Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Говда Олег / Новик : " №02 Новик Невольник Казак " - читать онлайн

Сохранить .
Новик, невольник, казак Олег Иосифович Говда
        Новик #2
        Деяния полководцев запечатлены на батальных полотнах художников в назидание потомкам и в память о былой славе и величии. Но никто не знает, сколько не менее ожесточенных сражений происходило, прежде чем на ратном поле сходились полки и армии. Только потому, что эти подвиги совершались обычными людьми. Зачем скачет на Сечь Олеся, зная, что женщинам вход туда запрещен под страхом смертной казни?.. Что и куда везет разбойничий байдак атамана Ворона? Как Петру отличить друга от врага, если утром он речной тать, в обед - казак, а вечером - ушлый контрабандист? Поможет или помешает новым товарищам наш современник, когда придет его время выбирать, на чьей стороне сражаться?
        Степан Кулик
        Новик, невольник, казак
        Оформление обложки Бориса Аджиева
        
* * *
        Сквозь кровь и пыль…
        Летит, летит степная кобылица
        И мнет ковыль… А. Блок
        Часть первая. DENTE LUPUS,CORNU TAURUS PETIT…[Волк клыками, бык рогами… (лат.).]
        Глава первая
        Поисковая группа вернулась к кострам примерно через час… Не вся. Уходили вчетвером. Вернулось трое. Ворон был как сам не свой. Метался по берегу и время от времени потрясал кулаками, выкрикивая проклятья. В чей именно адрес, я не расслышал. Вроде и близко байдак стоял, а все же шорох и плеск течения заглушали часть слов. Да и ветерок опять задул. Дополняя шелест листьев к общему шуму.
        - А где Лютый? - неосторожно поинтересовался кто-то из тех, что не принимали участия в погоне.
        - Там же, где и Татарчук… - не сдерживаясь, рявкнул на него атаман. - Учишь вас, дурней, учишь - да все без толку! Говорил же: держаться вместе! Нет - послышалось ему что-то, решил взглянуть. Даже не предупредил. А шел позади всех. Пока услышали хрип, пока прибежали на место, Лютый уже и ногами не сучил. И это не зверь напал. Свернул казаку голову, как куренку. А когда от того места дальше по следам прошли - то и Татарчук нашелся. И тоже - мордой к спине. Не знаю, кто это - но силой его черти не обошли. Чтоб ему на том свете в казане кипеть!
        - Он что, один там? - судя по голосу, спросил Хрипун.
        - Не знаю… - атаман слегка успокоился и отвечал уже без лишней злости, более рассудительно. - Может, и несколько. Но пока мы видели следы только одного человека. Убейволк подтвердит.
        Упомянутый им следопыт, одетый в безрукавку из волчьего меха на голое тело, лишь кивнул.
        - И что? - Хрипун вопросительно развел руками, потом выразительно схватился за саблю. - Мы простим этому куску дерьма жизни двух наших товарищей? Утремся и поплывем дальше? Будто ничего не произошло? Радуясь, что прибыток делить будем на пару частей меньше? Так?
        Одноглазый атаман шагнул к чересчур говорливому разбойнику, сграбастал за грудки, подтянул к себе и, заглядывая в лицо, прорычал:
        - Что-то ты слишком громко каркаешь! Не забыл, кто из нас Ворон?! Или хочешь не только охрипнуть, но и замолчать навек?
        Однако разбойник не испугался.
        - Ворон здесь один - наш атаман! Но если атаману наплевать на своих товарищей… То как бы ему одному летать не пришлось.
        - Угрожаешь?! - окончательно свирепея, взревел одноглазый. - Ты?! Мне?! Да я…
        - Уменьшишь ватагу еще на одного? - неожиданно вступился за хрипуна Пешта. - Что с тобой, атаман? Если б я не знал тебя столько лет, подумал бы, что ты… испугался.
        Ворон тут же забыл о Хрипуне, схватился за саблю и прыгнул ко второму разбойнику. Но, видимо, к этому времени здравый рассудок сумел победить ярость, и атаман лишь толкнул Пешту плечом. Но так, что тот плюхнулся на задницу.
        - Я тоже не первый год тебя знаю, - проворчал почти дружелюбно. - Поэтому - живи пока. Но если еще хоть раз откроешь пасть…
        Атаман не закончил. Вместо этого посмотрел на алые, будто обильно политые кровью, заросли вишняка, вытер ладонью потный лоб и продолжил:
        - Черт! Если б я сам, своей рукой, не всадил в него пулю…
        - О ком ты все время толкуешь, Ворон? - стоящий прямо надо мною кормчий тоже присоединился к разговору. - Мы его знаем?
        Я молчал, но слушал в оба уха, еще и рот раззявив. Кто бы ни зачищал банду речных пиратов, для меня он уже был лучшим другом. Жаль, помочь не могу. Во всяком случае, сейчас. А там, как говорил слепой старик на смертном одре: «Поживем - увидим».
        Глупая шутка. Тьфу три раза… Это всё от нервов. Понос мыслей.
        - О побратиме своем, чтоб его черти в аду мордовали, - ответил Типуну атаман. - О ком же еще?
        - Этого не может быть! - хлопнул по фальшборту кормчий. - Мы же все видели, как ты стрелял, а он упал в реку. Без притворства. Замертво… Забудь.
        - Плохо ты его знаешь, - не дал разубедить себя Ворон. - Это такая шельма, что и из ада выбраться может. Черт! Поторопился. Надо было ближе подпустить, да в упор садануть. А еще лучше - голову отрубить, колом проткнуть, а после - тело сжечь и пепел развеять. Ну, ничего. Даст бог, встретимся и в третий раз. И тогда я уже не оплошаю.
        «Ого! Атаман пиратский никак про оборотня говорит? Тогда я поторопился его себе в друзья записывать. Нафиг, нафиг… С такими друзьями и врагов не надо. Это только в дамских книгах да девичьих грезах благородные кровососы водятся. Возвышенные и душевно мечущиеся… или метающиеся?»
        Ворон тем временем принял окончательное решение. Повернулся в сторону зарослей, приложил ладони рупором и крикнул:
        - Василий! Это ты, сучий выродок?! Отзовись, паскуда!
        Какое-то время вишневая роща молчала, а после откуда-то из глубины зарослей долетел ответ:
        - Я… Иуда… я… Молись… На этот раз живым не уйдешь… Будет и у чертей праздник!
        Голос звучал так, словно прямо по земле стелился. Шипя и извиваясь, как гадюка. А если учесть, что на берегу к этому времени уже изрядно потемнело, а солнце подсвечивало вишняк, превращая его в один кровавый разлив, то неудивительно, что разбойники непроизвольно попятились к реке. Некоторые даже в воду забрели. Поскольку многие верили, что нечисть не может переходить через бегущую воду. При этом наперебой осеняя себя крестным знамением. Прям монашеский орден или группа паломников, а не разбойничья ватага.
        - Свят, свят, свят… - забормотал и кормчий. - Пресвятая Богородица, спаси и помилуй… Неужто Полупуд из мертвых встал?.. Или у Старухи коса притупилась? Типун мне на язык.
        «Чего?! Я не ослышался? Он сказал - Полупуд?.. Он в самом деле сказал - Полупуд?! Мама дорогая! Василий жив?! Блин… Но каким чудом? Я же сам видел… Стоп. А что именно я видел? Как запорожец после выстрела за борт упал? Так “после” не значит “вследствие”! Ура! Теперь я точно не пропаду. Василий пришел за мной! Вот это друг, я понимаю! Сам погибай, а товарища выручай! Настоящий побратим!.. Побратим?..»
        Тут меня что-то словно под ребро кольнуло и защемило под сердцем.
        «Ворон ведь тоже о побратиме говорил. Выходит, они с Полупудом когда-то братались, а теперь - смертельными врагами стали? Ну и что? В жизни разное случается… Отец на сына, дочь на мать руку поднимает… Так чего с выводами спешить? В свое время Василий, если захочет, сам объяснит. Сейчас главное - держаться начеку и быть ко всему готовым. Вряд ли запорожец решил в одиночку всю ватагу разбойничью порешить. Хотя с него станется. Придумает какую-то хитрость. А мне ее надо вовремя распознать и действовать соответственно!»
        Пока я радовался и предавался мечтам, любовно оглаживая через штанину и голенище украденный кинжал, на берегу произошли изменения. В отличие от всех, Ворон будто даже повеселел. Во всяком случае, держался одноглазый атаман гораздо увереннее и спокойнее, чем несколькими минутами раньше. Он даже нагнулся и неторопливо подбросил хворост в костер.
        Потом снова поглядел на заросли.
        - И как же тебе удалось обмануть чертей, Василий? Что они согласились выпустить тебя из пекла?
        Ворон больше не кричал. Говорил ровно. Даже до меня не каждое слово долетало. Но Полупуд услышал. И ответил. Тоже обычным голосом. Без змеиного шипения.
        - А я пообещал им взамен другую душу прислать… Куда чернее собственной… Как смола.
        - Всего лишь? - рассмеялся одноглазый. - Так выходи. Пора нам и в самом деле закончить эту давнюю историю. Хоть на ножах, хоть на саблях… Обещаю, между нами никто не встрянет. А ты знаешь, Василий, мое слово верное.
        - Знаю… - после непродолжительной паузы ответили заросли. - Как только земля носит такого выродка? Не расступится под ногами.
        - Может, потому что я теперь больше челном… - опять рассмеялся Ворон. - И батька Славута на меня не гневится. Уж кто-кто, а он стольких сгубил, в шторма да на порогах, что мне за три жизни не управиться. Ватага тоже подобралась не хуже атамана… Типуна помнишь? Здравия тебе он не желает, сам понимаешь… А вот гостинец, при случае, мог бы передать…
        Атаман с Полупудом продолжали попрекать один другого, не упоминая ничего конкретного, зато рядом со мною готовилась подлость.
        - Гостинец, значит… - пробормотал кормчий. - Как скажешь, атаман. Можно и гостинец… Галушка свинцовая сгодится? Чтоб ему подавиться, типун мне на язык…
        Кормчий опустился на одно колено и принялся заряжать мушкет, продолжая бормотать при этом:
        - Ты мне только под выстрел его подставь… я уж не промахнусь, будь спокоен… В третий раз не уйдет.
        Тем временем Ворон с Полупудом вроде договорились. Все разбойники отошли к одному краю опушки, подкинув сперва побольше дров в костры, а одноглазый атаман - сместился в другую сторону. Так что между ними оставалось шагов сорок свободного пространства. Ворон даже руками развел, как бы говоря Полупуду, гляди - остались только мы с тобой.
        Очень благородно и похоже на правду, если б не пришвартованный у берега байдак. А вот от него до линии костров напрямую было не больше двадцати метров. И кормчий Типун, положив ствол на фальшборт, только ждал, когда увидит цель. Промахнуться с такого расстояния почти невозможно. Особенно картечью.
        - Ну, где же ты? - бормотал разбойник, нетерпеливо поглаживая приклад мушкета. - Выходи.
        И, словно услышав его просьбу, усыпанные вишнями ветки раздвинулись, выпуская из зарослей крепкую, мощную фигуру.

* * *
        Сомнений не осталось - это действительно был Василий Полупуд, товарищ Минского куреня войска Низового Запорожского. Живой и целехонький, насколько я мог судить на расстоянии. Как ему это удалось, непонятно. Но тем не менее - факт в натуральную величину.
        - Обниматься, как я понимаю, не будем… - насмешливо произнес Ворон. - Хоть и долго не виделись, да как по мне - и век бы не видать.
        - Я тоже тебя не искал. Считал мертвым… - ответил Василий, обнажая саблю. - А коль свиделись, значит, так угодно Господу. Видать, и впрямь пора… Заждались тебя на том свете, иуда.
        - Многих я в землю уложил, - атаман разбойников тоже вынул оружие. - Уж и счет потерял. Может, с сотню, а может, и больше. Но, веришь, никого с такой радостью не убивал, как сделаю это сейчас.
        Полупуд в словесную перепалку вступать не стал, а лишь взмахнул клинком крест-накрест, чтобы приноровиться к весу чужой сабли, и двинулся вперед.
        Ворон тоже не мешкал. Яростно зарычав, он бросился на противника, с ходу нанося целую серию ударов. Клинки ударились с сухим стуком раз, второй, третий… После чего атаман отпрыгнул и посмотрел на левое плечо. Чуть выше локтя на рубахе появилась темная полоса.
        - Вот как… Вижу, ты времени зря не терял…
        - Это да. А вот ты, я вижу, былую сноровку утратил. Ну, оно и понятно - с басурманами воевать, не беззащитных купцов да переселенцев грабить. Твои жертвы, небось, больше о пощаде молили, чем за оружие брались.
        Ворон смолчал, но когда снова бросился вперед, сабля замелькала с удвоенной быстротой. И столь неудержимый натиск таки достиг успеха. Когда бойцы разошлись в очередной раз, похожая полоса темнеющей от крови ткани перечертила рубаху на груди Полупуда.
        - А теперь что скажешь? - хвастливо заметил Ворон.
        - И на старуху бывает проруха… - пожал плечами запорожец. - Считай, размялись. Теперь можно и всерьез поработать.
        Полупуд снова взмахнул клинком крест-накрест, видимо, чужая сабля все же чем-то ему не нравилась. Может, баланс плохой или рукоять не так лежит, но ничего не поделать - другого оружия нет. Потом слегка присел и так, на полусогнутых ногах, словно пританцовывая, засеменил к противнику.
        Тот тоже подобрался и впервые за все время не атаковал, а принял защитную стойку.
        - Х-ха!
        Клинки застучали так часто, словно барабан дробь отбивал. Почти сливаясь в один непрерывный звук. И когда наступила тишина, то стало слышно хриплое дыхание, а Ворон пятился, держа саблю опущенной вниз. При этом левая рука висела плетью.
        - Молись, если хочешь… - запорожец тоже дышал тяжело, но голос его при этом звучал даже слегка торжественно. Не торжествующе, не злорадно, как можно было ожидать, а именно так - с грустью. Как произносят последнее слово на могиле человека, при жизни не заслужившего доброго упоминания, но теперь это уже не столь важно. - Авось, хоть какое-то облегчение выпросишь. Я бы не простил, но Господь милостив. Он даже Иуде и Ироду грехи отпустил.
        И, как бы давая разбойнику время для покаяния, выжидающе остановился. Но тот и не думал о спасении души. Понимая, что в честном поединке победить запорожца не получится, Ворон прибег к подлости.
        - Давай! - крикнул атаман и отпрыгнул в сторону, уходя с линии огня.
        - Получи! - рыкнул Типун. Кресало щелкнуло, поджигая порох на пороховой планке, и в то же мгновение я толкнул кормчего в бок ногой. Несильно, едва дотянулся, но чтобы сбить прицел хватило.
        Мушкет бабахнул, и пуля ушла в сторону.
        - Ах, ты ж сучий потрох! - заорал кормчий и замахнулся на меня прикладом. К счастью, в последний момент удар придержал, видимо, пожалел мушкет. Так что терпимо. Зато сапогом прилетело жестко. Кажется, даже хрустнуло ребро. Но боль была не жгучая, значит, обошлось без перелома.
        - Убейте его! - крикнул Ворон разбойникам, как только понял, что Типун промахнулся, но Полупуд тоже не ждал. Казак же не знал, сколько мушкетов нацелено на него с байдака. Так что уже в следующее мгновение огромными прыжками метнулся к зарослям вишняка. И прыгнув в них рыбкой, как в воду, скрылся между низкорослых деревьев раньше, чем остальные успели понять, что кричит атаман.
        - Догнать! - Ворон обессиленно присел на землю. - Догнать…
        Но разбойники, опасливо косясь на заросли, не торопились входить в них.
        - Трусы!
        - Погодь, атаман… - встал рядом с ним Убейволк. - Не горячись… Ночь на дворе. Что мы там увидим? Скорее глаза ветками повыбиваем… Он без ружья, беды нам не сделает. Да и подрезал ты его… Так что к утру только ослабеет от потери крови. А если повезет, то и от пропасницы… Вот тогда я его и найду. Клянусь… Теперь уж наверняка никуда не денется. Там, - махнул рукой, - плавни и безлюдье на сотни верст. А здесь - мы…
        Ворон подумал немного и кивнул нехотя.
        - Разумно. Будь по-твоему.
        После повернул лицо к байдаку.
        - Ты почему промахнулся? Раньше метче стрелял?
        - Паныч под руку толкнул… - проворчал кормщик. - Дозволь, атаман, я его прибью?
        - Делай, как знаешь… - махнул тот здоровой рукой. Но пока Типун обрадованно доставал саблю, Ворон продолжил: - Только не забудь после кинуть сто монет в общий котел.
        - Что?! Сто монет?! Атаман, да не заплатит нам никто за этого вылупка таких денег! Типун мне на язык.
        - Хочешь об заклад побиться? Хорошо, я принимаю. Десять монет ставлю, что выторгую за паныча сотню.
        - Тьфу, - сплюнул кормщик с досады и еще раз отвесил мне крепкого пинка. Но я уже был готов к этому и принял удар на здоровый бок. - Хай он пропадом пропадет, твой паныч. Не трону. Но я тебя не понимаю, атаман. Что-то ты слишком мягким стал. Не к добру это, типун мне на язык.
        - Паныч, конечно, подкузьмил тебе. Но в чем его вина? Что, знакомого спасти хотел? Так это по нашему, казацкому обычаю. И от незнания… Знал бы, что промеж нами, может, поостерегся бы влезать. Так что, по уху съезди, не без этого, а как же, но и не особо усердствуй. Хлопец в своем праве.
        - Обойдусь, - проворчал кормчий, что, впрочем, не помешало ему все же дать мне еще одного пинка. Правда, уже без злости. Так, мимоходом.
        - Убейволк, ты голос подал - тебе и за старшего быть, - продолжал распоряжаться Ворон, - покуда я посплю. Троих поставь в дозор, остальным тоже отдыхать. Утром решим, что делать дальше. Вокруг ведь и впрямь на сто верст никого, а зацепил я его крепко. Может даже, до кости.
        - Как скажешь, атаман, - следопыт принял приказ как само собой разумеющееся. - Сам посторожу. Если Полупуд сунется - живым не уйдет.
        - Вот и славно… - Ворон только теперь выпустил саблю и позволил Хрипуну осмотреть рану.
        И нескольких минут не прошло, как все угомонились. Весь день на веслах, хоть и по течению, не у телевизора на диване валяться. Бодрость от грозы и купания схлынула, возбуждение - вызванное появлением Полупуда - тоже, и усталость навалилась вдвойне. И не только на разбойников. Как ни убеждал себя, что надо держаться начеку, глаза то и дело закрывались, и я проваливался в бездонный колодец. Вздрагивал, понимая, что падению не будет конца, и снова бессмысленно таращился во тьму.
        Иной раз тучи расступались, и я смотрел на засеянное звездами небо, вспоминая о таких же ночах, проведенных рядом с Полупудом. Потом снова падал и проваливался…
        В одной из таких полудрем мне показалось, что что-то плеснулось рядом с байдаком. Я насторожился, прислушиваясь, но минута сменяла минуту, а ничего не происходило, и я снова погрузился в сон.
        Мысль о том, чтобы сбежать, оставил сразу. Василий не просто так показался, он давал понять, что жив и не бросил меня. Но беда в том, что даже сбежав удачно, с моим умением ходить скрытно, я привел бы погоню прямиком к Полупуду.
        Именно это, как я подозреваю, и стало основной причиной, почему Ворон запретил Типуну расправиться со мной. Значит, тем более бежать нельзя. Но все равно, как ни крути, я по-прежнему оставался приманкой. Мысли об этом не прибавляли бодрости. Зато сонливость прошла.
        Как известно, бесцельное ожидание выматывает больше всего, так что я уже и от уз освободился, и нож из сапога достал, на всякий случай, а ночную тишину по-прежнему не нарушал ни один подозрительный шорох. От напряженного вслушивания и высматривания неизвестно чего мне даже стало казаться, что звезды больше не стоят на одном месте, а плавно плывут по небу, размеренно покачиваясь, словно пытаются снова убаюкать меня и вернуть обратно в царство Морфея.
        Что?! Плывут?! Звезды плыть не могут! Значит… Я чуть не взвизгнул от радости. Так вот что тогда плеснуло. Причальный конец отвязался и упал в воду. Весь вопрос в том - сам отвязался или его отвязали?
        К сожалению, качку не один я почувствовал…
        - Типун мне на язык, если мы не плывем… - пробормотал кормчий, поворачиваясь на бок. - Или это мне снится?
        - Снится… - произнес я тихонечко, затухающим шепотом, как матери убаюкивают детей. - Снится… спи…
        Но на опытного кормчего это совсем не подействовало.
        - Кой черт снится?! Если мы уже почти на стремнине?! - вскочил Типун на ноги. - Это ты, байстрюк, байдак отвязал?! Ну всё! Молись, паныч! Наплевать на сто монет! Убью и весь сказ!
        Разбойник так разозлился, что выхватил саблю и бросился ко мне, явно собираясь исполнить обещание.
        Возможно, я не герой, чтоб уж совсем бесстрашно глядеть в глаза смерти, но и не трус. При виде обнаженной сабли руками голову не закрываю. Хотя мог и закрыть. В данном случае они мне были без надобности. Хватило ног. Подтянув колени к животу, я со всей силы пнул Типуна в грудь, как только кормчий завис надо мною, явно собираясь довести дело смертоубийства до конца. Сработало! Мощным толчком кормщика, как катапультой, выбросило за борт. Только плеск пошел.
        - Молодца, Петро! Я знал, что ты не дашь себе в кашу плюнуть! Жаль, спишь долго. Все веселье пропустил…
        - Василий!
        Я вскочил на ноги, по-прежнему не видя запорожца. И не только я. Те двое, что с Типуном пошли байдак охранять, тоже вертели головами во все стороны, стараясь разглядеть врага. Но его нигде не было. И тогда одному из разбойников пришла в голову умная мысль. Он шагнул ко мне, сграбастал за шиворот и притянул к себе. Руки я держал за спиной, как связанные.
        - Эй! Полупуд! - крикнул в ночь «сообразительный». - Покажись, если паныча жалко. Ворона здесь нет, а я церемонится не стану! Чикну по горлу и за борт отправлю. Слышишь меня?
        - Не глухой… - ответил запорожец и запрыгнул в байдак через корму. Видимо, на кормиле стоял. - Отпусти хлопца. Сами дело уладим.
        - Вот дурной, - хохотнул тот, притягивая меня к себе поближе. - Мне ж только выманить тебя надо было. А теперь и тебя Карпо пристрелит, и панычу аминь.
        Услышав характерный щелчок кремневого замка на мушкете, научился уже распознавать, я сделал то, чего от меня не ожидал никто. Да я и сам, если честно, тоже до последнего не был уверен, что смогу. Но, как говорится, беда самый лучший учитель.
        Разбойник держал меня так близко к себе, что для удара ножом в печень понадобилась доля секунды, а уже в следующее мгновение, оттолкнувшись от настила, я всем корпусом, как в регби, толкнул его в сторону стрелка.
        Мушкет оглушительно громыхнул. Стреляли-то всего в трех шагах. Но весь заряд дроби, предназначавшийся Полупуду, получило уже полумертвое тело. А там и Василий внес свою лепту в абордажный бой. Дважды убитый труп еще падал, а казак уже перепрыгнул через него, одной рукой схватил за ствол, отвел в сторону разряженный мушкет и треснул стрелка в ухо эфесом сабли. После чего тот полетел за борт, даже не охнув, и как бы не быстрее, чем мне удалось вытолкнуть кормщика. А зная силищу запорожца, можно было не сомневаться - третий разбойник если и всплывет, то еще не скоро. Да и то далеко вниз по течению, сильно опухший и обглоданный рыбами.

* * *
        - Василий! - я бросился к казаку и повис у него на шее. - Василий! Как же я рад, что ты живой!
        - Гм… - запорожец похлопал меня по спине и освободился из объятий. - Я, положим, тоже рад, что живым остался, но ведь не кидаюсь на людей.
        Это он так шутит. И я, улыбаясь во все тридцать два зуба, снова полез обниматься.
        - Вот прицепился, как сльота до плота…[2 - Аналог «прилип, как банный лист» (укр.).] Ну, чего ты меня, словно девку, лапаешь? Угомонись, оглашенный, а то в ухо схлопочешь.
        Но я не мог так просто отцепиться. Я ведь мысленно похоронил уже Полупуда. Простился с единственным в этом мире товарищем и готовился к другой жизни. В которой не будет друзей, а лишь рабский ошейник. Хоть и «белый», а не кандалы, как у тех бедолаг, что на каторге весла тянут или в каменоломнях спину гнут. Поэтому глядел на запорожца и глазам не верил. Казалось, стоит разжать руку, и Василий исчезнет, как сон… Растает, словно утренняя дымка под лучами солнца.
        Видимо, казак понял это, потому что еще раз хлопнул меня по спине и с суровой лаской взъерошил чуб.
        - Ну, будет, Петро… Намилуемся еще… Давай к кормилу. Батька Днепр не ленится, несет байдак к морю. И, если не хочешь к воротам Кызы-Кермен причалить, придется потрудиться.
        Полупуд отодвинул меня в сторону и нагнулся к трупу разбойника. Быстро ощупал его пояс, похлопал по пазухе, стянул сапоги. Вытащил оттуда небольшой кожаный мешочек и нож. Сунул все найденное добро себе за пазуху, а покойника выбросил за борт. Потом прошествовал на корму и взялся за правило. Оценил расстояние до берега и потянул держало на себя.
        - Вижу, Петрусь, несладко тебе пришлось, что встречаешь меня, как родную мать? Сильно били?
        - Нет… Не очень. Я же им, все как ты велел, сказал. И Ворон сразу смекнул, что меня можно с хорошим прибытком продать. Поэтому велел не трогать.
        - Всегда был умен, шельма… - Полупуд пожевал губами и сплюнул, словно ему от одного лишь упоминания бывшего побратима делалось горько. - Эх, второй раз ушел, подлюка…
        Я примостился рядом, вроде как бы помочь управлять байдаком. Все же одним рулем управлять тяжело груженным челном было не так легко, как с помощью двух десятков весел.
        - Василий, это не мое дело… Если не хочешь, можешь не говорить…
        Хитрил, конечно. И самого любопытство распирало, и видел, что казаку кипит на душе высказаться. Настолько, что он даже обрадовался моим словам.
        - Хочешь узнать, какая история связывает нас с Вороном?
        - Если на то будет твоя воля и согласие…
        Полупуд еще раз окинул взглядом реку, пристальнее правый берег, что-то прикинул в уме и кивнул.
        - Если ветер не подгонит, до устья притоки Шустрой, думаю, раньше полудня не доберемся, так что время есть. Можно и поговорить. У тебя табачку не найдется?
        Я виновато развел руками. Мол, откуда у пленника имущество, но тут вспомнил о заныканной краюхе.
        - Табачку нет, а вот пожевать кое-чего имеется.
        - Здорово, - обрадовался Василий, когда я выудил из шаровар небольшой, как два спичечных коробка, кусок хлеба. - А то я вторые сутки только заячьей капустой питаюсь. Того и гляди - окосею и уши с оселедец вырастут.
        Быстро прожевал хлеб, зачерпнул ладонью воды из реки и запил.
        - Спаси Бог… - вытер усы ладонью. - Как рассветет, осмотрим байдак. Не может быть, чтобы разбойники весь припас на берег снесли. Хоть что-то да осталось. Заодно - поглядим, что они басурманам такого ценного везут?
        - Везли…
        - Что? А, ну да… - хмыкнул Василий. - Принимается…
        Потом порылся за пазухой и вытащил мою трубку. Словно привет из дома передал.
        - Видишь, сберег твою цацку. А табака нет… Ладно, - казак заботливо спрятал трубку обратно, - разговаривать можно и без дыму… Мы с Вороном побратались еще джурами. Я - как ты знаешь, на Сечи с пеленок рос, а его на Низ кобзарь привел. Хлопчик прибился к нему где-то аж под Краковом. Так и бродили вместе миром, покуда на Сечь не пришли. Кобзарь отдохнул и снова к людям ушел, а Ворон казаковать остался. И само собой так случилось, что двое сирот вскоре подружились. Я ему казацкую науку и обычаи помогал понять, а он мне о той жизни, что за порогами, рассказывал. Не разлей вода стали. Друг без друга нас только наставники видели, да и то мы старались сперва один наказ исполнить вместе, а потом за другое дело брались…
        Василий помолчал немного.
        - М-да, счастливые были годы. Позже нас приняли в новики и стали брать в походы… Там мы тоже всегда держались вместе. Нас атаман даже если посылал куда, то непременно вдвоем.
        На этот раз Полупуд умолк надолго. Явно боролся с воспоминаниями. С одной стороны, не желая будоражить уже подсохшую рану, а с другой стороны - не сорвав струп, не промыть ее от накопившегося гноя.
        - Беда случилась, когда нам лет по двадцать пять было. Может, больше… Кто их на Низу считает? По дороге на Канев, чуть в сторону от Михайлова стана, пасека Никиты Полторака была… И жила на той пасеке вместе с дедом внучка его - Маруся. Ох и красивая дивчина… - голос у Василия дрогнул, казак зажмурился и отвернулся от меня.
        Подождал чуток, пока волнение уляжется, и продолжил:
        - Конечно же, мы потеряли от нее головы оба… Да и кто бы такую красоту не полюбил… И мы ей нравились. Но ведь нельзя сразу за двоих замуж выйти. Думала Маруся, думала и выбрала меня. В тот же день, как она о своем решении нам сказала, Ворона будто подменили. Темнее ночи стал, глаза будто у покойника ввалились. Ровно смертельная болезнь казака изнутри точила… Я хотел поговорить с побратимом, может, даже отступился бы от девушки, раз такая беда. Хоть и у самого сердце кровью обливалось от одной лишь мысли об этом. Но и побратима было жаль. Вот только Ворон стал меня сторониться и всякий раз от разговора уходил. А там и вовсе ускакал куда-то, даже куренного в известность не поставив.
        И снова умолк Василий.
        - Искали его какое-то время, да и перестали. Если сгинул - значит, судьба такая. А если не хочет никого видеть - то кто вправе заставлять? Не первый и не последний отшельник в степи или пуще. Священник из Михайлова стана огласил нас с Марусей на Троицу. Свадьбу гулять собрались на второго Спаса. А тем временем курень наш в набег пошел. Под Трапезунд… Туда удачно все сложилось, а вот на обратном пути - шторм настиг. Чайки так разбросало, что и половины хлопцев не нашли. Кто утонул, а кого на турецкий берег выбросило. Остальных - к счастью, к нашей стороне прибило. Но чайки так пострадали, что больше половины суден только на дрова годились, а главное - весла в шторм поломало, хоть волоком тащи. И потащили бы, невелика наука, да только не мимо турецких крепостей. Пришлось большую часть добычи бросить, а самим пешком на Сечь идти. Днем в плавнях отсиживаясь, да от татарских разъездов прячась, а по ночам тайком домой пробираясь.
        Теперь Полупуд говорил спокойно, размеренно. Видно было, что эта часть истории, хоть и печальная, но обыденная. Такая уж казацкая доля. «Часом с квасом, а порою - с водою». Иной поход так славно проходит, что всю добычу прихватить не получается, а иной - хорошо бы хоть самим ноги унести. О чем же здесь грустить?
        - Задержался я, в общем. На пасеку к Никите только к Успению попал…
        Тут голос запорожца снова дрогнул.
        - Лучше б меня татарская стрела нашла, чем такая новость.
        Я не перебивал даже взглядом. Понимал, что Василию тяжело вспоминать.
        - На месте пасеки только пепелище осталось. Да две могилки… Куда жители Михайлова стана захоронили то, что от Марии и ее деда осталось. Сказывали, что, судя по следам, башибузуки на них наскочили. Но живыми взять не сумели. Дед с моей нареченной в доме заперлись, а когда те крышу разбирать стали, сами себя и подожгли.
        Бр-р… Жуть какая. Аж мороз по коже пробрал. Это ж какая участь ждала людей в плену, если они добровольно лютую смерть готовы были принять, лишь бы живыми башибузукам не достаться.
        - Но одного селяне не знали. На пепелище том я нашел дудочку. Ту самую, с которой Ворон не расставался с малолетства. Сказывал - отец ее ему вырезал. Она давно уж вся растрескалась и только шипела, а не дудела. Но носился Ворон с ней, чисто как ты со своей трубкой. Так что сомнений, чьих это рук дело, у меня не осталось. Вернулся я на Сечь, рассказал все как есть куренному и спросил позволения казнить иуду…
        Запорожец снова помолчал, после продолжил уже чуть наставительно:
        - Чтоб ты знал, за убийство побратима на Запорожье одно наказание - смерть. Куренной, конечно же, такого разрешения дать не мог, а приказал доставить Ворона на суд товарищества. Пусть оно разбирается - чего он заслужил: изгнания или казни.
        Казак привстал, поглядел на берег и позвал меня:
        - Ну-ка, навались. Вовремя я вспомнил об этом рукаве. До Шустрой далеко еще, да и потом против течения выгребать вдвоем не так-то просто, а тут - если байдак хоть наполовину разгрузим, можно попробовать и на шестах до Базавлука дойти. Не получится - черт с ним, бросим. Не на торг едем. Зато до Сечи на день ходу ближе. И рукав этот не протока, а запруда стоялая.
        Правда или придумал, чтобы делом отвлечься, но тем не менее, общими усилиями, нам удалось заставить тяжелый байдак повиноваться и свернуть, куда надо.
        Днепр посопел, побурлил у борта, пенясь и горячась, но все же отпустил судно. И мы, свернув прямиком в заросли нависающих над водою плакучих ив, оказались в узкой, не больше шести-семи шагов в ширину, тихой, аж зеленоватой от водорослей, протоке. Мимо которой, если не знать точного места, проплыл бы на расстоянии руки и даже не заметил.
        - Слава Всевышнему, - размашисто перекрестился Полупуд. - Подсобил… Не оставил в своей безмерной милости. Теперь можно и отдохнуть-оглядеться… Спаси и сохрани. Всё, Петрусь, здесь мы как у Христа за пазухой. Ни одна погоня не отыщет. Если бы даже такая была. Но второго челна у Ворона точно нет. Не вплавь же им за нами пускаться…
        «Не понял? И он вот так закончит, оборвав рассказ на половине?»
        - Василий! Имей совесть… - судя по нахмуренным бровям казака, любопытной Варваре не зря нос оторвали, но ведь свербит. - Хоть в двух словах скажи, чем все закончилось.
        - Так ничем… - пожал плечами запорожец. - Ты же сам видел. Ворон опять уцелел. А я… так понимаю, снова тебе жизнью обязан. Неспроста же Типун с десяти саженей[3 - 1 маховая сажень = 2,5 аршина = 10 пядей = 1,778 метра.] промахнулся.
        - Это неважно, - отмахнулся я. - Ты меня спасал, я тебе помог. Не о том разговор. Пожалуйста…
        Василий вздохнул.
        - Ну что с тобой делать… Только рассказывать более нечего. Искал я Ворона почти два года. А когда нашел - выкрал прямо из табора харцызов, где он атаманствовал. И на Сечь повез. Вот только глодало меня сомнение все время, не хотелось верить, что побратим верный такой сволочью стал. Разговорились как-то на привале, покаялся он, мол, сам не знает, что за помутнение на него нашло, и стал упрашивать позволить смерть принять, как подобает воину - с оружием в руках. Что не хотел он смерти деда и уж тем более Маруси. Что они сами мазанку зажгли, а верх он уже потом разбирать стал, чтобы спасти их. Врал, конечно, это я теперь понимаю, а тогда… Знаешь, Петро, хотелось мне ему поверить. Слишком уж пакостно было думать, что я побратимом такую мразь называл. Сам себя обманывал.
        Василий провел рукой по лицу, словно та полуда до сих пор на глазах его была.
        - Один раз мы в очень красивом месте остановились на ночлег. На высоком берегу Роси. Действительно, если умирать - то лучше и не найти. В общем, уговорил он скрестить с ним сабли. Мол, оружием мы равно владеем, так пусть Господь рассудит, кто прав. И еще что-то такое плел… я уж и не вспомню.
        У меня имелось свое мнение насчет Божьей справедливости, но сейчас было не ко времени его высказывать.
        - Но Ворон суда дожидаться не стал. А как только почувствовал свободу и взял в руки саблю, стал насмехаться надо мною. Сказал, что на пасеку он приехал сам. И никто его не опасался. Что сперва он зарубил деда, связал Марусю и только потом ватагу свистнул. Что три дня и ночи гостили они у моей невесты вдесятером. И лишь перед отъездом подожгли хату… Чтоб следы глумления скрыть.
        Василий скрипнул зубами.
        - Врал… сучий сын! - я должен был это сказать. Ради Василия. - Хотел разозлить тебя. Сам ведь учил, что холодная голова в бою важнее всего. Вот и бил по больному. Плевал в душу…
        Полупуд поглядел внимательно и медленно кивнул.
        - Спасибо, Петро. Надеюсь, именно так оно и было. А тогда я и в самом деле разум потерял. Ничего вспомнить не могу. Будто вихрь перед глазами пляшет. Одно вижу, как сейчас - острие сабли вонзается в глаз Ворону, и тот замертво валится с кручи в реку. Сам я тоже без чувств упал, много крови потерял. А когда очнулся - его уже течением отнесло. Так что до вчерашнего дня я был уверен, что Ворон мертв. Куренному рассказал правду. Повинился, мол, так и так… Воля твоя, батька, хочешь казни, хочешь милуй. Долго думал старый Матвей, а потом решил, раз тела я не видел и готов присягнуть в том на исповеди, то и убийства не было. Значит, винить меня не в чем. И, как видишь, прав оказался. Если б судили меня тогда, то напрасно. Зато теперь, Петрусь, не один Господь мне свидетель, но и ты всё видел. Есть с чем на суд товарищества выйти и приговора Ворону требовать. И если круг старшин постановит отступника казнить, то каждый казак будет не только вправе, но и обязан убить его. Где лишь только встретит.
        Глава вторая
        - Не было у бабы забот, завела себе козу… - пробормотал Полупуд, озадаченно подергивая ус. - Даже не знаю, радоваться или напротив… Бросить такое добро - всю оставшуюся жизнь жалеть, а на горбу не утащишь, пупок развяжется.
        Столь мудрые мысли казак изрекал, поглядывая на распотрошенные тюки и рогожные кули, в которые был упакован груз байдака. И было от чего. Почти весь товар состоял из слитков свинца, бочонков с порохом и новеньких мушкетов. «Янычарок», как обозвал ружья Василий. Уважительно уточнив при этом, что оружие шведское. Не фитильное, а с кремневым замком. Более удобное в обращении. И стоит, соответственно, гораздо дороже обычной пищали.
        - Жаль, некого спросить, сколько его здесь… А пересчитывать по одному, маеты на неделю, не меньше.
        - Зачем спрашивать? Если тебе интересно примерное количество, плюс-минус десяток, то это мы мигом подсчитаем.
        - Ага… - казак лишь рукой махнул. - Ты что, не видишь, сколько здесь всего? Чтоб мне полпуда соли съесть, если до утра не провозимся.
        - Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь… - усмехнулся я пренебрежительно с высоты незаконченного высшего образования. - Тоже нашел проблему… Сколько связок в том тюке? Раз, два, три… Дюжина. А сколько тюков всего? На корме восемь да на носу четыре. Тоже дюжина. А сколько мушкетов в связке? Шесть… Итого… Шесть на двенадцать равно семьдесят два. Семьдесят два на двенадцать… Семьсот двадцать плюс сто сорок четыре. Суммируем и получаем… Восемьсот шестьдесят четыре мушкета. Ого! Дофига, однако…
        - Сколько? - глядя на меня, как на ожившую икону Богородицы, благоговейным шепотом переспросил запорожец. - А ты не ошибся, Петро?
        - Это ж элементарная арифметика, - пожал плечами я, но вовремя вспомнил, где и с кем разговариваю. - Древнейшее искусство сложения, известное еще до рождения Христа и приумноженное монахами. Благодаря этим знаниям можно строить храмы и дороги. Так что не сомневайся. Ровно восемьсот шестьдесят четыре. Если во всех тюках одинаковое число связок. А в связках по шесть мушкетов.
        - Пресвятая Дева Мария! Это ж целый стрелецкий полк вооружить можно. И припаса огненного как раз столько же… Гм. И все это ватага Ворона в Крым везла? Туркам. Вот же иродово семя. Что ж, Петрусь, вот и еще одно подтверждение твоему давешнему видению. Грядет война… Большая война. А значит, нам еще сильнее на Сечь поспешать надо.
        Василий помотал головой.
        - Да как со всем этим поспешишь? Я ведь думал, мы большую часть груза выбросим и облегчим байдак настолько, что сможем с ним вдвоем управиться. Теперь же - ума не приложу, как быть? Выбрасывать такое снаряжение - совсем ума лишиться.
        - Доплыли ж мы как-то сюда, попробуем и дальше…
        Полупуд только вздохнул.
        - Считать тебя святые отцы научили, этого не отнять. Золотая голова. Вот если б еще и думать умела… Мы в протоку по течению вошли, батька Славута нас на своей спине вез. А тут встречное течение хоть и слабое, не помеха, но ведь и не помощник. Байдак не лодка, его одной парой весел с места не сдвинешь. Был бы нас десяток… - казак махнул рукой. - Хоть четверо…
        - Погоди, Василий. Ты на груз смотришь, как на одно целое. А это ж совсем не так. Что самое ценное? Мушкеты. Верно? А что самое тяжелое? Свинец. Значит, мушкеты трогать нельзя, а свинец можно и выгрузить. Тем более его куда ни положи, хоть утопи в приметном месте - не испортится.
        Казак даже лицом просветлел.
        - А вот теперь, Петро, впору мне себя дурнем обозвать. Спасибо, что надоумил. Чисто затмение какое нашло. Конечно же… Так и сделаем… Ну, чего расселся? Берись за шест… Поплыли.
        Легко сказать, да не просто сделать… Попыхтев от натуги несколько минут, но так и не сумев сдвинуть байдак с места, Полупуд снова приуныл. А вот меня, наоборот, азарт взял. Я всегда любил задачки решать. Правда, в школе и институте они в основном были чисто теоретическими, но суть от этого не меняется.
        Что дано? Челн и груз. Пока не разгрузим, с места не сдвинемся. А чтобы разгрузить - необходимо достичь места разгрузки. Вроде верно, но при таком изложении - задача не решается, тупик. Значит, условия неправильные. Почему я рассматриваю судно и груз в комплексе?
        - Василий, скажи, чтобы плот смастерить много времени надо?
        Какое-то время Полупуд глядел на меня недоуменно, потом пружинисто вскочил на ноги.
        - Чтоб мне никогда больше чарки горилки не выпить, если ты, Петро, в люди не выбьешься. Атаманская голова, вот те крест… - запорожец размашисто перекрестился и сунулся ко мне с распростертыми объятиями.
        Спасибо, не надо. Цветы и конфеты не пьем!.. А с небритыми мужиками не целуемся. С бритыми тоже…
        В общем, от объятий я уклонился, а Василий не настаивал. Душевные порывы тем и хороши, что быстро проходят.
        Топор на судне имелся. Даже не один. Так что и мне работа нашлась. Рубить сучья и ветки на тех стволах, которые Василий посчитал подходящими для постройки плота. В общем, усилиями Полупуда и с моей скромной помощью, к обеду плот был готов. Далеко не шедевр изящества, зато на плаву держался. Правда, в полузатопленном положении, но мы непривередливые. Ну, а слиткам свинца, если мне не изменяют знания по химии, небольшая купель тем более не повредит. В грудь бить себя не буду, но, кажется, этот металл воды не боится и не подвержен «ржавчине». Из него еще римляне трубопроводы строили. За что и поплатились… Если археологи не врут, поскольку ржаветь свинец не ржавеет, а в водичку потихоньку добавляется. И отравляет ее. Медленно, но неотвратимо. Впрочем, может, и «утка». Чего только журналисты ни придумают ради тиража…
        Поиски подходящего места и обустройство тайника заняли еще несколько часов. Так что переправку части слитков пришлось отложить на утро. Но и того, что мы перевезли в тайник за четыре ходки, оказалось достаточно, чтобы борта байдака приподнялись над водой на добрую пядь. Чем очень сильно обрадовали казака. У него даже аппетит прорезался. Уничтожал припасы разбойников со скоростью степного пожара и с такими же результатами. Подчистую…
        - Василий, ты разве не знаешь, что живот добра не помнит? Сколько ни корми, а наутро он снова есть просит…
        - Чего? - Полупуд недоуменно посмотрел на меня, потом на полупустой мешок с провизией и сконфуженно хмыкнул:
        - М-да, что-то я разошелся… Надо было раньше остановить. Нам еще пару дней кормиться.
        Вместо ответа я показал ему шрам на переносице.
        - Не понял?
        - Это я в детстве хотел у соседского пса кость отобрать.
        Казак коротко хохотнул.
        - Уел… умник. Ладно, ложись спать. Посторожу, раз такое дело. На рассвете подниму, сменишь меня.
        - Может, наоборот? Ты сильнее устал и от сытости на сон потянет. К тому же я все эти дни прохлаждался, а ты - байдак догонял. С разбойниками сражался. Да и сейчас, не в пример мне, трудился. Я с ног свалюсь - ты и не заметишь, а если сам силу растеряешь - оба пропадем.
        Полупуд не стал спорить. Кивнул, прилег на бок и тут же размеренно засопел. Железные нервы у человека. Аж завидно. А вот мне не спится. То ли устал, то ли от избытка эмоций. В целом хорошо - я же на посту. Но неспокойно на душе. Все время кажется, что вот прямо сейчас, сию секунду что-то случится.
        Поерзав какое-то время на скамье, я поднялся и осторожно, чтобы не побеспокоить Полупуда, пошел на нос судна.
        Судно… Я даже ухмыльнулся высокомерно. Чуть больше двух метров в ширину и примерно двадцать шагов в длину. Как трамвайный ва-гон.
        Но меня не размеры его интересовали сейчас, а один, примеченный еще раньше небольшой сундук. Точнее - его содержимое. Поскольку в нем хранились пистоли. Разного типа и вида. Лично мне приглянулась одна пара. Они лежали в отдельном ящичке и казались самыми элегантными из всех этих мини-мортир.
        Василий почему-то отнесся к ним пренебрежительно. Посмотрел, хмыкнул, сказал: «Баловство», - и потерял всяческий интерес. Тогда как мушкетами был очень доволен. Долго выбирал, примерялся, потом сразу опробовал, сбив с сосны шишку, и после этого уже расставался с ним, только когда в воду лез.
        А как по мне, то надо быть мастером по тяжелой атлетике или кузнецом, чтобы стрелять из этих «янычарок», удерживая ствол на весу. Да и то отдачей с ног сшибет. Пробовал, знаю… Дураков нет. Зато понравившиеся мне пистоли были и достаточно легкими, чтобы рука не дрожала, и в то же время выглядели весьма внушительно. В калибрах не разбираюсь, но мизинец в дуло влезал. Да и пульки, в специальном замшевом мешочке, к ним прилагались тоже серьезные. Каждая как лесной орех. Рукоять удобная, сама в ладонь ложилась. И вообще, из всех этих смертоубийственных изделий они казались самыми совершенными, что ли. И технически ближе к моему веку.
        Так что я выбрал именно их. Почистил, зарядил и сунул за пояс. Мимолетно подумав, что если бы вот в таком виде - сабля на боку, пистоли за поясом - вышел на сцену, то произвел бы настоящий фурор в институте. Вот только после здешней жизни - прошлая с каждым днем казалась мне все менее реальной. Будто я не попал из третьего тысячелетия в Дикое Поле шестнадцатого века, а всегда жил именно здесь - а будущее мне просто приснилось. Настолько нереальным и пресным оно казалось отсюда…
        Не знаю, пистоли мне придали уверенности и позволили расслабиться, или усталость свое взяла, но я каким-то образом умудрился задремать. А как иначе объяснить, что сморгнув очередной раз, вместо неба я увидел темную фигуру и учуял смрадное дыхание.
        Надо заметить, что уровень здешней стоматологии пребывает на уровне прикладной хирургии. В том смысле, что зуб считается либо здоровым, либо подлежащим удалению. Так что запашок изо рта у всех без исключения еще тот. Просто некоторые, вместо «орбит», освежают дыхание жевательным табаком, чесноком, луком или ополаскивая полость рта горелкой.
        Если б не это, я, может, и не отреагировал бы так быстро, приняв тень за сновидение, но призраки не пахнут. Тем более чесноком. А еще не замахиваются саблей. Блеск стали в лунном свете окончательно вывел меня из ступора, и поскольку я все еще любовно поглаживал рукоять пистоля, то он и оказался у меня в руке.
        Бабах!
        Тень охнула, сложилась пополам и рухнула на днище байдака, лязгнув выпущенной саблей. Открывая обзор.
        Как оказалось, она здесь была не одна. А в компании еще как минимум троих. И я, недолго раздумывая, выстрелил второй раз, целясь в них всех сразу.
        Кого-то наверняка задел, поскольку вопль боли повторился, а дальше в моем участии нужды не было. Полупуд проснулся.
        Даже не поднимаясь, он сбил с ног одного из нападавших подсечкой, второго уложил - дернув за ноги, и тут же навалился на них сверху. Кулак взметнулся вверх и упал дважды. Потом запорожец поднялся и оглядел место схватки. Одного из тех, что я подстрелил, чиркнул ножом по горлу и выбросил за борт, возле второго присел в раздумье.
        - Вот всем ты хорош, Петрусь, - проворчал недовольно. - Но надо ж соображать… Куда спешил? Могли четверых гребцов заполучить, а благодаря твоей меткости, только двое останутся.
        - Я смогу грести! - вскричал раненый разбойник. - Не убивай, Василий. Если не на веслах, то на кормиле пригожусь, типун мне на язык. Промеж нас вражда давняя, но крови нет… Господом Богом клянусь!

* * *
        - Типун? - только сейчас узнал я в раненом разбойнике кормчего по неизменной присказке.
        - Надо было не слушать Ворона и прибить тебя раньше, паныч… - пробормотал тот, потирая бок. Потом сунул руку за пазуху и вытащил оттуда туго набитый кошель. - О, а говорят - не в деньгах счастье, типун мне на язык. Не было б денег, поймал бы пулю животом. Эх, носил волк овец, понесли и волка… такая наша доля казацкая.
        Охнул и согнулся от удара Полупуда.
        - Не смей рыцарское звание поганить, паскуда… - рявкнул Василий. - Харцыз, душегуб, тать, разбойник… Как хочешь обзовись, а казаком не смей - язык отрежу.
        Видно было, что Типун очень хотел бы ответить не менее резко, но понимал - запорожец не шутит, и смолчал.
        - Много вас?
        - Кого уговорил со мной пойти, все здесь… - нехотя признался кормщик. - Ворона ты сильно подрезал… Много крови потерял атаман. Придется пару деньков отлежаться. Убейволк сказал, что на воде следов не видит и толку с него не будет. Остальные тоже не верили, что челн можно вплавь нагнать.
        - А ты верил, значит?
        - Не дурнее тебя буду, типун мне на язык. Всю жизнь на воде. Понимал, что к туркам вы не поплывете, против течения на веслах не сдюжите, а ветра попутного не было. Да и о притоке этой слыхал. Захаживать - не заходил, врать не стану, но что есть она, про это знал. Вот и глядел в оба, когда на куге, сплетенном из веток, вдоль берега плыли. Правда, чуть мимо не проскочил. Повезло - пальбу мушкетную услышал. Так и нашли вас.
        - Повезло, говоришь?
        - Почему нет? - рассудительно ответил кормчий. - Кто мог знать, что паныч в обнимку с пистолями спать ляжет? И уж тем более, даже если б кто сказал, не поверил бы, что такая неженка стрелять умеет. А если б не этот конфуз, все могло бы иначе сложиться. Ну да чего уж… Сняв голову, по волосам не плачут. Ваша взяла… Ты бы, Василий, перевязал меня, что ли? Живот кошель защитил, а руку не прикрыло. Зацепило… Кровью изойду, типун мне на язык… А какой вам прок от немощного?
        - Это можно…
        Казак разорвал рукав на камзоле кормчего. Обильно посыпал кровоточащую рану порохом и клацнул огнивом. Полыхнуло, как при фотовспышке, и Типун простонал сквозь стиснутые зубы нечто непроизносимое при монахах и дамах. Потом глубоко вдохнул и произнес уже нормальным голосом:
        - Спасибо, типун мне на язык. Чтоб ты здоров был…
        - Извини, с тряпками возиться некогда, - спокойно ответил тот. - Но за «спасибо» папа с мамой спать не хочет… За это ты мне расскажешь, где такой знатный товар взяли и кому везли?
        - Расскажу, Василий, - согласился кормчий. - Непременно расскажу. Только не тебе, а кошевому. Я, знаешь ли, пожить еще хочу. В крайнем случае - умереть без мучений. Сам знаешь, что ждет харцыза в Сечи. А кроме этого знания мне в обмен предложить нечего. Такой мой сказ будет. Ну а решать тебе… Только сперва вот о чем подумай: какие пытки ты сможешь придумать, что меня не ждут на Сечи, если не договоримся?
        Полупуд подергал ус и кивнул.
        - Понимаю. Пусть так и будет. Садись к кормилу. Но смотри… Вздумаешь учудить чего, тоже поймешь, что сильно ошибся. И везение твое на том берегу Днепра осталось. Рядом с Вороном.
        Разговаривая с кормчим, запорожец не забывал и об остальных разбойниках. Так что когда те очнулись, то оказались привязанными к скамье. Причем так хитро, что любая попытка вскочить затягивала петлю на шее. И пленники это очень быстро поняли, поэтому сидели смирно, только глаза таращили. Рты им Полупуд тоже заткнул. На всякий случай. Не поверил Типуну, что тот пустился в погоню всего лишь с тремя разбойниками.
        Я тоже. Поэтому участия в разговоре давних знакомцев не принимал, а торопливо заряжал пистоли и мушкеты. К слову, без должных навыков это весьма хлопотное дело. Особенно если торопишься. То порох мимо просыплешь, то пулю уронишь. Или пыж вставить забудешь, и вся начинка из дула высыплется.
        Так что к тому моменту, когда с ревом, воем и свистом на байдак со всех сторон полезли полуголые разбойники, у меня наготове было только четыре пистоля и два мушкета. Зато ни одного фитильного, все с кремневыми или колесцовыми замками.
        - Ах ты ж тля! - рявкнул Полупуд и с досады или для обеспечения тыла от души звезданул кормщика в ухо. - Держись, Петро! Бей, кого можешь, не жалей! Гребцов я сам наловлю!
        Похоже, абордажный бой для запорожца был чем-то сродни веселья… и танца. Он чувствовал себя в нем как рыба в воде. Скакал чертом, вертелся юлой, носился вихрем… Колол, рубил… Парировал, уклонялся и отпрыгивал, умудряясь при этом пнуть врага ногой или толкнуть так, что тот летел за борт. Потом снова бросался вперед и снова рубил… В какой-то миг мне даже показалось, что на судне не один Полупуд, а как минимум трое. И чтобы справиться с какой-то дюжиной головорезов, им и помощь не нужна.
        Думать можно разное. Это не запрещено. А вот клювом щелкать в быстротечном абордажном бою чревато. Обстановка меняется мгновенно. Зазевался - «со святыми упокой…». Эту науку Василий мне успел преподать.
        Так что я сразу разрядил мушкет в тех, которые заходили к запорожцу сзади. Не промазал. Потому что положил ствол на тюк и хорошо прицелился. Чубатая голова, держащая в зубах длинный нож, как переспелый арбуз лопнула, забрызгав соседей мозгами и кровью. Что, естественно, не придало им азарту.
        Второй выстрел уже произвел с колена. Получилось хуже. В последний момент опорная рука подалась под весом мушкета, но все же, судя по воплю и всплеску речной воды, не промахнулся. Впрочем, не факт. Завопить и свалиться за борт вполне мог кто-то из «приголубленных» клинком Полупуда.
        Потом пришлось позабыть о корме и позаботиться о себе самом. Пока стрелял в «дальних», на нос байдака тоже вскарабкалась парочка разбойников.
        Бабах!
        Знаю, что ранение в живот мучительное, и с удовольствием стрелял бы в голову, такой я гуманист, но туловище мишень побольше размером. А я очень хочу жить. Привык, наверное. А для этого лучше не промахиваться.
        Бабах!
        Гладкоствольный пистоль не самое точное оружие, но с расстояния в два шага не попасть в ростовую цель сложно. А уж с одного - особенно когда к тебе тянутся клинком - и вовсе надо в другую сторону стрелять, чтобы промазать.
        Оба разбойника, корчась и завывая, свалились на дно байдака.
        У меня осталось еще два заряженных пистоля, а бой, похоже, приближался к концу.
        Поминая всех святых угодников и обещая всем насыпать на одно место по полпуда соли, Василий еще фехтовал с двумя харцызами, но и только. Остальные либо лежали смирно и тихо, как пристало покойникам, либо корчились и стонали от боли. Вокруг судна, в воде, виднелась пара тел, но ни одно из них не шевелилось.
        Полупуд тем временем вышиб саблю из рук у предпоследнего противника. Но тот, в ярости или от страха, неожиданно пригнулся и, даже не помышляя о защите, бросился казаку в ноги. Василий рубанул его по спине, так что того аж выгнуло, но отпрыгнуть не успел и на ногах не устоял.
        Видя это, последний разбойник заорал что-то и метнулся вперед, в надежде добить лежачего. Но я тоже не дремал.
        Бабах!
        Разбойник вздрогнул, пошатнулся и сделал еще один шаг вперед, держа саблю перед собою, острием вниз, как колун.
        Бабах!
        И даже не глядя на результат, стал лихорадочно перезаряжать пистоль. Береженого и Бог бережет. А удача сопутствует тем, кто готов к любым неожиданностям.
        К счастью, добавки не понадобилось. Последний разбойник упал навзничь одновременно с тем, как вскочил Полупуд.
        Всё… Бабушка приехала.
        Усталость навалилась такая, что я без сил присел на тюк и опустил словно налитые свинцом руки. Пуля тут же выкатилась со ствола и негромко плюхнулась в лужицу на дне байдака. Странно, откуда только взялась, вроде раньше вода не просачивалась.
        - Метко стреляешь… Хвалю… - Василий вытер клинок одеждой одного из убитых, но остался чем-то недоволен, потому что сделал это еще раз рогожей, и только после этого сунул саблю в ножны. - Один бы я так хорошо не управился. Трупов, конечно, многовато. Но все ж лучше, чем дырка в собственной шкуре. Ты сиди, сиди… В такой слабости конфуза нет. Это с непривычки… После первого десятка пройдет. Не покойников… Их у тебя уже немало набралось. В десятке боев надо побывать… Пока перестанешь каждый раз, как заново, переживать.
        Казак неторопливо продвигался от кормы в мою сторону, проверяя состояние поверженных противников. Трупы быстро обшаривал, скорее по привычке, чем целенаправленно (что с полуголого взять?) и вываливал за борт. Троих, взглянув на раны, кольнул ножом в сердце и тоже отправил в реку, а двоим - стянул руки веревками и привязал к уключине. Значит, посчитал, что пригодятся еще.
        Так постепенно добрался и до Типуна.
        Кормщик, как очнулся, так за все время даже с места не сдвинулся. То ли рана донимала, то ли надеялся, что и без него управятся. Видимо, свой промах посчитал досадной случайностью, и сейчас ему даже в голову не пришло, что двое - один из которых паныч-неумеха - смогут противостоять целой ватаге отборных головорезов. А когда увидел, чем дело закончилось, притих, как мышь под веником. Чтоб лишний раз не сердить победителей. Ибо еще древними сказано: «Vae victis»[4 - Горе побежденным (лат.).].
        - Убьешь? - спросил покорно, когда Полупуд встал перед ним.
        - За то, что обмануть попытался? - переспросил запорожец. - Нет… Любой бы так сделал, у кого духу хватит. В желании обмануть врага ничего постыдного нет. За это зла не держу. Но если челн на мель посадишь или другую каверзу учудишь, тогда - не обессудь. Богом клянусь, пожалеешь, что на свет уродился. Локти и колени перебью, а потом по шею в воде к кормилу привяжу и так оставлю. Сколько сдюжишь, столько и живи. Веришь?
        Казак говорил спокойно, даже нехотя, словно о мелочи какой. Не срочной и не важной. Но даже я понял - сделает, как пообещал. Понял и разбойник.
        - Об этом не беспокойся, Василий. Доведу байдак до Коша так близко, как только вода к берегу подходит… И будь, что будет. Простят братчики - в монастырь уйду грехи замаливать, типун мне на язык. А нет - стало быть, пожил, сколько Богом отпущено, да и хватит. Чего там… Если не наелся, так уже и не налижешься…

