Кощей. Перезагрузка Роман Галкин
        Сказки на новый лад #1
        Что вы знаете о Кощее Бессмертном, о Бабе-яге, о Лешем и о других сказочных персонажах? Считаете их коварными злодеями? Так же думал и Георгий, пока его душа после гибели не вселилась в Кощея, воскресшего после битвы с Иваном-царевичем…
        Роман Галкин
        Кощей. Перезагрузка
        

* * *
        Пролог
        - Черт, что за чепуха? Почему ни фига не видно?
        - Я не черт. А ничего не видно, потому что ничего нет.
        - Не понял. Ты кто?
        - Архангел в пальто.
        - Что за ерунда? Где я?
        - Нигде. Пока нигде. Сейчас будем разбираться, куда тебя отправить.
        Перед глазами какая-то непроницаемая белесая муть. Пытаюсь осмотреться вокруг, но голова не поворачивается. Все тело отказывается повиноваться. Вообще такое ощущение, будто тела и нет вовсе.
        Пытаюсь вспомнить, что со мной произошло. Помню, что вечером поехал к Мишаке в баню. Но пить там не пили. Домой вернулся часов в десять. Какие-то неприятные ассоциации связаны с возвращением домой… Что-то было нехорошее. Поругался с женой? Вроде нет. Что же тогда?
        Так-так-так, кажется, припоминаю… Ага. Вот я захожу в подъезд, вызываю лифт и слышу этажом выше непонятное шуршание. Прислушиваюсь. Шуршание стихает, и раздается характерное журчание.
        Ну, гад, давно я мечтал поймать хотя бы одного такого дебила и свернуть ему шею. Гонимый злым охотничьим азартом, бесшумно шагаю через две ступени. Ни на втором, ни на третьем этаже лампочки не горят, поэтому на площадке между ними у мусоропровода почти кромешная тьма. Но я все же различаю спину мерзавца и бросаюсь на него. Краем глаза успеваю заметить движение сзади, на лестничном пролете, ведущем вверх, но не обращаю на это внимания. С лету бью паршивца ногой в поясницу так, что тот влипает в трубу мусоропровода. Хватаю его за довольно длинные волосы и с силой прикладываю об эту же трубу лбом. В это мгновение мой собственный затылок взрывается резкой болью и сознание меркнет.
        Больше ничего не помню.
        Похоже, этот подонок был не один, и я, потеряв в азарте осторожность, заработал по затылку каким-то тяжелым предметом.
        Значит, теперь я нахожусь в больнице.
        Но почему совершенно не ощущаю своего тела? Неужели мне перебили позвоночник и я теперь на всю жизнь останусь прикованным к постели инвалидом? При этой мысли меня охватывает ужас. Но тут же возникает другая мысль: почему ничего не вижу? Если бы ослеп, по идее, должна быть темнота. А передо мной белесая муть, вроде бы даже слегка светящаяся. Разве такая слепота бывает?
        И кто этот мужик, который со мной разговаривает? Доктор? Он, кажется, говорил, что собирается меня куда-то определить? Вероятно, это хирург из травмпункта. Они там все такие грубые, ведут себя с пациентами словно с каким-то быдлом. Уж я-то знаю - в молодости частенько попадал туда с порезами и переломами. И всякий раз эти травматологи были уверены, что пациент обязательно пьяный. Посмотрел бы я, какими трезвыми будут выглядеть они, если заехать по голове битой или выпустить литр крови из пореза на боку! Зачем вообще идти в доктора, если относишься к пациентам с таким презрением? Разве что из садистских побуждений.
        - Доктор, - обращаюсь к невидимому мужику, - что со мной?
        - Доктор, говоришь? - хмыкает тот в ответ. - Ну что ж, можно и так назвать. Пожалуй, мне подойдет роль терапевта. Итак, к какому коллеге тебя дальше направить, а? Какой, скажи, курс лечения тебе прописать?
        Озадаченный таким вопросом, молчу.
        - Посмотрим, какое твое деяние было последним, - между тем продолжает доктор. - М-да… Убил человека. И за что же? За то, что тот справлял естественные надобности. Значит, ты решил запретить человеку делать то, что предписал ему Бог? Ты поставил свою волю выше воли Создателя? И как, по-твоему, должен жить человек, не справляя естественных надобностей? Ты сам-то так пробовал?
        Что за бред несет этот доктор? Доктор ли? Может, я в дурке, а это сосед по палате? А как я сюда попал? Не угрохал ли я и правда того зассанца? Кстати, откуда сосед по палате может знать об этом инциденте? И почему, черт побери, я ни фига не вижу? Небось посчитали буйным и накололи какой-то гадостью. Точняк накололи чем-то, что парализует все мышцы, а глаза вроде бы тоже являются мышцами, или какая-то их запчасть - вот и не вижу теперь ничего, кроме этой светящейся мути. Но почему тогда я могу говорить? Язык ведь тоже является мышцей или нет?
        - Слышь, мужик, - обращаюсь к соседу, - тебя как зовут?
        - Меня не зовут. Ко мне сами приходят. А я туточки постоянно и бессменно, - пробубнил тот таким тоном, будто чем-то увлеченно занимается, после чего продолжал нести свой сумасшедший бред: - Та-ак, ну, подробно мы твою жисть-жестянку рассматривать не будем, ибо последнего прижизненного поступка вполне хватает, чтобы четко определиться с направлением твоего дальнейшего следования. О, а вот это интересно! Да ты и сам, оказывается, всю жизнь желал отправиться по этому пути. Вона че в своем дневнике написал: «Если есть загробная жизнь, то я однозначно не желаю целую вечность сидеть под райской яблоней и дудеть в арфу». Кхм, дудеть в арфу? Оригинально. Надо будет подкинуть идею коллегам. Ага, читаем дальше: «Лучше уж в аду с чертями веселиться. Ну и хрена, что там раскаленные сковородки? За вечность к любой боли привыкнуть можно. Мазохисты вон и при жизни от нее тащатся. К тому же я из тех парней, которые, прежде чем самому на сковородку попасть, загонят туда кучу чертей и только потом залезут сверху погреться». Ишь ты, из тех парней он… Видали мы тут всяких. Вот возьму и отправлю тебя в рай. Да
посодействую тому, чтобы дудел там в арфу денно и нощно. Из тех парней он, видите ли. М-дя…
        Слушая соседа по палате, я продолжал удивляться его осведомленности. Неужели в каждую палату дурдома проведен Интернет? А иначе откуда этот придурок цитирует записи из моего ЖЖ? Если это действительно так, оказывается, тут можно жить. Вот только надо научиться держать себя настолько невменяемым, чтобы и парализующую дрянь не кололи и не выписали раньше времени. А то кто его знает, может, этот идиот прав, и я действительно убил в подъезде того подонка. В дурке с Интернетом по-любому лучше, чем на тюремных нарах.
        - Ну что ж, - прерывает мои размышления тот, кого я принял за соседа по палате, - путевка оформлена. Отправляйся для начала в чистилище.
        - В фигилище, - передразниваю придурка.
        Вдруг туманное сияние начинает стремительно блекнуть и заполняться темнотой. Вместе с темнотой возвращается зрение. Первое, что вижу, - в огненных отблесках передо мной стоит, ухмыляясь… передо мной стоит…
        Нет, я точно сошел с ума! Даже если предположить, что это мрачное помещение с висящим на цепях огромным котлом, под которым пляшут оранжевые языки жаркого пламени, и есть палата психиатрической клиники, и тогда я не поверю, что в качестве пациента и моего соседа в ней может содержаться йети. Даже не буду говорить о том, что ни разу не слышал, чтобы йети сходили с ума. Я вообще не слышал, чтобы кто-то ухитрился поймать хотя бы одного представителя этого мифического племени. К тому же в моем представлении шерсть этих существ должна быть светлой и свалявшейся, а не идеально черной и лоснящейся, словно у отожравшегося за лето дикого кота.
        И чего это чудище глядит на меня с такой плотоядной улыбкой?
        Опускаю взгляд, чтобы посмотреть, чего такого интересного этот черный волосатик во мне увидел, и понимаю, что просто-напросто сплю, а весь этот кошмар мне только снится. Иначе как объяснить свойственную привидениям из фильмов ужасов прозрачность моего тела?
        Поднимаю руки и смотрю сквозь них на продолжающего ухмыляться йети.
        - Новенький? Передыху от вас нетути, - хриплым человеческим голосом сетует тот и подцепляет мою полупрозрачную фигуру трезубыми вилами. - Цельную вечность прете и прете, уж руки устали в кипятке вас полоскать.
        Обалдевший от нереальности происходящего, я никак не отреагировал на вонзившийся в мою тушку трезубец, благо ни малейшей боли не почувствовал.
        Йети-брюнет поднял меня на вилах и, словно сноп сена, перебросил в котел с пузырящимся черным варевом…
        - А-а-а-а! - Дикая боль затмила разум и заставила забыть обо всем на свете. - А-а-а-а!
        Я кричал, кричал и кричал. Каждую клеточку моего организма жгло адским пламенем. Единственным желанием было скорее умереть. Такая боль не могла длиться вечно. Я просто не мог ее долго выдержать. Я просто обязан был умереть. Я должен был в считаные секунды сгореть, свариться в этом адском котле. Но я не умирал, и боль не уходила. Казалось, этот кошмар длится вечность. И я орал, орал, орал, стараясь криком прогнать невыносимую боль.
        И боль стала уходить. Или нет, боль никуда не делась. Просто я стал к ней привыкать.
        Наконец настал момент, когда я заткнулся. Заткнулся после того, как появилась мысль: «А чего я, собственно, ору? Кому?»
        Пришла следующая мысль: «Где я? И, собственно, кто я?»
        Вспомнил черное мохнатое существо, засунувшее меня в котел с кипящей смолой…
        В ужасе выпрыгиваю из адского варева и зависаю над ним, словно привидение.
        Словно привидение.
        Привидение…
        Я привидение!
        А как еще можно объяснить тот факт, что я спокойно вишу в воздухе, а мое тело прозрачно и не имеет четких очертаний?
        Может, я сошел сума?
        Может, нырнуть обратно в котел?
        Последнее пожелание чуть было не исполняется благодаря черному йети.
        - А чей-то ты вылез, а? - хрипит он, появившись передо мной, и пытается нанизать меня на трезубец.
        - Э-эй, чудо, погоди! - резко отскакиваю, а вернее, отплываю в сторону. - Да погоди ты! Давай поговорим.
        Йети оборачивается, словно желая разглядеть кого-то у себя за спиной. Затем снова устремляет взгляд на меня.
        - Ты енто с кем сейчас разговариваешь? - нахмурив шерстяной лоб, вопрошает он.
        - С тобой.
        Чудище скашивает взгляд на собственную грудь, вероятно пытаясь увидеть себя со стороны.
        - Не положено, - следует жесткий ответ после нескольких мгновений раздумья. - Туточки тебе чистилище, а не ента вот эта вот, где лясы-балясы разводят. Енто с крылатыми хвилосохвии разводить будешь - апосля, как очистишься.
        - Да очистился я уже! - кричу, опять уворачиваясь от трезубца.
        - Ишь, прыткий какой, - опять промахивается йети.
        Некоторое время нам не до разговоров. Я шарахаюсь из угла в угол, а шерстяной тычет в меня вилами, словно отрабатывающий штыковой бой новобранец. Однако я явно шустрее кошмарного чистильщика, и этот факт мне нравится. Даже появляется некий азарт. Увернувшись в очередной раз, оказываюсь за спиной у йети и стараюсь там и оставаться, как бы шустро тот ни крутился. В моем нынешнем бестелесном состоянии это легко удается.
        - Все, - сдается шерстяной. Он устало опирается на трезубец и стоит, сгорбившись, часто и хрипло дыша. - Я отказываюсь работать с таким клиентом! Енто не клиент, енто недоразумение какое-то. Просто никакого уважения.
        И тут же адское помещение затягивается белесой мутью, в которой растворяются даже звуки потрескивающих в огне дров и бульканье кипящей смолы.
        С ужасом понимаю, что перестал не только видеть, но и ощущать тело. Пусть оно и призрачное, но еще мгновение назад я мог им управлять, мог двигаться, мог шевелить руками и ногами, поворачивать голову.
        - М-да, шебутной клиент попался.
        Раздавшийся из белесой мути голос показался знакомым. Я уже общался с его обладателем недавно… Недавно? А может, вечность назад? Это же он направил меня к черному йети в качестве мясного наполнителя для кошмарного супчика.
        - Архангел в пальто, ты, что ли? - спрашиваю я.
        - Хи, - хихикает женский голос. - Чего это он тебя в пальто нарядил?
        - Человеческая душа - потемки, - отвечает мой знакомец без каких-либо эмоций. Однако в дальнейших его рассуждениях сквозит явное злорадство. - Создатель сделал людей несовершенными, мотивируя тем, что тогда у них будет цель к достижению совершенства, и они, стремясь к этой цели, превзойдут не только нас, но и его самого.
        - Так совершенствуются же понемногу…
        - Ну да, совершенствуются, - отвечает полный сарказма голос, - только в другую сторону.
        - В какую другую? - не понимает женщина. - Вон даже космос себе придумали и полетели в него.
        - И далеко ли улетели? - ухмыляется архангел. - Да и зачем полетели? За совершенством ли? Или за тем, что из космоса сподручнее убивать друг друга?
        - Слышь, ты, в пальто, - надоедает мне молчать.
        - Заткнись, - бросает тот, и я чувствую, что лишился возможности говорить, а он продолжает: - Я-то, почитай, половину из них через эти ворота пропустил и каждую душонку наизнанку вывернул. И скажу тебе, Мара, всем их самосовершенствованием движет стремление к уничтожению собственных собратьев. Потому и совершенствуются не душой или, на худой конец, телом, а изобретательством разных смертоносных штучек-дрючек. Да они и сами свой прогресс называют техническим - мертвым, значит. И все блага так называемой цивилизации - это всего лишь побочный продукт стремления убить первым.
        - Ох, Гаврик, отдохнуть тебе надо вечность-другую от этих людишек. - В женском голосе послышались нотки сочувствия. - Да и привратники твои измаялись совсем. Надысь видела, как Петя со смены брел - голова понурая, плечи опущены, крылья по тверди волочатся. Разве ж можно так изматываться?
        - Как же отдохнуть-то, Мариночка? Кто ж вместо нас освободившиеся души отлавливать будет да после чистилища вновь по реалиям распределять?
        - Гаврик, правда ли, что в иных реальностях перволюдей вовсе не осталось?
        - Да что там перволюдей… В иных и людей-то почти не осталось. Допрогрессировались в своем совершенствовании, мать их…
        - Не сквернословь, Гаврик.
        - Да чего только от этих людских душонок не нахватаешься, - сетует тот. - Ты, Мара, не представляешь, сколько очищенных душ мы с Петром да Павлом уже скопили в раю. Бродят они там, как овцы неприкаянные, ждут своей очереди на вселение. А куда их вселять, скажи?
        - Ты же сам только что сказал, будто в иных реальностях люди себя почти совсем истребили. Вот и заселяйте их.
        - Да? Люди, Мариночка, это не твои морфейчики. Им в материальных мирах материальные же тела требуются. А где этих тел набраться, ежели они вопреки заповеди уничтожают друг друга быстрее, нежели размножаются?
        - Ой, ну не знаю я, Гаврик. А перволюди куда смотрят? Почему допускают подобное? И куда они сами исчезают? Они же не смертны.
        - Да кто их слушает? Ежели изначальные отпрыски еще и уважали, то последующие о родстве забыли и стали перволюдей и их первенцев то ли богами, то ли нечистой силою считать. Тут и всяческих богоборцев без числа появилось. И пошла травля пращуров. Те какими только способами не отбивались от детишек: и мороки ужасные на себя надевали, и чудеса благостные творили - ничего не помогло. В итоге пришлось им в такие потайные уголки забиться, куда ни одному человечку не пролезть. Так нет же, находятся такие, что пролазят. И что интересно, сами того не соображая, научились людишки бессмертных убивать. Представляешь?
        - Как это?
        - А вот так. Придумают какой-нибудь способ поизощренней, и начинают в него сообща верить. И чем большее число народа верит, тем большую силу эта вера набирает и в конце концов становится материальной. То есть способ убийства становится реальным. Дело остается за малым - найти идиота, желающего прославиться убийством прародителя.
        Следует недолгая пауза, после которой архангел продолжает изливать душу собеседнице.
        - Вот ты говоришь, Петра понурым встретила. Это он как раз печалился по поводу смерти очередного первочеловека. И способ-то какой идиотский придумали. Мол, смерть его на конце иглы, а игла та в яйце, яйцо в утке, утка в зайце… Нет, ты можешь себе утку в зайце представить?
        - Да я, Гаврик, их и по отдельности представить не могу.
        - Да? Ну извини… В общем, такого навыдумывали, такого… И ведь материализовалась выдумка-то.
        - Убили, значит?
        - Убили бедолагу. Оттого и Петр печален был. Тут вишь, какая закавыка. Ежели сущность бессмертна, то в материальном воплощении ее душа с телом неразделимое целое составляют. Собственно, и тело вовсе не тело, а эта самая душа и есть, только в особом уплотнившемся состоянии. Потому получается, что, убивая перволюдей, люди убивают их души.
        - Разве такое возможно?! - восклицает голос той, которую архангел называл Марой. - Ведь даже Создатель не уничтожил ни одной сотворенной им души.
        - Как видишь.
        - Получается, эдак люди могут и нас уничтожить?
        - Не дай-то бог!
        - Какой еще бог?
        - Тьфу, это я от людских душ присказок нахватался.
        - Послушай, Гаврик, а что, если все людские недоразумения от чистилища? Что, если душу не очищать до первородности, а вернуть в мир с толикой прошлых знаний?
        - Пробовали не единожды.
        - И что?
        - В половине случаев по-разному, когда дурачком век скоротает, когда на кресте или на эшафоте закончит. Зато другая половина, возымев власть, такую бойню среди сородичей устраивала! Петр с Павлом еле поспевали в ад сонмы отлетевших душ сгонять.
        - В ад-то зачем? На кой бесам человеческие души?
        - А куда их девать, пока чистилище всех переработает? Не в ваш же Морфей? С ними и бесы-то насилу справлялись. После каждого такого наплыва бедолаги петицию Создателю отправляют, просят увеличить количество котлов в чистилище, дабы впредь избавить их от общения со столь беспокойными человеческими душами. Они, вишь, даже в бестелесном состоянии друг друга убивать пытаются, что очень болезненно сказывается на нежной психике бесов.
        - Бедняжки, - сочувственно говорит женщина, и далее следует продолжительная пауза, во время которой я вновь пытаюсь обратить на себя внимание. Однако голос мне по-прежнему не повинуется. Я будто бы существую только мыслью, не способной даже к самостоятельному перемещению. Что, если этот говорун забудет меня в таком состоянии? Боже упаси…
        - Гаврик, - прерывает молчание Мара, - если первочеловек есть уплотненная до состояния тверди душа, то я могу уплотнять своих морфейчиков. Я часто так делаю, устраивая зримые представления для ангелочков.
        - Ну, то морфеи, а то души. А к чему ты это?
        - Суть-то одна - эфир с толикой сущности Создателя. Я к тому, что могу попробовать создать первочеловека взамен убиенного.
        - Ага. И что получится? Перволюди в первородных реальностях и начинали жить, постепенно подстраиваясь под изменения, которые вносили потомки. И то многие этих изменений не пережили. Да и те, что остались, долго ли еще протянут? А ты предлагаешь чистую душу не в плод, а сразу в мир бросить? Это ж сколько мучений душа примет, пока люди придумают, как ее убить!
        - А давай не чистую? Давай вон этого шустрого, что из чистилища сбежал? Воплотим его вместо того, которому людишки смерть в яйце у зайца напророчили, и пусть ему воздастся за шустрость.
        - Кхм… На конце иглы смерть… Впрочем, без разницы. Они могли и такое придумать.
        - Решай скорее, Гаврик. А то я уже скучаю без своих морфейчиков.
        - Надо Петра призвать. С ним посоветоваться…
        1
        Проснувшись, не спешу открывать глаза и некоторое время размышляю над кошмаром, который мне приснился. Несмотря на всю сказочную бредовость сна, он кажется невероятно реальным и помнится от первого до последнего момента.
        От размышлений о сне отвлекает ощущение чего-то твердого, словно камень, и очень холодного подо мной. В голове возникают два вопроса: «На чем я лежу? Где я?»
        Ответ на первый вопрос получаю, открыв глаза. Лежу я действительно на камне. А вот с ответом на второй возникла явная проблема. Тем более что и сам он потонул в хлынувшей череде других вопросов.
        Впрочем, если подойти к вопросу «где я?» буквально, то я проснулся на краю ущелья, на дне которого - сейчас загляну - течет бурный поток, с постоянным шорохом перекатывающий камни. Глубина ущелья примерно с девятиэтажку. Ширина метров десять.
        На противоположной стороне, метрах в ста от края, возвышается стена леса. Даже с такого расстояния видно, что это тот самый лес, который принято называть дремучим. Огромные ели, вонзаясь острыми вершинами в небо, надежно скрывают землю от солнечного света. Лишенные хвои нижние ветви столь густо перекрывают пространство между неохватными стволами, что через них невозможно пробраться ни человеку, ни сколь бы то ни было крупному зверю. С первого взгляда заметна неправильность леса, заключающаяся в отсутствии опушки в привычном понимании этого слова - с подлеском и мелким кустарником. Такое ощущение, будто некий великан отсек мясницким ножом часть леса. Подобный феномен можно было бы списать на возникшее в результате, допустим, землетрясения ущелье. Однако слишком далеко от края начинается дремучая стена.
        Оглядываюсь, ожидая увидеть такие же мрачные ели и у себя за спиной, но вижу неприступную скалу. Каменная стена тянется вдоль ущелья в обе стороны.
        Что за… Как я сюда попал? Я продолжаю спать?
        Перевожу взгляд с каменной стены на мрачный лес, вновь заглядываю в ущелье, где по-прежнему ворочает камни бурный поток. Течение воды завораживает, кружит голову, тянет вниз.
        Жаркие лучи выглянувшего из-за вершин елей солнца выводят меня из транса. Отрываю взгляд от потока и только теперь замечаю, что сижу на камнях совершенно голый. Ну, точно сон… Моя кожа неестественно бледная, будто никогда не встречалась с солнечными лучами. Волосяной покров на всех частях тела отсутствует. Провожу ладонью по голове - здесь тоже идеальнейшая лысина, муха поскользнется. И вообще, тело какое-то не мое - если не обращать внимания на бледность и отсутствие волос, оно слишком идеальное. Вот и шрам от аппендицита опять же исчез. Да и такое ощущение, будто росточком стал несколько повыше. Встаю и визуально определяю, что значительно выше.
        Однако солнце начинает печь все сильнее, а с такой бледной кожей можно быстро обгореть. Хоть и во сне, но неприятно. В поисках тени отправляюсь вдоль каменной стены, изучая ее на предмет хоть какой-нибудь пещерки или расщелины. Двигаюсь, судя по поднимающемуся светилу, примерно на север. Вскоре обращаю внимание, что стена, а вместе с ней и ущелье делают плавный поворот влево.
        Замечаю нечто черное на краю ущелья. Какая-то тряпка зацепилась за камень. Поднимаю и удовлетворенно хмыкаю: у меня в руках плащ с капюшоном. Отряхнув, накидываю - мой размерчик. Правда, нет ни рукавов, ни прорезей для рук, но на первый случай сойдет и такое укрытие от солнца.
        Так как сон на этом не закончился, продолжаю идти дальше. По ту сторону все так же тянется дремучий лес. Отвесная скала вместе с ущельем все так же плавно заворачивает влево.
        Не знаю, сколько прошло времени, может, полчаса, а может, всего минут десять, когда я набрел на вход в пещеру и остатки моста через пропасть.
        Идеальная арочная форма темного зева пещеры, в который свободно смог бы проехать средний грузовик, говорит если не об искусственном происхождении, то о явной обработке человеческими руками. Человеческими ли? Судя по цепям, кои выходят из расположенных метрах в четырех над землей отверстий в скале по обе стороны от входа, стелются по каменной площадке и свободными концами свисают в ущелье, выковать их могли только настоящие великаны. Почему-то мысль о высокотехнологичном оборудовании, гнущем звенья толщиной в руку и размером с человеческую голову, даже мельком не посещает меня.
        Заглядываю в пропасть и вижу обгоревшие остатки бревен, из которых некогда был сооружен удерживаемый цепями мост. Даже обугленные обломки столь велики, что бурный поток не в силах справиться с ними и вынужден переливаться через нагромождения или обтекать стороной.
        Размышляю над тем, стоит ли жалеть об отсутствии переправы на ту сторону ущелья. Пожалуй, скорее стоит радоваться, ибо неизвестно, какие звери водятся среди этих мрачных елей. Конечно, в пещере тоже могут таиться неведомые монстры, но у меня есть надежный способ бегства при встрече с оными - проснуться, отделавшись лишь холодным липким потом.
        Осмотрев окрестности, делаю вывод, что пещера, скорее всего, необитаема. По крайней мере, никто крупный в ней не живет, ибо вокруг нет следов - ни экскрементов, ни обглоданных костей, ни других визитных карточек опасных хищников.
        Всматриваюсь в темный зев, но после яркого солнечного света не могу ничего рассмотреть. На слух тоже не улавливаю ни единого шороха. Начинаю осторожно продвигаться внутрь. Глаза неожиданно быстро адаптируются к темноте, и вот я уже вижу так же хорошо, как при дневном свете. Ну, сон, он и есть сон.
        Прямой ход выводит в огромный зал, на другом конце которого чернеют три арки. Путь к ним преграждает подземное озеро. Темная поверхность водоема подернута рябью от постоянно дующего в сторону арок сквозняка.
        Так как никакого плавсредства не наблюдается, делаю вывод, что пройти к аркам можно вброд. Осторожно трогаю ногой воду - холодная, но терпимо. Ощупывая ступнями каменистое дно, вхожу в воду. Способность видеть в темноте не помогает разглядеть, что творится под ногами, слишком уж темная вода. Продвинувшись метра три к центральной арке, на ощупь определяю, что к ней ведет неширокая каменная тропка, едва скрытая под водой. Проверять глубину за краями тропинки желания не испытываю. И вообще не понимаю, какая сила заставляет меня лезть в эту подземную жуткую лужу? Что я потерял в этой пещере? Наяву ни за что бы сюда не полез.
        Примерно на середине водоема справа от меня вдруг всплыл и лопнул большой пузырь. Затем еще один. Затем еще и еще. Вот вода буквально закипела и вспучилась огромной бурой слизистой массой.
        - Ква-а! - Утробный рык, сопровождаемый смрадным выдохом, едва не сдул меня с тропки. Странно, что я сам не спрыгнул с нее, в надежде удрать от этой мечты француза, а вместо этого застыл как вкопанный, уставившись в тазики глаз милого бородавчатого лягушонка, не уступающего размером карьерному самосвалу.
        - Ква-а… - Чудище снова сотрясло воздух подземелья и, как мне почему-то показалось, дружески шлепнуло меня по лицу липким кончиком длинного розового языка, отчего я с трудом удержался на тропинке. Ощущение было такое, будто меня приложили грязной мокрой половой тряпкой. Судя по тому, что язычок размерами превышал виденного в детстве в Харьковском зоопарке удава, обошелся со мной лягушонок крайне нежно. Да и усеянная великим множеством мелких острых зубов пасть, по размерам подходящая под гараж для легковушки, не вызвала особого содрогания. Не могу объяснить почему. Вот не боится же человек коровы или, например, слона, несмотря на то что этим животным ничего не стоит затоптать его насмерть. Вот и этого монстра я сразу воспринял примерно как доброго слона.
        Поприветствовав меня, слонолягушонок погрузился в мрачные глубины подземного озера, а я двинулся дальше, потирая горящую от дружеского шлепка правую сторону лица.
        И вот когда осталось сделать последний шаг, чтобы ступить на площадку перед центральным входом, из него вырвалась стая больших летучих мышей. От испуга я шарахнулся назад, поскользнулся, сорвался с тропы и ушел с головой под воду. Когда вынырнул, нечто мокрое облепило мою голову. Слепо барахтаясь в воде и вопя от ужаса, я кое-как содрал это нечто с лица, отбросил в сторону и тут же снова подхватил, пока оно не утонуло. Ведь это оказался слетевший с моих плеч плащ.
        Фух… Если бы такое произошло в реале, у меня наверняка разорвалось бы сердце.
        - Ква-а! - басовито грохает за спиной.
        - Тьфу, твою лягушки мать! Чтоб тебя стадо французов поймало! - ругаюсь на привлеченное моим барахтаньем чудище.
        Оно обвивает меня языком и нежно выбрасывает на площадку перед левой аркой.
        - Я, между прочим, туда хотел, - указываю на среднюю арку, но монстр, гаркнув прощальное «ква», скрывается под водой.
        - Эй! - кричу в темный отнорок и отстраняюсь на тот случай, если и из него вылетит стая мышей.
        Подождав с полминуты, облачаюсь в мокрый плащ и решительно двигаюсь вперед. Все-таки интересно, пока не проснулся, узнать, куда ведет этот ход.
        Гладкие, словно отполированные каменные ступени спиралью уходят вверх. На серых, кое-где расчерченных мелкими трещинами стенах нет ни светильников, ни следов копоти от факелов. Лишь постоянно дующий снизу сквозняк подталкивает в спину и холодит мокрый плащ, заставляя меня периодически зябко передергивать плечами. Не знаю, сколько полных оборотов сделала спираль лестницы, когда ее ступени наконец-то осветились солнцем, и я вскоре вышел наружу.
        Несколько секунд потребовалось глазам, чтобы привыкнуть к свету, и первое, что я увидел, была яблоня, ветви которой ломились от обилия крупных, краснобоких, блестящих на солнце плодов. Руки сами потянулись к ветвям, и я, подобно загипнотизированной куском сыра мыши, подошел к дереву, сорвал наливное яблочко и с сочным хрустом вонзил в него зубы. Сглотнув наполнивший рот живительный сок, почувствовал невероятное блаженство.
        Закрыв в упоении глаза, опускаюсь на мягкую травку и, опершись спиной о ствол, не спеша поедаю райский плод. Может, это действительно рай? Снилось же в первом сне чистилище…
        Негромкий шорох заставляет открыть глаза. Скашиваю взгляд влево и вижу не спеша прыгающего в мою сторону белого крольчонка. Начинаю машинально шарить рукой в траве, пытаясь нащупать что-либо типа камня или увесистого сучка. В качестве снаряда подойдет и яблоко. Но чтобы его сорвать, придется встать. Тогда кролик меня заметит и сбежит. Странно, что он до сих пор не обратил внимания на сидящего под деревом человека. Скачет в мою сторону, будто меня тут нет.
        Вот я уже могу дотянуться до красноглазого зверька рукой. Мышцы напрягаются, и я уже готов схватить наглеца. Но вот он сам запрыгивает ко мне на колени и, глядя в глаза, начинает колотить меня по груди передними лапами, будто бы требуя чего-то.
        - Я не по-онял, - протянул я. Но вспомнив, что это всего лишь сон, поинтересовался у наглого грызуна: - Тебе чего?
        Однако кролик человеческим голосом не заговорил, только смешно опустил в разные стороны уши и тихо, но требовательно пискнул.
        - Ну, извини, ушастый. Моя, как говорится, твоя не понимает. - Аккуратно опускаю его на траву, поднимаюсь, срываю яблоко, разламываю пополам и кладу одну часть перед кроликом. - На вот, яблочко пожуй. Очень вкусное. Настоятельно рекомендую.
        Зверек в моих рекомендациях не нуждался. Более того, судя по тому, с какой жадностью он вгрызся в плод, именно яблоко от меня и требовалось.
        Наблюдая, как мило кролик хомячит яблоко, невольно устыдился собственных первобытных инстинктов. Ведь если бы в тот момент, когда я его заметил, мне под руку попался какой-нибудь булыжник… И главное, зачем? Что бы я делал с пушистым трупиком? М-да…
        Ну да ладно. Если просыпаться еще рано, посмотрим, куда мы попали.
        Выхожу из-под опущенных под грузом плодов ветвей. Осматриваюсь окрест. Ну, рай не рай, а на райский уголок похоже. Небольшая, с пару-тройку футбольных полей, зеленая равнина обнесена забором из остроконечных скал. Редкие деревца, островки кустарника, мягкая травка - все бросалось в глаза своей ухоженностью. У всех деревьев, за исключением парочки сосен, кроны почти идеальной шарообразной формы. Кустарник хоть и не изображает никаких геометрических фигур, но тоже явно подстрижен. Густой зеленый ковер под ногами в высоту не более десяти сантиметров. В нем нет никакой оставшейся от стрижки стерни. Нет вообще ни засохших травинок, ни какого-либо другого мусора. Ну, если не считать пары брошенных мной огрызков. Надеюсь, ненасытный кролик, уже догрызающий свою половинку яблока, их утилизирует. Однородность зеленого покрова нарушают белые, желтые и голубенькие цветочки.
        А в центре, между двух раскидистых сосен, стоит настоящая рубленая изба с невысоким крылечком, резными наличниками, узорчатыми ставнями и деревянным петухом на коньке.
        Направляюсь к дому и по пути перешагиваю весело журчащий ручеек с кристально чистой водой. Поодаль под самой скалой вижу небольшое озерцо, из которого и вытекает ручеек.
        - Хозяева, есть кто дома? - громко кричу, прежде чем подняться на крыльцо.
        Хлопает оконная створка, наружу выпрыгивает здоровенный упитанный серый кот и, задрав хвост трубой и громко мяуча, шустро бежит ко мне. Если такой зверь заедет лапой, то располосует кожу на ленточки. Поспешно плотнее закутываюсь в плащ и соображаю, как ловчее пнуть усатого, если тот действительно надумает напасть.
        Но кот удивляет меня. Продолжая орать, он трется о мои ноги. Можно подумать, будто мы с ним старые знакомые и он сильно по мне соскучился.
        Стараясь не споткнуться о мяукающее недоразумение и не наступить ему на лапу, поднимаюсь на крыльцо и стучусь в дверь. Немного подождав для приличия, тяну за ручку - заперто. Подумав, толкаю дверь внутрь. Оказывается, не заперто.
        Вхожу в узкие - двоим с трудом разойтись - сени. Из мебели только лавка, на которой два деревянных ведра и моток черного шланга. Под лавкой слегка запыленные сапоги, веник и деревянный совок. На сделанной из березовых сучков вешалке висит такой же, как на мне, только синего цвета плащ и меховая безрукавка.
        Успеваю подумать, что резиновый шланг не вписывается в общую картину, и вздрагиваю, оттого что шланг вдруг разворачивается и сползает на пол.
        - Фу-ух, - выдыхаю, глядя на двухметрового ужа, ползущего между ног не обращающего на него внимания кота. - В этом доме случайно не Инфаркт Миокардыч живет?
        Уж не отвечает, и я, наступив таки на лапу коту, захожу в комнату. Потолок невысокий, рукой достать, но помещение довольно просторное, опытным глазом строителя определяю размеры примерно пять на шесть. У смежной с сенями стены большая русская печь с лежанкой и прикрытым деревянной заслонкой зевом печи. Тут же набор специальной утвари: на низкой лавке чугунки, глиняные горшки и прочая посуда, к стене прислонены два ухвата, кочерга и то ли широкое весло, то ли деревянная лопата.
        Посреди комнаты деревянный стол. Под окном, в которое пару минут назад мне навстречу выпрыгнул кот, застеленный шкурами топчан. В дальнем левом углу огромный сундук. Когда я был маленький, такие сундуки были у моих кубанских теток. Они разводили в них тутового шелкопряда и сдавали коконы в колхоз.
        В том же углу, только под потолком, пошевелился сидящий в центре паутины здоровенный мохнатый паук.
        У противоположной стены стоит грубо сколоченный шкаф с занавесками вместо дверок. Занавески слегка раздвинуты, и на полках видны различные плошки, горшочки и наполненные невесть чем мешочки.
        Вдоль стены у входной двери висит различная одежда. Здесь и меховая доха, и суконный кафтан зеленого цвета, и еще какие-то неизвестные предметы гардероба. Там же на стене висят две пары самых настоящих лаптей. Одна пара стоит на полу рядом с невысокими остроносыми сапожками красного цвета.
        Женская одежда отсутствует, значит, живет здесь холостяк.
        Над одеждой полка из широкой доски. На полке черная мохнатая шапка, широкополая соломенная шляпа и серый суконный колпак, типа турецкой фески.
        Слева от дверей на табуретке стоит деревянное ведро с водой. На нем висит ковшик. При виде чистой воды испытываю жажду. Зачерпываю ковшиком и с удовольствием пью студеную водичку. Судя по тому, что вода свежая, хозяин вышел из дома недавно и, возможно, находится где-то рядом.
        От изучения нехитрой обстановки отвлекает писк. В дверь вбегает упитанная мышь, перепрыгивает через хвост сидящего у моих ног кота и, деловито обежав печь, скрывается за ней. Кот на нее - ноль внимания.
        - Ты, Василий, я смотрю, мышей не ловишь? - обращаюсь к коту.
        Тот в ответ мяукает и снова принимается тереться об мои ноги.
        Прохожу вслед за мышью. Пространство за печкой закрыто пологом из дерюги. Отодвигаю полог и обнаруживаю кладовку со всякой всячиной. На полках опять же всякие баночки, горшочки, мешочки и еще много всего. На стене пучки трав. В полу крышка люка в подпол. Любопытно глянуть, что там. Но вдруг войдет хозяин, а тут голый, одетый в один лишь плащ, незваный гость шарится по закромам.
        Решив, что находиться в доме в отсутствие хозяина без приглашения невежливо, выхожу наружу. Неизвестно еще, что за хозяин. А то схватит тот ухват, что побольше, и буду бегать от него по всему этому райскому уголку, если успею из дома выскочить. Лучше встретиться с ним на просторе.
        Обхожу избу вокруг. Ого, да тут приличный огородик! В обрамлении кустов смородины разбиты ровные ухоженные грядки. Никаких огурцов и помидоров нет. Зато есть репа, желтые, увенчанные сочной ботвой кругляши которой торчат из земли. Рядом растут еще какие-то корнеплоды, может, редька, может, еще что. Я в огородничестве не специалист. Репку-то опознал, потому что желтая и потому что росла когда-то на даче у родителей.
        А вот и знакомый белый кролик скачет меж рядов капусты. Или это другой? Может, хозяин забыл закрыть крольчатник и зверьки разбежались? Они же погрызут у него весь огород. Впрочем, это не мои проблемы. Да и не видно пока ничего изгрызенного.
        Но где же хозяин?
        За расположенным возле озерца рядком березок замечаю еще одно строение и направляюсь к нему. Небольшой сруб с толстой печной трубой. Не иначе, баня. А вот и полная поленница дров. Вот бы попариться с березовым веничком да понырять в чистое озерцо!
        Однако дымок из трубы не вьется, и, судя по тишине, здесь тоже никого нет. Только журчат прозрачные струйки воды, стекающие с каменного выступа в озеро. На всякий случай стучу в слегка приоткрытую дверь. Ответа, конечно, нет.
        Подхожу к вытекающему из скалы источнику и, хоть и не хочется пить, не могу удержаться - наклоняюсь и делаю несколько глотков удивительно вкусной водички. Эх, если б в этом раю вместо неизвестного хозяина оказалась прекрасная хозяйка, можно было бы и не просыпаться никогда.
        У самого подножия каменной стены небольшие заросли малины. Подойдя полакомиться крупными ягодами, замечаю в находящейся за ними расселине вырубленные в скале ступени. Обхожу кустарник и обнаруживаю скрытую расщелиной круто уходящую вверх лестницу. Продолжая объедать малину, размышляю, стоит ли проверять, куда ведет обнаруженная лестница. А почему бы нет? Набрав в дорожку горсть ягод, начинаю подъем. Парапет расщелины не достигает моего плеча, и я могу свободно обозревать расположенную меж скал маленькую равнину. Впрочем, ничего нового с высоты не замечаю.
        Подъем затягивается. Шлепать босыми ногами по каменным ступеням становится утомительно. Снизу скалы не казались такими высокими. Теперь же домик внизу кажется не более спичечного коробка, а до верха расстояние визуально даже и не уменьшилось. Когда серьезно задумываюсь над желанием вернуться вниз, лестница наконец-то заканчивается небольшой площадкой. Далее меж скал идет горизонтальная тропа. Пройдя по каменному коридору, выхожу на широкий карниз, и передо мной открывается тот самый вид, который принято называть величественным.
        Вокруг до самого горизонта простирается темно-зеленое море тайги. Хотя, может, этот дремучий лес и не тайгой называется, а как-нибудь по-другому, но необъятность его массива все равно впечатляет. Движущиеся тени от облаков создают впечатление шевеления зеленой массы, отчего она кажется живой и способной жадно поглотить все в нее попавшее. Вспоминаю мрачную тьму под ветвями огромных елей, и от жути передергиваю плечами.
