той же ставшей привычной барной стойке, напротив меня, также уткнувшись в дерево, сопит Зулук. Дышит он с перебоями, иногда свистит губами, но чаще громко и беспокойно всхрапывает. Пьяная свинья на привале, не иначе.
        Решительно отрываю думательно-глотательный орган от стойки: ничего не кружится, земля не уплывает из-под ног. Я почти напуган изменой бодуна…
        Бармен - он неизменно вежлив, только уголки изогнутого в усмешке рта не могут скрыть иронии - приветствует меня чашечкой черного кофе.
        - Химик, ты когда-нибудь спишь? - за кофеиновый нектар я буду терпеть даже побои, не то что насмешку. А может, и не буду, только в любом случае сначала прикончу нектар и лишь потом примусь за насмешника.
        - У меня другая беда, Солдатик, - дурацкая улыбка слазит с его серого, невыразительного лица. - Я мечтаю однажды проснуться.
        Опять завел свою психоделическую шарманку, хренов наркоша!
        - Зулук, солнышко, луна и звезды моих красных от бухича шаров, просыпайся, - изо всех сил трясу маркиза-храпуна, попутно соображая, откуда взялся этот странный налет восточной лирики. Меня всегда бесили велеречивые сладострастные арабо-турки, своим словоблудием успешно падавшие на уши некрасивым толстым девушкам из далекой России. Хотя и красавицы изредка поддавались на речи кривоногих осман… Черт, неужели я завидую? Вряд ли, у меня ноги прямые, и, чтобы переспать с девушкой, мне совсем не нужно выливать ей в мозг тонну лживой лести!
        Меня осеняет: все дело в пагубном недотрахе, давящем на подкорку!
        - Зум-зум, - говорю я ошалевшему от внезапного напора маркизу, - может, трахнем на дорожку по маленькой?
        - Наливай! - Зулук решительно бьет ладонью по стойке. А ведь еще секунду назад не мог продрать глаза, алканоид!
        - Не тупи, брателло. - Господи, а эта лексика откуда?! - Я про девушек: красивых и желательно доступных, на долгие уговоры у нас нет времени. Химик, - жестом удерживаю бармена от обязательной занудной реплики, - про время - это речевой оборот, не возбуждайся так!
        - Извиняй, Солдиер, я пас, - маркиз вновь решителен, хотя и менее энергичен, скорее даже разочарован. - Я вчера с блондой замутил, с той, которая в одно лицо кушала мартини, помнишь? Так по ощущениям - чистый онанизм!
        - А я предупреждал, - оживляется Химик, и не думающий скрывать ехидства. - Она бот, проекция вашего собственного сознания.
        Бар стремительно теряет четкость, покрывается рябью, словно помехами, краски уходят, уступая место бесцветному монохрому, текстуры исчезают бесследно, вместо них лишь голые каркасы - стен, потолка, пола и даже… людей.
        - Похоже на компьютерную симуляцию, - я не должен поддаваться на провокацию, не должен позволить Химику напугать меня и запутать!
        - Каждый видит по-разному, - нехотя бросает мне парень, основное его внимание приковано к Зулуку.
        - Здесь есть живые, но их немного, - Химик тыкает в моих вчерашних знакомых, продолжающих пить как ни в чем не бывало, похоже, они не замечают устроенной барменом демонстрации. - Но основное население фантомы, призраки из нашего сознания.
        Теперь его палец устремлен к одинокой блондинке с мартини: узнаю ее по пышной груди, других примет «содранные текстуры» не оставили - нет ни лица, ни одежды, ни кожи, только объемный силуэт, даже цвет волос я восстанавливаю по еще не до конца пропитой памяти.
        - Просто она фригидная, - слабо защищается Зулук, он явно сконфужен.
        Что-то происходит с «блондинкой», ее черты меняются, она раздается вширь, а груди обвисают. Химик самодовольно щелкает пальцами и на мгновение возвращает текстуру - перед нами та же некогда светловолосая девушка, только постаревшая на четверть века. Еще щелчок - новая текстура: вместо увядшей блондинки темноволосая восточная женщина с пышными усиками над верхней губой.
        - Твою мать! - вопит обескураженный маркиз. - Твою мать!
        Щелчок, текстура пропала: «каркас» подвергается новым метаморфозам, исчезают грудь и пышная копна волос (вернее, их силуэт), меняется форма плечей и таза, фигура становится массивнее и теряет остатки женственности.
        - Ах ты сучонок! - Зулук больше не кричит, следует короткий и быстрый удар Химику в челюсть, парень отлетает и теряется из виду за барной стойкой. - Мразь малолетняя! Солдатик, ходу! Засиделись, мать-мать-мать!
        Мы бежим - сначала из бара, потом через весь танцпол, - ищем выход. В мерцании эпилептичного стробоскопа это не самое простое занятие.
        Меня разбирает смех:
        - Зум-Зум, считай, ты натянул трансика, старый извращенец!
        Он или не слышит, или делает вид, что не слышит. Ничего, найдем выход, поиздеваюсь над попадалойвволю.
        Выхода нет… Мы обегаем по всему периметру огромного танцпола и вновь оказываемся в баре. Улыбчивый бармен приветливо машет рукой.
        - Бежим!
        Грохочущий бит, сияние цветомузыки, дергающиеся тени в прицеле строба… Выхода нет. Круг за кругом мы пытаемся вырваться из замкнутого пространства.
        - Дыхалка… - Зулук останавливается первым, держится за грудь и живот. - Ни к черту.
        - И моя на нуле, - это неправда, силы для небольшого, но бессмысленного забега еще остаются, но не бросать же выдохшегося маркиза! - Что делаем дальше?
        - Не знаю, Солдатик, - он усаживается прямо на пол и вытягивает ноги. - Жопой чую, угодили в блуду.
        - Придется с парнем договариваться. Либо больше ничего не жрать и не пить, ждать, пока психотропы отпустят.
        - Думаешь, он что-то подсыпает?
        - Зул, разуй глаза, это же Химик! - я вещаю крайне убежденным тоном, но сам себе, если честно, не верю. Я запутался в этой дикой фантасмагории и уже ничего не понимаю. - Накидал колес, накачал всякой хренотенью, и теперь показывает компьютерные мультики.
        - Почему компьютерные? - Зулук еле дышит, слова даются ему с трудом. - Лично я видел художественное пособие по прикладной вивисекции: кишки, мышцы, кости, жилы… Гаденыш ободрал блонду до скелета, а потом начал собирать по-новому - мясо, жировая прослойка, несколько слоев кожи и в довершение шоу болтающая херня между ног…
        Хихикаю - противно, насколько это возможно, - но издеваться над незадачливым маркизом буду после. На свободе.
        - Мне все иначе привиделось, похоже на компьютерную анимацию, 3д-модели, полигоны, текстуры и всякая подобная ерунда.
        - Понятно, - Зулук хмурится. - У каждого свои фантазии…
        - Давай вместе выход нафантазируем?
        - Давай.
        Я сажусь на пол рядом с Зулуком, и мы дружно пялимся в противоположную стенку, представляя в ней дверной проем, ведущий к вежливому охраннику, несущему унылое дежурство возле гардероба. Может, здесь и нет времени, но «фантазируем» мы долго, очень долго… жаль, безуспешно.
        - Пойдем, жахнем по воображаемому коктейлю?
        - Я бы намахнул водки.
        - А как же сухой закон? Типа, чтобы нам снова ничего не подсыпали, - мы оба отлично понимаем, что хотим выпить, но как не пококетничать друг перед другом напоследок…
        - Тогда давай пить буду я, а ты блюсти трезвость и внимательно за всем бдеть!
        Бармен встречает нас двумя бокалами холодного пива:
        - Как пробежка? Размялись перед трапезой?
        - Лицо бы тебе размять, - мой компаньон задыхается от злости (он так и не восстановил дыхание до конца - старость не радость!) и злость эту глушит пенным напитком. Причем с нескрываемым удовольствием. - Как выбраться из твоего синюшкиного колодца?
        Химик разочарованно поджимает губы:
        - Разве вам здесь не нравится?
        - Мы ничего не имеем против того, чтобы пить и жрать от пуза (правда, онанистические бабы в местном ассортименте - конкретный минус), однако дела никто не отменял.
        - Отсюда нет выхода, вы уже сами убедились.
        - Если есть вход, то должен быть и…
        Химик перебивает:
        - Объясните это мышам, попавшим в мышеловку.
        - Так это ловушка? - демонстративно сжимаю кулаки, сейчас прольется чья-то кровь, и не важно, виртуальная она, воображаемая или еще какая-нибудь.
        - Солдатик, - бармен отступает назад, прижимаясь к полкам со всевозможным алкоголем. - Это сон, сон моей подруги, наглотавшейся колес до одурения. Белка обожала дискотеки, бары, движуху… когда произошла Катастрофа, она зациклилась на них, буквально бредила, не могла понять, что мир изменился… заставила меня идти с ней в Пермь, убеждала, что цивилизация там сохранилась и, конечно, остались правильные заведения…
        - Про навязчивую идею двух малолетних бездельников, накидавшихся наркотой, я уже понял, что дальше?
        - Все, что вы видите, - ее сон, или видения в коме, или аналог света в конце туннеля, думаю, разницы никакой. Я могу видоизменять эту реальность, - парень демонстративно чертит дугу в воздухе и, следуя его руке, интерьер бара подвергается мгновенной метаморфозе. Не тронутая жестом часть сохраняет тяжеловесные каменные черты рыцарской эпохи, вторая половина превращается в жизнерадостную итальянскую пиццерию. Оригинальное смешение стилей… - Но суть вещей мне не подвластна, мы заперты на бесконечной вечеринке. Кстати, не самый худший вариант, могли бы застрять в кошмаре…
        Я не могу оторвать взгляда от огромных, во всю стену, окон пиццерии. Они выходят на ярко освещенную летнюю улицу какого-то южного города. Улочка совсем крохотная, не проедет и машина, редкие прохожие неспешно прогуливаются по мощенному камнями тротуару, дружелюбно приветствуют друг друга, останавливаются, чтобы обменяться малозначительными новостями и беззлобно посплетничать. Снаружи продолжается жизнь, спокойная и размеренная, но я не завидую, не успеваю… Замечаю напротив зеркальную витрину, совершенно не вписывающуюся в древнюю архитектуру. Вывеска на незнакомом языке мне совершенно ничего не говорит, да я и не пытаюсь вникнуть в ее потаенный смысл, я должен увидеть свое отражение в зеркале. Но в витрине отражается лишь небо с белесыми облаками-подушками да веселое солнце, беззаботно катящееся по излюбленному кругу. Нас нет, нет и меня… Мы призраки.
        - Солдатик, ты чего в прострацию впал? - Зулук возвращает меня в чертово зазеркалье. - Очнись, будем Химику ноги ломать.
        - Старое доброе насилие? - мгновенно прихожу в себя. - Ну, если только в целях демократии и мира во всем мире.
        Легко впрыгиваю на барную стойку. Я чертовски зол и сейчас буду творить добро голыми руками…
        Нет, не буду. Получаю удар сразу под оба колена и заваливаюсь на спину. Это будет долгий полет, до пола больше метра…
        Падаю, но не приземляюсь, чьи-то сильные руки подхватывают мое не самое легкое тело на полпути к жестокой поверхности родной планеты. Знакомый по гардеробу охранник-верзила словно ребенка баюкает меня в своих огромных ручищах и ласково приговаривает:
        - Не шали, накажу.
        Его брат-близнец что-то шепотом втолковывает упирающемуся Зулуку. У маркиза нет ни малейших шансов против шкафообразного «монстра», и он это отлично понимает. Наш маленький бунт подавлен в зародыше.
        Делаю последнюю попытку:
        - Дружище, мне нужно в гардероб, я кое-что забыл в химзе.
        Но «дружище» лишь осторожно усаживает меня на барный табурет и, напутственно хлопнув по спине, вальяжно удаляется.
        - Зачем мы тебе? - стараюсь прожечь Химика ненавидящим взглядом. Но он не замечает моих усилий.
        - Иногда мне кажется, что Белка очнется, если в ее сне не останется больше ботов, настоящие люди оживят дискотеку, и она, как Спящая Королева, спустится на танцпол, чтобы отжечь в полный рост…
        У наркоманов дебильная логика, но нужно и в ней найти здравое зерно, иначе останешься без информации:
        - Ты хочешь собрать кворум из натуральных человеков, чтобы вечеринка удалась?
        Химик глубоко вздыхает, всем своим видом демонстрируя, насколько тяжело ему общаться с непроходимо тупыми гостями:
        - Уважаемый Солдатик, в сотый раз повторяю, здесьнет времени, оно остановилось. Здесь нет прошлого, не будет будущего! То, что вы называете «кворумом», никогда не соберется, потому что ВСЕ уже здесь. Ни один человек не покинет бара, и ни один больше не придет.
        - Но ведь мы пришли позже всех, - к странному спору подключается Зулук. - Значит, кто-то может подтянуться и после нас!
        Бармен молча наливает себе рюмку водки и залпом выпивает. Успокаивается. Медленно выговаривает:
        - Нет ни «позже», ни «раньше». Мы все возникли здесь одновременно и останемся до… я не знаю, чем заканчивается безвременье.

* * *
        Вдрызг пьяный маркиз утверждает, что понимает Химика и его речи. Он даже пытается мне что-то объяснить, но я не слушаю: если наркоман и сумасшедший нашли общий язык, это вовсе не значит, что единственный адекватный должен разбираться в их бреднях.
        Я точно знаю одну-единственную вещь - добровольно нас отсюда не выпустят. И одно-единственное знание немедленно порождает новое: я здесь не останусь, сделаю все, чтобы выбраться на волю. Пусть даже воля в тысячу раз хуже сытной и пьяной тюрьмы… Да, я идиот, но мне поздно меняться. Жил идиотом, и помирать буду идиотом, такова уж моя идиотическая доля…
        - Зул, ты хочешь остаться здесьнавсегда?
        Он, не раздумывая, мотает головой. Он тоже идиот, родившийся свободным и не умеющий жить взаперти.
        - Значит, будем рыть подкоп, - моя фраза ничего не значит, лишь нежелание мириться с поражением.
        Маркиз ободряюще кивает:
        - Тогда выпьем за подкоп! Прекрасный повод, я считаю.

* * *
        Пьянство без наказания в виде похмелья - страшная вещь, пряник без кнута развращает.
        - Зольдат, - маркиз вновь и вновь изгаляется над прозвищем, которым сам же меня наградил. - Хотя нет, должна же быть уменьшительно-ласкательная форма… чертов дойч, со школы его не вспоминал! Будешь Зольдатхен, это вроде женское окончание, зато уменьшительное… и наверняка ласкательное.
        - Я сейчас выбью тебе правый глаз.
        - Почему именно правый?
        - Могу и левый, мне не жалко, правда.
        - Но ты упомянул именно правый! - пьяный Зулук страшный зануда, гораздо страшнее своей трезвой версии. - В этом обязана быть какая-то логика. Обоснуй свой выбор!
        - Хорошо. Он мне, в отличие от левого, не нравится.
        - А левый, получается, нравится? Тебе нравится левый мужской глаз… что бы на это сказала карательная психиатрия и сам дядюшка Фрейд? Ты знаешь, девятый скотч помог мне узреть истину - ты латентный…
        Мне известно только одно оскорбление, начинающее на «латентный», и за такие слова на Урале принято бить в морду. И я бью в морду, ведь я сторонник правильных традиций.
        Зулук слетает с высоченного табурета, в полете прихватывая сидящего по соседству бота. Вместе они грузно бухаются на неприятно твердый пол. Они ругаются и стонут, но верю я лишь одному из них. Настоящему и живому, пусть и конченому шизу. Подаю маркизу руку:
        - Вставай, проклятьем заклейменный.
        - Твоя неприкрытая враждебность, характеризует тебя с далеко не лучшей стороны, - бормочет опрокинутый наземь Зулук, но помощь, между тем, принимает. - А немотивированная агрессия указывает на неудовлетворенное либидо, способное на…
        - Не делай мое неудовлетворенное либидо еще и раздраженным, - предупреждаю я крайне убедительным тоном.
        Зал вдруг приходит в движение, люстры раскачиваются, с потолка что-то сыплется в тарелки и бокалы, звенит стекло… И даже бармен выглядит удивленным.
        - Землетрясениееее?!! - кричит Зулук в новом падении, накренившийся табурет сбрасывает своего неловкого седока. Я с трудом удерживаюсь на месте, цепляюсь двумя руками за стойку.
        - Химик, что за херня?
        Испуганный парень делает пассы конечностями, пытаясь усмирить взбесившийся бар, - интерьеры сменяют друг друга словно в калейдоскопе, но тряска продолжается, стены ходят ходуном, бутылки с драгоценным содержимым летят на пол, стекло превращается в осколки, ароматный алкоголь - в зловонные лужи.
        К чему я совершенно не готов, так это к довольной физиономии Зулука! Этот псих, еле поднявшись на непослушные свои ходули, громко смеется, театрально держась за живот. Так делали плохиши в скверных западных мультиках…
        - Зул, какого черта?!
        - Зольдатхен, ты тупой, как пробка! - вместо объяснений маркиз принимается водить хороводы с самим собой. - Праздник к нам приходит! Праздник к нам приходит!
        - Зул!
        - Время, Солдатик, время! - он хохочет, наворачивая еще один круг. - К нам стучится само Настоящее! Скоро весь наркоманский вертеп накроется медным тазом!
        - Прекратите это! Прекратите, умоляю! - визжит Химик, я и не думал, что он способен орать таким диким фальцетом. Интересно, чего он требует от Зула? Прекратить танцевать - а Зул отвратительный танцор, что правда, то правда - или винит его в землетрясении?
        - Не могу, паря! - маркиз задирает руки и прыгает на одном месте. Ужасная пластика, никакого понятия о красоте танцевальных движений. - По твою душу пришел наш пушной транспортный зверек! И он свернет гребаную башню к едреням, пока не доберется до нас.
        Зверь? Броня устала ждать наездников и пошла их освобождать? Какая умничка!
        - Так нельзя! - фальцет Химика превращается в нечто запредельно высокое, умных музыкальных слов для таких нот я не знаю. Скажу проще - недорезанные свиньи так не визжат. Не умеют. - Он убьет всех!
        - Так выпускай нас, дружок, - моей улыбке позавидовал бы сам Джокер, губы растягиваются от уха до уха. - И мы успокоим зверька.
        - Я не могу!
        - Очень жаль.
        - Остановите его! Если башня рухнет, нас всех засыпет!
        - Спаси себя сам. Всего делов-то, открыл двери, выпустил пару недовольных клиентов и бухай спокойно дальше, хоть до морковкиного заговенья.
        - Яааа нееее могуууу! - некогда надменный и самоуверенный бармен рыдает, как баба. Жалкое зрелище.
        Кусок потолка с грохотом рушится вниз, скрывая в облаке пыли дальний конец зала. Вижу трещины, идущие по стенам и полу и постепенно подбирающиеся к своду над нашими головами… Наверное, это очень неприятно, получить плитой по черепу. И даже фатально.
        - Химик, соображай шустрей. Твое любимое время не ждет.
        - Я попробую! Только остановите…
        Мысленно приказываю Броне прекратить снос культурного наследия. До сих пор она игнорировала мои мысленные потуги, но в этот раз послушалась. Наверное, я менталил особенно вдохновенно… Красавица! С меня причитается.
        - Дерзай, придурок, открывай задний проход, - Зулук сначала говорит, а потом думает. Вернее, уже ржет.
        Химик утирает пот со лба, струхнул властелин баров и дискотек, дала ему наша мутантиха просраться!
        - Вашу ж… уфф… что хоть за зверек?
        Не успел опомниться, уже вопросы задаешь? Обломайся.
        - Боевой сорокатонный бурундук на гусеничном приводе, - я самозабвенно вру, наслаждаясь моментом. - Так что с досрочным освобождением, гражданин начальник?
        - Можно попытаться, но все очень… С Зулуком проще, а с вами… - глазами испуганного котенка он смотрит на меня. А что смотреть, дело говори, дело!
        - А что со мной?
        Химика корежит от страха, слова застревают в хлипенькой наркоманской шейке.
        - Белка не выпустит… никого…
        - Я вызываю артиллерию?
        - Стойте! Вы не дослушали! Она не выпустит, но мы попытаемся ее обмануть.
        - Обманывать стерв? О, это наше любимое занятие! Излагай по порядку.

* * *
        План бармена ужасен - и на слух, и по смыслу.
        - Зулук, у вас раздвоение личности, - не спрашивает, а утверждает Химик.
        Маркиз выжидающе смотрит на него, не подтверждая, но и не опровергая диагноза, поставленного тщедушным барменом.
        - Две личности занимают тело одного гостя… Одна личность сможет уйти, Белка ничего не заметит. И вы… - вот теперь голосочек Химика начинает дрожать по-настоящему, до сих пор, оказывается, была только прелюдия, - сможете вылечиться от безумия.
        Сумасшедший Люк продолжает молчать, лишь нехорошо усмехается. Ой, как нехорошо!
        - А мое сознание ты тоже предлагаешь располовинить? - я, в отличие от соратника по путешествию, молчать не могу.
        - Н-не с-совсем, - теперь он еще и заикается, скоро точно начнет гадить под себя. - Вам близка компьютерная терминология… Я клонирую сознание, скопирую его боту… и слепок вашей личности останется здесь…
        - Звучит охренительно, парень! - этому уроду я выбью оба глаза сразу. - Однако, жопой чую, к вышесказанной дичи есть еще и «но», правильно?
        Сглотнув, Химик судорожно трясет птичьей головой:
        - Д-да… Сознание у основного носителяможет стереться или повредиться.
        - Теперь переведи на русский, - сдерживаюсь из последних сил.
        - Вы - тот который уйдет отсюда - можете потерять память, либо…
        - Либо?
        - Не тупи, Солдатик, - вот и у маркиза прорезался голос. - Во втором случае ты превратишься в овощ.
        Мне не нужен таймаут, чтобы быстро и решительно резюмировать:
        - Юноша, предложенные тобой варианты - унылое говно. Мы сносим башню.
        - Нет! Нет! Постойте! Я сказал правду, другого выхода нет! Клянусь, я клянусь! Нееет!!!
        Или Химик великолепный актер, или он действительно грохнулся в обморок от переизбытка чувств.
        Окружающее пространство стремительно блекнет, лишается красок и граней, следом исчезают боты. Мы с Зулуком и еще несколько человек оказываемся… Я не могу назвать то, что лишено всяких признаков. Пустыня без песка под ногами и жарящего солнца над головой. Мы нигде, посреди ничего…
        - Зул, без парня здесь совсем тоска. Влепи нашему впечатлительному пару хороших затрещин, хватит ему бессознанку симулировать.
        Парой затрещин дело не обходится, но Химик в себя так и не приходит.
        - Конкретно вырубило нашего бармена, - озадаченный Зулук нащупывает пульс у лежащего. - Это ж надо так перепугаться… Он в глубоком отрубе.
        Оставив Химика, маркиз медленно направляется ко мне. По пути он отчаянно жует свои тонкие губы, морщит лоб, чешет затылок - одним словом, погружается в непростые думки.
        - Все не очень здорово, Солдатик, - приблизившись, шепчет он мне на ухо.
        - Парень двинул кони?
        - Да куда он денется, очухается, - Зулук только отмахивается. - Плохие новости в том, что я начинаю ему верить…
        - Не понял.
        - Он говорил правду, катапультироваться отсюда нам придется с огромными рисками.
        - Зул, ты сбрендил, что ли? Не знаю, как поживает твое раздвоение личности, а мне в овощ превращаться совсем не с руки!
        - Мужики, - один из живых посетителей временно отсутствующего бара неслышно подобрался к нам, пока мы увлеченно перешептывались. - Вы не в курсе, когда снова будут наливать?
        Маркиз шипит на него столь яростно, что посетитель предпочитает без лишних споров ретироваться.
        - Сол, - мой соратник сокращает прозвище до совсем уж непотребных трех букв, но я не в обиде. Он Люк, я Сол, а вместе мы цельные «Звездные войны»! Жаль только, что сейчас совсем не до смеха. - Ты хочешь отупеть до уровня местных алканоидов, пропивающих последние мозги? Нам придется рискнуть! Поверь, я умею отличить правду от лжи… парень говорил правду.
        И я, неожиданно для самого себя, принимаю эту правду, верю в убежденность Сумасшедшего Люка… Наверное, я в самом деле полный идиот.
        - Зул, если я умру, Броня разорвет тебя, помнишь об этом?
        - Это меньшее из зол, мы ставим всю миссию под вопрос. Я без второй своей личины могу потерять способность выполнить задание, попросту утрачу нужные навыки. А если ты… наше путешествие рядом с башней и закончится.
        Что я могу сказать? В этот миг мне плевать на Мастера Вита и его миссию, я эгоист и думаю исключительно о своей судьбе. Не хочу умирать. Боюсь.
        - Я не знал про твое раздвоение личности. Доктор Джекил и мистер Хайд?
        Маркиз вымученно улыбается:
        - Не совсем. Сулюк и Зулук больше походят на близнецов, мы совсем не полярны друг другу. Моя мать ненавидела меня, все детство попрекала в том, что я убил своего брата в утробе… Было двое, но в назначенный час на «волю» вышел один. Убийца, людоед, тварь - вот кто я по версии самого близкого человека… И однажды братик вернулся - вместе с диагнозом.
        Зулук (или Сулюк) смотрит мне в глаза и ждет. Только я не знаю чего. Не умею демонстративно сочувствовать - мне жаль его, но слова не помогут.
        - Сегодня же мы вновь расстанемся. Скажи, Солдатик, кого из братьев оставить в проклятом баре?
        - Кто из них… из вас составит компанию моему расщепленному «я», приговоренному к вечному пиру? Чистая шизофрения, пора с ней завязывать! Иначе вместо Сумасшедшего Люка мы получим Сумасшедшего Сола, - меня ощутимо потряхивает, я устал и хочу, чтобы все побыстрее закончилось, - а прозвище Сусол мне совершенно не нравится.
        Маркиза трясет не меньше моего. Он тихо просит:
        - Выбери поскорей, я сам… мы сами не сумеем.
        Краски и линии возвращаются в лишенный времени мир. Бармен открывает глаза.
        Глава 18
        Темный силуэт в абрисе отраженного света
        БТР зверски трясло на каждой кочке, ухабе или яме. Пятая точка Летиции, не привыкшая к столь дурному обращению, страдала и заставляла страдать свою хозяйку.
        Черт ее дернул согласиться на поездку именно в этом транспортном средстве! Вадим предложил на выбор: ехать либо в «уазике», но с завязанными глазами, либо в брюхе бронетранспортера с задраенными бойницами.
        Демократия не пошла Лю на пользу: выбор ее оказался неверным - это стало понятным уже на второй минуте трясучей поездки. Чертов БТР за несколько часов пути грозил вытрясти из хрупкой девушки всю ее нежную девичью душу. Оглушающий рев дизеля, сумасшедшая вибрация корпуса и нескончаемые прыжки вверх-вниз на убогой, неудобной сидушке лишь усугубляли общую безрадостную картину. Летицию мутило и укачивало, безумный аттракцион медленно, но верно сводил с ума.
        Закончилась пытка внезапно. Бронетранспортер резко сбавил ход, вильнул по дороге и остановился. Замолчал двигатель, и конвульсии корпуса немедленно прекратились, наступила блаженная тишина. Тишина и недвижимость, состояние ни с чем не сравнимого покоя.
        Первый десяток секунд Лю наслаждалась безмятежностью и умиротворением замершего БТРа, однако затем, подумав, что железный монстр остановился только для привала и вот-вот рванет вновь в бесконечный путь, испугалась до полусмерти.
        - Ты как здесь, красавица? - в люке показался человек в армейском противогазе, судя по голосу - Вадим. - Не притомилась с непривычки? Ежели что, предложение насчет «уазика» до сих пор в силе.
        Девушка пулей выскочила из бронетранспортера и… тут же провалилась по бедра во что-то рыхлое и холодное.
        - Ой!
        - Шустрая какая! По снегу аки посуху не побегаешь! Лыжами владеешь или снегоступы дать?
        Оказаться в настоящей зиме после московского недоразумения с дикими температурами днем и невнятными, но плюсовыми градусами ночью - это было шоком.
        - Это правда снег? - Летиция благоговейно прикоснулась перчаткой к похрустывающему сугробу. - Какой он странный…
        - Это не он странный, - буркнул Вадим себе под нос, но тему развивать не стал. - Давай помогу.
        Мороз - тот, который Летиция успела прочувствовать за время недолгого путешествия от бронетранспортера к «уазику», - показался ей недобрым и оттого кусачим. Но снег понравился: под яркой Луной, занявшей свой ночной пост, он светился тысячью звездочек, приятно похрустывал под ногами, обутыми с подачи Вадима в какие-то лепешкообразные херовины, и представлялся поистине вселенским покрывалом, укрывшим собой всю землю!
        В «уазике» Лю заняла заднее сиденье с водительской стороны, а рядом пристроился бывший «танкист», сейчас переквалифицировавшийся в рядовые пассажиры страшненького советского джипа.
        - А где танк? - поездка на «табуретном» БТРе не смогла лишить ее восторженного преклонения перед королем тяжелой бронетехники.
        - Танк свернул на базу. Его гоняли на разборки исключительно для понта, а здесь он на фиг не нужен, - почувствовав недопонимание, Вадим охотно, даже чуть хвастливо пояснил:
        - Это наша земля. Тут все известно, все знакомо - и враги, и союзники, и западлы всякие, потому ответственно тебе заявляю - ничего не бойся, бэтера нам хватит за глаза!
        - Я и не боюсь! - соврала Лю. Боялась она не мутантов или неведомых «западл», пугало другое - сейчас словоохотливый подмосквич опомнится и завяжет ей глаза, как грозился в начале путешествия.
        К счастью, Вадим развеял ее опасения.
        - Противогаз можешь снять, воздух у нас гораздо чище, чем в первопрестольной. Для самоуспокоения подойдет и респиратор, хотя мы, местные, обычно ими не злоупотребляем, - его лицо действительно было открытым, но Лю последовала совету, а не примеру - заменила противогаз респиратором. - И обойдемся без повязки на глаза, ночь прекрасно справится с ее функцией.
        - А что я могу увидеть криминального? Запомнить обратный путь - там мы в часах пяти от известной мне вселенной! Какой уж тут обратный путь?!
        В ответ на гневный спич Летиции подмосквич с лукавой улыбкой продемонстрировал неожиданное знание латыни:
        - Dura lex - sed lex! Что в переводе на постъядерный означает: командир, конечно, идиот, но приказы надо выполнять! Что ты хочешь, Айшвария-Лю, солдат - существо подневольное, ему сказали чужакам очи вязать, он и вяжет.
        Девушка не нашлась, что возразить на железобетонную военную логику, да и мертвым латинским языком она не владела, чтобы срезать исполнительного Вадима труднопроизносимой мудростью предков. Потому с невинной женской хитростью сменила тему на более насущную:
        - Ты уже можешь сказать, куда меня везешь?
        - Могу, - мужчина простодушно кивнул.
        - Ну, и?
        - Везу я тебя вперед.
        - Ты издеваешься? - темпераментная Лю напряглась, едва сдерживая вспышку гнева.
        - Не злись, милая девочка, - Вадим напротив, излучал миролюбие. - Ты задаешь неправильные вопросы и потому получаешь неправильные ответы. Ты подумай, реши для себя, что на самом деле хочешь знать.
        Игривый «танкист» явно испытывал ее терпение - Лю понимала это и старалась не вестись на провокацию, хотя горячая кровь требовала отнюдь не парламентских методов ведения диалога.
        - Если я спрошу, к кому ты меня везешь, - ты вновь врубишь дурака и объявишь «заказчику» - я правильно понимаю правила этой глупой игры?
        - Молодец, включила голову, - без особой теплоты похвалил Вадим. - Но что мешает пойти дальше и спросить: «А кто заказчик?»
        - И что мешает тебе дуркануть по новому кругу?
        - Природная честность! Я буду вынужден признаться, что «твой заказчик - женщина». Интересная информация?
        Лю признала его правоту, чуть наклонив голову.
        - И кто же эта женщина?
        - Мимо, дамочка, ты закольцевала беседу. Эта женщина - твой заказчик. Познавательно?
        Примитивная софистика Вадима откровенно раздражала. Хотя победить его - даже в дурацкую логическую игрушку - хотелось нещадно! Проучить умника, выставить его идиотом - благороднейшая из целей добропорядочного человека!
        - Зачем я нужна женщине-заказчику?
        Подмосквич выпятил губы, издав пронзительный, режущий ухо трубный звук.
        - Туу-туу-ууу! Плохой вопрос, переход хода.
        - Чем же он плох?
        - Ты слышала, я говорил Шуре Кузнецову о том, что не знаю целей заказчика. Зачем тогда сотрясаешь воздух впустую?
        Лю дернула плечами:
        - Может, ты врал ему.
        - Я похож на вруна?
        «Уазик» тащился еле-еле по заметенной снегом дороге. Впереди идущий БТР своим корпусом пробивал путь в белой пучине, однако «козел»[12 - Народное прозвище «УАЗика».] с трудом пробирался по оставленной глубокой колее, постоянно вяз в ней, то и дело норовя сесть на мосты. Бронетранспортеру часто приходилось останавливаться, дожидаясь беспомощного четырехколесного «товарища».
        - Ты очень похож на вруна, - путешествие затягивалось, так почему не развлечь себя словесной игрой? Лю приняла правила.
        - Хочешь обидеть меня, девочка?
        - Мальчик, ты годами не вышел, чтобы называть меня девочкой, - она не собиралась оскорблять его, всего лишь немного поддеть.
        - А ты можешь называть меня мальчиком, - Вадим не обиделся, он тоже пытался отвлечься от нудной дороги.
        - Ты слишком игрив для военного.
        - Ты слишком легкомысленна для наемной убийцы.
        - Я прежде всего девочка, а девочки легкомысленны по своей природе.
        - Воздух! - в разговор, становящийся все более бессмысленным, вмешался водитель. Ткнул пальцем в окно, указывая на небо:
        - Вичухи!
        Диск ночного светила на миг закрыла огромная тень, превратив полную луну в усеченный полумесяц.
        - Мать-мать-мать! - Вадим тут же забыл о всякой игривости и, совсем неделикатно вдавив девушку в сиденье, протиснулся к стеклу. Впрочем, не забыв пробурчать извинения, - пардон, мамзель Лю.
        - Петя, ты скольких насчитал?
        - Темно, командир… Троих точно видел, но легко может быть и больше!
        - Гаси огни, живо! С бэтером свяжись!
        Затрещала помехами рация, водитель, пробиваясь сквозь заполненный шумами эфир, прокричал отрывистую команду. Спустя секунды БТР слился с ночью, громкий рев движка сменился напряженной тишиной.
        - Что вичухи могут сделать бронетранспортеру? - Летиция решилась заговорить далеко не сразу, около минуты они просидели молча, выжидая чего-то.
        - Бэтеру ничего, - успокоил Вадим.
        - Тогда…
        - Но мы не в бэтере…
        Слова бывшего «танкиста» заглушил шелест гигантских крыльев, раздавшийся прямо над головой. Машина еле заметно покачнулась на рессорах, будто от сильного ветра.
        - Ершень-поршень! - яростно прошипел сосед Летиции. - Заметили, мрази! Так, сидим тихо, не двигаемся, молимся своим…
        Ему снова не дали договорить. Что-то проскрежетало по крыше, оставляя в ней сквозные борозды - от борта до борта.
        - Сидеть! - Вадим схватил неизвестно куда рванувшуюся девушку, с силой прижал к себе. И выдохнул ей прямо в ухо: - Тише ты!
        Ожидание - Летиция не любила его, не могла привыкнуть… Она злилась, злобой заглушая свой страх, она проклинала все на свете - себя, Ареха, Сиропчика, лесопаркового таможенника и донского антиквара, подмосковного Вадима и небесных хищников, вздумавших поохотиться так несвоевременно, - ненависть помогала сохранить остатки самообладания. Ведь нет ничего хуже, чем быть жертвой и обреченно ждать пока тебя подадут на ужин охотнику.
        Стук сердца и дыхание, ток крови в венах, громкие испуганные мысли - слишком шумно для абсолютной тишины. Она чувствовала потаенный, спрятанный под химзой страх Вадима, водитель Петя превратился в каменную статую, недвижимую и лишенную малейших эмоций, но даже от него разило диким ужасом - сквозь каменный панцирь, сквозь маскировку из равнодушия и полной отрешенности. Даже бездушный «уазик» - железо, в чьих жилах течет машинное масло и соляра, - тихо-тихо, далеко за пределами человеческого восприятия, подрагивал окрашенным в защитный цвет «телом».
        Безвылазно живущие под землей не боятся небесных тварей, под землей нет неба. Рассказы вернувшихся с поверхности сталкеров увлекательны и будят фантазию, но кажутся всего лишь разновидностью сказок, услышанных на ночь. Трофеи, уродливые рваные раны, тела погибших - не доказательства, а только элемент игры… Поверхности нет и нет вичух, нет солнца и неба, нет луны, которую закрывают несуществующие тени… Стена слева, стена справа, сводчатый потолок, бетонный, шершавый пол под ногами…
        Летиции почти удалось убедить себя, когда могучий удар сотряс военную машину, сдвинул ее с места на полметра и, чуть не опрокинув на бок, поставил на два колеса. «Уазик» замер, балансируя на грани, но все же удержался и, скрипя рессорами, тяжело бухнулся обратно - на все четыре опоры. Никто не кричал, не матерился, не стонал от боли - хоть Петю приложило о дверь весьма чувствительно, - тишина сохранялась вместе с надеждой. Надеждой на то, что летающие хищники наиграются с железной коробкой и оставят их в покое.
        Не оставили… Пронзительный животный крик раздался совсем рядом, люди инстинктивно дернули головами вверх, в сторону приближающейся опасности, гигантский монстр, лишь на долю секунды мелькнувший в темном окне, протаранил несчастный «уазик». Сминая металл, чудовище врезалось в крышу, продавив ее чуть ли не до сидений. Огромные когти вспороли железо, едва не раскроив Вадиму голову пополам. Время тишины и ожидания подошло к концу.
        - Бежим! - он рванул дверь, и та, не удержавшись на последней уцелевшей петле, отлетела в сторону.
        - Быстрей, дура! - Вадим за руки вытянул Лю из салона и рывком поставил на ноги. - К бэтеру! Пошла-пошла-пошла!
        Увесистый шлепок под зад придал девушке недостающего ускорения. Проваливаясь в глубокий снег, она - то бегом, то ползком, то на четвереньках - рванулась к спасительному бронетранспортеру.
        Смысла прятаться больше не было, и БТР возник из темноты, подсвеченный собственными фарами. Его башня развернулась на сто восемьдесят градусов, по цели - продолжающей рвать крышу «уазика» вичухе - заработал КПВТ. Грохот выстрелов - ужасающий, причиняющий физическую боль ушам - не смог заглушить удивленного, растерянного клекота хищника. Первая очередь отбросила его на несколько метров, снеся с машины и распластав в ближайшем сугробе. Вичуха, обливаясь кровью, хлещущей из множества рваных ран, забила крылами в попытке вырваться из снежного плена, и это ей почти удалось - она уже практически оторвалась от земли, когда вторая очередь разнесла ее череп вдребезги.
        Летиция не видела ничего, ни гибели летающего гиганта, ни его посмертных судорог - тело мутанта еще конвульсивно билось, крылья яростно месили снежную кашу - девушка изо всех сил преодолевала оставшиеся до спасительного бэтера метры.
        КПВТ, навсегда успокоив одну тварь, тут же принялся отыскивать в небе новую цель. Выбор стрелка пал на пикирующую бестию, стремительно приближающуюся к трем бегущим людям. Пули остановили ее полет, превратив в неуправляемое падение. Гигантская птица камнем рухнула где-то за растерзанным «уазиком» и признаков жизни больше не подавала. Крупнокалиберный пулемет прекрасно справлялся с ролью ПВО, находя себе все новые и новые «мишени».
        Лю провалилась по пояс у самого распахнутого люка, едва не коснувшись превращенной в трап дверки. Чьи-то сильные руки тут же выдернули ее из снега и буквально впихнули в чрево бронетранспортера. Вадим! Он что-то крикнул ей, но девушка не расслышала. Следом залетел, едва не сбив Летицию с ног, запыхавшийся водитель Петя, похоже, и его закидывал внутрь «танкист».
        Вадим появился в проеме последним. Ему еще предстояло задраить люк, он потянулся к трапу и вдруг… исчез. Без вскрика, без малейшего шума и даже шороха. Только что стоял перед ними, чуть подавшись наружу, - на неизмеримо короткий миг крылатый силуэт мелькнул на подсвеченном луной фоне, и взрослый человек, не самой скромной комплекции, в полном обмундировании, пропал из виду, будто пушинка, унесенная неожиданным порывом ветра.
        КПВТ сбился, замолчал, стрелок не решался вести огонь по отяжелевшей вичухе, улетающей с еще живой, бьющейся в ее когтях жертвой. Милосердие победило сомнения: длинная очередь, прощальный залп в честь командира, сбила набирающую высоту тварь… а с ней и обреченного на ужасную смерть Вадима…
        Задраивал люк Петя. Трясущимися, непослушными руками… Он что-то говорил, наверное, кричал и проклинал, но БТР уже мчался по засыпанной снегом дороге, надсадно рыча громоподобным двигателем, забивающим все остальные звуки в радиусе не одного десятка метров.
        Вичухи не преследовали добычу, которая была им не по зубам. Властелины неба здраво оценивали свои шансы против бронированного сухопутного «чудовища». Жаль, что «уазик» и его пассажиры оказались для них легким трофеем…