* * *
        Хорошо, что Василий поверил Типуну. Не знаю, по каким приметам тот ориентировался, и как бы стал искать дорогу на Запорожье Полупуд, без помощи кормщика, - лично я заблудился бы уже к исходу первого дня. Причем окончательно и бесповоротно. Десятки проток, рукавов, проливов, заток и запруд переплелись в такое затейливое кружево, что знаменитый Кносский лабиринт, тот самый, где обитал минотавр, в сравнении с плавнями Великого Луга - Калининский проспект. И ни одного указателя. Каждый поворот - испытание удачи и игра случая. Можно проскочить на новый полноводный плес, а можно влететь в такую топь, где от воды только влага осталась, а все остальное - мох, комары, пиявки и лягушки.
        А главное, из-за густых зарослей осоки да камышей, дальше чем на пару метров ничего не видно. То ли по руслу извилистой реки плывешь, то ли между островами петляешь, а самого берега и не видать. Иной раз выглянут над зарослями ветки вековых деревьев, так впечатление, будто с разбегу в лес заповедный попали, и днище байдака не по дну, а по сплетенным корневищам скребет. И приходится переворачивать весла, потому что для гребка нет простора, а можно лишь отталкиваться. Поглядывая с опаской вверх… Того и гляди рысь на спину прыгнет.
        А потом еще поворот, и снова вокруг только водная гладь. Тихая и безмятежная. Усыпанная желтыми кубышками да белыми водными лилиями, которые в народе кувшинками зовут. Красота, аж дух захватывает. Хотя это, скорее всего, от густого аромата цветов и постоянного напряжения мышц. Вот когда впервые довелось осознать всю полноту термина «каторга».
        Нет, я и раньше знал, что каторгами называли турецкие весельные суда, типа галер. И что гребцами на них были приговоренные к пожизненному заключению преступники или рабы. Но почему именно это слово стало общим названием всем видам тяжелого, изнурительного труда, понял только теперь. Посидев полдня на веслах. Врагу не пожелаю…
        Мозоли на ладонях - это ладно. Поплевал, обмотал весло тряпицей… В общем, можно терпеть. А вот боль, поселившаяся в каждой мышце рук и спины, радостно вгрызающаяся в них изнутри при каждом движении… Ломота в пояснице и обжигающая, словно раскаленный прут, резь в икрах… Никогда не считал себя слабаком, но тут спасовал… Не добровольно. Характер не позволил. Просто в один момент хлынула носом кровь, и я без чувств сполз на дно байдака.
        - Паныч… - проворчал кормщик. - Надо было сразу прибить, типун мне на язык. Вот как чувствовал. Из-за него всё… Если доведется еще когда Ворона встретить, чертом клянусь, что стребую с него сотню дукатов. Которую атаман за паныча выручить хотел. Типун мне на язык.
        - Суши весла!
        Василий, недолго думая, сгреб меня в охапку и сунул с головою в реку… После того как мы сгрузили с судна почти весь груз свинца, борта заметно поднялись над водой, но все же не настолько, чтоб не удержать меня за руки.
        Райское блаженство.
        - Не утонешь?
        Я только улыбнулся в ответ на столь глупый вопрос. Человек же на восемьдесят процентов состоит из воды. Как же она сама в себе утонуть может. И вообще, вся жизнь именно отсюда на сушу выползла.
        - Тогда держи веревку… Помощь понадобится, зови. И не мокни долго. Пропасница кинется.
        Это я понимал. После сильного перегрева резкое охлаждение чревато разными осложнениями, вплоть до паралича сердечной мышцы, но сейчас мне было наплевать на все ужастики, вместе взятые. Я наслаждался ощущением легкости и уюта. Так, наверно, чувствует себя младенец в утробе матери. Почему и покидает ее с криком.
        - Твою дивизию! Акула!
        Я вылетел из воды со скоростью пробки, вышибленной из бутылки шампанского. И очутился на палубе раньше, чем сообразил, что никакие акулы не только в Днепре, но и во всех других пресных водоемах не водятся. Как и киты-касатки, к слову. Но что же тогда только что такое огромное и шершавое обтерлось о мою спину? Крокодил? Гиппопотам? А, может, водяной дух, которого на этот раз мы забыли задобрить, зато подгадили изрядно, свалив за борт кучу трупов?
        - Чего? - Василий с «янычаркой» в руке стоял уже рядом и пристально вглядывался в воду. - Что ты орал? Я не разобрал…
        - Это на латыни… - отмазался я. - Что-то большущее меня под водой задело. Неприятно. Как наждаком по спине проехалось.
        - Осетр или белуга… - не удивился казак. - Видимо, на нерест поднялась, да и заблудилась в плавнях. Очень большая?
        - Больше меня наверняка.
        - Старая… Пусть плывет. Весной попробовали бы достать, ради икры. А сейчас нет толку.
        - А мясо?
        Хохот всех, кто находился в байдаке, стал мне полноценным ответом. Но они не знали обо мне того, что Василий. Поэтому Полупуд, не обращая внимания на разбойников, спокойно объяснил:
        - У старой рыбы мясо, что эта ветошь. Ни вкуса, ни пользы. В одном ты прав, Петро, пора и о ужине подумать. Сейчас закинем бредень да сообразим пару рыбин на ушицу. Плыть по реке да сухарями питаться - глупее не придумаешь. Типун… Где тут у вас снасти лежат, а то я еще не весь байдак обшарил. Сперва не до того было. Потом стемнело… А там и вы пожаловали. Говори, говори… Не переворачивать же весь челн вверх дном. Сам же потом за оба уха уплетать станешь.
        После роскошной купели я пребывал в неге и блаженстве. В том смысле, что тело нежилось, а взгляд дружелюбно скользил по лицам разбойников, в отличие от меня - добровольца, приговоренных к веслам волей запорожца. Угрюмые, злые глаза, в которых явно читается пожелание нам подохнуть в муках, но при этом не елозящие, глядящие прямо. Они подчинились силе, но не покорились, не сдались. И только один взгляд в тот самый миг, когда Полупуд заговорил о снастях, вдруг вильнул и потупился.
        Ого! Я, конечно же, не Шерлок Холмс или иной мастер дедуктивного метода, умеющий подмечать малейшие детали и делать из них потрясающие выводы, но тоже люблю смотреть сериалы о ментах.
        - Василий… - позвал я негромко. - Помоги мне встать, пожалуйста.
        Настроившийся на рыбалку казак удивленно оглянулся, но помог подняться. И даже поддержал, когда я шагнул к Типуну и прикоснулся ладонью ко лбу разбойника.
        - Ты чего, паныч? - дернулся тот. - Совсем ошалел?
        А Полупуд, похоже, о чем-то догадался.
        - Сиди смирно, - прикрикнул на кормщика. - Вы, олухи царя небесного, понятия не имеете, кого в плену держали. Петр Ангел - потомственный ведун. Зрит прошлое и то, что не исполнилось еще. Оттого и нападение ваше неудачное, что заранее он приготовился. Да что я вам об этом толкую, сами видели, как он сразу стал палить с обеих рук, когда вы еще и головы на бортами поднять не успели.
        Все, разумеется, было иначе, но кому важны детали? М-да, вот так и писались летописи, по которым потомки историю учат и за документ считают.
        - Так что не дергайся, Типун. Ворожбит[5 - Колдун.] знает, что делает. А если спросит чего, не вздумай солгать - навек онемеешь.
        Я не собирался затевать представление, но после такой рекламы давать заднюю некрасиво.
        - Вижу… - забубнил замогильным голосом. - Тайное вижу… Квод лицет йови, но лицет бови! Темна вода во облецах, и блаженны нищие духом… Измена… Зик транзит глория мунди! Лист в лесу спрятанный, волк в ночи крадущийся… Ворон над падалью кружит… Кровь Ирода на челе Иудином… Трах-тибидох… трах-трах…
        Нести подобную ахинею я мог бы часами, не сложнее, чем на экзамене без подготовки отвечать на вопросы. Главное - уверенный тон и взгляд. Не понадобилось, кормщик сломался раньше. Взвыл дурным голосом и отшатнулся.
        - Василий! Забери его! Не губи душу! Я всё скажу! Богородицей клянусь, типун мне на язык…
        А я чего. Колхоз дело добровольное. Сам так сам… Но не удержался. Нагнулся к уху Типуна и произнес трагически:
        - Внемли, несчастный мудрость Пифагора Самосского! Ибо он первый доказал, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы… А посему, Пифагоровы штаны на все стороны равны!
        - Я не нарочно! - завопил тот. - Василий! Смилуйся! Там на носу, в одном из бочонков… который крестом помечен. Там не порох. Посмотри… Но я не собирался умолчать об этом. Всего лишь хотел кошевому о тайном поведать. Чтобы побольше за свою жизнь предложить. Клянусь честью святой Девы Марии! Типун мне на язык…
        - Верю… - Кормчий был нам еще нужен. Так что стоило поберечь его рассудок. А то скоро слюни со страху пускать начнет и под себя ходить. Переборщил слегка. Не учел глубину суеверия здешних людей. Тем более тех, кто и сами понимают, что грешны. Кто-кто, а они в ад совершенно не торопятся.
        Подействовало. Типун угомонился, только глаза таращил и молитву шептал. Остальные разбойники тоже перекрестились, теперь поглядывая на меня с явным опасением.
        Полупуд же тем временем прошел на нос байдака, отодвинул несколько бочонков, а один взял в руки.
        - Есть крест… - объявил громко. - Вот только открывать мне его не хочется. Опасаюсь, как бы сокрытая в нем тайна весь байдак на щепки не разнесла.
        Я взглянул на разбойника. Тот заметно успокоился и не походил на человека, прощающегося с жизнью.
        - Это вряд ли…
        Полупуд посмотрел на меня и кивнул. Похоже, реноме провидца пристало ко мне намертво. Потом просунул кончик ножа под ободок и стал сбивать его. А когда металлический обруч уступил, поддел крышку и откупорил бочонок. Заглянул внутрь и удивленно вздел брови.
        - Ключ…
        - Какой ключ? - я не сразу понял, что запорожец имел в виду. А когда дошло, Василий уже сунул руку внутрь и достал оттуда большущий, как у всем известного деревянного Буратино, ключ.
        На мгновение даже показалось, что золотой. Но нет… Обычный, бронзовый. Просто сделанный недавно и еще не успевший потемнеть.
        - А вот какую дверь он отпирает, не знает никто, вот те крест святой… - перекрестился кормчий. - Даже Ворон, типун мне на язык. Только тот, кто атаману его вручил, и тот - кому мы взялись груз доставить.
        - Это понятно… - Я поднял глаза к небу. - Ну что ж, Искандер-ага далеко, а вот своего Иуду, что басурманам оружие и ключи шлет, мы за вымя непременно пощупаем.
        Кормщик, который давно запамятовал, что они сами перед грозой назвали имя заказчика, только икнул. А Полупуд, наоборот, осклабился и протянул ключ мне.
        - Держи, Петро. У тебя целее будет.
        Ключ размерами не уступал молоточку для приготовления отбивных котлет, но, несмотря на размеры, сделан был весьма хитро. С таким количеством выступов, бороздок и отверстий, что даже мне, весьма далекого от слесарного дела, стало понятно: ничем другим, кроме него, замок не открыть. А если так, то запирал он что-то очень важное… или ценное. Очень!
        Глава третья
        Снасти тоже нашлись, так что и рыбки наловили. С запасом. На два дня напекли, чтобы после уже не терять время. Процедура готовки происходила тоже без отрыва от движения. Для чего к корме байдака был привязан плот, а уже на нем Полупуд лично занимался готовкой. Покуда я с самым серьезным видом держал гребцов под прицелом пистолей.
        Впрочем, после столь наглядной демонстрации моих сверхъестественных умений о бунте никто и не помышлял. Гребли смирно, как овечки. Стараясь даже взглядом со мною не встречаться. А то мало ли что я там прочту из их прошлой жизни. Небось, каждый что-то припрятал на черный день и расставаться с добром за здорово живешь не хотел.
        Хозяйственный казак сперва наварил полбы, а уже потом на углях запек десяток весьма внушительных рыбин, обернув их лопухами и обваляв в глине. Интересный, кстати, способ. Если уметь, то потом можно расколоть полученную «запеканку» посередке и получить рыбу в своеобразной керамической миске. Очень удобно… Правда, у меня получилось правильно «открыть» блюдо только с третьего раза. В двух первых случаях пришлось выбирать из мяса не только кости, но и черепки.
        Дальше гребли без происшествий и приключений. То есть вообще ничего не происходило. День сменился ночью, и мы слегка передремали, чтобы с утра снова налечь на весла. И казалось, плавням этим не будет ни конца, ни края. Кто только додумался обозвать это море разливанное Великим Лугом? Безбрежный - вот более точное определение. Хотя я тоже неправ - берега как раз были, кругом и повсюду. Узкими, косами и отмелями. Порой - извилистыми и длинными, а порой - всего с пяток шагов. А за ними сразу начиналась следующая протока или заводь. Чуть посверкивающая водной гладью и обильно заросшая камышами. И я уже начинал подумывать о том, что мы больше никогда не выберемся на сушу и не увидим людей, а останемся здесь жить парой робинзонов с целой кучей Пятниц.
        Но ближе к вечеру мои опасения развеялись.
        - Табань! - распорядился кормщик и объяснил Полупуду: - Всё, приплыли, типун мне на язык. Дальше пути нет… Вода закончилась. Только топи. Засосет так, что волами не вытащить.
        - Не понял?
        - А чего тут непонятного? Я привел байдак так близко к Сечи, как смог… с этой стороны. Тем более с таким грузом. Дальше - мелководье. Челном или вплавь. Нравится тебе это или нет… типун мне на язык.
        Василий взобрался на тюки, чтобы осмотреться, и в этот же миг его окликнули:
        - Пугу, пугу!
        - Пугу, пугу! - широко усмехаясь, Полупуд поднес ладони к губам и ответил таким же окликом, чуть смазанным из-за улыбки.
        - Кем будешь? - отозвался невидимый собеседник.
        - Казак с Луга! Сам не видишь, что ли?
        - Мало ли что я вижу… - резонно заметил голос, и я только теперь разглядел казака, прячущегося в кроне кряжистого дуба, чьи толстые ветки нависали прямо над протокой. - Тетеря вон вчера божился, что свиное рыло в окне корчмы видел. В смушковой шапке и красной свитке…
        - Ты же не в шинке, - не менее резонно ответил Полупуд. - Трезвый. Значит, глазам верить должен.
        - Верно… - согласился казак. - Вот я и думаю, что ты за птица? Обычаи вроде знаешь. Но плывешь с юга. А в тех сторонах только басурманское жилье. И хлопцы у тебя на веслах, к лавкам привязаны, чисто галерники… Не по-христиански. Что скажешь?
        - То такие хлопцы, - отмахнулся Полупуд, - что и в кандалы заковать не помешало бы. Когда придешь кием их чествовать, вспомнишь этот разговор. А что со стороны моря идем, так и тому причина найдется.
        - Заблудились мы… Что тут такого?
        Я вроде негромко, сам себе сказал, но то ли слух у дозорного был изумительный, то ли звуки над водой разносились слишком далеко, но запорожец услышал и рассмеялся так заливисто, что едва с дуба не рухнул.
        - Это кто с тобой такой веселый? Из какого куреня будете, панове-товарищи? Не узнаю…
        Полупуд дернул себя за ус и показал мне за спиной кулак. Мол, не лезь поперед батьки в пекло.
        - Петро Ангел. В ученики пристал. Толковый хлопец. Еще всеми нами покомандует. Не признаешь, значит? А вот мне твое обличье знакомо. Не Иван Грач часом?
        - Погодь, погодь… - пригляделся тот внимательнее, приложив ладонь козырьком. - Побей меня вражья сила! Полупуд?! Василий?
        - Ну, наконец-то… - прогудел довольно запорожец. - А то я уж волноваться стал, чего это меня товарищи не узнают. Вроде бороды не отпускал и юбку не надел.
        - Так ведь погиб ты! - вскричал дозорный. - Уже неделя минула, как за помин души чашу пили!
        - Вот это круто руль заложили, - пробормотал кормчий. - Так и байдак опрокинуть не долго, типун мне на язык.
        Полупуд помолчал немного, обдумывая новость.
        - Гм… И кто ж надоумил товарищество меня хоронить?
        - Так гонец из Умани к кошевому прискакал. Он весть о разорении татарами Свиридова Угла и привез. Сказывал, одно пепелище от села осталось. А ведь мы знали, что ты там после похода раны залечивал, а потом и зимовать остался. Куренной даже поговаривал, что приглядел ты себе в селе молодуху какую-то и осесть собирался. Брехали, что ли?
        Василий опять дернул ус.
        - И да, и нет… Долго рассказывать. Как-нибудь напомнишь мне в шинке… Если жбан пива поставить не поскупишься.
        - Договорились, - потер ладони в предвкушении занимательной истории Иван Грач. - А что помянули живого, то не беда - теперь три раза дольше жить будешь.
        - Когда к кому Старуха придет, о том лишь Господу ведомо. Но после нападения на Свиридов кут со мною еще много чего приключилось. И если бы не этот хлопец, - Полупуд не поленился, указал на меня, - может, и кстати бы заупокойный молебен пришелся бы. Так-то… Не зря я его Ангелом прозвал. Ну, да будет баляндрасы точить… Зови хлопцев, принимайте челн. Груз на нем знатный. Товариществу понравится. А мне к кошевому атаману спешно. Дело важное… Может, как раз то самое, из-за которого аж с самой Умани гонца гнали. Лодку дашь, или гать потайную проложили? Изменилось все за год, ничего не узнаю.
        - Плавни, как дети, - согласился дозорный. - Год-два не видел, и не узнать. Может, твои, может - подменили.
        - Абы жена не чужая, остальное стерпится… типун мне на язык, - хохотнул кормчий.
        Странно, но Типун вел себя не как изгой или преступник, доставленный на суд, а словно с дальней дороги домой вернулся. Свободно и весело. Точь-в-точь как Полупуд. И поскольку объяснения этому я не мог найти, решил с кормчего глаз не спускать. По меньшей мере пока не пойму, в чем загвоздка.
        И еще одно… Допустим, Типун всю жизнь на Днепре прожил и знает реку, как собственный дом, но здесь же не главное русло. Как он сумел, без единого указателя, по всем этим тайным протокам найти дорогу аж к самой Сечи? Сомневаюсь, что это ведомо каждому харцызу и разбойнику. Особенно из тех, которые оружие басурманам возят! Да будь такое возможно, казацкая крепость давно б уже была басурманами уничтожена!
        Так что и этой странности тоже не мешало бы найти разумное объяснение. Даже удивительно, что Полупуд не обратил на это внимания. Ну, да ничего, моя паранойя не дремлет, и ее мнительности нам на обоих хватит.
        - Лодка, - ответил дозорный. - Подводи байдак вон к тем вербам и прыгай на дерево. Как слезешь, увидишь. Плыви прямо, как плыл. Аж до снопа к шесту привязанного. За ним сверни направо. На следующей вехе - еще раз направо. А там уже увидишь. Или тебя заметят… Мимо острова не проскочишь.
        После заложил пальцы в рот и дважды свистнул. Но и на том не ограничился, а зачем-то постучал рукоятью ножа по стволу дуба. Десяток казаков возник по обоим бортам, словно из-под воды вынырнули. Впрочем, может, так оно было. Потому что некоторые, как длинные мундштуки или сигареты, держали во рту стебли тростника.
        - Хлопцы, с гребцами не брататься, пока круг атаманов не решит, что с ними делать! - предупредил запорожцев Полупуд. - Я их как разбойников знаю. Чтобы кровь проливали, того не видел, брехать не стану. Но на атамане ихнем печать Каинова навеки выжжена. Ворон.
        - Так ты и с Вороном встретился? - вновь отозвался Иван Грач. - Знатно… Еще один мертвец воскрес!.. Василий, Христом Богом заклинаю, не рассказывай своей истории, покуда я не сменюсь. Мне только до заката тут куковать осталось. А за это я тебе кварту горилки поставлю. По рукам?
        - Хорошо… - пожал плечами Полупуд. - Как поговорю с Серком, в курень зайду. Там и найдешь меня, ежели не передумаешь на угощение раскошелиться. Пошли, что ли, Петро?
        И тут я заметил, как напрягся Типун. Кормщик явно хотел что-то сказать, но не решался. Гм? Я же сам решил с него глаз не спускать.
        - Василий, давай Типуна сразу с собою возьмем. Он ведь тоже к куренному торопится. Да и рассказать… - погладил по пазухе, где висел на бечевке таинственный ключ, - ему есть о чем. В довесок к нашим словам. Все равно за ним сразу пошлют, как только ты о ключе вспомнишь.
        Типун быстро опустил глаза, но я успел заметить, что напряжение из взгляда кормщика исчезло. Да и подхватился он со скамьи чересчур торопливо. Словно только этого и хотел. Ох, непростой ты разбойник… Ну, ничего. Я на стрёме.
        Полупуд лишь кивнул. Мол, резонно. Пусть так и будет. Встал на борт, мощно оттолкнулся, аж доски скрипнули, и прыгнул на вербу, которая приняла его с радостным хрустом ломающихся под весом казака веток. У меня получилось еще хуже. Нет навыков десантироваться на деревья. Хорошо, ветки у вербы гибкие, пружинистые, а не острые и твердые сучья, - иначе без членовредительства не обошлось бы. А вот Типун, несмотря на раненую руку, проделал все с ловкостью обезьяны. Прыгнул, завис на ветке, качнулся разок и уже стоит внизу. Как на эскалаторе съехал. И пока мы с казаком озирались да отряхивались, уселся в пришвартованную рядом лодку с таким видом, словно невесть который час нас тут ждет. М-да, рожденный ползать… альбатросом никогда не станет.

* * *
        Свернув направо во второй раз, лодка выскочила из камышовых зарослей на весьма приличных размеров протоку. Вода здесь не стояла, а, весело шумя, проносилась мимо пологого острова. В верхней части которого, метрах в ста от берега, стояла небольшая деревянная крепость. Опоясанная сплошным, крепким частоколом с двумя видимыми с воды башнями на углах и одной широкой, надвратной. Виднелись также жерла нескольких пушек… Или мортир… В этом я не спец. Но размеры солидные, хоть арбузами заряжай. А еще за частоколом высился крест, венчающий маковку церкви… Православный.
        Вся площадь перед частоколом аж роилась от народа, словно в супермаркете в день предпраздничных распродаж или перед офисом объявившего о банкротстве банка. Не меньше сотни… Гомон тоже стоял соответствующий. Удивительно, насколько заглушают звуки камыши и тростник. Пока не выплыли на плес, ничего не слышал. Даже сомневаться начал, хорошо ли запомнили указания и туда ли свернули. А потом как звук включили…
        Особенно со стороны одной, самой большой группы, плотно облепившей перевернутую вверх килем большую лодку. Более стройных, чем байдак, обводов и хищного, что ли, вида. Явно предназначенную для стремительного броска, а не для перевозки грузов. Видимо, это и есть та самая чайка, легендарное судно запорожских казаков, на котором они переплывали Черное море и задавали жару Высокой Порте.
        - Тащи! Тащи…
        - Куда прешь?! Глаза разуй!
        - А чтоб тебе повылезало! Стой, зараза!
        - Заноси! Заноси!
        - Осторожно!!!
        Часть толпилась на берегу, а другая - по колени в воде. То ли вытаскивали для починки, то ли наоборот - спускали на воду.
        В другой стороне острова, отсюда невидимой, поднималось несколько десятков дымов и звенели наковальни. Из-за шума протоки казалось, будто перезвон доносится издалека. А то и вовсе из-под воды.
        Лодка ткнулась носом в прибрежную мель и остановилась. Полупуд тут же выпрыгнул и поклонился в пояс.
        - Ну, здравствуй, матушка Сечь. Давненько ж я дома не был, - Василий перекрестился на церковь.
        Вслед за ним перекрестился и Типун. Право слово, поведение разбойника интриговало меня все больше. На нас стали оборачиваться, так что и я осенил лоб крестным знамением.
        - Эй! Хлопцы! - заорал самый глазастый, бросая шапку оземь. - Гляньте! То ж Полупуд! Чтоб меня турецким ядром на части разорвало, если брешу!
        - Точно… Василий… - согласился еще кто-то. - Вот так штука. А мы ж его…
        - Челом, братья! - поклонился казакам Полупуд. - Рад, что помните. И что чарку за упокой души поднять не погнушались, тоже спасибо. Теперь сто лет проживу, не меньше.
        - Здорово, чертяка! - подскочил к Василию совершенно голый казак. На загорелом до темноты мореного дуба и густо испачканном то ли дегтем, то ли еще каким жиром теле вода висела отдельными каплями, словно бисер. И от этого запорожец сверкал на солнце, будто огромный кусок льда или слюды. - Дай же я обниму тебя, товарищ дорогой! Как же я рад, что ты цел!
        Казак и в самом деле полез обниматься и целоваться, совершенно не стесняясь ни наготы, ни грязи. Не смутило это и Полупуда.
        - И я рад тебя видеть, Смола, - отвечал он весело, похлопывая казака по мокрой спине. - Гляди только, не прилипни. Мне еще к кошевому надо.
        Неизвестно, прилип бы «нудист» или нет, но его уже оттерли в сторону другие запорожцы, тоже желающие высказать свою радость возвращению.
        При этом некоторые поглядывали на нас с Типуном, но с вопросами не лезли. Любопытство на Сечи не поощрялось. Слишком многое прибывшим сюда хотелось забыть о прошлой жизни и никогда больше даже случайно не вспоминать. Принятым в науку новикам наставники так прямо и говорили: «Смотри, слушай, на ус мотай, а захочешь спросить - подумай еще разок и промолчи».
        - Всё, всё, братцы… - освободился от дружеских объятий Василий. - Как солнце сядет, приходите в шинок к старому Шмулю, там и побеседуем обо всем. Сейчас не гневайтесь - дело не терпит.
        С этими словами казак подхватил под руки нас с Типуном и потащил к воротам в крепость.
        Вход в Сечь никем не охранялся, ворота стояли нараспашку, и лишь пара здоровяков громко храпела кверху пузом рядом с коловоротом, опускающим толстую кованую решетку. В общем-то верно, от кого закрывать, если на всем острове только казаки.
        Хотя с этим выводом я поторопился. Чем выше мы поднимались по склону, тем больше ранее невидимых подробностей открывалось взгляду. Например, в той стороне, где я пометил дымы, было нечто похожее на предместье. Только не из хат, а землянок, шалашей и навесов. Над землянками наверх выходили только покатые крыши из плотно уложенных веток. И лишь некоторые, самые большие, были укрыты дерном. Невысокие кусты там уже сами выросли. Похоже, их строители и хозяева не беспокоились о комфорте и уюте. Главное - быстрота и дешевизна постройки. Поскольку при нападении дом или избу за стену крепости не спрячешь. Так зачем зря тратиться на то, что наверняка сожгут и разграбят?
        Из истории я знал, что почти не было ни одного года, чтобы Сечь не пытались уничтожить. Особенно зимой, когда плавни замерзали и становились проходимыми для большого войска. И время от времени басурманам это удавалось. Оттого и перемещалась она по всему Великому Лугу от порогов и даже до берегов Черного моря. Возрождаясь из пепла, как птица феникс. Чтобы снова собрать разрозненные курени да паланки[6 - Паланка - городок, укрепление из кольев, свай, палисад, иногда земляное укрепление без бастионов. А также административно-территориальная единица (округ) на территории Запорожской Сечи.] в одно грозное войско.
        Первая неожиданность караулила нас сразу за воротами. Там стояли две большие пушки, слишком тяжелые для того, чтобы их водрузили на башни, и, видимо, предназначенные для стрельбы прямой наводкой. А рядом с одной из них, прикованный толстой цепью к лафету, понурив голову, сидел давешний знакомец - Олесь. Конокрад и обманщик. И, похоже, давно сидел. Поскольку казаки, проходя мимо, не удостаивали его даже взглядом, как привычную деталь пейзажа.
        - Вот так встреча! - хлопнул по бедру Василий. - Не зря говорят, что кривдой мир обойдешь, а назад не воротишься.
        Олесь смолчал, только голову еще ниже опустил. Вместо него отозвался казак, сидящий на второй пушке. С копьем в руке. На страже, значит.
        - Знаешь ее, что ли?
        - Ее?! - от изумления Полупуд даже ус дернуть забыл.
        - Ну да… - подтвердил стражник. - Девка это.
        - Забодай меня корова, - озадаченно почесал затылок Василий. - Вот так штука. Хоть не рассказывай никому. Засмеют… - потом пнул меня в голень. - Ну, я, положим, пень старый, нюх потерял. А ты? Молодой парень, неужто не почуял?.. Хотя о чем я… - запорожец только рукой досадливо махнул. - Запамятовал, что ты с малолетства по монастырям… Откуда тебе знать, как девка пахнет… Встретил черт слепого да немого… вот и обвел вокруг пальца.
        - А что она сделала?
        В отличие от Полупуда, перевоплощение Олеся в Олесю меня не сильно удивило. В моем мире и не такое возможно. Взять хотя бы знаменитую шекспировскую «Двенадцатую ночь». Или ту бородатую певичку, не дай бог перед сном увидать… А вот почему человек, рвавшийся на Сечь так, словно речь шла о жизни и смерти, сидит прикованный, как преступник - было очень интересно. Ведь не для этого же она так рисковала всем? Даже лошадей у казаков украсть рискнула, что само по себе весьма чревато последствиями. Конокрадов нигде не любят, а уж запорожцы особенно. Что же пошло не так?
        - То есть как «что»? - недоуменно сморгнул стражник. - Она же баба… - и как для тугоухого повторил громче: - Баба!
        - Не удивляйся, - объяснил ему Полупуд. - Хлопец из монастыря сбежал. Первое лето казакует. Обычаев Низовых не знает.
        А меня за рукав дернул.
        - Забыл? Молчи, слушай и варежку не разевай!
        - Да не о том разговор, Василий, - заупрямился я. - Что женщинам на Запорожье ходу нет. И нарушение карается смертью - всем ведомо. И она, я думаю, тоже об этом знала. Но ведь пошла на такой риск. Зачем?
        - Откуда мне знать, - пожал плечами тот. - Девки от любви, как совы днем, слепнут. И сослепу насмерть расшибиться могут. Видимо, и эта не ведала, куда летит.
        - Не похоже на любовь… - не согласился я. - Другое тут что-то.
        И, не обращая внимания на окрик стражника, присел рядом.
        - Тебя ведь не узнали, правда? Ты сама открылась? Зачем?
        - А ну сдай назад! Нельзя с преступницей разговаривать! - бросился ко мне стражник.
        Типун тоже. Но при этом кормщик неловко задел раненое плечо и со стоном повис на руках сторожа, изображая умирающего лебедя.
        - Кошевого спроси… - подняла на меня заплаканное лицо девушка. От грязи и пыли оно стало похожим на трагическую маску, по которой художник небрежно провел две светлые полосы, обозначающие слезы. Вот только плакала Олеся по-настоящему. И боялась… - А я лишь клятву сдержала. Не могла иначе…
        Я наверняка узнал бы больше. Ей хотелось хоть с кем-то поговорить. Но теперь меня за плечо взял Полупуд. А кто хоть раз побывал в его руках, тот навсегда запомнил, что дергаться бессмысленно.
        - Сказано тебе - не суйся! - рявкнул сердито. - А то мигом кнута схлопочешь. И ты тоже стой смирно, - рыкнул на Типуна.
        Потом притянул меня к себе и зашептал на ухо:
        - Думаешь, я дурнее? Тоже понимаю, что не затем она сломя голову на Сечь торопилась, чтобы на цепи посидеть. Погодь… разберемся. Но сперва кошевой атаман, которому надлежит о Хотине и планах Орды узнать. Потом - казакам со Свиридова угла… кому добрую, а кому и злую весть передадим. А уж потом свое любопытство потешим.
        - А не опоздаем?
        - Разумно… - признал Василий и повернулся к стражнику. - Извини дурня… Мало бил. Боится, что казнь не увидит…
        - Молодой… - понимающе кивнул казак. - Пятница нынче. Негоже постный день казнью пачкать. Велено завтра на заре утопить. Так что, если не проспите, не пропустите. Хотя… я думаю, она так визжать будет, что мертвого разбудит.
        - Значит, не проспим… - Василий снова подхватил нас с кормщиком под руки и потащил дальше. - Слышали? Вот и ладно…
        - Ладно… - проворчал разбойник. - Девиц казнить… Что ж тут ладного, типун мне на язык. Как по мне, так и совсем ничего. Задрать подол на голову да выпороть так, чтоб месяц на животе спала. И сама на всю жизнь науку запомнит, и другим сто раз закажет. Убивать-то зачем? Мало их и без нас басурмане в полон угоняют?

* * *
        Первый и единственный раз путь нам преградили прямо перед порогом в стоящую отдельно от длинных и приземистых, крытых тростником бараков, небольшую, всего лишь из двух светлиц, зато чисто выбеленную хату. С пусть небольшими и мутноватыми, но стеклянными окнами и резными наличниками.
        Двое казаков с напускной ленцой поднялись со скамьи возле крыльца и шагнули навстречу.
        - Осади помалу. Не в корчму прешь.
        - Здорова, хлопцы-молодцы, - поздоровался с ними Полупуд. - Мне к атаману… Срочно.
        - Кому срочно, а кому и подождет… Почивает Серко. Сказал, не будить, покуда сам не встанет.
        - Не пойдет, - гнул свое Василий. - Дело важное.
        - Дел много, - не поступился и есаул[7 - Помощник атамана, позже - воинское звание.], - а кошевой у нас один. Хочешь поговорить - вон там, в холодочке обожди. Как проснется, сам выйдет.
        - Хлопцы, вы не понимаете… - начал заводиться Полупуд.
        - Это ты, друже, не понимаешь… - придвинулся второй есаул, но не угрожающе, а чтоб голос не повышать. - Батька всю ночь со старшиной совет держал. Только-только прилег. Поимей совесть. Дай человеку отдохнуть. Атаман хоть и крепкий еще, разозли - вола кулаком убьет, но ведь и не вьюнош. Лета свое берут.
        Но как раз в этот самый миг двери в хату скрипнули и на пороге показался седой, крепкий мужчина, среднего роста. Длинноусый, с острым ястребиным лицом и таким же хищным, пронзительным взглядом. Богатый восточный халат расхристан, так что на волосатой груди виден большой серебряный крест на обычной бечевке. Одна щека примятая, глаза от недосыпа красные, но сабля на боку, а в руке короткая нагайка.
        - Что-то я не расслышал, - проворчал он негромко. - Кто тут вьюнош, а кто старец?
        - Так вот же, батька атаман, - первый есаул ткнул в меня пальцем.
        Молодец. Сообразительный. Зачем лезть под руку человеку спросонья? Вдруг кошевой не с той ноги встал? А так - и стрелки перевел, и доложил.
        Кошевой мазнул по мне тяжелым взглядом, чуть дольше задержал его на Полупуде и удивленно вздел брови, добравшись до Типуна. Но тут же взял себя в руки и продолжил в прежнем, ворчливом тоне:
        - Что-то зачастили ко мне эти вьюноши… спозаранку. Надеюсь, на этот раз хоть не девка? Проверили?
        - Батька атаман, - возмущенно воскликнул один из есаулов. - Ну откуда ж нам было знать? Или прикажешь каждому гостю штаны снимать, прежде чем в избу войти? Как в нужник?
        - Поговори у меня! Руками щупать надо, если глазами слабы… - пригрозил помощникам нагайкой кошевой. - Опозорили на старости лет. А если б она не призналась? Знаете, какой бы по всему миру слух пошел?.. Что на Сечь нынче не то что врагам, даже бабам ворота открыты. Тьфу! Сгиньте с глаз моих! Пока и в самом деле не осерчал да не всыпал горячих!
        А когда молодые казаки проворно метнулись прочь он начальственного гнева, кинул вслед:
        - Куда ускакали? На коне не догнать. Обед подавайте. Да так, чтоб и гостям голодными за столом не сидеть.
        Сунул нагайку за голенище и спустился с крыльца.
        - Челом, батька атаман, - поклонился Полупуд.
        Мы с Типуном тоже не погнушались спины согнуть. Кошевой войска Низового Запорожского фигура солидная. Хоть и выборная должность, а генеральская. Если в военное время. А в мирное - губернатор, не меньше. А то и президент республики.
        - Я - Василий Полупуд, товарищ Минского куреня, - продолжил казак. - Пришел с вестью важною.
        - И тебе не хворать, молодец, - кивнул тот. - Новость короткая или длинная?
        - Хотин… - одним словом ответил Василий.
        - Вот как… - сразу посерьезнел кошевой и указал на дверь. - Тогда пойдем в хату. Похоже, разговор долгий намечается.
        - Погоди, батька… - замялся Полупуд. - Прежде чем в дом войти, я сказать должен.
        - Говори, если должен, - остановился тот.
        - Я привел с собой тех, кто моим словам весу придать могут и растолковать подробнее. Выученик мой… и пленный разбойник… - Василий указал на кормщика. - Не знаю, гоже ли будет и его, наравне со всеми, привечать?
        Кошевой посмотрел на Типуна, и мне снова показалось, что переглядываются они не просто так, а как давние знакомцы.
        - Пут на нем не вижу, - пожал плечами. - Если до сих пор не сбежал, то теперь уж точно никуда не денется. Виноват - ответит. Закон на Сечи один для всех. А знает что важное и готов поделиться - круг оценит.
        - Спасибо…
        - Не торопись, как голый в баню… - отмахнулся кошевой. - Там видно будет. А теперь либо заходите, либо посторонитесь… - кивнул на нескольких джур, спешащих с горшками, мисками и большим жбаном. Ушлые есаулы исхитрились и наказ исполнить, и на глаза не сунулись - парнишек прислали.
        Внутри жилье кошевого ничем особенным не отличалось. Хата как хата. В глубинке, по деревням таких много. Разве что ковров на стенах больше. И не абы каких. А уж оружия развешено и выставлено столько, что на пару-тройку исторических музеев хватит с избытком. Тут и панцири[8 - Так именовались все виды кольчужного доспеха.], и кирасы, и щиты… Мечи, топоры, копья, секиры… Сабли и ятаганы. Булавы, моргенштерны[9 - Тип дробящего оружия.] и боздуганы[10 - Тип дробящего оружия.]. Луки в сагайдаках и колчаны со стрелами… Все отборное, парадное. Инкрустированное драгоценными металлами и каменьями.
        Длинные, на пять седоков каждая, скамьи под стенами застелены волчьими и лисьими шкурами. Широкое ложе, видимое сквозь распахнутую дверь в другой комнате - тоже.
        - Да не стойте вы, как над покойником, - кошевой уселся во главе стола, уже обильно сервированного всевозможными яствами. Самыми простыми и постными - хлеб, рыба, сыры, печеные яйца, фрукты. Зато в таких количествах, словно после нас еще как минимум полкуреня обедать будет. - В ногах правды нет. Ешьте, пейте и рассказывайте, с чем пришли.
        После этого, как бы исполнив ритуал хозяйского радушия, притянул к себе кружку, набулькал в нее из жбана чего-то пенного и ароматного и жадно осушил двумя глотками.
        - Благодарю за угощение, батька атаман, но прежде чем трапезничать, должен я тебе поведать о том, что лишь недавно узнал. Слишком важное, чтобы и дольше держать при себе. Ошибаюсь или нет - о том не мне судить, но многое указывает, что еще нынешним летом султан двинет войска на Польшу или Русь. И, вернее всего, направятся они под Хотин.
        Кошевой положил обратно уже оторванную куриную ногу и вперил в Полупуда тяжелый взгляд.
        - Такое известие голословным быть не может. Казак ты опытный, не новик, и понимаешь это. Значит, не просто так говоришь. Выкладывай все, что знаешь. Без утайки и опасения, что я с недоверием к твоему рассказу отнесусь. Мы хоть и в плавнях сидим, да не на краю света. Тоже кое-что слышим и видим.
        Полупуд неуверенно поглядел на кормщика. Кошевой перехватил взгляд.
        - О разбойнике беспокоишься? Забудь… Как бишь звали его? - поинтересовался таким тоном, словно говорили о ком-то отсутствующем.
        - Как крестили, того не ведаю, а в ватаге Типуном кликали. Он у них кормщиком был. Хороший кормщик…
        - Это да, - согласился кошевой и продолжил ни на кого не глядя, словно сам с собою разговаривал: - Семен всегда на кормиле лучше других себя казал. Помню, однажды, годков десять тому или больше, мы в Варну ходили. Так если б не Семен, может, и назад не вернулись. Такой туман на море лег, что весло в вытянутой руке не разглядеть. А он, сучий сын, будто нюхом землю чуял…
        - Какой Семен? - Полупуд удивленно глядел на кошевого.
        - Которого ты, Василий, в плен взял… - засмеялся Серко. Вскочил и в пару шагов оказался рядом с Типуном. Сдернул кормщика со скамьи и сгреб в объятия. - Ну, здорово, друже. Где ж ты столько пропадал. Я уж и ждать перестал. Думал, всё… Нашел покой в столь милой твоей душе пучине вод Днепровых.
        - Их стараниями… - проворчал кормщик, морщась. Видимо, объятия разбередили рану. - Так могло и случиться, типун мне на язык. Господь оборонил. Всего лишь поцарапали немного. Но ты, Иван, не веселись сильно. В Кызы-Кермен я не доплыл. С людьми не встретился. Поэтому толком ничего не разузнал, в доверие к предателям не втерся и, помимо слухов, прибавить ничего не смогу. Будем надеяться, что хоть Полупуд не с пустыми руками на Сечь пожаловал. Одно верно - война грядет. Большая война… Порта, как осиное гнездо, гудит. И крымчаки табуны на дальние пастбища не гонят, рядом с улусами держат. А это, сам знаешь, примета верная.
        - Это да… - кошевой отпустил Типуна и вернулся на свое место. - Говори, Василий. Больше перебивать не стану. Просто хотел, чтобы ты знал, что тут все свои. И что Семен Типун такой же товарищ войска Низового, как и мы с тобой. А что разбойником прикидывался, так служба у него такая. Во имя веры нашей, Православной церкви и Отчизны.
        «Любите сюрпризы! - охнул я мысленно. - Кино и немцы, блин! Штирлиц отдыхает…»
        Полупуд выложил карту у Сафар-бея и приступил к рассказу, время от времени кивая в мою сторону. А я под шумок тихонечко стянул с подноса печеное яйцо и сунул в рот.
        Во-первых, проголодался. Во-вторых, так лучше думается. Особенно если вопрос врасплох застанет. А поразмыслить есть о чем. Ведь, как ни крути, а своим героизмом мы сорвали чью-то тайную операцию по внедрению нашего лазутчика во вражеский стан. Операцию настолько важную, что кто-то счел груз сотни новейших мушкетов и огневой припас к ним вполне адекватной ценой за легализацию агента. И просто так, даром, нам это с рук не сойдет. К гадалке не ходи… Значит, надо срочно что-то придумывать. Так сказать, ответный ход. Причем не менее ценный и результативный.
        Глава четвертая
        - Ключ…
        Типун протянул руку, тем самым возвращая меня обратно в хату кошевого. Серко тоже выжидающе уставился. Так я и не собирался зажать. Держите.
        Кормщик сидел ближе, поэтому я протянул ключ ему.
        - Вот…
        Семен без задержки вручил таинственную находку кошевому.
        - Важная работа, - оценил Серко. - Поди, немцы делали. Или голландцы. Они по замкам мастера. Толково… И ты, Семен, говоришь, что не знаешь, какую дверь он отпирает?
        - Не знаю, Иван, типун мне на язык. И о ключе том догадки не имел, покуда этот ворожбит не заставил проговориться о тайне, которую мне Ворон доверил.
        - Ворожбит? - Серко с интересом посмотрел в мою сторону. - Ну, ну… Ладно, об этом после. Рассказывай дальше.
        Похоже, я слишком углубился в процесс поедания печеных яиц и размышления, потому что пропустил весь рассказ Полупуда и большую часть приключений Типуна. Это я напрасно. Внимательнее надо слушать. А то на ус мотать нечего будет. И сами усы вырасти не успеют.
        - С кем Ворон в городе встречался, я не видел, да и не лез. Кто крамолу замыслил - у того уши торчком. Лишний взгляд, ненужный вопрос - и нож под ребра, типун мне на язык. Я так рассудил, когда груз доставим - Ворон мне больше доверять станет. И на обратном пути таиться меньше будет. Тогда я и того, кто среди наших басурманам предался, найду, и с кем он в Кызы-Кермене встретится, тоже увижу.
        - Разумно, - согласился кошевой.
        - А о ключе… Вернее, о том, что в бочонке, помеченном крестом, спрятано нечто важное, я узнал позже. Когда мы уже отплыли. На порогах нас немного поскребло дном о камни… типун мне на язык. Слишком уж тяжелый груз. Не помогло даже то, что часть перенесли берегом. Вот тогда Ворон и отозвал меня в сторону. «Типун, - говорит, - если со мною что-нибудь случится, можешь потерять весь груз, утопить байдак, но вот этот бочонок… - показал который, - доставь в Кызы-Кермен. На рынке спросишь кожевника Ибрагима. Он товар примет и рассчитается. Если сделаешь, как говорю, не пожалеешь».
        Серко достал трубку (обычную, из груши или бука!) и набил табаком. Прикурил от свечи. Затянулся.
        - А почему разбойник тебе доверился, как думаешь?
        - Наверно, больше некому было… - вместо кормчего ответил Полупуд. - Я всю ватагу видел. Такие морды… родную маму продадут. Узнав о ценности чего-то небольшого, вполне могли попытаться украсть и сбежать. А чтоб их не догнали - днище байдака прорубить.
        - Да, - согласился Типун. - Василий верно подметил. У Ворона тот еще сброд под рукой был. Каждый своего атамана стоил. Чужую жизнь забрать, что свечу задуть. А уж если хороший куш зачуют - друг другу глотки перегрызут. Только Ворона и боялись. Знали, что вожак нелюдь пострашнее их самих. К слову, из тех четверых, что на веслах сидели, только один снисхождения заслуживает - Антип Куцый. На нем невинной крови нет. Остальных давно черти ждут.
        - Понятно. А ты, Семен, значит, не такой… Аки агнец… - словно осуждающе произнес Серко. - Но все же Ворон тебя к себе принял и доверие оказал. Не странно? Может, не о доверии речь, а о проверке?
        Ни Типун, ни Полупуд к такой трактовке событий готовы не были и лишь переглянулись растерянно.
        - Гм… да… Умеешь ты, Иван, спросить… - пробормотал кормщик, усердно скребя затылок.
        Я негромко кашлянул в кулак, привлекая внимание. Влезать без спросу в разговор старших не по чину, можно и чубуком по лбу схлопотать, но если сами спросят… Спросили.
        - Говори, ворожбит… - ухмыльнулся кошевой. - Не мнись, как девка на выданье. Не на раде… За столом у каждого голос имеется.
        - Ты, батька, усомнился, а я так смекаю… У Ворона и без Типуна душегубов полная пазуха. Хорошего кормчего найти, да еще такого, что от правосудия прячется и к ватаге разбойной пристать готов - задача посложнее. А если вспомнить стоимость груза, который тати в Кызы-Кермен везли, то даже без дополнительных тайн атаману надо было хорошенько подумать, кого за кормило садить.
        Серко только крякнул одобрительно. Ну, а Полупуд с готовностью вцепился в ус.
        - Разумно говоришь… Что еще прибавить хочешь?
        - Если Ворон ключ этот ценил больше тысячи мушкетов, то я думаю… надо его по назначению доставить. Тем более, разбойник подсказал, как это сделать, не вызывая подозрений, оставив оружие и огневой припас себе.
        - Сдурел?! - чуть не подпрыгнул Полупуд. - Прости его, батька! Петрусь дюже умный хлопец, но крепко в голову ушибленный. Иной раз мудрее библейского старца, а иной раз такое сморозит, что ни в тын, ни в ворота.
        Но кошевой лишь бровью в его сторону повел, угомонись, мол, - а сам с меня глаз не спускает.
        - И почему же столь ценную вещь мы сами должны врагу отдать? Ну-ка, объясни. А то я и впрямь в толк не возьму.
        Был бы я дома, апеллировал бы к логике, но здесь, боюсь, это не прокатит. Не принято в этом мире желторотым соплякам, вроде меня, крови не видевшим и пороха не нюхавшим, на слово верить. Покуда делом не докажут, что доверия достойны. Значит, придется прибегнуть к методу более действенному. Суеверию…
        - Видел я…
        Полупуд, показывая кроки[11 - Кроки - подробное изображение местности, выполненное путем глазомерной съемки, непосредственно в поле.] Сафар-бея, в общих чертах рассказал и о моих возможностях зреть будущее, выпадая в транс. Что, к слову, совершенно никого не удивило. Так что выдвинутое объяснение ложилось в легитимную канву.
        - Когда о битве османов с ляхами у той крепости рассказывал…
        - Под Хотином? - уточнил Серко.
        - Того не ведаю, батька атаман. Я в тех краях никогда не бывал, поэтому узнать местность не могу. Описал лишь увиденное. А уже Василий решил, что это Хотинская твердыня.
        - Ладно. После еще раз расскажешь. Мне… Поглядим, смогу ли и я с такой уверенностью опознать. А покуда продолжай.
        - Перед картиной битвы… было мне еще одно видение. Коротенькое. Потому и забыл о нем, насмотревшись на то, как страшно гибли польские гусары. А когда ключ в руке подержал - вспомнил. А видение такое… Дверь в подземелье… Длинный-длинный коридор… Темный и сырой. И по нему словно многотысячная стая крыс идет. Тишина жуткая, только за спиной коготки скребут да лапки шуршат… Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… А когда оглянулся - увидел, что это не крысы. Потому что над ними факелы горят. А из полутьмы глаза блестят. Много глаз… И доспехи. Я испугался и бросился бежать. Потом подземелье пропало, а я увидел бой…
        Вроде складно получилось. Никто не перебивал. Дали даже напиться, ждали продолжения. Теперь можно и к логике переходить.
        - Вот я и думаю… А что если Ворон вез ключ от двери тайного хода в замок?
        - Понятно, что не от королевской казны, - хмыкнул кошевой. - Она уж который год пустует и задаром никому не нужна… Слова твои снова разумны, но не объясняют, зачем нам его врагу отдавать? Наоборот, радоваться надо, что сумели перехватить и страшное предательство предотвратить.
        - Порошу простить, батька атаман, если скажу глупость. Я не столь давно покинул стены монастыря и не опытен в жизненных коллизиях. Но мне кажется иначе… - Короткая пауза, но никто не возмущается тем, что сопляк бывалых казаков учить вздумал. Заинтересовались.
        - Не получив ключ, враг может попытаться достать его снова. Если решит, что ключ в пути потерялся. А то и того хуже, поймет, что измена раскрыта, и выберет другое место для нападения. Пойдет туда, где его не ждут. Или еще кукую каверзу удумает, нам неведомую.
        Кошевой и казаки замолчали надолго. Только хмурились да дымили в три трубки, что пароход. В комнате аж сизо от дыма стало. О еде и вовсе забыли. А вот мне последнее время постоянно жрать хочется. Я и дома на отсутствие аппетита не жаловался, но такого жора, как здесь, никогда не ощущал. Вот что значит здоровый образ жизни, свежий воздух и прочий фитнес. Мышцы, кстати, по крайней мере, те, что видно без зеркала, тоже заметно в объеме прибавили, а на животе даже какое-то подобие «кубиков» просматривается.
        - Складно говорит… ворожбит… - спустя какое-то время произнес Серко. - Худо будет, если враг узнает, что мы о его намерениях не просто догадываемся, а имеем самые точные сведения. Сдвинувшуюся с места Орду, конечно же, это не остановит, но изменить конечную цель султан может. Все будут думать, что он под Хотин идет, а войска с полпути, к примеру, на Яссы свернут. Или на север - к какому иному городу. Туда, где его совсем не ждут. Или - разделит армию. Часть отправит наши силы сдерживать, а другая, как паводок растечется - беззащитные города да села жечь. Нет! - грохнул кулаком по столу. - Этого ни в коем случае допустить нельзя… Но и отдавать своими руками ключ от крепости врагу… тоже крамолой пахнет.
        - А и не надо отдавать… Зачем отдавать?
        Все трое снова повернулись в мою сторону. М-да… И Макиавелли уже трактат свой написать успел, и отцы иезуиты вовсю орудуют, а народ по-прежнему прост и наивен.
        - Кузнецов на Сечи нет, что ли? Сделайте похожий. Чтобы на первый взгляд не отличить, мало ли - вдруг тот, кому его передать надо, оригинал видел? Но замок чтобы дубликат открыть не мог. Вот и не будет никакого предательства, а лишь военная хитрость. Во-первых, есть шанс, что этот кожевник, получив посылку, тоже захочет что-то отправителю передать. И тогда мы предателя найдем. А во-вторых, когда враги решат своей подлой уловкой воспользоваться, их будет ждать неприятный сюрприз.
        Тишина в комнате гробовая повисла. Даже стало слышно, как на окне в паутине муха бьется. И я вдруг почувствовал себя такой же мухой. Да не перед пауком, а перед собачьей пастью. Оно каждому известно, что муха псу не корм, а забава, но три пары глаз, глядевших на меня сейчас, принадлежали хищникам пострашнее одичавших псов. Даже мороз по спине прошелся. Ё-мое, что вам опять не слава богу? Я же для вас стараюсь!..
        - В монастыре, говоришь, жил? - Иван Серко смотрел прищурясь, словно на мушку взял. - Не в иезуитском, часом?

* * *
        Ах, вот где свинья порылась… В общем-то, верно. Когда человек ведет себя не так, как от него ожидают, согласно биографии - это всегда настораживает. В знаменитом фильме Говорухина «Место встречи изменить нельзя» Шарапова ловили на том, что руки у него не шоферские. Авторская натяжка, конечно. Не знаю, как у артиста Конкина, а в жизни у старлея - командира разведроты, «сорок раз за линию фронта ползавшего» и лишь недавно демобилизованного, ручонки еще тот вид имели. Не у каждого водилы встретишь, скорее уж у слесаря. А вот на пианино Моцарта сбацать… после четырех лет войны… тут меня гложут смутные сомнения.
        Но я не об этом сейчас… Сам горел синим пламенем, как шведы под Полтавой. К счастью, методика выхода из кризиса имелась отработанная и неоднократно проверенная.
        - Не знаю, батька атаман… - Во взгляде только честность, искренность и немножко грусти. - Твердо я себя помню лишь с того момента, когда Василий меня в реку окунул да расспрашивать начал. А все что прежде было… - Руки в стороны пошире, голову склонить. - Ничего не помню. Хоть убей.
        - А если прикажу на дыбу поднять? - буравит меня Серко глазами. Тяжелый взгляд, острый. Страшный… Ну да не на того напал. Я уже не первогодок, сопромат сдал. - Поможет вспомнить?
        - Погоди, батька! - кинулся на защиту Полупуд. - Воля твоя и право. Но поверь… Клянусь, что Петро не в себе был, когда мы встретились. Наг, как Иов. Даже имени своего не знал. Но крестное знамение наложил не мешкая, как положено, справа налево. Что за беда с ним приключилась, того не ведаю, но что не католик он, не иезуит - в том присягну и крест целовать стану. Велишь на дыбу взять - тогда и вторую рядом ставь. Для меня!
        - Ого! - кошевой склонил голову набок. Словно размышляя над предложением Василия. - Ты действительно так в нем уверен?
        - Да, батька… - Полупуд не на шутку разошелся. - Мы все больше о деле говорили, о басурманах, и я на подробности не отвлекался. Но с того дня, как повстречались мы, и покуда на Сечь добирались, Петро мне трижды жизнь спасал. И не только мне. Все, кто после набега в Свиридовом углу уцелели… а это почитай полсотни баб да детворы… век Богу за него молиться будут. Небось, не зря они Ангелом его прозвали.
        - Не слишком ли? - насмешливо тряхнул седым чубом Серко.
        - Кто знает… Если б он не предупредил нас о втором чамбуле, да гать вовремя не нашел…[12 - Упоминается история, описанная в романе «Сабля, трубка, конь казацкий».] - казак махнул рукой. - Карай или милуй, батька. Но Петру я больше, чем себе, верю. Скорбный он головой бывает - это правда, но душою чист и веру православную чтит.
        - Ну-ну… И как же он догадался о том чамбуле? - кошевой словно не замечал горячности Полупуда. - Тоже благодаря видению? Или заранее все знал? Я ведь тоже характерник. Не забыл? Вижу, когда люди лгут, а когда правду говорят. В твоих словах, Василий, я не сомневаюсь, а вот хлопец этот непрост. Совсем непрост… Почти как наш Типун. В моей горнице - казак. А за порог выйдет - снова лазутчиком турецким и разбойником речным станет. Что скажешь… Петро? Так кто же ты на самом деле? Ангел? Или, может, все-таки бес лукавый, агнцем невинным прикидывающийся?
        На такие речи атамана больше никто и пискнуть не посмел. Кроме меня… Терять-то нечего. Либо пан, либо пропал.
        - Василий, дай, пожалуйста, трубку…
        Казак понял, не переспрашивая, полез за пазуху и вытащил оттуда мой раритет.
        - Ого! - оценил Серко. - Знатная работа. Сразу видно, знающий мастер делал. Не меньше пяти золотых дукатов в Кракове за нее дадут. А в Царьграде и десяти не пожалеют.
        - Натоптать? - Полупуд и кисет вытащил.
        - Нет… - мотнул я головой. - Далеко заглядывать боюсь. Еще в падучей свалюсь. Только подержу… авось, поможет.
        Трубка уютно легла в ладонь и будто привет из дому передала. Так легко и радостно сделалось на душе. Я закрыл глаза и попытался вызвать в памяти то, что читал о легендарном кошевом Иване Серко. И кое-что всплыло.
        - О чем говорить дозволишь, атаман? - спросил я, не открывая глаз. - О прошлом или о том, что будет?
        - А все подряд и говори, - разрешил тот, посмеиваясь. - А мы с товарищами оценим. Если что, свидетели будут. Не отбрешешься потом.
        - И о младенце, что родился с зубами, тоже говорить?.. - поинтересовался я как бы в некоторой растерянности.
        - Чего? - Судя по голосу, это Типун влез. Но кошевой оборвал кормщика раньше, чем тот завершил фразу присказкой.
        - Об этом не надо… - и в голосе его слышалось напряжение. - Говори о важном. Сплетни и бабские наговоры казакам без надобности. Мало ли что повитухи брешут.
        - Хорошо. Вижу сынов у тебя двое. Уже есть или родятся только - того не ведаю. Один тезка мой, второй - Роман. Славные парубки. И дочерей тоже две. Красавицы. Все в мать - Софию. Вот только имен девочек не вижу… а вот плач слышу многоголосый. Говорят не по-нашему. Минарет… Турецкие города горят, значит. Люди мечутся в пламени, Урус-шайтана проклинают! Пернач[13 - Шестопер, тип булавы и символ власти.] кошевого в твоих руках вижу. Десять… нет - двенадцать раз кряду. Битвы… битвы… битвы… Много. Очень много… Сотни… На суше и на море… Ничего не разобрать. Тысячи мертвых тел… А над всеми малиновый стяг реет, твоя рука… по локоть отрубленная… и пернач в ней.
        Я замолчал. Как-то коряво получалось. Такой бред любая цыганка за десятку в метро расскажет. Надо чем-то особенным впечатлить. А чем, если ни одна битва не вспоминается ни датой, ни названием?
        Чувствую по успокоившемуся дыханию, казаки тоже фальшь почувствовали, в себя приходить стали, и либо я упущу момент, либо надо чем-то публику дожимать. И в этот момент перед глазами всплыла картина Васнецова. А следом за ней и сама сцена написания ответа султану, которую режиссер нашей постановки непременно хотел озвучить в виде бонуса к тексту Гоголя.
        - Вижу письмо, которое ты, атаман, султану турецкому пишешь. Как перед собой вижу. Читать?
        - Я?! Султану?! Да как ты смеешь?! - кошевой от злости аж вскочил. Ведь получалось, что я его при свидетелях в тайных сношения с Портой обвинил.
        Вполне мог и пришибить сгоряча. Хорошо, успел сообразить, что так еще подозрительнее будет. Совладал с гневом, успокоился и сел обратно.
        - Читай. Мне тоже интересно послушать.
        - «Запорожские казаки турецкому султану Магомету Четвертому!
        Ты, султан, чёрт турецкий, и проклятого чёрта брат и товарищ, самого Люцифера секретарь. Какой ты к чёрту рыцарь, когда голым задом ежа не убьёшь. Чёрт гадит, а твое войско пожирает. Не будешь ты, сучий сын, сынов христианских под собой иметь, твоего войска мы не боимся, землёй и водой будем с тобой биться.
        Вавилонский ты повар, Македонский колесник, Иерусалимский пивовар, Александрийский козолуп, Большого и Малого Египта свинопас, Армянский ворюга, Татарский сагайдак, Каменецкий палач, всего света и подсвета дурак и самого аспида внук. Свиное ты рыло, кобылий зад, мясницкая собака, некрещеный лоб…
        Вот так тебе запорожцы ответили, плюгавому. Не будешь ты даже свиней у христиан пасти. На этом заканчиваем, поскольку числа не знаем, а календаря не имеем, месяц в небе, год в книге, а день у нас такой же, как и у вас, за это поцелуй ты в задницу нас!
        Кошевой атаман Иван Серко со всем Кошем Запорожским»[14 - Почти дословный перевод исторического документа.].
        На пару секунд в комнату снова вернулась тишина, в которой можно было расслышать урчание в желудке паука, доедающего муху. А, может, это и мой собственный от переживаний скрутило? Потом стены хаты застонали, а потолок подпрыгнул от хохота. Столь громкого и безудержного, что даже есаул в дверь заглянул. Растерянно хлопая глазами и не понимая, что случилось.
        - Козолуп, значит… Га-га-га!.. Свиное рыло… О-го-го!.. - хватался за боки кошевой. - И это я с братчиками султану пишу? Га-га-га… Знатно, знатно…
        Серко утер выступившие на глаза слезы.
        - Порадовал ты меня, хлопец. Спасибо… За такое пророчество ничего не жаль. Зайдешь к войсковому писарю и перескажешь ему слова. Чтоб не забыть, когда время случится.
        Потом протянул руку.
        - Не против, если я тоже посмотрю?
        Вежливость выказал, значит. Понятно же, что если трубка у Полупуда хранилась, то и другим к ней прикасаться не возбраняется.
        Повертел перед глазами, погладил, понюхал. Пожал плечами и вернул.
        «А что ты хотел? Потайную кнопочку найти, нажатие которой связь с будущим устанавливает? Ну, извини. Не предусмотрено. Устройство работает только в комплекте со мной».
        - Хочешь еще что-то прибавить? Или это все, что увидеть удалось?
        - Многое видел, да рассказывать толку нет. Все равно объяснить не смогу. Места неизвестные, лица незнакомые. В этом году или через десяток лет случится - тоже непонятно. Скажу, к примеру, что шторм ужасный чайки разбросает и много казаков погибнет. А когда - неведомо. Так что, запорожцам после этого больше никогда в море не выходить. Или вот, к примеру, видел я, батька, как ты приказал тысячи пленников в чистом поле казнить…
        Серко зыркнул, как ножом полоснул.
        - Прости великодушно… Говорю, как есть. Без утайки… Но ведь не вижу причины. Может, именно так и надо было сделать? Но разве от этого легче кому станет? Если позволишь, я отныне и впредь буду говорить лишь о том, что к времени и месту привязать можно. Чтобы зря умы не будоражить да слухи не плодить… как та повитуха. Еще лучше, если о моем умении больше никто, кроме вас троих, не узнает. И только вам я о увиденном рассказывать стану. А уж вы - умные да опытные, сами решайте, что поведать остальным, а о чем и утаить не грех.
        - Хорошо, - хлопнул по столу Серко. - Так и решим. Всё у тебя?
        - Нет… - Гулять так гулять. - Хочу, батька атаман, просить у тебя разрешения отправиться в Кызы-Кермен вместе с Типуном.
        Кошевой с кормчим переглянулись.
        - Снова видел что-то… типун мне на язык? - повернулся ко мне лазутчик.
        - Нет… Просто не хочу снова взаперти оказаться. Сечь, конечно, не монастырь. Но разница небольшая. А я мир хочу повидать.
        - Хорошо, - Иван Серко кивнул с пониманием. Сам смолоду не сидел сиднем. - Если Семен не против твоего товарищества, то и я возражать не буду.
        - Тогда и я с вами! - Полупуд произнес это так решительно, что стало ясно: без него никто никуда не пойдет. - Одних не оставлю. Раз уж сплела судьба наши дороги в один моток, пусть так и будет. Авось, выведет кривая.
        - Ладно… - согласился кормщик. - В такой знатной компании хоть в пекло… типун мне на язык.

