Калинов мост Алексей Гравицкий
        Звездный лабиринт # Калинов мост - переход, соединяющий Мир Тьмы и мир человеческий.
        Сотни лет Тьма копит силы, чтобы смести стражу моста и прорваться в наш мир. Когда это случится, Свету понадобятся избранные люди из мира живых, чтобы сдержать Тьму.
        Вторжение происходит не в древних легендах. Оно случится в самом ближайшем будущем. Сейчас. Готов ли ты ему противостоять?
        Алексей Гравицкий
        КАЛИНОВ МОСТ
        Сергею за помощь, поддержку и идеи.
        ПРОЛОГ
        МОСКВА. 24 ИЮЛЯ 2002 ГОДА.
        - Ты куда меня притащил? - клиент с брезгливым любопытством оглядел тесную комнатушку сторожа.
        - Всевидящая ждет вас. Вы присядьте, присядьте, - Егор Тимофеич заискивающе поглядел на клиента и подставил табуреточку.
        Клиент скосился на табурет и поморщился, словно давая понять, что его значимость с плебейским предметом меблировки не совместима. Тимофеич стушевался и, буркнув
«сейчас все будет в лучшем виде», скоренько прошмыгнул через заднюю дверь.
        - Ты куда? - взревел гость, дернувшись было следом.
        Дверь, в которую упорхнул Егор Тимофеич, закрылась было, но тут же приоткрылась снова. В комнатушку, гордо задрав хвост, вошел жирный рыжий кот. Потершись о ноги оторопевшего клиента, кошак вспрыгнул на табуретку и принялся вылизывать межягодичное пространство.
        - Твою мать, - несолидно выругался солидный дядька. Ему не столько было жалко задатка в сотню долларов, сколько обидно, что его, похоже, развели, как дешевого лошка. Если это так, то пусть этот упырь пеняет на себя.
        - Не дай бог, - тихо прошлепал губами клиент. - Найду и оторву все, что выпирает.
        Клиент бросил сердитый взгляд на кота, тот застыл и, спешно лизнув, чего они там обычно лижут от нечего делать, спрыгнул с табурета. Мужик смахнул кошачью шерсть, поморщившись, плюхнулся на табуретку и расстегнул пиджак. В комнатушке было душно.
        Егор Тимофеич тем временем вприпрыжку скакал между вольерами и орал благим матом. Единственное цензурное слово, которое прорывалось между потоками грубости, было
«старая».
        - Старая!! Мать етить, где тебя заразу носит…
        Сторож огляделся. Почему-то внимание его привлек указатель с хищниками и он поспешил туда.
        Передвигаться по территории Егору Тимофеичу было теперь тяжело. Возраст и ежедневные вливания давали о себе знать. В московском зоопарке Тимофеич проработал лет тридцать. И ведь раньше бегал дай боже. А теперь… Правда, тогда, когда пришел сюда впервые, алкоголя в крови было поменьше, да и не называл его тогда никто ни Тимофеичем, ни Егором Тимофеичем. Кликали Егоркой. Да, пожалуй, он один из старейших сотрудников зоопарка. Из старой гвардии теперь остались только он да старуха. Но старуха вообще отдельный разговор. Сейчас никто не знает с каких пор старая здесь работает. Когда он только устроился сюда, она уже тогда была старейшим сотрудником и старухой.
        Интересно, сколько ей лет? На этот вопрос она никогда не отвечала прямо. Либо отшучивалась - что никто не считал. Либо делала вид что кокетничает, и бурчала, что дамам подобных вопросов не задают. В ее устах подобное кокетство звучало особенно смешно.
        Если бы кто-то спросил его, Тимофеича, сколько старой лет, он бы честно ответил, мол столько не живут. Но его теперь никто ни о чем не спрашивал. Да и тому, что говорит, не особенно верили. Все знали, что сторож пьет. Потому Егор, не будь дурак, сам втихомолку стал присматривать за старухой, а когда понял, что та далеко не так проста, как кажется, предложил ей бизнес. Так родилась ведунья в третьем колене Всезнающая. По их уговору Тимофеич давал объявления в газетах и на столбах, приводил клиентов, а старуха гадала на картах, кофейной гуще и бараньей лопатке. Иногда проводила какие-то ритуалы. Клиенты покупались на эту чушь, ведь чудес в неспокойное время всем охота, а старуха и сторож имели с них неплохую денежку, которую делили пополам.
        Свою долю Тимофеич как правило пропивал и шел к старухе на поклон. Старая взаймы не давала, зато наливала мутного самогону. Пес знает откуда она его брала, но самогон был знатный и Тимофеича такая ситуация вполне устраивала.
        Старуху он нашел у клетки с пантерой. Огромный черный кот тоже жил здесь сколько Егор себя помнил. Удивительно, как до сих пор не сдох. А ведь не сдох, даже старым не выглядел. Здоровое, мощное, крупное даже для пантеры животное. Старуха со зверем сидела подолгу, видимо нравились ей долгожители.
        - Ты чего здесь? - тяжело выдохнул запыхавшийся сторож.
        - Думаю, - отозвалась та. - Тебе чего, Егорушко?
        - Сколько раз просил, - огрызнулся Тимофеич. - Не называй меня так. Какой я тебе Егорушко?
        - А кто ты? - хитро усмехнулась старуха. - И как прикажешь тебя звать, когда я тебя пацаном зеленым помню.
        - Егор Тимофеич, - фыркнул тот почище тюленя, что плавал кстати неподалеку.
        - И что за панику ты тут развел, Егор Тимофеич? - старуха снова перевела ясный, вовсе не старческий взгляд с Егора на пантеру в клетке. - Не пожар, чай. Клиент всего лишь.
        Тимофеич опешил:
        - Откуда знаешь, что клиент? Я ведь не говорил.
        - Нешто я слепая? - усмехнулась старая. - Сам же в газетенках пишешь, что ясновидящая.
        - Я тебе за деньги еще не то напишу, - хмуро пообещал Тимофеич. - Идем, он там заждался уже поди.
        Старуха прикрыла глаза и улыбнулась.
        - Нее, не заждался. Он там Ваську твого наблюдает, и думает, что с тобой сделать, если ты с его задатком ушел и не вернешься. Сейчас вот про тазик с цементом думает и про мутные воды реки Москвы.
        Сторож поперхнулся, закашлялся. На пожилую смотрительницу выпучился так, словно перед ним находился судья со смертным приговором, а не бабулька - божий одуван.
        - Меня в цемент? И ты сидишь тут?.. А ну пошли. Живее.
        Тимофеич ринулся было схватить старушку в охапку и поволочить к себе силой. Старая резко поднялась на ноги. Чистые глубокие глаза посмотрели на сторожа с такой пронзительностью, что тот оторопело замер, растеряв всякое желание трогать бабульку руками.
        - Чего встал, Егорушко? - ядовито поинтересовалась старушка. - Пошли уже.
        Сторож вяло, словно муха в киселе, потопал следом.
        - Живее, - прикрикнула старая, ускоряя и без того резвый для ее возраста шаг.
        Клиент встрепенулся, явно намереваясь бросится к Тимофеичу с претензией, но следом за сторожем вошла маленькая ветхая старушка с удивительно ясными глазами. По виду ее казалось, плюнешь, потонет. Но от старческой фигурки веяло такой силой, что клиент растерял всю свою решительность и сел обратно на табурет.
        - Меня зовут…
        - Для меня это совершенно не важно, Сергей Грачикович, - перебила старуха и выразительно поглядела на Тимофеича.
        Притулившийся в уголочке Егор вздохнул и послушно вышел. Ему всегда было любопытно посмотреть, что же такого делает с этими богатыми мужиками старуха, что те столь легко расстаются со своими деньгами. Однако такой возможности старая ему не давала.
        - И с чем вы ко мне пришли? - спокойно поинтересовалась старуха, когда дверь за сторожем закрылась.
        - Я, знаете ли, хочу вложиться в новое дело… кхммм… и, знаете ли, не хотел бы потерять свои деньги.
        - Обратитесь к экономистам, - старушка повела ветхими плечами. - Пусть выстроят вам хороший бизнес план.
        Клиент поерзал на табуретке и подался вперед, словно пытаясь подавить собеседницу и вернуть себе обычную самоуверенность.
        - Понимаете ли, бизнес план… кхммм… Даже самый хороший бизнес план это только предположения. Мне нужно знать, выгорит мое дело или нет. Знать точно. И я готов заплатить за это знание.
        Старуха усмехнулась.
        - Ну, хорошо. Рассказывайте о своем деле, Сергей Грачикович.
        - В смысле? - не понял клиент.
        - Рассказывайте про свой бизнес.
        - Вы хотите, чтобы я выдал вам ноу хау? - Сергей Грачикович хохотнул. - Я так похож на идиота? Это мой бизнес, и я…
        Старушка не стала слушать, просто выставила ладонью вперед сухую стариковскую руку.
        - Вы меня не поняли, дорогой мой, у меня свое дело, ваше мне не нужно. Но если хотите, чтобы я делала свое, говорите. Не хотите говорить, всего хорошего.
        Клиент закашлялся, замахал руками, став похожим на ветряную мельницу.
        - У вас дар убеждения, Всевидящая.
        - Я работаю в зоопарке, - пожала плечами старуха. - Если могу убедить неразумных животных, то уж с разумными проблем быть не должно. Разве нет?
        - Иногда мне кажется, что с дикими зверями проще чем с людьми, - отозвался бизнесмен. - Ладно, с чего начать… У меня есть дело, которое стабильно приносит доход. Но в наше время ни в чем нельзя быть уверенным. Поэтому сейчас, когда скопилась некоторая сумма, я хочу вложиться в какое-либо совершенно новое направление, и…
        Голос мужчины постепенно потерял четкость, расплылся, сливаясь, превращаясь из потока слов в ровный гул, вибрирующую волну. Она расслабилась, отдаваясь этой волне и поплыла куда-то, теряя связь с реальностью. В этом гудящем нечетком еще
«где-то» был и тот, что сидел напротив. Она видела его вполне четко, видела других людей.
        Внутри что-то дрогнуло, засвербило неясной тревогой. Что? Ощущение было сродни тому, которое возникает, когда видишь лицо в толпе, по инерции пробегаешь взглядом дальше, а потом долго ищешь то, что мелькнуло только-только и снова потерялось из-за поспешности.
        Интуиция не подвела. Вот оно! Среди живых людей она вдруг отчетливо увидела мертвеца. Затем еще одного и еще. А потоки лиц двигались куда-то и вскоре вокруг были одни мертвецы. В голове дернулось болью, лица смыло темной волной. Теперь она видела до черноты красную, словно венозная кровь, реку. Вокруг было так же черно, лишь выделялся каким-то тусклым пятном горбатый мост. Мост был далеко от нее, и сейчас невозможно было понять, что на нем происходит, но что-то там происходило. Дальний край моста налился чернотой и…
        - Эй, бабуля! Ты уснула что ли?
        Картинка рухнула. Возвращение к реальности было тяжелым. Она чувствовала себя не лучше, чем выброшенная на берег рыба. Сердце колотилось так, как не билось уже лет сто. Дыхание стало хриплым и порывистым.
        - У тебя все нормально будет, только когда будешь свой бизнес строить, делай это подальше от центра города.
        - Но я планировал парк за ЦДХ попользовать.
        - Пользуй, - согласилась старуха. - Только учти, что тогда от твоего бизнеса через двадцать лет ничего не останется.
        - И все?
        - И все.
        - А там ритуал какой? Или жертва?
        Старуха покачала головой. Клиент кивнул и достал бумажник.
        - Сколько с меня?
        - Сколько не жалко, - небрежно отозвалась старуха. - Ты ж сам грозился, что за ценой не постоишь.
        Сергей Грачикович долго возился в бумажнике, перебирая пальцами стодолларовые купюры, наконец, решился и выволок какое-то количество зеленых бумажек на стол. Старуха кинула на деньги небрежный взгляд.
        - До свидания, Сергей Грачикович.
        - До свидания, - поднялся с табурета бизнесмен. - Но если что не так…
        Он многообещающе показал зубы в странной, похожей на оскал, улыбке и вышел вон. Хлопнула дверь. Старческая рука сграбастала стопку американских денег. Палец провел по ребру стопки, прошелестев купюрами.
        - Жлоб, - констатировала старуха и поспешно метнулась следом.
        Клиент не успел еще далеко уйти.
        - Сергей Грачикович, - окликнула старуха.
        Бизнесмен остановился и повернулся на голос. Старуха приблизилась, пристально, словно рентгеновский аппарат, заглянула в глаза клиенту.
        - Вот еще что, - сказала ровным и бесстрастным голосом. - Насчет жертвы. Жертва должна быть детской.
        - Что? - вздрогнул мужчина. - Это ребенка что ли убить?
        - Не в том смысле, вы сейчас сходите в ближайший роддом или школу какую-нибудь, узнайте их реквизиты и анонимно переведите на их счет вот эту сумму.
        Старуха протянула бумажку с накорябанным числом. Брови бизнесмена взлетели вверх.
        - А без этого нельзя?
        - А без этого ничего хорошего вам не видать.
        Сергей Грачикович кхмыкнул, сунул бумажку в карман и быстро-быстро пошел к выходу. Старуха довольно потерла руки. Подошел сторож:
        - Что за жертва такая странная? - поинтересовался у старухи.
        - Да не жертва это, - отмахнулась та. - Так просто… пусть что-то доброе в своей жизни сделает. Хоть и не по собственной воле.
        Черные, поблескивающие в неясном свете волны катились и перекатывались. Река казалась гладкой и скользкой. Звуков тут не было. Точнее сказать, она их не слышала, только видела черные волны и маленький горбатый мостик, соединяющий этот берег с тем не менее черным, чем вода в реке. И чернота эта, затаившаяся до поры, готова была сейчас перехлестнуть через мост, обрушиться на этот берег, похоронить под собой все, что можно.
        На мостике происходило какое-то шевеление, но разобрать с такого расстояния что там творится было невозможно. Опоры моста почернели, дальний его край провалился в непроницаемую тьму, не то растворился, не то обрушился.
        Тьма, словно живая, пожирала мост, приближалась…
        Над рекой калина спелая,
        Налитая соком.
        Обожгла ты руки белые
        В молодой осоке.
        В молодой осоке прячутся
        И дожди и солнце.
        Ой, кому-то нынче плачется,
        А кому смеётся…
        Голос прорвался сквозь видение, разрушив его, как камень упавший в воду разбивает отражение. Старуха вздрогнула и перевела дыхание. Она снова сидела у клетки и смотрела в блестящие черным глаза громадной пантеры. Песня оборвалась.
        Ночной зоопарк жил своей жизнью, и звуки здесь были свои, совсем не московские. Что-то стрекотало, кто-то всхрапывал, откуда-то издалека доносились еще какие-то отголоски животного существования.
        Лязгнуло металлом решетки. Послышались невнятные чертыханья. Потом совсем рядом зашелестели шаркающие шаги, и нетрезвый голос сторожа затянул прерванную песню.
        Ой, кому-то нынче плачется,
        А кому смеётся.
        А калина поразвесила
        Золотые гроздья,
        У кого-то в доме весело
        За столами гости.
        Гости пьют за парня русого,
        За его невесту.
        Отчего играют грустную
        Гармонисты песню.
        Из клетки утробно рыкнуло. Старуха глянула на своего любимца. Дикий кот сидел, уткнувшись лбом в металл решетки. Глаза огромной пантеры наполнились смертельной тоской. Со стороны могло показаться, что зверь понимает смысл песни.
        От чего играют грустную
        Гармонисты песню.
        Улыбнись слезинка скатится
        Со щеки на платье.
        Пусть у них всё в жизни ладится,
        Будет в жизни счастье.
        На дорожке между вольерами появился Егор Тимофеич с ополовиненной квадратной бутылкой в руке. Замер, вгляделся в ночь и направился к старухе.
        В молодой осоке прячутся
        И дожди и солнце.
        Ой, кому-то нынче плачется,
        А кому смеётся.
        Ой, кому-то нынче плачется,
        А кому смеётся. [Народная песня]
        Сторож остановился и приложился к горлышку.
        - Ой, кому-то нынче плачется, а кому смеется, - повторил он обычным голосом. - Старая, а тебе смеется?
        - Мне улыбается, - отозвалась старуха. - Опять напился, Егорушко?
        - А че еще делать? - сторож приложился к бутылке, крякнул и глянул на этикетку. - О! Знаешь что это? Абсент. Знаешь, сколько стоит? Уууу. Можно было бы за те же деньги пол-ящика водки купить. А то и ящик…
        - Так чего ж не купил?
        - Пока деньги есть, хочу попробовать. А то так жизнь проживешь и помрешь в неведении. Водку-то я пробовал и еще успею. А этого… От него, говорят, можно зеленую фею увидеть. А я вот сколько выпил, а вижу только старую ведьму.
        Сторож хихикнул собственной шутке, потом отчего-то опечалился и зло сплюнул:
        - Не смеется мне сегодня, старая. И вообще не смеется. Вся жизнь несуразная. Вот ведь. Даже фею зеленую и то не вижу… Ван…
        Сторож запнулся и запустил пятерню в волосы, словно пытаясь выковырять из башки забытое имя. Потом опять сплюнул.
        - Ван… иностранец какой-то с этого дела фею видел. Даже вроде портрет ее намалевал. А мне вот не везет. А ты все со своим котом диким сидишь. Вот смеется тебе? А ему?
        Пантера отступила от решетки и ушла в дальний угол.
        - Не смеется, - кивнул Тимофеич. - Плачется. А ведь он кот, хоть и лесной. С чего ему плакать? А я тебе так скажу, старая, у нас тут всем плачется. А кому смеется, тому до слез.
        - Пьян ты, Егорушко, - покачала головой старуха. - Иди-ка спать.
        Сторож покачнулся и двинулся прочь. Потом остановился, повернулся и глянул на старуху.
        - Спать-то я пойду… а вот ты мне скажи чего спрошу. Ты вроде как чье-то будущее видишь, чего-то там про кого-то знаешь… Вот увидь пожалуйста, когда нам смеяться начнет? Когда плакаться перестанет? Вот что будет лет через двадцать, а?
        Старуха пожала плечами.
        - Не знаешь, - горько усмехнулся сторож. - А еще всевидящая.
        Она смотрела в удаляющуюся ссутулившуюся спину обиженного жизнью человека. Не дай бог ему узнать о том, что ей привиделось. И без того пьет без просыху, а если узнает о том, что через двадцать лет, может и вовсе ничего кроме слез не будет…
        Впрочем, если сидеть и ничего не делать, так может случиться, что и слезы лить некому станет. Старухи поднялась и двинулась вглубь парка.
        С этой стороны, где не было фонарей, пруд казался бездонным и черным, как глаз пантеры. Старуха опустилась на колени у самой кромки воды и принялась вглядываться в собственное отражение. Полная луна и ясное небо были кстати. А вот ветерок, что рябил воду и рассыпал картинку, мешал сконцентрироваться, чем немало злил.
        Однако злость в задуманном была плохим помощником, и старуха откинула все эмоции. Наконец, отражение оторвалось от той, что его отбрасывала, и поплыло совершенно самостоятельно куда-то вдаль и вглубь по лунной дорожке.
        Она двигалась от блика к блику, от года к году, зная только точку, в которую должна попасть. Все дальше и дальше удалялась от оставшегося на берегу пруда тела. Вглубь воды, вглубь времени. Вглубь пространства. Вскоре блики пропали вовсе, и она поняла, что попала туда, куда шла.
        Понимание того, что она стоит на дне, а вокруг плотная и непроницаемая вода, пришло вдруг. В первое мгновение захотелось рвануть вверх, спасая легкие, но она переборола животный инстинкт. Не надо рваться вверх. Надо идти вперед. Шаг, еще шаг. Старуха знала куда двигаться, помнила путь, хотя с последнего ее здесь появления прошли сотни лет. Еще несколько шагов. Дно было вязким, ноги проваливались словно в ил. Еще несколько шагов и над головой расступилась водная гладь.
        Старуха не останавливалась и вскоре оказалась на берегу. Вода накатывалась черно-красными, как венозная кровь, волнами. Далеко впереди горбатился знакомый мостик. В груди тревожно защемило. Ноги сами понесли в ту сторону.
        Мост оказался дальше, чем можно было бы предположить. И был он не маленьким и горбатеньким, а имел довольно внушительные размеры. Поодаль вдоль всего берега была пустошь, чуть дальше топорщились головешками обгорелые остовы изб. Пахло гарью и тлением. Впрочем, на пейзаж, как и на запахи, она не обращала особого внимания. Интересней была фигурка всадника, что отделился от моста и скакал ей навстречу.
        Она узнала воина прежде, чем тот успел доскакать и остановиться, резко вздернув коня на дыбы. Простая кольчуга, черный плащ, хотя раньше он носил красный, притороченное к поясу странного вида оружие. Он не изменился с тех пор, как она видела его в последний раз мертвым. И очень незначительно изменился с той поры, как был живым. Только задавленной безразличием тоски в глазах поприбавилось.
        - Здравствуй, Милонег.
        Витязь спрыгнул с коня, бросил поводья.
        - Смешная шутка желать здоровья мертвому. Почему ты здесь?
        - Видения, - отозвалась старуха. - Тревожно мне. Чувствую что-то мощное, темное… чую, что близко оно. Скажи, как на той стороне?
        - Никак. Затихли. Дня три тому последний раз перли. Но как-то вяло. Они теперь осторожничают что-то. Не чаще чем раз в неделю ломятся и то будто для отчету. Сильно не бузят.
        - Значит, начали готовиться. Силу копят. Вот что, Милонег, ты нужен мне там.
        Милонег посмотрел на старуху как на заморское диво.
        - Ты заговариваться стала, не иначе. Мертвым отсюда ходу нет, тебе ли этого не знать. Да и нужды нет. Мы заставу держим.
        Старуха кинула взгляд на тот берег, что терялся во тьме, пристально посмотрела на витязя.
        - Если они серьезно готовятся к прорыву, то застава ваша не сдюжит. И я там не справлюсь. Мне нужна помощь. А как тебя вернуть, это уже моя забота. Мертвым ты там не будешь, уж поверь мне.
        - Верю. Но Ящер так просто не отпускает.
        Милонег глядел сурово. Мальчишка, зло пронеслось в голове, учить меня вздумал. Старуха повернулась и пошла прочь, к тому месту, где вышла на берег.
        - Ступай за мной, - бросила не оборачиваясь. - И не перечь. Я покон знаю, будет Ящеру жертва.
        Она сделала еще несколько шагов, за спиной было тихо. Начиная яриться, старуха обернулась. Богатырь стоял там же, с места не двинулся.
        - Ступай за мной, - повторила старуха.
        - Не пойду.
        Злость готова была плеснуть через край, и она не стала сдерживаться.
        - Добренький? - гаркнула старуха так резко и мощно, что богатырский конь всхрапнул и испуганно отпрянул. - Все вы добренькие. Одного мученика им жалко, а сотни невинных это плевать. Вроде как богами предначертано. Не зли меня, ради богов. Твой дружок знает каково меня сердить. До сих пор в себя прийти не может.
        Богатырь потупился.
        - Ступай следом и не отставай, - смягчилась старуха и побрела к воде.
        Витязь шел следом и недовольно сопел, однако ослушаться не решился. Старуха остановилась только когда дошли до нужного места. Замерла у самой кромки воды и посмотрела на витязя.
        - Слушай и запоминай. Пойдешь за мной. След в след. Отстанешь хоть на шаг, считай пропал. Как доберемся до места, двигайся на свет. Запомнил?
        Богатырь молча кивнул. Он по-прежнему был хмур и неразговорчив. Старуха решила на этом закончить. Лишние знания - лишние вопросы, а лишние вопросы это лишние сложности. Сейчас они никому не нужны. Сейчас нужно только одно - успеть вернуться до захода луны.
        Милонег двигался на шаг позади, стараясь держаться старухиных следов. Впрочем, скоро это стало невозможным, потому как ноги оказались в воде. Сквозь черные волны было невозможно разглядеть ничего. Вода покрыла с головой и все, что видел впереди
        - старушечью спину.
        Наверху лег дорожкой мертвенный свет полной луны. Старуха дернулась туда и заскользила от блика к блику. Витязь не отставал, один раз только отвлекся, когда мимо, в обратную сторону, пронеслось что-то маленькое, напуганное, готовое разреветься, но боящееся даже слезинку пустить.
        Ребенка сгубила, пронеслось в голове. Значит, его вместо дитя малого…
        Додумать Милонег не успел, лунная дорожка превратилась в мощный поток света. Свет ударил по глазам, выбив и мысли и память о прошлом. Потом стало холодно и плохо. Возмущение выплеснуло наружу, но слов не было, их попросту не осталось в голове, и он закричал.
        МОСКВА. 24 ИЮЛЯ 2002 ГОДА.

3-ЬЯ КРАСНОГВАРДЕЙСКАЯ УЛИЦА, ДОМ 81
        - Все, - врач устало опустил руки.
        Хотел было потянуть вниз повязку, но сестра вдруг вздрогнула и повернулась, сверкая глазищами. Под повязкой явно была улыбка.
        - Пульс. Доктор он дышит!
        Доктор постарался сохранить спокойствие, но получилось плохо. К младенцу рванулся, словно студент, впервые принимавший роды. Сестра молча стояла рядом, а он вдруг почувствовал, что его прорвало.
        - Дыши, дыши, маленький, - бормотал он себе под нос едва слышно. - Господи, как ты меня напугал.
        Ребенок зашевелился, наморщился и закричал. Доктор бережно поднес младенца к матери:
        - Ну, мать-героиня, смотри на своего дважды рожденного. Как назвала-то? Или не решила еще?
        - Олег, - с трудом улыбнулась женщина. - Его будут звать Олег.
        Запершись у себя он курил, чего никогда себе не позволял на работе. Причем курил судорожно, не накуриваясь. Руки тряслись, и доктор никак не мог успокоиться. Зашла сестра, выпучилась на него, как на восьмое чудо света.
        - Что с вами, Виталий Валерьевич?
        - Ничего, - он судорожно затушил бычок. - Ничего. Устал я что-то. Надо бы отпуск, что ли, взять. Что у нас плохого?
        - У нас хорошее, - улыбнулась сестра. - Главный звонил, просил составить список чего нам нужно, есть средства на реорганизацию.
        - Откуда деньги?
        - Анонимное пожертвование. Вся больница об этом говорит.
        Доктор рассеянно кивнул и сожалением посмотрел на недокуренную, варварски затушенную сигарету.
        - Хорошо. А как наш дважды рожденный?
        - Олег? - сестра снова засияла. - Все хорошо. Спит.
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        ВОЗВРАЩЕНИЕ
        МОСКВА. 2019 ГОД.
        На кладбище было тихо. Толпа долго стояла над могилой, сперва гоняли могильщиков, которые выкопали яму накануне. А ночью прошел дождь и могила оказалась залита водой на полметра. Потом препирались о том, кто и как должен эту воду откачивать, превратившись в подобие базара. Потом вспомнили о поводе по которому собрались и затянули долгие прощания. Сейчас здесь осталась только неприметная старуха, что все это время стояла поодаль.
        Она специально ждала в сторонке, когда закончится официальщина, не хотела стоять со всеми. Смотреть на истерики и слушать пафосные речи. При жизни Егора звали Тимофеичем в глаза и алкашом за глаза. Сейчас же его вырядили в костюм и лакированные туфли, которых он отродясь не носил, положили в ящик и долго говорили не то и не так. Сейчас его называли Егором Тимофеичем и вспоминали каким кристальным человеком был.
        Не торопясь приблизилась к свежей могилке. Фотография с мраморной доски смотрела тоже как-то не так.
        - Такие вот дела, Егорушка, - тихо сказала она памятнику. - Такие дела. Родственников у тебя оказывается много. Кто бы мог подумать. Вон и на доску не поскупились. Сейчас вот выпьют за упокой, и начнут твою квартирку делить.
        Старуха опустилась на колени, погладила нежно, по-матерински сырую комковатую землю. Достала из сумки бутылку водки, свернула колпачок и перевернула. Прозрачная струя рывками полилась на могилу, впитываясь в грунт. Порывисто встрепенулся холодный ветер, качнул ветви деревьев, встопорщил седые волосы. На мгновение послышалось будто с ветром прилетели отголоски песни.

«Ой кому-то нынче плачется, а кому смеется…»
        - Пей, Егорушко, пей, - тихо произнесла старуха. - Ты при жизни равнодушным не был, оттого и пил, а сейчас тебе во сто крат хуже. Мертвые они больше живых знают.
        Успокоившийся было ветер снова дал о себе знать, но как-то вяло. Будто вздохнул кто-то. Старуха погладила влажную землю, выплеснув остатки водки, убрала пустую бутылку обратно в сумку и поднялась.
        - Земля тебе пухом, - не удержалась все-таки от банального напутствия старуха и пошла прочь не оглядываясь. Злясь на себя, что слукавила. Ведь знает, как никто, что таким неравнодушным при жизни и по смерти покоя не будет.
        Клетка открылась с неприятным лязгом. Огромный черный кот зашевелился в углу. На старуху поглядел соловым глазом, как всегда, когда наедался и спал после ужина.
        - Вставай, - распорядилась та.
        Кот неохотно открыл глаза и зевнул. Старуха отошла в дальний конец вольера, принялась разбирать тайничок. В отличие от запойного Егорушки ей деньги тратить было толком не на что, потому капиталы Всевидящей складывались в кучку и прятались в тайничок до поры. Теперь пора пришла. Денег в тайнике было не мало, пачек со стодолларовыми купюрами набралось на половину пакета. Самой тащить такую ношу было не особенно приятно. Впрочем, старуха и не собиралась таскать что-то на своем горбу.
        - Вставай, я сказала, - повторила она, не оглядываясь.
        Кот сердито рыкнул.
        - Поговори мне еще, - холодно бросила старуха.
        Зверь покорно, хоть и без большой охоты поднялся на ноги и подошел ближе. Старуха повернулась и пристально посмотрела в желтые кошачьи глаза, заглянув, казалось, внутрь до самых потрохов. Пантера взгляда не отвела, но отступила на пол шага.
        - Я вернусь через час, готовься, - сухо произнесла старуха.
        Зверь как-то совсем по-человечески приподнял бровь.
        - Человека из тебя делать буду, - нехотя пояснила старуха и заперла клетку.
        Пока она шла к своей комнатушке, чувствовала на спине острый взгляд янтарных глаз с вертикальными зрачками.
        Вещей особливо нужных набралось немного. Потому и сборы получились недолгими. Вместо обещанного получаса старуха отсутствовала всего пятнадцать минут. Но огромный даже для пантеры черный кот весь извелся. Сейчас, пока старуха гремела ключами, он метался по клетке взад-вперед.
        - Уймись, - недовольно бросила старуха. - И так против себя иду. На горло себе наступаю. Для дела только. Так не зли меня своими метаниями.
        Кот послушно замер, но посмотрел недовольно, косо посмотрел. А утробное рычание больше напомнило старческое ворчливое бормотание под нос. Старуха тем временем вошла внутрь, бросила мешок с пожитками. Сверху упал потрепанный спортивный костюм, что остался от покойного Егора.
        Опустившись на колени, она начертила круг и принялась описывать его давно забытыми символами. Вязь напоминала руническую, но не ту, что северяне тесали на камнях, а ту, что писалась по бересте.
        Когда последние символы легли, опоясав круг внутри и снаружи, она поставила внутри круга против себя точку и молча указала на нее зверю. Кот, словно цирковой тигр, или кошка из театра Куклачева, послушно встал в центр круга. Старуха припала к земле и забормотала что-то. Услышь сторонний ее бормотание, он ничего бы не понял. Скорее даже не сопоставил бы смысл проговариваемого старой ведуньей со смыслом начертанного ей текста. Ушло то время, когда это кто-то мог понять. Давно ушло.
        Символы, начертанные на полу, начали светиться в ночи. Словно светлячки почему-то решившие усесться в круг. Голос старухи зазвучал громче, окреп, став более походить на бас. Зверь напротив нетерпеливо затоптался на месте. Но старуха одарила его таким ярым взглядом, что тот окаменел. Бормотания однако не прервала.
        Голос ее взлетал и падал, словно птица с перебитым крылом. То казалось, набирал сил и парил, то ухался камнем вниз, но не обрывался, а снова вздергивался куда-то. Последнюю фразу она практически выкрикнула. Вспыхнуло. В глазах зарябило от яркой вспышки, запестрели темные и светлые пятна. И она сощурилась, какое-то время ничего не видя и даже не пытаясь хоть что-то различить. Только чуяла, как оседает запах паленой шерсти.
        Когда зрение восстановилось, она увидела то, что и надеялась увидеть. Зверя в клетке не было. На его месте скрючился голый мужчина. Он был поджарым, тощим. Но щуплым его было назвать никак нельзя. Все тело его было перевито веревками не мышц даже, а жил.
        - Вставай, - потребовала старуха. - Поднимайся, Кот. Времени нет.
        Человек попытался подняться на ноги, но вышло это не сразу. Даже когда встал видно было как тяжело ему это дается. Звериное клонило к земле, ломало осанку.
        - Старррая ста-ла, - раздельно произнес мужчина. Голос его тоже сохранил звериные нотки.
        - Поговори еще, - недовольно буркнула старуха.
        - Пррррежде без крррруга об-ходи-лась, а теперррр…
        - То прежде, а то теперь.
        Она поднялась на ноги и только теперь осознала всю разницу между прежде и теперь. Тогда для того, чтобы запрятать оборотня в звериную сущность и запереть в ней, хватило взмаха руки и пары слов, теперь же и слов стало больше и произносить их труднее. Да и с корачек просто так не подняться. Правда опереться не на кого, Кота самого к земле клонит. Старуха поглядела на мужика, что стоял перед ней. Тот за сотни лет, что провел в шкуре зверя почти не изменился. Только седины в висках прибавилось, да тоски в глазах. Ну и спину тот прежний Кот держал прямо, не чета теперешнему.
        Никак жалеть его вздумалось, одернула сама себя. Неча его жалеть. Не за так зверем жил, а за грех. Да и осанка, походка, речь и прочее - дело наживное. Поживет маленько человеком, пообвыкнется.
        Старуха взяла оставленный на пакетах костюм и бросила оборотню.
        - Оденься.
        Кот, при всей свой кажущейся неуклюжести, ловко поймал тряпье, принюхался.
        - Это чего? Испод-нее? Бррррагой скисшей пах-нет.
        - Не придирайся. Одевай быстрей. Уходить нам отсюда быстрее надо, пока никто не всполошился. А там придумаем во что тебя одеть.
        Кот поспешно натянул куртку. Повертел штаны, соображая на какую сторону одевать. Но сообразил быстро, помогли пузыри на коленях.
        - Готов?
        Тот кивнул.
        - Вот и хорошо. Иди за мной, молчи побольше. А лучше вовсе молчи, пока кто-то рядом. Усек? Пакеты возьми.
        - Че-го? - не понял Кот.
        - Поклажу, - указала старуха на сумку со скромными пожитками и вторую с большими деньгами. - Да поосторожней с ними. Потеряешь, ей-богу обратно в звериной личине закрою.
        Не смотря на опасения из зоопарка вышли легко. Проспали сторожа и старейшую сотрудницу, и пантеру-долгожительницу. Завтра опомнятся, но поздно будет. Кому-то выговор полетит, а кто-то и с места вылетит. Впрочем, ей теперь без разницы. С глаз долой - из сердца вон. Да и что ей мелкие людские проблемки?
        Кот шел на полусогнутых, ежился. Пока шли по парку лишь принюхивался. А когда вышли под свет фонарей, от звуков и запахов ночного города ошалел окончательно. Казалось, вот-вот кинется на землю, обернется обратно зверем и помчится в панике не разбирая дороги. Но Кот, хоть и ежился, глядя на спокойно воспринимающую окружающее старуху, а панику свою старался не выдавать.
        - Где мы?
        - В городе, - отозвалась старуха.
        - Лошадей взять не надо?
        - Поучи отца, как детей зачинать.
        Кот насупился, но умолк. Невдалеке светились непонятным светом маленькие домики с совсем уж неясными надписями. Возле одно из них старуха остановилась, сунула руку в один из мешков и, выудив оттуда десяток тонких небольших листочков, бросила
«жди». Прежде чем Кот успел что-то сообразить старуха занырнула в домик.
        Вернулась она оттуда довольно скоро. Вместо нескольких бумажек в руках у нее была теперь довольно увесистая пачка других листочков. Не говоря ни слова, она направилась в сторону, и Кот последовал за ней.
        Она остановилась возле дороги, подняла руку. Машин здесь посреди ночи было мало. А тех, что хотели бы остановиться оказалось и того меньше. С протянутой рукой пришлось стоять минут пять. Слава богам, Кот ни о чем не спрашивал, хоть по роже видно, что не понимает чего происходит и ждет объяснений. Но объясняться здесь и сейчас возможности не было.
        Светофор перемигнул с красного на зеленый, несколько машин рванули с места с такой прытью, словно собирались взлететь. Одна тут же с визгом притормозила возле старухи. Вниз сползло ветровое стекло. Водитель приглушил рвущую колонки музыку.
        - Куда едем, мать?
        - Гостиница «Россия».
        - Садись.
        Старуха распахнула заднюю дверь и зыркнула на Кота, тот неумело полез в салон. Дождавшись пока оборотень умостится на заднем сиденье, она хлопнула дверцей. Сама плюхнулась справа от водителя.
        Машина тронулась.
        - Тебе в какой корпус, мать?
        - В каком номера есть.
        - Там в любом номера есть, - усмехнулся водитель. - Были б деньги.
        - Тогда с видом на кремль.
        - Деньги есть, - бодро оценил водитель, и, добавив мощности рвущемуся из колонок саунду, дал по газам.
        Доехали быстро. После того как автомобильный поток по садовому кольцу запустили в одну сторону, а центр прикрыли для въезда автотранспорта, сохранив въезд по спецпропускам для местных жителей и некоторых специальных служб, прорваться к кремлю на машине стало практически не возможно. Но по счастью у водителя пропуск был, так что старухе не пришлось даже нашептывать бдящим день и ночь сотрудникам милиции и автоинспекции.

«Россия» встретила приветливо. Тот гостиничный комплекс, что построили на месте прежней гостиницы, кроме названия от своей предшественницы не сохранил ничего. Здесь все сияло и блистало на высшем уровне. Тут останавливались миллионеры и правительственные гости. Новая «Россия» была не для простых смертных. Потому на простенько одетую старушку и мужика в поношенном спортивном костюме посмотрели настороженно. Однако волшебная сила денежных знаков быстро сделала свое дело.
        Кому какая разница во что ты одет, если ты платежеспособен. Может, тебе нравятся пузыри на коленках и возбуждает запах дешевого алкоголя.
        Шикарный номер был настолько огромен, что мог поразить самых взыскательных клиентов. Кот вошел по-звериному опасливо. Неторопясь обошел двухкомнатный люкс, принюхивался и фыркал. Наконец выдал свой вердикт:
        - Стрранные палаты.
        - Привыкнешь, - пожала плечами старуха.
        Кот безразлично посмотрел на спутницу, скинул драные кроссовки и взобрался на диван. Старуха встала напротив, скрестила на груди крепкие не по-старушечьи руки.
        - Ты что-то помнишь?
        - Я помню, что был зверррем, - утробно рыкнул оборотень.
        - Хорошо, спрошу по-другому. Ты знаешь что-то о мире, в котором мы сейчас живем?
        - Я знаю, что был зверрем, - глухо повторил Кот. - Я очень долго был зверррем.
        - Хорошо, - кивнула старуха. - Завтра поговорим серьезно. Тебе придется много узнать. Ложись спать.
        Поворачиваться спиной к тому, кого сотни лет держала в зверином теле было боязно, но она поборола страх. Если сейчас не расставить точки над и, не определиться в отношениях с оборотнем, то потом можно даже не пробовать сделать что-то вместе.
        Сзади уркнуло. Старуха остановилась в дверях, повернула голову.
        - Что хотел?
        - Василиса, - едва слышно произнес Кот. - Что с ней?
        - Умерла, - тихо отозвалась старуха. - Как я тебя в зверя обернула, так чахнуть начала. А через год где-то пошла до реки и не вернулась. Утопла.
        Кот издал странный гортанный звук, словно все еще был зверем, словно этого зверя медленно резали по живому. Старуха сглотнула.
        - Ты за то меня столько лет зверррем, - не то спросил, не то сделал вывод оборотень. - А теперь что же, понадобился?
        - Понадобился, - честно ответила старуха.
        - Зачем я тебе, старррая?
        - Не мне, - отрезала она. - Спи. Утро вечера мудренее. Завтра поговорим.
        И решительно вышла.
        Сон долго не шел. Ночь колола глаза, а когда забылся стало вдруг удивительно светло.
        Вокруг был лес. Родной и понятный. Под ногами мягким ковром лежал мох. Пахло прелостью. Вокруг ровными розовато-коричневатыми стволами уносились вверх огромные сосны. Там, куда не достать, если ты не бог и не птица, сплетались лохмато-зелеными рвано-колючими ветками. И сквозь это сплетение ровными величественными потоками лился приглушенный свет. Серебрилась в этом свете тоненькая, но, казалось, вечная ниточка на которой озадаченно болтался паучок.
        Он вдохнул в себя этот лес, этот свет. На миг показалось, что сам стал светлее. Взгляд оторвался от паучка побежал по раскинутому по мху золоту волос. Опустился ниже, впитал милое и такое родное лицо. И знал то ее всего ничего, а такое родное, словно знаком был с этой женщиной вечность.
        - Вася, - услышал будто со стороны свой мурчащий голос.
        Она улыбнулась. Ясно, чисто. Он почувствовал, что приближается к какой-то простой истине, которая не смотря на свою понятность и прозрачность почему-то все время ускользала, пряталась где-то. И он склонился над ней, касаясь губами шеи. Чувствуя, как ее рука путается в волосах, словно солнечные лучи в сосновых кронах. Он закрыл глаза только на секунду…
        Ее рука дрогнула. Когда коснулась его шерсти снова в прикосновении чувствовалась боль. Он открыл глаза и чуть не заорал. Руки превратились в лапы, тело покрыла черная шерсть. Она же испугается, пронеслось в голове, надо обернуться.
        Разбег был коротким. Он ударился о землю, но ничего не произошло. Внутри родился страх. Панический, животный, дикий. Второй удар был сильнее первого, но так же бесполезен. От третьего зазвенело в голове. Сквозь этот звон донесся старческий голос:
        - Что ж ты наделала, девонька. Понесла от зверя лютого. От оборотня поганого.
        От этого голоса внутри похолодело, застыло, будто стужей дыхнуло. Он снова и снова разбегался и бился лбом о землю, пытаясь снова стать человеком. Но тщетно…
        - Понесла от зверя лютого…
        В голове гудело болью.
        - От зверя лютого. От оборотня поганого.
        Удар. Еще удар. Стать человеком, вернуться. Он может. Он может. Удар. Еще удар. Вскоре боль залила все. Не осталось ничего кроме этой боли, только темное, липкое, влажное наползло на глаза, застлало взор кровавой пеленой.
        - Не роди, девонька. Я тебе отварчик дам. Не роди.
        И в этом было что-то страшное. Потому что под удар попадала жизнь жизнью еще не ставшая. И он снова почувствовал руку, которая гладила по волосам, утешала. Себя ли? Его ли?
        - Не роди. Я тебе отварчик дам.
        На шкуру закапало влажной горячей болью. Он хотел утешить, хотел утолить печали, унять слезы ее, но не мог. Зверь лютый, оборотень поганый. А она гладила его по разбитой в кровь голове и плакала. А потом он перестал чувствовать ее руку. Перестал чувствовать ее, потому что ее больше не было.
        Она лежала в лесной реке лицом вниз. И вода пыталась смыть, унести ее золотые волосы, спрятать их где-то глубоко в своем сердце. И он завыл. Пронзительно, навзрыд. Так, как воет потерявший жизнь, но не умерший. Потому что потерял жизнь, но не умер. Зверь лютый, оборотень поганый.
        Боль была теперь не только в голове. Боль была в груди, словно пронзили каленым железом. И во всем теле, будто привязали к колесу и переломали все кости. Сломали руки, ноги. Крылья вырвали. Лишили жизни, но не дали смерти.
        Света больше не было. Его накрыла темнота. Мрак веков пронизанный болью. И он метался в этом мраке, рыча, когда боль становилась нестерпимой. А потом снова появился старческий голос. Тот, что был повинен во всех лишениях.
        - Человека из тебя делать буду, - поведал голос.
        Как? - захотелось закричать ему. - Я боль. Я зверь! Во мне не осталось от человека.
        Но голоса тоже не осталось и он не смог ничего сказать.
        - Уймись, - сердито пробурчал старческий голос. - Итак против себя иду. На горло себе наступаю. Для дела только. Так не зли меня своими метаниями.
        И тогда что-то произошло… что-то невозможное.
        - Вставай, Кот. Поднимайся, времени нет.
        Он открыл глаза. Над головой был белый потолок со странным светильником, окруженным лепниной. Рядом высился диван. Кот вспомнил, что решил спать на полу. Диван показался больно мягким и не удобным. Где он?
        Тело послушно пришло в движение. Рывком вздернул себя на ноги. На две ноги. Подошел к окну, выглянул. Вокруг шумело и двигалось нечто, названное старухой городом.
        - Тебе здесь жить.
        Кот резко обернулся. Старуха стояла в дверях, как и вчера скрестив руки на груди.
        - Привыкай, - жестоко добавила она. - Только с ума не сойди.
        - Не дождешься, - огрызнулся Кот отметив, что голос слова не тянет и не рычит без надобности.
        Он снова становился человеком. Потеряв все родное, что у него было. В чужом мире. В чужом времени. Зачем?
        Кот освоился довольно быстро. Из отеля, правда, старался пока не выходить, зато долго смотрел телевизор. С телевизором и бытовой техникой справился легко, стоило только объяснить, что это как чародейство. Те же силы природы задействованы, что и в магии, только по другим законам вертятся. Услышав это, оборотень перестал относиться к технике с опаской и начал проявлять любопытство.
        Современным фильмам предпочитал новости, считая, что они больше расскажут о мире. А о людях он и без того знает. И он узнавал мир. Правда, президента по-прежнему называл князем. И очень долго хохотал в голос, когда наконец понял, что бумажки в мешке, который пер от зоопарка - деньги. Старуха следила за риготанием, переходящим чуть не в истерику, стоически, наконец поинтересовалась: чего смешного?
        Кот смеяться перестал, пожал плечами и с абсолютно серьезным видом сообщил:
        - Не прошло и тыщи лет, как злато-серебро приобрело свой истинный облик.
        Не смотря на всю свою загадочность и мудреность старуха оборотня не поняла, что взвеселило его еще больше.
        Прошло две недели, прежде чем Кот решился попроситься выйти в город.
        - Не рано? - скептически воззрилась на него старуха. - Там днем - не то, что ночью.
        - Знаю, - не стал спорить оборотень.
        - Откуда?
        Кот молча кивнул на телевизор.
        - Хорошо, - не стала спорить старуха. - Иди.
        - Денег дай.
        Старуха молча вытащила из пакета толстую банковскую пачку.
        - Здесь сколько? - заинтересовался Кот.
        - Тебе хватит. Менять не надо. Это русские, их тут везде принимают. Считать-то умеешь?
        - Не глупей других, - фыркнул оборотень. - Не боись, старая. Все будет в порядке.
        - Там милиция, проверка документов, - проворчала старуха. - А у тебя ни то что паспорта, удостоверения завалящего нет.
        Кот поглядел на старуху с затаенным задором.
        - Нешто ты думаешь, старая, что я с княжьими гриднями не договорюсь?
        - Не те нынче гридни.
        - И я не тот. Но разговор у меня если что тот самый будет.
        Город поражал воображение. Он решил не наматывать круги, изучая «старый город», а выбрал направление и пошел по прямой. Странного вида постройки и люди в центре, сменились еще более странными ближе к окраине. Словно платок с узорчатой серединой и некрашеной тканью по краям.
        Старые пыльные дома-крепости, столбы с огнями, столбы с огромными крикливыми картинками и буквами. На картинках все от телевизоров, до срамных девок. И шум, и толкотня. Потом старые дома сменились постройками помоложе. Эти были высокими, угловатыми и вообще не походили ни на дома, ни на терема.
        При том, что видел в телевизоре и тогда, посреди ночи, когда бежали из зоопарка, к сумасшествию большого города Кот оказался не готов. Воздух был тяжелый, не просто наполненный, а переполненный шумами и запахами. Вокруг все время мельтешило, рябило, рассеивая внимание, отвлекая от чего-то.
        Ему сделалось жутко. От всего этого гнета хотелось бежать без оглядки, вырваться за пределы, уйти в лес, залезть поглубже в чащу. Но сколько не шел выбранной дорогой, леса видно не было. Лишь иногда попадались чахлые, свихнувшиеся от безумства окружающей среды, деревца.
        Вскоре пришла мысль, что в этом городе нельзя жить. Можно только бороться за выживание. Мимо в одну и другую сторону неслись люди. Плохо одетые, хорошо одетые, странно одетые. Но все куда-то спешащие. Без оружия, но вооруженные таким зарядом агрессивности, что одного взгляда на лицо было достаточно, чтобы волосы начали подниматься дыбом, а в груди зародилось рычание.
        Возможно они были не плохими, для кого-то хорошими и добрыми. Но на суровых лицах читалась готовность рвать в клочья, если понадобиться вцепиться в глотку, загрызть насмерть. И не ради жизни, а ради каких-то странных вещей, картинками которых были завешаны огромные щиты, расставленные вдоль дороги.
        Бедные злые люди, подумал он. Кто тот враг, что отнял у вас лес, отнял тишину, отнял покой и гармонию? Кто тот страшный жуткий урод с искалеченной душой, что согнал вас в одну большую кучу, сделал злыми и мелочными? Слабыми и злыми, как бурозубки.
        От этого сравнения кинуло в жар. Оборотень бросился по лестнице вниз, через переход, на другую сторону. Может быть там будет легче… В переходе его встретила еще большая толкотня. Палатки торгашей вдоль стены, пестрые ненужные безделушки ровными рядами. И среди этого пестрого безобразия привалившийся к стене грязный, опустившийся старик. Но суетящиеся мимо люди будто не замечали его. А он сидел с протянутой грязной рукой и плевал под ноги идущим мимо.
        Кот хотел было подойти к старику, но на пути встали пара молодых ребят.
        - Мужик, мелочи не будет?
        Он не ответил, лишь зыркнул на молодых здоровых парней так, что те, тихо извинившись, растворились в толпе. Ноги сами понесли наверх, захотелось чистого воздуха. Но и наверху его не было. Другая сторона улицы только называлась
«другой». На самом деле все здесь было точно так же.
        Желание спрятаться, хоть на мгновение забиться в угол, передохнуть от безумия царящего вокруг, стало невыносимым. И он рванулся в ближайший магазин.
        В магазине было тихо и безлюдно, особенно если сравнивать с уличной суетой. Дверь закрылась с предательским треньканьем. Кот обернулся. Над дверью висел, подрагивая, колокольчик. Подвешен был так, что войти или выйти незамеченным было невозможно.
        - Вы что-то хотели? - поинтересовался сзади мягкий мужской голос.
        Оборотень затравленно обернулся. Перед ним стоял крепкий бородатый мужик в кожаных штанах и черной рубахе. На голове у мужика была намотана пестрая тряпка. Кот окинул взглядом пространство магазина. Вокруг стояли вешалки с мешковатыми костюмами цвета леса. Вдалеке на стене виднелись полки с тяжелыми ботинками.
        - Переодеться, - быстро отозвался Кот.
        Костюм он подобрал почти сразу. Штаны и рубаха не сковывали движений и были снабжены массой карманов, которые избавляли от необходимости тащить что-то в руках. Он закатал рукава, упрятал штанины в тяжелые высокие черные ботинки. «Обувь американского спецназа», как объяснил бородатый. Со шнуровкой этой обуви правда пришлось повозиться, но сообразил быстро, затянул как надо. Ботинки сели как влитые.
        Из-за вешалок высунулась бородатая рожа, помахала рукой.
        - Все в порядке?
        - Даже лучше, - кивнул Кот.
        - Расплатиться можно здесь, - поманил продавец.
        Кот вышел к кассе. Когда доставал деньги, взгляд зацепился за полку под стеклом. Здесь лежали разного вида ножи. Внимание привлекли массивные черные клинки. Он потянулся за одним из них, рука ткнулась в прозрачное твердое стекло.
        - Что, ножик приглянулся? - поинтересовался бородач.
        - Дай-ка вот этот глянуть.
        - Смерш три, - непонятно сообщил торгаш, доставая клинок.
        - Имя что ли у клинка такое? - догадался Кот.
        - Оно самое, - усмехнулся торгаш в бороду.
        - Нож не меч, кто ж им имена дает?
        - Завод-изготовитель, - расхохотался продавец. - Странный ты мужик.
        Слушать, а тем более дискутировать о своих странностях Кот желания не имел. Потому молча сгреб с витрины клинок. Ручка легла точно по руке. Пальцы обожгло давно забытым чувством. Оборотень взмахнул рукой, пытаясь вспомнить движение. Вышло паршиво, коряво, словно у курицы, которая захотела взлететь. Сзади хохотнул бородатый. Не обращая на него внимания, Кот сделал второй взмах. И тут же понял свою ошибку. Стараясь исправиться, отключил разум, заставляя тело двигаться на рефлексах. Память у тела лучше, чем у головы. Если вспомнило, как ходить на двух ногах и говорить по-человечьи, значит, и остальное вспомнит.
        Рука легким движением ушла вперед, рванулась вверх. Удар справа, обратно слева. Обманка. Он не заставлял больше себя двигаться, скорее почувствовал, как вслед за рукой заработал корпус. Выпад, шаг в сторону, тело уходит от встречного удара. Рука сама собой рвется вперед.
        Кот остановил движение, глянул на торгаша. Резким, но легким, словно невесомым ударом загнал клинок лезвием точно в щель между витринами. Бородатый по поводу витрины возмущаться не стал. На покупателя смотрел теперь по-новому, со смесью любопытства и уважения.
        Оборотень поглядел на витрину, ткнул пальцем в соседний клинок.
        - Этот.
        Бородатый ловко вытащил из-под стекла другой нож, подкинул на ладони и лихо метнул покупателю. Тело отклонилось в сторону, рука метнулась навстречу летящему ножу, сдернула его с намеченного пути.
        Кот с прищуром глянул на продавца. Не прост борода. Не такой валенок, как показалось. Знает, чем торгует. Прорезиненная рукоять легла намертво. Черное толстое лезвие смотрелось теперь, словно грозный коготь, который по какой-то причине заменил человеку кисть.
        - А этого как звать?
        - Гюрза, - отозвался бородатый. - Если был бы с гардой, считай боевой. А так вроде как разделочный. Мяско резать, хлебушек пилить. Разрешения на ношение не требует.
        - А это мне, мил человек, по барабану. Главное, чтобы тебе это продавать можно было. А уж разрешение на ношения я сам себе дам.
        Кот снова сделал выпад. Один, другой. Лезвие дернулось точным ударом, легко сверкнуло, уходя по касательной. Выпад, обманка, выпад. Разворот. Кот двигался так, что на него хотелось смотреть, как на профессионального танцора, что исполняет сольную партию. Движения оборотня были мягкими, гладкими. Он словно играл, но каждое такое игривое движение, каждый выпад был выверен и просчитан до миллиметра. Танец одиночки завораживал, притягивал. И партнера в этом танце у Кота не было и быть не могло, потому что каждое движение для любого партнера обернулось бы смертью.
        Бородатый смотрел на кружащего перед витриной Кота с той зачарованной любовью, с какой змея смотрит на факира с дудочкой. Оборотень сделал последний выпад. Повернулся к прилавку, но нож не бросил, задержал в руке.
        - Понравился, - улыбнулся бородач с каким-то новым оттенком. - Вижу, что понравился. Берешь?
        - Беру, - кивнул Кот. - И первый тоже. Сколько там с меня?
        - Все вместе, - продавец застучал пальцем выбивая и суммируя что-то на кассе.
        Кот молча положил перед ним банковскую пачку с тысячными бумажками.
        - Сам отсчитай сколько надо.
        Бородатый поглядел с еще более уважительным оттенком. Молча отсчитал купюры, сделав пачку заметно тоньше. Тренькнул кассовым аппаратом, сунул чек и сдачу.
        - Не надо, - покачал головой оборотень.
        Бородатый пожал плечами, достал какие-то бумажки и пакет, протянул Коту.
        - Это документы на ножи. А здесь ваш костюм, в котором вы пришли.
        Оборотень глянул на мешок, в котором упокоился заказанный старухой по какому-то каталогу адидасовский костюм, покачал головой.
        - И этого не надо. Оставь, может сгодится. А не сгодится, выброси.
        Бородатый пихнул мешок под прилавок, туда же сунул чек, сдачу и документы.
        - Если передумаешь, заходи, - пояснил Коту. - Здесь лежать будет.
        - Не передумаю.
        Он развернулся и пошел к выходу. Уже у дверей его нагнал голос бородатого торгаша.
        - Погоди.
        Кот остановился, повернулся с ленивой грацией. Бородатый вышел из-за прилавка, поспешно подошел к оборотню. Заговорил тише, чем прежде.
        - Ты откуда такой вообще?
        - Издалека.
        - А сюда на долго?
        - Как получится.
        - От чего зависит? - борода прищурился.
        Оборотень передернул плечами.
        - Пока не помру.
        - Умирать пришел?
        - Пришел, потому что позвали. А умирать… Как получится.
        Бородатый совсем понизил голос, перешел на шепот.
        - Ты это… Если посерьезней чего понадобится, обращайся. Есть возможность. Правда без документов. Но тебя это, я вижу не заботит.
        Кот окинул взглядом продавца и подмигнул:
        - Я подумаю.
        Прогулку на этом решил закончить. Назад возвращался уже спокойнее. Не то пообвыкся, не то с двумя ножами и в удобной одеже почувствовал себя увереннее.
        Старуха встретила недовольная.
        - Где ты столько времени? Я уж не знала чего думать.
        - А ты бы на кофейной гуще погадала, - ядовито посоветовал Кот. - Или на бараньей лопатке. Тут бы и узнала где я и что со мной. Или уж и на это кишка тонка?
        - Поговори еще, - проворчала старуха, но спорить не стала.
        Прошла в номер, к столу. Там уже стоял заказанный в местном ресторане обед. Кот сел к столу, втянул носом пряные ароматы. Рот наполнился слюной и оборотень схватился за ложку, принялся за суп.
        - Ты, старая, я гляжу, кучеряво живешь, - сказал между делом, хлюпая бульоном. - Я сегодня по городу походил, поглядел. Честно сказать, удивился. Ты ж всегда в глуши по избушкам на курьих ножках. А тут в самом центре города. Да не просто города - столицы. Не ожидал.
        Старуха размочила в дорогущем супе хлебный мякиш, отозвалась с той же неспешностью, с какой принялась за еду:
        - Никто не ожидает. Потому мы и здесь. Но долго тут торчать нельзя, прав. Скоро настоящие дела пойдут, тогда прятаться надо будет. Я уж присмотрела квартирку на окраине. Хозяева на даче живут, квартиру сдают. Там и поселимся. И от властей и прочих любопытных далеко, и к тому, кто нам нужен близко.
        Старуха поглядела на оборотня, выловила из супа раскисший хлеб, принялась жевать. Кот вопросов не задавал. Ждал когда сама говорить начнет.
        - Ты, я вижу, уже собрался.
        - Не совсем, - отозвался Кот, доедая суп и отставляя тарелку. - Мясо есть?
        Старуха кивнула на блюдо с чем-то обильно залитым соусом. Оборотень потянулся, придвинул к себе, втянул ноздрями аромат.
        - Сегодня вечерком, или завтра съезжу в одно местечко, подготовлюсь как следует. Чем резать есть, будет и из чего стрелять.
        - Смотри чтоб тебя не загребли, - брюзгливо проскрежетала старуха. - В каталажке ты мне без надобности.
        Кот замер, пристально посмотрел на собеседницу.
        - А где с надобностью?
        Вместо ответа старуха с сопением принялась за очередной кусок раскисшего мякиша. Кот ждал, наконец, не выдержал.
        - Может, хватит темнить? Скажешь, на кой черт я тебе понадобился? Ведь понятно, что не из любви к живой природе. Ты ж мне Василису ни в жизнь не простишь.
        - Ты мне ее тоже не простишь. И то что зверем тебя сделала, поди, не забудешь. А позвала, потому что нужен. Враг на Руси.
        Кот фыркнул.
        - Это американцы что ли? Или эти… башибузуки с зеленым знаменем? Хочешь, чтобы я против них войну начал?
        Старуха прикончила получившуюся из «супчика от шеф-повара» похлебку. Цыкнула зубом.
        - Не тот враг. Калинов мост помнишь?
        Кот отстранился от мяса. Глаза стали бешенными, волосы встопорщились. Осталось только спину выгнуть и зашипеть - вылитый зверь получится.
        - Неужто прорвало?
        - Пока нет, - покачала головой старуха. - Но скоро прорвет. Мне видение было. И не одно. Уж лет семнадцать как маюсь. Жду и сделать ничего не могу. Потому тебя и вернула. Современные, они по науке и технике живут. Правды не знают, покона не помнят. Ну, кинут туда пару взводов спецназа, так от того же только хуже будет. Мы с тобой единственные, кто знает как мост защитить.
        Кот рычаще расхохотался. Холодно, жестоко, безжалостно.
        - Что ж ты думаешь, старая, мы с тобой вдвоем всю ту мерзость удержим? Я уж и не помню, с какой стороны за меч браться. Ты без своих рисунков уже и колдовать не могешь.
        - Ту сторону держать будут. Сдюжат. Не такое переживали. А на этой стороне мы с тобой. Я еще кое-чего могу. И ты не бреши. Меч тебе вряд ли понадобиться, а ножи, гляжу, уже прикупил.
        - Пусть с ножами, пусть еще с чем… Вдвоем не сдюжим.
        - А втроем? - поспешно вставила старуха.
        - Третий кто? - сощерился Кот.
        - Милонег, - коротко бросила старуха.
        Лицо оборотня исказило болью. Когда заговорил, голос звучал зло и глухо.
        - Плохие шутки, старая. Я его мертвого на руках держал. Сам ему глаза закрывал. Еще тогда, под Киевом, когда он супротив князя полез и супротив побратима вышел…
        - Он на той стороне остался, - оборвала старуха. - А уж как из мира мертвых в мир живых человека перетащить, так то не тебе меня учить, зверь. Сейчас он здесь. Но тело другое и память спит. Память я ему верну, когда пора придет. А тело тренировать ты будешь. Понял? А как начнется, так будем втроем мост держать. Может, к тому времени еще чего придумается. Пока мне Милонег нужен. И ты с настроением пободрее.
        Кот заметно успокоился. Пока слушал, вернулся к тарелке с мясом. Сказал отстраненно, глаз не поднимая:
        - Понял я, что тебе нужно. Жить устала, угробиться решила. И меня угробить заодно.
        - Не заодно. За Русь.
        Оборотень хмыкнул.
        - Понятно, что за Русь. За князя я не воюю, за тебя тем паче. Только Русь сегодня странная. Не пойму я как за правду биться, когда неправда одна кругом. Вроде как мы с тобой, старая, на светлой стороне, а по сторонам поглядишь - уж больно она темная.
        - А ты не философствуй. Ты дело делай. А там, боги дадут, увидим кто светлый, кто темный, а кто…
        - Мертвый, - закончил за нее Кот. - Спасибо тебе за хлеб, за соль, старая. Пойду я.
        - Куда? - встрепенулась старуха.
        - Готовиться. Прикупить кой-чего надо. Ты лучше денег еще дай и побольше. И вот еще… Сегодня поздно, а завтра учить меня будешь.
        - Чему? - не поняла старуха.
        - Читать. Новой грамоты не разумею. А без нее сейчас труднее чем прежде.
        Из города выехали уже по темноте. Бородатый, которого, как оказалось, звали Игорем, сперва ехал прямо по серой покрытой асфальтом дороге, потом куда-то свернул. Здесь дорога была почти привычная - простые разбитые колесами колеи. Машину подбрасывало на кочках, и Кот придерживался рукой за потолок.
        - Там ручка есть, - усмехнулся бородатый Игорь. - За нее держаться удобнее.
        Оборотень повел рукой в сторону. Ручка нашлась почти что сразу. Он благодарно кивнул.
        Фары выхватывали редкую куцую растительность, грязные лужи в особенно разбитых местах, булыжники. Один раз чуть не напоролись на кусок металлической трубы, торчащей прямо из дороги под странным углом. Игорь пробубнил что-то про отсутствие порядка на широких просторах необъятной родины и дал руля в сторону.
        Вскоре дорога закончилась. Уперлась в высокие железные ворота синюшного цвета. Каждую воротину украшала большая красная пятиконечная звезда.
        Бородатый притормозил, заглушил мотор и погасил фары.
        - Подожди здесь, - велел уже вылезая. - Скоро вернусь.
        Кот кивнул. Когда за Игорем захлопнулась дверца, прижался к стеклу, вглядываясь в темноту. Фигура метнулась от машины к воротам, но ворота не раскрыли. Отворилась небольшая калиточка, в которую и прошмыгнул бородатый.
        Он оторвался от стекла, потихоньку приоткрыл дверцу и прислушался. Тишина была насыщенной. Ее нарушал и стрекот насекомых, и шебуршание полевок, и ночные птицы. Больше всего шума создавали люди за высокой стеной, хотя они явно старались вести себя тихо.
        Притворив за собой дверцу, Кот двинулся к деревьям. Походка его была мягкой, едва уловимой. Зверье его безусловно чуяло, но человек привыкший к городу не услышал бы его шагов, даже если б очень постарался.
        Слившись с кустами он ускорил шаг. Через несколько скачков перешел на бег. Разбег был коротким, а удар глухим. Тело заныло, меняясь. Он взрыкнул, ловя давно забытое ощущение. Сколько лет не мог обернуться по собственной воле. Порой казалось, что так и помрет зверем. Но смерть не шла. Потом, когда ему вернули человечье обличье, вздохнул с облегчением, но тут же родилась тревога. А вдруг не сможет перекинуться сам?
        Сейчас волнение прошло. Пришло осознание того, что он все тот же. Кот ускорил движение. Мышцы приятно заныли. На четырех ногах не двигался уже несколько недель, а сколько не бегал и вовсе не упомнишь. Но злоупотреблять не стал. Пробежав метров пятьсот повернулся и потрусил обратно.
        Перекинулся. Наскоро оделся и вышел, поправляя штаны. Как раз вовремя. Игорь уже стоял у машины.
        - Ты куда ушел?
        - До ветру, - легко отозвался Кот.
        - Садись. Едем.
        На этот раз им распахнули ворота. Но как-то боязливо. Приоткрыли, впуская машину и тут же затворили. Игорь ехал медленно, словно крался. Фары так и не включил. Въехав в крепость, как окрестил для себя оборотень воинскую часть, бородач свернул за ближайший барак и еще долго петлял между какими-то темными низкими постройками.
        От ближайшего строения отделилась тень, махнула рукой. Игорь быстро вылез из машины.
        - Чего сидишь? Идем.
        Кот поспешил следом. Бородатый очень старался идти тихо, но получалось это у него крайне плохо. Но он так старался, что чуть не лопался от натуги. Эта старательность развеселила оборотня и он тихонько фыркнул.
        Внутри их ждали. Пожилой мужчина, пропахший железом, маслом и порохом. Свет в помещении был тусклый, грязно-желтый, но мужчина все время щурился. Не то никак не мог привыкнуть с темноты, не то попросту страдал плохим зрением.
        - Чего надо? - хрипло поинтересовался мужчина.
        Игорь поглядел на Кота, мол, хозяин барин. Кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Оборотень стушевался. Хоть и успел кое-что узнать о современном оружии, но заказывать был явно не готов.
        - Хочешь калаша в солидоле? - подтолкнул мысль пожилой. - Ящик водки, и он твой. Еще ящик и пару рожков к нему подгоню.
        Оборотень покачал головой.
        - Нужно что-то мощное, и не громоздкое. Чтобы можно было незаметно таскать с собой.
        Пожилой поскреб затылок:
        - Я тебе под такое описание пол склада подгоню.
        - Вот и гони, - посоветовал Игорь. - А мы выберем.
        Хозяин снова поскреб затылок, кашлянул и пошел в сторону дальней двери. Игорь повернулся к Коту и улыбнулся.
        - Ты его озадачил, - сообщил шепотом.
        Оборотня не было очень долго. Она уже и впрямь собралась глядеть где он и что с ним. Не на бараньей лопатке, конечно, но…
        В дверь постучали. Резко, настойчиво. Необходимость в гаданиях исчезла сама собой. Она вышла в холл. По ощущениям за дверью был зверь. Но не один. Интересно. Замерев в дверях, крикнула:
        - Не заперто.
        Дверь распахнулась, впуская двух мужчин. Оборотень в самом деле пришел не один. С ним был крепкий бородатый мужичек в косухе и бандане. Эдакая смесь карибского пирата с московским байкером.
        - Это Игорь, - представил оборотень попутчика.
        - Здравствуйте, - проявил неожиданную вежливость бородач.
        - Это старая, - продолжил церемонию представления Кот. - С ней можно на ты. Незачем баловать.
        - Слушай, Кот, - перебил Игорь. - Я так не могу. Меня от погонял коробит всю жизнь. Тебя я еще могу Котом называть, если хочешь. А бабульку… Ну есть же у нее имя… отчество…
        Бородатый замялся. Она смотрела на него с интересом. Странное сочетание социального протеста с внутренним консерватизмом.
        - Его на самом деле так зовут, - улыбнулась она. - Всю жизнь Котом кликали. Сколько помню. А я не бабулька, так что со мной можешь не церемониться.
        Игорь странно посмотрел на нее, повернулся к Коту:
        - А кто?
        Кот молчал. Она перевела взгляд с бородатого на оборотня.
        - Он нам нужен? - спросила тихо.
        Тот коротко кивнул. Игорю эта мизансцена явно не понравилась. Он как-то засуетился, переводя взгляд с одного на другого.
        - Эй, - позвал робко. - Вы о чем?
        Неуверенность эта развеселила старуху. Она хрипло рассмеялась и поглядела на Игоря бесноватыми глазами, каких не было у нее уж лет двести.
        - Хочешь знать кто я?
        Она щелкнула пальцами, губы легко прошелестели слово, наводя морок. У бородатого отвалилась челюсть. И было от чего, уж она-то знала. На том месте, где мгновение назад сутулилась дама преклонного возраста, сейчас беззаботно улыбалась девушка лет двадцати с ослепительными формами обтянутыми вечернем платьицем. Она сделала пару шагов, девушка приблизилась к несчастному Игорю, эротично покачивая бедрами. Тот попятился.
        - Да, - протянул стоявший в стороне Кот. - Кое-что еще можешь.
        Замечание оборотня привело в бешенство. Морок навести может кто угодно. Для этого и волшбы не надо. Есть всякие травки, грибочки, которые такие фантазии высвобождают и делают реальными, что ни один морок рядом не стоял. Она зло щелкнула пальцами. Бородатый вздрогнул, словно ему отвесили смачную пощечину, заморгал часто-часто.
        - Я не бабулька, - сердито проворчала старуха. - Ведьма я. Ведунья. Хочешь так зови. Хочешь старой называй. Хочешь, Ягой, как прежде кликали.