* * *
        - Петя, сколько нам еще?
        Оставшийся не у дел водитель пожал плечами:
        - Трудно сказать, дороги практически нет… В километрах немного, а в часах и минутах - хрен его знает. Обычно получилось час-полтора, сегодня - не поручусь.
        - Как называется место, куда мы едем? - первый шок прошел, и Летиция больше не теряла времени даром.
        - Названия не знаю, - бесхитростный Петя говорил правду. - Все зовут их Сестрами. Не место, а тех, кто там живет.
        - Что за Сестры такие?
        - Они странные, - подмосквич нахмурил лоб. - Не злые, нет, ничего плохо сказать о них не могу, но… Я их побаиваюсь, особенно Настоятельницу. Она… она… самая странная из всех… Все странные, но она страннее остальных!
        Пете явно не хватало слов. Он не думал ничего скрывать, однако и рассказать толком ничего не мог.
        - А я им зачем понадобилась?
        - Нам начальство не докладывает, - он смутился. - Сестры хорошо платят, редко деньгами или патронами, у нас всего этого в достатке. Но они умеют лечить даже безнадежно больных и раненых, чуть ли не каждый солдат из Общины попадал к ним на операционный стол… Генералы, наши старикашки, регулярно наведываются к Сестрам: старость неизлечима, но, похоже, Настоятельница умеет с ней договариваться.
        - Сестры - врачевательницы? Не самая коварная профессия. Но я не догоняю, что тебя в них пугает, что с ними не так?
        Вполне объяснимая настойчивость девушки не нашла понимания у Пети, молодой человек напрягся, недовольно засопел и выдал единственное:
        - Они странные.
        Разговор заглох сам собой, и всю оставшуюся дорогу путники ехали молча, под надоедливый аккомпанемент совершенно немелодичного дизеля.
        В пункт назначения, представляющий собой частокол из бревен, а за ним единственное невзрачное здание, напоминающее сторожку, прибыли через два с половиной часа. БТР остановился у ворот и терпеливо дожидался, пока кто-то невидимый не освободил проезд внутрь периметра.
        - Прибыли, - констатировал очевидное водитель погибшего «уазика» и распахнул люк. Однозначным, не допускающим толкований жестом пригласил девушку на выход, а там Летицию уже ждали: темный силуэт в абрисе отраженного света.
        Глава 19
        Firestarter
        Пустота. Она не черная, она лишена всех цветов. Пустая, без всего…
        Я в пустоте, но я тоже пуст… Я Пустота в квадрате, Ничто, помноженное на Ничто. Это почти больно, но даже боли здесь нет, как нет и самого «здесь».
        У пустоты есть границы, за ними что-то есть, что-то происходит, я слышу голос, зовущий кого-то, возможно, даже меня. Но разве пустота может ответить чем-то, кроме молчания?
        Молчание в пустоте - жаль, нет красоты, иначе это было бы очень красиво…
        Там, откуда я, царит безвременье, идеальное и совершенное. Голос, призывающий меня, угрожает моему безмятежному несуществованию, я хочу спрятаться, чтобы не слышать, но в Пустоте не укрыться, и я обречен.
        Голос волнами и вибрациями врывается в мой мир, уничтожает тишину и пустоту. Он беспощаден. Свет. Взрыв. Перед несмертьюя вижу Лицо.
        - Солдатик, черт тебя разбери! Солдатик! Очнулся, твою мать, очнулся! - Голос принадлежит Лицу. Бледному, изможденному, больному. Лоб, испещренный пока еще неглубокими морщинами, усталые красные глаза, ввалившиеся щеки, тонкогубый рот и виски, покрытые первой сединой. Кто ты, уничтоживший мой мир? Почему ты так жесток?
        - Солдатик, скажи что-нибудь! Две недели, слышишь, тебя не былопочти две недели! Кивни головой, если понимаешь!
        Я киваю - какое странное ощущение, - хоть ничего и не понимаю.
        - Живой, хороняка! Живой!
        Живой? Забытое чувство, но когда-то я уже был живым, и это пугает страшнее Лица, Голоса и яркого, колышущегося Света.
        - Больно глазам? Всего лишь свечка, но сейчас отодвину подальше, ты совсем отвык за две недели…
        Свет смещается на периферию зрения и уже почти не причиняет мне мук. Полутьма - нежная и баюкающая. Нужно погрузиться в нее, жить - это очень тяжело, я должен отдохнуть.

* * *
        Лицо подолгу разговаривает со мной. Себя оно называет Люком, а меня Солом… Я слышу слова, очень много слов, целые потоки и реки, даже моря, но они текут мимо, превращаются в звуки и рассыпаются буквами… Это красиво, но мне не хватает тишины.
        Люк вливает в меня какие-то жидкости, я не хочу, боюсь захлебнуться, но он жесток и каждый раз побеждает. Иногда я забываю сопротивляться, некоторые жидкости начинают мне нравиться… Это капитуляция, но у меня нет сил для борьбы.
        - Твой любимый бульон из древней химии… если будешь хорошим мальчиком, заварю горячий чай… не дергайся, это всего лишь лекарства…
        Здесь есть Время, Люк утверждает, что оно лечит. Но он глуп, он заразил меня Жизнью, опаснейшей из болезней, лечение опоздало…

* * *
        - Сол, хватит валяться! Попробуй встать, я помогу.
        Мне все равно. Если мучитель приказывает встать, я встану. Я встаю, едва удерживаясь на слабых, непослушных ногах. Это страшно и больно.
        - Солдатик, не филонь! Напрягись, не бойся, я держу. Делай шаг, ну же!
        Шаг и второй. Я могу.
        - Красавец! Но дальше нельзя, там опасное солнце, нужно защитить глаза.
        Люк что-то надевает на мое лицо, и становится темно и хорошо. Он ведет меня - шаг, еще и еще. Яркий свет. Больно.
        - Потерпи немного, солнце почти село. Я хочу, чтобы ты посмотрел вокруг.
        Кто-то или что-то громко ржет. Но это не страшно, я чувствую в звуке… радость.
        - Бронька совсем по тебе истосковалась. Ты помнишь ее? Зверя?
        Я хочу научиться говорить, как Лицо… как Люк. Я хочу сказать, чтобы он не обращался к моей памяти, это очень больно. Я плачу. Слезы соленые, они жгут глаза, это тоже больно… Жить - значит, испытывать боль!
        - Н-не…
        - Что, Солдатик? Что ты сказал, повтори! Родной, давай постарайся!
        Я стараюсь. Губы, язык, горло - больно.
        Люк - я почти не узнаю его из-за маски - обнимает меня, бьет по спине, что-то шепчет. В шепоте - радость.
        Радость - она другая, не причиняет боли. Я тоже радуюсь, что боли нет, я бью Люка по спине, я шепчу: «Боли нет».

* * *
        - Сол, неужели ты совсем ничего не помнишь? Мастер Вит, Пояс Щорса? Атя? Бар и гребаный Химик? Наше задание? Наше путешествие? Помнишь Суксун и призрачных гаишников? Разве такое можно забыть?!
        - Люк, не мучай меня воспоминаниями, их нет. Я не знаю тебя, я не знаю себя.
        Люк не радуется, мой ответ причиняет ему боль. Это моя маленькая месть за вопросы, которыми он мучает меня.
        - Пока ты… спал, мы прошли три Узла силы, по моим подсчетам, до Цели осталось еще два, причем один очень близко, чуть ли не завтра.
        - Мне это ни о чем не говорит, - я еще не умею лгать, но должен научиться, чтобы чувствовать боль как можно реже. Ложь - она смягчает страдания, я знаю.
        - Завтра мы остановимся на ночлег… Узлы силы - это странные места, очень необычные. Бывают добрыми, а бывают крайне опасными. Один из таких Узлов чуть не убил нас, там ты лишился памяти… Не перебивай! Я хочу дать тебе автомат, твои руки сами вспомнят, как с ним обращаться. Ты будешь прикрывать меня, на всякий случай. Ничего не говори, ни во что не вмешивайся, стреляй строго по команде, понял? Надеюсь, все обойдется, но чертовы предчувствия не дают покоя…

* * *
        Мне нравится автомат. В нем скрытая сила, которая умеет забирать жизнь. Я чувствую мощь, которой он награждает меня. Хищная смерть, что затаилась внутри, возбуждает… Выпустить бы ее на волю, дать ей порезвиться!
        Я знаю, что желания и мысли мои запретны, но мне совсем не стыдно, инстинкты подсказывают, что следовать нужно им… Я не люблю подчиняться, но ведь инстинкты никогда не обманывают, в этом мы с ними похожи. Мы те, кто знает истину, кто забыл все, что мешало ее увидеть! Завтра автомат заговорит. Я знаю.
        Мы идем по снежной равнине. Идет зверь, которого я когда-то назвал Броней, только я этого не помню, мне рассказал Люк. Броня - огромный мутант, похожий на доисторического ящера, на динозавра. Наша палатка и помост легко умещаются у нее на спине, а ее хвост достигает десяти метров. Каждая лапа, как столб, в пасти легко поместится грузовик… Броня уродлива, но она привязана ко мне, она любит меня той странной любовью, которой мутант может любить человека! И я люблю в ответ на ее любовь. Мы уродливы, я - человек со стертыми воспоминаниями, не узнающий себя в зеркале, она - порождение больной радиацией природы. Мы прекрасная пара.
        - Сол, от тебя прежнего не осталось ничего, - Люк помогает мне бриться, держит зеркало, отражающее бледное худое лицо, которое я не могу назвать своим. - Иногда мне кажется, что Химик уничтожил не только память… еще и саму личность.
        Наверное, это очень обидно, быть человеком с уничтоженной личностью, но я еще не умею обижаться.
        - До Войны я читал книгу о бунтаре, насильно упеченном в психиатрическую лечебницу, - говорит Люк. - На этом его злоключения не закончились, там ему сделали лоботомию, ты знаешь, что такое «лоботомия»?
        Я знаю.
        - И когда его друзья увидели, во что превратился прежний весельчак и балагур, они придушили несчастное, лишенное разума существо… Из сострадания.
        - «Полет над гнездом кукушки», - долговременная память, хранящая события очень далеких дней, иногда дает мне подсказки. - Но я не растение, Люк, мне не вырезали лобные доли. Не стоит сострадать мне до смерти.
        - Не растение, - он легко соглашается.
        Пытаюсь найти в зеркале ответы на вопросы, которых не помню. Кто я? Не этот изможденный мужчина с потухшим взглядом, Люк прав. Чужое лицо, чужой взгляд. Ты мне не нравишься, ты мертвый, такие глаза бывают только у мертвых, в них нет жизни, одна пустота.
        - Нужно ложиться, непростой денек ждет нас завтра.
        Я не спорю. Спать легко и не больно, если только не приходят сны…
        Вижу танцующего Люка, он ужасно танцует, кривляется и хохочет. Его голову украшают два гребня из волос, а глаза подкрашены черным… Он беснуется и выкрикивает странные слова, повторяя за голосом, идущим со всех сторон:
        I’m a firestarter, twisted firestarter.
        You are the firestarter, twisted firestarter[13 - Слова из песни «Firestarter” группы Prodigy.].
        Firestarter - поджигатель. Это хорошее и правильное слово, очень сильное, оно должно помочь мне. Помочь разжечь огонь в потухших глазах.
        Сон растворяется в утреннем свете. Просыпаться больно, но сегодня пробуждение принесет радость, огонь будет со мной. Я улыбаюсь сквозь боль.

* * *
        - Видишь то здание на холме?
        Солнце мешает видеть, от него не спасает даже затонированный визор противогаза, но я вижу - здание слишком огромное, чтобы его не увидеть.
        - Раньше там был молл или супермаркет, я не очень разбираюсь в тонкостях, - объясняет Люк. - Сейчас Узел силы.
        - Ты боишься его? - я едва сдерживаю возбуждение, огонь там, мне нужно как можно скорее попастьтуда!
        - Я боюсь не его, а своих предчувствий, они на редкость дурные.
        Над входом в двухэтажное здание развевается флаг. Когда-то он был многоцветным, но краски выгорели на ярком солнце и символ превратился в бессмысленную, дергающуюся на ветру тряпку.
        - Не нравится мне это радужное знамя, - наверное, под противогазом Люк хмурится, голос его наполняется тревогой. - Погляди, на крыше, рядом с флагштоком, пулеметная точка. Похоже, от наших «калашей» пользы сегодня не будет. Предлагаю с собой их не брать, не смешить местных.
        Он тянется к моему автомату, но я грубо отталкиваю его руку. Не отдам!
        - Ну, как знаешь, если тебе так спокойнее…
        Во мне нет спокойствия, но Люку знать об этом совсем не обязательно.
        Мы спешиваемся, Зверь останется снаружи, а нас ждет прогулка внутрь бывшего супермаркета. Массивные двери громко скрипят и нехотя раскрываются, когда мы приближаемся к входу.
        За дверью огромное помещение, едва освещаемое тусклыми чадящими факелами. Нас уже ждут - делегация из пяти странно одетых мужчин. Двое затянуты в облегающую черную кожу и вооружены винтовками, остальные разодеты в блестящие шорты и колготки, вместо ботинок нечто на высокой платформе, торсы обнажены, либо едва прикрыты легкомысленного вида жилетками с бусинками, цепочками и прочего рода украшениями.
        Самый дикий - с размалеванным лицом и перьями, торчащими из шорт, манерно виляя задницей, направляется нам навстречу.
        - Здравствуйте, мальчики, наша община всегда рада новым членам.
        - Старый член лучше новых двух, - мрачно заявляет в ответ заметно посуровевший маркиз. - Мы проезжали мимо, и теперь вижу, что лучше бы проехали мимо. Всего наилучшего.
        - Не спеши, милый, - разукрашенное человекоподобное чудовище жестом останавливает попытавшегося было уйти Зулука. - Нельзя попасть под радужные своды Прайд-сити и остаться прежним. Это волшебное место, где открываются новые горизонты!
        Лицо Зулука наливается красным, он злится, шепчет проклятья себе под нос.
        - Наши горизонты упираются исключительно в женские прелести, - слова даются маркизу нелегко, он говорит медленно, боясь в любой момент сорваться. - Мы продолжим свой путь, с вашего позволения.
        Нечто в «пернатых» шортах не сдается:
        - Брезгуете нашим гостеприимством? А как же традиционные хлеб-соль? Вернее, нетрадиционные…
        Под громкий одобрительный смех хозяев свихнувшегося Узла силы один из охранников приближается к Зулуку с массивным подносом в руках. На подносе баночка с какой-то бесцветной мазью и крошечная склянка с мутновато-белой жидкостью.
        - Что за херня? - маркиз не выдерживает, когда верзила принимается настойчиво «угощать» его нетрадиционными хлебом с солью.
        - Это свободный демократичный выбор, - «ряженый» противно хихикает, отчего преисполненный гадостного довольства голос, и без того слишком высокий для мужчины, превращается в режущий слух фальцет. - В креманке вазелин, в бутылочке - йад! Выпей йаду, гомофобище позорное!
        И, прокудахтавшись, добавляет:
        - Или вступайте в наши сплоченные ряды, - длинным наманикюренным пальцем он подталкивает баночку с вазелином к Зулуку. - Новые горизонты, дружочек. Новые горизонты!
        Я спрашиваю тихо-тихо, так, чтобы услышал только маркиз:
        - Люк, это мрази и выродки, правда?
        Он трясет головой. Правда.
        - Они позорят людской род, правда?
        И это правда.
        - Мальчики, нехорошо шептаться в неприличном обществе, - все тот же длинный палец с выкрашенным в ядовито-алое ногтем укоризненно тычет в меня.
        - Тебе противно, Люк, правда?
        Правда.
        Я смотрю в рыбьи глаза извращенца - синие с блестками веки, подведенные тушью тонкие брови, мутный, одурманенный какой-то химией взгляд, - ощущаю дикое, до дрожи, отвращение. Но этого мало… Жалкий клоун с разодранной по самый анус душой - он вызывает брезгливость, тошноту, презрение, но не гнев. Мне же нужна ярость, искра, которая запалит костер. I’m a firestarter, мне нужен огонь. Убожество, дай мне повод…
        И убожество, неправильно истолковав наше ожидание, хватается за нож:
        - Выбирайте, сучоныши! Да поживе…
        А дальше инстинкты и руки делают все сами. Автомат говорит, огонь в моих глазах наконец пылает. Я что-то кричу о правде, но грохот выстрелов заглушает мои слова, я не слышу себя.
        Когда патроны заканчиваются, остается эхо и кровь на бетонном полу. Я хочу дождаться тишины, но Люк тащит меня прочь. Он вопит, он оскорбляет меня, называет маньяком и убийцей, но я не обижаюсь, я еще не умею обижаться…
        Мы бежим к Зверю, бежим, опережая ветер и крики, доносящиеся из супермаркета. Пулемет пока молчит, обитатели не разобрались в случившемся, но наши секунды стремительно тают, скоро, очень скоро мы услышим разгневанный бас мстительного оружия.
        - Твою мать, Сол, что ты натворил?! Они бы нам ничего не сделали!
        Люк напрасно тратит силы на глупые вопросы, ствол пулемета уже пришел в движение, он чертит дугу, выцеливая двух отчаянных беглецов. Пулеметчик ждет команды, он хочет вдавить гашетку и восстановить попранную справедливость, но он боится нарушить инструкцию, боится гнева своего начальника.
        Я не могу слышать, но я слышу - «огонь!» Ствол дергается и шлет нам вдогонку свинцовую смерть. Пулеметчик спешит, и смерть вгрызается в землю в десятках метрах от нас.
        Огонь!
        Firestarter, i`m a firestaster!
        Зверь несет нас, поднимает хвост, чтобы прикрыть наши тела от жалящего металла. Пули рвут его плоть, мутант рыдает, он кричит от нестерпимой боли, но он несет нас, и он прикрывает нас.
        - Что же ты наделал, что же ты наделал, что же…
        Мантру за мантрой шепчет дрожащий, напуганный до смерти Люк. Я хочу сказать ему, что все хорошо, что я поступил по правде, но он не хочет слушать, он оглох от страха и отчаяния.
        Когда пулемет, оставшись далеко позади, смолкает, остается только плач израненной Брони и мантры Люка.
        Что же ты наделал…

* * *
        Наш путь увенчан красным. Зверь истекает кровью, земля за нами окрашена алым… Мутант слабеет на глазах, но упрямо идет и идет вперед. Он знает: если остановится, то…
        И мы знаем. Мы все знаем о неизбежном, и оттого становится только страшнее. Моя любимая Броня, я хотел бы попросить у тебя прощения, но не могу… Я еще не умею чувствовать вины и не умею просить…
        - Ты монстр, ты чертов монстр, - Люк не смотрит на меня, с того самого момента не смотрит. - Нельзя убивать людей, нельзя убивать их просто так!
        Я могу привести нужные доводы, могу рассказать ему о правде, но ему это не нужно, мантры навязали ему свою правду. Лживую и порочную. Он глуп, он живет иллюзиями, но мне не вылечить его.