* * *
        - Батька атаман… - по принципу «куй железо не отходя от кассы» я решил воспользоваться моментом. - Дозволено ли будет и мне вопрос задать?
        Лишнее любопытство на Сечи не поощрялось, я это уже усвоил, но время поджимало, а одним «мотанием на ус» до истины в этом деле можно и не успеть добраться.
        - Спрашивай, - Серко подмигнул Полупуду. - Не каждый день случается, когда ворожбит, зрящий будущее, чего-то не знает. Только быстро. И помимо тебя есть чем занять мысли и язык.
        - О той девице, что к пушке прикована, спросить хотел.
        Не понравился вопрос кошевому. Вмиг добродушие слетело, словно маску прочь отшвырнул. Злое лицо сделалось у седого атамана, неприветливое. А вот в глазах при этом у Серка ярость не появилась, наоборот - неуверенным взгляд стал. Даже моего не выдержал, вильнул чуток.
        - Тебе зачем?
        - Я поясню… - влез Полупуд. Видимо, опасаясь, что брякну лишнее и все испорчу. - Эту девицу мы с Петром в степи нашли и к Никитинской заставе привезли. Только она тогда парнем прикидывалась. А мы не приглядывались, вот и не распознали. Сказывала, что из полону сбежала и что на Сечь ей срочно надо. Так срочно, что этой же ночью Олесь… Гм… Олеся украла наших коней. Я-то подумал, обычный конокрад… А ему… ей… оказывается, действительно сюда надо было. Причем так, что девка смерти не устрашилась. Я говорил Петру, что бабы из-за любви и не на такое сумасбродство готовы, но хлопец не верит. Ты уж не гневайся, Иван. Молодой еще…
        Я был уверен, что Серко ничего объяснять не станет, а попросту выставит за двери, но кошевой снова удивил.
        - Прав ворожбит… - произнес негромко. - И ты, Василий, тоже прав. Неспроста девка торопилась. Важную весть везла. Еще одно подтверждение того, что басурмане в Большой поход собираются.
        - Девица? - недоверчиво переспросил Типун. - Ей-то об этом откуда знать?
        - Сказала, что родом она из Рогатина. Что в Кафе ее и трех младших сестер купил какой-то купец. Имени его она не знает. Все, кто при ней обращался к нему, называли купца либо господин, либо эфенди. Это он отвез ее за Перекоп и велел отправляться на Сечь, передать Урус-шайтану, то бишь мне, чтобы казаки готовились к нападению и короля предупредили, - что на этот раз малой кровью не обойдется. Султан собирает такое огромное войско, которого со времен Чингисхана и Батыя мир не видел.
        - Странного гонца купец выбрал… Неужто не знал, что бабам на Сечь дороги нет? - продолжал сомневаться кормщик.
        - Знал. И даже Олесю об этом предупредил. Чтобы стереглась и себя не выдала. Сказал, что раз об этом все знают, то никто и не догадается, что она к нам идет.
        - Кто ж ее уличил? - это уже Полупуд. - Мы с Петром, да и вся Никитинская застава ничего не заподозрили. Хлопец как хлопец. Таких джур в Сечи не один десяток бегает. И пригожее найти можно.
        Кошевой потемнел еще больше и принялся набивать трубку. Неприятным был этот разговор седому казаку, но и отмолчаться не получалось.
        - В том и беда, хлопцы, что сама она мне открылась. Когда я в словах ее, как Семен сейчас, засомневался.
        - Сама?
        - Да. Купец тот, спасибо ему, конечно, за вести важные, сволочь последняя. Знаете, чем девку принудил? Пообещал с ее младших сестер кожу живьем снять и чучела сделать, если Олеся откажется от поручения или не выполнит его. То есть не передаст его слова лично мне.
        - Говорить можно что угодно… - пробормотал Полупуд.
        - Верно рассуждаешь, Василий, - согласился Серко. - Но скажи по правде, ты бы рискнул проверить? Если б это твои родные заложниками у турка были?
        Полупуд промолчал.
        - Вот и она не захотела. А когда я сказал, что не верю, что все это какая-то басурманская хитрость, спросила, мол, если жизнью своей поручусь, поверите?
        Кошевой снова замолчал, только мундштук посасывал, не замечая, что так и не раскурил трубку.
        - Глупо вышло… Я ведь и не думал, что это девка… А она сорочку нараспашку… Потом уж поздно было. Сделанного не вернуть. Если б только я один увидел… Господом Богом и Девой Марией клянусь, взял бы грех на душу… наверно. Но в хате в то время несколько куренных было, обозный… Есаулы мои… Не утаить.
        Серко вздохнул.
        - Вот так и вышло. Девица нам весть о врагах, а мы ее в мешок да в омут. Аж кровью сердце обливается. А ничего сделать не могу. Законы Низовые не мною придуманы. И товарищество скорее нового кошевого изберет, чем согласится их нарушить.
        - Даже один-единственный раз? - не поверил я своим ушам. - Это же особенный случай!
        - Запомни, Петро… - тяжело, словно жернова ворочал, ответил Серко. - Нет и не может быть никакого первого или единственного и тем более - особенного случая. Потому что закон, как невинность. Либо есть, либо нет. Сперва найдется веская причина, чтобы нарушить его. Потом, чуть поменьше, но тоже важная. А дальше - как ком снежный с горы покатится, подминая под себя всех, кто отскочить не успел. Я не то что чужую девицу - дочь… да и самого себя не пожалел бы. Не будет закона - все пропадем. Как перекати-поле по миру ветер развеет. Крепко эти слова запомни и никогда нарушить не помышляй. А теперь ступай, ворожбит. С тебя довольно, а нам с казаками еще кое-что обсудить надо. Если голоден - прихвати со стола, что хочешь, и во дворе товарищей жди. Понадобишься - позовем. И еще… Обо всем, что говорили здесь, забудь.
        - Как скажешь, батька атаман… - я поднялся, поклонился по казацкому обычаю, а потом, пользуясь разрешением, сунул за пояс пару луковиц, потом стянул со стола большущий кусок сыра, пару лепешек и завернул все в капустный лист… Подумал и водрузил поверх получившегося бутерброда толстый ломоть крепко просоленного и высушенного в камень вяленого мяса. Вроде бастурмы. Так не укусишь - натуральная доска, зубы сломаешь - только к пиву посасывать, вместо воблы. Потому, видимо, и попало на постный стол, что уже и мясом не считалось.
        - А не лопнешь? - весело поинтересовался Типун.
        Вместо ответа я сунул в рот очередное печеное яйцо и потопал к дверям. Имелось большое желание прихватить заодно и кувшин с квасом, но, во-первых, рук не хватало, и так едва удерживал эту кучу снеди. Во-вторых, вряд ли демократия распространялась так далеко. Смех смехом, но надавать по шее чересчур распоясавшемуся новику святое дело. Не зря ведь приговаривают, что за одного битого двух небитых дают.
        За дверями меня перехватили есаулы. Казакам аж в одном месте свербело, так хотелось узнать, с чего столь зычно хохотал кошевой.
        Пришлось быстро прожевать яйцо и в сокращенном виде пересказать сказку о том, как солдат, в моем изложении - казак, из топора кулеш варил. После чего был благополучно отпущен. Вместе с добычей. Впрочем, есаулы на голодающих похожи не были. Те еще мордовороты. Здоровье аж пышет. И отнимать «бутерброд» не собирались.
        Травя байку, я же думал о своем.
        Врешь, батька атаман. И древние мудрецы тоже ошибаются. Да он совсем не дура[15 - Имеется в виду латинская пословица Dura lex, sed lex. «Закон суров, но это закон».]. И применять его надо не ко всем без разбору одинаково, а рассматривая каждый случай отдельно. Да и то… Взять, к примеру, товарища моего, Василия Полупуда. Ничего, что он побратима убить хотел? Причем не один раз. А я сильно сомневаюсь, что в законе о побратимстве где-то сказано, что если один оступился, то второй имеет право его казнить. Или Типуна вспомнить… Не мог Семен агнцем белым в стае волчьей жить. Не поверили б такому. Значит, есть и на его руках кровь невинная. Да и то… В Полупуда он намедни без дураков целился. Не толкни я под руку, неизвестно, чем все кончилось бы. И ему, ради высокой цели службы Отчизне, простили бы убийство запорожца? И сравнение с невинностью для уроженца третьего тысячелетия не катит. В мое время зуб сложнее запломбировать, чем девичество восстановить. Вот только душевную чистоту не отбелить и не заштопать.
        Но тогда что? Опять двойные стандарты? Для своих, верных и преданных соратников по партии - один подход. Щадящий. И совсем иной к какой-то девке. Которая, по здешним меркам, как бы и не вполне человек. Так, недоразумение. Чья-то невостребованная половинка. Можно и списать в расходный материал.
        Очуметь. Хуже нет, когда все правы. А вот шиш вам! Терпеть ненавижу трагедии и несправедливость во всех ее проявлениях. Так что, набирая со стола снедь, я уже обдумывал план, как ловчее вставить палки в колеса тутошнему правосудию. Нефиг правых судить.
        Поэтому дорогу к тому месту, где мы оставили лодку, намеренно выбрал круговую, чтобы лишний раз рядом с Олесей не засветиться. Казаки, конечно же, потом обо всем догадаются. Сопоставив факты. Но одно дело догадываться, и совсем иное - знать наверняка. Догадку, как говорится в тех же законах, к делу не подошьешь. В отличие от свидетельских показаний.
        Лодку никто не тронул. Весла только кто-то из казаков заботливо вынес на берег и в песок воткнул. Торба, в которую я, прежде чем байдак покинуть, положил парочку пистолей с полусотней зарядов к ним и одну из запеченных рыбин (прямо в глиняном «кляре»), тоже лежала под задней скамейкой, где я ее и «забыл», когда на Сечь прибыли.
        После попадания в этот мир с голым пузом и таким же задом, привычка делать нычки всюду, где только можно, уверенно становилась моей второй натурой. Еще не рабовладельцем, но уже уверенным хозяином. Чему я сейчас был очень рад.
        Снедь с атаманского стола перекочевала туда же, и торба снова заняла укромное место под скамейкой.
        Итак, первые две вещи, необходимые любому буцю[16 - Беглецу (стар.).], а именно еда и оружие у меня имелись. А с учетом того, что вода здесь вокруг - о жажде можно было не беспокоиться. Оставалось раздобыть огниво, и можно приступать к выполнению задуманного.
        Тем более что, как говорил еще не родившийся Наполеон Бонапарт, каждое дело можно считать хорошо подготовленным, если оно продумано хотя бы на одну треть. Я же сделал гораздо большую часть работы и мог рассчитывать на успех.
        Глава пятая
        Читая книги или пересматривая фильмы из жизни запорожцев, особенно голливудские постановки, складывается впечатление, что казаки если не были в походе, то все остальное время проводили в гулянке и праздном досуге. Периодически, от безделья и скуки, затевая то скачки, то кулачные бои. А то и схватки на саблях или ином оружии.
        До первой крови, естественно. Убийство товарища наказывалось в Сечи крайне сурово. Убийцу закапывали в могилу живьем, привязав к днищу гроба жертвы. Жуть… Зато действенно. И не надо никаких лишних инструкций и надзирающих за техникой безопасности. Взял, по глупости или неосторожности, чужую жизнь - отдай свою.
        Так вот, ничего подобного. Вот уже почти час я валандаюсь по территории Сечи, и могу со всей уверенностью сказать, что больше всего казаки напоминают дачников, ринувшихся с весенним теплом на свои садово-огородные участки. Не без того, чтобы кое-где не жарили шашлык и не веселилась рядом небольшая компания, но основная масса народа вкалывала, как пчелки или мураши. Не поднимая голов и разгибая спины.
        И еще… Из тех же источников и Интернета я знал, что численность войска Низового Запорожского в иных сражениях исчислялась десятками тысяч. Да и те же вечные распри с польским Сеймом, насчет увеличения реестра, тоже возникал всякий раз, когда шляхта или король пытались урезать список принятых на службу казаков на пару тысяч. То есть в любом случае - все время упоминаются четырехзначные числа. А я, как ни прикидывал, в общей сложности насчитал не больше пяти сотен. Конечно, людей считать это не мешки или ящики - все в движении - кого-то несколько раз заметишь, а кто ни разу на глаза не попадется. Но даже если погрешность взять в двадцать процентов, все равно - и до одной тысячи не дотягивает.
        Странно. Либо историки врут, завышая численность запорожцев, привнося в летописи коэффициент, соответствующий общему увеличению населения. Чтобы у потомков не возникало недоумения.
        Сами судите, кто из моих современников воспримет всерьез грандиозную и эпохальную битву, узнав, что в сражении участвовало меньше воинов, чем в нынешних стычках футбольных фанатов. Причем с обеих сторон. Потому что в то время всех жителей Парижа, Лондона и Кракова можно было без напряга разместить на стадионе в Лужниках. А если детей взять на руки, так и еще какую-нибудь европейскую столицу втиснуть.
        Или я чего-то не понимаю? Ну, так на то у меня наставник имеется. Который хоть и ворчит, а на вопросы все-таки отвечает. В основном…
        Кстати, похоже, совещание у Серка закончилось, потому что Полупуд как раз вышел из хаты кошевого. Один. Типуна атаман задержал. Значит, имелся еще какой-то разговор, который и для ушей Василия не предназначался. Интересно живем - тайна на тайне едет и тайной погоняет.
        - Эй, Петро! Шагай сюда! - углядел меня Полупуд. - Что делаешь?
        - Так баклуши бью, - искренне ответил я, вызывая смех есаулов. - Почти всех перебил. Пару штук только спрятаться успели. Вон в той копне сена. Не возражаешь, если продолжу?
        - Вот же дал Господь человеку талант… не язык, а бритва, - одобрил один из помощников кошевого. Меткое слово казаками ценилось не меньше воинской доблести.
        - Ага… - кивнул Полупуд. - Точно подмечено. Того и гляди, порежется. Пошли…
        - Куда? - спросил я негромко, когда мы отошли уже от хаты кошевого.
        - Как куда? - удивился Василий. - Ты же казаковать хочешь? Вот сейчас куренной атаман на тебя и глянет. И уж рядом с ним, Петрусь, язык лучше попридержи. Шутка шутке рознь. Я, конечно же, словечко за тебя замолвлю. Но в курене все равны перед Богом и атаманом. Решит Трясило, что достоин ты нашим товарищем стать - отлично, никто слова поперек не пискнет, покуда ты сам себя не замараешь. А скажет куренной погодить с твоим приемом в товарищи - извини, даже спорить не стану. Его право.
        Интересно, пугает или все на самом деле так серьезно?
        Ой, первое собеседование или экзамен в моей жизни, что ли? Ну, допустим, не глянусь я атаману - и что? Прогонит из Сечи? А вот фигу ему с маслом. Не имеет права. Вход свободный. Максимум - в свой курень не примет. Ну так их тут много… Да и вообще, насколько мне помнится, вид на жительство на Низу предоставляли всем желающим, лишь бы в Бога веровал. Или опять летописцы чего напутали?
        - Василий… - шагая за казаком, я решил отвлечься. - Скажи, а почему в Сечи так мало казаков? Это что - все наше войско?
        - Слыхал о том, что один летний день зимой неделю кормит? - ответил тот, даже не оборачиваясь. - Кой ляд хлопцам здесь сидеть? Не наседки, цыплята из яиц не вылупятся… На промысле казаки. Или родне, что по паланках да хуторах живет, помогают. Иные ярмаркуют. Или с чумаками за солью подались. Да мало ли работы вокруг? Как говорится, была бы шея, а хомут найдется. Я ведь почему в Свиридовом углу задержался? Тоже помочь хотел… Да только не судьба.
        - Это как посмотреть… - не дал я Василию впасть в уныние. - Если б тебя там не оказалось, всех их уже б на невольничьем рынке продавали. Так что не гневи Господа, оспаривая его волю. И считаешь, что лучше Самого знаешь, как должно быть, а чему не следует?
        - Твоя правда, Петро… - согласился казак, останавливаясь перед одним из тех длинных, глинобитных бараков, что занимали большую часть места внутри частокола. - Пришли. - И крикнул громко: - Эй, лежебоки! Есть кто дома?! Путников у вас привечают или как?
        - Доброму человеку всегда рады… - вылетело из распахнутых настежь дверей. - А лиходею не рады. Вот и решай - заходить или ступать с миром дальше, покуда по шеям не надавали.
        - Ошиблись мы, видно, Василий. Не в тот курень заглянули, - я уловил общий тон и включился в спектакль. - А еще говорят, будто на Низу каждой христианской душе рады. Всякого как родного привечают. Сироту и убогого, как велит обычай, накормят, приласкают, обогреют…
        - И которому из вас ласки не хватает? - показался из куреня мощный, занимающий весь дверной проем казак. Он подслеповато щурился, пока глаза к свету привыкали, и лениво почесывал седую волосатую грудь.
        - Ты что ли, убогий?.. - поманил Полупуда. - Ну, подь сюда, сиротка… приголублю. Только мамку не зови.
        - Узнаю неизменно приветливого и добродушного Тараса Трясилу, - хохотнул Полупуд. - Челом, батька. Али не признал?
        Седой казак шагнул наружу и протер глаза.
        - Василий? Полупуд? Не может быть… - потом одним тигриным прыжком оказался рядом и сграбастал Василия в охапку, словно раздавить хотел. - Живой, чертяка?! Живой! А мы тебя…
        - Знаю, батька, знаю… - Полупуд терпеливо сносил костедробильные объятия и даже вроде казался довольным. - Поживу еще. Вот, новика в курень привел. Примешь?
        Куренной не столько сам отошел, сколько отодвинул Василия в сторону, словно тот весил не больше собственного прозвища.
        - А ну-ка, повернись, сынку… Экий ты смешной… - проворчал тот с самым серьезным видом, а я едва сдержался, чтобы не засмеяться. Потому что куренной атаман, сам того не зная, слово в слово повторил первую реплику Тараса Бульбы из одноименного романа Гоголя.
        - Хлипкий он какой-то, квелый… - гудел дальше Трясило. - Ручки белые… Из панычей, что ли? И на кой ляд он тебе сдался? Слепому ж видно, что его ни в поход с собой брать, ни на хозяйстве не оставить…
        Достали, блин! Сколько они еще меня панычем звать будут? Руки мои давно в мозолях. И даже в два слоя. Кожа обветрилась и загорела. А если вспомнить, что я уже забыл, как выглядит мыло и зубная щетка, так и вовсе - биндюжник.
        - Плохой выбор, Василий, - подвел черту под осмотром куренной. - Не получится из него казак. Неженка.
        - Не хотел я разговор с этого начинать, чтобы парень не возгордился слишком, - насупился Полупуд, - да придется. А знаешь ли, батька, что если б не этот, как ты говоришь, паныч, - я давно распевал бы псалмы в райских кущах? Петро трижды жизнь мне спасал! И самое малое, чем я могу отблагодарить - взять его в науку. Кроме того, он совсем не такой хлипкий, как кажется. И еще - грамоту знает.
        - Гм, чудны твои дела, Господи, - перекрестился куренной. - Трижды? А не брешешь, Василь?
        - Пес брешет.
        - Гм… Ну, тогда и говорить больше не о чем. Подойди ближе, хлопец и отвечай как на духу. Крещен?
        - Да, батька. В честь первого апостола Господа нашего Петра.
        - Веруешь ли в святую церковь нашу?
        - Верую, батька.
        - Перекрестись.
        Гм, не врут, значит, первоисточники. Не дословно, но посвящение соответствует описаниям, сохранившимся до будущих времен.
        - Ну что ж… Будь нам товарищем, живи по обычаю и не посрами веры отеческой. По старинному обычаю, в знак того, что вся твоя прошлая жизнь не имеет над тобой больше власти, полагается, Петро, дать тебе второе имя, казацкое. Которое ты либо прославишь, либо…
        - Ангелом его прозвали, батька, - торопливо вставил Полупуд. - Спасенные им от басурманского плена бабы и дети… От их имени и от себя буду просить: оставить, не менять его.
        - Ого! Я вижу, вам есть что обществу рассказать… - озадаченно поскреб грудь куренной. - Что ж, Ангел так Ангел. А там…
        - Поживем - увидим, как сказал слепой перед смертью… - дернул меня за язык тот, что на правом плече сидит. Видимо, обиделся, что в его честь Чертом не назвали.
        - Как ты сказал? - По лицу кошевого нельзя было понять: осерчал или наоборот - оценил шутку.
        Поэтому я на всякий случай прибавил другую сентенцию. Более приличествующую данному событию и торжественную.
        - Не имя красит человека, а человек - имя! Клянусь, что не посрамлю ни вас, батька куренной, ни учителя своего Василия Полупуда. И пусть Господь, взирающий на нас с небес, будет тому свидетелем!
        Этот ответ куренному больше понравился. Он отечески похлопал меня по плечу и кивнул на дверь.
        - Заходите, гм… калики перехожие. Хлопцы как раз обедают. И вы присоединяйтесь. Чем хата богата. Кулеш сегодня да рыба. Пятница… постный день.
        - Спасибо, Тарас… - после того как с официальной частью было покончено, и куренной, и Василий заговорили проще. В конце концов, не в походе, когда атаманская власть непререкаема. А в обыденной жизни Трясило немногим Полупуда старше. - Не подумай, что нос воротим, но только что из-за стола Серка встали. За Петра говорить не буду, но сам - если хоть ложку еще съем - лопну.
        - Ну, так посидите. О похождениях своих расскажете.
        - Это можно, - согласился Полупуд. - Только скажи сперва, из Свиридового Угла есть кто в Сечи?
        Куренной мотнул головой.
        - Нет. Как гонец рассказал о том, что с деревней случилось. Оба Кречета, Секирник и Черствый Хома в тот же день ускакали. А Карапуз погиб недавно. Ходил с товарищами татарские улусы пощипать, поймал стрелу глазом. Там же в степи его и схоронили.
        Тарас задумался, загибая пальцы.
        - Да. Все… Один только Архип Тесля остался… Он со своим десятком и сыновьями в дальнем дозоре. К завтрашнему дню вернуться должны. Им и расскажешь, как беда случилась.
        - Вот же принесла нелегкая того гонца, - досадливо махнул рукой Полупуд. - Я ведь хлопцам иную весть привез. Многие из свиридовцев живы остались. Я их в тайном месте спрятал. Корсак с ними зимовать будет. Не пропадут бабы. Но и помощь не помешает. Припасу кое-какого подвезти. Да и вообще… Охрима Кречета особенно было чем обрадовать. Его семья почти вся уцелела. А теперь казак еще невесть сколько душой маяться будет.
        - Судьбу не обманешь… - пожал плечами Трясило. - На то и сердце, чтоб болело. А кто покоя хочет - семьей не обзаводится. Запоминай, хлопец… Чего встал, как засватанный? Проходи.
        Спасибо, конечно, но у меня дела поважнее дружеских посиделок имеются. Правда, такие, что в рекламе не нуждаются.
        - А можно, я тут обожду?
        Уважительную причину с ходу придумать не удалось, спасибо - выручил Полупуд. Увидев недоумение на лице куренного, Василий объяснил мое нежелание заходить в курень:
        - Петро, сколько себя помнит, в монастырской келье провел. Вот с тех пор и не любит потолка над головой. Никак небом да солнцем намиловаться не может.
        Такой ответ седого казака устроил. Более того, он еще и от себя прибавил:
        - Понимаю. После пяти лет турецкой неволи, я как на наш берег перебрался, почти сутки лежал в траве лицом вверх и ничего не хотел. Ни есть, ни пить… Лишь бы солнце светило, да на Чумацкий шлях[17 - Млечный путь (укр.).] без решетки над головой можно было глядеть. Воля, она, брат, казаку всего на свете милее. Тогда и впрямь нечего тебе в курене сидеть… Походи вокруг, погляди, как казаки живут. Смотри, да на ус мотай. Спросят «кто таков», смело отвечай - новик Минского куреня. А захотят узнать больше - к Трясиле отправляй. Ко мне, значит. Я объясню… Ну, а спать захочешь - ложись, где понравится. Хоть поперек дороги. Будешь мешать - передвинут. Или перешагнут. Запомни, парень, накрепко: здесь над тобою нет ни пана, ни власти. Помимо закона Божьего да обычаев товарищества Сечевого. Их чти, а обо всем прочем можешь забыть, как о сне.
        Я поблагодарил атамана за науку, пожелал приятного аппетита и потопал к нашей лодке.
        Сейчас, пока большинство казаков обедают, имело смысл переставить ее в более удобное, для моего замысла, место. Так чтобы ночью она не привлекала внимания стражников. Как бы уверенно ни чувствовали себя запорожцы под защитой болот и плавней, все ж это было войско, а не цыганский табор. И мне не верилось, что и после заката казаки ведут себя столь же беспечно, как днем.
        Как оказалось, ту чайку все-таки на сушу вытаскивали. Лежала она теперь вверх килем, как большущая, выброшенная на берег рыбина. Народу вокруг нее заметно поубавилось, и лишь несколько казаков, среди них знакомый уже нудист Смола, сидели на ней верхом и конопатили днище. А, может, смолили или еще чем иным занимались… В тонкостях судостроительных работ я смыслю мало. Главное, что все они были заняты, а дым от двух костров, на которых топили смолу, еще и дополнительно укрывал меня от лишних взглядов. К слову, многие запорожские рыцари тоже «светили» голыми задами, а те, что наготы стеснялись - оделись не многим больше. Кто в подвернутые до колен шаровары, а кто просто просунув между ног платок, концы которого крепились на поясе куском веревки.
        Походил я немного по берегу, послонялся вокруг, прикидывая варианты, и решил прислушаться к древней мудрости. Гласящей, что лист прячут на дереве, а дерево в лесу.
        Столкнул лодку на воду и потолкал к кострам.
        - Тебе чего, парень? - заметил мои маневры один из казаков. - Погреться решил?
        - Отцепись от него, Клещ. То выученик Полупуда, - узнал меня «чернокожий» Смола. - Василий прислал или сам по себе валандаешься?
        - Сам, - поклонился казакам, выказывая уважение. - Если позволите, я туточки сбоку притулюсь. Мешать не буду. Погляжу только. Может, чему научусь?
        - Смотри… - пожал плечами Клещ, теряя ко мне интерес.
        А Смола, наоборот, махнул приветливо.
        - Подходи ближе, не стесняйся. Мы только похожи на чертей, а на самом деле добрые, как эти… - он повертел пальцами в воздухе, но так и не подобрал сравнения, поэтому резко махнул рукой, как саблей. - И за науку денег не берем…
        - Ага, только магарыч… - хохотнул кто-то мне невидимый, поскольку конопатил противоположный борт чайки.
        - Святая правда, - весело скаля зубы, согласился Смола. - Никто в здравом уме от магарыча не откажется… Но и не требуем. Сами новиками были. Знаем, какими голодранцами люди сюда приходят. Ты лодку-то вытаскивай, не спи… И вверх дном переворачивай… - велел, видя, что я остановился в нерешительности. - Вот тебе первый совет, парень. Язык без костей… Пусть себе мелет на здоровье. А ты слушай, но гав ртом не лови. Руки должны делом заниматься. На ладонях ушей нет им разговоры без надобности. Понял?
        - Да. Спасибо…
        В общем-то я не столько слушал, сколько прикидывал, стоит ли мне и в самом деле устроить показательный ремонт лодки. Или ограничиться ролью «подай-принеси» у казаков. Но, как водится, без меня - меня женили. Пятиться и отнекиваться не было смысла. А вот резон поступать, как советуют, имелся. Со своей лодкой я был бы и при деле, и в то же время получал автономию. Мог возиться с ней как угодно долго. Даже если казаки, что трудились над чайкой, решат пошабашить и уйти.
        Вытащить лодку я сумел без особых усилий, а вот когда стал переворачивать - сильно удивился. Столь шаткая на воде - кто из нас не оказывался за бортом от неловкой попытки пройти с носа на корму или поменяться местами с товарищем, - она на суше оказалась образцом устойчивости. Поднять и поставить ее на борт мне сил хватало с запасом. А вот все попытки преодолеть последние сантиметры, чтобы лодка перевернулась, заканчивались неудачей. Я аж взопрел…
        Примерно на десятом подходе мелькнула мысль, что затея моя не такая уж и умная. К счастью, Клещ, вот уж не ожидал, смилостивился, молча подошел и так же молча подтолкнул в нужный момент. Потом подмигнул. Ничего, мол, старайся, молоток. Вырастешь - кувалдой станешь… И так же молча вернулся к работе.
        - Возьми веник, который пожестче! - тут же отозвался Смола. - И как следует обмети днище. Быстрее обсохнет. А потом, если других дел нет, ступай вон под те вербы да вздремни пару часиков. Все равно надо ждать, пока солнце доски как следует не просушит. А вам с Полупудом, как я понимаю, последние ночи да деньки спать приходилось вполглаза. Да?
        - Да… Но только Василий велел помалкивать. Сказал, вечером сам обо всем расскажет, кому интересно послушать. Как смеркнется, он будет в корчме старого Шмуля. Так что вы уж не серчайте, а я помолчу.
        - От хитрец! - проворчал Клещ. - Узнаю Василия. Лис, а не Полупуд. Знает, как народ в корчму заманить да на дармовщину напиться. Любопытных на Сечи мало, а вот скучающих по вечерам - тьма тьмущая. Так что за хороший рассказ не один жбан поднесут. Лишь бы плел чего поинтереснее. Ты, хлопец, хоть намекни: найдется, что послушать, или лучше не терять зря времени и завалиться спать?
        - Найдется, - отправить всех лишних подальше с берега входило в мои планы. - Еще как… Христом богом присягаю, - я осенил себя широким крестным знамением. - Одно только нападение стаи одичавших псов чего стоит[18 - История описана в первой части трилогии «Новик», «Сабля, трубка, конь казацкий».]. Еле отбились… А как отряд харцызов бочкой пороха взорвали? Только ошметки во все стороны полетели… Ой, вот и проговорился! - я, словно в испуге, прикрыл ладонью рот. - Всё, всё! Больше ни слова не скажу, даже не упрашивайте!
        Казаки переглянулись.
        - Гм… Спасибо, парень, - искренне поблагодарил Смола. - Похоже, в самом деле, сегодняшний вечер будет повеселее, чем обычно. За добрую новость слушай второй совет. Вода просочится даже в такую щелку, куда волосок не просунуть. Так что конопать все швы подряд. Не пропуская ни вершка. Но и не старайся забить в щель лишней пакли, через силу. Когда доски набухнут, они станут сжиматься и могут искривиться. И течь только усилится. Запомнил?
        - Да. Спасибо…
        Я закончил обметать днище и задумался. Может, действительно пойти вздремнуть? Прошлые ночи само собой, а что сегодня поспать не придется - это наверняка. Вот только не проспать бы.
        - Пан Смола… - я не знал, как новики должны обращаться к казакам, но вспомнил, что в те времена вроде было принято именно такое обращение.
        - Чего-о? - вытаращился на меня казак.
        - Пан… Ох, ты ж боже мой! - загоготал Клещ. - Ну, ты, парень, учудил. Точнее и не придумать. Попал как пальцем в небо. Вряд ли найдется на Сечи кто более подходящий для такого звания, чем Смола. Истинный вельможный пан.
        - Ага, - подхватил другой запорожец. - Одни бархатные шаровары чего стоят. А шелковый жупан? У самого гетмана нет такого.
        - Да что там гетман, - смеялся третий. - Сам ясновельможный пан круль[19 - Король (пол.).] такого в жизни не носил.
        - Ну, будет, будет… - проворчал Смола, который так и не надел на себя ничего, продолжая щеголять нагишом. - Чего прицепились к парню? Уважение хотел выказать. А ты не тушуйся, хлопец. Казакам только дай повеселиться. И палец в рот лучше не класть. По локоть отхватят. Антип я. Так и зови… Или Смолой кличь, тоже не обижусь. Чего хотел-то?
        - Просить хотел… Антип… Если засну крепко, разбудите?
        - О том не беспокойся. - Смола взглянул на солнце, едва-едва перевалившее зенит. - Спи. Две ладони твои. Потом позову…
        - Спасибо.
        Две ладони это сколько? Больше чем на два лаптя от локтя или меньше? Впрочем, не все ли равно? Передремать в любом случае надо, а то в голове уже ум за разум заходит. А заодно, если сон сразу не сморит, еще разок обдумаю, как именно этой ночью я Олесю освобождать стану.

* * *
        Место под вербами было достаточно окультуренным под нужды отдыхающих. Трава примята, бодяки прополоты. Похоже, не я первый буду коротать в тенечке время, поджидая, пока что-то просохнет.
        Вот только прежде чем засыпать, надо определиться, как действовать. Здесь все же не кино и не компьютерная игра, где все дозволено и никаких последствий не будет. Достаточно нажать рестарт. В жизни все сложнее.
        Взять хоть, к примеру, часового. Спасая Олесю, вольно или невольно я подставляю его весьма серьезно. Вряд ли казака, из-под носа которого выкрадут охраняемого им преступника, за это по голове погладят. Казнить, может, и не казнят - не военное время, но накажут сурово. В науку другим.
        А ведь он лично мне не враг и ничего плохого не сделал. Может даже, наоборот - случись встретиться при иных обстоятельствах, он оказался бы отличным парнем, и мы стали бы добрыми товарищами. Зато теперь, если узнают, кто девушку освободил, я получу персонального кровника. Который жизнь положит, лишь бы отомстить. Впрочем, для этого ему придется встать в очередь. Потому как я окажусь лицом вне закона… харцызом.
        Вот и думай, голова, как сделать так, чтоб и волки были сыты, и овцы целы.
        И что самое поганое, чем мягче я обойдусь со стражем, тем суровее будет наказание. Потому что если с бесчувственного тела спросу нет - со всяким может случиться, то умыкнув Олесю хитростью, я уж точно подведу казака под монастырь. Совсем кисло будет парню объяснять старшине, как такое могло случиться? И не заснул ли он, сучий сын, на посту? А насколько я уже успел понять казачью натуру, позор для них хуже смерти.
        Значит, бить охранника придется хоть и аккуратно, зато сильно.
        Голос Папанова, объясняющего Козодоеву план операции под кодовым названием «Дичь», зазвучал в голове настолько реально, что я улыбнулся…
        А уже буквально в следующее мгновение, как мне показалось, ощутил себя той самой дичью, взлетевшей над столом и падающей в бассейн.
        Летел недолго, но бултыхнулся знатно. Всплеск такой пошел, словно из пушки жахнули. Хорошо я плаваю, как рыба, и никогда не испытывал страха перед водой. Так что, погрузившись с головою в реку, даже спросонья не запаниковал, не нахлебался, а успел грамотно задержать дыхание. Сонливость, кстати, как рукой сняло.
        И вместо добродушного настроения появилась злость. Как у того же Лелика на следующий день после фиаско в кафе. Хотите пошутить? Я не против. Сам люблю дружеские розыгрыши. Особенно такие, когда смешно всем, а не только шутникам.
        В полете, видимо, успел сделать вдох, потому что воздуха хватало. И я, не теряя времени, перевернулся и, загребая как можно сильнее, поплыл против течения.
        Я никогда специально не тренировался, но минуты на полторы дыхание умел задерживать. Под нагрузкой время, конечно, уменьшилось вдвое, но для моей затеи даже тридцати секунд вполне хватало. Всего лишь убраться с места падения и вынырнуть так, чтобы с берега не сразу заметили.
        Если с первой частью задачи я справился самостоятельно, то вторая зависела от везения. Никаких нависающих над водой веток или полузатопленных коряг рядом не имелось. Единственная надежда - высматривать меня будут в противоположной стороне. И если никто не оглянется, то у меня будет шанс глотнуть воздуха и снова уйти под воду. Еще на минутку…
        Повезло. Точно сказать, кто куда смотрел, не берусь. Но свой вдох я сделал незаметно. И когда вынырнул в очередной раз, то был уже метрах в пятнадцати позади всех, еще и прикрытый дополнительно изгибом берега.
        Мог больше не прятаться. Да и не смотрели казаки по сторонам. После того как брошенный ими в воду новик не всплыл, запорожцам стало не до шуток. Как ни крути - а это убийство. Пусть неумышленное, но все же. Ни с того ни с сего, баловства ради - взяли и утопили парня. Загубили невинную душу.
        Многие из казаков уже залезли в реку и ныряли, пытаясь найти тело. И делали это, конечно же, сдвинувшись вниз по течению. Время от времени переругиваясь, поминая недобрым словом тот миг, когда кому-то пришла в голову такая глупая думка.
        Выбравшись на берег, я по широкой дуге обошел место поисков и встал у казаков за спинами.
        - Бог в помощь, славяне! Потеряли чего, братцы? Подсобить не требуется?
        Сперва казаки не поняли, кто спрашивает. Даже объяснять начали… Потом - разглядели. Некоторые удивились, некоторые начали хохотать. А после все дружно полезли на берег. Суля мне всяческие радости и удовольствия от их щедрот, да такие, которые даже Гоморра с Содомом не делал. Как только поймают…
        Естественно, что дожидаться, пока чудо-богатыри во главе с Антипом Смолой, исполняющим обязанности дядьки Черномора, выберутся на сушу, я не стал. Вспомнил, что давно не видал Полупуда, и сделал ноги.
        Далеко, правда, отбежать не успел.
        - Погоди, Петро! - заорал вслед Смола. - Вернись! Пошутили и будя! Молодец! Зух! Хвалю! Хлопцы, подтвердите, что не тронем!
        - Справный парубок, если мухи не забодают, глядишь, и казаком станет, - согласился Клещ. - Вертайся… Не обидим. Хотя, конечно, не мешало бы. Чтобы знал, как со старших дурней клеить.
        Я придержал шаг и остановился.
        - Не слушай его, - хлопнул товарища по спине ладонью Смола. - Мир…
        - Мир, мир… - подтвердил тот. - Но жбан пива я с этого желтопузика все равно стребую. Когда-нибудь…
        Против такого расклада я не возражал. Когда-нибудь - это слишком отдаленный срок. До него еще дожить надо. А там видно будет.
        Казаки обещание сдержали. Больше ко мне никто не цеплялся. Если только замечание какое кто бросал мимоходом, касаемо уплотнения швов в лодке. Так и провозились все вместе до вечера. Они с чайкой, а я со своим плавсредством.
        Кстати, вовремя я лодку на берег вытащил. Смола сказал, что пока я спал, за ней приходили казаки с дальнего дозора. Поскольку это их челн, и Полупуду Грач его лишь на время одолжил. Но когда узнали, что лодку конопатить будут, оставили. Работенка эта не из самых приятных, так что всякий рад, если ее удается кому-нибудь спихнуть. Повезло. Сделал бы иначе - пришлось бы другую лодку искать. И припасы…
        В общем, всё к лучшему. И алиби заработал, и навык приобрел. Еще покойная бабушка любила приговаривать, что в жизни хорошо уметь всё, а пригодится то умение или нет - это уже не нам решать.
        Как стало смеркаться, Смола со своей бригадой работу закончил. Долго плескались, отмывая тело от грязи. Используя вместо мыла глину и песок, а вместо мочалки жмут травы. А после засобирались в курень. Аккурат на надвратной башне из пушки бабахнули. Холостым и в треть заряда. Только чтобы знак подать, что день закончился, можно и разговеться, кто терпел и поста придерживался.
        - Пошли с нами, Петро, - позвал Антип.
        - Спасибо, немного осталось. Хочу закончить, чтобы завтра снова не пачкаться. Дно я уже сделал, а верхнюю часть и при костре хорошо видно.
        Казак понимающе кивнул. К слову, закончив работу, он приоделся и теперь действительно мог сойти за средней руки шляхтича. Если слишком внимательно не приглядываться. Потому что следы смолы и дегтя можно было обнаружить на всей одежде и в самых неожиданных местах. Исключение - дорогие ножны. Обшитые зеленой замшей, они были идеально чистыми и ухоженными.
        - Ну, как знаешь. Вольному - воля, спасенному - рай. Закончишь, костер не туши. Наоборот, подбрось пару поленьев. Так полагается. Чтоб страже со стены лучше берег видно было. Добро?
        - Сделаю…
        А вот это мне уже не понравилось. Не ошибся в предположениях, бдят казаки ночью. Хоть бы ворота не запирали, а то совсем тоскливо станет.
        Ну, тут уж ничего не поделать, остается только ждать. Заодно и лодку вернуть в рабочее положение. Потом на это времени не будет. Дождался, пока артель конопатчиков не скроется из виду, остальным же невдомек, что я должен делать, и потащил лодку к воде. Теперь я был грамотный и сообразил, что даже на мели будет легче перевернуть ее в одиночку, чем мучиться на суше.
        Изгваздался весь в непросохшем дегте, пару раз плюхнулся в реку, поскользнувшись на прибрежном иле, но цели достиг. Солнце еще подсвечивало красным закатом верхушки тростника, а лодка уже качалась на воде. Привязал, сложил обратно припасы, мысленно перекрестился и пошел в крепость. К тому времени стемнело достаточно для того, чтобы двигаться скрытно, но еще не настолько, когда всякий шорох кажется подозрительным.
        До полуночи Сечь не спит. Так что и стражника не удивит мое появление, если заметит. Во всяком случае, сильно не обеспокоит, и он не станет издавать ненужные вопли, вроде: «Стой! Кто идет! Стрелять буду!»
        Стрелять ему, положим, нечем. Кроме копья, другого оружия я не видел. А вот тревогу поднимать нельзя. Олеся к побегу не готова и не сразу поймет, что я ее друг. Пока объясню, пока с кандалами разберемся…
        Вполне может статься, что у часового ключей нет. Хотя как-то же он ее «до ветра» должен водить? Девка все-таки. Неудобно на глазах у всей крепости нужду справлять. Одно дело казнить преступницу, как казацкий закон и обычай велят, другое - позорить почем зря. Думаю, Серко это понимает, и ключи у стражника должны найтись. Ну, а если не так - придется на месте что-то придумывать. Поэтому тишина мне очень нужна. А дальше - как повезет. Кто не рискует, тот не пьет шампанского… и в тюрьме не сидит. Но казнить ни в чем не повинную девушку, я не позволю.
        И будь что будет! Как те же запорожцы любят приговаривать: «Дважды не умирать, а одного раза не миновать».
        Глава шестая
        Олеся сидела, опираясь спиной на колесо пушки, опустив голову на колени и обняв их руками. Вряд ли спала… Я бы, к примеру, зная, что на рассвете меня казнят, точно не смог заснуть. Наверно, просто замерзла, а в таком положении хоть немного теплее. Стражник, видя такую покорность судьбе и, наверное, вообще не воспринимая девушку всерьез, не особо напрягался. Держался обеими руками за копье и клевал носом. Рассчитывая, что если все же уснет, копье упадет и разбудит.
        Тень от частокола, еще больше сгустившая ночную тьму, позволила мне незаметно зайти ему за спину. Оставалось подкрасться десяток шагов и… А вот с «и» я снова засомневался. Ну не было практики в нанесении ударов по голове тяжелым предметом. Поэтому я очень переживал, что могу не соизмерить силу, стукнуть слишком сильно и убить стражника. Или, что еще хуже, - в последний миг придержать руку и не вырубить его. Последствия объяснять не надо… Как вариант, запросто могу оказаться в одном мешке с Олесей. Или рядом, но тоже с камнем на шее.
        Что же делать?
        И вот тут я вспомнил, как еще в школе мы играли в «усыпление», перекручивая на шее шарф добровольцам, желающим испытать острые ощущения. Принцип тот же, что и у аркана. Петля пережимает сонную артерию, кровь перестает подавать в мозг кислород, и человек теряет сознание. А потом с бесчувственного тела можно хоть «гипс снимать».
        И что немаловажно, тут я точно знал: с какой силой сдавливать и как долго держать, чтоб обойтись без ненужных последствий в виде летального исхода. В детстве мои друзья-парни теряли сознание примерно на двадцатой секунде. Девочки - чуть быстрее.
        Но западло не дремлет, и тут же нарисовалась другая проблема.
        Все лишнее я оставил в лодке, и теперь под руками не оказалось ничего подходящего для удавки, кроме очкура. Поразмыслив немного, я все же решил, что ничего страшного не произойдет, если Олеся увидит своего спасителя без штанов. Во-первых, ночь, темно да и присматриваться будет некогда. А во-вторых - нательная рубаха ниже бедер. Да и шаровары я же не выбрасываю. Обвязал ноговицы вокруг талии и получил некое подобие передника. Зато теперь я был во всеоружии.
        Десять шагов… Восемь… Пять…
        Я подкрадывался так тихо, что даже дыхания собственного не слышал. Только сердце предательски бухало в груди, раздаваясь в ушах набатом.
        Три… Два…
        Скрестив руки, набросил удавку на шею стражнику и затянул. Теперь оставалось только считать до двадцати, не обращая внимания на судорожное дерганье жертвы. Но, поскольку сейчас я имел дело со взрослым, крепким молодым парнем, примерно моего возраста, решил подстраховаться.
        Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять… Да когда ж ты отключишься?!
        И как раз в этот момент стражник бессильно повис у меня на руках. Выждав еще три секунды, я ослабил удавку, готовый в любой момент, если казак все же притворился, снова ее затянуть. Или делать искусственное дыхание, если он, не дай бог, того…
        Нет, не притворялся. Сомлел по-настоящему. Я осторожно уложил парня на землю и первым делом сунул в рот кляп. Потом связал руки и ноги. Используя для этого все подручные средства. Кисет, кушак, перевязь… Его, естественно. А напоследок просунул сквозь узлы копье, которое, в свою очередь, вставил между спиц колеса. Не бог весть какая запорная система, но освободиться будет сложнее.
        Тем более что оружие у стражника я все равно отбирать не собирался. Зачем унижать казака еще больше? Единственное, что прихватил - огниво. Для каждого беглеца вещь неоценимая. Ну и ключи от оков, само собою. Хвала богам, они у стражника все же имелись. Аж на сердце легче стало.
        Теперь Олеся…
        - Тс-с… - приложил палец к губам, видя что возня с караульным не осталась незамеченной. - Это я… Петро. Помнишь меня?
        Девушка кивнула. Вряд ли наше знакомство, а в особенности - обстоятельства расставания были поводом для оптимизма, но уже одно мое появление вносило неразбериху и давало хоть какую-то надежду.
        Быстро переместился к ней и сунул в руку ключи. Заглянул в широко распахнутые от изумления глаза и с нажимом продолжил:
        - Снимай кандалы и жди меня. Если дождаться не получится - беги за ворота. Левее от них вверх дном чайка лежит. Позади чайки лодка. Садись в нее и уплывай. Куда глаза глядят. Там найдешь и пищу на пару дней, и оружие. Но лучше дождись меня. Я мигом.
        - Я боюсь… - девушка схватила меня за руку. - Не уходи. Бежим вместе.
        - Обязательно, - погладил ее легонько по голове. - Не бойся. Я вернусь раньше, чем ты оковы снимешь. Надо погоню по ложному пути направить. Для нашего же блага. Чтоб не поймали…
        Это когда ждешь или догоняешь, время словно застывает, а когда сам бежишь - несется наперегонки, безжалостно наказывая за каждую секунду промедления. Поэтому, оставив Олесю, я бросился со всех ног на поиски Полупуда. Ориентируясь на гогот, доносящийся из предместья, где и располагались все торговые и питейные заведения.
        Спроси кто, я вряд ли смог бы толком объяснить, зачем это делаю, но что-то подсказывало - так надо, так правильно. И в дальнейшем поможет избежать многих неприятностей.
        Не зная, который из шинков принадлежит Шмулю, выбрал тот, где кучковалось больше народа, и ввинтился в гурьбу с разбега. Столпившимся у входа казакам это, естественно, не понравилось.
        - Куда прешь, как грешник в рай?! - возмутился один здоровяк, бесцеремонно выталкивая меня обратно. - Ослеп, что ли? Не видишь - тут люди стоят?
        Но я нагнул голову, как бык, и попытался ворваться внутрь еще раз.
        - Не понимаешь добрых слов? - словно удивился казак. Пожал плечами и как звезданул в глаз, аж искры брызнули. При этом я не устоял на ногах и позорно уселся на пятую точку.
        - Вот молодежь пошла, - насмешливо хмыкнул стоявший рядом запорожец с огромной серьгой в ухе. - Ходить толком не умеют, а уже в корчму лезут. Брысь отсюда, щенок. Пока от себя не прибавил.
        Злой-то чего такой? Интересно, ему удалось продлить род или так и остался последним?[20 - Серьга в левом ухе - знак единственного или младшего сына.]
        - Что там за шум? - загудели спереди. - Угомонитесь! Слушать мешаете.
        - Всё, всё… - успокоили товарищей те, что в дверях стояли. - Молокосос один рвался внутрь. Уже передумал…
        - Молокосос? - голос Полупуда я всегда узнаю. В любом гомоне. - Может, это мой Петро? Длинный, бестолковый и на паныча похожий?
        Ой, мама! Надо бежать! Мне внутрь ни в коем случае нельзя. Обратно до утра не выпустят.
        - Не… - ответил тот, что ударил. - Не похож. Цыганчук какой-то. Черный, словно только что из смолокурни вылез. Эй, хлопец. Тебя не Петром кличут?
        Отказываться от своего имени нельзя, но и признаваться тоже. Поэтому я промычал нечто нечленораздельное, развернулся и с низкого старта рванул прочь.
        - Ну, где он там? - успел еще расслышать за спиной слова Полупуда.
        И ответ:
        - Да черт его маму знает. Сбежал. Он у тебя что, совсем блаженный? Падучей не страдает?
        Сойдет. В таких делах сомнение важнее доказательства. Ведь это только преступник может загодя обеспечить себе стопроцентное алиби. Человек случайный, как правило, редко способен внятно объяснить, где он был в день «Д» и час «Ч». Поскольку они для него ничем не отличаются от остальных. Это уже вроде даже сочинители детективов просекли. И если на момент преступления кто-то из персонажей имеет гарантированную отмазку, то можно спорить, что в конечном итоге именно он окажется главным злодеем.
        Олеся меня ждала. Даже позы не изменила. Непорядок.
        Я коснулся плеча девушки.
        - Ты готова? Уходим. Быстро.
        - Не могу… не открывается… - девушка указала на кандалы и шмыгнула носом. - Никак. Ключ не поворачивается.
        Засада. Такого я не предвидел.
        - А ну-ка…
        Встал на колени и сунул ключ в скважину.
        Твою дивизию! Да тут и слепому видно, что он от другого замка. Не понял? А нафига ж тогда стражник его с собою таскает? Ключик не из моего века, не меньше полкило весит. На оберег не похож. Думай, голова, картуз куплю! Должна быть отгадка. Не может не быть… Где ошибка?
        И опять как озарение. Конечно же! Снять кандалы может только тот, кто надел. То есть представитель судебной власти. И никто стражнику ключ от них не доверит. Не по чину. А что ему дадут, чтобы он мог преступницу в уборную сводить? Правильно! Ключ от цепи!
        Я быстро перебрал руками звенья и вскоре наткнулся на замок, замыкающий цепь вокруг обода колеса пушки. К нему ключ подошел идеально.
        Что ж, с одной стороны, ничего страшного, с другой - в кандалах не побегаешь. Зато теперь можно мимо стражи пройти свободно. Даже странно, что я такой вариант сразу не придумал.
        Шапку стражника на голову. Копье в одну руку (извини, парень, обстоятельства изменились), а конец цепи в другую.
        - Шагай прямиком к воротам. Ничего не бойся. Молчи. Я знаю, что говорить.
        Надо отдать должное, девушка держалась прекрасно. Никаких слез, истерики и прочей ерунды, которыми обилуют сцены спасения сексапильных блондинок в большинстве фильмов. С поцелуями не лезла, на шею не бросалась и любить до гроба не клялась.
        Хотя проделывать все перечисленное и одновременно придерживать пудовые кандалы не так просто. Может, я поторопился с выводами? Посмотрим. Сперва надо из Сечи выбраться. Далеко не единственное слабое место в моем плане. Зато совершенно непредсказуемое. Можем пройти свободно, и никто даже не почешется, а могут задержать. Просто так. Всего лишь потому, что кому-то из дозорных стало скучно, и он решит развлечься.

