Охота Древней Совы Ольга Голотвина
        Гильдия #1 Не так-то просто стать членом Гильдии Подгорных Охотников, странствующих меж мирами. Но, к всеобщему удивлению, самый прославленный из Охотников взял себе даже не одного ученика, а сразу троих.
        Знать бы ему заранее, в какие приключения втянут его эти трое! Расследование загадочного убийства и борьба с грозным демоном, война с призраками давно почивших магов и плен на пиратском корабле - вот лишь часть того, что придется пережить учителю по милости учеников. К тому же Охотник не подозревает, что у каждого из подростков есть тайна, которую тот скрывает от друзей и учителя.
        Охота Древней Совы
        Пролог
        Моему отцу Владимиру Павловичу Тришину, храброму офицеру и хорошему человеку
        (275 год Железных Времен)
        О, как душа нага и беззащитна,
        Каким объята ужасом, когда
        В глухой ночи, где даже звезд не видно,
        Крылом совы прошелестит беда!

«Скитания Ульгира» Айташ Белое Облако из Рода Лейлок
        Когда тебе девятнадцать лет, и у пояса меч, и на запястье браслет Гильдии… когда ловишь на себе восхищенные взгляды женщин и завистливые - мужчин… когда в трактире небрежно бросаешь на стол золотую монету, а трактирщик уважительно двигает ее обратно: нет-нет, парень, заведение угощает… когда напропалую врешь о местах, где сроду не бывал, и о приключениях, которые не приведи Безликие пережить на самом деле, а слушатели восторженно глядят тебе в рот… что ж, тогда временами начинает казаться, что ты правильно выбрал путь в жизни.
        Но когда враждебная чужая ночь смешивает воедино ветер, мокрую листву и резкие крики неведомых тварей… когда при каждом шорохе меч сам прыгает в руку и мешает брести в сплетении корней, ветвей, гибких стеблей… когда обе луны скрылись за тучами, словно им противно глядеть, как ты вязнешь в древесной каше… когда снизу в любой миг может распахнуться воронка-ловушка, а сверху напасть что-нибудь крылатое и зубастое… вот тогда начинаешь прикидывать, сколько на свете ремесел, которые подходят тебе куда больше, чем ремесло Подгорного Охотника. Подался бы в ученики к сапожнику или портному - спал бы сейчас в тепле, в уюте, под крышей!
        И все же нельзя, ни за что нельзя выдать усталость и тоску, потому что впереди идет девушка с пшеничной косой, короной уложенной вокруг головы. Ульн?та! Стальная, как ее клинок! И сильная, как все у них в Силур?не. Вот уж кто не ноет! Вот уж кто не падает духом! Вот уж кто ни на миг не усомнится в выбранном пути! Вот уж кто…
        Ульнита, замедлив шаг, оборачивается:
        - Иди первым, сил моих больше нет! Глаза б мои не глядели на этот Подгорный Мир, сожри его Бездна! И что я, дура, в поварихи не пошла? Целый день у горячей печи, запахи такие вкусные!
        Вопреки здравому смыслу становится легче. Расправляются плечи, ноющие от дорожного мешка, зорче смотрят в темноту усталые глаза, и ты снова мужчина, и защитник, и герой...
        Но все-таки мелькает мыслишка: а вдруг силуранка прикинулась слабой, чтоб ты не падал духом?
        Что-то гибкое падает на плечо, скользит по груди. Клинок ударяет раньше, чем успеваешь понять, что это было - щупальце пузыря-убийцы или безобидная мокрая лиана.
        Так и учитель говорил: «Сначала бей, разберешься потом!»
        Учитель, между прочим, говорил и другое: «Ночью по складкам бродят только хищники да идиоты».
        Все правильно. Но что поделаешь, если они с Ульнитой сбились с пути и не могут найти безопасное место, чтобы приткнуться до рассвета?
        Того и жди, что на пути возникнет белое расплывчатое пятно Голодного Тумана. Или в уши вкрадчиво польется голос Болотной Певицы, делающий движения замедленными, а мысли тяжелыми, ленивыми, пока не ляжешь на кочку и не уснешь навсегда. Или что-то неизвестное, предназначенное Хозяйкой Зла только для тебя, подкрадется сзади - неслышно, в одном ритме с твоими хлюпающими шагами… тронет шею ледяным дыханием…
        Нет, так нельзя! Если всю дорогу вертеть головой, далеко не уйдешь. К тому же твою драгоценную спину прикрывает Ульнита. До чего ей, наверное, смешно глядеть на твои выкрутасы!..
        О Безымянные, а ведь ей не до смеха! Застыла, словно статуя Звездной Девы. И поза такая же: рукой в небеса указывает. А что там интересного, в небесах-то? Тучи как тучи, разошлись немного, в разрыве луна видна.
        Л-луна-а?!
        Не гигантская, ярко-желтая, нависающая почти над головой. И не маленькая, красная, что бежит через небосвод, торопясь обогнать свою товарку. Нормальная серебристая лепешка с серым рисунком. Одна-единственная, без напарниц.
        Это что ж выходит - вернулись домой?!
        Ульнита села на поваленное дерево, закрыла руками лицо, раскачивается взад-вперед. Надо бы ее утешить, да у самого язык отнялся от горького стыда.
        Пройти Врата - и не заметить! Не просто позор, а позорище! Если кто узнает, будут ржать все Подгорные Охотники от побережья до Рудного Кряжа! Распротак-перетак, ухнуть в трясину да накрыться тиной! И зачем учителю вздумалось пять лет назад подобрать на улице воришку-неудачника? Пусть бы дурень, кошельки с чужих поясов сдергивал, раз ни на что путное не годен!
        Ульнита уже овладела собой, поднялась на ноги.
        - Запомни! - Голос звенит, подрагивает. - Этого не было! Никогда! Понял?
        Не дожидаясь ответа, повернулась и пошла прочь. А что тут ответишь? И так ясно, что не было этого. Нигде, никогда и ни под каким видом. И все равно - сты-ы-ыдно!
        Но все-таки, куда Подгорный Мир выбросил двоих недотеп?
        Идти легче: песок, сосны и трава, подлеска почти нет. Тут бы переждать до утра, да как окликнешь Ульниту? Она, похоже, от злости и стыда забыла, как ее зовут!
        А может, не окликать? Молча догнать, положить руки на плечи, стиснуть, повернуть к себе лицом, припасть губами к губам…
        Ага, и получить по носу. Получал уже.
        Стройная, прямая, руками не размахивает, голову держит высоко. Гордая, говорят люди.
        Какое там «гордая»! Просто в учителя по уши влюблена!
        Сейчас об этом думать легче. Ревность больше не превращает кровь в кипяток, не дурманит голову, не делает полным идиотом. С того дня, как учитель задал озлобленному на весь свет щенку очередную нахлобучку: мол, от тренировок увильнуть норовишь, по тавернам шляешься - а вот на Ульниту посмотри, как старается, умница! А щенок, растерявший от ревнивого отчаяния остатки мозгов, тявкнул в ответ: оттого, дескать, и старается, что в тебя влюбилась!
        Учитель тогда усмехнулся: «Разумеется, влюбилась. Это уж как водится! Любую Охотницу спроси - скажет, что девчонкой сохла по учителю. Какой-то закон природы, честное слово, и ничего тут не поделаешь. Если когда-нибудь, годы спустя, возьмешь ученицу, она в тебя влюбится. И уж тогда не будь сволочью! А у нашей Ульниты это пройдет, как у них у всех проходит!»
        Хорошо глядеть на идущую вброд через лунный поток девушку и знать, что учитель не сволочь!..
        Лунную реку пересекла громадная сова, метнулась прочь на бесшумных крыльях, ушла вверх, во тьму. Тут вздрогнешь! Не от страха, не от неожиданности даже, а от мелькнувшего воспоминания. Что-то приходилось слышать, мерзкое, опасное… связанное с совами.
        Ульнита обернулась. Лицо встревоженное. Левой рукой коснулась пальцами груди, правой тронула губы. На языке жестов, который они придумали еще детьми, это означает: «Молчи. Я боюсь».
        Ульнита редко пользуется этим жестом. Но раз уж ей страшно…
        Учитель сказал: «У девочки острое чутье на опасность. Если она не решается перейти вброд безобидный ручеек, не сомневайся: там кишат пиявки-невидимки или в песок зарылся костогрыз!»
        Здесь не Подгорный Мир. Но если Ульните страшно - это очень, очень серьезно!
        Напарница продолжает говорить жестами. Левая ладонь чертит в воздухе линию сверху вниз, растопыривает пальцы и тут же изгибается, изобразив волну. Понятно: обрыв, кусты, река.
        И нет девушки. Сгинула. Растворилась. Умеет прятаться, ничего не скажешь. Умница. Самое правильное дело - залечь в кустах и оглядеться. Учитель говорил: «Не стыдись быть осторожным, даже если это выглядит смешным. Пусть лучше над тобой смеются, чем плачут».
        А вокруг и впрямь происходит что-то не то. Лунный свет сгустился, стал тягучим, как мед, тяжело пульсирует в такт ударам крови в висках...
        Нет, конечно, примерещилось, да хранят их с Ульнитой Безымянные!
        А вот это… это уже не мерещится!
        Чуть дальше кусты расступаются, открыв огромную поляну, на которой не растет ни травинки. Голая земля в лунном свете. А возле обрыва, над бормотанием и ворчанием невидимой реки, - большой серый камень, плоский, как стол. Он кажется единым целым с берегом, словно вырос тут, как ядовитый гриб. Словно сама земля с отвращением выдавила его из себя.
        Вокруг камня медленно, беззвучно скользят молчаливые фигуры в темных плащах с низко надвинутыми капюшонами. Они не останавливаются ни на миг, но в движениях нет суеты, они напоминают неспешный чопорный танец...
        Легкое прикосновение к плечу. Ульнита! Замерла, не подает никакого знака. Еще бы! Не придумали они жеста, который обозначал бы «Совиное капище»…
        Эта мысль тут же исчезает: одна из фигур, не нарушая общего ритма движения, направляется к кустам. Тут уж замереть, вжаться в землю и «дышать вполголоса».
        Загадочное существо нависает почти над головой. На него страшно глянуть: вдруг встретишься глазами? Взгляд прикован к посеребренной лунным светом земле, на которой черным силуэтом обозначилась четкая тень. Искривленная, искаженная. Ведь не может же, в самом деле, быть такое, что из-под капюшона вместо лица виден гигантский изогнутый клюв!
        Или… может?
        Острое, мучительное любопытство оказывается сильнее ужаса. Взгляд отрывается от земли, скользит вверх по темному плащу.
        Храни нас Безымянные! Прямо перед глазами из складок ткани высовывается огромная птичья лапа. Черная, пятипалая, с шишковатыми суставами... а когтищи-то!
        Жуткое создание, не обнаружив ничего подозрительного, медленно возвращается к алтарю.
        Страх сменяется омерзением. Ну и тварь! А ведь учитель рассказывал - теперь вспомнилось так четко! - что жрецы Совиного Божества были прежде людьми, но их исковеркали чары Древней Совы. Вот уж не приведи боги! Хуже разве что смерть без погребального костра!..
        Быстрый взгляд на Ульниту: как она, держится?
        А эта железная силуранка приподнялась на локтях, во все глаза разглядывает серый жертвенник.
        А ведь верно! Говорят же люди, что на камне, стоящем на грани двух миров, лежат магические амулеты, добытые Древней Совой в разных землях. Сила этих амулетов, орошаемых человеческой кровью, дает демону возможность длить и длить свое проклятое существование, тлеющее, как угли погребального костра.
        Амулеты - это очень, очень интересно! Хотелось бы знать: здесь всегда такие хороводы вокруг камешка водятся? Или иногда алтарь остается без охраны… ну, хотя бы с небольшой охраной?..
        И тут же будоражащая мысль о добыче сменяется тоскливым ужасом, все вокруг сливается в тяжелый кошмар, от которого так хочется проснуться.
        Потому что на поляну вытаскивают человека.
        Он не связан, пытается вырваться, но страшные лапы цепко и легко, словно не замечая сопротивления, волокут его к серому камню.
        Почему он не кричит? Кляп во рту?
        Отчего-то это кажется самым важным, невольно вглядываешься в лунный свет, из которого соткан этот ужас. Человек в чем-то темном, лицо кажется белым пятном, и не видно, завязан ли рот.
        Жертву опрокидывают на алтарь. Существо в бесформенном балахоне вскидывает над несчастным лапу с крючковатыми когтями. Вскидывает - и опускает!
        И тут же круг черных безмолвных фигур смыкается над беспомощной добычей. Тишина нарушается отвратительными звуками: то хлюпанье, то чмоканье, то хруст кости, - но по-прежнему ни крика, ни стона, ни мольбы о пощаде.
        Ульнита дернулась вперед. Скорее схватить ее за плечи, навалиться всем телом, прижать к земле - не полезла бы, ненормальная, спасать!
        Нет, сама все поняла: не отбивается, лежит тихо, только по лицу, которое теперь совсем близко, текут слезы.
        А на страшной поляне разомкнулся черный круг. Алтарный камень пуст… а тело-то где? Должно же хоть что-то… Даже если сожрали (о боги, ну и мерзость!), то почему следов не осталось?
        И еще… во время короткой борьбы с Ульнитой, когда оба на поляну не смотрели… показалось или нет, что над поляной прошелестели огромные тихие крылья?
        - Сво-о-лочи! - из глубины души выдыхает Ульнита. Не произносит, а именно выдыхает. Почти беззвучно. Сам бы не услышал, если б не лежали щека к щеке.
        А вот на поляне у жертвенника, похоже, услышали!
        Ритм начавшегося вновь танца сломался, черные фигуры замерли. Головы в низко надвинутых капюшонах повернулись как раз туда, куда им лучше бы не оборачиваться.
        Ой, погано! Пора уползать. Мешки бросаем (Ульнита, умница, от своего уже освободилась). Жаль добычи, но свою шкуру, до боли родную и привычную, почему-то жаль еще сильнее.
        Все это думаешь уже скользя меж кустов и спиной чувствуя погоню.
        До чего быстра человеческая мысль! За несколько мгновений успеваешь пережить пленение и гибель. Почему-то видишь не себя, а Ульниту: ее волокут на серый жертвенник, толстая пшеничная коса растрепалась и метет землю, рот распялен в беззвучном крике…
        Ну уж нет! Сам-то ладно... сам как-нибудь... а Ульниту нельзя на их поганый камень!
        Сразу все стало просто и ясно. Страх сменился равнодушием отчаяния. Горькая, легкая, звонкая свобода - никогда такого не испытывал! Жаль только, не будет честного погребального костра.
        Лишь бы Ульнита не догадалась…
        Обернулась. Знакомым жестом указала вперед. Правильно. Умница. Там пересохшее русло ручья - заросло, но проползти можно.
        В ответ ей жестом: «Ползи первая!»
        Как бесшумно канула в заросли, змейка лесная…
        Прощай, Ульнита!
        И резко, внезапно - во весь рост, перед опешившими преследователями… как они близко, забери их Серая Старуха! Растерялись. Рывком навстречу, сквозь цепь… от Ульниты увести!
        Со всех ног, во весь опор - напрямик, через кусты! Слева взметнулась наперехват черная лапа, клацнули возле уха сжавшиеся когти. Негромкий звук эхом отдался во всем теле, но его смыла бешеная радость погони, последняя в жизни радость.
        До чего легко меж кустов скользят, гады! Вот и поляна, легче бежать. Но дальше, в лесу… что там мелькает меж сосен?
        На берег! К обрыву - и в воду! Если что, хоть не сожрут!
        Серый алтарь скачками надвигается навстречу. Выщербленная поверхность без единого пятна крови… кольцом разложены какие-то предметы… вот уже рядом…
        То ли сработала наглость, без которой немыслим Подгорный Охотник, то ли рука бывшего воришки сама, без приказа метнулась к добыче.
        Пальцы чиркнули кончиками по неровному камню, сдернули с алтаря какую-то цепочку, успели сжаться в кулак - и тут руку от кисти до локтя пронзил холод, словно ее опустили в ведро со снегом... Не до того, некогда! Погоня рядом, это чувствуешь не оглядываясь.
        Толчок - и вниз головой с обрыва, во мрак!
        Мгновенный ужас, мысль: «Это сон!» И ледяная мгла, хлынувшая в рот и ноздри. И короткая отчаянная борьба за жизнь, слепое барахтанье тонущего щенка.
        И воздух, спасительный воздух, каждый глоток его - самое важное в жизни…
        Снова вода, но уже нет безумного цепляния за жизнь: я в реке, я выплыву, я умею!
        И когда после немыслимо долгой борьбы с холодным, черным, грохочущим врагом выползаешь на прибрежные камни, нет даже радости: слишком болит каждая жилочка, слишком гудит голова, слишком сотрясает грудь кашель. Сквозь сумятицу мыслей пробивается одна, разборчивая, связная и почему-то укоризненная: «Ну, я же говорил - я выплыву!»
        И не сразу замечаешь, что вокруг правого запястья обмоталась цепочка. Та самая. Добыча. И опять-таки нет радости, лишь тупое недоумение: как же не сорвалась в такой круговерти? Меч утонул, а цепочка уцелела.
        Солнца еще не видно, но тьма стала прозрачной, легкой, вот-вот развеется. Можно рассмотреть, что же прихвачено на память о Древней Сове.
        На стальной цепочке - потемневший серебряный треугольник размером с детскую ладошку, один край закруглен. Словно серебряный диск разделили на три части от центра, взяли один кусок, пробили грубую дыру и повесили на цепочку. На пластинке - еле различимая вязь странных знаков.
        Ладно, с добычей потом, пора отсюда выбираться. Эх, не на тот берег выбросило! На другой стороне опушка леса, а здесь обрыв. Невысокий, но все же… Плыть на ту сторону? Да ни за лепешку с медом! Хватит, наплавался! Придется карабкаться наверх. Обрыв прошит корнями, есть за что зацепиться. Одна беда: правая рука ноет от кисти до локтя, пальцы еле сгибаются. Ну, как-нибудь…
        А цепочку куда?..
        На задворках памяти прошелестели даже не слова, а эхо от слов учителя. Что-то о неосторожном обращении с магическими предметами… какие-то страшные случаи рассказывал… Но измученный мозг решительно отказался что-то вспоминать. Левая рука неловко распутала цепочку, набросила на шею, под рубаху - так надежнее.
        И сразу мир вокруг дивно, прекрасно, великолепно изменился!
        И не в том дело, что разом исчезли усталость и боль, - это как раз осталось почти незамеченным, не до того было.
        Трудно описать словами. Вокруг вроде все то же: обрыв, река, берег напротив. Но перед глазами словно карту развернули. И это уже не безымянный поток, а Литизарна, Звонкая река. А Врата, оставленные за спиной… да вот же они, дальше на север! Даже видно, что за ними то же самое болото: не сдвинулась пока складочка! Ниже по реке - рыбачья деревенька... так, четыре хибарки, даже названия нет. Южнее в лесу - замок... еще южнее - дорога и город Издагмир.
        А Совиного капища не видно. Берег, кусты, поляна, а серого алтаря нет! Зато есть уверенность, что жертвенник исчез… нет, не исчез, переместился куда-то, пряча свою черную тайну.
        Ай да находка! Ай да добыча! Лучше мешка золота! Никому не отдам! И Гильдия ее не увидит, тем более что это не против правил. Гильдия получает десятую часть от проданного тобой, а если хочешь что-то не продавать, оставить себе - да ради всех богов! Не запрещено!
        Ха, продать! Во всем Гурли?не столько денег не начеканено, чтобы… Да такое не то что продать - показать-то можно не всякому! Разве что учителю да Ульните...
        Ульнита! Как можно было забыть?! Что с ней, где она?..
        А рядом! Захотел - и узнал. Идет берегом поверху, отсюда не видно, а талисман показал!
        - Ульнита-а! Эге-гей! Я зде-есь!
        Над краем обрыва возникает голова. Растрепанная и с зареванной физиономией.
        - Живой!.. Ну, хвала Безликим! Ты их от меня уводил, да? Я поняла, я вернулась, а там никого, ничего… даже камня нет…
        - Лить слезы и трясти своим пшеничным снопом будешь после. Помоги выбраться, я руку зашиб… да не за правую, медведица ты силуранская! Больно же!.. Ладно, все в порядке. Сядь рядышком. Такое покажу - сроду не видала! Знаешь, я…
        Договорить не удается - Ульнита издает пронзительный крик, округлившимися глазами глядит на мою правую руку.
        О боги, да что же это?!
        Ногти осыпались на землю, пальцы на глазах чернеют, ссыхаются, покрываются жесткой кожицей, похожей на чешую. На кончиках пробиваются когти, все длиннее, острее… суставы пальцев становятся узловатыми, чернота ползет дальше, к запястью.
        Сам не заметил, как упал на колени, левой рукой поддерживаю правую, раскачиваюсь от боли, ужаса, смертной тоски.
        - Ульнита… мечом, не то поздно будет! Что стоишь, колода дубовая?! Вот здесь, пониже локтя… Во имя богов, Ульнита, руби!!!

1. Возвращение на родину
        (293 год Железных Времен)
        На охоте оружие совы не клюв, а лапа. Лапой сова ловит дичь, лапой ее и умерщвляет, закалывая когтями. Убитую добычу сова прикладывает к основанию клюва. Со стороны это похоже на поцелуй, но зачем птица так делает, ведомо лишь богам.

«Птицы Озерного королевства» Вайсувеш Теплый Плащ из Семейства Тагихарш
        - Сами понимаете, выбора не было, какой тут выбор! На Клыкастую Жабу один на один не очень-то пойдешь, а уж если их четыре… принесла Многоликая на мою голову! Помянул я богов и шагнул на карниз. Иду спиной к скале. Карниз все уже и уже становится. Пропасть внизу - что твоя Бездна! Камни из-под ног летят - стука не слышно! Но хуже всего, что со стороны пропасти надвигается соседняя складка: шелест слышу, словно кусок шелка в руке шуршит. Я сначала обрадовался, думал, спасение идет: прыгну из складки в складку - и лови меня! Но гляжу, издали, словно в тумане, морские волны возникают. Появятся, плеснут - и вновь исчезнут. Ну, думаю, только моря не хватает! Сделал по карнизу шаг… и еще… и рука нащупала пустоту!
        Рассказчик глотнул вина. Слушатели не сводили восхищенных взглядов с этого крепкого, статного мужчины лет тридцати пяти. Он небрежно тянул паузу, прекрасно зная себе цену. Все в нем не просто говорило, а кричало о самоуверенности и успехе: и выражение длинного загорелого лица с дерзкими глазами и насмешливой улыбкой чуть выпяченных губ, и прекрасно сшитый желтый атласный камзол, заляпанный винными пятнами, и сапоги с вырезными отворотами и золотыми подколенными пряжками - в таких сапогах по улице-то ходить жалко, разве что на балах танцевать.
        - Извернулся кое-как, - соизволил продолжить рассказчик, - и вижу в скале расселину. Струится оттуда неяркий сиреневый свет. И звуки такие, словно часто и размеренно дышит кто-то очень большой…
        Тут рассказчик вновь оборвал повествование, недовольно потянул носом, пригладил пальцами светлые усы:
        - Эй, хозяин, душно у тебя! Открой-ка все окна и двери! Нараспашку! А то как бы нам не захотелось перебраться в «Фонарь на крюке»!
        Долговязый хозяин сорвался с места:
        - И впрямь душновато! Сейчас открою, сейчас!
        Он поспешно распахнул ставни, отворил дверь в сени, вышел на крыльцо - и забыл о капризном госте, увидев над невысоким забором патлатую голову сына. Шляется с утра Многоликая знает где… нет чтоб на кухне помочь! Немедленно изловить бездельника и надрать уши!
        Но тут хозяин разобрал, что орет на всю улицу его отпрыск:
        - Пап, со мной гость! Пап, я ему дорогу показываю! Пап, я ему все рассказал: и про баню, и про комнаты хорошие, и про мамин ягодный соус!
        Гнев хозяина сменился умилением. Ай да сынок подрастает! Мало того что постояльца привел, так еще на всю округу шумит - пусть соседи знают, как в «Счастливом путнике» хорошо дела идут.
        Но когда приезжий шагнул во двор, радость хозяина потускнела. Уж очень невзрачно выглядел этот круглолицый, простоватого вида человек лет сорока. Запыленная одежда, сбитые сапоги - это бы ничего, в дорогу люди редко наряжаются во все лучшее. А вот то, что при нем одна-единственная холщовая котомка, небрежно затянутая веревкой, - это хуже! Из-под плаща виден кончик ножен (не забыть сказать, чтоб снял меч). Пожалуй, наемник. Фигура крепко сбитая - силен, видать, хоть ростом похвалиться не может…
        Эти наблюдения заняли у хозяина несколько мгновений, а потом он просиял радушной улыбкой:
        - Добро пожаловать! Я Дауп?р Глубокий Овраг, хозяин «Счастливого путника». Лучшего постоялого двора не найти во всем Гурлиане!
        - Уже знаю, - усмехнулся гость. - Твой сын твердил об этом от самых Западных ворот!
        За спиной у приезжего мальчишка подмигнул отцу и показал открытую ладонь. Хозяин кивнул: мол, понимаю, усердие надо поощрять, за мной не пропадет.
        Еще бы! Времена тяжелые, конкурентов много, любой постоялец - подарок богов. Главное - не дать ему удрать не расплатившись.
        - Что угодно дорогому гостю? - осведомился Даупар, делая легкое ударение на словах «дорогому гостю». Ведь путник так и не представился. Не то чтоб это было обязательно, но…
        - Баню, - с чувством сказал путник. - Первым делом баню, остальное потом!
        Судя по чистому выговору, гость - гурлианец… а одежда грайанского покроя. Видно, странствовал вдали от Озерного королевства.
        Даупар обернулся, чтобы отдать сынишке распоряжение, и увидел, что тот уже несется к кухне. Смышленый мальчуган. И шустрый.
        - Мой сын сейчас принесет горячую воду. Вот она, наша баня, взгляни, почтенный!
        Даупар распахнул дверь тесной дощатой будочки. Внутри были крошечная скамья и полочка, на которой аккуратно расставлены ковш, миска с мягким мылом и глиняный горшочек с ароматным настоем трав. На полу - маленькая лоханка.
        Любой грайанец или силуранец немедленно обозвал бы баню собачьей конурой, где человеку и не повернуться. Но гость глядел на это игрушечное хозяйство во все глаза, и по лицу медленно расплывалась счастливая улыбка.
        - Я дома! - выдохнул он. - О Безликие, я наконец-то дома!
        Хозяин невольно умилился при виде такой радости.
        - Не поверишь, почтенный, - обернулся гость к Даупару, - как я намучился в Грай?не! У них там бани, стыдно сказать, общие! Толпа мужчин раздевается догола… так и моются, все вместе. И для женщин такие бани есть!
        - Почему не поверю? - удивился хозяин. - Еще как поверю. У нас в Издагм?ре тоже две такие бани построили. Само собой, для приезжих, свои-то плюются. Но деньги владельцам набегают хорошие. - Тут в маленьких глазках Даупара вспыхнул огонек, губы плотно сжались. Можно было догадаться, что за узким наморщенным лбом идет напряженная работа: обдумывается постройка третьей бани на разорение конкурентам. Но, видно, что-то не сошлось в подсчетах. Огонек в глазах погас, и трактирщик с горьким осуждением бросил: - Срамота!
        - Я в реке мылся, - печально сообщил гость. - В реке что за мытье? А зимой приходилось снимать баню на полдня, на меньший срок хозяева не соглашались.
        В душе Даупара затеплилась надежда. Снять баню на полдня, чтобы мыться в одиночку… а ведь к нему, пожалуй, не нищий бродяжка завернул! Хотя, может, тогда у незнакомца лучше шли дела…
        Размышления прервал визг. Из окна дома головой вперед вылетел тщедушный человечек, проехался животом по пыли двора и поднялся на ноги, отплевываясь и бессвязно ругаясь.
        Даупар побледнел, рванулся к человечку:
        - Ты что себе позволяешь, а? У меня приличное заведение! Иди отсюда, иди…
        - Да я… но я же…
        - Убирайся, я сказал!
        Вытолкав злополучного человечка за калитку, хозяин виновато обернулся к гостю. Тот усмехался:
        - Не так уж спокойно в «Счастливом путнике», а? И часто здесь постояльцев учат летать?
        - Это вздор, это ерунда, это мой сосед, ничтожный такой человечишка, его уже третий раз так! У меня собрались Подгорные Охотники, пьют вино, беседуют. А этот въедливый таракан в разговор встревает: то ему неправда, это ему вранье…
        - А-а, - сочувственно кивнул гость. - Тогда понятно, тогда за дело! - Глаза его засветились, голос потеплел. - Охотники, да? Вот искупаюсь, поужинаю и к ним поболтать подсяду.
        - Они только у меня собираются! - гордо заявил Даупар. - Все восемь человек! За главного у них Урих? Эхо Оклика.
        - Восемь? Очень, очень много для такого небольшого городка. Неужели все на королевской службе? Или мимо шли и отдохнуть остановились?
        Улыбка сползла с лица хозяина.
        - Они, как бы это сказать… не на службе, они вообще не…
        Взгляд гостя стал ледяным.
        - Понятно. Пролазы! Пожалуй, после ужина сразу лягу спать. Где горячая вода?
        - Несу, господин! - откликнулся мальчишеский голос, который старался казаться солидным.
        - Мне, малыш, кувшина не хватит. - Гость с сомнением глянул на ношу парнишки.
        - Больше на кухне пока нету, я велел рабыням согреть еще. Не сомневайся, господин, мойся, я принесу и в щелку подам. - Хозяйский сын считал гостя своей находкой, своей добычей и потому обслуживал с особым рвением.
        - Разве что так! И еще, почтенный Даупар… Я, как видишь, в дороге обносился, хотелось бы сменить шкурку. Нет ли поблизости приличного портного?
        - Господин! Какое совпадение! Лучший в городе портной - мой зять. И живет рядом.
        - Ага, понимаю. А лучший в городе сапожник, надо полагать, твой племянник? По чистому совпадению, разумеется.
        - Почему - племянник? Брат. Младший. Я пошлю за ним.
        - Вот и хорошо. А ты, паренек, отволоки мою котомку в дом и сунь куда-нибудь под лавку. Ах да, оружие надо сдать, верно?
        Даупар глядел, как гость отстегивает перевязь, ловко орудуя левой рукой. Правая все время оставалась в складках плаща. А может, ее вообще не было?

* * *
        Урихо заканчивал свою историю, но самый захватывающий момент был начисто испорчен пронзительным криком хозяйского сына. Забыв о рассказчике, все обернулись к мальчишке. Тот стоял на коленях возле холщовой котомки и орал, как кошка, которой прищемили дверью хвост.
        В комнату ворвался Даупар, примчавшийся спасать сына.
        - Там… там… - непослушными губами лепетал мальчишка, тыча рукой в сторону котомки. - Веревка развязалась, а там…
        У всех мелькнула одна и та же мысль: как же, развязалась! Просто любопытно было паршивцу на чужие вещи взглянуть! Но в следующее мгновение никто уже не думал о мальчишке, потому что взволнованный Даупар склонился над котомкой.
        Дружное «а-ах!» пронеслось по комнате.
        На людей в упор взглянули налитые кровью, остекленевшие глаза неведомого зверя. На косматой шкуре запеклась кровь, клыки белели в предсмертном оскале.
        Отрубленная голова, что выглядывала из котомки, была бы похожа на медвежью, если бы не полузакрытый третий глаз на темени.
        В полной тишине Урихо встал из-за стола, подошел ближе, нагнулся над неожиданной находкой.
        - Чье это? - спросил он, не отрывая бледно-голубых глаз от чужой добычи.
        - Нового гостя, он в бане сейчас.
        - Кто таков?
        - Не знаю, он не сказал.
        Урихо перевел ледяной взгляд на хозяина:
        - Про Подгорных Охотников не спрашивал?
        - Да я ему сам про вас рассказал!
        - А он что?
        Даупар замялся. Подгорному Охотнику не понравилось его смущение.
        - А ну, говори! Он назвал нас пролазами?
        Хозяин с несчастным видом кивнул.
        - Так… На его запястья ты взглянуть не догадался?
        - Н-нет. Но это можно устроить! - оживился Даупар. - Я снесу ему кувшин воды и подам в приоткрытую дверь. Кувшин тяжелый, одной рукой не возьмешь.
        - Отлично. Погляди, нет ли на правом запястье узкого серебряного браслета, на нем должны быть два имени.
        Хозяин поклонился и ушел, сказав про себя: «Кого он учит? А то я не знаю, как выглядит знак Гильдии! Разумеется, два имени: самого Охотника и его учителя!»
        А Урихо обвел тяжелым взглядом всех, кто был в комнате:
        - Кто ни разу не ходил в Подгорный Мир - брысь отсюда!
        Несколько человек быстро и тихо исчезли, не желая неприятностей. Кроме самого Урихо, осталось семеро. Один неуверенно спросил:
        - Может, он дохлую тварь нашел, решил получить награду за голову?
        Урихо мрачно промолчал.
        На пороге возник хозяин. Физиономия его выражала такое смятение, словно он обнаружил свой винный погреб опустошенным.
        - Я посмотрел, - замирающим голосом сказал он. - Есть знак… на левом запястье! Правое такое, что браслет не удержался бы.
        И исчез, прежде чем по комнате прошелестело прозвище, более знаменитое, чем любое имя.
        Лицо Урихо исказилось так, что страшно взглянуть. Гнев, ярость и… неужели страх и стыд?
        - Вы хоть понимаете… - прохрипел он, - понимаете, что для нас означает его прибытие? Это же конец всему… нашим планам, нашим мечтам, нашему будущему! Что примолкли? Давно вам в лицо не швыряли слово «пролаза»?

* * *
        Во дворе Даупар наставлял сына:
        - Давай бегом во дворец, в караулку. Твой дядя как раз с дежурства сменяется. Поторопись, пока он еще трезвый! Пусть расстарается. А то как вино бесплатно лакать, по-родственному, так он молодец! Пускай передаст Хранителю: в «Счастливом путнике» остановился Ш?нги Совиная Лапа.
        - Ух ты! Сам Шенги! Правда, пап? Ну, ребята от зависти сдохнут!
        - Завтра сдохнут, сынок, завтра! А сегодня никому ни словечка! Хранитель должен узнать такую новость только от нас! Понял? Вот, держи монетку!

* * *
        Гость приступил к ужину. Даупар незаметно поглядывал на него и видел теперь в ином свете. Никакой не простоватый у него вид, а серьезный и собранный, хотя и добродушный. Невысок, зато плечист и в движениях ловок. В темных волосах легкая проседь. Даже в комнате не снял плаща: правую руку прикрывает. А левой-то как привычно управляется!..
        Компания Урихо, угрюмо сгрудившись за соседним столом, не спускала глаз с прибывшей знаменитости. Шенги не обращал внимания на злые взгляды - спокойно откусывал кусок за куском от большой лепешки с запеченным внутри ломтем окорока. Время от времени он клал лепешку на стол, чтобы глотнуть вина из кубка. Рядом ждала своей очереди миска творога.
        Молчание становилось гнетущим. Хозяин мрачно твердил себе: «Хорошо, если столы и лавки уцелеют!»
        Наконец Даупар не выдержал и с фальшивым воодушевлением затараторил:
        - Жаль, почтеннейший Шенги, что ты не осчастливил нас своим появлением раньше! Тут было так весело! Отважный Урихо поведал увлекательную историю, как в горах, спасаясь от четырех Клыкастых Жаб, вынужден был уходить по карнизу над пропастью и… и…
        Хозяин смешался, сообразив, что не слышал конца истории и представления не имеет, как рассказчику удалось выкрутиться из передряги. Умоляюще обернувшись к Урихо, он наткнулся на убийственный взгляд и окончательно скис.
        Шенги дожевал кусок лепешки, не спеша запил его вином и ответил трактирщику:
        - Клыкастые Жабы - в горах? Очень, очень интересная история. До чего же далеко от родных болот забрели! Ведь без воды долго не могут, а все-таки добрались!
        - Их зашвырнуло из соседней складки, - мрачно бросил Урихо, глядя прямо перед собой на опустевший кубок.
        - И сразу четыре морды, да? - Шенги обращался исключительно к хозяину. - Ужас какой! Сколько по складкам ни брожу, а больше двух за один раз встретить не доводилось. Понимаешь, почтенный Даупар, они друг друга терпят только в брачную пору, и то недолго. А обычно, как сойдутся вдвоем, тут же драка начинается.
        Даупар сообразил, что на его глазах происходит неслыханное нарушение традиций. Ни один Подгорный Охотник не позволит себе уличить другого во лжи или хотя бы поправить в мелкой детали. Какую бы чушь ни нес рассказчик - встревать нельзя, разве что поддакнуть, посмеиваясь про себя. Но так неприкрыто унижать собрата по ремеслу… О Безымянные, что сейчас будет?!
        Хозяину бы куда-нибудь забиться и помалкивать, но проклятый язык от страха ляпнул:
        - Почтеннейший Шенги, стоит ли так неуважительно обращаться с другими Подгорными Охотниками?
        - Что ты, почтенный Даупар, - с насмешкой ответил гость, - я уважаю Подгорных Охотников. - Он мягко, но заметно выделил голосом последние слова.
        Урихо не выдержал: встал со скамьи, пересек комнату, навис над сидящим Шенги.
        - Будем знакомы… - В любезных словах звенела угроза. - Я Урихо Эхо Оклика из Рода Саридек. Шестнадцать лет брожу по Подгорному Миру.
        Шенги поднял на него спокойные серые глаза и сказал негромко:
        - Хозяин называл мне твое имя, но только сейчас я вспомнил, где слышал его раньше. Не завидую я твоим напарникам, Урихо из Рода Саридек.
        С исказившимся от ярости лицом светлоусый красавец отшатнулся от стола. А Шенги продолжал неторопливо:
        - Шестнадцать лет, говоришь? Очень, очень много для пролазы! И до сих пор еще человек… по крайней мере с виду. Крепок ты, благодари за это Безликих.
        - Да как ты!.. - захлебнулся словами Урихо. А оскорбивший его человек обернулся к хозяину:
        - Клыкастая Жаба - страшный зверь. Но опаснее всех в Подгорном Мире не она. И даже не дракон. Самая коварная, подлая и хитрая тварь была когда-то человеком. И зовется она - пролаза!
        Компания Урихо была уже на ногах, готовая наброситься на пришельца и разорвать его. Хозяин юркнул под стол.
        Коротко замахнувшись, Урихо обрушил кулак на ненавистное лицо чужака…
        Нет, это лишь со стороны показалось, что обрушил… Кулак застыл у самого лица Шенги. Урихо почувствовал, что его запястье стиснули железные пальцы. Необоримая сила вывернула руку Урихо за спину, повалила его на стол.
        Изумленная компания глядела на своего главаря, лежавшего лицом в миске с творогом, и на Шенги, который встал над противником, удерживая его левой рукой.
        Это был уже не прежний Шенги. Не мирный путник, смакующий свой немудреный ужин. Все попятились, поняв, как взбешен этот человек. Глаза его сверкали, а когда он заговорил, казалось, что рот извергает раскаленную лаву:
        - Пролаза тем и опасен, что ум у него человечий, а душа звериная! И каждый знал, на что идет! Знал, что в воздухе Подгорного Мира разлит яд, губящий душу! Сладко вам? Не можете без этого жить? Да неужто сами не понимаете: это болезнь! Она прикует вас к Подгорному Миру, сомнет в ком глины и вылепит заново - но вылепит зверюгу! Будете шляться из складки в складку, изувеченные душой и телом, и от ревнивой злобы начнете нападать на тех, кого мудрость Гильдии хранит от подобной участи. Все вы одинаковы! Видал я таких и в Грайане, и в Силуране! Наряжаетесь в атлас и шелк, обвешиваетесь золотыми побрякушками, швыряете деньги направо и налево - хоть день, да мой! И знаете, что скоро Подгорный Мир позовет своих рабов - уже навсегда. Пейте, веселитесь, хвастайтесь, пока вы еще люди! Недолог ваш срок, сами знаете! Но не смейте называть себя Подгорными Охотниками, пролазы!
        Мощная рука сдернула Урихо со стола и с такой силой швырнула прочь, что он врезался в стену.
        Поднялся на ноги. Покачнулся. Смахнул с багровой физиономии творог.
        Дружки со страхом глядели на трясущиеся губы главаря.
        - За такое убивают, - выдохнул Урихо. - Сейчас мы безоружны, но…
        - Это ты безоружен, - прежним, спокойным голосом перебил его Шенги. - А я безоружным не бываю никогда.
        На правом плече колыхнулся плащ. Откинув темную ткань, на стол со стуком легла рука.
        Нет, не рука. Лапа.
        Твердая, с пятью длинными пальцами, с шишковатыми неровными суставами, которые делали ее похожей на ветвь сухого дерева. А черная, с мелким сетчатым рисунком кожа, напоминающая чешую, наводила скорее на мысль о жуткой рептилии. Или о беспощадной хищной птице.
        В первую очередь привлекали взор когти - изогнутые, грозные, с сизым металлическим отливом. Под взглядами всех, кто был в комнате, страшные пальцы разжались и снова сжались. Каждому ярко представилось, как эти когти впиваются в плоть, разрывая кожу и ломая кости.
        - Если у кого есть охота подраться, - негромко, почти жалобно сказал Шенги, - лучше начать поскорее. Потому что я устал и хочу спать. С дороги, знаете ли…
        Ответом было молчание. Урихо распластался по стене, не сводя взгляда со страшной лапы.
        Немного выждав, Шенги заговорил вновь:
        - Почтенный Даупар, я не знаю, что ты обронил под стол, но разыщешь свою потерю позже. Будь любезен, проводи меня в мою комнату.
        Хозяин вынырнул из-под стола и с видом лунатика двинулся к двери. Следом не спеша направился Шенги, оставив за плечами потрясенную, смятенную тишину.