        - Яга? - тупо переспросил Игорь.
        - Яга-яга.
        Игорь повернулся к своему покупателю.
        - А ты значит Кот?
        - Кот, - кивнула старуха и повернулась к оборотню. - Покажи ему фокус.
        - Не удобно как-то, - помялся оборотень.
        - Не удобно нужду справлять в почтовый ящик. Высоко и сбоку, - грубовато отозвалась Яга. - Давай-давай. Сам его притащил, сам и показывай. Если он нам в самом деле нужен, то должен знать и понимать с кем он и за что.
        Оборотень пожал плечами, отошел на свободное пространство, коротко разбежался в два скачка и, подпрыгнув, кувырнулся на пол. На какой-то момент ей вдруг показалось, что не хватит разбега, силы не хватит. Что человек просто расшибет себе башку об пол. Но опасения оказались напрасными. Превращение было молниеносным. Посреди комнаты стоял огромный черный кот, похожий на пантеру, но крупнее. И глаза у него были более дикими, чем у всех хищных кошек вместе взятых.
        Зверь нервно передернул хвостом из стороны в сторону. Скосил желтый глаз на старую ведунью, вопросительно рыкнул. Она поглядела на Игоря. Тот стоял бледный и, кажется, не мог двигаться. Хватит с него впечатлений.
        - Достаточно, - кивнула старуха оборотню.
        Зверь медленно пошел по кругу. Сперва вальяжно, потом все больше и больше набирая скорость. Наконец сделал рывок и кинулся об пол. Смотреть, как треснется головой об пол, она не стала. Что обратное превращение произошло поняла, когда услыхала сзади недовольный голос:
        - Это последний раз. В другой будешь думать как объяснить тоже самое словами.
        - Наглядно всегда доходчивей, - не согласилась старуха.
        - Вот сама и тряси мудями наглядно. А я этой показухи не люблю, - недовольно пробурчал Кот натягивая штаны.
        Что-то ощутимо грохнулось. Кот поднял голову и язвительно ухмыльнулся:
        - Вон она, твоя наглядность.
        Старуха повернулась к Игорю. Бородатый валялся на полу в холле двухместного люкса без сознания.
        Игорь сидел в кресле и пил горячий чай маленькими глоточками. Он скинул косуху и снял бандану отчего схожести с пиратом-байкером поубавилось. Сейчас он вызывал скорее умиление. Особенно когда по-детски причмокивал, делая очередной глоточек.
        - «Ночной дозор» смотрел? - спросила у бородатого старуха.
        Тот молча кивнул.
        - Так вот всего этого нет. Нет никаких вампиров и магов, нету борьбы и договоров между ними. Нет дозоров и Завулона с Гессером. И борьбы темных со светлыми в этом понимании тоже нет.
        Кот и Игорь отреагировали одновременно.
        - Что за дозор такой? - заинтересовался оборотень.
        - А в каком есть? - уточнил бородатый.
        Старуха отмахнулась от Кота, мол потом объясню, и повернулась к Игорю.
        - В том самом, первозданном. Сказки в детстве читал? Былины там всякие. Есть такой Калинов мост. К нему приходит герой, кого-то рубит и уходит. Кого рубит? И что такое этот мост?
        - И что такое? - эхом отозвался Игорь.
        - Портал. Точка перехода из мира живых в мир мертвых.
        - Не так ты объясняешь, старая, - поморщился Кот. - Из мира живых в мир мертвых и без моста можно попасть. Разок по темени шарахнуть и ага! Ты уже в мире мертвых.
        - Уйди, - цыкнув на него старуха и снова обратилась к Игорю. - Мост это точка перехода из мира живых в мир мертвых и обратно. По этому мосту можно попасть в нижний мир и вернуться. Все, кто когда-либо спускались в мир мертвых и приходили обратно пользовались мостом. Либо услугами яги.
        - А при чем здесь вы?
        - Не я. Яга это не имя собственное, это… - старуха на секунду задумалась. - Как должность. Яга - проводник. Я одна из немногих, кто может без помощи моста проходить в мир мертвых.
        - А как? - заинтересовался Игорь.
        - Не твоего ума дело, - оборвала старуха. - О другом сейчас. Так вот мост - это переход. Но по нему не только отсюда туда можно попасть, но и оттуда сюда. Время от времени, когда тьма набирает силу, нечисть из мертвого мира пытается прорваться в мир живых. Если прорвется, будет… - старуха задумалась, подбирая слово. - Очень плохо будет. Мир в том виде, в котором мы его знаем прекратит существовать. А может и вовсе прекратит существовать. Потому, когда нечисть набирается сил и рвется наружу, к мосту приходит герой и рубит нечисть. Как в сказках. Они ведь не на ровном месте писались.
        Игорь отставил чашку, ухватил рукой бороду, в задумчивости потянул ее так, что в какой-то момент показалось - выдернет с корнем.
        - А чего плохого от того, что мертвые вернутся? Воскреснут и ладно. Или они будут как живые мертвецы в кино?
        - Никто не знает, что и как будет, потому что ни разу оттуда никто не прорвался. Воскресить человека можно, но за душу вернувшуюся в этот мир должна быть отдана плата. Из этого мира тоже уходит душа. Так испокон веков было. Это равновесие, понимаешь? Если равновесие нарушить, впустить всех сюда бесплатно… Сказать, что именно случиться трудно, но хорошего в этом мало. Потому всегда должен быть герой, который рубит нечисть. Та самая борьба света и тьмы. Только светлых, которые будут что-то делать, а не скажут «ну и пусть себе мир летит к черту» все меньше. Потому, наверное, они и напирают. Миры они ведь между собой крепко связаны.
        Бородатый поглядел с сомнением.
        - Что ж они, по расписанью прут? Откуда знаешь, что прямо сейчас никто не вылезет.
        - Там на мосту, - встрял-таки Кот. - Всегда оборону держут. Но не всегда удержать могут. Когда тьма набирается сил, мост проявляется в нашем мире и нужны силы мира живых, чтобы удержать защиту.
        - А откуда узнать, когда он проявится?
        - Много вопросов задаешь, - фыркнула старуха.
        Кот кивнул на Ягу, пояснив:
        - Она чувствует. Предвидит.
        - А те, которые на мосту… Кто они?
        Старуха поднялась из-за стола, нависла над Игорем и сказала с нажимом:
        - Неравнодушные. Много будешь знать, плохо будешь спать.
        Развернулась и вышла. Кот поглядел ей в спину, прикрыл дверь и вернулся в комнату. Заговорил тихо.
        - Те, которые на мосту оборону держат… они тоже мертвые. Только они, умерев, не провалились в беспамятство, не ушли в новый мир в поисках новой лучшей загробной жизни. Они имели столько силы, мужества и чистоты, что сохранили память о земной жизни и сумели остаться на мосту. Это великие люди.
        Игорь встал. На Кота смотрел рассеянно. Наконец выдавил:
        - Ну, а от меня то вы чего хотите?
        - Помощи. Нужна машина. Оружие. Кроме того, я не умею стрелять. Луком владею, пращой, но все эти железяки, которые мы с тобой купили, для меня загадка. Кто научит? Не старуха же. И потом, когда время придет, нужна будет помощь.
        - А с чего ты взял, что я буду рисковать своей шкурой ради какого-то моста, пусть даже все это приведет к концу света? - Игорь пристально поглядел на оборотня.
        Тот усмехнулся, словно ученик, который вместо каверзного вопроса по математическому анализу услышал: «сколько будет дважды два?»
        - Это просто, - объяснил он. - В тебе больше света, чем тьмы.
        Из гостиницы они съехали на следующий день. Но Игорь проявился только через неделю. В тот вечер он ушел пожав руку Коту и вежливо попрощавшись со старухой. Уже в дверях сообщил, что ему надо думать. Оборотень пошутил, дескать думать надо всегда, но бородач был серьезен, и Кот решил его не беспокоить.
        Игорь появился сам через неделю. Позвонил по телефону, хотя номера знать не мог. На вопрос в лоб только рассмеялся:
        - Сами ж говорили, что съезжаете. И адрес называли.
        - Только улицу, - уточнил Кот.
        - Только, - фыркнул в трубку Игорь. - Как будто на той улице много народу квартиры сдает и еще больше неделю назад постояльцев сменило. Адресок нашелся почти сразу. Ну а телефон по адресу узнать вообще не проблема. Главное, знать у кого спрашивать.
        - А ты знаешь.
        - А я знаю, - согласился Игорь. - У метро встретишь? А то плутать по району одному не охота.
        - А чего не на машине?
        - Днем через весь город на машине? Я что - похож на самоубийцу? И потом жарко, я пива хочу.
        Кот встретил его у метро через час. Игорь был доволен жизнью и не смущаясь общественности места пил пиво из бутылки. На предложение поддержать компанию, оборотень ответил категорическим отказом:
        - Не люблю я пиво. У меня от него голова пустая становится.
        Игорь пожал плечами.
        - Была бы честь предложена. Тогда веди, Сусанин.

«Сусанина» Кот не понял, но уточнять не стал. Уже привык, что вокруг бросаются непонятными словечками, изречениями каких-то деятелей. Манера поминать к месту и не к месту чужие изречения казалась ему странной. В былые времена один умный ссылался на другого редко, да и то сто раз подумавши. Теперь же цитатами сыпали все и всюду. Причем повторяли не только и не столько умные за мудрыми. Цитировали дураки шоуменов. Все равно как шут на базарной площади отпустил шутку ниже пояса, а весь базар потом ее неделю пересказывает. Но если с дураками на базаре все было понятно, то здесь и сейчас… Не говоря даже, а повторяя безумные глупости народ придавал себе столько значимости, что становилось смешно и грустно.
        Повернув от метро налево, быстро прошел мимо вереницы торговых палаток, перемахнул через дорогу и нырнул во дворы. Здесь было тише и зелени больше, чем возле дорогой гостиницы в центре города.
        - Слушай, Кот, я вот думал тут… а сколько тебе лет?
        Кот остановился и воззрился на Игоря. Последний раз этот вопрос ему задавали в лесах под Киевом до крещения Руси. Тогда он так и не смог ответить.
        - Не помню. А что?
        - Ну вы вроде как с бабулей живете… кхм… давно. Только она старуха совсем, а ты лет на сорок выглядишь не больше. Это как?
        - Она баба, - ответил оборотень и потрусил через двор мимо хоккейной коробки и детских площадок. - А я зверь. Потом ты же видел, и она может быть молодой.
        - Она придуривается, - Игорь допил пиво и поискал глазами мусорку. - А ты на самом деле.
        - Придуривается, - согласился оборотень. - Только откуда ты знаешь когда она придуривается? Может, она на самом деле такая, а придуривается, когда старухой выглядит. Я вот не знаю. Вообще я ей не шибко верю.
        Игорь сделал пару шагов в сторону, бросил бутылку в мусорный бак. Вернулся обратно.
        - Так ты ей, значит, не доверяешь?
        - Доверяю, - покачал головой Кот. - У меня выхода другого нет. Но не сильно верю и не сказать что люблю.
        - Есть причина?
        Кот кивнул.
        - Расскажешь?
        Оборотень нехотя посмотрел на бородатого, фыркнул.
        - У меня была любимая женщина. Я ее потерял. Думал тогда все, не полюблю больше. Но случилось, полюбил. Ее Василисой звали. Бабкина внучка была. Я ее любил, она меня. А старуха на меня осерчала, дескать совратил девку зверь лютый. Так объяснить ничего и не дала, обернула зверем и в зверином теле заперла на сотни лет. А Василисе отвар дала, чтобы не рожденного нашего сына изничтожить. Василиса год слезы проливала, потом пошла к речке и утопилась. Вот и вся сказка. Потому нет у меня причин любить старуху, как и у нее нет причины меня любить. Василиса между нами. Мертвая Василиса.
        Игорь слушал молча, хмурился.
        - А что потом? Так больше никого и не полюбил?
        - Потом, - лицо Кота стало жестким, словно окаменело. - Не было у меня потом. Потом я был зверем. И давай-ка ты меня больше об этом не спрашивай.
        На последнюю просьбу Игорь только согласно головой мотнул, словно конь. Оборотень улыбнулся.
        - Не печалься. Той сказке уж тыща лет. Столько даже память не живет, не то что люди. А история - она вечная. По кругу ходит и раз за разом повторяется. Пришли.
        Игорь поглядел на бело-бордовую шестнадцатиэтажку. За ней уже поднимались новостройки. Где-то далеко за ними маячила густая зелень.
        - А там что? - указал Игорь на далекие деревья. - Лес?
        - Какой там лес, - отмахнулся Кот. - Так, три тополя да две березы. С этой стороны заходишь - город слышно, а поглубже зайдешь, уж до другого края дотопал. А там МКАД. Но ночью там пусто и под утро тоже. Можно подальше отойти, пристреляться. Никто не помешает.
        Игорь кивнул.
        В подъезде было прохладно и темно. Во всяком случае, после буйно палящего солнца, глаза к лампам дневного света привыкали долго. Окончательно зрение вернулось только в лифте. Оборотень нажал кнопку, лифт скрипнул хлипкими дверьми и натужно жужжа потащился вверх.
        - Ого, - оценил бородатый. - Тринадцатый этаж. А квартира какая?
        - Как какая, - прищурился Кот. - Шестьсот шестьдесят шестая, конечно.
        - Серьезно? - выпучился Игорь.
        - Нет, шучу.
        В дверь звонить Кот не стал, открыл своим ключом. Хоть и знал, что старуха дома, но предпочитал никого не тревожить и ничем не обязывать. С порога бросил громко:
        - Старая, нас уже трое.
        И не дожидаясь ответа, не дав Игорю поздороваться с бабкой, поволок того на балкон. Распахнув створку остекления, ткнул пальцем в торчащий из зелени девятиэтажный дом.
        - Видишь? Вон те окна.
        - Ну.
        - Там четвертый живет. Вот познакомлюсь с ним поближе и нас будет четверо.
        - А ты с ним не знаком?
        - И да, и нет, - загадочно отозвался Кот. - Иди со старухой поздоровайся, а то обидится и превратит в какое-нибудь непотребство.
        ГЛАВА ВТОРАЯ
        ОЛЕГ
        МОСКВА. 2019 ГОД.
        Ребята выходили из зала после спарринга бодрые, переполненные эмоциями. В дверях задерживались, складывая руки в приветственном жесте.
        - Ос, - привычно поклонился Олег.
        - Ос, - отозвался учитель.
        Олег вышел в коридор и уже расслабившись побежал к раздевалке. В душевой немного задержался, потому, когда добрался до их со Степкой шкафчиков, тот был уже одет и готов к отправлению во внешний мир.
        - Привет, опозданец, - улыбнулся Олег. - Что за привычка на пятнадцать минут позже являться?
        - Пятнадцать минут, это академическое опоздание, - деловито объяснил Степа. - Потом, это ты у нас идешь путем воина, а я просто на тренировки хожу, так что мне можно и опоздать. И, кстати, с днем рождения.
        - С прошедшим, - поправил Олег, поспешно укладывая кимоно в пакет. - Вчера был.
        Степа кивнул:
        - Знаю. А ты опять не празднуешь?
        - Зачем? - пожал плечами Олег и заперев шкафчик двинулся на выход из раздевалки. - Чего тут праздновать-то? Ну прожил человек еще год и не умер. Что это? Праздник победы над смертью?
        - Традиция, - не согласился Степа. - Причем не самая плохая. Ты стал на год старше, лучше, умней. Почему бы не выпить по этому поводу.
        - Старше - да, - кивнул Олег. - Лучше и умней это еще вопрос. А если тебе так приперло выпить на халяву, то поставлю я тебе пиво.
        - С тебя пиво, с меня подарок, - подмигнул Степа. - Пошли?
        Олег кивнул. По поводу дня рождения он ни разу не лукавил. Не прикрывался философией, «которой в семнадцать лет быть не должно, если только это не выпендреж», как говорил отец. Он на самом деле никогда не любил этого праздника. А насчет философий… Иногда ему казалось, что где-то глубоко внутри него живет другая сущность. Много старше, много умнее. Просто до нее надо докопаться.
        Потому, собственно, и пришел в эту каратистскую школу. Столкнувшись с каратэ Кёкусинкай, проникся биографией и околобуддистскими учениями Масутацу Ояма и решил, что это достойный путь для того, чтобы докопаться до сути.
        Степа, который сам притащил бывшего одноклассника на эти тренировки, смотрел на ситуацию с других позиций. Кивая учителю, дескать понимает, что каратэ это не только вид восточных единоборств, но и учение, ведущее к самосовершенствованию не только и не столько физическому, сколько духовному, понимать этого не стремился. Да и многие ли из группы думали о духовной стороне? Тренировали-то в первую очередь тела. Учились бить и уходить от удара. Думая о том, как это может пригодится в уличной потасовке. Иногда грезя какими-то соревнованиями, поясами и титулами. Степа же пришел сюда, когда в подворотне по лицу настучали.
        Олег не осуждал, напротив, считал, что это дело благое. Но для себя видел во всем этом иной путь, о котором предпочитал помалкивать. Любые философские темы, затронутые в компании сверстников, делали из него либо зануду, либо мальчика со странностями. В компаниях постарше он воспринимался либо мальчиком со странностями, либо ой каким умненьким мальчиком. Отец упорно продолжал считать, что все философские выкладки семнадцатилетнего отпрыска лишь выпендреж и не имеют под собой никакой осмысленной основы. А выпендреж предка всегда раздражал, потому Олег и с ним старался этих тем не затрагивать.
        Степа трещал всю дорогу о знакомых и незнакомых девчонках, травил какие-то байки не шибко пристойного содержания. Олег особо не прислушивался, думая о своем. От мыслей его отвлек голос приятеля:
        - Ну что, может все-таки по пиву? Уже третью палатку проходим.
        Олег остановился, посмотрел на Степку.
        - Какое тебе?
        - Светлое.
        Он подошел к окошку, доставая из кармана пожеванные мелкие купюры.
        - Четыре штучки зеленого туборга, - попросил в окошко. - И сушеного кальмара.
        Из палатки на подростка посмотрели с сомнением. При немалом росте и не детской уже комплекции, двадцати одного года на олеговом лице не читалось ни при каких обстоятельствах. Но пиво все же дали. Не школьник и то ладно, деньги то зарабатывать надо.
        Степа запустил пятерню в пакетик, как только отошли в сторону. Со щелчком открыл жестянку с пивом, сказал какую-то гадость в адрес брызнувшей на штаны пены и радостно сделал глоток.
        - Ты себя ведешь как алкоголик, - пожурил Олег. - Только руки не трясутся.
        - Жарко, а пиво холодное. И жажда мучит, - оправдался Степа. - А ты похож на зануду, или на мою матушку, когда она морали читает. Пошли на лавочку.
        Лавочка была излюбленным местом молодежи. Когда-то она стояла на краю детской площадки, под высоким деревом. Потом детскую площадку срыли тихой сапой и воздвигли на ее месте автомобильную стоянку. Наезжать никто не стал. Глава домового правления, под юрисдикцию которого попадала площадка, главная местная активистка, могла бы устроить бучу. Но сын ее давно вырос из возраста качелек-каруселек, а вместо внуков заимел старенькую БМВ. Потому важность автостоянки возобладала над значимостью детской площадки.
        Качели, карусели и лесенки пошли прахом. Травку засыпали гравием. Вокруг поставили невысокий заборчик, а на въезде повесили цепь с навесным замком, дабы кто не надо не парковался. А вот скамейка под высоким деревом оказалась никому не нужна, потому как стояла на отшибе. Так и осталась. Только если раньше на устроившуюся здесь молодежь ворчали молодые мамы и бабушки, выгуливавшие собственных чад, то теперь наезжать стало некому.
        Степа плюхнулся на лавочку. Порылся в спортивной сумке и достал оттуда небольшой сверток, перетянутый ленточкой.
        - Держи, это тебе. И давай, доставай своего сушеного кальмара.
        - Он не мой, - Олег вытащил из пакета упаковку кальмаров. - Он атлантический. Спасибо.
        Сверток оказался легким, но упакованным намертво. Ленточка затянулась на такое количество тугих узлов, что Олег полез за выкидушкой.
        - Такую красоту испортил, - хихикнул Степа, глядя как приятель кромсает перочинным ножиком несчастную ленточку. - А еще эстет.
        Олег на подначку не среагировал. Внутри конверта оказалось красивое издание «Семи самураев» Куросавы. Подарок так подарок. Все же Степа не такой балбес, каким хочет казаться.
        - Спасибо, - искренне поблагодарил он.
        - Не за что, - отмахнулся Степа.
        - Сам смотрел?
        - Не-а. Но мужик в магазине сказал, что это было культовое кино. В прошлом веке. В общем, мощное старье, как ты любишь.
        Нет, все-таки балбес, подумал Олег и открыл банку пива.
        Посмотреть на четвертого было интересно, но, когда ему ткнули направление и сказали «вот он», Игорь замер. Долго смотрел на двух пацанов, сидящих с пивом на скамейке и не верил своим глазам. Кот продолжал чинно шествовать, ведя под руку старую ведунью, с таким видом, словно повзрослевший внук выгуливал престарелую бабушку.
        - Это же дети, - выдавил он наконец.
        - Это сейчас они дети. При княжьем дворе мужик в семнадцать весен мальчиком не был. А ты вот, Игоряша, уже считался бы старым пердуном, - бодро отозвалась старуха.
        - Который из них? - спросил Кот, пристально разглядывающий молодых людей.
        - А ты сам как думаешь? - ухмыльнулась старуха.
        Оборотень поглядел на подростков так, словно просветил рентгеном. Игорь не удивился бы, если после этого взгляда, Кот рассказал бы о строении скелета каждого пацана, а заодно выдал бы байку не хуже врачебного диагноза про каждый из внутренних органов.
        Первый юноша был темноволос, довольно высокого роста, но при этом весьма стройной комплекции. Вид имел довольно интеллигентный. Нормальный представитель молодежи. Не настолько глуп, чтобы после школы отправиться в армию, а после нее пойти грузчиком в соседний магазин. Не настолько умен, чтобы прийти к мысли, что в семнадцать лет детство уже могло бы закончилось.
        Второй, белобрысый, был чуть ниже приятеля, но коренастый. Довольно крепкий. Лицо его было куда как проще. А вот прохладные голубые глаза, цвета осеннего неба в последний солнечный день не блестели юношеским задором, как у первого, а смотрели куда-то внутрь себя. Словно бы парень парил над собственным телом и до рези в глазах всматривался в свое прошлое, настоящее и будущее, покрытое мраком памяти и неизвестности.
        - Белобрысый, - отозвался Кот.
        - В яблочко, - похвалила Яга.
        - Хорошо, - кивнул оборотень. - Вечером познакомлюсь с ним поближе.
        - А я? - поинтересовался бородатый.
        - А тебя позже с ним познакомлю. Сперва надо понять, что в нем от него, а что наносное.
        - Так вы чего, знаете этого пацана? - в оживленном состоянии с Игоря слетала всякая непроницаемость, солидность, грубоватость и быковатость, которыми он периодически прикрывался. Бородатый сам напоминал сейчас восторженного мальчишку с горящими глазами.
        - Во-первых, - набычилась бабулька. - Он не пацан. Не смотри на внешность. Во-вторых, мы знаем кем он был. А кто он в этом теле, того никто не знает.
        - Ни хрена не понял, - покачал головой Игорь. - понятнее объяснить слабо?
        - Закрой рот и не бузи, - сердито посоветовала старуха. - А то в другой раз дома оставлю. Все? Посмотрели? Тогда пошли, нечего тут объяснялки на всю улицу разводить.
        После второй бутылки пива Степа стал еще пошлей и еще разговорчивей.
        - Кстати, - поведал он. - Я тут видел твою обожаемую. Она теперь с Коляном мутит.
        Обожаемой была Люда. Олег не помнил, сколько лет ее знал. Иногда казалось, что помнил ее еще с песочницы. Но здравый смыл подсказывал, что этого быть попросту не могло, так как появилась она у них в пятом классе. Перешла из другой школы, переехала из другого района. Олег заприметил ее сразу и больше не выпускал из поля зрения. Как относилась к нему Люда сказать было трудно. Ему почему-то казалось, что она все понимает.
        Иногда они общались по-приятельски в компаниях. А дальше этого не заходило. Заходило с другими. И у него и у нее. Отчего Олег мрачнел и замыкался. Степа, как бывший одноклассник, ситуацию знал, но предпочитал помалкивать, потому как и Людку знал. Причем не в таких розовых тонах, в каких рисовалась она Олегу. Впрочем, иногда Степку прорывало, и он начинал говорить вещи нелицеприятные. На что бывший одноклассник реагировал всегда одинаково:
        - Тон смени, - попросил Олег.
        - Олежка, я не виноват что она с половиной района пере…
        - Замолчи.
        Олег резко поднялся со скамейки. Если б Степан не был лучшим другом, получил бы сейчас по морде. Тот сделал вид, что ничего не заметил, подставил рожу налетевшему летнему ветерку.
        - Может, тебе как-то проявить себя? - предложил Степа.
        - Как?
        - Как с нормальной обычной бабой. С ними ж ты не теряешься. Почему с этой ведешь себя как лузер?
        Олег посмотрел на друга.
        - Почему как лузер? Почему если мужчина относится к женщине лучше, чем она позволяет к себе относится, то он выглядит лузером.
        - А ты хочешь выглядеть джентльменом? - Степан оживился, словно фокстерьер, у которого перед носом повертели лисьим воротником. - Не то время. В америке, например, над потерей девственности уже даже не смеются. Последняя кинокомедия на тему секса у молодежи была лет десять назад. И та с треском провалилась. Теперь это настолько нормально, что смеяться не над чем.
        - Нет, не нормально. Нормально простое человеческое чувство, а не…
        - Бе-ме, - передразнил Степа. - А о твоем чувстве она должна догадаться?
        - Она о нем знает, - покачал головой Олег.
        - И кто ей об этом сказал?
        Перед глазами возник берег реки, песчаные замки. Девчонка и мальчишка.
        - Она просто знает, - сбивчиво заговорил Олег, пытаясь удержать перед внутренним взором забытую картинку. - Я не как все, и не как со всеми. Я ее люблю. Понимаешь? А ты понимаешь. А если ты понимаешь, то и она должна понимать.
        Он обошел зачем-то вокруг скамейки и вернулся на прежнее место. Степа посмотрел с ехидством. Потянулся за третьей банкой. Чего ее беречь, коли приятель не пьет?
        - Ты это в книжке прочитал?
        - Хоть бы и так.
        - Чайник ты, Олег, - покачал головой Степа. - Она такая же баба как и все прочие, ничем не лучше. Будь проще и…
        - Отвали. Не хочу я быть проще. Рано или поздно она ко мне придет. Я это знаю.
        - А я знаю, что тебе на следующий бездник подарить, - пробурчал Степа. - Книжка такая была. «Горе от ума». Явно про тебя. Ну ладно, хрен с тобой. Сегодня вечером чего делаешь?
        - Самураев смотрю, - буркнул Олег. Разговор ему не нравился.
        - Вот и смотри. Но не засматривайся. Я тебе вечерком довесок к подарку организую.
        Степа и в самом деле позвонил вечером. Телефон затрещал как раз тогда, когда герой сокрушался о победе и смотрел на могилы сотоварищей. По экрану побежали титры, Олег потянулся за телефоном.
        - Выходи, - не здороваясь бросил в трубку Степа.
        - Куда? - Олег поглядел на часы.
        Сумерки за окном давно уже загустели до чернильного состояния. Впору было лечь на диван с книжечкой и тихо отрубиться, заблудившись сонным взглядом между строчек. И уж на улицу точно не тянуло.
        - Туда, - весело отозвалась трубка и возопила дурным голосом. - Час свиданья настал, вся в огне я горю.
        - Не ори, - поморщился Олег. - Скажи толком чего ради мне выходить.
        - Толку никакого, - снова развеселилась трубка. - Но если сейчас не выйдешь, потом будешь жалеть всю оставшуюся жизнь.
        - Хорошо, - зевнул Олег. - Ща спущусь.
        Степа ждал возле дома и вид имел перевозбужденный до невозможности. Глаза приятеля горели охотничьим азартом. Что случилось он рассказывать не собирался. Промычав что-то невнятное, подхватил Олега под руку и поволок куда-то через двор и кусты, не разбирая дороги. За кустами обнаружились «ракушки». Степан тихо матюгнулся, но поворачивать не стал и просочился между гофрированными металлическими стенками. Вынырнув на дорогу, повернулся нетерпеливо:
        - Ну где ты там?
        Олег тяжело вздохнул и полез в щель между «ракушек».
        - Ты хоть можешь сказать куда мы идем?
        - На встречу твоей судьбе. Она ждет тебя. Людка. В натуральную величину, - расплылся в чеширской улыбке Степа и пропел. - Там за поворотом, там за поворотом. Там-там-тадам-там-тадам.
        - Ты что, с ума сошел?
        Олег дернулся было назад, но Степа ловко перехватил за руку и потянул на себя.
        - Не противься судьбе, - весело сообщил он и снова заголосил. - Прятаться поздно, не прятаться поздно. С днем рожденииииияяяяяяяя!
        - Хорош горланить, - сдался Олег. - Тоже мне Юрий Леонтьев нашелся.
        - Юрий Антонов, а Леонтьев Валерий, - поправил приятель. - Эх ты, любитель старины глубокой. Это даже я знаю.
        - Это потому, что ты попсу слушаешь, - парировал Олег.
        - А ты старье смотришь доисторическое.
        За перепалкой пронеслось еще два двора. Степа перемахнул через невысокий заборчик, поднес палец к губам и ломанулся в кусты. Олег недовольно сунулся следом. Из-за кустов открывался вид на соседские корпуса и на подъезд, возле которого обычно тусовались Колян с приятелями. Сейчас ребят было пятеро. Между ними стояла бутылка водки и баллон кваса. Явно не первые и, видимо, не последние. Рядом с Коляном стояла Люда.
        Степа, гордый собой, кивнул на открывшийся вид. Шепнул:
        - А от подъезда тебя не видно.
        - И что дальше?
        - Дальше жди. Сейчас она придет к тебе.
        - Сама? - не понял Олег.
        Степа задорно посмотрел на приятеля.
        - Ты мне знаешь кого напоминаешь? Еврея из анекдота. Он все просил бога, чтоб тот ему помог в лотерею выиграть. Наконец бог не выдержал и сказал: «слушай, ты б хоть билет лотерейный купил». Прояви фантазию, и она к тебе придет.
        Не вдаваясь в дальнейшие разборки, Степа выскочил из кустов и по дорожке побрел к подъезду, возле которого собралась компания. Сделав пару шагов демонстративно обернулся и нажал кнопочку на телефоне. У Олега коротко пиликнуло, сообщая о доставленном смс сообщении. Он вытащил телефон и открыл сообщение.
        На экране светился номер телефона и короткая подпись: «набери меня».
        Балбес, мелькнуло в голове. Хотя нет, все-таки не балбес. Льюиса Керрола читал. Или мультик смотрел? С него станется.
        Степа дошел до подъезда, поприветствовал собравшихся парней и сходу начал что-то втирать, резво жестикулируя.
        Олег, ругая себя последними словами, что поддался на авантюру, набрал номер из смски. Затренькало, потом загудело. Он ждал, не зная чего ждет, но догадываясь. Вдалеке за кустами у подъезда запиликал телефон. Она вынула из сумочки трубку и отошла в сторону.
        - Алло.
        - Привет, - тихо сказал он. - Это я.
        - Кто это? - не поняла она.
        - Иди прямо, увидишь.
        - Плохая шутка, - отозвалась она, но сделала шаг вперед.
        - Иди, иди, - подбодрил он.
        Этого оказалось достаточно. Она зашагала неторопливо, держа трубку возле уха, словно что-то слушала и топала неизвестно куда в задумчивости. Когда ее перестало быть видно от подъезда он вышел на дорогу и нажал отбой.
        - Алло! - сказала она пищащей трубке.
        - Я здесь.
        Люда подняла взгляд. Растерянность. Узнавание. Приятное удивление.
        - Олег, - легкая полуулыбка.
        - Пойдем? - он протянул ей руку.
        - Пойдем.
        Ее пальцы вцепились в его ладонь. Только сейчас он понял, что никогда, даже в детстве не держал ее за руку. А что было в детстве? Перед внутренним взором возникла река, песок. Девчонка, строящая замки. Мальчишка, разбивающий их ногой и всю жизнь чувствующий вину за тот полный детской несправедливой обиды взгляд…
        Олег тряхнул головой. Картинка была не из его жизни, из чьей-то чужой. Он поймал себя на том, что идет и слушает ее щебечущий голосок.
        - Я тебя с выпускного не видела…
        А я тебя видел, хотелось сказать ему, но промолчал. Не мог говорить, потому что все слова вдруг показались пустыми и бессмысленными в сравнение с тем, что творилось внутри. Не было таких слов, чтобы описать это состояние. Не придумали их, как не старались сказать. Ни один поэт, ни один писатель, ни один художник или композитор. У кого-то получалось передать чувство, но между строк. Потому что слова бессильно отступали перед этим.
        Он крепче сжал ее пальцы, остановился.
        - Люда, - прошептал тихо. - Я столько тебя искал. Я только сейчас понял…
        Олег запнулся. Нет, не понял. Просто знал почему-то, что искал эту женщину много лет, больше, чем живет на свете. Знание скользнуло зыбкой рыбкой и потерялось, как всегда бывает, когда понимание пытаешься уложить в слова.
        - Что ты понял? - испытующе посмотрела она на него.
        - Я тебя люблю, - тихо произнес кто-то.
        Людмила подалась вперед, замерла на мгновение. Потом вдруг отстранилась.
        - А как же Коля? Я с ним…
        - Нет, - рявкнул Олег.
        - А ты что же - считаешь меня пай-девочкой, которая сидит и ждет воздыхателя, - надула губки Люда. - Так я давно уже не она.
        - Нет, - повторил кто-то: не то Олег, не то кто-то другой внутри него.
        - Да.
        - Ты его не любишь. Ты же любишь меня.
        - Я его не люблю. А ты слишком навязчив и требуешь от меня чего-то, чего я тебе вовсе не должна.
        Олег замер на секунду, посмотрел на девушку новым взглядом. Только сейчас понял, что видел что-то другое, говорил то ли с кем-то другим, то ли кто-то другой. Осознание того, что он выпал из реальности ударило обухом по голове.
        - Что ты на меня так смотришь? - спросила девушка.
        Современная девушка в современном мире без каких-то там заоблачных высот и иллюзий. Олег тряхнул головой, пытаясь вспомнить, что только что говорил. Получалось плохо.
        Столько похабных историй Степа не рассказывал никогда. Даже самые циничные его слушатели давно уже плевались бы от переизбытка вульгарности. Но выхода у него не было. Он быстро просек какие байки по нраву местной публике и разливался соловьем, только бы удержать зрительское внимание.
        Народ пошлости одобрял громогласным хохотом, от которого из окна первого этажа периодически вылезала старушка и грозила милицией. Впрочем, это видимо была традиция, потому как старушку беззлобно посылали, отчего она исчезала в окошке. А через какое-то время вместо обещанных стражей порядка снова появлялась с угрозами.
        Степку же милиция вполне бы устроила. Это избавило бы от необходимости пошлить, да и тем куда пропала Колянова дама никто бы не озадачился.
        Первый раз в жизни предательская мысль закралась в Степкину голову год назад, когда он стоял с расстегнутыми штанами над очком био-туалета и справлял нужду. Стоило только подумать каким образом мобильник на прищепке держится на поясе расстегнутых штанов, как телефон сам ответил на этот вопрос: «никаким». Это было последнее на что намекнул мобильник прежде чем занырнуть в дырку общественного сортира. Этим вечером Степа снова вспомнил о том, что не только язык мой - враг мой, но и мысль моя тоже что-то из той же области.
        Стоило предательской мысли мелькнуть в голове, как в стороне кто-то вежливо кашлянул. Коляновы братья по разуму повернулись на подошедшего. Степа тоже заинтересовался и скосил взор. В сторонке стоял мужичок лет сорока. Тощий, но жилистый. Обряженный в камуфляж без знаков отличия.
        - Эй, мужики, - нагловато улыбнулся мужичок. - Пока вы тут ля-ля разводите, там вашу девочку уводят.
        - Тебе чего, дядя? - набычился Колян и только тут уловил смысл сказанного, стрельнул глазами по толпе приятелей. - А где Людка?
        - Может домой пошла, - пожал плечами кто-то.
        Колян побагровел. Степа оглядел пятерых и оценив ситуацию хихикнул:
        - А может увели? Кстати, тут…
        - Погоди ты со своими байками, - отстранил Степку Колян. - Ее кто-то видел? Серый?
        - Кажется туда пошла, - кивнул в сторону кустов Серый.
        - А ну-ка, пошли, - дернулся вперед Колян.
        Пятеро лбов двинулись в сторону кустов. Степа с досадой огляделся, но мужичка-провокатора рядом не было. Вот гад, подумал Степа, сунулся не в свое дело и слинял. Убивать таких надо.
        Пятерых парней во главе с Коляном он увидел еще издалека, когда пытался подобрать новые слова в свое оправдание. По счастью увидел их раньше, чем они его. Новая мысль чувств не касалась, а потому улеглась в словоформу мгновенно.
        - Люда, обещай мне одну вещь.
        - Ого! Еще и обещания, - оживилась девушка.
        - Сейчас ты пойдешь домой и оглядываться не будешь. Я позвоню тебе завтра. Честно.
        - А что случилось? - заволновалась девушка.
        - Еще не случилось, - голос Олега стал властным. - Но скоро может. Иди. До завтра.
        Сказано это было так, что девчонка словно завороженная повернулась и пошла прочь. Колян с приятелями увидели обоих и ринулись вперед.
        - Людка, зараза! - гаркнул предводитель тусовки.
        Люда обернулась и, теперь уже поняв в чем дело, поспешила домой. Говорить с пьяным Коляном в таком состоянии ей явно не улыбалось. Олег вышел вперед. Колян хищно прищурился.
        - Ты, значит, охотник до чужих баб?
        Олег говорить не стал. Правила уличной драки знал на зубок, потому, не дожидаясь традиционных вопросов-ответов, в которых все равно все повернется против тебя, чего бы не сказал, ударил первым. Колян отлетел, но упасть не успел, подхватили подоспевшие дружки.
        - Ах ты ж сученок, - взревел он и ринулся на Олега.
        Замах был сильный, но удара не получилось. Олег увернулся, достал ногой вскользь. Снова повернулся, стараясь держать в зоне видимости всех пятерых, хотя остальные в драку пока не лезли.
        - Может, по хорошему разойдемся? - поинтересовался Олег.
        Глаза Коляна загорелись ненавистью. Он поглядел на приятелей, с которыми только что кирял у подъезда. Те без слов подались вперед, обступая Олега. По-хорошему явно не получалось. Олег метнулся в сторону, выходя на открытое пространство и пытаясь держать дистанцию. Первого из нападавших ударил ногой, повернулся и саданул второму локтем в живот. Второй сложился, но четверо оставшихся стали злее и ломанулись на него теперь разом.
        Олег увернулся от удара, понимая, что долго вертеться не сможет, осознавая, что за спиной теперь тоже опасность, которую сам туда по глупости запустил. Дернулся вперед, подпрыгнул, выкинув ногу, ударил. Нога проскользила по чьей-то скуле. Олег опустился на ноги. Переместить центр тяжести не успел, почувствовал, как сзади кто-то скручивает руки, хватает, мешая двигаться.
        Конец фильма, метнулось в голове.
        - Олежк! - крик разнеслось над двором, разрезая вечернюю тишину. Унесся вверх к крышам.
        Степа бежал через двор огромными скачками, перепрыгнул невысокую загородку возле дороги. Секундного замешательства хватило на быстрое решение. Олег наклонил голову и ударил головой назад. Хрустнуло и хватка ослабла. Затылок ныл, подсказывая, что удар был достаточно силен, что бы свернуть кому-то нос.
        Замершая на мгновение мизансцена ожила столь стремительно, что уже в следующую секунду не возможно стало разобрать, что происходит в этой свалке. Серый орал в стороне, держась за кровящий нос. Колян ломанулся к Степке и пропустил хороший удар в ухо от Олега. Отчего его развернуло, накренило и лишившийся девчонки парень лишился равновесия. Степа зашел к Олегу со спины. Дальше ребята работали слаженно, как учили на тренировках. И очень скоро драка превратилась в свалку.
        Вопли смешались со звуками ударов и матом. Степа сделал движение в сторону, уходя из центра потасовки. Дернул за собой Олега. Теперь стало возможным оглядеть поле боя.
        Колян валялся на земле, держась за причинное место, по которому, кажется, никто не бил, а просто прошелся один из его же архаровцев. Серый сидел в стороне, хлюпая, ставшим похожим на оладий, носом. Трое остались на ногах, но тоже довольно потрепанные. Продолжать им уже не хотелось.
        - Я ж говорил, что надо по-хорошему, - Олег утер рукой нос. - Пошли?
        - Ага, - кивнул Степа.
        Первые шагов десять прошли осторожно, не поворачиваясь спиной к Коляну и его потрепанной гвардии. Потом Олег рискнул повернуться, но еще долго шел периодически оборачиваясь, таща за рукав приятеля. Степа шел не торопливо, подволакивал ногу, и как только место разборки исчезло из вида, Олег подставил ему плечо.
        Когда ушли настолько далеко, что можно было немного расслабиться, Степа поглядел на приятеля. Не смотря на произошедшее, азарта и веселья в глазах не поубавилось, а рожа с подбитым глазом светилась довольством.
        - Теперь я понял, почему ты дни рождения не любишь. Ты б хоть предупреждал, что к тебе такие гости приходят.
        - Они еще и подарки приносят, - хохотнул Олег, чувствуя как отступает напряжение.
        - У тебя морда опухла и фонарь будет.
        - Шрам на роже, шрам на роже для мужчин всего дороже, - пропел Степа. - Слушай, может мне бросить медицинский и пойти в консерваторию?
        - В консерваторию с такой рожей не примут, - рассмеялся Олег. - А туфту про шрамы придумали неудачники, которые все время битыми ходят. Так что пусть Колян эту песню поет.
        - Ты сам-то как? Целый?
        - Целей тебя. Рубашку только порвали.
        Степа скосился на надорванный до половины джинсовый рукав, пожал плечами:
        - Оторвешь совсем, причем оба. Жилетка будет.
        Степку он довел до квартиры. Там приятель попросил оставить его в гордом одиночестве, ибо мамины нотации слушать при зрителях выше его сил. Олег прислонил друга к стене, утрамбовался в лифт к какому-то собачнику с ротвейлером и нажал кнопку.
        От Степки до своего дома было минут десять пехом. Олег вышел из подъезда, огляделся по сторонам, нет ли кого. Бывали случаи, когда не наученные горьким опытом возвращались с группой поддержки. А драться в одиночку против толпы не хотелось. До смерти, конечно, не забьют, но до больницы запинают, факт. Никакого пессимизма в этом не было, просто Олег реально оценивал свои силы.
        Впрочем, толпы жаждущей отмщения тоже не было. Олег зябко повел плечами, вечер был не таким уж и жарким, и довольно быстро потопал в сторону дома. Самый неуютный для ночных прогулок кусок пути между длинной девятиэтажкой и забором детского сада, тоже показался пустым. Фонарей здесь почти не было, дай бог один горел с переменным успехом, но народу по счастью оказалось и того меньше.
        - Эй, - нагнал негромкий голос, когда Олег дошел где-то до середины забора.
        Неудобное место, пришла мысль. Деваться некуда. Только вперед. А впереди могут поджидать. Эх, надо было кругом обходить. Парень неторопливо повернулся. Сзади шагах в двадцати стоял невысокий сухощавый мужичок в защитных штанах и такой же рубашке. На ногах мужика красовались тяжелые армейские ботинки.
        - Вы мне? - поинтересовался Олег.
        - Ага, - кивнул мужичок. - Плохо ногами работаешь.
        - В смысле? - не понял Олег.
        - В смысле голенью. От такого удара легко уходить. Ну чего пялишься, как будто не понимаешь?
        Мужичок подошел совсем близко, остановился в нескольких шагах.
        - Не понимаю, - честно признался парень.
        - А чего тут непонятного. Видел я, как вы с приятелем ногами махали.
        - И не вступились? - усмехнулся Олег, чувствуя подвох.
        - Не-а. Мне интересно было поглядеть, чего ты можешь. Ногами работаешь плохо. Объяснить? Вот ударь меня.
        Мужичек пошел в сторону, сохраняя расстояние между ними, но заходя к Олегу сбоку.
        - С чего это? - Олег отступил на шаг, поворачиваясь в направлении мужика, чувствуя, что теряет из поля зрения конец забора, где могла быть «группа поддержки».
        - Ну хотя бы потому, что это я их на тебя натравил, - усмехнулся мужичок.
        - Врете, - покачал головой Олег.
        - С чего мне врать? - мужичок остановился и задорно поглядел на парня. - Они сидели базарили, я подошел и рассказал им, как у них девку увели из-под носа. Ты бы видел как один из них раздухарился. Ну, а остальные, видимо, за компанию. Девка-то хоть стоящая? Или так себе?
        Мужичок стоял и нагло улыбался. Олег чувствовал, знал, был уверен на сто пятьдесят процентов, что его провоцируют, но ничего не смог с собой поделать. Это нарочитое
«девка» оглушительно ударило по ушам. А от похабных намеков к голове прилила кровь, в глазах потемнело. Мир сузился до одной цели, и целью этой была нагло улыбающаяся физиономия.
        Удар, в который вложился Олег должен был если не снести мужика, то смести улыбку с его рожи и отбить всякое желание улыбаться. Однако, четко отработанный, он просвистел мимо. Мужичок непостижимым образом оказался рядом, словно исчез и возник снова, но уже в другом месте.
        - Я ж говорю, плохо работаешь, - усмехнулся он. - Мазила.
        Олег почувствовал, как ярость накатывает новой, всесметающей волной. Второй удар был мощнее первого, но снова просвистел мимо. Олег почувствовал, как подставляется, понял, что допустил ошибку, но противник ей не воспользовался. Он все так же стоял рядом на расстоянии удара и нагло улыбался. Эта улыбка выбила из головы остатки ясности, разум залила эмоция, и Олег пошел в новую атаку.
        Больше он не останавливался, работал на износ, на полную катушку. Хлеще, чем на тренировках и соревнованиях. Удары непостижимым образом проходили мимо цели, но больше Олег не подставился ни разу. Видя, что соперник снова уходит, переносил центр тяжести, поворачивался, бил снова и снова, но с тем же результатом. Через невообразимый промежуток времени, он затруднялся сказать сколько прошло с начала стычки, дыхание начало давать сбои.
        Олег отпрыгнул в сторону и оценил противника, тот кажется не запыхался вовсе.
        - Загонять меня решил, - ухмыльнулся он. - Ну-ну. Смотри не запарься.
        Где-то на краю сознания родилась мысль, что группы поддержки в конце забора никакой нет, что это не уличная драка, а что-то совсем другое. Но закончить поединок сейчас было уже невозможно.
        Парень снова ринулся в атаку. Попытался сработать на опережение, предугадать движение противника, но и это оказалось недостижимой задачей. Мужичок был бойцом посильнее учителя. Того Олег конечно тоже сделать не мог, но со своим уровнем мог хотя бы пару раз дотянуться до противника. То ли учитель поддавался, то ли в подметки не годился странному мужику в камуфляже, но теперешний спарринг напоминал бой с тенью, где до противника не достать, потому как существует только в воображении.
        Олег снова попытался сработать на опережение и снова ошибся. Понял что ошибся уже в следующий момент, когда соперник неожиданно вырос сбоку и сам пошел в атаку. Олег не успел ничего сообразить, только почувствовал, как что-то больно садануло по кадыку. В следующее мгновение так же резко и холодно ткнуло в живот, а еще через долю секунды ощутимо ударило в грудь.
        Парень судорожно сглотнул. Горло жгло болью, саднило грудь и удар в живот, хоть и не сильный, тоже давал о себе знать. В полусогнутом состоянии обернулся и посмотрел на мужичка. Соперник стоял все так же на расстоянии удара, но уже не улыбался. В руке держал за черное лезвие внушительных размеров нож.
        - Плохо, - покачал головой мужик. - Совсем плохо.
        - Почему? - хрипло произнес Олег, пытаясь проглотить вставшую поперек глотки боль.
        Мужичок повертел перед носом рукоятью ножа, который продолжал держать за лезвие.
        - Потому что ты уже почти три раза умер.
        - Почему почти? - Олег попытался распрямиться, но до конца не вышло.
        - Потому что в брюхо не смертельно. Кишки наружу конечно, но выкарабкаешься. А горло и сердце это насовсем.
        Парень распрямился, расправил плечи и повертел шеей. Удержать боль внутри не получилось и он судорожно поморщился.
        - Болит? - поинтересовался мужичок.
        Олег кивнул.
        - Это хорошо. Понимания без боли не бывает. Через боль можно прийти к ложному, а можно к истинному. А без боли ни к чему не придешь. Хочешь что-то понять?
        Парень снова кивнул, чувствуя, что говорить толком не может.
        - Значит должен болеть. Должно быть больно. Всегда.
        - Что ж теперь, руки-ноги переломать для понимания?
        - Зачем? - искренне удивился мужик. - Боль должна быть не обязательно физической. А вот душа должна всегда болеть. Так что, ты хочешь что-то понять?
        Олег провел ладонью по ноющему кадыку.
        - Ага, - кивнул он. - Сперва хочу понять кто вы?
        Они шли прогулочным шагом по аллейке, о существовании которой Олег почти забыл. Вся жизнь в районе проходит по дворам, либо по дороге от метро до дома. Если б мужичок не вытащил на бульварчик, так и мысли бы сюда прийти не возникло.
        - Знаешь почему я ухожу от твоих ударов? Ты голенью работаешь. Это расстояние. А расстояние это упущенное время.
        - Чем ближе к противнику, тем опаснее, - пожал плечами Олег.
        Мысль была настолько не хитрая, что казалась очевидной.
        - Для обоих, - поправил мужичок. - Ты забываешь, что тот, кто выходит против тебя, тоже человек. Ты опасаешься ближнего боя? Отлично, а он чего опасается? Да того же самого. Если ты это знаешь и умеешь этим пользоваться, то ближний бой становится менее опасным, зато более эффективным. Смотри.
        Мужичок отошел в сторону и быстро нанес воображаемому противнику несколько ударов. Он работал полусогнутыми ногами, но удары выходили точными, стремительными и явно не безопасными. Короткая серия ударов закончилась так же стремительно, как и началась. Мужичок снова подошел ближе.
        - Видел?
        Олег кивнул.
        - Не совсем понял несколько переходов, - пожаловался он. - Может покажете на мне?
        - Не покажу, - покачал головой собеседник. - Драться не умею, только убивать. Так что если хочешь чему-то учиться будешь смотреть со стороны и перенимать. Спаррингов со мной не будет, Олег.
        Парень замер, внимательно посмотрел на мужичка. Тот ответил простым открытым взглядом.
        - Вы меня знаете? Но откуда?
        - Скажем так, - словно собираясь с мыслями протянул мужичок. - Видел на тренировках.
        - Так вы тоже занимаетесь каратэ?
        - Нет, - покачал головой мужичок. - Я это название сегодня первый раз услышал. Никогда такого не знал и знать особо не хочу.
        - Напрасно, - не согласился Олег. - Каратэ это ведь не просто стиль борьбы, это учение, философия. Путь.
        Мужичок остановился, присел на стоящую рядом лавочку, хлопнул по сидению рядом, приглашая сесть.
        - Путь, - согласился он. - Всего лишь путь. Один из многих. Знаешь в чем беда всех восточных школ? Как, говоришь, зовут основателя твоего Кёкусинкая?
        - Ояма, - Олег пристроился рядом на лавочке.
        - Так вот я полагаю, что этот Ояма был достойным человеком, который шел своим путем, достиг чего-то. Его Путь, его заслуги. Понимаешь? А ученики этой школы пытаются идти путем другого человека, забывая, что он уже пройден. Да, это может быть великий человек. Да, его Путь заслуживает уважения, достоин подражания. Но нельзя идти чужим путем и придумывать себе бога из человека. Путь у каждого свой.
        Олег смотрел с интересом.
        - Подумай, - кивнул мужичок. - Я ведь не настаиваю. Просто предлагаю поле для раздумий. Теперь вторая твоя ошибка. Никогда не поддавайся на провокации. Не доверяй словам, если ими играют. Слова лживы.
        Парень вспомнил едкое «девка». В висках снова забилась кровь. Он вспыхнул, как солома, в которую бросили спичку, вскочил. Голос зазвучал порывисто.
        - Даже если они обидны? Даже если кто-то говорит грубость? Несправедливость?
        - Особенно, если так, - кивнул мужичок. - Сядь и не подскакивай. Если кто-то бьет словом, подумай для чего. Каким будет его следующий удар. Я не предлагаю прощать несправедливые и грубые слова. Но когда незнакомый человек бьет словом, значит, знает куда бить. А если знает куда бить, значит он тебя знает. Он тебя знает, а ты его нет. Помни об этом и не подставляйся под удар. И еще одно. Будь осторожен во всем, что касается женщин.
        Парень дернулся было снова вскочить, но удержался на месте.
        - Ояма, хоть он вам и не нравится, делил женщин на матерей, жен и соблазнительниц. Последних мужчина должен в идеале считать сестрами.
        Мужичок перехватил взгляд, посмотрел в самые глаза Олегу, будто в душу заглянул. От этого взгляда захотелось вздрогнуть.
        - Считаешь ее женой? - быстро спросил мужичок.
        - Да, - без колебаний ответил Олег.
        - Хорошо, - кивнул собеседник вальяжно откидываясь на спинку скамейки. - Но только помни, что помимо того, что считаешь ты, есть действительность. А в действительности она пока не твоя жена. Женщина не ставшая женой по твоему делению соблазнительница. А соблазнительницы опасны. Берегись ее.
        - Вы просто не знаете о чем говорите, - грустно произнес Олег. - Когда я ее вижу, мне кажется, что знал ее еще до рождения, что мы одно целое. Вы ведь любили когда-нибудь? Неужели от женщины не осталось ни одного доброго воспоминания.
        Мужичок дернулся, словно ему смазали пощечину. В глазах на мгновение появилась боль.
        - Все светлое, - произнес тихо, - Что помню в жизни, связано с женщиной. Всем темным обязан этим воспоминаниям. Я не буду рассказывать тебе в чем ты не прав, здесь каждый решает сам. Просто будь осторожен. И не поворачивай спину той «жене», которая не считает тебя мужем.
        Олег долго сидел в задумчивости, ковырял носом кроссовка землю возле лавочки. Мысли текли неспешно, и было над чем подумать. Собеседник не мешал, молча ждал, когда парень проявится.
        - И все-таки кто вы? - встрепенулся наконец Олег.
        - Зови меня Ко… - мужичок замялся на мгновение. - Костя.
        - Хорошо, дядя Костя, - улыбнулся Олег. - А для чего вам все это? Зачем вы меня нашли? Зачем все эти разговоры?
        Дядя Костя встал со скамейки и сурово посмотрел на парня.
        - Поймешь со временем, - суховато ответил он. - Если хочешь, чтобы я тебя чему-то учил, завтра придешь сюда же часам к девяти утра. Если не придешь, второй раз предлагать не буду.
        И прежде чем Олег успел что-то сказать, мужичок быстро пошел вдоль по аллее.
        Мелко порубленный лук стал золотистым, шкворчал в раскаленном масле. Старуха взяла доску, ссыпала в сковороду порезанную кругляшками картошку. Зашипело. Старческие пальцы ловко накинули сверху крышку и убавили огонь.
        Старуха повернулась. Игорь сидел за столом над пустой тарелкой с видом послушного мальчика. Казалось, попроси показать руки, не удивится, а спешно продемонстрирует, что они вымыты.
        - Чего примолк?
        - Да спрашивать боязно, - хмыкнул Игорь.
        Бабулька явно прибывала в хорошем расположении духа. Благодушно отмахнулась.
        - Спрашивай чего хотел. Про Олега что ли?
        Игорь кивнул.
        - Он кто?
        Старуха задумалась. Неспешно отошла, взяла доску, нож и пучок зелени. Вернувшись к столу принялась неторопливо шинковать.
        - Его зовут Милонег. Он внук киевского коваля, что у Владимира-крестителя служил. Сам тоже ковал, изобретал чего-то. Потом князю под горячую руку сунулся и в погреба попал. А оттуда пути два: либо ногами вперед, либо вперед за Русь на верную гибель. У Красна Солнышка с этим все в порядке было, он пленников просто так не отпускал. Всегда с умыслом. Вот и тогда так. Выпустил и услал на верную гибель.
        - Так он погиб?
        - Погиб, но позже. Не о том речь. Я уже говорила, он неравнодушный. Человек, когда умирает, душа его куда летит?
        Игорь пожал плечами:
        - Не знаю. В рай, в ад, в космический разум.
        - Рай и ад это придумка для обывателей, чтоб вели себя пристойно. А то вам только волю дай, сперва друг дружку переимеете с особым извращением, потом перережете. Но в общем не далек от истины. Душа в новый для себя мир летит. Стремится к нему, надеется, что он будет лучше. Потому о старом мире и не вспоминает.
        Старуха дорезала зелень. Убрала доску, поворошила картошку. Когда сняла крышку со сковороды, по кухне разнесся умопомрачительный аромат. Бородатый сглотнул голодную слюну. С сожалением проследил за тем, как крышка возвращается на место.
        - Люди равнодушны в большинстве своем. О себе заботятся, о себе думают. Редко когда неравнодушного встретишь, который больше о том, что вокруг думает. Но встречаются. Когда у такого неравнодушного душа отлетает, она тоже не о себе и не о новом лучшем для себя мире думает. Потому те неравнодушные на мосту и задерживаются. Милонег тоже там был. Только он сейчас здесь нужен, потому я его с моста вытащила и в живое тело вернула. Теперь он - Олег.
        - А как же… - начал было Игорь.
        - В обмен. Душа на душу. Таков порядок. Настоящий Олег при родах умер. А Милонег его тело занял, так и живет уже семнадцать лет.
        - А родители, родственники? - удивился бородатый. - Как же можно скрывать, что ты не ты, грудного ребенка из себя изображать?
        Старуха выключила плиту.
        - А кто тебе сказал, что он изображает? Он с рождения живет, как Олег. Память Милонегова в нем спит. Пока. Как для дела понадобиться, так я ее разбужу.
        - Кого?
        - Память. А пока пусть Кот его тело тренирует. Ты тоже можешь чему дельному научить.
        Старуха взяла сковородку и принялась накладывать истомившемуся Игорю картошку. В прихожей заскрежетал замок. Хлопнула дверь. Благодушие слетело со старухи, как с белых яблонь цвет.
        - Приятель твой пришел, - проворчала она.
        Кот не заставил себя ждать. Уже через минуту он появился в дверях кухни. Вид он имел озадаченный. Уминавший картошку Игорь встрепенулся.
        - Ну что? Познакомился?
        Кот молча кивнул. Глазами стрельнул на Ягу.
        - Что-то не так? - перехватила взгляд старуха.
        - Не так, - сощурился Кот. - Ты, костяная нога, зачем бабу его сюда притащила? Или тебе гурьбой оживлять сподручнее?
        - Какую бабу? Ты о чем?
        - А то ты не знаешь, - фыркнул Кот. - Я сегодня видел Милонегову девку. И он по ней с ума сходит. Даже память прорезается. Слава богам, он этого не понял.
        Старуха помрачнела, молча опустилась на табуретку. Кот смотрел испытующе. Игорь тихой сапой трескал картошку, не решаясь встревать в разговор. Наконец старуха прервала молчание.
        - Это не я, - тихо и быстро произнесла она. - Я ее не воскрешала. Только его.
        - Хорошие дела, - протянул Кот. - И что это значит?
        - Одно из двух, - задумчиво откликнулась старуха. - Либо ее воскресили силы мертвого мира, либо в этой истории участвует кто-то кроме нас.
        - Еще одна яга?
        - Не знаю, - окрысилась старуха. - В любом случае эта девка скорее враг, чем друг. Вот что, надо будет ее как-нибудь подловить и к нам затащить. Я ей память открою, все и выясним.
        - А Олег? В смысле Милонег? Если узнает, что мы с ней так, - Кот запнулся. - Он тебе этого не простит.
        - Мало кто мне чего не прощает, - пробурчала старуха. - Переживу. Чего там с Олегом?
        Кот расплылся в довольной улыбке.
        - Все хорошо. Завтра начну его тренировать. Это, конечно не то тело, что у Муромца и Поповича воинским хитростям училось, но кое-что может. Будем развивать. Сколько времени у нас есть?
        Старуха пожала плечами.
        - Кто знает. Может несколько месяцев, может несколько лет.
        Олег очень торопился. Встал рано с мыслью, что проспал, глянул на часы и понял, нет, будильник еще не звонил. Тем не менее встал, наскоро собрался и вышел в утро с вялыми машинами, сонными пешеходами и сумасшедше орущими птицами.
        К заветной лавочке он пришел на пол часа раньше, но дядя Костя, оказалось, уже был на месте. Он сидел откинувшись на спинку лавочки и блаженно щурился на солнце. На подошедшего Олега глянул лениво приоткрытым глазом.
        - Не спиться? - поинтересовался он. - Это хорошо. Значит в следующий раз встречаемся на час раньше.
        Олег не успел ничего ответить или спросить. Дядя Костя распрямился, как отпущенная пружина.
        - Лес где знаешь?
        - Знаю, - опешил Олег. - А что?
        - Беги, - приказал не терпящим возражений тоном. - Там встретимся, поговорим.
        Олег развернулся и побежал, постепенно набирая скорость. Очень хотелось оглянуться, но сдержался.
        - Беги так, словно от этого твоя жизнь зависит, - догнал его оклик.
        Кот поглядел, как набирает темп удаляющийся парень, выждал паузу, потом спешно перешел через дорогу и побежал к лесу окружным путем.
        Солнце прогрело остывший за ночь воздух и начинало припекать основательно. Кот старался выбирать путь так, чтобы меньше бежать по солнцепеку, больше находиться в тени. Это увеличивало дорогу, но до леса он тем не менее добрался первым. Остановился у импровизированного шлагбаума, который перекрывал дорожку в лес любителям закатывать туда на личном автотранспорте, огляделся. В стороне валялась здоровая ржавая труба. Кот подхватил, взвесил на руке, улыбнулся.
        Олег появился через несколько минут. Бежал уже не так быстро. Увидев Кота, остановился.
        - Дядя Костя…
        - Чего встал? - полюбопытствовал тот. - Иди сюда. Трубу видишь?
        Олег кивнул.
        - Хватай на плечо и вместе с ней вдоль леса.
        - Сколько бежать? - сипло поинтересовался Олег.
        - Торговаться вздумал?
        - Нет, - парировал парень. - Силы рассчитывать.
        - А ты не рассчитывай. Просто беги, пока они не кончатся. Пока не упадешь.
        Тот кивнул, но на трубу поглядел с сомнением. Уж больно ржавая. Впрочем, как учит реклама, если правильно выбрать стиральную машину и стиральный порошок, то отстирывается все. Спорить не стал, по тренировкам в школе каратэ знал, что с учителем не спорят. Либо делают, что сказали, либо уходят раз и навсегда. Потому молча подхватил ржавую железяку, взвалил на плечо и неторопливо двинулся вдоль кромки леса, переходя на бег.
        Сперва ноша показалась не такой уж и тяжелой. Олег взял темп, отвлекая себя мыслями о том, каким образом дядя Костя умудрился добраться до леса первым. Разве что на машине доехал. Вскоре труба напомнила о своем существовании, разогнав все мысли. Олег понял, что напрасно так разогнался. Движения давались все труднее, дыхание начало сбоить.
        Он попытался дышать ровнее и думать о чем-то стороннем. Мысли тем не менее возвращались к чертовой трубе. Олег подумал было, что не плохо бы перекинуть ее на другое плечо, но на бегу это было немыслимо. А останавливаться нельзя.
        Олег не знал, сколько пробежал так. Он потерял счет времени. Ему казалось, что тело безбожно перекосило, а труба с садистским наслаждением врезается в плечо ровными в такт шагам ударами. Когда впереди увидел МКАД и забор, в который упиралась тропка, чуть не заплакал от счастья.
        Трудно сказать откуда взялись силы. Олег поднажал, закусив губу от боли в плече, и ринулся вперед. Последние скачки вырвали остатки сил. Справа был забор, впереди на небольшом возвышении гудели машины. Бежать дальше было некуда. Олег отшвырнул трубу, та болезненно скользнула по руке, и упал на колени. Дыхание вырывалось с хрипами.
        - Не плохо, - похвалил голос сзади.
        Олег обернулся. Дядя Костя почти и не запыхался. Сейчас возвышался рядом и восстанавливал дыхание. Олег кивнул стоя на карачках. На большее не хватило.
        - Не плохо, - повторил наставник. - Теперь трубу можешь оставить и бегом назад.
        Домой Олег приполз в таком состоянии, в каком не возвращался ни с одной тренировки. Скинул кроссовки и вымазанную ржавчиной футболку. В душ залез едва живой, и долго стоял под струей, привалившись к стене.
        Когда в комнате затрещал телефон, он даже не пошевелился. Звонили долго и навязчиво, ну и наплевать. Кому надо, тот перезвонит, а кому не надо, так и бог с ним.
        Второй звонок раздался много позже. Олег уже вылез из душа и расчесывал мокрые волосы, стоя перед зеркалом в одном полотенце, когда снова надрывно и нетерпеливо затрещало. Он хотел было и в этот раз не обратить внимания, как вдруг внутри что-то дрогнуло. А вдруг это она? Олег бросился к телефону, чуть не потеряв размотавшееся по дороге полотенце.
        В трубку вцепился как в спасение.
        - Алло.
        - Привет, - отозвалась трубка Степкиным голосом. - Это я. Ну, как вчера дошел?
        - Вчера дошел, сегодня дополз, - вяло отрапортовался Олег. Говорить с другом почему-то особенно не хотелось.
        - А чего сегодня? Опять дрался?
        - Нет. Вчера дрался. Сегодня тренировался.
        В трубке воцарилось долгое молчание. Олег даже мысленно улыбнулся, не каждый день удается ввести в ступор говорливого приятеля.
        - И с кем ты вчера дрался?
        - С тем, с кем сегодня тренировался, - загадочно пояснил довольный собой Олег.
        - Говоришь загадками, - буркнул недовольный от уязвленного любопытства Степка. - А все-таки.
        Олег прижал трубку плечом к уху, отбросил в сторону полотенце и принялся не спеша одеваться.
        - Его зовут Костя, - объяснил Олег. - Замечательный мужик.
        - И сколько лет замечательному мужику?
        - Лет сорок.
        - Охрененных ты себе приятелей находишь, - в трубке послышалась легкая обида. - Главное по возрасту. А завтра на тренировку идем?
        - Идем конечно. Ладно, я пойду, мне еще один звонок сделать надо.
        - Ну и иди, - голос Степки совсем поскучнел, словно его оскорбили в лучших чувствах.
        Но Олег этого уже не слышал. Трубка вернулась на базу. Олег застегнул рубашку, подхватил брошенное на диван полотенце. Мягкая ткань была приятно влажной. Развесив мокрое полотенце на балконе он вернулся в комнату, достал мобильник и решительно набрал номер.
        - Алло, Люда?
        Она пришла к нему вечером. От нее веяло чем-то. Ему показалось любовью. Олег погасил свет и зажег свечи. В чем-то Кот был прав. Время может меняться сколько влезет, но люди не меняются, как и их представления о жизни, о романтике, обо всем.
        Он смотрел на нее влюбленными глазами, а она сладко тянула вино. Бесконечно долго. Потом были разговоры о чем-то незначительном. А когда вино и разговоры иссякли, она притянула его к себе.
        Губы обжег поцелуй. В голове заплясали странные образы, будто из другой жизни. Будто бы он не он, и она другая. Реальность поплыла, как воск от свечки. Он упивался ее губами, а потом…
        Что-то стало не так. Он вздрогнул и отстранился. Долго пытался понять, на что так отреагировал и только через долгие секунды понял, что случилось. Ее рука подобралась к его промежности.
        - Подожди, - велел он. - Я так не могу.
        - Что не можешь? - спросила она. - Вообще не можешь?
        - Не могу так с тобой, - ответил он невнятно. - С кем угодно, но только не с тобой. Не так.
        Она встала и молча задула свечку.
        - Глупый, - раздалось из темноты.
        А потом ее руки обхватили его. Губы впились так страстно, что он забыл обо всем. Разум, память, чувства - все взорвалось каким-то феерическим залпом. Нет, она была далеко не так искусна, как хотела показать. Но не смотря на это он сейчас четко мог сказать, что такого с ним не происходило никогда. Что было повинно в этом? Что-то, что было в ней? Что-то, что вспыхнуло в нем?
        Он забылся только под утро. А проснулся от поспешно захлопнувшейся входной двери. Ночной туман развеивался. Туман любви? Нет, скорее влечения. Сиюминутной похоти. Но эту мысль он быстро потерял, потому что знал, что и любовь там была тоже. Он ее не просто чувствовал. Он знал, что она там есть. Но почему тогда ушла, не попрощавшись?
        Олег посмотрел на часы, и подскочил с кровати. Все мысли вылетели вон.
        Дядя Костя опять оказался раньше времени. Правда, на этот раз Олег пришел всего на три минуты раньше. И то чудо, что не проспал. Кот окинул придирчивым взглядом.
        - Ты чем занимался?
        - Тем самым, - отозвался парень. Не удержался и зевнул.
        - Чтоб больше я в таком виде тебя не видел, - сурово предупредил Кот. - Беги.
        Олег протрусил мимо лавочки, набрал скорость и понесся вчерашним маршрутом. Смертельно хотелось спать, но при мысли о беге с трубой силы утраивались. Кот посмотрел ему в след, неторопливо встал с лавочки, перешел через дорогу и помчался в обход. Сегодня выбежал чуть раньше, но бежал четко сохраняя вчерашний темп.
        На этот раз парень и оборотень добежали до входа в лес практически одновременно. Олег сбросил скорость, легко перешел на шаг, взялся рукой за пульс, пытаясь дышать ровнее. Однако наставник пронесся мимо и побежал дальше вдоль кромки леса. На ходу обернулся, прикрикнул:
        - Чего встал? Побежали.
        Олег снова набрал темп, стараясь не отставать. Но держаться на хвосте у дяди Кости оказалось трудно. Тот разогнался до такой скорости, что пришлось отключить все мысли, не думать ни о чем, а только следить за дыханием.
        Наконец путь закончился пригорком. Наверху в своем обычном состоянии жужжала несущимися в десять рядов машинами Московская кольцевая автодорога. Однако собственное хриплое дыхание слышалось Олегу, кажется, даже через этот гуд. Воздух рвался из груди хрипло, надсадно.
        Дядя Костя спокойно стоял в стороне и неспешно выравнивал дыхание. Потом поводил взглядом из стороны в сторону, словно потерял что-то. Через мгновение взгляд его остановился, на губах появилась улыбка. В груди у Олега екнуло недоброе предчувствие. Отойдя в сторону, дядя Костя выволок из кустов трубу.
        - Держи.
        В глазах помутнело. Олег стоически скрежетнул зубами и взвалив ржавое железо на плечо сделал шаг, потом остановился в раздумии, и перекинул трубу на другое плечо. Бежать, как не странно, было легче. То ли от того, что начал привыкать, то ли от того, что на этот раз отключил все мысли о неудобствах и сконцентрировался на дыхании. Во всяком случае, когда добежали до входа в лес, Олег удержался на ногах. Только трубу сбросил.