* * *
        Броня исполнила свой долг до конца. Обескровленная, лишенная сил, она рухнула замертво у следующего Узла силы. Дошла, довезла нас и испустила дух…
        Все, что мы с Люком можем, - автоматной очередью в небо почтить ее память. Спи спокойно, героический мутант, этот нестерпимый грохот в твою честь! Жаль, что ему не пробудить тебя к жизни…
        - Тебе жалко ее, Сол? Ты понимаешь, что натворил? - я хочу видеть лицо Люка, но оно скрыто противогазом. Кажется, ему сейчас очень больно.
        Мне не жалко и не больно, мне пусто, очень и очень пусто. Я совсем пустой, это мертвенная пустота, и, возможно, я мертвее Зверя…
        - Ты правда хочешь жить?
        Люк хочет придушить меня, такое у него понятие о сострадании. Рассказать ему о безразличии, о том, что между смертью и жизнью нет особой разницы? Поведать о том, что пустота рождает равнодушие, и покорно подставить шею? Не почувствуй я силы огня, может, так бы и сделал, но теперь я знаю - огонь, несущий смерть, искупает боль, причиняемую жизнью. Эту тайну мне никому не поведать, не поделиться открывшейся истиной. Когда пылает огонь, нет боли и нет жалости.
        - Молчишь? Надеюсь, совесть твоя более разговорчивая!
        - Люк, ты осуждаешь убийство извращенцев или винишь меня в гибели Брони?
        - Ты в самом деле не понимаешь?
        - Не понимаю, - я совершенно искренен. - Пусть я многого не помню, но мои инстинкты подсказывают, что гнус, подобный увиденному нами, нужно выводить с корнем. Разве ты не согласен?
        - Они больные люди, они уже сами себя наказали…
        - Когда-то я читал о каре, настигшей Содом и Гоморру. Это была мудрая книга.
        - В той же книге написано «не убий».
        - «Огнем и мечом изведу скверну…»
        - Для больного амнезией ты слишком хорош в цитировании…
        Мне холодно, пронизывающий кусачий ветер гонит в поисках тепла. Пора заканчивать бесполезный спор.
        - Я не хотел, чтобы Броня умерла… Но вытерпеть уродства не смог, это было выше моих сил.
        - Идем, - Люк опирается на мое плечо, у него что-то с ногой, каждый шаг дается ему с неимоверным трудом.
        - Когда улепетывали, повредил сустав, - то ли оправдывается, то ли поясняет он. - Не обращай внимания, заживет как-нибудь… Смотри туда.
        Люк указывает на храм, когда-то красивый, а сейчас заброшенный, погрузившийся в серость и пыль запустения.
        - Никитская церковь, последний Узел силы перед Целью.
        Мы пробираемся сквозь метровые сугробы. Каждый пройденный метр, отвоеванный у неуступчивого, коварного снега, лишает веры… Церковь близка, видна во всех деталях, можно рассмотреть каждый сколотый кирпич, отваливающиеся тут и там куски штукатурки, подтеки на стенах, потускневшую позолоту на куполах, но… Пятьдесят метров, нужно пройти пятьдесят метров, донести на себе Люка и пару набитых до отказа рюкзаков. Нужно донести себя самого…
        - Мастер Вит рассказывал тебе о ней?
        - Да, Сол. Если хочешь, давай остановимся, немного передохнем.
        Мотаю головой. Если остановимся, то уже не поднимемся.
        - Расскажи мне о церкви, кто ждет нас в этот раз?
        - Там никого, никто не может пробыть в ней больше одной ночи.
        - Привидения?
        - Хуже. Собственная совесть. Под сенью церкви ее голос становится громким и отчетливым, и его ничем не заглушишь.
        - Я не боюсь совести. Ей не в чем меня упрекнуть.
        - Знаю, - худосочный Люк, кажется, весит уже целую тонну, каждый новый шаг добавляет еще по одному центнеру. Я не дойду. Двадцать метров, расстояние до чужих светил. До чужих недосягаемых солнц. - Знаю, что не боишься. Но если однажды снова станешь человеком… берегись!
        - Я человек, Люк, амнезия не сделала меня животным.
        Мы лежим под куполом, исчезающим на небесной высоте. Если напрячь зрение, можно увидеть звезды, но сил уже нет, глаза закрываются сами собой. Я дошел, я донес себя и своего товарища, считающего меня зверем.
        - Это не амнезия, - Люк шепчет одними губами, я едва разбираю отдельные слова. - Ты умер, друг, и душа твоя осталась у Химика…
        Люк бредит, Люк очень устал. В бреду он просит написать Мастеру Виту, признаться, что мы провалили задание, что мы никогда не…
        Когда настанет завтра, я возьму бумагу и ручку. Это будет честное письмо… Я не помню о нашей миссии, но огонь во мне поведет нас до самого конца.
        Лишь бы наступило завтра.
        Глава 20
        В гостях у Насти
        - Удачи тебе, безымянная, - пожелание Пети потонуло в лязге захлопываемого люка. БТР затарахтел, разворачиваясь на месте, и с металлическими подвыванием древнего движка исчез за воротами. Вот и все.
        Безымянная… У нее много имен, но подмосквич Петя отметил главное: своего не было давным-давно, лишь чужие, одолженные ненадолго… Надо же, какие несвоевременные мысли…
        Невысокий человек в темной накидке, скрывающей и лицо, и фигуру, безропотно ждал, пока Летиция взглядом попрощается с уезжающим бронетранспортером. Ее не торопили, не хватали за руки, не тащили в «сторожку» - с одной стороны, это обнадеживало, с другой… пугало. Так не ведут себя с пленными: либо с гостями, либо с теми, кто уже никуда не денется, как бы этого ни хотел.
        - Идем? - Лю заговорила первой.
        Короткий утвердительный кивок в ответ. Человек направился в единственно возможном здесь направлении - к зданию, напоминающему сторожку. Девушка последовала за ним.
        Пронзительно скрипнула хлипкая деревянная дверь, забывшая тысячу лет назад о какой-либо смазке. Крохотное помещение - три на четыре метра - оказалось совершенно пустым, лампа аварийного освещения, угрожающий красный глаз в дальнем углу, придавала этой пустоте зловещий, мрачный оттенок.
        Лю огляделась: проемы окон, когда-то заложенные кирпичом и кусками пенобетона, голые, неоштукатуренные стены, пол из потемневших, жалобно постанывающих под ногами досок. Нет ни стульев, ни столов, ни шкафов. Скудноватый интерьер!
        Летиция с опаской посмотрела на своего спутника, не понимая, что он задумал, зачем привел ее в помещение, где не было со страхом ожидаемых пыточных принадлежностей, жаровни с раскаленными углями, железных прутьев, клещей, тисков, наручников, пил и топоров, никакого хирургического набора для искушенного садиста… Стола, накрытого для дорогого гостя всевозможными яствами и сладостями - этот оптимистический вариант Лю не исключала, ведь в жизни случаются чудеса, - тоже не оказалось. Здесь вообще ничего не было! Ни-че-го!
        Человек, заметив вопросительный взгляд девушки, сделал круговое движение кистью. Что могло означать лишь одно - отвернись.
        Лю, в коем-то веке поборов свою упрямую сущность без малейшего сопротивления, послушно развернулась, уставившись в черный проем незапертой двери. Ей нужно получить ответы, обрести хоть какую-то почву под ногами, вот тогда и настанет время для упрямства и норова. Сейчас же мяч не на ее стороне.
        Между тем за спиной что-то происходило. Шуршание, приглушенный лязг (невольно напомнивший об инструментах воображаемого хирурга-садиста), шелест трущихся друг о друга разнородных материалов (бетон о металл?), похожее на стариковское кряхтение недовольство механических конструкций, находящихся под серьезной нагрузкой. Не слишком ли насыщенная какофония для пустой комнаты? Летиция обернулась.
        Дальняя стена исчезла, на ее месте зиял провал (колодец или вертикальная шахта?), ведущий куда-то под землю. Спутник Летиции укоризненно покачал головой, заметив непослушание девушки, однако наказания не последовало. Напротив, он, по прежнему не нарушая молчания, жестом подозвал ее к себе и ткнул рукой вниз, приглашая заглянуть в широченное, больше двух метров в диаметре, отверстие в земле. Лю, соблюдая всевозможные предосторожности, чтобы не быть сброшенной коварным молчуном в бездонные недра, бросила быстрый взгляд вниз, но тут же отшатнулась обратно, едва не грохнувшись от спешки на пятую точку.
        Сцена выглядела настолько комично, что спутник Летиции не удержался и прыснул от смеха. Голос принадлежал женщине или даже молоденькой девушке.
        - Смеешься, подруга? - Лю не на шутку разозлилась. - Что там за дыра?
        Ответа не последовало, лишь новое, молчаливое приглашение проверить самой. Летиция его не приняла - бездонные пропасти всегда пугали ее, а возможность свалиться в одну из них пугала во сто крат сильнее.
        - Не очень-то ты разговорчивая, - Лю ничего не оставалось, кроме как ждать развития ситуации, не могли же они здесь торчать до самой смерти.
        Женщина в балахоне на укоры не возражала. Впрочем, и смехом больше не раздражала.
        Ожидание начало приносить первые плоды минуты через три. В провале что-то происходило, судя по доносящемуся оттуда скрипу, который все усиливался, становился ближе. На пятой минуте из «колодца» показалась крошечная кабинка подъемника.
        - Лифт, значит… - протянула Летиция недоверчиво. - И куда он ведет? В ад, пекло, Тартар?
        И вновь ее не удостоили вниманием. Молчунья легко забралась в кабинку и замерла бездвижным истуканом.
        - Лифт в преисподнюю все равно без меня не поедет, я правильно понимаю? - Лю врубила стерву. - Тогда я жду особого, персонального приглашения - вежливого, подобострастного и с указанием точного маршрута.
        Ноль эмоций. Подъемник чуть раскачивался на невидимых, но отлично слышимых тросах (их скрип действовал на нервы Летиции самым отчаянным образом), истуканиха же сохраняла прежний невозмутимо-отстраненный вид.
        - Я туда по доброй воле не полезу, - Лю сознательно пошла на обострение. Ей срочно требовался конфликт, возможность разрядиться и выпустить наконец накопившийся пар.
        «Балахон» на провокацию не повелся, только пару раз постучала затянутой в перчатку рукой по перилам подъемника. Таким жестом обычно подзывают упрямых маленьких детей или неразумных домашних животных.
        - Охренела, что ли? - желаемый градус агрессии достиг точки кипения, Летиция сделала шаг навстречу молчунье и попыталась ухватить ее за шею. Лю еще не решила, что сделает с хамкой, но именно шея казалась идеальным объектом для рукоприкладистой педагогики - ухватить, сдавить и свободным кулаком начать поучать по лицу, животу, вновь лицу. При необходимости повторить…
        Педагогический талант москвички из метрополитена в Подмосковье оказался невостребованным: кулак в живот пропустила не готовая к такому развитию событий Летиция. А пока она, согнувшись в три погибели, хватала ртом воздух, картину полного разгрома завершил разряд электрошока. Сознание, взорвавшись болью, померкло.

* * *
        Сквозь забытье Лю различала мерзкий скрип тросов подъемного механизма, но вскоре он прекратился, сменившись чем-то менее скрипучим, однако тоже весьма немелодичным. Звук шел прямо из-за спины, не удаляясь и не приближаясь, словно преследуя жертву на одном, неизменном расстоянии.
        «Какая математически-садистская точность», - подумала Летиция и открыла глаза. Взгляд ее долго фокусировался, не желая обретать прежнюю четкость, а когда четкость все же вернулась, на несколько минут спасовало дезориентированное сознание, не способное распознать в проплывающих перед лицом картинках из бесцветно-серых оттенков потолок низенького, чуть выше человеческого роста туннеля.
        Спина истуканши маячила чуть в отдалении. Сама же Лю ехала полулежа на чем-то жутко неудобном - в шею, бока и под колени больно впивались железные кромки… кромки чего? Девушка повернула голову, пытаясь рассмотреть свое транспортное средство, - им оказалась садовая тачка! Колеса ей были не видны (их наличие выдавал ужасный скрип), зато кузовок, куда ее впихнули, ощущался и проглядывался великолепно. Оставалось выяснить, какая сила приводила тележку в движение: наверняка мышечная, шума мотора не было, но чья? Шея отказывалась разворачиваться на требуемые сто восемьдесят градусов, а потому загадка никак не желала решаться…
        - Подруга, куда мы едем? - разочаровавшись в собственной «держалке для головы», Лю выбрала другой способ познания скрытых истин, не предполагающий сворачивания упрямой шеи.
        К сожалению, молчунья разговорчивей не стала. «Даже ухом не повела, тварь немая!»
        Лишенная радости человеческого общения и утомленная однообразным видом (что интересного может быть в унылом потолке и точно таких же стенах?), Летиция погрузилась в раздумья. Все мысли крутились вокруг одной темы, будучи не в силах покинуть ее орбиту: что ждет девочку из метро в этой… Нужное определение к «этой» никак не находилось, и Лю обозвала ее коротким, но емким словом «Дыра»! Итак, что ждет прекрасную москвичку в Дыре? Царстве несмазанных тележек, молчаливых молчуний и низких безрадостных потолков?
        Путешествие в садовой тачке закончилось перед ничем не примечательной дверью в одном из закутков, куда свернула «истуканша».
        Тележка остановилась и накренилась вперед под серьезным углом - кто-то недвусмысленно намекал Летиции, что транспорт прибыл к месту назначения и всех пассажиров настойчиво просят покинуть «насиженные» места.
        Лю и не думала сопротивляться, она бы с радостью покинула неудобный «ложемент», но все тело и особенно ноги затекли до такой степени, что отказывались повиноваться командам головного мозга. Туловище на неверных конечностях шаталось из стороны в сторону, сами конечности подкашивались и ежесекундно норовили безжалостно сбросить многокилограммовое бремя прямо на пол, желательно башкой вперед!
        Молчунья вновь не сдержалась и прыснула, Летиция, сама того не желая, во второй раз на дню подняла той настроение.
        - Смешно тебе, хохотунья недобитая? - Лю, чтобы не упасть, облокотилась на дверь, запоздало сообразив, что напрасно при этом вдавила запорную ручку. Лязгнул замок, и дверь, протестующе взвизгнув под тяжестью девичьего тела, подалась внутрь, увлекая за собой беспомощную Летицию.
        Падение москвички на неожиданно мягкий пол, устланный настоящим ковром, сопровождалось уже открытым, надрывным хохотом. Чертова истуканша веселилась от души. Только смех ее напоминал больше похрюкивание - и это послужило Летиции хоть каким-то утешением после унизительного падения. Она-то встанет на ноги, а вот молчунья так и останется прямоходящей свиньей в черных тряпках!
        - Поднимись! - властный голос из глубины комнаты прервал недолгое злорадство москвички.
        - Это что за цирк? - пока Лю пыталась совладать с дрожащими ногами, «голос» продолжал сотрясать воздух недовольными командирскими обертонами. Но последний вопрос предназначался не ей, а двум вошедшим вслед за Летицией людям в темных одеждах. Молчунье и… фигура покрупней, похоже, принадлежала «водителю» садовой тачки. - Разве так я учила вас обращаться с гостями? Пошли обе вон!
        «Обе» исчезли из кабинета в мгновение ока. Сама же хозяйка поспешила на помощь Летиции. Помогла ей подняться, аккуратно усадила на широкий диван.
        - Шокер и тачка? - участливо поинтересовалась женщина. Лю украдкой бросила на нее взгляд: немолодая, лет сорока -сорока пяти, пышные светлые волосы заботливо собраны в несколько толстеньких кос, лицо не назовешь привлекательным, слишком жесткое, с волевым подбородком и выделяющейся линией скул, однако, уж точно и не уродина. Особенно Летицию поразили глаза - бесцветные, зрачки едва не сливались с белком! Пугающее зрелище, если честно.
        - Язык проглотила? - спросила хозяйка надменно, с оттенком угрозы. И с неудовольствием повторила:
        - Шокер и тачка?
        Лю коротко кивнула.
        - Для шокера была причина?
        Постановка вопроса смутила девушку, она не нашлась, что ответить.
        - Значит, была. Они, - женщина кивнула в сторону двери, за которой скрылись молчунья и «тачководительница», - не люди. Слуги. Подчиняются нехитрому алгоритму: неповиновение - шокер; послушание - нет шокера. Все просто… Ты, милая моя, сама виновата, зачем демонстрировала норов перед неразумными созданиями?
        - Неразумная мелкая вполне осмысленно насмехалась надо мной!
        - Хорошо, полуразумные, - согласилась хозяйка, но таким тоном, что лучше бы и не соглашалась. - Ты готова к беседе? Или по русскому обычаю начнем с «помыть, накормить и спать уложить?»
        - А вы злая? - откуда на языке Лю взялась эта глупая донельзя фраза, она бы ни за что не смогла объяснить. Однако слова вырвались, и оставалось только краснеть за них.
        Женщина нахмурилась, затем еле заметно улыбнулась, но даже улыбка вышла у нее холодной:
        - Однозначно добрым бывает только Дед Мороз, однозначно злой - Баба Яга. Я ни тот, ни другая. Но тупость и неадекватность меня злят, это факт. Потому сначала отдохни с дороги, а затем удиви меня живым и острым умом. Качества, которые я ценю, делают меня доброй и ласковой, я становлюсь довольной, как тигрица, насытившаяся дебилами.

* * *
        «Как тигрица, насытившаяся дебилами» - повторила про себя Летиция. Странная манера выражаться… Ее действительно помыли, накормили, и теперь она лежала в теплой, относительно удобной кровати, пытаясь заснуть.
        День был слишком длинным и насыщенным, а силы закончились задолго до того, как удалось достичь постели. Молчунья - она вновь сопровождала Летицию - чуть ли не волоком затащила туда размякшую после душа и сытного ужина девушку. Но сейчас сон не шел, словно издеваясь, маня и отталкивая так нуждающуюся в нем путешественницу из Москвы.
        Лю вспоминала приглянувшегося ей донского антиквара - расставание не причинило боли, слишком скоротечным было знакомство, однако легкая меланхолическая грусть все же овладела ее сердцем. На краю сознания промелькнул Безумный Макс - злой и разочарованный, «танкист» Вадим, улетая верхом на вичухе, помахал на прощание, противно хихикала Молчунья, пряча за спиной шокер…
        Видения закрутились сумасшедшим хороводом, гипнотизируя девушку, заставляя уставшие глаза смежиться, спрятаться от реального мира за нежной кожицей век… Сумасшедший калейдоскоп из людей, образов, невозможных событий сменился благословенной темнотой, непроходимым барьером вставшей на пути неугомонных, надоедливых сновидений.
        - Вставай, девочка, - знакомый, лишенный сострадания голос вернул Летицию из прекрасного мира, где нет ничего, кроме тьмы и вечной тишины. - Восемь часов слишком много для сна в твоем возрасте.
        Не открывая глаз, Лю простонала первое, что ей пришло в голову:
        - Почему все зовут меня девочкой?! Мне скоро двадцать…
        - Твоя внешность обманчива - это явный плюс для киллерши. Да и для простой женщины тоже - юность слишком недолговечный и хрупкий дар, который мы неизменно теряем, не умея сохранить.
        Летиция приподнялась на локтях, ошалело посмотрела на гостью:
        - Слишком сложно для столь раннего часа…
        - Час далеко не ранний, - возразила женщина, сравнившая вчера себя с хищницей, поедающей придурков. Лю сомневалась в точности формулировки, но в состоянии крепкого перенедосыпа она не могла быть уверена ни в чем. - Я слишком долго ждала тебя, чтобы позволить терять понапрасну время.
        - Меня? - Летиция почти не удивилась.
        - Именно, - женщина поднялась с края кровати, где сидела до сих пор. - Скажи, девочка, как тебя называть? Обилие кличек, прозвищ и выдуманных имен смущает меня.
        В ее тоне не было ни тени смущения. Скорее, требование, мало чем отличающееся от приказа. И Летиция ответила, даже не думая что-то скрывать или отпираться:
        - Сейчас я зовусь Лю. Это имя не принесло мне удачи, возможно, скоро я выкину его на помойку.
        - Лю… - протянула гостья. - Лю… Неплохо. Сносно. Обычно я сама даю имена слугам, но для тебя сделаю исключение. Коротко и звучно, мне по нраву.
        - Я слуга? - сонливость, атакуемая внезапным возмущением, позорно отступила, Летиция вскочила на ноги.
        - Тише, девочка, не надо резких движений, твой организм еще не готов к ним. Обращайся ко мне Настя. Это, кстати, тоже привилегия - прочие слуги должны называть меня исключительно Настоятельницей. Но звучная краткость «Лю» мне весьма импонирует, почему бы слегка не сократить тяжеловесное «Настоятельница»?
        - Настя? - опешившая девушка едва не заикнулось об отчестве, уж очень странно было обращаться к женщине вдвое старше тебя столь фамильярным образом. К счастью, вовремя опомнилась и не выставила себя дурой.
        - Настя. Красиво же?
        - Не знаю, наверное…
        - Итак, Лю, я даю тебе полчаса, чтобы привести себя в порядок. Пять-Шесть проводит тебя в мой кабинет.
        - Что проводит?! - вырвалось у москвички.
        - Пять-Шесть живая… даже чересчур живая, на мой требовательный вкус. Так что не стоит считать ее предметом.
        - Хорошо, - Лю не возражала. - Кто проводит?
        - Служанка, которая обожает бить непослушных гостей электрошоком. Вы уже знакомы, - Настоятельница направилась к двери, но у порога обернулась, натянув на лицо неестественную улыбку. - Совсем забыла, добро пожаловать в Приют к Сестрам Печали.