2. Обед у Хранителя
        Конечно, невежливо пялить глаза на обстановку комнаты, где тебя принимают гостем, но ведь интересно же! Подгорному Охотнику, даже знаменитому, не каждый день случается бывать во внутренних покоях дворца Хранителя города.
        А поглядеть есть на что. Не в том дело, что вокруг много дорогих и красивых вещей, а в том, что вещи эти - разноплеменные, собранные со всех концов земли.
        Столик, за которым трапезничают Хранитель и его гость, мраморный, на ножке в виде стоящей на хвосте рыбы; над этой прелестью потрудились грайанские резчики по камню. Изящные решетки на окнах выкованы в Силуране, можно и точнее сказать: в Джанг?ше. Благовония, курящиеся в бронзовой жаровне, прибыли из Ксур?нга, а пушистый коричневый ковер, в который упираются ножки жаровни, не мог быть соткан нигде, кроме Нарраб?на. Одна из стен сплошь заплетена диковинными вьющимися растениями - может, это подарок с Проклятых островов?
        А есть что-нибудь свое, гурлианское? Ну как же! Ткань, которой накрыта огромная птичья клетка в углу, вышла из рук столичных ткачей… узоры-то, узоры! Не вышиты, не краской нанесены, а так и сотканы!
        И вот что удивительно: вся эта пестрота, разнородность не делают комнату похожей на чулан, где свалены непроданные товары. Вещи, созданные мастерами разных стран, сошлись здесь и словно заговорили на одном языке. Сплелись в одно целое - необычное, но очень изящное и красивое.
        Но все же нехорошо зыркать глазами по сторонам. Тем более что почтеннейший Таги?рри Большой Сапфир заметил любопытство гостя. В близоруких, чуть прищуренных темных глазах хозяина мелькнула добродушная усмешка.
        - Да, - мягко сказал Хранитель, - это Издагмир, Придорожный Город. Здешний люд говорит: «Мы живем тем, что падает с возов проезжих торговцев». Ты ведь не первый раз в нашем городе, верно?
        - Был здесь однажды, когда мне было девятнадцать лет.
        - Конечно! Об этом отцы детям рассказывают: знаменитый Подгорный Охотник, спасенный богами на Совином капище, стал «помнящим вторую жизнь» и получил в храме новое имя. У нас, в нашем городе!
        - Не был я тогда знаменитым. Мальчишка…
        - Зато теперь про великого Шенги все бродячие сказители!.. - Тагиарри заставил себя оторвать взгляд от правого плеча собеседника под плащом. - Могу ли я узнать, что мой уважаемый гость намерен делать дальше?
        - Ну… доберусь до столицы, повидаю Главу Гильдии. Пока по чужим землям шлялся, порядком задолжал в Гильдию, заодно рассчитаюсь.
        Хранитель, лысеющий человечек с грустными глазами и короткой темной бородкой, недоумевающе скривил губы под полоской усов:
        - Эти ваши расчеты… как-то я не понимаю! Десятая часть от всего, что продано… Ну, в казну вы каждый год платите, это понятно - там определенная, неизменная сумма. А эта десятая часть - кто же вас проверить может?
        Гость усмехнулся, откинувшись на спинку кресла:
        - Проверить? Почтеннейший Тагиарри, сам удивляюсь, но платим честно! А в неудачные годы даже переплачиваем, чтобы Глава Гильдии и собратья по ремеслу не догадались, упаси Безликие, что дела идут скверно! Приходилось ли моему господину видеть разоряющуюся знать? Ходят голодными, а последние деньги тратят на дорогие наряды. Так по сравнению с Подгорными Охотниками эти люди - скромные, застенчивые создания! Хвастовство есть одно из первейших качеств Охотника - наряду с болтливостью и нахальством.
        Хранитель хмыкнул:
        - Хорошо бы мне горожане так налоги платили. Болтливости и нахальства у них предостаточно, а вот как с денежками расставаться… Ну хорошо, увидишься ты с почтеннейшим Лаур?шем Ночным Факелом, уладишь все дела, а что потом?
        - А потом хочу отдохнуть. Куплю домик на берегу, буду смотреть на корабли, слушать, как шумит море. Когда прискучит безделье, возьму ученика.
        - Послушай, - вкрадчиво начал Хранитель (и Шенги подобрался, поняв, что начинается настоящий разговор). - Море подождет, оно с сотворения мира шумит, где шумело, вряд ли Безымянные в ближайшие годы соизволят его передвинуть. И кораблей в порту Аргосм?ра предостаточно, хватит наглядеться и внукам твоим. Может, задержишься и спасешь один симпатичный городок от большой напасти?
        Шенги выжидающе молчал. Хранитель со вздохом продолжил:
        - Издагмир - процветающий город, не столько большой, сколько богатый и веселый. Мы исправно платим налоги и узнаем вести из чужих земель раньше, чем они дойдут до столицы. И все это нам дает проезжая дорога. Торговый путь. Посчитай, сколько в Издагмире постоялых дворов, сколько таверн… есть два игорных дома, даже две бани на иноземный манер… ага, улыбаешься - слышал уже, да? У нас больше портных, сапожников, поваров, лекарей, чем надо для здешних жителей. А сколько горожан перекупают товары у чужеземцев и везут в столицу сами! Проезжая дорога - становой хребет нашего благополучия. Убери ее - город захиреет и умрет. Мы это знаем, заезжих любим, уважаем и бережем. Даже штрафы с подгулявших иноземных буянов берем аккуратнее, чем с местных. Или, к примеру, два года назад был случай. С голубиной почтой пришла весть, что в Н?рра-до от заразной болезни скончался Светоч, а с ним - грудной малыш, его наследник. В городе стояли три наррабанских каравана - стекло везли, шелк, сушеные фрукты, сладости. Я известил наррабанцев, что у них уже другой Светоч, брат покойного. Ну, вопли, молитвы, задержались купцы
на три дня - Светоча оплакивали. Так не поверишь: три дня во всем городе траур был. В знак сочувствия!.. Ну, что на меня так смотришь? Я такого приказа не давал. Велел только закрыть на три дня игорные дома и занавесить во дворце окна черной тканью… Так во всем городе не было окна, в котором не висел бы хоть клочок черной тряпки! И ни музыки, ни песен!
        - Да-а, - протянул Шенги с легким осуждением. - Этак, глядишь, здесь и храмы иноземных богов строиться начнут.
        Хранитель смутился:
        - Вообще-то есть небольшое святилище Гарх-то-Горха… собственно, не в городе, за стеной…
        С невольным восхищением Шенги покрутил головой:
        - Ну и городок, храни его Безликие! Такой не впадет в нищету и убожество!
        - Не знаю, не знаю! - Хранитель вздохнул, его крупный нос уныло опустился. - Приготовься, начинаю ныть и скулить. Не знаю, чем прогневали мы Безымянных, но на нас посыпались беды, словно Серая Старуха из подола их вытряхнула. Если без подробностей - дорога от Рудного Кряжа до Издагмира подвергается нападениям Подгорных Тварей. Причем все настолько серьезно, что боюсь худшего: купеческие караваны будут искать другой путь, безопасный. А мы… наш город…
        - Так чего проще, - усмехнулся Шенги, - взять да пригласить на службу двоих-троих Подгорных Охотников. Послать письмо Главе Гильдии…
        - За кого ты меня принимаешь, уважаемый? Я платил деньги не «двоим-троим», а четверым Охотникам, причем Лауруш заверил меня, что в Гильдии они на прекрасном счету. На меня работали братья Нурв?ш и Нурб?ш.
        - А, близнецы! - оживился Шенги. - И впрямь неплохие парни, дело знают.
        - Еще старый Айт?н Белая Чаша, а в напарниках у него парнишка без имени, из Отребья, прозвище не припомню. У старика в учениках был, недавно надел браслет.
        - Айтина не встречал, но слышал много хорошего.
        - Они меж собой договорились: одна пара бродит по Подгорному Миру, другая приглядывает за дорогой - истребляет тварей, если вылезут… но это редко бывало. Иногда сопровождали караваны, если купцы просили… тоже нечасто. Признаться, я подумывал, что зря на них деньги трачу.
        - Деньги, заплаченные Охотникам, - веско сказал Шенги, - не бывают потраченными зря!
        - Да понял я, понял уже! Тогда и понял, когда близнецы из-за Ворот не вернулись.
        Шенги горестно распахнул глаза, но сдержался и произнес бесцветным голосом:
        - Давно?
        - В начале Хмурого месяца. Может, еще появятся?
        - Нет, - ровно ответил Охотник. - В Подгорном Мире время течет быстрее. Если до сих пор не возвратились… Очень, очень жалко! Хорошие были парни… нравом такие разные, даром что близнецы!
        - Мне особенно Нурвеш нравился - весельчак, пел красиво, - Хранитель вздохнул. - Нурбиш - тот угрюмый, нелюдимый, разговаривать с ним трудно было.
        - Да будет милостива Бездна к их душам! Но что их понесло за Врата поздней осенью?
        - Не знаю. Нурвеш перед уходом был во дворце, деньги получал за себя и за брата. Мы перебросились парой слов. Он с этаким загадочным видом заявил, что выследил дичь, какая раз в жизни попадается. И чтоб я готовил кошель поувесистее, иначе это чудо в столицу уйдет. И все, больше не встречались.
        - Вот такая работа! - не выдержал Шенги. - Вот так и жрет нашего брата Подгорный Мир!
        - Не только Подгорный Мир. Сразу после ухода близнецов погиб тот парнишка, напарник Айтина. Глупо погиб: озеро только-только ледком затянулось, а он напрямик перебежать захотел. А через два дня - Айтин… ну, там история непонятная, жуткая, весь город об этом говорил.
        Шенги взял с блюда тонкое, хрусткое печенье с медом, надкусил. С ленивой позой и мягкими движениями не вязалось острое, напряженное выражение глаз.
        - Есть на северной окраине полуразвалившаяся башня, воздвигнута в Огненные Времена, - угрюмо продолжил Тагиарри. - Эти руины называют Грайанской башней. Весь город знает, что там обитает злокозненный призрак. Там и нашли Айтина-Охотника… у входа… со свернутой шеей. Вокруг белый снежок - и никаких следов.
        - А его собственные следы?
        - Ничего не было. Незадолго до того, как нашли труп, мимо проходил Кидж?р, десятник городской стражи. И обратил внимание, как красиво лег первый снег. Не было ни следов, ни трупа. А снегопад уже кончился - не могло позже запорошить…
        - Горожане, конечно, на привидение грешат?
        - То есть никаких сомнений! Но я, собственно, о другом. Остались мы без Охотников, а тут как раз санный путь установился. Основной поток путников летом идет, зимой поменьше. А в распутицу никто не суется…
        Заметив нетерпение в глазах гостя, Хранитель заговорил сухо и точно:
        - За зиму - четыре разгромленных каравана. Уцелело семь человек. Трое - рабы из диких мест, нашего языка не знают. Один купец от ужаса спятил, от него толку не добились. Наемник-грайанец толково описал нападение ящеров-вертунов…
        Шенги так резко подался вперед, что чуть не опрокинул столик.
        - Вот как? И где сейчас этот толковый человек? Очень, очень любопытно бы побеседовать!
        - В Аргосмир отправился… а что?
        - А то, что у ящеров-вертунов кровь холодная, они мороза и снега боятся. На зиму спать укладываются клубком, как наши змеи.
        - А если у них в складке было лето, а к нам их случайно занесло?
        - Может быть, - с сомнением отозвался Охотник. - Но, значит, открылись новые Врата - чуть ли не на дороге!.. А что говорили остальные путники?
        - Парнишка-наррабанец, сын того спятившего купца, при первых признаках беды удрал в лес. Вернуться осмелился весьма нескоро, и обнаружил на дороге лошадь с разорванным брюхом, труп раба-погонщика и пятна крови.
        - А товары? Их тоже Твари прихватили?
        - Товары были в седельных вьюках… лошади, должно быть, разбежались. Но я главного не сказал: мальчишка нашел гигантские трехпалые следы. Он мне их потом нарисовал. Подгорные Охотники хором говорят, что это следы Клыкастой Жабы.
        - Подгорные Охотники? - сдвинул брови гость. - Ты говорил, почтеннейший Тагиарри, что…
        - Нет, не гильдейские. - Хранитель заметил возмущенный блеск в глазах гостя и заторопился: - Я, конечно, тут же отправил письмо в столицу, Лаурушу. Сразу после этого - последний налет на караван. Уцелела грайанка - ехала к отцу, он здесь торгует. Как поднялся шум, забилась под телегу. К этому времени я уже приказал конным разъездам охранять дорогу. Отряд обнаружил разгромленный караван, мертвых купцов и девушку под телегой. Она ничего не видела. По звукам решила, что на ее спутников напали разбойники. Но десятник видел в небе странных улетающих тварей, а на обочине дороги нашел два длинных щупальца, отсеченных чьим-то мечом.
        - Эх, меня там не было! Очень, очень интересно бы взглянуть!
        - Взглянули Подгорные Охотники… прости, я хотел сказать - люди, которым приходилось иметь дело с подобными существами. Это щупальца пузыря-убийцы.
        - Так… Ты сказал о трех караванах. А четвертый?
        - Просто не дошел до Издагмира. Испарился.
        - Да, дела… А что ответил на твое письмо Лауруш?
        - Прислал двоих Охотников. Но я же говорю: тень плаща Многоликой над нашим городом! Прибыли, зашли во дворец, представились, а на другой день мы для обоих костер складывали!
        - Оба - за один день?
        - За одну ночь. Женщина… ее звали Дейз?на Соленая Вода. Немолодая, крепкая, серьезная. Остановилась на постоялом дворе «Золотой кубок». За ужином ей стало плохо. Лекарь провозился с больной до утра, а утром ей уже не лекарь был нужен, а жрец. И еловая поленница.
        - Да? И часто у вас так гостей потчуют?
        - Совсем такого не бывает. Я сам разбирался в этом деле. Виноват подручный повара, его незадолго до этого купили. Хозяин таверны держал у себя сушеные листья крапивняка - припарки делал, спина у него больная. Новый невольник принял листья за приправу и в котел бухнул. Мог всех потравить, но, к счастью, женщина ела первой, ей сразу стало плохо. У остальных хватило ума ничего не есть. Раб ударился в бега, до сих пор ловим.
        - А со вторым Охотником что стряслось?
        - Этот по глупости! Как приехал, закатился в игорный дом «Путь по радуге», ввязался в ссору из-за певички. Есть такая, по прозвищу Черная Азалия, страшный сон законных жен… И нарвался на нож.
        - Очень, очень странно все совпало.
        - Там были свидетели, заслуживающие доверия. Но и в самом деле странно. Мне он показался таким строгим, важным, даже мрачным.
        - А как его имя? Может, встречались…
        - Чинг?р Луговой Ручей из Семейства Шагутар.
        - Ну уж нет! - быстро отозвался изумленный Шенги. - Господин мой, да такого просто не… Я Чингира знаю, напарниками были. Зануда он, неприятный, скучный человек - но чтоб в игорный дом?! Да он скорее в чумной барак… Из-за певички, да? Он при мне сто раз говорил, что всех этих сучек - танцовщиц, певиц, циркачек и прочих шлюх - в рудники бы, пустую породу откатывать!
        - Мало ли на свете людей, которые говорят одно, а делают другое?
        - Только не Чингир! Не в такой семье рос... да и вообще был слегка не в своем уме.
        - Вот видишь! От таких всего можно ожидать. Но меня не это сейчас больше всего волнует. Прошли весенние дожди, просохли дорога. Тронулись в путь торговые караваны… да только нашей ли дорогой они пойдут?
        - Понимаю, почему господин почтил откровенностью именно меня. К сожалению, я… ну, я уже говорил: хочу отдохнуть, купить домик у моря…
        - Что ж, - с неожиданной легкостью согласился Хранитель. - Жаль. Ладно, буду искать другой выход. Писать в Гильдию поздно, да и не знаю, согласится ли кто-нибудь из людей Лауруша приехать в такое злосчастное место. Тут призадумаешься! Не далее как позавчера приходил ко мне Урихо, предлагал помощь, ручался за своих парней и деньги просил весьма умеренные.
        - Урихо? - гневно изумился гость. - Этот пролаза?
        - Да, знака Гильдии нет, - вздохнул Хранитель, отводя коварно поблескивающие глаза. - Но в Подгорных Тварях разбирается, не так ли?
        Тагиарри ожидал возмущенной отповеди, но не был готов к неистовой вспышке ярости.
        Из-под плаща вылетела страшная черная лапа, грохнулась о столешницу - только мраморная крошка брызнула из-под когтей.
        - Нельзя! - рявкнул Шенги. - Нельзя, Хранитель! Да я скорей убью этого гада со всей его шайкой! Есть же указ!.. На государственную службу - только гильдейских!.. Хранитель, король узнает! Я первый об этом позабочусь! Да такого со времен Артана Золотого Щита…
        Хранитель, не обращая внимания на жуткую лапу, бесстрашно встретил взгляд разъяренных серых глаз.
        - Королем меня пугать вздумал? А если и дальше чудища купцов жрать будут, думаешь, мне король благодарственное послание пришлет? За интересы Гильдии стоишь, да? У меня люди гибнут!
        Эти слова остудили гнев Подгорного Охотника, он почувствовал себя виноватым.
        - Господин мой, с пролазами опасно иметь дело. Воздух Подгорного Мира сводит людей с ума. И чем больше вокруг опасностей, чем стремительнее стучит в груди сердце, тем быстрее овладевает человеком яд. Говорят, ощущения изумительные, такого не могут дать ни женщины, ни вино. Не знаю, сам не пробовал и пробовать не стану. Хочется умереть человеком, а не безумной зверюгой.
        - Да, - задумчиво протянул Хранитель, - ваше знаменитое Снадобье выдумал умный человек. Не понимаю, как вы, гильдейские, ухитряетесь скрывать этот секрет?
        - Легко! - усмехнулся гость. - Состав Снадобья - последнее, что узнает ученик. Когда он проходит Обряд Посвящения, на него накладываются сильные чары. После этого тайну при всем желании не выболтаешь. Ни за деньги, ни под пытками. Просто не получится.
        - Но в остальном эти… э-э… пролазы ничем не хуже гильдейских…
        - Мой господин считает, что дворняга, которая заразилась бешенством, ничем не хуже обученного охотничьего пса? - удивился Шенги.
        - Я полагал, что пролазы знают Подгорный Мир. - Не обращая внимания на возмущенный возглас Охотника, Тагиарри встал и подошел к птичьей клетке. - Хочу показать тебе кое-что.
        И сдернул узорчатое покрывало.
        В клетке оказалось странное существо - то ли толстенькая ящерица, то ли жаба с длинным хвостом и тонкими, как прутики, лапками. Хлынувший в клетку свет потревожил существо, оно запрыгало по слою жесткой сырой травы и застрекотало, обнажая мелкие острые зубки.
        - Вот! - гордо заявил Хранитель. - Ее зовут Алмазное Горлышко. Правда, красавица?
        - С ума сойти! - благоговейно прошептал гость. - Второй раз в жизни вижу!
        Хранитель обернулся к столику, взял с блюда куриную ножку, помахал ею перед клеткой:
        - А вот кому вкусненькое дам? Моей девочке вкусненькое дам! Спой, лапушка, для гостя, потом курочку будешь кушать!
        При виде лакомства существо успокоилось, приподнялось на лапках. Горло раздулось полупрозрачным пузырем. По комнате заструились рулады, странные и прекрасные, словно небрежно пробовал голос певец - все ниже, от тенора к баритону. Звуки текли свободно и легко, радовали гибкостью и неожиданностью. В них не было мелодии, зато были свобода и скрытая гармония; они ласкали слух и нежили душу.
        Наконец Алмазное Горлышко замолчала. Вытянув тощую лапку, она проворно сцапала протянутое сквозь прутья клетки угощение и начала обгладывать косточку.
        Хранитель вновь набросил на клетку покрывало.
        - Да, - вздохнул Шенги, - такая добыча не по мне. Очень, очень завидно, да ничего не поделаешь. Что редко встречается, это полбеды, но ведь ее, негодяйку, только одним способом изловить можно - подманить на голос! Точь-в-точь повторять ее рулады! Ну, это мне никак…
        - Это редкое животное, - сухо сказал Хранитель, - в начале зимы продал мне Урихо.
        Растроганное выражение сразу исчезло с лица Охотника.
        - Да, это достижение, - неохотно признал он. - Но все равно я не могу уважать этого… этого… даже если вижу такую добычу!
        - Почему? Ведь он, как и ты, учился у самого Лауруша!
        - Да, учитель у нас один, - мрачно кивнул Шенги. - Старик до сих пор переживает из-за той мерзкой истории. Урихо прошел весь срок ученичества. Перед Обрядом Посвящения нужно показать, чему ты научился: сходить в Подгорный Мир с другим новичком и выполнить простенькое задание. В тот раз ушли за Врата двое, а вернулся один. Урихо чуть ли не балладу спел о своих героических, но бесполезных попытках спасти напарника. Ему бы поверили, но второму парнишке чудом удалось выжить и добраться до Врат. Бедняга остался калекой. Он рассказал, как Урихо бросил его на верную смерть - то ли из трусости, то ли из жадности: юношам попалась россыпь Черных Градин, а это и впрямь ценная находка.
        - Говорят, - с тягостным чувством сказал Хранитель, - что теперь Урихо в Подгорный Мир ходит без напарников.
        - Да? Вот идиот! И до сих пор жив? Очень, очень непонятно!
        - Послушай, Охотник, я сам не хочу иметь дела с пролазами. Прошу, помоги мне, останься! Жалованье положу, как двоим платил. Дом купить захочешь - найдем хороший и устроим, чтоб недорого. Ученика взять пожелаешь - ну и прекрасно! Что еще? Моря с кораблями тебе не хватает? О Безликие, да я готов у тебя под окнами залив выкопать! Лопатой! И водой заполнить!
        Шенги фыркнул, представив себе это зрелище, и сказал, готовый уже сдаться:
        - Я не смогу в одиночку перебить всех тварей в округе. Понадобится хотя бы небольшой отряд.
        - Возьмешь лучших наемников. Сам выберешь.
        Шенги опустил глаза и нахмурился, только сейчас заметив на мраморной столешнице безобразные бороздки от когтей.
        - Да простит мой господин… я изуродовал красивую и наверняка дорогую вещь! Конечно, я готов возместить…
        - Ни в коем случае! До сих пор столик был лишь обработанным куском мрамора, а с сегодняшнего дня стал реликвией. Внуки будут хвастаться друзьям: «За этим столом наш дед трапезничал с Совиной Лапой! Видите, вот и следы от когтей!» А друзья будут отвечать: «Вранье! Это вилкой нацарапано!..» Впрочем, поговорим о твоем жалованье. Ты увидишь, что я могу быть весьма сговорчивым и щедрым.
        - А ты, почтеннейший Хранитель, увидишь, что я могу быть весьма прижимистым и алчным… Хорошо, давай все обсудим.

3. Рев из чащи леса
        Костер почти догорел, пламя лениво плясало над углями. Деревья, сомкнувшиеся вокруг полянки, шумели пышными кронами, словно осуждая беспечность спящего у костра человека. День клонился к вечеру, солнце пружинисто покачивалось на верхних ветвях, а странный человек лежал, как в собственной постели.
        Не болен ли он? Вполне возможно. Иначе зачем бы в такую жару кутаться в лохматый плащ из медвежьей шкуры, а на голову напяливать плотную шапку? Видны были только часть шеи, ухо и высокая скула. Этот клочок загорелой кожи среди бурого меха казался трогательно уязвимым и придавал человеку беззащитный вид.
        Из листвы к костру протянулась ниточка цепкого взгляда. Кто-то невидимый оценил добычу и остался доволен: хорошее мясо. Спокойное. И много.
        По кряжистому стволу граба потекло вниз странное мерцание. Казалось, нагретый летний воздух колышется среди листвы. Иногда на странную рябь падал луч солнца и отражался пронзительной вспышкой.
        Нечто странное, чуждое этому миру зависло на толстой ветви над головой добычи, прислушиваясь и принюхиваясь. Мясо не убегало и не пыталось обороняться.
        Сверкающий шар развернулся в длинную гибкую тварь размером с крупного кота. По-куньи приподнявшись на задних лапках, тварь огляделась. На гладкой коже искаженно, переливчато отражалось все вокруг: отсветы догорающего костра, листва, темная кора.
        Успокоившись, зверь легко спрыгнул на косматый плащ (став бурым от отразившегося на коже медвежьего меха) и метнулся к открытой шее человека.
        Но атакующее движение было оборвано у самой цели: возникшая из складок плаща черная лапа перехватила зверя и стиснула так, что когтистые пальцы утонули в податливой зеркальной коже.
        Не обращая внимания на трепыхающегося, пронзительно верещащего пленника, человек встал из-под плаща, тряхнул головой, сбрасывая шапку, и левой рукой положил на угли заранее приготовленный пучок темной, резко пахнущей травы. Тут же к небу потянулась черная струя дыма.
        На берегу лесной речушки Кидж?р Деревянный Нож, десятник издагмирских наемников, свистом поднял на ноги маленький отряд, загоравший в густой траве.
        - По коням, лодыри! Совиная Лапа знак дает!

* * *
        Костер уже не дымил, а весело пылал, похрустывая сухими сучьями. Наемники столпились вокруг Шенги, продолжавшего стискивать в когтях зверька с небывалой - зеркальной! - кожей.
        - Тут жало, - объяснял охотник. - В верхней челюсти. Укусит - паралич. Зверь капризный, падаль жрать не станет, ему подавай живую дичь. Потому и называется зеркальный живоед. Парализует добычу, отъест кусок, рану залижет (у него слюна такая - кровь останавливает), выспится, проголодается, еще кусок отгрызет.
        - У живого?! - охнул один из наемников.
        - Ну и что? Ты вчера варил раков, тоже их в котел живыми бросал. Глянь лучше, красивый какой, переливается! Здесь его выдают вспышки солнечных лучей, а в Подгорном Мире солнце тусклое, неяркое, там он просто невидимка. Думаю, Хранитель пошлет его в Аргосмир. Король собрал неплохой зверинец.
        - Да он сдох у тебя, этот живоглот! - хмыкнул десятник.
        - Не живоглот, а живоед. И не сдох, а притворяется. Кто-нибудь, дайте вон тот кожаный мешок!
        Ловко водворив пленника в мешок и заверив наемников, что зверюга не сумеет его прогрызть («Кожа-то не бычья, парни, а драконья!»), Шенги уселся у огня. Наемники, возбужденно переговариваясь, прилаживали над костром олений бок.
        - Повезло тебе, Охотник! - остановился рядом Киджар. - С добычей вернешься! Хранитель за всякую диковинную живность платит не скупясь.
        - Повезло? Да я его два дня как выследил! И приманить было несложно, только запарился под этим мехом. Но ведь мы не за такой дичью в поход отправились!
        - Чем ты недоволен? - удивился десятник, усаживаясь рядом. - Дорога спокойна, караваны идут, никто купцов не трогает. Мои парни поначалу собственную тень за Тварей принимали, а теперь, глянь-ка, хохочут, купаются. Прогулочка по лесу! За что нам только деньги причитаются?
        Шенги веткой поправил угли костра. Десятник ему определенно нравился: славный, веселый парень, - а дисциплину в десятке держит правильную, вояки ему поперек тявкнуть не смеют. К тому же Киджар сам вызвался идти с Охотником, а схватка в ночном лесу с Подгорными Тварями - не ловля воришек на городском рынке! Нельзя же было заранее угадать, что поход окажется таким спокойным.
        - А как же та брошенная стоянка? - спросил Шенги. - Кострища, шалаши…
        - Ты ж не хуже моего читаешь следы! - фыркнул десятник. - Там ночевало морд пять, не больше. А то и четверо. На них, что ли, грешишь? Брось! Я поспрошал мужиков в той, помнишь, деревеньке, в Ольшанке. Да, шастают по лесу несколько беглых рабов с дубинами, у одного даже меч есть. Жутко опасные злодеи: то у бабки корзинку грибов отнимут, то с шестов одежду, вывешенную для просушки, утянут… Думаешь, это они грабили торговцев, при которых была неплохая охрана?
        - Не думаю, - помедлив, отозвался Шенги. - Но потолковать с ними хочется.
        Киджар пренебрежительно повел широким плечом, прикусил белыми зубами стебелек медуницы.
        - Они могут что-то знать, - сосредоточенно продолжил Совиная Лапа. - Все-таки не верю, что с нападениями на купцов все было так просто.
        Десятник выплюнул стебелек и повернул к собеседнику широкое загорелое лицо. Ясные, светло-карие с рыжинкой глаза были веселы и слегка насмешливы. Одна бровь изгибалась чуть круче другой, от чего лицо десятника всегда имело такое выражение, будто он собирается лукаво подмигнуть.
        - Не веришь, да? Ты у нас ни во что не веришь! Наш сотник слыхал от Хранителя: мол, Шенги и в призрака из Грайанской башни не верит!
        - Сотник ошибся. Я сказал: не поверю, пока не увижу.
        - Вот вернемся в город - сходи в развалины, если не боишься. Место жутковатое, как раз в таких привидениям и водиться.
        - Что там было раньше?
        - Замок властителя - еще в Огненные Времена, когда город был большой деревней. Король за что-то казнил властителя и взял земли под свою руку. Деревня разрослась, превратилась в городок, подступила к замку. А в Железные Времена нагрянула грайанская армия.
        - Да, знаю, в тридцать девятом…
        - Во-во… Захватили городок, замок велели горожанам снести - не хотели оставлять его в тылу. Пощадили только главную башню, чтоб было откуда врага высматривать. Оставили десяток солдат, а сами вперед пошли. Но дальше Непролазной топи не дошагали.
        - Мой учитель считал, что историю надо знать человеку любого ремесла. Так что можешь не рассказывать, как Артан Золотой Щит врагов в трясину опрокинул.
        Киджар сдвинул брови, ловя нить повествования.
        - Как докатилась до городка весть о разгроме грайанской армии, издагмирцы пришли в такой боевой восторг, что толпой ринулись бить оставленный у них десяток наемников. Бедняги пытались отсидеться в башне, но куда там! Издагмирцы - они неустрашимые, когда их двадцать на одного.
        - А ты не здешний?
        - Я-то? Нет, служу здесь года три, а сам из Силурана… Ну, потом, как водится, сложили чужеземцам костер. Да вот беда - одного тела недосчитались. Десятника этого самого… никто уж не помнит, как его звали. Решили, что сбежал в суматохе… ну и ладно, его счастье!
        - А он погиб? И тело осталось без костра?
        - Во-во! Большой грех на издагмирцах! Не смогла душа воина попасть в Бездну, очиститься, воплотиться в новорожденного. И остался призрак десятника в башне, жалуется на горькую участь, проклинает издагмирцев, призывает страшные напасти на Озерное королевство. Тогдашний Хранитель чего только ни пробовал: и со жрецами, и с чародеями советовался, и рабов посылал в развалинах шарить - может, кости сыщутся, сложили бы костер… Да все без толку! Так башня пустая и стоит. И рядом два дома заколоченных, никто там жить не хочет.
        - Ничего, к осени каменщики подлатают башню, поставят ограду. Рядом уцелели пристройки, их тоже приведут в порядок. И расчистят колодец.
        - Да ты что?! Эти проклятые руины кому-то понадобились?!
        - Ага. Мне. Я там жить буду.
        Десятник попытался что-то сказать, но из горла вырвалось лишь шипение. Совиная Лапа невозмутимо продолжил:
        - Хранитель рассказал о башне, я из любопытства пошел глянуть - и влюбился. О таком доме я с детства мечтал. Маленькая крепость! И колодец во дворе! Тагиарри башню продал очень, очень дешево.
        - Дешево, да? - обрел голос Киджар. - Да я бы и с приплатой… А про призрак грайанца ты не забыл? Он как раз этой зимой одному Охотнику шею свернул.
        - Сколько лет он в башне обитает - двести с лишним, да? А сколько человек убил?
        - Вообще-то первый случай, - озадаченно кивнул наемник.
        - Ну, вот… Посмотрим, побеседуем с ним… Как оленина-то пахнет!
        Десятник был так потрясен, что не сразу понял, о какой оленине зашла речь.
        - А, да! Пахнет славно. Давай-ка по кусочку. Внутри сырая, а снаружи хороша.
        Охотник глядел, как Киджар ловко орудует ножом с костяной ручкой, на которой выжжен странный зверь - мощный, толстоногий, с рогом на морде. Он хотел спросить наемника, что за тварь такая, но Киджар уже протягивал ему аппетитный, истекающий горячим соком ломоть мяса. Коротко вздохнув от удовольствия, Шенги взял мясо… и уронил его в золу, вскочил, бросил когтистую пятерню на эфес меча. Тут же оказались на ногах и встревоженный Киджар, и весь его десяток.
        Потому что в чаще раздался хриплый рев, который ледяным ознобом отозвался в человеческих душах. Были в этом реве и гнев, и угроза, и злобная радость существа, сознающего свою мощь.
        Люди оцепенели, но их заставил прийти в себя спокойный, твердый голос:
        - Хворосту в костер! Факелы есть?.. Я спрашиваю: есть факелы?
        - Есть, - очнулся десятник. - Три факела.
        - Держите наготове, чтоб сразу зажечь. Арбалеты взведите. Если притащится, бейте стрелами по глазам и в пасть. А я пошел…
        - Куда? - не понял Киджар.
        - Поищу этого горластого парнишку.
        И Совиная Лапа, подхватив арбалет, исчез в обступившем поляну враждебном мраке. Его провожали взглядами потрясенные наемники.
        Отойдя от стоянки, Охотник переложил арбалет в правую руку, а левой вытащил из-за ворота рубашки стальную цепочку с бархатным мешочком на ней. Нетерпеливо сдернул бархатный чехол, под которым оказалась треугольная серебряная пластинка. Снова заправил цепочку за ворот, холодное серебро прильнуло к коже…
        Шенги помедлил, привыкая к изменившемуся миру. Лес словно превратился в карту, на которую нанесены каждый ручеек, каждый овраг. Где ближайшие Врата? На северо-западе… очень, очень далеко! Охотник сосредоточился, прижал ладонь к груди, вдавливая талисман в кожу, и сумел уловить за Вратами мерный шум волн. Море! Не могла оттуда явиться Клыкастая Жаба!
        Так, ладно, а где она сейчас?
        Прикрыв глаза, Охотник представил себе поднявшуюся на задние лапы жабу размером с корову. Плоская голова с круглыми глазищами и мощными клыками… длинные передние лапы, сложенные перед грудью… выпуклые мышцы под бледно-коричневой кожей… тяжелый чешуйчатый хвост…
        Ну, нет поблизости такого существа! Нет, и все!
        Не может быть, чтоб подвел талисман, до сих пор служивший безотказно! Правда, Шенги старался применять его пореже: с колдовскими штуками нужна осторожность.
        Для проверки Шенги пожелал узнать, где находятся оставленные им наемники. Карта услужливо подсказала, где в лесу горит костер. Наемники были там… кроме одного! Он шел следом за Совиной Лапой!..
        И тут же за спиной Охотника треснул сук. Шенги обернулся, прислонился к черному стволу и выжидающе застыл.
        На прогалину, в полосу лунного света, вышел Киджар с мечом наизготовку. Напряженно огляделся.
        - Эй, - негромко окликнул его Охотник, - тебе что, у костра жарко стало?
        - Ты здесь? - обрадовался наемник. - Ну, хвала Безликим! Я почти сразу за тобой пошел. Как же тебе одному против такого зверя!
        - Смело! - оценил Охотник. - А сейчас вернемся к костру. Нет здесь Клыкастой Жабы.
        - То есть как это? Мы же слышали…
        - Верно, слышали. Но сейчас твари поблизости нет. Просто поверь на слово, у Охотников свои секреты. Объяснение вижу только одно: зверь ушел во Врата - и они тут же за ним закрылись.
        - А такое бывает?
        - Многоликая его знает… Я слыхал, что бывает, но это говорили пролазы, им веры нет.
        Десятник немного расслабился, но еще с опаской поглядывал во мглу.
        - Говоришь, нет зверюги?
        - Ручаюсь… Хвала богам, лето кончается, а ни одного нападения на караваны. Нам очень, очень везло.
        - А вот это Хранителю знать не обязательно! Пусть думает, что наша отвага купцов берегла.
        - Шутки шутками, а ты, десятник, молодчина. Как ты за мной следом… во тьму, от костра! Не трус! Может, даже наберешься смелости и зайдешь ко мне в гости, а? В Грайанскую башню?
        - А что, - хохотнул Киджар, - может, и зайду проведать!

4. Новоселье
        Да куда же смотрели Безымянные? Человеку скоро сорок, а он впервые проводит ночь под крышей своего дома. Собственного. Настоящего. Никому другому не принадлежащего.
        Тихо. Одиноко. Хорошо. В каком-нибудь Грайане или тому подобном Силуране набежала бы толпа с подарками и поздравлениями, притащили бы музыкантов, а хозяин вынужден был бы следить, чтоб всем хватило еды и вина и чтоб перепившиеся гости не поубивали друг друга. Это вместо того, чтобы вслушиваться в священную тишину своего нового крова, ощущая себя единым целым с домом, где отныне будет протекать жизнь.
        Нет, в Озерном королевстве понимают, что такое новоселье! Тревожить хозяина в такие мгновения - все равно что беспокоить молодоженов в брачную ночь. На днях зайдет Киджар, один или со своими парнями. Возможно, дом почтит визитом и Хранитель. Будут поздравления, будут подарки. Но эта ночь, первая, принадлежит хозяину. И его семье, если она есть.
        Ну, это не для Совиной Лапы. Не тянет как-то к семейной жизни. Особенно с тех пор, как исчезла Ульнита…
        Куда же она пропала, светлокосая красавица силуранка? Не могла же и впрямь бросить его, когда он валялся с приступом лихорадки, подхваченной на иномирных болотах! Бросить напарника, беспомощного, умирающего, в незнакомой деревне на попечении каких-то подозрительных людей… ну нет! Только не Ульнита!
        Когда он пришел в себя, с ужасом выслушал рассказ хихикающих и подмигивающих хозяев о том, что его красотка подружка смылась не попрощавшись. Схватился за талисман, но драгоценная пластинка не могла показать весь мир, а поблизости Ульниты не было…
        С тех пор были другие напарники, некоторые очень хорошие. Были и женщины, но ни одна не наводила на мысли о доме и семье. Да оно и к лучшему!
        Ладно, Совиная Лапа, незачем грустить. Скоро и в твоем доме зазвенит детский смех. Не зря с вечера над воротами приколочено решето - знак, что мастер намерен взять ученика. Причем решето перевернутое - ученика возьмут без платы.
        Еще бы! Мало кто из родителей захочет купить своему ребенку такое опасное будущее! Тут надо рассчитывать на сироту, шустрого и смелого бродяжку, каким был он сам до встречи с Лаурушем.
        Такому, наверное, новое жилье с непривычки покажется сказочным дворцом…
        А может, наоборот - жутким логовом, полным опасных тайн?
        Новый хозяин Грайанской башни обвел взглядом высокое просторное помещение, лишь частично освещенное пламенем очага. Кованая решетка отбрасывала на пол четкую тень.
        Когда-то в зале жили стражники властителя, потом королевские наемники, потом воины-грайанцы. На память о тех временах вдоль стен остались каменные выступы: на них настилали доски, на которых спали солдаты. Надо будет сделать такие постели для себя и ученика - поближе к очагу. А сегодня придется спать на полу, раз успел купить только стол да скамью, да и те еще в зал не затащил, во дворе оставил.
        Ничего, скоро будет уютнее. На пол лягут тростниковые циновки. Распахнутся ставни - стекольщик принесет стекло, хорошее, наррабанское. Очень, очень дорогое удовольствие, зато не надо заколачивать ставни на зиму. Не бедняцкая лачуга - дом Охотника! Посветлее станет. Не будет убегать во мрак вырубленная в стене лестница на второй ярус. Кстати, опасная лестница: ступеньки узкие, крутые, без перил. Надо предупредить мальчишку, чтоб зря не шастал наверх. Тем более что на втором ярусе ничего интересного нет: пусто, пыльно и холодно. Потом - это уже мечта! - там будут полки с книгами. Всегда хотелось иметь библиотеку - вот и пожалуйста, лишь бы деньги позволили. Надо плотнику полки заказать.
        А мальчишка все равно полезет наверх, запрещай не запрещай. Их, паршивцев, всегда на верхотуру тянет. К тому же над вторым ярусом - площадка, обнесенная зубчатым парапетом. Весь город оттуда виден. Какой малец устоит…
        Когтистая лапа взяла из железной скобы факел, поднесла к огню очага. Факел вспыхнул, тьма шарахнулась прочь. Сводчатый зал показался просторнее, но не стал приветливее и веселее.
        Факел плавно двинулся вдоль стены, отбрасывая неровные отсветы на темно-серый слой войлока. Зимы тут холодные, каменную махину протопить - никаких дров не хватит. Пришлось обшить стены досками, а поверху пустить войлок. И сволочи же эти мастера: содрали как за ремонт дворца, а дело сделали паршиво. Вон какие щели! Впрочем, у Совиной Лапы была причина принять кое-как сляпанную работу: нелегко было найти смельчаков, которые рискнули бы сунуться в Грайанскую башню!.. Ничего, щели законопатить можно. И развесить шкуры или ковры подешевле.
        Шенги поймал себя на том, что проговорил последнюю фразу вслух. С ним такое случалось - стареет, что ли?
        Хозяин Грайанской башни поднял факел, огорченно разглядывая пазы между досками. И тут неверные, коптящие языки пламени озарили нечто такое, чего здесь никак быть не могло.
        Шкура, бурая шкура громадного медведя, растянутая поверх войлока. Огромная голова скалилась во мрак, в мертвых глазах отражались красные блики огня.
        Человек не шарахнулся прочь, даже держащая факел лапа не дрогнула. Шенги просто стоял и глядел на шкуру, словно чего-то ожидая.
        Медвежья голова медленно повернулась к человеку.
        В маленьких плоских глазах стыла ненависть. Клыкастая пасть распахнулась. По угрюмому темному залу пополз заунывный голос:
        - Жалкий смертный, как посмел ты переступить этот порог? Прочь отсюда, не то древние стены содрогнутся от вида медленной смерти, что настигнет тебя!
        Выразительная декламация пропала зря: «жалкий смертный» не бросился наутек. Более того, на лице его появилось разочарование.
        - А разве не в стихах?.. - огорченно спросил он.
        - Чего-чего-о?.. - От неожиданности в голосе косматого чудовища зазвучали вполне человеческие нотки.
        - Говорят, ты изъясняешься стихами, как в старых пьесах. Люблю старые пьесы! Ничего, сосед, не огорчайся, все равно спасибо на добром слове. Это насчет медленной смерти. Согласен, спешка тут ни к чему.
        По медвежьей шкуре прошла рябь, она начала расплываться, терять очертания. На том месте, где грозила клыками страшная пасть, начали проступать черты лица, немолодого, с вислыми длинными усами и глубоким шрамом через правую щеку.
        - Это кто ж в моей башне такой смелый завелся? - недобро прищурилось лицо.
        - Вот это правильно! Не мешает познакомиться, раз под одной крышей жить будем. Я прозываюсь Шенги, иначе - Совиная Лапа. - Человек, переложив факел в левую руку, гордо продемонстрировал лапу, покрытую сухой черной кожей. - А тебя как прикажешь величать?
        Увлекшийся созерцанием лапы призрак не сразу понял, что к нему обратились с вопросом. А когда понял, угрюмо отозвался:
        - Смертный, ты не достоин знать мое имя.
        - Да? Ну, как знаешь. Но называть тебя как-то надо, верно? Рассказывали мне про твою судьбу... очень, очень печально! Вот что, будешь теперь ты у меня Бедняжкой!
        Неистовый рев всколыхнул воздух, яростной волной ушел под невидимый во мраке свод и, отразившись о каменный потолок, рухнул вниз. Перед человеком на уровне глаз из стены выросла уродливая голова, покрытая чешуей, украшенная кроваво-красным глазом и изогнутыми рогами.
        Шенги отшатнулся, выставив между собой и чудовищем факел, но тут же опомнился и расхохотался:
        - Здорово! Вылитая Железнорогая Черепаха! А других Подгорных Тварей изображать умеешь?.. Слушай, у меня к тебе просьба будет. Я надумал взять ученика. Можно здорово устроить: я ему рассказываю о разных тварях, а ты их показываешь, а, Бедняжка?
        - Не смей называть меня Бедняжкой! - проскрежетала пасть.
        - Извини, но ты же отказался назвать свое имя!
        Голова чудовища вновь сменилась вислоусой физиономией, на которой теперь было озадаченное выражение.
        - У меня имени сроду не было, - угрюмо сообщил наконец призрак. - Я из Отребья. В десятке меня называли Старый Вояка.
        - Хорошо, - покладисто согласился Шенги, - и я так буду.
        - Тебе не придется со мной разговаривать! Тебе и жить здесь не придется! Проклятые гурлианцы! Ненавижу!
        - Потому и рабочим моим пакостил? - попенял ему Шенги. - А знаешь, сколько их хозяин за твои штучки с меня слупил? Да и то сказать, каково работягам приходилось - берешь ведерко с белилами, а из него кровь капать начинает! - Охотник представил себе эту картину и, не удержавшись, расхохотался.
        Смущенный и раздосадованный его смехом, призрак начал быстро таять.
        - Погоди! - окликнул его Совиная Лапа. - Ты куда? Мне еще столько спросить… Эй! Старый Вояка!
        Ответом было молчание. Пожав плечами, Шенги вернулся к очагу и начал устраивать себе на полу временное ложе.
        Он ожидал, что до рассвета над ним будут раздаваться стоны, вопли и проклятия. Однако ночь была тиха, ничто не нарушило сон владельца Грайанской башни.

5. Трое
        У ночи свои чары, у рассвета - свои. Солнце хлынуло в распахнутое окно, превратив зал из мрачного и таинственного в скучный, неуютный и нежилой. Голые плиты пола, серый войлок по стенам, стылая зола в очаге…
        Шенги вышел на крыльцо. Огляделся. Напомнил себе, что все вокруг - его собственность. И круглый колодец посреди двора. И раскидистая старая яблоня над колодцем.
        И пустая конюшня с пустым сеновалом над ней. И пристройка, которую надо определить под летнюю кухню, чтоб реже топить большой очаг в башне… О Безликие, обо всем-то хозяину думать нужно! И столько дел! Купить доски для постелей, затащить в дом стол и скамью, что сиротливо торчат во дворе. О запасах позаботиться: купить муки, вина, масла, окорок побольше… что еще? Ох, никогда своим домом не жил! Может, проще купить рабыню-стряпуху, она скажет, чего недостает на кухне? Тем более что времени на возню с готовкой не будет - хватит хлопот с учеником…
        Ученик! Вновь и вновь мысли возвращаются к нему. Однажды выйдет Шенги со двора, а у ворот сидит мальчишка. Ждет, когда мастер соизволит обратить на него внимание. А Шенги - уж как водится! - даже глазом не поведет, пройдет себе мимо. В лавку сходит или по другим каким делам. Нельзя ж так сразу… несолидно!
        Конечно, ученик явится не скоро: решето над воротами лишь вчера приколочено.
        А ноги сами несут к калитке - выглянуть, проверить…
        Работать нужно! Делом заниматься! Стол в дом затащить!
        А руки сами засов из пазов вынимают…
        Калитка, противно взвизгнув на новых петлях, открывается.
        Ну и что тут можно увидеть, кроме пустыря да заколоченных домов?..
        Ребятишек можно увидеть. Девочку и двоих мальчишек. Сидят чинно, руки на коленях сложили, как велит обычай. А глазами друг на дружку сверкают, что-то зло шипят сквозь зубы. Сразу трое! Выбирать придется… не ждал, не ждал!
        - Эй, мелочь, вы ко мне? Заходите, раз пришли!
        Ох, а традиции-то как? Ну, раз позвал, не гнать же обратно!
        Во двор вошли чинно. Похоже, оробели: мастер забыл накинуть плащ, лапа на виду во всей красе. Ничего, пускай любуются. Трусишки в этом доме не нужны.
        Мальчикам лет по двенадцать-тринадцать. Разные какие! Вон тот, темноволосый, в бархатном камзольчике, - ну, львенок! Гордая посадка головы, глаза сверкают, плечи расправлены! На лапу с когтями глядит без страха… какое там - с восхищением!
        Второй - тощий, белобрысенький, остроносый - и держится скромнее, и одет так, словно у огородного пугала наряд выпросил поносить. Похоже, уже не рад, что сунулся в логово Совиной Лапы. Что ж, ворота не на запоре, никого силой не держим.
        Девчонка помладше будет, лет одиннадцати-двенадцати. Ясно, что этот цветок расцвел не на здешних полянках. Наррабанскую кровь за драконий скок видно! Не в том даже дело, что смуглая да черноволосая… а какие движения плавные! Какая походка! До чего же в этих мелких паршивочках видна будущая женщина! Глазки смиренно потупила, однако можно поспорить на лепешку с медом - успела рассмотреть и двор, и дом, и его, Шенги.
        Что ж, даме - первое место.
        - Юная госпожа, кажется, из Наррабана? Как зовут?
        - Нитха-шиу, господин.
        Вот так! Не просто Нитха, а Нитха-шиу. Обязательно надо уточнить, что девственница, а то вдруг кто усомнится…
        Ох уж этот Наррабан!
        А голос у малышки почти взрослый - глубокий, бархатный, с придыханием:
        - Я из Нарра-до, господин. Из очень хорошей, уважаемой семьи. Мама умерла, старшая жена отца меня не любит. А я много слышала о подвигах великого Шенги… и умирала, просто умирала, так хотела стать его ученицей… Подгорной Охотницей…
        - Эге, девочка, стоп! Это очень, очень трогательно, но плохо ты гурлианские обычаи знаешь. Когда беседуешь с мастером, ни за что врать нельзя! Не нравится вопрос - промолчи, а врать - беду накликать. Примета такая.
        Оскорбилась так, что вскинула глаза. Огромные, в пол-лица, и черные, как отчаяние. И в них закипают слезы.
        - Я не лгу, господин! Когда была маленькой, мне вместо сказок… - Голос пресекся так обиженно, что Шенги почувствовал себя виноватым. Но тут же опомнился: ведь врет, негодница, определенно врет! Он, конечно, Охотник известный, но не настолько, чтоб за морем, в чужой земле, про его приключения - детишкам на ночь вместо колыбельных…
        Вот, кстати, повод избавиться от красавицы. Брать ученика, так парнишку, а с этими пташками-щебетуньями - одна головная боль.
        - Ну-ка, Нитха из Нарра-до, расскажи, что тебе про Совиную Лапу слышать приходилось!
        Сейчас вконец смутится и разревется…
        Ничего подобного. Приободрилась, сверкнула мгновенно просохшими глазищами. И начала плавно, словно впрямь давно заученное:
        - Случилось однажды, что волей богов Подгорный Охотник, не носивший еще имени Совиная Лапа, и его напарница обнаружили ведущие из Подгорного Мира Врата, через которые не проходил еще ни один человек. И сказали друг другу: «Пусть мы погибнем, но узнаем, куда ведут эти Врата!» Решив так, они вверили судьбы богам и бесстрашно шагнули за Грань Миров…
        Красиво излагает, паршивка! А ну-ка, если попробовать сбить эту сказительницу?
        - А как звали напарницу, случайно не знаешь?
        Даже бровью не повела, не задумалась ни на миг:
        - Ульнита Серебряное Кольцо из Семейства Шагупаш. Из Силурана, из деревни Сладкий Родник… Рука судьбы вывела отважных Охотников на берег реки Литизарны, к месту черного колдовства. На берегу возвышался алтарь злого демона по прозванию Совиное Божество. Там вершилось кровавое жертвоприношение…
        И поет, и поет! Ульните бы понравилось, она любила такой возвышенно-торжественный слог. И ни слова о неопытных щенятах, не заметивших, как проскочили Врата. И о ледяном страхе, о струйках пота вдоль спины. И конечно, ни словечка о талисмане. Тайна, она тайна и есть.
        Мальчишки уши развесили, а заморская птичка продолжает заливаться:
        - И в знак той победы боги отняли часть силы у мерзкого демона и даровали эту силу Подгорному Охотнику. Превратилась его правая рука в подобие лапы, могучей, со стальными когтями, каждый из которых острее меча. Возрадовался Охотник и воскликнул: «Отныне я никогда не буду безоружным!» В благодарность богам он изменил в храме имя и стал называться Шенги, что означает Совиная Лапа…
        - Так, стоп. Это ты могла услышать где-нибудь по дороге. А ну-ка, еще что-нибудь расскажи!
        Белобрысый паренек бросил на Шенги быстрый взгляд и тут же потупился. Но Совиной Лапе показалось, что в глазах мелькнула насмешка. Дескать, нравится господину слушать, как девчонка ему хвалы поет…
        А малышка уже излагала историю о том, как Шенги и его напарница остановились на ночлег в силуранском замке и предложили властителю купить добычу. Коварный властитель решил получить товар бесплатно и угостил Охотников вином из особого кувшинчика. Очнулись они в подземелье, связанные по рукам и ногам.
        - И тогда Шенги, могучий, как три воина, напрягся и разорвал веревки, словно они были гнилыми. Он грозно произнес: «Я никогда не бываю безоружным!» И вонзил он когти в дверь, и вырвал засов, как вырывают сердце из груди врага…
        - Ладно, хватит. Извини, что не верил. И ты приехала сюда через три страны?
        - Через четыре, господин. Море тоже страна, ею правит Морской Старец.
        - Учить она меня будет… Как тебе родня-то позволила?
        - Не позволила. Но отец знает, я оставила ему записку.
        Шенги почувствовал, как под ложечкой заворочался тугой ком страха.
        - З-записку? Но с кем же ты ехала? Ведь кто-то из взрослых с тобой был?
        - В Наррабане говорят: «Если смелый в пути один, у него боги в попутчиках!»
        Черные глаза блестели таким победным торжеством, что Охотник раз и навсегда поверил: да, эта ненормальная прибыла сюда одна. Через Наррабан, Грайан и Гурлиан. И через море, которым правит Морской Старец. Она добиралась сюда, чтобы стать ученицей Совиной Лапы. На каждом шагу ее могли ограбить, изнасиловать, продать в рабство, убить… Она стоит перед ним, торжествующая и веселая, в чистенькой дорожной одежде (где стирать-то ее ухитрялась?). То ли на редкость смышленая, смелая и ловкая, то ли ей потрясающе, невероятно везет!
        И Шенги должен сказать: «Извини, малышка, но я хочу взять в ученики мальчика. Поезжай-ка домой. Через Гурлиан, Грайан, Наррабан… ах да, и через море…»
        Чтобы скрыть смятение, Совиная Лапа обернулся к белобрысому мальчугану:
        - А тебя как величать прикажешь?
        - Дайру, господин, - почтительно ответил мальчик и замолчал. Молчал и Шенги, ожидая продолжения. Наконец Охотник не выдержал:
        - Ну, дальше-то как? Дайру Говорящий Журавль… из какого Семейства? - Шенги скользнул взглядом по нищенской одежде мальчика и без особой уверенности продолжил: - Или… из Рода?
        Темноволосый парнишка презрительно хмыкнул.
        Уши Дайру запылали.
        - Я… нет, господин, это не имя… просто мама говорила, что я похож на птицу… на журавля…
        Девочка поджала губки. Видно, знала уже, что это значит, если сыну дает имя мать, а не отец. Собственно, не имя даже, а прозвище.
        Незаконнорожденный. Отребье.
        - Я из Грайана, - мучительно отвел взгляд Дайру. - Из Анмира. Мой отец был переписчиком книг и смотрителем библиотеки Хранителя. Он не дал мне имени, но воспитывал меня. С четырех лет читаю и пишу, с семи помогал отцу в библиотеке.
        Вот как! Потому-то у мальчугана и речь такая гладкая, книжная.
        - Так в чем же дело? Помогал бы и дальше, чудесная ведь работа!
        - Да, господин мой, но отец умер. У него оказалось много долгов, все пошло с торгов… мама умерла за год до этого… А я всегда мечтал стать Подгорным Охотником, перечитал все, что сумел найти. Подумал, надо попробовать… - Голос мальчика от волнения начал срываться. - Но тогда надо к лучшему…
        - А лучший, стало быть, я?.. М-да, как сговорились… Только, во имя Безликих, не рассказывай истории обо мне. Лучше назови прочитанных тобой авторов, ну, кто писал о Подгорном Мире…
        Мальчик сразу успокоился и начал перечислять неторопливо, вдумчиво:
        - Тагишагр, Лауруш, Зантиянш, Юнтагифер, Сайдан…
        - Стоп… ты что, и Сайдана уже осилил?
        - Да, господин, «Природу складок».
        - Серьезная книжица! А ну-ка… - Шенги задумался, по памяти подыскивая в длинном, нудном трактате место, которое мальчику было бы не слишком сложно пересказать своими словами. - Как Сайдан объясняет происхождение складок?
        Дайру выпрямился. Взгляд серьезных серых глаз уплыл куда-то за плечо Охотника. Из уст ребенка плавно потекло:
        - «Теперь, когда доказано, что Подгорный Мир суть несколько миров, исковерканных и смятых в прозрачные взаимопроникающие складки в результате некоего катаклизма, возникает вопрос: какова причина упомянутого катаклизма? Существует шесть гипотез, кои я готов рассмотреть поочередно, начиная с той, которую считаю наиболее убедительной. Выдвинул ее в пятом году Железных Времен Санфир Ясная Память из Клана Лебедя, Ветвь Белого Пера. Высокородный Санфир считает, что виновниками превращения Подгорного Мира в клубок складок являются пятеро Ночных Магов, происходящих из Силурана, Грайана и Гурлиана. Прозвища этих преступников (отринувших свои истинные имена) следующие: Фолиант, Ураган, Орхидея, Немое Дитя и Вечная Ведьма. Основав на территории Силурана так называемую Кровавую крепость, богомерзкие колдуны в результате опасных экспериментов сумели пересечь Грань Миров. За Гранью они встретили нелюдей, трое из которых (известные как Ящер, Безумец и Чуткий) стали их единомышленниками, в результате чего преступники вошли в историю под прозванием Восьми Магов. Точную дату…»
        - Стой, малыш! - преодолел оторопь Шенги. - И долго так можешь, наизусть?
        - Сколько прикажет господин. Отец говорил, что у меня уникальная память. Все, что прочту, запоминаю навсегда.
        - С ума сойти! А ну-ка, проверю! Говоришь, читал Лауруша? А какую из его книг? «Хищники Подгорного Мира» читал?
        - Конечно, господин. Очень интересно.
        - Как он описывает Черных Прыгунов?
        - «Опасные существа, похожие на черных кузнечиков размером с филина. Нападают стаей, прыгают на добычу, вцепляются в нее передними лапами, терзают когтями задних. Кровь из нанесенных ими ран течет не останавливаясь. В когтях Черных Прыгунов яд, вызывающий бред и влекущий медленную смерть. Твари эти…»
        - Ладно, хватит. Верю.
        Ну, парень! Ну, чудо!.. И что теперь с этим чудом делать? У заморской перелетной пташки хоть в дальних землях отец есть, а у этого бедолаги…
        - Дайру, у тебя какая-нибудь родня имеется?
        - Нет, господин. Никого.
        Вот и решай!.. Ладно, потолкуем с третьим. А то он от нетерпения губы себе искусал.
        - А тебя как звать, паренек?
        - Нургидан Черный Арбалет из Рода Айхашар. Сын властителя Замка Западного Ветра.
        Вот откуда надменность! Сын Рода! Этот не пропадет и без Шенги. Достаточно взглянуть на дорогой камзол - фиолетовый, с серебряным шитьем. И на меч в богато украшенных ножнах.
        - И ты, как я понимаю, всегда мечтал стать Подгорным Охотником?
        - Конечно. Настоящее дело для настоящих мужчин.
        Красив, паршивец! Лет через пять девчонки в окна будут выскакивать, чтобы побывать в его объятиях! Правильный нос, твердый рот, хорошо очерченный подбородок, ровные дуги бровей. Необычнее всего глаза - не зеленые, а зеленоватые, мерцающие.
        - Нитха добралась сюда из самого Наррабана. Дайру целые книги наизусть цитирует. А ты чем можешь похвалиться?
        - Я брал уроки карраджу и неплохо научился держать меч.
        - Карраджу - это очень, очень хорошо, но в Подгорном Мире «смертоносное железо» - не главное… Впрочем, посмотрю, чему ты научился.
        Принести оружие - дело недолгое. Нургидан ждет, подняв меч в оборонительной позиции «верхний щит». Разумно, когда противник выше ростом.
        - Не стой столбом! Атакуй!
        Этому дважды повторять не надо! Налетел, завертелся, залязгал клинком о клинок. Надо же, проворный какой! И злющий, как звереныш. Его отшвыриваешь, а он снова в бой бросается!
        На какое-то мгновение Шенги утратил снисходительное отношение к противнику. Ему показалось, что против него выставлен опытный взрослый боец.
        Пора эту забаву кончать, а то парнишка что-то разошелся. Удар, зацеп, захват… рывок! И меч Нургидана улетает на другой конец двора.
        - Подними свое оружие. Ты молодчина! Слушай, а почему не хочешь в наемники?
        Ответил сразу, не задумываясь:
        - Наемник подчиняется десятнику, десятник - сотнику, сотник - дарнигару. Не хочу подчиняться никому! Разве что сначала, пока ученик…
        - И на том спасибо. А твой отец не оторвет мне голову за то, что я его наследника в опасное дело втягиваю?
        - Я не наследник, у меня есть старшие братья. И еще… вот!
        Развязав лежавший на земле мешок, мальчик достал пергаментный свиток.
        Холодное, сухое письмо, в котором Аргидан Золотой Арбалет из Рода Айхашар, властитель Замка Западного Ветра, дозволяет своему младшему сыну Нургидану избрать для себя любое ремесло, какое ему, Нургидану, придется по душе.
        Ох, что-то тут не так…
        Шенги медлил с письмом в руке. Юный Сын Рода догадался, что мастер не хочет его брать, и в отчаянии бросил последний довод, припасенный, словно кинжал за голенищем:
        - И я уже убил Летучего Скорпиона!
        Ого, вот это уже очень, очень серьезно! Такой победой мог бы гордиться любой Охотник.
        - В самом деле, мой мальчик? И как же ты его убил? Расскажи-ка поподробнее!
        Нургидан остановился, словно конь на всем скаку, яростно дыша. Когда наконец заговорил, в голосе зазвенели тоскливая безнадежность и злой вызов:
        - Я… я не могу рассказать! И не скажу почему… Но клянусь именем отца, клянусь золой с костра моего деда, я убил эту летучую тварь! И это был честный поединок!.. Ты не берешь меня, Совиная Лапа? Ну и ладно! Все равно стану Охотником! В «Счастливом путнике» остановился Урихо, он возьмет, он научит…
        Мальчик подхватил мешок и, резко повернувшись, пошел к воротам, прямой, словно пламя свечи. Голова высоко поднята - не для того ли, чтобы удержать слезы?
        - Подожди, - негромко сказал ему вслед Шенги. Мальчик сразу остановился, но не обернулся.
        Шенги еще не принял решения, но понял: он никогда не простит себе, если этот гордый, отважный паренек уйдет к пролазам.
        Как же выбрать одного из троих? О, вот мысль! Еще одна проверка на смелость!
        - Ребята, я забыл предупредить… Моему ученику придется жить под одной крышей со зловещим, недобрым призраком!
        - Грайанский десятник, что ли? - презрительно отозвался Нургидан, все еще не оборачиваясь. - Слышали! По-ду-ма-ешь!
        - Призрак? - восхищенно взвизгнула Нитха. - Ой, интересно! Как в сказке!
        Серые глаза Дайру затуманились мечтательной дымкой:
        - А разговаривать с ним можно? Он же, наверное, самого короля Лаограна видел!
        Вот и пугай их, такую лихую команду…
        Стоп! Что это он, Шенги, сам себе сейчас сказал?
        Команду?
        Очень, очень интересная мысль! А почему бы не вырастить команду Охотников? Тройку, которая с детства привыкнет действовать как один человек! Учил же Лауруш его вместе с Ульнитой! И как потом хорошо работалось с такой напарницей!
        Конечно, денег понадобится уйма, ведь трое на шее окажутся… Ничего! Он все-таки не нищий.
        - Ну, что с вами делать, настырная вы банда? Беру всех троих!
        Грайанская башня лет триста не слыхала такого ликования. От пронзительных счастливых воплей призрак Старого Вояки, наверное, забился в самый темный угол.
        - Ладно, уймитесь, горластые! Цыц, я сказал! Сегодня пойдем в храм и принесем клятву. Нургидан, взберись на ворота, сними решето, пока Серая Старуха на мою голову четвертого ученика не принесла!

