Сохранить .
Война Юлия Гордон-Off
        Варвара. Путь Адмирала. #2
        Война не начинается в день, когда первый солдат перешагнул через пограничный рубеж. Всегда война начинается гораздо раньше первых выстрелов. Это для наивных неожиданно"…двадцать второго июня, ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, что началася война…", грубо говоря, в этот час и после выступления Молотова в полдень война не началась, она просто стала официально объявленной, и всё дальше уходят рыцарственные времена извещений: "Иду на вы!". Никто уже никого не извещает, просто по факту падающих с неба бомб все под эти бомбы попавшие понимают, что, да, началась! А тем, кто вдали от этих бомб, тем в помощь радио, ТВ и газеты.
        Сама Русско-японская война во вторую часть не поместилась. Так что "продолжение следует…"
        Гордон-Off Юлия
        Варвара. Путь адмирала
        Часть вторая
        Война
        Пролог
        Для нас с Николаем война началась больше года назад, когда мы сели в поезд на Николаевском вокзале, хотя ещё не летели снаряды или пули. В прочем, можно считать, что для каждого избравшего воинскую стезю война начинается в момент принятия присяги, когда расписался клятвой, что отныне война стала главным в твоей жизни, и не красивая форма или большая зарплата, а заявленное право встать на пути врага и если надо, то своей кровью расплатиться за то, что тебя столько лет кормили, одевали, учили, оказывали почёт и уважение твоему выбору и готовности быть в первых рядах и защитить.
        Когда-то ещё молоденькая пришла работать на станцию скорой помощи, у нас дорабатывал бывший военный врач. И как-то, когда нас подняли на вызов, время четвёртый час ночи, а я просидела с подружкой болтая в ожидании вызова до половины третьего и поверив, что вызовов не будет, решила всё-таки прилечь вздремнуть, как вызов дали. И вот, я не проснувшаяся, встрёпанная, ужасно злая и недовольная лезу в РАФик, доктор сел в салон ко мне и стал расставлять точки над "Ё".
        - Знаешь, почему я сел с тобой, а не к водителю?
        - Нет, конечно…
        - Я вижу, ты очень недовольна, но мне кажется, что ты делаешь очень большую ошибку в том, что выбрала не ту причину для своего недовольства!
        - Это как?! - мало того, что была спросонья, так и формулировка ставит в тупик.
        - Ты сейчас недовольна, что тебя подняли, разбудили и не дали доспать! Я прав?
        - Ну а кому понравится, что только прилегла и надо вскакивать?
        - Это верно, конечно, но не для работника скорой помощи. Понимаешь?
        - Это вы про то, что у нас смены официально "без права сна"?
        - Ты не совсем правильно понимаешь. "Без права сна" в должностной инструкции предполагает, что нам не отводится специального времени для сна, как час в течение суток на приёмы пищи по согласованию с диспетчерами. На самом деле каждый работник просто ОБЯЗАН спать на работе! - если он хотел меня так разбудить, то после этого заявления я точно проснулась…
        Но разговор прервался, потому, что мы уже подъехали, и внимание переключилось сначала на поиск нужного адреса, потом на пациента. А продолжился разговор уже, когда мы вернулись на станцию и сидели в пустой столовой и пили кофе.
        - Знаешь, есть огромное количество народа, которых общество содержит за свой счёт, ради их готовности, когда срочно понадобится, встать и сделать то, ради чего их готовили и содержали, может даже всю их жизнь. Самая старая группа - это военные, вернее бы было их называть воинами или ратниками, а то с таким непонятным прилагательным в названии они сами начали забывать, для чего они существуют. Вот и наша работа, это из того же ряда, мы работаем "по-готовности", у нас не может быть плана или выработки, мы выезжаем по вызову. А значит, как солдаты должны быть всегда готовы, значит и спать должны как солдаты, ведь хороший солдат спит в любую минуту, когда есть такая возможность. На службе никто не даст гарантии, что у него будет возможность выспаться завтра и послезавтра, даже если не война, может быть наряд, караул, тревога или учения. И если он не использовал любую минутку, то быстро выйдет из строя, а значит, не сможет эффективно выполнить своё солдатское предназначение. Вот и мы обязаны спать при первой оказии, чтобы не быть усталыми и оказывать помощь во всю силу своих возможностей! Поэтому
получается, что когда ты злая и недовольная садилась в машину, то сердилась на диспетчеров, которые тебя разбудили, а ещё во сто крат хуже, если ты сердилась на пациента, которому не спится, и он позвонил на станцию! А злиться ты должна только на себя, за то, что не использовала возможность выспаться, просидела, проболтала, а теперь вызов и ты не выспавшаяся, а значит как работник не в максимальной степени эффективности. Теперь понимаешь, о чём я тебя спрашивал?
        - Смешно…
        - Ничего смешного! Девочка! Главная болезнь общества сегодня, это не способность адекватно удерживать акценты. И, что ещё хуже, некоторые глупцы даже кичатся этой своей дуростью. Так, водители автобусов или кондукторы ненавидят пассажиров, которых обслуживают, или повара с официантами с азартом ненавидят клиентов своих ресторанов и плюют им в блюда. Только все они забывают, что без этих пассажиров или едоков они сами не нужны, не будет у них работы, не будет зарплаты, то есть ненавидеть им нужно себя самих за допущенную в голову глупость. А самое нелепое, как эти самые "работнички" объясняют свою позицию, ведь понимают подсознательно свою глупость. Они, как та эпическая мачеха "Эх! Королевство маловато…" пытаются замаскироваться, скрыть недовольство собой, что им подсуропили место гораздо ниже ими заслуженного, что этот водитель автобуса достоин всего положенного почёта любого лауреата или просто своего начальника. Только ради этого он не согласен ни учиться, ни работать, ни как либо ещё отрабатывать такую ступень, ведь в чужом огороде трава всегда зеленее, а ему просто катастрофически не повезло,
не поймал во время Емелину щуку… И если водитель автобуса в состоянии только трясти в отместку своих пассажиров, резко дёргать и тормозить или закрывать двери перед самым носом замешкавшихся пассажиров, то медик ненавидящий своих пациентов - это преступник, равный убийце. Небрежно сделанная манипуляция, пропущенный по времени укол или приём таблеток, даже грубое слово или не поданная утка могут в итоге иметь самые пагубные последствия, ведь в лечении нет мелочей, если подумать, то факт зарождения жизни сам по себе мелочь и случайность, результат нелепости встречи двух микроскопических клеток с половинными наборами хромосом, которая вопреки здравому смыслу, происходит. И в лечении от любой мелочи может зависеть результат, как плохой, так и хороший. Один из великих русских врачей когда-то говорил своим пациентам: "В болезни нас трое: вы, я и болезнь. Если я буду один против вас обоих, то шансов на победу у меня практически не будет, а если мы будем против болезни вдвоём, то мы её обязательно победим!". Ты - настоящая. Очень хочется не дать тебе загубить свою душу, или не знаю, как там это называется.
Реши, согласна ли ты на таких условиях заниматься медициной, а если согласна, то злиться можешь только на себя… Понимаешь, о чём я тебе хотел сказать?…
        Не случилось никакого волшебства, не родилась я заново новым человеком через секунду, но с того дня, даже если очень устала или попался самый досадный[1 - С мамой в аспирантуре училась аспирантка из Болгарии. Она хорошо знала русский язык, тем более, что языки из одной семантической группы, но иногда на стыке языков рождала такие удивительные обороты, что вызывало невольное восхищение. Так на кафедре была каторга, регулярно навещать старенького заслуженного профессора, которому требовалось начитывать громко вслух новую периодику, работы студентов и прочее, так как он с годами стал не только плохо видеть, но и слышать, при этом отличался удивительными склочностью, капризностью, вредностью и нудностью. Вот эта многочасовая каторга была вменена в обязанность кафедральных аспирантов. И однажды вернувшись с такой, болгарка и озвучила с неизбывной грустью в голосе: "Я сегодня так устала, он такой ДОСАДНЫЙ!.." Более ёмкую и точную характеристику старому маразматику дать не удалось больше никому. Я же нагло включила некоторые её находки в свой лексикон, хоть официально таких слов в русском языке нет.]
пациент, я вспоминала этот разговор, и он придавал сил, вернее, удерживал на курсе и не забывать, что главное, а что вторично. И всю свою жизнь не переставала удивляться множеству окружающих, которые не желали видеть очевидного, которые ходили на ненавистную работу, а потом за три-четыре недели отпуска пытались наверстать вычеркнутый ими добровольно из жизни год. И таких не было жалко, глупого жалеть бессмысленно, было очень жалко их детей, которые по-детски, как велела им природа росли, игнорируя этот фантастический придуманный родителями режим года из одиннадцати месяцев летаргии и одного месяца ЖИЗНИ, странные дети желали жить каждый день без вычетов и перерывов…
        А с войной и военными вообще всё странно и чем дальше, тем страньше и страньше… Уже, кажется, даже детсадовцы знают, что военные всегда готовятся к прошлой войне, хотя любой генерал мирного времени голову на заклание даст в том, насколько он глубоко прогрессивен, и готов к самой наиновейшей войне, но из раза в раз будет учиться солдатской кровью и разбомблёнными городами за новый так ему необходимый опыт войны в новых условиях. И это не только наше кошмарное лето сорок первого, это и фиаско "неприступной" линии Мажино, фатальный позиционный тупик Первой Мировой, и практически конгруэнтное недоумение американцев во Вьетнаме и наше удивление в Афгане, когда оказывается просто не с кем вести фронтовые операции, а пройденная территория не стоит ничего… То есть в мирное время военные с азартом и упорством бьются за степень отглаженности шнурков, ровности ряда табуреток в казарме или за цвет "уставных" колготок у женщин-военнослужащих.[2 - Про женщин-военнослужащих и дебаты в Генштабе о длине их юбок, мне пришлось только слышать. А вот то, что на совещании милицейского Главка в Петербурге начальник -
генерал Пониделко больше получаса клеймил позором присутствующих дам, которые умудрились надеть чёрные колготки, которые носят только шлюхи (не знаю, откуда у генерала такие эротические фантазии), и все в указанного цвета предметах одежды были обязаны выйти и до перерыва такое непотребство устранить! Вышли и устраняли. Ну да, это не армия, а милиция! Конечно! Только тараканы под фуражками бегают совершенно одинаковые… И что примечательно, милиции было чем заняться, ведь именно в это примерно время Питер к эпитету "культурной столицы" приобрёл ещё и звание "бандитской". Что же вы хотите от военачальников мирного времени…] А кому какое дело в этих глобальных игрищах до умения водить свои танки или стрелять из своих артиллерийских систем? Тем более, а может именно это самое важное, что на степень выравнивания табуреток средств никаких дополнительно не требуется, а вот выгнать технику на полигон или устроить стрельбы - это весьма чувствительная "копеечка"… Но и тут можно удивляться и восхищаться удивительным вывертам этой мирной логики, когда главком ВВС в своём выступлении заявляет, что "по результатам
работы комиссии министерства неопровержимо установлено, что главной причиной лётных происшествий является лётчик!"[3 - Знакомый вертолётчик из полка в Агалатово уверял, что цитаты подлинные, а не придуманная хохма…] и буквально через пару минут заканчивает своё выступление распоряжением "…в целях профилактики лётных происшествий принять все меры для устранения главных причин", то есть, надо понимать устранять нужно ПИЛОТА, осталось только уповать, что в своём рвении подчинённые не дойдут до крайних степеней радикализма…
        То есть в мирное время военные всех мастей прочно освоили и втянулись в замечательную игру, когда начальник грозно отдаёт суровый приказ, а подчинённый рапортует "Бу сделно!", только ничегошеньки делать даже не планирует, как и начальник знает, что никакого "Бу сделно!" не случится! То есть один приказал, другой вроде как правильно отреагировал, все довольны, игра такая и не нужно сюда всяким непонимающим гражданским лезть! Вот и стоит в мирное время даже не колосс на глиняных ногах, а просто некое сооружение в песочнице, в сторону которого все с уважением косятся "У-у-у-у! Большая какая дурища!", но только не нужно ЭТО трогать и вопросы дурные задавать. Вот с такими армией и флотом Российской империи встретились на Дальнем Востоке армия и флот Божественного Тенно.
        При этом нелишне вспомнить, что в те годы Генштаб не входил в структуру управления войсками, его основной задачей было опекать и обеспечивать учебный процесс в собственной академии. Что ещё удивительнее, у Генштаба даже задачи по теоретическому обоснованию и обеспечению военной доктрины не было, всё, что варилось в его недрах так и оставалось местечковым умствованием и фанфаронством списанных из войск генералов и полковников, хотя, отдельные пробивные таланты "вопреки и несмотря" из этой кухни вырастали. Вообще, руководство сухопутными войсками представляло из себя удивительную картину. Формально во главе всего стоял император, но это единственный объединяющий сухопутчиков фактор. Всё остальное представляло из себя такой винегрет, где разобраться весьма не просто. Вроде как ниже должен быть военный министр, вот только у гвардии, у патронируемых полков, у казаков, у разных родов войск были свои структуры управления, которые министру не особенно и подчинялись и его приказы для них имели в лучшем случае рекомендательный статус. То есть командир полка, у которого шефом была великая княгиня Ольга, к
примеру, мог спокойно проигнорировать приказ военного министра, на том простом основании, что приказ не подписан шефом полка, то есть его прямым начальником.
        Флот на этом фоне был куда сильнее консолидирован, хотя и он имел два независимых полюса в виде Балтики и Черноморья, которые аналогично жили своей изолированной жизнью и не особенно интересовались распоряжениями из центра.
        Вот именно поэтому на фоне нагнетания напряженности на театре военных действий только на Дальнем Востоке имелось минимум три разных варианта организации отпора возможной агрессии со стороны Японии, плюс у флота парочка, а ведь формально во главе всего стоял аппарат наместника Алексеева, но чихали на него все, ведь и из центра телеграфировали весьма грозно и решительно. Вот и получалось, что любой начальник имел своё видение ситуации, свои планы, на основании чего принимал решения и производил действия. О такой глупости, как согласованность действий не то, что между армией и флотом, а даже между разными корпусами речь не шла. Вот и занимались штабы серьёзной работой по обоснованию невозможности выполнения всех полученных сверху приказов или иными маневрами затягивания и бумажной волокиты. До Японии ли в таких условиях?
        Так что появление на театре такой фигуры, как адмирал Макаров, это не столько надежда на его флотоводческий и командный гений, а использование авторитета его фигуры, которого хватит для того, чтобы выступить организатором и сделать управляемой местную аморфную массу. В сухопутной армии такой фигуры в те годы видимо не имелось, в принципе, и Куропаткин мог резвиться как угодно…
        Глава 28
        На мостике "Новика" было сыро, ветрено, зябко и неуютно, эскадра, дружно коптя и зарываясь в волны неспокойного Жёлтого моря, уже второй раз за последние несколько дней легла на курс к внешнему Артурскому рейду. Приближался сумрачный зимний рассвет двадцать шестого января. "Новик" вместе с "Боярином" осуществляли охранение-патрулирование движения эскадры, как было предписано в полусотне кабельтовых восточнее русской броненосной линии. Назвать разбросанные по морю разрозненные ходовые огни "линией" или ещё какой-то формой эскадренной эволюции не решился бы самый оптимистичный придурковатый фендрик.[4 - Фендрик - с петровских времён ироничное название младшего офицерского чина на флоте. К XX веку, просто неформальное название для молодых выпускников морского корпуса первых месяцев службы.] Эти эскадренные выходы курсом на северо-восток вдоль побережья, с поворотом на восток чуть дальше створа острова Роунд и последующим возвращением в базу без огибания последнего кроме нервотрёпки совершенно несплаванных экипажей не давали совершенно ничего. Николаю "по секрету" в штабе рассказали, что благодаря
этим эволюциям в столицу ежедневно летят бравурные рапорты и реляции, что благодаря им и флотоводческому таланту адмирала Оскара Старка вся Япония вместе со своими армией и флотом запуганная неимоверной военной мощью и выучкой русского флота дрожит и боится высунуть нос из баз, так есть сейчас и будет впредь!
        Вообще, Николай, как и большинство офицеров эскадры, искренне радовался этим выходам. Находиться на острие наших дальневосточных рубежей и не почувствовать нарастание политической напряженности было невозможно. Тем более, что с трудом преодолевшие Великий Сибирский путь газеты приносили самые запутанные новости, а прибывающие раньше европейские газеты вносили в без того непонятные факты свою дополнительную путаницу. В результате штаб эскадры фонтанировал распоряжениями и приказами с такой частотой, что иногда просто успеть прочесть их все - было серьёзной задачей. Не отставали от начальника над эскадрой, командование порта, младшие флагманы, а ведь все перечисленные ещё и репетовали приказы морского министра, ГМШ и наместника. Словом, последние пару недель ежедневно с утра в зависимости от места нахождения Старка или наместника кавалькада адмиральских катеров отваливала от пристани у штаба или борта "Петропавловска" и развозила начальство по стоящим на внутреннем рейде кораблям. Где каждый устраивал очередную "инспекцию", если быть честными, то скорее делал вид своей ужасной занятости и
деловитости, подобно нерадивой хозяйке перед приходом гостей из-за своей нерадивости неспособной использовать оставшиеся минутки для наведения окончательного лоска, а устраивает паническую суету, для обозначения своей всеобъемлющей подготовки. Если несколько первых визитов вызвали на палубах нервозный ажиотаж, то уже к концу недели появление очередного адмирала на борту не волновало уже никого, кроме назначенной вахты и караула. "Новику", как и всему отряду ближней разведки, повезло, отчего-то их минула львиная доля начальственного внимания. Только по разу на палубе отметились Старк и Алексеев, а вот броненосному отряду выпало во всём объёме. К вечеру по результатам инспекций на борт доставлялись порой исключающие себя приказы, к примеру: одновременно и немедленно всем пополнить угольные ямы до полного и при этом разгрузить оставив только половинный запас кардифа…
        Но по порядку. После сентябрьских эскадренных маневров вдруг заметили, что "Новик" до сих пор в викторианской окраске,[5 - Для военного флота во времена прихода пара была попытка унифицировать окраску. Так в средиземноморском театре была узаконена "викторианская" окраска: основной цвет белый, жёлтые трубы, мачты и рубки, на трубах допустимы чёрные полосы или оголовки труб. В северной и балтийской акваториях властвовала чёрная или немецкая окраска (как память традициям парусного флота, когда было очень популярно красить корабли в чёрный цвет с золотыми или красными носовыми фигурами и белыми орудийными портами), где допускались только цветные полосы по типу марок или кантов. В это же время появляется шаровая окраска серого цвета, которая и станет в дальнейшем основной для военных флотов.] что было отражено пунктом в итогах маневров и нам приказали перекрасить корабль в шаровый цвет. Действительно, на фоне других кораблей мы с "Аскольдом" единственные оставались в белых бортах и с жёлтыми трубами. С учётом наших размышлений о возможностях по маскировке, серый шаровый у нас оказался самым светлым на
эскадре. В те времена шаровый цвет кораблей был темнее милицейской шинели, у нас же цвет вышел почти как у знакомых мне кораблей конца двадцатого века. Вообще, бело-жёлтая попугайская окраска военного корабля была для меня дикой с самого начала, но оказалось, что я к ней уже привыкла, и теперь было даже жаль её закрашивать. Ещё, возникла некоторая трудность с тем, что раньше мы с Клёпой видели "Новик" издали, а теперь он терялся на фоне остальных в гавани. В частности, именно это послужило тому, что мы уговорили на самый светлый вариант серого, да и при маскировке такой оттенок был предпочтительнее почти чёрного, если не иметь в виду тёмное время.
        Машенька почти освоилась в Артурском госпитале в качестве сестры милосердия, в те времена градации и профессиональное деление медицинских работников была совсем не такой, как я привыкла.[6 - На вершине этой медицинской пирамиды стоял доктор, то есть врач, защитивший профессорскую степень научной работой или долгим опытом и стажем работы и выслуживший это звание, кроме этого получившие академическое медицинское образование в медико-хирургической академии или прошедшие адъюнктуру на клинической кафедре. Ниже были врачи, то есть просто окончившие медицинские факультеты. Ещё ниже в этой иерархии находились фельдшера и врачи-специалисты, к примеру, зубные врачи или кожные врачи. Это весь персонал, имеющий профессиональное медицинское образование. Всего в Артурском госпитале были: доктор, два врача, два фельдшера и зубной врач. При этом замечу, что в самые напряжённые моменты обороны в госпитале одновременно лечились больше тысячи раненых и больных. Остальной персонал делился на две неравные части - медицинский и обслуживающий. Первые: профессиональные санитарки-сиделки и милосердные сёстры частью из
монашек и служек, которым выпала такая форма послушания, частью из добровольных помощниц из образованных и порой родовитых, эту группу никто ничему специально не обучал, вся подготовка - это обучение на месте под патронажем более подготовленной соратницы. Обслуживающий персонал госпиталя - это санитары, возчики, конюхи, истопники, повара с кухонными рабочими и т. д. В качестве усиления медицинских сил госпиталя Артурской базы можно рассматривать корабельных врачей, которые присутствовали практически на всех ранговых кораблях, на кораблях первого ранга даже по двое или трое, с фельдшерами и подготовленными матросами-санитарами. В случае перевода команды в береговые экипажи, медперсонал автоматически переходил под руководство госпиталя базы. Кроме этого, возможно впервые в мире при Макарове была попытка реализовать идею госпитального судна (ближайшая аналогия из более позднего времени - специализированные санитарные поезда ВОВ), на базе грузо-пассажирского парохода был развёрнут аналог госпиталя для эвакуации нуждающихся во Владивосток и далее по железной дороге, что было из этого реализовано и в какой
мере, информации найти не удалось, или это был просто морской сантранспорт, или это был плавучий госпиталь, где продолжалось лечение и оказание помощи. Видимо попытки последнего присутствовали, т. к. идея специализированных медицинских транспортов, как этапа оказания медицинского пособия получила своё дальнейшее развитие в отечественной военно-медицинской доктрине, у истоков которой стоял Николай Иванович Пирогов (1810 -1881).] Настенька написала, что получить направление на работу в Артурский госпиталь ей не удалось и это её чрезвычайно расстроило. Наши контакты с казаками по линии хорунжего Некрасова и Феофана продолжились вполне успешно. В частности, нам охотно пошли навстречу, когда мы закинули удочку по поводу охраны Машеньки, особенно в свете предстоящей войны, а как раз среди занятых реальным делом никто не сомневался в приближении войны, как и не пыжились шапкозакидательскими лозунгами. Казаки охраны дороги фактически уже не первый год находились в условиях постоянной необъявленной войны с хунхузами и как противников их оценивали весьма трезво, тем более, что во время стычек они видели
постоянное усиление их организованности и явное присутствие кукловодов за спинами этих "бандитов-голодранцев". Так что теперь посменно один казак или два, когда Адриян отсутствовал, были рядом и обеспечивали присмотр и охрану. Не стоит упускать ещё и казачек с казачатами, что жили по соседству, ведь это не один десяток пар весьма приметливых глаз. Так что хоть немного спокойствия за свои тылы мы с Николаем получили.
        Среди прочих новостей из столицы мелькнуло известие, что государь крайне недовольный действиями МИДа в японском вопросе отстранил от должности министра графа Ламсдорфа, но начатое не доделано, так как новый министр не назначен, а функции его временно на себя взял император, может, лучше бы оставил старого. Что-то в столице произошло с реорганизацией Особого комитета по делам Дальнего Востока, но что именно и почему из отрывочных намёков так и не прояснилось. Отчётливо ясно только, что столицу лихорадит, а почему и как - неизвестно. Тучи политического напряжения продолжали сгущаться.
        Я тупо продолжала нарабатывать навык и опыт полётов с Клёпой. Поначалу всё ограничивалось только возможностью наблюдения её глазами и наработки использования расширенных возможностей её зрения, особенно в условиях тёмного времени. Здесь возникли неожиданные сложности, ведь я не добивалась достаточно глубокого слияния, а ночью скопа не летает, ну не нужно ей это и всё. Как бы ни было замечательно ночное зрение, но увидеть в воде рыбу нельзя, разве только плёски всплывших, но времени на атаку такой рыбы не остаётся, то есть толку, от наблюдения плеснувшего рыбьего хвоста - ноль без всяких палочек. А посему пришлось пойти на более глубокое слияние с птицей и фактически начать летать самой, а это оказалось сначала неимоверно трудно, а потом захватывающе прекрасно. Грубо говоря, я хлебнула наркотик чувства свободного полёта и пропала, потому, что это не передать словами и даже не знаю с чем из своего жизненного опыта полученные ощущения можно сравнить. Поначалу мы просто вместе летали на охоту, я училась чувствовать все нюансы полёта, управления крыльями, хвостом, изгибами тела и шеи, всё участвует в
полёте и, особенно, в маневрировании, а уж освоить и адаптировать под своё восприятие птичье чувство пространственной ориентировки казалось вообще недостижимым, но в один прекрасный солнечный день всё вдруг стало получаться.
        Как в своей голове меня терпела и воспринимала Клёпа, я не могу сказать, потому, что не могла у неё спросить, и пришлось довольствоваться её доброжелательным эмоциональным фоном, с которым она мне спокойно уступала управление и кажется ей это даже нравилось, может в её понимании это сближало и роднило с нами, а может это она воспринимала, как необходимую плату за пребывание рядом с нами. А так ли это действительно важно, раскопать мельчайшие подробности происходящего? В итоге почти всегда важен результат или процесс, а не предпосылки и особенности пути к его началу. И в этом итоге, Николай мог прогуливаться с любимой Машенькой или проводить занятие с минёрами или артиллеристами, а я, выкинув свой ментальный щуп, носилась над Перепелиной горой или ныряла за рыбой в Голубиной бухте. Вот как описать ощущения, когда можно раскинув крылья поймать восходящий поток, в котором нежиться, чувствовать его края кончиками маховых перьев и успевать заложить вираж, чтобы не выпасть за его край и плавать в нём набирая высоту, когда люди, кони, корабли, домики внизу превращаются в изумительно сделанный макет, всё
такое красивое, игрушечное, а последние кучевые облака уходящего лета совсем рядом, я в них даже залетала, как в ватный ком и исчезало всё, кроме света, который искрился со всех сторон. А потом озябнув снизу и разогревшись сверху палящим солнцем, можно пикировать сложив крылья и никакого чувства желудка в горле, как в резко ухнувшем вниз лифте, для птицы перегрузки полёта просто составляющая жизни, как для человека ощущения тела при резком повороте за угол. Было жутковато выходить из пикирования над самой водой, ну правда, не знаю я как рассчитывать необходимый для этого манёвра запас высоты, а Клёпа такая безбашенная девица и похоже немного экстремалка вообще без страха и чувства опасности, так что когда после километра, если не больше, пикирования выйти из него виражом чиркнув по гребешкам волн кончиками крыльев, это ощущения достойные запоминания. А вообще, когда летишь и можешь кувыркаться, как хочется, можно плыть по воздуху, который не пустота вокруг и лишь ветерком его чувствуешь, а нечто совершенно другое, упругое, мягкое, которое толкает, на которое можно опереться, по которому можно
скользить, можно отталкиваться, которое может гладить, а может вдруг пнуть неожиданным порывом…
        Так что теперь я открыла для себя чувство полёта и моя нежная благодарность к Клёпе приобрела какие-то особые оттенки. И вот благодаря тому, что я освоилась в её теле или разуме, появилась возможность осваивать ночные полёты. Оказалось, что даже совершенно тёмной пасмурной безлунной ночью Клёпины глаза позволяют видеть, хоть и только в виде силуэтов и теней, но для полёта этого явно недостаточно, а уж "потеряться" вообще никаких проблем. И тут ещё стоит вспомнить, что скопа не водоплавающая и плюхнуться в воду и подождать пока рассветёт или просто передохнуть, возможности не имеет. Так мы выяснили, что в очень тёмные ночи, мы можем только взлететь почти вертикально не очень высоко, а главное, требуется хорошо подсветить Клёпе место посадки, иначе посадка может стать рискованной. Так что для уверенной ночной атаки вражеских кораблей нам необходимы соответствующие условия, а при таком уровне подсветки нас тоже могут обнаружить и получится, что риск получить случайный снаряд ночью при плохой видимости для нас выше, чем когда днём мы можем использовать "отвод глаз" наводчиков.
        А я, грешным делом, очень надеялась, что у нас может получиться атака, как у "Касатки" в книге Лысака. Хотя тут не только вопрос зрения, мы с Николаем, если точнее, то чаще один Николай, чертили варианты сближений и атак. Если у той же "Касатки" (прототипа немецкой девятки) было шесть торпедных аппаратов, а в носовом залпе целых четыре, то у нас в бортовом залпе всего два, при этом если развернуться, то с другого борта можно выстрелить только одну торпеду, так как перезарядить баковый аппарат не успеваем, да и смысл кормового аппарата остался под вопросом с его очень малыми углами наведения. Вот бы иметь на палубе, как видела на фото эсминцев более позднего времени поворачивающиеся в любую сторону трёх- и четырёхтрубные аппараты, тогда вполне можно было бы повторить Лысаковскую "атаку Корфа". С артиллерией тоже вопросы оставались. Я могла подправить полёт снаряда, и вопрос попасть точно в ствол более крупного калибра не стоял. Вот только система запирания казённика пушки такова, что скорее разорвёт сам ствол, чем выбьет затвор внутрь башни, даже если попасть в момент, когда в стволе находится
снаряд и сдетонирует очень нервная шимоза. То есть по всем прикидкам вероятность, что при таком попадании удастся вызвать взрыв и детонацию снарядов внутри башни получается не выше десяти-пятнадцати процентов. И даже если удастся вызвать детонацию снарядов в башне, то это может привести просто к взрыву внутри неё и сорванная башня улетит. А вот вероятность подрыва расположенного под башней артпогреба тоже где-то в районе одной десятой. В результате получается, что вывести из строя, стреляющий в нас главный крупный калибр мы можем, а вот таким образом уничтожить вражеский корабль будет большим везением, вероятность которого всего несколько процентов. Хотя, на войне все вероятностные выкладки очень часто теряют всякий смысл, и всё идёт вне логики и здравого смысла. Но нельзя же рассчитывать на это, вот и пытается Николай придумать, как сделать и при этом гарантировать хоть как-то приемлемую долю вероятности нужного результата.
        Среди этих посиделок зашел разговор о бое "Варяга" и "Корейца" в Чемульпо. Я напрягла все свои возможности и как смогла рассказала, как двадцать шестого вечером после того, как японский стационер "Чиода" внезапно снялся и ушёл, посланный в Артур "Кореец" не смог выйти мимо заблокировавшей рейд эскадры и вернулся. За ним на рейд вошли японские миноносцы, а утром командир "Варяга" получил ультиматум японского адмирала. После этого Руднев попытался обсудить его с командирами стационеров Англии, Италии, Франции и САСШ, но те заняли странную позицию и в любом содействии русским кораблям отказали. В результате днём двадцать седьмого "Варяг", а за ним "Кореец" двинулись на выход с рейда и приняли бой с крейсером "Асама" в ходе которого "Варяг" расстрелял больше тысячи снарядов, но так кажется ни разу и не попал, в ответ получил несколько попаданий и вернулся на рейд, где опять командир "Варяга" обратился за помощью к стационерам, но не получил, кроме согласия принять экипажи и особенно раненых, после чего на "Варяге" открыли кингстоны и он был затоплен, а "Кореец" взорвали. И вот здесь Николай взорвался,
когда я стала живописать какой резонанс получил этот ПОДВИГ.
        - Какой же тут подвиг?! Пожалуй, только матросов, а вот Руднева за такое нужно под суд отдавать!
        - Как? Он ведь смело пошёл в бой против превышающих сил японцев и пытался сделать всё, что мог, а потом, не сдался, а затопил крейсер….
        - Варенька! Ему крейсер дали и людей такую кучу доверили, чтобы они себе на манер японцев красивое харакири делали?!
        - Почему харакири?!
        - А как это можно назвать ещё?! Ладно! Я попробую объяснить подробно. Ты же знаешь, что я сам долго служил на стационерах в Средиземном. Так вот для чего нужны корабли-стационеры?
        - Ну, они нейтральность порта обеспечивают…
        - Должность командира корабля-стационера, это, прежде всего, политическая работа. Главное, что должен командир делать, это держать ушки на макушке, обязан наладить очень хорошие отношения со всеми другими командирами других стационеров, просчитать все возможные варианты развития ситуации и при неблагоприятном ходе событий суметь выполнить свою задачу гаранта, которым стационер является. То есть Руднев обязан был на случай обострения со стороны японцев иметь наработанные планы и варианты, которые уже проговорить с командирами других стационеров, а не метаться, уже с ультиматумом. И то, что другие командиры его не поддержали и в помощи отказали это его главный прокол и признание некомпетентности. То есть то, ради чего его кормили, платили жалование и так далее, он не выполнил. Если бы стационеры всех стран выступили единым строем, неужели японцы бы полезли?! Нет, десант бы они высадить дали, нервы бы всем помотали, но в результате вывели бы "Варяга" и "Корейца" прикрыв своими бортами, пусть бы не повели в Артур, но в Циндао без проблем, а там бы они спокойно интернировались, никаких погибших, просто
хорошо выполненная работа.
        Второе, больше тысячи выстрелов за полчаса и ни одного попадания, при этом противник нашпиговал "Варяг" так что дальше Руднев воевать уже не мог. Это говорит о том, что стрелять комендоры не умеют абсолютно, от слова СОВСЕМ! Как такой факт должен характеризовать командира корабля?! По-моему весьма отрицательно. Стрельба крейсера - это его главная работа, ради которой он вообще существует. Помнишь, ты мне рассказывала про "машинку для жужжания в заднице"?! [7 - Старая шуточная загадка из моего детства: - Что такое: Жужжит и в задницу не лезет?! - Это специальная машинка для жужжания в заднице!] Вот как раз такой случай. Вот ещё один пункт для обвинения в суде. Может не надо сразу за такое расстреливать, но спросить стоит! Как это так, уважаемый, что вы при такой пальбе ни разу не попали?! Тут просто по теории вероятности хоть пару раз влепить просто обязаны были! Но, увы…
        Третье, подвиг, это "пистолет Казарского",[8 - Подвиг брига Черноморского флота "Меркурий" под командой капитан-лейтенанта Казарского. В комментариях не нуждается, я думаю.] когда решили не посрамить флага и на смерть пошли. А тут вроде бы решили так же, а потом взяли и передумали, повернули и пошли обратно красиво топиться. Где подвиг-то?! Что флаг не спустили?! Так это нормально, если спустили бы - это позор, а так, просто присягу исполнили. Да и топиться. Если уж решили, так и топиться поперёк фарватера, чтобы никто ни войти, ни выйти не мог, а ещё взорвать нафиг, чтобы никто поднять остатки не смог, а так, кингстоны закрыть, воду откачать и принимай корабль в японский флот. То есть хвалить Руднева, что он так бережно к будущему японскому имуществу отнёсся и сделал всё, чтобы никак не помешать японскому десанту? В общем, вместо так называемого подвига вижу только позу, некомпетентность и несостоятельность командира. Матросы молодцы, что пошли за командиром, но это их присяга и долг, так что вопрос подвига тоже зависает.
        Посему, уважаемая Варвара Романовна, как только японцы полезут, надо бы нам в это Чемульпо смотаться и своими глазами посмотреть, а с "Асамой" думаю, сладить у нас получится, это не против всей линии Того и Камимуры бодаться. Как ты к такому предложению?!
        - Ну, я не возражаю… А про подвиг. Ты всё правильно говоришь, а почему тогда все хором про подвиг многие годы трубят?
        - Думаю, что тут не подвиг главное, а политический аспект. Видимо, так обкакались все, что кроме "Варяга" даже и говорить-то было не о ком… Думаю, что надо нам будет посмотреть, что там и как, они ведь там потом несколько дней ещё бодались и стационеры ушли только через пару дней, хотя к завязке мы никак не успеем, если всё пойдёт, как ты рассказывала, и после атаки главных сил Того мы сможем сорваться только в полдень, а до Чемульпо около трёхсот миль, это нам двадцать часов экономичным ходом или меньше десяти полным. Но даже если пойдём на всех парах, то придём уже ночью и всё равно придется ждать до утра, так что рассчитаем так чтобы подойти часам к восьми, а это экономичным ходом спокойно не спеша. Не думаю, что все из Чемульпо успеют разбежаться. И посмотрим, что это за "Асама" такая страшная….
        У Феофана уже установились контакты с многими в Артуре, в числе прочих были два телеграфиста, вот через них решили попробовать передать предупреждение на "Варяг" и "Кореец", чтобы они ушли в ночь на двадцать шестое, а лучше вечером двадцать пятого раньше "Чиоды". А вдруг повезёт и послушают. Жалко всё-таки терять новый бронепалубный крейсер, да и канонерка лишней не будет. В общем, утром двадцать пятого телеграммы должны доставить на борт наших кораблей и парохода "Сунгари". Тем более, что уже двадцать шестого телеграфная связь с Чемульпо была нарушена. Двадцатого пришла телеграмма от Макарова, что все мои выкладки по началу войны он изложил рапортом императору и добился подписания им приказа, который передан наместнику и Старку. Что ж, будем надеяться, хотя, по тому, что происходило дальше, создалось впечатление, что никакого приказа императора не было, но о том, что приказ получен, всех официально известил сам Старк, когда на борту "Петропавловска" собрал всех командиров эскадры. А вот дальше, после доведения высочайшей воли с предупреждением об ожидаемом начале войны с Японией, нам довели
приказ Старка:
        1. Дозор. На ночь в море, на расстояние двадцать миль от рейда, высылать два эскадренных миноносца, которые должны в определенные часы подходить к рейду и показывать опознавательный сигнал. В случае обнаружения каких-либо кораблей в море миноносцы должны возвращаться на рейд полным ходом для доклада начальнику эскадры. Миноносцы должны крейсировать затемненными, но с отличительными огнями. Для поддержки миноносцев в море в десяти милях от рейда дежурит канонерская лодка.
        2. Дежурство крейсеров. Ежедневно в дежурство назначаются два крейсера, которые должны быть готовы в любую минуту по сигналу начальника эскадры сняться с якоря и идти по назначению.
        3. Освещение подходов к рейду. Для этого в порядке очереди назначаются два корабля, один из которых освещает прожектором восточную часть горизонта, а второй - южную.
        4. Боевая готовность. На всех кораблях эскадры с заходом солнца прекратить сообщение с берегом, корабли готовить к отражению минной атаки, орудия противоминной артиллерии держать заряженными.
        5. Затемнение. На всех кораблях гасить все лишние огни, кроме штаговых и гакабортных огней.[9 - Приказ подлинный. По (1) - Сигнала тревоги, который должны передать миноносцы установлено не было. В ночь на 27 января дежурная канонерская лодка не вышла из-за повреждения в машине. По (2) - В ночь на 27 января дежурство несли крейсеры "Аскольд" и "Диана". Только они так никуда и не снимались и не следовали. По (3) - В ночь на 27 января дежурными по освещению были эскадренный броненосец "Ретвизан" и крейсер "Паллада". Они и были торпедированы японскими миноносцами, а кроме них "Цесаревич", командир которого отдал приказ осветить миноносцы прожектором. То есть оказались торпедированы именно те корабли, на которых были включены прожекторы. По (4) - Грубых ляпов вроде не видно. По (5) - Странное затемнение, стыдливое какое-то. Зачем нужны стояночные огни? Почему не были потушены маяки? Выполняя приказание по эскадре - иметь всегда полный запас угля, корабли грузили уголь и ночью, что требовало освещения люстрами. (В ночь на 27 января грузили уголь броненосец "Победа" и крейсер "Диана", а последняя
назначена дежурным крейсером, если вы не обратили внимание.).]
        То есть идея вывести все корабли на рейд гениальную голову адмирала не покинула, и плевать он хотел на приказы из столицы. Да и имитация противодействия ночной минной атаке больше похожа на издевательство, на самом деле сделано всё возможное для удобства миноносцев. А уж расстановка кораблей на рейде, это вообще нечто феерическое, корабли были расставлены в четыре линии, при этом предназначенные как раз для борьбы с миноносцами "Новик" и "Боярин" оказались дальше всех от линии возможного соприкосновения с врагом, мы стояли под электрическим утёсом в четвёртой линии, а "Боярин" перед нами самым дальним в третьей. А дальше всех и вперёд была выдвинута "Ангара", наверно, чтобы удивить японцев до колик и заставить смеяться до смертельного исхода.
        Отдельного упоминания достойны сформулированные перед флотом задачи:
        1. Остаться обладателем Желтого моря и Корейского залива, опираясь на Порт-Артур.
        2. Не допустить высадки японских войск на западном побережье Кореи.
        3. Отвлечь часть сил японского флота от главного театра военных действий и предупредить второстепенными морскими операциями из Владивостока попытку высадки близ Приамурья.[10 - Ущербность и убогость формулировок по сути своей ДОКТРИНЫ действий флота комментировать нельзя. Больше всего это похоже на попытку громко пукнуть, при попытке уличного ограбления с целью напугать грабителей.]
        После озвучивания такого, Николай уже не пытался как-то оспаривать, с его точки зрения, бред, которым он до последнего называл мои рассказы о ходе Русско-японской войны. То есть, по сути, он до конца не верил мне, но и опровергать ему было нечем, а вот теперь весь этот театр абсурда разворачивался у него перед глазами, и не было никакой возможности хоть чуть на всё это повлиять. На любую, даже не критику, а просто попытку взывать к логике или здравому смыслу следовал немедленный яростный отпор, уж чего-чего, а защищать своё место мастера штабных интриг умели великолепно. Чего уж говорить про то, что мы бы пришли со своими прозрениями и предсказаниями, останавливала реальная опасность, что такая попытка приведёт к ещё худшим результатам. Никакого приказа, как мы договаривались с Макаровым, о том, что нам разрешат свободные операции без утряски и согласования с командованием эскадры до нас не довели, хотя Николай специально подошёл по этому вопросу к Андрею Августовичу Эбергарду, как флаг-капитан штаба он не мог не знать, если такой имелся, но он отвечать на наши вопросы отказался.
        Вот теперь на продуваемом крыле мостика под противным зимним моросящим дождём, который загнал в каюту Клёпу с Дусей, и они там смотрели свои птичьи и собачьи сны, Николай маялся сомнениями. Весь до приторного правильный и исполнительный служака, он должен решиться на авантюру без приказа и разрешения, вполне возможно, что даже наперекор приказам, которые ему могут успеть отдать, вот и что ему в этой ситуации делать?! Когда пришла обрадовавшая телеграмма от Макарова, он был абсолютно уверен, что теперь ему доведут разрешение на свободную охоту и полностью развяжут руки, но не довели! Прошёл ли этот приказ? Был ли отдан? Конечно, победителей не судят, вроде как… Только это ведь матушка-Россия, где могут судить не только победителей, или любую победу вывернуть так что вообще станет непонятно, а не были ли кретинами участники, так безумно всё стало выглядеть. Пока я не ошибалась и он вроде как шёл у меня на поводу, но отвечать и рисковать ему самому и от своего имени, как и принимать окончательное решение. И это уже конкретика и реальность, а не все наши предыдущие умозрительные прикидки и фантазии по
большому счёту. Словом, Николай сейчас стоял у открытого люка самолёта, давно надет парашют, пристёгнута стропа принудительного вытяжения, сто раз отработаны на земле все действия и осталось только сделать шаг в пустоту неизвестности, решиться на прыжок, осуществить запланированное и к чему вполне сознательно шёл, это стрелка - водораздел - точка невозврата… И от его решения зависит не только его жизнь и карьера, а последняя и есть его жизнь, его выбор, его цель в виде чёрных орлов на золотых погонах, но это, как оказалось, ерунда, мелочь, он сейчас должен принять решение, от которого вполне может статься зависит судьба Российской империи, по сравнению с которой даже немедленная гибель всего экипажа крейсера - мелочь, чих одинокого комара над бескрайними Нерюнгринскими болотами. Я слышала отголоски его мыслей и тихо сидела в уголке и не высовывалась. Я отчётливо чувствовала, как сильно ему нужно моё участие, может не столько в плане совета или толчка, сколько просто создать сейчас фон, может снять монструозность фатальности стоящего перед ним выбора, но мне было нельзя встревать, этот выбор должен
быть его, кто я такая лишать его части радости в случае победы или усугублять горечь в случае поражения?!..
        И когда я наконец ощутила, что он решился, вернее РЕШИЛСЯ, я облегчённо шепнула:
        - Коля! Мы промокли нафиг! Пошли вина горячего с корицей выпьем…
        Глава 29
        Ещё когда возились со следом торпеды и пироксилином, мы дали команду нашим минёрам и механикам попробовать придумать, как обеспечить перезарядку торпедных аппаратов не снаружи через люки для пуска торпед с использованием парового катера, шлюпбалок и стрелы для подъёма носовых якорей с наращиванием её длины, как исходно было предусмотрено, а внутри корпуса. А вторым пунктом увеличить запас торпед на борту и изменить их распределение, а то по схеме корабелов у нас были заряжены все четыре аппарата, а остальные восемь торпед[11 - Штатный запас торпед "Новика" по проекту - две на аппарат, и так как планировалось 6 торпедных аппаратов, то и торпед было 12. Но потом от двух носовых аппаратов в Шихау отказались, так стало 4 аппарата и 12 торпед.] складированы в кормовом минном отсеке под полом, что нас никак не могло устроить. В результате теперь у нас на борту вместо двенадцати штатных самодвижущихся мин Уайтхеда в два раза больше.[12 - Самодвижущаяся мина Уайтхеда (Whitehead) обр. 1898 г тип "Л" производства Обуховского завода и завода Лесснера - самая совершенная из произведённых в России на 1903 год.
Производство этого варианта конструкции начато в 1894 г., калибр 381 мм, длина 5,18 м, общий вес 430 кг (64 кг влажного пироксилина), Тип "Л" дальность хода 2 кабельтова при 30 узлах, 5 кабельтовых при 25 узлах, двигатель 3 цилиндра воздушный, два толкающих винта. Имеется система удержания направления конструкции Шпаковского (разработанные изначально для "Торпедо Александровского") и заданной глубины хода. Кроме недостаточной скорости и дальности хода были проблемы со срабатыванием взрывателя и удержанием заданной глубины, которые значительно увеличивались при хранении, но при дoлжном уходе и переборке перед использованием, дефекты легко выявлялись и могли быть устранены.] Кроме заряженных и восьми в кормовом отсеке, по четыре возле бакового и ютового отсеков закреплены на стене коридора жилой палубы, и по две торпеды в самих отсеках. Для перезарядки установили крепежи для тельферов на потолочных рельсах и прорезали вытянутый горизонтальный люк, через который из коридора четыре человека могут зарядить эти аппараты. С кормовым пришлось провозиться дольше, в итоге аппарат сдвигается к носу, а торпеду
приходится на метр высовывать в люк кормового аппарата, но главное, что перезарядка стала возможной и занимает для всех аппаратов только минными расчётами немногим больше пятнадцати минут. Энергия и напор нашего фон Кнюпфера позволили получить все сверхнормативные торпеды, причём все образца 1898 года серии "Л" как были у нас. По всем прикидкам трудно представить ситуацию, когда бы нам потребовалось израсходовать весь этот запас. Но Николаю очень понравилась рассказанная мной фраза, как-то слышанная от одного офицера, что "боеприпасов бывает: считай совсем нет, очень-очень мало, очень мало, но больше не унести". Так что он плюнул на свои выкладки, и просто радовался, что мы теперь на тему запаса торпед голову можем не напрягать и использовать, без особенной оглядки.
        К выходу все торпеды перебрали, проверили и заправили нашей специальной жидкой заправкой. Можно бы испытывать некоторое злорадство, что с помощью выделений из организма мы планируем наносить ущерб флоту микадо, но для меня, как для магини многие вещи стали совершенно другими, чем были в предыдущей жизни. Так что для меня это не моча, а биологическая метка ничем не лучше и не хуже крови, слюны или среза кожи, в принципе можно было бы использовать и кал, просто не хотелось лишних сложностей, слов и ужимок экипажа.
        Наши артпогреба полны, продовольствия на борту на месяц с запасом. Когда бункеровались накануне, мы приказали отвечавшему за погрузку вахтенному лейтенанту Левицкому, чтобы погрузили угля с запасом тонн семьдесят, так что теперь после суточного выхода на экономичном ходу угля у нас даже с перегрузом в сорок тонн, что совершенно не криминально и всё поместилось в угольных ямах. То есть пункт о полной готовности в приказе адмирала Старка мы выполняем со всем тщанием. Сейчас подойти, встать на якоря в назначенном нам месте под Электрическим утёсом рядом с флагманским "Петропавловском". Все наши попытки как-то предупредить ничего не дали и канули в никуда, как и приказы из Петербурга, так что осталось надеяться только на самих себя.
        Погода стояла самая обычная для местной зимы или проще - отвратительная, пасмурно, плотная низкая облачность, мелкий нудный холодный дождик, порывистый сырой промозглый ветер. Правда в складках на склонах горушек у вершин местами чудом не потаял снег, но это и всё, что напоминает о зиме, даже не верится, что всего пять-шесть сотен километров на север стоит заваленная непроходимыми сугробами дальневосточная тайга. В такой погоде никакого особенного криминала для моряков, но вот использовать возможности Клёпы ночью не получится. Остаётся надеяться, что отклонений от известной истории поначалу не случится и атака миноносцев будет развиваться по известному сценарию и в те же временные отрезки.
        Кстати, по поводу расстановки на рейде Николай интересовался на совещании, на что с гордостью и апломбом было заявлено, что такая расстановка кораблей наиболее удобна для развёртывания броненосной линии для преследования убегающего противника. "Любопытно было бы понаблюдать это преследование при наших семнадцати узлах Того с его двадцатью" - пробурчал себе под нос сидящий неподалёку Молас. При этом никому из капитанов схем развёртывания не доводилось, а было указано, что какими бы дураками японцы ни были, но лезть под пушки наших береговых батарей они не посмеют. Ну, во-первых ещё как посмеют, а во-вторых, для обстрела стоящих на внешнем рейде кораблей у них хватит дальности и не входя в зону поражения батарей. И против ночной атаки миноносных сил береговая артиллерия бессильна…
        Так что становимся, как предписано и не жужжим. Днём совершенно невозбранно в порт вошёл и после его покинул английский пароход с японским посланником из Чифу, с которого самым внимательным образом рассмотрели расстановку наших кораблей и теперь доложат её адмиралу Того. Никакой реакции на это посещение не последовало, а может, Старк даже получил инструкции при этом посещении. Кто сказал, что проанглийская партия при дворе возглавляемая самой Александрой Фёдоровной сотрудничество со своими покровителями считает предательством? Видимо на Руси традиция - воевать, когда предатели наверху, а другие стреляют в спину…
        После обеда Николай приказал всему экипажу спать до ужина и довёл, что сегодня ночью, скорее всего, поспать не получится. Мы с Клёпой слетали за рыбкой, в честь зимнего времени рыбы на отмелях стало совсем мало, так что поймать её стало довольно трудной задачей, а нахальные чайки уже несколько раз пытались налетать стаей, чтобы отнять у нас добычу, но пока у них ничего не вышло. Ой, придётся как-нибудь снова устроить на них охоту, а то стали подзабывать, как их летом подрали, когда мы с Клёпой осваивали технику пикирования на летящие объекты, и потом несколько дней в прибое бултыхались тушки в белых перьях…
        К ночи морось чуть поунялась, упала непроглядная ветреная южная ночь. Офицеры косились на нас с плохо скрываемым недоумением, получая приказы о готовности к двадцати трём ноль-ноль. Хотя, у нас была волшебная отмазка, ведь утром с берега вернулся на борт откомандированный Феофан, так что можно на голубом глазу валить всё на полученную от агентуры информацию, ведь, о том, что на берегу Феофан занимался какими-то тайными делами, если и не знали, но предполагали многие, с чего бы ему было случайно встречаться с кем-то из экипажа то в какой-то затрапезной рванине, то в казачьей форме при "селёдке" на боку,[13 - "Селёдка" - одно из уничижительных наименований сабли или шашки.] с которой, по своей казачьей закваске, он смотрелся весьма прилично. А на борту повисло ожидание, в свете происходящего в стране и мире оно было и раньше, но сегодня оно словно сгустилось и уплотнилось. Или это только моё субъективное ощущение и нервозность одного из самых противных времяпровождений…
        Николай пытался скрыть своё волнение, но я-то чувствовала его эмоции. Трудно было бы его не понять, ведь это для меня последний год подготовки, а для него война - это дело всей жизни, это его поприще и никак не меньше. Пришлось почти насильно его усыпить после обеда, а то как бы не перегорел. К моему удивлению, следом отрубилась сама. Поужинали, Феофан рассказал вкратце, что они смогли сделать, как выяснилось, как раз сегодня запланированы основные силовые акции в Артуре и во Владике, и он сожалеет, что не сможет в них поучаствовать, хотя всё равно предпочитает быть на корабле, если всё будет, как предполагается. "Эх! Кабы самим знать, что всё будет именно так!" - мелькнуло в голове. После ужина мы приняли горячую ванну, оделись в чистое и пошли на мостик. Кочегары уже начали поднимать пары. С утра пробаненные орудия заряжены фугасами, прислуга пока в теплых внутренних помещениях, у сигнальщиков готовы красный боевой флаг. На рейде привычные гомон и суета, несмотря на строгие запреты. Под люстрами грузят уголь с барж "Диана" и "Победа", только, что буксир "Силач" оттащил после окончания погрузки
угольную баржу от "Ретвизана", на "Пересвете", закончившем погрузку угля чуть раньше, под ещё включенными люстрами тоже смывают угольную пыль с палубы и бортов.
        Назначенные сегодня осветителями "Цесаревич" и "Паллада" светом своих прожекторов пытаются разогнать тьму, первый - на восток, вторая - на юг, но узкий луч пробивается едва на две-три сотни метров, так что смысла в такой иллюминации, кроме обозначения себя нет, может потому и были торпедированы именно эти корабли, мелькает в мозгу, только с "Ретвизаном" непонятно, ведь горящие сейчас люстры погасят уже через полчаса и будет он как остальные корабли только под штаговыми и гакабортными огнями, хотя, может влепили по ошибке или просто торпеда прошла мимо "Паллады", а может хватило света люстр грузящихся как раз по сторонам от него "Дианы" и "Победы"? Ну да ладно, нам нужно сегодня постараться вообще не допустить атаки, а для этого выйти наперерез миноносцам уже к двадцати трём часам и ещё не спутать их с нашими контрминоносцем "Бесстрашный" и миноносцем "Расторопный", которые сегодня в назначенном дозоре, но они должны подходить с норд-оста в отличие от зюйд-оста японцев. Но, как говорят воевавшие люди, на войне все планы живут только до первого выстрела, так что надо с этим первым выстрелом не
промахнуться. По логике, свет прожектора "Цесаревича" для нас и будет разделительной между японцами и нашими, севернее наши, японцы южнее и ближе.
        В двадцать два сорок запрашиваем у "Петропавловска" разрешение выдвинуться с рейда мористее, для прикрытия от миноносцев вместо сломавшейся и не вышедшей сегодня канонерки. В ответ - отказ до уточнения у адмирала. Ждём, время начинает растягиваться, как резиновое. Артеньев с сигнальщиком ушли крепить ратьер на кормовой мостик, по нашему приказу. В двадцать два пятьдесят пять снова запрашиваем, кочегары уже доложились, что пар у марки, палубная команда выбрала якорь, подтверждения на запрос нет, удерживаем место ходами, благо стоим у самого берега, и течение нас не особенно сносит. В двадцать три десять просто извещаем о своём выходе и начинаем обходить "Боярина" справа, чтобы "не видеть", если с флагмана придёт запрет на выход, но на флагмане до нас никому никакого дела. Как назло, "Силач" соблюдает режим полной светомаскировки, и мы чуть не наскочили на него и буксируемую им баржу, удалось разойтись бортами в десятке метров между баржей и "Боярином", с которого нас обматерили. Их можно понять, кому понравятся такие эволюции рядом, когда расслабленно стоишь на якорной стоянке, а Волков - умница
углядел корму баржи и вовремя отработал машинами циркуляцию, и мы просочились вдоль борта "Боярина". Не подозревала, что судовождение такое нервное занятие, справа в темноте буквально по ушам бьёт береговой накат, здесь глубины для нас едва полметра до винтов, а ширина прохода в четверть кабельтова, это буксир плоскодонную баржу может тащить, как вздумается, а с нашей тоненькой обшивкой цеплять днищем камни не относится к рекомендованным процедурам. Но, проскочили и вышли в фарватер, благо горят все маяки и створные знаки. Только с "Ангары" запросили, куда это нас несёт, но нам не до того, с минуты на минуту подойдут японцы, я вся сосредоточилась на темноте впереди, в которой нужно почувствовать врага. Когда пересекали луч прожектора "Паллады" вроде сумела уловить отголосок живого, как с "Ангары" нас дополнительно ослепили своим прожектором, вот уж точно, с такими друзьями и врагов не требуется. Послали сигнальщика с приказом Сергею Николаевичу постоянно передавать ратьером в сторону эскадры: "Я РУССКИЙ КРЕЙСЕР НОВИК АТАКУЮ МИНОНОСЦЫ ОГОНЬ НЕ ОТКРЫВАТЬ" и так раз за разом… Хоть мы несём гакабортные и
штаговые огни под которыми стояли, но бережёного…
        Чётко уловила живых на ост, экипаж на постах, передаю направление и расстояние, выходим на глубину, до японцев уже всего два километра, сближаемся, баковые пушки выплюнули залп. Тут ещё нюанс, Николай мне объяснял, что если миноносец или пароход в боковой проекции, то лучше бить под борт, тогда точно будет пробоина, а миноносец может вообще разломить, а вот если проекция носовая или кормовая, то бить только по палубе, в расчёте подорвать торпеды и снаряды, снести рубку и трубы, чем вызвать взрывы и затопление, потому, что удачно попасть в корпус с таких углов нельзя, да и взрыватель скорее всего не сработает. Сейчас для меня пояснил, что проекция носовая, бить в палубу. А вы представляете себе радость, когда срез ствола боковых баковых пушек на десять метров сзади и стреляют они вдоль борта вперёд, то есть в рубке ощущение, словно двумя колотушками с двух сторон по ушам и голове треснули, как только у нас после каждого выстрела стёкла не вылетают?
        Принимаем два румба вправо, все столпились в ходовой рубке, приказываем перейти в боевую, сигнальщикам поднять боевой флаг и спуститься вниз… Блин! Какого лешего они залпом-то влупили?! Подправляю все три снаряда туда, где чувствую живых, и два попало в передний, что видно по вспышке взрывов, вот теперь подсвеченные видны пять, нет, уже шесть узких низких теней. Радостно защёлкали наши сорокапятки, барон Тремлер матерится у орудий, мы с ним оговаривали, что ни в коем случае не устраивать залповую стрельбу, хотя бы секунду-две между выстрелами, но видать у комендоров нервы сдали. На переднем японце что-то горит, мелькают черные фигурки, бьёт наше левое баковое, подправляю во второго, там словно вулкан проснулся, вспышка буквально ослепила, наверно торпеда сдетонировала… Бухает носовая, подправляю в третий, скорее по памяти, перед глазами ещё мелькают тени от ослепления вспышкой. От орудий сквозь забившую уши "вату" слышно "Ура!", японцы метнулись севернее и уже почти не видны, до кораблей им всего восемь-десять кабельтовых. Бухает правая баковая, не успеваем перехватить всех, подправляю в очередную
тень, два миноносца лупят в нас, из своих сорокасемимиллиметровок, два снаряда пришлось отклонить в воду, по борту стегнуло осколками. Слева от нас горят трое и один кажется тонет, мы уже почти в боковой проекции, так что под ватерлинию, ещё два выстрела, бьют две ютовые на левый борт и баковые - ещё двоих приголубили и один снаряд всадили в третьего, который вроде тонет или гореть не хочет. Начинает хлопать залпами сзади эскадра, может ход сбросить, а то мы почти пролетели мимо японцев, которых должно быть восемь, а ещё двое чуть запоздают…
        В этот момент сзади словно огромная кувалда влепила по кораблю. Уши, уже заложенные от стрельбы вообще оглохли, вернее звон и даже не в ушах, а под черепом. Трясём головой, на темени наливается шишка, странно, но фуражка не слетела, слышу панические мысли Клёпы, оглядываемся, нас разворачивает вправо, дергаем ручку машинного телеграфа на "Стоп", начинают проступать звуки, справа встало ещё два водных столба выше палубы и частью плеснуло в борт…
        Пошли доклады: "Кажется "Победа" всадила в нас главным калибром!..", "Левую ютовую пушку снесло за борт…", "На юте всех поубивало!..", "Неразорвавшийся снаряд в балке застрял!.." "Нет ещё двоих артиллеристов из расчёта!..", "Двое ранены, им оказывают помощь!..", "Не управляемся, руль заклинило право-на-борт!..", "Сергей Николаевич ранен!..", "Сигнальщик "Победу" матюками кроет!..", "Цепь на зубчатку баллера кажись оборвало!..", ""Ретвизан" японца ухайдакал!"…
        Николай уже распоряжался: "Шлюпку с правого борта подготовить к спуску! Японцев больше, считайте, нет, прожектора направить на воду! Всем смотреть, наших за бортом! Сигнальщику передавать как раньше! Боцман, в трюме посмотреть течи! Волкову и Новицкому разобраться с рулевым управлением! Пожарную партию на ют! Фон Кнюпфера с докладом через пять минут! Рулевого в кормовой отсек поставить руль прямо!.."… В этот момент громыхнуло на рейде, во вспышке мелькнули пять высоких труб "Кажись "Аскольду" попало…". Два оставшихся японских миноносца уже растворились в темноте на севере. Через минуту громыхнуло снова, теперь под бортом "Цесаревича"…
        - Сигнальщики! Сколько было японцев?!
        - Дык, девять было, шесть наши, одного "Ретвизан", вашскобродь!
        - А ушли двое?!
        - Точно! Двое ушли…
        - Лево на борт! А, чёрт! Правая машина полный, вперёд, левая - назад! И быстрее смотреть наших, скоро придётся прожектора тушить!
        - Человек за бортом! Лево сорок по корме, полкабельтова! Человек за бортом!
        - Шлюпку на воду, спасти утопающего! И посмотрите там рядом! - тут я почувствовала справа впереди живых. - Гаси прожектора, баковые приготовиться! По команде огонь по очереди!
        На палубу упала тьма, до врага осталось меньше километра, он шёл, забирая севернее, видимо на фоне пожара на "Аскольде" и зажженных прожекторов уже на четырёх кораблях эскадры нас он из виду потерял или надеялся незаметно проскочить… В общем, все три баковые отстрелялись, второй выстрел даже подправлять не пришлось, удачно снаряд сам пошёл, и похоже опять попали в торпеду, потому, что на палубе японца вспух огненный шар, и скоро в отсветах гаснущего огня было видно, что обломки исчезают в воде, которая и заливает огонь.
        - Всё! Это был десятый! Включить прожектора! - шлюпка уже вертелась там, где нашла первого на воде, скоро пошла к борту, оказалось, что подняли одного мёртвого, а одного живого сразу утащили в лазарет. Волков доложил, что от удара погнуло трубу с цепью привода руля, управлять можно из кормового рулевого отсека или из баллерной, перо руля свободно и слушается. Пётр Карлович доложил, что снаряд попал в основание левого ютового орудия, выбил его из креплений и оно улетело за борт, точно трое погибших, четверо раненых, у одного плюс переохлаждение. Зацепило кормовой мостик, где пострадал Артеньев, похоже перелом рёбер. Не могут найти палубного матроса Лошкарёва, нельзя исключить, что его снесло орудием. Осколками японских снарядов никто не ранен, хотя попадания в борт и надстройки имеются. Имеют повреждения потолок нашего салона и спальни, вентиляционные трубы кормового котельного отделения. Машины с постаментов не сместились, повреждено левое крыло кормового мостика, шлюпбалки спасательного вельбота и левого парового катера, снесено леерное ограждение, палубный настил и другие мелочи, очагов пожара
нет.
        Из-за задымления кормовой кочегарки и ручного управления, да и куда нам было особенно спешить, мы развернулись и неспешно пошли в порт. Николая трясло! Хотелось просто набить морду Зацаренному. И правильно его сигнальщик матом крыл! Хотя, надо будет неудовольствие высказать, уточнить, кто это там развлекался, надо к раненым сходить, как там Артеньев? Перемазавшийся от лазанья в трюме Волков уже на мостике и принял управление. Местами слышался нервный смех, экипаж отходил от первого боя, хотя, если считать стычку с пиратами, то уже второго. А семь миноносцев из десяти, не такой уж плохой счёт, а "Цесаревичу" видимо судьба, хотя "Аскольда" на "Палладу" с "Ретвизаном" разменяли. Надо ещё разобраться с их повреждениями, в прошлый раз все затопились на мелководье, с которого их потом долго и тяжело снимали.
        У Артеньева клокотало в груди и отхаркивалась алая кровь, пришлось его срочно лечить. Пока Георгий Самуилович докладывал, я подлечила ещё троих раненых, у одного со сломанной рукой только активировала регенерацию кости в лубке удачно легли, надо сказать, чтобы не трогали, дня через три уже начнут срастаться. Кстати, у Сергея Николаевича действительно три ребра сломаны, острый конец одного внутрь грудной клетки торчит, и повредил лёгкое, повязку снимать не стала, загладила острые концы, закрыла раны лёгкого вычистила гемо- и пневмоторакс.[14 - Гемоторакс - излитие крови в плевральную полость, пневмоторакс - свободный воздух в плевральной полости попавший либо снаружи, либо из бронхиальных просветов из-за повреждения грудной стенки или ткани лёгкого.]
        Из лазарета спешно в нашу каюту. Всё засыпано стёклами от потолочного светильника и лопнувшего прямо в держателях графина, слетело всё, чтобыло на полке, перекосило броняшку в разбитом иллюминаторе отчего занавеску пузырит и треплет прорывающийся в щель ветер. Клёпа на полу с распластанными крыльями, Дуся оглядывается на нас и пытается вылизывать ей голову, крови не видно, повреждений обнаружить не смогла, похоже просто сильное сотрясение мозга и шок. Господи, я ведь сразу почувствовала, что ей плохо, но видимо встряхнуло нас изрядно и кажется, о переборку приложило, что вылетело всё из головы. Но к счастью Клёпа жива, просто сознание словно выключилось, потянулась, чуть шевельнула искорки жизни, должна очнуться. Николай сгрёб её в охапку и качает словно младенца, надо дунуть ей в нос, дунули, никакого результата, у ног сидит Дуся и всей собачьей натурой тянется помочь, только вот чем тут помочь? Её саму отсюда выгнать надо, ведь лапы о стёкла изрежет! Полное ощущение, что Клёпа просто спит, но не разбудить. И времени с ней возиться катастрофически нет. Делать нечего, завернули её в одеяло вместе
с подушкой, и с нею на руках идём на палубу. В чистеньком коридоре офицерских кают какие-то лужи, битое стекло…
        На юте вмятина палубы и дыра на месте левой пушки, толпится народ, в середине накрытые холстиной тела, от крайнего в шпигаты натекает ручеёк, этого выловили из воды. Нужно поднять холстину, посмотреть самим, это тоже из обязанностей командира, хоть здесь распоряжается отец Пафнутий. Так мерзко себя давно не чувствовала! У одного никаких видимых повреждений, у второго похоже снесло часть головы, всё залеплено кровью, у третьего вывернута под невозможным углом шея и нога. Если бы я не отвлеклась и контролировала заднюю полусферу, то смогла бы обнаружить этот снаряд и отвести его, так что эти убитые на моей совести, такая добротная оплеуха, ишь магиня, а против человеческой глупости даже Боги бессильны. Но должна была учесть и такую дурацкую вероятность, ведь послала сигналить Артеньева, так чего ж расслабилась? Матросы гудят про "Победу", и это тоже надо прояснить:
        - Так! А кто видел, что стреляли с "Победы"?! И где тут снаряд?
        - Дык вот туточки, вашскобродь! - матросы расступаются, в отверстии шлюпбалки, словно специально для него сделанном вколочен снаряд главного калибра.
        - Пётр Карлович! А как вы его вытаскивать думаете, не взорвётся? - из-за спин появляется фон Кнюпфер:
        - Не должно, он видимо краем ударился, и у него взрыватель от деформации выбило, так что можно хоть кувалдой выбивать, а если бы рванул, может всю корму бы нам разворотило…
        - Хорошо! Возьмите это на контроль! Кто видел, что стреляли с "Победы"? - выступает какой-то помятый Феофан.
        - Вашскобродь! Я со старшим помощником был, сначала два выстрела, потом ещё раз пять стрельнули, рядом три раза попали и один сюда, - вижу руки протягивает к Клёпе, передаю ему.
        - Феофан! Возьми Клёпу, пристройтесь где-нибудь и Дусю уведи. Похоже, её контузило сильно, пусть отлежится, у меня в каюте везде стёкла и дует, подумай!
        - Сделаю, вашскобродь!
        - Отец Пафнутий, вы что скажете?
        - Да что тут скажешь? Сейчас обмоем, ночь отпевать буду, на берегу нужно гробы заказывать, в Артуре и похороним…
        - А с "Победой" что думаете?! - у Николая уже возникла мысль, и она мне понравилась, но нужно было сейчас сбить волну негодования команды и, судя по последовавшей перед ответом паузе, батюшка это понял.
        - А что с дураками сделаешь? Бог накажет!
        - Согласен! Сейчас встанем к причалу, там места много. Утром на причале построение и прощание с погибшими. Берите, кого надо в помощь. Георгий Самуилович напишет заключение, тоже подпишете, мне к рапoрту надо приложить. Господ офицеров прибыть в кают-компанию, я пока в ней обоснуюсь, пока мою каюту в порядок приведут. Всё, больше вас не отвлекаю!
        В кают-компании начали ставить задачи. Очень не хватало Сергея Николаевича, многие вопросы так удобно свалить на него, но он сейчас спит в лазарете, ему это важнее, а нам ещё рапoрты писать нужно. Приказали всем выдать по чарке, и утром ещё одну. Петру Карловичу поручили аккуратно вытащить снаряд и ни в коем случае не выкидывать, а положить в какой-нибудь ящик, чтобы переносить было удобно, и не взорвался чего доброго. Новицкому в первую очередь оценить все повреждения, и прикинуть, что и как делать, утром мы должны вернуться в строй. Боцману навести порядок, и как придём в порт, подогнать к борту один из наших паровых катеров. Кстати, забыла упомянуть, что у нас на борту осталось только две шлюпки, а оба вельбота, паровые катера и офицерский катер мы оставили на берегу. Сейчас бы мы точно остались без спасательного вельбота, там как раз пушка пролетела, да и левый катер, скорее всего, зацепило бы. А так, даже левая шлюпка не пострадала, хотя сначала был доклад, что повредило и её. Надо будет подумать и наверно возьмём на место левой шлюпки паровой катер, тем более, что надо вес потерянного орудия
компенсировать. Перед тем, как распустить офицеров, поблагодарили, поздравили с победой и подняли за это по рюмочке коньяка.
        Ещё час после того, как отшвартовались у причала восточного бассейна, сидели писали рапoрты. К тому времени артиллеристы доложились по расходу снарядов, двадцать семь главного калибра и семьдесят четыре сорокапяток, за семь японских миноносцев очень неплохой размен, радостно гыгыкнули Тремлер с Левицким. Рассказали, что Фёдор Карлович буквально за секунды перед попаданием отошёл с левого крыла кормового мостика, иначе шансов бы у него не было, а так теперь счастливый ходит с забинтованной шишкой на голове. А Древков переживает, что его правому борту пострелять не удалось. Вообще, да! Меньше четырёх снарядов на каждый потопленный миноносец в ночном бою - это не "не плохо", это больше чем "отлично", о чём радостным канонирам и сказали. На причале дежурили брички из госпиталя, с ними послали Машеньке записку, что у нас всё хорошо и нет повода для волнений! До утра даже удалось пару часиков прикорнуть в каюте у Артеньева, Клёпа теперь уже кажется, просто спала в кресле неподалёку, Дуся всё никак не могла прийти в себя и даже спать нам дала, только положив нам на ноги свою большую тяжёлую голову. Не
помешали поспать даже стоящий на борту грохот от ударов кувалд и криков работающих…
        Утренние доклады искренне порадовали, а может и правда есть утреннее волшебство, не зря ведь "утро вечера мудренее". В нашей каюте уже навели порядок, правда, один иллюминатор пока заделали наглухо, а в остальном, убрали стекло, помыли, можно жить, даже вмятину в потолке практически выпрямили, выжав распорами и винтовыми домкратами. То есть долбили кувалдами по железу за стенкой, а мы дрыхли. Меньше получаса боя, а так вымотали. Дыру на месте пушки пока закрыли листом котельного железа. Шлюпбалки отрихтовали и они полностью работоспособны. С цепью баллера тоже удалось справиться, кусок трубы заменили, и переклепали цепь, рулевые крутили по-всякому - никаких претензий. Течи в корпусе не выявили, повреждённые трубы вентиляции тоже восстановили, как и смятую часть кормового мостика. Не успеют только пол настелить, но там положили куски оставшегося линолеума, получилось вполне прилично. Остальные мелочи ещё доделываются, а боцман уже местами даже покрасить успел.
        Доктор доложил, что в госпиталь отправил только боцманмата Савенкова, заряжающего кормового орудия с переломом руки и переохлаждением, трое остальных раненых ехать в госпиталь наотрез отказались. Сергей Николаевича можно переводить в каюту, двое других встанут в строй в течение пары дней, старпому нужно будет поберечься ещё пару недель. Кроме этих четверых ещё двенадцать с мелкими ссадинами и ушибами могут продолжать службу, отстранён от вахты только кочегар, у которого ожог руки, схватился за горячую трубу, когда падал. С берега сообщили, что миноносцы за ночь вытащили из воды восемнадцать японских моряков и одного офицера, нашего матроса не нашли. "Аскольд" завёл пластырь и сам дошёл до недостроенного дока, там решают, как заделывать его пробоину в корме. "Цесаревич" дойти не сумел, но не из-за тяжести повреждений, а из-за осадки не может пройти фарватером, поэтому пока притоплен на мели у входа в порт, вроде будут заводить в гавань и делать кессон для ремонта.
        На катере послали вахтенного офицера с нашими рапoртами в штаб, Бог ведает, где сейчас адмирал Старк, но в штабе лучше знают, как распорядиться ими. В рапoртах описали ход боя, расход боезапаса, увеличив его вдвое (не надо дразнить гусей и так слишком фантастично наш бой выглядит), описали попадание в нас снаряда с эскадренного броненосца "Победа", и что снаряд не взорвался, а застрял в конструкциях, перечислили полученные повреждения от осколков японских снарядов и от победовского снаряда, что из повреждений уже устранено, что ещё устраняется. В конце рапoрта отметили грамотные действия всех офицеров и большинства команды, особо отметили действия рулевых, сигнальщиков и артиллеристов. Указали и потери, трое убиты, один пропал без вести, двадцать два ранены, один тяжело, отправлен в госпиталь, трое средней тяжести, остальные легко. Напоследок указали, что в связи с ранением старшего офицера покинуть борт корабля не имеем возможности. В ближайшие часы корабль будет к бою и походу готов! К рапoрту приложили рапoрт-заключение, подписанные доктором Рыковым и отцом Пафнутием. Вернувшийся вахтенный
порадовал, что на один или оба японских миноносца наткнулись спешившие на шум боя наши "Расторопный" и "Бесстрашный", вступили в бой, но японцы в темноте ушли, уверяют, что несколько раз точно попали. К сожалению, на "Аскольде" и "Цесаревиче" не обошлось без убитых и раненых, их сейчас в госпитале лечат, ранен командир "Аскольда" Грамматчиков и ещё пять офицеров с обоих кораблей.
        В общем, война началась, как положено, в ней сразу смешались радость побед и горечь потерь, но она только началась, а впереди ещё так много нужно сделать и, несмотря на снаряд от своих, мы вполне можем всё задуманное исполнить. На причале построили весь экипаж, обмытые и переодетые погибшие выложены на белых простынях на щите поверх сделанных или приспособленных кoзел. Отец Пафнутий начитывает молитву, как закончит, начнём мы. Как ни крути, а начали с поздравлений и благодарности за проведённый бой, что в рапoрте указали отличившимися всех. Потом пришлось сказать, что мы на войне и потери неизбежны, как бы мы ни хотели иного, но нужно сделать потери как можно меньше, что мы скорбим о погибших не от руки супостата, а от своих. Потому, мы приказываем завернуть тела, поместить на паровой катер, и я доставлю их на "Победу", пусть там посмотрят, что своими руками сделали, и совесть свою спросят! Вот так мы с фон Кнюпфером и отцом Пафнутием в сопровождении парадно одетого караула поехали к броненосцу "Победа". На нашу удачу был спущен парадный трап, и не пришлось требовать его спустить, а когда мы
положили на палубу нашу ношу, делать что-либо стало уже поздно. Мы с Петром Карловичем во всём этом особенно не участвовали, он только проконтролировал доставку снаряда в ящике, а инициативу взял в руки наш батюшка, которым снова восхитилась, когда матросы на палубе, поняв, чтo мы принесли, начали возмущаться, он выступил вперёд и задвинул такую дивную речь, что любой возразивший сразу расписывался в наличии у него хвоста и рогов. После уже мы сообщили вахтенному начальнику, что рассчитываем, что все заботы о погребении, как и заботу о семьях погибших экипаж броненосца возьмёт на себя, похороны состоятся, когда мы вернемся через пару дней, с чем откозыряли и покинули негостеприимный корабль. Естественно, что о "призовой стрельбе" "Победы" знала уже вся эскадра, хотя мы особенно об этом не кричали, но ведь ночью ратьер видели почти все и как Феофан материл косоруких идиотов с "Победы" тоже читали.
        Когда мы отвалили от борта броненосца, сигнальщики как раз закричали, о подходящих японских кораблях, а вот и лёгкие крейсера, только чуть припозднились, если я правильно помню их обнаружили в восемь часов, а сейчас уже половина девятого…
        Глава 30
        "Новик" нас встретил уже у выхода на рейд, катер, как мы решили, подняли на место оставленной на причале левой шлюпки. В просветы серых облаков изредка выглядывало солнце, с востока нагоняло рваную волну. В течение часа уже должен появиться господин вице-адмирал Хэйхатиро Того со всем своим объединённым флотом. Уже столько раз рисовали на бумаге и прикидывали как нам наскочить на эту чудовищную по мощи кучу стреляющего железа и не просто остаться в живых, а ещё бы потопить кого-нибудь. А второй слой рассуждений, это не подставить нашу эскадру, которая если сунется, то огребёт от японцев по полной, так как выучка у японцев куда как лучше, тем более, что на приближающихся кораблях у них собраны самые лучшие по всем статьям, то есть эффективность их огня будет в несколько раз, если не на порядок эффективнее, чем у наших, а в результате устроят нам Цусиму на год раньше и приехавшему Макарову просто нечем и некем будет командовать. То есть наша сверхзадача быстро наскочить, и потопить без вариантов, чтобы не оказалось подранков, которых японцы будут самоотверженно защищать, а наши не менее ретиво
пытаться отбить, вот только из этой драки я поставила бы на японцев, пусть это и непатриотично звучит, тем более с такими загадочными командирами как наш Оскар Викторович Старк и не менее загадочными канонирами как на "Победе". А если мы успеем наскочить и утопить, японцы успеют смотаться, даже успев спасти своих из воды, пока их превосходительство будет весело собирать свою броненосную линию. Другими словами, если вдруг кого подраним, то кровь из носа нужно будет атаковать снова, пока не потопим.
        В идеале, хочется отстреляться по двум целям, по две торпеды, ведь у нас четыре аппарата, но сложность в том, что задние аппараты у нас могут стрелять только на разные борта. То есть для выстрела нужно суметь сблизиться, к примеру, правым бортом, повернуть баковый аппарат на правый борт и суметь успешно отстреляться, после чего совершить разворот в обратную сторону и отстреляться кормовым, чтобы потом левым ютовым аппаратом, при этом оставаясь на пистолетной дистанции под огнём всего японского флота. Тут никакое зеркальное смещение может не помочь, ведь в такой куче летящего металла даже случайного попадания двенадцатидюймового подарочка, как, к примеру, с флагманской "Микасы" нам хватит, и на развод останется. То есть, на такие сложные эволюции у нас просто нет времени, а потому остаётся только разик пальнуть, и на развороте добить кормовым аппаратом, потом удирать на всём ходу, кренясь в поворотах. Хотя на днях фон Кнюпфер подкинул мысль, и Николай ходит очень задумчивый. Смысл в том, что можно сблизиться со стороны носа, то есть вся эскадра стрелять не сможет, а мы можем его носовые орудия
обезвредить, потом резко принять в сторону и, проходя бортами, дать залп из двух аппаратов. Потом проскакивая до второго в линии корабля начать отворачивать, а ютовый аппарат к тому времени успеть перезарядить, и отстреляться из него, а на циркуляции добавить кормовым, вот и получатся две цели и не нужно будет долго под обстрелом крутиться. Самое удивительное, что Пётр Карлович ничего не знает про зеркальную завесу, и про моё умение снаряды отлавливать, это он предлагает, исходя из надежды на "повезёт" и нанести максимальный ущерб врагу. То есть реально отдаёт себе отчёт, что шансов уйти у нас нет, но разменять мы себя можем на два броненосца, и такой размен имеет смысл, а там, как Бог даст. И возникает вопрос о том, что же такое подвиг или какой сложнее, в горячке боя, когда пан или пропал и хоть с голым пузом на штыки, или вот так подумав и осознавая, что шансов выжить практически нет?! Но предложение-то правда очень заманчивое и действительно можно два броненосца с адмиралом Того на одном из них изничтожить, тогда даже временная потеря "Цесаревича" перестанет быть такой фатальной для нашего флота.
А потом нам бы ещё сбегать в Чемульпо, там сейчас как раз Руднев мечется между стационерами, и ведь ещё мы господину фон Труппелю обещались в Циндао. Так что нам по-хорошему этот бой нужно провести без ущерба для себя, вот же блин расклад. Хотя, чего тут такого, та же подводная лодка, которая может одним залпом три броненосца, если они подставятся, на дно пустить, но даже противоминный калибр типа нашей сорокапятки с одного попадания делает её бесполезным куском железа и с ней даже миноносец может совладать. И если подводную лодку укрывает как самая надёжная броня многометровая толща воды, то у нас есть фантастическая по нынешним временам скорость, манёвр, которые не дадут комфортно в нас стрелять, да и мои магические способности со счетов сбрасывать не стоит. Так что надо принять как одно из условий, что одного чемодана главного калибра от любого броненосца или даже броненосного крейсера нам может хватить по самую маковку, вот и не нужно нам подставляться, а лимит везения с не сработавшим взрывателем мы сегодня ночью уже исчерпали.
        Пока выползаем на рейд, делаем обход по кораблю. От эйфории ночного боя не осталось следов, сейчас судя по выражению насупленных лиц гораздо больше мыслей от недавнего прощания с погибшими, но вроде волн паники ни от кого не слышу. Да! Я забыла сказать, что пока мы были на "Победе", проснулась Клёпа, и теперь сидит у нас на руке, пришлось одеть кожаную накладку, временами утыкается в шею или плечо и тихонько что-то клекочет или даже урчит. Видимо сработали, какие-то природные механизмы и после контузии она просто отключилась и, похоже, не помнит произошедшее, но на всякий случай решила немного покапризничать. Никифорович с утра принёс её нарезку филе свежей красной рыбы, причём столько, что наелись и Клёпа, и Дуся, сейчас Дуся шлёпает за нами по пятам, одну лапу она всё-таки поранила, поэтому прихрамывает, она у неё забинтована, а матросы с удовольствием затаскивают её по трапам, так-то она сама уже приспособилась, но сейчас пользуется своим раненым статусом. Вообще, удивляет отношение, матросы словно чувствуют вину перед ней и Клёпой, дескать они-то люди и в этих людских разборках участвовать им
предписано, а вот за что их втянули им, божьим тварям совсем не нужные? Вот и винятся исподволь, а по мне, так их человечность показывает себя, как бы грубо они ни пытались спрятать сокровенное и внутреннее.
        Кое-как удалось уговорить Клёпу сделать круг над кораблём. Мы на неё рассчитываем, тем более, что я считайте уже зареклась во время боя оставлять её на нашем кораблике, пусть уж лучше будет в воздухе, и с её глазами будет гораздо удобнее и точнее стрельба и контроль за расстояниями и торпедами, особенно за последними. Впрочем, и без неё в этом бою мы сможем обойтись, тут ничего особенно сложного не планируется, скорее требуется больше везения и максимум внимательности, чтобы снова не пропустить какую-нибудь пакостную плюху. В воздухе держится хорошо, вроде от контузии последствий не вижу, но пока она сидит на руке и летать не желает. Николай проникся, ночью, когда увидел распластанные по полу крылья, наконец, осознал, как он к ней уже привык и полюбил, так что теперь даже не требуется вмешиваться, сам ласково и нежно теребит ей хохолок на затылке, гладит спинку и плечи. Феофан научил правильно гладить, ведь это не шерсть у собаки или кошки. Которые можно тормошить, как заблагорассудится, тут только по ходу перьев и лучше тыльной стороной пальцев, меньше шансов повредить укладку перьев и сами
перья. Исключение можно сделать в разумных пределах для пузика, тут перья почти пуховые, а ещё они мало влияют на полёт и легко доступны для ухода Клёпиному клюву…
        Вот такой процессией мы и следуем по всем отсекам и кочегаркам. Вообще времени у нас не так много, нам ещё нужно успеть провести инструктаж минёров, и эскадру Того хочется перехватить до того, как он войдёт с зону действия береговых батарей и нашей эскадры, очень не хочется поймать ещё один подарочек от своих, а с учётом выучки в вооружённом резерве это сделать не просто, а очень просто.
        Ещё Николай задал мне как-то вопрос, а как совмещается существующий для магов запрет на убийство с тем, что я собираюсь воевать с японцами. Хоть я и не собираюсь прямо уничтожать отдельных людей. Но ведь то оружие и боеприпасы, которые я буду направлять, будут убивать, а это вроде как противоречие. Пришлось пояснить, что те, кто совершают действия или имеют агрессивные установки, считают себя выше других людей и имеющими право на их жизни, из категории людей выходят, как фашисты в моей истории или англо-саксы, так и японцы движимы идеей своей божественности и сверхценности, перед которыми все остальные люди суть - гайдзины, а это не просто иноверцы, это даже и не люди в их понимании, животные, от которых они должны просто очистить себе жизненное пространство. Вот поэтому японцы совершенно спокойно уничтожают абсолютно всё население захваченных территорий, как тараканов, которые им мешают, вот они сами себя поставили вне человеческого и людского, что не создаёт для меня никакого противоречия и конфликта. Хотя и применять все свои возможности в полной мере я всё равно не хочу, в том числе и по этой
причине. Пусть такой подход выглядит как казуистический выверт привычной человеческой морали, на самом деле никакого выверта. Ситуация как с бешеной собакой, как бы я ни любила собак, но бешеная собака подлежит уничтожению просто и радикально. Не нужно устраивать из этого шоу или выискивать в этом наказание, просто она носитель опасности и от неё необходимо защищаться, так и при чём здесь тогда шоу или наказание, тем паче, что её вины в бешенстве, в общем-то, нет.
        Тем временем мы вытянулись на рейд и встали справа от "Пересвета" почти на фарватере. До половины одиннадцатого, что мы назначили себе точкой отсчёта, осталось всего полчаса. Собрали всех офицеров в нашем салоне, пришёл, хоть и бледный, но достаточно бодрый Сергей Николаевич, и стали доводить диспозицию предстоящего боя. Ещё, когда мы только поднялись на борт, Евгений Васильевич радостно доложил, что буквально двадцать минут назад катер с адмиралом Старком проследовал мимо нас в сторону штаба, он его хорошо разглядел, а значит, можно не тратить время и силы на запросы и объяснения с флагманом. Собственно, мы на это и рассчитывали, ведь достаточно легко представить, что сейчас Старк будет самозабвенно телеграфировать в столицу и наместнику, чтобы показать, какой он хороший и замечательный, а значит его место сейчас не на эскадре, а у телеграфного аппарата Бодо. Словами матёрого охотника из замечательного советского фильма "Мало убить зверя, нужно это ещё и правильно подать! А то ведь скажут…".[15 - Фильм Марка Захарова "Обыкновенное чудо".]