        - Неплохо.
        Дядя Костя крепко хлопнул по натертому железом плечу. Олег скривился. Поглядел на спину наставника с ненавистью, вот ведь садист.
        - Сиди отдыхай, - велел дядя Костя, направляясь к лесу. - Через десять минут вернусь и продолжим.
        Десять минут пронеслись, как мгновение. Он только успел успокоить рвущееся наружу сердце и унять хрипы, как наставник снова появился рядом. Подкрался настолько неслышно, что Олег вздрогнул от неожиданности.
        - Вставай, - велел тот.
        Олег молча поднялся.
        - Что ты делаешь, когда тебя убивают?
        - Выживаю и убиваю в ответ.
        - Кхм, - улыбнулся дядя Костя. - Это ты у своего Оямы вычитал?
        - Нет, это я сам дошел.
        Дядя Костя повел корпусом, переминаясь с ноги на ногу.
        - Хорошо. Что ты делаешь, когда тебя бьют?
        - Бью в ответ.
        - Что ты сделаешь, если тебя ударит близкий человек?
        - Огорчусь, расстроюсь, подумаю почему так случилось, - замялся Олег. Вопрос показался странным.
        Наставник хищно усмехнулся, подошел ближе и с размаху отвесил Олегу пощечину. Щеку обожгло. Нет, не болью, скорее стыдом. Ударило не столько по лицу, сколько по самолюбию. Парень вздрогнул. Ошарашено потер щеку.
        - Бей, - велел наставник.
        Олег замер.
        - Что ты сделаешь, когда тебя ударит самый близкий тебе человек?
        - Умру и может быть воскресну.
        - Дурак. Ты был с ней? Ты ее любишь?
        - Я ее больше чем люблю, - отозвался Олег.
        - А она тебя? Если ты ее любишь, а она тебя нет. Если ты будешь умирать от своей любви, по которой ударили, а она будет брезгливо смотреть на твои конвульсии, потому что вместо любви увидит дурно пахнущий труп. Что ты докажешь? Кому ты докажешь?
        Олег хмуро посмотрел на наставника. Тот снова сделал едва уловимое движение. Щеку снова ожгло пощечиной. Олег зло посмотрел на наставника.
        - Готовься получать оплеухи, - предупредил тот.
        Еще одно едва заметное движение и вторую щеку залило огнем.
        - Больно? Готовься к этому. Чем больше пускаешь кого-то в сердце, тем больнее получать оплеухи.
        Новый рывок Олег видел отчетливо, дернулся перехватить руку наставника, но не вышло. И снова шлепнуло по щеке. Он снова и снова пытался ухватить за руку наставника, но каждый раз получал постыдную пощечину, от которых жгло щеки и грудь от бессилия.
        - Знаешь, почему ты никогда не сможешь противиться? - усмехнулся наставник. - Я тебе уже говорил. Ты уязвим. Ты сам себя раскрыл. Если твое благородство не позволяет тебе бить лежачего, это не значит, что когда упадешь, кто-то не пнет тебя ногой.
        Рывок. Дядя Костя словно слегка качнулся. Как соломинка на ветру. Рука шла не столь молниеносно, чтобы нельзя было ее схватить. Олег сосредоточился, но снова получил по щеке.
        - Если ты не стреляешь в спину, это вовсе не значит, что никто и никогда не выстрелит в спину тебе. Не старайся поймать мою руку, это бесполезно. Удар от человека, которого ты пустил в сердце всегда неожидан, молниеносен и всегда в цель.
        Словно в подтверждение слов по щеке снова шлепнули. Совсем легонько, но от того еще чувствительнее. И опять рука ушла не пойманной.
        - Если моральные принципы не позволяют бить ниже пояса, не удивляйся, когда получишь в пах, если не станешь закрывать его. Принципы у всех разные.
        Рука метнулась вперед. Олег попытался уйти от оплеухи, но и это не вышло. Пощечина достала с другой стороны с другой руки.
        - Я же говорю, - повторил наставник. - Всегда больно и всегда неожиданно. И чем ближе тебе человек, чем глубже пустил его в сердце, тем больнее и неожиданнее удар. Знаешь, чем это кончится?
        Дядя Костя снова качнулся вперед. На этот раз Олег не стал уходить от удара, или пытаться схватить наставника за руку. Он просто ударил. Резко выбросил вперед кулак. Удар пришелся вскользь. Дядя Костя потер ушибленную скулу, усмехнулся:
        - Когда тебя бьет близкий человек, бей в ответ. Наотмашь.
        Олег сделал выпад, но не достал, отпрыгнул, снова заработал руками.
        - Я не могу бить, - хрипло бросил Олег между ударами. - Не могу бить того, кто в сердце.
        - Почему? Потому что бьешь по своему сердцу?
        - Нет, потому что бью по близкому человеку. А это нельзя. Это табу.
        - Но твой близкий человек, - уворачиваясь, поддержал разговор дядя Костя. - Может не считать тебя близким, что тогда? Не подставляйся. Не пускай в сердце.
        Последние слова дернули Олега за душу настолько, что он потерял всякую политкорректность.
        - А пошел ты!
        Рука парня пронеслась к лицу наставника, но почему-то пролетела мимо. И сам он полетел следом за ударом. Сзади что-то схватило за вторую руку, дернуло, вывернуло. По покрасневшей щеке шкрябнуло твердым и ребристым. Только тогда понял, что стоит прижатый лицом к дереву, с заломленной за спину рукой. А к горлу прижимается рукоять знакомого уже ножа.
        - Тогда, - произнес насмешливо голос сзади, - готовься умереть. И не жди, что воскреснешь.
        Нож ушел в сторону. Сила, что вдавила в дерево, отпустила. Олег опустил руки, потянулся. Ладонь скользнула по кадыку, словно проверяя цел ли. Наставник был мрачен.
        - Это твое право. Это твоя правда, но… Готовься умереть, - повторил он. - Рано или поздно ты пустишь в сердце того, чьего удара оно не выдержит.
        Он убрал нож и посмотрел на Олега уже спокойнее, миролюбивее:
        - И никогда не пытайся со мной драться. Учись, но не лезь в драку. Иначе я убью. Кстати, я тебе это уже второй раз повторяю. Третьего не будет.
        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        ПРАВО НА КРЫШУ
        До леса Олег добегал теперь быстрее дяди Кости, что несся в обход. Два месяца тренировок давали о себе знать. Наставника не ждал, сам подбирал трубу и бежал вдоль кромки леса в сторону окружной дороги. Дядя Костя обычно не спеша нагонял на полдороги к МКАДу, пристраивался рядом.
        Труба теперь казалась легче, не заставляла тело скрючиваться, да и плечо особенно не терла, не смотря на то, что бегал с ней теперь не в одну сторону, а туда и обратно. Сегодня после бега, вместо обычных тренировок наставник поманил к себе парня и достал нож.
        Олег замер. О том, чтобы его учили обращаться с оружием даже не заикался, хотя видел, что дядя Костя владеет им мастерски.
        - Возьми, - наставник протянул нож.
        Олег благоговейно принял клинок. Пальцы оттянуло приятной тяжестью. Нож был не просто инструментом для резки хлеба, чувствовалась в нем сила, вес. Весомый аргумент, мелькнуло в голове.
        - Знаешь что самое главное?
        - Достал оружие, применяй. Не можешь применить, не доставай, - выдал расхожую истину Олег.
        - Это не главное, это естественно. А главное - не расслабляться. Оружие дает преимущество, но не силу. Сила в тебе. Помни об этом. И против ножа и против пистолета можно выстоять с голыми руками, если в тебе больше силы, чем в вооруженном противнике. И никогда не расслабляйся, иначе потеряешь преимущество.
        Олег впитывал молча. Не проронил ни звука, кивнул только, мол, понял. В общении с наставником привык не спрашивать, если того не просят. И молчать, если не спрашивают. Все, что надо сказать, будет в свое время сказано. Это стало ясно очень скоро, и парень принял правило.
        - Дерево видишь? - дядя Костя кивнул на стоящий в приличном отдалении тополь. - Иди к нему, встань к стволу.
        Олег потрусил через полянку к тополю. Прижался к стволу спиной. Ствол был прохладным, в нем чуялась какая-то неспешно струящаяся жизнь, каждую осень впадающая в депрессию и каждую весну возрождающаяся к жизни.
        Наставник с места так и не сдвинулся. Он секунду глядел на парня со своего места, затем коротко вздернул руку. Что-то безжалостное рванулось к Олегу. Сердце предательски екнуло, когда до головы дошло, что происходит. А вдруг промахнется?
        Нож вонзился в нескольких миллиметрах от горла. Встав вертикально плоской стороной похолодил кожу шеи. Олег сглотнул, но не пошевелился. И правильно сделал, потому как второй нож ткнулся в ствол горизонтально над макушкой, выдернув несколько волосинок.
        Как на диспансеризации, метнулось где-то ниже ножа в недрах черепной коробки, когда рост меряют. Третьего взмаха за этими мыслями он не видел, только почувствовал, как что-то шевельнулось между ног. Олег постоял секунду, поняв, что на этом все, медленно опустил голову. Рукоять торчала из ствола аккурат на палец ниже достоинства. Силен дядя Костя.
        Парень выдернул из ствола ножи, и торопливо метнулся обратно через полянку.
        - Теперь ты, - кивнул наставник.
        - А как?
        - Потом объясню. Сперва попытайся почувствовать нож. Подумай по каким законам летит. Или просто брось и погляди, как пойдет. Думай и чувствуй.
        Олег стиснул рукоять и посмотрел на дерево.
        После тренировки дядя Костя не отпустил его, как обычно, а поволок обратно на аллейку и усадил на лавочку. Шли молча. Да и на скамейке наставник молчания не нарушил. Сел и принялся разглядывать проходящих мимо людей.
        - Зачем мы здесь? - не выдержал наконец Олег. - Что-то случилось?
        - Случилось, - кивнул тот. - Тебе не кажется, что пора разобраться в выборе пути?
        - То есть? - не понял Олег.
        - Есть множество путей. Твой из них только один. Выбери его наконец. Или выбери чужой. Но бежать по двум дорогам одновременно нельзя. Я не говорил тебе об этом, но сейчас пора определиться.
        Олег задумчиво покачал головой.
        - Вы о тренировках?
        - Я о пути, которым шел твой Ояма, или как его там звали. Ты приходишь с утра ко мне каждый день. Три дня в неделю ты по вечерам занимаешься еще и там. Должен тебе сказать, что в те дни, когда ты пытаешься идти двумя путями, ты не идешь ни одним. Результата нет, а если и есть, то отрицательный. Так нельзя.
        Олег поглядел на наставника.
        - Что мне делать?
        - Самый глупый вопрос, который ты мог задать, - пожал плечами дядя Костя. - Принять решение. А решать можешь только ты.
        Он сидел молча. Почему-то знал, что этот разговор рано или поздно случится. Но тема эта все равно застала врасплох. Как ни пытался подготовиться, а готов он к ней не был.
        - Я могу подумать?
        - Можешь. Но только сегодня. Долго думать здесь не о чем. Пока выбираешь путь, жизнь проходит. А кто знает, сколько ее осталось? Может, завтра умирать, а ты на распутье. Так что решай. И до завтра.
        Дядя Костя поднялся с лавочки, хлопнул по плечу и быстро пошел прочь.
        Он остался сидеть в мрачном раздумье. То, что путь, который предлагал тренер по кёкусинкай, не его, Олег принял для себя уже давно. Но выбор был не велик. А откуда знать, что путь, предложенный дядей Костей его, а не дяди Костин?
        Из груди вырвался горестный вздох. Олег поймал себя на нем и устыдился. Чего причитать и вздыхать? Надо просто принять решение. Только как-то это… не просто.
        В зал он вошел под конец тренировки. Переодеваться не стал, от традиционных приветствий воздержался. Дождался когда все закончится и подошел к тренеру. Учитель слушал внимательно. Морщил лоб и повторял после каждой Олеговой тирады
«ага». Решение ученика его явно не радовало, но спорить не стал.
        - Я не настаиваю, - сказал только. - Но подумай от чего и ради чего ты отказываешься.
        - Уже подумал, - спокойно и уверенно ответил Олег.
        Тренер кивнул. Вышли вместе. Тренер запер зал, поигрывая ключом пошел по коридору.
        - А у нас соревнования скоро, - как бы между прочим заметил он. - У тебя хорошие шансы были.
        - Я ведь не для соревнований, - грустно усмехнулся Олег.
        Он вдруг с отчаянием понял, что все разговоры тренера о душе, о том, что путь кёкусинкай не просто единоборство, а определенная философия - лишь слова. Единственный, наверное, человек, который искал во всем этом духовности и внутреннего роста, а не спортивного интереса, был не тренер даже, а он сам.
        От этого стало горько и радостно. Горько от осознания пропитавшей все и вся лжи. Лжи себе и другим. Радостно от понимания верно принятого решения.
        - До свидания, - впервые без всяких каратистских «ос» попрощался Олег.
        - Удачи тебе, - кивнул тренер.
        Степку он дождался у входа. Тот выскочил растрепанный с мокрой после душа головой.
        - Ты чего такой сегодня? Чего не пришел вовремя? Не здоров? - вопросы из друга полетели, как из пулемета.
        - Нет, просто решил завязать с тренировками, - покачал головой Олег.
        - Расскажешь?
        - Почему нет? - Олег не спеша потопал по дорожке. - Я просто решил идти своим путем, а не чужим. Масутацу Ояма бесспорно велик, но вторым Оямой никто не станет. Так лучше быть просто Олегом.
        - Понятно, - хмуро сообщил Степа. - Вижу, твои сорокалетние дружки хорошо тебе мозги промыли. С кем поведешься, так тебе и надо.
        Степа остановился возле палатки.
        - Может, по пиву?
        Олег покачал головой.
        - Не, Степк, извини. Мне бежать надо. Есть еще одно дельце, а завтра вставать рано. Как-нибудь в другой раз.
        - У тебя уже полтора месяца все в другой раз, - расстроился Степа. - И каждый раз вставать рано. Ладно, черт с тобой. Делай как знаешь.
        Степа развернулся и не прощаясь быстро пошел прочь. Олег смотрел ему в спину. Обиделся дружок. Ничего, потом как-нибудь он ему все объяснит, и Степан все поймет. Друг же он, значит должен понять.
        Домой Олег вернулся радостный. Не смотря на то, что Степа обиделся, пришло озарение. Он сдвинулся с мертвой точки. Теперь знает куда идти. Дальше все будет лучше, легче, проще и понятнее. Чувство распирало, им необходимо было с кем-то поделиться, и Олег набрал заветный номер.
        Люда долго не подходила, потом в трубке щелкнуло. На заднем плане возникла какая-то возня, сопение.
        - Алло!
        Не ответили. Он не услышал, скорее почувствовал как из трубки рвется тяжелое в такт дыхание. Мужское и женское. А за этим дыханием едва сдерживаемые стоны. Кровь прилила к голове. В висках застучало барабанной дробью. В груди что-то взорвалось, словно плеснули раскаленным железом.
        В трубке коротко гудело оборванной линией. Говорил там кто-то что-то или ее просто повесили? Олег не мог этого сказать. В голове было непонимание и какая-то беззащитная детская обида. В груди боль. Удар был резкий, неожиданный. Не вовремя и в цель.
        Он грохнулся на диван, включил телевизор, попытался думать о чем-то другом, но не выходило. Мысли были мрачные и возвращались, возвращались, возвращались к тому же.
        В голове прозвучал голос дяди Кости: «Это твое право, твоя правда, но тогда готовься умереть».
        Олег уткнулся лицом в подушку. Захотелось плакать, но слез не было и плача не получалось. «Готовься умереть» - звучало в голове.
        Он накрылся с головой пледом и долго-долго лежал так наедине со своим безумием. И в этом безумии чьи-то чужие черные ручищи хватали его женщину, мяли, лапали, тянули в постель. Не просто женщину, его любовь. Ту девчонку, которая строила домик на песке и смотрела грустными глазами в его душу словно бы из чужой жизни. А она почему-то не противилась. Ей было весело. Она играла с этим. Он чисто любил, для него это было немыслимо. А она воспринимала эти черные лапы как что-то само собой разумеющееся.
        Зазвонил телефон. Он вылез из-под одеяла. Кругом сгустилась темнота. Мертвой рукой поднял трубку, нажал «прием».
        - Да.
        - Это я, - бодро отозвалась она. - Ты звонил?
        - С кем ты там?
        - С Витькой, - легко ответила она. - А что?
        - Нет, ничего, - говорить было трудно и незачем, но он все ждал чего-то, хватался за слова. - А как же мы?
        - А что мы? - в ее голосе появилось недовольство. - У нас с тобой ничего толком нет.
        - А с ним?
        - Ничего. Он просто трахается прикольно, - с какой-то дикой безапиляционной бесчестной откровенностью заявил голос из трубки.
        Олег замолчал. Его трясло словно в лихорадке. В глазах мутилось.
        - Так чего ты звонил? - недовольно поинтересовалась Люда.
        - Давно тебя не слышал, - тихим, словно на последнем издыхании голосом ответил он.
        - Трахаться охота, так и скажи. Я…
        Он не стал слушать. Он просто молча нажал «отбой». Потом выключил телефон и кинулся обратно на диван.
        К скамейке пришел минута в минуту. Дядя Костя посмотрел с такой жгучей мрачностью, что казалось взглядом придавил.
        - Что, - спросил сердито. - Опять на тренировке был?
        - Нет, - тихо ответил Олег. - То есть зашел, сказал что больше не приду и все.
        - Тогда что с тобой?
        Олег покачал головой.
        - Не хочу говорить.
        - Тогда беги.
        До леса вопреки обыкновению он добежал позже наставника. Попытался подхватить трубу, но тот остановил. Посмотрел в глаза, словно в душу заглянул.
        - Что случилось?
        Олег покачал головой и попытался отвернуться. Дядя Костя взял рукой за подбородок, долго гипнотизирующе глядел в глаза, потом отпустил пальцы, отшвырнул даже. Будто держаться за Олегову голову было противно.
        - Все ясно. Женщина. Ну тогда умирай быстрее. На долгую и мучительную смерть у нас времени нет.
        Олег кивнул рассеяно и опустился на траву. Мысли за ночь нисколько не изменились. Ни на вот столечко.
        - Чего расселся? - гаркнул наставник зло. - Подъем! Хватай трубу и беги.
        От неожиданности Олег подскочил, подхватил ржавую железяку и побежал. Бежал, правда, довольно вяло и наставник всю дорогу на него прикрикивал.
        Когда добежали до МКАДа и вернулись обратно, трубу бросить не дал, а погнал снова по кругу. До МКАДа и обратно.
        - Сколько еще бежать? - хрипло спросил Олег.
        - До упора, - жестоко отозвался тот. - Пока не сдохнешь.
        В квартиру Кот вернулся не просто злой, а разъяренный. Хлопнул дверью, на кухню прошел не разуваясь. Яга и Игорь поглядели ошалело.
        - Случилось что? - беспокойно оглянулась на оборотня старуха.
        - Случилось. Надо с его бабой что-то делать. Она не та, которую любил Милонег. Она другая.
        - И он другой, - коротко отозвалась старуха. - Их души живут в новых телах с новым опытом. Память о старом спит.
        Кот резко метнулся по кухне взад-вперед, остановился:
        - Знаю. Но она совсем не та. Та добрая была, верная, чистая, любящая. А эта…
        - А эта под цвет эпохи, - холодно обрубила старуха.
        - Пусть так. Но он страдает. А мне сейчас его страдания не нужны. Да и потом без надобности. Воин распустивший сопли, это…
        - Это все равно воин, - отозвалась старуха. - Кто из нас не страдает. Я или ты?
        Кот вздрогнул, сердито зыркнул на ведунью.
        - Ты, старая, говори, да не заговаривайся. Ты свои страдания отжила. Он, - оборотень бросил короткий взгляд на притихшего Игоря. - Молодой еще. У него страдания возникают, когда надо за руль садится, а хочется пива выпить. Свои страдания я в узде держу. А вот свои и чужие сдерживать, это уж слишком будет.
        Старуха стрельнула голубым холодным глазом.
        - Чего предлагаешь?
        - Не знаю.
        Кот и Яга смотрели друг на друга так, что казалось еще немного добавить напряжения и воздух между ними взорвется сам собой. Игорь кашлянул. Напряжение упало. Оба перевели взгляды, впились глазами в бородача.
        - Я знаю, - улыбнулся в бороду Игорь. - Его надо отвезти куда-нибудь подальше, переключить на что-то. Пора мне с ним познакомиться, Кот.
        - И куда ты его повезешь?
        - За город вывезу. Заодно стрелять поучу, руку поставлю. Надо же рано или поздно его и этому учить.
        Кот опустился на табуретку. Надо, конечно, парня и с огнестрельным оружием знакомить, но лучше бы позже, чем сейчас. Хотя из Игоря инструктор в этом деле не плохой. Главное, чтобы не споил парня.
        - А мысль дельная, - поддержала вдруг бородатого старуха. - Вези его подальше, Игоряша. А ты, зверь, мне девку приведешь. Память ей верну, глядишь, поспокойней станет. Если та была так чиста, как ты говоришь, то эта с той чистотой в душе как прежде жить не сможет.
        - Ладно, - нехотя сдался Кот и повернулся к Игорю. - Завтра сутра погрузишь его и увезешь, пока не подуспокоится. А мы девкой займемся.
        - Вот и славно, - хлопнула ладошкой по столу старуха. - А теперь супчику похлебаем. Я супчик сварила.
        Старуха встала из-за стола, подошла к плите и подняла крышку с кастрюли. Кухню наполнил запах какого-то варева. Дух пошел настолько богатый, сытный, что Игорь сглотнул подступившую слюну. Бабулька не торопясь разливала черпаком по тарелкам парующийся суп.
        Игорь поглядел на Кота. Тот аромата казалось не замечал, зло смотрел на Ягу.
        - Спасибо, старррая, - как-то совсем по-звериному прорычал он. - Я твоего супчика как-то поел однажды. Всю жизнь помнить буду.
        Старуха не ответила. Интересно, подумалось вдруг, чего между ними происходило тогда, сотни лет назад в киевских лесах? Узнать бы, да не в двух словах, а в подробностях. От мыслей отвлекло чувство, будто кто-то сверлит голову взглядом. Игорь перехватил взгляд Кота.
        - Вези его подальше, - повторил задумчиво Кот. - Только спаивать не вздумай. Он воин, ему пить не стоит.
        Игорь усмехнулся:
        - Слыхал я, что ваш князь Владимир, о котором вы мне все уши прожужжали, был не только политиком, но и воином. И выпить был не дурак. А какие пиры закатывал со своей дружиной. Там, кстати тоже, воины были не плохими.
        - Не плохими, - кивнул Кот. - Только я и тогда не особо эти гулянки поддерживал. Ладно, сами разберетесь. Только совсем уж его не спаивай.
        - Совсем нельзя, - покачал головой Игорь. - Рука дрожать будет. А при стрельбе это не нужно.
        Телефон звонил вечность, потом перестал, уступая другой вечности. Олег лежал на диване, мысли в голове метались, как загнанный в ловушку зверь. Одни и те же, безумные, по кругу. Может быть стоило поговорить об этом с кем-то. Но с кем?
        Позвонить отцу с матерью. Это только лишний повод для волнений. Рассказать Степке. Пожмет плечами, скажет что с самого начала знал, что хорошего здесь ждать незачем. Еще какую-нибудь байку расскажет скабрезную про розовые очки. Нет уж, на фиг. Дяде Косте… С ним уже все оговорено. Кому-то из институтских приятелей. Тоже не вариант, они его любят, начнут жалеть. А это не нужно.
        Нужно понимание. Необходимо понять что и почему происходит. Как это может происходить. В данный момент понимания не было. Ситуации в голове и в жизни сошлись в схватке и пытались покалечить друг друга, а он мог только мрачно наблюдать за этим поединком. Следить за ходом боя, силясь понять. Зная, что если не поймет, то поединок закончится смертью. Нет, не смертью внутренней картинки, которая его и только его видение мира, не смертью внешней картинки, которая смесь чужих видений. Смертью его самого, как личности. Потому что мир и видение мира должны жить в гармонии.
        Но лежать и доходить до сумасшествия в четырех стенах тоже не стоило бы. В таком состоянии, в каком он сейчас, любое слово прозвучит как призыв к жалости. А ему ведь не жалость нужна.
        Олег сел на диване. А что ему нужно?
        Губы беззвучно произнесли ее имя. Можно было бы и не отвечать. И так ясно. Но только… Она ему нужна не так и не такая. Олег прикрыл глаза, на него горько смотрела обиженная девчонка, склонившаяся над песчаными руинами.
        Кто она? Та Люда, которая нужна ему. Та чистая, светлая, удивительная. Откуда он вообще взял ее? Придумал? Нарисовал для себя? Нет, не придумывал, отмахнулся от мыслей Олег. Ничего он не придумывал. Он знает. И знал всегда. Но почему она такая и почему все так нескладно, пошло и неправильно…
        Слишком много вопросов. Спать надо, вот что.
        Он поднялся с дивана. Босые стопы прошлепали через комнату по линолеуму. Пол был прохладным, а ощущение и звук клейкими. Олег постоял перед выключателем, выставил будильник на телефоне. Погасив свет, вернулся с телефоном на диван. Постель не стелил, мужчине не нужен уют, если нет рядом женщины. Тем более не нужен, если нет гармонии.
        Не раздеваясь он лег на диван и натянул на голову плед, уткнувшись носом в диванную подушку. Иди ж ты. Всю жизнь спал на спине, а теперь вдруг почему-то на живот перевернулся и в подушку прячется. Он закрыл глаза и попытался считать, что бы отвлечься и заснуть, но ничего не вышло. Прошел не один час, прежде чем больной разум затуманило сном.
        Сон был странный, словно картинка отматывалась назад. Он видел себя в каком-то мрачном месте, над черной рекой. Он был на коне и с мечом. Вдалеке горбатился мост. И звали его иначе. Но имен не было. Сон был беззвучен, а картинки странны.
        Он скакал вдоль реки, потом спешился и отпустил коня. Вокруг раскинулось поле. Над полем серело небо и кружили вороны. Он почему-то понял, что смотрит в небо, лежа у кого-то на руках и смотрит мертвыми уже глазами. Но в следующий момент почувствовал себя снова живым.
        Он дрался с кем-то за что-то. Махал мечом, кричал, бежал на помощь. Кто-то спасал его. Леса, реки, города, деревни, воины в разнообразных одеждах и с разнообразным оружием, бои и поединки, все смешалось в какую-то разноцветную кутерьму.
        Потом он понял, что больше не участвует в этой кутерьме. Он словно повис над нею. Ему не за что было биться. И он снова почувствовал себя мертвым. Понял, что мертв, потому что у него отняли смысл жизни и смысл этот…
        Ярко, перекрывая все образы, возникла Люда. Ее тоже звали иначе. Но дело сейчас было не в имени. Ее тело давили чьи-то черные безликие лапы. Лапали, мяли. Он знал, точно знал, что эти черные ручищи повинны в ее смерти. И он заорал. Он кричал, понимая что это сон, пытаясь проснуться и не мог.
        И тогда от этого крика сон, словно сжалившись над ним, показал ему живую Люду. Она любила его. А он любил ее. Искренне, страстно, навсегда. Совсем не так натянуто и пошло, как это получалось в реальной жизни. Они любили друг друга и были единым целым.
        - Лада, - услышал он свой голос. - Ладушка моя, родная.
        - Милонег, - отозвалась она.
        Он обрадовался, что может говорить и слышать, хотел что-то сказать, но не успел. Картинка задрожала рассыпаясь.
        Олег поднялся с дивана и выключил будильник. Что снилось вспомнить не мог, но в груди жгло болью. Боль пульсировала, перекатываясь в голову, стуча в висках, отливая к затылку и снова возвращаясь тупым ломом в самое сердце.
        Он поднялся с кровати и побрел в ванную комнату.
        Дядя Костя был не один. Олег увидел их еще издали. Наставник прохаживался возле лавочки с неким крепким бородатым дядькой, одетым по-байкерски. Сперва показалось, что это просто случайный прохожий, но по тому как вели себя оба, парень догадался, что мужчины знакомы.
        - Дядя Костя, доброе утро, - приветствовал он.
        Наставник хлопнул по плечу.
        - Здравствуй.
        Олег ждал обычного «беги», но дядя Костя повел себя нестандартно.
        - Знакомьтесь, - отступил он в сторону.
        И Олег оказался нос к носу с бородатым мужиком. Тот был коренаст, весь в черной коже, за исключением головы. На нее мужик намотал красно-черную бондану. Пират черная борода, пришлась мысль не кстати.
        - Игорь, - протянул руку бородач.
        - Олег, - ответил он на рукопожатие.
        Руки сцепились крепко, по-мужски и на время задержались, словно каждый прощупывал стоящего напротив. Кот смотрел на обоих с ехидной улыбкой. Олег повернулся к наставнику.
        - Теперь бежать?
        - Нет, - отозвался тот. - Сегодня останешься без занятий. И в ближайшие дни тоже. Поедешь с Игорем.
        - Куда? - растерялся Олег. - А вы?
        - А я останусь, у меня дела. Вернетесь, продолжим тренировки. А пока поедешь с ним, он тебя тоже кое-чему научит.
        Олегу тон разговора не нравился. Что он пешка что ли, чтоб его не спросясь отправлять хрен знает куда хрен знает с кем. Хоть бы предупредил.
        - А с вами здесь я не могу этому научиться? - с неожиданным даже для себя нажимом спросил Олег.
        - Здесь не можешь. Для этого надо ехать подальше от города. Со мной можешь. Но у меня дела, и потом в этом Игорь лучший учитель, чем я.
        - И надолго ехать, - потерял запал парень.
        - Как пойдет, - вступил в разговор Игорь. - Может на недельку. Не боись, Олег. Заодно развеешься, отдохнешь от этого гестаповца. Я не знаю какой он учитель, но судя по характеру… Не завидую я тебе.
        Кот фыркнул. Понятно дело, что бородатый шутит, но не при ученике же. Тот поглядел задорно, но заткнулся.
        - Когда ехать? - спросил Олег ни к кому не обращаясь.
        - Сейчас, - ответил дядя Костя.
        - Мне б хоть вещи собрать, - промямлил Олег.
        - Все необходимое по дороге купим, - улыбнулся в черную бородищу Игорь. - А ненужное и брать незачем.
        - Дайте хоть маме позвоню, предупрежу, - сдался Олег.
        В машине у Игоря оказалось уютно. Старенький потрепанный жизнью внедорожник не только был чисто вымыт снаружи, но и вылизан изнутри. Чистые пепельницы, чистые коврики. Свежие чехольчики, протертые стекла. Было видно, что хозяин машину любит.
        Игорь плюхнулся за руль, повернул ключ. Машина тихо заурчала. Бородатый не спеша поехал вдоль аллеи. Олег кинул взгляд в зеркало заднего вида. Мелькнула фигура дяди Кости. Олег оглянулся, дорога за задним стеклом казалась мутноватой. Но наставника разглядеть было не сложно: он привычной походкой как обычно топал через дорогу, словно готовый хоть сейчас бежать к лесу.
        Олег уселся и покосился на Игоря:
        - А вы его давно знаете?
        - Кого? Кота? - не понял бородатый.
        - А его зовут Кот?
        Игорь потупился, чувствуя что сболтнул лишнее.
        - Ну не зовут… Так, кликуха вроде. Нет, я его не так давно знаю.
        - Кто он?
        Игорь поперхнулся, чувствуя что вопросы застают врасплох. На какие-то ответить нельзя, на другие он и не знает как ответить. Видимо, когда пристает с расспросами к Яге, та чувствует себя так же, потому и бурчит.
        - Просто человек хороший, - искренне насколько мог ответил он.
        Олег кивнул и молча уставился в окно, глаза его стали такими же блестяще-бессмысленными, как и стекло, через которое смотрел на проносящийся мимо пейзаж. Стало ясно, что парень уже не здесь, а где-то далеко в своих мыслях. И мысли судя по всему безрадужные.
        - Ты чего переживаешь так? - пихнул парня в бок Игорь.
        - Да так, - встрепенулся тот.
        - Из-за бабы?
        Олег вздрогнул, поглядел на попутчика. Но тот с каменным лицом следил за дорогой. В какой-то момент даже показалось, что это и не он спросил вовсе.
        - Из-за женщины, - поправил Олег.
        Бородатый отмахнулся.
        - Да как не назови. Была у меня одна. Я ее любил. Сильно любил, потом помирал год.
        - Почему?
        - Бросила, - усмехнулся Игорь. - Потом другая была, ту я сам бросил. Потом еще… в общем, много было. И всех любил. А потом, знаешь что?
        - Что?
        - Ничего. Надоело. Больше я их не люблю. Пускай они меня теперь любят.
        - А они любят? - заинтересовался Олег.
        - А пес их разберет, - пожал плечами бородатый. - Женщина - это большая куча дури. Кроме дури в ней ничего нет. Только ветер над этой кучей гуляет. А так как ветер штука стихийная, то куда эту дурь понесет одному богу известно.
        Олег задумался. Философия выходила по всему видать жизненная, во всяком случае жизнью Игоря проверенная. Но какая-то уж больно циничная она была, как будто обиженная.
        - А мужики что же? - не удержался от вопроса Олег. - Сильно умнее? Или это такой шовинизм?
        - Мужчины, - Игорь звучно расхохотался. - Если честно, то мужики это та же дурь. Только она какая-то более упорядоченная, логичная что ли. У мужчин дурь подчиняется каким-то негласным правилам. Дружба, честь, порядочность какая-то. Все это тоже глупость, если разобраться, но мужики в нее верят. А женщины… Где ты видел дружбу между женщинами? Если два друга влюбляются в одну девушку, то первая мысль какая? Пошла эта девочка в задницу. А если две подруги в одного мужика? Первая мысль, извини, что у одной, что у второй будет такая: пошла эта подруга в задницу. Потом, про мужика можно сказать, что он дурак и объяснить почему, а про бабу можно сказать, что она дура, но объяснения отсутствуют.
        Олег кивнул. Игорь включил магнитолу. Заунывный голос порядком среди молодежи подзабытого чернушника Бориса Борисыча Гребенщикова затянул о том, что в каждой женщине должна быть змея.
        - Это больше чем ты, это больше чем я, - подпел Игорь на удивление приятным мелодичным голосом.
        - А если тут болит? - Олег ткнул кулаком в грудь, снова оторвавшись от окна.
        - А ты открой окно пошире и отдайся ветру, - посоветовал Игорь. - Он из тебя всю дурь выметет. Будешь бодр, светел и готов к возвышенному. Природа штука такая. Посрался с человеком, зови в гости дождь, ветер, осень, весну, солнце - да что угодно. С ними общаться один пес приятней чем с кучками разномастной дури. С людьми всегда поговорить успеешь, а вот с ветром, с листьями, с дождем… Не каждый день поговоришь. Да и не у каждого получится.
        Игорь нажал кнопку, передние стекла поехали вниз, запуская в салон внедорожника ветер.
        - В каждой женщине должна быть змея, - громко, перекрывая вой ветра, шум дороги и БГ запел Игорь. - Это больше, чем ты, это больше, чем я.
        Они ехали долго. Олег не следил за дорогой, просто отдался ветру, стараясь понять его, говорить с ним. Отдать ему что-то и попросить что-то взамен. А тот, словно понимая, ласково трепал по волосам. Мол, такая жизнь, брат, успокойся. И не такое бывает. Переживем.
        За этим разговором со стихией он растерял все мысли, ощутив себя кем-то где-то. Не слышал, как кончила играть музыка, не заметил, куда и как ехали. А в самом деле, куда и как? Олег огляделся по сторонам.
        - Мы где? - не понял он. Вокруг была все та же Москва.
        - На ленинском проспекте, - не моргнув отозвался Игорь. - Пять кругов по МКАДу, пока свернули. Надо же было тебя подлечить. И ветер тебе явно помог.
        Он хохотнул, поглядел на растерянную физиономию Олега и объяснил:
        - Сейчас заедем ко мне, соберем кое-что. Попьем пивка и спать. А завтра часиков в пять утра, пока дороги свободные, дернем. Ехать нам километров пятьсот, так что лучше утром на свежую голову.
        - А после пива бывает свежая голова? - удивился Олег.
        - Если правильное пиво пить и пить правильно, то бывает. Я тебя полюбил, я тебя научу.
        Квартирка у Игоря оказалась небольшой двушкой на одиннадцатом этаже странного ступенчатого дома, какие строили лет десять назад. Дома царил небольшой беспорядок, но при том сохранялся тот же уют, что и в машине.
        Единственное место, которое оказалось средоточием порядка, был холодильник. В нем не было ничего кроме пива, но его там уместилось столько, сколько не могла бы уместить даже заботливая рука природного аккуратиста, что укладывая чемоданчик в дорогу, может засунуть в него половину одежного шкафа. Игорь провел гостя в комнату, усадил на диван, придвинул кресло и журнальный столик. Поставил пару бутылок пива.
        - Пиво надо пить с душой. И не торопиться, - объяснил он. - Есть люди, которые начинают нести про любимые напитки, жратву и вещи всякую хрень. Мол вино, как молоко матери. Трубка, как женщина и так далее. Все это чушь. Трубка это трубка. Ее нужно курить и только. А вино это вино. И с той дрянью, которую сосет грудной ребенок, ничего общего не имеет. Но, когда ты начинаешь пить… в данном случае пиво, то должен это делать с душой. В противном случае просто нажрешься.
        За окном заиграла музыка. Заиграла довольно громко. На одиннадцатом этаже было слышно, как хрипло стонет в записи «Владимирский централ».
        Игорь поморщился, закрыл окно, задернул шторку. За стол вернулся насупленный.
        - Как будто если им нравится это слушать, то должно нравится всем, - проворчал он.
        - И репертуар то выбрали. Сколько лет прошло, а эту дрянь все крутят. Вот уж поистине дерьмо не тонет.
        - Так чего там с пивом, - напомнил Олег. Его не столько волновали аспекты пивопития, сколько было интересно послушать нового знакомого.
        - Это, - Игорь содрал с бутылок пробки и протянул одну Олегу. - Копченое пиво. Вкус имеет яркий, хотя многие его не понимают. Попробуй.
        Олег взял ледяную, запотевшую бутылку. Рука намокла от конденсата. Из коричневого горлышка дерзко глядела мохнатая пена. Олег принюхался. Аромат был весьма интересным.
        - Ты его не нюхай, а пей, - посоветовал Игорь.
        Хоть он и говорил, что торопиться не стоит, но пока Олег изучал продукт, успел вылакать пол-бутылки. Пиво на вкус в самом деле оказалось странным, ни на что не похожим.
        - Знаешь, как его открыли? Сидели как-то давно люди, пили в кабаке. Допились до чертей и кабак подпалили. Потом вернулись с похмелья на пожарище. Кабак-то сгорел, а погреб сохранился. Залезли внутрь, там бочки с пивом. Попробовали и офигели.
        - И что? - полюбопытствовал Олег. - Так теперь каждый раз кабак и палят?
        - Если бы, - горестно вздохнул бородач. - Солод коптят. Если бы кабаки палили, это пиво невесть сколько стоило бы. Оно и так-то не дешевое. Так что считай, точная технология утеряна. Пей.
        Олег сделал еще пару глотков. Игорь посмотрел испытующе.
        - Ну как?
        - Любопытный вкус, - поделился наблюдением Олег.
        - Ага, - кивнул бородатый. - Один мой знакомый сообщил, что вкус такой, будто стельку из сапога вынули и в пиве замочили. Но пол-ящика усосал, зараза.
        Олег от подобного сравнения подавился, закашлялся. Брызнула пена. Игорь поглядел с сомнением, ушел на кухню. Через минуту вернулся с салфеточкой, протянул Олегу.
        - Ты, я смотрю, совсем пить не умеешь. Ничего, это поправимо. Утерся? Бери пузырь.
        Люда вышла из подъезда и зябко поежилась. Ощущение было такое, словно в спину кто-то смотрит. Она обернулась, огляделась по сторонам - никого. Просто прохладно вечером, вот и знобит. До витькиного дома было идти три двора, но в этих трех дворах была возможность наткнуться на кучу народу, с которым встречаться вовсе не хотелось.
        Девушка запахнула курточку и пошла вокруг дома. Там пустырь, на котором нет никого, кроме старых брошенных догнивать свой век машин и собачников. С другой стороны, в такое время и собачников особо нет. Она довольно бодро топала вдоль кустов, за которыми светились окна, когда навстречу вышел мужичок в камуфляже. Крепкий, сухощавый. Лет сорока.
        Проходя мимо мужичок улыбнулся и, неожиданно пристроившись рядом, сменил направление.
        - Девушка, вы куда-то торопитесь?
        Начинается, мелькнуло в голове.
        - Тороплюсь, - коротко ответила она.
        - А может быть познакомимся?
        - Я на улице не знакомлюсь, - отрезала она и ускорила шаг.
        Но мужичок оказался не прост, он не только не отстал, но и как-то мягко и неожиданно оказался прямо перед ней.
        - Что ж ты, Люда, - сказал он совсем другим голосом. - Имя людям милое, а сама не мила?
        Люда вздрогнула. Странный мужик пугал, и бежать было некуда и не к кому. Собачники как вымерли, а дом обогнуть на шпильках не получится. Да и мужик прыток. Даже если он на шпильках будет, а она босиком, еще не факт, что убежит.
        - Отстаньте от меня, - в душу залезло отчаяние. - Я закричу. Я на помощь звать буду.
        - А вот этого не надо, - предупредил мужичок. - Пойдем со мной, Людмила, пойдем по-хорошему.
        Голос прозвучал зловеще, или это она сама себе допридумала. Люда огляделась в поисках хоть кого-то. За кустами одиноко светилось окошко первого этажа. Она набрала в легкие побольше воздуха и закричала:
        - На пооо…
        Движение было резким и смазанным настолько, что она его не заметила. Только почувствовала, как что-то ухватило за шею, словно тиски сжали. А потом все поплыло и Люда потеряла сознание.
        - Говорил же, пошли миром, - пробормотал Кот.
        Девку он не душил, жилу пережал только. Если знать где нажать, то человека сознания лишить легко, а уж бабу и вовсе. Здесь главное не переборщить, а то заснет и не проснется. Кот взвалил обмякшее девичье тело на плечо и поспешил домой.
        Повезло, дорогой никого не встретил. Только возле подъезда стоял с сигаретой сосед с седьмого этажа. На Кота с девкой посмотрел опасливо.
        - Добрый вечер, - мягко поздоровался оборотень. - Перебрала подруга.
        Мужик осклабился, поняв, что обошлось без криминала и можно спокойно курить дальше. Кивнул:
        - Бывает.
        Музыка за окном стала не просто навязчивой. Игорю уже пришлось повысить голос, чтобы быть услышанным.
        - Да что они там, - подскочил Олег. - Пойду спущусь.
        - Погоди, - притормозил Игорь. - Вот ты спустишься и начнешь на него орать…
        - Нет, я спущусь и вежливо попрошу убрать громкость.
        - А он пошлет тебя куда подальше. И ты дашь ему в торец. И либо драка на месте получится, либо он злой и побитый будет потом шляться по району и искать кого послабее, чтобы злость выместить. Хорошо это?
        Олег задумался. Игорь подошел к окну, отдернул шторку. Створка отворилась со скрипом. С одиннадцатого этажа двора видно не было. Только зеленые кроны, за которыми угадывалось какое-то движение.
        - Бутылку дай, - попросил Игорь.
        Олег протянул пиво.
        - Зверь, - оценил бородатый. - Ты не полную, ты пустую дай.
        Прикинув расстояние, он коротко замахнулся и резко метнул пустую тару. Бутылка пронеслась над дорогой, припаркованными машинами, долетела до середины двора и, слегка подзастряв в сплетенной кроне дворовых деревьев, шваркнулась на землю метрах в пятнадцати от шевеления.
        - С ума сошел? - взвился Олег. - Убьешь кого, не дай бог.
        - Не убью. Я в сторону кинул.
        - А если милицию вызовут, - не сдавался парень.
        - Пусть вызывают. Для милиции мы в окна ничего не швыряли, но тому кто это сделал руку в пору пожать, потому что местные жители не рыба, а Миша Круг не динамит, чтобы так глушить.
        Игорь снова высунулся в окошко.
        - Ну что, не оценили ребятки прозрачность намека. Дай-ка еще одну бутылочку.
        Вторая бутылка повторила путь первой с небольшой погрешностью и упала уже совсем рядом с любителями «русского шансона». На этот раз результат не заставил себя ждать. Музыка стихла. Не просто стала играть потише, а умолкла вовсе. Движение за зеленью наоборот нарастило темп. Через несколько секунд на дорожке ведущей со двора к подъездам появился парень лет двадцати с небольшим. Довольно крепкий, оценил Игорь, но доза, которую в себя влил, явно покрепче будет.
        - Эй! - парень задрал голову высоко вверх и посмотрел на окна. - Какой урод бутылку кинул?
        Он обвел взглядом фасад и продолжил тираду. Причем на этот раз текст был не слишком цензурным. Человек воспитанный покраснел бы даже от союзов и междометий, которые перебивали поток отборного мата.
        Олег дернулся к окну. Игорь выставил руку, останавливая.
        - Дай-ка я с ним поговорю, - попытался прорваться к подоконнику Олег.
        - Не надо, - бородатый отстранил его и прикрыл окошко. - Пусть покричит. Это из него злоба выходит. Сейчас оторвется и станет мягким и пушистым. А начнешь с ним препираться опять дракой кончится.
        Игорь сел обратно на диванчик, взял со столика бутылку пива и, свернув пробку, сделал пару жадных глотков.
        - Ты пойми. Тот кто орет и в морду бьет - это конкретная сила. Действие, на которое требуется противодействие. А бутылку из окна мог кто угодно кинуть: старик семидесятилетний, ребенок, женщина беременная. Да хоть господь бог. И с кем ему воевать? Вот сейчас он ждет, что появится враг. А враг не появится. И ему придется либо забыть, либо задуматься.
        - Такие думать не умеют, - огрызнулся Олег. - И ничего им не объяснишь.
        - Ой ли. Ты послушай, музыки то больше не слышно.
        Игорь снова присосался к горлышку и долго со смаком заглатывал холодное пиво. Наконец оторвался, оставив в бутылке меньше половины и довольно крякнул.
        - Пить молодежь не умеет. Хочет, а не может. Слаба физически. И заняться ей нечем. Потому как слаба морально. Вот и получается то, что получается. Это не плохо и не хорошо. Это данность. В этом даже есть некая система, равновесие. Есть мирные жители, которые терпят все это безобразие, есть уроды, которые это безобразие устраивают. И есть отморозки, которые кидают в уродов бутылкой. Главное не переступать грань и не превращаться из отморозков в ублюдков. Кстати, потом на улицу пойдем, бутылки надо будет подобрать, в урну выкинуть.
        Сознание возвращалось постепенно. Сначала Люда почувствовала, что может что-то чувствовать. Потом поняла, что сидит. Позже стало ясно, что сидит на стуле со связанными за спиной руками.
        - Проснулась, - сообщил поскрипывающий женский голос. - Слышь, зверь, очухалась краса твоя.
        Где-то рядом послышались легкие шаги.
        - Да ладно, - фыркнул мужской голос. - Где она прочухалась? В отключке.
        - Ты со мной еще препираться будешь? - проворчала старуха.
        Мужской голос показался смутно знакомым. Где она его слышала? Смутность развеялась и в голове возникло воспоминание. Люда вздрогнула.
        - Смотри-ка, и вправду очнулась. Придуривается.
        Люда молча открыла глаза. Напротив нее на табуреточке сидела ветхая бабка. Сколько ей лет Люда не смогла бы сказать точно. Но явно много. Рядом с ней стоял мужичок в камуфляже.
        - Отпустите меня, - попросила Люда. - Зачем я вам?
        - Для дела, - пояснила старуха.
        Мужичок ухватил крепкими пальцами за подбородок и повернул ее лицом к себе. От его взгляда стало страшно. Люда почувствовала себя маленькой девочкой в темном лесу, полном зверья. Огромного и зубастого.
        - Как ты здесь оказалась? - спросил мужик.
        - Вы ж меня сюда и приволокли, разве нет? - Люда почувствовала, что еще мгновение и разревется.
        Деваться было некуда. Если мужика она еще могла попробовать охмурить чисто по-женски и попытаться выкрутиться, то присутствие старухи неопределенного возраста убивала такую возможность на корню. Бабке, напротив, можно было бы надавить на материнские чувства, но здесь мешал мужик. Круг замыкался.
        - Дурочку не валяй, - покачал головой мужик. - Я не про квартиру, а про этот мир. Кто тебя сюда вытащил.
        Люда не выдержала и все-таки заплакала.
        - Я не понимаю о чем вы.
        Мужик разжал пальцы. Подбородок саднило.
        - Нет, - повернулся он к старухе. - Ничего она не помнит.
        - Без тебя вижу, - проворчала старуха. - Оттащи ее с ковра.
        Мужичок взялся за две ножки стул, поднял вместе с ней. Люда взвизгнула.
        - Не ори, дура, - фыркнул мужик в лицо.
        Стул опустился на другом конце комнаты. Теперь вся она была как на ладони. Люда со страхом и непониманием смотрела, как старуха сматывает в рулон ковер, что лежал на полу. Под ковром, прямо по центру был начертан круг. Края его были не сплошными, а состояли из какой-то древней вязи. Зацикленный на фашистах и третьем рейхе Колян показывал ей как-то книжку, в которой были похожие значки.
        Мужик присвистнул.
        - Ого, старая, а ты я смотрю во всеоружии. Когда намалевать успела?
        - Давно готовилась, - сообщила та. - Я вообще предусмотрительная, если не заметил. Раздень ее лучше.
        - Вот еще, - снова фыркнул мужик. Фыркал он часто и как-то по-кошачьи. - Что б мне потом с Милонегом разбираться, когда он в память вернется? Сама и раздевай.
        Старуха уже сидела на коленях на полу перед кругом у двери комнаты.
        - Не сбивай настрой, - посоветовала она. - Делай, что сказано.
        Мужик с сомнением подошел к девушке, рванул ворот блузки. Люда извернулась и тяпнула его за палец.
        - Я не дамся, - завизжала из последних сил. - Я кричать стану.
        Воплотить угрозу в жизнь она не успела. Последнее, что почувствовала, прежде чем потерять сознание, были сжатые на шее тиски.
        Игорь оказался невероятным знатоком пива. В кухню он бегал раз шесть. Каждый раз приносил что-то новое в количестве трех бутылок. Одну вливал в Олега, две выпивал сам. При этом оставался, как казалось, ни в одном глазу.
        Говорить с ним было приятно, причем не только о пиве, про которое бородатый с каждой новой бутылкой рассказывал новую историю, но и вообще за жизнь. После третьего захода Игоря на кухню они перешли на ты. После четвертого открыли окно, благо музыку во дворе больше не врубали. После шестого Олег решил подышать свежим воздухом.
        - Слушай, красивый вид у тебя из окна, - отметил он, зависнув с пивом на подоконнике. - Жаль только на одну сторону. И дом этот мешает.
        - С крыши лучше видно, - пожал плечами Игорь. - Пошли.
        - Куда? - не понял Олег.
        Игорь уже поднялся, вышел в коридор и натягивал ботинки.
        - Как куда, на крышу. Вид покажу.
        - Там небось решетки, заперто все.
        Бородатый затянул шнуровку на ботинке, поднялся и поглядел Олегу в глаза.
        - Слушай, герой, не гунди. Если что - там перила, прутья подогнем и пролезем.
        Но подогнуть прутья не получилось. Та же заботливая рука, что поставила на пути металлическую решетку, заботливо напаяла на перилла вертикальные металлические прутья.
        - Я ж говорил, - меланхолично хмыкнул Олег. - Они с террористами борются. Уж сколько лет, как все крыши позапирали.
        Игорь сурово посмотрел на Олега.
        - Ты серьезно думаешь, что террористов это остановит?
        - Нет.
        - Тогда от кого эти решетки?
        Бородатый глядел испытующе, будто молча требовал ответа. Олег не выдержал и пожал плечами.
        - Подержи, - протянул Игорь бутылку с пивом и, не дожидаясь реакции, побежал вниз.
        В квартиру влетел молниеносно, вытащил из-под шкафа ящик с инструментами. Выдернул плоскую отвертку, пассатижи и молоток. Щелкнул выключателем и выскочил обратно на лестницу. Внутри появился азарт, какой возникал всегда, когда чувствовал, что поступает правильно, хоть и против общественных устоев. Дверь запирать не стал, прикрыл только. Кто знает, сколько еще туда-обратно бегать. А замки, один черт, от честных людей.
        Олег стоял с двумя бутылками пива возле решетки. На инструмент посмотрел с сомнением.
        - И что ты с этим сделаешь?
        Игорь перехватил, опоясавший решетку металлический хомут, на котором болтался амбарный замок. Замок прихватывал хомут к перилам. Решетку держал не он, а металлическая стяжка на хомуте. Игорь поддел стяжку отверткой. Та поддавалась слабо.
        - Не проще было ножовку взять? - подал рационализаторское предложение Олег.
        - Зачем портить чужую работу? - Игорь посмотрел с искренним удивлением. - Опять кто-то рассердится, придумает новую решетку, а то вовсе глухую дверь поставит. Сейчас просто хомутик отожмем и войдем, а потом назад привесим, раз им так нужен этот замок.
        Он с натугой поддел отверткой стяжку. Металл поддался-таки грубой силе. Через несколько минут хомут вместе с замком безвольно повис на перилах. Игорь распихал инструмент по карманам и потянулся за пивом.
        - Никто не имеет отобрать у человека право на крышу, - выдал он назидательно непонятное. - Понимаешь о чем я?
        Олег помотал головой.
        - Пей, - потребовал Игорь.
        Цербером стоял над парнем, пока тот глотал из горлышка. Когда жидкости в бутылке стало заметно меньше, бородатый царским жестом распахнул решетку.
        - Лезь.
        На крыше было свежо. Ближайший дом теперь казался ниже и светился в ночи окнами чужих жизней, что еще не успели отойти ко сну. С одной стороны дома пейзаж был более темным и урбанистическим, с другой открывалась светящаяся миллионами огней панорама.
        Бежали черные в гирляндах фонарей дороги. Светились величественные высотные здания. Ниже подсвечивался спящий город. Пейзаж завораживал. Даже самый большой ненавистник городской жизни вообще и мегаполиса в частности не смог бы не признать, что в этом есть своя неповторимая красота.
        - Вон сталинская высотка светится. Это университет. Вон там палку видишь?
        Олег проследил за указанным направлением. Кивнул.
        - Это стелла на поклонной горе. Вон там дальше, ближе к нам, здание с треугольной крышей - горный институт. У меня отец в нем учился. Вон те светящиеся вдалеке - бизнес центр «Москва сити». Дальше и ближе - белое здание с зеленой эмблемой на крыше - центральный офис Сбербанка. Следующий дом со странной крышей - академия наук. Вон там вдалеке высотка - гостиница «Украина». Вон Белый дом. То самое правительственное здание, по которому в прошлом веке танки шарашили. Следующая высотка - жилое здание на Красной Пресне. А вот еще одна - МИД. А днем здесь еще памятник Гагарину виден.
        - А сейчас?
        - Сейчас его не подсвечивают. Первый космонавт ушел в космическую тьму. Он же не правительство и не деньгохранилище, чтоб его освещать.
        Олег еще раз медленно обвел пейзаж восторженным взглядом.
        - Да, - протянул он наконец. - Впечатляет.
        - А теперь скажи мне, мой юный друг, - наигранно брюзгливым голосом поинтересовался Игорь. - Кто смеет у тебя это отнять? И по какому праву? И есть ли у него такое право?
        Олег задумчиво приложился к бутылке.
        - Кажется, я тебя понял.
        - Молодец, - улыбнулся Игорь. - Тогда дуй обратно в квартиру, там не заперто, и тащи еще пива. Только на лестнице не топай. Ночь, люди спят.
        - Веревки снять не забудь, - звучал где-то далеко в тумане знакомый незнакомый голос. - И скотч убери. Всему, что в круге, память вернется. У вещей она тоже есть, причем покрепче, чем у людей. И кто знает, как вещь отреагирует. Может случиться недоброе, так что лучше ей с веревками не соприкасаться.
        - Не гунди, - отозвался второй голос. - Все помню.
        - И сам в круге не стой.
        Было холодно. Она открыла глаза и стало страшно. Люда лежала на полу в центре круга. На обнаженном теле были начертаны те же символы, что составляли круг. В той части круга, которая была ближе к входной двери, сидела на коленях старуха. Глаза ее теперь были закрыты, а из глотки вырывались странные звуки, напоминавшие то гундосое пение, которым славятся не то чукчи, не то еще какие народы крайнего севера.
        Люда дернулась, попыталась сесть, но связанные за спиной руки мешали. Грубая сила подхватила сзади, поставила на ноги. Она дернулась, хотелось кричать, но поняла, что не может разомкнуть губ. Рот был плотно заклеен полоской малярного скотча. На этот раз ее лишили даже возможности говорить.
        Господи, уж лучше б этот дикий мужик ее изнасиловал там на пустыре. По щеке побежало что-то мокрое, горячее. Люда поняла, что плачет.
        Старуха принялась раскачиваться из стороны в сторону, гундосое нытье налилось силой, притягивало и лишало воли. Люда поймала себя на том, что не может двигаться. Болью рвануло нижнюю часть лица. Кожу жгло нещадно. Она поняла, что имеет возможность говорить, но почему-то не получилось даже крика боли.
        Между запястьями скользнуло что-то ледяное, вспороло веревки. Руки дернуло, потом давление ослабло, кровь потекла в застывшие кисти, как обычно. Обрезки веревок упали к ногам.
        Старуха качалась из стороны в сторону словно огромный маятник старинных напольных часов. Гундосый голос ее ныл теперь просительно, но властно. Как эти два чувства могли уживаться в одном звуке было не ясно, но уживались.
        Покалывание от запястий побежало выше, разнеслось по всему телу. Словно она долго лежала в странной позе, при которой затекли все члены. Я свободна, дернулась было мысль, я могу бежать. Люда дернулась вперед, где за плечами старухи маячил провал спасительной двери. Мужские руки невидимого камуфлированного мужика схватили за плечи и вернули на место.
        На второй рывок сил уже кажется не осталось. Она еще пыталась найти их, когда старуха вдруг резко замерла и распахнула глубокие ледяные глаза. Взгляд ее сейчас был страшен, Люда поняла что сил больше нет ни на что. Их вовсе не осталось. Просто она превратилась в безвольный кусок плоти с какими-то вялыми отголосками мыслей и воспоминаний. Старуха оборвала нытье и неистово рявкнула:
        - Из круга, Кот! Из круга!!!
        Плечи, которые поддерживали чьи-то крепкие руки, обвисли.
        - Не гундось, - фыркнул мужской голос откуда-то издалека.
        А потом было еще какое-то слово. Его произнесла старуха. Слово было короткое, емкое и все объясняющее. Но повторить или даже запомнить она его не смогла. А потом это стало неважно.
        Светило солнце. Она сидела на берегу реки и строила из песка город. Город уже был обнесен крепостной стеной, возле стены разместились маленькие простые домики. Внутри у стены ютились крыши таких же домишек, к центру постройки становились краше. Здесь были уже не домики - терема. Она создавала мир, чистый светлый без всякой грязи.
        Удар ноги. Мир рухнул. Пробегавший мимо мальчишка сбил все ее творения в неровную кучу песка. Стало горько и обидно от несправедливости. Ее мир разрушило то, от чего она его изначально оградила. Она не заплакала. Просто сидела на песке и смотрела в спину мальчишке. А тот неожиданно вернулся и попросил прощения, и предложил строить новый мир. Вместе.
        Это было настолько удивительно и неожиданно, что она в самом деле начала строить мир. Они вместе его строили. Не из песка, а в жизни. Он строил для нее, она для него. В этом было что-то вечное, правильное. Без вранья и грязи. Чистое, словно детская мечта. Она хранила это чистое до последнего вздоха. И когда были вместе. И потом, когда осталась одна, а он оказался под замком в погребах киевского князя.
        Всем отказывала, никого не принимала. Ждала его. Знала, что из тех погребов мало кто выходит, а все равно ждала. Потому что не дождаться было нельзя. Человек кончается, когда предает свою мечту. Человек перерождается, когда мечта осуществляется и возникает новая. Она сохранила и мечту, и любовь, и верность. Вот только жизнь свою сохранить не смогла.
        В один плохой день поздно возвращалась от его деда, княжьего коваля. Черное злое, схватило, скрутило. Не стоит говорить, что сделали с телом, душа ее на то не смотрела. Она рванулась в другой мир, зная, что дождется его там. Рано или поздно дождется. Но не дождалась.
        Свет от круга столбом поднимался к потолку. Приглушенный, голубоватый. Девушка внутри круга словно оторвалась от пола, зависла в воздухе. Кот смотрел на нее не долго. Не гоже глядеть на голую женщину другого мужчины. Даже если смотришь все одно в лицо, а не куда-то еще. Взгляд упал на старуху. Та еще что-то гундосила, потом свела голос на нет. С трудом поднялась с полу.
        - Все, - сказала тихо. - Скоро все кончится.
        Девичья фигурка в столбе света будто услышала, вздрогнула. По лицу ее текли слезы. Кот снова поймал себя на том, что смотрит на женщину, на которую смотреть не должен.
        - Что с ней? Чего плачет? - спросил хрипло.
        - Память это всегда боль, - вопреки обыкновению ответила старуха. - А у нее сейчас одна жизнь на другую накладывается. Сейчас одна ее половинка вспоминает чем была, а вторая понимает, что первая творила, пока без памяти жила. Думаешь, не больно?
        Кот повернулся, отошел к балкону. Устало сел на свернутый в трубу ковер.
        - Больно, - кивнул он. - Только… Устал я, старая. Устал от боли. От своей. От чужой. Страшно это.
        - Что? - старуха села рядом.
        - Страшно жить в боли, с болью. Видеть боль и понимать, что она неиссякаема. Человек так устроен. Даже если все хорошо, все одно что-то болит. Если не болит, значит уже и не человек, а животное о двух ногах с философскими выкладками в голове. Но как же больно видеть, чувствовать и знать эту боль.
        Кот тяжело вздохнул. Пальцы впились в виски, принялись массировать. Не помогло. Тогда он просто окунул лицо в ладони и застыл так, закрывшись ото всего.
        Старуха сидела рядом, смотрела внимательно. Внутри что-то тепло дрогнуло.
        - Прости меня, зверь, - тихо произнесла она. - Надо было мне тебя тогда понять.
        Кот взвыл. Не в голос, а сдавленно, словно бы где-то внутри, в районе гортани. Оторвал руки от лица, резко выдохнул.
        - И ты меня прости, старая. Надо было мне тебе успеть объяснить. Успели бы вовремя, было б меньше боли. И Василиса была б жива.
        Свет померк. Девичья фигурка сидела на полу, сжавшись в подрагивающий комок. Мелко тряслась, обхватив руками колени. Кот поднялся, схватил с дивана мохнатое покрывало, укрыл девушку и вышел на кухню.
        Свет включать не стал. За окном уже розовела заря. Глотнул заварки прямо из чайника и, встав у окна, принялся смотреть на город. Сколько ж в нем боли и дикости. В лесу не так. В лесу все проще. Легче.
        А откуда берется эта боль, и кто творит эту дикость? И почему? Вот вопрос, над которым можно сломаться. Надо ту черноту держать, что из нижнего мира прет. А как ее держать, если здесь своей черноты выше крыши. И откуда она берется? Из нижнего ли мира, или…
        Над домами вспыхнуло. Первые лучи вспороли разноцветное небо, а заодно и сбили с мысли. Так всегда. Кажется, что поймал мысль, а она вдруг срывается и уходит на дно. Причем еще глубже, чем прежде плавала.
        Олег проснулся оттого, что кто-то пошлепал по щеке. Сонливости не было, глаза открыл сразу, вскочил молниеносно. Перед ним стоял бородатый.
        - А говорил, спать не можешь.
        - Могу иногда. Только кошмары снятся, - пожаловался Олег, проводя ладонью по лицу.
        - Привыкнешь, - кивнул Игорь. - Они теперь все время снится будут. И если все хорошо станет, все равно. Так что относись к ним как к головной боли. С ней живут и внимания не обращают. Завтракать будешь?
        Олег встал, попытался привести мысли в порядок. Тут же пришла масса новых ощущений. Подташнивало и голова была тяжелой. Пива накануне было много. Сперва под крышей, потом на крыше. На крыше было явно лишнее. Попытался вспомнить сколько раз бегал за добавкой и не смог.
        Покачал головой.
        - Нет, завтракать я пожалуй что не в состоянии.
        - Значит, дорогой кефирчика попьем, - кивнул Игорь. - Умывайся, собирайся и поехали.
        Олег кивнул и потопал в ванную комнату. Пока мок под душем и отдраивал похмельный привкус, пытаясь вытравить его зубной пастой, бородатый носился по квартире и чем-то гремел.
        На выходе стояло несколько здоровых черных непроницаемых мусорных мешков. Игорь подхватил два, кивнул на оставшийся:
        - Цепляй.
        Мешок оказался неожиданно тяжелым. Тянул руку. На каждом шагу внутри что-то громыхало. В лифте двум мужикам с тремя мешками оказалось тесно. Игорь хмыкнул.
        - У меня в детстве собака была. Ньюф. Прожила девять счастливых лет, состарилась и умерла. До сих пор жалко. Но знаешь, смерть штука фальшивая, а жизнь смешная. Собаку в мешок уложили, взяли лопату с ломом. Зима была. Отец свистнул соседа, пошли до ближайшего леса хоронить. Ну и, естественно, вечера дождались, чтоб никто не наезжал. Теперь представь картинку. Одиннадцать часов вечера. Подъезжает лифт. В нем дамочка. К дамочке заходят два угрюмых мужика с лопатой, ломом и мешком, в котором что-то весьма здоровое лежит, по всему видать труп. Свидетели умирают по пятницам. Короче тетка себя чувствовала как минимум не в своей тарелке. А еще говорят жизнь и книжки-киношки вещи разные. Фигня.
        В дверях Игорь замешкался, пытаясь перехватить два мешка одной рукой. Долго хлопал по карманам в поисках ключей, наконец, пискнул сигнализацией. И скатился по лесенке от подъезда к машине. Мешки запихал на заднее сидение, хлопнул дверцей.
        Потом словно вспомнил что-то, побежал на середину двора. Назад вернулся с двумя пустыми пивными бутылками, бросил в урну.
        - Все, покатились.
        Бородатый плюхнулся за руль. Олег сел рядом.
        - А в мешках чего?
        - Потом узнаешь.
        На выезде со двора пришлось остановится. Прямо на повороте встал новенький черный
«лексус». Игорь тихо ругнулся себе под нос.
        - Не проедем? - встрепенулся Олег.
        - Проедем, - отозвался Игорь. - Только не сразу.
        Он приоткрыл дверцу, выставил ногу на улицу, вывернул на полную руль и потихоньку нажал на газ. Машина двинулась вперед буквально на полтора шага и уперлась в
«лексус». Игорь зло закрутил руль в обратную сторону и так же на шаг сдал назад.
        Машина поворачивалась медленно, дергаясь туда-сюда, ловя сантиметры до черного бока. Прошло минут двадцать, прежде чем Игорь смог протиснутся между торцом выходящей на дорогу ракушки и сверкающим боком дорогой тачки.
        - Твою мать, - выдохнул бородатый закрывая дверцу. - Откуда это берется? Человек покупает крутую иномарку и считает, что если у него есть на это деньги, то он немеряно крут и больше ни о чем и ни о ком думать не надо.
        - Он не прав, - задумчиво произнес Олег.
        - А сам как думаешь? - повернулся к нему Игорь. - Мы пол-часа потеряли. Хорошо сейчас автоматические коробки на все машины ставят. На механике мы бы тут до завтра выруливали бы. А если б ты при смерти был? А если б пожар? Что тогда?
        - Надо научить, - решил Олег и распахнул дверцу.
        - Хочешь ему записку под дворником оставить? - съехидничал бородач.
        - Подожди.
        Парень вышел из машины и вернулся к «лексусу». Игорь наблюдал за ним через зеркало заднего вида. Олег остановился, в руке словно из неоткуда возникло черное лезвие подаренной Котом «гюрзы». Рука парнишки взлетела вверх и резким ударом опустилась вниз. Сухо хлопнуло. По асфальту разлетелись разноцветные осколки правой задней блок фары.
        Олег поспешно убрал нож и вернулся в машину.
        - Поехали? - не то спросил, не то предложил.
        Игорь улыбнулся и надавил на газ. Машина выехала на дорогу, беспрепятственно двинулась дальше.
        - Сколько стоит фара от «лексуса»?
        - Достаточно, чтобы задуматься, - улыбнулся Игорь. - А почему правую грохнул?
        - Ну, если б мы его зацепили, разбилась бы правая.
        - Прозрачный намек, - кивнул бородатый. - Добро пожаловать в реакционеры.
        Солнце било в окно, отчего стаканы, чашки, чайник и разбросанные по столу ложки отбрасывали словно бы за уши вытянутые тени. Люда сидела на стуле, как на жердочке, подобрав под себя ноги. Чай не пила, только сахар в нем размешивала уже минут двадцать.
        Старуха смотрела с пониманием. Сахар уже давно разошелся, а если б и осталось что, в остывшем чае не растворилось бы ни в жизнь. Но не просто ж так ложкой стекло сверлит. То что внутри сидит куда-то деть пытается, только так просто не денешь.
        - А дальше что? - спросила старуха у притихшей девушки.
        - Ничего, - покачала головой та. - Ждала я его ждала. Думала, коли не в этом мире, так в том встретимся. А потом - раз приходит ко мне тот, чье имя и произносить не хочется, и говорит: «Ты тут во свету сидишь, милого своего ждешь, а того не знаешь, что сюда он не придет». Я чуть не обезумела. То ли лукавство это, то ли издевка. Спросила почему так, а лукавый гость мой мне и отвечает, дескать есть не только свет и тьма, есть еще и рубеж между мертвым и живым миром. «Вот на рубеже,
        - говорит. - Милый твой и задержался. Только сейчас его и там нет. Вернулся он в живой мир. Хочешь к нему?» И смотрит на меня так искоса словно конфету ребенку показал и спрятал.
        Люда подняла чашку, поднесла ко рту, но губами края так и не коснулась. Поставила обратно, заговорила снова.
        - Что я ему могла сказать на это? Конечно, согласилась. Он говорит: «Хорошо, я тебя в живой мир верну, только за то душу свою ты мне в заклад оставишь. Иди, ищи. Коли не найдешь своего милого, посчитаешь, что обманул тебя, верну душу. А коли найдешь, живи, но помни, что душа твоя не свету принадлежит, а тьме».
        - Согласилась, - задумчиво произнесла старуха.
        - Согласилась, - кивнула девушка.
        - Что ж ты наделала, девонька. Что ж натворила.
        - Дура баба, - фыркнул Кот.
        - Я его больше жизни люблю.
        - Любишь, - кот подпрыгнул с табуретки, метнулся через кухню, став похожим на хищного зверя запертого в клетку. - А коли любишь, чего тогда по всем дворам ходила, задом вертела?