6. Сделка
        Это только с парадного входа игорный дом «Путь по радуге» украшен большими светильниками из цветного стекла. Это только у главных дверей девицы в нескромных нарядах бойко жонглируют зажженными факелами, а поэт в пестрой одежде во весь голос читает стихи о лисе-удаче, что, вертя хвостом, бегает от игрока к игроку. Это лишь у порога, раскрашенного в семь цветов радуги, звенят струны в такт речам поэта и сквозь их напев прорываются хриплые крики сидящего в клетке наррабанского попугая: «Пр-риходите! Игр-раем! Игр-раем!»
        А заднее крыльцо утонуло в зарослях калины и бузины, буйно заполонивших задворки до каменной полуразрушенной ограды.
        Какой-нибудь рачительный хозяин мог бы упрекнуть владельца игорного дома в том, что тот запустил задний двор. Вырубить бы эту поросль, заодно ограду починить. Мало ли кто перемахнет через полуразвалившуюся каменную кладку, прокрадется сквозь спутанные ветви к заднему крыльцу…
        Но владелец «Пути по радуге» знал, что делает. Не было в городе вора, который рискнул бы полезть за добычей в игорный дом. Конечно, от погребального костра никому не уйти, но зачем же самому себе поленницу складывать?
        А вот от крыльца к ограде сквозь заросли часто скользили тени. Особенно во время визитов стражи. Десятники действовали расторопно и сноровисто, заранее ставили своих людей у входа и под каждым окном, но никогда - никогда! - на пустыре, который отделяла от заднего двора каменная стена. Неписаные правила - самые строгие...
        На крыльце стояли двое - дышали ночным ветром, живительно свежим после приторного запаха благовоний, которым был густо насыщен воздух игорного дома. Мужчины не начинали разговор, наслаждаясь тишиной, чистой и ясной.
        Наконец один из них, высокий, плечистый, в плаще с наброшенным на голову капюшоном, из-под которого виднелась седая бородка, сухо спросил:
        - Принес?
        Второй - плотный, коренастый, одетый как зажиточный торговец - похлопал по бархатному мешочку у пояса:
        - Здесь. Все три. Деньги?..
        Тяжело звякнули золотые монеты. Бархатный мешочек перешел из рук в руки.
        - Сколько они у тебя лежали?
        - Полтора года. Ты не бойся, ничего им от времени не сделается. Главное - в воду опустить, хоть в ледяную… Впрочем, кого учу, сам лучше меня все знаешь.
        - Я? - деланно удивился седобородый. - Мне-то откуда в таких делах разбираться? Я просто посредник. Мне велели достать - я и нашел.
        - Мог бесплатно найти, за Гранью. Эх, Урихо! Нацепил бороду из пакли - так тебя и не узнать? Сапоги бы сменил, вон какие приметные вырезные отвороты!
        Глухо помянув Хозяйку Зла, Урихо откинул капюшон. Седая борода нелепо выглядела на красивом лице, искаженном гримасой досады.
        Торговец с удовольствием наблюдал за произведенным впечатлением.
        - Слушай, я не спрашиваю, зачем тебе понадобился такой поганый товарец…
        - Вот и не спрашивай, - перебил его Урихо, который уже пришел в себя.
        - …но хочу сказать, что я продешевил.
        Торговец остановился, ожидая возражений, но Урихо молчал. Нахмурившись, торговец пояснил:
        - Не та диковина, чтоб перед соседями хвастаться, верно? Не знаю, зачем ее кто-то покупает, но скоро узнаю. И весь город узнает. Люди кричать об этом будут!
        - Не будут. Заказчик на днях уезжает. Если и поднимется крик, то не у нас.
        Торговец недоверчиво хмыкнул:
        - Может, и так. Я в чужие дела не суюсь. Я скромный, тихий и неразговорчивый. Неужто такие добродетели останутся без награды?
        - Особенно неразговорчивость, да? - усмехнулся Урихо. - Ладно, потолкую с заказчиком.
        На самом деле он уже принял решение. Дурак торговец подписал себе смертный приговор.
        Торговец, не подозревающий, что перед ним уже распахнута Бездна, вслушался в доносящийся из глубины дома женский голос.
        - Это Черная Азалия поет?
        - Нет, Шелковинка. Черная Азалия сегодня не выступает.
        - Азалия - дрянь и ломака! - обиженно поведал торговец. - Я ее на днях в гости позвал, намекнул насчет красивого браслета. Все вежливо, благородно. А она… мало того что хохотала, как гиена наррабанская, так еще Гахтхору наябедничала. Ну, знаешь, торговец рабами. Такой детина, что если приделать к нему колеса - выйдет осадная башня. Кричал, что из меня потроха через глотку выдавит. Как же, испугался я! Не дождется!
        Урихо быстро сообразил, что подворачивается удобный случай.
        - Гахтхор? - переспросил он. - А я-то думаю, с чего это он сегодня такой мрачный? Сидит у дверей и вином по самую макушку наливается.
        - Кто? Гахтхор? - изумился торговец. - Он же вчера… в Наррабан… домой…
        - Задержался на три дня. Говорят, из-за Черной Азалии.
        Это известие явно не сделало торговца самым счастливым человеком в Издагмире.
        - Ах ты, привела же Многоликая! Знаешь, не буду возвращаться в дом, уйду через пустырь. А ты не забудь, потолкуй с заказчиком.
        - Потолкую, - серьезно ответил Урихо, нагнувшись и поправляя подколенный ремень. Сквозь мягкую, прекрасно выделанную кожу сапога он нащупал за голенищем нож. На пустыре найдут еще один труп, не первый и, надо полагать, не последний.
        Торговец пробирался сквозь кусты, пыхтя и треща ветвями. Урихо беззвучно двинулся за ним. Вот это ничтожество карабкается на стену. Метнуть нож в спину? Или догнать и ударить?
        И тут в осеннюю ночь ворвался кошмар из старых сказок. Непомерно большие крылья распахнулись на полнеба перед глазами оцепеневшего Урихо, бесшумно плеснули по воздуху. На мгновение луна отразилась в огромных желтых глазах. Мышонком пискнул торговец, унесенный в черное небо.
        Урихо упал на колени, беззвучно, но истово благодаря богов за спасение.
        Древний демон вновь вылетел на добычу!

* * *
        В этот миг на другом конце города проснулся человек по прозвищу Совиная Лапа.
        Разом сбросив марево сна, он поглядел на свою правую руку. Черные сухие пальцы жили собственной жизнью. Они сжимались, сухо постукивая когтями, и резко разжимались.
        Лапа словно хотела что-то выцарапать из воздуха. Такое уже случалось с Охотником. И он догадывался, что означают эти злобные движения.
        Медленно, сосредоточенно Шенги подчинял себе взбунтовавшуюся лапу. Хищные подергивания понемногу прекратились, рука смирно легла на колено. Однако Шенги она казалась коварным зверьком, который затаился и выжидает случая напасть.

«Я никогда не бываю безоружным…» - с горькой иронией вспомнил Шенги фразу, которую любил повторять на людях. А что делать? Скулить? Ныть? Рассказывать каждому встречному о том, как восемнадцать лет назад на берегу Литизарны орал напарнице: «Ульнита, руби!..» Не дождутся!
        Хорошо, что Ульнита растерялась тогда… И никакой он не калека! Лапа хорошо держит меч, особенно после того как мастер из Аргосмира переделал рукоять. А тонкую работу можно делать и левой рукой.
        Отогнав невеселые мысли, Шенги встал, огляделся и негромко выругался, вспомнив вечерние события, из-за которых он очутился в пристройке-кухне, вместо того чтобы почивать на своей постели у погасшего очага в башне.
        Вечером он и ученики улеглись спать, и тут призрак грайанца-десятника решил, что настало время напомнить о себе. Из мглы послышались завывания, мрачные и грозные, они доносились со всех сторон одновременно.
        Испугались ли ребятишки? Да они в восторг пришли! На три голоса завыли в ответ, подражая руладам привидения. Шенги сначала хохотал, потом сообразил, что паршивцы будут резвиться до утра. Попытался их унять, но из тьмы отзывались невинные голосишки: «Это не я, учитель! И не я! И не я! Это Старый Вояка!», - хотя несчастный призрак давно стушевался, заткнулся и исчез.
        А вскоре не выдержал и Шенги. Сказал: «Ну и войте, пока не надоест!» - взял плащ и ушел спать на кухню.
        Но теперь можно вернуться - ребятишки наверняка уже утихомирились.
        Выйдя на залитый лунным светом двор, Шенги думал: а правильно ли он поступил? Может, надо было выдрать их для порядка? Да нет, жалко. Подумаешь, расшалились! Даже гордый Нургидан, который любит строить из себя взрослого. Даже серьезный умница Дайру. Даже Нитха, объявившая себя вэшти этого дома.
        Шенги хмыкнул, вспомнив, как в первый день состряпал похлебку и позвал учеников за стол. Ели из общего котелка - мисками позже обзавелись. Мальчишки не заставили себя ждать, а Нитха, удивленно оглядев стол и скамьи, спросила, точно ли, что в доме нет других женщин. Услышав заверение, что она - единственная на все хоромы, малышка преобразилась: задрала нос, сверху вниз поглядывала на мальчишек, после еды властным тоном начала раздавать им поручения по хозяйству. А в ответ на их насмешки негодующе закричала: «Вы должны слушаться, я же вэшти!»
        Шенги тогда опешил и даже слегка испугался. Насколько он помнил, «вэш» по-наррабански означает «замужняя женщина». Не вообразила ли малявка себя супругой хозяина дома? Кто знает их заморские порядки! Но на следующий день купец-наррабанец на рынке объяснил, что вэшти - это главная женщина в доме, хозяйка, которая имеет право делить трапезу с мужчинами. Вот так-то.
        Шенги открыл дверь. Лунный свет хлынул в зал. Черная тень хозяина легла на тростниковые циновки.
        Напротив входа белело пятно занавески - Нитха в первый же день отгородила себе угол, объявив его «женской половиной». Занавеска была сдвинута, виднелась свесившаяся с подушки толстая черная коса.
        Взгляд учителя метнулся в сторону очага. Постели мальчиков были пусты - Нургидан и Дайру исчезли.

* * *
        - Ну, если б не наше доброе знакомство!.. Если б мы по лесу не мотались, Тварей не отлавливали!.. Я б твоих гаденышей наизнанку вывернул и в узел завязал!
        - Не надо в узел, Киджар, не надо! Я их сам… я с них шкуру полосками… Это же просто дети! Побаловались…
        - Дети?! Разбойники, а не дети! Если б соседскую грушу обтрясли, тогда да, побаловались. А сад Хранителя к дворцовому имуществу относится. За это - порка и на болото, канавы рыть… Да ты мне не подливай! Все равно этим кувшинчиком не отделаешься. Раз я для тебя такую историю замял, должен ты меня упоить по всем статьям устава наемников, от макушки до пяток.
        - Где посидим, в «Алмазном дожде»?
        - Нет, хочу в «Путь по радуге». Заодно сыграем по мелочишке. Завтра, идет?
        - Командуй, десятник! Мы с моим кошельком за тобой в огонь и в воду!
        Киджар довольно ухмыльнулся:
        - Ну, если так… Эй, Косматый!
        В дверь караулки просунулась голова стражника.
        - Выпусти из холодной сопляков, - распорядился десятник. - Дай по шее, только не усердствуй. Скажи, пусть летят домой и ждут учителя - он, как придет, им головы поотрывает. Совиная Лапа будет… - Киджар оценивающе встряхнул над ухом кувшин, - малость попозже.
        - Заодно скажи, - добавил Шенги, - чтоб дрова перекололи и воды в бочку натаскали!
        Кивнув, стражник исчез.
        - Вот стервецы, а? - Киджар плеснул себе вина. - Мало им садов по соседству!
        - Да у нас своя яблоня есть.
        - Во-во, а им айву подавай, отродью Серой Старухи! Всего-то два дерева на весь Издагмир! Специально из Наррабана три саженца привезли, два прижились…
        - Из Наррабана? Тогда все очень, очень ясно! Небось Нитха похлопала своими заморскими ресницами: «Ах, у нас в Нарра-до… Ах, я сто лет не вдыхала запаха айвы!..» Нашей поганке-интриганке и лепешки с медом не нужно, лишь бы втравить кого-нибудь в передрягу, а потом хихикать. Над этими героями так насмешничать начнет, что сами запросятся болото осушать! С виду смирная, тихая девочка, а на деле - хитрая злыдня!
        - Не зря, выходит, Нитхой назвали! - глубокомысленно изрек Киджар. - Верно сказал какой-то, не помню, мудрец, что имя определяет характер и судьбу человека!
        - А что это значит? - заинтересовался Шенги. - Я по-наррабански не очень…
        - Нитха - это змея. Большая, коварная и жутко ядовитая. В Грайане такая тоже водится - на юге, у моря. Там ее называют коброй.
        - Кобра? Знаю кобру, видел. Надо же, имечко девочке папа дал! А эти два птенца перед ней друг друга перещеголять норовят.
        - Но наглецы-то какие! К Хранителю, в дворцовый сад…
        - Это еще ничего! - заулыбался захмелевший Охотник. - Я в Аргосмире жил, в учениках у Лауруша, так мы с Ульнитой в королевский парк забрались, на спор! Было очень, очень весело! Стражники бегут со всех сторон, шум, гам, собаки лают! Я к ограде встал, Ульнита по плечам наверх вскарабкалась, подала мне руку… - Он стряхнул сладкие воспоминания и удрученно спросил: - Эти мальки-неудачники как попались?
        - Пришлось повозиться. Этот… ну, Сын Рода… как звереныш, носился по кустам. А когда поймали - уй-юй-юй! Дерется, как взрослый! Мои парни его вчетвером вязали… ну, вру, втроем, но все равно крепкий щенок. Если выгонишь, к себе возьму, хороший наемник выйдет.
        - А второй?
        - Второй?.. Помнишь, в саду фонтан «Мудрость - кормилица добродетелей»?
        - Не было как-то случая в дворцовом саду побывать.
        - Там фигуры в человеческий рост. Мудрость держит чашу, к которой спешат припасть Скромность, Усердие, Благочестие и еще с полдесятка таких же скучных уродов. Трубки давно засорились, чаша пересохла… Так твой парень тоже в очередь пристроился, в аккурат за Целомудрием. Ночь, луну тучами закрыло, свет факелов по кустам да по статуям мечется, а он, добродетель хренова, стоит, не шевельнется. Так бы его и не заметили, да не выдержал, чихнул.
        Совиная Лапа не улыбнулся рассказу. Он налил себе вина, поднес чашу к губам и опустил, не отпив ни глотка.
        - Вот! - сказал Охотник горько. - Отвага Нургидана, ум Дайру - и все впустую. А мы с моей подружкой-силуранкой были дети как дети, ничего особенного. Но все нам удавалось. Потому что вместе действовали! Понимаешь, вместе!
        - Ты пей, пей! - успокоительно сказал десятник.
        - Хотел, понимаешь, вырастить команду, - тоскливо изливал душу Охотник. - Какая там команда! Не поубивают друг друга до конца ученичества, и на том спасибо. Учить их работать вместе - все равно что воздух штопать или составлять карту Подгорного Мира. Нургидан смел, карраджу знает почти как я. Но высокомерен до наглости! На каждом шагу свой замок поминает, предков перечисляет. Чуть отвернусь - он Дайру поколотить норовит. А когда я, как водится, задаю ученикам работу по дому - ух, тут уж начинается представление бродячего балагана!
        - Что, Сын Рода не хочет ручки пачкать?
        - Напрямую не отказывается, обычай есть обычай. Но у него талант изящно и непринужденно спихивать свою работу на других. Главным образом на Дайру.
        - А белобрысый, стало быть, за него трудится?
        - Этого жалеть не стоит! Он только с виду несчастный сиротинушка: слова поперек никому не скажет, ударят - сдачи не даст, работать велят - не откажется. Но если Нургидан кувырком летит с намыленной ступеньки... или находит в миске что-нибудь незабываемое... или обнаруживает у себя на штанах прореху на заднем месте… ну, ни за что не поймаешь хитрюгу на месте преступления! Дайру - человек с неиссякаемыми запасами коварства!
        - Да-а, повезло тебе с учениками.
        - Все бы ничего, если бы подружнее жили! Так-то они молодцы, старательные, понятливые. Очень, очень славные ребятишки.
        - Но выдрать ты их все-таки выдери.
        - Еще как выдеру! Им айва эта самая в черных кошмарах мерещиться будет! На рынке запах айвы учуют - бегом с рынка бросятся, вот как я над ними поработаю… Эй, да у тебя чаша пустая! Ну-ка, подставь!

7. Гость
        Осенний ветерок овевал разгоряченное лицо, Охотник трезвел с каждым шагом. Настроение было паршивое. Сгоряча чего не посулишь, но на самом деле кого-то впервые в жизни выпороть…
        Бродячие сказители любили рассказывать о вспыльчивом нраве Совиной Лапы, о коротких, но бешеных приступах гнева, зажигавших душу Охотника. А сейчас Шенги нарочно пытался вызвать в себе ярость, но чувствовал лишь омерзение при мысли, что придется взяться за плеть. А ведь надо же, надо! Раз отвечаешь за ребятишек… чтоб им впредь неповадно было проказить…
        Но разве поднимется рука на гордого, самолюбивого Нургидана, для которого обычная трепка наверняка станет трагедией? Или на Дайру, который и без того шарахается от резкого движения - видно, пареньку в свое время пришлось очень, очень несладко...
        И все же к тому времени, как рука Шенги легла на кованую решетку ворот, Охотник убедил себя, что воспитание негодных мальчишек - его святая обязанность, а плетка - часть этого воспитания.
        Мелькнула мысль, что хитрый Дайру наверняка постарается скрыться с глаз, чтобы первый, самый горячий, гнев учителя выплеснулся на Нургидана.
        А вот и ошибочка! Именно Дайру откинул засов и распахнул створку ворот, впуская Шенги в дом. Худая длинная физиономия сияла веселым оживлением:
        - Учитель, а у нас гость!
        Совиная Лапа почувствовал прилив радостного облегчения, словно с него сняли тяжелые цепи. Кем бы ни был нежданный гость, при нем не станешь чинить расправу!

* * *
        От стола навстречу хозяину поднялся круглолицый человечек с большими, чуть навыкате, светлыми глазами, приветливый, немного суетливый и, как сразу выяснилось, разговорчивый.
        - Умоляю простить мою бесцеремонность… Меня зовут Вайсувеш Теплый Плащ из Семейства Тагихарш. Я купил пустующий дом по соседству, вот и решил зайти, познакомиться.
        - Прошу, будь как дома, - сказал Шенги, с удовольствием отмечая, что кто-то (скорее всего, маленькая вэшти) догадался поставить на стол кувшин вина, миску с ломтями окорока, лепешки и яблоки.
        - Наслышан о моем новом соседе! - разглагольствовал Вайсувеш. - Бродячие сказители охотно повествуют о Подгорных Охотниках, а уж имя великого Шенги у них просто не сходит с уст! Мое ремесло куда неприметнее: я мастер по изготовлению чучел, звериных и птичьих. Правда, скажу без скромности: мастер, какого поискать! В Расмире, где я жил, отбоя не было от заказов. Господин, вероятно, слышал, что теперь вошло в моду украшать дома чучелами. Это создает уют и придает комнате неповторимый облик. Если уважаемый сосед желает, могу и для его жилища смастерить чучело орла с распахнутыми крыльями. Или, скажем, филина, лебедя, глухаря…
        Шенги невольно кинул взгляд под мрачный сводчатый потолок и подумал, что только филина там не хватало. С распахнутыми крыльями. Это уж точно придало бы Грайанской башне неповторимый облик!
        - Что же привело моего господина в Издагмир? - поинтересовался Охотник, левой рукой наливая гостю вина.
        - Любезное письмо здешнего Хранителя. Почтеннейший Тагиарри замыслил создать собрание чучел зверей и птиц… и даже Подгорных Тварей. Он намерен отвести для этого особый дом и брать с желающих за вход чисто символическую плату.
        - И Подгорных Тварей? Очень, очень интересная затея!
        - Я так и думал, что господину любопытно будет об этом услышать. Я охотно буду покупать тушки - по возможности с не очень поврежденной шкуркой. Честно говоря, больше всего люблю работать с птицами - ах, какой материал!
        У локтя учителя возник Дайру, от восторга забывший и о своей обычной робости, и о правилах приличия.
        - Почтеннейший Вайсувеш написал книгу «Птицы Озерного королевства»! - сообщил он хриплым от волнения голосом. - Очень хорошая книга!
        Учитель бросил на мальчишку укоризненный взгляд, а гость просиял:
        - Как приятно это слышать! Да, в птицах немножко разбираюсь. А здесь, возможно, смогу осуществить давнюю мечту.
        - Какую же, если не секрет?
        - Создать чучело болотной совы… ах, какая интересная птица! Я приехал два дня назад и, не успев даже подыскать себе дом, прямо на постоялом дворе начал справляться, кто мог бы добыть для меня эту птицу. Но стоит при здешних жителях произнести слова «болотная сова», как они цепенеют с разинутыми ртами, словно из них самих кто-то чучело набил. Даже глаза становятся стеклянными!
        - Понятно, - кивнул Охотник. - Боятся одного древнего демона.
        - Слышал, слышал, - отмахнулся чучельник, - Совиное Божество… Пусть так, но при чем здесь обычные птицы?
        - Люди боятся ненароком убить одного из слуг демона.
        - Что за вздор! Неужели и ты, знаменитый Охотник, тоже боишься?
        - А почему бы и нет? - обманчиво ровным голосом сказал Шенги. - Я встречался с Совиным Божеством и…
        На стол перед гостем легла жесткая черная лапа.
        Охотник привык к разной реакции малознакомых людей - от откровенного ужаса до назойливого любопытства. Но Вайсувеш повел себя не так, как другие. Нагнувшись над когтистой пятерней, быстро осмотрел ее, поднял голову - глаза полны были горькой, какой-то детской обиды - и возмущенно произнес:
        - Неправильная лапа!
        - Что? - опешил Охотник.
        - Не совиная. Пятипалая человеческая кисть, только с когтями. А у совы лапа оперена до когтей. И четыре пальца: два смотрят вперед, один - назад, а четвертый может отводиться вперед, назад и вбок. Очень удобно хватать добычу.
        И Вайсувеш обрушил на слушателей водопад сведений о совах. Он знал о птицах куда больше, чем надо чучельнику. Говорил не только о мягком и рыхлом оперении сов, под которым крепкое тело кажется толстым и неуклюжим, но и о гнездах, о сложном брачном ритуале, похожем на воздушную игру в пятнашки; о сухих тревожных криках и о грозной бесшумной охоте. Да, во тьме сова страшна! Она не преследует, а подкарауливает жертву, возникая из мрака словно рок, словно смерть!
        Шенги невольно заслушался. Слова гостя тревожили его, поднимали из глубин памяти то, что хотелось забыть: ночь, берег, серый алтарь и бесшумная мягкая тень над ним…
        От тягостных воспоминаний Охотника отвлек хохот ребятишек: чучельник едва не свернул себе шею, показывая, как далеко может повернуть голову сова.
        - Я добуду для тебя птицу! - сверкнул глазами Нургидан. - Я не боюсь демона!
        - Ты смелый юноша. - Гость запоминающим взглядом скользнул по лицу парнишки. - Впрочем, читал я у одного древнего философа, что в детстве люди бесстрашны, потому что не осознают краткости и непрочности жизни. Не могу об этом судить, потому что успел порядком подзабыть свое детство. Вот ты, молодой человек… ты боишься смерти?
        - Я?! - расправил плечи Нургидан. - Пусть она со мной еще сладит!
        - Весьма интересно… А ты, юноша… тоже ее не боишься?
        - Я?! - расправил плечи Дайру, передразнивая Нургидана. - Пусть она меня еще поймает!
        - Занятно, очень занятно… Но засиделся я у вас, пора и домой.
        У порога Вайсувеш обернулся:
        - Разговоры про Совиное Божество теперь начнутся с новой силой. Я слышал на рынке, что за городской стеной нашли изорванный в клочья труп… кажется, это был здешний торговец. Говорят, такого не было несколько лет. Все почти забыли о Древней Сове. Теперь, конечно, вспомнят!
        С этими мрачными словами он перешагнул порог.
        - Как говорят у нас в Наррабане, - весело сказала Нитха, - хороший гость приходит без приглашения и уходит без напоминания!
        Шенги не улыбнулся: он почувствовал, что его лапа сама собой сжалась и разжалась.

* * *
        Проводив гостя, учитель вернулся и с порога обрушился на провинившихся мальков. Он бегло обрисовал их сложную родословную, подробно остановился на отдельных гранях их омерзительной натуры и в ярких красках живописал их нелегкое будущее:
        - На болоте вас заждались! Самый трясинистый участок для вас придерживают! Из-под руки надсмотрщики глядят: когда, мол, эту парочку к нам доставят?.. Айвы захотелось, да? Сегодня айва, а завтра городскую сокровищницу ограбите? Люди будут говорить: «Это что за злодеи, ни стыда у них, ни совести?.. А, так это же ученики Совиной Лапы!» Со стыда помру, второй призрак в башне объявится! Этого хотите, да? Ну так не дождетесь! Своими руками с вас шкуры поспускаю, лиходеи окаянные!
        Окаянные лиходеи не оправдывались. Нургидан побагровел. На лице его было ясно написано: «Ну, если бы это мне сказал не учитель!..» А Дайру - тот больше изображал раскаяние, понимая, что человек, который всерьез решил кого-то выпороть, не станет тратить пыл на длинные монологи.
        - Думаете, меня учитель не драл? - разжигал себя Шенги. - Еще как драл! Может, я потому человеком и вырос! Правда, как жив остался, сам не знаю. Помню, бывало…
        Осталось неизвестным, какой еще поклеп возвел бы Совиная Лапа на своего учителя: сзади донесся нежный, с придыханием голос:
        - А мне рассказывали, что Лауруш…
        Охотник развернулся на каблуках и попытался испепелить нахалку взглядом. Та не смутилась:
        - Мне рассказывали, что почтенный Лауруш любил говорить: «Учить побоями - что кормить помоями!» Это правда, учитель?
        За спиной у Шенги кто-то хихикнул. Но растерявшийся Охотник не обернулся.
        - А… откуда ты это знаешь?
        - Так, слышала от кого-то, - туманно ответила ученица, потупив глазки.
        Воспитательный порыв погас, Шенги вздохнул и тоскливо спросил:
        - Хоть дрова-то перекололи, негодяи?
        Негодяи на два голоса ответили, что да, перекололи, и в поленницу сложили, и воды в бочку натаскали, и двор подмели… Не дослушав, Шенги махнул рукой и вышел, кляня себя за мягкотелость.

8. Страшная сказка
        До темноты Совиная Лапа не появлялся в доме - сколачивал дощатые щиты для будочки-бани. Зимой он поставит их вокруг очага в пристройке, мыться можно будет в любой холод.
        Дважды прибегала Нитха. Первый раз принесла лепешку с ломтем окорока и кружку вина, а заодно сообщила, что мальчишки умяли все, что было на столе, после чего она заставила их перемыть миски и выскоблить столешницу… Ого! Крепко, видать, расстроены юные преступники, если без спора подчинились маленькой вэшти!
        Придя второй раз, девочка покрутилась вокруг Охотника и совсем уже собралась исчезнуть, но в последний миг решилась:
        - У нас в Наррабане говорят: «Не бери сегодняшний гнев в завтрашний день…»
        - Что-о?! - грозно обернулся к ней учитель.
        Малышка не струсила, не дрогнула:
        - Учитель, они очень, очень переживают!
        (Это «очень, очень» было произнесено с подозрительно знакомой интонацией.)
        Совиная Лапа мрачно ответил маленькой заступнице, что вся шайка должна немедленно укладываться в постели - и чтоб к его приходу было слышно только сонное сопение!
        - Не выйдет насчет сопения, учитель, - повеселела девчонка. - Там Старый Вояка рассказывает, какие муки ждут в Бездне всех гурлианцев. Так интересно! А у нас в Наррабане бог смерти Гхурух своими черными скользкими щупальцами…
        - Цыц и брысь! - четко скомандовал Шенги. Глядя в спину удаляющейся девочки, подумал: «Вредина-то вредина, но сердечко доброе…»
        Не спеша закончил сколачивать щиты. Скинул рубаху, с удовольствием вымылся холодной водой, оделся и, насвистывая, пошел к крыльцу.
        Дверь без скрипа приоткрылась, и Шенги замер на пороге, поняв, что происходит в темном зале. В свете догорающих углей вершилось одно из чудес детства: звучали страшные истории.
        Как любил их мальчик, которого еще не называли Совиной Лапой! Как памятен до сих пор мучительно-сладкий ужас, когда собственная тень в свете очага, обернувшись чудовищем, заставляет волосы встать дыбом; когда скрип двери отзывается в душе беззвучным воплем…
        Только в детстве страх может доставлять такое острое и чистое наслаждение. Взрослый человек идет на свой страх, как на врага: или уничтожает его, или бывает сломлен сам. Правда, Лауруш говорил, что есть и третий путь, самый лучший: высмеять страх.
        А эти мальки - не стоит вторгаться в их мирок! Пусть потешатся. У них редко выпадают такие мирные мгновения, без драк и взаимных злых насмешек.
        Шенги сел на крыльце, прислонился плечом к новенькому сосновому косяку и с удовольствием вслушался в плывущий из тьмы голосок с мягким придыханием и нарочито низкими - для таинственности - нотками:
        - Черные, шестилапые... глаза огромные, в темноте видят… Люди их в давние времена победили и загнали в подземелье, а название осталось: Наррабан - «земля нарров». Они по ночам выбираются на поверхность, днем отсиживаются в заброшенных домах. Ловят в сумраке запоздалых путников, перелезают через заборы во дворики и воруют младенцев. Лапы длинные, гибкие, могут через окна вытаскивать детей…
        - Особенно непослушных, - с преувеличенной серьезностью поддакнул Дайру.
        - Тебе смешно, - обиделась Нитха, - а у меня няньку-рабыню украли и съели.
        Все приумолкли. Затем Дайру поинтересовался с той же мрачной серьезностью:
        - Это тебе сами нарры рассказали? Или все-таки родители?
        - И добавили, - подхватил Нургидан, - что если Нитха не прекратит озорничать, ее тоже кто-нибудь съест!
        - Ну и пожалуйста! - фыркнула девочка. - В Наррабане говорят: «Беседовать с глупцом - что кормить осла халвой». Не верите - сами рассказывайте!
        Ответом была тишина. Совиная Лапа решил было, что ребятам надоело болтать, но тут Дайру заговорил - негромко, неторопливо и гладко, словно читал по книге:
        - Я жил в Анмире. Рядом - на севере, за горами - Силуран. Оттуда шла дорога через перевал Чаргрим. Однажды у нас заночевал бродячий сказитель. Отец любил их слушать, я тоже. Сказитель этот, Зиннигир Стеклянный Ручей, поведал историю, которая - он в том поклялся - случилась с ним самим. Он тогда был мальчишкой-поводырем при слепом певце. Они шли в Джангаш и решили сократить путь - махнули через лес. Дело к ночи, тропка по лесу кружит, из-под ног, как змея, уползает. Вдруг деревья расступились. Видит Зиннигир - стоит у ручья деревня. Бревенчатые домишки, запах свежевыпеченных лепешек…
        Певец и поводырь обрадовались, постучались в первые же ворота. Хозяин пустил их ночевать, усадил за стол. После ужина стал расспрашивать старика, где ему побывать довелось, как в тех краях люди живут. А Зиннигира хозяйская дочка увела в уголок возле очага, принесла цветные камешки, и начали они играть в «лягушек и журавлей». Востроносая такая девчушка, бойкая, косички в разные стороны. Шайтира Быстрая Щука ее звали… А мальчишка устал с дороги, хотел спать. Он возьми да скажи: «Что за интерес на щелчки играть? Не хочу больше! Если б на деньги или на другое что…»
        Шайтира призадумалась, а потом говорит: «Давай еще разик сыграем! Ты поставь медяк - у вас деньги есть, твой старик моему отцу хвастался. А я, если проиграю, для тебя доброе дело сделаю!»
        Мальчишка согласился - и выиграл. Смеется: «Ну, делай свое доброе дело!»
        Повела его Шайтира во двор, на конюшню. Внизу лошаденка в стойле дремлет, над потолком сеновал. На сеновал со двора приставная лесенка - сено наверх подавать. А в потолке люк, чтоб прямо в ясли корм сбрасывать.
        - Понятно, как у нас, - перебил рассказчика Нургидан. - Дальше-то что было?
        - Пока Зиннигир соображал, за каким демоном его сюда притащили, девчонка за порог выскочила и дверь закрыла. Слышно - лязгнул снаружи замок. А мальчишка успел приметить, что замок там - хоть на дверь королевской сокровищницы вешай! Большой такой, цепь железная - будто стоит в конюшне не крестьянская клячонка, а скакун астахарских кровей!
        Парнишка застучал в дверь, потребовал, чтоб эта мышь деревенская бросила свои глупые шутки. А та отвечает: «Не ори! Я же проиграла тебе доброе дело, верно? У тебя над головой люк. Заложи его на щеколду и не высовывайся. До утра сиди тихо да помни: не открывай, кто бы тебя ни звал!» Ушла было, но вернулась и еще раз повторила: «Кто б ни просил - не открывай люк!..»
        Зиннигир говорил, что в этот миг ему стало холодно, словно в сугробе очутился. Даже зубы застучали. Было темно, но в щели между косяком и дверью падало немного света. Мальчишка разглядел над головой люк, взял в углу вилы и рукоятью задвинул щеколду - здоровенную такую, настоящий засов. А потом забился в уголок и стал утра ждать. Страшно ему было.
        Настала ночь. И слышит Зиннигир - кто-то по лестнице на сеновал поднимается. Вот доска скрипнула у кого-то под ногой… Вот лошадь в стойле прижала уши и захрапела… Зиннигир в комочек сжался, а наверху возле люка возня… И вдруг сверху голос хозяина: «Эй, паренек! Твой старик тебя кличет!»
        Зиннигир обрадовался, хотел было отозваться, да вовремя смекнул: а почему хозяин сразу его не позвал? Зачем наверх полез, люк открыть пробовал? Притих мальчишка - ни словечка, ни звука. Хозяин и так, и этак, и по-хорошему, и с бранью, а Зиннигир молчит.
        Слышно, спустился хозяин с сеновала. А вокруг конюшни вроде как толпа негромко переговаривается, только слов не разобрать. И вдруг голос звонкий такой, знакомый: «Эй, дурень, вылезай, я же пошутила! Тебя твой старик зовет, беги скорее!»
        Зиннигир не осмелился даже ответить: мол, что ж ты дверь не отворишь, почему я через люк карабкаться должен? Трясется в углу, а рядом лошадь копытами в стену бьет, ржет от ужаса. Но человек любопытнее скотины: Зиннигир подполз к двери, глянул в щель. Видит - двор лунным светом залит, а по нему серые тени скользят. И такой голодный вой со всех сторон всколыхнулся, что бедняга потерял сознание.
        Когда очнулся, в щели светило солнце. Подумал: может, примерещились ночные страхи? Вскарабкался по яслям к люку, взобрался на сеновал, стал по лесенке во двор спускаться. А на земле у лестницы сидит Шайтира. Ждет. В руках его дорожную суму держит. Испугался Зиннигир, а девчонка этак строго говорит: «Выспался? Вот твоя сума, а вот дорога. Беги, догоняй своего старика. Он тебя дожидаться не стал. Хоть слепой, а побрел понемножку - дорога-то ровная!»
        Глянул мальчишка ей в лицо - а у нее на подбородке полоска засохшей крови…
        От страха Зиннигир света не взвидел. Выхватил у девчонки суму и бросился бежать. Ног под собой не чуял, голова шла кругом. Бежал, пока не свалился…
        Очнулся в какой-то повозке. Оказалось, его подобрали циркачи. Начал Зиннигир рассказывать про свои приключения, а они ему мокрую тряпку на лоб: помолчи, бедолага, тебя лихорадка бьет! А потом он сам поверил, что ему в бреду тот вой чудился.
        Но несколько лет спустя рассказал ему кто-то легенду о Полуночной деревне. Остановился там в давние времена гость с тугим кошельком. Крестьяне позарились на золото и убили его. Умирая, тот проклял деревню. С тех пор живут там с виду люди как люди, но в полнолуние превращаются в двуногих волков. И горе человеку, который попадет к ним в лапы - растерзают и сожрут!
        - Это не здесь, да? - боязливо спросила из-за занавески Нитха. - В Силуране?
        - Это не здесь, - вместо Дайру ответил Нургидан. - Здесь водится кое-что пострашнее. Слыхали, что сказал чучельник? Возвратилось Совиное Божество!
        - Ой! - мышонком пискнула Нитха. - То, с которым учитель сражался?
        Шенги на крыльце усмехнулся, вспомнив рассказ девочки в день их знакомства.
        - То самое! - подтвердил Нургидан. - Превращается то в человека, то в сову. Твари, что ему служат, прежде были людьми, но серый камень их изуродовал.
        Наступило молчание. Шенги догадался: в памяти ребятишек возникла его лапа.
        Наконец Нургидан хрипло заговорил:
        - Когда он в человеческом облике, его можно убить. Тогда душа в образе совы улетает в лес и забывает, что она - демон.
        - Да, - отозвался Дайру, - я читал… Сова летает по лесу как обычная птица, но ее тянет к алтарю, который охраняют жрецы. Садится на камень, впитывает темную силу, раз за разом, из года в год. А потом демон вспоминает, кто он такой… мечется по лесу, ударяется о грудь встречного путника, вцепляется когтями в тело - и мертвая птица падает на землю, а дух Совиного Божества вселяется в человека.
        - Значит, сейчас по свету ходит… - Нитха не закончила фразу.
        - Да! - зловеще сказал Нургидан. - Мужчина, женщина или ребенок. И не просто по свету, а по Издагмиру!
        - Вот почему все боятся сов! - догадалась Нитха. - А можно совсем убить этого?..
        - Можно, - тоном знатока заверил Нургидан. - Надо разбить алтарный камень.
        - Еще можно его убить, когда он в совином обличье, - припомнил Дайру. - Только для этого нужна какая-то особенная ненависть.
        - Какая еще - «особенная»? - не понял Нургидан.
        - Ну… не знаю, как слышал, так и повторяю. Сказители говорят: мало обычной ярости боя - надо, чтоб сердце ядом жгла черная ненависть. Иначе удар придется мимо и сова сумеет улететь.
        - И откуда эти сказители всегда все знают?! - восхитилась Нитха.
        - Да им бы только красиво набрехать! - веско заявил Нургидан. - Трепотня все это! Птица, она и есть птица. Главное - ее поймать, а там разберемся.
        - Поймай сначала! - фыркнула Нитха. - Да она сама тебя…
        - Ну, есть у меня кое-какие мысли… - не спеша начал Дайру, но не закончил: учитель, который замерз на крыльце, отворил дверь и вошел в зал.
        Занавеска «женской половины» поспешно задернулась. Воцарилась трогательная тишина. Славные, послушные детки кротко спали, очень, очень ровно дыша.
        Шенги усмехнулся, стянул сапоги и нырнул под одеяло, сшитое из меховых обрезков.

* * *
        Можно было ожидать, что неприятный день останется позади, плавно перейдя в тихую ночь, дарующую отдых и покой.
        Как бы не так!
        Где-то за полночь со двора донесся душераздирающий вопль. Шенги, вскочив, сорвал со стены меч и босиком вылетел за порог. За плечом колыхнулось что-то белое. Шенги на бегу обернулся, но тут же сообразил: это запуталась в занавеске маленькая вэшти.
        В потоке лунного света посреди двора стоял Старый Вояка. В этот миг он был очень похож на живого человека, причем перепуганного до потери соображения.
        На крыльцо следом за Шенги выбежал Дайру с горящим факелом.
        - Что случилось? - взволнованно спросила из-за спины Дайру девочка, которая успела вырваться из объятий коварной занавески.
        - Чудо-о-вище! - взвыл призрак. - Здесь… только что…
        Нитха ойкнула.
        - Здесь никого нет! - отозвался голос с порога конюшни: Нургидан стоял в дверях с топором в руках. - И на сеновале никого!
        - Чудо-овище! - снова возопил призрак.
        - Ты-то с какой стати орешь? - ответил неожиданно спокойно Дайру. - Хоть бы и впрямь чудовище - что оно тебе сделает? Покусает? Тебя пристукнули два с половиной века назад!
        Призрак замолчал. Он был похож на человека, который во всеоружии примчался на поле боя - и обнаружил там вместо битвы веселый деревенский праздник.
        - Осмотреть двор! - скомандовал Шенги и, спрыгнув с крыльца, направился к кухне.
        - Пугает нас глупое привидение! - фыркнула Нитха, перегнувшись через край сруба и заглядывая в черный провал колодца. Дайру светил ей факелом.
        Поиски были недолгими и ни к чему не привели.
        - Этот дохлый наемник совсем сдурел за двести лет! - дружно решили новые хозяева башни. - Тупые казарменные шуточки!
        Старый Вояка был оскорблен. Даже забыл, что разговаривает со своими врагами.
        - Было чудовище! - рявкнул он, свирепо топорща усы. - Вот такое!
        Вместо разгневанного седого человека в лунном свете возникла тварь весьма неприятного вида - словно крупный волк встал на задние лапы… нет, спина была по-человечьи прямая, а лапы, хоть и покрытые шерстью, напоминали руки. Оскаленная морда заставила бы вздрогнуть даже покойника.
        - Грозно! - оценил Нургидан. - Впечатляет! Только знаешь, будь у зверя две головы, смотрелся бы страшнее. Еще бы пену с клыков и раздвоенный язык из пасти!
        - Издеваешься?! - рассвирепел призрак, но его перебил Дайру:
        - Постой, постой, что-то я… ах да, понял! Это же мой рассказ. Помните, вечером, про волков-оборотней… Он нас подслушивал, а теперь решил напугать.
        Призрак попытался возразить, но его возмущенный голос утонул в хохоте.
        - Ты бы лучше нарром прикинулся! - кричала Нитха. - Я б до Нарра-до всю дорогу бегом... даже моря под ногами бы не заметила!
        - А с двумя головами страшнее бы выглядел! - гнул свое Нургидан.
        - Хватит! - приказал учитель. - Живо по кроватям! Вторую ночь толком не сплю!
        - Не верите, да? Ладно, пожалеете еще! - грозно посулил Старый Вояка. - Вот будет страшилище вас жрать - и посмеюсь же я тогда!
        - Договорились, тогда и смейся, - разрешил Шенги. - А сейчас уймись, хорошо? А если притащится еще какое чудище, будь добр, попроси его подождать на крылечке до утра. Я спать пошел.