* * *
        Многие ошибочно полагают, будто бы все вокруг только тем и заняты, что не спускают с них глаз, наблюдают за каждым шагом, движением, оценивают поступки и ошибки, а потом сплетничают и распускают слухи. Где опять-таки они же в центре внимания. Да и вообще, весь мир только вокруг них вертится. И стоит закрыть глаза, как жизнь останавливается, замирает.
        На самом деле в этом мире каждый занят только собою самим. Собственными желаниями и проблемами. Так что если вы не задеваете их интересов, не делаете ничего такого, что нарушило бы планы других людей, а ведете себя как обычно - можете быть уверены, что вас не заметят так же верно, как если бы вы надели шапку-невидимку.
        Если человек бежит, орет и размахивает руками - можно быть уверенным, что на него обратит внимание вся улица, и даже из окон соседних домов выглянут. Некоторые запомнят и позже описать смогут. А человека, идущего одним темпом с остальными и не делающего ничего экстравагантного, не заметит никто. Даже полисмен на перекрестке. А если он при этом еще и в спецодежде какой-нибудь службы - так и вовсе невидимкой становится.
        На этом и я строил свой расчет. Если б мы с Олесей сорвались с места и сломя голову побежали к воротам, то даже без довеска в виде кандалов и цепи вызвали бы интерес всех, кто оказался бы неподалеку. А до гремящей железом и едва шкандыбающей пленницы, идущей к реке в сопровождении вооруженного стражника, никому не было никакого дела. Идут - значит, надо им. Пусть себе… Сколько до того утра осталось.
        Дозорные, видимо, решили так же. А может, всего лишь лень было спускаться.
        - Эй, Карпо! - окликнули, поглядывая сверху. - Не теряйся, казак! Объясни девке, что последний день живет! Может, приголубит напоследок? Га-га-га! Чего жалеть? А за то, что поможет тебе невинности лишиться, святой Петр ей доброе дело зачтет. Га-га-га! Или полезай сюда, подменишь на часок, а я вместо тебя поженихаюсь.
        Можно было и промолчать, но не в правилах казацких на едкое слово не ответить. Все равно, что трусость проявить. А значит, подозрение вызвать.
        - Свою невинность побереги! - рявкнул я, приложив ладони рупором. Так голос сильнее меняется, не узнать. - Не ровен час, вывалится! Шаровары надо латать вовремя, жених! Отсюда, снизу, в прореху, не то что хозяйство - мозги видно. Ой, извини! Это же задница!
        Остальные дозорные так захохотали, что я стал опасаться, как бы на их веселье другие казаки не сбежались. Поэтому быстро свернул прения и, больше не обращая внимания на доносящиеся сзади реплики, чуть не бегом потащил Олесю в сторону лодки.
        Перестарался. Не пройдя и двух десятков шагов, девушка потеряла равновесие и упала лицом в песок.
        - Не могу… - простонала она. - Ноги затекли… Совсем не слушаются. Дай хоть немного передохнуть?
        - Ничего, это поправимо… - я наклонился и подхватил девушку на руки. - Главное, мы уже недалеко. Теперь не догонят.
        - Вот это я понимаю, приспичило! - заорал все тот же весельчак-дозорный, желая оставить за собою последнее слово. - Не торопись, Карпо! До рассвета еще далеко, успеешь намиловаться.
        - Кричи, хоть тресни… - пробормотал я негромко, не столько для себя, сколько для девушки. - На дурней не обижаются, правда? Что с убогого взять, кроме анализа?
        Олеся не ответила, скорее всего, не поняла, но прижалась чуть плотнее.
        Гм, а я, похоже, стал гораздо сильнее. Или девушка совсем уж ничего не весила. В институте как-то нес на спор однокурсницу. Тоже весьма миниатюрного сложения. Так уже шагов через пятьдесят вполне ощущал каждый ее лишний грамм. А Олесю я пер вместе с кандалами, а чувство было, словно у меня в руках… даже сравнить не с чем. По весу - пуховая подушка, а на ощупь - нечто упругое, как надувной матрац.
        Странные сравнения. Или это дедушка Фрейд пытается намекнуть на что-то? Отвали, старый извращенец… Не до секса сейчас. Сперва надо хотя бы убраться подальше и заныкаться так, чтоб и с огнем не нашли. А потом уже будем поглядеть.
        Но это я умом понимал, а руки при этом не переставали сигнализировать, что ноша моя упругая, теплая и…
        Тьфу… Чуть мимо лодки не проскочил.
        Притормозил, забрел в воду и усадил девушку. Оглянулся. Нет, не зря я столько возился, выбирая место. Со стены нас не видно. Только когда выплывем на плес, не отражающее звезд пятно может броситься в глаза, но это если дозорные будут сюда смотреть.
        Греб, как будто олимпийские соревнования хотел выиграть. Впрочем - жизнь, и не только собственная, тоже достойная награда. Причем полученная авансом. Так что в заросли тростника лодка влетела раньше, чем я досчитал до ста. И только когда шершавая листва заскребла по лицу, пришло понимание: «Удалось?! Я сделал это!»
        Хорошо, что сидел. Такая слабость накатила, что наверняка упал бы. Даже вспотел… Пока планировал побег и совершал его, гнал прочь все лишние мысли, и лишь сейчас окончательно понял, что же я натворил.
        Нет, в том, что девушку непременно надо было спасти, я и теперь не сомневался. Вот только цену за это придется заплатить огромную. Ведь я пошел против казацких обычаев и закона! Так что путь на Сечь мне теперь заказан навсегда. Был новиком, хотел стать казаком, а буду изгоем.
        - Спасибо тебе… - Олеся смотрела так, что я расправил грудь, с удовольствием ощущая, как рукам возвращается сила. - Я знала… Я молилась о спасении… И Господь послал мне ангела.
        - Погоди, погоди… - слишком уж ярко заблестели ее глаза, а это вряд ли к чему хорошему приведет. - «Отче наш» можешь произнести, не помешает, я не против. Только ничего еще не закончилось. Вот-вот стражник очнется. Или кто-нибудь его найдет, и половина Сечи на наши поиски бросится. Такого развлечения казаки не упустят.
        - Что же делать? - растерянно пробормотала девушка.
        Это уже лучше. Не люблю сюрпризов… Тем более истерик.
        - Есть хочешь?
        Мог и не спрашивать. Понятное дело, что приказав посадить ее на цепь, Серко вряд ли позаботился о трехразовом питании. У кошевого и поважнее дела найдутся. А без него никто и не почесался. С какой стати? Все равно покойница. Тем более день постный. О душе думать надо, а не живот набивать.
        - Там под скамейкой торба. В ней еда. Подкрепись. Силы нам понадобятся. Не все ж мне на руках тебя носить.
        Это я так брякнул, чтоб Олеся снова благодарить не начала. Смущаюсь я, особенно когда глядят в упор такими глазищами.
        Никогда не умел «правильно» общаться с девушками. Сперва относишься к ним, как к товарищу, разговариваешь, как с равным, что-то объясняешь, пытаешься спорить, а потом - встречаешься с таким взглядом и понимаешь, что все бессмысленно. Во-первых, она не слушала половины из того, что ты говорил, хотя и сама же вопрос задала. А во-вторых, тебе и самому абсолютно поровну, где истина. Потому что вот же она, прямо перед тобой и вроде не против…
        А потом ресницы хлоп-хлоп, и сказка закончилась. Девушка та же, а во взгляде: «Осади, парниша! Ты за кого меня принимаешь?» Ощущение, словно помоями окатили. Мерзко и стыдно. Раз нарвался… второй… и перестал в глаза заглядывать. Слава богу, рост позволяет сразу в декольте смотреть. Там сюрпризов меньше.
        Олеся хоть и оголодала, ела неторопливо. Отщипывала небольшими кусочками, часто запивала, зачерпывая ладошкой из реки… тщательно пережевывала. Не ошибся я, предполагая, что девушка не рабоче-крестьянского происхождения. Чувствовалось воспитание, порода.
        - Что дальше? - продолжил я поднятую тему. - А вот ты, к примеру, если бы сама сбежала, что бы теперь делала?
        - Я?.. - Олеся неуверенно пожала плечиками. - Не знаю. Бежала бы без оглядки. Как можно дальше.
        - Понятно, - кивнул я, не комментируя ответ. - А куда?
        - Как куда? - переспросила девушка. Прежде чем отвечать, она культурно дожевывала и глотала пищу. Поэтому в разговоре то и дело возникали небольшие паузы. Как бы для обдумывания. - На север… К людям.
        - Разумно, - снова согласился я. Но на этот раз Олеся подвох почувствовала.
        - А что не так?
        - Всё…
        - Но почему?!
        Я намеренно втягивал ее в спор. Когда человек сердится или возмущается, он забывает об остальном. А Олесе сейчас не мешало чуток отвлечься. Воспоминания о пережитом еще нагонят ее. Отлично помню, как это было со свиридовскими бабами. Одна надежда, что до этого времени мы уже успеем спрятаться.
        - Ну, во-первых, до ближайшего городка отсюда не меньше трех сотен верст. А то и больше. Вспомни, как из Перекопа добиралась. Сколько дней в дороге провела, ни разу не повстречав человеческое жилье? Кстати, тогда ты была в сапогах, а сейчас - босая. То есть идти раза в три медленнее придется. А во-вторых, казаки тоже будут нас именно в той стороне искать. И как быстро конные разъезды двух пеших беглецов обнаружат, нагонят и схватят?
        Похоже, об этом девушка не задумывалась, и глаза ее снова подозрительно заблестели.
        Да, я знаю, что слезы женскому организму полезны, они что-то там очищают и восстанавливают какой-то баланс, но не сейчас. Рано.
        - Тихо, тихо… Все будет хорошо. Потому что мы сделаем все наоборот. Погоня станет ловить нас в степи, а мы затаимся в плавнях. Они думают, что мы убегаем сломя голову, а мы - спрячемся у них под самым носом. И будем тихонечко сидеть, пока им не надоест искать. А надоест быстро. Можешь поверить. Ни ты, ни я не сделали ничего такого, что требовало бы кровной мести. Досадно - да. Но это не то чувство, которое заставляет людей терять рассудок и чувство меры. Самые горячие, может, и полетают пару деньков по степи, а большинство еще к вечеру вспомнит, что у них есть дела и поважнее, чем парня с девкой ловить.
        - Ты так говоришь, словно по писаному читаешь… - удивленно произнесла Олеся. - Шляхтич?
        И в который уже раз довелось пожать плечами.
        - Не знаю… Не помню… - И чтоб избежать дальнейших расспросов, объяснил в сокращенной форме: - Был ранен в голову. Потерял память.
        - Бедненький… - посочувствовала Олеся. - Тяжело, наверно, это? Всю свою жизнь забыть.
        - Как сказать… Если выбирать между памятью и головой, то мне повезло. Голова осталась на плечах. Значит, и жизнь при мне. Авось, новая не хуже прежней окажется…

* * *
        Я направил лодку в заросли громко шелестящего тростника, выбрав место, показавшееся мне вполне пригодным для того, чтобы укрыться. Судя по количеству растущих чуть дальше деревьев, а именно одной вербы и одной ольхи, верхушки которых виднелись над метелками и булавами камыша, островок внутри зарослей притаился совсем махонький. Соответственно, не должен привлечь к себе внимания.
        Лодка протиснулась сквозь густую поросль и с разбегу выползла носом прямо на топкий берег.
        - М-да… Не разгуляться.
        Островок оказался даже меньше, чем я думал. Примерно как кухня в малогабаритной квартире. Два на два с половиной метра. Если не меньше. Только вместо газовой плитки - кряжистая, одному не обхватить, старая ива. А там, где обычно ставят холодильник - выросла стройная ольха. Чистой суши - узкий проход между деревьями. Да и та подозрительно мягкая. Потыкал веслом, проверяя сразу. Пока еще есть время и не поздно сменить укрытие. Нет, не топь, но влагой пропитана, как губка. Под ногами не провалится, но ни присесть толком, ни полежать, как на пляже, не удастся.
        Что ж, тем лучше. Казакам, хорошо знающим плавни вокруг Сечи, это место тоже должно быть известно. И искать здесь беглецов они станут в последнюю очередь. Если вообще надумают заглянуть.
        - Гм, а вообще-то весьма неплохое местечко, - я сложил весла в лодку и нацепил на лицо самую широкую улыбку. - Думаю, никому даже в голову не придет искать нас здесь. Как считаешь, Олеся?
        Увы, как раз к этому времени запас самообладания у девушки окончательно иссяк, и вместо ответа она, закрыв лицо руками, громко всхлипнула.
        - Ну, поплачь, поплачь… - я набросил на вздрагивающие плечики Олеси свою свитку и вылез из лодки. Сейчас ее лучше не трогать. Девушку, имеется в виду…
        Под ногами, как и следовало ожидать, сразу же захлюпало и зачавкало. Но тем не менее почва держала, не засасывала. Видимо, корневища деревьев переплелись и создали некую основу, на которой и скопился намытый паводками грунт, прихваченный сверху, как первым ледком, густым дерном.
        Хорошо, что сейчас сам разгар лета, весной и осенью было бы совсем неуютно. Не говоря уж о зиме.
        Но и без приятной находки не обошлось. Старая верба оказалась полой внутри. Идеальное место для разведения небольшого костра, чтобы дым не только не увидели, но и не учуяли, даже проплывая вблизи. Так что без горячей пищи не останемся, а потом внутри хорошо протопленного ствола можно и согреться, как в печке. Что в наших условиях стопроцентной сырости весьма немаловажно. Спать стоя, конечно, не получится. Ну так мы не пешком. Передремлем в лодке.
        Осматривая новые владения, я вдруг снова осознал, какую глупость совершил, ввязываясь, по существу, не в свое дело.
        После разговора с Серком меня ждали невероятные приключения. Вместе с Полупудом и секретным агентом Типуном я должен был отправиться в Кызы-Кермен, чтобы доставить таинственный ключ не менее таинственному адресату, который, скорее всего, был шпионом турецкого султана. Помочь казакам разоблачить басурманского шпиона или найти предателя среди своих. Разузнать о точных сроках и месте нападения войск Османской империи… А вместо этого я торчу на болотной кочке посреди плавней с девицей, у которой не хватило ума, чтобы не лезть туда, куда женщинам вход запрещен. Неужели нельзя было сообразить и сделать все проще? Зачем она поперлась прямо в Сечь? Могла же передать с любым дозорным просьбу о встрече. Серко наверняка выехал бы наружу, - и все остались бы довольны, не нарушая закона.
        Увы, похоже, мышление не самая сильная сторона юной шляхтянки. Действуя по наитию и пробираясь к цели любой ценой, она ведь и нас с Полупудом крепко подставила, выкрав лошадей. Из-за чего Василий едва не погиб, а меня взяли в плен и собирались продать в рабство. Да и потом сколько всего неприятного случилось… И каждый раз мы с Полупудом могли погибнуть только потому, что этой пигалице не хватило мозгов, хладнокровия и терпения.
        Что на меня нашло, какая полуда на глаза упала, что я ни о чем другом, кроме как о помощи девушке, даже думать не мог? Точно, без ворожбы не обошлось. Самое настоящее наваждение. Ну, кто она мне? Не товарищ, с которым я сражался бок о бок, и даже не русокосая Иванка, с которой мы… вместе смотрели на звезды. Совершенно чужая, посторонняя девица. Невесть откуда свалившаяся на мою несчастную голову. С целой кучей проблем, ставших теперь общими.
        Не знаю, как долго я бы себя еще накручивал и до чего докрутил, если бы всхлипывания девушки не стали заметно громче. Что в переводе на общепонятный язык означает: «Я страдаю, плачу, вся испереживалась, а меня даже пожалеть некому».
        И мне сразу стало стыдно. Из-за того, что я здоровенный лось, ломиком не перешибить, распустил нюни, еще даже толком не успев закончить доброе дело. Едва ли не уговариваю себя отвезти ее, такую маленькую и беззащитную, обратно и сдать казакам. Пусть пихают в мешок и топят. Заслужила потому что… Бред.
        Присел рядом и обнял Олесю за плечи.
        - Ну, чего ты? Всё хорошо. Видишь - рассвело уже, а ты до сих пор живая. И, верь мне, еще долго-долго проживешь. А кандалы мы снимем. Потерпи еще немного. Лязг далеко над водой разносится, услышат. Но как только уберемся подальше, первым делом освобожу тебя. Обещаю… Это не так сложно, как кажется. Главное, чтоб никто не мешал.
        Девушка затихла, прижимаясь, а потом подняла зареванное личико и посмотрела на меня своими огромными зелеными глазищами. Офигеть! Ну точно ведьма!
        - Правда?
        - Да чтоб мне…
        Договорить до конца слова обетницы мне не позволили ее губы. Мягкие, теплые и соленые…
        Я даже растерялся. Нет, о том, что рыцарю, спасшему девицу, полагается награда, дуют публике в уши все менестрели и трубадуры с незапамятных времен. Но чтобы прямо вот так, не отходя от кассы. То есть не вылезая из лодки…
        А вот Олеся подобными сомнениями голову себе не забивала. Не знаю, где она росла и кем воспитывалась, но это явно был не монастырь. Поцелуи становились все жарче, а ласки смелее. Совершенно недвусмысленные, не просто намекающие, а требующие продолжения.
        И когда девушка нетерпеливо дернула очкур, поддерживающий мои шаровары, я понял, что созрел.
        В конце концов, в чем проблема? Почему парень и девушка не могут подарить друг другу немного нежности, если никто из них не против, а совсем даже наоборот? Тем более в таких обстоятельствах. Ведь ничего еще не закончилось. И как знать - удастся ли нам увидеть следующий рассвет? Уже обоим…
        Приняв решение, я отбросил в сторону все предубеждения и активно включился в процесс. Со всем жаром накопленного и нерастраченного за последнюю неделю желания. Так что девчонка аж захрустела в моих объятиях, но при этом не попыталась освободиться, а только еще крепче впилась в губы…
        Ее груди сами просились в ладони и тут же выскальзывали, как мячики, едва я пытался сжать крепче. Коротко остриженные волосы лезли в глаза и щекотали ноздри. А жаркие ладошки уже вовсю бесцеремонно хозяйничали там, куда и я сам-то руки запускаю с осторожностью… Интересно, сколько же ей лет на самом деле? На вид не дал бы больше шестнадцати, но при этом девушка вела себя намного раскованнее, чем мои бывшие двадцатилетние подружки.
        Блин, вот до чего довела современное общество религия, в которую уже никто по-настоящему не верит. А у Олеси такого груза предрассудков еще не было. Оно и верно - природа демонстрирует людям совершенно иные телодвижения во время брачных игр животного мира, а проповедники еще не додумались учить людей правилам поведения в постели.
        К примеру, я раньше считал лодку мало приспособленной для любовных утех. Потому что словосочетание «первый секс», как правило, ассоциируется с «миссионерской» позой и прочими удобствами. Оказалось, все гораздо проще…
        Когда оба поняли, что больше сдерживаться не можем, девушка выскользнула из объятий и непринужденно улеглась животиком на скамейку гребца. Предоставив мне самому решать остальные организационные вопросы. А так как к этому времени были распущены завязки не только на моих шароварах, то когда Олеся опустилась на колени, ее шаровары сами сползли с бедер, явив мне изумительно округлую и соблазнительную попку.
        И если в мозгах где-то еще таился осколок сомнения, то после такого зрелища оторвать от девушки меня могла только смерть.
        Олеся громко вскрикнула, когда я вошел в нее, и застонала, подаваясь всем телом навстречу. Опасаясь, что в порыве страсти могу что-нибудь сломать хрупкой девушке, я не положил ладони на ее бедра, а ухватился за скамейку и…
        …дальнейшее помню смутно.
        Когда очнулся от любовного наваждения, то сидел на дне лодки, привалившись к борту, а Олеся дремала, свернувшись калачиком у меня на коленях. Лицо девушки излучало полнейшую безмятежность, а на искусанных до крови припухших губах играла легкая улыбка.
        Пока я разглядывал ее, Олеся пробормотала что-то во сне, причмокнула, поерзала немного, поудобнее устраиваясь, потом на мгновение открыла глаза, увидела меня - улыбнулась и снова уснула.
        М-да… Как мало человеку надо для счастья. Мне бы такую уверенность в завтрашнем дне. Сам сейчас дрыхнул бы без задних ног, несмотря на занимающийся день и грядущие с ним неприятности… Вот только я до сих пор не слышал погони.
        Не так далеко мы отплыли от Сечи, чтобы до нас не долетали шум переполоха и суматохи, вызванные обнаружением связанного стражника и исчезновением приговоренной к казни девушки. А со стороны казацкой крепости до сих пор не доносилось ни одного необычного звука. Сечь жила своей заурядной, я бы даже сказал - обыденной жизнью. И это было самым странным и тревожным из всего случившегося со мною за последние сутки. Имею в виду из неприятностей.
        Глава седьмая
        «Ну вот, поспали, теперь можно и поесть… Ну вот, поели, теперь можно и поспать…»
        Примерно так можно описать большую часть нашего с Олесей времяпровождения. Солидарные с нами лягушки концертировали, пока мы бодрствовали, и воспитанно умолкали, когда мы укладывались на отдых. Утро промелькнуло быстро, а вот день тянулся как резиновый. Летом он и без того длиннющий, но впервые мне показалось, что солнце, вскарабкавшись в зенит, остановилось и больше не двигается с места, как приклеенное.
        Разговаривать не хотелось. Не потому, что не было о чем. Наоборот… Слишком многое пришлось бы друг другу поведать. А для таких откровений время еще не пришло. Чувствуя растущее между нами напряжение из-за возникшей неловкости, Олеся попыталась прибегнуть к единственному гарантированному способу, которым женщины одерживают все победы над мужчинами. Но из-за чересчур яркого освещения и постоянного ожидания, что вот-вот зашелестят камыши, и из зарослей выскочит лодка с разъяренными казаками - во второй раз дальше поцелуев дело не шло.
        Целовались жарко и подолгу, как будто в последний раз… но и только. Ниже талии ни у меня, ни у девушки руки так ни разу и не соскользнули. Было весьма приятно держать в объятиях гибкое тело, ощущать сладостный вкус ее губ, но в голове крутилось совершенно другое. Не позволяющее полностью расслабиться и высвободить водоворот желания.
        Пережившая гораздо больше Олеся то и дело забывалась коротким сном, пристроив голову у меня на плече или коленях, а я так и промучился - настороже, как цепной пес, чутко прислушиваясь ко всем подозрительным звукам. Пока светило, спустя целую вечность, не смилостивилось и не поползло к закату.
        Это событие мы отпраздновали куском сыра, одной лепешкой на двоих и несколькими горстями воды. Для разнообразия Олеся напоила меня, а я ее. Не обошлось без глупостей, вроде обрызгивания, но и эти шалости происходили словно сами по себе, как будто не с нами, а с другими людьми. Мы же при этом оставались натянутыми, как струны. Вроде зайца, готового вскочить при малейшем шорохе и задать стрекача.
        - Кошевой сказал, ты родом из Рогатина? - решился я все же на разговор, понимая, что так долго мы не выдержим. Сорвемся и сделаем какую-нибудь глупость. Ведь самое страшное, с чем приходится сталкиваться каждому беглецу - это не погоня, а страх неизвестности. Не имея представления о том, что происходит на самом деле, человек предполагает самое плохое и своими же ужасами и мыслями доводит себя до нервного припадка.
        - Если не хочешь, можешь не рассказывать. Но я подумал, раз уж свела нас судьба, то стоит хоть немного узнать друг о друге. Рогатин - это где? Далеко отсюда?
        - Да… - Лицо Олеси накрыло легкое облачко печали, и девушка чуть отстранилась, но из объятий освободиться не пробовала. - А ты что, с Серком разговаривал?
        - Куда мне… - я решил немного понизить уровень посвященности. Пусть сама выбирает что говорить, а о чем умолчать. - Всего лишь рядом стоял. Когда Полупуд к нему ходил. Потом вспомнили обо мне и прогнали. Я и половины разговора не слышал. Знаю только, что тебя со всей семьей в неволю продали.
        - Так оно и было… - девушке явно не хотелось вспоминать прошлое, но и держать всё в себе тоже становилось невмоготу. Видно было по глазам, что еще немного, и она выложит всё как на исповеди. Но что-то все же удерживало девушку от полной откровенности.
        Ладно, для затравки и доверительности, начну с себя. Я со своей легендой практически сросся. Тем более она у меня универсальная на все случаи. Не подкопаешься. И на сочувствие давит, что тоже немаловажно в подобном случае.
        - Тебе хоть есть что вспомнить и кого искать, - придал голосу подходящий к теме оттенок печали. - А я… один, как перст, на всем белом свете.
        - Неужто все померли? - Олеся тоже опечалилась. Покивала сочувственно и уточнила, приближая чужое горе к собственной судьбе: - Погибли, да?..
        Ох, как некрасиво обманывать доверившуюся девушку, но это ж не корысти ради, а в ее интересах.
        - В том и беда, что не знаю. Я же говорил… После ранения в голову ничего не помню. Вернее - до… Ни кто я, ни откуда. Даже как зовут и то не сразу вспомнилось. Если б Полупуд не помог, может, и на другое откликался. Считая настоящим. Хотя, если честно - иной раз нет-нет да и подумаю: а что, если я не Петр? Просто Василий это имя первым произнес, я и решил, что оно мое. А Петром могли звать отца или… приятеля.
        Девушка помолчала, потом задумчиво произнесла:
        - А может, наоборот - повезло тебе. Вот что хуже? Знать и помнить, как мучительно умирали родные, или считать их живыми, но не знать, где они сейчас?
        Еще немного помолчала и сама ответила:
        - Я бы выбрала не знать… Только б живыми остались. Ты думаешь, я по своей воле в Сечь полезла? Но моего согласия никто не спросил. Поставил песий сын перед младшими сестричками и сказал: «Выбирай - их жизни или твое послушание. Скажи “нет”, и я прямо сейчас им головы отрежу, набью соломой и у тебя в комнате на полке поставлю… вместо чучел».
        С каждым словом голос ее звучал все громче, вот-вот сорвется на крик. Пришлось обнять и прижать так, чтобы она говорила мне в грудь.
        - Вот что бы ты сделал? Как поступил?
        - Ты права, - я нежно погладил ее по голове и вздрагивающим плечикам. - Никто бы не смог устоять. Жизнь родных - это та цена, которую даже самые сильные заплатить не могут. Это ахиллесова пята каждого нормального человека. Не осуждай себя. Что бы тебе ни пришлось сделать, ради их спасения, все простится. Если не людскими законами, то уж на небесах наверняка снисхождение будет.
        Девушка притихла, слушая.
        - Думаешь, почему казаки бобылями живут и женщин на Сечь не пускают под страхом смертной кары? Как раз для того, чтобы у врага не было над ними власти. Чтобы ничего нельзя было предложить воину такого, что заставило бы его совершить предательство по отношению к вере и товариществу.
        - Предательство?! - вскинулась Олеся и стукнула меня кулачками в грудь. - Кто говорит о предательстве? Я никого не предавала! Слышишь?! Никого! А только закон казацкий нарушила, чтобы кошевого увидеть и поручение исполнить.
        - Да тихо ты, развоевалась… - Я сгреб ее обратно в объятия. - Кто ж тебя обвиняет? Объясняю только…
        - Хорошо объясняешь… - пробормотала девушка и почти слово в слово повторила мои мыли о ней: - Не знаю, Петрусь, что ты вспомнишь, когда память вернется, но что вырос ты не в крестьянской избе - могу поклясться. Слишком образован…
        - Знаю… Многие так говорят. Особенно часто попрекают тем, что белоручка, мол.
        - Глупости какие… - Олеся снова отстранилась. - Нашли чем шпынять.
        Я заметил: она любит глядеть в глаза, когда пытается убедить в собственной правоте.
        - Научиться махать вилами или косой может каждый. Куда сложнее - грамоте или врачеванию. Выглядишь ты молодо, а глаза - как у моего отца. А он уже за полвека перешагнул и лет двадцать, как на Рогатинскую парафию[21 - Приход - церковный округ населения, имеющий свой особый храм с причтом, совершающий священнодействия для прихожан.] рукоположен был.
        - Что-что?! - восклицание вырвалось раньше, чем я успел сдержаться. - Ты дочь священника из города Рогатина?
        - Ты знал моего отца? - в свою очередь удивилась девушка. - Правда?
        - Нет… Но такое совпадение… Подожди… Ту девицу, кажется, Анастасия звали. Точно - Анастасия Лисовская…
        Глаза у Олеси снова обрели размер чайных блюдец.
        - Я тоже Лисовская… Но сестры Анастасии у меня нет. Мария, Вера и София… Маму Серафимой звали. Отца - Гавриилом… - она вздохнула и перекрестилась. - Царство им небесное.
        - А как маму твоего отца звали? Бабушка или прабабушка Анастасия или Александра в вашем роду были?
        - Прабабушка Агафья. Померла уже. Бабушка - Катерина… тоже схоронили. Больше года уже. Тетя Варвара с нами жила… Младшая сестра отца. Лет на десять меня старше. Басурмане… замордовали ее… в ту же ночь… как только полон на выгон вывели, да вязать стали…
        - Тише, тише… - пришлось обнять крепче. - Все мученики… в раю уже. Им там хорошо. И если смотрят на тебя сейчас, пусть не печалятся слезами. Помолись за них, если хочешь, но только не плачь. Не надо… Теперь всё будет хорошо. Обещаю. Мы завтра же отправимся в путь. Доберемся до Кафы. Найдем твоих сестер и… Я не знаю еще как… Выкупим или украдем, но обязательно освободим их. Слышишь меня? Клянусь!
        Пытаясь успокоить Олесю, я забыл, что «почти ничего не слышал» и не должен знать, где сейчас ее семья. Но девушке, к счастью, сейчас было не до нюансов. Ей очень хотелось верить моим словам. И я продолжал говорить дальше, совершенно не сомневаясь в том, что у нас получится. Потому что впервые за все время понял - это не мой мир, не моя история. А значит, здесь еще ничего не произошло, ничто не зафиксировано и все может быть иначе, чем я помню. Другие личности будут действовать в другое время и с иными результатами. И все те беды, войны и несчастья, которыми полна история моей Родины, совершенно не обязаны случиться здесь. Конечно, я не та фигура, которая может повлиять на ход истории, изменить судьбу мира, но кое-что и кое-где - подправить вполне способен.
        Взять хоть, к примеру, эту девушку, которая в том, моем мире стала наложницей султана… Правда, столетием раньше и под другим именем… Если историки не врут. Да наплевать! Здесь Олеся ничьей наложницей не будет! Потому что я этого не желаю! И пошли все лесом…

* * *
        Плавни шумели на ветру, заставляя непроизвольно вздрагивать при каждом порыве… Первые несколько часов. Пока птицы не привыкли к нам, занеся в список безвредных, и не начали снова засиживаться на ветках ольхи, приняв на себя добровольные обязанности стражей. Сидят спокойно или заняты какими-то своими пернатыми делами - значит, и нам беспокоиться не о чем.
        Мое обещание помочь Олесе спасти сестер настолько ее растрогало, что дальнейший разговор ненадолго прервался для совершения того, что никак не получалось. Причем второй раз мы уже никуда не торопились, вкушали удовольствие медленно, с расстановкой… Стараясь растянуть приятное мгновение до бесконечности. А то и дольше…
        Поэтому и не заметили, как наступил вечер. Еще несколько минут тому было светло, и я отчетливо различал каждую капельку пота на шелковистой коже девушки, а потом наклонился за борт, остудить разгоряченное лицо - и увидел отраженные в воде звезды.
        - Вот день и закончился… Думаю, нам тоже пора в путь… Если засветло не нашли, то в потемках по плавням наверняка шастать не станут. Максимум пара-тройка самых хитрых затаится где-то и будет прислушиваться. Ну так и мы не глупее, поплывем тихо-тихо.
        Чмокнул Олесю в носик и вылез на островок. Одеваться внутри слишком неудобно, того и гляди свалишься. Так что я сперва придержал лодку, чтобы девушка привела себя в порядок, а потом уже натянул шаровары сам.
        - Ты уверен?
        - Почему нет? Сидеть на одном месте дольше нет смысла. Погоня, если и рыщет, то вдалеке. Примерно там, куда пеший беглец может добежать за день. А в нескольких сотнях от Сечи нас точно не ищут. Более удобного момента мы и позже не дождемся.
        - Я не о том…
        Девушка не договорила, но я понял ее сомнение и не обиделся. Когда смерть с косою за плечами стоит, человек о многом думать успевает. И не всегда - о хорошем… И осадок этот так быстро не рассасывается.
        - Не веришь?
        - Странно все как-то… - девушка в глаза не смотрела, отводила взгляд. - Мы были знакомы всего каких-то несколько часов, даже парой слов не перекинулись. Я ваших лошадей украла… А ты рисковал жизнью, чтобы меня спасти. Почему?
        Вопрос реально сложный, поскольку готового ответа у меня и самого нет. Но молчать нельзя.
        - Честно? Не знаю, Олеся. Не хочу врать, говоря о том, что влюбился с первого взгляда и потерял голову… - Понял, что говорю что-то не то, и внес коррективы. - Ты красивая и очень мне нравишься. Правда… Но спасти тебя мне что-то другое велело. Это не объяснить двумя словами… Просто я знал, что хочу и должен тебя спасти. Не ожидая никакой награды, просто потому что так правильно. И то, что мы потом… Что ты мне… Я бы и без этого… Но теперь, когда знаю, что тоже тебе не безразличен… Может, Господь так распорядился, или наши ангелы-хранители сами?
        Получалось сумбурно, но девушке, похоже, не мешало.
        - Да… Я понимаю…
        - Вот и хорошо, - я облегченно вздохнул. - Потому что я не очень. Зато знаю, что нам дальше делать. Ты готова, или надо еще немного времени? Имей в виду, может так случиться, что до утра из лодки выйти не получится.
        В отличие от моего мира, разным житейским мелочам вроде необходимости сходить по нужде, здесь не придают «сакрального» значения, отдельные кабинеты для этого не возводят и, если условия не позволяют, уединения не ищут. Те же крестьянки из Свиридова угла не отбегали от обоза за километр в степь и до темноты не терпели. Как говорится, что натурально, то не стыдно. Но минимальные правила приличия все же соблюдают. Да и мы с Олесей несколько иначе воспитаны. Дворяне, ага… И я подумал, что ей будет неловко.
        Несмотря на некую витиеватость формулировки, Олеся поняла правильно.
        - Спасибо…
        Девушка мазнула меня губами по щеке, подождала, пока я переставил ее через борт лодки и побрела за дерево..
        Значит, угадал. Духовный пастырь воспитывал своих дочерей как благородных. А то и вовсе - монахинь. Хотя с последним выводом я явно загнул. Не было бы мне так сладко с благочестивой девицей. Или это уже опыт турецкого плена?
        «Да ну нафиг! Нашел чем заморачиваться! Лучше о деле думай, пока есть когда и чем!»
        План мой опирался на очевиные предпосылки.
        Во-первых, как я уже сказал Олесе, казаки должны искать нас где угодно, но только не у себя под носом.
        Во-вторых, я страдаю географическим кретинизмом. В том смысле, что совершенно не ориентируюсь на карте и с трудом запоминаю, что и в какой стороне расположено. Но при этом, наверное, как компенсация, обладаю уникальной топографической памятью. Дорогу, которой прошел хоть один раз, в любое время суток и при любой погоде, не забуду никогда. Ночь, заполночь с завязанными глазами, везите куда угодно, и если я здесь был - выберусь.
        Ну, и в-третьих, - как я уже говорил Олесе, всякий беглец - особенно если это не рецидивист с многолетним опытом «рывков» - первым делом старается любой ценой увеличить расстояние между собой и преследователями. Соответственно, по логике запорожцев, не знающих о моей роли в спасении приговоренной к казни преступницы, девушка должна была ломануться через плавни напрямик, держа путь строго на северо-запад. Чтобы как можно быстрее выбраться к людям. А это значит, что нам лучше двигаться в любую другую сторону, только не туда.
        Плавни не степь и с выбором направления не все так просто, если нет лодки. Казаки не зря чувствуют себя вполне беспечно, забравшись вглубь этой невероятной смеси из проток, озер, запруд, островков и топей. Пешком или вплавь можно месяц бродить, а на большую сушу так и не выйти. Но лодка у нас, к счастью, имелась. Оставалось только решить: куда именно мы хотим в конечном итоге попасть?
        Восток отпадал сразу - там не было ничего, кроме ногайцев. Таких же басурман и людоловов, как и крымчаки. Только менее привязанных к земле. Так что на их территории встретить человеческое жилье не менее сложно, чем в Диком Поле. Да и встретив - лучше обойти стороной. Иначе - рабский ошейник для меня и ножные браслеты наложницы для Олеси гарантированы.
        Запад… Там, конечно же, людей много. Но куда идти? К кому? Возвращаться в родной Олесин Рогатин? Путешествие в тысячу верст? Без еды, денег, одежды… У девушки даже сапоги отняли. А выгребать парой весел все время против течения. Не имея карты и не зная, куда приведет очередной поворот реки?.. Глупо. И смертельно опасно. С одинаковым успехом можно попасть как к хорошим людям, так и харцызам. Меня-то ладно - всего лишь убьют. А девушку такой ад ожидает, что лучше было и не спасать.
        Поэтому оставался только юг.
        Да, там тоже басурмане. Зато все остальное в тему. Течение само донесет лодку до города. Сестрички Олеси в Кафе. И искать беглецов в том направлении никому даже в голову не взбредет. Из Крыма на север люди бегут уже не одну сотню лет, но не в обратную сторону. А еще, я отлично помнил, как мы добирались от Днепра до Сечи. И был уверен, что с легкостью смогу вернуться на то же место, где притока выбегает к реке. Не теряя время на поиски дороги в лабиринте Большого Луга.
        Оставалось только одно препятствие - пройти дозор. Тот самый, что встретил нас с Полупудом.
        Поэтому я и выбрал темное время суток - днем мимо проскользнуть не получилось бы никак, а обходного пути я не знал.
        Казацкая крепость осталась по левую руку сзади темным, приземистым холмом. А вот и первая, если считать от острова, веха… От вехи налево… Потом еще раз…
        В камышах забилась встревоженная кем-то или чем-то птица, а у меня аж волосы дыбом встали.
        «Чтоб тебе… Так и поседеть недолго. Или инфаркт схлопотать…»
        - Я лезу в воду и буду направлять лодку. Ты - ложись на дно и замри. Что бы ни услышала. Тебя нет… Даже если стрелять начнут!
        - Может, я тоже с тобой? - предложила девушка, испуганно хватая меня за руки.
        - Не имеет смысла. Толкать лодку я один могу. А если нас раскроют, то без разницы, где ты будешь. Так зачем мокнуть двоим? И потом, я просто предупредил. Уверен, в нашу сторону даже не посмотрят.
        До «секрета» оставалось еще метров сто, когда я как мог аккуратно сполз в воду. Не потому, что вдвоем в лодке не спрятаться, а для того, чтобы удерживать ее как можно дальше от дозора. Сама по себе неуправляемая посудина выплыла бы на середину, а то и вовсе по инерции, уткнулась как раз в тот берег, где засели казаки.
        Глубина здесь небольшая, поэтому справиться с задачей в целом удавалось. В том смысле, что я смог увести лодку подальше, а не проплыть незаметно.
        - Эй, Устим! - раздался негромкий голос. - Что это там на воде? Кажись, челн?
        - Похоже… - ответили с высоты. Значит, второй сидел на дереве. Хорошо, что Олесю я своей свиткой прикрыл.
        - Давай поймаем.
        - На кой ляд? - не согласился Устим.
        - А если там кто прячется? Ворог какой?.. Давай я хоть жахну по ней из мушкета?
        От такого предложения у меня даже мурашки по спине побежали. К счастью, второй дозорный был мудрее.
        - Я те жахну, дурень! Совсем сбесился? Всю Сечь на ноги поднимешь. И если там окажется пусто, я даже подумать боюсь, что казаки с тобой сделают. Был Черешня, а станешь Страхопудом. На всю жизнь.
        - Это да… - неуверенно согласился казак.
        - Сам подумай… - дожал товарища Устим. - Куда люди бегут? На Низ, за пороги. Лучшую долю искать. Этих и ловят ляшские дозоры да обратно панам возвращают. А из Сечи зачем тайком выбираться? Днем что, ворота закрыты? Вольному воля. Иди куда желаешь, никто не спросит и не задержит.
        - Верно… Не подумал… Насильно в курень никого не пишут и не удерживают. Не регимент[22 - В европейских армиях то же, что и полк. Здесь в значении - войсковая часть.]. А ради одной лодки раздеваться неохота. Пусть себе плывет… Будет наука тому, кто привязал плохо, когда атаман пропажу обнаружит.
        Казаки еще продолжили обсуждать, какое наказание ждет нерадивого казака или новика, а меня буквально пронзила одна очень важная мысль. Да и не меня одного…
        - Петрусь, а, Петрусь… - зашелестело тихонечко из лодки.
        - Да?
        - Ты слышал… о чем казаки говорили?
        - Они о многом говорили.
        - Нет… О том, что с Сечи никто не бежит… Как это понять? Меня что же, никто не ищет?
        - Не знаю, Олеся. Меня это тоже удивляет… Но если даже и так, то нам только на руку. Можем больше не прятаться от людей и погони не опасаться.
        - Но… как такое возможно.
        - Черт его знает. Если случилось - значит, возможно. А как и почему? Надеюсь, когда-нибудь узнаем. Может, охранник, чтобы наказания избежать, наплел что-то. Будто ты утонула или еще чего?
        Тут мне снова пришла в голову отличная мысль. Ох, как хорошо и вовремя.
        - Олеся, я знаю, где раздобыть провизию в дорогу и товар для продажи или обмена. Это здорово! Всё, родная, теперь я точно уверен, что твои сестрички станут свободными. Чтоб мне с этого места не сойти!

* * *
        С идеями всегда так, то ничего путного в голову не приходит, хоть о стену лбом колотись, то - раз, и вся картинка целиком высвечивается, как на мониторе. Бери и пользуйся.
        Вероятность официальной версии, согласно которой из Сечи никто не убегал, и, соответственно, погоня тоже не высылалась, существенно упрощала нам с Олесей жизнь. Если мы не беглецы, то и шарахаться от каждого куста больше не надо.
        Планы остаются прежние, но теперь появилась возможность подготовиться в дорогу основательнее. Тем более что для этого и особых усилий не понадобится. Вон он, байдак темнеет на фоне более светлого камыша. На том же месте, куда мы его приткнули. И если подвести лодку с противоположной от дозорных стороны, то они нас даже не заметят. А заметят - отзовусь. Полупуда знают, а я при нем состою. И кому какое собачье дело, зачем казаку понадобилось своего ученика на свой же байдак послать? Хоть и ночью…
        А на челне, даже если мушкеты и порох уже сгрузили, вполне могло кое-что нужное в дороге остаться. Голому да убогому и ветошь сгодится. Проходили уже этот этап, не забыл, как с голым задом по берегу бегал и мечтал об обрывке забытой татарами тряпки. Нет, я не отбрасываю и тот вариант, что хозяйственные казаки подмели всё, но не проверив - не узнаешь.
        Вкратце объяснив Олесе свой замысел, я потихонечку повел лодку поперек течения, а когда она скрылась с глаз дозора, развернул и потолкал обратно, заводя за противоположный от казачьего секрета борт. Аккуратно, без стука пришвартовал и привязал к уключине.
        - Всё. Здесь можно не таиться. Не увидят…
        - Ну наконец-то, сколько тебя можно ждать, Петро?.. - ворчливый голос Полупуда, донесшийся с байдака, был для меня как удар грома среди ясного неба. - Шевелись быстрее. Если не хочешь оставить друга без штанов.
        - Эй-эй… - ответил ему такой же знакомый голос. - Мы на шаровары не спорили, а только на папушу табака, типун мне на язык.
        - Правда? - словно удивился Василий. - Ну ладно. Пусть будет папуша… Петро, ты не утоп там, часом? Залезайте уже.
        - Вас… Василий?
        - Нет, Пресвятая Богородица, - проворчал тот.
        - Но откуда ты… вы… здесь?
        - Так с вечера еще поджидаем… - казак наклонился, дотянулся до носа лодки и рывком подтянул ее впритык к борту байдака. - Здорова, Олесь. Вижу, вы снова вместе. Ну что, Семен, надо было мне и на этот счет с тобою об заклад побиться.
        - Свяжись с вами, точно без штанов останешься… Типун мне на язык, - недовольно ответил кормщик разбойников. Он же тайный агент и лазутчик Серка.
        Полупуд сперва выдернул из воды меня, потом помог перебраться на байдак девушке.
        Олеся смотрела на запорожцев с тревогой и безотчетно пыталась спрятаться мне за спину.
        - Не бойся… - понял ее состояние Василий. - Всё хорошо. И железо мы с тебя сейчас снимем.
        - Но как это возможно? - я должен был сперва понять, почему беглянку и того, кто ей помог, не ищут. Иначе порядок в мыслях не навести. - У Серка проснулась совесть, и он отменил казнь?
        И договорить не успел, как от крепкой затрещины едва не вылетел за борт. Спасло то, что другой рукой Василий держал меня за грудки.
        - Ты поосторожнее со словами, щенок… - проворчал Полупуд. - Кошевой атаман не игумен. Ему такие решения принимать доводилось, после чего поле трупами как засевали. И ответ ему не перед нами, а лишь перед Создателем держать.
        - Извини, Василий… Ты же знаешь, я не всегда понимаю, что говорю…
        - Я знаю, другие - нет. Ляпнешь нечто подобное, когда меня рядом не будет, и придется саблей защищать свое право открывать рот. А клинком ты гораздо хуже, чем языком владеешь.
        - Успеешь еще поучить сосунков уму-разуму, типун мне на язык, - неожиданно вмешался Семен. - Видишь, хлопцы в себя прийти не могут. Да вы не дрожите, присаживайтесь… Петро, скажи… Олесю… что он среди друзей. И бояться нас не надо.
        «Он?! Типун же видел Олесю прикованной к пушке и историю ее знает, но говорит о девушке как о парне. Что же, блин, произошло в Сечи, пока мы в плавнях прятались?»
        - Точно… Старею… - повинился Полупуд, принимаясь за кандалы девушки. То, что я собирался снимать то ли с помощью ножовки, то ли зубила, казак попросту сломал, как сухарь. Ну, не совсем попросту, поднатужился так, что вздулись все жилы, но тем не менее железо уступило. Хрупнуло и развалилось на две части.
        - Вот и всё. Присаживайтесь… Нате, хлебните, - протянул флягу. - Горилка на вербовой коре и сотах настоянная. Сразу согреетесь, и лихоманка отпустит. Семен, сапожки дев… Олесю подай. Тебе ближе…
        - Привык джур гонять, теперь и меня запрягаешь? - кормчий с ворчанием наклонился, достал из-под скамьи сверток и протянул девушке. - На, хлопчик, обуйся. Это твои. Ладные сапожки. Я набойки поправил. Послужат еще… Хорошо, Серко надоумил прихватить. На такую маленькую ножку трудно размер подобрать.
        «Еще лучше. Кошевой передает беглянке обувь через своего тайного агента. Очуметь! Что за ерунда происходит? Я сплю? Может, попросить Олесю, чтоб ущипнула меня?»
        Судя по выражению лица, девушка думала примерно то же самое.
        - Ну все, хватит с нас дурней делать! - Глоток лекарства вывел меня из ступора и вместе с этим я ощутил прилив злости. - Либо рассказывай, что все это значит, либо мы…
        Договаривать угрозу я не стал. Поскольку она прозвучала бы чересчур смешно. Типа, встанем и уйдем… Но этого и не понадобилось. Василий успокаивающим жестом положил нам с Олесей руки на плечи. Одновременно удерживая на месте.
        - Ишь, горячий какой. Не суетись. Всё расскажу…
        Полупуд неожиданно усмехнулся, а после щелкнул меня по носу. То ли в насмешку, то ли одобрительно.
        - Молодец, Петро. Хвалю… А эти мне не верили. Но ты доказал, что я не зря тебя учил, да и сам ты тоже не промах. Молодец.
        - Василий, Христом богом…
        - Всё, всё… Перво-наперво запомните - кто бы и где нас ни встретил, больше нет никакой девицы. А только джура казака Типуна - Олесь. Казацкого прозвища по малолетству еще не заслуживший. Это понятно?
        Нифига не понятно, но мы кивнули, даже не переглянувшись. Не хотели терять время, так интересно было, что Василий скажет дальше.
        - Вот и хорошо. Теперь все по порядку.
        И Полупуд рассказал такое, что ни в тын, ни в ворота. Потому что на Сечи произошли события, какие даже представить невозможно.
        Это я только считал себя таким умным и расторопным. На самом деле ход моих мыслей опытные, умудренные жизнью казаки просчитали наперед так же верно, как если бы я сам посвятил их в свои замыслы.
        Как только дверь избы кошевого закрылась за мною, первым заговорил Типун.
        - Слышь, Василий, как бы твой парень глупостей не наделал. Молодой еще… Не принимает душа того, что девицу казнят.
        - Не волнуйся. Я пригляжу за ним.
        - Не надо…
        Слова кошевого озадачили казаков. Но Серко тут же объяснил:
        - У меня самого сердце кровью обливается. Она ж не по дурости бабской сюда полезла. Воинскую справу делала. По уму - награду за доставленное известие заслужила. А мы ее в мешок и на дно… Но приказать опустить - не могу, закон не велит. Просить кого-то освободить девку тайком - то же самое. Все равно закон нарушу. Хоть и никто о том знать не будет. А вот не мешать молодцу, который, по молодости лет и неопытности в таких делах, сам решится на доброе дело - другое дело. Это уже не наше хотение, а перст судьбы. То бишь - воля Господняя.
        Теперь забеспокоился Полупуд.
        - Петро, конечно, хлопец неглупый. Но опыта у него никакого. Поймают его дозорные, Иван. Позволь помочь?
        - А вот это уже ваша забота. Я ничего не слышал и ничего не знаю, - решительно остановил казака кошевой. - Мало ли какие наказы новику для обучения дают. Подкрасться к часовому, например… Сделает - молодец. Попадется - будет битый. Сами думайте, не малые дети, чтобы всё за вас решать. И вообще, хватит об этом. Других забот нет, что ли?
        О чем говорилось дальше, не нашего с Олесей ума дело, и Полупуд замолчал, оборвав рассказ на полуслове. Продолжил Типун:
        - Решили мы, что Василий будет отвлекать казаков байками в корчме. Чтобы лишний народ по Сечи не шастал, а я - притаюсь неподалеку от пушек и буду за вами приглядывать. Ну и вмешаюсь, если попадетесь… Типун мне на язык. К слову, Петро, когда ты шаровары снимать стал, я чуть не лопнул от смеху. Но ничего… Молодец. Хорошо придумал… Ловко.
        - Ты там был?
        - А то… - пожал плечами Семен. - Учить тебя еще, хлопец, и учить… Но это ничего. Не святые горшки лепят. Все мы глупыми рождаемся. Главное, на всю жизнь таким не остаться. Не боись… Подучим. Было бы желание… Всё правильно делал. Я только один раз забеспокоился всерьез. Когда стража со стены вас окликнула. Подумал было, что всё - спалились. Типун мне на язык… Но ты так ловко всё обставил… Хвалю…
        Похвала даже кошке приятна, но это никак не объясняло, почему не выслали погоню. Когда побег раскрылся. Этот вопрос я и задал.
        - Так не было никакого побега, - засмеялся Типун. - Проводив вас, я вернулся к стражнику, развязал его и объяснил, что говорить, если не хочет быть битым. За такой проступок ему не меньше двадцати батогов полагается. Но это ладно… Куда страшнее позор. Кто возьмет в поход казака, проворонившего закованную в кандалы девку? От подобного позора вовек не отмыться.
        Это да… Это я тоже понимал.
        - В общем, рассказ Карпа на следующее утро был очень убедительный, - снова заговорил Полупуд. - Ведьма каким-то образом смогла упросить его разрешить помыться перед смертью. И так слезно просила, что казак не устоял. Тем более что запрета на купание не было. Если девке можно до ветра ходить, то почему нельзя помыться? Он отомкнул цепь и пошел с девицей к реке. Это видели стражники и могли подтвердить. А вот потом случилось то, о чем Карпо вспоминал не очень охотно. Потому что с трудом помнил… Девка в одежде лезть в воду не захотела. Оно и понятно. Еще и полночь не случилась, а сидеть до утра в мокром кому охота? Стала раздеваться… и вместе с одеждой сняла кандалы… Видимо, в Сечи, возле церкви ее колдовская сила не могла с железом справиться, а поодаль сдюжила. Стражник бросился вязать ведьму, но не тут-то было. Одолела она казака и всю ночь скакала на нем по степи и по небу, как на коне. Только под утро изловчился Карпо да сбросил бесовку с себя. К счастью, в это время они аккурат возле Сечи оказались. Побоялся казак, что ведьма снова в силу придет и, не дожидаясь рассвета, исполнил приговор -
казнил вражью бабу. Утопил… А сам едва живой обратно вернулся.
        - И что? - я только головой помотал. - Ему поверили?
        - Шутишь… - рассмеялся Типун. - Дурных нет, бо повыздыхали давно. Все правильно казаки поняли… В меру собственного разумения. Как разделась девка, не сдержался Хома и ссильничал ее. А чтоб не кричала - сунул головой под воду. И, скорее всего, так разошелся, типун мне на язык… что не заметил, как она захлебнулась. Ну, а дальше - испугался содеянного и выдумал байку, какая первая на ум пришла.
        Олеся прижалась ко мне плотнее. Похоже, девушка все еще чувствовала тяжесть оков на ногах и рассказанную историю представила себе гораздо живее, чем следовало. Пришлось взять ее за руку и легонько погладить. Казаки сделали вид, что ничего не заметили.
        - И чем закончилось?
        - А всё… - пожал плечами Полупуд. - Казнь хоть и преждевременная, но законная, убийством не считается. Карпу кошевой велел всыпать десять буков, для порядка. Поскольку нарушение все же было… и конец истории. Парень наказание принял достойно, а потом завалился в шинок и, наверное, до сих пор рассказывает всем желающим, как мужественно он боролся со злобной ведьмой. Боюсь даже представить, как далеко забредет его язык и что из этого получится…
        Глава восьмая
        Вроде ничего не особенного произошло, но осадок неприятный на душе остался. С эдаким противным душком. А у кого бы не остался? Считал себя героем и вдруг оказался в роли лицедея… комедианта. Шута горохового! Чего уж там… Думал, что спасаешь девушку, рискуя жизнью… Ну или хоть чем-то рискуя. Причем делая все незаметно, ловко, как и полагается героям. А на самом деле тебя, как ослика за морковкой, водили. Предугадывая каждый шаг и стараясь соломку постелить, чтобы ножку не зашиб…
        «Ой, как стыдно!.. Как же я теперь Олесе в глаза смотреть буду? Она ведь теперь бог весть что обо мне думать станет!»
        - Эй, ты чего такой смурной, Петро? - Полупуд обратил внимание на мой не слишком веселый вид. - Еще чего приключилось? Помощь не нужна?
        - А этого мало? - ответил я, старательно пряча глаза от девушки. - Помогли уже. Спасибо.
        Вот же засада. Если б хоть между нами на островке близости не случилось - все бы легче было. А так… Она же меня за помощь, за спасение… м-м-м… благодарила, а я… Самозванец чертов! И главное, - оплату принял сполна. Не погнушался, значит.
        - Вот как?.. - удивился казак. Пригляделся повнимательнее и засопел, как бык перед новыми воротами. - Семен, ты это слышишь?
        - Слышу, Василий… - отозвался кормщик. - Похоже, парень не в ту сторону загребает. Надо объяснить. А то как бы он от переживаний совсем челн не опрокинул. Типун мне на язык… Сам сделаешь, или мне курс поправить?
        - У тебя лучше получится… - Полупуд вытащил трубку и стал набивать. - Говори.
        Кормчий не стал спорить, а втиснулся между нами с Олесей и, приобняв обоих за плечи, слегка прижал к себе.
        - Слушайте меня оба… Неправильные у тебя мысли, Петро. Дурные, я бы даже сказал. Ты решил, что раз мы все знали, то твоей заслуги в спасении Олеси нет?
        Девушка, кажется, только теперь поняла то, что столь тяжким камнем упало мне на душу, и тихонечко охнула.
        - А разве не так?.. - огрызнулся я негромко.
        «Спасибо, помог, называется. Раньше хоть какая-то надежда оставалась, что Олеся не станет вникать в подробности».
        - Невероятная глупость, типун мне на язык! Еще раз говорю: слушайте меня внимательно. Оба! Коли своего ума недостаточно. И больше к этому возвращаться не станем.
        Типун как клещами сжал плечо. Видимо, чтобы я проникся важностью.
        - Вам доводилось видеть канатоходца на ярмарке?
        Олеся кивнула. Я тоже. Прежде чем успел сообразить, что не должен ничего помнить из прежней жизни. И уж тем более балаган. К счастью, сейчас это никого не волновало.
        - Так вот… Внизу может копошиться целая куча помощников. В том числе и тех, кто устанавливает столбы и натягивает канат. А также - учитель, передавший свое мастерство. Но наверху только один человек. И никто не знает, удержится он там или упадет… типун мне на язык.
        Ого! Разумно. Я даже не ожидал столь глубоких и емких сравнений для простого казака. Похоже, жизнь у Типуна еще сложнее и многограннее, чем уже успела мне приоткрыться.
        - Так и здесь. Даже если бы на подхвате был не один я, а целая сотня - Олесю спас ты, Петро. Поймите же, что это был не я, хотя и мог. Не Полупуд, которого там и рядом не было. Даже не кошевой, который мог бы все решить одним словом… Нет… Это только твоя заслуга. И ответственность тоже лежала на твоих плечах. Ошибись хоть в самой малости, и никакого побега не случилось бы. Стражник поднял бы тревогу… Вас бы поймали. Петру - всыпали десяток батогов, а девушку, прости, Олеся, за горькую правду, - казнили… типун мне на язык. Поэтому, хоть я и сам не люблю хвалить новиков, чтобы вы, сопляки, нос не задирали, скажу как есть: тебе есть чем гордиться, парень! Гляди в глаза своей избраннице смело. Ты ее ангел-хранитель, и жива она сейчас только благодаря твоей смелости, решительности, бесстрашию и находчивости.
        Час от часу не легче. Теперь «избранницей» наградили. Хорошо, попа рядом нет, а то могли бы и обвенчать сразу. А как же Иванка? Тоже ведь ждать обещала. Или те проводы не считаются? Надо будет, при случае, у Полупуда уточнить. Что-то он такое говорил тогда. Мол, бабоньки сами так решили, прощаются с нами…[23 - История из романа «Сабля, трубка, конь казацкий», первой книги трилогии «Новик».] - И еще тебе одно скажу, парень. Ты уж прости, Василий, это первый и последний раз, типун мне на язык. Но даже коня не все время понукают… добрый скакун сам знает, когда прибавить шаг, а когда и замедлить бег. Сколько на Сечи сейчас молодых парней да казаков, что едва не облизывались на пленницу, но ни один не захотел рискнуть ради нее головой? Махнули рукой и на красоту, и на молодость… Пусть пропадает. А ты, Петро, не захотел. Причем даже не подозревая, что кошевой твое намерение одобрит. Выходит, дороже жизни она для тебя была? А такое нечасто случается, типун мне на язык… Значит, судьба это ваша и благословение Господне.
        Ой-ой-ой! Что творится… Да Олеся сейчас дыру во мне взглядом прожжет. Я даже покоситься в ее сторону боюсь, так ее глаза сверкают. Спасайся, кто может! Василий! Ты-то чего молчишь, как воды в рот набрал?
        Полупуд словно услышал этот немой вопль. Прокашлялся и проворчал недовольно:
        - Ну, будет, будет… Совсем парня испортишь. Теперь у тебя свой джура есть, ему голову и морочь. А ты, Петро, слушай, что Семен сказывает, но думай о другом. Что не все в этом мире так просто, как нам бы хотелось. Кажется, нет у казака другой доли, как сирот да убогих защитить - а оно, видишь, как иной раз поворачивается? Сам кошевой Сечи Запорожской ничего не мог сделать и вынужден был у тебя, желторотого, помощи просить. Еще и не в глаза глядя, а исподтишка… Тьфу… Но все же не гордись сверх меры, без его согласия и одобрения ничего бы ты не смог… Нет, с такой охраной твоя уловка, скорее всего, удалась бы и с острова вам бы убежать удалось. Но после и полдня бы не прошло, как нашли бы казаки вас на том самом островке, если б атаман велел погоню снарядить.
        - Это почему? - возмутился я. - Разве мы плохо спрятались?
        - Да потому, что умный ты. Дурень бы напрямки убегать бросился, а ты с выдумкой к делу подошел. И мы это понимаем. Значит, и след ваш в другой стороне высматривали бы. Да ты не дуйся, как мышь на крупу… Я к тому веду, что в другой раз, прежде чем сделать что-то, не торопись, не руби сплеча - о друзьях подумай. Один ум это хорошо, а…
        - А два сапога - пара, - закончил я вместо него. - Спасибо, Василий. Спасибо, Семен. Я запомнил и похвалу, и науку. Вы же знаете, у меня в голове теперь много места, есть куда поучения складывать. И если с прошлым закончили, может, о будущем поговорим?
        Казаки переглянулись. А я воспользовался моментом, встал, обошел Типуна и уселся между ним и Олесей. Словно ненароком снимая его руку с плеч девушки и отодвигая кормщика в сторону. Уж если приходится выслушивать такие нравоучения, так пусть хоть за дело. Да и, вообще, не отталкивать же мне ее теперь. Судьба - значит, судьба. Поживем - увидим. Девчонка и в самом деле слишком многое пережила, пусть хоть немного успокоится. Вон как сердечко, стучит.
        - Я потому спрашиваю, что прежде чем встретить вас и узнать подробности, пообещал… э-э-э… джуре твоему Олесю помочь сестричек младших из неволи освободить. Почему и на байдак заглянул. Думал, мушкетами разжиться. Для выкупа.
        - Совсем сдурел? У товарищества украсть? - возмутился Василий.
        - Почему украсть? - пожал плечами. - Байдак и груз наша общая добыча. И если б я из восьми сотен одну связку позаимствовал, казаки не обеднели бы. Но это уже неважно… - я жестом обвел пустое судно. - Сказал лишь, чтобы ясность промеж нас была. Без утайки. Вы же здесь, я думаю, тоже не просто так оказались? Сам говорил. Хотели бы встретить раньше, на островке бы нашли.
        По тому, как непроизвольно дернулась девушка, понял, что она подумала о том же, что и я. Визит казаков к нам оказался бы совершенно некстати.
        - Верно мыслишь, - подтвердил догадку Полупуд. - Но и ответ тоже знаешь… запамятовал сгоряча только. Ты ведь ушел после того, как Иван решил, что с ключом делать. Вот мы и не стали вас попусту тревожить. Все равно надо было подождать, пока кузнец свою работу сделает. А он только-только к ночи управился. Так что не прав ты, не ждали мы тебя. Сами недавно приплыли, рассчитывая на удачу. Что успеем перехватить… И не тебе, а нам надо спрашивать: «Ты с нами, Петро, или сам по себе?» Не забыл, на что разрешение у кошевого просил?
        - Кызы-Кермен?
        Полупуд сперва пожал плечами, мол, зачем пустое спрашивать, а после кивнул.
        - Так что скажешь, Ангел?
        Да, о поручении Серка, которое же сам и выпрашивал, я за всеми этими подвигами как-то позабыл. Прав Василий, совершенно из головы вылетело. Видимо, придуманная амнезия начала приобретать черты реальные. Черт, как же быть? Клятва не воробей, в мешке не спрячешь… Полупуд и Типун без моей помощи обойдутся, а вот Олеся - нет. Это важный довод.
        Но есть и обратная сторона медали. Для кошевого, положим, на мне свет клином не сошелся, и то, что я вместо его поручения занялся чем-то другим, Серко даже не заметит. Но начинать казацкую карьеру с такого отношения к своим же словам не тот подход, который в будущем сулит славу и честь.
        Черт, черт… черт! Легко выбирать между важным и второстепенным. А если оба дела важны?
        Стоп! Кто сказал, что мне вообще надо выбирать? Тем более прямо сейчас. Олесе куда надо? В Крым… А казакам? В Кызы-Кермен. То есть в любом случае - вниз по течению Днепра. И турецкая крепость имени Кызы[24 - Девушка (тур.).] на этом пути следования первая остановка. Вот там и посмотрим, и подумаем, и порешаем…
        Эти же мысли, в чуть более обтекаемой и политкорректной форме, я изложил вслух. За что был награжден благодарным сопением в левое ухо и тяжелым хлопком по правому плечу.
        - Зух… типун мне на язык… - подтвердил прежнее мнение о моей персоне Семен. - Будут из него люди… если воробьи не затопчут. А коли так, то и засиживаться нечего. Полезли в лодки. Ты, Василий, с собой своего новика забирай, его без присмотра надолго лучше не оставлять. А я - так уж и быть - с Олесем поплыву. Пошли… хлопчик. Сам на Сечь рвался, никто силком не тащил… Теперь похлебаешь нашей, казацкой каши. Мало не будет… типун мне на язык.