* * *
        Молчунья, или, по версии Настоятельницы, Пять-Шесть (что за странное прозвище?) вела Летицию по широкому, с высоким потолком коридору, ничем не напоминающему вчерашние катакомбы. Здешние стены знали не понаслышке о штукатурке, краске, а местами даже о лепных украшениях. Иногда попадались картины с нейтральными либо яркими и насыщенными, но совершенно невнятными сюжетами - довоенное искусство представлялось Летиции слишком абстрактным для понимания современного человека. Несуразная девочка на несуразном шаре, красно-желтый фрукт на столе, голый мужчина на странного цвета лошади - что все это символизировало, о чем рассказывало зрителю? Лю с удовольствием бы переадресовала возникшие вопросы к «экскурсоводу», будь тот не столь бессловесным.
        У коридора было великое множество ответвлений - длинные коридорчики, уводящие неизвестно куда, и совсем крохотные, заканчивающиеся запертыми дверьми. Еще один повод для любопытства… впрочем, сейчас стоило сосредоточиться на предстоящем разговоре с Настей-Настоятельницей, та выглядела слишком нетерпеливой, чтобы предаваться ничего не значащим беседам. Скоро все встанет на свои места! И Лю не ошиблась.
        - Пять-Шесть, ты свободна, - доведя Летицию до вчерашнего кабинета и получив от его хозяйки однозначный приказ, Молчунья немедля покинула помещение.
        - Присаживайся, Лю, - Настоятельница указала ей на одинокий стул напротив массивного деревянного стола, за которым в данный момент и заседала.
        - Что ты знаешь о Сестрах Печали? - похоже, хозяйка кабинета не признавала длинных вступлений.
        - Ничего. Я о них… от вас услышала только вчера.
        - От вояк, что доставили тебя сюда?
        Лю утвердительно кивнула.
        - И что они рассказывали?
        - Ничего конкретного, - девушка развела руками. Накануне она не успела толком разглядеть кабинет, но сегодня он поразил ее обилием книг. Они занимали все видимое пространство в комнате, закрывали стены от пола до потолка, шкафы и стеллажи буквально ломились под их тяжестью. - У вас богатая библиотека…
        - Это все труды по медицине: классической, народной, нетрадиционной. Есть даже несколько современных работ, я написала их сама, - лицо Насти на мгновение смягчилось, но тут же обрело прежние каменные черты. - Так что конкретно вояки говорили о Сестрах?
        - Они вас боятся. Не понимают, а потому опасаются. Но вроде бы без агрессии… Вы не враги, скорее непростые союзники, - Лю вопросительно поглядела на женщину, оценивая правильность своей догадки.
        - Мы ни с кем не воюем, никому не угрожаем, - Настоятельница не впечатлилась проницательностью москвички. - Мне нужно, чтобы ты осознала, кто мы и что мы, - это важно для дела! Надевай халат.
        Женщина вручила Летиции белый медицинский халат, сама натянула поверх своих черных одежд - она была одета в темные брюки и водолазку с высоким, скрывающим горло воротом - точно такой же.
        - Ступай за мной. Устрою тебе небольшую обзорную экскурсию.
        Они шли по коридору, которым Молчунья вела Лю к Настоятельнице. Но на первой же развилке свернули и, пройдя сквозь незапертые двери, оказались в просторном помещении. Здесь царил полумрак, и девушка не сразу сориентировалась внутри. Но не успела задать вопрос - Настя приложила указательный палец к губам, требуя соблюдать тишину. Затем кивнула: «Смотри внимательно».
        Когда глаза привыкли к темноте, в слабом приглушенном свете Летиция различила ряды маленьких одноместных кроваток, разделенных между собой какой-то сложной аппаратурой. Настоятельница жестом подозвала ее к ближайшей кровати, и девушка смогла рассмотреть лежащего там крохотного человечка… Ребенка! Болезненно бледного, с синеватой, почти прозрачной кожей, сквозь которую отчетливо проступали слабо пульсирующие вены и капилляры.
        Хозяйка провела гостью вдоль всего ряда, ненадолго останавливаясь рядом с каждым спящим ребенком. Все они были примерно одного возраста - лет по пять-шесть - и не сильно отличались по виду: больные, слабенькие, бездвижные…
        Засмотревшись на маленьких пациентов, Лю едва не врезалась в стоящую возле стены фигуру. Это оказалась женщина, затянутая во все белое - белые медицинские брюки, длинный халат до колен, стерильная маска на пол-лица и все того же цвета шапочка на голове. Врач (или медсестра?) на визитеров никак не отреагировала, будто вовсе никого и не заметила.
        - Извините, - прошептала Лю, но ответного внимания так и не заслужила.
        Вернувшись в коридор, Настоятельница вполголоса сказала:
        - Эти детки, все без исключения, должны быть мертвы уже несколько лет. Все они смертельно и безнадежно больны… А мы лишь выигрываем для них немного времени. Сколько можно держим старуху с косой подальше от невинных душ. Ты понимаешь?
        Летиция честно замотала головой, она не понимала.
        - Это не больница. Хоспис. Тебе знакомо слово?
        - Да, «последний приют для обреченных», - Лю слышала от стариков о домах скорби.
        - Умная девочка, мне это нравится. Правда, домами скорби до войны чаще именовали дурдомы, но не суть. Основное ты ухватила.
        - Но зачем? - вырвалось у Летиции.
        Настя ответила не сразу. Она неопределенно махнула рукой в сторону коридора и задумчиво произнесла:
        - Здесь таких палат великое множество… И везде дети. Спящие, плачущие, есть те, кто уже не может проснуться. Среди них мой сын. Пока он жив, жива и я. Это достаточное основание, на твой взгляд?
        Не дожидаясь слов Летиции, Настоятельница взяла ее под руку:
        - Дальше не пойдем, все, что нужно, ты уже увидела.
        И повела девушку обратно в кабинет.
        - Кого можно, мы лечим. До Катастрофы я считалась перспективным специалистом, подающим надежды. За двадцать последних лет все возможные перспективы, как могла, я оправдала, теперь подаю надежды другим…
        Они вошли в комнату Настоятельницы, и та усадила Летицию на стул, сама же вернулась за свой помпезный стол.
        - Я многому научилась. Новые времена не только отбирают у нас прежние возможности, но и кое-что дают взамен. Как считаешь, за счет чего существует наш Приют? Кстати, чай будешь?
        На первый вопрос Лю ответила, пожав плечами, на второй согласно закивала.
        Настя щелкнула выключателем электрического чайника.
        - Больше всего люди боятся трех вещей: смерти, старости и боли. Со смертью мы, Сестры, ведем неустанный бой. Пусть неизбежно проигрываем, но огрызаемся и сопротивляемся изо всех сил. Старость - здесь наши успехи посерьезней, я кое-чего достигла в практической геронтологии, и теперь все окружающие царьки, генералы и прочие бонзы мои постоянные клиенты. Боль мешает рабочему трудиться, а солдату воевать - и вновь начальники платят мне, чтобы я вернула их подчиненных в строй. Итого: зарабатываем мы на боли и старости, а все заработанное вкладываем в борьбу со смертью. Я доступно излагаю?
        - Да, вполне. Интересная формула.
        - Хорошо, ты вновь радуешь меня. Мы боремся не со всякой смертью, взрослому человеку отведен срок, который справедлив и, как правило, достаточен. Но дети… Здесь я сдаваться не собираюсь. Большинство из деток, а это процентов девяносто из всех пациентов, умирают от лучевой болезни. Я многое умела лечить, еще большему научилась - мутации, что животные, что растительные, наделили врача и фармаколога новыми, часто экстраординарными средствами, однако сучья лучевая не поддается мне, ничего не могу с ней поделать, только продлить мучения. И наблюдать, как увядают те, кому так и не суждено расцвести… Ничто так не бесит, как беспомощность, поверь мне.
        Чайник закипел и, чем-то щелкнув внутри пластикового корпуса, отключился.
        - Пьешь кипяток?
        - Да… Настя, - произнесла Летиция и смутилась. - Мне очень неудобно звать вас по имени. Даже если это всего лишь прозвище.
        Настоятельница хмыкнула - то ли насмешливо, то ли удивленно. Достав из стола две большие черные кружки без рисунков, налила в обе заварки из стеклянной колбы.
        - Особый рецепт, постапокалиптический, - с улыбкой пояснила она. - Тонизирует, освежает голову, возвращает силы. Рекомендую.
        Настя пододвинула кружки Летиции и приказала:
        - Заливай кипятком.
        Наблюдая за суетой девушки, добавила:
        - Ты слишком хорошо воспитана для метрошной сироты.
        - Я не сирота, - горячо возразила Лю. - Я знала свою маму!
        - Во сколько лет - твоих лет - она умерла?
        - Мне было девять.
        - Кто воспитывал после? - женщина осторожно пригубила горячий напиток и осталась им довольна. Летиция последовала ее примеру. Кипяток обжег горло, но боли не было, терпкий травяной вкус, которого девушка никогда не знала раньше, приятно разлился по гортани, теплым потоком спустился по пищеводу, насыщая организм чем-то неуловимо… возбуждающим.
        - Ничего подобного не пробовала…
        - Нравится? Еще бы, - Настя широко улыбнулась. - Скоро почувствуешь прилив сил и легкую эйфорию. Но мы не закончили с твоим детством, что дальше, какая-то трагедия?
        - До четырнадцати никаких трагедий, меня взяли к себе приемные родители, бездетная семья… А потом их убили бандиты, просто так, без особой на то причины.
        - И ты из мести подалась в киллерши, охотиться на криминальных боссов?
        Лю откинулась на стуле, от местного чая у нее начала кружиться голова.
        - Это была бы вполне удобная версия. Благородная мстительница, Робин Гуд в юбке…
        - Ты еще и начитана!
        - Отец… не настоящий, приемный - до Катастрофы преподавал русский язык и литературу, он проводил со мной все свободное время, мечтал выучить меня, дать полноценное образование… Не успел… Вы не правы, Настя, месть лишь один из множества мотивов, основной - выживание. После смерти родителей у меня оставался выбор - податься в проститутки, сгнить заживо на грибной ферме либо попробовать себя во фрилансе.
        - Фриланс? Интересный термин. Если правильно понимаю, это наемники, работающие сами на себя?
        - Верно. Гильдия фрилансеров с удовольствием принимала девочек, с девочками у них всегда был дефицит. Дальше все стандартно: в шестнадцать первый заказ в качестве выпускного экзамена, к восемнадцати первый десяток трупов на личном счету.
        Настоятельница неодобрительно поджала губы, но тут же расслабила мимические мышцы, прогоняя с лица осуждение:
        - К несчастью, убийство стало частью современной жизни. Сестры не исключение, мы тоже вынуждены лишать жизни некоторых наших пациентов… Тех, кто впал в вегетативное состояние… Ты знаешь, что это?
        - Нет.
        - Мозг мертв, а человек продолжает дышать, сердце бьется, организм продолжает функционировать. Самая ужасная форма полужизни. Из комы и летаргии можно вернуться, а вот «растению» возвращаться некуда… Мы проводим на них эксперименты. Есть хорошее оправдание - все во благо живых, ради тех, у кого еще есть шанс, но тем не менее… Я хочу, чтобы ты это знала. И не могла потом поймать на лжи или утаивании правды. Тебя шокирует сказанное мной?
        Летиция пожала плечами.
        - Каждому свое. Вы кромсаете деток с отмершим мозгом, я - дядечек с атрофированной совестью. Мы стоим друг друга.
        - Хорошо сказано, Лю, - Настоятельница одобрительно хмыкнула. - Со скелетами в шкафу, кажется, разобрались, но меня интересует кое-что еще. Что с твоим даром? Когда ты почувствовала, что владеешь гипнозом?
        Девушка разочарованно вздохнула.
        - Я интересую вас с медицинской точки зрения, да? Хотите вскрыть мутанта и поглядеть, что творится в его башке? Не качается ли у меня в черепе маятник, который завораживает внушаемых мужиков? Ничем не могу порадовать. Со своим «даром», как вы говорите, обращаться практически не умею, его не понимаю и толком им не управляю. Что-то получается раз в пятилетку, но не чаще. Почти всегда случайно. И маятника у меня нет, иначе бы слышала, как при ходьбе он колотится о стенки черепушки.
        Настя захохотала. Искренне и громко. Просмеялась быстро, но в бесцветных глазах ее еще долго плясали озорные огоньки.
        - Ты мне определенно нравишься, девочка! Зря, конечно, я напугала тебя с экспериментами, но из песни слов не выкинешь, не люблю врать и юлить. Однако тебе не стоит меня бояться, по крайней мере, если ты не собираешься впадать в вегетативное состояние. А ты ведь не собираешься?
        - Даже если и собиралась, то теперь передумала. Напрочь!
        - Ну и правильно. Ты мне нужна в полном здравии и твердой памяти. Слишком много времени, сил и финансов я вложила в поиски и доставку тебя сюда. А инвестиции нужно возвращать, желательно с неслабой прибылью. Ты куришь?
        Летиция загрузилась полузнакомым словом «инвестиции», пытаясь вспомнить его смысл, и автоматически мотнула головой, даже не задумываясь о сути вопроса.
        - Как знаешь. У меня сохранился запас довоенных сигарет, чистый эксклюзив, нынче идут на вес золота. Хотя кому нужно это золото…
        Настоятельница раскрыла металлический, серебряного цвета портсигар и осторожно, двумя пальцами, извлекла хрупкую сигарету.
        - Рассыпаются от старости, но вкус почти тот же… Аромат потерянного рая. Точно не будешь?
        Вся задумчивость при виде раритета мгновенно покинула девушку, она энергично закивала, признавая глупую и поспешную ошибку.
        - Да как от такого откажешься! Век себе не прощу!
        - Молодец, девонька, - ухмыляясь, похвалила ее Настя. - Женщины должны уметь радовать себя, поддаваться соблазнам. Иначе сдохнем со скуки.
        Она протянула портсигар Летиции:
        - Только осторожно, иначе рассыплется. Теперь я расскажу немного о своем прошлом. Довоенная жизнь для темы нашего разговора значения не имеет, но то, что случилось в Приюте через несколько лет после Катастрофы, - самое оно. Нас, ученых - медиков, биологов, химиков, еще кое-каких узких специалистов, - спаслось в Приюте порядка пятидесяти человек. Тогда «приютом» его никто не называл, да и функционал у него был довольно далекий от нынешнего, но главное, что светлые головы оказались в одном месте и принялись изучать меняющийся на глазах окружающий мир. У нас было оборудование, знания и желание получить новые… Идеальная среда для пытливого ума.
        Лю долго возилась с предложенным портсигаром, наконец с осторожностью сапера извлекла сигарету и, тщательно обнюхав ее, в предвкушении чего-то незабываемого обхватила кончик губами.
        - В твоем исполнении смотрится довольно эротично, однако я бы рекомендовала совать в рот другой стороной, той, где фильтр, - усмехнулась Настя и протянула сконфузившейся девушке зажигалку. - Травись на здоровье!
        Летиция затянулась и тут же закашлялась, настолько дым показался… неправильным. Он был вкусный! Ароматный, насыщенный, без всяких портящих тонкий вкус примесей и горечи.
        - Уф, - с наслаждением протянула она. - Какой кайф! За пачку такой… такой… - слова никак не желали находиться, - я для вас подорву все Метро!
        - Не надо мне все метро, тем более подорванное, - поспешно отказалась Настоятельница. - Сфера моих интересов гораздо гуманнее и не требует подобных жертв! К тому же целую пачку я тебе ни за что не отдам, даже не мечтай.
        - Уже помечтала… Я бы курила эту пачку лет двадцать, по одной сигарете в год, чтобы хватило до старости.
        Настя скривилась:
        - Ты только что обозвала меня старухой, опрометчивая девочка!
        - Да? Я и не замети… - начала Лю и осеклась. Действительно, некрасиво получилось. Нужно было срочно исправлять неловкость:
        - Но вы не выглядите на сорок!
        Ложь, произнесенная убежденный тоном, - почти правда.
        - Лесть не люблю, - честно предупредила женщина и погрозила Летиции пальцем. - Не порти положительного впечатления о себе. Еще успеешь, поводов будет в достатке… А пока спишем твою бестактность на действие табака.
        - Конечно! - Лю ухватилась за протянутую спасительную палочку. - Во всем виновато курево! Будь оно неладно! А вы на самом деле смотритесь очень достойно для своего возраста, это я без всякой лести заявляю!
        - Комплимент сомнительный, ты ничего не знаешь о моем возрасте, но прогиб засчитан, раз уж что-то приятно защебетало у меня в районе тщеславия, - Настя позволила себе улыбку. Широкую, до ушей - и только сейчас до Летиции дошло, что женщина развела ее.
        - Вы насмехаетесь надо мной? Сироту метрошную всякий обидеть может… - Лю тоже дурачилась, но серьезного выражения лица сохранить не сумела, заулыбалась.
        - Насмехаюсь, - созналась Настоятельница. - Свои сорок я уже практически не помню, но старой себя не считаю. Если ты не забыла, а склерозом в столь нежном возрасте обычно не страдают, Приют достиг определенных успехов в борьбе со старостью. Грех сапожнику быть без сапог.
        - Так сколько вам?
        - Считай, что мы ровесницы, так тебе будет проще называть меня Настей, - бесцветные глаза Настоятельницы светились каким-то детским (уж точно не по возрасту!) озорством. - Только жизненного опыта, трансформированного в мудрость, у меня побольше будет.
        - Ладно, девочка, - «ровесница» внезапно шлепнула ладонью по столу. - Хватит болтать! Моя вина - отвыкла от новых лиц, развязался язык. К делу: как мы с коллегами ни бились, с лучевой особых успехов не достигли. Побочного много всего победили, некоторые прорывы тянули на Нобелевку, но с основной задачей не справились. А затем наша команда… - Настя нервно забарабанила пальцами по деревянному подлокотнику своего шикарного кресла, - скажем так, перестала существовать, осталась я одна. И как бы ни верила в свои силы и способности, в единственную голову, какой бы светлой она ни была, такие проекты не вытаскиваются. К сожалению… Ты думаешь, мне хочется быть настоятельницей хосписа?
        «Барабанный» стук на миг прекратился.
        - Хрена лысого! Я врач, людей должна лечить и спасать, а не разводить еле живых мумий! Но последние годы вынуждена заниматься продлением полужизни своих пациентов в тупой, ни на чем не основанной надежде, что чудо произойдет и панацея будет найдена. Сама собой.
        - Но…
        - Не перебивай, Лю, это чертов монолог, мне просто нужно выговориться, - Настоятельница злилась, но не на девушку. - Извини. Мне противопоказано длительное одиночество.
        Летиция хотела спросить, какое может быть одиночество, когда вокруг столько Сестер, но рисковать не стала, Настя в слабо контролируемом гневе ее пугала.
        - Чудо, - Настоятельница с нескрываемым сожалением смотрела на дымящийся в пепельнице окурок. - Чудо…
        Она раскрыла небольшой футляр, обитый выкрашенной в бордовый цвет тканью, извлекла оттуда очки в тонкой оправе и нацепила себе на нос.
        - Лю, ты веришь в чудеса? - внимательные глаза за чуть тонированными линзами уставились на девушку.
        Летиция растерялась, замямлила:
        - Ну… я не… может быть, но…
        - Зря, девочка, очень зря. Они случаются. Одно такое произошло несколько недель назад.
        Интермедия IV
        Купол - это небо, маленький кусочек вселенной. Я вижу звезды и далекие туманности, скрывающие великое множество тайн. Вижу движение солнца, изо дня в день бредущего с востока на запад. Иногда вижу облака - невозможно белые, они нависают прямо надо мной, низко-низко, если я подниму руку, то обязательно дотронусь до их пуховой перины. Но не хочу, боюсь спугнуть… и не могу, мышцы скованы слабостью. Мне не всегда удается открыть веки, и тогда я любуюсь небосклоном сквозь них - так даже интереснее. Непрозрачная кожа, непрозрачный купол церкви, а небо все равно пробивается сквозь все преграды. Оно ждет меня. Я еще не умею побеждать гравитацию - однако каждый день, отмеренный неутомимым солнцем, сближает нас с небом, я становлюсь легче, невидимые корни, притягивающие тело к земле, истончаются, превращаются в нити. Очень скоро они лопнут и я освобожусь, я полечу! Сквозь веки и золотой купол Никитской церкви, к облакам и солнцу, к звездам и таинственным туманностям.
        Но пока я жду. Храм пытается говорить со мной, иногда голосом Люка, иногда моим собственным голосом, звучащим прямо в голове. Храм жалеет меня и пытается утешить, а я рассказываю ему о звездах и облаках, но чаще мы молчим и ждем. Мне не страшно, лишь чуть-чуть одиноко, ведь я не могу остаться даже наедине с собой, меня нет, Химик, которого я не помню, уничтожил личность того, кем я уже не являюсь. Это странно - не быть собой, не иметь воспоминаний, не знать прошлого, не надеяться на будущее… Мое настоящее - это ожидание. Я - кусочек неба, недостающий пазл в его бесконечной мозаике. Я жду, мне нужно заполнить пустоту - собой и в себе.
        Иногда Люк заставляет меня есть и пить, он бывает чертовски глуп, он не хочет слушать мои рассказы о небе… Еда и вода делают меня тяжелее, они прижимают обратно к земле, напитывают корни, впивающиеся в землю, ненужной силой. Он не слушает меня, он поглощен разговором с Храмом.
        Они понимают друг друга, Храм и человек. Храм открывает человеку прошлое… Люк делится со мной откровениями, но я не в силах услышать. Я жду ангела, который поможет мне оторваться от земли. Я закрываю глаза и высматриваю в небе два белых крыла. Горизонт чист и светел, и я не пропущу его прибытие.
        Глава 21
        Причуды транскрипции
        - Покурили, теперь можно и выпить, - Настоятельница извлекла откуда-то из недр стола початую бутылку красного вина. - Пойло дрянь, до Катастрофы шло по сто рублей за литр, но за неимением лучшего… Не побрезгуешь кислятиной?
        - Не побрезгую, - Лю энергично закивала.
        Древнее пойло забулькало в хрустальных фужерах.
        - Будем! Ох и мерзость мерзостная, - Настя сморщилась, но бокал из рук не выпустила. - Годы ей благородства не добавили.
        - Вы говорили о чудесах, - вкус действительно был на очень большого любителя старины, однако Летиция гримасничать не стала, опасаясь обидеть щедрую на диковинки хозяйку. В глубине души она надеялась выпросить еще одну сигаретку.
        - Да, чудеса… На охоте сестры сбили детеныша вичухи - эта тварь настоящий рассадник необходимых для моей лаборатории ингредиентов. А вот что девочки обнаружили в желудке «трофея».
        На этот раз диковинкавозникла не из стола, Настя достала ее из кармана: небольшой, но увесистый цилиндрик из темного металла.
        - Внутри письмо. Отчет. Не дошедший до адресата…
        Настоятельница говорила нарочито медленно, запивая чуть не каждое слово древним вином. Однако Летиция держала себя в руках, понимая, что разговор подходит, наконец, к самому важному.
        - Думаю, прожорливая маленькая вичуха сожрала почтового голубя или его неизвестного мне современного заменителя, и потому послание отправилось не на восток, как того желал отправитель, а в противоположную сторону. Да, мы находимся немного западнее от места отправки сообщения. Если точнее, всего лишь в сорока километрах…
        Лю молчала и терпеливо ждала, пока женщина ходилавокруг да около главного - содержания перехваченного письма.
        - В этом цилиндрике, - Настя положила его на стол и крутанула, как юлу, - есть упоминание некого Пояса Щорса, причудливого места где-то на Урале. Там… - женщина запнулась, - там то, что я столько лет безрезультатно искала.
        Летиция не выдержала:
        - Лекарство от лучевой болезни?
        Настоятельница прикрыла глаза в задумчивости. Цилиндрик между тем прекратил свое вращение и застыл.
        - Если я правильно поняла, Пояс Щорса и есть лекарство. Он исцеляет и защищает всех, кто находится на его территории… Информации мало, почти вся косвенная, но имеющегося более чем достаточно, чтобы всерьез заинтересоваться этим местом.
        - А Урал - это далеко?
        Настя неопределенно хмыкнула, затем сокрушенно кивнула:
        - Очень. Другой край вселенной. Две тысячи верст по мертвой земле.
        Летиция присвистнула разочарованно:
        - Ничего себе… Я такое расстояние даже вообразить не могу!
        - Воображать и не придется. Я наняла тебя, назовем это так, чтобы преодолеть сорок километров. Вернее, сорок туда, столько же обратно.
        - Я должна найти того, кто написал письмо? - догадалась девушка.
        - Именно, девочка. В самую точку!
        - Но почему я? Я ведь не сталкер, не путешественник, не…
        Настоятельница жестом прервала надвигающийся поток «не».
        - Я знаю, кем ты не являешься, так что не утруждай себя.
        Летиция растерянно смотрела на хозяйку, в ожидании ответов.
        - В Приюте мне не с кем поболтать, это чистая правда, - начала та невпопад. - Но коллектив, который я собрала здесь, работоспособный. Каждый при деле, каждый на своем месте. Есть в штатенянечки, медсестры, слуги, охранницы - я зову их «специалистами низшей категории». Но мои помощницы - средняя и высшая категория, способны на большее, чем обычный уход за пациентами. Например, Ведунья - это ее имя и специализация одновременно - прекрасно справляется с тонкими эзотерическими материями. Ты понимаешь, о чем речь?
        - Нет.
        - До войны подобных людей (правда, Ведунья вовсе не человек) именовали экстрасенсами. Дословно переводится как «сверхчувствительный», способный ощутить то, что недоступно рядовым людям, - Настя криво улыбнулась и добавила: - Рядовым людям, типа меня. Я хотела нанять соседей-военников, чтобы они прокатились в ту сторону, однако, как всегда поступаю в сложных ситуациях, сперва обратилась к Ведунье с правильным вопросом. А в качестве ответа получила твой рисунок (Ведунья отлично рисует, но совершенно не говорит, иногда мне даже кажется, что она лишена привычного нам разума) с корявой подписью: «Гипноз». Что ты думаешь обо всем этом?
        - Я далека от экзо… чего-то там.
        - Эзотерика, - с готовностью поправила ее Настя. - Любопытная дисциплина, жаль, совсем не поддается инструментальному измерению. Я понятия не имею, каким образом ее изучать. Ведунья тупа, что пробка из-под этой кислятины, - женщина с брезгливым видом разлила остатки вина по бокалам, - но творит вещи, недоступные моему не самому хилому интеллекту.
        - Настя, - взмолилась девушка, - ну мало ли чего привиделось тупой Ведунье! Я не владею гипнозом, я не…
        - Опять завела свои «не», отставить! Я слишком доверяю Ведунье, чтобы разбрасываться ее… подсказками. Твоя помощь понадобится там, где остался на зимовку автор письма, - он застрял в небольшой деревне до весны, судя по его же записям. Возможно, чтобы разговорить его, придется применить гипноз… Иного предназначения твоему таланту я не вижу.
        - А как же старые добрые пытки? - не сдавалась Лю. - Военники и без меня кому угодно язык развяжут!
        Настя выпила полный бокал до дна. Сморщилась, крякнула, крепко выругалась:
        - Ох и редкостное говнище! Хуже пытки не придумаешь, чем напиваться такими помоями. Ты одно упускаешь, дорогая моя Лю, если бы не Ведунья, сиропчики или наймиты Ареха давно бы бросили твое истраханное во все дыры тело на съедение мутантам. Но ты до сих пор жива, здорова, куришь охренительные сигареты и пьешь дерьмовое вино.

* * *
        Хозяйка отвела Летиции два дня на сборы:
        «Завтра с утра я связываюсь с военниками, договариваюсь о небольшой экспедиции на восток. Они, как обычно, телятся сутки, зато потом отправляют всю свою бронеконницу, всю генеральскую рать… Так что выступаешь послезавтра, а пока можешь бездельничать и слоняться, где душа пожелает. Пять-Шесть тебя всюду проводит».
        Лю времени даром не теряла. После возлияний с Настоятельницей она пообедала в своей комнате. Прислуживала ей Молчунья, которая принесла питательный, но абсолютно безвкусный салат из непритязательного вида растений, бульонную похлебку на крупной кости, принадлежавшей при жизни неизвестно кому, и поджарку из грибов с острым соусом - в качестве гарнира выступило нечто, по виду напоминающее картошку, а по вкусу… а по вкусу оно не напоминало ничего из того, что Летиции приходилось пробовать до сих пор. Больше экзотично, чем вкусно, зато потом будет приятно вспомнить.
        Алкоголь и сытный обед едва не сморили девушку, но она все же сумела перебороть дрему и, следуя заветам хозяйки, принялась бесцельно слоняться по Приюту. На самом деле цель у нее была, только пока не до конца оформившаяся - путеводной же звездой выступило обычное женское любопытство. И пока любопытство водило Лю из помещения в помещение, сознание девушки усиленно допытывалось у ее же подсознания о скрытой цели всех перемещений. Однако подсознание до определенного момента хранило упорное молчание. Прежде чем оно заговорило, Летиция успела побывать в неполном десятке однотипных медицинских покоев, где беспробудным сном спали маленькие дети, а их покой охраняли бдительные суровые медсестры. Как и все встреченные здесь местные «жители», медсестры не страдали болтливостью, зато униформа их разительно отличалась от темных одеяний слуг: длинные, значительно ниже колена врачебные халаты соответствующего цвета, на головах светлые, под стать халатам косынки, а лица спрятаны под марлевыми повязками. Взору девушки оставались видны только узенькая, меньше сантиметра полоска лба над бровями да
настороженно-неприветли-вые глаза.
        Глаза медперсонала и не понравились Летиции больше всего. Мутные, блеклые, словно расфокусированные. Взгляды блуждающие и, кажется, не особенно осмысленные. Ни одна из попыток девушки разговорить хоть кого-нибудь не увенчалась успехом - ее попросту игнорировали.
        Лю уже готовилась форсировать знакомство с одной из медицинских сестер путем недружелюбного пинка по мягкой части «спины», когда ее озарило понимание ускользавшей до того цели: она должна найти Ведунью и с пристрастием допросить! Например, о том, какого черта та намалевала своими мутантскими руками портрет ничего не подозревающей Летиции!
        - Молчунья, или как тебя там? - Лю ухватила спутницу за руку. - Три-четыре? Раз-два? Ну забыла я твой серийный номер, не сильна в математике! Подруга, вот что: сделай доброе дело, сведи с Ведуньей… А хороший получился каламбур, да? Короче, пошли знакомиться с телепаткой вашей, потолковать с ней надо. По душам.
        Молчунья заколебалась. Несколько долгих секунд она топталась на месте, не решаясь выполнить просьбу девушки. Внутренняя борьба могла продолжаться неизвестно сколько, однако Летиция не растерялась и нашла нужные слова:
        - Настоятельница разрешила мне бродить по всему Приюту, твоя же функция беспрекословно вести меня туда, куда я только пожелаю. Можешь выполнять.
        Зависшая Молчунья с радостью бросилась выполнять команду, закоротившие ее маленький мозг противоречащие друг другу инструкции (похоже, Ведунья все же являлась исключением из туристического маршрута) оказались переподчинены новой программе.
        Путь оказался неблизким, пришлось миновать два этажа и пройти третий почти насквозь. Перед невзрачной, ничем не приметной дверью без какой-либо таблички или надписи, Молчунья почтительно замерла, пропуская Летицию вперед.
        - Не проводишь меня внутрь?
        Молчунья, как ей и полагается, ответила молчанием.
        - А Ведунья ваша, часом, не буйная, не покусает меня?
        И вновь тишина.
        - Слышь, Двенадцать-Пятнадцать, будет подстава, лично потом молчалку вырву и на какалку натяну. Андестенд?
        Бесполезно. Лю повернулась к бессловесной мутантке спиной и громко - кулаком - постучала в дверь. Однако тишина с тойстороны ничем не отличалась от тишины с этой.
        - Веселый у вас народ, общительный и донельзя гостеприимный, - Лю напоследок укорила ни в чем не виновную Пять-Шесть и зашла в комнату к Ведунье.
        Встретила ее абсолютная, без единого просвета, темнота.
        - Есть тут кто? Я к вам, так сказать, на огонек…
        Никто не откликнулся и юмора не оценил. Пришлось вернуться в коридор. Летиция хотела истребовать у своей провожатой хоть какой-то источник света, но той уже и след простыл.
        - Шустрая малая… И каким, интересно, образом я по этим катакомбам доберусь до своей каморки?
        Девушка сложила ладони рупором и прокричала:
        - Эй, Дважды-Два-Четыре, тащи сюда свою тощую задницу, белой госпоже срочно нужен фонарик!
        Эхо издевательски повторило ее приказ, многократно отразившись от стен и унесшись куда-то в неизведанные подземные дали. Ни через минуту, ни через пять никто фонарика так и не принес.
        - Сучка, - Летиция вяло оскорбилась в лучших чувствах и нехотя проследовала в темную комнату. - Ведунья, к тебе гости. Ты хоть свистни, что ли, будем на ощупь знакомиться.
        Правой рукой держась за стену, а левой водя перед собой, она медленно продвигалась по невидимому периметру.
        - Я прятки, особенно по такой темени, не люблю, сразу заявляю… Вам, ведуньям, и так все видать, а мы, киллерши, народ простой, к солнышку тянемся, к свету… Черт!
        Больно ударившись «сканирующей» конечностью обо что-то твердое и неприятно острое, Лю зашипела от боли:
        - Черт, черт, черт! Ведунья, мать твою, да где ты прячешься? Найду выключатель, кирдык тебе случится - я психованная, бойся меня! До конца жизни вичухам прорицать будешь, поверь на слово.
        С величайшей осторожностью обогнув преграду - на ощупь она оказалась металлической и тянулась от пола до потолка, возможно, это был шкаф или пенал, - Лю продолжила обход периметра. Следующей в невидимую «засаду» попала правая рука: шершавая стена внезапно сменилась выпуклой ровной поверхностью, о края которой девушка оцарапала кожу на пальцах и сломала зацепившийся за кромку ноготь на мизинце.
        Летиция не успела проклясть очередную невидаль, ее опередила вспыхнувшая под потолком лампа. Света лампа давала немного, но глаза, только начавшие привыкать к темени, неприятно резануло.
        - А вот и выключатель, - подслеповато щурясь констатировала она. В столкновении с ним и пострадал несчастный мизинец.
        - Что тут у нас? - чуть освоившись с весьма условным освещением, Лю поискала взглядом Ведунью. Та вовсе не пряталась, спокойно лежала в противоположной части комнаты, не подавая никаких признаков жизни.
        - Вот и свиделись, - девушка медленно подошла к кровати. По местной «моде» нижняя половина лица Ведуньи оказалась скрытой, но не марлевой повязкой или ее гражданским аналогом, а непрозрачной дыхательной маской, от которой тянулись то ли резиновые, то ли пластиковые трубки, исчезающие в недрах сурового вида медицинского прибора на колесах. Белизна кожи на неприкрытой части головы - а видны были лоб, виски и абсолютно лысый череп - поразили Летицию, даже мертвецы выглядели румянее и здоровее несчастной «спящей».
        - Какая же ты бледненькая, подруга… Глазки того и гляди провалялся внутрь черепушки, кожа вся скукожилась, и морщины…
        Глаза под закрытыми веками пришли в движение, изрядно напугав Лю. Она закрыла ладонями рот, чтобы не закричать, и с ужасом наблюдала, как глазные яблоки Ведуньи бьются о неподъемные веки, расчерчивая тонкую, но неуступчивую кожицу сумасшедшими узорами.
        - Спокойней, девочка, - Летиция сейчас бы не ответила, кому предназначались эти слова: самой себе или лежащей перед ней женщине неопределенного возраста. - Без паники, без резких движений и панических настроений.
        Активность Ведуньи тем не ограничилась, спустя минуту костлявая рука зашуршала по одеялу, явно что-то выискивая. Худые пальцы хаотично подергивались, напоминая впечатлительной девушке застрявшего в стеклянной банке ядовитого паука.
        - Чего потеряла, болезная? - так как «болезная» разговор не поддерживала, пришлось Лю обо всем догадываться самостоятельно. В изголовье кровати в вертикальном «кармане» она заметила торчащий пластиковый планшет, с прикрепленным к нему листком чистой бумаги. Там же - на дне кармана - обнаружились маркер радикально красного цвета, ядовито-зеленый фломастер и остро наточенный простой карандаш.
        - Общаться хочешь? Славно, я затем и пришла. Расскажешь, милая, на кой ты мой портрет Насте намалевала? И вообще, откуда про меня узнала? Выбирай, чем будешь показания давать.
        Летиция положила планшет «спящей» на грудь, а под беспокойную руку подсунула все доступные пишущие принадлежности. Прикосновение Ведуньи здорово не понравилось девушке, пальцы ее были холодны и… будто лишены жизни: мертвые кости, едва прикрытые бледной, давно высохшей кожей.
        - Еще раз заденешь меня… - Лю запнулась, чем можно угрожать такому… полутрупу? - Короче, тащи шустрее! Карандаш, фломастер или маркер?
        Полутруп судорожно ухватился за красный маркер.
        - Молодец. Теперь ваяй объяснительную.
        Дрожащие, слабые пальцы никак не могли удержать толстый маркер, он то и дело выскальзывал и падал на одеяло. Ведунья слепо шарила, выискивая потерю, находила, и все вновь повторялось - неловкий захват, падение, новые поиски…
        - Экая ты неловкая барышня! - Летиции быстро надоели мучения «спящей», она насильно вложила неуловимый и неудержимый маркер в кулак Ведуньи и с силой сжала его. - Держи крепко, пиши быстро.
        И Ведунья послушно вывела первую букву на пол-листа - то ли кривую «П», то ли перекореженную «Л».
        - Ладно, попытка засчитана, давай дальше, только не крупни так, будь скромней.
        Вторая буква оказалась однозначной и бесспорной «О».
        - ЛО или ПО?
        Третья, последняя влезшая на лист, «М».
        - ЛОМ либо ПОМ… Хорошо, погоди секунду, я переверну листок.
        Однако продолжения на обороте не последовало, Ведунья воспроизвела надпись, правда, на этот раз еще кривее - «О» теперь больше походила на прописную «Б», а все перекладины в «М» обрели независимость и вообразили себя редким частоколом из жирных красных черточек.
        - Ведя, напрягись, я ни хрена не понимаю. Есть еще бумага?
        Хиленькая стопка из полудюжины листков обнаружилась на прикроватной тумбочке и тут же пошла в дело. Впрочем, Ведунья половину из них тут же испортила различными вариациями на тему ПОМ, ЛОМ, ЛБМ, ПБШ и так далее.
        - Так дальше не пойдет, - Летиция вскипела. - Послушай меня, спящая крысявица, излагай свое пророчество как-нибудь иначе, гуд? Пиши четко, внятно и строго по существу. И другими буквами. Пробуем?
        Лю на всякий случай сменила маркер на фломастер, справедливо решив, что мелким «калибром» Ведунья впишет в лист несколько больше букв, и не прогадала, следующая надпись уже состояла из четырех символов: «Н», «Е», какой-то галочки, не имеющей аналогов в кириллице и «Р».
        - «НЕ»… тут непонятно и в конце «Р». Так, НЕ…Р, и что бы это значило? Если закорючка - это перевернутая вверх тормашками «Г», то получается НЕГР. Хмм… очень познавательно, ничего не скажешь. ПОМ, или, иначе говоря, НЕГР! Прекрасное предсказание, проливающее свет на будущее всего человечества, - Летиция, закусив губу, без особой надежды изучала «рукописи» причудливого существа, называемого Ведуньей. - Тебе бы в придачу Дешифратора в постельку уложили, получилось бы просто чудесно, а то какой-то некомплект на выходе… каракульки без перевода. В качестве жеста отчаяния, прими вот этот карандаш, говорят, с ним ты обращаешься не в пример ловчее. Намалюй чего-нибудь, сделай милость.
        Карандаш Ведунья действительно ухватила много уверенней. Быстро-быстро зашуршала им по бумаге, размашистыми, хорошо координированными движениями преобразуя белую пустоту листа в серый штрих рисунка. Через несколько минут художественное послание-предсказание было закончено.
        - Рисовать ты умеешь, - искренне похвалила Лю, вертя в руках только что созданную картину. На ней легко узнавалась одна из медицинских палат (вернее, любая из них, потому как походили палаты друг на друга словно близнецы-братья): ряды кроваток с маленькими бессознательными пациентами, меж кроваток шкафоообразное реанимационное, или какое там полагается, оборудование. Нарисовано, без сомнения, талантливо, со знанием дела, однако что это дает? С особым тщанием, с множеством мелких деталей были прорисованы трубки, катетеры и прочие капельницы, которыми несчастные детишки присоединялись к поддерживающим их жизнедеятельность устройствам. Летиция отметила единственную неточность или небрежность в рисунке - все эти провода с различными названиями словно бы проходили мимо оборудования, исчезая где-то в стене.
        - Ведя, Ведя, я слишком тупа для тебя… Не хватает сообразилки, - девушка с горечью призналась себе в бессилии. «Спящая» определенно что-то хотела сказать ей, наверняка важное, да только смысл туманных посланий оставался все в том же тумане. Обидно. - Я заберу твою живопись, если не возражаешь, на досуге поломаю над ней свою и без того трещащую голову.
        Выключив свет и аккуратно прикрыв за собой дверь, Лю в задумчивости покинула безрадостное жилище Ведуньи. Сюда Летиция шла, чтобы разобраться с дурной художницей, рисующей совершенно не того, кого надо, а уходила абсолютно растерянная и полная сомнений. Неужели ее, Летиции, портрет вышел из-под карандаша Ведуньи не случайно? Что такого знала о ней «спящая», зачем рассказалао ней Настоятельнице? И что, черт возьми, эта лысая мутантиха с незаурядным художественным (и не только) талантом хотела поведать прямо сейчас?! ЛОМ-ПОМ, НЕГР с перевернутой «Г», медблок со странно подключенным (или вовсе не подключенным?) оборудованием…
        В коридоре, как ни в чем не бывало, спокойно ожидала Молчунья, будто и не пропадала никуда полчаса назад.
        - Шестью-ю-восемь, давно ты здесь пасешься? - Лю подумала о том, не отругать ли ей нерадивое создание за самоволку, но голова была занята совершенно иным. - Еще раз сбежишь…
        Угроза так ни во что конкретное и не оформилась:
        - Ладно, хрен с тобой, веди меня домой. Люлей навешаю позже.