9. Игорный дом
        Золотистая пышная птица в венке из красных ягод лукаво подмигивала с расписной лакированной ширмы. Левое крыло ее было приподнято, словно она хотела закрыться от взоров захмелевших гуляк, как бойкая кокетка, притворяющаяся застенчивой.
        - Любят наррабанцы всякие ширмочки, занавесочки, - ухмыльнулся Киджар, откидываясь на высокую подушку и разглядывая хитрую птичку. - Не нравится им, когда человек со всех сторон на виду. Вот в наших тавернах - полсотни морд за одним столом, все жрут, пьют, орут песни, хлопают друг друга по плечам… весело!
        - Северный варвар! - подделываясь под гортанный наррабанский выговор, изрек Шенги. - Гурлианский дикарь, не обозвать бы тебя и вовсе силуранцем! Боги дают тебе случай приобщиться к культуре южных земель… - Оборвав фразу, Охотник продолжил уже без акцента: - Я думал, будет больше народу.
        - Так осень же! Ты бы летом сюда зашел…
        Шенги взял с подноса, стоящего меж сотрапезниками, кусочек халвы и рассеянно обвел взглядом круглое помещение, разгороженное вдоль стен такими же открытыми с одной стороны «клетушками» с расписными стенками-ширмочками и с пушистыми коврами на полу. В самом зале ковров не было - гладкие мраморные плиты. Там велась игра, по традиции костяшки вытряхивались из коробок прямо на пол.
        В центре зала возвышалась круглая сцена. На ней вяло танцевала тощая рыжая девица в наряде лисы - если судить по пушистому хвосту и забыть о том, что ни одна лиса не позволила бы себе щеголять в таких жиденьких клочьях меха, сквозь которые весьма откровенно просвечивает тело. Под доносящуюся сверху музыку «лиса» уныло кружилась возле спускающейся с потолка узкой винтовой лестницы. Соблазнительным зрелище назвать было трудно.
        Девица вертела задом, заставляя хвост виться вокруг ног, но сидящие у сцены игроки почти не поднимали на плясунью глаз.
        Впрочем, игроков всего-то было четверо: толстяк с обвислым брюхом, который, судя по всему, обыгрывал дряхлого низенького старикашку, и плечистый парень, пытавшийся что-то втолковать своему пьяному партнеру. Тот размеренно кивал.
        - А ну-ка, - неожиданно вскинулся стражник. - Да это же Хислат из моего десятка! Эй, Хислат! - рявкнул он так, что «лиса» на сцене подпрыгнула, а невидимые музыканты наверху сбились с ритма.
        Плечистый парень изменился в лице и, уронив коробку, поспешил на зов десятника. Его покинутый партнер, ничего не заметив, продолжал тупо клевать носом.
        - Где гуляет десятник, там рядовому наемнику не место! - назидательно сказал Киджар. - Был бы тут наш сотник, я бы враз исчез, а так исчезнешь ты. Понятно?
        - Да, господин! Конечно, господин! Считай, господин, что я уже в казарме!
        - И ни в какой ты вовсе не в казарме! - Выпитое вино прихотливо играло с голосом наемника. - Я тебе вконец испорчу вечер. Стой у входа и жди. Потащишь своего командира домой. Буду гулять во весь размах, пока ноги не откажут.
        - Да, господин! Как прикажешь, господин! - И стражник испарился.
        - Уважают они тебя, - хмыкнул Шенги.
        - Посмели бы не уважать! Этот молодой, в страже всего ничего, а уже понимает…
        - Строго ты… - Охотник не окончил фразу, лицо его стало напряженным.
        В зал вошли трое. Одним из них был Урихо - все так же роскошно одетый, с тем же дерзким выражением на физиономии. Его спутников Шенги видел среди пролаз в «Счастливом путнике».
        Урихо с видом принца в изгнании обвел зал брезгливым взором - и подобрался, помрачнел, встретившись глазами с Подгорным Охотником. Несколько мгновений враги обменивались взглядами. Затем Урихо резко повернулся, еще надменнее вздернул плечи и двинулся вокруг сцены. Дружки последовали за своим вожаком. Все трое уселись на противоположной стороне зала, неподалеку от черного хода, и, насколько можно было разглядеть, начали игру.
        - Др-рянь, - с чувством сказал Охотник.
        - Если назревает драка, - с энтузиазмом начал Киджар, - то я сегодня не на службе и могу со всем удовольствием…
        - Не будет драки. На лепешку с медом спорю - не будет! Мы с ним потолковали в «Счастливом путнике» и очень, очень хорошо друг друга поняли.
        - И теперь он издали любит тебя робкой, застенчивой любовью?
        - Вот именно. Эта рыжая уберется когда-нибудь? Не женщина, а набор костей!
        - Это ты зря. Она, конечно, не Черная Азалия, но терпеть вполне можно. Ее Клюквочкой прозвали - интересно, почему?
        - Наверно, потому, что ей самое место на болоте, - мрачно предположил Шенги.
        - Ну, зачем так сурово! Может, потому, что у нее вечно кислая мордашка… Во, уходит!
        Не переставая вилять бедрами, девица медленно поднималась по лестнице.
        - А что наверху? - заинтересовался Шенги.
        - Каморки, где переодеваются красотки. И еще две комнаты, их хозяин сдает.
        - Это если сговоришься с какой-нибудь девицей?
        - Или из города кого приведешь. Чужую жену или… Во-во, слушай!
        Сверху полилась нежная, трепещущая мелодия. По лестнице прошуршал узорчатый подол. Стройные босые ножки, мелькая в разрезе ткани, легко сбежали по ступенькам.
        - Черная Азалия! - жарко выдохнул Киджар.
        Посерьезнев, Охотник вгляделся в женщину… нет, в язык черного пламени, что полыхал на сцене! Как могут такие пышные формы сочетаться с легкостью и изяществом? Как может каждая линия быть такой мягкой и в то же время чистой, словно тут потрудился великий скульптор?
        Глубокий, низкий, томный голос воцарился над звоном струн:
        Ты, скупец, золотые монеты, как жизнь, бережешь,
        Но взгляни мне в глаза - и свои сундуки распахнешь!
        Дали имя цветка мне - душа моя с этим согласна,
        Погляди на меня - и увидишь, что это не ложь.
        Лепестки моих губ приоткрылись так пылко и страстно,
        Небывалые ласки сулит их невольная дрожь.
        Я серебряный кубок наполню вином темно-красным.
        Подойди, припади - и блаженство, мой друг, обретешь.
        Как ручная газель в цветнике, я нежна и прекрасна.
        Уходи и попробуй забыть - но обратно придешь!
        Восхитительный голос смолк. Струны еще вели мелодию, но их осиротевший звон казался неприятным дребезжанием. Урихо и его дружки разразились восторженными криками, к ним присоединились старик и толстяк. Только пьяный, вконец раскиснув, не поднял на певицу глаз.
        Красавица оглядела зал и легко спрыгнула на мраморные плиты пола. Возвышение не осталось пустым - по лестнице спускалась бронзовокожая толстуха с невероятным количеством браслетов и цепочек и в не заслуживающих упоминания лоскутах парчи.
        Черная Азалия, увернувшись от объятий старика, темной бабочкой порхнула через зал. Не успел Шенги удивиться, как обнаружил, что рядом с ним в «клетушке» на ковре сидит смуглое чудо с огромными смеющимися глазами.
        - Ты - Совиная Лапа? - без предисловий поинтересовалась женщина. - Тот, про которого по всей стране ходят легенды?
        - Ты - Черная Азалия? - в тон ей отозвался Охотник. - Та, про которую по всему городу ходят сплетни?
        Певица фыркнула, как смешливая девчонка.
        - А я - Киджар Деревянный Нож, - попытался наемник привлечь внимание красавицы. - Десятник стражи.
        Певица не оглянулась. Черные миндалевидные глаза, загадочно мерцая, не отрывались от глаз Шенги.
        - Я знаю балладу о тебе, Совиная Лапа. Хочешь спою? Обожаю Подгорных Охотников!
        И всем телом подалась к мужчине. Вот-вот выскользнет из узорчатого платья!
        Кто тут не потерял бы головы? А вот нашелся один! Мелькнувшее воспоминание разом охладило Шенги.
        - Знаю, - спокойно, почти приветливо ответил он. - Но некоторые из них платят тебе не золотом, а кровью.
        В глазах певицы мелькнуло недоумение. Затем она вздрогнула, побледнела.
        - Зачем ты мне об этом напоминаешь? Да еще так, словно я в чем-то виновата! Разве я отвечаю за всех сумасшедших в городе? Не помню даже имени этого приезжего... только тяжелый взгляд…
        - Чингир Луговой Ручей из Семейства Шагутар, - подсказал десятник, но красавица упорно не желала его замечать.
        - Вот противника его помню хорошо. Такой милый юноша, такой щедрый! Авимет Светлый Шелк, из богатого Рода… ах, какой славный мальчик! Это был такой ужас! У обоих ножи, оба вцепились друг в друга, да так, что и мертвых не растащить было! - Черная Азалия махнула рукой в серебряных кольцах, отгоняя воспоминание, и сказала уже без волнения, с легкой брезгливостью: - Весь ковер в моей комнате кровью залили! - Певица вдруг засветилась детской, наивной гордостью и уточнила: - Я не сплю, где остальные девочки, у меня своя комната! Я ведь не рабыня!
        - Вольноотпущенница, - уточнил Киджар, задетый ее невниманием.
        Женщина впервые соизволила обернуться к нему. И уж взглянула так взглянула! Такого взгляда могла бы удостоиться шелудивая шавка, начавшая вычесывать блох в опасной близости от платья Азалии. Десятник поспешно уставился на сцену, где коричневая толстуха вызванивала своими браслетами и цепочками замысловатый ритм.
        А красавица вновь расцвела навстречу Шенги:
        - Забудем о печальном! Как тебе понравилась моя песня?
        - Ты, госпожа моя, слишком хороша для этого убогого игорного дома, - отделался Шенги вежливой фразой, про себя удивляясь двойственному чувству, которое испытывал.
        - Знаю, - спокойно сказала красавица. - Я отлично пою. И еще лучше танцую. Но главный мой талант не в этом.
        Она сделала неуловимое движение и оказалась рядом с Шенги так близко, что пышная горячая грудь коснулась плеча полулежащего на подушке Охотника. Шенги ощутил сладкое дыхание.
        - Мой талант, - томно вздохнула Азалия, - делать мужчин счастливыми. О, это высокое искусство! Каждый понимает счастье по-своему, а я сумею угодить каждому! Вот ты, Совиная Лапа, что считаешь высшим блаженством на свете?
        Остренький язычок тронул нежные полные губы, ярко-розовые, как два лепестка шиповника.
        Краем глаза Шенги заметил движение - это приподнялся на локте Киджар, готовый оставить друга наедине с женщиной.
        И тут Охотника словно Хозяйка Зла за язык дернула:
        - Лепешку с медом.
        Он пожалел о сказанном прежде, чем закрыл рот. Но было поздно.
        - Что?.. - растерялась Черная Азалия.
        Ошеломленный Киджар застыл на месте.
        - Ты же спросила, что я считаю высшим блаженством, - дружелюбно разъяснил певице Шенги. - Лепешку с медом. Белую. Сдобную. С детства обожаю.
        И улыбнулся самой простодушной улыбкой, на какую был способен.
        Надо отдать должное Черной Азалии - она повела себя великолепно. Откинула голову, рассмеялась:
        - Если бы всем мужчинам было так просто угодить!
        Обернулась (черный поток волос бурно заволновался) и повелительно что-то крикнула по-наррабански. Затем низко склонила голову перед Шенги:
        - Твое лакомство сейчас принесут. Надеюсь, вы оба еще не раз посетите «Путь по радуге». Здесь и впрямь хорошо готовят.
        Поднялась на ноги и переливающейся походкой заскользила к сцене. Легко вскочила на возвышение, изящно обогнула пляшущую толстуху и удалилась по винтовой лестнице.
        - Тебя что, Охотник, - хрипло спросил Киджар, - маленьким в колодец уронили и слишком долго вытаскивали? Такая женщина на шею вешается, а ты…
        - Вот именно, - негромко ответил Шенги. - Не выношу в женщинах нахальства и самонадеянности. Даже если она красива, настырность все испортит. - Он взглянул на Киджара, который ответил серьезным, дружеским взглядом. - Это с юности. Первая девушка, в которую я был влюблен, была прекрасна и горда, как северная королева древних времен. Она не знала, что такое кокетство. Но мужчин тянуло к ней со страшной силой! С тех пор меня раздражают бабы, которые уверены, что стоит им скинуть юбку - и все вокруг падут к их ногам.
        - Понимаю, - задумчиво протянул Киджар. - Мужчина должен быть стрелой, а женщина - мишенью?
        - Именно. А если мишень гоняется за лучником, это очень, очень странно… Кстати, что такое «газель»?
        - Да коза какая-то.
        - Надо же так себя обозвать… Глянь-ка, пролазы уходить собрались. Правду говорят - этот тип ходит в «Путь по радуге» только ради пения Черной Азалии.
        По другую сторону сцены Урихо поднялся на ноги и двинулся к черному ходу.
        - Ого! - восхитился стражник. - Через заднее крыльцо пошел! Боится мимо тебя лишний раз пройти. Хорошо ты ему… внушил.
        - Их же трое было, а ушло вроде двое.
        - Да ну, пересчитывать их… Ох, раздразнила меня эта газель, мысли такие сладкие… Словом, я наверх, а ты?
        - Пожалуй, выпью еще.
        - Ладно, скоро вернусь. Азалия мне не по кошельку, а с Клюквочкой договорюсь. Помнишь, рыжая, «лисий танец» выплясывала? Что-то захотелось проверить, крепко ли у нее хвост пришит!
        Десятник направился в сторону главного входа (в коридорчике была лестница наверх). Шенги отметил, что походка наемника осталась ровной и твердой.
        Подбежала служаночка с подносом. Конечно, лепешка с медом! Девчонка еле сдерживала смех, ставя поднос перед Шенги. Охотник усмехнулся, подмигнул служанке и отломил кусок лепешки.
        Рабыня пошла было прочь, но ее окликнул толстяк. Девчонка шустро подбежала к нему, присела рядом на пол, и толстяк облапил малышку. Та визгливо захихикала.
        Переведя взгляд на сцену, Шенги обнаружил там новую танцовщицу, закутанную во множество полупрозрачных покрывал, - не женщина, а витрина торговца тканями! Танец заключался в том, что, плавно извиваясь под музыку, она сбрасывала покрывало за покрывалом. И далеко она намерена зайти в этом занятии? Очень, очень интересно!
        - Могу я поговорить с господином?
        Охотник с неудовольствием оторвал глаза от увлекательного зрелища. И как он ухитрился подойти незаметно, этот тощий, бледный человечек с черными кошачьими усишками и чахлой бородкой? Шенги только что видел его в компании Урихо. Тот самый третий спутник, что не ушел с остальными. Почему он, Совиная Лапа, гордость Гильдии, должен беседовать со всякими пролазами?
        - Господин мой, это серьезно! Готовится подлое дело, могут погибнуть люди!
        Вроде не врет пролаза. Надо бы его выслушать… Шенги неохотно посторонился.
        Человечек, как хорек в нору, проскользнул мимо него. На ходу дернул витой шнур в углу, и сверху спустилась еще одна ширмочка, отделив «клетушку» от зала. Надо же! А Шенги думал, что этот шнурок - колокольчик для вызова прислуги…
        Человечек с облегчением прислонился к расписной «стенке», закрыв собой золотистую птицу.
        - Меня зовут Женби Жало Шмеля. Из Семейства Юнорчар.
        - Безумно счастлив это слышать, - буркнул Шенги.
        Пролаза не обратил внимания на враждебность Охотника. Он почти успокоился.
        - Как считает мой господин… если я разоблачу подлые замыслы и спасу много жизней, вознаградит ли меня Хранитель города?
        - Поди и спроси у него, - пожал плечами Шенги.
        - Я - маленький человек. Кто допустит меня к почтеннейшему Тагиарри без долгих объяснений? А дело срочное, завтра будет поздно.
        - Ага, а уже темнеет. Выходит, из-за твоих россказней я должен ворваться во дворец и вытащить Хранителя из постели?
        - Такой прославленный герой, как Совиная Лапа, сам может придумать, как избежать беды.
        - Кончай вилять. Знаешь что-нибудь - говори. Я прикину, стоит ли платить за твой рассказ.
        - Придется довериться великому Шенги. Такое дело: завтра, на рассвете…
        Он не договорил - дернулся всем телом, издал странный звук, словно поперхнулся хлебной коркой. Глаза его закатились, лицо застыло.
        Охотник вскочил, подхватил человечка за обмякшие плечи. Тот тяжело обрушился на руки Шенги. Из-под крыла веселой птицы - там, где к ней прислонялся пролаза - торчал окровавленный железный прут. На таких держались ширмы «клетушек».
        Вцепившись в ширму когтистой лапой, Шенги рванул ее на себя. Расписная перегородочка рухнула. В соседней «клетушке» никого не было.
        От рывка упала и та ширма, что загораживала от Шенги зал. Танцовщица, на которой осталось лишь одно покрывало, обернулась на шум, увидела тело с кровавым пятном на спине и пронзительно закричала, тыча пальцем в сторону разгромленной «клетушки». Толстяк, все еще тискавший служанку, и его старик-партнер обернулись. Пьяный, свернувшись калачиком, спал возле сцены, вопль женщины не разбудил его.
        Эту картину Шенги окинул быстрым взглядом, а затем бросился к выходу.
        В конце коридорчика, между дверью на улицу и выходом наверх, стоял молодой стражник, встревоженный несущимися из зала криками.
        - Произошло убийство, - быстро и властно сказал Шенги. - Кто-нибудь только что пробежал на улицу или наверх?
        - Н-нет… - отозвался юнец, хлопая глазами.
        На лестнице послышались шаги - это поспешно спускались взволнованный хозяин и натягивающий на ходу рубаху Киджар.

* * *
        Стемнело. Холодный ветер заставил поднять воротник куртки. А ведь Шенги собирался до утра развлекаться в игорном доме! Ничего не скажешь, развлекся.
        Всю дорогу до дома Охотник пытался сообразить, куда исчез убийца. Черный ход исключался - преступник не успел бы перебежать через зал. А если бы успел, привлек бы внимание игроков и танцовщицы.
        Убийство совершил один из игроков? (Или - ха-ха! - танцовщица?) Но толстяк держал на коленях служаночку. Старикашка рассыпается на глазах и для злодейств никак не годится. А пьяный оказался действительно пьяным, без подделки. Так и не удалось растолковать ему, что произошло.
        В соседних «клетушках» никого не было. Остаются главный выход и лестница наверх. Но там стоял стражник… этот, как его… как-то имя с деревом связано… ах да, Падающий Бук… Хислат.
        Сообщник… или убийца?
        Шенги вспомнил глуповатое розовощекое лицо, почти мальчишеское, не вяжущееся с плечистой фигурой. Конечно, всякие бывают хитрецы, кем только не прикидываются, но… На лепешку с медом можно спорить, что юнец тут ни при чем! Хотя на всякий случай надо попросить Киджара узнать о нем побольше.
        Кстати, хозяин сгоряча предположил, что сам Шенги укокошил собеседника. Спасибо Киджару: посоветовал дураку заткнуться. Интересно, как бы Охотник смог заколоть пролазу сквозь ширму?..
        У калитки Шенги остановился, тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли. Пусть с убийством стража разбирается!
        Просунув руку сквозь решетку, Охотник вставил ключ в висящий изнутри замок - уходя, велел ребятам его не ждать, запереть калитку и пораньше ложиться спать.
        Похоже, его в кои веки послушались. Тишина, в окнах ни огонька. Вроде бы везде порядок, даже колодезный сруб не забыли крышкой прикрыть. Вот только на шесте у каменной ограды торчит куртка Нургидана. Прибрать бы надо…
        Шенги рассеянно тронул куртку - и вдруг ладонь прилипла к воротнику. Охотник брезгливо отдернул руку, но куртка слетела с шеста следом за «добычей». Тут Шенги допустил промашку: попробовал правой рукой оторвать воротник от левой ладони. И влип, как тушеный заяц в подливу!
        Заслышав свирепый рев, ученики вылетели на крыльцо. Им предстало пугающее зрелище: учитель кружился по двору с курткой в обнимку и изрыгал такие проклятия, что луна на всякий случай юркнула в тучу, хотя была здесь явно ни при чем.
        Дайру охнул, спрыгнул с крыльца, помчался к колодцу, вернулся с ведром воды.
        Пока все вместе отмывали руки учителя от клейкой гадости, мальчишки хором каялись.
        Оказывается, за спиной Шенги был выношен план охоты на демона. Дайру состряпал некий состав, чудовищно липкий и клейкий, и вымазал куртку Нургидана. Мальчишки дождались, пока Нитха уснет, после чего Дайру помог бы Нургидану облачиться в куртку. Дальше просто: Нургидан отправляется бродить по ночным улицам. Древняя Сова, разумеется, не пропустит приманку, нападет - и увязнет когтями в липкой толстой коже. Конечно, у нее свободен клюв, но у Нургидана-то меч!..
        Ну и что скажешь этим идиотам?
        Впрочем, Шенги нашел что сказать! Еще как нашел! Нависший над двором призрак Старого Вояки вздрагивал и завистливо гримасничал при каждом новом залпе виртуозной брани.
        За спиной учителя бушевала Нитха. Но поскольку от волнения девчушка перешла на наррабанский язык, некому было оценить по достоинству силу ее гнева. (А гневалась она главным образом на то, что мальчишки не посвятили ее в такую восхитительную тайну.)
        Нургидану досталось больше всех. Самое глубокое впечатление на него произвела не ругань, а то, что в припадке ярости учитель разорвал пополам его кожаную куртку. Это какую же силищу надо иметь!..
        Немного остыв, Охотник обернулся к Дайру:
        - Я-то надеялся, что из всей вашей банды хоть у тебя есть мозги!
        - Есть у него мозги, есть! - злобно высунулась из-за локтя учителя Нитха. - Он все рассчитал: поймает Нургидан сову - хорошо, поймает сова Нургидана - тоже неплохо!
        - Твоим бы языком да масло сбивать! - прикрикнул Шенги на вредную девчонку. Взглянул на потупившегося Дайру и вдруг сообразил, что в словах маленькой злючки есть доля правды. Это так расстроило Охотника, что он даже ругаться перестал.
        - Да, надежда Гильдии, с вами не скучно, с вами страшно! - махнул он отмытой от клея рукой. - Живо по кроватям, пока я вас не поубивал!
        Три понурившиеся маленькие тени скользнули в дверь. Шенги глядел им вслед и думал: есть тысяча вещей, которым должен научиться человек, прежде чем самому стать учителем. И самые неотложные из них, наверное, две: умение прощать и способность посмеяться над самой нелепой ситуацией, в которую угодишь. Хотя бы про себя, в душе.
        Ладно, пора спать! Охотник шагнул было к крыльцу, но остановился - так поразила его представившаяся вдруг картина, яркая, словно увиденная наяву.
        По залитой лунным светом улице идет мальчик. Не крадется, не прячется в тени заборов. Походка ровная и твердая, голова высоко поднята. С неба в любой миг может бесшумно пасть крылатый убийца. Все ворота заперты на замки и засовы, никто не выйдет на крик, никто не поможет юному смельчаку…
        И ведь пошел бы, не испугался.

10. Водяной еж
        Еще не рассвело, когда Шенги проснулся - резко, словно от грубого толчка. Перед глазами стояло ночное видение - узкое бледное лицо с торчащими усами.
        Женби - вот как его звали, этого бедолагу. Жало Шмеля.
        За раздумьями о тайне убийства все забыли о жертве. Это щуплое тело с красным пятном на спине было для всех лишь знаком неприятностей. И для Шенги, и для хозяина игорного дома, и особенно для Киджара. Какое раздосадованное лицо было у десятника, когда он, завязывая тесемки у ворота, недовольно бубнил: «Раз почти при мне все случилось, стало быть, мне с покойничком и возиться! И что у меня за судьба такая злосчастная? Как в “Пути по радуге” что стрясется, так обязательно мне разбираться! Будто в страже других десятников нету!»
        У всех покойный пролаза вызывал лишь раздражение. А ведь он пытался сказать про какую-то беду… о том, что погибнут люди…
        Шенги рывком сел на постели, уставился перед собой в темноту. Женби говорил, что завтра будет поздно! Ну-ка, поточнее - каковы были его последние слова?

«На рассвете…»
        Охотник сам не заметил, как натянул сапоги. Одна ниточка есть, и надо идти туда, куда она поведет.

* * *
        В белесой полумгле постоялый двор «Счастливый путник» выглядел сонным и мирным, как свернувшийся калачиком кот.
        Шенги вжал в ладонь талисман так, что края серебряной пластинки врезались в кожу. Если верить колдовской вещи, Урихо спокойно спит за этой бревенчатой стеной! А ведь Совиная Лапа был уверен, что, какая бы гадость ни затевалась, светлоусый пролаза в ней запачкан по макушку!
        Неужели ошибка? Вряд ли. Ведь убитый был в тот вечер в компании Урихо! В компании… так-так… их же трое было! А третий?
        Память упрямилась, рисовала то выпяченный вперед массивный подбородок, то морщинистый лоб с высокими залысинами, то близко поставленные глаза… и вдруг разом выбросила на поверхность грубое, суровое, словно из камня высеченное лицо.
        Пришла уверенность: человек, виденный в игорном доме, идет сейчас берегом озера. Талисман еще ни разу не лгал. Но что там понадобилось пролазе в такую рань? Может, это и есть ниточка, которую Шенги поспешил счесть оборвавшейся?

* * *
        Ветер отнес туман в сторону, и озеро нежилось в берегах, словно женщина, во сне сбросившая с себя одеяло. Только веяло от «красавицы» не уютом и негой, а стылым холодом. Да и берег с пожелтевшими клоками травы не наводил на сладкие мысли.
        За облетевшей ивой в озеро убегали деревянные мостки - на таких прачки полощут белье. Но сейчас здесь не болтали женщины с подоткнутыми подолами и красными от холода руками. На краю мостков на коленях стоял плечистый человек в кожаной куртке и пристально всматривался в воду.
        Охотник шагнул из-за корявого ствола ивы, прикидывая, как завести разговор со вчерашним спутником Урихо. Но когда тот по-звериному настороженно оглянулся через плечо, Шенги понял, что ничего сочинять не надо. Вежливой беседы не будет. От пролазы, поднявшегося на ноги, веяло холодом сильнее, чем от осеннего озера.
        - Выследил? - спросил он, точно сплюнул.
        - Как видишь, - сухо отозвался Шенги с таким видом, словно был посвящен во все секреты всех темных личностей в Издагмире и его окрестностях.
        Глаза пролазы скользнули по открытому берегу, по чахлым голым кустикам.
        - Неужто один пришел? - хрипло хохотнул он. - А ты, выходит, дурак! Вот первый им на мясо и пойдешь!
        - Так и ты вроде не с армией, - сдержанно ответил Охотник, про себя отметив слова «им на мясо». Уж не людоедством ли здесь пахнет?
        Насчет людоедства неизвестно, а вот дракой не пахнет, а прямо воняет. У мерзавца уже меч в руке - кстати, в левой. Правая застыла в опасной близости от пояса, за который заткнут топорик с короткой рукоятью. По виду игрушка, а на деле пакостная штука.
        Противники смерили друг друга взглядами. Было ясно, что мирно разойтись не удастся. Охотник мгновенно оценил широкие плечи и длинные руки противника. Но больше всего неприятностей сулил взгляд - холодный, уверенный, равнодушно-безжалостный. И правильная стойка. Может, сейчас этот парень и пролаза, но раньше определенно был наемником.
        - Болтливые у тебя дружки, - наугад сказал Шенги, обнажив меч.
        Жесткий рот противника искривился в неприятной ухмылке:
        - Был один болтливый, так ему сегодня на костре гореть. Если тянуть не буду, ты с ним на одну поленницу лечь успеешь.
        И пролаза сделал шаг вперед. Шенги чуть переместился, чтобы помешать противнику покинуть мостки. Он стоял на твердой почве и намерен был не выпускать врага с хилых пружинящих досок.
        - Тогда поторопись, - сказал Охотник. - Я предупредил кое-кого из стражи. Скоро здесь будет мой друг со своим десятком.
        Почему-то эти слова позабавили пролазу. Видимо, не поверил. Скверная улыбочка стала шире, с губ сорвался смешок. Топор словно сам прыгнул в правую руку.
        - Лучше бы подальше от берега, - вдруг озабоченно сказал пролаза. - А то не вышло бы драки без победителя.
        - Стой, где стоишь, - откликнулся Охотник. - С утра пораньше искупаться - милое дело. Вот ты у меня сейчас нырять и отправишься.
        Он бросил это просто так, чтобы поддразнить противника… и с удивлением заметил метнувшийся в глазах детины страх. И тут же пролаза кинулся в атаку.
        Отбить сильный, но бесхитростный прием «гроза над лесом» было легко, но, чтоб не попасть под удар топора, Шенги пришлось упасть наземь и перекатиться навстречу врагу. Снизу вверх Охотник коротко ударил, как ужалил. Меч прорезал жесткий кожаный рукав и задел руку противника. Послышалось глухое ругательство. Охотник приготовился отбить падающий сверху топор, но пролаза вместо удара перепрыгнул через Шенги и отступил на несколько шагов от берега.
        Шенги вскочил на ноги, перешел в атаку. Противник оказался бывалым бойцом, оборону держал глухо, не обращая внимания на рану в левой руке. Но даже яростный накал поединка не помешал Совиной Лапе заметить взгляды, которые пролаза бросал мимо него на берег. Сначала Шенги счел это неуклюжей попыткой отвлечь его, заставить обернуться. Но в какой-то момент боя пришло понимание: это не ловушка! Враг действительно нервничает, ожидая опасности со стороны озера!
        Не успел Охотник об этом подумать, как пролаза прыгнул в сторону, взмахнул правой рукой. Грозный топор с короткой рукоятью и тяжелым лезвием, которого Шенги опасался больше, чем меча, кувыркнулся в воздухе и порхнул мимо головы увернувшегося Охотника. Пролетел так близко, что задел волосы, и плюхнулся в воду.
        Отчаянная попытка разом закончить бой решила судьбу пролазы. Получив преимущество, Шенги могучим ударом отвел вражеский меч, выбросил лапу навстречу врагу и сомкнул когти на горле с такой силой, что сломал противнику шею.
        Стоя над трупом врага, Охотник осмотрелся. Он победил, но что дала ему победа? Ничего не узнал, не сумел предотвратить неведомое злодейство… всего лишь отбился от набросившегося на него безымянного пролазы! Какую же тайну тот унес в Бездну?
        Вытерев меч и убрав его в ножны, Шенги задумчиво прошелся по шатким мосткам. Кажется, отсюда пролаза глядел в воду… ах да, он на коленях стоял…
        Охотник опустился на колени, всмотрелся в воду и оцепенел, не веря глазам. То, что обрисовывалось на мелководье, не могло принадлежать Миру Людей!
        В памяти всплыла картина, увиденная некогда за Гранью: зной, пожухлая трава, чавкающая под ногами грязь пересохшего почти до дна озерка. И учитель, обеими руками поднимающий небольшой, но увесистый серый шар: «Возьми, не бойся! Его можно молотком расколоть, высох насквозь. Но он жив, просто в спячке, от засухи спасается. Гляди, как свернулся, вроде ежика: со всех сторон спинные щитки. Все внутри - и живот, и лапы. Кожа высохла, легкая, тонкая, можно в пыль растереть. А как пойдут дожди…»
        Внизу, на мелководье, серый шар разворачивался, вытягивался. Отчетливо стали видны темный хребет и отходящие от него изогнутые боковые щитки - словно скелет обглоданной кем-то крупной рыбы ожил и пустился в плавание. Кожа между щитками, на животе и лапах была светлее и в воде казалась невидимой.
        Тварь, по-змеиному вильнув темным телом, скользнула на глубину.
        - Еж водяной! - не то простонал, не то выругался Шенги.
        И в ответ вновь зазвучали в памяти слова учителя: «В воде он развернется, кожа набухнет, станет прочной. Тогда не попадайся ему, мой мальчик! Водяной еж - хищник не очень крупный, но свирепый и прожорливый. После спячки его мучит голод, он бросается на все живое, обшаривает воду и берег…»
        Ладонь вжала в кожу треугольную пластинку. Шенги, поборов смятение, представил себе скользящий в глубине «рыбий остов» с черными пятнами глаз.
        Да эта тварь не одна! Сколько их тут - три, четыре?.. Нет, все-таки три.
        Озеро небольшое, но глубокое. Вряд ли сеть достанет до дна. А как еще выловить эту мразь?
        Шенги вздрогнул при мысли о горожанах, которые часто здесь рыбачат, о стирающих белье женщинах, о детях, которые любят кататься на самодельных плотах.
        Нет, еще не поздно, не может быть поздно! Водяные ежи вряд ли ушли от берега: они голодны, а их пища - животные, которые приходят на водопой.
        Шенги спрыгнул с мостков и захлюпал сапогами по тинистому дну. Вода прижала мягкие голенища к ногам. Бр-р, холодно! Охотник взял меч в правую - когтистую - руку, а левой, наклонившись, плеснул в лицо ледяную влагу. Где ты, гадина? Перед тобой беспечный путник!
        Ноги мерзли. Ветер пробирал до костей. Шенги шагнул вперед, зачерпнул в сапог воды и негромко выругался.
        И словно ответом на его брань из воды вывернулось длинное тело. Распахнутая зубастая пасть метила вцепиться в запястье, но Шенги, ожидавший нападения, встретил тварь клинком. Острые длинные зубы ударили по металлу... и тут что-то сильно поддало Охотнику под колени. На суше он устоял бы, но скользкое дно предательски разъехалось под сапогами. Шенги грохнулся на спину, оглушающе холодная вода сомкнулась над ним. Он забарахтался, захлебываясь и выронив меч, и даже не понял, что когти сомкнулись на чем-то упругом, трепыхающемся.
        Перевернувшись на четвереньки, Шенги оттолкнулся от дна, встал на колени, с кашлем изверг из себя воду, которой успел наглотаться, и поднял над головой лапу - на ней яростно извивалась длинная тварь, похожая на гигантскую щуку с короткими плоскими лапами. Когти просадили водяному ежу серое брюхо, но хищник неистово пытался дотянуться до врага.
        Зарычав от ненависти, Шенги подцепил тварь левой рукой за край спинного щитка и с хрустом разорвал водяного ежа пополам. Подгорный Охотник действительно был очень силен.
        Стряхнул с когтей останки твари и почувствовал боль. Крепкие челюсти, прокусив левый сапог, сомкнулись на ноге. Если бы не кожаное голенище, еж раздробил бы человеку кость, но и так укус был глубок. Взбаламученная вода окрасилась кровью. Мелькнула мысль, что зубы водяного ежа ядовиты, но тут же исчезла. Шенги ударил когтистой лапой в воду, как рыбак бьет острогой. Тварь завертелась, выпустила сапог, но не уплыла: голод перевесил осторожность. Еж понял свою ошибку слишком поздно, - когда удар перевернул его на спину и страшные когти сверху донизу распороли кожистое брюхо.
        Шенги, пошатываясь, встал на ноги. Только теперь он почувствовал, как замерз. Лязгая зубами, Охотник нашарил негнущимися пальцами талисман, выбившийся из-под рубахи, и заправил его за ворот.
        Остались еще в живых водяные ежи?
        Талисман подсказал: позади, за спиной! Шенги обернулся так круто, что ноги разъехались на глине. На берегу, возле трупа пролазы, шевелилась серая длинная тварь.
        Совиная Лапа бросился к берегу. Мускулы сводило от холода, в сапогах бултыхалась вода, позади тянулся мутно-розовый след.
        Еж защелкал зубами и вытянулся во всю длину - по грудь Шенги. Он опирался на цепочку щитков, как на позвоночник, и стоял твердо и уверенно, выставив перед собой перепончатые лапы. В воде он не пользовался ими для драки, но сейчас из перепонок выросли когти.
        Но у Охотника тоже были когти! В боевой ярости, не чувствуя опасности, бросился он на тварь, как кот на крысу. Сбил, вцепился, рвал своей страшной лапой, пока хищник из Подгорного Мира не перестал дергаться…
        Шенги тяжело поднялся на ноги. Куртка на груди была изодрана, лохмотья рубахи пропитались кровью. Охотник взглянул вниз, на тело пролазы, которому водяной еж успел выгрызть горло. Подкатила дурнота, в ушах резко и пронзительно жужжали тысячи пчел. Он покачнулся, но кто-то бережно подхватил его за плечи.
        Шенги так и не понял, что за люди оказались рядом, зачем боги привели их на берег. Запомнил чужой плащ, наброшенный на плечи. Еще запомнил, как рвался к озеру - отыскать утопленный меч. Его не пускали, а он непослушным языком доказывал, что без меча ему никак нельзя.
        А потом исчезло и это, растворилось в жаркой, душной темноте.

11. Урок
        - Жабья Подушка?.. Она… ну, это… на мешок похожа. Кожаный и слизистый. Перекатывается с места на место, может выпускать щупальца…
        Нургидан беспомощно огляделся. Никто не собирался ему подсказывать. Дайру стоял у стены, держа в вытянутой руке тяжелый шест: развивал силу кисти. Напряженный, несчастный, лицо сморщилось, зубы стиснуты - жалкое зрелище! Нитха хлопотала у кипящего над очагом котелка, сыпала туда сушеную малину и зверобой - варила снадобье по оставленному лекарем рецепту. Не так уж силен яд водяного ежа, но вместе с простудой сумел уложить Охотника в постель.
        Учитель, бледный, осунувшийся, укутан меховым плащом. Глубоко запавшие глаза смотрят строго и неласково:
        - Я не спрашиваю тебя, как выглядит Жабья Подушка. Отвечай: что ты сделаешь, встретив ее в Подгорном Мире?
        - Щупальца отрублю!
        - Все, ты уже покойник. Она из щупальцев молнии мечет. Эй, Нитха! А ты что сделаешь на месте Нургидана?
        Девочка повернула к учителю личико, раскрасневшееся от жара очага:
        - Ну… из арбалета ее…
        - Молодец. Раздразнила хищника. Стрелой эту гадину не убьешь, а гнаться за тобой после этого она будет очень, очень долго. Дайру, слышал вопрос? Отвечай!
        Мальчишка был целиком занят борьбой с непокорным шестом. Сквозь сжатые от напряжения зубы он процедил лишь одно слово:
        - Убегу!
        - Вот! - просиял учитель. - Наконец-то! Правильно! Пользы от Жабьей Подушки никакой. За нее медяка не выручишь, ни за живую, ни за дохлую. Так какого болотного демона с ней связываться?.. Нургидан, не корчи рожу! Вечно тебя тянет на кровопролитные подвиги! Запомни: Подгорный Охотник - не воин на стене родного города. Для нас убежать от опасности не позор. Убежим, потом вернемся.
        - Как говорят у нас в Наррабане, если навстречу тебе идет слон - уступи ему дорогу! - бодро растолковала Нитха слова учителя для особо непонятливых.
        - Вот именно. Девочка моя, что за гадость ты сыплешь в котелок?
        - Не гадость, а корни фиалки.
        - О-ох! Не буду это пить!
        - Я меду добавлю, - поспешила Нитха успокоить капризного больного. В голосе ее звучали материнские нотки.
        - Посмотрим… - с недоверием протянул Шенги.
        - Учи-итель! - проскулил Дайру. - Мне долго еще стоять? Плечи ломит, рука будто не моя…
        - Держи, держи… А ты, Нургидан, расскажи, как выглядят пузыри-убийцы.
        - Они такие… такие пузыри. С тремя щупальцами. И летают… В жару - высоко, в холод - еле-еле над землей… - начал Нургидан вытряхивать из памяти случайно застрявшие там убогие обрывки недавно прочитанного. Этому мучительному занятию он предпочел бы встречу с голодным пузырем-убийцей.
        Дайру, стараясь отвлечься от своей пытки, зорко следил за Нитхой и поймал ее на промашке:
        - Земляничного листа надо две пригоршни, а не одну!
        - Одну, - бросила девчушка через плечо. - Это ты с липовым цветом спутал.
        - Я? - ахнул Дайру, от обиды забыв о шесте, который сразу склонился к полу. - Да я сроду ничего не… вон на столе рецепт, там написано…
        - …что одну пригоршню! - перебила упрямая девчонка. - Нургидан, ты ближе к столу сидишь, глянь, что там лекарь нацарапал!
        Нургидан с огромным облегчением прекратил свое бессвязное вяканье, подхватил со стола клочок пергамента, оставленный лекарем, и громко прочел:
        - «Если хочешь узнать, кому была продана Аймерра, приходи в игорный дом “Путь по радуге” сегодня вечером…»
        - Э-эй, чего читаешь? - изумилась Нитха.
        - Да, вроде не рецепт, - дошло до Нургидана. Он перевернул пергамент. - А, вот он где! Твоя правда, Отребье, земляничного листа надо две пригоршни.
        - Постой, - изменившимся голосом перебил учитель и сел на постели. - Дай сюда!
        Он повертел в пальцах обрывок пергамента. С одной стороны - перечень трав и кореньев, с другой - чужая записка, вовсе не касающаяся его, Шенги. Если бы не имя - Аймерра…
        Охотник рассеянно велел Дайру отложить шест и отдохнуть, а Нургидану - перечесть то место в книге Лауруша, где говорится о пузырях-убийцах. А сам отвернулся к стене и натянул на голову край плаща. Ребята перешли на шепот, чтобы не потревожить учителя. Но Шенги не спал - его медленно и плавно нес поток воспоминаний.

* * *
        Аймерра Белая Роза… Имя было слишком ярким и пышным для худенькой, бледной, застенчивой девочки-подростка с большими серыми глазами.
        Многие думали, что бедное дитя запугано суровым, недобрым старшим братом. Но Совиная Лапа был напарником Чингира, ходил с ним в Подгорный Мир, а там трудно таить друг от друга мысли и душу. Шенги знал, что угрюмый, резкий в суждениях Чингир живет ради девочки, служит ей каждым своим помыслом, каждым ударом сердца. А если зачастую строг с ней, так это потому, что не знает иного способа помешать злому и грубому миру запачкать ребенка.
        Но Хозяйка Зла, старая гадина, терпеть не может, когда два человека становятся друг для друга смыслом жизни, и насылает на них черные напасти.
        Когда Аймерре было шестнадцать, брат поселил ее у знакомого пасечника, чтобы мед и целебные травы помогли окрепнуть хрупкой, болезненной девочке. Добрая, приветливая семья, лес, цветы, птицы…
        Кто ж мог угадать, что туда забредут из-за Непролазной топи остатки разбитой разбойничьей шайки, голодные, злые, с трудом оторвавшиеся от погони!
        И запылал домик пасечника. И лег на пороге с двумя стрелами в груди хозяин, выбежавший с топором навстречу незваным гостям. А жена пасечника и Аймерра прожили еще день, хотя лучше бы им умереть сразу.
        Чингир и Шенги прибыли на исходе этого страшного дня. То, что было дальше, врезалось в память Шенги, которому прежде не приходилось убивать людей. Хотя эти… разве они были людьми!
        А потом горели погребальные костры и взывал к богам доставленный из города жрец. Печальные хлопоты легли на плечи Шенги: от окаменевшего, с потухшими глазами Чингира не было никакого толку. Он молча глядел перед собой, словно пытаясь понять нечто такое, что доступно лишь богам.
        Когда Совиная Лапа поднес факел к краю погребальной пелены, на которой лежало тоненькое тельце, за спиной его раздался глухой невыразительный голос:
        - Бедная малышка! Совсем молоденькая, не старше моей Аймерры…
        Шенги сразу понял, что произошло, и, похолодев, обернулся.
        Чингир глядел на струйки огня, поднимающиеся по еловым поленьям, со спокойным сочувствием постороннего человека:
        - Ты хорошо сделал, что помог с похоронами. У бедняжки ведь никого из родни, да будет милостива Бездна к ее душе! А мне, прости, пора. Надо найти, кому эти гады продали мою сестренку.
        Не зная, что сказать и чем помочь, Шенги смотрел в глаза, где поселилось безумие…
        С тех пор судьба развела Охотников. Стороной до Шенги доходили слухи: Чингир продолжает ходить в Подгорный Мир, причем удачно. Свой дом продал, странствует из города в город и везде расспрашивает работорговцев о девушке по имени Аймерра.

* * *
        От воспоминаний Совиную Лапу отвлек радостный визг Нитхи и веселый голос:
        - Скорее дверь закроем, как бы нам больного хуже не простудить! Ну и ливень! Хорошо сейчас тем, у кого крыша над головой!
        Шенги сел на постели, заулыбался. Возле двери тощий парень, веснушчатый и рыжий, сбросил с плеч плотную рогожку, которой укрывался от дождя.
        - Промок? - приветливо спросил Шенги. - Плесните-ка вина, пусть согреется!
        Дайру бросился к стоящему на столе кувшину. Вошедший излучал такое добродушное обаяние, что всем хотелось сделать для него что-нибудь хорошее или хотя бы сказать доброе слово. Был он рабом и помощником лекаря, которого звали Керусай Сломанная Стрела. Причем, по общему мнению горожан, помощник знал свое дело лучше знаменитого, но стареющего лекаря.
        Парень с удовольствием осушил чашу и благодарно поклонился Шенги.
        - Ну и как тут наш больной?.. Лучше, лучше! Я так и знал! Будь дело серьезное, хозяин бы сам пришел, а раз меня прислал, стало быть, больной на поправку идет!
        - Я снадобье сварила! - гордо заявила Нитха. - Как в рецепте сказано!
        - А я с порога запах почуял! - смешно, как кролик, задвигал носом парень. - С таким уходом Совиная Лапа в постели не залежится! Как горло? Глотать не больно?
        Быстро осмотрев пациента, помощник лекаря заявил, что много чести для какой-то жалкой простуды справиться со знаменитым Шенги. И всякая плавучая пакость тоже пусть не хвастает, что победила Подгорного Охотника, даже если ей удалось тяпнуть его за пятку или повыше.
        - Сам знаю, что скоро встану, - кивнул Шенги. - Но я спросить хочу… Глянь-ка на этот пергамент. Да не на одну сторону, а на обе.
        Парень в недоумении сдвинул густые брови, затем круглая физиономия просияла:
        - А, это! Что ж тут непонятного? Мой хозяин - человек бережливый, не станет выбрасывать пергамент, что попал в руки. Текст можно соскоблить и написать что-то свое. Скажем, рецепт для пациента посолиднее, кому клочок бумаги совать неудобно.
        - Я, значит, из солидных? - усмехнулся Шенги.
        - А кто-нибудь смеет в этом сомневаться?
        - Ладно-ладно… Не знаешь, что было раньше на той стороне, где рецепт?
        - Конечно, знаю! Сам соскабливал текст, а на обороте - поленился. Там была записка хозяина постоялого двора «Золотой кубок». Заболела приезжая Подгорная Охотница. А из слуг оказался под рукой только один, с Проклятых островов, плохо знал наш язык. Пришлось взять письмо, которое перед этим принесли кому-то из Охотников, и на обороте нацарапать записку к лекарю.
        - Как звали женщину?
        - Не помню, господин. Тяжелый случай отравления, даже мой хозяин не сумел ее спасти.
        Сочтя тему исчерпанной, парень поклонился Шенги и принялся наставлять учеников, какие снадобья давать больному внутрь, а какими растирать грудь. Охотник не слушал, уйдя в свои мысли.
        - Дейзана, - сказал он вдруг, прервав рассуждения помощника лекаря о целебных свойствах медвежьего жира. - Дейзана, она была напарницей Чингира. Я с ним когда-то за Грань ходил.
        - Чингир? - нахмурился парень. - Этого помню! Можно сказать, у меня на руках умер. Он зарезал молодого Авимета из Рода Гайуруш... собственно, они друг друга… Помню, родственники Авимета подняли шум, а они люди влиятельные. Моего хозяина чуть не съели: почему к юному Авимету не сам побежал, а раба послал? А он не посылал, я случайно рядом оказался: танцовщица на гвоздь наступила, ранка загноилась, я мазь накладывал. А тут крики, гам, визг! Эти два ревнивых дурня почти сразу скончались. Я делал что мог, замотался вверх-вниз по лестнице бегать.
        - Почему вверх-вниз? - насторожился Шенги.
        - Ну как же… Авимет умирал в комнате Черной Азалии, на ковре - я на кровать переносить запретил. А Охотник скончался на заднем крыльце.
        - На заднем крыльце? Почему?
        - Откуда мне знать, господин мой? Наверно, хотел сбежать, да сил хватило только до крыльца.
        Шенги вспомнил рассказ Черной Азалии. Не вяжется все, ох, не вяжется! Да еще это письмо…
        В памяти всплыли слова Хранителя: «Согласится ли кто-нибудь из людей Гильдии приехать в это злосчастное место?» И впрямь злосчастное! Зло свивается, сплетается вокруг, словно незримая паутина, в первую очередь опутывая Подгорных Охотников!
        Но если есть паутина, то есть и паук. И уж Шенги расстарается - доберется до мерзавца и все лапы ему из брюха повыдергивает!

12. Сборы в дорогу
        - Ну куда столько кладешь, куда, кобыла ты вьючная! Нам же все эти припасы и тащить! На плечах тащить, понимаешь? Хоть окорок оставь!
        - А у нас в Наррабане говорят: «Уходишь в путь на день - бери еды на три дня!»
        - Отстань от нее, Отребье, пусть возьмет окорок! Я же первый его и смолочу! Знаешь, какой у меня аппетит в дороге?
        - Да-а, а как завтра мешки нести, так небось опять мне горбатиться?..
        Шенги усмехался, вслушиваясь в разноголосицу за дверью. Надо же - Дайру возражает Нургидану! Меняется мальчик. Каким сюда явился - словно мышонок, чудом вырвавшийся из лап кошки! Потом чуть оттаял, но все же остался напряженным. Даже шутил с серьезным лицом. Изредка появлялась улыбка - робкая, неуверенная, готовая в любой миг исчезнуть. А теперь, смотри-ка, дразнит Нитху, спорит с Нургиданом! Глядишь, и в драку полезет. И давно пора, не все ж исподтишка пакости устраивать!
        Охотник нахмурился. Правильно ли он делает, что тащит ребятишек в Подгорный Мир осенью? Чем ближе к зиме, тем неустойчивее Грань… Ничего, они ненадолго! Надо выяснить, как ученики перенесут переход. Некоторые не могут пройти за Врата, тут уж надо подыскивать другое ремесло.
        Взгляд скользнул по столу, по неубранной посуде - за сборами взволнованные мальки забыли обо всем на свете.
        За столом только что сидел знатный гость - сам Хранитель. Очень, очень любезно с его стороны! Второй раз навещает Охотника. Первый визит пришелся на время, когда Шенги едва переломил ход болезни, перестал метаться по кровати и в бреду звать Ульниту. При попытке встать головокружение валило Охотника на постель, но вместо ясного лица под короной пшеничной косы он уже видел озабоченные мордашки учеников. И говорить мог разумно. Во всяком случае, хотелось надеяться, что Хранитель не примет за плод горячечного воображения все, что Совиная Лапа вперемежку с кашлем сообщил о водяных ежах, пролазах и убийстве в игорном доме.
        И сегодня Тагиарри, задумчиво вертя чашу с вином, рассказал, что провел расследование - увы, без результатов. К происшествию в игорном доме Урихо не имеет отношения - ушел до убийства. Охотник это подтверждает, не так ли? Что касается событий у озера, не осталось в живых ни того, кто хотел о них предупредить, ни того, кто пытался осуществить грязное дело… хотя Шенги не видел, как тот человек запускал в озеро водяных ежей, верно? История мерзкая, но концы обрублены. Возможно, под пытками Урихо стал бы многословнее, но…

«Понимаешь, - Хранитель поднял на собеседника умные, грустные глаза, - в молодости я обжегся. Казалось, что раз все ясно и вот он, злодей, так надо хватать его и прижать крепче! Он во всем признается, справедливость восторжествует, зло будет раздавлено! У меня, молокососа, была в руках власть - реальная, тяжелая. И я имел случай видеть, как под каленым железом люди берут на себя черную вину и идут на эшафот. А потом, когда ничего не исправишь, вдруг выясняется…»
        Хранитель замолчал, допил вино и перевел разговор на здоровье Шенги, а затем распрощался.
        Охотник, которому ни разу (не считая поединков) не приходилось решать, жить или умереть человеку, понял одно: из-за судебной ошибки, допущенной Хранителем в юности, мерзавец Урихо избежит крепкого, жесткого допроса. Очень, очень жаль!..
        В невеселые размышления ворвался со двора пронзительный голос Нитхи:
        - Нельзя к нему! Он болен и лежит! Ну как некоторые люди не понимают…
        Кого это она так свирепо гонит, мартышка наррабанская?
        Плеснулась догадка - невероятная, немыслимая, но заставившая вскочить с постели. Хорошо, что рубаха чистая… и побриться догадался…
        Шенги вышел на крыльцо. Хмурый осенний день с отвычки показался ослепительным.
        Не может быть, но так оно и есть!
        Разъяренная Нитха, похожая на встрепанного воробушка, теснила к воротам женщину в длинном плаще с наброшенным на голову капюшоном.
        - Нитха, что ты вытворяешь? Кто так гостей встречает? Заходи в дом, красавица!
        Черная Азалия, обогнув потерявшую дар речи девчонку, плавно пересекла двор, с улыбкой взошла на крыльцо, перешагнула порог.
        - Что девчушка гонит - не беда, - певуче сказала она, - а вот рад ли мне хозяин?
        И откинула на плечи капюшон.
        Вместо ответа Шенги наполнил чашу и с улыбкой протянул гостье. Пока та мелкими глотками пила вино, Совиная Лапа незаметно приглядывался к женщине. Что-то в ней изменилось… исчезла напористая, откровенная готовность идти в атаку… ох, да она же смущается! Даже если это фальшивая застенчивость, все равно ей очень, очень к лицу! Не роковая соблазнительница, а вдовушка-соседка, забежавшая проведать больного. Только узелка с угощеньем не хватает.
        Словно угадала его мысли! Из-под плаща вынырнула смуглая ручка с полотняным узелком.
        - После болезни полезно полакомиться. Мой господин так исхудал!
        И скромно положила узелок на край стола. Вот хитрюга!
        - Ну, если там лепешка с медом!.. - с шутливой строгостью рыкнул Шенги.
        - Что ты, господин мой! Шутка, сказанная дважды, уже не шутка! Там пирог с рябиной.
        - Гадость эта рябина! - раздался от входа звенящий яростью голосок. - Нельзя ее больному!
        Шенги удержал себя от убийства и очень ровно спросил маленькую нахалку:
        - Какого болотного демона тебе здесь нужно?
        - Я за метлой… двор подмести…
        - Метла на кухне, у очага. Запомни сама и передай мальчишкам: кто сейчас сюда сунется - сгоню со двора! Поняла? Брысь!
        Хлопок двери был коротким и злым, как ругательство.
        Черная Азалия мягко, понимающе улыбнулась и обвела взором зал:
        - А девочка спит вот здесь, верно?
        - Да, за этой занавеской. Это у нас «женская половина».
        Глаза актрисы подернулись влажной дымкой.
        - «Женская половина»… ах, милая девочка, соблюдает обычаи родины! Я-то давно забыла… Но я догадалась не из-за занавески. Где еще висеть единственному зеркальцу, как не над ее постелью?
        - Зеркальце? - удивился Шенги. - Как-то не замечал! Сам даже бреюсь без зеркала, привык.
        Женщина легко прикоснулась кончиками пальцев к гладко выбритой щеке Охотника. Тронула и опустила руку. Короткая ласка всколыхнула душу мужчины.
        - Девочка ревнует, - потупив глаза, глухо сказала красавица.
        - Детские игры, - ответил Шенги. - Придумала себе героя.
        И, положив левую руку на плечо женщине, он ласково и властно привлек ее к себе.