        Вот и ладушки, Старк полностью поглощён ваянием памятника себе нерукотворного, а мы пока спокойно повоюем.
        Надо было видеть лица офицеров, когда я стала объяснять, что мы сейчас в одиночку будем атаковать все броненосные силы японского флота, при этом объясняя, как именно мы будем топить два головных броненосца, словно они картонные, а не запакованы в броню, которая в самых незначительных местах больше десяти сантиметов, а одна "Микаса" имеет четыре пушки в триста пять миллиметров и четырнадцать шестидюймовых, не считая трёхдюймовой и прочей мелочёвки и почти тысячу человек на борту. В общем, мои объяснения видимо выглядели как описание героической атаки комара на корову, после которой потрясённая корова падает замертво взбрыкнув копытами. Не давая им возразить и вступить в полемику, начала ставить конкретные задачи:
        - Главному калибру, к сожалению, понесшему утрату, поэтому придётся атаковать правым бортом, что не очень удобно, но не смертельно, огонь по орудиям фронтальной проекции головного броненосца, стараться попасть в стволы, чем чёрт не шутит, может кто-нибудь сдетонирует. Вперёд у "Микасы" могут стрелять два ствола в двенадцать дюймов и четыре ствола по шесть, но стоит чуть сместиться в сторону или она сама довернёт, как присоединятся пять бортовых казематных шестидюймовых стволов. Поэтому внимательно смотреть и сразу переносить огонь на новые цели, как только откроемся для стрельбы второго, с головного баковые орудия переносят огонь на второго, головной становится делом двух ютовых орудий. Постарайтесь не особенно высовываться из-за щитов орудий, японские снаряды срабатывают даже при ударе о воду, так что со стороны японцев в нас будет лететь шквал осколков, любой из которых может стать смертельным, поэтому, подготовить на палубе у правых орудий два-три десятка бронебойных снарядов, к левой баковой пушке десяток осколочно-фугасных и десяток к носовой, это на случай, если на траверсах эскадры будут
идти миноносцы или истребители, крейсеров там быть не должно, по японскому построению их место в конце броненосной линии. У орудий оставить только заряжающих, всех подносчиков под палубу. Дополнительные снаряды если понадобятся, подготовиться подавать сразу из-за дверей, по одному выбегать и заряжать, цепочки не выстраивать! Мне нужно, чтобы вы стреляли точно, а не быстро! Вдолбите это каждому! С вами закончили, можете идти ставить задачи подчинённым. Имейте в виду, что до времени атаки меньше часа. Теперь вы, Пётр Карлович и Степан Ильич! Этот бой, прежде всего ваш, только вашими минами мы можем совладать такими большими мальчиками. Схема атаки такова… - стали рисовать им то, что долго обсуждали и прикидывали с Николаем. Конечно без упоминания зеркальной проекции. Сближаемся, практически идя точно навстречу по курсу эскадры, при этом зеркалим, чтобы наш образ был от нас справа. При сближении до пяти миль, когда Того сможет дать команду открыть огонь вместе с увеличением скорости смещаемся влево, то есть оставляя свою проекцию в зоне курсовой линии. При этом отражающая плоскость не перпендикулярна, а
под небольшим углом к противнику, и теперь мы начинаем забирать левее, чтобы к моменту, когда оба наших торпедных аппарата смогут стрелять, это тридцать пять градусов от перпендикуляра, возьмите по одному матросу в помощь, его задача всё время быть на телефоне и репетовать наши приказы. Как только отстреляетесь, сразу, Пётр Карлович, перезаряжаете ютовый аппарат, сообщаете матросу на телефоне, сколько осталось времени, чтобы мы в рубке знали и прикидывали. От момента залпа до поворота и второго залпа будет примерно три минуты, успеете перезарядить один аппарат?
        - Думаю, успеем, особенно если заранее закрепить тельфер, надеть на торпеду обвязку, отпустить все барашки креплений и открыть погрузочный люк в коридоре, может даже быстрее управимся, мы это тренировали, вы же знаете.
        - Потому и тренировали, Пётр Карлович! А вы, Степан Ильич, не помогаете, а бежите сразу к кормовому аппарату, там ваших кондукторов хватит, а вы готовите к пуску кормовой, матроса для связи с собой, и мне доклад о готовности! Как к вам ваши кондуктора прибегут, значит сейчас будет команда на пуск. Сначала стреляет Пётр Карлович с борта, потом, как поворот закончим, ваша очередь. Если что-то не понятно, спрашивайте.
        - Да, вроде уже прикидывали, с Петром Карловичем, - сидит бледный, понимает, что шансов на удачный выход из такой атаки у нас минимум, собственно, поэтому миноносцы и атакуют в ночное время, когда темнота может их укрыть от смертоносного артиллерийского огня.
        - Степан Ильич! Пётр Карлович! Я похож на самоубийцу? - собственно вопрос риторический, поэтому после паузы продолжаю. - Мы будем маневрировать, охотиться за залпами, менять скорость, так что в нас ещё нужно попасть попробовать, мы очень скользкая и вредная цель, а ваша задача поставить в этой атаке жирную итоговую точку, если у вас не получится, то всё зря! Надеюсь, вы это понимаете. Теперь про условия атаки, делаете упреждение чуть больше двух с половиной корпусов, мы будем почти на траверзе, так что можно считать длину броненосца около ста метров, их скорость едва ли больше тринадцати-четырнадцати узлов, вот примерно так и получится с пяти кабельтовых. У нас торпеда после наших доработок идёт больше десяти, но тогда прицеливаться сложнее, а цели соответственно легче отвернуть, поэтому работаем с пяти. Всё, господа! С Богом!
        Тем более, что всё-таки мне удалось поднять Клёпочку в небо и сейчас с высоты она мне показала дымки на горизонте. С высоты в полкилометра стоящая на рейде эскадра выглядела как игрушечная, куда-то нёсся верховой по склону сопки Тигрового хвоста, у госпиталя во дворе скучились повозки, из труб дымили печи, курились дымки над эскадрой, у лежащего на мели "Цесаревича" стояла пришвартованная баржа и на неё что-то перегружали, видимо с целью уменьшить вес и осадку. Куда-то вдоль берега на юг побежал "Забияка", снялась с якорей и уходила в порт "Ангара", никакой стрельбы или грязи, как рассказывал один старый полковник, который прошёл не одну войну и как-то заметил, что в любом климате всегда и везде на войне была пыль и грязь, даже в пустынном Афганистане, когда зимой за ночь грязь успевала замёрзнуть, а днём налипала пудовыми комками на каждую ногу и мерзко хлюпала везде, особенно там, где чаще ходят или ездят. А вот на море, никакой грязи, даже выстрелов не очень много, постреляли ночью, а сейчас тишина и не подумаешь, что уже объявлена война огромной империи.
        Волков делает на штурманском столике прокладку, ему нужно учесть многое, и особенно сыграть скоростью, подходить будем не быстрее двадцати узлов, а потом даём ход на сближении, чтобы сблизившись сбросить до двадцати, ведь нам нужно дать минёрам время на перезарядку. А после второго пуска торпед уходим на максимальном ходу, склоняясь к хвосту линии, пусть озадачиваются таким манёвром, и думают, что за гадость мы придумали, а мы на самом деле просто пойдём в Чемульпо. Вот теперь Евгений Васильевич и пытается решить поставленную ему задачу, судя по довольной улыбке, у него всё получается, даже ус посасывает, это у него только от радости, хотя, возможно, что он сам об этом никогда не задумывался.
        "Эх, ёлки-палки! Надо было правую шлюпку на причале оставить, посечёт её осколками… ну, да чего уж…". Клёпа спикировала нам на руку, сигнальщик сообщил о появлении дымов на юго-востоке.
        Ударили колокола боевой тревоги, засвистели дудки кондукторов, затопотали ботинки по палубе и трапам, "Новик" чуть кивнув в левом повороте двинулся навстречу дымам….
        Глава 31
        "Новик" расстелил бело-серый дымный хвост и устремился почти строго на восток, чтобы выйти на пересечение курса приближающейся эскадре. Чуть меньше двадцати минут, и мы вышли из зоны накрытия береговых батарей и нашей эскадры. Позади били колокола громкого боя, наверно бегали вестовые, но всё наше внимание было впереди, а не на то, что осталось за кормой. Взлетел к рею красный боевой флаг, уже можно разглядеть, что приближается два десятка кораблей. Кусок горизонта словно украсился чёрной горой, если бы не знать, что это дым сгораемого в десятках топок кардифа. До противника ещё больше десяти миль, уже хорошо видно, что нам удалось состворить корабли, значит, мы чётко вышли на их курс. В бинокли видно как от таранных форштевней взмётывается белая пена, ветер сдувает в сторону черные хвосты дыма, нам навстречу ползут японские броненосцы, как чёрные толстые упрямые поросята. Здоровенные почти пятидесятиметровые мачты сейчас выглядят соломинками опутанными паутинками. С такого ракурса и на таком расстоянии отличить "Микасу" от "Асахи" или "Ясимы" в принципе невозможно, ведь даже адмиральский вымпел
ещё нельзя разглядеть. Пора выпускать Клёпу, а то потом не успеет высоту набрать, а нам лучше видеть всё поле боя целиком, хотя, здесь это скорее акватория, а не поле.
        - Семь миль, Николай Оттович! - отвлёк голос Волкова. - Пора влево принимать…
        - Хорошо! Делайте, Евгений Васильевич. Но скорость пока держим двадцать…
        Он кивнул и передал команду рулевому, а мне через несколько минут начинать зеркальную поверхность ставить, причём надо, чтобы угол отклонения нарастал постепенно, зачем нужны резкие движения, к моменту, когда начнут стрелять, мы уже градусов десять выжмем, а на таком расстоянии это очень много. Прислушалась к "Новику", я успела немного пробежаться и подлечить его перед утренним построением, для чего и просила разбудить меня на рассвете. Сейчас, хоть немного подраненный, он резво бежал в бой, и всё важное у него работало идеально или около того.
        Приближающаяся линия расстворилась, стало видно, что у головных по две трубы, так что похоже, Того верен себе и он впереди на своём флагмане. Сверкнула вспышка пристрелочного выстрела, снаряду лететь больше десяти секунд, приказываем всем спуститься в боевую рубку, как и сигнальщикам покинуть своё гнездо. Вообще, сигнальщики в бою должны находиться там, ведь могут быть команды с флагмана или других кораблей, но нам сейчас команды получать не от кого, а с Клёпой мы видим гораздо лучше, чем сигнальщики в свои бинокли. Объяснили им всё ещё перед ночным боем, что если будет нужно, я их туда посажу, а без нужды рисковать людьми не собираюсь. Как раз в момент спуска по трапу, впереди и правее в пяти кабельтовых встал водный столб недолёта, а нервишки-то у господина Хэйхатиро не железные, вон как рано начал пристрелку, мы пока не отвечаем, зачем попусту снаряды переводить, хотя формально максимальная дальность нашего главного калибра около восьми миль и эти пять мы бы докинули, да и я бы сумела подправить снаряды, но зачем людей смущать, начнём с трёх с половиной миль и ничего не потеряем. Прибавляем
скорость и уклоняемся ещё севернее, а головной окутался дымом после ряда вспышек залпа. Кстати, с боков, судя по силуэтам, идут по одному истребителю и в середине строя ещё по одному, только вот получается, что мы им почти в лоб выйдем, ну да и ладно, всё равно левая пушка их достанет. Справа в двух кабельтовых встают фонтаны взрывов, хорошо стреляют, надо заметить, по дистанции почти накрытие…
        - Дистанция три мили, скорость тридцать пять узлов, выходим к головному в пяти-шести кабельтовых, скомандуете, когда скорость сбрасывать?
        - Скомандую, да вы и так поймёте, как торпеды пустим, так и сбрасывайте, я сейчас буду с минёрами занят, - стоим у трубки слушаем репетования матроса, надо чётко отработать первый залп, а мне поймать обе торпеды и их сопроводить, а потом успеть поймать ещё две и все держать под присмотром, а ещё все или большинство наших снарядов и, самое главное, японские снаряды, которых всё больше, но пока они все летят мимо нас. Клёпа чуть впереди, смотрю с высоты метров четырёхсот, Того следует тем же курсом и не отворачивает, сбоку теперь могу рассмотреть. Впереди, как близнецы "Микаса" и "Асахи", судя по адмиральскому вымпелу, в таком порядке и следуют. За ними с чуть более тонкими трубами "Ясима" и "Фудзи", дальше трехтрубные "Сикисима" и "Хацусе", но это уже не особенно важно, наша цель вот уже рядышком. Еле успела отловить шальной снаряд с "Асахи", точно в нас летело, не такие уж и снайперы на лучших кораблях первой эскадры, хотя основные залпы ложатся очень плотно, представляю, как это выглядит, что наш "Новик" неуязвимо продирается сквозь сплошной лес водяных столбов, кренясь в поворотах. Вот полетели
наши снаряды, вот так, одну пушку вырубили, и вторую тоже, аж башня подпрыгнула, ой, в трубу-то я зачем, нам же не нужно, чтобы он скорость и курс изменил…
        Вот я лучше парочку в амбразуры рубки засандалю, вот, один вроде даже внутрь пролетел, ничего толком в дыму разрывов не разглядеть, хотя полыхнуло точно внутри, вот и дым из рубки валит… Вот я удачно в ствол попала, что кусок каземата как консервную банку вскрыло и там словно огненный фонтан открылся, "Микаса" уже в дымах, но мы вылезли из-за неё, а вот и истребителю нашего третьего снаряда кажется, хватило, вон как бабахнуло, и на месте большого японского миноносца вспух оранжевый шар взрыва, звук которого до нас ещё не докатился… "Боезапас и торпеды сдетонировали" - комментирует Николай. Но мне не до того, по нам уже три или четыре броненосца лупят, к счастью не точно, а в проекцию, хотя ещё три снаряда увела вверх и они упали где-то позади. "Выходим в точку залпа" - кричит трубка, ну вот, началось самое главное, а "Микаса" лепит всем бортом, здесь у неё ещё три пушки, хотя большую башню мы вырубили, всадила снаряд под срез и заклинила, как мне думается, она не поворачивается, так и застыла в прежнем положении.
        Всё, торпеды булькнули, почти одновременно, но это не важно, их вести легче, чем снаряды, скорости другие, теперь надеюсь, семь-восемь минут и "Микаса" станет прошлым японского флота. А пока мы вертимся под обстрелом, как ни зеркаль, а когда лупят за сотню стволов всех калибров, периодически прилетает. "Новик" почти застыл на месте, вернее, это не он застыл, это я ускорилась, чтобы успеть отвернуть летящие в нас и подправить наши снаряды, куда надо. У "Асахи" уже не стреляют все орудия правой стороны, причём два каземата с шестидюймовкой и, наверно, трёхдюймовкой разворотило и сейчас оттуда полыхает, как из мартена. Оказалось, что три снаряда подряд в одну точку и полтора десятка сантиметров брони прогрызаются, главное, что успевать после каждого попадания дать время на сработку взрывателя, а то влепила два снаряда один за другим сразу, и весь взрыв пошёл наружу, а на броне только вмятина осталась. Снова хлестанули осколки по палубе и рубке, эта дурацкая шимоза взрывается, даже если резко дёрнуть снаряд в сторону. В первый раз я даже испугалась, только схватила силовой петлёй и потянула в сторону
снаряд, а он взял и исчез, решила, что он выскользнул и полетел дальше к нам, а оказалось, просто взорвался. Так что моё предупреждение, на всякий пожарный, про возможные осколки оказалось очень кстати. Торпеды бурлят в глубине, неторопливо прогрызаясь к цели, мы скомандовали перенести стрельбу на третий и четвёртый броненосцы, в "Асахи" уже не знаю, куда снаряды втыкать, наши разошлись, уже каждый ствол выпустил рекомендованные тридцать снарядов, похоже, что к полусотне дело дойдёт, но молодцы, не лепят с максимальной скоростью, а выцеливают, и многие снаряды почти не подправляю… Торпеды ещё не прошли половины пути, а от минёров уже доклад, что перезарядились, ну значит пора…
        Булькнула и понеслась к "Асахи" первая торпеда, "Новик" неспешно накренился на правый борт и так и остался в крене… Ох! Ёк-макарёк! Это же просто поворот, я так воспринимаю! Испугаться успела, что что-то случилось, а я проморгала. Всё, корма куда надо смотрит, булькнула вторая торпеда, теперь полный ход и уходим! "Задробить стрельбу!" К счастью в суматохе успела сообразить, что "зеркало" надо оставить неподвижно по отношению к японцам, а то чуть не перетащила на правый борт при повороте, то есть теперь "дети Микадо" лупят не справа от нас, а слева, основная масса водных столбов кабельтовых в полутора и чуть дальше от линии, видимо с них дальность иначе воспринимается. Время начало ускорятся, первая торпеда попала и под бортом встал взрыв высотой до середины мачт, а корпус подпрыгнул наверно на метр, через пару секунд рванул второй ближе к корме, не такой эффектный, но подпрыгнувшая корма сразу просела метра на полтора-два, прямо из середины корпуса повалила чёрная масса, то ли дыма, то ли угольной пыли… На палубе грянуло "Ура!", "Микаса" прямо на глазах стала валиться на правый борт и проседать
кормой, тут над кормой вспух взрыв в белых клубАх, похоже, это котлы рванули, и броненосец повалился на борт….
        Идущий следом "Асахи" едва рыскнул и стал выправляться, как в его борт влепилась первая торпеда, вторую я решила воткнуть точно напротив носовой башни, тем более, что от шока, видимо, стрельба прекратилась. Когда опал вставший в середине корпуса "Асахи" водяной столб, в этом месте вспыхнуло яркое белое пламя с коптящим чёрным дымом, броненосец вроде покатился в циркуляцию, но от второй торпеды это его не спасло, и почти одновременно со вторым взрывом в районе первой башни проснулся огненный вулкан, а до нас скоро докатился рокот. Корпус разломился, нос исчез под водой сразу, а корма ещё минуты три продержалась на плаву. И тут эскадра открыла такую сумасшедшую стрельбу, что всё бывшее раньше было в три раза слабее. Такое ощущение, что наводчики себя совершенно не утруждали, снаряды летели куда попало, просто в нашем направлении и спасало только то, что мы успели удалиться на полторы мили, да и в кормовой проекции представляли из себя очень маленькую цель. Штук пять снарядов большого калибра пришлось уводить очень аккуратно, если бы они долетели, наверно нас бы распылило на атомы.
        Сунувшийся было к нам от середины строя истребитель, быстренько ретировался, не желая попадать под такой замес. А у нас на палубу высыпали все, кричали, обнимались и даже свистящие рядом осколки никого не волновали. "Новик" изящным дельфином зигзагом сквозил сквозь волны, мне даже показалось, что он наслаждается случившимся. Ещё несколько перекладываний руля и мы вышли из зоны поражения японского флота, который, наконец, перестал лупить в нашу сторону, а начали спускать шлюпки и занялись спасением своих тонущих моряков. За нами сунулись две собачки из конца линии, когда им стало понятно, что мы держим курс не обратно, а мимо них, но, пройдя с пять кабельтовых, они развернулись и поспешили к месту спасения, где ещё плавала кверху килем адмиральская "Микаса". Один из двухтрубных "Ясима" или "Фудзи" здорово дымил в районе задней мачты, что именно там произошло, разглядеть не получалось, а посылать Клёпу я не стала, ей ещё нас догонять, ястребообразные весьма слабенькие летуны по прямой на скорость. Хотя думаю, что за счёт высоты она нас нагонит минут за тридцать, никто ведь не сказал, что пикировать
обязательно вертикально вниз, можно ведь "съезжать под горку" по наклонной траектории, вот наша красотка сейчас и виражит со снижением.
        Сергей Николаевич весь бой был с нами в боевой рубке, а не на кормовом мостике, как предписано по боевому расписанию. Ну, во-первых, он у нас раненый, а во-вторых, в этом бою на корме и Левицкого за глаза хватит. И мы его послали по кораблю, узнать, что и как по отсекам. Сами поспешили в лазарет, потому, что мелкие шимозные осколки свою кровавую жатву сняли…
        На пороге лазарета сердце пропустило пару ударов, первым у входа лежал Феофан с залитой кровью головой и лицом, причём под шеей у него натекла целая лужица и кровь даже успела свернуться. Кровавой тряпкой он, кажется бессознательно, зажимал левую сторону лица, черты лица, как это бывает у тяжёлых больных, заострились, а там где не было испачкано кровью, кожу залила пергаментная бледность. Кинулась к нему, протянула руку и поняла, что левого глаза у Феофана нет, других повреждений не почувствовала. Быстро коагулировала сосуды, подстегнула гемопоэз[16 - "Коагулировала сосуды" - грубо говоря "прижгла", "гемопоэз" - кроветворение, система обновления и продукции клеток крови в организме.] и мобилизацию резервов организма, Феофан сразу задышал ровнее, как спящий человек. Поспешила посмотреть, чем там занят Георгий Самуилович, оказалось, что под скрип зубов вынимает осколок из бедра канонира сорокапукалки, чуть притормозила восприятие матроса, скрежет зубов сразу стих, доктор даже оглянулся. Двое лежали уже перевязанные в белых бинтах, один вполне радостно вертел головой, а вот второй не понравился
очень, мало того, что молчит, так ещё и дыхание поверхностное рваное, да и повязка на уровне живота. Как учил Николай Иванович Пирогов, первыми оказывай помощь не тем, кто громче кричит, а тем, у кого сил кричать уже нет, они гораздо тяжелее крикунов. Вот и этот молчит, а если проникающее в живот, в эти времена без антибиотиков, это практически смертельный приговор. Потянулась, так и есть, осколок сбоку скользнул и вскрыл петли кишки, а сам застрял в глубине рядом с нижним полюсом левой почки. Да, пошло оно всё, положила руки на живот и сосредоточилась на лечении, время встало. В реальном времени прошло наверно с полминуты, может я бы сильнее ускорилась, но я уже устала, а ещё, некоторые вещи стоит делать не очень быстро, а то вмешательство само по себе может оказаться опаснее для жизни, чем причина. К моменту, когда я вышла из погружения, раненый уже порозовел, а осколок я вытолкала в рану под кожей, пусть Самуилович его чуть позже вытащит, главное, что я восстановила целостность кишки, и не просто восстановила, а ещё вычистила полость брюшины, чтобы убрать причины для возникновения перитонита, ну и
само собой подпитала силы, так что пациент был уже не землистого цвета и дышал ровно и глубоко. Его сосед, который всё это видел, доктору было не до того, я приложила палец к губам, и он мне согласно кивнул. Этот же больной подсказал, где лежат другие раненые, таких оказалось ещё пятеро, ни одного тяжелого, двое после обработки ран и перевязки уже спали, так что я спокойно вернулась к Феофану. Когда я уже обтёрла мокрой тряпицей с него кровь и почти закончила перевязывать глаз, он очнулся:
        - Ну что, Феофан! Будешь теперь как пират с одним глазом. Как же ты так, не уберёгся?
        - Вашскобродь! Я даже не понял, подносчики со снарядами в дверь выскакивали, передо мной трое стояли, я только собирался им помочь, как меня словно ножом по лицу полоснули, и я сознание потерял, кажется, а что со мной случилось?
        - Глаз тебе левый выстегнуло осколком, я вот только, что перевязку тебе делать закончил.
        - Ну, слава Богу, что левый!
        - Это чем же левый хуже правого глаза?
        - Так из ружья ведь правым глазом целиться надо…
        - А, вот ты о чём. Ну ладно, ты полежи, тебе отлежаться теперь нужно, а мне ещё по кораблю после боя пройти надо….
        - Вашскобродь! - раздалось вбоку. - Так чем там дело-то закончилось? Да и закончилось ли? Вроде стрелять перестали….
        - А там всё просто замечательно, соратники мои дорогие! Мы пустили на дно сначала японский истребитель, потом торпедировали флагман с японским командующим адмиралом Того - броненосец "Микаса", а следом броненосец "Асахи", когда к вам пошёл, "Асахи" уже утонул, а "Микаса" ещё кверху днищем плавал, японцы своих спасали. В нас так ни разу и не попали. Вот такие мы молодцы! Говорят, у победителей раны быстрее затягиваются, так что у вас есть повод быстренько поправляться! Всё, пойду я, не буду доктору мешать… - хотя наши слова с одинаковым интересом слушал и Георгий Самуилович и его пациент, которому ногу не забинтовали пока.
        На палубе нас перехватил с докладом Артеньев. В общем, можно сказать, что мы отделались лёгким испугом, убитых нет, раненых в лазарете девятеро, мы их уже видели, кроме этого по мелочи ещё человек десять, которые после перевязки на свои посты вернулись. Осколком заклинило поворотный механизм тумбы одной сорокапятки, осколок уже вытащили, орудие вращается без перекосов. Боцман сильно ругается, что от осколков сильно палубу и краску подрало, уже погнал кого смог заусенцы и задиры затирать. Артиллеристы доложили, что расход снарядов главного калибра составил сто восемьдесят девять бронебойных и шестнадцать осколочно-фугасных, снарядов сорок семь миллиметров израсходовали больше двухсот, точнее скажут позже. Сейчас банят стволы, осматривают орудия. Фон Кнюпфер выступил вперёд, сияя как новый полтинник и доложил: "Господин капитан! По минной службе расход четыре мины, сработали все, потоплено два эскадренных броненосца противника! Разрешите получить замечания!"
        - Нет, Сергей Николаевич! Видел, каких орлов вырастили?! И ещё замечания хочет… Пётр Карлович! Дорогой вы мой! Молодец! И Степану Ильичу передай! Все молодцы, просто красавцы! Сергей Николаевич! Не хочу по углам шушукаться, через часик японцы за горизонтом останутся, ход сбросим, постройте команду, будем всех хвалить и поздравлять! Боцману скажите, пусть подготовит двойную чарку и ещё одну перед сном. А мне сейчас Клеопатру поймать нужно, вон на посадку идёт, - все кто был вокруг радостно загоготали, а в середину нам на руки сверху упала наша любимая птичка.
        Пока мы с Клёпой шли к мостику, корабль словно светился от усталых, но счастливых улыбок. Всего самого боя было около получаса, но все вымотались, словно ускорялась не только я одна, для меня-то бой растянулся на несколько часов. В ходовой рубке Волков деловито чиркал на карте прокладку, вахтенный - барон Тремлер с улыбкой смотрел куда-то вправо по курсу. Мы, ещё входя в рубку, крикнули сигнальщикам спуститься. Нас интересовало, что они сверху рассмотрели, по происходящему после нашего ухода, выдвинулась ли навстречу японцам наша эскадра, что делали японцы, ведь пока мы ходили в низы, японский флот уже стал выглядеть дымками у горизонта, море вокруг было чистым, так что мы могли сбрасывать ход, к чему без нужды уголь пережигать…
        А сверху сигнальщики рассмотрели, что наша эскадра построилась в ордер и двинулась в сторону японцев, но, едва подойдя к границе обстрела береговыми батареями, остановилась и легла в дрейф, расстояние между двумя флотами было около восьми миль. "Микаса" кверху днищем продержался почти полчаса, потом резко затонул, после чего японский флот построился в ордер и пошёл параллельной линией с нашим флотом лежащим в дрейфе, вроде даже пытались стрелять, только сколько было выстрелов и попаданий они увидеть не смогли. Японцы выпустили истребители или миноносцы в сторону наших и наши сразу развернулись и двинулись обратно к рейду, после этого японцы отозвали миноносцы и повернули на обратный курс на юго-восток…
        Вот здесь возникла куча вопросов. Мы, собственно тоже находились на восток от Артура, а дальше нам следовать в Чемульпо, это можно считать тоже юго-востоком, как и выход через Печелийский пролив в Жёлтое море. И куда расстроенные японцы отправились? А если их занесёт проверить, как там дела у адмирала Уриу? Вот теперь думать и снова думать. Ведь если мы влезем в Чемульпо, а снаружи нас подопрёт японский флот, то нам никакие зеркальные плоскости не помогут, вернее, помогут немного дольше подёргаться и не более. Чего там герр Клаузевиц рассуждал про "туман войны", вот он и есть в чистейшем виде, когда ничего не известно и что делать, исходя из этой неизвестности совершенно неясно. Хотя, с другой стороны, чего им делать в Чемульпо, куда послали шесть крейсеров справиться с одним крейсером и устаревшей канонеркой, а связаться по рации весьма проблематично при нынешних средствах связи. Уж очень хочется залезть в Чемульпо, да и резонанс будет на глазах у союзников, заодно можно притормозить высадку войск генерала Куроки, да и разбабахать всё, что с берега не успели убрать, всё нашим армейцам полегче
будет. То есть получается, будем лезть и дай нам Бог! Или попробовать выйти на японскую эскадру и посмотреть куда она направилась? Ладно! Надо отдохнуть и подумать утром, а пока надо объявлять построение, как раз Никифорович с пробой подошёл…
        Засвистали дудки, началась топотливая суета любого военного коллектива, когда нужно собраться в строй. На корабле нет плаца с нарисованными квадратиками для обучения строевым приёмам, как нет и построений в одну ровную линию. Вообще, иногда, кажется, что разместить на палубе больше трёхсот человек экипажа почти невозможно, но это не соответствует действительности, уже давно отработана форма построения. Вот и сейчас на нас смотрели со всех сторон, на многих были чистые или успевшие испачкаться и пропитаться сукровицей бинты, как на заказ выглянуло солнышко, по палубе тут и там валялись шкурки и скребки, которыми зачищали задиры от попадания осколков, "Новик" на среднем ходу тихо покачивался скользя на восток…
        - Господа! Соратники мои! Можем подвести первые итоги первого дня войны! Мы присягали нашему Отечеству, оно нам дало этот крейсер, оно нас кормило, одевало, обувало, чтобы в нужный час мы защитили его, и вот пришло время, нам этот долг отдать! И мне кажется, что этот день мы провели хорошо, не посрамили чести Петровского Андреевского флага! И я горжусь, что мне доверено командовать таким кораблём и таким экипажем! И теперь мы все с вами СОРАТНИКИ, мы вместе стояли под вражеским огнём! Вместе шли в бой! Вместе били супостата, подло напавшего из темноты без предупреждения! Мы вместе потеряли уже наших товарищей, многие из нас ранены. Но япошек мы заставили сполна заплатить нам за наши потери! Не все могли видеть бой, поэтому перечислю наши достижения. Ночью в первой атаке артиллерийским огнём мы потопили шесть японских миноносцев, из девяти, которые пытались в темноте атаковать минами наши стоящие на рейде корабли, и одного утопил "Ретвизан", но это не точно, может кто-то другой из стоящих на рейде. Двум миноносцам удалось отстреляться и скрыться, к сожалению, мы не могли дальше вести бой, вы это
всё знаете. Но потом мы потопили ещё один миноносец, который наверно отстал от остальных. Но, по большому счёту, японцы всё-таки сумели добиться своих целей, их мины попали в "Аскольда" и "Цесаревича", к счастью, потопить их не получилось, но оба корабля ждёт серьёзный и длительный ремонт, а с учётом того, что док в Артуре так и не доделали пока, ремонт будет очень сложным и наверно долгим. Так что размен восьми миноносцев на наш новейший броненосец и один из самых быстрых больших бронепалубных крейсеров явно на пользу японцам.
        Поэтому, едва успев исправить самые заметные повреждения, мы вышли навстречу японскому флоту и в уникальной атаке, каких никогда ещё и нигде не было, сумели торпедировать и потопить два новых японских броненосца "Микаса" и "Асахи", на "Микасе" был командующий японским флотом вице-адмирал Хэйхатиро Того, если судить по брейд-вымпелу. И мы их не просто подорвали, они оба утонули, то есть их уже не вернут в строй после ремонта и заделки пробоин, а это гораздо более качественный результат. Когда мы выходили в атаку, нам пытался помешать японский истребитель, но нашим артиллерийским огнём он тоже был потоплен. Так что можно считать, нашими чистыми победами десять японских кораблей, два из которых броненосцы. Кроме этого нашим артиллерийским огнём нанесены повреждения, наши сигнальщики чётко зафиксировали пожар на одном из броненосцев типа "Фудзи", но зафиксировать выведение его из строя мы не можем, то есть не только нам досталось от их пушек, но и мы им показали, как стрелять умеем… - может мне и казалось, что речь Николая излишне подробная и с патетикой перебор, но я видела, КАК слушают его матросы и
офицеры. Здесь ещё не испорченные нашими СМИ чистые душой люди, нет радио, телевидения и Интернета, где в режиме реального времени показывают любую войну или трупы после теракта. И кому, как не выросшему в этом времени Николаю лучше знать, что и как нужно говорить! Тем более, что у него действительно достаточно богатый опыт командования и преподавания. Тем временем он продолжал:
        - Внимание! Экипаж крейсера "Новик"! Шапки долой! - поползли с голов бескозырки и фуражки. - Хочу вспомнить наших боевых братьев: кондуктора Тимошкина Ивана Фомича, боцмана Кондрашина Николая Петровича, матроса Николаева Фёдора Васильевича, которых будем хоронить, когда вернёмся в Артур. Матроса Егошкина Тимофея Ивановича, тело которого мы не обнаружили и не смогли за ночь найти занимавшиеся спасением наши миноносцы. В такой холодной воде человек может выдержать не больше часа, чаще уже через пятнадцать-двадцать минут не выдерживает сердце, поэтому считаю, что в живых его уже нет. Когда будем хоронить наших соратников, на памятнике обязательно укажем и его имя. Эти "новиковцы" погибли от подлого недомыслия, они были с нами в бою, и мы будем их помнить! А ещё хочу вспомнить ещё одного "новиковца" матроса Васильева Василия Ефграфовича, который погиб от пиратской пули. Почтим их светлую память минутой молчания!.. - такой традиции здесь вроде ещё не используют, но я рассказывала Николаю и он применил. Только гул машин и плеск волн, над палубой повисла тишина, даже Клёпа на крыле мостика, кажется,
вытянулась по стойке "смирно". После паузы Николай продолжил:
        - Слушать всем! За потопление вражеских кораблей, за нанесение другого ущерба флоту врага, за отличное выполнение своих обязанностей, приношу всем свою благодарность и выражаю всем своё удовольствие! - строй замер, потом рокочуще пронеслось:
        - Рады стараться! Вашскобродь!
        - Всем перед обедом двойную чарку! Спасибо вам, братцы! А сейчас скажет отец Пафнутий! - стоявший рядом священник не стал выходить, просто чуть сдвинулся вперёд:
        - Дети мои! Вои! Не посрамили вы веры православной, памяти отцов и дедов ваших! Горжусь, что выпало мне окормлять вас в эту лихую годину! Благословение Божье на вас за сделанное за Веру, Царя и Отечество наше! - строй дружно осенил себя крестным знаменем. - Благословляю на ратный ваш труд! И да поможет нам Отец наш небесный, и да пребудет над нами сень благоволения Пресветлой Девы! Аминь! - перекрестился и запел густым поставленным басом российский гимн, тут же подхваченный всей командой.
        Я почувствовала, как взмокла рубаха у нас на спине, всё-таки напряжение таких выступлений это даже для Николая нагрузка, да и вкладывал он в каждое слово душу, а не болтал бездумно языком, как политики из моего времени, да и вес у слов в этом времени гораздо больше. Команда после гимна разошлась принимать чарку и пищу. Клёпа взгромоздилась на нашу руку, она словно отшагнула в детство после контузии и стремилась быть ближе к нам. Даже на Дусе не ездила, хотя буквально на днях лихо восседала на ней, даже когда она спрыгивала с трапов, почти не касаясь ступенек, или когда карабкались по ним наверх, только прижималась грудью к собачьему затылку. По пути в каюту нас догнал Артеньев:
        - Николай Оттович! Позвольте вопрос.
        - Конечно, Сергей Николаевич!
        - А почему вы среди многих цифр не упомянули, что только на "Микасе" мы пустили ко дну почти тысячу японцев, и чуть меньше на "Асахи", а если посчитать все экипажи миноносцев и истребителя, то за две с половиной тысячи счёт перевалит?! Это же скоро получится, что на каждого члена экипажа, даже на кочегаров по десятку японцев будет…
        - Сергей Николаевич! Прошу вас накрепко запомнить, что там конечно было очень много погибших, но мы НЕ УБИЛИ НИ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА!!! Зарубите это себе на носу и помните всегда!
        - Как же это, Николай Оттович! Погибших под две тысячи, а мы ни одного человека не убили? Или вы их за людей не считаете?
        - Сергей Николаевич! Не уподобляйтесь нашим английским друзьям, для которых везде дикари, желтомордые макаки, и прочие всякие недочеловеки, с которыми они - настоящие БЕЛЫЕ люди могут поступать как со скотом или дичью! Это они называют нести БРЕМЯ БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА. Вы ведь знаете, что в нашей вере воин, защищающий Отечество приравнен к святым! А как же это, если убийство есть тяжкий грех, в котором вы нас невольно обвинили?! Так вот, Сергей Николаевич, никого мы не убили, мы уничтожили врага, посягнувшего на нашу Отчизну, мы не получали удовольствия от этого, не смаковали, не казнили на потеху толпе, мы с оружием в руках победили врага, у которого тоже было оружие, и уничтожили, так получилось, но никоим образом не стали убийцами, потому что не убивали! А вообще, вам это гораздо доходчивее и понятнее отец Пафнутий объяснит. И вот поэтому я экипажу ни слова об этих тысячах не сказал и говорить не собираюсь, это пусть микадо считает своих потерянных подданных. Я ответил на ваш вопрос?
        - Да, Николай Оттович! Как-то я даже не задумывался никогда. Наверно надо сказать батюшке, чтобы с командой об этом отдельно поговорил… Николай Оттович! По просьбе господ офицеров, имею честь пригласить вас в кают-компанию на праздничный обед, не откажите!
        - Что ж, пойдёмте! Буду счастлив, разделить со всеми нашу радость…
        Никифорович расстарался, обед удался на славу, никто не напился, все просто радовались, а на Николая смотрели с плохо скрываемым восхищением, ведь почти все были уверены, что из этой самоубийственной атаки выйти нам не суждено. А мы ещё проехали по ушам, рассказав им про "охоту за залпами", на что утвердительно кивал Волков, дескать, именно этим диктовались многие наши маневры, когда под огнём мы выписывали зигзаги и постоянно меняли скорость. А артиллеристы моментально ухватили суть, что если довернуть к месту, куда угодил прошлый залп, то следующим попасть в то же самое место почти невозможно, ведь вражеский корабль сам движется, плюс к этому наводчики вносят поправки, так что следующий залп будет куда угодно, но только не туда, куда попал предыдущий. Ну и немного интуиции и везенья, при отлично скоординированной и подготовленной команде, за что высказали всем благодарность и подняли тост. Само собой, за столом звучало и то, что за такую атаку, не считая даже ночного боя "Георгии" если не всем офицерам, но большинству точно светят, что мы с удовольствием подтвердили, что будем ходатайствовать по
каждому эпизоду и добиваться. И если даже Старк награды зажмёт, то скоро приедет Макаров, он то уж точно не поскупится. Слова о приезде Макарова вызвали волну искренней радости, ведь на Балтике его хорошо знали и любили, а многие по праву считали себя его учениками. На вопрос, об источнике такой информации, мы ответили просто, что другого выхода у императора и командования нет, ведь другой кандидатуры под шпицем при всём желании не найти, так что получается только Макаров, вот и никаких секретов. Само собой, наши минёры Миллер и фон Кнюпфер сидели за столом именинниками, не думаю, что на флоте есть ещё хоть один минёр, на личном счету которого по одному современному броненосцу. Уходя, известила всех, что утром, скорее всего снова будет бой, так что желаю всем выспаться и отдохнуть. Забрали Волкова, и в ходовой ещё раз уточнили прокладку, чтобы подойти к побережью возле Чемульпо с рассветом, пожелали спокойной вахты и пошли спать, ведь для меня с моими ускорениями прошел не день, а может неделя и устала страшно…
        Глава 32
        Утро двадцать восьмого января у побережья Корейского полуострова снова выдалось ветреным и пасмурным. Едва начало светать, как сигнальщики доложили, что видят у входного фарватера многочисленные дымы. Вскорости мы уже рассматривали деловито шурующие пароходы под самыми разными флагами, а навстречу нам кинулись японские миноносцы. Правда, едва разглядев, что мы им не по зубам, повернули обратно. Мы подошли в видимость острова Иодольми или Пхамильдо с запада, не дойдя трёх миль до остова Филипп или Хэйридо, и встали на якорь ввиду задымивших на стоянке японских кораблей у последнего, а один из миноносцев шустро побежал к Чемульпо. Мы приказали спустить уже подготовленный паровой катер, хорошо, что поменяли шлюпку на катер, всё-таки у катера мачта штатная и не нужно ставить, как на шлюпке, да и представительнее, для предстоящей ему задачи. Мы хотели сами, но Сергей Николаевич воспротивился, что командиру не по чину выполнять парламентёрские функции. Так что командиром катера под Андреевским и белым флагом парламентёра, пошёл к стоящим на рейде кораблям барон Тремлер. Команде было доведено, что мы
пришли наказать вероломных бандитов, которые ещё до объявления войны целой эскадрой напали на наших "Варяга" и "Корейца", и, судя по тому, что их не видно, возможно их утопили. А лейтенант Тремлер повезёт наш ультиматум японскому адмиралу, ведь мы не бандиты и честно предложим ему сдаться, если откажется, кто ж ему виноват. Тем более важно это сделать, потому, что в порту на рейде стоят многочисленные стационеры третьих стран, которые должны видеть, что мы ведём войну по всем рыцарским правилам, а не нападаем, как бандиты, хотя это было бы гораздо проще и возможно, меньше риска.
        Тремлер вёз наши послания адмиралу Уриу и капитанам всех японских крейсеров, а капитанам стационеров копии ультиматума и наши письма, что мы категорически настаиваем, в кратчайшие сроки собрать всех выживших из экипажей "Варяга", "Корейца" и парохода "Сунгари", чтобы мы смогли их забрать. Представляю себе их обалдение, когда такое письмо присылает командир крейсера второго ранга, в то время, как в порту стоит целая эскадра, где каждый из шести крейсеров как минимум не слабее "Новика". А этот придурок, то есть мы, ещё и выставляет ультиматум японской эскадре и предлагает сдаться. В общем, мы и не рассчитывали, что они побегут выполнять нашу просьбу, но тем жёстче будет шок, когда мы разбабахаем Уриу вместе со всей его эскадрой, а в этом я не сомневалась совершенно. Мало на глазах всей нашей эскадры утопить пару броненосцев, нам ещё и международный резонанс не помешает, ведь по сути мы без разрешения и приказа сейчас занимаемся партизанщиной, и формально, по возвращении, Старк и наместник нас имеют полное право под арест определить, вот для того и нужны эти танцы с бубном. А Руднев с "Варягом" и
"Кореец", как это не цинично, здесь просто фоном, но почему бы и не помочь, и совсем не хочется, чтобы в мировом сознании закреплялось, что удаль русских только в геройском затоплении, а не в блистательной победе, ну хоть бы один миноносец утопили паразиты! Вот и будем общественное мнение ковать, пока горячо.
        А господину Сотокити Уриу мы написали следующее, вообще, по-хорошему надо было написать заранее, но как это водится, дотянули до последнего, поэтому писали с утра уже на подходе, так что не взялась бы именовать это послание шедевром эпистолярного жанра на аглицкой мове.
        Господину контр-адмиралу Уриу! Командующему объединенным отрядом кораблей флота Японии!
        Я, командир русского крейсера "Новик", предлагаю Вам во избежание ненужного кровопролития и жертв, самим спустить флаги и сдаться. Спуск флагов будет сигналом, что Вы готовы принять на борт наши призовые команды. Экипажам в таком случае обязуюсь препятствий в покидании корабля не чинить, офицерам разрешаю забрать личное оружие. Разрешаю уничтожить или забрать с собой только секретные документы и личные вещи. Судовая касса, припасы, боезапас, вооружение и всё оборудование корабля должны остаться неприкосновенными. Попытки нарушить это условие буду пресекать самым жёстким образом, вплоть до уничтожения всеми доступными средствами. На исполнение этого предложения вам даётся один час с момента спуска на нашей мачте белого флага переговоров и сигнального холостого выстрела. Любое враждебное действие или выстрел буду считать агрессией и отказом от предложенных Вам условий. Условия не распространяются на всю эскадру, а касаются каждого отдельного корабля, командир которого может поступить по своему разумению, чем спасти свою жизнь и жизни подданных Его Величества Императора Японии!
        Писано на борту русского крейсера второго ранга "Новик" двадцать восьмого января сего года. Командир крейсера капитан второго ранга фон Эссен
        Это письмо с весёлыми прибаутками быстро размножили в кают-компании, ведь нужно было их на шесть японских крейсеров, на пять стационеров и двенадцатый экземпляр нам на память. Так и вышло, что каждый офицер написал по одному письму. Одну получившуюся лишней копию забраковали и оставили на память Мольмеру, у которого оказался ужасный почерк и он умудрился поставить четыре кляксы. Самое красивое письмо получилось у поручика Клопова, его после моей подписи и решили вручить адмиралу Уриу. Письма, а скорее записки, капитанам стационеров мы успели черкнуть сами. И вот теперь всё это богатство поехал развозить и раздавать наш старший артиллерист. В закрытой островами от ветра акватории была только мелкая рябь, по которой, коптя высокой трубой, бодро бежал наш катер.
        - Как думаете, Сергей Николаевич, не рискнут японцы Тремлера попытаться задержать?
        - Если бы стационеров не было, то могли бы, но у них на глазах не рискнут.
        - Вот и я на это надеюсь. Потому что для японцев наши правила не имеют никакой ценности, но перед мировым сообществом им лицо держать надо, ведь им Европа с Америкой деньги на войну дают. Дай-то Бог, чтобы мы правильно рассчитали….
        Как мы себя ни уговаривали, но тревога не покидала, хотя Ивану Михайловичу были даны исчерпывающие инструкции, подойти к борту, горнист должен дать сигнал и передать с помощью выброски пакет, переговоры по минимуму, на борт ни к кому и ни в коем случае не подниматься. Оружие на всякий случай взять, но на виду не держать. Тремлер - толковый, знающий и выдержанный офицер, так что справиться с поручением должен. Клёпа уже кружила над рейдом, и мы разглядывали, как катер приближается к разводящим пары, судя по дыму, японским кораблям. Два парохода, один японский, другой английский, которые снялись с якоря и двигались на выход, увидев корабль под Андреевским флагом, быстро развернулись и вернулись на якорную стоянку. Те пароходы, что уже вошли на фарватер, не мешкая поспешили к порту. Позади со стороны моря дымили ещё несколько, но, разглядев "Новик", вышли и ушли за острова, мы с Клёпой слетали посмотреть, а не японская эскадра ли там появилась, оказались пароходы. Клёпа с утра не успела покушать и очень не хотела летать, а желала поохотиться на свой завтрак, тем более, что здесь отмели были
раздольные и широкие со всех сторон и сейчас из них уходила вода из-за отлива. Так что ещё пришлось воевать с её голодом, убеждая, что сейчас нужно полетать и посмотреть, а покушаем обязательно, но чуть позже. После боя по нашим планам, будет передышка, вот тогда и слетает за своим завтраком или обедом, а потом нужно будет снова в высоту и высматривать, чтобы не пропустить, если японцы всем флотом подойдут. Вот всё это пыталась реализовать, ведь объяснить это птице невозможно, она не умеет мыслить и планировать, она вообще живёт исключительно в реальном времени, и для неё не существует никаких абстрактных оторванных умозрительных понятий и явлений, всё максимально конкретно и просто. Так что приходится уговаривать и общаться образами и это получается только благодаря тому, что она давно испытывает к нам чувство полного доверия и родственности, иначе никакие посылы бы не удержали от реализации желания немедленно покушать.
        Слетали к порту, разглядели там корабли, от выхода стоял итальянец, потом британец, за ним француз и американец под "матрасом". Немца нигде не видно, похоже, что господин фон Труппель решил не рисковать моряками кайзер-марине, остаётся только восхищаться таким начальником. Ближе к берегу стоят два японских крейсера, Николай попросил картинку, сразу обозвал их "Чиода" и "Акаси". Господи, как он их все запоминает и отличает?! А ещё сообщил, что по порядку стоят стационеры: итальянский "Эльба", британский "Тэлбот", французский "Паскаль" и американский "Виксбург". Ещё насчитали у берега и в порту двенадцать пароходов, но четыре на рейде не наша добыча, у них нейтральный статус, а наши два англичанина, один француз, американец и четыре японца, которые привезли военные грузы только что. Рядом с входом в порт позади японских крейсеров дымили поднимаемыми парами шесть миноносцев. Потом полетели к острову Филипп, там дальше от нас стоял здоровенный крейсер "Асама", ну правда в два раза больше остальных, выше и толще, и густо дымил двумя высокими трубами. Ближе к нам стояла "Ниитака", за ней флагманская
"Нанива", от которой как раз отвалил наш катер, ближе всех к нам стоял "Такачихо".
        Вот это всё Николай зарисовывал на бумаге и делал пометки на карте, периодически отрываясь от бинокля, вроде как в бинокль разглядел, вот он у нас такой "соколиный глаз", это я кривляюсь, на самом деле он совершенно прав, ведь это снимает кучу вопросов. Решила пока отпустить девочку поохотиться, ну нельзя так над птичкой издеваться, конечно, можно было Никифоровича дёрнуть, чтобы покормил, но тут есть чисто психологический момент, Клёпа очень тревожно себя чувствует вне видимости берега, да и охотиться в открытом океане почти невозможно, рыба вся глубоко плавает, за исключением летающих рыб, а тут главное, даже не еда, а мелководье, и берег, то есть в восприятии Клёпы всё ПРАВИЛЬНО, как и должно быть, а от этого настроение хорошее и добыть тут рыбку это ещё один важный штрих в эту правильную картинку. Так что сорвавшаяся Клёпа спикировала буквально через полминуты и уже через парочку радостно поклекотывая рвала на своей канатной бухте толстенькую рыбку и бросала небольшие кусочки сидящей рядом Дусе. Тут тоже не в еде смысл, залезть в миску Дусе и вытащить из гущи кусочек, это верх доверия и
демонстрации любви между ними, к слову, этот кусочек может быть клювом тут же вложен в Дусину пасть…
        - Сергей Николаевич! А ведь как удачно, не находите?
        - Это вы о чём, Николай Оттович?
        - Вот нравятся мне "Чиода" и "Акаси", как бы это нам их у японцев конфисковать?! Да и перегонные команды из команд "Варяга" и "Корейца" вполне себе получатся, и нам не нужно думать, куда нам такую прорву народа размещать. Там если не много погибло, только на "Варяге" больше пяти сотен человек и под две на "Корейце" было, это я ещё про "Сунгари" молчу, мы же тут друг у друга на ушах сидеть будем, а ещё там много раненых должно быть. А тут, считай, подарок просто, если мы у них на глазах показательно помножим на ноль адмирала с остальными кораблями, шанс убедить капитанов не дёргаться и смириться будет очень высоким!
        - Вы же сами говорили, что японцы в плен не сдаются, что это для них позор!
        - Э-э-э… Сергей Николаевич! А вы не помните, что мы написали в ультиматуме? Что офицерам оставим оружие, а вся команда может беспрепятственно покинуть корабль. И что каждый отдельный корабль нами рассматривается сам по себе и капитан может сберечь жизни подданных Божественного Тенно!
        - Так вы сразу хотели кого-нибудь захватить?!
        - Почему сразу захватить, вы ещё скажите "ограбить", взять как трофей, так правильнее будет. Шучу-шучу! А с японской психологией тут есть один казус. Доблесть и смелость им нужны, когда они против сопоставимого противника, а вот если противостоит сила заведомо непобедимая, то против тайфуна или землетрясения сопротивляться глупо. Вот они и должны понять, что мы равны стихии, которой противостоять нельзя! А значит разбить четыре ближних корабля так чтобы никаких сомнений и шансов в этом не проглядывалось. Эх! В идеале бы было пару торпед в "Асаму" всадить, а остальных расстрелять с подрывом котлов или арсеналов, но тут такие узкости, что с нормальной минной атакой не развернуться, скорее мина камни на дне зацепит. Хотя попробуем выстрелить, вдруг получится, но главный упор на артиллерию, вот Тремлер вернется, и буду им задачи ставить, время у нас пока есть. Пока мы сигнал не дадим, японцы атаковать не станут, а там, как только белый флаг спустим, и холостой выстрел дадим, сразу и атакуют, или я ничего в этой жизни не понимаю. Вон смотрите, уже все дымят, пары наверно уже до марки подняли. Вот так,
Сергей Николаевич! Но и это не главное!
        - Помилуйте! А что же, по-вашему, главное?
        - А главное, дорогой мой старший помощник, это не просто утопить японскую эскадру, а ещё выгнать отсюда всех иностранных дармоедов и заблокировать наглухо порт Чемульпо для высадки японских войск. Ведь войну эту выиграть может только армия на земле, а весь флот только помочь этой победе, если сумеет, а не сядет в лужу! Вот в чём наша главная задача, а не та чушь, которую нам доводил от имени командования адмирал Старк "Остаться обладателем Желтого моря!" и "Не допустить высадку сил в Приамурье!" это кто же такое напридумывал? А зачем японцам в непроходимую заснеженную тайгу лезть, если они здесь спокойно высадятся, возьмут Маньчжурию. И из нашего дальневосточного подбрюшья станут угрожать перерезать коммуникации, наши умники из столицы сами побегут на переговоры и согласятся со всеми условиями японцев, и вполне возможно, что Дальний Восток сами без боя, одним росчерком пера отдадут. Аляску ведь подарили американцам ни за понюшку вместе с Калифорнией и Гавайями, а ведь там землю русские люди своей кровью полили и кресты православные на кладбищах стоят. Вот чтобы такого не допустить, флот обязан
всячески воспрепятствовать высадке японских войск везде, а не только в Приамурье. А на побережье Кореи не так много мест, где удобно проводить высадку, да и дороги сухопутные хуже, чем даже у нас. И если мы лишим японцев этого порта, то они будут вынуждены из Пусана через весь полуостров тащиться, а там ещё и горы есть. Да и мы ведь на Пусан тоже просто так смотреть не станем. Вот что нас сегодня ждёт! И до вечера, а лучше до обеда нам надо управиться, чтобы до ночи в Циндао успеть сбегать, есть у меня подозрение, что там могут наши пароходы в ловушке оказаться, вот и нужно будет их вытащить.
        - Николай Оттович! Мы ещё этот бой не закончили, даже не начали, а вы уже на завтра планы строите!
        - Обещал я губернатору Циндао, что приду, когда война начнётся, и просил не спешить интернировать наши пароходы, если они окажутся у них, но он бесконечно тоже тянуть не сможет, удалось выбить только два дня, потому и тороплюсь! Теперь понимаете, Сергей Николаевич!
        - М-м-м-да! Задачка! Евгений Васильевич! Сколько нам до Циндао идти?
        - Сейчас прикину…
        - Да я и так вам скажу, Сергей Николаевич! Тут по прямой двести восемьдесят миль, при полном ходе нам восемь часов идти, то есть не позже трёх пополудни нам нужно отсюда сниматься и чесать в Циндао! А рассказываю это всё вам, потому что не успеть нам никак, поэтому планирую оставить вас здесь старшим и завтра утром встретиться в назначенной точке, куда вы, закончив здесь все дела, должны будете подойти! Главное, всё исполнить, как задумали!
        - Ох! Николай Оттович, если бы не видел, что вы творите, то сказал бы, что это несусветная авантюра. А так, думаю, что это вполне возможный расклад…
        - Евгений Васильевич! Дорогой наш! Вы лучше прикиньте и рассчитайте нам точку рандеву, куда за ночь вместе с пароходами мы сможем дойти из Циндао, и Сергей Николаевич отсюда тоже сможет, если в ночь выйдет. Скорость считайте не больше десяти узлов, вряд ли пароходы больше разгонятся, да и вы, с незнакомыми кораблями не разбежитесь. И хватит об этом! Евгений Васильевич нам пока считает, вы лучше мне расскажите ваши прикидки на бой, я же видел, что вы уже чего-то чиркали, вот и подумаем вместе…
        После того, что показал в прикидках Артеньев, подошли артиллеристы и минёры, мы все пошли в наш салон, где над разложенными картами Николай стал излагать план боя:
        - Как ни крути, но получается, что едва мы отсчёт времени начнём, так японцы откроют по нам огонь и снимутся с якорей, но мель между нами не даст им идти на нас прямо. Поэтому они вынуждены будут сначала идти на юг, чтобы выйти в фарватер, а после поворачивать на запад к нам, вот на этом повороте нам и нужно их поймать. То есть формально после первого выстрела и начала движения они уже отклонили наше предложение, а значит, мы свободны от обязательств и можем действовать, но всё равно дадим им сделать второй залп. К моменту возвращения Тремлера надо выбрать якорь до "отрыва", и сразу поднимать полностью, а полный ход давать, как по нам откроют огонь. В результате, до выхода "Асамы" в фарватер мы уже должны сблизиться с ним до семи-восьми кабельтовых, чтобы увалившись, пустить торпеду из бакового аппарата на правый борт, может и из ютового получится, тогда и второго можно будет сразу зацепить, ведь ход наших торпед больше нашего, и сможем поймать "Асаму" пораньше. Мы сейчас стоим, прижавшись к правой стороне фарватера, а Уриу от нас слева, левой ютовой пушки у нас нет, поэтому поворачиваться левым
бортом смысла нет, будем вести огонь только из баковых пушек, а там они не могут знать нашу скорость, так что даём полный ход, и идём прямо между двумя парами. Думаю, что в первой будет "Асама", как самый мощный корабль, и с ним "Такачихо" или "Ниитака", а второй парой будет флагманская "Нанива" и кто-то вторым. Между ними точно будет не меньше пяти-шести кабельтовых, вот в эту дыру мы и должны влезть. Вообще, если отклониться вправо, то там глубокие места при ширине больше трёх миль, но именно этого от нас японцы и ждут, поэтому и полезем напролом. На таком расстоянии стрелять вроде совсем близко, но при этом угловое смещение большое. Японцы учатся стрелять на сорока кабельтовых, а вблизи непривычны, что нам в плюс, ведь мы то вблизи стреляли и даже в яблочко попадали. Сходимся, даём залп ютовым аппаратом в "Асаму", если его до этого наша первая торпеда не прищучит, и с другой стороны в "Наниву", тем более, что они не сразу поймут, что мы минами по ним отстрелялись, вот и получится, что два основных корабля мы из строя выведем в завязке боя, а с оставшимися пушками справимся, надеюсь! К тому же,
когда мы между ними окажемся, они будут вынуждены либо в своих стрелять, либо всё время стараться их не зацепить, что будет мешать нормальной стрельбе и тоже нам в плюс! В общем, одни плюсы, ну как при таком раскладе не победить? А вот после этого пойдём на рейде порядок наводить и объяснять всем, что "лесник пришёл…".[17 - Из анекдота, как пришёл лесник и всех из леса выгнал и немцев и партизан…] В общем, ваша главная задача хорошо стрелять, постарайтесь долбить в носовую башню "Асамы", может удастся вызвать детонацию боеприпасов в арсенале башни, помните, как взорвался "Асахи", это торпеда как раз сдетонировала арсенал носовой башни, что нос сразу оторвало, а шимоза очень нестойкая к сотрясению. Пётр Карлович, вы будете с баковым аппаратом? Хорошо! Я не настаиваю, но если успеете перезарядить его, то это может удастся использовать, только сразу поворачивайте его на другой борт! И крышки бортовых люков после выстрела закрывайте, чтобы осколков не поймать, вы же уже видели, сколько этой гадости от японских снарядов летит…
        Клёпа сытая и довольная уже кружила над островами. Её глазами хорошо видела контр-адмиральский вымпел над "Нанивой", как бегают по палубам фигурки матросов, Уриу сдаваться не собирался, что собственно и не планировалось. А от порта пыхтел трубой на полпути к нам катер, где рядом с рулевым чернела фигура Тремлера. Всё, пора уже зеркала ставить, сегодня придётся ставить два и отклонять назад, ох, прилетит в кормовую часть, успею ли все снаряды отвести…
        Поднявшегося на борт Тремлера встречали все офицеры. Он доложил, что все пакеты вручил командирам кораблей и передал адмиралу Уриу. Японцы смотрели с искренним любопытством, ведь мы с их точки зрения покойники, так что никаких эксцессов не возникло. Только от адмирала передали предложение сдаться, что Тремлер, как мы оговаривали, вежливо пообещал передать нам. Почти все наши на "Тэлботе" и "Паскале". Руднев на французе, бегал по палубе и ругался, что мы самоубийцы, что он не желает брать грех на душу и нам лучше скорее сняться и уходить и с нашей скоростью нас японцы не догонят, а от миноносцев мы отобьёмся. Когда же он сказал Рудневу, что мы в такую даль шли не для того, чтобы убегать, он начал материться в ответ. Русские офицеры и матросы с "Варяга" и "Корейца" подавлены. На "Варяге" больше тридцати убитых и почти сотня раненых, но тяжёлых всего три десятка, на "Корейце" раненых и убитых нет. Офицеры уверяют, что у "Асамы" и "Такачихо" серьёзные повреждения, хотя Тремлер близко подходил и вообще никаких повреждений не увидел, о чём им сказал, вызвав шквал возмущённых криков. Словом, вот ещё
проблема, ведь мы их утопим, и они начнут кричать, что мы просто добили недобитков, которых они так покоцали, что они нам даже сопротивляться не смогли. Правда остаётся вопрос, если японцы уже сами были при таком раскладе готовы утонуть, чего же они свои корабли тогда затопили? В общем, задумаешься, а стоит ли всю эту толпу отсюда вывозить. Ерунда, конечно надо вывозить, вот только Сергею Николаевичу несладко придётся. Может Руднева на "Новик" забрать, тогда и понтов будет меньше. Беляев вроде вполне нормальный мужик и командир, видели его как-то в Артуре, просто здесь он был в подчинении у Руднева и не выполнить прямой приказ не мог. В общем, надо будет думать и смотреть. А сейчас пора начать ставить зеркала, выбирать якоря и отдать команду спустить белый флаг и дать холостой выстрел из сорокапятки. С бака доложили, что якорь сухой и поднимают на бак, засвистали дудки, бахнула пушка, корабль пока удерживался на месте ходами, а мне нужно потихоньку менять угол зеркал, сейчас буду ставить два зеркала, пока работает одно, а потом надо доворачивать и второе. Это мы с Николаем уже обсудили, и схему я
запомнила. Кстати, моя точка зрения и его взгляд, как артиллериста оказались разными, и его советы оказались очень дельными. Рулевой и штурман уже ушли в боевую рубку, Клёпа показывает, что японцы пока ничего не делают, странно, хотя чего это я, ведь ещё минуты после сигнала не прошло…
        Глава 33
        Уриу не стал долго тянуть, первый залп грянул уже через пару минут. Сигнальщики в ответ подняли красный боевой сигнал и с белым флагом под мышкой ссыпались из гнезда. Крейсер двинулся вперёд, набирая ход, словно застоялся. Водяные столбы встали слева в полукабельтове, на таких расстояниях бoльшего угловыми отклонениями не получить, но и это неплохо. Снова разрывы легли с перелётом, видимо зеркальная плоскость как-то искажает и работу дальномеров. Как мы приказали, наши ждут второго залпа, чтобы уже после него ответить. В бинокль видно замечательно, "Асама" под боевым флагом величественно тронулся с места, он в боковой проекции, поэтому видно прекрасно. "Такачихо" ещё стоит, а вот из-за неё уже высунулся в движении "Ниитака" или "Нанива". По идее, самый новый из кораблей именно "Ниитака", его в строй вроде приняли буквально на днях, но взять его у нас не получится, только топить, хотя досадно, что так получилось, был бы совсем новенький корабль. Ну да ладно, не отвлекаться! Клёпа показывает, что двинулась как раз "Ниитака", то есть, как и предполагалось, они на две пары разделились. А мы уже
набрали ход, вот прилетел второй залп "Асамы", бортом у него выходит в залпе четыре восьмидюймовки и семь шестидюймовок, если бы попал, тогда уже мы бы точно "попали", это было бы из серии распылил на атомы. А хорош, чертяка, надо бы такой нашим притащить…
        - Командир, до головного пятнадцать кабельтовых!
        - Хорошо, как будет восемь, резко влево на три с половиной румба, а после выхода торпед, сразу обратно на курс, так и держать по северной оконечности Иодольми!
        Наконец начали стрелять наши баковые пушки, и началась моя работа, вот два снаряда в стволы передней башни "Асамы", с разницей в полсекунды… И тут произошло… Нет ПРОИЗОШЛО! Если бы не моё ускоренное восприятие, то я бы не рассмотрела, как сначала вырвавшимся из под крыши башни огненным языком её вскрыло как консервную банку, и тут же вверх на столбе слепящего пламени взрыва полетела вся башня, переворачиваясь на лету. За разгильдяйкой Клёпой не уследила, она снизилась метров до двухсот, и как раз пролетала почти над "Асамой", поэтому её глазами видела, как в замедленном кино, будто в неё летит эта башня. Представляете, штуковина метров шесть в диаметре с двумя торчащими стволами летит прямо на вас? К счастью она не только летела чуть в сторону, ещё и не долетела сотню метров, а вот взрывной волной Клёпу приложило со всей дури, что она потеряла ориентировку и выровняла падение только метрах в тридцати над водой. И тут я заржала, слава Богу, все смотрели, как во взрыве "Асама" разлетается на куски, так что мой гогот списали на нервную реакцию от вида взрыва одного из лучших японских броненосных
крейсеров. На самом деле я ржала, услышав желание Клёпы, которая возмущённо сейчас набирала высоту, чтобы накакать на противного обидчика. Знал бы адмирал Уриу, что его сейчас ещё и обгадят сверху, наверно сдался бы без боя. С трудом удалось убедить Клёпу подняться повыше, уж очень ей хотелось провести точное калометание, а я её ещё и близко не подпускаю, но уговорила, к счастью.
        "Асама" взорвался так, что взрывная волна тряхнула даже нас почти в километре от неё, представляю, что сейчас чувствуют японцы. Но они не стали долго горевать, а открыли огонь из всех орудий, пусть не таких могучих, как у "Асамы", но только у "Нанивы" с "Такачихо" десять шестидюймовок в бортовом залпе, не считая мелочи. "Ниитака" пересекла наш курс и легла в циркуляцию. Блин, еле-еле успела сообразить дать команду по телефону Кнюпферу перевести аппарат на левый борт, одной "Ниитаке" и нашей ютовой торпеды хватит. Если получится, нам лучше прижиматься к "Ниитаке", о чём сказали Васильеву, который периодически давал команды на перекладку руля. Вот так приплясывая в маневрах, мы сближались с тремя оставшимися кораблями. Это рассказывать долго, на самом деле с момента, как мы тронулись с места до взрыва "Асамы" прошло едва три минуты. А сейчас мы сблизились уже до восьми кабельтовых с "Ниитакой", которая от нас впереди и справа по курсу и она стреляет по второму зеркалу вправо от нас, а "Нанива" и "Такачихо" лупят бортами слева от нас. Не знаю, как они воспринимают две зеркальные плоскости, но мне
совершенно не до академических изысканий. На мелких калибрах у них стоят похоже сплошные дегенераты и эти снаряды летят в нас чаще всего, хотя ещё больше их летит вообще, куда попало.
        Мы закладываем левый поворот почти на семь румбов, чем выводим на цель ютовый аппарат правого борта, даём команду на пуск, Миллер что-то возражает, но после грозного рыка слышим доклад, что торпеда вышла, даём отмашку штурману и ложимся на прежний курс. Мы не лезем в его дела, нам некогда следить за положением корабля, а как раз именно он следит, чтобы здесь среди сплошных мелей мы не выскочили случайно на камни. Торпеда шустрит наперерез "Ниитаки", а она словно по заказу ещё и увалилась от нас, подставляя борт, хотя может просто захотели задействовать ещё одно орудие в залпе. Мы тоже начинаем уходить правее, потому что слишком высока скорость нашего сближения, а планов таранить Уриу у нас вроде бы не было. Расстояние до "Ниитаки" четыре кабельтова, до парочки "Нанива"-"Такачихо" семь-восемь, даём команду, закладываем правый поворот и отстреливаемся обоими аппаратами на левый борт. А до "Ниитаки" первой торпеде осталось всего метров сто пятьдесят, я её отлично вижу с высоты, тем более, что Клёпе наблюдать за движущимся в воде объектом самой интересно. У "Нанивы" и "Такачихо" ведут огонь уже только
три пушки главного калибра из бывших десяти. Это почти случайная находка, ведь пытаться воткнуть снаряд сто двадцать миллиметров в дырку для ста пятидесяти двух это особая форма мазохизма, но когда первый снаряд скользнул по стволу и канул в отверстии маски орудия, я и стала наводить в маску. Буквально двух попаданий хватает для того, чтобы орудие вышло из строя. Не знаю, что именно там происходит, но не похоже, что наши снаряды проникают внутрь или просто не происходит детонации, хотя два каземата взорвались, может просто контузит канониров или заклинивает механизм наводки, по крайней мере не стреляют.
        Угол встречи торпеды с бортом "Ниитаки" всего градусов тридцать, но разве это ей поможет, когда я помню, как инициировать заряд, вот она словно поднырнула под корпус, и под ним рвануло. Вообще, шестьдесят четыре килограмма усиленного пироксилинового заряда для такой малышки, как "Ниитака" это намного больше, чем требуется. Подпрыгнувший корпус корабля, кажется, разломился в воздухе, на плаву остатки новенького японского бронепалубного крейсера продержались меньше минуты, а мы снова приняли влево, до подхода наших торпед осталось совсем чуть-чуть, а стреляют с обоих оставшихся кораблей только одна шестидюймовка "Нанивы" и мелочь в сорок миллиметров. Хотя именно снаряд этой мелочи небрежно отклонила, и он попал в гнездо сигнальщиков и осыпал мелкими осколками полубак…
        Вот первая торпеда достигла цели, и пламя пироксилинового взрыва взметнулось под бортом японского флагмана, вместе с взрывом выметнулось облако чёрной угольной пыли, но корабль не разломился, хотя это не изменило результат, для трёх с половиной тысяч тонн водоизмещения заряд нашей торпеды - это очень много, и буквально сразу крейсер стал заваливаться на подбитый борт…
        А вот добежала и третья торпеда, от взрыва которой "Такачихо" не стал выпендриваться и разломился, разбросав корму и нос в стороны на полсотни метров, похоже там ещё и арсенал сдетонировал, но совсем не так красиво, как на "Асаме"…
        Два миноносца, которые стояли под берегом и шли прикрытые крейсерами, сейчас метнулись в разные стороны, что их не спасло, и несколько снарядов наших комендоров оставили от одного плавающий вертикально нос, другой просто разлетелся на куски, наверно в торпеду угодили. С момента первого выстрела покойной "Асамы" прошло меньше десяти минут.
        - Сергей Николаевич! Срочно доклад по раненым! Евгений Васильевич! Курс к порту. Ход полный! Утопающих будем собирать позже и не мы, нам нужно использовать шоковый эффект! Тремлера сюда срочно!
        Быстро объясняем артиллеристам, что от них требуется положить по одной болванке между мачтами "Акаси" и "Чиоды", причём в "Акаси" придётся стрелять в просвет между "Тэлботом" и "Эльбой", а сразу после этого как только появится возможность пусть разносят миноносцы, они нам не нужны, это крейсера нам нужны целыми. Мы подойдём к стационерам, так что до миноносцев останется кабельтовых двенадцать. Взбудораженные, ещё не остывшие после боя артиллеристы со смешками готовили две болванки и осколочно-фугасные для миноносцев.
        Мы вернулись в боевую рубку, где велели Васильеву после отстрела болванок обходить "Эльбу" справа, чтобы навести орудия на японские крейсера и иметь возможность видеть все миноносцы. Он схватил бинокль и побежал на крыло мостика, прикинуть, как ему лучше выполнить приказ. Вернулся Сергей Николаевич с докладом, что с лёгкими ранениями обратились пять человек, в лазарете только двое из бывших пациентов, доктор и отец Пафнутий пьют чай.
        - Ну что, Сергей Николаевич! Начинаем следующий акт? Как думаете, сдадутся?
        - Ох! Николай Оттович! Не знаю. Вроде должны понять, но кто их японские мозги знает?
        - А если мы у них на глазах сейчас показательно расстреляем миноносцы, а потом поднимем сигнал "Предлагаю сдаться!", как думаете? Ещё хочу подойти, чтобы нас никто из нейтралов не загораживал, и этим на мозги им давануть! Они же не могли не видеть, что тут всё взрывалось, а потом появляемся мы без видимых повреждений!
        - Ну что тут скажешь, будем делать, может и выгорит…
        - Значит, так тому и быть!
        Восемь миль до рейда мы пролетели за двадцать минут, в середине мы приказали сбросить ход, зачем союзничков смущать без меры. Когда наша болванка просвистела между итальянцем и англичанином, британец истерично засемафорил, на итальянце к выстрелу отнеслись философски, а вот на "Чиоде" флаг пополз вниз, на что мы ещё даже не надеялись. Мы довернули вправо и встали напротив спустившей флаг "Чиоды" и наши артиллеристы стали показательно расстреливать японские миноносцы. Когда взорвался четвёртый, два оставшихся спустили флаг, ещё через минуту пополз вниз флаг и на "Акаси". В порту в нашу сторону не прозвучало ни одного выстрела, видимо слишком сильно ударил по мозгам такой быстрый неожиданный финал.
        - Передать японцам: "Сесть в шлюпки и покинуть корабли! Далеко не отходить! В случае любых сюрпризов, оставленных на борту, экипажи будут уничтожены! Миноносцы будут уничтожены через пятнадцать минут!". На стационеры передать: "Командирам стационеров, капитанам Рудневу и Беляеву немедленно прибыть на крейсер "Паскаль"! Воздержаться от любых непродуманных жестов и действий!". Боцману, паровой катер на воду, командиром катера прапорщик Клопов! Исполнять! Ну что, Сергей Николаевич! Прокатимся, побеседуем с Рудневым и союзничками?!
        - Николай Оттович! Мы же не можем вместе покидать борт.
        - А вы, Сергей Николаевич, временно уже не старший помощник "Новика", а командир бывшего японского крейсера "Чиода". Евгений Васильевич, внесите это в вахтенный журнал! А ещё то, что временно вы назначаетесь исполнять обязанности старшего офицера.
        - Господин капитан! Но по старшинству ведь барон Тремлер или Левицкий должны быть!
        - А я самодур и моё слово главнее, Евгений Васильевич! Не напрягайтесь, это только до прихода в Артур! Так что пишите и не волнуйтесь! А Тремлера, возможно, придётся на "Акаси" отправить, если не договоримся с нашими… Да! И пошлите шлюпку, командиром назначить лейтенанта Левицкого, пусть пройдёт к "Акаси" и "Чиоде" и известит бывших капитанов, что им даётся сорок минут покинуть свои корабли. И что первыми на борт поднимутся представители команд нейтральных кораблей - стационеров, и если что-нибудь будет испорчено или ещё какая пакость, то экипажи будут расстреляны прямо в шлюпках. До приёма корабля, экипажам находится в шлюпках не отходя от корабля дальше одного кабельтова, любого, кто попробует уйти будем топить без предупреждения. Всё! Мы с лейтенантом Артеньевым на катере идём на "Паскаль" общаться с господами европейцами. Да! И если что-нибудь пойдёт не так, Евгений Васильевич! Топите всех и сносите здесь всё к Етишкиной матери!
        Когда мы подходили к французскому стационеру, с борта "Новика" раздалось три выстрела, потом ещё два. А вдали один за другим взорвались два японских миноносца. На палубе "Паскаля" было не протолкнуться, но перед нами расступались, образуя проход, в конце которого стоял с миной радушия на напряжённом лице, надо полагать, командир крейсера. Рядом с ним, судя по другой форме стояли два капитана других стационеров. Француз на правах гостеприимного хозяина представился и начал представлять нам остальных, это действительно оказались командиры "Эльбы" и "Виксбурга", командира "Тэлбота" не было, понятно, что англичанин какие-то пакости готовит, а может заело, что для встречи мы назначили не его "Тэлбот", формально старший на рейде. Рядом мы увидели Руднева и Беляева, они вроде кинулись с рукопожатиями, но наш надменный кивок их затормозил. Мы вообще постарались сделать лицо робота Вертера, в смысле каменное и подбородок выше уровня горизонта.
        - Что ж! Раз все, кто желает собрались, то довожу до вашего сведения, что сегодня днём корейский порт Чемульпо будет блокирован затопленными кораблями, если до этого вы не покинете его, то покинуть его вам будет очень сложно. Вопрос не обсуждается, так как это порт, где производится высадка солдат страны, объявившей моей стране войну, а значит, моя задача эту высадку и функционирование порта прекратить любыми доступными средствами. Контрольный срок пятнадцать ноль-ноль. Прошу также принять благодарность за приём на борту матросов и офицеров с русских стационеров. Если вы поможете им переправиться на взятые трофеями японские крейсера, то наша благодарность станет воистину безграничной. Господин капитан! - обратились мы к командиру "Паскаля". - Не откажете ли вы в маленькой любезности, минут на двадцать предоставить помещение, где мы могли бы побеседовать с офицерами русских кораблей?
        - Если вас устроит кают-компания… Но мне хотелось бы знать, на каком основании вы приказываете нам покинуть порт?
        - Помилуйте! Разве я вам что-либо приказывал?
        - Но вы же не будете отрицать, что сами сказали покинуть порт до пятнадцати ноль-ноль?
        - Не буду. Только я вам ничего не приказывал! Я просто поставил вас в известность, что порт будет заблокирован, а покинете вы его или нет, это ваше личное дело. Я бы на вашем месте покинул…
        - Но позвольте! Как вы можете блокировать нейтральный порт?
        - Не более часа назад у вас на глазах была потоплена почти вся японская эскадра, вчера приняли бой два русских корабля, третий день в порту высаживаются войска третьей страны, и вы называете этот порт нейтральным?! У меня возникают сомнения, одинаково ли мы понимаем смысл этого слова. Господин капитан! У меня очень мало времени, вы вправе делать всё, что вы считаете нужным. О своих действиях я вас известил, а свои слова, я думаю, вы успели убедиться, я стараюсь выполнять. Да! Если вам не трудно, пошлите катер пособирать японских моряков на месте боя, думаю, что с "Нанивы" могло спастись несколько десятков, с остальных единицы, слишком сильные были взрывы! Честь имею!
        В кают-компанию набилось с полсотни офицеров. Артеньев молчаливой тенью следовал за нами.
        - Здравствуйте, господа! Хочу предложить вам с вашими матросами на взятых мной японских крейсерах "Чиода" и "Акаси" проследовать в порт Артур. "Чиода" чуть больше, поэтому предполагаю туда проследовать варяговцам, на "Акаси", соответственно, экипажам "Корейца" и "Сунгари", но варяговцев туда придется тоже взять.
        - Позвольте! - чуть не давая петуха, влез Руднев, которого мы так и не удостоили ни граммом внимания. - На каком основании вы здесь распоряжаетесь? И тем более в присутствие старшего по званию…
        - Не позволю! Вы, собственно, кто?
        - Как это, Николай Оттович? Я командир крейсера "Варяг" капитан первого ранга Руднев! Вы же меня знаете.
        - Командира крейсера первого ранга российского императорского флота "Варяг", я действительно когда-то знал. А вот кто вы такой - не знаю…
        - Вы шутите, господа!
        - Нет, Всеволод Фёдорович! Я не шучу! И действительно не вижу перед собой командира крейсера. Если вы - командир, то где ваш крейсер? Я - командир и мой "Новик" стоит неподалёку. А вы свой корабль утопили! Для этого вам Отечество вручило его? Для этого на него были потрачены миллионы, на которые можно накормить тысячи голодных? Для этого вас и всю команду одевали, кормили, обували, платили жалование, чтобы вы, когда пришло время отдавать долги бездарно утопили вверенное вам оружие? Для того русские женщины рожали сыновей и доверили вам, чтобы вы их повели на убой как баранов, вместо того, чтобы научить их и повести их воевать и побеждать врага?
        - Но позвольте!..
        - Не позволю! Вспомните памятник Казарскому, может видели, на нём написано: "Потомкам в пример", потому, что маленький "Меркурий" сражался, а не топился. А ведь мы как раз те самые потомки, которым завещано брать пример! Вы высунулись, постреляли и трусливо убежали, вины команды мало, они просто выполняли ваши приказы. А вот что вы сделали, чтобы японцам хотя бы не достался почти новый крейсер? Тут глубины - курице утопиться сложно, японцам нужно пару недель и они ваш бывший крейсер поднимут, ещё через месяц отремонтируют, и он будет стрелять в русские корабли! В чём смысл? Или вы специально такое продумали? Что мешало хотя бы взорвать его вдребезги? Даже этого вы не сделали!
        - Ну, конечно! Мы расстреляли японцев, а вы на готовое пришли и их утопили! - крикнул кто-то сзади
        - Мой старший артиллерист и сопровождавшие его матросы имели мой специальный приказ внимательно осмотреть японские корабли на предмет их повреждений, так вот, ни на одном корабле они не увидели никаких повреждений или следов недавнего ремонта. Что меня очень удивило, но они божились в своих словах, повода им не верить я не вижу. Тем более, что едва мы начали отсчёт времени ультиматума, японцы дружно снялись со стоянки и вступили в бой и поначалу вели огонь все орудия главного калибра, мелочь мы не считали. Два японских корабля стоят нетронутыми, можете на них поискать повреждения, найдёте, покажете, с удовольствием посмотрю. На месте боя ещё плавают уцелевшие, их сейчас французы должны собирать, поймайте и допросите, кто ж вам мешает? А по поводу добили, это вы в Артуре расскажите, там очень будут смеяться. Вся эскадра видела, как мой "Новик" один вышел навстречу эскадре Того и пустил ко дну два броненосца, один из которых - флагманская "Микаса". Те, кто не желают, могут остаться у французов или сдаваться в плен, никого неволить не собираемся. Командиром "Чиоды" я назначил своего старшего офицера,
прошу любить и жаловать - лейтенант Артеньев Сергей Николаевич. Он же остаётся старшим здесь до ухода в Артур. Какие ещё вопросы?
        - А второй крейсер кто примет? - спросил Беляев.
        - А вот на крейсер "Акаси", Григорий Павлович, я бы хотел предложить вас, если вы согласитесь. Решайте. Времени катастрофически мало, а дел очень много! Поспешите! Первым делом нужно проверить корабли, не оставили ли японцы какую-нибудь гадость, особенно арсеналы и снарядные погреба чтобы не заминировали. Только после проверки можно принимать на борту весь экипаж. И как можно быстрее осваивайте управление и машины, пушки и прочее подождут, вам сейчас на них надо до дома дойти, это главное!
        - А к себе вы никого взять не хотите?
        - К сожалению, к себе возьму только самых тяжёлых раненых, Всеволода Фёдоровича, если он не решит остаться у французов или сдаться в плен японцам. У меня ещё есть важная задача, и лишние люди на корабле мне очень сильно помешают. Всё, господа! Время не ждёт! До моего ухода вам оставляю наш катер и шлюпку. Сейчас с японцами разберемся, и заберёте их шлюпки. Времени очень мало! Прошу не рассусоливать…
        Мы вернулись на "Новик" и двинулись в порт. На входе в порт приткнулся на якоре англичанин, судя по всему уже успевший разгрузиться, но нас это не заботило, всё равно наглы вой поднимут. Вызвали капитана, вылезла пропитая рыжая морда, на наш приказ подготовиться к движению, он разразился витиеватой руганью ровно до того, как хлопнула наша сорокапятка и в борту парохода ближе к носу возникла аккуратная дырочка. Фонтан мгновенно заткнулся. А мы посоветовали ему не орать, а постараться договориться, чтобы английский крейсер забрал с собой команду, которой советую покинуть борт в кратчайшие сроки.
        Дальше произошёл аналогичный разговор с американцем, французом и ещё одним англичанином, отличие было только в том, что они были в грузу, и явно опасались, что мы пожелаем досмотреть характер груза. Эти пароходы нас интересовали без команд, японцы дотащат на буксире, в крайнем случае, мы и сами можем. С японцами договориться оказалось гораздо проще, когда удалось им объяснить, что если они выполнят всё, что от них требуется, мы их отпустим, и они вольны дальше, делать всё, что им хочется, после чего пришли к полному взаимопониманию. Они начали поднимать пары и вытягиваться на рейд, чтобы там взять на буксир стоящие четыре иностранных парохода без команд. А мы вошли в порт, где с берега в нашу сторону открыла огонь развёрнутая на причале батарея четырёх пехотных трёхдюймовок. В общем, эти хороняки сделали только один залп, после чего отстрелялись наши баковые орудия и место расположения батареи заволокло дымом от наших осколочно-фугасных, в котором не определялось признаков жизненной активности. Следующими залпами наша артиллерия стала планомерно уничтожать всё сваленное на причалах имущество и
портовую инфраструктуру. В разгар этой работы со стороны города вышло строем подразделением до роты и, встав на колено, открыло залповый огонь из винтовок в нашу сторону. Им, для поспешной ретирады потребовалось всего два снаряда. Затем впечатляюще взорвался штабель ящиков, видимо снаряды, после попадания на месте штабеля взметнулось пламя взрыва, осколки и поднятая взрывом труха и пыль, кажется, долетели до нас. Два каменных причала мы торпедировали, а что делать, снарядами мы бы их могли долбить до морковкина заговения, а так два взрыва и причалов почти не осталось. Два английских парохода мы решили положить на входе во внутреннюю акваторию порта, и меньше вони от Бэйли - капитана "Тэлбота" будет.
        Пока мы громыхали в порту, потом вытаскивали американца и француза японскими пароходами, к нашему борту заявился всклокоченный мистер Бейли. Едва поднявшись на борт, это недоразумение начало визжать и брызгать слюной, на что мы поинтересовались, что он выбирает: "Выкидывание за борт, чтобы охладился" или "Просто облив из ведра с той же целью"? Только после этого он пришёл в себя и начал излагать ворох своих бесконечных претензий, суть которых вкратце сводилась к тому, что единственный выход для нас, это немедленно извиниться перед японцами, перед всеми остальными, вернуть им корабли и лучше если после этого мы и сами сдадимся в плен, а про захват английских пароходов он даже говорить не собирается настолько это нелепо и нам ещё за это отвечать.
        - Замечательно, мистер! Сейчас, пока вы у меня на борту мы расстреляем оба английских парохода, и я заявлю, что сделал это по вашей просьбе, так как вы признали, что они перевозят военную контрабанду, что недопустимо и такие суда подлежат аресту или уничтожению! Я правильно вас понял?
        - Вы сумасшедший?
        - Не более, чем вы! Мне кажется, что это у вас с душевным здоровьем большие проблемы! Или вы с детства такой?
        - Вы понимаете, что вы должны ответить за нанесённое оскорбление?
        - Да, с удовольствием! Сейчас выходим на рейд, и там я добавлю обломков на дне! Когда мне вас ждать?
        - Вы меня не так поняли, мистер Эссен!
        - Да бросьте! Всё я прекрасно понял! И что бы я ни сделал, в любом случае вся ваша пресса обольёт меня дерьмом, так и какая мне разница как поступать, если результат одинаковый? А ваши пароходы привезли снабжение армии, которая воюет с моей страной, так что согласно данной моему государю присяге я их утоплю, чтобы больше не возили. Вот и всё!
        - Послушайте! Но можно же как-то договориться…
        - С вами? Да никогда! Я себя уважать перестану!
        - Ну почему бы вам не отпустить эти пароходы?
        - Ещё раз спрашиваю, какая мне разница, если ваши газеты всё равно будут поливать меня грязью, а правительство обвинять во всех смертных грехах? Тем более, что почти во всём мире умные люди уже давно ваши газеты читают наоборот, если в них пишут "белое", значит на самом деле чёрное или красное, но точно не белое. А вот, что вам действительно стоит сделать, это сообщить в адмиралтейство, что даже один злой русский - это очень много и не дай Бог действительно нас разозлить! И что вы побывали на палубе самого лучшего корабля в мире, который по мощи и эффективности стоит вашей эскадры, это как минимум. Как это происходит, вы сегодня, надеюсь, посмотрели! Всего вам доброго и поторопите ваших соотечественников.
        - Вы что, правда, собираетесь их топить?