* * *
        Оставшись в отведенной ей комнате в полнейшем и таком желанном сейчас одиночестве, Летиция еще раз внимательно просмотрела каждый лист. Над рисунком зависла аж на четверть часа, изучая его в мельчайших деталях. Ни-че-го! Фантазия и сознание пасовали перед неразрешимой загадкой, лишь непреклонное упрямое любопытство требовало найти неведомый ответ на незаданный вопрос. Интересная задачка…
        Выхода Лю видела два: обратиться за помощью к Настоятельнице, та наверняка уже поднаторела в дешифровке ведуньиных откровений - однако против этого бурно протестовала интуиция вкупе с шестым чувством, впрочем, не приводя никаких разумных доводов в защиту своей истерики. И второй путь - вернуться в палату к детишкам, желательно без хвоста в виде Молчуньи и дежурящих там Сестер, и тщательно проверить «ошибку подключения» пациентов к оборудованию - что бы это ни значило. Нужно лишь дождаться удобного случая…
        Но наутро к Приюту прибыла колонна бронетехники - военники никогда не отказывали Сестре-Настоятельнице в ее щедро оплаченных просьбах, - и Лю надолго забыла о Ведунье.
        Глава 22
        Лю и эмиссар
        «Мастер Вит, я не помню вас. Люк многое рассказывает, но память моя отзывается тишиной. Вы спасли моего сына, которого я не помню, Пояс Щорса, удивительное место, которого я не помню, даровал ему исцеление от лучевой болезни… Люк говорит, что вы и Пояс могли спасти мою жену, которую я не помню, но отвергли ее и обрекли…
        Я не испытываю к вам ни благодарности, ни ненависти. Наверное, Люк прав, я умер в одном из Узлов силы… Но кто тогда пишет это письмо? Для призрака я слишком часто испытываю боль, а прошедшая ночь научила меня страху и отчаянию… Никитская церковь вывернула меня наизнанку и показала, насколько я пуст и уродлив. Это больно. Люк твердит о раскаянии, но я не умею…
        Мы застряли, кругом непроходимый снег, Люк ранен, а Зверь погиб. Скоро будет новая ночь, но я не сомкну глаз, иначе ночь сомкнет их навсегда.
        Мне не нравится Страх, он мучает сильнее Боли. Пусть болят открытые глаза, лишь бы в сознание не проникли сны».
        Лю свернула письмо странного человека и спрятала в «почтовый» цилиндрик.
        Жив ли он? Группе осталось пройти еще пятнадцать километров до села Софьино, найти Никитскую церковь и запертых там людей. Люка и безвестного автора письма, не оставившего подписи… Он странный. Он очень-очень странный.
        Вот зачем нужны ее способности к гипнозу… Летиция горько усмехнулась. Если Настоятельница рассчитывает, что у нее хватит таланта заглянуть Странному в память, то… «Не хватит, уважаемые Настя и Ведунья, переоценили вы меня. Отвести мужику глаза или слегка задурить голову - вот предел моих возможностей».
        Проще попытаться вытянуть информацию из Люка, этот хоть амнезией не страдает. Лю прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Тряска и шум двигателя мешали, и к ним никак не удавалось приспособиться. Девушка волновалась и не могла понять причину своей тревоги: двое ослабевших путников, застрявших в снежном плену, вряд ли представляют опасность. Тогда что, вернее кто, пугает ее? Настоятельница? Ведунья? Сам Приют? Или десятки едва живых детей, бездвижно лежащих в маленьких кроватках и годами ожидающих неминуемой смерти?
        Нет, Лю не боялась детей. За них - да, боялась, чувствовала щемящую, болезненную жалость, которую уже давно не ощущала ко взрослым людям… Неужели материнский инстинкт проснулся? Глупо и совершенно не вовремя.
        Железный трясучий гроб, для краткости зовущийся БТРом, резко сбавил ход и остановился. Замолчал говорливый движок, наступившая тишина, настолько она была неожиданной, показалась Летиции звенящей. Приехали? Что-то быстро…
        - Привал, - провозгласил появившийся в люке противогаз. Кажется, его владельцазвали Сергеем. Было у Сергея и отчество, командир отряда при знакомстве важничал, козырял званием и какой-то дурацкой фамилией, но Лю за ненадобностью тут же все лишнее стерла из памяти. Имя бы не перепутать, и на этом спасибо.
        Девушка с нескрываемой радостью покинула осточертевшее чрево «трехбуквенного» монстра, изрядно утомившего ее своими бесконечными пыхтелками, тарахтелками и сопелками. Не говоря уже о козлином прыгучем норове, сотрясшем ей всевозможные внутренние органы. Не складывалась дружба между БТРом и девушкой, хоть ты тресни!
        - В честь чего стоим? - Лю огляделась, засыпанная снегом местность ничем, кроме однообразной белизны, не выделялась. Зима здесь была иной, чем в Москве или в окрестностях Приюта, - более суровой. Сугробы глубже, мороз злее, ветер пронзительнее. Проехали всего ничего, пару-тройку десятков километров, а климат изменился радикально. Удивительно. Может, и не врут про озоновую дырищу над столицей!
        - Снежные заносы, - Сережа Батькович неопределенно махнул рукой. - Колесная техника застревает. Да и гусеняка не очень себя чувствует, то и дело норовит перевернуться, наст здесь какой-то дикий, часть - обычный снег, часть - промерзший до непонятного состояния, остальное либо лед голимый, либо жижа, хрен разберешь какая… Один трак хорошо стоит, ровно, а другой на метр проседает - поди разбери, как такую жопу штурмовать.
        - И что, оттепели будем ждать? - Летиция не собиралась хамить, но ей никогда не нравились растерянные, жалующиеся на бессилие мужики.
        - Ничего, - тон командира тут же поменялся. Обиделся, видать. - Отправил разведчиков на снегоходах. Вот их и будем ждать.
        - А далеко еще до Софьино? - Лю сбавила обороты, придав голосу чуть больше теплоты. Незачем ссориться с военником без какой-либо причины.
        - Километров… - Сергей задумался, - не думаю, что больше пяти -семи. По расчищенной дороге добрались бы за минуты, но… - военный тяжело вздохнул, - по такой заднице - только с ледоколом!
        - А у нас есть этот самый… ну, ледокол? - Летиция знала этот термин из прошлого, но предпочла включить «дурочку». Мужики с заниженной самооценкой (а такой диагноз в глазах девушки Сергей уже заработал) любят дурочек: глупые девочки придают им уверенности в собственных невеликих силах.
        - Нет, к сожалению, - Сергей повелся на ее игру, наверняка самодовольно заулыбался под противогазом, снова почувствовал себя героем. - Сейчас оценим масштабы проблемы и решим, пробиваться ли тяжелой техникой либо последний отрезок пути форсировать на снегоходах.
        Лю испуганно, насколько позволяли ее актерские способности, ахнула.
        - Но ведь на снегоходах опасно, я видела в небе охотящихся вичух! Да и мало ли кто живет во льдах!
        - Уверяю вас, милая девушка, с такими бравыми парнями, как мы, вам абсолютно нечего опасаться!
        Летиция не к месту вспомнила растерзанный вичухами «уазик» и унесенного одним из крылатых хищников Вадима и про себя обматерила бахвалящегося солдафона. Она знала такой тип людей - либо искусный жополиз, каких обожает начальство, либо родственник кого-нибудь из высоких чинов. Иного объяснения, почему подобному «кадру» доверили ценнейшую боевую технику, девушка не видела.
        - Спасибо, офицер, под вашей защитой я чувствую себя в полной безопасности, - уровень елея в голосе, а также идиотизма в речи превысил все возможные пределы, но военник воспринял неприкрытую лесть как должное, чем тут же дополнил собственный анамнез новым хроническим «индюк конченый, непроходимый».
        - Почту за честь, прекрасная Лю, быть вашим персональным защитником и личным, так сказать, телохранителем.
        Усилием воли Летиция сдержала рвотный спазм, чем спасла и себя, и свой противогаз от весьма неприятных последствий тошноты в замкнутом пространстве. Однако успокаиваться было рано, новоявленный ухажер вызывал у нее стойкую аллергическую реакцию, вплоть до желудочных колик и рефлюкса.
        - Я с вашего позволения вернусь в БТР, ужасно холодно на ветру…
        - Конечно, конечно, я провожу вас!
        Кто бы сомневался, ведь пройти пять метров до бронетранспортера без сопровождения отважногозащитника, она теперь не в состоянии…
        «Заберусь внутрь, - пообещала себе девушка. - И наблюю там в укромном уголоке… Держись, Летиция, держись, девочка, главное, не испорти противогаз!»
        Обещание осталось невыполненным, оставшись в одиночестве, Лю больше никаких дурных позывов не ощущала… «Точно, аллергия! Нужно держаться от солдафона подальше».

* * *
        Рокот возвращающихся снегоходов она услышала приблизительно через полчаса и тут же покинула БТР, не дожидаясь визита «рвотного» ухажера. Очень своевременно, поклонник уже спешил к ее мобильной бронированной «резиденции».
        - Разведка возвращается, - сообщил он очевидный факт и для полноты идиотического эффекта ткнул пальцем в сторону трех приближающихся с востока точек.
        Летиция сдержанно поблагодарила командира за «ценную» информацию и тут же забыла о нем, обратившись в слух. К громкому реву двигателей, по всей видимости выжимавших из себя максимальные обороты - настолько надсадным был звук, примешивалось что-то еще… Едва слышный на фоне прочего шума треск. Та-та-та, та-та-та…
        - Они отстреливаются! - военник первым сообразил, что происходит, чем весьма удивил списавшую его со счетов Летицию.
        Теперь Сергей совершенно не замечал «прекрасную пассажирку», все его внимание переключилось на разведчиков. Не отрываясь от бинокля, он вмиг посуровевшим зычным голосом раздавал столпившимся поблизости солдатам команды. Каждый тут же оказался при деле - группа готовилась поддержать разведку огнем.
        Лю стыдливо заключила, что сделала о командире слишком поспешные выводы. И мысленно занесла себе в личное дело выговор - за скоропалительность. Там уже было много автоупреков, и количество их со временем отнюдь не уменьшалось. Летиция обожала совершать ошибки, а дисциплина, в том числе внутренняя, неизменно оказывалась в проигрыше…
        «Вот потому-то ты здесь, дура набитая, - на краю земли, на подмосковном полюсе холода, а не в уютном, теплом и, оказывается, таком любимом Метро!»
        Разведчики быстро приближались, уже можно было рассмотреть мощные снегоходы, оставляющие за собой снежные следы-бураны, седоков в маскировочном камуфляже - на каждом снегоходе по двое: водитель и сидящий вполоборота пассажир, отстреливающийся от невидимого, следующего по пятам за машинами врага.
        - КПВТ, приготовиться! Огонь по моей команде!
        Командир кричал где-то совсем рядом, но Лю его не видела и почти не слышала, сердце сжалось в груди, словно безжалостный кулак пробил ей ребра и теперь, не зная пощады, терзал «пламенный мотор»! Стальная хватка, с каждой новой секундой становящаяся все сильнее и сильнее…
        Это был не испуг - ей плевать на разведчиков и их судьбу, и не отчаяние - она не боялась провалить задание Настоятельницы, но девушка задыхалась, умирала в эти самые секунды - от… от ощущения, что не дойдет до конца, остановится здесь в пяти километрах от заветной цели! Лю не знала и не понимала, да и не думала, почему вдруг совершенно чужая цель стала для нее заветной… Лишь тихий голос в голове шептал без остановки:
        «Ты должна попасть туда, ты одна можешь спасти, ты одна… ты должна… ты-ты-ты».
        Никто не замечал сорвавшую противогаз, жадно хватающую ртом воздух девушку, что двумя руками вцепилась в свою грудную клетку, будто пытаясь разжать чью-то невидимую хватку… Солдаты и их командир были заняты делом - войной.
        Когда наваждение исчезло, так же неожиданно, как и появилось, Летиция без сил повалилась на снег. По ее щекам текли слезы, а пересохшие губы раз за разом складывались в одно-единственное слово. «Софьино».

* * *
        Летиция пропустила тот миг, когда чуть приотставший от товарищей снегоход резко ушел в небо, оставляя за собой шлейф из кружащегося снега. Машина взлетела невысоко, хотя со стороны могло показаться, что приданное ей ускорение способно выкинуть странную ракету далеко за пределы Земли, а то и Солнечной системы. Страшный и красивый полет оборвался, не успев начаться. Столб из поднявшегося льда и снега скрыл машину, а когда он, спустя всего лишь секунды, миллионом осколков и снежинок опал на стылую землю, снегохода уже не было. Ничего не было. Только растревоженная и тут же скованная морозом почва.
        Яростный мат командира потонул в реве нескольких пулеметов. Крупный калибр в запоздалом гневе беспорядочно рыхлил снежное поле. Но зима уже обрела свое холодное безразличие, с брезгливостью Снежной Королевы наблюдая за глупыми детьми, расстреливающими пустоту. Очередной Кай - жертва и награда - навсегда отправился в ее чертоги.

* * *
        - Лю, что с вами? - командир опустился рядом с ней на колени и помог нацепить противогаз. - Не бойтесь, мы защитим вас!
        Она не слышала глупых фраз, лишь снова и снова повторяла: «мы идем в Софьино, мы идем в Софьино».
        - Нам не пробиться туда, придется вернуться на базу! Дождемся весны и тогда повторим попытку!
        - …Софьино, мы идем…
        - Я не могу рисковать своими людьми. Извините.
        Она впервые осмысленно посмотрела на него, долгим, внимательным взглядом.
        - Не надо своими… Научите меня… я сама… поеду.
        - Но…
        - А если не научите, пойду пешком, - Летиция оперлась на участливо подставленную руку и тяжело поднялась. - Назад я не вернусь.
        Сергей отговаривал ее, кричал, убеждал, умолял, обещал увезти назад силой, но она знала, что, если повернет обратно, железный кулак разорвет ей сердце - в этот раз уже не остановится на полпути.
        - Какая же ты… вы… дура - ты! - командир начисто забыл об изящных манерах, если бы не противогаз, наверняка заплевал бы ей все лицо брызжущими в разные стороны слюнями. - Я не могу оставить тебя одну! Понимаешь ты это или нет?!
        - Мне нужен только снегоход, дальше я сама…
        Он сдался. Не сразу, но сдался.
        - Я отвечаю за тебя, хоть ты и дура… Поехали, я поведу.
        - Но… - ей не нужны были его жертвы, да она и не имела права на них.
        - Закончились «но»! Выдайте ей автомат и боекомплект, живо! Ждите нас здесь часов… - его командирский голос впервые дал сбой. - Часов десять. Потом уходите.
        Обнимая его крепкую спину - не от нежности или из благодарности, всего лишь, чтобы удержаться в «седле» снегохода, - Летиция поняла, что ужасно разбирается в людях… А потом безумная поездка, кружащая голову скорость и бурлящий в крови адреналин очистили ее красивую голову от невнятных сожалений и мучительных сомнений. Она упивалась запретным чувством свободы.

* * *
        Ей приходилось заставлять себя оглядываться, на секунды отвлекаться от мчащегося навстречу с пугающей скоростью пейзажа. От деревьев и редких столбов, торчащих из-под сугробов, от заброшенных домов вдоль засыпанной снегом дороги, от покосившихся металлических конструкций, чье назначение вряд ли кто вспомнит из ныне живущих. Ей казалась, стоит на миг отвести взгляд, и снегоход обязательно врежется во что-нибудь, или провалится, или перевернется… Однако враг, погубивший двоих разведчиков, мог вновь охотиться за людьми, и Летиция то и дело бросала назад быстрый, но профессионально цепкий взгляд. Несколько раз ей чудилось, что снег за ними ведет себя странно: выгибается широкой дугой, будто выталкиваемый наружу неведомой силой, - такие следы оставляет за собой червь, вгрызающийся в почву… Очень-очень большой червь!
        Впрочем, никто не нападал - ни из-под земли, ни с неба (хотя вичух там кружило немало), ни с поверхности (Лю заметила издалека десяток быстрых и юрких тварей, тут же исчезнувших при появлении громогласного снегохода), и постепенно девушка успокоилась, поверила в удачный исход своей излишне эмоциональной выходки. Фортуна оберегает идиотов, не иначе…
        Перекрикиваться в таком грохоте было бесполезно, и на приближающуюся церковь Сергей указал весьма скупым жестом, просто ткнув пальцем в нужную сторону и наверняка прибавив про себя неласковое: «Получи, дура суицидная».
        Подумав, Летиция заключила, что опять возвела на несчастного командира напраслину, вполне возможно, его мысли отличались тактом и благородством. Например, «вот пункт вашего назначения, моя несравненная, но слабоумная красавица», или «я рад вас доставить до заветного места, милая упрямица с самоубийственными наклонностями».
        Перебирая в уме варианты командирских реплик, она пристально вглядывалась в причудливую архитектуру древнего сооружения. Мрачная, царственная красота, хоть и пострадавшая за долгие годы забвения, но не утратившая прежнего величия. В церкви, названной в честь неизвестного ей святого, чувствовалось присутствие некой силы, живой и… Лю никак не могла разобраться в своих ощущениях: храм не казался опасным или внушающим тревогу, напротив, была в нем некая притягательная торжественность, обещание защиты и покровительства, и при этом - северная суровость, строгость линий, геометрическая завершенность, граничащая с…
        - Приехали, госпожа фури…валькирия! Минус пять лет моей недолгой жизни на вашей совести.
        Такого варианта - слегка язвительного, но вполне корректного - она не предполагала. И почему-то осталась довольна своей недогадливостью.
        - Километр пути за год жизни? Остается только порадоваться, что от цели нас отделяло всего полдесятка верст, - не хотела бы я стать причиной вашей преждевременной старости.
        - Не забывайте, барышня, при удачном раскладе нас ждет еще и обратный путь, новые пять километро-лет. Вы имеете все шансы проводить меня на заслуженную пенсию…
        Перешучиваясь, они преодолели последние метры до входа в церковь и замерли перед закрытыми дверями. Почему-то входить внутрь было крайне боязно… Вот тебе и долгожданная цель!
        Вопреки этикету и на радость Летиции, джентльмен Сергей проник в помещение первым - осторожно потянул на себя массивную дверь, открыв ее всего лишь на несколько десятков сантиметров, и ловко протиснулся в неширокую щель. Спустя минуту, Лю, услышав призывное «они здесь», последовала за командиром.
        Глаза не сразу привыкли к царящему в храме полумраку. Немного света проникало с улицы через узкие окна, расположенные под самым куполом, но черные тени, стелющиеся по земле, разгоняли по углам маленькие свечки, во множестве расставленные повсюду - под иконами, на алтаре и даже полу.
        Два человека лежали прямо в центре храма под высоким расписным куполом. Они не двигались, не издавали никаких звуков, возможно, даже не дышали.
        «Неужели мы опоздали?» - от этой мысли у Летиции все похолодело внутри, сердце, еще помнящее убийственное прикосновение стального кулака, в панике сжалось. - «Неужели все было напрасно?!»
        Сергей щелкнул выключателем светодиодного фонаря и навел болезненно белый луч на спящих (только бы они спали!) обитателей церкви. Распростертый на полу крепкий, широкоплечий мужчина никак не отреагировал, зато его худосочный «сосед» что-то забормотал, приходя в сознание, и, открыв глаза, тут прикрыл их ладонью, спасаясь от нестерпимого света.
        - Вашу мать, - голос у худосочного был под стать фигуре, слабый, едва различимый даже в церковной тишине.
        - Вы, наверное, Люк? - наобум предположила девушка. Летиция не знала имени второго мужчины… а еще она очень не хотела, чтобы этот нескладный, тощий человечек оказался автором перехваченного письма. Совсем не так его представляла! Черт, а она ведь думала о нем, рисовала в уме какие-то образы… Ну, дура!
        - Совершенно верно, - человечек тяжело приподнялся на локтях и при этом каким-то образом умудрился отвесить девушке манерный поклон! - Маркиз де Люк к вашим услугам, о прекрасный девичий голос, доносящийся из-под уродливой резиной маски. Имею ли я честь быть с вами знакомым, да простится мне моя скудная память?
        Летиция засмеялась, ей уже нравился этот чудаковатый незнакомец с весьма необычным для русского уха именем. Впрочем, ей ли вспоминать о странных именах!
        - Нет, уважаемый маркиз де Люк, мы вряд ли встречались раньше, - она стянула с лица «уродливую резиновую маску» и подошла к нему вплотную, чтобы помочь подняться (мужчина пытался встать самостоятельно, но сил ему не хватало), а заодно обменяться рукопожатиями. - Я - Летиция.
        Люк принял протянутую руку, но жать не стал. Быстрым движением он стянул с нее перчатку и припал к оголенной кисти губами.
        - Великая честь для меня, королева Летиция. Не извольте гневаться на вашего коленопреклоненного раба, несчастного, безответно влюбленного маркиза, ведущего свой древний и благородной род с далеких уральских гор.
        Смеяться Лю уже не могла, она, не в силах сдержать себя, расхохоталась.
        - Какой же вы влюбчивый и скорый для сурового уральского аристократа!
        Неизвестно, чем бы закончился этот - без сомнения приятный - обмен любезностями, но военнослужащий Сергей, не имеющий возможности похвастаться ни титулами, ни знатным происхождением, грубо вмешался в великосветский разговор:
        - Лю, нам нужно возвращаться. Совсем скоро стемнеет… я не хочу ехать обратно на ощупь.
        - Уважаемый, - маркиз не дал ответить девушке, - специально для вас я припас несколько железобетонных доводов в пользу сугубо ночного путешествия!
        Люк, прихрамывая, заковылял к напряженно-озадаченному военному, но по пути на секунду задержался рядом с Летицией и тихо произнес:
        - Я верил, что вы придете… помогите моему другу, он без вас пропадет.
        Лю нахмурилась, пытаясь вникнуть в смысл сказанного, маркиз, между тем, доверительно подхватил Сергея под руку и потащил за собой на улицу. По всей видимости, шептаться… или оставляя девушку наедине со своим другом.
        Безымянный друг все еще спал, не так пугающе неподвижно, как сперва показалось Летиции - едва заметно подрагивали веки, вздымалась и опадала грудь, - сейчас она обрела уверенность, что автор письма жив.
        Выглядел он ужасно: не бледный, а по-настоящему белый, ни кровинки на заросшем многодневной щетиной лице, широкий лоб испещрен морщинами, совершенно не по возрасту, некогда темно-русые волосы украсились прожилками седины - не такими уж и редкими, закрытые глаза, обрамленные темными синяками, чуть не проваливались внутрь черепа…
        Да, выглядел он ужасно… Изможденный, больной, может быть, даже умирающий… однако - и этого Летиция никак не могла понять - привлекательный! Беспомощный, но мужественный, слабый, но сохранивший некую внутреннюю силу, измученный, но благородный…
        «Какое же у него несчастное лицо», - подумала Лю и, встав перед ним на колени, приложила голову к слабо колышущейся груди. Сердце гулко билось внутри, не собираясь останавливаться и сдаваться, его уверенный ритм немного успокоил взволнованную девушку, она осторожно провела пальцами по открытой ладони безымянного и тихонечко попросила:
        - Проснись, прекрасный концлагерный принц.
        Он услышал. Встрепенулись веки, зрачки под ними беспокойно задвигались, секунду спустя на нее уставились два каре-зеленых, еще ничего не понимающих глаза, а губы сложились в недоверчивую улыбку, скрывающую облегчение:
        - Я ждал ангела смерти… А мне прислали саму богиню…
        Хриплый, надтреснутый голос завораживал, заставлял с жадностью ловить каждое слово.
        - Не хочу вас разочаровывать… - Летиция хотела закончить фразу «но я не имею никакого отношения к смерти», однако осеклась. Она имела отношение к смерти, причем самое прямое. Профессиональное.
        - Я много и часто представлял себе этот момент, хотел прочитать ангелу на прощание свое любимое стихотворение… - безымянный говорил с трудом, задыхался, ему не хватало воздуха. - Как Дедушке Морозу в детстве. Удивительная глупость… ведь стихов я никогда не любил.
        - Богини любят поэзию, я бы с удовольствием послушала, - Летиция легла рядом с ним, наверное, устали колени, а может… Она не понимала, что «может», ей лишь захотелось почувствовать холод бетона и… тепло его тела. Странное желание… Как он сказал? Удивительная глупость? Удивительная глупость!
        - Тогда закройте глаза или глядите в другую сторону, - безымянныйсмутился. - Я со школьного театра стеснюсь зрителей.
        Высокий купол, исчезающий в темноте прямо над ними, закручивал пространство в спираль, приводя пол и застывших на нем людей в движение, вращая земной шар - гигантского размера глобус в неведомых руках - вокруг собственной оси, пролегшей через церковь и тела уставших, мечтающих о покое мужчины и женщины. Лю покорно сомкнула глаза, боясь не выдержать центробежной силы, покинуть орбиту родной планеты… «Остановите Землю, я сойду…» Нет, только не сегодня, только не сейчас!
        - «Знающий худшее смотрит в меня, как в ночь», - разнеслось в храмовой тишине.
        В тьму без просвета, в искренний метастаз.
        Я улыбаюсь… Я убегаю прочь!
        Но убежать никто никуда не даст -
        В этой безумной и вечно больной тоске
        Не отворится стыдных надежд портал.
        Знающий худшее помнит, когда и с кем
        Снилось, жалелось, тратилось, жгло гортань,
        В лучшее верилось, жалось к ногам, рвало
        Сердце на части, пряталось в январях.
        Вата, солома, пух или поролон -
        Что ни стели, все будет не так и зря.
        Проще позволить ненастьям себя ласкать,
        Пить одиночеств кислое молоко.
        Знающий худшее выдаст билет в плацкарт
        Я не расстроюсь - ехать недалеко…[14 - Майк Зиновкин «Знающий худшее».]
        - Мне кажется, это самое лучшее стихотворение для смерти… Наверное, я готов к ней. Почти готов… Вы поможете мне?
        - Красивые слова, поэты прошлого понимали толк в одиночестве. Кто это?
        - Я не помню. Очень долго пытался вспомнить, но память предала меня… У нас с ней в последнее время окончательно расстроились отношения.
        У Летиции закололо в груди, острая боль пронзила сердце, девушка попыталась закричать, но не смогла, губы сковал паралич. Только слезы брызнули из-под закрытых глаз. Сердце… бешено колотящееся, ритмичной морзянкой посылающее ей отчаянные сигналы! Бедствия? Нет, что-то совершенно иное…
        - Почему вы молчите? Вам не понравились…
        - Как… как тебя зовут? - мучительный морок исчез, она вновь могла говорить.
        - Я не знаю. Люк называет меня Солом, но мое ли это имя - не помню.
        - Сол, - она попробовала странное имя на вкус. - Сол… Хорошее имя, солнечное. Жаль, тебе абсолютно не подходит!
        Названный Солом усмехнулся:
        - Ты же богиня, подари мне настоящееимя.
        Лю молчала. Приподнявшись на локтях, внимательно всматривалась в его серьезные, ждущие ответа глаза. И впервые в жизни дала имя своей боли, нежданно поразившей в самое сердце. Нежность… тупая сучка, бабская слабость и проклятье! Нежность - сладостная и необъяснимая. Как же глупо, невероятно глупо!
        Она хотела бы обнять его, прижать к себе, защитить от жестокого мира, царящего за священными стенами, и от саморазрушающего себя, ищущего смерти, избавить от беспамятства, подарить всю свою лю…
        Летиция откинулась на спину и, с вызовом глядя на вселенную, уместившуюся под старым церковным куполом, расхохоталась. Лю… подарить всю свою лю… Бог - настоящий Бог, обитающий здесь, - большой шутник! Лю…
        Сол ждал. Не задавал никаких вопросов, просто терпеливо ждал.
        - Я читала одну книгу - сказала Лю, просмеявшись, - очень-очень хорошую книгу, я узнаю в ней тебя… А может, и немного себя… Хочешь, я буду называть тебя Мастером?
        Он, не задумываясь, покачал головой:
        - Мне не нужно чужое имя. Подари мне мое, и я отправлюсь за тобой, куда пожелаешь.
        Летиция прильнула губами к его уху и прошептала одно-единственное слово.