        Опускаю взгляд вниз, там уже знакомая картина - несколько метров ровного пространства у подножия, обрывающегося глубоким ущельем, на дне которого пенится бурный ручей.
        Карниз, на котором стою, тянется вдоль скал. Край его огражден неровным парапетом, местами не достигающим колен, а местами скрывающим меня с головой.
        Раз уж забрался в такую высь, стоит посмотреть, куда ведет эта явно рукотворная терраса. После недолгого раздумья, в какую сторону отправиться, иду направо.
        Картина вокруг не меняется - все такое же бескрайнее, однообразно зеленое лесное море, внизу то же ущелье. Иду довольно долго, наверное, не менее получаса, а может, и больше. От однообразия теряется чувство времени. Пару раз сворачиваю в проходы, ведущие к лестницам, подобным той, по которой я сюда поднялся, но, не заметив появления внизу хозяина, возвращаюсь и продолжаю обход.
        Вот внизу от скалы к ущелью тянутся две узкие полосы. Присмотревшись, понимаю, что это те массивные цепи, на которые я наткнулся в самом начале. Значит, тот мусор на дне ущелья - это обгоревшие остатки моста. Получается, что я почти обошел запертый в скалы райский уголок по кругу. И действительно, через несколько минут подхожу к тому месту, откуда начал обход.
        Итак, я нахожусь посреди тайги на каменном острове, окруженном глубоким ущельем, по дну которого циркулирует бурный поток воды. Не важно, что вода не может течь по кругу, тем более так стремительно. Во сне может быть все.
        Однако сон сном, а усталость чувствуется реальная. Еще и поднимающееся к зениту солнце распалилось не на шутку. Желание ополоснуться в прохладном озере гонит меня к ведущей вниз лестнице.
        Пока спускаюсь, тщательно осматриваю запертый в скалах зеленый уголок, но чьего бы то ни было присутствия не замечаю.
        Вода в озере обжигающе холодная. В такую разве что из парилки прыгать.
        Еще раз оглядев окрестности и никого не заметив, скидываю плащ и обливаюсь водой, черпая ее пригоршнями. Когда кое-как обмылся и даже слегка продрог, приходит запоздалая мысль, что в бане наверняка есть какие-нибудь ковшики, тазики и ведерки, с помощью которых можно было бы помыться более комфортно.
        Краем глаза замечаю мелькнувшую по траве тень. Поднимаю взгляд и вижу кружащуюся над долиной большую черную птицу. Первая мысль - орел. Но большая голова и еще более несоразмерно большой прямой клюв выдают ворона, просто невероятно огромного ворона.
        - Кар-р-р, - глухо подтверждает тот мою догадку.
        Становится жутко, и я подумываю спрятаться в бане. Однако черный мутант, каркнув еще раз, взмывает ввысь и скрывается за вершинами скал. Возможно, этот монстр прилетал поохотиться на кроликов, но, увидев человека, решил не рисковать. Откуда ж ему знать, что я сам чуть не обделался от страха.
        Накидывать на мокрое тело пыльный плащ не хочется. Выхожу из тени скалы на солнце, чтобы обсохнуть, и вдруг прямо перед глазами воздух начинает мутнеть и подергиваться рябью. В мареве начинают проступать черты человеческого лица. И вот уже на меня удивленно-радостным взглядом смотрит симпатичная девушка с огненными волосами. Оторопев от такого наваждения, зажмуриваюсь. Когда открываю глаза, с некоторым сожалением убеждаюсь в исчезновении наваждения. Не знаю, как у нее с фигурой, но на мордашку самое то, что мне нравится. Приятный все-таки сон. Конечно, если бы эта рыжая не исчезла, а материализовалась полностью, было бы еще приятней…
        Ощутив голод, иду к ближайшей яблоне и утоляю его парой сочных плодов. Огрызки скармливаю прискакавшему пушистому кролику. А не фиг баловать, на всех грызунов яблок не напасешься.
        Спасаясь от полуденного зноя, направляюсь в дом. Здесь по-прежнему приятная прохлада. Сажусь на топчан и широко зеваю. Вот же прикол - во сне еще и спать хочется. Тут еще и кот запрыгивает ко мне и, улегшись рядом, начинает урчать, убаюкивая. Не в силах больше бороться со сном, сталкиваю его на пол и ложусь сам. Перед тем как окончательно закрыть глаза, снова вижу лицо рыжей милашки. Растягиваю губы в довольной улыбке и засыпаю.
        2
        «Сны во сне не снятся», - приходит в голову первая мысль, после того как, проснувшись, понимаю, что все еще сплю.
        Перед лицом проплывает антенна кошачьего хвоста и раздается хриплое требовательное мяуканье.
        - Ме-э-э! - Звонкое блеяние из окна заставляет меня вскочить с топчана и наспех поправить сбитые шкуры.
        Похоже, домой явился хозяин. Судя по блеянию, он целый день пас то ли овец, то ли коз. Интересно, где здесь можно пасти овец, оставаясь незамеченным? Вероятно, из долины есть еще какой-то выход, кроме того, по которому явился я.
        - Ме-э-э. - Повторное одинокое блеяние прерывает сумбурный мысленный поток.
        Плотнее запахнув плащ, ожидаю появления хозяина. Тот почему-то не спешит заходить в дом. Подождав немного, решаю выйти сам.
        - Ме-э-э, - радостно приветствует меня белая козочка и подбегает к крыльцу, болтая полным выменем.
        - Мя-ау, - трется о мои ноги кот.
        - Ш-ш-ш, - вьется между кошачьих ног выползший из-под крыльца уж.
        - Дурдом, - резюмирую происходящее, понимая, что, кроме чего-то требующего от меня зоопарка, больше никого нет. Но на всякий случай все же кричу: - Эй! Хозяева! Есть кто дома? Нет никого?
        В ответ лишь собравшееся зверье удивленно смотрит на меня.
        На крыльцо выбегает мышь и, деловито пискнув, снова убегает в дом.
        - Дурдом, - повторяю я.
        - Ш-ш-ш, - соглашается уж.
        - Мя-ау, - трется о ноги кот.
        - Ме-э-э, - трясет выменем коза.
        Мимо, не обращая на нас внимания, куда-то скачет кролик.
        В небе летит ступа с ведьмой…
        Сажусь на ступеньку и машинально начинаю почесывать меж рогов ткнувшуюся мордой мне в ладони козу.
        В какой-то затяжной сон я вляпался. Если честно, мысль о том, что это не сон, а пока не объяснимая реальность, уже несколько раз мелькала в голове. Но какой реальностью можно объяснить вот эту приземляющуюся Бабу-ягу?
        Ступа при ближайшем рассмотрении оказывается плетеной глубокой корзиной, прицепленной тонкими стропами к полупрозрачному крылу-параплану. Удивительный аппарат приземляется в полусотне шагов от дома. Плетеная ступа вместе с находящейся в ней воздухоплавательницей опрокидывается.
        Поднимаюсь, чтобы помочь, но никак не могу сообразить, как высвободить хотя бы одну руку из-под не имеющего прорезей для рук плаща, не демонстрируя свою наготу. В итоге гостья, немного просеменив на четвереньках, поднимается самостоятельно, а я ошарашенно застываю, открыв рот. Передо мной, радостно улыбаясь, стоит та самая рыжая милашка из недавнего видения. Теперь, при более близком рассмотрении, вижу, что она не так уж и юна, как показалось при мимолетном взгляде. Тетеньке явно не меньше тридцати. И она красива той зрелой красотой, которая способна покорить мужчин абсолютно всех возрастов. Во всяком случае, меня она покорила точно. Боюсь только, что она примет меня в таком виде за маньяка-насильника и, чего доброго, отдубасит шестом, который держит в руках.
        Блея и мяукая, кот с козой бегут приветствовать красотку. Неужели она и есть хозяйка сего райского уголка? Да нет, не может быть. Обнаруженная мною обувь не менее сорок второго размера, а то и сорок третьего. У нее же вон какая миниатюрная ножка.
        И чего это она на меня так радостно смотрит? Мне, конечно, приятно. Но неловко как-то.
        - Здрасьте, - приветствую гостью легким поклоном.
        - Кошенька, ты и правда живой? - прижав руки с зажатым в них шестом к груди и продолжая излучать радость, спрашивает женщина.
        На всякий случай оглядываюсь, чтобы убедиться, что за моей спиной никого нет и женщина обращается именно ко мне.
        - А мне как Карлуша сообщил, будто видел тебя живым и невредимым, - продолжает она, оглядывая меня с ног до головы, словно могла видеть сквозь плащ, - я и не поверила, но все же вызвала тебя. А ты сразу связь и оборвал почему-то. Я чуть погодя снова вызвала, и снова ты не захотел мне ответить. Потом и вовсе вызов перестал проходить. Вот я и решила сама наведаться. Ты уж, Кошенька, извини меня, старую. Я и сама уже как только себя не корила, что через мою глупость извел тебя Иван, трухлявый пень с муравьями ему в зад. Так значит, не извел он тебя, Кошенька? Радость-то какая! Ой, а бледненький ты какой! Досталось тебе все же, вижу. Да ты отдыхай, Кошенька, сил набирайся. А я пока поухаживаю за тобой. Сейчас вот Машку подою…
        - Кхм, э-э-э… Извините, - прерываю словоохотливую женщину. - Я вообще-то сюда случайно зашел. Шел по лесу… и зашел. А тут, кроме этих зверюшек, никого нет. Ну, вот как бы и все. Меня, кстати, Георгием зовут.
        - Куда? - вперивает в меня большие зеленые глаза гостья.
        - Что - куда? - не понимаю я.
        - Зовут тебя, Коша, куда?
        - Э-э-э… Я - Георгий. Для вас просто Жора, - старательно изображаю должную казаться милой улыбку.
        В широко открытых глазах красавицы появляется жалость. Выронив шест, она тянет ко мне руки. Шест падает, ударив по хвосту ужа, который, воспользовавшись моментом, обвил козью ногу, припал к соску и хлещет молоко большими глотками. А коза, зараза, не только не возмущается, а даже глаза прикрыла от удовольствия.
        - Что же я, старая, наделала-то? - вдруг начинает заунывным голосом причитать совсем даже не старая женщина, продолжая тянуться ко мне руками, будто желая обнять, но не решаясь. - Нешто ты, родименький, умишком повредился?
        Если это все же не сон, насчет умишка она может оказаться права. Однако я совсем не против ее объятий и даже делаю шажок навстречу.
        Но понимаю, что не смогу ответить, не распахнув свой плащ, и останавливаюсь.
        Женщина все же подходит вплотную, слегка коснувшись меня высокой грудью, берет мою голову маленькими теплыми ладонями и пристально смотрит в глаза. Я словно проваливаюсь в зеленый омут ее красивых глаз…
        Дальнейшее помню как в тумане.
        Я превращаюсь в безвольного болванчика и лишь краешком сознания отмечаю происходящее.
        Взяв за руку и ничуть не стесняясь распахнувшегося плаща, зеленоглазая ведет меня к бане, где усаживает на расположенную в тени берез скамейку. Сама направляется к поленнице и, набрав охапку дров, скрывается за дверью. Вскоре из печной трубы начинает струиться дымок. Женщина что-то говорит мне и убегает к дому. Вновь появляется, заставляет меня выпить чашку теплого жирного молока и опять убегает. Некоторое время она периодически мелькает перед глазами, бегая от бани к дому и обратно.
        И вот рыжая тащит меня в парилку, попутно не только содрав мой плащ, но и разоблачившись донага сама.
        Позже я спишу происходящее на глубокое погружение в гипнотический транс, в который меня ввела зеленоглазая колдунья. А как иначе объяснить мое равнодушное отношение к стройному телу обнаженной красотки?
        Но, что удивительно, никакой транс не лишает меня возможности испытывать блаженство от банных процедур. А рыжая толк в этих процедурах знает. Сперва мы, забравшись на полок, как следует прогреваемся. Потом она, несмотря на свою кажущуюся хрупкость, довольно продолжительно обрабатывает меня сразу двумя вениками. Затем выталкивает из парилки к озерцу и обливает ледяной водой, черпая ее ведерком прямо из водоема. И снова парилка, ковш ароматного настоя на камни и веники.
        С блаженством вдыхаю вечерний прохладный воздух, расположившись на лавочке под березками. Рыжая в это время снова протапливает баню. И все повторяется.
        Вот я опять сижу на скамейке, теперь уже одетый в полотняные портки и длинную рубаху-косоворотку. В голове ни единой мысли. Просто сижу и наслаждаюсь созерцанием ярких звездных узоров на ночном небе.
        Появляется рыжая и ведет меня за руку в дом. Там на столе в свете масляного светильника поблескивает медными боками самовар. Рядом большое блюдо с горой пышных пирогов. Проверяю на себе, что глубокий транс аппетиту не помеха.
        Пока насыщаюсь, зеленоглазая подтверждает, что является не просто гипнотизершей, способной погружать в транс добропорядочных людей, а самой настоящей ведьмой. Она ставит на стол наполненную водой миску, что-то шепчет, водит над ней руками, затем дует. Вода в миске вдруг чернеет, и как только рябь успокаивается, появляется изображение лица голубоглазого блондина, занятого подравниванием небольшой аккуратной бородки с помощью огромных, внушающих уважение ножниц. Завидев нас, он недовольно хмурится и что-то бурчит, обращаясь к женщине. Однако, переведя взгляд на меня, застывает с открытым ртом на полуслове. Рыжая начинает ему что-то объяснять, но я не прислушиваюсь. Я наелся, и мне теперь хочется только спать. А разные переговоры по мисочным видеофонам ну совершенно не волнуют. С трудом выбравшись из-за стола, падаю на топчан, и мое сознание отступает под натиском сладкой дремы.
        3
        Просыпаюсь от переливчатого птичьего пения и не спешу открывать глаза, соображая - проснулся я во сне или на самом деле?
        - Мур-р-р, - раздается над ухом.
        Открываю глаза и вижу в проеме небольшого оконца сидящего на подоконнике кота Ваську. Значит, все еще сплю.
        Но, сплю - не сплю, а вставать надо. Посмотрим, как говорится, что сон грядущий нам готовит…
        Ага, на столе кувшин с молоком и пироги. Может, сперва сходить умыться? Не, чего ходить туда-сюда без дела!
        За завтраком восстанавливаю события вчерашнего приснившегося дня. Ну, огромадная лягушка в подземном озере - это явный бред. Тут без вариантов. А вот сон про рыжую парапланеристку весьма приятен. Особенно про баню, кхм… М-да… Смущает только моя реакция, а вернее ее отсутствие, на голую ведьмочку. Еще подумает, что я импотент. И вообще, после встречи с ней я был какой-то неадекватный. Ну, точно она меня загипнотизировала.
        С улицы доносится картавое покаркивание. Допив молоко, выхожу посмотреть. На лужайке перед крыльцом развалился кот. Он раздраженно елозит по траве хвостом, за который его пытается ухватить мощным клювом здоровенный ворон. Пернатый раз за разом промахивается и недовольно каркает. Это просто мутант какой-то, а не птица. Таких больших воронов просто не бывает.
        - В зоопарке пополнение, - констатирую я, потягиваясь.
        Васька отвлекается на мое появление, и ворону удается ухватить его хвост.
        - Му-а-а-а! - истошно возмущается кот и пытается заехать когтистой лапой по наглой птичьей морде. Но ворон подпрыгивает и в один взмах могучих крыльев оказывается за десять шагов от пострадавшего. Заложив крылья за спину, он важно вышагивает, издевательски каркая и косясь одним глазом на вылизывающего хвост кота.
        Направляюсь к озеру, чтобы умыться, и обнаруживаю там рыжую. Женщина занимается постирушками. Останавливаюсь, чтобы лучше ее рассмотреть. А то от вчерашних впечатлений в памяти только зеленые глаза да стройная фигура.
        Стоя по колено в ледяной воде, рыжая полощет белье, отжимает и бросает его в деревянное корыто. На ней надета зеленая рубаха из грубого полотна, мокрый подол которой едва достает до колен. Волосы убраны под платок, завязанный смешным бантиком на темени.
        Вздрогнув от карканья подкравшегося сзади ворона, она плещет на него водой, и тот, забавно переваливаясь, отбегает.
        - Кошенька, ты проснулся, - мило улыбается зеленоглазка, увидев меня.
        Вытирая мокрые руки о подол рубахи, при этом задрав его гораздо выше колен, она направляется ко мне. Не в силах оторвать взгляда от стройных ножек, отмечаю соответствующую реакцию организма, и с удовлетворением думаю о вчерашней бане как о нетипичном случае. Просторная длиннополая рубаха скрывает реакцию организма на стройные ножки симпатичной женщины от посторонних глаз. Но так как эта самая симпатичная женщина намеревается меня обнять, то наверняка наткнется на эту самую реакцию моего организма. Еще примет за маньяка.
        Поспешно хватаю корыто с бельем и, отгородившись им, вопрошаю:
        - Куда отнести?
        Мы идем к березкам, и, пока рыжая развешивает портки и рубахи на натянутых веревках, я решаю наконец-то познакомиться:
        - Извините, э-э-э… Мне, право дело, неловко. Мы общаемся уже второй день, а я до сих пор не знаю, как вас зовут…
        - Куда? - удивленно поднимает брови женщина, закинув на веревку последние портки.
        - Что - куда? - не понимаю вопрос.
        - Зовут нас куда? - говорит она.
        Создается впечатление дежавю. Будто бы такой диалог уже имел место быть. После некоторой заминки поясняю:
        - Мне хотелось бы знать, как я могу к вам обращаться? То есть как ваше имя?
        Зеленые глаза снова наполняются жалостью, и женщина тянет ко мне руки, намереваясь обнять.
        - Ох, не прощу я себе, старой, что навлекла на тебя беду, Кощеюшка…
        В памяти всплывают подробности нашей вчерашней встречи. Именно после такого диалога эта экстрасенша вогнала меня в транс, превратив в безвольного болвана-импотента. Поэтому продолжаю отгораживаться пустым корытом, которое все еще держу в руках. Не, повторить банные процедуры я не против. Но только в здравом уме. Я опускаю взгляд на стройные ноги. Можно даже баню не топить…
        - Да брось ты это корыто, - с долей раздражения в голосе говорит рыжая, так и не сумев до меня дотянуться.
        - И все же, какое ваше имя? - продолжаю настаивать я.
        - Да Яга я, Кошенька, Яга! - Она пытается вырвать из моих рук корыто.
        - Очень приятно. А я Георгий, в смысле, Жора. - Я сопротивляюсь, но, поняв, что это несколько невежливо, выпускаю посудину из рук. Не ожидавшая что я так быстро сдамся Яга падает вместе с корытом. Мой организм вновь адекватно реагирует на взметнувшийся подол. Но я, не обратив на это внимания, спешу помочь женщине подняться. Та, невольно прильнув ко мне, вдруг резко отстраняется, бросает удивленный взгляд на то место, где под подолом рубахи скрывается моя реакция, затем, прищурив левый глаз, подозрительно, с некоторой долей лукавства смотрит на меня.
        - Ты чего это, старый охальник, удумал, а? Нешто меня возжелал? А?
        - Э-э-э… - Не могу сообразить, что ответить. - Я тут это… умыться к озеру шел…
        Подойдя к вытекающим из каменной стены струям, скидываю рубаху и обмываюсь по пояс до тех пор, пока все тело не покрывается зябкими мурашками.
        - Брр, - передергиваю плечами от холода, разворачиваюсь… и чуть не падаю в воду от неожиданности. Прямо передо мной стоит улыбающаяся Яга, если я правильно расслышал ее имя, и протягивает полотенце. Беру его и начинаю с усердием вытираться, не забыв поблагодарить: - Спасибо.
        - Сегодня должен Лешик явиться. Он тоже рад, что ты не сгинул, и хочет с тобой пообщаться, - сообщает рыжая и, вздохнув, добавляет: - Только он еще не знает, что ты возрожденный. Да я и сама привыкнуть не могу. На моей памяти такого никогда не было.
        Пожалуй, пришло время выяснить, за кого меня тут принимают. Кто такой этот Коша, с которым меня путает эта милая женщина? Ну и следует прояснить череду других вопросов.
        - Извините, - говорю, натягивая рубаху, - что значит возрожденный?
        - Ой, родименький, я и сама толком понять не могу, - разводит женщина руками. - Я давеча в душу тебе заглянула, а она чиста, будто у младенца. Или нет, не как у младенца. Есть в ней нечто, что не поддается моему разумению. Не будь ты первочеловеком, ни за что бы не поверила, что это ты.
        - Ничего не понимаю, - признаюсь честно. - А есть здесь где-нибудь зеркало? Очень хочется на себя посмотреть.
        Яга со вздохом берет стоявшее возле бани ведерко, зачерпывает из озера воду, проводит над ней рукой. Вода сперва чернеет, затем поверхность становится зеркальной.
        - Обалдеть! - Я искренне обалдеваю от такого фокуса, но, вспомнив, что это всего лишь сон, принимаюсь рассматривать свое изображение.
        М-да… Я подозревал, что не являюсь красавцем, но во сне-то можно было подобрать более симпатичную внешность. Ну вот что это за жертва радиации? Физиономия явно не моя. И ладно еще абсолютно голый череп, но отсутствие ресниц и бровей - это перебор. Даже удивительно, как эта рыжая красотка столь благожелательно относится к такому уроду. А может, она какая-нибудь извращенка? Хотя, если не обращать внимания на отсутствие волосяного покрова, черты лица правильные. Я бы даже сказал, идеальные. В реальности такие можно увидеть только в глянцевых журналах на подредактированных фотошопом фотографиях голливудских актеров. Кстати, перевожу взгляд на рыжую, теперь понятно, что так смущало меня в ее лице - такая же идеальность, я бы даже сказал, кукольность.
        - Да ты, Кошенька, не расстраивайся, - она будто прочитала мои мысли, - отрастут бровки и реснички.
        Открываю рот, желая в очередной раз сообщить, что я Жора, а не Коша, но, взглянув на изображение в зеркальном ведре, спрашиваю другое:
        - А на голове волосы отрастут?
        - Отрастут, - сообщает женщина, и в ее голосе слышится сожаление. - Придется тебе снова ежедневно брить свой череп.
        - Зачем? - не понимаю я.
        Она, похоже, тоже не понимает моего вопроса и озадаченно хмурится.
        Беру собеседницу под руку и веду к скамейке, на которой отдыхал вчера после бани.
        - Уважаемая Яга, - начинаю, усадив ее рядом с собой, - не знаю, возрожденный я, перерожденный ли или умалишенный, но… Но я ничего не понимаю. А понять хочется. Не могли бы вы, уважаемая, растолковать мне для начала хотя бы, кто я, где я и почему я?
        - Чей-то ты мне все выкаешь, будто какой-то морийской княгине! Хочешь знать, кто ты есть? А и действительно, как же это я, старая, сама-то не сообразила… - Женщина встает передо мной, берет мою голову приятно теплыми пальцами, и я тону в глубоком омуте ее зеленых глаз.
        Итак, я первочеловек - один из перволюдей, которыми многие века назад Создатель населил миры. Я - мельчайшая толика души самого Создателя, уплотненная до состояния физического тела. В этом есть главное отличие перволюдей от обычных людей. Простой человек состоит из смертной физической оболочки и помещенной в нее бессмертной души. Я же есть только уплотненная душа, потому бессмертен…
        4
        Неожиданно начавший вливаться в меня поток знаний резко прерывается. Я словно оглушенный трясу головой, стараясь прийти в себя. Когда мне это удается, вижу нахмурившуюся Ягу и возникшее перед ее лицом марево, из которого смотрит уже знакомый по вчерашнему вечеру блондин.
        - Как самочувствие, Кощей? - обращается он ко мне. - Оклемался уже чи не?
        До меня не сразу доходит смысл вопроса, ибо перевариваю полученную в трансе информацию. Видя мою заторможенность, блондин переносит внимание на женщину:
        - Чтой-то ты, Яга, медленно его лечишь!
        - Тяжелый случай, - отмахивается женщина. - Ты как раз сеанс лечения прервал. Сам-то когда явишься?
        - Говорю же, невесть что в лесу деется. Как бы не извели мои угодья под корень. Вас хочу о помощи просить. Из-за тебя, кстати, Кощей, все заварилось, - уставился он на меня голубыми глазами, - тебе мой лес и выручать.
        - Ага, он те щас навыручает, - кивает Яга. - Ты подробней расскажи, что творится-то?
        - Так я ж говорю, снова Иван бедокурит. Он как Кощея победил, возомнил о себе невесть что. То ли со скуки, то ли от дури, а может, хмельного меда перебравши, решил идти на Черный кряж волотов бить. У них де полно пещер, набитых несметными сокровищами.
        - Сказано дурак, он и есть дурак, - качает головой Яга. - А волоты об энтом знают?
        - Об Иване-то?
        - О сокровищах своих несметных.
        - Дык какие у них сокровища, Яга? И зачем они им? Чай, не людишки алчные. Но то полбеды, Яга. К дураку-то, после того как слава о его победе над Кощеем разлетелась, такие же идиоты, силушкой не обиженные, со всех окрестных царств-королевств так и потянулись. Да каждый с дружиною своею. И в итоге выступил Иван на волотов во главе цельной рати.
        - И-итить твою жабу коптить, - витиевато выражает свои чувства Яга. - И чего ж ты, Лешик, нешто пропустил оглоедов через лес?
        - Погоди, Яга. Знаешь же, что мой лес не всякая рать пройти сможет. Да только известно, что дуракам закон не писан, ибо они свои законы придумывают. Вона один дурак малость Кощея не извел, а ежели их тыща? А? Вот то-то же. Признаюсь, боязно мне стало. Я им и открыл дорожку к холму, где братец мой спит.
        Ахнув, рыжая опускается на лавку, приятно прижавшись ко мне бедром.
        - Нешто ты Лихо разбудил?
        - Не пришлось, - отрицательно мотает головой блондин.
        - Ф-фух, - облегченно выдыхает Яга.
        - Они его сами разбудили.
        - Тьфу! - от досады бьет меня кулаком по коленке женщина.
        - Там же у северного склона холма как раз то болото, в которое ты посылала анчутку притворяться Царевной-лягушкой, с чего, собственно, все и началось когда-то.
        - Я же просто пошутить хотела, - виновато говорит рыжая, обращаясь почему-то ко мне.
        - В общем, велел Иван разбить на холме лагерь и три дня праздновать его былую встречу с энтой самой лягушкой-царевной, - продолжает рассказчик сквозь плавающее в воздухе видеоокно. - Сами понимаете, к вечеру все войско хорошенько поднабралось медовухой да винами заморскими. И, наслушавшись невероятных историй о местных лягушках, восхотели подстрелить и себе по одной.
        - И? - нетерпеливо вопрошает Яга.
        - Что - и? Натянули луки и давай пускать стрелы во все, что в болоте шевелится. Это ж тыща стрел на каждый шорох, на каждое шевеление. Ох, не одна русалка да мавка в качестве доказательства неслыханного беспредела болотнику похожий на ежа зад предъявила!
        - А ты-то чего ж не пресек безобразие? - тычет пальчиком в изображение блондина Яга.
        - А я знал? Меня как раз Кощеев братец отвлек.
        - Мой? - удивляюсь я. - Он что, тоже здесь?
        - Пока нет, - качает головой блондин. Но скоро будет. Вий как узнал, что Иван тебя извел, так и решил, что негоже твои владения бесхозными оставлять.
        - Ниче не понимаю, - признаюсь я. - Какой еще Вий?
        - Братец твой, какой же еще. Нешто другого Вия знаешь?
        - Да не помнит он ничего, - объясняет за меня рыжая. Тяжелый случай. Я мыслила рассказать тебе все, как прибудешь, а ты вона какие каши в своем лесу завариваешь.
        - А не ты ли энту кашу заварила-то?
        - И что там Виюшка? - ушла от ответа Яга.
        - А что Вий… Кликнул слуг да и двинул в Кощееву вотчину. Кабы его челядь могла на дневной свет вылезать, глядишь, уже бы на месте были. Я, конечно, дороги да тропки все ликвидировал, елями вековыми загородил. Мне бы, ежели б ты, Кощей, на самом деле сгинул, твое хозяйство и самому бы сгодилось. Но разве ж Вия такие преграды остановят? Закинет веки за спину и прет сквозь чащобу, аки лось. Да еще и все первотвари пред ним раболепствуют - и дорожку в обход бурелома покажут, и веточку, дабы в глаз не воткнулась, отклонят. Тьфу… Вот я уж отыграюсь на этой мелочи лесной опосля! Они у меня попомнят, как кого ни попадя по моему лесу водить.
        - А я тебе говорила, Лешик, - качает головой рыжая, - строг ты с ними больно. Вот они и отплатили за неподобающее отношение. Ну да ладно. Прется, значит, Виюшка сюда ночами. А что ж Иван? Он ли Лихо разбудил?
        - А вот пока я Вию препоны создавал, Иван все куролесил со своей ратью. В том болоте не то что лягух всех повыбили, пиявок и тех извели. Мошка да комарики на другие болота улетели, устав от стрел уворачиваться. Уже болотник ко мне берегиню прислал с мольбою помочь ему избавиться от неугомонных людишек. А я что могу? Ты, Кощей, не чета мне, а ить с одним Иваном справиться не смог. А тут тыща таких Иванов. Ну, я болотнику не стал говорить, что нарочно рать к холму у болота вывел. Посоветовал обождать, когда у них хмельные напитки кончатся. Тогда, мол, заскучают и уйдут.
        - Уж не рад небось был, что не пустил Ивана со товарищи к Черному кряжу? - вопрошает Яга.
        - Ну да. Тогда б еще хуже было. Это ж они туда через весь лес да оттуда… Это что б с лесом стало? Не, нам такого счастья не надо.
        - Значит, отказал ты болотнику в помощи?
        - Ну-у… - Блондин замялся, будто решая, говорить ли, нет ли. - Я че помыслил…
        - Че? - заинтересованно уставилась на него женщина.
        - Клин-то клином вышибают. Вот и проложил я удобную тропку для Вия со свитой к холму, где людишки веселились.
        - И-итить твою жабу коптить! - Рыжая чувствительно лупит меня кулачком по колену. - И че? Небось при виде Вия людишки по всему лесу разбежались, и ты теперича хочешь, чтобы мы помогли их повылавливать да повыгонять?
        - Ага, как же, разбежались. Говорят, когда они много хмельного употребят, страшилища почище Вия чудятся.
        - Нешто не убоялись?
        - Кабы просто не убоялись, то ладно. Есть средь дружков Ивана такой Илюха. Дурень почище царевича. Дык он стрелу Вию аккурат в нос впендюрил и тут же возжелал его. Кричит: мол, это моя Царевна-лягушка! Мол, я щас с ней пересплю, и она вмиг в красавишну почище Ивановой Василиски превратится. Тут Иван, знамо, обиделся. Хоть и осточертела ему твоя, Яга, анчутка в личине царевны, отчего, подозреваю, и намылился в ратный поход, а все ж сравнивать Кощеева братца с ней ему показалось оскорбительным. Заявил он Илюхе, что Вий никакая не Царевна-лягушка, а жаба бородавчатая, питающаяся слизнями да земляными червяками. Тут уже Илюха за честь возлюбленной вступился, заехал в лоб Ивану латной перчаткой, предлагая ратиться.
        - А Виюшка-то что? - Рыжая прямо-таки ерзала от нетерпения.
        - А ничего. Ему как стрела в нос попала, так веки и захлопнулись. Сам-то их поднять он, знамо, не осилит, а челяди не до него. Слуг его, вишь, ратники спьяну за нашествие царевен-лягушек приняли, со всеми вытекающими из этого казуса последствиями. В общем, не до повелителя Виевой челяди стало. Им бы, бедолагам, свою честь уберечь. В общем, тут не только болото, но и лес на полтыщи шагов вокруг холма вскипел, только сучья в разные стороны полетели. А Вий как встал со стрелой в носу, так и стоит столбом, орет, чтобы ему веки подняли, не подозревая, что его честь зависит от исхода поединка меж Ильей и Иваном. Те же все решить не могут, на мечах ли ратиться, на рогатинах ли, на кулачках ли молодецких или попросту, кто больше бочонков хмельного меда осилит?
        - Весело там у вас, - вставляю и я слово.
        - Веселье-то впереди предстоит, - сокрушенно качает головой блондин. - Ох и веселье…
        - Да досказывай уже, чем дело закончилось? - снова проявляет нетерпение Яга. - Кто Лихоню разбудил?
        - А Виевы челядинцы и разбудили. Как стали от лихих молодцев в холм закапываться, так братец от щекотки и проснулся. Открыл единственный глаз, а тут такое творится! Возрадовался Лихоня и давай радость-злобушку окрест расплескавшуюся впитывать. Вмиг дурной силушки набрался, аппетит нагулял и ну козни-пакости строить. Оно поначалу-то все вроде как успокоилось. Ратники, правда, все перессорились вслед за Ильей и Иваном. Но до драки дело не дошло. Разошлись каждый своей дорогой по своим царствам-королевствам. Успокоившиеся челядинцы стрелу из носа Вия выдрали, веки ему подняли, и отправился он восвояси, забыв о Кощеевом хозяйстве. Я, дурной, ужо порадовался: мол, в кои-то веки братец помог порядок в лесу восстановить. Ага, щас. Помог, туды его в единственный глаз.
        - Вот я отхожу тебя жердиной по спине-то! - вскакивает с лавки рыжая и угрожающе замахивается на парящее в воздухе видеоокно невесть откуда взявшимся в ее руках шестом. - Тянешь, тянешь, ажно всю душу в косички заплел! Говори уже, чем все закончилось и какую помощь от нас мыслишь получить?
        - А я и говорю, плохо все закончилось. Сразу три царства и три королевства Мудромыслу войну объявили из-за обид, нанесенных сыном его Иваном их царевичам-королевичам, - это раз. А два - дык твой братец, Кощей, разобиделся на меня, решив, будто это я ему препону со стрелой в нос учинил…
        - Так ты ж и учинил, - перебивает блондина Яга.
        - Я свою собственность защищал, - пытается оправдаться тот.
        - Да-а? - ехидно подбоченивается рыжая. - С каких это пор Кощеева собственность твоей стала?
        - Да, - решаю поддержать Ягу, начиная подсознательно ассоциировать себя с этим самым Кощеем.
        - Дык я же это… - Блондин растерянно теребит бородку. - Я ж мыслил, что тебя нет. Мыслил, сгинул ты вовсе…
        - Запомни раз и навсегда, - входя в роль, поднимаюсь с лавочки и тыкаю пальцем в блондина, - мыслить - не твоя прерогатива. Это раз. А два, коль уж я Кощей и ты против этого не возражаешь, то должен знать, что мое второе имя Бессмертный. Вкурил?
        Наехав на мужика из видеоокна, украдкой покосился на рыжую. Во взгляде той увидел восхищенное умиление.
        - Кошенька, ты приходишь в себя! - радостно сообщает она.
        - Так мне надо было пропустить Вия сюда? - обиженно спрашивает блондин. - Он, между прочим, собирает свиту побольше, дабы снова прийти и извести мой лес. А все, между прочим, с твоей шуточки началось, Яга. И Кощей через тебя пострадал, и я теперь…
        - Ну ладно, ладно, - обрывает стенания мужика рыжая. - Чего разнылся-то?
        - А то и разнылся! Хочу, чтобы Кощей своего братца усмирил. А ты, Яга, моего успокоила да усыпила. Не то все мы тут лиха хапнем. Мало никому не покажется.
        5
        - Вот же напасть-то, - качает головой Яга, как только видеоокно растворяется в воздухе. - Хошь не хошь, а выручать Лешего надо.
        - Так это леший, значит? - уточняю личность блондина. - Я его этаким пнем с ножками и ручками представлял.
        - Эт морок для людишек, - задумчиво поясняет Яга.
        - Морок? - переспрашиваю, но, видя, что рыжая все сильнее погружается в собственные мысли, повышаю голос: - Какой еще морок!
        - Да что ж ты кричишь-то? - вздрагивает женщина. - Обычный морок, какой все мы на себя накидываем, чтобы назойливых людишек отпугнуть. Я им старой хромой горбатой каргой вижусь, с вот такенным носом, и на нем вот такая бородавка!
        - Баба-яга костяная нога, что ль?
        - Ой, Кощеюшка, к тебе и правда память возвращается! - радостно хлопает в ладоши рыжая.
        - А я, типа, обтянутый кожей скелет?
        - Ох и жутчайшего вида старикашкой ты рядился, жуть! - передергивает плечами Яга.
        - Можно подумать, ты симпатичной старушкой людям являешься, - незаметно для себя перехожу в обращении с рыжей на «ты».
        - Не, мы-то с Лешиком мороки только при встрече с людишками надеваем. А вот вы с братцем Вием уже какой век личины не снимали. Я уже и забывать ваши лица стала. А Лихоню и не помню вовсе. Будто всегда такой жердиной одноглазой был. Если честно, - Яга взяла меня за локоть и прильнула вплотную, - я где-то даже благодарна дурню Ивану за то, что он вернул тебе прежний образ. Ну ее, ту личину, Кошенька! Я же не ряжусь пред тобой каргою старой.
        - Да я и не знаю, как это делать, - пожимаю плечами, стараясь не выказывать удовольствия от столь откровенного расположения ко мне рыжей красотки. - Но надеюсь научиться, мало ли… Ты не против, если я задам несколько вопросов?
        - Кому?
        - Кролику, - киваю на скачущего мимо зверька.
        - Коша, - рыжая качает головой, - кролик разговаривать не умеет.
        - Тогда тебе, - отвечаю, начиная испытывать некоторое раздражение от столь наивной непосредственности, и понимаю, что интересующие меня вопросы вдруг все переплелись-перепутались в голове, а я не могу вытянуть из путаницы наиболее важный. Потому спрашиваю первое попавшееся на язык: - О какой твоей шутке все время упоминал Леший?
        - О какой? - изображает наивное недоумение Яга.
        - Это я у тебя спрашиваю, о какой? - Рыжая мне более чем симпатична, однако я начинаю раздражаться.
        - А-а-а… - якобы догадавшись, о чем речь, протягивает она. - Да это он про Царевну-лягушку, которую я Ивану подсунула… Ну я, пожалуй, полечу. Надо ж Лешику помочь усмирить Лихоню. Не то все царства-государства промеж собой передерутся. А ты тут, Кошенька, приходи в себя да помысли, как братца усмирить, дабы он наш лес в покое оставил.
        - Погоди, Яга, - хватаю ее за руку и с некоторым усилием усаживаю на скамейку. Я, конечно, знаю сказку о Царевне-лягушке, но чую, что в недомолвках рыжей кроется какой-то подвох. Потому решаю прояснить ситуацию: - Не спеши. От царств-государств не убудет, если они маленько повоюют. Короче, колись давай!
        - Чего делать? - Яга испуганно округляет зеленые глазищи.
        - Рассказывай, говорю, все как есть про Царевну-лягушку. Чую, мне это знать просто необходимо.
        - Ой, Кошенька, да расскажу я все! Только не заставляй меня колоться, - испуганно умоляет она и под моим пристальным взглядом рассказывает настоящую историю про Царевну-лягушку, а не ту сказку, которой потчуют детей.
        Если вкратце, дело было так.
        Начало, в принципе, правильное. Было у царя, звали его Мудромыслом, три сына. Кстати, умом все трое не отличались. Но младший, его Иваном звали, ко всему был недюжинной силы. А сила, как известно, уму могила. Правда, одно полезное новшество благодаря Ивану появилось, за что порубежная стража искренне ему благодарна.
        А получилось вот что. Старшие братья, как, собственно, и весь честной народ, любили пошутить над дурачком. То одну каверзу замыслят, то другую. И радостно им от этого становилось. Вот раз позвали они Ивана и говорят: мол, есть такое поверье, что ежели не останавливаясь обежать рубежи царства, таща за собой крестьянский возок с сеном, то сразу станешь умным, аки тот звездочет, что гостил у них в прошлом году вместе с повелителем южного королевства и рассказывал много интересных историй. Ивану давно надоело, что его дураком кличут, и с утра пораньше впрягся он в приготовленный заботливыми братьями возок и понесся, словно застоявшийся конь. Сами братья, запасшись провизией в долгую дорогу, спали в возке под сеном. Мало того, сзади волочился плуг на три лемеха, оставлявший широкую вспаханную полосу. Долго ли Иван обегал рубежи отцовского царства, Яга не знает, но в итоге получилась первая контрольно-следовая полоса, сильно облегчившая порубежной страже обнаружение и поимку различных лазутчиков и контрабандистов. А Иван с тех пор считает себя необычайно умным и бьет всякого осмелившегося назвать его
дураком, мотивируя тем, что лишь у него одного со всего царства хватило ума на такой забег.
        История интересная, однако напоминаю Яге, что желаю слышать именно про Царевну-лягушку. Вздохнув, та продолжает.