        - Вы ещё здесь? Не заставляйте меня давать команду очистить палубу! Я же сказал и от слов своих отказываться не привык, в отличие от ваших соотечественников. Если команды останутся на борту, буду топить вместе с экипажами. Они сами согласились зарабатывать деньги на войне, а на войне убивают! Так что, c'est la vie, как говорят ваши европейские соседи! Всего вам доброго, мистер Бейли!
        Передёргиваясь от плохо скрываемого негодования мистер покинул борт "Новика". Не знаю, что он пообещал своим англичанам, но они вприпрыжку покинули свои суда. Японские пароходы взяли их на буксир, вытащили их за входной створ, где после пяти снарядов ниже ватерлинии оба легли поперёк фарватера напротив острова Волмидо или Обсерватории. Конечно, при желании пароходы можно поднять и проход будет открыт, но сделать так, чтобы порт Чемульпо вообще перестал существовать, это нужна пара ядрёных боеголовок или тектоническая катастрофа. Перед нами такой задачи не стояло. Выиграли время и достаточно! Корейцам после войны ведь ещё жить здесь.
        На рейде царила суета, наши осваивали "Чиоду" и "Акаси", последний уже снялся с якоря и пробовал хода. "Эльба" уже дымила в районе острова Иодольми. Среди всей чехарды время приблизилось к часу дня, а было полное ощущение, что с утреннего боя с "Асамой" прошла уже пара дней, а не часов. Клёпа уже дважды вернулась с добычей, слетала за входные острова, где отстаивались в ожидании какой-либо развязки шесть японских пароходов. Все иностранные пароходы уже куда-то усвистали. Что ж, нам даже удобнее, надо сгонять за ними "Акаси", пусть потренируются, заодно пригонят ещё пароходы, чтобы пробка вышла покрепче. Когда подошли к "Акаси", которая ушла севернее острова Роз, оказалось, что они подошли к месту гибели "Корейца", который сейчас во время начавшегося отлива торчал из под воды трубой и частью кормы. Жалко было "Корейца", симпатичные кораблики - канонерки этой серии, надо "Маньчжура" в Шанхае освободить. Чем-то мне эти двухмачтовые творения напоминали оставшуюся в Питере "Славянку". Вызвали к борту Беляева, попросили сбегать за острова, и что там японцы стоят. Первым делом он само собой
поинтересовался, а что делать, если там не только японцы? Вот до чего же в нас вколотили это низкопоклонство перед Западом. Договорились, что остальные пароходы он просто "не заметит", что его устроило и даже обрадовало, очень не хотел Григорий Павлович принимать решения в пикантных ситуациях. Заодно обсудили место, где пробку делать, и узнали место, где затоплен" Варяг", как-то совершенно не было времени и желания раньше это специально уточнять. Было бы водолазное снаряжение, нырнуть, хорошенько заминировать и подорвать, чтобы смысла поднимать его не было, но чего уж теперь кулаками махать.
        Кроме этого нам сообщили две удивительные новости, какая удивительнее, даже теряюсь. Первая, что на "Паскаль" доставили выловленного из воды адмирала Уриу. Вторая, что Руднев категорически отказался покидать борт французского крейсера, и хочет на нём добраться до Циндао, Вейхавея или Чифу, откуда как-нибудь добираться в Петербург. По виду Беляева было понятно, что его это решение Руднева шокировало до глубины души, меня же не удивило ничуть, видела я в жизни сотни подобных, они хорошо выполняют положенное, весьма старательны и дисциплинированны, но это ведь не причина назначать таких командирами боевых кораблей. То есть абсолютный идеал капитана мирного времени. Но сейчас-то война на дворе! И в боевой обстановке, или даже просто экстремальной, они порой начинают творить такое, что в голове не укладывается.[18 - Насчёт боевой обстановки сама не наблюдала, только рассказывали. А вот однажды не месте тяжёлого ДТП, сама оказывала помощь даме, которая отказывалась общаться и мешала её бинтовать и осматривать. Она считала самым главным и важным для неё в эту минуту хорошо распеться и исполнить какую-то
арию. Я заматываю ей истекающую кровью голову, а она вырывается и громко поёт гаммы, хорошо хоть не псалмы. Больше всех впечатлений получили сбежавшиеся зеваки, думаю, что со стороны это было феерическим зрелищем.]
        В любом случае, надо заглянуть на "Паскаль", не думаю, что они отдадут свою добычу, но вытрясти из Уриу обещание не воевать больше с Россией, мы обязаны и это в створе местных традиций, да и посмотреть любопытно. Встретим там Руднева, так встретим, его решение, и кто ему тогда ёжики, сам взрослый человек, пусть и отвечает за свои действия. Хотя где-то в глубине души было немного неудобно, что лишили русскую культуру целого пласта, посвящённого воспеванию "великого подвига "Варяга", что сделало это название нарицательным, как "Цусиму", ведь именно эти два названия угнездились в общественном сознании гораздо крепче, чем даже порт-Артур или Мукден. Вот и пусть вместо него будет "Новик", к примеру. Да и подвига особенного не видно, дурь и суета, вместо адекватных решительных действий.
        А ещё нужно с "Паскаля" раненых забрать. Так что мы сначала подошли к "Чиоде", пробующей машины на ходах. Мимо, дав гудок прошла "Акаси" под самодельными, кажется из простыней, Андреевскими флагами на мачте и корме, до гюйса на носу у них видимо руки не дошли. На "Чиоде" были из запасного комплекта флагов "Новика", само собой, боцман расстарался для Сергея Николаевича. Обсудили с Артеньевым сложившуюся ситуацию. До трёх часов мы никак не успеваем всё здесь закончить. Он сообщил, что уже приготовили партию матросов с двумя офицерами, они пойдут за ранеными, которых поместили в госпиталь при местной католической миссии. Если японцы что-нибудь устроят, то придётся стрелять по городу, хотя само собой, лучше этой стрельбы избежать. Но время лучше не тянуть и отправлять всех прямо сейчас, если что, и мы поможем. Вообще даже удивляла такая малая активность высадившихся на берег японцев, ведь на берегу уже дивизия, как минимум. С "Чиоды" стали спускать шлюпки, госпиталь практически здесь в порту, так что прикрыть их вполне реально. В арсенале японцев нашли два "Максима" под трёхлинейный патрон, их взяли с
собой, как и двадцать винтовок "Арисака". Так что в принципе матросы пойдут не голыми и смогут дать отпор, а там и наши пушки если надо своё слово скажут.
        С "Паскаля" попросили к ним не швартоваться, пришлось спускать шлюпку. На борту нас встречали гораздо прохладнее, чем в первый раз, недовольный командир сразу заявил, что выдать нам адмирала он не может, это нанесёт урон его чести, я хмыкнула про себя, любопытно, когда потомственный буржуа рассуждает о чести офицера. Ну да и пусть, уже вернувшись к себе, я поняла, что он ожидал и боялся скандала и требования выдать ему Руднева, которого увидеть нам не пришлось, спрятался Всеволод Фёдорович. А нас провели к Уриу, смешной, лежит в постели весь закутанный, ну да, не лето, чтобы купаться, японец и японец, усатый с залысинами. Николай его поприветствовал и после нескольких дежурных фраз потребовал дать обещание никогда больше не воевать с Россией и русскими, в случае его отказа сказал, что будет вынужден его забрать, пусть даже придётся применить силу. Видимо очень мы его напугали, что адмирал быстро принёс свои обещания, напоследок поинтересовавшись, где и что он должен по этому случаю подписать, вот же чувствуется, что учился морскому делу в Британии, торгаши они и есть торгаши. На что мы ему
сообщили, что если у него есть честь воина, то он данное обещание и без бумажек будет исполнять, а если нет, то никакие подписи не помогут. На этом мы весьма доброжелательно распрощались. Честно сказать, голова и так была забита кучей дел, и персона адмирала совершенно не попадает на первый план.
        Пока мы обменивались куртуазными словесами с японским флотоводцем, наши матросы уже переправили на "Новик" всех двадцати двух раненых и одного из докторов "Варяга". Одного доктора я сразу решила оставить Артеньеву. Время уже поджимало, когда показалась процессия наших матросов в окружении католических монашек по краям. Потом выяснилось, что когда наши пришли за ранеными, с другой стороны улицы появились японские солдаты и монашки быстро выскочили и встали между сторонами, чем сумели предотвратить столкновение. Вот такие молодцы - католические тётеньки! Пока ждали подхода шлюпок с ранеными, обговорили с Сергеем Николаевичем наши планы. Ему осталось затопить пароходы по линии затопления "Варяга", поторопить "Телбот" и "Паскаль". "Виксбург" уже снялся с якорей и пошёл на выход. Вроде оба крейсера уже развели пары, так что проблем вроде быть не должно. Конечно, они попытаются наехать на оставшихся Артеньева и Беляева, после нашего ухода, возможно подключат к этому Руднева, но в Сергее я уверена и Николай со мной согласен, да и Беляев уже смекнул в какую задницу ситуация развернулась, и вместо былого
кажущегося героизма осталась одна глупость, если не трусость, и взорванный практически целый "Кореец".
        Мы отсалютовали холостым выстрелом, подняли сигнал "Счастливого пути" и ушли в Циндао. За оставшееся время нужно успеть кучу дел сделать, посмотреть и незаметно подлечить раненых. Успеть в немецкую колонию, встретиться с господином фон Труппелем, хорошо бы успеть перехватить наши пароходы, которые то ли есть, то ли нет…
        А ещё бы хорошо не встретить всю японскую эскадру, как-то притомилась я воевать, хватит на сегодня. Клёпа за сегодня уже налеталась, заставлять её лететь впереди в качестве дозора можно, но полным ходом это больше шестидесяти километров в час, и так отмахать почти триста миль, это задачка для перелётных журавлей, а не для молодой скопы. Так что решили пока смотреть по сторонам, и если обнаружим дым, то посылать девочку посмотреть, кого это несёт, а так пусть пока отдыхает…
        Глава 34
        "Новик" буквально летел сквозь искры, в которые превращались подсвеченные выглянувшим солнцем брызги разлетающихся волн, соль на палубе и надстройках выступит позже, когда покрывшая всё влага высохнет, а сейчас волнующе пахло морем, на губах был его солёный вкус, обдуваемое лицо холодило, а кожу немного тянули забившиеся поры. Сигнальщики из гнезда увидели уже два парохода, от которых мы легко уклонились, чуть подправив курс, не нужно извещать о своём присутствии весь Печелийский пролив. Нам, возможная встреча, когда мы вырвались из узкостей островов возле Кореи, не страшна, мы уйдём от всех, но сейчас у нас появился медленный хвост, а если будут пароходы у немцев, то к этому хвосту добавятся ещё и они. И таким караваном нарываться на обиженный объединённый флот микадо весьма чревато, какими бы крутыми и неуязвимыми мы ни были, но стоять насмерть, как триста спартанцев - не для такого корабля, как "Новик". Это броненосец имеет запас живучести, когда в свою толстенную броню может почти безболезненно принять не один десяток вражеских снарядов, а своими калибрами дать достойный и адекватный ответ
любому агрессору. Даже пробития далеко не сразу отправят броненосец ко дну, потому что принять внутрь несколько тысяч тонн забортной воды для него не смертельно и даже может это делать сам, специально, используя контрзатопления, чтобы выравнять крен или обеспечить управляемость.
        А если они такие неуязвимые и живучие, как же их потопили пара наших торпед? А здесь тоже никакого секрета. Хоть и делают уже на некоторых противоторпедный пояс бронирования, но сам механизм подводного взрыва такой, что противостоять броня должна не точечному удару головки бронебойного снаряда, а гидроудару по большой площади, который принимает даже не столько броня, сколько силовой набор из шпангоутов. Но их прочность совсем не то же самое, что устойчивость массива брони против удара снаряда. В результате, при подрыве торпеды энергия взрыва не пробивает броневые листы, их просто вворачивает целиком, а волна деформаций от разрушенных шпангоутов даёт перекосы и разрушения, в том числе непроницаемых переборок. И это можно считать почти благополучным вариантом, если не пострадал основной силовой набор, особенно продольный, ведь в этом случае, смысла бороться за спасение корабля, если его в ближайшие час-два нельзя поставить в сухой док, практически нет. Именно поэтому подрыв торпеды у борта гораздо безвреднее, чем подрыв заряда прямо под днищем корабля. То есть броненосец - это могучий артиллерийский
корабль, мощная плавучая защищённая батарея, но защищена она от такой же батареи, ведь когда их только начинали создавать, торпеды и минное оружие ещё делали только первые свои неловкие шаги. Кому тогда могло прийти в голову, что крайне ненадёжное недоразумение, способное проплыть всего сотню метров со скоростью беременной черепахи и несущее в себе пороховой заряд в пару десятков килограммов - это будущий кошмар всех бронированных монстров? Ведь скоро эти торпеды примут на вооружение подводные лодки, о которых тогда без смеха говорили только ненормальные фанатики-энтузиасты. А уж о том, что скоро тонны кошмарных бомб будут падать с неба из-под крыльев самолётов, это бы восприняли даже не как сказку, а как опасный маниакальный бред, вы видели подвязанные шнурками распорки на этих убогих этажерках, для которых взлететь на высоту человеческого роста уже победа?
        В общем, мы с нашим любимым "Новиком" в эту броненосную концепцию никаким боком не вписываемся, и бодаться с ними, имея за спиной тихоходный почти не вооружённый караван, мы себе не рекомендуем. Вот и прячемся…
        Одноглазый Феофан уже стоит вахты, обещает сделать красивую кожаную повязку, как придём в базу, а пока ходит с намотанной серой тряпочной полосой, из-под которой высовываются края марлевых салфеток, это Георгий Самуилович раз в день делает ему перевязки. Мы Феофана теперь называем Нельсоном, но в команде больше прижилось "Кутузов". Вот сделает красивую кожаную чёрную повязку и точно буду "Холтоффом" звать, как там бишь его, оберштурмбанфюрер вроде, круто, в общем, тем более, что и поработал почти в политической полиции.[19 - Одноглазый персонаж из "17 мгновений весны" в исполнении молодого Куравлёва, вроде как имел звание уровня майора или подполковника гестапо, а последняя и была политической полицией третьего Рейха. Как-то опускаться до банальщины типа пирата Сильвера не хочется, тогда и Клёпе придётся орать "Пиастры!".]
        Все наши раненые уже вернулись на вахты. Кочегар с обожжённой рукой, я слышала, даже возмущался: "Вот же напасть какая, зажило как на собаке и опять уголёк кидать, а только в лазарете на белых простынях надумал отдохнуть…". Принятые на борт из лазарета "Паскаля" раненые были мной осмотрены, едва мы вышли из Чемульпо. К сожалению, пятерым уже успели отчекрыжить руки и ноги. Неизвестно, что там были за ранения, но думаю, что половине я бы смогла сберечь конечности. Самыми тяжёлыми были трое, двое с ранениями в живот и один в коме с ранением в голову и шею. И если в отношении наших раненых доктор Рыков уже подхватил мою фразу про быстро заживающие раны победителей и теперь носится с идеей собрать материал и опубликовать работу о взаимовлиянии психологического воодушевления и посыла победителя на мобилизацию внутренних сил организма для скорейшего излечения. Правда у него там одно название раза в три длиннее, но это я попыталась сократить и своими словами по смыслу. Но в отношении наших раненых пассажиров у него соответственно изначально могучий скепсис, так как они в его теорию о победителях не
укладываются. Первых двоих тяжёлых он уже практически списал, действительно при каловом запахе из раны и в отсутствие антибиотиков при качественном хирургическом пособии шансов у таких пациентов нет никаких, вот и сводится их лечение к внешнему уходу за раной и использовании настойки опия для обезболивания, если в сознании.
        Я же провозилась с ними очень долго, вернее, Николай присел к каждому, я привела их в сознание, и он беседовал, а я в это время в ускоренном режиме чистила брюшную полость, латала разорванные стенки кишки, выводила осколки, подстёгивала регенерацию. Третьего с ранением в голову и шею смотрели вместе с Георгием Самуиловичем, и возможность повозиться с ним возникла благодаря тому, что осколок срезал почти целиком ушную раковину, а фамилия у матроса Безухов, вот пока мы обсасывали получившийся каламбур, я и убрала у парня субдуральную гематому, из-за которой он пребывал в глубокой коме, исправила повреждённую гортань и по мелочи с чисткой ран. На самом деле, запустить подстёгнутую регенерацию и отрастить ушную раковину не такое сложное дело, просто растянется по времени дней на десять, и даже вырастить Феофану глаз можно за месяц, правда ещё месяца три он будет приходить к нужным кондициям и только тогда сможет видеть. Но вот как это объяснить окружающим, ведь магии здесь нет, а раз доказать божественную природу чуда возможностей мало, значит козни Нечистого! Да и не хочется, чтобы моих пациентов
учёные на ломтики в исследовательском раже построгали. С другими возни почти не было, достаточно чуть подправить или убрать некоторые незначительные огрехи, в частности, начинающееся микробное воспаление. Доктор Рыков, увидев мой интерес, заливается соловьём и вынужденно пришлось с ним обсуждать эти темы, и, к сожалению, я не могла оставить всё на Николая, слишком многое в обсуждаемом выходило за границы его знаний и интересов. А я бы лучше сейчас подремала тихонечко, ведь в моём времени с утреннего боя и за время возни с ранеными прошло несколько суток, если не пара недель. Но такова планида и я держусь, ведь в любую минуту может потребоваться лететь с Клёпой, скорее бы ночь, хотя ночью мы как раз дойдём до Циндао, и снова начнётся беготня. Ох-ох-ох! Что ж я маленьким не сдох!? Но ближе к закату моё сознание просто взбунтовалось, и я отрубилась…
        Проснулась ночью и полезла в память Николая узнать, что было, пока я дрыхла. Удивительный эффект, когда я сплю, Николай меня разбудить не может, я прекрасно слышу и чувствую Машеньку, Клёпу, вроде дочерей тоже слышу, но Николай говорил, что может хоть обораться, и всё как в стенку. Он правда придумал, начинает трепать Клёпу, чтобы она возбудилась, это у них игра такая, он разбрасывает руки и изображает наскоки, а Клёпа в ответ раскрывает свои крылья и тоже что-то подобное имитирует. Хоть понятно, что никакой реальной опасности нет, похоже тут есть что-то из птичьих ритуалов, не зря же Клёпин папаша такой растопыр в гнезде изображал, вот Клёпа и возбуждается без меры, чем будит меня. Заканчиваются такие игры обязательным поглаживанием пёрышков на шее и затылке, и потиранием гладким тёплым клювом у нас под бородой, куда отправляется тихий загадочный шепелявый клёкот-пописк.
        Оказывается за время моего сна мы благополучно дошли до Циндао, не встретив ожидавшихся блокирующих японских кораблей. На рейде действительно обнаружились два наших парохода "Илим" и "Мста", капитаны которых уже пребывали в панике и готовились к неизбежному, с их точки зрения, интернированию. Уже несколько раз заходил японский дестройер, это истребитель на английский манер, и требовал от начальства порта либо выгнать, либо интернировать оба судна. Причём "Илим" успел заскочить на рейд Циндао поздно вечером двадцать шестого января, как раз перед самым началом японцами боевых действий, и даже видели японский истребитель на подходе. Со слов капитанов выяснилось, что в море они видели два японских корабля, но в порт заходил один и тот же. Николай посетил Оскара фон Труппеля, с которым продуктивно пообщался. Продуктивно, это потому, что Николай уходя испытывал радость и глубокое удовлетворение результатами встречи. А вот о чём они общались, для меня осталось зашифрованным гортанным немецким, задушевных посиделок за накрытым к позднему ужину столом. Придётся Николая позже пытать о подробностях. Вот как
так получается, что человек думает на двух языках и даже для себя не нуждается в переводе. Очень тёмная штука, наш человеческий мозг, не говоря уже о том, что я тут где-то в нём сижу и даже временами выпендриваюсь…
        Известие о том, что мы пришли их забрать и сопроводить под нашей охраной в Артур капитаны пароходов встретили искренней бурной радостью, и уговаривать их поторопиться с выходом не потребовалось. Также им было разъяснено, что нам нужно до рассвета прибыть в точку рандеву у мыса Шантунг. Это мы с Васильевым и Артеньевым долго судили и прикидывали, что и дало такой результат. Конечно у самого мыса, словно палец торчащего в Печелийский пролив, мы рискуем встретить японский флот, если тот пожелает срезать угол и пройти вблизи мыса, но по здравому рассуждению, стоит нам пройти немного на запад вдоль побережья не приближаясь к английским владениям в Вейхавее, мы покинем зону возможных интересов японцев, в отличие от северного маршрута вдоль другого побережья, не говоря о том, что он намного длиннее, а это само увеличивает риски. И даже если наш караван встретит какой-нибудь английский трамп, нам с "Новиком" нужно будет отойти к горизонту и никакого криминала за встречей не последует, едва ли на расстоянии торгаши сумеют идентифицировать японские суда и удивятся Андреевским флагам на них. А дальше поворот
на север и выход к Артуру с южного направления, то есть задача решена. Ведь, интересы японцев сосредоточены в точках у островов Эллиот, у острова Роунд, у Чемульпо и вокруг островов Цусима и корейских Мозанпо и Пусана. Вот эти отправные пункты и подвигли нас к выбору такой точки рандеву. И в этих условиях обязательным для нас является, не дать уйти дежурящему у Циндао японскому патрулю.
        К двум часам ночи пароходы стали вытягиваться на выход, когда с ходовыми огнями на нас выскочили японский истребитель и миноносец. Так как мы уже вышли из пределов территориальных вод кайзеровского владения, то огонь открыли без заминок, наши артиллеристы отстрелялись на отлично, истребителю снесли все надстройки первым залпом, а миноносец утопили вторым или третьим попаданием. В ответ в нашу сторону они успели сделать всего пару выстрелов, которые даже отклонять не пришлось. Потом спустили шлюпки и подняли из воды девять японских моряков, ещё пятнадцать обалдевших живых с одним офицером обнаружили на взятом на буксир истребителе. По-хорошему это был уже не истребитель, а его корпус с машинами и подпалубными отсеками. Японцы сопротивления не оказали и были заперты в каютах, начавшийся было пожар быстро погасили, как и топки в машине. "Илим", как более шустрый ходок, взял японца на буксир, и наш караван практически без огней со скоростью десять узлов почапал к месту встречи.
        До прихода в Циндао этот электровеник под названием Николай успел пару раз обойти весь корабль. Узнать у сигнальщиков, что если бы они были у себя в "гнезде", то, скорее всего никто бы не выжил, потому, как японский снаряд пробил стенку и внутри всё исхлёстано осколками. И один трёхдюймовый снаряд пробил вторую трубу, а я его не заметила, вот так. На закате Николай построил экипаж, сообщил о ближайших планах и поблагодарил за проведённый в Чемульпо бой, отметил отличившихся! А отец Пафнутий отслужил на юте благодарственный молебен. Боцман принёс целую горсть выковырянных их палубы и надстроек осколков. Даже не верится, что эти уже местами порыжевшие от ржавчины и окалины кусочки иззубренного железа были такими смертоносными совсем недавно. Осталось только понять, что теперь с ними делать, не в металлолом же сдавать, хихикнулось мне.
        Все уже, кажется, стали привыкать к проплешинам на палубе, от затёртых попаданий осколков и уже не лезли в глаза места, подкрашенные от содранной краски и клёпки свежих заплат на стенке гнезда сигнальщиков и трубе. Пусть это не очень красиво, но это живая история боевого корабля, как заплатки на крыле самолёта или заштопанная стираная выгоревшая на солнце гимнастёрка.
        Под эти расслабленные предутренние размышления, когда под теменем лениво ворочаются мысли, лениво отгоняющие насущные позывы мочевого пузыря, ведь лень вставать, шевелиться, это такой классный кусочек суток, когда время словно тоже дремлет, а муха кажется должна перелетая из угла в угол не промелькнуть стремительно, а часами ползти в сгустившейся патоке вставших минут… Но реальность в лице нашего Нельсона просквозила в каюту и толкая в плечо тихонько:
        - Вашскобродь!.. Господин капитан!..
        Клёпа недовольно заворочалась, иногда, как сегодня она спит на подушке, словно печкой грея своим горячим брюшком поредевшую шевелюру Николая. Тут же буквально в паре сантиметров уже мокрый нос Дуси пыхтит прямо в лицо, так что вопрос подъёма решён за нас бесповоротно.
        В рубке встречает и докладывает Левицкий, рядом у карт уже колдует своими линейками и транспортирами Евгений Васильевич, косится от штурвала вахтенный рулевой квартирмейстер, из желудка разливает по организму благость съеденный завтрак. Словом, всё просто прекрасно, караван не растерялся в темноте, дважды бегали, показалось, что что-то в темноте мелькнуло, что не подтвердилось. До рассвета больше часа, мы уже на подходе к точке рандеву. Час назад прояснилось, штурману удалось провести обсервацию, невязка вышла минимальная. Через десяток минут можно попробовать давать сигналы на опознание, хотя пришли на сорок минут раньше, но может и они уже пришли… Ещё полчаса в ожидании с подачей сигнала фонарём с синим фильтром каждые десять минут. И я не чувствую никого живого в округе, ночь тёмная, Клёпу поднимать никакого резона, и они с Дусей дрыхнут в каюте наверняка в командирской кровати. Наконец, что-то почувствовала справа по курсу, скоро и сигнальщик доложил, что видит сигналы оттуда. Мы благополучно опознались и двинулись, огибая скрытый предутренней мглой мыс пока на запад, чуть дальше будем
забирать севернее, чтобы оставить за горизонтом английские владения и не доходя траверза Чифу повернуть на север к Артуру. По прикидкам идти нам весь день и к полуночи можем выйти к нашему рейду. Вот только стоит ли подходить ночью? Несколько часов ничего не изменят и есть смысл отстояться не доходя до Вейхавея часов пять и только после этого идти дальше, ещё и отклониться ближе к островам Мяо-Дао (это же суметь придумать такое название), чтобы точно не попасть в оперативную зону действий лёгких крейсеров японцев, которые, впрочем, именно у этих островов могут сами отстаиваться.
        Практически сразу после опознания и встречи на борт поднялся Сергей Николаевич. Он рассказал, что почти сразу после нашего ухода, Беляев на "Акаси" пригнал ещё японских пароходов, на двух из которых оказались войска и с одного открыли огонь, с "Акаси" его сумели сразу торпедировать одной торпедой из двух, и после этого японцы стали шёлковыми. Тут же снялся и быстро ушёл "Паскаль", с ним ушёл американский пароход, который пришёл на рейд ещё двадцать третьего и пароход "Сафиро", которым решили препятствий не чинить. "Тэлбот" после нашего ухода постоянно посылал запросы, но наши их игнорировали, а когда на вершине отлива "Чиода" отстрелялась тремя торпедами по обнажившемуся корпусу "Варяга" разворотив его в безобразные обломки и стали вытягивать к месту его затопления другие пароходы, англичанин снялся с якоря и покинул рейд. Когда топили пароходы, артиллеристы стрелять ещё не приноровились, по их просьбе подошли поближе, и когда в кабельтове рванул пароход с боеприпасами, подумали, что "Чиода" от такого удара затонет, но повезло, только оглохли все.
        Остальные пароходы расстреливали с трёх кабельтовых и никто не возражал. К концу уже приноровились стрелять, так что топили быстро, весело и с огоньком. Была высказана идея прихватить парочку призами, но потом решили не жадничать, а сильнее завалить подходы к порту. Два парохода затопили на мелком северном фарватере, так что без судоподъёмных работ порт Чемульпо стал совершенно недосягаемым. Закончили уже перед закатом, на выходе столкнулись с ещё одним французским трампом, но не стали с ним связываться. Кстати, при отливе из воды видны обломки "Асамы" и, кажется, "Нанивы", так что в этом месте судовождение тоже стало не простым. Дальше просто шли по счислению до места встречи, никого не встретили. Закончил сообщением, что уже передал все дела лейтенанту Беренсу, бывшему старшему вахтенному офицеру "Варяга", считает, что Евгений Андреевич, достаточно подготовленный и толковый офицер и с задачей перегона трофея справится, тем более, что вся команда с "Варяга" его хорошо знает и он пользуется заслуженным уважением. А вот старший офицер "Варяга" Степанов, как-то не внушил доверия. Вот только мы
пытались придумать, как бы нам обратно нашего старшего офицера выцыганить, а он сам всё устроил и смотрит так просительно. Короче, Артеньев вернулся к своим обязанностям, чему Волков искренне обрадовался, и мы втроём начали решать навигационную задачу. Между делом успели вкратце обрисовать Сергею Николаевичу, что мы успели без него сделать, и что за пароходы дымят позади нас.
        В ходе довольно бурных обсуждений, всё-таки пришли к тому, что наше предложение раскритиковали, и решили идти экономичным ходом как планировали, а потом даже не отстояться, а просто сбросить ход до малого и снова набрать ход уже утром на подходах к Артуру. Дальше было просто и скучно, мы снова наматывали круги вокруг каравана, "Чиода" и "Акаси" встали по бокам опекаемых пароходов и болтающегося на буксире позади "Илима" истребителя, на котором приспособили какую-то палку и подняли на ней русский флаг. Даже не знаю, кто там хозяйничал, ведь после встречи, наших матросов мы оттуда сняли, и, кажется, туда высадились охотники с "Акаси", ведь за японцами надо присматривать, кормить, некоторым медицинскую помощь оказывать, до ветру выводить, да и осмотреть добычу тоже не помешает, вот там весь день кто-то и мелькал, а у флага в позе буддистского монаха бессменно сидел лысый или бритоголовый матрос с винтовкой, надо понимать караул, что-то было в этой картинке метафизическое… Между прочим, наши ни слова не понимающие по-японски и на английском матросы сумели выяснить, что истребитель называется или
назывался "Сирануи" под командой капитана третьего ранга Нисио или Нисино, а миноносец - номерной, №65. Ох, снова рапорты переписывать, а может удастся где-нибудь аккуратно втиснуть строчку. Ещё в подарок принесли чуть обгоревший кормовой флаг с восходящим солнцем, а мичман Кляйнгард ходит хвастается японским кинжалом, кажется он называется "вакидзаси" или как-то похоже. Расстроен только Василий Иванович - наш боцман, что не смог пошукать на трофеях и ничего полезного для корабля из этой катавасии не извлёк. Через пять часов повернули на северо-запад, а к ночи увидели острова Мяо-Дао, и сбросили ход…
        Мы как раз прошли траверз столицы английской колонии, до обеда оставалась куча времени и мы попросили Артеньева пригласить всех офицеров в капитанский салон, для серьёзного разговора. Всей вахте были отданы самые исчерпывающие приказы, и мы пошли к офицерам.
        - Господа! Я собрал вас вот для чего: Мне не только хочется в очередной раз выразить вам своё удовольствие! Мне бы хотелось немного заглянуть в будущее. Мы все выбрали военную службу, и желать наград и чинов для нас правильно, и ничего в этом предосудительного нет. И вы не хуже меня знаете и наверняка уже обсуждали, что только одна практически отражённая ночная атака японских миноносцев с потоплением семерых из десяти уже укладывается в статут такого ордена, как Святой Георгий четвёртой степени. Что же говорить про атаку и потопление двух новых японских броненосцев, один из которых флагманский. В этом же ряду потопление почти всей эскадры адмирала Уриу, с практически пленением его самого, и взятие трофеями двух полностью исправных японских крейсеров, не касаясь блокирования порта от высадки японского десанта и спасение семи сотен русских моряков. Можете к этому добавить практически освобождение двух русских пароходов в Циндао, с потоплением японского миноносца и захватом корпуса японского дестройера, последние пункты ещё и довести до Артура надо, но я верю в нашу удачу. Если сложить всё, что мы с
вами успели за эти дни наворотить, то это не только ордена, это ещё и звания. И можете не сомневаться, я буду ходатайствовать со всем пылом и настойчивостью. Но тут есть ещё один аспект, как только вас поднимут в чинах, то встанет вопрос о переводе вас согласно полученному званию, то есть, чтобы расти дальше. И это вроде как правильно! И замечу, что это будет касаться не только вас, но и меня самого. Вот только я скорее откажусь от нового звания, чем отдам кому-то наш "Новик". Вы же не можете не понимать или не чувствовать, что это особенный корабль, в который мы все вложили кусочек своей души, сил, умений и может именно поэтому тот корабль, на котором мы сейчас находимся, очень мало похож на то, что сделали на верфи Шихау замечательные немецкие корабелы. Одно то, что немцы на сдаточных испытаниях так и не смогли выжать из до предела облегчённого крейсера обещанные по проекту двадцать пять узлов, а устраивать шестичасовой прогон на полном ходу вообще не рискнули и наверно кому-то очень хорошо заплатили, чтобы этот пункт приёмных процедур забыли. А вот мы вчера по пути в Циндао без малого восемь часов
шли полным ходом! Евгений Васильевич! Какая у нас средняя скорость получилась?
        - Господа! Средняя вышла тридцать пять и восемь, а временами фиксировали тридцать семь и две десятые узла. Это я ещё прошу учесть, что ветер был в скулу, то есть можно считать встречный со скоростью больше двадцати узлов, так что без ветра или при попутном ветре могу предположить все тридцать восемь узлов. А механики уверяют, что у них ещё запасец остался. Поэтому смело могу утверждать, что на Земном шаре сейчас нет ни одного корабля быстрее нашего "Новика".
        - Вот так, господа! А ещё вы сами знаете, что мы добились экономичности больше чем на треть, и дальность хода у нас выросла за счёт скорости и экономичности почти в два раза. И торпеды у нас ходят в два раза быстрее и дальше, сами же смеялись над "мочой Эссена", думаете не знаю? Да Бог с вами, правда смешно, но ведь получилось! Мы с какого расстояния в "Ниитаку" стреляли? А в "Наниву" и "Такачихо"? В первых двух - с семи и восьми кабельтовых, а "Такачихо" шла позади флагмана почти в двух кабельтовых, выходит, что наша торпеда прошла почти милю с максимальной скоростью. Таких торпед больше нет нигде! В общем, это всё железо, хоть и классное, но не более. Но на нашем корабле лучшие канониры, лучшие минёры, лучшие сигнальщики и рулевые, лучшие механики, даже палубная команда и кочегары у нас не чета другим! А доктор и батюшка у нас разве есть ещё у кого такие?! Через два дня у нас в лазарете ни одного раненого не осталось, мой одноглазый вестовой уже вахты стоит, а Сергей Николаевич уже по трапам скачет, как молодой джейран! Понимаете, о чём я хочу вас попросить?! - Николай выдержал паузу, обвёл всех
долгим пристальным взглядом, всем и так стало понятно, к чему пришёл разговор. - Я очень прошу вас всех и каждого хорошо подумать и до конца этой войны остаться на корабле вместе со мной. По моим прикидкам, эта война не должна сильно затянуться. Мы уже нанесли весьма чувствительный удар по японскому флоту, они потеряли треть своих лучших броненосцев линии, они потеряли один из своих флотов, пусть не самый мощный и сильный, но мы ведь ещё в строю и не собираемся останавливаться. А скоро приедет Степан Осипович и это великое сидение адмирала Старка в Артуре, я уверен, закончится. Не поверю, что Макаров станет выжидать, а не начнёт наносить разящие удары по самым уязвимым местам японцев. Так что вопрос упрётся в сухопутных вояк, если и они не подведут, то к середине лета максимум, микадо запросит мира. Только бы не как в турецкую войну, когда наши переговорщики профукали все наши победы, но это уже не в нашей власти, наше дело служить и присягу исполнять, а политикой пусть государь ведает. Так что суть моей просьбы простая, на это время остаться с нашим кораблём. Если кто-то надумает согласиться на
какое-нибудь заманчивое предложение, обещаю, что дам самые добрые и полностью заслуженные рекомендации, и никаких обид ни словом, ни жестом. Просто нам в нашей семье "Новика" будет его не хватать. Возьмём кого-нибудь со стороны, будем возиться, опекать, учить… Но ведь война и надо воевать. Мне кажется, что даже Клёпа с Дусей и коком Никифорычем внесли свою долю в наши победы, без любого из них уже всё могло стать иначе… И напоследок по этому вопросу! Огонь мы, можно считать, прошли и показали, что он нам не страшен! Воды в нашей морской жизни нам и так хватает! А вот ждут нас всех, господа, куда как более страшные "медные трубы"! А это испытание не все самые стойкие смогли выдержать! Постарайтесь и к этому подготовиться… - Никто ничего не говорил, все уже бывалые офицеры, и прекрасно понимают нашу правоту, и судя по эмоциональному фону уходить и правда никто не хочет, но ведь и предложения могут быть самые разные… Помолчав, Николай продолжил:
        - Господа! Это не единственный вопрос, который хотел с вами обсудить. Я хочу при всех обсудить вопрос наших ютовых орудий. И вот какая мысль у меня родилась. Поначалу я очень злился на это происшествие и все мысли были: "Где нам взять новую пушку?". А потом вдруг подумал, а так ли нам нужна эта новая пушка? Главное, что сейчас лично меня не устраивает, это не сбалансированность залпа и нужно всё время помнить, что левый борт у нас слабее, что урезает нам свободу выбора манёвра, и может поставить в неудобное положение. То есть если мы перенесём нашу кормовую пушку на место потерянной левой, то это сбалансирует наш артиллерийский потенциал, а один ствол в неполные пять дюймов по большому счёту ничего кардинально не решит. А вот минное вооружение у нас очень слабое и размещено крайне неудобно. Что если на место кормовой пушки нам поставить парный минный аппарат на яблочном шарнире?! Если расположить его максимально низко, убрать леера по бортам, то мы получим на борт минный залп из четырёх аппаратов, так бы мы может и три броненосца за раз прищучили. Но возникают не только чисто технические вопросы,
но и где эти аппараты взять? А можно ли с высоты борта пускать торпеды? Кто их будет обслуживать? В общем, много вопросов! Вот я и пригласил всех эти вопросы обсудить! Что скажете?
        Ожидаемо минёры взорвались ликованием, артиллеристы не мeньшим негодованием, а механики утопили всех в кислейшем скепсисе. Я предложила Васильеву, доктору и батюшке вернуться к своим обязанностям, а Новицкого попросила отправить кого-нибудь на вахту в машину. Остальные уже сцепились, появилась бумага, карандаши. Мы с Артеньевым тихонько вышли, пусть сгенерируют чего-нибудь… В результате дебаты растянулись на двое суток, при этом все три стороны апеллировали к нам, настаивая на исключительно своей правоте…
        Глава 35
        В предрассветной дымке мы сошлись бортами с "Акаси", чтобы передать капитану второго ранга Беляеву второму пакет с подробными рапортами для командования и сообщить, что мы их проводим до рейда, но подходить в прямую видимость не станем, потому, как у нас есть незаконченное дело, о чём есть в переданных рапортах (честно, там только туманные общие фразы и не более, но ведь они есть!). Кроме того на борт к Беляеву перебрались все находившиеся у нас раненые, тяжёлых среди них уже не было. Ещё, я накануне вечером заставила Николая написать письмо Машеньке. Ох, мне эти мужики! Видите ли он все рапoрты написал и ужасно устал, а то, что любящая и любимая женщина ничего про него не знает и с ума сходит, особенно после самоубийственной атаки на броненосцы, которую видели очень многие и описание наверняка приобрело уже такие подробности, что просто нормальный рассудок сохранить не просто! А он, видите ли, устал! Хорошо, хоть совесть у нашего будущего адмирала есть и правда любит, так расписался, что надеюсь, наша жена будет довольна. Вот какой сладкоголосый оказался, поэт почти, что с людьми любовь делает!
        К Беренсу тоже подошли, известили, что уходим и что все бумаги уже переданы Беляеву, после взаимных пожеланий "счастливого пути" они продолжили путь в Артур, а мы малыми ходами стали уклоняться восточнее в направлении скалы Энкаунтер. Клёпа, успевшая перекусить подношением от Никифорыча, взмыла вверх, и мы наблюдали, как без всяких помех наш караван подходит к рейду, где тупо продолжает стоять почти вся эскадра, за исключением повреждённых "Аскольда" и "Цесаревича", а ещё не видно "Петропавловска", "Ретвизана" и "Пересвета". Да и встали теперь не так широко, как раньше. "Победа", "Севастополь" и "Полтава" встали почти под самым Электрическим утёсом, перед ними изображают линию "Диана", "Паллада", "Баян" и "Боярин". Почти по линии входного створа вдоль берега Тигрового хвоста кажется "Джигит", "Гиляк" и "Забияка", рядом с ними три миноносца. На рейде тишь и умиротворение, снуют катера и шлюпки, "Севастополь" грузится углём, куда-то на юг вдоль берега бежит "Ангара". Тут в голову ударило: "А если Того или Камимура в отместку решили повторить атаку миноносцев и "Петропавловска", "Ретвизана" и
"Пересвета" потому и нет, что повреждены или утонули?!" Блин! ну это же надо быть такими упёртыми идиотами, что словно специально провоцируют! Это Старк своё христианское усердие демонстрирует, гад, подставляя другую щёку? Но нам всё равно не стоит пока в Артур соваться, а то в ближайшую неделю не вырвемся, а там "Маньчжура" интернируют! ну ладно, сейчас наш караван доползёт и разворошит эту миргодоскую тишь. А нам пожалуй пора! Кстати, пока Клёпа летала, на горизонте прошли миноносцы, почти уверены, что это были японские наблюдатели! А на рейде ни одна собака даже не почесалась. Ох! Скорее бы Степан Осипович добрался! А вот, наконец, наш караван обнаружили, "Ангара" на полном ходу развернулась и чешет наперерез, а с рейда снялись два миноносца и тоже двинули "позырить". Вот и славно, этих дотащили, теперь побежали за Кроуном… Сегодня тридцатое, нам до Шанхая топать почти двое суток, то есть будем в ночь на первое февраля, но из книжки помню дату шестое февраля (дочка-водолейка у меня шестого родилась, ещё бы я забыть могла, как и двадцать шестое января - день рожденья соседа-одноклассника), когда
подошла "Мацусима" или какая-то ещё"…сима", но в книжке же сказано, что она почему-то пришла раньше, а до её прихода "Маньчжура" пасла японская канонерка. Вот и не ясно, что там нас у Шанхая ждёт, если только одна канонерка, так и что мешало Кроуну спокойно уйти в Артур? Не такой офицер Николай Александрович, чтобы побояться вступить в бой, или ему просто не разрешали уйти, тогда и с нами не уйдёт. Вот такие вопросы и ответы можно получить только у самого Кроуна в Шанхае. Вообще, с детской песенки"…вам посылка из Шанхая…" к этому городу, вернее, названию, какое-то особенное отношение. И сколько бы я не узнавала, что Шанхай - это вторая столица Китая, что это уже в это время очень крупный город и порт на реке Янцзы, но всё равно оттенок чего-то удивительно сказочного детского остаётся отголоском в сознании. Почти такое же связано с Римом, из-за гладиаторов, Спартака и холмов с Ромулом и Ремом при кормящей волчице. Умом прекрасно понимаю, что ничего там сказочного, нормальный китайский город и порт, но пока сама не увижу, не поверю…
        У господ офицеров полемика перешла в практическую стадию, человек десять матросов и офицеров ползали со складными аршинами, замеряя расстояния и размеры по всей корме. Нас же больше всего, честно говоря, единственное, что интересовало, это возможно ли пускать торпеды с высоты нашего борта, и если возможно, то мнение офицеров нас не остановит, будет один артиллерист переучиваться на минёра, дадут ему в помощь двух матёрых кондукторов, а в два других расчёта возьмут по толковому матросу из канониров. Высота устанавливаемых аппаратов порядка полутора метров, в любом случае не выше метра семидесяти, если выше, то угол встречи с водой торпеды будет достаточно близким к вертикали, а значит нырнувшая торпеда может при всплытии изменить направление и пойти куда угодно или просто не всплыть. Хотя, я ведь помню кадры из фильма или не помню где видела, как с высокого борта торпеда летит достаточно далеко и с довольно большой скоростью, падает в воду оставаясь параллельной воде, и даже может проскочить по поверхности "блинчиком" только после этого погружается и устремляется к цели. Да и самолёты-торпедоносцы
сбрасывали торпеды с высоты наверно не меньше десяти метров, очень сомневаюсь, что не летающие лодки рискнут снижаться ниже, ведь любая неточность и самолёт погибнет. Может дело в том, с какой скоростью выбрасываются пороховыми вышибными зарядами торпеды Уайтхеда? И Николай объясняет, что способов увеличить, если дело только в скорости, эту самую скорость есть два, один - увеличить силу порохового заряда, но это чревато тем, что трубу аппарата просто разорвёт. Второй - это увеличить длину трубы, чтобы увеличить время разгона торпеды, соответственно возрастёт скорость выхода торпеды, но и здесь есть риск, что снова может не выдержать труба и не сдетонирует ли взрыватель при ударе о воду при слишком большой скорости удара о воду. То есть всё, что мы можем сделать сейчас, это умозрительные рассуждения и довольно приблизительные расчеты, в данном случае без натурных испытаний обойтись нам не удастся. Так что нам нужно подготовить всё необходимое для этих испытаний, а ещё нужно где-то найти сами аппараты, как-то сомневаюсь, что свободные многотрубные аппараты на складе штабелями хранятся и только ждут, что
мы за ними придём. Но такая гимнастика ума захватила почти весь экипаж, что тоже неплохо.
        А доктор Рыков ходит и страдает. Всё-таки медики удивительные существа. У нас на станции работала одна молодая докторица, которая обожала приговаривыать: "Эх! Мне бы сложный клинический случай, а то заплесневела уже вся!" Но приходилось мне с ней дежурить, и даже обычная, но тяжёлая рутина выматывала порой так, что после вызова к машине доползти сил не было. И вот я пыталась сформулировать истинное желание доктора, которое скрывалось за такой озвучиваемой бравадой. Конечно врачи, как и все люди бывают самые разные, но мы о хороших врачах, настоящих профессоналах своего дела, которых в последние годы в той жизни в медицине практически не осталось, как и самого здравоохранения, которое как-то очень быстро и ловко заменило медицинское обслуживание. Вы спросите в чём разница и это просто слова, отнюдь, слова кодируют, вкладывают в головы императивы, которые следует исполнять. К примеру, кому помешало слово старинное русское "ЛЕЧЕБНИЦА" или "ЗДРАВНИЦА"? И его заменили на "БОЛЬНИЦУ", видимо придуманное, как прямая калька с какого-нибудь "КРАНКЕНХАУСА". А ведь смысловая разница кардинальная, в лечебнице
лечат, в здравнице оздоравливают, дают здоровье, а в больнице? Правильно, в больнице - БОЛЕЮТ! Так и что является целью каждого из перечисленных заведений? То есть, как в той присказке: "Мужик! Тебе шашечки или ехать?!" Наш язык вообще потрясает своей точной и удивительно ёмкой глубиной, даже, когда в каждодневной суете мы не задумываемся об истинных смыслах и вложенных оценках. Так, я бы не доверила вести в бой или командовать ни одному адмиралу или генералу, которые используют в отношении подчиненных им уничижительное "солдатики" или "матросики". Не показательны ли достижения таких полководцев? А для великого Суворова его солдаты были не "солдатики", а "чудо-богатыри"! Почувствуйте разницу!
        Так вот, вернёмся к нашему заскучавшему доктору. Неужели он, правда, хочет, чтобы кого-нибудь из экипажа ранило, оторвало ему ногу или руку?! Конечно, не хочет, он, скорее всего даже не понимает и не задумывался, чего он на самом деле хочет, как моя знакомая со скорой. Я пыталась придумать такую ситуацию, некий идеальный клинический случай. Так вот получилось, что больной или раненый должен быть на грани жизни и смерти, и довольно несложным и не изнуряющим вмешательством или действием, как по волшебству, пациенту на глазах становится лучше и в обозримые сроки, лучше даже не дни, а часы наступает практически полное выздоровление. И именно причастность к такому, а не коньяки и коробки конфет на самом деле заставляют медиков изо дня в день идти в бой с болезнью и страданием. И это не "игра в Бога" как в каком-то импортном фильме изобразили, это патология, мания величия называется, а вот пережить личную причастность к чуду выздоровления, это такой драйв, такие ощущения, которые кроме медиков мало кто испытывал, ведь даже спасший утопающего спасать чаще всего не учился и не готовился специально, и всё
происходит спонтанно и бестолково, а в конце только результат: "Да! Спас! Благодарят! Но непонятно за что, и не покидает ощущение, что где-то вот прямо здесь обманули, что-то главное скрыли или оно ускользнуло!" Действительно ускользнуло, вот эта самая частичка чуда, которую только настоящий врач в своей работе умеет уловить и даже поставить себе в помощники… Вот и наш доктор, практически получил идеальных пациентов, тяжёлых настоящих, которые волшебно и непостижимо выздоровели и он испытал эту саму радость и драйв, но пациентов больше нет, а этот наркотик захватывает с первого раза и в душу западает навсегда, как ощущение в руках первого принятого тобой новорожденного издавшего первый в жизни писк… Но как-то совсем не хочется для удовлетворения желаний нашего доктора подставлять наш экипаж, пусть уж лучше свою научную работу шлифует. Тем более, что сейчас как раз самое время, когда начали свои изыскания Павлов, Сеченов и Зиги Фрейд, которые с воодушевлением накинулись на загадку человеческой психики, так что наш Георгий Самуилович в очень модной струе может оказаться…
        Примерно в ста милях от Артура на нас выскочили три японских миноносца или истребителя, далеко, толком не рассмотреть было, но они видимо нас рассмотрели и слиняли, едва поняв, кто им навстречу идёт. Приятно, ёлы-палы! Похоже, что у нас уже начинает имя появляться и возможно даже фамилия, то есть японцы нас уже заранее уважают, а это радует и обязывает одновременно. Посмеялись в рубке, но в каждой шутке… Вы же знаете!
        Когда ушли на адмиральский час,[20 - Адмиральский час" - введённое ещё Петром Первым правило послеобеденного сна на кораблях флота.] я вспомнила, что хотела расспросить, о чём Николай с герром Оскаром в Циндао так радостно общался? И Николай рассказал. Фон Труппелю уже передали из Берлина первые новости с описанием нашей ночной атаки, а главное дневной с потоплением двух броненосцев, кстати, адмирала Того выловили из воды, но он тяжело ранен. Губернатор, само собой, попросил рассказать, как это виделось нам с мостика "Новика". И очень удивился, что у нас ни одного убитого и мало повреждений, в ответ Николай рассказал про "охоту за залпами", само собой, попросив слишком об это не распространяться.
        Вообще, Николай с удовольствием принял мои слова о том, что русским и немцам воевать - большущая глупость, от которой никогда ни одна из сторон не выигрывала, а наваривались только третьи, типа англичан, на что и увёл разговор. И задвинул губернатору идею о том, что у немцев и русских одни общие славянские корни, что немцы суть потомки западного племени славян. И в качестве доказательства привёл с десяток аргументов. К примеру, название столицы рейха, гербом которой является стоящий на задних лапах мишка, происходит от русского-славянского слова БЕРЛОГА, то есть жилище - ЛОГОВО медведя или БЕРА, истинное имя которого вслух произносить нельзя, чтобы не разгневать хозяина леса. И если герр Оскар возьмёт русский словарь или попросит кого-нибудь владеющего русским языком перевести названия большинства исконных НЕМЕЦКИХ городов, окажется, что почти все носят славянские имена. Если ему этого покажется мало, то можно организовать археологические раскопки на сакральном для любого немца острове Рюген, где славянское всё до самой магмы. А ведь именно с него начался немецкий народ, как уверяют заветные
старинные предания немецкого народа, как и Рюрик пришел на Русь с Рюгена, и приняли его славяне, только и, прежде всего, потому, что Рюрик и сам был славянином, а совсем не викингом, как англичане всех пытаются убедить. А на Руси каждый ребёнок знает сказочный остров Буян, который и есть немецкий Рюген. После таких откровений фон Труппель впал в глубочайшую, задумчивость. А Николай его добил, тем, что только два народа в мире могут безоглядно и самоотверженно сражаться за свою Отчизну, которая по-немецки Фатерлянд, и это немцы и русские, хотя у немцев всё-таки уже начинает побеждать европейский здравый смысл. И ещё, только немцы из всех иностранцев легко и безоглядно ассимилируются в России и уже во втором поколении считают себя русскими, а не немцами. И нет в этом предательства немцами Фатерлянда, на генетическом уровне немцы на Руси чувствуют, что вернулись домой, так и чего ещё требовать, ведь истоки славян в Приуралье и Поволжье, не даром сохранились в летописях упоминания о "стране городов" - Гардарике у "жилы становой" - Уральского хребта. Эх, не было меня при этом разговоре, я бы ещё
чего-нибудь добавила, хотя потом сообразила, что эти друзья чирикали на "Хох-дойче", в котором я кроме "хенде хох!" не знаю ничего…
        А потом Труппель рассказал очень много интересного. Оказалось, что в Петербурге происходят очень любопытные дела. императрица Александра Фёдоровна уже почти собралась в монастырь, хоть император Николай Второй делает всё, чтобы её отговорить, но успеха не имеет. Последней точкой стало буквально на днях падение с лестницы, из-за которого она выкинула плод ещё неизвестной императору беременности, а последующее кровотечение чуть не убило её. Соответственно, грядёт отречение и стоит готовиться к вступлению на престол Георгия Первого, а он до сих пор не женат, по поводу чего резко возбудились все царственные дома Европы. Сняли графа Ламсдорфа, но утверждения нового канцлера не происходит по неизвестным причинам. Начата реорганизация жандармского управления и сыскного департамента. Арестован великий и ужасный премьер Сергей Юльевич Витте, идёт следствие и оно встряхнуло уже не одну высокопоставленную персону. Столица гудит и полнится слухами, Георгий живет с матерью и братом Михаилом в Аничковом дворце, почти ежедневно общается с братом, вернее с братьями. На май назначен созыв Вселенского собора и
планируются выборы патриарха с пересмотром или отменой Никоновской реформы. Начата масштабная ревизия казенных заводов, срочно вызван в столицу генерал-адмирал. Говорят об отставке военного министра. В Петербурге стало известно о намеченном заключении между Францией и Британией "Сердечного согласия" по поводу чего были вызваны к императору послы и им поставлено на вид.
        В Берлине очень надеются на этом фоне на потепление отношений. Оценка происходящего в этих краях двойственная. С одной стороны, если Россия резко даст отпор Японии, на островах могут просто списать её, посчитав "хромой уткой", с другой стороны, если Британия безропотно бросит своего официального выкормыша-союзника, то это может серьёзно подорвать её реноме на политической арене. Поэтому на Темзе идут масштабные политические баталии, тем более, на фоне осложнений с заключением союза с Францией, а через неё с Россией, ведь на континенте явно набирает силу Германия, с которой островитянам не совладать и они явно боятся. Так что события в этих далёких краях сейчас практически напрямую влияют и меняют все главные европейские расклады. Японцы в панике, наш крейсер уже назвали "Белым демоном", вот, что значит светлая окраска! Господин капитан цур Зее прямо высказал свою заинтересованность в наших успехах и в неизбежном после них карьерном взлёте в столице, ведь как ни крути, он будет очень рад за успехи земляка. На что его ждало разочарование, когда Николай не без ехидства поведал, что род Эссенов ведёт
свои корни из Голландии[21 - Это действительно так. А графский титул был жалован герою войны 1812 года, губернатору Санкт-Петербурга Петру Кирилловичу Эссену в 1831 году. На графском гербе нанесён девиз "Верою и верностию!". Николай Оттович фон Эссен отношения к графской линии не имеет, хотя право на приставку "фон" имели все Эссены изначально.] и служит русскому престолу со времён царя Петра Алексеевича.
        Труппель быстренько свернул щекотливую тему, а Николай в красках рассказал, зашедшему "случайно на огонёк" корреспонденту "Берлинер Цайтунг", что происходило в Чемульпо, ход и результаты боя и что сейчас бывшие японские крейсера "Чиода" и "Акаси" с экипажами русских "Варяга", "Корейца" и "Сунгари" следуют в порт Артур. Указанные корабли, на которые ещё до объявления войны напала эскадра адмирала Уриу, были в безнадёжной ситуации затоплены своими экипажами. Что в настоящий момент порт Чемульпо приведен в состояние невозможности принимать суда, в связи с уничтожением портовых сооружений и блокирования фарватеров затопленными судами. Стационерам нейтральных стран не чинилось никаких препятствий, и они успешно покинули рейд Чемульпо до блокирования порта. На французском крейсере "Паскаль" покинул Чемульпо бывший командир крейсера "Варяг" Руднев и японский адмирал Уриу. Последний после того, как в присутствии командира "Паскаля", дал клятвенное обещание никогда в жизни не участвовать в войне с Россией и русскими. Кроме этого сообщили журналисту, что сюда зашли, чтобы под охраной сопроводить в Артур
заблокированные японскими кораблями в порту русские гражданские пароходы "Илим" и "Мста".
        Собственно на этом посиделки свернули. Да! Труппель очень веселился, рассказывая, что после извещения о начале войны между Японией и Россией потребовал из Берлина подробные заверенные инструкции по проведению процедуры интернирования и средства, которые наверняка потребуются, для исполнения данных инструкций, после чего Берлин этот вопрос больше ни разу не поднимал. Труппель вообще, довольно много рассказал, и Николай расскажет мне по мере того, как будет вспоминать. Ведь уже рассказанного вполне достаточно, а ещё так вовремя герр фон Труппель подшустрил с журналистом, который, как помнит Николай имеет весьма немалый вес в европейских журналистских кругах. Напоследок Труппель подтвердил своё радушие, если Николаю захочется посетить на своём корабле или без него колонию Циндао, вплоть до того, что он готов посодействовать при необходимости ремонтом и бункеровкой…
        Воздух становился всё теплее, мы уже шли в водах Жёлтого моря. Навстречу попался один немецкий трамп, на горизонте несколько раз мелькали паруса джонок, тихо прошли ночь, день, потом снова ночь. Здесь к утру была не дымка, здесь был густой белый туман, в котором, по словам Волкова, мы подходили к устью Янцзы, поднявшись по которой мы могли бы попасть в порт Шанхая…
        Глава 36
        До внешнего рейда в устье Янцзы нам осталось около тридцати миль. Солнце уже взошло, превращая туман вокруг нас в переливающийся жемчужным блеском сияющий муар. Скоро солнце растворит этот туман, и что нам делать, пытаться подойти поближе и вдруг оказаться прямо рядом с японцами или подождать, чтобы подходить зряче? Сейчас вокруг чувствовала кучу народа, тут джонки снуют, как люди на вокзальном перроне, так что чётко определить японцев заранее не получится. Сигнальщик слазил насколько смог залезть наверх, метров тридцать, а судя по тому, что наверху с его слов туман не просвечивается, то все пятьдесят метров высоты тумана. И Клёпу выпускать нельзя, она нас не найдёт, и сколько ей в высоте болтаться неизвестно, а если девчонка запаникует? Пора принимать решение…
        - Евгений Васильевич! Давайте ложиться в дрейф. Сигнальщикам полную смену, смотреть во все стороны, докладывать о любых изменениях немедленно. По одному сигнальщику на нос и корму, и ещё одного на кормовой мостик. Вестовой! Вызвать сюда нашего радиста, как-то давно мы ему работу не находили.
        Забегали сигнальщики, звякнул машинный телеграф, Сергей Николаевич с сигнальщиком ушёл на кормовой мостик. Мы, как положено в тумане били в колокол. В рубку прибыл радист.
        - Вот что вы должны сделать. Сейчас попробуете установить связь с "Маньчжуром". Вполне возможно, что он нас слышать будет, а вот мы его - нет, но попробовать стоит. В любом случае, если даже ответа не будет, как только поднимется туман и осмотримся, передайте для него, что за ними прибыл крейсер "Новик", который ожидает его напротив внешнего рейда. Еще послушайте, может услышите переговоры японцев, придёте и доложите! Всё, можете идти.
        И потянулось нудное ожидание. Даже носовую пушку с мостика было едва видно. Туман сказочно переливался и мерцал вокруг, правда, последние минуты он начал клубиться прогретый солнцем.
        Примерно через час туман вдруг перестал мерцать и просто навалился так, что перестала быть видна даже носовая пушка. А ещё через некоторое время сигнальщик сверху крикнул, что туман опустился и у них уже всё видно, мачты словно торчат из молока. Мы ещё не успели ничего сделать, быстро, как всё происходит на юге, туман исчез. Но разбираться, куда он девался стало некогда. Радист ещё час назад доложил, что вызвать "Маньчжур" не выходит, но он хорошо слышит совсем рядом активные передачи, скорее всего японцы. И вот теперь мы увидели этих самых японцев. В миле слева от нас недалеко друг от друга шли малым ходом два корабля под лучистым солнцем японского военно-морского флага. Всего в десяти-двенадцати милях к западу видно было берег и множество кораблей на рейде, вокруг россыпью белели паруса многочисленных лодок, джонок и прочего плавающего результата судостроения. И самое неприятное, что узнанная Николаем "Мацусима" сейчас направлялась в глубину внешнего рейда.
        Получается, что, или мы так сильно отдрейфовали, или наш штурман промахнулся со счислением на двадцать миль. Но тогда мы должны были слышать "Маньчжура". Мы приказали радисту передать радиограмму Кроуну, добавив, что на внешнем рейде его выход блокирует японский крейсер "Мацусима", если что-либо изменится, мы его известим.
        Два японских корабля Николай опознал как авизо и странную канонерку или судно береговой обороны, что не особенно важно, так как нам их в любом случае лучше потопить, пока они находятся за пределами территориальных вод или на их границе. То есть, хорошо бы их вытащить за их пределы, и вообще замечательно было бы спровоцировать и вытащить "Мацусиму", потому как топить её в территориальных водах нейтрального Китая, всё-таки не стоит. Ещё получалось, что ставить зеркала, когда вокруг столько зрителей, тем более со всех сторон, явно не стоит, лучше отойти для этого.
        - Евгений Васильевич! Средний ход и разворот направо на шестнадцать румбов, через десять минут ещё направо на восемь румбов! Наша задача подрезать им корму и заставить идти за нами. И осторожнее, у этой непонятной канонерки могут быть чудовищные калибры в корме и носу, которые нас разнесут на таком расстоянии, а авизо должна быть весьма резвой. И я запрещаю давать ход больше среднего! Надо "Мацусиму" на себя вытащить! Артиллерия! Огня не открывать, мы должны быть жертвой нападения, а не агрессорами! Ждём второго залпа! Всем приготовиться, будем вертеться! Минёры! Проверить все аппараты. Возможно, придётся стрелять! - "Новик" накренился на левый борт, все влипли в свои боевые посты.
        - Сигнальщики! Смотреть за "Мацусимой" и по сторонам! Всё интересное докладывать! Особенно, если увидите другие военные корабли или "Маньчжура"!
        В этот момент долетел звук выстрела и почти одновременно встал фонтан в полутора кабельтовых у нас по корме. Это отстрелялась странная канонерка. Калибр и, правда, оказался серьёзным. "Новик" покатился в новый вираж. А берег уже уходил за корму. Японцы разошлись и сейчас поворачивали на нас.
        - Сигнальщики! Поднять сигнал "Лечь в дрейф! Застопорить ход! Предлагаю сдаться!" Они просто обязаны обидеться. Артиллерия! Сбейте этому уродцу трубу, чтобы он встал! Надо, чтобы он не мог за нами идти! А авизо можете топить, хотя, лучше тоже сначала им трубы выбить!
        Второго выстрела не дождались, вместо большой пушки зачастили мелкокалиберные стволы. Захлопали два наших ствола на юте.
        - Евгений Васильевич! Вы нас теперь привязали? Где территориальные воды?
        - Николай Оттович! Прошу прощения за невязку! Мы через две минуты точно выйдем из территориальных вод Китая! Японцы уже сейчас не в них. Скорость четырнадцать узлов, может немного прибавим?
        - Давайте сейчас до восемнадцати минут на пятнадцать, а то уж очень ребятки близко, потом снова средний ход!
        Тем временем оба японца уже легли на курс преследования. Формально, их понять можно, по весу бортового залпа это парочка точно поболее нас, а ещё у них в тылу "Мацусима", которая одна сильнее нас, так и чего им бояться какого-то наглого русского крейсера второго ранга? На что собственно и строился расчёт. В рубку вернулся Сергей Николаевич, доложил, что радист передал, что японцы почти весь эфир забили, очень активно общаются. "Маньчжура" он так и не слышит. Мы оторвались уже на милю от авизо, а канонерка-мутант отстала ещё на полмили.
        - Внимание! Средний ход! А то, нас так не догонят! Сигнальщики! Что там "Мацусима" делает?
        - Вашскобродь! "Мацусима" разворачивается, кажись хочет нас догонять!
        - А вот это славненько! Знаете, Сергей Николаевич! Мне эта непонятная канонерка чем-то наш "Грозящий"[22 - Канонерская лодка "Грозящий", спущена на воду в 1890 году. 1895 -1905 гг. стационер на Средиземном море. Имела парадный ход в районе 12 узлов, носовое орудие 225мм/35 и 152мм/35 кормовое, оба Обуховского завода. Кроме этого 6 - 47 мм и 4 - 37 мм Гочкиса, ну и два надводных торпедных аппарата 381 мм. Правда ещё имелся броневой пояс до 150 мм, хотя и узкий, но ведь был, сотворённый под патронажем гения Шестакова. Хотя винить его особенно не за что, это период, когда рождалась совершенно новая стратегия и тактика войны на море, где все тыкались наощупь и никто не знал, как на самом деле будет лучше и востребовано. В октябре 1917 году канонерка как могла участвовала в Моонзундском сражении. В 1898 -1899 гг. на ней под командованием Эдуарда Николаевича Щенсновича служил старшим офицером лейтенант фон Эссен. В настоящий момент капитан первого ранга Щенснович командует в Артуре эскадренным броненосцем "Ретвизан".] напоминает, едва ли хороший ходок, вон уже отстала.
        Тем временем артиллеристы с азартом разносили трубу и воздухозаборники авизо, которая как-то тоже прыти поубавила и мачту уронила. Едва прозвучали первые залпы, как по мановению волшебной палочки вся акватория очистилась и только вдалеке у горизонта скопились многочисленные паруса. Вот чего у китайцев не отнять, так это умения держать ушки топориком и моментально реагировать на ситуацию. Мы сейчас были в паре миль от территориальных вод, японцы упорно продолжали ползти в нашу сторону, а мы заложили плавную циркуляцию и прекратили огонь, ещё утонут, чего доброго раньше времени. Раз в пять минут бухала здоровенная пушка канонерки, самое близкое к нам попадание было почти в кабельтове.
        А авизо повела себя как самая неблагодарная свинья и решила тонуть, не знаю, что там у неё произошло, но она с каким-то чрезмерным креном стала сбрасывать шлюпки и канонерка постреливая в нашу сторону повернула к ней. "Мацусиму" мы уже видели с мостика. Только когда Клёпа верхом на Дусе подъехала к нам, я сообразила, что мне не давало покоя, оказывается, я так плотно держала в голове, что в тумане Клёпе никуда лететь не надо, что неосознанно не давала ей взлетать. Вот и не было уже привычного небесного глаза, и это сбивало, как и то, что после попадания в нас снаряда зареклась в бою оставлять птичку на корабле. Так что Клёпа с радостным криком взметнулась в синее небо, и уже через минуту я видела и показывала картинку Николаю, как переворачивается авизо, как довернула и, похоже, уже готовится стрелять в нас "Мацусима". А мы в пологой циркуляции теперь обходили канонерку, невольно оставляя её между нами и подходящим японским крейсером, с которого наш манёвр вполне может выглядеть, как специальное их состворивание, что тоже играет на предлагаемую нами роль, что мы их очень боимся и даже пытаемся
избежать боя. Ведь для них мы выглядим довольно неубедительно, и с точки зрения японских моряков мы слабее их, так и почему они должны нас бояться? А утонувшая авизо - просто досадная случайность, которые на войне встречаются частенько.
        Мы ещё добавили в середину корпуса канонерки, и она задымила активнее. "Мацусима" по дуге, развив наверно свой максимальный ход, попыталась срезать нам курс, а чего ей бояться, ведь мы сегодня только раз разогнались до восемнадцати узлов, а так вертимся тут на четырнадцати. Так что в рамках нашей роли мы развернулись и стали убегать, пока не разгоняясь. А я поставила зеркало. "Мацусима" едва не свистя и гигикая чесала следом сокращая не такое и большое расстояние между нами. Волков периодически клал "Новик" в крены поворотов, японские канониры развили почти автоматную скорострельность, но отклонять мне пришлось только два снаряда большого калибра, да и они кажется не попали бы, просто на всякий случай увела в сторону. В общем, со стороны всё выглядело достаточно убедительно. Мы уже отдалились от вставшей канонерки миль на пять, когда "Мацусима" приблизилась на девять кабельтовых, и мы отдали команду на пуск из кормового аппарата. Само собой, что в обычных условиях смысла в таком пуске практически не имелось, скорее это был бы жест отчаяния, ведь угол встречи с целью выходит скользящим и сработать
у взрывателя шансов нет. Но умозрительно ничтожная вероятность всё таки существует, так что всё нормально сработает на чашу нашей феерической везучести, а топить крейсер чисто артиллерийским огнём муторно и долго, ещё канонерка, чего доброго убежать попробует.
        Словом, рыбка торпеды бултыхнулась в воду и "Мацусима" ещё не понимая, сама отсчитывала последние мгновения до роковой точки. За несколько секунд до подрыва, мы приказали сбрасывать ход и закладывать разворот. Торпеда поднырнула и произошла инициация заряда, как и положено, штатный взрыватель не сработал, но японский крейсер это не спасло. Сверху было ощущение, что "Мацусима" на полном ходу въехала во вдруг вставший на её пути водяной куст. Когда водяной столб опал, крейсер уже зарылся носом так что корма задралась, и возможно даже оголились не видимые нам винты, волны плескали уже на середине боевой рубки. Но с юта какая-то мелкокалиберная пушка продолжала пулять в нашу сторону, что, пришлось немедленно прекратить, двумя снарядами и прозвучал приказ: "Задробить стрельбу! Шлюпку на воду!" Ведь мы уже развернулись и начали подходить к тонущему крейсеру.
        Сбросив шлюпку с боцманом и шестью гребцами при оружии, мы направились к оставленной нами канонерке. На подходе выяснилось, что авизо ещё плавает левым бортом, не желая переворачиваться и тонуть, с канонерки прозвучал один выстрел и ещё через пару минут упал вниз флаг. Видимо японцев ужаснуло, что мы, не отвечая на их стрельбу, накатывали на них с неотвратимостью парового катка. На всякий случай мы подошли со стороны борта, где не достают их монструозные для такого размера корабля пушки. Часть шлюпок у борта были с авизо, другие свои с канонерки, в них японцы и начали грузиться, после того, как мы передали им, что предлагаем покинут корабль, потому, как сейчас будем его топить. А что ещё прикажете с ним делать, не тащить же больше семисот миль в Артур такое чудо японского судостроения. Шлюпки заканчивали грузиться, а мы чуть довернули и с пяти кабельтовых как на полигоне торпедировали не желающую тонуть авизо, ещё через двадцать минут пришла очередь канонерки. Затем сбросили катер под командованием мичмана Древкова и приказали ждать нас здесь, и передать японцам, что мы вернёмся и отбуксируем их к
берегу, и пусть не волнуются, никого в плен брать мы не собираемся, а заодно пусть уточнит, кого же мы тут потопили. Сами понеслись к месту гибели "Мацусимы", там ведь ещё и наша шлюпка, как бы с Василием Ивановичем чего не случилось. Хотя, с высоты видела, что наша шлюпка и ещё три занимаются спасением и вроде не совершают никаких враждебных действий в сторону друг друга.
        На подходе к месту спасения сняли с плотика двух японских матросов, подойдя, передали их на шлюпки, доктор передал ещё и перевязочные средства. Меня не переставало удивлять, что никакой злости или ненависти к японским морякам не было, о них пытались заботиться, как о просто спасаемых, будто совсем недавно мы не стреляли друг в друга. Ещё через полчаса, мы взяли на буксир все три шлюпки и на десяти узлах почапали к другой группе качающихся на мелкой волне шлюпок. В одной из шлюпок оказался командир крейсера - капитан первого ранга Рейдзиро Кавасима, а мы действительно пустили ко дну "Мацусиму". Ещё он сообщил, что два других корабля это канонерская лодка первого класса "Хэйэй" под командой капитана второго ранга Асаба и авизо "Тихая" из эскадры адмирала Уриу под командой капитана второго ранга Фукуи. Словом, доконопатили мы окончательно четвёртую эскадру контр-адмирала Сотокити Уриу.
        Дальше мы подошли ко второй группе шлюпок, подняли наши шлюпку и катер, передав всех моряков в другие шлюпки, зацепили паровозиком все восемь шлюпок и потащили их к рейду. "Маньчжур" всё ещё так и не вышел на связь, хотя мы ему уже передали, что ведём бой, а потом, что выход от японских кораблей свободен. На подходе к рейду нас встречала целая толпа, если можно так назвать скопление джонок и лодок. На многих разглядели ящики фотоаппаратов и людей в европейских костюмах и не китайской внешности. Волков уже бурчал, что лезть в реку не зная её особенностей он не будет и нормальные люди лоцмана берут, ну надо, так возьмём, главное, что выход свободен. И тут из устья Янцзы показался "Маньчжур". Мы отдали буксирные концы шлюпок, и сошлись с ним бортами, чтобы с левого крыла мостика можно было говорить с Кроуном:
        - Николай Оттович! Вы простите меня великодушно! Так неудобно получилось!
        - Да полно, Николай Александрович! А что у вас происходило?
        - Понимаете, тут такая чехарда началась. Как передали, что Япония войну начала, все как взбесились. Наши посольские бегают, по три разных приказа на дню, противоречащих друг другу приносят. Японцы требуют нас немедленно разоружить и интернировать, из Артура молчат, как воды в рот набрали. Из Петербурга требуют активно действовать по обстановке. Нам сообщают, что на рейде нас чуть ли не пять японских кораблей блокируют. А главное, что с утра примчался посольский, что они имеют сведения, что японцы планируют какую-то провокацию и нам следует на неё не поддаваться. А тут ещё газеты какие-то сказки пишут, что вы якобы в одиночку японские броненосцы топите и разгромили всю эскадру адмирала Уриу, а два крейсера захватили и в Артур привели…
        - Ну, грубо говоря, отчего же сказки?! У Артура пустили на дно "Микасу" и "Асахи", эскадру и, правда, всю потопили и захватили, как раз сегодня последний корабль эскадры, авизо "Тихая" ко дну пустили. А на взятые "Чиоду" и "Акаси" посадили экипажи "Варяга" и "Корейца" и до Артура довели, потом сюда побежали вас вытаскивать. Так всё и есть, не сказки это.
        - Как же это, Николай Оттович? Такого же быть не может!
        - Но ведь есть! Вот там в шлюпках капитан крейсера "Мацусима", который потопили сегодня утром.
        - Так вот какой большой японский корабль сегодня с утра на рейд вошёл. Китайцы сказали, что пришёл какой-то большой японский корабль, а тут ваши радиограммы, мы и решили, что японцы нас выманить обманом хотят, ещё посмеялись, что ничего умнее нашумевшего "Новика" не придумали. А потом с проходящего парохода сказали, что напротив рейда русский крейсер с японскими кораблями воюет, вот мы и пошли помочь, да только вам уже не потребовалось, вот и говорю, что некрасиво получилось.
        - Николай Александрович! Ничего страшного не случилось. Может мы бы и не провозились так долго, просто нам пришлось изображать, что мы их боимся, чтобы "Мацусиму" из территориальных вод выманить. А так, хорошо, что вы сами вышли, очень не хотелось в реку лезть. Теперь можем вас в Артур сопроводить, надеюсь вы не против?
        - Конечно не против! А что в Артуре делается? И почему вы в одиночку там воюете?
        - Ну, что сказать, адмирал Старк всё боится флот из базы выводить, все маневры в пределах рейда, даже когда мы два броненосца потопили, они выйти навстречу Того не решились.
        - А как же вы тогда везде?
        - А вот так, без прямого приказа и по здравому рассуждению, что японцы попробуют наши стационеры захватить или утопить, если до флота никак не добраться. Сейчас придём и может меня под домашний арест до приезда Макарова посадят, наверняка нас англичане дерьмом залили…
        - Так вы уже знаете, что Макаров назначен командующим?
        - Помилуйте! Откуда? Как война началась мы ещё в Артур не заходили, как после ночной атаки миноносцев подремонтировались, так и болтаемся по всему жёлтому морю. А про Макарова - это наше предположение, что больше некого…
        - Назначен командующим флотом на Дальнем Востоке и вроде как уже выехал в Артур. А англичане требуют вас выдать для придания суду за пиратство. Якобы вы в мирное время захватывали и топили английские пароходы.
        - С Макаровым вы нас очень порадовали, а от англичан другого и ждать не приходится. Это же они свою болонку - Японию вырастили и на нас натравили, конечно, им не нравится, что кто-то ей зубы выбивает. Ну ладно, основное выяснили! Вы с какой скоростью идти сможете?
        - До четырнадцати разгонимся, хотя лучше десять-двенадцать…
        - Давайте, вы пойдёте, как удобнее, а мы, если что, вокруг побегаем. Спешить нам вроде бы особенно некуда, за двое суток спокойно дойдём, главное нам с главными силами японцев не встретиться.
        - Николай Оттович! А с японцами вы, что делать собираетесь, вон они уже к берегу пошли…
        - Да и пусть идут! Нам что, их в Артур тащить? Там ещё их кормить, лечить, охранять! Да ну к лешему! Пусть своего микадо объедают!
        - Ну вы даёте! А подтвердить, что вы их потопили?
        - Николай Александрович! Смотрите сколько здесь свидетелей! Так и зачем нам продукты на них переводить?…
        Наши матросы действительно выглядели весьма колоритно, многие с повязками, да и взгляды у них были совсем не такие, как на "Маньчжуре". И после боя адреналин ещё летал над палубой, так что команды разглядывали друг друга с искренним интересом. Мне уже сообщили, что в утреннем бою у нас ни одного раненого, вот мы и болтали спокойно, пока корабли параллельными курсами тихо скользили рядом.
        Дальше снова два дня ничем не примечательного морского перехода. Уже на подходах к Артуру встретили пару японских миноносцев, но они так шустро ретировались, что гнаться за ними посчитали лишним. В видимости порта нас встретили наши миноносцы, один из которых "Бесстрашный" подошёл к борту и Михаил Коронатович радостно поприветствовал и поздравил с победами! После чего встал впереди, чтобы сопроводить между минных полей. Слава Богу, выставили минные поля и убрали корабли с внешнего рейда. В роли брандвахты нам отсалютовал "Разбойник", значит перевели и его из Талиенвана. На рейде нас встретили салютом все корабли эскадры, команды выстроились вдоль бортов и кричали "ура!", мы им отвечали. С облегчением увидели, что со всеми кораблями, кроме торпедированных в первый день "Аскольда" и "Цесаревича", всё внешне нормально. Встали на своё традиционное место, буквально через полчаса к нам направился катер с "Петропавловска"…
        Глава 37
        Пока мы раздумывали, куда нам следует направиться - в береговой штаб или на флагманский "Петропавловск", за нас всё решилось само, на катере с "Петропавловска" прибыл офицер для поручений с приказом адмирала Старка немедленно прибыть на флагман. Ну, чего-то подобного и следовало ожидать. Я внутри психовала ужасно, наверно мало есть на свете вещей, которые я ненавижу больше, чем разборки на ковре у начальства. Николай, на удивление был почти безмятежен, даже мелькнула мысль: или я чего-то в этой жизни не понимаю, или он сошёл с ума…
        Николай прихватил подготовленные рапорты, и проследовал на катер. Уходя, распорядился отпустить посменно команду на берег. Радостная Клёпа уже улетела охотиться. В западном бассейне почему-то не было видно ни "Чиоды", ни "Акаси", а истребитель здесь и не мог быть, его место - у судоремонтного завода. Ну что ж, поедем бодаться, выбора всё равно нет.
        В салоне Старка, кроме него присутствовал контр-адмирал Витгефт и флаг-офицер капитан первого ранга Эбергард. Если у двух гостей выражения лиц были безмятежными или даже любопытные, то красное лицо начальника над эскадрой являло едва сдерживаемую бурю.
        - Ваше превосходительство! Капитан второго ранга Эссен прибыл по вашему приказанию!
        - Очень хорошо! Не желаете ли объясниться? Что вы здесь устроили?
        - Ваше превосходительство! Боюсь, я не понимаю о чём вы. По моим последним действиям вот рапoрты, а предыдущие я передавал вам при первой возможности и они должны быть у вас.
        - Боится он! Видели?! Не понимает! Как вы смеете без приказа вытворять, что вам вздумается?! Пока я ещё ваш прямой начальник!
        - Ваше превосходительство! Вы меня обвиняете в том, что я не выполняю прямых приказов непосредственного начальства? Я правильно вас понимаю?
        - Именно так! И что вы на это желаете ответить?!
        - Ваше превосходительство! У меня есть сведения о том, что у вас касательно моего корабля есть отдельный приказ, но вы его почему-то до меня не довели.
        - Есть, только это чушь какая-то, я его не понимаю и не вижу в нём никакого смысла!
        - То есть, ваше превосходительство, вы обвиняете меня в том же, что делаете сами, то есть не выполняете приказ своего непосредственного начальства.
        - Это не вам решать!
        - Конечно, только я выполнял приказ вышестоящего начальства и, в конце концов, о его исполнении буду отвечать перед его отдавшими.
        - Тогда почему вы не поставили меня в известность и не согласовали со мной ваши действия?
        - А когда мне было согласовывать, ваше превосходительство? Когда ночью перед атакой миноносцев, с учетом того, что назначенная в выдвинутый дозор канонерская лодка сломалась, я запросил на "Петровпавловск" разрешение выдвинуться и занять её место, в течение получаса мне так и не дали ответа, и если бы я на свой страх и риск не выдвинулся и не попытался пресечь атаку японских миноносцев, вполне возможно, что от десяти пострадало куда больше кораблей, чем от двух оставшихся, которые я возможно бы сумел остановить, если бы не был обстрелян с броненосца "Победа". Днём, перед подходом японского флота для согласования с вами мне бы пришлось бегать по берегу и искать вас, так как на "Петропавловске" вы отсутствовали. Дальше просто не имел возможности из-за дефицита времени.
        - Ну, допустим, что это так! А что вы устроили со своими трупами, Зацаренный мне уже десяток рапортов написал?
        - Ваше превосходительство! Это не трупы, это погибшие геройские моряки моего корабля, а погибли они от подлого удара в спину, вернее выстрела с броненосца "Победа", поэтому, считаю полезной воспитательной мерой матросам и офицерам этого корабля посмотреть на дело своих рук и может, в дальнейшем они поостерегутся расстреливать русские корабли.
        - А Зацаренный клянётся, что это не его снаряд!
        - А что ему ещё остаётся делать? В противном случае выбор между позором и пулей в висок. Вот только когда мы привезли погибших на броненосец, никто не возражал, потому, что знали свою вину. Я не собираюсь устраивать шум и судебные разбирательства. Поставленной цели я уже достиг, матросы и офицеры будут думать, поэтому сегодня мы заберём тела наших товарищей и завтра будем их хоронить всем экипажем, если у вас нет других планов по этому вопросу.
        - Мне что, ещё вопросами похорон всяких матросов заниматься?!
        - Ваше превосходительство! Это не "всякие"! Это матросы самого героического корабля флота, который за первые дни войны уже пустил ко дну ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ кораблей противника, из которых два новейших эскадренных броненосца, один броненосный крейсер и четыре бронепалубных крейсера, не считая остальных, а два крейсера и истребитель привёл в базу в качестве трофеев!
        - Ну ладно, не придирайтесь к словам! Лучше расскажите, кто вам дал право устраивать бойню в нейтральном порту?!
        - Удивительно, но именно этот вопрос, слово в слово мне задал командир французского стационера. И отвечу вам так же, как ответил ему, что мы с вами видимо вкладываем разный смысл в термин "нейтральный порт", если до меня там уже больше суток высаживаются японские войска, в этот "нейтральный порт" входит японская эскадра и под угрозой устроить расстрел прямо в порту вынуждает русские стационеры выйти с рейда, после чего их расстреливает и они вынуждены были затопиться. И после всего этого порт называется "нейтральным?! Удивительно такое слышать!
        - Но вы ведь утопили там нейтральные суда!
        - Отнюдь! Ни одного невиновного судна я не топил! Суда не занятые перевозкой военной контрабанды мы не тронули. Даже не препятствовали уходу японского парохода "Юнг-Ми", а суда, перевозящие военную контрабанду, могут либо задерживаться призами, либо уничтожаться на усмотрение командира корабля. Так как для меня было важнее привести в непригодность порт Чемульпо и затруднить высадку японских войск, я принял решение использовать их затопление для блокирования фарватеров.
        - Ну а английский пароход без груза, зачем вы его утопили, там ведь не было никакой контрабанды!
        - По личной настоятельной просьбе командира английского стационера мистера Бейли!
        - Что за чушь! Когда он даёт интервью и утверждает обратное?
        - Есть куча свидетелей, что до потопления этого судна ко мне на борт поднялся мистер Бейли, и устроил безобразную сцену, когда я отказывался это сделать.
        - Но капитан судна тоже утверждает, что вы потребовали от него задолго до этого покинуть судно и даже угрожали и стреляли.
        - Случайный выстрел мелкокалиберной пушки практическим снарядом, матрос не знал, что она заряжена, вот и случился казус. Если бы мы стреляли, вы же сами видели, как мои канониры стреляют.
        - Но вы же не будете отрицать, что говорили ему, чтобы он покинул судно и договаривался с английским крейсером о вывозе команды?
        - Знаете, капитан был сильно пьян и боюсь просто не очень понимал о чём идёт речь. Мы действительно подходили к нему и предупреждали, что очень опасно брать контракты на перевозки в зоне военных действий, что это крайне рискованно и может ему для безопасности лучше покинуть район боевых действий на военном корабле, а не на беззащитном торговом судне.
        - Но он утверждает обратное!
        - Это его проблемы, вы не находите? У меня свидетелей целый экипаж, и что мне слова какого-то пьянчуги-капитана?
        - Но это ведь англичане! И английское судно!
        - Вы извините, ваше превосходительство, позвольте уточнить, кому присягали, русскому императору или английской королеве?!
        - Не забывайтесь!
        - Я не забываюсь! Я просто озвучиваю вопрос, который возникнет у каждого думающего человека, который узнает о нашем разговоре!
        - Ладно! Давайте ваши бумажки и можете быть свободны! - Николай сделал пару шагов, положил на стол рапорты, отошёл обратно и остался стоять. От лица Старка уже можно было смело прикуривать, Витгефт едва сдерживал довольную ухмылку, Эбергард сидел с каменным лицом, думаю, что он внутри уже очень сожалел, что оказался в команде Старка. - Вам что-то не ясно? Или у вас есть какие-то вопросы?
        - Один, ваше превосходительство! Когда будет назначен суд?
        - Какой суд?! Вы же сами пообещали не выносить сор…
        - Я имею ввиду призовой суд, ведь без его решения юридически принять в состав флота японские корабли нельзя!
        - Это ещё почему?
        - Потому, что так гласят законы Российской империи.
        - А! Я понял! Вам денег захотелось!
        - Вы прекрасно знаете, что средства мы перечисляем в распоряжение благотворительного фонда, который занимается попечением о нуждающихся моряках и их семьях. А про себя могу сказать, что за все годы службы к моим рукам не прилипла ни одна казённая копейка, о чём могу присягнуть на Святом писании и пройти любые проверки! - Старк аж взвился и перешёл на визг:
        - Это на что вы тут намекаете?!
        - И где вы увидели намёк?! Я сказал о своей честности, кого и каким образом моя честность может опорочить? - тут до него дошло, как он сам себя выставил, Витгефт просто тихо умирал, чтобы не смеяться в голос, заперхал в кулак. Я шепнула Николаю, что кажется, хватит и валить отсюда надо! Старк всё-таки взял себя в руки:
        - Если это всё у вас, я вас больше не задерживаю!