        Люда всхлипнула.
        - Не рычи на нее, зверь, - проворчала Яга. - Не ее вина. Видишь, сама не своя, страдает.
        - Ее вина, что тьму в себя пустила, а потом преумножила и дальше повела.
        - Замолкни, зверь, - грозно повела бровями старуха. - Не то опять поссоримся.
        Старческая рука опустилась на девичью руку, погладила, приголубила.
        - А ты, девонька, иди к нему. Живи с ним, лови каждый миг. Не долго ему осталось. Меньше, чем кажется. Так что люби его и не забывай, что любишь. Не пускай в себя темное. До смерти у тебя над тьмой силы есть. А по смерти видно будет.
        Люда посмотрела преданно, как собака, которую всю жизнь били ногами и палками, а потом вдруг накормили и приласкали.
        - Спасибо вам.
        - Не на чем. Только вот что, память Милонегова в нем спит. Не тревожь ее. Когда надо будет, я сама ее открою. Сейчас не время, - старуха поглядела в девичьи глаза, что светились, сияли, лучились вернувшейся чистотой и, впервые назвав ее прошлым именем, добавила: - Ступай, Ладушка. Он вернется скоро. Жди. И не отступайся. Что решила, делай.
        Девушка встала и пошла на выход. Кот молча проводил до двери.
        - Если что нужно, - сказал на прощание, - Заходи всегда. Тебе здесь помогут.
        Заперев дверь воротился на кухню. Яга сидела в задумчивости. Вслух ничего говорить не стала, Кот и без того все понял. От того и бесится. Есть в девушке и свет и силы, чтобы тьме противиться. Но душа под закладом это не хвост собачий. Коли тьма призовет, противиться ей девчонка вряд ли сумеет. А это ведь может когда угодно случится.
        - Все вы бабы трясогузки и канальи, - сообщил хмурый оборотень.
        Яга навострилась. Читать Кот кое-как научился, но вряд ли успел много чего прочитать. И уж наверное не стал бы читать литературу художественную.
        - Это ты от Игоряши понахватался?
        - А что, - насупился тот. - Заметно?
        - Заметно, - прищурилась старуха. - Не кисни, зверь, у них впереди еще целая жизнь.
        - Короткая больно.
        - Какая есть, - отмахнулась старуха. - Зато счастливая. А вечности никто никому и не обещал. Я вот сколько живу, а вечности ни счастливой, ни несчастной не видела. Вечность это обман. Все меняется.
        Домик, у которого Игорь остановил машину, стоял на отшибе. Дороги здесь почти не осталось, так тропка укатанная только. Ближайшие дома светились крышами где-то за перелеском на той стороне реки.
        Бородач остался верен себе. Дом стоял в чистом поле. Ни забора, ни ворот, ни лишних дверей. Одна только, да и та так заперта, что при желании монтировкой отворить можно, легко свернув замок.
        - Выгружай мешки, - распорядился Игорь. - Есть хочешь?
        - Нет, - покачал головой Олег. Кефира с половиной буханки, умятых полчаса назад, хватило, и есть в самом деле не хотелось.
        Он вылез из машины и потянул всей грудью свежий воздух. Осень за городом не то, что в Москве. Вообще за городом все иначе. Жизнь другая, спокойная, размеренная. С другими заботами. Не сказать, что она не нравилась Олегу, но от города тоже отказываться не собирался. Да и Игорь не отказывается. Сюда ездит, а живет в столице.
        Дверца легонько щелкнула. Мешки вылезали неохотно, норовили застрять. Олег выволок все три один за другим. К тому времени радушный хозяин уже распахнул двери, врубил электричество. К машине подбежал бодрый и радостный, словно охотничий пес, всю жизнь маявшийся в городе и в кой-то веки вывезенный на природу.
        Легко подхватил пару мешков и поскакал обратно. Олег постарался не отставать и это удалось без напряга. В прихожей мебели не было. Стояла галошница, топорщилась рогатыми крючками прибитая к стене вешалка. На полу лежал длинный для половика и короткий для ковра пестрый вязаный коврик. Рядом с галошницей валялись ворохом насыпанные разноцветные тапочки.
        Игорь переобулся и поволок внутрь мешки. Олег скинул ботинки, влез в красные - красному и дурачок рад - тапочки, прошествовал следом. Бородатого он застал за разгрузкой мешков. От содержимого черных непрозрачных пакетов Олегу стало не по себе. Парень попятился. Спина уперлась в дверь. В поясницу больно впилась дверная ручка.
        - Уй-ё-ооо! - выдохнул, потирая поясницу.
        Игорь оторвался от своего занятия, поглядел на парня.
        - Ты чего там жмешься? Давай сюда.
        Олег подошел с опаской. Перед ним на широком деревянном некрашеном столе лежал в разобранном состоянии приличный арсенал. С пневматикой он общался много раз, пару раз держал в руках газовые пистолеты, один раз стрелял из травматического. Но боевое оружие в руках не держал никогда. Не смотря на это, в том, что перед ним именно боевое, сомнений не было.
        Парень сглотнул.
        - И мы ехали пятьсот километров со всем этим в салоне?
        - А что такого? Чем глубже прячешь, тем скорее найдут.
        - А разрешение…
        Бородатый только рукой махнул.
        - Кому оно нужно. Если ублюдки таскают и применяют без всяких разрешений на ношение, то почему я не могу таскать, чтобы иметь возможность защититься от ублюдков.
        Захотелось прямо сейчас собраться и рвануть обратно в Москву. Хоть пешком, хоть на попутке. То, что происходило, ему не нравилось.
        - На то милиция есть, - отозвался Олег. - Чтоб защищать от ублюдков.
        - Опять двадцать пять, - по-женски всплеснул руками Игорь. - Мы ж вроде уже выяснили все. Ладно, давай еще раз. Тебя много милиция защищала?
        - Ни разу, - честно ответил Олег. - Но я сам справлялся.
        - Хорошо. А если б не справлялся? Где была твоя милиция, когда ты справлялся сам? Помогла б она тебе, если б ты не справился?
        Игорь обошел вокруг стола, подошел к Олегу и сел на край. Столешница жалостливо скрипнула, но выдержала.
        - Слушай сюда. Я много раз общался с милицией. Бывало, что они меня задерживали. Бывало что по почкам резиной ходили так, что потом кровью ссал. Бывало что на бабки обували. Ты скажешь - они не все такие, да, наверное, не все. Но мне попадались такие, которые рядом когда надо из меня бандита сделать, если я с пивом и без паспорта по улице иду. Или те, которым надо обобрать меня, если я посреди ночи красоты кремля со штатива фотографирую. Что в этом противозаконного? Ничего, но они сажают меня в камеру, лезут ко мне в карман за деньгами. Бьют, если я с чем-то не согласен. А вот когда мне надо защититься, их ни разу рядом не было. Ни ра-зу! - раздельно произнес Игорь и, спрыгнув на пол, пошел обходить кругом комнату.
        На втором круге остановился, посмотрел на старенький коврик на полу, будто искал там протоптанный след от своих хождений.
        - Милиция для мирных обывателей, да. Они сидят по домам и если выходят и нарываются, то зовут милицию. А милиция приезжает потом, когда оборавшийся до хрипоты труп надо отфоткать и понять, кто этот труп сделал. Да, они даже найдут наверное, даже посадят. Но мне, идущему по улице среди ночи от этого не холодно и не жарко. Мне нужно, чтобы меня защитили до того, как из меня сделают труп. И если государство средствами своей прогнившей ментовки с этим справиться не в состоянии, то я буду защищаться сам. Есть другие мысли?
        Олег пожал плечами.
        - Не нарываться, не ходить по ночам по городу.
        - А с какой стати я не могу гулять ночью? Почему я в этом должен себя ограничивать? Потому что там бандиты гуляют? Шпана, маньяки, наркоманы? Так пусть милиция займется отловом этой шпаны и наркоманов с маньяками. А от меня пусть отвалят. Если государство не может защитить граждан, то это проблема государства. Из-за того, что ты не можешь обеспечить безопасность гуляющим посреди ночи по улице гражданам, нельзя объявлять преступниками всех, кто на улице после двадцати трех часов, и ловить для галочки тех самых мирных граждан.
        Игорь снова начал наматывать круг за кругом.
        - Подло делать преступника из того, кто решил защититься сам, если ты не можешь его защитить. Поэтому я буду делать то, что считаю нужным. Я не нападаю. Я даже обороняюсь как правило только руками. Но это мое право иметь возможность защититься, если меня не могут защитить. И мне насрать на тех, кто говорит, что это не правильно. Сделайте правильно. Сделайте так, чтобы мне это было не нужно. И я сам первый от этого откажусь. Защитите меня. А если не можете, в сторону! И не надо делать из меня преступника. Преступник тот, кто обещая защиту не дает ее. Преступник тот, кто вместо защиты сам спешит напасть на тебя же, если ты способен к самообороне. Да, от человека с пистолетом без разрешения на ношение у них играет очко. Ну и пусть играет. Это снова их проблемы.
        Бородатый остановился, посмотрел на Олега. Повторил с нажимом:
        - Государство дерет с меня налоги и обещает мне за это защиту. Так пусть защитит. Не может? Значит, это херовое государство. Оно мое, я живу в нем, но оно херовое. И пусть я даже буду продолжать платить налоги, может хоть какая-то кроха от них на дело пойдет. Но пока государство не выполняет своих функций, за которые я плачу свои деньги, пусть захлопнет свою варежку и не лезет ко мне со своими гнилыми советами, кривыми кодексами и пустыми законами. Со своей коррумпированной системкой, которой я плачу за защиту, и которая на меня нападает и обирает меня по второму разу.
        Олег слушал молча. Игорь посмотрел в глаза. Долго, пристально.
        - Если что-то не правильное сказал. Если я тебе соврал. Если не согласен, можешь вернуться.
        Бородатый стоял перед ним. Неправильный с точки зрения социума. Но настолько честный, настолько искренний. Душа на распашку. И правда была в его словах.
        - Я останусь, - покачал головой Олег.
        - Прекрасно, - Игорь снова встрепенулся, словно ключик повернули. Глаза засияли азартом и жизнелюбием. - Оружие в руках когда-нибудь держал?
        Он вернулся к столу и встал по другую сторону от столешницы. Олег повернулся, окинул взглядом тряпки, на которых разлеглось просолидоленное железо.
        - Только пневматику.
        - По тирам стрелял? Страйкболлом маялся?
        - Всего понемногу, - кивнул Олег. - Пневматические пистолеты, мелкашка. Раньше не плохо получалось. У меня даже значок где-то валяется «Юный стрелок». Кажется, у отца на квартире.
        Игорь вскинулся:
        - С родителями не живешь?
        - Переехал. Как бабушка умерла, съехал на ее квартиру. Мать против была, но отец ее уговорил. Сказал, нехай самоутверждается.
        Бородатый улыбнулся чему-то, не то Олеговым словам, не то своим мыслям.
        - Ладно, не о том речь. Смотри сюда, юный стрелок. Видишь?
        Он окинул широким жестом разложенное на столе железо. Олег кивнул.
        - Оружие, как компьютер. Как машина. Его не только пользовать надо, его еще надо понимать, любить и поддерживать в рабочем состоянии. Пневматику никогда не разбирал?
        - Было дело.
        - Так вот это не пневматика, - расплылся в улыбке Игорь. - Сейчас это можно сказать конструктор «Сделай сам». Вот и начинай делать. Все, что непонятно, спрашивай. Ничего не понятно, все спрашивай. Сегодня соберем, завтра постреляем. Не соберем сегодня, будем и завтра собирать. Андестенд?
        - Ага, - кивнул Олег. - А еще дядю Костю гестаповцем называл.
        К вечеру арсенал пришел в состояние боевой готовности. Игорь сперва следил внимательно. Комментировал каждое движение. Перехватывал каждый жест и взгляд парня. Просил спрашивать, если что не ясно. Потом стал отходить и даже позволил себе пару пива. Хотя бдительности не потерял.
        Когда с процессом сборки было покончено, Игорь сходил в сарай, вернулся с огромной корзиной наколотых поленьев, развел камин и сел перед огнем в кресло качалку. Олег присел в сторонке. Игорь подмигнул и запел тихонько, как замурлыкал:
        Под лаской плюшевого пледа,
        Вчерашний вспоминаю сон.
        Так и не знаю чья победа,
        Кто побежден…[Игорь цитирует стихи Марины Цветаевой]
        - Слушай, Игорь, - позвал Олег. - Можно спросить?
        Бородатый оборвал песенку, открыл глаза.
        - Попробуй.
        - Объясни мне, пожалуйста, для чего это вам?
        - Что?
        Игорь повернулся, оперся о подлокотник, подпер рукой подбородок, от чего качалка резво качнулась. Впрочем, под весом бородатого так же быстро и успокоилась.
        - Дядя Костя натравливает на меня уродов в подворотне, смотрит как я дерусь, потом делает все, чтобы я заинтересовался его системой боя, проникся философией. Начинает меня учить. Допустим, я ему интересен в качестве ученика. Всякое бывает. Потом он начинает учить меня обращению с холодным оружием. Допустим, ему надо передать своему ученику все, что знает. Ну мало ли. У каждого есть свои пунктики. Это я могу понять, хоть и странно. Теперь он знакомит меня с тобой и с его подачи ты учишь меня собирать и разбирать оружие, а завтра начнешь учить стрелять. Для чего?
        - А ты не спрашивал об этом у дяди Кости? - полюбопытствовал Игорь.
        - Он не ответит.
        - А я, значит, отвечу?
        - А почему нет? - удивился Олег. - Или ты не знаешь?
        - Или я не знаю, - кивнул бородатый, пряча глаза.
        Олег подался вперед. Все его здесь вокруг пальца водят. Неужто трудно сказать наконец что к чему.
        - Врешь, - выдохнул он.
        - Вру, - согласился Игорь. - Поверь мне, малыш. Придет время, и твой дядя Костя тебе все расскажет сам.
        - Почему не сейчас? - вцепился Олег.
        - Потому что рано. А ты торопишься?
        - Я хочу выбрать свой путь, - честно ответил Олег. - Сейчас выбрал, но мне все равно кажется, что иду чужим. Словно ведет кто-то к чему-то. А я как козел на поводке. А для того, чтобы выбор правильный сделать, надо понять. Я не понимаю, Игорь.
        Последняя фраза была полна такой мольбы, что бородатый крякнул и поднялся на ноги. Подошел к камину, повернувшись спиной к Олегу выставил вперед руки, пробуя тепло на ощупь. Что сказать? И как сказать? Правду нельзя, а врать так и не научился, не смотря на то, что уже за тридцатник перевалил. Стоял долго, когда повернулся - кресло-качалка уже успело застыть. Только Олег сидел все в той же позе и смотрел пристально.
        - Ты мне веришь? - спросил Игорь.
        Парень кивнул.
        - Тогда послушай. Ты сейчас выбрал путь, и это твой путь. Больше ничей. Кот… Дядя Костя твой с тобой рядом идет. У вас пути схожие. И у меня с вами. Все в одну точку идем. Я сам многого не знаю, но та дорога, что выбрал, она только твоя. И она достойнее многих. Дядя Костя знает что-то чего не знаешь ты, но ведь и человек, что стоит на перекрестке, до которого ты еще не дошел, знает тот кусок твоей дороги, который тебе пока не виден. Ты сделал выбор. Теперь надо просто идти вперед. Иди и придешь.
        Олег вздохнул, снова ушел в свои мысли. Метания у парня, причем по всем фронтам. И с женщинами, и с самоопределением. Тяжело, когда все сразу. Игорь подошел ближе, хлопнул по плечу, почти как Кот.
        - Не обижайся, малыш. Но задавать такие вопросы мне не честно.
        - Почему? - встрепенулся Олег.
        - Потому что я не могу на них ответить. Там наверху, на втором этаже в дальней комнате гитара. На стене висит. Тащи ее сюда, я тебе лучше спою что-нибудь хорошее.
        Утро началось с того же потрепывания по щеке. Олег открыл глаза. Над ним нависла хитрая бородатая рожа со смеющимися глазами.
        - Долго спишь, - сообщил Игорь.
        Олег сел на тахте, потер глаза. Взгляд метнулся на часы.
        - Ни фига себе долго! - возмутился он. - Нет, и ты еще дядю Костю гестаповцем называл. Посмотри на время, эсэсовец!
        - Время Московское, - улыбнулся Игорь. - Подъем. Кто рано встает, тот все успевает. А кто дрыхнет, тот летит деревозаготовками над столицей Франции.
        Олег встал, откинул одеяло, поежился. Камин давно потух и в комнате было прохладно. Нога автоматически зашлепала по полу в поисках тапка.
        - Хорошо хоть с трубой бежать никуда не надо, - проворчал он.
        - Если захочешь, я тебе дам возможность с калашом при полной выкладке побегать, - пообещал Игорь.
        - Калаш это мелко. Фауст-патрона нету? - ядовито поинтересовался парень.
        - Чего нет, того нет, - развел руками бородатый. - Умывальник на дворе. Завтрак на столе. Я тебя жду на огороде.
        Олег натягивал штаны, запутался в штанинах, едва удержал равновесие.
        - А огород где?
        - За домом.
        За домом оказалось такое же поле, как и перед домом. Огород здесь в самом деле когда-то был, потому как под пожухшей травой угадывались просевшие, но все еще заметные гряды. В дальнем конце этого огорода стоял ржавый гараж с распахнутыми настежь воротами. В стороне валялась куча покрышек. Чуть дальше угадывалось нечто вроде траншеи. Ближе к дому была навалена не то баррикада, не то куча поломанных деревьев вперемешку с мусором.
        От дома до гаража по краю поля торчали несколько презабавных штук, представляющих собой помесь мишени и огородного пугала. Олег улыбнулся. В спину уперлось что-то твердое и опасное. Улыбка сползла моментально. Парень медленно повернулся, выдохнул с облегчением.
        Бородатый подошел сзади с той неслышной мягкостью, с какой обычно подходил наставник. Пистолет держал спокойно. Дуло теперь смотрело Олегу в живот.
        - Не расслабляйся, - произнес Игорь.
        - Так ведь здесь нет никого. Только ты и я.
        - Нет никого. А чего тогда обделался? - усмехнулся Игорь.
        Он перехватил пистолет за дуло, протянул Олегу. Тот принял, снял с предохранителя. Прошел в сторону, привыкая к тяжести в руке.
        - Ничего не забыл?
        Олег растерянно посмотрел на пистолет, потом на инструктора. Игорь снова усмехнулся, вынул руку из кармана и кинул Олегу обойму.
        - Пугало видишь?
        - Целых пять, - отозвался парень, вставляя обойму.
        - Стреляй по первому. Посмотрим, какой ты там юный стрелок.
        Олег поднял руку, слегка согнул в локте. Отставил пистолет. Целился не долго. Выстрелил пару раз. Пугало дрогнуло. Парень опустил пистолет, прищурился. На мишень смотрел секунд тридцать, потом снова поднял оружие и спустил курок еще четыре раза.
        - Хорош, - остановил его Игорь.
        В руке у бородатого появился бинокль. Через оптику бросил короткий взгляд на мишень, присвистнул. Когда отнял от глаз окуляры, Олег почувствовал на себе уважительный взгляд.
        - Хорошо, - похвалил бородатый. - Надо отметить, что лучше, чем у твоего дяди Кости. Тот к пистолету долго приноравливался. Попробуй по среднему шарахнуть пару раз, потом по дальнему. Не торопись. Потом скажу в чем не прав.
        На огороде они проторчали часа три. Потом Игорь велел отдыхать, а сам пошел в лес. Вернулся минут через сорок довольный жизнью. В руках сжимал полтора десятка крупных подберезовиков.
        Сообщил, что будет варить суп и заставил Олега чистить грибы, потом картошку, морковку и лук. От плиты отказался, раскочегарил на улице старую, чуть не до дыр проржавевшую буржуйку и долго колдовал вокруг нее с кастрюлей. Наконец велел снять пробу.
        Надо отдать должное, суп у бородатого получился бесподобный.
        Когда начало смеркаться, они вернулись в дом. Олег завернулся в плед и занял место в кресле-качалке. Игорь принялся возиться с камином. Сложил поленья, подпихнул кусок газеты, поднес спичку. Больше бумаги не понадобилось и бородатый собрался было отбросить газету, но зацепился взглядом за что-то в тексте. Нахмурился. Потом встал и сердитый протянул газету Олегу.
        - Ты погляди, чего делают сволочи!
        Олег пробежал по заголовкам статей. Заголовки показались смутно знакомыми. Парень перевернул газету, глянул на дату.
        - Так это ж когда было, - отмахнулся он. - Газета девятилетней давности.
        - Есть вещи, - мрачно произнес Игорь. - Которые со временем не меняются. И забывать нельзя.
        - Например?
        - Например предательство. А эти бывшие союзные республики и страны соцлагеря тогда такое вытворяли, что… В общем, не важно. Не в них дело. Дело в том, что есть вещи, которые не прощают и не забывают. Вроде как. Только это слова. А на практике все равно со временем все теряет актуальность. Даже то, что терять ее не имеет права.
        Игорь сел на диван, взял гитару и тренькнул по струнам.
        - Ладно, черт с ними. Хочешь я тебе песню спою.
        И не дожидаясь ответа заиграл. Песня была старая, Олег слышал ее когда-то, но вспомнить, кто ее блеял не смог. Кажется кто-то из киноактеров. В любом случае, Игорь пел лучше.
        Вновь о том, что день уходит с Земли,
        Ты негромко спой мне.
        Этот день, быть может, где-то вдали
        Мы не однажды вспомним.
        Вспомним, как прозрачный месяц плывет
        Над речной прохладой…
        Лишь о том, что все пройдет
        Вспоминать не надо.
        Лишь о том, что все пройдет
        Вспоминать не надо.
        Все пройдет, и печаль и радость.
        Все пройдет, так устроен свет.
        Все пройдет, только верить надо,
        Что любовь не проходит, нет!
        Игорь пел не громко. Голос был мягкий, словно бархатный. И пальцы нежно, как женщину, поглаживали струны.
        Спой о том, что вдаль плывут корабли.
        Не сдаваясь бурям.
        Спой о том, что ради нашей любви
        Весь этот мир придуман.
        Спой о том, что биться не устает
        Сердце с сердцем рядом.
        Лишь о том, что все пройдет
        Вспоминать не надо.
        Лишь о том, что все пройдет
        Вспоминать не надо.[Текст песни Л. Дербенева]
        Игорь допел и отставил гитару.
        - Самая депрессивная песня, из всех что знаю, - хмуро поведал он. - Я ее всегда пою, когда мне тошно.
        - Почему? - не понял Олег.
        - Потому что и это пройдет, - непонятно отозвался Игорь. - Давай спать.
        Однако на утро бородатый встал ни свет ни заря. Олега разбудил знакомым уже пошлепыванием по щеке и был весел.
        - Вставай, каналья!
        Олег скосил на часы мутный взгляд. Глаза тут же округлились.
        - Игорь, ты мне спать дашь?
        - Дал уже. Давай, подымайся. Жду тебя на огороде, как вчера.
        - Так это ж еще полтора часа спать можно, - простонал Олег.
        - А размяться? Или Кота нет, можно на тренировки болт забить? Я не тренер и не заменю его тебе никак. Но есть же какие-то вещи, которые ты и без тренера можешь делать. Вот и тренируйся.
        Олег встал с тахты, съежился, будто медведь, которого вытащили из теплой берлоги и посадили облинялым задом в холодный сугроб.
        - Беги, - пробормотал он.
        Вернулись они через неделю. Дни проходили за занятиями. Вечера за разговорами и песнопениями. Игорь знал, казалось, песни из любых направлений и музыкальных течений. Мог долго, со смаком петь какую-то народную песню, потом перейти на что-то роковое, а после со словами «надо дать отдых связкам» ненавязчиво натренькивать что-то из Чайковского или Вивальди.
        Олег прикипел к бородатому душой. Если дядя Костя был наставником, эдаким гуру, то Игорь стал другом. Не смотря на разницу в возрасте держался всегда легко, на равных. Иногда только позволял себе ласковое обращение «малыш». Но это нисколько не обижало.
        При всех позитивных моментах неделя подвымотала Олега. Ранние подъемы и разговоры до середины ночи оставляли мало времени на сон. Олег вставал, зевал и тер покрасневшие глаза. На Игоря смотрел с восторгом. Тот ложился позже, вставал раньше. Когда спать умудрялся оставалось загадкой.
        В обратную сторону выдвинулись рано. Золотая осень вскоре осталась далеко позади. За пятьсот километров. Уже на полпути к Москве погода испортилась. Олег смотрел на тоскливый серый дождик, что оплетал пейзаж сеткой мелких ниток и снова начал поддаваться отступившей было тоске. Москва встретила холодом и дождем. Раскисшими газонами и похожими на тени промокшими озябшими и оттого еще более мрачными прохожими.
        Игорь довез до дома. Высадил у подъезда, попрощался и дал по газам. Олег вздохнул и вошел в подъезд. Здесь все было пропитано унынием. Он вспомнил Люду. Сердце обожгло болью. Сумасшествия больше не было, от него не осталось и следа. А вот тяжесть в душе была.
        Он дождался заторможенного, словно тоже поддавшегося осеннему пессимизму, лифта. Вошел в кабину и поехал наверх. Наверху застопорился у двери в межквартирный хол, пытаясь выудить ключ из плотного джинсового кармана.
        - Здравствуй.
        Олег резко обернулся. Сердце заколотилось в разы быстрее. Люда стояла в дальнем конце коридорчика. Смотрела на него чистыми и светлыми глазами.
        - Прости меня, - сказала тихо. - Я хочу быть с тобой. Навсегда. Примешь?
        Он замер, не зная что сказать. Что-то звякнуло. Олег вздрогнул. За упавшими ключами нагибаться не стал. Не веря себе, сделал несколько неверных шагов. Она подошла ближе, прижалась к нему всем телом. Он неуклюже поцеловал в макушку.
        Потом вдруг в каком то неистовом порыве схватил ладонями ее лицо, повернул к себе, посмотрел в глаза, будто ища подвоха.
        - Ты не уйдешь?
        - Никогда.
        Он обнял, прижал к себе.
        - Людушка моя.
        - Милонег, - прошептали ее губы.
        Олег вздрогнул.
        - Как ты меня назвала?
        - Олег, - тихо повторила она. И посмотрела. Большими чистыми глазами с легким оттенком печали. Теми глазами, что грезились ему из другой жизни.
        Он схватил ее за руку.
        - Пошли.
        Подошел к двери, поднял ключи. Потом вдруг бросил их на пол, подхватил ее на руки и закружил по лестничной клетке.
        - Наконец-то ты пришла! - открыто и радостно рассмеялся он. - Я знал, что ты придешь. По другому и быть не могло.
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        ЗОВ ТЕМНОЙ СТОРОНЫ
        МОСКВА. 2021 ГОД.
        Кот вернулся рано, долго топал в прихожей на коврике, сбивая мокрый снег с рифленых подошв. Наконец прошел на кухню. Здесь давно уже ждали его появления Игорь и Яга. Бабка кашеварила, Игорь выжидал. Вид у бородача был голодный и терпеливый, хотя в глазах светилось нетерпение.
        - Что за город такой, - недовольно проговорил Кот. - Зима к середине, а ни мороза, ни сухости. Слякоть одна. Да еще и грязная. Ни одного чистого сугроба, все в соли, гари. Бррр. Гадость какая.
        Старуха оторвалась от плиты, посмотрела на оборотня. За несколько лет мог бы уже и привыкнуть к новому местному климату. Или просто поговорить охота напала. Хотя Кот, он и в человечьей личине кот. Чистюля. Ботинки чуть не вылизывает после каждого выхода, а с тем количеством дряни, что на улице цепляется и налипает на обувку и штаны, вполне можно раздражаться.
        Игорь тоскливо посмотрел на застывшую старуху. Голодом заморить решила, не иначе. Повернулся к Коту.
        - Чему сегодня его учил? - спросил у оборотня, лишь бы отвлечься от мыслей об обеде.
        - Да ничему, - отозвался тот. - Не учу уже. Нечему. Тренирую только.
        - И я тренирую, - отозвался Игорь.
        - И как успехи? - полюбопытствовала старуха.
        Игорь пожал плечами.
        - Нормально. Только рефлексирует парень.
        - В смысле, - заинтересовался Кот.
        Игорь припомнил последний разговор с Олегом. Тот снова и снова возвращался к мысли, что его используют для чего-то, водят, как козла на поводке. Пересказывать сомнения парня не хотелось, да и не зачем.
        - В прямом, - отозвался Игорь. - Думаю пора бы ему память вернуть.
        - А ты не думай, - сердито огрызнулась Яга. - Не о том думаешь. На хрена ему та память, когда он нынешнюю уже потерял. Куда побежал после тренировки?
        - К жене своей, в роддом, - подал голос оборотень. - А чего в этом такого?
        - Ничего, - старуха подошла к столу, бросила подставку и грохнула по ней сковородкой. - Рано ему память возвращать.
        - А по-моему Игорь прав, - не согласился Кот. - Самое время. Или ты до последнего дотянуть хочешь?
        Старуха смолчала. Как объяснить двоим наставникам, что просто хочет подрастянуть Олегово счастье. Сейчас у него любимая жена, сын вот-вот родится и радости полные штаны, потому что впереди долгая жизнь и куча счастья. А открой память - сразу придет понимание того, насколько это счастье сиюминутно. На многое Милонег посмотрит иначе, чем Олег. Так зачем же торопиться с этим.
        Хотя с другой стороны правы и бородатый, и оборотень. Нельзя дотягивать до последнего. Когда начнется прорыв, надо быть во всеоружии, а не начинать собираться с силами. И прорыва, чуяла она, ждать осталось недолго. Совсем чуть.
        - Ладно, - сдалась она. - Будь по-вашему. Вот родит его Лада, вернется домой, тогда займусь его памятью. Сейчас ему все одно не до того. Да и для вас еще дело есть. Игорь.
        - А? - оторвался бородатый от тарелки, в которую ссыпал чуть не половину содержимого сковороды, пока бабка с оборотнем разговоры вели.
        - Ты можешь найти хорошего художника, который сможет сделать хороший макет.
        Бородатый кивнул. Ответил не сразу, рот был набит, потому пришлось ждать, пока прожует.
        - Могу конечно. Личных знакомств с художниками у меня правда нет, но… Яндекс - найдется все. Пару часов в интернете и будет вам гениальный художник.
        - Тогда займись, - кивнула старуха и принялась накладывать оборотню.
        Тот смотрел, как горячее перебирается из сковороды в тарелку, потом притормозил старуху жестом.
        - А зачем нам художник? - спросил, не без удовольствия принюхиваясь к еде.
        - Много будешь знать, плохо будешь спать, - буркнула Яга в обычной своей манере. - Одному память верни, другому все объясни. Может тебе еще смысл бытия рассказать?
        Кот отмахнулся.
        - Не надо. Смыслов я тебе и сам расскажу. Причем вагон и тележку. Я их много за свою жизнь выслушал. Каждый дурак норовит своим смыслом поделиться. Вроде как чего-то понял. А только те, которые в самом деле что-то поняли, молчали в тряпочку. Может оттого, что знать этот смысл людям заказано. А может просто нет таких слов, чтобы это объяснить.
        - Философ, - хмыкнула Яга. - Ешь давай, пока не остыло.
        В роддом Олега не пустили. Сперва ковырялись в списках, потом сообщили успокаивающее:
        - Рожает жена твоя, парень.
        От этого известия «парень» не успокоился, а напротив издергался до нельзя.
        Домой он не поехал, а добрел до ближайшего кафе. Внутри было уютно и тепло, особенно это ощущалось на контрасте с уличной промозглой сыростью. Олег присел за столик у окна под тяжелой бордовой занавеской. Меню изучать не стал, заказал глинтвейн. Порция напитка ограничивалась почему-то ста граммами и он сразу попросил двойной.
        В голове сверлила мысль «а вдруг что-то не так». Тут же возникал вопрос, а что собственно может быть не так. Но ответа на это у Олега не было, а беспокойства не уходило. Отступило оно после четвертой порции двойного глинтвейна. К тому времени он разошелся настолько, что оповестил о своей радости всех официантов и с каждым пытался дернуть глинтвейна.
        Официантки смеялись и вежливо отказывались. Тогда Олег заказал бутылку шампанского и счет. Оплатив счет и прихватив бутылку, парень распрощался с уютным заведением и вернулся к роддому.
        На этот раз его успокоили основательнее.
        - Сын у тебя родился, парень, - поделилась все та же бабка в белом халате.
        Но внутрь его снова не пустили. Во-первых, не положено, во-вторых, в таком виде - извините, отвалите. Вид и в самом деле был не шибко вменяемый. Четыре двойных глинтвейна сделали свое грязное дело и шандарахнули малопьющему Олегу столь крепко, что соображение отключилось окончательно и бесповоротно.
        Потому он обошел здание роддома кругом, встал под окнами и принялся звать Люду. Доораться до любимой женщины не вышло, да и не могло выйти. Окна палаты, в которой она лежала, выходили аккурат на противоположную сторону. Зато на крики прибежал мент и, светанув корочкой, попросил документы. Олегов паспорт перекочевал из рук нарушителя в руки охранника правопорядка. Милиционер долго изучал давно уже не серпастый-молоткастый, но по-прежнему красный российский паспорт, пожурил:
        - Нарушаем общественный покой, гражданин.
        - У меня сын родился, - счастливо сообщил Олег, но тут же и пригорюнился. - А к жене не пускают.
        Мент вернул документы:
        - Но это не повод орать.
        Олег пьяно покачнулся, с хлопком откупорил шампанское и посмотрел на милиционера.
        - Зато это повод выпить!
        Мент оказался с пониманием. А шампанского оказалось мало. После первой взяли вторую. Милиционер поинтересовался как звать Олегыча. Олег растекся в пьяной улыбке:
        - Святосла-а-ав, - протянул с дебиловатым видом, только что слюни не пустил.
        - За Святослава Олеговича, - провозгласил мент.
        А потом шампанское кончилось, и они вдвоем звали Люду под окном с обратной стороны родильного дома.
        За компьютером Игорь вопреки обещанию провел полдня. Художников в сети оказалось великое множество, но найти нужного получилось не так просто, как могло показаться на первый взгляд. Какие-то были откровенно бездарны, другие не оставляли никакой контактной информации. Третьи занимались чем угодно, но только не тем, что требовалось.
        А требовалось, как объяснила все-таки старуха, создать макет Крымского моста и окрестностей.
        - Причем масштаб макета должен выдержать ювелирную точность, - сделала упор Яга. - Никаких художественных вольностей. Чем ближе к оригиналу, тем лучше.
        Игорь кивнул и снова погрузился в дебри интернета. Спустя несколько часов лозунг
«yandex - найдется все» деформировался в устах бородатого в «НИХУyandex - ни хрена не найдется».
        Однако художника Игорь все же откопал. С черно-белой фотографии смотрел молодой парень с ежиком светлых волос и вдумчивым взглядом. Если верить авторской страничке, парень назывался Вячеслав Алексеевич Доронин и делал этот художник все и в любых жанрах.
        - Молодой слишком, - оценила фото старуха. - Справится ли?
        - Ты на год рождения посмотри, - ткнул в экран Игорь. - Ему за сорок. Просто фотка, видимо, старая. Вон телефон, звони.
        Старуха сморщилась, словно ей в глотку затолкали лимон.
        - Вот еще. Сам и звони. Что надо ты знаешь, заплатим сколько попросит. Только чтоб не затягивал.
        - Не затягивал это как?
        - Недели в три уложится - хорошо, - пояснила старуха и вышла из комнаты.
        Игорь потянулся за телефонной трубкой и набрал номер.
        - Алло, Вячеслав?
        В дверь звонили бесконечно долго и беспрерывно. Создалось впечатление, что у звонящего палец прилип к кнопке. Оборотня такая манера злила всегда, потому к двери шел с твердым намерением оторвать палец звонящему. Когда прошел через межквартирный холл и отпер дверь к лифтам всякие деструктивные желания отпали. На лице сама собой возникла улыбка.
        По ту сторону двери стояли двое. Точнее сказать, не стояли, а держались на ногах. Олег качался и приваливался к милицейскому лейтенанту. Лейтенант отвечал взаимностью и так же клонился к Олегу. Впрочем, милиционер оказался покрепче. То ли выпил меньше, то ли закалка была. Но время от времени, когда конструкция из двух прислоненных друг к другу мужиков разваливалась, он не только умудрялся сохранить равновесие, но и каким-то чудом удерживал Олега.
        - Тело доставлено, - еле ворочая языком проговорил милиционер. - Получите, распишитесь.
        Олег качнулся вперед и Кот подался навстречу, подхватил. Парень повис так, словно еще секунду назад контролировал себя из последних сил, а теперь и последних не осталось.
        - И что это значит? - спросил оборотень у милиционера, который прислонялся теперь в качестве подпорки к двери лифта.
        Лейтенант встрепенулся, отклонился, пытаясь встать ровно, но не получилось. Чтоб не грохнуться милиционер снова привалился к лифтовым дверям.
        - У нас сын родился, - пояснил он.
        Оборотень весело покосился на Олега, перевел взгляд на лейтенанта. Уже все понял, но тянуло позабавиться еще немного.
        - И кто из вас рожал? - спросил он сдерживая улыбку.
        Милиционер сосредоточенно наморщил лоб, словно пытался вспомнить. Потом радостно ткнул пальцем в Олега.
        - Он, - качнулся вслед за вытянутым пальцем лейтенант. - Точно он. Олег родил Святослава, Святослав родил… бррр… родил-ся!
        Кот перестал сдерживаться, расхохотался в голос.
        - Проходи, - кивнул на дверь. - Тебе тоже спать надо.
        - Нииии! - неожиданно тонким голосом взвизгнул лейтенант и принял-таки вертикальное положение. - Меня еще ждут. Только не помню где, дома или в отделении.
        Милиционер задумался. Лицо было настолько сосредоточенным, что оборотню снова стало смешно.
        - Вот будет номер, - со смешанным чувством выдал лейтенант. - Если я приду не туда.
        Он снова задумался, натужившись словно на горшке сидел и потешно сморщив лоб, добавил:
        - Хотя если я приду туда, куда надо, номер будет не меньший.
        Лейтенант повернулся на каблуках, поднял палец. Рука болталась из стороны в сторону. Целился он долго, наконец замер и всем корпусом накренившись вперед ткнул кнопку вызова. Лифт не уезжал, потому двери открылись сразу. Тело в серой форме по стене перекатилось в кабинку.
        - До свида… - сообщил лейтенант в закрывающиеся двери и лифт загудев отчалил вниз.
        Олег, что казалось заснул на плече, всхрапнул словно конь, поднял голову и поглядел на оборотня.
        - Ты зачем так нажрался, - беззлобно пожурил Кот.
        - Зато у меня теперь есть слав Святосын, - невпопад выдал Олег.
        Голова перевесила и он снова ткнулся носом в котовое плечо.
        - Сын Святослав, - пробормотал вяло.
        Кот угукнул, закрыл дверь и потащил тело в квартиру. Олег сперва пытался перебирать ногами, потом просто повис не в силах шевелиться. Интересно, как эта парочка вообще до сюда добралась от роддома. Это ж сколько ехать.
        Старуха, что встретила в прихожей, глядя на бездыханное тело, испугалась:
        - Чего с ним? Ему плохо?
        - Ему хорошо, - усмехнулся Кот. - Вот завтра сутра будет плохо. Не веришь, можешь на кофейной гущи погадать, проверить. Только я тебе это без всяких гаданий гарантирую.
        Старуха уже и сама все поняла, забурчала недовольно.
        - Не ворчи, - посоветовал, подошедший сзади Игорь и повернулся к Коту: - Давай за руки, за ноги, и на диван.
        Под недовольное бормотание бабки они подхватили парня и отволокли в комнату. Олег не сопротивлялся. Кажется, уже спал. На диван упал, как подпиленное дерево. Оборотень заботливо стянул ботинки, накрыл пледом.
        - Сын у него родился, - сказал Яге с доброй радостью. - Святослав. А ты все ворчишь, лучше б порадовалась внуку.
        - Внуку? - старуха опешила. Лицо дрогнуло, словно судорогой свело. Она поспешила отвернуться и с непонятной поспешностью ушла в кухню.
        Игорь вышел следом. Кот подхватил Олеговы ботинки, погасил свет и, отнеся обувку в прихожую, прошел к сотоварищам в излюбленное место русской интеллигенции.
        - Ну вот, - сообщил от дверей. - Сын у него родился. Теперь можешь память ему воскрешать.
        - Когда? - дрогнула старуха.
        - Завтра утром, как проснется, - на полном серьезе ответил Кот. - Чего тянуть? Тем более пока он похмельный это легче будет. Вспомни сколько проблем с Ладой его было. А он не девица, я его двумя пальцами не вырублю.
        Игорь поерзал на табуретке, но все-таки решился, высказался:
        - Если хотите моего мнения, то я согласен с Котом. Давно пора.
        - Давно пора - давно пора. Заладили тоже, - огрызнулась старуха.
        Отступать было некуда. Да и тянуть дальше опасно, она понимала это может даже лучше, чем два мужика вместе взятых, но…
        - Ладно, - отмахнулась она. - Будь по-вашему. Пойду круг готовить.
        - Прекрасно, - оборотень повернулся к Игорю. - А ты, если что, мне завтра поможешь.
        - Только если после обеда, - виновато откликнулся бородатый. - Я в двенадцать с художником встречаюсь.
        Пробуждение было мутным и неожиданным. Не в том плане, что проснулся неожиданно, а просто утро встретило массой сюрпризов. Первым оказался потолок. По нему Олег понял, что проснулся не дома.
        Где я, пронеслось в голове, и тут же явился второй сюрприз. Голова разломилась болью на сотню болезненных осколков, а во рту обнаружилось нечто сродни засушенной на сорокаградусной жаре помойки.
        Сын же родился, радостно подскочил Олег, припоминая вечер накануне, и тут же рухнул обратно на диван. Вечер помнил не только он, но и каждая клеточка отравленного алкоголем тела. Причем у тела воспоминания оказались не такими радужными.
        Встать бы, да водички попить. Он снова попытался подняться, на этот раз медленно, осторожно. Но ничего не вышло. Перед глазами плыло, к горлу подкатывался комок, норовя показать то главное, что скрывается внутри.
        Олег вернулся в горизонтальное положение и беспомощно застонал. Через секунду, словно только и ждал этого стона, в комнату вошел оборотень с бутылкой минеральной воды.
        - Плохо? - спросил он заботливо подставляя минералку.
        Олег вцепился в бутылку, присосался жадно. Кадык задергался вгоняя воду в засушенный организм.
        - Как я у вас оказался? - спросил бледным подобием голоса.
        - Тебя с милицией доставили, - улыбнулся Кот.
        - Я что, был в милиции? - память словно отрезали. Последнее, что он смог вспомнить было кафе с глинтвейном и вторая попытка попасть в роддом, закончившаяся сообщением о рождении сына и воплями под окном.
        - Можно и так сказать, - снова улыбнулся Кот. - Только милиции той сейчас наверное не лучше чем тебе.
        Память, будто услышав кодовое слово, подкинула еще пару картинок вчерашнего вечера. Олег почувствовал, что краснеет и натянул плед по самый нос. Кот смотрел на него со смесью понимания, сочувствия и издевки.
        Заглянула старуха. От вида парня на диване всплеснула руками:
        - Бедненький, как же ему плохо-то. Сейчас отварчик сделаю.
        И снова исчезла.
        - Когда на ноги встать сможешь, скажи, - предупредил оборотень и вышел следом.
        На ноги он смог встать только к полудню. Дополз до ванны, намочил лицо холодной водой. Затем завернул на кухню. Хотелось кофе, но при одном запахе готовящейся еды вылетел и вернулся в комнату. Голова кружилась и он снова прилег на диванчик.
        - Дядь Кость, - позвал жалобно. - Я могу встать, но не могу стоять.
        Вячеслав Алексеевич на свою фотографию не походил вовсе. Во-первых, был он совсем не юношей, во-вторых, растительность на голове и лице в отличие от фотографии претерпела весьма резкие изменения. На лице появились бакенбарды и бородка ниточкой от нижней губы до подбородка. К этому весьма странному сочетанию добавился гладко выбритый череп. Волос на голове осталось только длинная прядь на затылке, сплетенная в тоненькую косичку. Все вместе смотрелось умопомрачительно.
        Встреча была назначена в кафе. Художник сидел за столиком, изящно закинув ногу на ногу, и с чувством пил чай из пиалы. То, что перед ним личность творческая, Игорь отметил еще от входа.
        - Вячеслав, - присел он за столик. - Меня зовут Игорь, это я вам звонил.
        - Очень приятно, - отозвался художник и опустив пиалу, выставил вперед руку.
        Игорь протянул руку в ответ. Рукопожатие художника оказалось достаточно крепким. От тонких музыкальных пальцев бородатый не ждал такой силы.
        С не меньшим интересом бородатый отметил, что собеседник источал странный аромат. Смесь легкого, как от ландыша в лесу, тонкого запаха европейского парфюма и азиатского ни с чем несравнимого духа гашиша. Причем пыльцой пахло не так, как будто ее курили, а так, словно кусочек спрессованного яда долго мяли в пальцах.
        Игорь подозвал официанта и заказал кофе и виски, решив, что сто грамм буржуйского напитка не помешают. Художник следил за его манипуляциями спокойно, так же размеренно поинтересовался, снова подхватив пиалу.
        - Так что за работа вам требуется? Насколько я понял это макет.
        - Да, - кивнул Игорь. - Совершенно верно. На нем должны быть отображены Крымский мост, кусок Москва-реки с набережной в обе стороны от моста и кусок Крымского вала, так же в обе стороны от моста. Масштаб должен быть выдержан идеально.
        - Ну, это не проблема, - пиала опустела и Доронин подхватив чайничек, плеснул добавки. Не до краев, на половину пиалы. - А какого размера должен быть готовый макет?
        Подошла официантка. Игорь отстранился, давая возможность составить на стол кофе и виски. Посмотрел на горячий капучино, передумал и пододвинул к себе стакан, пригубил. Сорокаградусное пойло приятно обожгло гортань, поддразнило вкусовые пупырышки.
        - Я думаю это должен быть круг метра два в диаметре.
        - Круглый макет? - заинтересовался Доронин. - Забавно. А дома можно воспроизвести таким образом, что если смотреть на макет сверху, то фрагмент города будет выглядеть обнаженной женщиной. Правда для этого придется поиграть с высотой домов.
        - Боюсь вы не поняли, - покачал головой Игорь. - Макет должен досконально соответствовать реальности.
        - Ну это же скучно, - расстроился художник.
        - Такой заказ.
        - И что, совсем никакой самодеятельности? Ну можно же там памятнику Петра сиськи приделать, например.
        От этой мысли глаза Доронина вспыхнули новым азартом. Мысль о Петре с сиськами явно заимела развитие в голове художника, но выдать новые идеи он не успел.
        - Боюсь, что нет, - зарубил всякие идеи на корню Игорь. - Нужно жесткое соответствие реальной действительности.
        Художник с тоской вздохнул и сделал глоток чая.
        - Ну, хорошо, - согласился он. - Но это будет вам стоить приличных денег.
        - Об этом можете не волноваться, - улыбнулся Игорь. - Главное чтобы работа была выполнена четко и в срок.
        - А какие сроки?
        - Две недели. Максимум три.
        - Три недели, максимум месяц и вы получите свой макет. По рукам?
        Игорь замешкался. Старуха будет ворчать, бурчать и полоскать мозги за такую отсрочку. С другой стороны, пошла она к черту. Если что-то не нравится, могла бы сама договориться. А раз послала договариваться Игоря, то ему и решать.
        - Хорошо, - кивнул бородатый. - По рукам.
        Дядя Костя постучался часа в два. Вежливо так постучал, словно не у себя дома был, а к Олегу в гости зашел. Когда заговорил, голос его однако прозвучал довольно твердо.
        - Вставай, - распорядился Кот.
        Олег послушно поднялся с дивана. Голова была тяжелой, но больше не кружилась. Думал, что дядя Костя отведет на кухню и заставит, наконец, что-то съесть, вопреки нежеланию смотреть на еду. Но в коридоре тот повернул в другую сторону.
        По ту сторону коридорчика была вторая комната и прихожая. Неужто на улицу потянет, с трубой бегать? От этой мысли стало жутко. Но и на улицу никто не собирался. Дядя Костя подтолкнул к двери во вторую комнату.
        Олег вошел ничего не понимая и застыл. Привычный ковер с пола был убран, стоял свернутым в трубку в углу. А на полу был нарисован круг. Круг был не просто обведенной линией, а состоял из странной рунической вязи. Символы чернели, как собравшиеся вкруг паучки. В стороне от круга сидела на полу старуха с закрытыми глазами.
        Зрелище было жутковатым. Олег попятился, но сзади приперли, подтолкнули вперед.
        - Раздевайся, - жестко, как никогда еще с ним не говорил, произнес дядя Костя.
        - Что это? - на мгновение Олег забыл даже о похмелье. - Что это все значит?
        - Все вопросы потом, - холодно сказал наставник. - Раздевайся.
        Олег повернулся, попытался выйти, но тот заслонил дорогу.
        - Раздевайся, - третий раз повторил Кот.
        - Я не буду, пока не объясните, - резко ответил парень.
        - Опять двадцать пять, - тяжело вздохнул оборотень. - Неужели так трудно сделать то, что говорят? И потом все станет понятно. Людку твою сколько раз просили, прежде чем заставили, теперь с тобой тоже самое…
        Люда, метнулось в голове. Произнесенное имя перевернуло все вверх ногами. Мгновенно забылось похмелье. Возник страх. Что с ней сделали? И ярость. Сволочи, как посмели. Секта, пришло следом самое простое объяснение из тех, что подкидывает на все случаи жизни телевидение.
        Олег рванул к выходу, туда, где за много километров была его женщина, с которой здесь посмели что-то сделать, но дорога оказалась перекрытой.
        - Пусти, - сквозь зубы процедил Олег и ударил.
        Бил он сильно, резко и неожиданно, как учили. Дядя Костя заметил удар слишком поздно. Увернуться не успел, но рука прошла вскользь. Наставник оказался за спиной, вывернул руку так, что затрещали напряженные мышцы.
        Но Олег хорошо усвоил уроки. Дернулся куда надо, вывернулся и снова попытался ударить. Возникла короткая потасовка. Яга, что смотрела со стороны не успела понять толком что происходит, как Кот отлетел в сторону.
        Олег ринулся к двери. Бежать! По дороге, на ходу, втиснулся в ботинки. Сзади дернули за плечо. Развернуло, он увидел сердитое лицо дяди Кости. Тело сработало само, на рефлексах. Они обменялись несколькими ударами, что в тесном коридоре было практически невозможно, и Олег саданул наставнику под дых. Кот хрюкнул и сложился пополам.
        Парень рванул к двери, в которой скрежетал ключ. Отпереть не успел. Дверь распахнулась. На пороге стоял бородатый. Олег бросился к нему, как к последнему спасению.
        - Игорь, они меня хотели…
        В руке бородатого возник пистолет. Дуло смотрело Олегу в живот. В голове все перемешалось.
        - Они хотят тебе добра, - тихо произнес бородач. - Делай то, что говорят и все будет хорошо.
        - И ты с ними заодно, - в голосе Олега зазвучала безысходность и Игорю стало его жалко.
        Он всего на мгновение поддался жалости, и тут же пожалел об этом. Ученик, словно зверь рванулся вперед, навалился, не давая возможности пошевелиться. Игорь почувствовал, как чужая рука вцепилась в глотку, перехватила дыхание. Он попытался отцепить сжавшиеся на горле пальцы парня, но его вдавило в дверь с такой силой, что руки поднять не мог. Единственная возможность спастись оставалась в том, чтобы выстрелить. Но стрелять в Олега Игорь не мог.
        Все, подумал он, кранты. И тут хватка ослабла, давление уменьшилось. Олег кулем повалился на бок. Сзади стоял Кот. Одной рукой держался за живот, второй сжимал ножку от развалившейся табуретки, которой приложил ученика по голове.
        - Это у него с похмелья силенок не было? - хрипло поинтересовался Игорь.
        - Мы с тобой воспитали машину для убийства, - перехваченным голосом отозвался оборотень и откинул табуреточную ножку. - Хватай за ноги, поволокли, пока не очухался.
        Сознание возвратилось мгновенно, примерно с той скоростью, с какой вспыхивает лампочка после нажатия на клавишу выключателя. Олег почувствовал, что лежит на холодном. Судя по ощущениям на полу. И, если верить тем же ощущениям, абсолютно голым.
        Он открыл глаза. Старуха сидела все там же. Два предателя стояли у входа. Негодяи.
        - Очнулся, - поспешно проговорил голос дяди Кости. - Начинай.
        Олег вскочил на ноги, собираясь бросится к двери. Но тут заговорила старуха, и он понял, что бежать никуда не сможет. Старческий голос не говорил даже, а напевал, словно баюкал. Только ни один ребенок под такое гундосое, заунывное и пугающее пение не заснет. А если и заснет, то вырастет из него что-то такое же жуткое, как сама старуха.
        Это была последняя мысль. А потом откуда-то издалека его будто позвали по имени.
        - Милонег…
        Имя было чужим, но при этом его. Он точно знал, что звали его, а не кого-то другого. А потом возник берег реки, по которому он бежал мальчишкой, и песчаный город, что растоптал пробегая. И глаза девчонки. Лада! Ее звали Лада, а не Люда. И зовут так до сих пор. Это настоящее ее имя.
        Память возвращалась медленно. Слой за слоем. Он словно бы переживал заново всю прошлую жизнь.
        Коваль-изобретатель. Радость от постижения ремесла и радость от изобретения, которое тащил князю. А в результате угодил в погреба. Сокамерник Муромец, что учил его кулачного бойца воинским хитростям.
        А потом они вышли на свет. Понадобились князю, выпустил. И он бежал к Ладе своей, а прибежал к могиле ее. Не было больше Лады. И ничего больше не было. Только бой. Лязг мечей, свист стрел и кровь. Любовь и верность друзьям, ненависть и злость князю, что засунул в подвал. Из-за того ведь не оказался рядом, не смог уберечь Ее.
        А потом была смерть… и снова бой. Бесконечный. Там на мосту, на черной земле у черной реки, под черным небом. И старуха. Яга.
        Да, она вернула его в этот мир. Она сделала его Олегом. А настоящий Олег умер при рождении. И душа маленькая, беспомощная понеслась куда-то. В обмен на его возвращение. По покону. В свет ли, во тьму ли.
        Знание накатилось жестокой волной. Понимания нескольких реальностей наслоились одно на другое. И тогда он закричал. Громко, пронзительно.
        Обнаженное тело парня зависло в воздухе, в мерцающем свете, что сферой окутал со всех сторон. Игорь смотрел с удивлением и интересом. По лицу Олега пробежала судорога.
        - Вспоминает, - тихо проговорил Кот. - Приготовься к тому, что Олега больше не будет. Будет Милонег.
        Тело изогнулось, вздрогнуло.
        - Ему больно? - спросил Игорь.
        - А тебе не больно было бы? Вот если б тебе сейчас взяли и в голове дверь открыли, а за ней другой мир и другой ты. И все другое. Нескольких тебя и несколько миров надо в одно целое уложить, - оборотень серьезно поглядел на Игоря, сказал, словно знал на своем опыте. - Память это боль. Всегда.
        Старуха замолчала, но глаз не открыла. Сидела молча с закрытыми глазами и покачивалась из стороны в сторону.
        Олег дернулся, словно подстреленный зверь и заорал. Громко и болезненно. Игорь вздрогнул, шагнул было к кругу, но оборотень остановил, легонько качнул головой, не стоит мол. Бородатый отвернулся и вышел. Смотреть больше не хотелось.
        Вскоре свечение растаяло, а тело опустилось на пол, свернулось в комок боли. Старуха перестала качаться, поднялась на ноги.
        - Помоги ему, зверь, когда в себя придет. Я устала.
        Кот не ответил. Уже через несколько секунд остался в комнате наедине с Олегом-Милонегом. Ждал. Когда тот наконец поднял голову и посмотрел новыми глазами, оборотень опустил взгляд.
        - Теперь понял? - спросил тихо.
        - Понял, - глухо отозвался Милонег. - Могли бы и помягче то же самое объяснить.
        - Главное, чтоб подоходчивей, - фыркнул Кот. - А помягче мог бы ты. У меня брюха запасного нет, чтоб по этому с такой дури лупили.
        - Сам напросился, - проворчал Милонег, поднимаясь.
        Похмелье держалось какими-то ошметками. Такими же обрывками застряло и моральное похмелье. Но что-то изменилось, встало на свои места. То, чего не понимал Олег многие месяцы, стало ясно Милонегу.
        Парень сделал шаг к оборотню, обнял. Ладонь с силой хлопнула по плечу.
        - Ну, здравствуй, Кот. Что ж ты врал, что тебя дядей Костей зовут, скотина хвостатая.
        Оно пришло ночью. Кажется, во сне. Лада не помнила, не могла вспомнить с чего это началось. Просто в какой-то момент все стало темнеть, черным навалилось со всех сторон, затмило последние кусочки того, что она уже не помнила.
        - Здравствуй девица, здравствуй красавица, - нарочито мягким голосом донеслось из темноты. - Не соскучилась ли ты по мне? Я уж и заждался.
        - Кто здесь? - не то подумала, не то сказала Лада. Даже если не сказала, то тьма услышала и мысль.
        - Это я, твой кредитор. Мы с тобой поменялись, помнишь? Я тебе счастье с твоим Милонегом, а ты мне себя со всеми потрохами. Счастье получила?
        Спорить было глупо. Получила.
        - Вот и я говорю. Пора долг отдавать.
        - Рано, - первый раз кажется вслух произнесла Лада. - Дай хоть жизнь прожить.
        - А кто говорил о жизни? Говорили о счастье.
        - Знаешь что, - разозлилась вдруг Лада. - Это все равно, что пожелать много золота и умереть на плахе от золотого топора. Кого-нибудь другого так проводи. Меня не обманешь.
        Голос расхохотался. Тьма словно бы надавила, пощекотала.
        - Я и не стану тебя обманывать, - отозвалась тьма со всех сторон, как будто один голос записали на пленку и прокрутили одновременно через сотню динамиков. - Вот еще. Обманывать интересно тех, кто норовит меня обмануть. С плутовством играть в обман одно удовольствие. А вы никогда никого не обманете. Такие как ты и твой Милонег обманывать не умеют. Зато самообман - ваш конек.
        Лада вздрогнула.
        - А я вот постою в сторонке и полюбуюсь, - сообщил голос уже тихо. - Посмотрю как вы сами себя загонять будете. Жизнь прожить хочешь? А что для тебя жизнь?
        - Милонег, - шелохнулись губы, произнося имя.
        Тьма снова затряслась от смеха. От этого гогота хотелось спрятаться, и Лада укрылась с головой одеялом. Но и здесь светлей не стало. И той защищенности, что чувствовала в детстве, залезая в теплые уютные пододеяльные дебри, не ощутила.
        - Живи, - голос закрался и сюда, шепнул в самое ухо. - Только жизнь ваша короткой будет.
        И голос растаял, тьма отступила. Но от последней фразы сделалось настолько жутко, что она вскрикнула и подскочила.
        Больничная палата была все той же. И не так темно в ней было, как могло показаться. В окно тыкались черные голые ветви, чуть в стороне неярко светил фонарь. По палате расползались длинные, корявые тени.
        Сердце продолжало бешено колотиться. Ей показалось даже, что этим стуком перебудит всю больницу. Но слышен он был только ей. Даже вскрик был легким и тихим настолько, что никто не проснулся. Лишь с соседней койки приподнялась сонная голова.
        - Чего кричишь? Врача позвать?
        - Нет, - резко замотала головой Лада. - Просто кошмар приснился.
        Да, пришла спасительная мысль. Это просто кошмар. Сон, не более. Если приходил в самом деле, подай голос, проявись. Подтверди, что это был ты. Но тьмы не было, и голоса не было. Не то ушел, не то не приходил вовсе. А может, затаился в сторонке, как и обещал, и наблюдал с улыбкой.
        Милонег не появлялся больше недели. На тренировки не приходил, в дом не заходил, не звонил. И сам на звонки тоже не отвечал. Оборотень начал беспокоиться. Старуха хмурилась, но молчала. Когда Кот переживал в голос, лишь головой качала. «Все в порядке. Погоди, сам появится».
        Так и случилось. Парень позвонил через неделю. Голос был почти веселым.
        - Дядя Костя, - издевательски обратился к оборотню. - Заходите в гости. У меня жена из больницы выписалась. Сына покажу.
        Кот пришел не один. С ним вместе увязалась и Яга и Игорь. В комнате все осталось по-прежнему, только появилась в углу детская кроватка. Лада была непривычно тихой, от старухи и оборотня держалась чуть в стороне, что не укрылось от взгляда «дяди Кости».
        Святослав Олегович спал. Маленький, лысый, красный и орет все время, вспомнил Кот рассказанную Игорем шутку. Впрочем, как все дети. У оборотня мелкие щенки человеческие никогда никаких эмоций не вызывали. Слишком глупы и беспомощны. Старуха же наоборот оживилась при виде малыша до неузнаваемого состояния.
        - Уй ти господи, - заверещала бабка. - Каков карапуз.
        Карапуз поморщился во сне. Яга повернулась к Ладе и Милонегну, сказала строго:
        - Чтоб как «мама» с «папой» выговаривать начнет, научили «баба» говорить.
        - Ага, - не сдержался Кот. - У всех будут бабы, как бабы, а у Святослава Олеговича
        - баба Яга. Вот повезло мальчишке.
        - Бабушка, - поморщился Игорь. - Чего ж сразу баба?
        - «Бабушка» карапуз сразу не выговорит, - весело отозвался оборотень. - Потому баба.
        - Молчал бы уже, - вступился за Ягу Милонег. - Дядя Костя.
        Старуха хрипло рассмеялась.
        Ладу нашла позже, на кухне. Оставила мужчин в комнате, сама выскочила вслед за девушкой. Прикрыла за собой дверь.
        - Что с тобой, девонька? - тихо спросила с порога. - Вижу, что своя не своя, сторонишься. Случилось что?
        Девушка отставила заварной чайник, посмотрела на старуху с сомнением, будто боролась сказать или нет.
        - Рассказывай, - сухо распорядилась Яга.
        - Он приходил.
        - Кто? - насторожилась бабка.
        - Тот, кого вслух поминать не хочу, тем более к ночи. Я еще в больнице лежала. Ночь была. Не знаю, взаправду ли. А то может приснилось.
        Старуха села к столу. Девушку взглядом не отпускала ни на секунду, словно силилась понять Лада в ней живет сейчас, Люда, или вовсе ничего человеческого не осталось.
        - Может и привиделось, - кивнула она. - О чем говорили?
        - Он к себе звал, про долг напоминал. А я отказалась. Он и ушел, - честно рассказала Лада.
        - Милонегу говорила? - прищурилась бабка.
        Девушка покачала головой.
        - Молодец, и не говори, - похвалила Яга. - Не зачем его терзать, все равно помочь не сможет. А этому, коли еще придет, говори, чтоб убирался. Покуда живешь, прав на тебя у него нет. И не верь ни единому его слову. Тьма это ложь. Под ее покровом все что угодно сделать можно и правды не докажешь и виноватого не найдешь. Пойдем, а то нас уже потеряли поди.
        Милонег, которого взял с собой за компанию, ходил по квартире художника с распахнутым ртом. Сам же Игорь отнесся к картинам спокойнее. С творчеством художника Доронина успел познакомиться довольно плотно. Интернет помог. Чего ждать от автора знал, но когда увидел готовый макет немного ошалел. Художник сидел в кресле напротив прилипшего к макету Игоря и курил кальян.
        Вячеслав Алексеевич превзошел самого себя. Город на макете выглядел в точности, как оригинал. По пропыленному садовому кольцу ехали машины, въезжали на мост и скатывались с него. Под мостом текла мутная, непрозрачная Москва-река. По ней мимо парка культуры тянулся старенький речной трамвайчик. По набережной и через мост шли люди. В большом количестве гуляли крохотные фигурки в самом парке аттракционов и в парке за Центральным Домом Художника.
        Фасады зданий по другую сторону набережной пропылились и молчаливо, словно настоящие, возвышались памятуя о Москве советской, когда были они моложе, когда не развешивали по ним рекламу и чистили чаще и качественнее.
        На дальнем краю макета посреди реки торчал странный, как и масса других памятников гигантомана Зураба, Петр в костюме первооткрывателя Америки. Художник оставил идею о прилепленных к памятнику грудях, просто скопировал в миниатюре. Копия получилась мастерской, Петр выглядел столь же нелепо, как в жизни.
        - Вас устраивает? - Доронин выпустил густое облако ароматного дыма, на заказчика смотрел с интересом.
        - Как вам это удалось? - восторженно пролепетал Игорь.
        Последний раз такой трепет в душе возник, когда в далеком детстве у приятеля смотрел на немецкую железную дорогу. Папа соседского мальчишки мотался по загранкам и привозил такие запчасти для игрушки, каких московские коллекционеры детских фургончиков в глаза не видели. Играть в это чудо Игорю в четыре года казалось кощунством, потому он просто смотрел, как сосед укладывает рельсы, безжалостно тыкая их, пытаясь выстроить дорогу, и как гоняет по ним паровозики.
        - Три дня гулял, три дня рисовал. Три недели ваял, - пожал плечами Доронин. - Ради вашего макета отложил все остальные проекты. Так вас устраивает результат?
        - Более чем, - не в силах справиться с эмоцией затряс башкой Игорь. - Вот только…
        Он посмотрел на крышу одного из домов, там, весело улыбаясь, раздвинула ноги нарисованная девка. Будто совращали и дразнила какие-то космические или кармические силы, глядящие из космоса.
        - Я же просил без допущений.
        Доронин азартно улыбнулся, глаза заблестели.
        - Там нет никаких допущений. Залезьте на крышу и убедитесь. Она там уже есть.
        Игорь поперхнулся. Безумству храбрых поем мы песню. В этой работе смысла не было никакого. Во всяком случае для заказчика. Зачем это понадобилось художнику одному аллаху ведомо. Сам Вячеслав Алексеевич ничего объяснять не собирался, задорно лыбился и пыхтел кальяном.
        - Сумасшедший дом, - выдавил бородатый.
        - Прекрасно, - довольно протянул художник. - Тогда осталось два вопроса. Расчет и доставка.
        Игорь молча вытащил из кармана сверток, протянул Вячеславу Алексеевичу.
        - Здесь вся сумма. Пересчитайте.
        - Я вам верю, - улыбнулся тот. - Такие как вы не врут. Не умеют. Что с доставкой?
        - Машина будет, адрес я укажу, вам надо будет только проконтролировать процесс и если что-то повредится, поправить на месте. Вас это не затруднит?
        - Нисколько, - благожелательно пыхнул кальяном художник.
        Свет отключили, когда была в душе. Не то электричество вырубилось, не то лампочка накрылась. Лада стояла в ванне, с намыленной головой, потому выяснять причины сразу не поскакала.
        Пока поспешно смывала шампунь, темнота загустела до непроглядного состояния. Тогда только поняла, что что-то не так.
        - Здравствуй девица-красавица, - донеслись из-под двери знакомые интонации.
        - Уходи! - она отпрянула, прислонилась спиной к холодной кафельной стене.
        Руки судорожно пытались прикрыть наготу, что рассмешило скрывающийся в темноте голос. Гость захихикал.
        - Это ты здорово придумала. Я же говорил, что вы мастера во всем, что касается самообмана. Я, значит, к тебе не приходил, это просто ночные кошмарики.
        Голос сново гаденько рассмеялся. Лада вжалась в стену, не зная куда деваться. Хотелось броситься вперед, распахнуть дверь и выскочить в свет. Но тьма была настолько густой, что ни двери, ни даже собственной руки видно не было. А может и не было здесь ничего кроме тьмы.
        - Неужто ты думаешь, что тебе это просто так спустят с рук? - нейтральным тоном стороннего наблюдателя поинтересовался голос. - Однажды тебя позовут обратно и ты не сможешь противиться. Ты отдана тьме. Ты отдалась тьме.
        - За то, чтобы быть светом, - возразила Лада. Голос дрожал.
        - Так не бывает, - засмеялась темнота. - Свет в тебе конечно есть, но скоро весь выйдет. Это не твой свет. Ты тьма. Твоя душа во тьме. Помни про заклад.
        - Какой заклад? - спросила, хотя прекрасно знала о чем речь.
        - Напряги память, - посоветовал голос. - Это как денег в займы взять. Берут чужое и на время, а отдают свое и навсегда. Ты взяла то, чего не могла взять. Теперь придется отдать то, чего не могла отдать. Все честно, невозможное за невозможное.
        Голос снова засмеялся. Смех несся со всех сторон, заставляя трястись поджилки. Не выдержав, она отдернула шторку. Бросив душ схватила ощупью полотенце, выскочила из ванны и дернула дверную ручку. Дверь оказалась на месте и отворилась легко.
        Коридор встретил прохладой и светом. Она обернулась в темной ванной комнате никого не было. И смеха больше не было. А еще через секунду вновь зажглась лампочка.
        Лада вздрогнула. Не привиделось.
        Макет занял половину комнаты, чтобы поставить его нормально, пришлось разложить и сдвинуть пару столов. Кот разглядывал воссозданный фрагмент Москвы с интересом. Старуха с претензией. Впрочем, к чему придраться она не нашла.
        Художник постарался на славу. Воспроизведено было все, от пыли на нижней части черных перил моста, до надписи из трех букв на вантах, созданную каким-то балбесом, которому по случайности в руки попал баллончик с краской. В жизни надпись была размашистой, на макете она уменьшилась до едва различимой, но тем не менее читалась.
        - Хорошая работа, - подвел итог Кот.
        - Гениальная, - поправил Игорь.
        - Не плохая, - буркнула старуха.
        Оборотень промолчал. Старуха вечно ворчит, бородатый так и не разучился восторгаться. Как до сих пор не повздорили, одним богам ведомо.
        - А что за баба на крыше? Она там есть?
        - Она там есть, - улыбнулся Игорь.
        - Дикие люди, - проворчала бабка. - Ладно, накрыть его чем-то надо пока.
        - А зачем это? - спросил Игорь.
        - Чтоб не пылился, - как тупому объявила старуха.
        - Да я не про это, - огорчился непонятливости бородатый. - Макет сам зачем?
        - Вот здесь будет Калинов мост.
        Старческий палец ткнулся в центр макета, где волнами вздымались и опускались ванты, серой паутинкой ребрились распорки. Шли люди, не касаясь покрытых дорожной пылью черных перил. Ехали машины. Казалось жизнь города застыла на секунду, как на фотографии. Вспышка, щелчок, снимок, а все остальное вновь начинает жить своей жизнью, катясь сквозь пространство и время.
        - Когда? - насторожился оборотень. Взгляд мгновенно стал цепким, а голос серьезным.
        - Теперь уже скоро, - вздохнула старуха. - Очень скоро.
        ГЛАВА ПЯТАЯ
        ПРОРЫВ
        МОСКВА. 2022 ГОД.
        Пробка тянулась от Театра Образцова до Арбата. Машины, казалось, застыли и не двигались вовсе. Впрочем, стоило только подумать выключить зажигание, как начиналось медленное шевеление. Закон Мерфи какой-то. Частный случай для московских пробок.