* * *
        - А ну, вон отсюда! Расселись, бездельники, подметать мешают! - рычала Нитха, багровая от злости. - Нет чтоб воды принести или дрова в поленницу сложить!
        - Ты, Дайру, ее слушайся, она вэшти! - назидательно сказал Нургидан, не двинувшись с края колодезного сруба, на котором удобно устроился.
        - Пенек лопоухий, дармоед, лодырь! - перенесла Нитха внимание персонально на него. - Утопила бы тебя в колодце, да воду портить жаль! Утхару нхэри, рагтха!..
        - Хорошо, что я наррабанскому не обучен, - безмятежно бросил Нургидан куда-то в пространство. - Если б я, как дурень, чужие языки долбил, пришлось бы сейчас вставать, гоняться за ней по всему двору…
        - А вот я тебя метлой - поймешь без перевода!
        - Взбесилась, - убежденно и печально заключил Нургидан.
        - Хуже, - уточнил Дайру. - Тяжелый случай: беспросветно влюблена. Как говорят у них в Наррабане…
        И резво сорвался с места, улепетывая от растрепанной фурии с метлой наперевес.
        - Караул! - вопил мальчишка на бегу. - Убивают! Жизни лишают! Уа-ау! Наррабан пошел войной! Ко мне, единоверцы!
        Но его единоверец хохотал так, что чуть не опрокинулся со сруба в воду.
        Кошкой взлетев на крышу кухни, Дайру свесился вниз и сообщил преследовательнице, что от несчастной любви есть хорошее средство - как следует поголодать. И он, Дайру, из дружбы готов героически взять на себя ужин Нитхи.
        - Дурак! - ответила девочка, гордо вскинула голову и ушла за конюшню. Там, вдали от насмешливых глаз, она швырнула метлу на землю и дала волю слезам.

* * *
        Темно-красное платье грудой лежало на полу у постели. Смуглая рука, словно легкая птица, опустилась на мягкие складки материи. Красная река скользнула вверх по стройным ногам женщины, по круглым коленям - и замерла. Черная Азалия, уже перехватившая платье поудобнее, чтобы одеться, вдруг забыла о нем, обернулась к Шенги, улыбнулась медленной улыбкой женщины, которая довольна собой и любовником.
        А Совиная Лапа испытывал чувства человека, который переплыл ревущий горный поток и теперь наслаждается покоем и гордостью за свое крепкое, сильное тело.
        Да что за женщина была в его объятиях?! Пантера, вулкан, землетрясение! Неужели это она сейчас смотрит на него кротким, нежным взором, остановив на коленях утонувшие в красной материи руки?
        То, что произошло, нельзя было назвать счастьем - слишком близко к Бездне… Но Шенги знал, что никогда не сумеет этого забыть.
        Кольнула мысль: повторится ли это когда-нибудь?
        А почему он сомневается? Конечно, повторится!
        - Проводи меня, - сказала Черная Азалия. - Темнеет. Пока дойду, ночь будет.
        Надо же, и впрямь стемнело! Значит, ему лишь показалось, что время остановилось.

* * *
        Ведь не темная улица, не черные силуэты домов, не скользящий по небу месяц причиной тому, что с каждым шагом мужчина и женщина становятся все более чужими друг другу? Однако так оно и есть! Словно идут не рядом, а прочь друг от друга.
        На Шенги вновь нахлынули неясные подозрения. Он не стал расспрашивать певицу о письме, понимая, что в любом случае она отопрется от этого клочка пергамента.
        Спросил о другом:
        - Стража вас трясла после убийства?
        - Ой, не говори! Этот твой Киджар… видишь, даже имя запомнила… ко всем приставал! Даже из меня потроха выгрыз, хотя я наверху была, ничего знать не знала, пока шум не поднялся. Зачем-то спрашивал про Урихо: кто с ним знаком, нет ли у кого с ним дел. А какие у нас, у девочек, дела?
        - И у тебя, стало быть, никаких? - полушутя-полувсерьез спросил Шенги строгим, как на допросе, голосом.
        - Ой, пропади он! Взял, дурак, привычку: усядется возле сцены и во все горло мне подпевает. Верблюд паршивый! Хоть бы слух был, а то голосит, как петух, которого лиса за крыло сцапала! Двух нот верно не возьмет! Но щедрый, ничего не скажешь.
        И быстро, кокетливо повернула голову к спутнику. Лица не разглядеть было в тени капюшона, но Шенги отчетливо представил себе насмешливую, намекающую улыбочку и вздохнул. Не забыть с первой добычи подарить ей браслет или колечко...
        Такой Черная Азалия нравилась ему меньше. И возникало смутное ощущение, что он угодил в ловушку, только еще не понял, в какую именно.
        - Завтра на рассвете я иду в Подгорный Мир.
        - Правда? Да хранят тебя боги!.. О, мы пришли, «Путь по радуге» за поворотом. Нет-нет, проводи до дверей, девочки обзавидуются.

* * *
        Как видно, не только девочки из игорного дома не спят по ночам. Когда Шенги возвращался, его окликнули из-за забора соседнего дома.
        - И ты здравствуй, почтенный Вайсувеш, - ответил Совиная Лапа соседу. - Что так поздно на ногах? Заработался?
        - Ты бы, Охотник, поосторожнее! - не отвечая на вопрос, многозначительно отозвался чучельник. Его круглая голова торчала над забором, словно насаженная на кол. - Прошлым вечером над твоим двором реяли огромные крылья!
        - Спасибо за предупреждение, - сказал Шенги, уверенный, что чудаковатому Вайсувешу все померещилось. - Скажу моим мышатам, чтоб ночью по двору не шастали.
        И пошел было прочь, но был остановлен странным голосом за спиной - напряженным, чуть привизгивающим:
        - Как это ты сказал? «Мои мышата»? Про детей, да? Мне нравится… я запомню.
        Шенги недоуменно обернулся, но над оградой уже не торчал шар головы - Вайсувеш исчез.

13. Бродяги
        Крошечный постоялый двор неподалеку от Издагмира выглядел настолько неказисто и неприветливо, что ни один мало-мальски приличный путник не шагнул бы через порог... ну, разве что гроза или снегопад загонят в такое сомнительное место.
        Но даже гроза, бушующая за окном, не сделала бы уютной грязную комнату, освещенную полудохлыми огоньками двух светильников и густо провонявшую кислым вином и квашеной капустой, которую хозяин щедро клал во все блюда, вероятно, чтобы заглушить вкус несвежего мяса. Обычно посетители были под стать заведению - побирушки и бродяги, с которых хозяин брал вперед плату за еду, вино и ночлег. (Причем не только медью, но и вещами. И никогда не спрашивал, откуда эти вещи взялись.)
        Сейчас, несмотря на висящую за окном сетку дождя, за столом сидели всего двое гостей, неспешно поглощали тушеного зайца с неизменной капустой и время от времени бросали взгляды на дверь.
        Тот, что помоложе, носил кличку Вертел, поскольку был тощим и долговязым и в прошлом имел отношение к уважаемому поварскому ремеслу. Второй - здоровенный, плечистый, обвитый тугими узлами мышц - был прежде кузнецом и гордо именовал себя Карших?ут Драчливый Пес из Семейства Чатухарш. В кругах, где он сейчас вращался, не принято было трепать направо и налево свое настоящее имя, даже если оно имелось. Все новые знакомые кузнеца давным-давно обзавелись кличками (зачастую против собственного желания). Но кузнец резко пресекал всякие покушения на имя, данное ему отцом. А тот, кто с одного удара кулаком загоняет гвоздь в столешницу по самую шляпку, может звать себя как пожелает.
        - Где их демоны носят? - нарушил молчание младший из бродяг. - Сил нету дожидаться и отраву жрать! Этот заяц - преступление против кулинарного искусства!
        Его массивный сотрапезник некоторое время молчал, давая услышанному время докатиться от ушей до мозга.
        Затем уставил взгляд в миску и недоуменно прогудел:
        - Заяц как заяц. - Помолчал, подумал и веско уточнил: - С капустой.
        Вертел посмотрел на упомянутое блюдо с видом придворного художника, разглядывающего трактирную вывеску, намалеванную пьяным маляром.
        - Капуста! Да за такую капусту повара на болото надо, канавы рыть…
        И тут же предусмотрительно заткнулся, потому что к столу приближался хозяин постоялого двора, человек суровый, не выносящий критики в адрес своего заведения и свято исповедующий принцип «не нравится - не жри».
        - Ночевать будете? - спросил он, ставя на стол глиняный кувшин с вином.
        - Нет, - ответил Вертел. - Дождемся своих и уйдем.
        Взгляд хозяина задержался на добротном кожаном поясе второго гостя. Если бродяги передумают, пояс можно будет взять в уплату за ночлег.
        - Зря, - снизошел хозяин до уговоров. - Слыхали, что говорят? Утром еще труп нашли, в клочья изодранный. Древняя Сова летает! Ночью шляться… - Оборвав фразу, он отошел, предоставив посетителям самим сделать вывод из сказанного.
        На молодого бродягу эти слова произвели впечатление. Он со страхом оглянулся на распахнутое окно, за которым сгущалась тьма.
        - Была б у меня кузница, - мечтательно пробасил его приятель, - я бы по чужим углам не…
        Вертел закивал и поспешил налить Каршихоуту вина. Ему совсем не хотелось в сотый раз выслушивать историю об утраченной кузнице - единственную историю, которую кузнец рассказывал не сбиваясь и без долгих пауз после каждой фразы.
        Парень и без того знал, что кузнец крепко задолжал соседу. Договорился по-хорошему, что будет ежемесячно платить проценты. И платил. Но потом была ссора из-за ерунды, и гад сосед потребовал, чтобы Каршихоут немедленно вернул долг целиком, даже если придется продать кузницу. Кузнец вспылил, разорался на полгорода, врезал паскуде, что самое глупое - при свидетелях врезал! Потом плюнул и ушел. А наутро соседа нашли зарезанным. Каршихоут струсил и ударился в бега.
        Молодой бродяга неодобрительно покосился на приятеля, уткнувшегося в чашу с вином. Да если бы у него была кузница, или поле, или дом… хоть что-нибудь, что он называл бы своим! Разве он сбежал бы? А этот здоровяк даже не пытался побороться за то, что ему дорого. А теперь хнычет!
        Впрочем, беспристрастно признал парень, не ему, Вертелу, об этом судить. Ему-то сроду ничего не принадлежало. Сам всю жизнь принадлежал кому-то - раб от рождения! Только и есть дорогого, что своя шкура, которую и спасает в лесу…
        Дверь приоткрылась. На пороге встал обтрепанный краснолицый тип неопределенного возраста, с мышиного цвета шевелюрой и бегающими глазками.
        Каршихоут и Вертел обернулись к двери. Но если вошедший ожидал приветствий, то их не последовало.
        - А где Тертый? - прогудел кузнец.
        Вместо ответа краснолицый подсел к столу.
        - Налейте винца! Ох, замерз же я! Холодище на дворе - хоть в собачью конуру лезь и бок о бок с дворняжкой грейся!
        - Тебя спросили, где Тертый? - прикрикнул молодой бродяга. - Вечно из тебя, Червяк, каждое толковое слово вытряхивать приходится!
        Его негодование можно было понять. Тот, кого он назвал Червяком, любил напускать на себя таинственность. Ни один из королевских вельмож не смог бы так дать понять простым смертным, что ему ведомы важные тайны, как это делал безродный оборванец из разбойничьей шайки.
        Сейчас его ужимки были особенно неуместны: положение дел не допускало шуток. Подступала зима, неласковая к бездомным. Пора было оставить лесные шалаши. С крестьянами из окрестных деревень отношения давно безнадежно испортились, и виной тому была недальновидность атамана по кличке Тертый. Вечно гнался за сиюминутной выгодой: то на лесной дороге разденет кого-нибудь из местных, то затащит в кусты деревенскую красотку. А теперь, когда по снежку можно будет выследить бродяг, как зайцев, за помощью к крестьянам лучше не соваться. Оставался Издагмир. Но у каждого были причины держаться подальше от стражи, поэтому планы торжественного прибытия в город как-то даже не возникали.
        Разбойники-неудачники решили, что в Издагмир пойдут Тертый и Червяк. Подвиги этих двоих были меньше известны городским властям (не потому, что парни плохо старались, просто они были не местные). Они должны были найти щель, куда четверо бедолаг смогли бы забиться до весны.
        А теперь Червяк возвращается один да еще смеет трепать душу собратьям по шайке!
        Что Вертел злится, это ничего, а вот то, что похожее чувство начало загораться в маленьких глазках кузнеца…
        Оценив опасность, Червяк поспешно заговорил:
        - Плохи дела! Тертый влип!
        За этим ясным и недвусмысленным сообщением последовал путаный и бессвязный рассказ о некоем господине, с которым лучше не ссориться. Господин этот, чье имя Червяк поклялся держать в тайне, опознал бродяг и приказал своим людям их схватить. Тертый остался в плену, а Червяк отправлен к шайке, чтобы передать слова господина: главаря можно выкупить за некую услугу.
        Краснолицый смолк с видом заговорщика, в чьих руках находятся все нити незримой паутины.
        - Да говори, Червяк несчастный! - не выдержал молодой разбойник. - А то врежу! - Он оглянулся на могучего приятеля и поправился: - Каршихоут врежет!
        Кузнец согласно кивнул.
        - Что за господин такой? - тяжело бросил он. - И что за услуга?
        Вертел восхищенно цокнул языком: при всей своей медлительности Каршихоут умел смотреть в суть вещей.
        - Вот хоть режьте - имени не скажу! - истово отозвался Червяк. - Это ж я мигом в Бездну кувыркнусь, храни Безликие! А про услугу скажу, для того и послан. Грайанскую башню знаете? Там живет Подгорный Охотник. В ученицах у него девчушка такая, Нитха. Наррабаночка, стало быть. Если эту Нитху выкрадем и господину доставим, то и Тертого выручим, и зиму безбедно проживем.
        - А на кой ему эта Нитха? - недогадливо спросил кузнец.
        На идиотский вопрос и ответ был соответствующий:
        - По грибы с ней ходить.
        - А сколько лет девчонке? - спросил помрачневший Вертел.
        - А мне оно надо - это знать? Вроде господин говорил - двенадцать.
        Молодого бродягу передернуло:
        - И мы для какой-то сволочи должны украсть ребенка?
        - Нет, вы гляньте! Порядочный какой! - зашипел Червяк. - А к хозяину назад не хочешь? За тебя, придурка, умные люди все решили. Трепыхнешься - господин тебя в ниточку вытянет и в клубок смотает! Он каждый твой шаг знать будет!

«Ты как раз ему про меня и нащебечешь!» - тоскливо подумал парень и поглядел в окно. И даже ночная мгла, в глубине которой парил на беззвучных крыльях демон-убийца, не казалась ему такой мрачной и беспросветной, как будущее, которое накатывалось давящим кошмаром.

14. Впервые в Подгорном Мире
        - Ну-у, я думал, и вправду гора будет, раз Подгорный Мир… а тут какой-то овраг!
        - Я объяснял, но ты, Нургидан, никогда не слушаешь! Большинство Врат действительно в скалах: пещеры, трещины… Сначала люди думали, что попадают в подгорное царство. А потом где только ни находили трещины в Грани! Даже под водой есть, хотя лично мне нырять не приходилось.
        Шенги испытующе посмотрел на учеников. Бледные, однако держатся неплохо.
        Нургидан вцепился в рукоять меча. Конечно, ожидает, что сразу за Вратами на него набросится стая чудовищ, сквозь которую придется прорубаться. (А что, и такое может случиться!)
        Дайру жмется к учителю, но не паникует и не пищит. Язык время от времени скользит по сухим губам, словно стараясь вновь почувствовать острую горечь Снадобья, которое приготовил для учеников Совиная Лапа.
        А Нитха - та вообще молодцом! В карих глазенках больше любопытства, чем страха. На овраг все поглядывает - мол, когда кончим болтать и пойдем за Грань?
        Придется обождать, малышка…
        - Эй, цыплята, слушать и запоминать каждое слово! На переходе держать друг друга за руки и не выпускать, даже если споткнешься или ветка хлестнет по лицу. В конце перехода дам команду - замрете на месте. Кто знает, куда нас вынесет! Может, на край пропасти. В складке - от меня ни на шаг! Поняли? Ну, храни нас Безликие!
        Ладошка девочки доверчиво легла в руку учителя. За другую, когтистую руку судорожно уцепился Дайру. Охотник убедился, что Нургидан держит за руку Нитху, и повел свой маленький отряд по дну глубокого сырого оврага.
        Под ногами хлюпала грязь, покрытая густым слоем палой листвы. Над головой сомкнулись голые ветви, исчеркав хмурое небо. Сквозь решетку ветвей лениво глядело солнце: хоть Совиная Лапа и его ученики вышли в путь на рассвете, но до Врат добрались лишь за полдень…
        Высокие стены оврага, поросшие мелкими кустиками и пожухлой травой, исполосованные дождевыми потоками, сомкнулись вокруг путников.
        Ни один из ребятишек не ойкнул, когда пелена тумана, возникнув ниоткуда, застлала взгляд. Возникла - и сразу рассеялась, открыв глазам иной пейзаж: круглые колючие кусты, разбросанные по сухой, потрескавшейся земле. Меж кустами щетинились пучки сухой белесой травы.
        Охотник бросил на открывшийся простор короткий взгляд и тут же перенес внимание на учеников.
        Нитха побелела, как сугроб, огромные глаза распахнулись навстречу открывшимся чудесам. Не упала бы в обморок! Дайру, наоборот, успокоился. Взгляд задумчивый - небось перебирает в памяти все, что умные люди писали про эту складку. А вот Нургидану очень, очень худо! Согнулся дугой, наизнанку его выворачивает…
        Шенги поддержал ученика за плечи. Тот самолюбиво отстранился, выпрямился и прохрипел:
        - Я… Мне нельзя… за Грань, да?
        И новый жестокий приступ рвоты сотряс его тело.
        - Ты же прошел! - воскликнул Охотник. - Некоторых Подгорный Мир встречает неласково, но потерпи, со временем легче будет!
        В зеленых глазах мальчика сквозь дымку страдания засветилась надежда:
        - Значит, я не один такой?
        - Не один? - хохотнул Шенги. - Ты б видел меня после первого перехода! Учитель очень, очень долго уговаривал меня встать с четверенек!
        Эти слова подействовали на Нургидана лучше всякого лекарства. Он глотнул воздух, восстанавливая дыхание, и взял протянутую учителем фляжку с водой.
        - Ничего… я сейчас, я уже…
        - Жаль, не встретились Твари, - тихо сказал Дайру. - Ты б их своей зеленой рожей распугал.
        Нургидан угрожающе дернулся к насмешнику и налетел грудью на вытянутую руку учителя.
        - А ну прекратить, вы, оба!.. Дайру, придержи язык! На себя бы поглядел - на погребальный костер таких красавчиков укладывают! Нургидан, запомни: на слово отвечает ударом только слабый человек. Сильный, уверенный в себе отвечает на слово словом… А теперь всем заткнуться и слушать меня! Зашли мы неплохо. Я бы даже сказал, очень, очень хорошо зашли. Складка спокойная, медленная, широкая. Не нужно даже идти след в след. Кто скажет, как я это определил?
        Первым откликнулся, конечно, Дайру:
        - Если складка узкая, можно насквозь разглядеть соседние складки.
        - Правильно. Все вокруг зыбкое, неясное и шевелится. Нельзя на глаз определить расстояние до скал или там деревьев: то они рядом, то вдруг далеко… А здесь - пожалуйста, все как на ладони.
        - Я думала, будет море, - протянула Нитха.
        - Море? - удивился Охотник. - Почему?
        - Ну, волны шумели, когда мы шли по оврагу… громко так…
        Шенги резко обернулся к ученице, взял ее за плечи, заглянул в лицо:
        - Шумели? А сейчас не шумят? Прислушайся, солнышко мое!
        Сдвинув брови и сжав кулачки, девочка сосредоточилась.
        - Немножко, - удивленно сказала она. - Сильнее всего позади. - Нитха оглянулась через плечо. - Вон туда шум уходит, налево… слабее становится…
        - А по правую руку?
        - Нет, там только ветер свистит.
        - Так, умница, так! А теперь - очень, очень внимательно… Этот шум сзади - в нем нет ничего странного?
        - Да-а… Вот отсюда и досюда, - махнула девочка рукой, - тишина, будто большое пятно.
        - Пятно тишины? - не понял Дайру.
        - Не мешай! - оборвал его Шенги. - Девочка моя, там не просто тишина, верно? Как будто оттуда все звуки кто-то высосал…
        - Да! - расцвела Нитха. - Там, наверно, хоть в бубен бей - ни звука не услышишь!
        - Там Врата, умница моя! - растроганно воскликнул Шенги. - Ну, Нитха, любят тебя твои наррабанские боги! Это складки двигаются, трутся друг о друга! - Охотник обернулся к мальчишкам. - Вы тоже со временем научитесь слышать… но чтоб так, сразу… Если со мной что случится, держитесь Нитхи, она выведет обратно.
        У Дайру явно вертелся на языке десяток вопросов. Нургидан выглядел пасмурным: девчонка отличилась, обскакала его. Нитха приосанилась, подняла голову, поглядывая на учителя: «Попробовала бы твоя певичка услышать шорох складок!»
        Шенги заговорил спокойнее:
        - Эти кусты называются сухой царапкой. Съедобных плодов царапка не дает, на костер годится, но быстро прогорает. Не ядовита, и на том спасибо. Крупных хищников здесь нет, но вы, мальки, не расслабляйтесь: из соседних складок может кто угодно забежать, залететь и заползти… Живут тут земляные пыхтелки…
        - Тагишагр пишет: мышевидный грызун с непарным числом резцов, - встрял Дайру.
        - Заткнись, мышевидный… - прошипел Нургидан сквозь стиснутые зубы.
        Учитель укоризненно взглянул на Дайру и продолжил:
        - Вода в этих краях есть - речушки, маленькие озера. По берегам и трава погуще, и кусты позеленее, и зверье разное бродит. Особо ценные находки нас не поджидают, но для соседа-чучельника подшибем какую-нибудь тварюшку, не портя шкурки… А теперь, птенцы, думайте, как найти воду! - Шенги привычно скользнул ладонью к талисману на шее, но сдержался, не тронул пластинки: пусть ученики сами осваиваются в складке. - Ну, где, по-вашему, река?
        - Вон там, - не задумываясь ответил Нургидан. - Откуда ветер…
        - Да? Почему ты так решил?
        - Так ветер водой пахнет!
        Шенги уже имел случай заметить, что чутье у Нургидана редкостное. Не хуже, чем память у Дайру! Поэтому он не стал возражать, когда отряд бодро затопал в наветренную сторону.
        - Будет гроза? - спросил Дайру, лавируя меж шипастых ветвей.
        - С чего ты это взял? Здесь гроз почти не бывает.
        - Небо низкое… серое, тяжелое…
        - А! Здесь всегда так. Кажется, что рукой достать можно. А если до ночи тут застрянем, увидишь сразу две луны.

* * *
        Озерко лежало в зеленых берегах, как росинка на листке. Но Шенги запретил купаться и пить воду. Во-первых, в озере могло обитать что-нибудь кусачее и противное, а во-вторых, в Подгорном Мире лучше есть и пить то, что принес с собой.
        Шенги чувствовал себя издерганным. То, что с хорошим напарником было бы легкой прогулкой, превратилось в пытку из-за озорников, которые перестали бояться чужого мира. Попробуй-ка одним глазом следить за шустрым парнишкой, другим глазом - за вторым, да еще сетовать на богов за то, что не дан тебе третий глаз для присмотра за смуглой непоседой, которая ухитряется быть в двух-трех местах одновременно.
        Росла злость. Шенги готов был поубивать паршивцев. Поэтому заставлял себя говорить очень ровно и спокойно, тщательно следя за словами:
        - Нитха, куда ты? Немедленно вернись… Что значит - «бабочка»? А если ядовитая?.. Дайру, Нургидан, прекратите пинать друг друга… О, вот это находка! Очень, очень повезло! Такие кусты растут по всему Подгорному Миру, но в этой складке я их не встречал.
        Раскидистые, высокие кусты свесили к воде продолговатые серебристые листья.
        - Это крапивняк, нам за него хорошо заплатят. Листья используются лекарями для… Нургидан, не-ет!.. Ну, разве я велел хватать листья голыми руками? Крапивняк ядовит… Нет, Дайру, ты ошибаешься, Нургидан не загнется в страшных корчах. Руки пару дней поболят… иди сюда, промою ладони. Остальные пусть пониже спустят рукава и рвут листья через ткань. Ничего, потом отстираем.
        Работа закипела. Ребятишки проворно обрывали длинные листья и складывали на расстеленный плащ, в общую кучу: по правилам Гильдии добыча учеников принадлежала учителю. Нургидан с перевязанными ладонями не отставал от других. Если ему и было больно, он этого не показывал. Сам Шенги действовал лапой - «причесывал» когтями ветку и стряхивал на плащ пригоршни листьев.
        В веселую суету ворвался капризный голосок Нитхи, отошедшей дальше по берегу:
        - Ох, ну и воняет! Что за гадость?
        Охотник вскинулся на голос. Все неожиданное и непонятное действовало на него, как лязг оружия в темной чаще на бредущего по лесной дороге путника.
        Дайру фыркнул:
        - Не ври, принцесса наррабанская, ничем эти листики не пахнут!
        - Здесь не пахнут, - вмешался Нургидан, - а там, дальше, от них прямо разит!
        Дайру тут же замолчал: он доверял чутью Нургидана.
        Учитель уже был рядом с девочкой. Действительно, от куста исходила весьма ощутимая вонь. Это было странно, а все странное в Подгорном Мире могло обернуться смертельной опасностью. Шенги велел ученице на всякий случай отойти подальше, а сам обследовал подозрительный кустик.
        Вот в чем дело! Несколько ветвей сломаны: видимо, какая-то крупная зверюга, пробираясь к водопою, крепко въехала в куст боком. Листья на сломанных ветвях свернулись в трубочки, высохли и источали такое «благоухание», что поморщился бы даже старый чистильщик выгребных ям.
        Охотник подумал о животном, повредившем куст. Судя по высоте, на которой сломаны ветви, тварь не мельче коровы. И если она хищная…
        - Эй, мальки, хватит! Мы тут жить не собираемся, пора и назад…
        Пока ученики, мешая друг другу, сворачивали плащ с добычей, Совиная Лапа разглядывал скукожившиеся листья.
        - Сколько по складкам брожу, а не знал, что сухой крапивняк так воняет! Всегда продавал его свежим или подвявшим. - И задумчиво добавил: - Как думаете, птенцы, может повар по ошибке эти листья шваркнуть в котел? Вместо приправы, а?
        Нургидан с омерзением сморщил нос и хмыкнул:
        - И спьяну не шваркнет! И с насморком не шваркнет! И в бреду не шваркнет!
        - А если шваркнет, - уточнил дотошный Дайру, - еда так провоняет, что ее в рот никто не возьмет. Наверное, боги позаботились, чтоб никто этим не отравился.
        - Ну, это ха-ха-ха! - возразила девчушка. - У нас в Наррабане говорят: «На божью мудрость есть людская хитрость!» Любой запах можно забить, если положить побольше чеснока. Или гвоздики. Или шафрана. Имбирь вот тоже годится.
        - Твой отец, случайно, не поваром был? - спросил коварный Дайру и был вознагражден возмущенным шипением, фырканьем и водопадом чего-то непереводимо наррабанского. Отдельные знакомые слова, всплывающие в этом бурном потоке, сообщали наглецу, что мудрые наррабанцы обучают домашнему хозяйству девочек из богатых и знатных семей не менее старательно, чем дочерей плотников, водоносов и всяких прочих гончаров.
        Успокоив разгневанную ученицу, Охотник обратил ее внимание на шум приближающегося к озеру края складки. Конечно, он движется медленно, но лучше вернуться к Вратам другой дорогой.
        Мальчишки взирали на Нитху с бешеной завистью. Они напрягали слух, но могли уловить лишь шелест листвы да монотонное воркование какой-то пичуги.
        Наконец отряд двинулся берегом озера, неся завернутую в плащ добычу. По пути Охотник называл каждое увиденное растение и рассказывал о его свойствах. Паршивцы-ученики слушали невнимательно. Страх перед чужим миром окончательно угас, и они норовили отстать, чтобы за спиной учителя дать друг другу тумака.
        Высокие кусты расступились, открыв большую поляну. Посредине возвышался круглый пригорок, поросший травой, в которой светились крупные оранжевые ягоды.
        - Учитель, а вон те ягоды есть можно? - поинтересовался Дайру.
        - Первый раз их вижу. Пробовать не будем.
        И учитель шагнул вперед. Но тут в его локоть вцепились две ручонки.
        - Не-ет! - взвыла Нитха. - Не надо!.. Не ходи!..
        Шенги взглянул на девочку. В глазах слезы, губка прикушена до крови…
        - Да что с тобой, маленькая?
        - Не надо туда ходить!.. Я боюсь… не надо…
        За спиной встревоженного учителя мальчишки презрительно переглянулись. Впервые эти двое были согласны друг с другом.
        - Вот что бывает, когда в мужское дело лезут глупые трусихи! - высказался Нургидан. - Думаешь, кто-то засел в кустах? Уймись, рева, мы тебя в обиду не дадим.
        Выбежав на середину поляны, он задорно прокричал:
        - Кто здесь есть? А ну выходи!
        И тут что-то гибкое метнулось из травы, обвило плечи Нургидана, подбросило его в воздух.
        Охотник в два прыжка перемахнул поляну, вцепился в беспомощного ученика, всем своим весом прижал его к земле. Ему на плечи обрушилось серое щупальце. Шенги извернулся, ударил когтями по упругой плоти врага и крикнул:
        - Эй, мальки, что встали? Помогайте!
        Этот крик разрушил оцепенение Нитхи и Дайру. Со всех ног бросились они на поляну, над которой вились уже четыре щупальца, отходящие от пригорка.
        - Держите Нургидана! - скомандовал учитель. - Не дайте затянуть в пасть! По щупальцам - мечами!
        Верхушка пригорка вместе с кустиками, травой и ягодами начала медленно подниматься, словно крышка гигантского котла. Запахло тухлятиной. Мерзкий запах. Вонь смерти.
        Нитха вцепилась в плечи Нургидана, чувствуя, как враждебная сила толчками пытается вырвать из человеческих рук свою добычу.
        - Держите! - еще раз крикнул Охотник и, выхватив левой рукой меч, бросился к раскрывающейся пасти.
        Ему некогда было оглядываться, и он не увидел, как забывшая о страхе Нитха повисла на плечах Нургидана. Не увидел, как встал рядом с ней Дайру, встретив клинком два щупальца, - никогда на тренировках не удавалось ему так ловко парировать атаку. Не видел Шенги и того, как извивался в объятиях чудовища Нургидан, стараясь впиться зубами в пленившие его тугие серые кольца…
        Все это осталось за спиной Охотника, а впереди была смрадная пасть - черная щель, открытая ровно настолько, чтобы можно было пропихнуть жертву.
        - Сейчас, зараза, пошире улыбнешься! - свирепо прокричал Охотник, прыгнул на нижнюю «губу» твари и, вцепившись коггями в жесткую верхнюю челюсть, изо всех сил дернул вверх, разрывая пасть хищника.
        Чудовище не ожидало рывка, страшная щель распахнулась до груди Шенги. Но сразу же тварь опомнилась и попыталась сомкнуть челюсти. Боль пронзила плечо Охотника. Отбивая злобное щупальце мечом в левой руке, Шенги думал об одном: только бы не оступиться, не свалиться внутрь пасти! Охотник, не глядя, знал, что внизу клокотало отвратительное «варево» - желудочный сок чудища. Брызги, попавшие на кожу, могли прожечь тело до кости, а уж если упасть туда…
        Щупальце норовило обвить шею, натыкалось на клинок и соскальзывало вниз, хлеща по плечам. Шенги напрягал все силы, в глазах плыли круги. Мало кто смог бы выдержать эту пытку - но надо было заставить проклятую пасть раскрыться!
        Рядом возник Дайру. Нырком уйдя от щупальца, мальчишка швырнул в зловонную щель что-то темное, продолговатое и бегом вернулся к Нитхе, которую почти оплел серый «канат».
        Отчаянная борьба продолжалась, но что-то изменилось. Щупальца вздымались все медленнее, пасть раскрывалась все шире, подчиняясь раздиравшей ее когтистой лапе, и наконец распахнулась так, что Охотник сумел заглянуть в душную смердящую тьму.
        Вот он, на нёбе чудища, - укутанный в полупрозрачные пелены подрагивающий ком. Мозг твари! Выбросив вперед руку с мечом, Шенги чуть-чуть не дотянулся до влажного трепещущего «свертка». Эх, из арбалета бы!..
        За спиной пронзительно закричала Нитха. Детский крик подстегнул Охотника. Он крепче вцепился когтями в челюсть монстра и всем телом вытянулся над тошнотворной булькающей жижей. Не соскользнула бы подошва!..
        Меч дотянулся до белесых пульсирующих пленок и чуть-чуть пропорол их, совсем немного. Задыхаясь от ядовитых кислых испарений, Шенги рывком убрался из пасти, спрыгнул на землю и рухнул в двух шагах от своего врага.
        Пасть захлопнулась. Шенги с жестокой радостью представил, как жгучий сок сквозь разрез в пленке проникает в мозг. Да, не каждому суждено сожрать и переварить самого себя!
        Агония монстра была короткой и беззвучной, но сильной. Щупальца вздымались и опадали, поросший травой бугор содрогался в конвульсиях и наконец затих. Мертвые серые змеи легли в траву.
        Шенги с трудом встал на ноги и бросил взгляд туда, где Нитха и Дайру хлопотали над лежащим Нургиданом: щупальце, даже мертвое, не отдавало добычу. Наконец освобожденный мальчик сел, растирая плечи и стараясь ни на кого не глядеть.
        Охотник оглянулся на неподвижного врага, поморщившись от боли в плече. Во рту стоял вкус крови. От вида «пригорка», оплывшего мягкими складками, Шенги замутило. Да он с ума сошел! Лезть этой гадине в пасть, висеть над ее распроклятым желудком, да еще раздирать ей челюсти руками - это ж никакой силищи не хватит!
        А вот хватило…
        - Учитель, - раздался за плечом виноватый голос Дайру, - прости, я тебя без добычи оставил.
        Шенги обернулся, глянул в серое от страха лицо мальчика. Вспомнил загадочный предмет, пролетевший меж створок пасти и шлепнувшийся в жуткое варево желудка.
        - Ты что ж это - наш запас крапивняка туда?..
        - Вместе с плащом, - шепнул Дайру, закрыв глаза и сжавшись.
        О боги, да он ждет удара! Что ж за мальчишка такой! Пожалуй, надо уступить ему всю заслугу и честь победы. Пусть привыкает высоко держать голову.
        - Всем слушать и запоминать! - внушительно заговорил учитель. (Дайру расслабился и открыл глаза.) - Тварь называется Котел Смерти, она не из этой складки. Серьезная зверюга, такую замаешься убивать… ну, это вы уже поняли. Против нее хорошо помогает огонь, но крапивняк в пасть - это, оказывается, тоже очень, очень неплохо. Нургидан, не вздумай благодарить Дайру! Конечно, он спас тебе жизнь, но напарника за это не благодарят - примета плохая.
        Нургидан, который явно не собирался никого благодарить, поднял на учителя затуманенные болью глаза, но промолчал.
        - Крапивняк оглушил хищника, - продолжил Шенги, - заставил замедлить движения…
        Он положил руку на плечо Дайру. Мальчик просиял, расправил плечи.
        - Можно вернуться, - подала голос Нитха, обняв руками плечи, чтобы унять бившую ее дрожь. - Еще листьев наберем.
        - А на это, малышка, тоже примета есть. Не будем возвращаться. Не беда, я на добычу и не рассчитывал.

* * *
        Но судьбе не было угодно, чтобы они покинули Подгорный Мир с пустыми руками…
        На обратном пути Нургидан мучился от жестокого унижения. Мечтать о подвигах, встретить грозное чудовище - и весь поединок пробыть в роли беспомощной жертвы, спеленатой, как младенец! Что обиднее всего, спасли его вредная заморская змеючка и трусоватый крысеныш из Отребья! Оскорбленный подросток кусал губы и про себя молил Безликих послать еще врага - уж тут он себя покажет!
        Когда в прибрежных кустах послышалась возня, Нургидан решил, что это и есть ответ на его молитвы. Со вскинутым мечом рванулся он на шум, а за ним - вся компания: спасать героя…
        Не понадобилось его спасать: в кустах обнаружилась тощая коза с полной колючек шерстью и с безумными глазами.
        Ее появление добило Нургидана. Он не принял участия в охоте на козу, которую с восторгом затеяли Дайру и Нитха. Самолюбивому мальчику казалось, что его путь отныне пойдет во мрак невезения и безвестности.
        Когда коза была изловлена за рога, учитель рассказал о животных, которые случайно пересекают Грань и, как правило, погибают, не сумев приспособиться к чужому миру.
        - Ой, бедная козочка! - растрогалась Нитха. - Но ведь мы возьмем ее с собой, правда? У нас в Наррабане говорят: «Помоги слабому один раз - боги помогут тебе три раза!»
        Учитель дал согласие на спасение козы. Глупое животное сопротивлялось, пришлось тащить ее силой. К «спасателям» присоединился даже Нургидан, который воспользовался случаем, чтобы отвесить проклятой скотине несколько крепких пинков. Шенги глядел на шумную возню и удивлялся: до чего же легко детская душа стряхивает с себя ужасные переживания! Или не стряхивает, прячет в своей глубине, откуда они могут со временем выплыть?
        Зато переход через Грань ученики на этот раз перенесли легко. Попросту не заметили, увлеченные схваткой с рогатой упрямицей.
        Позже, когда все выбрались на лесную дорогу и с шутками и хохотом шагали к Издагмиру (даже Нургидан развеселился!), приключилась неожиданная встреча. Из-за поворота дороги появился Урихо. Поклонился, сдерживая ухмылку:
        - Приветствую великого Шенги и его отважных учеников! Но что я вижу! Неужели эта великолепная коза добыта за Гранью?
        - Думаю сменить ремесло, - бросил Охотник пролазе. - Буду торговать скотом.
        - Улучшенной породы, - уточнил Нургидан, копируя интонацию своего кумира (которого после битвы с Котлом Смерти зауважал больше прежнего).
        Нитха промолчала: воспитанная наррабанская девочка не разговаривает с незнакомыми мужчинами.
        А Дайру не утерпел: проходя мимо пролазы, негромко бросил:
        - Коза! Ха! Стал бы Совиная Лапа возиться с обыкновенной козой!
        Глаза Урихо сверкнули. Он подобрался, как пес, почуявший дичь, и тихо свистнул. Когда идущий позади всех Дайру обернулся, пролаза показал ему серебряную монету.
        Мальчишка понятливо приотстал.
        - Что за тварь? - жарким шепотом спросил Урихо.
        И тут Дайру доказал, что рожден быть Подгорным Охотником! Кося глазом в сторону удаляющейся компании, он скороговоркой сообщил, что тварь именуется козодраконий свирепобрюх. И цены ей нет, потому что доится вином и гадит золотом. Правда, жрет зверь исключительно человечину, предпочитая пролаз…
        Мальчишка ловко увернулся от подзатыльника и поспешил догнать своих.
        До Издагмира они «свирепобрюха» не довели. Там, где дорога по мостику пересекала ручей, коза вдруг взмемекнула дурным голосом, расшвыряла державших ее ребятишек и с места взяла такую скорость, что мгновенно скрылась в лесу.
        Нитха расстроилась чуть ли не до слез: бедненькую козочку растерзают волки! Злопамятный Нургидан пожелал окаянной животине именно такой кончины, и чем скорее, тем лучше. Дайру, потирая ушибленный рогами бок, от всего сердца согласился с Нургиданом. А учитель утешил девочку: за ручьем деревня, так что коза, скорее всего, узнала знакомые места. А если не здешняя, все равно прибьется к людям.
        - А интересно, - задумчиво сказал Дайру, - если б мы продали козу на рынке, пришлось бы отдать Гильдии десятую часть выручки? Добыча-то из Подгорного Мира!

* * *
        В Грайанскую башню вернулись поздно вечером. Ребятишки, переполненные впечатлениями, наскоро поужинали, расползлись по постелям и крепко уснули…
        То есть это Шенги наивно решил, что уснули. В своей ошибке убедился утром, когда обнаружил на внутренней стороне каменной ограды рисунок, выполненный головней из очага: кривоногий человечек занес огромный (в два раза больше самого себя) меч над зверского вида козой.
        Подпись под рисунком гласила: «Всем врагам - по рогам!»

15. Беда
        - Кто будет торговаться, ты или я?
        - Я, но ты тоже помогай. Старайся увести меня из лавки, говори, что у соседнего торговца все дешевле и свежее. А я начну пищать, что устала ходить по рынку… что если хозяин сбавит цену, то мы у него все купим и пойдем домой.
        - Ловко у тебя получается, - признал Нургидан, перешагивая через растянувшегося поперек улицы параличного нищего. - Купцы в семье были, да?
        - В Наррабане торговаться не приходилось, - уклонилась Нитха от разговора о своем происхождении. - Но это так забавно! Только не будем брать тот сыр, что в прошлый раз, ладно? Вкус у него гадостный, а запах приставучий… Ой, а откуда столько нищих?
        - Зима на подходе, вот они в город и стягиваются.
        Узкая улочка была забита нищими. Хромые, слепые, покрытые язвами и коростой, они вопили, гнусавили, ныли, перечисляя свои беды и немощи. Впечатление это производило удручающее, даже пугающее. Во всяком случае, идущая рядом старушка в темном платье и чистеньком белом платочке испуганно озиралась, прижав к груди плетеную корзинку.
        Нитхе стало жаль старую женщину, захотелось сказать ей что-нибудь ободряющее. Но в этот миг безногий нищий, яростно размахивая костылем, завопил:
        - Ты, козел с бельмами!.. Тебе говорят, тебе! Вали на тот угол, здесь мое место!
        - А тебе его король пожаловал? - взвизгнул «козел с бельмами». - Где сел, там сидеть буду, пока не сдохну! И не тряси тут своими блохами, не сгонишь меня!
        - И правда, вали! - поддержал безногого худой старик с трясущимися руками. - Ты, гнида, у меня из миски медяки тягаешь, как отвернусь!
        - Я?! - смертельно оскорбился «козел» и клюкой заехал старику по уху с точностью для слепого поистине сказочной.
        Старик, рассвирепев, подхватил глиняную миску, что стояла перед ним на земле, и швырнул в слепого. Но промахнулся и угодил в остролицую тощую женщину в лохмотьях, которая громко повествовала о том, как трудно живется на свете добродетельной вдове с шестью детишками.
        Сетования прервались на полуслове. Добродетельная вдова выдала залп грязной брани и с когтями, как дикая кошка, ринулась на обидчика.
        Кто-то потянул вдовушку за юбку, кто-то подставил ногу ее противнику… и началось! Потасовка разом, как лесной пожар, охватила улочку. В воздухе мелькали посохи, костыли и кулаки, раздавались вопли, проклятия и хрипы. Нищие молотили друг друга, забыв, из-за чего началась битва.
        Старушка в белом платочке запричитала, попятилась и упала, споткнувшись о ноги параличного нищего. Параличный, не обратив на старушку внимания, бодро вскочил и ворвался в драку с неукротимостью взбесившегося быка.
        Нитха поспешила к старушке:
        - Бабушка, ты не ушиблась?
        Нургидан тоже шагнул к несчастной женщине, но в этот миг чей-то кулак врезался ему в лицо, разбив губы. Вкус собственной крови ошеломил Нургидана, окрасил все перед глазами в багровый цвет - цвет ярости, ненависти, жажды боя. Забыв о Нитхе, о старушке и обо всем на свете, он устремился в гущу схватки, разыскивая своего врага, а заодно раздавая увесистые удары всем, до кого мог дотянуться.
        Нитха глянула ему вслед и вспомнила, как Дайру рассказывал о походе за айвой и о потасовке со стражниками. Правильно Дайру тогда сказал: если в драку встревает Нургидан, она перестает называться дракой и начинает гордо именоваться побоищем!
        Девочка безнадежно и сердито вздохнула и перенесла внимание на тихо плачущую старушку:
        - Можешь встать, бабушка?
        - Ох, внученька, красавица, не могу, ушиблась-то как… Помоги, ради всех богов!
        Нитха подала руку, удивившись тому, с какой силой сомкнулись на ее запястье пальцы старушки.
        - Ох, милая девочка, сделай доброе дело! Не могу шагнуть… проводи до дома!
        - Бабушка, я же не одна.
        - Да тут рядом, в переулке! Меня двое внучат ждут, сиротинушки бедные! Умру здесь, они и не узнают…
        - Рядом, да? Хорошо, бабушка, обопрись на мою руку. У нас в Наррабане говорят: «Старость почтеннее знатности».

* * *
        Нургидан, в растерзанной одежде, с синяком на скуле и с рассеченной нижней губой, стоял, понурив голову, перед учителем и Дайру и покаянно рассказывал:
        - А потом драка улеглась. Гляжу, Нитха пропала! Я туда, сюда, кричу, зову…
        Он замолчал, раздавленный горем, стыдом, сознанием своей вины.
        - Из-за чего ты, собственно, дрался? - строго спросил Дайру.
        - Не знаю, - повел широкими плечами Нургидан. - Оно мне как-то без надобности.
        - Очень, очень весело… - проговорил Шенги, ни к кому не обращаясь. Левая рука его скользнула за ворот, под рубаху.
        Дайру встрепенулся. Он давно понял, что учитель носит на груди какой-то амулет, но не решался расспросить о нем.
        - Она в мешке, - медленно произнес учитель. - Похитителей, кажется, двое. Девочка без сознания… оглушили или придушили, сволочи.
        Нургидан поднял голову и злобно оскалился.
        - У Северных ворот… нет, за воротами! - уверенно закончил Охотник. - Жаль, лошадей нет. Впрочем, те гады тоже пешие. Догоним! Со мной пойдет…
        Он осекся. В серых глазах Дайру и зеленых Нургидана леденело одно и то же непреклонное выражение.
        Оставить кого-то из них дома? Да Совиная Лапа и пробовать не стал!
        - Берите оружие, да поживее! Догоним! Никуда эти подонки от нас не денутся!

* * *
        Шенги не держался бы с такой злой уверенностью, если бы знал, что за Северными воротами, в лесу неподалеку от дороги, похитителей дожидается третий сообщник с лошадьми наготове.