        - Честь имею! - козырнул Николай и мы вышли…
        "Ну, ты и дал! Так с адмиралом разговаривать!" - "Варенька! Ты, кажется, многого не понимаешь. Да, он мой начальник, но при этом и он и я дворяне, так что при любом раскладе мы равны! Из твоих рассказов я понял, что у вас это совсем выродилось! Даже император всего - лишь первый из дворян. Вообще, от этого иногда такая дурь происходит, как то, что Старк не пожелал передавать приказ для "Новика", который посчитал глупым. Вот примерно так, то есть адмирал - конечно начальник, но по сути он не сверху надо мной, а рядом, просто выше немного… А я-то думаю, чего ты так распсиховалась перед аудиенцией у Старка…" - "Ладно! Что дальше делать будем?…"
        А дальше мы вернулись на корабль. Мелкая мерзостная натура Старка проявила себя в том, что он услал разъездной катер, а просить у него его адмиральский катер - моветон. Вообще, если он вызывал и на его катере доставили, то на нём же и должны отвезти обратно, но это на совести начальника, а её тут не ночевало. Мы попросили вызвать наш катер, а пока на нас обрушились офицеры флагмана, с расспросами, как мы потопили броненосцы. Где захватили крейсера и так далее. Пока пришёл наш катер, нам пришлось на палубе проводить импровизированную пресс-конференцию…
        А дальше закрутила суета. Отец Пафнутий умчался решать вопросы похорон. Новицкий с Клоповым и Кнюпфером усвистали в завод договариваться с испытаниями торпедного аппарата и договориться с использованием крана, чтобы переставить кормовую пушку на место левой ютовой, как-то само получилось, что все смирились, что у нас будет ещё один торпедный аппарат. У нас тоже хватало суеты. Умница Феофан смотался в госпиталь и принёс записку от Машеньки, как она рада нашему возвращению и что у неё всё хорошо, но сегодня у неё смена и она отпроситься не сможет. Боцману наутро нужно подогнать к борту все наши плавсредства - оба катера, два вельбота и три шлюпки.
        А к нам на борт началось паломничество, первым заглянул Бахирев, потом другие знакомцы, капитаны и офицеры, все поздравляли, не могли поверить в нашу удачу, спрашивали и переспрашивали. В общем, после обеда мы просто удрали, пусть Сергей Николаевич отдувается. Артурская база была вообще в тихом охренении от наших выкрутасов. Идти по следам наших офицеров смысла не было, да и Машеньку очень захотелось увидеть, поэтому плюнули на всё и поехали в госпиталь.
        В госпитале Машенька была занята, и как-то на автомате, наверно, я начала возиться с больными. Получилось, что это были как раз палаты Машеньки. Ну не могу я стоять в стороне, когда рядом болящие и страдающие, которым к тому ж я могу помочь, как бы я на скорой хотела иметь мои нынешние способности. Как раз закончила возиться со вторым, к которому мы присели по уже наработанной схеме типа "просто поговорить", пришла Машенька. Дальше ей нужно было обойти свои палаты, я увязалась за ней, нам так хотелось побыть с ней рядом, она была такая новая, необычная в своём платье сестры милосердия с длинным передником в косынке, закрывающей убранные волосы, такая юная, как школьница, поймала Николая на том, что он оробел и боится до неё дотронуться, я заставила его до неё дотронуться. Вдруг поняла, что могу и через Машеньку до больных дотянуться, видимо из-за их любви и соединяющей их искренней нежности, Машенька была для меня открыта, и я стала лечить через неё. Мало того, что её здесь любили пациенты, она сама как-то очень близко к сердцу принимала каждого и возилась с ними несмотря на вонь гниющих ран,
необходимость мыть и подтирать за лежачими. Мы открыли для нас совсем новую Машеньку, такую родную и такую незнакомую.
        Когда её смена закончилась, мы пошли домой. Я заметила, что позади шагают два казака, но нам было не до них, мы просто шли, Николай приобнял тонкую талию жены и чувствовал её лежащую на плече щеку. От неё пахло больницей и лекарствами, хоть она переоделась перед тем, как идти домой, а она рассказывала, что если раньше она в госпитале скорее была экскурсанткой, ведь с тем небольшим количеством травмированных и больных вполне справлялся имеющийся персонал, то теперь с первой ночи, когда начали везти раненых и обожжённых сначала с "Цесаревича", а потом с "Аскольда", её вызвали и она теперь по-настоящему работает, а врачи с обоих подорванных кораблей, пока они стоят в ремонте, работают в госпитале вместе со своими матросами, которые помогают им на кораблях. А когда кто-то сказал, что привезли раненого с "Новика" у неё чуть сердце не взорвалось, оказалось, что это был наш Савенков. Теперь ещё привезли раненых с "Варяга", которые такую жуть рассказывают, что "Новик" целую эскадру утопил. И она так благодарна, что Николай выкраивал минутку и передавал ей записки и письма, без них она бы с ума сошла.
        Не было секса, не было интима, но была такая близость и нежность, которая наверно выше любого соития. Как по заказу вызвездило огромными оловянными лепёшками южных звёзд, сырой холодный ветер задувал с рейда, но не было холодно, а было что-то, что может, случается раз в жизни и далеко не у каждого, они шли молча, но слова и не были нужны…
        Уже ночью, когда усталая Машенька тихо сопела положив свою головку на плечо и обнимая левой рукой, когда обычно Николай в такие моменты тихонько выбирался из объятий, если не хотел спать и шёл покурить, сейчас он тихо наслаждался, хотел запомнить каждую секунду, каждую мелочь составляющую чудо этой ночи, каждый звук, каждый оттенок окружающих запахов, каждый миллиметр касания любимой. За что идут солдаты в бой, говорят: "За Веру, Царя и Отечество!", всё правильно, только каждый во всё это всё равно вкладывает свой собственный смысл. И Николай вдруг осознал, что никогда не вдумывался в это, словно был глухой и слепой, шёл и не особенно задумывался, скорее по детской привычке верил и жил по указке слов: "Так надо!". Кому? Зачем? А надо ли детям знать подробности, когда есть мудрые взрослые, которые сказали "Так надо!" и так ПРАВИЛЬНО. А вот теперь он вдруг осознал, что для него, для Николая Оттовича, для офицера русского флота главным, за что он пойдёт в бой, чему он присягал стала эта удивительная маленькая любимая женщина, с которой он столько лет рядом, которая родила ему, и вырастила практически
без его участия трёх замечательных детей, такая слабая и такая сильная, такая родная, что такого просто быть не может…
        И счастливый Николай тихо уснул, а вот я решила попробовать сделать в Машеньке закладку, даже не знаю, как это ещё назвать. Я не могу научить её магии, нельзя лечить просто щелчком пальцев, нельзя аккумулировать Силу или Ману, как я уже объясняла, они просто есть в мире и ими можно оперировать в реальном времени или делать целевые закладки, но эти закладки как небольшие механизмы, они могут точно выполнить поставленную задачу, но даже для двух здоровых людей эти задачи будут отличаться, что уж говорить о лечении разных больных людей. Но я сегодня подумала, что практически любая болезнь или травма, это возмущение силовых линий живого организма, и если я сделаю в руках Машеньки закладку, задачей которой будет просто стабилизировать, выравнивать и напитывать расположенные поблизости нестабильные и нарушенные линии, то пусть она не сможет лечить, но выздоровление больных, с которыми она будет заниматься будет идти гораздо лучше и быстрее. А как пусковая кнопка, если можно так назвать, будет её душевный сострадательный порыв, который сегодня очень хорошо почувствовала и он у неё очень сильный и яркий.
Пусть лечит и помогает, ведь нет бoльшей радости, чем видеть выздоровление своего больного, вот и будет у нашей девочки такая радость…
        Провозилась почти всю ночь, тут нельзя ускоряться, нужно работать только в реальном времени, потому, что задача совершенно новая, по сути конструирование в пространстве того, что представляешь весьма условно, а нужно сделать точное и законченное изделие, ведь к тому это связано со здоровьем других людей, и связано с организмом Машеньки, и огромный риск, что если что-либо напутаю, то может отрикошетить как в пациента, так и в неё. Конечно, я по возможности поставила сигнальные предохранители, которые разрядят всю конструкцию и ликвидируют, если что-нибудь выйдет из под контроля, но хочется сделать так чтобы работало и эта система не понадобилась! Вот и возилась, тихо аккуратно и неспешно собирая и встраивая в организм Машеньки…
        Утром я усталая дрыхла, так что не присутствовала при проводах жены капитана Эссена к месту её службы. Любопытно, что здесь в госпиталях врачи и сестры милосердия СЛУЖАТ, а не работают. Опять можно сказать просто слово, подумаешь! Но почему актёры так трепетно относятся к тому, что их деятельность в театре - это СЛУЖБА и сохранили эту память и слово даже в двадцать первом веке, а врачи не смогли?! Обидно за коллег!
        А у нас сегодня день очень насыщенный и суматошный. Самым большим и главным сегодня делом, будет прощание с нашими погибшими матросами. Там всем, можно считать профессионально, распоряжается отец Пафнутий, и нам туда лезть никакого резона. С пополнением запасов снарядов и торпед занимаются Кнюпфер и Тремлер, там тоже не должно быть никаких накладок, тем более теперь, когда наш крейсер так о себе заявил. Только надо не забыть сказать Тремлеру, что нам нужно штук пятнадцать шрапнельных зарядов, не спрашивали есть они у нас или нет, в крайнем случае, конечно можно обойтись сегментарными, только их придётся дорабатывать, а зачем, если есть специальные снаряды. Боцману не надо говорить, он сам уже наверняка озадачил всех кого нужно по приведению в порядок катера и шлюпки, пострадавших от японских осколков. Ещё несколько таких боёв и палубы у нас не останется, видимо придётся прямо по железу бегать. Собственно не криминал, только вот скользкое оно, надо будет с механиками это обсудить. Озадачить Сергея Николаевича, чтоб при бункеровке взял сколько можно и сверх того, сколько сможет запихнуть, пусть даже
выйдем с перегрузом, хотя про бункеровку сейчас пока рано, надо будет поближе к десятому числу. К десятому надо придумать повод и причину уйти из Артура. Хорошо бы в эти дни куда-нибудь сходить.
        Вообще, сейчас в Корейском проливе как тараканов японцев, которые с острова Цусима переправляют войска в Пусан и Мозанпо. А эскадра загорает здесь на рейде и никуда никто идти не собирается. Вот и что с этим делать? Может плюнуть на всё и буквально завтра-послезавтра уйти в Корейский пролив и там до выхода на встречу с "Ниссином" и "Касугой" сорвать японцам десантирование?! Заодно и эскадру туда оттянем, что им здесь делать, если их главная задача как раз обеспечить высадку, как у нас этому помешать! Надо это с Артеньевым обсудить!
        Ещё нужно с казаками встретиться. Утром Николай попросил Адрияна организовать встречу с их сотником. Разговор предстоит сложный. Дело не в том, что казаки испугаются, дело в том, что для них это необычно и незнакомо, но нужно как-то уговорить иначе все планы окажутся под угрозой, вернее про трофей в виде броненосного крейсера придётся забыть, а просто потопить их, чтобы они не вошли в состав флота Японии. Ох-ох-ох! Что ж я маленьким не сдох! И кто сказал, что начальником быть хорошо? Единственный плюс, это зарплата побольше, а вот всё остальное - с кем бы поделиться этой ношей! И при всём этом нужно постоянно держать хвост пистолетом, потому, что плохое или подавленное настроение у капитана - это хуже бегущего генерала, который в мироне время вызывает смех, а в военное панику. И это далеко не все "надо" и "не забыть" в капитанской голове Николая. А до ежедневников и напоминальников в телефонах здесь ещё не додумались…
        Похороны прошли очень торжественно и хорошо, церковь за века так хорошо отработала все нюансы, что всё прошло по накатанной. Когда дали слово Николаю, то он не стал задвигать никаких речей, ограничился предложением-обещанием установить на могиле памятник всем погибшим на "Новике" и высечь на нём имена каждого погибшего, и не только похороненных в этой земле. Предложение встретило общее одобрение, так что будут деньги, надо будет озаботиться. Машенька тоже пришла на похороны. Пришло вообще очень много народа, даже были несколько офицеров и матросов с "Победы", я перед похоронами перед строем попросила не гнобить их, если придут, их ведь тоже понять можно, тяжело с такой виной жить, главное, чтобы выводы сделали, какие надо!
        После похорон, когда боцман выдал матросам двойную чарку, мы с Новицким и Кнюпфером поехали в завод по поводу торпедного аппарата и утвердить наряд на перестановку пушки. Инженер Иван Матвеевич, оказывается, заинтересовался вопросом ещё накануне и обсуждение сразу приобрело плоскость практической реализации. Решили взять списанный аппарат, установить его на краю причальной стенки завода, там как раз высота получается буквально на пять вершков выше нашего борта и с неё отработать пуски, а для пуска использовать муляж из корпуса списанной торпеды, нам ведь не нужны полноценные пуски, нам нужна траектория полёта торпеды и угол её входа в воду. При этом он нас облил скепсисом, что он за вечер посчитал и получается, что до бесконечности увеличивать пороховой заряд нельзя, а тот, что можно использовать, нужной скорости не даст! Даже если удлинить трубу аппарата, всё равно не хватит скорости, для достижения достаточно пологой траектории. И вот об этом надо думать, а не об аппарате, который суть труба и они её на заводе сделают без проблем, а вот как разогнать торпеду по этой трубе, при этом выполнив
целый ряд сопутствующих условий? Просидели почти до вечера, чуть не опоздав на назначенную встречу с сотником.
        Машенька ещё не пришла, Клементину тоже куда-то отослали. За столом с бутылкой беленькой, миской с хлебом и квашеной капустой сидели втроём, третьим оказался хорунжий Некрасов. Познакомились, Касьян Панкратович оказался колоритнейшим персонажем, заросший волосами по самые скулы, с шикарнейшей с проседью бородищей, с могучей фигурой на кривых кавалерийских ногах. Чёрные глаза из-под густых кустистых нависающих бровей выглядывали как из чуть прищуренных амбразур. Николай стал рассказывать, вернее, излагать наш план, вчерне рассказывать придумки, но быстро выдохся, сбился и стал объяснять, что без казаков, матросов отправлять на захват чужого корабля просто не станет, и оба крейсера придётся топить, а так бы можно один попробовать захватить и это получится не два корабля у японцев утопить, а три, потому, как они потеряют два крейсера и в нашем флоте прибавится один и того три выйдет. Николая слушали молча, спокойно не перебивая, полное ощущение, что разговариваешь со стенкой. Николай уже махнул на всё рукой, потому что понял, казаков ему никто не даст. Расстроился, замолчал, налил себе стопку и
опрокинул в рот… После затянувшейся паузы, налил себе и тоже выпил сотник, крякнул, вытер усы и заговорил:
        - Вот чо скажу тебе, Оттович! Прости уж, по-простому я. Понравилось, что не понимаешь в наших ухватках и не рисуешься, что понимаешь. Дело не совсем привычное, но как я понял, сделать можно и державе, говоришь, на пользу великую. Только сначала ответь, правду бают, что матросов своих бережёшь?
        - Как же не беречь, мне же не только корабль доверили, но и людей! А без людей корабль - просто кусок железа плавучего, - Николай сам не заметил, что подражает манере казачьего говора. - Капитан обязан беречь и я берегу.
        - Да не про то я. Обязаны! Все обязаны, только берегут единицы. Поверь уж, третью войну ломаю, много всякого видел. А у тебя, говорят, кроме четырёх погибших от обстрела с нашей стороны ни одного больше убитого!
        - Касьян Панкратович! Это счастье, что нет, везёт наверно просто! Разве в бою уследишь, ведь осколки и снаряды не выбирают и куда попадут не угадаешь.
        - Рисковое дело задумал, и кто-нибудь поляжет, мыслю так, но скажи спасибо жене своей и Степану Ивановичу. Жинка твоя моего урядника выходила, а говорили не жилец, теперь на поправку пошёл. Поклон ей земной за руки и сердце спасливое. А Степан Иванович верит тебе, а это много говорит. Так что дам тебе шестнадцать человек с двумя урядниками. Адрияна - хозяина вашего возьмёшь?
        - Касьян Панкратович! Он парень хороший, но в деле я его оценить не могу, тут надо умелых, а не просто кто нравится.
        - Не бойся, Адриян пластун знатный, да и парень ловкий, хваткий и весь караул у него такой, видать тянутся друг к дружке похожие. Толковых подберу при двух урядниках. Что им из оружия дать надо?
        - Им придётся действовать в узких коридорах. Гранат бы фугасных, кидать в помещения и коридоры, чтобы оглушить, но если нет, мы чего-нибудь сами придумаем. С винтовками там точно не развернуться. Пистолеты лучше будут. А ещё, когда всё благополучно пройдёт, до Владика нужно будет арестованных охранять.
        - Понятно! Считай договорились! Когда они тебе нужны будут и когда их обратно ждать?
        - Выйти хотим десятого. А обратно, наверно недели через две-три, раньше не получится, если только их из Владика по железной дороге отправить.
        - Ну, там сами и решите, как лучше. Ты уж на меня обиду не держи! Дело непонятное, думать надо крепко. Давай за это дело ещё по стопке и хозяйку иди встречай. А казаков Адриян приведёт! Сам понимаешь, казаков тебе доверяю! Мне за них перед их отцами и матками ответ держать…
        Только утром Николай поверил, что с казаками договорился. И с утра день пошёл удачно и как-то гладко. По дороге на завод он стал меня пытать, что я там говорила как-то про пуск торпед сжатым воздухом. Ну а что я могла сказать, только то, что у нас торпеды запускают сжатым воздухом, в том числе из подводных лодок. Вот эту мысль Николай крутил по дороге и огорошил ею Ивана Матвеевича, который сначала вроде попробовал возражать, а затем схватил кусок бумажки и начал что-то чиркать карандашом и через двадцать минут выдал:
        - А ведь ей-Богу получится, Николай Оттович! Сегодня попробуем образец сделать, а завтра приезжайте со своими механиками, испытывать будем. Вы идите, а то у меня сегодня до вечера куча работы будет, но должны успеть! - и, не прощаясь, побежал куда-то в цеховые глубины.
        Над головой Клёпа выписывала круги и петли. К борту приткнулся вплотную буксир "Силач" и над всем рокотал голосина могучего Сергея Захаровича Балка - командира буксира. Оказалось, что у буксира есть выносная стрела на две тысячи пудов, что позволит нашу пушку переставить. Вот потому на юте гремело железо, и переливался морской фольклор. Николай даже не пошёл смотреть, зачем людей отвлекать, там большинство в этих вопросах не чета ему, а как закончат, обязательно позовут предъявлять сделанную работу.
        Пошли в нашу каюту и он начал выспрашивать меня про мины на тележках, про кусок сахара,[23 - Фильм, кажется "Юнга северного флота", там мальчишкам на занятии рассказывали про кусок сахара, который используется в качестве замедлителя, а один психовал, что "за этот сахар его мамка на бураках до ночи ломается" (За точность цитаты ручаться не могу.)] словом, те несчастные огрызки сведений и фактов, которые не говорят мне ничего, а он из них может выцепить куски важной и нужной информации. Как уже не раз убеждалась, наша память умудряется сохранять огромное количество информации, а многое, что мне кажется обыденным и разумеющимся, на самом деле ещё не придумано и не существует. А когда вспомнилось, как на палубе военного корабля, куда занесло на экскурсию молоденькую девчушку-фельдшера скорой, никогда раньше не видевшей живьём военные корабли, многочисленные рельсы, а молоденький мичман с сальными глазками охотно рассказывал, что по этим рельсам очень удобно катить по палубе мины до самого кормового среза, где они падают в кильватерный след и встают на боевой взвод в зависимости от конструкции. И
завлёк меня в полутёмный отсек через дверь, в которую и ныряли рельсы местной узкоколейки, где топорщились рогами чёрные круглые жутковатые мины. Словно спящая сконцентрированная смерть, они лежали на массивных литых тележках, внизу которых были совсем маленькие, словно игрушечные, колёсики… Дальше мне, правда, пришлось быстренько уворачиваться от потных лапок возбудившегося морского волка, и умудриться не порвать новое платье, и не переломать среди этого военно-морского железа свои ножки, которые говорили "Очень-даже-ничего!", да и мне самой очень нравились.
        А про кусок сахара всплыло из какой-то фразы в кино и вторично из экскурсии в Военно-Морском музее, только там сахар вроде бы определял отстрел буйка обозначающего место затопления корабля. А для Николая сама идея с куском сахара, который постепенно растворяется в воде стала откровением, как и возможность использовать тележку и рельсы на палубе. Оказалось, что здесь ничего подобного не существует и здоровенные тяжёлые мины ворочают без всяких тележек, а процедура установки минного заграждения это эквилибристика высокого полёта. Ещё чего-то вспомнилось про катушку с тросом в середине якоря-тележки. В общем, я полетела кувыркаться в небе с Клёпой, а Николай засел за бумагами, где начали появляться изображения жутковатых рогатых подводных монстров. В голове крутилась случайно слышанная фраза, что мина - это идеальный солдат, который никогда не спит, в любую секунду готов среагировать во всей своей разрушительной мощи, его нельзя ни купить, ни напоить. Думаю, что на любую мину есть умный сапёр, но ведь умного ещё найти нужно. И вообще, найти нужного именно здесь и сейчас мужчину - это задача, имеющая
решение только в сказках инфантильных маразматических старушек, уж поверьте взрослой женщине.
        В небесной синеве ещё не исчёрканной инверсионными следами рейсовых Боингов было так красиво, тихо и уютно, что, улёгшись на ласковый восходящий поток, мы забирались всё выше и выше. Терзали ли меня муки совести и раскаянья, что не родится больной наследник у Николая Второго? Вот ни капельки, хотя я старательно покопалась в глубинах души или чего там следует терзать. Как женщина я даже сопереживала горю другой женщины и будь я рядом, сделала бы всё, чтобы её утешить, поддержать, найти самые нужные слова. Но это женщину, а не императрицу! Как-то все уже давно забыли, что начальник - это не награда, это доверие общества, которое оценило твои способности и личность, а порой просто назначило исполнять труднейшую работу по управлению этим самым обществом или его частью. За это общество готово тебя благодарить, позволять тебе даже больше, чем другим своим членам, но только и именно за это! И спросить общество имеет полное право с начальника по полной, и платить за неисполнение порученного начальник обязан своей головой, которая никогда не исправит его ошибки и не вернёт к жизни погибших из-за его
ошибок. А император и его семья - это как раз самые большие начальники в империи, они отвечают за миллионы своих подданных, и потому у них просто нет права на человеческое, никто ведь не заставлял под стволом пулемёта лезть под венец Алису Гессенскую. То есть она сама выбрала себе эту стезю, где её главная задача родить полноценного, здорового умного будущего императора, а в остальном просто быть символом, и не устраивать мышиную возню вокруг политики и трона. А они вместе со своим скорбным головой Ники на вершине власти Российской империи[24 - Вообще, у меня правда есть серьёзные сомнения в умственном здоровье последнего русского императора. В психиатрии одним из критериев оценки душевного здоровья пациента является его адекватность времени и месту, то есть его реакции. Вы почитайте его дневники. Милейшее чтиво, трогательное такое, почти слезливые намётки дамского романа, видела пару пожилых дам, которые упивались там каждой строчкой. А потом возьмите учебник истории и сопоставьте даты происходящего в стане и мире с написанным в дневниках. Как воспринимать правителя страны, ведущей тяжелую войну, на
которой гибнут тысячи его солдат и офицеров, многих из которых он знает лично, жал им руки, вручая погоны и ордена, а записывал в самые главные события дня: "Омлет на завтрак сегодня был чуть пережарен!". Счастье, что до современной европской какашкофилии не дожил, а то бы мы наверно знали все подробности стула всей императорской фамилии. Кстати, слово "европский" - это не ошибка, а вполне осмысленное написание. Меня всегда удивляло несоответствие в ряду: азиат, африканец, американец и как флюс торчит ЕВРОПЕЕЦ. Если взять за образец азиата, то должно быть ЕВРОПАТ или ЕВРОПЕТ. Если африканца с американцем, то выйдет ЕВРОПАНЕЦ или ЕВРОПЕЦ. К слову, последний вариант с моей точки зрения самый точный. Вот отсюда и вытекает ЕВРОПСКАЯ культура и, вообще, вся ЕВРОПЕТСКАЯ цивилизация (или тогда будьте любезны азийскую или азиенскую принимать и использовать). Можете продолжить это развлечение с наименованиями народов, там тоже очень много любопытного.] начали играться в страстную любофф. Знаете, мне глубоко фиолетово, какие переживания испытывает пилот самолета, на котором я лечу в Анапу, мне совершенно не
важно - есть у него любовница или нет, и писался ли он до десяти лет в постель! Мне важно, чтобы он на своём самолёте доставил меня со всем возможным комфортом из точки "А" в точку "Б", а всё остальное пусть обсасывают старушки у подъезда его дома. То есть каждый человек в обществе состоит из двух частей: это его личное и его общественная ФУНКЦИЯ, и ни пересекать, ни смешивать их нельзя. На уровне императора или короля ФУНКЦИЯ занимает настолько главное место, что личному там в принципе места нет и не может быть. Так и какие переживания у меня должны быть, если я сняла с рейса пьяного в дым пилота, который не способен везти пассажиров и управлять самолётом, в данном случае произвести качественного наследника?
        Словом, "отряд не заметил потери бойца! Видать не боец и был…" Вот ей-Богу, гораздо интереснее вкусный студёный воздух, на высоте он ещё и сухой и словно ломкий какой-то. Внизу простёрся Печелийский залив, торчащие из воды бугорки островов Мяо-Дао, разделённые Квантуном и Ляодуном Западно-Корейский и Ляодунский заливы. Где-то на юге в дымке порт Чифу, на северо-востоке за хребтом Сихотэ-Алиня Владивосток, на востоке заслонил Японию Корейский полуостров. Надо как-нибудь слетать на северо-восток и восток, посмотреть, что делают японцы у острова Роунд и на Эллиотах. А пока как в той песенке: "Только небо, только ветер…". Надеюсь ли я как наивная плюшевая Зайка, что мой толчок истории всё сразу повернёт к лучшему?! Да ну меня в лес! История такая противная и гнусная штука, которую вручную повернуть почти невозможно. Вон большевики практически уполовинили население великой страны, разбазарили территории, вбухали прорву европских денег и это имея такую ВКУСНУЮ идею справедливости и равенства! А тут один император, которого, скорее всего в ближайшее время ухайдакать попытаются, ведь он - зараза такая,
стольких от кормушки отлучить хочет! То есть, если не дурак и жить хочет, то придётся ему прибегать к самым непопулярным мерам. Да собственно, лекарства и не бывают вкусными. Как сказала знакомая педиатрисса, ни разу не видела, чтобы эти сладенькие детские сиропчики кому-то помогли, скорее ребёнок просто решил поправиться, а сиропчиком эту здравую мысль просто запил; а с того света детишек вытаскивают противные гадкие порошки, болючие уколы и гнусные капельницы не считая прочих мерзостных процедур. Во как меня в этом восхитительном просторе на философию потянуло. Вот уж точно, самое лучшее место для разговоров о политике - это постель после бурного соития, ещё одна загадка человеческой психики.
        Внизу "Силач" прильнул к "Новику", как юная нимфа к усталому фавну. На горизонте маячат три японских миноносца. Какой-то пароход дымит в Чифу или Вейхавей, в стороне Таку пара джонок занимаются ловом рыбы, с севера к Артуру в клубах дыма и пара тащится поезд. На улицах повозки, пролётки, кибитки, брички, фаэтоны и прочие тарантасы, Николай удивлённо не раз уже меня поправлял, когда я чего-то не так называла, для него, это всё очевидно - как отличие "Жигулей" от "Запорожца", а для меня тёмный лес на склонах невидной отсюда африканской горы Килиманджаро. А как он ржал, гад, когда возчик в госпитале похлопал по крупу животное с явными мужскими половыми признаками и назвал его "лошадь". Когда же я по наивности своей возмутилась, что это же самец, который конь или жеребец! Вот он и ржал, до слёз, до икоты, что возчик даже заволновался, не сплохело ли барину. Оказывается, лошадь и конь могут быть как мальчиками, так и девочками, потому, как эти слова к половой принадлежности никакого отношения не имеют, потому, как конь - это строевое военное животное под седлом в кавалерии, а лошадь - это то, что
впрягают в повозку, сани, телегу или плуг, то есть рабочее животное. А мальчик или девочка - это кобыла или жеребец или бывший жеребец после кастрации в виде мерина. Ну да! Не знаю я таких нюансов, кто бы ещё мне про них рассказал. Так что теперь знаю, что имеют право фразы типа: "Господин полковник! Я сегодня в дозор не могу, мой конь жеребиться собрался, как ветеринар говорит…" или "Совсем дёшево отдаю лошадку, сами смотрите, справный жеребец-трёхлетка, только в силу вошёл…". Вот так, и здесь вам не тут! А то развели, понимаешь, как курить, так валенки надевать…
        Вот эти местные ВАЗы и ГАЗы влекомые по улицам своими лошадиными силами внизу и копошатся. Труппель смешно рассказал, что какой-то Колчак в Киево-Печёрской лавре переполох устроил и организовал сбор средств и подписку за изготовление, и освящение новой чудотворной иконы, вроде как по указанию из Петербурга. Представила себе лейтенанта Колчака в парадном чёрном мундире при кортике среди богомольных старушек и юродивых в лавре, вот уж выскажет он Николаю, если узнает с чьей подачи его Макаров в Киев заслал, хотя в нынешнем верующем времени, может это только мне смешным кажется. Тут такие пассажи могут подвигом во имя веры именовать…
        Вот сколько я здесь уже времени и если бы у меня не было такого мощного буфера-фильтра, как Николай, давно бы уже себе проблем на копчик огребла. Вжиться во время, тем более так далеко отстоящее, по сути это другой мир с другими измерениями. Наверное мне вжиться в роль красноармейца сорок первого года было бы гораздо легче, чем вроде бы близкую мне роль дамы начала двадцатого. Положим, я даже подготовилась, выучила все модные фасоны, правила поведения и кучу остальных правил и моментов, но при этом существует такая прорва мелочей, которых ни в одной исторической литературе или мемуарах не найдёшь. Кто из моих современников будет уточнять, что закончив общение с унитазом следует нажать на спуск или дёрнуть шнурок, а может потянуть кверху пимпочку, вариантов сотни, но мои современники выполняют это не задумываясь на интуитивном уровне, а попробуйте подготовить к этому моменту человека из восемнадцатого века. А как бы я стала ухаживать за собой без тысяч придуманных и удобных мелочей, начиная с упаковки кругленьких салфеток или привычной жужжащей во рту электрической зубной щётки? Ну все эти
умствования!
        Моё дело - помочь Николаю Оттовичу фон Эссену выиграть на море войну с Японией, стать адмиралом и… А будет ли какое-нибудь "и…" мне знать не дано. Вот этим я сейчас и занимаюсь, вроде даже неплохо получается..
        Глава 38
        Ещё пять дней пролетели совершенно незаметно. Вчера на борт поднялись шестнадцать казаков с Адрияном и Семёном Романовичем во главе. Оказалось, что разместить их у нас компактно проблема. Немецкие корабелы вообще не предусмотрели кубриков для экипажа, отдельные только каюты офицеров, а матросы вынуждены ныкаться кто где. Но с поставленной задачей боцман справился. За эти дни наши минёры и механики с Иваном Матвеевичем не просто сделали, а ещё и отработали пуски учебными торпедами и уже установили у нас на юте спаренный поворачивающийся минный аппарат. Седьмого нас вдруг вызвал Старк с приказом немедленно доставить нового посланника в Чифу, при этом почему-то лучился такой неземной радостью, что невольно закралась мысль о какой-то скрытой здесь пакости. На борт поднялся нормальный штатский дядечка, отрекомендовался графом, без возражений устроился в каюте Сергея Николаевича, столовался с нами, а в Чифе покинул борт на присланном нам навстречу катере со сменяемым посланником, последний остался в Чифу, им ведь ещё дела передавать. То есть всё прошло без эксцессов и накладок, так и чего так радовался
Старк? Может мы уже ищем чёрную кошку, которой в тёмной комнате нет? Вчера перед бункеровкой вышли на внешний рейд и дважды отстрелялись из каждой трубы несчастной учебной торпедой. Больше всего времени заняло не вылавливание её, не заряжание её в трубу аппарата, а набивание ресиверов. Минёрам так понравилось, что они уже ходят вокруг старых аппаратов, чтобы переделать их пороховой пуск на такой же - сжатым воздухом. В минёры решили переквалифицировать мичмана Кляйнгарда Фёдора Карловича, теперь Древков у нас отвечает за всю противоминную артиллерию. Но новые аппараты фон Кнюпфер ему не отдал, он сам ими распоряжается, а также кормовым аппаратом, Кляйнгарду выделили ютовые аппараты, а баковый стал вотчиной Миллера. Конечно, всё это условно и в зависимости от стоящей задачи всё может меняться, но флот, как военная организация не терпит неопределённости и всё, даже швабра или кусок палубы должны иметь конкретного ответственного, отвечающего и ведающего. Вчера же до ночи у угольного причала грузили уголёк, надо будет с ним немного повозиться, вчера не успела закончить. За эти дни на расстоянии полечила
ещё несколько человек. Оказалось, что сделанная мной Машеньке закладка ещё и отличный маячок, и я могу её чувствовать и даже внедряться на расстоянии как в Клёпу. Хотя, с Клёпой проще, здесь же приходится вести себя очень тихо, чтобы не вызвать у неё лишних вопросов и волнений. Ну как полечила, не радикально и полностью, как цесаревича, просто сняла особо угрожающие жизни и здоровью моменты, а дальше в госпитале подлечат и всё пройдёт нормально. А у одного чахотку, хотя поступил с отравлением, съел прокисшего супа и поплохел не на шутку. С отравлением и клизмы с солевым слабительным вполне справятся, а вот чахотка у него оказалась запущенная, вот и возилась.
        В общем, корабль к бою и походу готов! Вышли до рассвета, нас даже на брандвахте ни о чём не спрашивают, видимо особый статус "Новику" мы заполучили явочным порядком. Почему мы крадёмся в темноте и не на восток, а на юг, да потому что с восточной стороны подходы круглосуточно пасут японские миноносцы. Вот мы и хотим вдоль Шантунгского полуострова просочиться в сторону Корейского пролива. К слову, там ещё хотим шорох навести, ведь японцы наверняка узнают, что мы ушли, вот пусть и думают, что это наша главная цель. Николай крутит в голове командирские вопросы, всё ли успели, всё ли взяли, ничего не забыли…
        Японские миноносцы остались позади, снова шарахаемся от всех дымов на горизонте, Клёпа в дозоре бдит, видимость - обзавидоваться. Здесь уже весна во всей красе, а Питере ещё в апреле может снег выпасть. До чего же хорошо в море. Вроде и начальство только пару раз дёрнуло и отстало. Нас известили, что назначен призовой суд и император решает, как назвать новые крейсера, в России традиционно право давать названия военным кораблям только у императора. Часто просто перекочёвывают названия списанных или погибших кораблей, так уже несколько веков в русском флоте есть "Ретвизан" - захваченный когда-то Петром шведский линейный корабль или фрегат. А сколько уже было "Рюриков" и "Баянов". Вот теперь и "Чиоду" с "Акаси" ждёт переименование, а я бы оставила старые, пусть японцы сдохнут от злости, названия довольно благозвучные не "Йокосука" какая-нибудь. Но не нам о сём судить, скажут "Дерижобель", значит так и будет, есть свои прелести в самодержавии. Фон Кнюпфер уже приходил с идеей, как можно использовать два новых аппарата при атаке, аналогичной атаке "Микасы", схемы рисовал, зудит ему опробовать.
Успокоили его, что когда будем шорох в Корейском проливе наводить, тогда и испытаем в реальных условиях.
        Макаров уже едет к нам, в другой истории вроде бы дольше собирался, но здесь ведь он уже был готов. Видимо собрался заранее и дела к передаче приготовил. Интересно, Колчак успеет с иконой или следом привезёт? Боцмана озадачила, что можно нам на рубке или на носу нарисовать двадцать шесть перечеркнутых японских флажков, а три можно отдельно обвести в кружочек или перечеркнуть Андреевским флагом, которые мы в плен привели. Или как вариант нарисовать двуглавого орла и в венке в лапах поместить цифру через дробь, типа утопленные и взятые. Боцману больше понравился вариант с флажками, говорит, что "так красивше". Подкинули ему идею трафаретов, ходит теперь такой загадочный, а я просто вспомнила звезду с цифрой на рубке подводной лодки и самолёты с рядами звёздочек. Надо, кстати, и пароходы наши посчитать, а то как-то это из поля зрения выпустили, а может ну их? Озадачим Сергея Николаевича, самодуры мы или где? Кстати, японский офицер, которого мы на истребителе поймали гуляет по городу в форме и с саблей и это в эти времена совершенно нормально, не придумали здесь ещё лагеря для военнопленных, хотя
матросов вроде в тюрьме содержат.
        Радист притащил телеграмму из набора букв, уверял, что поначалу запрос был на русском, а дальше пошла такая абракадабра, спрашивает, что ему делать. А что тут делать. Ключа к шифру у нас нет, значит выкинуть и голову не забивать. Под настроение вспомнился анекдот:
        Помер старый Абрам в Одессе. Собрались родственники, но надо как-то родственников в Киеве известить, а денег на телеграмму жалко. Думали-думали и послали телеграмму из двух слов "АБРАМ ВСЁ".
        Наутро им принесли телеграмму из Киева с одним словом "ОЙ"
        Вот уж не ожидала такой реакции, до вечера в разных концах корабля хохот раздавался. Перед ужином под настроение устроили очередные песенные посиделки перед мостиком. С учётом наших пассажиров подарила им вспомнившуюся песню Высоцкого:
        Бросьте скуку, как корку арбузную,
        Небо ясное, лёгкие сны.
        Парень лошадь имел и судьбу свою
        Интересную - до войны.
        А на войне, как на войне!
        А до войны, как до войны!
        Везде, во всей вселенной,
        Он лихо ездил на коне,
        В конце войны, в конце весны
        Последней, довоенной!
        Но туманы уже по росе плелись,
        Град прошёл по полям и мечтам, -
        Для того, чтобы тучи рассеялись,
        Парень нужен был именно там!
        Там на войне, как на войне!
        А до войны, как до войны!
        Везде, во всей вселенной,
        Он лихо ездил на коне,
        В конце войны, в конце весны
        Последней, довоенной!
        Там на войне, как на войне!
        А до войны, как до войны!
        Везде, во всей вселенной,
        Он лихо ездил на коне,
        В конце войны, в конце весны
        Последней, довоенной!..
        Удивительная песня, текста минимум, а настроения море и мелодия шикарная и такая ёмкая картина нарисована.
        Потом, как-то почти автоматически, не задумываясь, спела "Лихо, моё лихо!" Розенбаума:
        Лихо, моё лихо, шо ж ты не голубишь?
        Шо же ни спиною, ни лицом стоишь?
        Ой, милый мой товарищ, ой, шо ж ты мене губишь?
        Шо же, не спросивши, в грудь мою палишь?
        Ой, милый мой товарищ, ой, шо ж ты мене губишь?
        Шо же, не спросивши, в грудь мою палишь?
        За чию-то жинку, шо не стоит дроби,
        В дуло засылаешь пулю из свинца…
        Ой, милый мой товарищ, ой, шо ж ты мене гробишь?
        Шо же ты дырявишь грудь у молодца?
        Ой, милый мой товарищ, ой, шо ж ты мене гробишь?
        Шо же ты дырявишь грудь у молодца?
        Мамо! Мое мамо! Ты не плачь, голубо!
        С ног сымают, мамо, мои сапоги!
        Ой, милый мий товарищ, ой, шо ж ты мене, глупый?
        Я ж ещё и года в них не отходил…
        Ой, милый мий товарищ, ой, шо ж ты мене, глупый?
        Я ж ещё и года в них не отходил…
        Шо же каже батько, колы вин побаче,
        Оселок казачий ляжет на ветру?
        Ой, шо ж ты мий товарищ, отож який горячий,
        Як же ты проснешься завтречки с утру?
        Ой, што ж ты мий товарищ!
        Як же ты проснешься завтречки с утру?
        Ой, што ж ты мий товарищ!
        Тай с горы зеленой кровь моя солена,
        Ручейком из раны вниз бежит, звеня.
        И дождичком умытый, я лежу убитый,
        А в голове копыто моего коня.
        И дождичком умытый, я лежу убитый,
        А в голове копыто моего коня.
        Может усатые казачьи лица спровоцировали. На этом фоне навеяло, вспомнилась одна из самых любимых песен у Розенбаума "Серебряный кувшин":
        Жил старик, колесо крутил,
        Целый век он кувшин лепил,
        Свой, на ветрах замешивал воздух.
        И скрипел, друг, гончарный круг,
        Тихо пел рано поутру
        Он, старец и мудрец талым звёздам:
        "Ты вертись, крутись, моё колесо,
        Не нужны мне ни вода, ни песок,
        Напоит людей росой мой кувшин,
        Мой серебряный кувшин.
        Будет лёгким он, как крик птичьих стай,
        И прозрачным, словно горный хрусталь.
        Тоньше тонкого листа у осин,
        Будет лунный мой кувшин".
        Годы шли, спину сгорбили,
        Круг скрипел, ветры гордые,
        Взвив, затихали в пальцах покорно.
        И смеясь, а что худого в том,
        Люд кричал: "Сумасшедший он!" -
        Но в ответ шептал старец вздорный:
        "Ты вертись, крутись, моё колесо,
        Не нужны мне ни вода, ни песок,
        Напоит людей росой мой кувшин,
        Мой серебряный кувшин.
        Будет лёгким он, как крик птичьих стай,
        И прозрачным, словно горный хрусталь.
        Тоньше тонкого листа у осин,
        Будет лунный мой кувшин".
        Зло своё кто осудит сам?
        Раз в сто лет чудо сбудется,
        И засверкал кувшин круторогий.
        Полон был до краёв водой,
        Голубой, ледяной росой.
        Пей, путник, он стоит у дороги.
        И теперь зависть белая,
        И теперь люди веруют,
        И чудеса в цене потеряли вдруг.
        А дожди грустной осенью
        С неба ветром доносят нам
        Лишь обрывки песенки старой:
        "Ты вертись, крутись, моё колесо,
        Не нужны мне ни вода, ни песок,
        Напоит людей росой мой кувшин,
        Мой серебряный кувшин.
        Будет лёгким он, как крик птичьих стай,
        И прозрачным, словно горный хрусталь.
        Тоньше тонкого листа у осин,
        Будет лунный мой кувшин".
        "Ты вертись, крутись, моё колесо,
        Не нужны мне ни вода, ни песок,
        Напоит людей росой мой кувшин,
        Мой серебряный кувшин.
        Будет лёгким он, как крик птичьих стай,
        И прозрачным, словно горный хрусталь.
        Тоньше самой тонкой струнки души,
        Будет лунный мой кувшин".
        Сколько я уже спела здесь песен, наверно сосчитать не возьмусь, у Маши целая тетрадка с песнями, но там, хорошо, если половина песен.
        А к утру мы вышли к Мозанпо и Пусану. Несмотря на едва начавшийся рассвет, пароходы и джонки сновали поперёк Корейского пролива между островами Цусима и Кореей в пугающем количестве. Только сейчас с мостика мы видели штук десять. Ну что ж, господа: "Свинья, открывай! Медведь пришёл!"[25 - Из анекдота про пьяного Винни-Пуха.] С первого парохода, где были войска, в нас дали ружейный залп и зацепили нашего сигнальщика вскользь в плечо, ну грубо говоря, вот и повод наши аппараты проверить, спасать мы никого не стали, берег рядом, и пошли дальше. Следующие два парохода после выстрела по курсу послушно легли в дрейф, да и взрыв предыдущего прозвучал убедительно. Экипажи после разъяснения быстро погрузились на шлюпки и мы утопили сначала одного, потом другого. Вовремя вспомнив опыт Сергея Николаевича, отошли от греха на пару кабельтовых, но пароходы затонули без спецэффектов. Три джонки подтащили к шлюпкам, приказав им снять с джонок команды, и утопили и их. Я всегда думала, что джонка это такая маленькая лодка под парусом. Здесь джонки оказались размерами чуть меньше номерного миноносца, а
водоизмещением наверно раза в два больше, так что на некоторых были свои шлюпки, а некоторые тащили шлюпки за кормой. На этих трёх не было, вот и пришлось таскать их. К обеду на дно отправились ещё пять пароходов, одна шхуна и больше десяти джонок. Мы уже начали недоумевать, почему японцы никак не реагируют на нашу наглость. Но вот из-за островов показались сначала два, а потом ещё один корабль, вдоль берега крались четыре миноносца. Клёпа показала нам все корабли ещё до их выхода из-за островов.
        - Господа! Прошу любить и жаловать! Мы имеем честь наблюдать пятую эскадру вице-адмирала Катаоки, правда, один крейсер из неё мы уже встречали, и он встречи не пережил, я имею в виду "Мацусиму" возле Шанхая. На головном должен быть вымпел адмирала, а позади плетётся бывший китаец, ныне броненосец береговой обороны второго ранга "Чин-Иен". Не вижу повода не опробовать на них наши новые минные аппараты. Боевая тревога! Минёров на мостик! Сигнальщикам, поднять боевой флаг и марш под броню! Всем пройти в боевую рубку! Штурман, дистанция?!
        - Дистанция примерно семьдесят кабельтовых. Какой курс сближения?!
        - В лоб идём, Евгений Васильевич! Мы же "Новик"! - в рубку пришли минёры, Кляйнгард явно мялся и его потряхивало. - Значит так, господа минные офицеры, если два головных крейсера так и будут на нас идти колонной, то работать будем одним палубным, потом баковым аппаратами, не перезаряжать сразу, от бакового аппарата перейти к кормовому. Палубный стреляет по переднему, баковый аппарат - по заднему. Если они попробуют нас обойти с двух сторон, то пойдём между ними скорее всего если широко разойдутся, в случае если разойдутся по телефону команду дам. Фёдор Карлович, это будет ваша первая атака, поэтому на пуске по крейсерам только смотрите и учитесь, а вот по броненосцу вы под приглядом мичмана Миллера пуск производите лично! Всё понятно?! По броненосцу отстреляемся двумя торпедами для надёжности, не будем экономить. Мыслю, что к моменту атаки броненосца крейсера нам мешать уже не будут. Артиллерия в это время разберётся с миноносцами. Мы должны здесь оставить чистую акваторию, чтобы наведаться в порт и там порезвиться. Надеюсь, что второй дивизион миноносцев где-нибудь в Мозанпо или придётся его в
узкостях ловить. Вопросы есть? Тогда всё! Позовите ко мне Тремлера и Левицкого. С Богом, господа!
        - Расходятся, Николай Оттович!
        - Что ж, посмотрим как далеко друг от друга… Какой у нас и у них ход?
        - У них, думаю, узлов семнадцать, вон даже искры из труб летят. А у нас четырнадцать, вы же не приказывали ход давать и велели уголь экономить.
        - Ну и славненько, так и идём пока.
        Вообще морской бой это во вступительной части штука удивительно неспешная, от момента появления на горизонте дымов, до встречи эскадр иногда может и пара часов пройти. А потом ещё час-полтора эскадры могут маневрировать, выискивая удобный для каждой угол сближения и атаки. В нашем случае бои проходят, можно считать, моментально, как поединок самурая, одно сближение, обмен молниеносными ударами и один убирает меч в ножны, а голова второго катится по дорожке. Хотя, возможно, что это очередной навязанный нам голливудский штамп. Вот и сейчас с нашей скоростью и если бы японцы стояли, то до них нам предстояло бы идти ровно полчаса. Но они сами неслись нам навстречу, так что уже через десять минут пришло время торпедной атаки. Наши пушки молчали до трёх миль, и лишь тогда заговорил главный калибр. Только атака происходила как-то непонятно, японские крейсера разошлись вроде, а потом так рядом, всего в кабельтове продолжили идти нам навстречу, а в пяти милях правый вообще отвернул почти на девяносто градусов, так что под нашей атакой остался второй, который шёл, не отворачивая. Зеркала исправно отклоняли
наш образ и снаряды летели правее и сзади, в миле мы резко увалились вправо в сторону ушедшего и отстрелялись из бакового аппарата, вставая на курс преследования. Не задействованное второе зеркало теперь понадобилось, ведь беглец старательно в нас гвоздил из всех орудий. И почему он вдруг отвернул и сейчас шёл к берегу? Может хочет нас вывести под минную атаку, это днём, когда мы просто не дадим к себе приблизиться? Бред какой-то, причём мы даже не прибавляли ход, хоть он и удаляется, но впереди поперёк берег, от которого ему в любом случае в какую-то сторону отворачивать! И что задумал японский адмирал Катаока?! "Ну, бред же!" - буквально корёжило Николая, а крейсер на снижая хода шёл в берег. Тем временем начал доворачивать к нам второй крейсер, судя по адмиральскому вымпелу у первого, поворачивал к нам "Хасидате", но до подхода нашей торпеды остались считанные секунды, рыбку торпеды заслонил корпус японца и взрыв. Крейсеру второго класса, как называют японцы эти бронепалубные крейсера, взрыва нашего модифицированного заряда хватило с головой. А первый, который выходит "Ицукусима", продолжал идти в
берег, словно собрался его таранить.
        - Может он хочет нас ужаснуть своей нелепой смертью на камнях, Николай Оттович? Ему до камней уже кабельтов от силы остался!
        - Да кто ж его знает, что адмирал надумал?
        - Нет, Николай Оттович, сбросил ход! Всё, вылетел на камни, вон мачту перекосило от удара!
        - Сергею Николаевичу передать на "Икуцусиму": "Экипажу приказываю покинуть крейсер! Заняться спасением моряков "Хасидате"!" Евгений Васильевич! Идём к броненосцу, а то тоже на камни выкинется! Кит нашёлся! Дистанция?
        - Кабельтовых сорок пять, господин капитан!
        - Идём рядом с ним, на подходе уваливаемся влево. Минёры! Успеете баковый зарядить? Заряжайте! Если не успеете, не страшно, отстреляемся палубным и баковым. Хочу попробовать дать залп сразу двумя торпедами из палубного аппарата. А можете по броненосцу из них выстрелить дуплетом! Добро! Решайте сами!
        - Дистанция до миноносцев тридцать кабельтовых!
        - Артиллеристы, помножьте на ноль миноносцы!
        - Николай Оттович! Броненосец почему-то поворачивается бортом!
        - Эти пчёлы делают неправильный мёд…
        - Что вы сказали?
        - Ничего важного! Похоже в этой эскадре у капитанов какое-то массовое помешательство! Ну задействует он свою кормовую башню, его же это не спасёт!
        - Но он то об этом не знает! Ладно, давайте подождём…
        - Готов миноносец!..
        Так и остались загадкой маневры крейсера и броненосца. Наших двух торпед из палубного аппарата "Чин-Иену" хватило, чтобы затонуть на ровном киле, задняя мачта на треть осталась торчать из воды, хоть и под углом, передней торчал малый кусочек. Мы вернулись к "Ицукусиме", ну нельзя же спускать такие маневры, на подходе с неё снова открыли огонь, и стреляющих даже не смутило, что часть снарядов ложились вблизи их шлюпок, которые собирались или уже спасли своих коллег. Проходя, мы всадили две торпеды в борт флагманского крейсера и повернули к порту острова. После нашей коррекции "Ицукусима" почти легла на борт.
        Клёпа давно уже транслировала нам картинку происходящего в порту. Порт довольно неудобный, но с широким входом, поэтому мы не стали заходить, а разнесли орудиями всё, до чего смогли дотянуться. Артиллеристы отвели душу, даже останавливались, чтобы пробанить орудия. По докладу вышло, что за этот бой они выпустили почти по семьдесят снарядов на каждое орудие главного калибра и больше пятидесяти из сорокапяток. Да, я знаю, что противоминный калибр у "Новика" сорок семь миллиметров, но не звучит "сорокасемёрка", а сорокапятка звучит и вкусно звучит. Всего за этот день мы выпустили триста сорок три главного калибра и триста пять снарядов сорок семь миллиметров. Из пушек тридцать семь миллиметров мы приказали не стрелять без специального приказа. Ну какой смысл из этих пукалок в морском бою? Даже миноносцы не успевают подойти в зону их уверенного поражения. Так что приказа нет, и пока не будет. На берегу у входа в порт были развёрнуты две батареи, одна полевая, а вот вторая крупнокалиберная и вокруг неё начаты земляные работы, но теперь им придётся сюда новые пушки везти. Навесным огнём я старательно
покорёжила все пять стволов крупного калибра, а полевые пушки просто разлетелись в куски. К сожалению, в порту оказалась только одна старая канонерка, на которой удалось вызвать сильный пожар и видимо начал рваться боезапас, потому, что в огне звучали многочисленные взрывы. Удалось вызвать пожары и в портовых складах, разрушить часть причалов. Клёпа показала, что войсковые лагеря находятся в глубине острова, куда наша артиллерия не доставала…
        Если бы нашей целью было именно это место и полное прекращение здесь десантных операций, то следующим пунктом надо было идти в Пусан и Мозанпо. Мы пошли на юго-запад только вначале, но едва скрылись из глаз возможных наблюдателей и сгустилась тьма, повернули на восток и скоро на север, чтобы обогнуть Кюсю с севера…
        Глава 39
        Вечер одиннадцатого завершился тёмной ветреной ночью. Мы вышли в центральную часть Корейского пролива уже к вечеру, потому и не имели достаточно времени вдумчиво и неспешно поломать всё до чего бы смогли дотянуться наши шаловливые ручки. Ещё эти совершенно безумные манёвры "Ицукусимы" и "Чин-Иена". Не страдают японцы глупостью, да и представить, что адмирал Катаока вдруг нас испугался до такой степени, что решил выбросить корабль на камни, это из серии бреда, но не у него, а у нас. Как назло портится погода, а может мы просто свыклись с затишьем в прикрытом со всех сторон Печелийском заливе. Сейчас уже стемнело, идём с погашенными огнями, скорее предполагаются, чем просматриваются оставшиеся позади Цусимские острова. Нам нужно за ночь пройти проливом севернее Кюсю мимо Симоносеки и успеть выйти в широкую часть между островами Кюсю и Сикоку. Изначально планировали, что обогнём Японию с юга и через пролив Ван-Димена широко выйдем на океанский простор, но оказалось, что мы при расчетах ошиблись и ловить гарибальдийцев на дальних подходах поздно, придётся ловить их уже у побережья Японии. За ночь
полного хода, мы должны выскочить на судоходный маршрут.
        План операции до конца не утверждён, слишком много "если" и "может быть". Как-то очень ярко перед глазами стоит, как мы расписывали план атаки на корабли Катаоки, и что из этого вышло, всё иначе и не так. Слишком многое зависит от того, где мы встретим гарибальдийцев[26 - "Гарибальдийцы" "Ниссин" и "Касуга" - броненосные крейсера типа «Джузеппе Гарибальди» - серия из 10 броненосных крейсеров, построенных в Италии в 1894-1905 годах. Корабли данного типа входили в состав ВМС Аргентины, Испании, Италии и Японии.] и в какое время суток. Выйдя на маршрут, мы сразу выпустим Клёпу, а сами повернём на юг. Клёпа должна будет сделать круг миль в двадцать на север, если там никого не найдёт, будет сверху отсматривать две такие характерные цели. А на север слетать для успокоения, что мы их не пропустили. На таком расстоянии настаивает Волков, а мы уже успели убедиться, что это штурман от Бога, в вопросах навигации у него практически не бывает ошибок. Только у Шанхая, но там нас, похоже, просто течением местным снесло, а такой информации в лоциях нет, это знают только местные и просто нужен опыт плавания в
этих водах. Но по всем прикидкам, встретить мы их должны после обеда или чуть раньше, если срок прибытия в Йокосуку четырнадцатое февраля точный.
        Ещё бы кто нам сказал, точный это срок или нет! Вообще, если я правильно помню, в первые дни войны, когда Старк принял решение выставить минные заграждения, при постановке погиб минный заградитель "Енисей" и с ним наш систершип "Боярин", который сумела покинуть почти вся команда, а он потом больше суток не тонул, и окончательную точку поставил начавшийся шторм, который и разбил крейсер о камни. Сейчас уже не первые дни войны, уже третья неделя пошла от начала войны, и ни одного шторма, "Енисей" и "Боярин" стояли на рейде неподалёку от нас совершенно целые, а мины вроде бы уже выставили и теперь вход не по старым створам с юго-востока, а почти с юга. Хотя я уже не раз убеждалась, при всей похожести, это не повторение нашей истории, всё-таки это другой мир. А из этого следует, что с цифрой четырнадцатое февраля я могу сесть в громадную лужу. Вот неловко-то будет, ещё казаков сгоношила…
        Как там моя подруга говорила, что мысли материальны. Поэтому верим в свою правоту, и мы обязательно поймаем гарибальдийцев. Чего-то нервозность Николая передалась мне и я так загоняла Клёпу, что она через пару часов просто свалилась на палубу без сил, потом возмущённо клекоча, ходила по палубе растопырив крылья, что у неё означает крайнюю форму негодования. Мне было безумно стыдно, а после моего объяснения и Николаю. Совсем не нужно было заставлять девочку делать этот дурацкий круг. При сегодняшней видимости достаточно было подняться повыше и лететь, только если увидит на горизонте что-либо похожее, а наша цель вообще очень специфичная и узнаваемая, думаю, что вероятность ещё одной пары одинаковых кораблей или даже пароходов (на большом расстоянии по дыму особенно не отличишь) исчезающее мала. А ведь ещё получилось, что часть круга Клёпе пришлось махать крыльями против ветра, а ветер сегодня весьма силён, как бы к ночи не заштормило. Клёпа нами была приласкана, оглажена, накормлена, обожает с руки есть, когда кусочки ей прямо в клюв вкладывают, как в детстве, все мы любим моменты нашего детства,
как выяснилось, даже птицы. На удачу ветер северный, поэтому Клёпа теперь по ветру набирает высоту, с которой осматривается, а потом идёт на посадку в пологом пикировании против ветра, которое приводит её прямо на палубу. Так и прошёл весь день…
        Мне уже больше пяти лет, чтобы я успела осознать, что "ждать" - одно из самых гнусных занятий, а осознание этого факта только делает ожидание ещё противнее. Гарибальдийцы выбрали все допустимые лимиты и допуски, то есть могут появиться в любую секунду, и нервный мандраж нарастает всё больше, но ничего не сделать, хотя прекрасно понимаю, что больше суток находиться во взведённом состоянии выматывает так что следом наступает апатия и безразличие. Но как дать отбой, если вот оно, вот чуть и случится, а по закону всемирного свинства, стоит дать отбой, как оно и случится!
        Это была может самая безумная ночь в моей жизни, а Клёпа с утра просто отказалась вылезать из своего гнезда, тем более, что ко всему прочему упала видимость, а ветер достиг уровня штормового и половина казачков начали травить за борт. В общем, глядя вокруг, мы поняли, что все наши планы рухнули под прессом обстоятельств, и мы всё-таки дали команду отбой!
        Конечно, сигнальщики осматривались вокруг, но при видимости всего в пару миль, говорить о том, что мы реально блокируем судоходную трассу будет пошлым преувеличением. Смысла теребить Клёпу, и выталкивать её в небо тоже нет, потому как нижний край облачности висит всего в паре сотен метров над головой. А ещё за эти сутки мы спустились южнее почти на двести миль. И как ни перепроверяй наши расчёты, но сегодня уже тринадцатое, если считать день прибытия в Йокосуку завтра, то здесь гарибальдийцев уже быть не может, ведь суммарно мы набрали под четыреста миль расстояния до пункта назначения гарибальдийцев, а такое расстояние им за сутки пройти можно только полным ходом. Только какой полный ход, если на борту только минимальные итальянские перегонные команды? Да там просто некому у топок вахты стоять! Словом, настроение мерзейшее, погода ему в тон, гарибальдийцев мы, похоже, прощёлкали, может вчера, может ночью. Это наш допуск, что они идут под всеми ходовыми огнями, а если с подходом к зоне боевых действий они взяли и погасили все огни? В салонах самого высшего куртуазного общества в таких случаях
благовоспитанные люди вежливо говорят: "Мы в глубокой ж…, господа!" При этом я слышала состояние и мысли Николая, врагу не пожелаю переживать то, что переживал и испытывал сейчас он. При этом мне лучше было тихо сидеть в уголочке и не отсвечивать, ведь я принимала самое непосредственное участие в формировании этой ситуации, и костерил он меня, в том числе, и винить его язык не повернётся.
        Вот так, видимо просто по инерции заданного толчка, мы на малом ходу продолжали двигаться на юго-юго-запад по наиболее вероятному, по расчётам Волкова, маршруту гарибальдийцев. За ночь кидались к замеченным огням дважды, но это оказались обычные грузовые трампы. Сейчас шло четырнадцатое, как раз предполагаемый срок прибытия крейсеров в Японию, мы уже набрали между нами и конечной точкой их маршрута больше пятисот миль. Ветер всё никак не мог разродиться штормом, продолжая оставаться по-штормовому свежим, что позволяло ему швырять в корабль хлопья солёной пены и брызг, сорванных с верхушек волн, а сверху довершала картину сыплющаяся густая холодная морось. Укачавшиеся казаки вроде бы отошли и приноровились к качке, кроме двоих. Я пробовала как-то им помочь, в результате просто усыпила их в лазарете, очень похоже, что у них случай абсолютной непереносимости качки, таких людей, говорят, до десяти процентов. А "Новик" качало не только с борта на борт, но и с носа на корму по довольно замысловатой амплитуде. Даже некоторые наши матросы позеленели.
        День святого Валентина, хихикнула про себя, в прочем, это по другому календарю, он у них уже давно прошёл. День тянулся нескончаемо нудно и бестолково. Встретили ещё один пароход, к которому не стали приближаться, так и осталась за скобками его государственная принадлежность. В наступившей ночи увидели ещё два, к которым подошли ближе, разглядели полную иллюминацию сухогрузов и разминулись с ними. Настоятельно встал вопрос о прекращении поиска и повороте назад. Здесь как в ремонте, который невозможно закончить, можно только прекратить, если верить умудрённым опытом людям, и решение о повороте принимать должен и имеет право только первый после Бога. За сутки по инерции намотали на наши винты ещё больше сотни миль. Так ничего и не решив, видимо уповая на сказочное "Утро вечера мудренее" мы отправились спать. Спать совершенно не хотелось, достала гитару и стала наигрывать… Как и почему, вдруг запелась песня Розенбаума "На Дороге Жизни", кто бы объяснил витийства психологических маршрутов нашего сознания:
        В пальцы свои дышу,
        Не обморозить бы,
        Снова к тебе спешу,
        Ладожским озером…
        Долго до утра,
        В тьму зенитки бьют.
        И в прожекторах
        "Юнкерсы" ревут…
        Пропастью до дна
        Раскололся лёд,
        Чёрная вода,
        И мотор ревёт:
        "Вправо!"
        Ну, не подведи!
        Ты теперь один -
        Правый!
        Фары сквозь снег горят,
        Светят в открытый рот!
        Ссохшийся Ленинград
        Корочки хлебной ждёт!
        Вспомни-ка простор
        Шумных площадей!
        Там теперь не то,
        Съели сизарей!
        Там теперь не смех,
        Не столичный сброд,
        По стене на снег,
        Падает народ!
        Голод!
        И то там то тут,
        В саночках везут,
        Голых…
        Не повернуть руля,
        Что-то мне муторно…
        Близко совсем земля,
        Ну, что ж ты, полуторка?
        Ты глаза закрой!
        Не смотри, браток!
        Из кабины кровь,
        Да на колесо - ала…
        Их ещё несёт
        А вот сердце - всё!
        Встало…
        Я как-то долго разглядывала шикарный фотоальбом изданный к годовщине снятия Блокады, там была огромная подборка самых разных блокадных фотографий, от парадных до бытовых, от известных, типа истощённого мужчины с кусом хлеба на узловатой ладони, то перспективы заснеженного Литейного проспекта с траурной вереницей саночек с местами даже не завёрнутых покойников в сторону моста и дальше к Пискарёвке. Там были и смазанные светящие сквозь снегопад светляки фар колонны машин на Дороге Жизни, и десятилетние пацаны и девочки с повязками МПВО и противогазными сумками через плечо с клещами для захвата зажигательных фосфорных бомб, курящиеся воронки у заколоченных щитами памятников, да, много там всего было, что куда убедительнее сотен докладов или статистических таблиц. Вот этими картинами я и сопровождала песню, пояснив, что полуторка - это небольшая грузовая машина, что Ленинградом стал называться Петербург. Николай уже знал, но видимо кроме картинок, я подарили и своё отношение к тому, о чём песня. Как это ни удивительно, этот экскурс в Блокаду и войну, которой здесь, возможно, не будет, придал нам сил и
мы уснули…
        Но выспаться нам не дали, среди ночи Феофан устроил нам побудку. Сигнальщики углядели в миле восточнее нас огни двух кораблей, которые при сближении оказались нашими искомыми "Ниссином" и "Касугой", о чём нам Феофан радостно рассказывал, пока мы суматошно заталкивали ноги в гачи штанов и натягивали прочую амуницию. Ну не могу я безумные творения местных портных одеждой называть, нет в них самых, с моей точки зрения, важных качеств - "удобства" и "простоты"…
        Затемнённый, без единого огонька "Новик" тенью скользил в трёх кабельтовых позади и слева от по-мирному иллюминированных итальянских крейсеров. До рассвета осталось около полутора часов, но уже через час наступят сумерки и надо очень быстро решать какую нам занять позицию для операции или, как любят называть англоманы, миссии. На корабле встали взбудораженные уже все, в рубке были почти все офицеры и оба казачьих урядника.
        - Господа! Удалось разглядеть, который из них "Касуга"?
        - Кажется "Касуга" идёт головным, но однозначно пока не рассветёт не установить. Они же как близнецы, отличаются только передней башней и трубы у "Касуги" имеют внизу утолщения, если у нас верные сведения…
        - Ладно! Решать надо сейчас! Нас больше интересует "Ниссин", а потому делаем допущение, что он второй, значит, нам сейчас до рассвета надо их обойти и занять позицию в семи-восьми милях севернее на их пути. Если первым идёт "Ниссин", ну значит судьба так решила. Головного мы должны потопить так убедительно, чтобы у второго от страха в штанах мокро стало, и ни о каком сопротивлении он уже не помышлял. Перегонными командами, как я уже говорил, командуют английские капитаны, команды европейские, в основном из Италии, но на каждом есть группа японцев, только от них могут быть проблемы. Для этого нам и нужно их напугать до икоты. Поэтому, минёры! Готовьте все аппараты на правый борт, когда сблизимся с головным, вы должны дать залп всеми четырьмя аппаратами, чтобы головной разлетелся на молекулы, наводить на середину, чтобы наверняка! Потом на всякий случай, перезаряжайте аппараты, если господа захотят поиграть в героев, то будем их топить, рисковать людьми даже за целый крейсер не собираюсь! Всё понятно?! Артиллерия! Вы сегодня молчите, как мышь под веником! Подготовить только одну пушку для холостого
выстрела по курсу. Боцману, подготовить оба наших катера. Сергей Николаевич, проконтролируйте сбор казаков и тех, кого наметили с ними проводниками. Старшими в командах, как решили идут лейтенант Тремлер и мичман Древков. Мичману Кляйнгарду быть готовым принять под команду ютовые пушки! Адриян! Семён! У вас вопросы есть?! - казаки помотали отрицательно головами. - Всё, господа! С Богом! - Машина! Полный вперёд! - звонко крикнул Волков, на борту началась положенная суета. А мы пошли писать "казачье послание турецкому султану"… По одному из вариантов, нам нужно письмо для капитана корабля, который мы хотим получить призом, вернее, письмо предполагалось практически в любом раскладе, но смысл написанного предполагался разным, поэтому ничего, кроме мысленных прикидок мы не делали, почему-то была уверенность, что стоит заготовить несколько вариантов письма, на деле понадобится всё равно писать новое. Да, забыла упомянуть, что в этот выход мы оставили в Артуре шлюпку, а взяли два катера на каждый борт и один вельбот…
        Письмо в намётках было уже продумано, поэтому написание его не составило особенного труда, а выпущенная через десяток минут после прохода траверза головного крейсера Клёпа уже показала в расходящейся ночной тьме его одноствольную башню и утолщённые внизу трубы. Как и двуствольную башню идущего вторым "Ниссина" и флаги британского торгового флота на обоих кораблях.
        Капитану перегона крейсера японского флота "Ниссин"!
        Я, командир крейсера "Новик" Российского Императорского флота, сообщаю Вам, что аналогичное предложение было заявлено капитану крейсера "Касуга", которое он проигнорировал и даже открыл огонь в нашу сторону, за что, как вы убедились, был нами уничтожен.
        Даю Вам пятнадцать минут на то, чтобы застопорить ход, спустить флаг и принять на борт нашу призовую команду. Любой встреченный с оружием или показавший агрессивные намерения будет немедленно уничтожен. Если Вы не выполните эти требования, тоже будете уничтожены. Если проявите благоразумие и предпримете все меры для бескровной передачи нам крейсера "Ниссин", Вам и всей наёмной команде гарантирована оплата выполненного перегона с выплатой премии в размере трети суммы оплаты. Японской команде гарантируем жизнь и то, что высадим их в шлюпке у западного берега Японии, откуда они смогут добраться на Родину. Командир крейсера "Новик" капитан второго ранга фон Эссен
        Теперь следовало привести обстановку к описанной в письме, а для этого поспешить в рубку. Все эволюции по опережению, сбросу при проходе наших катеров с призовыми командами из моряков и казаков, по занятию позиции на курсе гарибальдийцев, заняли больше часа. Край солнца уже бы высунулся и осветил океан, но скрытый сплошной пеленой облаков только рассеял серые сумерки. В десяти милях серые на сером грязными шлепками под сдуваемым из труб чёрным дымом к нам ползли гарибальдийцы. Благодаря почти белому дыму, они нас ещё могли даже не видеть, мы начали сближение. Я выставила зеркало с отклонением вправо от нас. Минёры влили в свои посты, сигнальщики вместе с нашим штатным дальномерщиком мичманом Древковым занимались определением дистанции. Приподнявшаяся завеса облаков позволила Клёпе зависнуть достаточно высоко, она с высоты наблюдала происходящее, развернувшись против ветра, она практически висела на месте в пятистах метрах выше и чуть ближе к нам. К тому времени, как мы сблизились до пяти миль и на "Касуге" поняли, что мы идёи практически навстречу, и что мы военный корабль, а не пароход, по палубе
забегали фигурки матросов. Мы шли, не открывая огня и начали очень медленно уваливаться влево, чтобы нас смогли разглядеть, особенно наш Андреевский флаг, который благодаря ветру был удачно для рассмотрения развёрнут. Не хуже они могли разглядеть сигнал "Лечь в дрейф, принять досмотровую партию!" по международному своду сигналов. И долго они терпеть и раздумывать не стали, когда дистанция сократилась до двадцати пяти кабельтовых, две носовые шестидюймовки выпалили почти одновременно. Честно сказать, мы чуть не пропустили этот залп. Ведь всё внимание сосредоточили на носовой башне, почему-то была абсолютная уверенность, что стрелять будет именно эта башня, но она как была в положении "по-походному", так и осталась бездвижной, а шевеления стволов шестидюймовок заметил Феофан своим единственным глазом. Залп весь ушёл вправо от нас с рассеиванием больше кабельтова по направлению и дистанции. Хреново ребята отстрелялись, что тут ещё сказать. Пока мы принимали левее, по нам открыли огонь четыре шестидюймовки правого борта "Касуги". Даже в таких условиях у них на один ствол в залпе больше, чем у нас, не
говоря о бoльшем калибре. Но нам некогда было заниматься артиллеристской арифметикой, нам нужно было сблизиться для торпедного залпа, чтобы произвести подвод и практически одновременный подрыв всех четырёх торпед, чтобы "Касуга" показательно в клочки разлетелась, не оставив ни грамма надежды на вероятность иного исхода у всех, для кого на "Ниссине" мы планируем это шоу. Оставался вопрос, который сейчас Николай прокручивал в голове, мне сводить все торпеды вместе и тем увеличивать силу взрыва в одном месте или наоборот развести торпеды по борту, чтобы было несколько взрывов в разных местах. В первом случае, почти гарантировано, что крейсер разорвёт пополам, во втором случае вполне вероятно, что сложившиеся импульсы разрушений тоже разорвут корпус, но если в первом случае отдельные корма и нос возможно будут тонуть долго и величественно, соответственно придётся ещё тратить время на спасение экипажей, то во втором почти наверняка затопление быстрое со всем экипажем, что с позиции произведённого на ниссиновцев эффекта намного предпочтительнее, но решать Николаю.
        Выходим в боковую проекцию на расстоянии семи-восьми кабельтовых, никого здесь такие наши маневры не пугают, потому что для торпедного залпа местными торпедами это очень много, да и даже если дойдут торпеды, попасть практически невозможно, да и торпеды будут обнаружены по пенному следу заблаговременно и капитан выполнит манёвр уклонения. Вывели "Касугу" почти на перпендикуляр, параметры движения цели и дистанцию минёры уже давно посчитали и прикинули по таблицам. С такого расстояния время хода торпеды чуть больше минуты, тем более, что мы сразу довернули и, развернувшись кормой, "драпаем" перпендикулярно курсу японцев. Хотя кавычки потому, что мы недолго держим этот курс, а продолжаем левую циркуляцию и скоро ложимся на параллельный курс. Как раз в это время под бортом "Касуги" гремят четыре одновременных взрыва, которые сливаются вместе и на месте крейсера гремит могучий единый взрыв, который в своей вспышке будто проглатывает целиком всю махину броненосного крейсера. Добавился ли к нашим взрывам боезапас, и был ли он на борту в достаточном количестве, или это эффект кумуляции взрывов мы не могли
тогда сказать, но задачу: произвести на "Ниссин" взрывом впечатление мы выполнили, ведь когда рассеялся дым на месте взрыва плавали только отдельные мелкие обломки. А Клёпа с нашим письмом, прикрытая непроницаемым зеркалом, ведь на фоне сплошных облаков проблем с выбором оформления маскирующей плоскости не существует, уже пикировала к палубе перед самой рубкой. Думаю, что выпадающее из ниоткуда довольно массивное послание должно произвести впечатление, ведь письмо запечатано в тубус, а тубус частично обёрнут привязаным куском парусины площадью больше двух метров, которая подобно флагу на лету разворачивается во всю ширину и длину, ведь наше послание должны гарантированно увидеть.
        Клёпа сбросила наше послание, оно угодило точно на палубу позади носовой башни перед рубкой, его подхватили и понесли в рубку. Клёпа набрала высоту и сейчас неспешно парила на высоте метров двухсот, сносимая ближе к нам, а мы шли параллельным курсом в двух милях восточнее и впереди "Ниссина" в его левой скуловой проекции. Все его пушки оставались "по-походному", Волков включил секундомер, мне тоже было интересно, сколько им потребуется времени для выработки решения, хотя, после взрыва "Касуги" наши катера стали приближаться к своей цели. "Ниссин", который после взрыва сбросил ход продолжал приближаться к месту гибели своего собрата, на момент взрыва между кораблями было больше десяти кабельтовых, сейчас ход его был узла четыре, а у лееров бака и полубака собрались наверно все свободные от вахты и вместе с сигнальщиками высматривали в волнах спасшихся. Волков должен был дать сигнал, когда истечёт десять минут, из предоставленных пятнадцати. Тут есть один тонкий момент, что для "сохранения лица" капитан обязан выбрать по возможности максимально полно отведённое ультиматумом время. Вот поэтому через
десять минут мы планировали дать выстрел холостым зарядом из противоминного калибра. Напряжение на "Новике" нарастало и уже ощутимо висело вокруг, на всякий случай мы приказали Волкову рассчитать левую циркуляцию для торпедной атаки, если наш визави заартачится…
        Десять минут истекли, наши катера, которые я прикрыла мерцающей завесой, я кажется уже рассказывала, что это такое и что на такой большой объект, как крейсер её растянуть сложно, да и сама по себе такая завеса может нанести больше вреда, чем пользы, что помешало бы тому же Того просто лупить в центр мерцающего пятна, конечно, я бы попыталась отклонить снаряды, но кто даст гарантию, что не случится какой-нибудь накладки. А вот прикрыть наши катера, тем более, что приближаются они со стороны тёмной части горизонта и с противоположной от нас, а всё внимание мы привлекли к себе и месту гибели "Касуги", сомневаюсь, что хоть один человек на борту "Ниссина" смотрел сейчас в сторону наших катеров. Хлопнула наша пукалка, и словно только этого ждал, вниз подёргиваясь пополз британский флаг, а наши катера прибавили ход. Началась очередная фаза этой уникальной операции. Мы, продолжая удерживать на себе внимание, покатились в резкую левую циркуляцию, чтобы сблизиться с гарибальдийцем, который ещё сбросил ход и шёл сейчас по инерции, замедляясь. По нашим манёврам должно просматриваться, что мы планируем если не
бортами пришвартоваться, то по крайней мере, сблизиться и может быть спустить шлюпку. Наши, на всякий случай заряженные осколочно-фугасными зарядами, пушки хищно сопровождали своими жерлами каждое движение на палубе итальянца.
        И когда до "Ниссина" осталось всего три кабельтова неспешного вальяжного сближения, наши катера подошли и пришвартовались в районе задней башни. По заброшенным на леера сделанным по типу штормтрапа лесенкам с кошками на конце, и заброшенным с кошками концам с узлами казаки и матросы взлетели на борт гарибальдийца. Я прислушивалась, чтобы не пропустить эмоцию радостного злорадства с гарибальдийца, если кому-нибудь удастся подготовить диверсию, к примеру, минирования арсенала или артпогреба. Пока чувствовала только злость, растерянность, недоумение, что вполне укладывалось в нормальное течение операции. Подрабатывая машинами мы тихо подходили к борту здоровяка, действительно, даже палуба возвышалась над нашей почти на три метра, и мы видели палубу только с крыши нашей ходовой рубки, которую уже давно оформили как вариант открытого мостика, оснастили леерами и мы иногда охотно поднимались отсюда осматриваться по сторонам. Если в длине мы уступали немного, то водоизмещением почти в три раза, как и во всех остальных параметрах, кроме мощности машин и скорости, даже штатные они превышали данные
гарибальдийца, хотя скорость для этого недоброненосца далеко не самый важный показатель. Вышедший на крыло мостика джентльмен с рупором только собрался разразиться своим шумным британским негодованием, как на шканцах прогремело несколько выстрелов, а на крыло мостика влетела группа из пяти человек с лейтенантом Тремлером во главе, который жестко взял под локоток англичанина и увёл в ходовую рубку. Рассыпавшиеся жидкой, но убедительной цепочкой казаки наведёнными стволами карабинов оттеснили столпившихся матросов к леерам возле носовой башни, где стали их быстро сортировать. Среди этой группы не было видно нескладной фигуры Древкова, но у его группы была не менее ответственная и сложная задача в низах, заблокировать машинную команду и взять под охрану арсенал и артпогреба. А разгрузившиеся катера уже подходили к нам, наши десантники успели спустить парадный трап на левом борту, у которого остался кто-то из наших матросов, на нашей палубе готовилась к погрузке вторая партия из машинистов и почти всей нашей палубной команды с боцманом во главе. Радист контролировал остававшийся пустым эфир, море тоже
оставалось пустынно.
        Со второго катера подняли одного раненого матроса, который, как оказалось, получил удар саблей от японского офицера, выскочившего с ней на шканцы. Ничего криминального не случилось, так как удар скользнул по выставленной винтовке, да и кто-то из казаков почти сразу всадил в фехтовальщика пулю. Но заниматься лечением пришлось всё равно, так, самую малость, ведь нужно оставить Георгию Самуиловичу его законную возможность наложить швы на поверхностное рассечение плеча и грудной клетки…
        Всё с нашей стороны прошло почти бескровно и по плану. Как оказалось, планировавшееся сопротивление было приурочено к моменту нашего подхода, но наши десантники появились намного раньше и с той стороны, откуда их никто не ждал. Задержанных на борту пересчитали, с учётом двух трупов японских офицера и матроса, число совпало с уже найденной Иваном Михайловичем судовой ролью. Итальянская команда кочегаров на наших условиях сразу и безоговорочно согласилась продолжить стоять вахты. Интернациональная команда рулевых и палубная команда из десяти человек, вместе с капитаном, помощниками, радистом и коком тоже не видели для себя большой разницы в изменении места назначения рейса, если это будет оплачено. Двадцать три оставшихся в живых японца попробовали что-то изобразить, но несколько аргументов в виде приклада по спине и шашкой плашмя по голове заставили слушаться, и когда им сообщили, что в плен их никто брать не собирается, а у японского берега их посадят в шлюпку и отпустят, они успокоились.
        Тремлер, который был назначен временным капитаном "Ниссина" выяснил, что угля ни до Артура, ни до Владивостока не хватит. То есть без бункеровки крейсеру это расстояние не пройти никак. У нас на борту сохранился почти полный запас угля, но его нужно перегрузить с корабля на корабль, а море не давало такой возможности. В результате Волков нашёл неподалёку обозначенную в лоциях защищённую ненаселённую бухту на островке архипелага Рюкю. Возникла даже мысль в этой бухте, и высадить японцев, найдут они местных жителей и рано или поздно доберутся до метрополии. Но Николай меня очень осудил, ведь он дал слово, а это слово русского офицера, так что нам их теперь везти в Японию.
        Кстати, именно это в результате стало главным в выборе маршрута. Ведь мы сейчас находились практически на одинаковом удалении от Артура и Владика, конечно, если путь к последнему считать через Корейский пролив и по Японскому морю, ведь если огибать Японию с востока и севера, расстояние станет больше тысячи миль и нашего топлива не хватит при любом раскладе, а гарибальдиец плохим аппетитом не страдал, у него суточный расход топлива был больше семидесяти пяти тонн и это при экономичном ходе десять узлов. В общем, с учётом остатков в бункерах, нам лучше перегрузить триста пятьдесят-триста семьдесят тонн. Нам хватит, а вот какова реальная прожорливость итальянца неизвестно и лучше подстраховаться. По поводу прохода Корейским проливом Николай надеялся, что после наших выступлений там не сумели организовать могучий заслон, в крайнем случае, придётся пробиваться с боем, хотя и не хочется, ведь нужно довести "Ниссин", а не устраивать хороводы со всем японским флотом. С этой точки зрения гораздо привлекательнее выглядел маршрут через Печелийский пролив до Артура, но нарваться можно и там, причём на весь
японский флот даже вероятнее, чем в Корейском проливе, да и японцев мы пообещали высадить…
        Из-за того, что большая часть команды оказалась, занята непрофильными задачами, перегрузка угля заняла больше суток. Мы прямо физически ощущали, как время утекает сквозь пальцы, но ничего с этим было в тот момент не сделать…
        Глава 40
        Вечером шестнадцатого мы, наконец, закончили перевалку угля. Хорошо, что на "Нисине" предусмотрена погрузочная стрела в основании мачты, иначе погрузка превратилась бы в кошмар. Одно набивание мешков с их перетаскиванием снизу на палубу в грузовую сеть, с последующим высыпанием в пустые бункера итальянца и освобождение мешков, а потом по новой то же самое, и так больше пяти вагонов по весу, если мне не изменяет память, на вагонах моего времени писали "шестьдесят шесть тонн". Каждый раз, когда вижу несопоставимость деяния человеческих рук, и мизерные возможности одного отдельного человека меня охватывает оторопь…
        На "Ниссин" ушли в общей сложности больше семидесяти человек экипажа и четырнадцать казаков. Один бедолага так и не мог прийти в себя после укачивания, еле живой, зелёный от изматывающей тошноты слабый, но злой, как сто чертей материл со всеми изворотами дурацкий корабль, проклятую качку, заразу Адрияна, и себя за то, что провалялся ненужным грузом, когда братки жизнью рисковали. Второй казак образовался в лазарете уже во время погрузки, когда во время кормёжки японцев трое из них решили, что смогут попробовать вырваться, в результате двоих японцев подранили, но один из них успел захватить пистолет конвоира и выстрелить в казака, теперь он лежал с рукой в лубках и повязке. В результате японцы сами напросились на ужесточение режима содержания. На самом деле не понимают они человеческого отношения, для них это как провокация в виде демонстрации слабости, то есть сильный обязан бить и пинать, и это понятно, а если не бьют и не пинают, значит, заискивают, боятся и слабые.
        Теперь наши наивно думают, что они японцев наказали, а они просто осознали, и им всё стало понятно, что мы сильнее их и теперь ведут себя тише воды, кому как не мне было чувствовать эти эмоциональные нюансы. В числе отданных на гарибальдийца кроме барона Тремлера и мичмана Древкова, два механика поручики Мольмер и Клопов. Это решение Новицкого, потому что он считает, что в каждой вахте должен быть офицер, чтобы ничего с машинами не случилось. Хоть принципиально на наших кораблях аналогичные вертикальные котлы тройного расширения, но как это решено у итальянцев и у немцев, как говорят в Одессе, - есть две большие разницы. А доверять полностью итальянцам не хочется, не потому, что они могут замыслить какую-нибудь диверсию, а потому, что отношение наплевательское и поломать могут что угодно и в любой момент, а итальянский механик, который школил их всю дорогу, напился и валяется счастливый в своей каюте бесчувственной биологической субстанцией, каковой, похоже, планирует пребывать до причала.
        Так что ближайшие несколько суток нашим механикам предстоит изумительное развлечение в кочегарках и машине. Тем более, что итальянского у нас никто не знает вообще, а среди кочегаров только один немного знает французский, а двое из альпийских предгорий вроде понимают немецкий. С рулевыми гораздо проще, все говорят по-английски, вообще, языковая проблема оказалась самой сложной из того, с чем столкнулись на трофейном крейсере. А вообще, нам здорово повезло, как следовало из рассказа Тремлера, во время погрузки угля пришедшего навестить и рассказать, как всё происходило. А повезло тем, что ещё в самом начале капитан поймал кочегаров, которые в одной из башен прямо на снарядах (кстати, снарядные погреба под завязку полны, так что на первых порах проблем со снарядами для гарибальдийца не будет) организовали себе уютный уголок употребления спиртосодержащих жидкостей со всем положенным в виде курения и расслабления. Капитану совсем не хотелось из-за идиотов взлететь на воздух в пути, поэтому все лишние помещения на корабле были наглухо закрыты, в том числе арсенал, башни и казематы с погребами.
        То есть, имеющиеся на борту двадцать пять японцев при двух офицерах, во время высадки нашего десанта, физически могли оказать сопротивление только имеющимся личным оружием. Но всё-таки попытались, в частности, у них была идея забаррикадироваться в машине и открыть кингстоны, чтобы взорвались котлы, что вполне могло привести к детонации боезапаса, да и само по себе может привести к разрушению корабля. Но после получения нашего послания, капитан успел послать старшего механика в машину, который предупредил кочегаров, и успел организовать баррикады и запоры на подходах к машинным отделениям и кочегаркам, и не пустили внутрь японцев, именно с этими двумя на шканцах и столкнулись наши десантники.
        Вообще, капитан был до последнего уверен, что стоит ему повысить голос, и мы перед ним извинимся, и что наличие на мачте британского флага есть полная гарантия неприкосновенности для него и корабля. Но на его возмущения Тремлер поинтересовался, а как расценивать, что под коммерческим флагом Британии следует военный крейсер с боезапасом, военными японскими моряками и по документам являющийся собственностью военного флота Японии? И, к примеру, подняв на мачте голландский флаг, мы автоматически становимся не русским военным крейсером с непонятным флагом, а голландским трампом?! Кроме этого, если мистер капитан утверждает, что данные корабли являются английскими, то значит ли это, что открытие с английского корабля артиллерийского огня по русскому военному кораблю объявлением войны Великобританией России?! Ведь открытие огня или даже просто недружественные действия в отношении военного корабля во всём мире и во все времена юридически составляют полный состав "Казуса Белли"![27 - "Казус Белли" - повод для объявления войны одного государства другому.] И это в ответ на поднятый на нашей мачте совершенно
законный сигнал "Лечь в дрейф и принять досмотровую партию!", ведь такое право военного корабля в отношении любого судна под коммерческим флагом предусмотрено сводом международных морских законов! Как господин капитан может всё это объяснить?! Как он может объяснить, что на коммерческом британском судне, как он утверждает, на офицеров русского флота нападают военные японские моряки с оружием и наносят увечья и вынуждают русских военных защищаться?! На основании всех перечисленных нестыковок, мы имеем право арестовать корабль и доставить в свою базу для разбирательства или пустить ко дну. Ведь в данном случае обнаружение под коммерческим флагом военного крейсера противника является стопроцентной военной контрабандой, причём не в виде части груза, а в виде всего судна.