        В соседнем ряду какой-то дядька не выдержал, вылез из машины и облокотившись на дверцу принялся вглядываться вдаль, стараясь понять причину произошедшего. Пока он пялился, ряд поехал и Алексей поспешно нырнул под стоячего. Если не воспользоваться случаем и не перестроиться, потом хрен кто пропустит.
        Проехав под Новым Арбатом, Алексей прижался вправо и припарковавшись натарабанил номер на мобильнике. Сергей ответил сразу.
        - Да.
        - Я на месте.
        - Сейчас выхожу.
        - Окей, жду на садовом, - Алексей нажал отбой и откинулся на спинку, глядя как мимо проползают машины, которые только что с таким трудом обгонял.
        Сколько не торопишься, не вертишься, какие хитрости не изобретаешь, а быстрее потока все равно не доедешь. В этой нехитрой истине он убедился еще лет пятнадцать назад, но когда времени в обрез, а ты вынужден убивать его на стояние на месте, начинает подступать злость, а следом за ней приходит желание вырваться из объятий пробки как можно скорее. Любым способом. Хоть взлететь, хоть бросить машину посреди дороги и уйти.
        Сергей появился через три минуты. Взгляд задумчивый, лицо уставшее. Иногда Алексею казалось, что глядя в лицо другу он смотрит на собственное отражение в зеркале. Нет, не внешнее сходство навевало подобные мысли, его не было, а какая-то внутренняя усталость, отрешенность и вечный поиск. И с каждым годом искать становится все труднее, а усталости все больше.
        - Здорова, кинодраматург земли Русской, - бодро приветствовал Алексей друга, но бодрость самому даже показалась натянутой. - Как дела?
        - Работаю, - отозвался тот. - Работы много. Не успеваю. Устал.
        Алексей включил поворотник и отполз от бордюра. Поток вроде бы начал ехать живее. Не ехать конечно, ползти. Но хоть не на месте стоит и то слава богу.
        - А у тебя чего? По какому поводу мы сегодня пьем?
        - Контракт на книжку подписал, - буднично похвалился Алексей.
        - Чего за книжка? О чем?
        - Фантастика, как обычно, - отозвался Алексей забирая левее. - Называется «Калинов мост».
        Пробка закончилась и машины стали набирать скорость. Алексей поддал газу. После топтания в пробке хотелось лететь и скорость на спидометре резво перемахнула через рубеж допустимого.
        - Леха, не гони, - попросил Сергей.
        - Да ладно, - отмахнулся Алексей. - Чего бы не ехать, если дорога позволяет.
        Мимо пронесся выход из метро.
        - Станция «Парк культуры», - гнусавым голосом сообщил Алексей. - Ща на Крымский мост выходим. Кстати, я его в книжке разрушил. Знаешь, как это было? Сперва была авария, а потом…
        Машина подлетела к мосту. Сзади пристроился джип, моргнул фарами, мол дай проехать.
        - Пошел к черту, - рыкнул Алексей неслышащему его водителю джипа, прерывая историю на полуслове.
        Джип недовольно квакнул клаксоном и пошел на обгон. Когда машины поравнялись джип начал крениться в сторону. Алексей громко выматерился и дал руля в сторону, но машина не послушалась.
        - Твою мать!
        Джип не подрезал, его почему-то несло, словно ехал по льду и кренило на сторону, будто шел под парусом. Алексей резко долбанул по тормозам, силясь уйти от столкновения. Тормоза сработали странно. Казалось, будто машина не только поняла, что надо тормозить, до нее еще с опозданием дошло, что водитель выворачивал руль. Дико завизжали тормоза.
        Вот так все это и было, метнулось в голове. Господи, бред какой, я же сам это все придумал, написал. Мысли оборвались. Машину развернуло и долбануло-таки об джип. В лицо брызнули осколки стекол. От удара две железные коробки с чертовой тучей лошадиных сил раскрутились и понеслись в разные стороны. Джип перекувырнулся. Послышались удары догнавших сзади машин, что не успели сбросить скорость.
        Машину Алексея несло против всех законов физики поперек моста, к краю, где за распорками, пешеходной дорожкой и перилами, крашенными черной краской, плескалась мутными зелено-коричневыми волнами Москва-река. Здесь в несущуюся машину ударилась ауди, изменив траекторию. Впрочем, этого литератор уже не воспринял. Сознание покинуло его раньше.
        Искалеченное авто швырнуло на ванты, подбросило и долбануло вверх ногами об асфальт. Где-то позади бились, сплетаясь в цельнометаллические узлы и разлетаясь, все новые и новые машины. Дальше, наконец, стали притормаживать, останавливаться. Получившуюся пробку объехать было уже не реально. Асфальт усыпали стекла, обломки фар, бамперов и шматки железа. Из крайних не сильно пострадавших машин вылезали люди.
        Кафешка была полупустая, оформленная в каких-то ультрасовременных тонах, но чистая и аккуратная. На стене висела огромная плазменная панель. Со сверхплоского экрана последнего поколения неслись вопли и предсмертные хрипы. Кот демонстративно сел спиной к экрану. Игорь же напротив, косил время от времени через плечо приятеля на панель. И сел-то так, чтобы видно было, а пока оборотень делал заказ и вовсе прилип к фильму.
        - Совсем испортился Тарантино, - пожаловался он. - От талантливого «Криминального чтива» дойти до всех этих «Мозгов на стене».
        Кот фыркнул.
        - Зря стараешься. Я все равно понятия не имею что это за криминальные мозги и кто такой Тарантино.
        - Тарантино режиссер, - покачал головой Игорь. - А за три года, между прочим, мог бы с кинематографом и познакомиться.
        - Зачем? - не понял Кот.
        - Затем, что это искусство.
        Кот с опаской повернулся к панели. По экрану размахивая длинными ногами прыгала полуголая девка с мечом. От каждого взмаха меча кто-то падал, а белоснежные стены коридоров и комнат, через которые проходила героиня, неизбежно окрашивались мазками и шлепками в ярко алый цвет.
        - Это искусство? - оборотень покачал головой. - Нет, это кто-то деньги зарабатывает. Вот помню жил в одной деревеньке у Господина Великого Новгорода мужичок. Давно было. Еще при Святославе Игоревиче. Так его все блаженным считали. Он на краю деревни жил, не выходил. А коли шел по деревне, так дети сбегались и дразнили. Он не обижался, улыбался только. А потом возвращался к себе, и резал. И такие чудные штуки он из дерева вырезал: людей и терема, зверей и птах. Они как живые были. Смотришь такому деревянному медведю в глаза, а он живой, сам на тебя смотрит. И через тот взгляд и жизнь, и лес, и медведя, и место свое в природе понимаешь. Вот это искусство. А это что дает?
        - Возможность задуматься в определенном направлении, - парировал Игорь.
        - Мне это направление даром не нужно. И без того возможностей задуматься хватает. Для того чтобы думать, мозги не на стене нужны, а в башке.
        Игорь покачал головой, понимая, что спорить бесполезно. Вопли оборвались, заиграл проигрыш заставки от новостей. Игорь снова скосился на экран.
        Дикторша была взволнована. Заговорила эмоционально. Причем видно было, что эмоция идет не от переживаний за трагедию, о которой говорит, а от того, что не успела прочесть текст и боялась споткнуться. Впрочем боялась она обоснованно, так как спотыкалась чуть ни на каждом слове.
        - Сегодня около тринадцати часов в Москве на Крымском валу произошло дорожно-транспортное происшествие невероятных даже для столицы масштабов. По предварительным данным участниками аварии стали около тридцати автомашин. В настоящий момент на месте работают врачи скорой помощи, сотрудники ГИБДД и бригада МЧС. Число погибших и пострадавших уточняется. Подробнее с места событий наш корреспондент Михаил Абудадзе. Михаил?
        - Оксана. Я сейчас нахожусь на Крымском мосту. То, что здесь произошло не поддается описанию…
        - Ох ни хрена себе! - Игорь повернулся к Коту. - Видал?
        Кот не просто «видал», он уже вскочил из-за стола и накинул куртку, что висела на спинке стула.
        - Идем отсюда, - произнес каким-то невозможно серьезным голосом от которого становилось не по себе.
        - А как же обед, - растерялся Игорь. - Ты ж расстегаев заказал и…
        - Не до обеда. Идем, - рыкнул оборотень.
        Игорь смотрел непонимающе, поднялся, засобирался с насупленным видом.
        - Быстрее. Неужели не понял что это значит?
        - Что? - искренне удивился бородатый.
        - Начало прорыва. И нам сейчас лучше быть где-то рядом со старухой. Во всяком случае она знает, что с этим делать.
        Мысли, что терзали Сергея Витальевича всю дорогу, были не просто не из приятных. Гадкие были мысли. Выехал он по звонку, только звонок пришел не от подчиненных, а оказался сверху. И голос, который говорил с ним, ничего хорошего не обещал, окромя плохого.
        Машины шли колонной со спецсигналами. Выли сирены, мигали проблесковые маячки, но даже этот дикий вой не отогнал мрачных раздумий. Крымский мост выглядел плачевно. Несколько выбитых распорок, помятые ванты. Усыпанный стеклом, пластиком и железом асфальт. Битые, скрученные в бараний рог машины. Кровища. Полковник поморщился. Как на свинобойне.
        Машина резко затормозила. В задумчивости он чуть не влетел носом в спинку переднего сидения. Ругнулся тихо под нос и быстро вышел. На мосту и в самом деле творился какой-то апокалиптический кошмар. Машины были расшвыряны, словно детские игрушки попавшие в смерч. По одну сторону от всего этого кошмара стояли поперек дороги пара машин автоинспекции, по другую заграждением выступали три микроавтобуса скорой помощи. За этими импровизированными перекрытиями толпились зеваки.
        Ребята в форме с буквами МЧС словно консервную банку вскрывали очередную смятую в кусок металла машину. На что надеются, видно же, что из такого металлического месива живого человека ни в жизнь не достанешь. Если чего и выволокут, то даже не кусок мяса, а шматок фарша.
        Прямо на дороге сгрудились вокруг нескольких тел белые халаты. Эскулапы консилиум устроили. Если не увозят, а на месте возятся, значит дело плохо. Рядом с медиками пристроились два жлоба. Почему-то именно так окрестил для себя полковник мужиков с камерой. Рожи холеные, в глазах азарт охотничьей собаки, которая взяла след, выследила зверя, загнала в нору и упивается тем, что деваться жертве некуда.
        - Что у вас происходит? - рявкнул полковник. - Почему гражданские здесь?
        Один из жлобов выскочил навстречу, ухмыльнулся улыбкой пираньи. Из кармана тотчас выскочила журналистская книжечка.
        - Михаил Абудадзе. Новости канала…
        - Прекратите снимать, - распорядился полковник, не желая слушать длинных представлений.
        - На каком основании? - журналист готов был кинуться в бой хоть на генерала, если бы тот преградил ему сейчас дорогу к сенсации. - Мы живем в демократической стране. Свободная пресса и телевидение…
        Полковник поймал себя на том, что готов двинуть журналисту по морде прямо здесь. Сучонок, свободная пресса, трупы они здесь снимают. Хлеба и зрелищ им подавай. Сдержав ярость, что рвалась наружу, как пар из паровоза, Сергей Витальевич ткнул журналиста пальцем в грудь. С первого раза нужные слова подобрать не получилось и он ткнул пальцем еще раз.
        - Значит так. У вас есть три минуты, чтобы свинтить отсюда добровольно. Через три минуты вышвырну силой. Понял меня, ценность ты моя демократическая?
        Он развернулся и пошел назад.
        - Ты меня не знаешь, мент, - нагнал голос журналиста. - Я тебе еще устрою красивую жизнь.
        Сергей Виталиевич не ответил. Дойдя до машины, приоткрыл дверь:
        - Выпускай ОМОН, капитан. Мост с двух сторон оцепить. Гражданских убрать. Если перестанете справляться, скажешь - подкрепление устроим. И еще… Вон того свободного телевизионщика с приятелем спровадь отсюда, чтобы духу их здесь не было. И если они по дороге камеру свою раздербенят, я тебе премиальные устрою.
        Омоновцы посыпались из фургонов, как горох из драного мешка. Работали слаженно. Толпа возмущенно всколыхнулась, но бунтовать не стала и подчинилась. Теперь народ пытался разглядеть что-то издалека. Водометами их что ли гнать. Что за идиотская манера глазеть на трупы, аварии, чужие смерти и несчастья. Неужели это так интересно?
        Полковник поглядел, как пятеро омоновцев довольно жестко выводят сопротивляющихся журналистов, мрачно ухмыльнулся и пошел назад к собравшимся кучкой эскулапам.
        Алексей лежал на асфальте в луже крови. Вылетевшее от удара сознание вернулось и не давало забыться. Жизнь трепыхалась в нем еще каким-то чудом, хоть тело было изодрано и обожжено, а вместо ног торчали две перетянутые жгутами кровавые культи. Медики его уже не трогали. Доза обезболивающего была лошадиной, а больше все равно сделать ничего нельзя. И так удивительно, что жив до сих пор.
        Полковник подошел ближе, окинул взглядом уложенные в ряд тела. Соседи Алексея если и могли питать какие-то надежды на выживание, выглядели явно не лучше. Сергей Витальевич непроизвольно вздрогнул, судорожно сглотнул.
        Врач, что возился с соседом Алексея реакцию мента не пропустил.
        - Вы бы тут не стояли, - мрачно заметил он. - Зрелище не для слабонервных.
        - Ничего, - полковник взял себя в руки. - Переживу.
        Алексей набрал сил и позвал. Голос был слабым, но полковник услышал. Сделал шаг, нагнулся.
        - Терпи, мужичок, - фальшиво подбодрил он. - Тебе еще жить долго и счастливо.
        - Не свисти, - еле слышно произнес Алексей. - Людей уведите, здесь сейчас очень плохо будет.
        - Чего будет? - не понял Сергей Виталиевич.
        - П…ец, - коротко ответил Алексей, голос его совсем истончился. - Я знаю… Я про это книжку написал…
        - Какую книжку? - не понял полковник.
        Но собеседник не ответил, он смотрел на милицейскую шишку странно блестящими застывшими карими глазами. Полковник замер, какое-то время смотрел на исцарапанное осколками стекла мертвое лицо, потом медленно провел по нему ладонью, опустив веки.
        - О чем он сейчас говорил? Какая книжка? - повернулся Сергей Витальевич к белому халату.
        - Не обращайте внимания, - отмахнулся тот. - Обычный предсмертный бред.
        Полковник поднялся.
        - Ладно, работайте. Мы оцепление выставили, так что посторонние больше мешать не будут.
        Доктор кивнул.
        - Один черт, рук не хватает. Просили еще пару машин прислать, так нету. Мест в больнице нету, а при том, сколько сейчас отсюда вывезли… - он безнадежно махнул рукой. - А ехать ругаться и требовать невозможно. Если поеду, так здесь еще одним врачом меньше…
        - Я на машине, могу съездить куда надо и поругаться на высоком уровне, - предложил Сергей Витальевич.
        Врач поднял на мента глаза.
        - Вы серьезно?
        Ключ скрежетнул в замке как обычно, но старухе показалось будто прогремел раз в десять сильнее. Нервно вздрогнув, старая двинулась в прихожую. Оборотень с бородатым уже явно были в курсе, даже успели за Милонегом заскочить. Тот, судя по роже, до конца не допонял, или рассказать в деталях не успели. Но суть уловил.
        Игорь увидал бабку, открыл было рот, но та только выставила вперед сухонькую ладошку.
        - Можешь не распаляться, знаю все. Проходите в комнату. Времени нет.
        Мужчины послушно прошли в дальнюю комнату. Кот, что шел первым, немного запнулся в дверях. И было от чего. Это Игорь понял уже в следующий момент, когда сам оказался в дверном проеме.
        Мебели в комнате не осталось вовсе. Свернутый в трубу ковер переместился на балкон, туда же, судя потому, что было видно сквозь окно и балконную дверь, отправились кресла и стулья с журнальным столиком. А вот куда переместился диван и огромный шкаф осталось загадкой. Так же как оставалось непонятным как старуха без посторонней помощи могла вытащить отсюда всю мебель.
        За плечом присвистнул Милонег. Игорь сбросил оцепенение, прошел наконец в комнату и встал рядом с оборотнем. Круг на полу в отличие от того, что видел в прошлый раз был больше и сложнее. Рунические закорючки составляли не один, а три круга, вписанных друг в друга. Причем два внешних писались снаружи, а внутренний изнутри. К такому выводу пришел, отметив наклон и направление значков, смысла которых один черт понять не мог.
        В центре круга высился макет. С расстояния в несколько шагов мост выглядел как настоящий. Кусок дороги взлетал на опоры, перемахивал через реку и бежал дальше уже на той стороне. Ванты серели гигантскими волнами, между ними и поверхностью моста серой рябью тянулись распорки. По краю шли черные блестящие перила, слегка забрызганные дорожной грязью. Мутными волнами плескалась внизу Москва-река. Толпились вдоль берега дома. Чуть вдалеке стоял, тараща безумные глаза памятник Петру. Кусок города, воссозданный художником точно вписался в рунический круг.
        Старуха взяла Кота за плечо, поставила сбоку от макета. Надавила, безмолвно заставляя оборотня сесть. Напротив него по другую сторону круга поставила Милонега. Игорю так же молча указала место между ними. Сама встала напротив.
        Игорь перевел взгляд на мост. Машины и силуэты людей, что еще вчера были застывшими игрушками сейчас шевелились. Бородатый с удивлением отметил на мосту смятку из нескольких десятков автомашин. Рядом суетились крохотные человечки в форме, чуть дальше человечки в белом. Еще дальше крохотные фигурки в сером сдерживали пеструю любопытствующую толпу.
        - Мне понадобится ваша помощь, - оторвал от созерцания миниатюрной жизни голос Яги.
        - Что надо делать? - быстро спросил Кот.
        - Не поддаться тьме, - коротко отозвалась старуха. - Кто не чувствует в себе достаточной силы, пусть лучше выходит из круга сейчас.
        Она обвела взглядом троих мужчин. Кот фыркнул. Милонег был задумчив, Игорь до невозможности серьезен. Однако с места никто не двинулся.
        - Хорошо, - кивнула старуха. - Тогда начнем.
        Она тихо опустилась на пол и прикрыла глаза. Связь с теми, кто сидел по обе руки поймала сразу. С Игорем, что сидел напротив, пришлось возиться. Современный человек ни к колдовству, ни к обрядам не восприимчив, слишком много в нем скепсиса. Однако бородатый на контакт пошел довольно быстро. Впрочем сам он об этом не догадывался.
        Он сидел и разглядывал мизансцены на мосту. Потом поймал себя на том, что в затылке печет, словно сзади кто-то незаметно поднес факел. Перед глазами возникло нечто странное. По центру моста встрепенулся пыльный столбик, словно в кучу песка снизу ударила струя воздуха. Следом за ним еще один, и еще. Пыль завертелась бурунчиками, раскручиваясь до состояния воронки. Потом взметнулась вверх уже мощно, словно внутри моста что-то взрывалось.
        Загромыхало, словно крупным градом по металлической крыше.
        Где-то вдали, на заднем плане возник голос старухи. Звуки, что исторгала из своей глотки старая ведунья были настолько мощными, что в них не осталось и капли женского начала. Игорь не успел удивиться. Мост словно взорвался изнутри.
        Полковник уехал давно, но возвращаться отчего-то не спешил. И врач, стараясь гнать мысли о бюрократии, полностью отдался работе. Люди, попавшие в беду, в нехватке врачей и медикаментов не виноваты, как не виноваты и в идиотской системе, что настроена на создание структурированности и упорядоченности, а не на спасение жизни. От работы отвлекло навязчивое погромыхивание. Доктор поднял голову.
        Грохнуло. Там, где МЧСовцы вскрывали смятые в гармошку машины, творилось что-то неладное. Неясно откуда взявшийся вихорь взметнул столбы пыли и осколков.
        Он замер не в состоянии пошевелиться. Жуткое зрелище разворачивалось словно в замедленной съемке. Доктор заворожено смотрел на центр моста, где будто подброшенные неведомой силой разлетались в стороны искореженные машины и люди в форме с крупными буквами МЧС, что напоминали сейчас не живых людей, а тряпичных кукол.
        Центр моста набух, по асфальту пошли трещины. Оглушительно треснуло. Асфальт встал на дыбы, поднялся высокой волной и завернулся в стороны опор. На грохот рушащегося моста наложился тяжелый металлический гул. Ванты выгнулись, обламывая, обрывая распорки. Как разломило металл он уже не видел, только по звуку похожему на звук переламываемого рельса понял, что металлические части конструкции постигла та же участь, что и сам мост. Потом гигантская всесметающая волна накатила, и он понял, что это конец.
        Тело врача смяло, завертело, отшвырнуло в сторону. Мост рухнул, подняв огромное облако пыли, волна пыли рванулась было вперед, сметя милицейское оцепление и часть бегущей в ужасе толпы, но затормозила. По реке волна отчего-то пошла чуть дальше, смела в реку ближайшие к воде аттракционы парка культуры, сотрясла окрестные дома, оставив окна без стекол и пустив трещины по паре старых фасадов. Дрогнул даже железный Петр.
        Гигантская статуя покосилась, но выстояла. В накрененной фигуре работы Церетелли что-то лопнуло и от прорубателя окон в Европу отвалилась голова. Огромный кусок металла с нагло топорщащимися усами ухнулся в реку, подняв столп брызг.
        Грохот был такой, что слышали наверное полгорода. Из-за домов поднялся огромный пыльный клуб, дернулся было дальше, но замер.
        - Ух е-мое! - проявил неполиткорректность водитель, которому по инструкции положено было молчать в тряпочку, если не спрашивают.
        - Тормози! - рявкнул полковник.
        Машина послушно взвизгнула тормозами, оставляя на асфальте черные полосы. Сзади притормозили с трудом выбитые микроавтобусы с сиренами и красными крестами по белым бокам.
        Сергей Витальевич приоткрыл дверцу и посмотрел вперед. Понять что случилось было невозможно. Что, черт подери, там происходит, метнулось в голове. Он быстро сел на место и нервно дрожащим голосом распорядился:
        - Гони, что есть мочи!
        Гнать оказалось довольно трудно. Сперва возник затор из машин, которые автоинспекция заворачивала в объезд, потом пришлось остановиться и общаться с гибддешниками, чтобы пропустили. Потом ехать стало невозможно из-за ополоумевшей толпы, бегущей прочь от моста.
        На все уходили драгоценные минуты, и Сергей Витальевич тихонько матерился себе под нос. Когда машина остановилась возле въезда на мост, полковник выматерился в голос. Было от чего.
        Того, от чего он уезжал, больше не было. Вообще. Не было смятых на мосту машин. Не было врачей, МЧСовцев и ГИБДДешников. Не было толпы зевак. Не было самого моста. От опор по эту сторону реки и до опор по другую подрагивая и клубясь зависло шарообразное пыльное облако. Непроницаемое и непонятное. Пыль колыхалась, но не оседала. Внутри метались причудливые тени, схлестывались, вырастали до невообразимых размеров, распадались, уступая место новым.
        От пыльного облака вниз по растрескавшемуся асфальту россыпью валялись кучи поломанного асфальта, бетона, битого стекла, обрывки одежды. Среди всего этого торчали искореженные остовы машин и человеческие тела. Кто-то явно был мертв, кто-то, судя по стонам и шевелению, хватался за жизнь.
        Такая же картинка разбегалась и по набережной в обоих направлениях. Дома таращили пустые черные оконные проемы. Вдалеке накренившись стоял памятник Петра с оторванной головой.
        Полковник вылез из машины, быстро метнулся к мигающим сиренами машинам скорой помощи. Распахнул дверцу ближайшего микроавтобуса, сообщил голосом не терпящим возражений:
        - Начинайте работать. На мост никому не соваться. Кто полезет, пристрелю на месте.
        На вытянувшиеся рожи врачей смотреть не стал. Дискутировать сейчас было не о чем. Прыгающей походкой, какая возникала каждый раз, когда он торопился, Сергей Витальевич вернулся к машине, сел рядом с водителем, выставив ноги в дверной проем достал мобильник.
        - Алло, - сообщил в трубку, как только прервались гудки ожидания. - Срочно два взвода ОМОНа на Крымский мост.
        Трубка заблеяла оправдывающимся тоном. Сергей Витальевич слушал несколько секунд, играя желваками, потом рявкнул так, что водитель на соседнем сидении съежился:
        - Мне насрать, где ты их возьмешь! Два взвода как минимум. В течении четверти часа. Сам можешь с ними приехать и посмотреть, тогда и поговорим. Если посчитаешь, что я напрасно паниковал, я положу рапорт, а ты набьешь мне морду прямо здесь.
        Не дожидаясь ответа нажал отбой. На секунду замер, успокаивая нервы. С высоким начальством в таком тоне не поговоришь. А в каком тоне и как с ним говорить? Как описать все это одним словом. Перед внутренним взором пронеслась авария на мосту, журналисты, любопытствующие. Не справляющиеся с жертвами автокатастрофы врачи, МЧСовцы, ковыряющие убитый автотранспорт. Грохот, клубы пыли, изувеченный кусок города. Уставший врач, ковыряющий рядом с одним полутрупом другой полутруп. Да, тот второй бредил, что дескать он про это книжку написал и обещал, что скоро здесь будет…
        Слово было верное. Полковник громко выматерился, взял себя в руки и начал набирать номер.
        Мост в руническом круге, если от него что-то и осталось, обволокло шарообразным облаком пыли. Пыль эту здесь сдерживала вполне видимая прозрачная, словно из сиреневого стекла, пелена. Второй такой сиреневый барьер возвышался огромной полусферой по всей окружности выписанной рунами.
        Во всем остальном пейзаж на макете в точности повторял то, что происходило на мосту.
        - Все, - выдохнула старуха.
        Голос ее прозвучал тихо и глухо, словно шептала в трубу или вентиляционный короб. Яга попыталась подняться на ноги, не вышло. Старческое тело повалилось на бок. Игорь не успел опомниться, как оборотень подскочил к бабке. Первым оказавшись рядом, подхватил, не дав упасть на пол, поднял легко, словно веса в старухе не осталось вовсе, и потащил в кухню. Следом встал Милонег. С трудом, будто на плечи уложили пару мешков с картошкой. Игорь попытался подняться и понял, что это в самом деле не так просто, как кажется. Силы, казалось, покинули вовсе и теперь возвращались нехотя, будто противясь.
        - Помочь? - протянул руку Милонег.
        - Справлюсь, - отмахнулся Игорь, поглядев на приятеля. Тело юноши, что смотрело уставшим за века взглядом, шатало из стороны в сторону. Помочь-то конечно поможет, только зачем все это?
        Игорь поднялся. Ноги тряслись, словно в отрочестве, когда поспорил по пьяни, что присядет триста раз. Присесть-то присел, но последствия были удручающими. Вслед за Милонегом прошкандыбал на кухню.
        Старуха сидела на табуреточке, привалившись спиной к стене. Лицо ее оставалось бледным, но глаза блестели жизнью. Раз внутри жива, значит и снаружи очухается, подумал бородатый. Кот вертелся возле плиты, изготовляя какую-то странную чайную смесь, источающую ни на что не похожий аромат.
        Милонег посмотрел на вторую табуретку, помялся, потом встал, прислонившись к стене. Игорь выпендриваться не стал, просто тихо сел. В голове нарождались десятки вопросов, но спросить не решался.
        - Что теперь? - спросил Милонег.
        - Барьер стоит, - пожала плечами старуха. - Все что могли, мы сделали. Теперь можно просто ждать. Можно пойти на мост с оружием и бороться. Разницы никакой. Барьер устоит, если только…
        В дверь позвонили. Старуха умолкла на полуслове.
        - Кого там еще черт принес, - ругнулся Кот.
        Прикрыв заварной чайник крышечкой, он метнулся к двери.
        - Сосед там, - окликнула старуха, с трудом поднимаясь с табуретки. - Не гони его, но и сюда не пускай. Сейчас я с ним поговорю.
        Игорь не успел поинтересоваться, откуда знает, что там сосед снизу. Бабка вышла в коридор и прикрыла дверь. Раздался щелчок открываемого замка, затем загудел что-то недовольный мужской бас. Ответ расслышать не удалось. Недовольство в голосе постепенно сошло на нет. Потом донеслось короткое прощание, и дверь защелкнулась.
        - Чего там? - встрепенулся Игорь, когда в кухню вернулась старуха.
        - Сосед снизу, сказала же, - пожала плечами та.
        - А что не так снизу?
        - Перекрытия тонкие, - проворчала Яга, откидываясь спиной к стене. - Вторая половина сферы у них с потолка свешивается. Вот он скандалить и приперся.
        - И чего? - Игорь прикинул, что если соседи метафизическими явлениями недовольны, то скоро сюда нагрянет участковый. Придется пообщаться кое с кем.
        - Ничего, не морочь себе этим голову, Игоряша, - попросила старуха. - Я его убедила. Как могла. Своими методами. В общем, в ближайшие трое суток он не про претензии, ни про странное явление на потолке не вспомнит. А потом его не станет.
        Последняя фраза была произнесена так, что Игорь с Милонегом вздрогнули. Даже Кот застыл с чайником в руке над полупустой чашкой.
        - А что потом? - шепот, на который осмелился Игорь, в наступившей тишине прозвучал как гром среди ясного неба.
        - Потом барьер будет не нужен. Три дня и три ночи, - повторила старуха, словно произносила приговор. - Потом либо они отступят, либо мы проиграем. Так или иначе потом барьера не станет.
        Снова воцарилось молчание. Кот неторопливо продолжил разливать чай. Затем подхватил свою кружку, кинул туда пару ложек сахара и кусочек лимона, крутанул пару раз ложечкой и сделал глоток.
        - Ты сказала, что можем бороться, - задумчиво произнес Милонег. - А можем сидеть и ждать, разницы нет. Как это?
        - Очень просто. Барьер сдержит ту сторону сам. Ваша помощь там никому не нужна. Барьер может рухнуть только в двух случаях. Или если все мы погибнем, или…
        Старуха замолчала, притянула к себе чашку и аккуратно пригубила. Видимо чай оказался горячим, потому как резко отпрянула. Поплямкала губами и принялась дуть на жидкость в чашке.
        - Или, - с нажимом произнес Милонег.
        - Или, если кто-то из нас четверых поддастся и пустит в себя тьму, - с безжалостным спокойствием произнесла старуха и снова пригубила.
        Игорь почувствовал, как лицо покрывается испариной, коченеют кончики пальцев, превращаясь в лед. В ушах загудело, словно шел в ночной тишине, а сзади вдруг неслышно накатился огромный тяжелый поезд и дал о себе знать.
        - А тьма придет к каждому, - сквозь гуд в ушах донесся голос старухи. - Сначала незаметно, исподволь, как тот сосед. Потом навязчиво. Она будет показывать вам картинки, которые тронут за живое. Она будет лезть к вам в душу. Она будет уродовать реальность, словно кривое стекло, и нашептывать, что картинка в этом кривом стекле реальность и есть.
        Старая прошмандовка, пришла в голову мысль, что ж ты не предупредила тогда, когда все это только начиналось. Почему сперва пихнула в печь, а потом сказала, что там раскаленные угли. Нет, возразил кто-то другой внутри, не свисти. Обо всем тебя предупреждали. Еще до обряда сказали не лезь, если силенок нет. А есть ли они эти силенки? Эх, дать бы старой ведьме по башке за такие шуточки, встрепенулось снова.
        Голос ведуньи звучал словно из-за стекла, словно пытался прорваться через пелену тумана:
        - Тьма будет подбивать вас на гадкие поступки и оправдывать их, подсказывая, что вы правы. Но стоит вам только поддаться ей, как все наше дело рухнет. И когда вы начнете бороться с тьмой и поймете, как это тяжело бороться с ней внутри себя, вы сами пойдете на мост и будете противиться ей.
        Яга повернулась к Игорю и посмотрела прямо в глаза:
        - Борись с этим, Игоряша. Борись, это только начало. Дальше будет труднее.
        Голос ее обращался сейчас не к Игорю, а к половинке того, что было внутри. Но услышали обе половинки.
        - Пошла к… - услышал он свой голос и усилием воли сомкнул губы.
        Пошел ты к черту, повторил мысленно сам себе. В голове что-то расхохоталось, а потом он понял, что черные мысли отступили, оставив в одиночестве. Надолго ли отступили?
        - Извини, - хрипло произнес он.
        - Не стоит извиняться, - покачала головой Яга. - Сейчас ты победил, но оно не ушло. Оно вернется. И с каждым новым разом оно будет возвращаться все более и более страшно, жестоко, цинично. Тьма будет копить силы, вызнавать ваши слабости и бить по ним. Если не удержитесь, все пропало.
        Яга перевела взгляд на притихших Кота и Милонега и добавила:
        - Всех касается.
        Спецсамолет внешне от обычного ничем не отличался. Главное отличие составляла начинка, которая давала возможности проводить полет с пользой. Здесь можно было спокойно работать, не стыдно было принимать иностранных гостей. Впрочем, гости сейчас были лишними, а работать не получалось. Не хватало информации.
        Глава МЧС сидел раздраженный и сосредоточенный. Дел и без того не в проворот, а тут еще эта ситуация на Крымском валу. Авария на мосту вещь штатная. Но если б просто случилась авария. По разрозненным донесениям было трудно сказать, что именно там произошло, но кажется все это укладывалось в одно емкое русское слово не сильно цензурного звучания.
        Первая информация пришла о крупном дорожно-транспортном происшествии. Все как обычно. Один дурак летел на бешенной скорости, другой чудила делал тоже самое, только еще и из ряда в ряд скакал. Остальные не то чтобы сильно разогнались, но затормозить вовремя не успели. В результате смятка оказалась весьма и весьма внушительной.
        А вот следующая волна отчетов заставила задуматься основательно. Тексты оказались не казенно-скупые, а более чем эмоциональные. И содержание их ничего не проясняло, лишь оставляло массу вопросов.
        - Юрий Яковлевич, - помощник протянул еще одну распечатку. - Вот свежее по Крымскому мосту. Только что получили.
        Главный спасатель страны принял листы, просмотрел беглым взглядом. Сперва хмурился, потом глаза округлились и поползли на лоб.
        - Благодаря взрывной волне все близлежащие дома остались без стекол, а Петр первый снова стал Колумбом, - прочитал он вслух и воззрился на помощника. - Что это за постмодернистский бред?
        Тот лишь пожал плечами:
        - В следующем отчете об этом более подробно. Это про памятник, который Церетелли ваял. Сам-то памятник после взрыва устоял, а вот голова от него отвалилась. А так как памятник изначально был Колумбу, а только потом, когда от него Штаты отказались, скульптор вместо головы Колумба приделал голову Петра, то…
        - Ладно, - отмахнулся Юрий Яковлевич. - Как памятник ваяли можешь не рассказывать, сам знаю. Ты лучше вот что…
        - Что?
        - Нет, ничего, - покачал головой Юрий Яковлевич. - Иди.
        Помощник кивнул и бесшумно шмыгнул к выходу в соседний салон.
        - Погоди, - притормозил его глава МЧС.
        Тот послушно замер, обернулся. На главного спасателя страны уставились преданные глаза.
        - Миша, - осипшим вдруг голосом спросил Юрий Яковлевич. - Скажи, Миша, ты понимаешь, что там происходит?
        Миша снова пожал плечами.
        - Не треплите себе нервы, Юрий Яковлевич, - посоветовал он. - Долетим и все сами увидим. Все равно сейчас сделать ничего не можем.
        Не можем, мрачно подумал он. Как тут можно сделать что-то, когда непонятно ни хрена. Сперва авария, потом сообщения о пропаже людей и машин, попавших в район ДТП. После этот взрыв. От которого «близлежащие дома остались без стекол, а Петр первый снова стал Колумбом». Да и тоже хрен поймешь - был взрыв или что-то еще? Судя по вылетевшим стеклам и оторванной от памятника голове был. Но дальше вообще какая-то каша получается. Мост оцепили, движение по Садовому кольцу от станции метро «Парк культуры» до станции «Октябрьская» перекрыли. По верху перекрыли, разумеется. Внизу в метро, насколько стало ясно из разрозненных писулек начириканных шокированными людьми, сперва все остановили, потом минут через тридцать запустили заново, когда стало ясно, что линий метрополитена случившееся наверху не коснулось. Наверху объездные маршруты организовали, движение налажено. Но что происходит на оцепленном куске все равно не понятно.
        Взорвалось там что ли чего на этом Крымском валу. И мост не то рухнул, не то стоит, но обезображен взрывом. Вроде как взрыв был, вроде как облако пыли повисло, но так и осталось. И люди пропали. Может, конечно, их того, взрывом. Но с другой стороны бесследно такое количество трупов никаким взрывом не истребишь. Господи, бред-то какой.
        Юрий Яковлевич помассировал виски, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Лететь оставалось еще часа три.
        ОМОН прибыл спустя двадцать минут. Полковник с мрачной усмешкой смотрел на того, кто готов был принять рапорт и дать по морде. Вердикт, который услышал от вытянутой рожи, был уже озвучен сегодня много раз и состоял все из того же одного единственного нецензурного, но емкого слова.
        После этого черная БМВ с мигалкой усвистала, а вместо нее спустя уже пятнадцать минут прибыл еще один взвод ОМОНовцев, пачка микроавтобусов скорой помощи и бригада МЧСовцев. В последних сейчас уже толку особо не было, но лишних рук не бывает.
        Сергей Витальевич неожиданно для себя отметил, что не смотря на то, что милиция к этому имеет весьма отдаленное отношение, он оказался за главного. Произошедшее ни под одну статью УК не попадало. На теракт это нечто, а другого определения для того, что видел не было, не походило. Но он распоряжался быстро и четко, и его слушали.
        Оба края моста оцепили. Врачи продолжали возиться с покалеченными. Трупы вывозить не торопились, успеется.
        Полковник в который раз вернулся к машине, залез в салон. Дверь не закрывал, уставшие ноги выставил наружу.
        - Звонил кто? - спросил у водителя, которому велел сидеть в машине, чтоб не искать его если понадобиться, а заодно отвечать на звонки.
        Тот молча покачал головой. Сергей Витальевич вздохнул и взял трубку, набрал номер.
        - Это я. Что с набережной?
        - Не бери в голову, - отозвалась трубка. - Людей эвакуировали, дороги оцепили. Сейчас распоряжение пришло коллекцию из Центрального дома художника вывозить. Геморрой тот еще. Везти некуда, суматоха. Того гляди кто-то что-то свистнет под шумок. Но ты с этим можешь не париться. Твое дело мост. Что-то еще надо?
        - Надо, - отозвался полковник. - Денег мне на мобильник кинь побольше, а то я без связи останусь. А на милицейской волне много не наговоришь, да и любопытных любителей послушать тут сейчас как дерьма, сдается мне.
        - Хорошо, - отозвалась трубка. - Если что, звони сразу.
        - Так точно.
        Сергей Витальевич отложил мобильник и потер виски. Голова раскалывалась. Он устало прикрыл глаза, пытаясь представить, что вокруг тишина. По крыше машины дробно постучали пальцами. Полковник открыл глаза и посмотрел на подошедшего ОМОНовца. Молодой парень, командир того самого третьего взвода, что сейчас болтался не пришей кобыле хвост.
        - Товарищ полковник, разрешите обратиться.
        Сергей Витальевич махнул рукой.
        - Обращайся без церемоний и заходов от Красной площади. Чего надо?
        - Товарищ полковник, - парень запнулся. - Простите. Разрешите я со своими ребятами на мост схожу.
        Сергей Витальевич поглядел на ОМОНовца с сомнением.
        - Зачем? - спросил глупо.
        - Ну, надо же понять, что там происходит. Мы осторожно. А трупы таскать и завалы разгребать МЧС и без нас может.
        Сергей Витальевич посмотрел на то место, где еще недавно был мост, а теперь клубилась пыль. А может и не пыль вовсе. Полковник поежился.
        - На кой черт это вам? Ты знаешь чего там? Может там…
        - Вот и узнаю, - бодро отозвался парень. - Мы аккуратно, товарищ полковник. Может там люди умирают, помощь нужна. Надо же понять.
        - Там что-то не то, понимаешь, - не то ОМОНовцу, не то самому себе объяснил Сергей Витальевич. - Если б взрыв, то пыль бы уже осела. И что произошло неясно. Понимаешь? Ни одного свидетеля, кто выжил, тот либо говорить не в состоянии, либо не помнит ничего. Даже как звать не помнит. Не то там что-то.
        - Мы осторожно, - просительно повторил парень. - Если что, сразу вернемся.
        Полковник прикрыл глаза и снова помассировал виски. В голове тупо стучала боль.
        - Ладно, - согласился он наконец. - Хрен с вами. Но под твою ответственность.
        - Так точно, - бодро вытянулся во фрунт ОМОНовец. - Разрешите идти.
        - Иди, - буркнул полковник. - Только осторожно.
        Парень развернулся и побежал к своему взводу.
        - И если что сразу возвращайтесь, - крикнул полковник.
        - Так точно, - отозвался тот, обернувшись на ходу уже издалека.
        Мальчишка, подумал полковник. Ну может действительно что-то выяснит. В висках ломануло так, что он зажмурился и откинулся на спинку сидения. Пять минут, приказал себе мысленно. Пять минут отдыха и назад.
        В кухне Милонег остался один. Бабка прилегла во второй комнате. Кот с Игорем пошли до магазина. Сладкая парочка, блин. Наставнички. А бородатый сопляк называл его малышом. Это его, который помнит себя сотни лет.
        Стоп, притормозил мысли, когда Игорь учил его чему-то, памяти Милонега в нем не было. А тот пацан для Игоря и впрямь был малышом. Да и на что тут обижаться?
        На то, что тобой помыкают, зашевелилось в мозгу. Тебя используют. Все используют. Бабка использует, Кот. И прежде, и теперь. И этот бородатый тридцатипятилетний мужик тоже. Разве нет? И на мосту тебя использовали. Ты сидел там вечность и бился. За что? Ради кого или чего? Ради жизни на земле? Подумай об этом, это же смешно и глупо. Стоит ли биться за тех, кто давно плюнул на все вокруг, кроме своего собственного кармана. Они хапают. Они пинают, кусают, жалят друг друга. И все это только ради того, чтобы прикрыть свой собственный зад и нахапать в карман побольше. Друг на друга они смотрят, как на врагов, или как на людей, которых можно использовать в своих целях. Деньги и то, что можно на них купить решают для них все.
        Неужели то, что ты видел в новой жизни тебя ничему не научило? Оглядись по сторонам. Если у тебя есть деньги и БМВ последней модели - ты крут. Если ради этого ты убил, или обокрал кого-то, это никого не волнует. Главное - не попался. Если бы попался, стал бы неудачником. Но и тогда отсидел бы, вышел и набрал бы другой крутости. А честным быть не круто.
        Можно завалить того, кому задолжал денег, или послать его на хрен, если не можешь или не хочешь вернуть, и ты будешь в шоколаде. Но если ты поймешь, что не способен отдать долги и пустишь себе пулю в башку, смывая позор кровью, то никто не проникнется. В глазах общественности ты станешь идиотом.
        Можно жить с мыслью о клевой работе, высокой зарплате и возможности купить себе крутую шмотку, крутую тачку и крутую девку. Потому что женщины тоже продаются. Потому что липнут на тех, кто имеет тачки и шмотки. А твоя честность, твои принципы, то, что ты пытаешься донести до кого-то, это индивидуальновзятый бред. В лучшем случае над ним поржут. В худшем, его объяснят так, что все твои потуги будут выглядеть смешно и никчемно. А сам ты будешь не борцом, а лжецом. Или эдакой жертвой. Иисусиком. Это удобно объяснить, в это легко поверить. Это значительно проще объяснить, чем попытаться понять.
        Понимать никому ничего не надо. Объяснять никому ничего не надо. Миром правят баблосы и примочки, которые изобретаются толпами дизайнеров, разработчиков, рабочих и прочих только для того, чтобы ты тратил на них бабло. И сами эти толпы работают и творят все это только для того, чтобы набрать побольше бабла, что бы иметь возможность тратить его на побрякушки, квартирки, тачки и девок.
        И за все это ты хочешь бороться? За этих хомо иногда бывающих сапиенс?
        Ответа не было, просто вдруг пришло понимание.
        - Стоп, - рявкнул Милонег. - Ты не я.
        Я не ты? Внутри что-то хихикнуло, отступая от мыслей и выдавая свое присутствие. А что ты? Кто ты? Кучка комплексов, амбиций, мечтаний и грешков, которые противоречат друг другу. Это и тот ты, которым ты был при жизни, и тот, что остался на мосту, и тот, который возродился сейчас. Вот что ты такое. И я тебе это докажу. А когда поймешь, сопротивляться будет бесполезно.
        - Изыди! - рявкнул Милонег.
        Ты поймешь. Твоя женщина уже поняла. В голове снова хихикнуло и растворилось без следа.
        Моя женщина поняла, метнулось в голове уже свое. Что, что она поняла? Нет, это только блеф. Его специально к этому подталкивают, это надо просто перебороть. Его женщина чиста. И он пока светел. Света в нем больше. И пусть кто угодно что угодно думает или намекает. Это не имеет никакого значения. Идиотом он выглядит для тех, кто разучился понимать и объяснять, но научатся же они снова когда-нибудь этой нехитрой науке. Они же умели, значит снова научатся. Надо только дать им шанс. И самому не скатиться. Надо держаться.
        Милонег поднялся с табуретки и пошел к старухе в комнату. Когда рядом друг, сопротивляться легче.
        Краешек моста заслоняла плотная стена тумана. Он остановился и оглянулся на своих ребят. ОМОНовцы стояли и смотрели на дрожащее препятствие с настороженностью.
        - Андрюха, - подал голос кто-то из подчиненных, потеряв всякое представление о субординации. - Это не пыль.
        - А что? - спросил он хрипло, хотя и сам видел, что этот туман может быть чем угодно, только не зависшей в воздухе после взрыва пылью.
        - Не знаю, - с сомнением подал голос еще один из ребят. - Но не пыль, точно.
        - Тогда пойдем проверим.
        И понимая, что если не решится сам, то можно будет вернуться к полковнику ни с чем, Андрей сделал шаг. Туман сгустился настолько, что он почувствовал его прикосновение. Словно тысячи рук хватали, прижимались, терлись, поглаживали в предвкушении. Словно все эти руки принадлежали какому-то садисту, который понимал, что это тело будет его. Что сможет сделать с ним все что угодно, изуродовать, изнасиловать, расчленить, и, понимая это, ласкал, словно куражился.
        Андрей отогнал ненужные ассоциации и сделал еще несколько шагов. Что-то неуловимо изменилось, а еще спустя шаг на него рухнул совсем иной мир. Река здесь была красно-черной, словно сотня человек разом вскрыла себе вены. Мост оказался меньше и горбатился, как старик с изувеченной долгой жизнью и болезнями спиной. А еще здесь было тихо. Но только в первый момент. Спустя мгновение воздух наполнился звуками. Крики, шелест, топот, вопли, хрипы, стоны, смех, звон железа о железо.
        На мосту шел бой. По одну сторону моста стояли крепкие мужики в старых, как рисуют в мультфильмах про былинную Русь, рубахах. Оружие, бороды и лица мужиков тоже сохраняли заданный стиль. С другой стороны моста нападали то ли люди, то ли нелюди. Черные балахоны с капюшонами скрывали и лица и фигуры, только руки затянутые в темную тонкую кожу, появлялись из-под этих плащей. Какие-то орудовали мечами, какие-то пытались исподтишка ткнуть кинжалом. Иные просто норовили вцепиться в глотку, разодрать лицо.
        Кто в этой свалке свой, а кто чужой Андрей определил для себя мгновенно. Вскинув калашникова, бросился вперед, но путь к тем, кто сражался на мосту непостижимым образом перекрыли несколько существ в балахонах.
        - Зачем пришел? - шипяще произнес один, начиная движение вокруг Андрея.
        Он обернулся к говорившему, чувствуя, что оставляет второго за спиной.
        - Понять, что здесь, - ответил честно.
        - Понял? - подал голос второй, что стоял за спиной.
        Андрей резко обернулся. Черные балахоны кружили вокруг него.
        - Не совсем.
        - Присоединяйся к нам, поймешь, - снова зашипело за спиной.
        Он завертелся, пытаясь отступить, поймать обоих в поле зрения, но ничего не вышло.
        - За кого ты? - понеслось со всех сторон. - За что ты? За что ты бьешься? За кого ты бьешься? Кто враг? Кто друг? За что?.. Кто?.. За что?..
        В глазах зарябило от черного цвета. В ушах звенело. Андрей стиснул зубы и закричав то, что как-то само собой возникло в голове, нажал спусковую скобу.
        - За правду!!! - крикнул он, перекрывая даже стрекотание автомата.
        Пара балахонов встретившись в одной точке повалились замертво.
        - Ну и дурак, - донеслось откуда-то сзади.
        Андрей затравленно обернулся. Перед ним стояли новые черные балахоны. На этот раз высились черной непроницаемой стеной. Двадцать, может двадцать пять. Повинуясь какому-то странному порыву, он протянул руку и сдернул капюшон с ближнего. На него посмотрело знакомое лицо. Андрей отпрянул, нервно дернул второй, третий капюшон. Обернулся назад, туда откуда пришел, словно ища подтверждение. Сзади никого не было. Весь взвод прошел на эту сторону, либо остался с той. Он пробежал взглядом по стоящим перед ним черным балахонам. Двадцать четыре.
        - Ребята, - прошептал ошарашено. - Как же так… пацаны.
        - Правильный выбор, - снова зашипело сзади. - Жить надо реальностью, а не иллюзиями.
        Андрей обернулся и дал очередь. Еще один черный балахон повалился на землю. Двадцать четыре, мелькнуло в голове. А остальные, значит, такие же неправильные как он. Их мало, но они есть. Значит, есть и правда.
        От этой мысли стало как-то удивительно хорошо и радостно. Он развернулся и бросился на черные балахоны с новыми силами. Стрелял, бил прикладом, отбивался. И даже тогда, когда упал уже умирающий, и потом, когда умер и после того, когда оголтелая тьма рвала тело на части, на лице его осталась улыбка человека понявшего и победившего.
        Самолет приземлился в сумерках. Юрий Яковлевич извелся, сколько не пытался себя успокаивать. Из самолета выскочил поспешно настолько, насколько просто по чину было не положено. Миша едва поспевал сзади. К ним подскочил кто-то из аэродромных служащих.
        - Вертолет, - распорядился на ходу глава МЧС. - Срочно.
        - Нас предупредили, - отозвался тот. - Еще когда вы подлетали. Все готово, прошу.
        Вертушка, в отличие от спецсамолета особыми изысками не баловала. Треск работающих винтов глушил все. Садиться в вертолет с раскручивающимся винтом было тяжело. Казалось, воздушными порывами волосы выдернет с корнем. Кроме того, невозможно было дышать. Резкие потоки забивали глотку. Юрий Яковлевич поспешил втиснуться в кабину, следом влез помощник.
        - Добрый вечер, Юрий Яковлевич, - поздоровался пилот. Кажется, видел его уже как-то. - Куда летим?
        - На Крымский мост.
        Пилот кивнул. Вертолет оторвался от земли, начал набирать высоту. Потом двинулся от аэродрома к столице.
        - Сесть на мост сможем? - спросил главный спасатель.
        - Нет моста, - покачал головой пилот. - Рядом посажу.
        Небо над городом, в отличие от даже расширенных, насколько это было возможным, столичных дорог, оставалось свободным. Вскоре внизу промелькнула окружная, затем третье кольцо, потом внизу затемнела вечерняя Москва-река.
        Крымский мост, а точнее то, что было теперь на его месте, глава МЧС увидел издалека. Над рекой, от берега до берега колыхалось облако не то пыли, не то плотного, похожего на густой пожелтевший табачный дым, тумана.
        Ни один отчет, ни одна писулька, ни эмоциональная, ни казенно-сухая не могли передать этого зрелища. Юрий Яковлевич судорожно сглотнул и посмотрел на пилота.
        - Погоди садиться. Поднимись повыше и сделай круг. Хочу на это дерьмо сверху посмотреть.
        Пилот нехотя кивнул. Поднялся сильно выше. По тому как вел аппарат стало ясно, что не просто опасается - боится. Но перечить не смеет. Это хорошо.
        Сверху облако выглядело так же. Трясущийся туманный шар, в котором метались пугающие, словно сбежавшие из детского ночного кошмара, тени. Вертолет неспешно пролетел по кругу. В глаза бросились куски съехавшей в реку набережной парка аттракционов, потрескавшаяся стена ЦДХ и покосившийся Петр без головы.
        Царь-реформатор никогда не терял головы и вот на тебе, пришлась не кстати мыслишка. Наклонившаяся обезглавленная фигура шутки не оценила. Стояла она теперь странно, нелепо, без той неестественной гордости, которую вкладывал скульптор. Стояла так, словно извиняясь за что-то, или оплакивая кого-то.
        Вертолет закончил полный круг и пошел на снижение. От черной машины с мигалкой внизу отделилась фигурка и пошла к месту посадки.
        Юрий Яковлевич вышел из вертолета уже не так поспешно. Теперь торопиться уже было некуда. Нужно было понять и обдумать. Снаружи встретил крупный мужик в кителе с погонами полковника милиции.
        - Кто здесь за что-то отвечает, полковник? - с места в карьер бросил главный спасатель.
        - Я, - замялся тот. - Так получилось.
        Глава МЧС посмотрел на милиционера. Тот стоял ссутулившись. Глаза покраснели и превратились в две узкие щелочки. Устал мужик.
        - Давно ты здесь?
        - С самого начала, - отозвался тот.
        - Тебя как звать то?
        - Сергей, - хрипло произнес тот, подумал и добавил: - Витальевич.
        Юрий Яковлевич протянул руку, пожал крепкую плотную ладонь уставшего мента.
        - Ну, тогда рассказывай, Сергей Витальевич. Про аварию я знаю, про взрыв тоже. Теперь давай свои наблюдения и чего там еще.
        Полковник опустил голову, потер виски, собираясь с мыслями.
        - А чего тут особенно рассказывать, - сказал негромко. - Взрыва я не видел, отъезжал. И никто не видел. Кто видел, те либо пропали вовсе, либо мертвы, либо в беспамятстве. Свидетелей нет. Да и не взрыв это был. Где вы видели такие взрывы? Пыль эта, или что там… так и стоит. Уже часов пять как стоит и ничего с ней не происходит. Что внутри - неизвестно. Взвод ОМОНа туда ушел и не вернулся.
        - Как ушел? - приостановился Юрий Яковлевич.
        - По личной инициативе и под личную ответственность командира взвода.
        - Погоди ты мне про ответственность, Сергей Витальевич, - отмахнулся глава МЧС. - Я не о том.
        Полковник устало поглядел на собеседника.
        - А о чем? Ногами ушел взвод. Как все ходят. Два часа с половиной, - он глянул на часы. - Два сорок уже как вошли в зону аномалии. И все. Ни ответа ни привета.
        Полковник глянул через плечо главного спасателя и хмуро кивнул.
        - Вон. Вот так и они.
        Юрий Яковлевич обернулся. Сперва не понял, о чем говорит милиционер. Пейзаж нисколько не изменился. Все тоже туманное облако вместо моста. Все та же разруха вокруг него. Речка и одиноко летящая над ней чайка. Чайка неспешно взмахивала крыльями, зависала, планируя и снова делала взмах. Медленно, но верно она двигалась к туману, сокрывшему то место, где еще утром возвышался красавец-мост. Не о ней ли говорил полковник?
        Птица сделала еще несколько взмахов и исчезла в пелене тумана. Шарообразное облако дрогнуло, мелькнули знакомые уже тени. Он ждал. По всему чайка должна была появиться с другой стороны, но время шло, а глупой птицы не было.
        - Увидели? - спросил полковник.
        - Может быть она с обратной стороны вылетела, - предположил глава МЧС, зябко передернув плечами.
        - Бросьте, Юрий Яковлевич, - отмахнулся мент. - Ниоткуда она не вылетела. И не вылетит. Вообще. Там что-то странное твориться. Но людей я лично туда больше не пошлю и не пущу.
        Глава МЧС снова посмотрел на туманное облако. Чертова птица так и не появилась.
        - Значит, аномалия, так ты сказал, полковник?
        - Может и так. Я не знаю, называйте как хотите. Мое дело маленькое, - отозвался Сергей Витальевич.
        Какое определение чины начнут придумывать для того, что здесь случилось и продолжает происходить ему в самом деле было до лампочки. Хотелось выпить что-то от головной боли, лечь, дать отдых спине и ногам, привыкшим больше к кабинетам, и хоть немного поспать.
        - Будет аномалией, - покачал головой Юрий Яковлевич. Он попытался вспомнить как зовут мента, но имя и отчество отчего-то вылетели из головы. - Ты вот что, полковник, запиши мой телефон и держи меня в курсе. Если что, звони не стесняйся. Я тут еще погляжу, дам своим распоряжения и поеду наверх отчитываться. Но…
        Он посмотрел на полковника. Того слегка покачивало.
        - В общем, держи меня в курсе. Все время. Сам. Не бабка за дедку через кучу начальников, а напрямую. Понял?
        Жратву купили быстро. Потом Игорь потащил в соседний магазин. Долго выбирал пиво и завис на кассе. Девушка-кассирша была симпатичной и чем-то напомнила Василису.
        Интересно, подумалось Коту, как бы выглядела сейчас Василиса, если б осталась жива. Если б осталась жива. Если б ее не доконала старая сволочная ведьма, застрявшая в своих глупых никчемных обидах. Если б не обратила его в зверя. Если б не заставила выпить тот отвар, что убил их нерожденного сына. Если бы, если бы, если бы…
        Василиса не наложила бы на себя руки. Она была бы жива. У них родился бы сын. Они жили бы долго и счастливо. Может быть и не дожили бы до сегодняшнего дня, но остались бы в детях, внуках. Вместо долгих смерти, боли и одиночества у них было бы может короткое, но счастье. А вместо этого…
        Кот поймал себя на том, что идет по улице рядом с Игорем. Магазин с девочкой похожей на Василису остался далеко позади. И бородатый обнимает пакет с пивом и о чем-то болтает.
        Пакет, пиво, приятель в кожаной куртке и тряпке с дурацким названием бандана. Все это не его. Он чужой здесь. Он пришел в этот мир из другого мира и застрял. Причем в том другом он мог быть счастлив, а счастье это у него отняли. Отняли, а потом почему-то притащили сюда. С кем-то за что-то бороться. С кем? За что? Куда?
        К чему он катится? Это не его мир. Это не его современники. Это не его люди, не те люди даже, которых можно назвать этим гордым словом. Они съели объяснения про предков обезьян и примитивные инстинкты и всю свою жизнь строят на примитивных инстинктах и получаемых от них удовольствиях. Других ценностей для них нет. Так может и пес с ними? Что ему - коту, до них - обезьян? Пусть живут как хотят и сдохнут, как того заслуживают.
        Мысль была чересчур. С перебором. Может, этот перебор и вырвал из предательского потока грязи.
        - Игорь, - тихо и быстро попросил он. - Дай мне по морде.
        - Что? - не понял бородатый.
        В голове хихикнуло, давая понять, что он прав, что враг внутри, что враг не таиться, потому что считает себя сильнее. Потому что может куражиться и смеяться, чувствуя, что уже победил.
        - Ударь меня, - рявкнул в голос.
        Игорь медленно опустил на землю пакет с пивом и шлепнул оборотня по лицу. Шлепок получился ощутимым, голову мотнуло в сторону. Кот почувствовал, что приходит в себя. Посмотрел на приятеля. В глазах бородатого что-то вспыхнуло, темное и не доброе. Рука с размаху полетела в обратную сторону. На этот раз удар получился очень сильным. Кота швырнуло в сторону. От неожиданности он повалился на землю. Сверху навалилось тяжестью. Удары посыпались градом со всех сторон. Хихиканье в голове превратилось в хохот. Надрывный, издевательский.
        - Хватит! - заорал что было мочи оборотень. - Хватит, Игорек! Гони это из себя, гони к растакой-то матери.
        Все замерло. В голове снова восстановился порядок. Игорь замер над ним с перехваченными руками оборотня запястьями.
        - Прости меня, - Игорь поднялся на ноги и вернулся к пакету.
        Громыхнули пивные бутылки. Подняв пластиковый мешок на руки, словно любимого ребенка, бородатый пошел прочь. Кот поднялся, отряхнулся. Нагнал в несколько скачков. Хлопнул по плечу.
        - Не проси прощения. Просто держись.
        Игорь кивнул.
        - Всем нам надо держаться. А бабка-то была права. Эта дрянь в башке с каждым разом все гаже и настырнее.
        - То ли еще будет, - подбодрил оборотень.
        Он старался поддержать, показаться бодрым, но поджилки тряслись как осиновый лист. Понимал, может быть как никто понимал, что это и в самом деле только начало.
        Кот отпер дверь, впустил Игоря с пивным мешком. Вошел сам с пакетом, в который напихали продукты. В кухне было темно. Из дальней комнаты доносилось приглушенное сиреневое свечение. Свет горел только в одной комнате, оттуда же доносился сбивчивый бубнеж.
        Обротень прошел вперед, замер в дверном проеме.
        - По последним данным число погибших на Крымском мосту превысило цифру в триста пятьдесят человек. Списки погибших, а так же пострадавших, находящихся практически во всех больницах города, уточняются. Напомним, что сегодня около часа дня на Крымском мосту произошло крупное дорожно-транспортное происшествие. В ДТП участвовали около сорока автомашин. Для ликвидации последствий на место выехали врачи скорой помощи, сотрудники МЧС, ГИБДД и милиции. А в четырнадцать часов восемнадцать минут прогремел взрыв.
        Милонег со старухой сидели перед телевизором. Личико ведущей на экране сменил вид моста, сперва дневные фотографии, еще до взрыва, затем пошла вечерняя запись, вели ее с набережной причем осторожно, с довольно большого расстояния.
        - Не смотря на предпринятые меры безопасности, - продолжал тараторить голос ведущей, - В результате взрыва пострадали не только все, кто находился на мосту, но и мирные граждане, ставшие свидетелями катастрофы. В числе погибших наш репортер Михаил Абудадзе и оператор Евгений Осипов.
        В кадре возникли скорбные лица в траурных рамках. Голос ведущей тоже стал скорбным.
        - Наши коллеги до последнего не оставляли своего боевого поста, чтобы мы могли донести до вас эту информацию. Вечная им память. Скорбим и выражаем соболезнования членам семей погибших тележурналистов.
        На экране возникла заставка.
        - Триста пятьдесят трупов, а они по двум журналистам скорбят, - мрачно заметил из-за плеча Игорь. - И где, блин, справедливость?
        Старуха повернулась.
        - Пришли? Все нормально.
        Кот потер челюсть.
        - Терпимо. Но в магазин я с ним больше не пойду. И вообще, хотите пить и жрать, закажите пиццу на дом. Я люблю морепродукты.
        Старуха хотела что-то ответить, но экран снова ожил картинкой. Ведущая была взволнована.
        - Только что в сети интернет появилось сообщение от крупной террористической группировки. Глава террористов выступил с заявлением и взял на себя ответственность за взрыв на Крымском мосту. Он напомнил так же, что сегодня исполнился ровно год со дня казни легендарного Усамы Бен Ладена и пообещал, что… цитирую: «Подобным фейерверком мы будем каждый год отмечать день памяти великого сына ислама». В настоящий момент наши спецслужбы проверяют подлинность записи заявления.
        Старуха убавила звук и схватилась за голову.
        - Они что там с ума посходили? - пробормотал Милонег. - Разве можно такими вещами шутить.
        - Чтоб они хоть на секунду задумались, чем шутят, - фыркнул оборотень. - Готовить кто-нибудь будет? Или я заказываю себе пиццу с морепродуктами?
        Встреча проходила без галстуков. Не было ни камер, ни журналистов, ни папарацци. Никто не писал ни звук, не изображение, даже скрытой камерой. Президент был один, если не считать двух охранников у двери и толпы охраны снаружи.
        Юрий Яковлевич вошел, не зная чего ждать. Гнева или милости. Президент ни на то ни на другое не сподобился. Он даже не встал. Просто молча ткнул на ближнее кресло, что рядами были подставлены к длинному столу.
        Глава МЧС присел. Посмотрел на первого человека страны.
        - Говори, - спокойно произнес президент.
        - Число погибших превысило три с половиной сотни человек, район города, попавший в зону распространения катастрофы, эвакуирован. Вывезена часть коллекции Третьяковской галереи, что хранилась в здании Центрального Дома Художника…
        - Только без предисловий, - перебил президент. - Суть.
        - Мы имеем дело с аномальным явлением, господин президент, - Юрий Яковлевич потупил взгляд. - Это необъяснимо и требует исследования.
        - А люди?
        - Что люди? - не понял главный спасатель, чувствуя как под взглядом собеседника намокает рубашка между лопаток.
        - Люди пропадают?
        - Пропадают, - кивнул Юрий Яковлевич.
        - И как исследовать, если пропадают?
        - Тогда аномальная зона может быть уничтожена, - предположил глава МЧС.
        - Еще лучше, - хмыкнул президент. - Юра, включи мозги, я знаю, что они у тебя есть. Как уничтожить туман? Ракетно-бомбовым ударом?
        - Нет, но… А что делать? - спросил главный спасатель.
        - Думать, - посоветовал глава государства. - Причем быстро, пока за нас мировая общественность не придумала. Им только палец дай, по локоть откусят.
        - Если это в самом деле туман, то его можно высушить, или развеять, - предположил негромко Юрий Яковлевич.
        - Ну так развеивай, суши. Делай что-нибудь. Только не блей, как баран, которому пообещали яйца отрезать. И главное думай.
        Милонег ушел домой. Оборотень отпускать не хотел, боялся, но тот сказал как отрезал:
        - Дай мне попрощаться с женой, Кот.
        - Ты никак помирать надумал, - еще сильнее насупился оборотень. - Увидишься еще с женой. Вам еще всю жизнь вместе мучаться.
        Милонег покачал белобрысой головой:
        - Помирать не собираюсь. Но кто знает чем кончится. Вернусь утром, больше не уйду. А сейчас пусти.
        Кот продолжал стоять преграждая выход, словно все еще думал, прикидывал, сомневался.
        - Пусти его, - поддержала старуха парня. - Пусти его, зверь, и не завидуй его счастью.
        Оборотень сверкнул на старую сузившимися глазами. Молча отошел в сторону. Когда закрывал дверь, не удержался, шепнул в след:
        - Держись. Оно только того и ждет, чтобы развести нас в стороны и по одиночке прикончить.
        Милонег даже не повернулся, только голову в плечи вжал. Услышал, подумал Кот и вернулся в квартиру.
        Игорь, взяв пиво, завалился на диван. Старуха ушла в дальнюю комнату, вытащила с балкона кресло и уселась, сообщив, что тут, рядом с кругом, покемарит. Кот кивнул и вышел. Спать решил в звериной шкуре, так почему-то казалось спокойнее и безопаснее. Зашел на кухню, грянулся лбом об пол, практически без разбега.
        Тело, отвыкшее быть зверем изогнулось, дугой. Кости ломило, лапы разъезжались. Но это только в первый момент. Все вспоминается со временем, так же как и забывается. Когда долго не перекидываешься, долго вспоминаешь. Когда срок в одной шкуре прожитый короток, то и вспоминается все мгновенно. Год, как не перекидывался, припомнил оборотень и, закружившись, умастился под кухонным столом. Улегся клубком, словно обыкновенная домашняя кошка.
        Сон не шел. Он встал, повертелся, улегся заново. Зевнул и прикрыл глаза, но заснуть не получилось. Звериное чутье подсказывало, что не спит не только он. За стеной на диване ворочался бородатый. Старуха, хоть и сидела в своем кресле неподвижно, но дыхание не успокоилось, это он слышал даже через стену.
        А Милонег уже видать до дома дошел. Но тоже поди не спит. С женой прощается. Он снова закрыл глаза, перед внутренним взором поднялся самый светлый, самый чистый образ. Белая рука провела ласково и печально по черной шерсти. Кот встрепенулся, оглянулся, но никого не было. Фантазии одни. На образ в голове наложился едкий, как кислота, голос старухи:
        - Пусти его, зверь. И не завидуй его счастью.
        Не завидуй счастью. Он и не завидует. Зачем завидовать чужому, которое ему не нужно. Он всего лишь хотел своего. Нет, не завидует он. Не завидует о чужом, о своем болеет. Сколько веков прошло, а все болеет. Кот молча сжал челюсти. Сильно, до хруста.
        А виной всему старуха. Амбициозная, обиженная ведьма. Не по ее видите ли пошло, и все. Два притопа, три прихлопа и искалеченные жизни. Как у этих колдунов все просто. Дунул, плюнул, растер и все. А вот и не все. «Не завидуй счастью». Еще издевается старая швабра. Ну ничего, за все приходит расплата. Когда-нибудь, может не сразу. Но приходит. Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал. Тьфу ты, пропасть. И бородатый этот со своим фольклором все мозги засрал.
        Кот тихо поднялся. Расплата приходит всегда. Вот так, крадучись. В ночи, на полусогнутых идет она с кухни в комнату, подкрадывается к спящему и вцепляется зубами в горло. Иногда она настигает сразу. Иногда по капле капает, мучает. Но его расплата будет молниеносна, потому что он гуманен.
        Оборотень черной тенью беззвучно шмыгнул по коридору, проскользил в дальнюю комнату. Старуха сидела в кресле против светящейся сиреневым полусферы, что колпаком накрывала мост и окрестности. Глаза ее были закрыты. Дыхание выровнялось и Кот почти не усомнился, что ведьма забылась сном праведника.
        Голова ее откинулась назад, седые волосы растрепались по спинке кресла. Горло, белое и морщинистое, нагло топорщилось в полумраке, словно приглашая сомкнуть на нем челюсти. Он шагнул вперед, замер. Один бросок и все будет кончено, но что-то останавливало. Что-то внутри, задавленное очень глубоко злостью, болью и обидой говорило, что это не правильно, так нельзя. Пищало, сопротивлялось, но было еще слышно. И он стоял черным силуэтом в сумрачной комнате.
        - Обо мне думал?
        Голос прозвучал тихо и странно, словно реплику кинули в потолок, а она не долетев грохнулась на пол. Старуха подняла голову, открыла глаза и посмотрела на оборотня. Тот угрожающе рыкнул.
        - Знаю я о чем ты думаешь, - вкрадчиво произнесла она. - Сама теми же мыслями мучалась. Только не твои это мысли. И не мои. Мы с тобой вроде уже все выяснили, до всего договорились. А это наносное. Гони его. Или загрызи меня и вся недолга.
        Словно провоцируя, старуха снова закрыла глаза и откинула голову, выставив на всеобщее обозрение обнаженное горло. Один бросок и все. И все.
        И все. Совсем все. Это не твои мысли, метнулось в голове. Не твои.
        Твои, твои, хихикнуло в черепе. Только ты их боишься. Пока боишься. Стесняешься. Благородного из себя строишь. А благородства ваши, чести и достоинства это все туфта. Нет их, и любви нет. Есть только ненависть, злость и терпимость. Последняя возникает когда позволяешь себе кого-то якобы любить, первые две во всех остальных случаях.
        Уйди, надавил сам на себя мысленно.