* * *
        Несколько часов ушло на то, чтоб смастерить из скудных подручных материалов волокуши для двух новых пассажиров. На один снегоход все не помещались, особенно учитывая ослабленного Сола, не способного долго удерживать свое тело даже в сидячем положении.
        Люку удалось убедить Сергея, что ночью путь безопаснее, обитающие на равнине снежные монстры охотятся только при свете солнца, в прочее время предпочитая отлеживаться в своих норах. Но так как основные заботы по доставке возросшего числа пассажиров легли на плечи военного - от хромого, раненого маркиза пользы было немного, а девушка от физического труда и вовсе уклонилась под предлогом заботы о лежачем больном, - Сергей, обматерив и прокляв все и вся, скомандовал отход только в предрассветные часы. Покидали церковь в большой спешке, бросив оставшиеся у путешественников продовольствие и воду.
        Прицепленные к снегоходу волокуши не давали ему развить крейсерскуюскорость без опасности потерять живой груз, и военный изрядно нервничал, ведя гусеничное транспортное средство по враждебной территории в темпе, близком к черепашьему. К счастью, все вновь обошлось, никто не посягнул на жизнь и здоровье четырех отважных людей, не убоявшихся местного весьма опасного бестиария.
        Отрядом, ожидавшим их прибытия, Люк искренне впечатлился:
        - Да у вас здесь целая победоносная армия! Роскошно, великолепно! Сергей, позвольте пожать вам руку и выразить восторг количеством и качеством находящейся под вашим командованием боевой техники! Грандиозно!
        Польщенный командир невольно сменил гнев на милость, простив маркизу и ухаживания за Летицией, и доставленные хлопоты по транспортировке.
        - Видели бы вы нашу базу! - заявил Сергей горделиво. - Не имею права вдаваться в детали, но… к четвертой мировой войне мы точно готовы!
        - Охотно верю! Не хотел бы иметь вас в числе своих врагов… Пришлось бы немедленно капитулировать!
        Лесть умеет находить дорожки к самым суровым сердцам, и военник, попавшись на удочку, смягчился окончательно. Он не стал упираться, когда маркиз попросился ехать не в шумном и трясучем БТРе, а в относительно комфортном кунге грузовика. Сол и Лю, естественно, составили ему компанию.
        - Летиция, мне нужно с вами поговорить, - маркиз немедленно перешел к делу, избавившись от бдительного военного. - Сколько у нас есть времени?
        - Дорога займет несколько часов…
        - Отлично. Вы можете…
        - Люк, вы можете сэкономить кучу времени, перейдя на «ты». Терпеть не могу официоз.
        - Прекрасно! Лю, ты можешь назвать то место, куда мы направляемся? И желательно в качестве кого мы туда прибудем?
        - Вы - гости, важные гости, обладающие ценной информацией, - Летиция не стала ничего скрывать. Какой резон врать или недоговаривать? Уральцы не были врагами. - А едем мы в Приют к Сестрам Печали.
        Люк поморщился.
        - Название, к сожалению, мне ничего не говорит… Некоторый оптимизм внушает направление - мы движемся на запад, куда и планировали до того, как застряли в снежном плену. А какого рода информация вас интересует?
        - Не меня, Настоятельницу, - Летиция задумалась. - Люк, я надеюсь на ответную откровенность, меня тоже много что интересует…
        - Разве есть тайны, которые можно утаить от столь очаровательной девушки! - он улыбнулся широко и открыто, но тут же вновь посерьезнел. - Мы проделали путь длиной в две тысячи километров и сейчас, наконец, находимся у самой Цели! Поэтому прости мое волнение и несдержанность…
        - Настоятельнице нужна информация о Поясе Щорса, вы ведь оттуда? Она ухаживает за смертельно больными детьми, Пояс мог бы дать им шанс на спасение.
        - Лучевая? - коротко уточнил Люк.
        - Она самая, - подтвердила Летиция.
        - Если забыть о разделяющих столицу и Урал расстояниях, а также о том, что наше «транспортное средство» погибло, то можно сказать, что Пояс лучшее средство от всего, связанного с лучевой болезнью. С удовольствием подтвержу это твоей Настоятельнице.
        - Настоятельница будет рада это услышать. И я тоже рада, очень уж деток жалко, не заслужили они такого…
        - Детей в Пояс берут охотно, осталось только решить, как туда добраться.
        - С головняками пусть Настоятельница разбирается, я свою задачу выполнила.
        Маркиз поднял бровь:
        - Задачу вызволить нас?
        - Типа того.
        - Кстати, почему послали тебя, а не одних вояк?
        Лю пожала плечами:
        - На меня указала Ведунья, только не спрашивай, кто это, я сама толком не разобралась. Главное, что Настоятельница прислушивается к ее… галлюцинациям.
        Сол, до сих не участвовавший в разговоре, но внимательно его слушающий, и Люк переглянулись.
        - Ведунья? Галлюцинации? Сдается мне, Солдатик, вывела нас кривая к последнему Узлу силы.
        - Таких случайностей не бывает, - хрипло возразил Сол.
        - Случайностей вообще не бывает…
        - Что за Узел силы? - Летиция не собиралась оставаться в стороне от малопонятного диалога.
        Ей не ответили. Не проигнорировали, оба мужчины - и полулежащий, прислонившийся спиной к борту Сол, и так и норовящий вскочить на ноги беспокойный маркиз - глубоко задумались. Но вместо ответа Люк задал новый вопрос:
        - Летиция, Приют - странное место?
        Пришло время девушке показывать характер:
        - Что такое Узел силы?
        Маркиз хмыкнул:
        - Странное место.
        Лю не успела как следует разозлиться, благоразумный маркиз упредил девичий гнев:
        - У каждого Узла своя странность, ни один не похож на другой. Наш Пояс Щорса странен тем, что останавливает течение лучевой болезни. Вообще он много чем странен, но сейчас речь не о нем. Мы должны выяснить странность подмосковного Узла силы, который убивает все остальные Узлы… Летиция, Приют странное место?
        Теперь девушке не сиделось на месте. В голове за считанные мгновения пролетели все странности, которым был богат Приют, все, которым она успела стать свидетелем.
        - Думаю, да. Приют очень странное место. Сестер и их Настоятельницу обычными тоже не назовешь.
        - Гора сама идет к Магомету, - девушка не поняла фразы Сола, но переспрашивать не стала, слишком тот выглядел усталым, даже недолгий разговор вымотал его.
        - Тебе надо поспать и отдохнуть, - Летиция опустилась рядом с ним на деревянный пол и помогла Солу лечь. Его голова оказалась на ее коленях… Через минуту мужчина провалился в глубокий сон - впервые за долгое время без снов и видений.
        Лю продолжала гладить его по жестким волосам, любоваться лицом, наконец-то обретшим безмятежный и умиротворенный вид, и удивляться самой себе - что это на нее нашло, почему она раскисла, встретив едва живого, мало на что сейчас способного мужика… Летиция никогда не мечтала о карьере медсестры, но теперь она ощущала физическую потребность ухаживать за беспомощным Солом, спасать его из лап близкой смерти…
        - Люк, что с ним? Он совсем обессилел…
        - Ты сама очень странная, красавица Лю, - маркиз едва заметно улыбнулся. - Влюбилась с первого взгляда…
        Она мотнула головой:
        - Я влюбилась задолго до первого взгляда. Меня что-то гнало к церкви… к нему. Я заранее знала, что встречу его… Люк, не смотри на меня, как на идиотку, я не влюбчивая дура, мечтающая о принцах из далеких краев, не героическая мазохистка, кончающая от собственной жертвенности, не нимфоманка, млеющая от любого членовладельца! Я не знаю и не понимаю, что со мной творится, но впервые в жизни мне нравится ощущать себя влюбленной женщиной… Глупой и стукнутой на всю голову!
        - Я не считаю тебя идиоткой. Напротив, жутко завидую своему другу Солу, охмурившему такую красотку, даже толком не приходя в сознание.
        Лю усмехнулась печально, разочарованно вздохнула:
        - У меня есть способности к гипнозу, слабенькие и нестабильные, но кое-что могу… Сейчас я сама словно под гипнозом, наверное, мной манипулирует Ведунья… она умеет влезть другим в мозг… Но плевать я хотела на манипуляцию, внушения и прочую лабуду! Мне не хочется просыпаться, не хочется, чтобы наваждение заканчивалось. Люк, я боюсь посмотреть на Сола и вновь увидеть в нем чужого человека!
        - Я понимаю, - маркиз прикрыл глаза. - Мне многое открылось в Никитском Узле силы, даже то, что лучше бы оставалось неизвестным. Храм вывернул меня наизнанку, вытащил на свет все тайны, все стыдливо забытое и спрятанное в пыльном чулане памяти… Показал он и то хорошее, что сохранилось во мне, светлую сторону. Мы не черно-белые существа, Летиция, мы созданы из грязи, пыли, дерьма… а еще неба, дождя и рассвета. В наших душах темно, в наших душах ослепительно светит Солнце. Пустыня и безбрежный океан… могильная тишина и божественная музыка…
        Маркиз внимательно посмотрел на девушку, почти все ее внимание было устремлено на спящего Сола, но к бессвязным речам Люка она прислушивалась, хоть пока и не могла постичь их.
        - Я уверен, что Ведунья, кем бы она ни была, какими бы способностями ни обладала, не способна сломить чужую волю, тем более заставить полюбить против своих желаний… А Храм нашел дорогу к твоему сердцу, только он ни к чему тебя не принуждал, не манипулировал… Он попросту не умеет принуждать и манипулировать. Его оружие - честность перед самим собой.
        - Ну что, - закончил он уже другим тоном, - теперь я выгляжу придурком в твоих глазах?
        - Ты милый, маркиз де Люк, - она засмеялась. - И я искренне желаю, чтобы правда оказалась на твоей стороне. Ты неплохо разбираешься в этих ваших Узлах силы? Хочешь и Приют вывести на чистую воду, разгадать его странности и способности?
        - В этом, собственно, смысл нашей экспедиции. И мой неожиданно открывшийся талант наконец выйдет на первый план. Очень, знаешь ли, хочется посолировать. Подтанцовка, - Люк, не покидая лавки, изобразил комичный пируэт всеми четырьмя конечностями, - и прочий бэк-вокал не мое кредо.
        Глава 23
        Эмиссар и Лю
        Она искоса смотрит на меня, думает, что сплю. Ее нежные пальцы касаются моих волос, осторожные прикосновения, дарящие покой. Прежние тревоги кажутся глупыми и напрасными, уходят прочь.
        Никитская церковь, где осталось великое множество ночей, проведенных наедине с самим собой, пыталась исцелить мою боль, заполнить пустоту, поселившуюся в сердце… Но боль лишь множилась, съедала меня изнутри! Храм - зеркало, отражающее глубины твоих пороков и вершины твоих добродетелей - во мне видел лишь черную безжизненную пустыню, где так и не родились воспоминания, где не проросли сквозь твердь забытья чувства и эмоции, из которых, словно из кусочков мозаики, можно было восстановить потерянное «я». Ни осколков, ни теней. Человек без прошлого, голем, пустышка без содержания.
        Но нежность, которой она делится со мной, забота, дающая сладостное ощущение нужности, взгляды, не скрывающие… любви. Кто она, отдающая себя столь щедро, без страхов и сомнения… Наверное, она сумасшедшая, обычная женщина - прекрасный коктейль из кокетства, игры и страсти - не влюбится столь глупо и безоглядно… в калеку с ампутированной душой!
        Так я думал: «калека с ампутированной душой»… Но она дарит мне сопричастность, делит пустоту внутри меня надвое, превращая безжалостное, убийственное ничегов беспомощный ноль. Я хочу видеть ее глаза, для этого мне нужно открыть свои, но я боюсь. Вдруг сумасшествие оставит ту, что назвалась Летицией, она прозреет и отринет меня, оставит в беспросветном мраке, в котором только-только забрезжил робкий лучик надежды. Мне страшно, теперь, когда есть, что терять…
        - Не притворяйся, я вижу, ты не спишь, - люди так не говорят, она улыбающийся ангел, в глазах которого застыл свет миллиарда звезд, и весь этот свет отдан мне. Без остатка.
        Поднимаю веки и смотрю, смотрю, смотрю… Во все глаза - жадно, до боли, до слез. Пусть ее лик положит начало новой памяти, я не буду жалеть об утраченном, пусть прошлое навсегда останется за неведомой мне гранью, лишь бы сохранить одну-единственную частичку настоящего.
        - Ты слишком красива… даже для богини…
        Она смеется. Люди так не смеются… Она слишком красива, я боюсь ослепнуть от блеска ее глаз.
        - Богиня смерти - так, кажется, ты меня называл? - обязана быть красивой, чтобы скрасить последние часы обреченного.
        - Я передумал, я уже не хочу умирать, - простые и честные слова даются с огромным трудом. Но я уже не хочу…
        - Рада слышать. Но почему ты решил оставить свою богиню без работы?
        Что мне ответить ей? Что я люблю…? Я не буду врать, не буду врать ей. Я не люблю, я еще не умею, но я хочу научиться. Я сумею, иначе не выживу… жить - значит любить. Себя, саму жизнь, сегодняшний день и завтрашний, любить темноту и свет, тишину и слова, пропасть и небеса… любить ее, дарящую любовь мне.
        - Я хочу пригласить тебя на свидание… ради этого стоит пожить еще хоть немного.
        - Роман при исполнении? - она улыбается. - Я бы рискнула. И куда же ты хочешь меня пригласить?
        - В моем родном Екатеринбурге есть замечательное место, где подают лучший в мире греческий салат… Он достоин того, чтобы его отведала самая прекрасная из богинь.
        - Заманчиво, жаль, от божественного салата нас отделяют две тысячи километров и двадцать лет в придачу! Придется брать все в свои слабые женские руки: пользуясь твоей беспомощностью, а потому и безотказностью, сама приглашу уральского гостя на романтичный променад под радиоактивными московскими звездами. Заманчиво?
        - Ужасно, - я ловлю ее руку и прикладываю к своим губам, целую пальцы, один за другим. - Предлагаю выгнать завистника Люка из кунга и разработать новый план.
        - Выгоняйте, - милостиво соглашается маркиз, демонстративно смотрящий в противоположную от нас сторону. - У меня аллергия на розовые сопли.
        - Боюсь, в таком виде, доблестный Сол, ты не переживешь свидания с ненасытной богиней смерти, - она прекрасно видит, что даже легкий флирт лишает меня сил. Ненавижу свою слабость, но я сумею ее перебороть, жажда жизни способна творить чудеса.
        Сквозь сон чувствую прикосновение ее губ к моей щеке. Долгий поцелуй провожает меня на ту сторону бытия, проваливаюсь сквозь пространство и время с дурной улыбкой на устах. Умею ли я ощущать счастье?

* * *
        Ее нет рядом со мной, понимаю это прежде, чем глаза привыкают к окружающей полутьме. И все меняется: вижу чью-то спину над своей головой, а ноги мои почти упираются в живот странного низкорослого человека в мешковатом балахоне. Лицо его скрыто натянутым по самые глаза капюшоном.
        Меня несут на носилках. На вопросы о текущем местоположении и пункте назначения «медбратья» не отвечают, на оскорбления - и сложносочиненные, и самые незамысловатые - никак не реагируют.
        Из хороших новостей - носильщики не склонны к агрессии, на их месте я давно бы заколбасил беспокойный, матерящийся «груз». Тот, что со стороны моих ног, прощает мне даже болезненный пинок-тычок в область солнечного сплетения, вместо полагающегося «трехэтажья» в ответ он лишь обиженно мычит и не пытается отомстить. Похвальный пацифизм, жаль, до лица не доплюну…
        Похоже, что все увлекательное путешествие на носилках в компании двух безответных тварей я провел без сознания - не проходит и пары минут, как мы сворачиваем из широкого коридора в узкий проход, заканчивающийся незапертой дверью. За ней комнатушка с двумя кроватями и минималистским набором мебели, зато с электрическим освещением, в помещении горит сразу несколько лампочек, невиданное расточительство по нынешним скупым временам!
        «Санитары» без лишней жестокости перекладывают мое бренное и в целом пока совершенно бесполезное тело на кровать у дальней стены. В процессе «переноса» я жду от отпинанного мной субъекта ответной любезности - лично я бы такого психованного пациента положил мимо койки. Дважды. Со всей дури. Однако процедура проходит мирно, без эксцессов. У придурка не хватает мозгов даже для самой безобидной мести… «Ну, тупые!» как говаривал один ныне забытый сатирик.
        Почему ж я помню столь малозначительные вещи, а самого себя вспомнить не в состоянии?! От этой мысли окончательно свирепею и шлю в спину уходящим санитарам пожелание взаимной сексуальной близости в чрезвычайно извращенной форме. Когда остаюсь в злобном одиночестве, запоздало соображаю, что тащили мою не самую легкую тушу две женщины! Ну, или в лучшем случае самки - походка, жесты, движения - все говорит в пользу моей догадки… А я их матом обложил (про пинок лучше и не думать!), редкостный джентльмен, ничего не скажешь!
        Для приличия стыжусь пять минут, затем снимаю тяжесть с души обещанием непременно попросить у обиженных дам коленопреклоненного прощения. Еще бы сил хватило для преклонения этого самого колена… Стоп!
        Останавливаю поток своих мыслей и прислушиваюсь к внутренним ощущениям, есть в них что-то неправильное, вызывающе странное… Понимание наступает практически сразу - я не чувствую пустоты, а значит, не чувствую боли, эта мерзкая сука оставила меня - не прощаясь, напоминая о себе лишь слабостью в мышцах и путаницей в сознании.
        Неужели я свободен от… Не спеши, Сол, не радуйся раньше времени, боль - это такая мразь, что всегда возвращается, плюя на твои желания и планы, она вероломна, жестока и непобедима.
        Я напряженно жду ее триумфального камбэка, сокрушительного блицкрига, нацеленного на мои нервные центры. Прислушиваюсь и жду. С тревогой и дурным предчувствием, цепенея от ужаса.
        Вместо боли меня навещает Люк. У него мерзкий характер, отвратительные привычки, скверные манеры, но я безумно рад его видеть - еще бы, даже самый распоследний человек приятнее и честнее фашистской дряни, измывающейся над нервными окончаниями.
        - Друже, мне самому противно, но я счастлив лицезреть тебя в моих гостях!
        Маркиз не спешит разделить мою радость, он сосредоточен и хмур.
        - Шустро же ты приватизировал комнату, выделенную на двоих. Еще неизвестно, кто у кого в гостях!
        - Где мы? - не хочу тратить силы на бессмысленную пикировку. Да и радость от встречи быстро угасает: маркиз все такой же старый и неисправимый зануда!
        - На месте, - несвоевременная лаконичность соратника заставляет мои кулаки сжиматься. Сейчас прольется чья-то голубая, маркизья кровь! К счастью, Люк не затягивает со смертельно опасной паузой, - в Приюте у Сестер Печали.
        - Это то, что мы искали? - спрашиваю вкрадчиво, боясь ошибиться.
        - Да. Мастер Вит отправлял нас именно сюда, - мой соратник пытается изобразить уверенность, но сомнения у него все же остаются. Я их замечаю.
        - Ошибки быть не может? - лезу к нему под кожу, мне нужны точные ответы.
        - Об ошибках я и хотел с тобой поговорить, - Люк аккуратно раскладывает свои вещи, извлекая их из рюкзака, и демонстративно не смотрит в мою сторону. Что бы это значило? - Ты как, в кондиции немного поболтать?
        - Не хочу тебя расстраивать, но я прекрасно себя чувствую. Ну, почти прекрасно. Ничего не болит и даже сдохнуть не хочется. Офигительное ощущение!
        - Резко же ты пошел на поправку, - Люк искренне удивлен. - Любовь творит чудеса? Но с другой стороны, умные люди утверждают, что перед смертью у больных случается ремиссия.
        Обожаю маркиза, умеет найти «нужные» слова… Вернется в руки сила, первым делом придушу гаденыша!
        - Твоя спасительница портит мне весь расклад, из-за нее пазл не складывается, - маркиз, забыв о вещах и рюкзаке, присаживается поближе ко мне. - Летиция, по ее рассказам, оказывается совершенно не при делах: ее по надуманному поводу выдернула из Москвы хозяйка Приюта, местная Настоятельница, и поручила возглавить спасательную экспедицию по вызволению нас с тобой…
        - Погоди, откуда Настоятельница вообще узнала про нас? И что за надуманный повод?
        - Узнала из нашего письма Мастеру Виту. Перехватили твое послание… Что касается повода: хозяйка пользует некую провидицу, щедрую до откровений и предсказаний. В одном из своих глюков Ведунья разглядела Лю и подмахнула Настоятельнице ее фоторобот, мол, надобно для дела великого разыскать девицу-гипнотизерку, лишь той под силу освободить былинного богатыря Сола, хрен знает сколько годин сидящего на печи без сознания, и прекрасного, волоокого князя Люка, знаменитого на весь мир своей мудростью и…
        - Так и сказала? - пора было срочно прекращать словесный поток раздухарившегося маркиза, наградившего себя внеочередным воинским званием… или чего там у самозваных аристократов?
        - Не суть, главное, что хлопот у хозяйки из-за Летиции было немерено, а делов вышло на три копейки. Приехали к церкви, загрузили двоих обмороков в «кузовок» и тихой сапой доставили их до места назначения. Заметь, НАШЕГО места назначения!
        Люку удалось невозможное - омрачить мое приподнятое настроение дурным уравнением, состоящим из одних лишь неизвестных. И самое неизвестное - чего этот зануда от меня добивается?
        - Настоятельнице нужен Пояс Щорса.
        - Без Зверя грош нам цена, хреновые мы проводники.
        - Это уже другой вопрос. Пока она хочет получить информацию, средства доставки будут или будем искать после. Роль и значение Летиции - вот что меня волнует в первую очередь!
        Как бы остановить поток маркизовых мыслей, не готов я пока к дедукции, индукции и прочей аналитике.
        - Лю благотворно влияет на мое душевное и физическое здоровье - тебе этого мало?
        Люк чешет затылок.
        - Уже кое-что. Другое дело, что тебя я в нашем уравнении как значимую переменную больше не рассматривал, ты был отыгран после гибели Зверя…
        - Спасибо, друг, - стараюсь не злиться, злоба - слишком энергозатратное «удовольствие».
        - Насрать на обиды, - поймавший свою волну Люк примиряюще машет рукой. Забавная форма утешения. - Важны функции, а не обиды. Ты контролировал в той или иной мере Броню - нет Брони, нет функции. Летиция вытащила нас из Софьино и формально тоже считается выполнившей свою задачу, хотя способностью к гипнозу не воспользовалась… Попутно она вернула тебя из коматоза… зачем, ведь ты бесполезен?!
        «Я убью тебя, лодочник». Считаю про себя до десяти.
        - Может, все случилось по доброте душевной?
        - То есть случайно? - Неугомонный маркиз меряет комнату шагами из конца в конец, мыслитель хренов. - К черту случайности! Письмо твое тоже случайно к Настоятельнице попало? И вытащили нас из Софьино тоже случайно, причем доставив до самого места назначения?! По доброте душевной, ага?
        - Люк, угомонись, от меня-то ты чего хочешь услышать? Я не виноват, что не вписываюсь в твою картину мира. Дерьмовая она у тебя, рисуй другую!
        Маркиз, прекратив хождения, вновь присаживается на мою кровать, испытующе глядит на меня.
        - Чего?
        - Моя функция - разобраться с Приютом и всей ситуацией. Все, что было до сих пор, - лишь прелюдия к основному делу. Ты - ракета-носитель, которая вывела меня на нужную орбиту (хотя кто кого вывел - большой вопрос). Настало мое время, и я чувствую, что работаем мы в жутком цейтноте, один неверный или несвоевременный шаг - и сгорает наша миссия вместе со своими исполнителями в верхних слоях атмосферы…
        - Ты слишком велеречив для столь позднего часа, утро вечера…
        - Да спи ты, спи! Никакой пользы!
        Ну и ладно, попыхтит, поворчит и перестанет, а моему организму нужны тишина и покой.

* * *
        С утра - часы показывают половину десятого - мы с Люком меняемся местами. Маркиз беспробудно дрыхнет, нервно подпрыгивая на своей кровати, что-то матерное бурчит сквозь сон, я же ни минуты не желаю больше находиться в горизонтальном положении. Хватит, належался за последнее время!
        Желания слегка опережают возможности, стоит мне сесть, как бдительный вестибулярный аппарат немедленно включает спецэффект под названием «головокружительное головокружение». Словно на американских горках покатался - неожиданное дежа вю! И крайне неприятное.
        Слабость и беспомощность - две отвратительные мрази, все еще строящие на меня свои старушечьи планы. Хрена лысого! Мы бодры, веселы… жаль, дальше присказки этой не помню, наверняка, что-то жизнеутверждающее.
        - Мы бодры, веселы, - держась за стенку, толкаю свое непослушное тело вверх. Удержали бы ноги! Секунда, две, пять, полет нормальный - держат ноги, амплитуда колебаний в пределах нормы. Мы бодры, веселы…
        Делаю шаг, все так же вдоль спасительной стеночки. Ох и штормит же здесь, баллов девять, не меньше! Земля исполняет всевозможные пируэты, прыжки, перевороты, прочие ужимки с единственной целью - сбросить вольнодумца с кривых ножек да об бетонный пол! Ничего, перебьешься, мать-земля, мои трясущиеся ходули сейсмоустойчивые, не боящиеся даже алкогольного «вертолета»!
        Мы бодры… До двери остается всего метра полтора, последний рывок. Веселы…
        Хватаюсь за ручку и всем телом наваливаюсь на дверь. Нет, я не хочу вышибить ее столь экстравагантным способом - моим телом не проломишь сейчас и москитную сетку - это всего лишь прощальный привет от вестибулярного аппарата, неожиданный кульбит в дорогу. Спасибо, родной организм, я припомню тебе эту подлость!
        Поворачиваю ручку, замок негромко лязгает и выпускает «шатуна» на волю. Летиция - красавица, благодаря тебе я помолодел на несколько десятков лет! Подобная походка была замечена за юным годовалым… черт, я не помню своего имени! - мной еще в прошлой эпохе. Переход от ползания к прямохождению наверняка сопровождался подобными же эмоциями! Мы бодры - жаль, неустойчивы, веселы - это точно, адреналин так и вскипает в крови! Ходить - высшая форма экстрима!
        Десять шагов по коридору, неважно в какую сторону, нам, экстремалам, важен процесс, а не направление. Черт, мышцы ноют, дыхалка работает с перебоем, пламенный мотор «чихает» в груди… Не рассчитал силенок, обратно только по-пластунски… Не хочу обратно: ты неси меня, река, за крутые берега!
        - Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч, - переношусь я в иной культурно-исторический пласт. - Что тебе стоит, подхвати меня, аки листочек, отнеси…
        Куда ж мне надо? Дружок, неси меня к красе моей ненаглядной, Летиции-гипнотезерке! Погляжусь в ее очи серые и задам вопрос многотрудный: «Пойдешь ли за меня, сударушка, не побрезгуешь детиной калечным?»
        Стоп, машина! Медленно, но верно съезжаю по стене на пол. Ну и правильно, в голове горячечный бред, в ногах… в ногах тоже ничего хорошего. Эко ж меня торкнуло! Что-то почище мочи в мозг ударило. Хороша девица Лю, слов нет, только предложениями тупыми и свадьбами хорошие отношения портить не надо! Это аксиома! Память у меня стерта под ноль, но инстинкты не обманешь: не мужское это дело, пропащее.
        Маюсь на полу недолго, в столь жалком состоянии застает меня очередная «балахонщица». Ума не приложу, эту ли даму вчера в живот пинал или ее «близняшку»… Дурацкая у них униформа, все на одно отсутствующее лицо!
        - Привет, - пинал, не пинал, а помощи я рад теперь любой. Так как дева на мое приветствие особо не реагирует, только глядит молча из-под капюшона, ждет чего-то, произношу медленно, почти нараспев, вдруг ей так понятней будет. - Я контуженный, раненый значит. Дурак совсем. Ноги слабый, руки слабый, голова слабый. Помощь нужна. Ноль-три, девять-один-один… Сечешь?
        Если и сечет, то виду не подает, стоит истуканом.
        - Родная, взрослых позови… есть кто дома?
        Сдается мне, что тут далеко не все дома, тупняк полнейший!
        - Я в туалет шел. Пись-пись, понимаешь? Если в течение двадцати минут ты меня не поймешь, я очень жиденько опозорюсь.
        - Не стоит! - пока я пытался изъясниться с «туземкой», Летиция неслышно подошла с другой стороны. - Не для того я тебя спасала и выхаживала.
        Она смеется, я краснею.
        - Это… гипербола была, сгустил я краски… на жалость давил.
        - Пять-Шесть, - Лю обращается к балахонщицедовольно своеобразно. - Давай поможем нашему другу подняться.
        «Числительное» и моя спасительница общими усилиями водружают меня обратно - на ноги.
        - Ты выглядишь гораздо лучше, - Летиция рассматривает меня в упор, не смущаясь. - Я могу гордиться, пациент скоро будет не только ходить под себя, но еще и бегать!
        Ну, язык у дамочки! Мне и стыдно, хотя ничего постыдного совершить я не успел (держись, брат-пузырь!), и одновременно пробивает на хохот. Смех и грех - это про меня!
        - Летиция, прекрати надо мной издеваться. Я не могу язвить в ответ такому прекрасному существу! - по смыслу - это ультиматум, по исполнению - жалостливая мольба. Чего ж так голос дрожит, подводит, зараза.
        - Сол, мне нравится восторг в твоих глазах, нравится в них отражаться, - она совсем рядом, она играет со мной. - Надеюсь, от восторга ты не потеряешь контроль над… - Лю выразительно опускает взгляд на мои штаны, - источником жидкого позора?
        Я обещал себе, первым делом после возвращения в люди придушить маркиза… Номером вторым будет Летиция! Только душить я ее не собираюсь, есть более сладкая месть!
        - Судя по горящему взору, утку предлагать бесполезно?
        Эта девушка умеет НЕ ерничать?!
        - Вперед, жиденький герой, обопрись на мое нежное, женственное плечико, наша скорбная делегация отправляется на поиски таинственного ватерклозета! Дойдешь? Или вторым «костылем» пристроим Пять-Шесть?
        - Дойдешь, - несмешно передразниваю я. Мозг в ступоре, я - примерно там же.
        - Только гляди, герой, слабость слабостью, а корень зла держать будешь сам! Признавайся, тяжело тебе придется?
        Она заливается издевательски-заразительным смехом, пока я мучительно подыскиваю «правильный» ответ на вопрос, не предполагающий правильных ответов: что ни скажи, попадалово обеспечено.
        - Корень зла могуч и огромен, - пытаюсь импровизировать, судорожно соображая на ходу. - Как доисторический баобаб, король всех деревьев! Даже стотонному Liebherr’у[15 - Liebherr - здесь: марка мощного подъемного крана.] не совладать с его массой и габаритами! Однако сей баобаб при виде баб теряет вес и притяженье…
        Поиск рифмы затягивается, плохо у меня с ними, просто отвратительно.
        - Фу, как пошло, - Лю надувает щеки, выпячивает губки, одним словом, корчит из себя обиженную девочку. - Но образ, что ни говори, будоражит воображение!
        Она не обиженная, она плохая девчонка. Обожаю таких!
        - Или это опять была гипербола?
        - Скорее, парабола…
        Пока она размышляет, я стремительно, насколько позволяют кондиции, скрываюсь в туалете. Дошел!
        По возвращении (триумфальному, без всяких позоров, моя честь, как и штаны, спасена) наглею:
        - Мне бы еще ванну принять… или душ, на худой конец.
        Летиция вздыхает на публику:
        - Все ж таки худой? Эх, а соблазнял девушку баобабами…
        Нет, я ее точно придушу! Еще вперед Люка!
        - Пойдем, герой-обломник, водные процедуры с дальней дороги точно не помешают.

* * *
        - Ты стесняешься? - лукавые глаза смеются.
        Мне остается только прятать взгляд. Да, блин, стесняюсь! Раздеваться догола в крохотной ванной комнате, в самой непосредственной близости от восхитительной девушки… Да, я еще чертовски слаб, ни на что толком не гожусь, но корень зла, мать его етить, существо от моего сознания совершенно не зависящее! Он точно меня опозорит, баобаб проклятый!
        - Не то что смущаюсь… но слегка мандражирую, да! Не привык я вперед дам разнагишаться…
        Она морщится:
        - Как твой лечащий врач, я категорически запрещаю тебе мандражировать! Во-первых, от этого, утверждают в околонаучных кругах, на ладонях начинает расти шерсть, во-вторых…
        Словно заправский стриптизер сдергиваю с себя всю одежду. С меня хватит! По-хамски поворачиваюсь к даме волосатой голой жопой и храбро штурмую высокий бортик ванны.
        Хорошая попытка… Не поддержи Летиция меня со… спины, я бы неминуемо навернулся и затылком пробил покрытый скользкой плиткой недружелюбный пол.
        - Не торопись, Сол, аккуратней. Глупо проделать столь долгий путь и убиться у самой цели.
        Осторожно, все так же поддерживаемый Лю, опускаюсь в горячую воду. Какой кайф! Вода! Чистая! Горячая! Целая ванна! Я не зря шел сюда с самого Урала, я готов умереть прямо здесь и сейчас от блаженства!
        - Не смотри на меня так, - проходит десять райских минут, и я все еще жив. Летиция сидит на краешке ванны и ладонью гоняет волны по воде. - Я девушка честная, на первом свидании в ванну к кавалеру не полезу!
        - А у нас свидание? - наши словесные игры начинают доставлять мне удовольствие.
        Вот только Лю внезапно выбывает из наших игрищ, я понимаю это по ее изменившемуся, посерьезневшему лицу.
        - Сол, я применила к тебе свой талант…
        - Какой из многих? - пока не поздно, пытаюсь свести все к шутке. - Обаяние, сексуальность или…
        - Не перебивай, пожалуйста, - попытка с треском проваливается, изображаю из себя покорного слушателя. - Я применила гипноз, хотела помочь тебе, копнула вглубь…
        Я жду. Что она накопала внутри меня, до каких воспоминаний добралась?
        - Ты помнишь, как я назвала тебя?
        - Конечно, ты дала мне имя…
        Она нетерпеливо перебивает:
        - Я дала имя одному, а гипнозом вернула к жизни другого!
        - Это плохо? «Я с амнезией» и «Я в твердой памяти» - один человек! К тому же никакой твердой памяти я не ощущаю!
        - Человек, может, и один, только личности разные.
        Приехали. Люк упоминал о том, что когда-то страдал раздвоением личности, видать, и меня заразил, падла такая!
        - Лю, я лучше действительно помолчу, а ты рассказывай, объясни новоявленному шизофренику что к чему.
        - Ты не шизофреник.
        - Хорошее начало, а что с разными личностями?
        Летиция задумчиво раскручивает пальцем бурунчики в воде. Не смотрит на меня, подбирает слова…
        - После смерти мамы я никого и никогда больше не любила. Исчезла потребность… Но там, в церкви, увидев тебя, беспомощного, нуждающегося во мне - именно во мне, я поняла это сразу! - я испытала… Потрясение - слишком слабое слово, меня всю заколотило от… не страсть, не желание, а что-то запредельное, неведомое раньше! Нежность, потребность защитить, спасти… Есть в этом нечто жертвенное, поверь, такая дурь мне не свойственна! Я гладила тебя, ощущала твое тепло и как распоследняя идиотка была счастлива.
        Люк считает, что это проделки Храма, я грешу на Ведунью, но счастье было настоящим, я впервые в жизни ощутила себя женщиной. Любящей, готовой на все ради своей любви женщиной… Думаешь, я несу какую-то бабскую ересь?
        - Нет, - я так не думаю.
        - Хорошо. Мне трудно говорить о подобных вещах, в обнажении души есть что-то противоестественное.
        Зря я полезла со своим гипнозом ворошить твое прошлое. Тот, кого я полюбила, оказался лишь дыханием на стекле, стоит провести рукой, и на меня сквозь стекло уже смотрит кто-то совершенно иной…
        Мой Мастер - иллюзия, тень, отражение на воде… К нему нельзя прикасаться руками, лезть с глупой помощью, убивать гипнозом…
        - Это способ сказать мне «нет»?
        - Ты - Сол, а полюбила я Мастера.
        - Ты дала мне имя…
        - Не тебе, Сол. Ему. Забудь, оно не твое. Если смогу, я буду рядом, буду ждать его, и может быть, однажды снова назову своего Мастера по имени.
        Она уходит. На прощание брызгает водой мне в лицо и уходит. В моих зрачках отпечатывается ее печальная улыбка.
        Я раздавлен. Я хочу кричать… Хочу, но не могу. Мне плохо. Я раздавлен.