* * *
        Чуден Днепр…
        Заезженная, затасканная до дыр крылатая фраза. А что поделать, если он и в самом деле велик и прекрасен? Тем более что до рождения автора этих строк еще о-го-го сколько. Почти двести лет. Спокойно могу присвоить. Николай Васильевич даже не узнает и уж тем более не обвинит в плагиате…
        Солнце сияет и уже не печет, а только греет, воздух - изумительно чист. Легкий ветерок отнес всю мошкару, если какая и долетела до середины. Рядом друзья и… даже не знаю как точнее выразиться… Скажем так: почти любимая девушка. Во всяком случае, наши отношения уверенно развиваются в этом направлении. И пусть впереди ждет не увеселительная прогулка с пикничком на природе, а весьма опасное задание… секретная операция, в общем-то, в тылу врага… ничто не может сейчас испортить мне настроение. Потому что я молод, здоров, силен, а главное - свободен.
        Вроде ничего вокруг не изменилось - та же река, те же пейзажи вдоль берегов, но ощущения совсем другие. Это вам не на бандитском судне, связанным по рукам и ногам, как агнец на заклание, путешествовать. В виде товара для невольничьего рынка…
        М-да, можно подумать, кто-то спорит.
        Василий, доверив мне рулевое весло, и оба других тоже, дрыхнет без задних ног. Типун сам на корме рулит. Их лодка держится впереди нашей и чуть левее метрах в десяти. Так что я могу видеть, как шевелятся губы Олеси, но разговора не слышу. Только по мимике и том, как девушка иной раз краснеет, догадываюсь, что беседуют они о чем-то очень личном и весьма сокровенном. Даже завидно. Но, с другой стороны, Типун как раз подходящая кандидатура, чтобы Олеся смогла выговориться и снять с души тяжесть.
        Меня она все еще стесняется. А Полупуд хорош только в том случае, если все равно с кем беседовать. Хоть со стенкой или деревом… Результат будет почти идентичен. Сочувствия от него не дождешься. Казак свято убежден, что всегда и везде делом надо заниматься, а не лясы точить. Или спать, как сейчас, если не к чему руки приложить.
        Легкие лодки быстро скользят, подхваченные сильным течением. Врать не буду, но думаю, километров тридцать в час мы делаем наверняка. А то и больше. Если выбрать на берегу ориентир и не спускать с него глаз, то голова поворачивается на девяносто градусов за каких-то полторы-две минуты. Точнее без часов не определить. Но «У беды глаза зеленые» я успел промурлыкать только один раз.
        Типун сказал, что если ничего не случится, в окрестностях Кызы-Кермена будем ближе к полуночи. Что нам только на руку. Сможем незаметно причалить в одной тайной бухточке, известной только контрабандистам и пиратам. Вообще-то стражникам тоже… Но комендант крепости получает достаточно от промышляющих на реке ватаг, чтобы не беспокоить лихих людей лишний раз. Так что позднему появлению незнакомцев там никто не удивится, вопросов не задаст и не обеспокоится, если хозяева лодок никогда больше за ними не вернутся. Что тоже важно. Потому что, как объяснил Типун, брошенные на берегу бесхозные плавсредства вызывают у береговой стражи не меньшее беспокойство, чем у дозорных - замаячивший на горизонте отряд неизвестных всадников.
        Там же можно будет и прикупить пару тюков какого-нибудь не сильно дорогого и тяжелого товара. Чтобы сойти за торговцев или разносчиков. От бухты до города всего пара часов пешего хода. Так что, никуда не торопясь, удастся подойти как раз к открытию ворот. И попасть внутрь, не привлекая внимания.
        Моя идея прихватить из тайника, чтобы зря не тратиться на товар, пару десятков свинцовых слитков была отвергнута. И хоть я настаивал, мотивируя тем, что деньги понадобятся для выкупа сестер Олеси, Полупуд только хмыкнул. И будь я с ними один, на этом разговор, скорее всего, и закончился бы. Но для девушки Типун объяснил, что если он единственный, кто уцелел при кораблекрушении, то одновременное с его прибытием в город появление на рынке Кызы-Кермена свинца вызовет сомнение к этой истории. Что в свою очередь, может насторожить «торговца кожами» и - либо сорвать всю затею казаков, либо и вовсе закончиться весьма плачевно. Как именно, Семен уточнять не стал, закончив любимой поговоркой.
        И только после этого Полупуд подмигнул мне незаметно для других и, поглаживая себя по животу, произнес загадочно:
        - Не горюй так тяжко, хлопец… Перемелется, мука будет. Поверь мне. Главное, чтобы судьба позволила нам девчат живыми и здоровыми найти. А все остальное мы как-нибудь уладим… - и снова погладил себя по животу.
        Странный жест. Если не сказать больше. Где невольницы, а где казацкая утроба. Если только…
        «Вот дурень!» - обругал я себя мысленно, когда сообразил, что гладил запорожец не живот, а широкий кожаный пояс, которого у него раньше не было. И если я что-нибудь понимаю, с учетом загадочного подмигивания, то пояс тот получен от кошевого и вряд ли пустым.
        Но даже не эта догадка обрадовала меня по-настоящему, а слова Василия. Когда он заговорил о сестрах Олеси. «Нам» найти и «мы» уладим! Потому что с этого момента шансы выручить девочек стремительно взлетели… Если Полупуд берется за дело, то это почти гарантия успеха.
        Что-то темное проплыло рядом, и лодка резко качнулась. Так, что даже Полупуд проворчал сквозь сон нечто-то совсем не лестное о кормчих с руками, растущими из задницы. Которые надо повыдергивать и вставить в правильное место.
        Я сперва подумал, что это топляк[25 - Полузатонувший ствол дерева, с корнем вырванный наводнением.]. Типа того, что по версии Типуна, стал причиной крушения байдака Ворона. Но, присмотревшись внимательнее, понял, что это огромная рыбина. Как акула из фильмов о челюстях. Очуметь! Это же Днепр - река, а не море. Откуда здесь такие монстры. А судя по размеру тени, в рыбине метров пять, не меньше.
        К счастью у рыбы был мирный норов и другие цели. Так что обошлось без последствий. Она лишь еще разок качнула нас, вильнув хвостом, и ушла на глубину.
        Да, расскажи кому, фиг поверят…
        От этой мысли размышления тоже сменили направление и тему.
        Твою дивизию! Это ж сколько я уже здесь? Недели две или больше? Хоть убейте, не подсчитаю точно. По сути, с первой минуты, после переноса и до сего момента, у меня не было времени подумать. Да просто побыть наедине с собой и мыслями о случившемся. Такая завертелась карусель.
        Если попытаться выразить четче, то все мое времяпровождение здесь укладывается в простую формулу: В скобках «догонял-убегал», умноженное на «икс». Где коэффициент «икс» стремится к бесконечности и еще.
        Сперва я прятался от татар, потом мы с Василием догоняли обоз с ясырем. Позже - вместе с освобожденными пленницами убегали от второго отряда татар. Потом, разобравшись с людоловами, торопились на Сечь. По пути догоняя харцызов и убегая от стаи одичавших псов. Потом догоняли укравшую коней Олесю и убегали от разбойников Ворона. После - я освобождал Олесю. То, что нас с ней не ловили, сути не меняет. Мы же об этом не знали! Убегали и прятались всерьез. Да, собственно, мы и сейчас опять убегаем от возможной погони Ворона, ведь атаман вполне мог выжить. Мертвым его никто не видел… И попутно ловим тайного турецкого агента. На живца… В роли которого выступает Семен Типун. Так что в конце история вполне может снова смениться очередной погоней. Прямо как из одного из старого комедийного фильма фраза. «Туда ехали - за ними гнались. Обратно едут - опять за ними гонятся. Какая интересная у людей жизнь!» Вот только здесь совсем не комедия и уж тем более не водевиль…
        Но при все при этом плыву я навстречу опасности и ни на йоту не хочу обратно домой.
        Да, там остались мама и отец, друзья… университет, Интернет и прочие блага цивилизации. Мне очень жаль их терять… В первую очередь, конечно, родителей. Только эта мысль и отравляет мне радость от полноты жизни, которую я впервые ощутил. По-настоящему…
        Это трудно даже понять, а не то что объяснить. Неуловимый нюанс. Что-то за пределами простой логики, но именно он отличает ребенка от взрослого. Юношу от мужчины. Девушку от женщины. И обычного человека от Человека с большой буквы.
        Мне показалось, что я вот-вот ухвачу суть рассуждений за кончик хвоста и смогу размотать этот клубок, но жизнь не имеет сослагательного наклонения и, как Василий Полупуд, предпочитает простое действие многомудрым размышлениям.
        - Принимай к берегу, помалу! Типун мне на язык…
        Я вздрогнул от неожиданности и вернулся в реальность. Зачерпнул воды и плеснул в лицо, смывая лишние мысли.
        - Табань правым, Петро! - снова крикнул Семен. - Уже скоро Девичья крепость. Лучше незаметно подойти, краешком, под самым берегом. Мы легкие, на мель не сядем, а на стрежне лодки издалека видно. Даже со стен.
        «Как скоро? Говорили же, к полуночи доберемся?» - удивился я и только потом понял, что погрузившись в раздумья, не заметил, как стемнело. Река в этом обманчива, как и лес. Только наоборот - темнеет позже, зато так же стремительно. Мигнул, а за бортом уже не тучки плывут, а звездные россыпи.

* * *
        Ближе к берегу течение Днепра значительно ослабело, и лодки пошли со скоростью, не превышающей неторопливую ходьбу. Что, в свою очередь, сподвигло Полупуда немного размяться после сна. Казак сел на скамью, поплевал на ладони… Но не тут-то было. Хватило всего десятка мощных гребков, чтобы мы едва не налетели на первую лодку.
        - Суши весла, Василий… - проворчал Семен, когда мы поравнялись с ними и поплыли рядом, почти соприкасаясь бортами. - Мой джура за тобою все равно не угонится. А мне пересаживаться неохота. Да и приплыли мы уже, типун мне на язык. Видишь огни. Вот к ним нам и надо…
        В этом месте, куда указывал Типун, к реке спускался длинный и глубокий буерак. Когда-то давно он, скорее всего, был отделен от Днепра широкой перемычкой, но с годами вешние воды и бурные паводки сперва прорвали ее, а потом и пошире промоину вырыли. Остальное завершили человеческие руки. Углубили русло, еще больше расширили, и буерак превратился в небольшую бухту. Фактически неприступную с суши и с отличным обзором со стороны реки.
        Кто бы ни надумал поживиться товарами контрабандистов, стражники или другие разбойники - спуститься незаметно сверху, по единственной и весьма извилистой тропинке, или подкрасться вдоль берега - им бы не удалось.
        Ну, а кто предупрежден, тот вооружен. Хватит сил и желания - сражайся, не хочешь рисковать - беги. Впрочем, как оказалось, вполне достаточно дважды в год засылать подарок коменданту и можно жить спокойно, как у Христа за пазухой. Ну или, если быть точнее, у Аллаха, поскольку Аскер-паша правоверный мусульманин.
        - Эй, на воде! - словно в подтверждение моим размышлениям, донеслось с берега. - Куда правите? Не заблудились, часом? Гавань дальше по течению. Примерно через милю-полторы.
        - Добрый вечер добрым людям… - отозвался Типун и закончил фразу какой-то странноватой прибауткой: - Неужто пескарь карася погреться к огоньку не пустит?
        - А ты кто сам будешь - пескарь или карась? - уточнили в ответ с берега. Ничуть не удивившись.
        - Ни то, ни другое… Окунь, - вполне серьезно ответил казак.
        - А-а, ну тогда другое дело… - голос невидимого собеседника сменил интонацию на более приятельскую. - Икры много везешь?
        - Как получится… А что?
        - Не бойся… окунь. Не из любопытства спрашиваю, а для порядка. Если поклажа большая, но легкая нужна - правь на дальний огнь. А с тяжелой - прям сюда и заворачивай.
        - Понял, дружище… Извини… Давненько не заглядывал к вам, вот и не знал, что Салотян порядки изменил, типун мне на язык.
        - Не бери в голову, дружище. Не ты один… Недавно так заведено. С весны. Как Чернота бухту под себя взял. Теперь он здесь старший рыбак. Как высадитесь - не погнушайся, загляни к нему. Он любит, когда пришлые уважение выказывают.
        - Добро. Мы на дальний костер…
        Ничего себе. Прям шпионское кино. Как все серьезно. Это вам не Тортуга и пятнадцать рыл на сундук мертвеца. Пьяная и бесшабашная вольница. Впрочем, я же сам не видел, а знаю лишь то, чего писатели понапридумывали. И уже в Сечи имел возможность убедиться, как их байки соответствуют действительности. Будь все так, как в книжках, и Сечь бы триста лет на пути Великой Порты и Крымской орды не стояла, и пираты с корсарами мощнейшие морские державы в страхе не держали.
        Когда вошли в бухту, стало заметно, что здесь пришвартован не один десяток больших, набивных лодок, а на берегу - помимо двух сигнальных огней, горит еще несколько костров. Только не просто так - открыто, а в бочке. Чтобы пламя слишком много света не давало, а лишь слегка разгоняло тьму. Затемнение, значит. Конспирация.
        - Зачем нам к «пуховикам»? - спросил Полупуд, направляя лодку вслед за Семеном.
        - А с чем вы завтра в город пойдете? Сам же говорил, забыл? Вот и прикупим, что и нести не тяжело, и продать без убытка можно.
        - Вижу, опыт у тебя и в самом деле немалый. Даже тайные слова знаешь.
        - Ну так поплавай с мое по реке… - не стал отнекиваться кормщик. - Олесь, Петро! Заснули что ли? Типун мне на язык… Живо в воду! Тащите лодки к берегу.
        Олеся, еще окончательно не осознавшая своего перевоплощения в парня, чуток замешкалась, за что была награждена несколько грубоватым сравнением с длинноухим жвачным животным из отряда непарнокопытных. Ну, что поделать? Таковы реалии мужской жизни…
        У крайнего костра лодок было немного меньше, чем в центре. Нашлось место и для наших двух.
        К тому времени окончательно стемнело, тем более под нависающей стеной обрыва. Так что увидеть можно было лишь те места, куда доставали отблески не такого уж и большого костра. В основном все воспринималось как игра теней. Неподвижных - кип тюков с товарами и размытых, снующих по берегу - контрабандистов.
        Как и говорил Типун, наше прибытие никого не заинтересовало. Сидящие у костров только головы повернули, но ни один не подошел и даже не окликнул. Если дозорный пропустил - значит, свои. И если захотят, сами подойдут к огню. А не захотят, так на то их воля.
        - Василий. Вы с Олесем пока здесь обождите. А мы с Петром к атаману наведаемся. На моей памяти не случалось еще, чтобы контрабандисты промеж собой свару затевали… типун мне на язык. Тем более в таборе. Но держись настороже. И если все же кто-то с вопросами подойдет - отвечай, что мол, окуни мы… то бишь - перекупщики. Зачем пришли, знает главный. А он к Черноте пошел. Вернется - с ним говорите.
        - Не учи ученого… - проворчал Полупуд.
        - Э-э, нет, друже, не то говоришь… типун мне на язык, - не согласился кормщик. - У речного братства свои законы и язык свой, тайный. Ты себя сразу выдашь. Даже если молчать будешь. Так что, кроме того, что я сказал, больше не произноси ни слова, если не хочешь усложнить нам жизнь.
        Полупуду не слишком понравилось оказаться в роли новика, но казак был опытным и мудрым, понимал, что товарищ прав, так что упрямиться не стал.
        - Не волнуйся, Семен. Не подведу. Правда, Олесь?
        Обращаясь к девушке, он как бы свел всё к шутке, но в то же время подтвердил, что последует совету и будет придерживаться заведенных среди контрабандистов правил.
        Типун так уверенно двигался между грудами товаров и расположившимися на отдых людьми, что было ясно - знает, куда идет.
        При нашем приближении сидящие у костров не меняли тона разговора, не поворачивались на звук шагов, но руки у каждого словно сами по себе нащупывали оружие.
        - Добрый вечер добрым людям… - неизменно произносил Типун, проходя мимо.
        И ему так же неизменно отвечали:
        - Дай, Господи, - после чего возвращались к прерванному занятию или разговору.
        Насколько я помнил бабушкины наставления, в христианстве нет такого приветствия. Только в ночь перед Рождеством говорят «Дай Боже добрый вечер» и отвечают «Дай Боже здоровья». Видимо, и тут речники придумали для себя особые слова. Которые человек случайный знать не может. Поэтому и отпускали пальцы рукояти пистолей и сабель, как только кормщик произносил заветную фразу.
        Пригодится или нет, а запомнить следует. Та же бабушка, царствие ей небесное, любила приговаривать, что человеку не все стоит делать, но знать надо.
        - Заблудились или ищете кого-то? - от навесной стены оврага отделились двое и шагнули наперерез.
        - Рыбака… - спокойно ответил Типун. - Старшего в этой заводи.
        - И что надо?
        - Мы только пришли с водой, типун мне на язык… Давно не рыбачил в этих местах. Хочу спросить, на что лучше клюет.
        Ответ оказался правильным, поскольку стражники так же молча исчезли, как появились, а мы пошли дальше.
        Тусклые багровые отблески пламени, просвечивающего между рассохшихся клёпок, делали окружающую нас обстановку зловещей и таинственной. Так и казалось, что вот-вот, кутаясь в длинный черный плащ, навстречу шагнет какой-нибудь Зорро или граф Дракула. Если не киношный вампир, то хотя бы настоящий - знаменитый венгерский князь Цепеш, прославившийся непримиримой и невероятно жестокой борьбой с османами. Не существовало в мире такой казни или пытки, которую он не применял бы к пойманным басурманам и их пособникам. Из-за чего и стал в будущем прототипом главного голливудского вампира.
        Действительность от воображения отличалась только нюансами.
        Ждущий нас человек носил не темный плащ, а зеленый, щедро расшитый бисером и золотыми нитками кунтуш. Был не худощав, а напротив - весьма упитан. Рост тоже немного подкачал. Разбойничьих атаманов ведь обычно рисуют лохматыми, звероподобными богатырями с косой саженью в плечах. Эдакими витязями… хоть и сбившимися с пути истинного. Зато взгляд Черноты мог бы поспорить жесткостью с самим Серком. Я вспомнил о кошевом запорожцев лишь потому, что другого сравнения не было. Глаза Полупуда тоже могли смотреть, словно на пику нанизывали, но именно - могли. А вот чтобы вот так постоянно. С этим я повстречался лишь во второй раз в жизни.
        В общем-то, ничего странного. Контрабандисты по сути такая же неуемная, дикая вольница, такие же волки. Только не степные, а речные. И чтобы совладать с ними, удержать хоть в каких-то рамках, не достаточно быть сильным или умным, а непременно - самым свирепым и беспощадным. Только такого вожака стая примет и покорится его слову.
        - Добрый вечер добрым людям, - произнес он негромко. - Не меня ли ищешь… Типун?
        Глава девятая
        - Дай Господи. Знаешь меня, Чернота? - Типун склонил голову к плечу, приглядываясь. - А я вот тебя, извини, не припомню.
        - И немудрено, - развел руками главный контрабандист.
        Одновременно демонстрируя, что оружия в них нет. Ну, так оно ему и без надобности. Те самые двое, а может, и какие другие личности снова замаячили у нас за спинами. И они-то пустых ладоней не демонстрируют.
        - Вести с водой плывут. Если как ты, по реке ходить, можно что-то и пропустить. А я на одном месте сижу. Вот и узнаю обо всем, что интересного на Днепре-Славуте происходит. Не ошибся ты… Мы прежде не виделись. Но о кормщике Ворона слышал. Поэтому и удивился, увидев тебя здесь одного. Без атамана.
        Голос «рыбака» изменился и дружелюбия в нем больше не звучало.
        Типун шагнул назад и положил руку на саблю. Тени позади немедля материализовались и двинулись в нашу сторону. Не дожидаясь развития событий, я встал у кормщика за спиной, приготовившись выхватить из-за пояса пистоли.
        - Я пришел выказать уважение старшему рыбаку… - Семен продолжал говорить совершенно спокойно, словно и не заметил прохладной встречи. - А не на допрос к начальнику городской стражи, типун мне на язык. Но если ошибся и не там причалил, извини… Мы уже уходим.
        - Не торопись… - примирительно поднял руки Чернота, и, повинуясь этому жесту, «тени» снова развоплотились. - Как-то наш разговор не задался. Я, собственно, к тебе, кормщик, никаких претензий не имею. А вот с атаманом вашим хотел бы встретиться. Поэтому и спросил о нем.
        Типун тоже опустил руку. Помолчал немного.
        - Ответ от вопроса зависит, рыбак… Как эхо… типун мне на язык. Попробуй еще раз. Может, другие слова услышишь.
        Чернота кивнул и шагнул ближе, протягивая левую руку так, чтобы на кисть падали отблески костра.
        - Смотри сам…
        Я не сразу понял, что главарь контрабандистов имеет в виду, да и посматривал больше за спину, не доверяя «теням». А только когда пригляделся, понял, что на руке Черноты не хватает нескольких пальцев. Увечье не бросалось в глаза еще и потому, что фаланги были срублены наискосок. Из-за чего казалось, что пальцы просто согнуты.
        - Ворон? - Типун произнес только одно это слово.
        - Он… - кивнул «рыбак». - Так что, сам понимаешь, хотелось бы должок вернуть.
        - И ты хочешь, чтобы я…
        - Нет-нет… - Чернота снова взмахнул руками. Судя по излишней жестикуляции, в его жилах текло много южной крови. Или цыганской. - Многое слышать о Типуне доводилось, но никто не обвинял его в предательстве. Поэтому вопрос намного проще, кормщик. Можешь не говорить, где атаман сейчас. Скажи только одно: Ворон собирается к нам заглянуть или уже знает, что в Рачьем заливе новый рыбак снасти забросил?
        Типун снова помолчал какое-то время. После ответил. Медленно. Взвешивая каждое слово.
        - Планы атамана мне неведомы… Ворон никому не доверяет и никогда нельзя быть уверенным, какое решение он примет в последнюю минуту… типун мне на язык. Сейчас он находится в половине дня отсюда, если по течению. Вверх подниматься дольше будет, само собой. Точнее, извини, не скажу. Я здесь, чтобы разузнать цены до его подхода. Тогда Ворон решит, в Кызы-Кермене разгружать байдак или плыть дальше.
        Теперь замолчал Чернота. Молчал долго. Я даже зябнуть начал. Все ж ночью на берегу реки не слишком жарко. Семену такое молчание тоже не понравилось.
        - Если разговор закончен, то я пойду… Завтра рано вставать. Надо поспать хоть немного…
        - Погоди… - судя по решительному тону, Чернота принял решение. - Хочу предложить тебе выгодное дело…
        - Я не стану лгать, - угрюмо проворчал кормщик. В общем-то не так и сложно было догадаться, что придумал контрабандист. - Достаточно один раз обмануть, а потом мое слово не будет стоить ломаного гроша. Типун мне на язык…
        - Не кипятись! Дослушай сперва, - махнул на него Чернота. - Что ты в самом деле, как в кипятке искупался? Кто говорит обо лжи и обмане? Я бы никогда не стал тебе такого предлагать.
        - Ну, извини… Неладное подумал.
        Поспешность и горячность, с которой это было сказано, свидетельствовали как раз об обратном. Но надо признать, «рыбак» понял свой промах и так же быстро нашел правильный выход.
        - Забудь… - Чернота сегодня был сама христианская добродетель. - Я вот как соображаю. Ты завтра на рынке разузнаешь цены на ваш товар… Заметь, даже не спрашиваю, что именно Ворон везет на продажу… А потом я предложу тебе цену в полтора раза больше. О чем и прошу сообщить атаману. Вот так прямо и сказать. На рынке товар стоит столько-то, а «рыбак» дает больше. В этом же не будет обмана? Хоть на Святом Писании клянись. И хлопец твой мои слова подтвердит. Ну, а том, что мы с Вороном знакомы, ты мог и не знать. Считай, я ничего не говорил. Так годится? Ну же, Типун, соглашайся. А за это вы получите от меня любую помощь, какая только понадобится.
        Семен задумался.
        Я же, если честно, не понимал его сомнений. Мы все равно Ворона не увидим, так зачем вообще кормщику понадобилась эта катавасия? Обещай что угодно. Завтра уплывем и конец истории… Но казак, видимо, считал иначе, потому что хоть и согласился, но с явным сомнением в голосе.
        - Если ничего больше, кроме как передать при встрече, что «рыбак» готов заплатить дороже…
        - Ни единого словечка, - ударил себя в грудь контрабандист. - А чтобы ты не сомневался… и Ворон тоже, могу даже задаток дать… Хочешь - атаману его передай, хочешь - за труды прими.
        - Пустое это… - снова набычился Семен. - Плату не возьму… типун мне на язык.
        - А я возьму…
        Они считали меня глухонемым, что уставились с таким изумлением? Ладно, объясню тем, кто в танке.
        - Типуну нельзя мзду брать. Он человек известный. Дорожит именем… Меня же никто не знает. Даже имени и того еще нет. И мне угощение взять незазорно. Тем более что Ворон у меня тоже может спросить: что видел, что слышал… Всё справедливо.
        - Верно… - кивнул Чернота. - Хлопец прав. И много ты денег хочешь?
        - Денег? - я равнодушно пожал плечами. - Кто говорит о деньгах? Деньги цену имеют и счет любят. Поди угадай - продешевил или, того хуже, лишнее стребовал и человека обидел? А вот услуга за услугу - это баш на баш. Справедливо и никто не внакладе. Я правильно рассуждаю?
        - Говоришь, имени у тебя нет и никто о тебе не слышал? - с едва уловимой насмешливостью в голосе ответил Чернота. - Уверен, это ненадолго… Так какую услугу ты хочешь получить?
        Вот это деловой разговор. А то устроили половецкие пляски и расшаркивание на ровном месте. «Я уступаю… Нет, я уступаю… Нет, я!» Тьфу…
        - Нам завтра в город. А стражники не сильно любят чужаков при оружии и с пустыми руками. Нам бы парочку тюков с товаром… Подешевле, разумеется. Чтобы никто внакладе не остался, если их продать не удастся, а придется бросить. Понимаешь?
        - Понимаю, - хохотнул Чернота. - И тюки такие, чтобы рукояти сабель и пистолей наружу не торчали? Типун - давно у тебя этот хлопец джурой ходит?
        - Нет, - мотнул головою слегка обалдевший Семен. - Это По…
        - Я не джура, а помощник кормщика… - я поспешил вклиниться, пока Типун сдуру не брякнул о Полупуде. Если Чернота имел зуб на Ворона, то вполне мог знать и о его вражде с побратимом. Поэтому ни за что не поверил бы, что Василий Полупуд в одной ватаге со своим заклятым врагом ужился. И вся наша легенда накрылась бы медным тазом, а то и могильной плитой.
        - Да… - подтвердил Семен. - Помощник… кормщика он… типун мне на язык… ага…
        - Ну что ж, у хорошего наставника и ученики не промах… Договорились, значит?
        - Договорились, - безнадежно махнул рукой Типун. - А теперь - я пойду, прилягу. Жуть, как устал. Едва на ногах стою.
        - А может, по чарке? Чтобы сны были слаще? - расщедрился «рыбак».
        От такого предложения Типун отказаться не мог. Это только у запорожцев в походе сухой закон. А он был всего лишь кормщиком в разбойничьей ватаге. Еще и вдали от своего атамана.
        - По чарке можно, - демонстративно потер он ладони. - Добрая горилка казаку всегда только на пользу.
        - Любая выпивка полезна, если пить понемногу, - добавил я, ухмыляясь. - Даже если пить из ведра и до дна…
        Шутка дошла не сразу, а потом Чернота и Типун громко рассмеялись.
        - Зух… - похвалил «рыбак». - Не из бурсы сбежал, часом?
        - Из нее, - вместо меня ответил Семен. - Иной раз, пока веслом не огребет, с места не сдвинется, философ. Ты это… Иди к нашим. Скажи, я все уладил и немного задержусь в гостях у «рыбака». И не ждите меня… Утром до рассвета подниму.
        Я изобразил нечто среднее между уважительным поклоном и мотающим головою конем, заработал справедливый подзатыльник от «наставника» и ушел. Похоже, наша авантюра, обрастая изменениями и дополнениями, все же имела шансы на успех.

* * *
        Может, из-за позднего времени, а может, по каким иным соображениям, но несмотря на изрядное количество лодок, праздношатающихся на берегу видно не было. То там тень мелькнет, на мгновение заслоняя отблеск костра, то в другом месте огонь полыхнет чуть ярче - значит, кто-то дровишек подбросил. А еще сопение и храп указывали, что рядом не призраки, а живые люди. Просто работа у них такая, что сами лишний раз глаза не мозолят и в дела других не лезут.
        Олеся и Василий спали. Казак - прислонившись спиной к лодке, девушка - рядом, на его жупане. Но мои шаги услышали оба.
        - Что так долго? Мы уже волноваться начали.
        Полупуд промолчал, но тоже глядел вопросительно. Пришлось вкратце пересказать самое главное.
        - Ну, вот и славно, - запорожец снова закрыл глаза. - Семен не вчера уродился. Справится… Спите.
        - Василий, я бы покурил?.. - я присел рядом с казаком и говорил так, чтобы девушка не слышала. Рано еще посвящать ее во все тайны.
        - Думаешь, стоит?
        - Не знаю… Просто захотелось. Ну, а почему нет? Если что не так - никто не увидит. Ночь.
        - Хорошо… Кури, коль приспичило. Я пригляжу.
        Трубка еще только легла в ладонь, а на душе сразу стало так тепло и уютно, словно на минуточку оказался дома. Даже почудилось, что вокруг не ночная темень буерака, а стены квартиры. И отсвечивает не жар кострищ, а индикаторы на мониторе, плазме, удлинителях и выключателях…
        Мотнул головой, отгоняя наваждение и закурил…
        Белый полумесяц со звездой на красном полотнище размеренно покачивался на фоне притихшего неба, отражающего темно-синий цвет притихшего моря. Но не было в этом притворном спокойствии неги, наоборот - в тяжелом, как могильная плита, безмолвии ощущалась угроза, в которой каждый бывалый моряк узнает приметы надвигающегося шторма…
        Капудан-ага[26 - Капитан (тур.).], стоя на мостике, тревожно всматривался в небо, выглядывая в нем появление первых легких, почти прозрачных тучек, обычно бегущих впереди урагана. Надсмотрщик не жалел кнута, барабан выбивал дробь ускоренного темпа, несмотря на то что рабы уже и так из последних сил налегали на весла. И конечно же случилось неизбежное… несколько гребцов не выдержали такого напряжения и потеряли сознание. Брошенные ими весла повисли и попали под гребок сидящих впереди. Раздался треск… Остальные тоже сбились с ритма - и галера, еще мгновение тому, назад летящая, как стрела, стала стремительно терять ход и круто забирать в сторону, ложась бортом на воду.
        - Свиньи! Проклятье на ваши головы! - заорал надсмотрщик и принялся еще сильнее нахлестывать рабов, но те уже ничего не соображали, только руками заслоняли головы. А если кто хватался за весло и пытался грести, то от этого все перепутывалось только хуже.
        - Прекратить грести! Якуб-ага! Наведите порядок!
        Десяток стражников бросились на помощь своему командиру.
        - Да пошевеливайтесь, ради Аллаха! Иначе шторм нас настигнет…
        Капудан-ага был опытным моряком, многие годы ходил под флагом Османской империи и сейчас недовольно морщился, глядя на нерасторопные действия помощника.
        Что ни говори, а даже самому лучшему купеческому судну далеко до военных галер. А если экономить не только на невольниках, но и на команде - как это делает купец, чье судно он водил теперь, после того как получил ранение и потерял руку в одной из битв с маврами, - то и результат соответствующий. Если бы его команда была столь нерасторопной тогда, капитан лишился бы не только руки, но и головы.
        Не желая смотреть на потуги помощника подготовить галеру к движению, капудан-ага сперва поглядел на свинцовое небо, к счастью, все еще чистое от туч, а потом опустил взгляд на море. Появление первых «барашков» на волнах тоже верная примета грядущего шторма. Но то, что турок увидел, было страшнее любого урагана… Словно возникнув из воздуха, к его судну неслось множество казацких «чаек». Не меньше дюжины… Хищных и стремительных, как выпад копья.
        - Тревога! Казаки! К оружию! - привычно закричал капитан, но уже на третьей команде голос его стих, а взгляд потух. Он вспомнил, что командует не боевой триремой, оснащенной десятком пушек и имеющей на борту не менее полусотни янычар, а всего лишь купеческой лоханкой. Вооруженной единственным фальконетом. А из солдат - десяток стражников. Хоть и ветеранов, вроде него самого, но даже вместе с помощником - это будет всего лишь дюжина мушкетов. По одному на «чайку».
        А казацкие челны уже были совсем рядом. Так, что можно было разглядеть лицо каждого гяура. Хотя что там разглядывать? Звериный оскал, пылающий ненавистью и жаждущий крови взгляд.
        Не обращая внимания на яростные крики стражников и ликующие вопли невольников, капудан-ага поднял глаза к небесам и забормотал слова из Корана, которыми сопровождают усопших. А когда договорил - сунул в рот ствол пистоля и нажал спуск…
        Мгновением позже я снова сидел на берегу речной бухты и глядел на вьющийся дымок из трубки.
        - Уже? - как ни в чем ни бывало поинтересовался Полупуд. - Быстро ты в этот раз. И в обморок не падал, качнулся только чуток, застонал, как от зубной боли, и всё. Привыкаешь, что ли?
        Извини, Василий, не до объяснений. Меня хватило только на то, чтобы плечами пожать. Казак понятливо забрал трубку, выколотил угольки, продул чубук и спрятал за пояс.
        - Что-то важное узрел или так?
        - Как запорожцы… турецкую галеру… на абордаж… брали…
        Меня уже чуток отпустило, но язык все еще едва ворочался.
        - Эка невидаль, - пренебрежительно махнул казак. - Такого я тебе и сам сколько хочешь расскажу. А Типун - если уговоришь, то и еще больше. Было бы желание слушать. Ложись-ка лучше рядом со своей зазнобой, грейтесь да спите. Я уже отдохнул, покараулю…

* * *
        - Вставайте, лежебоки. Судный день проспите… типун мне на язык. Солнце уже вот-вот взойдет. Сколько можно дрыхнуть?
        Хороший вопрос. Откровенно говоря, с той самой ночи, как шагнул с балкона на шестом этаже прямо в степь широкую, степь привольную… начала семнадцатого века, я первый раз по-настоящему выспался. Не вздрагивая и не вскакивая при каждом шорохе. Может, потому что место здесь такое - надежное, словно крепость. А может, потому что вокруг отдыхало несколько дюжин крепких, вооруженных людей, считающих меня своим. Готовых принять на себя часть опасности. А всем известно, что беда, разделенная с товарищами, - это всего лишь полбеды.
        Наверно, именно это ощущение защищенности и заставляет беглецов и изгоев сбиваться в разные братства и приносить присяги вроде знаменитой пиратской «Свобода или смерть!» Потому что прав поэт: «Одиночка вздор, одиночка - ноль… Один, даже самый важный, не поднимет простое пятивершковое бревно. Тем более - дом пятиэтажный».
        Пока мы спали, Типун раздобыл два весьма объемных тюка, весящих вместе не больше пуда. На которые, важно подбоченясь, словно и в самом деле был хозяином, указал нам с Василием.
        - Вот наше разрешение на вход в город. Чернота хотел еще провожатого дать, но я отказался.
        - Хорошо… - одобрил Полупуд. Из моего рассказа он знал о заключенной кормщиком и «рыбаком» сделке. - Опасаться нам нечего, но что знают больше двух - то ведомо и свинье. Потопали?
        Никто не возражал. Василий подхватил один тюк, мне - соответственно, достался второй, и мы покарабкались вверх узкой, извилистой тропинкой. Другого способа подняться, если бог не дал крыл, здесь не было.
        - Погоди, Семен!
        Мы уже взобрались почти на половину склона, когда Типуна окликнули снизу.
        Ночью я не слишком хорошо разглядел Черноту, но голос узнал. Главарь контрабандистов призывно махал руками и торопливо шагал в нашу сторону.
        - Погоди… Я с вами.
        - Вот навязался на нашу голову, - недовольно сплюнул кормщик, а громче прибавил: - Стоило беспокоиться, типун мне на язык… Не заблудимся, наверно.
        Днем Чернота выглядел весьма респектабельно. Дорогой жупан, богатый кунтуш. Новая смушковая шапка, с шелковым верхом. Широкий пояс удерживал саблю и пистоль. Рукояти оружия даже издали посверкивали дорогими окладами. Вот только шаровары могли быть не так изгвазданы дегтем и сапоги давно просили ваксы, но это, видимо, было в порядке вещей.
        - Конечно-конечно… - согласился он с Типуном. - Но у меня неожиданно в городе одно дельце образовалось. Такое, что самому надо. Другому не доверишь. И потом, я же не обманывал, насчет заплатить дороже. Ну так, какой купец сам цену не разузнает, прежде чем свою объявить?
        - Это ты к тому клонишь, что я могу обмануть? - насупился кормщик.
        Ой-ой… Что-то Семен слишком болезненно реагирует. Даже не обвинение, а всего лишь на намек о его возможности! В роль вошел, или у кормщика все-таки имеется пятно на репутации. Как говорится, на воре шапка горит. Или это перегибы жизни секретного агента? Так сказать, обратная реакция? Поскольку по-крупному врать приходится все время, то в мелочах он щепетилен, как никто другой. Едва ли не святее самого римского папы быть старается.
        - Да типун тебе на язык… и в мыслях не было, - шутливо отмахнулся Чернота. И так эта поговорка прозвучала в тему, что рассмеялись все. Даже сам Семен.
        - Тогда, конечно… С тобой всяко надежнее. Небось, при тебе цены не заломят. Соответственно, и самому переплачивать не придется. Договорились… Если, помимо этого, ты нас с нужными людьми сведешь.
        - А кто вам нужен? - поинтересовался Чернота чуть поспешнее, чем следовало.
        Впрочем, все мы тут хороши, юлим, как ужи, и пытаемся один другого обхитрить.
        Типун переглянулся с Полупудом, словно спрашивая совета, хотя тот упорно изображал глухонемого, помолчал немного и вздохнул:
        - Ладно. Не буду темнить. Ворону нужен тот, кто хорошо заплатит за мушкеты и огневой припас.
        - Ого! - присвистнул Чернота. - Никак большая война назревает? А я тут зарылся в ткани да папуши и ничего не знаю. Интересно…
        Как сказал он про папуши, так до меня и дошло, что именно мы с Полупудом несем, и почему такие огромные тюки так мало весят. Табак! Сухие листья табака… Один из весьма доходных товаров с тех пор, как люди начали курить. И поняли, что он приятнее, чем буркун или горлодеры. А в голове завертелось непрошеное:
        Ой, продала дивчина душу.
        Тай купила козакови папушу.
        Папушу за душу купила,
        Бо козака вирно любила…
        - Об этом не ведаю. Ни король, ни султан со мною совет не держат, - ответил Семен. - А еще нам нужен тот, кто много кожи продаст.
        - А много мушкетов и зелья Ворон продать хочет?
        Типун опять помолчал, но ответил:
        - Много… и кож прикупить на всю выручку…
        К этому времени мы уже выбрались из буерака, и оказалось, что на равнине уже не просто сереет, а светает. И солнце вот-вот покажется из-за горизонта. В общем, достаточно, чтобы увидеть, как насупился главарь контрабандистов.
        - Это плохо.
        - Почему?
        - Да как раз потому, что много оружия, за настоящую цену, в Кызы-Кермене у вас никто не купит. С таким товаром надо в Очаков плыть, а то и вовсе в Кафу. Значит, Ворону нет резона в мою бухту заходить.
        Мысль о том, что он не сможет заманить в ловушку врага, сильно опечалила «рыбака», и мне это не понравилось. С горя, как и от любви, люди склонны делать глупости и поступать опрометчиво.
        - Есть… Я думаю…
        Полупуд сбился с шагу, а у Семена дернулась рука для подзатыльника, но тюк на моей спине не дал кормщику завершить экзекуцию.
        - Здорова, Беспрозванный! - осклабился Чернота. - Хочешь что-то предложить? Говори. И о цене не беспокойся. Я помню… Услуга за услугу.
        - Зачем Ворон послал Семена в Кызы-Кермен? Потому что не знает, кому можно сбыть такой… м-м-м… опасный товар. Верно?
        - Само собой, - кивнул «рыбак». - Это и так понятно. Ты умное что-то скажи, раз уж рот открыл… без спросу.
        - Умное вы мне сами скажете. Если бы Ворон знал нужных людей в Очакове, стал бы он вообще в эту дыру заглядывать? Почему затаился и выжидает, а не пошел по Днепру прямиком в Крым?
        - Гм… - призадумался Чернота. - А ведь хлопец прав. Опасается атаман впросак попасть. Вот и ищет, как товар по-тихому сбыть. Да… Об этом я не подумал. В Очакове портовый мытарь, узнав о таком грузе, даже говорить с ним не станет. Доложит паше, и тот заберет весь товар силой. Хорошо еще, если живыми отпустит… Разумно, черт подери…
        Контрабандист от избытка эмоций взмахнул руками, словно возносил хвалу небу. Остальные молчали, ждали, что он скажет дальше.
        - Не зря ты, хлопец, в бурсе штаны протирал. Приставай ко мне! На кой ляд тебе возле кормила всю жизнь торчать с такой светлой головой? Глянь на своего наставника - голь перекатная. А ведь лучший кормщик на всем Днепре! У меня же будешь, как сыр в масле кататься. Если и остальные советы не хуже давать сможешь. Хоть изредка…
        От такого предложения отказываться надо аргументированно и тактично. Даже несмотря на то, что оно сделано в шутку… Люди вроде Черноты отказов не признают. И обиду помнят. Случай с Вороном лучший тому пример. Атаман разбойников тот еще лиходей, но вряд ли он рубит пальцы шутки ради.
        - Спасибо. С удовольствием… Вот только чуток на мир погляжу и тогда осяду здесь. Я же только-только из семинарских стен сбежал. Девки живой не то что не мял, голой не видел.
        Олеся тихонько охнула, но ее заглушил кашель Полупуда и чихание Типуна.
        Чернота удивленно посмотрел на обоих, потом, видимо, вспомнил, что в тюках, и усмехнулся.
        - Правду говоришь… Нельзя жеребенка холостить. Только из отгулявшего свое жеребца хороший мерин получится. Хоть под седло, хоть в хомут.
        Потом шагнул порывисто и протянул руку.
        - Люб ты мне… Беспрозванный. Дай руку… - И когда я протянул свою, крепко пожал, аж косточки захрустели. - Дважды не говорю… Имеешь во мне доброго знакомца. Случится нужда - вали прямиком в дверь. Чем смогу, тем и помогу. Услышал? И это от чистого сердца. Отдавать не придется.
        - Спасибо, пан Чернота. Я еще, если позволите, пару своих соображений о замысле Ворона добавлю.
        - Да, да, говори… - оживился главарь контрабандистов.
        - Продать такой товар трудно, но можно, если дорого не ломить… Но Ворону не только это надо. Я случайно слышал, что у атамана в Кременце заказали большую партию воловьих шкур. И если бы кто посулил ему сразу и одно, и другое. Да так, чтобы без проволочек. Чтобы в один день или за ночь обернуться… Думаю, от такого предложения атаман нипочем не откажется!
        - Зух![27 - Молодец (стар.).] - Чернота так от души хлопнул меня по плечу, что если б Полупуд не стоял рядом, свалил бы с ног. Плечо мигом одеревенело, так что аж рука повисла. Хорошо, тюк другой держал. Что за дурацкая привычка у людей? Так и норовят калекой сделать. - Нет, парень. Чтоб мне смолы горячей напиться еще до того, как попаду в ад, если о тебе вскорости повсюду не услышат. Решено… Как в город войдем, первым делом сведу я вас с кожевниками. Заодно и сам узнаю, сколько у них сейчас товару на продажу имеется. Если мало, то пока вы к Ворону вернетесь и обратно - подвезу еще…
        Сгоряча Чернота, видать, позабыл, что лихой атаман ему совсем не для гешефта нужен.
        Впрочем, откуда мне знать, какие именно претензии «рыбак» собирается Ворону предъявить? Может, выгодная торговля как раз все и окупит? Не наше это дело. А вот быстрый и легальный подход к торговцам кожей - среди которых должен быть и тот самый Ибрагим, которому Ворон вез ключ, за это спасибо. Авось, в самом деле когда-нибудь сочтемся.
        И если Чернотой движет жажда мести, то известие о смерти врага будет вполне способно нас примирить. Если правда все же всплывет наружу.
        Глава десятая
        Очень высокий, но явно мужской голос что-то громко прокричал на незнакомом мне языке откуда-то сверху.
        - Это еще что такое? - я не сдержал удивления.
        - Муэдзин… - объяснила Олеся. - Призывает басурман на утреннюю молитву. Это у них вместо колокольного звона.
        - Вовремя… - не в ответ на мой вопрос, но тоже в тему произнес Чернота. - Пока дошагаем, как раз стражники совершат намаз, и ворота в Среднем городе откроются.
        Крепость Кызы-Кермен турки - или кто-то другой еще раньше, до них - построили на совесть. Даже отсюда можно было разглядеть три оборонных рубежа.
        Центральный… Сама крепость с донжоном, возвышающаяся над всей местностью, отдельно стоящая на скале прямо над Днепром. От нее, будто навстречу солнцу, расходились два полукруга. Один - поуже и очерченный такими же внушительными каменными стенами - территория Среднего города. Второй - гораздо ниже, отсекающий кусок территории попросторнее - земляные валы Нижнего города, а за ними, еще ниже и уже ничем не сдерживаемый - сам Пригород.
        Впечатляет. Ничего не скажешь. Если вернусь домой, обязательно надо будет пройтись по местам, так сказать, собственной «боевой славы». Интересно, как все это выглядит те-перь?[28 - На месте бывшей крепости Кызы-Кермен - находится Берислав, город районного значения в Херсонской области. Пристань на правом берегу Каховского водохранилища, в 20 км к юго-западу от железнодорожной станции Каховка.] Крепость, небось, снесли за ненадобностью или разбомбили в войну. А освободившуюся площадь застроили экономными хрущевскими пятиэтажками, которые без чердаков и подвалов. Если город большой. А если не очень, то вполне могли и обойтись типовыми двухэтажными, четырехквартирными домами. Но это там… в далеком будущем, а сейчас передо мною распростерся мощный город-крепость. О стены которого наверняка сломала зубы не одна армия. И еще сломает…
        Одна только деталь портила общую картину… Несколько человек, привязанных к столбам, вкопанным вдоль дороги, почти у самого предместья…
        Они стояли или сидели на карачках, безучастно свесив головы, распространяя тяжелый, смрадный дух. А наглое воронье так и норовило усесться бедолагам на головы. С карканьем перелетая от одного столба к другому или вздымаясь вверх и кружа там, словно над падалью.
        Я уже открыл было рот спросить, почему приговоренных никто не отвяжет, если до города больше версты, а стражников даже не видно, когда понял, что в их позах мне не понравилось. Эти люди не были привязаны к колам, а насажены на них. Вот и не снимал никто… Помочь все равно уже нельзя. Не со здешним уровнем медицины.
        - Кто это? За что их?.. - не удержался все же.
        - Это одному Богу известно, - развел руками Чернота. - Может, казаков поймали… А, может, в недобрый час басурманам просто под руку подвернулись. Искандер-паша любит напоминать людям о всемогуществе Порты.
        В это время один из мучеников застонал и открыл глаза.
        От неожиданности я аж шарахнулся, потом сбросил тюк и бросился к несчастному… Вернее, сделал попытку. Не успевая схватить меня, Василий сделал подножку, и только потом - поднял с пыли и с силой встряхнул.
        - Совсем ум потерял, дурень? Ему уже ничем не помочь, а самого стражники заприметят. Думаешь, почему тут никого нет? Со стены смотрят и всё примечают. И те, кто чересчур сердобольный - на их место встанут.
        - Но…
        - Помалкивай, тебе говорят. Бери тюк и шагай дальше…
        - Василий! Мы же люди! Нельзя так… Хоть напиться ему дайте.
        Казаки и контрабандист переглянулись и сочувственно покивали.
        - Да… Теперь и сам вижу… блаженный. Смотри, товарищ твой, хоть и моложе годами, а соображает: что если остальным ночью милосердие кто-то оказал и перерезал горло, а этого оставили умирать, значит - заслужил мучения… А дать напиться - только продлить агонию…
        Я мог бы возразить, что никто не заслуживает такого. И что ночного благодетеля могли спугнуть раньше, чем он закончил акт милосердия… но в это миг мученик издал последний протяжный вздох и обмяк. Может, и не умер еще, но смерть уже стояла рядом, а боль он теперь не чувствовал…
        Понукаемый товарищами, я взгромоздил тюк на плечи и сунул в него нос, пытаясь ароматами табачного листа перебить вонь трупов. Удивляясь лишь одному, что Олеся отнеслась к виду казненных совершенно спокойно. Неправильно это. Не должна девушка, тем более ее возраста, быть такой равнодушной к чужой боли и мучениям. Потому что либо она натерпелась такого, что и не передать, а потому зачерствела сердцем и душой, либо и Олеся совсем не та, за кого себя выдает…
        «Тьфу ты… Нет, ну я точно параноик. Причем на самой последней стадии…»
        Широкая территория между стенами Нижнего города и валами пригорода больше всего напоминала восточный базар, почему-то раскинувшийся в ремесленном районе. Здесь всего было столько, что глаза разбегались. А главное, совершенно непонятно, по какому принципу и как искать то, что тебе надо. Конюшни стояли вплотную к нескольким кузницам. Рядом, ароматами свежего хлеба, перебивая даже запах навоза, угля и окалины, дымила пекарня. И прямо перед дверями дома - на сколоченном из досок прилавке разбитная румянощекая молодица вовсю приторговывала горячей выпечкой. Да так бойко, что два паренька-помощника едва успевали подносить товар.
        А напротив нее торговали взваром и квасом. Тоже весьма бойко. Даже зазывать не приходилось. Кто ж не знает, что сухая ложка рот дерет, а коврижка на зубах залипает?
        Тяжело шагая, мимо нас прошел типичной татарской наружности мужчина, неся на спине огромный бурдюк. Может, с вином, но скорее всего с кумысом. Во-первых, вино не воняет так. А во-вторых, рядом все же конюшни, а не винокурня или виноградник.
        В этой сутолоке мы со своим табаком были как родные. Осталось только найти место, где сбыть товар.
        - Куда дальше? - Полупуд остановился, дойдя до перекрестка. Здесь можно было повернуть налево или направо, оставаясь в пределах Нижнего города. А можно было войти через еще одни ворота в Средний город.
        - Прямо… - подсказал Чернота. - Те, кто вам нужен, в Верхнем городе обитают.
        - Почему в Верхнем? - пользуясь расположением контрабандиста, я позволил себе расспросы. - Здесь вокруг столько лавок, что я в жизни не видел. Или они кожами не торгуют?
        - Торгуют… - усмехнулся Чернота. - Здесь всем торгуют. В основном тем, что на поле или в лесу выросло. Рыбой опять-таки… Там… - он махнул рукой на запад, - ближе к причалам. Но найти можно всё, что пожелаешь. От горсти соли до наложницы. Вот только не в таких количествах, как вы продать и купить хотите. В Нижнем городе заключают сделки те, кто за каждый грош торгуется. В Среднем - уже говорят о пудах и дюжинах… Но телегами или байдаками продают и покупают только в Верхнем. Поэтому нам туда. Или, может, вы хотите сами к прилавку встать и распродать мушкеты поштучно?
        От предположения о такой возможности главарь контрабандистов даже засмеялся. Типун поддержал шутку смехом, а я не преминул вставить подходящую реплику:
        - Точно! А чего? Вот прям сейчас и начну выкрикивать: «Налетай, подешевело! Мушкеты швейцарские, кремневые! Два по цене одного! Огневой припас в подарок! Бери, честной народ, пока не передумал. А то завтра дешевле будет!»
        Не закаленные агрессивной рекламой всего и всех, мои спутники застыли с открытыми ртами, а случайный прохожий, услышавший эти слова, так вывернул шею, оглядываясь, что позвонки хрустнули.
        - Ты чего, Петро… типун мне на язык? Не захворал, часом?
        - Шутка… - я всем по очереди продемонстрировал самую широкую улыбку, на которую только был способен. - Для смеху… А разве не смешно?
        - Продавать мушкеты два по цене одного? - постучал себя по лбу кормщик. Потом вспомнил. - Тьфу ты… Все время забываю… - и объяснил Черноте: - В голову раненный хлопец… В основном незаметно. Но иной раз как сморозит что-то… хоть стой, хоть падай.
        - Да… После таких ранений с людьми разные неприятности случаются, - сочувственно покивал головою контрабандист. - Это не беда. Главное, что под себя не ходит. Остальное как-нибудь образуется. Ну, пойдем дальше, что ли? А то вон, уже оборачиваться стали.
        Полупуд покивал, как бы соглашаясь, но с места не сдвинулся.
        - Я здесь побуду… С Олесем. А вы идите. Петро, оставь свой тюк. Покуда договариваться будете - табак продам. Не обратно ж нести? Да и копейка в поясе удобнее тюка на плечах.
        - Тоже верно, - согласился Типун.
        - Да там все и продадим… - начал было Чернота, но замолчал.
        Скорее всего, контрабандист решил, что мы решили разделиться с единственной целью: точнее узнать цены. А такой подход к делу он понимал и считал правильным. Поэтому не стал уговаривать. Похоже, он и в самом деле собирался поступить с Типуном честно. Готовый потратиться, лишь бы заполучить в свои руки Ворона.
        Впрочем, кто помешает ему наверстать упущенное, после того, как байдак причалит в бухте? И если Чернота убьет Ворона, то платить за товар будет некому. Покойникам деньги без надобности. Так что, в предвкушении такого куша, главарь контрабандистов и в самом деле мог позволить себе быть искренним и честным с нами. Даже на аванс расщедриться… Особенно если и нас он тоже уже мысленно вычеркнул из списка живых.
        - Не будем все в одну кучу смешивать… - как бы поставил точку Василий. - Встретимся за городом. Как свои дела закончите. Так и выходите. Кто раньше управится - тому и ждать.
        - Добро… - согласился Типун. - Поесть купите. У вас тут выбор больше и цены пониже. Мы хоть и челнами торгуем, копейку тоже беречь умеем…
        - Хорошо… - Василий легко подхватил и мой тюк, мотнул головой Олесе, мол, пошли, чего ждешь - и пошагал вглубь предместья. А мы с Типуном и Чернотой отправились дальше. Вернее - выше, в гору.
        В отличие от входа в Нижний город, ворота Среднего охранялись более тщательно. Четверо стражников, увидев нас, дернулись было навстречу, опуская копья, но старший узнал Черноту. Приветствовал его уважительным поклоном и произнес что-то на татарском или турецком. Потом с достоинством принял от главаря контрабандистов какую-то монету, глянул на нее внимательно, потом мельком на нас… и на этом досмотр закончился. Таможня дала добро. Стражники вернулись на место, потеряв к нам всякий интерес.
        - Не многовато ли для простого привратника? - проворчал Типун, продолжая разыгрывать роль скупердяя.
        Наука притворства состоит не в том, чтобы назваться другим именем, а в умении не привлекать внимания. А ничто так не настораживает людей, как излишняя правильность другого. Человек без недостатков неприятен, поскольку напоминает о постыдных тайнах, которые есть у всех без исключения. И за таким «ангелом» будут следить не спуская глаз, для того чтобы доказать, что и он, как все, не без греха. Только прячет его умело. Что для секретного агента равно самоубийству и дисквалификации… с летальным исходом.
        Все это Семен объяснил мне гораздо позже, а сейчас я таращился на него вместе с Чернотой.
        - Я не жалею денег для тех, кто оказывает мне услугу, Семен… - с некоторой назидательностью ответил главарь контрабандистов, насмешливо ухмыляясь. Мол, с какого перепуга ты, дружище, чужие деньги считаешь? Честный, но скупой? - Так что и вы внакладе не останетесь. Сами видите… Главное, - не подведите. Сделайте, что обещали.
        - Пустые слова, Чернота! - тут же вспыхнул кормщик. - Я не девка, что попой вертит, а сама раздумывает: «дать или не дать»? Сказал - сделал. И если от меня зависит - то Ворон будет здесь не позже чем через три дня.
        - Извини, извини… - тут же поправился контрабандист. - Привычка… Все время забываю, что не с перекупщиками дело имею, а с воинами. Сейчас придем, сам увидишь, как трудно с ними. Так и норовят задарма взять и втридорога продать. О! - Чернота уже привычно эмоционально взмахнул руками. - Хорошо, что вспомнил. Разреши мне торг вести? Не понравится что, кашляни… Отойдем в сторонку, обсудим. А то, с твоей честностью, они вас как липку обдерут, еще и приплатить заставят. Вряд ли это Ворону понравится.
        Удивил. Не видел ты акул бизнеса из будущего, браток. Вот где хищники. Ваши телеги да байдаки для них все равно, что лузга от семечек. Там народ странами, а то и целыми континентами торгует. Оптом и в розницу.