        Ты такой же как и все. А всем на все наплевать. На все кроме своего достатка и благополучия. Жопа на теплом песке, шезлонг у моря и коктейль со льдом. И вилла под пальмами. Вот предел мечтаний. И у тебя он такой же. А все твое беспокойство от того, что воспитали тебя по-идиотски. Это не твоя вина, просто пойми это и прими.
        Уйди.
        Думай.
        Разум очистился. Кот виновато пригнул голову и съежившийся пошел обратно под стол.
        Он встал на рассвете. Глаз практически не сомкнул, если и забылся, то не больше чем на час. Лада сладко спала, закинув на него руку и ногу. Он попытался осторожно высвободиться из этих объятий. Получилось довольно легко. Женщина спала крепко. С другой стороны чего бы ей не спать. В свои дела Милонег ее не посвящал, о причастности к безобразию на Крымском мосту смолчал. Для нее все было хорошо.
        Полюбовавшись на спящее спокойное лицо, он нежно поцеловал в щеку. Отошел от кровати и быстро натянул штаны. Пока застегивал рубашку, подошел к детской кроватке и долго смотрел на сына. Олегович дрых без задних ног, словно бы спокойствие матери передавалось ему через воздух комнаты.
        Твоя женщина уже поняла, возникла чужая мысль. Ненавязчиво возникла, словно и не мысль, а воспоминание. Давно поняла. Что она поняла? Ему казалось, что она поняла что-то тогда, когда пришла и осталась навсегда. Разве нет?
        Он резко обернулся и поглядел на Ладу. Или на Люду, почему-то именно так ему сейчас захотелось ее назвать. А если нет?
        Вот-вот. Сколько волка не корми, мелькнуло в голове, а он все одно в лес смотрит. Тебя никогда нет дома. Откуда тебе знать, что здесь твориться в твое отсутствие. Она не та, она другая. Она переродилась и поняла, что прежде жила не так. Что теперь живет лучше. И от этого лучшего к старому возврата нет. Кто спит в твоей постели, когда тебя дома нет? Ты знаешь? Не знаешь. И не можешь сказать, что этого нет. А это значит, что допускаешь, что это может случиться.
        Посмотри на нее. Она ведь не Лада. Ты это знаешь. Она другая. Посмотри на ребенка.
        Милонег перевел взгляд на спящего сына, губы тронула улыбка.
        А вдруг, предательски зашелестело в голове, это не твой ребенок. С кем она только не кувыркалась в своей жизни в койке. С чего взял, что изменится? Погляди на себя в зеркало и на ребенка. Погляди. Так ли вы похожи?
        Милонег закусил губу. В голове захохотало, снова переставая таиться.
        Это правда. Ты знаешь, что это правда, просто верить боишься. Но скоро ты поверишь и тогда тебе станет легче. Не любить легче, чем страдать. Посмотри на то, что ты любишь.
        Милонег выскочил из комнаты, прикрыл дверь и бросился в кухню. Заперся там и со всей силы треснулся головой об стену.
        В голове снова захохотало, да так, что заломило виски. Или это от удара. Милонег еще раз боднул несущую стенку.
        Шило в мешке не утаишь, метнулось в гудящей черепушке. Правды из головы не вышибешь.
        - Это не правда! - прошептал он вслух.
        А ты попробуй докажи это. Попробуй докажи это себе. Скоро, очень скоро ты поймешь, что поверить проще, чем доказать себе обратное. Сомнение и неуверенность - великая разрушительная сила. Ни один взрыв не сметет больше, чем эти две штуки.
        Милонег снова ударился головой. Внутри что-то лопнуло, словно оборвали струну. И он остался наедине с самим собой.
        Надо на мост, пришла мысль. Старуха была права. Нужно срочно на мост. Врага надо видеть в лицо. Так проще. Иначе можно закопаться и либо расшибить башку, либо проиграть.
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        РАЗВЕДКА БОЕМ
        МОСКВА. 2022 ГОД.
        Сергей Витальевич проснулся в машине, на откинутом назад сидении. Было холодно и неудобно. Интересно, от холода проснулся, или от неудобства?
        Он поднялся, подхватил мобильник и посмотрел на часы. Нет, не от холода и не от того, что на сидении в машине нормально не поспишь. Нормально спать можно где угодно и как угодно, если спать хочется. Сработали биологические часы. Как приказал себе, проснуться через час, так и проснулся, минута в минуту. А если внутренние часы не сбоят, значит еще не устал.
        Полковник приоткрыл дверцу и выставил на улицу ноги. Посидел полминуты, потер глаза. Наконец вылез наружу. За ночь убрали трупы, увезли раненых, немного разгребли завалы. Час назад, после чего и отправился спать, сменили ребят из ОМОНа, что стояли в оцеплении. В остальном ничего не изменилось.
        Картинка, что могла показаться ночным кошмаром, при свете дня выглядела так же. Пустые покалеченные дома, съехавший в реку кусок набережной с горками-развлекалками, памятник с оторванной балдой и туманное нечто вместо моста.
        Он вздрогнул и пошел к рядам оцепления.
        - Все в порядке?
        - Так точно.
        Полковник кивнул. По ту сторону «живой изгороди» из молодых ОМОНовцев появлялись первые прохожие. Какие-то останавливались и глазели на ОМОН и на затуманенные останки моста.
        Римская империя, блин. Поставить загородку вокруг площадки, выгнать на нее кучу людей и поубивать. Кассовые сборы перекроют все что можно. А уж за бесплатно наше население готово смотреть на чужие катастрофы со смертями вечно. Будь то пожар, или авария на дороге с раскатанными по асфальту кишками - народ соберется мгновенно. И будут стоять, и глазеть. А потом еще неделю мусолить тему. Интересно, что должно случиться, чтобы люди перестали устраивать клоунаду из смерти, трагедии, чужой беды?
        - Взвод из зоны аномалии не возвращался? - спросил безнадежно, зная ответ.
        - Нет, товарищ полковник.
        Он кивнул и пошел дальше, осматриваясь, что изменилось за час сна и изменилось ли. А из головы не шел молодой командир ОМОНовского взвода. Ответственность парень на себя забрал. Только вот жить дальше с этим предстоит ему, полковнику милиции. Сергей Витальевич до боли закусил губу. И выходит, как не крути, что это его личная ответственность. Это от начальства отбрехаться можно, родным и близким погибших пособолезновать. Эта ложь пройдет. А вот себя сколько не обманывай, хрен чего выйдет.
        Когда вернулся к машине, полковника ждал новый сюрприз. Рядом с его авто, с водительской стороны, стоял высокий тощий парень лет двадцати с небольшим, с волосами цвета вороньего крыла и беспечно болтал с водителем.
        Гражданский вел себя так, будто это была его машина, его водитель и его мост, на котором прожил всю жизнь, собирая мзду за проезд. В руке посторонний держал небольшой пакетик. Периодически запускал в него длинные музыкальные пальцы, доставал что-то, пихал в рот и с удовольствием и хрустом прожевывал.
        Наглость и будничность, с которой это все происходило, вывели полковника окончательно. Еще больше взбесил водитель, который с радостью выслушивал байки гражданского, словно не в аномальной закрытой зоне сидели, а у него на кухне. И ОМОНовцы сволочи. Толку от их оцепления, если всякий желающий может сюда пролезть.
        Сергей Витальевич решил учинять разборки в порядке живой очереди. Проигнорировав гражданского он сунулся в салон со своей стороны и посмотрел в лицо водителю.
        - Скажи мне, - стараясь выдержать ледяное спокойствие, произнес он, - Почему посторонние на территории? И какого рожна ты поощряешь это присутствие?
        Водитель стушевался, так будто завис между двух огней. Словно бы ему одновременно стало совестно перед полковником, а заодно и за полковника перед собеседником.
        - Это не посторонние, Сергей Виталич, - отозвался он наконец. - Это Зюзя.
        - Какая еще Зюзя? - не выдержал полковник. - Черт вас всех… И без того дурдом, так они еще усугубляют.
        Водитель совсем поник. Зато встрепенулся паренек.
        - Сергей Витальевич, разрешите я сам объясню, - встрял он.
        - А вы молчите, - полковник почувствовал, что нервы на пределе, что сдерживаться уже больше не может. Сердится. А раз сердится, значит уже не прав. Но сил держать себя в руках не было.
        - Спасибо, - весело отозвался парень. Его, как казалось, вся эта ситуация немало забавляла.
        - С тобой позже разберемся, - зло пообещал полковник и сунулся обратно в салон, воззрился на водителя. - Я слушаю.
        - Ну он свой, - вяло забормотал водитель. - Вчера когда врачей не хватало студентов старшекурсников из меда привезли, чтоб помогали. Ну вот…
        Водитель остановился на полуслове и покосился на начальство. Полковник смотрел испытующе.
        - Зюзька и помогал вместе со всеми. А потом, когда медики закончили, попросился остаться на всякий случай. Вроде как добровольцем. Ну ребята из ОМОНа его и оставили. На всякий случай. Вдруг врач понадобится. А он хоть и недоучка, но лучше такой, чем вообще никакого. Тем более сам попросился. Вот…
        Водитель снова замолк, не зная что еще добавить. Сергей Витальевич вылез из салона, посмотрел на студента.
        - Могли бы разрешения спросить, - проворчал он.
        - Так вы спали, - жалобно протянул водитель.
        Полковник обошел вокруг машины, посмотрел на медика.
        - Доброволец, значит.
        - Вроде того, - благодушно улыбнулся тот.
        - Зюзя.
        - Вобще-то меня Степаном зовут, Зюзя это так… за заслуги перед отечеством.
        Полковник крякнул. Интересно, за какие это заслуги дают подобные погоняла. Степа запустил пальцы в пакетик, выудил что-то светлое, тонкое. Захрустел. Сергей Витальевич сглотнул голодную слюну. Только сейчас понял, что не ел почти сутки.
        - Чего жуешь, доброволец?
        Степа с улыбкой продемонстрировал на вытянутой руке пакетик. «Ролтон» гласили красные буковки на желтом фоне.
        - Это суп что ли, вермишелевый? - поперхнулся от неожиданности Сергей Витальевич.
        - Не-а. Это яичная лапша моментального приготовления.
        - А кипяточком ее не надо? - ехидно поинтересовался полковник.
        - Когда как, - на полном серьезе пустился в объяснения Степан. - Это как хлеб. Бывает мягкий, а бывают сухарики. Вот это сухарики.
        Студент поглядел на пакет и жизнерадостно добавил:
        - Со вкусом грибов. Хотите? У меня еще есть.
        Полковник с сомнением посмотрел на дешевую сушеную лапшу. Жрать хотелось до невозможности. Дома, когда говорил, что хочет жрать, жена всегда ругалась. Называла процесс поглощение пищи ласковым словом «кушать» и требовала того же от мужа. Сергей Витальевич виновато кивал, но нет-нет, да выдавал любимое смачное
«жрать». Это в райском саду голая баба позарилась на яблоки и вкусила плод, да дворяне в плохом кино откушивают. А когда сутки не ел вовсе, или неделю в сухомятку, тут уж хочется именно жрать.
        - Валяй, - решился Сергей Витальевич.
        Молодой медик достал из кармана запечатанный пакетик, протянул полковнику. Тот глядел все же с сомнением.
        - Повезло, - подбодрил Степа. - Со вкусом курицы достался.
        Пальцы сжали пакетик, потянули в разные стороны. Внутри оказался спрессованный брикет и пара мелких пакетиков.
        - А это что?
        - В одном вкус, в другом запах курицы, - пошутил Зюзя. - Высыпайте прямо на сухарики, не бойтесь.
        На вкус лапша оказалась мерзкой. Хотя… Полковник припомнил свое студенчество, когда все деньги уходили на пиво, а под пиво из закуски в лучшем случае была замерзшая в холодильнике банка шампиньонов, а в худшем - початый пакетик майонеза и половина коробки вискаса. Нет, лапша определенно была приятнее кошачьего корма.
        Сергей Витальевич с каким-то мазохистским удовольствием захрустел лапшой. Посмотрел на студента с благодарностью.
        - А вас там на вашем медицинском не учили, что такие штуки для желудка вредны?
        - Нас там много чему учили, - беспечно отозвался Степа. - За пять лет такого понаслушался. Но самое главное, что понял за время обучения, это то, что человек смертен с вероятностью сто процентов.
        Полковник закашлялся.
        - Оптимистично.
        - Ага, - кивнул Зюзя. - Жить вредно. От этого умирают. Потому что жизнь, это такая болезнь, передающаяся половым путем и заканчивающаяся летальным исходом.
        Он запрокинул голову и высыпал в рот остатки вермишели.
        - Жизнь дается человеку один раз, - подытожил он, прожевав и отбросив в сторону пустой пакетик. - Потому прожить ее надо так, чтоб второй раз не захотелось.
        - Черный медицинский юмор, - кивнул полковник.
        - Есть такое, - бодро отозвался Степан. - Хуже и циничнее шутки только у воспитателей в детском саду. Все тоже самое, но про детей. Это психика от специфики профессии защищается.
        Кот думал, что проснулся первым, но оказалось ошибся. Пока перекидывался и натягивал портки, ванная комната оказалась занята. Оборотень толкнул дверь.
        На краю ванны сидел непривычно хмурый взлохмаченный Игорь. Рука бородатого уперлась локтем в край раковины. В ладони под наклоном была зажата пивная бутылка. Игорь с мрачным удовлетворением смотрел, как пенистая струйка вырывается из горлышка, и распространяя несвежий вчерашний запах убегает в слив.
        - Медитируешь? - поинтересовался Кот.
        - Ограждаю себя от темного.
        Оборотень пригляделся.
        - Так пиво вроде светлое.
        - Я не в этом смысле, - покачал головой Игорь, отставляя пустую бутылку и включая воду.
        Тугая струя ударила в белоснежный тюльпан раковины. Бородатый добавил горячей и зеркало на раковиной мгновенно затуманилось, как Крымский мост.
        - Я всю ночь боролся, Кот. И больше не могу. Силенок не хватает. А пива не пил. Первый раз в жизни не пил. Думаю, выпью чуть, хоть каплю, мозги затуманит и сломаюсь.
        Оборотень смотрел серьезно, без тени улыбки. Про то, что у них с Ягой ночью произошло решил смолчать. Незачем все это разносить и без того на бородатого свалилось такое, что не каждый сможет даже осознать.
        - А еще я думаю вот что, - отстраненно проговорил Игорь. - Как же так. Как же так, я и вдруг мир спасаю. Какой из меня герой, посуди сам. От меня любой нормальный человек шарахнется. Вокруг столько достойных людей, правильных. Которые живут правильно.
        - Значит, не настолько правильно живут, - произнес оборотень. - Судить кто прав, а кто нет все равно не общество будет. Не здесь осудят и не по тем законам, а там в другом мире. А в этом мире все равно самый главный судья ты сам. Никто жестче приговора не вынесет, никто смертельнее не накажет, чем сам себя.
        - А мир спасать почему-то мне выпадает, - продолжил Игорь, пропустив тираду мимо ушей. - Я думал так только в плохом американском кино бывает. А тут бац, и…
        Он усмехнулся как-то грустно.
        - Нет, я не жалуюсь, не ищу оправданий, не пытаюсь с себя свалить все это. Просто понять не могу. Как так вышло. Ведь глупо же. Театрально.
        Игорь встал и выключил воду. Собираясь на выход не забыл наклониться за пустой бутылкой. Кот смотрел на него так, словно тоже что-то пытался понять.
        - А еще говорят, что книжки-киношки и жизнь ничего общего не имеют, - улыбнулся он. - Чушь. Книжки-киношки по сравнению с жизнью выглядят бледно, если жизнь настоящая. Вот вернемся с моста, сяду книжку писать.
        Бородатый протиснулся мимо оборотня. Тот завис в задумчивости, потом вдруг вздрогнул, словно только сейчас услышал последние слова. Вприпрыжку преодолел расстояние от ванный до кухни. Игорь выбросил бутылку и бодяжил вчерашний чай, на что щепетильный во всем, что касалось отваров, оборотень даже внимания сейчас не обратил.
        - Какой мост? Игорь, ты чего затеял?
        Бородатый плесканул слегка зажелтевшей воды, не дожидаясь пока вчерашняя заварка даст хоть какой-то цвет и аромат. Посмотрел на Кота.
        - На Крымский мост, - сказал тихо. - Или на Калинов. Как не назови. Не могу я больше с собой бороться. Мне реальный враг нужен, которому можно по морде дать. Я сегодня ночью чуть не сломался, Котик, понимаешь. А тех ночей еще две штуки не считая дней. Слабый я, как оказалось. Не могу с самим собой бороться, когда каждая мысль не то твоя, не то чужая. Пойду я на мост. Старуха права была. Там мое место.
        Кот рухнул на табуретку, как подрубленное дерево. Посмотрел на бородатого жизнелюбивого приятеля.
        - Тебя ведь там убьют, - едва слышно прошептал он.
        Игорь отчего-то развеселился. Глаза заблестели такой жаждой жизни и таким азартом, что хватило бы человек на десять. По-дружески ткнул оборотня кулаком в плечо.
        - Не кисни, зверь, - впервые позволил себе такое обращение. - Когда-то ко мне в магазин, я тогда в магазине работал, зашел один дикий мужик с безумными глазами и прессом денег. Сказал, что ему надо переодеться, а потом рассказал, что пришел, потому что его сюда позвали. Говорил так чудно. Вроде как умирать готов, а вроде как и не собирается. Не знаешь о ком это я?
        - Иди ты! - фыркнул оборотень.
        - С кем поведешься, с тем и пое… - Игорь запнулся. - У того и заночуешь. Тебя позвали, ты пришел. А умирать или нет, как получится. Меня позвали, я тоже пришел. Так в чем разница?
        Кот поднялся, на бородатого поглядел с прищуром.
        - Хорошо, - сказал неожиданно бодро. - Вместе пойдем.
        Толпа собралась довольно быстро. Уже к полудню вместо двух взводов ОМОНа потребовалось четыре, чтобы хоть как-то держать любопытных. Жизнь людей ничему не учит, подумалось в который уже раз Сергею Витальевичу. Больше всего злили журналисты. Если вчера на мосту дежурили два клоуна с одного смешного канала, то сегодня их набилась тьма тьмущая. С камерами, фотоаппаратурой, диктофонами. Газеты и журналы, каналы и кабельное телевидение. Судя по пестреющей тут и там символике на микрофонах, фургонах и беджиках на Крымский вал не приперся только ленивый.
        Журналюги нашли новую забаву. И эта сенсация могла стать воистину золотой жилой. Кто знает, что произойдет в следующий момент? А ведь интересно всем. И даже если все это само собой рассосется, то еще месяц можно смаковать тему и думать что ж это было. На текущий момент власти признали нечто на мосту аномалией. И журналистов это вполне устраивало. На всем, что укладывалось в короткое определение «непонятно, но здорово» деньги можно было делать бесконечно.
        Полковник смотрел на толпу со злостью и непониманием. Журналистов просто искренне ненавидел. Подбежал водитель с мобильной трубкой.
        - Сергей Витальевич, вас.
        - Кто там еще? - недовольно спросил принимая трубу.
        Водитель молча указал пальцем в небо. В трубке оказался не бог, не царь и не герой. Просто глава МЧС.
        - Здорово, полковник, - бодро приветствовала трубка. - Принимай в гости. Мы уже на подъезде.
        - Сколько вас, Юрий Яковлевич?
        - Две фуры, моя машина и охрана.
        - Ясно, - отозвался Сергей Витальевич, но трубка уже гудела короткими.
        Главный спасатель не обманул. Машины появились уже через минуту. Через толпу продирались с трудом. Узревшие кто приехал журналисты чуть не свихнулись на радостях. Камеры и микрофоны ломанулись со всех сторон, бесцеремонно распихивая толпу.
        Полковник поспешил пропустить четыре машины. Когда оцепление попыталось снова сомкнуть ряды, толпа с камерами рванулась в освободившуюся брешь. Ошалелые от такого напора ОМОНовцы растерялись, замешкались. Сергей Витальевич, ломанулся грудью на журналистов.
        - Пропустите, - возопил тот, что ломился вперед других. - Свободная пресса.
        Это стало последней каплей. В глазах помутилось и полковник выхватил пистолет. Грохнуло. Руку рвануло отдачей. Пуля улетела в небо. Журналисты попятились.
        - Строй держать! - заорал на ОМОНовцев, что есть мочи. Сам вырвался вперед, успев выскочить в толпу через смыкающуюся брешь в оцеплении. Пистолетом размахивал перед собой, словно дирижерской палочкой.
        Толпа снова попыталась навалить. Он яростно со всего размаху ударил рукоятью кому-то в челюсть. Ударил неудачно, рука отозвалась болью. Не дожидаясь ответной реакции вскинул руку с пистолетом и еще раз шарахнул в воздух.
        - Слушай сюда, - прорычал грозно, перекрывая ропот толпы. - Если еще один сукин кот с камерой сюда сунется, я его застрелю на месте. Своими руками. Под трибунал пойду, сяду, но пристрелю. Ясно?
        Толпа притихла. Полковник отступил на шаг. ОМОН расступился, пропуская, и снова сомкнулся. Толпа стояла ошалелая, потом взорвалась новой волной эмоций. В спину полетели крики негодования. Полковник не слушал, шел не оборачиваясь. Перед главой МЧС вытянулся во фрунт.
        - День добрый, Юрий Яковлевич.
        Тот кивнул. На мента смотрел со смешанным чувством.
        - А ты зверь, полковник, - оценил наконец.
        - Я уже предлагал, - пожал плечами тот. - Могу повторить. Я в любой момент могу сложить полномочия и подать рапорт.
        - Не пыли, - простецки отозвался главный спасатель. - Ты мне тут нужен. Знаю, что не твое это все, но так случилось, что ты тут в теме и за старшего. Менять тебя сейчас на нового человека глупо. А если случится чего…
        Юрий Яковлевич сложил пальцы в кулак и помахал им перед полковничьим носом.
        - Ты рапортом не отделаешься. Усек?
        - Так точно, - хмуро отозвался полковник.
        Взгляд его метнулся через плечо главного спасателя, зацепился за крепких мужиков, что быстро и слаженно разгружали фуры, монтировали что-то. Вокруг опор моста снизу и на самом мосту вырастала странная конструкция.
        - Что это? - удивленно спросил Сергей Витальевич.
        - Специальное оборудование. Туман разгонять будем.
        Полковник хмыкнул.
        - Откуда столько скепсиса? - удивился глава МЧС.
        - Хотите моего мнения?
        Сергей Витальевич посмотрел на главного спасателя, тот словно китайский болванчик, тихонько качнул головой.
        - Так вот не разгоните вы этот туман, Юрий Яковлевич.
        Глава МЧС прищурился. Взгляд был цепкий, острый, словно прощупывал.
        - Что предлагаешь?
        - Ничего, - пожал плечами Сергей Витальевич. - Мое дело следить за порядком и постараться чтоб без жертв обошлось.
        - Но мысли то есть, - подтолкнул главный спасатель.
        - Не знаю, - честно ответил полковник. - Но людей я туда больше не пущу.
        Юрий Яковлевич тяжело вздохнул.
        - Вот именно. Все не знают. Посреди города, мало того - мегаполиса, столицы государства образовывается бермудский треугольник и никто не знает что с этим делать, кроме как поставить заборчик, посадить сторожа с ружьем и повесить табличку «осторожно злая собака». К чему спрашивается тогда топала столько веков наука?
        Вопрос был риторическим и ни к кому не обращался конкретно. Потому Сергей Виталиевич посчитал уместным не отвечать.
        - Куда это вы собрались? - как ни старались, а уйти тихо не получилось.
        - Спросил у них леший: вы камо грядеши, - хмыкнул Игорь.
        Старуха шутки не оценила. Стояла руки в боки и смотрела как классная дама, застукавшая парочку учеников за списыванием.
        - На мост, - коротко отозвался Кот.
        - А то я такая дура и не поняла, - недовольно пробурчала ведунья.
        Оборотень окрысился:
        - А если поняла, тогда чего вопросы дурные задаешь?
        - Во-первых, могли бы и попрощаться, или хотя бы предупредить. Во-вторых, Милонега дождитесь. Вместе пойдете.
        - Может он не захочет, - удивился Игорь.
        - Захочет, - безапиляционно заявила старуха.
        - Откуда такая уверенность?
        - Он тоже ночь пережил, - пожала плечами ведунья. - Хоть и был в прошлой жизни кузнецом, даже Сварог, говорят, в него вселялся, но не железный же.
        В дверь позвонили. Кот ковырнул замок, отпер и пошел к лифтам встречать гостя, не сомневаясь в том, кто пришел.
        - А в него Сварог вселялся? - шепотом спросил бородатый.
        - Так говорят, - пожала плечами старуха. - Может брешут. Но ковалем он был знатным, бесспорно.
        Оборотень вернулся с Милонегом. Говорить было не обязательно, по лицу парня было ясно, что все для себя решил. Старуха поглядела на троих мужчин, что набились, заполнив крохотную прихожую. Было в них сейчас что-то общее. Да не что-то, а все. Одна решимость, одна боль, одна жажда жизни и одна готовность умереть за дело на всех.
        - Идите уже, - охрипшим вдруг голосом проговорила она. - Идите, раз решили. Вот перебьют вас там, а я тут от инфаркта загнусь и конец.
        - Не перебьют, - улыбнулся Игорь. - Мы не дадимся.
        - А если перебьют, - рассудительно добавил Кот. - То ты ужо точно не сдохнешь. Сколько лет прожила и что б от инфаркта загнуться. Не верю.
        - Тоже мне, Станиславский доморощенный, - проворчала Яга.
        - Кто? - не понял оборотень.
        Старуха лишь рукой махнула.
        - Забудь. Не важно. Вы вот что, на мост конечно сходите, но совсем не оставайтесь. Возвращайтесь к вечеру. Мне надо знать, что там происходит. Да и не известно, как на ваше присутствие та сторона отреагирует.
        Кот молча кивнул, вышел первым. Следом нырнул в дверной проем Милонег. Последним шел Игорь. В дверях замешкался, обернулся, кивнул вежливо:
        - Счастливо, бабуля.
        - Сегодня возвращайтесь обязательно, - повторила Яга. - Я за вами следить буду, чем смогу помогу. Если не вернетесь, сама на мост приду и пришибу. Усек?
        Игорь кивнул и улыбнулся.
        - Не боись, вернемся. Набьем морду тому уроду, который в башке разговоры разговаривает, чтоб не ржал, и придем.
        Она молча закрыла за ними дверь, вернулась в комнату и села перед макетом. Знал бы кто, как страшно оставаться сейчас в одиночестве. Эти мужики ее за всеведующую и бессмертную держат, а она всего лишь старая бабка. Пусть ведунья, пусть яга. Суть-то от этого не меняется.
        Старуха придвинула кресло поближе к барьеру, села и пристально вгляделась в макет.
        - Покайтесь грешники! - над толпой, что колыхалась за оцеплением, бас разносился гулко и падал местами на весьма благодатную почву. - Близится конец света.
        Огромный бородатый мужик в белой рясе возвышался над толпой. Он стоял в кузове открытого фургона и вещал так, словно в самом деле мог кого-то спасти своими проповедями. Мужик косил под церковь, но всем видом давал понять, что при этом стоит вне ее и к РПЦ отношения не имеет никакого.
        Народ сперва не обращал на него особенного внимания, но тот продолжал басить, освящая толпу крестными знамениями и вскоре толпа начала прислушиваться, потом окружила его плотным кольцом.
        Слушали многие. Некоторые ругались и кляли, как безбожника. Другие слушали чуть не плача, крестились и готовы были уже пасть на колени, или бежать ставить свечки в храме, отдать последние деньги, только бы Господь простил прегрешения.
        - Как и было предсказано, огонь низвергнется на землю, - бубнил мужик. - И поднимутся мертвые. И ангелы божии придут забрать с собой достойных. Остальные же, кои не достойны, будут вечно гореть в геенне огненной.
        В ноги мужику бросилась тетка из стоящих впереди. Ухватившись за край рясы заголосила:
        - Батюшка, грешна я. Мужу изменила. Как искупить мне прегрешение мое.
        Проповедник попятился, но тетка держала крепко, и он притормозил, поняв что иначе оторвет кусок рясы.
        - Отринь от себя все нечистое. Отвергни блага земные, помыслы непристойные, деньги грязные. Очисть себя от скверны, иди в храм и молись господу, уповай на добродетель его и услышит, и простит тебе, как завещал прощать.
        Тетка вздрогнула. Выхватила из сумочки кошелек и швырнула в сторону. Кошелек пролетел несколько метров и грохнулся к ногам проповедника.
        - Очисть себя от скверны, - уверенным басом повторно напутствовал он.
        Вслед за кошельком полетела и сумочка. Проповедник словно из воздуха выхватил тонкую церковную свечу, протянул тетке, как самое большое благо.
        - А теперь иди в храм божий и моли господа, что бы простил грехи твои.
        Тетка вцепилась в свечку двумя руками. Рванулась в сторону. Утирая слезы, протолкнулась сквозь толпу и побежала не разбирая дороги. Толпа ошарашено притихла.
        - Дурят нашего брата, - крикнул кто-то.
        Проповедник кинул взгляд поверх толпы, пытаясь выхватить взглядом оппонента. Но тот больше никак себя не проявил.
        - Это скверна говорит в тебе, сын мой, - забасил бородатый. - Отриньте скверну, братья и сестры, очистьте сердца свои, и тела свои, и помыслы. И уповайте на милость божию.
        - Кто тебя за язык тянет? - пробурчал Кот Игорю. - Хочешь, чтоб тебя эти, которые ему поверили на части порвали? Мы сюда вроде не за тем пришли.
        Игорь шел насупленный. Милонег молчал всю дорогу, а бородатый вот не выдержал.
        - Ну разводит же, - грустно отозвался он. - Причем светлыми вещами прикрывается, а черные творит. Разве нет? А мы вроде с этим и боремся.
        Кот хотел возразить, дескать бороться сейчас шли на ту сторону, но задумался. А потом и с мыслей сбили. Метрах в пятистах от проповедника собралась другая толпа. Здесь были любопытствующие и журналисты. В центре толпы стояла группа людей в рубахах, сшитых под славянские. Кто-то опирался на бревноподобный посох, несколько человек выделялись глупыми красными, как у базарных петрушек, колпаками. Один стоял с бубном, щурился подслеповатыми глазенками, отчего лицо сморщивалось и принимало выражение, какое бывает у голодных грызунов. Периодически он мощно бил в бубен, словно пытаясь донести этим что-то.
        Оборотень притормозил, пригляделся. Одернул спутников.
        Впереди славяноподобной кучки стоял толстый невысокий мужик. Рыжая бороденка его топорщилась, словно к морде привязали старый веник. По краям лысеющей башки торчали рожками такие же рыжие волосенки.
        Рядом пристроился мужик с микрофоном.
        - Итак, - заговорил журналист глядя то на рыжего, то в камеру. - Мы беседуем с одним из участников Клуба Язычников Традиционалистов, волхвом Велеславом. Кто вы в обычной жизни?
        - Доктор философских наук, профессор, - проглатывая букву «р» сообщил волхв.
        - Что привело вас в язычество.
        - В традицию, - поправил рыжий волхв. - Дело в том, что родноверие, назовем это так, исконная русская вера. Мы просто поддерживаем традицию предков.
        Кот фыркнул, не удержался.
        - Какая на хрен традиция? Традиция это то, что передается из поколения в поколение. Если традиция прерывается, то перестает быть таковой. И во что вы верите?
        - Я жрец Велеса, - с достоинством отозвался волхв.
        - Кто такой Велес? - поспешил вмешаться журналист. - И какое место он занимал в пантеоне древних славян?
        - Велес это одно из центральных божеств, - закартавил рыжий, чувствуя, что возвращается на накатанные рельсы. - Велес - скотий бог, то есть в его ведении находилось все, что касалось домашнего скота. Кроме того, в его ведении находились дороги и путники. Он так же покровительствовал ступившим на путь магии. Медведь в русских сказках это тоже ипостась Велеса.
        Кот снова демонстративно фыркнул.
        - Скотий то скотий, только домашнее зверье тут причем?
        - Молодой человек хорошо осведомлен? - разозлился волхв. - Может быть он нас проинформирует?
        - Домашние животные на Руси никогда скотом не назывались, - буркнул Кот, чуя, что влез не в свое дело, но идти на попятную было уже поздно. - Называли их животиной. От Живы. А скотом называли тех, кто ценился дешевле животины. Рабов. Летописи то до вас хоть дошли? Почитайте, для кого писали? «Дружина клянется Перуном, чернь клянется Велесом».
        Журналист раздухарился, на волхва смотрел с интересом.
        - Что вы на это скажете?
        - Чушь, - отозвался рыжий. - И мы это докажем, покажем, что Велес не только имел высокое место, но и занимает его до сих пор. Мы пришли сюда, чтобы провести обряд и с помощью Велеса исправить аномалию.
        - Так вы знаете что это? - сделал стойку журналист.
        - Конечно, - самодовольно отозвался рыжий. - Это дыра в пространственно-временном континууме. Я не буду объяснять сейчас и вдаваться в теологические подробности, но если говорить понятным языком, то это именно дыра. И мы проведем обряд и залатаем эту дыру…
        Кот дернулся было вперед, но Игорь с Милонегом подхватили под руки и поспешно поволокли в сторону.
        - И ты на меня еще наезжал, - весело подначил Игорь.
        - Наезжал, - отозвался оборотень.
        - А сам?
        Кот смолчал.
        - Что ты на него взъелся в самом деле? - пробурчал Милонег.
        - Ты-то должен знать и помнить. Традиции у них. Что они знают? Все забыли, потом понадергали умных слов, понавешали на них фантазий, объяснили то, что недофантазировали и, преследуя свои цели, несут всю эту гнусь в массы.
        - И чего с ними спорить, если они ничего не знают?
        - Гнусь потому что, - недовольно отозвался Кот. - Скотий бог. Тоже мне. Скоты. Одни попрыгали из грязи в князи, других из князей в грязь вышвырнули, потом сравнялись. И богов себе так лепить пытаются. Что они знают о богах? Только скотье им и по чину.
        Гнусь, дернула мысль. Вот оно. Гнусь не только с той стороны, гнусь и с этой стороны тоже. Но это вовсе не значит, что он борется за гнусь этого мира. Нет, борется он не за гнусь, а против гнуси. Причем в трех мирах. В нижнем, в верхнем и во внутреннем. Потому что в каждом живет эта гнусь. Только кто-то борется, а кто-то ей поддается. А значит…
        - Пошли, - потянул за рукав Милонег. И он снова потерял мысль. А ведь, казалось, был уже на пороге истины.
        До моста протиснулись не скоро. Чем ближе к оцеплению, тем плотнее обступала толпа. Облако на мосту колыхалось огромной шарообразной медузой. На макете оно выглядело устрашающе, но в натуральную величину во сто крат хуже. Кроме того, если на макете было видно лиловый прозрачный барьер, что держал тьму, не давая ей распространиться и пожрать все вокруг, то здесь барьеров не было. А оттого создавалось впечатление, что «аномалия», как ее окрестили журналисты, рванется в любой момент вперед и накроет весь мир.
        Возле облака возвышались странные конструкции. Игорь первым понял, что это за сооружение, хохотнул.
        - Чего это там? - не понял Кот.
        - С сыростью борются, пытаются туман развеять силами современной науки и техники.
        - Идиоты, - на этот раз не выдержал Милонег.
        - Для них идиоты мы, - пожал плечами Игорь. - Для нас они. А на самом деле, просто на мир смотрим по-разному. Вот тот, который волхв. Разве может в глазах обывателя быть идиотом профессор и какой-то там доктор? То ли дело человек в косухе, или человек без паспорта.
        Игорь перевел взгляд на Кота, потом посмотрел на Милонега и добавил:
        - И примкнувший к ним Шепилов. Кстати, ты со своей воскрешенной памятью по меркам обывателя не просто идиот, а еще и шизофрейник. Разные точки зрения.
        - А правда где? - нахмурился Милонег.
        - А правда в нас, - уверенно ответил Игорь.
        - Иногда, - поправил Кот мрачно. - Пока кривда поперек нее не пролезла.
        - Лучше скажи, как через оцепление проходить будем? - сбил мрачный настрой бородатый.
        Кот не ответил. Решение пришло само собой. Оцепление разорвалось, пропуская черную тонированную машину с мигалкой. Оборотень ломанулся вперед. На ходу уже бросил резко.
        - За мной! Не отставать, на провокации не отвечать. Бежим вперед. Нам главное до моста добраться. В туман они за нами не сунутся.
        Назад не оглядывался. Другого такого шанса ждать и ждать. Так что, кто не успел, тот опоздал. А Игорь с Милонегом не дураки, знают что делать.
        Оборудование было смонтировано и запущено. Юрий Яковлевич смотрел, как работает аппаратура и ждал хоть какого-то результата, но ожидания были напрасными. За час не произошло ничего. Вообще никаких изменений.
        - Я ж говорил, бесполезно, - сочувствующе произнес подошедший мент.
        - Попытка не пытка, полковник, - тяжело вздохнув отозвался глава МЧС.
        По всему было видно, что на результат он хоть и говорил, что не рассчитывает, а все же в глубине души надеялся.
        - Поеду я, доложусь, - как-то уж совсем по-свойски поделился Юрий Яковлевич с полковником. - Ты, если что, сразу звони.
        Сергей Витальевич кивнул. Главный спасатель был расстроен и задумчив, молча сел в машину, тронулся. Когда проезжал через расступившееся оцепление прямо на машину Главы МЧС резко метнулась фигура в камуфляже.
        Полковник, собиравшийся было вернуться к своим делам, вздрогнул. А вот это уже может быть и терактом.
        - Твою мать, - прорычал себе под нос и побежал наперерез, насколько позволяли силы, закалка и комплекция.
        Мужик в камуфляже оказался шустрее. Причем шустриков вырвалось из толпы трое. Второй бородатый в черной коже, похожий на байкера, и третий белобрысый крепкий парнишка. Сергей Виталиевич понял, что никак не успевает. Кранты, промелькнуло в голове.
        Но в следующую минуту стало ясно, что глава МЧС троицу не интересует. Первый кувырнулся через черный капот и в два скачка оказался на этой стороне. Оставшиеся двое обогнули машину с двух сторон. Машина с Юрием Яковлевичем застыла. ОМОНовцы замерли, не зная чего делать.
        Из второй машины высыпалась охрана. Главный спасатель распахнул дверцу и крикнул срываясь от напряжения на фальцет:
        - Держите их!
        Охранники сообразили сразу кого касается приказ. Пятеро шкафоподобных кабанов побежали через освобожденное от толпы пространство вслед за троицей, что мчалась к мосту.
        Следом семенил Сергей Виталиевич. Мимо полковника пронеслась долговязая фигура.
        - Зюзя! - рыкнул полковник хрипло, сбивая остатки дыхания. - Куда ты прешь? Назад!
        - А вдруг им врач понадобится? - крикнул на ходу студент.
        Полковник остановился, бежать дальше сил не было. Сердце зашкаливало, дыхание рвалось с трудом. Не по возрасту такие пробежки.
        - На мост заходить не смейте! - крикнул он хрипло, не надеясь уже быть услышанным.
        - Семен! Слышишь.
        Голос сорвался окончательно. Он стоял на пол-дороге до моста и смотрел на удаляющиеся спины трех идиотов, пяти бодигардов и веселого студента-медика. Любителя лапши и прибауток. Куда ж ты бежишь, парнишка, подумалось горько. Настолько горько, что поперек горла встал болезненый комок.
        - Зюзя, паразит, - проговорил хрипяще-свистящим голосом. - Что ж ты делаешь?
        Фигуры удалились, уменьшились. Добежав до аномальной зоны, одна за другой дрогнули и растворились в пыли, тумане или что там было. Полковник почувствовал, как сердце болезненно кольнуло. Хотелось кричать, но не осталось ни сил, ни голоса, и он принялся тихо хрипло материться.
        Вблизи облако оказалось невероятных размеров, а колыхалось оно теперь уже совсем рядом. Сзади слышался дробный топот дорогих ботинок по асфальту.
        - Может, шарахнуть по ним пару раз для острастки? - прохрипел Игорь, доставая пистолет.
        - Вперед, - коротко отрезал Кот.
        Сзади послышались выстрелы. Было б странно, если бы бодигарды оказались не вооружены, но почему стреляют в воздух, а не по ним? Хотя с другой стороны, наверно, поняли, что главному МЧСовцу никто не угрожал, а просто три психа ломанулись в аномальную зону. А в таком раскладе психов надо остановить, а не убивать.
        Туман вобрал их в себя беззвучно, но именно вобрал. Ощущение было такое, словно с большой высоты упал в кисель. Кот пер, словно не заметил разницы, рядом сопел Милонег и Игорь не стал останавливаться. Замер только спустя пару шагов, когда стена тумана отступила, открывая новый пейзаж.
        Асфальта здесь не было, берега чернели обгоревшей землей. Вместо домов торчали обугленные деревянные остовы. Река почернела, приобретя цвет венозной крови. Небо здесь тоже было неестественного черно-красного цвета. Будто закатное солнце затмило черным дымом пожарища.
        На мосту, что стал уже и выгнулся горбом, шел бой. Люди с этой стороны, нелюди с другой. Почему-то несметные толпы черных безликих балахонов, скрывающих под собой не то лица, не то первозданную тьму, Игорь сразу определил для себя как нелюдей. Возможно, кто-то из них нашептывал в ночи в его голове. А быть может все они вместе. Или шептала та сила, что сломила их, когда они еще были людьми. Почему нет? Возможно, каждому из них тоже шептали, объясняя, что есть хорошая жизнь, а что неправильная.
        И к чему мы пришли, подумалось вдруг Игорю. Если б он поддался, то был бы сейчас одной из этих черных теней, что рвутся наружу, желая только одного - возвращения к той сладкой жизни, которую им обещали. А он не поддался, потому сейчас здесь, среди людей, которые живы и будут жить. Которые борются, а потому остаются людьми, а не скотом.
        - В сторону, - рявкнул Кот.
        В бок пихнуло с такой силой, что едва удержался на ногах. Он хотел было обернуться на оборотня, но мимо что-то мелькнуло и вперед унеслись три спины похожие на Кота, Милонега и его самого спины. Что это? - метнулось паническое. Следом черными тенями промчались преследовавшие их бодигарды. Пятеро бежали с решительными лицами и остекленелыми какими-то глазами. Добравшись до моста они прорвались сквозь ряды защитников, и, будто не видя ничего, двинулись дальше, уходя во тьму, растворяясь в ней.
        - Стой, - крикнул кто-то. - Куда?
        Но ни один из бывших телохранителей главы МЧС даже не обернулся на оклик.
        - Почему? - повернулся Игорь к Коту.
        Тот лишь пожал плечами:
        - Тьма каждого по-своему заманивает и по-своему ломает.
        Игорь не ответил. Глаза стали жестокими, вспыхнули, будто выдернутый из ножен металл на солнце. Он борется и он среди людей. Мост был уже рядом.
        Бородатый вытащил второй ствол и пошел вперед, стреляя с двух рук по теням. Внутри возникло чувство, что он сейчас кто-то сродни терминатору из старого фильма, что был популярен в детстве. Черные балахоны подламывались, падали, оседая, словно мешки с чем-то сыпучим.
        Рядом завертелся Кот. Кружил в каком-то жестоком смертоносном танце, оставляя за собой трупы в балахонах. У очередного нападавшего выхватил меч и закружился по новой, совсем иначе. С длинным клинком оборотень выглядел не просто убийственным смерчем. Теперь он казался ангелом смерти. Лицо его напряглось, став жестким, словно тесанным из гранита, и спокойным, глаза сделались пронзительными.
        - Милонег где? - коротко спросил оборотень.
        - Не знаю, - честно ответил Игорь.
        Оглядываться и искать Милонега времени не было. Он в очередной раз нажал на курок. Пистолет дал осечку. Игорь хлопнул по карману в поисках новой обоймы, но карман на сей раз оказался пуст. Патроны, не смотря на запас, кончились до невозможности быстро.
        Балахон, что кинулся на него взмахнул мечом. Игорь дернулся в сторону, откинув бесполезный пистолет. Лезвие пронеслось рядом. Воспользовавшись моментом, он рубанул ребром ладони по тому месту, где должна была быть шея. Противник пошатнулся и рухнул вслед за перевесившим мечом.
        Но даже осознать свою маленькую победу он не успел, что-то безжалостно впилось в бок. Игорь ударил с развороту, почувствовал, как рука наотмашь проходит по чьей-то челюсти. Обернувшись увидел, как отлетел еще один противник.
        Бок жгло. Бородатый посмотрел на испорченную куртку. Из прорезанной кожи сочилась кровь. Рядом валялся окровавленный кинжал. Если б не куртка, кинжал бы в него по рукоять всадили, а так вроде не глубоко.
        Рассматривать болячки он не стал, не до того. Подхватив кинжал, бросился к Коту, на которого наседали сразу трое. Рядом рубились незнакомые мужики в славянских рубахах. Дрались молча, на оборотня некоторые поглядывали с радостным узнаванием, как на старого знакомого. На Игоря косились больше с любопытством.
        Впрочем, рассматривать лица и ловить взгляды вскоре стало невозможно. Все силы и внимание уходили на противников.
        Милонег остался в стороне. Останавливать пятерых преследователей он не собирался, а вот бежавший за ними долговязый парень с черными волосами заставил его забыть про Кота, Игоря и все остальное.
        Парень бежал за бодигардами главы МЧС с такой настырностью, словно от него сейчас зависела судьба мира. А может, так и было на самом деле. Но даже не это привлекло Милонега.
        - Степка! - рявкнул он и грубо схватил парня за плечо.
        Студента тряхнуло, словно маленького парнишку, что ехал в седле, а его грубо схватил за шиворот кто-то из взрослых. Он дернулся, вывернулся и попытался ударить, но Милонег перехватил руку давно потерянного и забытого друга из старой жизни.
        - Спокойно, Степик. Это свои.
        Уже не дергающегося, ошалелого Степу оттащил в сторону, назад за спины обороняющихся. Остановился, встряхнул приятеля за плечи. Тот включился, словно кнопку внутри нажали.
        - Олег? - переспросил слегка ошарашено, словно сам не видел, а если и видел, то глазам не доверял. - Ты чего тут делаешь?
        Милонег усмехнулся.
        - Хотел бы я тебя тоже самое спросить. Вот что, Степыч, разворачивайся и дуй отсюда по быстрому. Здесь сейчас тебе находиться не стоит.
        Волна защитников подалась назад, не в силах удержать напор и Милонег вместе со Степой оказались в гуще боя. Степа по старой каратистской привычке замахал руками-ногами. Милонег выхватил пару ножей, крутился, как учил оборотень, работая двумя руками. Ни одного лишнего движения. Каждый удар в цель. Рядом мелькнула намокшая от пота белая рубаха, засверкал меч.
        Мужик, что рубился сейчас рядом, был огромен. Не столь высок, сколь широк в кости и крепок. Степа почувствовал себя рядом с ним жертвой Освенцима.
        - Милонег, - голос у мужика оказался под стать фигуре: мощный, раскатистый. - Снова с нами. Никак опять помер?
        - Жив пока, - отозвался Милонег.
        С другого бока крутанулся Степа. Он подобрал откуда-то обугленную с одного конца дубину и ловко орудуя ей пытался отмахаться от парочки балахонов.
        - Беги отсюда, - крикнул ему Милонег, рубя одного из степкиных противников. - Возвращайся.
        - А ты? - озорно отозвался Степа.
        - Я задержусь.
        - Ну так и я задержусь. Если сейчас уйду, где тебя потом искать?
        Милонег еще раз рубанул переключаясь с нападавших на него на нападающих на Степу и снова возвращаясь к своим противникам.
        - А зачем меня искать?
        - А кто мне кроме тебя объяснит, что тут, черт подери, происходит? - вопросом ответил приятель и шарахнул своей дубиной по нападающему.
        - Путь кекусинкай? - усмехнулся Милонег, глядя как раскинулся охреначеный дубиной противник.
        - Путь Степка-сенкай, - весело отозвался тот.
        Милонег отступил чуть назад, на безопасное расстояние, насколько это было возможно, вытащил пистолет и сунул другу.
        - Хрен с тобой, оставайся. Если что стреляй, и это… от меня ни на шаг. Нам отсюда еще уйти надо будет.
        Степа благоговейно принял пистолет, но только за пояс сунул. Какой толк от пистолета в такой кутерьме да против такой оравы? Дубина - она понадежнее.
        Президент сидел злой и невыспавшийся. Увидь кто главу государства в таком виде, да щелкни фотоаппаратом, президентский рейтинг грохнулся бы на заметное количество процентов. Юрий Яковлевич такого президента тоже видел и знал, что хорошего сейчас ждать от него не стоит. Собственно, глава МЧС ничего хорошего и не ждал. Сидел тихо, ежился зябко, как будто на дворе зима и в президентском кабинете не топят.
        - Что с мостом? - мрачно спросил президент.
        - Ничего хорошего, - озвучил собственные мысли главный спасатель, спохватился и торопливо принялся отчитываться: - Попытки высушить или разогнать туман аномалии никакого результата не дали. В аномальную зону прорвались трое гражданских. Их пытались перехватить пятеро человек из моей личной охраны, следом увязался дежуривший возле аномальной зоны врач.
        Президент подался вперед. Юрий Яковлевич замолк, не зная как в сухой форме объяснить все остальное.
        - И что? - надавил президент.
        - Ничего хорошего, - снова повторил глава МЧС. - Девять человек попали в зону аномалии, больше их не видели. Ни с одной ни с другой стороны моста.
        - Мысли.
        Юрий Яковлевич не ответил, просто выразительно пожал плечами.
        - Значит, будем вводить войска в зону, - задумчиво произнес президент.
        - Нельзя. Мы не знаем что там. Сколько человек уже пропало без вести.
        - То люди, а то профессионалы. Несколько взводов спецназа это не отряд ОМОНа, справятся.
        Глава МЧС в задумчивости потеребил губу.
        - А если не справятся?
        - У тебя есть реальные предложения? - пристально посмотрел на главного спасателя президент.
        - Нет, но…
        - Вот именно, - глава государства вскочил вдруг на ноги и заметался из стороны в сторону, словно лев в клетке, которого дразнили и закидывали камнями. - Вот именно
«но». Мыслей нет, но если мы это сделаем, то могут погибнуть люди. Но, если мы этого не сделаем, то может погибнуть государство. Эти на западе только того и ждут, когда возможность появится сюда сунуться. А тут повод такой, что…
        Президент застыл, оборвав себя на полуслове, и сел. Запал кончился, словно завод в старых часах.
        - Не посмеют, - усомнился Юрий Яковлевич.
        - Уже посмели, - отмахнулся президент. - Первыми Штаты. Только-только свой доллар приподняли, еле-еле из жопы вылезли, а уже хвост задирают. А Евросоюз их поддержал. И арабский мир нас не спасет. И не поддержит. Джихады и прочая исламская тряхомудия конечно сильны, но там тоже не дураки сидят. Они подождут пока мы тут друг другу глотки перегрызем, а потом как неверных добьют оставшихся. И будет глобализация по-восточному. Так что, если других предложений нет, будем вводить в аномальную зону войска.
        Ведущая бодро смотрела с экрана. Улыбалась так, словно рассказывала о хорошей погоде и улучшении курса отечественной валюты одновременно. Репортаж же с бодрым настроем никак не клеился.
        - Продолжает свое развитие ситуация на Крымском мосту. Соединенные Штаты обеспокоены положением в России. Только что Белый дом выступил с официальным заявлением.
        На экране появилась серьезная рожа американского президента с вечной обиженно оттопыренной нижней губой. Создавалось впечатление, что у главы США вид просительный, извиняющийся. Но вопреки своей физиогномике извиняться или просить этот человек ничего и ни у кого не собирался. Наоборот, норовил подловить момент и поиметь противника, будь то хоть человек, хоть страна со всем народонаселением. Может, именно за это качество впервые не американец стал президентом США. Что еще раз доказало истинно демократическую сущность американского народа, который за деловую хватку граничащую с наглостью готов был простить своему избраннику даже плохой английский.
        - THE ANOMALY THREATENS NOT ONLY RUSSIA, ALTHOUGH IT IS LOCATED ON MOSCOW, - заговорил глава Белого дома. - IT'S A POTENTIAL MENACE TO ENTIRE WORLD COMMUNITY. IF RUSSIANS CAN'T DEAL WITH THIS THREAT, WE HAVE FULL AUTHORITY TO TAKE CHARGE OF THIS PROBLEM. LET ME STRESS THAT THIS IS CHALLENGE NOT ONLY FOR RUSSIA, BUT FOR ALL HUMANITY. [(англ.) Аномалия несет угрозу не только и не столько России, хоть и находится в Москве. Потенциально это угроза всему мировому сообществу. И если российская сторона не в состоянии справится с этой проблемой, то мы имеем полное право взять на себя решение этой проблемы. Повторюсь, проблемы не российской, а общечеловеческой. ]
        Внизу побежала дорожка с переводом, беглая, словно бы снисходящая до тех, кто до сих пор не знает английского. И плевать, что в России. Язык Штатов и ЕС давно стал мировым. Кто не согласен, в сторону.
        На экране снова возникла личико ведущей:
        - Евросоюз поддержал решение Пентагона и настаивает на введении войск НАТО в Россию в том случае, если Российская сторона не решит проблему в течение сорока восьми часов.
        Старуха щелкнула пультом. Экран погас.
        - Шакалы, - буркнула себе под нос. - Стервятники, не видать вам ни Руси, ни России, ни русского сырья. Войска они введут. Держи карман шире.
        Она встала и пошкандыбала в соседнюю комнату. Через двое суток все будет кончено и не будет никакой аномалии. Власти своими силами построят новый мост, или восстановят старый, а вся эта западная шваль останется ни с чем. Если только…
        Яга вошла в комнату, прошла мимо макета и села в кресло. Если только у них все получится. А если оборону не удержат, то Штаты и ЕС могут вводить сюда какие угодно войска. Хотя лучше бы им в таком случае не сюда соваться, а отсюда бежать куда подальше и прятаться. Откинув мысли она воззрилась на макет.
        Возле моста собирались огромные толпы. Если поначалу здесь толпились лишь зеваки и журналисты, то теперь тут чуть ли не митинги устраивали. Кто-то горланил о конце света. Правильно, куда ж без этого. Кто-то давал интервью, пользуясь случаем передавая привет всем родственникам от родного отца и до обезьянок в лесах Южно-Африканской Республики.
        В стороне какие-то смешные ряженные устроили странное подобие обряда, обращались к Велесу. Старуха из любопытства уцепила контакт, ловя слова. Не смотря на то, что смешного было мало, ухмыльнулась. Клоуны в славянских рубахах просили Велеса помочь залатать дыру в пространственно-временном континууме. Если б даже бог их и услышал, что вряд ли, «пространственно-временной континуум» он не понял бы не в жизнь. А обращаться с просьбой, уложенной в слова, которых бог не сможет понять не просто глупо, а до смешного глупо.
        Перед оцеплением снова и снова появлялись туристы и местные идиоты с фотоаппаратами, торопились сфотографироваться с аномалией. И чем больше возникало рядом идиотов и ублюдков, тем шире расходился внутренний барьер, отступая перед напором тьмы и норовя рухнуть.
        Выходит, что миры связаны еще плотнее, чем она думала. И тьма приумножает и черпает силы не только из мира мертвых, но и из мира живых. А может, из последнего и больше.
        Яга отстранилась и откинулась на спинку кресла. То, что только что осознала ей крайне не понравилось.
        Кот рубился яростно. Игорь, время от времени ловя его взглядом, искренне любовался техникой боя. Впрочем, другие защитники моста ему не уступали, так что бородатый чувствовал себя зеленым пацаном, который из учебки вдруг попал на поле боя и оказался среди мощных дядек-профессионалов.
        Комплексовать по этому поводу не было ни времени, ни сил, ни желания. В конечном итоге каждый выкладывается как может. А у тридцатипятилетнего опыта в любом случае поменьше будет, чем у того, кто жил века. И потом Игорь пока держался, может не так красиво, как тот же оборотень, но когда вопрос касается жизни и смерти тут уже не до красивостей.
        Откуда взялись силы понять бородатый не мог. Каждый раз, когда заканчивалась драка с одним противником, казалось, что все - это последний, на большее сил нет. Но на место поверженного вставал новый, и он снова бился, уходя от ударов.
        Боль в раненом боку не донимала, она как-то растеклась по всему телу и словно бы подуспокоилась, как затаившийся хищник. В какой-то момент Игорь вдруг понял, что наступление захлебнулось. Что против него никто не стоит. Он повертел головой. Черных балахонов больше не было. На мосту остались только мужики в славянских рубахах, да Кот в камуфляже, да Милонег с долговязым парнем явно из живого мира.
        - Отступили? - тяжело дыша, не веря своим глазам спросил Игорь.
        Он ни к кому не обращался, но ответил огромный детина с черной бородищей и кистенем, что словно детская игрушка болтался на темляке на запястье.
        - Это не надолго. Сейчас перестроятся и снова попрут.
        Он молча ткнул в нескольких человек толстым, как сарделька пальцем:
        - Вы здесь, остальные за мной.
        Сказано было так, что никто бы не посмел ослушаться. Игорь понял, кто на этой заставе за старшего. Мужики побрели с моста прочь. Рядом снова оказался Кот, подошел Милонег с долговязым пареньком. Оборотень покосился на новичка с сомнением:
        - Это кто? Что-то рожа знакомая.
        - Меня Степой зовут, - отозвался тот. - Можно Зюзей.
        - Ты еще и Зюзя теперь, - хмыкнул Милонег.
        - Ну ты тоже теперь не только Олег, насколько я понял, - парировал Степа.
        Кот покачал головой.
        - Он не теперь, он всегда Милонегом был. А тебя я вспомнил. Три года назад ты ему девчонку отбивать помогал, а потом отбиваться. Дерешься хреново.
        - Чем богаты, тем и рады, - уязвленно отозвался Степа.
        За разговором Игорь не заметил, как спустились с горбыля моста и как оказались в центре внимания. Со всех сторон их теперь окружали защитники, против Кота стоял тот огромный чернобородый воин с кистенем. Смотрел он хмуро.
        - Вы зачем здесь? - спросил недружелюбно.
        - Подмогнуть пришли, Илья, - миролюбиво отозвался оборотень. - Думали, вы тут без нас не справитесь.
        Илья насупился пуще прежнего, став похожим на огромного невыспавшегося медведя. Запыхтел, словно бы стараясь унять подступившие чувства и не наорать.
        - Много приходили за последние два дня, - выдавил он наконец. - И все почти на ту сторону. Та сторона от вас питается, силы копит. Понимаешь? А вы вместо того, что бы там, тут.
        Фраза прозвучала коряво, но оборотень понял.
        - Если та сторона от живого мира питается, то и эту сторону оттуда подпитывать надо. Там барьер стоит, Илья. Ведьма одна постаралась. Коли сдюжим и три дня мост продержим, то победили.
        - Вот и держите, - отрубил Илья.
        - Как держать, когда врага нет, когда он к тебе в мысли лезет и с пути сбивает? Здесь проще, Илья. Никто не прячется, все по честному. Ты бы сам не смог по-другому.
        Тот задумался, огладил ладонью усы. На оборотня смотрел с целым букетом чувств. Потом глянул на Милонега, скосился на Игоря со Степой.
        - Ну, допустим, вы с побратимом здесь. Это понятно, - произнес наконец. - А эти что же? Они не отсюда и не оттуда. Они из новых.
        - Они с нами, брат, - покачал головой Милонег.
        Кот легко тронул за плечо, заставляя умолкнуть, повернулся к Илье.
        - Они из новых, ты прав, - попытался объяснить то, что сам наверное еще до конца не понял. - Но если новые будут только подкреплять темную сторону, если сами не станут бороться, то за что и для кого боремся мы? Если в мире останутся только те, кто питает тьму и те, кто равнодушен, не победит ли тьма? Они такие же как и мы, Илья. Пусть другие, пусть живут не по покону, но они тоже люди. И свет в них тоже есть. Нельзя мешать им, нельзя отказывать в свете. Даже благими намерениями. Откажем - проиграем.
        Мужики вокруг стояли молчаливые, на Кота смотрели с интересом.
        - А ведь он прав, Илья, - тихо произнес один с длинным черным чубом.
        Илья не ответил. Сверлил черными глазюками четверых пришедших из мира живых, словно пытался что-то для себя понять.
        Молчание прервал вопль с моста. Мужчины оглянулись, как по команде. С той стороны снова подступали ряды черных балахонов. Двигались огромной черной ордой, терявшейся где-то вдали. И не было им конца.
        - Застава, на мост! - скомандовал Илья. - А вы…
        Он запнулся, поглядел на четверых и сказал все же:
        - Я все понимаю, но лучше уходите. Те, что здесь сами выбрали свою судьбу, а вы живые.
        - Мы тоже сами, - высказался вдруг Игорь.
        - За живых я не в ответе, - покачал головой Илья и пошел к мосту.
        Кот посмотрел в широкую спину. Илья шел ссутулившись, набычась, словно груда камней. Рука легонько поигрывала кистенем.
        - Прежде он булаву таскал, - припомнил Милонег.
        - Мало ли. Может потерял, - пожал плечами Кот. - В бою что под руку попало, то и оружие. Ничего, отобьются, новую булаву подберет. Уходите.
        Оборотень говорил ровно, последнюю реплику кинул тем же тоном, что и все предыдущие. Не оборачиваясь двинулся следом за старшим. Степа притих на Милонега и Игоря смотрел непонимающе.
        - И чего дальше?
        - А ничего, - отозвался Игорь. - Я остаюсь.
        Степа посмотрел на Милонега и со вздохом подхватил привычную уже дубину.
        Водителя вместе с машиной не было минут двадцать. Сергей Витальевич начал уже нервничать, когда машина протиснулась сквозь толпу и была пропущена через оцепление. Водитель, отправленный за чем-нибудь пожрать, выскочил радостный. Помимо коробки с пиццей и бутылки кваса, колу полковник не признавал, в руках держал газетку.
        Сергей Витальевич сорвал колпачок с бутылки, сделал пару глотков. В животе недовольно буркнуло. Только сейчас осознал, что за полтора суток съел лишь пакетик студенческой лапши. Он распахнул коробку, прихватил кусок пиццы. Свежее тесто обожгло пальцы. Интересно, с каких доходов и в каком ресторане водитель такие завтраки закупает. Или чего там сейчас: обед, ужин? Полковник жадно вгрызся в горячую пиццу. Язык обожгло нещадно, но голод давал о себе знать, и он не обратил на это внимание.
        - А чего это у тебя за макулатурка? - спросил, подцепляя второй кусок.
        - А это вам, Сергей Виталич, вечерний номер, - хихикнул водила. - Вы отличились. Стали, можно сказать, лицом дня.
        Полковник облизнул пальцы, сделал еще пару глотков кваса. Потянулся за газетой.
        С фотографии на первой полосе на него смотрел он сам. Злой, небритый и уставший, он размахивал табельным оружием. Фотограф постарался. Под картинку не нужно было даже подписывать «мент поганый», снимок говорил сам за себя. Заголовок статьи рядом гласил «У нас нет полицейского государства».
        Полковник провел пальцем по страничке, посмотрел на подушечку, кожа осталась практически чистой.
        - Вот что, - попросил он. - Возьми ее с собой и отнеси в сортир. Я потом…
        Он запнулся, скрежетнул зубами.
        - Почитаете?
        - Нет, - сердито рыкнул полковник. - Жопу вытру.
        Уроды, метнулось в голове. Ну что за люди? Он бросил печальный взгляд на толпу за оцеплением. Любопытные идиоты, журналисты-борзописцы, язычники-неудачники, проповедники-шарлатаны, кретины с фотоаппаратами из тех, что готовы фотографироваться на краю жерла готовящегося к извержению вулкана, не думая о том, что этот снимок может закончится менее качественной фотографией на могильной плите. Чем вы живете? Погоней за сенсацией, за дешевыми зрелищами и новостями. Вам не интересно знать что-то, вам не нужно ковыряться в причинах, вам не нужно доходить до сути. Вы даже радости от жизни получать не можете. Простой радости. Но вам нужна кровь. Запах ее будоражит вашу собственную. Откуда это? От дикой пещерной обезьяны, как писал Дарвин. Или от лукавого, как учит церковь.
        В церковь вы тоже ходите. Но не потому что верите или вам нужна вера, а потому что так заведено. А ведь это же самая страшная ложь, какую только можно придумать. Самая гнусная врака из всех врак.
        Нет, не все такие, и это счастье. Есть честные, открытые мальчишки. Вот один такой вчера пошел со своим взводом на мост. Не из любопытства пошел, а потому что там могут быть люди, которым нужна помощь. Второй остался здесь добровольно. Не из любопытства, не за зарплату. А как врач, которым еще и не стал. И на мост побежал как врач. И где они теперь эти честные? Нету.
        Что это? Естественный отбор? Возможно. Но почему остаются толпы любопытных, диких, гоняющихся за дешевыми сенсациями и запахам крови. И одни гонятся с целью продать, другие с целью купить, третьи с целью получить бесплатно. Но ведет всех одно и тоже стремление. Стремление к сенсации.
        Откуда в людях это извечное «хлеба и зрелищ»? Ведь, получив хлеб, не думая о пропитании, можно писать картины, создавать философские трактаты, рождать музыку. Можно снимать кино и писать книжки. Создавать искусство, а не тупо зарабатывать деньги, чтобы тратить их на все более и более дорогие и ненужные цацки. Можно двигать культуру, можно развивать науку. Можно совершать открытия, изучать неизученную и на четверть матушку-Землю. Можно стремиться в космос. Вместо этого, получив хлеб, народ рвется к зрелищам.
        Плевать им и на искусство и на космос и на аспекты мироздания. Им жареного подавай. Мяса, крови, клубники со сливками. Последнее, правда, после двадцати четырех ноль ноль. Потому как не все ханжи еще повымерли, что горланят о том, что это нельзя показывать детям. Правда, дети их видят все тоже самое купленное ими самими на дисках. Как не прячь, а шило в мешке не утаишь. И пока папа с мамой на работе, детки могут найти и посмотреть что угодно. И папа с мамой об этом как минимум догадываются, но молчат. И в этом молчании тоже сокрыта своя ложь.
        Сергей Витальевич провел ладонью по лицу, словно отгоняя мысли, которых в ментовской, пусть даже и в полковничьей, башке быть по всем законам жанра не должно, и потянулся за третьим куском пиццы.
        Удары шли на автоматизме. Он не видел и не слышал уже ничего. Тело, повинуясь своим каким-то привычкам, повадкам двигалось, уворачивалось, уходило от выпадов.
        По правую руку орудовал кистенем Илья. Слева вертелся Игорь. Бородатый устал, по всему видно. И не так спор, как прежде, и лицо осунулось. Но не отступает, челюсти стиснул, орудует ножами. По другую сторону от Игоря машет мечом Бычич, тот самый богатырь с черным оселедцем, что поддержал его, когда с Ильей разговаривал.
        С Бычичем встречался только раз. При Владимире, под Киевом. Славная тогда битва была. Другое дело, что Бычичу ее пережить было не суждено. Погиб богатырь. А вот поди ж ты. Встретились.
        Бычич работал мечом. Именно работал, не махал. Каждое движение четкое, отточенное. Иногда встряхивал головой, откидывая лезущий в глаза чуб. Присматривал за Игорем, когда на того напирали особенно рьяно, помогал. Техника боя у богатыря другая, оборотню не понятная. Ну да и Котовую технику здесь окромя Милонега никто не поймет. А объяснение простое - он кот. Зверь дерется иначе, даже в человечьем обличье.
        Кот увернулся, в очередной раз саданул мечом, снова раскрутился. Теперь на него напирали с трех сторон. Поняв, что совершил ошибку, попытался отступить, но до своих добраться было уже невозможно. Черная толпа затягивала, налезала, щетинилась клинками.
        Оборотень рубанул, подхватил второй меч и, стараясь если не отступить назад, то закрепиться на месте, заработал двумя руками, окружая себя паутиной стали. Черные балахоны пытались достать, но все попытки оставались тщетными.
        Впрочем у Кота тоже ничего не получалось. Руки налило свинцом. Мечи становились все тяжелее. Пришло понимание, что долго не простоит. Еще немного и все.
        Именно так, зашуршало в голове, именно так. Сдохнешь ни за грош. И остальные сдохнут. Как бабка говорила, вас порубят, а она от инфаркта копыта откинет. И все. И кому нужны ваши жертвы? И что вы получите в конце? Ничего. Так не лучше ли сразу на темную сторону? В черном цвете нет ничего плохого. Он такой же основополагающий, как и белый.
        Отвали, мысленно приказал себе Кот. В голове знакомо захихикало. Я уйду, а ты с кем останешься? С ними? Погляди на своих друзей. Ты гибнешь, а никто и пальцем не пошевелил.
        Потому что жизнь оборотня ничто в сравнении с мостом. Потому что если спасать одного, а не всех, то потом останется только вместе созерцать крушение всего. Не самая удачная перспектива.
        Да ладно, снова расхохоталось не то в голове, не то наяву, думай-думай, соображай быстрее. Ты ж уже почти додумался. У тебя в голове уже возникают правильные мысли.
        - Это не мои мысли! - заорал в голос.
        А откуда тебе знать? Они пришли раньше, чем я вступил с тобой в дискуссию. Может быть они сами пришли в твою голову, а я их просто решил поддержать. Подумай об этом.
        И он подумал, поддался всего на секунду и стало страшно. Панический ужас, ужас от того, что в самом деле может так думать, так делать заставил замереть, охладил члены до трупного практически окоченения. На едва гнущихся ногах оборотень попятился, споткнулся и повалился на спину. Черные балахоны, словно ждали, ринулись вперед. Это немного отрезвило.
        Он рубанул в сторону, отбивая один удар, парировал второй. Но от третьего уйти уже не смог. Клинок шел на него медленно, словно продирался через что-то густое, но шел неотвратимо. И Кот понял, что сам он тоже медленный, невероятно медленный, потому что не успевает. Не успевает увернуться, не успевает отразить смертельно оточенное железо.
        - Кот! - донеслось сверху и со стороны.
        Вперед наперерез клинку метнулась чья-то рука с ножом. На что надеялся тот, кто выставил под удар руку было неясно. Лезвие просвистело перерубая руку, ломая кости.
        Оборотень откатился назад, подхватил падающего Игоря. Бородатый не просто выставил руку, сам кинулся наперерез. Кот оттащил друга в сторону, привалил к перилам. Игорь сидел бледный, зрачки расширились от боли, но ни звука не произнес, только скрипел плотно стиснутыми зубами. Руки у Игоря больше не было. Кот споро выхватил нож, срезал остатки кожаного рукава куртки, оборвал рукав футболки. Рука заканчивалась где-то в районе середины плеча. Заканчивалась окровавленным обрубком из которого торчала сломанная белая кость.
        - Пусти, - схватил кто-то за плечо.
        Кот резко обернулся, готовый сейчас растерзать каждого. Над ним стоял долговязый темноволосый приятель Милонега. В руке по инерции сжимал дубину.
        - Отойди, - попросил он мягко, но уверенно. - Я врач, я знаю, что делать.
        Какой ты врач, пацан зеленый, хотел рыкнуть Кот, но почему-то повиновался.
        Степа опустился на колени, отбросил дубину. В руках, словно из воздуха появилась влажная салфетка. Зюзя быстро обтер руки. Салфетка полетела в сторону. Парень сдернул с головы Игоря бандану, перекрутил в жгут, принялся перетягивать обрубок руки. При всей браваде было видно, как ходит туда-сюда кадык, борясь с тошнотой.