* * *
        Только круглый дурак будет, сидя на лесной поляне связанный по рукам и ногам, грубить своим пленителям. А Нитха дурой не была. Что бы она ни думала о мерзавцах, в лапы к которым ей довелось угодить, мысли эти она благоразумно оставила в своей черноволосой головке. Не стала она также сообщать похитителям, что сделает с ними Совиная Лапа, когда возьмет их за… ну, скажем, за шиворот. Наоборот, умненькая девочка захлопала ресницами и тоненько заскулила:
        - Дя-а-деньки, а что теперь со мной бу-у-дет?
        Из троих сидящих у костра «дяденек» отозвался один - молодой, долговязый, с простоватым добрым лицом и грустными глазами:
        - Есть хочешь, маленькая? Сейчас похлебка поспеет.
        - А как я кушать буду? - с робкой доверчивостью спросила девочка. - Руки же связаны.
        - Эй, - всполошился неприятный краснолицый тип, - не вздумай ее развязать! И кормить ни к чему: новый хозяин скоро послаще угостит.
        Глаза юной наррабанки сверкнули. Забыв о роли кроткого ребенка, она злобно огрызнулась:
        - А ты, бабушка, не дергайся. В твоем возрасте гавкать вредно, а то двое внучат сиротинушками останутся. - Нитха спохватилась и продолжила другим тоном: - Ой, пальчики не шевелятся…
        - Слышь, Червяк, ты и впрямь очень ее скрутил! - сердито сказал долговязый парень. - Вот покалечишь ее, господин откажется взять товар.
        - Бо-ольно, дя-а-деньки! - простонала Нитха. Слово «дяденьки» в ее устах звучало трогательно и нежно. В сочетании с умоляющим робким взглядом оно служило ей волшебным заклинанием по пути из Наррабана в Гурлиан.
        Сработало оно и на этот раз. Большой, как слон, разбойник, упорно пяливший глаза на котелок, оторвался от созерцания готовящегося обеда и прогудел:
        - Не обижай ребенка, Червяк, не то врежу!
        - И пожалуйста! - возмутился краснолицый Червяк. - Можете ее развязать! Можете ее кормить! Можете ей платье новое справить! И жемчужное ожерелье! И сказку ей расскажите!
        Не дожидаясь конца гневного монолога, долговязый подошел к девочке, разрезал веревки, помог пленнице дойти до костра. Помощь не была лишней, Нитха и впрямь скверно себя чувствовала после путешествия в мешке; но девочка еще преувеличила свою слабость, повиснув на руке разбойника.
        Это произвело впечатление на шайку. Даже Червяк, у которого доброты и жалости было примерно столько же, сколько у медвежьего капкана, неловко завозился на подстилке из еловых лап и грубовато сказал:
        - Нужна ей твоя паршивая похлебка! Я ж говорю: ужинать у господина будет, да полакомее, чем у нашего костра.
        - Господин, да? - спросила девочка, понимая, как важно то, что будет сказано дальше. - Богатый и сильный, да?
        - Еще какой!
        - У сильных и богатых слуги не так одеты. - Нитха сморщила носик, окинув выразительным взглядом лохмотья собеседников. - И не прячутся по лесным берлогам.
        - А мы ему не слуги. Он нас на один раз нанял - тебя раздобыть. Чтоб дело в секрете осталось.
        - Ах, вот что, в секрете… - Глаза маленькой пленницы загадочно замерцали. - А я-то еще на вас сердилась… Выходит, вам, дяденьки, будет хуже, чем мне?
        - Чего-о? - не понял здоровенный разбойник.
        - Ну, меня-то не убьют, - вежливо объяснила девочка и устремила взгляд на двух ворон, шумно ссорящихся в голых ветвях.
        - Слышь, кузнец, ты ее не слишком по голове стукнул? - встревожился Червяк.
        - Я что… я ничего… я легонько…
        - Почему - убьют? - негромко спросил пленницу молодой разбойник.
        - Ну как же! - удивилась Нитха непонятливости взрослых людей. - Украсть свободную девочку - это преступление, правда? Будь хоть какой знатный, все равно голову с плеч… ах, у вас не рубят - ну, удавку… или на болото. А вы будете знать его тайну! Если не дурак, обязательно вас убьет. Чтобы… как это говорится… концы в трясину, так?
        Разбойники ошеломленно переглянулись, а маленькая змея поспешила их добить:
        - Он потому, наверно, не слугам велел меня украсть, а вас нанял. Чужих не жалко.
        Тут не то что разбойники - вороны в ветвях приумолкли. Почуяли птички недоброе.
        Затем молодой разбойник мрачно сказал:
        - Проверить бы…
        - Проверю, - кивнул Червяк. - Заранее приду на место встречи, спрячусь да погляжу, сколько с ним человек будет!
        - И привезет ли он Тертого, - подсказал долговязый.
        - Ты, Вертел, старших не учи! - Червяк уже стряхнул растерянность. - Лучше за девчонкой пригляди. А я сразу и пойду.
        Он пересек поляну, завозился в кустах, и вскоре послышались удары весел по воде.
        Разбойники помолчали, прислушиваясь, затем Вертел ахнул, поспешно обернулся к котлу:
        - Хвала Безымянным, не сгорел обед! Слышь, Каршихоут, я у берега горшок с молоком оставил. В воду на веревке с ветки спустил. Принеси, только в воду не лезь, а то сам знаешь…
        Здоровенный кузнец двинулся к берегу. Кусты затрещали на его пути.
        - Дяденька, я его боюсь, - дрогнувшим голосом сообщила Нитха Вертелу.
        - Кого? Каршихоута? Ну что ты, глупенькая! Он спокойный… если не сердить, ясное дело. Мы вообще не злодеи, просто жизнь поганая.
        Нитха опять не удержалась:
        - У нас в Наррабане говорят: «Мыши все равно, какая кошка ее поймала - белая или черная».
        - Оно так, - невесело усмехнулся разбойник, - а все ж этот дядя тебя не обидит.
        - Боюсь! - передернула плечиком Нитха. - У нас слуга был - молчал, делал что скажут… смотрел так же перед собой, взгляд тяжелый… А потом вдруг начал на других рабов кидаться. Одного убил, двоих искалечил. С ума сошел потому что!
        Вертел невольно бросил взгляд на берег, где шумно ворочался в кустах кузнец, но тут же опомнился:
        - Хватит ерунду говорить, глупышка! Каршихоут просто несчастный человек. Его обвиняют в убийстве, а он сроду никого не убивал. Он по своей кузнице тоскует… Лучше глянь, чем я тебя сейчас кормить буду! Зря Червяк мою похлебку хает!
        Девочка из вежливости склонилась над костром. Лицо окутало облако дивного, покоряющего аромата. Душистый пар благоухал пряными лесными травами и чем-то наваристым, аппетитным. Нитха, привыкшая к вкусной еде и знающая толк в стряпне, судорожно сглотнула слюну, словно нищенка, оказавшаяся за роскошно накрытым господским столом.
        - О-ох! - выдохнула она с искренним восторгом. - Ты волшебник, дяденька?
        - Я повар! - усмехнулся польщенный Вертел. - Да какой еще повар, малышка! Не поверишь, один вельможа купил меня в Грайане и привез в Гурлиан, чтобы подарить королю. Подольститься, стало быть.
        - Поверю, - твердо сказала девочка, еще раз вдохнув восхитительный аромат. - И что ж не подарил?
        - Заболел в дороге и умер в Издагмире. Рабы тоже заболели, выжило только двое. Хранитель велел нас продать, чтобы покрыть расходы на погребальный костер. Я после болезни слабый был, еле ходил. Хозяин «Золотого кубка» меня взял за полцены.
        - Но потом-то понял, какое сокровище ему досталось?
        - Не успел… - Вертел тревожно глянул в сторону реки. - Эй, чего копаешься? Тебя еще не съели?
        - Да не найду никак, - отозвался бас от берега.
        - Там старая ветла, ветви до воды, веревочка свисает…
        - А-а, так бы и сказал.
        Возня в кустах возобновилась.
        - Здесь у воды бывать опасно, - пояснил повар девочке, - ты тоже к берегу не суйся… Так о чем я… ах да! Со мной поганое дело вышло: хозяин вместо приправы бухнул в котел какую-то траву… вроде бы крапивняк называется…
        - Не трава, - поправила девочка задумчиво, что-то припоминая. - Это листья.
        - А по мне хоть цветочки, главное - отрава жуткая, одна женщина с нее померла. А хозяин на меня все свалил. Вот я в бега и ударился, жить-то хочется… Невеселая история, верно?
        Нитха отвела взгляд.

«Я тебя пожалею, когда вернусь домой! - жестко подумала она. - Сяду у очага, расскажу учителю про свои приключения - тогда пожалею. А сейчас ты гад и враг!»
        Тем временем Вертел вытянул шею и обеспокоенно заорал в сторону берега:
        - Ну, что плещешься? Влез-таки в воду! Чтоб нас стражники так искали, как ты тот горшок… Иди назад, сам принесу!
        - Сразу бы так! - добродушно прогудел кузнец и двинулся к костру. Сапоги его были по колено заляпаны грязью.
        Вертел отправился за молоком, а его могучий приятель уселся, придвинул ноги к огню и блаженно заулыбался, что-то мурлыча себе под нос.
        Заморская змея не стала терять времени:
        - Дяденька, а что такое «безголовая орясина»?
        Мурлыканье прекратилось. Верзила подозрительно глянул на девочку:
        - Чего-о?
        - Тот дядя сказал, - застенчиво объяснил наивный ребенок, - что ты орясина безголовая, тебя в детстве мама темечком на камень уронила. Правда уронила, да?
        Нитха переигрывала, но закипевший покруче похлебки кузнец был не в состоянии уловить такие тонкости. Он молча встал и разъяренным носорогом ломанулся сквозь кусты к воде. Маленькая интриганка довольно ухмыльнулась. Некоторое время эти двое будут очень заняты!
        Девочка пересекла поляну, скатилась по глинистому склону и на животе юркнула в частый голый ивняк.
        Когда исцарапанная, перемазанная Нитха одолела заросли, она обнаружила перед собой берег, круто уходящий в беспросветную глубину стылой осенней воды. Противоположный берег был далек, как счастливая старость: наррабанка не умела плавать.
        Бормоча на родном языке слова, трудные для перевода, Нитха пустилась вдоль берега. Неподалеку раздавались вопли, трещали сучья. Обернувшись, девочка увидела возвышающийся над кустами клен. На одной из ветвей сидел перепуганный Вертел, орал и отбивался от атаки снизу.
        Нитха побрела дальше. Дважды чуть не сорвалась в озеро, но удержалась, разодрав руки в кровь о торчащие из земли корни, похожие на паучьи лапы. Но девочка даже не заметила боли. Страшнее было то, что ненавистная граница воды и земли изгибалась все круче, лишая девочку последней надежды, пока наконец Нитха с черным отчаянием не поняла: она на острове!

16. Клещи-ракушки
        - Когда-то озеро называлось Лосиным, а теперь его иначе как Поганым никто не называет. Надо ж было, чтоб именно сюда… другого места Серая Старуха не нашла! Смотрите в оба, птенцы, а главное, к воде не подходите!
        - А что? - Дайру старался казаться спокойным. - Там какое-то чудовище?
        - Очень, очень может быть. Говорят, в озере завелись водяные духи. К нему и зверье на водопой не ходит. Странно, что эти подонки нашу девочку сюда притащили!
        - А она тут? - спросил Нургидан, пропустив мимо ушей слова о водяных духах.
        - Да. На острове. Похоже, ее не обидели, даже не очень испугали… Э-эй, не вздумай кричать, она ж там не одна!
        Нургидан сообразил, что чуть не сделал глупость. Скрывая смущение, предложил:
        - Может, сплаваю? Плевать, что вода холодная. Если их много, я в драку не полезу, просто разведаю.
        Последняя фраза была сказана исключительно для успокоения учителя. Зеленые глаза Нургидана светились предчувствием боя.
        - Вот-вот, сунься в воду, - одобрил Дайру. - Заодно узнаем, почему озеро прозвали Поганым.
        - Верно, - кивнул Совиная Лапа. - Сюда не ходят животные, и ты, Нургидан, не будь глупее дикой свиньи. Но есть у меня мысль, надо проверить. Еще летом хотел сюда наведаться, да недосуг было. Водяных духов изгонять не умею, но, кажется, здесь работа не для жреца, а для Подгорного Охотника. Стойте тут, к воде не суйтесь.
        Шенги выломал в орешнике длинный сук и осторожно двинулся к озеру. Мальчишки увидели, как учитель вгляделся в воду… погрузил палку в озерную глубь… И тут какая-то сила рванула сук, едва не свалив Охотника в озеро. Прибрежная вода вскипела. Шенги отступил, унося палку, которая стала короче.
        - Гляньте, как цапнул! Ну-ка, отойдем, пока они на берег не полезли.
        - Клещи-ракушки? - сообразил начитанный Дайру.
        - Именно! Хорошо, они от воды далеко не уходят. Ну, цыплята, без лодки на остров не попасть. А лодка… - Шенги задумался, лаская пальцами серебряный талисман. - Выше по ручью стоит замок, попробуем туда заглянуть.
        Маленький отряд, разыскав впадающий в озеро ручей, двинулся вверх по берегу. По пути Шенги рассказывал:
        - С виду речная ракушка, только большая. Некоторые вырастают размером с седло, сам видел. Края створок острые и прочные: мелкие кости перекусывают, крупные дробят. И еще такая пакость: там, где сходятся створки, есть круглый валик. Из него, если надо, вылезают ножки - маленькие, но шустрые и цепкие, десятка два. Нападают эти твари оравой - и мелкие, и здоровенные… Знать бы, какая сволочь притащила в наш мир живую ракушку! Руки бы гаду оборвал!
        - Живую? - зацепился Дайру за слово. - А мертвых можно?
        - А в книгах разве не написано? Прекрасная добыча! Я сам их из-за Грани носил - очищенные, без раковин. Из мякоти вываривают краску для ткани, все оттенки синего. Умельцы-красильщики получают и другие цвета, но как - это уж их тайна. Очень, очень прочная окраска.
        - А почему их у нас не разводят? - спросил Дайру, с опаской поглядывая на поблескивающий сквозь колючую сеть шиповника ручей.
        - Гильдия добилась - король запретил. Им же нужна проточная вода. Если в чан посадить - сдохнут. А устроить садок в реке - беда будет. Они мечут икру… не икра даже, а густая жидкость. Никакая сетка не удержит, сквозь ткань просочится. По всей реке клещи-ракушки расселятся, до самого устья!

* * *
        - Ты десятник замковой стражи, почтенный?
        - Полдесятник! - хохотнул толстяк с кошачьими усами. - У меня только пятеро пьянчуг и лодырей под командой!
        И небрежно указал на бревенчатый домик с распахнутой настежь дверью. За ней были видны трое обтрепанных головорезов, игравших за столом в «радугу». Еще двое столь же образцового вида стражников торчали у ворот, у подъемного моста, мирно опущенного через давно высохший ров.
        Охотник вежливо улыбнулся шутке «полдесятника». Но при взгляде на сизый нос и масленые глаза вояки он невольно подумал, что у пьянчуг и лодырей командир, который их вполне достоин.
        Мальчишки нетерпеливо переминались за спиной Шенги. Они не понимали, почему учитель тратит время на все эти любезности, когда надо спасать Нитху.
        Охотник объяснил, что ему нужно срочно увидеть властителя Замка Серого Ручья. «Полдесятник» с сомнением хмыкнул, но все же пошел доложить господину о гостях.
        Отсутствовал он недолго. Шенги успел лишь оглядеться. Но этого было достаточно, чтобы понять: замок знавал куда лучшие времена. Не в том дело, что обветшавшая стена требовала ремонта. (Зачем ее чинить, какие враги объявятся в здешних краях и пойдут на приступ?) А вот заросший травой дворик, по которому без присмотра и привязи шлялись две козы, говорил о достатке хозяина замка куда красноречивее. Так же как и потертая одежда стражников, и отсутствие слуг.
        Да и сам Хашузар Жаркий Берег из Рода Сайварадж, возникший в дверях приземистой башни, выглядел так, словно его вынули из сундука, где он, посыпанный от моли сухой пижмой, хранился с Огненных Времен. Старинный поношенный камзол, явно перешедший к хозяину от отца, если не от деда. Высокие сапоги без отворотов - такие были в моде при короле Арвеше. Дородность, стать, надменный взор, седые волосы по плечам - вылитый властитель тех времен, когда Сыновья Рода не знали над собой короля и каждый был сам себе повелителем.
        И все же еще до того, как прозвучало первое слово, Охотник уловил в этом гордом облике что-то фальшивое… еле заметную деталь, нарушающую впечатление… но что именно, понял не сразу.
        Шенги почтительно молчал: разговор надлежало начать самому знатному из собеседников.
        - Моему гостю не надо представляться. - Отечное, с двумя подбородками лицо хозяина приняло милостивое выражение. - Кто не знает великого Шенги! - Взгляд прозрачных глаз скользнул по когтистой лапе, которую сейчас Охотник не прятал.
        Выслушав рассказ гостя о том, что привело его сюда, Хашузар опустил на глаза тяжелые веки и чуть откинул голову, отчего осанка его стала еще надменнее.
        - Странная история! На озере… почему на Поганом озере? У него скверная слава! Я рабов никакими угрозами не могу отправить туда порыбачить. С тех пор как один погиб, остальные боятся, дурни старые! Вашу девочку прячут именно там?
        - Да, - твердо ответил Шенги. - Могу я просить господина о помощи?
        - Мои стражники к озеру не пойдут… ведь не пойдут?
        Вопрос относился к стоящему рядом «полдесятнику». Вояка молча поклонился хозяину - поклон этот можно было истолковать как угодно.
        - Я о стражниках и заговаривать не собирался, - соврал Шенги. - Мне нужна лодка, она в замке наверняка есть.
        Сын Рода открыл глаза, в упор посмотрел на гостя. Взгляд был пронзителен и резок, как удар ножа.
        - Лодка? Вот как? - Он на миг задумался, затем опять прикрыл глаза веками, словно их раздражал свет неяркого солнца. - Да, лодка есть, хотя никто ею давно не пользуется. На заднем дворе - сарай. Там свалено всякое барахло, лодка тоже там. Но моих рабов от домашних дел отрывать нельзя, мало их, да и дряхлые они уже. А стражники… я слишком давно не плачу им жалованья, чтобы заставлять их заниматься чем-то кроме охраны замка.
        Хашузар говорил о своей бедности небрежно и без горечи, даже с легкой иронией.
        Шенги заверил его, что они втроем сами справятся, пусть им только покажут этот самый сарай.
        - Проводи гостей, - приказал властитель «полдесятнику». - Уверен, они найдут все, что ищут.
        Перед тем как уйти, уже полуобернувшись, Хашузар небрежно махнул рукой, указывая гостям направление. Пухлая пятерня на миг зависла перед лицом Шенги, и тут Охотник понял, что именно смутило его с первого мгновения встречи.
        На мясистых пальцах были следы перстней. Глубокие, заметные - похоже, перстни сняли недавно. Сколько их было - три, четыре?
        Шенги представил себе, как хозяин, извещенный о приходе гостей, поспешно сдирает с пальцев перстни. Зачем, с какой стати? И эти разговоры о собственной бедности… Очень, очень странно.

* * *
        Какой там сарай! Да в таком сарае вражескую осаду пересидишь! Массивное каменное сооружение с дверью, которая на равных побеседует с хорошим тараном!
        - Осторожнее, - предупредил «полдесятник», - там ступеньки.
        - Ничего себе, - с опаской сказал Шенги, - и это у вас сарай для всякого старья? Да здесь можно дракона на цепи держать!
        - А говорят, и держали. В Огненные Времена, - отозвался стражник. Шенги бросил на него испытующий взгляд, но физиономия наемника осталась невозмутимой.
        Взгляд через порог успокоил Охотника. Изнутри грозное сооружение выглядело довольно мирно. Сквозь узкое оконце под крышей падало достаточно света, чтобы разглядеть груду какого-то хлама, на который были набросаны старые мешки.
        И все же червячок тревоги ворочался в душе Совиной Лапы.
        - На всякий случай подожди наверху, - негромко сказал он Нургидану и начал спускаться по крутым ступенькам. Шаг в шаг за ним шел внезапно оробевший Дайру.
        Нургидан, стоя на пороге, вытянул шею, чтобы разглядеть, что творится внизу. Внезапно «полдесятник» сильно толкнул мальчишку в плечо. Не удержавшись на ногах, тот полетел вниз. Тут же массивная дверь захлопнулась.
        Нургидан спиной вперед пролетел по лестнице, врезался в серый пыльный пол, и вдруг провалился в него по плечи, успев вцепиться руками в выщербленный край нижней ступеньки. Шенги и Дайру подхватили его, втащили на лестницу и уставились на черную дыру с неровными краями, образовавшуюся на месте падения.
        - Фальшивый пол, - обиженно сказал Нургидан.
        - Рыбачья сеть, а на ней мешковина, - уточнил Охотник.
        - А внизу журчит вода, - прислушался Дайру. - Там ручей, да?
        Последние слова мальчик произнес упавшим голосом. Разрозненные факты сплелись в его голове в жуткую правду.
        - Клещи-ракушки! - выдохнул Дайру. - Садок!
        Он кинулся наверх, забарабанил кулаками в двери.
        Охотник стиснул зубы. Дайру прав! Этот Хашузар, чтоб ему сгореть в Бездне до золы, не поверил рассказу о пропавшей девочке. Решил, что Гильдия узнала про садок… ах, мерзавец! Клещей-ракушек разводит, заполонил хищными тварями ручей и озеро, а теперь боится, что это дойдет до короля! Детей не пожалел, убийца, сволочь!
        - Шебаршатся, - предупредил Нургидан, стоя на четвереньках и вглядываясь в сырую журчащую тьму.
        Внизу и вправду просыпалась жизнь - недобрая, голодная. Она медленно поднималась к каменным ступенькам, с которых людям некуда было отступить.
        - Окно… - прикинул Шенги. - Пролезете, птенцы?
        Он сорвал остатки сети и швырнул вниз, чтобы отвлечь и задержать тварей. Под окном обнаружился узкий карниз. Шенги не задумываясь прошел по нему лицом к черной бездне, и встал под окном, вжавшись спиной в стену.
        - Ну, мальки, давайте, как в цирке! - бодро заговорил он. - Мне на плечи - и наверх! Мечи снимите, куртки сбросьте, а то не протиснетесь.
        - А ты? - сурово спросил Нургидан.
        - А что - я? Подожду помощи. Твари долго будут сетку рвать. - Шенги, как все Подгорные Охотники, умел врать не краснея. - Выберетесь - бегом отсюда, только не попадитесь наемникам. Стена такая, что корова перелезет. - Охотник прикоснулся к талисману. - Дальше - вверх по ручью. Деревню обойдите стороной, подмоги не ждите, не пойдут мужики против Хашузара. Выйдете на проезжую дорогу. Там может встретиться конный разъезд. Приведете стражников сюда. Ясно?
        Дайру молча отстегнул меч, снял куртку и пошел по карнизу, только двигался он лицом к стене. Шенги подставил руки, помогая ученику взобраться себе на плечи.
        - Не достаю, - негромко сказал сверху Дайру.
        Сильные руки подхватили мальчишку, подняли повыше. Теперь он коснулся оконного проема.
        - Не могу… не подтянуться…
        - Постарайся! - с гневным отчаянием приказал учитель. - Вцепись и тащи себя наверх!
        - Не могу! - Дайру обрушился на руки учителю, чуть не свалив его с карниза.
        Шенги до крови прикусил губу, помогая обреченному мальчику вернуться на ступеньки.
        - Давай ты, Нургидан. Сумеешь?
        - А что там уметь! - пренебрежительно откликнулся мальчишка. Он быстро преодолел карниз, ловко вскарабкался на плечи учителю. Шенги даже не успел сказать ему что-нибудь ободряющее, как плечам стало легко: проворный, как лесной зверек, парнишка подтянулся на руках и протиснулся головой вперед в узкое окно.
        - Попробуй еще, - обернулся Охотник к Дайру, стараясь, чтобы голос не звучал умоляюще.
        Но ученик покачал головой.
        - Ты ведь нарочно сказал про помощь, да? - спросил он с неожиданным спокойствием. - Чтобы мы ушли? Какие конные разъезды осенью? Дорога пустая…
        Шенги хотел выдать очередную порцию успокоительной лжи, но встретил серьезный, взрослый взгляд Дайру и понял: врать нельзя.
        - Верно, мой мальчик. Даже если он встретит кого-нибудь, все равно не успеет привести подмогу. Но если погибать всем, пусть хоть кто-то спасется.
        - Правильно, - хладнокровно отозвался Дайру. - Он и Нитху, может, выручит.

«И я считал его трусом!» - взвыл про себя Совиная Лапа.
        Умница Дайру правильно истолковал его взгляд.
        - Я боюсь только людей, - почти весело сказал он. - Ас тобой вообще ничего не боюсь… О, гляди - лезут! Прыгай сюда, учитель, на ступеньках больше места!
        Над краем проема зашевелились черные комья. Их становилось больше, они подталкивали друг друга, спеша добраться до добычи, растерзать, разорвать.
        - Здоровенные какие! - почти с восхищением выдохнул Дайру.
        Шенги поудобнее встал на нижней ступеньке, взял в левую руку меч. Когти правой лапы лязгнули в нетерпеливом ожидании смертельной схватки.
        - Возьми оба меча, свой и Нургидана. Не пытайся раскалывать раковины, просто спихивай вниз. Ногами не сталкивай - вцепятся в сапог, не стряхнешь… Ничего, нас не так просто сожрать! Держись, сынок!

* * *
        Нургидан выскользнул из окна вниз головой, извернулся в воздухе, как циркач, прокатился по земле без малейшего ушиба и сразу вскочил на ноги.
        Что там учитель нес насчет дороги, конных разъездов и помощи, все это юный Сын Рода пропустил мимо ушей. Кому нужны какие-то дурацкие разъезды, если он, Нургидан, на свободе и готов действовать! Всего-то и надо - открыть дверь! А если здешние стражники сунутся мешать, то пусть потом не плачут и не жалуются.
        Мальчик огляделся. Окно было в задней стене сарая, отсюда не видны были двор, башня и домик стражи.
        Нургидан завернул за угол. На торцовой стене, на высоко вбитых в каменную стену крючьях, висела для просушки длинная сеть, местами изорванная. (Мальчик недобро ухмыльнулся: понятно, зачем она нужна и кто ее рвал!) Тут же стояли две большие бочки, на которых лежала доска. (Тоже ясно: чтобы дотянуться до крючьев!)
        Спрятавшись за одной из бочек, Нургидан осмотрелся и, не заметив никакой опасности, вновь завернул за угол. Вот она, дверь…
        Уау! Чтоб Серая Старуха наизнанку вывернула «полдесятника» со всем его гарнизоном! На двери не просто замок, а замочище! Ну, без топора никак…
        По-звериному сторожко озираясь, мальчик двинулся через двор в поисках топора. Перебежав открытое пространство, он очутился под прикрытием бревенчатой стены. В домике стражи еще шла игра. За порог неслись слова «дракон», «алмаз», «подкова», перемешанные с упоминаниями Серой Старухи, а также различных частей тела.
        Злая улыбка скользнула по губам Нургидана. Он прыгнул на крыльцо, захлопнул дверь и заложил засовом. Пусть посидят взаперти, пусть!..
        - Эй, гаденыш, ты что делаешь? - раздался гневный голос. Один из стоявших у ворот стражников заметил маневры мальчика и, свирепо пыхтя, спешил через двор.
        Нургидан с досадой вспомнил, что безоружен, кинулся наутек и скрылся за углом сарая. Стражник азартно ринулся следом.
        Замковая охрана от безделья подраспустилась, стражник стоял в карауле без шлема. Возможно, он успел пожалеть об этом, когда длинная доска, описав полукруг, смачно ахнула его по уху. Бедняга закатил глаза и рухнул к ногам Нургидана.
        Мальчик нагнулся над поверженным врагом, пытаясь извлечь из ножен меч, который стражник при падении прижал к земле своим телом. И тут чья-то тень закрыла солнце. Вскинув глаза, Нургидан увидел над собой второго стражника.
        Вытаскивать меч было некогда. Нургидан вновь подхватил брошенную было доску и яростно отмахнулся снизу вверх, угодив новому противнику в подбородок. Стражник не удержал равновесия, аккуратно приземлился головой на камень и затих, растянувшись рядом со своим напарником.
        Но завладеть трофейным оружием Нургидану опять-таки не удалось. На шум примчался «полдесятник» с мечом наготове. Кошачьи усы вздыбились, в выпученных глазах пиратскими парусами плескался гнев.
        Мальчишка гибко уклонился от удара и скрылся за бочкой. «Полдесятник» вновь взметнул меч…
        Тут бочка накренилась, на миг с сомнением застыла на ребре и, глухо ухнув, покатилась на шарахнувшегося «полдесятника». Вояка не успел отскочить. Стянутая ржавыми обручами махина сбила наемника с ног и перекатилась через него, а подскочивший сбоку Нургидан взмахнул испытанной в бою доской и с одного удара заставил командира стражников забыть об этом жестоком, суетном мире.
        Юный победитель распрямил спину и ухмыльнулся. У его ног лежали без сознания трое противников. Нургидан, подпрыгнув, сорвал со стены сеть, набросил на стражников, подсунул края сети под неподвижные тела и связал концы двумя узлами. Бросив довольный взгляд на дело своих рук, мальчик весело произнес старинную присказку рыбаков:
        - Птица - в небо, ветер - в поле, зерно - в клеть, а рыба - в мою сеть!
        Глянул на пояс «полдесятника» - нет ли ключей? Разочарованно хмыкнул, подобрал отлетевший в сторону меч стражника, прикинул, нельзя ли им сломать замок («Ой, вряд ли!»), и пустился на поиски топора.
        И вновь ему помешали. Проходя мимо домика наемников, он услышал грохот. Мальчишка поднялся на крыльцо, неодобрительно глянул на сотрясающуюся под напором изнутри щеколду, но ничего не успел предпринять. Мощный удар - и засов слетел, дверь рванулась в лицо мальчику.
        Нургидан перехватил ее левой рукой и изо всей силы толкнул вперед, навстречу ломящимся на свободу наемникам. Раздалось звучное «блямс». Самый шустрый из стражников, получив дверью в лоб, полетел вниз головой с крыльца и стал пригоден для боя примерно в той же степени, что и его закутанные в сеть собратья по оружию.
        Второй стражник на мгновение опешил, увидев перед собой мальчишку с не по росту большим мечом, но сразу пришел в себя. Клинки со звоном встретились.
        Кровь тонко и остро билась в жилках на висках Нургидана. Юный Сын Рода был счастлив.
        Стражник допустил ошибку, оставаясь на пороге и мешая своему товарищу вступить в драку. Просто не счел парнишку опасным противником. Как же он удивился, когда его небрежный выпад «серебряное копье» был уверенно отведен защитным приемом «лесная мгла»! Затем клинок подростка сверкнул навстречу стражнику - и тот согнулся, выронив меч. Сквозь пальцы, зажавшие рану в боку, закапали крупные багровые капли. Стражник отступил на несколько шагов, открывая для Нургидана последнего противника - бледного юнца с трясущимися руками. В выпученных от страха глазах наемника отражался не тринадцатилетний мальчуган, а грозный воин из легенд. Нургидану не пришлось даже взмахнуть мечом, он лишь оскалился и взрычал. Стражник попятился, захлопнул дверь и накинул изнутри крюк.
        В запале Нургидан сунулся ломать дверь, но тут заметил то, что искал: за углом, возле дровяной поленницы, стояла щербатая колода с всаженным в нее топором.
        Только сейчас Нургидан вспомнил о попавших в беду друзьях.
        Он тут развлекается, а учитель, может, уже погиб! И этот недотепа Дайру!
        Теперь - и только теперь! - на мальчишку накатил страх. Не помня себя, спрыгнул он с крыльца, метнулся к колоде, выхватил увесистый колун и бегом помчался к сараю.
        Два удара обрушились на замок - и тот с возмущенным лязгом отлетел в сторону.
        За распахнутой дверью открылась жуткая и мерзкая картина. Учитель и Дайру отступили на верхнюю ступеньку, а нижние заполонила копошащаяся, булькающая и хлюпающая масса. Бесформенные черные комья упорно лезли вверх, угрожающе приоткрыв серые полоски створок.
        Шенги и Дайру вывалились из сарая, захлопнули дверь и, прислонившись к стене, отдышались. Охотник стряхнул хищного моллюска с отворота сапога и раздавил каблуком.
        Нургидан скороговоркой доложил о своих приключениях.
        Дайру, уже пришедший в себя, сделал большие глаза и выразительно пропел:
        Слава храброму герою,
        Что, готов к любому бою,
        Обещает всем врагам -
        По зубам и по рогам!
        Он уже усвоил, что напарника не благодарят за спасение жизни.
        Нургидан не обиделся. В сверкании долгожданного подвига померкли глупые былые недоразумения. Победитель мог позволить себе великодушие и незлобивость.
        - Ну-ну, - снисходительно отозвался он. - Один под крыльцом. Двое взаперти. Трое в сеть увязаны. Если думаешь, что среди них есть коза, сходи и проверь!
        Шенги широко улыбнулся, притянул мальчишек к себе, взъерошил им волосы.
        - А теперь… - Он хотел по привычке сказать «птенцы», но запнулся. - А теперь поговорим со здешним хозяином.
        Долго искать не пришлось. Хашузар встретил их на том же месте, что и в прошлый раз, - на пороге башни. Только сейчас в его руках был чудовищных размеров арбалет.
        Из окон таращились перепуганные старческие физиономии. Было ясно, что слуги не сунутся в заварушку даже по господскому приказу.
        Охотники его ученики не спеша подошли почти вплотную к Сыну Рода. Лицо Хашузара было в красных пятнах, губы дрожали.
        - Почтеннейший, - весело изумился Шенги, - ты надеешься убить троих одной стрелой?
        Хашузар взглянул на ухмыляющегося Охотника, на бледного решительного Дайру с двумя мечами, на Нургидана, который стоял с топором, словно наррабанский палач.
        Арбалет медленно опустился. Лицо хозяина одрябло, утратило надменность.
        - Гильдия не будет говорить с тобой, почтеннейший властитель, - заверил его Совиная Лапа. - Гильдия будет говорить с королем, а вот король - с тобой. Но это потом, а сейчас нам нужна лодка. И очень, очень быстро!

17. Сила против силы
        - Ну что ж ты, глупая! Ведь не знаешь, какая в озере дрянь водится! Вот съели бы тебя! - сокрушался Вертел.
        - Да отшлепать ее как следует! - прогудел кузнец. Он был настроен мрачнее, чем его молодой приятель, хотя синяк под глазом достался не ему.
        Нитха исподлобья поглядывала на разбойников и прикидывала: продолжать разыгрывать наивного ребенка или этот номер уже не пройдет?
        За воспитанием пленницы похитители не заметили, как в берег ткнулась лодка.
        Подошедшему к костру Червяку начали наперебой рассказывать про коварство юной наррабанки, но тот лишь отмахнулся.
        - Плохи дела, парни! Права девчонка: нас хотят размазать. Не привез господин Тертого, а вот наемников с ним было морд десять.
        - И что теперь? - недоуменно прогудел кузнец.
        - Наломай сучьев. Эти, в озере, не любят огня. Потом сядем и подумаем.
        - Отпустили б вы меня, - жалобно, тоненько подала голос Нитха. - У нас в Наррабане говорят: «На ребенка даже пес не лает». Я никому-никому не расскажу…
        - А может, правда… - начал Вертел.
        - Захлопнись! - оборвал его Червяк. - Еще к господину наведаюсь, когда не так опасно будет. - Разбойник замолчал, по-собачьи прислушался. - Вроде ветка хрустнула?
        - Это ж я! - пояснил кузнец, который обламывал сухие сучья клена, предоставив другим решать серьезные вопросы.
        - Вроде с другой стороны…
        - А, - бросила Нитха, ни к кому особо не обращаясь. - Это мои демоны. Давно знака не подавали…
        - Чего-о? - выдал кузнец свое излюбленное выражение.
        - А ты разве не слыхал, что все наррабанки - колдуньи? - округлила глаза девочка.
        Вертел хохотнул:
        - Я слыхал, они по другой части колдуньи. Ты для этого еще мала.
        - А господин считает, что в самый раз! - поддержал шутку Червяк.
        - Смейтесь, смейтесь, - зловеще произнесла девчонка. - Те двое тоже смеялись, которые хотели продать меня пиратам… по пути из Наррабана.
        Кузнец заинтересовался, положил наземь охапку сучьев и приготовился слушать: заниматься двумя делами одновременно он не умел.
        - Тогда тоже была ночь, костер и берег, - устремив взор вдаль, с придыханием повествовала девочка, - только это был берег моря. Те двое смеялись, не зная, что утро застанет их мертвыми, с посиневшими лицами, с выкатившимися глазами…
        - Э-эй, ты это… ты чего? - струсил суеверный кузнец.
        - Захлопнись, паршивка! - встревожился Червяк.
        - Ты ей рот не затыкай! - вступился Вертел. - Рассказывай, малышка. Что ты с ними сделала?
        - Моя мать, - нараспев продолжила Нитха, - была колдуньей из племени джахак. Когда я родилась, из пустыни дул горячий ветер и в столбах пыли плясали демоны. Моя мать вышла из шатра и закляла их страшным заклятием. Демоны приняли людское обличье и простерлись ниц перед матерью. И мать повелела им всюду следовать за мной и убить любого, кто замыслит на меня зло…
        - Ну, то небось в Наррабане было, - поспешил успокоить себя Вертел, на которого сказка произвела впечатление.
        - Для демонов нет слова «далеко»! - страстно воскликнула Нитха. - Вечность для них - мгновение, гора - пылинка, годы пути - один шаг! Стоит мне воззвать к ним… стоит произнести три имени - Хагхад, Драхгадж и Хартум…
        Девочка не договорила: из затянутого вечерним сумраком ивняка раздался разноголосый мрачный вой, будто волчья стая затосковала под луной.
        Разбойники в смятении шарахнулись к костру. Больше всех перепугалась Нитха - взвизгнула, закрыла лицо руками.
        Лозняк зашумел, словно сквозь него ломился крупный зверь. Разбойники сгрудились овечьим стадом. Нитха вцепилась в локоть кузнеца, ища защиты.
        Но вместо грозного чудища к костру вышел невысокий плечистый человек.
        - Привет! - бодро заявил он. - Я - демон Хартум, будем знакомы. Остальные, которых мне не выговорить, тоже здесь. Давайте сюда, ребята! Сейчас мы этих нехороших людей раскатаем в очень, очень тонкую лепешку!
        Нитха радостно вскрикнула, бросилась к учителю, но жесткая злая рука вцепилась ей в плечо.
        - Выследил, да? - взвизгнул Червяк. Возле смуглой шейки девочки тускло засветилось лезвие ножа. - А вот шагни вперед - враз ей кровь пущу!
        Мальчишки, вышедшие к костру, в смятении переглянулись.
        - Отпусти ребенка, - ровно сказал Шенги. - Уйдете все трое, мы вас не тронем.
        - Так я и поверил! Нашел дурака! Эй, парни, в лодку! Девчонку берем с собой!
        Сбросившие оторопь разбойники двинулись к берегу. Вслед плетью ударил мальчишеский голос.
        - Трусы, слизняки! - четко выговаривал каждое слово Дайру. - За спиной девчонки спрятались, дерьмо крысиное! Правильно делаете! Учитель любого из вас на ладонь посадит, кулак сожмет - водичка брызнет!
        Червяк не обратил внимания на эту тираду, но кузнец остановился, набычился:
        - Ты, сопляк, чего ляпнул? Да я любого учителя… хоть твоего, хоть какого…
        - Беги, доходяга, пока не отшлепали! - радостно заорал Дайру. - С девчонкой втроем сладили! А с мужчиной один на один - штаны обмочишь!
        - Да я любого… голыми руками!
        - Спорим? - деловито откликнулся Охотник. - Кто победит, тому девчонка!
        - Идет! - гаркнул кузнец. - Червяк, стой! Дернешься - пришибу! Как спорить будем? Я в карраджу не очень… Я… - Каршихоут подумал и убежденно закончил: - Я сильный!
        - Силой мериться? Ладно. По-аргосмирски или как на Рудном Кряже?
        - Как на Рудном Кряже. Только… это… чтоб по-честному!
        - Будет по-честному! - вмешался Вертел. - Сам пригляжу!
        - И я пригляжу, - кивнул Нургидан. - Давайте к костру, чтоб виднее…
        Всех охватило азартное возбуждение. Каршихоут и Шенги разминали мускулы, сосредоточенно топали, вставая поудобнее. Нургидан и Вертел спорили над охапкой сучьев, ища палку, которая выдержала бы битву гигантов. Дайру, встав на колени, держал наготове нож, чтобы сделать на земле отметку. Даже Червяк был захвачен общим порывом. Не отводя острия от горла пленницы, он напряженно бормотал ей в ухо:
        - Сейчас каждому привяжут руку за спину… ага, на левых решили мериться, у твоего-то правая не людская… Не надейся, не поможет ему это, Каршихоут - левша. Смотри, смотри, встают! Нет у вас такого в Наррабане, да? Белобрысый ножом у их ног землю метит. Как встали, так стоять должны. Кто ногу сдвинул - проиграл…
        Две сильные ладони легли на палку. Два плеча почти коснулись друг друга. Две груди разом вдохнули и выдохнули воздух.
        - Давай! - крикнул Нургидан.
        Толстый сук покачнулся в воздухе. Две силы гнули, кренили его, каждая в свою сторону. Мощь нашла на мощь. У противников вздулись жилы на шее, зубы оскалились.
        Вертел упал на живот рядом с Дайру, готовый заорать, если хоть одна подошва шагнет за оставленную ножом метку.
        Нитха в этот миг легко могла бы вырваться из лап Червяка. Но она, как и ее похититель, забыла обо всем, следя за поединком силачей.
        Каршихоут был крупнее и массивнее противника, но привыкшая к молоту лапища впервые встретила достойное сопротивление. Палка подрагивала, чуть наклоняясь то в одну, то в другую сторону. Нитха бормотала что-то по-наррабански, остальные напряженно молчали.
        Вдруг тишину над озером всколыхнул общий вопль - такой, что заметалось пламя костра. В ветвях клена забили крыльями потревоженные птицы. Громадный кузнец лицом вниз грохнулся на землю, едва не угодив головой в огонь. Шенги гордо вскинул над головой отвоеванный сук.
        Мальчишки прыгали, вопили, лупили друг друга по спинам и плечам.
        Вертел изумленно качал головой.
        Кузнец сел, рывком освободил от веревки правую руку, которая была привязана за спиной. На лице его проступало сокрушенное недоумение.
        И тут всех по сердцу полоснул визг девочки.
        Все разом обернулись к Червяку, который пятился к лодке, таща за собой Нитху. Лицо разбойника было жалким, безумным.
        - Пусти девчонку, гад! - рявкнул кузнец. - Ноги выдерну!
        - Не-е! - захлебнулся истеричным воплем Червяк. - Моя… моя добыча! Я… господину… я…
        Он оступился на прибрежном корне и взмахнул руками, выпустив Нитху. Девочка побежала к костру. Червяк дернулся следом, но сук, брошенный могучей рукой Шенги, ударил ему в лоб. Оглушенный разбойник шагнул назад и исчез.
        Под берегом плеснулась вода. По нервам людей ударил крик муки и отчаяния. Он срывался, хрипел, замолкал и вновь оглашал остров.
        Продолжался этот кошмар недолго: милосердная вода укрыла с головой человека, которого заживо рвали на части острые створки клещей-ракушек.
        Тяжелое молчание нарушил Дайру. Он подбросил хвороста в костер и хладнокровно сказал:
        - Интересно, почему мне его нисколько не жаль?
        - А он был гад, - прогудел кузнец, по своей привычке глядя в суть вещей.
        На этом закончились прощальные речи. Но каждый содрогнулся: что может быть страшнее смерти без погребального костра, без возможности родиться вновь?
        - А что будет с нами? - робко спросил Вертел, снимая котелок с огня.
        - Надо б вас страже сдать, - ответил Шенги, - да очень, очень жаль этого быка. Он мне чуть руку не сломал! И такого богатыря - на болота?
        - Обоих жалко! - вступилась Нитха. - Они не злодеи. Просто неудачники и дураки. А Вертел еще и повар гениальный! У них просто жизнь сложилась по-глупому! У нас в Наррабане про таких говорят: «В какую сторону ни пойдет, все о стену лбом». Вот я сейчас расскажу…

18. Разоблачение
        Нургидан колол дрова. Это была единственная работа по дому, которую Сын Рода делал без напоминаний. Круглые чурбачки словно сами собой разлетались на аккуратные поленья, и подростком овладевало нечто вроде радости боя. Весело было воображать, будто это не обрубки дерева, а вражьи головы в шлемах.
        Топор так и летал вверх-вниз в ловких руках. Отличный топор - тяжелый, острый, совсем новенький и не стоивший ни медяка. Подарок кузнеца Каршихоута.
        После возвращения в город учитель навел справки и узнал, что дурень-кузнец зря маялся по лесам. Соседа-заимодавца, оказывается, пырнула ножом жена, доведенная до отчаяния частыми побоями.
        Растроганный нелепой судьбой могучего недотепы, учитель одолжил Каршихоуту денег для уплаты долга. Счастливый великан воцарился в своем домике при вновь обретенной кузнице, опасаясь одного - как бы не всплыли его разбойничьи похождения. Хотя какие там похождения, смех один!
        Похоже, молчун прячет у себя дружка… ну, как его, повара. Учитель об этом не спрашивает - и правильно делает.
        Как раз сегодня учитель собирался проведать Каршихоута. За ним утром прислали из дворца - вот на обратном пути он и хотел завернуть в кузницу…
        А, вот и учитель возвращается!
        Нургидан еще проворнее замахал топором. Но учитель не заметил его усердия.
        - Где Нитха?
        - На рынок пошла.
        - Как - на рынок?! А если опять украдут? Одна ушла?
        - С Дайру.
        - Я ж ей велел дома сидеть! Собирайся, пошли искать. Такие дела завертелись!
        Может, Шенги и рассказал бы по дороге сгорающему от любопытства ученику о «завертевшихся делах», да только идти далеко не пришлось. Через пустырь навстречу неслась Нитха - запыхавшаяся, растрепанная, перепуганная:
        - Дайру!.. Его… ой… какие-то люди… ой, гратхэ грау дха, Гарх-то-Горх!
        Чем бы ни был до этого взволнован учитель, он тут же выбросил из головы прежние заботы и обратился к новым:
        - Дайру? Его что, утащили? Да говори же ты!..
        Девочка яростно закивала.
        - О боги, теперь Дайру!.. Да что вы у меня, медом намазаны?
        - Я видела, куда его…
        - Да? Пошли, покажешь! Нургидан, останься дома. Не хватало, чтоб и тебя кто-нибудь украл!
        В каком смятении ни была Нитха, но при взгляде на возмущенную физиономию мальчишки она не удержалась:
        - Кого? Нургидана? Ой, да он-то кому нужен?!

* * *
        Время плелось медленно и томительно, как усталый караван по пустыне. Нависла унылая, тяжелая тишина. Даже Старый Вояка перестал шебаршиться на втором ярусе.
        Заплаканная Нитха съежилась у очага. Рядом на скамье мрачно сидел Нургидан. Оба молчали. Обо всем уже было переговорено, когда несчастная, растерянная девочка приплелась в башню.
        Оказывается, все это время Дайру лгал им… Впрочем, нет, говорил-то он правду. Он на самом деле был родом из Анмира. И отец его действительно был переписчиком книг. И то, что после смерти имущество отца пошло с торгов, тоже не было враньем. Вот только Дайру промолчал о том, что вместе с прочим добром был продан и он сам. Потому что его мать была рабыней.
        Разумеется, Серой Старухе было угодно, чтобы его хозяин перебрался в Издагмир и столкнулся со своим бежавшим невольником…
        Теперь Нитха и Нургидан мучились, не зная, чем кончится дело: учителя могли обвинить в укрывательстве беглого раба и отправить на болото рыть канавы. Хозяин Дайру уже послал своих людей к Хранителю, собираясь выдвинуть обвинение.
        Погруженная в невеселые мысли Нитха не услышала, как стукнула калитка. А Нургидан вскинул голову. Но не пошел навстречу вошедшему, даже с места не встал: страшно было.
        Дверь отворилась, Шенги шагнул через порог. Ученики одновременно приоткрыли рты, чтобы задать вопрос, но ничего не сказали. Потому что следом за учителем вошел Дайру.
        Подавленный, несчастный, с опущенным взглядом, но это был Дайру!
        Шенги молча проследовал к очагу, подбросил хвороста в огонь и лишь тогда заговорил - раздраженно, словно оправдываясь:
        - Я же клятву давал! В храме! Разве я мог его бросить? Его б живьем сожрали… почище чем у Хашузара в садке.
        И замолчал. Дайру на миг поднял голову. Ясно было, что эти двое сейчас во власти одного и того же горького и гордого воспоминания.
        Немного помолчав, учитель пустился в подробный рассказ.
        От обвинения в укрывательстве беглого удалось отбодаться сразу. Тагиарри, спасибо ему, лично примчался успокаивать приезжего грайанца. Тот не стал ссориться с Хранителем города, где предстояло жить, и согласился считать, что Охотник не знал, кого взял в ученики. Окрыленный успехом, Шенги предложил грайанцу любые деньги за мальчишку. Но этот тип (которого, кстати, зовут Бавидаг Поздний Путь из Рода Ветфест) и слушать ничего не хотел. Заладил, что не все можно измерить деньгами. И что гаденыш чуть не убил единственного сына Бавидага…
        Тут учитель замолчал, протянув руку к стоящему на столе кувшину. В наступившей тишине все расслышали, как Дайру бормотнул:
        - Его, суку, убьешь…
        Все обернулись к мальчишке. Тот вжался в стену. Молчание длилось, и Дайру понял, что объяснений не избежать.
        - Я… он… - выдавил из себя мальчишка, и вдруг его словно прорвало: - Да я все понимаю, но если ему не угодишь! Если ему нравилось меня мучить! Просто так, для забавы! Да с бродячей собакой нельзя, как он со мной!
        Нитха и Нургидан смотрели в пол. Происходящее шло вразрез со всем, что они усвоили с детства. Рабы, конечно, не люди… но Дайру - он же свой!
        - Я, дурень, разошелся, - продолжил учитель. - Такие деньги предлагал - пришлось бы городскую казну ограбить! Он почти сломался, но его сынок поднял визг. Мерзкий сопляк. Был бы моим сыном, я б его выдрал. Я в запале брякнул, что пропади тогда пропадом Издагмир, пусть его Подгорные Твари съедят, я уезжаю! Хранитель велел мне не дурить, а Бавидагу объяснил, что не у всякого хозяина невольник может такому доходному ремеслу выучиться. Собственно, первый случай в истории Гильдии… мне Лауруш еще устроит грайанскую баню с веником! Бавидаг смекнул, что из мести теряет крупную выгоду. Договорились, что я парнишку нанимаю на время ученичества, а там видно будет. Но ты, горе мое, запомни: я за тебя поручился, что не сбежишь, пока учишься!
        Дайру, не поднимая глаз, неловко кивнул.
        - Надо в Гильдию написать, - вздохнул Шенги. - Ох, задал ты мне хлопот!
        - Хлопот!.. - фыркнула Нитха. - Тут не хлопоты, тут беда могла выйти!
        И сразу пожалела, что влезла в разговор. Когтистая лапа впилась в столешницу.
        - Беда? Нет, девочка, в беду меня могла втравить ты! Болото - тьфу, а вот угадай, зачем меня Хранитель с утра пораньше во дворец потребовал!
        Нитха непонимающе глянула на учителя и вдруг побледнела, ойкнула, прикрыла рот ладонью.
        - Ага! Поняла, голубушка? Болото - ладно, а если бы мою голову в Наррабан повезли? Солью бы засыпали, чтоб не протухла, - это тебе как, солнышко мое?
        От таких странных слов даже Дайру забыл про свое горе и с приоткрытым ртом уставился на Шенги. Нургидан - тот и вовсе вскочил со скамьи, готовый бежать куда угодно, драться, спасать учителя.
        А Нитха сидела, как мышонок в мышеловке, - тихая, несчастная.
        - Она у нас тоже хитрая, вроде Дайру, - сообщил мальчикам Совиная Лапа. - Я, говорит, из хорошей, уважаемой семьи…
        - А кто мою семью не уважает?! - вскинулась Нитха. - Покажите мне таких!
        - Все уважают, все… А только ты забыла сказать, что у твоего отца очень, очень интересное ремесло. И редкое. Он работает Светочем.
        В наступившем молчании Нургидан медленно переводил взгляд с гневного лица учителя на багровое личико Нитхи, пытаясь понять, шутят с ним или нет. А Дайру произнес неуверенно, сам изумляясь своим словам:
        - Выходит, она…. то есть светлая госпожа… выходит - принцесса?
        - Настоящая! - кивнул Шенги. - Сейчас, госпожа моя, во дворце Хранителя сидит наррабанский вельможа, которого твой царственный отец отправил на розыски. Кстати, что у вас делают с девочками из знатных семей, которые убегают из дома?
        - Закапывают живыми в землю, - думая о своем, рассеянно ответила Нитха. Подняла голову, увидела искаженные ужасом лица и поспешила успокоить собеседников: - Нет-нет, отец не допустит! Он меня любит, он добрый. Прикажет держать взаперти, потом выдаст за кого-нибудь замуж, вот и все…
        Это «вот и все» прозвучало грустно и беспомощно.
        - Да, девочка, отец тебя любит. Больше, чем заслуживаешь. Знаешь, что он приказал этому вельможе? Разыскать дочурку. Если она в беде и дела ее плохи, хватать в охапку и тащить в Наррабан. А если эта ненормальная ухитрилась стать ученицей Подгорного Охотника, как в прощальной записке грозилась, тогда оставить все как есть. Пусть нахалка ходит в свой Подгорный Мир.
        Восторженный визг Нитхи сотряс башню от подвала до смотровой площадки. Из стены высунулась встревоженная вислоусая физиономия Старого Вояки. Убедившись, что для шума нет причин, призрак выбранился и опять исчез в стене.
        - А ты не радуйся, не радуйся, - проворчал Шенги. - Еще не все знаешь. Этот вельможа - его зовут Рахсан-дэр - домой не вернется. Тагиарри выделил ему покои во дворце, дал слуг. Очень, очень наш Хранитель горд и счастлив, что в городе живет принцесса, пусть даже не наследная… ты ведь не единственное дитя Светоча, верно?
        - Шутишь, учитель? - ответила сияющая принцесса. - У отца от старшей жены семеро детей да от мамы четверо. Восемь сыновей и три дочери, вот!
        - Правильная наррабанская семья! - одобрил Шенги. - Так вот, этот самый дэр приглядит, чтоб дочь Светоча не забыла обычаи родной страны. Будешь читать по-наррабански, слушать рассказы о Гарх-то-Горхе и подвластных ему богах…
        Радость девочки разом потускнела.
        - Ой! Рахсан-дэр… он такой зануда! Учитель, заступись!
        - И не подумаю. Не жалко. Терпи, раз принцесса.
        - В Наррабане говорят: «Собаке мало радости, что на ней золотой ошейник…»
        - Ничего-ничего! Будешь знать, как врать учителю! Теперь у тебя нас сразу двое!
        - Когда я врала?!
        - Когда говорила, что тебе про мои приключения вместо сказок… Это во дворце-то Светоча?
        И тут девчушка сказала такое, что мир закачался перед глазами Шенги:
        - Мне рассказывала мама. Она была твоей напарницей. Может, помнишь: силуранка Ульнита…
        Девочка говорила еще что-то, но мимо Шенги ревущим потоком понеслись вспять годы. Перед глазами встало надменное, прекрасное, бесконечно дорогое лицо в короне цвета спелой пшеницы.
        - Учитель! Ты меня слышишь, учитель?
        - Что?.. Извини, маленькая, немножко задумался.
        Проклятые годы, дотла ограбившие Шенги, все же дали ему ценный дар - умение владеть собой. Сейчас оно пригодилось.
        - Я про маму рассказываю. Ее похитили и увезли в Наррабан. Отец освободил ее и взял второй женой.
        Вот так. И наверняка ее никто за косы на свадьбу не волок. Не осталась бы с нелюбимым, не тот человек. И ребенок бы ее не удержал.
        - Ты говорила, у твоей мамы было четверо детей?
        - Три брата и я.
        Да… Но дочку она растила на рассказах о своей юности, о Подгорном Мире.
        И умерла в далекой чужой стране…
        Чему смеются эти суслики? Ах да… Вспоминают, как Нургидан хвастался перед Нитхой своей знатностью! Даже Дайру робко улыбается…
        Совиная Лапа заставил воспоминания умолкнуть и стал прежним.
        - Давайте, смейтесь, а мне только плакать остается! Повезло с учениками, ничего не скажешь! Знал бы заранее, что у каждого по кошмарной тайне за душой, - бежал бы от вас до Ксуранга!
        И тут же прикусил язык, сообразив, что сказал лишнее. Надо бы сначала все обдумать, дело-то серьезное.
        Поздно. Смышленый Дайру заметил промах учителя. Обернулся, сказал с ударением:
        - У каждого?
        И тут же смех стих. Поняли. Умные ребятишки.
        Нургидан резко выпрямился, бросил по сторонам затравленный взгляд, и сразу лицо его стало непроницаемым. Он холодно спросил:
        - Так ты знаешь? Давно?
        - Недавно, - так же сухо ответил Шенги. - Случайно увидел.
        - И что собираешься делать?
        - Не знаю. Думаю.
        - Что уж там думать… - вздохнул Нургидан и вдруг горько усмехнулся: - Но теперь-то хоть веришь, что я в честном поединке убил Летучего Скорпиона?
        - Верю. У бедной твари наверняка не было надежды на спасение!
        - Это точно. А мне, пожалуй, пора отсюда убираться?
        Учитель не успел ответить: вмешалась возмущенная Нитха:
        - Ой, опять какие-то тайны? Вроде все выяснили, а тут снова…
        Нургидан самолюбиво поднял голову:
        - Учитель молчит, меня жалеет. А мне защита не нужна! Сам могу рассказать!