* * *
        Верхний город отличался от предыдущих двух районов, как Кремль от остальной Москвы. Причем исторической части, не удаляясь в спальные или промышленные районы. Улицы чистые, дома ухоженные. А главное - окна не подслеповатые щели-бойницы, а вполне приличные. Я где-то слышал или читал, что в средние века налог с домовладельца снимали то ли по количеству окон, выходящих на центральную площадь или улицу, то ли по их размеру. Поэтому в европейских городах дома строили веерообразно и в виде расширяющегося клина. Так что здание напоминало равносторонний треугольник со срезанной вершиной. Одно окно на фасаде, глядящее в центр города, и - широченное основание в необлагаемой налогом части. А сами окна - больше напоминали стрельницы[29 - Амбразуры (стар.).].
        Здесь, в Кызы-Кермене, рачительность европейцев явно была не в моде. Южный темперамент и неистребимая потребность характера османов пускать пыль в глаза у некоторых хозяев доходили до абсурда. И над большими окнами были дополнительно прорублены окошки поменьше. Скорее всего, ведущие на чердачное помещение. Впрочем, тут я могу ошибаться. Юг, жара, длящаяся почти половину года - предъявляют свои требования к архитектуре. И вполне вероятно, что без этих окон, для дополнительного проветривания, никак нельзя.
        Не знаю, чего ожидал Типун, но лично я был уверен, что Чернота ведет нас в какое-то место, аналогичное обычному рынку. Только компактнее и богаче. Вроде чайханы или кафетерия, где местные заправилы большого бизнеса, за чашкой чая или чего покрепче, решают деловые вопросы. Поэтому сильно удивился, когда главарь контрабандистов неожиданно постучался в дверь одного из домов, мимо которого мы проходили.
        Обычная дверь. Без каких-либо вывесок. Да и дом совершенно такой же, как и следующий, или - стоящий напротив. Единственное отличие - впрочем, это я так, навскидку, других ведь не видел - бронзовая колотушка в виде морды какого-то мифического зверя.
        На стук дверь широко распахнулась. Мгновение ее загораживал привратник, но, видимо, Черноту здесь знали, потому что слуга почтительно поклонился и шагнул в сторону, открывая проход в дом.
        А вот внутри обнаружилась все та же азиатская пышность. Много драпировок - атласных или парчовых, свечей, картин, чучел и других предметов, в хозяйстве бесполезных, да и как украшение - спорных. По крайней мере, с точки зрения современного человека. Я бы, например, убрал отсюда большую часть хлама, служащего для скопления пыли и пищей для моли, чадящих свечей, а взамен - сделал окна побольше, а вместо того, чтобы затыкать дыры в кладке гобеленами и картинами - оштукатурил и побелил стены.
        Пока я мысленно занимался дизайном холла, оказалось, что тяжелые шторы, которыми были задрапированы стены у входа, имели не только эстетическое значение.
        Когда Черноте навстречу шагнул очередной слуга, я заметил, как тяжелая ткань колыхнулась, а в образовавшейся щели показался кончик стрелы. Бронебойной. Это я уже умел различать. Наверняка такой же сюрприз был уготован нежданным и непрошеным гостям и по другую сторону двери.
        Слуга почтительно поклонился и что-то негромко произнес. В ответ Чернота протянул ему руку, как для поцелуя. Тот не удивился, взглянул мельком, поклонился еще раз, шагнул в сторону и практически превратился в одну из статуй, сливаясь с общей обстановкой. Стрела тут же спряталась обратно за портьеру. Стража нас опознала и дала добро.
        - Нам наверх… - контрабандист уверенно двинулся к лестнице. Типун - следом. Ну и я, естественно, тоже не стал задерживаться.
        Толстое покрытие полностью заглушало шаги, и складывалось впечатление, будто бы в мире вдруг исчезли все звуки. Или я каким-то чудом уснул…
        Зато когда мы поднялись на бельэтаж, и пара арапчонков услужливо распахнули тяжелые створки дверей в следующее помещение, звуков стало даже слишком. Играла музыка, верещали канарейки и еще какие-то птицы в дюжине золоченых клеткок. Вертелись в танце девицы, не столько одетые, как обвешанные всевозможными колокольчиками, бубенчиками и прочей бряцающей бижутерией. А поскольку танцовщицы вертелись и изгибались, как угри на сковороде, вся эта амуниция издавала непрерывный звон. Умноженный на пять… По количеству одалисок[30 - Рабыня, наложница (тур.).].
        Кроме птиц и девушек, в довольно просторной комнате, размером с половину школьного спортзала, находилось еще четверо мужчин. Разной степени опьянения и ожирения. И если с тучностью понятно - такой внушительный вес набирается не за месяцы, а за годы, то когда они успели нализаться, с учетом раннего времени, вызывало вопросы.
        Впрочем, возможно, народ культурно отдыхает со вчерашнего вечера или вообще с субботы. А вот мы как раз приперлись и беспокоим уважаемых людей ни свет ни заря, в их законный выходной.
        Мужчины расположились в противоположных углах, полулежа на чем-то вроде низких диванов или… толстых, как спортивные маты, коврах, сложенных один на другой в десяток слоев. Точнее я не понял. Да и какая разница? Не за этим же мы сюда пришли. Трое мужчин курили кальян и сонно поглядывали на танцовщиц. И только четвертый неторопливо поедал то, что еще одна полуголая девица, набирала рукой из глубокой тарелки и вкладывала ему в рот… А то, что туда не попадало или не помещалось, она старательно собирала губами с лица и бороды мужчины.
        Чернота, практически не задерживаясь в дверях, пошел именно к едоку. К слову, самому худому и трезвому из всей компании.
        - Ас-саляму алейка, уважаемый Хасан Ибрагим ибн Дауд.
        «Так вот ты какой - Ибрагим? Должно быть, прибыльное это дело кожами торговать. Судя по обстановке… Или это с других доходов? Которые по секретным ведомостям проходят. А мы сейчас не в обычном притоне, а на явке?»
        - Ва-алейкум ас-сал?м ва-рахмату-Лл?хи ва-барак?тух, - отодвинул в сторону «официантку» и сделал движение, будто поднимается нам навстречу остролицый и черноглазый сын Давида. Чем-то напоминающий хищную куницу. Быструю и кровожадную. - Присаживайтесь. Отдохните, разделите со мной утреннюю трапезу.
        - Благодарю…
        Чернота тут же, на правах давнего знакомца, бесцеремонно плюхнулся сбоку от достархана, по правую руку от хозяина, заставив девушку испуганно шарахнуться в сторону. Бедняжка едва поднос не выронила. А нам предоставил выбор - садиться слева или напротив торговца. Психолог доморощенный.
        Типун, хоть в академиях и не учился, но тоже сел сбоку. Ну а я, немного подумав, решил встать на колени у него за спиной. Во-первых, это лучше, чем «бросить вызов» хозяину, умостившись перед ним. А во-вторых, мой поступок поднимал статус Типуна. Поскольку показывал, кто из нас троих здесь главный.
        Араб или турок этот нюанс понял влет и дальше говорил, обращаясь к кормщику. А на Черноту только поглядывал.
        - Что заставило уважаемых людей подняться в такую рань и проделать столь длинный путь, дабы посетить сей чертог?
        - Я мог бы сказать, что удовольствие от общения с тобой, уважаемый Хасан, с лихвой возместит все неудобства, испытанные мною и моими друзьями, но я был бы не до конца искренен, обойдясь таким ответом…
        «Фига себе завернул!»
        Я где-то на половине фразы потерял ее смысл и перестал понимать - дифирамбы контрабандист поет купцу или совсем наоборот, а тот продолжал как ни в чем не бывало. На одном дыхании. Как соловей…
        - …поэтому скажу чистую правду. Мы пришли к тебе по делу. Важному и интересному для всех нас. И даже больше скажу, сын Дауда - никто во всем Кызы-Кермене, да и Очакове тоже, не сможет помочь нам лучше, чем ты. Да будут благословенны твои дни.
        Остролицый несколько мгновений сверлил взглядом Черноту, как будто ожидал от контрабандиста какого-то условного знака, потом широко улыбнулся и, когда посмотрел на Типуна, в глазах его уже была одна лишь медовая патока.
        - Уважаемый Чернота, видимо, слишком высокого мнения о моих скромных возможностях и сильно их преувеличил… но если товар действительно так хорош, как хвалебные речи… то я с удовольствием взгляну на него. Вот только прошу простить мое недоверие, что именно господин атаман хочет продать? В северных землях не так много вещей, достойных внимания купцов Османской империи. Разве что… - тут он многозначительно посмотрел на танцовщиц.
        - Нет, достойный Хасан, - торг, как и было уговорено, принялся вести Чернота. - То, что везут в Кызы-Кермен мои друзья, не такое нежное и приятное на ощупь, как прелести юных дев, но услаждает взор и радует сердце воина ничуть не меньше.
        - Вот как? - заинтересовался купец, взгляд которого заметно вздрогнул при слове «везут». - И что же это за сокровища? Лошади?
        - Оружие… - Чернота понизил голос до вкрадчивого шепота. - Много отличных, совершенно новых мушкетов. И огневой припас к ним.
        - Ого! - не сдержал восклицания купец. - Это серьезное предложение. А по нынешним временам еще и опасное.
        - Конечно, уважаемый… - первый раз за все время открыл рот Типун. - Иначе Ворон сам бы встал к прилавку и продавал добычу поштучно, а не искал торговца кожами, чтобы сменить свой дорогой, но опасный товар на более дешевый, но не вызывающий интереса у властей. Типун мне на язык…
        Блин, хоть мастер-класс бери. Все, что надо, выложено одной, совершенно нейтральной и ничего не значащей для посторонних ушей фразой. Тот же Чернота даже глазом не моргнул. Зато купец, если до этого и был слегка под мухой, мгновенно протрезвел.
        - Обменять? Не продать? Еще интереснее! Спасибо, друг мой! - купец изобразил поклон в сторону главаря контрабандистов. - Ты сделал мое утро радостным и светлым. Я у тебя в долгу.
        Потом трижды хлопнул в ладони…

* * *
        Первый хлопок сквозь перезвон бубенчиков, завывание флейты и многоголосое пение птичек услышали, наверное, только мы. Зато второй - прозвучал в полнейшей тишине. Даже канарейки умолкли. А третий - произвел еще большее впечатление. Воистину волшебное. Типа, по щучьему велению… Все находящиеся в комнате, танцовщицы, музыканты и даже те трое мужчин, что изображали сибаритствующих купцов - быстро покинули комнату. Интересно, они просто создавали атмосферу непринужденности для тех, кому не положено знать больше, или это личная охрана уважаемого ибн Дауда? Тогда купец гораздо больше, чем агент султана. Это уже как минимум на главу местной резидентуры тянет.
        Кстати, Хасан тоже изменился. Стал собраннее, деловитее. С выражения лица напрочь исчезли лень и сибаритство.
        - Уважаемый Чернота, надеюсь, наша давняя и самая искренняя дружба позволяет не искать в разговоре обходных путей, а высказывать свои мысли напрямую, не опасаясь быть неправильно понятым?
        - Конечно же, достойный Хасан. Что бы ни изрекли твои уста, я услышу эти слова не только ушами, но и сердцем. Между друзьями не может быть и тени недопонимания. Говори, все что считаешь нужным…
        «Вот, блин! Они нормально могут говорить, или все время придется выслушивать эти соловьиные трели?»
        Оказывается, могли. А цветистость оборотов была всего лишь данью традициям.
        - Скажи, «рыбак», твой интерес в чем? Ведь не просто так ты привел ко мне этих людей.
        - Ну… - Чернота поскреб подбородок. - Я думаю взять с казаков десяток мушкетов. За то, что свел с нужным человеком. За стоянку в бухте… Охрану товара. Разгрузить-загрузить… А с тебя, Хасан… Считаю, правильнее будет получить деньгами. Скажем… столько же, во что ты этот десяток оценишь.
        - Разумно… И не слишком дорого… - кивнул «торговец кожами». - Тогда мы поступим так…
        Хасан поглядел на свою руку, подумал и снял со среднего пальца толстый перстень с довольно большим зеленым камнем. Я в драгоценностях не разбираюсь, но выглядело украшение внушительно и богато.
        - Вот моя цена… Если решишь, что продешевил - заходи в любое время - обменяю на деньги.
        - И не подумаю… - быстро сцапал перстень Чернота, словно голодный пес кость из рук хозяина. При этом глаза его блестели, как у алкаша, завидевшего дармовую выпивку. - Это я еще приплатить должен, уважаемый Ибрагим, да продлит Аллах твои годы. И принимаю его не как плату, а как подарок. Знак и залог нашей дружбы.
        Похоже, ценность перстня была не столько в золоте и камне, сколько в том, что оно принадлежало «кожевнику». Вроде «пайцзы»[31 - Пайцза - верительная бирка, металлическая или деревянная пластина с надписью, выдававшаяся китайскими, монгольскими правителями разным лицам, как символ делегирования власти, наделения особыми полномочиями.].
        - Хорошо… Пусть будет так, - подтвердил Хасан Ибрагим ибн Дауд. - А теперь, уважаемый Чернота, я не смею больше злоупотреблять твоим драгоценным временем. И как бы ни было приятно мне твое общество, не стану отрывать своего друга от дел. Вижу, не терпится тебе. Так что, если пожелаешь, можешь уйти… Поверь, в этом не будет для меня оскорбления. Кому, как не нам - купцам, понимать истинную цену времени…
        «Красиво спровадил. Нахамил, как последний гад, но по форме придраться ни к чему нельзя. Да, учиться, учиться и еще раз учиться».
        - Спасибо, - вежливо поклонился контрабандист, ничем не показав, что оскорблен таким пренебрежительным отношением хозяина. - У меня и в самом деле забот по горло… - Чернота даже ребром ладони по шее чиркнул. - Но я не прощаюсь… - это он уже сказал, обращаясь к Типуну. - Если не встретимся до полудня у городских ворот, зайду за вами. Надеюсь, к этому времени вы успеете обсудить все детали. Уверен, досточтимый Хасан вас не станет слишком долго задерживать. Ведь товар не здесь, за ним еще плыть надо… А атаман Ворон нетерпелив, может и передумать, если посланцев своих вовремя не дождется. Или того хуже - неладное что заподозрит. Тогда торговля совсем пропадет. Оно нам надо?
        В переводе с языка Эзопа на обычный - это означало: «Не волнуйтесь. Если что-то пойдет не так, я узнаю и помогу. Только и ты, Семен, о нашем уговоре помни!» А для купца имелось другое послание: «Не дури! Они не сами по себе! Обидишь - будешь иметь дело с людьми более серьезными. Лучше решить всё миром».
        После чего поднялся, взял с подноса персик, одновременно как бы изобразив поклон, и вышел.
        - Извини, уважаемый, не знаю, как к тебе обращаться? - купец дождался, пока закроются двери, и повернулся к кормщику.
        - Типуном товарищи прозвали. Родители крестили Семеном.
        - А как звали твоего достопочтимого отца?
        - Иваном…
        - Достойное имя, да хранит его Аллах. Я вот о чем хотел еще спросить тебя, Семен сын Ивана… - потом он перевел взгляд на меня. - Или, может, слугу тоже отпустишь? Поговорим в четыре глаза?
        - У казаков нет слуг, достойный Ибрагим. Это ученик мой. И младший товарищ. Позади сел из уважения к старшим.
        Купец посмотрел на меня второй раз, более внимательно. Как рентгеном просветил.
        - Приятно, когда молодежь чтит седину лет и мудрость… Да… Вы же так ничего и не ели. Угощайтесь, прошу вас… Только тот, с кем ты разделил хлеб, не станет лукавить. А мы же не собираемся обманывать друг друга, верно?
        Хасан демонстративно взял с подноса лепешку и ломоть сыра.
        Типун, вместо ответа, тоже потянулся к снеди. Причем выбрал те же продукты. Ну а я загнал паранойю поглубже и спокойно взял толстый кусок ветчины и чурек. Гулять так гулять. Чего строить из себя скромницу? В конце концов, мне с ним детей не крестить, чтобы переживать, какое впечатление я произведу на купца. Разговор меня как бы не касается, можно не переживать, что рот окажется забит в самый неподходящий момент.
        - А скажи мне, досточтимый сын Иван, ваш атаман… Ворон ты сказал, да? Я не ошибся?
        - Ворон, уважаемый Хасан. Ты не ошибся.
        - Угу… Так вот… Атаман Ворон больше ничем не торгует и не интересуется, кроме оружия и кож?
        - Даже не знаю, что тебе ответить, уважаемый… - Типун оглянулся на меня, словно искал поддержки или одобрения. - Дело в том, что Чернота выполнял нашу просьбу, не зная всех обстоятельств. А перед тобой мне больше нет нужды таиться… Если только ты не торопишься и готов выслушать всю историю, от начала и до конца. Не делая поспешных выводов.
        - Твои слова, Семен сын Ивана, звучат настолько загадочно… - купец наполнил кубки из кувшина жидкостью темно-рубинового цвета, от чего над достарханом поплыл густой запах свежего винограда, - …что даже если бы у меня имелось сто неотложных дел, я их все отложил бы, дабы послушать. Обещаю, что бы ты ни сказал, я не произнесу ни слова, пока не услышу конца всей истории. Только промочи сперва рот… Догадываюсь, говорить придется долго.
        - Это как пойдет… типун мне на язык… - но от глотка вина кормщик отказываться не стал. А как отхлебнул, принялся пересказывать торговцу кожами Ибрагиму придуманную заранее историю, о том, какая беда постигла ватагу Ворона и самого атамана, и как мы вдвоем с ним чудом уцелели.
        Купец не перебивал, держал слово, хотя, как мне показалось, судьба полторы дюжины речных разбойников, да и груза оружия, который они везли, его не слишком взволновала. А вот когда Типун перешел к главной части, то есть упомянул о том, что незадолго до этой трагедии Ворон доверил ему важную тайну, турок заметно оживился. Даже на кувшин поглядывать перестал.
        - Указал Ворон мне на небольшой бочонок, уложенный вместе с другими, и сказал: «Запомни, Семен! Пусть дьявол возьмет весь этот байдак вместе со всеми нами, но то, что здесь, надо доставить в Кызы-Кермен торговцу кожами Ибрагиму. Вот и накликал беду, черт кривой…
        - Странно… - в этом месте купец все же позволил себе комментарий. - Насколько я знал Ворона, он никому не доверял. Поговаривали, даже побратима порешил, заподозрив в том, что тот к его невесте неравнодушен.
        - Это верно, - кивнул кормщик. - Про невесту не знаю, брехать не стану. Но что любил атаман приговаривать, мол, если б узнал, что второй глаз узнал лишнее, то и его не пощадил бы, то истинная правда.
        - Да… Я тоже как-то слышал от Ворона такие слова… Значит, ты должен понимать мои сомнения.
        - Понимаю, уважаемый Хасан. Только глупец верит всему, что услышит от первого встречного… типун мне на язык. Но ответа нет. Я не знаю, почему атаман сделал то, что сделал… Может, смерть предчувствовал и боялся тайну свою забрать в могилу?.. - кормщик пожал плечами. - Не знаю…
        - Пусть так… - задумчиво покивал Хасан. - Чужая душа потемки, и иногда невозможно понять истинную причину поступка. Сейчас другое важнее - бочонок тот уцелел?
        - А зачем бы я приперся… типун мне на язык? - казак даже руками развел. Мол, никогда глупее вопроса не слыхал.
        - Ну… и где же он?
        - С этим сложнее… - Семен сперва оглянулся на меня, а после принялся скрести подбородок. - Понимаешь, достопочтимый Ибрагим… Посвятив в тайну, покойный Ворон не счел нужным сказать мне, сколько эта вещь стоит…
        - Не обижу! - с трудом сдерживая нетерпение, воскликнул мнимый торговец. - Клянусь Аллахом! Давай же, ну…
        - Это… ты только не гневайся… типун мне на язык… - Семен виновато развел руками. - Но кто же с такими ценностями к незнакомым людям в гости ходит? Ключ спрятан в надежном месте. Договоримся о цене - вечером встретимся и завершим сделку. В нашем деле излишняя предосторожность не помешает… И хочу сразу предупредить, что хватать нас с Петром и тащить в пыточную нет смысла. Мы, конечно же, все расскажем… если с умом спрашивать. Да вот незадача какая. Сказать нечего. Потому что ключ у третьего нашего товарища. А он ждет снаружи. За городскими стенами. И если мы до обеда не выйдем наружу - он утопит ключ в Днепре, а сам убежит куда глаза глядят. От беды подальше. Надеюсь, достопочтимый сын Дауда, мы хорошо понимаем друг друга… типун мне на язык?
        Глава одиннадцатая
        Остролицый сын востока молчал недолго. А когда заговорил, то улыбался всем лицом и голос его звучал, как патока. Сладко и так же вязко.
        - Не знаю, как принято среди казаков, но у купцов не водится обычай склонять партнеров к скидкам при помощи дыбы или каленого железа. Конечно, всегда приятно получить что-либо ценное подешевле, еще лучше - даром, а продать подороже. Но ведь плохие вести разносятся быстрее полета стрижа. И если на купца упадет хоть малейшая тень, с ним больше никто не станет торговать. И разовая прибыль превратится в огромный убыток.
        - То есть всё зависит от цены… - негромко, словно самому себе, пробормотал я.
        Ибрагим услышал. Заморгал, словно в глаз соринка попала, а после заулыбался еще слащавее. Лучше б он этого не делал. Слишком разительный контраст между лицом и взглядом. Вроде смеха гиены. Хохочет и рвет клыками живую плоть…
        - Ученик твой весьма неглуп… - произнес он неспешно. - Да, юноша, несомненно, у всего в этом мире есть своя цена. Поэтому я с уважением отношусь к вашей осторожности и не обижаюсь. Предусмотрительность - то, что позволяет купцу в чужих краях торговать с прибытком и остаться живым. Скажи, достойный сын Ивана, как и где именно ты хочешь завершить наш торг. И назови хотя бы примерную цену… - он снова нацепил улыбку, но глаза по-прежнему оставались холодными. - А то, может, мне и в самом деле восстановить репутацию обойдется дешевле?
        Мол, не зарывайтесь, хлопцы. Я готов платить, но не любую цену.
        Типун осознал и ответил так, словно думал вслух.
        - Откуда мне знать настоящую цену, если я до того времени, как с этим бочонком на сушу выбрался, даже не видел, что внутри? Может, он дом отпирает и стоит не больше двери, которую придется прорубить? А с другой стороны - вряд ли… Потому как покойный Ворон ценил этот бочонок дороже байдака со всем грузом… типун мне на язык… - кормщик словно только что осознал. - Матерь Божья! Тысяча мушкетов! Со всем припасом… Я даже боюсь подумать, какова истинная стоимость этой безделицы.
        - И не надо, уважаемый Семен сын Ивана. Все хорошо в меру, многие знания порождают скорбь, - соответственно моменту, с сочувствием на лице, покивал головою купец, помолчал немного и снова наполнил кружки.
        Пустой кувшин тут же забрала со стола хорошенькая, светло-коричневая служанка.
        Мулатка, будто тень, совершенно бесшумно возникла рядом с достарханом, что было весьма удивительно, - поскольку кроме полупрозрачных газовых шаровар девушка носила десяток ручных и ножных браслетов, увешанных неизменными бубенчиками. И то, что они при движении не издавали ни звука, привлекло мое внимание даже больше предлагаемых на осмотр прелестей. Ну, а Типуна вообще ничего сейчас не интересовало, кроме торга. Так что он, скорее всего, даже и не заметил ее.
        - Это верно… - Семен вздохнул там многозначительно и скорбно, как и не всякий раввин смог бы. - Мир полон грусти. Поэтому я с нетерпением жду твоих слов, которые возрадуют мой ум и развеселят сердце.
        Выпили, не чокаясь. Но, похоже, этот обычай еще не был в моде. Или уже…
        - Давай остановимся на десятой части от стоимости всего груза, я думаю - это справедливое вознаграждение за ваши хлопоты? - предложил купец.
        - А почему не пятую? - поинтересовался Типун.
        - Десятина - то, что даже ваша церковь советует, - усмехнулся Хасан. - Ну, и еще потому, что товар этот чужой. Вы, считай, нашли кем-то потерянное. Не тратились на покупку, доставку… Был бы Ворон жив - какой была твоя доля в добыче? Десять золотых? Двадцать? А я предлагаю пять сотен полновесных султани![32 - Золотая монета (цехин) имела широкое хождение в Османской империи в XVI -XVII веках. Также в Южной России, куда её привозили запорожские казаки после набегов на Анатолию. В русских литературных памятниках называлась «салтанея», во французских документах - sultanin.]. За такие деньги можно каменный дом купить, вместе с мебелью и слугами.
        Типун, словно раздумывая, потер переносицу.
        - Гм… В твоих словах, уважаемый Хасан, есть доля истины. Но не вся… Был бы жив атаман - мы, конечно же, получили бы гораздо меньше. Но нам не нужно было бы думать о будущем. У нас был отряд, байдак… Мы получили бы с тебя, а потом отвезли кожи в Каменец и снова что-то получили. А там новый груз… И так, покуда не пересохнет Днепр или наша земная юдоль не завершится.
        - Тысячу не дам… - развел руками «кожевник». - Столько денег у меня нет… - и тут же поправился: - Я имею в виду лишних. Ведь одно дело купить товар, на котором еще и заработать можно. И другое - отдать просто так.
        - Батька, дозволь слово сказать? - наклонился я к уху кормщика.
        - Не встревай, - отмахнулся тот, но моими мыслями неожиданно заинтересовался Ибрагим.
        - Пусть говорит. Как я уже заметил, ученик твой совсем неглуп и не посрамит учителя. Ну, а если вдруг… мы спишем на молодость и неопытность.
        - Ты так считаешь? Ладно, - согласился Типун. - Глаголь, отрок…
        Я сделал вид, что растерялся. Типа, хотел на ушко, по секрету, а приходится во всеуслышание. Но ничего не поделаешь… Раз наставник велит…
        - Я подумал, что купец Хасан не может быть в ответе за те беды, что с нами случились… Ведь если бы так было, кто вообще стал бы возить грузы? Всегда можно сказать, что товар утонул, сгорел или его разбойники отняли, а ты - купец, плати, потому что мы не виноваты…
        Система страхования им, похоже, тоже еще была неведома, но в целом ход моих мыслей Хасану нравился. В отличие от Семена.
        - Говори толком… - нахмурился кормщик. - А то я что-то ничего не понимаю.
        - Сейчас объясню… Не стоит смешивать все в одну кучу. Мы привезли купцу часть товара, вот за эту часть он нам пусть и заплатит. А что ушло на дно - с того ни ему, ни нам прибытку не даст. Вот только товарищей жаль, да байдак справный был… - произнося последние слова, я как бы случайно бросил взгляд на остролицего. Но тот намек понял.
        - Хорошо сказано. Просто и понятно. Посему вот мое последнее предложение. Пятьсот цехинов за ключ. Еще сто - на новый байдак. И еще… м-м-м, десять… ладно… пятнадцать. Чтобы помянуть в церкви новопреставленных рабов божьих. Годится?
        Типун кивнул и протянул открытую ладонь.
        - По рукам…
        Но в тот миг, когда Хасан скрепил договор пожатием, быстро добавил:
        - А как быть с Чернотой? У нас же нет мушкетов, чтобы с «рыбаком» рассчитаться…
        Ибрагим засмеялся и помахал пальцем.
        - Ох и хитрющие вы, казаки. Нет, на этом всё. Больше ни одного гроша сверху не будет. Сами свои проблемы решайте. Или не возвращайтесь больше в Кызы-Кермен, если жаль денег. Вы же за товаром уплывете, а почему Ворон передумал - другая история.
        - Тем более что байдак утонуть мог не третьего дня, а завтра… - опять-таки себе под нос произнес я.
        - Великолепная мысль, - одобрил купец. - Знаешь, Петро… Когда закончишь обучение у Семена, приходи ко мне. Думаю, я найду для тебя подходящую работу. А теперь, когда мы обо всем договорились, осталось назвать время и место.
        - Место любое, только не здесь.
        - Почему?
        - Не знаю… - кормщик пожал плечами. - Не нравится мне здесь. Слишком много лишних глаз…
        Вопрос спорный. Чужие взгляды я тоже ощущал спиной, но сколько ни оглядывался, никого, кроме еще дважды возникавшей словно ниоткуда мулаточки, не увидел. Но, похоже, Типун имел в виду нечто другое.
        - Разумно… Мой дом годится? Он не здесь - в Среднем городе. Там вы не будете привлекать внимания.
        - Да, - кивнул казак. - Думаю, так будет лучше.
        - Когда? Или тут тоже есть сложности?
        - Нет. Это как раз самое простое… - Типун сделал вид, будто что-то подсчитывает в уме. Даже пальцы машинально загибать стал, бормоча при этом: - Туда… ага… обратно… ага… Думаю, к вечеру управимся, типун мне на язык… Значит, утром и принесем.
        - Зачем ждать утра?! - воскликнул «торговец кожами». - Это лишнее… Сразу и приходите. Хоть за полночь. Я велю ужин подать. Да и заночевать у меня можете. Приходите вместе с вашим товарищем. Если хотите, конечно… - поспешно поправился, опасаясь, что кормщик снова заподозрит ловушку. - Вольному воля…
        - Посмотрим, - неопределенно ответил Типун. - А как найти твой дом, уважаемый Хасан? Чтобы соседей не тревожить…
        - Не надо искать. Я тоже как раз собирался уходить. Да и вам не стоит больше задерживаться. Чтобы зря не волновать товарища. Того, что снаружи ждет.
        - И то верно… - поднялся на ноги кормщик. - Самое время. Василий хоть и не из боязливого десятка, но напрасно головой рисковать не станет. А потом ищи ветра в поле. Жаль из-за глупости такие деньги терять.
        - И я о том же, - купец вскочил так резво, будто пружиной подброшенный. - Пойдем вместе. По пути я и покажу вам свою обитель. Найдете без труда. Привратник будет предупрежден. Даже стучать не понадобится.
        Ни один, ни второй при этом на меня не смотрели. Ну, правильно, господа и слуги живут не просто отдельно, а вообще в разных мирах. Как и охрана… Присутствие которой я по-прежнему ощущал только затылком. Надеюсь, они просто смотрели в него, а не целились. Но что и на следующей встрече Хасан Ибрагим ибн Дауд будет не один, можно не сомневаться.

* * *
        Выведя нас за ворота Верхнего города, купец остановился и указал на заворачивающую влево улицу. Если в Верхнем городе дома стояли плотным кольцом, а в Нижнем - напоминали людей, сгрудившихся перед чем-то интересным, из-за чего задние напирают и едва не лезут на плечи стоящих впереди, - то здесь двухэтажные особняки не теснились. Каждый занимал понравившееся ему место, не мешая другим. Жильцы этих домов уже поднялись над толпой, но еще не настолько опасались ее, чтобы строить персональную крепость и прятаться от остальных горожан за ее стенами.
        - Видите тот дом? С двумя трубами и закрытыми ставнями на втором этаже?
        - С флюгером в виде стрелы?
        - Да…
        Добротный двухэтажный дом, под слегка поросшей мхом черепичной крышей, стоял несколько на отшибе, тыльной частью вплотную прижимаясь к крепостной стене, отделяющей Средний город от Нижнего. Словно хозяин решил сэкономить на стройматериале. А почему бы и нет? Читал где-то, что во многих замках, для усиления стены, через определенные расстояния изнутри возводились откосы-подпорки, и в результате получалась почти готовая коробка. Замуровать проем, вставить двери-окна, навесить крышу и готов амбар… Или иное хозяйственное помещение, зависимо от нужд. Тут немного иной расклад, но тоже в тему…
        - Вот там я и буду вас ждать. Когда бы вы ни пришли. Хоть на рассвете… А если вдруг, что-то заставит меня ненадолго отлучиться - скажите слугам, что вы… м-м-м… наследники Ворона. Вам подадут ужин, а меня известят.
        - Хорошо…
        До этой минуты я не особенно оглядывался по сторонам. Попасть в новое место всегда интересно и многое привлекает внимание… если ты праздношатающийся турист. А когда «на задании», то как-то не до осмотра достопримечательностей. Другим голова забита. Да и избыток адреналина внимательности не способствует.
        Зато сейчас, когда всё вроде как бы удачно сладилось… В том смысле, что нам без особых проблем удалось выйти на торговца кожами Ибрагима, а тот фактически подтвердил, что именно ему Ворон вез таинственный ключ. А значит, первая часть задания выполнена, и теперь осталось всего лишь придумать способ разговорить турка. Но об этом пусть голова у «старших» товарищей болит. С учетом их богатого жизненного опыта, который «сын ошибок трудных». А я, если что, на стрёме постою. «Эй, гаражданина! Ты туда не хади, ты сюда хади. А то снег башка попадет, савсэм мёртвый будешь!»
        Ну, о стрёме мы после поговорим, когда время придет, а сейчас можно и оглядеться. Все же не каждому уроженцу третьего тысячелетия подворачивается случай перенестись на пару сотен лет обратно. Хотя, если честно, ничего особенного. Почти как зайти в старые районы любого города с историей во времена больших празднеств - когда в центральной части перекрывают движение. То же отсутствие машин… Вот только рекламных щитов нет и между домами не провисают кабеля электричества или связи. А вот люди, похоже, во все времена одинаково суетятся и куда-то спешат. Прямо как река бурлит в берегах… Сойди чуть ниже, в смысле шагни вперед, на территорию Среднего города, и она подхватит тебя, увлекая за собой вопреки воле и желанию. Или здесь так всегда? Пошабашили и торопятся домой, пока вареники не остыли…
        - Что за переполох? - почесывая затылок, спросил Семен у купца. - С утра вроде поспокойнее было. И гарью… - он с силой втянул воздух, поводя головой по сторонам, - …кажись, не пахнет. Типун мне на язык.
        Угу, значит, не всегда… Нездоровая какая-то суета. Неправильная. Не обеденный перерыв.
        - А, это… - недовольно поморщился купец. - Чернь увеселений жаждет. На казнь спешат. Кстати, не желаете взглянуть? Из окон второго этажа моего дома будет хорошо эшафот виден.
        - Тоже мне забава: глазеть, как человека жизни лишают… - отмахнулся Типун. - Мало я смертей видывал, что ли? Странный народ… Жаждешь крови - поди, убей врага. Хоть какая-то польза. А смотреть на казнь… Не понимаю.
        - Согласен. Только если зреть в корень, сейчас как раз врагов всего города казнить будут… - ухмыльнулся Ибрагим. - Сегодня, в Кызы-Кермене на эшафот выведут мытарей и сборщиков податей.
        - Ух ты!.. - восхитился я. - И на чем же их поймали? Неужто мзду брали? Вот негодяи…
        - Поймали?.. - удивленно переспросил турок. - Зачем их ловить? Они никуда не убегали…
        - Не обращай внимания, уважаемый Хасан, - дернул меня за рукав Семен. - Мой ученик столь любознателен, что если дать ему возможность, любого до смерти заговорит… типун мне на язык. Я сам ему всё объясню, позже. А сейчас нам пора. Если хотим управиться до полуночи.
        - Да, да… - энергично закивал остролицый. - Конечно. Дело прежде всего. Я не прощаюсь и пусть вам сопутствует удача.
        Типун кивнул, ухватил меня под руку, словно тисками защемил локоть и с разбега нырнул в людской водоворот.
        Естественно, мы тут же натолкнулись на какого-то паныча, разодетого на восточный манер в жупан и шаровары яркой расцветки. «Фазан» возмущенно охнул, открыл рот… посмотрел на нас… и закрыл. Не знаю, какое впечатление производила на обычных горожан моя рожа и одежда после всех пережитых приключений, но хватило бы и одного кормщика. Я как-то не приглядывался к Семену раньше. А зачем? Что он - красна девица, чтоб на него глазеть? Но сейчас мимолетно оценил и понял, что повстречай подобного индивидуума в прошлой жизни - вечерком да в полутемной подворотне… М-да… Бытие определяет не только сознание, но и на внешний облик тоже соответствующий отпечаток накладывает. Как печать…
        В общем, расфуфыренный горожанин впечатлился и связываться не стал. Уступил дорогу, делая вид, что ему вообще в другую сторону надо.
        - Эй, погоди… турок нас уже не видит, - произнес я в спину кормщику спустя несколько минут стремительного марш-броска сквозь сплоченные единой целью народные массы. - Можно сбавить темп. В смысле медленнее идти…
        - Нельзя… - не поворачиваясь, ответил Семен. - Купец остался, а соглядатаи его топают следом за нами.
        - Какие еще соглядатаи? - завертел я головою, как хрестоматийная киношная блондинка после фразы «только не оглядывайся!». - Я никого не вижу.
        - Кто бы стал держать в ищейках тех, кого можно увидеть? - фыркнул Типун. - Тем более в толпе.
        - А как же ты их заметил?
        - Потому что я не людей высматривал, а след…
        - То есть…
        Кормщик вздохнул, но понимая, что я все равно не отстану, а вразумлять по-казацки дольше, чем объяснить, ответил:
        - Мы быстро уходим. Им, чтобы не потерять нас с виду, тоже приходится держать темп. А двигаемся мы поперек потока. В общем, все как на реке. Кода рыба под верхом ходит. Даже плавника не видно, а бурун заметен. Понял…
        Честно говоря, я сообразил раньше, чем кормщик закончил объяснять. И почти сразу же увидел, как метрах в двадцати от нас, позади и левее, образовалась картинка точь-в-точь как у нас чуть раньше. Кто-то на кого-то налетел. Вот только, видимо, у преследователя не было нашей харизмы, и горожане не торопились уступать шпику дорогу.
        - Вижу… Ну и хорошо. А теперь прибавь шагу. Как выйдем за ворота - беги налево. К пекарне. Купи там каравай и у торговца вином, если он еще на месте, флягу вина. Вот деньги… Это, если соглядатай за тобой увяжется. А на самом деле тебя там Олеся ждет. Перескажешь вкратце, о чем договорились. Она Полупуду сообщит… Разговаривайте, как незнакомые. Потом - лети со всех ног к лодке, спускай на воду и жди. Кто первым к ней придет, скажет, что дальше делать.
        - А если меня Чернота увидит и расспрашивать начнет? Что говорить?
        - Правду, что же еще? - пожал плечами Семен. - Даже не пытайся обманывать. Это у тебя и ночью не получится. Контрабандист сразу подвох заподозрит. Так что отвечай, как на духу… Ждешь меня и Василия. Мы зачем-то задержались в городе, но вот-вот подойдем. Потом - сразу же плывем к Ворону. Понятно?
        - Да. Сделаю. Только ты мне так и не объяснил, о мытарях… которых казнят сейчас.
        Вопрос возник не сам по себе, а из-за душераздирающего вопля, потонувшего в ликовании толпы.
        - Потом…
        - Ну, хоть в двух словах. Пока до ворот дойдем. А я за это - в два раза быстрее побегу.
        - Вот пристал… как пиявка. Да в Порте это уже черт знает с каких пор заведено. Какой-то из султанов, умный был человек, типун мне на язык… издал указ, чтобы всех мытарей, сборщиков податей и прочих, кто дело с государственными деньгами или иными ценностями имеет - казнить всех без разбору каждые пять лет. Поскольку нет и не может быть среди них людей кристально честных. Всякому нет-нет да и прилипнет к ладоням неучтенная монета. А так как раньше суд был прост - поклянешься на Коране, перед лицом Аллаха, что не крал, и всё, - султан сказал, что на нем будет меньше греха, если он казнит десяток-другой ни в чем не повинных, чем станет потворствовать тысяче лжецов, способных солгать даже Аллаху.
        - Круто… Откуда ж они набирают новых служащих? Или к этим работам осужденных приговаривают? Как к каторге.
        - Ну ты сказанул… - Типун весело расхохотался. - Петро, да от желающих занять освободившиеся места отбою нет. С сегодняшнего же дня, сразу после казни, начнут осаждать дом паши Искандера, наместника здешних земель.
        - Не понял… - я растерянно почесал репу. - Добровольно? Зная, что через пять лет будут казнены?
        - А чему ты удивляешься? Все мы под Богом ходим, и никто будущего не ведает. Вот, нас хоть к примеру взять… типун мне на язык. Доживем ли до завтра, один Всеблагой знает. А тут пять лет сытой и богатой жизни. Почти вечность… Ну всё, хватит трепаться, - Семен бесцеремонно развернул меня и слегка, в шутку поддал коленом. - Беги! Как раз соглядатай в нашу сторону смотрит. Пусть думает, что я тебе поручение тайное дал. С Богом!

* * *
        Расставшись с Типуном, я ввинтился в толпу, но несмотря на то что шел в одном направлении с горожанами, скорости это ничуть не прибавило. Протискиваться вперед оказалось даже труднее, чем идти наперерез течению. Преимущество от «быть как все» свелось к тому, что на меня больше не ворчали и не оттаптывали ноги. Зато прибавилась другая проблема - не позволить водовороту затянуть себя вглубь, откуда мне в одиночку уже не выбраться.
        Хорошо, до пекарни было рукой подать, и я сумел удержаться на краю потока… Вот уж никогда не думал, что люди настолько кровожадны. Или это у них (я тоже человек, но из толерантного и цивилизованного будущего) классовая ненависть к мздоимцам так бушует? Впрочем, а с другой стороны, какие еще развлечения в эти темные времена, кроме казни ближнего да потешного кулачного боя в корчме? Бандуристы-лирники с их заунывными думами скорее в депрессию загонят, чем развеселят…
        А еще… кажется, я отвык от толпы. Месяц привольной, степной жизни приучил меня к пространству. И сейчас - стиснутый со всех сторон, обдаваемый ароматами чеснока, лука, вонью немытых, потных тел и прочих изысков, намекающих на то, что в рационе жителей Кызы-Кермена преобладает горох и фасоль - я испытывал ощущение сродни клаустрофобии. Так и подмывало заорать: «Выпустите меня отсюда!» А ведь в час пик на общественном транспорте и похлеще давка бывает. Наоборот, даже… Особенно если попутчица попадалась подходящая…
        «Девушка, вы выходите?» - «Из-за вашего зонта, мужчина, я уже вторую остановку женщина…».
        «Ухо! Ухо!» - «Поздно, уже закомпостировали!»
        «Молодой человек! Уберите руки с моей груди!.. Нет, не вы… Вы еще можете подержать».
        «Девушка, вы компостируете талон? Нет? Тогда уберите ноги с компостера…»
        М-да… И ничего, не напрягало. Ездил в университет каждый день и даже не замечал. Главное было - не проспать свою остановку.
        Олесю заметил издалека и хотел уже выскочить из толпы, но в последний момент передумал. Если мне сложно передвигаться, то и соглядатай в таком же положении. Зачем же ему работу облегчать. Покупка еды и вина всего лишь отвлекающий момент, придуманный для отвода глаз людей Ибрагима. А если можно обойтись, так оно и к лучшему. Денежки опять-таки сохранятся… а они лишними не бывают.
        Поднял руку, привлекая внимание, а когда девушка, изображающая то ли замарашку беспризорника, то ли ученика трубочиста, временно выпрашивающего милостыню, заметила меня, поманил к себе.
        Олесе Полупуд точных наставлений, видимо, не давал, потому что она тут же подхватилась и бросилась бежать в мою сторону. Радостная улыбка на чумазом лице смотрелась восхитительно. И чего там… всегда приятно, когда тебе так рады…
        - Наконец-то… - прошептала она, хватая меня за руку и тесно прижимаясь… последнее, правда, не совсем по собственному желанию. - Я уж не знала, что и думать. Василий сказал, сидеть и ждать… А сам ушел куда-то. Вы тоже пропали. Знаешь, как страшно одной! А где Типун?
        - Все хорошо, не волнуйся. Мы просто разделились. Он… к Полупуду пошел, а я - за тобой. Держись за меня, попробуем пробраться на другую сторону…
        Увы, сказать оказалось гораздо проще, чем сделать. Может, лицо мое не внушало столько уважения, как у кормщика, или по мере приближения к площади возросла плотность толпы, но все попытки перейти улицу привели лишь к тому, что мы с трудом забрались в самую середку и застряли там, как Винни-Пух в норе кролика. Ни назад, ни вперед.
        - Куда прешь, как голый в баню?! Глаза разуй…
        Дородная тетка с жарким румянцем на широкоскулом лице и в забавном, как у новорожденных, чепчике поставила окончательную точку в моих потугах изменить курс. Бесцеремонно оттолкнув в сторону монументальным бюстом.
        С виду две пуховые подушки, а ощущение, словно она в лифе мешки, набитые песком, носит. Сразу понятно - случись надобность, эта гражданка не только войдет в горящую избу, а и сметет ее до основания быстрее бульдозера. О коне и говорить нечего - бедное животное само встанет как вкопанное, едва завидев такую красотку. И что характерно, рядом с ней, держась за руку, как Олеся за меня, с самым независимым видом семенил хлипкий мужичонка… с огромным фиолетово-синим шнобелем. М-да… Диалектика. Борьба и единство противоположностей.
        - Ладно, время есть… - смирился я с неизбежностью. - Не будем отрываться от коллектива…
        - Что? - захлопала глазками Олеся.
        Черт! Не понимаю. Слепым же надо быть, чтобы не видеть, что это девушка, а не пацан. Хотя… Если вспомнить, как совсем недавно по этому же поводу обмишурились мы с Полупудом и весь личный состав Никитинской заставы, то не так уж и очевиден обман. Просто теперь я знаю, кто она на самом деле, и вижу ее по-другому. Еще бы… Мне и глаза не нужны, достаточно прикосновения, остальное память подскажет. Совсем еще свежая…
        - А куда все идут?
        - На площадь. Там сейчас казнить будут…
        - Невольников?.. - охнула девушка и вся сжалась, вбирая голову в плечи. Она тоже не забыла. Только другое событие из прошлой жизни… менее приятное.
        - Нет. Преступников.
        - Мздоимцев! - посчитал возможным вмешаться в разговор обладатель синего носа и хрипловатого баска. - Этим не то что головы рубить, их на ломти строгать надо. Понемножку и долго… чтоб неделями орали, прежде чем подохнут. Может, у тех, кто их место займет, хоть на пару месяцев страх жадность пересилит… А то совсем спасения нет. Грош кладут в казну - талер в карман. А случись недоимка хоть на акче - сразу все добро у человека отнимают, а чтобы не было жалоб и тяжб - вместе со всей семьей на невольничий рынок.
        - Или в масле живьем сварить… - пропищала дородная матрона, с уважением поглядывая на хозяина. - Как в аду грешников.
        - Ой, мамочка… - пробормотала Олеся и стала стремительно бледнеть. Похоже, разговоры о казни чересчур сильно разбередили душу девушке.
        - Хлипковат твой братец будет… - надменно проворчал синеносый. - Того и гляди, сознание потеряет. - Эх, что за мужик нынче пошел. Не то что раньше…
        Такое заявление из уст человека росточком ничуть не выше девушки и полудетского сложения прозвучало столь комично, что даже Олеся улыбнулась. Зря… Пока она держала рот на замке и каменное выражение лица, с определением пола можно было ошибиться, но улыбка испортила всё. Словно солнце из-за тучи блеснуло. И этот лучик не остался незамеченным дородной горожанкой.
        Она хмуро посмотрела на нас, наморщила лоб и… расплылась в милейшей усмешке.
        - Вот как?.. Я гляжу, ты, голубушка, из дому бежала? Небось, за нелюбого выдать хотели? Понимаю… Сама у батюшки в ногах неделю валялась, выла волчицей, белугой ревела… Умоляла не губить…
        Молодица вздохнула так глубоко, что сорочка на груди едва не лопнула.
        - Ан, ничего. Сладилось… Десятый годок уже считай вместе кукуем. Детишек только Бог никак не пошлет… Вот и хочу кусок веревки у палача просить. Может, если не молитва, то бесовское заклинание поможет?
        Неожиданный поворот. Никогда бы не подумал, глядя на монументальный фасад, что под ним скрывается такая тонкая, ранимая душа.
        Женщина брошенный мимоходом на ее мужа взгляд растолковала по-своему.
        - Не, на Пахоме греха нет, муж справный он… - зарделась, от того, что столь личный разговор завела с незнакомым, да еще и столь молодым парнем. Но защитить супруга от напраслины посчитала своей обязанностью. - Это я наверняка знаю… Сама, видимо, беду накликала, когда отцовскую волю порушить хотела. Так что ты, девонька, хорошо подумай, прежде чем с головой в омут бросаться.
        - Сирота она… - я поспешил отвести лишнее подозрение, да и разговор мог обрести совсем нежелательный финал. Синеносый уже вертел головой, пытаясь понять, о какой девице жена заговорила. Да и те, что рядом, начали к разговору прислушиваться. - Мачеха хотела за старого вдовца… Чтобы себе хозяйство…
        - У-у… змеюка подколодная, - вняла матрона и пригрозила кулаком несуществующей вражине. - Не по-людски это. Ну да ладно, могла и вовсе со свету сжить. Вон, в позапрошлом году молодая женка оружейника Калиты чего учудила… Помнишь? - легонько толкнула локтем супруга.
        - А то… - клюнул он носом. - Зимой на реку позвала падчерицу. Вроде белье полоскать помочь, да в прорубь ее и столкнула. Хорошо, мужики увидели. Успели вытащить.
        - О! - пискнула молодица. - Вишь, как бывает! Так что правильно решила… Любишь? - рука ее так схватила меня за локоть, что тот аж онемел. Полупуд и то легче сжимал. От того и ответ вырвался машинально.
        - Да. Люблю… больше жизни.
        - Ой… мамочка…
        Похоже, словарный запас Олеси стремительно беднел.
        - Ну, так и тем более, верно, тогда только так и надо… - Женщина перешла на более прозаичный тон. - Может, вам, молодята, помощь какая нужна?.. Пахом, не делай вид, что оглох! Доставай мошну…
        - Нет-нет, спасибо… - поторопился я остановить мужичка, с явной неохотой сунувшему руку за пояс. - Не бедствуем… Я богомаз… при деньгах… Не так чтоб с горла, но и не впроголодь.
        Ничего другого в голову не пришло, чтобы не вызвать подозрения. От денег человек отказывается!.. Ну, и руки мои белые да хилые объяснение получили. А следом другая идея мелькнула.
        - Но, если воля ваша… От помощи не откажемся… Старик тот, что жениться на любушке хочет, соглядатая к ней приставил. Ежели подсобите нам на ту сторону перейти - мы сбежим и спрячемся. А завтра с купцами по реке уйдем. В Чернигов или аж в Киев. Пусть ищут.
        Дважды просить не пришлось. Женщина кивнула и двинулась наперерез людскому потоку, не выпуская из рук ни меня, ни муженька.
        Если кто видел когда-нибудь, как ледокол проводит караван сквозь ледяные заторы, может вообразить и эту картину. Да, сильны бабы в русских селениях. Типун и тот обзавидовался бы легкости, с которой молодица раздвигала толпу…
        Глава двенадцатая
        На противоположной стороне улицы мы искренне поблагодарили сердобольную горожанку, клятвенно заверив, что если снова окажемся в Кызы-Кермене, непременно отыщем ее в ремесленной части города, дом шорника Пахома Долгого. Потом, недолго раздумывая, поскольку все равно не знали, где находимся, нырнули в ближайший просвет между домами, намереваясь выйти к стене между Средним городом и Нижним.
        Совершенно не ориентируясь в здешнем хитросплетении улиц и переулков, я решил, что кратчайший путь из лабиринта - идти вдоль стены. Раньше или позже она нас точно приведет к какой-нибудь калитке или вратам. И это гораздо надежнее, чем плутать в закоулках незнакомого города.
        Олеся не спорила. Она вообще пребывала в странном состоянии. Глядела на меня широко раскрытыми глазами, но при этом, похоже, ничего вокруг не замечала.
        - Эй, очнись! - я дернул ее за рукав свитки, когда девушка чуть не налетела на брошенные кем-то под ноги грабли. - Шишка на лбу или фонарь под глазом вряд ли сделают тебя более привлекательной. А вот окриветь запросто можешь… И на кой ляд мне будет одноглазая жена?
        Пошутил, блин… Олеся головой мотнула, но в реальность не вернулась. Во всяком случае, существенных изменений в задумчивом взгляде я не заметил.
        - Да что с тобой, в конце концов?!
        Прежде чем идти дальше, я решил прояснить ситуацию. А то так и до беды недолго.
        - Ты правду сказал… или отбрехался от тетки, чтобы не цеплялась? - с трудом выдавила из себя девушка, краснея и опуская глаза.
        Тьфу ты! Печку еще колупать начни! Кто о чем, а вшивый о бане. Тут, можно сказать, судьба всего православного мира решается… ну, или большой его части, а девчонке одна любовь в голове. Но ведь именно такими словами не ответишь. Девушки существа странные. Многое простить могут, кроме насмешек над их чувствами. С этим огнем лучше не шутить. Реакция может оказаться весьма непредсказуемая, от тяжелой обиды до трагического финала… «В моей смерти прошу винить Клаву К.» Ну, или наоборот…
        - Конечно, родная. Разве после всего, что между нами было, и всего, что мы вместе пережили, ты можешь сомневаться в моих чувствах? Это даже обидно… Люблю я тебя, люблю… Только не до этого сейчас. О сестричках своих вспоминай почаще, о том, как мы их из неволи освободим… А уже потом обо всем остальном. Хорошо? И меня не отвлекай от дела… Иначе не доживем до счастливой жизни… в будущем…
        М-да, вешать лапшу на уши преподавателям и однокурсницам в наших вузах обучают на отлично с плюсом. Куда там остальным наукам. Не устояла и Олеся, растаяла… Но в себя пришла, - а это главное. Короткий, но очень смачный поцелуй поставил скрепляющую печать на произнесенную речь и позволил вернуться к проблемам насущным.
        - Ничего рассказать не хочешь? Что видела, что слышала? Пока на рынке сидела.
        - Ничего… - девушка почти бежала, стараясь удержаться вровень с моим размашистым шагом. - Вы и отойти не успели, как Василий купил мне у торговки горсть семян и велел сидеть там, никуда не уходить и ждать первого, кто вернется… Семена закончились, а вас все не было. Знаешь, как я испугалась?
        - Вот никогда бы не подумал… Как же ты, такая трусиха, сама через половину Дикого Поля на Сечь пробиралась? Я бы точно не рискнул в одиночку.
        Девушка чуть забежала вперед и заглянула в лицо, не насмешничаю ли я? Но не увидела ничего подозрительного и успокоилась.
        - Тогда я ни о чем другом думать не могла, - объяснила простодушно. - Все время лица сестричек перед глазами стояли. Наверно, море вброд бы перешла и не заметила… А теперь - другого боюсь. Не за себя… Что не смогу им помочь. Я же без вас… без тебя… А вы…
        Олеся сбилась и умолкла.
        - Все будет хорошо, вот увидишь… Сперва мы с тобой поможем казакам, а потом - они нам. За Типуна обещать не буду, а в Василии - как в себе уверен.
        В этом месте хорошо бы обнять девушку за плечики, да и поцеловать еще разок - тоже неплохо. Вот только если увидит кто - могут неправильно понять. Или еще хуже - понять правильно. А ряженый всегда вызывает если не подозрение, то нездоровый интерес и пересуды. И слухи… Что распространяются быстрее степного пожара. Поэтому я сделал вид, будто что-то заметил впереди, среди кустов сирени, и прибавил шагу. Ну, а на бегу - не до любезничания.
        Помог случай. Как оказалось, этот куст на задворках вырос не просто так, а был посажен с умыслом. Разлогие, широколистые ветки прикрывали небольшой, узкий лаз. Я и заметил его только потому, что все время вглядывался в стену.
        - Есть… Давай за мной…
        Тот, кто прятал проход, думал об удобстве пользователей. Высади он здесь шиповник или терн, желающих сократить путь стало бы в разы меньше. Сирень в этом плане более приятное растение, но и оно умудрилось в нескольких местах зацепиться и чуть не разодрать шаровары… М-да. С учетом того, что белья здесь еще не придумали даже в виде подштанников - мог получиться курьез. Хотя о чем это я? Все, что мужчина прячет от остальных, Олеся уже видела. Одежду жаль… На всякий куст не напасешься.
        Гм, оказывается, это только я такой медведь. Девушку куст пропустил, как свою. Не скажу, что не шелохнулся, но даже шапки не зацепил. Эх, одним словом - дите асфальта и городских джунглей… по обычной земле ходить разучился. А то и не умел никогда.
        За стеной… весьма толстой, я насчитал восемь шагов… лежал Нижний город. По случаю казни - практически обезлюдевший. Значит, и нам нечего задерживаться. Как только соглядатай переберется следом, мы будем здесь, как те тополи на Плющихе.
        - Бежим!
        Взял девушку за руку и понесся к внешним вратам. Успеем проскочить - дальше нас искать не станут. Решат, что подались в затоку контрабандистов. Скорее всего…
        Редкие прохожие если и поглядывали с некоторым удивлением на несущихся куда-то сломя голову двух парней, то тут же и теряли всяческий интерес. На то она и молодость, чтобы бегать, а не чинно шествовать. А от дел убегают - или, наоборот, по надобности какой торопятся - это уже неважно.
        Проскочили предместье, что называется, на одном дыхании. Остановились, только когда по другую сторону оборонного рва оказались.
        - Ой… чуть сердце не выскочило… - тяжело дыша, произнесла Олеся. - Словно на пожар спешили.
        - Зато теперь хоть шагом… - я дышал не менее тяжело. Хотя, если честно, Полупудова наука зря не прошла. По сравнению с тем, прежним, я чувствовал себя гораздо крепче и выносливее. Если раньше предпочитал диван или компьютерное кресло тренажерному залу, то сейчас спокойно мог бы и в краевом марафоне поучаствовать. И даже побороться за призовое место. - За тот горбок перевалим, чтобы город с глаз пропал и нас тоже видно не было, тогда можно и передохнуть.
        - Во-во… Одни ноги сбивают в кровь, а другим лишь бы передохнуть… типун мне на язык. Как тебе это нравится, Василий?
        На солнце я перегрелся, что ли? Мы с Олесей стояли на битом шляхе, в обе стороны от которого простиралась ровная степь… я имею в виду, что вокруг только трава росла и ни единого кустика или деревца. Да и трава не слишком высокая, до половины голенища… А голос звучал так четко, словно Семен был не далее чем в пяти-шести шагах от меня. Да еще и, судя по тексту, вместе с Полупудом.
        - Ну чего головой вертишь? - в тот же миг отозвался и мой наставник. - Эх, мало я тебя учил. Ничего не видишь и не чуешь. Если совсем слепой, так хоть носом нюхай!
        - Вон там они притаились… - указала Олеся взглядом на совершенно пустое место. И поняв, что я ничего не понимаю, встала к казакам спиной и еще тише добавила: - Мухи… На запах тела… Нигде больше не вьются. Только там…
        - Спасибо… - я ответил также шепотом.
        Девушка только улыбнулась. Ей самой было приятно оказать мне помощь и избавить от насмешек.
        - Не, ну ты посмотри на них… - возмутился кормщик. - Они еще и милуются, типун мне на язык.
        - Да заметил я вас… Просто подумал сперва, может, это кто нужду справил, вот мухи и слетелись на…
        - Правда, что ли? - метрах в десяти от дороги травы зашевелились и из них, словно сквозь толщу воды проявился силуэт Полупуда. Я только причмокнул. Да, такой маскировке, небось, и Венниту мог позавидовать. - Это плохо… Говорил, надо чесноком натереться.
        - Глазастый… типун мне на язык, - одобрил Семен. - А соглядатаи уважаемого Ибрагима пронеслись мимо как угорелые. Ладно. Давайте к нам. Тут Василий для всех местечко подготовил. Отлежимся до вечера, пусть думают, куда мы пропали. А как темнеть начнет, вернемся в город и поговорим с «торговцем кожами» уже по-свойски. Да шевелитесь! - прикрикнул нетерпеливо. - Чего застыли? Ждете, пока кто заметит? И это… Петро, ты почему с пустыми руками? А где хлеб, вино? Я за чем тебя посылал?
        - Не успел… Не смог… Там такое столпотворение…
        - Не успел… не смог… Нам что, теперь поститься до вечера? Типун мне на язык…
        - Ничего, не помешает… - проворчал Василий. - Всех грехов не замолишь, а кое-что, авось, и зачтется. Но вы и в самом деле не торчите на виду. Не ровен час, объявится кто-то. Нас сейчас многие ищут. И басурмане, и люди Черноты… Ложитесь, ложитесь и ползите сюда.

* * *
        В город вошли вместе с вечерней прохладой и стадом… В смысле - затесавшись между плетущейся позади буренок компании пастухов и подпасков… От коров и овец мы бы отличались, даже вывернув тулупы наизнанку. Шучу, конечно… Но даже эти предосторожности оказались излишними. В отличие от утреннего времени, сейчас на вратах в Нижний город даже охраны не было. Вход свободный…
        Честно говоря, непонятный подход. Чем начало дня важнее его же завершения? Враги и бандиты вроде, наоборот, как раз темное время суток предпочитают… Впрочем, мне какое дело? Повсюду свои причуды и обычаи. Чужеземцу, на первый, а то и на второй взгляд, не всегда понятные. «Каждому городу нрав и права, каждый имеет свой ум-голова…», и нечего чужой монастырь своим аршином мерить. Нам же лучше.
        Зато на КПП, перед входом в Средний город, стражники бдели вовсю.
        Ага, вот теперь понятно. Всё, как и у нас… Главное, обеспечить покой зажиточных граждан, на пожертвования которых и содержится стража, а голытьба из спальных районов и пригородов пусть самочинно разбирается с нарушителями порядка. Красть у голодранцев все равно нечего, как и грабить… Сами кого хочешь разденут и обнесут, если оказия подвернется. Ну, а если вдруг серьезная смута, вот тогда стражники повеселятся… разомнут кости да окропят сталь красным, чтоб не ржавела в ножнах.
        Я поначалу не понял, в чем проблема и зачем такие предосторожности? Несмотря на то что в темное время суток в зажиточные районы вход был дозволен не каждому - нас бы пропустили без разговоров. Имя торговца кожами Хасана Ибрагима в Кызы-Кермене отворяло если не все, то большинство дверей.
        Хотел было даже спросить у Василия, но пораскинув мозгами, сам сообразил.
        Явиться на встречу, условно говоря, по приглашению, значит, сразу раскрыть противнику все карты, показать, сколько нас, - а такой расклад казакам не нравился. Мало ли что сын Хасана пообещал, мог ведь и передумать. Для рыцарей плаща и кинжала обычная мораль пустой звук. Если надо - трижды продадут и снова купят, не сходя с места… Поэтому хоть какой-то туз в рукаве нам не помешает. Иначе зачем вообще наводить тень на плетень и затевать всю эту катавасию с таинственностью и игрой в прятки? Чтобы теперь влезть в ловушку всеми ногами? Берите нас, вяжите… Можете сразу убить, а хотите - пытайте до смерти. Глупо… и совсем не интересно.
        Так что обнаруженная мною лазейка пришлась весьма кстати и очень казаков обрадовала. Василий даже опять завел что-то о ангеле-хранителе и невероятном везении… Неважно… Я-то понимал, что работает закон компенсации, и подкузьмив не по-детски один раз, судьба старается хоть как-то загладить свой косяк. Соответственно, удача здесь совершенно ни при чем. Разве что как компенсация за причиненное неудобство…
        «Смешно. Ладно, данный понос мыслей будем считать нервической реакцией организма на стресс… Сбросил напряг и будя».
        Устав от дневной суеты, город и крепость потихоньку готовились к отдыху.
        Это в мое прошлое время, которое будущее, после полуночи только начиналась движуха, а здесь чем народу заняться? При лучине да свечке? Ни Интернета, ни зомбоящика нет. Радио тоже не работает… разве только сарафанное. Читать народ, в основной массе, тоже не обучен. А если и грамотей, так что с того? Стыдно сказать - керосиновую лампу, несмотря на то что арабы ее еще в IX веке изобрели, и той днем с огнем не найти. Лучинами дома освещают или свечами… кто побогаче.
        Вот и получается, солнце за горизонт - люди на боковую. В меру сил и возможностей выполнять главную и наипервейшую Божью заповедь. Ага, ту самую, что была еще Адаму вручена вместе с невестой.
        Ну, так и мы не на танцульки собрались. В шпионском деле, как и при таинстве размножения, лишние глаза не нужны… Все удовольствие могут испортить…
        Типун уверенно вел нас какими-то закоулками. То ли доводилось и раньше бывать, то ли чутье лоцмана помогало выбрать правильную дорогу. Полупуд - замыкал процессию. Ну а мне в такой компании, да еще и посередке, только и оставалось, что под ноги глядеть да ерничать… мысленно. Пытаясь обрести равновесие за паясничанием и шутейными размышлениями.
        Вроде уже и в более сложных и опасных ситуациях побывать довелось, ан нет - все равно мандраж приходит. Впору начинать анекдотами сыпать, от недержания слов. Одна беда - тишину соблюдать надо. За любой лишний звук подзатыльник прилетит. Да такой, что искры из глаз посыплются. В этом уже даже Олеся успела убедиться, невзирая на пол. Оказалось, что в вопросе дисциплины запорожские казаки однозначно за равенство и не делают никаких различий и снисхождения. Ну, может, кормщик чуть-чуть руку придержал. Чтобы не убить…
        В дом купца решили идти втроем. Типун, я и Олеся. Ибрагим знал, что нас больше двух, и, увидев только меня с Семеном, насторожится и предпримет дополнительные меры. А так - решит, что мы ему целиком доверяем, и потеряет бдительность.
        Вот поэтому было важно попасть в город «несосчитанными». Чтобы предоставить Полупуду свободу действий, пока мы будем отвлекать Ибрагима торгом и прочими разговорами.
        На одном из столбов, поддерживающих козырек над парадным, горел факел. Единственный на всю улицу… с учетом еще не сгустившихся сумерек. Лето как-никак, по-настоящему темнеет едва ли не за полночь. Видимо, Ибрагим сильно волновался, чтобы мы дома не перепутали и пришли по адресу.
        Причем волновался настолько, что еще и слугу перед домом поставил. Завидев «дорогих» гостей, тот шустро засеменил навстречу. Я быстро оглянулся, желая предупредить Полупуда, но запорожца уже там не было. Я и не заметил, когда казак отстал. Вроде до последней минуты слышал сопение за спиной.
        Ну, тем лучше…
        - Кто такие? Чего надо?
        Вопрос, прямо скажем, несколько странный… Мало ли куда человек может идти. Это же город, а не режимный объект. Но Типун, в отличие от меня, не умничал.
        - Так мы эти… наследники… Ворона… Ага…
        - Хвала Богу, - почти на христианский манер, но при этом кланяясь по-восточному, приветствовал нас слуга.
        Лицо азиатское - узкоглазое, широкоскулое и словно слегка вмятое. Ноги кривоватые, больше к стременам, чем к земле, привычные. От того и походка семенящая, шаркающая.
        - Хозяин ждет. Велеть Ахмет дорогой гость встречать и к достархану провожать. Господина ждать нет. Ахмет слуга посылать. Хозяин сама приходить. Быстро-быстро…
        При последних словах слуга широко усмехнулся. Наверно, представил себе, как его хозяин, такой уважаемый человек буде «быстро-быстро» бежать домой, чтобы повидать нас. С виду - обычных… ну, не голодранцев, конечно, но и не из тех, у кого лишние деньги водятся.
        - Твоя идти за мой… - Ахмет немного подумал и, решив, что если мы так нужны хозяину, то и ему стоит проявить немного уважения. - Пожалуйста… Достархан накрыт. Плов готов. Ахмет сам делал. С изюм… Как хозяин любить. Холодный плов фэ… - слуга сделал лицо, будто его прямо сейчас стошнит. - Вам не нравится… Хозяин ругать Ахмет. Пошли…
        При слове «плов» мой живот издал жалобное и протяжное урчание. Олеся хмыкнула, а Типун понимающе кивнул и пошел к дому.
        Второй слуга стоял у двери. Типа привратника или этого - гардеробщика. Ага… Заимей бог подземного царства Аид такого привратника, трехголового Цербера можно было бы вместо комнатной собачонки держать. Кланяется угодливо, но глазенки так и зыркают, все складки на одежде взглядом ощупал. Впечатление, словно сканером провели. Хорошо, что на мне ничего запрещенного нет. Сабля на боку и пистоль за поясом - не в счет, здесь это норма, аксессуар… повседневный. Без которого люди из дома не выходят. Как мобильник или часы в далеком будущем. Безоружными только рабы ходят. Даже слуга, если не проштрафился, при кинжале… длиной в руку. Собственно, с такого кинжала и родился ятаган. Поскольку закон запрещал носить боевое (длиннее локтя) рубящее оружие в присутствии султана, а янычары - его личная охрана, то и вооружались они изначально только копьями и кинжалами. Которые понемногу удлинялись, пока «не выросли» до нынешних размеров.
        Третий - вооруженный как раз ятаганом, видимо из ближней прислуги - ждал нас на ступеньках, ведущей наверх лестницы. Тоже угодливо кланяясь.
        Похоже, ушлый «торговец кожами» ничего не оставлял на волю провидения и набил дом вооруженными помощниками, как бочку селедкой… Если там выше еще один дверь придерживает, и двое стол накрывают, то…
        Подсознание тут же выдало из запасника окончание старого анекдота.
        «Лиса, отгадай загадку. Без окон, без дверей полная задница огурцов, а посередке гвоздик», - спросил волк. «Ерунда какая-то…» - засмеялась лисица. «Я тоже сказал: “Ерунда!”. А заяц говорит, что это ножницы!»