        Так что после таких разъяснений у капитана пропало всякое желание встречаться с нами и качать права. Капитан предпочёл последовать примеру итальянского механика и напиться в своей каюте. Правда, произошёл смешной случай, когда наши пытались попасть в забаррикадировавшуюся кочегарку, в которой в том момент никто ни одного языка, кроме итальянского не знал и договориться хоть о чём-нибудь не представлялось возможным, в общем, по обе стороны от запертых дверей эмоции нарастали, грозя взрывом, пока не пришёл адекватный итало-немецкий толмач и не обрадовал своих горячих вспыльчивых земляков информацией о премии, что сменило градус общения с минус бесконечности на бесконечность, но со знаком плюс, что с взрывной аппенинской горячностью может быть не менее разрушительно для окружения, как негодование.
        Довольно быстро удалось обнаружить судовую роль, оказалось, что посланный с мостика итальянский матрос закрыл в каюте одиннадцать японцев, которых обнаружили уже, когда все основные события успели закончиться. Объяснилась и задержка кораблей, оказывается во время стоянки в Сингапуре несколько матросов с "Касуги" устроили на берегу пьяную драку, в которой пострадали чины местной полиции, что привело к большому разбирательству с привлечением посланников Англии, Италии и Японии, поэтому и вышли с большим опозданием. Кроме прочего, нашему Никифорычу пришлось поделиться с итальянским коком нашими продовольственными запасами, что Никифорыч воспринял, почти как личное оскорбление. А ушедший с частью экипажа на трофей боцман наверняка сумеет потихоньку прибарахлиться в пользу родного корабля.
        За всё время стоянки ни наши сигнальщики-наблюдатели, ни мы с Клёпой облетавшие окрестности несколько раз не заметили никакого движения или наблюдателей на берегу и в этой части моря. Начавшаяся встречей потерянных нами гарибальдийцев, буквально за пару часов, до отдачи приказа на прекращение поиска, полоса везения пока продолжалась, и мы до дрожи боялись её спугнуть, понимая, насколько эфемерной и капризной является симпатия девицы Фортуны.
        Мы вышли на запад с целью проскочить самый оживлённый участок Корейского пролива в районе Цусимских островов за ночь. Боцман заставил итальянских кочегаров, несмотря на начинающуюся ночь, начать приборку на "Ниссине". Мы решили отмывать от угольной пыли "Новик" уже утром, потому что наш уменьшившийся экипаж буквально с ног валился от усталости, конечно, будь боцман с нами, такому разгильдяйству бы не потрафило, но Николай предпочёл отступить от поклонения флотской чистоте. К моменту наступления полной темноты, мы встали в створ Цусимского пролива, а на "Ниссине" погасили люстры и все прочие огни. "Новик" впереди, гарибальдиец следом в паре кабельтовых. У нас была договорённость, что он следует таким курсом вне зависимости от наших действий, если нам вдруг понадобится ускориться или уклониться, чтобы разобраться с какими-либо проблемами у нас на курсе. С ходом в четырнадцать узлов, пусть и не самым экономичным для гарибальдийца, мы должны были за ночь пройти больше ста миль, оставив позади траверз Сасебо, Пусана и Нагасаки. Практически так и получилось, если не считать скользнувших в темноте двух
японских миноносцев, с которых нашу парочку не заметили, хоть мы уже были готовы открыть по ним огонь. Под утро не менее благополучно разминулись с каким-то пароходом, азартно спешившим на юго-запад и пересекшим наш курс всего в паре миль севернее.
        Через несколько часов после рассвета, на траверзе Симоносеки, когда мы убедились, что никаких опасностей в обозримых окрестностях не наблюдается, передали на "Ниссин", чтобы они посадили в шлюпку японцев, и мы сходим оттащить их на буксире к Японии, к счастью погода позволяла и волны большой не было. Всё было оговорено ещё на стоянке во время перегрузки угля, так что, взяв на буксир полную японцев шлюпку, мы на двенадцати узлах, больше не могли себе позволить, потому, что начинало захлёстывать водой шлюпку, направились на восток - юго-восток в сторону японского побережья. Мы планировали приблизиться на расстояние видимости к берегу между Симоносеки и Майдзуру, где предоставить сынам Микадо и Аматерасу, да какая, грубо говоря, разница, дальше добираться самим, заодно и согреются на вёслах. В принципе, если немедленно вышлют нам в вдогонку эскадру крейсеров на полном ходу, то миль за сто до Владика они нас, возможно, смогут догнать. Вот только морякам ещё нужно добраться до берега, найти телеграф, передать информацию, которую должны усвоить и выработать решение. Кто-то должен взять на себя
ответственность и отдать приказ, то есть за время этих переговоров и согласований погоня успеет потерять свой смысл, а посылать скоростные миноносцы и истребители - абсурд, когда они знают, что сопровождает конфискованный у них крейсер наш "Новик", для которого борьба с минными силами есть прямая и непосредственная задача, ради которой он исходно создавался.
        К вечеру стал виден японский берег, светлого времени оставалось ещё около получаса, то есть японцам придётся думать, искать освещённый причал, рисковать высадкой на незнакомый берег в темноте, или, сблизившись с берегом, ждать утра в дрейфе. В прочем, это уже не наша головная боль. А мы отдали буксир, отсалютовали холостым из нашей сигнальной пукалки господина Гочкиса в тридцать семь миллиметров, развернулись и начали разгоняться до гораздо более комфортных нам двадцати узлов. Особенной нужды нестись сквозь наступающую ночь на полном ходу не было, всё равно найти в темноте "Ниссин" без огней лотерейная удача, так и зачем? Мы знаем их курс, можем спокойно рассчитать место нашей встречи когда рассветёт, и для этого нам вполне достаточно этой скорости.
        В самом благодушном настроении мы оставили на вахте Сергея Николаевича и пошли отдыхать. Погода всё никак не могла разродиться штормовым усилением ветра, но и униматься холодный северо-восточный ветер со стороны Камчатки и Аляски не желал, так что мы вынуждены были прочувствовать, что ещё не закончилась зима, а на Руси февраль исконно назывался Лютень.
        Наутро нас ждал сюрприз, вернее нас не ждал никто. В обозримом просветлевшем море не было ни одного паруса или дымка, как сигнальщики ни всматривались в серую линию горизонта. Видать судьба у нас такая на этом жизненном этапе постоянно искать гарибальдийские крейсера. Сомнений в прокладке нашего штурмана у нас не было, а вот в умениях барона и Древкова имелись, как нельзя было исключить, что на "Ниссине" могла произойти какая-нибудь поломка, он мог повстречать японскую эскадру, мог в темноте выскочить на камни острова Дажелетт или Мацусима по-японски, да мало ли, что может в море произойти. Можно развлекаться с допущениями и версиями тренируя изворотливость ума до бесконечности, но нам с Николаем нужно сейчас тупо приказать и по-наполеоновски показать пальцем, куда именно следует исполнять этот приказ и никто не в состоянии с нас эту каторжную работу снять или освободить от неё, вернее, можно отказаться, но с этого мгновения на корабле будет новый капитан, а мы в лучшем случае до берега и разбирательства в морском суде отправимся под арест. Ей-Богу, проще с эскадрой Уриу воевать, чем, сейчас глядя
в пустынные волны, решать, что делать и куда идти!
        Первым делом подняли в воздух Клеопатру, но при высоте облачности в полкилометра и видимости не больше десяти миль, это нам почти ничего не дало. Тем временем Волков снова перепроверил прокладку и время пересечения с предполагаемым курсом "Ниссина", мы втроём с ним и Артеньевым склонились над картами. В результате допущения самого безобидного варианта, что ничего страшного не случилось, а "Ниссин", ведомый нашими не слишком опытными судоводителями просто отклонился от курса и сейчас продолжает, как мы договаривались, следовать своим курсом, мы решили, раз уж мы сейчас уже на пять миль западнее расчётного курса, пойти на запад полным ходом в течение часа, и если не встретим никого, то разворачиваться, через час пересечь предполагаемый курс в месте расчетного нахождения гарибальдийца и продолжить поиск в восточном секторе на те же сорок миль. А вот если это прочёсывание ничего не даст, тогда придётся разворачиваться и идти назад, чтобы попытаться узнать, что случилось с нашими…
        В результате, на запад мы зашли на полные пятьдесят миль, так никого кроме пары рыбацких шхун не встретив. Потом почти два часа возвращались к пересечению предполагаемого маршрута, и пошли в восточный сектор. Ещё через сорок минут был обнаружен дым в юго-восточном направлении, куда мы понеслись охваченные надеждой, которой не пришлось сбыться и с пароходом на горизонте мы не стали даже близко сближаться. А Волкову пришлось вносить поправки с учётом нашего броска на юго-восток. Ещё два часа ничего не дали, кроме пары парусов на горизонте и ближе к курсу, когда уже оставалось меньше десяти минут до поворота, вернее рассчитанной Евгением Васильевичем точки, сигнальщики заметили дым на горизонте в северо-восточном направлении. Уже через полчаса, стало понятно, что впереди безмятежно шурует "Ниссин" и с сердца свалился здоровенный булыжник. Вот так большие начальники наживают себе инфаркты и инсульты среди полнейшего кажущегося внешнего благополучия.
        Когда мы встали в борт "Ниссину" и уравняли хода, а Волков вылез сказать всё, что он думает о штурманских талантах стоящего на мостике "драного пушкаря с отстрелянными мозгами" Древкова (это лишь один и наверно самый мягкий эпитет из уст такого всегда спокойного и воспитанного Волкова). Как выяснилось, они действительно ничего не подозревали, только начали волноваться, не случилось ли чего-нибудь с нами у берегов Японии, но выполняли приказ и следовали назначенным курсом. А уж, когда Волков поведал им, что за сутки они умудрились отклониться от курса на шестьдесят с лишним миль, самому искреннему удивлению Древкова и Тремлера не было границ. Мы подправили курс и вместе двинулись к Владику.
        Может кто-то поинтересуется, почему не пожелали воспользоваться радиосвязью? Потому, что штатного радиста "Ниссина" и одновременно одного из двух среди оставшихся в живых японцев офицеров мы доставили в шлюпке к берегам Японии. У нас в экипаже запасного радиста не имелось, как и в составе перегонной команды гарибальдийца. Наш радист практически не вылезал из радиорубки, чтобы услышать, если в эфир выйдет кто-нибудь с "Ниссина", хотя мы приказали Тремлеру запереть радиорубку, а наш радист во время стоянки в бухте вытащил из радиостанции "Ниссина" какие-то незаменимые детали, чем привёл в нерабочее состояние радиостанцию итальянца. Так что о возможности радиосвязи с опекаемым нам оставалось только фантазировать, а для меня, выросшей в условия пронизывающих всё и всюду коммуникативных потоках, когда даже засланные бригадой на выезд к месту крушения пассажирского поезда в лесах под Бологое, мы выходили на связь пусть не с привычного радиотелефона "Алтай", а с не снятой каким-то мудрым человеком гораздо более простой радиостанции, а наши водители с нежностью и пиететом всегда следили и ухаживали за
торчащей над РАФиком антенной. Не было в это время большого количества специалистов в области радиодела, да и сама радиосвязь была в ещё самом зачаточном состоянии, и выше радиотелеграфного способа связи ещё не поднялись, а выход на связь очень напоминал какой-то шаманский ритуал, ведь в эфир вываливалась искровая несущая в широчайшем диапазоне, а не частотная или амплитудная модуляция на узкой фиксированной частоте конкретного диапазона…
        Теперь нам нужно было подойти к Владивостоку в зону устойчивой радиосвязи, и убедить Рейценштейна выслать нам навстречу крейсер, а лучше пару, чтобы они взломали ледовое поле, в которое соваться "Новику" с его нежной шкуркой не стоит, а у штурвала способного это сделать "Ниссина" стоят не вызывающие доверия для такой процедуры специалисты. И к тому же, увидев незнакомый крейсер с японским силуэтом, пусть и под Андреевским флагом на подходах, мы не могли дать даже половинной гарантии, что береговые батареи не откроют огонь, и ведь по закону свинства утопят нам "Ниссин" с первого залпа, хоть раньше никогда даже с десятого не могли никуда попасть. Так что расчетное ночное время прибытия к Владику нас никак не устраивало, поэтому мы сбросили ход до экономичных десяти узлов, тем более, что не только у "Ниссина", но и у нас в бункерах уже показалось дно, и стали неспешно и величественно двигаться к цели нашего путешествия. Ведь нам ещё нужно было в ночной тьме случайно не влезть во льды, Бог ведает, где их граница начинается, ведь лоции дают только самые обобщённые данные. Главное, хотелось надеяться,
что это граница не матёрых паковых многолеток, и что нам хватит расстояния, установить связь с Владивостоком или с кем-либо из крейсеров Владивостокского отряда. Конечно наши вопли в эфире могут стать маяком для посланной за нами японской эскадры, но приходилось рисковать в этом пункте, ведь другого выхода у нас всё равно не имелось.
        Под утро на нас свалилась ещё одна милая штука под названием оледенение, никак не желающий утихать ветер заплёскивал нам, как и "Ниссину", правый борт, и на леерах и палубе уже наросли здоровенные ледяные наросты, а палуба превратилась в сплошной каток. В прочем, скользко - это не так страшно, а вот то, что у нас правый крен составил уже пять градусов, наводило на очень неприятные мысли. И среди ночи пришлось зажигать люстры и выгонять обвязанных страховочными концами матросов скалывать лёд с палубы и надстроек. При этом крен уменьшаться не желал, матросы мёрзли, хотя их меняли через каждые полчаса, а минус девятнадцать с пронизывающим ветром превращались в эквивалент свирепого сорокаградусного мороза. Уже через час после нас аналогичными процедурами начали заниматься и на "Ниссине". Для уменьшения эффекта бокового обледенения только с одной стороны, мы развернулись против ветра, теперь в ледовую скульптуру стал превращаться весь нос и баковая палуба, а нос стал зарываться в волну, временами докатывающуюся до самой боевой рубки. "Ниссину" за счёт его высоты в этом плане было гораздо легче, но от
обледенения доставалось и ему.
        В общем, когда рассвело, мы представляли из себя плавучую глыбу льда, по поверхности которой, с ломами и кирками ползают чёрные фигурки матросов, а в воду мы просели здорово ниже ватерлинии. Николай буквально молился, чтобы висящие на мачте и тросах сосульки не помешали нам связаться с Владиком, ведь в таких условиях любой наш маневр или даже изменение направления ветра могут привести к опрокидыванию, ведь на палубе у нас скопилось нескольких сотен, если не тысяча, тонн льда. Вообще, такие цифры в голове не укладываются, но стихию такие мелочи совершенно не занимают, ведь именно об этом говорит наша изменившаяся осадка и это при наших практически пустых угольных ямах способных принять более пятисот тонн угля. Мы фактически дрейфовали в полусотне миль от Владика. Радист безуспешно взывал к эфиру, лазарет был уже набит помороженными, на "Ниссине", как передавали ратьером, картинка была не лучше, когда вдруг стих ветер и стало заметно теплее, точнее просто перестало обдувать, а главное перестала с такой скоростью нарастать новая наледь. Ещё примерно через пару часов изнуряющей борьбы со льдом,
"Новик" удалось выровнять и он приподнялся из воды, мы двинулись к уже видимой границе ледового поля. Тогда в продолжение хороших новостей вышел на связь радист бронепалубного крейсера "Богатырь", тоже немецкой постройки, где стоял аналогичный нашему "Телефункен".
        У границы ледового поля мы, продолжая обкалывать лёд с палубы, бортов и надстроек, простояли в ожидании вышедших к нам "России" и "Громобоя" чуть больше часа. Наш вход в бухту "Золотой рог" едва ли можно было бы назвать триумфальным, если бы не салютовавшие нам холостыми залпами корабли на рейде. Команда вымоталась не до последнего предела, а намного дальше него. Мы - офицеры, хоть и не махали ломами вместе с ними, были вымотаны ненамного меньше, поэтому едва встали на якорь, мы отдали по кораблю команду "отдыхать", а сами запросили катер с "России". На удивление, во внутренней акватории льда можно считать не было. И мы, собрав наши рапорты, вместе с собственноручно написанными показаниями капитана, его помощника и механика перегонной команды "Ниссина", рапорты Древкова и барона Тремлера, а также показания, взятые у японских офицеров, поехали в резиденцию наместника. Нас приняли сразу, но наместника на месте не оказалось, он убыл в Артур встречать прибывающего Макарова, и нас вполне устроил замещающий его во Владивостоке контр-адмирал Витгефт.
        Мы доложили Вильгельму Карловичу обо всём произошедшем. Отдельно указали, что нами было дано обещание перегонной команде премии за сотрудничество и помощь в перегоне крейсера во Владивосток, как и объём обещанной премии, к слову, эта сумма полностью покрывалась из кассы "Ниссина", которую Тремлер своевременно арестовал, чем возможно на самом деле и вызвал запой перегонного капитана. Кроме этого мы подали подробные списки всех отличившихся с указанием, чем и когда каждый отличился, по сути это был полный список экипажа и всех шестнадцати прикомандированных казаков охраны железной дороги. Услышав про казаков, Вильгельм Карлович впал в состояние похожее на прострацию, в его голове видимо никак не укладывалось наличие казаков у нас на борту, как и его попытки, понять, откуда у нас была уверенность, что мы сумеем встретить гарибальдийские крейсера на перегоне, и как мы рассчитали время этой встречи, на что Николай грамотно изложил наши якобы расчеты, а их правильность подтвердил факт состоявшейся встречи.
        Далее мы подробно ему расписали, как после предложения на корабли идущие под британскими коммерческими флагами лечь в дрейф и принять досмотровую партию, по нам был открыт орудийный огонь, и нам не осталось ничего другого, как уничтожить агрессора. Факт уничтожения на его глазах не подчинившегося собрата произвёл на перегонную команду такое впечатление, что на "Ниссине" нам практически не оказывали сопротивление, всего двое раненых и пара убитых японцев при взятии на абордаж броненосного крейсера можно не считать потерями. Дальше рассказали, что в бухте на острове архипелага Рюкю перегрузили на гарибальдийца почти весь свой уголь. Что и позволило дойти до Владивостока. Почему мы пошли во Владивосток, а не в Артур, потому что посчитали на этом пути встретить японский флот гораздо менее вероятным, чем в Печелийском проливе. Кроме этого рассказали и о высадке на шлюпке японских моряков у побережья Японии. И вот здесь Витгефт нас сумел удивить, лично я была глубоко потрясена, видимо у адмиралов, как и у генералов что-то в мозгу переворачивается, потому как он нас вдруг пожурил за небережение, ведь мы
просто так отдали японцам шлюпку уже практически русского крейсера. Лично я была готова к чему угодно и к любым обвинениям, вплоть до личной вины в осаде Москвы литовским войском при Иване Грозном, но только не в утрате казённой шлюпки…
        Как там священники восклицают: "Чудны дела Твои, Господи!" Вот уж воистину чудны! Витгефт уже почти подпрыгивал от желания бежать докладывать и телеграфировать о грандиозных достижениях под ЕГО руководством. Да и Бог с ним! Наше дело мы сделали, русский флот приобрёл мощный броненосный крейсер, что усилило Владивостокский отряд крейсеров возможно на четверть по бортовому залпу и многим другим параметрам, да и в строю, он не уступит ни одному, не будет тормозить или выпадать по другим критериям. Вот бы скорее передать его кому-нибудь назначенному, ведь иметь в отлучке часть своей команды не нравится любому капитану и командиру. Но усталость буквально валила с ног, поэтому мы рухнули спать, едва поднялись к себе на борт.
        Проспали, как и почти вся команда, до следующего утра. Утром радость от свершённого омрачили печальные новости и мелкие неприятности. В ходе продолжающейся обколки льда выяснилось, что в борьбе со льдом мы потеряли часть леерного ограждения, требуют ремонта шлюпбалки, выведено из строя одно баковое орудие и одна пушка сорок семь миллиметров Гочкиса, промяло крышу ходовой рубки, кроме этого ещё ряд других повреждений. Выяснилось, что вопрос нашей бункеровки упёрся в нежелание это делать начальника порта контр-адмирала Гаупта. Но куда более серьёзные дела творились в Артуре. На следующий день после нашего ухода адмирал Камимура, принявший командование первым объединённым флотом Японии вместо раненого Того, ввёл все свои броненосные силы в Голубиную бухту и перекидным огнём через понижение между горами Юцзятунь и Перепелиной обстрелял внутренний рейд, особенно досталось кораблям в Западном бассейне, несколько снарядов угодили на набережную Нового города, но пострадавших среди населения практически не было, а вот некоторым кораблям нанесён незначительный ущерб и один номерной миноносец даже затонул,
буквально разорванный прямым попаданием.
        Только откуда в Артуре взялся номерной миноносец, если все номерные во Владике? Оказалось, что трое пришли накануне войны и застряли в Артуре. Ещё чуть не затонул неудачно получивший снаряд главного калибра "Гайдамак", который был вынужден выброситься на мель, где продолжил борьбу с возникшим пожаром. После принято решение его не восстанавливать так как ущерб от попадания и пожара признан чрезмерным. Хорошо, что хоть команда мало пострадала, а неподалёку оказался буксир "Силач", который сумел оказать необходимую помощь. Но даже это не подвигло Старка на какие-либо действия, и японский флот благополучно ушёл. А ещё через два дня Старк принял решение выставить дополнительные минные заграждения, что начал по его приказу делать минный транспорт "Енисей", но был вынужден прерваться, так как подвергся наглой дневной атаке японских миноносцев, против которых из порта был немедленно выслан "Боярин". Миноносцы не добились результатов и ретировались, а "Енисей" в сопровождении "Боярина" двинулся для продолжения минной постановки, но видимо ошиблись с определением своего места, и сначала подорвался на уже
выставленных минах "Боярин", а следом и сам "Енисей", кинувшийся к тонущему крейсеру. "Боярин", в отличие от нашей истории, затонул почти сразу, а вот "Енисей" даже пытались отбуксировать в порт, но не сумели, и он затонул, не дойдя до фарватера. К счастью удалось спасти практически всех из экипажей обоих кораблей. И единственная приятная новость, вчера вечером в Артур прибыл со своим штабом Степан Осипович. Может прекратится это волшебное командование в стиле адмирала Старка, когда если не считать нас, не совершив ни одного вооружённого действия против японского флота уже потеряны: новый бронепалубный крейсер первого ранга "Варяг", канонерская лодка "Кореец", пароход Доброфлота "Сунгари", минный крейсер (теперь уже устаревший, но всего десятилетний типа "Казарский") "Гайдамак", минный транспорт (известный под более поздним названием таких кораблей "минный заградитель") "Енисей", новейший бронепалубный крейсер второго ранга "Боярин", номерной миноносец типа "Пернов"! Находятся в серьёзном ремонте и небоеспособны на неизвестное время: новейший эскадренный броненосец французской постройки "Цесаревич" и
самый быстроходный в Артуре бронепалубный крейсер первого ранга "Аскольд"!
        Тут я вспомнила про рейд Камимуры к Владику, осталось времени до послезавтра, хотя возможно, он придёт раньше, ведь наверняка японские моряки добрались и про судьбу "Касуги" и особенно "Ниссина" Камимура знает, как и порт его назначения. И просто обязан ответить на такую оплеуху, как и на неприятность с кораблями вице-адмирала Ситиро Катаоки возле Цусимы и в самом порту.
        Вот и что нам в связи со всем этим делать?!
        Глава 41
        Камимура с эскадрой - это серьёзно, причём, если он принял командование над флотом, то с него станется притащить сюда не только свою бывшую крейсерскую эскадру, но и броненосцы. Обстрелять на рейде владивостокские крейсера стояло в планах у японского командования, а смысла отступать от планов не просматривается, и придумать за японцев такую причину не выходит даже гипотетически. Тем более, если добавить, что уже натворил "Новик", и что он сейчас зажат льдами здесь на рейде, где лишён маневра и есть реальная возможность нас здесь неподвижных подловить. И будут убиты два зайца одним выстрелом, если удастся не только повредить, если не потопить "Новик", а заодно достать "Ниссин". Так что изначально запланированная только в исполнении крейсеров даже не акция, а скорее демонстрация в свете перечисленного приобретает совсем иной статус и звучание. Нам уже рассказали, что в газетах написали, как в Японии называют наш "Новик", мы оказывается "Корабль-Демон", а Николай у нас "Белый Демон", дух которого, как они точно знают, в нас вселился, вернее, надо полагать, если вселилась я, то я и есть этот самый
демон, хоть журналисты об этом и не знают. Вот так на старости лет обозвали маленькую милую и так мной любимую магиню! Вот ведь гады какие! Нет, чтобы придумать какое-нибудь более симпатичное название, меня бы даже "девочка-припевочка" устроила! Но шутки в сторону! Камимура идёт сюда реально посуду поколотить, а отряд крейсеров для него не противник, с одним крейсерским отрядом самого Камимуры ещё мог бы попробовать потягаться, а вот против добавленных четырёх броненосцев слабовато будет, даже если представить фантастическое, что "Ниссин" с полностью обученной и готовой командой встанет в строй к ним. И при этом не стоит рассчитывать, что как в моей истории они быстренько формально постреляют, и никуда толком не попав, смотаются из опасения, что на выходе сквозь ледовое поле их поймают крейсера Владивостокского отряда, а они даже не смогут ни разогнаться, ни маневрировать. При нынешних раскладах не стану исключать, вероятность того, что они вообще останутся после этого блокировать Владик, уж слишком много крови им наш "Новик" попортил.
        Кстати, я, кажется, не рассказывала, почему мы так отчётливо были акцентированы на желательный захват именно "Ниссина", а не "Касуги". Вообще, по-хорошему лучше бы было иметь эти крейсера парой, но не судьба. Если бы мы нацелились брать оба, то это бы вышла большая серьёзная стратегическая операция, надо было бы тащить как минимум один угольщик, и, скорее всего ещё специальный пароход, на который поместить русские перегонные команды, а лучше крейсер, который смог бы разогнаться, если вдруг они решили бы убегать. А чтобы избежать кровопролития пришлось бы всех усыплять, и всё сразу приобретает совершенно иной вид, ведь устрой мы серьёзный бой, то получить повреждённые корабли, которые нужно ещё до базы дотащить, совсем не то же самое, что получить крейсер "с иголочки" пусть и только один, а объяснить такой странный повальный сон стало бы невыполнимой задачей, даже при включении всей самой разнузданной фантазии, а выиграли бы морально и в общественном мнении от этого уже не мы, а Япония. А конкретно "Ниссин" нравился гораздо больше своего собрата из-за передней башни. Иметь две восьмидюймовки
аналогичные таким же в кормовой башне намного предпочтительнее, чем иметь одну десятидюймовку, при восьмидюймовках сзади. И дело даже не в снарядах, хотя предпочтительнее иметь единый калибр, но и в выучке канониров и возможной взаимозаменяемости расчётов, да и управлять стрельбой из двух основных калибров намного проще и удобнее, чем из трёх, тем более, что в это время стрельба ещё ведётся весьма не прицельно и по площадям, в надежде, что вероятностные допущения рано или поздно сыграют свою решающую роль. Вот, исходя из этих рассуждений, и было отдано предпочтение "Ниссину", а не "Касуге".
        Ладно, это лирика! Так! Давай думать. После нашего ухода Камимура всеми своими силами устроил бомбардировку Артура, после этого, скорее всего, ушёл полным составом в Сасебо. Этим и объясняется, почему мы в Корейском проливе встретили только корабли адмирала Катаоки, и почему никого не встретили до этого в Печелийском проливе, и потом, когда проходили Корейский пролив уже с "Ниссином". То есть, флот стоит в базе, где его пополняют, если надо ремонтируют, дают отдохнуть экипажам. Радуются успешной бомбардировке Артура и возможно считают своей победой, что даже после успешной атаки "Новика" русский флот побоялся вылезти им навстречу. В общем, даже размен восемь миноносцев против крейсера и броненосца вполне в их пользу, так что и ночную атаку миноносцев они могут, смело писать в свой актив. И вот на этом фоне вдруг приходит сообщение о "Ниссине" и ненавистном "Новике".
        Скорее всего, сообщение от моряков "Ниссина" достигло ушей Камимуры вчера или восемнадцатого вечером. Для приведения в готовность к выходу всей усиленной эскадры требуется не меньше суток, а возможно и двое-трое. То есть они могли выйти сегодня в ночь или выйдут в ближайшие дни. Если сегодня, то идти им от Сасебо до Владика парадным ходом двое суток, а экономичным все трое. В результате имеем разброс от послезавтра до недели, если не больше. И как в таком раскладе реагировать? Можно было бы быстро забункероваться, попросить вывести нас сквозь ледовое поле и быстро проскочить навстречу японскому флоту, а, найдя его, развернуться и на полном ходу успеть к подходам к Владику, где по радио передать всё, что мы узнаем о противнике. Но это в случае, если бы имело смысл организовать выход наших крейсеров навстречу, но как мы уже прикидывали, выходить крейсерами навстречу главным броненосными силам Камимуры - это почти гарантированное самоубийство. Возможности успеть заминировать Уссурийский залив, из которого японцы в моей истории обстреливали Владивосток, времени не имеется. Тем более, что залив покрыт
льдом и следы любой деятельности в нём, сразу станут видны.
        Развернуть несуществующие береговые батареи мы тоже не можем. В любом случае нужно ехать с кем-то эту ситуацию согласовывать, этот ледяной плен связал нас по рукам и ногам, как и отсутствие части экипажа, задействованного на "Ниссине", ведь корабль - это не телега, которую можно бросить посреди двора, достаточно только лошадь выпрячь. И даже телегу рачительный хозяин под навес поставит или в сарай уберёт. На корабле, нужно проворачивать механизмы. Нужно поддерживать дежурный огонь хоть в части топок, нужен обогрев иначе можно разморозить систему, которую потом отремонтировать будет гораздо труднее, чем просто поменять в большом многоквартирном доме все трубы и батареи размороженного стояка. Вот поэтому откомандированная часть нашего экипажа продолжает оставаться на гарибальдийце, хотя вся иностранная перегонная команда уже получила свои деньги, и кто-то уже уехал, решив воспользоваться железной дорогой, другие ещё мотаются по городу и просаживают деньги в немногочисленных трактирах в ожидании попутной морской оказии. И пока у нас на борту не соберётся весь экипаж, уйти мы никак не сможем, вот эти
и другие вопросы требовали согласования и увязывания с местным начальством и без него никак.
        В резиденции наместника выяснилось, что ещё вчера адмирал Витгефт уехал в Артур или Харбин, а самый высокий морской начальник из оставшихся это капитан первого ранга Рейценштейн - командир отряда крейсеров или контр-адмирал Гаупт - начальник порта Владивосток. Если с первым ещё были шансы на какой-то контакт, то именно второй, по докладу Сергея Николаевича упёрся и запретил отгрузку угля на наш корабль. К слову, из-за этого приказа, появилась реальная возможность разморозить "Новик" и "Ниссин", ведь до Владика мы дошли буквально на последних крохах угля. Николай решил сначала поговорить с Рейценштейном. На "России" нас приняли со всем радушием, а когда выслушали все наши доводы, которые мы выдавали как частично информацию полученную от захваченных японцев, частично как логические построения, стройность изложенных цепочек убедила Николая Карловича, и он разделил нашу озабоченность, как согласился с нашими выкладками о том, что выходить навстречу главным силам нашим отрядом самоубийственно. Его заинтересовало наше предложение вывести нас на чистую воду и, что возможно, нам удастся повторить атаку,
как на подходах к Артуру, но когда выяснилось, что одним из условий является необходимость заменить моих матросов и офицеров на "Ниссине", сразу категорически отказал. Ну не хочет человек брать на себя ответственность, готов служить и выполнять приказы, а самому ни в коем случае, может поэтому ему в той истории так и не дали адмирала, а на посту начальника отряда крейсеров его сменил великий Иессен. А вот идею с минированием Уссурийского залива он увидел под совершенно другим углом, ведь если мы попытаемся заминировать подходы к заливу прямо со льда, то следы этой деятельности могут сами по себе отпугнуть и не дать занять удобные для обстрела позиции. Да, во Владике мало стационарных мин, всего чуть больше пары десятков, но если мы изобразим минирование множественное, а реально заминируем только в части мест, то японцев это всё равно отпугнёт, ведь не могут они знать, где именно мы заминировали, а где пустышки. Николай Карлович с минными офицерами крейсеров отправился организовывать минирование залива, ведь как начальнику над отрядом ему совсем не хотелось терять и рисковать вверенными кораблями. Ещё
мы не забыли про совет постоянно переставлять корабли на рейде, чтобы японская разведка не могла дать точное расположение их на рейде, а может в некоторые дни вообще выводить корабли в западную часть пролива Восточный Босфор к острову Русский.
        Вроде бы всё неплохо, Рейценштейн занялся организацией встречи Камимуры, по крайней мере не будет у него комфортных полигонных условий для обстрела. К сожалению, даже теоретически блокировать входной створ Уссурийского залива не представляется возможным, ведь его ширина около двадцати километров, а вот подходы к берегу в удобных для стрельбы по городу и бухте Золотой Рог заминировать реально, особенно с учётом использования обманок. В городе организовали сбор возчиков с санями, для перевозки мин и команд, которые будут рубить во льду майны для установки мин. В частности, некоторые настоящие постановки можно попробовать замаскировать снегом, что может увеличить эффект от минной постановки. Только бы Камимура дал нам это время!
        А мы поехали в управление порта, где восседает контр-адмирал Гаупт. Начальник порта - это волшебная должность для отставных военных моряков, хотя от порта и личности многое тоже зависит. Формально вроде при море, но уже ни мостика, ни новых миль под ахтерштевнем. Вот и адмирал Гаупт отбывал при должности свою повинность свадебного генерала. Едва мы вошли к нему, я почувствовала волну лютой зависти. Чему вроде бы завидовать, звание у него выше на две ступени и ведь никто не обещал, что этот рыжеватый капитан второго ранга когда-нибудь заполучит себе чёрных птиц на погоны, но адмирала просто бесило, что он такой молодой, по сравнению с ним, что у него всё ещё впереди и в этом будущем возможно всё, в том числе и птицы на погоны, а у него всё уже в прошлом и пока его терпят здесь на должности начальника порта и у него в подчинении даже есть пара транспортов, но это по сути ничего не значит и не меняет…
        - Ваше превосходительство! Позвольте представиться, командир крейсера "Новик" капитан второго ранга фон Эссен!
        - Здравствуйте, господин капитан! Что привело вас?
        - Ваше превосходительство! Требуется ваше распоряжение на бункеровку моего корабля и трофейного крейсера "Ниссин".
        - Так ведь нет у меня угля, господин капитан!
        - Как же так?! А отряд крейсеров, ведь должен где-то бункероваться.
        - На нужды крейсерского отряда имеется совсем мало, даже по положенности мирного времени совершенно недостаточно. Я уже писал в Главный штаб и наместнику об этой недопустимой ситуации, но угля всё равно нет, - стало понятно, что адмирал выбрал себе линию поведения "Жертва обстоятельств", которая так удобна и непробиваема, из которой выковырять такого начальника почти не возможно. Ведь он всей душой и живот готов в рвении служебном положить, но не свои же панталоны ему в топки крейсеров заталкивать, но даже панталоны готов затолкать, если это на благо Отечества послужит! И самое главное, что при любом развитии ситуации, он всегда может извлечь для себя пользу. Но Николай всё-таки попытался протолкнуть свою проблему:
        - Ваше превосходительство! Но ведь нам совсем немного надо, тысяч шесть пудов на поддержание машин на японский крейсер и нам, хотя бы восемнадцать тысяч пудов, это ведь мелочи для вас, ведь бункеровка одного крейсера в три-четыре раза больше.
        - Всей бы душой, но нету. Последний пароход с углём был ещё в сентябре, два так до нас и не дошли, а один в Корсаковском посту разгрузился, где его война застала. Вот там почти триста тысяч пудов отменного суматранского кардифа, может сами там и возьмёте?
        - Рад бы, ваше превосходительство, но мне туда не дойти с тем, что у меня осталось, того и гляди разморозим корабли, и кто тогда отвечать будет, за ремонт и небоеготовность в условиях войны двух новейших кораблей императорского флота?
        - Да вы, никак, мне угрожать вздумали?!
        - И в мыслях не имелось! Мыслю вслух и пытаюсь проблему решить. Вы не можете дать, мне нечем топить, а отвечать всё одно кому-то придётся, - самое мерзкое, что уклад структуры и иерархии флота такой, что, к примеру, прямой начальник Гаупта может отдать приказ "Срочно и немедленно!", на который Гаупт наложит резолюцию "Не имеется возможности!" и даже пальцем не шевельнёт для исполнения приказа и будет по местным канонам в своём праве. То есть, меня не переставало шокировать, что в местной армии и флоте командиры, если вдуматься, не отдавали приказов своим подчинённым офицерам, а вроде как советовали и просили что-либо сделать. И чем выше были звания начальников, тем вежливее звучали приказы, и тем больше возможности к не выполнению этих просьб было у подчинённых. Так, словно, начальнику было ужасно стыдно, что у него на одного орла на погонах больше и, несмотря на терзающее его чувство вины, он просто вынужден просить своего подчинённого что-нибудь сделать, ведь больше и просить то некого, ведь нет больше такого ценного, замечательного и достойного другого! То есть, к примеру, приказ командующего
армией командиру корпуса звучащий как: "Срочно выдвинуться к городу "Н", там принять бой и задержать продвижение неприятеля!", на самом деле имеет ввиду: "Всемилостиво прошу, если это никак не повредит вашим ближайшим планам, и когда вы посчитаете возможным послать пару полков, или сколько сочтёте нужным в сторону города Н, где разведка (вот ведь придурки!) заметила солдат противника…". И командующему остаётся только молиться, чтобы у командира корпуса было желание куда-то двигаться и с кем-либо воевать, а он не маялся тяжёлым похмельем после вчерашней пьянки или не озаботился желанием пощупать нижние юбки новой актрисульки в местном театре.
        То есть в отношениях между офицерами существовало параллельно несколько слоёв отношений, с одной стороны полковник, конечно, может отдать приказ поручику и поручик обязан его исполнить, но поручик может послать полковника вместе с приказом, если посчитает приказ или форму его отдачи, да что угодно, невместным для своей чести, увидит нанесение обиды роду, ещё что-либо или просто не захочет и вспомнит, что хоть полковник и князь и даже светлейший, но род поручика в бархатной книге писан на двадцать строчек выше, что сразу ставит поручика выше полковника на голову. Вот и выходит, что Макарова, как "боцманского сына" по дворянским канонам мог послать в пешее сексуальное путешествие даже мичман, ведь толпа высокородных предков у мичмана от Рюрика считается. И тем выше личность и заслуги Степана Осиповича, которому подчинялись, не чинясь из-за заслуженного уважения. И не выполнить приказ такого уважаемого адмирала было некрасиво, и мичмана осудили бы все остальные господа благородные офицеры.
        И если вы подумали, что здесь Россия явила свою очередную только ей свойственную дурь, я вас ужасно огорчу. В той же Англии или Франции до самого конца девятнадцатого века офицерский патент покупался за деньги. То есть дворянин платил деньги за чин, при этом он мог купить чин, как ротного командира, так и полковника, после чего надеть соответствующий мундир и начать командовать вверенным подразделением. А выпускники всяческих офицерских школ и даже академий, в массиве армии составляли лишь малую часть офицерского корпуса. К слову, и привилегий перед купившими патент не имели, скорее даже наоборот, ведь чины даровал монарх, а возможность шепнуть и подсуетиться у родовитого с деньгами на патент гораздо больше! И при чём здесь знания и полководческие умения? В частности, именно против этой несуразности, прежде всего был, если вдуматься, направлен Петровский Табель о рангах, который для своего времени был удивительно революционен и, в частности, позволял сержанту-преображенцу бить в морду и спускать пинками с лестницы родовитого столбового боярина, как раз на основании более высокой строчки в табели.
Вот с учётом всего этого и выходит, что позиция адмирала Гаупта бронирована со всех сторон, и он сейчас изображающий перед Николаем придурка просто развлекается, и ничего Николай сделать не сможет, можно только уговорить и убедить, вот только чем и как? А Гаупт уже прекрасно понял, что нечего нам ему противопоставить:
        - Господин капитан! Не надо суетиться и спешить. Вот вскроется лёд, обещали по железной дороге нам удоканского угля подбросить, там правда не кардиф, но за неимением гербовой…
        - Ваше превосходительство, а может есть возможность к Корсаковскому посту пароход за углём отправить?
        - Да нет такой возможности. Вот адмирал Макаров уже три реляции в Морской комитет представил, что нам в порт нужно в Англии ледокольный пароход закупить, но вопрос так и висит без решения, а до Корсакова могут такие льды встретиться, что затрёт и разломает даже броненосец, куда там пароходу.
        - Ваше превосходительство, а если я пообещаю вам, что если вы нас отбункеруете, то выйду в море, поймаю и приведу вам японский угольщик, ведь сейчас в Японию много угля везут и самого лучшего кардифа!
        - Пароход с углём, это было бы хорошо, кто же спорить с таким станет? Но только как же вы можете обещания подобные давать и как я буду выглядеть таким обещаниям поверивши?! Это же если известно станет, меня на смех поднимут, что совсем старик из ума выжил!
        - Почему же на смех, ваше превосходительство! Я слов на ветер бросать не привык и такого отношения не заслужил! - Николай только чуть подпустил стали в голос, но Гаупт среагировал мгновенно:
        - Ну что ты, право! Ни единым словом не умалил я ваших заслуг, которыми вся держава гордится! - да, не объедешь на хромой кобыле такого старого тёртого зубра, вон как моментально перехватил возможное обострение!
        - А как же гордиться державе, если мы тут с пустыми бункерами до лета обсыхать будем?
        - То неведомо мне, господин капитан! Видите сами, что всей душой и радением во славу Отечества и флота русского, только уголь на огороде не растёт и взять мне его негде… - адмирал однозначно дал понять, что аудиенция закончена и далее ничего для решения вопроса сделано быть не может!
        Уже выходя Николай чертыхнулся! Вообще не нужно было сюда соваться, как услышал от Сергея Николаевича, что тут затык. Так и надо было ехать в салон мадам Лафунди и уже по наезженной тропке задействовать силы женского легиона. Но Николаю, как мужчине этот путь, хоть и давший однажды благоприятный результат, был глубоко антипатичен. Хоть я пыталась закинуть удочку, едва услышала слова старпома, и даже уже прикинула, что смогла бы подкинуть портнихе из вариантов кроя или бельевой фурнитуры, но Николай источал уверенность, что личный визит к адмиралу снимет все вопросы. Не снял, чего уж теперь…
        А ведь Камимура сейчас уже скорее всего пенит воды Японского моря своими кораблями и приближается к Владику. Конечно, безусловно здорово, что Рейценштейн поднял все силы и минирует Уссурийский залив, но ведь одно дело просто не дать нормально отстреляться и совсем другое, если бы удалось выйти и потопить у Камимуры ещё парочку кораблей, чтобы создать безоговорочное преимущество нашего флота над японским, ведь даже чуть сместившийся сейчас в нашу пользу численный паритет далеко не даст гарантии в реальной победе прямого столкновения, ведь сопоставлять выучку японских моряков и последствий нашего "вооружённого резерва" невозможно в принципе. То есть для уравнивания шансов с учётом умений наших комендоров желательно иметь минимум двукратный перевес в бортовом залпе, а лучше даже больше, ведь попадать наших артиллеристов, можно сказать, никто и никогда не учил.
        Ещё нужно разбираться с последствиями ледовых повреждений, по докладу выходит всё очень непросто, и повозиться придётся. И кому и как передать под опеку гарибальдийца совершенно непонятно. Смысла давать телеграмму Макарову или наместнику нет, обо всём они оба так или иначе знают, а с позиций здешней неспешности нашу спешку и трепыхания просто не поймут. То есть вся наша суета разобьётся об искреннее недоумение и даже подтверждающее наши слова явление Камимуры ничего принципиально не изменят. В общем, захватили крейсер и привели его в базу - молодцы! Возьмите с полки пирожок! Так и чего дёргаетесь? Радуйтесь и не до вас сейчас! Ведь действительно Макарову сейчас разгребать авгиевы конюшни Артура и голова у него занята полностью, как из руин сделать боеспособный флот! А мы вроде и сами с усами, что не раз показали. И не будешь же плакаться, и жаловаться на бяку-Гаупта, вот уж точно не поймут! Вот со всей этой тоскливой мыслительной чехардой в голове Николай отпустил извозчика и решил прогуляться по заснеженной набережной, вспомнить, как прогуливались здесь с Машенькой до войны. Встречные офицеры
радостно приветствовали нас - на набережной было удивительно много народа, всем было любопытно посмотреть на наш трофей, который гордо стоял под Андреевским флагом чуть в стороне от отряда крейсеров. И даже боковой ракурс, словно специально демонстрировал его во всей красе разнесённых труб, грозных пушек, высоких мачт и высокого борта, на котором ещё были начертаны иероглифы. И рядом с ним гораздо более скромный размерами замер хищный узкий стилет корпуса нашего "Новика", на палубе которого копошились фигурки команды. Проглянувшее из туч слепое зимнее солнце чуть заискрило бухту, как вдруг всё взорвалось гулкой темнотой…
        Глава 42
        Непроглядная темнота не окутала, не сгустилась через серые сумерки, она упала или обрушилась взрывом, это первое, что я сумела осознать, после того, как пришла в себя. Вернее, как пришла в себя, обычно это сопровождается открыванием глаз или как минимум появлением ощущения своего тела где-то и как-то, ну мне так кажется. Я же просто в темноте стала мыслить и давать оценки. При этом я почему-то точно знала, что с момента наступления темноты прошло некоторое время и, кажется, немаленькое. И ответить себе на, может, главный вопрос: "Где я?! И что со мной?!" я была не в состоянии. В отличие от прошлого раза, когда сознание мне пришлось собирать долго и мучительно буквально по кусочкам, теперь самоосознавание пришло практически сразу, и память обо всём произошедшем до прогулки по набережной Владика была яркая и чёткая. Правда, совершенно не факт, что я всё ещё в теле Николая Оттовича Эссена. Эх! Стыдно, ведь себе обещала, что доведу его до птичек на погонах, а Машеньку соответственно сделаю адмиральшей!
        В результате этих мыслей и абсолютной бесплодности всех попыток хоть куда-то из этой темноты выбраться, я провалилась в состояние какой-то депрессивной безнадёги-опустошённости. Были бы глаза, хоть поплакала бы себе в удовольствие, это же такое удивительное состояние, когда ласковая подушка готова принять текущие из глаз слёзы, а всё тело нежно качает сладкая истома какой-то нереальной эйфории и единения с чем-то высшим и всепрощающим. И слёзы, словно светлый майский дождик омывают, обновляют, смывают всё гадкое и плохое, возрождают к жизни под искристыми тёплыми солнечными лучами. Но глаз у меня здесь нет, а соответственно на слёзы и подушку можно не надеяться.
        Не знаю, когда бы я начала выбираться из этого тёмного депрессивного подвала, но как это бывает, очень ко времени пришла злость! Нет, вы наверно не поняли, это не мужская досада по пролитому на штаны чаю, или о проигрыше наших в финале, даже не связанная с болью и унижением злость на избивших и ограбивших хулиганов на тёмной улице. Ко мне пришла та самая женская злость, в которой волчица Ракша-Сатана вышла за "своего лягушонка" против тигра Шер-Хана, и он такой большой и сильный не рискнул встать у неё поперёк дороги. Все бывшие пути, которыми я пользовалась раньше, были блокированы, но я приняла как факт, что я всё ещё в теле Николая, а поэтому мне нужно выбраться, пусть не так, как это получалось раньше, значит по-другому. Я после нескольких десятков неудачных попыток сформировала ментальный щуп, который вышел слабенький, как сдуваемая ветром одинокая травинка, но щуп - это не травинка, пусть тонкий, но это, прежде всего, информация и путь, а не древко копья обязанное выдержать и не сломаться, чтобы донести свой стальной острый наконечник. Щуп - это совершенно иное качество и явление, если
угодно. Вот, как шахтёр своим отбойным молотком, я вгрызлась щупом в ближайшую стенку тьмы.
        В тот момент, когда меня развеселила мысль, что вот сейчас как вывалюсь из стены, как посредине официального званого обеда из дворцовой стены в одной ночнушке, почему-то вспомнилась детская такая со слониками, вот конфуз получится! Но тут же мне стало не до развлечений, я услышала звуки и почувствовала боль. Вернее, я почувствовала БОЛЬ, которая словно океан плескалась за пределами моей темноты, но сквозь неё пробивались такие знакомые корабельные звуки. Ещё наверно пару часов я потратила на попытки совладать с этой болью и понемногу её удалось чуть отодвинуть в сторону, чтобы она своим давлением не выдавливала из сознания все мысли и желания, кроме желания сжаться под валом боли в клубочек и затихнуть.
        Открывшееся меня совершенно не порадовало. А открылось мне, хоть я ещё не успела открыть глаза, осмотреться и определиться где я, и что со мной, но я уже почувствовала тело Николая почти целиком, боль в правом плечевом суставе и сзади в голове, а главное, я почувствовала, что Николая НЕТ! Там, где я раньше его ощущала, зияла страшная чёрная дыра и её не то, что исследовать, даже приближаться к ней было страшно! Это открытие расстроило так что сознание милостиво отключилось погрузив меня в сон.
        Пробуждение не принесло особенных радостей. Голова и плечо продолжали ужасно болеть, причём плечо горело и пульсировало огненными волнами опаляющего жара, а голова отупляющее давила со стороны затылка в виски и словно своим давлением не давала открыть отяжелевшие веки. Сквозь огненный прибой изнуряющей выматывающей боли услышала тихий говор, говорили очень знакомые голоса, но боль не давала понять кто именно, счастье, что хоть смысл пробивался сквозь пелену боли:
        - …что я могу вам сказать… Николай Оттович имеет удивительно молодой организм, вы сами видели, что он гораздо моложе своих сорока с лишним лет, я вообще думаю, что если нас поставить рядом, то я со своими тридцатью буду выглядеть старше. Вот я и уповаю, что его молодой и здоровый организм справится. Полиция вообще не понимает, как с пяти метров пуля из Нагана не смогла пробить черепную кость. Они пришли к заключению, что часть пороха в патроне была подмочена и не сгорела, из-за чего пулю вытолкнуло с мeньшей силой, хотя все гильзы пустые без следов не сторевшего заряда. Вот я и думаю, что это провидение нашего командира уберегло… - Господи! Да чьи же это такие знакомые пришепётывающие интонации?!
        - Я понимаю и всё, что вы рассказываете, безусловно, очень интересно! Но меня сейчас гораздо больше интересует, каково его состояние и можно ли ещё что-либо сделать для него? Команда взбудоражена, на берегу суматоха и непонятно во что может всё вылиться, на отряде крейсеров ситуация не проще. Даже не предполагал, что нашего командира уже так полюбили…
        - Что я могу вам сказать? Вы же знаете, мы вчера со всеми докторами кораблей отряда и портового госпиталя провели совместный осмотр, а потом консилиум. Большинство настаивают на ампутации, вернее, экзартикуляции левого плеча,[28 - Ампутация - удаление части конечности или целиком в зависимости от уровня. Экзартикуляция - ампутация, когда в качестве уровня избирается сустав, в данном случае речь про плечевой сустав. Из-за сложностей связанных с необходимостью иссечения всех остатков суставной сумки и суставных поверхностей, экзартикуляцию используют обычно, когда оформление культи не требуется, то есть в плечевом или тазобедренном суставе, во всех остальных случаях ампутация на протяжении диафиза кости намного предпочтительнее.] пулю я удалил, но воспаление усиливается, как бы до Антонова огня дело не дошло…[29 - "Антонов огонь"- так на Руси издавна называли анаэробное микробное воспаление, больше сейчас известное своим греческим названием "гангрена".]
        - Ну так делайте что-нибудь! А когда он в сознание придёт?!
        - Не могу вам ничего определённого сказать. А по поводу экзартикуляции сустава, мы решили с доктором "России" сегодня на перевязке определиться и если понадобится, он мне будет ассистировать…
        Ох, блин, это же мне сейчас руку отчекрыжат! Гады! А голос, ведь это доктор Рычков с Сергеем Николаевичем разговаривает! Значит я точно в теле Николая осталась! Только он сам-то куда делся?! Так! Надо срочно в себя приходить и не дать руку отрезать! Отрежут ведь коновалы! Но до чего же тяжёлые веки…
        Сознание вернулось с голосами: "Господи! Что у вас тут за зверинец такой?" - "Сейчас Феофана позовём, они только его слушают…". Я напряглась и открыла глаза, и тут же их закрыла, потому, что их нестерпимо резануло залившем каюту из иллюминатора солнечным светом. Голову грело что-то тёплое, такое родное и мягкое! Клёпа, родилось в голове! А рядом в лицо пыхтело горячим дыханием, а это, похоже, Дуся думает вылизать мне лицо или ещё немного подождать. Я снова осторожно приоткрыла глаза, рядом с кроватью в моей каюте стоял Георгий Самуилович, на входе, загораживая своей могучей фигурой, доктор с "России", кажется, не помню как его зовут, Николай наверняка знал. Так, подруга! Два шага назад! Не "знал", а "знает"! ну пока его нет, буду его тело оберегать! Звуки вылетевшие из горла я не назвала бы речью, поначалу вышло какое-то карканье с кхеканьем. Клёпа встрепенулась и вставая заслонила мне вид своим расправленным крылом, успев при этом радостно клекотнуть!
        - Кхе… Господа! Что здесь происходит?
        - Николай Оттович! Слава Богу, очнулись!
        - Да, это я… Так, и что здесь происходит?!
        - Мы тут… Я с Александром Марковичем собирались сделать вам перевязку и осмотреть рану.
        - И что с раной? Может расскажете мне…
        - Рана у вас, у вас две раны на голове и в плече.
        - И откуда у меня эти раны?
        - В вас же стреляли на набережной…
        - Так, замечательно, дайте мне выпить, а то горло саднит…
        - Да, да, конечно! Сейчас… - пока доктор суетился, я вдруг отчётливо вспомнила, как мы перебрасывались дежурными фразами со встреченным на набережной капитаном "Богатыря", нашим старым знакомцем Александром Фёдоровичем Стемманом, как сзади раздался истошный женский визг, и я в последний миг успела уловить что-то летящее сзади в голову, остановить не смогла, не успела ускориться, только попыталась и вдруг удар в затылок, и сознание погасло.
        - Так и что там вышло на набережной? Хотя, знаете! Давайте вы быстренько сделаете перевязку или вообще придёте попозже, а мне позовёте Сергея Николаевича! Он ведь на борту?!
        - Да, он на борту…
        - Но это возмутительно! Врач сам знает, когда и что делать! А вы сейчас не командир, а раненый! - подал голос Александр Маркович, спесиво поджав тонкие губы.
        - Командиром я перестану быть, когда меня священник отпоёт или государь прикажет! А до этого я командир, без ног, без головы, но командир и никак иначе! Георгий Самуилович, пойдите, попейте чаю с коллегой! И пригласите Артеньева! Да! Сегодня какое число? Сколько я так провалялся?
        - Сегодня уже четвёртый день!.. Хорошо, Николай Оттович! Я позову Сергея Николаевича. Только вы недолго! У вас ещё сил совсем мало! А нам возможно еще долго с вами возиться…
        - Это вы мне руку отрезать наметились?
        - Николай Оттович! Вы же должны понимать, что для спасения жизни может понадобиться удалить очаг, даже вместе с конечностью…
        - Ладно, об этом потом! Можете отпустить Александра Марковича! Руку резать я не разрешаю!
        - Это, вообще, ни в какие ворота!
        - Не волнуйтесь, Алексагндр Маркович! Всё будет хорошо! И спасибо вам! - в каюту сунулся осунувшийся Артеньев:
        - Николай Оттович, как хорошо, что вы в себя пришли! Господа, вы долго планируете? Мне с командиром поговорить требуется.
        - Мы уже уходим, Сергей Николаевич! Только прошу не очень долго, Николай Оттович ещё очень слаб…
        - Ну-с, Сергей Николаевич! Рассказывайте, говорят, что я четверо суток валяюсь. Камимура пришёл?
        - Как вы и предсказали, на третий день пришёл, вчера почти три часа по городу стреляли, а потом ушли, как крейсер "Якумо" на мине подорвался…
        - Давайте по порядку, Сергей Николаевич!
        И он стал рассказывать. Как позже выяснилось, на набережной мне, вернее нам, в затылок с нескольких метров из нагана выстрелил казанский студент Василий Туркин, член партии социал-революционеров, но в полиции считают, что его просто использовали вслепую, скорее всего убийство оплатили английская или японская разведка. После событий в первый день войны, во Владике их резидентуру серьёзно проредили, но они её активно, а главное успешно, восстанавливают. Вот и проплатили, а студент один из оболваненных фанатичных "борцов за светлое будущее". В общем, народу на набережной было много и ему удалось только три выстрела сделать, вот и попал в затылок, потом в плечо, третьей пулей убило лошадь неподалёку. Извозчик, лошадь которого убили, едва не забил стрелка до смерти, говорят, еле оттащили, но и так ему перепало, сейчас под охраной полиции лежит парализованный с переломом позвоночника в портовом госпитале. А меня, увидевший происходящее старший на катере кондуктор с "Новика", сразу доставил на корабль к нашему доктору.
        Камимура со всеми броненосцами и броненосными крейсерами пришёл на третий день, когда работы в Уссурийском заливе едва успели закончить. Броненосцы не стали в зону минирования входить, а броненосные крейсера подошли ближе. Видимо "Якумо" так тихо подходил, что встал прямо на мину, не повредив взрыватель, а когда начали стрелять, то видимо от сотрясения мина сработала и то не сразу, а почти в конце обстрела. В общем, палили почти три часа, как вдруг под носом "Якумы" мина взорвалась, и, видимо от сотрясения близкого взрыва, сами сработали ещё две мины, но кораблей там не было. Японцы сразу стали отходить, видимо решили, что установлено крепостное минное заграждение, "Якумо" здорово просел носом, но ход сохранил, и тонуть не собирался. Его потихоньку вывели через ледяное поле и наверно повели в Японию. Камимура вывел флот за край ледяного поля и сейчас он лежит в дрейфе, караулит там, похоже нас, Николай Оттович. Рейценштейн с Яковом Ивановичем Подъяпольским хотят в темноте вывести "Надёжным"[30 - Подъяпольский 1-й Яков Иванович - заведующий отрядом миноносцев во Владивостоке и их командами, капитан
1-го ранга, командир Сибирского флотского экипажа. Пароход "Надёжный" под командой подполковника корпуса флотских штурманов Чихачёва Сергея Степановича, условно можно было считать единственным судном ледового класса, во Владивостоке часто выполняло задачи ледовой проводки, обкалывало стоящие на рейде корабли при необходимости.] все семь исправных номерных миноносцев и попытаться атаковать японский флот. Вчера вывести не сумели, просто не было ещё ясно уйдёт Камимура или останется, сегодня точно известно, и даже место, где броненосцы на якоря встали, побоявшись, что в темноте их на лёд снесёт, а оставшиеся четыре крейсера контр-адмирала Мису и крейсера эскадры контр-адмирала Дэва дрейфуют много мористее. Есть большой риск для миноносцев, когда будут пытаться обратно вернуться, что не найдут в темноте проход и порвут корпуса о кромку ледовых полей, но без риска ведь не обойтись. Рейценштейн даже собирался своими крейсерами броненосцы атаковать, еле отговорили, четыре крейсера против четырёх броненосцев - очень разного веса фигуры.
        - Да, Николай Оттович, вы ведь главного не знаете, вы теперь - капитан первого ранга и капитан-адъютант свиты Его Императорского Величества. А ещё за ночную атаку миноносцев вам жаловано "Золотое оружие ЗА ХРАБРОСТЬ" и орден Святого Георгия четвёртой степени. А за потопление двух броненосцев орден Святого Владимира третьей степени с мечами. За бой в Чемульпо, взятие двух кораблей противника, освобождение двух русских пароходов и канонерской лодки "Маньчжур" и спасение русских моряков по совокупности орден святого Георгия третьей степени. Кажется среди моряков таких награждений за всю историю на пальцах сосчитать можно. А ещё нашему "Новику" жаловано звание "Георгиевского корабля" с несением георгиевской ленты на флаге и гюйсе, правда никто не знает, как это сделать…
        - Сергей Николаевич, как сделаем так и будет, ведь такого никогда не было, а значит мы моду и создадим! Это всё интересно и приятно, вы лучше расскажите чем экипаж наградили?!
        - Эх! Николай Оттович! Я из-за вас три бутылки "Шустовского" Петру Карловичу сейчас проиграл!
        - Это за что, любопытно?
        - Поспорили, что вы не дождётесь конца, а спросите про экипаж!
        - А вы на что ставили?
        - Что я полностью по порядку весь доклад сделаю…
        - Ладно! Не расстраивайтесь! Рассказывайте про экипаж!
        - Офицеров тоже всех наградили и на звание всех повысили, так что у нас теперь три капитана второго ранга, а Тремлера, говорят, сватают флаг-артиллеристом на "Петропавловск", а Левицкому вроде хотят "Фемиду" под команду дать.
        - Это что ещё за зверь такой?
        - Это государь дал названия нашим трофеям. "Чиода" теперь "Гера", а "Акаси" теперь "Фемида", так что из богинь теперь отдельный отряд сделать решили, они хоть размерами меньше, но по ходу похожи и вооружение почти одинаковое, потому и назвали в честь богинь. А на "Геру" весь экипаж "Боярина" с Сарычевым, хотя насчёт Сарычева есть сомнения. Только наши никуда уходить не хотят, ждут, что вы им скажете. Ведь тогда и Кнюпфера Макаров к себе флаг-минёром заберёт….
        - Ладно, подумаем. Вот оклемаюсь немного. Вы дальше рассказывайте!
        - Почти всем "Клюкву",[31 - "Клюква" - за характерный цвет, орден Святой Анны 3-й степени носился на кортике, также именуется иногда - награждён "Анненским оружием".] потом Станислава третьей степени, а у кого есть, тем - второй. Всем за бой в Чемульпо орден Святого Георгия четвёртой степени. Нижним чинам и унтер-офицерам по знаку ордена Святого Георгия и по знаку ордена Святого Владимира. Ещё весь экипаж приравнен к гвардии, а это совсем другое содержание, все обалдевшие ходят. Да и вы теперь по званию равны контр-адмиралу. Вот такой у нас крейсер второго ранга…
        - Хорошо, что всех отметили! Но я так понимаю, что это только до нашего возвращения в Артур награждения, значит ещё за бой у Цусимы будет и за "Касугу" с "Ниссином" чего-нибудь дадут, как думаете?!
        - Да куда уж ещё-то, Николай Оттович?! И так все ордена с флота собрали…
        - Кто воюет, того и награждают! Всё правильно! Ещё бы некоторых под суд отдать, ну да и ладно! Не пристало военному моряку про начальство рассуждать. А про призовой суд что-нибудь слышно?
        - Да! Не просто слышно! Уже вынесено решение за каждый крейсер по полтора миллиона золотых рублей, за истребитель ещё четыреста и того нам насчитали три миллиона четыреста тысяч рублей. Кстати, истребителю дали имя "Изменчивый", говорят, что через месяц уже в строй введут. А на миноносцах сейчас всем делают воздушный пуск и трубы длинные ставят, говорят Макаров уже посмотрел пробные пуски и одобрил.
        - Погодите, а что с деньгами в экипаже говорят?
        - Так решили уже всё. Как казначей с деньгами приедет, так и передадим Марии Михайловне в фонд.
        - Всё не надо передавать. Надо премии выплатить, хоть по червонцу, а знаете, есть идея заказать ювелиру приварить к червонцам петлю и носить с императором на лицевой стороне, а заднюю заровнять и написать название корабля, можно за крейсера червонец, а за истребителя пять рублей. Хорошо ведь будет и на георгиевской ленте, мы ведь Георгиевский корабль. Как думаете?
        - А что… Нормальная идея, спросить, кто хочет и заказать всем одинаково. А вообще, говорят, для нас заказали уже памятные медали за службу на "Новике", только ещё не решили окончательно, как она должна выглядеть. Матросы хотят сверху Клёпу поместить, внизу силуэт "Новика", а справа георгиевский крест.
        - Господи! Откуда вы столько подробностей знаете?
        - Так в газетах про "Новик" только ленивый уже не пишет, и из иностранных газет многие перепечатывают. Вообще, очень удачно получилось ваше интервью, которое вы дали немецкому журналисту в Циндао, иначе могло всё по-другому повернуться, я так думаю. Ту статью уже перевели и напечатали, там всё как было, вы ведь сами ему рассказывали. А статья называется "Поцелованные удачей", что мы такие невероятно везучие! - тут в каюту всунулся доктор:
        - Сергей Николаевич! Я же вас просил не утомлять больного…
        - Ой, простите, и, правда, заговорился, пойду я, Николай Оттович!
        - Идите, конечно! Завтра ещё поговорим, думаю, нам ещё много чём есть.
        - Николай Оттович, вы действительно даже ещё до осмотра отказываетесь от ампутации?
        - Не волнуйтесь, Георгий Самуилович! Всё будет хорошо! Мы же с вами победители и подлая пуля нам повредить не может!
        - Это конечно так, но всё-таки…
        - Давайте вы сделаете перевязку, а завтра точно определимся.
        - Ну, хорошо! Давайте так.
        Ведь я во время разговора с Артеньевым запустила щуп, который теперь обрёл почти привычные размеры и вид, и сначала просмотрела повреждения, а затем и лечить потихоньку начала. По крайней мере, к моменту перевязки дёргающей боли в плече уже не было, да и жар стал уходить. Правда к голове я побаивалась притрагиваться и только боль в ней отодвинула, чуть стабилизировав отклик проходящих здесь силовых линий. Знаете, есть так любимая дураками фраза, которую вроде как приписывают Гиппократу: "Врач, исцели себя сам!" И даже почву под неё подводят, дескать, если даже себя не может вылечить, чего ж берётся других лечить?! Нет, в некоторых случаях в этом рассуждении есть смысл, а вот как вы предложите мужчине-акушеру рожать? А если женщина-акушерка тяжело рожала - это ей приговор как акушерке? И положим, я - блестящий пластический хирург, но при всём желании не смогу удалить себе на лице безобразную гемангиому! То есть я не могу стать пластическим хирургом по этому критерию? Словом, стоит вдуматься в эту фразу, то становится очевидна её ущербность, а Гиппократ вроде бы дураком не был, так и чего он бы стал
глупости говорить? К чему я это? А к тому, что лезть своим щупом в свою голову мне как-то совсем не улыбается. Тем более, что в этой ситуации нужно ещё очень аккуратно и неспешно разобраться. Вот не верится мне, что душу Николая выбило насовсем. То есть вполне возможно, что он как я, где-то в темноте сидит и одуревает, а значит, любые грубые действия могут ему повредить, поэтому лучше немного потерплю, чем потом трагические последствия расхлёбывать и локоть себе грызть, за ошибки и спешку.
        Вообще, я уже привыкла и мне было весьма комфортно и удобно, когда Николай жил, рулил своим кораблём, общался с людьми, а я существовала фоном и могла заниматься своими делами и мыслями, осуществляла многое словно вторым и третьим потоком сознания, а теперь мне приходится делать всё, что делал Николай, и уже потом выкраивать толику внимания и времени, для второго потока сознания. И что очень сильно напрягало, что я почему-то не смогла значительно ускориться, то есть ускорение всего в два раза, а это очень мало. То есть в бою я моментами ускорялась не в разы, а на два-три порядка, когда летящие снаряды воспринимаются почти неподвижно висящими в воздухе. А сейчас получается, что в бой с такими умениями мне пока лучше не лезть. И что ещё напрягло, что все мои способности, словно сквозь кисею, какие-то усечённые, остаётся только надеяться, что это последствия травмы и это скоро пройдет и всё восстановится. Вот тогда и можно будет аккуратненько попробовать пощупать голову. На перевязке доктор ожидаемо сделал очень круглые глаза и про ампутацию больше не заикался. Помявшись, достал из кармана тряпицу и
показал две тупые нагановские пули, я сразу поняла, что их из меня извлекли, он оставил их на столе, откуда быстренько убрал в сумку все свои перевязочные причиндалы. И его сменил радостный Феофан, который порывался кормить меня с ложечки, что я решительно пресекла, чем его несказанно порадовала. Хоть аппетита не было, ещё давала о себе знать недавняя лихорадка, но слабость, и тело нужно питать, так что через силу и практически не чувствуя вкуса затолкала в себя, как позже выяснилось завтрак, хотя сейчас почли время обеда, но Никифорыч для меня держал горячим завтрак что даже лучше, сытный обед бы в меня точно не влез.
        Я офигеваю от местных ночных рубах почти до пола, вот её пришлось задирать и стоя (СТОЯ!!!!) мочиться в унитаз. Нет, я не раз держала в руках и не только в руках мужское достоинство, но вот так утилитарно самой его использовать ещё не приходилось. Вообще, трудноописуемые ощущения, в детстве я пробовала в деревне подражать мальчишкам и писала стоя, просто нужно раздвинуть большие губы и немного нажать по бокам и струя получается вперёд и вниз. Но вообще писать стоя на уровне рефлекса, ожидается мокрое и горячее, текущее по бёдрам в тапочки. Вот блин! Это что, выходит мне ещё с Машенькой сексом заниматься?! Нет уж, нафиг! Надо скорее Николая искать! Собственно ничего кардинально тошнотворного в женских ласках я не вижу, и даже пробовала пару раз, но сказать, что я осталась в неземном восторге от этого не могу. Довести партнёршу до пика и там удержать не сложно, тем более, что чувствую, что ей для этого надо и не ограничена временем семяизвержения. Так что от Машеньки меня, конечно, не стошнит, и она мне весьма нравится, но претит из-за того, что не хочу встревать между нею и Николаем, ведь они
правда искренне по-настоящему любят друг друга, а это дорогого стоит.
        Ладно, подруга, ты снова о сексе! У нас куча других вопросов… Конечно, до завтра я не дотерпела, и после обеда снова позвала Артеньева. Он снова рассказывал. Во время обстрела во Владике были разрушены прямыми попаданиями два дома, в одном погибли люди, кроме этого повреждены ещё парочка от близких разрывов и побиты почти все стекла. Всего погибло больше десяти человек и три лошади. Из кораблей один снаряд попал в борт "Громобоя", не нанеся каких-либо серьёзных повреждений, правда погиб один матрос и пятеро ранены. Ещё один шестидюймовый снаряд попал в рубку транспорта "Тунгус" навылет и к счастью никто не пострадал, а возникший пожар сразу потушили. Сергей Николаевич в первый же день после моего ранения развил бешеную активность и напрямую договорился с капитанами крейсеров, и с каждого сгрузили на "Ниссин" и к нам по полсотни тонн угля. Так что мы своим ходом вечером в сумерках переходили на новое место вместе с "Ниссином", в день бомбардировки вообще стояли под островом Русский, практически не видимые с открытого моря. Счастье, ещё, что японцы были уверены в минировании входного фарватера
порта, чего на самом деле никто сделать не удосужился, иначе они могли внаглую подойти ко входу в пролив Босфор Восточный и вот тогда бы нам стало кисло. К счастью, так не произошло, что продолжает работать на версию нашей неимоверной удачливости. А Сергей Николаевич у нас такая умница! Всё сделал, корабли и экипаж уберёг! Нет слов, как меня этим рассказом порадовал. Хотя, судя по осунувшемуся лицу и синякам под глазами, далось ему это несладко, но кому сейчас легко?!
        Феофан ещё в первый день после ранения сбегал отбить телеграмму в Артур для Машеньки, что со мной всё нормально, лечусь на корабле, передаю привет! Враньё конечно, но из серии "ложь во благо", а кто может достоверно утверждать, что не этот императив помог мне вернуться в сознание?! А главное, что любимая женщина не будет лишний день волноваться, пребывая в неизвестности. Вообще, вокруг Николая уже многие и многое делают самостоятельно и главное правильно. И меня это вполне устраивает. Наверно я страшная лентяйка, ведь есть немало начальников, которые просто обожают всё и всех до последних мелочей контролировать и проверять, и испытывают от этого неземной кайф. Вот уж не хочу такую планиду.
        Ещё Сергей Николаевич рассказал, что покушение на меня вызвало большой резонанс, что нам на борт несут многочисленные телеграммы в поддержку и с пожеланиями скорейшего выздоровления. Правда было и две противоположного содержания, что его ужасно возмутило, а меня не удивило ничуть. Ведь мне когда-то рассказывали историю, что микадо после Цусимского сражения получил кучу поздравительных телеграмм из России, чему ужасно удивился, что даже вызвал адмирала Ямомото, с целью уточнить, они действительно утопили и захватили русский флот и ничего не напутали?! Ну не укладываются в японской голове выверты мозгов нашей скорбной головушкой интеллигенции. Так что это лишь подтверждает, что это покушение вполне логично и возможно не последнее, как и реальность опасности для Машеньки и других родных.
        Макарову уже отослали телеграмму с сообщением о том, что мне стало лучше, он настоятельно требовал извещать его обо всех изменениях моего самочувствия. На днях должен вернуться во Владик адмирал Алексеев. Ночью планируется атака миноносцами японских броненосцев. Вот такие дела в ближайшем приближении…
        Глава 43
        Кое-как затолкала в себя ужин. Здорово подташнивает, травма мозга даёт о себе знать. Ночь прошла странно, не знаю, как ещё это назвать. Я уже отвыкла от ощущения своего тела, правда не совсем своего, тела Николая. Точнее сказать, я отвыкла от ощущения тела вообще. Ведь всё последнее время, а это уже достаточно давно, я пребываю в статусе квартиранта в мозгу и теле, у которого есть свой хозяин, который своим телом распоряжается самостоятельно. А я только изредка на короткое время перехватывала управление для выполнения каких-то действий или если мне нужно было использовать возможности тела для выполнения магических действий, а спать я вообще привыкла, когда мне удобнее и далеко не всегда ночью. К примеру, когда Николай проводил нудные разборы нюансов практического применения в бою артиллерийского огня или применения минного оружия. Я честно пыталась слушать, но это выше моего понимания, как можно с таким упоением обсуждать подробности стрельбы, выбора целей, пристрелки и как сделать её за минимальное количество выстрелов. Как при разных вводных корректировать наведение на цель в зависимости от
параметров движения цели и параметров нашего движения, и ведь сидят, счастливые, считают. Командуют новые параметры стрельбы, а Николай командует курсом, скоростью, они на это реагируют, а потом все вместе разбирают ошибки, удачи и промахи. С моей точки зрения попасть на расстоянии в несколько километров с одного движущегося корабля в другой маневрирующий корабль в принципе без магии нельзя, а они считают и ведь попадают. То есть они умудряются превращать движение своё и противника в наборы тригонометрических уравнений, которые решают и получается, что стрелять можно осознанно прицеливаясь, что в моём понимании невозможно.
        Наверно это та часть жизни и мира, которую мне не постичь в принципе. Я как-то видела, как сводили секции готового моста. Широкая река, с разных сторон строят и в результате должны состыковаться последним пролётом, который привезли на барже с завода готовым, подняли плавучими кранами и опустили на подготовленное место. Я потом специально смотрела, там зазоры не больше половины сантиметра. У нас как-то разбило ветром стекло на кухне, и Пашка, дипломированный инженер, снял размеры и пошёл заказывать стекло в мастерской. Заказал, принёс, а оно не встаёт, лишних два миллиметра в одном углу, оказалось, что в прямоугольном окне в прямоугольной раме проём для стекла не прямоугольный и поэтому один угол пришлось отрезать взятым у соседа стеклорезом, и они вместе с соседом долго скрипели роликом стеклореза по стеклу, потом обкусывали край с ещё более противным звуком, еле выдержала этот ужас. А потом это стекло много лет гремело на ветру и зимой в него поддувало, хотя всё замазали замазкой и прибили новым штапиком. И если с размерами такого маленького окна столько проблем, то как замерили и подогнали
секцию этого моста, что она встала в притирочку? Не укладывается это у меня в голове, как и не понимаю, как ракеты запускают и стыкуют их в космосе! То есть я реально отдаю себе отчёт, что эта область жизни для меня загадка. Но теперь если Николая нет, а я хочу его заменить, то мне как-то нужно в это всё влезть и не очень явно демонстрировать свою тупость в этом вопросе. А то, что Николай во время движения в бою успевает отдать не один десяток приказов очень многим, то есть практически дирижирует кораблём, как единым организмом, где каждый выполняет какой-то свой участок работы, а в результате получается успех. И в этом оркестре у меня тоже был маленький конкретный участок, а теперь мне нужно выполнить его, и ещё заменить Николая, причём заменить его не сможет даже Сергей Николаевич, как бы он не старался, но он до уровня Николая ещё не дорос, а главное, что мне нельзя уронить так трудно наработанный не мной авторитет! И как можно выспаться, спрашивается, когда в голове крутятся такие мысли? А главное, что ответов не видно.
        Ещё ночью нашумели миноносцы, которые уходили в бой. Потом долго было тихо, как вдруг вдали началась заполошная орудийная стрельба, которая довольно быстро стихла. Вроде бы слышала два громких взрыва, может сумели в кого-то попасть, но узнаем это только утром.
        Утром стало известно, что атака, можно сказать, удалась, хоть одну группу атакующих миноносцев сумели обнаружить на подходе, но они этим отвлекли на себя внимание противника от другой группы, которая сумела подойти незаметно с другой стороны и отстрелялась. Вот только из восьми выпущенных торпед взорвалась только одна, в кого попало в темноте сказать сложно, но вроде в отсвете взрыва был борт большого корабля. Второй взрыв, это был взрыв торпеды на палубе миноносца обнаруженной первой группы, видимо снаряд попал в боевую часть торпеды, для маленького миноносца это мгновенная смерть. Ещё один из обстрелянных миноносцев затонул, успев отойти в сторону и на другой миноносец сумели снять с него команду, молодцы миноносники. Третий миноносец потеряли при попытке в темноте войти в проделанный во льду проход, хорошо, что хоть команда успела покинуть маленький кораблик, а потом с проходящего "Надёжного" их заметили и взяли на борт со льда. В общем, результаты атаки таковы, один подрыв неизвестного большого японского корабля, утром можно будет посмотреть, какого японского корабля не будет. За это заплатили
тремя миноносцами, один погиб с экипажем, команды двух других удалось спасти. По канонам войны такая атака может считаться успешной и даже потери всего трёх миноносцев по прикидкам считаются минимальными и как говорят, объясняются тем, что японцы этой атаки совершенно не ожидали, ведь вывести сквозь лёд "тонкокожие" миноносцы почти невозможно и крайне рискованно. И действительно все четыре оставшихся миноносца встали в ремонт, так как все имеют повреждения корпусов от льдин, и только у одного не было течи по возвращении. Ещё миноносники ужасно ругаются, что, с их точки зрения, как минимум ещё две торпеды попали, но не сработали взрыватели. Им никто не возражает, ведь не только у нас есть опыт пусков, когда может затонуть не дойдя до цели до половины выпущенных торпед, это у нас на "Новике" торпеды практически без осечек. Но, между прочим, информация о том, что механизмы торпед перед пуском необходимо перепроверять и отлаживать уже от наших минёров ушла в минные дивизионы Артура, возможно, что и здешние номерные малыши торпеды проверяли, может без этого и единственного подрыва не случилось бы, как из
всех пусков торпед в Русско-Японскую войну в моей истории.
        Посмотреть какого корабля нет, не получилось, потому, что утром японского броненосного отряда на якорной стоянке уже не было, а были только дымы на горизонте. Правда, блокаду Камимура не снял, оставил эскадру шустрых лёгких крейсеров - "собачек" адмирала Дэва. То есть это загонщики для "Новика", а тяжёлые крейсера русского отряда их не догонят. Ещё видимо Камимура решил, что шансов попасть в вёрткий лёгкий крейсер гораздо меньше, чем в неповоротливый броненосец, ведь они уже поняли, что для нас торпедное оружие является важным, если не ведущим. Не нужно считать японцев дураками, они постарались извлечь из ситуации всю возможную информацию и наверняка сделали выводы, которые нас ещё возможно удивят. Забегая вперёд, скажу, что, как выяснилось гораздо позже, нашим миноносникам в ночной атаке удалось попасть в броненосец "Хацусе", который японцы сумели довести до своих берегов, но не до базы в Сасебо, он затонул на мелководье, откуда его потом неимоверными усилиями снимали и буксировали для ремонта, который тоже затянулся, то есть в строй "Хацусе" вернули с огромным трудом. Ещё забегая вперёд,
подорвавшийся на мине "Якумо" возвращали в строй с не меньшими проблемами и напряжением всех сил. И такие результаты рейда к Владивостоку почти невозможно считать удачными для японского флота, а нам можно засчитать первую действительную победу, в которой не фигурирует название "Новик".
        Продолжая забегать вперёд, скажу, что были достойно отмечены все экипажи миноносцев, не забыли и пароход "Надёжный", как и участников минных постановок в Уссурийском заливе. На погоны Николая Карловича Рейценштейна прилетели контр-адмиральские птицы, а вот развившему несусветную активность адмиралу Гаупту не обломилось ничего, хотя в своём порыве он даже сам прислал уведомление о времени бункеровки нашему "Новику" и "Ниссину", чем мы само собой немедленно воспользовались. И могу себе представить досаду контр-адмирала Витгефта, который накануне уехал, и успешное отражение нападения на Владивосток случилось практически в отсутствие адмиралов, ну кто всерьёз воспринимает таковым начальника над портом? Хотя, есть у меня лично очень большое сомнение, что будь Витгефт во Владике, получилось бы минирование залива? Да и добро на атаку миноносцев возможно не дал бы. А пока ещё не знающие будущего владивостокцы с воодушевлением отмечали свою победу, ведь сам факт, что японский флот отогнали своими скудными силами был налицо. Всех погибших от бомбёжки решили похоронить вместе и установить памятный знак, на
котором перечислить и моряков погибшего миноносца. Город праздновал, Николай Карлович и миноносники ходили именинниками, а у самого горизонта маячили "собачки" адмирала Дэвы.
        Утром, с помощью моего одноглазого Феофана, удалось облачиться в мундир, хоть Феофан и прибежавший Рычков пытались протестовать, но заставила их помочь мне одеть левый рукав и подвесить руку на косынку. Качаясь как пьяная, поддерживаемая верным Феофаном я пошла по кораблю. К концу, когда сил уже почти не осталось, последние отсеки в носу прошла буквально вися на Феофане и на ослином упрямстве, но прошла и выбравшись на палубу без сил уселась на канатную бухту. Наверно у меня был довольно жалкий вид, ведь когда мылась, видела в зеркале опухшее зеленоватое лицо с параорбитальными гематомами[32 - Грубо говоря, синяки под обоими глазами, почти обязательный симптом и признак тяжелых повреждений не только лицевых костей, но и черепа вообще.] под повязкой. Но уверена на все возможные проценты, что Николай именно так бы и сделал, так что нужно соответствовать. А ещё вспомнился капитан "Улисса"[33 - Персонаж романа Алистера Маклина "Крейсер Улисс", наверно советую его прочитать, хотя как принято, там очень многое и сильно приукрашено в пользу англичан, но и правды оставлено немало, да и люди описаны
настоящие, а такие есть везде и всегда, несмотря и вопреки.], так что мне было на кого равняться, что тоже придавало сил.
        Вообще, вышло даже хорошо, что в этот обход я пошла ещё фактически без сил. Есть два типа реагирования, к примеру, можно прислушаться и постараться подготовиться ещё, не войдя в очередной отсек, а можно не заморачиваясь входить и реагировать уже по месту внутри отсека. Николай всегда действовал по второму типу, а для меня более характерен первый. Правда мне ещё помогает чувство эмпатии, а Николай очень много выспрашивал и уточнял, то есть больше задействовал речевой канал. Если я начну задавать вопросы, то спалюсь с гарантией, поэтому нужно приучать к тому, что командир "Новика" стал гораздо молчаливее, а здесь моё видимое недомогание здорово помогает и работает на меня.
        И даже качающийся как ракита на ветру капитан, это очень важно для экипажа, я сама видела, как светлели лица матросов и появлялись радостные улыбки, отчего на душе становилось легче и прибавлялось сил. Может прав был старый Картос, когда говорил, что на Земле эмоциональная энергия в отсутствие доступа к магическим силам приобрела какой-то особенный статус или форму. Среди прочего на нас обрушился вал сообщений с берега, что наш корабль хотят навестить куча примчавшихся отовсюду корреспондентов, которых так вроде бы ещё не называют. Различные приглашения с берега на торжественные обеды и прочие мероприятия я просто не упоминаю, их хватало с первого дня. А на торжественной службе в кафедральном соборе представители нашего экипажа с Левицким во главе уже отстояли, пока я в беспамятстве пребывала. Пока удавалось отбрыкиваться, но рано или поздно придётся как-то реагировать и возможно устроить встречу со всей прессой, ведь пренебрегать СМИ себе дороже, кому, как не мне - человеку из двадцать первого века это знать лучше многих здесь. Но куда мне сейчас без сил лезть в этот террариум, так что Сергей
Николаевич отрабатывает навыки отказов в лучших традициях эпистолярной куртуазности. Наших с "Ниссина" мы вернуть ещё пока не можем, так и стоим как родные борт в борт.
        В этом времени меня наверно больше всего утомляет его неспешность. Мы пришли во Владик уже почти неделю назад, вроде бы чего-то делали, суетились. Я получила пару пуль, наконец, решили вопрос с углём, у нас снова полный набор торпед на борту, уже весь мир знает, что мы увели у японцев одного гарибальдийца, а другого пустили ко дну, но "Ниссин" всё так же "висит в пространстве", словно никому не нужен. По нам тоже никаких решений, приказы Макарова мы собираемся исполнять, ведь это не будет бред из штаба Старка, то есть Макаров будет нас использовать со смыслом и рассчитывать на нас, а наше дело его не подвести и выполнить всё порученное. И с наградами, хоть всё уже известно, но награждения самого ещё не было, кто это будет делать? Надо полагать Макаров, хотя может и Алексеев, а для экипажа очень важен материально выраженный факт награждения. Если я правильно помню, вручить все награды они могут, кроме Георгия третьей степени, это исключительное право монарха, хотя он же может это право официально делегировать своему представителю.
        Вот хожу, пытаюсь разрабатывать руку, и в голове крутятся эти мысли. Попробовала пощупать и посмотрела глазами Клёпы свою рану на затылке. Внешне ничего вроде особенного, но есть вдавление от пули наружной пластины затылочной кости. Внутри есть отщепление внутренней пластины, повреждение венозного синуса, обширная гематома сдавливающая мозг и видимо вызывавшая головные боли, но главная неприятность это кусочек кости, который ушёл в глубину правого полушария и на его пути часть тканей мозга разрушены и раздавлены гематомой. Гематому я потихоньку убрала и сгладила края отломка-отщепа, почти исчезла головная боль. Но вот что и как делать с отломком кости в глубине мозга?! Если повреждённую структуру печени или почки я могу восстановить не особенно напрягаясь, то с мозгом всё становится сложнее в десятки раз. Формально дать посыл на восстановление не проблема, как я уже говорила, живые ткани удивительно пластичны. Но вот где и как потом искать Николая? То есть сейчас всё, что могу себе позволить, это максимально стабилизировать зону повреждений и думать, искать, пытаться нащупать, вполне возможно, что
где-то Николай, как и я, сидит в темноте, и не может вылезти наружу.
        Ещё я испытываю свои способности по управлению Клёпой и выясняю, что хоть способность сливаться с Клёпой осталась, а вот дальность и качество заметно упали. Мне кажется, что тело у меня забрало почти половину тех ресурсов, которые раньше были свободны для магии. И если исходить из этого, то и все прочие способности должны быть на столько же купированы, но здесь снова ждало неожиданное. Оказалось, что я стала гораздо лучше чувствовать "Новик", вернее, появилось неожиданное, так словно весь корпус работает приёмной антенной, которая принимает отражённые сигналы, так я совершенно точно знала все глубины и рельёф дна вокруг нашей стоянки, я даже практически видела, как лежит наш якорь. Вполне нормально получилось и поработать с новыми торпедами, а вот получится ли ими управлять и на каком расстоянии осталось неясным, если исходить из того, что Клёпу я чувствовала на расстоянии в пару десятков миль, а теперь едва пять выходит, торпеду вела и видела, как проверено до мили, то теперь если расстояние уменьшилось до трёх-четырёх кабельтовых, в принципе это не страшно. Гораздо хуже то, что я почти не могу
ускориться, как ни пыталась, но больше, чем в четыре-пять раз так и не получилось, при этом когда я ускорялась в бою, то мы с Николаем существовали автономно, теперь же я невольно за своим ускорением тащу тело Николая, представьте, как при ускорении начнёт звучать моя речь и отдаваемые команды? Хотя, может из-за тела и не получается ускоряться, ведь многие процессы в организме физически нельзя ускорить больше определённых величин. А за этим тянется, что мои возможности по улавливанию и отклонению снарядов падают на порядок, и теперь из атаки целой эскадры шансов выйти живыми у нас бы не было.