        В общем, Мудромысл, тоже своеобразного ума человек, решил оженить своих сыновей, думая, что хоть семейная жизнь остепенит его оболтусов. Ну и, как в сказке говорится, не придумал ничего умнее, как заставить отпрысков стрельнуть из луков с закрытыми глазами. В какую сторону чья стрела улетит, там царевич и должен взять в жены первую попавшуюся девку, лишь бы та подходила по сословию и была целомудренна.
        Услыхала про это Яга. А она ж первочеловек, а значит, все человеческое ей более чем не чуждо. Вот и решила подшутить над дурачком. Посланная ею анчутка повернула Ивана так, что тот пульнул в сторону леса. Дурень, он дурень и есть, куда стрела полетела, туда и поперся напрямую через буреломы, аки лось. На третий день вышел к болоту у Лихониного холма. А там сидит анчутка, обернувшаяся по наущению Яги большой лягушкой с золотой короной на маковке и во рту его стрелу держит.
        Ну, дальше все как в сказке. Только сказка-то писалась по сценарию Яги, а под личиной Василисы Прекрасной скрывалась все та же анчутка. И на меня рыжая бестия натравила Ивана ради шутки. Думала, посмеюсь я над дурнем да прогоню его восвояси. Ан когда поняла, что перед дурной силой и бессмертие не устоит, повелела анчутке вернуться к Ивану. Да было уже поздно, я сгинул, и все поверили, будто безвозвратно.
        - Ты уж прости меня, Кошенька, - закончив повествование, Яга смотрит жалостливым взглядом, - я не со зла. Кто ж знал, во что шутка выльется…
        - А что с анчуткой-то? - не обращаю внимания на ее мольбу. - И кто вообще эта анчутка такая?
        - Анчутка-то? Дык первотварь обычная, кто ж еще. А живет она теперь во дворце. Поначалу молила, дабы позволила я ей скинуть людскую личину да к обычным проказам вернуться. Потом свыклась, во вкус вошла. Ох и вошла во вкус… Говорят, никому во дворце от нее житья нет. А еще говорят, ты не поверишь, будто понесла она от Ивана. Врут, знамо. Не может первотварь от человека понести.
        - Дуракам закон не писан, - ухмыляюсь я.
        - Это да, - соглашается рыжая.
        - Яга, а кто такие первотвари?
        - Знамо кто - первые твари, которыми Создатель населил миры: анчутки, мавки, болотники, кикиморы и все те, кого людишки по злобе и недомыслию нежитью кличут. Да они и нас, прародителей своих, нежитью кличут, дитятки непутевые.
        - Не понял. Кто чьи дети и прародители?
        - Ох, Кошенька, - качает головой зеленоглазка. Она поняла, что я особо не серчаю на нее за злую шутку, и уже не спешит улетать. - Совсем ты все позабыл. Оно, может, и к лучшему. Мне ой как много вспоминать не хочется. Прямо-таки некоторые века так бы целиком из памяти и вычеркнула. Первых-то людей мы рожали. Но не дал им Создатель вечной жизни, и век каждого поколения все меньше и меньше становился, пока до ста годков не снизился. Тогда короткоживущие смертные от зависти невзлюбили тех, кто больше их живет, прозвали нечистой силой и принялись уничтожать, да так рьяно, что за несколько веков почитай всех и извели. Ох и тяжко же было видеть, как наши дети друг друга уничтожают. Решили мы не рожать больше детей, отдав мир короткоживущим потомкам. Позже многим из нас людская злоба передалась. Вон Вий с Лихоней что творят теперь. Да и ты злыднем не хуже их был. Мы-то с Лешиком хоть понапрасну вреда не творим. Ну, токмо ради шутки, кхм… Есть, правда, и такие, как моя сестрица Кострома. Ее народец любит и чтит. Вот кого отыскать-то надо, чтобы Лихоню усмирила. Она всегда умела промеж нас лад устроить.
        Решаю не спрашивать, кто такая Кострома, ибо мой мозг и так перегружен сверх меры, и сон, если это сон, начинает казаться утомительным и грозит стать кошмаром.
        Но все же, вспомнив про гигантскую лягушку из подземного озера, не удерживаюсь и задаю еще один вопрос:
        - А вот это вот большое и квакающее, - описываю круг руками, показывая нечто необъятное, - что живет внизу в пещере, это кто? Тоже кто-то из перволюдей, сросшийся с наброшенной личиной?
        Рыжая хмурит брови, соображая, о ком я говорю. Но вот черты ее лица проясняются, и она весело смеется.
        - Маркуль-то первочеловек? Ой, уморил ты меня, Коша! То ж твой ездовой лягушонок. Ты его цельных пять веков вскармливал.
        - М-да… А этот твой ворон-мутант, он кто?
        - Карлуша это, а не мутан. Он первозверь, как и твой Василий, - Яга кивает, указывая на шипящего на Карлушу кота, - и Машка, и другие твои питомцы.
        - Ясно. А почему все в одном экземпляре, а кроликов несколько?
        - Как это несколько? - удивляется Яга. - Кролик у тебя тоже один. Первокрольчиха у Лешика живет.
        - Не. Я точно видел одного кролика под яблоней, а одного в капусте.
        - А то один кролик и был, - отмахивается рыжая. Просто ему сразу и яблочка, и капустного листа захотелось. Ох и непонятливый ты стал, Кощеюшка…
        6
        Накормив меня вкусным кулешом, который, как Яга заявила, научил ее готовить я, рыжая улетела. Сложив крыло параплана в похожую издали на ступу плетеную корзину, отказавшись от помощи, Яга так резво побежала вверх по каменной лестнице, что я едва поспевал за ней, даже шагая через две ступени.
        - До встречи, Кошенька! - крикнула она, вбежав на террасу, и, не останавливаясь, прыгнула со скалы.
        Когда прозвучал хлопок раскрывшегося крыла параплана, мне показалось, что это разорвалось мое сердце.
        Но вот из-за парапета поднялся парящий аппарат, и я увидел, как Яга, держась за стропы, ловко забирается в корзину.
        - Чокнутая! - машу рукой ей в ответ.
        - Кар-р, - раздается над головой.
        - Придурок картавый! - ору вслед догоняющему Ягу ворону. - С вами заикой стать недолго.
        Спускаясь вниз, думаю о том, как много вопросов осталось невыясненными.
        Во-первых, как связаться с Ягой и Лешим? Ясно, что надо как-то поколдовать с водой, набранной в посудину. Но как это сделать и есть ли у меня способности к колдовству? Я хоть и в теле Кощея, но душою-то не он. С другой стороны, полученные знания говорят, что тело первочеловека есть уплотненная до физического состояния душа. Это тогда что получается, моя душа попала в душу Кощея? Тогда где его сознание? Брр… Лучше считать этот маразм сном, а во сне задумываться над подобными вещами не принято.
        Во-вторых, как в случае нужды я смогу покинуть этот райский уголок? Мост через ущелье валяется внизу грудой обгоревших обломков. Летательных аппаратов вроде параплана Яги нигде не видно. Да и не настолько я отмороженный, чтобы летать на таких штуках. А если ущелье можно перепрыгнуть на живущем внизу квакающем динозавре? Назвала же Яга его ездовым лягушонком. Нет, к такому экстриму я тоже не готов.
        Ну и в-третьих, еще целая куча вопросов…
        Вторую половину дня слоняюсь из угла в угол. Снова поднимаюсь наверх и прохожу круг по террасе, оглядывая однообразные окрестности. Спускаюсь вниз с мыслью посмотреть, куда ведут еще два арочных прохода. Но после того как всплывший лягушонок радостно отправляет меня в нокдаун, приветственно шлепая кончиком слизистого языка по лицу, спешу вернуться назад и тщательно умыться.
        Вечером прибегает коза Машка и, требовательно мекая, трясет полным выменем. Интересно, где она может пастись в этом замкнутом пространстве так, чтобы я ее не видел? И еще интересней, как ее доить-то? Надо было хоть у рыжей проконсультироваться.
        Решаю попробовать связаться с Ягой. Зачерпываю миской воду из ведра, ставлю перед собой и, ощущая себя идиотом, начинаю водить над ней руками.
        - Шуры-муры-арматуры-унитаз, - проговариваю на всякий случай единственное известное мне заклинание.
        Никакого результата. В воде по-прежнему отражается физиономия лысого идиота. М-да…
        Вспоминаю все, что знаю о дойке молокопроизводящей скотины, обмываю вымя водой… и неожиданно ловко справляюсь с задачей.
        Рядом уже нетерпеливо дергают хвостами кот Василий и уж, имени которого Яга не упоминала. Приходится делиться.
        Эх, а хорошо вот так жить-поживать на собственном хуторке! Еще бы рыжая ведьма рядом суетилась. Что-то я по ней уже скучаю…
        На следующий день до полудня безрезультатно жду, что либо Яга, либо Леший выйдут со мной на связь. Еще раз пробую связаться сам. В итоге в раздражении смахиваю миску со стола, залив водой шкуры на топчане и чуть не прибив деловито семенящую куда-то мышь. Возмущенно пискнув, та скрывается за печью.
        Поняв, что от неопределенности и безделья могу двинуться рассудком, если, конечно, все, что меня окружает, не является результатом уже произошедшего сдвига, решаю найти способ, как переправиться на ту сторону расщелины.
        Обуваюсь в сапоги, беру обнаруженный в кладовке за печкой моток веревки, через плечо перекидываю котомку, в которую по дороге срываю несколько яблок, похрустеть на досуге, и снова спускаюсь вниз.
        Как только лягушонок, узрев меня, открывает зубастую пасть, бросаю в нее яблоко. Тот отбивает яблоко языком, словно теннисный мячик. Я едва успеваю пригнуться, и сочный плод с громким чавканьем разбивается о стену за моей спиной. Не знаю, насколько я бессмертен, но если бы получил с такой силой яблоком по голове, то сотрясение мозга как минимум было бы обеспечено.
        - Маркуль! - вспоминаю, как называла лягушонка Яга, и командую, словно собаке: - Сидеть!
        - Куа-а, - басом отвечает тот, моргая полупрозрачными веками.
        Нащупываю скрытую под водой каменную тропку и начинаю осторожно переправляться на ту сторону. Маркуль погрузился в озеро, оставив на поверхности только огромные глаза, и наблюдает за мной, словно крокодил за приближающейся жертвой. Но с ласками не лезет, и то хорошо.
        По пути прощупываю ногой левый край тропы и выясняю, что к двум другим отноркам ведут отдельные, не соединяющиеся с этой тропы. По одной я шел в первый раз, другую нащупываю, выйдя на берег. Подумав, решаю отложить исследование подземелья на потом, а сейчас отправиться на поиски переправы на лесную сторону ущелья.
        До той стороны всего-то метров десять, и если бы там росло какое-нибудь дерево, можно было бы легко забросить на него веревку с металлической «кошкой». «Кошки» у меня нет, но и стена леса находится метрах в ста от края, а до нее совершенно голая каменистая равнина, на которой не растет ни единого кустика.
        Ладно, посмотрим, можно ли спуститься вниз. Гигантские цепи свисают максимум на одну треть расстояния до дна. Опускаю вниз конец веревки - ее длины хватает с лихвой. Пропускаю верхний конец через звено цепи и, подумав, пропускаю еще раз. Затем обвязываюсь веревкой вокруг пояса, сажусь на край и сгрызаю яблоко.
        Бросаю огрызок в бурный ручей и начинаю осторожно спускаться по цепи. Звенья достаточно широки, чтобы в них свободно вставала нога. Веревка скользит довольно свободно. Для подстраховки обматываю ее вокруг правого локтя, что замедляет спуск. Лишь поставив ногу в последнее звено, понимаю, что сложенной в два раза веревки не хватит до дна ущелья. Приходится, ухватившись покрепче, вытягивать веревку из верхнего звена и снова продевать в одно из нижних. Веревки хватило как раз, чтобы опуститься на обугленный обломок толстого бревна. Отвязываюсь и связываю вместе концы, чтобы веревка не сползла с цепи. Спрыгиваю в ручей. Вода не достает до колен, но поток столь стремителен, что с трудом стою на подмываемой под ногами гальке. Очередной раз прогоняю мысль о том, как вода может течь по кругу.
        Начинаю пробираться через обломки моста и обнаруживаю под ними ход. Сверху его не было видно из-за скального выступа. Сдвигаю мешающее проходу бревно и, пройдя несколько шагов вглубь подземелья, обнаруживаю уходящие круто вверх каменные ступени. Ну вот, а я рисковал жизнью, спускаясь на сомнительной веревке. Но надо проверить, куда ведет лестница.
        После продолжительного подъема прохожу узким коридором и выхожу к подземному озеру.
        - Куа-а, - радостно орет зеленый мутант.
        Поспешно отворачиваюсь, пригибаясь, но все же получаю приветственный шлепок языком по спине, выбивший воздух из легких. Пока восстанавливаю дыхание, размышляю над вопросом: если я всего лишь уплотненная душа, то откуда у меня легкие, из которых эта зеленая скотина выбила воздух?
        - На место! - ору на Маркуля, когда наконец-то удается вздохнуть полной грудью.
        Тот испуганно опускается под воду, оставив наверху только наивные тазики глаз.
        Итак, теперь ясно, куда ведет еще один ход из пещеры. Осталось проверить только центральный. Но это позже. Сейчас нужно выяснить, для чего сделан спуск в ущелье. Явно не для походов за водой.
        Возвращаюсь назад, пробираюсь через завал и иду вниз по течению. Через полсотни шагов поток падает с полуметрового порога, вздымая облако искрящихся брызг, за которыми и обнаруживается искомое - ход в противоположной стене ущелья. Наверняка он выходит наверх где-нибудь поблизости в лесу.
        Кое-как пробираюсь к обнаруженной норе. Ручей ниже порога значительно глубже, выше колен. Да еще и дно усеяно крупными скользкими валунами. Сразу поскальзываюсь и падаю в ледяную воду с головой. Промокший и замерзший, выбираюсь в подземный ход и иду вглубь по щиколотку в воде. Мое новое зрение позволяет видеть в темноте так же хорошо, как и при солнечном свете, однако конца узкого прямого хода не видно. По ощущениям, иду уже около четверти часа. Под ногами все так же хлюпает вода. Надо полагать, ход выводит на поверхность на значительном удалении от ущелья. Возможно, идти придется целые сутки, а то и более.
        Решаю вернуться и подготовиться к походу как следует.
        На обратном пути, пробираясь через бревна, нахожу отполированный шест длиною с мой рост и с утолщением в виде черепа на одном конце. Сделан шест, вероятно, из крепкого молодого деревца, а череп вырезан из комля. Довольно стильная штука в качестве боевого посоха. Теперь внимательно осматриваю место крушения моста, но ничего больше не нахожу. Сдернув с цепи веревку и забрав единственный трофей, возвращаюсь домой, где меня встречают питомцы. Машка нетерпеливо трясет выменем, кот с ужом ждут молока, а кролик, колотя по земле передними лапами, требует яблоко. Только мышь с мохнатым пауком находятся на самообеспечении. По крайней мере, они еще ни разу от меня ничего не требовали.
        Управляюсь с хозяйством, ужинаю сам и начинаю готовиться к завтрашнему походу. Подготовка начинается с ревизии имеющейся в хозяйстве утвари. Собственно, что может пригодиться? Я никогда не был специалистом по походам, потому не знаю, что брать с собой в путешествие по неизведанному подземелью, которое должно в перспективе вывести в дремучий лес.
        Как-то так получилось, что я без раздумий решил, что отправляюсь не на один день. Значит, необходимо запастись провизией. Копченых окороков, колбас, вяленой рыбы и даже банального соленого сала в погребе не оказалось. Там, кроме пустых закромов, на дне которых валяется несколько сморщенных корнеплодов, имеется в наличии полупустая кадка с квашеной капустой, и все.
        В кладовке нахожу мешок с крупой, типа мелкой перловки. Так как котелка нигде не обнаружилось, брать с собой крупу не имеет смысла. Запечатанные обмазанными воском деревянными крышками глиняные горшки даже не трогаю. Мешочки с какими-то травками и семенами тоже оставляю на полках. Ага, а вот этот мешочек с сушеными яблоками возьму. А с утра еще нарву свежих. Заодно надергаю репы и чего там еще растет на грядках.
        Вот с питьем проблема, не могу найти никакой подходящей тары.
        Откладываю небольшой топорик, приличный, с локоть, нож в деревянных ножнах, моток веревки.
        Все. Завтра с утра, может, добавлю еще что-нибудь. Сегодня устал и голова ничего не соображает.
        Странно, почему Яга за целый день ни разу не вышла на связь? И Леший тоже. Может, они вдвоем… Чего-то вдруг захотелось набить морду этому блондину.
        7
        Утром обнаруживаю еще один полезный предмет. Вообще-то он всегда лежал на виду у печи, но мне все недосуг было сообразить, что это за подобие крупного напильника? Сегодня же, взяв лежащий на нем черный камень, сразу понял его предназначение. Резко ударил предметы друг о друга и получил приличный сноп искр. Ну вот, а говорили, будто Кощей колдун. Какой же он колдун, если добывал огонь не из пальца, а с помощью примитивного огнива? Испытываю некоторое разочарование. Было бы неплохо, если б я смог, щелкнув пальцами, воспламенить кучку дров или испепелить какого-нибудь врага.
        Ну, пора и в поход выступать. Кто знает, вдруг удастся сегодня же вернуться. Может, даже до обеда.
        Подпоясываюсь обнаруженной только сегодня толстой веревкой. Сую за нее топор и подвешиваю с помощью тесемки нож. Плащ, веревку, огниво и расфасованные в мешочки фрукты-овощи укладываю в котомку. На ноги сапоги, на лысину - широкополую соломенную шляпу, котомку за спину, в руки шест, и вперед. Вернее, сперва вниз.
        - Маркуль, сидеть! - кричу, осторожно выглядывая в подземный зал, готовый мгновенно отпрянуть от стремительного языка.
        Монстр послушно хлопает торчащими из-под воды глазами.
        Выйдя на берег, оглядываюсь на центральный отнорок. Так и не удосужился выяснить, куда он ведет. Ладно, займусь этим, когда вернусь. Поднимаю небольшой камень и, с силой замахнувшись, швыряю его в темный зев центральной арки. Доносится глухой стук, непонятный шорох, и наружу вырывается стая больших летучих мышей.
        Чмок-чмок-чмок! Язык лягушонка стремительной молнией ловит крылатых тварей. Зеленый глотает их не жуя и, насытившись, благодарит меня, захлопнув пасть с последней жертвой:
        - Куа-а!
        - Не за что, - благодушно отмахиваюсь я и, зазевавшись, получаю зубодробящий поцелуйчик смертоносным языком прямо в лицо.
        Прежде чем подняться, на всякий случай семеню на четвереньках подальше от берега, стираю с лица мерзкую слизь, ощупываю нос, проверяю языком зубы. Вроде все цело. Встаю на ноги и поспешно покидаю пещеру.
        По ощущениям, проходит не меньше часа, когда подземный ход начинает все круче подниматься вверх. Вот сквозь трещины в камне пробиваются корни, а под ногами проминается слой просыпавшейся сверху земли. Корни становятся все толще, и вот я уже пробираюсь в сплошном их переплетении. Наконец ход заканчивается. Теперь наверх ведет вертикальный колодец. Взбираюсь по переплетению корней и оказываюсь в деревянной трубе диаметром чуть шире моих плеч. Ближе к одному краю лестница из врезанных в трубу деревянных перекладин. Вверху сквозь щели вокруг непонятного нечто проникает свет. Начинаю подъем. Поднимаюсь на несколько перекладин, когда сверху раздается чмокающий звук, и мне на лицо падает что-то жидкое и мерзко пахнущее.
        - К деньгам, - утешаю себя я, вытирая лицо, и бью посохом в расположившееся над моей головой нечто. Нечто оказывается мягким.
        - Ух, - ухает оно и с шумом исчезает.
        Теперь вверху большое овальное отверстие. Добираюсь до него и выглядываю наружу. Вот это да! Оказывается, я нахожусь в дупле гигантской ели метрах в четырех над землей.
        - Ух, - возмущается сидящий меж ветвей на соседнем дереве филин.
        Жаль, нечем кинуть в этого пакостника. Яблоко жалко.
        Выбираюсь на расположенный под дуплом сук. С него перебираюсь на нижний и так далее, пока не оказываюсь на земле.
        Вокруг неохватные, щетинящиеся лишенными хвои нижними ветвями стволы. Темно-зеленые кроны закрывают небо, обрекая все, что находится на земле, на существование в вечном полумраке.
        Ан нет, вот и солнечный лучик проникает сквозь ветви, освещая ярко-красную, с белыми бородавками шляпку мухомора. Подойдя к грибу, жалею, что нет с собой фотоаппарата - такой экземпляр заслуживает, чтобы его увековечили на снимке.
        - Хи-хи! - Из-за елового ствола раздается звонкий девичий смешок.
        - Э-э, извиняюсь, вы кто? - спрашиваю, направляясь к дереву и пытаясь заглянуть за огромный ствол.
        Однако там никого не оказывается. Либо мне показалось, что смешок донесся именно отсюда, либо та, кто смеялась, успела спрятаться в другом месте. Бросаю взгляд окрест и вижу лишь однообразные неохватные стволы.
        - Эй! Где вы? Не бойтесь меня. Я не сделаю вам ничего плохого. Хотите яблочко?
        - Хи-хи, - доносится в ответ из-за дерева, расположенного шагах в десяти.
        Когда подхожу и не обнаруживаю никого и там, а смешок раздается уже дальше, в голове рождается подозрение. Оглядываюсь, пытаясь найти ель с дуплом, и подозрение усиливается. Так, я отошел всего-то на пару десятков шагов от мухомора, а от него нужная мне елка еще шагах в пяти. Где же мухомор? Его яркую шляпку должно быть видно издалека. Но не видно. Любой из окружающих стволов может скрывать от моего взгляда гриб. А с какой стороны я пришел? Снова осматриваюсь вокруг.
        - Хи-хи, - звучит издевательский смешок, а когда я оборачиваюсь в его сторону, смешок раздается за спиной, затем слева, справа, снова за спиной: - Хи-хи, хи-хи, хи-хи…
        - Молчать! - ору, ударив посохом о землю. - Испепелю! Сожгу к едреной фене этот гребаный дремучий лес! Будете знать, как над самим Кощеем насмехаться!
        - Ой, - испуганно раздается сразу отовсюду, и смешки смолкают.
        Не, а чего? Я в принципе и правда могу подпалить лес с помощью огнива. Сухих веток и опавшей хвои кругом хватает. Вот только и сам тут зажарюсь. Оно, конечно, я вроде как бессмертный, но проверять это не хочется.
        Так, что-то я совсем запутался. Попробую ходить по спирали, начиная, например, вот от этой елки. Обхожу по часовой стрелке ближайший ствол, затем, расширив круг, обхожу окружающие его деревья и снова расширяю круг. Ага, вот он и мухомор нагло краснеет пятнистой шляпкой.
        Фу-ух, прямо от сердца отлегло. Я, конечно, предполагал, что могу покинуть запертый в скалах райский уголок не на один день, но все же хочу иметь возможность туда вернуться.
        Итак, вот мухомор. Значит, шагах в пяти должно быть дерево с дуплом. В очередной раз осматриваю окрестности и… Не понял. В нескольких метрах впереди вижу еще один мухомор. А вон там, правее, еще один. И еще… Со злостью пинаю красную шляпку, и та, врезавшись в дерево, разлетается на мелкие кусочки.
        - Ну-ну, - слышится непонятно откуда.
        - Встречу Лешего, набью ему морду, - обещаю, вспомнив, что лес является хозяйством блондина.
        А пока продолжаю поиск, расширяя круги, хоть и понимаю, что вряд ли добьюсь положительного результата. Ну не было рядом с елкой, из которой я выбрался, столько мухоморов.
        Выхожу к поваленному дереву. Взбираюсь на ствол лесного великана и располагаюсь на нем, чтобы отдохнуть, съесть яблоко и обдумать план дальнейших действий.
        А какой у меня может быть план? Опыта ориентирования в лесу отродясь не имел. Определить стороны света могу разве что по солнцу, но его из-за густых ветвей не видно. Судя по мху на стволах, север находится со всех сторон. Еще ветви с южной стороны должны быть то ли длиннее, то ли толще. А еще если облизать палец, то с северной стороны ему будет холоднее…
        Но даже если я и определю, где находится север, что мне это даст?
        Может, забраться на самую высокую елку? С нее наверняка будут видны мои родные скалы. А как определить, какая из этих великанш самая высокая, если не видно вершин? Та, которая толще? Так они тут все в три обхвата. Может, вон та?
        Оставляю котомку и шест на поваленном дереве и подхожу к самому толстому стволу. Прыжок, и я цепляюсь за нижний сук. Подтянувшись, забрасываю на него ногу, затем вторую, встаю и дотягиваюсь до следующего. Метрах в пятнадцати над землей упираюсь в густое переплетение ветвей и пытаюсь пробиться через него. В итоге за пазуху и за шиворот насыпается уйма иголок, и я понимаю, что пролезть дальше не смогу. Если и стоит попытаться это сделать, то только на отдельно стоящем дереве, ветви которого не переплетаются с ветвями соседних. А таких поблизости не наблюдается. Спускаться вниз, как и положено, оказывается труднее, нежели лезть вверх. Но вот я на земле. Съев еще одно яблоко, отправляюсь куда глаза глядят.
        Не знаю, шел ли я в одном направлении или кружил по лесу, но в итоге забрел в такой бурелом, что с трудом пробирался сквозь него. Приходилось либо перелезать через поваленные стволы гигантских елей, либо пролезать под ними, то и дело рискуя порвать одежду о густо торчащие сухие сучья. Попробовал выйти из бурелома назад, но понял, что опять не знаю направления.
        За все время пути мне не встретилось никакой живности, если не считать филина, которого я выгнал из дупла в самом начале. Откуда-то сверху, из-за густого полога ветвей, иногда доносилось приглушенное щебетание птиц. Внизу же была такая тишина, словно я находился в огромном помещении с бутафорским лесом. С тех пор как заблудился, не слышал даже хихиканья, не только других голосов. Вот если когда-нибудь узнаю, что это за пакость лесная насмехалась надо мной и в итоге помогла заблудиться в нескольких шагах от елки с дуплом, непременно отомщу. Еще не знаю как, но мало не покажется. Обещаю.
        В конце концов окончательно выбиваюсь из сил и засыпаю на одном из поваленных стволов. Просыпаюсь от того, что мне прямо в глаза светит солнечный луч, чудом пробившийся через толщу ветвей. Судя по тому, что он падает почти вертикально, сейчас полдень.
        Ощутив жажду, съедаю последнее яблоко. Однако пить все равно хочется. В надежде наткнуться на лесной ручеек, продолжаю путь.
        Пробравшись через засохшую крону еще одной поваленной ели, обнаруживаю, что бурелом закончился. Лес далее не такой густой, и кое-где даже проглядываются полянки, освещенные солнечными лучами. Деревья здесь явно поменьше, хоть и по-прежнему с неохватными стволами. Кроме елей видны и лиственные, то ли осины, то ли какие-нибудь липы, я в них не разбираюсь. Отличить могу только дуб, клен и березу. Ну и акацию. Остальные для меня как китайцы, все на одно лицо.
        Идти становится веселее. Теперь меня сопровождает веселый птичий щебет. Вижу взбежавшего по стволу бурундука. Обхожу огромную, почти с мой рост, муравьиную кучу. Еще бы напиться холодненькой водички и знать, куда иду, и путешествие стало бы куда приятнее. Скоро набредаю на заросли малины. По закону жанра здесь я должен встретиться с медведем, поэтому, поедая ароматные ягоды, присматриваю ближайшее дерево, на которое в случае чего сподручнее забраться. Однако вспоминаю, что медведи тоже неплохо лазают по деревьям, успокаиваюсь и продолжаю наслаждаться дарами природы без лишних заморочек. А вместо медведя я чуть не наступаю на ежика. Тот только фыркает и торопливо скрывается в кустах.
        Несмотря на то что желудок до отказа набит малиной, пить продолжает хотеться. Вероятно, это капризы подсознания, заставляющего испытывать жажду только из-за невозможности ее утолить. Небо начинает темнеть, когда наконец-то слышу журчание воды. Мелькает мысль, что это происки хихикающей твари. Но нет, по дну неглубокого овражка действительно бежит веселый ручеек. Встав на четвереньки, с великим наслаждением пью кристально чистую воду. Напившись, умываюсь.
        Вдруг ощущаю чье-то присутствие за спиной, и в то же время в воде отражается нависшая надо мной фигура. Делаю попытку встать, но в затылок упирается что-то острое.
        - Кто таков? - слышится явно юношеский басок.
        8
        Умиротворяюще потрескивают дрова в костре. Им в унисон трещат на зубах косточки жирного, зажаренного на углях зайца.
        Болтомир выбирает из высыпанных из моей котомки овощей самую крупную репу и, протерев ее о рукав, словно яблоко, с сочным хрустом откусывает изрядный кусок.
        - Эка сладкая, - причмокивает одобрительно парень и, сыто рыгнув, спрашивает чисто для поддержания беседы: - Значит, говоришь, тебя Георгом нарекли?
        - Угу, - мычу согласно, выковыривая мизинцем застрявшую в зубах зайчатину. - Для друзей просто Коша.
        - Просто Коша? - переспрашивает здоровяк, хмуря брови. - Неужто ты простолюдин?
        - Кто? Я? Я простолюдин? - делано возмущаюсь, соображая, что ответить. - Да я, между прочим, великокняжеский наследник.
        - Ой ли? - с нешуточным сомнением окидывает меня взглядом Болтомир.
        - Да. И не смотри на мой простецкий прикид. Просто я в квесте.
        - Где? - Парень задирает брови под неровно стриженную челку.
        - В квесте, - повторяю с таким выражением, будто уверен, что даже малый ребенок обязан знать, что такое квест, а не только какой-то там заозерский княжич Болтомир.
        - Дык это… - Парень не хочет прослыть невеждой, но и справиться с любопытством не в силах. Потому решает подойти к вопросу о квесте с другой стороны: - И как ты туда попал?
        - Куда? - теперь не понимаю я.
        - Ну, в этот, в квест?
        - А-а-а, в квест-то… Это, брат Болтомир, у нас традиция такая, прежде чем занять великокняжеский престол, необходимо совершить квест.
        - Совершить? - окончательно запутавшийся здоровяк чешет затылок.
        Решив, что все равно придется что-нибудь наврать неожиданному товарищу, чуть не протестировавшему меня на бессмертие с помощью метрового, остро заточенного меча, начинаю вешать ему на уши придумываемую на ходу лапшу:
        - Ты про Великое Советское княжество слышал?
        - Не-а, - отрицательно мотает головой Болтомир.
        - Нешто за Черным кряжем никогда не бывал? - вспоминаю услышанное от Лешего название.
        - Не-а. Туда людям хода нет, - добродушно сообщает он. - Там земля волотов.
        - Правильно. А вот за землями волотов, от границы их владений и до… э-э… до самого края земли простирается Советское княжество. Песню «Широка страна моя родная» слышал? Нет? Так вот, она про наше Великое княжество.
        - А волоты? - недоверчиво смотрит на меня парень.
        - А что волоты? - небрежно бросаю я, размышляя о том, как ненавязчиво выяснить, кто они такие, эти волоты? Однако наугад сообщаю: - Волоты платят нам дань и живут спокойно.
        Судя по тому, что у собеседника отвисла челюсть, я загнул нечто невероятное. Ну да, слово, как говорится, не воробей. Спешу увести разговор в другую область.
        - Короче, Великое Советское княжество - это союз семи княжеств, престолы которых наследуют сыновья великого князя. У каждого великого князя бывает девять сыновей. Вообще, их у него, конечно, больше, но престолы наследуют только первые девять…
        - Мыслю я, Георг, закралась в твои слова ошибка, - перебивает меня Болтомир. - Как может быть девять наследников, если княжеств всего семь?
        - Никакой ошибки, дорогой друг. Таково оригинальное политическое устройство нашей державы.
        - Какое устройство?
        - На самом деле все просто. - Делаю несколько внушительных глотков родниковой воды из Болтомировой медной фляги, удобнее располагаюсь на расстеленном плаще и продолжаю: - Дело в том, что, когда самый младший из девяти княжичей достигает совершеннолетия, великий князь отправляет их в квест. То есть каждый из девяти должен обойти мир, найти семь чудес света и добыть их. Первый справившийся с этой задачей наследует великокняжеский престол. Остальным достаются удельные княжества. Теперь понятно?
        - Не-а, - мотает головой слушатель, - девятому-то что достается?
        - Девятому, естественно, достается оппозиция.
        Вижу, что Болтомиру никак не хочется признаваться, что он не знает, кто такая эта оппозиция. Повращав глазами и подвигав нижней челюстью, вероятно, для стимуляции мыслительного процесса, он задает простой вопрос, способный поставить собеседника в тупик:
        - Где?
        Теперь для осмысления вопроса приходится взять паузу мне. В конце концов решаю уточнить:
        - Кто?
        Молчим вместе.
        В процессе затянувшейся паузы приходит мысль, что не стоит мучить парня незнакомыми ему понятиями, ибо так можно потерять его благорасположение и как минимум вновь остаться в лесу одному. Потому решаю продолжать.
        - Как ты прекрасно понимаешь, оппозиция существует для того, чтобы вставлять палки в колеса существующей власти…
        - Палки? - хмурит брови заозерский княжич. - В колеса?
        - Ну, это я образно выражаюсь, - стараюсь пояснить незнакомому с подобной аллегорией парню. - Вставлять палки в колеса - значит всячески мешать, строить козни против власти, пытаться подбить народ на бунт.
        - Нешто и вправду так? - удивляется тот. - Чудно как-то все это. Отчего же сразу не снести голову этому злыдню? Он мало того что самый нерасторопный оказался в этом, как его, квесте, так еще и зло против братьев замыслил? Почто великий князь допускает оп… опу… Как ее?
        - Оппозицию. А вот тут, Болтомир, и кроется великая политическая мудрость нашего правителя. На самом деле оппозиция необходима государству, ибо она подобна волчьей стае в лесу, пожирающей слабых и больных зверей, не позволяя тем плодить никчемное потомство.
        Дав парню пошевелить мозгами, продолжаю:
        - Допустим, некий князь утратил интерес к правительственной рутине, и погряз в увеселениях, сладострастии и чревоугодии, и тратит казну исключительно на свои прихоти. Что тогда станет с княжеством? Правильно думаешь. Казна оскудеет, народ обеднеет, княжество захиреет. В выигрыше останутся только чиновники.
        - Кто такие?
        - Чиновники-то? Как бы тебе объяснить… Это дворяне, во владение которым даны не земельные уделы, а государственные приказы. Ну, один чиновник заправляет военным приказом, другой почтовым, третий образовательным, и так далее.
        - Это же дьяков забота!
        - Забота дьяков, - соглашаюсь с Болтомиром, - но владение чиновников, ибо они с этих приказов кормятся, как обычный дворянин с земли.
        - Чудно, - в очередной раз удивляется Болтомир. - Откуда же прибыток казне, ежели все в руках этих, прости господи, чиновников?
        - Ой, да ладно, - отмахиваюсь от непонятливого собеседника. - Можно подумать, в других государствах при попустительстве власти казну разворовывать не будут! И не важно, как воров назвать, чиновниками ли, дьяками ли приказными или еще как. Важно, чтобы сам князь-государь не расслаблялся и всю эту братию в узде держал. Чтобы время от времени с самого зарвавшегося чиновника голова слетала в назидание другим. Но и честных да радивых, кои пользу приносят, привилегиями отмечать необходимо. А ежели расслабится государь, чиновники при его попустительстве, а то и с позволения беспредельничать начнут, среди бояр непременно недовольство появится, да и простые людишки возропщут. Вот тут девятый со своей оппозицией и подсуетится, слухи-сплетни распустит, недовольство подогреет, к смуте призовет. А там и заполыхают боярские да помещичьи терема, польется кровушка людская. В итоге, глядишь, народ девятого на престол воздвиг, а бывший князь в бега подался, дабы впоследствии собственную оппозицию возглавить.
        - Мудрено слишком, - пожимает плечами Болтомир. - По мне, так сразу всех на плаху.
        - Да пойми ты, князь без оппозиции, как воин без врагов, теряет смысл своего существования. Вот что станет с воином, ежели вокруг него в одночасье все враги исчезнут?
        - Пойдет в дальние страны. Там врагов на всех хватит, - глядя на меня как на неразумное дитя, говорит собеседник. - Скажи лучше, ежели ты такой же, как и я, княжич, то отчего не на коне и одет, будто простолюдин? Или лихие людишки обобрали? Тогда как же сам жив остался?
        - Традиция, - как можно убедительнее развожу руками. - С мечом да на лихом коне любой все семь чудес отыщет. А ты поди да сам себе все добудь. Тогда великий князь уверен будет, что наследник достоин взойти на престол, да и удельные княжества в надежных руках будут. У тебя я, кстати, тоже коня не заметил.
        - Мой конь пал в битве, - гордо задирает подбородок княжич, при этом смущенно рыскнув взглядом.
        - Поведай, - хватаюсь за возможность перевести разговор с моей персоны.
        Оказывается, Болтомир Заозерский - один из тех бесшабашных витязей, кои присоединились к царевичу Ивану в его походе к Черному кряжу за сокровищами волотов. Парень долго и красноречиво расписывает мне собственную версию шабаша на болоте у Лихониного холма. Оказывается, войско Ивана встретилось там с несметными полчищами лесной нечисти, с коими бились три дня и три ночи. В этой битве и пал конь Болтомира, защитив хозяина от вражеских стрел.
        - Полчища нечисти не Зеленый Змий возглавлял? - спрашиваю, вспоминая рассказ Лешего и пряча усмешку.
        - Недосуг мне было про то выяснять. Говорю же, трое суток бился, не выпуская меча из рук.
        Вспоминаю отполированную сталь на чистеньком, без единой зазубринки мече, который Болтомир приставил к моей шее при нашей встрече у ручья, но оставляю сомнения при себе.
        - Чем же кончилась битва? Победили нечисть?
        - Знамо, победили.
        - И где ж все войско? Неужели ты один в живых остался? - спрашиваю с тайной издевкой.
        - Не-э, - простодушно мотает головой парень. - Я от остальных случайно отбился. Погнался один за дюжиной ворогов. Полдня скакал, пока догнал их. Всех побил, но коня потерял.
        - Ясно, - киваю понятливо. - Значит, теперь один домой идешь?
        - Не-э, - протягивает Болтомир, на этот раз несколько смущенно. - Я решил не возвращаться в Заозерье, пока не отыщу логово Змея Горыныча.
        - Почему? - удивляюсь неожиданному смущению собеседника.
        - Жениться хочу, - еще более смутившись, отвечает тот.
        - Э-э, извиняюсь, на Змее Горыныче? - обалдеваю от неожиданного поворота.
        - Не-э, - не переставая смущаться, мотает головой Болтомир, - на Василисе Прекрасной.
        - Погоди, что-то я совсем запутался. На какой Василисе? На той, которая Царевна-лягушка, что ли?
        - Ага, - шмыгнув носом, кивает здоровяк.
        - Так она ведь жена Ивана-царевича.
        - Жена, - согласно понурил голову Болтомир. - Да только люба она мне больше жизни. Я как увидел ее, Георг, как взглянул в очи ее синие, так и утонул в них весь без остатка. Ничто не мило мне теперь, понимаешь?
        - Понимаю, - вздыхаю сочувственно. - Первая юношеская любовь - это серьезно.
        - Я и к Черному кряжу с Иваном пошел для того, чтобы забыть Василису либо буйну головушку в битве с волотами сложить. Ан не вышло, - продолжает изливать душу парень. - Эх, кабы не наследовать мне престол Заозерский, выкрал бы лебедушку мою белую да увез бы в края дальние. Там завоевал бы какое-никакое царство-королевство, бросил к ее ноженькам… Но не могу. Не могу бросить на произвол судьбы княжество Заозерское, ибо единственный я внук у князя Мироболта, и некому больше престол наследовать.
        - М-да, - качаю головой я, размышляя над кашей, которую заварила Яга со своей засланной царевной. - А отец твой жив ли? Почему он власть не наследует?
        - Сразу видно, что из дальних земель ты, Георг. Не знаешь того, что не бывает отцов у заозерских князей, как не бывает и сыновей.
        - Как это? - удивляюсь я.
        - А так. Испокон веков повелось, что у заозерского князя сразу внуки рождаются. Потому и он им дедом приходится, - назидательно говорит Болтомир.
        Понимаю, что вряд ли что в этом пойму, решаю не углубляться в тему и спрашиваю о другом:
        - А к Змею-то Горынычу по какому вопросу путь держишь?
        - Победить его хочу, знамо, - смотрит на меня словно на неразумное дитя княжич.
        - Ясно. А твоя любовь к Василисе тут при чем?
        - Мыслю я, Змея победив, заставить его выкрасть любушку мою у Ивана. И тут я вновь гада победю, срублю ему все головы и освобожу Василисушку из полона. А коли я освобожу ее от гадины мерзкой, то по праву моей она и станет.