* * *
        Аргидан Золотой Арбалет, властитель Замка Западного Ветра, считал себя главным человеком на свете просто потому, что ни разу в жизни не встречал персон более значительных. Конечно, существовал король, которому Аргидан платил налоги, но тот жил в немыслимой дали, в Аргосмире, и представлялся властителю персоной почти мифической. Вроде богов.
        Мир был устроен прекрасно. Кормили властителя огород и охота. Того, что можно было выжать из двух лесных деревушек, хватало на вино, налоги и нарядную одежду для выездов в соседний городок Расмир. А больше человеку ничего и не надо. (Если с деньгами все-таки становилось туго, можно было ограбить торговца побогаче, но этим средством Аргидан старался не злоупотреблять.)
        Властитель походил на кабана - коренастый, могучий, бесстрашный и упрямый. Был он вдов, растил двоих таких же кабаноподобных сыновей и не жаловался на жизнь.
        Но Многоликая сумеет уязвить даже человека, счастливого, как медведь в малиннике.
        Как-то в Расмире Аргидан заметил девушку-крестьянку, неумело пытающуюся продать корзинку ягод. Хороша была неимоверно! Темные косы, ярко-зеленые глаза, гибкий стан…
        Властитель заговорил с красавицей и узнал, что она из Силурана. Они с отцом пытали счастья на чужбине, но отец умер, а она не знает, куда идти и что делать.
        Аргидан объяснил девчонке, что ей делать: сесть на круп его коня и крепче держаться сзади за пояс. В замке у нее будет новое платье. И даже своя служанка.
        На щедрое и великодушное предложение дуреха ответила по-крестьянски грубо.
        Не привыкший к отказам властитель объяснил дерзкой девчонке, что сгребет ее в охапку и увезет в замок. И никто ему не помешает.
        Девица пообещала, что зачахнет с горя, после чего будет бродить по замку призраком и сеять зло, пока не изведет весь Род Айхашар под корень.
        Мысль об изведении Рода под корень не понравилась Аргидану, но отступать он не привык. Раз чего-то хочется - разбейся, а достань!
        Тогда-то и сорвалось с его языка неосторожное и могучее слово: «Женюсь!» Против этого старинного заклинания девчонка устоять не сумела.
        Выходя из храма после короткой церемонии, Аргидан жалел о своей поспешности, но что сделано, то сделано.
        Появление молодой и, возможно, плодовитой мачехи не обрадовало пасынков, которым и на двоих-то наследство делить не хотелось. Но властитель посоветовал сыновьям не беспокоиться: он, Аргидан, все равно намерен их обоих пережить. А если наглые сопляки не заткнутся, он переживет их прямо сейчас, не сходя с этого места…
        Опасения сыновей подтвердились: через год в люльке запищал темноволосый, зеленоглазый малыш, названный Нургиданом.
        Властитель был бы доволен послушной и ласковой женой, если б не одна ее странность. Временами женщина становилась раздражительной, запиралась на ночь в комнате и не пускала мужа на порог. Но Аргидан прощал красавице этот каприз. (К тому же она не единственная женщина в замке, есть и служанки.)
        Все кончилось в страшную летнюю ночь, жаркую и душную. Нургидан раскричался в люльке так, что потревожил сон отца. Разгневанный властитель потребовал, чтоб нянька заткнула горластому гаденышу пасть. Измученная рабыня предположила, что ребенок мог бы успокоиться на руках у матери.
        Слова эти показались невыспавшемуся господину убедительными. Он прошествовал к комнате жены и по весь голос приказал супруге сейчас же проснуться и унять молокососа. Не дождавшись ответа, Аргидан пинком вышиб дверь.
        Сквозь распахнутое окно полная луна заливала светом пустую комнату.
        Властителю сразу расхотелось спать. Он бросил угрюмый взгляд на несмятую постель, сел у окна и стал ждать с терпением зверолова в засаде.

* * *
        - Дайру рассказывал про Полуночную деревню, - ровным мертвым голосом говорил Нургидан. - Про людей-волков… Моя мать была родом из этой деревни.
        Нитха ойкнула.
        - Когда отец увидел, в какое чудище превращается его молодая жена, он убил ее на месте. А я… Да что говорить! Сегодня же уберусь на все четыре стороны, не бойтесь.
        - Потому отец и позволил тебе уйти из замка и жить как хочешь? - спросил, помолчав, Шенги.
        - Конечно. Кому нужен такой сын?
        - Как же… - с запинкой сказала Нитха, - как же тебе было… одиноко!
        Все посмотрели на девочку. Она смутилась. Как ни странно, смутился и Нургидан.
        Тут всех удивил Дайру. Он пересек комнату, встал перед Нургиданом и заговорил так твердо и спокойно, словно не пережил только что позорное разоблачение:
        - Ты превращаешься в волка? По своей воле или само собой выходит?
        К удивлению учителя, Нургидан ответил не огрызаясь:
        - В полнолуние. Само собой выходит.
        - Нашего призрака ты в ту ночь напугал?
        - Я.
        - Бороться с этим можешь?
        - Пока могу…
        - Что значит - «пока»?
        Вопросы были резкими, но задавались не для того, чтобы унизить собеседника. Нургидан понял это и ответил задумчиво:
        - В замке была рабыня, очень предана маме. Мама ей о себе рассказывала, старуха потом пересказала мне… В той проклятой деревне дети рождаются как дети, не волчата. Подрастают - начинают в полнолуние оборачиваться волками, но лишь на несколько мгновений. С этим можно бороться, заставлять себя быть человеком, пока в волчьем обличье не отведаешь крови. После этого - все, конец. Тебе приказывает луна, по ее воле ты порвешь горло лучшему другу!
        - А ты?.. - с замиранием прошептала Нитха.
        - Нет. Никогда.
        - А Летучий Скорпион? - строго спросил Дайру.
        - Так у него ж крови нет! Он такой… будто весь из когтей.
        Шенги маялся от жалости. Будь он один, ни за что не отпустил бы мальчишку! Но имеет ли он право рисковать жизнью двух других детей?
        - Думаю, Нургидан может остаться, - негромко сказал Дайру, - если позволит в лунные ночи запирать себя в конюшне или на верхнем ярусе.
        Нургидан пристально взглянул ему в глаза. Все ожидали взрыва ярости… но лицо мальчика вдруг расплылось в широкой растерянной улыбке:
        - Кто? Я? Да я согласен хоть на цепь…
        - Смотрите! - озабоченно сказал учитель. - Скоро останетесь одни, так чтоб беды не вышло!
        Ребятишки дружно потребовали объяснений. Охотник нехотя ответил, что хозяин Дайру заломил дурную цену, хоть иди побираться. Придется махнуть в Подгорный Мир и разжиться добычей.
        - Там же осенью опасно! - возмутился Нургидан.
        - Ты когда-нибудь научишься слушать, что учитель говорит? В Подгорном Мире опасно всегда одинаково. Но сам переход зимой и осенью - штука очень, очень поганая, потому что неустойчивая!
        - А тебе ни к чему идти за Грань, учитель! - подал голос Дайру.
        Шенги метнул в его сторону грозный взгляд: мол, не тебе бы возникать… Но мальчишка продолжал твердо и уверенно:
        - Куда сбывал свои ракушки Хашузар из Замка Серого Ручья?
        - Ну, в Грайан, в Силуран, чтоб тут не узнали, - удивленно ответил учитель.
        - А в Издагмире на такой товар покупатель бы нашелся?
        - Погоди, - оживился Совиная Лапа, - ты это про озеро?
        - И про ручей.
        - Можно поговорить с красильщиками… Ну, Дайру! Молодец, хорошо придумал!
        - А я вообще умный, - усмехнулся мальчик. - Даже умею считать до десяти… Как ее ловят, эту мразь?
        - Тонкостей в деле много, но главное - железный сетчатый сачок и напарник с факелом.
        - Сачок сделает Каршихоут, - вмешался Нургидан, - а напарников у тебя трое. Надо взять вьючную лошадь, чтоб больше добычи уволочь.
        - А пройдет лошадь по бурелому? - засомневался Дайру.
        - А далеко твари уходят от воды? - спросила Нитха.
        Призрак из угла изумленно смотрел, как эти четверо - Подгорный Охотник, оборотень, раб и заморская принцесса - азартно обсуждали детали будущего похода.

19. Демонический медведь
        - Так это и есть медведь? У-у, какая пасть!
        - Поправь мешок, дуреха… то есть ясная госпожа. Прохожие пугаются.
        - А я думала, он больше! Мама рассказывала…
        - Ясное дело, больше. Это так, медвежонок. Был бы матерый зверь, нам бы его не допереть, хоть и солома внутри… или чего там Вайсувеш напихал.
        - Дураки мы, - мрачно вступил в разговор молчавший до сих пор Дайру. - За паршивый медяк на брата волочь эту тяжесть через весь город!
        - Ладно! - добродушно откликнулась Нитха. - Почему не помочь по-соседски?
        - Тебе хорошо, - возразил Дайру. - Ты со своей пустельгой не надорвешься. А на нас этот медведь так насел…
        - Ой, дайте поглядеть! Думаете, много я медведей видела?
        - Ладно, передохнем! - скомандовал Нургидан, опустив мешок наземь. - Любуйся, пока прохожих нету.
        Нитха тоже поставила на землю свою ношу - чучело пустельги с распахнутыми крыльями - и, развязав мешок, который волокли мальчики, с восхищением уставилась на оскаленную морду с плоскими стеклянными глазами.
        - Какой все-таки Вайсувеш мастер! Даже погладить зверюгу страшно!
        - Темнеет, - огляделся Дайру. - Не обернемся до ночи.
        - Ну и что? - ответила Нитха, не отводя взгляда от клыкастой черной пасти. - Учитель с красильщиками до утра сделку обмывать будет. Что ты дергаешься?
        - Он темноты боится! - хмыкнул Нургидан.
        - Не темноты, - выдохнул Дайру и окинул тревожным взглядом узкую кривую улочку. Слева поднимался каменный забор в рост человека, справа заплатами на белой стене темнели деревянные щиты, закрывшие на ночь окна какой-то лавчонки.
        - Плохое место мы выбрали отдыхать, - дрогнувшим голосом вымолвил он. - Это Грайанская Сторона, да? То-то мне лавчонка знакома! В стене за углом должны быть ворота с железными завитушками, а дальше - тупик. Так?
        - Так, - подтвердил Нургидан, выглянув за угол.
        - Тогда это дом моего хозяина!
        - Ой, верно! - встревожилась Нитха. - Зря мы тут встали! Выйдут, привяжутся!
        - А у них песни поют! - прислушался Нургидан.
        - Новоселье… - задумчиво ответил Дайру. Он нагнулся над мешком, нежно погладил жуткие зубы медведя. Глаза мальчишки мечтательно затуманились. - Хорош, верно? Вот бы им в окно показать… ох, визгу было бы!
        - Они б дверь лбами вышибли, - согласился Нургидан. - А если еще повыть немножко…
        - Решили бы, что это демон! - восхитилась Нитха. - Древняя Сова!
        - Ну, демон… - усомнился Нургидан. - Крыльев-то нету!
        Дайру скользнул взглядом по оживившимся физиономиям друзей и сказал коварно равнодушным голосом:
        - Крылья - ерунда. Можно к нему пустельгу привязать веревкой от мешка… Да ладно, пошли! Стена высокая, не перелезть. И вообще я в это дело вязаться не хочу.
        - Это - высокая стена? - обиделся Нургидан. - Это через нее мне не перелезть?!
        - Вся в выбоинах! - поддержала его Нитха, деловито распутывая веревку. - Прямо лестница!
        - А ты, - покровительственно обернулся к Дайру юный Сын Рода, - вообще в этом деле ни при чем. Это все мы затеяли.
        - Не мы, а я, - поправила Нитха. - Принцессу как-нибудь простят!
        - Не попадемся! - усмехнулся Нургидан и обернулся к Дайру: - Если хочешь, подожди здесь.
        Дайру заколебался между осторожностью и жаждой увидеть незабываемое зрелище.
        - Я с вами! Если что - я вам помешать пытался!

* * *
        - Но ворота… - недоумевал Хранитель. - Как оказались выломаны ворота?
        - Мои гости были… э-э… возбуждены! - ответил желтолицый, желчный Бавидаг и бросил убийственный взгляд на стоящего в стороне Шенги. Охотник не дрогнул: убийственный взгляд был по крайней мере двадцать седьмым за сегодняшний вечер - было время привыкнуть.
        - Хорошо! - Хранитель старался остаться сдержанным. - Итак, толпа твоих гостей… возбужденных, очень хорошее слово… выбежала со двора. Но это не объясняет, почему чуть ли не половина города оказалась разгромленной.
        - Ну, уж и половина! - вмешался Шенги. - Две-три улочки! И не разгромлены, а так, драка была…
        Его перебил грозный ропот. Бавидаг, Вайсувеш и несколько незнакомых Охотнику горожан были возмущены. Грозила вспыхнуть перебранка, но Хранитель твердым взглядом заставил всех замолчать и сам гневно и язвительно ответил:
        - Две-три улочки, почтенный Охотник? Хочешь сказать, что твои ученики еще не показали, с каким размахом могут действовать?
        Шенги промолчал. Нургидан и Нитха, стоя рядом с ним, понуро глядели в пол. Дайру исчез за их спинами - в подобные мгновения он становился невидимкой.
        По знаку Хранителя Бавидаг продолжил:
        - Мои гости выбежали за поворот и столкнулись с толпой, которая кричала и размахивала факелами…
        - Тоже была возбуждена, не так ли? Но мы, похоже, забегаем вперед. Может быть, молодые люди соизволят объяснить мне странное поведение толпы?
        - Мы бросились убегать, - трагическим голосом поведала Нитха, не поднимая глаз. - Чучело мешало лезть на ограду. Мы раскачали его и перебросили на улицу…
        - Мы ж не знали, - встрял Нургидан, - что там шла похоронная процессия!
        Вмешался небогато одетый толстячок, который давно порывался высказаться, но не решался. Теперь он набрался храбрости и заговорил быстро, сбивчиво и сердито:
        - Похоронная процессия? Да! Он был простым кондитером, наш Тирасур, но он заслуживал честного погребения! И не кричали мы «бей грайанцев!», это ложь! Мы шли к воротам… на Черную Прогалину! С факелами? Да! Как же без них, если обряд ночью? Про нас говорят, что мы громили лавку, а мы не громили лавку! Но если с неба падает демон с крыльями… прямо на носилки с покойником… и крики… и какие-то со стены прыгают…
        - Ах, вы лавку не громили? - с грайанским акцентом завопил долговязый нервный человек, наступая на толстячка и тесня его к Хранителю. - А кто ее громил? Демон с крыльями?
        - Да не нужна нам твоя лавка! - оборонялся толстячок. - Мы в дверь стучались.
        - Ломились!
        - Стучались! Да! Просили убежища от демона! А ты открыл, изверг? Открыл, а? Ты людей на съедение бросил! Да!
        - Открыть? Нашли дурака! Я сразу раба черным ходом - к соседям за помощью! Если толпа… если факелы… если кричат… Я-то помню, как вы, гурлианцы, девять лет назад всю Грайанскую Сторону в щебень разнесли!
        - Это дело давнее! - встрепенулся Тагиарри. - Еще при прежнем Хранителе! А теперь город стал мирным… со всех земель люди, никто никому горло не рвет.
        - Не рвет? А зачем они щиты выломали на окнах?
        - Мы - чтобы в дом!.. Чтобы от демона спрятаться!.. Да!
        - Спрятаться?! Я сам слышал: на улице кричали, что здесь уже убивают!
        Из-за спины учителя вынырнул Дайру, что-то шепнул Нургидану на ухо и вновь исчез. Нургидан шагнул вперед и уточнил:
        - Про убийство кричал Бавидаг. Это он о покойника споткнулся… покойник выпал из носилок.
        - Да! - воспрянул духом толстячок. - Наш дорогой Тирасур! Чужеземцы пинали его ногами! - Он взглянул на Бавидага, как на людоеда, пойманного в разгаре кулинарных трудов. - А когда со всех улиц набежали свирепые грайанцы…
        - Не свирепые, а соседи! - переорал его лавочник. - На помощь! А что делать, если подлые гурлианцы…
        - Господа мои! - воззвал Хранитель. - Стыдитесь! Весь шум начался из-за пары озорников и вот этого…
        Тагиарри брезгливо тронул носком сапога валяющееся на ковре вещественное доказательство - чучело медведя с прикрученными к нему растерзанными останками пустельги. Натворивший столько бед медведь отнюдь не напоминал демона. Он больше походил на пьяницу, которого вышвырнули из кабака и который уснул в грязной придорожной канаве.
        Если Хранитель хотел унять страсти, то добился одного: в нестройный хор голосов вплелись горестные причитания чучельника, оплакивающего свои погибшие творения.
        Кульминацией безумия стал момент, когда распахнулись двери и в зал в сопровождении двух чернокожих рабов ворвался высокий, тощий, неестественно прямой человек в пестрой развевающейся одежде и мягких сапогах с загнутыми носами. Седеющие волосы были схвачены серебряным обручем. Длинные прямые усы грозно топорщились на смуглом горбоносом лице. Темные глаза сверкали. Голос, подобный клекоту орла, перекрыл шум:
        - Мне сообщили, что произошло нечто возмутительное и в этом как-то замешана моя юная госпожа! Я хочу знать, во что втянули дочь Светоча… и чему вообще тут учат нашу жемчужинку!
        Жемчужинка показала ему язык, спохватилась и приняла вид скромный и невинный.
        Хранитель тяжело вздохнул и безнадежным ровным голосом ответил:
        - Да, уважаемый Рахсан-дэр. Хорошо, что ты почтил нас приходом. Твоя юная госпожа вызвала на Грайанской Стороне беспорядки с дракой и порчей имущества. Не уверен, что ваше войско с боевыми слонами смогло бы нанести Издагмиру больший урон, чем эта барышня…

* * *
        Накричавшись, горожане разошлись, успокоенные заверениями Хранителя, что убытки оплатят пополам Шенги и Рахсан-дэр.
        Ушел Вайсувеш, безутешно унося в объятиях останки демонического медведя.
        Ушли Нургидан и Дайру, зорко глядя, чтобы не встретиться с Бавидагом: грайанец горел желанием расспросить своего раба, почему демон посетил именно его дом.
        Рахсан-дэр возмущенно клекотал что-то насупившейся Нитхе, которая рядом с высоченным вельможей казалась совсем маленькой, хрупкой и беспомощной.
        Тагиарри, болезненно морщась, жаловался Охотнику:
        - Столько времени, столько сил, чтобы превратить разноплеменный город в единое целое! И оказывается, все зря! Достаточно пары мелких обормотов с дохлым медведем - и… У меня нет времени сосредоточиться на государственных делах! Вчера голубиная почта принесла известие из Силурана: король Тореол женился на знатной грайанке и вот-вот подпишет с Грайаном мирный договор. Представляешь, что сулит Озерному королевству дружба этих двух драконов, что веками грызлись меж собой? И в такое время я вынужден разбираться с детскими проделками!
        Шенги сочувственно повздыхал, но подумал, что участие Хранителя в государственных делах сводилось к тому, чтобы прочесть доставленную голубиной почтой депешу, прежде чем отправить ее с другим голубем в Аргосмир.
        - Что касается принцессы, - продолжил Тагиарри, - то если у Светоча все детишки такие, не понимаю, как его столица еще не сметена с лица земли. Из всех отвратительных, невоспитанных и непослушных…
        Хранитель замолчал, потому что подошел Рахсан-дэр, не остывший от гнева, хмурящий густые брови. Бросив недружелюбный взгляд на Шенги, он заявил:
        - Нитха-шиу нуждается в более пристальном внимании и тщательной заботе.
        - Все ей будет, - хмуро посулил Совиная Лапа, - и внимание, и забота. Вот только домой вернемся…
        Рахсан-дэр пропустил эту реплику мимо ушей.
        - Юная госпожа, - сказал он твердо, - будет приходить ко мне для занятия богословием и историей не реже чем через день, я настаиваю!
        Нитха пискнула.
        - Не возражаю! - Шенги злорадно глянул на несчастную принцессу.
        - Кроме того, - неумолимо продолжил наррабанец, - все свободное от учения время госпожа должна быть занята полезным делом, приличествующим ее высокому рождению и благородной крови. Полагаю, дочь Светоча не откажет своему покорному слуге в просьбе переписать собственной рукой книгу на родном языке.
        Голос вельможи при этом был отнюдь не просительным.
        Выслушав односложное согласие девочки, Рахсан-дэр коротко поклонился ей, отвесил церемонный поклон Хранителю, сухо кивнул Охотнику и направился к двери. Невольники-хумсарцы последовали за ним.
        - Хорошо придумано, - глядя ему вслед, сказал Тагиарри. - Пока принцесса будет переписывать книгу, она не сможет поднять в городе мятеж или учинить что-нибудь в этом духе.
        Шенги, отведя взгляд, подумал, что Хранитель плохо знает Нитху и ее дружков.
        - Когда-нибудь обязательно перепишу, - пообещала Нитха. - Сейчас, увы, не получится. Рахсан-дэр привез с собой только «Тропу благочестия и добродетели». Семейная реликвия, он с ней не расстается. А в Издагмире найти книгу на наррабанском - что цветок в уртхавенских сугробах!
        - Счастлив утешить юную госпожу! - мстительно улыбнулся Тагиарри. - Во дворцовой библиотеке есть несколько наррабанских книг. Любую я готов одолжить моей знатной гостье. Никаких сказок, никаких стихов. Полезные, познавательные, серьезные книги. И… - Тагиарри даже зажмурился от удовольствия. - И все на редкость толстые!

* * *
        Худощавый смуглый парнишка лет шестнадцати оторвался от ветхого пергаментного свитка, на истрепанные края которого он кисточкой наносил густой прозрачный состав, и склонился перед вошедшими:
        - Прошу, господа мои! Смотритель библиотеки отлучился, но я, его помощник, рад вам услужить!
        Речь гладкая, но гортанные нотки и придыхание заметнее, чем у Нитхи.
        - Ты наррабанец?
        - Да, господин.
        - Очень хорошо, вот и расстарайся для госпожи Нитхи, дочери Светоча.
        Как вскинулся парнишка! Как просияла его подвижная физиономия! Какой поклон отвесил он приосанившейся Нитхе! Как жарко заговорил по-наррабански, но тут же смекнул, что это невежливо по отношению к Шенги, и перешел на язык Озерного королевства:
        - Все, что будет угодно ясной госпоже!
        - Мне нужна книга… ну, чтоб не очень скучная. И чтоб побольше картинок! - скороговоркой добавила девочка.
        - Найдем, Нитха-шиу!
        Пока юные наррабанцы придирчиво обсуждали каждый фолиант, который парнишка извлекал из недр книгохранилища и благоговейно подносил принцессе, Совиная Лапа бродил вдоль полок и исходил лютой завистью. Если бы Шенги пустили в дворцовую сокровищницу, у него бы так не разбегались глаза. Такого богатства у него не будет, хоть сто лет проживи! Несколько Хранителей, один за другим, заботливо пополняли библиотеку. От пергаментных свитков Темных Времен до стиснутых деревянными и кожаными переплетами книг, недавно вышедших из-под рук переписчиков, - со всех сторон глядела на Шенги мудрость всех времен и стран. (Во всяком случае, так считал наивный Охотник, которому его учитель Лауруш внушил, что глупых книг не бывает.)
        Видимо, Шенги забылся и сказал вслух что-то восторженное, потому что парнишка оторвался от очередного увесистого тома:
        - Это еще что, господин мой! Самые ценные рукописи заперты в сундуке. Там берестяные силуранские летописи времен Черного Раздора. И еще сказания о Таргу и Нхесте на папирусе из дельты Тхрека! В Аргосмире таких редкостей нет! Вот!
        Совиная Лапа с симпатией глянул на гордого подростка:
        - Как тебя зовут?
        - Чегри, господин.
        - Как ты очутился в наших краях, паренек?
        Чегри перестал улыбаться.
        - Я приехал сюда с отцом. Он торговец… был торговцем. На наш караван напали Подгорные Твари. Уцелели только мы с отцом. Вьючные лошади разбежались, товар пропал. Отец с горя потерял рассудок. Здешние наррабанцы первое время помогали нам, да вознаградит их Гарх-то-Горх. А потом Тагиарри дал мне работу в библиотеке.
        - Подожди, - нахмурился Шенги, - это, выходит, про тебя рассказывал Хранитель? Ты видел на дороге следы Тварей, потом зарисовал их для Тагиарри…
        - Да, господин. Рисунки смотрели Подгорные Охотники. Сказали - след Клыкастой Жабы.
        - Не Подгорные Охотники, а пролазы! - негодующе перебила его Нитха, на мгновение опередив учителя.
        Парнишка виновато поклонился.
        - Нарисуй для меня такой след, - попросил Шенги. - Не доверяю пролазам.
        - Конечно, господин! Где-то мел был, застежки на фолиантах чистить… ага, вот!
        Опустившись на четвереньки, мальчик уверенно вывел на каменном полу очертания большой трехпалой лапы.
        - Точно? - спросил на всякий случай Охотник.
        - Господин! - обиделся Чегри. - Я же переписчик книг! Могу переписать по памяти страницу на незнакомом языке и не перевру ни одной чужой буквы!
        - Да ладно, ладно! Я…
        - Мне доверяют даже копировать рисунки! - продолжал доказывать парнишка.
        - Верю, верю. Ты видел один след или несколько?
        - Пять, господин.
        - Как располагались - помнишь?
        Высунув от усердия кончик языка между зубами, Чегри двинулся на четвереньках по полу. На темных плитах возникла ровная цепочка крупных меловых следов.
        - Ага, понял, - сосредоточенно пробормотал Охотник. Несколько мгновений он глядел на мальчика, словно пытаясь вспомнить, кто это. - Послушай, а твой отец… он совсем ничего не сумел рассказать? Или его не спрашивали?
        Чегри встал и отряхнул мел с ладоней.
        - Спрашивали, господин. Но он не понимает. Смотрит перед собой, молчит… а если заговорит, одно и то же повторяет…
        Прошелестела фраза, негромкая, укоризненная и печальная.
        Сдвинув брови, Нитха перевела:
        - «Амулет, мой амулет, что ж ты ни себя, ни меня не сберег?» О чем это он?
        - У него был нож - давным-давно в нашей семье переходит от отца к сыну. Так, недорогая вещица. Рукоятка из слоновой кости, на ней рисунок - носорог. Отец верил, что нож приносит удачу. Там, на дороге, амулет потерялся.
        - Понятно, - неловко сказал Охотник, глядя на пригорюнившегося мальчика. - Ну, выбрали книгу?
        - Да, мой господин. «Животные Наррабана».
        - Очень интере… очень толстая книга! - спохватившись, поправилась девочка.
        Уже на пороге Шенги обернулся:
        - Я еще спросить хотел… Что за товары вы с отцом везли?
        - Драгоценные камни, господин. Необработанные. Они дешевы в верховьях Тхрека. В Аргосмире знаменитые ювелиры, из наших камней бы чудеса сотворили!
        - Может, еще и сотворят, - бормотнул Шенги так тихо, что мальчик его не расслышал.

* * *
        Мальчишки, тоскливо ожидая учителя, успели поспорить: быть или не быть на этот раз трепке? Уж очень много грохота вышло. Спустит Совиная Лапа с них шкуру!
        Но даже Дайру, который крепко надеялся на добрый нрав учителя, был изумлен тем, как легко все им сошло с рук.
        Шенги угрюмо и задумчиво снял мокрую куртку (их с Нитхой на обратном пути застиг дождь), повесил сушиться на шест у камина и, похоже, только сейчас вспомнил о провинившихся учениках.
        Наскоро отругав бессовестных оболтусов, Охотник объявил, что на покрытие убытков уйдет вся выручка от похода на Серый Ручей. Так что зимой, как подмерзнет земля, придется еще раз туда прогуляться. А может, и не придется. Может, он, Шенги, плюнет на все и подастся на болото надсмотрщиком. Вряд ли разбойники, воры и прочие каторжники будут так трепать ему нервы, как трое милых деток…
        После этой короткой и не очень грозной речи Шенги усадил мальчишек точить мечи, а Нитху загнал за стол и, словно орудия пытки, выложил перед ней купленные по дороге домой перо, склянку чернил и стопу бумаги. Лишь после этого осторожно извлек из-под нескольких слоев мешковины сбереженную от дождя большую книгу.
        Мальчишки, забыв, что наказаны, побросали мечи и сунулись ближе.
        Красавица книга была не чета своим недорогим сестрам, что стояли на полках на втором ярусе башни. Огромная, с деревянным переплетом, оклеенным синим бархатом, с потрясающей красоты цветными иллюстрациями и каллиграфически выведенным узором строк, она была истинным произведением искусства.
        - Кляксу посадишь - убью, - предупредил Шенги, бережно раскрыв книгу и положив перед девочкой. - Не посмотрю, что принцесса!
        Нитха не ответила - увлеклась разглядыванием картинок. Мальчишки нависли над ее плечами.
        Совиная Лапа отошел подбросить дров в очаг. За спиной звенели детские голоса.
        - Нету такого зверя! - горячился Нургидан. - Вранье! Художник выдумал!
        - А вот есть! - важно возражала Нитха. - Называется - жираф! А шея такая потому, что его наказал бог Сухтан-Суу. За дерзость. Вот тут написано: жираф решил, что будет питаться не травой, а звездами с неба. За это бог вытянул ему шею. И даже с такой шеей жираф не достал до звезд!
        - А, этого знаю! - обрадовался Дайру, словно встретил старого приятеля. - Видел на картинке! Это крокодил!
        - Ну, зубы! - с огромным уважением и завистью сказал Нургидан.
        - Из этих клыков дикие племена делают пилы! - сообщил начитанный Дайру.
        - А я живых крокодилов видела! - похвасталась Нитха. - Отец брал меня с собой в верховья Тхрека… Ой, смотрите, обезьяны! У меня была ручная обезьянка!
        Шенги подошел сзади, глянул в книгу поверх мальчишеских макушек. Еще выше над столом завис Старый Вояка - ему тоже было интересно.
        - А это носорог, - перевернула страницу Нитха. - Видите, рядом нарисован воин с копьем… это чтоб виднее было, какой носорог большой и грозный.
        - Ух ты! - оценили мальчишки. - Небось стену проломит, если с разбега!
        - А вот слон. Они умные, как люди. Умеют переносить бревна, корчевать пни…
        - Значит, не такие уж умные, если на людей работают! - рассудил Дайру.
        - А ну, кончай трепотню! - спохватился Шенги. - Развеселились! Думаете, уже отделались… за все художества? Ничего подобного! Вот подышу немного свежим воздухом, а потом займусь вами как следует! Разберусь самым тщательным образом и накажу кого попало!
        Мальчишки вернулись к своим мечам. Нитха заскрипела перышком по бумаге. А Шенги, как был, без куртки, вышел за порог. От ливня его укрывал деревянный козырек над дверью. Совиная Лапа стоял, глубоко вдыхая холодный сырой воздух и сосредоточенно размышляя.
        Дверь приоткрылась, выпустив на крыльцо Нитху.
        - Простудишься, - бросил Шенги, думая о своем.
        - Учитель, - спросила девочка с мягкой настойчивостью, - что случилось? Ты сам не свой.
        - Из-за вас, обормотов!
        - Нет, только недавно, после библиотеки.
        Учитель бросил на девчонку быстрый взгляд. Да, наблюдательность она определенно унаследовала от матери!
        - Иди в дом. И не лезь не в свое дело.
        - Буду лезть! - с необычной для себя настойчивостью заявила Нитха. - Если что случилось, не держи в себе, расскажи. У нас в Наррабане говорят: «Скажешь - больно языку, смолчишь - больно сердцу…»
        Девчонка была права. Шенги в самом деле хотелось поговорить о том, что его тревожило.
        - Нет, маленькая, не бойся, ничего не случилось. Просто… помнишь следы, которые Чегри нарисовал на полу? Они еще тянулись такой вереницей…
        - Помню.
        - Клыкастая Жаба или скачет огромными прыжками, или семенит мелко-мелко, выворачивает ступню, ставит пятку к пятке. А чтобы вот так…
        - Значит, там была какая-то другая тварь?
        - Да, девочка. Другая тварь. Опасней Клыкастой Жабы, опасней дракона, опасней всех чудищ, что я видел по обе стороны Грани.
        - Ой… это кто?!
        Шенги не сводил глаз с темной пелены дождя. Ответил мрачно и тяжело:
        - Человек.

20. Крылья и когти
        Неужели эта дребезжащая музыка весь вечер будет напоминать о золотистом птичьем крыле, пробитом окровавленным штырем, и о теле, мягко соскользнувшем вдоль лакированной ширмы?
        Ширма сейчас другая - с серебряными рыбками, медузами и осьминогами. И на сцене не звенит цепочками и браслетами бронзовокожая толстуха, а старательно выкаблучивают две щупленькие сестренки-близнецы в одинаково нелепых и пышных одеяниях из лент и тряпичных цветов.
        Киджар, сидящий рядом с Охотником и лениво грызущий орехи в меду, тоже вспомнил тот незадавшийся вечер.
        - Заел меня Хранитель с этим убийством! При тебе, мол, случилось, ты и разбирайся… При мне! Будто я рядом сидел и любовался, как тому недоумку штырь вставляют! Я, между прочим, сквозь пол глядеть не обучен! Что обидно, с той рыженькой договориться не успел. Только стал обещать ей вечную любовь до самого утра, а тут внизу крик, визг, бабьи вопли…
        - Что-нибудь выяснилось?
        - Откуда?.. Глянь, сегодня больше народу, чем в тот раз. И все играют. Надо будет и мне костяшки побросать!
        - И мне… А Урихо с его пролазами сегодня нету!
        - Что ему тут делать, раз Черная Азалия сегодня не поет?
        Шенги затаенно вздохнул. Он тоже согласился на уговоры Киджара посидеть в «Пути по радуге» лишь потому, что хотел увидеть красавицу наррабанку. А то за сплошными передрягами все времени не было… Скрывая разочарование, он уставился на тощеньких девчушек в цветочных гирляндах:
        - Надо же, какие одинаковые!
        - И впрямь! - Киджар только сейчас обратил внимание на танцовщиц. - Ишь как топают, лошадки! Интересно, они в постели тоже одинаковые?
        - Не обязательно. Бывает, близнецы с лица схожи, а в остальном - разные. Вот до меня у вас в Издагмире были двое Подгорных Охотников, братья…
        - Которые зимой пропали? Нурвеш и Нурбиш? Помню.
        - Похожи были, верно? А нравом… Нурвеш весельчак, а Нурбиш вечно хмурился. У Нурвеша горло соловьиное, так пел, что боги бы заслушались. А Нурбиш…
        Охотник вдруг замер, закусив губу, глянул сосредоточенно и зло, словно пытался разглядеть что-то страшное, враждебное.
        Киджар не понял, что встревожило приятеля, но расспрашивать не стал, заговорил о другом:
        - Какая поздняя выдалась осень! Ты, случаем, не знаешь: летом Хранитель пошлет тебя гонять Тварей? Я б опять с тобой пошел. И ребята мои согласны.
        - Зачем десяток гонять? - словно нехотя откликнулся Совиная Лапа. - Мы же Тварей не видели. Похожу один.
        - Что значит «не видели»? - изумился десятник. - А кто в лесу на нас рычал? Только не говори, что это медведь ревел!
        - Ясно, не медведь. А только я очень, очень сомневаюсь, что в налетах на караваны виновны Подгорные Твари.
        - Про все налеты не знаю, а про один случай скажу точно: Твари! Это ж мой десяток наткнулся зимой на мертвых торговцев! Это ж я видел, как улетают пузыри-убийцы!
        - Вот как? Печально… А все-таки красивое зрелище, правда? Ну, когда они в небе все свои семь щупальцев в стороны расправляют.
        - Ну, семь там, восемь - я не считал, а и впрямь красиво было. Как цветы с лепестками во все стороны, и все выше, выше… Слушай, а вон тот чурбачок осиновый, который на нас таращится… где-то я его видел! Не твой ли сосед?
        Охотник обернулся. Из-за плеча дюжего бородатого игрока, увлеченного спором со своим партнером, осторожно выглядывал круглолицый человечек.
        - Верно! Вайсувеш! Что он там запрятался, как мухомор в лукошке с опятами?
        - Я его давно заприметил. Играть не играет, на близняшек не пялится, все на тебя поглядывает. Может, думает, что ты наверху его жене свидание назначил?
        - Да он не женат!
        - Ну, тогда не знаю…
        Совиная Лапа, которому было досадно и смешно, хотел окликнуть Вайсувеша. Но маленький чучельник успел исчезнуть в толпе играющих.
        - Странный он, - сдвинул брови Киджар. - Проходил я как-то мимо твоей башни - ворота заперты, двор пуст… а в Подгорный Мир ты свою шайку вести вроде не собирался. Ну, я встревожился.
        Шенги вскользь подумал, что, должно быть, они тогда выручали похищенную Нитху.
        - Этот… Вайсувеш, да?.. маячил у себя за забором. Я подошел, спросил: дескать, не стряслось ли какой беды у твоего соседа, почтенный? А он глаза свои круглые на меня вылупил, помолчал да и говорит: «Беда если еще не стряслась, так стрясется непременно. Но не жалкой дворцовой страже с этой бедой сладить!» Повернулся и пошел себе спокойненько в дом. Я вслед кричу: дескать, ты что же - стражу не уважаешь?! - Киджар даже привстал на подушках от наплыва чувств. - А он на крыльцо - и дверью хлопнул. Вот ты объясни: что он сказать хотел?

* * *
        Могут ли быть дурные предчувствия у человека, которому только что лихо везло в «радугу» и у которого кошелек едва не лопается - да не от серебра, а от золота! А если еще вино легкой волной прошумит в голове, тут человек и вовсе уверится, что мир принадлежит именно ему! Что ему тогда уговоры хозяина игорного дома остаться до рассвета, не уходить в ночь? Ясно, хозяину лишь бы гостя задержать да побольше денег из него вытряхнуть. А Шенги желает спать в собственной постели! У него, если кому интересно, есть дом! А в доме - постель! Вот!.. Чего-о? Демон? Какой еще демон? Ах, с крыльями и когтями? А у Шенги тоже когти имеются - вот, не угодно ли взглянуть? Вязал он этих демонов в узелки наперехлест и навыворот, понятно?..
        Киджар сумел бы удержать приятеля. Но неугомонный десятник был наверху - выяснял, чем отличаются друг от друга близняшки-танцовщицы. А хозяин «Пути по радуге» махнул рукой и предоставил упрямого гостя его судьбе, милости Безликих и капризу Серой Старухи.
        Холодный ночной ветер размел легкий хмель Охотника. Но даже тогда Шенги, бредущий по извилистой, стиснутой высокими заборами улочке, задумался не о мрачных тайнах ночи, а об оставшихся дома учениках.
        Он больше не сердился на этих паршивцев. Конечно, на Грайанской Стороне ребятишки вели себя как распоследние поросята, но… если честно оглянуться на прошлое - ведь они с Ульнитой тоже были не бриллиантики в золотой оправе!
        Тут о другом надо призадуматься: ведь негодяйчики впервые сработали как одна команда! А что Дайру в стороне остался - про то пусть младенцу в люльке расскажут, да и тот от такого вранья засмеется! Можно поставить золотой против медяка, что Дайру все и затеял, а Нитха взяла вину на себя. Бавидаг как ни вызнавал подробности, вину своего раба доказать не сумел.
        При мысли о Бавидаге Охотник брезгливо поморщился. Убить бы сволочь! Все-таки сорвал зло на мальчишке!
        Как Шенги ни спорил, как ни возражал, а со вчерашнего вечера на Дайру надет кожаный ошейник с именем хозяина. И ничего не поделаешь - господская воля! Бавидагу, видите ли, так будет спокойнее, потому что положиться на гаденыша никак нельзя: может опять сбежать…
        При мысли о буром широком ошейнике на тощей детской шее Охотник почувствовал резкую, как от ножа, боль в груди. Словно родного сына унизили у него на глазах, а сделать ничего нельзя.
        Дайру держится неплохо. Старается не показать, как ему тошно. А когда Нургидан, дрянь такая, попробовал поехидничать насчет ошейника, Дайру поднял глаза от книги и спокойно сказал обидчику: «У тебя волчий хвост из штанов выбился, заправь…»
        Ошейник - мерзость, но со временем мальчик привыкнет… а может, удастся уломать Бавидага… Вот другая беда посерьезнее будет! Бавидаг напомнил - и ведь прав, сожри его Бездна, прав! - что рабу нельзя брать в руки оружие. И Шенги, обучая мальчишку владеть мечом, совершает преступление. Ну и что прикажете делать? Растить Подгорного Охотника, который за Гранью не сумеет себя защитить?
        Луна сквозь разрывы облаков неохотно бросала свет на мелкие черные лужи под ногами путника. Сырой тяжелый ветер плелся за Охотником, обгонял его, лениво тыкался в лицо. Шенги поднял воротник куртки и вдруг насторожился. Нет, вряд ли он услышал позади крадущиеся шаги - скорее всего, сработало чутье, без которого в Подгорном Мире не выжить. Кто-то шел следом!
        Ну, идет себе человек и идет. Мало ли какая забота выгонит путника из-под крыши в осенний ночной холод. Но все-таки Совиная Лапа остановился, обернулся. Луна, как по просьбе, расстаралась, щедро сыпанула лучами. Шенги увидел, как из-за поворота высунулась голова и тут же скрылась.
        Кто же это у нас такой осторожный? Очень, очень интересно! Может, по пятам за удачливым игроком крадутся грабители? Ну, так меч-то у пояса зачем? Надо взглянуть, сколько там этих ночных добытчиков и что у них взять можно.
        Не до конца выветрившийся хмель подговорил Шенги оглядеться в поисках места для засады. Оказалось, что в задумчивости он добрел почти до Судебной площади. Улица стала шире, здесь она была вымощена булыжником. Дощатые заборы сменились каменными стенами богатых домов. Закрытые ставни придавали зданиям вид хмурый и неприветливый. Дома словно зажмурились, чтобы не глядеть на полуночного гуляку.
        Охотник отступил в подворотню, растворился в чернильной тени.
        И не удивился, когда вместо ватаги уличных головорезов из-за поворота неуверенно выбрела невысокая кругленькая фигурка - очень, очень знакомая!
        Не таясь, Шенги вышел на середину улицы:
        - Эй, сосед! Прикидываешь, как из меня чучело набить? Или другой интерес имеется?
        Физиономия Вайсувеша в лунном свете была серо-желтой, как непропеченная лепешка. Он молча шагнул назад. Круглые глаза, став огромными, не отрывались от лица Шенги. Казалось, еще мгновение - и чучельник мертвым грянется наземь.
        Охотник хотел сказать еще что-то, но насмешливая фраза смялась в горле: по когтистой лапе прошла знакомая тягучая судорога, черные пальцы задергались, словно пытаясь вырваться из-под власти человека.
        Долгие скитания за Гранью научили Охотника молниеносно соображать и действовать. Он толкнул Вайсувеша в подворотню, повалил на грязный булыжник, растянулся рядом в черной тени. Чучельник трепыхнулся было, но наткнулся взглядом на что-то вверху, в лунном потоке, - и обмер, оцепенел. Рядом застыл Охотник, вывернув шею, чтобы видеть происходящее в небесах.
        Он был здесь - крылатый демон, средоточие тьмы, ее черная душа. Лунные струи омывали огромную голову с хищным изогнутым клювом. Сияющие злым желтым светом глаза были обрамлены широким перистым кольцом.
        Когтистые лапы тянулись вперед - схватить, разорвать добычу! Крылья устрашающе вздымались и опадали. Почему не снижается? Ах да, со всех сторон над воротами козырьки, птица опасается поломать крылья. Сейчас летучий гад преодолеет нерешительность, и тогда…
        Куда бежать? Где искать укрытия?
        И тут Шенги вспомнил: рядом Судебная площадь!
        Днем, по пути в игорный дом, он с насмешливым удивлением разглядывал воздвигнутый на ней эшафот - массивное сооружение из бревен и солидных дубовых досок. В Издагмире смертные казни были редки, но секли мошенников и нарушителей спокойствия частенько, так что внимание Охотника привлекла не сама бревенчатая махина, увенчанная столбом для порки, а чернеющая в ее «боку» дыра: две доски были оторваны. Шенги тогда подумал, что в ветреные и снежные ночи грозный эшафот спас жизнь не одному из тех, кто впоследствии угодил в руки палача.
        Эти воспоминания не отняли у Охотника ни одного драгоценного мгновения. Всплыла в памяти лишь четкая картинка: вкопанные в землю бревна, короб из толстых досок и черная дыра, манящая спасением.
        Но как добежать? Проклятая птаха сцапает, как мышонка… И все же надо попытаться. Чем погибать обоим, может, хоть один уцелеет.
        Коснувшись губами уха Вайсувеша, Охотник шепнул несколько слов. Маленький чучельник не заколебался - чуть повернулся, чтобы удобнее было вскочить. Видно, в этот страшный миг он ждал приказа, доверив свою жизнь тому, кто опытнее.
        Бросить что-нибудь, отвлечь убийцу хоть на мгновение… Камешек бы какой…
        Что в ладони? Монеты? Когда успел развязать кошелек - сам не заметил.
        Эх, ноги, выносите - сапоги вам новые куплю!
        Золотые кругляши в лунном свете запрыгали по булыжнику. Шенги взвился пружиной, рванулся вперед. Одновременно с ним вскочил Вайсувеш и помчался к спасению с резвостью, для скромного чучельника просто невероятной.
        Как ни быстро бежал Шенги, краем глаза он успел углядеть немыслимую, дикую картину: громадная птица, опустившись на мостовую, елозила клювом по булыжнику, склевывая монеты.
        Надо же! И у демонов, оказывается, есть свои слабости! А вот мы на бегу вытряхнем наземь, что осталось в кошельке, - подбирай, алчный ты наш!..
        В последний миг, когда громада эшафота надвинулась вплотную, мелькнула ужасная мысль: а вдруг кто-нибудь вредный и бдительный успел заколотить дыру? Но Хозяйка Зла недоглядела, упустила возможность напакостить. Шенги юркнул в пролом, как лиса в нору, и налетел на сжавшегося в комок Вайсувеша. Обогнал! До чего проворные чучельники на свете водятся! Хоть в напарники его бери, такого прыткого!
        - А г-где д-демон? - проклацал зубами Вайсувеш.
        Прежде чем ответить, Шенги скользнул ладонью по талисману на груди:
        - До сих пор собирает мое золото!
        - Правда?!
        - Правда. Слушай, может, хоть сейчас объяснишь, за какой-растакой напастью тебя вынесло среди ночи из дому?
        - За тобой следил, - без околичностей ответил чучельник.
        - Очень, очень приятно слышать! И в чем таком страшном ты меня подозреваешь? Издагмир хочу сдать врагам? Фальшивые деньги чеканю? Твои чучельные секреты норовлю украсть?
        - Я думал, ты и есть Древняя Сова!
        - Ч-что-о?!
        - Ну, твоя лапа… и убийства начались, когда ты поселился в Грайанской Башне!
        - Ага… ладно, понял. А следил зачем? Хотел изловить меня за хвост в темном переулке и смастерить неповторимое чучело?
        - Я хотел своими глазами… и только потом к Хранителю…
        Вайсувеш не договорил: эшафот содрогнулся. С дощатого «потолка» посыпалась мелкая труха. Слышно было, как чудовищные когти проехались по дубовому настилу.
        Люди притихли. Эшафот, который они считали надежным убежищем, показался им непрочным, как детский игрушечный домик, сплетенный из ивовой лозы.
        Все стихло, затем в пролом просунулась гигантская лапа, до крючковатых когтей обросшая перьями. Люди раскатились в стороны, вжались в дощатые «стены». Лапа задергалась, сжимая и разжимая толстые острые когти, но достать добычу не могла. Шенги хотелось рубануть по лапе клинком, но меч был прижат телом к земле. Подняться и высвободить оружие значило подставить себя под удар когтей.
        - Ну? - зло процедил он сквозь зубы. - Эта лапа тебе как - правильная?
        Он не ожидал ответа, но чучельник откликнулся не задумываясь:
        - Эта - правильная!
        Шенги с отвращением плюнул на вражескую лапищу, и та рывком убралась, словно именно от плевка.
        Люди тревожно прислушивались - откуда ждать атаки?
        Снаружи донеслось щелканье клюва и хриплое фырканье - демон гневался. Дощатый короб затрясся, покосился, одно из угловых бревен закачалось в земле. Наверху хлопали крылья: птица пыталась поднять эшафот на воздух. Это ей не удавалось, но выдержат ли доски? Ой, вряд ли!
        И действительно - дубовое сооружение пронзительно заскрипело, накренилось и развалилось, засыпав людей обломками. На груде бревен и досок победно восседала чудовищная птица с гордо сияющими лунными глазами.
        Доски зашевелились: Вайсувеш неосторожно заворочался. Царственная сова неспешно подняла лапу, примериваясь, как удобнее схватить беспомощного человека.
        И тут позади чудища из-под разбитого дощатого щита вынырнул Шенги, моментально оценил ситуацию - и попал под власть великого закона, который с ученических времен входит в плоть и кровь каждого Охотника: «Погибни сам, но спаси напарника!» И плевать, что тихий Вайсувеш напарником не был! И что выпавший из руки меч исчез среди бревен и досок - тоже плевать!
        Шенги поднатужился, поднял на сильных плечах обломок помоста с уцелевшим столбом для порки. Столб накренился и рухнул, угодив демонической птице по голове, меж небольших «рожек» из перьев.
        Сова вскинулась, хрипло заухала, зашумела крыльями, стряхивая с себя бревно. А Шенги в озарении отчаяния совершил единственное, что могло на время сделать его недосягаемым для хищника: одним прыжком вскочил на спину птице.
        Круглая голова с оскорбленным шипением обернулась. Крючковатый клюв защелкал, тщетно пытаясь дотянуться до наглеца. А Охотник, чтобы окончательно отвлечь сову от Вайсувеша, заорал во все горло:
        - Стерва летучая! Курица продажная! Имел я тебя за два медяка!
        Огромные крылья распахнулись, как два паруса. Оскорбленный демон рванулся в небо. Полет был тяжел и неуклюж: впервые Древняя Сова несла человека не в когтях, а на спине. Шенги чуть ли не с головой зарылся в мягкие перья и мысленно боролся со своей правой лапой, которая все упрямее норовила выйти из-под власти человека.
        Охотнику не было страшно. То, что он чувствовал, было похоже на радость - если бывает черная, гневная радость.
        Все забылось, кроме старания удержаться на неровно летящем, «ныряющем» в полете монстре. Душа ликовала, упиваясь каждым мгновением жизни, которая еще продолжается!
        Демон на лету повернул голову. Жуткий клюв щелкнул, круглые глаза полыхнули таким пожаром ненависти, что слабого человека просто парализовало бы. Но Охотник злобно усмехнулся в ответ и, крепче стиснув коленями «сноп» рыхлых перьев, скользнул левой рукой к голенищу сапога. Рукоять ножа ловко легла в ладонь. Шенги коротко взмахнул рукой, целясь в огромный желтый глаз. Промахнуться вблизи было невозможно…
        Но как же не промахнуться, если твоя собственная правая рука - нет, лапа, проклятая лапа! - отпустила перья, за которые держалась, и ударила левую руку снизу под запястье! Нож улетел вниз, а мгновение спустя вслед за ножом сорвался и Охотник…
        Однако если Безымянные обращают внимание на человеческую букашку и снисходительно берегут ее жизнь, то делают это весьма великодушно и не без своеобразного высокомерного юмора.
        Высота, с которой рухнул Шенги, оказалась не так уж велика, к тому же он удачно приземлился в кучу опилок.
        Не тратя времени на размышления о том, куда угодил, Шенги вскочил на ноги и ринулся в сплетение стволов и толстых сучьев. Ему удалось буквально на мгновение опередить жадно тянущиеся к нему когти.
        Очутившись в относительной безопасности, он огляделся и понял, что упал на склад торговца древесиной. Сюда по реке сплавлялись бревна - кривые, необработанные, с плохо обрубленными сучьями. Видно, днем рабы торговца натаскали на берег стволов и оставили пока валяться беспорядочным нагромождением. Ничего лучшего для себя Шенги и придумать бы не смог!
        Сова кружила вокруг бревен, спускаясь порой так низко, что крылья хлестали по сучьям.
        Из хлипкой деревянной будочки выглянул сторож, возмущенно заорал:
        - Кого там Многоликая принесла? Сейчас как выйду, возьму дрын!..
        Тут он разглядел, кому угрожает дрыном, ойкнул и захлопнул дверь.
        Демон не обернулся на голос: он примеривался, как подцепить когтями лежащее сверху бревно.
        Дверь сторожки приоткрылась, высунулся сторож с арбалетом в дрожащих руках. Бедняга боялся демона, но своего хозяина боялся явно не меньше. Выпущенная наугад стрела скользнула по оперению демона и улетела в реку. Дверь тут же захлопнулась.
        Шенги чуть не взвыл от жалости к идиоту сторожу. Совиное Божество его хибарку не то что крылом - взглядом снесет!
        Чтобы отвлечь чудовище от беспомощного дурня, Охотник стал громко объяснять Сове, по какой позорной ошибке она появилась на свет и какой поганой смертью в конце концов околеет. Прием сработал: когти впились в верхнее бревно, мощные крылья забили по воздуху. Тяжелый ствол покачнулся.
        Шенги это не испугало. Деревья лежали не вплотную друг к другу, было куда отступать, если ползти с ловкостью ласки. А кучу бревен такими темпами и до полудня не разобрать. Боялся Охотник одного: не вспомнила бы Сова о стороже, не предпочла бы легкую добычу! Поэтому, протискиваясь меж сучьев, в кровь обдирая левую руку и лицо, Шенги продолжал подробно рассказывать, что он проделывал с матерями всех жрецов Совиного Божества, с самими жрецами, а также лично с госпожой Совой прямо на сером алтаре. Если бы сторож, в ужасе лежащий на полу хибарки, вслушался в доносящиеся снаружи крики, он бы немало подивился неуемной мужской силе Охотника, а также его необычным и разнообразным пристрастиям.
        За все время, что демон растаскивал груду стволов, Шенги произнес лишь одну пристойную фразу: «Ровнее бревна складывай, ворона ты моя трудолюбивая!»
        Куча бревен таяла. Но уже становилась прозрачнее ночная мгла, уже перекликались в тесных городских двориках редкие петухи. И демон, гневно и разочарованно ухая, взмыл наконец в небеса, чтобы где-то в своем убежище обернуться человеком.
        Исцарапанный, измученный Шенги выбрался из-под спасительных ветвей, осмотрелся - темно, ах, как еще темно! - и вдруг, запрокинув голову, громко, победно расхохотался. Это был смех человека, который сумел провести смерть.
        И сторож, робко приоткрыв дверь, недоуменно слушал эти хриплые радостные звуки.