* * *
        Четвертый слуга имелся. Но стоял не у дверей, а ждал нас внутри комнаты, огромным опахалом отгоняя мух от множества блюд и тарелок, на которых высились горки не только плова, но и всевозможных сладостей… В основном - засахаренных фруктов. Хорошая традиция, лично мне нравится. Сладкое я люблю. И еще - кофе. Его пока не подавали, но дурманящий аромат уже растекался по всему дому. Кстати, слуга с опахалом оказался таким же черным, как этот напиток.
        Потуши лампы и, если он зажмурится, не найдешь, пока не наткнешься.
        Хотя для этого пришлось бы изрядно повозиться. Комната, в которой нас принимали, оказалась довольно просторной. Как стандартная «двушка», если в ней предварительно снести все перегородки… даже в санузел и кухню. Просторно, в общем… Каждый квадратный сантиметр стен и пола задрапирован коврами и другими тканями, так что если есть имеются какие-то двери, кроме входных, или окна, то понять это, без дополнительного осмотра, невозможно. Впрочем, в одном месте тяжелая ткань легонько покачивалась, как бы потоком воздуха.
        - Прошу… можно угощаться… - Ахмет указал на разложенные вокруг достархана подушки. - Хозяин сказать… его ждать нет.
        - Хозяин - барин, типун мне на язык… - проворчал Семен. - Почему бы и не нет? Мы люди не гордые, можем и сами себе чарку поднести. Ночь только начинается. Садитесь, хлопцы… Мало ли какие дела могут задержать уважаемого Хасана… Что ж нам, с голоду помирать?
        Казак весьма ловко умостился на одной из подушек, правда - лицом к двери и чуть наискосок к предполагаемому окну. Потом, не церемонясь, подтащил к себе одно из блюд, наполненных пловом, и, взгромоздив его на колени, запустил пятерню в горку золотистого риса. Не из-за отсутствия воспитания, а потому что ни вилки, ни ложки, ни даже китайские палочки в сервировку стола не входили. А ножом, как остальную пищу, плов есть невозможно. Жирные зернышки, как живые, с лезвия скатываются.
        Ну, руками так руками… я плеснул себе на ладони из ближайшего кувшина. Оказалось вино. Тоже годится… Заодно и дезинфекция. Потом вытер руки о шаровары. Вряд ли они от этой процедуры стали намного чище, но для успокоения совести сгодится. Другие времена, другие нравы… Даже Олесе, выросшей в общем-то не в деревне, подобное даже в голову не пришло. Девушка, правда, пловом, аппетитно истекающим бараньим соком, не прельстилась - взяла себе лепешку и ломтик брынзы - но все же. А потом удивляются эпидемиям холеры и прочим дизентериям.
        А вот чернокожего слугу мои манипуляции заинтересовали. Настолько, что он предпочел отойти подальше и встать за спиной у Семена. Видимо, негр решил, что это какое-то шаманство. Сродни их вуду.
        - Что-то не сильно торопится Ибрагим, - проворчал Семен, когда большая часть плова переместилась с подноса к нему в рот. Сыто рыгнул и поставил блюдо на скатерть. - Цену сбить надумал или что? Зря. За меньшую сумму, чем договаривались, я ключ не отдам… типун мне на язык. Пусть и не надеется…
        Казак говорил громко, словно хотел дать нам понять, что каждое произнесенное в этих стенах слово будет известно хозяину. А, может, он и сам давно здесь, но не торопится зайти, присматривается. Выжидает какого-то понятного только ему самому момента.
        Вполне возможно, что мои догадки были недалеки от истины, потому что вскоре после заявления Типуна потянуло сквознячком, заволновались язычки пламени в светильниках, а вслед за ними заплясали и тени на стенах.
        - Прошу извинить, уважаемые гости… - Ибрагим стремительно ворвался в комнату. - Дела… дела… Но вот я здесь и готов завершить нашу сделку.
        Купец демонстративно подбросил увесистый кошель, глядя при этом на Семена. Мол, я свое слово держу, а вы?
        - Если кто-то и против этого, то только не я… - Типун собрался было сунуть руку за пазуху, но в последний миг передумал и только похлопал по груди в том месте, где вместе с ладанкой носил ключ. - Здесь то, что вез Ворон. Если о нем разговор, то дело осталось за малым… пересчитать монеты. Олесь, прими у господина Ибрагима кошель.
        Поскольку Типун при этом смотрел на девушку, та вспомнила, что снова стала на какое-то время парнем, и проворно подхватилась на ноги. Обернулась к турку, шагнула вперед и… громко охнув, отшатнулась, как от привидения или гадюки.
        - Ой, мамочка! Это же…
        Я со спины не видел выражения ее лица, но хватило и купеческого.
        Реакция Ибрагима была столь же неожиданной и мгновенной. Сперва он сделал большие глаза, что человеку восточного типа весьма затруднительно. Потом открыл рот, сглотнул и рявкнул:
        - Марыся?.. Взять их!
        Идя на встречу, мы загодя готовились к тому, что разговор с басурманским шпионом вряд ли закончится в непринужденной и дружеской обстановке. Но рассчитывали сами выбрать момент, когда менять тему, и подобного поворота не ожидали. Соответственно, оказались не готовыми к адекватным действиям.
        Первым отреагировал Типун. Семен вскочил и потянул из ножен саблю. И почти преуспел… но стоявший за его спиной негр тут же треснул казака по голове опахалом. Тонкое древко подобного обращения не перенесло и сломалось, в общем-то не причинив кормщику никакого вреда. Его разве что мачтой можно было оглушить или хотя бы веслом. Но в некоторое замешательство привело. А в следующую секунду чернокожий слуга навалился на казака сзади и сграбастал его в объятия. Судя по вздувшимся жилам на лице Типуна, весьма крепким…
        К счастью, Семен не собирался вступать с ним в борьбу. Топнул со всей силы пяткой по пальцам, а когда тот взвыл дурным бабьим голосом от боли и расслабил захват, ловко вывернулся и мощным ударом в челюсть отправил негра в нокаут.
        Всего пара секунд ушла на это у кормщика, но, увы, и их хватило, чтобы в комнату ввалилось еще несколько слуг. Причем, как я и предполагал, двое выскочило прямо из-за ковров. То есть из ниш, коврами задрапированных. И уже втроем сумели-таки повалить казака.
        Этих же секунд хватило и мне, чтобы вспомнить, что здесь не театр, а я не зритель.
        Выдернул пистоль, но направленное в лицо острие сабли в руке Ибрагима, нажать на спуск не позволило. Вернее, я все же выстрелил… но только в потолок, изображая падение на спину, со страха. А на самом деле давая знак Полупуду. Если уж сами попались, так хоть товарища предупредить, чтобы тоже не влез в ловушку.
        Олеся, опомнившись, кинулась на помощь Семену, но схлопотала кулаком в живот и улеглась поверх блюд, разевая рот, как рыба.
        В общем, полное, но надеюсь, не окончательное фиаско…
        Еще пара минут понадобилась слугам, чтобы связать нас всех троих и поставить под стенами. Оказалось, на вмурованных в них крючьях очень удобно подвешивать не только лампы, но и людей. Если руки связать за спиной. Потом слуги так же молча и сноровисто убрали остатки пришедшего в полную негодность ужина, поклонились и исчезли, оставляя своего господина наедине с гостями. Вернее, теперь уже пленниками.
        - Вот уж никак не ожидал… - совершенно спокойно, словно ничего особенного не произошло, заговорил Ибрагим, причем нормальным языком, без цветистых излишеств. - Чувствовал неладное, но не мог понять, что именно… О чем угодно думал… В первую очередь о том, что вы обокрали Ворона или даже убили своего атамана, чтобы ни с кем не делиться… Что мне, вообще-то, было совершенно без разницы. Один гяур другого стоит. Особенно на невольничьем рынке. Но чтобы такой поворот… Хотя, может, я ошибаюсь?
        С этими словами купец подошел к Олесе, взялся за воротник ее рубахи и с силой рванул вниз и в стороны, обнажая девушку до пояса. Та охнула, дернулась, но ничего не могла сделать. Как и мы с Семеном. Поскольку нас не только связали, но и рты заткнули. Предоставив только ворчать и ругаться… про себя.
        - Тихо… защитники… - махнул Ибрагим на нас. - Угомонитесь. Не собираюсь я ничего делать. Сейчас, во всяком случае. Видел уже эти прелести… ничего нового. Всего лишь хочу удостовериться, что не ошибся и это действительно Марылька, а не хлопец, весьма похожий на знакомую мне панночку… Чего только в мире ни случается! Аллах Всемогущ, и люди, сделанные по его подобию, бывают невероятно похожи один на другого. Но, - он чуть-чуть приподнял ладонями груди девушки, словно взвешивая, - теперь уже никаких сомнений. Остались одни только вопросы…
        Мнимый купец оглядел нас по очереди и снова остановил взгляд на Олесе-Марысе. При этом, словно в рассеянности, продолжая играть с ее сосками. Девушка вздрагивала, но и не пыталась отстраниться. Впрочем, ей бы все равно это не удалось.
        - Может, для начала ясновельможная панночка объяснит, как она оказалась в компании этих разбойников? И не в плену, а в виде равноправной компаньонки. Вернее, друга и товарища. Если они доверили тебе хранить то, что собирались продать за огромные деньги? О! Уважаемые, а вы хоть догадывались, что с вами путешествует переодетая девица? Ладно… Не трудитесь… Думаю, нет. Иначе она бы до сегодняшнего дня вряд ли дожила. Насколько мне известны привычки Ворона - насиловать юных красоток ублюдок любил даже больше, чем деньги. Говорят, собственную невесту и то взял силком, а потом ватаге на потеху отдал. Или продал… М-да… Никогда не понимал христиан. Крест на пузе, добродетель на словах и неимоверная гнусность на самом деле. Как будто Аллаху можно застить глаза молитвой или притворным раскаянием… Ладно - это философский вопрос и не совсем уместен. Вернемся к конкретным делам.
        Сын Дауда хмыкнул и вытащил кляп изо рта девушки.
        - Говорить будешь ты, услада моих глаз. Только не вздумай врать и юлить. Надеюсь, панночка Марыся, еще не забыла, какой я в гневе?
        Глава тринадцатая
        Люди добрые… Это что ж такое творится? Кого не повстречаю - не человек, а китайская шкатулка… или матрешка. Кому как больше нравится. Обязательно не те, за кого себя выдают. Один только Полупуд пока без сюрпризов. Да и тот, если вдуматься - происхождения неизвестного, выкуплен у цыган грудным младенцем, значит - может оказаться кем угодно. Хоть наследным принцем Мадагаскара. Зато с другими сплошной калейдоскоп. Типун - был разбойником, оказался казацким разведчиком. У кошевого Серка тайн, как на одноименном псе блох. А Олеся и вовсе всех перещеголяла… То есть - Марыся.
        - Я всё сделала, что господин Якуб-ага велел. Кошевой запорожцев весточку получил… Больше я при них ничего говорить не стану… - голос девушки заметно дрожал, но тем не менее сказано было весьма решительно.
        - Какая самоуверенность… - взмахнул широкими рукавами халата турок. - Если я захочу, ты - лебедушка златокудрая, не только заговоришь, а споешь и спляшешь. Нагишом и на битом стекле… Но сейчас я склонен согласиться. Действительно, лучше послушать ваши рассказы по отдельности. Не зная, что говорит другой, авось, поостережетесь слишком явно лгать. И мы быстрее доберемся до истины…
        Ибрагим плеснул в ладони и указал на девушку заглянувшим в комнату слугам.
        - Отвести в другую комнату. Не развязывать. Ни о чем не спрашивать. Рот заткнуть.
        Дождался, пока уведут Олесю, и подошел к Типуну. Подумал немного, потом вытащил из его рта кляп.
        - Это такое твое купеческое слово? - возмущенно произнес казак, как только смог говорить. - Думаю, твой достопочтимый отец Дауд сейчас очень опечален, глядя с небес на своего непутевого сына.
        - Обойдемся без пышных фраз, гяур… - поморщился турок. - И не пытайся меня оскорбить. У тебя ничего не получится. Я сирота, и отец у меня, как и у всех правоверных, один - Аллах. А для него вы - пыль, тлен и мусор. Тем более что ты первым решил меня обмануть. Разве не так? Где ключ?
        - За пазухой… - неожиданно спокойно ответил кормщик. - Возьми.
        - Как, даже не попытаешься соврать? - удивился турок, осторожно, словно казак мог пригреть там змею, запуская руку в разрез рубахи.
        - Я не знаю, что ты себе придумал и почему… но я не собирался тебя обманывать, Ибрагим. И принес ключ, как договаривались.
        Торговец промолчал, внимательно присматриваясь к ключу. Потом вынул из-за пояса какую-то коробочку. Вставил в нее ключ, как в замочную скважину, и повернул. Коробочка громко лязгнула, открываясь.
        Не понял? Ведь запорожские кузнецы должны были сделать ключ только похожим на настоящий, а не скопировать. Или тут допуски «плюс-минус слон», или я чего-то не понимаю. Но это и к лучшему. Окажись в руках басурмана нерабочий экземпляр, на этом вся хитромудрая комбинация и закончилась бы.
        - Гм… Действительно тот самый, - с некоторой растерянностью пробормотал турок, испытующе поглядывая то на меня, то на кормщика, а потом произнес вслух мои мысли: - Ничего не понимаю.
        - Может, я смогу объяснить? - все таким же ровным голосом предложил Семен. - Если поделишься сомнениями… типун мне на язык. Потому что я тоже пока ничего не понимаю. Вроде же сговорились обо всем, по рукам ударили. И вдруг вот такой вертун[33 - Водоворот (разг.).] образовался на тихом плесе… Неужто и впрямь подумал, что обмануть хочу и ключ не отдам? Но в чем моя выгода? Ты же купец, объясни.
        - Пока не проверил… ни на минутку не сомневался. А теперь и в самом деле, не знаю, что и подумать. Может, действительно утонул Ворон, а прежде того - хвала Аллаху, успел тебе тайну доверить?
        Семен только хмыкнул.
        - А как по-другому? Был бы жив атаман, меня бы здесь не было. Делиться Ворон не любил. Сам бы с товаром к тебе пришел.
        - В этом я как раз и не сомневаюсь… Но вот какой именно смертью погиб лихой атаман? Точно ли утонул, а не… к примеру, испустил дух в руках палача?
        Собеседники вели разговор в таком спокойном и доверительном ключе, что закрой я глаза, мог бы с легкостью представить себе их сидящими за достарханом, как давеча в Верхнем городе. Хотя нет, не получилось бы… Слишком сильно затекли вывернутые назад руки, и в плечах уже жгло, как огнем.
        - Тогда в чем твое сомнение, уважаемый сын Дауда?
        Турок ответил не сразу. Вертел недоверчиво перед глазами таинственный ключ, словно ожидал, что тот заколдованный и сейчас возьмет да исчезнет. Но тот ничего подобного не делал, и вел себя, как подобает обычному куску бронзы. Тогда купец тоже сунул его в кармашек на поясе.
        - А в том, что подсылами Урус-шайтана я вас считаю… гм, считал.
        - Ого! - присвистнул Семен. - С чего бы это? Да и как? Попадись я запорожцам в руки, давно бы раков в Днепре кормил. Типун мне на язык. А чтоб веселее было тонуть, казаки бы вместе со мною в мешок пару котов засунули. Или тебе не известно, как на Сечи харцызов привечают?
        Турок опять помолчал. Похоже, мысли его разбегались, и приходилось тратить время, чтобы как-то собрать их вместе. Он даже на то место, где стоял достархан, оглянулся. Но слуги унесли все, до последней крошки. Только темные пятна на ковре указывали, что здесь пролили вино.
        - Да, когда мои слуги расспросили у местных рыбаков про кормщика Ворона, и все приметы, вплоть до бессмысленной присказки, сошлись - я тоже было успокоился… Пока панночку с вами не увидел.
        Хасан Ибрагим ибн Дауд поскреб подбородок.
        - Ну-ка, привстань на цыпочки. Сниму с крюка. Развязывать пока не буду. И давай без глупостей. А то на этом наш разговор и закончится.
        «Не понял? А я? А меня?!»
        Мысли трансформировались в мычание и привлекли внимание Типуна.
        - Хлопца тоже сними, - попросил Семен, демонстративно смирно усаживаясь под стеной. - Чего зря мучить? Уж кому-кому, а ему и вовсе ничего не ведомо. Одна вина - посчастливилось уцелеть вместе со мною в ту страшную ночь, когда байдак затонул. Вот я и решил при себе его держать. Сложить наши удачи вместе. Да, видимо, у обоих запас вышел.
        Ибрагим подошел ко мне и помог снять руки с крюка. Для этого пришлось хорошенько потянуться, и я снова не сдержал стона.
        Блин! Больно как. Никогда не думал, что такая простейшая штука может доставлять столь жуткие муки. Теперь понятно, почему средневековые палачи так любили дыбу. И в самом деле, не надо ни огня, ни клещей, достаточно повисеть вот таким макаром пару часиков. Сразу язык развяжется.
        Не знаю, как Семен, а я уж наверняка какое-то время буду не боеспособен. Разве что пнуть или подножку сделать.
        - Так вот… когда увидел с вами Марыльку… которую сам же и посылал к… - турок запнулся. - Впрочем, это неважно. В общем, нигде, кроме как на Сечи, вы панночку встретить не могли. А раз так - то и сами оттуда идете. Скажешь, не так?
        - И да, и нет… - пожал плечами Типун, слегка поморщившись. - Потому что подвернулась она нам не на Сечи, но, врать не стану, неподалеку от нее… Вернее, это именно она подобрала нас в свою лодку, когда мы с Петром плыли вниз по течению, верхом на топляке. Назвалась Олесем.
        - А вы… тертые, ушлые, видавшие всякое и разное - не поняли, что это ряженая девица? - недоверчиво хмыкнул турок.
        Кормщик пожал плечами второй раз. Похоже, казак под видом разговора разминал плечи. Я бы и сам с удовольствием проделал то же самое, но не хотел привлекать внимания. Оказалось, узел на веревке не сильно затянут. Видимо, в расчете на то, что в подвешенном состоянии человеку все равно не освободиться. Кисти занемеют, и пальцы потеряют чувствительность. Не то что узлы нащупать, сами себя ощущать перестанут.
        - Почему не поняли? - третье движение плечами. - Поняли… типун мне на язык. Только не сразу… Видишь ли, Ибрагим, мы же не на ярмарочной площади повстречались, а в тот же день после того, как сами чудом выжили. И найдя такого же… едва живого горемыку, не стали лезть в душу с расспросами. Свела судьба - и ладно. Нам же не под венец идти и детей вместе не крестить, а только до ближайшего города добраться…
        Купец не перебивал и даже кивнул пару раз, соглашаясь с казаком, что, мол, да, похоже на правду.
        - Но ты прав. Тайна сама открылась через день… Когда люди долгое время находятся в одной лодке, природа свое берет… типун мне на язык. Девчонка долго терпела, все намекала, что не худо бы к берегу пристать… Ноги размять, у костра погреться… Но мы не соглашались, а прямо сказать и на своем настоять она не решалась. Но пришел конец терпению. Не выдержала… Рассказала, что она не Олесь, а Олеся. Что сирота и бежит от казаков, которые казнить ее хотели. Поэтому и переоделась парнем. Да оно и сподручнее в дороге. Верно говорю, Петро?
        Пользуясь моментом, я тоже пожал плечами и кивнул. Заодно уселся удобнее.
        - Вот… - продолжил Типун. - Ну, а нам какая разница, от кого и куда бежит? Как и то, что она девкой оказалась. Устали и изголодали так, что не до глупостей. А потом я подумал, что неспроста Господь устроил нам эту встречу, и теперь мы должны держаться друг за дружку. Ведь и у нас с Петром никого на всем свете нет… А беда - она, Ибрагим, знаешь ли, вернее застолья людей объединяет. Вот и весь мой сказ… О том, что доподлинно знаю. Обо всем остальном ты больше моего ведаешь… коль другим именем ее называешь, а она - не перечит.
        - Гм… Складно говоришь, - почесал подбородок турок. - Что ж… Ладно… Погодите чуток. Схожу, Марыльку расспрошу. Если панночка подтвердит - вернемся к прежней беседе. Не обижу… Даже за урон и оскорбление достоинства немного добавлю. Не жалко. Но если…
        Мнимый торговец кожами угрозу не договорил, а вместо этого выразительно чиркнул ладонью по горлу. Секир башка, мол. А по-нашему: «бритвой по горлу и в колодец».
        - Мне спросить можно? - остановил его Семен. Казак перед этим пару раз украдкой взглянул на окно, и я подумал, что он специально задерживает Ибрагима в комнате.
        - О чем?
        - Олеся… гм, Марыся… рассказывала нам, что ее к казакам посылал один купец из Кафы. Который купил на невольничьем рынке не только ее саму, но и всех младших сестер. Тоже врала, чтобы разжалобить, или правду сказывала?
        Услышав вопрос кормщика, турок как-то подобрался, оскалился и даже непроизвольно положил руку на оголовье сабли.
        - А что еще она вам говорила? Зачем тот купец ее на Сечь посылал, тоже рассказала?
        «Вот оно что! Как же я сразу не сообразил? Если наш торговец и тот купец - один и тот же человек, то выходит… Выходит, что агент османов работает как минимум на две стороны. Вашим, так сказать, и нашим… И как любой двойной агент совершенно не горит желанием, чтобы об этом стало известно кому-то еще. Тем более туркам. Чертов Типун! Чтоб у тебя и в самом деле типун на языке выскочил! Выкрутились, называется! Теперь нам точно кранты, и к гадалке не ходи!»

* * *
        Распахнувшиеся с треском двери и влетевший в них вперед спиною чернокожий слуга стали лучшим ответом на мой невысказанный упрек. Понятно, зачем Семен тянул время. Ждал, пока Полупуд выполнит свою часть работы.
        А вот хитро… мудрый сын Хасана, похоже, подобного поворота не ожидал. Потому что сперва с изумлением воззрился на растянувшегося навзничь негра, а после - уставился на шагнувшего в комнату казака, как на шайтана. Собственно, - изгвазданный с ног до головы в сажу или мазут, жирно отблескивающий в свете масляных ламп - Полупуд выглядел весьма живописно и на упомянутого черта походил как нельзя лучше. Особенно впечатляли широко оскаленные в широкой улыбке белые, крупные зубы. В одной руке запорожец сжимал пистоль, и судя по тому, что звука выстрела я не слышал, все еще заряженный, а второй - волочил за воротник того самого, страшного рожей привратника.
        Словно мимоходом пригрозил пистолем схватившемуся было за саблю турку, метко пнул носком сапога в висок пытающегося подняться негра - после чего тот улегся на спину и окончательно расслабился. А Василий, для верности, бросил поперек него и второго слугу. Тоже совершенно безучастного.
        - Почему так долго? - недовольно проворчал Семен. - За смертью тебя только посылать… типун мне на язык.
        - Ты кто такой?! Как сюда попал?! - возмутился Ибрагим. - Да я тебя…
        - О, совсем забыл… Извини, уважаемый… - развел руками Семен (а я думал, что один такой умный и пытаюсь развязаться). - Забыл сказать, что нас, помимо Марыси, не двое, а трое. Ну так я не купец… Считаю плохо.
        - Трое?
        - Марыси?
        Не, в Типуне, явно ораторский талант пропадает. Удивить одной фразой и врага, и товарища надо еще уметь.
        - Наша Олеся, оказывается, не совсем Олеся… А даже совсем не Олеся… - попытался объяснить я Василию, потому что он, как настоящий друг, первым делом освободил меня от уз и кляпа. Но, судя по его взгляду, получилось не слишком понятно.
        - Это Ибрагим ее на Сечь отправил, Серка предупредить. И она - на самом деле Марылька. А еще - турок назвал ее панночкой. И он не Ибрагим, а Якуб-ага…
        Взгляд запорожца не только не прояснился, а и вовсе помутнел. Но уточнять Полупуд не стал. Дернул щекой, мол, потом разберемся, и повернулся к Типуну.
        - Так вы успели сторговаться, или я помешал?
        - Не знаю, что и сказать…
        Семен зря времени не терял, и теперь Ибрагиму пришлось на себе почувствовать, какие ощущения испытывает человек, подвешенный на крюк. Правда, казак проявил снисхождение и выворачивать руки за спину ему не стал.
        - Совсем было поладили, когда уважаемый сын Дауда, похоже, решил получить нужную ему вещь даром. Нагородил целую кучу всяких несуразностей. Подсылом запорожцев меня вырядил. Нашу дивчину обозвал Марысей. И вообще… такого нагородил, совсем кучи не держится. Что с людьми жадность делает? А ведь могли разойтись по-хорошему… типун мне на язык.
        Всю эту ахинею Семен нес исключительно ради турка, и он ухватился за нее, как за спасительную соломинку.
        - Не будем торопиться! Я заплачу дороже! Ну, ошибся. Погорячился… С каждым случиться может?
        Похоже, Ибрагим все еще не понимал, с кем имеет дело, и принимал нас за обычных ловцов удачи. Тех, кто не верит ни в черта, ни в Бога, ни в Аллаха с шайтаном, а только в звонкую монету. И чем толще кошелек, тем крепче вера. Всего лишь более умных или удачливых, чем обычно. Из-за чего его ловушка не сработала. То есть, образно говоря, в паутину попались не мухи, а парочка шершней. И теперь уже пауку надо соображать, как извернуться, чтобы уцелеть. Вот он и начал торговлю соответственно своей личине.
        - Я не думал обманывать. Клянусь Аллахом. Сам опасался быть обманутым. А это плохо для торговли. Слухи быстро распространяются. И каждый подумает: если те могли обмануть Хасана, то почему мне нельзя?
        - Забавно… Ты слышишь, Василий? Типун мне на язык… Интересно, Ибрагим, а у себя в лавке ты покупателей тоже связываешь и угрожаешь им пытками, чтобы подороже продать, если они торговаться начинают?
        Типун так брякнул, почти в шутку, но Ибрагим промолчал. Что можно было принять как согласие. Мол, таки да… В торговом деле всяко бывает. И связываю, и угрожаю…
        - Вот как? И во сколько же ты ценишь оскорбление, нанесенное моим товарищам? - поторопился вернуть разговор в прежнее русло Полупуд. Совсем уж бесшумно войти в дом не получилось. И если кто-то из соседей услышал - могли и стражу позвать. Так что приступать к главной теме разговора, ради которой все и затевалось, следовало как можно быстрее.
        - Десять талеров сверх оговоренной суммы…
        - А не мало? - запорожец картинно всплеснул руками. - За попранное честное имя кормщика, который известен крепостью своих слов каждому нетяге[34 - Не имеющий своего тягла (скотины). То есть бедный, безземельный человек, живущий наймом или случайным заработком (стар.).] по всему Днепру от истоков и аж до Черного моря, ты готов накинуть тельную корову или не слишком старого вола? Отлично!.. Типун, забирай ключ и пойдем. Думаю, если поспрашивать, то на такой товар найдется и другой купец.
        - Стойте! - аж взвизгнул турок и задергался на крюке, словно ему жару в сапоги насыпали. - Вы ничего не понимаете! Если уйдете - ни гроша не получите! Этот ключ больше никому не нужен! Только я могу за него заплатить!
        - Действительно?
        Семен вытащил у турка из-за пояса ключ и шкатулку. Кошель, весьма увесистый даже с виду, подержал в руке, подумал и засунул обратно. Мол, гляди, какие мы честные - нам чужого добра не надо. Но и своего за «так» не отдадим.
        - Ну, тогда объясни, что это за штуковина такая, что ты за нее убить готов… Ворон - за большие деньги продать собирался… А на самом деле - оказывается, оно никому не надо… Разве так бывает? Ключ он ведь что-то открывает, верно? Сундук, дверь… И что? Там пусто внутри? Совсем ничего ценного? Василий, тебе не смешно? А я уже смеюсь… типун мне на язык.
        Говоря все это, кормщик вертел заветным ключом перед глазами турка, словно дразнил, подманивал. Как подергивают удочкой, когда щуку на блесну ловят. И зубастая не удержалась, заглотнула наживку.
        - Нет, нет… Клянусь головой пророка Магомета. Этот ключ действительно важен только для того, кто знает, к какому замку он подходит. Для всех остальных - это всего лишь кусок бронзы.
        - Правда? - Типун переглянулся с Полупудом. - Гм… Это меняет дело. Но тогда есть другая возможность решить вопрос. Ты говоришь нам, где та, потайная дверь или сундук, а мы - взамен, оставим тебе жизнь.
        - Погодите, панове… - я тоже решил поучаствовать в разговоре. Тем более что как раз подошла пора моей реплики. - А откуда нам знать, что купец не обманет? Я бы назвал любой дом в первом пришедшем на ум городе, лишь бы подальше отсюда, и всё… Идите, ищите.
        - Тоже верно… - согласился Полупуд. - Молодец, Петро, смекнул. Что ответишь на это, купец?
        - Ничего не получится… - насупился Ибрагим, который, похоже, обдумывал именно такой вариант. - Я мог бы соврать, как правильно заметил этот не по годам многомудрый юноша, но не стану.
        - Разумно, - одобрил Полупуд, попутно треснув кулаком по затылку зашевелившегося было привратника. От души. С его стороны проблем теперь можно долго не ждать. - Нет такого человека, который смог бы выдержать вдумчивую пытку. Правда и искренность - лучший способ сберечь здоровье до старости.
        Ибрагим беспокойно поерзал. Поводил по стенам глазами, но казаки ждали объяснения, и он неохотно продолжил:
        - Я не стану врать потому, что сам ничего не знаю. Ключ меня попросил купить Ахмет Салах ибн Керим. Большой человек в Стамбуле. Доверенное лицо и правая длань великого визиря. Только он знает истинную цену этой безделице. Но его не каждый правоверный может увидеть, а вам - гяурам, и вовсе никогда с ним не встретиться. Разве только на плахе. Так что знание это для вас бесполезно. Поэтому повторяю: за ключ вам никто, кроме меня, не заплатит. Давайте успокоимся, забудем прежние распри и вернемся к торгу. Я - погорячился, вы - ответили. Ну и квиты… Хорошо? Мы же не дети… Можем договориться так, чтобы все остались довольными. И как знать, еще пригодиться друг другу…
        В голосе купца-шпиона послышались торжествующие нотки. Мол, вот так. Думаете, вы меня поймали? А это я вас за горло держу. И никуда не денетесь. Соглашайтесь, пока не передумал.
        Турок так восхитился своей значимостью, что позабыл о самом простом решении вопроса. О котором я тут же не преминул ему напомнить. Чтобы знал, сволочь, как в другой раз людям руки выворачивать.
        Подошел и совершенно бесцеремонно пошарил у купца за поясом. А чего, я человек простой, не дворянских кровей, пажеских корпусов не заканчивал… Потом не погнушался и сунул руку за пазуху. Результат - два кошелька вполне увесистых и один медальон. Странная, к слову, штука для мусульманина. Кольца, браслеты, серьги, хоть в носу - вполне распространенное украшение, а вот медальон с изображением - не из той оперы. Не вяжется с обликом правоверного, как и отправка тайного послания кошевому запорожцев от турецкого шпиона.
        Объяснять турку, что означают мои манипуляции, объяснять не пришлось - сам сообразил. Зачем нам торговаться или искать покупателя на проблемный товар, если мы можем просто взять деньги. А сам ключик, например, выбросить от греха подальше.
        - Вы же сказали, что не грабители?! Что хотите только свое получить! - закричал Ибрагим, вконец расстроившись, даже не соображая, насколько нелепо звучат его слова в данной ситуации.
        - Поздно спохватилась, милая… Надо было подол придерживать до того, как тебя поимели… - Отчего-то мне показалось уместным именно такое сравнение. Судя по спаренному хохоту - шутку юмора оценили оба казака. А оценив, вспомнили о нашей спутнице.
        - Не понял? - Типун с удивлением посмотрел на все еще распахнутые двери. - А Олеся где? Полупуд, ты девчонку не встречал, когда к нам шел? Ее вроде где-то там слуги Ибрагима держать должны.
        - Не, - мотнул головою Василий. - Я все комнаты проверил. Слуг пересчитал. Ровно шестеро. А девиц между ними не было. Ни нашей, ни какой-либо иной…

* * *
        Пусть и не совсем по-настоящему, а как будто играя в поддавки (но мы же об этом не знали), я спас Олесе жизнь. Да и дальнейшие события подразумевали отношения несколько ближе обычного знакомства. Не мною придумано, что мы в ответе за тех, кого… Хоть и не своя еще, но и не чужая уже. Так что если Полупуду и Типуну по большому счету было наплевать на девушку, впрочем, как и на весь остальной женский род, - я за Олесю волновался. Тем более с детства приучали: слабый пол надо защищать, уступать место, пропускать вперед…
        - Схожу, поищу ее? Пока вы с купцом договариваетесь…
        Казаки не возражали, зато турок оказался другого мнения. Не понравилось, наверное, басурману, что я с его деньгами уйду. А вдруг не вернусь? Возьму и тоже пропаду. Вряд ли Хасан сильно обеднеет из-за потери двух кошельков, но натуру не изменить.
        - Не надо ее искать, пан казак… Никуда Марылька не денется. Даже если и сбежала панночка сдуру - вскоре сама вернется.
        - Гм… - не нравилась мне его уверенность. - Вот как? Позвольте усомниться… уважаемый Ибрагим. Откуда вам знать, что у нее на уме?
        Турок поморщился, не хотелось правду говорить, но ничего не поделаешь.
        - Потому что, пока ее младшие сестренки у меня, панночка будет шелковая и ласковая, как собачонка. Уверяю вас…
        «Сука! Порву, как тузик грелку! Всю жизнь на аптеку работать будешь! Петух гамбургский… Но это потом. Сперва - дела государственные!»
        - Ну тогда, уважаемый Хасан Ибрагим ибн Дауд… или мне лучше называть вас Якуб-ага?.. мы возвращаемся к предыдущему вопросу…
        Для пущей эффектности я сделал театральную паузу.
        - Зачем подданный султана посылает вести кошевому запорожцев о готовящемся нападении на королевство Польское? Мы еще могли бы понять, если бы это был обман. Но ведь в Стамбуле и в самом деле готовятся к большому походу. Странно, не правда ли? И не менее интересно, что бы на это сказал наместник Великой Порты в здешних землях, если бы какая-нибудь излишне говорливая птичка прочирикала ему об этом на ушко?
        Лицо турка темнело с каждым произносимым мною словом. А под конец соответствовало выражению «краше в гроб кладут».
        - Отчего-то мне кажется, что Искандер-паша захочет узнать правду, так сказать, из первых уст. А уж его палачи сумеют разговорить любого. Доводилось слышать, что султан посылал своих заплечных дел мастеров учиться у китайцев. А уж живодеры Поднебесной империи в деле спроса не знают себе равных. Еще бы… Цивилизация Китая на пять тысяч лет старше остального мира. Во всяком случае, так утверждают желтолицые. Вполне достаточно, чтобы успеть научиться многим вещам.
        Похоже, я увлекся. Потому что квадратными глазами на меня смотрел не только Ибрагим, но и Полупуд с Типуном. Надо срочно отыграть взад.
        - Это кто сейчас говорил? - я обвел присутствующих недоуменным взглядом. При этом усиленно моргая, как человек, вырванный из сна.
        - Ты… - купился Типун, а несколько свыкшийся с моими причудами Полупуд многозначительно покивал и сочувственно спросил:
        - Опять накрыло?
        Я потер виски и в свою очередь поинтересовался:
        - Хоть важное что сказал?
        Казаки переглянулись и синхронно помотали головами.
        - Непонятно говорил, словно на чужом языке. Слова похожие на наши, а о чем - непонятно. Китай какой-то упоминал.
        - Это на юго-востоке, - уважительно посматривая в мою сторону, объяснил купец. - Огромная страна. С желтыми людьми. О ней мало кто знает. Знатный шелк оттуда везут, чай, перец… и еще много разных дивных вещей. Которых нигде больше нет. Ни в Индии, ни в Персии… Вот уж не ожидал, что гяурам о Поднебесной империи тоже ведомо.
        - Ты, Ибрагим, лучше отвечай, о чем спрашивают… типун мне на язык, а не заговаривай зубы небесами… - казак вынул из крепления факел и поднес его к лицу турка так близко, что тот не выдержал и отшатнулся. - Это правда?
        - Уважаемый, - поморщился шпион, то ли от жара, то ли от неточности вопроса. - Мы о стольких вещах переговорили, что я затрудняюсь ответить… Что именно?
        - Что ты посылал Серку весточку.
        Хасан вздохнул, но сказав «а», очень трудно остановиться и не сказать «б». Тем более девушка молчать не будет. Ей это ни к чему. Наоборот даже…
        - Да… - словно вздохнул. - Посылал… Но это совсем не то, о чем вы подумали…
        Я чуть вслух не заржал. Так повеяло от этих слов современными фильмами. Сдержался…
        - Положим, ты не можешь знать, о чем мы подумали. Но раз уж начал, объясни…
        Как-то незаметно допрос перешел в мои руки, и никого это почему-то не удивило. Казаки слаженно помалкивали, а турок теперь глядел только на меня, словно никого больше в комнате не было. И, прежде чем ответить, Хасан пытливо всматривался мне в глаза. То ли меряясь силой взгляда, то ли решая что-то, важное для себя. И решился.
        - Я не шпионю на Порту и не тайный агент казаков… Я обычный торговец. Но человек, которого я называл раньше, тот самый - Ахмет Салах ибн Керим… Он знает обо мне нечто… - турок сглотнул, дернул щекой и опустил глаза. - Я ни в чем не могу ему отказать. Любое его слово для меня приказ… Иначе…
        - И это он велел тебе известить казаков о походе? - уточнил я недоверчиво. - Доверенное лицо великого визиря?
        - Не совсем так… - признал купец. - Эфенди приказал предупредить короля… Но Краков далеко… Да и ляшская шляхта к купцам относится без доверия. Передай я весть через своих партнеров - на их слова никто бы внимания не обратил. Другое дело, если вести в столицу придут с Сечи. Ляхи казаков не любят, но в воинской доблести не сомневаются. И донесению кошевого поверят безоговорочно.
        - Разумно… - согласился я. - В это можно поверить, уважаемый Хасан. И, раз ты уже начал говорить правду - не останавливайся. Поведай тайну ключа…
        - Аллахом клянусь! - вскричал тот. - Пусть Иблис пожрет мою душу, и я никогда не смогу возродиться в райских садах. Я сказал все, что знал!
        - А головой пророка Мухаммеда поклянешься?
        Полупуд одобрительно хмыкнул. Оценил, что я запомнил его слова о том, что нет для мусульманина более страшной клятвы.
        Но купец ни секунды не мешкал. Видимо, и в самом деле правду сказал.
        - Клянусь…
        - Что ж… верим. Отсюда следующий вопрос: жить хочешь?
        Вопрос, конечно, чисто риторический. Вряд ли найдется человек, который ответил бы на него отрицательно. Все хотят жить…
        - Да… Ну, тогда, уважаемый Хасан, тебе придется кое-что сделать взамен.
        - Все что угодно… - быстро согласился торговец кожами. Как по мне - слишком быстро. Казаки тоже почувствовали это и недовольно заворчали. А нет, это очухался слуга, и запорожцы занялись им.
        - Говори, что надо…
        - Ничего особенного. Всего лишь два письма…
        Похоже, эта моя идея стала неожиданностью для всех. Ну да, что обыденно для человека из мира поголовной грамотности, то никогда не придет на ум тем, кто письму не обучен. Они бы заставляли пособника шпиона клясться на Коране, землю есть или еще чего, понадежнее. А взять банальную расписку о сотрудничестве - ни за что бы не сообразили.
        - Петро… - Василий ткнул меня кулаком в спину. - Не до баловства сейчас.
        При этих словах у турка на мгновение мелькнула в глазах искра надежды, но при взгляде на меня тут же и погасла.
        - Какие еще письма?
        - О, ничего сложного, - заверил я купца как можно беспечнее. - Первое - кошевому Серку. С той самой вестью, о которой ты предупреждал казаков через Олесю. И не надо морщиться. Это для твоей же пользы… Вдруг Урус-шайтан не поверил девке и ничего не передал не то что королю, а даже польному гетману извещения не послал. А вот когда мы письмо на Сечь доставим - тут уже никаких сомнений не будет. Смекаешь?
        Турок скривился так, словно я ему в рот раздавленный лимон засунул. Ох, как ему не хотелось этого делать. В отличие от необразованных запорожцев, Хасан понимал, «что написано пером - не вырубить топором». Посылай он к казакам хоть сто гонцов - от всех отбрехаться можно. Первый раз, мол, вижу. Навет и напраслина… А от собственноручно написанного, да еще и именным перстнем запечатанного - так просто не отмажешься.
        - Не морщься… Ты же умный. Должен понимать, что такое письмо у нас за пазухой - гарантия того, что, очухавшись, ты не вышлешь погони. Значит, и убивать тебя нет смысла.
        Я помолчал немного, давая осознать купцу смысл сказанного. А когда тот кивнул, продолжил:
        - Вот и договорились. А второе письмо напишешь тому самому доверенному лицу великого визиря. Мол, посылаешь нас к нему. Потому что доверяешь, как себе… или, что мы уперлись и не хотим через посредника торговать. Это уже на твое усмотрение. Я даже читать не буду… Оно нам вместо охранной грамоты в Стамбул. Куда мы, как твои гонцы или клиенты, отправимся. И опять-таки с обоюдной пользой. Потому как мы ключ заказчику доставим… Даже не сомневайся. А уж как там торг дальше пойдет - тебя не касается. Верно?
        Турок опять кивнул. Он явно что-то задумал, но в чем подвох, я пока понять не мог.
        - Да, это очень мудро придумано. Я напишу вам письма. Только в этой комнате нет ни перьев, ни чернил. Либо принесите всё сюда сами, либо - ведите меня в кабинет. Он за той дверью…
        Ибрагим указал взглядом на боковую стену, где, как я считал, находилось окно.
        Глава четырнадцатая
        Дурных нет, ибо, как сказал Типун, усе повыздыхали… Прежде чем перевести Хасана в кабинет, мы с Полупудом внимательно осмотрели комнату. Действительно - кабинет. Большой письменный стол. Несколько книжных шкафов. Книг только мало, все больше вазы, статуэтки и какие-то свертки. Окно одно… большое. Но закрыто ставнями. Не выпрыгнуть. Больше никаких дверей и ниш. Даже ковров и гобеленов самый минимум. Один… изображающий пастушку, играющую на свирели, и отару овец, внимательно слушающую ее музицирование.
        Наученный кинематографом, я даже под стол залез. Но никакого приклеенного снизу к столешнице пистоля или арбалета там не нашел. Даже ножа для разрезки бумаги. Которой имелась небольшая стопка, а также - тяжелая бронзовая чернильница и стаканчик для перьев. Я читал, что ниндзя может использовать любой предмет как оружие, но сильно сомневаюсь, что торговец кожами проходил у них обучение. И бросится с чернильницей на троих… ладно, двоих вооруженных до зубов казаков. Один из которых в одиночку справился со всей его охраной.
        - Можно…
        Василий проследил за моими манипуляциями и пожал плечами.
        - Да не боись, Петро. Я его за воротник держать буду. Не сбежит.
        Ну, если так, тогда я спокоен.
        Турок сразу пошел к столу, сел, размял немного затекшие кисти… Этому я не удивился, на себе испытал. Потом пододвинул к себе лист бумаги и взялся за перо.
        - Я готов…
        - Готов, пиши… О чем, мы тебе сказали, а как - сам придумай. Особенно то, которое помощнику визиря.
        В общем-то, содержание писем было не столь важным, как то, кем оно написано и кому адресовано. А самое главное - печать. Зуб даю, в мире поголовной безграмотности, кто бы ни остановил нас по пути - вряд ли сможет прочесть, что именно там написано, а вот большая сургучная печать или восковая… со всевозможными вензелями - произведет надлежащее впечатление. Кстати, о печатях… Если купец не сам по себе, а доверенное лицо… гм, другого лица… Так где же она, эта самая доверенность?
        Ладно, не будем спешить, пусть сперва хоть что-то сделает.
        - Подлинность сего послания удостоверяю собственной подписью… член торговой гильдии города Кафы… - прочитал я вслух, поглядывая через плечо турка. Дождался, пока он нарисует заковыристую подпись, и взял лист со стола.
        Так, послание турецкого купца кошевому запорожцев есть… Именно благодаря этому я и смог прочитать написанное. Кстати, сделал это нарочно. Турецкого я не знаю, но видя мою грамотность, Хасан явно халтурить авось поостережется и ничего лишнего в письме не напишет.
        И тут меня снова удивил Семен. Встал рядом и, шевеля губами, как это делают люди малограмотные, но все же обученные чтению, стал бормотать что-то по-турецки, по мере того как двигалось перо по бумаге.
        Купец бросил на него косой взгляд, но от работы не отрывался. Похоже, и в самом деле не собирался ничего подстраивать. Писал, что велено.
        - Готово…
        Хасан положил перо и подвинул ко мне лист.
        - Я выполнил свою часть уговора. Надеюсь, что и вы сдержите обещание. Кормщик Типун известен тем, что держит свое слово.
        - И это знаешь, - хмыкнул я. - Все о нас выведать успел? Чего ж тогда ваньку валял? Похоже, все-таки платить ты не собирался. Вот и сейчас хитришь…
        - Аллахом…
        - Перестань юродствовать! - рявкнул Полупуд. - Или я начну думать, что тебе вообще нельзя верить!
        - Но я же все сделал, как вы велели… - заелозил взглядом и голосом турок.
        - Всё, да не всё… - объяснил я, желая поскорее закончить эту часть и заняться поисками Олеси. - Сами по себе письма ничего не значат. Хороший писарь легко может подделать и почерк, и подпись. Печать!
        - Как…
        Полупуд кашлянул, и Хасан сдался…
        - А-а-а, купеческой гильдии… - он вздохнул с таким видом, словно мы только что ограбили его до нитки и сейчас пожелали снять даже исподнее. Посмотрел по очереди на каждого, будто ожидал, что кто-то сейчас ему скажет, что это шутка и печать нам без надобности. Потом вздохнул еще раз и встал со стула. - Она там… в шкафу.
        Купец кивнул назад и в сторону, противоположную окну. Тем не менее Полупуд, как и обещал, схватил его за шиворот, а я сместился так, чтобы быть между турком и окном. Семен - остался возле двери.
        Хасан словно и не заметил наших перемещений. Неторопливо подошел к шкафу, снял с полки одну из ваз… с узким, как у амфоры, горлом, потряс слегка и перевернул вверх дном. Но сделал это так неловко, что какая-то небольшая вещица выпала из вазы и не попала в подставленную ладонь, а упала на пол и покатилась под шкаф.
        Турок дернулся к ней, но поскольку Василий держал крепко, нагнуться не сумел.
        - Да что вы как дети, в самом деле?! - возмутился купец, дергая плечом. - Сами поднимайте, если так…
        Я шагнул вперед. Василий тоже разжал кулак и наклонился… Ему-то было ближе всех. Печать лежала почти рядом с ногой.
        Дальнейшее происходило, как в замедленной съемке…
        Когда Полупуд нагнулся достаточно низко, Хасан с силой опустил на затылок казака вазу. Затылок оказался тверже и выдержал, в отличие от вазы, с треском развалившейся на части. Но и для запорожца удар не прошел бесследно. Василий упал на одно колено и замотал головой…
        Хасан схватил с полки вторую вазу и запустил ею в меня. При этом он, видимо, сдвинул потайной рычаг, потому что весь шкаф, с виду невероятно громоздкий и тяжелый, практически беззвучно скользнул в сторону, открывая проем в стене.
        Не теряя ни одного мгновения, даже на то, чтобы пнуть казака, купец метнулся в темное отверстие и пропал с глаз, а шкаф в ту же минуту вернулся на место, загораживая проход.
        Секунды три, не больше… прошло с того момента, как печать выпала из кувшина, и вот такой неожиданный финал.
        - Стой! - закричал неизвестно кому Типун и бросился к шкафу, пытаясь если не сдвинуть его с места, то хотя бы выдрать полку. Но тот был сделан крепко. Без топора не разобрать.
        - Собака… удавлю… - пришел в себя Полупуд и присоединился к товарищу.
        Теперь дело пошло. Вряд ли рукам Василия могло противостоять что-либо, кроме цельнолитого куска железа. Да и то, если вспомнить, как легко казак сломал кандалы… Шкаф упирался, трещал, но поддавался.
        - Да успокойтесь вы! - пришлось прикрикнуть на обоих. Наверное, первый и последний раз в жизни. Таким взглядом одарили меня запорожцы, что я даже попятился. - Не нужен он нам больше. Пусть бежит… Баба с воза - коням легче.
        - Почему не нужен? - насупил брови Полупуд. - Очень даже нужен… На одну ногу наступлю, за вторую дерну и разорву, как жабу.
        - Он же стражу позовет… типун мне на язык. Или нет?
        Похоже, Семен начинал воспринимать меня всерьез быстрее, чем Василий.
        - Письма… - я показал оба листа. - Печать… - наконец-то поднял с пола предмет, выпавший из вазы. Им действительно оказалась печать. Похоже, имело место стечение обстоятельств… его величество случай. И на побег Хасан решился в самый последний момент.
        - Это все, что нам нужно. Имя человека в Стамбуле мы узнали. А эти бумаги - наш пропуск в Турцию и гарантия, что Хасан будет молчать.
        - Думаешь? - Полупуд не хотел так просто сдаваться. - Мне он показался более решительным.
        - Согласен… - поправка казака была уместной. - Я тоже думаю, что просто так он нас в покое не оставит и погоню организует. Тем более что думает, будто знает, где нас искать. Но это уже всего лишь его удача против нашей. И мы просто должны быть умнее басурмана…
        Такой ответ казакам понравился. Они даже усы пригладили. Мол, это уж наверняка. Куда голомозому с запорожскими рыцарями равняться.
        - Ну, тогда уходим. Не стоит задерживаться…
        - Погодите…
        Вот уж кого не ожидал, хотя и очень хотел увидеть.
        Олеся стояла на пороге комнаты, слегка запыхавшаяся от быстрого бега.
        - О, давно не виделись… типун мне на язык. Где пропадала… ясновельможная панночка?
        - Потом поругаемся… - отмахнулась девушка. - я не уверена, но кажется, дом оцеплен людьми Черноты.
        - Не уверена, что оцеплен… или - кем? - уточнил Полупуд.
        Казак, невзирая на лицо, не обезображенное интеллектом, мыслил чрезвычайно рационально.
        - Второе… - кивнула Олеся. - Я заметила как минимум пятерых. Все при оружии. Затаились и ждут… Надо уточнять, кого?

* * *
        Вечно так, задумаешь одно - а все вокруг кувырк, и прежние варианты побоку. Не зря древние греки любили приговаривать, что если хочешь рассмешить богов, то расскажи им о своих планах. И пяти минут не прошло, как держали за шиворот Хасана и собирались искать Олесю, а теперь - турок сбежал, девушка сама нашлась, да еще и с известием, что глава контрабандистов, которого даже в расчет не принимали, воспылал желанием увидеться с нами еще раз.
        Правда, известие Олеси только мне показалось важным. Разозленные бегством шпиона казаки даже обрадовались, что будет на ком зло сорвать. Переглянулись и решительно двинулись к дверям.
        Не, последнее время я тоже все чаще перехожу в разряд любителей подраться, но надо ж хоть иногда головой работать, а не только саблей махать.
        - Василий! Семен! Погодите…
        - А теперь-то чего? - проворчал Полупуд. - Ждать, пока и эти разбегутся?
        - Оно бы хорошо, конечно… - развел я руками, - но, боюсь, что так нам не повезет…
        Угадал. Еще говорил, а в двери дома уже стучали.
        - Хасан-ага! - донеслось снизу. - Это я - Чернота! Извини, что так поздно беспокою… Но наши друзья до сих пор не вернулись из города. Лодки на берегу… Опасаюсь, как бы чего не приключилось!
        - О как? - поскреб подбородок Типун. - Откуда такая заботливость?
        - Потому что дурни… - Василий недовольно дернул ус. - Не хватило ума хоть одну лодку на воду спустить. Вот Чернота и сообразил, что мы никуда не уплыли - значит, и Ворона ждать напрасно. А для него только это имеет значение. Пойду, переговорю…
        - Думаю… не стоит.
        Это не я, Типун остановил.
        - Почему?
        - Видишь ли, Василий… Как-то все слишком просто сложилось. Почему Чернота привел нас прямиком к Хасану? Я спрашивал - торговцев кожами в Кызы-Кермене несколько. Наш турок среди них не самый оборотистый. Но контрабандист о других даже не вспоминал. И прислуга Черноту хорошо знает…
        - И что?
        - А то, что в сговоре они могут быть. Или турок платит Черноте за таких, как мы.
        - Думаешь? - дернул ус Полупуд, а потом почему-то на меня посмотрел. Типун тоже. Даже Олеся, которая больше не произнесла ни слова, и та глядела в мою сторону.
        - Чего вы? Я что, самый умный? Но если мое мнение знать хотите, лучше бы Семен ошибался. Тем более что «рыбак» нам никаких писем не давал, а вот с городской стражей накоротке. Ввяжемся в драку - будем иметь дело не только с разбойниками, но и со стражниками.
        - Да… - Семену мои слова понравились больше, чем Полупуду и Олесе. - С Чернотой нам сейчас лучше не встречаться. Объяснить, куда делся хозяин, будет сложно… типун мне на язык.
        - Давайте уйдем не прощаясь. Василий, ты хотел сломать шкаф? Теперь это самое лучшее, что можно сделать. И чем быстрее, тем лучше.
        Казака упрашивать не пришлось. Набросился на мебель, как медведь с больным зубом. Только щепки полетели.
        Зря… Мог и потише.
        - Эгей! Хасан-ага! Что у вас там происходит?! Помощь не нужна?!
        - Либо ломайте быстрее, либо надо Черноту успокоить. Пока он весь город на ноги не поднял.
        Вообще-то я имел в виду - растолкать одного из слуг и, удерживая его под дулом пистоля, заставить выйти и поговорить. Лучше негра. Ночью по его лицу ничего не понять. Но Олеся решила иначе. Видимо, и у нее, как у Полупуда, накипело. Миг, и она оказалась около окна. Еще секунда - и створки распахнулись, а вниз полетела еще одна ваза. Не задался у них сегодня день…
        Внизу раздался звук удара, сдавленный стон и что-то тяжело, но мягко упало на землю.
        - Твою дивизию! Ты что творишь?!
        - Тихо же… - захлопала ресницами девушка.
        Интересно, как надолго. Если вырубила Черноту, то время есть, пока его люди приведут атамана в чувства. А если…
        Додумать до конца эту грустную мысль мне не дал ликующий вопль Василия.
        - Готово! Чтоб мне ни чарки горилки не выпить больше!
        Выпьет, вне всяких сомнений. Высившаяся на полу гора обломков, трухи и битой утвари, ранее бывшие шкафом, а главное - чернеющий в стене проем, из которого веяло подвальной сыростью - были этому лучшим доказательством.
        - Пошли… - Типун взял со стола подсвечник с горящими свечами и, держа его так, чтобы свет падал под ноги, шагнул в проход.
        Василий сгреб с полки несколько толстых свечей, зажег их и вручил по одной нам с Олесей.
        - Чего ждете? - проворчал таким тоном, будто это именно он весь вечер уговаривал всех воспользоваться тайным лазом, а мы до сих пор упираемся. - Идите за Семеном… Я еще задержусь чуток. Надо двери завалить…
        Мне даже в голову не пришло предлагать Полупуду помощь в таком деле. Все равно что «Жигули» решили бы подсобить «Уралу» или «Кировцу». Василий сам сделает тут непроходимые завалы, даже не вспотев.
        Как истинный джентльмен, я пропустил Олесю вперед. Чего бояться… Если в проходе и были какие ловушки, Типун их уже обнаружил и обезвредил. Но, скорее всего, ничего подобного здесь не было. Банальный запасной путь для быстрой рокировки. Но даже его наличие уже повышало в моих глазах ранг Хасана Даудовича. Не по чину обычному парню на побегушках, которым он себя выставлял, такие прибамбасы. Резидент - не ниже. Правда, это не отменяло того, что решения все же принимались в Стамбуле, тем самым помощником визиря.
        - Ломай дверь!
        Звуки снаружи долетали приглушенно, но от этого не теряли угрожающего смысла. Чернота очнулся и был полон решимости поквитаться. Значит, имело смысл прибавить шагу. О чем я и сказал Олесе. Девушка не ответила, но зашагала быстрее.
        Проход забирал вниз, но не круто, не спускаясь под землю, а лишь на уровень первого этажа. Теперь стало понятно, зачем дом строили впритык к стене. Через нее и был выход в Нижний город. Кстати, хорошо придумано. Если о проходе не знать, то пока преследователи оббегут стену - можно далеко уйти.
        Эту мысль я уже поведал Типуну, который ждал нас снаружи.
        Семен со мною согласился, но посетовал на то, что в Нижнем городе плохо ориентируется и не знает, где мы сейчас находимся. Полупуд, вынырнувший за нами, ничего нового не прибавил, кроме констатации того факта, что темно, хоть глаз выколи.
        Тогда я предложил испытанный нами с Олесей способ. Сперва пойти прямо, а как упремся в стену Предместья, чесать вдоль нее. Мимо куста сирени не проскочим даже в самой кромешной тьме.
        План, пусть самый примитивный, все равно лучше, чем его отсутствие. Так что никто не возражал. Тем более что за спиной у нас раздался оглушительный грохот, и даже воздухом из прохода дыхнуло. Словно небольшая ударная волна догнала.
        - Гы, - осклабился Полупуд. - Сработало. Теперь им проход долго искать.
        Опорную балку он выдернул, что ли, и стропила обрушил? Но спрашивать казака не стал. Потом как-нибудь. На биваке… Когда этот день будет вспоминаться, как прошедшая рыбалка.
        Нижний город поперек перебежали быстро. Минут за пять. Следом увязалась какая-то шавка, но Типун что-то ей такое сказал, что собачонка, поджав хвост, шмыгнула в ближайшую подворотню.
        - Ворота там, - уверенно указал направление кормщик, когда мы прижались к стене.
        - Уверен? - прогудел Полупуд. - Как по мне, так в лесу и то труднее заблудиться, чем между этими камяницами[35 - Каменный дом (стар.).].
        Семен что-то пробормотал о слепцах, ничего не видящих дальше носа, и в этот же момент жалобно охнула Олеся.
        - Что? - мы все дернулись к ней.
        - Грабли… - девушка одной рукой потирала лоб, а другой указывала под ноги. - Кто-то бросил, а я…
        Мне очень хотелось расхохотаться, но сдержался - побоялся обидеть Олесю, которая если и не ждала от нас сочувствия, то уж смеха наверняка. А ведь я веселился не из-за того, что ее по лбу треснуло, и даже не потому, «что только бледнолицый дважды на одни и те же грабли наступить может»… А потому, что это уже чуть не случилось сегодня днем. И если садово-огородный инструмент здесь не принято разбрасывать вдоль стены, в виде противопехотного заграждения - то проход рядом. Всего лишь в нескольких десятках шагов от нас.