        - Ага. Такова, значит, в ваших землях процедура развода? Понятно. А ты, брат Болтомир, стратег, - говорю как можно уважительнее, дабы не обидеть парня незнакомым словом. - Ну и далеко ли тебе еще идти до логова Змея Горыныча?
        - Не ведаю, - пожимает плечами собеседник. - Старики рекут, что никто из ныне живущих его не встречал. Последний раз с ним бился еще мой славный прапрапрадед Болтокрут. Он и прогнал гада трехголового в неведомые земли, а на месте прежних змеевых владений основал Заозерское княжество.
        - Как же ты идешь, не зная куда?
        - А как и ты, - парирует парень. - Дорога выведет.
        - Это да, - приходится согласиться.
        Трели сверчков, уханье ночных птиц, шуршание в ближайших кустах, возня кого-то большого в болотце у ручья, тоскливый вой одинокого волка и прочая ночная какофония действуют умиротворяюще, и я уже начинаю засыпать, наслаждаясь щекочущим ползанием по спине забравшегося за шиворот какого-то беспокойного жука. Неожиданно упавшая в почти прогоревший костер шишка поднимает сноп искр, свет проникает сквозь веки и порождает мысль - комбинацию доводов, способных заставить заозерского княжича отправиться вместе со мной на поиски Яги.
        - Болтомир, - толкаю в бок вовсю храпящего парня.
        - А? Кто? - подскакивает тот, выхватывая меч из ножен.
        - Я знаю, кто поможет тебе найти логово Горыныча, - с ходу сообщаю пытающемуся высмотреть в темноте напавших врагов парню.
        Ему требуется некоторое время, чтобы окончательно проснуться и понять услышанное. Наконец он спрашивает:
        - Кто?
        - Я, - тычу себя в грудь, широко зевая. - Ты не против?
        - Что потребуешь за услугу? - зевает Болтомир в ответ.
        - Да-авай обсудим этот вопрос утром? - предлагаю с очередным зевком.
        - Да-авай, - мычит он в ответ, устраиваясь на траве, и через мгновение по окрестностям разносится пока еще нерешительный всхрап.
        9
        Просыпаюсь от щекочущего ноздри запаха жареного мяса. Поднимаюсь и, протерев глаза, с удивлением вижу надетую на струганую ветку тушку кабанчика, которая, установленная над вспыхивающими алыми углями, издает этот заманчивый запах.
        - Здоров же ты спать, Георг! - Болтомир помахивает над углями еловой веткой и поливает пузырящуюся жиром тушку из фляги. - Теперь верю, что не простых кровей. Но и воинской наукой не владеешь. Воин в походе до рассвета встать должен.
        - Да ладно тебе, - отмахиваюсь миролюбиво и бреду к ручью умываться.
        Проходя мимо болотца, в котором ночью кто-то возился, краем глаза замечаю шевеление мшистой кочки. И будто бы даже глаза у нее сверкнули в мою сторону. Останавливаюсь и присматриваюсь. Вроде бы обычная кочка. Отворачиваюсь и тут же слышу за спиной булькающее бормотание, в котором явственно различаются слова:
        - Кощей это или нет? И он, и не он вроде…
        Резко оборачиваюсь, но на болотце никакого шевеления. Нет даже ряби на подернутой ряской поверхности. Лишь большая зеленокрылая стрекоза приземляется на кочку.
        Решаю больше не реагировать на разные глюки, не то опять заблужусь из-за какого-нибудь хохотунчика, а там Болтомир жарит вкусного кабанчика.
        Хрустя нежными поросячьими ребрышками вприкуску с сочной редькой из собственных запасов, думаю о том, что пусть я и являюсь каким-то там уплотненным духом, но все плотские наслаждения мне доступны, словно простому человеку. И это просто замечательно. Впрочем, если верить Яге, люди являются нашими непосредственными потомками, а значит, все их способности унаследованы от нас.
        - Говори, - обращается ко мне Болтомир, забросив в кусты последнюю обглоданную кость, и припадает к горлышку фляги.
        - О чем? - Я хоть и ждал вопроса по поводу моего вчерашнего предложения, но на всякий случай решаю уточнить.
        - Как собираешься мне помочь победить Горыныча? - Парень сыто отрыгивает редькой, заставляя меня задержать дыхание. - И что потребуешь за услугу?
        - Ну, - начинаю, выдохнув, - Горыныча еще нужно найти. И именно в поисках его логова я и обещал тебе помочь. О победе над ним речи пока не было. А что я потребую за это? Ты же знаешь, что я сам иду незнамо куда, в поисках незнамо каких чудес. Так почему бы нам не пойти вместе? Дружеское плечо в пути - больше мне ничего от тебя не надо.
        - Добрые слова ты изрек. - Болттомир встает и протягивает мне лопатообразную ладонь.
        Поднимаюсь и я. Моя ладонь выглядит куда более аристократически, но не сильно уступает размерами. С минуту мы краснеем от напряжения, пытаясь выяснить, чье рукопожатие крепче. Поняв, что не уступаем в силе один другому, одобрительно похлопываем друг друга по плечам.
        - Пора, друг Георг, в поход выступать, - говорит Болтомир. - Не то солнце скоро в зените будет, а меня в полуденные часы в сон клонит. Надо будет вздремнуть часок-другой в прохладном тенечке.
        - Вздремнуть в обед - это дело, - одобрительно киваю, завязывая изрядно облегченную котомку. - Я что тебе предложить-то хочу? Мыслю, искать нам нужно Бабу-ягу. Слыхал о такой?
        - Кто ж о ней не слыхал-то? Видал даже давеча. Пролетала в ступе по небу, ведьма окаянная. Слыхал, не одного доброго молодца извела карга старая. На кой она тебе? Нешто жить надоело?
        - Не мне, Болтомир, а тебе.
        - Мне не надо, - энергично мотая головой, отрицает простодушный парень.
        - Да? А скажи мне, друг Болтомир… Слушай, если мы друзья, можно я тебя буду запросто Болтом звать? Не на людях, естественно, а промеж собой. Можно?
        - Болтом звали деда, победителя Змея Горыныча и основателя Заозерского княжества Крутоболта. Мнится, не достоин я такой чести. Но ежели промеж собой, то можно.
        - Договорились. Меня можешь тоже звать просто… э-э-э… Ну, ты и так меня просто Георгом зовешь. Можешь, если хочешь, Кошей. Это мой конспиративный псевдоним.
        - Кос… пси… - Болтомир пытается повторить незнакомые слова.
        - Короче, друг мой Болт, скажи мне, кто поведал Ивану, где найти Кощея и как его извести?
        - Знамо, Яга и поведала, - не задумываясь, отвечает тот. И тут же соображает: - Считаешь, она и о Горыныче подобное ведает?
        - Сам-то как думаешь?
        - Мыслю, нечисть о нечисти должна все ведать.
        Итак, мой хитрый ход удался, и я приобрел надежного или по крайней мере сведущего в местных реалиях попутчика. А там, глядишь, если поиски Яги увенчаются успехом, она избавит простодушного княжича от навязчивой любви к не пойми какой твари, скрывающейся под личиной Василисы Прекрасной. Ну, или подсунет ему другую такую же, и пусть парень будет счастлив в неведении.
        В общем, отправились мы вниз по течению ручья, разумно рассудив, что вода рано или поздно выведет к людскому жилью. А люди всегда укажут, где обитает тот или иной ведьмак или ведьма. А уже те могут и на след Яги вывести.
        А я меж тем все сильней начинал скучать по рыжей бестии, которую и знал-то всего день. Присушила, не иначе. Сказано же, ведьма.
        Вдвоем идти стало гораздо веселее. Я выведывал у Болтомира нюансы обычаев местной знати, попутно скармливая ему небылицы о собственном выдуманном Великом княжестве.
        Попутчик походя пристрелил из лука пару нерасторопных зайцев, которых самолично и зажарил во время обеденного привала. Даже и не знаю, как бы я добывал себе пропитание, не встреть княжича.
        Меж тем подпитываемый родниками ручей превратился в небольшую речушку. В чистой воде порой проплывали довольно крупные рыбины. Изловчившись, я пронзил одну острым концом шеста.
        - С полпуда будет, - оценил Болтомир, подхватив под жабры трепыхающуюся добычу. - Вечером запечем в глине.
        Инициатива наказуема, потому эти полпуда пришлось тащить мне.
        К вечеру лес поредел, деревья стали ниже, и вскоре мы вышли к месту слияния ручья с гораздо более широкой речкой.
        При впадении ручей перегораживает небольшая рукотворная плотина. Падающая с нее вода крутит мельничное колесо. У мельницы стоит телега, запряженная гнедой клячей. У лошади непропорционально тонкие ноги и дистрофично раздутое брюхо. Всегда представлял именно такие экземпляры под седлом Дон Кихота или д’Артаньяна, когда тот впервые прибыл в Париж.
        Белобрысый мужичонка с куцей бороденкой укладывает в телегу мешки с мукой. Дородная баба, на голову выше его, нетерпеливо поторапливает:
        - Да пошевеливайся ужо скорей, Тюря! Улька и порожняком еле копыта волочит, а с грузом и вовсе дотемна лес миновать можем не успеть. А в лесу нонче, сам слыхивал, волки как никогда лютуют…
        Заметив нас, баба замолкает с открытым ртом. Обернувшись к неожиданно замолкшей жене, мужичок тоже испуганно округляет глаза и как-то обреченно опускает руки.
        Представляю себя на их месте. Ну что ж, их можно понять. Вышедшие из чащи два вооруженных лба вряд ли могут произвести положительное впечатление. Болтомир, если почистить и заштопать его амуницию, еще и мог сойти за благородного дворянина, но я, одетый не пойми как, с жердиной в руках и топором за поясом, никак не походил на доброго гостя.
        - Здравствуйте, люди добрые! - громко прерываю затянувшуюся паузу.
        Парочка синхронно кланяется почти до земли.
        - Чьи будете? - властно вопрошает княжич.
        - Из Мирошек мы, батюшка, - снова кланяется годящемуся в сыновья Болтомиру женщина.
        - Я спросил, чьи будете? - грозно повторяет тот.
        - Дык кто в нашу глухомань данников пришлет, тех и будем, - теперь отвечает мужичок. - Мы людишки дремучие. Наше дело исправно десятину платить. А кому, даже наш староста не ведает. Бывает, один боярин про нас вспомнит, бывает - другой. Иной год и два раза за данью приезжают.
        - Оп… этой… зиции на ваших бояр нету, - глянув на меня, сурово говорит крестьянам княжич. - Ужо встречу, поучу уму-разуму.
        Те лишь затравленно переглядываются.
        В это время из дверей мельницы показывается новый персонаж. Оттуда выходит кряжистый мужик цыганистого вида, заросший черной бородой по самые глаза. Завидев нас, он прекращает хлопать себя по груди, выбивая мучную пыль из рубахи, и, подозрительно насупив брови, делает шаг назад. Но вот его взгляд останавливается на посохе в моих руках, кустистые брови ползут вверх в изумлении, колени подгибаются, и мужик, грохнувшись на четвереньки, семенит ко мне, старательно изображая из себя провинившегося пса. Не успеваю шарахнуться в сторону от этого сумасшедшего, как он бьется лбом в землю у самых носков моих сапог.
        - Вечно здравствовать тебе, повелитель! - не поднимая головы, кричит он прямо в пыль, заставив ее взметнуться серым облаком.
        - Ничего не понимаю, - искренне развожу руками в ответ на изумленный взгляд Болтомира и тычу посохом в спину мужика: - Эй, припадочный, ты меня ни с кем не перепутал?
        Мне показалось, будто в тот момент, когда кончик посоха еще не коснулся лопатки бородача, с него, словно с пьезозажигалки для газа, слетела маленькая искорка, заставившая мужика вздрогнуть. Но я решил, что это эффект от игры солнечных зайчиков, проникающих сквозь трепещущую на легком ветерке листву дуба, под которым мы стоим.
        - Как скажешь, повелитель, - не поднимаясь, попятился задом мужик. - Попутал, как есть попутал. Ясно вижу теперь, что не за того тебя принял, повелитель.
        - Почему этот смерд называет тебя повелителем, Георг? - с удивлением смотрит на эту чудную сцену княжич.
        - Сам ничего не могу понять, - отвечаю вполне искренне и выдаю первую пришедшую в голову версию: - Может, он родом с моих земель? Эй, а ну встань, чудило.
        Мельник поднимает голову и с настороженным подозрением осматривает меня с ног до головы. Затем переводит взгляд на посох, вздрагивает и пятится на шаг назад.
        - Так ты не… - обрывает он вопрос на полуслове, поднимаясь-таки на ноги.
        - Не кто? - Тоном, говорящим, что его терпение заканчивается, переспрашивает Болтомир.
        - Этот посох принадлежал другому, - проигнорировав наезд княжича, уже спокойным тоном обращается ко мне неожиданно быстро оправившийся от испуга бородач. - Тот… э-э-э… человек погиб. Узрев посох в твоих руках, я решил, будто он восстал.
        - Теперь понятно, - киваю с облегчением, что все так просто объяснилось, однако понимаю, что таким объяснением может удовлетвориться только мой попутчик. Сам продолжаю оставаться для себя, если можно так выразиться, темной лошадкой. Видя, что теперь и Болтомир смотрит на шест, поясняю: - Я подобрал его на лесной тропе несколько дней тому назад.
        - Могу ли я предложить тебе за него хороший меч? - спрашивает вконец осмелевший мельник.
        - За каким мне твой меч? - отклоняю предложение, мысленно добавляя, что сроду не умел пользоваться разными мечами, саблями и прочими шпагами.
        - Кто был тот человек, которому принадлежал посох? - снова вмешивается Болтомир.
        Мужик зыркает на него, как на надоедливую муху, однако через мгновение прячет взгляд и, слегка склонив голову и ссутулив плечи, принимает смиренную позу. Помявшись некоторое время, все же отвечает:
        - Лесной князь он был.
        - Что? - Княжич берется за рукоять меча. - Так ты с татями лесными знаешься?
        - Дык я в глуши живу, - разводит руками мужик. - Тут хошь не хошь, а будешь знаться со всеми, кто нож к горлу поднесет. Заступников тут, чай, не сыщешь. Вы вот тоже не больно от татей отличаетесь…
        Болтомиров меч с шелестом покидает ножны, и я едва успеваю схватить его за руку.
        - Оставь, - говорю миролюбиво. - В диких местах всегда живут люди с дикими нравами. Нешто всем будешь головы рубить?
        Княжич возвращает оружие на место со словами:
        - И то правда, нечего о всякую погань меч марать. Плетей всыпать, и будет с него.
        - Плетей - это дело, - киваю будто бы одобрительно, и тут же спешу перевести внимание на уже скрывающуюся за поворотом лесной дороги телегу: - Эй, люди добрые, куда это вы так спешите? Нешто уставших путников не обождете и не определите на ночлег?
        Понимая, что со своей клячей им от нас не удрать, крестьяне покорно останавливаются и что-то говорят друг другу, еле шевеля губами, словно стараются скрыть свои переговоры от нас.
        - Плюнь ты на этого смерда, Болтомир, - хлопаю княжича по плечу и увлекаю его в сторону телеги. - Будет случай, еще займемся его воспитанием. Пойдем лучше отдохнем как следует в деревеньке.
        - А как следует? - спрашивает князь, согласно шагая вместе со мной.
        - Ну, с банькой чтобы. Эй, банька-то у вас имеется?
        - А как же без баньки-то? - невесело отзывается мужичок.
        - Погодь, господин, - окликает наглый мельник, и когда я останавливаюсь, говорит требовательным шепотом: - Продай посох. Золотом заплачу.
        - Золотом, говоришь? - изображая заинтересованность, приближаюсь к мужику и хватаю его за жесткую бороду. - Это кто же тебе за помол золотом платит?
        В черных глазах загорается лютая злость, и я начинаю жалеть, что не позволил княжичу снести эту бандитскую голову. Продолжая сжимать в пальцах бороду, поднимаю посох с намерением врезать черепообразным концом мужику по лбу. И вдруг - теперь я это заметил точно - с посоха снова сорвалась искра и вонзилась мельнику меж глаз. Те сразу собираются, что называется, в кучу, словно мужик пытается рассмотреть собственную переносицу.
        А посох-то не просто палка. И мужик явно в курсе его назначения. Похоже, стоит пообщаться с мельником плотнее. Вот только без свидетелей.
        Отталкиваю обмякшего мужика. Болтомир только сейчас заметил, что я отстал, и вопросительно смотрит на меня.
        - Объяснил смерду, чтобы вел себя с благородными людьми вежливо, - бросаю ему и, чтобы не дать княжичу озадачить меня каким-нибудь неудобным вопросом, догоняю телегу и обращаюсь к крестьянам: - Большая деревенька-то?
        - Наша-то? - переспрашивает мужичок. - Дык три двора всего и осталось. Середу со всей семьей в прошлом годе волки задрали. Теперича его хата пустая стоит.
        - Отчего ваш князь облаву на волков не сделает, коли лютуют так серые? - спрашивает Болтомир.
        - Нам ли ведать княжьи помыслы, - пожимает плечами крестьянин.
        Вспомнив слова мельника о бывшем владельце посоха и реакцию на них Болтомира, спрашиваю у княжича:
        - Кто такой тот лесной князь, о котором говорил смерд?
        - Нешто в ваших землях лесных татей нет? - в очередной раз удивляется моему незнанию тот.
        - Почему нет? Есть, - и, вспомнив известный анекдот, добавляю: - Немножко. Только для себя.
        По озадаченному взгляду княжича видно, что он анекдота не знает. Надо будет при случае рассказать.
        - А-а, - доходит до меня, - у вас главарей татей называют лесными князьями?
        Парень отрицательно крутит головой и терпеливо поясняет:
        - Под рукой лесного князя бывает несколько шаек. Иной раз их собирается так много, что не всякого князя дружина сможет дать им отпор. А рано ли, поздно ли такая орава затевает нешуточную татьбу, и тогда горят веси да деревеньки, а то и крупным городам несладко приходится. Потому, как только слух о появлении лесного князя разлетается, окрестные князья да бояре сыск объявляют, назначив награду за голову лихоимца. Бывает, и рать собирают, после которой в окрестных лесах не то что татей, крупного зверя не остается.
        - Понятно, - удовлетворяюсь объяснением. - У нас такие персоны крестными отцами называются.
        Так и беседуем, следуя за скрипучей телегой, пока не выходим на опушку. Перед нами на небольшом взгорке за кое-где подгнившим частоколом расположились в окружении сарайчиков несколько крытых соломой изб. В начинающих сгущаться сумерках слышится милая русскому сердцу какофония деревенских звуков: мычание коров, куриное кудахтанье, гогот гусей, тявканье собачонки и чья-то добродушная матерщина.
        - Вот они, Мирошки наши, - сообщает мужичонка, остановив телегу.
        - Не слепые, сами видим, что вот они, - двигаюсь вслед за княжичем к жердяным воротам. Однако поняв, что сопровождавшие нас крестьяне следовать в деревню не спешат, удивленно оборачиваюсь: - А вы чего встали?
        Супруги переглядываются, и мужичок говорит:
        - Мы это, пойдем на хутор к себе?
        - Бедно у нас, - встревает молчавшая доселе баба. - В Мирошках вам лучше будет.
        - И далеко ваш хутор?
        - Дык версты две туды. - Мужичок машет рукой направо.
        - А как же волки? - вспоминаю слова бабы. - В лесу темно уже совсем.
        - Авось пронесет.
        - Ну, если чего несвежего съел, то может и пронести, - не сдерживаюсь от колкости. - Думаешь запахом волков отогнать?
        Оборачиваюсь на взбалмошное тявканье и вижу трех собак, бегущих к нам. Болтомир уже стоит в воротах. Он поддает ногой шавке, которая пытается тяпнуть его за сапог. Вот выскакивают ребятишки и прогоняют хворостинами собак. Следом появляется высокая женщина. Она что-то говорит княжичу, бросая быстрые взгляды и на меня.
        За спиной раздается скрип колес. Это странные хуторяне, воспользовавшись моментом, спешат скрыться в лесу. Подозрительные они какие-то. Ну да хрен с ними. Может, жизнь в этом лесу любого таким сделает.
        Через полчаса беременная молодка провожает нас в баню. Она находится на берегу пруда по ту сторону холма. За речушкой, на которой сделана запруда, видны ровные грядки огорода. Далее начинающее желтеть поле. И огород, и поле обнесены нехитрой оградой из жердей, оберегающей урожай от потравы лесным зверем. Несмотря на то что уже полностью стемнело, мое новое зрение позволило все это подробно рассмотреть.
        Как оказалось, деревенские мужики еще поутру ушли заготавливать сено на дальние лесные поляны и вернутся только к завтрашнему вечеру. Встретила нас жена старосты, высокая, худая баба с большими и жилистыми, как у мужика, кистями рук и странным именем Колунья. Встретила так, будто ждала нашего прихода. Не поинтересовалась, ни кто мы, ни откуда, ни куда путь держим. Спросила лишь, останемся ли только на ночь или задержимся дольше. Узнав, что задерживаться не собираемся, кивнула и сама предложила попариться в баньке. Мол, она нынче уже топилась, надо лишь чуток подогреть. Разумеется, предложение мы приняли с благодарностью. Я наконец-то избавился от пойманной полдня назад рыбины, отдав ее конопатой девахе, сопровождающей Колунью.
        В дом нас не пригласили. Пока прогревалась баня, усадили за длинный стол под жердяным навесом и поставили перед нами по кувшину с парным молоком и глиняное блюдо с расстегаями с репой. Помнится, уральские родственники как-то потчевали меня пельменями с редькой. У непривычного человека может запросто вывернуть желудок от одного запаха. Хотя на вкус, если перебить запах, например, стопкой самогона, пельмешки были вполне годными. Казалось бы, репа от редьки мало чем отличается, однако запах от расстегаев был ну просто изумительный. Прежде чем испробовать пирогов, мне пришлось шумно сглотнуть заполнившую рот слюну, иначе она потекла бы по подбородку.
        Болтомир не церемонясь уминал угощение за обе щеки, с хлюпаньем запивая молоком. Странно, но он общался с женой старосты хоть и свысока, но без крайнего высокомерия, с которым обращался к чете хуторян и мельнику. Собственно, и общения-то особого не было. Колунья молча стояла в сторонке, наблюдая за тем, как гости споро работают челюстями. Лишь изредка отдавала распоряжения суетливо пробегающим бабам да цыкала на любопытных ребятишек.
        Тут и банька подоспела.
        - А что, - спрашиваю у сопровождающей нас молодки, - ведун или какая-никакая колдунья в ближайших окрестностях обитают ли?
        - Так вы ж не иначе как через Леденеву мельницу пришли. Нешто не встретили его? - удивляется бабенка.
        - Кого?
        - Да Леденя! А на кой он вам? Ежели хворь какую заговорить, то и Колунья сможет.
        - Мельник колдун? - встревает Болтомир.
        - Рази ж мельник может быть не колдуном? - На лице беременной молодки отображается искреннее недоумение. - Как же тогда он заставит чертей жернова двигать?
        - Разве их не колесо двигает, которое крутит вода? - заинтересованно спрашиваю я.
        - Как колесо может толкать жернова, если оно крутится снаружи, а жернова двигаются внутри мельницы, - убойным аргументом звучит ответ.
        Капитулирую, разведя руками.
        - Поутру надо к мельнице вернуться, - говорит Болтомир, разоблачаясь в предбаннике. - Хорошо, что ты не дал мне снести голову наглому смерду. Глядишь, теперь поможет в поисках.
        Вот так рушится мой план встать пораньше и, пока княжич спит, смотаться к мельнику, прояснить вопрос про посох и его бывшего хозяина. Чую, мне это важно знать. Задумавшись, машинально беру посох в руки и всматриваюсь в набалдашник. В мерцающем свете лучины кажется, будто череп ухмыляется.
        Так с посохом и захожу в парилку вслед за княжичем.
        - Эй! - выводит меня из задумчивого состояния возмущенный крик Болтомира. - Почему угли не залили?
        Действительно, очаг каменки озаряется исходящим от углей алым светом.
        В предбаннике слышатся торопливые шаги. Вероятно, кто-то спешит исправить оплошность. Ан нет… Какая-то возня. Дверь в парилку со скрипом подается внутрь, закрываясь плотнее. Из-за нее раздается глухой мужской голос.
        Я вдруг вспоминаю, что слышал мужскую ругань, когда с опушки впервые увидел деревеньку. Получается, не все мужики ушли на сенокос.
        - Эй! - Болтомир грохнул кулаком в дверь. Но та, сбитая из толстых, плотно подогнанных досок, даже не дрогнула. Снаружи никто не ответил. Зато послышался скрежет наверху, будто чем-то задвинули печную трубу. И действительно, небольшое помещение стало быстро заполняться удушливым запахом тлеющих углей.
        Затравленно осматриваем парную. Нет ни ведер, ни даже ковшика с водой, чтобы залить угли. Стены из толстых бревен. Потолок, словно во фронтовой землянке, сделан внакат из таких же бревен.
        - Уморить нас решили тати, - хрипит княжич и начинает безрезультатно биться в подпертую снаружи дверь.
        10
        Пока Болтомир бьется в дверь, я еще раз осматриваю помещение. Ловушка оказывается надежной. Попали, как кур то ли во щи, то ли в ощип. Никогда не знал, как правильно звучит эта поговорка. Странно, что задумался о ней в момент, когда вот-вот загнусь от угарного газа. Вот и княжич уже опустился на карачки. Содержимое его желудка выворачивается прямо под порог. Видать, решил напоследок устроить неприятный сюрпризец запершим нас душегубам.
        Почему-то на меня угар все еще не действует. Может, потому, что я не так активно двигался, как Болтомир? Или потому, что я бессмертный? Вот, кстати, отличный повод проверить версию о моей бессмертности. Эх, жаль княжича. Отличный парень, хоть и простоват. Но, если жив останусь, я этим злыдням за него отомщу. Еще не знаю как, но мстя, как говорится, будет страшна. Гарантирую.
        Собственно, а почему бы не начать веселиться прямо сейчас? Эх, нет же тут ничего, что сломать можно… Попробую хотя бы полок раскурочить. Вбиваю шест, который все это время не выпускал из рук, в щель между широкими осиновыми досками, налегаю всем телом и с ужасным скрипом выворачиваю одну.
        Что бы еще сломать?
        Откладываю шест, хватаю увесистую доску и с размаху бью по печной трубе. Труба сотрясается, и с расположенной в перекрытии выдры - расширения дымохода - осыпаются куски сухого глиняного раствора. Ага, сейчас мы ее… После пары новых ударов вываливается несколько кирпичей. Та-ак… Это ж если обрушить трубу, то получится дыра в крыше, через которую выйдет угарный газ!
        - Держись, дружище Болт! - кричу натужно кашляющему княжичу и начинаю колошматить по трубе с еще большим неистовством, хрипя при каждом замахе: - А-а, с-суки!
        Наконец труба обрушивается, выбивая у меня из рук доску и взметывая к потолку тучу пыли, искр и дыма. Отскакиваю от обвала и падаю на раскуроченный полок. Под руку попадается шест.
        Замечаю, как один из сыплющихся обломков бьет по голове продолжающего возиться на полу Болтомира, и парень окончательно затихает.
        - А-а, волки позорные! - вскакиваю и в бессильной ярости замахиваюсь на дверь шестом.
        Мой кулак, сжимающий деревяшку, начинает светиться желтоватым светом. Свет будто бы пробегает по древку к черепу. Тот вспыхивает яркой электрической лампочкой, и в следующее мгновение с него срывается ослепительная молния. Дверь вышибает с такой страшной силой, что содрогается весь сруб, а потолочные бревна с треском прогибаются, грозя переломиться и рухнуть нам на головы.
        Я же, обалдев от происшедшего, перевожу взгляд с раскуроченного дверного проема на набалдашник шеста. Череп уже не сияет так ярко. Он, как часть шеста от него и до моей руки, будто бы светится изнутри мягким теплым сиянием. Та-ак, и это за него мельник предлагал мне какой-то ржавый меч? Да я им тут сейчас…
        Выскакиваю из бани, вращая вокруг себя чудесное оружие, словно шаолиньский монах из некогда популярных незамысловатых китайских фильмов. Череп сыплет снопы искр, окружая меня ореолом света. Представляю, как феерично мое выступление смотрится со стороны, и жалею, что его не видит Яга. Да его вообще никто не видит. Где все? Где те, кто нас запер? Перед кем я тут выдрючиваюсь? Обида на коварных жителей деревеньки значительно усиливается.
        Ну, блин, разнесу всю деревню по бревнышку! Вот только вытащу на свежий воздух Болтомира. Жив ли он?
        Княжич жив. Он приходит в себя, когда я, вытаскивая наружу, неосторожно прикладываю его головой об косяк. Замычав, он становится на четвереньки и его снова выворачивает. Это когда он успел столько съесть? Траванулся угарным газом, видать, сильно. Да и сотрясение от попавшего в голову обломка трубы наверняка заработал. Вон какая шишка на затылке. С кулак будет. Да и я опять же его головой об косяк. М-да, сходили в баньку… Разнесу ее к чертям!
        Вспыхнувшая злоба наполняет шест ярким свечением. Однако, глянув на голого княжича, временно усмиряю гнев и выношу из предбанника наши пожитки, попутно натянув штаны. Оттаскиваю вновь потерявшего сознание Болтомира дальше от бани и даю волю рвущейся из меня разрушительной силе.
        Не знаю, как пропускаемая через шест сила регулируется, но тот удар, которым я выбил двери парилки, не шел ни в какое сравнение с тем, которым я буквально взорвал крышу сруба.
        Увернувшись от пролетевших мимо стропил, оттаскиваю княжича с пожитками еще дальше.
        В результате следующих трех ударов от сруба практически ничего не остается. Дымящиеся бревна разметаны в радиусе пятидесяти шагов. Часть из них плавает в пруду.
        Получив временное удовлетворение, одеваюсь сам и натягиваю штаны и рубаху на Болтомира. Остальную амуницию напялит сам, когда очнется.
        Эх, а я так мечтал помыться после двух дней блуждания по лесу и всласть выспаться в чистой постели! Ну, или хотя бы на душистом сеновале. И главное, за что нас погубить хотели? Что с нас взять?
        Злость вновь закипает. Сжав наливающийся свечением шест, поворачиваюсь к деревне и, вздрогнув от неожиданности, чуть не выпускаю разряд по сгрудившимся в десяти шагах от меня жителям деревни. Все, от древней старухи до годовалого мальца, стоят на коленях, покорно опустив головы.
        Ну и как я теперь буду жечь молниями это покорное стадо? И опять одни бабы и дети. А где же тот, чей голос я слышал из парилки за запертой дверью?
        - Мы готовы принять за содеянное любую кару из твоих рук, господин, - говорит стоящая впереди всех Колунья.
        - Готовы, говоришь? - ухмыляюсь злорадно. - Отчего же тогда я не вижу того, кто подпер двери в баню? А?
        - Но ты уже покарал моего мужа, - поднимает на меня удивленный взгляд Колунья.
        - Я? Кого покарал?
        Тетка что-то тихо говорит односельчанкам, и те, не поднимаясь с колен, расползаются в разные стороны, открывая уходящую к деревне широкую тропу. На тропе, освещенный ярким светом полной луны, лежит человек с неестественно повернутой головой. Подойдя ближе, вижу, что это седой крепкий мужик лет пятидесяти, под стать Колунье. Вокруг его шеи обмотана толстая веревка. Та самая веревка, что я использовал вместо пояса. А я-то думал, что оставил ее в разгромленной бане.
        М-да… Кто ж его, бедолагу-старосту, так приложил? Скорее всего, подельник, желающий замести следы. И женушка, смотрю, не очень печалится. Лицо ее как напоминало невозмутимостью физиономию индейского вождя, так и напоминает. Может, сама она и придушила муженька? С ее лапищами это сделать не трудно. Однако, коль уж она пытается свалить вину на меня, спрашивать об этом бесполезно.
        - Кто еще из мужиков в деревне? - все же задаю вопрос Колунье.
        - На сенокосе все, - твердит тетка. - Только муж мой и оставался. Ибо староста он… был.
        Отчего не он встречал нас, ежели староста, а ты?
        Далее выясняется, что, завидев вышедших из леса незнакомцев, коих сопровождал изгой Тюря со своей, по выражению Колуньи, блаженной женушкой, Репень, так звали старосту, решил до поры не показываться, а сначала выяснить, что за люди пожаловали и с какой целью. Потому и послал встречать чужаков жену. Сам же куда-то запропастился. Появился только тогда, когда гости уплетали расстегаи с молоком. Подозвав жену, староста сообщил, что нас необходимо убить, иначе будет беда для всей деревни, и посетовал, что не успел раньше, а то обязательно подсыпал бы отравы в пищу. Оборвав вопросы жены, Репень грубо приказал ей делать, что он говорит, и не интересоваться тем, для чего бабский ум не создан.
        В общем, западню в бане подготовил и осуществил он, и ни Колунья, ни кто еще из баб о его замыслах ничего не знает. На мой наезд по поводу лжи жена покойного старосты откровенно ответила, что если бы имела желание содействовать мужу в злодейских деяниях, то уговорила бы его порешить нас во сне или подсыпать отраву в завтрак.
        И как мне проверить слова этой каланчи в юбке? Не пытать же ее?
        И кто же все-таки придушил моим поясом злыдня-старосту?
        И самое главное, кому мне теперь мстить? Не убивать же на самом деле баб с ребятишками, даже если они и помогали Репню в покушении на нас!
        Стон Болтомира отвлекает меня от допроса Колуньи. Вспоминаю, что сопровождающая нас в баню молодуха говорила, будто жена старосты владеет знахарскими познаниями. Хочу обратиться к ней, но пришедшая в голову мысль заставляет повернуться к продолжающей стоять на коленях толпе. Поднимаю руку с посохом и заставляю его светиться ярче.
        - Значит, вы пришли, чтобы понести кару за содеянное зло? - вопрошаю громко и, выслушав ответное молчание, продолжаю: - Так слушайте мою волю! Я, Георг Советский, наследник великокняжеского престола, под властью которого находятся земли, простирающиеся от владений волотов и до самого края мира, повелеваю отныне считать Мирошки имуществом наследника престола Заозерского княжества великолепного витязя Болтомира, коего вы чуть не сгубили по недомыслию. Отныне ваши никчемные жизни зависят от жизни Болтомира Заозерского. Буде случится, что он не оправится от причиненного ему зла, все вы от мала до велика взойдете на его погребальный костер. Да свершится воля моя! Аминь!
        С последним словом я бью посохом о землю. С макушки черепа в небо срывается столь ослепительная и жаркая молния, что я одновременно слепну и глохну от оглушительного грохота, а кожа на правой половине лица трещит, поджариваясь.
        Обалдевши, долго прихожу в себя. Впредь надо быть осторожнее с этой деревяшкой. К тому же неизвестно, откуда в ней берется энергия. Вдруг при частом использовании сядет какая-нибудь батарейка?
        11
        Колунья действительно оказалась хорошей знахаркой. Утром Болтомир проснулся в более-менее приличном состоянии. Разве что периодически трогал все еще заметную шишку на голове, морщась при этом и сетуя, что нельзя надеть шлем, который он обычно снимал, только когда ложился спать или шел в баню. А зря. Вот если бы он и в баню ходил в шлеме, сегодня его голова была бы в порядке.
        Естественно, последнее, что помнил княжич, это как нас заперли. Вкратце рассказываю ему о последующих событиях. Болтомир хватается за меч и рвется бежать разить все равно кого. С трудом удерживаю его, втолковывая, что главный злодей повержен, а рубить головы бабам и детям не пристало витязю. Тем более что они теперь его собственность.
        - Моя собственность? - вздымает брови Болтомир, опускаясь на лавку.
        - Ага, - весело киваю в ответ и рассказываю ему, как во искупление вины жители деревни поклялись отныне признавать над собой власть только Болтомира Заозерского, слепо следуя всем его наказам, даже если он повелит всем им в одночасье утопиться в болоте. О своей роли в принуждении жителей к этому решению я скромно умалчиваю.
        - Зачем? - хмурит брови княжич.
        - Что зачем?
        - В болоте топиться зачем? Не буду я требовать такого, - наотрез отказывается он.
        - Да? Мыслю, крестьяне будут рады узнать об этом. Разумеется, если ты не придумаешь чего похуже.
        Чтобы не затягивать разговор, предлагаю Болтомиру скорее продолжить путь, если он, конечно, в состоянии. В очередной раз потрогав шишку на затылке, парень заявляет, что вполне здоров, однако изъявляет желание хотя бы бегло осмотреть свои новые владения. Тут я возразить ничего не мог, хоть и горел желанием скорее убраться восвояси, пока не вернулись с сенокоса мужики. Мало ли как отнесутся суровые лесные парни к двум проходимцам, якобы убившим их старосту, раскидавшим по бревнышку баню и требующим от жителей практически рабской повинности? Но, с другой стороны, представился шанс посетить мельника без свидетелей. За него и хватаюсь, обращаясь за завтраком к товарищу с предложением разделиться, чтобы не терять времени. Слегка посомневавшись, тот соглашается.
        Болтомир оказывается на редкость хозяйственным парнем. Уже за завтраком, чавкая набитым ртом, он расспрашивает стоящую подле нас Колунью о количестве душ, голов скота и прочей неинтересной мне лабуде. Я же, наскоро проглотив миску непонятного, но сытного варева, напяливаю на обросшую мелким ежиком темно-русых волос голову шляпу, подхватываю шест и отправляюсь знакомой дорогой навестить мельника.
        Вчера за разговорами лесная дорога показалась значительно короче. Сегодня же, если бы не уверенность, что не было никаких поворотов, мог подумать, что заблудился. По ощущениям, прошло не менее получаса, прежде чем вышел к знакомой излучине лесной речушки, за которой на месте ее слияния с ручьем стоит мельница.
        Вот чего мне не хватает в этом… В этом - в чем? В этом мире? В этом невероятно затянувшемся сне? Короче, не важно. Чего мне здесь не хватает, так это часов. Без них не могу определить даже пройденное расстояние. Интересно, как с этим обстоят дела у аборигенов? Вероятно, у них врожденное чувство времени и, соответственно, ощущение пройденного расстояния. Это у моих… У людей моей реальности благодаря техническому прогрессу, заполонившему быт множеством всевозможных гаджетов, подобные чувства давно заглушены, а то и вовсе атрофировались.
        - Эй, Ледень! - кричу, вспомнив имя, которым вчера называла мельника сопровождающая нас в баню молодуха.
        Кстати, а не он ли был подельником старосты, удавившим того моим поясом? А ведь у этого бородача и мотивчик имеется. Очень уж он хотел завладеть чудесным шестом.
        - Эй! - кричу, испытывая в два раза возросшее желание пообщаться с мельником. - Ледень, выходи! Базар есть.
        Заходить самому в темные двери мельницы или в находившуюся подле покосившуюся лачугу с маленькими, затянутыми мутной пленкой оконцами, не испытываю ни малейшего желания. И это владелец подобной развалюхи вчера предлагал мне расплатиться за шест золотом? М-да… Впрочем, кто знает, может, золото здесь ценится дешевле меди?
        - Эй! - ору в третий раз, начиная терять терпение. Приподнимаю шест, стискивая крепче пальцы, и с удовлетворением замечаю, как зародившееся в ладони свечение бежит по деревяшке и наполняет собой череп. Боевая готовность артефакта придает уверенности голосу: - А ну, ко мне на цырлах! И быстро! Не то разнесу к хренам твою богадельню, колдун недоделанный.
        В последний момент расслабляю руку, сдерживаясь, чтобы не метнуть для большего устрашения молнию в небо, ибо вспоминаю, как вчера чуть не снес себе голову, поджарив правую половину лица. Машинально трогаю щеку - никаких следов. Либо не так уж и сильно поджарился, либо кроме бессмертности обладаю еще и быстрой регенерацией. Надо будет при встрече с Ягой прояснить этот вопрос.
        Да где же этот чертов мельник? Может, он ушел куда по своим дикарским делам, а я тут только зря спектакль устраиваю? Мог хотя бы записку какую оставить. Мало ли, вдруг кто-то мешок-другой муки смолоть заедет.
        И снова вопрос: а разумеют ли аборигены грамоту? Впрочем, мне это знать пока не жизненно необходимо.
        А вот потренироваться во владении шестом-артефактом, пользуясь досугом, будет полезно. А там, глядишь, и мельник появится.
        Для начала экспериментально выясняю, что мощность заряда, передаваемого от кисти руки к черепу набалдашника, зависит не от силы сжатия шеста, а от моего желания. Просто в момент эмоционального всплеска я автоматически сжимаю сильнее кисть. Далее силой мысли заставляю череп сперва искриться, затем обрасти, словно волосами, пучком маленьких трескучих молний и, наконец, засиять небольшим, но ярким и жарким светилом.