21. Западня
        Хозяин постоялого двора «Счастливый путник» старался скрыть удивление. Он-то думал, что знаменитый Подгорный Охотник, который останавливался у него в день своего прибытия в Издагмир, вряд ли еще появится в его заведении.
        Однако вот он, Совиная Лапа, - веселый, разговорчивый, не обращающий внимания на Урихо и его приспешников, что мрачно сгрудились за угловым столом.
        - Ну-ка, любезный хозяин… Даупар, верно? Помню, помню! И винцо твое помню, отменное винцо! Вот и принеси кубок наррабанского, да подогрей. Зима-то на подходе, а?
        Даупар затрещиной заставил очнуться сынишку, который с раскрытым ртом пялился на Охотника, и послал за вином, а сам пригласил гостя сесть незаметно бросая на него любопытные взгляды. Перед появлением Совиной Лапы разговор шел именно о нем.
        Еще бы! С утра город забродил на слухах, как тесто бродит на закваске. Говорили, что демон растерзал Шенги. Говорили, что Шенги расправился с демоном. Говорили, что Шенги и есть демон. Но все сходились на том, что ночью случилось тако-о-ое!..
        И ведь случилось! Вон у дорогого гостя вся морда в царапинах! А глазищи довольные, как у кота, что плюхнулся в миску со сметаной, выбрался и облизывается.
        - Хорошо у очага посидеть, винца попить. Не удержался, завернул к тебе. Может, не доживу до завтра, так порадуюсь напоследок. Врата сейчас капризничают!
        - Ты идешь в Подгорный Мир? Сейчас?! Опасно же!
        - Еще бы не опасно! Однако, почтенный, бывает добыча, ради которой босиком на борону шагнешь! Если останусь жив, на обратном пути смогу купить твой постоялый двор и не заметить, что в кошельке полегчало.
        За угловым столом прекратилось перешептывание.
        - И ты идешь один? - продолжал изумляться Даупар.
        - А с кем? Напарника нет. Не пролазу же какого звать, извини за выражение!
        Урихо жестом остановил злое движение одного из своих прихвостней.
        - А ученики еще зеленые. Не потащу я детишек на очень, очень опасное дело, даже если оно чистым золотом звенит! Дома ждут, все трое. - Совиная Лапа ухмыльнулся. - Как в байке про жреца и его трех учеников. Не слыхал, почтенный?
        Хозяин качнул головой. Шенги принял из рук подошедшего парнишки кубок с подогретым вином, отпил глоток и начал рассказывать:
        - У одного жреца было трое учеников. Отправил он их как-то на крышу храма, на молитвенное бдение. А сам спать улегся. Мальчишкам лень стало до рассвета взывать к богам, решили тоже вздремнуть. А по двору ходил раб-сторож. Двое парнишек сунули ему по медяку и научили, что врать, если учитель проснется. А третий ничего не дал - авось обойдется.
        Шенги сделал еще несколько глотков, краем глаза наблюдая, как собранный, серьезный Урихо что-то шепчет сидящему рядом приятелю.
        - А вот не обошлось. Ночью жрец проснулся, выглянул в окно - крыши-то снизу не видно! - и важно так вопросил: «Эй, что делает мой старший ученик, Блистающий Путь?» Сторож в ответ отбарабанил, как было велено: «Созерцает звездное небо, проникаясь предвечной мудростью Безымянных!» - «Он молодец! Хвалю! А что делает мой средний ученик, Пылающая Звезда?» - «Постигает светлые и темные стороны своей души, дабы впредь противиться собственным недостойным желаниям!» - «Им можно гордиться! А что делает мой младший ученик, Проницающее Око?» - «Этот? - хмыкнул сторож. - Этот тоже дрыхнет!»
        Хозяин вежливо посмеялся. Шенги залпом допил вино.
        - Вот такая байка, вчера рассказал десятник Киджар. Ну, любезный, плату с меня бери сразу, в долг не верь. Зато если вернусь, не такую мелочишку у тебя потрачу!

* * *
        Прошитые корнями стены оврага круто поднимались вверх. Небо застили переплетенные ветви, превратившиеся в темный ажурный свод.
        Урихо с каменным лицом взвел тетиву арбалета, вложил стрелу в зарядную канавку, потоптался на устилающей дно оврага палой листве: в момент выстрела нога не должна поскользнуться на грязи, скрытой под бурыми листьями.
        Тяжелый арбалет оттягивал руку, но Урихо крепился: в любой миг перед ним мог возникнуть возвращающийся из-за Грани Подгорный Охотник.
        Но он появился не там и не так, как ожидал Урихо.
        Отделившись от темного сплетения ветвей, гневный противник обрушился на плечи пролазе, сбил с ног, покатился вместе с ним по листве. Арбалет отлетел в сторону. Падая, он выстрелил, стрела глубоко ушла в глинистый склон оврага.
        Урихо рванулся прочь, но получил тяжелый удар в лицо и затих.
        Когда пришел в себя, обнаружил, что лежит лицом вниз на сырой листве. Причем листва эта обильно перепачкана кровью, сочащейся из его разбитого носа.
        - Очнулся? - окликнул сверху ненавистный голос. - Тогда вставай. Я тебя в город на плечах не потащу.
        Пленник повиновался. Видели бы сейчас пролазы своего надменного, щеголеватого вожака! Перепачканная одежда, хлюпающий окровавленный нос, мрачное и какое-то отсутствующее выражение бледного лица - словно Урихо не мог сообразить, где находится. Сделав несколько шагов на подгибающихся ногах, он тяжело уселся на торчащий из земли толстый корень.
        Но пролаза только выглядел раздавленным и побежденным. В голове, шумящей от удара, тонко зудела мысль: нож в рукаве! Перевязь с мечом враг с него снял, а обыскать не успел!
        Охотник уловил в облике пленника что-то фальшивое и веско предупредил:
        - Дернешься - будет очень, очень скверно! То, что от тебя останется, нельзя будет положить на погребальный костер - оно с поленницы наземь стечет.
        - Давно догадался? - проигнорировал угрозу Урихо.
        - Ну, трудно сказать… Что ты молол про четырех Клыкастых Жаб в горах - это пустяки. Не приврешь - красиво не расскажешь. Я тоже, бывало, спускал на слушателей стаю драконов. Хотя все знают, что драконы стаями не летают.
        Урихо кивнул. Равнодушие не было показным: ему и впрямь было безразлично, что враг узнал его позорную тайну. Он подался вперед. Рука, вроде бы бессильная, свесилась вниз… Только это и имело значение - тяжесть ножа, скользнувшего в ладонь!
        - А выдала тебя ящерка, которую ты продал Тагиарри, - продолжал Охотник. - Сам прикинь: Нурвеш хвалится Хранителю, что принесет добычу, какая попадается раз в жизни. После этого он исчезает вместе с братом, а ты притаскиваешь на продажу редчайшую тварюшку, которую можно подманить только на пение. У Нурвеша, помнится, был дивный голос. А про твою манеру петь Черная Азалия говорила… не помню, то ли с верблюдом тебя сравнивала, то ли с больным петухом.
        - Она так сказала? - переспросил Урихо, осторожно разгибаясь. Пальцы стискивали нож.
        - Именно так. Тут я и припомнил, что ты якобы шестнадцать лет шляешься по Подгорному Миру - и до сих пор он с тобой не сладил. Слушай, крепкая натура, ты хоть раз за Грань ходил?
        - Нет, - спокойно признался Урихо в том, чего даже под пыткой не рассказал бы своим прихвостням. - С тех пор как был учеником - ни разу.
        - Я так и подумал. Ведь ты тоже ученик Лауруша.
        - Да, ты понимаешь, - мертвым голосом проговорил тот, кого уже нельзя было назвать пролазой. - Ты помнишь, как старик вдавливал в душу страх перед отравой Подгорного Мира! Я так и не решился…
        - А жил тем, что убивал и грабил Охотников, да? И своих пролаз небось тоже?
        - Их-то что жалеть? - цинично усмехнулся Урихо. - Им все равно недолго людьми оставаться. - И вдруг ему нестерпимо захотелось выговориться перед человеком, которого он собирался убить. Урихо сорвался на крик: - Ты хоть знаешь, что это такое - исходить тоской по Подгорному Миру и не сметь пройти через Ворота! Да я бы все будущие жизни отдал за крупицу Снадобья! Но ни разу его не нашел… ни у одного из Охотников, которых… - Он взял себя в руки и замолчал.
        На мгновение Шенги испытал сочувствие к тому, кто был воспитан Подгорным Охотником, но отлучен судьбой от страшных и прекрасных земель за Гранью. Подавив в себе это чувство, Совиная Лапа строго сказал:
        - Да, об Охотниках… Это ведь ты их так лихо истреблял в Издагмире?
        - Не я один. Хотел, чтоб Хранитель признал Охотниками меня и мою ватагу. Так унизительно быть пролазой! Заодно отомстил бы Лаурушу и Гильдии за то, что меня вышвырнули. Но Тагиарри решился бы взять нас на службу лишь тогда, когда не осталось бы под рукой ни одного гильдейского Охотника, а Твари вконец запугали бы округу.
        - Для того и балаган с водяными ежами, запущенными в озеро?
        - Ну да. Ежи начали бы жрать людей, ты бы героически погиб при попытке управиться с хищниками. Погиб бы, не сомневайся, все было продумано. Затем являюсь я и красиво усмиряю Тварей. Один из моих парней знает приманку - ежи с другого конца озера приплывут на запах! А если добавить в приманку яда…
        - Понятно. Следы Клыкастой Жабы на дороге - это деревянные «лапы» на сапоги надеты, верно? Напортачил ты со следами. Сразу видно, что за Гранью давно не был. А кто летом ревел на меня в лесу?
        - Один из наших смастерил трубу: подуешь - и жуткий рев. Не отличить от Клыкастой Жабы!
        - Ясно. И Хозяйка Зла еще надеется сделать людей подлее и коварнее, чем они есть! Вот дуреха, правда? Караваны тоже ты грабил?
        - Конечно, я!
        - А вот это врешь! - заявил вдруг Шенги уверенно и зло. - Не по усам тебе и твоим приспешникам грабить караван с охраной! Убить исподтишка какого-нибудь бедолагу - это вы еще…
        Он не договорил: Урихо, как разрывающий кольцо облавы хищник, метнулся вперед. Нож ударил, целя в горло Охотнику. Но сильная рука отбила его в сторону, лезвие лишь распороло ворот рубахи. Черная лапа встретила врага, когти впились в бок, обагрив атласный камзол. Урихо рванулся, оставил на когтях врага клочья окровавленной одежды и, прихрамывая, кренясь на каждом шагу, побежал по оврагу.
        Шенги дернулся было догонять беглеца, но остановился, пораженный чувством ужасной, невосполнимой потери. Что-то он утратил, несказанно дорогое… но что?
        Левая ладонь поднялась к груди. Так и есть! От удара ножа лопнула цепочка, и бархатный мешочек с талисманом в драке был отброшен в сторону.
        На лбу Охотника выступил холодный пот. Он не знал до этого мгновения, как сжилась его душа с небольшим кусочком серебра. Шенги разом забыл о противнике. Опустившись на колени, он поспешно перебирал левой ладонью палую листву в поисках своего сокровища. На дне оврага было сыро и темно, из-под листьев сочилась грязь. Шенги ничего не замечал. Когтистая лапа нервно сжималась и разжималась.
        Наконец драгоценная пропажа отыскалась. Шенги положил ее на перепачканную ладонь и с удивлением заметил, что ладонь дрожит! Да что там рука - все тело сотрясает дрожь! А сердце бьется, как не билось после нападения крылатого демона!
        Да чем же она стала для Шенги, эта серебряная пластинка с загадочными знаками?!
        Ладно, а как там беглец? Ну-ка, ну-ка… Ух ты! Далеко успел уйти, хотя и ранен! Ничего, талисман его везде отыщет.

* * *
        Великолепная книга в синем переплете скучала на краю стола. Учителя нет дома, некому проверить, как Нитха переписывает «Животных Наррабана». Так зачем пачкать пальцы чернилами? Юная ученица Подгорного Охотника проводила время гораздо, на ее взгляд, полезнее: установила в дальнем конце зала доску и, подняв тяжелый арбалет, старательно ловила в прицел центр мишени, нарисованной угольком.
        Нургидан тоже занимался любимым делом: закинув руки за голову, лежал на лавке и ехидно критиковал Нитху. Хотя ему, между прочим, велено было к приходу учителя вымести золу из очага в пристройке.
        Дайру, поставив на стол широкую миску, перебирал пшено для похлебки на ужин. Ни Нургидан, ни девочка с ним не заговаривали, опасаясь нарваться на холодный и злой отпор или, хуже того, на нарочитую, ехидную угодливость.
        И то сказать, посыпались на беднягу невзгоды, причем разом! Ошейник… да от такого позора и жить-то не захочется! Запрет носить оружие… а что за Подгорный Охотник без меча и арбалета!
        А тут еще днем, в отсутствие учителя, заявился наемник, сопровождавший караван до Аргосмира и только что вернувшийся назад. Он, дескать, по просьбе Шенги возил письмо Главе Гильдии, так вот ответ (просьба не серчать, что печать в дороге сломалась да пергамент малость помялся).
        Ну, раз печать сломалась, значит, сама судьба велит сунуть в письмо три любопытных носа! Они же знали, что учитель писал в столицу насчет Дайру. Мол, есть у него ученик, очень способный мальчик, но позволено ли будет рабу войти в Гильдию?
        Вот и пришел ответ… ох, лучше бы его не читать! Как только ни честил Лауруш своего бывшего ученика за неуважение к традициям и достоинству Гильдии! Странно, что пергамент от таких выражений не задымился! А про Дайру была такая фраза: «Сам знаешь, из куриного яйца орленок не вылупится, а тебе яйцо попалось и вовсе тухлое! Вижу, перестал ты уважать знак нашей Гильдии!»
        Дайру прочел - и лицо стало серым, как зола погребального костра.
        Нитха сунулась к нему с утешением: мол, Шенги еще уломает Главу Гильдии, Дайру наденет браслет Охотника… Лучше бы не совалась!
        Подросток ответил подрагивающим, но ядовитым голосом, что такому ничтожеству, как он, вполне хватит и того, что уже надето на шею. А если светлой принцессе лень самой таскать по Подгорному Миру дорожный мешок, так этому горю легко пособить. И Лауруша не надо беспокоить - достаточно договориться с Бавидагом, чтоб своего раба на время одолжил.
        После этого Нитха и начала возню с арбалетом…
        Нургидан, снабжая ее действия ядовитыми комментариями, нет-нет да поглядывал на угрюмую физиономию, склонившуюся над миской с крупой. На время забыв распри с белобрысым хитрецом, юный Сын Клана думал о запрете на оружие. Это казалось ему главной проблемой.
        Без оружия в Подгорном Мире незадачливому напарнику и впрямь останется одно - дорожные мешки таскать!
        После напряженных размышлений Нургидан заговорил, обращаясь, однако, не к Дайру, а к девочке:
        - Зря нас Шенги обучает только карраджу да из арбалета стрелять. Оружие ведь разное бывает, не только меч. Вот, скажем, нож. Если носить за голенищем или под курткой, со стороны и не видно. Как будто ты безоружный.
        Пальцы Дайру прекратили работу, но тут же по лицу скользнула презрительная усмешка. Нитха заметила эту гримасу, опустила арбалет и ответила Нургидану:
        - Нож - это что! В плен попадешь - обыщут и в два счета найдут. Можно похитрее что-нибудь измыслить. В Наррабане говорят: «Придет нужда, так и с черепахи шерсти настрижешь». Вот бывает оружие, которое вроде и не оружие совсем. Никому в голову не придет, что такой штукой можно убить. Это называется иру-кхао - «оружие-невидимка».
        Дайру отодвинул миску, положил руки на стол - заинтересовался! Нитха с энтузиазмом продолжила:
        - Видел бы ты моих старших сестер, дочек нашей вэшти! Цветочки, а не девушки! Птички! Мотыльки! И не скажешь, что убьют на месте любого, кто осмелится их обидеть. С иру-кхао не расстаются нигде и никогда, но об этом знают только родственники и слуги, а прочим не догадаться.
        - Это как же? - не понял Нургидан.
        - У Ахнасты-шиу в прическе шпилька - длинная такая, украшена мелкими рубинами. Если ее выдернуть, прическа рассыплется… зато шпильку можно вонзить врагу в сердце или в горло. Ахнаста умеет, ее научила старая служанка. А Ранса-шиу всюду носит с собой веер. Красивый, большой, расписан павлинами. А боковые планки - стальные, остро заточены… Уйди, дурень! - крикнула она Старому Вояке, возникшему между ней и мишенью. - Ведь стрелу влеплю!
        - Напугала дождик плеткой! - огрызнулся призрак, но на всякий случай взмыл под потолок.
        Нитха вновь подняла арбалет. Краем глаза углядела, что Дайру вернулся к работе, но пальцы двигаются вяло, а лицо задумчивое. То-то! Пусть не размышляет о своем унижении и несчастье, а придумывает оружие-невидимку!
        - Темнеет, - озабоченно бросил Нургидан. - Хоть бы учитель скорее вернулся!
        Дайру взглянул на окно, за которым медленно сгущались ранние сумерки. В самом деле, скорее бы! Совиная Лапа пришел сегодня на рассвете, исцарапанный в кровь, в изодранной одежде. Умылся, завалился в постель, немного поспал и вновь ушел без объяснений. А в полдень зашел сосед Вайсувеш и рассказал невероятную историю о том, как учитель изловил демона за хвост и прокатился на нем верхом…
        Размышления Дайру были прерваны вскриком. Нитха спустила тетиву, стрела расколола доску, ударив точно в центр мишени. Но девочка, разом побледневшая, с расширившимися глазами, даже не заметила своей удачи.
        - С учителем плохо! - выдохнула она.
        - Что-что? - приподнялся на локте Нургидан.
        - С учителем плохо! - повторила Нитха. - Он куда-то идет, там его ждет беда!
        - Прикуси язык, - возмутился Нургидан. - Кончай недоброе говорить. Иди лучше золу из очага вымети.
        Нитха беспомощно глядела ему в лицо. Волнение перехватило ей горло.
        И тут Дайру встал так резко, что опрокинул миску. Пшено рассыпалось по столу, но подросток не обратил на это внимания.
        - Что, забыл Котел Смерти? - крикнул он так гневно, что Нургидан вздрогнул от изумления. - Как она на поляну идти не хотела!.. У нее чутье на опасность, учитель же сказал! Раз она говорит, что с Шенги плохо, значит, надо его выручать!
        Таким друзья еще не видели Дайру. Даже голос изменился!
        - А ты разве знаешь, куда он пошел? - спросил озадаченный Нургидан. - Или думаешь разыскивать его по городу? По запаху след возьмешь, как гончая?
        - Я - нет. А вот тебе, может, и придется - по запаху!
        Нургидан вскочил со скамьи, свирепо ощетинился:
        - Ты на что, гад, намекаешь? Я ж тебя за это…
        Дайру не дрогнул:
        - Не намекаю, а прямо говорю! Сам знаешь, какое у тебя чутье - та самая гончая позавидует! Жалко хорошему делу помочь, да?
        Нургидан сообразил, что обиделся напрасно, и ответил тоном ниже:
        - Да я… ладно, попробую.
        Он протянул руку к висящей на гвозде перевязи и сдвинул брови, увидев, что Дайру уже надел перевязь и пристегивает к ней меч.
        - Да ты что… ведь нельзя же…
        - А идите вы с Бавидагом в трясину поганую! - с чувством ответил Дайру. - Только мне сейчас про эту дурь думать! Пусть потом хозяин хоть насмерть запорет, лишь бы с учителем худого не случилось!
        - Нургидан прав, - сердито сказала Нитха. - Глянул бы на себя со стороны: в ошейнике и с мечом! Не то что стража - первый встречный остановит!
        Дайру замер. Кончиками пальцев коснулся ошейника, о котором забыл впервые за сутки. Затем с проклятьем сорвал перевязь вместе с мечом и зашвырнул в угол. Надел куртку, затянул кожаным поясом с железной пряжкой.
        - Готовы? Идем!
        Нургидан двинулся к двери, даже не удивившись тому, что раб командует принцессой и Сыном Рода.
        На крыльце Нитха задержалась.
        - Знаю, откуда беда, - сказала она с глубокой убежденностью. - Помните ту шлюху? Наверняка учитель к ней идет! Нашел с кем спутаться, она же дрянь! У нас в Наррабане говорят: «Хочешь дружить со змеей - дружи, но палки из рук не выпускай!»
        Мальчишки переглянулись. Затем Нургидан сердито отозвался:
        - Не была б ты принцессой, сказал бы я, что ты ревнивая дура!
        Девчушка вспыхнула, поправила колчан у бедра.
        - Да? Ну и как хотите, раз не верите! Шляйтесь по городу, обнюхивайте все углы! А я найду эту стерву и дознаюсь…
        Не договорив, Нитха побежала через двор. Из-за тяжелого арбалета, оттягивающего плечо, походка была неровной, ныряющей.
        - Ну что с ней делать? - тревожно сказал Дайру. - Надо догнать, уговорить…
        - Уговори летящую стрелу вернуться в колчан! - фыркнул Нургидан.
        - Подожди-ка! Та красотка… она поет в «Пути по радуге», так? Но ведь ты знаешь, что это за место! Про него такое рассказывают…
        - И я кое-что слышал, - кивнул Нургидан.
        - Это что же выходит? Это куда ж мы с тобой отпустили заморскую принцессу - одну и на ночь глядя?
        - Да уж, Рахсан-дэр спасибо скажет, - протянул Нургидан.
        Мальчишки вновь переглянулись - на этот раз в полной растерянности.

22. Лица убийц
        - Зови своего дружка, да поживее!
        - Ты… ранен?
        - Шевелись! Дело срочное!
        Женский силуэт метнулся в светлом проеме распахнутой двери и исчез. Урихо, опираясь на выломанный еще в лесу толстый сук, уселся на крыльцо и стал ждать.
        Листва давно облетела с калины и бузины, голые ветви сиротливо зябли под вечерней легкой моросью. Из глубины дома доносились отголоски музыки, смех. На миг нестерпимо захотелось в тепло, к людям.
        Урихо стиснул палку, настороженно озираясь. Ему нельзя было расслабляться. Он знал, что за ним идет враг, которого не обманешь и не собьешь со следа.
        И не удивился, когда темная фигура возникла на гребне полуразрушенной стены, спрыгнула на землю и напролом сквозь кусты двинулась к крыльцу.
        - В игорный дом подался? - весело спросил Шенги. - Захотелось погреметь костяшками? Не советую, сегодня не твой день удачи.
        Урихо поднялся на ноги. Он был бледен, губы искусаны в кровь.
        - Раньше надо было тебя кончать! - с темной ненавистью бросил он. - Летом, в лесу. А эти дурни твердили: «Опасно, Тагиарри догадается…»
        - С тобой все ясно. А вот с твоими дурнями хотелось бы потолковать.
        - Да? - оскалился Урихо. - А жареной луны тебе бы не хотелось?
        - Все равно ведь их назовешь. Не мне, так Хранителю. Под пыткой.
        - Под пыткой? Ну нет, на дыбу не пойду!
        Урихо поднялся во весь рост, шагнул вперед, угрожающе вскинул над головой тяжелый сук. Но вдруг колени подломились, сук выпал из ослабевшей руки, и он лицом вниз рухнул к ногам врага.
        Охотник нагнулся над Урихо, тронул шею там, где должна была биться жилка. Посмотрел на костяную рукоять ножа, торчащую из-под лопатки мертвеца. Перевел взгляд на стоявшего в стороне встревоженного Киджара.
        - Что стряслось? - обеспокоенно спросил десятник. - Опять ты с этим пролазой не поладил? С чего он на тебя набросился?
        - Он был ранен и безоружен, - негромко ответил Шенги. - Не надо было его убивать.
        - Как - безоружен? - ахнул Киджар. - Я же сам видел… - Он вытянул голову, пригляделся. - Палка?! А мне показалось… У меня-то меча нет, в игорный дом с оружием не пускают. Только нож, с ним я не расстаюсь.
        - Кстати, о ножах, - ровно сказал Шенги. - Парнишка-наррабанец сказал, что, когда был разгромлен их караван, у его отца пропал амулет: нож с костяной ручкой, а на ней рисунок - носорог. Позже в книге на картинке я увидел носорога и вспомнил, что такого зверя мне уже доводилось видеть. Киджар, где ты взял свой нож?
        - Так это амулет? Какая досада, придется вернуть. Там и нашел, на дороге. Вещица не из ценных, решил себе оставить. А что тут такого?
        - Значит, это ты со своим десятком был там, когда…
        - Ну да, когда Клыкастая Жаба купцов растерзала.
        - Какая у тебя, десятник, жизнь интересная! Как что случится - ты там оказываешься! Я недавно сообразил… Помнишь, в Грайанской Башне - она еще не была моей - нашли Охотника со свернутой шеей? Тагиарри мне рассказывал, что незадолго до этого мимо башни проходил Киджар, десятник городской стражи. Обратил внимание, как красиво лег снег - и никаких следов!
        - Никак не пойму, о чем ты…
        - Не прошел бы ты там, не залюбовался на ровный снежок - искали бы убийцу по всему городу. А так все понятно: зловещий мертвец убил Охотника! О Безликие, это наш-то призрак! Да он от моих ребятишек прячется, совсем они его задразнили.
        - Не нравятся мне твои разговоры…
        - И мне не нравятся твои, десятник! Когда пузыри-убийцы напали на купцов, опять-таки ты прибыл туда первым. Сам мне вчера рассказывал, как красиво они расправляют в небе щупальца - не то семь, не то восемь… Хотя даже мой лодырь Нургидан знает, что у пузырей только три щупальца. И зимой они не воспаряют в небеса, а еле-еле поднимаются над землей.
        Десятник больше не спрашивал объяснений. С суровым и сосредоточенным лицом он отступил за порог, в коридор.
        - Жаль, - выдохнул он. - Но все равно пришлось бы…
        Охотнику снизу было видно, как Киджар протянул руку, не глядя сдвинул на стене какую-то дощечку и взял из открывшейся узкой ниши топорик на длинной рукояти.
        - Маленькие тайны игорного дома! - воскликнул Шенги. - Ты, я вижу, знаешь их все! Только тебе бы сподручнее штырем от ширмы, верно?
        Киджар вернулся на крыльцо, мягко спустился со ступенек.
        - И об этом догадался? - спросил он, двумя руками держа перед собой топорик.
        - Догадался, да не сразу, - огорченно ответил Охотник, подняв меч в защитной позиции «звездная ограда». - Убийца мог уйти только мимо стражника… или сам стражник убийца, я его сначала подозревал.
        - Хислата? Этого теленка деревенского? - Киджар сделал резкий выпад, но лезвие, отведенное мечом, ушло в сторону. - Да ему и в голову не пришло, что его десятник может… Хэй!
        И стремительно завращал перед собой топор. Длинная рукоять давала десятнику преимущество. Шенги отступил, хотя понимал, что противник норовит прижать его к стене, запутать в кустах.
        - Верно. Ты говорил, что Хислат - новичок в страже. Но остальные… те, что летом с нами по лесу… они должны знать, в десятке такие секреты не утаишь.
        Он отступил еще на шаг - Киджар был умелым бойцом.
        - Я не хотел тебя убивать, - мрачно сказал десятник. - Предлагал взять в долю. Но Урихо, скотина тщеславная, метил на твое место. Надо было убить его и договориться с тобой.
        - Думаешь, я согласился бы?
        - А то нет? Если бы твоя девчушка у нас была.
        - Нитха?! Так это ты велел ее похитить?
        - Ага. Урихо целую пьесу придумал: великий Шенги спасает ученицу от разбойников, расправляется с шайкой, но погибает и сам. Но я все-таки надеялся, что мы с тобой сможем…
        Он не договорил. Топор, сделав обманное движение и обойдя клинок, обрушился, грозя расколоть череп Охотника.
        Но черная жесткая лапа ударила по древку под самым лезвием, отбив топор в сторону. Шенги рванулся вперед. Острие меча точно и аккуратно вошло в горло десятника. Тот упал, с хрипом покатился по земле.
        Звуки предсмертной агонии заглушил пронзительный женский вскрик.
        На крыльце стояла Черная Азалия. Распахнутый плащ открывал золотистое платье. Прекрасное лицо женщины было белым, словно выточенное из кости.
        - Ты убил…
        - Послушай… - начал было Шенги, шагнув к крыльцу.
        - Замолчи! Да как ты посмел! Из всех моих любовников он был самым отважным, самым неутомимым, самым щедрым…
        - Но я… мы…
        - Что - «мы»? Я и не взглянула бы на тебя, если б он не просил закружить тебе голову! Ради него я бы на все… Многие хвалились, что осыплют меня золотом, но только он действительно… с ног до головы… монетами!
        - Краденым золотом, милая.
        - Молчи! Ты еще не понял, что живешь последние мгновения?
        И Шенги, пораженный в самое сердце, увидел, как за плечами красавицы поднялась и начала сгущаться тень, принявшая очертания гигантской птицы.
        Меч, только что сразивший Киджара, вновь взмыл в воздух… но тут Охотник почувствовал в правой лапе знакомую тягучую судорогу. Когти перехватили левое запястье и стиснули так, что ладонь разжалась, выронив оружие.
        Шенги проклинал собственную беспомощность. Тело словно окаменело, правая рука держала левое запястье, ноги не могли сдвинуться с места. Он стоял, настигнутый чарами серого камня. Оставалось встретить гибель, не выклянчивая пощады.
        Охотник с трудом поднял голову и заставил себя улыбнуться:
        - Вот уж не думал, что моя смерть будет так хороша собой!
        Женщина не ответила. Тень за ее плечами становилась все более отчетливой: большая круглая голова, изогнутый клюв, лунные глазищи…
        И тут прозвучал боевой клич - гортанный, наррабанский. Над плечом Охотника свистнула стрела, навылет пробила горло женщины и засела в дверном косяке.
        Красавица мягко осела на крыльцо и осталась лежать, словно груда тряпья. Грозная тень исчезла, а на груди у мертвой женщины завозился, шипя и щелкая клювом, злобный комок перьев.
        Проклятые чары сковали Шенги, лишь глаза жили на побелевшем лице - огромные, полные страдания.
        Сова распушила перья, готовясь взлететь.
        В лунном свете легко сверкнул нож, выхваченный из-за голенища мягкого сапожка и детской рукой брошенный навстречу птице-демону. А вслед за ножом, подхватив и направив его в полете, ринулось черное наррабанское проклятие. Голос, выдохнувший в ночь это полное злобы слово, был совсем не детским: так ревнивая женщина швыряет оскорбление сопернице!
        Нож уткнулся в груду перьев. Сова забилась на земле. Огромный желтый глаз подернулся мутной пленкой. Крыло последний раз дернулось и подломилось.
        А Шенги ярко, до рези в глазах увидел серый камень - покосившись, он расселся пополам, по шершавому излому побежали крупные темные капли. Вокруг в ужасе метались жрецы в развевающихся балахонах. То одна, то другая черная фигура обрушивалась наземь грудой тряпья, из капюшона вылетала перепуганная птица и спешила скрыться в ветвях. Ночь наполнилась щелканьем клювов и паническим уханьем. Неразумные, ничего не помнящие лесные создания…
        Видение отхлынуло. Чужая власть отпустила Шенги. Но Охотник подумал об этом вскользь. Не гибель Совиного Капища владела его мыслями. И даже то, что рядом остывало тело женщины, с которой он делил ложе, почему-то не волновало его. Единственное, что видел Шенги, - это личико Нитхи, на котором черная ненависть уступала место смятению и испугу. Самым важным сейчас было успокоить девочку.
        - Я… убила ее, да?
        - Это не женщина! Ты убила не человека! Не переживай, маленькая моя героиня!
        - Она была Совиным Божеством? Она хотела тебя убить?
        - Да.
        Нитха потрясенно огляделась.
        - Я… я всегда говорила, что она паскуда! - Голосок девочки вздрагивал, она явно не до конца понимала, что произошло.
        - Где слов таких нахваталась… - с нарочитой строгостью начал учитель и вдруг замолчал.
        Послышались голоса, на крыльцо вывалилось несколько мужчин. Одного взгляда Охотнику хватило, чтобы узнать тех, с кем все лето скитался по лесам.
        - Беги отсюда! - строго приказал Шенги девочке. - Слышала, что я сказал?
        Он не надеялся, что Нитха подчинится. Но, к удивлению учителя, девчонка спрыгнула со стены и, бросив арбалет, пустилась бежать через пустырь.
        Вот и хорошо. А ему, Шенги, бежать нельзя. Надо задержать погоню, а то эти парни в два счета изловят малышку.
        Стражники толпились на крыльце, ошалело разглядывая три мертвых тела. Только сейчас Шенги заметил, что у всех до единого - мечи! Это в игорном-то доме! Значит, не случайно вышли на задний двор! Кто позвал их? Хозяин? Или Черная Азалия - перед тем как выбежать на крыльцо и увидеть гибель любовника?
        Не было ни вопросов, ни криков: «Хватай его, ребята!» Парни бросились вперед, словно повинуясь приказу мертвого десятника.
        Но они нарвались не на купеческую охрану, которая, не ожидая худа от стражников, бывала застигнута врасплох. Охотник ринулся напролом, расшвыривая нападавших. На кого они посмели тявкать, эти одичавшие сторожевые псы, эти грабители на жалованье у казны, эти липовые Подгорные Твари? На Совиную Лапу? Да они за ним еще помотаются, высунув языки и клацая зубами! А когда ему надоест игра в догонялки, он их, как щенячий выводок, в один мешок засунет и в реке утопит!
        Все это он разъяснял противникам громко и азартно, с веселой злостью парируя удары озверевших стражников и раз за разом вырываясь из смыкавшегося кольца.
        И все же ему пришлось туго. Девять негодяев, понимающих, что они дерутся за свою жизнь и свободу, да в придачу десятый - примчавшийся на подмогу хозяин игорного дома. Он крутился за спинами дерущихся, держа наготове заряженный арбалет, но не стрелял - боялся зацепить своих.
        Никто из игроков не вышел на крики и лязг клинков. «Путь по радуге» - место особенное, здесь может твориться что угодно. Главное - не лезть в чужие дела, даже если на заднем дворе затрубят наррабанские боевые слоны или заревут Клыкастые Жабы. Но если кто и выглянул бы… Шенги сейчас - преступник, убивший трех человек, в том числе десятника стражи и красавицу певицу, общую любимицу! Да его в клочья разорвут!
        Орава стражников прижала Совиную Лапу к стене… ах, паршиво, не вывернуться, не уйти, да еще тот хомяк с арбалетом позади болтается… Стоп, а ведь над головой окно! Правда, закрыто ставнями, но если очень хочется жить…
        Когти вонзились в дерево. Мощная лапа сдернула ставню с окна легко, словно платок с девичьей головки. Дубовая тяжелая доска пролетела над головами стражников и шмякнула по башке хозяина игорного дома. Ура! Те же минус арбалет!
        Шенги с ловкостью циркового акробата взлетел на высокий подоконник. Могучим ударом отправил в полет самого шустрого из стражников, сунувшегося было следом, оглянулся и понял, что оказался на кухне.
        Поваров при боевых действиях можно было в расчет не брать: попрятались по углам с привычным проворством. Не впервые драки, захлестывая игорный дом, выплескивались на кухню. Прислуга не собиралась мешать гостям развлекаться.
        Над очагом булькала в котле похлебка, - судя по запаху, для рабов. Или для собак. Схватив тряпку, чтобы не обжечь левую руку, Шенги сорвал тяжелый котел с крюка, отволок к окну и опрокинул через подоконник. Помедлил, вслушиваясь в вопли стражников, столкнул за окно и котел.
        Пока ошпаренные крысы считают ожоги, можно оторваться от погони. Эта дверь ведет в… Никуда не ведет, это чулан. А вот эта - черный ход наверх. На прощание запустим подносом в возникшую над подоконником голову - и по ступенькам!..
        Судя по крикам, народу позади прибавилось. Должно быть, мерзавец хозяин очнулся и свистнул своим охранникам. Выше, выше… люк… чердак! Изумительно! Чердаки просто богами созданы, чтобы их оборонять. Что заперт - плевать! Не такие засовы с корнями выдирали! Хо-о-оро-ший рывок - и замок укувыркался по ступенькам. Теперь пусть кто-нибудь сунется следом! В люк больше одной морды сразу не пролезет, а ему, Шенги, будет очень, очень удобно плясать у них на головах!..
        Ох, нет! Не так уж хорош для обороны этот просторный, заваленный всяким хламом чердак, потому как имеется окно. Скоро эти сволочи притащат лестницу и зажмут его с двух сторон. Надо завалить люк чем-нибудь увесистым. Да побыстрее, а то внизу уже топот и голоса…
        Подхватив сломанную прялку, Шенги швырнул ее вниз, в люк. Послышался вскрик, погоня приостановилась. А Охотник углядел в куче старых вещей угол сундука. Расшвыряв какие-то вонючие тулупы, Шенги вытащил сундук на середину чердака, на крышку люка. Эх, легковата находка, еще бы чего-нибудь набросать…
        Совиная Лапа обернулся к куче барахла и даже забыл о погоне.
        Ничего себе хлам! Сверху и впрямь какое-то старье навалено, а под ним - рулоны узорчатой ткани. И большой мешок, распоротый по шву - в щель среди стружек посвечивало цветное стекло. И еще какие-то мешки, вьюки…
        Не там ли камни из верховьев Тхрека, что привезли в Гурлиан Чегри и его отец?..
        От раздумий Охотника отвлек шум: в чердачном окне показалась рожа. В два прыжка Шенги очутился у окна и от души врезал незваному гостю. Рожа исчезла.
        Высунувшись из окна, Охотник увидел, что мерзавцы притащили две лестницы и вознамерились всерьез идти на приступ. Отбиться-то можно, но и снизу вовсю колотят в крышку люка, вот-вот сдвинут сундук.
        Со двора послышались крики, одна из лестниц дернулась. Шенги заинтересованно перегнулся за окно... и от потрясения чуть не скатился вниз по крыше.
        Что они здесь делают, паршивые щенята?! Шенги согласен ставить на кон свою жизнь, но их-то годочки обрывать еще рано!
        Но поди скажи это Нургидану, который лихо и вполне по-взрослому обороняет лестницу, давая Дайру возможность подняться! Растерявшиеся было стражники опомнились и набросились на мальчугана… ах, как он крутится, как вьется среди противников! Вот кому-то ударил головой в живот, вывернулся из-под скорчившегося от боли противника и, словно из-за щита, достал клинком другого врага…
        Дайру оглянулся, помедлил на нижних ступеньках. Рядом возник здоровенный стражник, протянул руку. Шенги не успел вскрикнуть: мальчик взмахнул чем-то (палкой, что ли, в сумраке не разберешь) - и противник растянулся на земле.
        Шенги протянул руку, втащил Дайру в окно и вновь высунулся на крышу - помочь взобраться Нургидану. Вдвоем они столкнули вниз лестницы.
        Дайру тем временем огляделся, подошел к сундуку, сотрясающемуся от ударов в дно, и спокойно уселся на крышку. И правильно - ни к чему втроем у окна тесниться.
        Атака захлебнулась. Стражники сгрудились внизу и принялись совещаться.
        Дайру, не обращая внимания на доносящиеся с лестницы злые голоса, вертел в руках свой кожаный пояс с массивной пряжкой.
        - Я и не знал, что это такая удобная штука! Махнешь в лоб - любой враг с копыт кувыркнется! А по виду просто пояс. Любой может надеть… и раб! Чем не иру-кхао?
        Встав на сундуке на коленях, Дайру взмахнул ремнем и угодил себе по плечу.
        - Потренироваться надо, - поморщился он. - А если пряжку еще тяжелее, да края заточить…
        - Ну-ка, дай, - заинтересовался Нургидан. Несколько раз взмахнул ремнем и оценил: - Вещь! Слушай, а если по краю, вот здесь, насажать такие остренькие железные заклепочки - вроде для красоты, а полоснешь краем ремня…
        - Подумаю, - кивнул Дайру, принимая назад свое сокровище. Шенги заметил, что угрюмая пришибленность мальчишки исчезла. Он держал в руках оружие!
        Нургидан вернулся на свой пост у окна.
        - Темнеет, - озабоченно сказал он. - Да, а что произошло? Из-за чего пожар-то?
        Шенги начал рассказывать, как распутал тайну нападения на караваны, но брошенный за окно взгляд заставил его замолчать: какой-то мерзавец целился вверх из арбалета.
        Учитель успел отшвырнуть Нургидана от окна - и что-то тупо ткнуло его в грудь...
        Сначала боли не было - только удивление и кровь на ладонях. Потом она пришла, резкая, тяжелая, глухо пульсирующая внутри, и тело мучительно содрогалось в такт этим ударам. Ноги подкосились, пришлось опереться на плечо оказавшегося рядом Нургидана.
        - Не стой на виду… опасно… - с трудом выговорил он, и все стало далеким, отодвинулось в невообразимую глубину. Из этой черной глубины донесся голос Дайру: «Стрелу не вынимай!..»
        Не было боли, не было времени, не было пространства - лишь черная вязкая мгла.
        А потом все вернулось, и первой вернулась боль, вцепилась в грудь. Зачем его тормошат?
        Неприятный острый запах прояснил сознание. Шенги попытался отодвинуть голову от стеклянного сосуда, который держал перед его носом седовласый человек.

«Лекарь, - подумал Совиная Лапа. - Керусай…» Почему-то ему было приятно, что он сумел вспомнить имя старика.
        - Он будет жить? - тревожно спросил кто-то над плечом лекаря.
        Тагиарри! Вот теперь Охотник вспомнил все.
        - Нужно… рассказать… - Он попытался подняться на локте, но боль опрокинула его навзничь.
        - Не ворочайся! - Тагиарри уселся рядом. Только теперь Охотник заметил, что лежит на широкой кровати под пышным розовым балдахином.
        - Ты в игорном доме, - проследил Хранитель взгляд раненого. - В одной из комнат для здешних шлюшек. Керусай запретил тебя переносить. А рассказать - расскажешь, для того я и здесь. Твоя девчонка пробилась во дворец, всех перебаламутила: учителя убивают, везде измена, нужно срочно армию на помощь!.. Не была б она принцессой, ее б слушать не стали, а так - прорвалась ко мне и за рукав притащила сюда. Рассказывай, но покороче, а то лекарь на меня зверем смотрит.
        Говорить было больно, слова выходили из горла с хрипом, но Шенги думал лишь о том, что ему могут не поверить, что Хранитель сейчас встанет и уйдет, оставив его здесь издыхать - опозоренного убийцу и лжеца.
        Но Тагиарри слушал с мрачным лицом, низко склонившись над раненым, чтобы не упустить ни одного слова, а потом резко разогнулся и повелительно бросил кому-то:
        - Весь десяток Киджара - в застенок!
        Это и было самым главным, но Шенги продолжал бормотать о награбленных товарах на чердаке, о демоне, который больше не будет тревожить город. А потом бездонная мгла, на время выпустившая его из объятий, вновь спутала мысли, превратила речь в бред, наполнила глаза темнотой и милосердно погасила боль.
        КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ КНИГИ.
        ВТОРАЯ ЧАСТИ КНИГИ - "АМУЛЕТ ДРЕВНЕЙ СОВЫ"66944