* * *
        Из давно остывшей ванны меня извлекает верный соратник Люк.
        - Дружище, я бы с удовольствием позволил тебе и дальше отращивать жабры, однако другой ванной комнаты в округе не наблюдается. А смыть дорожную пыль перед тяжелым днем - святое право, да и обязанность любого уважающего себя путешественника, прошедшего от Урала до первопрестольной!
        - Мой тяжелый день уже состоялся, - вот все, что я способен возразить.
        Маркиз понимающе вздыхает:
        - Летиция?
        - Летиция.
        - Не злись на нее и не обижайся, она сама стала заложником обстоятельств.
        - Каких, в жопу, обстоятельств, Люк?! Что вы все сегодня мелете? Мне жутко хочется проломить кому-нибудь башку, можно это будешь ты?
        - Не можно, - минутка сочувствия окончена, маркиз энергично выталкивает меня в коридор. - Побереги злость, Солдатик, очень скоро нам предстоит непростой разговор с самозваной хозяйкой этого места.
        Обожаю непростые разговоры… Оглядываю пустой коридор, он тянется вправо и влево, и ни там, ни там у него не видно конца. Еще бы вспомнить, откуда я пришел, где моя комната. К счастью, на помощь приходит дежурящая неподалеку Пять-Шесть (или ее родственница). Заметив растерянного «постояльца», она тащит его (то бишь, меня) в нужную сторону. И безропотно выслушивает проклятья в адрес всего женского пола, лживого и непостоянного. Вопреки совету маркиза, я не экономлю злость, ее много, с лихвой хватит на всех!
        Доведя проблемного клиента - едва передвигающего ноги, страдающего одышкой и слабосилием, к тому же редкостного сквернослова и женоненавистника, - «балахонщица» чего-то выжидает. Может, чаевых? Ладно, получи патрон, заслужила.
        Не берет, пялится только, аж жутко становится.
        - Мало? Возьми два.
        Ноль эмоций.
        - Три не дам, даже не проси. Жадный я, к тому же больше и нету.
        Когда аргументы заканчиваются, просто захлопываю дверь перед ее предполагаемым носом. Спасибо за все, особенно за бескорыстие.
        Оставшись в гордом одиночестве, сталкиваюсь с новой дилеммой: видеть никого не хочу, но и с самим собой погано… Мысли дурацкие в голову лезут, думки тяжелые, ненавистная рефлексия и ее верная подруга - зеленая тоска. Летиция-Лю, сучка ты ненаглядная, как же меня так зацепила, за душу взяла? Я - великовозрастный влюбленный идиот. Осознавать это стыдно, а себя обманывать - противно. Чего же мне с этой всей нежданной радостью делать? Не успокоюсь… Фраза «я себя знаю, точно не успокоюсь» застревает в горле - я ведь раненный в мозг придурок, даже себя не знаю. Не помню, не понимаю, не… Что ж так все через задницу пошло? Жил ведь раньше, прошлое имел, на будущее рассчитывал, планы наверняка строил, надежды какие-то питал, а сейчас…?
        Любо, братцы, любо, любо, братцы жить!
        С нашим атаманом не приходится тужить.
        Только вместо атамана маркиз, бывший профессиональный шизофреник, а «любо» больше смахивает на «тошно».

* * *
        Жалость к себе - унизительное и бесполезное чувство. К счастью, долго предаваться ему не получилось, в дверь настойчиво постучали, сбив меня с мрачных мыслей.
        - Кто? - стараюсь придать голосу суровые нотки, но в душе радуюсь незваному гостю, достало чертово самоедство!
        Гость хранит молчание, лишь энергичнее колотит в дверь. Упорный.
        - Открываю, не надо долбить по мозгам!
        «Особенно по слабым и безутешным», - добавляю уже про себя, упиваясь остатками саможалости.
        Выполняю обещание, впускаю внутрь настойчивого бессловесного посетителя. Почему-то я совсем не удивлен, кажется, Пять-Шесть никуда не уходила, так и дежурила у порога.
        - Чего надо?
        Маленькая балахонщица верна себе, ответами не балует, правда, зовущими жестами пытается меня увести за собой. Уже хоть какая-то коммуникация, а то я начинал сомневаться в ее разумности.
        - И куда ты меня зазываешь?
        Тычет рукой в потолок. Тут возможны толкования: либо пойдем наверх, либо к местной начальнице. Я бы лучше наведался к местной боссихе, на поверхность пока совсем не тянет. Мутанты, зима, радиация, агрессивное солнце, холодный ветер в лицо - на-до-ело! Дайте передохнуть от дорожной романтики.
        - Ну идем, коли не шутишь. Люка с собой прихватим?
        Кивок. Это хорошо, значит, моя очередь вылавливать вероломного плавуна из ванны. Я мелочный и мстительный, ага. Прислушиваюсь к себе, как мое подсознание воспримет это признание? Такое чувство, что оно радостно потирает отсутствующие, но почему-то обязательно потные ладошки. Я мелочный, мстительный и слегка подловатый… Причем подлость приносит вполне ощутимую радость! Все же интересный я зверек - вернется память, и окажусь каким-нибудь сомнительным типом без совести и…
        Черт, веселуха сорвалась, потенциальная жертва с до омерзения довольным фейсом встречает нас на полдороге. Обидно!
        - С легким паром, Люк Батькович, - надеюсь, звучит это запредельно язвительно.
        - Сарказм? - он удивленно изгибает бровь. - Но воспитание требует сказать «спасибо». Спасибо, завистливый друг Сол. Итак, куда идем мы с Пятачком? - Люк тычет пальцем в Пять-Шесть.
        Ситуация и рифма требуют от меня ответной реплики в духе: «большой-большой секрет, и не расскажем мы о нем, о нет и нет, нет!». Однако разум пользуется правом вето и вкладывает в мои уста банальное:
        - Похоже, местная начальница незамедлительно требует нас к себе.
        Маркиз скептически разглядывает свой наряд. Мокрая, прилипшая к телу майка-«алкоголичка», драные треники с пузырями на коленях, на босых ногах давным-давно потерявшие цвет и форму тапочки. Красавец, нечего сказать! Взлохмаченные, устремленные к небу волосы лишь довершают печальную картину.
        - Ну что ж, так даже интереснее. Будем творить кульминацию во всем домашнем! Обожаю треш и абсурд.
        Пропускаю заявленную «кульминацию» мимо ушей. Я во всем этом не участвую, пусть в одного кульминирует, любитель треша и абсурда!
        - Сол, наше долгое путешествие закончится здесь и сейчас, в ближайшие часы и минуты. Осталось сказать немного слов и услышать кое-какие ответы… Только очень прошу тебя, что бы ни случилось, не вмешивайся - сегодня мой выход.
        Мы идем длинными коридорами, украшенными древними полотнами. Я не особо разбираюсь в живописи (либо память упорно молчит об этом моем увлечении), однако кое-какие картины знакомы даже неискушенному мне. «Купание красного коня», «Девочка на шаре», «Любительница абсента». Не особо красиво, зато вызывает ностальгию.
        Недолгое путешествие заканчивается в просторном кабинете Настоятельницы, ухоженной и довольно интересной женщины лет сорока пяти. Я бы даже назвал ее привлекательной, если бы не жесткий колючий взгляд странно белесых глаз. Опасный тип самки: уверенная в себе, сильная и неизменно готовая к действию - этакая железная леди Апокалипсиса. С такими нужно держать ухо востро!
        - Рада вас приветствовать, - резиновая улыбка в пол-лица. Ботокс? Наверняка. Но зубы - сплошное загляденье, идеально ровные, белые, здоровые, шикарно для подземного мира без стоматологов, зубных паст и прочих радостей сгинувшей цивилизации. - Вы, я полагаю, Сол?
        Внимательно смотрит на меня, изучает. Мне становится неуютно под ее пытливым взором. Черт, да я попросту боюсь ее!
        - С Люком мы успели вчера немного поболтать, - терпеливо объясняет Настоятельница. - Вам же, к сожалению, не позволило здоровье. Как вы себя чувствуете сегодня?
        - Спасибо, - главное, не начать заикаться. - Уже лучше, вашими молитвами.
        Она смеется:
        - Я убежденная атеистка и не особо верю в медикаментозную силу молитв. А вот мои порошки вижу, что помогли. Я рада. Прошу, присаживайтесь, уверена, нас ждет чрезвычайно увлекательная беседа.
        - Не сомневайтесь, Настя, - нехорошо лыбится маркиз. Как же я не люблю этих его многозначительных ухмылок, что он задумал? - Мало не покажется никому.
        Угроза? Не очень умно по отношению к радушно принявшей нас хозяйке. По совместительству - конченой стерве! А она стерва, профессиональная, маститая сука, аппендикс даю на отсечение. Властные женщины - сущий кошмар для всего сущего! Такие каламбуры с ровного места не рождаются!
        Пользуемся приглашением Настоятельницы и усаживаемся за Т-образную конструкцию из двух столов. Настя чинно устраивает свой зад во главе огромного письменного стола, нам же отводятся более скромные гостевые места по обе стороны обычного офисного столика, приставленного к хозяйскому.
        Пока мы переглядываемся с Люком (какой-то он чересчур сосредоточенный и погруженный в себя - еще один дурной знак!), Настоятельница раздраженно выговаривает по интеркому кому-то безвестному:
        - Я просила привести сюда Летицию! Сколько можно ждать?
        Интерком нечленораздельно бухтит в ответ и отключается.
        - Через минуту будем в сборе, тогда и приступим. Предложить вам кофе или чай? - Хозяйка вновь одаряет нас своей хищной улыбкой. Мои бедные мурашки замучались, наверное, бегать по спине туда и обратно.
        Слова Настоятельницы доходят до сознания не сразу, я слишком «увлечен» созерцанием ее оскала. Кофе?! Убогий грибной настой, по недоразумению зовущийся чаем, сидит у меня в печенках, но что она имеет в виду под «кофе»?
        Захлебываюсь невесть откуда взявшейся слюной, робко уточняю:
        - Настоящий? К-кофе?
        Вот и заикание! Ощущаю себя бандерлогом пред очами мудрого, но голодного Каа.
        - Обижаете, - оскал становится шире и «зубастее». - Довоенный, из личных запасов.
        Слюноотделение принимает масштабы наводнения. Истово трясу головой, стараясь не расплескать чертову жидкость из плотно закрытого рта. Остается только мычать и выпячивать глаза в мольбе: «тетенька, налейте сирому кружку волшебного нектара! Ну пожлуйста».
        Бог ты мой, неужели это кофемашина?! Настя совершает с ней быстрые манипуляции, машина кряхтит, ворчит и, наконец, капитулирует, наполняя три чашки ароматным темным кофе! Я сойду с ума от одного запаха!
        - Не побрезгуйте, гости дорогие, отведайте напитка заморского, - бесцветные глаза Хозяйки искрятся лукавством. Да она просто издевается!
        Вдыхаю дымок, идущий из кружки, организм отзывается приступом головокружения. С ума сойти, кофе, самый настоящий кофе! Никакого подвоха!
        Краем глаза наблюдаю за реакцией Люка, не хочется ощущать себя единственным восторженным идиотом в этом кабинете. Однако маркиз разочаровывает, кажется, пред древним напитком он не испытывает никакого пиетета, цедит со спокойным видом драгоценную жидкость. Да как так-то?!
        Люк ловит мой ошеломленный взгляд и нехотя, словно отрываясь от крайне важных дел, поясняет:
        - Совсем недавно в Чернушке мы чего только не дегустировали… В этом преимущество твоего склезора: старые радости на новый лад.
        Зарядить бы умнику промеж глаз, чтоб попроще был…
        «Умника» спасает Летиция, она неторопливо входит в кабинет и, не обращая ни на кого внимания, молча усаживается рядом с Люком, то есть напротив меня. Мгновенно забываю и о маркизе, и о кофе. Лю…
        Девушка выглядит неважно. Прячет красные, опухшие глаза, старается не смотреть на меня. Плакала? Плакала… На душе становится тоскливо. Я ни в чем не виноват, но вину за собой ощущаю. Глупо, конечно, однако ничего уже не попишешь, нелогичная и непредсказуемая совесть вынесла вердикт. «Виновен».
        - Кворум в сборе, можем начинать, - Настоятельница покидает уютное кожаное кресло и перебирается поближе к нам, гостям. Садится на стул рядом со мной. Демократично, слов нет, однако от подобного соседства меня начинает бить жуткий озноб. Так и до смертельных объятий «кондратия» недалеко…
        - Уважаемый Люк, вчера вы уклонились от беседы - я понимаю, дорога, усталость и все такое, однако сегодня вы не откажете даме в любезности, удовлетворите, наконец, женское любопытство? - тон у Настоятельницы скорее насмешливый, только откуда повеяло могильным холодом?
        - Удовлетворять женщин - первейшая обязанность любого мужчины, - маркиз, похоже, дерзит. Завидую его самообладанию, камикадзе хренов. - Только у меня будет одна небольшая просьба. Если позволите, я бы закрыл дверь на замок, не хочу, чтобы кто-нибудь нам помешал.
        - В Приюте у обслуживающего персонала с дисциплиной строго. Будет достаточно моего приказа, и никто…
        Люк перебивает, заявляя категорично:
        - Я настаиваю.
        Храбрый портняжка, только очень и очень глупый. Зачем он злит ее, совсем краев не видит?!
        Настоятельница несколько секунд пристально всматривается в серьезное лицо маркиза. Открытое неповиновение - она давно отвыкла от подобной наглости.
        - Вы интересный человек, Люк, - медленно выговаривает Хозяйка. Рубашка на моей спине становится мокрой. Еще немного, и ее примеру последуют штаны. - Умеете удивлять… Хорошо, желание гостя закон.
        - Благодарю, - Люк поднимается и идет к двери, в гробовой тишине оглушительно щелкает замок.
        - Одно желание, уважаемый маркиз, - добавляет Настоятельница ледяным тоном. - Впредь не советую злоупотреблять моим терпением и гостеприимством.
        - Ну что вы, как можно.
        Я убью этого придурка! Если сам доживу до окончания столь опасно завязывающегося разговора.
        Люк не возвращается за стол, вместо этого направляется к впечатляющего размера карте, висящей на одной из стен.
        - Воспользуюсь, если вы, Настя, не возражаете?
        - Сделайте одолжение.
        Маркиз чертит рукой воображаемую линию, соединяя Урал и столицу.
        - Такой путь мы проделали. Из Екатеринбурга почти до Москвы. Две тысячи километров, а может, и больше, дорога была отнюдь не прямая. И не простая.
        Краем глаза слежу за Настоятельницей, она выглядит до предела сосредоточенной. Я боялся, что в адрес Люка посыплются колкости и подковырки, однако эта женщина либо не страдает мелочной мстительностью, либо крайне заинтересована в информации, которой обладает маркиз.
        - О цели нашего путешествия я расскажу в самом конце, есть на это свои причины, уверен, вы их поймете.
        Передвигались мы на гигантском мутанте, похожем на динозавра. Контролировал его Сол, благодаря своему Таланту. Настя, вы ведь в курсе, о каких Талантах я говорю?
        Настоятельница кивает после небольшой паузы:
        - Уверена, речь идет не о дрессуре. Что-то ментальное?
        Последний вопрос, как и взгляд Хозяйки, адресуется мне.
        Теперь паузу выдерживаю я. Внутренний аутотренинг - «не заикаться и не мямлить, не заикаться и не мямлить!» - продолжается несколько долгих секунд.
        - Я не очень разбираюсь в природе дара, или, как сказал Люк, таланта. Может, благодаря ментальному воздействию, а может, запаху или еще чему-нибудь, но Зверь меня и моего… соратника не трогал. У меня случилась потеря памяти, я не помню, как сдружился с Броней, но она меня признавала, это точно. Сейчас же, когда Зверь погиб, я ничего в себе не ощущаю - ни таланта, ни дара, потому толком и объяснить ничего не могу. Извините, Настя.
        - Что вы, Сол, не надо извинений, - она спешит меня успокоить, и я почти благодарен ей. - Я врач, прекрасно представляю ваше состояние. Если бы не срочность в делах, дала бы вам спокойно отлежаться и восстановить силы… Так что вы меня извините.
        В белесых глазах искреннее сожаление… может, зря я так трясусь, женщина как женщина.
        - Что же случилось с вашим подопечным динозавром?
        - Настя, - маркиз отвлекает Хозяйку от моей персоны, и я, наконец, могу перевести дух. - Давайте обо всем по порядку, не забегая вперед.
        - Хорошо, Люк, - легко соглашается она. - Я вся внимание.
        Неожиданно Люк смягчается:
        - Настя, я прекрасно представляю, что вас интересует в первую и основную очередь, однако наберитесь терпения, наш разговор будет иметь далеко идущие последствия, потому не стоит гнать лошадей. Здесь и сейчас заканчивается чрезвычайно долгое и опасное путешествие.
        - Дорогой Люк, мы с вами взрослые люди, а столько времени тратим на ненужные расшаркивания и глупый церемониал.
        - Согласен. К делу! - маркиз с видом учителя вышагивает вдоль карты. - Последняя вводная: вы что-нибудь слышали о разломе в земной коре, прошедшем как раз от Подмосковья до Урала? Не хочу углубляться в теоретические, к тому же плохо понятные мне самому дебри, просто замечу, что мутант вел нас по линии Разлома, по так называемому Фарватеру. Находить Фарватер - это был Талант нашего «транспортного средства». Фарватер идет через Узлы силы, аномальные зоны, где происходит выплеск энергии, что, в свою очередь, приводит к весьма странным образованиям… Например, наш Пояс Щорса закрыт для всего живого, но если Пояс того желает, то попавший внутрь человек обретает защиту от многих смертельных болезней, в том числе от лучевой…
        Настя заметно напрягается. Да, это как раз то, что ее интересует, - защита от лучевой!
        Люк тем временем продолжает:
        - На нашем пути встретилось несколько таких Узлов. Все со своей странной историей, странными обитателями и странными игрищами… По крайней мере, в начале путешествия мне все так и представлялось, логика этих мест и их значение для нашего путешествия открылась лишь недавно. Если точнее, пазл из случайностей и непонятностей сложился в моей голове сегодня ночью, несколько часов назад. Интересная получилась картина, уверяю вас…
        Люк застывает у пустующего в данный момент кожаного кресла Хозяйки.
        - Настоящий трон! Вы позволите?
        Настя через силу улыбается, ей не нравятся паузы в речи маркиза.
        - Конечно, будьте, как дома.
        - Благодарю, - Люк с видимым удовольствием усаживается во главе стола, совершая несколько вращений на «троне». - Супер! Отвык я от начальственных мест, а жопа, оказывается, помнит и даже тоскует!
        Хозяйка морщится. То ли от словесных вольностей гостя, то ли в нетерпении.
        - Опущу детали самого передвижения из пункта А в пункт Б, они любопытны, но для нашей истории малозначительны.
        - Сделайте одолжение, - Настоятельница все же не выдерживает.
        - Итак, пункт Б на маршруте Пояс Щорса-Граница Свердловской области и Пермского края. Двухсотый километр пути, заброшенный гаишный пост, при нем заправка и обитаемая забегаловка, где живут три крайне странных сестренки. Пермский аналог богинь судьбы.
        - Что? - женщина хмурится и скоро начнет злиться. Люк, да не тяни кота за яйца!
        Маркиз, сволочь такая, держит театральную паузу.
        - Одна из сестер видит твое прошлое, другая - будущее, а та, что отвечает за настоящее, ткет нить твоей судьбы. Звучит диковато…
        В подтверждение своих слов великовозрастный маркиз делает три не менее диковатых оборота на кресле вокруг своей оси, издавая при этом совершенно не соответствующие случаю, да и всей обстановке вопли:
        - Хоп-хей-ла-ла-лей! Обожаю! Всегда мечтал стать космонавтом!
        Если Хозяйка сейчас бросится отрывать дебилу его дурную башку, клянусь, я приму в этом участие! И совсем не на стороне придурковатого соратника.
        Нет, дама точно железная, бровью не ведет, лишь пальцы сжимает в кулак. Мне б ее силу воли.
        - На чем я…? Ах, да, нам с Солом соткали новую судьбу: вместо того, чтобы сгинуть в пункте В, деревушке с не очень благозвучным именем Суксун, сестры перевели в нужном месте «стрелку» на линии жизни и увели нас сразу же в пункт Г. Там в деревянной избушке на окраине села жила бабушка-правдолюбка, которая просветила мою и солдатиковскую души своим «рентгеном». Мне трудно судить, в чем был смысл этой ритуальной «флюорографии», возможно в более тонкой настройке наших судеб, однако бабушка одарила меня набором узкоспециализированных настоек и порошочков, которыми я несколько позже вытаскивал Сола с того света… Пункт Д. Город Чернушка, четырехсотый километр пути. Окраина, старая нелепая башенка, настолько крохотная, что сумела вместить в себя вселенную одной неугомонной любительницы тусовок.
        - Люк, я не всегда вас понимаю…
        - Если честно, Настя, слов иногда бывает мало! Пункт Д - это галлюцинация, моя, Сола, либо мертвой девушки, обожравшейся наркотой, - не знаю. По большому счету, так ли оно важно? Сол умер там, я лишился части себя… Пункт Д выпустил на волю кого-то другого, не тех, кто вошел туда. Иной, ополовиненный я, Солдатик со стертой личностью и уничтоженными воспоминаниями…
        Сола я возвращал к жизни больше двух недель, спасибо снадобьям правдолюбки, без них он бы не выкарабкался… Пункты Е, Ж, З я проходил в одиночестве, это была моя инициация, подготовка к Никитской церкви, обучение меня моему Таланту. Как полагается, понимание того, что происходило на самом деле, пришло много позже. В тот момент я считал, что сталкиваюсь с испытаниями, призванными окончательно добить меня, стереть в порошок…
        - Люк, о каком Таланте идет речь? Чему вас научили те пункты?
        - Настя, милая, потерпите, мы практически у цели.
        Назвать в лицо железную Настоятельницу милой… Люку теперь сам черт не брат! Впрочем, мне теперь тоже нужен финал истории, в которую я вляпался, но вот досада, успел хорошенько подзабыть!
        - Вы ужасный рассказчик, маркиз, разве можно так издеваться над своими слушателями?
        - Что поделать, богини Судьбы с пермской заправки нарисовали нам ужасно извилистый путь. Пункт И: Сол несвоевременно пришел в себя и устроил бойню в логове извращенцев. В отместку твари смертельно ранили нашего Зверя.
        Пункт К: верная Броня доставила своих ездоков до упомянутой Никитской церкви и героически издохла… Мы надолго застряли в снегах, отлеживались в Храме, сами не зная, чего ждать и на что надеяться. Храм лечил нас, но терапия бывает крайне болезненной, Сол ее не выдерживал, я тоже был на краю… Но Храм поверил мне, явил откровения о финальной точке нашего путешествия, поделился множеством тайн из ее прошлого, рассказал о возникновении и закате изначального Узла силы. А позже явилась прекрасная Лю на белом снегоходе и вызволила нас, чтобы доставить в пункт Л…
        - Вы считаете, что Приют Сестер Печали тоже является Узлом силы? Но…
        - Конечно, - Люк, до сих пор выглядевший спокойным и даже расслабленным, вдруг подбирается, я вижу, как напряжены его мышцы. - Приют и есть изначальный Узел силы, питающий все остальные Узлы, источник, откуда проистекает Мертвая река!
        - Вы ошибаетесь, Приют - лечебное учреждение, если хотите, храм науки! Не нужно путать точные дисциплины с вашей бредовой мистикой!
        - Оттого вы, ученая, врач-атеист, столько внимания уделяете Ведунье? Мутанту с Талантом предвиденья…
        - Люк, вы меня страшно разочаровали! При первой встрече показались серьезным человеком, а не двинутым на мистицизме фанатиком! Ведунья - мощный живой компьютер, просчитывающий вероятности, ею движет научное знание, а не глупые, далекие от реальности бредни!
        - Ну-ка, сидеть и молчать! - внезапно орет Люк и ударяет по столу с такой силой, что мы с Летицией вздрагиваем, а у начавшей подниматься Настоятельницы подкашиваются ноги и она тяжело опускается обратно на стул. - Скоро мы перейдем к вашему сыну, Сестра-Настоятельница…
        Хозяйка дергается, ее словно ударило электрическим током.
        - Настя, время заканчивается, проведите последние минуты с пользой, послушайте умного человека.
        Что он мелет? И почему властная железная леди сидит, как покорная, провинившаяся ученица и боится поднять глаза на выговаривающего ей учителя? Мир в очередной раз сошел с ума!
        - Вы хотите играть словами, называть провидицу живым компьютером? Пойду навстречу женским капризам: вы спрашивали, каков мой Талант, чему меня учили в Узлах силы, отвечаю - инженерии. Я стал разбираться в работе Узлов силы, научился понимать их функции, свойства, особенности, да что там, я превратился в такого классного спеца, что могу поведать любому благодарному слушателю о генезисе каждой из упомянутых аномалий. Как она образовалась, как развивалась, каков ее жизненный цикл и когда она прикажет долго жить… Скажите, Настя, вы благодарный слушатель?
        Она молчит.
        - Мастер Вит, ваш коллега, «научный руководитель» другого медицинского или даже скорее реабилитационного учреждения, известного как Пояс Щорса, послал меня за тридевять земель, чтобы выяснить, почему стабильно работавшая система из соединенных между собой Узлов силы начала давать сбои. Честно скажу, на тот момент я не понимал, чего от меня хотят, ведь я не был инженером, не понимал системы… Мастер Вит просто сказал: «когда придет время, ты все сумеешь». Уверенно так сказал, и я, представьте себе, поверил. Наверное, Мастер Вит тоже живой компьютер, раз умеет просчитывать вероятности…
        - Чего вы от меня хотите? - голос Хозяйки звучит глухо, не видь я движения губ, ни за что бы не поверил, что говорит она. Слабость и обреченность - вот что я слышу и не могу поверить ушам!
        - Пока всего лишь внимания. Вам как ученой будет небезынтересно узнать, что Узлы силы подразделяются на два вида. Первый вид: географические аномалии, образовавшиеся в зоне прорыва энергии из Разлома, - таких большинство. И вид второй: назовем их личностные, возникшие благодаря человеку, самому по себе представляющему «энергетический прорыв», - например, приснопамятный пункт Д в Чернушке, там все закрутилось вокруг не очень приятного типа, обладавшего мощнейшей энергетикой. Приют, кстати, тоже относится к личностной аномалии!
        Люк выжидающе смотрит на Хозяйку, но та никак не реагирует. С драматичным вздохом он продолжает:
        - Географические узлы сами подбирают себе… э-э-э… «научных руководителей», личностные же целиком завязаны на образовавшем их человеке. Настя, вы не хотите меня поправить? Я второй раз целенаправленно делаю ошибку, употребляя термин «человек», но вы попустительствуете моим оплошностям!
        Молчите? Жаль. Придется мне, совершенно постороннему существу, проливать свет на местные события не столь великой давности… Приют, как Узел силы, возник благодаря мутанту, которого все мы именуем Ведунья. Настя, помогите мне, чем был Приют до того момента, как «родилась» Ведунья? Я спец по аномалиям, но ординарные вещи мне недоступны.
        - Закрытое НИИ, - усмехается Настоятельница. - Генетика, биоинженерия, «прорывная» медицина.
        - Ведунья - результат какого-то опыта…?
        - Чистая побочка. Мы разрабатывали вакцину против лучевой болезни, другие темы меня не интересовали в принципе.
        - Настя, я с вашего позволения поделюсь с нашими друзьями - Летицией и Солом - причиной столь фанатичной преданности одной-единственной разработке?
        - Я спасала сына. Вы считаете это недостаточным… стимулом?
        - Отнюдь, - Люк многозначительно трясет головой. - Любая мать будет бороться за жизнь своего ребенка до самого конца. Даже если для этого придется положить сотни других - чужих - жизней… Но я обвиняю вас не в этом.
        - Вы обвиняете?! - Настоятельница, кажется, берет себя в руки, ее командный голос вновь разносится по всему кабинету. - Придя ко мне в гости, находясь в центре моего Приюта, вы смеете…
        - Это не ваше! Вы всего лишь самозванка, позарившаяся на чужое.
        Стул пулей вылетает из-под Насти, в считанные мгновенья женщина огибает письменный стол и нависает над Люком. Я жду пощечины или даже удара - болтливый Люк наговорил и не на такую сатисфакцию, однако вместо рукоприкладства она с силой выдирает из подстольной тумбы ящик для бумаг и… И ничего не происходит, Настоятельница растерянно таращится на содержимое ящика, явно не находя искомого.
        - Настя, вы крайне агрессивная тетенька! - Люк с неодобрением крутит перед ней крошечным дамским пистолетиком, неизвестно откуда взявшимся. Объяснение находится быстро:
        - Пришлось отвлечь вас разговором, чтобы слегка нарушить неприкосновенность частной собственности… Но не сердитесь, умоляю, я больше ничего не взял. А теперь вернитесь на место, - ствол пистолета смотрит Настоятельнице прямо в лицо. - Мы еще не закончили.
        - Оружие тебя не спасет, - таким голосом можно замораживать континенты, но маркиз лишь смеется в ответ.
        - Я не ищу спасения, милая самозванка, не для того я здесь. Но вы присаживайтесь, в ногах правды отродясь не бывало. Мы же сейчас как раз устанавливаем истину… Хотите перед смертью покаяться, раскаяться или совершить еще что-нибудь неожиданное?
        - Выстрелишь в женщину, тварь? - она действительно удивлена. Впрочем, я удивлен не меньше, Люк творит что-то невообразимое!
        - Зачем опускаться до убийства? - маркиз демонстрирует наигранное возмущение. - Не мой стиль. У вас здесь и без меня врагов хватает. - Он выразительно глядит на часы. - Если мои расчеты верны, ожидаем недругов с минуты на минуту…
        Лично я ожидаю санитаров, кто-то конкретно слетел с катушек!
        Проводив разгневанную Хозяйку взглядом и убедившись, что она заняла свое место и не предпринимает новых опасных телодвижений, Люк слегка извиняющимся тоном заявляет:
        - Признаюсь, я крайне неопытный специалист по аномалиям, «трудовой» стаж смехотворный, «теория», как и у всякого самоучки, хромает на все конечности, практика… практику осваиваю на ходу. Может случиться, что кое-какие ваши деяния, Настя, перевру или упущу детали, но уверен, вы меня немедленно поправите. Договорились?
        Маркиз поднимается из-за стола, прячет оружие в кармане трико. Неспешно прогуливаясь возле карты - вперед-назад, вещает:
        - У меня есть сомнения относительно личности Ведуньи. Это ваша лабораторная разработка или вы получили готовый экземпляр с весьма любопытной мутацией?
        Видя, что Настоятельница и не думает отвечать, он продолжает:
        - Не хочу вас лишний раз обижать, однако чисто медицинские достижения местного НИИ представляются мне довольно жалкими. Вас какое слово меньше обидит - «нулевые» или «никакие»? Если хотите и дальше корчить из себя гениального ученого из мегасекретного института, то вынужден вас разочаровать: первые успехи пришли вместе с Ведуньей. Она напитала это место своей силой, превратила в то, что позже назовут Приютом. Ваша же стайка лаборантов лишь воспользовалась потенциалом, данным возникшей аномалией… Не наука вами двигала, а энергия, позаимствованная у антинаучного источника силы. И как только не побрезговали, атеисты вы от науки?
        Приписываете себе вакцину, помогающую бороться со старостью? Почему же основа вашего процветания и богатства перестает работать за пределами Приюта? Почему военные чины вынуждены возвращать свою давно увядшую молодость исключительно в этих стенах? Может, потому, что нет никакой вакцины, а? Нет ни одного хваленого вашего лекарства, ни одного! Есть только Приют, гораздо лучший лекарь, чем все ваши коллективные докторские степени!
        - Это ложь! - Хозяйку, наконец, проняло. - Мы много достигли самостоятельно! Взять хотя бы…
        - Взять хотя бы донорскую систему, да?
        Настоятельница осекается.
        - Я не понимаю.
        - Может, хватит корчить из себя девочку?! - теперь заводится и Люк. - Хоспис устроила, твою мать? Или кучу маленьких, живых «батареек» подключила к одной ненасытной пиявке, высасывающей из детишек остатки их и без того несчастных жизней?!
        - Я не…
        - Сиди и слушай, мразь! Тебе слова никто не давал! - Люк орет срывающимся голосом, таким своего товарища я еще не видел.
        - Я обвиняю, - внезапно маркиз переходит на громкий свистящий шепот. - Ты издевалась не только над чужими детьми… Что ты сделала со своим собственным? Отвечай!
        Молчишь? Я не знаю, от чего лечат радиацией, может, лейкоз? Как бы то ни было, неумеренное облучение вызвало лучевую болезнь, а от лучевой не спасал даже чудодейственный Приют. Сначала безутешная мать поддерживала в ребенке, подвергнутом неправильному лечению, жизнь при помощи энергии Приюта, но ее не хватало, сын все равно угасал. Тогда в ход пошли другие дети, против воли ставшие донорами для одного-единственного человечка… Когда я попал сюда, Сестра-Настоятельница, и увидел - не зрением, спец по аномалиями способен ощущать движение энергетических потоков, - во что превратился мальчишка… Сколько ему, десять лет, пятнадцать, все двадцать? Неважно, в нем не осталось ничего человеческого, это паук, раскинувший свои сети повсюду, пиявка, высасывающая соки из каждого, до кого только может добраться! Ведунья показала Летиции артерии-шланги, подключенные к каждому маленькому пациенту, а точнее, донору… Артерии повсюду, в каждой палате, но ведут они все в одну точку, во всегда запертое помещение на самом нижнем уровне Приюта, куда имеет доступ только самозваная Хозяйка, прячущая там свое изуродованное,
превращенное в монстра великовозрастное дитя!
        - Мне плевать на твои обвинения, - Настоятельница медленно выговаривает слова - в каждом слове скрытая угроза.
        - Я обвиняю! Ты виновна в убийстве коллег, всех, кто воспротивился изуверским методам «лечения» и пытался помешать тебе. Я обвиняю тебя в реализации проекта «Сноходец», ты выпустила на волю страшное зло, которое погубило всех несогласных в Приюте, а затем, сбежав отсюда, начало сеять смерть и хаос в других людских поселениях!
        Я обвиняю тебя в порабощении Ведуньи, настоящей создательницы и хозяйки Приюта. Ты хотела тотального контроля и полного послушания и с помощью лишенной воли Ведуньи ты подчинила всех выживших в Приюте существ - оставшихся коллег, больных, обслуживающий персонал, разумных и полуразумных мутантов… Контроль над всем и над всеми - вот твой фетиш, вот твоя настоящая и единственная цель!
        - Ты и вправду хреновый спец, маркиз де Люк, - Настя с холодной улыбкой на устах поднимается со своего места. Люк не останавливает ее. - Абсолютная власть, по-настоящему абсолютная, скучна. Сама по себе она ничего не дает, дурацкая, бессмысленная цель. Наука, которая не знает подчинения, интереснее во сто крат… Проект «Сноходец»[16 - См. роман «Метро 2033: Обитель снов».] задумывался в качестве сно-терапии, мощного и эффективного средства от множества болезней самого разного плана: психиатрия, неврология, куча смежных областей. Проект «Ведунья» - новые горизонты в психосоматике… Проект «Сын» - чистая генетика… Приют и его неиссякаемая, поражающая воображение мощь - лишь инструмент, требующий правильного приложения, орудие, нуждающееся в умелых руках и холодных умах!
        Не все мои соратники и коллеги оказались готовы к решительным шагам, кто-то захотел остановить научный прогресс, развернуть его вспять… Я же не могла этого позволить.
        - Пояс Щорса тебе понадобился, чтобы спасти сына или…?
        - Мой сын давно уже безмозглая белковая масса, плавающая в бассейне из плазмы. Его проект не завершить в Приюте, нужны новые возможности, новые инструменты, новая методология. Хочу попытаться еще раз…
        - Боюсь, Настя, все свои попытки ты уже использовала.
        Настоятельница медленно идет к запертой на замок двери. Я оглядываюсь на маркиза - «задержать ее?». Он отрицательно мотает головой.
        - Слишком много патетики, Люк. Жаль, но мои верные слуги не оценят твоих душевных порывов.
        Не успевает Хозяйка дотронуться до замка, как дверь резко дергается, с тойстороны раздаются глухие удары. Настя в испуге отшатывается:
        - Что… кто посмел?!
        - Твои верные слуги, Сестра-Настоятельница. Рвутся отблагодарить тебя за годы рабства.
        - Этого не может…
        Люк, чуть прихрамывая, подходит с женщине и, аккуратно взяв под руку, отводит к роскошному хозяйскому креслу, Настя не сопротивляется. Все ее внимание приковано к двери, маркиза она, кажется, даже не замечает.
        - Настя, Настя, вера в собственную непогрешимость, убежденность в безграничной власти порой играют с нами… с вами, честолюбцами, злую шутку. Закончился контроль, все твои девочки вернулись в полное сознание.
        - Девочки? - Настоятельница с трудом отводит взгляд от сотрясающейся от ударов двери.
        - Ведунья умела подчинять себе, вернее тебе, исключительно женщин, разве ты забыла? Мужчин пришлось истребить всех, даже одного любимого…
        - Умела? - на Хозяйку жалко смотреть, железная леди в считанные минуты превратилась в испуганную, дрожащую от надвигающейся расплаты женщину неопределенного возраста. Исчезло все: начальственная осанка, уверенный взор, ухоженная кожа сморщилась и пошла мелкими морщинками, даже голос ее предал… - Умела?
        Люк оставляет Хозяйку в одиночестве за огромным письменным столом - еще одним символом власти. Ускользающей сквозь пальцы власти…
        - Выбирая между рабством и смертью, Ведунья предпочла смерть. Химия, которой ты подавляла ее собственную волю, превратила Ведунью в наркоманку, не способную жить без этого дурмана. Когда смыслом жизни становится подчинение… по ее просьбе сегодня под утро я отключил систему жизнеобеспечения. Оставил без наркотика, убивающего волю, но дарующего жизнь раба.
        - Ты убил ее, называй вещи своими именами, - к чести Настоятельницы, она собирается с силами, пытается взять себя в руки. И у нее почти получается.
        - Ты слишком много значения придаешь словам, бывшая Сестра-Настоятельница. - Люк жестом приказывает нам с Летицией подниматься. - Считанные минуты назад Ведунья, продержавшаяся без дурмана лишь несколько часов, скончалась в жуткой ломке. Таков был ее выбор, который я уважаю. Эпоха тотального контроля закончилась, весь персонал пришел в себя после ОЧЕНЬ долгого периода полужизни, и все они собрались там, за дверью. Им не терпится увидеть свою Настоятельницу! Ты готова к встрече с Сестрами Печали?
        Мы втроем ждем у двери. Настя поднимается с кресла и тянет в направлении маркиза дрожащую морщинистую руку.
        - Оставь мне пистолет и… патрон.
        Люк качает головой:
        - Привилегия быстрой и легкой смерти дарована отнюдь не каждому… Нынче ты не в числе избранных. Прощай.
        Пока лязгает замок, прочие звуки угасают. Шум за дверью, мое дыхание и тревожно бьющееся сердце - все превращается в тишину. Не скрипит и хорошо смазанная дверь, сквозь которую внутрь входят женщины: медсестры, нянечки, «балахонщины» и другие, чью униформу я не знаю. Их очень много, кабинет не вместит всех, но молчаливые люди не спешат, у них уже украдено столько времени, что минуты не имеют значения.
        Морщинистая старуха в синем форменном халате останавливается напротив нас:
        - Это вы всех… освободили?
        Люк серьезно кивает.
        - Мы.
        - Лучше бы вам в ближайшее время держаться подальше от этой комнаты.
        Толпа расступается, нас пропускают. Последнее, что мы слышим, пробираясь в коридор, надтреснутый старушечий голос:
        - Здравствуй, коллега. Давно не виделись… в сознании.
        Эпилог
        - Что теперь? - Сол схватил маркиза за плечо, останавливая.
        - У меня осталось незаконченное дело в «подвале». Сегодня я всех отключаю от «капельниц»: сначала Ведунью, теперь очередь того, что когда-то было сыном Настоятельницы.
        - А что делать нам?
        Люк засмеялся:
        - А вам шустрее соображать! Через несколько минут после подвального блэкаута начнут просыпаться детишки… Если не хотите мучиться потом совестью, из Приюта нужно валить прямо сейчас.
        Летиция нахмурились, глаза ее зло сузились:
        - Люк, что будет с детишками?
        - Ничего хорошего, надо полагать, от всей Настиной лжи диагноз детей отличается удивительной правдивостью. Все обречены, у всех лучевая. Сестры позаботятся об их последних днях, благо ждать осталось недолго: Приют умер вместе со своей создательницей, Ведуньей, очень скоро он вновь станет прежним НИИ… Как говорила Настоятельница, «институт прорывной медицины»? - Люк криво, совсем не весело улыбнулся. - Сила уже уходит из этого места… Пора и вам уходить.
        - «Вам»? - я хочу вернуться в Софьино. Мы неплохо поладили с Никитским монастырем, надеюсь, он откроет мне прошлое Ведуньи. Собираюсь потратить немного времени на изучение ее биографии.
        - Зачем?
        - Друзья мои, неужели вы сегодня еще не наслушались старика Люка, героического победителя самозваниц… нет, самозванщиц… тьфу ты! Самозванок, вот! Язык заплетается.
        - Век бы тебя не слышал, - Сол с трудом стоял на ногах и оглядывался в поисках хоть какой-нибудь опоры. - Но пока все не выложишь, скрытная скотина, хрен тебе, а не подвал!
        Летиция подхватила шатающегося мужчину, подставила ему руку и плечо:
        - Держись.
        - Н-да, Солдатик, не ходок ты нынче, - маркиз, сам прихрамывая на раненую ногу, тоже поспешил на помощь товарищу. - Рано такому задохлику на поверхность, придется недельку еще отлежаться… До нашей комнаты догребем?
        - А куда деваться, на пол упаду, детишки затопчут… Помню я, как они на переменках бегали, - смерть всему живому и вовремя не спрятавшемуся.
        До комнаты «гребли» долго, состояние Сола ухудшалось на глазах, силы быстро оставляли его. Хромота маркиза с каждым пройденным шагом становилась все заметнее, похоже, и он еле волочил ноги. Летиция начинала задумываться, дотащит ли она на собственных хрупких плечах двоих мужиков, - Люк из помощника медленно, но верно превращался в обузу.
        - Приют умирает, - одышливо прохрипел Люк. - Не думал я, что так быстро…
        - Мальчики, напрягитесь, недолго осталось!
        - Знал бы, что мы еще такие дохлые, черта с два бы Ведунью отключил! Гуманист хренов.
        - Скажи хоть, мы победили, наша миссия с честью и доблестью выполнена?
        Люк неопределенно хмыкнул, скривил губы, наморщил лоб.
        - Сол, ты издеваешься? Мы с блеском или треском, как уж тебе больше нравится, провалили задание!
        Сол, забыв о вернувшейся боли, нахмурился, непонимающе закрутил головой:
        - Как же так? Ведь мы дошли, сместили узурпаторшу…
        - А еще дали, вернее, я дал умереть Ведунье, которая и являлась сердцем первоначального Узла силы. Без нее Приют ничего не значит, он уже теряет силу. Тебе нужно разжевывать, чем это чревато для Пояса Щорса и Мастера Вита?
        - Сделай такую милость, пожалей мой куцый мозг.
        - Витас послал нас разобраться, почему сила, питающая все Узлы, уменьшилась в разы. С этим мы справились, часть силы отсасывал ненасытный Настин сынок, кем бы он сейчас ни был - благо быть ему осталось недолго, а часть ее Ведунья умышленно перенаправила… скажем, в землю, в никуда, мимо общей кассы - таким образом наша хитрованка привлекала, и весьма успешно, раз Вит клюнул, внимание.
        - Ну и? - теперь Лю подбодрила выдохшегося рассказчика.
        - Дальше чистая логика: смерть Ведуньи означает, повторяю, и смерть Приюта, который очень скоро станет тем, чем был изначально, - закрытым НИИ, худо-бедно пережившим Катастрофу. Сила уйдет… Думаю, все остальные Узлы, не исключая Пояс Щорса, обречены. У них есть еще годы, может, даже десятилетия, но это будет время увядания, неизбежной, пусть и отсроченной гибели.
        - Зачем же ты дал ей умереть?! - Сол не верил своим ушам, в его глазах читалось крайнее удивление, полное непонимание.
        - Ведунья убедила меня в том, что Разлом - это рана на теле Земли, зажить которой не дают такие, как Мастер Вит, норны с бензоколонки, Химик и онасама.
        - Ведунья же не разговаривает, - неуверенно возразила Летиция.
        - Мы с ней нашли общий язык, - уклончиво заявил маркиз и с вымученным озорством подмигнул ей.
        Лю оставалось только поверить ему на слово.
        Сол молчал, но в этом молчании было столько осуждения, что Люк не выдержал повисшей обвинительной тишины.
        - Друзья, Ведунья начисто переиграла нашего Витю. Он проиграл, когда отправил нас в дорогу. И пусть все остальные Узлы помогали его замыслу - еще бы, они все в одной лодке, которая медленно, но верно идет ко дну, играли в игру, задуманную беспомощной, спеленатой по рукам и ногам, обколотой, практически лишенной своей воли Ведуньей. Восстановить поток силы было возможно, лишь освободив плененную Ведунью. Мы освободили, выполнили задание Мастера Вита - но остановить настоящую Хозяйку Приюта в ее стремлении обрести, наконец, долгожданный покой… это выше наших сил и желаний. Она не оставила выбора.