        Ну что ж, теперь можно и по мишеням пострелять. Что же выбрать в качестве мишени? Постройки сносить пока не буду. Да и на крупных объектах потренировался вчера, принеся, как оказалось, убыток Болтомиру. Ну, я же тогда не знал, что деревенька вместе с порушенной мною баней станет его собственностью…
        Ага, пожалуй, вон тот пень у дверей мельницы, вероятно используемый в качестве табуретки, подойдет.
        Ё-моё! Я хотел просто разнести пень в щепки. Но выпускаю слишком мощный заряд, который попадает не в цель, а под нее. Подброшенный взрывом пень рикошетит от дверного косяка и влетает внутрь мельницы. Изнутри слышится грохот, треск, что-то рушится. Вероятно, выбивается какой-то стопор, и стоявшее до сих пор неподвижно мельничное колесо начинает вращаться.
        Сразу возникают ассоциации с тиром, который любил посещать в детстве. Там была мишень-мельница, при попадании в которую начинали крутиться ветряные лопасти.
        - Не погуби, повелитель! - Голос мельника заставляет меня вздрогнуть. Тот выполз из хибары на карачках и, как и давеча, споро семенит ко мне. - Не ведал я, что ты из великих. По недомыслию зло против тебя затеял.
        Останавливаю блаженного, упершись ногой ему в темя. В голове всплывает фраза то ли из какого-то исторического фильма, то ли из книги:
        - Нишкни, пес смердящий!
        Не знаю, что такое я приказал, но мужик покорно упирается лбом в землю и замолкает, продолжая мелко дрожать всем телом. Может, опять меня с кем-то спутал?
        Не знаю, с чего начать допрос, потому спрашиваю:
        - Говоришь, осознал вину?
        - Осознал, повелитель, осознал.
        - И в чем же свою вину зришь?
        - Не узрел я в тебе повелителя, великий. Мнил, ты простой смертный, владеющий толикой ведовства. Мнил, по недоразумению завладел ты посохом Кощея.
        Та-ак, значит, мельник и правда колдунишка, если хоть и не сразу, но разглядел во мне какого-то бессмертного повелителя. Но Кощея во мне так и не признал.
        - Значит, сам умыслил завладеть магическим посохом? - продолжаю задавать наводящие вопросы.
        - Токмо ради того, чтобы самолично вернуть его князю Кощею, - бьется лбом о землю мельник.
        - Ты разве не слышал о гибели Кощея?
        Мужик поднимает голову и с удивлением таращит на меня черные глазищи.
        - Тебе ли, повелитель, не знать, что восстал он, доказав свое бессмертие?
        - Тебе-то откуда об этом знать? - злюсь на осведомленность Леденя.
        - Дык вся лесная нечисть о том говорит.
        М-да… Сарафанное радио в любом мире работает оперативно.
        - Расскажи, как с деревенским старостой сговорился? - забрасываю вопрос наудачу.
        - По недомыслию же, - снова бьется лбом оземь клюнувший колдун и рассказывает, как явился к нему Репень, дабы узнать о пришедших со стороны мельницы чужаках. Мельник сообщил старосте, будто мы засланцы разбойничьей ватаги, выведывавшие цели будущих грабежей. Мол, если нас не убить, рано или поздно в деревню нагрянут тати. А когда мужик взмолился о помощи, дал ему ядовитое зелье, повелев подсыпать нам в пищу, после чего привезти трупы со всем имуществом к мельнице, далее, мол, его забота, как замести следы. О том, что староста решил удушить нас в бане, колдун ведать не ведал, и старосту он не убивал.
        Итак, почти все с покушением на нас прояснилось. Остался лишь один вопрос: кто придушил старосту? Что это не Ледень, я верю. Зачем ему скрывать? Неужели Колунья? Мотив? Наказала муженька за то, что подставил деревню? Или, воспользовавшись случаем, свела старые счеты?
        - Как же ты собирался возвращать посох Кощею? - продолжаю допрос бородача. - Либо ведаешь, где его замок находится?
        - Не ведаю, - трясет тот головой, волоча бородой по земле и поднимая пыль. - Того никто из смертных не ведает. Но он муку у меня брал. Бывалоча, присылал кого, а иной раз и самолично являлся.
        - Ясно. И хорошо платил?
        Ледень замялся было, зыркнул из-под кустистых бровей, но все же сказал:
        - Платил щедро. Цельную золотую гривну за мешок.
        Вот, значит, откуда золотишко у мельника, за которое он собирался посох выкупить. Если не врет, то поступить намеревался где-то даже благородно. Интересно, сколько веса в золотой гривне. До сих пор слышал только о серебряных. Точно не помню, но, кажется, в новгородской гривне было около двухсот граммов серебра. И кстати, что-то я не видел в своих владениях золота. Да я там вообще ни одной сколько-нибудь дорогой вещи не видел.
        Ладно, напоследок проясним вопрос, который должен быть главным.
        - Ведаешь ли, как найти Ягу?
        И снова мельник смотрит на меня с искренним удивлением.
        - Мне ли, смертному, знать о том? Разве ты не можешь призвать ее?
        - Не хочу светиться, - бросаю разочарованно. - Кто может знать о ней?
        - Мыслю, любой из твоих собратьев, повелитель, - продолжает подозрительно пялиться на меня мужик. - Но первее всех хозяин леса, ибо в его лесу она обитает.
        - Леший, что ли? - соображаю, о каком хозяине он говорит. - А его как найти? И не говори, что просто призвать! Я не местный повелитель и не имею подключения к здешней информационной сети. Вкурил? К тому же уже сказал - не хочу светиться.
        Видя, что Ледень завис, подношу кончик посоха и бью его в лоб небольшой искоркой. Мужика опрокидывает на спину, и он сучит ручками-ножками, как прибитый тапкой таракан. Наверное, я перестарался.
        Когда мельник приходит в себя и снова переворачивается на четвереньки, собираюсь повторить вопрос, но вдруг со стороны лесной дороги слышится стук копыт.
        Из-за деревьев выезжает на гнедой кобыле улыбающийся Болтомир. За ним следует вторая точно такая же лошадь.
        Наклоняюсь над мельником и, вдавив конец посоха ему между лопаток, злобно шепчу:
        - Молчи о том, что я этот, как его, владыка. Понял? Не то голову откушу!
        12
        - Ежели нужно Лешего искать, будем искать Лешего, - легко соглашается княжич, все еще находящийся под впечатлением от неожиданного приобретения.
        Видать, небогато Заозерское княжество, ежели он так радуется затерянной в лесу маленькой деревеньке. А может, дело в том, что это именно его приобретение, а не доставшееся по наследству.
        В общем, выяснив у мельника, что найти Лешего можно не иначе как только в лесу, отправляемся на поиски.
        Тот факт, что я теперь еду верхом, меня особо не радует. Нет, ехать, конечно, лучше, чем идти, но лошадь ведь ухода требует. А я в этом ничего не понимаю. С лошадьми имел дело только в глубоком детстве, когда приезжал на каникулы к бабке в станицу, где иногда ходил с местными пацанами к пастухам. Те давали нам покататься на смирной кобылке. Катались без седла, отчего на заднице натирались болезненные мозоли.
        Сейчас еду в удобном седле. И сижу вроде бы не мешком. По крайней мере, Болтомир не замечает моей неосведомленности в этом вопросе. Но мы и едем неспешным шагом. А что будет, если придется ускориться? А чем кормить кобылу? А как ее седлать-расседлывать, или взнуздывать-разнуздывать, или что там с ней положено делать? И чего она постоянно косится на меня? Может, хочет сбросить?
        Заставив меня вздрогнуть, из кустов выскакивает огромный черный волк. Зверь некоторое время бежит рядом, затем снова скрывается в чащобе.
        Вообще-то волку положено быть серым, но это не настоящий волк, а волколак. Был бы мельник шатеном, а не брюнетом, сопровождающий нас зверь был бы рыжим.
        Дело в том, что Болтомир заявил: мол, ежели деревня теперь принадлежит ему, то и мельницу с мельником он также объявляет своим имуществом. Тут мне пришлось суровым взглядом подавить возмущение Леденя. А княжич, продолжая тему, высказал возмущение по поводу того, что благородным людям не пристало путешествовать без прислуги и приказал мельнику сопровождать нас. Возможно, я и отговорил бы его от такого решения, не удиви он меня следующим заявлением. Мой новоявленный друг приказал мельнику, коль уж тот является колдуном, перекинуться в волка, ибо пешим он за конными не поспеет, а для того, чтобы ради него лишать крестьянское хозяйство еще одной лошади, Ледень рылом не вышел. Надо ли говорить, что я обалдел от подобного требования!
        - Воля твоя, господин, - глянув в мою сторону, покорно ответил княжичу мельник, заставив меня удивиться еще больше.
        Нет, я понимал, что нахожусь в мире, где существует некая магия. Тот же посох-разрушитель является тому подтверждением. Но все же считал, что этому есть простое научно-техническое объяснение. К примеру, я же не знаю, как на поверхности пленки монитора появляется живое изображение, однако не считаю это колдовством. Почему не предположить, что здешняя цивилизация продвинулась в несколько иных направлениях и для видеоизображений используют поверхность воды в любой посудине? Опять же, как выяснилось, летает та же Яга не просто в ступе, а на обычном параплане.
        В общем, к превращению человека в волка я был не то чтобы не готов, а даже не мог предположить, что такое возможно. И когда Ледень стал с жутким треском преображаться, мне пришлось сильно напрячься, чтобы не позволить собственным глазам выпасть из орбит. Болтомир же во время этого действа спокойно ходил и осматривал новое хозяйство, рассуждая о доходе, который ему будет приносить мельница. М-да, хорошо, что я не разнес ее в щепки во время испытательных стрельб из посоха…
        И вот мы едем вниз по течению реки в поисках Лешего. Вернее, мы его не ищем, а ждем, когда он сам обратит на нас внимание. Ибо, как сказал мельник, хозяин, то бишь Леший, присутствует в каждом дереве, в каждом кусте, видит каждым листочком, ощущает каждой травинкой. Но показывается он путнику, только когда захочет сам.
        Я в словах колдуна сомневаюсь, ибо если бы Леший видел, что я его ищу, то наверняка откликнулся. Все же он сам не так давно обращался ко мне за помощью. Но так как привести подобные аргументы не могу, приходится делать вид, что верю.
        Ледень тоже больше не обращается ко мне как к могучему владыке, вероятно приняв всерьез угрозу насчет откусывания головы. А после перекидывания в волка и вовсе лишился дара речи. Это и к лучшему. Нечего давать Болтомиру повод для подозрений. Хотя, сдается мне, княжичу не до глупых домыслов. Он едет в молчаливой задумчивости, лишь беззвучно шевелит губами, отображая тем самым напряженный мыслительный процесс. Такое ощущение, будто эта деревенька выбила из головы парня образ Василисы Прекрасной.
        - О чем задумался, дружище? - окликаю спутника, дабы с помощью общения развеять собственные сумбурные думы.
        Сбитый с мысли княжич не сразу соображает, о чем я спрашиваю. Наконец отвечает:
        - Мыслю я, Георг, надо другое название моей деревеньке дать.
        - А чем тебя Мирошки не устраивают? Вполне симпатичное название.
        - Какое название? - непонимающе хмурит брови парень и, не дождавшись ответа, задает следующий вопрос: - Кто я теперь, ежели владею собственной землею?
        Открываю было рот, чтобы обозвать его помещиком, но задумываюсь, не будет ли для княжича оскорбительно такое звание.
        - Верно мыслишь, Георг. - Болтомир расценивает в свою пользу готовые сорваться с моего открытого рта слова. - Теперь я полноправный князь.
        - Э-э-э… - сдерживаю слова сомнения. - А как же Заозерское княжество?
        - Заозерское княжество я когда-нибудь унаследую от деда Мироболта. Потому называюсь княжичем Болтомиром Заозерским. Но кроме этого я теперь еще и князь, владеющий Мирошками. Потому и хочу дать им другое название, которое не стыдно прибавить к имени.
        - А-а, - доходит до меня. - Ну да, князь Мирошкин звучит не очень. Хотя слышал, в наших краях был князь Мышкин. А с чего ты вообще заморочился подобной проблемой?
        - Чего? - не понимает вопроса новоявленный князь.
        - Ну, неужели у вас обладание единственной деревушкой делает человека князем?
        Парень хмурится, размышляя над вопросом, чешет кольчугу на груди и отвечает:
        - Я князь по рождению. Простолюдин не станет князем, даже если будет обладать дюжиной деревень. Но одна деревенька станет княжеством, если ее обладатель будет княжеского рода.
        Теперь настает моя очередь задуматься.
        Так и едем неспешно вдоль берега Леи - так назвал реку мельник - до самого вечера, то разговаривая о разном, то погружаясь в думы. В полдень следует продолжительный привал с дремотой. А как только дневное светило скатывается с зенита, путь продолжается.
        Несмотря на то что у нас с собой достаточно провизии, княжич не упускает случая подстрелить жирного зайца. Всегда считал, что лук воины носят со снятой тетивой, натягивая ее лишь перед сражением. У моего попутчика оружие всегда в боевом положении, и мне приходится лишь удивляться, с какой скоростью он выхватывает его из-за спины и производит выстрел.
        Еще во время полуденного привала понимаю пользу, которую приносит сопровождающий нас оборотень, ибо забота о лошадях оказывается полностью на нем. Странно, но животные его совсем не боятся. Более того, такое ощущение, будто они опасаются меня, а присутствие мельника, наоборот, действует на них успокаивающе. Вспоминаю и настороженно-боязливое отношение ко мне деревенских собак, коему ранее не придал значение. Когда-то читал, будто лошади и собаки лучше других животных способны распознавать нечистую силу. Мол, из-за этого их запрещено заводить в церкви. Всегда удивлялся подобной логике.
        После ужина Ледень просит позволения покинуть нас до утра. Обращается колдун к Болтомиру, но посматривает и на меня. Княжич благосклонно разрешает. Я не возражаю. Чую, мельник знает обо мне гораздо больше, чем я сам, но расспросить его не могу. Во-первых, не собираюсь раскрывать свое инкогнито перед Болтомиром. Во-вторых, не хочу показывать колдуну собственную некомпетентность. Он и так слишком часто смотрит на меня с нескрываемым удивлением.
        Перед сном княжич начинает интересоваться порядками в землях, откуда я родом. Привычно вешаю ему какую-то лапшу на уши, стараясь ее запомнить, чтобы в дальнейшем не попасть впросак. На том и засыпаем.
        Во сне приходит непонятное чувство беспокойства. Просыпаюсь от ощущения чьего-то присутствия и лежу, прислушиваясь и не решаясь открыть глаза. Посещает мысль, что как-то слишком безрассудно мы располагаемся на ночь в лесу, по слухам, полном не только зверей, но и всякой нечисти…
        - А я думаю, пойду узнаю, отчего ты поприветствовать меня не желаешь? - Раздавшийся за спиной тихий густой бас заставляет вздрогнуть. - А ты будто спишь и не чуешь собрата. Оно и правда говорят, изменился ты, Кощей.
        Так, понятно, обращаются ко мне. И вроде бы не враждебно. Но на всякий случай нащупываю лежащий рядом посох. Боевой артефакт придает уверенности. Неспешно сажусь и наигранно спокойно потягиваюсь. Лишь после этого поворачиваюсь в сторону ночного гостя.
        На невесть откуда взявшемся пне сидит атлетического сложения мужик с русой бородой, заплетенной в толстую, достающую до пупка косу. Сидит, закинув ногу на ногу, переплетя пальцы рук на колене. Из одежды на нем только светло-серые портки. За плечами стоят две обнаженные красотки с неестественно голубоватой, почти прозрачной кожей. Обе увлеченно, я бы даже сказал, с фанатичным вожделением расчесывают длинные патлы здоровяка. Если распустить его бороду и сунуть в руки трезубец, он будет похож на Нептуна.
        Рассмотрев гостя, обращаю внимание еще на одну деталь, показавшуюся мне неправильной. Это костер. Вернее то, что от него осталось - лужа с плавающими в ней потухшими углями.
        - Ты же знаешь, я не люблю огонь, - басит пришелец, заметив мое недоумение по поводу залитого костра.
        - А я тебе его и не предлагал, - не могу скрыть раздражения по поводу бесцеремонности гостя.
        Я уже понял, что ко мне явился один из перволюдей. Вот только не имею понятия, как к этому отнестись. Он, судя по всему, уверен, что я его знаю. Придется разочаровать мужика. Но пока потяну время, подержу его в неведении. Глядишь, и узнаю что-нибудь важное.
        Мужик не отвечает на мою грубость. Красотки и вовсе меня не замечают. Ни одна из них до сих пор не бросила в мою сторону даже мимолетного взгляда. Гость как будто погружается в собственные мысли, задумчиво шевеля пальцами на босых ногах.
        - Если погибнет лес - измельчают и исчезнут реки, а озера превратятся в болота, - сообщает он вдруг.
        Я вопросительно смотрю на него, не понимая, к чему он это сказал. Однако здоровяк продолжает наблюдать за шевелением пальцев собственных ног. Приходится задать вопрос вслух:
        - С какого перепугу лес должен погибнуть?
        - Лес без хозяина, как сад без садовника, - изрекает собеседник. - Веков пять, может, и протянет. Но, мыслю, меньше. И века не пройдет, как в нем одни елки останутся, а в них из тварей смогут лишь темные жить. Оно твоему братцу Вию раздолье, конечно, будет. Но потом и этот лес сгинет. Ты, вижу, к облику человеческому вернулся. Это хорошо. Вот только помыслами не отвернулся ли совсем от заветов Создателя?
        - Чего-то я не понял, мужик, ты чего на меня бочку катишь? - не выдерживаю наезда. - Если ко мне что-то имеешь, говори прямо. А то нудишь тут, спать не даешь. При чем тут я и лес?
        Мое эмоциональное высказывание нисколько не смутило ночного гостя. После недолгой паузы он продолжает:
        - Я и говорю, ты восстал, а Яга с Лешим пропали. Пропали без следа. Оно понятно, из-за глупой шутки свихнувшейся со скуки бабы ты чуть бессмертия не лишился. Но я ж видел, как она страдала, простить себе не могла. Уж на что добра к людям была, а и то весь род Ивана извести собиралась. Кабы не мы с Лешим, наворотила бы баба дел. Да ладно с ней. Леший чем тебе не угодил? Потому что за Ягу заступился? Или давнее соперничество вспомнил? Ты, Кощей, всегда злопамятен был. - Укоризненно покачав головой, мужик устало встает. - Пойду, пожалуй. Вижу пустоту в твоей душе. Хоть и вернулся ты к человеческому облику, а душой стал тем чудищем, образом которого назойливых людишек отпугивал. Перещеголял братца.
        Я сижу и обалдело смотрю, как сопровождаемый голубокожими красотками здоровяк уходит в туманную дымку у берега. Прихожу в себя только тогда, когда туман полностью скрывает ночных гостей. Слышится лишь шлепанье ног по воде.
        - Эй! - кричу, сорвавшись с места. - Погоди!
        Вбегаю в стену тумана. Он такой плотный, что даже я, способный видеть в темноте не хуже, чем при дневном свете, не могу ничего разглядеть дальше вытянутой руки. Натыкаюсь на заросли прибрежного ивняка и продираюсь прямо сквозь них. Под сапогами уже хлюпает вода. Дно начинает заметно уходить вглубь. Нет никакого желания купаться ночью, да еще в одежде.
        - Эй! - Мой окрик гулко разносится в тумане.
        Откуда-то отзывается девичий смешок.
        - Эй! - кричу снова. - Да погоди ты! Я же не помню ничего. Кто ты хоть такой?
        Замираю и прислушиваюсь. Слышно только, как журчит вода.
        - Правду, значит, Яга говорила, - раздавшийся непонятно откуда бас заставляет вздрогнуть. - Нешто не помнишь меня?
        - Не помню, говорю же.
        - Чудно.
        Снова продолжительная пауза. С середины реки слышится всплеск, будто выпрыгивает крупная рыбина.
        - Эй, ты где?
        - Здесь я. Чего кричишь-то? - раздается совсем рядом, и я, повернув голову вправо, различаю в тумане смутный силуэт. - Водян я.
        - Водян? Водяной, что ли?
        Но силуэт уже растворился в тумане. Вновь слышится девичий смешок. Раздаются шлепки по воде, и все стихает. И опять слышно лишь журчание воды.
        - Эй, Водян! - В ответ ни звука. - Водян, я сам ищу Ягу с Лешим, слышишь? Я не имею никакого отношения к их исчезновению!
        Несколько минут безрезультатно жду ответа и не замечаю, как туман рассеивается.
        Когда возвращаюсь на поляну, небо над вершинами деревьев начинает светлеть. Вернувшийся и уже принявший человеческий облик Ледень озадаченно смотрит то на залитое кострище, то на невесть откуда появившийся пень. Однако, встретившись со мной взглядом, благоразумно воздерживается от вопросов.
        Когда просыпается Болтомир, костер уже весело потрескивает, а в висящем над ним котелке мельник помешивает кашу.
        Я зову Болтомира к реке умыться.
        13
        Через час мы снова неспешно едем по лесной дороге. Вокруг рыщет черный волчище. Княжич беззвучно шевелит губами, перебирая подходящие названия для приобретенной деревеньки. В моей голове роятся воспоминания о ночном визите Водяного.
        Значит, Яга и Леший исчезли, и обвиняет Водяной в этом меня. Интересно, винит только на основании высказанных во время разговора догадок или есть более серьезные соображения?
        И куда все-таки исчезла эта парочка? Не зная ничего о здешних реалиях, я не могу даже гадать. Хотя Леший жаловался, будто на него ополчился Вий, обидевшись за разгром его свиты, который устроили людишки у Лихониного холма. Но если Водяной такой осведомленный, то наверняка знает об обиде Вия. Однако грешит на меня. А Яга где? Она вроде бы собиралась усмирять Лихоню. Этот персонаж для меня самый непонятный. Я, конечно, слышал про Лихо Одноглазое, но кто оно, что оно, почему и куда - не знаю.
        А сколько еще перволюдей ошивается поблизости? Способны ли они вредить друг другу? Судя по мнению Водяного обо мне - способны.
        И что это мы, в смысле первочеловеки, за бессмертные души такие, ежели какой-то полоумный Иван способен, сломав иголку, лишить одного из нас жизни? Я, конечно, восстал, но я ли? Вернее, восстал-то я, но Кощей ли я? Да ни фига я не Кощей! Но окружающим это знать не обязательно.
        И опять же вопрос: куда мы едем, если Яга с Лешим пропали?
        Зря я так с ходу принялся грубить Водяному. Но и он тоже хорош. Мало того что залил костер, так еще и обвинил огульно невесть в чем. Можно сказать, обозвал чудовищем в человеческом облике. Мне, конечно, просто необходима помощь кого-то из перволюдей, но к этой надменной мокрице душа не лежит. То ли дело рыжая милашка Яга. При мысли о ней губы сами собой растягиваются в улыбке. Эх, сейчас бы с ней, да в баньку… Только не под гипнозом.
        Кстати, если уж Мирошки теперь принадлежат княжичу, почему нам было не задержаться там и не сходить-таки в баню? А то ведь от устроенной старостой парилки мы не чище, а значительно грязнее стали. Хочу посетовать на нашу общую несообразительность Болтомиру, но в последний момент вспоминаю, что осталось от единственной в деревне бани. Надеюсь, он не предъявит мне счет за погром…
        Едущий чуть впереди княжич неожиданно пришпоривает лошадь и несется вперед, обнажая на ходу меч.
        Мысль, мгновенно посетившая мою голову, - лесные разбойники. По закону жанра, если герои едут через лес, на них просто обязаны напасть разбойники.
        Однако пока что я вижу только, что на кого-то нападает мой спутник. Крепче сжимаю посох и бью кобылу пятками по бокам. О-о нет! Тпр-ру! Натягиваю повод, чтобы снова перейти на шаг. Все-таки наездник из меня никакой. На скаку так бьюсь задницей о седло, что отдается в голове.
        А Болтомир уже остановился, спрыгивает с седла и замахивается мечом. Кого это он решил располовинить? Не понял… Он хочет снести голову нашему волколаку? Или это не наш оборотень бьется перед княжичем? И как-то странно он бьется. Будто завис в воздухе и трясется в судорогах.
        Болтомир бьет мечом над волчьей головой. Клинок словно ударяется о нечто упругое, прогнувшееся и отбросившее его назад. Ан нет, не отбросившее. Меч будто бы прилип к чему-то, и княжич пытается его оторвать. Упирается сапогом, тот прилипает тоже. Неловко дернувшись, мой спутник теряет равновесие и падает. В падении он машинально отпускает меч и взмахивает руками. Они тут же застывают в воздухе, прилипнув рядом с головой оборотня. И вот уже княжич бьется в видимой теперь и мне гигантской паутине, натянутой меж исполинских елей. Прозрачные нити толщиной с бельевую веревку видны лишь потому, что бьющиеся в них жертвы заставляют играть солнечный свет в усеивающих паутину капельках клея.
        Не успеваю ни удивиться, ни ужаснуться, как с ветвей срывается мохнатая серая туша и стремительно падает на лошадь княжича. Та пытается отпрянуть, но восьмилапый монстр сбивает ее с ног, и два чудовищных клыка прерывают лошадиное ржание. Тварь припадает к загривку убитого животного и с шумом высасывает кровь. Звук такой, будто выползший из пустыни странник жадно пьет из родника, держа у рта микрофон. Труп лошади на глазах сдувается, превращаясь в высушенную мумию.
        Все происходит так быстро, что я только теперь с содроганием передергиваю плечами.
        Первая мысль - развернуть лошадь и погнать в галоп куда глаза глядят, забыв о том, что не могу держаться в седле.
        Вторая мысль - это какой-то неправильный паук. Правильные пауки должны впрыскивать внутрь добычи какую-то фигню, терпеливо ждать, когда эта фигня растворит ткани жертвы, и только потом высасывать получившуюся бурду.
        Пока пытаюсь сосредоточиться на третьей мысли, монстр, отбросив иссушенный труп, в несколько стремительных движений лап обматывает паутиной тела моих спутников, подбрасывает их на паутину повыше и поворачивается ко мне. Вот это харя! Я энтомологией никогда не увлекался, в разных жвалах и хелицерах не разбираюсь, но эти торчащие из пасти и истекающие вязкой слюной бивни наведут ужас на кого угодно. А немигающий взгляд рыбьих остановившихся глаз словно замораживает кровь, заставляя цепенеть от ужаса.
        В тот момент я забыл обо всем, даже о боевом посохе и о собственной бессмертности. Единственным нестерпимым желанием было поскорее умереть, чтобы избавиться от охватившего ужаса. Вероятно, такое же желание посетило мою лошадку, ибо ноги у нее подкосились, и она, вскрикнув словно грудной младенец, завалилась на бок, выронив меня из седла.
        Придя в себя от удара о землю, вскакиваю и лихорадочно шарю взглядом вокруг в поисках посоха. Ага, вот он! Череп набалдашника торчит из-под хрипящей лошади. Хватаюсь и пытаюсь выдернуть артефакт. Словно помогая мне, в тушу вонзается серпообразный коготь, и мохнатая лапа легко переворачивает ее. От неожиданности опрокидываюсь на спину, но тут же вскакиваю на ноги, сжимая в руках волшебное оружие.
        А паук уже с хлюпаньем высасывает соки из моей лошади. Его мохнатое брюхо раздулось вдвое.
        Снова почти теряю волю, встретившись взглядом с монстром. Однако с трудом все же отворачиваю голову, продолжая наблюдать за тварью краем глаза, и поднимаю посох, начиная накачивать его силой.
        - Уф! - Монстр отбрасывает в сторону опустошенный труп второй лошади и говорит скрипучим человеческим голосом: - Угодил ты мне, Кощеюшка! Славно-то как я отобедал! А я тут, понимаешь, который день сижу и ни единой птички али мышки летучей не поймал. А братец твой рек, будто зверьем здешний лес богат. Оно зверья-то много, это да. Но и светлых первотварей не меньше. А они зверушек от моих тенет берегут, не дают попасться. Распустил их Леший. Правильно ты, Кощей, сделал, что извел его.
        Отвешиваю нижнюю челюсть, одновременно опуская руку с шестом. Паук шумно, по-собачьи, почесал лапой брюхо и снова заскрипел:
        - Только людишек ты зря мне подсунул. Можешь забрать их себе. Я до каннибализма еще не скатился. Создатель, может, и спит и не зрит за каждым своим творением, а ежели нет? Не простит он такого.
        - Ты кто? - Ничего, кроме этой фразы, не приходит в голову.
        - Ась? - недоуменно скрипит паучище, перестав чистить передними лапами бивни.
        - Ты кто? - повторяю вопрос.
        - Я?
        - Нет… я.
        - Ты Кощей.
        - А ты?
        - Я Мизгирь.
        - Вот видишь, как легко отвечать на простые вопросы!
        - Ты про что, Кощей? - Монстр мнется на месте, переступает волосатыми лапами.
        Что мне ему ответить? Я, конечно, догадываюсь, что передо мной один из тех перволюдей, которые вошли в образ изображаемого чудища настолько, что практически стали им. Но если о тех, кого встречал до сих пор, я хоть что-то слышал, то кто такой Мизгирь, понятия не имею. И вообще, я не ожидал, что перволюдей окажется так много. Ну ладно Яга с Лешим. Ну Лихоня с Вием, которых я еще и не видел. Так они тут, оказывается, на каждом шагу встретиться норовят. То Водяной ночью приперся, разбудил, мути навел и скрылся в тумане. Теперь вот этот мохнатый. Вот фигли он свою сетку тут растянул? Кто ему позволил сожрать наших лошадей? Это ж какой Болтомирову княжеству убыток! Кстати, а сам Болтомир жив ли? Хорошо хоть эта образина есть его отказалась. Он, видите ли, не каннибал. На харю б свою в зеркало посмотрел, прежде чем харчами перебирать! О чем это я? Княжича-то действительно выручать надо. Да и оборотня заодно, хоть и смотреть за лошадьми теперь не требуется.
        Пока в моей голове хаотически роятся мысли, паук продолжает молча переступать на месте лапами.
        - Мизгирь, - наконец обращаюсь к нему, указывая взглядом на висящие в паутине коконы, - что с моими спутниками? Живы ли они?
        - А чего с ними станется? Спят себе. На кой тебе сдались эти людишки? Отпустил бы подобру-поздорову.
        - Может, и отпущу, - обещаю неожиданному гуманисту. - И долго они спать будут?
        - А хоть тыщу лет. В коконе время останавливается. Ты чего о пустяках вопрошаешь? Будто сам так не можешь!
        Кто? Я? Могу такое? Да если б я такое мог в моем мире! Да я бы… Да у меня даже фантазии не хватает. Ладно, помечтаю потом.
        - Мизгирь…
        - Ась?
        - Ты, наверное, слышал обо мне всякое странное?
        - А я сразу не поверил, что ты сгинул, Кощей. Не мог какой-то человечишка тебя извести. Я и братцу твоему Вию говорил, чтобы не разевал роток на твои владения.
        - А он чего?
        - А он: мол, человечишка сам, может, и не осилил, а с помощью Яги и Лешего мог и справиться. Но, мыслю я, Кощеюшка, что-то все же было. И за это ты извел Ягу с Лешим. Ужели совсем их изничтожил? Нешто и правда есть способ уничтожать бессмертные души? Страшно сие. Так страшно, что даже мыслить об этом не хочется.
        Смотрю на восьмилапого гиганта, способного в несколько секунд высосать внутренности из двух лошадей, и не могу совместить столь ужасный образ с боязливым брюзжанием, которое слышу. Весь мой недавний смертельный ужас при взгляде на жуткую харю исчез без следа. Более того, сейчас даже испытываю некоторое превосходство перед этим слоноподобным пауком. Кстати, если он может создавать любой образ, может, посоветовать ему отрастить хобот и большие уши? Прикольно будет смотреться. Кто бы мог подумать еще пару минут назад, что я даже мысленно буду насмехаться над этим милым паучком. М-да… Кстати, коль уж он не такой высокомерный, как Водяной, можно попробовать с ним подружиться. А чтобы не вызывать ненужных подозрений глупыми вопросами, можно сыграть роль Доцента из «Джентльменов удачи», типа, тут помню, тут не помню.
        - Мизгирь, хватит уже ерунду городить, - старательно изображаю на лице недовольство. - То Водяной всю ночь мне мозги в косичку заплетал, теперь ты пургу гонишь.
        - Ась? - Паук выражает недоумение движениями лап. - Зело непонятно ты говоришь, Кощеюшка.
        - Я говорю, не трогал я Ягу с Лешим. Сам их ищу. Теперь понятно?
        - Как же так-то? Каждая первотварь знает, что, как ты восстал, так Яга с Лешим сгинули без следа. Вий опять же говорил мне: мол, Кощей Лешего извел, теперь в лесу зверья дикого бесхозного тьма осталась, есть не переесть. Ага, я сил лишился, пока добрался, а тут за столько дней ни единой зверушки в тенета не попалось. Кабы не ты…
        - Погоди, - прерываю вновь начавшееся брюзжание, - ты можешь просто уяснить для себя, что я не желал зла ни Лешему, ни тем более Яге?
        - Могу. - Приседание паука, вероятно, означает кивок. - Однако ж каждая тварь в лесу знает, что, как ты восстал, так Яга с Лешим и сгинули…
        - Более того, - повышаю голос, не в силах скрыть раздражения, - я ищу Лешего, чтобы помочь ему уладить разногласия с Вием. И Ягу я тоже ищу, чтобы она помогла мне восстановить память. Уяснил? И забудь про первотварей, которые возводят на меня напраслину!
        - Да понял я, понял, - примирительно отступает Мизгирь. - Токмо и братец твой Вий рек: мол, Кощей Лешего извел, лес теперича бесхозный, зверья в нем тьма…
        - А-а-а, йо… кэ… лэ… мэ… нэ! - ору во весь голос, не в силах сдержать гнев, и выпускаю заряд из посоха в попавшийся на глаза огромный пень.
        Пень оказывается трухлявым и взрывается огромным облаком рыжей пыли и щепок. Отпрянув и задержав дыхание, пережидаю, пока вся эта муть осядет. Мало ли какие болезнетворные бактерии таились в трухлявом пне? Я хоть и бессмертный, но вечно загибаться от какой-нибудь чахотки тоже мало радости.
        Наконец щепки перестают сыпаться, а мелкую взвесь прогоняет дующий меж стволов ветерок. Оглядываюсь. Покрытый трухой обалдевший Мизгирь припал животом к земле. Вот он слегка приподнимается, встряхивается, словно собака, и мелко семеня лапами, разворачивается, подобно танковой башне, на сто восемьдесят градусов, направляя глаза на свою ловчую сеть. Та теперь хорошо видна, ибо густо покрыта рыжей пылью и облеплена щепками. Монстр пару секунд оценивает случившееся безобразие и снова разворачивается в мою сторону.
        - Чего это было, Кощеюшка? Пошто испортил мои тенета?
        Набираю полную грудь воздуха, задерживаю дыхание, считаю до десяти и только после этого отвечаю:
        - Наоборот, я их замаскировал.
        - Как же замаскировал-то, - Мизгирь разворачивается головой к паутине, - ежели их теперь видно?
        - Вот именно. Вот ты эту елку видишь?
        - Как же не видеть-то? Само собой, вижу.
        - А ты ее боишься?
        - Чего ж ее бояться? Она же елка.
        - Вот и паутина твоя, став зримой, опасения никому внушать не будет.
        - Оно и понятно.
        - А теперь следи за логикой…
        - За кем?
        - За моей мыслью.
        - Где она? - Мизгирь разворачивается на триста шестьдесят градусов, ища взглядом мысль, за которой нужно следить.
        Опять задерживаю дыхание и считаю до десяти. Пытаюсь вспомнить, что хотел доказать пауку. Вспомнил. Говорю внушительным тоном, делая паузы после каждого слова:
        - Если опасная вещь не вызывает опасения, значит, ее можно считать замаскированной. Понял?
        - Оно и понятно, - соглашается монстр. - А про какую такую вещь ты говоришь?
        Пока пытаюсь сообразить, что ответить, он делает очередной разворот в сторону паутины и, изумленно вскрикнув, подпрыгивает на месте.
        - Кощеюшка, посмотри, что стало с моими тенетами! Их же теперь видно!
        Задерживаю дыхание. Раз, два, три…
        В подобном русле разговор продолжается не менее часа. Я начинаю ненавидеть Вия, который послал сюда этого мохнатого обжору.
        Но одно важное открытие с помощью Мизгиря я все же сделал, когда после его очередного тупого замечания решил поинтересоваться - что будет, если я долбану по нему из посоха? Напрямую спрашивать все же не решился. Для начала поднес к его восьми глазам посох и спросил:
        - Что это такое, Мизгирь?
        - Деревяшка, - не задумываясь ответил паук и, переступив лапами, добавил: - Кленовая.
        - И все? - Продолжаю держать перед его глазами посох.
        - А что еще?
        - А вот это, - выпускаю из посоха на этот раз несильный заряд в ствол ближайшего дерева, выжигая приличный кусок коры.
        - Что вот это? - с недоумением спрашивает монстр.
        Думая, что он вновь принялся тупить, начинаю злиться. Однако поясняю суть вопроса:
        - Как простая деревяшка может выпускать молнии?
        Паук топчется, сопит, чешется и, наконец, выдает:
        - Не понимаю я тебя, Кощей. При чем тут деревяшка, если молнии мечешь ты сам? Просто пропускаешь их через нее. Но это фокусы для людишек.
        - Как это мечу сам? - настает моя очередь удивляться.
        - Вот так. - С бивня Мизгиря срывается разряд и прожигает приличное углубление в стволе на том месте, куда несколько секунд назад угодила моя молния.
        - Не понял…
        Перебрасываю деревяшку в левую руку, концентрирую заряд в правой кисти и стреляю им в многострадальный ствол. Все происходит гораздо быстрее и легче, чем если бы я пропускал энергию через шест. Продолжая экспериментировать, перехватываю шест и стреляю теперь из левой ладони. Интересно, а как у Мизгиря, изо рта, получится? Хотя это будет выглядеть неэстетично, поэтому пробовать не буду. Попробую другое. Концентрирую сгусток энергии в воздухе перед собой и выстреливаю им. Выстрел получается неточным, рикошетит от края выбранного в качестве мишени ствола и прожигает кору на соседнем. Да и формирование заряда потребовало гораздо больших усилий. Думаю, затруднение связано с ассоциативным восприятием владения оружием с помощью рук. Поэтому стрельба из рук легко получилась с первого раза. А из посоха и вовсе научился стрелять непроизвольно, так сказать, на волне эмоционального всплеска.
        М-да, неужели посох действительно не магический артефакт, а обычная палка? Даже как-то не верится.
        - Мизгирь, - как можно более уважительным тоном обращаюсь к монстру, который, игнорируя мои эксперименты, ползает по своей паутине, пытаясь очистить ее от трухи, - я понимаю, тебе бесполезно рассказывать, что я после некоторых событий частично потерял память, ибо ты сам с собственной головой находишься на очень длинной ноге, однако, может, просветишь меня, почему я таскаю эту палку, если она не обладает никакими особыми свойствами?
        - Я не все понял, что ты молвил, Кощеюшка, - паук задумчиво свешивается на нити, - но эту палку ты таскаешь с собой с тех пор, как обрядился в морок злобного старца.
        - Типа, для антуражу, что ли?
        - Куда? - слегка спускается на нити Мизгирь.
        - Проехали.
        - Кто?
        - Скажи, милый друг, а ты можешь скинуть с себя паучий морок? А то я уже забыл, какой ты на самом деле.
        - О чем ты, Кощеюшка? - удивляется монстр и спускается на землю. - Уже много веков минуло с тех пор. Мне нравится быть таким. Таким меня никто не обижает. Я не помню, каким был раньше. Мыслил я, будто и ты забыл свой изначальный образ. Однако зрю, помнишь.
        Время переваливает далеко за полдень, когда заканчивается эта бесконечная беседа. Я чрезвычайно устал от бестолковых разговоров с этим давно уже не первочеловеком. Думаю, ему подобным подойдет определение «первомонстры». Испытывая собственное терпение, в течение получаса втолковываю ему, чтобы отнес коконы с моими спутниками подальше от своих кошмарных тенет. Не тащить же их мне самому. Заодно навьючиваю на него всю поклажу, которую везли лошади. Потом практичный Болтомир разберется, какой посильный груз взять с собой.
        И вот на облюбованной мною поляне, недалеко от берега реки, мы с Мизгирем прощаемся. Напоследок я советую ему перебраться в Африку, где много больших диких питательных слонов. Не знаю, есть ли в этом мире континент с таким названием, но это не мои проблемы.
        Когда монстр скрывается между гигантских стволов, достаю нож и приступаю к вскрытию коконов. Ага, не тут-то было. Острое лезвие скользит по плотным нитям, не оставляя даже царапин.
        - Эй! - вскакиваю и кричу в сторону, куда убежал восьмилапый монстр. - Мизгирь! Погоди!