        В голове снова расхохоталось. Один ноль, играем дальше.
        - Сволочь! - заорал Кот, подскочил и бросился бежать.
        Но вместо того, чтобы бросится в толпу, кинулся головой о землю. При таком скоплении народа Кот не перекидывался никогда, но сейчас об этом даже не подумал. Удар сделал свое дело. Мир изменился. Тело болезненно изогнулось. Сзади удивленно присвистнуло.
        Оборотень кинул злой взгляд на ошалевшего студента-медика. Тот сидел с круглыми глазами, таращился так, словно прожил полжизни, а потом увидел такое, отчего вся жизнь показалась сном.
        До удивлений студента ему сейчас не было никакого дела. Резко развернувшись он бросился в толпу. Свои остались позади. Кто-то окликнул, кто-то вскрикнул, но все это было где-то далеко сзади. Вокруг сплошной стеной была теперь живая, шевелящаяся, ощеренная мечами и кинжалами чернота. Шелестели балахоны, смотрели невидимые глаза из темноты под капюшонами.
        А внутри бились бессильная злость и ненависть ко всему этому черному, шуршаще-кишащему. И он завертелся среди этой черноты, в которой чудился смех, закружился и заметался, как зверь. Рвал когтями и зубами. Рвал, потому что болело внутри. Не за себя болело.
        В глазах было темно, в груди рвалось сошедшее с ума сердце, мышцы трещали от перенапряжения. Но все это было сейчас неважно.
        А потом все кончилось. Сперва тьма стала таять. Потом он понял что стоит на мосту один, среди рваных трупов. Стоит на четырех ногах и шерсть дыбится на загривке.
        Вот видишь, заговорило в голове уже не таясь, словно у себя дома, зверь в тебе много сильнее. Тебе кажется, что борешься с кем-то, а борешься ты лишь с собой.
        Он не стал слушать. Коротко разбежавшись, с каким-то садо-мазахистским наслаждением ткнулся головой о мост. Голос вывалился, словно и впрямь вышибло ударом. Поднялся уже на двух ногах, не торопясь пошел обратно. Туда, где валялась одежда. Поймал на себе удивленные взгляды, буркнул сердито:
        - Что пялитесь? Мужика голого не видели? В баню сходите.
        Суетливо, смущаясь натянул штаны, накинул рубаху, влез в ботинки. Пока возился со шнуровкой сзади подошел Илья. Что бы узнать богатыря оборачиваться было не обязательно. Шаги Ильи Муромца ни с чем не спутаешь.
        - Вам надо уходить, - тихо произнес он.
        Кот поднялся. Илья смотрел насквозь, словно приколачивал взглядом к месту. На другого бы подействовало, но Кот Муромца знал давно.
        - Мы вернемся завтра.
        - Стоит ли? - Илья взгляда не отвел, но пронизывать до костей перестал. - Вы живые, Кот. Нам здесь все нипочем, а вы…
        - А мы тоже люди, Илья. Во всяком случае стараемся ими быть. Ты вот говорил, что этот - из новых - не такой как мы. Вон он лежит, Илья. Не такой как мы. Другой, непонятный. Только он сейчас умирает, потому что меня собой закрыл. Жизнь мне спас. И нам с тобой это понятно. А тем новым, что другие, этого пока не понять. Они этого не видят, только в книжках про это читают. Слышишь о чем я?
        Муромец молча кивнул. Постоял немного, потом сказал, словно бы вслух рассуждая:
        - Бычич с вами пройдет. Проводит.
        - Бычичу отсюда хода нет, - покачал головой Кот. - Чтоб уйти жертва нужна, не мне тебе покон объяснять.
        - Авось пройдет, - отмахнулся Илья. - Нынче жертв было в достатке, если не в избытке. А не пройдет, так хоть до куда проводит. Соратник твой на своих ногах не дойдет.
        Кот будто вспомнил только сейчас, кинулся к Игорю. Тот все так же лежал прислонившись к перилам моста. Сознание покинуло бородатого. Дыхание было слабым. Степа стоял рядом поникший.
        - Что с ним, врачеватель?
        - Без сознания, - голос у Степы стал непривычно серьезен. - Потеря крови. Но хуже другое.
        Степа наклонился и откинул полу куртки, на перетянутом порванной на тряпки Степиной рубашкой боку набухало кровавое пятно.
        - Рана не глубокая, но плохая. Гангрена, кажется, началась.
        - Что? - не понял подошедший Илья.
        - Заражение крови.
        - Нету там никакой грены, - отмахнулся Муромец. - Яд там.
        - Откуда знаешь? - вскинулся Кот.
        - Я ту сторону знаю, - пожал плечами Илья. - Если чернеет, значит, яд. И лекарства от него в мире живых нет. Разве что ведьма ваша поможет.
        Степа перевел озадаченный взгляд с Ильи на Кота, потом обратно.
        - Что за ведьма? Кто-нибудь расскажет, что здесь происходит?
        - Милонега потом спросишь, - отмахнулся Кот. - Идем, пока опять не поперли.
        Илья посмотрел на оборотня, обнял крепко, хлопнул по спине. Степу просто по плечу похлопал. Не сильно, но студента качнуло так, что еле на ногах удержался.
        - Хилое потомство, - усмехнулся в бороду Муромец.
        Подошел Бычич. Следом Милонег, протянул Коту его найденные среди трупов ножи. Бычич отстранил Степу. Заправив оселедец за ухо, наклонился и легко взвалил на плечо Игоря. Бородач не шевельнулся.
        - Пойдем вдоль берега, - быстро проговорил Кот.
        - Почему не обратно? - не понял Степа.
        - Там милиция, - коротко ответил оборотень. - Тебя они будут рады видеть, нас не очень. И уж вопросов к нам у них будет воза три.
        - А ко мне?
        - К тебе тоже, но ты толком ничего ответить не сможешь. А я объяснять не намерен, потому что в психушку не хочется.
        Степа прикинул как выходит, спускается по наклонной от моста, подходит к полковнику, с которым еще утром делился лапшой в желтой клеенке с надписью
«Ролтон». Потом представил, как его спрашивают, а он рассказывает про мост над черной рекой, под багряно-черным небом, про былинных богатырей и мужика, что умеет превращаться в пантеру. И про врагов в черных балахонах идущих пешим строем, но словно бы сбежавших со страниц книжки Толкиена.
        - Пойдем вдоль берега, - согласился он.
        Ноги утопали в черном вязком грунте. Назвать это землей Милонег бы не рискнул, потому просто молча месил эту вязь ногами. Первым шел Кот, следом Бычич с телом Игоря поперек плеча. Живой ли он еще? Рядом семенил Степа.
        Мир тесен. Не было друга ни видно, ни слышно три года и на тебе, встретились. Судьба, не иначе. Внутри проснулась та часть, что была Олегом, стало совестно за отброшенную дружбу. Ведь по сути он от Степки отдалился.
        Впереди заколыхалось, пейзаж поплыл, словно акварель, на которую плеснули воды. Кот остановился.
        - Выйдем, держитесь за мной. Там везде оцепления, но одну лазейку знаю, - поспешно заговорил оборотень. - Вопросов не задавать. Все потом. Нам главное сейчас до машины добраться. Кто-нибудь из вас водить умеет?
        - Я плохо, - честно признался Милонег.
        - Нет, я не Шумахер, - усмехнулся Степа. - Но по прямой ездить умею. И по кривой тоже.
        - Отлично, - кивнул Кот и повернулся к Бычичу. - Там все изменилось.
        Богатырь кивнул.
        - Когда я говорю, что все изменилось, я не шучу, - нажал Кот. - Ты не увидишь там ничего похожего на тот мир, в котором жил. Будь готов к этому и постарайся не отставать, не пугаться и не спрашивать. Там есть много странных и пугающих вещей, но нет ничего страшного. Это на тот случай, если у тебя получится пройти. А если не получится, то будь здоров.
        Бычич снова молча кивнул. Кот повернулся и сделал шаг. Фигура его расплылась, словно отражение в кривом зеркале, потом разлетелась на части. Вскоре растворилась вовсе. Бычич посмотрел на Милонега и сделал шаг вперед.
        В какой-то момент ему показалось, что чубатый не пройдет, наткнется на плывущую границу, как на стеклянную стену. Но опасения оказались напрасными. То ли едва живой Игорь на плече помог миновать барьер, то ли в самом деле жертв сегодня было много. А быть может сидящая сейчас неведомо где старуха набубнила что-то, дав, наконец, обещанную помощь. Могучий силуэт с безвольно повисшим телом на плече задрожал, рассыпался в мелкие блики и там, где только что был человек, ничего не осталось.
        От моста послышались крики, зазвенело железо. Опять началось. Милонег кивнул Степе. Тот не дожидаясь приглашения сделал шаг, еще один. Милонег двинулся следом. Проходить в обратную сторону было проще. Если сюда тело продиралась сквозь туман, то обратно он скользил будто водомерка по поверхности лужи. Нет, сравнение показалось неверным. Скорее, как солнечный зайчик по стене.
        - Добро пожаловать в реальный мир, - не то схохмил, не то процитировал что-то Степа.
        Приятель ждал его у моста. Кот и Бычич уже успели отойти на приличное расстояние. Вокруг сгущались вечерние сумерки. Сзади клубилось туманом облако. Где-то далеко в стороне у въезда на мост мельтешила толпа. Стояло уставшее оцепление.
        - Пошли быстрее, - поторопил Милонег.
        Кота и Бычича они нагнали только через десять минут. Оборотень двигался споро, богатырь не отставал и расстояние сократить оказалось не просто. Кот метров сто прошел по набережной, потом свернул в тень ближайших домов, что бы не выделяться, а потом нырнул в какой-то двор. И понеслось.
        Дворы и дома мелькали похожие один на другой. Пустые, выселенные. Милонег шел следом и только дивился, как Кот за три года в новом мире успел не только вжиться, но и узнать город в таких подробностях.
        Оборотень шел так, словно не просто догадывался куда идти, а знал каждый метр дороги, каждую выщербленку на асфальте. Возле очередного дома прошмыгнул через двор и остановился у запертой на замок задней двери. В руках появился нож. Кот завозился с замком.
        Милонег посмотрел на арку в конце двора. Почему бы просто не выйти в нее? Но высказываться вслух, памятуя о наказе оборотня, не решился. Чай, Кот не глупее других. Если не пошел в арку, значит так надо.
        Лязгнуло. Оборотень приоткрыл дверную створку, кивнул. Бычич вошел без раздумий и вопросов. Следом поспешили Степа с Милонегом. Рванулись одновременно, немного замешкавшись в дверях. Кот зашел последним, притворил за собой дверь. Но, пока шли через лестницу к парадному входу, снова оказался впереди.
        Дом был старый, пахло сыростью. Стены, выкрашенные в ровный грязно-зеленый цвет, поражали разнообразием наскальной росписи, рассказывающей о том кто здесь был, кто плюс что чему равняется, что сделает Спартак с Московским Динамо и куда должен пойти тот, кто это написал.
        Оборотень нажал домофонную кнопку, отпер дверь, выглянул на улицу. На этот раз вышел первым. Людей на улице было сильно меньше чем днем. Да и днем народ больше толпился у моста. В конце дома возле арки стояло оцепление. Кот не стал отходить от дома, заскользил вдоль стены в обратную сторону. Через несколько домов метнулся на другую сторону дороги, остановился возле Игорева внедорожника, что остался припаркованным здесь с утра, хоть и казалось, что с тех пор прошла целая жизнь.
        Кот бесцеремонно залез в карман к так и не пришедшему в сознание бородачу. Выволок ключи от машины, пискнул сигнализацией. Распахнул заднюю дверь.
        - Садись, - велел Бычичу. - Только его сперва посади.
        Богатырь опустил Игоря на сидение, сдвинул чуть к центру, неумело, головой вперед полез следом. Кот фыркнул, перекинул ключи, подоспевшему Степе. Тот едва успел поймать мелькнувшее в воздухе железо. Звякнуло.
        - Заводись, - приказал Кот. - Поехали. Едем быстро. Дорогу покажу. Правила не нарушать, на автоинспекцию у нас времени нет.
        Генерал Голубев привык решать все молниеносно и резко. Не сам научился, жизнь научила. Как научила не раздумывая исполнять приказы. Потому приказ сверху обсуждать не стал и вечными вопросами, какими мучается гнилая интеллигенция, заморачиваться посчитал ненужным.
        Рота в ружье. И вот уже грохочут слаженно десятки ног. Мечутся командиры. Построение. Задачу объяснить. Задача ясна. По БТРам и вперед. Сам генерал поехал вместе со спецназом. Такое дело нужно контролировать самому. Шутка ли, приказ из Кремля.
        Мощные колеса вертелись не так споро, как у новых легковушек, но и дороги дробили совсем иначе. Голубев хотел было выпендриться и прокатиться на броне, покрасоваться перед солдатней, но посмотрел на БТР и пришел к выводу, что это не по возрасту. Потому ехал теперь впереди, в салоне роскошного джипа, позади водителя и глазел в окошко.
        Последний раз военная техника въезжала в столицу с агрессивными намерениями в начале девяностых прошлого века. Тогда в середине лета автобусы везли детей в пионерлагеря, а навстречу колонной шли танки. А потом была мелкая революция с попыткой гражданской войнушки. Но войны не получилось, хотя граждан перебили внушительное количество. А танки шарашили по дому правительства делая его из белого черным.
        Теперь БТРы со спецназом ехали к Крымскому мосту. Бороться предстояло с аномалией, что не сильно отличало теперешних вояк от тех, что ехали к Белому дому в девяностых. Борьба с политиками, рвущимися к власти, и борьба с аномалией - вещи одного порядка.
        Эту шутку выдал командир второго взвода. Голубев ее, по счастью, не слышал. По счастью для комвзвода, разумеется. Чувство юмора у генерала было на грани замерзания, потому когда другие смеялись, а он не мог понять над чем, это кончалось плачевно для шутника. Не понимая шутки генерал чувствовал себя дураком, а так как подобного чувства не любил, то отрывался на тех, кто шутит, выставляя командира идиотом.
        Толпа на крымском валу поредела. Любопытство любопытством, но иногда ведь и спать хочется. Любопытствующих полуночников оказалось не так много. Однако толпа приняла БТРы восторженными воплями.
        Возле оцепления колонна остановилась. Генерал вышел из джипа, прошел вперед. На ОМОН не обратил внимания, рявкнул только:
        - Разойдись.
        ОМОНовцы на погоны смотреть умели. Кто-то задергался, пытаясь порвать строй. Кто-то наоборот замер, выполняя полученный приказ.
        - Оглохли? - не понял Голубев.
        - Товарищ генерал, - подал голос робко тот из ОМОНовцев, что стоял против военного. - Был приказ никого не пропускать на территорию.
        - Бардак, - недовольно рыкнул генерал. - Кто тут старший?
        Один из оцепления побежал назад к мосту, где стояла сливаясь с пейзажем черная машина с потухшими фарами и заглушенным мотором. Генерал злился и ждал. Через несколько минут ОМОНовец вернулся. С ним шел милицейский полковник. Выглядел он паршиво. Отекшее, посеревшее лицо, красные, словно пил неделю без просыху, глазки. Небритый, взлохмаченый. Китель расстегнут. Генерал скривился. Милиция, что с них взять. Попал бы этот полкан под его начало…
        - Вы меня звали? - спросил мент хрипло.
        - Убери оцепление, полковник, - брезгливо распорядился армейский генерал. - И приведи себя в порядок, смотреть противно.
        Старуха ждала их стоя на балконе. Уже все знала, все видела, чуяла. Когда внизу припарковалась знакомая машина, не дожидаясь звонка в дверь вышла на лестницу, открыла все нараспашку до самого лифта.
        Мужчин встретила со спокойной решительностью. С Бычичем поздоровалась отдельно, остальным только кивнула. Чего слова месить, коли виделись уже.
        - Проходи, - велела богатырю, словно забыв и про оборотня, и про Милонега с приятелем.
        - Это ты, значит, та ведьма, - полюбопытствовал богатырь.
        - Не говори, - отрезала Яга. - Когда молчишь умнее выглядишь. Иди сюда.
        Подождав пока Бычич протиснется сквозь двери квартиры прошла в комнату.
        - Давай сюда его, на диван.
        Витязь послушно уложил бессознательного Игоря на странного вида ложе. Впрочем, как и просили, старался странностям не удивляться. В дверях появились Кот, Милонег и Степа.
        - Чего набились, - взвилась старуха. - Топайте на кухню и не мешайте. Кот, там на плите ковшик с отваром. Разогрей и принеси.
        Мужчины вышли. Старуха проворно стянула с Игоря обезрукавленную куртку, драную, пропитавшуюся кровью майку. Размотала бинты. Кожа вокруг раны в боку почернела. Да и сам Игорь выглядел сказать, что не важно - ничего не сказать.
        Подхватив влажную, загодя заготовленную тряпицу, она обтерло тело. Бородатый дрогнул. Веки затрепетали, но сил открыть глаза видимо не хватило. Или в сознание так и не пришел.
        - Тихо, Игоряша. Потерпи, родимый, - зашептала старуха.
        Сзади тихо подошел Кот. В руке держал ковшик. Старуха приняла емкость, плеснула в кружку. Подула, зашептала что-то над парующимся отваром. По комнате пошел травяной дух.
        Яга поднесла кружку ко рту бородатого, попыталась влить. Губы Игоря оказались плотно сжаты, зубы сцеплены до судорог. Отвар потек по лицу, бороде. Старуха повернулась, бросила сердито:
        - Чего смотришь? Нож дай.
        Кот спорить не стал, молча протянул любимую «гюрзу». Память зацепилась за ассоциацию, подбросила воспоминаний, давя на эмоции. Старуха подхватила нож. Черное лезвие мелькнуло, словно маленькая молния, ткнулось между стиснутых зубов. Старческая рука надавила, разжимая сведенные болью челюсти. Осторожно влила Игорю в рот отвар.
        - Пока все, - повернулась к оборотню.
        - А дальше?
        - Дальше, если понадобиться, еще отвара дам. Он боль снимет. Больше все одно ничего не сделать. Яд в нем. Если б сразу привезли, можно было пытаться. А сейчас слишком поздно.
        Кот сел в ногах бессознательного друга.
        - Нельзя было сразу, - покачал головой. - Он сразу не сказал ничего. Молчал. О том, что ранен был узнали спустя много часов, когда ему руку отрубило.
        - Что ж не уберегли? - покачала головой старуха.
        - Он меня уберег, - горько проговорил Кот.
        Впервые в жизни ему захотелось плакать. Не выть, как тогда, когда потерял любимую женщину, а тихо плакать, изливая боль. Старый стал, мысленно отметил он, сентиментальный.
        Оцепление на мосту выглядело теперь основательнее. Жалкую цепочку ОМОНа заменили броневики, выставленные поперек дороги, и спецназовцы. Генерал стоял на въезде на мост и инструктировал командиров двух взводов, что должны были отправиться сейчас в аномальную зону.
        Сергей Витальевич наблюдал за инструктажем со стороны. Он был хмур и мрачен. Вдруг обрушилась усталость, навалилась апатия. Генерал приперся, как полновластный хозяин. Потребовал сдать полномочия. Велел убрать ОМОН, выставил свое оцепление и собрался вводить спецназ в аномальную зону.
        Полковник спорил до хрипоты, ругался, просил, увещевал. Но генерал оказался непреклонен. Не то армейская закалка, не то врожденная твердолобость, решил для себя Сергей Витальевич и набрал номер главы МЧС.
        Юрий Яковлевич был любезен, суть происходящего выслушал не перебивая. Поняв, что полковник выговорился, сказал в трубку:
        - Сергей Валерич…
        - Витальевич, - автоматически поправил полковник, но тут же спохватился. - Не важно.
        - Сергей Витальевич, - повторила трубка грустно. - Я понимаю твои чувства, полковник, но сделать ничего не могу. Личное распоряжение президента.
        - Но люди погибнут, - попытался Сергей Витальевич.
        - Не люди, а солдаты. У них работа такая, родину защищать. Даже ценой жизни, - не своим голосом заговорила трубка. - И не погибнут, а войдут в аномальную зону. Откуда нам знать что там? Может это дверь в новый лучший мир. Может там господь бог стоит и раздает конфеты и билеты в рай на халяву.
        Полковник хотел было возразить, но запнулся. Слова застряли в горле.
        - Вы сами-то в это верите? - спросил уже спокойно.
        - Не мы решаем, полковник, - просто отозвался глава МЧС из телефона.
        Не мы решаем. Он, полковник милиции, ничего не решает. И министр чрезвычайных ситуаций ничего не решает. Все уже решено за них. Потому здесь сейчас командует дурак генерал, которого кажется только тому и научили, что подворотничок пришивать и портянки наматывать. А им остается только смотреть, как людей гробят. По личному распоряжению президента.
        Все правильно, президент мыслит другими масштабами и другими категориями. Для него два взвода спецназа - оправданная жертва, если речь касается мировой геополитики. Там на территорию России и ее недра пасть раззявили, тут облизнулись. Президенту, главное, козлов в огород не пускать. А на два взвода спецназа и их семьи наплевать. Это просто разменная монета. Мелкая и ничего не значащая.
        Но ему-то каково. Он-то мыслит человеческими категориями. Отставить пускать нюни, товарищ полковник.
        - Я могу остаться и контролировать ситуацию? - спросил у затихшей трубки.
        - Остаться, - голос главы МЧС замялся. - Остаться да, контролировать ситуацию в данный момент не получится. Сейчас карт-бланш у военных. Так что тебе, полковник, придется подчиняться этому Гусеву.
        - Голубеву, - автоматически поправил полковник.
        - Да хоть Индюкову, - сердито отозвался Юрий Яковлевич. - Один хрен. Все, отбой. Звони, если что. Я утром подъеду.
        Полковник повесил трубку, глянул на часы. Утром подъедет, уже почти утро.
        Накатила апатия и беспросветная тоска. Он молча стоял и смотрел, как бубнит что-то генерал, напутствуя спецназовцев. Повинуясь какому-то внутреннему порыву Сергей Витальевич быстро подошел к Голубеву.
        - Товарищ генерал, разрешите обратиться.
        - Чего еще?
        - Не делай этого, Голубев, не будь идиотом.
        - Отставить разговоры, - рявкнул генерал. - У меня приказ.
        Он отошел от замершего полковника, говорил что-то. Потом по подъему к пыльному облаку побежали спецназовцы. Загрохотали в унисон армейские ботинки.
        - Мудак ты, генерал, - тихо произнес Сергей Витальевич и пошел прочь.
        Игорь был плох. Хоть и вернулся в сознание, но радости от этого не испытывал. Лицо осунулось, посерело и кривилось болью. Вокруг глаз залегли огромные черные круги. Борода торчала какими-то жалкими клочьями. Дышал тяжело, с хрипами. Кровь из бока сочилась не останавливаясь.
        Яга суетилась рядом с какими-то отварами, но сама видать не шибко уже верила, что они что-то дают. Так, скорее для проформы зелья варила. Кот сидел мрачный, на друга смотреть старался бодро, но не было той бодрости. Только слезы на глаза наворачивались.
        - Подвинься, зверь, - наворчала на Кота.
        Подсела у изголовья, протянула кружку с какой-то мутной жижей.
        - Пей, Игоряша, - зашептала с материнской нежностью, которой Кот от нее отродясь не слышал. Не подозревал даже, что старуха может подобные чувства испытывать. - Пей, я тебя еще на ноги поставлю.
        - На руки, - усмехнулся Игорь. Культя, перетянутая банданой, дрогнула, и старуха отвела взгляд.
        Только сейчас поняла окончательно, что ничто не поставит его на ноги. И дело не в том, что руки нет, крови потерял много и яд гуляет по телу. Дело в том, что внутри он уже умер. По лицу видно.
        Старуха поднялась на ноги, посмотрела в необычайно чистые Игоревы глаза.
        - Борись с этим, - сказала тихо фразу, что в последние дни повторялась как мантра.
        - Борюсь, - кивнул Игорь. - Все что нельзя перебороть, тому противлюсь или принимаю, все с чем можно бороться, с тем борюсь. И перебарываю.
        Голос звучал слабо. Слова давались с трудом. Бородатый закашлялся, изо рта хлынула кровь.
        - Молчи ж ты бога ради, - не выдержал Кот.
        - Сейчас замолчу, - улыбнулся Игорь окровавленными губами. - Не долго уже… До свидания. На мосту встретимся, Котик.
        Оборотень заглотнул вставший поперек горла ком, выдавил сипло.
        - Почему на мосту?
        - Дурак ты, - улыбка Игоря стала шире, на мертвом уже лице снова проступил азарт и жажда жизни. - Сам же говорил, что во мне света больше… вот и…
        Слова застряли, захлебнулись. Бородатый захрипел. Кровь полилась изо рта и носа, и ушей. Тело Игоря изогнулось, словно внутри что-то разорвалось и застыло. Взгляд остановился.
        Кот закусил губу. Сколько прожил бородатый? Половинку человеческой жизни? А он живет века непонятно зачем и для кого. И удар тот ему предназначался. Но почему-то умер Игорь. А он жив. Опять жив. По-прежнему. Все еще.
        Пойти что ли удавиться?
        Это не твоя мысль, резко оборвал сам себя. Это снова чужое. Руки на себя накладывать, жизни себя лишать, последнее дело. Тем более если за твою жизнь чужой заплачено.
        Тешь себя, хихикнуло в башке.
        Оборотень потряс головой, молча провел рукой по мертвому лицу, закрывая глаза.
        - Теперь нас трое осталось, - тихо произнесла старуха.
        - А как же Бычич и Степа этот, - возразил Кот.
        Старуха покачала головой.
        - Нас трое. Ни Бычич, ни Степа тебе не помогут барьер держать.
        Кот несогласно мотнул головой и молча вышел.
        - Как он? - подскочил Милонег навстречу оборотню.
        Кот лишь покачал головой.
        - Все.
        Три буквы были произнесены так, что подрубили бы и пятисотлетний баобаб. Милонег опустился на табуретку, уткнулся лицом в подставленные ладони. Голова была чугунной настолько, что упертые в столешницу локти до боли ощутили эту тяжесть.
        Игорь был мертв. Тот самый Игорь, что тренировал его, учил обращаться с оружием. Игорь, который объяснял мальчишке Олегу какие-то правильные, но не понятные порой даже для Милонега вещи. Тот самый Игорь, что лечил душу его разорванную от любви, учил говорить с ветром и пить пиво, пел песни и варил супчик из подберезовиков.
        И теперь его не было. Зачем? Ради чего?
        Все бессмысленно, заворочалось в больном, отравленном болью мозгу. Ты же видешь, что все бесполезно. Все вы это видите. Зачем противитесь? Надо только отступиться от ваших иллюзий, которыми живете. Посмотри на вещи реально. Пойми, что все по сути слеплены из одного дерьма. Только кому-то хочется казаться глиной господа бога, а кого-то вполне устраивает быть дерьмом. Не пытайся стать лучше. Ты выглядишь смешно. Ты вызываешь жалость. Ты смешон и жалок в своих потугах. Открой рот, скажи что думаешь и станешь выглядеть пафосным уродом, вещающим и строящим из себя гуру.
        Попытаешься вразумить, тебя не поймут. Пытаешься быть естественным, но естественное для тебя не естественно для реального мира. Бросай жить иллюзиями.
        Я не сдамся, отмахнулся от чужого присутствия Милонег.
        Не надо сдаваться, ты просто повзрослеешь и поймешь из чего сделан мир и к чему он идет. Вашим романтическим бредням в этом мире просто нет места. Пойми, прими. Взрослей.
        - Изыди, - вслух произнес Милонег.
        Кот вздрогнул, напрягся.
        - Снова оно? - спросил, отвлекаясь от мыслей.
        Вместо ответа Милонег истерично рассмеялся. Смех был знакомый, но ни Милонегу и ни Олегу он принадлежал. Так смеялся тот, кто приходил в мысли, подменяя их своими, играя в какую-то жестокую игру.
        Кот сделал шаг и резко ударил соратника по лицу.
        Милонег кувырнулся вместе с табуреткой. Ноги зацепились за стол, сдвинув. Со звоном грохнулась на пол чашка, распавшись на куски. Оборотень смотрел сверху вниз. Милонег поднялся, потирая челюсть.
        - Мог бы и полегче, - пожаловался он.
        - Лучше бы спасибо сказал, - пожурил Кот.
        - Спасибо, - буркнул Милонег, поднимая табуретку и садясь обратно к столу. - И чашку разбил. Деструктор, блин.
        Кот не отреагировал. Молча поглядел на Бычича и Степу. На студента особенно выразительно. Если от богатыря знал чего ждать, то студент был не так прост и совсем не знаком.
        - Если увидите, что он или я, - оборотень покосился на дверь. - Или старуха так смеемся, бейте по роже со всей дури, чтоб мозги на место встали.
        - По роже, - Бычич улыбнулся и потер кулак. - Это всегда пожалуйста. Только бабку без меня. Если я ей двину, так она не то что смеяться, дышать больше не будет.
        Оборотень кивнул, мол, шутку понял. Подсел к Милонегу.
        - Брось убиваться, - сказал тихо. - Если б ты не знал, чем жизнь кончается, можно было бы по нему плакать. А так… у него все впереди. Во тьму он не попадет.
        - В свет тоже, - вздохнул Милонег. - Все дело в том, что я знаю, чем жизнь кончается. И куда он попадет тоже знаю. И радоваться тут не чему.
        Она проснулась среди ночи. Проснулась потому, что кто-то звал, или плакал ребенок. Или это только приснилось. Сердце билось, как сумасшедшее. В комнате было темно, лишь выделялся чуть светлее прямоугольник окна. Лада встала с постели, прошла в угол комнаты, где стояла детская кроватка. Наклонилась. Ребенок спал крепко, только чуть посапывал.
        Привиделось, попыталась унять бешено колотящееся сердце Лада. Но успокоение не пришло. Не было покоя. Тихонько шлепая босыми ногами по линолеуму, она прошла на кухню. В дверях замерла, вздрогнула.
        В дальнем углу шевелилась огромная живая нечеловеческая тень. Рука судорожно метнулась в сторону, пальцы ощупью нашли выключатель. Вспыхнуло. Лада сощурилась, глаза чуть не заболели от яркого света. Желтый, заливший кухню свет показался почему-то отвратительным. Она приоткрыла глаза. В углу никого не было. Да и теней не осталось.
        Нервы ни к черту. Девушка вошла в кухню, плеснула в стакан воды из графина. В горле было сухо.
        - Ку-ку, - шепнул кто-то в левое ухо.
        Вода застряла в горле. Лада закашлялась, разбрызгивая недопитое во все стороны. Резко обернулось. Тень мелькнула где-то на краю зрения. Девушка дернулась в сторону, прижалась спиной к стене, оглядела кухню. Никого.
        - Если хочешь увидеть с кем говоришь, выключи свет, - посоветовал вкрадчивый шепот.
        - Я не хочу с тобой говорить, - выдохнула Лада.
        - Говорить все равно придется, - хихикнуло в ухо. - Выключи свет.
        Лада покорно оторвалась от стены и вышла в коридор, щелкнула переключателем. Когда вошла снова, все та же тень устроилась возле окна на табуретке. Гадкая, пугающая.
        - Что тебе надо? Зачем ты здесь?
        - Пришел напомнить про должок, - прошелестел голос. - Ты его нашла, он тебя любит, вы прожили с ним три года. Счастливо. Ребеночек вон. Я свою часть договора выполнил. Теперь твой черед долги отдавать.
        Сердце сдавило болью.
        - Нет, - покачала головой Лада, стараясь сохранить спокойствие. - Пока смерть не разлучит нас…
        Тень затряслась, из темноты послышалось многоголосое хихиканье на разные лады. Возникло желание схватить что-нибудь тяжелое и зашвырнуть в это смеющееся нечто с размаху. Лада сдержалась, понимая, что подобный жест с ее стороны ничего не даст, кроме лишнего повода для веселья незваного гостя.
        - Пока смерть не разлучит, говоришь? - отсмеявшись переспросил он. - Так это запросто. Это не сегодня - завтра. Его смерть вас и разлучит. Знаешь, где он сейчас?
        - У него мужские дела, не мне, женщине, в них соваться.
        - Горда, - усмехнулся голос. - А он по бабам ходит.
        Лада задохнулась от злости. Глаза сверкнули в темноте яростно. От того, что бы все же швырнуть в тень чем-нибудь, хоть кружкой завалящей, удержалась, но чувств сдержать не смогла.
        - Врешь, - выдохнула зло.
        - Вру, - легко согласился гость. - Он на мосту, на Калиновом.
        Девушка нахмурилась. Новая версия больше походила на правду, но тоже могла быть ложью. Когда говоришь с тем, кто сам ложь, ничему нельзя верить.
        - Не веришь? - почувствовал ее настроение собеседник. - Напрасно. Новости смотрела? Крымский мост нынче Калинов. Только людишки об этом не знают. Они теперь вообще мало что знают. Так он там, благоверный твой. А знаешь, чем занимается?
        Тень поднялась с табуретки. Лада молчала.
        - Со мной борется. Он там борется со мной, а я у него дома болтаю с его женой. Смешно, правда?
        Собеседник снова расхохотался, потом оборвал смех, и Лада почувствовала, как тьма смотрит на нее. Сперва со стороны тени, потом со всех сторон, а под конец и изнутри. Ощущение было жутким до истерики.
        - Смешно, - серьезно повторил голос. - Чего не смеешься?
        - Ха-ха-ха, - брезгливо ответила Лада.
        - Гордая, - протянул голос. - А когда под каждого встречного-поперечного ложилась, где твоя гордость была?
        Голос захихикал мерзенько, словно провоцируя.
        - Это была не я, - Лада почувствовала, как сердце рвется стыдом и болью.
        - Нет, это была ты. Вот убрали у тебя память, сунули твою душонку в новое тело, пихнули тело в новый мир и что? Душонка то гнилая оказалась. Выходит что? Вся твоя гордость, все что в тебе хорошего есть оно не от тебя вовсе, а от Милонега твоего. А ты - тьма.
        - Врешь, - зашипела Лада. - Врешь, сволочь. Я мертвой была, в свету была. Нет в моей душе тьмы.
        - А ты себе не врешь? - расхохоталась тень. - В душе твоей тьмы, может, и не было. Только душа твоя теперь во тьме. Моя душа. Сама в залог оставила. А теперь конец залогу. Попробуй, скажи, что я соврал. Даже самой тьме совесть не позволит меня во вранье теперь обвинить. А завтра Милонег твой на мост придет. И погибнет, потому что дурак. Потому что счастью своему личному маленькому химеры предпочитает. А тогда я позову, и ты придешь. Придешь, потому что за тобой должок. А долги надо отдавать.
        Лада не выдержала и схватила стакан, собираясь швырнуть в тень. Но в кухне уже никого не было.
        На едва гнущихся ногах она вернулась в комнату. Сын посапывал умиротворенно, хоть его кошмары не мучают ни во сне, ни наяву. И то слава богу.
        Он там, возникло в голове, на мосту, борется. Не сегодня-завтра смерть вас разлучит. Его смерть. И конец залогу. Позовут и она придет, потому что должна. Лада рухнула на постель, уткнулась лицом в подушку и горько заплакала. Пальцы стискивали набитую пером тряпку, слезы текли тихие, беззвучные. Только душа орала.
        - Милонег, - прошептала она. - Милонег.
        И слезы с новой силой брызнули из глаз.
        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
        МОСКВА. 2022 ГОД.
        Спать не ложились, только Степе дали выспаться. На утро растолкали нещадно, как единственного, кто может крутить баранку, усадили за руль и поехали. Ехали втроем: Кот за старшего, Милонег, как знавший дорогу, и Степа. Последний просто потому, что без него далеко не уехали бы.
        Дорога по утру была пустая. Даже автоинспекция, что готова была побираться кажется круглосуточно, в пять утра спала. Степа вышел на трассу, вдавил педаль в пол и полетел. Скорость раскатил такую, что любой гаишник принял бы проносящийся мимо внедорожник за утреннюю галлюцинацию. С другой стороны, на пустой дороге скорость и не чувствовалась.
        За пятьсот километров от столицы дорога стала хуже. Потом Милонег велел свернуть и поехали уже вовсе по бездорожью. Ехать пришлось порядочно прежде чем из-за пролеска вынырнул дом, стоящий в чистом поле безо всяких заборов и с хлипким замком на дверях.
        Последний раз Милонег был здесь с пару месяцев назад. Приехали с Игорем порыбачить. Тогда было хорошо. Больше так никогда не будет. Он вылез из машины, прошел к крылечку, отпер дверь своим ключом. Бородатый настаивал, чтобы у Милонега были дубликаты от всех его нехитрых замков. Вошел в дом.
        На улицу вышел через минуту, в руках держал две лопаты. Степа ринулся было за шанцевым инструментом, но Кот отстранил.
        - Отдохни. Ты и без того за рулем с утра. А потом тебе еще назад ехать. Где копать, Милонег?
        - На огороде, - отозвался тот.
        На огороде тоже все было по-старому. Только гряды совсем почти сровнялись, да чучела-мишени покосились и облиняли от дождей. Да старый гараж проржавел окончательно. Милонег прошел к краю поля, туда где у реки стояли пугала. Лопата ткнулась под трепещущую листьями березку.
        - Здесь, - сказал он.
        - Почему здесь? - не понял оборотень.
        - Он как-то говорил, что хотел бы стать частью березы, напитать ее корни, подняться соком по стволу и трепетать листьями. Что бы каждую осень умирать и каждую весну возрождаться.
        - Романтик, - фыркнул Кот и принялся ковырять лопатой грунт.
        Милонег потер ладони и тоже принялся за работу. Земля была мягкой, копалась легко. Только корни порой мешали. Он старался не думать. Не потому, что мысли были тоскливыми, просто боялся, что за одну из мыслей зацепится незваный гость, понесет играючи поток мыслеформ, которые надо не просто обдумывать, а еще и противиться, отсеивая правду от всего остального. А сил заниматься просеиванием сейчас не было. Но голос не появлялся.
        - Кот, - позвал Милонег.
        - Чего? - оборотень копал так активно, что углубился со своей стороны значительно сильнее Милонега.
        - Ведь он сейчас на мосту?
        Оборотень отбросил лопату, вылез из ямы. Присел в сторонке, ожидая пока приятель доведет свой край могилы до того же уровня.
        - Вернемся на мост, сам узнаешь, - отозвался Кот.
        - Не хочу я этого узнавать. Я на мосту был, сам все знаю. И Игоря знаю. Обмани меня, - попросил Милонег. - Скажи, что он в свет ушел. Пусть хоть у него покой будет.
        Кот покачал головой.
        - Не скажу. Сам знаешь, что у него будет и чего нет. И не проси врать. Не то время, чтобы обманывать и обманываться.
        Милонег закусил губу и яростно замахал лопатой. Оборотень поднялся на ноги, потопал к машине. Когда вместе со Степой приволокли завернутое в плед тело, Милонег уже вылез из ямы.
        Тело опустили бережно, оставили вместе с пледом, запахнув, словно бы спасая от холода. Первую горсть земли кинул Милонег. Кот на обычаи плевать хотел, ценил эффективность. Потому просто взялся за лопату. Соратник присоединился и заработали в две лопаты. Вскоре плед покрылся землей, торчал в нескольких местах буграми еще какое-то время, а потом и этих шерстяных островков не осталось. Под березой вырос небольшой холмик.
        Милонег отбросил инструмент, ласково провел рукой по стволу. Береза затрепетала листьями. Ветер что ли. Он сделал шаг и прижался щекой к белому с черными разрезами дереву.
        - Что дальше? - спросил Степа, наблюдавший, как велели со стороны. - Крест сострогать?
        Кот покачал головой.
        - Крест ему без надобности. Пусть все травой порастет. Память - она здесь, - оборотень ткнул себя ладонью в лоб, подумал, опустил руку ниже, прижал к сердцу. - И здесь. Ты вот его увидеть успел самую малость. Запомнил?
        Степа кивнул.
        - Вот и помни, - посоветовал Кот. - И детям своим расскажи, чтоб помнили. Людей помнить надо, а не кресты ставить. Поехали.
        - Садись, - распорядился президент вместо приветствия.
        Юрий Яковлевич подошел. Сел не на ближнее к главе государства кресло, как обычно, а через одно. Почему-то так показалось безопаснее. Президент странность не упустил, усмехнулся.
        - Провалилась операция? - спросил так, словно ответ был очевиден. - Чего молчишь?
        Главный спасатель пожал плечами.
        - А чего тут скажешь? Да, ваша операция провалилась, господин президент. Два взвода спецназа вошли в аномальную зону в четыре часа двадцать три минуты по Москве, - Юрий Яковлевич посмотрел на часы. - Сейчас десять восемнадцать. Их нет почти шесть часов, из чего мы можем сделать соответствующие выводы. Утешительными их не назовешь.
        Президент напряженно всматривался в министра чрезвычайных ситуаций. Слушал внимательно, потом потер глаза. Как-то по-детски, кулаками.
        - Связь? Они должны были держать связь и докладывать обстановку.
        - Если верить докладу генерала Голубева, то связь была потеряна через несколько секунд после входа группы в аномальную зону. Последние сообщения говорили о плотном осязаемом тумане. Собственно, ничего помимо того, что мы знаем, это не дало. Потом связь просто пропала.
        Президент помассировал виски.
        - Просто пропала, - повторил задумчиво. - Просто пропала. Или не просто. Мысли, предложения?
        Юрий Яковлевич покачал головой.
        - Никаких.
        - Замечательные у меня министры, - хмыкнул президент. - Разогнать вас что ли к чертовой матери. Значит так, Голубеву приказ, чтобы расширил зону оцепления. И чтобы эвакуировал оттуда все живое. Чтоб внутри не то что бомжей и собак, клопов с тараканами не осталось.
        Глава МЧС вздрогнул. На президента посмотрел так, словно все понял, но при этом даже догадываться боялся.
        - Что вы намерены делать, господин президент.
        - Бомбить твою аномалию, Юра, - запросто отозвался тот.
        - Она не моя. А бомбить ее ошибка. Вы же понимаете…
        - Я понимаю, - отозвался глава государства. - Понимаю сейчас только одно и очень четко. Если мост не разбомбим мы, то сюда полезут американцы и европейцы. Мост им, конечно, не нужен, это предлог. Но они придут сюда с оружием и железобетонным прикрытием, типа за мировую общественность и ее безопасность борются. А если они сюда придут, то бомбежка моста покажется детской шалостью.
        Президент хлопнул кулаком по открытой ладони. Щелкнуло, словно дрессировщик хлыстом на цирковой арене.
        - Иди, - распорядился он. - К обеду в радиусе трех километров от моста не должно быть ни единой живой души.
        - А если бомбежка ничего не даст? - спросил глава МЧС.
        - Она не может ничего не дать. По определению. Если она не изменит ситуацию с аномалией, то она даст возможность послать на хрен ЕС и Штаты. Всегда можно сказать, что мы вводили войска и бомбили и без их участия. И это не дало результатов. И пусть потом придумают новую причину, чтоб сюда влезть.
        Толпу подвинули довольно просто. В отличие от Сергея Виталиевича, генерал ни с кем не церемонился. Просто сделал пару звонков, выдал пару приказов и через полчаса по перекрытым трассе, шоссе и куску Садового Кольца прошла бронетанковая колонна.
        БТРы и танки создавали более эффектное оцепление, чем ОМОН. Там, где технике не хватало убедительности, дежурил спецназ. А это тоже не ОМОНовские мальчики. Сергей Витальевич, понимая, что от него ничего больше не зависит, съездил домой. Побрился, помылся, поздоровался с женой. Переоделся. Съел что-то впопыхах.
        Тянуло лечь. Последний раз спал больше суток назад и то час на сидушке в машине. А нормально не спал и вовсе черт его знает сколько. Ложиться не стал, отключился прямо за кухонным столом, привалившись к стене. Сколько проспал не заметил. Разбудил звонок в дверь. Сергей Витальевич подскочил, нервно огляделся, пытаясь сообразить что произошло. Когда пришло какое-то понимание, поплелся открывать дверь. Звонил вернувшийся водитель, и полковник попрощавшись с недовольной женой помчался обратно.
        За то время, что его не было, ситуация изменилась кардинально. Оцепление стояло плотным настолько, что мышь не смогла бы проскочить. Причем выставлено оно было километрах в трех от моста. Стена бронетехники. Вооруженный до зубов спецназ.
        Толпа больше не напирала. Держалась на почтительном расстоянии. Зато народ нашел себе новую забаву. Здоровая группа из собравшихся скандировала что-то невнятное, потрясала самодельными транспарантами. Кустарно сделанные из дощечек и картонок плакатики пестрели корявыми, намалеванными маркерами лозунгами:

«Что скрывают власти?»

«Где же гласность? Дайте ясность!»

«Правительство! Мы за вас голосовали, а вы нас обманули!»

«Народ хочет знать!»
        Дальше читать Сергей Витальевич не стал. И без того все ясно. От толпы, требующей хлеба и зрелищ, спрятали зрелище. Толпа обиделась. В самом деле, какого рожна, ведь непонятно же. Объясните. Не можете объяснить, тогда какие вы к дьяволу власти?
        Вокруг толпы вертелись журналюги с камерами, микрофонами, фотоаппаратами. Куда ж без этих. Самые отчаянные даже рисковали приближаться к оцеплению.
        - Куда генерал смотрит? - возмутился полковник. - Будь моя воля эти скоты уже бы без камер остались.
        - Это точно, - кивнул водитель. - Вчера это все поняли. Будь ваша воля и власть…
        - А будь моя власть, - Сергей Витальевич припомнил вчерашнюю газету и скрежетнул зубами. - Я б им их аппаратуру в жопу затолкал бы. Нехай снимают дебри человеческого нутра через заднепроходное отверстие.
        Машина остановилась. Полковник вышел, подошел ближе, светанул корочкой. Пока спецназовец изучал удостоверение кивнул в сторону моста.
        - Генерал там?
        - Так точно, - отозвался старлей, что проверял документы.
        - Тогда пропускай. Мне можно, у меня разрешение от министра чрезвычайных ситуаций.
        Старлей посмотрел, вернул документы. Махнул рукой. БТР заурчал двигателем, отполз в сторону, давая возможность проехать полковничьей машине. Водитель сориентировался быстро, дожидаться не стал. Проехал в закрытую зону сам, там притормозил дожидаясь Сергея Витальевича.
        Полковник сел вперед.
        - Давай, дуй к мосту.
        На мосту творилось странное. Старуха не следила за макетом, потому, когда вошла и увидала, что на нем пусто, чуть не запаниковала. Толпящегося народа не стало, оцепление исчезло. Вообще на той территории, что охватывал макет, не было сейчас никого. Только несколько человек, словно по недоразумению торчало у моста. Потом со стороны садового вынырнула знакомая уже черная машина с мигалкой, пронеслась к мосту, остановилась. Из салона вышел человек, направился к тем, что стояли у въезда на мост.
        Странно. Яга велела себе поуспокоиться. Перевела взгляд на облако. То набухло и распирало внутренний барьер, норовя разорвать, расколоть и вырваться. Что ж творите, люди, пронеслось в голове. Сами же себя гробите. Вокруг этого моста суету развели, грязь, непотребства. Погубите и себя, и мир. А мир он не только из таких, как вы, состоит.
        Погоди, оборвала себя, пытаясь понять где свои мысли, а где чужие бредни. Именно, что мир не из таких только. Есть и другие, случаются. Потому и барьер до сих пор стоит. И держится. А если вдруг и рухнет, так второй есть. Внешний. Он удержит. Вот если тот не выдержит, тогда кранты.
        Интересно, что там происходит? Яга отошла от макета и пошла в комнату. Диван занял Бычич. Развалился, закинув ноги на поручень не снимая сапог и громко храпел. На включившийся, забубнивший телевизор не только не проснулся, даже храпеть не перестал.
        Устал богатырь. Не сейчас конечно, раньше. Шутка ли сотни лет на заставе без отдыха. Это сейчас народ обленился. На работу, как на каторгу идут. Ни радости, ни удовлетворения. Лишь бы выгадать себе побольше, да зад пристроить помягче. Час лишний поработал, вони развел, будто его без сна и отдыха неделю пахать заставили. Лишний раз вышел, лишний день к отпуску. На пятнадцать минут задержался, будьте любезны компенсируйте. Как выторговывают. А радости от труда нет. Вот что самое паршивое. Радость у людей от денег, не от результата работы, не от процесса, а от бумажек, которые за это выплачивают. Да и то сплошное недовольство. То недодали, то в долларовом эквиваленте посчитали, а он не стабилен, вверх вниз сигает. И зарплата вместе с ним.
        - И в завершение выпуска новости с Крымского вала, который уже третьй день остается темой дня, - привычно тараторила ведущая. - Оцепление моста, которое держал ОМОН, сегодня было снято. Однако мост и все, что находится вокруг остается закрытой зоной. Более того, радиус зоны расширился приблизительно до трех километров. Вместо ОМОНа оцепление теперь держат военные под руководством генерала Голубева. Это удалось выяснить нашим журналистам. В результате действий военных закрытым для жителей столицы оказался довольно внушительный кусок города. Закрытыми для проезда остаются несколько ведущих трасс, что затрудняет движение по городу. Так же закрыты для выхода в город некоторые станции московского метрополитена. Ни военные, ни милиция, ни власти никак не комментируют сложившуюся ситуацию, что разумеется вызывает непонимание и ноту протеста у жителей города.
        На экране возникла толпа с плакатами. Люди что-то кричали, но к покатым бронированным крашенным в защитный цвет бокам БТРов предпочитали не соваться.
        - Простые люди собрались возле зоны оцепления и требуют объяснений. Почему молчит правительство? Что скрывает в так называемой зоне аномалии? Эти вопросы остаются открытыми до сих пор, хотя именно они стали ключевыми для демонстрантов.
        Старуха отбросила пульт и как могла поспешно вернулась к макету. Внутренний барьер готов был рухнуть в одночасье. Глупость, жадность, подлость, злость человеческая. А она то все думала откуда это берется там в мире мертвых. Все просто, миры связаны между собой. Темная сторона питается от темного. Чем больше здесь грязи, тем сильнее там грязь. Сообщающиеся сосуды, а не миры.
        И этого она не учла. На себя надеялась, на Игоря, на Кота да на Милонега. А вот о том, что на ситуацию еще кто-то может влиять, не подумала. Непростительная оплошность. Ладно. Барьер пока держится, если что там второй стоит. А держаться не долго осталось: всего вечер, ночь да утро. А там третьи сутки истают и прощай темная сторона на неопределенное время. Если только сил хватит. А их все меньше.
        В обратную сторону ехать оказалось труднее. Дорога была не сказать, что забита, но движение выходило плотное. Стоило только появится какому-то тяжеловесу вроде фуры или грузовика, как все тут же замирало, теряя скорость, и долго ползло, пытаясь найти возможность обогнать тихохода.
        Милонег сидел хмурый, смотрел в окно на пробегающие мимо российские пейзажи. Но мысли так или иначе возвращались к Игорю. Мало жил, ярко горел и сгорел быстро, как спичка на ветру. А за что погиб? За что боролся, за то и погиб. Хотя Игорь как раз погиб не за это, а за Кота.
        Он зло посмотрел на оборотня. Кот, скотина живучая. Говорят у кошек девять жизней, а у этого одна уже сколько веков тянется. За него люди головы кладут, а он живет и радуется. В ус не дует.
        Злость накатилась мгновенно. Черная, непроницаемая злоба. Только-только в сердце тоска была и любовь и вдруг… Милонег не успел понять, как это произошло. Просто от ярости потемнело в глазах, а под руку попался неизвестно откуда взявшийся шнурок.
        - Это все из-за тебя, сволочь! - рявкнул Милонег.
        Шнурок ловким движением перекинулся через подголовник переднего сидения. Впился в шею ничего не подозревавшего оборотня, притянув к спинке. Кот вздрогнул, руки задергались, пытаясь достать Милонега, но тот тянул, отклонившись назад, благо длина шнурка позволяла.
        Оборотень хрипел, на шее вздулись синюшными змеями вены. Руки теперь не болтались, пытаясь достать Милонега, а бестолково цеплялись за шнурок.
        - Ты чего делаешь? - дернулся Степа, пытаясь совмещать управление машиной с попыткой вмешаться.
        Он схватил Милонега за запястье, но тот лишь расхохотался и с силой ударил приятеля по руке. Удар был резкий и пришелся по напряженной мышце предплечья. От неожиданности Степа бросил руль и схватился за немеющую руку. Машину подбросило на кочке и понесло в сторону. Однако оборотень получил маленькое преимущество и успел им воспользоваться. Цепкие пальцы, поддели ослабевший шнурок, резко дернули вперед.
        Не успевшего сообразить что-то Милонега дернуло следом и он ударился лицом о спинку переднего сидения.
        Впереди показался мостик через одну из подмосковных речек переплюек. Внедорожник шел прямиком в перила.
        - Руль! - крикнул Кот.
        Степа спохватился, уцепился за баранку, но было поздно. Машину раскрутило, долбануло о едущую впереди легковушку и вышвырнуло в кювет не доезжая нескольких метров до моста.
        Съехав с дороги внедорожник накренился, не удержался и кувырком через крышу покатился вниз под горку. Затрясло, все завертелось в каком-то жутком хороводе. Загрохотало, заскрипело, заскрежетало мнущимся железом. Брызнуло лопнувшее стекло.
        Внедорожник, перекувырнувшись, завалился на бок, проехал на боку еще пару метров, оставляя борозду на сырой земле, и замер возле самой воды. Кот прислушался к ощущениям. Если верить телу, то обошлось без переломов. Кости целы, а синяки с шишками считать последнее дело. Сам он раскорячился в довольно странной позе. Под ним что-то шевельнулось. Степа!
        - Живой? - спросил, пытаясь переместить центр тяжести.
        - Кажется, - отозвался медик довольно вяло.
        Оборотень дернул ручку, но дверь заклинило. Стекло опускалось с кнопки, при выключенном моторе и отрубившемся аккумуляторе открыть его было невозможно.
        - Придется тебе еще потерпеть, - предупредил оборотень и, не вдаваясь в объяснения, со всей силы саданул ногами в дверь. Замок не выдержал и створка вылетела с такой силой, словно пробка из бутылки шампанского.
        Кот подтянулся и вылез наружу. Сзади пошатываясь вылезал Милонег.
        - Цел?
        - Вроде, - отозвался тот. - Что случилось?
        - Ты поддался, - сердито отозвался Кот. - И почти проиграл. Еще бы чуть и все.
        Степу вытаскивали вдвоем. Парень держался бодро, но бледнел, по лицу пробегали судороги. Стоять не смог, пришлось уложить на траву. Пока возились, сверху подбежали несколько мужиков.
        - Чего с ним? - крикнул первый.
        - Пустите, - протолкнулся второй. - Я курсы медсестер окончил. Я знаю что делать.
        Распихав всех, второй мужик протиснулся к Степе. Тот вяло улыбнулся:
        - Спокуха, медсестричка. Я сам врач. Ноги переломаны, а так все нормально.
        - Нормально? - взвился первый мужик. - Ты, козлина хромоногая, видел, что с моей машиной сделал?
        - Скорую надо, - доставая мобильник, покачал головой второй.
        - Какая скорая, - не унимался первый. - Милицию. ГИБДД.
        Мужики загалдели, переключившись с ситуации друг на друга. Степа повернулся к Коту.
        - Линять вам надо, - сказал тихо, так чтобы слышал только оборотень. - Иначе в милицию загремите. Ехали в чужой машине, документов нет, хозяин пропал без вести. Вас так просто не отпустят.
        - А ты? - быстро прикинул ситуацию тот.
        - Меня один пень в больницу отправят. И потом у меня милиционер знакомый есть. Полковник. Выкручусь. Идите, пока не поздно.
        Кот поднялся, взял за плечо Милонега и потащил в сторону.
        - А вы куда? - насторожился хозяин разбитой легковушки.
        - До ветру, - отозвался Кот. - Ща вернемся. Не переживай, машина то с водителем тут и никуда не денется.
        Милонега долго упрашивать не пришлось. Просто подтолкнул парня в спину, этого оказалось достаточно, чтоб пошел быстро, не оглядываясь и не спрашивая. Мужик с сомнением глядел им вслед.
        - Выпить бы, - подал голос Степа. - Ни у кого нет?
        - Да ты и так бухой, - взвился пострадавший водитель.
        - Ни капли алкоголя, - ответил Степа. - Можете проверить и засвидетельствовать, когда инспектор приедет. Просто обезболивающее нужно.
        Пострадавший наклонился к Степе, подозрительно принюхался. Медбрат поспешил проконтролировать.
        - И правда трезвый, - удивленно отметил пострадавший. - Даже не с похмела. А чего ж ты тогда такие фортели вытворяешь?
        - Так получилось.
        - У меня бутылка водки есть, - подал голос медбрат.
        - У меня кетанов в аптечке.
        - Нельзя мне его, - покачал головой Степа. - Личная непереносимость. Так что если перед гаишниками подтвердите, что был трезв, тащите водку.
        Медбрат подскочил и побежал наверх к своей машине. Степа остался с пострадавшим. На водилу старался не смотреть, чтобы куда-то деть глаза разглядывал редкие облачка.
        - Зараза ты, - беззлобно ругнулся пострадавший. - Я с вечера не жрал ничего. Думал до забегаловки дотяну, поем хоть. А теперь чего…
        - В карман залезь, - попросил Степа. - Сам не дотянусь.
        Водила пробежался пальцами по карманам, нащупал уплотнение, вытащил смятый желтый пакетик. С удивлением посмотрел на Степу.
        - Это чего?
        - Сухой паек, - натянуто улыбнулся студент. - О, со вкусом говядины. Тебе повезло.
        Вернулся медбрат, притащил ополовиненную бутылку. Аккуратно приподняв Степину голову, влил прямо из горлышка. Зюзя закашлялся.
        - Вечно молодой и вечно пьяный. Знаете кто? - горло перехватило и голос получился неожиданно сиплым.
        - Ты, - буркнул пострадавший водила.
        - Неа, - болезненно улыбнулся Степа. - Заспиртованный младенец.
        Водитель расхохотался. На парня посмотрел уже совсем по-свойски.
        - Где там твои друзья-зассанцы?
        - А вот друзей не было, - сказал, словно попросил Степа. - Тебе ведь все равно кто виноват и за ремонт заплатит. Да и друзья пассажирами ехали. Им дальше ехать надо. Очень срочное дело. Так что давай друзей замнем. А?
        Водила посмотрел ошарашено. Пальцы судорожно затеребили пакетик. Только тут вспомнил, что в руках сжимает сушеную лапшу. Потянул целлофан в стороны, открывая упаковку.
        - Ну ты нахал, - проговорил с какой-то странной веселостью.
        - Но симпатичный, - обезоруживающе улыбнулся Зюзя. - Вообще меня Степой зовут.
        Кот перетащил Милонега через дорогу, спустился к речке, перешел на другой берег и, пробежав метров триста, снова поднялся на дорогу. В том месте, где задели легковушку и вылетели с дороги образовалась пробка.
        Милонег шел молча. Память возвращалась постепенно. Сперва вспомнил то, что было после, потом припомнил, как глядел в окно и наконец восстановил мысли и внезапную вспышку, затмившую чувства и разум.
        - Я виноват, - сказал тихо.
        - Виноват, - коротко бросил через плечо оборотень. - Только пожалуйста без самокопаний. С ними не далеко до нового приступа. А я не уверен, что ты сможешь его сейчас перебороть.
        Пройдя еще метров пятьсот, оборотень повернулся и поднял руку. Третья машина притормозила.
        - До Москвы едешь? - спросил в открытое окно.
        - Еду, - отозвался водитель.
        - Нас подбросишь?
        - Садитесь, - кивнул тот.
        Кот распахнул дверь, пропуская на переднее сидение Милонега. Тот мрачно усмехнулся, сел. Хлопнула дверца. Оборотень плюхнулся на заднее сидение.
        - А чего там произошло не знаешь? - спросил у водителя кивнув назад на пробку.
        - Да известное дело, - охотно откликнулся водила. - Пьяными за руль садятся, носятся как угорелые. Кто им права только дает? В Москве, говорят, такие чудилы понаколотились так, что мост рухнул.
        Генерала он нашел возле моста. Тот возвышался, как скала. Спина ровная, словно доску привязали. Лицо спокойное и самоуверенное.
        - Ну что, товарищ генерал, - не удержался от ехидства Сергей Витальевич. - Похоронили два взвода? А я вас предупреждал.
        - Не похоронил, - ледяным тоном отозвался Голубев. - А выполнил приказ.
        Полковник с интересом посмотрел на военного. Вот понять бы - в самом деле такой долдон генерал, или маской прикрывается только. Ведь не дают же генеральские погоны кому ни попадя. Для того что бы иметь власть надо не только приказы исполнять, но и головой иногда думать.
        - Иногда не плохо бы и мозгами шевелить, - высказал то, что сидело в голове и просилось на язык.
        - Мозгами шевелит президент, - холодно отозвался генерал. - А мое дело приказы выполнять. Если каждая вошь начнет мозгами шевелить, то от дисциплины ничего не останется. Вот как у вас в ментовке. Одна коррупция, никакой дисциплины. Каждый себе на уме. Вот у тебя, полкан, хоть какое-то представление о субординации есть? Перед тобой, между прочим, старший по званию.
        - Из другого ведомства, - сквозь зубы процедил Сергей Витальевич. - По счастью.
        - Да, твое счастье, что ты не подо мной сидишь. Хрен бы ты у меня полковником был. И почему вы, менты, такие разгильдяи?
        Нет, кажется, не прикрывается. В голове кроме Устава и приказов ни черта. Как же так вышло, что до такой должности пустили бидон с таким убогим содержимым в фуражке. Чудна загадками матушка-Россия.
        - Почему вы, сапоги, такие деревянные? - хмуро парировал полковник.
        - Разговорчики, - набычился Голубев. - Ты скажи лучше, у тебя в машине пара мест найдется?
        - Найдется, - пожал плечами Сергей Витальевич. - А чего?
        - Чего? - передразнил генерал. - Уезжать отсюда пора, вот чего. Через полчаса аномалию твою утюжить начнут.
        - Как? - не понял полковник. - В смысле - утюжить?
        - В прямом. С воздуха. Приказ президента.
        Внутри что-то сжалось. Людей, конечно, эвакуировали, даже коллекцию Третьяковки из ЦДХ вроде вывезти успели. Но памятники в парке за ЦДХ, и сам Дом художника, и река, и Парк Культуры, и… А самое главное люди. Ведь те, что ушли в аномальную зону, могли и выжить. Никто ж не знает что там внутри. Исследовать надо. А они бомбить.
        - Езжайте, - решил Сергей Витальевич. - Я остаюсь.
        Он развернулся и направился к мосту. Единственная возможность понять что там происходит, это войти туда самому наконец. Войти, понять и вернуться.
        Полковник успел сделать всего несколько шагов. В плечо впилось что-то, словно железными тисками сжало. Дернуло, заставляя остановиться.
        Сергей Витальевич обернулся. Перед ним стоял генерал, рукой крепко держал за плечо.
        - Садись в машину, полкан, и не выеживайся. Еще один шаг, и я тебя пристрелю на месте. Понял? Пока я тут распоряжаюсь никто без приказа ничего делать не будет, понял? Пошел живо.
        Внутри что-то надломилось, будто пружина лопнула. Полковник ухватился за генеральское запястье, зло отшвырнул руку и обреченно пошел к машине. Сел на переднее сидение. Голубев со своим напарником утрамбовались назад.
        - Поехали обратно, - тихо сказал водителю.
        Машина заурчала набирающим обороты двигателем и покатилась против движения, которого здесь не было уже три дня, в обратную сторону.
        - Слушай, Голубев, - спросил Сергей Витальевич, глянув в зеркало. - А если тебе сейчас прикажут демонстрацию там за оцеплением разогнать, неужели начнешь из пулеметов по народу шарашить и танками давить? Или все-таки задумаешься?
        Генерал фыркнул с заднего сидения, ответил таким тоном, словно бы разговаривал с идиотом:
        - Приказы не обдумываются и не обсуждаются. Приказы принимаются к исполнению и исполняются.
        Полковник безнадежно отвернулся к окну. Генерал посмотрел на часы.
        - Двадцать три минуты осталось.
        Бычич сидел за столом на кухне и подозрительно смотрел на кружку с чаем.
        - Чего за варево? - принюхавшись, спросил у Яги.
        - Пей, - отмахнулась та. - Объяснять дольше. Не волнуйся, не отравишься.
        Богатырь осторожно пригубил. Принюхиваясь, словно зверь, сделал несколько маленьких глоточков. Наконец глотнул смелее.
        - Чего только не придумают, - подивился он. - Зелье каждый день пить, это ж надо. А может ты того, приворожить меня вздумала?
        Витязь рассмеялся собственной шутке. Старуха покосилась недовольно.
        - Нужен ты мне больно, привораживать тебя. Корми потом такого лба всю жизнь. И рот открываешь, дурак дураком. Говорила, молчи, умнее выглядишь. Потом, ты ж в современной жизни ничего не знаешь. На кой ты мне такой.
        - Чего это я не знаю? - насупился Бычич.
        - Да ничего. Ходишь вон все, как петух деревенский. Переоделся бы во что понеприметнее. Сколько раз уж повторяла.
        Мужчина отставил чашку, оглядел белую, расшитую петухами рубаху.
        - Чего это мне переодеваться? Я на бой, как на праздник. Вот и рубаха праздничная. Чай, не просто так железом махаем, за правду стоим.
        Яга поднялась, принялась неторопливо убирать со стола. Движения были ленивыми. С другой стороны куда ей торопиться.
        - Тебе здесь жить, - сообщила между делом. - В таком наряде долго не проживешь.
        Богатырь покачал головой:
        - Я на мост вернусь. Чего мне здесь? Там правда, а тут… Я вот посмотрел как живете, чуть блаженным не сделался. Не мое это. Вернусь.
        Старуха составляла тарелки в стопку, услыхав ответ замерла. На богатыря поглядела как на чудо света, что раньше говорят числом семь существовали, пока новых не напридумывали без счета.
        - Кто ж тебя туда живого пустит? Али покон не знаешь?
        - Время сейчас такое неспокойное, что покон обойти можно, - покачал чубатой головой витязь. - Я так кумекаю, раз против покона из мертвых живым сюда вышел, то и из живых обратно мертвым вернусь. Не могу я тут. Душно мне.
        Старуха не успела ответить. В дверь позвонили. Поминая знакомых и незнакомых Бычичу богов, Яга пошла открывать. На пороге стояли Кот и Милонег. Хмурые, уставшие, злые.
        - Что звонишь, - проворчала бабка. - Ключа нет?
        - Посеял, - не вдаваясь в подробности бросил оборотень.
        Не разуваясь прошел на кухню. Милонег молча двинул следом. Выглядело так, что старуха заволновалась.
        - Чего случилось? - начала допрос, еще даже не войдя в кухню. - А студент где?
        - В больнице студент, - Кот с размаху плюхнулся на ближайшую табуретку, устало откинулся спиной к стене. - С переломанными ногами. Милонег чуть не прогнулся. Вот и… Машина всмятку, Степа в больнице… наверное уже. Ну а мы вот, приехали на попутке.
        - Ай-яй-яй, - пробормотала старуха.
        Кот подскочил, оторвался от стены рассерженный.
        - Хватит причитать. Один все в себе копается, потом ближнего своего душит, другая причитает. Барьер твой выдержал, старая?
        - Стоит пока.
        - Вот и все. Значит не хрен причитать. Сколько там осталось? Меньше суток? Вечер, ночь да утро. На мост нам надо. Там продержимся.
        Бычич встал с места, широко размахнувшись хлопнул себя кулаком в грудь:
        - С вами пойду.
        - Раздухарились, - проворчала Яга. - А я…
        Договорить не успела. Из дальней комнаты донесся оглушительный грохот. Старуха оглянулась на дверь. На какое-то мгновение все застыло, замерло. Первым очнулся оборотень. Легко, словно ветром сдуло, подскочил с табуретки и вылетел из кухни.
        Самолеты над Москвой зрелище само по себе неординарное. Низколетящие бомбардировщики подавно. Разумеется, три военных самолета не могли не привлечь внимания. Люди задирали головы, показывали пальцами в небо.
        - Вон-вон, - взвился над толпой возле оцепления чей-то вскрик, хотя и без него все было видно и понятно.
        Народ завертелся. Вопли полетели в небо один за другим. Следом пошли строиться догадки, предположения. Тут же появились разные точки зрения, начались споры чуть не до драки.
        Голубев стоял внутри оцепления. В отличие от Сергея Витальевича, свары в толпе его не заботили. Взгляд генерала зацепился за клубящуюся вдалеке верхушку аномального облака. Бомбардировщики сделали круг, развернулись и начали медленно снижаться для маневра.
        Полковник, нервно наблюдавший за толпой не выдержал, повернулся к военному.
        - У вас там в народе беспорядки начинаются, товарищ генерал.
        Голубев и ухом не повел, все его внимание привлекали только самолеты.
        - Черт подери, генерал, - заорал Сергей Витальевич срываясь. - Тебя хоть что-то волнует? У тебя там люди сейчас драку устроят.
        - Это не у меня, - раздраженно отозвался генерал, не поворачивая головы. - У меня только на территории. Что за оцеплением меня не касается. У меня приказ.
        Полковник спорить не стал. Хотелось развернуть генерала и со всего размаху дать по морде. Но сдержался. Скрипя зубами отошел в сторону, выудил из кармана мобильник. Руки тряслись, как у алкоголика. Номер сумел набрать только с третьего раза. Каждый раз ошибаясь, матерился. Когда заговорил в трубку, голос звенел от напряжения.
        - Срочно вернуть ОМОН к оцеплению на Крымский вал. Да, армия. У них свои задачи, а тут без этого хватает чем заняться…
        Оглушительно грохнуло. Раз, другой, третий… В кино взрывы смотрелись совсем по другому. Толпа за оцеплением застыла, в секунду замолчав в каком-то шоковом состоянии. Трубка наоборот разразилась криками и вопросами. Полковник молча опустил руку, в которой все еще зажимал вопящий телефон.
        Вместо очередного потока матюгов вырвались лишь жалкие, сдавленные обрывки невнятных звуков.
        Взрывы подняли землю, вздыбив кусочек города. Сперва взрыв выглядел как взрыв, затем… Сергей Витальевич очень четко сообразил, что ему напоминает эта якобы взрывная волна. Несколько дней назад он уже наблюдал похожее явление, только в меньшем масштабе.
        Пыль, туман, аномальное облако - чем бы оно не было взвилось вверх, увеличиваясь в размерах, разваливаясь и заглатывая кусок города куда как больший, чем злосчастный Крымский мост. Уходящие на вираж самолеты рванули, стараясь спастись от тянущегося к небу кошмара. Двум удалось уйти, третий закрутило и заглотнуло, словно гигантская медуза вобрала в себя кусок железа с мотором и крыльями.
        В какой-то момент показалось, все конец. Сергей Витальевич зажмурился, готовясь к тому, что аномальное облако сметет и его, и деревянного генерала, и оцепление, и толпу. Но время шло, а ничего не происходило.