* * *
        Кызы-Кермен еще уютно посапывал во сне и на небольшую заваруху реагировать не торопился. Но то там, то здесь тишину прорезали отдельные голоса, скорее всего, стражников - интересующиеся, что случилось. Им отвечали, и гул постепенно нарастал. Нижний город пока тонул во тьме, а в средней части ночь уже прорезали факелы… Огней становилось все больше, а голоса - громче и раздражительнее.
        - К лодкам нельзя… Уж где-где, а там нас точно ждут… типун мне на язык, - произнес Семен, когда мы оказались в предместье и, никем не замеченные, двинулись к околице. - Надо затаиться и переждать до рассвета.
        - Может, вернемся к тому месту, где днем лежали? - предложила Олеся. - Если тогда не заметили, то теперь, в потемках, тем более.
        - Тогда нас и не искали толком… - не согласился с ними Полупуд. - А сейчас, особенно если Чернота решит, что мы могли убить и ограбить турка, и скажет об этом страже… Погоня будет серьезная. С псами… Следов для них мы в доме оставили хоть отбавляй. Так что уходить только по воде надо… И если лодки нет - то придется вплавь.
        Семен сперва кивнул, а потом мотнул чубом, не соглашаясь.
        - Нельзя… В страже тоже не одни дурни. Если дойдут по следу до реки, то поймут, где нас искать. И пустят вдоль берега пару конных разъездов.
        - Да, скорее всего, так и будет, - Полупуд уцепился за ус. - А что ты предлагаешь?
        Вместо ответа Типун пожал плечами.
        - Петрусь… - впервые за весь сегодняшний вечер прижалась ко мне Олеся. - Ты же умный… Придумай что-нибудь.
        - Ну, если бежать нельзя, надо найти такое место, где псы нас не учуют… Я слышал, что в заморских странах беглые невольники прячутся между тюками табачных листьев. И псы не могут их найти. Запах табака сбивает их со следа.
        - Что ж ты раньше молчал?! - возмутился Полупуд. - Я бы наши тюки не продавал! Эх, Петро… Умная голова, но дурному досталась!
        Вообще-то, откуда мне было знать, что после разговора с Хасаном бежать придется. Но бывают случаи, когда лучше промолчать, даже если ты прав.
        - Вообще-то у меня есть немного…
        Олеся сунула руку за пазуху и вытащила оттуда небольшую папушу.
        - У Петра трубка есть, а кисет пустой. Вот я и…
        - Умница! Спасибо!
        Я кинулся было с поцелуями, но в благородном порыве был остановлен неумолимой дланью Василия.
        - Намилуетесь еще… А ты и в самом деле молодец… - похвалил девушку. - Но охотничий пес не только по следу идет, он и верхним чутьем нас унюхает. Нужно еще и место такое, чтобы… О! - Полупуд поднял вверх палец. - Навозная яма! Если зарыться в нее…
        - Фу… - вздрогнула Олеся. - Ни за что! Пусть меня убивают, но в навозе я сидеть не стану!
        - Если понадобится, ясновельможная панночка, я тебя в нее связанную засуну! - проворчал казак.
        - Погоди, Василий, не горячись… Есть место, где нас точно искать не будут. Даже если псы их туда волоком тащить станут.
        - Ну-ка? - заинтересовался Типун.
        - Помните тех мучеников, у дороги перед городом?..
        Казаки переглянулись…
        - Гм… А ведь и верно… на этот холм стражники не пойдут. Решат, что псы на трупы лают. Да и пахнет там не лучше, чем в выгребной яме… - Василий отпустил ус. - Вот только одна беда, Петро. Спрятаться там негде. Всё на виду. Со всех сторон… Сам глянь.
        Разговаривая, мы не стояли на месте, так что как раз вышли за валы Предместья, и лобное место уже было вполне отчетливо видно, даже в зыбком лунном свете. Легкий ветер шевелил одежду казненных, и казалось, будто покойники ожили.
        - А мы и не будем прятаться. Что делают с телами, когда новых приговоренных к казни приводят?
        - Ничего… Там же и бросают. Чего возиться? Воронье да корсаки похоронят.
        - Значит, никого не удивит, что тел станет больше.
        - Ну, ты и придумщик, - повертел головой Полупуд. - Думаешь, там залечь и мертвыми прикинуться?
        Казак посмотрел в ту сторону… и опять хмыкнул.
        - Искать беглецов на самом видном месте действительно никто не догадается… Но запах там… Скажу откровенно, я бы выбрал выгребную яму.
        - Не лежать… - я сделал небольшую паузу. - Лежать будут трупы, а мы встанем рядом с кольями.
        Олеся только охнула… Но спорить не стала. В отличие от Полупуда, навозная жижа ее пугала больше, чем трупный смрад.
        Немного повозившись с закоченевшими телами, Полупуд негромко попросил прощения у мучеников и несколькими ударами сабли освободил колья. Еще раз извинившись, бросили покойников так, чтобы они скатились поближе к дороге. Авось, обезображенные трупы заставят тех, кто по ней будет идти, отвернуться или подумать о душе, а не глазеть на «новых» казненных.
        Стоять долгое время неподвижно сложная задача, поэтому решили сидеть. Вообще-то поза казненного зависит от умения палача. Кол ведь по-всякому можно направить. Например - ровно. И тогда человек умрет быстро, как только острие коснется сердца. А можно так, что кол проткнет тело насквозь, а ни одного жизненно важного органа не заденет - и тогда казненного ждет долгая и мучительная агония от заражения крови.
        Бр-р… От прикосновения к спине кола меня аж пот прошиб. Для достоверности картины кол пропустили под верхнюю одежду, так что он вылез через воротник. Издалека подлог и не разглядеть. Ну, а вблизи и так никого не обманешь… Каждый сам себе нарвал травы и застелил землю у столба… Не садиться же прямо в нечистоты… Воняло, конечно, невероятно… Но на пригорке ветерок дул сильнее, да и привыкает человек ко всему… так что вскоре аромат смерти перестал вызывать рвотные позывы.
        Лай псов, идущих по следу, вскоре заставил забыть обо всех неудобствах и замереть.
        Сперва к лаю прибавился топот множества ног, а потом и факелы замелькали. Псов, на наше счастье, держали на поводке. И когда те, притащив людей к пригорку, стали злобно лаять на застывшие у колов фигуры, произошло именно то, на что мы надеялись.
        - Да уйми ты своих кобыздохов, Абдула! - голос Черноты я узнал сразу. - Видишь же, что они на мертвецов кидаются! Хитры, черти… Где-то запутали след. А от этих трупов такой смрад, что его не только пес учует.
        Главарь контрабандистов зажал пальцами нос и отвернулся.
        - Мои псы никогда след не теряют, - заступился за ищеек Абдула, цыкая на псов и заставляя лечь смирно. - Но ты прав, Чернота-ага. Воняет падаль очень сильно… Еще и ветер на нас дует…
        - Ничего… - топнул тот. - Не уйдут! Шершавый! Метнись к нам, зови всех! Прочешем город густым бреднем. Стражники перекроют выходы, а мы перетряхнем каждый дом, но убийц Хасана найдем! А потом… - контрабандист широким взмахом, зажатой в руке саблей, указал на лобное место. - Вот здесь всех четверых и выставим воронью на корм. Чтобы каждый знал, как Черноту обманывать! Проклянут тот день, когда на свет родились!
        Его слова были встречены одобрительным гулом, и только один каркающим голосом, напомнив мне покойного Хрипуна, со смешком произнес:
        - Второго джуру хорошо бы оставить в таборе, атаман. Больно смазлив хлопчик… Чисто девка…
        - Можно и оставить, - не стал возражать Чернота. - Но потом, как надоест, все равно на кол! Шершавый! Ты еще здесь? Я что велел? Бегом в гавань! Одна нога здесь…
        Упомянутый разбойник не стал ждать третьего приказа и во весь дух припустил по дороге к затоке. А остальные, громко обсуждая что-то веселое, повернули к городу. Оба пса, то и дело недоуменно поворачивая головы в нашу сторону, неохотно потрусили за проводником.
        Минута, вторая… и ночная тишина снова вступила в свои права.
        - Честно говоря, я был уверен, что из этой затеи ничего не выйдет… типун мне на язык. Нет, Петро, что ни говори, а Василий прав: отменный у тебя ангел-хранитель. С таким везением можно голой грудью на пушку идти и не сомневаться, что вся картечь мимо просвистит.
        - Не говори «гоп», пока не перепрыгнул… - суеверно остановил его Полупуд. - Я тоже так думаю. Но давай дождемся, когда и остальные «рыболовы» в город уйдут. Вот тогда, чтоб мне с этого места… не… не годится… в общем, свечу в церкви за равноапостольных Петра и Павла поставлю.
        - И я… - тихонечко прошептала Олеся. - Только б скорее все закончилось! Сил моих нет дольше терпеть. Врагу не пожелаю… Врут люди… Если и есть ад, то он не геенна огненная и не пустыня ледяная - а смрадная выгребная яма.
        Глава пятнадцатая
        Хоть убейте, не могу я понять, откуда у людей такая запредельная жестокость? Особенно по отношению к себе подобным. Не, я не толстовец и христианскую догму о всепрощении тоже не приемлю. Старозаветное «око за око и зуб за зуб» мне гораздо понятнее. Вор должен сидеть в тюрьме, а убийца - на электрическом стуле. Или на виселице болтаться… Непринципиально. Главное, чтобы простенько, без затей. Чик, и он уже на не… в смысле - в аду. А уж там пусть с ними разбираются по всем канонам Высшей Справедливости. Нам-то зачем измышлять все эти мучения и пытки, а казнь превращать в шоу?
        Не поверите, как-то на раскладке видел книгу «Сто и одна тысяча видов смертных казней». Жуть… И почему-то мне кажется, что автор сборника многое оставил неохваченным. Люди в деле умерщвления весьма изобретательны…
        Труднее всего оказалось вытерпеть те полчаса, которые понадобились посыльному Черноты, чтобы сбегать в гавань и вернуться с подкреплением. Но как только толпа мужиков, численностью примерно в две дюжины, быстрым шагом протопала в сторону города, галдя так возбужденно, что ничего нельзя было понять, - я буквально выпрыгнул из свитки. Желая побыстрее освободиться и перестать чувствовать спиною прикосновение кола, забравшего как минимум одну жизнь.
        Блин… Не приведи господь… Лучше голову о стену расколотить или покончить с собой любым доступным способом, чем пережить такое. Свитку даже надевать не стал. Настолько противно мне было.
        Гм… А ведь совсем недавно готов был любую тряпку надеть, хоть с покойника… и объедки за татарами подбирать. Во как быстро к хорошей жизни привык…
        Подумав об этом, я невольно усмехнулся. Да уж, в последний месяц жизнь удалась. Врагу, может, и пожелал бы такую, а вот другу - точно нет. Ну, или хотя бы предупредил, что его ждет.
        - Куда торопишься, как голый в баню? - недовольно проворчал Типун. Видя, что я не только сам от кола отошел, но и поспешил помочь Олесе, которой из-за малого роста никак не удавалось освободиться самостоятельно.
        - Так, всё… Кончились мучения. Пока нас в городе ищут, можем возвращаться к лодкам и убираться подальше. Хоть в чем-то повезло…
        - Не кажи «гоп»… Конечно, трое или четверо дозорных не то, что целый отряд головорезов, но ведь и их достаточно, чтобы тревогу поднять. И тогда нам плотно на хвост сядут. Не отделаемся… типун мне на язык. На реке не спрячешься…
        - Тебе, Семен, если мед - так и ложку? - неожиданно вступился за меня Полупуд.
        Месяц неожиданно выбрался из-за туч и осветил пригорок. М-да… Восставшие из ада. Слабонервным и беременным категорически запрещается. Босх бы сжег все свои полотна за право сделать хотя бы набросок.
        - А что, не откажусь, - хмыкнул Типун. И решил продолжить в том же духе: - Как же мне не хочется сейчас ползать вокруг буерака и выискивать дозорных Черноты. Может, Петро, ты опять что-то придумаешь? Такое, чтоб они сами к нам вышли…
        И тихонько засмеялся, довольный удачной шутке. Как ему казалось.
        - Легко…
        Семен поперхнулся смехом, а Василий неодобрительно покачал головой.
        - Ты, Петро… это… мели языком, да знай меру. Слово, оно ж не воробей… А казацкое - тем более…
        - Да я серьезно…
        Казаки придвинулись ближе, желая немедля узнать мою придумку, но я видел, что Олесе вот-вот станет плохо. Побледнела вся, глаза - как черные омуты, на пол-лица расползлись. Да и мне, честно говоря, не терпелось убраться отсюда поскорее.
        - Давайте хоть вниз сойдем, а то торчим на виду, - привел я веский довод. Не о вони же казакам говорить.
        - Тоже верно…
        План мой был предельно прост и позаимствован из кинематографа.
        После того как Шершавый сбегал за подкреплением, дозорные в балке тоже уже знали, кого Чернота ищет. Соответственно, когда на тропе, ведущей к тайной гавани, появились мы с Олесей и, беззаботно переговариваясь, стали спускаться - контрабандисты не стали в нас стрелять, а дождались, пока сойдем вниз, и уже там выскочили наперерез.
        - Стоять, голубки! Попались, хлопчики!
        - То-то атаман обрадуется!
        - Точно… может, и чарку поднесет.
        - Жаль, что одни. Эй, вы почему вдвоем? А казаки где?
        На нас глядело три копья и ствол одного мушкета. В общем-то, даже для меня одного не слишком грозно. Но нам нельзя было поднимать шум, и Типун поэтому отобрал пистоль. Для верности. К тому же я готов рисковать собой, а вот Олесю подвергать опасности не хотел.
        - А что случилось?
        - Гы… Слышь, парень… не прикидывайся, - пробасил один из мужиков. - Полгорода вас ищет, а ты, значит, ни сном ни духом, да? Или нас за дураков считаешь?
        - Да…
        - Что да?! - взъерепенился второй. Мелкий, нервный… с сухим, костлявым лицом. И ткнул меня острием копья. - Ты кого дурным обозвал…
        Классика. Осталось только спросить: «почему ты без шапки?», и можно бить.
        - Вы чего, дядечки? - я изобразил испуг. - Мы ничего не знаем! Нам казаки еще днем сказали, что можно город посмотреть, а как стемнеет - возвращаться к лодкам. Вот мы и пришли. А что нас кто-то ищет… первый раз слышим.
        - Брешешь! - взвизгнул коротышка и опять попытался кольнуть меня. Но костистый помешал. Придержал копье.
        - Угомонись, Воробей! Может, и не врет.
        - Да нам-то какая разница? - возбужденно подпрыгнул тот, и в самом деле напоминая мелкую птицу. - Атаман разберется.
        - Это правда, - согласились остальные. - Ты, Кости-ребра, не распускай крылья, как наседка. Не твои цыплята. Обыщем, свяжем, и нехай ждут Черноту. А уж он решит, чего с ними делать.
        - Верно…
        Два копья тут же уперлись в меня, а одно - в Олесю.
        - Замрите и не дергайтесь, не то шкурки попортим…
        Ой-ой! Что-то они слишком быстро перешли к последней стадии. А как же «поговорить»? Я рассчитывал, что загну контрабандистам какую-то байку. Они развесят уши, а Василий с Семеном тем временем тихонечко спустятся в балку и…
        Костлявый быстро ощупал мой пояс и охлопал штанины. Естественно, ничего не нашел. Зато нашел Воробей. И совсем не то, что искал.
        - Тю! Хлопцы! То ж девка! - мелкий мужичонка аж подпрыгнул. - Чтоб я в ложке юшки захлебнулся!
        - Окстись, Воробей! - неуверенно хохотнул кто-то из четверых. - Тебе, недомерку, везде бабы мерещатся.
        - Да что я доек в руках не держал, что ли! - возмущенно завопил тот во весь голос. - Говорю же - девка это. Сам глянь…
        Он, как и Хасан давеча, дернул многострадальный воротник рубахи. Но Олеся успела придержать ее руками, и мужику не хватило силенок разорвать ткань.
        - Смирно стой, кобылица! - рявкнул на девушку. - Не то мигом взнуздаю! Ишь, ерепениться она еще будет!
        - Эй?! - еще один голос раздался сверху. С противоположной стороны яра. - Чего шумите, как юродивые на Пасху? Пулять еще начните!
        - Дык, это… Воробей девку поймал! - крикнули ему в ответ. - Переодетую хлопцем…
        - Девку?.. Ух ты! Здорово! А пригожая или страшная, как смерть?
        - Сча огонь вздуем, разденем и поглядим…
        - Да какая разница, - ответил другой. - Главное, что молодая и вся наша… Мамке не пожалуется.
        Мужики похабно заржали, как целый табун застоялых жеребцов.
        Бинго! Ловушка сработала!
        Именно эта идея и пришла мне в голову. Сколько раз видел, в кино естественно, как хорошие и плохие парни теряли осторожность при виде обнаженной девушки. И все время ржал с подобных сцен, считая затасканным штампом, и вот - пожалуйста. Тот же эффект. Ржут, губами причмокивают, блудливые ручонки тянут куда не следует. Олеся визжит и отбивается. А поскольку я ее не предупредил - то весьма натурально. Чем только распаляет мужиков и полностью привлекает внимание только к этому веселью. Бдительность потеряна окончательно… Даже тот, что наверху буерака в «секрете» сидел, не выдержал и, судя по шуршанию, торопится вниз, чтобы присоединиться к забаве.
        Основной инстинкт в действии, мля…
        Бемц!
        Стоящий позади всех любитель дармовой «клубнички» картинно взмахивает руками, выпучивает глаза и беззвучно валится на спину. Но не падает, а, заботливо поддерживаемый Типуном, мягко садится на землю. Освободившееся место занимает Полупуд.
        Василий не мелочится. Хватает за шиворот сразу двоих и с силой сталкивает их головами. Треск раздается такой, словно сухую доску пополам сломали. Ну, и я не сплю… Воробья, одной рукой держащего нож у горла Олеси, а второй азартно шарящего между ног, я приложил от всей души. В ухо сложенными в замок ладонями. Того как ветром сдуло.
        Далеко, правда, не улетел. Олеся, как кошка, прыгнула за ним следом. И как упомянутая кошка, пустила в ход ногти…
        А как же дозорный?
        Впрочем, эта мысль лишняя. Был бы цел и невредим, казаки бы здесь не стояли. Значит, и его постигла участь остальных бандитов. Ну и черт с ним…
        - Всё, всё, дытыно… хватит… - Полупуд обнял Олесю за плечи и приподнял над землей. - Угомонись. Он же не дышит… и боли не чувствует. Чего зря ногти ломать… Пойдем, пока другие не показались. Может, на той стороне тоже «секрет» выставили? Чем раньше уберемся, тем лучше.
        - Хороший удар… типун мне на язык. Даже не ожидал. Хоть и недомерок, а все равно не каждый может с одного удара живому человеку вязы скрутить. Растешь, хлопец.
        Честно говоря, я и сам не ожидал. Как-то, в деревне, попросили меня индюка прибить. Не очень большого. Килограммов десять-двенадцать. Я взял кусок арматуры, приноровился и как врезал ему по шее со всего маху. Думал, голову срублю… А он, гад, только перекувыркнулся и убежал. Видимо, разозлил меня покойник… сильно разозлил.

* * *
        Накаркал Василий…
        - А чтоб тебя сом сожрал и не подавился! - Типун стоял возле наших лодок и чихвостил на все заставки атамана контрабандистов. - Чтоб тебя подняло да шмякнуло… головой об пень.
        - Что случилось? Неужто лодки порубили? - первым сообразил Полупуд. - Да и пес с ними. Другую возьмем. Мало их тут, что ли? О!.. Петро! Бери Олесю… Хватит ей рыдать… и пробегитесь по берегу. Дырявьте все, что на глаза попадется. Кроме вот этой… - указал на ближайшую. - А то с вас станется… Говоришь, Семен, на реке не спрятаться? Так и не придется… Если не на чем догонять будет!
        - Лодки целы… - прорвался сквозь тираду приятеля кормщик. - Весел нет!
        - Ага… Ну, мы поищем, а вы - делайте, что сказано! И эту тоже на дно…
        - Зачем искать? Погоди минутку…
        Я подошел к сваленным в кучу стражникам, прислушался и, уловив дыхание, вытащил одного. По счастливой случайности или упомянутой Высшей Справедливости уцелел именно тот, что хоть как-то за нас вступался.
        - Слышь, Кости-ребра, живой? - похлопал контрабандиста по щекам.
        Тот застонал и открыл глаза.
        - Чем это меня? - поинтересовался едва слышно. - Голова будто пополам треснула.
        - А тебе что, легче станет, когда узнаешь? Не отвлекайся… Весла где?
        - Весла?.. Какие весла?
        - Да хоть какие! Чтоб грести…
        - А-а, весла… - контрабандист попытался сесть, но от этого движения его стошнило и обильно вырвало. Едва успел увернуться.
        - Чтоб тебя… - заковыристая фраза сама сорвалась с языка. Похоже, перенимаю здешнюю манеру общения.
        - Теперь ты погодь…
        Полупуд отодвинул меня в сторону. Схватил бедолагу за пояс и как ручную кладь понес к воде. Там отпустил и бухнул его в заводь. Кости-ребра побарахтался чуток, пришел в себя и вынырнул уже готовый к разговору.
        - Панове казаки! Не убивайте! Я ничего против вас не имею! - отплевываясь и вытирая лицо, забормотал угодливо. - Было велено схватить - я и хватал. А если что не так, то к атаману. Он за всё в ответе!
        Разумно. С этим и Семен согласился.
        - Да пропади ты пропадом, вместе со своим атаманом. Нужны вы нам, как колбаса в страстную пятницу. Отвечай: где наши весла?!
        - Так там же, где и все… В амбаре Черноты. Он, как стал атаманом, так сразу и завел новый обычай… Заплывать в бухту можно всем, коль уж дорогу нашли. А выплывать - только с его позволения. И чтоб никому сбежать не хотелось - весла и парусину под замок. Там и ваши лежат…
        - Амбар где?
        - Тут недалече… - махнул рукой вдоль берега контрабандист. Забрызгав при этом всех, кто рядом стоял. - Я покажу.
        Ну, за двумя парами весел всей толпой шагать нечего, можно и лодками заняться. Тем более ломать - не строить.
        Пока казаки сходили в амбар, мы с Олесей успели привести в негодность большую часть посудин на этой стороне пристани. Причем основную работу проделала девушка. Она с таким остервенением кидалась рубить днища, что, оценив ее усердие, Полупуд многозначительно произнес:
        - Повезло покойному Воробью, легкой смертью погиб. Если встретитесь на том свете, Петро - непременно магарыч стребуй. Хотя это вряд ли.
        - Хватит… садитесь в лодку. Всех не порубите… типун мне на язык. На том берегу еще с десяток стоит. К счастью, груженых. Так что успеем уйти.
        - А вот в этом я не был бы так уверен… панове.
        Слова прозвучали столь неожиданно, что я не сразу сориентировался, откуда они долетели, и завертел головой - пытаясь обнаружить во тьме человека, чей голос мне был знаком. Даже слишком… Потому что принадлежал атаману разбойников, одноглазому Ворону.
        - Что, не ожидали? Или не рады со мною свидеться? А я вот несказанно рад. Прям танцую от счастья. И побратим… трижды проклятый, здесь. И предатель… иуда. Даже не могу решить, с которого начинать… Наверно, все же с Типуна!
        И в который раз главного злодея подвел слишком длинный финальный монолог. Вот к чему было трепаться? Сделал бы, что хотел, а уж потом… над могилой врага можно и поговорить. Коль охота.
        Выстрел прозвучал, когда уже даже я понял, что голос доносится с воды. То есть Ворон в бухте. И когда одноглазый нажал на спусковой крючок, ни Полупуда, ни Типуна на берегу уже не оказалось.
        Один из них прыгнул в сторону, прячась за лодки. Второй - сиганул рыбкой в бухту. Кто куда именно - я не разобрал, поскольку сообразил, что после всего случившегося тоже не вызываю у разбойников добрых чувств. Так что торчать на линии огня чревато для здоровья. Схватил Олесю за руку и побежал прочь.
        Действие было вполне рационально, я всего лишь хотел убраться подальше с освещенного места. Отблески единственного костра, горящего в бочке, здесь нас подсвечивали, как в тире. От лодок мы стояли дальше всех, от реки - тоже. Вот я и выбрал единственно доступное направление - обратно, по тропе.
        Естественно, я не собирался бежать на самый верх, а только подняться повыше. Во-первых, оттуда лучше видно. Даже ночью. А во вторых, два серых силуэта совершенно неразличимы на фоне обрыва. Но, по-видимому, лимит удачи на сегодня был исчерпан.
        Шагов пятнадцать пробежал, как наскочил на кого-то.
        - Слепой, что ли? Разуй глаза! Куда прешь?
        Мама дорогая! Да что ж такое? Куда не кинь, кругом клин! Чернота! Хорошо, что в темноте он меня не узнал. Принял за своего.
        Спасибо, сработала реакция студента, готового отвечать с ходу на любой вопрос. Особенно если ответ неизвестен!
        - Атаман! Быстрее! - произнес я громким шепотом, который делает голос наиболее неузнаваемым. - Они там!
        - Кто?
        - Те казаки, которых ты ищешь и человек по имени Ворон.
        - Что?! - Чернота не сдержался от возбужденного вскрика.
        - Ну, они так его называли… А потом он почему-то стрелять начал.
        - Ворон… здесь… - бормотал главарь контрабандистов, практически не слушая меня. Но потом цепко ухватил за плечо. - Веди!
        - Так вон же… - я указал на силуэт большого челна, темным пятном четко виднеющийся на фоне отражающей звезды гавани. Да и месяц, черт бы его побрал, совсем некстати выглянул. К счастью, Черноту сейчас не интересовало ничего, кроме Ворона.
        - Наконец-то… - шептал он. - Дождался… Я знал, что раньше или позже, не проплывет збуй[36 - Zbuj - бандит (пол.).] мимо. Теперь не уйдешь… сучий потрох. За всё посчитаемся…
        И как угорелый понесся вниз.
        Я прижался к отвесной стене, удерживая Олесю, а всем, кто спускался сверху, махал рукой вниз и повторял одну и ту же фразу:
        - Чернота велел не задерживаться! Внизу враги! К бою…
        В общем-то, комментарии были излишними. Доносившаяся с пристани мушкетная пальба говорила сама за себя. Но человека, который молча стоит на пути - можно толкнуть, сбить с ног, увлечь за собой. И другое дело - он же, но уже отдающий распоряжения именем атамана. Такого полагается осторожно обойти. При этом не задавая лишних вопросов. Например, а сам ты кто такой будешь, что-то личность незнакомая? А рядом что за птичка-невеличка личико отворачивает?..
        Таким макаром мимо нас проследовало человек двадцать… или тридцать. Я специально не пересчитывал, но много… слишком много. И соваться вслед за ними было не просто глупо, а смертельно опасно.
        Казаки не впервой в таких переделках - выберутся. И мы с Олесей им в этом не помощь, а обуза. Так что самое лучшее, что можно сделать - позаботиться о себе. А дальше видно будет. В конце концов… Мы же все равно собирались расстаться. У Семена и Василия важные государственные дела, а у нас дельце попроще - всего лишь выкупить из неволи троих девчушек.
        Полупуд, правда, обещал помочь. Ну, так насколько я его знаю… если останется жив казак, то обязательно нас найдет и слово свое сдержит.
        Все это я вкратце и растолковал девушке, все время порывающейся вниз.
        Сперва Олеся сгоряча обозвала меня трусом и еще десятком других слов… на разных языках. Я даже понял не все, хотя общий смысл уловил. Потом успокоилась чуток. Достаточно, чтобы начать воспринимать доводы разума… А когда на пристани стали разжигать костры, окончательно пришла в себя и уже сама заторопилась наверх. Сообразила, что любой оглянувшийся захочет узнать, что это за парочка тут прохлаждается, когда все остальные не щадят живота?..
        Так что из буерака мы выскочили с похвальной быстротой, и поскольку других вариантов не было - со всех ног бросились в город. Руководствуясь народной мудростью, что лист прячут на дереве, а дерево в лесу… что темнее всего под лампой… ну и так далее… История у человечества длинная, всех премудростей не упомнить. Главное, ногами шустрее перебирать… да на стражу не нарваться.

* * *
        Стражники либо ловили конский топот, либо еще не заступили на службу. Так что через ворота в Нижний город мы прошли беспрепятственно.
        Идея спрятаться и переждать суету у той самой случайной знакомой - дородной и добросердечной горожанки, возникла как-то сразу. Будто посоветовал кто… Может, потому что других вариантов не имелось.
        Несмотря на поднятый людьми Черноты шум, Кызы-Кермен большей частью безмятежно спал. Что, впрочем, и неудивительно для портового города. Здесь редкая ночь обходится без небольшой заварушки, устроенной остервеневшими или заскучавшими гребцами. Зависимо от того против течения шел байдак или спускался к морю. Так что вскакивать на каждый вопль - никакого здоровья не хватит. Не бьют в пожарную рынду, из пушек не палят - значит, ничего серьезного не случилось. Подождет до утра… Тем более все равно с петухами вставать. А летом эти аспиды ни свет ни заря горло драть начинают.
        Спрашивать дорогу было не у кого, так что шли наобум… Вернее - руководствуясь интуицией Олеси. Сказавшей, что шорник просто обязан жить недалече от кожемяк. Не понял логики, почему кожу нельзя закупить и перевезти хоть на другой конец города, но спорить не стал. У девушки хоть какая-то идея была, я же просто терялся в догадках. Да и найти район компактного проживания кожевников проще, чем искать отдельно взятого мастера. Хотя бы по ни с чем не сравнимому кислому запаху, исходящему из чанов, в которых вымачивают шкуры перед выделкой.
        С домом было бы не так легко, но тут помогло то самое несчастье, без которого счастье не справляется. Мы лишь в ближайшую улочку свернули, как были остановлены грозным окриком:
        - Эй, вы, двое! Кто такие?! Чего ночью шастаете?!
        Приплыли. Стража. И бежать поздно. Они позади, а впереди, как оказалось, тупик.
        - Вечер добрый, - я снял шапку и отвесил учтивый поклон. - Извините, люди добрые… Сами мы не местные… Пришли в город поздно… уже в потемках… вот и заблудились. Не подскажете, где дом Пахома Длинного найти?
        - Долгого…
        - Ой, точно… Долгого. Шорник он… Ее матери двоюродный брат… - нарочно выдал, что Олеся девушка. Поскольку среди объявленных в розыск преступников девиц не было. Ведь Чернота не знал об этом.
        - Ее? - стражники слегка удивились. - Чего ж она у тебя хлопцем одета?
        - Дорога дальняя… Из Умани мы… А шаровары в пути сподручнее юбки… Меньше внимания привлекают.
        Трое стражников подошли ближе. Мужики серьезные, не юноши. Смотрят насмешливо, но цепко.
        - Может, и так… Только что ж вы с пустыми руками в такую даль? Разве так в гости к родичам ходят?
        - Погорельцы мы, дядечка… - втиснулась в разговор Олеся. - Степняки наше село сожгли… Только я да Петрусь уцелели… У него все погибли. А я о дяде Пахоме вспомнила. Вот и пошли сюда… Куда ж деваться? Пепелище одно да кладбище…
        Стражники переглянулись. Хмуро… Такие истории в этих краях и в это время не были в диковинку. Но полной веры к нам все еще не имели.
        - А как же вам самим уцелеть посчастливилось? Уж кого-кого, а молодых парней и пригожих девок людоловы не отпускают.
        - Не было нас в селе… - объяснил я. Потом помялся немного, словно подыскивал причину повесомее, и неуверенно закончил: - За грибами ходили…
        - Небось, еще с вечера… - коротко хохотнул один из стражников. Потом вспомнил, что с сиротами дело имеет, и объяснил: - Я к тому, что степняки обычно перед рассветом набег делают. И если вас в селе не было, то…
        - Ну, чего пристал к молодятам… - пихнул его в бок второй, рыжебородый. - Себя в те годы вспомни. Сколько рассветов с Настенькой, супружницей своей, в поле встретил, прежде чем вас в церкви окрутили? Пойдемте, горемыки, покажем, где Пахом обитает… Но если он вас не признает… не обижайтесь - заночуете в караулке.
        - Признает, как не признать… - уверенно ответила Олеся. - В прошлом году к нам на Рождество вместе с женой приезжал. Ох, и большущая тетка…
        Девушка театрально потянула голосом «большущая» и, для наглядности, растопырила во всю ширь руки.
        - Теперь точно вижу, что с Лукерьей вы знакомы, - добродушно рассмеялся третий. - Вы вот что, хлопцы, топайте до рынка и обратно сами. Не дай бог, десятнику взбредет в голову, дозор проверить. А я сам их отведу. Лукерья ж мне тоже не чужая. Авось, за новых родичей магарыч возьму… На всех…
        Такой подход к делу устроил всех, и пара стражников потопала дальше, а третий - повел нас в другую сторону улицы.
        - Касьяном меня кличут… - представился мимоходом. - Останетесь у Пахома, свидимся еще. И совет мой вам… сироты. В Кызы-Кермене рабочих рук не хватает. Так что, если шорник будет вас к себе в наймиты звать, только за крышу и еду не соглашайтесь…
        - Как же можно… то ж родня…
        - Вот и я о том… Чужой хоть заплатит. А на своего задарма батрачить придется. Вы хоть и молодые еще, но своего угла при дяде не заработаете… Или сразу слово с него берите, что построиться поможет.
        Пока мы с Олесей делали вид, что обдумываем столь важный совет, пришли к небольшому одноэтажному дому, с высокой остроконечной крышей, смотрящего на улицу фасадом с двумя окнами, украшенными резными наличниками. А позади дома темнело еще одно сооружение - на вид длинный дощатый амбар.
        - Вот тут ваш дядька и обитает, - объявил стражник, подошел к окну и постучал в раму. - Эй, Пахом! Лукерья! Отворяйте! Я вам родичей из Умани привел. Встречайте гостей нежданных!
        Какое-то время в доме было тихо, потом окно отворилось и наружу высунулась взлохмаченная голова.
        - Касьян, ты что ли? - проворчал недовольно шорник. - Опять перепились? Иди проспись или в реке искупайся! Какая еще родня? Нет у меня…
        - Дядька Пахом! Тетя Лукерья! - бросилась к окну Олеся. - Беда-то какая! Басурмане всю деревню пожгли. Мамку, батьку зарубили… тетку Ефросинью… тоже! Сестричек малых в неволю угнали!
        Из-за того, что девушка говорила чистую правду, голос ее звучал искренне, вызывая сочувствие.
        Стражник опустил голову, ковыряя в земле тупым концом копья. А шорник просто замолчал, пытаясь понять, что за девица блажит у него перед домом. Может, и в самом деле какая родня дальняя, а может, просто рехнулась от горя бедняга. Ну, так не кричать же на нее за это.
        Но Олеся не зря Лукерью звала. Монументальная тетка сперва возникла позади муженька. Потом легко, как ребенка, отставила его в сторону и заслонила собой весь оконный проем. Несколько секунд вглядывалась в наши лица, охнула и всплеснула руками:
        - Батюшки, светы! Это вы?! Что ж под окнами как не родные стоите. Пахом! Дурень ты эдакий! Протри буркала! Племяшку не узнал! Стоит, смотрит! Милостыню еще им вынеси, как нищебродам! Горе ты мое луковое! Открывай дверь!
        - Лукерьюшка, но…
        - Цыц! Стой! Тебя за смертью только посылать! Свет зажги! Я сама встречу…
        Половицы натужно заскрипели, дверь рывком распахнулась, а из дома словно небольшое торнадо выметнулось. Миг, и Олеся оказалась заключенной в объятия…
        - Сиротинушки вы мои…
        Я и охнуть не успел, как был сграбастан второй рукой и оказался вплотную прижатым к мощной груди. Хорошо хоть голову успел отвернуть, а то, уткнувшись носом в такую подушку и задохнуться недолго.
        - Горе… горе-то какое! Ну, ничего… ничего… Тетушка Лукерья о вас позаботится. Не даст пропасть. Идемте, идемте в хату…
        Даже если бы мы с Олесей были категорически против, все равно переступили бы порог, увлекаемые непреодолимой энергией этой монументальной женщины.
        - Кхе-кхе… - скромно покашлял в кулак за ее спиной стражник Касьян.
        - Чего тебе, братец? - повернула Лукерья голову.
        - Так это… за упокой родных… полагается… по обычаю…
        - Ты же на службе? Днем приходи… или к вечеру.
        - Не могу… Два дня мне в дозоре стоять… Дай с собой. А уж мы с хлопцами, как положено… чтобы земля покойным была пухом, а кто выжил - чтоб не мучился долго.
        - Смолы горячей я бы вам поднесла, утробы ненасытные… - проворчала хозяйка. - У мертвеца из уха пили бы и не морщились… Ну, да так и быть… Погоди, сейчас вынесу… А вы, дитятки, на Касьяна внимание не обращайте. Он только с виду такой пропащий, а сам - добрейший человек. Вот только не остепенится никак… Хозяйку бы ему добрую, чтоб в узде держала… золотой был бы мужик.
        Тараторя все это, Лукерья таки впихнула нас в дом и с шумом захлопнула дверь перед носом стражника. Потом присела на сундук рядом со входом и шумно выдохнула:
        - Ну, молодята, с вами не соскучишься. Опять от кого-то убегаете?
        - А-а, так вот почему вы мне знакомыми показались! - подошел ближе Пахом, приглядываясь к нам внимательнее.
        Пока жена была во дворе, он зажег несколько лучин, и в горнице стало достаточно светло.
        - Что ж ты, Лукерьюшка, днем родичей не признала? А они и заблудились, бедняги. Еще бы - это город, а не хутор. Видишь, как нехорошо получилось.
        Потом громко шмыгнул фиолетовым шнобелем и неуверенно произнес:
        - Мне кажется, или в доме дохлятиной воняет?
        Супруга вздохнула и кивнула:
        - Да, Пахомушка. Ты как всегда прав. Опростоволосилась я… А что попахивает, так от твоих шкур еще не такой смрад идет. И вообще, ты знаешь сколько верст до Умани?
        - Откуда? - пожал плечами муж. - Я же никогда там не был… и Касьяну сказал, что нет у меня в тех местах родни.
        - Две седмицы пути… если торопиться… а с чумаками и того дольше. Немудрено испачкаться и запылиться… Ничего, сейчас умоются, одежку сменят и будут как новенькие… - объяснила Лукерья. Потом встала, откинула крышку сундука и достала оттуда небольшой куманец[37 - Глиняная емкость, в виде калача на ножках (стар.).]. - На, вот… сходи, вынеси Кирьяну. Ждет… Только с ним не пей! Я тебе потом сама чарку поднесу. И насчет родни не спорь с ним. Он прав… Ты же муж мой? Стало быть, и все мои родственники теперь тебе не чужие.
        - Как скажешь, - покладисто согласился мужичок. Видимо, смекнув, что никто ему не помешает и потом, и сейчас глотнуть оковитой[38 - Водки (стар.).]. Ласковый теленок, как известно, две титьки сосет… а кто много говорит - голодный ходит.
        Глава шестнадцатая
        Как же мало надо человеку для счастья. Всего лишь бадейка горячей воды с какими-то травами для душистости и чистая рубаха. Олесе пришлась впору одежда Пахома, а я свободно разместился внутри рубахи Лукерьи. Обновка была расшита по вороту большими маками, но я же не навсегда, временно, пока своя одежда не просохнет.
        За помывкой последовал роскошный завтрак. В виде огромной болтанки, боюсь даже представить себе, сколько туда вбухали яиц, на мелко рубленной копченой свинине и обильно приправленной зеленым луком. С хлебом хозяева тоже не скупились, выставили целую ковригу. Хоть и вчерашнего, но очень вкусного хлеба.
        А взамен потребовали только нашу историю…
        Давая время мне собраться с мыслями, Олеся начала рассказ с того дня, как сама оказалась в плену. Как и о любой трагедии, затрагивающей большое количество людей, лишь об одном нападении татар на ее родной Рогатин можно было говорить весь день… Главное, не забыться и не спутать вымысел с реальностью. А вот с этим у Олеси были нелады.
        Поскольку девушка говорила о себе, то эмоции захлестывали с головой, и она то и дело путала имена, место и время. Сбивалась и, пытаясь загладить оговорку, запутывалась еще больше.
        Пока спасало ситуацию только одно, и слепому было понятно, что девушка рассказывает чистую правду, а если утаивает что-то, то совсем незначительные мелочи. Но и это было ни к чему. Слишком уж хорошо отнеслась к нам Лукерья. А женщина она неглупая - если заподозрит обман, может и перестать быть столь добродушной и ласковой. Что до ее недалекого муженька, то Пахому сейчас было и без нас хорошо. Он тихонечко сидел в углу, то и дело поклевывая сизым шнобелем. Жена слово сдержала, рюмку поднесла. Да не привычный мне наперсток на ножке, а добротный стакан. Граммов на триста…
        Поэтому, набив живот под самый вершок, я положил Олесе руку на плечо:
        - Ну, будет… будет… Зачем душу рвать. Ведь не воскресишь этим никого. Давай, родная, поешь, а я продолжу…
        Олеся спорить не стала. Ей и в самом деле тяжело было переживать трагедию семьи заново, ну а Лукерья только руку сменила, на которую опиралась щекой. Чтоб теперь на меня смотреть.
        - Должен я повиниться перед тобою, хозяйка… Не всю правду мы тебе говорим…
        Женщина чуть прищурилась и кивнула:
        - Это я уже поняла… Ждала только, продолжите врать или одумаетесь. И ты, Петро, верный выбор сделал. Потому что я уже призадумываться стала… Знаешь, как люди говорят? Кривдой весь мир обойдешь, да назад не воротишься. Так что за язык не тяну, но врать больше не надо. Я не поп, исповеди не жду… Не хотите все как есть рассказать - вот вам Бог, а вот порог. Как пришли, так и уйдете…
        Фу ты… Вовремя я.
        - Да мы и не думали обманывать… И все, что Олеся сейчас говорила, чистая правда. Только происходило не в Умани, а другом городе. Чуть подальше… И сестрички ее действительно в плену, а мы идем в Кафу, чтобы постараться выручить их…
        - Вот теперь мне все понятно… - всплеснула руками та. - Сдурели… оба. Куда вас черт несет? И девочкам не поможете, и сами пропадете ни за козью душу!.. Одни, в чужом краю… Или вы в Крыму бывали и по-турецки или по-татарски балакать умеете?
        Мы с Олесей дружно мотнули головами.
        - Ну вот… Так что даже не думайте! Никуда я вас не отпущу…
        - Я не оставлю сестер?! - вскочила Олеся.
        - Да сядь ты… Ишь, развоевалась! А в гареме басурманском очутиться не хочешь? Там такую красотку мигом на рынок потащат. И пискнуть не успеешь, как какого-нибудь лысого и потного толстяка ублажать будешь. А упрямиться станешь - кожу батогами спустят…
        Лукерья так прониклась судьбой будущей пленницы, что чуть не кричала. Это разбудило Пахома. Он осоловело похлопал веками, потом протянул руку и ласково погладил жену.
        - Не волнуйся, ясочка… Я все сделаю. Подремлю чуток… и сделаю. Обещаю… - после чего попытался пристроить голову на ее плече.
        Хозяйка сперва сбросила его, но потом наклонила голову, посмотрела на мужа и призадумалась.
        - Гм… А ведь и в самом деле… Вот что я скажу вам, ребятишки. Ни сегодня, ни завтра вы никуда не пойдете. Поперек двери лягу, а на верную смерть не пущу. Но… обещаю… через две-три седмицы… вы отправитесь в Кафу. И не как побирушки, а в торговом обозе. Муженек мой ненаглядный все равно на торг собирался… вот с ним и поплывете. А я уж постараюсь, чтобы Пахом именно в Кафу попасть захотел. Ну, и вам бока отлеживать не придется… Придется потрудиться, чтобы побольше денег на выкуп заработать…
        Олеся порывисто вскочила и бросилась Лукерье в ноги и попыталась поцеловать в руку.
        - Век за вас Христа молить стану!
        - Да не за что… пока…
        Женщина подняла ее с пола и усадила обратно за стол.
        - Вот как с сестричками из агарянских[39 - Агаряне - «происходящие от Агари»; первоначально так византийцы именовали арабов. С XI в. агарянами и исмаилитами стали именовать не только арабов, но и турок, принявших мусульманство.] краев вернетесь, тогда и поблагодаришь… А сейчас вам надо как следует отдохнуть и выспаться. Тем более - воскресный день сегодня. Возьмите с собой еды, кувшин с взваром и пойдемте на сеновал… Там вас никто не потревожит. Да хоть дверь изнутри подоприте… - женщина лукаво стрельнула глазами.
        Мне нравился ход ее мыслей, но было еще кое-что, не позволяющее расслабиться.
        - Пани Лукерья… вы шум ночью слышали? В Среднем городе?
        - Как же… слышала. Там гам стоял такой, словно конокрада ловили! А что? Мне еще что-то следует знать?
        - Да… Это два наших товарища пытались узнать у торговца кожами Хасана ибн Дауда о том, где именно держат ее сестричек.
        - Хасана-турка? - удивленно переспросила Лукерья. И по ее тону можно было догадаться, что купца этого она знает и мнения о нем весьма невысокого. - И что?
        - Они не вернулись… Мы ждали их в условленном месте… за городом. Но слышали только шум, голоса, а потом - стрельбу… там… - махнул в сторону затоки контрабандистов.
        - Так вы не одни, значит?
        - Одни, тетушка Лукерья… - подпустила грусти в голос Олеся. - Просто встретились по пути добрые люди… вот как вы с мужем… И взялись помочь. Только зря, видимо… А мы теперь даже не знаем, что с ними случилось.
        - Понятно… - женщина что-то для себя решила. - Ну, хорошо. Взялся за гуж, не говори что не дюж… Вы двое - марш на сеновал и чтоб носа не высовывали. Уж не обессудьте, запру вас там, для верности… А сама пойду в город, может, и разузнаю чего. Люди у нас глазастые…
        Женщина провела нас к правому крылу того самого длинного строения, позади дома, и открыла дверь.
        - Заходите… И это… Очень вас прошу, молодята… не высовывайтесь.
        Помолчала немного и продолжила, глядя серьезно и обеспокоенно:
        - Если в деле замешан Хасан-турок, то городская стража может получить приказ найти чужаков. Касьян промолчит… Да и хлопцы его, после магарыча, скорее всего проспят до вечера и о вас не вспомнят. Так что, если сами не сунетесь куда не следует, то и не попадетесь.
        - Да мы ни ногой… - я клятвенно прижал кулак к груди.
        - Свежо предание, да верится с трудом… - хмыкнула Лукерья. - Ладно… Будем надеяться, что хоть на это у вас ума станет. Отдыхайте… А вечером поговорим еще раз. Только на этот раз - как на духу. Поймите, голубки, я вам добра желаю. Ведь мне Господь деток не дал… так хоть чужим помогу.
        - Да мы… - начал было я, но Лукерья уже не слушала. Впихнула внутрь и закрыла дверь.
        Дверь так себе, сколоченная из тонких досок, к тому же - неплотно, в просветы можно палец просунуть. Вот только и хозяйка знала об этом. Она сперва пропала из виду, а после возникла, кантуя большую бочку. Судя по тому, как женщина пыхтела, бочка весила изрядно. Мне не управиться… Но я и не собирался. Честно говоря, подустал за последние дни и от пары часов крепкого сна не отказался бы.
        Олеся, похоже, думала так же, поскольку молча полезла по приставной лестнице наверх огромного стога, занимающего почти все помещение, аж до самой крыши. Я последовал за ней. А когда улегся рядышком, решил задать тот самый вопрос, который не давал мне покоя еще с того момента, как турок узнал ее.
        - Послушай… а как тебя на самом деле звать? Олеся или Марылька? Или еще как-то?
        - Разве это важно?
        Ответить я не успел, поскольку девушка прибегла к извечной уловке, которую все они используют, когда хотят избежать расспросов. Повернулась ко мне, приподнялась и легла сверху. А мгновением позже ее губы прильнули к моим, пресекая любые разговоры.
        Ладно, поговорить за жизнь можно и позже… А шанс пообщаться без слов, еще и по ее инициативе, грех упускать. Не факт, что повторится.

* * *
        Хорошенько покувыркавшись в душистом сене по самое «больше не могу!», заснули как убитые… Во всяком случае, я отрубился так, словно выключателем щелкнули. Так что очнулся от настойчивого стука в дверь…
        Какое-то время недоуменно хлопал глазами, пытаясь понять, почему они не открываются, и только потом сообразил, что веки здесь ни при чем. Просто на дворе снова ночь… Ну, или очень поздний вечер.
        - Эй, молодята! Отворяйте! Это я. Лукерья…
        Ну да… Предосторожность лишней не бывает. И несмотря на бочку снаружи, я тоже подпер дверь изнутри, заклинив ее черенком от лопаты. Приличное усилие такой запор долго не выдержит, но ведь женщина не собиралась ломать собственный амбар.
        - Сейчас… Уже отпираю…
        Пока я просыпался, Олеся уже скатилась по лестнице вниз и возилась с дверью. Пришлось поторопиться, чтобы не отставать.
        - Я помогу.
        - Да все уже…
        Дверь распахнулась, и в нее заглянула хозяйка дома.
        - Отдохнули? Вот и славно… А я к вам с вестями… только сперва поработать надо.
        Лукерья снова вышла, а за нею и мы с Олесей. Перед амбаром стояла телега, груженная сеном.
        - Вот… разгружайте.
        Ну, как приговаривал дед, сено таскать, не мешки носить… Я решительно схватил с телеги вилы и замахнулся.
        - Эй! Эй! Не так быстро! - метнулась ко мне Лукерья. - Это особенное сено. Чистый клевер… Его надо аккуратно брать… руками.
        Руками так руками. Хозяйке виднее. А мне без разницы. Так, правда, дольше и исколешься весь стеблями. Ну так мы же батраки и выбирать не приходится. Танцуй, враже, как пан скажет…
        Но едва сгреб в охапку верхний слой сена, как едва сдержал вскрик. Передо мной было белое, безжизненное лицо Полупуда.
        - Василий…
        Я раздвинул сухую траву и приложил пальцы к артерии на шее. Пульс был слабый, но прощупывался.
        - Слава богу… живой… Откуда? Где ты его нашла… Он ранен? А второй? Второго не было?
        - Давай сперва казака внутрь занесем, да в чувства приведем… А поговорить и после можно. Второго не было. Только этот… и то едва живой.
        Тоже верно…
        Сам я бы не сдюжил нести Полупуда на руках. Вопреки прозвищу, весил он не меньше шести пудов. Но для Лукерьи подобная ноша оказалась не в тягость.
        - Посторонись… Я лишь хотела убедиться, что вы его знаете…
        С невероятной легкостью женщина подхватила на руки казака и внесла в амбар. Мы с Олесей последовали за ней.
        - Ты… - взмах в сторону девушки, после того как уложила раненого на скамью у ближней стены. - Зажги свечи, да подальше от сена. Ты… - мах в мою сторону. - Беги в хату и притащи побольше теплой воды. В сундуке возьми куманец. Раны промыть… Быстро!
        Когда распоряжения отдают таким тоном, ноги сами мчатся, даже подгонять не надо. Так что я и с мыслями собраться не успел, как уже возвращался. Олеся ждала меня снаружи…
        - Ты почему здесь?
        - За смертью я тебя посылала, что ли? - на корню прервала беседу Лукерья. - Воду давай… А девицу я выставила за дверь. Потому что негоже ей голого мужика разглядывать.
        Полупуд и в самом деле лежал на скамье в чем мать родила, а Лукерья обтирала его, как лошадь, пучком сена. Причем именно в том месте, которые мужчины предпочитают без нужды не демонстрировать.
        Хотя нет… Не там. Но близко. Рана у Василия оказалась на бедре. Глубокая, рваная… но не сквозная. Вскользь…
        - Чего застыл? Никогда раньше раненого не обихаживал? Тогда смотри и учись. Сперва травами пот и грязь надо снять. Лучше всего столетником… А уже потом с водой приступать. Оставляя вокруг раны с ладонь место сухим. Здесь, если мякоть свежая, не воспалившаяся, можно языком и губами сукровицу собрать. Только осторожно, почаще сплевывая. В ране может быть яд… чего доброго, сам отравишься… - Лукерья не просто объясняла, а показывала. - И только после этого можно промыть ее горилкой…
        Пробка из сучка гулко выскочила из горлышка и по амбару, перебивая ароматы трав, поплыл густой сивушный запах.
        - Ее ведь не зря оковитой назвали… говорят, с чужеземного означает «вода жизни». Во как…
        Лукерья наклонила куманец над раной и щедро плеснула в нее водки. Причем попала живая вода не только на рану. Даже я поморщился. А Полупуд открыл один глаз, шумно втянул носом воздух и прошипел:
        - Эй, кто тут криворукий добро переводит? Это ж не ячменная брага? Чистое пшеничное вино!
        Потом со стоном приподнялся, опираясь на левую руку, и попытался правой дотянуться до Лукерьи. Но рана в бедре все же была серьезная, глубокая, а не царапина, и казак, чертыхнувшись, опустил руку.
        - Эка оказия, не слушается тело… Ты уж, красавица, сама меня напои, не погнушайся. С таких ручек и яд амброзией покажется.
        Твою дивизию! Вот уж не ожидал. Полуживой казак, едва вернувшись, можно сказать с того света, заигрывал с молодицей. А эта гром-баба млела и таяла от его взгляда, как старшеклассница на институтской вечеринке.
        - Благодарствую… - Василий вытер усы. - Добра горилка… А чего это я, как святой на облаке, даже без исподнего возлежу?
        - Так грязная одежда… - потупила взгляд Лукерья, краснея, как девочка. - Да и какая там одежда. Рванье одно… Пойду завтра деткам что-нибудь купить, заодно и вас, пан-казак, приоденем.
        - Деткам, ну-ну… - дернул себя за ус Полупуд. - Что ж, не возражаю. Но и телешом лежать несподручно. Дайте, что ли, хоть поясом подперевязаться… Его-то, надеюсь, не выбросили?
        - Не, туточки он…
        Молодица нагнулась и быстро подняла с пола широкий кожаный ремень.
        - Вот… Только зачем он вам… - лукаво стрельнула глазками. - Таком видному… пану… нечего стыдиться или прятать.
        - Кхе-кхе… - прокашлялся Полупуд, хотел усесться удобнее, да видимо, снова разбередил рану и не сдержал стона. - Горилка у тебя, хозяюшка, знатная. Но мне, если твоя ласка на то, молочка бы холодненького испить?
        - Это можно… я мигом, - прожогом подхватилась молодица и выметнулась наружу.
        - Огонь-баба, - одобрил Василий, глядя вслед.
        Потом посерьезнел взглядом и притянул меня к себе.
        - Слушай сюда, Петро. Семен Типун, кажется, погиб… Как и хотел… в воде Днепровой. Царствие ему небесное. Я - ранен… В седло еще с неделю не сяду. А дело, порученное нам кошевым, осталось незавершенным. Так что теперь тебе его наказ исполнять. Хоть и не казак ты еще, новик. Да только в бою все равны, - и ни стрела, ни пуля звания и чина не спрашивают. Понимаю, не готов ты еще, но больше некому…
        - Василий…
        - Молчи, Петро… и слушай! Пока мы вдвоем только. В поясе этом… - подтолкнул ко мне. - Деньги. Много… Золото… и письмо… Ты молодец, хорошо с письмами от Хасана придумал. Ими и пользуйся. Но если они вдруг не помогут. Добудь это… что в поясе зашито. Оно от кошевого Серка крымскому хану Гирею. Хан давно уговаривает казаков перейти под его руку. Вольности все сберечь обещает, земли, что Войско Запорожское своим считает - за казаками оставить. Веру не трогать… лишь бы казаки от короля ушли и южные рубежи Польши да Московии открытыми оставили. Понимаешь?
        - Предательство… - нахмурился я.
        - Тю на тебя, дурень скаженный… Не предательство, а уловка. Иван пишет хану, что слова его серьезные и такого же отношения требуют. Что он подумать должен, с куренными и иной старшиной посоветоваться… Хан и такому ответу рад будет, а гонца, добрые вести доставившего, щедро наградит и отблагодарит. Смекаешь?
        - Пока не очень…
        - Ты в Кафу сироток вызволять собрался? Да?
        - Я обещал…
        - Так я ж не против. Наоборот… Богоугодное дело. Больше того, раз теперь тебе волю кошевого исполнять, то должен ты знать, Петро, еще одно. Незадолго перед тем, как в Сечь Олеся пробралась, получил Серко известие, что старший брат его, Василий - жив. Он давно пропал и считался погибшими. А оказалось - в плену был. Искалечили его басурмане, ослепили… В Кафе на базаре калека побирается. Иван, как узнал, сон потерял, а бросить всё и кинуться брата выручать не может. Весть о том, что Порта поход готовит, давно на слуху. Не знали только места и точного времени. Как кошевому атаману в такое время в Крым податься и войско бросить? Понимаешь?
        - А доверенного человека послать нельзя разве?
        - Можно… Но ведь надо повод найти уважительный, для других. Да только не всякому доверишь такое. Да и письмо… понимаешь, что случится, если оно сейчас не в те руки попадет? Как и известие о том, что кошевой брата ищет… Это ж приговор Василию. Или того хуже. Привезет посланец кошевому палец отрубленный и письмо: если не хочешь получить чучело из кожи брата, сиди с войском тихо и не мешай…
        Это я как раз понимал. Терроризм, киднепинг и шантаж в мое время уже почти что норма. Никого не удивишь.
        - А тут вы с Олесей подвернулись. Вот Иван и поручил нам с Семеном вам помочь, а заодно и его дело решить. Вот только не мы тебе, а ты нам всем теперь помочь должен. И Василия-горемыку найти да на Сечь привезти, и сестричек Олеси из неволи выручить, да и с ключом тем, будь он неладен, еще не всё закончилось. Хасан ведь убежал. Так что я даже не знаю, стоит ли вообще в Стамбул соваться?
        Да, перечисленный Полупудом список и в самом деле впечатлял. Если не длиной, то уж сложностью заданий наверняка.
        Мое молчание Василий расценил как сомнение, так что снова дернул ус и продолжил:
        - Может, ты и прав, Петро. Делай что можешь… А я, как на ноги поднимусь, непременно вас разыщу. В этом уж будь уверен. Хоть в Стамбуле, хоть на краю света. Там это разговор и продолжим. По рукам?
        - А вот и молочко… - двери амбара заслонила монументальная фигура, держащая в руках пузатый кувшин. К слову, Лукерья успела не только в погреб слазить, но и наряд сменить. Словно в церковь на большой праздник собралась. - Холодненькое. Пейте смело, пан-казак, я лягушку отцедила. Не подавитесь…
        Конец второй книги
        notes
        Примечания
        1
        Волк клыками, бык рогами… (лат.).
        2
        Аналог «прилип, как банный лист» (укр.).
        3
        1 маховая сажень = 2,5 аршина = 10 пядей = 1,778 метра.
        4
        Горе побежденным (лат.).
        5
        Колдун.
        6
        Паланка - городок, укрепление из кольев, свай, палисад, иногда земляное укрепление без бастионов. А также административно-территориальная единица (округ) на территории Запорожской Сечи.
        7
        Помощник атамана, позже - воинское звание.
        8
        Так именовались все виды кольчужного доспеха.
        9
        Тип дробящего оружия.
        10
        Тип дробящего оружия.
        11
        Кроки - подробное изображение местности, выполненное путем глазомерной съемки, непосредственно в поле.
        12
        Упоминается история, описанная в романе «Сабля, трубка, конь казацкий».
        13
        Шестопер, тип булавы и символ власти.
        14
        Почти дословный перевод исторического документа.
        15
        Имеется в виду латинская пословица Dura lex, sed lex. «Закон суров, но это закон».
        16
        Беглецу (стар.).
        17
        Млечный путь (укр.).
        18
        История описана в первой части трилогии «Новик», «Сабля, трубка, конь казацкий».
        19
        Король (пол.).
        20
        Серьга в левом ухе - знак единственного или младшего сына.
        21
        Приход - церковный округ населения, имеющий свой особый храм с причтом, совершающий священнодействия для прихожан.
        22
        В европейских армиях то же, что и полк. Здесь в значении - войсковая часть.
        23
        История из романа «Сабля, трубка, конь казацкий», первой книги трилогии «Новик».
        24
        Девушка (тур.).
        25
        Полузатонувший ствол дерева, с корнем вырванный наводнением.
        26
        Капитан (тур.).
        27
        Молодец (стар.).
        28
        На месте бывшей крепости Кызы-Кермен - находится Берислав, город районного значения в Херсонской области. Пристань на правом берегу Каховского водохранилища, в 20 км к юго-западу от железнодорожной станции Каховка.
        29
        Амбразуры (стар.).
        30
        Рабыня, наложница (тур.).
        31
        Пайцза - верительная бирка, металлическая или деревянная пластина с надписью, выдававшаяся китайскими, монгольскими правителями разным лицам, как символ делегирования власти, наделения особыми полномочиями.
        32
        Золотая монета (цехин) имела широкое хождение в Османской империи в XVI -XVII веках. Также в Южной России, куда её привозили запорожские казаки после набегов на Анатолию. В русских литературных памятниках называлась «салтанея», во французских документах - sultanin.
        33
        Водоворот (разг.).
        34
        Не имеющий своего тягла (скотины). То есть бедный, безземельный человек, живущий наймом или случайным заработком (стар.).
        35
        Каменный дом (стар.).
        36
        Zbuj - бандит (пол.).
        37
        Глиняная емкость, в виде калача на ножках (стар.).
        38
        Водки (стар.).
        39
        Агаряне - «происходящие от Агари»; первоначально так византийцы именовали арабов. С XI в. агарянами и исмаилитами стали именовать не только арабов, но и турок, принявших мусульманство.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к