        Долгую минуту жду ответа. Напрасно. Этот, казалось бы, медлительный паучара передвигается в буквальном смысле стремительно. Пока мы шли сюда, он постоянно нарезал вокруг меня круги. Иначе я попросту не успевал бы за ним. Сейчас же, двигаясь по относительной прямой, он наверняка успел убежать на значительное расстояние.
        И что теперь делать? Как разрезать коконы?
        Так, пора прекращать мыслить возможностями простого смертного! Я нынче кто? А не кто иной, как ужасный колдун по прозвищу Кощей Бессмертный. Ну и что? А вот что…
        Направляю в зажатый в руке нож небольшой поток энергии, так что кромка лезвия начинает слегка искриться. Легко провожу им по кокону, и оболочка распадается.
        В первом коконе оказывается Ледень. Он в человеческом облике. Странно, в сети-то попался в образе волка. Вторым освобождаю княжича. Оба в бессознательном состоянии. Но видно, что живы - дышат. Однако приходить в себя не спешат. Погруженный в раздумья, жду не менее часа. Поняв, что сегодня уже никуда не пойдем, отправляюсь собирать дрова.
        Вернувшись на поляну, вижу поднявшегося Болтомира с мечом в руке, озирающего окрестности. Мельник сидит и усердно трет кулаками глаза.
        - Георг, - радостно восклицает княжич, - ты жив?
        - А почему я должен быть мертв? - с напускным равнодушием бросаю на землю охапку сухих веток. - Может, твой слуга возьмет на себя обязанности по приготовлению ужина?
        - А где паук-великан? - продолжает озираться парень.
        - Прогнал, - сообщаю, как о чем-то незначительном.
        Мельника это не удивляет, а вот Болтомир округляет глаза.
        - Как прогнал?
        - Врезал меж рогов, - показываю толстый конец посоха, - он и убежал.
        - Меж рогов? - еще больше удивляется княжич.
        Теперь и оборотень смотрит на меня с интересом.
        - Ну, там были у него такие маленькие рожки. Их только вблизи видно. Я промеж них врезал, а он как ломанется!
        - А мы как тут оказались? - продолжает недоумевать Болтомир.
        - Паук и притащил. Он это, лошадей сразу сожрал, а тебя с Леднем в коконы упаковал про запас. А тут я ему посохом промеж рогов. Он вас подхватил и бежать. Кабы брюхо лошадятиной не набил, да в чистом поле, так и убежал бы. А тут промеж елок я малость шустрее оказался. Догнал и давай его по заднице посохом лупасить. Аккурат на этой поляне он и бросил вас, и вплавь на тот берег метнулся. Я уже дальше гнаться не стал, вас из коконов освободил и пошел по дрова.
        Опешившие от рассказа слушатели некоторое время молча изучают валяющиеся оболочки от коконов.
        - Это ж настоящие сокровища, - бормочет княжич. - Да за одну такую можно цельное княжество купить.
        - Во сколько дворов княжество? - подкалываю парня.
        - Дворов не менее десяти, - серьезно отвечает он.
        Вспоминаю рассказы о древних кавказских царях. Там вроде бы тоже в каждом селении был свой царь, и соответственно, каждое село считалось царством.
        - А где ты соленый лед взял? - снова удивленно обращается ко мне княжич.
        - Какой лед? - Я окидываю поляну недоуменным взглядом.
        - Тенета паука-великана обычная сталь не берет. Их только льдом из морской воды резать можно.
        - Да? - искренне удивляюсь. - А я и не знал. Знал бы, не смог бы разрезать. Чего, кстати, такого ценного в этих оболочках?
        - Ну как же? - не устает удивляться моей дремучести Болтомир. - Ежели покрыть тенетами доспехи, их не пробьет ни стрела, ни копье, ни меч не разрубит. Ежели завернуть в них снедь, она сохранится сколь угодно долго. Рану они не залечат, но ежели на нее их наложить, то и кровь остановят, и мертвый огонь не впустят, покуда знахарь раной не займется. А в одежде из тенет паука-великана ни жар, ни мороз лютый не страшен. Но такой одежды нет ни у кого, ибо столь много тенет никому до сих пор добыть не удавалось.
        Тут княжича отвлекает мельник, разбирающий сваленную в кучу поклажу. Болтомир подходит и озадаченно смотрит на гору вещей.
        - Георг, ежели паук сожрал лошадей, как здесь оказались вьюки и седельные сумки?
        - Ну… он их отрыгнул. Да. Вот прямо тут коконы с вами бросил, все неудобоваримое отрыгнул - и нырь в реку!
        14
        Не знаю, когда начал воспринимать эту реальность именно как реальность, а не как затянувшийся сон. Но если вначале мое пребывание здесь было интересным и увлекательным, то теперешняя неопределенность сильно напрягала. Действительность напоминает плохую компьютерную бродилку, главный персонаж которой идет непонятно куда и неизвестно зачем.
        Понимаю, что глупо было покидать запертый в скалах райский уголок, не изучив ни реалий здешнего мира, ни даже собственных сверхъестественных способностей.
        С другой стороны, об этих самых способностях я тогда и не подозревал. О том, что могу легко метать молнии, узнал только благодаря встрече с Мизгирем. Могу ли творить еще какие чудеса и как это проверить, остается загадкой.
        Аналогично и с реалиями. Оставайся я на месте, так и ждал бы следующего прилета Яги, которого, судя по слухам о ее пропаже, могло и не случиться.
        Да, собственно, и не собирался я отправляться в дальние странствия. Всего лишь хотел обследовать найденный подземный ход и выяснить, куда он выходит. Ну, предполагал, что экспедиция продлится пару дней, потому и собрался в дорогу более-менее серьезно.
        Надеюсь, когда-нибудь выясню, что за тварь заблудила меня в десяти шагах от выхода из подземелья. Что я с ней сделаю, пока фантазировать рано, но мало ей не покажется, будь она хоть трижды первотварь.
        А пока неплохо было бы определиться с целью и направлением нашего путешествия.
        Какова моя наипервейшая цель?
        Наверное, понять наконец, кто я, где я и почему я.
        Как это понять?
        Только с чьей-либо компетентной помощью. Желательно с помощью симпатичной Яги. Логично на ее поиски и отправиться. Собственно, как думает Болтомир, ее мы и ищем. Ее и Лешего. Я тоже так думал, пока не узнал, что Яга с Лешим бесследно пропали, и винят в этом местные первочеловеки и первотвари меня. Теперь у меня еще больше желания найти Ягу, чтобы доказать собственную невиновность. Но как? Как я найду ее в неизвестном мне мире, если даже перволюди не знают, куда она пропала? А я надеялся именно на их помощь.
        Может, встретиться с Вием? Что я знаю об этом персонаже? Сказки моего мира описывают Вия как злобного уродливого старика, способного убивать взглядом. За такую способность судьба обидела его неподъемно тяжелыми веками, в результате чего монстру приходится всюду таскать за собой свиту нечисти, дабы при его желании взглянуть на мир те поднимали ему эти самые веки. Если сказки соответствуют реальности, то в свете моих новых познаний возникает вопрос: на фига Вию такие веки, если монстроподобный образ не что иное, как плод его собственной фантазии? Стоит ли мне встречаться с таким чудищем? А если не с ним, то с кем? Он как-никак считается моим братом. Особых братских чувств мы друг к другу, судя по всему, не испытываем. Но пообщаться-то можно. Тогда встает вопрос - где искать его?
        Вспоминаю о возможности перволюдей общаться друг с другом по водяному видеофону. Сетую на себя за то, что не попытался выяснить, как это делается, у придурковатого паука. Надо непременно узнать о видеосвязи у следующего первочеловека, с которым встречусь.
        Подобные мысли вяло шевелятся в моей голове на протяжении следующих двух дней бестолкового путешествия неизвестно куда.
        Мы продолжаем двигаться вниз по течению реки. Снова идем пешком. Мельник выступает в роли гужевого волколака - свесив язык, тащит волокуши с нашими пожитками. Хозяйственный княжич не пожелал ничего оставлять. Забрал даже запасы овса, предназначавшегося для лошадей.
        К середине второго дня до наших ушей стал доноситься непонятный гул. Поразмыслив, что бы это могло быть, распрягли оборотня и послали на разведку. Быстро вернувшись и приняв облик человека, он поведал, что версты через три река, вдоль которой мы идем, срывается с высокого обрыва и шумным водопадом падает в другую реку, столь широкую, что противоположный берег едва виден. В этих краях Ледень не бывал, но о могучей реке слышал. Называется она Ось и несет свои воды в Великое Восточное море. По этой реке купеческие ладьи ходят в южные страны за товарами.
        Мои спутники приободрились, ибо, если повезет встретить купеческий караван, дальнейший путь можно продолжить с комфортом по воде. Странно, но для них будто бы не существовало вопроса, куда мы идем. Уверен, если встретится караван, двигающийся вверх по течению, они без вопросов поплывут вверх. Если караван будет двигаться по течению, так же спокойно отправятся вниз.
        Вскоре мы вышли к Оси. Река действительно впечатляла размерами. Не скажи Ледень, что это именно река, я бы решил, что мы вышли к большому озеру. Вода бурлила и расходилась волнами у водопада, далее она успокаивалась и простиралась ровной, лишь слегка серебрящейся на небольшом ветерке спокойной гладью, ничем не выдающей течение.
        Чтобы не слушать всю ночь шум водопада, до темноты мы прошли как можно дальше вверх по течению вдоль берега могучей реки. Только когда гул падающей воды стал еле различим и скорее действовал умиротворяюще, чем беспокоил, мы остановились на ночлег.
        И вот оборотень занимается приготовлением ужина, Болтомир прикидывает, сколько ладей с полными трюмами товара можно купить за одну оболочку от кокона паука-великана, а я тупо пялюсь на воду.
        - Чу, - вдруг вытягивает шею княжич, - будто плачет кто!
        Прислушиваюсь. Действительно, в темноте слышится тихий женский плач.
        - Небось нечисть какая путников заманивает, - высказываю предположение, в очередной раз вспомнив девичьи смешки, из-за которых я заблудился, словно последний лошара.
        - А ежели правда кто в беду попал? - Прищурившись, будто силясь увидеть плакальщицу, Болтомир смотрит в темноту.
        Смотрю на Леденя. Тот понимает меня без слов, со вздохом оборачивается волком и скрывается в кустах. Буквально через несколько мгновений темнота взрывается истошным визгом. С треском проламывая кусты, на поляну возвращается оборотень. Волчья морда залита кровью. Вернувшись в человеческий облик, он, подвывая, начинает прикладывать к рассеченному лбу какие-то сорванные тут же листья.
        Мы с княжичем вскакиваем на ноги, хватаясь за оружие. Я, естественно, за посох, забыв о том, что могу метать молнии прямо из ладоней. Прислушиваемся. Не слышно ни визга, ни плача. Ан нет… Вот, кажется, кто-то всхлипнул. Ага, вот снова плачет женщина.
        - Ну? - кивком указываю Болтомиру на пострадавшего мельника. - Я же говорил, нечисть балует.
        - Баба там со сковородкой, - шипит Ледень, накладывая на рану массу из только что пережеванной травы.
        - Кто? - хором удивляемся мы.
        - Там какое-то селение? - спрашиваю уже я один.
        - Нет тут поблизости никакого селения. Я бы почуял, - продолжает скулить оборотень. - За этими кустами голый песчаный берег. На бревне сидит баба в мокром платье и плачет. Я к ней подошел, а она хрясь меня сковородкой, прямо в глазах засверкало. Уй, больно-то как!
        - Сковородку-то она где взяла? - продолжает удивляться Болтомир.
        - Не ведаю. Будто бы возникла в руках из ниоткуда, - пожимает плечами мужик.
        - Во! - поднимаю вверх указательный палец. - Я же говорю, нечисть. Прикинулась бабой и плачет.
        - Мыслю, то может мавка быть, - высказывает предположение княжич. - Может, она совсем недавно утопла и теперь горюет о девичьей судьбинушке. А тут Ледень свою харю мохнатую сует. Она его и огрела, чтобы не мешал горевать.
        - Да вроде обычная баба, - снова пожимает плечами мельник и тихо добавляет: - Теплая.
        Коротко посовещавшись, решаем костер не разводить, дабы не беспокоить надумавшую всплакнуть речную жительницу, благо ночь не холодная. Перекусили всухомятку и разлеглись на травке.
        - Плачет, - констатирует факт Болтомир, поворочавшись с боку на бок.
        - Слышу, - отзываюсь раздраженно. Я уже начал было засыпать.
        - Ледень, - не унимается княжич, - а она красивая?
        - Дык я ж и не разглядел толком. Платье мокрое, волосы в тине…
        - Платье? - громко удивляется Болтомир. - На ней платье?
        - Да какое там платье! Дерюга крестьянская. Мешок с дырками, - пренебрежительно характеризует наряд плакальщицы мужик.
        - Мыслю, не мавка это, - решительно меняет мнение княжич. - Баба обычная.
        - Я и говорю, простая баба, - морщась, трогает ушибленный лоб Ледень.
        - Чего вдруг? - удивляюсь такому решению.
        - Где ж ты, Георг, мавку в платье видел? - поражается моей дремучести Болтомир.
        - Да я и без платья их никогда не видел.
        - Я тоже не видел, - смущенно признается парень. - Но известно же, что мавки бывают только голыми.
        - А может, эта замерзла? Или после того, как утопла, платье не успела снять?
        - Чудной ты, Георг. Мавка - это ж душа утопшей, а не тело. Где ты видел, чтобы душа одетая была? Или мерзла?
        В ответ молча пожимаю плечами. Интересная логика у княжича. Одетой в платье душа быть не может, а захреначить по кумполу чугунной сковородой подвернувшегося под горячую руку оборотня, значит, может запросто… Знал бы он, что я сам, если верить некоторым, тоже являюсь всего лишь душой. И при этом не испытываю никакого дискомфорта, нося одежду.
        - Короче, - поднимаюсь и беру посох, - хватит гадать. Пойдем глянем на эту мавку в платье.
        Чтобы заранее не насторожить плачущее существо, обходим кусты стороною и попадаем на большой песчаный пляж. У кромки воды на обломке трухлявого ствола сидит сгорбившаяся фигура в длинном сером платье и тихо плачет, уткнувшись лицом в ладони.
        Стараясь ступать бесшумно, подходим ближе и останавливаемся шагов за десять. На всякий случай концентрирую в ладони заряд, обдумывая, как бы повежливее обратиться. Однако Болтомир опережает. Гордо задрав подбородок, картинно отставив ногу и положив руку на рукоять меча, он зычным голосом, заставив меня вздрогнуть от неожиданности, вопрошает:
        - Кто ты, дева, и о чем печалишься? О чем слезы горькие льешь? Аль обидел кто?
        Деву подбрасывает словно пружиной. Споткнувшись, она падает в воду, подняв тучу брызг. Отфыркиваясь, всхлипывая и подвывая, выползает из воды на четвереньках, хватает с песка какой-то предмет и поднимается, держа его перед собой, словно защищаясь от нас. Удивительно, но у нее в руках действительно большая сковорода.
        Перевожу взгляд со сковороды на ее обладательницу. Да это же совсем молоденькая девушка! Довольно милое личико, большие испуганные глаза, курносый носик, пухлые губки. Длинные темные волосы свисают мокрыми прядями. Мокрое платье не скрывает стройную фигурку.
        Лихорадочно соображаю, что можно сказать напуганной девушке, чтобы она перестала бояться двух бандитского вида мужиков, встреченных ночью в дремучем лесу. Вариантов никаких.
        - Чьих будешь? - все так же зычно прерывает затянувшуюся паузу княжич.
        Девушка начинает подвывать еще громче. Дрожа всем телом, она пятится от нас в воду. Снова оступается и, взмахнув сковородой, словно теннисной ракеткой, падает навзничь.
        Воспользовавшись моментом, бросаюсь вперед. Как только она поднимается, обхватываю сзади за талию так, чтобы ее руки оказались прижаты к бокам и, морщась от пронзительного визга, выношу на сушу. Наверное, целую минуту стою, держа ее на весу и ожидая, когда в девичьих легких кончится воздух и ужасный визг прекратится. Когда это наконец случается, по ушам буквально бьет неожиданная, не менее оглушительная, чем недавний визг, тишина. Испуганно затих даже ветерок, до того нежно шелестящий листвой прибрежных ив.
        Оглушенный, продолжаю сжимать девичье тело. Напротив стоит Болтомир, судя по выпученным глазам, офигевший не менее, чем я.
        - Чьих будешь? - механически повторяет он давешнюю фразу.
        - Дя-аденьки, - всхлипывает девушка. Я чувствую, как бессильно расслабляется ее тело, и опускаю ее на землю. - Дя-аденьки, отпустите меня-а.
        - Отпустить? - Я ослабляю хватку, но продолжаю удерживать резвую пленницу, ибо она все еще сжимает в руке сковородку. А обращаться с ней, судя по голове оставшегося на поляне оборотня, девушка умеет. - А ежели отпустим, куда пойдешь?
        - Не зна-а-аю!
        - Чьих будешь? - долдонит заклинивший Болтомир.
        - Ладно, - говорю успокаивающе, - мы тебя отпустим, если бросишь сковороду… Уй! Да не на ногу же мне! …И расскажешь, как сюда попала. Поняла?
        - Взаправду отпустите? - перестала всхлипывать девушка.
        - Ты чего, мне не веришь? - делано возмущаюсь и отпускаю пленницу из объятий, предусмотрительно наступив на сковородку.
        - Верю, дяденька, верю, - отскакивает та в сторону и озирается в поисках путей к бегству.
        - Чьих…
        - Да погоди ты, дружище Болтомир, - прерываю княжича, - видишь, девушка дрожит от холода? Надо ее, как водится, обогреть и накормить, а потом уже и расспрашивать. Эй, - кричу в сторону шуршащих кустов, - Ледень, разжигай костер и сваргань чего поесть на скорую руку.
        Кусты послушно зашуршали в сторону нашей поляны.
        - Ну что ж, дружище Болтомир, задавай свой вопрос, - говорю через полчаса, когда закутанная в мой плащ девушка дожевала последний кусок запеченного на углях сазана.
        - Какой вопрос? - непонимающе смотрит на меня парень. До сих пор он не проронил ни слова, лишь неотрывно смотрел на девушку. Ну да, в его возрасте положено влюбляться в каждую встречную милашку.
        - Чьих будешь? - подсказываю ему.
        - Я? - еще больше удивляется он.
        - Не-э, я, - догадывается девушка. - С Беличьего яра. Любаней зовут. Разорили нашу весь тати…
        Любаня закрывает лицо ладонями и снова начинает плакать. Мы с княжичем беспомощно переглядываемся. Он подсаживается к девушке и робко кладет руку ей на плечо.
        - Поведай о своем горе, и мы сделаем все, что будет в наших силах, чтобы помочь тебе.
        Интересно, чего это он говорит за всех? Нет, я, конечно, не против помочь бедной девушке, но все же…
        Утерев кулачками слезы, Любаня начинает рассказ, как их старейшины поссорились с живущим на Лысом холме волхвом, отказавшись посылать ему еженедельную корзину со снедью. Мол, какое поколение подряд уже кормят старого пройдоху, а скотина нет-нет, да дохнет, и охота иной год не так хороша, и урожай в огороде бывает слабенький. В ответ волхв заявил, что больше не будет отводить от веси беды и невзгоды. На что старейшины только посмеялись. Оно, конечно, нетрудно для селения прокормить лишний роток, тем более что волхву много не требовалось. Но был бы толк. А то вот младшой Шишака сверзился с утеса на острые камни, так волхв глянул на мальца и только рукой махнул: мол, не жилец. Шишака к вечерней зорьке и помер. Ну и за что кормить такого волхва, который изувеченного человека исцелить не может? Вот и отказали старейшины ему в пропитании.
        Уже и забыли о том волхве, благо своя знахарка имелась, ведающая, как мало-мальскую хворь травкой да заговором отвадить, ан случилась-таки напасть. Пристали к берегу две ладьи. Так-то обычное дело. Купцы завсегда у Беличьего яра останавливаются, когда харчей прикупить, а когда и ночь провести. Вот и в этот раз решили до утра задержаться. Вот только оказались эти купцы настоящими татями и ночью пленили всех жителей веси, чтобы продать в рабство в далекие урюкистанские земли. Утром разбойники погрузили пленников и все более-менее ценное на ладьи, заперли в погребе непригодных к невольничьему рынку стариков и отчалили.
        Так аукнулась жителям Беличьего яра нанесенная волхву обида. А ведь до того на берегах Оси людокрады не баловали. Да и жителей редких прибрежных селений никто не обижал, ибо от них купцы получали не только провизию, но и рухлядь по дешевой цене или по выгодному обмену на привозимые с юга товары.
        - Как же ты, Любаня, от татей убереглась? - вопрошает Болтомир.
        - Не убереглась я, - мотает головой девушка и продолжает рассказывать, как ее, связанную, бросили на ладью и развязали лишь под вечер, когда пристали к пустынному берегу на ночевку. Здесь женщин заставили готовить ужин. Пока разводили костер, один тать, кривоногий, лысый бородач, схватил девушку за рукав и потащил к воде, где валялись грудой до крайности закопченные и засаленные котелки и сковороды.
        - А я вот так-то стою, сковородку песком тру, а энтот плешивый вот так-то хвать меня за зад! - Разошедшаяся девушка нагибается, показывая, в какой позе она мыла сковородку, и хватает себя за ягодицу. - А я хрясь его по маковке сковородой! Ой, мамоньки… А он так головой в воду и упал. Лежит, даже ногой не дернет. А голова вся в воде утонула по самый пояс, и пузырики такие - буль-буль… Утоп, не иначе. Ой, мамоньки, делать-то чего? А тут дерево поваленное мимо плывет, видать, с обрыва сверзилось, рекою подмытое. Я к нему. Насилу доплыла. Сковородку-то держу, не бросаю. А ну какая рыба сом али рак-хрипун за ногу ухватит? А я без сковородки. И так с деревом плыла, плыла, аж замерзла вся. А тут чую, дно под ногами. Мелководье, значит. Ну, я от дерева отцепилась и на берег вышла. Села на топляк и плачу. Вдруг чую, ктой-то сопит, и тык меня в бок, тык… Гляжу, а энто волчище огромадный носом тычет, проверяет, значит, мягкая я али твердая. Ой, мамоньки… Хорошо, что я сковородку не бросила!
        Повествование Любани прервал негодующий взрыв кашля, ойканья и стенаний мельника, державшегося за забинтованную серой тряпицей голову. Я тоже не выдерживаю и начинаю похрюкивать в кулак, пытаясь симулировать кашель.
        - Комарик прямо в горло залетел, - объясняю свое поведение удивленно взирающей на нас девушке, продолжая похрюкивать и покашливать.
        Болтомир заботливо бьет меня по спине, выбивая из легких весь воздух. Помогает. Я некоторое время не могу даже вдохнуть, не то чтобы смеяться или кашлять.
        - Тебя стукнуть? - Княжич простирает лопатообразную ладонь над оборотнем.
        - Не-э, - мычит тот и, пытаясь отпрянуть, бьется об нее головой. - Уй…
        - Где-то дяденька голову зашиб? - сочувственно спрашивает Любаня, глядя, как держащийся за забинтованный лоб Ледень отползает в сторону.
        С трудом сдерживаясь, чтобы снова не закашляться, говорю:
        - Все, Любаня, ты можешь идти.
        - Куда? - дружно вопрошают девушка и княжич.
        - Куда хочешь. Я же обещал, что после того как расскажешь о своей беде, мы тебя отпустим. Обещал? Ну вот, можешь идти. А нам спать пора, а то уже рассвет скоро. Только плащ мой оставь. Твое платье уже высохло.
        Девушка окидывает взглядом окружающие поляну темные заросли, и ее глаза наполняются влагой.
        15
        Разумеется, девчонка осталась. Я и не думал ее выгонять. Но, если уж обещал отпустить, должен был предложить сделать выбор. А то, что мое предложение выглядело как изгнание, ну так женщина должна чувствовать себя обязанной мужчине, иначе начнет забираться ему на шею. Уверен, дай Любане волю, и к следующему полудню она превратила бы неискушенного Болтомира в ездовую лошадь.
        Кроме всего прочего, в рассказе девушки меня заинтересовал волхв. Может, он действительно шарлатан, но шарлатан, которого знают несколько поколений весян, наверняка заслуживает внимания, и с ним стоит встретиться. А вдруг он знает хотя бы направление, в котором стоит искать Вия или кого другого из перволюдей? Пожалуй, с ним стоит пообщаться.
        Однако княжич вознамерился непременно покарать разбойников и освободить родичей Любани. Мгновенно родив до гениального простой, мягко выражаясь, план этого мероприятия, парень спокойно уснул. А план заключался в том, чтобы завтра подождать, когда на реке появятся ладьи разбойников, напасть на них и кого надо побить, а кого надо освободить. Только и всего. И ладно еще, что он, не подозревая о моих сверхъестественных способностях, собрался втроем напасть на целую ватагу, плывущую на двух ладьях. Человек, имеющий хоть малое воображение, может представить себе реку шириной в несколько километров. Где-то там посередине плывут две разбойничьи ладьи. И тут мы такие выскакиваем из кустов… И что? Что дальше?
        Что можно сделать в такой ситуации, даже учитывая мои способности, которые я почему-то не хочу раскрывать перед Болтомиром и Любаней? Можно раздолбать ладьи в щепки вместе с разбойниками и пленниками. Сомнительный плюс тут можно найти только в том, что пленники не будут долго мучиться, ибо, будучи связанными, утонут сразу. М-дя…
        Какие еще варианты?
        Преследовать ладьи до следующей ночевки?
        Не вариант. Во-первых, мы не сможем двигаться по лесистому берегу с такой же скоростью, как корабли. Во-вторых, если не забыли, чуть ниже по течению в Ось впадает хоть и менее полноводная, но достаточно глубокая и стремительная река, переправы через которую за последний день пути я не наблюдал.
        Что остается?
        Остается как-то привлечь разбойников, чтобы они сами причалили к берегу.
        Что может привлечь разбойников? Или кто?
        Смотрю на мирно сопящую девушку. Небо на востоке начинает светлеть. Надо бы вздремнуть хоть часок. А лучше всем вместе продрыхнуть до полудня, погоревать, что проворонили ладьи, и отправиться в гости к волхву.
        Выметнувшаяся из кустов черная тень заставляет вздрогнуть. Ледень оборачивается человеком и присаживается у кострища, подбрасывая на тлеющие угли тонкие сухие ветки. На его лбу не вижу даже следа от недавнего рассечения. А стонал-то, а притворялся…
        Казалось бы, только прикрыл глаза, а меня уже толкает Болтомир.
        - Вставай, Георг! Пора татей стеречь.
        - Ну, пора так пора, - поднимаюсь, потягиваясь и зевая. - Поплыли.
        - Куда поплыли? - не понимает княжич.
        - На середину реки, естественно, - делано удивляюсь его непонятливости. - Или ты мыслишь, ладьи по берегу плыть будут? Нет, дружище. Придется нам заплыть на середину реки и там ждать разбойников.
        - Как же мы туда доплывем-то? - Парень смотрит на могучую реку и, кажется, до него начинает доходить абсурдность ситуации.
        - Ты можешь предложить другой способ нападения на вражеские ладьи? - добиваю его вопросом. - Нет? Тогда сделаем так…
        - Идут. Две насады, - сообщает вышедший из ивняка Ледень. - Аккурат посреди реки.
        После небольшого совещания во время завтрака было решено послать его в дозор, караулить появление ладей. Я предупредил мельника, чтобы он не пугал девушку и оборачивался где-нибудь в кустах, подальше от ее глаз.
        Вопреки моему ожиданию, Любаня легко согласилась сыграть роль приманки. Более того, ее ничуть не смутило, в каком виде ей придется это делать. Запротестовал Болтомир, считающим недостойным использовать девушку в качестве живца. Но после предложения придумать другой способ заставить разбойников причалить к берегу замолчал.
        И вот солнце не прошло и четверти своего пути по небосводу, как оборотень принес весть о приближении ладей, или, как он их назвал, насад. Мы занимаем заранее облюбованные позиции в кустах. Болтомир втыкает в почву перед собой десяток стрел. Любаня выходит на песчаный бережок и, приставив ладошку ко лбу, всматривается в даль.
        Наконец из-за далекой излучины появляются два белых прямоугольных паруса. Они быстро приближаются, вырастая в размерах. Вот уже за бортами суденышек различимы крохотные человеческие фигурки.
        - Любаня, твой выход! - кричу девушке.
        Та развязывает какие-то тесемки на груди, и серое мешкообразное платье падает с плеч, открывая соблазнительную девичью фигурку.
        Болтомир громко икает, и я, посмотрев на него и увидев выпученные глаза и отвисшую челюсть, понимаю, что в ближайшие минуты вывести парня из ступора будет невозможно.
        Любаня тем временем, грациозно потянувшись, заходит по колено в реку и принимается омывать тело, зачерпывая воду горстями и плеская на себя, поворачиваясь и изгибаясь, принимая разные соблазнительные позы.
        Болтомир шумно сглатывает и снова застывает с открытым ртом.
        Да-а… И откуда такие профессиональные умения у девчонки из затерянного в дремучем лесу маленького селения?
        Вот только заметят ли ее старания тати? Слишком уж велико расстояние. Кто знает, какая в банде дисциплина? Вдруг не захотят тормозить из-за одной обнаженной милашки? Зато если узнают в ней убийцу своего товарища, наверняка захотят отомстить. Любаня же будто и не замечает плывущие кораблики, что вполне объяснимо слепящим со стороны реки солнцем.
        Ладьи уже прошли мимо пляжика, на котором плескалась девушка, но вот сблизились борт к борту, после чего одна резко взяла к берегу. Вот в помощь парусу воду вспенивают весла. Но посудина направляется значительно ниже пляжа.
        - Я уже замерзла вся! - Голос девушки отвлекает от наблюдения.
        - Выйди на песочек, погрейся на солнышке, - разрешаю ей.
        Идущая к берегу ладья тем временем удаляется настолько, что становится еле заметной. Но вот ее контуры снова начинают увеличиваться. Теперь она приближается, направляясь против течения вдоль берега. Паруса нет. Ватажники мерно работают веслами.
        Итак, приманка сработала. Пусть наполовину. Но это, может, и к лучшему. Разборки с половиной ватаги имеют больше шансов на успех, чем со всей шайкой.
        Решив, что пришло время выводить княжича из ступора, командую Любане одеться и спрятаться где-нибудь в кустах. Как только она скрывается с глаз, у Болтомира включается сознание, и он с невозмутимым видом начинает оценивать обстановку.
        Изначально мы рассчитывали, что разбойники высадятся прямо на пляже. Болтомир должен был завалить, сколько сможет, стрелами, после чего по плану начиналась рукопашная схватка. Вот в этом месте я имел свой коварный план: тюкнуть княжича посохом по маковке, разделаться с бандитами с помощью своей волшебной силы, а когда он придет в себя, поведать ему, как он храбро бился и разил одного врага за другим, пока последний тать не нанес подлый удар сзади. Слабым местом моего плана был шлем, надетый на голову княжича. Как он только таскает этот котелок в такую жару? В нашем же общем плане мы не учли обширной мели, по которой Любаня вышла ночью на берег. Из-за этой мели ладьи не смогли бы причалить в этом месте. Значит, следует ждать высадку десанта ниже по течению. И вновь на разведку был послан оборотень.
        Пока суть да дело, время переваливает за полдень. Любаня послушно сидит в кустах. Мы с княжичем ждем появления черного волчары и поглядываем через занавес ивовых ветвей на реку. Уже слышен скрип уключин и шлепки весел по воде, а оборотня все нет. Он появляется неожиданно, когда все шумы на реке стихают.
        - Идут! - сообщает Ледень, приняв человеческое обличье. - Растянулись по зарослям, ищут девку. Всего татей дюжина. И еще двое остались в насаде.
        Ну вот, замечательный план перестрелять из лука сгрудившихся в кучу на открытом пляже разбойников пошел прахом. Навыков бесшумно отлавливать противника по кустам у меня нет. Болтомир, скорее всего, как всякий средневековый воин, тоже не Рэмбо и предпочитает исключительно лобовые атаки. Я даже не знаю, как в таких условиях применять свои способности? Не косить же весь лес в радиусе поражения! Какая, кстати, дальность моего выстрела и зависит ли от дальности мощность? Кхм… Весьма своевременные мысли. А впереди уже слышно шуршание кустов и треск сухих веток под ногами.
        - Работаем индивидуально, - тихо бросаю товарищам и, стараясь двигаться бесшумно, ныряю в кусты.
        - Чего работаем? - бросает вслед княжич, но я оставляю его вопрос без ответа.
        Справа мелькает низкая черная тень. Пожалуй, от оборотня сейчас будет больше толка, чем от нас с Болтомиром.
        Двигаюсь левее на звук треска веток, стараясь зайти разбойнику за спину. Однако выскочив из подлеска на чистое пространство меж больших деревьев, почти нос к носу сталкиваюсь с двигающимся бесшумно ватажником. Это коренастый бородач с неестественно большой головой и длинными руками. Если бы не редкие пряди грязных соломенных волос и такая же жидкая бородка, его можно было бы принять за обезьяну. Меч в ножнах на поясе. Кроме меча на правом боку висит небольшая шипастая булава. Руки у мужика пустые. Оно и понятно, чай, не биться вышел, а беззащитную девку ловить.
        Тишину разрывает вопль ужаса, и из соседних кустов вываливается еще один ватажник с вцепившимся в загривок черным волчищем.
        Обезьянообразный блондин хватается за меч и в замешательстве вертит головой то в мою сторону, то в сторону придушенного оборотнем товарища. Шарахаю ему в грудь небольшим зарядом, почему-то снова через посох. Мужика отбрасывает, и он падает навзничь, раскинув руки.
        Движение в кустах слева. Луплю толстым концом шеста по темечку заросшую по самые глаза бородой голову. Этот разбойник падает ничком, я даже не успеваю его рассмотреть. Пытаюсь ответить на мысль, почему я влупил ему палкой, а не магическим зарядом? Но тут окружающие заросли наполняются шумом и криками. Кто-то орет от ужаса, вероятно встретившись с оборотнем. Кто-то кого-то окликает. Звенит металл, не иначе Болтомир рубится с разбойниками.
        Пытаюсь сообразить, куда мне двигаться. Иду на шум схватки, однако визг Любани заставляет сменить направление. По пути пришибаю еще одного ватажника, теперь уже магическим зарядом, но через посох.
        Проломившись сквозь кустарник, выскакиваю на открытое пространство и в первое мгновение застываю, увидев невероятную картину. Перед хрупкой Любаней стоит на четвереньках здоровенный детина. Она, высоко взмахнув сковородой, бьет его по курчавой голове - бом-м-м! Детина заваливается на бок и остается лежать, поджав колени.
        - Ой, мамоньки, - дрожащим голосом произносит девушка, испуганно глядя на поверженного громилу.
        Я меж тем продолжаю удивляться, рассматривая валяющееся рядом бездыханное тело еще одного разбойника. Перевожу взгляд на Любаню. Вопрос, не ходила ли она в детстве со сковородкой на медведя, решаю оставить на потом. Сейчас необходимо разобраться с остальными бандитами.
        - Спрячься куда-нибудь, - кричу девушке и снова направляюсь на звуки схватки.
        Княжич, прислонившись спиной к неохватному стволу, отбивается сразу от троих. Четвертый лежит поверженный и хрипло стонет. Но три бородача надежно окружили парня, изматывая его поочередными нападениями. Болтомир ловко парирует выпады противников, но долго так продолжаться не может. Рано или поздно он устанет и пропустит роковой удар.
        С ходу тычу посохом в поясницу одному из ватажников. От полученного магического разряда у того подкашиваются ноги, он падает и начинает биться в конвульсиях. Еще один тать оставляет княжича и бросается на меня, но, получив в грудь разряд, валится на землю, да так удачно, что бьется головой о голову ранее поверженного товарища. Оба умиротворенно затихают. Оставшийся разбойник уклоняется от меча Болтомира, падает на четвереньки и, выпустив из рук свой клинок, с низкого старта бросается наутек. Едва сдерживаюсь, чтобы на глазах у княжича не послать молнию в спину убегающему.
        Быстро произвожу подсчеты. Девятерых лично видел поверженными, один убежал. Где еще двое, неизвестно, но, возможно, с ними разобрался Ледень.
        Отдышавшийся княжич снова рвется в бой, но вокруг тишина, и он никак не решит, куда бежать. Сообщаю ему о своих подсчетах и предлагаю двинуть по следам беглеца к разбойничьей ладье.
        - Ледень! - зовет мельника Болтомир. - Ледень!
        Волколак появляется с залитой кровью мордой и сразу принимает человеческий облик. На его лбу кровоточащая рана. Из нас троих пострадал только он. По крайней мере, на княжиче видимых ран нет, если не считать валяющийся на земле помятый шлем.
        Болтомир приказал оборотню осмотреть поверженных, связать тех, которые живы, и собрать их оружие.
        - Сделаю, господин.
        Ледень вытирает со лба кровь и склоняется над ближайшим бандитом. А мы спешим к месту высадки ватажников - надо не дать им уйти.
        По пути анализирую быстротечную схватку. Слишком легко далась победа. Причин две. Во-первых, мои способности. Во-вторых, ребятишки ловили беззащитную девушку и не ожидали нарваться на засаду. Кхм… Беззащитность у девушки, кстати, тоже оказалась неожиданно убийственная. Думаю, знай противники о нашем присутствии, победа не далась бы так легко, ибо тогда они не ломились бы вперед так безрассудно. А какой-нибудь ушлый малый вполне мог подкрасться ко мне сзади и приголубить по маковке булавой, а то и проткнуть насквозь мечом или коротким копьем, какое я видел у одного из нападавших на Болтомира. Я, конечно, теоретически бессмертный, но не всесильный. Раны, может, и зарастут, но что, если меня к тому времени свяжут? А что, если вообще порубают на кусочки?
        Не знаю, до каких еще страстей я смог бы себя накрутить, но тут мы выбежали к берегу. И вовремя. Четыре человека, натужно хрипя и ругаясь, пытаются столкнуть нос деревянного суденышка с мели. Понемногу им это удается.
        С сожалением обращаю внимание на отсутствие лука у княжича. Положить бы разбойников стрелами, и вся недолга.
        Придерживаю товарища, рвущегося в схватку. Решаю попробовать обойтись без лишнего кровопролития.
        - Куда собрались, мужики? - нарочито спокойным тоном кричу ватажникам. - Нешто не передохнете даже?
        Они затравленно оглядываются и, поняв, что уйти не удастся, оставляют бесполезное занятие.
        - Недосуг нам, - хмуро говорит низкорослый мужичок в коротком красном кафтане. В прищуренных глазах страха не заметно. Лишь злоба и отчаянная безысходность. Остальные, каждый из которых на голову выше его, держатся позади, и кажется, будто они пытаются спрятаться за его спиной.
        Неожиданно из зарослей выходит, прихрамывая, еще один разбойник. Совсем молодой парнишка. Вооружен, в отличие от прочих, не мечом, а кривой саблей.
        - Мерила, - кричит он, обращаясь, вероятно, к низкорослому, - их двое всего! Я проверил окрест.
        - Двое? - Во взгляде мужичка появляется заинтересованное злорадство. Он делает шаг в нашу сторону. Почувствовав уверенность старшего, из-за его спины выступают вперед подручные громилы. Главарь оценивающе меряет нас взглядом. - Значит, двое вас осталось? Тады мы спешить не будем. А ну-тка, Ломака, нет ли тут того, кто мово Серпушку сразил?
        - Дык вон тот и есть, - тычет в мою сторону детина, в котором я узнаю сбежавшего из-под болтомировского меча. - Жердиной своей тыкнул, Серпуш и ахнул замертво.
        - Может, не замертво? - с надеждой говорит мужичок.
        - Может, и не замертво, - пожимает плечами детина.
        - А ну-тка, ребятушки, ентова мне живьем возьмите.
        - Не боись, мужик, я бессмертный, - успокаиваю главаря, отмечая краем глаза заходящего мне за спину хромого парня с саблей. Выбрасываю руку с посохом парню навстречу.
        Тот не ожидал нападения из столь неудобного положения, потому не успевает парировать удар. Собственно, удара-то никакого и нет, шест лишь слегка коснулся его груди. А вот пропущенный через шест разряд отбрасывает бедолагу на пару шагов.
        - Да ты не прост, человече, - изумленно качает головой главарь. - А ну-тка, побалуем вдвоем.
        В его руках появляются такие же сабельки, как и у только что поверженного парня. Мужик приближается ко мне и начинает ловко крутить клинками, изображая два смертельных вентилятора. Троица подручных намериваются окружить Болтомира. Вижу, что внимание княжича полностью сосредоточено на наседающих на него ватажниках, тупо посылаю разряд в назойливого мужика. Сабли разлетаются в разные стороны, саблист падает без чувств. Посылаю еще один несильный разряд в копчик размахивающего кистенем разбойника, оставшимся двоим, пока они не сцепились с Болтомиром, предлагаю:
        - Может, поговорим?