        Что-то вредное в мозгу нашептало, что это кара за незаслуженные ордена, ведь не будь у нас магии, то ничего из сделанного было бы невозможно, так что нет никакого особенного геройства, а есть обман! На что более прагматичная часть резонно возражает: А когда вообще и где в мире награждали строго и точно в соответствии с заслугами? Как там в классике три этапа любого дела на Руси: 1. Сделать как получится. 2. Наказать невиновных. 3. Наградить непричастных. Так что давай оценивать по факту и результатам влияния сделанного на ход и, надеюсь, на результат идущей войны. А если ещё вспомнить, сколько за время подготовки было сделано не только мной и Николаем, а всем экипажем, и что на нашем "Новике" действительно самые лучшие на флоте специалисты, или как минимум из числа самых лучших, так что награды мои матросы и офицеры честно заслужили, ведь когда шли в атаку, и когда были уверены, что из неё не вернёмся, ни один ни слова не возразил, пошли и делали что требовалось. Так что кончай рефлексировать! Ты сейчас командирша геройского экипажа и "Георгиевского корабля"!
        Сегодня вспомнила про наших казаков! Вот растяпа, совсем забыла! Артеньев успокоил, что ещё в первый день, как меня свалило, он подумал и предложил им ехать по железке к месту службы, сходил с ними, купил билеты, расстались нормально, и договорились встретиться уже в Артуре. Особенно радовался укачавшийся страдалец, которому плохело уже от одной мысли, что и обратно морем идти…
        Через два дня я уже вполне сносно себя чувствовала, и меня уже не качало от слабости. Договорились с Николаем Карловичем, что встречу с журналистами я проведу в кают-компании флагманского крейсера "Россия". Не было никакого желания ехать на сборище на берегу, ну не мог мне никто дать гарантии, что студент Туркин был в единственном числе, а то, как работают местные правоохранители никакого впечатления не производило. На пресс-конференции, хоть такого слова ещё не используют, все прошло вполне пристойно. Я рассказала, как мы взяли крейсер "Ниссин", как на наш приказ лечь в дрейф и принять досмотровую группу с крейсера "Касуга" под английским коммерческим флагом открыли огонь, почему мы и были вынуждены его пустить ко дну. Правда, этот момент разозлил англичанина, который начал в классическом стиле наших правозащитников вещать, что мы были обязаны в ответ молча уступить дорогу и не мешать двигаться английским судам. Хотя на вопрос, если он утверждает, что атакованное нами судно является английским, то берёт ли он на себя лично ответственность за утверждение, что английское судно в ответ на законное
требование военного корабля открыло огонь, что является официальным объявлением войны Англией России? Он, само собой, отвечать отказался, а снова начал зудеть о непропорциональности и жестокости. Но при этом опять не захотел отвечать на вопрос, как по-другому он предполагает наши действия, если на "Касуге" три пушки калибром более двухсот миллиметров, четырнадцать шестидюймовых пушек, не считая прочих, а у нас всего пять в сто двадцать миллиметров? И последний вопрос расставил всё на свои места, когда я спросила, если мы с его точки зрения поступили жестоко, то как поступил их адмирал Горацио Нельсон, который вошёл в порт Копенгаген и из орудий своих линкоров снёс все прилегающие к порту жилые кварталы вместе с жителями, даже не предупредив и не дав им времени эвакуироваться? Адмирал Нельсон - национальный герой Британии, на нём кровь тысяч невинных женщин стариков и детей, и в него не стреляли, а нас пытаются выставить людоедами, за то, что мы утопили военный корабль, который открыл по нам огонь, только потому, что на нём по какому-то недоразумению вывесили флаг торгового флота! Может мистер
посоветует нам, в следующий раз выйти в атаку на японцев под юнион-джеком, и не дай Бог японцам в нас выстрелить?! При этом журналистам были предъявлены собственноручные показания японских офицеров и капитана перегонной команды, как и расписки команды за выплаченное вознаграждение за перегон и выплату премии. Вскользь прошлись по другим эпизодам наших боевых действий. Ближе к концу я сообщила, что хочу предложить совершить на нашем крейсере переход в порт Артур одному журналисту, имя которого будет разыграно в лотерею, за исключением журналистов представляющих САСШ и Британию, как стран, финансирующих воюющую с нами Японию. Нашлась шляпа, было заготовлено бумажек равных по количеству с участвующими журналистами. На одной бумажке я написала "Переход" и расписалась. Потом журналисты тянули жребий, который выпал Павлу Николаевичу Некрасову, журналисту "Русского слова" и я выдохнула с облегчением, этот дядечка произвёл вполне благоприятное впечатление, но надо было сыграть в демократию и мы сыграли. Хотя, один переход мы вытерпели бы и самого одиозного сумасшедшего, но так даже лучше. Да! Я сразу заявила,
что всё общение прошу вести на русском языке и переводить даже вопросы, чтобы избежать возможного недопонимания и извращения сказанного из-за возможных огрехов в моём иностранном языке. Ну не могу я как Николай и спикать, и шпрехать, и ещё всячески парле на франсе и прочих мовах…
        Наместник привёз от Макарова приказ, что вопрос с переходом в Артур он оставляет на моё усмотрение. Адмирал Дэва продолжал коптить горизонт возле Владика. Хотим мы с ним бодаться или нет, сказать не могу. С одной стороны только в реальных условиях могу проверить свои возможности, с другой, а стоит ли это риска погубить крейсер?! Вот и случилась проверка на командира, думай и решай и принимай на себя всю ответственность. Посидели вечером, поговорили с Сергеем Николаевичем на эту тему, решили, что в Артур всё равно идти надо, так что как только я себя нормально почувствую, надо прорываться, только ещё сначала передать, наконец, наш трофей кому-нибудь.
        Назавтра с тем же вопросом решила встретиться с капитанами наших крейсеров и Рейценштейном. На волне победной эйфории Николай Карлович уцепился за моё предложение и даже решился выделить по полтора десятка человек с каждого крейсера на поддержание "Ниссина". И выходить всем отрядом, хотя я предлагала выйти только двумя крейсерами, чтобы не спугнуть Дэву сразу, но в результате сошлись, что кардинального преимущества в скорости у японцев перед нами нет, а если мы их будем тормозить, то вообще не останется, вот никуда они от нас не денутся, тем более, что наши успехи видимо подогревали желание и самим кого-нибудь захватить, но это оказалось невозможным, что выяснилось позже. Выход назначили через два дня.
        Наконец, к нам вернулись наши откомандированные, Тремлер торжественно сдал Артеньеву остатки судовой кассы. А утром на третий день мы за пробивающими нам проход "Россией" и "Громобоем" вышли на чистую воду. Сказать, что меня трясло, это ничего не сказать! Первый мой бой в качестве капитана и командира. Я приказала Артеньеву быть в боевой рубке и взять на себя все вопросы артиллерийского огня. Волков должен был сам принимать все решения по маневрированию, если я не прикажу чего-то конкретного. Сунувшиеся было к нам японские крейсера, едва увидев полный состав Владивостокского отряда, сразу повернули и попытались бежать. Но нам не составило труда их нагнать и выйти в атаку, со стороны их курса. Тут меня ждал сюрприз в виде того, что я не смогла установить зеркальную плоскость достаточного размера.
        А эскадра Дэвы, тем временем, отвернула последовательно, чтобы иметь возможность стрелять всем кораблям и мы не успели отвернуть, как началось самое интересное, все четыре крейсера Дэвы вели огонь не по нам, а в стороне от нас примерно в створе десяти-пятнадцати градусов если смотреть на нас с японских кораблей. С одной стороны мы уже выполнили задачу и затормозили адмирала Дэву, с другой стороны, появилась возможность испытать моё взаимодействие с торпедами, а ещё, очень похоже, меня захватил азарт боя. В общем, я скомандовала Волкову выводить нас на торпедную стрельбу змейкой с головы японской колонны левым бортом. К сожалению, возможности точно класть каждый наш снаряд я теперь не имела возможности, но парочку всё же подправила и успела отклонить один шальной снаряд, летевший прямо в нашу рубку. Как уже повелось мы выходили для пуска по одной торпеде на расстояние семи-восьми кабельтовых. За счёт того, что пускали их со значительными интервалами, я успевала и подогреть пар в ресиверах и удерживать их на курсе каждую, но только до расстояния в пять кабельтовых, оставшееся расстояние они прошли
на остатке давления в ресиверах и удерживая заданный курс, уже не прикрытые буруном, поэтому головной и замыкающий крейсера увернулись от торпеды, а шедшая третьей "Касаги" почти увернулась, но торпеда достала её в корму, что, видимо, привело к повреждению винтов и полной потере хода.
        Шедший вторым "Такасаго" свою торпеду наверно не заметил и поймал её в середину борта и не мудрствуя затонул перевернувшись. Кстати, теперь в идентификации мне помогал Артеньев, которого я спрашивала, словно устраивала ему проверку, так что я точно знала где у японцев кто. В результате нашей атаки "Такасаго" тонул, "Касаги" тушил пожар на корме, задрав в дифференте нос, и отстреливался почти из всех своих орудий, а флагманский "Читозе" и "Иосино" удирали на всех парах, а с северо-запада красиво накатывали строем фронта Владивостокские крейсера. Не возникло сомнений, что они разберутся с подранком, поэтому мы кинулись за беглецами. Которые пытались отстреливаться, но тоже почему-то стреляя не в нас, хотя два снаряда мне пришлось отклонять, и после какого-то сигнала на мачте "Читозе" разошлись в разные стороны. "Иосино" был ближе, поэтому мы довернули за ней, и наши баковые пушки уже навели порядок и практически прекратили огонь с юта в нашу сторону, когда от нашего попадания или само собой что-то взорвалось в кормовом каземате, отчего в нашу сторону огонь вообще прекратился, а на корме у "Иосино"
возник сильный пожар, тут оказалось, что с другой стороны к японцу подходит и уже открыл огонь "Богатырь", а чуть отставший "Громобой" готовится присоединиться к собрату. Так что мы уже спокойно увалились левее продолжая обстреливать японца, которого сейчас просто рвали как собака тряпку в три огня. Периодически огонь прекращали, но если в нашу сторону ему стрелять похоже было нечем, кроме одинокой стреляющей сорокапукалки, то в сторону "Громобоя" и "Богатыря" стреляли активно и азартно, но пожар, плюс уже сбитые трубы, скоро положили японский крейсер практически в дрейф и он начал тонуть. Как опять таки выяснилось потом, просто открыл кингстоны, а с наших крейсеров сразу приступили к спасению японских моряков, в чём мы не участвовали, ведь они сейчас вернутся во Владивосток, а нам ещё идти в Артур. Когда мы вернулись назад, к месту боя "России" и "Рюрика", "Касаги" на воде уже не было, а наши крейсера спасали тонущих. "Касаги" судя по гаснущему пожару на "Рюрике" и многочисленных видимых отметинах на обоих крейсерах огрызался до последнего. Мы подошли к "России", поздравили Рейценштейна с победой,
подняли поздравления всем остальным флагами и попрощались, взяв курс на юг вдогонку за ушедшей "Читозе" в сторону Корейского пролива…
        Глава 44
        "Читозе" с адмиралом Дэва мы не догнали, если точнее, то и не ставили себе такой цели. Скорее всего, он уклонился к востоку, чтобы пройти вдоль побережья, а мы пошли практически на юг к Корейскому проливу. Некрасов во время боя под присмотром боцмана умудрился снять переворачивающийся "Такасаго", горящий "Иосино", наших артиллеристов, ведущих огонь, просевший кормой "Касаги" на фоне подходящих "Рюрика" и "России", в общем, его счастью не было предела. Журналиста уже по сложившейся традиции разместили в каюте старшего офицера, но столовался он со мной в капитанском салоне. Рука почти не болела, доктор ещё делал перевязки, но я ходила уже без косынки. Только голова ещё была забинтована, каждый раз в зеркале разглядывала Щорса, ведь у меня почти по песне вышло"…голова повязана, кровь на рукаве…". Гематомы уже почти сошли, лицо являло собой многоцветье сходящих синяков, а разглядывала с точки зрения, как не очень напугать нашу Машеньку, по моим прикидкам к моменту прихода в Артур я уже должна быть без повязки на голове, правда Георгий Самуилович отказался снимать швы раньше чем через три дня, поэтому
на плече повязка ещё будет. Почему я не подождала, пока всё заживёт во Владике? Честно сказать, я очень рассчитываю на Машеньку, что она отзовёт Николая, если он где-то просто не может выбраться. И второе, я надеялась с её помощью полечиться, ведь сделанная ей закладка может для меня послужить этаким ретранслятором, который позволит позаниматься головой как бы со стороны, получится или нет, неизвестно, но пока не попробуешь, не узнаешь. Так что не до преследования нам сейчас, нам скорее надо в Артур, хотя все встреченные японские пароходы собираюсь топить, ведь задачу нарушать снабжение сухопутных войск с флота никто не снимал.
        Пока были во Владивостоке, почитала газеты, узнала довольно неприятные новости, наши геройства практически никак не отразились на сухопутном фронте. Армии японских генералов Куроки и Оку благополучно высадились, соединились и сейчас уже подходят к реке Ялу, где им пытается в одиночку противостоять часть корпуса под командованием генерала Засулича. С этих позиций, даже если прямо сегодня утопить весь японский флот, он свою главную задачу можно считать практически выполнил.
        Во время наших посиделок за столом Павел Николаевич рассказал много интересного, ведь как журналист имел весьма широкий доступ к информации. В столице зреет мощное недовольство императором в среде чиновников и дворянства, и во главе этого недовольства многие великие князья. Государь вроде бы делает правильные движения, но как-то бессистемно и не доводит до логического завершения, одна отставка графа Ламсдорфа чего стоит, ведь новый канцлер так и не назначен, государь МИДовскими делами почти не занимается, дела пущены на самотёк, а это в то время, когда страна ведёт серьёзную войну. Аналогично с отстранением военного министра, указ подписан и опубликован, Куропаткину отдан приказ немедленно прибыть в столицу, а Куропаткин сидит в Харбине, командует силами на Дальнем Востоке, борется с Алексеевым, которому официально переданы полномочия главного командования военными силами на всём театре, но Куропаткин этого не желает признавать, а в армии у него достаточно много своих офицеров и генералов, а остальных он перетягивает на свою сторону на основании обиды, что ими поставили командовать моряка, который
в сухопутных делах ничего знать не может. Я в очередной раз искренне обалдела от этих заморочек, неплохо так, главнокомандующий - император приказывает, а его генерал не желает этот приказ признавать и выполнять! Нет, в Российской империи действительно большие проблемы!
        Вдовствующая императрица почему-то не даёт уйти Николаю и против принятия короны Георгием или Михаилом. Александра Фёдоровна практически уже отстранилась от семьи и почти всё время проводит либо с духовником, либо в молитвах и посещениях храмов, даже встречалась с Ксенией Петербургской, у которой по слухам просила благословения на подвиг монашества. То есть в самой верхушке империи какие-то странные пертурбации, невольно вспоминается: "…хотели как лучше, а получилось как всегда…". К сожалению, я ничего про политическую кухню Петербурга не знаю, я очень надеялась на свою закладку и Георгия, но видимо не всё так просто. И если Николай хочет уйти, то есть ведь причины, почему Мария Фёдоровна этому противится. Насколько помню, её всегда и все характеризовали, как весьма здравомыслящую женщину с единственным пунктиком в виде ненависти к немцам и Германии. А вот на эти вопросы у Некрасова ответов нет. Порой он меня расспрашивает о наших атаках и тогда строчит в свой блокнот, порой ломая грифели, тут же выдёргивая новый карандаш и продолжая сточить. Я периодически перевожу разговор на благотворительный
фонд, что команда уже приняла решение, что все причитающиеся нам призовые деньги за взятые трофеями японские корабли будут сразу переданы в распоряжение благотворительного фонда "Новик", который уже довольно много сделал, а с этими деньгами ещё многое сделает. Вообще, тем для обсуждения у нас довольно много и Павлу Николаевичу явно импонирует мой интерес и он много и с удовольствием рассказывает. Из его рассказов, получается, что по своей популярности фигура Николая Эссена сейчас в России немного ниже августейшей фамилии, сначала буквально взорвали сознание песни, потом спектакли "Золотой ключик" и мюзикл-попурри. И едва у общественности уложилось в голове, что в России есть новый поэт-песенник с новым стилем пения и сочинения, как этот же Эссен вдруг начинает крошить японские корабли, причём так, что в Японии объявляют трёхдневный траур по погибшим на броненосцах и это при том, что всему остальному флоту похвастаться особенно нечем. И это ещё не касаясь того, что популярность Марии Эссен среди матросов и солдат не сильно уступает популярности мужа сначала из-за работы фонда, а теперь из-за её работы
в артурском госпитале, где ей приписывают чудеса излечения. Вот поэтому Некрасов не может нарадоваться выпавшему ему счастью лично поучаствовать и приобщиться.
        Наутро следующего дня мы со всей слоновьей грацией ввалились в Корейский пролив, где начали наводить порядок. Узнающие нас капитаны японских пароходов безропотно спускали шлюпки, а мы топили их пустые пароходы. До обеда встретили четыре парохода, только один попытался сделать вид, что нас не видит и не замечает наши флажные сигналы, но один выстрел стодвадцатимиллиметровой болванкой в нос судна и моментальное возвращение зрения и адекватности. Появившиеся со стороны Цусимских островов два миноносца, едва увидели нас, развернулись и улетели обратно на полном ходу. Пришлось поднять в небо Клёпу, чтобы знать, если они приведут весь японский флот. Ближе к островам движение стало оживлённее, и до траверза Мозанпо ко дну пошли ещё восемь пароходов. Одному с войсками мы приказали повернуть к островам, где выброситься на камни и покинуть борт, после окончания эвакуации всадили в корму парохода торпеду, начавшийся пожар доделает дело по уничтожению этой японской собственности. Потопили три джонки и одну шхуну, тогда Некрасов спросил, в чём была необходимость топить рыбацкую шхуну, пришлось ему объяснять
азы, что воюет не отдельно взятая винтовка, воюет страна и её народ, то есть к винтовке нужен солдат, которого нужно одеть, обуть, накормить, привезти к месту боя и так далее. И что на каждого солдата или матроса в тылу работают несколько мирных гражданских жителей, поэтому любое воздействие на страну противника - есть благо на алтарь победы, если не будет хватать еды, грубо говоря, японскому сапожнику, то возможно не хватит сапог или ботинок японскому солдату, значит он не сможет полноценно воевать, поранит ноги или простудится, что позволит нашим солдатам понести меньше потери.
        Японских кораблей, кроме тех двух миноносцев мы не встретили, спокойно обогнули Корейский полуостров, встретив по дороге ещё три парохода, с японским вопросов не возникло, а вот с английским и голландским пришлось повозиться, то есть их останавливать, досматривать груз, забирать коносаменты и прочие бумаги, брать письменные объяснения с капитанов, и только потом топить пароходы с военной контрабандой. Экипажи этих пароходов высадили в шлюпках, подойдя в видимость рейда Циндао. Дальше в Печелийском проливе встретили ещё два парохода с грузами для получателя в Вэйхавее, пожелали им счастливого пути, ведь ничего похожего на военную контрабанду на борту не обнаружили. Тут опять накладка, ведь Николай чешет как на родном на трёх европейских языках, а если я попытаюсь подобное изобразить, ну вы сами понимаете. Потому на голландца с досмотровой партией высаживался Артеньев, и он же общался с капитаном и командой, а на англичанина Левицкий. Я же "включила дурочку", что ни с кем из иностранцев общаться не желаю категорически, тем более, что все и так видели, что меня ещё покачивает. Господа офицеры
придумали себе новое развлечение - обращаются друг к другу исключительно по своим новым званиям и получают от этого искреннее удовольствие. Кроме этого они ещё добавляют к званию слово "Георгиевский", так что на английский пароход высаживали "господина Георгиевского капитана второго ранга Левицкого". Вполне возможно, что эта шуточная придумка обретёт реальную жизнь и станет узаконенной, ведь не было ещё в нашем флоте "Георгиевских кораблей".
        Когда на четвёртый день мы подходили к родному порту, не смогли удержаться от хулиганства и отловили оба японских миноносца, которые дежурили, наблюдая за нашим флотом. На подходе, когда с миноносцев опознали наш корабль, они шмыгнули в разные стороны, но это их не спасло, потому что сначала мы догнали и расстреляли одного, после чего скинули катер с Георгиевским лейтенантом Древковым спасать японцев. И понеслись за вторым, за которым пришлось гнаться целых два часа, пока наши снаряды не прервали боевой путь ещё одного японского миноносца. Затем подняли из воды пятнадцать японских матросов и одного офицера и с чувством выполненного долга вернулись подобрать наш катер, в котором наш Сергей Иванович насобирал двоих офицеров и двадцать два матроса.
        В общем, к моменту нашего входа в Артур нам уже приготовили торжественную встречу, а навстречу вышел на "Лейтенанте Буракове" сам Степан Осипович. Спокойная погода позволила прямо в море принять на борт адмирала и с Макаровым на мостике мы под салют всех кораблей входили в гавань. На входе я случайно обнаружила, что чувствую все выставленные мины, в проходе между которыми мы проходили. Вот так интересно усилилась моя связь с "Новиком". Ещё на переходе я усадила Сергея Николаевича писать рапорты для Макарова. Я не только ни в зуб ногой в европейских языках, и с ятями и фитами под стволом пистолета не разберусь. Я и читаю, с трудом, продираясь через их нагромождения, представляете, какие рапорты я бы понаписала. Тем более, что моё болезненное состояние позволяло списывать на здоровье эти необычности. Так что я с радостью вручила итоговый рапорт о всех действиях "Новика" до утреннего боя с двумя миноносцами, о которых доложила на словах и даже представила переодетого в сухую матросскую робу командира миноносца номер сорок два десятого дивизиона японского флота капитан-лейтенанта Хикокити Накабори,
которого выловил из воды лейтенант Древков, а кто-то из матросов поставил ему фингал под левый глаз, видимо капитан-лейтенант позволил себе какое-то грубое движение или несоответствующее выражение лица.
        В порту нас поставили к причалу. Макаров не поленился облазить все отсеки "Новика", пожал руку каждому матросу и офицеру и каждого поблагодарил лично и всех ещё раз с мостика перед уходом. В ютовом минном отсеке пришлось испытать несколько напряжённых минут, когда лейтенант фон Кнюпфер бодро рапортовал, что самодвижущимися минами с расстояния восемь кабельтовых движущимися со скоростью более сорока узлов были поражены, и дальше целый список японских кораблей. А когда в ходе тщательных вопросов всплыла история про "реактивную мочу", Макаров уже просто кхекал в бороду и поглядывал на меня очень внимательно, в ответ на что я стояла и задумчиво разглядывала проходящие под потолком кабели. В общем, сложный разговор со Степаном Осиповичем я предполагала, а теперь поняла, что он состоится очень скоро и будет весьма подробным. Собственно программу этого разговора мы с Николаем уже продумали, осталось только её правильно реализовать, правда планировалось, что разговор будет вести Николай, который Макарова знает не один год, а не такая раздолбайка как я, которая ни в зуб ногой во всех военно-морских
реверансах и правилах. Напоследок Макаров приказал всем офицерам через два дня привести форму в соответствие со званиями, на мачте поднять положенный нам Георгиевский вымпел, оказывается, можно было боцману сильно не волноваться, этот вопрос уже был продуман. А специально изготовленные для нас Георгиевские кормовой флаг и гюйс, нам вручат через два дня, когда будет проходить торжественное награждение. Сразу после награждения вся команда проследует на большой благодарственный молебен в Артурский храм. На это мероприятие уже заявили своё участие множество иностранных и русских журналистов, так что нам предстоит ещё тот геморрой, как там в солдатской мудрости: "Солдату праздник - что лошади свадьба, голова в цветах, а задница в мыле…". Но думаю, что ни капелюшки из этих приятных хлопот не желал бы выкинуть ни один член нашего экипажа. Ещё после покушения на меня, приказано обеспечить охрану не только мне, а ещё Машеньке, приехавшей жене Левицкого, всем офицерам и самого "Новика". Так что теперь у причала стоит пост из трёх казаков и нескольких полицейских, которые гоняют всех желающих приблизиться к
кораблю…
        А вечером мы наконец встретились с Машенькой. Я постаралась вложить в поцелуи и объятия нашей встречи всю испытываемую к ней и Николаю нежность, да и сказать, ведь роднее и ближе этих двоих у меня в этом мире никого не было. Я утонула в сладкой нежности её горячих губ, но она уже стала профессиональной медичкой, так что нежности длились недолго, она стала осматривать и ощупывать меня, и стоило труда эти процедуры прервать. Ведь не могла же я ей сформулировать: "Внимание! Машенька! А сейчас ты положишь руки мне на голову, и мы с тобой попробуем найти твоего мужа! А тут я - Варвара, просто мимо проходила, и, вообще, уже пару лет вместе с вами живу, но ты не волнуйся, я не ревнивая!". Любопытно, кого из нас первым в смирительную рубашку упакуют? К счастью, статус раненого героя не только позволяет многое, но и отлынивать от многого тоже даёт возможность.
        Вообще, я уже столкнулась на корабле с таким прелестным явлением, как утренняя эрекция, когда вздымание плоти провоцирует совсем не эротика сновидений или долгое воздержание, а банальное давление на простату переполненного мочевого пузыря. Опыт и ощущения весьма любопытные, но развивать глубину этого опыта с Машенькой мне претило не из моральных принципов или личного неприятия, возможно, что в другой ситуации любопытство толкнуло бы меня и не на такие тяжкие, но влезать между Машенькой и Николаем не могла. Вот и получилось добиться желаемого, ещё вечером я улеглась, положив голову Машеньке на мягкие круглые бедра, сначала она просто гладила мне голову, но потом я тихо подложила её ладошки под свой затылок и подключилась к ней. Открывшаяся картинка наверно привела бы меня к панике, будь я помоложе, и не пройди я магическую школу у Хабо, которая за милой и очаровательной внешностью скрывала жёсткую, если не жестокую требовательность и настойчивость во всём, что касалось обучения магии. Я сейчас спокойно изучала тот накрученный клубок из силовых линий, который успел за прошедшие дни в зоне
повреждения накрутиться. И единственный путь, это вооружиться спокойствием и терпением и как перепутанный комок ниток неспешно и потихоньку вытягивать и выравнивать по одной нити, и даже если почти до самого финала всё время кажется, что этому распутыванию нет ни конца ни края, но только так постепенно и последовательно возможно всё распутать, если вы не Александр Македонский с его любовью рубить узлы.
        Конечно, если бы я начала распутывать сразу, то всё было бы легче и может львиная доля составляющая клубящиеся витки переплетённых линий наросла здесь за последние дни, особенно когда я магичила во время перехода, но что есть, то и нужно принимать. В общем, почти всю ночь я, усыпив Машеньку, расплетала эти петли и косы, а когда она убежала в госпиталь, упала отсыпаться, ведь почти всё время я провела при тройном ускорении. Весьма неблагодарное занятие пытаться прогнозировать в таком процессе, как-то мне в детстве была очень нужна проволока, и соседский мальчишка принёс мне комок, который получился из витков варварски снятых с разбитой в клочья катушки трансформатора. А ещё до меня из этой проволочной путанки долгое время просто выдёргивали нужные куски проволоки и откусывали сколько нужно. И вот я держала в руках комок перепутанной проволоки с кучей торчащих откусанных концов, и я начала потихоньку, по одному вытаскивать проволочки одну за другой. Сколько я провозилась уму непостижимо, но в один момент вдруг оказалось, что очередная проволочка не требует протягивать её сквозь напутанные витки и я
её практически размотала, когда от кучи запутанного комка ещё оставалось больше половины. Так что опыт у меня был, а усердия наберусь у Машеньки, если своего не хватит. К сожалению от Николая пока никаких откликов, но ведь я ещё только начала поверхностные слои распутывать.
        Так и потянулись дни, ночью я возилась со своей головой, а днём отсыпалась. У меня практически официальный отпуск по болезни. Через два дня состоялось торжественное награждение, всем вручили уже известные ордена и медали, под духовой оркестр, исполнивший "флагманский марш", были торжественно подняты георгиевские флаг и гюйс. А я теперь хожу с адьютантским аксельбантом при Георгии четвёртой степени, пока мне не вручена третья степень. Моим офицерам после награждения устроили громкое чествование в ресторане неподалёку от штаба объединённой эскадры Тихого океана. Нас с Сергеем Николаевичем там не было, во-первых не принято, во-вторых старпом остался на борту, в-третьих, чтобы не мешать, но рассказы по порту пошли, наши офицеры оторвались от всей души. После награждения и для облегчения охраны, "Новик" переставили на рейд, почётно, конечно, у причала стоять, но на рейде гораздо привычнее и спокойнее. Макарову отдала последние намётки Николая по стационарным минам и попросила время на лечение, и что после этого буду готова для ответов на все вопросы и пояснения. Кроме всего, механикам уже давно хочется
перебрать механизмы, да и повреждения всё-таки накопились, от той же палубы остались уже только куски настила, вот и на эту тему что-то нужно делать. Словом, команда полноценно посменно отдыхает в порту, Сергей Николаевич бдит на крейсере, я валяюсь дома.
        Жизнь словно успокоилась и замерла. Макаров постоянно выводит корабли, проводит стрельбы, отрабатывает маневрирование в составе отрядов и всей эскадры, ругается страшно, что даже просто кильватерный строй броненосцы держать не могут, а стреляют не дальше двадцати кабельтовых. Стала известна судьба броненосного крейсе6ра "Якумо" и эскадренного броненосца "Хацусе", Рейценштейн примерил адмиральские погоны и во Владике пролился дождь заслуженных наград. Владивостокский отряд вообще словно проснулся, уже совершил рейд в Корейский пролив, взял призами три японских парохода и привёл их во Владик. Сейчас снова ушёл в рейд, куда - пока неизвестно, но по некоторым намёкам предполагаю, что к восточному побережью Японии. Японского флота не видно ни у Артура, ни в Корейском проливе. Команду Варяга почти целиком отправили во Владик на "Ниссин", которому вроде собираются дать имя "Варяга". Мои офицеры все отказались покидать "Новик", я предложила отдать "Акаси"-"Фемиду" или "Чиоду"-"Геру" Бахиреву. Сарычева с "Боярина" решено не ставить на мостик, и он уже откомандирован к Скрыдлову на Черноморье. По обмолвке
Макарова, мне кажется, что один из кораблей ждёт Колчака, который должен через несколько дней прибыть с иконой "Порт-Артурской Божьей Матери", уже пришла телеграмма, что образ в первый день страстной седьмицы на торжественной службе освятили в Киево-Печёрской лавре.
        Как я ни оттягивала, но разговор с Макаровым состоялся, вернее мы несколько вечеров подробно обо всём говорили. Мне предложили сменить на выбор, либо Вирена на "Баяне", либо Чернышова на "Севастополе". Вирена младшим флагманом на отряд крейсеров, а Моласа на первое отделение броненосцев с флагом на "Пересвете". А Чернышов "Севастополь" вообще не тянет, откомандировывается в распоряжение Главного штаба. Отбрыкивалась, как могла, пообещала показать после выздоровления, что нужна на "Новике", что у нас с кораблём симбиоз, который не объяснить, что поэтому у нас такие невероятные торпеды и что корабль сам снаряды отклоняет, что обязуюсь пройти через минное поле и "Буракова" обогнать, как обещала. И что по этой же причине поддерживаю нежелание моих офицеров уходить с крейсера, что когда дело касается таких материй, как "чудо", то никогда не знаешь, как и что работает, может дело не во мне, а в сочетании личностей экипажа. В общем, до конца войны меня пообещали не трогать с "Новика", при условии, что я покажу и докажу. Очень хочется надеяться, что к тому времени Николая найду, а то я такой флотоводец,
просто флотоводка, флотоводилка, флотоводица, ёлки-палки! Конечно, я смогу и без Николая показать, но заменять Эссена мне совершенно не хочется, не моё это место и дело, я бы еще полечила и подокторствовала, но не флотом же мне командовать.
        Перед самой Пасхой пришли приказы на награждение по нашим делам с "Ниссином" и рейдом на Цусиму. Всем матросам и казакам по знаку ордена Святого Георгия, мне орден Владимира второй степени с мечами и Белого Орла с мечами. Офицерам Владимира четвёртой степени с мечами. Высочайшим указом назначен призовой суд по "Ниссину" для принятия его в состав флота…
        И вот на Пасху грохнуло! Нет, не грохнуло, а ГРОМЫХНУЛО так, что все вздрогнули. Сначала, правда, всё началось моей радостью, я услышала Николая! Чуть-чуть, буквально на грани восприятия, но точно услышала, когда уже почти отчаялась добиться результата. И вот в таком радостном настроении мы пошли на пасхальную службу с куличами и яйцами. Наутро, когда я чуть упрочила связь с Николаем и с Машенькой, Клементиной и сверкающим новеньким Георгием Адрияном мы уселись за праздничный стол, прибежал казак, который рассказал, что пришла телеграмма, что в столице во время пасхальной службы произошло покушение на государя императора Николая Второго. Вал сообщений сначала сумбурный и даже панический понемногу стабилизировался, и стало известно, что в соборе была заложена бомба. От взрыва пострадало много народа, погибло больше тридцати человек, ещё больше десяти находятся в очень тяжёлом состоянии. Николай Второй получил тяжёлое ранение и контузию, но его жизни ничего не угрожает, он уже пришёл в себя, погибла великая княжна Мария Николаевна, а великая княжна Татьяна Николаевна очень тяжело ранена и контужена.
Погибли министр двора, генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович, министр финансов Коковцев, пять офицеров гвардии, кроме великой княжны ещё трое детей. Императрицы Александры Фёдоровны в Казанском соборе не было, но когда узнала о случившемся впала в бессознательное состояние. На следующий день стало известно, что великая княжна Татьяна тоже умерла, а Николай Второй подписал отречение в пользу брата Георгия. В стране объявлен недельный траур. Это событие потрясло всех, корабли стоят с приспущенными флагами, люди на улицах подавленные.
        В память о невинноубиенных броненосный крейсер "Ниссин" получил имя "Великая Княжна Мария Николаевна", и переименован готовящийся к принятию в строй бронепалубный крейсер "Олег", который стал "Великой Княжной Татьяной Николаевной", в просторечии, на флоте появились крейсера "Мария" и "Татьяна".
        Глава 45
        Но у нас здесь продолжалась война. На суше обе стороны накапливали силы для решительного сражения на реке Ялу. Мне удалось почти вытащить Николая, только теперь мы словно поменялись местами, теперь он в своём теле оказался на положении, которое было у меня. Но если я имела ментальный щуп и навык работы с магическими энергиями, то у него такого не было и, по сути, мы могли общаться, я могла транслировать то, что говорил и думал он, а вот передать ему тело под управление даже частично никак не получалось. Соответственно и мои магические возможности оказались купированными. Тянуть дальше с обещанной Степану Осиповичу демонстрацией было нельзя, и я пригласила Макарова на борт, ещё попросила Михаила Коронатовича, на его "Смелом" выйти с нами. Я объяснила, что то, чему Бахирев и Макаров будут свидетелями лучше сохранить в секрете. Мы вышли с рейда и свернули в безлюдную Голубиную бухту, и с расстояния в три кабельтова Бахирев сам встал к пушке, после чего, как мы договорились, произвёл три выстрела, прицеливаясь в рубку "Новика", а я эти снаряды увела за корму и вверх, и они вспенили воду далеко позади.
После чего Макаров перешёл на миноносец и сам ещё дважды выстрелил в нас с тем же результатом. Произвели пуск с шести кабельтовых по берегу, а Макаров засёк время и убедился, что торпеда прошла это расстояние со скоростью больше сорока узлов, да и взрыв явно был мощнее. И пошли в порт прямо через минное поле, мины стояли достаточно плотно, но я чувствовала каждую, а "Новик" словно помогал нам от них уклоняться, ведь он чувствовал спящую в них смерть. С "Лейтенантом Бураковым" гонки устраивать не стали, на обратном пути вокруг Квантуна мы дали полный ход и Степан Осипович убедился, что я не врала и не шутила. Он с усмешкой сказал, что японцы хорошо знают, что "Новик" быстрый, но они не подозревают насколько. После этой наглядной демонстрации разговор приобрёл совершенно другие интонации. И чтобы не упираться в чудо, по совету Николая я стала спрашивать про предложения Николая по совершенствованию мин. Мысль оказалась удачной, ведь Макаров сам был новатором минной войны, а предложенные усовершенствования мин его просто покорили и очаровали.
        Как оказалось, Дэва вёл по нам огонь так необычно не потому, что у него были такие глупые наводчики. От подобранных после гибели кораблей его эскадры офицеров стало известно о приказе Камимуры, вести огонь не в видимый "Новик", а в секторах на десять-пятнадцать градусов влево и вправо. И кто станет утверждать, что японцы дураки? Похоже, что видевшие наш бой у Шанхая свидетели сумели сопоставить, что корабли вели по нам огонь залпами. А снаряды рвались в стороне от нас и всё время примерно в одном секторе, а спасшиеся моряки видимо сумели описать, что видели, как мы буквально идём сквозь зону сплошных разрывов, которые нам не причиняют никакого ущерба. Так что теперь повторить такую атаку, как мы провели на броненосцы с моими купированными возможностями не выйдет. Против одного корабля ещё можно потягаться, но не более, по крайней мере, пока. Макаров рассказал и про ещё один приказ по японскому флоту, теперь нам взять японский корабль с экипажем не получится, император Японии повелел при невозможности сопротивляться корабли топить и стараться привести в полную негодность, то есть взрывать.
Оказывается, для этого потребовался специальный приказ, я то думала, что японцы вообще сами по себе такие отмороженные самураи…
        А вот тема про мины с фиксированной глубиной выставления и с отсрочкой постановки на боевой взвод, это шикарная идея, о которой Макаров говорит с таким жаром и воодушевлением, что поражает его юная искренность и увлечённость своим делом. И тут самый важный фактор как раз психологический, когда неизвестно где и когда рванёт, даёт психологическое действие гораздо больше, чем даже более тяжёлые по последствиям, но понятные взрывы. Макаров уже привёз с собой отливки тележек, надо установить нам на корме рельсы-направляющие, и мы можем засеивать минами любое известное своими глубинами место, которое даже можно после этого протралить, но трал не заденет лежащие на дне мины, а как только стопорящий кусок сахара растворится, стопор освободит мину и она всплывёт и встанет в боевое положение. То есть достаточно один раз проникнуть в бухту и сбросить десяток мин, у которых предусмотреть разное время постановки на боевой взвод и можно считать, что работа порта, если и не будет полностью парализована, но нарушится однозначно и надолго. Причём желательно хотя бы одну мину ставить так чтобы её вытралили и
успокоились. Местные пароходы никуда не денутся, ведь это их родной порт, а вот желающих из других стран брать фрахты в Японию убавится на порядок, а до каких цифр взлетят страховки таких рейсов можно себе только представить. А ведь Япония - островная страна, практически полностью зависящая от подвоза по морю, особенно всего, что требуется для ведения войны. И единственным надёжным средством борьбы с такими минными постановками является тщательное обследование всей акватории порта водолазами, а это очень долго, трудоёмко и практически невыполнимо. Как вариант, тралить перед каждым судном, что тоже занятие весьма утомительное и опять-таки про психологический фактор. Ведь самый главный эффект от работы снайперов на фронте - это создать постоянный страх, что в любую секунду неожиданно прилетит неотвратимая смерть, а находиться под таким прессом днями и неделями выматывает ужасно. Вот всё это мы и обсуждали с Макаровым, и его восхищению не было предела. А я бралась заминировать подходы ко всем основным портам Японии. А главное, что не нужно никаких электронных приборов или немыслимо сложной механики, всё
просто и от этого очень надёжно. Договорились, что первую партию мин нам погрузят, как только установят рельсы-направляющие у нас на корме.
        По прикидкам в притык на корме у нас поместятся десять мин, я прикинула, что мы сможем сделать две постановки мин по пять штук. К примеру, первую и последнюю ставить на моментальный взвод на глубину метров семь, чтобы какая-нибудь мелочь не подрывалась. А оставшиеся три с разным временем постановки на взвод, на одной просто кусок сахара который растворяется примерно за трое суток, если вода не очень тёплая и нет течения. На другой можно кусок сахара обернуть промасленной тряпочкой и тогда растворение пройдёт гораздо дольше, третью можно больше слоёв тряпочки или масло погуще, чтобы ещё дольше, так с одной постановки можно поймать три-четыре парохода, прежде чем японцы что-нибудь поймут, ведь наверняка они будут поначалу уверены, что это каждый раз новая постановка мин, а значит будут и в этом направлении дёргаться, усиливать службу охраны порта и прочее, что нам собственно и нужно. И политически к нам никаких претензий, мы минируем порт враждебного государства и кто вам виноват, что ваш пароход на этих минах взорвался?
        Как раз перед нашим выходом в море приехала икона Порт-Артурской Божьей Матери. И мы сходили на большую торжественную службу. Я сама никогда не видела изображение этой иконы, и она меня потрясла. Почему-то я была уверена, что это будет что-то каноническое, похожее на растиражированное изображение Казанской или Тихвинской, но не такая сюжетная в полный рост композиция. Чем-то она мне очень напомнила скульптуру Родины-Матери у входа на Пискарёвское мемориальное кладбище, только вместо венка в руках полотно с ликом Спаса. Колокола артурского храма звонили целый день, люди выходили с какими-то удивительно просветлёнными лицами, ради одного этого воодушевления и эмоционального подъёма стоило привезти эту икону…
        Возможно, из моего рассказа у вас сложится впечатление, что вся война на море сводилась к выходам "Новика" и паре рейдов Владивостокского отряда крейсеров. Это совершенно не так. С прибытием Макарова жизнь в базе забурлила, наши миноносцы и контрминоносцы каждый день уходили в поиск или отгонять японцев. Застрявшей костью стоял вопрос островов Эллиота, было почти достоверно доказано, что у японцев там база, эти же данные получили от поднятых из воды моряков с потопленных дежурных японских миноносцев, но специфика района такова, что вокруг островов очень сложная навигация и постановкой пары минных банок можно с гарантией заблокировать возможность крупным кораблям пройти к ним, а наши разведывательные выходы миноносцев упирались в то, что их от островов отгоняли крупными миноносными силами, но только миноносцы могли на этих мелководьях вести разведку. Наш контрминоносец "Властный" под командованием лейтенанта Карцова при возвращении из разведывательного рейда к северному берегу Шандунгского полуострова встретился с двумя японскими истребителями и вступил с ними в бой и японцы несмотря на своё
практически двукратное превосходство в огневой мощи и тоннаже вынуждены были уйти, а потрёпанный "Властный" своим ходом сумел дойти до Артура. Принявший отряд "богинь" Вирен тоже выходил и на подходах к Чемульпо имел бой с двумя японскими крейсерами, которые укрылись за островами, а наш отряд из-за наступавшей ночи не смог их преследовать и вернулся. Судя по данным нашего поиска, Камимура с главными силами спрятался в Сасебо. Но это не мешало японцам уже дважды попытаться затопить брандеры на фарватере Артура, к счастью успешными действиями и своевременным обнаружением эти попытки были пресечены, а побережье и мели вокруг Артура обзавелись несколькими новыми ориентирами в виде мачт и корпусов затопленных пароходов. Такой наглости, как перекидной обстрел японцы уже себе не позволяют, но и наша эскадра ещё не может похвастаться хорошей выучкой. Пока всё словно замерло в шатком равновесии и очень хочется верить, что наше удавшееся минирование бросит весомый камешек на нашу чашу весов.
        С Макаровым согласовали наши цели - порты Нагасаки и Симоносеки, а ещё по дороге погонять и потопить всё, что нам не понравится. Машины перебрали, Новицкий нарадоваться не может и нахваливает качество немецкого производства. На кормовой якорной палубе, это два участка в носу и корме, которые почти на метр ниже верхней палубы и отделены от неё волноотбойниками, по бокам от шпиля и люка для погрузки торпед в кормовой отсек, проложены две линии направляющих рельсов и установлены по пять мин с каждого борта. То есть достаточно открыть в леерном заграждении калитки, снять защитные колпачки с рогов взрывателей и даже один человек может подкатывать мину и вываливать её за борт. Потому что мины установлены на литых чугунных тележках-якорях на колёсиках, которые едут по рельсам, а уж механизм постановки на взвод у мин регулируется от немедленного в течении пары минут, пока якорь тонет и мина встаёт на заданную глубину, до срабатывания через несколько дней в широком временном интервале. По сути, эти мины почти не уступают по эффективности более поздним донным минам с кратным механизмом срабатывания. С
учётом того, что придуманное японцами в эту войну сбрасывание мины с якорем вместе с ящиком, в котором она транспортируется, было почти ноу-хау этого времени, такие мины, как у нас - это вообще фантастика. Я ведь уже говорила, что здесь постановка мин - это тяжкий, долгий и очень рискованный труд! Так что можете понять Николая и Макарова, а если всё у нас пройдёт как задумано, то оценить эту удачу будет очень сложно. Кстати, Макаров привёз с собой начальника контрразведки флота, правда так и не удалось пробить устоявшиеся штампы, и уговорить его взять на это место профессионала из жандармов, но мы свели лейтенанта с хорунжим Некрасовым Степаном Ивановичем, может хоть в таком симбиозе родят что-нибудь полезное для дела. А почему я вспомнила про них, потому, что в цехах, где сделали нам эти мины был введён невиданный на флоте режим секретности и запрета совать в эти цеха нос. Возможно, что это ещё и повод ловить на живца, не наше это дело, но что-то меняется и это радует.
        А мы, наконец, в море! Стою на крыле мостика, чувствую, как внутри радуется Николай! Клёпа заразилась общей суетой выхода, с утра успела наловить рыбы, наелась, обтёрла об мои щёки свой рыбный клюв и теперь радостная летит впереди нас. Погода уже как в Балтике летом. Свежая палуба блестит, машины гудят внизу и винты выбрасывают пенный бурун, радостное настроение чуть портит ругань Василия Ивановича, который кого-то распекает на юте, что "не очень хорошо" принайтовлены мины, а они такие заразы, что если рванут… (дальше непереводимая игра слов с использованием идиом морского фольклора и различных аспектов размножения). Над головами вьётся по ветру предмет зависти всего флота наш Георгиевский вымпел. Дежурных японских миноносцев сегодня нет, может их отогнали, а может, просто не пришли. Вообще, словами очень трудно передать всю эту гамму ощущений. До Симоносеки нам почти семьсот миль пути. Правда ещё не ясно куда мы пойдём сначала и даже как именно пойдём, в том смысле, что постараемся это сделать тихонечко на мягких кошачьих лапках или наоборот максимально демонстративно. В обоих вариантах есть свои
плюсы и свои минусы, пока окончательное решение не принято, и мы просто наслаждаемся йодным запахом моря и ветром в лицо. Как счастливая примета появились дельфины, это не наши черноморские афалины, но встреча с этими теплокровными всегда радует душу моряка, как выяснилось, и мою тоже.
        Назавтра решили завернуть к Чемульпо и с огромным удивлением застали активную суету с выгрузкой снабжения для армии Куроки. Из охраны порта только несколько миноносцев, которые мгновенно исчезли в северном мелководном фарватере, а вот пароходам это сделать сложнее и мы устроили практически учебные стрельбы как в тире по неподвижным целям. На рейде команды всё сразу поняли и начали спускать шлюпки, поэтому мы начали громить тех, кто стоял под разгрузкой у причалов. Надо отметить оперативность и смекалку японцев. Они не стали ремонтировать порт, они просто по мелководью на сваях соорудили длинные причалы, на которые и шла выгрузка, а часть разгружалась в лодки и уже с них на берег. Оборзевший англичанин решил проскочить мимо нас на выход, но ему помешал снаряд в нос под ватерлинию, как-то он сразу передумал и вылетел на мель, где начал спускать шлюпки. Ни с кем мы здесь разговаривать и разбираться не собираемся, здесь непричастных нет в принципе. На всякий случай высоко в небе дежурит Клёпа, осматривает подходы. Кроме обошедших острова и удирающих миноносцев никого не видно.
        Больше трёх часов разносили всё вдоль и поперёк, до самой ночи в ушах гудело. Кажется не оставили ничего плавучего и всё, что увидели на берегу тоже перемешали с землёй. Да! На восток от острова Иодольми на берегу была береговая батарея, и она даже пыталась в нас стрелять, но видимо там были не моряки, потому, что ни одного попадания ближе кабельтова, а после возражения нашего главного калибра, о них мы больше не слышали, а на месте батареи курился дым от подрыва боезапаса. Даже возмутила такая наглость японцев. Я не про то, что они снова используют порт Чемульпо, а про то, что для охраны порта никого кроме пары миноносцев, это до какой же степени они уверены, в том, что им здесь ничего не грозит! Ну ладно, теперь точно охрану поставят. Несколько пароходов затопили прямо на стоянках, разнесли причалы, так что на какое-то время порт снова не пригоден, но видимо придётся сюда наведываться ещё не раз, вернёмся, доложим Макарову, что он скажет. Мелькнула мысль поставить здесь несколько мин, но потом решили этого не делать. Даже если здесь будет рваться по пароходу в день, японцы всё равно будут их
сюда гнать, а нам нужен резонанс, точнее, политический резонанс.
        К вечеру закончили и пошли дальше. На выходе расстреляли ещё один пароход. Уничтожение грузового тоннажа противника - одна из задач действий рейдера, а мы сейчас именно рейдер. После всех обсуждений решили пока не шуметь и тихонечко пойти поставить мины, которые за нас сами нашумят. И первым выбрали Нагасаки. А пока нужно за ночь малым ходом подойти к южному входу в Корейский пролив, там можно день побезобразить, может в Пусан и Мозампо заглянем. А вечером уходить к Нагасаки, чтобы утром снова быть в проливе, а то японцы, похоже, совсем расслабились. До Владика далеко, крейсера пробежали и убежали, и тишина, а так можно сказать здесь вахту организуем.
        В проливе судов было мало, но много джонок, которые мы и начали топить, а что делать, если они тоже перевозки осуществляют. Самые сообразительные сами сразу стали в шлюпки пересаживаться, этим давали время на высадку, ну а кто не желал, тех расстреливали стразу. Одно попадание фугасного снаряда в деревянное судно пускает его ко дну. Гнусная и противная работа, как блох из шерсти у собаки выбирать, нудно и противно, но делать надо. Подошли к островам, где поперестреливались с береговой батареей. Кто-то говорил, что одна пушка на берегу стоит пяти на корабле, но условия для стрельбы идеальные, тихо, волны почти нет, да и пушки у нас более совершенные, на берегу какие-то кургузые короткоствольные окурки, и лепят не в нас, а куда-то в направлении цели, так что ушли с сухим счётом в нашу пользу. Ни одного корабля так пока и не увидели, надеюсь завтра появятся, ну должны же они хоть как-то реагировать.
        На подходах к Нагасаки моё волнение, что из-за наших безобразий в проливе неподалёку должны маяки погасить получило отрицательный ответ - маяк и створные знаки работали как в мирное время. У входа стоял на якорях какой-то брандвахтенный самотоп иллюминированный как речной трамвайчик, на котором справляют свадьбу. А мы ещё так старались подойти в самое сонное время за час до рассвета. Вот мы и подходим на среднем ходу. Никаких минных постановок на пути не чувствую, вернее мы "Новиком" не чувствуем. Пусть у меня нет сил держать зеркало, оно требует большего сосредоточения, но поставить мерцающее пятно я вполне могу, и пусть оно не может закрыть всю стометровую длину нашего крейсера, но я могу выдвинуть его к рубке брандвахты, ведь тёмные проёмы рубки - это единственное место откуда можно смотреть в темноту и что-либо увидеть, теперь перед ними непонятное тёмное пятно, заслоняющее четверть обзорного пространства.
        Входим на рейд, ощущения наверно как у наших мальчишек в школе, которые, пока учительница отвернулась и пишет что-то на доске, крадутся стянуть у неё со стола свой дневник, или не свой, к примеру, мой, если он хочет произвести на меня впечатление. Полный рейд судов со всего света, но топить их демонстративно не будем, на самом деле здесь вполне могут быть совершенно непричастные трампы, вот если кто-то из них наскочит на нашу мину, тогда - увы "кто не спрятался - я не виноват". Разворачиваемся, никому до нас никакого дела, вообще на фоне темной стороны и от освещённого города увидеть нас нереально, ну правда, кому придёт в голову, что наглый русский крейсер здесь маневрирует? Пошли на выход на малом ходу, а на корме минёры во главе с фон Кнюпфером сейчас сбрасывают мины. Глубина выставлена заранее, как и замедлители, глубины рейда нам известны, главное, чтобы Волков с привязкой к береговым ориентирам не ошибся, постановка мин прошла штатно, мы идём на выход. Тут прибегает в рубку Миллер, с умоляющими глазами:
        - Господин капитан! Николай Оттович! Позвольте по брандвахте мину пустить, так хорошо бортом стоит! - смотрит так что отказать, как конфету у ребёнка отнять, к тому моменту, как этот самотоп рванёт мы уже успеем из поля зрения исчезнуть…
        - Только одну торпеду! Давайте из ютового потренируйтесь… - не успела договорить как его уже сдуло. Уже прошли вахту и на кабельтов удалились в море, как пришёл доклад, что торпеда вышла, я подхватила её и повела к цели, вроде точно идёт, можем добавить ход. По корме в ночи расцвёл огненный цветок взрыва, скоро долетел и звук. В принципе это не противоречит нашей задаче, пусть теперь дети микадо гадают, что именно здесь произошло, ведь нас никто не видел, как мне думается, иначе суматоха бы точно поднялась. Николай комментирует "Думается, что это была канонерская лодка… А вообще, всё правильно сделала!".
        По свету мы снова в Корейском проливе, именно в Корейском, а не Цусимском, острова восточнее нас. Опять топим джонки, такое ощущение, что японцы решили перейти на эти транспортные средства. Одна даже рванула нешуточно, видимо боеприпасы везла. Ни одного японского боевого корабля, даже миноносцев не видно. Странно всё как-то.
        Наконец увидели дым и поспешили посмотреть - навстречу идёт пароход под военным флагом и с пушками на носу, ну что ж, хоть и вспомогательный, но ведь крейсер, причём немаленький. Подошли ближе, оказался ещё и нахальным, открыл в нас огонь, и один снаряд пришлось в сторону уводить. На нашу стрельбу ему возразить оказалось нечем. Когда пароход уже тонул, подошли к шлюпке уточнить кого это мы потопили, и может узнать, куда весь японский флот делся? В шлюпке оказался целый капитан первого ранга Риокити Казукава командир вспомогательного крейсера "Нихон-Мару" второго флота. Ничего вразумительного о том куда весь флот подевался он нам не сказал, скорее такое мог рассказать какой-нибудь мичман или унтер, а капитан немного про военную тайну слышал наверно. Пошли к Пусану, на берегу явно выгруженное, что не успели вывезти, постреляли, как могли уничтожили эти кучи, ни одного парохода или других плавсредств, даже джонок. К Мозампо уже не успевали, придётся на обратном пути заглянуть, а нам в Симоносеки нужно.
        Симоносеки мы немного знали ещё по сопровождению в поездке военного министра летом. Правда нас тогда дальше внешнего рейда не пустили, да нам и сейчас на внутреннем делать нечего, для наших целей нам и внешнего хватит, там входной фарватер всё равно один и никуда с него не денешься. Подошли глубокой ночью, мины уже все подготовлены по всем параметрам. Интересно, как Макаров планирует узнавать результаты, разве, что из газет. На входе на внешний рейд даже брандвахты нет. Как ни смотрели, никого, идём дальше, вот и внешний рейд, мы вон там левее стояли с "Аскольдом". Доходим до точки поворота, разворачиваемся - и на выход. Пошла команда на сброс, такое ощущение, что слышно плески от падающих мин, суда на рейде со всеми положенными огнями, с освещёнными иллюминаторами, всё точно так же как прошлым летом. Ну и кто вас заставлял нам войну объявлять? Ушли как и пришли тихо и никого не потревожив. Скорее всего больше так просто не будет, да собственно, как будет, так и будет. Вот если бы в Сасебо залезть, там бы могли и торпеды попускать, но только не с моими нынешними возможностями…
        Наутро французский пароход с овсом для лошадей и шанцевым инструментом и капитаном, уверяющим, что это не военные грузы. Сергей Николаевич не стал спорить, просто поставил в известность, что через десять минут судно будет потоплено, а капитан пусть сам решает, что ему делать, никакого принуждения или насилия! Что вы! Мы ведь так любим и уважаем наших союзников! Хоть капитан отказался писать объяснения, но все документы на груз и судно у нас. Через два часа японский пароход, с ним всё проще. Выстрел по курсу и подождать, пока шлюпки спустят, потом три-четыре выстрела под ватерлинию и можно следовать дальше. Ближе к Цусиме снова джонки, снова топим и две шхуны. Японского флота нет. Резвимся до вечера, хотя могли уйти после обеда, ведь до вечера попалась только одна джонка. До Мозампо не пошли, штурман сказал, что там сложные подходы и он ничего не гарантирует, а карты старые. Пошли вокруг Кореи к Чемульпо.
        У Чемульпо целых пять пароходов, два японских, два английских и американец, не могут войти в порт. Там всё порушено и торчат мачты затопленных судов. Нет даже миноносцев. Высаживаем японцев на берег, сажаем на них перегонные команды из Левицкого и Мольмера, на другой фон Кнюпфера и Клопова с матросами. Тем временем Артеньев с Тремлером осматривают англичан и американца. И если на японцах на одном рис, на другом какое-то военное вещевое имущество, то на англичанине полный трюм пушек и снарядов к ним, на американце пулемёты "Максим" с патронами и пулемёты Гатлинга тоже с патронами. На втором англичанине полный трюм строевых кавалерийских коней и фураж, ну как такое топить? В общем, собрали караван, и повели его в Артур. За двое суток кое-как доковыляли до места, как они ходят через моря со скоростью в восемь узлов?! Новицкий весь на нервы изошёл, а мы, чтобы не плестись, вокруг круги нарезали, то есть за то же время прошли раза в два большее расстояние. Втащили всю кавалькаду в порт, передали офицеру контр-адмирала Греве и поехали докладывать результаты Макарову.
        Степан Осипович встретил лучащейся улыбкой, оказывается, в газетах уже поднялся вой, в Нагасаки оба подрыва пришлись на английские крупнотоннажные сухогрузы, оба затонули на месте. А в Симоносеки один подрыв под японским судном, а вторую мину вытралили. Так что всё как рассчитывали. И что замечательно, нигде ни одного слова об обнаружении на дне ещё мин, так что стоит ждать другие подрывы. Макаров так воодушевлён, что мне кажется, теперь мы только мины возить и будем. Но Макаров не дал особенно долго размышлять, а засыпал вопросами, как всё происходило, до самых мелких мелочей, посмеялся, на слёзную просьбу потопить брандвахту, кстати, сообщив, что это была канонерская лодка "Токай" из всего экипажа спасся только один матрос, который если верить газетам сошёл с ума. Напоследок велел прислать ему для разговора ставивших мины минёров Кнюпфера и Миллера. И едва приехали на корабль в расчете, что сейчас отдам распоряжения и поеду к Машеньке, примчался посыльный от Макарова…
        Глава 46
        Беру фон Кнюпфера и Миллера и едем обратно. Макаров быстро опрашивает и уточняет какие-то нюансы у минёров, чтобы их отпустить, а потом озадачивает меня, что, наконец принято решение разобраться с Эллиотами. И после небольшой паузы:
        - Николай Оттович! Голубчик! Никому ведь поручить не могу! Как экипаж, не очень вымотался?!
        - Да, собственно выход был почти курортный, надо пойдём! А что планируем?!
        - Пока Лощинского нет, я при нём не хочу про ваше чутьё на мины, как считаете, пройдёте, не подведёт?
        - Думаю, пройдём. А Лощинский что?
        - Вы же наверно знаете, что там глубины маленькие, вот и пойдёте с миноносцами и истребителями. Лощинского к себе на "Новик" сможете взять?
        - Возьмём. Михаила Фёдоровича отчего же не взять.
        - Вот и славно! Сейчас его позовут и ещё Матусевич Николай Александрович на "Ангаре" пойдёт.
        Наконец пришли Матусевич и Лощинский. Контр-адмирал начал докладывать:
        - Наши миноносцы всё, что смогли разглядеть из пролива Ермака и Сивуча, что возле острова Да-Хан-Шан-Тау это самый длинный из островов Эллиота и самый северный, стоянка, на которой по дымам миноносцы. Там есть скрытый участок напротив восточной оконечности этого острова к югу у острова Кхас-Ян-Тау и там глубокое место, где могут остаиваться крупные суда и дымы там были сильные. Но стоило подойти поближе, как из-за островов вылетали миноносцы и истребители в больших силах и приходилось уходить. Вот, практически всё, что мы знаем. Сам район таков, что проходы легко перекрыть минными постановками, самый широкий меньше двух миль проход Тунгуса. У японцев там очень хорошо поставлено наблюдение и патрулирование, со стороны прохода Тунгуса даже близко подойти ни разу не получилось. Мы планируем взять двенадцать контрминоносцев и восемь миноносцев, ну не может у японцев здесь быть больше! Правда, это только если считать миноносные силы, а что там у острова Кхас-Ян-Тау прячется неизвестно. Степан Осипович сказал, что вы на "Новике" сможете подойти вплотную…
        - Степан Осипович! Это же вслепую лезть! Дайте мне завтрашний день, схожу и доложу завтра вечером весь расклад. А то у нас всё на коленке слеплено…
        - А сможете точно всё разузнать?
        - Думаю, что смогу! Надо выйти перед рассветом, до обеда посмотрим, к вечеру всё доложим. Если повезёт, даже не спугнём никого.
        - Да! Не может такого быть! Мы на миноносцах по утренней зорьке и всё равно засекали и выскакивали отгонять…
        - Николай Александрович! Я и не бьюсь об заклад, но попытаться хочу и шансы неплохие. Вот завтра всё и обсудим. Потерпит день ситуация, господа?
        - Хорошо, Николай Оттович! Идите отдыхать, если утром выходить, а завтра жду с докладом!
        - Хорошо! Честь имею, господа!
        Так что придётся Феофана с запиской домой послать! Машеньку не увидим. Жаль, уже успела соскучиться. Николаю, чувствую, тоже взгрустнулось. "Николай! Вот объясни мне! Два адмирала и не последних планируют операцию, ничего не известно! Из пальца прикинули и готовы вперёд ломиться! Как так можно?" - "Ты, знаешь, до знакомства с тобой я бы им и не возразил! Что-то известно, а там разберёмся!" - "Ну, как так можно? Я - женщина понимаю, что это всё на авось!" - "Варвара! Не бери в голову. Завтра всё посмотрим и доложим!"…
        Ночью вышли к Эллиотам. Пока держим курс на Бицзыво, потом нам нужно прижаться к острову Куанг-Лу-Тау. Там с восточной стороны есть бухта и деревенька китайская, поэтому нам лучше подходить со стороны материка с юго-запада. Вот эту задачу Волков сейчас выполняет. Вышли к острову перед самым рассветом, Клёпе Никифорыч выдал свежую нарезку с икрой и разваренной пшёнкой, нашёл таки матёрый кок, что девочка любит. С первым лучами солнца вылетели, хорошо, что с погодой повезло. Больше четырёх часов кружили с ней над островами. Насчитали семь истребителей, двенадцать крупных миноносцев и восемь малых, две канонерские лодки, два военных транспорта или вспомогательных крейсера, четыре береговые батареи, и довольно большую береговую базу. При нас выходил один миноносец и заходил другой, проход прямо под пушками береговой батареи. Две рыбацкие деревни стоят совершенно пустые, как и третья на берегу бухты с восточной стороны острова, где мы притаились. Численность на берегу до батальона. Пушки на батареях не пехотные, а морские крупного калибра, хотя и короткоствольные. Скорее всего и расчёты из моряков, то
есть стреляют лучше, чем сухопутные. Перед обедом снялись и пошли обратно на полном ходу.
        По пути дорисовывали и уточняли всё, что рассмотрели. Ещё бы точно знать, где минные поля и можно было бы считать, что собрали полную информацию. Обсудили возможные планы. То, что здесь с одними миноносцами делать нечего, это однозначно, но не броненосцы же сюда тащить. А Вирен как раз увёл свой отряд к Чемульпо заблокировать его. В результате у нас в Артуре остались кроме миноносных отрядов и броненосцев, старички "Забияка", "Джигит" и "Разбойник", канонерка "Маньчжур", минный крейсер "Всадник", минный заградитель "Амур" и транспорты "Ермак" и "Ангара", ну и мы, само собой. И с кем воевать против двадцати миноносцев и истребителей при четырёх батареях и двух вспомогательных крейсерах. А броненосцы туда даже подойти толком не смогут.
        Так что господа военно-морские офицеры не совсем дурили, а пытались найти решение при минимуме имеющихся сил и средств. Вообще, даже все пять крейсеров Вирена здесь не особенно бы помогли. Не смогут пять крейсеров заблокировать такое большое пространство. Специфика ситуации в том, что миноносцы быстрее почти всех наших кораблей, а с нашими миноносцами они могут воевать на равных и ещё вопрос у кого выучка и шансы выше. А от крейсеров они просто могут разбегаться врассыпную, и попади в них ещё попробуй, ведь у них нет магического наведения. А самая большая проблема, это те, кто высажены на берег. Ведь берег чистить надо, к чему в тылу оставлять толпу злых вооружённых японцев? Мы в одиночку тоже мало что сможем, ведь при всём желании не разорваться.
        Как ни прикидывали, а обеспечить полное уничтожение или захват всего на островах не получается. Как доставить на берег батальон пехоты? Наших двух транспортов не хватит, ведь и с берега не будут мирно наблюдать нашу высадку. Ну, положим, мы сможем войти во внутреннюю акваторию, между двумя канонерками перекрывающими проходы Ермака и Бобра мили три будет. Против, скорее всего бронированных канонерок нашим калибром придётся долбиться, как зубочисткой окоп копать. А с учётом неизвестных минных полей и моих купированных возможностей подойти на торпедный залп остаётся проблематичным. То есть нужно как-то нейтрализовать канонерки, ведь с их калибрами нам и одного снаряда будет не мало, не утонем конечно, но проблем хватит надолго. И ещё не забывать, что южная канонерка стоит под прикрытием двух береговых батарей, что делает наш возможный с ней бой вообще нереальным. А главное, что есть два десятка миноносцев и истребителей, которые, как тараканы разбегутся во все стороны очень быстро, из чего следует, что любая операция должна быть неожиданной и молниеносной. Но есть у меня очень большое подозрение, что
в этом времени о таком не только солдаты и матросы ничего не знают, но и самые продвинутые генштабовские теоретики в эту сторону соваться не пробовали. И дело не в тупости или кондовой шаблонности, ведь ещё в прошлом веке великий Суворов сформулировал свою легендарную формулу победы, где скорость стояла во главе. Вот только эта скорость в восприятии моего времени - как канкан пьяных улиток, потому, что в корне вопрос упирается в связь и координацию, без которых никакого смысла и реализации скоростных действий.
        И вообще, я сейчас упёрлась в классику… Как-то подкинули мне "халтурку", надо было капельницы на дому поделать. Пациенткой оказалась жена Занданова, генерала медицинской службы.[34 - Всё рассказанное в этом фрагменте практически правда. Действительно, Занданов Антон Бадмаевич один из немногих бурятских генералов, по поводу чего он многократно подтрунивал, до выхода в отставку возглавлял всю медицинскую службу Северного флота, а потом долгие годы преподавал на кафедре Организации и тактики медицинской службы в ВМА имени Кирова. Чем и объяснял, что он давно уже не врач, а больше начальник и политик, потому капельницы доверяет ставить мне.] И вот пока капельница медленно капала, мы за чаем болтали с этим удивительным дядечкой. А когда он сказал, что преподаёт на кафедре ОТэМээС в Академии, я видимо выразила на лице что-то пренебрежительное, и он стал объяснять. Нам в училище преподавали военную подготовку, ведь на случай войны мы все военнообязанные, а я, так вообще - прапорщик медицинской службы запаса. Так что понятия этапов медицинской эвакуации, правила первичной и вторичной сортировки, уровни
оказания помощи на каждом этапе и маркировка эвакопакетов, это нам вдалбливали со всем возможным тщанием и сумели внушить уважение к преподаваемому. К слову, во время своей работы на скорой не раз вспомнила добрым словом старого отставного майора медицинской службы, который вёл у нас занятия, потому, как оказывалась практически в условиях передовой, когда ты одна, а перед тобой куча раненых и покалеченных, на тебе белый халат и никакого права на истерику или промедление. Конечно, в салоне стоит "Алтай" и водитель связался с Центром и к нам уже летят, моргая синими маячками собратья со всех окрестных станций, но пока они приедут, разгребать надо самой. И ещё нужно помнить, про возможные будущие претензии прокуратуры, за уничтоженные улики или невнятные показания, ведь им плевать на медицинскую помощь, им дело нужно расследовать. Вот и вывернись через собственный воротник, замечательная девочка-припевочка по имени Фельдшер-Выездной-Бригады-Скорой-Медицинской-Помощи в белом приталенном накрахмаленном халатике, которого хватает на половину суточного дежурства, потом его как корова пожевала. И ещё молись,
чтобы водитель оказался толковый и свой, который тебе спину прикроет, пока будешь пострадавшими заниматься. Совсем не шутка, однажды, когда на перекрёстке гружёный КамАЗ на скорости въехал в экскурсионный автобус с детьми, обезумевшая толпа на мне не только халат, но блузку с клочья разорвали, хорошо, что джинсы такими крепкими шьют, а прикомандированный водитель сидел в машине вцепившись в руль, с выпученными как у какающего хомячка глазами. Так что водитель с крепкими кулаками, который сможет лужёной глоткой и затрещинами удержать толпу на расстоянии - это дорогого стоит.
        А Занданов открыл мне другие аспекты, которых я не касалась ни разу, ведь моё дело маленькое и конкретное. А оказалось, что медицинское обеспечение морской десантной операции - это высший пилотаж для начальника медицинской службы. Я тогда влезла, что и воздушные десантники есть, на что он поморщился и сказал, что есть, конечно, но у них задачи локальнее, а работают чаще всего автономно, так что ничего глобального и сложного в их обеспечении. Просто по разумному максимуму всё с собой, а если есть раненые и возможность вызвать эвакуатор, то вызвать и передать. Если не вызвать, то лечить, как можешь и всё. Исключение, если десант высадочным способом с развёртыванием плацдарма, тогда просто развёртывается этап эвакуации на аэродроме, откуда нуждающиеся вывозятся в тыл, принципиально, это то, что обычно делает вся медицинская служба армии. А сложность и специфика морского десанта - это чаще всего масштаб операции не менее батальона с высадкой на защищённый берег, то есть первые раненые и пострадавшие появляются ещё, когда никто не ступил на желанный берег, то есть их уже нужно лечить и вывозить. А на
море скорости, расстояния, а значит время вывоза чаще всего гораздо дольше, чем авиацией, поэтому желательно лечить уже при транспортировке, но для высадки редко когда используют большие корабли, ведь к берегу вплотную часто могут подойти только маленькие катера или охотники. А, к примеру, оперировать на болтающемся как поплавок на воде катере в каком-нибудь тесном полутёмном отсеке - это странное развлечение. Поэтому в группировку кораблей обеспечения десантной операции желательно включить специализированное госпитальное судно и санитарные катера, и опять вопрос, сколько судов, сколько катеров?! Куда каких врачей, фельдшеров, санинструкторов, а ведь у врачей ещё и специальности есть, и каждая категория раненых требует своих специфичных условий и так далее. И это только вершина айсберга вопросов и проблем, которые нужно решить начальнику медицинской службы десантной операции, ведь любая его ошибка или небрежность это погибшие, как и у командира допустившего просчёт, только у второго гибнут в бою, а у первого гибнут от неоказания своевременной и соответствующей помощи…
        Вот сейчас у нас с Николаем на первом плане не медицинское обеспечение, а вообще организация десантной операции и морской засады на японцев. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, если только один медицинский аспект - это так не просто, то что говорить про всю организацию такой операции? А вы ещё не забыли про местный антагонизм между моряками и сухопутчиками? Если даже с Макаровым пришлось буквально ругаться, за представления на казаков, с которыми мы "Ниссин" брали. Бешеный аргумент "Где ж это видано, флоту на казаков представления подавать?!" и искреннее удивление моей тупостью в непонимании таких ОЧЕВИДНЫХ вещей. В результате удалось логически постепенно объяснить, что командир дивизии Иван Михайлович, конечно хороший человек, но не может подавать описания подвига, которого не видел, а видела и командовала я, и я подаю представления! И если Макаров не подпишет их сейчас, то это будет подло и некрасиво, и выставит весь флот не только в глазах сухопутных вояк моральными уродами! Макаров всё равно бурчал, что могли и матросы сами справиться, на что я сказала, что каждый должен делать
своё дело, и терять выученных канониров или минёров из-за того, что их какой-нибудь придурочный самурай своей саблей зарубит, я не намерена совершенно. К слову, кресты казакам я вручала сама, потому, что все остальные отказались, словно это заразная болезнь, которой можно заразиться. При этом казаки с матросами общаются совершенно нормально и без трений, если конечно не выпьют лишнего и не захотят кулаки почесать.
        А здесь придётся не с сотником казачьим договариваться, а с генералом Кондратенко, потом бодаться с командирами кораблей, чтобы они десант на борт взяли. А сначала придётся пробивать нерушимую стену упрямства адмиралов. Здесь ещё не знают взаимодействия флота и пехоты, как в блокадном Ленинграде, когда стоящие на Неве корабли по заявкам с передовой били главным калибром по немецким позициям, как не был немцами взят Ораниенбаумский пятачок именно из-за того, что его прикрывали орудия флота и фортов Кронштадта. Вот за обсуждением всех этих нюансов и пролетело время нашего пути до Артура, и в конце вроде вырисовалась в прикидках схема возможной операции, только провести её завтра точно не выйдет. А ещё Николай велел мне не говорить ничего самой, а только транслировать его слова…
        У Степана Осиповича получилось нечто невообразимое. Сначала, видимо, заело Михаила Фёдоровича и он со всей вдруг прорезавшейся адмиральской спесью начал выступать, что представленные мной данные - это бред и дурные фантазии, так как я никак их получить не смогла бы. Тем более за столь короткое время, ведь по его прикидкам его самому быстрому на флоте "Буракову" (тут Макаров спрятал в бороде ухмылку) туда полным ходом шесть часов в оба конца, значит, мне в два раза больше, и видимо я вышла в сторону Талиенвана, постояла там, и напридумывала всякой глупости и пришла тут им нести всякую чепуху, так почему бы ещё минные поля не нарисовать было? Легко бы его поставила на место и заткнула рот, не будь мы офицерами вообще, а он адмиралом, в частности. И нам нужно было получить результат, а не победить в перепалке Лощинского. Поэтому просто подождали окончания излития его обиды, если вдуматься в суть выступления, ведь он сам посылал свои миноносцы, которые старались, под обстрелом японским лезли посмотреть. А тут раз-два и данных куда больше и подробнее, и так "этот Новик" как бельмо на глазу!
        Когда адмирал иссяк, продолжили, и само собой упёрлись в то, что береговые батареи, перекрывающие южные подходы - это серьёзно, как и страхующие их канонерки, а западный не прикрытый проход Тунгуса, потому и не прикрыт, что там наверняка всё минами завалено. И даже понимание, что с юга наверняка есть проходы, ничего без точного знания этих проходов нам не даёт, а тралить под огнём береговых батарей - занятие утопическое. Как вариант, Макаров спросил, смогу ли я попробовать войти с запада, откуда весь внутренний рейд островов как на ладони? Наверно смогу, но что это принципиально даст?! Ну разгоним миноносцы, из которых парочку или больше успеем на отходе пощипать, потом мы уйдём, японцы вернутся и всё впустую. Против такой постановки вслух возразить никто не рискнул, хотя я почувствовала, у Лощинского и Матусевича, дескать сбегаем, постреляем, отрапортуем и все довольны, они до сих пор в войнушку играются и не понимают, что эта война не просто маленький локальный конфликт с маленькой Японией. Это гораздо больше и масштабнее, и победу нам никто не гарантирует, и воевать нужно всерьёз, а не на испуг
японцев брать. Но неприятие моей позиции обозначилось уже отчётливо. При этом, когда я заметила, что, кажется на островах сейчас собраны все оставшиеся у японцев истребители и пятая часть всех имеющихся у Японии миноносцев, они невольно задумались и вопрос о том, что задача на уничтожение всех всерьёз это не блажь, а суровая необходимость. И снова вопрос упёрся в то, что без уничтожения береговых структур база можно считать, не уничтожена. Так исподволь мы с Николаем подводили всех к тому, что надо звать генерала Кондратенко и может Палёного, а операцию готовить с сухопутным компонентом. И это уже просто висело в воздухе, но озвучивать это не желал никто, даже Макаров. В результате, признав, что уже поздно и все устали, нас распустили, Николай засчитал нам в победу уже то, что на основании полученных данных Лощинский не рванул на своих миноносцах прямо сейчас в ночь…
        А нас ждала тёмная ночь и нежная Машенька, страстная и безумно сладкая! Да! Я уже была с ней в мужском качестве, причём подтолкнул меня к этому Николай, что ведь ей это нужно и хочется, а бегать от ночных ласк - глупее не придумать, тем более, что я же уже не раз была с ними, когда сидела на его месте, так и в чём разница. Нет, я попыталась объяснить, в чём разница, но прозвучало это как-то очень неубедительно и надуманно. В результате, я предоставила Машеньке полную самостоятельность вначале, а потом стала ласкать руками, целовать, обнимать извивающуюся на мне красавицу, делая так и ровно столько, сколько именно сейчас ей хотелось, не забывая дарить Николаю бурю ощущаемого нами удовольствия. В общем, у нас теперь был новый аспект ночных ласк, в которых я получала ничуть не меньше радости и удовольствия, чем остальные участники. Вполне возможно, что найдутся ревнители морали, которые найдут в этом что-нибудь недостойное или извращённое, но мне до них, грубо говоря, никакого дела. Главное, что Николай и Машенька так восхитительно любили друг друга, что радость другого была для обоих важнее своего,
а я уже давно полюбила их, не знаю, кем они мне стали, любимыми детьми, желанными любовниками, родными и любимыми сестрой и братиком, наверно всем сразу и чем-то ещё, что, скорее всего можно определить, как частью меня самой.
        В общем, я оказалась в уникальной ситуации, ведь как женщина я прекрасно знаю чтo мне или другой женщине нужно, чтo она чувствует, сама так чувствовала и чувствую, и поэтому две женщины могут друг другу доставить почти любое самое неземное удовольствие, кроме маленькой предусмотренной штучки между ногами, которую предусмотрела природа, а у меня ещё и эта штучка появилась, так что Машеньке было очень сладко, и мы засыпали засыпанные ворохом её шикарных волос без сил даже на малые шевеления, ведь было почему-то стыдно оставить силы, а не отдать их все и сейчас. Только почему-то утром сил было словно после недельного отдыха в самом релаксирующем санатории. Машенька своими руками и с моей помощью уже вылечила последствия ранения. Бывшая в моём сознании зияющая дыра уже не пугала и сморщилась до булавочных размеров, и думаю, что скоро совсем закроется. Руку мне ещё приходилось разрабатывать, потому, что пуля очень неудачно попала, повредив не только головку плечевой кости, но и суставные поверхности, а в полости сустава успели образоваться спайки, которые и ограничивали движения. В этом больше всего не
устраивало, что не могу играть на гитаре, играть немного можно, но только самые простые переборы и мелодии, но разве это игра, с постоянной оглядкой, что смогу сыграть, а что не получится? Повреждённые ткани мозга уже, по ощущениям восстановились, только не представляю, как кроме прощупывания можно проверить качество функционирования этих участков. Для себя решила, что когда они полностью восстановятся, тогда и Николая удастся вытащить наверх.
        Бахирев, уходя с Виреном в рейд, заскочил и оставил записку, из которой я и узнала, что пошли они, скорее всего к Чемульпо, заодно проверят севернее подходы к Цинампо, ведь там побережье уже перешло под японский контроль и логично предположить, разумное, что там теперь выгоднее организовать доставку припасов для армии. Михаил Коронатович уже капитан второго ранга и командир бывшей "Акаси", теперь "Фемиды" (прислушался к моей протекции Степан Осипович), а Колчак тоже получивший второго ранга на мостике "Геры" - бывшей "Чиоды". Правда с Виреном Колчак искрит, оба жёсткие, а Вирен, как выученик Черноморской школы, практикует максимально авторитарный тип руководства с мелочными придирками и бесконечными распеканиями и претензиями, что Колчака ожидаемо бесит. Надеюсь, что реальное совместное дело их помирит. Макаров как-то мимоходом посетовал, что командиров в эскадре ему катастрофически не хватает, реально по праву и на месте из стоящих на мостиках больших кораблей единицы, основная масса старательные исполнительные служаки, чего для звания хорошего командира мало. Достаточно толковых младших
командиров на миноносцах, но далеко не каждый миноносник способен встать на мостик броненосца и справиться с ним и командой, а искать и воспитывать времени уже нет, воевать надо с тем, кто есть.
        С утра собравшиеся у Макарова на "Петропавловске" не выглядели счастливыми, на их фоне, я просто лучилась вся, что не вызывало симпатии в мой адрес. Представленный мной вчера расклад сил противника был прост, логичен и достаточно сбалансирован, то есть на островах японцы сделали грамотную базу, где у них в основном базировались миноносные силы. Но при нужде там могли укрыться и перестоять и тяжёлые корабли, а расстояние меньше ста миль от Артура позволяло контролировать наш порт. Смысла наскакивать и тем надеяться, справиться с базой не было, даже если представить, что мы уничтожим все миноносные силы этой базы, то ничего не мешает перегнать из метрополии замену. А главное именно здесь, готовились и отстаивались группы брандеров, которые раз за разом пытались закупорить крайне неудобный подход к Артурской гавани, к слову, тоже весьма посредственной. И господа флотоводцы, я уверена, до поздней ночи прикидывали варианты, но ничего у них не вытанцовывалось, просто потому, что в их морских головах берег был либо портом, либо совершенно неизвестной субстанцией. Что делать с береговыми батареями, если
вокруг заминированное мелководье?! Как справиться с нормальной береговой батареей - подойти на прямую наводку на паре броненосцев и тупо бодаться с ней, пока чемоданы главного калибра не разнесут всё на мелкие кусочки, а если броненосцам к батарее не подойти, то только плечами пожимать. Понятно, как расстрелять канонерку на открытой воде, опять таки подогнать достаточный калибр и как вдарить! А что с канонеркой делать, если она прикрыта островами, мелями, минами и береговыми батареями? А ещё куча миноносцев и истребителей, которые суммарно имеют убедительный вес залпа, при этом могут выпустить торпеды, имеют высокие скорости и маневренны… Есть от чего загрустить!
        - Господа! - пора выступить, и будь, что будет, всё равно ничего другого не придумать. - Я предлагаю пригласить сюда генерала Кондратенко, как командующего силами охраны и обороны порта и базы Артур. Думаю, что мнение Романа Исидоровича будет важно и полезно выслушать и в дальнейшем именно с ним нам придётся согласовывать составные части этой операции.
        Если бы я перед всеми сняла сейчас штаны или уселась гадить посреди стола Макарова, произведённый эффект вышел бы меньше. На меня смотрели как на законченного извращенца, только что застуканного за поеданием фекалий. Но я продолжила:
        - Я уверен, что вы вчера потратили достаточно времени на осмысливание ситуации и неприступность базы на островах для сил флота, которыми мы располагаем. Если бы созданная ещё Петром Великим морская пехота не почила в бозе, и у нас бы здесь был хотя бы полк, то вопрос о привлечении сил армии не стоял бы, мы бы сами справились. Вы заметили, сколько раз в одной фразе пришлось использовать частицу "БЫ"?! И поэтому, мы вынуждены планировать совместные действия с армией, нравится нам это или нет, но пора вспомнить, что мы все служим одной России и одному императору! - против такой постановки вопроса возразить оказалось нечего, и послали вестового за Кондратенко и кем-нибудь из командиров дивизии охраны железной дороги.
        А я вспомнила, как нас приводили к присяге новому императору. Да! Мы теперь подданные нового государя императора Георгия Александровича Романова или Георгия Первого. Вообще, как-то выпал из моего поля интересов это вопрос. В кино, обычно одна за другой фразы: "Король умер! - Да здравствует король!" и все присутствующие опускаются на колени и тут же клянутся в верности новому сюзерену. А что и как происходит с остальными, как-то всегда остаётся за кадром, скучно ведь показывать, как всю страну заставляют клясться, или присягают только военные и чиновники? Бог его знает, но нас привели к присяге, на "Новик" явился какой-то незнакомый перец с аксельбантами адъютанта, всех построили на палубе, нам зачитали указ нового императора о его восшествии на престол в связи с отречением Николая Второго. Вернее об этом мы узнали только через несколько минут торжественного перечисления титулов и званий нашего монарха. После чего отец Пафнутий прочёл заздравную молитву, все встали на одно колено без головных уборов, нас окропили святой водой и объявили о праздничной чарке перед обедом. Даже нас перед вручением
дипломов торжественнее заставили читать клятву советских медиков, что "вот ни при каких обстоятельствах мы не будем торговать ядерными боеголовками".[35 - Абсолютная правда. В клятве врача Советского Союза и соответственно в клятвах которые дают медсёстры и фельдшера существовал пункт, что дающий клятву обязуется "БОРОТЬСЯ ЗА БЕЗЪЯДЕРНЫЙ МИР!". В какое размягчённое серое вещество мог прийти бред, позволивший вставить это в присягу врача, я не знаю, но считаю этот пункт весьма показательным для характеристики построенного при Брежневе "развитого социализьма". То есть все узаконенно занимались не своим делом, а дело, которому учили, и за которое, по логике, платили зарплату, было далеко не на первом месте. Как лишение премии и выговор за невыход на первомайскую демонстрацию после изнуряющего суточного дежурства, а через сутки нужно выйти на следующее…] Так что моя закладка в этой части сработала и история уже точно идёт по другому пути, лучше или хуже покажет время, но надежда есть…
        Пока попили чаю, разговор особенно не клеился. Наконец прибыл Роман Исидорович и уже знакомый казачий сотник Касьян Панкратович. Появление последнего во всей мощи его колорита и харизмы на удивление разрядило обстановку. Но тянуть не стоило и пришлось брать слово:
        - Господа! Я хочу предложить следующее, а пока введу в курс наших гостей. К северо-востоку от Артура неподалёку от Бицзыво есть группа островов Эллиот, на которых японцы организовали морскую базу, откуда могут безнаказанно наносить удары по нам. Одними силами флота разгромить эту базу не представляется возможным, поэтому мы пригласили вас, Роман Исидорович, и вас, Касьян Панкратович. Из известного нам на сегодня: на этой базе имеется корабельного состава семь истребителей, две канонерки, пара вспомогательных крейсеров, двенадцать больших миноносцев и восемь малых. Акватория скорее всего плотно заминирована, как и удобные известные подходы. На трёх островах имеются береговые сооружения и размещены войска численностью до батальона. На двух островах имеются четыре береговые батареи. Наличие другой артиллерии не обнаружено. Предполагаю, что на берегу не солдаты, а матросы с кораблей, то есть в плане ведения боевых действий на суше не особенно обученные, но это только предположение. В связи с изложенным предлагаю: от вас, Роман Исидорович, до батальона пехоты, можем их дополнительно вооружить
имеющимися на некоторых кораблях пулемётами Максим с боезапасом, часть пулемётов можно взять на взятых мною призами судах, там целый пароход ими загружен. От вас, Касьян Панкратович, хотел бы попросить выделить своих пластунов, чтобы помогли тихо взять батареи и потом по острову следопытами поработали, чтоб японцы не попрятались. От флота средства доставки, для этих целей предлагаю использовать транспорты "Ангара" и "Ермак" с погрузкой на них дополнительных высадочных средств, проще говоря, шлюпок пусть лишних возьмут куда смогут, передовые десантные партии с пластунами нужно разместить на миноносцах прямо на палубе. Кроме этого для перевозки войск использовать крейсера второго ранга "Джигит" и "Разбойник", если не хватит места ещё "Забияку". Основную огневую мощь операции возложить на "Новик" и "Маньчжур". Кроме этого задействовать все двенадцать наших контрминоносцев и восемь миноносцев, использовать или нет два номерных Владивостокских решим по ходу. Штаб операции разместить на "Новике" и "Ангаре", командует морской частью контр-адмирал Лощинский, сухопутной - решит Роман Исидорович.