* * *
        Они дошли, а потом долго отлеживались в своих постелях. Выбившаяся из сил Летиция без лишних церемоний устроилась рядом с Солом.
        - Лю, мне настолько хреново, почти как в церкви, когда ты нашла нас… Может, ты снова влюбишься в меня? Хоть смысл появится у этого коматоза!
        - Сол, рядом с тобой лежит девушка, не способная ни к какому сопротивлению, бери и делай, что хочешь, - она с трудом улыбнулась, но Сол успел заметить легкую тень неизменного женского кокетства, так похожего на лукавство.
        - Соблазнительно, конечно, только нынче я выше телесных утех, от одной скабрезной мысли могу коней двинуть… Самое время для платонических чувств! Ты, беспомощная Летиция Московская, готова ли принять никакусенького Сола Уральского таким, какой он есть - то есть, никаким - и любить его долго и счастливо?
        - В клятвах говорится «жить долго и счастливо», - с тихим смехом поправила она.
        - Люк, - громко позвал притихшего соседа по комнате Сол. - Дипломированный ты специалист по аномалиям, яви еще одно откровение, долго нам с Лю жить? И особенно интересует, счастливо ли? Может, Ведунья тебе шепнула чего на наш счет?
        - Шепнула, - подтвердил маркиз сонным голосом. - Только оно вам надо? Предопределенность портит любой сюрприз…
        - Вот чего нам меньше всего надо, так это сюрпризов! Озвучь-ка, друг любезный, предстоящие грандиозные перспективы!
        - Как скажешь, - Люк присел на кровати, тяжело оперся о стену. - Только, если не возражаете, начну с прошлого?
        Сол мгновенно напрягся. Тоже попытался подняться, чтобы видеть собеседника, однако не преуспел и, быстро сдавшись, вернулся в горизонтальное положение.
        - Не хочу никакого компромата, ни на меня, ни на Летицию, все люди взрослые…
        - Успокойся, Ромео, не собираюсь никого порочить. Кто с кем спал и на что в детстве дрочил, разбирайтесь сами, мое дело предупредить о вещах, предшествовавших встрече двух юных… нет, одного юного сердца и одного порядком изношенного.
        - Когда-нибудь я побью тебя. В воспитательных целях.
        Маркиз не обратил внимания на привычную угрозу.
        - У Ведуньи имелись на вас свои посмертные планы. Она и вправду была дальновидной женщиной, - Люк внимательно посмотрел на девушку, вызывая ответный взгляд. - Лю, тебе понравилось любить? Ощущать это чувство?
        - Почему ты спрашиваешь?
        - Когда Ведунья рисовала Насте твой портрет, таким образом рекрутируя тебя для похода в Софьино, она уже просчитывала свою посмертную партию на много ходов вперед. Впрочем, сама партия началась много раньше, когда Химик стер Солдатику память…
        Сол немедленно возмутился:
        - Так он специально стер или, как гласит официальная версия, «так получилось»?!
        - Дружище, добрый тебе совет: забудь о случайностях, когда имеешь дело с высокими материями. Лю, что случилось в церкви, когда ты впервые увидела Сола?
        Летиция долго и мучительно молчала, подбирая слова, никак не решаясь ответить. Наконец махнула рукой и, никому не глядя в глаза, сказала:
        - Я влюбилась в несчастного, умирающего человека. Полюбила его боль и отчаяние, полюбила пустоту, оставшуюся от воспоминаний, полюбила его потерянность в страшном мире без прошлого. Я полюбила того, кто стоял на самом краю и всматривался в бездну, готовясь к последнему прыжку…
        - Отлично сказано, милая Лю, вы поэтичная натура, редкость в наше непростое время…
        - Это всего лишь вольная цитата, маркиз, но благодарю за комплимент.
        Люк послал Летиции весьма фривольный воздушный поцелуй и вновь обратился к ее лежачему кавалеру:
        - Сол, бестолочь, девушка сделала за тебя почти всю умственную работу, вывод сумеешь сделать самостоятельно?
        - Лю могла влюбиться только в такогоменя? Все было ради ее любви?
        - А ты тоже романтик в душе, Солдатик, жаль,твоя романтика отличается тупоумием. Любовь - да, все правильно, но она не цель, она средство.
        - Средство для чего? - в один голос возмутились Сол и Летиция.
        - Други мои разлюбезные, давайте по порядку. Наша свежепреставившаяся госпожа Ведунья подрабатывала еще и сводней. Она сделала все, чтобы ты, Лю, влюбилась в Солдатика. Подожди, девочка, не спорь! Сол, при всем моем уважении, ты в своем обычном состоянии Летицию… ну, как максимум, увлек бы, не более того. Но для любви столь замечательной девушки, искушенной в таинствах межполовых отношений… блин, Лю, я не умею выражаться столь же изысканно и поэтично, как ты…
        - Только что ты назвал меня шлюхой и не получил по морде… Значит, жонглировать словами все же умеешь. Но…
        - Я понял, милая, больше так не буду! - маркиз изобразил смущенную до крайней степени мину, чем заслужил частичное, ненасильственное прощение. - На чем я…? Ах, да, о чувствах возвышенных. Повторюсь: в своей обычной ипостаси Сол в глазах Летиции тянет максимум на флирт, либо коротенькую интрижку… Лю, я ведь деликатен и предельно дипломатичен, правда?
        - Коротенькая интрижка - это в переводе на общечеловеческий «перепихон по-быстрому»? - с грозным видом, старательно пряча усмешку, переспросила девушка.
        - Ну что ты, я и слов-то таких не знаю! - Люк мгновенно ушел в глубокую защиту. - Обнимашки, целовашки, романтика, вздохи… заметь, самые невинные вздохи! Все, красавица, не смущай меня больше… Закончу свою мысль: старенький мальчик Сол мог заинтересовать юную и… - маркиз скосил глаза на Лю, в уме произвел замену рискованного прилагательного на беспроигрышный аналог, - и невинную особу только в состоянии… Летиция, помоги мне определить то состояние нашего общего друга, в котором ты его застала!
        Лю, недолго думая, выдала, первое, что пришло ей на ум:
        - Бездомный, брошенный всеми щенок. Хорошенький, но измученный, весь такой несчастный…
        - Девочка, я тебя обожаю, - маркиз зашелся в диком хохоте. Пока Сол что-то обиженно выговаривал Летиции, а потом, мучительно подбирая слова, чтобы не оскорбить девичий слух отборным матом, истово, но исключительно литературно крыл соратника, тот никак не мог успокоиться.
        - Уф, лет на десять помолодел, - наконец, просмеявшись, выговорил Люк. - Летиция, солнышко, плюнь на предопределение, на судьбу, что написана другими, выходи за меня!
        На этот раз Сол нашел в себе силы подняться и, если бы не вмешательство Лю, удержавшей возлюбленного в своих объятиях, кровь маркиза обязательно бы окропила землю бывшего Приюта.
        - Ладно, Лю, не бойся, сегодня пожалею юродивого, закопаю завтра! Дай я прилягу.
        Уложив буйного Сола, Летиция вновь обернулась к хихикающему маркизу:
        - Так что с судьбой? Чего мне Ведунья нагадала? Или как правильно - напророчила?
        - Как ни назови, - голос Люка стал серьезным, - главное, что ты пойдешь за своей любовью… даже такой ворчливой и психованной, как старина Сол. Это и есть предопределение, ради этого Ведунья и старалась, сводя вас.
        - Пойду, - без колебаний ответила девушка. - Но какова конечная цель Ведуньи, чего она добивалась?
        - Для себя - она хотела обрести долгожданный покой и свободу от рабства. Что касается вас с Солом… она сказала… я многого не понял, постараюсь дословно:
        Прозываемый Солом, чтоб обрести имя, поведет обреченных детишек в стольный уральский град.
        Станет Мастером Солом, свергнув прежнего мастера, сбившегося с пути.
        Плечом к плечу с мертвым, но воскресшим генералом Волком остановит слепого, но прозревшего Ивана.
        Неживую Хозяйку свалки…[17 - См. роман «Метро 2033: Ниже ада».]
        Люк, потупившись, замолчал.
        - Я за Ведуньей записывал, а на этом месте у меня сломался карандаш… Пока искал новый, она вещать и закончила… На память если, то про обретение имени несколько раз повторила, и вроде как «на смертном одре Она вновь назовет его истинным именем»… Что-то такое. Запоминать белиберду - дело архинеблагодарное! Сол, ты знаком с почившим генералом Волком? Слепым Иваном? Хозяйкой помойки?
        - Маркиз, драть тебя сбоку, - Сол неловко приподнялся на локтях. - Волков не знаю, бомжих тоже. И хрена лысого я попрусь со взводом больных детишек до стольного града Екатеринбурга! Хочешь быть героем, шуруй, а я в Приюте перекантуюсь, на всю жизнь напутешествовался, осталось к склерозу только геморрой заработать!

* * *
        Когда Сол утих и мирно засопел во сне, Летиция тихо-тихо спросила у лежащего маркиза, задумавшегося о чем-то своем:
        - Люк, это правда… О Екатеринбурге?
        Он со вздохом кивнул:
        - Правда.
        - И ты веришь в судьбу?
        - Не знаю, Лю. Я верю в свободу воли, но… кто-то ведь должен спасти малышей. Я верю в твое большое и тоже порядком измученное сердце. Этот поход - он, прежде всего, для тебя…
        - Но как? Две тысячи километров, без Зверя, с толпой беспомощных детишек… Люк, разве такое возможно?!
        - У нас есть время, чтобы придумать… Я бы пошел с вами, клянусь! Но Ведунья просила меня разобраться с расшалившимся сноходцем, терроризирующим окрестности Москвы… Я буду скучать по Солу, по его красивой, острой на язык Летиции, которым еще только предстоит обрести свои настоящие имена… Буду скучать и о дороге, тяжелой, полной лишений, такой незабываемой, такой ненапрасной! Но это после, а сейчас я хочу спать. Хочу увидеть во сне, что не было никакой войны, Пояса Щорса никогда не существовало, несчастная Ведунья не корчилась от боли, а динозавр по прозвищу Броня жил только в сказке… Спокойной ночи, Летиция!
        - Спокойной ночи, маркиз де Люк. Сладких тебе снов.

* * *
        Умирающий Приют на два голоса с мертвой Ведуньей нашептывал людям прощальную колыбельную:
        - Тьма, гнездившаяся в сердце, прорывается наружу,
        Превращая полнолуньем сгустки туч в обитель снов.
        - Скудный выбор ярких красок службу горькую сослужит -
        Станут сестрами печали наши вера и любовь.
        - Бог отчаялся. Он сдался - бросил грешных ниже ада.
        Если пряника им мало, пусть отведают кнута!
        - Смерть на время отступила, только праздновать не надо:
        Стали сестрами печали наши юность и мечта.
        - На любой изнанке мира только холод одиночеств,
        Только вечная разлука под покровом страшных тайн.
        - Ни о чем не беспокойся. Засыпай под шепот ночи.
        Были сестрами печали наши души.
        Баю-бай…[18 - Майк Зиновкин. «Сестры Печали».]
        Но спящие люди ничего уже не слышали. Их ждал новый день, их ждала новая История.
        От автора
        Здравствуйте, уважаемые читатели. Думаю, меня вы уже неплохо знаете, потому воздержусь от пересказа своих биографических данных, нынче буду вещать исключительно о книге.
        «Сестры Печали» - странный финал трилогии, начатой в «Ниже ада» и совершенно не продолженной в «Обители снов». Надеюсь, вы уже запутались? Давайте разбираться. Начнем с трилогии. «Ниже ада» не имеет с «Обителью снов» ничего общего. Они не составляют вместе дилогию, не продолжают друг друга, не имеют общих героев и событий. Им хорошо порознь, это самостоятельные, самодостаточные произведения. У них даже жанры разные - мистический эпик против трагикомического детектива (если честно, до сих пор не могу определить жанровую принадлежность «Обители», вместо «детектива» легко представить «триллер», «приключение», или даже «псевдолюбовную историю»).
        Однако «Сестры» положат конец кажущейся независимости, станут общим знаменателем для историй, разделенных двумя тысячами километров (именно таково расстояние между Екатеринбургом и Москвой). Из разрозненных фрагментов, наконец, сложится единая мозаика. Упреждаю вопрос «можно ли читать «Сестер», не ознакомившись с «Ниже ада» и «Обителью»? Вполне, данная книга так же самостоятельна, как и ее предшественницы. Структура трилогии допускает чтение с любого места, фрагменты легко тасуются, безболезненно меняясь порядковыми номерами.
        Теперь о «странности финала». «Сестры», формально являясь окончанием трилогии, на деле оказываются приквелом к первым двум книгам! Чувствую, у некоторых читателей от напряжения зашевелились волосы на всем теле. Приквел, друзья мои! События, описанные в «Сестрах», происходят за несколько месяцев до исхода Ивана Мальгина с Ботанической и обретения Ником Кузнецовым дневника таинственной девушки Эль. НО! Приквел перед вами не простой, с маленьким секретом - ибо не каждой предыстории дано предвосхищать окончания сиквелов!
        Вскипятил я вам разум? Промассировал серое вещество? Вот теперь можно смело переходить к чтению - вы готовы! Только не бойтесь, все головоломное осталось в Послесловии, дальше будет легче. Наверное…
        Подождите, не убегайте! Дайте огласить благодарности.
        Ольга «Скарлетт» Швецова - альфа-бета-гамма-тестер, первый читатель, критик, советчик, добрый друг и… совесть автора. Оль, спасибо огромное, твоя помощь неоценима!
        Майк Зиновкин - мой неизменный поэтический соавтор, совсем недавно ставший лауреатом престижной премии «Народный поэт». Спасибо, друже, без твоих стихов мои книги потеряли бы очень многое.
        Вячеслав Бакулин - строгий редактор, живой укор, бескомпромиссный борец с пошлостью, безнадегой и чернухой. А еще настоящий друг и наставник. Спасибо тебе за все, и особенно за вовремя вправленные мозги!
        Дмитрий Глуховский - спасибо за доверие и предоставленную возможность писать для широкого круга читателей, быть одним из метростроевцев в мире ВМ2033.
        Спасибо… далее в черновике послесловия фигурировало около полусотни фамилий - авторов, жителей портала, читателей. Усилием воли сокращаю список любезных моему сердцу людей до краткого «друзья». Спасибо, друзья, - за поддержку, веру, помощь, за доброту и свет, за то, что вы есть.
        notes
        Примечания
        1
        Слова из песни «Сестры печали» гр. «Наутилус Помпилиус».
        2
        Борис Вальехо (Валеджо) - американский художник.
        3
        Zoolook - четвертый альбом знаменитого французского мультиинструменталиста Жана-Мишеля Жарра.
        4
        Хоккеист, печально известный многочисленными сотрясениями мозга.
        5
        Первоуральск.
        6
        См. роман «Вселенная Метро 2033: Обитель снов».
        7
        “Zoom-zoom” - рекламный слоган автомобильной компании “Mazda”, русским аналогом является «вжик-вжик», издаваемое детьми при игре в машинки.
        8
        Декстер - персонаж одноименного телесериала. Являясь маньяком, охотится на других маньяков и убивает их.
        9
        См. роман «Метро 2033: Обитель снов».
        10
        Песня группы Car-man «Бомбей буги».
        11
        Группа «Запрещенные барабанщики», песня «Убили негра».
        12
        Народное прозвище «УАЗика».
        13
        Слова из песни «Firestarter” группы Prodigy.
        14
        Майк Зиновкин «Знающий худшее».
        15
        Liebherr - здесь: марка мощного подъемного крана.
        16
        См. роман «Метро 2033: Обитель снов».
        17
        См. роман «Метро 2033: Ниже ада».
        18
        Майк Зиновкин. «Сестры Печали».