        Бородачи, заметив валяющегося без признаков жизни главаря, обескураженно отступают.
        - Просите пощады, тати! - направляет на них меч Болтомир.
        Разбойники падают на колени и начинают наперебой бормотать какую-то покаянную белиберду. Что примечательно, обращены их мольбы исключительно к княжичу. Меня, вооруженного палкой, они по-прежнему всерьез не воспринимают. Благосклонно приняв покаяние, Болтомир связывает разбойникам руки за спиной их же кушаками.
        Начинает подавать признаки жизни главарь - живучий гад оказался. Вот он со стоном поднимается на четвереньки и трясет головой, будто я не шарахнул молнией ему в грудь, а заехал посохом по затылку. Успокаиваю его небольшим разрядом и, по примеру товарища, связываю. Болтомир этого не видит, ибо уже забрался на суденышко, скрылся под дощатым навесом и что-то там ворочает. На всякий случай связываю двух оставшихся бандитов. Они хоть и не подают признаков жизни, но, как говорится, береженого Бог бережет.
        Раздается радостный вопль княжича. Неужто нашел плененных весян? Но не такая уж большая лодчонка, чтобы так долго искать пленников. Да и чего так орать, словно встретил любимую Василису?
        - Держи, Георг, - появившийся на носу княжич бросает мне конец толстой веревки и спрыгивает следом. - Надо привязать насаду крепче.
        - Чего ты там нашел, дружище Болт?
        - Настоящее богатство! - Парень радостно толкает меня кулаком в плечо. - Почти такое же, как оболочки от коконов паука-великана! Там бочонки с янтарем, Георг! Много бочонков!
        Честно говоря, не знаю, какую ценность может представлять янтарь. Потому не спешу разделить радости Болтомира.
        - А пленники? - вопросительно смотрю на товарища.
        - Какие пленники? - поднимает брови тот.
        - Весяне. Родичи Любани, - напоминаю о цели нашего предприятия.
        Парень хмурится, чешет затылок и грозно смотрит на связанных ватажников. Те испуганно жмутся друг к другу, всем видом показывая, что готовы к любым видам сотрудничества.
        Наконец-то заканчивается этот невероятно длинный день. Проводив насаду с шестью ватажниками на веслах, мы возвращаемся к костру, где Ледень с Любаней готовят ужин.
        К окружающим поляну деревьям привязаны оставшиеся восемь бандитов. В том числе главарь ватажников Мерила и его младший сын Серпуш. На удивление, все бандиты остались живы. Даже оборотень никого не загрыз, а лишь прикусывал шею до потери сознания. В приватной беседе он объяснил подобное милосердие инстинктом - мол, живое мясо дольше сохраняется.
        Как оказалось, плененных весян увезла вторая ладья, командовал которой старший сын Мерилы Ясень. Он должен был ожидать отца с братом на каком-то острове, где они собирались остановиться на ночлег. Теперь отпущенные нами разбойники отправились к Ясеню с предложением выменять своих на весян. Разумеется, бочонки с янтарем мы выгрузили. Кроме того, в качестве компенсации намеревались оставить себе и ладью.
        За ужином обсуждаем эпизоды схватки. Я хвалю Любаню за двоих поверженных противников.
        - Троих. Еще и волка, - скромно уточняет девушка, и в ответ на мой вопросительный взгляд рассказывает: - Я в кустах схоронилась, а энтот здоровый прямо сквозь кусты как попер! Я в крик - и бежать. А тут другой хвать меня за подол. Я шмяк оземь! Поднимаюсь, а тут волчище огромадный, такой, как давеча ночью меня съесть хотел. Я ка-ак закричу. Волчище с перепугу не на меня, а на татя того здорового прыг. Я бумс сковородкой второго татя по голове. Тот и сомлел. Я бумс по голове волчищу. Тот не сомлел. Оставил татя - и нырь в кусты. Я того татя бумс. Еще раз бумс! Сомлел со второго раза…
        Наши с Болтомиром взгляды останавливаются на лбу Леденя. На нем свежий, только что зарубцевавшийся шрам. Благодаря повышенной регенерации к утру от него не останется и следа. Но все равно, неприятно, наверное, получать вот так вот сковородкой по два раза за сутки.
        16
        Просыпаюсь, и не успеваю открыть глаза, как меня посещает мысль о том, что сынок Мерилы, получив сведения о нашем количестве, решит освободить заложников силой, высадится ниже и нападет из леса. Для такого дела самое подходящее время - предрассветные часы. Однако рассвет уже наступил, а вокруг… Нет, не тишина и не пение утренних птах, а доносящийся из нескольких глоток оглушительный храп. Может, таким образом заложники сообщают о своем местонахождении сообщникам? Могли бы не стараться, княжич и так каждую ночь оповещает лес о своем присутствии.
        Открываю глаза, осматриваю поляну. Я проснулся первым. Разве что нет оборотня. Надеюсь, этот волчара никому не даст подкрасться к нам незаметно.
        Опасения оказались напрасны. Вскоре после того как все проснулись, на реке показались ладьи ватажников. Как только они уткнулись носами в песок, с одной из них спрыгнул парень, лицом вылитый Мерила, только ростом выше не менее чем на голову. Надо полагать, это и есть Ясень. Сам главарь все еще привязан к дереву рядом со своим младшеньким.
        - Я Ясень, сын купца Мерилы, - подтверждает догадку разбойник, обращаясь к вышедшему навстречу Болтомиру.
        - Князь Болтомир Заозерский, - гордо представляется мой спутник. - О каком купце ты говоришь? Здесь есть только один Мерила - тать и людокрад.
        Лицо Ясеня багровеет, глаза наливаются злобой, сжатые в кулаки кисти рук белеют от напряжения. Однако он сдерживается и после некоторой паузы говорит:
        - Могу ли я видеть отца?
        - Ежели привез полоняников, - княжич кивает на ладьи, с которых на переговорщиков смотрели хмурые лица ватажников, - то увидишь.
        Я стою чуть позади него и пока молчу.
        Плененных весян разбойники привезли, и когда Любаня в сопровождении Леденя взошла на ладьи и удостоверилась в их наличии и относительном здравии, мы готовы были приступить к обмену. Но тут меня снова начал грызть червячок сомнений. Ну не могли более двух десятков разбойников пойти на уступки всего лишь троим мужикам, какими бы те отличными воинами ни были! Тем более что от них требовалось не только вернуть полон, но и отдать в счет ущерба одну ладью с ценным грузом. Ладно бы еще они знали о моей магической силе, но, как мне удалось выяснить с помощью ненавязчивых вопросов, никто из сраженных мною ватажников не понял или не помнил, как он был сражен.
        Подумав немного, прошу Болтомира погодить с обменом и приказываю мельнику развязать Мерилу.
        - Иди за мной, - коротко говорю растирающему затекшие кисти рук главарю ватажников.
        Тот, оглядываясь на сына, послушно идет следом за мной вдоль берега. Когда отходим достаточно, чтобы нас было не видно и не слышно, я демонстративно поднимаю руку, наполняю ее энергией, отчего та начинает светиться желтоватым сиянием. С удовлетворением замечаю животный страх в глазах мужика. Бью разрядом по застрявшему на отмели метрах в двадцати от берега выворотню. Огромный, похожий на гигантского спрута из фантастических фильмов пень подлетает, раскалывается в воздухе на несколько частей и, взметнув тучу брызг, падает в воду.
        - Ты, - указываю светящимся пальцем в грудь находящегося в полуобморочном состоянии бандита, - и твоя шайка живы только потому, что у меня есть причины скрывать свою силу от моего спутника.
        Решив, что сказанного и продемонстрированного достаточно для благоразумного человека, а дураку бесполезны и более подробные пояснения, разворачиваюсь и возвращаюсь на поляну. Все присутствующие там наверняка слышали грохот, поэтому с тревогой ожидают нашего возвращения.
        Подействовало ли мое внушение, или что другое, но обмен прошел спокойно. Возник спор с руганью среди ватажников, лишь когда им пришлось распрощаться с одной из ладей и с грузом янтаря. Возникла даже потасовка. Мне опять пришлось сдерживать княжича от вмешательства в разбойничью междоусобицу. В конце концов, они разобрались сами и удалились на оставшееся им суденышко, таща за руки и за ноги два бездыханных тела. Возможно, потом тела были сброшены в мутные воды огромной реки на съедение рыбам, но сие, как говорится, мне не ведомо.
        Внимание и благодарность освобожденных, как и положено, выплеснулись исключительно на Болтомира. Худой мужик по имени Перст поклонился в пояс и от имени родовичей предложил княжичу взять их селение во владение. Они же клянутся служить ему верой и правдой, и каждую осень, начиная со следующей, ибо в этот год их разорили ватажники, честно отдавать десятину с урожая и мягкой рухляди, а также собранного меда и лесных орехов, ну и вяленой рыбы и копченой дичи. Подтверждая слова тощего мужика, весяне дружно поклонились в пояс. Окрыленный собственной значимостью, Болтомир выхватил меч, простер его над освобожденными и заявил, что отныне они под защитой этого самого меча, и всех подданных по всем вопросам теперь следует направлять непосредственно к нему, князю Заозерскому.
        Они бы еще долго ездили друг другу по ушам, но мне не терпелось встретиться с волхвом, из-за которого, собственно, я и подписался на освобождение этих бедолаг. Поэтому я ненавязчиво задал Болтомиру парочку вопросов: мол, желает ли он продолжить квест в честь Василисы Прекрасной или решил удовлетвориться Любаней? И если он выбирает Любаню, то я-де советую не снимать с головы шлем и не держать в доме сковородки.
        Болтомир искренне удивился такой постановке вопроса, - а кто может помешать ему владеть сразу и Василисой, и Любаней, да хоть и еще кем? Однако согласился, что задерживаться не стоит, ибо надо осмотреть и принять свалившиеся на него новые владения.
        Пока то да се, в путь отправились ближе к полудню. Отправились, естественно, по реке. Тринадцать человек вместе с кормчим на веслах, плюс десяток малых ребятишек под присмотром Любани, да мы с Болтомиром. Бабы в сопровождении Перста и Леденя отправились пешком, ибо ладья и так оказалась изрядно нагружена янтарем и всяким разным прочим ценным, по мнению княжича, барахлом. Ясно, что против течения мы в этот день до места не добрались.
        Прибыли в разоренную весь лишь к вечеру следующего дня, на пару часов опередив пеших. Первым делом поспешили к сараю, в коем разбойники заперли стариков. И надо ж было так совпасть - только мы подошли к сараю, как в метре от его стены провалилась земля, и из нее полезло ужасное земляное чудище. Я с перепугу чуть не влупил по нему зарядом, мощности которого хватило бы, чтобы оставить на месте сарая большую дымящуюся воронку. Однако меня опередила Любаня, с криком бросившаяся на чудище в рукопашную. На этот раз девушка даже сковородку отбросила.
        - Бабуленька, ты жива! Радость-то какая! - тиская чудище, вопила Любаня.
        А из дыры в земле тем временем выползали все новые и новые персонажи, коих тут же подхватывали под руки остальные весяне и, хлопотливо отряхивая от земли, расспрашивали о самочувствии.
        Когда отшвырнули подпирающее дверь бревно и вошли внутрь сарая, там остался только один сидевший на куче свеженасыпанной земли древний дед, которому на вид было не менее ста лет.
        - Чего ж я, нешто труд родовичей не уважу? - заявил он, глядя на распахнутую дверь, и, кряхтя и охая, полез, как все, через подкоп.
        Пережидая процедуры представления старейшин и княжича друг другу и показ новому покровителю не такого уж и разоренного хозяйства, я обращаюсь к древнему деду Мышате. Того, вытащив из подкопа, посадили на пень тут же, под стеной, напоили родниковой водой, сунули в руки вяленую плотвицу, да так и оставили греться на уже садящемся за вершины деревьев солнышке.
        - И что, старче, с волхвом мириться будете или теперь на княжескую защиту надежа?
        - Ась?
        Повторяю вопрос деду прямо в ухо.
        - Дык кабы я с Лисом в ругани был, то, может, и помирился бы. А чего ж мне с ним мириться, коли мы не ругались?
        - А кто ругался? - удивляюсь я.
        - Ась?
        - Я говорю, далеко ли от вашей веси волхв живет?
        - Пошто интерес имеешь?
        - Увидеть его хочу, вопрос кое-какой задать.
        - Вопрос задать? На вопросы Лис завсегда отвечает, да не каждому те ответы понять дано.
        - Так далеко идти до его обиталища?
        - Ась?
        - Идти, говорю, до него далеко?
        - Да че ты орешь мне прямо в ухо? - возмущенно смотрит на меня дед. - Оглоушил прямо!
        Появляется желание спросить, не является ли далеким предком Мышаты некий Мизгирь, однако старик отвечает-таки на заданный вопрос:
        - Ежели к Лису через Туманную падь идти, ой как далече будет. А ежели прямо по старице, да поутру выйти, то аккурат к полудню к его берлоге и выйдешь.
        - Зачем же идти через падь, ежели так дольше?
        - А знаешь, какие там по осени лещина орехи рожает? Вот такие! - Дед смыкает в кольцо большой и указательный пальцы и показывает мне.
        - А кто сможет проводить меня к волхву?
        - Ась?
        - Я говорю, кто проводить…
        - Ась, анчуткин сын! - орет старик, не слушая меня. - Долго я тебя звать буду?
        Подбегает Ась, белобрысый мальчонка лет двенадцати. Старик хватается за его плечо и с кряхтением поднимается.
        - Веди в избу. Устал я нонче, - говорит дед мальчишке, однако не забывает и о моем вопросе: - А кто захочет, тот тебя и проводит. А то и сам дойдешь. Ежели по старице, то не заплутаешь. Но лучше осенью иди. Через падь. Орешков мне принесешь.
        Вот уже и ночь наступила, а княжич все что-то обсуждает со старейшинами. Весяне уже выгрузили и растащили по избам ранее уворованный татями скарб. Что-то мне подсказывает, что благодаря налету ватажников имущества у местных жителей значительно прибавилось. Иначе чего они все так светятся от радости?
        Пожевав вяленого мяса и запив его водой, я потребовал у тащившей тюк с тряпьем толстой тетки, чтобы та определила меня на ночлег. Тетка отвела в свою избу, указала на широкую лавку. Сама удалилась.
        За сложенной из крупной речной гальки печью что-то зашуршало, и на середину скупо освещенного лучиной помещения выбежало серое мохнатое существо. Фигурой существо напоминает мультяшного Чебурашку, только без слоновьих ушей и с человеческим лицом. Ростом чуть выше вставшего на задние лапы пекинеса. Секунду посмотрев на меня, оно троекратно кланяется до самого пола и застывает, словно ожидая чего-то.
        - Поди прочь, - отмахиваюсь я. - Не до тебя мне.
        Существо послушно убегает, дробно топая ножками, а я заваливаюсь на лавку.
        Утром, вопреки моим надеждам, Болтомир не остался продолжать знакомство с новыми владениями, а изъявил желание отправиться вместе со мной к волхву. Ему, мол, необходимо задать тому пару личных вопросов. Мальчишка Ась вывел нас к усыпанному галькой пересохшему руслу, и дальше мы двинулись сами. Ледень, обернувшись волком, шуршал в кустах, обнюхивая новые места и периодически помечая кусты и стволы деревьев.
        Когда солнце поднялось к середине небосвода, путь нам преградил вышедший из-за деревьев высокий старик. Что это был именно волхв по имени Лис, говорила не только сшитая из лисьих шкур одежда, но и по-лисьи вытянутое лицо. На вид волхву было чуть за шестьдесят, но глаза словно принадлежали юноше. Такие глаза бывают у персонажей, которых играют загримированные под стариков молодые актеры. В руках у старца кривая сучковатая клюка. В густом лесу, где вся растительность тянется вверх, такую кривулину, пожалуй, найти проблематично. Да и стоит на ногах волхв уверенно, не опираясь на палку.
        Старец хмуро смотрит на нас из-под кустистых бровей. Когда взгляд останавливается на мне, глаза его удивленно расширяются. Он даже отступает на шаг.
        - Первый? Что привело тебя ко мне?
        - Первый? - так же удивленно смотрит на меня Болтомир.
        - Старик меня с кем-то путает, - тихо говорю ему, пожав плечами, и обращаюсь к волхву: - Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Но пришел для того, чтобы ты указал, как найти кое-кого из тех, кого называют первыми.
        - Мне ли ведать о том? - продолжает удивляться старик.
        - Но ты же волхв. Тебе ли не знать?
        - Мое дело служить богам, а не ведать об их путях. А первые - равные богам. Я им не служу, но и ведать о них не в моей власти, - проговорил волхв, продолжая разглядывать меня.
        Испытав очередной облом, позволяю выступить вперед Болтомиру. Тот почтительно кланяется старцу и начинает нести какую-то ахинею про свою вселенскую любовь к Василисе Прекрасной, то да се… Лис слушает его вполслуха, продолжая буравить меня пристальным взглядом.
        - Что посоветуешь, старче? - наконец завершает словоизлияние княжич.
        Волхв переводит взор на него и, словно отмахнувшись, бросает:
        - В твоей голове две бабы, но только одна из них женщина. Другую забудь, от нее только беды. - Волхв снова вперивается в меня. - Не ведаю, кто ты. Вижу теперь, что не из первых, но и не человек простой. Однако помочь попробую.
        Из кустов выскочил лисенок, рыжей молнией проскочил у самых ног волхва и скрылся в зарослях на противоположном берегу старицы.
        - Пусть волколак, что сопровождает тебя, идет по следу лисенка. Он приведет к болоту. В нем болотник. Он поможет, если помочь в силах, ибо задолжал мне.
        - Ледень, - кличу оборотня и, когда тот выскакивает из зарослей, спрашиваю: - Все слышал?
        Волчище подбегает к кустам, за которыми скрылся лисенок, и, повернув голову, смотрит, ожидая, когда мы последуем за ним.
        - Благодарствую, - склоняю голову перед стариком и тяну за рукав застывшего в раздумьях Болтомира.
        - Как же так-то? - вышел из раздумий княжич, когда лисий след вывел нас к широкому, но глубиной по щиколотку, ручью. Вероятно, именно этот ручей тек когда-то в той старице, по которой мы пришли сюда.
        - О чем ты, дружище Болт?
        - Почему волхв напророчил мне беды от Любани?
        - Почему от Любани-то? - удивляюсь я.
        - Сказано же было, что в голове моей две бабы. Понятно, что Василиса и Любаня. И только одна из них женщина. Понятно, что Василиса. Ибо Любаня еще дева непорочная. От нее беды волхв и напророчил, - грустно поясняет Болтомир.
        М-да… Я-то понимаю, что старик имел в виду анчутку Василису. Но как объяснить это парню? Вот же черт старый! Неужели трудно было растолковать княжичу подробнее, кто есть кто?
        Под ногами начинает хлюпать, течение ручья замедляется, становится почти незаметным, и вскоре он совсем исчезает в затянутом ряской болоте.
        Оборотень покружился, обнюхивая кочки, припал к земле и поднялся уже в человеческом облике.
        - Далее нет следа, - разводит он руками.
        Смотрю на болота, размышляя, как вызвать болотника и что он вообще такое есть? А что, если свалить эту проблему на оборотня? Мол, не пристало мне самолично всякую болотную нечисть вызывать.
        - Ледень, ну чего стоишь? Давай призови хозяина этой лужи.
        Мельник нагнулся, пошарил рукой в грязи и вытащил из нее увесистый голыш.
        - Болотный дух, явись! Добрым людям на глаза покажись! - гаркнул он и заехал голышом по торчащей из ряски мшистой кочке.
        - Уй! - булькнула кочка и скрылась в мутной жиже. Жижа забурлила зловонными пузырями, заволновалась, разгоняя по кругу ряску. Кочка вновь показалась и начала подниматься все выше и выше, вырастая в стог тины, в которой копошились пиявки, головастики, жуки и прочие болотные твари. Когда высота стога достигла человеческого роста, он перестал подниматься и слегка осел, издав неприличный звук. Засмердело еще сильнее. Я кое-как держался, а вот у бедного княжича слезились глаза. Зато Ледень дышал спокойно и вообще сохранял удивительное равнодушие, словно он минимум раз в неделю общается с подобными монстрами. А может, и общается. Колдун все-таки.
        Стог снова приподнимается, наклоняется в нашу сторону, создается впечатление, будто он внимательно всматривается в возмутителей спокойствия, и с тем же неприличным звуком оседает. Вода вокруг него вскипает от пузырей. Теперь глаза слезятся и у меня. А Болтомир и вовсе отступает, закрыв нос ладонью. Даже у оборотня лицо покраснело.
        - Ты чего нам тут газовую атаку устроил, плесень болотная?! - хриплю, не сдержав возмущения. - Ледень, врежь-ка этому скунсу еще раз булыжником по маковке!
        - Только хуже будет, - еле слышно предупреждает мельник, однако выковыривает из лужи еще один голыш.
        - Тогда не надо, - так же тихо говорю ему.
        На наше счастье, поднявшийся ветерок отогнал смрад в сторону и дышать стало значительно легче. Я подумал, что, если ветер усилится, можно будет врезать булыжниками по зловонной кочке без боязни задохнуться. Но тут у этой самой кочки прорезался голос.
        - Что тебе надо от меня, Кощей? Чем провинился перед тобой жалкий дух маленького болотца? - пробулькал стог тины.
        Вижу недоуменные и удивленные взгляды Болтомира и мельника и лихорадочно соображаю, как выкрутиться. Ладно Ледень, он-то знал, что я из перволюдей, лишь не подозревал, что я и есть тот самый Кощей, которого он привык представлять несколько в ином обличье. Но как быть с Болтомиром? Опять утверждать, что меня с кем-то спутали? Второй раз за день? Он, конечно, парень простой, но не настолько же.
        - Я не Кощей, - громко обращаюсь к болотнику, понимая, что чем больше затягивается пауза, тем труднее мне будет отмазаться. Следующие слова приходят в голову буквально по мере их проговаривания: - Я его сын.
        И опять болотник громко портит воздух. Благо ветерок не затих.
        Если честно, я и сам обалдел от своих слов. Вот и княжич отвесил челюсть.
        - Да, - говорю ему, разводя руками, - я внебрачный сын Кощея. Извини, дружище Болтомир, что скрыл от тебя сей факт. Но давай поговорим об этом позже, где-нибудь, где не так смердит.
        В качестве аргумента к моим словам болотник в очередной раз испускает газы. Интересно, они не взрывоопасные? Хорошо, что тут никто не курит.
        - Сын Кощея? - недоверчиво булькает болотник.
        - А что? Не похож?
        - То-то я смотрю, вроде Кощей, а вроде и нет. Кто же мать твоя, что ты так на простого человека не похож?
        - Сие есть тайна великая, - выдаю любопытной вонючке. - И вообще, это я пришел сюда задавать вопросы. Кстати, что ты так задолжал Лису?
        - Лису-то? Спас он мое болотце от высыхания, направив в него ручей, который ранее тек в другом русле.
        Ну вот, теперь понятно, откуда взялась прямая старица. Пожалуй, можно использовать этот факт в качестве аргумента.
        - Желаешь ли ты, чтобы я вернул ручей в старое русло и малость подсушил твою лужу?
        На этот раз жижа вокруг болотника пузырится так долго, что силы ветерка не хватает, чтобы справиться с поднявшимся смрадом. Это хорошо тем, что не дает княжичу пристать ко мне с несвоевременными вопросами.
        - Что тебе надо? - издает дребезжащее квакобульканье дрожащий стог.
        - Мне нужен кто-нибудь из первых. Желательно Яга или Леший. Но на крайний случай сойдет и Вий.
        - Я болотный дух. Я никогда не покидаю своего болота. Как я могу ведать, где обитают равные богам?
        - Я высказал свои желания, а как ты, дух смердящий, будешь их осуществлять, это уже твои личные проблемы.
        Я пропускаю небольшой стимулирующий поток энергии через посох, направляю его в затянутую ряской жижу метрах в двух от болотника. Та начинает кипеть, исходя грязным паром, не менее смрадным, чем извержения хозяина лужи. Испуганный болотник поспешно погружается, так что на поверхности вновь остается лишь невысокая кочка. Начинаю медленно продвигать кипящий очаг к ней, одновременно усиливая мощь потока. Жижа теперь не просто кипит, а с треском и шипением испаряется, временами вспыхивая огненными всполохами. Дышать становится невозможно, но я уже прошел через угарную баню в Мирошках и потому особо не переживаю за возможность отравиться. Княжич же с оборотнем не выдержали и отошли на приличное расстояние.
        - Остановись, сын Кощея! Почто так нещадно изводишь себя? - слегка приподнявшись, взбулькивает о пощаде болотный дух. - Возможно, я смогу тебе помочь.
        - Да? - прерываю поток энергии. - А я всегда верил в силу физического внушения. Слова хороши только в комплексе, для обозначения сути вопроса, так сказать. Итак, я тебя слушаю.
        Горестно охая и булькая, кочка проплывает вокруг чистого от ряски пятна, в котором плавают вареные пиявки и лягушки. Подплыв к краю трясины, говорит:
        - Обиталищем Яги и Лешего является весь лес, потому ведать, где они находятся, не могу. Слышал, будто извел их восставший Кощей в наказание за то, что помогли человеку победить его. Так ли это, теперь не знаю, ибо и чую, и не чую Кощея в тебе. Может, ты и есть он или тот, кого за него принимают. Был бы он, сам бы ведал, как найти других равных…
        Прерываю болотника коротким ударом энергии.
        - Говори по существу, - требую, когда дрожащая кочка вновь появляется на поверхности. - Твои домыслы мне не интересны.
        - Ведом мне только один путь, к болотцу близ Кощеева замка. С духами болот в царстве Вия я не общаюсь много веков, и путь к ним для меня закрыт. Земных же путей я ведать не могу.
        - А тот болотник, что живет рядом с моим… тьфу, блин… что живет рядом с Кощеевым замком, может проводить еще к кому-нибудь из первых?
        - То мне неведомо, но, мыслю, завладев замком, ты сможешь сам взывать к равным.
        - Да? Ну ладно. Если что, поджарю твоего собрата. Глядишь, сообщит чего нового.
        В ответ кочка неопределенно булькает.
        - Хватит булькать. Показывай дорогу. Посмотрим, что там за замок у Кощея.
        - Иди за мной. - И кочка направляется прямо через трясину, оставляя полосу черной жижи, тут же начинающей затягиваться бледно-зеленым ковром ряски.
        Не решаюсь ступить на исчезающую тропку первым, и указываю Леденю кивком на удаляющегося болотника. Тот подходит и, потоптавшись, ступает на почти затянувшийся след. Жижи оказывается едва по щиколотку. Мельник делает еще несколько осторожных шагов и дальше идет уже более уверенно, однако стараясь ступать точно в проложенный болотником след. Я шагаю за ним, приглашающе махнув рукой все еще стоящему поодаль Болтомиру. Вскоре слышу за спиной его пыхтение. Так гуськом и входим в невесть откуда взявшуюся стену тумана, которая скоро рассеивается. Вокруг вроде бы стало светлее. Слышится звонкое лягушачье кваканье. В воздухе кружат большие стрекозы. И сам воздух значительно свежее.
        В нескольких шагах впереди о чем-то булькают две кочки. Вот одна приподнимается, и я ощущаю пристальный взгляд. Сразу видно, что перед нами местный болотный дух. У нашего одеяние из бурой тины, у этого - темно-зеленое. Но твари в ней копошатся не менее противные.
        - Я провожу тебя, - булькнул местный и после короткой паузы добавил: - Сын Кощея.
        Следуя за ним, аки посуху пересекаем небольшое, чистое от ряски озерцо и выходим к берегу рядом с вытекающим из водоема ручейком.
        - Ручей приведет к замку, - коротко сообщает кочка и скрывается под водой.
        Твердь под ногами не успевшего выйти на берег княжича уходит из-под ног, и он, взмахнув от неожиданности руками, проваливается в воду по колено. Но равновесия не теряет и, сохраняя на лице невозмутимое выражение, выходит на сушу.
        17
        - Не понял. А где замок? - вырывается у меня, когда в просвете меж вековых стволов вижу знакомые скалы.
        Нет, я, конечно, где-то даже рад, что вернулся в свой райский уголок. Но как же замок Кощея с его сокровищами и возможностью связаться с другими перволюдьми?
        И тут Болтомир заступает мне дорогу и, положа руку на рукоять меча, требует разъяснения, кто я есть такой на самом деле. Ну что ж, понятно, что отмазка, типа, я и сам этого не знаю, его не устроит, потому приглашаю к краю пропасти, сажусь, свесив ноги, и рассказываю княжичу, а заодно и Леденю, всю на ходу выдуманную правду. Мол, на самом деле ныне правящий великий князь волею богов оказался не способным к зачатию наследников. Поэтому, по совету волхвов, он усыновил по ребенку от каждого удельного князя и еще двух первых встреченных на дороге. Все младенцы были грудного возраста, поэтому о своей судьбе не ведали и впоследствии считали себя настоящими сыновьями великого князя. Я же узнал об этом, уже находясь в квесте, от встреченного волхва. Сперва не поверил, но раз за разом встречаю подтверждения его правоты. Мол, Болтомир и сам не раз был свидетелем тому, что то волхв, то разная нечисть признает во мне Кощееву кровь. Заодно без утайки рассказал о встрече с Водяным и правду о Мизгире. И в конце концов, призвал в подтверждение моих слов мельника, который каким-то чутьем ощущал во мне если не
божественную, то и не человеческую сущность. Тот, хоть и сам обалдел от моего рассказа, подтвердил наличие во мне светлой силы. Ну, хорошо хоть не темной. Вероятно, темная вся досталась братцу Вию.
        Даю княжичу минут десять на переваривание информации. Сам меж тем определяю по солнцу наше местоположение. Прошлый раз я очнулся со стороны восхода и шел против часовой стрелки, пока не наткнулся на вход в пещеру и обрушенный мост. Сейчас солнце клонится к вершинам елей с нашей стороны, значит, огибать скалы нужно по часовой стрелке. И следует спешить, дабы успеть попасть домой затемно.
        Поднимаю спутников и веду за собой, пояснив, что я тут уже был, и рассказывая о благах, которые нас ждут в скалах на той стороне ущелья.
        Вот и пещера, и обломки моста. Спускаемся по веревке, которую я все еще таскаю в котомке. По знакомому ходу поднимаемся в пещеру.
        - Маркуль! - ору, прежде чем высунуться из хода к подземному озеру.
        - Куа-а! - раздается радостный рев.
        - Сидеть на месте! - кричу в ответ и осторожно выглядываю в пещеру. Лягушонок послушно сидит в озере. Только два глазных тазика радостно торчат над темной водой. Прежде чем выйти, на всякий случай повторяю: - Сидеть на месте! Не бойтесь, - говорю спутникам, в ужасе застывшим при виде гигантских глаз, - это Маркуль. Он добрый. Только целуется смертельно.
        - Как целуется? - не понимает Болтомир.
        - Языком, - поясняю коротко. - Это тебе не Царевна-лягушка.
        Провожу спутников по подводным тропинкам сперва на берег, потом обратно к арке, за которой начинается подъем в мини-долину. Они проходят за мной, боязливо поглядывая на лягушонка.
        - Куа-а! - грохочет тот вслед.
        - Молодильные яблоки! - восхищенно восклицает Ледень, когда мы выходим наружу.
        - Угощайтесь, - по-хозяйски разрешаю и, сорвав одно яблочко себе, внимательно его рассматриваю, пытаясь увидеть то, что так восхитило оборотня. Вроде яблоко как яблоко. Разве что кожура слегка светится. А может, просто так блестит в лучах заходящего за скалы солнца.
        Болтомир вдруг вскидывает лук. Я не успеваю ничего сообразить, как он выпускает стрелу.
        - Не стрелять! - кричу запоздало, но в траве уже бьется, жалобно крича, простреленный насквозь кролик.
        Бросаюсь к умирающему зверьку. Его пронзительный крик словно ножом режет по сердцу. Бедный зверек… Помнится, я сам, когда первый раз его увидел, хотел долбануть камнем. Отчего же сейчас так жалко пушистика?
        Кстати, он же первозверь, значит, должен быть бессмертным. Обламываю зазубренный наконечник стрелы, выдергиваю ее из тельца, поднимаю оброненное яблоко и сую под нос кролику. Тот тут же прекращает орать и принимается неистово грызть подношение. На зверьке не видно ни крови, ни ран, ни каких других следов, напоминающих о том, что он только что был проткнут насквозь. Фу-ух, отлегло от сердца.
        - Дорогой друг Болтомир, - обращаюсь к княжичу, стараясь придать голосу внушительные интонации, - здесь заповедная зона, и каждая живая тварь находится под покровительством богов. Другими словами, если не хочешь навлечь на себя их гнев, не стреляй в местных зверюшек. Я понятно излагаю?
        - Из чего? - непонимающе морщится Болтомир.
        - Чего - из чего?
        - Ну, это… лагаешь.
        Да что ж такое-то? Отчего каждый встреченный мною персонаж обязательно начинает тупить? Яга. Потом Мизгирь. Тот вообще виртуоз в этом деле. Теперь вот Болтомир.
        - Просто прими как закон, что стрелять здесь нельзя ни в кого.
        - Не буду, - запросто соглашается княжич, и тут же ставит меня в тупик вопросом: - А как ты оживил кролика? Я ж его насквозь прошил. Ты так любого можешь?
        - Так то ж молодильные яблоки, - приходит на выручку Ледень. - Они любые раны залечивают, любые хвори исцеляют.
        - Ме-э-э! - К нам радостно скачет коза Машка.
        - Не стрелять, - напоминаю княжичу.
        Но тот, выкатив глаза, смотрит будто бы мне на живот. Что там его испугало? И что там шевелится? Опускаю взгляд и… ё-моё… Обрывок толстой веревки, которым я все время подпоясывался, превратился в ужа и, развязавшись, сползает по моей ноге. Скользнув в траве черной извилистой лентой, он обвивает Машкину ногу, припадает к сиське и начинает жадными глотками поглощать молоко. Кто ж доил-то ее, бедняжку, все это время? Или у первокозы подобные проблемы разрешаются как-то сами собой? Однако ужик удивил. Теперь понятно, кто задушил старосту в Мирошках и почему именно моим поясом. Оказывается, я все это время был под охраной ползучего друга.
        - Чего застыли? Пойдемте к дому, - приглашаю гостей.
        Те молча следуют за мной, не сводя глаз с процесса дойки козы ужом.
        - Мя-ау, фш-ш-ш, - орет выпрыгнувший из окна Васька, и вдруг выгибается дугой и начинает шипеть на оборотня.
        - Фу, Василий! - командую ему, словно собаке. - Это свой.
        Присев, начинаю гладить кота, и тот понемногу успокаивается. Однако продолжает смотреть на Леденя с недоверием.
        Кто еще нас не встретил? Мышь? Ну, та вообще сама по себе. Ей будто бы мирские дела не интересны.
        Итак, можно расслабиться, отдохнуть и спокойно обмозговать план дальнейших действий.
        Показываю Леденю огород и кладовку, и тот начинает шуршать с приготовлением ужина. Василий всюду таскается за ним и с подозрением следит за каждым движением.
        Болтомир выказывает беспокойство о том, что оставил без пригляда новые владения. Приходится пообещать, что попрошу болотников провожать его туда и обратно, коли будет такая нужда.
        Ужинаем, когда уже совсем стемнело. После определяю Болтомира на ночлег на топчане, оборотня отправляю в баню с наказом растопить ее поутру, а сам предаюсь размышлениям, усевшись на крылечке.
        Поздней ночью решительно поднимаюсь и отправляюсь к местному болотнику для прояснения некоторых вопросов.
        Маркуль то ли спит под водой, то ли ускакал куда на ночную охоту, поэтому я спокойно миную пещеру и по оставленной давеча веревке поднимаюсь из ущелья. Возвращаюсь вдоль кромки леса к ручью и по нему нахожу заболоченное озеро.
        - Болотный дух, явись, э-э… Кощею, практически бессмертному, покажись! - взываю к болотнику, решив пока не швырять камни.
        Несколько вспугнутых криком лягушек плюхаются с берега в воду, всколыхнув зеркальную гладь. В ветвях над головой возмущенно ухает потревоженная птица. Кто-то испуганно икает в камышах, и слышатся поспешные удаляющиеся шаги. Чего это я действительно так разорался ночью в дремучем лесу? Либо ощущение бессмертности накладывает отпечаток крутости?
        - Дык сам ты Кощей, сын ли его? - неожиданно булькает рядом, заставив меня вздрогнуть.
        - Тебе оно надо? - стараясь скрыть испуг, говорю появившемуся у самого берега увенчанному мшистой шапочкой холмику тины. - Скажем так, я за него.
        - Квак называть тебя, не пойму? - расставляя слова, словно гремлин-шаолинец из «Звездных войн», вопрошает болотник.
        - Да запросто - Георгием Кощеевичем.
        После нескольких попыток проквакать столь затейливое имя, разрешаю болотному духу называть меня чисто по-соседски Кошей и перехожу непосредственно к вопросам, для разъяснения которых явился.
        Оставляю хозяина болота в покое только перед самым рассветом и бреду домой в глубокой задумчивости.
        Оказывается, молотя направо и налево убойной энергией, я растрачиваю собственную сущность, которая не восстанавливается. По словам болотника, я попросту совершаю самоубийство. Но сам этого пока не ощущаю, ибо, если я правильно понял невнятное бульканье, мое сознание слишком мало, чтобы почувствовать границы собственной души. Но когда душа-сущность истончится до размеров сознания, я утрачу всякую силу и далее протяну не больше обычного смертного. Вот же, блин, косяк-то, а? Правда, есть одно утешение. Болотник якобы слышал, будто есть один-единственный способ восстановления истраченной первосути, и владеет им кто-то из перволюдей. И я догадываюсь кто. Да и как же мне не догадываться, если, по словам болотника, секрет кроется в употреблении коктейля из сока молодильных яблок и молока первокозы.
        В задумчивости подхожу к Маркулю и начинаю почесывать ему гладкую буро-зеленую кожу между ноздрей.
        - Квур-р-р, - блаженно урчит монстр, полуприкрыв глазищи нижним веком.
        - Ё-о! - отдергиваю руку от чудовищной хари и отскакиваю назад. - Маркуль, ты чего тут делаешь?
        - Квур-р-р, - ласково урчит тот в ответ и открывает усеянную острыми зубами пасть.
        - Я бессмертный, - вслух успокаиваю сам себя, непроизвольно втягивая голову в плечи и зажмуривая глаза.
        Нечто обхватывает меня за пояс и отрывает от земли. Ё-моё, это лягушонок захватил меня языком! Сейчас проглотит, как муху! И буду вечно жить в его желудке… Но нет, он поднимает меня над собой и бросает себе на затылок, прямо в расположенный за глазами твердый нарост в виде седла. Машинально хватаюсь за два изогнутых назад рога. В следующий миг монстр резко взмывает в воздух. Перегрузки вдавливают меня в седло. Но вот мы уже падаем вниз, и мои кишки стремятся вытеснить из головы мозг. Если я есть некая нематериальная сущность, то на фига мне такие ощущения? Новый прыжок. Плюх! - и мы на краю ущелья. Прыжок. Плюх! - и мы, пролетев над пропастью, оказываемся у входа в пещеру. Далее монстр передвигается пешком, смешно переваливаясь с боку на бок, сползает в воду и перевозит меня к арке ведущего наверх хода. Жуткой змеей бледно-розовый язык устремляется ко мне и, обвив, пытается ссадить на каменную площадку. Однако я, находясь в прострации, крепко держусь за рога.
        - Куа… - растерянно произносит лягушонок.
        - Ик, - икаю я, приходя в себя.
        Когда поднимаюсь наверх, от бани уже тянет дымком. Ледень, как обычно, поднялся засветло. Как появится Машка, скажу ему, чтобы подоил козу и набодяжил восстанавливающий коктейль. А пока опускаюсь на крыльцо и вновь погружаюсь в размышления.
        Болотник заверил, что ни один из его собратьев не откажет мне в мгновенном перемещении к любому болоту, если этому не будет противиться воля другого первочеловека. Например, болотники близ логова Вия закрылись от собратьев и не идут на контакт. В реки и чистые озера ни мой сосед, ни его родичи доступа не имеют, ибо то владения Водяна, а он их не жалует. Даже болотных мавок не пускает поиграть с подружками в чистых водах. Боится заболачивания, надо полагать.
        Вообще, болотный дух сначала удивился моему вопросу о помощи в перемещении, но потом понимающе забулькал: мол, запамятовал, что я бездумно сжег половину своей сущности, и теперь мне недоступны многие положенные возможности, в том числе и мгновенное перемещение в пространстве. А вот тут непонятно. Если перволюди способны на такое, то почему Яга летает на параплане? Тоже сожгла себя? И почему Леший, владей он такой возможностью, не явился для разговора лично, а предпочел общение по видеофону? Кстати, по поводу пропажи этих персонажей сосед тоже ничего не знает, хоть и попытался намеками прояснить дошедшие слухи: мол, разве не я их извел в отместку за гибель отца? И не потому ли мне пришлось потратить чудовищно много собственной сущности?