        Предлагаю следующие действия. На пике прилива, который сейчас приходится на четыре часа утра, когда миноносцы могут безопасно пройти над выставленными минными полями, четыре миноносца без огней подходят с юга к восточным и западным оконечностям островов Кхас-Ян-Тау и Суи-Ли-Тау, где высаживают десант до роты, целью которого является уничтожение или захват японских береговых батарей расположенных на указанных оконечностях этих островов, после высадки десанта должны быть готовы поддержать десант огнём своих орудий. Минимум по два миноносца через тридцать минут (батареи к этому сроку должны быть либо уничтожены, либо захвачены) должны атаковать стоящие на якорях у последнего острова и у восточной оконечности острова Сау-Хан-Шан-Тау две японские канонерки. С начала операции "Маньчжур" с тремя контрминоносцами блокирует от прорыва японских миноносцев проходы Бобр и Сивуч, не приближаясь ближе пяти миль к островам, не думаю, что далее пяти миль может быть минировано. Три контрминоносца в таком же режиме блокируют проход Ермак и два проход Всадник. Все остальные силы флота и десанта в это же время
подходят с запада со стороны прохода Тунгус. Целью последних является: контрминоносцам противодействовать попыткам прорыва японских минных сил, крейсерам и транспортам по нашим указаниям быть готовыми подойти к западной оконечности острова Да-Хан-Шан-Тау для высадки основных сил десанта. С десантом высаживать сигнальщиков, для организации в случае необходимости артиллерийской поддержки сил высадки. Конкретно по "Новику": до начала операции двигаться в голове колонны в дозоре и для загона в базу японских миноносцев, подозреваю, что у японских минных сил приказ - от нас убегать. Этим будет обеспечена скрытность выдвижения основных сил. Наши минные силы на переходе осуществляют ближнее патрулирование и охрану каравана.
        На подходе за полчаса до времени атаки миноносцами канонерских лодок, то есть во время высадки первой волны десанта мы входим через проход Тунгус и связываем боем находящиеся на рейде корабли, в принципе должны вызвать на себя и огонь канонерок, а перезаряжание на них долгое, и это даст больше шансов на атаку миноносцам. Миноносцам, занятым в атаке канонерок после атаки к месту японской стоянки не приближаться. В темноте можем расстрелять, приняв за японские, то же касается остальных, до рассвета не входить в зону, где патрулируют наши блокирующие силы, могут попасть под свой огонь. Надеюсь, что за полчаса мы либо потопим, либо выгоним со стоянки всех. После этого возвращаемся и проводим караван к причалам, оборудованным в середине острова Да-Хан-Шан-Тау напротив стоянки судов. Для проводки постараемся обвеховать проход, капитанам быть очень внимательными к нашим командам.
        Отдельное дополнение: всем кораблям, при любой возможности пытаться захватить японские карты и документы, в них обязательно должны быть карты минных полей, тогда нам станет гораздо проще в акватории. Высаженные десанты должны зачистить от японцев все три острова. На борту транспорта "Ангара" предлагаю организовать временный санитарный пункт, и всех раненых доставлять на "Ангару". Степан Осипович, я бы советовал отправить на операцию кого-нибудь из журналистов, лучше с фотоаппаратом, есть у меня предчувствие, что ему будет что снимать и о чём писать. По окончании зачистки островов уничтожить причальные сооружения, точечно заминировать зону якорных стоянок, нам ведь там база не нужна. На этом всё, - я закончила читать сотворённый с Николаем текст и передала бумаги Макарову. Все присутствующие пребывали в тихом обалдении, всё чётко, просто и конкретно, осталось только это всё реализовать и желательно с минимальными потерями. Николай съехидничал, что возможно, это будет первая десантная операция в истории русского флота, организованная по-новому и её станут изучать в академии и Морском корпусе. А я
ничего в этом смешного не видела, и будут изучать, разбирая ошибки, если мы здесь обмишуримся или нашу победу и её предпосылки, если всё получится.
        Макаров с явным уважением взял бумаги из моих рук, прищурившись, внимательно посмотрел мне в глаза, прокашлялся и взял слово:
        - Господа, только что Николай Оттович предложил нам своё решение по операции. Предлагаю это обсудить. Лично у меня принципиальных претензий нет, вопрос только в согласовании, ведь весь план построен на чётком временном взаимодействии и следует ответить сначала, сможет ли при сегодняшней выучке флот выполнить такие высокие требования. Только после этого переходить к согласованиям и уточнениям. Какие вопросы к Николаю Оттовичу?!
        - Николай Оттович! Я не понимаю как вы планируете пройти на внутренний рейд, если вы, как я понимаю, из-за осадки, даже контрминоносцы к минным полям подпускать не хотите?
        - Михаил Фёдорович, вам уже говорили, что я на "Новике" обязуюсь пройти и в минном поле проход найти или сделать. А вот за остальных я поручиться не могу, поэтому такие предложения.
        - Но как?
        - Считайте это секретом Георгиевского корабля, Михаил Фёдорович! Вот Степан Осипович не даст соврать…
        - Михаил Фёдорович, поверьте на слово, а там и увидите, вы ведь на "Новике" захотите пойти?!
        - Да, если Николай Оттович на борт пригласит.
        - Михаил Фёдорович, считайте, что приглашение уже получили.
        - Так, господа! Какие ещё вопросы?
        Дальше пошло уже конкретное обсуждение. В результате оказалось, что на подготовку кораблей и десанта потребуется несколько дней, Волков высчитывал высоту и время прилива, чтобы не проколоться, изучал лоции района, размножили и раздали карты островов с нанесёнными данными всем. Обговаривали сигналы, что не будем нести положенные бортовые и ходовые огни, а зажжём на всех кораблях синий топовый огонь. Съездила на миноносцы, выделенные на минную атаку канонерок и довела до ума их торпеды, кстати, одна бы точно не сработала, скорее всего утонула бы сразу после пуска. Благодаря тому, что канонерки стоят на якорях, они могут не стараться подойти на два рекомендованных кабельтова, когда пуск на скорости тридцать узлов, пусть пускают с четырёх на скорости двадцать пять узлов, кстати, наши торпеды в этом же режиме работают, только у нас давление и скорость вращения винтов значительно больше, но мы клапаны используем, которые для малой скорости. Другие какие-то подозрительно ненадёжные, поэтому мы даже не рассматривали возможность использования. Артиллеристам дала команду сделать для двух наших сорокапукалок
осветительные снаряды и предусмотреть стрельбу практически вверх, за эти дни переделали две пушки под зенитную стрельбу, а ночью отстреляли осветительные снаряды. Неплохо получилось, хотя использовали не термитный состав, а пороховой, но ведь сработало, хоть и не так ярко, но главное, что сможем акваторию подсветить, а то в кромешной темноте там могут таких дров наломать.
        Касьян Панкратович, после опыта с нашим десантом на "Ниссин", теперь пожаловался, что у него от охотников отбоя нет, с Романом Исидоровичем решили, что казаки выделят сорок человек, по пять в каждой из четырёх партий на батареи и двадцать с основной группой высадки. Журналистом пришёл уже знакомый Некрасов, я его уже знала. Поэтому сразу предложила ему с нами на "Новике" идти, что его тоже обрадовало. Правда, он не понял, почему я так уверена, что нужно брать фотоаппарат и побольше пластинок, ведь у нас операция планируется ночная, и ничего не снимешь, даже с магниевой вспышкой. Но послушался и взял, ведь резон "запас-карман-не-тянет" никто не отменял. Вот в этой суете проходила подготовка к "высадке десанта в Чемульпо", как сказали всем, настоящие цели знали даже не все командиры кораблей, а выданные карты были в запечатанных конвертах закрыты в каюте командиров. Я нервничала, что сведения могут устареть, придём, а там нас все оставшиеся броненосцы ждут, вот мы попрыгаем. Но возможности смотаться не было, да и засветиться заранее - слишком повышает риск всей операции. И я, как автор и реализатор
плана операции психовала, хоть Николай и пытался меня успокаивать, но я ведь чувствовала, что он сам мандражирует.
        Дни подготовки закончились, наконец, выходим в море. Макаров рвался с нами. Еле хором уговорили неугомонного адмирала остаться, дескать, не царское это дело японцев по островам гонять.
        Как и предполагала, встреченный миноносец чесанул от нас на север к островам, а вот мы шли широкой змейкой на двадцати узлах мы вполне могли сопровождать весь караван, в дозоре удерживая больше пятнадцати миль опережения. Так что встретил он нас на курсе почти поперечном. К сожалению, заслать Клёпу на расстояние миль в пятьдесят мне сейчас было не под силу, так что оставалось только молиться и уповать на здравый смысл, что нечего здесь сейчас делать японским главным силам, тем более, восточнее резвится Вирен с крейсерами. Стемнело, время в пути рассчитали в восемь часов с учётом скорости самого медленного и необходимости основной группе мористее по дуге у островов Блонд обойти Эллиоты.
        Лощинский получал удовольствие от скорости и его полностью занял своими расспросами журналист. Артиллеристы шаманили над своими новыми снарядами у средних пушек, если бы на месте были шлюпки, они бы мешали, а так над ними ничего, кроме оттяжек труб и мачт, минёры на всякий случай перепроверяли свои мины, радист готовился забивать морзянкой эфир, нормальное предбоевое состояние бывалых вояк. Сергей Николаевич готовил баковую пушку, из которой буду стрелять сама, на случай если придётся проход в минном поле делать подрывами мин из пушки, прикинули, что если установить на трубке четыре секунды, то снаряд на близкой дистанции должен успеть погрузиться метра на три и сможет инициировать заряд мины. Хотя есть у меня сомнения, ведь чувствую мины я с "Новиком" метров за пятьдесят, это получится, что стрелять почти себе под нос. На всякий случай дала команду ещё и пару баковых сорокапукалок подготовить для стрельбы практически по курсу по плавающим минам, была мысль попробовать подрезать минрепы.
        К проходу Тунгуса вышли минут за пять до назначенного срока, караван остался где-то позади, впереди пока не очень понятно горели стояночные огни, но подробнее разглядеть возможности ещё не было. Народа в рубку набилось много, так что решила не переходить в тесную боевую, вроде не должно быть ничего криминального, даже сигнальщиков оставила в гнезде. Да и сама предпочла быть на открытом крыле мостика. Глубины под килем уменьшались, я чувствовала тёмные громады островов, мин по курсу пока не ощущала, добавили ход и выскочили на минное поле, причём такое плотное, что шансов пройти его, маневрируя, не было, как и времени на рассуждения и обдумывание действий. Поэтому потянула силовую нить и пересекла корпус одной мины, потом другой, восприятием "Новика" видела, как тонут половинки мин, так и расчищала проход на своём пути. Вот слева уже показались огни на причале со стоящими неподалёку приземистыми силуэтами, а справа на стоянке пара крупных кораблей и чуть более высокие, видимо истребители. Даю команду "Огонь", взлетает снаряд рассыпаясь в небе падающим горящим снопом, расчёты у пушек и огонь в обе
стороны.
        Не успел догореть первый снаряд, уже летит второй, палуба окутана клубами порохового дыма, но видно, что на стоянках рвутся миноносцы и истребители, с которых по нам тоже уже открыли огонь, но пока безрезультатно, ночью стрелять нужен определённый навык или такая умелица, как я, которая подправляет снаряды, и они находят цели в едва разгоняемой темноте. Полыхнул выстрел вдали, кажется это выстрелила дальняя канонерка у прохода Ермака, ближняя у острова Суи-Ли-Тау молчит и только теперь понимаю, что она не может стрелять, мы на линии огня с северной стоянкой. Ещё принимаем влево, входим на стоянку. Минёры докладывают, что взяли в прицел оба больших парохода, командую залп, баковый и палубный аппараты разрядились, а торпеды пошли к стоящим под всеми стояночными огнями пароходам.
        В суматохе не уследила, но Сергей Николаевич докладывает, что выскочил один истребитель и семь или восемь миноносцев, просто физически не успели, похоже они под парами стояли и столько досады в голосе, что Лощинский слушает это с круглыми глазами, как мне в темноте чудится. Огонь ведём уже минут пятнадцать, как раз доходят торпеды до японских пароходов, одну пришлось уводить немного в сторону, на её пути тонул истребитель, а потом возвращать на курс, ещё чуть-чуть и подрыв! Пламя взрывов осветило борт одного, потом второго и военный с лучами японский флаг. Всё, нам здесь делать нечего, только надо решить, идти помогать миноносцам с канонерками или не влезать, спросила у Михаила Фёдоровича, решили не лезть, в крайнем случае, и позже нам никто не помешает. Тут стали вести огонь по нам уже обе канонерки, вот стоило про них вспомнить и сразу результат. Точностью не блещут, снаряды кладут по сторонам. Мы продолжаем стрелять осветительными, нашим миноносцам поможем, да и канонеркам стрелять будет сложнее, ведь подсветки от выстрелов не столько обозначают нас, сколько слепят наводчиков, а ведь мы не
стоим на месте. Быстро разворачиваемся буквально взбурунив половину рейда и с креном уходим в темноту от горящих на рейде тонущих пароходов и миноносцев, двое пылают довольно ярко и оба парохода поскромнее.
        Пароходы похоже просто легли на грунт, здесь им не погрузиться, под килем едва метр-полтора. Выходим, снова режу мины, никакого желания искать старый проход, да и чего нам беречь эти минные постановки, снять и использовать эти мины не получится, база эта нам не нужна. В наступившей тишине слышна далёкая ружейная и пулемётная трескотня, расстояние уже миль пять, это точно от острова Суи-Ли-Тау, от ближнего острова Кхас-Ян-Тау всего в паре миль почему-то тишина, не слышно ружей, это не страшно, главное, что не слышно пушек береговых батарей. Лощинский выскочил на крыло мостика, смотрит в отсветах пожаров на часы, видимо расчетное время атаки его миноносцев, но я занята минами. Когда уже вышли на чистую воду и приблизились к дрейфующей основной группе, сзади, наконец, громыхнуло, потом ещё раз и один взрыв прозвучал как-то странно тихо, Лощинский сказал, что попали по одной мине, а третий взрыв, это скорее всего берег или дно зацепили. В подтверждение его слов вдали в темноте затрепетал огонёк зарождающегося пожара, судя по направлению, это канонерка у прохода Ермака.
        Аккуратно, опознаваясь ратьером, подошли ближе, до рассвета всего два часа, решили подождать, проводка по минному полю в темноте не самая хорошая игра. Тем временем нам рассказали, что до нашего подхода успели обстрелять два миноносца, один, похоже, сильно повреждён, их ушли преследовать два контрминоносца. Лощинский делится с Матусевичем и Кондратенко впечатлениями, они на борту "Ангары", с которой мы встали бортом. До чего же плохо без оперативной связи! Что там у островов?! Как получилось с батареями? Поймали кого-нибудь блокирующие группы? С атакующими канонерки миноносцами вроде понятно, с остальными ничего не ясно. Всю окончательную информацию соберём только после обеда, ближе к вечеру, когда назначена встреча для формирования каравана. Но что делать? Только подождать рассвета и выпихнуть в небо Клёпу. А каково сидеть в неизвестности Макарову!? Вот такая планида большого начальника! А нервные клетки не восстанавливаются, или не все умеют делиться.
        Едва начало светлеть, мы повели кильватерную колонну в сторону японской или уже бывшей японской базы. Едва почувствовали мины, боцманская команда стала сбрасывать в стороны заготовленные вешки, я чистила от мин полосу метров по двадцать в каждую сторону, вешки закидывали метров на десять от борта, с проходом прямого двадцатиметрового коридора проблем возникнуть не должно, но на всякий случай есть ещё по десять метров ефрейторского зазора. Лощинский крутит головой по сторонам, смотрит, как матросы закидывают вешки, ничего не понимает, но очень хочет понять. Прошли минное поле, даю команду перестать скидывать вешки. Доворачиваем к причалам, там столпотворение ничего не понимающих японцев, пока не сообразили, наши баковые и левая ютовая пушки открывают огонь осколочно-фугасными по берегу за причалами, пока нам причалы нужны целыми. Японцы разбегаются, но наши артиллеристы не жалеют снарядов и бьют по площадям, правая баковая уже замолчала, ей некуда стрелять. Спешат, подгавкивают и наши сорокапукалки. Навстречу выходят два наших миноносца, на одном явно больше народа на палубе. Третий видно в
светлеющих сумерках в полутора милях впереди и правее по курсу с просевшим в воду носом. Миноносцы, чуть довернув, тоже открывают огонь из своих пушек. Мы отворачиваем вправо, вставая бортом для удобства стрельбы, и продолжаем готовить место будущего десанта, а к причалам устремляются "Ангара" и "Ермак". На "Джигите", "Разбойнике" и "Забияке" подтянули уже спущенные на воду шлюпки и в них начали грузиться матросы и солдаты. Высадка почти батальона, это не шутка, это больше пяти сотен человек с оружием и боеприпасами. Унтера и офицеры уже голоса сорвали, но вроде всё идёт без бардака, мы пока ещё можем вести огонь, чем и пользуемся. Всё, пора! Дробим стрельбу, обрушивается ватная глухая тишина. Подходят миноносцы, с ближнего докладывают его превосходительству, в один попала канонерка, почти оторвало корму, со второго успели отстреляться и снять почти весь экипаж первого. Ещё один уже после атаки в темноте наскочил на камни, сейчас заводит пластырь, вроде утонуть не должен, ход дать может. Одна торпеда попала в берег, две поразили обе цели, счастливый лейтенант чуть петуха не даёт от радости, можно его
понять. Подумав, предлагаем Лощинскому принять на борт снятый экипаж, скоро боцман уже занимается размещением пассажиров, я кажется, уже говорила, что на "Новике" это большая проблема, но Василий Иванович её как всегда с честью решил. Удерживаемся на месте ходами. Высадка закончена. Послали контрминоносец и миноносцы посмотреть, что мы в темноте настреляли на рейде, может найдут карты минных полей, хотя получается, что нам это не особенно нужно, а может и нужно, ведь есть ещё те, кто высадился на южные острова, прилив уже пошёл на спад.
        С "Ангары" неожиданно передали: нам с Лощинским срочно прибыть к ним. Перешли на катер, и пошли к причалу, я в последний момент прихватила Некрасова, в любом случае журналисту лучше быть в гуще событий. Да, на "Ангару" стоило прибыть. Солдаты в штабном здании задержали и доставили на пароход командующего базой вице-адмирала Яхати Сибаяму, который, как сказали, как раз собирался сделать сеппуку, но наши солдаты это не одобрили. С ним задержали командующего первым дивизионом истребителей капитана первого ранга Сёдзиро Асаи и командующего пятым дивизионом истребителей капитана второго ранга Ивадзиро Мано, не считая ещё восьмерых офицеров японского флота. Ещё возле деревни нашли в лощине сваленные тела всех убитых местных жителей от мала до велика, а ещё за деревней огороженную колючей проволокой территорию, где содержатся привезённые корейцы, которых использовали на строительных работах. Верещагин, который оказывается был на "Ангаре" уже ушёл на место, Некрасов едва услышал, потерял всякий интерес к задержанным офицерам и устремился следом за солдатом-проводником. Наши, увидевшие жертв резни, решили
больше пленных не брать.
        Я предложила собрать комиссию по расследованию военных преступлений японских военных, включить в неё капитанов "Ангары" и "Ермака", журналиста Некрасова, художника Верещагина, возглавить комиссию должен Роман Исидорович, ведь это его солдаты всё обнаружили, задокументировать всё подробно, акты должны завизировать все члены комиссии, в конце заставить подписать акты старших японских офицеров. Снова на меня уставились как на заговоривший шкаф, ну не понимают они здесь мощь пиара, особенно негативного. Но после паузы согласились все, а офицеры стали опрашивать японцев, которые все неплохо владели английским.
        Через пару часов выяснили, что потопили мы канонерки второго класса "Осима" и "Акаги", минные транспорты "Касуга-Мару" и "Никко-Мару". Кроме того здесь базировались истребители: последний оставшийся из первого дивизиона "Сиракумо", весь четвёртый дивизион "Хаядори", "Харусамэ", "Мурасамэ" и "Асагири", и пятый дивизион в составе: "Кагэро", "Муракумо" и "Югири". Здесь также базировались в полном составе миноносцы второго класса первого дивизиона номера шестьдесят девять, шестьдесят восемь, шестьдесят семь и семьдесят. Миноносцы второго класса пятого дивизиона номера двадцать пять, двадцать шесть и двадцать семь, и миноносец первого класса этого же дивизиона "Фукурю". Миноносцы второго класса четвёртого дивизиона номера двадцать один, двадцать четыре, двадцать девять и тридцать. Миноносцы третьего класса третьего дивизиона номера пять, пятнадцать, пятьдесят четыре и пятьдесят пять и шестого дивизиона номера пятьдесят шесть, пятьдесят семь, пятьдесят восемь и пятьдесят девять. Итого восемь истребителей, один миноносец первого класса, одиннадцать миноносцев второго класса, восемь миноносцев третьего
класса, две канонерки второго класса и два минных транспорта. Из которых больше двух десятков уже пустили ко дну, а это почти треть оставшихся минных сил Японии, что не может не радовать.
        Дальше ничего особенно интересного не было, а я уехала на "Новик". Солдаты, а особенно казаки прибарахлились, тащат какие-то узлы. Нашли два комплекта карт с нанесённой схемой минных полей, один сразу с миноносцем передали для миноносцев у южных островов, теперь он по акватории перемещался не опасаясь, карты сверили, данные совершенно идентичны, что вселило уверенность в достоверности данных по минным полям. На "Ермак" загрузили больше сотни пленных японцев, а на "Всадник" и "Забияку" по полсотни корейских рабов, после того, как они захоронили убитых жителей двух деревень, в общей сложности убитыми обнаружили больше семисот местных жителей. "Джигит" ушёл к острову Кхас-Ян-Тау, там солдаты взяли обе батареи целыми и мы решили забрать пушки и боезапас, на другом острове одну батарею успели взорвать, на другой батарее оказались древние заряжаемые с дула китайские безлафетные пушки на самодельных станках, которые взорвали, чтобы не возиться. На канонерках тоже что-то любопытное нашли, но я не интересовалась, почему-то накатила сильная усталость, и я пошла спать.
        Через девять с лишним часов десант начал грузиться на корабли, меня к этому времени разбудили, в седьмом часу пополудни мы кильватерной колонной пошли на выход, а миноносцы выставляли мины на внутреннем рейде. Мы проскочили к месту встречи, забрали собравшихся во главе с "Маньчжуром" и повели их навстречу каравану, который теперь неспешно шёл со всеми ходовыми огнями. За "Ермаком" на буксире шёл наш побитый на камнях миноносец, а за "Забиякой" японский большой миноносец, который получил одно сквозное попадание и даже не затонул на мелководье, а команда его покинула, наши моряки закрыли пробоину и откачали воду и сейчас он покачивался за кормой русского корабля. По нашим наблюдениям, в основном Сергея Николаевича, мы не смогли на рейде уничтожить и выскочили один истребитель и восемь миноносцев, то есть если считать, что в базе были все корабли, то мы уничтожили своим артиллерийским огнём двенадцать миноносцев и семь истребителей, плюс торпедировали два транспорта. Миноносцы уничтожили торпедами две канонерки, контрминоносцы перехватили и потопили четыре миноносца. То есть сбежали истребитель и
четыре миноносца. На берегу уничтожены две батареи, а две захвачены и сейчас на "Джигите", уничтожены и взяты в плен более четырёхсот японских матросов и офицеров, освобождены около ста корейских рабов. И как результат, японская база у нас под боком перестала существовать.
        К сожалению, погибли три матроса, два на утонувшем миноносце и один сигнальщик на берегу, у казаков погибших нет, у солдат восемь человек. Раненых и обожжённых моряков семеро, казаков шестнадцать, солдат тридцать восемь и поручик. Думаю, что, несмотря на потери, нашими результатами Макаров будет очень доволен. У нас на крейсере кроме экипажа утонувшего миноносца, ещё почти сотня солдат и казаков. Паразиты где-то нашли рисовую водку и половина выпившие, наши вроде не пили, но боцман уже получил втык, так что сейчас его рык сквозь темноту ночи раздаётся на всех палубах. Мы снова в передовом дозоре. Утром неспешно входили в Артурскую гавань под салют наших броненосцев. Я вымоталась ужасно, только уже засыпая в объятиях любимой Машеньки поняла, что вымотали волнение и страх провала нами спланированной операции и едва всё основное закончилось, произошёл откат и меня потянуло в сон и вот только сейчас под уютное посапывание в ухо и бороду милого носика, наконец отпустило державшее напряжение.
        Сегодня докладывали Матусевич, Кондратенко и Лощинский, меня Макаров попросил прийти завтра…
        Глава 47
        Назавтра на "Петропавловске" в адмиральском салоне мы сидели втроём, кроме Макарова был ещё Василий Васильевич Верещагин. Я не очень сильна в живописи, и вообще из картин мне всегда нравились совсем не те, что считаются официальными шедеврами типа Пикассо или Малевича. А вот то, что помнится из изображённого Верещагиным, даже не его "Апофеоз войны" с грудой обглоданных черепов, а зарисовки из Туркестанского похода. Так что видеть великого русского художника была очень рада. А Верещагин хотел поблагодарить за операцию на Эллиотах, в которой поучаствовал, сделал несколько набросков, "прикоснулся к материалу", поучаствовал в работе комиссии с моей лёгкой руки и искреннего желания самой от этой работы отвертеться. Оказывается на обратном пути они очень плодотворно сошлись с Павлом Николаевичем Некрасовым, и он очень посоветовал художнику самому побывать на легендарном корабле, что объяснил особенным духом. Может Клёпа ему куда-нибудь покакала, хихикнулось невольно, но по абсолютной серьёзности обоих поняла. От меня ждут какого-то вердикта:
        - Извините, Василий Васильевич! Я не совсем понял, что именно от меня требуется?
        - Ну как же, Николай Оттович! Вот Степан Осипович говорит, что на корабле всё решает командир и даже он властью нaбольшего начальника здесь на корабле распоряжаться безоглядно не может! Вот я и прошу вас на свой "Новик" меня пустить, а если ещё в море меня возьмёте, просто не найду тогда слов благодарности! Ей же Богу!
        - А, если только в этом дело, то милости просим к нам в гости! Будем очень рады принимать великого русского художника!
        - Вот уж скажете тоже! Я всего лишь рисую тех, кто историю творит, а сам просто зритель!
        - Да? И Георгиевский крест вам случайно подарили?![36 - Подлинный факт. Василий Васильевич Верещагин действительно был в Туркестанском походе награждён орденом Святого Георгия четвёртой степени за то, что во время атаки на позиции, где он находился, и не оказалось командиров, он лично возглавил отражение атаки неприятеля. Атака была отбита, и позиции подразделение удержало. Кажется, в этом бою художник был ранен, а за личное мужество награждён, как офицер резерва орденом.]
        - Полно вам, Николай Оттович! А вы знаете, что я портрет вашей жены заканчиваю, если хотите, хотел бы вам его показать и мнение ваше о нём услышать, как самого ей близкого человека.
        - Машеньку нарисовали?
        - Да, написал портрет Марии Михайловны! Удивительный человек ваша супруга!
        - С огромным удовольствием посмотрю, как меня Степан Осипович отпустит.
        - Ну, наконец, про меня вспомнили, - улыбнулся Макаров.
        - Степан Осипович, мне по операции докладывать?! Вам же уже, наверно, всё вчера доложили…
        - Всё, да не всё, Николай Оттович! Мнится мне, что быть вам скоро на моём месте, так что учитесь понимать, что начальник обязан всё досконально понимать и представлять. А так как я не могу быть везде и всё сразу видеть, то должен картину из разных уст описанную сам составить, оценить, огрехи найти, чтобы выводы сделать, кого надо похвалить, кого следует поругать. Так что не отвертеться вам от доклада…
        И я начала с подсказками Николая докладывать. Прежде всего отметила отменное выполнение практически всеми участниками предварительного плана как по задачам, так и по времени, что позволило операции пройти как по писаному. Особенно отметила действия миноносцев, как обеспечивавших высадку первой волны десанта. Так и атаковавших японские канонерки, почти в полной темноте не потерялись, нашли цель, чётко на неё вышли и поразили первым залпом. К сожалению, не обошлось без потерь, но благодаря взаимовыручке, экипаж был снят с тонущего корабля, погибли только два матроса. Ещё отметила действия сухопутных сил, особенно первой волны десанта на острове Кхас-Ян-Тау, практически без единого выстрела в темноте взяли целыми обе батареи, практически не понесли потерь, словом, молодцы как солдаты с казаками, так и миноносники. Хорошо и грамотно отработали все блокирующие группы. Накладка произошла в том, что сил для блокирования было мало, а направлений много, и получилось, что на группу из четырёх контрминоносцев вышли на прорыв все вырвавшиеся из базы японские минные силы, в количестве восьми миноносцев и
одного истребителя. Но даже в этой ситуации наши блокирующие силы продемонстрировали отменное умение и выучку, уничтожили четыре из прорывавшихся миноносцев. К сожалению, в темноте требовать бoльшего просто нельзя, уже сделанное достойно похвалы. А три другие блокирующие группы, с противником в боевое соприкосновение не вступили, но в этом нет их вины. Поэтому считаю, что экипажи всех участвовавших в операции кораблей следует наградить и отметить. По "Новику" считаю, что награждать не нужно, выполнили свою рутинную работу, без особенного риска, так за что награждать? Так цена орденов принизится, я считаю.
        Макаров аж заёрзал после последней фразы:
        - Василий Васильевич, ты видел, что нам сей Георгиевский кавалер заявляет?! Просто и без риска они работу выполнили! Сейчас я тебе расскажу, а ты пока посмотри на этого корсара. Вчера тут Лощинский в превосходных степенях слов найти не мог, когда рассказывал, как вы напролом через минные поля в кромешной темноте в гавань входили, как открыли огонь пушки с осветительными фейерверками, и почти одновременно с ними все орудия главного калибра, и что за пятнадцать-двадцать минут грамотным и выходящем за понимание точным артиллерийским огнём было потоплено около двадцати миноносцев и истребителей на рейде, а крейсер в это время находясь под ответным огнём миноносных сил и канонерок, совершил манёвр и вышел в торпедную атаку, пустил всего две торпеды и ими потопил два японских минных транспорта, после чего старший офицер чуть не извиняясь доложил, что восемь миноносцев и один истребитель удрать успели, а сей командир подошёл к Лощинскому и поинтересовался, дескать, канонерки ему топить или миноносникам как планировали оставить? Лощинский сказал, что такой растерянности как испытал от этого вопроса не
испытывал даже когда своей будущей жене предложение делал, и пролепетал что-то типа "Может по плану лучше…". На что сей офицер, чуть не зевая, под огнём главного калибра двух канонерок, приказал следовать к оставленному каравану и снова по минному полю вышел к оставленным кораблям. Там предложил подождать до рассвета, а как развиднелось, повёл караван ни разу не подправив курс, прямо к причалам японской базы, а его команда при этом успевала фарватер обвеховывать, при этом совершенно непонятно как и в какой момент он решил, что надо вешки ставить и когда надо прекратить, но все команды без сомнений и метаний, а сам тем временем приказал открыть огонь, не повреждая причалов, и его артиллеристы открыли такой огонь, что весь берег в дыму и разрывах утонул, десантники потом сказали, что первых японцев только в километре от берега встретили, да и те особенно сопротивляться не спешили. А через час, лениво поглядев на пленных, откланялся и ушёл спать к себе на корабль. И вообще, Лощинский задал вопрос, а не издевается ли над всеми господин Эссен, что легко мог сам без чьей-либо помощи расправиться со всей
японской базой, а взял, чтобы поделиться славой, которой ему уже девать некуда! Что на это скажете, Николай Оттович?!
        - Степан Осипович, вы же не думаете, что это правда?!
        - Что именно? Что вы за двадцать минут почти все минные силы базы ко дну пустили?! Или что всего двумя торпедами сразу попали в темноте в две цели?! Или что по минному полю сами ходили и наш караван провели?! Или что спать от скуки в разгар операции ушли?!
        - Да нет, это как раз правда, только спать не от скуки пошёл, а устал очень и переволновался, а как напряжение спало, так и в сон потянуло. Я про то, что "славой делиться" и что "один всё мог сделать и оскорблял так изуверски"…
        - Так и расскажите нам, чтобы и мы понимали, что и как.
        - Степан Осипович, вы ведь меня давно знаете. Мог бы сам и один, так и сказал бы. А про канонерки спросил, потому что сам не ожидал, что так быстро управлюсь с миноносками, да и не зевал я, показалось Михаилу Фёдоровичу. Сергей Николаевич действительно досадовал, что много упустили, но у нас просто стволов не хватило, и так скорострельность на пределе была. А что артиллеристы мои хорошо стреляют, так ведь учил каждого специально, наводчиков менял, новых подбирал…
        - А правда матросы говорят, что для этого всех плясать заставил?!
        - Ну да… Было такое… Понимаете, Степан Осипович! Наводчик ведь это не только глаз острый и головой думать, это может, прежде всего, координация движений, когда каждая рука и нога должны в бою на качающейся палубе в грохоте делать своё и очень ловко и точно. Я и подумал, что надо искать тех, у кого координация уже хорошая, а как это в море сделать? Вот и придумал танцы устроить вечером, и с офицерами отслеживали хороших плясунов, не в смысле хорошо плясать научился и любит, а как в пляске или танце двигается. Вот таких отсмотренных я потом к себе на беседу вызвал, поговорил, посмотрел, чтобы не дураки были и из них отобрал новых наводчиков, ни разу не пожалел.
        - Вот, Василий, друг мой! Ты бы до такого додумался?
        - А что? Очень толковая мысль и объяснение. Я бы подумал, что-то подобное вообще ввести и не только для артиллеристов-наводчиков.
        - А ты знаешь, что его артиллеристы "Асаме" целились в дырки стволов пушек носовой башни? И ведь попали, если от детонации именно арсенала этой башни крейсер взорвался!
        - Это с какого же расстояния?
        - Да, кажется, кабельтовых восемь-девять было…
        - Это больше полутора вёрст по-нашему? Да быть такого не может!
        - Василий Васильевич! Про этот корабль слова "Быть не может" можно вместо названия написать. А может быть, что крейсер второго ранга один среди бела дня выходит в атаку на броненосную эскадру из шести новейших броненосцев и пяти или шести броненосных крейсеров, когда вес залпа у каждого броненосца раз в пять больше чем у "Новика"? У него всего шесть пушек в сто двадцать миллиметров, а у броненосцев главный калибр двенадцать дюймов, или тогда у вас уже пять пушек было?
        - Да, уже пять.
        - Вот видишь, с пятью пушками выходит под бортовой залп эскадры и пускает ко дну два броненосца, один из которых флагман адмирала Того, и уходит после этого без повреждений и не потеряв ни одного человека экипажа!
        - Степан Осипович! Я же вам рассказывал, что в атаку выходили с носа, чтобы под бортовой залп не подставиться, это уже на отходе пришлось под огнём всей эскадры повертеться, а повреждения были, нам трубу пробили и осколков из палубы наковыряли с пару килограммов, так что палубу недавно вообще менять пришлось.
        - Понял, Василий Васильевич! Два броненосца потопил и горюет, что японцы ему трубу продырявили! Не зря его наверно японцы "Белым демоном" назвали…
        - Это не меня, а наш крейсер, что светлый он, а издали так вообще белый.
        - Нет, он ещё и оправдывается! Ладно, идите, портрет смотреть. Мне он очень понравился, и Мария Михайловна такая ясная получилась, часами бы любовался…
        - Степан Осипович, а чего это вы меня так нахваливать взялись?
        - Всё уже поняли, да?
        - Так и всё-таки?
        - Придёте ко мне потом, и просить буду…
        Адмиральский салон на "Петропавловске", это не кабинетик при спальне, это, правда, роскошный большой салон, где полсотни человек рассесться могут. А мы сидели за разговором в столовой не очень уступающей размерами салону, где теперь Верещагин в углу ближе к свету устроил себе мастерскую, стояло несколько мольбертов с накрытыми холстиной картинами. Вот с одной Василий Васильевич снял покрывало, и на нас глянул такой добрый и любимый взгляд карих глаз нашей любимой Машеньки в форме сестры милосердия, что невольно замерла, не дойдя до портрета! Это было так красиво и живо, что не сравнится никакая самая качественная цветная фотография! Помните, был такой художник - Константин Васильев (если ничего не путаю), у которого на картинах были лица с удлинёнными яркими пронзительными завораживающими глазами. Но здесь не было никакого преувеличения или эффектного подчёркивания каких-то черт лица, всё как есть, только настолько живое, что казалось ещё миг и изображение на холсте шевельнётся и окажется живым и настоящим человеком. Я совершенно не знала, что можно сказать и как словами выразить, то, что
почувствовала, я подошла и просто с чувством пожала крепкую ладонь мастера. К Макарову мы вернулись, когда я ещё пребывала под впечатлением от картины и почти не отдавая себе отчёта взяла протянутую мне Макаровым гитару. Это была не моя любимая двенадцатиструнная красавица, позже выяснилось, что созданная мной мода на шестиструнные гитары охватила многих, и на этой учился играть адъютант Макарова. И пребывая под впечатлением, села и стала петь песню Марианны Захаровой "Аве Мария или посвящение постовой медицинской сестре", где пришлось переделать пару мест из афганских реалий про "замену", что здесь никто не поймёт, и "русую чёлочку" сделать "чёрной", а носик в веснушках у нашей Машеньки имелся свой и не курносая кукольная "пимпочка", а роскошный выразительный и любимый. Но песня очень нравилась когда ещё в первый раз услышала, а теперь ещё и созвучие имени:
        Нас от Костлявой всю ночь охраняет
        Машенька! Маша - сестра постовая,
        Бережно гладит затёкшие руки,
        Лаской врачуя бессонные муки.
        Раны и боль - её табель о рангах,
        Мы перед нею равны словно братья.
        Тихо склонилась она над кроватью,
        Машенька! Маша - палатный наш Ангел!
        Словно молитву шепчу её имя:
        Машенька! Машенька!
        Аве Мария!
        Нет не в бреду мне привиделось-снилось,
        И не с небес она к нам опустилась,
        Машенька - наше спасенье от смерти,
        Стало святым её сердце, поверьте!
        Знаю, как плачет она после смены,
        Знаю, что просит у смерти отмены!
        Машенька! Маша - сестра постовая,
        Боже! Храни её! Я заклинаю!
        Словно молитву шепчу её имя:
        Машенька! Машенька!
        Аве Мария!
        Знаешь, ты очень похожа на маму,
        Может заботой своей неустанной.
        Знаешь, у мамы такие же руки,
        Часто я их вспоминаю в разлуке…
        Чёрная чёлочка, носик в веснушках,
        С виду девчонка, а тронете душу,
        Явится взору до боли знакомый
        Образ Мадонны,
        Сошедший с иконы…
        Словно молитву шепчу её имя:
        Машенька! Машенька!
        Аве Мария!
        Да святится имя твоё!
        И ныне, и присно,
        И во веки веков!
        Аве Мария!
        Аве Мария!
        Аве Мария!..
        Песня проняла обоих слушателей и адъютанта - молодого лейтенанта, который просочился в столовую едва услышал звуки музыки.
        - А почему на католический манер? Николай Оттович!
        - Да просто не хотелось с нашими священниками конфликтовать, а так вроде и никакого ущерба православию, да кощунством бы попахивало.
        - А строчки из молитвы, всё-таки использовали..
        - Так и тут можно считать переводом на русский католической молитвы, и кому какое дело, что в католических канонах все службы и молитвы только на латыни.
        - Очень хорошая песня и как раз про Марию Михайловну, видел я, когда эскизы делал, как её раненые и больные обожают. А за то, что я их сестру Марию рисую мне как только угодить не старались. Вот только бы священники не обиделись.
        - Да как будет, так и будет, мне уже высказывали, что я нечистого в песнях крамольных поминаю, но вроде удалось оправдаться. И это не столько про мою жену, сколько про всех сестёр милосердия, жён и матерей наших. Меня же после ранений тоже Машенька дома выхаживала, как руки на голову положит, и боль уходит.
        - Вот будешь у Николая Оттовича на крейсере, у него там традиция песенные вечера для команды устраивать, ещё не только эту песню услышишь. Он тут флоту марш подарил, теперь, я слышал, сибирские казаки под его песню гарцуют… Нам, Василий Васильевич, нужно сейчас о своих делах поговорить, а к обеду мы позовём, - Верещагин ушёл в салон, а Макаров словно подобрался.
        - Артеньева забрать хотите? - вдруг сорвалось с языка.
        - Да, и не только его
        - Степан Осипович! Я вас понимаю, но мне же новых с нуля учить придётся, а дело ли это во время войны учёбой заниматься, притирать экипаж заново?! Да и страшно, если честно, вдруг не выйдет.
        - Николай Оттович! Давайте я скажу, и думать будем. Мне кровь из носа нужен капитан на "Севастополь", нужен на "Победу", нет у меня броненосной линии, броненосцы есть, а линии нет, с кем в бой идти?! Хорошо, что вроде Вирен с крейсерами вопрос решил и во Владике Рейцейнштерн на своём месте, но и там некого на "Марию Николаевну" ставить! Николай Карлович мне телеграммы шлёт, что на него наместник давит, а мне ставить некого. Что скажете?
        - Степан Осипович, всё я понимаю и отдавать не хочу, но если так нужно, но только, не потянут мои офицеры броненосцы, да и ценз старшим офицером только у Артеньева да и тот недостаточный. Ваше превосходительство, при условии, что офицеров себе отбирать сам буду!
        - Вот это могу обещать не колеблясь, тем более, что и статус Георгиевского корабля это позволяет! Так, думаете, что не потянут?
        - Я хочу как лучше и для них и для флота. Как вы смотрите, если возьмёте себе Сергея Николаевича флаг-офицером, вот здесь он точно на месте будет и с работой справится, голова светлая, дисциплинирован, местами даже излишне дотошен и педантичен. А флаг-офицера на броненосец двинете, ведь Тимофей Иванович уже все цензы выслужил и опыта не занимать!
        - А интересная мысль, давайте пока так прикинем, а ещё одного капитана?
        - А ещё одного предложу Михаила Коронатовича, а вот с "Акаси" мой Тремлер сладит, в этом уверен, характера не занимать и артиллерист, что называется от Бога.
        - И чего вы так казака двигаете, Николай Оттович?
        - Никакого шкурного интереса, Степан Осипович! Вот только он именно командир военного времени, не шаркун паркетный, а именно командир! В нём уверен, как в Тремлере на "Фемиде".
        - Так он же капитана второго ранга всего ничего получил!
        - И что с того? Главный вопрос - справится или нет! А мои капитаны второго ранга даже моложе по представлению! И вообще, мне эта глупость по исчислению кто раньше в звании такой нелепицей кажется! Тем более, что война, а враг из японцев оказался серьёзный и Британия с Америкой их очень плотно подпирают! Как бы нам после победы над японцами ещё и с просвещёнными мореплавателями не сцепиться!
        - Ну вы скажете тоже!
        - А что здесь нелепого? Вот сами подумайте. Что для англов самое главное и важное? Главное - это деньги и войну эту они затеяли, чтобы России укорот сделать и денег заработать, даже не скажу, что при этом важнее для них. А чтобы денег заработать, Япония должна по их замыслу отсталую Россию победить и быстро. А тут уже третий месяц войны, и треть флота японского уже потоплена, а Россия, вот ведь нахалка какая, сдаваться не спешит. А еще, как только наша эскадра немного сплавается, вы же в Артуре сидеть не станете, пойдём крошить японцев прямо в их логове. И что выходит? А выходит, Степан Осипович, что помогать Японии англо-саксы начнут с удвоенной-утроенной энергией. Ведь лондонские и нью-йоркские банкиры не простят ни политикам, ни Адмиралтейству потери своих дивидендов, значит, победа нужна любой ценой! Так что готовиться воевать со всем флотом метрополии на Востоке нужно начинать уже сейчас.
        - И вы думаете, что Георг пойдёт на объявление России войны?
        - Войны официально не будет, потому, что в Европе она сейчас никому не нужна, но это не значит, что здесь нам не придётся воевать со всем английским флотом, а это гораздо серьёзнее японцев, хотя у них тоже есть слабые места.
        - Ну-ка, ну-ка! Что это за слабые места у английского флота?!
        - Возможно, я не очень точно выразился. Но мне кажется, что чванство и спесь англичанам очень может помешать воевать хорошо, ведь они, по сути, на море уже больше века ни с кем серьёзно не воевали, либо стравливали кого-то, а сами в стороне отсиживались, или больше бряцали оружием и своим "Двойным стандартом", а политики и деньги всё за них делали. А из этого следует, что новому они учиться не будут, выводы из поражений японцев тоже не пожелают делать, вот и надо на этом их ловить. Да и корабли у них слабее наших и немецких.
        - Это чем же слабее?
        - В смысле, что английская кораблестроительная школа лучше, чем итальянская или французская, но корабли в плане устойчивости к повреждениям и по живучести намного хуже немецких. Хотя, нужно признать, что выучка у британских моряков отменная и стреляют хорошо, на это они денег никогда не жалели, да мореходы неплохие, но и мы не хуже, а стрелять нужно учиться на японцах.
        - Положим, что Японию мы победим, хотя пока ничего внятного не просматривается, а на суше, так вообще драп и скандалы. И что, по-вашему, Британия может сделать, не начиная при этом войны в Европе?
        - Тут вариантов много. От продажи Японии в долг целых эскадр, но ведь корабли без команд не имеют смысла, то продадут или передадут вместе с командами, то есть под японскими флагами будут ходить английские корабли с английскими командами. А формальный юридический казус под это найдут мгновенно. Или просто введут свой флот под эгидой какого-нибудь Европейского миротворческого союза между Британией, Францией и островами Кука. И снова юридически всё будет чисто, и мы против этого сможем что-либо сделать, только официально объявив войну всем странам союза, а пойдёт на такое Петербург? А могут просто начать сопровождать коммерческие корабли своими военными, с которыми без объявления войны тоже воевать нельзя.
        - М-м-да… Грустную картинку вы тут нарисовали, и получается, что нам нельзя Японию побеждать, чтобы в такую кашу не угодить?
        - Это, к сожалению, зависит не только от нас, ведь и за покушением на государя императора тоже английские и японские деньги наверняка найти можно. Но побеждать Японию не просто можно, но и нужно! И армии помогать так чтобы воевала, а не дурью маялась. А для этого минную войну без ограничений, минировать все порты, подходы и никто нам ничего не сможет возразить, ведь это воды воюющей с нами страны. И разбираться с японцами поскорее, хотя в затягивании войны тоже есть резон, просто в том, даже, что ресурсы Японии в отличие от нас не позволят им выдержать долгую изнурительную войну, сейчас они напряглись и натужились, но нельзя же бесконечно тужиться, задержав дыхание!
        - Да, перспективы… Но вернёмся-ка мы к делам нашим сегодняшним. Значит, отдадите на "Фемиду" своего Тремлера, а мне в начальники штаба Сергея Николаевича?
        - Ну что ж я могу с вами сделать?
        - А Левицкого?
        - Степан Осипович, вы же меня вообще без артиллерии оставите! У меня и так из артиллеристов только Древков с Левицким остались.
        - Как же это так, ведь у вас должно быть четыре артиллерийских офицера!
        - Так и было, пока мы на юте не поставили двутрубный минный аппарат, и теперь у меня Кляйнгард стал минёром.
        - Это выходит, что у вас целых три минёра?
        - Ваше превосходительство! А почему мне не нравится этот вопрос?!
        - Всё вы поняли, Николай Оттович! Хочу у вас ещё и фон Кнюпфера просить на истребитель, который вы взяли. Его, как доложили, уже на днях из ремонта отдают. Ну как, потянет Пётр Карлович "Изменчивый"?!
        - Пётр Карлович-то потянет! В этом никаких сомнений, а вот кто у меня в минной службе командовать будет?
        - Так, Миллер очень неплохой минёр, я по Балтике помню. И вообще, тут вопрос с подвохом. Пётр Карлович уже давным-давно своё лейтенантство выслужил, и на "Новик" пришёл с мостика миноносца, кстати, Миллер с ним на нём же служил. Но ершистый очень и кланяться не любит. Гаврилов за время перехода в Петербург и потом, на фон Кнюпфера кажется пять рапортов на списание с корабля подал.
        - Странно такое слышать! Пётр Карлович, конечно, жёсткий и требовательный офицер, но ничего чрезмерного и трений с ним ни разу никаких!
        - Так он же вас буквально боготворит и уважает без меры. Какие же здесь могут быть конфликты! Я же с ним разговаривал и уходить он отказывается, как и остальные офицеры, так что прошу даже не за них, а вас их уговорить согласиться.
        - Ох! Догола ведь раздели!
        - Николай Оттович, судьба начальника такая, возиться, растить, как детишек малых, а потом выпускать в свободное плавание.
        - Степан Осипович, я обещаю попытаться уговорить своих офицеров, но без их согласия ничего не могу обещать.
        - Так и как же иначе. Очень вы меня порадовали. Так и что с награждениями, решим?
        - А что тут решать, я своё мнение высказал. Если нужно корабль отметить, я бы просил лучше младшие чины отметить, кресты Геориевские - это многовато, а вот по совокупности знаком ордена Святого Владимира в самый раз будет, но всех без изъятия!
        - Ну, раз вы так считаете, то пусть так и будет! А награждать ли вас, это уж позвольте мне решать! Тем более, что операцию так изумительно проведённую вы в одиночку придумали, и если я вас не отмечу, меня просто не поймут! Да-с!.. Думаю, что нам уже скоро обед накрывать начнут, а пока позвольте вам рекомендовать, - Макаров позвал и в столовую скользнул давешний владелец гитары. - Вот! Прошу знакомиться, лейтенант князь Гагарин Юрий Алексеевич…
        Вы можете себе представить, как меня переклинило, хоть и князь, но ведь Юрий Алексеевич Гагарин! Блин! И красавчик, с есенинским, может чуть более изящным лицом, распахнутыми синющими глазами в ресницах завитых чуть белёсыми на кончиках, лопает меня взглядом, а у меня язык к нёбу прилип. Нет, я не кидалась в своей женской жизни на всех красавчиков и Пашке не изменяла, да и жизнь среди красивых людей на Пери иммунитет выработала, но здесь даже не в красоте дело, а эта белозубая юная улыбка с задорными ямочками на щеках, ничего слащавого, что часто вызывает отвращение в смазливых мальчиках, тут такая бездна обаяния в смеси с красотой и юностью, что дух захватило! Вот же не пожалела природа! Николай почти рычит, и его можно понять, ведь шквал моих чувств он ощущает, ярко и в красках. Надо брать ситуацию в руки, а то до конфуза не далеко:
        - И в качестве кого нам такого красавчика на "Новик"? Степан Осипович!
        - Красавчик, разве?! - во даёт адмирал! И правда, брови насупил и Гагарина разглядывает как редкого жука энтомолог, только лупы не хватает… - Надо же, а я и не заметил! Старею наверно. Но мы же не девочки! А предлагаю его вам на место Сергея Николаевича! Уж поверьте! Дельный офицер, - насчёт девочек я бы поспорила, и на мостике нам эта ходячая бабская погибель точно не нужна!
        - Знаете, ваше превосходительство! На место Артеньева я уже Волкова прикинул, да и экипаж не поймёт, если со стороны к нам старпом придёт. Мне ещё обиду Левицкого разруливать, но Волкова он перетерпит, а вот варяга едва ли! Я подумаю над вашей кандидатурой, господин лейтенант, но на старшего офицера точно можете не рассчитывать. Да, Степан Осипович! Был у нас на борту разговор и вопрос из него, а что будет с моими офицерами, когда они уйдут с "Новика", ведь по приравненному с гвардией статусу, уходя на обычные корабли, они должны стать в звании на ступень выше, так ли это?! - тут вошёл вестовой и Макаров дал ему отмашку сервировать стол, а мы встали и отошли к иллюминаторам, чтобы не мешать.
        - Да-а… Интересный казус государь создал. Можно, конечно, послать запрос в Главный штаб, но я думаю, что ответ в указе есть. Вы ведь этим же указом произведены в капитан-адъютанты, а если считать ваше звание на ступень выше, то получается уже контр-адмирал, а к этому званию полагается звание генерал-адъютант, согласны? - какой молодец Макаров, а я этот момент упустила и Николай не заметил! Вот так изящно и просто. - Но содержание у вас теперь повышенное, как и всех остальных офицеров и нижних чинов, но это не в полной мере на звание выше, ведь вам не стали платить как контр-адмиралу, а ваши кондуктора не стали получать, как мичманы. Так что видимо вам придётся объяснить офицерам, что с уходом с "Новика" в содержании они потеряют немного, а со званиями мы вроде и так разобрались.
        Стол быстро наполнился всем положенным к обеду, пришёл Верещагин на ходу распуская закатные рукава сорочки и принёс запах льняного масла и скипидарного духа масляных красок, но Макаров попросил немного подождать, что прояснилось буквально через пару минут - вошёл Роман Исидорович, который с удовольствием пожал руки всем присутствующим и мы пошли к столу. Я сидела и пыталась разобраться с собой. Никогда меня так не накрывало, был у нас на курсе этакий очаровательный херувимчик Лёшенька, даже не Лёша, а именно Лёшенька, кудрявое волоокое голубоглазое чудо, который не носил очков при плохом зрении, отчего имел взгляд маленького котёнка, которого считала своим святым долгом пожалеть и обогреть любая особь женского рода. И тогда ахи и охи почти всех девчонок курса не тронули меня ни разу. Я видела, что мальчик симпатичный, даже красивый, что ещё добавляло ему очков, что при этом не оскотинился в манипуляторы-альфонсы, смотреть на него приятно, и на этом всё. А тут вот раз и как обухом. Видимо наслоилось сразу комплексом, наши нежные и страстные ночи с Машенькой, о которых напомнил и буквально зацепил
за душу портрет Верещагина, потом сразу песня, от которой и так мурашки по спине, и на закусь вот этот полный тёзка первого космонавта, который для советских людей давно уже не человек, а что-то сказочное и абсолютное, с сумасшедшей харизмой и бездной обаяния при красивой внешности князя. А Макарову отказывать нельзя, нет, он не станет мстить и припоминать, но трещинка останется, а значит надо будет Гагарина к нам брать. Вот только подумала, что от единственного титулованного Тремлера избавилась почти и вот сразу князь, не дай Бог ещё и светлейший, тогда по канонам к нему обращаться "ваша светлость", блин, "вашего преосвященства" не достаёт! Не злись! Успокойся! Возьми этого Юрика, привыкнешь! Помнишь, что говорил наш водитель, что когда смотрит на красивых женщин, то осознаёт, что её ведь тоже кто-то не хочет! Тем временем пришло время десерта и беседы. Начал Кондратенко:
        - Николай Оттович! Я не имел возможности высказать вам своё восхищение и благодарность спланированной и проведённой вами операции! Нет слов в выражении восхищения и это не моё личное мнение, мои офицеры его полностью разделяют!
        - Спасибо, Роман Исидорович! Чего-то меня сегодня весь день хвалят, только предыдущие похвалы мне троих лучших офицеров стоили, надеюсь, что вы по этому пути не пойдёте.
        - Были бы ваши офицеры не моряками, то наверно бы захотел кого-нибудь у вас сманить, но вам же море и ваши корабли подавай, а у нас всё больше грязь да лошадки…
        Эта лёгкая пикировка задала тон, и обед прошёл легко, а после мы раскланялись…
        Глава 48
        По возвращении на "Новик" на меня обрушила всю свою любовь Клёпа. Только вечером когда мы с ней решили полетать, оказалось, что у нас здесь нарисовался жених. Вот ведь, Господи, не ждали - не гадали! А самое главное, что у Клёпы к нему было двойственное отношение, вроде нужно, но так лениво, что пошёл бы он нафиг! Так что я усилила последний эмоциональный посыл и мы перестали на него реагировать и он почти сразу куда-то пропал, даже обидно стало, вот ведь гад какой! Но пойманная на закате рыбка примирила меня и Клёпу с реальностью и встречающимися в ней гнусными представителями мальчикового племени, пусть даже у них белая в перьях грудка и красивый хвост веером…
        А до этого состоялся разговор, на который решила пригласить почти всех офицеров. Не было механиков, доктора и батюшки. Не мудрствуя, я изложила им наш разговор с Макаровым в части их касающейся, не стала скрывать и свои оценки их командирских способностей и предложения, как Макарова, так и свои. Кроме этого просветила про приравненность к гвардейским званиям, чем некоторых расстроила, но переживут, не маленькие. Сергей Николаевич сомневался больше всех, и его буквально пришлось уговаривать тет-а-тет. А вот Тремлера возможность принять "Фемиду" воодушевила, как и фон Кнюпфера "Изменчивый". Только хваткий Пётр Карлович сразу вытребовал с меня обещание, что я посмотрю все торпеды на борту истребителя, вернее теперь уже контрминоносца. Когда дал согласие и Сергей Николаевич, я озвучила, что на должность старшего офицера планирую Волкова, а Левицкий совершенно по этому поводу не возбудился, мне даже показалось по эмоциональному фону, даже обрадовался. Много позже состоялся с ним разговор, который вскрыл эту тайну. Оказывается наш Никита Петрович совершенно не рвётся на капитанский мостик, его вполне
устраивает должность старшего артиллерийского офицера, а к старости он бы хотел перейти на какую-нибудь преподавательскую работу в Петербурге, чтобы каждый вечер возвращаться к любимой жене и дочкам и уж тем более не мечтает об адмиральских орлах на погоны. Вот так, живёшь и ничего не знаешь. А ещё у него сложные отношения с командой, то есть со своими артиллеристами он ладит, а вот получится ли ему сладить со всей командой, он не уверен, то есть этот совершенно бесстрашный под огнём офицер внутри сохранил какую-то мальчишескую робость, даже застенчивость.
        Волков сначала вроде воспротивился против должности, но потом согласился и даже как-то взгляд у него изменился. Степан Ильич Миллер статус старшего минного офицера воспринял естественно и словно ожидал этого. Фёдора Карловича теперь окончательно перевели в минёры, на мой вопрос не жалеет ли и не хочет ли вернуться в канониры, встретила категорическое отрицание. Так что завтра надо ехать докладывать результаты Макарову. Сергея Николаевича можно забрать с собой сразу, как и Петра Карловича. А вот Тремлеровской "Фемиды" пока нет. Ох, хлебнёт ещё он от Вирена, хотя на своём корабле от флагмана не сильно зависишь.
        Макаров встретил нас и известия с искренней радостью и тут же увёл обоих офицеров с собой на личную беседу. А ко мне со страданием на осунувшемся лице, похоже не сомкнувший глаз всю ночь, подошёл Гагарин.
        - Николай Оттович, даже если вы меня не возьмёте на "Новик", но возьмите хотя бы в любой выход. Степан Осипович говорит, что вы своей команде часто концерты прямо на палубе устраиваете, я ведь все ваши песни, которые смог выучил и на гитаре учусь, а настоящее исполнение только раз вчера и услышал, а так только перепевы. Я на спектаклях с вашими дочками три раза был, мне так нравится! Николай Оттович, я вас очень прошу!
        - Юрий Алексеевич! У меня две должности для вас на выбор: минный офицер и артиллерийский офицер. Все вахтенные должности уже заняты, увы. Решайте, думайте, но я с вами по выбранной специальности ещё побеседую, - внутри всё ликовало, от сокрушающего мозг вчерашнего очарования не осталось почти ничего, так что можно мальчика брать к нам, и Макарову будет приятно. И как раз он вышел с моими бывшими офицерами из кабинета, пригласил составить ему с Василием Васильевичем компанию за чашкой чая. За столом уточнили, что завтра с утра, когда поеду на крейсер, заеду за ним и заберу его с собой. Хоть я не очень понимала, зачем ему на "Новик" стоящий на рейде, ведь вроде мы договаривались, что он пойдёт с нами, когда у нас будет выход в море, а пока до этого непонятно, сколько времени, ведь мне предстоит укомплектовать экипаж. Выходить без двух штатных вахтенных офицеров, как-то не очень правильно, ведь у нас остался только Левицкий. Конечно, мы с Волковым можем стоять вахты, но вахтенный офицер несёт вахту, а командир и старший помощник являются штатными дублёрами, если я правильно излагаю положение вещей.
Тем более, что с новыми офицерами нужно позаниматься, провести пару стрельб, вообще, дать им притереться к экипажу, ведь команда - это сложный организм и любое изменение может отразиться на всей его жизнедеятельности, тем более на войне и на боевом корабле. Аналогично договорились и с Гагариным. Я воспользовалась благодушным настроем адмирала и заявила свои пожелания по новым членам экипажа:
        - Степан Осипович, я беру лейтенанта Гагарина, правда ещё не знаю в качестве кого, мы договорились, что у меня две должности минного и артиллерийского офицеров, к чему почувствую, у него больше склонность, туда и пойдёт. Он не возражал.
        - Ещё бы он возражал! Вы знаете, что он все ваши песни собирает и на гитаре уже очень неплохо играет?!
        - Да, он сказал. Мне главное, чтобы он со службой справлялся, а там уже и про песни можно поговорить.
        - Как-то вы сурово очень с ним…
        - Да вот, знаете, от одного титулованного не успели избавиться и вот князь у нас.
        - Так с бароном Тремлером у вас вроде никаких проблем не было?
        - С Иваном Михайловичем, действительно, проблем не было и вообще ничего плохого про него не скажу. Но ведь встречаются и проблемы на пустом месте…
        - За Юрия Алексеевича поручусь, он у меня уже почти два года и ни одного худого слова.
        - Потому и согласился взять. Я про другое, Степан Осипович!
        - Да, да! Конечно! Я вас слушаю…
        - С офицером на упомянутые должности проблем особенно быть не должно, а вот штурман мне нужен хороший!
        - Кому же плохой-то нужен, Николай Оттович?
        - Степан Осипович, тут вот в чём дело. Евгений Васильевич очень грамотный штурман, чутьё у него. И если штурман будет слабый, то старший офицер свою фамилию вспомнит и слопает его, косточек не оставит. Молодой ещё, категоричный очень, учить едва ли станет, а вот зашпынять сможет. Я вообще, подумал, Степан Осипович, мне бы штурмана из торгового флота, который эти воды исходил и знает не по картам…
        - Понятно, что и зачем вы хотите, и даже вполне эту мысль одобряю, только статус вашего корабля и блеск орденов слишком многих манит, я не успеваю отбиваться от самых разных предложений, чего уже только не придумывали, а уж желающих вас с мостика столкнуть, я бы считать не взялся. А тут мы всем откажем и возьмём какого-нибудь прапорщика по адмиралтейству, представляете, как это будет выглядеть?
        - Да! Выглядеть будет не очень! А что же делать?
        - Выбирайте из тех, что есть и учите, что тут ещё придумать…
        Этот разговор расстроил, но осталось посмотреть, кого нам покажут. В связи с войной, Артур наполнился самыми разными личностями, от военных морских и сухопутных, разного плана чиновников, купцов ищущих выгоды военных поставок, журналистов и даже откровенно криминального сброда. Как-то раз прибежал радостный Адриян, и буквально потащил меня и Клементину, Машенька ещё в госпитале была, смотреть на прибывший из Владика бронный поезд. Оказывается Макаров сделал заказ во Владивостокское депо и там по его эскизам сделали вполне приличный поезд, это я со слов Николая, который просил посмотреть, то туда, то сюда. Для этого времени из четырёх бронированных вагонов, с бронированным паровозом в середине и парой платформ, вооружённый десятком пулемётов и пушками - две пехотные трёхдюймовки и шесть тридцать семь и сорок семь миллиметров в казематных башнях. Охрана дороги просто не могла нарадоваться, и таких было два, правда первый забрал себе наместник для личной охраны. Вот же, ничего не меняется в нашем Отечестве.
        Дошла информация, что по приказу императора за нарушение присяги и саботаж, прямо в штабе арестован и вывезен на запад бывший военный министр и командующий войсками на Дальнем Востоке Куропаткин, а командование принял генерал Засулич Михаил Иванович. Ну хоть какие-то подвижки. Георгий вообще начал наводить порядок довольно жёстко. Шедшие раньше расследования резко подстегнули, перетряхивается правительство, лишены статуса членов императорской семьи и великих князей сорок девять человек, это же рехнуться какая прорва дамоедов была, хотя, думаю, что осталось ещё не меньше. В газетах напечатали, что бывший император Николай Второй потерял ногу, но это позволило спасти ему жизнь и он пошёл на поправку, сейчас с женой, которая всё-таки не ушла в монастырь, проживает в Гатчинской резиденции. Оставшиеся в живых великие княжны Ольга и Анастасия проживают с дядями Георгием и Михаилом и бабушкой - вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной в Аничковом дворце. Назначены новые министры финансов и иностранных дел. Император выступил на собрании офицеров Академии Генерального штаба, и жестоко раскритиковал
тактику "глубокого резервирования", предложил немедленно разрабатывать и внедрять схему эшелонированной обороны, мобильных летучих отрядов и опорных пунктов. По сути, во многом сказанное перекликалось, как отмечают журналисты, с передовыми наработками немецкой школы. В общем, много там, в верхних эшелонах всякого происходит.
        А у нас рутина. Закончен ремонт на "Цесаревиче" и уже все семь наших броненосцев выходят на практически стрельбы и отрабатывают манёвры. Уже попробовал на ходу контрминоносец фон Кнюпфер. С Петром Фёдоровичем состоялся сложный разговор. Он установил новые удлинённые торпедные аппараты с воздушным пуском. Я поработала с его торпедами и гарантировала ему дальность их хода при набивке в два раза от бывшей до трёх кабельтовых со скоростью тридцать узлов, но предложила пользоваться скоростью двадцать пять узлов и бoльшей дальностью хода, но зато гарантировала срабатывание и более мощный подрыв. На удивление, фон Кнюпфер не стал задавать неудобные вопросы, просто принял, что то, что работает на "Новике" не обязательно может быть повторено в других местах. Ведь и раньше те же минёры прекрасно знали возможности наших штатных торпед, а те вдруг стали носиться с сумасшедшими скоростями и на запредельных дальностях попадать в цели, не идиоты же они в самом деле. А накануне я вспомнила как Пашка мне показывал смешную, как он говорил, придумку наших кооператоров, которые делали и продавали автомобильные
сигнализации, одну из которых он где-то взял и разобрал. Там вместо хитрой электроники всё было решено просто и оригинально. Датчик удара был в виде двух металлических грузиков на половинках лезвия безопасной бритвы, при ударе или наклоне лезвие пружинило и грузик замыкал один из контактов, что приводило к срабатыванию сигнализации. А "секретный ключ" для отключения сигнализации был просто вклеенный внутрь штырька специальной формы магнитик, который либо отклонял, либо притягивал другой магнитик в сигнализации, чем включал и отключал сигнализацию. Словом, "голь на выдумку хитра", но был тут момент, в который вцепился Николай, ведь лепестки и магнитик должны реагировать на металлическую массу на расстоянии. Вот теперь я всё это пыталась объяснить Петру Карловичу, что если к этому приделать электрический детонатор, то получим нормальную донную мину. В общем, теперь фон Кнюпфер и Новицкий пропадают на "Изменчивом" и в цехах завода, обоих идея захватила, и, судя по довольным лицам, скоро у нас будет неконтактная донная мина. А схему замедления постановки на боевой взвод уже отработали и не нужно мудрить и
придумывать с промасленными тряпочками. То есть теперь если получится, можно засеять такими минами фарватер, они будут вставать на боевой взвод по мере срабатывания замедлителей и вытралить их тросами не получится, на сегодняшний день только водолазы, которые её на дне найдут и подорвут накладными зарядами, что тоже не любой ныряльщик может установить…
        Вернулся из рейда отряд Вирена. Возле Чемульпо встретились с эскадрой крейсеров под командой контр-адмирала Мису в составе двух броненосных крейсеров асамоидов "Ивате" и "Токива", трёх крейсеров контр-адмирала Того-младшего "Идзума", "Сума" и "Акицусима", с которыми была "Читозе" бывший флагман контр-адмирала Дэва. Настроенный весьма решительно Вирен отдал приказ принять бой, хотя формально его эскадра уступала уже двум асмоидам. Но бой ничьего подавляющего преимущества не показал, но потом "Баян" совершил неудачный манёвр, в результате которого хвост нашей колонны оказался под концентрированным огнём и если бы не наступившая ночь, вполне могло статься, что "Фемиду" и "Геру" добили бы, а остальные, вынужденные их защищать, неизвестно как вышли бы из передряги. Колчаковскую "Геру" привели на буксире за "Баяном", "Фемида", хоть и потрёпанная пришла своим ходом. Следы попаданий и пожаров были и на "Палладе", только "Баян" и "Диана" выглядели нетронутыми. Хотя и для японских кораблей бой не прошёл даром, по словам Бахирева, "Сума" и "Читозе" к концу в бою участия не принимали, а тушили пожары и оба
имели разной степени крены и неизвестно имели ли свой ход. Только никаких повреждений недоброненосцам-асамоидам нанести не сумели. В общем, боевое крещение крейсерский отряд получил или прошёл, не знаю, как правильнее назвать. Правда, теперь два крейсера встанут на ремонт, но приятное в этом то, что выйдут они одновременно с заканчивающим ремонт "Аскольдом". Так что отряд станет гораздо более сбалансированным, будет быстрая и сильная пара "Аскольд" и "Баян", а при них четыре небыстрых богини, имеющие достаточный суммарный вес залпа. Тремлер принял свою "Фемиду", а Бахирев ушёл на мостик "Севастополя". В общем, взлёт для ещё несколько месяцев назад бывшего лейтенантом офицера невиданный. Специально заехала к нему, некоторое ошаление в глазах, но на броненосце уже начал команду к общему знаменателю приводить, не реагируя на выслуживших на броненосце все положенные цензы и обиженные таким назначением личности.
        - Помните, прошлым летом я к вам на "Новик" старшим офицером мечтал, а тут вдруг броненосец под ногами и больше шестисот человек команды! Поверить трудно!
        - Михаил Коронатович! Вы справитесь! Я в вас верю и Макаров поверил, раз доверил!
        - Николай Оттович, дорогой! Вы же казачью натуру знаете, плохо делать нельзя! Вот и волнение гнетёт, справлюсь ли? Но и отказываться от трудностей не буду! Может чего-нибудь присоветуете?
        - А знаете, присоветую! Соберите своих артиллеристов, давайте с ними поговорим… - вспомнилась идея с квадратами и стрельбы по этим квадратам. Где слышала, не помню, но решила обсудить с артиллеристами, а Николай поддержал, сказав, что идея любопытная и сам хочет в обсуждении поучаствовать.
        Собрали офицеров, на меня смотрят с уважением и любопытством, всё-таки "Новик" себе имя и фамилию сделал! Да и Георгий третьей степени впечатляет любого военного человека, хоть я сейчас с маленьким белым крестиком хожу. И стала я им объяснять, что можно взять и разбить всё простреливаемое пространство вокруг корабля на квадраты, исключить зону прямой наводки, где прицеливание на малых дистанциях и так не составляет труда. А вот дальние расстояния представляют основную трудность, и получается, что с дальномера дают расстояние, которое корректируют по пристрелке, а потом каждое орудие и каждый наводчик или башенный начальник на свой страх и риск по наитию должен определять параметры выстрела, в результате полный разнобой. А теперь представим, что вместо кучи таблиц есть точные установки по каждому квадрату, и стрельба не "по азимуту куда-то туда", а в конкретный квадрат по конкретным установкам, которые можно пристрелять и выверить для каждого орудия и каждого вида снаряда. И работа наблюдателей и дальномерщиков становится точнее и понятнее. То есть с мостика ещё при пристрелке дают задание "квадрат
пятьдесят один сорок два", наводчику с таблицы диктуют данные установок и он следит только за горизонтом, если качка и даёт команду на залп. Дальномерщик видит всплеск и понимает, что ошибся с квадратом и даёт поправку квадрата и можно уже вести огонь всеми стволами, периодически внося поправки номеров квадратов. Мне кажется, что в этой системе координат результативность стрельбы возрастёт в несколько раз. Вы должны понять, что я вам высказал сырую идею, но вас здесь вон сколько, подумайте, обмозгуйте, как лучше организовать, как лучше нумеровать и так далее. Ближние квадраты наверно надо брать меньше размером, дальние больше, а может вообще квадраты делать не квадратными, а использовать сектор скажем в градус или два от мачты или гнезда наблюдателя, чтобы он по азимуту мог определять номер сектора, то есть одну координату, расстояние, выраженное не в кабельтовых или метрах, а в номерах квадратов даст вторую координату. А дальше для каждой башни или пушки сесть и посчитать внимательно, простейшая тригонометрическая задачка. Вот примерно так.
        Через несколько дней вызвал Макаров, у него сидел незнакомый лейтенант и Бахирев.
        - Вот, Николай Оттович, говорят, что вы приказали им новую систему стрельбы придумать, они и придумали, только я пока не понял ничего толком, поэтому за вами и послали, - мне показали бумаги, лейтенант оказался гением. Он предложил такую ясную и понятную систему, которую после объяснений и моей преамбулы сразу ухватил Макаров, скоро он уже жал руку смущённому похвалами лейтенанту, а Макаров велел лейтенанту провести занятия по его системе на всех броненосцах эскадры и быть готовыми через два дня уже с составленными таблицами для каждого орудия, с обученными сигнальщиками и дальномерщиками к пристрелочному выходу по новой системе стрельбы!
        Через два дня не вышло, вышли через три. Для нас это было не актуально, как и для миноносцев или дестроеров, а вот канонерки, крейсера и броненосцы со своими большими калибрами при такой системе управления стрельбой повышали эффективность стрельбы на порядок, что после пристрелочных стрельб на выходе адмирал приказал впервые поднять на мачте "Петропавловска" "Удовольствие работой артиллеристов!".
        Но и это было не всё, ещё через день, Семён Николаевич и Пётр Карлович пригласили меня официально принять их работу, я не стала тянуть и пригласила Макарова. И они показали небольшую коробочку, залитую смолой и рыбьим клеем с привязанным к ней чугунным отломком старого колосника. Они с катера прошли вперёд и сбросили коробочку в кабельтове по курсу "Новика", мы с Макаровым на адмиральском катере стояли в стороне и смотрели, как "Новик" выбрал якорь и двинулся к месту минирования, когда над "миной" была рубка, под водой раздался глухой хлопок, и вспенилась вода, обозначив срабатывание заряда. Потом уже на "Новике" они в два голоса объясняли, как "…вот эту штучку магнитное поле притягивает, а вот этот контакт замыкает…". Словом, их испытания показали, что их взрыватель срабатывает на расстоянии до трёх метров на массу железного корабля, а если под днищем на удалении трёх метров произойдёт подводный взрыв, то даже броненосец может просто разломить. Макаров после похвалы изобретателям и постановки задачи сделать на заводе как можно быстрее и как можно больше таких мин, отпустил наших "Кулибиных",
повернулся ко мне и задумчиво сказал:
        - Если бы, Николай Оттович, японцы знали, что вы здесь творите, то они бы никаких сил бы не пожалели, чтобы вас убить или выкрасть. Я только в себя прихожу от того что вы со стрельбой по квадратам придумали, а тут снова с вашей подачи донные мины придумали, ведь их же вытралить нельзя! Вы представляете, что придумали?
        - Так им задачу и ставил, и плюсы все объяснил, а они за идею ухватились и сделали! Светлые у них головы! Нарадоваться не смогу! Такие молодцы! Слов нет!
        - А без ваших идей эти молодцы бы стали делать?
        - Степан Осипович, да я только мысль высказал, а всё сделали и придумали они! Да и со стрельбой тоже глупо получилось, мы с Сергеем Николаевичем, когда наших артиллеристов в Индийском океане ещё тренировали, то смеялись, что мы не можем себе с нашим калибром, как броненосцы позволить себе стрелять просто "куда-то туда", нам на прямой наводке конкретно целиться надо! А тут приехал к Бахиреву на "Севастополь", бегают все такие озадаченные, вот и вспомнилось, как смеялись, а следом и мысль пришла, когда Михаил Коронатович спросил, могу ли я чем-нибудь помочь?
        - Золотая у вас голова, повезло с вами России! Ладно, с этим прекратим! После посчитаемся. Что у вас с замещением вакантных должностей?
        - Гагарина уже притёрли вроде. Всех штурманoв Волков зарубил. Да и из остальных офицеров никого брать не хочется, ни одного нормального, за чинами и орденами все, как сговорились… Мичмана одного хотел со штурманов минёром взять, так он сам не захотел, грезит лаврами Беллинсгаузена и Лисянского. Так что даже не знаю, что делать, не век же стоять, японца воевать надо…
        - Знаете, Николай Оттович, есть у меня кандидатура, всё как вы просили, завтра к вам пришлю, но если он подойдёт, то немедленно снимаетесь и уходите в рейд, чтобы потом сказать, что схватили кто под руку подвернулся, а дальше уже не изменить ничего, офицер уже в экипаже. Договорились?
        - Завтра так завтра! Посмотрим. А что за рейд?
        - Вы сколько мин взять можете, если десять на рельсах не считать?
        - Как вы поручили прикинули, со стороны кормы, чтобы совсем сектора стрельбы палубного аппарата не перекрывать ещё восемь мин возьмём. Если загораживать аппарат, то ещё восемь-десять возьмём, то есть всего выходит от восемнадцати до двадцати восьми штук. Но аппарат заставлять не хочется, Степан Осипович.
        - Добро! Николай Оттович! Берите восемнадцать. И ставьте по три-четыре штуки, теперь похоже японцы тралить каждый день начнут, вот и пусть нервничают, пусть даже подрывов не будет, но мины будут всплывать и на тралах рваться, так что спокойствия не будет, да и на нейтралов произведёт впечатление. Как на такое смотрите?
        - А порты какие?
        - Думаю это на ваше усмотрение оставить…
        Вообще, это прошедшее время только для нас было таким уютным затишьем. Рейд Вирена, который вроде закончился не очень удачным боем с крейсерами, на самом деле дал очень хорошие результаты в плане нарушения японских коммуникаций, за время рейда они потопили больше трёх десятков джонок, четырнадцать японских пароходов, осмотрели двенадцать пароходов нейтралов и семь из них признали военной контрабандой и пустили их ко дну. Кроме этого Рейценштейн провёл два успешных рейда, кроме тех, что я уже упоминала, один к восточному побережью где потопил с десяток разных пароходов, а два с ценными военными грузами и три угольщика нейтрала привёл во Владик. Вот во втором рейде в Корейский пролив никого призами взять не сумел, вернее взяли два парохода с рисом и углём, но на них вышли с Цусимы старичок броненосец береговой обороны "Фусо" и крейсер "Сайен", а главное вся оставшаяся эскадра контр-адмирала Мису в составе четырёх асамоидов, и не ввязывалась в бой эскадра Того-младшего с двумя дивизионами миноносцев. Боя как такового не получилось, постреляли на расстоянии, толком ни в кого не попали, но перевес на
стороне японцев, а у наших ещё не освоенная до конца "Мария Николаевна", в общем разошлись. Но до встречи с этими кораблями Рейценштейн успел шороха в проливе навести. А ведь это всё грузы для армии, которая если не села уже на голодный паёк, то пояса уже должна подтянуть, ведь не только грузы утонули или захвачены, ещё и нечем другие доставлять… Да и подрывы на наших минах в обычных портах не сильно способствуют рассвету судоходства, особенно судами нейтральных стран.
        Утром к нам на борт поднялся седой кряжистый дядечка в гражданской одежде, лет сорока, с обветренным лицом и раскачивающейся походкой матёрого моряка. Это оказался прапорщик по адмиралтейству Виктор Андреевич Лаваль. Его сразу в оборот взял Евгений Васильевич и через час пришёл сконфуженный с нашим гостем:
        - Это ещё вопрос, кто кого экзаменовал, Николай Оттович! Если вы говорите, что я штурман, то Виктор Андреевич ШТУРМАН с самой большой буквы! Да он в море ходил, когда я ещё про море слыхом не слыхивал. Вот так примерно…
        - Давайте знакомиться, я - командир этого корабля, Николай Оттович Эссен. Расскажите о себе немного.
        - Очень приятно познакомиться! Я Лаваль Виктор Андреевич. Больше двадцати лет в море, ходил помощником, капитаном, на русских, голландских, американских судах, всю Азию обошёл, в обеих Америках бывал. Как про войну услышал, прервал контракт, как появилась возможность, и сюда подался. Экзамен на прапорщика сдал ещё несколько лет назад. Родился в Нижнем, начинал на Волге матросом, потом и в море ушёл. Вот и всё наверно. Что вас ещё интересует, вы лучше спрашивайте…
        - Фамилия у вас известная, к Лавалям отношение имеете?
        - Это наверно вам любопытно будет. Я получается правнук когда-то очень известной первой красавицы Петербурга, по которой вся гвардия с ума сходила, той самой Катеньки или Екатерины Ивановны Лаваль. Прадед запретил детям брать его фамилию, поэтому дед по матери и стал Лавалем. По указу императора Николая Павловича мы все, как потомки бунтовщиков лишены дворянского достоинства, поэтому я из мещан. Не испугаетесь правнука декабристов?
        - А как сами к вольтерьянству относитесь?
        - Да неинтересно оно мне, я моряк, а в море, главное везение и умение, а не идеи всякие.
        - Вот и славно! Главное на корабле не проповедуйте идеи неположенные. А ко мне штурманом пойдёте?
        - Дак не возьмёте же! У вас такой знаменитый корабль, к вам очередь до Харбина наверно.
        - А вот это вас пускай не волнует! Если согласны, тогда добро пожаловать в наш экипаж! Вам срочно мундир построить и к вечеру быть готовым к отходу! Катер у причала вас ждать будет! Договорились?…
        Глава 49
        В ночь мы уходили из Артура. Мины блестели своими чёрными мокрыми боками на корме, их прикрытые защитными колпачками рога взрывателей топорщились в ожидании своей добычи, в дорогу нас провожал уже совсем по-летнему тёплый дождик, который швырял в лицо налетающий порывами ветер. Сразу легли на курс, ведь с той ночи, как мы разгромили базу на Эллиотах, уже ставшего привычной деталью моря возле порта - дежурного соглядатая, в виде японского миноносца, больше не было. Кстати, эскадра, с которой сцепился отряд Вирена, совсем не на них охотилась, а сопровождала группу пароходов-брандеров, которые видимо должны были либо сразу идти к Артуру, либо переждать и подготовиться на Эллиотах и выйти на блокирование порта уже оттуда. Во время боя наши крейсера обстреляли караван, и на судах возник пожар, а одно начало тонуть. Собственно, именно из-за желания сблизиться и достать охраняемые пароходы, Вирен совершил тот поворот, который стал таким неудачным для замыкающих "Геры" и "Фемиды". Может поэтому после двух неудачных попыток блокирования фарватера Артура, новых больше не предпринимали.
        Виктор Андреевич в новеньком мундире азартно обсуждал с Волковым какие-то навигационные или лоцманские проблемы над картами. Его легко принял экипаж, хотя на флоте существовала дистанция между даже чисто флотскими и механиками, что уж говорить про грань между благородными и безродными, из которых набирали офицеров флотского резерва, кстати, и с механиками дистанция была из-за того, что среди них было много не дворян, из которых набирался офицерский корпус. Но Лаваль оказался достаточно лёгким в общении человеком, был старше всех, кроме меня, из офицеров, да и лишение "благородства" указом императора за участие в бунте его предков, всё равно как бы оставляло его дворянином по крови. Лаваль поселился в бывшей каюте Тремлера, а Гагарин в каюте фон Кнюпфера. Заселившийся в каюту Сергея Николаевича Верещагин так в ней и прижился, а Волков наотрез отказался перебираться в положенную ему по новой должности каюту, чтобы не стеснить "Великого Верещагина". И так как, мы вышли в море без одного положенного нам офицера, то проблем с размещением у нас не возникло.
        Василий Васильевич, за время стоянки и наших выходов для пристрелки нового офицера и старых в новых должностях, сделал уже кучу набросков, каюта пропахла красками и была заставлена завёрнутыми в холстину подрамниками, а сам художник порой внезапно обнаруживался скорчившимся в невероятной позе с планшетом на коленях быстрыми резкими линиями наносящий то понравившуюся сценку возни канониров у орудия, то боцмана распекающего провинившегося, то разнежившуюся на солнышке парочку Клёпа-Дуся. Судя по тому, как сияют его глаза, ему очень нравится и никаких сложностей не предвидится.
        Юрий Алексеевич штатно минёр как-то естественно стал ещё и третьим артиллерийским офицером и отвечающим за противоминную артиллерию, почему и потребовались выходы с его пристрелкой. Сейчас его учат и гоняют все. Наши молодые лейтенанты Кляйгард и Миллер дорвались до преподавательства, и натаскивают его по своим минным аппаратам и всему электрическому хозяйству. Левицкий тренирует с ним расчёты нашей мелкой артиллерии, и заодно осваивают главные калибры. Древков со счастливой улыбкой передал Гагарину все свои дела по дальномерному посту и учит всему с этим постом связанному. Так что команда занята и по делу, а это создаёт самую лучшую для службы атмосферу, что не может не радовать наше командирское сердце.
        Успехи Николая по возвращению контроля над своим телом пока очень условные, то есть он пытается, очень старается и хочет, но пока почти без результата. "Почти", потому что он говорит, что какие-то изменения замечает, а я не замечаю пока ничего. С написанием мы с ним наловчились, он мне диктует почти побуквенно, а я в довольно быстром темпе записываю, благодаря этой практике, я читать стала гораздо быстрее. А вот с такой же трансляцией иностранных языков не получается никак, то есть с пониманием проблем никаких, ведь Николай практически синхронно "гудит" в ухо перевод, или чем там я воспринимаю его, а вот произносить под диктовку иностранные слова не получится. У меня уже давно никаких проблем с координацией, мне вообще кажется, что когда я вернусь в своё женское тело, то мне придётся долго отучаться от раскачивающейся мужской походки, как сейчас пришлось очень внимательно следить, чтобы не раскачивать бёдрами или не сказать что-нибудь в женском роде. Да и сама уже себя стала ощущать вполне командиром "Новика", а не женщиной-магиней. С Николаем по этим поводам никаких трений, вообще, главной и
может единственной причиной скандалов среди близких является непонимание друг друга. А о каком непонимании можно говорить между нами, когда мы не только слышим мысли друг друга, но и настоящие эмоции, тут всё так открыто и прозрачно, что даже не знаю с чем сравнить. Нет, есть места, в которые я не лезу, как и он, а в остальном, открытая книга. Например, то, что рассказывала Кнюпферу и Новицкому для идеи взрывателей, накопал в моих воспоминаниях Николай, как и идею про стрельбу по квадратам. А ещё Николаю очень не нравится мой Пашка, сказал что он "козёл" (это Николай уже у меня нахватался), на этом тему закрыли. Мне кажется, что он просто ревнует, как любой самец, обозначающий свою территорию, ну да и ладно…
        Машенька заметила, что у меня стал чуть выше голос, но списала это на мои вокальные упражнения, а я вцепилась в Николая и мы обнаружили, что в разговоре у меня проскакивают чисто женские интонации. Пришлось учиться говорить рублеными короткими фразами с восклицательными интонациями, с моей точки зрения, но Николай сказал, что звучит это нормально, а не вызывающе. Попытки заставить себя басить я бросила, просто не могу, это же ужас какой-то, когда эти вибрации низких тонов сотрясают всё тело, самой слышать такие очень приятно, а вот производить противно до дрожи. После нескольких попыток Николай согласился, что оно того не стоит.