        Полковник открыл глаза. Облако разрослось в разы, теперь оно колыхалось полусферой, покрывая то место, где была река, набережная, дома с потрескавшимися фасадами и выбитыми стеклами, ЦДХ, съехавшие в реку аттракционы и Петр без головы. Его словно что-то сдерживало от попытки разрастись дальше. Но невидимый барьер, если он был, едва справлялся со своей задачей. Облако стало как будто агрессивнее. Тени внутри метались теперь отчетливо, словно бы внутри шла непрекращающаяся битва. Контуры полусферы дрожали, норовя в любой момент рвануться и сожрать уже весь мир.
        Генерал присвистнул. Сзади снова заверещала толпа. Уцелевшие два бомбардировщика кружили над аномальной зоной не рискуя больше идти на снижение, но и не собирались вроде бы улетать. Они словно ждали приказа. Видимо, дождались, потому как вскоре свернули с очередного круга и полетели прочь.
        - Допрыгались, - ни к кому не обращаясь прошипел полковник.
        Мобильник уже отключился. Он снова набрал номер, на этот раз с первого раза. Внутри царило хладнокровное спокойствие и такая же обжигающая ледяная злость.
        - Да, снова я, - ответил возникшему в динамике голосу. - Сколько отправили? Давай еще столько же, как минимум. Пора разгонять эти демонстрации.
        Вдали завыла сирена. Сергей Витальевич не успел подивиться той прыти, с которой приехали ОМОНовцы, как понял что ошибся. Распугивая гуделкой и мигалкой праздношатающихся граждан к оцеплению подлетела черная тонированная иномарка с правительственными номерами.
        Затормозила с визгом, не собираясь проезжать сквозь оцепление. Задняя дверца распахнулась, выпуская министра чрезвычайных ситуаций. Не дожидаясь, пока вылезет охрана, глава МЧС рванул мимо БТРов.
        - Здорова, полковник, - приветствовал Юрий Яковлевич. - доложи обстановку.
        - Чего тут докладывать, - недовольно буркнул Сергей Витальевич. - Сами смотрите. У меня на это одно русское слово есть, а в остальном пусть генерал отчитывается. Он большой любитель приказы исполнять, значит должен и отчеты строчить прилежно и с любовью.
        Главный спасатель посмотрел с немым укором, но говорить ничего не стал, молча пошел к генералу.
        - Юрий Яковлевич, - окликнул полковник. - Я ОМОН вызвал, надо с толпой работать.
        Глава МЧС кивнул.
        - Давай, Сергей Виталич, распоряжайся. Ты в своем праве. Военных теперь не будет. Приказ выполнили, президент должен быть доволен.
        - Чему тут радоваться, - пробормотал полковник.
        Вдали снова завыли сирены. К оцеплению подъезжали микроавтобусы с ОМОНовцами.
        Макета видно не было. Двойная сиреневатая полусфера, что накрывала его прозрачным колпаком, теперь была полностью затуманена. Того города, что был воссоздан художником Дорониным больше не существовало ни на макете, ни в действительности. Туман пытался вырваться за пределы барьера, но был бессилен. Пока.
        - Это из-за меня, - упавшим голосом произнес Милонег.
        - Не льсти себе, - сердито отозвалась старуха. - Это по совокупности. Миры взаимосвязаны. Чем выше концентрация темного здесь, тем сильнее тьма там.
        - Значит, я был прав, - пробормотал оборотень.
        - В чем?
        - Не важно, - отмахнулся Кот и повернулся к двери. - Я на мост. Если тьма из этого мира питается, значит и противостоять ей отсюда надо.
        Старуха ступила поперек дороги.
        - Подожди. Все вместе пойдем.
        - А ты-то куда собралась?
        Вопрос, кажется, возник у всех троих одновременно. Во всяком случае на Ягу уставились три пары глаз. Старуха неожиданно улыбнулась.
        - Ну, если вы на мост, так и я туда же. Буду, пока вы мечами машете, барьер поддерживать на месте. А вообще нас четверых мало. Помощь нужна. Поддержка из этого мира. Предложения есть?
        Кот пожал плечами:
        - Там на месте сейчас, если телевизору верить, солдатня, ОМОН. Может, этих привлечь?
        - Как ты их привлечешь? - скептически поинтересовался Милонег.
        - Не важно как, - отмахнулась старуха. - Скажи лучше какие из них помощники?
        - Хреновые, - честно ответил оборотень и задумался.
        Бычич решил не вмешиваться, стоял с молчаливым, вроде как умным видом в сторонке. Старуха что-то беззвучно плямкала губами, будто советовалась сама с собой. Милонег задумчиво морщил лоб, наконец шлепнул ладонью по лбу, словно осенило.
        - Может ребят свистнуть из школы карате?
        - Опять кекусинкай? Сомневаюсь я, что от них толк будет, - отозвался Кот. - Степа твой, конечно хорош, ничего не скажешь. Но сколько там на школу таких Степ?
        Милонег несогласно засопел, умолк. Старуха сверлила взглядом то одного, то другого, буркнула раздраженно:
        - Что, все? Идеи кончились? Иссякли добры молодцы.
        Кот вдруг вздрогнул и радостно заулыбался.
        - Есть идея! Поехали, по дороге расскажу.
        Машину трясло, словно эпилептика. Да и не мудрено. Лет автомобилю было кажется больше, чем водителю, решившему подработать частным извозом. Машина брюзжала и дребезжала. Примерно тем же занималась Яга. Сидела на переднем сидении и скрипела себе под нос, как несмазанная телега. Идея оборотня ей явно не понравилась, от того, собственно, и скрежетала. Но другой идеи все одно не было, потому брюзжание было тихим.
        Впрочем, водителя оно напрягало и в тихом виде. В конечном итоге он не выдержал и включил погромче радио. Салон ожил какой-то старенькой музыкой.
        Этот город застрял во вранье, как "Челюскин" во льдах -
        Погрузившийся в ад и частично восставший из ада.
        Наше общее детство прошло на одних букварях,
        Оттого никому ничего объяснять и не надо.
        Отчего ж мы кричим невпопад и молчим не про то,
        И все считаем чужое, и ходим, как пони, по кругу?
        Вы не поняли, сэр, - я отнюдь не прошусь к вам за стол,
        Мне вот только казалось - нам есть что поведать друг другу.
        Место, где свет
        Было так близко, что можно коснуться рукой,
        Но кто я такой,
        Чтоб оборвать хрустальную нить -
        Не сохранить, прошло столько лет,
        И нас больше нет в месте, где свет…
        Старуха брюзжать перестала, но поморщилась. Уж больно песня к месту показалась. Водитель истолковал старческую мимику по-своему, потянулся убавить звук.
        - Оставь, - перехватила его руку старуха. - С песней оно веселее.
        Мужик лишь пожал плечами. С песней, так с песней.
        Этот город застрял в межсезонье, как рыба в сети -
        Стрелки все по нулям, и не больше не меньше,
        Мы почти научились смеяться, но как ни верти -
        Что-то стало с глазами когда-то загадочных женщин.
        Хочешь, я расскажу тебе сказку про злую метель,
        Про тропический зной, про полярную вьюгу?
        Вы не поняли, мисс, - я совсем не прошусь к вам в постель,
        Мне вот только казалось - нам есть, что поведать друг другу.
        Мне никто не указ, да и сам я себе не указ -
        Доверяю лишь левой руке, маршруты рисуя.
        Ну а тот, кто - указ, он не больно-то помнит о нас,
        Да и мы поминаем его в беде или всуе.
        Что казалось бы проще - вот Бог, вот порог,
        Что же снова ты смотришь в пустынное небо с испугом?
        Вы не поняли, Лорд, - я отнюдь не прошусь к вам в чертог,
        Мне лишь только казалось - нам есть, что поведать друг другу.
        Место, где свет
        Было так близко, что можно коснуться рукой,
        Но кто я такой,
        Чтоб оборвать хрустальную нить -
        Не сохранить, прошло столько лет,
        И нас больше нет в месте, где свет…[Текст песни А. Макаревича]
        Песня сошла на нет. Проигрыш еще крутился какое-то время, потом поверх него легла совершенно не кстати реклама. Крикливая и грубая, особенно на контрасте с лирикой только что спетого.
        - Тормозни, - попросил Кот. - Приехали. Вот тут где-нибудь.
        Машина сбавила скорость, вздрогнула дернувшись пару раз, словно собиралась умирать прямо сейчас. Кот выскочил из салона, притормозил Милонега, рыпнувшегося было за ним.
        - Ждите. Я сам все устрою. Лучше с машиной договоритесь.
        - Что с машиной? - встрепенулся водитель.
        Но Кот только дверцей хлопнул.
        - Скажи-ка, милый друг, - впервые за всю дорогу нормально заговорила старуха, обращаясь к водителю. - А ты не хочешь денег заработать?
        - Смотря чего делать, - бодро откликнулся тот.
        - Машину нам свою отдать. Она нам нужна буквально на часок, меньше даже.
        Водитель открыл рот, но не нашелся, что сказать на такую наглость. Старухе возражения и не требовались. На любые возражения у нее имелся свой и довольно весомый аргумент. Из-под разноцветных тряпок, составлявших старушечий костюм, на свет вырвалась пачка зеленых банкнот с американским давно испустившим дух президентом и цифрой сто. Пачка была увесистой. На такие деньги можно было купить пяток таких машин, если не больше.
        - Деньги твои, машина наша. Документы на нее нам не требуются. Если захочешь, можешь заявление об угоне завтра пойти написать и получить тачку обратно. Идет?
        - Юра, что на мосту?
        Президент вопреки обыкновению не сидел во главе стола, а метался из угла в угол. На министра чрезвычайных ситуаций только что не набросился.
        - Голубев какую-то ахинею несет. Знаю, что бомбили, но… Что там?
        - Ничего хорошего, - привычно отозвался глава МЧС.
        - Ты другие слова знаешь?
        Юрий Яковлевич тяжело вздохнул.
        - Знаю, только они нецензурные. После нанесенного удара аномальная зона расширилась в несколько раз. Теперь она охватывает не только мост, но и прилегающие территории. В зону аномалии попал кусок города практически от Калужской площади до станции метро «Парк Культуры», от памятника Петру Первому до середины парка Горького.
        Президент засветился, как лампочка Эдисона.
        - Прекрасно!
        - Чего прекрасного? - не понял главный спасатель.
        - Раз зона от силового воздействия расширяет границы, значит силовое воздействие исключается. ЕС и Штатов можно больше не опасаться. Не предложат же они в самом деле ядерный заряд в аномалию швырнуть. Это слишком даже для англоговорящих кретинов.
        Президент прошел на свое место, опустился на сидение и расслабленно откинулся на спинку кресла. Юрий Яковлевич подошел ближе, но сесть не рискнул.
        - А что делать с аномалией? - спросил осторожно.
        - Теперь все что угодно, - бодро ответил президент. - Мысли есть?
        - Да.
        Юрий Яковлевич выдвинул кресло, и устало сел перед президентом. Тот с интересом подался вперед.
        - Говори, - мягко, но требовательно сообщил он.
        - Мысль одна, - Юрий Яковлевич потер виски. - Я хотел бы просить об отставке.
        Больничная койка оказалась жесткой. Степа только сейчас понял, что за все время учебы, да и вообще за всю жизнь ни разу не лежал на больничной тахте. Даже не присаживался, кажется, ни разу.
        После лошадиной дозы обезболивающего ноги в гипсе не то что не болели, вообще не ощущались. Словно бы ниже пояса ничего не было, окромя воздушной легкости. Догадываясь о том, что это счастливое ощущение будет не вечно, Степа ловил кайф, готовясь к приходу боли.
        В конце палаты на кронштейне висел небольшой телевизор. Старенький, таких наверное уже и не осталось нигде. Разве что в больницах. С экрана гундосил диктор. Не то с дикцией у парня проблемы, не то насморком мучается, подумал Зюзя и добавил звук.
        Под торопливо-гнусавое бормотание диктора на экране сменяли одна другую картинки с пейзажами с моста.
        - Неудачная бомбежка повлекла за собой распространение аномальной зоны. Территория ее увеличилась до нескольких километров в диаметре. Военные, сменившие милицию, по-прежнему не снимают оцепление. Стоит отметить так же и возвращение отрядов ОМОНа, которые предприняли попытки разогнать находящихся рядом граждан, обвинив в несанкционированном митинге. Власти на этот счет, как и вообще насчет аномалии, так и не дали никаких комментариев.
        Экран перемигнул картинкой, снова явив миру лик диктора.
        - Так же из компетентных источников нам стало известно, что сегодня…
        В дверь постучали, Степа подхватил пульт и убавил звук, приподнялся на локте.
        - Входите.
        В палату быстро вошли два мужика. Один был наглухо застегнут на все пуговицы, под самый ворот халата. Второй халат накинул на плечи, из-под распахнутых пол виднелся серый китель. Вот и милиция, вздохнул Зюзя.
        - Здравствуйте, Степан Александрович, - вежливо начал тот, что накинул халат на плечи. - Догадываетесь по какому мы к вам поводу?
        - Апельсинчики принесли? - расплылся в дурковатой улыбке Степа. - А чего не спрашиваете, как здоровье?
        - А чего спрашивать, - довольно грубо отозвался застегнутый. - Есть такая штука, как карта амбулаторного больного и лечащий врач.
        На контрастах работают, пришла мысль. Как в плохом детективе. Или как в классическом детективе, когда жанр только пробовали наощупь. Хотя вряд ли эти двое читали классический детектив. Да и вообще вряд ли чего-то читали. По правде сказать Степа и сам читать начал не так давно.
        Распахнутый подставил стул, присел возле тумбочки у кровати. Откуда-то возникла кожаная папочка, уже из нее вынырнули листочки с какими-то бланками.
        - Протокольчик составим, - пояснил улыбаясь распахнутый.
        - Какой протокольчик, - не понял Степа, продолжая косить под дурачка.
        - Содержательный, - повысил голос застегнутый. - Ты рассказывать будешь, или из тебя клещами тянуть?
        - Рассказывать, - Степа откинулся на подушку. - Значит так. Пошли как-то на охоту четыре врача. Терапевт, психиатр, хирург и патологоанатом. Сели в кустах с ружьями, пьют водку, ждут, когда утки полетят.
        - Чего? - выпучился застегнутый.
        - Погодите, сейчас объясню, - поспешно отозвался Степа. - Сидят, значит. Летят утки. Терапевт вскидывает ружье, целится и думает: «Интересно это утки? А может это и не утки вовсе, а гуси». Пока думал, утки улетели.
        Степа покосился на застегнутого, тот начал багроветь.
        - Сидят дальше, летят другие утки. Психиатр вскидывает ружье, целится и думает:
«Это утки. Я точно знаю, что это утки. А вот интересно, знают ли они, что они утки?» Пока думал, утки улетели.
        - Ты, шутник, - не выдержал застегнутый. - Хватит лапшу на уши вешать. Давай по делу.
        - Погоди, - весело отозвался Степа. - Сейчас перейду к сути. Сидят они дальше, пьют. Летит третья стая уток. Хирург вскидывает ружье, не целясь почти, бах из одного ствола, бах из другого. Потом поворачивается к патологоанатому и говорит:
«Слушай, сгоняй посмотри - утки это были, или еще кто».
        Распахнутый прыснул над чистым бланком. Застегнутый сердито зыркнул на коллегу и тот поспешил отвернуться к окну, но потому как подрагивали плечи было ясно, что ему смешно. Не то анекдот позабавил, не то ситуация.
        - Я сначала хотел стать патологоанатомом, - добавил Степа, глядя в потолок. - А потом решил стать хирургом. Жизни спасать как-то благороднее и правильнее, чем в смерти ковыряться. Так вот я к чему…
        - Да уж, - перебил застегнутый. - Пора бы наконец сказать к чему ты.
        Степа посмотрел на мента высокомерно, словно читал монолог Гамлета, а перед ним в первом ряду с громким хлопком открыли бутылку шампанского.
        - Я к тому, что есть такая улица в городе-герое Москве. Называется Крымский вал. Там сейчас один сотрудник милиции работает. Полковник. Сергеем Витальевичем зовут, так вы его сюда приведите и я ему все в подробностях расскажу. Скажете - Зюзя в больнице и у него есть информация.
        - Зюзя? - вскинулся распахнутый.
        - Ну да, это я, - бодренько пояснил Степа.
        Обезболивающее постепенно сдавало позиции и держаться бодрым становилось все труднее.
        - Фамилия, - грозно навис над койкой застегнутый.
        - Моя? - не понял Степа.
        - Нет, полковника, - застегнутый был суров до невозможности.
        - А я откуда знаю? Но на Крымском мосту полковников милиции Сергеев Виталичей больше одного вряд ли найдется.
        Застегнутый отпрянул. Он выпал из поля зрения, голос его донесся откуда-то со стороны.
        - Жаль, что у тебя ноги сломаны, - злорадно произнес он. - Я б тебе их сам с удовольствием переломал.
        - А это уже угроза, - вяло констатировал Степа.
        Боль не просто давала о себе знать, а возвращалась семимильными шагами.
        Сбоку зашуршало.
        - Грамотные все, - бормотнул застегнутый.
        Степа прикрыл глаза. Смотреть не хотелось, думать не хотелось, ничего не хотелось. Очень хотелось забыться сном, проснуться и чтобы все было по-другому. Без боли, милиции и прочих несуразностей. Или уж если без этого никак, тогда заснуть и вовсе не просыпаться.
        - Фамилия, имя, отчество, - донесся от тумбочки ровный тон распахнутого.
        - Сергей Витальевич. Фамилии не знаю, - глухо отозвался Степа.
        - Не полковника, твои.
        - В карту амбулаторного больного загляните, - не удержался от язвительности Степа.
        - Там все есть. И дата рождения, и…
        Он замолчал и закусил губу. Вместо этих двоих с большим удовольствием сейчас повидал медсестру со шприцем с обезболивающим.
        - Слушай, умник, - Степа почувствовал, что над ним снова кто-то навис, но глаз открывать не стал и виду не подал.
        Что происходило между ментами оставалось только догадываться. Какое-то время в палате шуршала тишина, потом нависший над ним человек отступил. Еще через несколько секунд хлопнула дверь палаты.
        - Хорошо, - согласился сбоку голос распахнутого. - Сегодня днем вы ехали по Новорижской трассе и стали виновником дорожно-транспортного происшествия С этим вы спорить не станете?
        - Не стану, - голос прозвучал совсем бледно, как не пытался Зюзя придать ему сил.
        - Вы находились за рулем машины, принадлежащей Штрахову Игорю Евгеничу. Документов на машину, а так же каких-либо документов, разрешающих вам управлять этой машиной, при вас не обнаружено. Как вы это объясните.
        - Просто у меня этих документов никогда не было.
        - То есть вы признаете, что угнали машину господина Штрахова.
        Степа открыл глаза и с трудом повернул голову.
        - Слушайте, если я начну вам сейчас что-то объяснять вы все равно не поверите. На Крымском мосту должен работать полковник милиции Сергей Витальевич. Во всяком случае, вчера он там был. Найдите его и я дам ему показания.
        Зюзя отвернулся и закрыл глаза, не желая больше говорить. Голова начала кружиться, подташнивало. Боль разошлась не только по переломанным ногам, но и по всему много раз ушибленному телу.
        Заведение, скрывающееся за советского разлива вывеской «Пельменная», внутри тоже дышало давно забытым духом СССР. Стоечки и столики, отсутствие стульев. Тусклые светильники. За окном наливался темными красками вечер, и бледный свет выглядел особенно бледно. Контингент в основном мужской и большей частью не шибко пафосный. Пафосные сюда заруливали только по недоразумению или в поисках острых ощущений.
        От барной стойки к потолку струилось пропылившееся вьющееся искусственное растение. Где-то под потолком оплетало старенький, подвешенный на кронштейне телевизор. Зюзя был не прав, такая архаичная техника сохранилась не только в больницах.
        С экранчика тихо, так что и не услыхать, если не стоять рядом вслушиваясь, бормотал что-то диктор:
        - Так же из компетентных источников нам стало известно, что сегодня подал заявление об отставке министр чрезвычайных ситуаций России. Однако президент отставки министра не принял, не смотря на ситуацию в центре столицы, которая продолжается уже третьи сутки…
        Кот стоял возле столика и ковырял застывшие пельмени пластиковой вилочкой. Рядом возвышался графинчик с водкой. Слава богу водку подали в графинчике, а не в бутылке. Оборотень даже задуматься боялся о том, что написано на этикетке этого напитка. Так хоть можно дофантазировать, что водка плохая и дешевая, а не самая плохая и самая дешевая.
        - А потом она меня выгнала, - закончил свою историю мужик, что стоял напротив и ковырял грязными пальцами сушеную рыбину. - Просто взяла и сказала «собирай вещи и уматывай». Я собрал и умотал. Думал счастье, что больше с ней не живу, раз она так ко мне относится. А только хрен. Вот сколько без нее живу, а счастья так и нет. Раньше было, а теперь…
        Мужик высунул язык между губами и выдал не шибко пристойный звук. Оборотень слушал внимательно. Не знал почему, но отчего-то это казалось важным.
        - Вот пить начал, - пожаловался мужик, доливая из графина. - Все пью и пью. Самому противно, а ничего сделать не могу. А может я раньше пить начал? Потому она меня и выгнала? Я уж и не помню теперь. Все хочу понять, почему так случилось, а понимания нет. Бабы это зло.
        Мужик поднял пластиковый стаканчик.
        - За них.
        - За зло? - фыркнул Кот.
        - Нет, за женщин. Это ж я так… присказка вроде как такая. Я ж ее все равно до сих пор люблю. Вот встаю каждое утро и надеюсь на что-то. Уже и надеяться то не на что. Посмотрю в зеркало, понимаю: если тот, кем был ей не нужен оказался, то уж это мурло пьяное точно ни к чему. А все равно надеюсь. Дурак.
        Он снова поднял стакан, Кот стукнул по нему своим.
        - Не так, - мужик провел ребристым боком своего стаканчика по боку котового. Пластик тихонько тренькнул.
        - Вот так, - добавил мужик и влил в себя водку.
        Кот заглотнул, поморщился. Поспешно подхватил пельменину, чтоб хоть чем-то отбить резкий сивушный дух, от которого звериное чутье просто с ума сходило.
        - Тебя как звать то? - спросил Кот.
        - Да зачем это, - отмахнулся мужик. - Как хочешь, так и зови. Тут у всех почти имя одно - боль. Думаешь, люди просто так пить начинают? Нет, тоску залить хотят. А она не уходит. И потом ни радости, ни понимания. Как сквозь темноту бежишь. Выпьешь, кажется впереди чего-то светится, только нет там ничего. Беспросветно. Бежишь, алкоголь выходит, и свет померк. И похмелье. Думаешь, всего-то капельку света хотелось, капельку понимания, капельку тепла, а вместо этого темнотища беспросветная. Сидишь и маешься похмельем этим. Потом не выдержишь, зальешься и опять бежишь, думаешь вон оно, может хоть теперь до чего дойдешь. А потом раз и опять ничего.
        Оборотень с любопытством поглядел на мужика. По-новому поглядел.
        - Хочешь света и понимания?
        Мужик поперхнулся водкой, которую цедил теперь маленькими глоточками.
        - А ты что, добрая фея? Или господь бог? Хочешь вразумить, спасти и сохранить?
        - Нет, - покачал головой Кот. - Крымский мост знаешь? Знаешь чего там сейчас?
        Мужик кивнул лохматой башкой, вслед за головой качнулся сам.
        - Там это… аномалия. А в ней люди пропадают и самолеты. В телевизоре говорили.
        - А сам не глядел? - поинтересовался Кот. - Тут ведь рядом совсем. Неужели не интересно?
        Мужик снова покачнулся, подцепил графин, плеснул по стаканам.
        - А оно мне надо? - провел рукой по небритой морде. - Чего там смотреть, если сделать все равно ничего нельзя. Не зоопарк же.
        - Надо, - кивнул оборотень. - Там никто не пропадает, дружище, там наших бьют. Можно пойти и что-то сделать. Хорошее. А мы тут с тобой напиваемся.
        Мужик смотрел на Кота недоверчиво, потом в глазах его что-то засветилось, будто внутри включили лампочку. Рука метнулась к стакану, но вместо того, чтобы выпить, мужик неожиданно смял стаканчик. Пластик лопнул, водка потекла по помятым стенкам, по грязным пальцам.
        - Мужики, - закричал он на всю пельменную. - Наших бьют!
        Степа больше не отвечал, и распахнутый, бросив все попытки что-то выяснить, вышел в коридор. Застегнутого на все пуговицы коллегу он нашел внизу у входа. Мент судорожно курил.
        - Ну чего? - спросил поспешно.
        - Надо бы наверное найти этого Сергея Витальевича, - протянул распахнутый.
        - Сейчас звонили, - застегнутый зло отбросил бычок. Окурок пролетел по широкой дуге и мелькнув угольком скрылся в кустах по другую сторону дороги. - У этого Штрахова, машину которого разбили, под Тверью участок. На участке свежевскопанную грядку нашли. Раскопали.
        - И? - заинтересовался распахнутый.
        - И не подаст господин Штрахов заявление об угоне. Потому что он мертвый закопан на собственном участке. Там патологоанатомы возятся. Предварительно его в бок пырнули. У него отрублена рука, в организме немеряное количество какого-то токсина неизвестного. Смерть наступила около двадцати часов назад.
        Распахнутый сел на ступеньки и схватился за голову. Халат съехал с одного плеча и упал на землю, но милиционер не обратил на это внимания.
        - Что теперь скажешь? - злорадно поинтересовался застегнутый.
        - Я наверх, - резко поднялся тот. - Если получится, поговорю с этим парнем. Если нет… Ну следить за ним, чтоб не сбежал глупо. Но по крайней мере подежурю. А ты дуй на Крымский вал и ищи там этого полковника.
        - Думаешь, стоит? - без особого энтузиазма спросил тот.
        - Думаю, стоит. Ты знаешь чего там на мосту на этом происходит? А вдруг это действительно взаимосвязано.
        Генерал смотрел как ОМОН медленно, но верно отодвигает недовольную толпу, как грузят в зарешеченный микроавтобус драчунов. На лице Голубева играла самовлюбленная улыбка. Сергея Витальевича она активно злила.
        - Что, полковник, толпу разгоняем, несогласных сажаем? А как же высокие философии?
        - Лучше, что бы они друг друга покалечили? - огрызнулся милиционер.
        - Лучше заниматься своим делом, обходиться без самоуправства и четко выполнять приказы. Приказали толпу разгонять, разогнали. Приказали по толпе стрелять, постреляли. Ответственность на том, кто приказ отдал. И никакого самоуправства. Думаешь тебе за это кто-то из них спасибо скажет? Им проще друг другу хлебальники начистить, хоть до больницы, чем в КПЗ сидеть. КПЗ ущемляет их права, а мордобой только кровь будоражит. И сверху тебя за это по головке не погладят.
        Сергей Витальевич стиснул зубы, проговорил еле слышно:
        - Товарищ генерал, разрешите обратиться не по уставу, - и не дожидаясь разрешения добавил. - Если не хотите получить по морде, то… заткнись Голубев, пока звиздюлей не накидал.
        - Это я тоже отмечу в отчете, - злорадно ухмыльнулся Голубев и поспешно отошел в сторону.
        Полковник стиснул зубы и мысленно пообещал себе держать язык за зубами. Через оцепление метнулся ОМОНовец, подбежал тяжело дыша.
        - Товарищ полковник, вас там спрашивает лейтенант какой-то. Просил передать, что Зюзя в больнице и у него есть информация. Бред какой-то, но он настырный, я подумал…
        Сергей Витальевич уже не слушал. Поспешил к БТРам, потом сообразил, что не знает где искать «какого-то лейтенанта» и притормозил.
        - Где он?
        - Идемте, покажу, - подоспел ОМОНовец.
        Лейтенант был серьезен и суров. Стоял в сторонке, когда к нему подвели полковника, кажется удивился.
        - Ох ты ж, - выдал вместо приветствия. - А я думал напаял нас студент. Здравья желаю, товарищ полковник.
        - Где он? Что с ним? - без предисловий выпалил полковник.
        - В больнице. И в очень нехорошей ситуации. А вы что же за него так переживаете, товарищ полковник? Он вам родственник что ли? - в голосе лейтенанта появилось что-то металлическое.
        - Более суток назад он зашел туда, - Сергей Витальевич махнул рукой в сторону облака, сокрывшего мост и окрестности. - Зашел и не вернулся, как и многие другие.
        - А менее суток назад, - в тон полковнику отозвался лейтенант. - Он, управляя транспортным средством, ехал в сторону Москвы по Новой Риге и стал виновником дорожно-транспортного происшествия. Но самое интересное, что транспортное средство, которым он управлял, ему не принадлежало, и доверенности на управление не было. Так что машину можно считать в угоне. А еще интереснее, что хозяин машины найден закопанным на собственном участке. На трупе тяжкие телесные.
        Не мог, мелькнуло в голове. Не он. Не мог этот парень убить кого-то ради машины. И его ищет не случайно, что-то там случилось. И тут же словно осенило. Разумеется случилось! Он вышел живым из аномальной зоны. Он в больнице, но он жив. Значит, можно понять наконец что там внутри аномальной зоны.
        - А показаний этот ваш Зюзя не дает, - закончил лейтенант. - Вас требует. Вот я и думаю…
        - Не правильно думаешь, - прервал поток словоизлияний полковник. - Я приеду и…
        Договорить он не успел. С диким ревом на дорогу ведущую к оцеплению вылетела старая раздолбанная машина отечественного производства. Идентифицировать модель полковник в сгустившихся сумерках не смог, но то, что такую рухлядь не производят много лет сказать мог абсолютно четко.
        С треском разваливающегося помойного бака, который кто-то поставил на четырехколесную тележку и зачем-то разогнал, авто пронеслось сквозь толпу и ОМОН. Машину было видно загодя и стало ясно, что не остановится. Люди бросились врассыпную.
        Развалюха не снижая скорости резко развернулась и рванула через оцепление, газоном обходя перекрывшие дорогу БТРы. Спецназовцы бросились наперерез и в тот же миг с обратной стороны оцепления в аномальную зону ринулась толпа мужиков. Во главе толпы мягкими быстрыми скачками несся невысокий мужичок в камуфляже. Полковнику он показался смутно знакомым. Спецназ растерялся от такого натиска, что-то громко заорал генерал.
        Машина застрявшая было на газоне со скрежетом ломанулась вперед, обдирая двери и крылья о БТР. Толпа мужиков с одной стороны и разбитая в хлам легковушка с другой уверенно двигались в сторону аномального облака.
        Лейтенант застыл, словно бы его на сорокаградусном морозе окатили ледяной водой. Полковник привычно ругнулся.
        - Видишь, что здесь творится, лейтенант? Степу там сильно не обижайте. Я приеду. Может не сегодня, так завтра. Приеду и разберемся. А сейчас извини.
        - Все вышло очень складно, - бормотала старуха. - А теперь поддай газку, а то все наши начинания плохо кончатся.
        - Да не могу я! - заорал, молчавший до того Милонег. - Заглохла сволочь!
        В зеркало уже было видно, как сзади бегут к ним спецназовцы.
        - Кнопочку на дверке нажми, - посоветовала Яга, сидящему сзади Бычичу.
        Богатырь послушно принялся тыкать во все кнопки, какие нашел на двери.
        - Это их не остановит, - рявкнул Милонег. - Они наблатыкались все что угодно ломать. Их этому учат.
        - Не ори, - непривычно мягко посоветовала старуха. - Заводись лучше.
        - Я тебе что, ведун? Или колдун? Чтоб такие трупы реанимировать. Другой машины найти не могли.
        Он снова зло дернул ключ, и рыдван неожиданно застрекотал убитым двигателем. Милонег дал по газам. Машину затрясло, сбоку раздался дикий скрежет. Изувеченное авто, смяв всю правую сторону о борт БТРа, понеслось вперед.
        Милонег выдохнул с неимоверным облегчением. По другую сторону дороги прорвался Кот с толпой своих подопечных, вытащенных из пельменной.
        - Ну вот, - снова забормотала старуха. - А говорил, плохо водишь. Прекрасно водишь.
        - Заткнись, старая, - беззлобно ругнулся Милонег. - И приготовьтесь вылезать через левую сторону. Правые двери вряд ли откроются.
        Машина проехала еще метров восемьсот и заглохла. На этот раз Милонег не стал даже пытаться завестись. Туманная полусфера колыхалась уже совсем рядом и он просто вылез из машины. Следом выскочил Бычич. Чуб ветром швыряло в лицо и богатырь, словно конь, тряс головой.
        Старуха замешкалась, пытаясь протиснуться через водительское сидение. Со стороны оцепления бежала довольно споро толпа во главе с Котом.
        - Чего встали, - сердито буркнула Яга. - Давайте вперед, пока эти не очухались.
        Словно в подтверждение «эти» принялись разворачивать БТР. По бегущей толпе с треском забил пулемет. Что ж они делают. Люди, где ж ваши мозги, горько мелькнуло в голове, где честь и совесть. Разум где, ведь вы себя называете разумными. А вместо того, чтобы просто чуть-чуть подумать, попытаться понять суть вещей и событий, предпочитаете рвать, решать все силой. Как же так?
        Кот поравнялся с машиной, не останавливаясь побежал дальше. Мужики, что сбив пропитое дыхание поспевали следом, не отстали. Бежали молча и уперто, словно вот-вот должны были понять давно потерянный смысл жизни. Даже когда последних из бегущих срезало очередью, не остановились.
        Яга засеменила следом. Бычич и Милонег уже давно пронеслись вперед и она была теперь одной из последних. На упавших от пулеметной очереди поглядела с болью, потом оглянулась, в глазах метнулась злость. Внутри поднялась такая сила, какой не чувствовала уже много веков.
        Слово выстрелило резко и хлестко. Смысла сказанного никто в этом мире уже понять бы не смог. Разве остались где-то в лесах другие яги или ведуньи тех старых времен. Остались и не впали в беспамятство.
        Воздух за спиной сгустился, оледенел, словно между теми, кто шел на мост и теми, кто стрелял им в спину возникло прочное невидимое стекло. Следующая очередь ударила уже в эту плотность, отрекошетила. Старуха удовлетворенно потерла руки и заспешила к мосту.
        Полковник подбежал к БТРу слишком поздно. Первая очередь прошла по бегущим. Двое упали. Один откатился в сторону и затих, второй лежал не шевелясь. Вылезшие из салона разбитой машины мужчины и толпа, что прорвалась с левого края, бросились к аномальной зоне. Выкарабкавшаяся последней старуха задержалась, что-то крикнула. Вторая очередь ударила заглушая ее выкрик, перекрывая все звуки. Однако на этот раз пули, кажется, прошли мимо.
        Бегущие один за другим скрывались в тумане. Генерал соскользнул с брони на землю, выругался.
        - Бардак.
        - Ты что творишь, Голубев? - Сергей Витальевич едва сдерживался, чтобы не схватить генерала за грудки и не устроить банальную драку. Полковника трясло крупной дрожью.
        - Исправляю твою некомпетентность, полкан. Охраняю и зачищаю закрытую территорию.
        - И в чем же моя некомпетентность? - опешил полковник. - Кто орал, что он здесь за главного?
        - Я отвечаю за то, что происходит в зоне оцепления. Я слежу за тем, чтобы в зоне оцепления не было ни одной живой души. У меня приказ никого не пропускать на территорию, - деревянно отчеканил Голубев. - А все что происходит снаружи меня не касается.
        Сергей Витальевич до боли стиснул зубы, молча развернулся и подошел к своей машине. Водитель встрепенулся от звука открываемой двери. Кажется спал.
        - Там возле аномалии разбитая машина и два человека лежат, - бросил полковник. - Если живы, сажай в машину и дуй в ближайшую больницу. Срочно. Понял?
        Водитель кивнул, потер глаза. Все-таки спал. Пальцы заученно повернули ключ зажигания. Полковник хлопнул дверцей. Прошел рядом с машиной до БТРов, крикнул властно:
        - А ну-ка пропустите.
        На мосту все смешалось. Застава отступала. Черные балахоны напирали с неимоверной мощью. Основную массу еще пытались удержать на мосту, но местами сеча перекинулась и в стороны на этот берег.
        Ближе всех махал мечом седой мужик в простой рубахе. Глаза у него были грустными, а меч в руках держал неумело, словно дубину. Видно было, что с оружием знаком не так давно, что бы владеть им мастерски. Но и не сказать, что первый раз за меч взялся. Машет хоть и неумело, грубо, но уверенно.
        Кот поспешил на помощь, вдвоем быстро разобрались с оставшимися противниками. Завсегдатаи пельменной стояли кругом, смотрели за боем, но встревать пока не торопились. Оборотень отер подхваченный меч полой чьего-то балахона, посмотрел на мужиков.
        - Ну чего, мужички, хватайте оружие и вперед. Перебьем этих уродцев, будет свет. Не перебьем, конец всему будет.
        Подоспевшие Бычич с Милонегом помогли вооружиться, подбадривая повели вперед к мосту. Последней подошла Яга, на седого защитника моста глянула с радостным узнаванием.
        - Егорушко!
        - Старая, - удивился Егор Тимофеич. - Вот это да! А ты здесь какими судьбами?
        - По безвалютному обмену, - отшутилась старуха. - Из России с любовью.
        - Лучше б водки принесла, - покачал головой Егор. - Или этого твоего… бесподобного самогона.
        - Другим разом, Егорушка. Живы будем, принесу.
        Кот не слушал, умчался вперед. Егор посмотрел на пришедшую из другого мира подмогу.
        - Ну да, с таким пополнением живы будем. И победа за нами.
        Яга кивнула. Ну да. Третьи сутки на исходе. Еще ночь простоять и утро продержаться. Только это сказать легко, а сделать не так просто. Начертив окрест себя круг, старуха уселась на землю. Настраиваться на нужный лад не стала. Этот мир не тот, здесь дух другой, все ворожбой напитано. Прикрыв глаза она заунывно затянула что-то странное, напоминающее не то песню, не то вой ветра. На последнее звуки, что издавала, походили даже больше. Настолько же нечеловеческие и мощные были они.
        Оборотень рубился хладнокровно. Вперед особо не лез, памятуя гибель Игоря, но и назад ни шагу не сделал. Порой отлавливал соратников. И тех что на мосту, некоторых из них знал когда-то, и тех, что привел с собой.
        Мужичье из пельменной не подвело. Боролись мужики. Неумело, коряво. Увидь кто из мастеров покривился бы только. Но столько искренности было в них, столько силы и правды, к которой шли так долго, и от которой спасались водкой, подчиняясь законам своего мира. Сейчас никто не посмел бы потешаться или издеваться над этими пьянчугами, как нередко обзывали в миру. Именно сейчас они были несоизмеримо выше тех, кто ставил их ниже себя значительную часть их жизни.
        Бычича отнесло в сторону, но богатырь особенно не переживал. Наоборот, врубился в черные нападавшие тени. Впереди засветилась посеревшей от пота рубахой могучая спина. Улыбнувшись богатырь признал командира заставы. Илья снова сменил оружие. Вернее, теперь он был безоружен, если не считать огромного тяжеленного бревна, что сжимал в руках. От каждого взмаха бревном, вокруг Муромца образовывалось свободное пространство. Впрочем, не на долго, тут же смыкались черные балахоны, норовя достать Илью, покуда бревно не полетело в обратную сторону.
        Однако Муромец, не смотря на кажущуюся неповоротливость, в бою был спор. Это там, в новом мире остались лишь легенда да мощи. Там он святой, так Яга сказала. А здесь он живой. Живет по своей правде, да по покону, что предками завещан. О своей святости знать не знает. Да и не нужна она ему. Это для других важно, не для себя. Для себя только гармония важна. Знать бы, что ты нужное дело делаешь, что без тебя его никто не сделает. Да душой бы не кривить.
        От этой мысли Бычич вдруг пришел к тому, что он снова чувствует себя в своей тарелке. Снова борется, идет не за князя, не за какие-то сомнительные выгоды, а за правду.
        - Илья! - крикнул богатырь радостно. - Я вернулся!
        В отличие от чубатого воина, Милонег как шел, так и врубился в толпу черных балахонов, замахал мечом, подхваченным по дороге. Мысли прыгали, как белки, разбегались, словно от лесного пожара. Вскоре в голове осталась только одна. Добраться бы до того смехача, что лез в голову со своими подлыми и пакостными мыслями. Дотянуться бы до него. Но балахоны падали под напором его меча, а того, кто хотел бы теперь над ним посмеяться, не было.
        Он бил и уходил от ударов. Парировал и отрубал. И рука не дрожала, и ярость была. Сколько продолжался бой, не знал. Потерял счет времени. Видел лишь как падают черные балахоны, как гибнут порой защитники моста. Слышал как завывает где-то сзади, перекрывая шум схватки, Яга.
        Знал только одно сейчас, что мост не отдали, не пропустили. Вперед не прошли, но и назад не отступили.
        Милонег вскинул меч, отражая удар. Звякнуло металлом о метал, оставляя в лезвии глубокие зарубы. Он надавил, отбрасывая чужой клинок и краем глаза увидел, как пропускает удар другого. Как летит на него отточенное железо.
        Вот и Кот так же наверное, мелькнуло в голове. Только рядом с оборотнем Игорь оказался. А теперь нет Игоря.
        Как ни старалась, Лада так и не смогла уснуть. Тьма, что сгустилась вокруг, жила казалось своей жизнью, тянула к ней лапы, насмехалась. И никто не мог помочь ей. Не было Милонега рядом. И никого больше не было.
        Только сын их тихо спал в своей кроватке. И каждый раз ей казалось, что с ним случится что-то дурное. Будто тьма, что сгущалась вокруг, тянулась и к нему. И она вскакивала и кидалась к детской кроватке. Но малыш спал. Нервы сдавали.
        Устав подскакивать, она взяла ребенка на руки и тихо перенесла к себе на постель. Малыш закряхтел недовольно, но тут же успокоился. Так и проспал всю ночь на родительской кровати. Но даже после этого она так и не сомкнула глаз. Не было сна. Была тревога и темнота кругом.
        Когда в окне забрезжил рассвет. Лада встала с кровати, отнесла спящего ребенка обратно в детскую кроватку и пошла на кухню варить кофе.
        Голос нагнал ее на полпути. На сей раз он звучал не снаружи, а внутри. Словно бы с ней все уже было решено, будто тьма незаметно поселилась внутри и кроме тьмы там ничего не осталось.
        - Иди ко мне, - позвал голос.
        - Нет, - резко ответила Лада.
        - Ты не смеешь противиться, - рассмеялся голос столь полновластно, что желание сопротивляться и вправду куда-то пропало.
        Лада застыла, оперлась на стенку коридора. В глазах начало темнеть.
        - Нет, - прошептала едва слышно.
        - Ты должна, - напомнил голос. - Залог помнишь? Долг платежом красен. Твоего ненаглядного здесь больше нет. Иди.
        В глазах стало совсем темно. Где свет? Где выключатель? Рука безвольно провела по стене, но проклятой кнопки не было, как испарилась. И рассвет за окном… Рассвет же был.
        - Нет больше рассветов и закатов, - как приговор произнес в разламывающейся болью голове голос. - Для тебя их больше не будет. Иди. Ты должна. Ты не можешь противиться. Ты не смеешь противиться.
        Свет померк. Ноги стали чужими. Помимо воли она сделала шаг, другой. Пошла на голос.
        - Возьми сына, - приказала тьма.
        Стало немного светлее. Лада моняла, что стоит в комнате возле детской кроватки.
        - Нет, - твердо сказала она. - Его не смеешь. Он не твой и никогда твоим не будет.
        - Гордая, - рассмеялся голос. - Тем приятнее смотреть, как ломается твоя гордость.
        Чернота опять залила все вокруг, словно перед глазами разлилась чернильница. Тело стало безвольным, мысли тусклыми, как будто не ее то были мысли, а она просто перехватила чьи-то чужие.
        - Рано или поздно и он будет моим, - радостно сообщил голос. - В нем часть тебя. А ты моя. Иди.
        Ноги задвигались сами собой, тело отмирало, как после укола новокаина. Последнее что почувствовала, был ветер, холодящий мокрое лицо.
        Она была на улице.
        Она плакала.
        Поперек разящего лезвия сбоку вылетело другое, отбросило, спасая от удара. Милонег вскинул меч, продолжая схватку. Краем глаза ухватил бьющегося рядом мужчину и чуть не закричал. В паре шагов от него рубил мечом Игорь. И руки у него снова было две. Только куртка кожаная сменилась на славянскую рубаху. А вместо банданы непокрытую голову опоясывал кожаный ремешок.
        Радость от встречи с другом сменилась грустью. Не здесь бы увидать бородача, а в каком другом месте, поприятнее. Не для себя поприятнее, для Игоря. Что его здесь ждет, вечный бой. Покой только снится.
        - Спасибо, - прохрипел Милонег.
        - Не за чем, - отозвался бородатый бодро. - Мы здесь все не за спасибо, сам знаешь.
        Милонег кивнул. Схватка становилась все яростнее, противник все сильнее. А может просто сил уже не оставалось. Но пока они еще были, нужно было стоять. Как стояли Бычич и Илья, как держался оборотень и Егор Тимофеич, как жила и выживала старуха, как гибли, но держались до последнего алкаши из пельменной. Ни один не отступил, так неужто он отступит.
        Он, живший и умерший. Неравнодушный, как называет Яга тех, кто попал на мост, и воскресший. И проживший еще одну, пусть и короткую, жизнь в другом времени. Лицо напряглось. Плечи расправились. Неизвестно откуда пришли новые силы и было их столько, что мог растерзать один всю темную сторону.
        - Ни-за-что! - прорычал он и ринулся в сечу.
        Через мгновение его закружило, и он потерял из виду тех, кто был рядом, борясь со своей личной безграничной, но не бессмертной тьмой.
        Она шла по утреннему пустому городу. Странная. В халате поверх ночной рубашки и тапочках на босу ногу. Шаги были легки, как будто не было ее больше в этом мире, а только дух плыл над асфальтом.
        И глаза ее черные непроницаемые смотрели не то внутрь себя, не то вовсе в какие-то неизвестные никому из живущих дали. И было в этой дали что-то такое, от чего чернота в глазах казалась блестела болью и страхом, кинутыми в омут безразличия.
        Тьма знала, как вести. Ее никто не видел, никто не остановил, никто не окликнул. А если б и окликнул, не повернула бы и головы. Тьма решала куда идти и в какую сторону поворачиваться. А ей оставалось лишь шагать беззвучно. Шаг, еще шаг… Куда и к чему? Теперь уже все равно. Кончился Милонег. Все кончилось. Только долги остались перед самым жестоким в мире кредитором.
        Барьер держала из последних сил. Все внимание уходило на заклинание. Если б сама не вышла на мост, кто знает, может быть давно уже рухнула застава. За волшбой не замечала много, из того, что происходило вокруг. Так не заметила и шагавшей по берегу девушки в розовом махровом халатике и пушистых тапочках, что здесь смотрелись смешно и дико.
        Старуха увидела ее слишком поздно. Люда, что была когда-то Ладой, брела, словно завороженная. Как попала к мосту, было загадкой. Но шла не в ту сторону, шла во тьму. Будто позвали ее оттуда, потребовали незамедлительно отдать долги. И ничего не осталось в этой девочке, кроме тьмы, которой оставила душу свою в залог.
        Что делать? Оборвать заклинание она не могла, оставлось только смотреть, не имея возможности пошевелить даже пальцем. Как в жутчайшем ночном кошмаре, когда происходит что-то страшное, непоправимое, беспощадное, а ты ничего не можешь сделать и просто застываешь не в силах пошевелиться. Только б Милонег ее не увидел. Натворит глупостей и все рухнет.
        Но Милонег увидел. Видимо на него и рассчитано было. Он стоял против троих, устало отмахивался мечом. А она шла мимо него, созданная из тьмы во тьму. Та и не та, что любил. Она шла шаг за шагом совсем рядом, но на ту сторону. Сама. А он ничего не мог сделать. Бессилие, которое ощутил было сродни тому, что испытала старуха.
        Внутри родилась боль, ярость и крик. Он завизжал, как побитая железным ломом собака, вскинул меч и из последних сил, которых казалось уже не осталось ни капли, ринулся вперед. Он рубил налево и направо, расшвыривая пришедших из мира мертвых, возвращая их туда, где им место. Рубил и выл, просто пытаясь догнать ее. А она уходила на ту сторону, не видя ничего вокруг. И не мог он догнать ее, как не старался. От того рубил еще сильнее и ревел, как израненный зверь. Понимал, что не сможет снова потерять ее, и видел, как теряет, и ничего не мог сделать.
        Старуха окрикнула его по имени, но Милонег уже не слышал. Ни прежнего имени своего, ни нового, которым назвали двадцать лет назад. Не было у него сейчас имени, и ничего не было, кроме боли от невозможности удержать единственную женщину, которую любил во все времена и во всех мирах и которую снова терял.
        Яга глядя в удаляющуюся спину яростно сплюнула. Близко метнулись тени, кто-то повалился замертво. Рядом плюхнулся Егор. Грудь Тимофеича была рассечена, но кровь уже не текла засохнув вместе с промокшей, пропитавшейся красным рубахой. Слиплась темной коркой. Лицо было уставшим. Таким не видели Егорушку кажется ни в зоопарке, ни даже в гробу. Вот поистине в гроб краше кладут.
        - Что, старая, повоюем, - прохрипел он, пытаясь подняться.
        - Погоди воевать, - закричала вдруг старуха. - Пой!
        Егор посмотрел так, словно Яга тронулась. Та молча подняла трясущуюся от напряжения руку, указала в гущу боя, где безмолвно шла Лада, а следом за ней, рубя все и вся, ломился обезумивший Милонег.
        - Видишь их?
        Егор кивнул.
        - Пой для них! Пой, ты можешь. Ты знаешь как. Останови их, не дай пропасть!
        Егор поглядел на Милонегову спину и хрипло затянул давно забытую песню.
        Над рекой калина спелая,
        Налитая соком.
        Обожгла ты руки белые
        В молодой осоке.
        В молодой осоке прячутся
        И дожди и солнце.
        Ой, кому-то нынче плачется,
        А кому смеётся…
        Милонег рубил. Он не слышал слов. Хотел окрикнуть ее. Лада! Да голоса хватило только на хриплый вой. Кончились слова. Была только любовь, боль и ярость. Ярость, боль и любовь. А она уходила, добавляя боли.
        Ой, кому-то нынче плачется,
        А кому смеётся.
        А калина поразвесила
        Золотые гроздья,
        У кого-то в доме весело
        За столами гости.
        Гости пьют за парня русого,
        За его невесту.
        От чего играют грустную
        Гармонисты песню.
        - Пой, - давя подступившие слезы заорала старуха. - Пой, черт тебя! Пой!!!
        Егор добавил силы в голос. Песня понеслась над мостом, над боем, становясь частью его.
        От чего играют грустную
        Гармонисты песню.
        Улыбнись слезинка скатится
        Со щеки на платье.
        Пусть у них всё в жизни ладится,
        Будет в жизни счастье.
        Сперва исчезла Лада. Шаг, и ее не стало. Следом последний шаг сделал Милонег. Оставил за собой еще пару поверженных врагов и исчез, словно растворился во мраке.
        - Все, - безнадежно махнула рукой старуха. - Потеряли мы их, Егорушко. Знать, судьба у меня такая детей терять. Пой, Егор Тимофеич, пой как в последний раз.
        А песня все летела над мостом уносясь неведомо в какие времена и пространства.
        В молодой осоке прячутся
        И дожди и солнце.
        Ой, кому-то нынче плачется,
        А кому смеётся.
        Ой, кому-то нынче плачется,
        А кому смеётся…
        Он не заметил той минуты, когда свет померк. Лязг мечей, свист стрел и хриплые крики остался далеко позади, словно за пеленой тьмы. Вокруг не было ничего и никого. Только темный край пропасти, за которым сгустилась тьма. И Лада на этом черном краю, маленькой ничтожной фигуркой балансирующего канатоходца.
        Она повернулась к нему. На мгновение Милонегу показались слезы в ее глазах. Но уже в следующий миг ничего не осталось и от этого в груди рвануло с такой силой, что сам дернулся вперед, за ней.
        Врага увидел не сразу. Рука автоматически вскинула меч, парировала удар. Только потом обратил внимание на то, что дорогу перекрыл человек в плаще. Под капюшоном, казалось, сгустился беспросветный космос. Лишь горели углями глаза и мерещилась злая улыбка.
        Лада покачнулась на краю пропасти. Милонег вскрикнул, бросился за ней, пытаясь смести с дороги человека в плаще, но тот заступал путь, бил не насмерть, а словно мешая двигаться. И во тьме под плащом мерещилась злая улыбка.
        - Посмотри на себя! - зазвучал в голове зло смеющийся голос, тот самый. И Милонег вздрогнул от неожиданности и ярости.
        - Посмотри на себя! Ты, противившийся! - продолжил голос. - Ты, возжелавший стать светом. Ты забыл о свете. Поддался чарам простой девки и свет твой померк.
        Милонег рубанул со всей мочи по капюшону, но удар прошел мимо.
        - Ты забыл о свете, забыл о мосту, о том, что защищал, забыл о своих друзьях. Ты помнил только о себе и своем жалком чувстве к женщине, внутри которой давно уже сумерки.
        - Нет, - рявкнул Милонег, и снова заработал мечом.
        Лада на краю пропасти снова пошатнулась. Казалось, теперь не удержится. Милонег рванул вперед с удесятерившимися силами, но враг оказался сильнее. Голос расхохотался.
        - Вот видишь. Теперь ты просто часть тьмы. Тьма поглотила тебя! Тебя нет!
        Милонег бил, рубил что есть мочи. В голове возникали обрывки того, что когда-то говорил Кот. Тогда его еще звали Олегом, а Кота - дядей Костей. «Тогда готовься умереть» - донеслось из глубин памяти.
        Он не понял, как сам оказался на краю. Лада была теперь на расстоянии протянутой руки. Но оказалось слишком поздно. Женская фигурка подломилась и полетела вниз. Нет, хотелось закричать ему, но голоса не осталось, будто связки выдернули с корнем. В ушах захохотало.
        - Ты проиграл. Ты - тьма.
        - Нет, - хрипло, на грани сознания произнес он, прежде чем сделать последний шаг, вспыхнуть и унестись во мрак. - Не правда. Это ты тьма. И ты проиграл. Просто потому что теперь и во тьме будет маленький кусочек света.
        Он не знал к чему шагнул, куда падает и зачем. Не знал, что будет дальше и будет ли это дальше вообще. Он просто знал, что где-то там, может быть на дне той пропасти, может еще глубже, за бесконечной тьмой непроглядных бесконечностей, она. И рано или поздно он найдет ее. И они будут вместе. Потому что не могут два родных человека потерять друг друга. Никогда.
        От этой мысли на мгновение стало легче, боль поутихла и он улыбнулся кромешному мраку.
        Яга не смогла бы сказать как пришло это знание. Просто знала, что победили. Перелом произошел вдруг. Буквально через несколько минут после исчезновения Милонега. Что ж ты такое сделал, парень, печально подумала она. Что ты такого сделал, на что у нас сил не хватило?
        Еще минуту назад она была уверена, что тьма сломила Милонега, что, проиграв битву с самим собой, он сдался, уступил тьме. Но по всему выходило так, что наоборот - победил.
        Мощь, что перла с той стороны ослабила давление, и сдерживать ее стало легче. Старуха принялась спешно бормотать и чертить руны, чувствуя, как загоняет то, что рвалось наружу, обратно. Глубоко и надолго.
        Небо просветлело, пейзаж становился хоть и истерзанным, но обычным московским.
        Облако потихоньку начало оседать. Мост таял, снова становясь тем, реальным, который взорвали, превратив в груду мусора. Люди, что пытались сдерживать напор там, на мосту, радостно ринулись в атаку. Балбесы. Живым бы отступить, да здесь остаться. А теперь…
        Будут на мосту новые защитники. Равновесие - оно на неравнодушных держится. Пока они есть, миру ничего не угрожает. А как совсем переведутся, так и черт с ним, с миром. Туда ему и дорога, коль всем на все наплевать. Только вот мало их осталось, неравнодушных-то. Оттого и жалко их безмерно, хоть о жалости и не просят. Эх, куда мир катится?
        А потом все исчезло. Лишь две фигурки сорвались с моста вниз, плюхнулись в воду.
        Убились, мелькнула мысль, но тут же исчезла. На поверхности реки Москвы появилась сперва одна, а за ней и вторая голова. Люди потихоньку погребли к берегу. Старуха сощурилась, пригляделась и почему-то с теплотой поняла, что один из двоих оборотень.
        - Живуч, зверь, - хмыкнула она и потрусила к берегу.
        Вода была настолько холодная, что кровь стыла. Кот греб короткими рывками, отфыркивался. Бычича, что пытался плыть сам, тянул за ворот.
        - Ты кольчугу скинул? - сипло бросил оборотень.
        - Скинул.
        - А хрена ж ты тогда такой тяжелый?
        Бычич не ответил. Берег был уже рядом. Кот протянул руку, схватился за ступеньку пристани. Сверху подбежали, потащили. Вокруг замельтешило ОМОНовской формой, знаками отличия. Посыпались какие-то вопросы. Отвечать сил уже не было и он просто дал себя оттащить, проследив только, как на берег вытаскивают Бычича. Богатыря шатало. Его волокли трое, подхватив под руки. Когда протащили мимо него, тот лишь подмигнул устало.
        Яга смотрела на работу ОМОНа со стороны. Не успела. Теперь их уже не вытащить. Либо сами сумеют выкарабкаться, либо пиши пропало. В таком виде, да без документов… Яга вздохнула и побрела прочь.
        Гридни на берегу реки усадили его в машину. Ехали долго. Он спросил про Кота, но никто не ответил. Видать, оборотня другой машиной повезли. Высадили где-то за забором, возле приземистого двухэтажного здания красного кирпича. Потом долго вели по коридорам, заволокли в какую-то комнатенку и усадили.
        Гридень, что навис над Бычичем, был здоров, но не сказать, что сильно крепок. Чувствовалась в нем какая-то рыхлость. По замашкам, знать из старших.

«Гридень» был конечно не из самых старших, но до полковника милиции дослужился и имел все шансы уйти на повышение.
        - Вы кто? - спросил он.
        - Русский я. Руси служу, - отозвался богатырь.
        - Спецназ, что ли? А чего за наряд на тебе.
        - Рубаха праздничная, - Бычич попытался сесть удобнее, но сзади придержали за плечи. - В последний бой, как на праздник.
        - Ты мне ваньку не валяй, - начал сердится гридень. - Ты что на мосту делал?
        Богатырь собрал силы и дернув плечом, встал. Сзади шмякнулось, словно чье-то тело отлетело к стене. На шее кто-то повис, но он этого не заметил, вскинул голову.
        - Сказано же, Руси служу.
        Потом нехотя сел, как ему было удобно, стряхнув второго, повисшего на шее. Сзади, видимо, снова дернулись, потому как старший сделал успокаивающий жест куда-то за спину.
        На старшего гридня Бычич посмотрел с пренебрежением, даже не как на равного.
        - И вообще, с тобой говорить не стану. Князя зови, с ним поговорим.
        - Какого князя? - от неожиданности полковник присел.
        - У вас их здесь что - много что ли? - не понял Бычич.
        Полковник смягчил голос и подошел к богатырю, посмотрел почти ласково.
        - Слушай, зачем придуриваешься? Мы ж тебя не под статью подводим. Просто поговорить надо. Понять надо, что там на мосту было. Оттуда ж кроме вас никто не вернулся. Тебя как звать?
        - Бычич, - хмуро отозвался тот.
        - Дурью маешься? - взорвался полковник. - Зачем?
        Но богатырь был предельно серьезен. Милиционер окинул богатыря профессиональным взглядом. Что-то было в этом странном мужике не от мира сего. Читалось это и в том как сидел, и в том как смотрел. И в одежде, и в жестах. Тронулся мужик, решил для себя полковник. Бесполезно с ним говорить. Ничего он сейчас не скажет. Может, врачи докопаются.
        - Саша, - позвал полковник.
        - Да, Сергей Виталич, - откликнулись сзади.
        - Звони в Алексеевскую, - непонятно заговорил полковник. - Это их клиент. Пусть присылают неотложку, только предупреди, чтоб врач был с успокоительным и санитары покрепче. Если разойдется, сам понимаешь.
        Бычич обернулся на хлопнувшую за спиной дверь, повернулся к гридню.
        - Куда он?
        - Все в порядке, - по-отечески мягко улыбнулся полковник. - Сейчас он обо всем договориться и поедем к князю.
        Мент был настолько зол, что рожа покраснела. Он сердито мерил комнату шагами перед носом у пристегнутого наручником к стулу Кота. Того действительно везли в другой машине и привезли в конечном итоге в соседний кабинет. Только с допрашивающим повезло ему меньше.
        - Последний раз спрашиваю, - резко повернулся мент. - Имя, Фамилия? Как и при каких обстоятельствах оказался в аномальной зоне?
        - Информация о том, что происходило в аномальной зоне, касается только меня и президента. Я буду говорить только с ним, - ровным тоном в который уже раз повторил Кот заранее заготовленную фразу.
        Мент навис, как грозовая туча. Только чересчур уж эта туча была багровой. Оборотень и глазом не моргнул.
        - Ты кем себя возомнил, герой? - рыкнул он. - Ты меня не зли, а говори чего спрашивают. А не то я тебе такое небо в алмазах устрою, что мало не покажется.
        - И что сделаешь? Бить меня станешь? - усмехнулся Кот. - А как же следы побоев? Я ведь могу и в суд подать.
        - Человек задержанный без документов в суд подаст. Ага, - с не менее едкой ухмылкой отозвался мент. - А потом, следы только лохи оставляют. Профессионалы без них обходятся. Будешь говорить?
        - Информация о том, что происходило в аномальной зоне, касается только меня и президента. Я буду говорить только с ним, - автоматически повторил Кот.
        Лицо мента приобрело садистский оттенок. Он дернулся в сторону перегородки, гаркнул:
        - Гражданский кодекс дайте.
        К Коту вернулся с книжицей и все той же ухмылкой.
        - Сейчас я тебе этой книжкой, - сообщил бархатным голосом. - Буду бить по голове. Не сильно, следов не останется, но долго и методично. Через некоторое время после этого каждое прикосновение к твоей башке будет отдаваться букетом незабываемых ощущений. Хочешь прочувствовать? Или начнешь говорить?
        - А чего ж не уголовным? - хмыкнул Кот.
        - Уголовным я тебе мозги вышибу. С тебя, задохлик, и гражданского хватит.
        - Вышибай мозги. Информация о том, что происходило в аномальной зоне, - устало повторил оборотень. - Касается только меня и президента. Я буду говорить только с ним. Хочешь, бей, только кончай голову морочить.
        В квартиру, что снимали последние годы возвращаться не стала. Нечего там делать. Разве что пожар тушить, да его и быть не должно. Макет вспыхнул должно быть холодно, горел мгновенно. И странностей никаких. Только паленое пятно на полу круглое, ну мало ли. Кто станет соотносить пятно на полу в Тушино и разруху на Крымском валу. Кому вообще придет в голову такая аналогия. Сейчас мыслят мелко.
        Ключ воровато шкрябнул в замке, затем еще раз и еще. Дверь была не своя и поддавалась с трудом. Внутри оказалось уютно, как бывает в доме молодоженов, любящих друг друга и мир вокруг себя и старающихся сделать этот мир лучше.
        Она оглядела прихожую, не разуваясь двинулась в комнату. Благо, куда идти знала по прошлым визитам. Светлая просторная комната, чистый ворсистый ковер с хитрым узором, светлый простой диван. Все здесь было как-то светло и просто. Все было на месте.
        Старуха быстро прошлепала в угол, где устроилась детская кроватка.
        Мальчик все еще спал, сладко посапывая. Иногда хмурился. Старуха застыла над кроваткой, на ребенка смотрела с нежностью, которой никогда за ней никто особенно не замечал.
        - Бедолага ты, бедолага, - вздохнула она, - нет у тебя больше папки с мамкой. Сгинули, болезные.
        Она наклонилась над кроваткой и взяла малыша на руки, тот тихонько запищал, но не проснулся.
        - Иди сюда, дите человеческое. Будет тебя баба воспитывать. Берегись, сделаю из тебя человека неравнодушного. Готов?
        Малыш не ответил, только сопел на руках. Что ему снилось? Старуха не стала об этом ломать голову. Делать здесь ей больше было нечего.
        С ребенком на руках она вышла из квартиры, прихлопнув дверь. Лифт приехал быстро и почти бесшумно, словно заранее подкрался к этажу и ждал только, когда кнопку нажмут. Вниз проследовала без помех. Быстро, совсем не по-стариковски прошмыгнула через двор и села в машину.
        Такси охотно приняло бабку с ребенком в свое чрево. Машина быстро набрала ход, проскочила по узкой пустой улочке и влилась в поток большого шоссе. Проследить дальнейшее направление ее движения оказалось затруднительным. Да и кому охота глазет на повседневную будничную жизнь?
        Кот сидел перед президентом. Кроме них в комнате находились лишь президентские бодигарды, глава МЧС и милицейский полковник. Полковнику Кота сдали еще в отделении. Был он задумчив, хмур и неразговорчив. Словно бы сил на разговоры уже не осталось. Главный спасатель представил мента как Сергея Витальевича.
        Чины слушали молча. История, которую оборотень подводил к концу казалась настолько невероятной, что президент хмурился, а охранники временами открыто хмыкали, не в силах сдержать недоверия.
        - …И открылось мне, вот что, - закончил Кот. - Самый главный враг Руси живет не в ином мире, а в самом ее существе. Темный мир существует только за счет наших дел. Делаем что-то темное здесь, сил у тьмы прибавляется и там. И чем больше грязи творим, тем быстрее и сильнее прорыв идет. А грязь эта она не просто так, а из нутра человеческого. Так что нет у нас более страшного врага, кроме себя самих.
        Кот замолк. Президент тоже не спешил с выводами. Во всяком случае, не торопился их озвучивать. Оборотень почесал затылок, поморщился. Обещанная первым ментом «гамма ощущений» и впрямь была не из приятных.
        - Мда, - протянул президент. - А что же второй выживший?
        - Князя требовал, - подал голос полковник. - Сейчас в Алексеевской больнице на обследовании.
        - Мда, - повторил президент.
        Кот встрепенулся. От волнения заговорил резко, перестав следить за словами.
        - Ты что ж это, князь, не веришь мне? - в глазах появилось что-то мрачное, сердитое. - Вот оттого все ваши несчастья. Веры в вас нет. Совести нет. Чести не осталось. Потому и гадите, а темная сторона от того питается да растет. Да на вас гадит. Причем поровну. Чем больше вы туда, тем больше она на вас.
        - На нас, - нахмурился президент. - А ты вроде не причем? Не человек?
        - Не человек, - рыкнул оборотень. - Зверь я. Ну, хорошо, раз нужны тебе доказательства - будут. Только скажи своим бобикам, чтоб стрельбы не открывали.
        Президент кивнул.
        Оборотень встал, коротко разбежался и кинулся на пол. Причем головой об пол. Охранники подпрыгнули. Рука одного метнулась к поясу. На месте, где только что стоял человек, нервно подергивал хвостом огромный черный кот.
        - Не стрелять, - успел остановить движение глава государства.
        Кот прошелся из стороны в сторону. Ситуация явно не доставляла ему удовольствия, потом резко скакнул в сторону и кувырнувшись поднялся в человеческом облике. Люди ошарашено смотрели на голого мужика, что стараясь прикрыть срам поспешно одевался в разбросанные по полу вещи.
        - Теперь поверил?
        Президент хмуро кивнул. Оборотень дошнуровал ботинки и поднялся.
        - Ну вот и славно. Я все, что хотел сказать, сказал. Теперь ваше время думать да действовать. Только помните, чем больше темного делаете и думаете, тем сильнее враг. Ну, княже, я пошел.
        Кот по старинке отвесил земной поклон и вышел. Хлопнула дверь, обрывая звук удаляющихся шагов. Пятеро мужчин остались в полной тишине. Одни думали о работе, другой о том, что за ситуацией с мостом забыл на три дня обо всех прочих ситуациях. Третий просто хотел спать. Лишь президент на миг задумался о сказанном, но тут же переключился на сказавшего. Опасен больно. Один из охранников уловил мысль.
        - И чего с ним делать? Отпустить? Уйдет ведь.
        - Может в лабораторию сдать на опыты? - поддержал второй.
        Президент резко хлопнул по столу рукой.
        - На опыты опасно. Отпускать страшно. Знаете что делать? - он обвел телохранителей серьезным взглядом. - Вот и действуйте. Только тихо.
        Два крепких мужика в дорогих костюмах быстро и неслышно метнулись к двери. По пути выхватывая пистолеты. Полковник проводил их взглядом, потом медленно повернулся к главе государства.
        - А вам не страшно, господин президент?
        - За кого? - не понял тот.
        - За…
        Договорить Сергей Витальевич не успел. Далеко внизу загремели выстрелы.
        ВМЕСТО ЭПИЛОГА
        РОССИЯ. ГДЕ-ТО В ГЛУБИНКЕ. СЕНТЯБРЬ 2037 ГОДА.
        Домик затерялся в глубине леса. Ближайшая деревушка была километрах в пятнадцати, и старуху это вполне устраивало. Подальше от города, подальше от свихнувшейся цивилизации. Она твердо решила, что сын Милонега и Лады должен вырасти человеком неравнодушным. Они бы и сами иначе не воспитали.
        Кроме того, надо и себе смену воспитать. Яги мрут как мухи, новых ходоков до мира мертвых нет. Потому мальчишку вывезла подальше и учила всему сама. И науке, насколько в современной науке смыслила, и грамоте. А заодно учила и тому, чему не научат ни в одной школе, передавала утерянные да позабытые человеками знания.
        Светик, как ласково называла Святослава, учился охотно, перенимал быстро, и старуха не могла нарадоваться на ученика. Сейчас внучок-ученичок гулял по лесу, собирая травки и коренья. Из тех, что по осени в сбор годны.
        За мальчишку ведунья не переживала. В лесу с детства, знает окрестности, как себя. А опасности опять же никакой. Тихо здесь. Кроме ежей и белок особо никто не беспокоит. Потому, когда паренек вбежал в избу взволнованным, удивилась.
        - Чего такой растрепанный? - спросила старуха. - Случилось что?
        - Бабушка, там тебя дядька какой-то спрашивает, - глаза Святослава горели задорно.
        - Меня? - насторожилась бабка. - А что за дядька? Где он? Что передавал?
        Парнишка сел к столу.
        - У забора стоит, ждет. А передать просил привет с Крымского моста.
        В груди сжалось болезненно, затрепетало. Милонегов сын, для которого эти слова ничего не значили, на подскочившую старуху посмотрел с удивлением.
        Бабка же в мгновение ока оказалась у дверей. На секунду замерла. Кто из них? И тут же стало страшно от того, что не знает кого больше хотела бы сейчас увидеть. Всех наверное, но за дверью-то только один. Кто?
        Взяв себя в руки, старуха решительно толкнула дверь.
        notes
1
        Народная песня

2
        Игорь цитирует стихи Марины Цветаевой

3
        Текст песни Л. Дербенева

4
        (англ.) Аномалия несет угрозу не только и не столько России, хоть и находится в Москве. Потенциально это угроза всему мировому сообществу. И если российская сторона не в состоянии справится с этой проблемой, то мы имеем полное право взять на себя решение этой проблемы. Повторюсь, проблемы не российской, а общечеловеческой.

5
        Текст песни А. Макаревича