        А самым наверно удивительным открытием для меня стало, что больше всего из своего женского я тоскую по длинным волосам. Мне кажется, что в моём случае весь кагал сексологов и сексопатологов сел бы в глубокую лужу со своими первичными и вторичными признаками пола. Я уже вполне комфортно сжилась с мужской штучкой у меня в штанах, можно сказать заправски ею пользуюсь в туалете и с Машенькой, хотя ощущения от неё не стали источником удовольствия, это для меня наверно, как оснащённый чувствительностью страпон, то есть всё равно не мой, и даже ввергавшая меня в ужас пополам с недоумением в первые дни утренняя эрекция, перестала вызывать такую бурю паники, как поначалу, и то что при ней, чтобы попасть струёй в унитаз нужно почти в букву "Зю" изогнуться, стало естественным, как нож при вилке на столе. А с волосами у Николая не густо, в самом прямом смысле, и даже если я сделаю ему густую как джунгли поросль, их придётся состричь, так и чего мудрить? А длинные волосы, за ними ведь нужно трепетно ухаживать, даже помыть их и высушить - это целый сложный ритуал, в котором нет мелочей, и не стоит нарушать
последовательность шагов, иначе можно испортить своё богатство, которое так и норовит при первой возможности стать тусклым и секущимся колтуном формой и видом прошлогодней скирды соломы. К счастью у меня есть возможность оторваться на гриве Машеньки, когда я ей первый раз помыла волосы, а здесь это ещё сложнее, ведь не придумали здесь ещё разные "Видаль-сассуны - три в четырёх и у вас обрастёт как дикобраз даже бильярдный шар!". Но кайф, который испытываю при возне с волосами испытала и Машенька, а я ей сделала маску на корни, промассировала их, промыла, дала отдохнуть, снова питательный состав, потом промывала со слабеньким местным жидким мылом из домашнего щёлока, полоскала, снова полоскала уже с отдушкой, потом опять массировала… Из бани красавицу с замотанными волосами пришлось нести на руках, а счастливая и расслабленная любимая женщина нежно льнула к плечу, обняв за шею. Про утренние расчёсывания я просто молчу, Николай молча пыхтит где-то вдали, понимает, что на всё это я его обрекаю, но видимо не так уж сильно не хочет этим заниматься сам, ведь не может не чувствовать какую радость эта возня
вызывает у нас обеих. Во всех этих мелких неувязках моего внутреннего женского и внешнего мужского тела, которые прорывались, я уверена, наружу нам очень помогали две вещи, это допустимая в дворянском сословии и даже предписанная временами куртуазными манерами жеманность, а главное, что капитан на корабле - это нечто трудно поддающееся описанию, это функция-символ и только в конце списка человек, и даже в своей человеческой ипостаси, капитан как актёр в моноспектакле, всё время на сцене и в свете софитов, что очень многого требует, но и прощает игровые огрехи. А в походе у меня есть две основные радости, которым я стараюсь уделять немного времени каждый день, первая - это лечь и расслабиться в горячей ванне, а второе - полетать с Клеопатрой. Если бы я в прошлой жизни знала, какое удивительное ощущение дарит полёт, то сумела бы стать пилотажником или на худой конец прыгала бы с парашютом, причём второе к настоящему свободному полёту, по-моему, гораздо ближе, я про свободное падение, а не про тоскливое висение обречённой тушкой выкинутого на вытяжке десантника-первогодка…
        А сейчас мы шли с задачей прижаться к Шантунгскому берегу, чтобы избежать ненужных пока встреч, и выскочить в океан, откуда скрытно подойти к восточному берегу Японии, чтобы продолжить скрытное минирование и мотание нервов в японских тылах. Как сказал бы какой-нибудь брутальный одесский бандюга в дешёвом сериале: "Не пора ли нам, брателлы, помацать мускулистой жменей за нежное трепетное брюшко эту холёную японскую бабёнку?". А я занимаюсь отработкой с Клёпой ночных полётов, которые она очень не любит, хоть я усилила возможности её глаз уже давно, и в темноте она видит лучше совы, которая говорят, больше на слух, чем на зрение ориентируется, ну да и пусть, у нас с Клёпой замечательное ночное зрение, и это главное. Но пересилить свою дневную натуру у неё не было никакого желания, вот и пришлось возиться и придумывать форму игры, которая ей понравится. Вот и летаем, мне даже нравится, висеть, как кажется, в абсолютной пустоте среди звёзд. Самое трудное это в темени определять расстояния, с которыми чувства творят невообразимые шутки, и отличить кажущееся от реального очень сложно в этой игре иллюзий
и обмана, тем более, когда глаза не твои и управляешь ими опосредованно, что тоже вносит свои искажения. Так как у меня просто не хватает ресурсов в системе восприятия, я вынуждена уходить в каюту и выпускать Клёпу в иллюминатор, чтобы потом тело оставалось лежать в кровати, а я с Клёпой летала. Вот и требуется довести эти полёты до автоматизма, чтобы я могла только временами подключаться. А Клёпа летала сама по заданной мной программе, тогда возможно будет пользоваться её возможностями в боевой обстановке. Днём с этим проблем нет, вот поэтому теперь тренируемся ночным полётам. Вообще, Клёпа умница, уже практически всё у нас получается, но мне просто очень нравится летать, и я не отказываю себе в удовольствии. А к моменту посадки я поднимаюсь на верхнюю палубу, где из темноты с радостным клёкотом вдруг выныривает белая с рябой девичьей полосой грудь нашей красотки. Она умудряется точно и аккуратно примостить свои жуткие серпы острых когтей на кожаный наруч, после чего её требуется погладить, приласкать, под её урчащее довольное урканье. Верещагин так любит эти сцены наблюдать, что буквально караулит
на палубе, по окончании этих ласк, когда Клёпа взбирается на свою сидушку на Дусиной холке, мы спускаемся ко мне в салон посидеть за вечерним стаканом чая. Я не оговорилась, здесь пьют чай из стаканов в красивых подстаканниках, а не из вульгарных чашек с наклеенными картинками вместо подглазурной росписи.
        К сожалению, Новицкому с Кнюпфером, как они ни старались, запустить изготовление неконтактных детонаторов и донных мин с ними пока не получилось, сложностей оказалось гораздо больше, чем могли подумать. Так что у нас на борту только две пробные мины и Пётр Карлович рвался непременно лично проконтролировать их постановку, но резоны мои, а главное Макарова, сумели убедить, что ему гораздо важнее остаться в базе и заниматься запуском производства в секретном, как я уже говорила, минном цехе. Утешением ему и толчком для улучшения изделий послужили обсуждения, что очень мало есть таких мест, где сочетаются желаемая глубина и наличествует фарватер, честно сказать мы с Евгением Васильевичем таких мест нашли только два, одно в Куре, другое в Сасебо и условно есть мелкое место на проходе возле острова Осима у входа на внутренний рейд Иокогамы и Йокосуки. Чтобы оставить за собой последнее слово, Пётр Карлович стребовал с меня и Новицкого, что Семён Николаевич обязательно будет контролировать обе постановки их мин (по документам мины так и значатся "конструкции Новицкого-Кнюпфера"). К слову, мины на тележках
в МТК обозвали "Мины стационарные с химическими детонаторами на салазках с роликами ускоренного установления и механизмами удобного регулирования по глубине и времени срабатывания конструкции Его Превосходительства адмирала Макарова", из-за чего щепетильный Макаров очень переживал, что у нас даже состоялся такой диалог:
        - Николай Оттович, даже не знаю, как сию вопиющую несправедливость исправить теперь…
        - Степан Осипович! Вы для всего флота и его минного дела, в частности, сделали так много, что это вполне законное название, в котором никакого ущемления или урона себе не вижу! Знаете, мне с лёгкой руки владивостокских инженеров "Бульба Эссена" за глаза хватает, вот уж не понимаю, почему не "Новика" или быстроходного крейсера, а моим именем? Надеюсь, что этот "Бульб" с носами моих детей ассоциировать не станут!
        - М-м-да… Неловко вышло… Но с минами, я остаюсь при своём мнении…
        - Знаете, мне рассказали тут историю. Вы, наверно, слышали про душ Шарко. Так вот, достоверно известно, что Шарко жалуется всем коллегам, что из-за какого-то шарлатана, желающего именем Шарко привлечь клиентов этот циркулярный душ все только его именем теперь называют, хотя он никакого отношения к нему не имеет. Только казус в том, что хорошего доктора Шарко знают только его пациенты на Баденских водах, а вот душ Шарко знают уже во всём мире![37 - Подлинный исторический факт.] Так что мину Макарова сохранит история, что бы вы или я по этому поводу ни думали и ни делали! И по праву, хочу заметить, Степан Осипович!..
        Ласковые ночные воды Печелийского пролива расступаются перед стилетом корпуса нашего "Новика", с другого крыла мостика, думаю, с сожалением, провожает огни спешащего мимо в паре миль от нас парохода Евгений Васильевич. Мы уже прошли широту Циндао, скоро нам поворачивать на восток. Взятый штурманом Лаваль оказался просто кладом, он действительно знает почти все порты Японии, в которых был не по разу и уже предложил изменить два варианта подхода, которые прикидывали мы с Волковым, из-за неизвестных нам местных особенностей, о которых лоции умолчали. А я удивляюсь тому, что человек больше двадцати лет болтается по всему свету, а волжское оканье в речи не исчезло, особенно когда начинает говорить быстро иногда в ряду сплошных "О" приходится угадывать смысл сказанного, да и название "ШОнхай" звучит весьма экзотично, как и "СОйгон"…
        Если бы у меня мои способности сейчас были в полном объёме, то предстоящий рейд вообще не составил бы проблем, мы бы спокойно вошли в самую глубину гавани Сасебо, где торпедировали стоящие на стоянках корабли японского флота и спокойно ушли, лениво постреливая по особенно назойливым целям. Тем более, после того, что нашли на островах Эллиот. Наверно, к счастью, я не пошла смотреть то, что обнаружил наш десант, но мне хватило и фотографий с описаниями тех, кто видел результаты зверств японских сверхчеловеков, так что для меня теперь многие барьеры сняты, а сами жители Страны Восходящего солнца приобрели статус бешеных собак, к которым человеческая мораль неприменима. Так что в своих идеях Адольф Алоизыч был далеко не первым и даже не вторым, и знал бы кайзер Вильгельм второй, в какие уродливые опасные формы может вылиться его сегодняшняя демагогия про высокую миссию белой расы с годами. Так что: "Драку заказывали?! - Нет! Нет! - Сожалею, но уже оплачено…"
        По вечерам устраивала праздники для наших новичков, экипаж уже избаловался моими песнями, а вот Верещагин и особенно Гагарин слушали так что меня порой немного заносило. Как-то даже возник диспут про допустимость недоговорённых смыслов в песне, что текст должен быть связанным и законченным, чуть ли не буквальным. Разговор продолжался в салоне, куда на чай пришли все офицеры, вот я и врезала…
        - Знаете, Юрий Алексеевич! Не зря ведь скандинавы считали, что стихи скальдам дарит сам Один. И то, что поэт может позволить себе выразить одной недосказанной рифмой или недосказанным оборотом, несчастный прозаик будет вынужден излагать на десятках страниц текста. Вот вам пример:
        Не знаю,
        Отчего вдруг встрепенулась
        Душа,
        Уставшая от снежной кутерьмы…
        Я вижу
        Акварель весенних улиц,
        На карандашных
        Контурах зимы…[38 - Стихотворение Людмилы Подгурской из Питера, неизвестной поэтессы и очень хорошего человека. Надеюсь, что она не обидится, за использование без разрешения её текста.]
        Всего четверостишие, но в нём сказано и описано столько времени, места, настроения, желания и красоты, что дух захватывает! А ведь никакой конкретики, сплошные недоговорённые намёки. Или вот вам ещё:
        …Этот город пустой и блёклый,
        может, только тем и живёт,
        что согретые лбами окна
        ждут того, кто уже не придёт…[39 - Четверостишие из стихотворения Игоря Кураса, тоже без разрешения и согласования, увы.]
        А вот вам конкретика, за которую вы ратуете, и я спела. Вообще, чуть не исполнила "Белый окурочек с красной помадой…", хорошо, что притормозила на повороте, и подвернулось это творение неизвестного автора из моего дворового детства:
        Была весна, чик-чик-чирик!..
        Цвели дрова, чик-чик-чирик!..
        Я вышел из дому на речку прогуляться,
        А ты - одна, чик-чик-чирик!..
        Совсем одна, чик-чик-чирик!..
        И захотелось мне с тобою задержаться!
        Я подскочил, чик-чик-чирик!..
        Тебя спросил, чик-чик-чирик!..
        Мол, не желаете ль со мною прогуляться?
        А ты в ответ, чик-чик-чирик!..
        Сказала: - Нет! - чик-чик-чирик!.. -
        И не мешайте мне другого дожидаться!
        Я был нахал, чик-чик-чирик!..
        Не отставал, чик-чик-чирик!..
        Гляжу, в кустах стоит огромнейший детина…
        Стоит как пень, чик-чик-чирик!..
        В плечах сажень, чик-чик-чирик!..
        В руках огромная еловая дубина…
        Я побежал, чик-чик-чирик!..
        Но он догнал, чик-чик-чирик!..
        Своей дубинушкой меня слегка погладил…
        Костюмчик снял, чик-чик-чирик!..
        Часы сорвал, чик-чик-чирик!..
        И в том, в чём мама родила, гулять отправил…
        А соловей, чик-чик-чирик!..
        Среди ветвей, чик-чик-чирик!..
        - Простите, господа, не помню дальше. Словом, это пример буквальности и конкретики в рифме и тексте…
        - Но это же пример так называемого народного фольклора, и он по своим правилам требует именно буквальности.
        - Так я и не спорю с этим, видите, сколько лет прошло, а я помню эти дурацкие строчки. Но вопрос в том, а что вы выберете и захотите слушать?! Вот вам ещё одна песня, песня ни о чём, песня-беспокойство:
        И спела, даже попробовала где надо хрипло подыкнуть "Парус" Высоцкого.
        А у дельфина взрезано брюхо винтом,
        Выстрела в спину не ожидает никто.
        На батарее нету снарядов уже,
        Надо быстрее на вираже.
        Но парус! Порвали парус!
        Каюсь, каюсь, каюсь.
        Даже в дозоре можно не встретить врага,
        Это не горе, если болит нога.
        Петли дверные многим - скрипят, многим - поют.
        Кто вы такие? Вас здесь не ждут!
        Но парус! Порвали парус!
        Каюсь, каюсь, каюсь.
        Многие лета всем, кто поёт во сне,
        Все части света могут лежать на дне.
        Все континенты могут гореть в огне,
        Только всё это не по мне!
        Но парус! Порвали парус!
        Каюсь, каюсь, каюсь…
        В здешней аудитории "Парус" произвёл эффект взорвавшейся гранаты, тишина повисла такая, что проснувшаяся Дуся на всякий случай подошла и внимательно осмотрелась, не замыслил ли какой-нибудь негодяй плохого её любимому хозяину… Пришлось разряжать обстановку, и посиделки продолжились. В другой раз выяснилось, что наш Юрий Алексеевич является истовым почитателем Чехова и Московского Художественного театра, в адрес которых я посмела, походя уничижительно отозваться. Пришлось объяснять, что глубоко уважаю талант Чехова, видимо очень неплохого доктора, который удивительно точен и цепок в своих зарисовках. А его сублимация на тему попытки познания загадочной женской души в "Каштанке" (как я это воспринимаю), весьма мила и трогательна. Но вот всё, что он сотворил на потребу театру и интеллигенции, считаю идеологической диверсией против русского народа и России. Вот после этого оборота наш "космонавт" накрепко "завис". Пришлось объяснять ему что такое есть "интеллигенция", что этот термин по сути издёвка и насмешка, для любого человека мало-мальски знающего латынь.
        - …И служит сей термин для обозначения никчемышей-недоучек, которые при этом достаточно организованы и активно-агрессивны и вот их певцом стал талантливый писатель Антон Павлович Чехов. Вот если вы действительно хорошо знаете драматические работы Чехова, представьте, что будет, если всех героев пьес Чехова из общества убрать, заметит ли вообще кто-нибудь кроме самых близких родственников эту "утрату"?! А ведь даже уход сапожника Трифона из лавки на углу заметит куча постороннего народа, если хорошо тачал сапоги, то посокрушаются, если плохо, то порадуются, что другой, может, будет лучше, и даже в этом случае после Трифона останется не только избитая жена, но и сапоги. И при этом эта толпа бездельников замечательна тем, что ей все должны и обязаны! Им должны низшие сословия, потому, что они их выше и образованнее! Высшие сословия тоже должны, потому, что они есть носители СОВЕСТИ НАЦИИ, а что это за совесть такая, которая только жрёт и гадит, ничего не созидая в принципе?! Кто из героев драм Чехова делает хоть что-нибудь созидательное и полезное?! В чём проблемы их сотрясающие? И при этом им все
должны! За что?! При этом занимающиеся настоящей наукой учёные с ними не пересекаются, как и образованные инженеры или врачи, занятые лечением больных, то есть у перечисленных есть дело и это сразу выводит их из толпы интеллигентов. А вот недоучившиеся студенты, полуобразованные дворянчики и прочий примкнувший к ним полубогемный сброд это и есть клоака, где бушуют страсти из пьес господина Чехова. Вот здесь среди нас присутствует художник, человек искусства, но станет ли он - настоящий художник тратить своё время и талант на подобные буре в стакане страсти из пьес Чехова? Если людям картина не нравится, это не люди виноваты, а сам плохо нарисовал! Если купец вложился в товар, а товар на порогах разбился вместе с баркой и утонул, то купец горюет, но вину ни на кого не переносит и не требует возмещения от государства. Если рабочий запорол заготовку и за это ему вчинили штраф, он же не станет требовать оплату за эту сделанную им криво работу! Так, почему интеллигенция требует только за то, что она такая вся из себя?! Как только кто-нибудь начинает делать что-то полезное, то он сразу вылетает из среды
интеллигенции как пробка из бутылки игристого. Так и за что мне любить Чехова и восхищаться его пьесами?!
        - Ну, так и мы ничего полезного не производим и не делаем, тоже ведь дармоеды выходит…
        - А вот здесь вы очень сильно заблуждаетесь, Юрий Алексеевич! Мы, вместе с армией, полицией и прочими составными частями государства - ноги этого государства, если представить себе государство в виде работающего слесаря или исполняющего музыку скрипача, вроде в игре на скрипке ноги не участвуют, но если их убрать, то для игры на скрипке придётся такому инвалиду придумывать какие-то подпорки и специальное сидение, которое, по сути, возьмёт на себя те же функции, что исполняли ноги. А то, что мы ничего не производим полезного, а Россия нас содержит, вы совершенно правы, и об этом должен ежечасно помнить любой, кто государству служит. Поэтому для меня в каждой торпеде сотни ненакормленных русских детей, которых можно было бы накормить на деньги, потраченные на эту торпеду. И каждый день службы, который я провёл не тренируя своё умение, не готовясь лучше исполнить свой долго по защите Отечества, я украл у голодных детей и стариков деньги, которые на моё содержание тратит государство! А если офицер вдруг начинает кричать, что ему чего-то должны и он заслуживает уже потому, что он такой красивый, а сам
ничего не делает, то это вряд ли хороший офицер и командир, едва ли его солдаты действительно прекрасные бойцы и так далее. Это не офицер даже, это интеллигент, прокравшийся в офицерский корпус, действительно дармоед и никчёмыш. И какое ему дело, что деньги на его содержание отняты у голодных детей? Вот такая она хитрая тварюшка - интеллигенция…
        Тем временем мы уже давно проскочили проливом Ван Димена и подходили к столице Японии между островами Косима и Миякесима. Здесь было довольно оживлённое судоходство, но укрывшая ночь позволяла нам сохранять своё инкогнито. Клёпа улетела вперёд и высматривала нам маршрут. Лаваль вёл нас к мелководью, где мы собирались поставить первую донную мину. Можно было бы поставить её позже, на выходе, но я решила, что лучше это сделать сейчас, потому, что обычные мины ставить не сложно, а эту ещё непривычно и сейчас, пока никто не устал, выполнить постановку будет гораздо проще. А Виктор Андреевич комментировал, что мы идём маршрутом военных, а торговые суда предпочитают здесь прижиматься к западному острову на выходе или к восточному на входе, а поставим там, где эти пути ненадолго сходятся из-за необходимости обходить небольшую банку. Нам нужно было заминировать рейды Йокосуки и Иокогамы, но заминировать так, чтобы после протраливания после подрыва и возможного поиска водолазами ещё ждущих своего часа мин не нашли, поэтому разброс постановок каждой мины должен был быть не меньше трёх-четырёх кабельтовых.
При этом не создать систему, когда сначала рвутся самые дальние, потом средние, и потом ближние, к примеру. То есть все должно быть непонятным и случайным, чтобы максимально усложнить возможное противодействие.
        - Вот, Николай Оттович, здесь самые малые глубины, тут пять саженей на бровке на отливе, я бы ход сбросил, и лот кинул, бровка узкая саженей десять, а вокруг глубины саженей по двадцать-двадцать пять, - про себя перевожу в метры, глубина десять, а по сторонам сорок-пятьдесят, бровка двадцать метров - правда, очень мало.
        - Самый малый! Боцман, лот готов? Кидайте! Нужно мель промерить, саженей пять-шесть. Доклад по глубинам немедленно на мостик, измерять постоянно! Евгений Васильевич, что у нас по приливу? - Николай комментирует, у асамоидов осадка больше семи метров, у броненосцев типа "Фудзи" немного больше восьми, а если торгаш с такой осадкой, то это здоровенный пароходище водоизмещением не меньше семи тысяч тонн.
        - Сейчас ещё не пик, высота, думаю, метра полтора-два не больше, - от борта со шканцев пошли доклады:
        - Пятнадцать саженей, лот не достаёт!
        - Пятнадцать саженей, лот не достаёт!
        - Пятнадцать саженей, лот не достаёт!
        - Есть! Двенадцать саженей!
        - Восемь саженей!
        - Шесть саженей!
        - Семёну Николаевичу и Степану Ильичу приготовиться! - мина, похожая на обрезок трубы с какой-то нашлёпкой, покачивается, подвешенная на вынесенной за борт шлюп-балке, по команде стравят конец до пары метров глубины, а потом дёрнут второй конец, который распустит рифовый узел и мина освободится. Мину действительно сделали из корпуса старой торпеды, внутри гальванический элемент, который при замыкании цепи должен инициировать подрыв ста с лишним килограммов пироксилина. А нашлёпка - это прикреплённый снизу груз, чтобы мина тонула в правильной позиции, детонатором кверху. Вообще, мина не лежит на дне, слишком велик риск, что она ляжет не тем боком, она словно поплавок торчит вертикально над лежащим на дне якорем-грузом. Вероятность, что её сумеют задеть тралом конечно есть, но едва ли кто-то будет топить трал на десятиметровую глубину, ведь ставить обычную мину ниже семи метров нет никакого смысла. Вот и тралят на глубине семи-восьми метров или даже поверхностнее.
        - Шесть саженей!
        - Мина пошла!
        - Есть! Травим! Отцеп нормальный, конец свободен!
        - Шесть саженей!
        - Боцман, лоту отбой! Все по местам! Средний ход! По отсекам! Всему экипажу наше удовольствие!
        Всё, мы выворачиваем к сияющему огнями рейду Иокогамы. Впереди под ходовыми огнями спешит какой-то трамп. В полутора милях по курсу судно береговой обороны в качестве брандвахты. Для нас опасны не они, а береговые батареи, но с них нас увидеть невозможно, они получают сигнал с брандвахты и других наблюдателей, которых нужно не пропустить, а пока мы сгустком ночного мрака скользим по следам назначенного нами гайдаром парохода. При проходе брандвахты даже не опознавались, вообще службу завалили ребята. На трёх-четырёх кабельтовых я уже смогу достать брандвахту, очень сомневаюсь, что у них предусмотрен вариант сигнала по типу "мёртвой руки", а со стороны осветившего бы нас наблюдателя он увидел бы метров пять носа и столько же кормы, а посредине пятно непроглядного мрака. Сегодня довольно неплохо видно, если оценивать глазами Клеопатры, луна за не очень плотными облаками, а вот для человеческих глаз мрак почти полный. Клёпа показывает затаившийся со стороны берега в полумиле от брандвахты миноносец, на береговых батареях темно и спокойно, на одной светит тусклым светом одно окошко во внутреннем
дворике. Заодно запоминаем расположение пушек и планировку батарей. Вот до брандвахты три кабельтова, там никакого движения, как и должно быть, ведь там сейчас все уже мирно спят. А миноносец оказался настырным, он осветил прожектором пароход тут же застопоривший ход и подошёл к нему бортом. После чего выключил прожектор и вернулся на свою позицию, а пароход пошёл дальше. Так что надо выключать всех на миноносце до того, как он решит включить прожектор. Мы уже подходим к внутреннему рейду Иокогамы, миноносец погружённый в сон на нас не отреагировал, на берегу мирная ночная картина, все влипли в свои боевые посты, как мухи в мёд, Верещагин тут же в ходовой рубке, даже не замечает, что вцепился в поручни у окон, для них происходит невероятная наглость, мы дефилируем мимо вахты и береговых батарей, разве что без ходовых огней…
        И тут поймала себя на желании, или это был отголосок мыслей Николая, но до зуда захотелось не красться, а войти у всех на виду и так, чтобы впереди всё горело, а позади все рыдали и разбегались. Нет тут невиновных, никто их не заставлял идти войной на мою Родину, а "если вы к нам "Того", то от "Него" и "Тогда"!". Так что ничего личного! Вообще, я не перестаю удивляться себе. Ведь по канонам Пери, я веду себя недопустимо и магине такое не блазит, но видимо я при всём прочем до сих пор русская, сколько и каких кровей во мне мои шебутные предки бы ни намешали! И здесь я сначала за наших, а уже потом всё остальное и если кто-то решит, что за это я должна буду понести какое-нибудь наказание, значит судьба такая, и всё равно ничего менять не буду!
        Проходим входным фарватером до конца, к самой стоянке судов, где разворачиваемся и начинаем, уходя откладывать подарочки, которые с плеском ныряют в чёрную воду. Между первой последней из четырёх мин больше двух миль, последняя - практически на выходном створе. А мы теперь идём в Йокосуку, здесь у японцев гнездо, именно сюда должны были прийти "Касуга" и "Ниссин", здесь на верфях достраиваются военные корабли, Здесь тоже есть место, где можно было бы поставить донную мину, как вспомнил Виктор Андреевич, но это позже обсудим. Тут на входе два миноносца. Которые так и не обозначили себя, оставшись в темноте, возможно на "Новике" никто и не узнал, что мы мимо них прошли а они должны здесь нести вахту, а слева на склоне береговая батарея, которая по их сигналу должна покрошить здесь всё вдоль и поперёк. Но сигнала нет, мы сгустком мрака дефилируем в самую глубину порта, почти к причалам, где разворачиваемся и повторяем процедуру с откладкой наших гостинцев. Ночь подходит к концу, мы уходим, на выходе снова на всякий случай добавила сна на брандвахте. В предрассветном сумраке Клёпа садится на палубу и
начинает кушать гостинец от Никифорыча. Она сегодня умница, заслужила своё лакомство и сейчас мы пойдём спать - как бы то ни было, но несколько часов такого напряжения и концентрации требуют отдыха. Конечно, я могла бы напрячься и мобилизоваться, чтоб продержаться ещё сутки или даже двое, однажды совершенно не спала трое суток, а в конце заснула стоя и упав набила себе здоровенную шишку на лбу, от чего сразу проснулась, и видимо на выплеске адреналина не спала ещё около семи часов…
        Даю отбой тревоги, команду на отдых, позади остались рейды Иокогамы и Йокосуки, раздаются смешки, усталое поругивание, вроде и не сделали ничего героического, но эта ночь каждому из участников обойдется в месяцы отнятой жизни, так что, как и что мерить на войне всегда остаётся сложным вопросом. Договорились с Макаровым, что по возвращению устроим награждение нижних чинов. Чтобы не было уравниловки посидели тогда ещё с Сергеем Николаевичем и расписали кому Егориев, а кому медали ордена Святого Владимира. Первые в основном минёрам и канонирам с сигнальщиками, кочегарам, трюмным и машинистам - вторые (потом всё равно решила награждать одинаково). Оставляю ходовую вахту и приглашаю Василия Васильевича на чай, ему как впервые участвующему в такой операции наверняка хочется задать вопросы, поделиться своими мыслями и ощущениями, вот и поговорим, на часовой разговор сил у меня вполне хватит. Вахта на свету вполне справится с уклонением от всех дымов, а в крайнем случае позовут на мостик.
        - Николай Оттович! Расскажите, что именно мы сегодня ночью делали, я, конечно, смотрел и слушал, но возможно не всё понял или увидел.
        - Как вы, наверно, слышали, у нас в этом походе задача заминировать рейды японских портов, для нарушения прежде всего торгового судоходства. Что мы сегодня в отношении портов Иокогама и Йокосука ночью и сделали. Кроме этого поставили новую, можно сказать, экспериментальную донную мину на подходах к порту.
        - Николай Оттович! Но ведь на наших минах могут подорваться мирные суда других стран!
        - Василий Васильевич! Мои офицеры тоже нечто подобное поначалу спрашивали. Попробую объяснить. Тут есть несколько аспектов, юридически, мы в своём праве - в территориальных водах враждебного государства, а уж тем более в порту, любой находящийся есть враг и цель для моих пушек или всего, чем я пожелаю воспользоваться. Моральный - здесь тыловая база воюющей с моей страной армии, и если здесь хотят на войне с моей страной нажиться купцы третьих формально нейтральных стран, то они сами приняли этот риск, так что вина, если она есть, не на мне, а на тех кто это решение принимал. Согласны?!
        - С этим скорее да, чем нет. Но вы ведь не закончили…
        - Разумеется. Не нужно быть глубоким стратегом или мыслителем, чтобы в этой прозрачной ситуации не видеть, что Япония для нас не противник, в чём правы все наши диванные стратеги. Только воюем мы сейчас не с Японией. Что нам эта Япония - бедная маленькая страна с огромным вечно голодным населением?! Вы знаете, что в японском языке слова, обозначающие завтрак, обед и ужин дословно можно перевести на русский, как утренний рис, дневной рис и вечерний рис. И иметь плошку риса для среднего японца верх мечты и счастья. Смогла бы такая страна начать войну, в которой мы сейчас участвуем? Она просто "боевой хомячок", которого натравили на Россию на деньги наших единственных в мире врагов, с тех пор, как прогнали татар, а разные печенеги и половцы ушли в историю, а Россия объединилась и окрепла, и враг этот - англо-саксонский капитал, центр которого сейчас в Британии, а филиалы в САСШ и Франции, есть ещё и в Вене. Вот кому мы поперёк глотки просто фактом своего существования, потому, что они нас панически боятся. Ведь мы единственная самодостаточная достаточно большая и сильная страна в мире. У них просто
нет рычагов, на нас надавить и гарантированно заставить плясать под свою дудку. А ещё у нас православие, которое в корне противоречит канонам квакеров англиканской церкви. Как у вас в голове бы уложилось, что Бог, когда хочет показать кто ему приятен и угоден, то даёт ему денег и не важно каким путём эти деньги добыты, украдены, отняты у слабого, заработаны в поте лица, выиграны или ещё как-угодно, способ не имеет значения, важен сам факт! Это религия, написанная под диктовку ростовщиков! А у нас ещё помнят, что поклоняться Маммоне - это грех, и что Господь выгнал торговцев из храма, как недостойных в нём быть! Вот эти мировые силы и оплатили эту войну, вооружили и подготовили японские армию и флот, а на выходе Япония должна наглухо заблокировать нас с востока, как Турция проливы с юга, а они должны на этом заработать денег, вернее, не денег, а ДЕНЕГ, ДЕНЬЖИЩ! А каждый утонувший пароход это деньги, причём потерянные деньги, а дохода пока нет, ведь война ещё не окончена, это если пароход утонул в зоне боевых действий флотов. А пароход, утонувший в мирном порту далеко от места действий флотов, особенно
пароход третьей страны - это событие совершенно иного плана, это убытки возведённые в степень, потому, что сколько бы дельцы не хотели заработать, но найти желающих за их деньги рисковать подорваться на мине будет всё меньше, а оставшимся придётся платить такие деньги, что о доходе от такого рейса можно забыть! Если бы вы взялись последить за котировками японских ценных бумаг и ставок страховок морских перевозок в Японию, то поняли бы, что каждая наша сработавшая мина или даже обнаруженная и протраленная это болезненный удар по самому дорогому и святому для англо-сакса, по его кошельку. То есть, как бы парадоксально это ни звучало, но потопленный на рейде Иокогамы пароход гораздо больше приносит для победы в этой войне, чем потопление новейшего японского броненосца. Вот это можно назвать политическим аспектом. А в английской версии, политика - это действия направленные на создание благоприятных условий для зарабатывания денег. То есть политический - он же экономический аспект. И вот после такого объяснения, вы продолжите утверждать, что минирование торговых портов Японии есть дело недостойное и
порочное и что могут пострадать невинные?
        - Да! Николай Оттович! Никогда не смотрел на войну с таких позиций. И вопрос свой снимаю как неуместный.
        - Полно! Василий Васильевич! У вас ведь наверняка есть и другие вопросы. И вообще, как ваши впечатления от похода на единственном Георгиевском корабле русского флота?
        - Знаете, я даже как-то и сформулировать не могу. Иногда полное ощущение, что нахожусь на корабле не русского флота, а какого-то другого. Словно люди все говорят на русском, но они другие все какие-то. Никакой суеты, криков, а уж как в вас верят, у меня в голове не укладывается, кажется, что скажите вы им сейчас в горящее жерло вулкана шагнуть, шагнут и улыбаться будут.
        - Просто мы уже несколько раз умерли…
        - Вот это новость! Как это вы уже умерли, тем более несколько раз?!
        - Извините, наверно не так сказал. Я имею в виду, что уже несколько раз все были абсолютно уверены, что из этой передряги живыми им не выйти, но горжусь каждым, шли в бой и ни один не дрогнул. Знаете, какие лица были у офицеров и матросов, когда мы в лоб на весь японский флот шли и когда в нас орудия главного калибра начали бить? Это стоило увидеть! И как смотрели на всю истыканную японскими осколками палубу, что Дусю наверх не выпускали, чтобы она лапы себе не изрезала. А потом, когда мы вырвались, все ходили как пьяные, наверно не верили, что они живые. А на следующий день мы вышли в бой против всей усиленной эскадры адмирала Уриу, где каждый из шести кораблей как минимум равен нам по мощи, а мы за полчаса четыре самых сильных из них потопили, да так, что на двух оставшихся от ужаса флаги спустили! Я когда офицеров перед боем собрал и план боя доводил, на меня смотрели как на сумасшедшего и при этом с такой лихой бесшабашностью, что на душе становилось легко, потому, что не дрожат, а сделают всё, что смогут и даже больше! Как вы думаете, были ли у нас шансы выйти из этого боя целыми, если эта
эскадра накануне без ущерба для себя наш "Варяг" почти утопила?! Вот и все так думали, но в бой мы пошли и победили! Так что теперь в нашем экипаже совсем другие люди, каждый на вес золота! Да столько уже отработал для России, если в манере наших британских друзей всё в деньги перевести. Знаете, Василий Васильевич, никому ведь этого не рассказывал, даже жене, но вы должны знать, ведь иначе не поймёте, а вы ведь очень хотите понять.
        - Вот вы рассказывали, я попытался представить и не смог…
        - А что вы пытались представить? Желваки буграми? Зубы в оскале стиснутые? Монстров-берсерков, щиты грызущих? Нет! Василий Васильевич! Мы - русские люди, простые и одновременно НАСТОЯЩИЕ. Мы умеем делать то, за что берёмся и делать без криков и визга, но делать полностью, по настоящему, до донышка! Так наверно только славяне и могут! А у нас на планете так только наверно мы и немцы, которые ведь тоже славяне, только они это ещё и орднунгом своим отшлифовали, да и орднунг у них тоже какой-то чрезмерный, наш, славянский…
        - Наверно так и пытался… А про немцев вы уверены? Они ведь сами себя от древних тевтонов вывести пытаются…
        - Да, чушь это! Это англо-саксы им в уши надули, а доверчивые германские славяне им и поверили вот и пыжатся, ищут то, чего нет. Если захотите, как-нибудь могу подробнее рассказать… Да, ладно! Вот вернёмся, Степан Осипович уже расскажет, что мы тут наделать умудрились, ведь газеты, особенно европейские обязательно распишут, если суда в портах японских подрываться начнут…
        Так тихой сапой мы и минировали один порт за другим. Матёрый и бывавший во всех этих портах Лаваль виртуозно вёл "Новик" куда нужно, мы просочились и поставили по две мины в Осаке и Кобэ, где не было почти никакой охраны, ну не считать же охраной стоящее у берега древнее судно береговой обороны, наверно попавшее в Японию из Китая в прошлую войну. Вот подойти к Курэ и Хиросиме было куда сложнее, не в плане самой навигации, а потому, что это внутренние воды между Хонсю и Сикоку. Но нас выручила наша скорость, мы незамеченными подошли к Сикоку и на полном ходу за ночь успели обернуться скинув по две мины в каждом порту, в которых даже имитации обороны не имелось. Ну кому из японцев могла в голову прийти мысль о такой наглости? А вот в уже отмеченные нашими визитами Нагасаки и Симоносеки мы не пошли. И все оставшиеся четыре мины со второй донной мы решили "подарить" японской военно-морской базе в Сасебо.
        Специфика порта Сасебо в сложной навигации, узкостях и мелях, при этом Виктор Андреевич именно в этом месте не был ни разу. Когда читала книжку "Поднять перископ" в прошлой жизни, жутко радовалась и завидовала Корфу на его "Касатке", а у меня есть магия, пусть и в купированном варианте, но должно хватить и её остатков, тут у меня уже задача не от японцев шифроваться, а от экипажа, потому, что то, что мы творим, уже мало подчиняется нормальной логике. Хотя мой экипаж уже по уши в чудесах пусть даже не до конца это осознаёт. Глухая ночь, непроглядная даже для Клёпы, хотя, может она и увидит всё, что нужно за счёт освещения в гавани, тут несколько иное, она за эти дни уже устала и капризничает, а я не могу исключить, что уходить будем на полном ходу. Скорее всего и будем, даже если опасности не будет, это скорее для экипажа сделаю, и тогда Клёпе догонять крейсер идущий почти семьдесят километров в час будет очень трудно. Вот и маяк Кого Саки, а вон канонерка на входе, по логике просто обязаны быть ещё и миноносцы. Клёпа устала ещё и потому, что мы отстаивались вне видимости берега, а я её выпустила
на максимальную дальность. Долететь до самой бухты и осмотреть её не вышло, дальности не хватило, а вот понаблюдать, как обставляли выход судна, удалось. Сначала выбежали два миноносца, потом прошли с тралом фарватер два тральных судна, и только за этим появилось судно, за ним второе. Наверно это можно понимать, что наши подарки сработали и пусть японцы не могут понять, как именно это сделано, но свои выводы они сделали. Интересно, а внутренний рейд они так же скребут? Ну не поверю, потом наверно станут, а сейчас до такой паранойи дойти ещё не должны, то есть как минимум одна мина должна успеть безнаказанно сработать, и донную нужно поставить дня на три, тогда она сработает даже на фоне траления, что несомненно добавит нашим скуластым друзьям острых и радостных эмоций. И вот мы подбираемся, миноносцев никак высмотреть не удаётся, маяк хорошо подсвечивает канонерку и нас подсветит, вернее темноту и внимательный наблюдатель может всполошиться, но внимательные на канонерке будут уже спать, а других и быть не должно. Не сидят же все японцы вокруг базы, и не пялятся в темноту как туристы в угли вечернего
костра. Канонерку обработала, а вот и минная банка, уже привычно режу мины, идём дальше, дала команду хорошо запомнить курс входа, что уходить нужно будет точно по своему курсу, может и получится проскочить уже сделанным проходом в минном поле.
        На фоне тёмной горы проходим в стороне от стоянки, вот и отмель Чидори, а за ней рейд флота, на котором на удивление мало кораблей. Но именно здесь места, где нужные для нашей постановки глубины и выход не такой широкий, хорошее место для донной мины, но сначала в кабельтове до места её установки ставим мину без задержки тоже на большую глубину, чтобы ловился не авизо какое-нибудь, а зверь посолиднее - кабанчик посочнее. Вот теперь пришло время для донной мины, глубины устраивают, доклады, как положено без осложнений. Вот и славно. Оставшиеся раскидываем по оси выходного створа, хоть его не видно, но высчитать не составляет труда. Почему я заставляю палубную команду метать лот, если днищем "Новика" чувствую глубину не хуже гидролокатора? Да всё потому же, как профилактику ненужных разговоров и вопросов. Да и люди делом заняты, времени на глупости не остаётся. Последнюю мину буквально у канонерки стоящей на входе ставим на немедленный взвод, после чего даём ход и уходим на максимальной скорости, словно за нами гонятся все японские черти. Штурманы у меня просто чудо, только чуть не попали в
проделанный мной проход, пришлось две мины срезать, но мы полный ход ещё только набирали, поэтому процедура не составила труда. Снова сожаление, что не пошумели и не горят сейчас в гавани японские корабли, но при обсуждении Макаров просил сделать всё максимально тихо, вот мы и слушаемся, кто знает, какие резоны за этой формулировкой, но Макаров повторил это два раза, значит это правда важно, так что таимся и молчим. Так что желание прогнать "Новик" на полном ходу, может ещё и эти сожаления должно заглушить!
        На скорости пересекаем Корейский пролив, оставляем остров Росс по правому борту уже при дневном свете и поворачиваем на почти прямой курс на Артур. Ход уже сбросили до экономичного, тихо движемся домой, так хочется увидеть Машеньку, почему-то накатила тревога и беспокойство, но заставляю себя не накручивать себя и удержаться от приказа увеличить ход. Приказ адмирала выполнили практически дословно, сделали почти всё, что запланировали. А в Симоносеки и Нагасаки не полезли из-за того, возможно, что не хотелось самим резать свои же мины, если их ещё не нашли и не вытралили, а время замедления там такое нестабильное, что последние мины может ещё на боевой взвод не встали и вылезут как раз у нас по курсу… Назавтра показался Квантунский полуостров приютивший на своей оконечности наш Артур, я уже места себе не находила, но держала лицо…
        Глава 50
        Едва мы вошли в гавань, сигнальщик крикнул, что на "Петропавловске" сигнал нам срочно подойти к борту. Стоявший сейчас вахту Левицкий уже отдавал команды, а моё чувство грызущей тревоги просто взвыло раненой волчицей. На шканцах у борта стоял сам Макаров, выражение лица его я не видела. Но напряжённая поза и показавшиеся скованными движения словно ревели о неприятностях…
        - Николай Оттович! Сейчас к вам мой катер подойдёт, с Марией Михайловной плохо, она в госпитале! Я и сам ничего толком не знаю, вроде вчера в городе на неё и казаков напали, она не ранена, но без сознания! Езжайте к ней! Всё остальное потом! Простите меня! Не уберёг…
        Мне уже было не до мелочей, с катера ещё даже не ткнули выставленными футштоками в наш борт, я уже спрыгнула на палубу, катер вывернул и пополз к причалам. Господи, как же медленно пополз, как варёная черепаха, да он просто стоял едва шевелясь на мелкой ряби бухты. На причале нас уже ждала коляска и два верховых солдата с винтовками за спиной, но это вспоминалось потом, тогда я не заметила ничего, просто запрыгнула в коляску, и застоявшийся молодой гнедой жеребчик в прискок рванул в город. В госпитале сами распахивались двери, мелькали белёсые блины чьих-то лиц, какие-то руки, столы, стулья. Господи, сколько же было стульев, и все норовили кинуться под ноги, а я прорывалась к Машеньке, которой я знала очень плохо! Уже на подъезде к госпиталю я потянулась и не нашла её, а ведь я её раньше чувствовала даже с корабля, правда тогда и возможности были несравнимо больше, но и так с пары сотен метров я её ощущала, а сейчас как кричать в пустую цистерну, где даже не эхо, а запертый без выхода бьющийся звук. Злясь на себя, гнала мысли о самом страшном, запрещала себе подумать о безвозвратном, твердила
себе: "Она жива! Она ЖИВАЯ!!! Моя Машенька обещала родить нам малыша, а она не может врать…". И только, когда в палате увидела лежащую на белой подушке и рассыпанных выбившихся из косы волосах милую головку, страшное напряжение чуть отпустило, я прильнула к горячей щеке, обхватив ладонями родное, сейчас словно тихо спящее, лицо, потом, словно боясь отпускать её из рук, я сгребла её вместе с одеялом, сама, садясь на кровать, а Машеньку пристраивая на свои колени. Неумолимо, как поднимающееся в опаре тесто, палата полнилась и полнилась людьми, толстая рыхлая тётка вдруг с грохотом, больно ударившим в уши бухнула в пол латунный позеленевший тазик, что-то бубнил тиская в руке какой-то блестящий инструмент. Некто в сюртуке и при бородке, а это ведь начальник госпиталя! Ещё кто-то ему вторил, и словно выбираясь из связывающей движения болотной жижи:
        - Все! Молчать!.. Вы! - к начальнику. - Говорите!.. Быстро! Внятно! Коротко!.. Что!.. Случилось! С моей! Женой!..?! - доктора словно стегнули плёткой, он вскинулся и сумел собраться:
        - Вчера, госпожа Мария… Они с казаками домой шли и на них напали… Стреляли… Много стреляли, но с ней ничего, она не ранена! Она коляску остановила и казака раненого привезла, рану рукой прижала и не отпускала, жизнь казаку спасла, а потом села и как уснула… Мы разбудить не можем… М-м-мы… п-п-пробовали… - вдруг отпустило жуткое напряжение. А молодец девчонка! Русские своих не бросают! Главное, что не ранена, значит наверно ничего страшного, это усталость, силы все отдала…
        - Господа! Мне… Нам коляску, я забираю жену… Домой забираю! Всё!
        И так прямо в одеяле, со свесившейся через руку качающейся косой с бордовой лентой вплетённой в конце, я понесла свою драгоценность к выходу. Чего-то пробовал говорить-возражать доктор, люди расступались, больше не кидались под ноги злыми шавками взбесившиеся стулья, я просто несла и нас никто не пытался остановить. Уже в коляске, так и не выпустив Машеньку ни на секунду:
        - Не волнуйтесь, доктор! Теперь всё будет хорошо! Поверьте!..
        Я занесла мимо засуетившейся словно заполошная наседка Клементины Машеньку в нашу спальню, словно сквозь сон молча выставила Клементину за дверь, закрыла её на запор, прилегла рядом и стала всматриваться в родное прекрасное лицо, как всегда удивившись длиннющим ресницам с задорно загнутыми кончиками, сейчас словно лежащим на бледных щеках… Мысленно сунулась внутрь, но ничего не поняла, ощущение, что Машенька вокруг, весь мир это она, и её нет нигде… Я поцеловала её раз, другой, ткнулась в неживые пластилиновые губы, продолжая звать и искать Машеньку, но тщетно. Только не возникало никакой паники, была железная уверенность, что она здесь, словно действительно очень-очень крепко спит… В какой-то момент почувствовала, что нужен более тесный контакт, нужна чисто физическая связь, нужно слиться-соединиться, я прижалась обнимая уткнулась в любимое ушко с полюбившимися ей серёжками, сейчас словно подмигнувшими искрой отразившегося лучика света. Снова коснулась своим ментальным щупом, стало чуть легче, но отклика никак не было…
        Контакт, говорите?! Тесный нужно! Ближе надо!.. Я стала рвать непослушные застёжки мундира и брюк, с сорочкой справится не вышло, я уже откинула одеяло пропитанное вонью больницы, разгребая ворохи ткани нижних юбок, Господи! "Ну, кто так строит?!.."[40 - Фраза принадлежит гостю с солнечного юга - герою Фарады из кинофильма "Чародеи".] Я тыкалась в любимые ножки, по ним как по путеводной нити искала свою цель, распутывая всё запутавшее и мешающее, наконец, добралась, но тут оказалось, что мне никак не совладать с тем, чтобы попасть куда нужно, снова мешались края ткани, в ворохе её не было ничего видно, а на ощупь ничего не получалось и я пыхтела навалившись сверху на неподвижную Машеньку, словно одуревший от гормонов подросток-насильник, который впервые, очень хочет, но толком не знает как, и у него ничего не выходит и пыхтение ничем не помогает… Но труд, сделавший древнего обезьяна человеком победил и тут, я вошла внутрь, навалилась, обняла, прижалась со всей силой и как с обрыва кинулась к Машеньке, и не успела ещё ничего понять, как уже чуть не захлебнулась в сладкой нежной волне отклика моей
любимой, губы откликнулись на поцелуй и мы продолжили уже со всей страстью и взаимным желанием, то, что у меня так плохо выходило у одной…
        - Вот я и дождалась, быть изнасилованной любимым мужем! - сквозь смешки прошептала мне в ухо…
        - Лучше расскажи как ты? - я продолжала лежать на жене, только сейчас заметив, что с такой стиснула её в своих объятиях, что она-бедняжка даже вдохнуть глубоко не может и дышит короткими поверхностными толчками, мелькнуло "наверно синяки будут.." и ослабила хватку.
        - Не знаю… Словно спала крепко и одновременно не здесь была…
        - Всё расскажи, что и как помнишь, это важно… - я чуть отстранилась и сейчас словно в лепестках какого-то экзотического тёмно-коричневого цветка с белыми всполохами высунувшихся краёв нижних юбок и полоски кружева высокого глухого ворота из самой середины разговаривала растрёпанная Машенькина голова.
        - Знаешь, мы вышли из госпиталя, со мной как всегда шли Марьян и Роман, это казаки Палёного, которые всегда меня провожают, я уже привыкла даже… Пешком пошли, хотелось воздухом подышать, вспомнить, как с тобой ходили, плохо мне без тебя… Тут выскочили, их человек пять было, кричать стали, стрелять, казаки - тоже. Я ничего толком и понять не смогла, а Роман стоит на коленях перед Марьяном, на меня посмотрел, и так тоскливо "Кончается парень, барыня!..". Такая злость меня взяла, его оттолкнула, а у Марьяна в паху откуда-то кровь хлещет, все штаны уже мокрые, я руку внутрь сунула, а там рана и на дне струя горячая бьёт, пульсирует в пальцы, вот я эту струю прижала… А от госпиталя мы уже далеко ушли, не донести и не успеем, надо быстро, тут коляска, Роман её остановил, Марьяна помог в неё погрузить, я уже не очень хорошо помню, но до госпиталя вроде доехали… Потом словно в колодец глубокий падала… Падала… Но не боялась, я знала, что ты спасёшь… А тут ты меня даже не раздел, вот разбойник! Как не стыдно?! - смеётся, но тревога в глазах…
        - Не стыдно! Жена ты мне… Жив твой казак, не волнуйся! Жизнь ты ему спасла, так доктор сказал… Ты мне лучше подробнее про колодец расскажи!
        - Знаете! Дорогой мой муж! Давайте встанем сперва! Во что ты мне платье превратил? А на голове у меня что?! Изверг! А что тут наше госпитальное одеяло делает?…
        - Всё понял, встаём… Встаём!
        Мне уже и самой стало очень неловко, хоть и очень не хотелось Машеньку из рук выпускать. Через час, пока ласково поругивая меня Машенька приводила в порядок себя, и зашив мне брюки, которые я порвать умудрилась, хорошо, что она успела заметить, а то чуть так и не вышел с рваной гачей, мы спустились, чтобы окунуться в вихрь заботы шумной Клементины…
        - Вы уж простите! Как я старалась-старалась, в печи обед держала, если простыло не гневитесь, сейчас-сейчас стол вам накрою! Ой! Что ж вы бледная такая! Ой! Простите, не понимаю, что языком несу… Не сердитесь! Садитесь к столу, я сейчас…
        - Ничего! Клементина! Не спеши, мы и не проголодались… - хотя от кухонных запахов в животе аж взбурлило.
        - Ну что вы такое говорите, нешто я не понимаю? Покушать нужно, сейчас-сейчас… - стол со скоростью киношной анимации стал заполняться поздним обедом или ранним ужином, я только сейчас сообразила, сколько времени прошло.
        Мы обе накинулись на еду, а Клементина уселась напротив, подложив под пухлый локоть кухонный рушник и подперев румяную щёку округлым кулачком. Нужно будет её как-нибудь посмотреть, что-то такое про детушек, которых Боженька не даёт вроде слышала… И чтобы паузу как-то занять:
        - Клементина! А что в городе происходило? - я честно сказать имела в виду, пока мы в морях были, а она поняла по-своему.
        - Ой, я даже не знаю, как говорить-то такое… Весь Артур гудит, что явилась Пресвятая Дева, в образе Марии свет Михайловны, что и раньше святость замечали, а теперь и вовсе всем ясно стало, как лик в храм привезли, который Спасительницей явлен… Вы уж простите, если я что не то ляпнула по необразованности…
        - Погоди! Клементина! Ты чего? Какая Дева, при чём здесь я-то? Ты сама-то думай, что говоришь!
        - А что я могу?! Так люди говорят, а люди врать не станут…
        Тут в дверь поскрёбся и осторожно вошёл, крестясь на красный угол, сразу заслонив часть горницы здоровенный лохматый бородатый казак, и как-то неуверенно тиская в здоровенной лапе снятую папаху:
        - Прости, матушка! Дозволишь ли войти то… - чтобы казачина начал так уничижаться и робеть, тут причина должна быть, мелькнуло в голове, хотя Машенька такого нюанса совершенно не заметила.
        - Ой! Роман! Я так рада! Заходи, конечно! Как там Марьян, ты знаешь?!
        - Дык… Матушка! - продолжая стоять переминаясь, - Марьян-то… Всё хорошо у него, доктор сказал, просто крови много потерял, а так через несколько дней швы снимут, ходить начнёт… Дозволь долг наш за братушку-сродственника спасённого принять, не погнушайся! Матушка!
        - А вы не говорили никогда, что братья, да и фамилии у вас разные, - Машенька совершенно игнорировала часть сказанного Романом, а я немного лучше знающая казачьи обычаи тихо обалдевала…
        - Так, двоюрoдные мы с ним, через батюшку мово, они сестру батькину тётку мою, значит, родну себе взяли, а Марьяну она матушкой, значит… Не погнушайся! Матушка! Казаки осудят, коль не подолжишь… - и эта гора рухнула на колени, со стуком жахнув об пол лбом. Машенька успела раньше, с другой стороны подхватила Клементина, я начав привставать осталась сидеть, а Клементина запричитала:
        - Вот дурной ты, Ромашка! Как есть дурной! Должишься, понятно, а чего лбом стукаться? Разе ж Мария Михална без пониманья злая?! Ты чего мой дом позоришь! Гостей забижать взялся… Садись давай, облом здоровый!
        - Вот, шишку набил… - причитала, разглядывая лоб усаженного на лавку страдальца Машенька. Я решила, что пора брать ситуацию в руки:
        - Клементина, Романа накормить надо! Машенька, не волнуйся, ничего, у него голова крепкая! А ты, друг сердечный! Расскажи-ка лучше, что вчера было, и чего ты тут поклоны бить взялся!
        - Дык, вечером, как всегда до дому пошли мы супругу вашу провожать, как варнаки налетели, пятеро с пистолями и давай кричать и стрелять, ну мы с Марьяном тоже револьверты достали и положили их, только Марьян-то с их стороны был и старался матушку собой прикрыть, вот пуля и попала…
        - Погоди, а чего это ты мне тут в сынки набиваешься, и когда это вам Мария Михайловна матушкой стала? Не всё ведь рассказываешь?!
        - Дык, не знаю я, можно ль такое рассказывать-то…
        - Ты рассказывай, а уж там и решим, что можно, а что нельзя!
        - Так… Я, как Марьян упал, гляжу, а у него жилу перебило и кровь дюже бьёт, не живут с таким, я ужо точно знаю, видал уже. А матушка меня оттолкнула и рукой рану зажала, кровь удерживая. А потом коляска появилась, и она тихо так сказала "Коляска! Стой, коляска!" и конь как вкопанный встал, возница его дёргает, а тот стоит, тут господин в коляске кричать начал, что его не имеют права задерживать, что он важная такая шишка, на что ему матушка опять негромко сказала "Воин ранен, в госпиталь повезу!" и мы стали Марьяна в коляску грузить, а господин больше не кричал, а извинялся стоял… Мы в госпиталь поехали, там Марьяна внутрь понесли и матушка с ними, а меня не пустили. Потом господин этот прибежал и снова с извинениями своими, возница народ собрал и рассказывает, что видел, потом наш Некрасов приехал и ещё один морской охвицер меня расспрашивали долго, ругали сильно, что мы всех до смерти постреляли, вот потом я узнал, что Марьян живой, в церковь сходил и к вам побежал.
        - А что же там возница такое рассказывал, что ты не говоришь?! Ой, Роман! Мутишь, парень!
        - Не гневись, господин капитан! Как такое говорить не знаю даже.
        - Так чего там было-то?
        - Так темнеть же уже начало, когда напали на нас, а от матушки сияние пошло и пулю одну она ладошкой отбила, и когда с Марьяном возилась, сияние ещё сильнее стало, а глаза ажно светятся, вот вам крест святой! - и истово перекрестился.
        - Погоди, так это и господин этот видел и возница его, он про это и рассказывал?
        - Ну, так вестимо, об чём же ещё-то! - Машенька от этих рассказов прижалась ко мне и словно заслоняясь мной немного за плечо сдвинулась и едва дышала, сжавшись.
        - Это поэтому ты теперь Марию Михайловну матушкой величать начал?
        - Ну так ведь я специально образ в храме глянул - один в один лицо с супругой вашей, что ж я совсем непутящий такие вещи не понимать?! - у меня от всей этой информации мозги уже закипать начали, одно я понимала совершенно точно, что такой известности нам не нужно, вот только так же точно поняла, что ничего уже не исправишь, поэтому продолжила игру в тупые вопросы:
        - Это какие же вещи ты понимаешь?
        - Дык и люди зазря ведь говорить не станут…
        - Роман! Давай излагай чётко и внятно! Ты же казак, а не девка сопливая! Что говорит? Кто говорит?
        - Ну, что в жену вашу Богородица воплотилась и чудо явила, чтобы не сомневался никто, да и батюшка Артурский уже молебен начал… - Блин! Поп ещё этот керосина в костёр плеснул…
        - Молебен-то зачем и про что молебен?
        - Так не знали же, что матушка уже поправилась, так что служит за исцеление и во спасение! А как узнают, то наверно за здравие станут или благодарственный, они там придумают…
        Короче вляпались мы по самое "не хочу". Клементина погнала Романа баньку нам готовить, ошарашенная Машенька ходила молчаливая и рассеянная, а я уцепилась за её рассказ про колодец, и как её из него вытащила, может и Николая так же получится… Только тут я сообразила, что с момента, как к госпиталю подъехали, я Николая не слышала. Оказалось, что я его как-то словно задвинула, и он до меня всё это время пытался и никак докричаться не мог. Пришлось извиняться, но он и не злился, сам за Машеньку переживал. После всех перипетий этого нервного дня посидеть в духовитой с дымком баньке, попарить ласкающее глаз своими округлостями тело любимой женщины, вымыть с ума сводящий ворох её шикарных волос и потом запить это прохладным с горчинкой домашним квасом, что может быть приятнее? В конце Машеньку сморило и я отнесла её на руках завёрнутую в мягкую тряпицу в постель, где тихонько, чтобы не побеспокоить угнездилась рядышком и мы погрузились в спокойный сон. Перед банькой прибежал Феофан, выслушал все новости и осчастливленный убежал доложить на корабль, а нам поведал, что Евгений Васильевич Макарову доклад
сделал, никаких сложностей и вопросов не было, что на крейсере всё нормально и я могу не волноваться и не спешить. Макаров тоже передал не торопиться.
        А утром меня разбудила требовательно теребящая меня Машенька, так что к завтраку встали успев поласкаться, нацеловаться и рассказать, как мы друг дружку любим и скучаем в разлуке. А я ещё перед этим попросила Машеньку позвать мысленно меня, в смысле Николая, попытавшись представить, что я не здесь рядышком, а где-то далеко, но очень громкий зов смогу услышать. Я с Романом и Адрияном проводила Машеньку в госпиталь, и поехала на причал, где меня уже ждал катер с "Новика". Прежде чем ехать на крейсер, заехала к адмиралу, шутки шутками, а субординацию и доклад командира никто не отменял. Степан Осипович внимательнейшим образом выслушал как доклад по рейду, так и рассказ по событиям на берегу, как всегда не перебивая, но со множеством уточняющих вопросов после. Потом поведал, что как минимум пять наших мин уже сработало, в Японии жуткая паника, никто ничего понять не может, и привязаться не к чему, кроме того, что накануне ненавистный "Новик" снова куда-то уходил. Правда есть рассказ про "Чёрный призрак" под Андреевским флагом, якобы кто-то видел в гавани черный корабль с белой кормой, на которой был
Андреевский флаг.
        - Вот только не понимаю, почему если корма белая, корабль чёрный!? В Японии вообще кинулись в мистику, а в Европе нумерологи как с цепи сорвались и высчитали, что дата спуска "Новика" как-то предрекла от него крах Японии.
        - М-да… Смешно! - особенно когда знаешь, что спускают, грубо говоря, пустой корпус и кораблём это назвать трудно, а действительно событием у корабелов является день, когда проводится первый пуск машин и проворот винтов. А потом есть день, когда официально комиссии корабелы предъявляют корабль для приёма и испытаний. А потом не менее важное событие, когда приёмная комиссия после приёмо-сдаточных испытаний подписывает приёмный акт, и с этого момента корабль считается перешедшим под юрисдикцию заказчика - теперь владельца. На корабль поднимается перегонный или постоянный экипаж, который через несколько дней поднимает в присутствии приёмной комиссии в торжественной обстановке флаги флота и корабль считается принятым в состав флота. То есть при желании можно столько дат найти, что подогнать под них хоть беременность кошки Муси, хоть вспышку бруцеллёза у коров в Месопотамии. И Макаров это тоже прекрасно понимает, потому и рассказывал с издёвкой. - Степан Осипович! А что за суда подорвались и на каких именно минах?
        - Это любопытно. Из пяти четыре англичанина, один француз, ни одного японца! А сработали пока только обычные мины, про донную ничего не слышно, в газетах довольно подробные описания. Мне вот интересно, у японцев пароходы закончились, что только иностранцы попались? Вы же там буквально по рейдам ходили, как там с японскими судами?
        - Хватает пока у Японии судов. Могу предположить, что на нашей глубине установки японцы могли просто поверху пройти, у них суда помельче. Надо будет следующий раз глубину поменьше ставить. Но, приятно, а то так обидно было тишком уходить…
        - Николай Оттович! А что вы с этой историей про Святую Марию делать собираетесь?
        - Да что тут сделаешь, только тихо на тормозах спускать, любая активность, только навредит. Степан Осипович! Мне казак, который там был, рассказал, что его Некрасов и какой-то флотский долго опрашивали, не просветите, что узнали, я так понимаю, что контрразведка наша заработала.
        - Наша контрразведка уже серьёзно работает и с протеже вашим, с Некрасовым сотрудничают, нахвалиться друг другом не могут, ну это мелочи. А вот выяснили они, что нападающие очень любопытные оказались, просто интернационал какой-то, словно специально или были слишком уверены, что всё у них без осечек пройдёт, но там один рыжий господин с подозрительными деталями одежды и предметами в карманах, что очень похоже на наших британских друзей, двое - мелкая местная шпана, а ещё двое загримированные под китайцев, предположительно японцы, причём офицеры.
        - Это как нужно гримировать японцев, по-моему если раздеть тех и других не отличишь, переодеть и всё, зачем грим?
        - Ну, грим, это громко сказано, просто волосы чем-то намазаны и косы накладные, чтобы по виду от местных китайцев не отличаться, а офицеры, это ваш Некрасов говорит, он вообще интересный человек, обещает, что рыжего опознает в ближайшие дни. Но вот что любопытно, говорят, что показания всех, видевших вашу Марию Михайловну позавчера вечером совпадают до мелочей, и как это ни дико, но похоже руки и глаза у неё правда светились, даже больше, светились голубым светом, и от всей её фигуры исходило более слабое сияние, там, где больше прикрыто юбкой платья меньше, а верхняя часть вся. Вот такие у нас дела. А тот господин, которого ваша супруга из коляски выгнала, чиновник министерства иностранных дел, какой-то барон, уже дал подробное интервью нескольким журналистам, в числе прочих американскому и французскому. Так что ждите статей о чуде в прессе. Да и батюшка Артурский упёрся, что у него новая икона мироточит, и этот случай он считает прямым указанием на божественное вмешательство, так что служит молебны каждый день и народ в храм валит толпами. Слава Богу, что хоть столице не до нас, там скандал с
английским посланником, его помощник под видом своей жены пытался вывезти Матильду - вторую жену Витте, так в багаже у этой дамочки арестовали драгоценностей, ценных бумаг и прочего на сумму больше пятнадцати миллионов золотых рублей. Государь дал санкцию на её арест, так она теперь на допросах так поёт, что по столице новая волна арестов и задержаний. А наместник, как добрые люди рассказали, на днях ругался, что на востоке как что-то делается, так непременно Эссен или Рейцейнштейн, ни одного русского человека. И я уверен, что это недовольство не его, а он просто перепевает чьи-то слова в Петербурге, так что недоброжелателей у вас и без Святой жены уже хватает.
        - Да! Не порадовали, хотя, следовало ожидать, один статус Георгиевского корабля как красная тряпка для многих. Думаю, переживём… Я вот спросить хотел, а как там со стрельбой по квадратам? Получилось что-нибудь?
        - Какой "что-нибудь"? Буду писать рапорт на имя начальника Главного Морского штаба, чтобы внедряли на всех флотах и канониров переучивали. Мы стрельбы провели… А вы знаете, что на предвоенных стрельбах "Варяг" выпустил по мишеням сто сорок пять снарядов из которых засчитали только три попадания**. Понятно, почему они в "Асаму" не попали ни разу. А вот при таком уровне стрельбы по всей эскадре, на этих стрельбах на месте и с хода накрытия добивались максимум на третьем-четвёртом залпе! Вы представляете, что это значит?! А как раньше пристрелку вели, это же ужас тихий был. "Ретвизан" на первых стрельбах пристреливался больше двадцати минут, правда потом накрыл цель вторым залпом, но кто же в бою даст двадцать минут пристреливаться и будет неподвижно стоять? А теперь вся эскадра на третьем-четвёртом залпе накрытие даёт! Хотел бы вас на награждение подать, но боюсь откажетесь…
        - Откажусь, Степан Осипович! Нет здесь моей заслуги! Высказал голую сырую идею, которую молодцы довели и отполировали, вот они заслужили, а мне не за что! И вы ведь знаете, что я не красуюсь. Если меня за это наградят, то получится, что все мои другие ордена в своём весе потеряют, а я наградами дорожу и гордиться хочу!
        - Понял я уже! И ваше право на своё мнение уважаю. А как вам новый штурман? Не подвёл меня Виктор Андреевич?
        - Так вы с ним близко знакомы?
        - Не то, чтобы приятельствовали, но когда я на Средиземном ещё лейтенантом служил, он нам здорово пару раз помог, там сложности с лоцманами были, а мы Магрибское побережье не знали совершенно.
        - Пока ни разу не пожалел, что взял его, скорее нарадоваться не могу, если мой Евгений Васильевич с уважением про его штурманские умения говорит, это дорогого стоит.
        - Да! Посмотрел я вчера на вашего Волкова. Толковый офицер, доложил грамотно, на все вопросы отвечал не тушуясь, дело знает. А с командой как? Справляется?
        - Никаких проблем с командой и офицерами, даже Левицкий не возражал, хотя я опасался. Но обошлось. Притёрся экипаж, так что можете считать это докладом "Корабль к бою и походу готов!"
        - Боя вам пока не будет! Из столицы едет граф Бобчинский в звании специального посланника государя, здесь должен быть примерно через неделю, к его приезду вам уже быть под парами и сразу выходить в Циндао полным ходом. Мне приказ, максимальной скорости и важности доставки графа до места, так что ни на какие другие дела вас до выполнения этого отвлекать не буду. А вы пока с Марией Михайловной побудете, команда отдохнёт. Вам там Василий Васильевич не надоел, не мешает?
        - Никоим образом! Господин Верещагин желанный гость и если пожелает нашим гостеприимством пользоваться, то будем рады, сколько бы не пожелал. Разве мы повод дали или обидели невольно?
        - Нет! Ничего подобного! Это Василий меня просил узнать, он ещё хочет у вас погостить, очень ему у вас нравится, я ему передам, порадую…
        На корабле действительно всё было нормально. Феофан отпросился к Некрасову, думаю, что хочет помочь по расследованию этого нападения на Машеньку. Часть команды сошла на берег, фон Кнюпфер наоборот приехал к нам, пришлось ему рассказать, как ставили мины, как и то, что очень узкий спектр установки из-за необходимости искать определённую глубину, а при установке этой мины на большей глубине, взрыв теряет свою эффективность, даже если удастся добиться нужной чувствительности, да и отклонение в сторону может тоже повлиять на эффективность подрыва. Правда стоит подумать об оснащении такими взрывателями обычных мин, вот это тоже было бы дело, потому, что тогда можно было бы устанавливать эти мины на больших глубинах, а подрыв прямо под днищем гораздо разрушительнее, чем взрыв под бортом. Вот только стоит обязательно продумать механизм самоликвидации, а то японцы такие умельцы, не хотелось бы потом на минах своей конструкции подрываться.
        К середине этого разговора подошёл Новицкий. Думаю, что пытливая инженерно-минёрская мысль забурлила с утроенной скоростью.
        Казаки усилили охрану Машеньки, теперь ещё и двумя верховыми. Марьян идёт на поправку. Батюшка в соборе молебны благодарственные служит. На эскадре и в гарнизоне очень негативно восприняли эту попытку убийства моей жены, про экипаж "Новика" даже говорить не стану. А мы с Машенькой играем (как она считает) в игру "позови Николеньку". Николай уже после второго сеанса сообщил, что явно расширилось его "окно", очень хочется верить, что мне удалось нащупать правильный путь, и он принесёт результат. А мы ждём господина специального посланника графа Бобчинского. Радует, что есть приказ идти полным ходом, сможем доставить его меньше, чем за десять часов, так что не придётся сутками с ним на палубе толкаться и ублажать его скуку. Жаль, что из-за посланника не получится встретиться с фон Труппелем, хотя из-за запертого Николая общение бы вышло странным, и такому зубру, как герр Оскар не стоит давать таких ниточек, как вдруг потребовавшийся нам переводчик в разговоре. Очень надеюсь, что получится вытащить Николая, хоть, я уже привыкла к новому статусу и вроде даже справляюсь, но какое я имею право жить за
него его собственную жизнь?!
        Макаровские бронепоезда, второй всё-таки отняли у наместника, успешно гоняют хунхузов вдоль всей дороги, но в последние дни они как-то затихли, как сказал Адриян, который за один из боёв получил уже второго Георгия и повышение в чине. По случаю я позанималась Клементиной, попросила Машеньку расспросить её, оказалось, что наша весёлая и жизнерадостная хозяйка ужасно страдает по этому поводу, теперь думаю, что скоро она порадует своего казака.
        Вообще, полное ощущение чего-то надвигающегося, как перед самой войной. Японцы больше ни разу не предприняли ни одной попытки блокировать Артур. Дежурного японского миноносца мы не видели со времени операции на Эллиотах. Отряд Вирена уже весь в сборе после ремонта, но пока стоит в базе, регулярно выходя на практические стрельбы по новой системе координат для стрельбы. Лейтенанта, её продумавшего, повысили в звании, и он теперь новый флаг-арт.
        Весна уверенно приблизилась к своей середине…
        notes
        Примечания
        1
        С мамой в аспирантуре училась аспирантка из Болгарии. Она хорошо знала русский язык, тем более, что языки из одной семантической группы, но иногда на стыке языков рождала такие удивительные обороты, что вызывало невольное восхищение. Так на кафедре была каторга, регулярно навещать старенького заслуженного профессора, которому требовалось начитывать громко вслух новую периодику, работы студентов и прочее, так как он с годами стал не только плохо видеть, но и слышать, при этом отличался удивительными склочностью, капризностью, вредностью и нудностью. Вот эта многочасовая каторга была вменена в обязанность кафедральных аспирантов. И однажды вернувшись с такой, болгарка и озвучила с неизбывной грустью в голосе: "Я сегодня так устала, он такой ДОСАДНЫЙ!.." Более ёмкую и точную характеристику старому маразматику дать не удалось больше никому. Я же нагло включила некоторые её находки в свой лексикон, хоть официально таких слов в русском языке нет.
        2
        Про женщин-военнослужащих и дебаты в Генштабе о длине их юбок, мне пришлось только слышать. А вот то, что на совещании милицейского Главка в Петербурге начальник - генерал Пониделко больше получаса клеймил позором присутствующих дам, которые умудрились надеть чёрные колготки, которые носят только шлюхи (не знаю, откуда у генерала такие эротические фантазии), и все в указанного цвета предметах одежды были обязаны выйти и до перерыва такое непотребство устранить! Вышли и устраняли. Ну да, это не армия, а милиция! Конечно! Только тараканы под фуражками бегают совершенно одинаковые… И что примечательно, милиции было чем заняться, ведь именно в это примерно время Питер к эпитету "культурной столицы" приобрёл ещё и звание "бандитской". Что же вы хотите от военачальников мирного времени…
        3
        Знакомый вертолётчик из полка в Агалатово уверял, что цитаты подлинные, а не придуманная хохма…
        4
        Фендрик - с петровских времён ироничное название младшего офицерского чина на флоте. К XX веку, просто неформальное название для молодых выпускников морского корпуса первых месяцев службы.
        5
        Для военного флота во времена прихода пара была попытка унифицировать окраску. Так в средиземноморском театре была узаконена "викторианская" окраска: основной цвет белый, жёлтые трубы, мачты и рубки, на трубах допустимы чёрные полосы или оголовки труб. В северной и балтийской акваториях властвовала чёрная или немецкая окраска (как память традициям парусного флота, когда было очень популярно красить корабли в чёрный цвет с золотыми или красными носовыми фигурами и белыми орудийными портами), где допускались только цветные полосы по типу марок или кантов. В это же время появляется шаровая окраска серого цвета, которая и станет в дальнейшем основной для военных флотов.
        6
        На вершине этой медицинской пирамиды стоял доктор, то есть врач, защитивший профессорскую степень научной работой или долгим опытом и стажем работы и выслуживший это звание, кроме этого получившие академическое медицинское образование в медико-хирургической академии или прошедшие адъюнктуру на клинической кафедре. Ниже были врачи, то есть просто окончившие медицинские факультеты. Ещё ниже в этой иерархии находились фельдшера и врачи-специалисты, к примеру, зубные врачи или кожные врачи. Это весь персонал, имеющий профессиональное медицинское образование. Всего в Артурском госпитале были: доктор, два врача, два фельдшера и зубной врач. При этом замечу, что в самые напряжённые моменты обороны в госпитале одновременно лечились больше тысячи раненых и больных. Остальной персонал делился на две неравные части - медицинский и обслуживающий. Первые: профессиональные санитарки-сиделки и милосердные сёстры частью из монашек и служек, которым выпала такая форма послушания, частью из добровольных помощниц из образованных и порой родовитых, эту группу никто ничему специально не обучал, вся подготовка - это
обучение на месте под патронажем более подготовленной соратницы. Обслуживающий персонал госпиталя - это санитары, возчики, конюхи, истопники, повара с кухонными рабочими и т. д. В качестве усиления медицинских сил госпиталя Артурской базы можно рассматривать корабельных врачей, которые присутствовали практически на всех ранговых кораблях, на кораблях первого ранга даже по двое или трое, с фельдшерами и подготовленными матросами-санитарами. В случае перевода команды в береговые экипажи, медперсонал автоматически переходил под руководство госпиталя базы. Кроме этого, возможно впервые в мире при Макарове была попытка реализовать идею госпитального судна (ближайшая аналогия из более позднего времени - специализированные санитарные поезда ВОВ), на базе грузо-пассажирского парохода был развёрнут аналог госпиталя для эвакуации нуждающихся во Владивосток и далее по железной дороге, что было из этого реализовано и в какой мере, информации найти не удалось, или это был просто морской сантранспорт, или это был плавучий госпиталь, где продолжалось лечение и оказание помощи. Видимо попытки последнего
присутствовали, т. к. идея специализированных медицинских транспортов, как этапа оказания медицинского пособия получила своё дальнейшее развитие в отечественной военно-медицинской доктрине, у истоков которой стоял Николай Иванович Пирогов (1810 -1881).
        7
        Старая шуточная загадка из моего детства: - Что такое: Жужжит и в задницу не лезет?! - Это специальная машинка для жужжания в заднице!
        8
        Подвиг брига Черноморского флота "Меркурий" под командой капитан-лейтенанта Казарского. В комментариях не нуждается, я думаю.
        9
        Приказ подлинный. По (1) - Сигнала тревоги, который должны передать миноносцы установлено не было. В ночь на 27 января дежурная канонерская лодка не вышла из-за повреждения в машине. По (2) - В ночь на 27 января дежурство несли крейсеры "Аскольд" и "Диана". Только они так никуда и не снимались и не следовали. По (3) - В ночь на 27 января дежурными по освещению были эскадренный броненосец "Ретвизан" и крейсер "Паллада". Они и были торпедированы японскими миноносцами, а кроме них "Цесаревич", командир которого отдал приказ осветить миноносцы прожектором. То есть оказались торпедированы именно те корабли, на которых были включены прожекторы. По (4) - Грубых ляпов вроде не видно. По (5) - Странное затемнение, стыдливое какое-то. Зачем нужны стояночные огни? Почему не были потушены маяки? Выполняя приказание по эскадре - иметь всегда полный запас угля, корабли грузили уголь и ночью, что требовало освещения люстрами. (В ночь на 27 января грузили уголь броненосец "Победа" и крейсер "Диана", а последняя назначена дежурным крейсером, если вы не обратили внимание.).
        10
        Ущербность и убогость формулировок по сути своей ДОКТРИНЫ действий флота комментировать нельзя. Больше всего это похоже на попытку громко пукнуть, при попытке уличного ограбления с целью напугать грабителей.
        11
        Штатный запас торпед "Новика" по проекту - две на аппарат, и так как планировалось 6 торпедных аппаратов, то и торпед было 12. Но потом от двух носовых аппаратов в Шихау отказались, так стало 4 аппарата и 12 торпед.
        12
        Самодвижущаяся мина Уайтхеда (Whitehead) обр. 1898 г тип "Л" производства Обуховского завода и завода Лесснера - самая совершенная из произведённых в России на 1903 год. Производство этого варианта конструкции начато в 1894 г., калибр 381 мм, длина 5,18 м, общий вес 430 кг (64 кг влажного пироксилина), Тип "Л" дальность хода 2 кабельтова при 30 узлах, 5 кабельтовых при 25 узлах, двигатель 3 цилиндра воздушный, два толкающих винта. Имеется система удержания направления конструкции Шпаковского (разработанные изначально для "Торпедо Александровского") и заданной глубины хода. Кроме недостаточной скорости и дальности хода были проблемы со срабатыванием взрывателя и удержанием заданной глубины, которые значительно увеличивались при хранении, но при дoлжном уходе и переборке перед использованием, дефекты легко выявлялись и могли быть устранены.
        13
        "Селёдка" - одно из уничижительных наименований сабли или шашки.
        14
        Гемоторакс - излитие крови в плевральную полость, пневмоторакс - свободный воздух в плевральной полости попавший либо снаружи, либо из бронхиальных просветов из-за повреждения грудной стенки или ткани лёгкого.
        15
        Фильм Марка Захарова "Обыкновенное чудо".
        16
        "Коагулировала сосуды" - грубо говоря "прижгла", "гемопоэз" - кроветворение, система обновления и продукции клеток крови в организме.
        17
        Из анекдота, как пришёл лесник и всех из леса выгнал и немцев и партизан…
        18
        Насчёт боевой обстановки сама не наблюдала, только рассказывали. А вот однажды не месте тяжёлого ДТП, сама оказывала помощь даме, которая отказывалась общаться и мешала её бинтовать и осматривать. Она считала самым главным и важным для неё в эту минуту хорошо распеться и исполнить какую-то арию. Я заматываю ей истекающую кровью голову, а она вырывается и громко поёт гаммы, хорошо хоть не псалмы. Больше всех впечатлений получили сбежавшиеся зеваки, думаю, что со стороны это было феерическим зрелищем.
        19
        Одноглазый персонаж из "17 мгновений весны" в исполнении молодого Куравлёва, вроде как имел звание уровня майора или подполковника гестапо, а последняя и была политической полицией третьего Рейха. Как-то опускаться до банальщины типа пирата Сильвера не хочется, тогда и Клёпе придётся орать "Пиастры!".
        20
        Адмиральский час" - введённое ещё Петром Первым правило послеобеденного сна на кораблях флота.
        21
        Это действительно так. А графский титул был жалован герою войны 1812 года, губернатору Санкт-Петербурга Петру Кирилловичу Эссену в 1831 году. На графском гербе нанесён девиз "Верою и верностию!". Николай Оттович фон Эссен отношения к графской линии не имеет, хотя право на приставку "фон" имели все Эссены изначально.
        22
        Канонерская лодка "Грозящий", спущена на воду в 1890 году. 1895 -1905 гг. стационер на Средиземном море. Имела парадный ход в районе 12 узлов, носовое орудие 225мм/35 и 152мм/35 кормовое, оба Обуховского завода. Кроме этого 6 - 47 мм и 4 - 37 мм Гочкиса, ну и два надводных торпедных аппарата 381 мм. Правда ещё имелся броневой пояс до 150 мм, хотя и узкий, но ведь был, сотворённый под патронажем гения Шестакова. Хотя винить его особенно не за что, это период, когда рождалась совершенно новая стратегия и тактика войны на море, где все тыкались наощупь и никто не знал, как на самом деле будет лучше и востребовано. В октябре 1917 году канонерка как могла участвовала в Моонзундском сражении. В 1898 -1899 гг. на ней под командованием Эдуарда Николаевича Щенсновича служил старшим офицером лейтенант фон Эссен. В настоящий момент капитан первого ранга Щенснович командует в Артуре эскадренным броненосцем "Ретвизан".
        23
        Фильм, кажется "Юнга северного флота", там мальчишкам на занятии рассказывали про кусок сахара, который используется в качестве замедлителя, а один психовал, что "за этот сахар его мамка на бураках до ночи ломается" (За точность цитаты ручаться не могу.)
        24
        Вообще, у меня правда есть серьёзные сомнения в умственном здоровье последнего русского императора. В психиатрии одним из критериев оценки душевного здоровья пациента является его адекватность времени и месту, то есть его реакции. Вы почитайте его дневники. Милейшее чтиво, трогательное такое, почти слезливые намётки дамского романа, видела пару пожилых дам, которые упивались там каждой строчкой. А потом возьмите учебник истории и сопоставьте даты происходящего в стане и мире с написанным в дневниках. Как воспринимать правителя страны, ведущей тяжелую войну, на которой гибнут тысячи его солдат и офицеров, многих из которых он знает лично, жал им руки, вручая погоны и ордена, а записывал в самые главные события дня: "Омлет на завтрак сегодня был чуть пережарен!". Счастье, что до современной европской какашкофилии не дожил, а то бы мы наверно знали все подробности стула всей императорской фамилии. Кстати, слово "европский" - это не ошибка, а вполне осмысленное написание. Меня всегда удивляло несоответствие в ряду: азиат, африканец, американец и как флюс торчит ЕВРОПЕЕЦ. Если взять за образец азиата,
то должно быть ЕВРОПАТ или ЕВРОПЕТ. Если африканца с американцем, то выйдет ЕВРОПАНЕЦ или ЕВРОПЕЦ. К слову, последний вариант с моей точки зрения самый точный. Вот отсюда и вытекает ЕВРОПСКАЯ культура и, вообще, вся ЕВРОПЕТСКАЯ цивилизация (или тогда будьте любезны азийскую или азиенскую принимать и использовать). Можете продолжить это развлечение с наименованиями народов, там тоже очень много любопытного.
        25
        Из анекдота про пьяного Винни-Пуха.
        26
        "Гарибальдийцы" "Ниссин" и "Касуга" - броненосные крейсера типа «Джузеппе Гарибальди» - серия из 10 броненосных крейсеров, построенных в Италии в 1894-1905 годах. Корабли данного типа входили в состав ВМС Аргентины, Испании, Италии и Японии.
        27
        "Казус Белли" - повод для объявления войны одного государства другому.
        28
        Ампутация - удаление части конечности или целиком в зависимости от уровня. Экзартикуляция - ампутация, когда в качестве уровня избирается сустав, в данном случае речь про плечевой сустав. Из-за сложностей связанных с необходимостью иссечения всех остатков суставной сумки и суставных поверхностей, экзартикуляцию используют обычно, когда оформление культи не требуется, то есть в плечевом или тазобедренном суставе, во всех остальных случаях ампутация на протяжении диафиза кости намного предпочтительнее.
        29
        "Антонов огонь"- так на Руси издавна называли анаэробное микробное воспаление, больше сейчас известное своим греческим названием "гангрена".
        30
        Подъяпольский 1-й Яков Иванович - заведующий отрядом миноносцев во Владивостоке и их командами, капитан 1-го ранга, командир Сибирского флотского экипажа. Пароход "Надёжный" под командой подполковника корпуса флотских штурманов Чихачёва Сергея Степановича, условно можно было считать единственным судном ледового класса, во Владивостоке часто выполняло задачи ледовой проводки, обкалывало стоящие на рейде корабли при необходимости.
        31
        "Клюква" - за характерный цвет, орден Святой Анны 3-й степени носился на кортике, также именуется иногда - награждён "Анненским оружием".
        32
        Грубо говоря, синяки под обоими глазами, почти обязательный симптом и признак тяжелых повреждений не только лицевых костей, но и черепа вообще.
        33
        Персонаж романа Алистера Маклина "Крейсер Улисс", наверно советую его прочитать, хотя как принято, там очень многое и сильно приукрашено в пользу англичан, но и правды оставлено немало, да и люди описаны настоящие, а такие есть везде и всегда, несмотря и вопреки.
        34
        Всё рассказанное в этом фрагменте практически правда. Действительно, Занданов Антон Бадмаевич один из немногих бурятских генералов, по поводу чего он многократно подтрунивал, до выхода в отставку возглавлял всю медицинскую службу Северного флота, а потом долгие годы преподавал на кафедре Организации и тактики медицинской службы в ВМА имени Кирова. Чем и объяснял, что он давно уже не врач, а больше начальник и политик, потому капельницы доверяет ставить мне.
        35
        Абсолютная правда. В клятве врача Советского Союза и соответственно в клятвах которые дают медсёстры и фельдшера существовал пункт, что дающий клятву обязуется "БОРОТЬСЯ ЗА БЕЗЪЯДЕРНЫЙ МИР!". В какое размягчённое серое вещество мог прийти бред, позволивший вставить это в присягу врача, я не знаю, но считаю этот пункт весьма показательным для характеристики построенного при Брежневе "развитого социализьма". То есть все узаконенно занимались не своим делом, а дело, которому учили, и за которое, по логике, платили зарплату, было далеко не на первом месте. Как лишение премии и выговор за невыход на первомайскую демонстрацию после изнуряющего суточного дежурства, а через сутки нужно выйти на следующее…
        36
        Подлинный факт. Василий Васильевич Верещагин действительно был в Туркестанском походе награждён орденом Святого Георгия четвёртой степени за то, что во время атаки на позиции, где он находился, и не оказалось командиров, он лично возглавил отражение атаки неприятеля. Атака была отбита, и позиции подразделение удержало. Кажется, в этом бою художник был ранен, а за личное мужество награждён, как офицер резерва орденом.
        37
        Подлинный исторический факт.
        38
        Стихотворение Людмилы Подгурской из Питера, неизвестной поэтессы и очень хорошего человека. Надеюсь, что она не обидится, за использование без разрешения её текста.
        39
        Четверостишие из стихотворения Игоря Кураса, тоже без разрешения и согласования, увы.
        40
        Фраза принадлежит гостю с солнечного юга - герою Фарады из кинофильма "Чародеи".

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к