        По поводу Вия он тоже ничего сказать не смог, ибо, как уже было сказано, ближайшие к владениям братца болота для родичей закрыты, а сухопутных путей болотники никогда и не ведали.
        Что касается замка Кощея, то болотник хоть сам его никогда не видел, но уверен, что он находится именно здесь, на месте этих скал. Вернее, находился, ибо после гибели Кощея замок развалился и лежит теперь грудой черных обломков. Мол, была бы у меня Кощеева сила, я смог бы его восстановить. Делаю вывод, что замок - это все тот же пресловутый морок, наложенный на скалы.
        А вот насчет несметных сокровищ, над которыми, еще по заверениям А. С. Пушкина, чах Кощей, вопрос остается открытым, ибо пребывает неизведанным третий отнорок у подземного озера. Надеюсь в ближайшее время этот вопрос прояснить.
        Ну что ж, хоть что-то стало понятным. Больше не буду палить во все подряд собственной энергией. По крайней мере, до тех пор, пока не испробую восстанавливающий коктейль.
        Напоследок еще попросил болотника провожать моего друга Болтомира по его владениям, буде тот с такой просьбой обратится. Сосед недовольно побулькал, ворча о том, что привык сопровождать простых смертных только в трясину, однако заверил, ежели будет на нем моя метка, то сопроводит куда надо и сородичам наказ даст. Пришлось выпытывать, как ставить метку. Болотник все разъяснил, сокрушаясь моей дремучести.
        - Ме-э-э, - выводит меня из раздумья тычущаяся мордой в ладони Машка.
        Ее появление вызывает мысль, что для смешивания молока с яблочным соком, возможно, следует просто покормить ее молодильными яблоками?
        - А ну, пойдем, красавица, провентилируем этот вопрос, - зову козу, направляясь к яблоне, спотыкаясь о выписывающего вокруг моих ног восьмерки кота Ваську.
        Пока скармливаю яблоки Машке, а заодно и прискакавшему кролику, избушка перестает сотрясаться от богатырского храпа и на крыльцо, зевая и потягиваясь, выходит Болтомир.
        Наскоро позавтракав, следующую пару часов мы проводим в бане. Конечно, следовало бы побаниться с вечера, но вчера все были уставшими как физически, так и морально, да и мне необходимо было тщательно поразмыслить над сложившейся ситуацией. Зато сегодня мы наслаждались банными процедурами в полной мере, вкушая в перерывах ароматный напиток, заваренный Леденем из невесть каких трав.
        Надо сказать, этот цыганистого вида бородач в последнее время перестал вызывать во мне раздражение, и более того, я даже испытываю к нему некоторое уважение. И всем-то он горазд - хоть рану залечить, хоть обед из чего под руку попадет спроворить. Банщиком опять же себя отменным проявил. Не зря княжич его в качестве слуги взял. Значит, дано парню видеть в человеке, будь тот даже колдуном-оборотнем, полезность. Кстати, что-то я за все время никакого колдовства от Леденя не видел. Надо будет попросить на досуге, чтобы сотворил чего-нибудь эдакое.
        Машкино молоко я пил и просто так, и вприкуску с яблоком, и вперемешку с яблочным соком, который по моему приказу ухитрился выжать мельник. Никакого восстановления сущности не ощутил. Но я не ощущал и ее растраты. Надо будет наведаться к болотнику, он такие вещи может видеть, пусть посмотрит.
        После бани отдыхаем в тени берез. Я, поддавшись на расспросы Болтомира, рассказываю о том, как впервые попал в этот райский уголок. Мне даже выдумывать ничего не приходится. Соврал только, что попал сюда через подземный ход, в который провалился, решив проверить большое дупло на предмет спрятанного в нем клада. Мол, увидел, что в дупле сидит небольшой дракончик, прикинувшийся мирным филином, вот и решил, что он клад охраняет. Ну а дальше, начиная со встречи с Маркулем, рассказывал чистую правду. Утаил лишь знакомство с Ягой и переговоры с Лешим. Соврал еще, будто узнал, что это владения Кощея, только когда об этом сообщил болотник. Мол, тогда-то мне и стало ясно, почему ко мне так приветливо относятся местные обитатели, включая ужасного монстра из пещерного озера. Чуют во мне Кощееву кровь, однозначно.
        - В ворона тоже стрелять нельзя? - спрашивает развалившийся на лавке Болтомир.
        - Нельзя, - отвечаю автоматически, но тут же уточняю: - В какого ворона?
        - А вон он, здоровенный какой, кружит. Такой ежели беду накаркает…
        - Кар-р-р, - раздается сверху, и над нами проносится большая черная птица, в которой я без труда опознаю подопечного Яги Карлушу. Прошлый раз рыжая появилась после его прилета. Может, и сейчас…
        - Эй, Болтомир, не дури! - ору на схватившего лук парня. - Сказано же, здесь охраняемый заповедник и все живущие в нем твари неприкасаемые.
        - Но он же каркает!
        - Ну и что?
        - Беду накаркает.
        - Болтомир, ты же опытный воин. Должен знать, что ворон беду не приносит, а предупреждает о ней. Его за это не убивать, а благодарить надо.
        - Да? - удивляется княжич.
        - Ка-ар-р, - подтверждает Карлуша, делая новый заход.
        - И о чем он сейчас предупреждает? - заинтересованно смотрит на летящую птицу княжич.
        - Почем же я знаю? Раз предупреждает, значит, надо быть готовым ко всему, - отвечаю я и, подумав о том, что, если вслед за вороном появится Яга, лучше спровадить Болтомира заранее, добавляю: - Может, на твои новые владения какая напасть движется, а ты тут прохлаждаешься.
        - Дык чего же? - словно ужаленный, подскакивает парень. - Там же янтарь остался! И тенета паука-великана! А Любаня? Надо нам, Георг, немедля возвращаться!
        - Погоди, друг Болтомир. Покуда никакой беды не случилось. Потому вернешься ты один. Я здесь побуду. Кто знает, может, беда как раз сюда движется? А это теперь как-никак моя вотчина.
        - Как же я без тебя-то дорогу найду? - растерянно молвит княжич.
        Вместо ответа подхожу и прикладываю ладонь к его левому предплечью. Парень вздрагивает от обжегшего его энергетического импульса, непроизвольно отстраняется и с удивлением смотрит на большую родинку в виде черепа, появившуюся на том месте, куда я прикоснулся. Череп - это чисто мой прикол. Как сказал болотник, знак будет иметь такую форму, какую я захочу. Я в момент наложения знака представил череп, и вот итог.
        - Надо было еще шлемофон или бескозырку на него надеть, - размышляю вслух, разглядывая собственное художество. В ответ на недоуменный взгляд Болтомира, поясняю: - Теперь любой болотник проведет тебя, куда скажешь, в пределах доступных ему болот. Так что можешь мотнуться и в Мирошки, ежели там поблизости болото есть. А хоть даже и в Заозерское княжество, отца… в смысле, деда проведать.
        Оценив подарок, княжич тут же предлагает отплатить за него половиной добытого янтаря или одной оболочкой от кокона. Нет, блин, иногда простоту невозможно отличить от наглости. Разве половина янтаря не является моей законной добычей? Я уже не говорю про обе оболочки. Мне, конечно, эти трофеи и даром не нужны, ибо не знаю, что с ними делать, но все же. Однако подумав, прошу Болтомира взамен оставить мне в услужение Леденя. Тот с радостью соглашается, заявив, что пристроит к мельничному делу семью хуторян, которые провожали нас в Мирошки. Вот и ладно. А то, боюсь, без моего присмотра оборотень пошлет княжича куда подальше, ибо вижу, не слишком он его жалует. А я к постоянной заботе колдуна уже привык, прямо как генерал к денщику. А чего? Кощей я или карандаш в стакане?
        На заявление княжича, что отныне мельник переходит ко мне в услужение, тот лишь недоуменно хмыкнул: мол, он и доселе служил исключительно мне.
        В общем, прежде чем проводить Болтомира, наказываю остающемуся на хозяйстве Леденю сообщать всем, кто бы ни появился, чтобы непременно меня дождались. Тот кивает, деловито перебирая собранные по местным полянам травы.
        Мелькает мысль отвезти княжича к болоту на лягушонке, но понимаю, что я и сам пока не готов повторить экстремальные скачки. А когда вижу, с каким ужасом смотрит на приветливо квакнувшего монстра Болтомир, становится ясно, что заставить его залезть на Маркуля вряд ли получится. Приходится телепаться пешком.
        - Георг, - обращается княжич, когда мы останавливаемся на краю заболоченного озера, - ты будешь мстить царевичу за гибель отца?
        - Какому царевичу? - не сразу доходит до меня суть вопроса.
        - Ивану, - поясняет парень.
        Вона чего… Видать, княжич решил, что я завалю царевича Ивана и Василиса достанется ему на халяву. А вот пусть обломается.
        - Не собираюсь я мстить Ивану, - отрицательно кручу головой, - ибо не вижу причины. Во-первых, до недавних пор я и знать не знал, что Кощей мой отец. Во-вторых, неизвестно, как он этим отцом заделался. А то, может, мне бы и самому его убить захотелось. И в-третьих, если посмотреть на обстоятельства с практической стороны, мне за обломившееся наследство в виде райского уголка Ивана еще и благодарить надо.
        Пока Болтомир обдумывал услышанное, я ждал появления на его лице выражения разочарования. Однако тот неожиданно облегченно вздохнул.
        - Я рад, Георг, что ты не таишь зла на Ивана, ибо если бы ты победил его, то Василиса стала бы твоей. Тогда мне пришлось бы отвоевывать ее у тебя. А я этого не хочу, друже Георг.
        Лишь в последний момент захлопываю рот, не позволив вырваться словам, что мне его Василиса и даром не нужна, и я бы подарил ее ему совершенно бесплатно и тем более без всяких поединков. Парень наверняка обиделся бы на подобное пренебрежительное отношение к своей возлюбленной.
        Поспешно вызываю болотника и прощаюсь с Болтомиром, наказав, если что, обращаться. После того как княжич, шлепая по воде вслед за плывущей кочкой, скрывается в поднявшемся туманном мареве, направляюсь домой.
        Прежде чем спуститься в ущелье, решаюсь на эксперимент. Пронзительно свистнув, кричу:
        - Маркуль, ко мне!
        И надо же, монстр выползает из пещеры, неуклюже ковыляя, достигает края ущелья и стремительно взмывает ввысь. В следующее мгновение я понимаю, что сейчас эта туша шлепнется на меня, и, ни секунды не размышляя о собственном бессмертии, разворачиваюсь, чтобы нырнуть в сторону. Прыжок - и меня на лету подхватывает выметнувшийся из зубастой пасти лягушонка стремительный язык. Шмяк! Маркуль приземляется на каменистый грунт. Плюх! Я падаю в седло на лягушачьем затылке, в котором еще осталась лужица озерной воды. Все, зарекаюсь в дальнейшем экспериментировать с этим земноводным чудовищем!
        - Куа-а? - радостно осведомляется Маркуль.
        - Домой, - разочаровываю его.
        Печально курлыкнув, монстр взвивается в прыжке, выбрасывая меня, не успевшего схватиться за рога, из седла.
        - Ё-о-о, твоё, моё-о-о! - ору, подхваченный стремительным языком в момент падения в пропасть.
        Ворона замечаю сразу, как только поднимаюсь в долину. Нахохлившись, тот сидит возле крыльца и даже клювом не ведет на задранный трубой хвост пробегающего мимо Василия. По печальному виду подопечного Яги понимаю, что ее нет, и ждать вряд ли стоит. Однако все же спрашиваю шинкующего какой-то корнеплод Леденя:
        - Кроме пернатого, никто не прилетал?
        Тот отрицательно мотает головой, зачерпывает деревянной ложкой нечто из глиняного горшка, прищуривается, оценивая вкус, подсыпает туда щепотку чего-то, похожего на золу, и снова продолжает шинковать овощ.
        Сажусь на ступеньку крыльца и обращаюсь к ворону:
        - Пернатый, ты знаешь, где находится твоя хозяйка?
        - Кур-р-р, - бурчит тот, переступая лапами, поворачивает клюв в мою сторону, и неожиданно в моей голове возникает видение поросшей лесом двугорбой горы. Изображение наплывает, увеличиваясь, и вот уже различим мрачный зев пещеры, перегороженный то ли решеткой, то ли толстой сетью. Подробнее рассмотреть не удается, ибо видение блекнет и исчезает.
        - Да ты, брат, телепат, - выражаю восхищение Карлуше. - Чего ж раньше-то молчал?
        В ответ пернатый только цокает клювом.
        - Так Яга жива-здорова?
        - Кур-р-р! - И в моей голове возникает новое видение. На этот раз передо мной лицо рыжей колдуньи. Ее глаза закрыты, но здоровый румянец на щеках говорит о том, что женщина жива и всего лишь спит.
        - А где Леший, знаешь?
        - Кур-р-р! - Снова двугорбая гора, пещера и лицо спящего блондина.
        - Не понял! Они там что, вдвоем спят? Чего цокаешь? По-человечески сказать не можешь?
        Ворон вдруг хватает меня клювом за рукав и куда-то тянет. Встаю и послушно иду за ним. Он отпускает меня и бежит, взмахивая огромными крыльями, словно собирается взлететь. Поворачивает голову, видит, что я стою на месте, останавливается сам и разочарованно каркает.
        - Не пойму я что-то тебя, - с искренним недоумением развожу руками.
        Карлуша вразвалочку подходит, курлыкает, и я будто бы с большой высоты вижу проплывающий внизу бескрайний лес и приближающуюся все ту же двугорбую гору.
        Ну извини, брат, я летать не умею ни в ступе, ни на метле, ни на параплане. Но за наводку спасибо. Как только узнаю, в какой стороне эта гора находится, непременно туда отправлюсь.
        Карлуша разочарованно цокает и вновь замирает нахохлившись.
        - Ледень, - подзываю колдуна, - ты, случаем, не знаешь, где находится эдакая гора… Карлуша, ты можешь ему показать гору?
        - Кур-р-р! - Ворон направляет клюв на оборотня.
        - Ведьмина сопка! - вскрикивает тот, замахав перед собой руками, словно разгоняя назойливую мошкару.
        - Что за Ведьмина сопка? - подступаю к оборотню. - Где она находится?
        - Где находится, не ведаю, - не сразу отвечает обалдевший от увиденного мужик. - О том многие знать хотят. Не один молодец сгинул, отправившись на поиски этой сопки, но никто ее доселе не нашел.
        - Зачем ищут-то?
        - Дык как же? В Водянову ночь на склонах Ведьминой сопки цветет папоротник. Вот из-за него сопку и ищут.
        - Типа цветок папоротника указывает, где клады зарыты?
        - Какие клады? - поднимает кустистые брови Ледень. - Не ведаю того. Знамо, отвар из цветка папоротника продлевает жизнь на век. Оттого цари-короли и посылают за ним сыновей да женихов, которые к принцессам сватаются.
        - Ясно. Еще такой вопрос: ежели ты эту сопку никогда не видел, почему решил, что показанная вороном гора она и есть? Только потому, что двугорбая?
        - Дык сам же птиц и рек, - мужик кивает на Карлушу, - что это Ведьмина сопка.
        - Да? - с удивлением смотрю на пернатого. - А мне только картинки показывал.
        Тот молча переступает лапами и снова застывает.
        Следующие полчаса активно шевелю серым веществом или его аналогом, которое наличествует в голове моего нынешнего бессмертного воплощения. В конце концов поднимаюсь и говорю оборотню:
        - Аллес, что в переводе на русский означает: отдых закончился, пора собираться в дальнюю дорогу.
        - Пойдем искать Ведьмину сопку? - хмуро спрашивает тот.
        - Для начала ее, родимую, - подтверждаю его догадку. И, видя на бородатом лице опасение в преддверии предстоящего предприятия, решаю, что называется, подсластить пилюлю: - Ежели поход закончится удачно, награжу тебя своим посохом.
        Ага, в глазах колдуна вспыхивает алчный огонек. Он продолжает думать, будто это посох стреляет столь разрушительными разрядами. Кстати, по поводу разрушительных разрядов. Надо перед отбытием напиться вдоволь Машкиного молочка и наесться молодильных яблок. Яблок можно и с собой прихватить.
        После сытного обеда даю Леденю время на подготовку к походу и отправляюсь вздремнуть часок перед дальней дорогой. Оно, конечно, можно было отправиться в путь и с утра, но я же вроде как не совсем человек и ночью ориентируюсь и чувствую себя не хуже, чем днем. Для оборотня ночь и вовсе предпочтительнее. А звать с собой Болтомира не буду. Пусть разбирается со своим новым хозяйством. Деда, который ему отец, в смысле, заозерского князя, навестит с помощью болотников. А может, у него с Любаней что сладится.
        18
        - Болотный дух - явись, Кощею Бессмертному покажись!
        - Чей-то зачастил ты ко мне, соседушка, - квакнула показавшаяся из-под мутной воды кочка. - Волколака привел. Нешто и его провожать по болотам велишь?
        - Для начала задам пару вопросов, а там видно будет.
        - Смогу ли ответить на твое любопытство?
        - На первый вопрос сможешь. Глянь-ка со стороны, не восстановилась ли моя сущность? А то мне самого себя не видно.
        Кочка приподнялась, вытянулась в стог тины, приблизилась, замерла, осыпаясь пиявками и головастиками, и вновь осела в воду.
        - Ну? - не выдерживаю я.
        В сумбуре ответного бульканья различаю удивление, восхищение и желание узнать, как мне удалось восстановиться. Видать, мой предшественник держал в секрете от окружающего мира наличие первозоопарка и яблони с волшебными плодами. Интересно, а остальные зверушки тоже какую-нибудь пользу могут приносить? Впрочем - трогаю веревку, которой подпоясан, - уж свою полезность уже доказал.
        На настойчивые расспросы болотника отвечаю, что нашел в Кощеевых запасах кувшин с восстанавливающим напитком и незамедлительно осушил до дна. А чтобы у любопытного соседа не было времени на обдумывание моей отмазки, задаю ему следующий вопрос:
        - Скажи, друг болотный дух, знаешь ли ты, где находится Ведьмина сопка и сможешь ли меня к ней сопроводить?
        Я думал, что мой сосед не способен портить воздух так, как это делал его собрат, к которому нас направил волхв. Однако после слов о Ведьминой сопке вода вокруг разговорчивой кочки взбурлила, и я невольно поморщился от наполнившего воздух густого амбре.
        - Мне туда хода нет, - наконец коротко сообщает он.
        - Почему?
        - То владения Вия. Его болота закрыты для нас.
        Так, значит, все-таки Вий. А я подозревал другого персонажа. Вспоминаю опасения Лешего по поводу моего братца. А Яга, видать, под горячую руку попала. Что же он с ними сотворил? Просто пленил? Почему ворон показывал их спящими? Вздремнули в тот момент со скуки или находятся в коме? Вопросы, вопросы, вопросы… Когда же я начну получать ответы? Сколько времени понадобится мне, не разменявшему и жалкий полтинник, чтобы узнать хотя бы малую толику из жизни тех, которые живут многие сотни, а возможно, и тысячи лет?
        - Но почему ты сам не обратишься к Вию, чтобы перейти к нему? - вопрошает болотник. - Ведь теперь у тебя достаточно силы для перехода.
        - Ну ты, сосед, прямо как американец, ей-богу… Во-первых, я не знаю, как это делается, - честно признаюсь болотному духу, - во-вторых, у меня есть причина появиться во владениях Вия скрытно, без его ведома, понимаешь?
        Кочка задумчиво булькает, на этот раз не так зловонно, то ли размышляя вслух, то ли поясняя мне:
        - Чтобы попасть к другому первому, надо обратиться к нему, чтобы он призвал тебя. Но сделать это он может лишь в своих владениях. Это только мы держим болота открытыми для собратьев. Вы же часто сторонитесь друг друга. Вот и тебе надобно тайно во владения Вия попасть. Зачем - и ведать не желаю. Но по-соседски помогу. Провожу к собрату, который общается с черным озерником, отвергнутым Водяным. Тот, ежели пожелает, может сопроводить на озеро близ Ведьминой сопки.
        Секунду сомневаюсь, не подождать ли с путешествием до утра, но затем решительно подступаю к воде.
        - Так веди нас к твоему собрату, болотный дух. Чего медлишь?
        Кочка делает пригласительный круг по воде и начинает удаляться к заболоченному берегу озерца, над которым поднимается туманное марево. Я решительно шлепаю за ней. Следом слышатся шаги оборотня.
        - Кощей, - останавливается кочка, прежде чем скрыться в пелене тумана.
        - Чего?
        - Я не хочу знать, что понадобилось тебе во владениях Вия, да еще и втайне от него. Но если ты решишь поведать мне о том, я буду внимать из уважения к соседу.
        - Э-э м-да… Благодарю тебя, друг болотник. Мне просто жизненно необходимо поведать тебе все свои тайны. Но, к сожалению, сейчас очень спешу. Когда вернусь, обязательно изолью тебе душу.
        - Кхва-буль, ну это, скажи хоть, кто такой американец?
        - Какой американец? - удивляюсь я.
        - Ты сказал, будто я как американец.
        - А-а, это один знакомый болотник из далеких, расположенных аж за Черным кряжем болот. Давай об этом тоже потом? Веди нас скорей, а то уже солнце к закату клонится.
        Опальный дух озера не пожелал откликнуться на призыв. Как сказал болотник, к которому нас вывел сосед, озерник часто впадает в спячку, и тогда до него невозможно докричаться. Сколь долго тот в спячке пробудет, неизвестно и Водяну. Однако ежели есть желание, можно отправиться к озеру пешком. Мол, где-то рядом с болотом находится селение, и людишки частенько забредают сюда за ягодой. Там можно узнать пеший путь к водоему.
        Делать, как говорится, нечего, пришлось нам с Леденем искать поселение. Узнали у болотника направление, откуда появляются люди, и отправились в ту сторону. Вскоре вышли на заметную тропу. Через пару километров тропа влилась в хорошо наезженную дорогу. Посреди дороги, перегородив ее, стоит самая настоящая русская печь.
        - Фигасе! Что это такое? - вырывается у меня.
        - Печка, - поясняет оборотень, взирающий на чудо с не меньшим изумлением.
        - Вижу, что не мультиварка. Что она делает посреди дороги?
        Ледень лишь пожимает плечами.
        М-да… Может, если допустить совсем уж бредовые мысли, это какая-нибудь первопечь? А что? В сказках моего мира фигурировал подобный одушевленный персонаж, кормивший путников пирогами и прятавший их от Бабы-яги и прочих гусей-лебедей. А может, это и вовсе кто из перволюдей неодушевленным предметом прикинулся, дабы избавиться от лишнего внимания. Хотя пытаться избавиться от внимания, перегораживая дорогу, не совсем правильный способ.
        Размышляя, подхожу ближе и замечаю, что печь будто висит над землей. Из любопытства встаю на четвереньки и заглядываю под нее. Действительно, висит сантиметрах в десяти над дорогой. Чтобы окончательно удостовериться, провожу под ней посохом - висит. Чудо, да и только.
        - Эй, - стучу пальцем по заслонке.
        Печка не реагирует. Может, притворилась мертвой? Интересно, а пирожки в ней есть? Берусь за ручку заслонки, желая проверить, но в этот момент за спиной с треском раздвигаются кусты и слышится возмущенный голос:
        - Эй, это моя печка! Ишь, уже и в кустики отойти нельзя. Так и норовят обокрасть!
        Оборачиваюсь и вижу розовощекого детинушку с заспанным лицом и всклокоченными соломенными волосами. Одет он в длинную, почти до пят, рубаху. Обут в лапти со стоптанными задниками, которые при ходьбе шаркают и шлепают, как привычные в моем мире шлепанцы, обязательный атрибут любителей пива, курсирующих между лавочкой у подъезда и киоском.
        Сердито глядя на нас, парень шаркает к печке и медленно, словно ленивец, взбирается на нее. Продолжая подозрительно коситься в нашу сторону, он прикрывает рот ладонью и что-то шепчет, прислонившись к трубе. Печь вздрагивает, плавно и бесшумно сдвигается с места и удаляется, быстро набирая скорость.
        - Слыхивал о таком чуде, но видывать ранее не приходилось, - говорит оборотень, глядя вслед скрывшейся за изгибом лесной дороги печке.
        - Это Емеля, что ли? - отмираю и я.
        - Похоже на то.
        - А он разве на царевне не женился?
        - Нет, говорят, убег прямо из-под венца. Как узнал, что вместе с царевной ему еще и полцарства достанется, так и убег.
        - Не понял. Он что, половину царства не захотел?
        - А на кой оно ему? Там же одной только скотины сколько! Коров пара дюжин голов, да лошаденок столько же, поросята опять же, да птицы не счесть. За ними за всеми уход нужен. А пашня, а луга заливные? Да из-под такого ярма кто хошь сбежит.
        - Это да, - киваю в ответ, но, подумав, предполагаю: - Хотя Болтомир, может, и не сбежал.
        - Этот не сбежал бы, - соглашается Ледень.
        Долго не раздумывая, в какую сторону идти, направляемся вслед за печкой и вскоре выходим к окруженному полями пологому холму, на вершине которого за невысоким частоколом виднеются деревянные постройки. В центре высится терем в три поверха с резными наличниками, расписными ставнями и красным петухом на коньке.
        Сворачиваем с дороги к селению, проходим мимо зеленых полей, минуем обнесенные жердяными загородками грядки и входим в распахнутые ворота за частокол. Здесь вовсю кипит крестьянский быт. Мычат коровы, толпящиеся в очереди на дойку, с которой управляются две молодые девахи и женщина в годах. Хрюкают и чавкают упитанные розовобокие поросята, обступившие рыжебородого мужичка, выливающего какое-то месиво в деревянное корыто. Гогочут гуси, кудахчут куры… Ну, в общем, царит нормальная беспросветная счастливая крестьянская жизнь.
        Вот одна девица замечает нас и шепотом сообщает другой, рыжей веснушчатой пышнотелой девахе, явно дочери мужика, управляющегося со свиньями.
        - Ах! - восклицает та, схватившись ладонями за вмиг покрасневшие и без того румяные щеки. Подскочив и опрокинув ведро с молоком, она опрометью уносится в терем.
        - Кочерыжку мне в зад! - восклицает мужичок, отбрасывает ведро, пинает подвернувшегося под ногу поросенка и уносится вслед за дочуркой.
        За ними, вытирая руки о серый передник, спешит и тетка. Если лицом убежавшая первой деваха походит на мужика, то высокий рост и внушительные габариты говорят о том, что она дочь именно этой тетки.
        С коровами осталась лишь та, которая заметила нас первой. Черноглазая девчушка лет тринадцати. Она с интересом зыркает на нас под аккомпанемент вспенивающих молоко в ведре струй, вырывающихся из-под ее ловких пальцев.
        - Привет, красавица, - обращаюсь к ней, подойдя ближе. - Куда это всех так резко сдуло? Нешто нас испугались? Так мы мирные путники. Кое о чем спросим и уйдем.
        Черноглазая успевает только улыбнуться в ответ, как из терема выскакивают хозяева. Выметнувшись из дверей и отыскав нас взглядом, мужик с бабой резко тормозят и далее следуют степенным, я бы даже сказал, важным шагом. Честно говоря, я не сразу узнал в них тех персонажей, что некоторое время назад драпали от нас. Теперь на рыжебородом надет красный балахон с лисьим воротником и с лисьей же опушкой по подолу. На голове - ё-моё! - золотая корона. Или как минимум позолоченная. В руках посох, поверх которого сверкает крупный, с куриное яйцо, красный камень. Пальцы рук унизаны перстнями, которые, отражая лучи заходящего солнца, буквально слепят сиянием камней всех цветов радуги. И когда только успел напялить? Не дойдя до нас трех шагов, мужик останавливается, опершись на посох, и важно отставляет в сторону ногу, высунув из-под полы дырявый лапоть. Из дырки в лапте торчит большой палец с грязным, давно не стриженным ногтем.
        Баба делает еще пару шагов и протягивает деревянный ковш со словами:
        - Отведайте кваску прохладного с дороги, гостюшки дорогие!
        Всучив мне ковш, тетка пятится к мужу и, теребя в пальцах конец платка, застывает рядом с ним. Она тоже успела переодеться в нарядный сарафан. На голове нечто вроде колпака, поверх которого повязан цветастый платок.
        С подозрением смотрю на белую жидкость в ковше. Никогда не любил мучной квас. Пил только исключительно хлебный, такой, как когда-то, в дни моего далекого детства, продавали из больших желтых бочек на колесах. Однако из уважения погружаю в пойло губы и несколько раз двигаю кадыком, изображая глотательные движения. Передаю ковш Леденю, с показным наслаждением вытирая губы.
        - Благодарствую, хозяюшка, - слегка кланяюсь тетке.
        Хочу еще что-нибудь добавить, но в этот момент слышится стук ставень, и я невольно перевожу взгляд в ту сторону. На верхнем этаже терема в окно высунулась рыжая деваха. Она тоже переоделась в красное платье. На голове обод с желтой бахромой и задранным вверх позолоченным козырьком. Губы и щеки так густо намазаны чем-то красным, что сразу вспоминаются цирковые клоуны. Ей бы еще нос подкрасить, и можно выпускать на арену смешить людей.
        Бросив на нас короткий взгляд, деваха опускает внушительный бюст на подоконник, подпирает правой рукой щеку и устремляет в темнеющее небо скучающий мечтательный взгляд. Типа выглянула вечерком в окошко помечтать, а гости ее ни грамма не интересуют.
        - Кто таковы будете и по какой нужде в мое царствие прибыли? - комично насупив брови, нарочито громко, стукнув посохом оземь, вопрошает мужик.
        - Паломники мы из дальней стороны. Идем к озеру, которое где-то здесь находится. Вот, зашли узнать дорогу.
        - Какое такое озеро? - Брови мужика поднимаются домиком, на лице появляется выражение обидчивого недоумения. Высоко задрав руку, он прямо через корону чешет макушку. - А жениться?
        - В каком смысле - жениться? - не понимаю я.
        - Ну, ты что, жениться не хочешь?
        - Хочу, - признаюсь честно, - но позже.
        - Когда позже? - не отступает рыжебородый.
        - Вот как все дела порешаю, невесту разыщу, так сразу и женюсь, ежели она согласна будет.
        - Она согласная, - решительно заявляет обладатель короны.
        - Согласная, согласная, - энергичными кивками поддерживает мужа тетка и бросает выразительный взгляд на торчащую в окне деваху, продолжающую смотреть лицом на небо, а глазами косить в нашу сторону.
        Вон оно что! Похоже, меня приняли за жениха, явившегося просить руки местной царевны. И прямо в эту секунду что-то мне подсказало, что это именно та деваха, от которой сбежал Емеля. Пусть он сбежал не от нее, а от прилагающегося к ней хозяйства, но мне не надо ни того ни другого. И что делать? Как вежливо разрушить возложенные на меня надежды, не обидев царско-крестьянское семейство? Ведь откажутся показывать дорогу к озеру. А то и вовсе пошлют в другую сторону.
        - И полцарства в придачу, - по-своему расценивает мою задумчивость царек.
        Оборачиваюсь к Леденю - может, он что подскажет? Однако тот лишь пожимает плечами, пряча в черной бороде ехидную ухмылку.
        - Понимаете, ваше царское величество, - наконец обращаюсь к мужику, - я и в мечтах не могу представить, что столь прекрасное создание… э-э-э, как, извиняюсь, ее зовут? - обращаю взор на насторожившую в нашем направлении ухо царевну.
        - Ладою дык, - нетерпеливо подсказывает хозяин царства.
        - Э-э, извиняюсь, Ладойдыкой?
        - Дык Ладою… Тьфу… Ладою зовут.
        - Ах, Ла-адою… Так это именно та самая Лада Прекрасная?! - восклицаю восхищенно.
        - Какая? - вопрошает тетка.
        - Та самая, - толкает жену локтем мужик. - А какая ж еще? Та самая и есть, что ни на есть прекрасная.
        - К сожалению, не могу просить руки вашей дочери. - Я изображаю на лице вселенскую скорбь. - Во-первых, по причине своего худородства. Во-вторых, потому что руки прекраснейшей Лады намерен добиваться мой друг, доблестный Болтомир Заозерский, являющийся князем Мирошек с соседним хутором и мельницей, а также веси у гнилого болота, а также наследником самого Заозерского княжества.
        Фух, сосватал Болтомира на одном дыхании! А что? Что-то мне подсказывает, что этот ушлый парнишка легко приобщит к череде возлюбленных эту краснощекую деваху ради такого-то хозяйства. Тем более что женившись, он автоматически получает звание царя. А если подойти к вопросу вдумчиво, то по количеству владений Болтомир уже почти на императора тянет. Жаль, недосуг ему об этом сообщить. Ну да разберусь со своими делами и отправлю его свататься к этому хозяйству… тьфу… к этой царевне.
        - Где ж он, Болтомир-то этот? - нетерпеливо осведомляется рыжебородый царь.
        - Нешто не слыхали? - делаю удивленное лицо.
        - Чего?
        - Он же разбил целый караван речных разбойников! Захватил несколько ладей с несметными сокровищами. Сейчас ведет учет добычи. Там дней на десять работы, не менее. Вы, ваше царское величество, сами понимаете: такое дело никому другому поручить нельзя.
        - Не, нельзя, - соглашается царственный мужик, в глазах которого все ярче разгорается алчный огонек, - токмо самолично. Обманут иначе, обворуют.
        - То-то же. В общем, ждите жениха. Как с делами разберется, так сразу и заявится. А я вот весточку от него передать явился и заодно дорогу к озеру узнать.
        - Дык, может, поехать помочь? Я ж в подсчетах толк знаю. Помогу с превеликой охотой зятю-то. А?
        - Ни в коем разе, - протестую я и, обведя рукой окрест, вопрошаю: - А кто за царством приглядывать будет? Кто за наведением порядка к приезду доблестного Болтомира проследит? Тут же делов непочатый край.
        - А чего тут? - непонятливо оглядывается кругом мужик.
        - А свинарник тут, - говорю со строгим раздражением. - Отныне все будет по-другому…
        И далее царственная чета, раскрыв рты, слушает инструктаж по приобщению местного царства к цивилизации. Мол, управляться со всякой живностью надо в специально отведенных местах, дабы всякая курица, свинья ли или корова во дворе не гадила, грязь в сырую погоду не месила. И так далее, в таком же духе.
        - …Тротуары замостить дубовыми досками, а в перспективе и тротуарной плиткой, и обнести поребриком. Вдоль тротуаров разбить аккуратные газончики и засеять газонной травою. Фух, ну, пока все, - заканчиваю инструктаж. - Остальные распоряжения получите уже от самого Болтомира.
        Такое ощущение, что даже коровы застыли, глядя на меня в немом изумлении. Во всяком случае, мычать перестали.
        - А я про подреберники не совсем уразумела, - раздается вдруг совсем рядом томный голос. - И зачем траву сеять? У нас энта трава на лугах иной раз выше меня вырастает.
        Только сейчас замечаю, что позади царя, возвышаясь над ним на голову, смущенно топчется сама невеста. Невольно бросаю взгляд на окно в тереме. Пусто. А ведь только что она была там. Шустрая, однако.
        19
        Как говорится, утро вечера мудренее. Решил я таки остаться на ночь в царстве-деревеньке. Мы-то с Леденем могли отправиться в путь сразу, но не хотелось заставлять шастать ночью по лесу чернявую работницу Управу, которую царь выделил нам в сопровождающие. Тем более что возвращаться ей наверняка придется одной.
        В ответ на расспросы хозяев, какого лешего нам сдалось это озеро, кстати именуемое Черным, отговорился: мол, государственные картографические изыскания, то да се. Покивав с видом понимания важности мероприятия, царственная чета решила больше не задавать вопросов, ответы на которые заставляют их ощущать собственную непролазную дремучесть.
        Лишь поутру, когда, напившись под завязку парного молока и нагрузив котомку свежеиспеченными пирогами, отправляемся в путь, соображаю, что не только не представился сам, но и не поинтересовался именами хозяев. Пришлось выведывать их у сопровождающей. Имена оказались какими-то не царскими - Полторак и Лебеда.
        Пока шли к озеру, я от нечего делать расспрашивал Управу о житье-бытье. Мое предположение, что она проживает в каком-нибудь соседнем селении, а к царской семейке просто нанялась в работницы, не подтвердилось. Оказывается, тринадцать лет назад она несмышленым ребенком примерно годовалого возраста вышла к деревушке из леса, да так и осталась тут, принятая Полтораком и Лебедою сперва на воспитание, а потом, лет с пяти, и в бесплатные работницы. Девушка на судьбу не роптала, жизнью была довольна. Хозяева относятся к ней хорошо. Пусть не как к родной дочери, но почти по-родственному.
        Рассказывая, Управа мило улыбалась, собирала букетик из трав и цветочков, подхватывала ладошкой порхающих над тропинкой бабочек, которые послушно садились к ней на пальцы и взлетали вновь, когда она взмахивала рукой.
        Удивило и насторожило меня отношение к девушке Леденя. Бородач буквально не отрывал от нее взгляда, в котором сквозило нечто, похожее на вожделение. Я даже решил в будущем узнать точнее об отношении оборотня к малолетним девчонкам. А то, может, придется избавиться от него.
        - А вот и озеро! - восклицает Управа, взбежав на невысокий пригорок.
        Поднявшись вслед за ней, вижу вытянутый водоем довольно внушительных размеров. Дальний край озера доходит почти до горизонта. Темная, почти черная гладь воды неподвижна, словно покрыта прозрачным льдом. Не видно ни кругов от всплеска играющей рыбы, ни ряби от коснувшегося воды ветерка. Мрачное оцепенение царит и в окружающем лесу. В траве не стрекочут кузнечики, по веткам не порхают птицы, не мелькают рыжими молниями белки.
        - Опасное место, - тихо говорит остановившийся рядом Ледень.
        И действительно, есть желание скорее убраться отсюда.
        И только Управа не замечает мрачной атмосферы. По-прежнему улыбаясь, она вприпрыжку сбегает с пригорка к воде и, присев, зачерпывает ее ладонями. Подняв руки, она пропускает воду тонким ручейком, искрящимся в низких лучах поднимающегося над дальним краем озера солнца. И словно приветствуя девушку, вода у берега покрывается густой рябью от повеявшего легкого ветерка. Еще раз зачерпнув озерную воду, Управа поднимается.
        - Ну, проводила вас. Побегу обратно. Чую, хлопот нонче много будет.
        - Не боязно одной в лесу-то? - заботливо осведомляется Ледень.
        - Мне-то? Я же здесь каждый кустик знаю. Чего мне бояться-то?
        - А вдруг волки?
        - С волками я дружу, - широко улыбается девушка, и заговорщицким шепотом сообщает: - Когда волчицу заезжий охотник убил, в логове шесть маленьких волчат осталось. Я им каждый день ведерко молока приносила. Нынче они вот такенные волчищи выросли! - Управа показала ладонью на уровне своей груди. - Сами нашу скотину не трогают и другое зверье отвадили. Ой, ну я побежала уже!
        - То-то я чую, будто рядом волки, но опасности от них нет. И дело не в том, что меня боятся, а будто даже как уважение к кому-то выказывают. Мнил, к тебе, - обращается ко мне оборотень, когда девушка скрывается за деревьями, - а оно вона чего…
        - Ты лучше скажи, как разбудить местного озерника, - задумчиво смотрю на озерную гладь.
        Ледень не успевает ответить, как в зарослях камыша неподалеку слышатся всплески, будто кто-то движется по воде. Неужто сам озерник на шум пожаловал? Вот через крайние редкие камыши уже видна фигура бредущего по пояс в воде человека. Что-то в его фигуре меня настораживает. Ё-моё, да это женщина… Обнаженная зеленокожая красавица вроде тех, что сопровождали Водяна. Такая же полупрозрачная. Вот только спадающие на плечи и высокую грудь длинные волосы не светлые, как у Водяновых прислужниц, а черные, но все с тем же зеленоватым оттенком. Взгляд ее красивых, широко открытых глаз прикован к оборотню. Тот тоже застыл, будто увидел невероятное чудо. Даже побледнел. Как бы инфаркт у бородача не случился.
        - Услада, - еле слышным хриплым шепотом, словно сквозь сдавивший горло спазм, произносит Ледень.
        Зеленокожая красавица подходит ближе и останавливается, оставаясь по пояс в воде.
        - Приветствую тебя, князь Кощей, - наконец-то обращает на меня внимание озерная нимфа и слегка кланяется. - Позволишь ли ты мне говорить с Леем?
        Одновременно два вопроса рвутся наружу. Во-первых, каким образом все эти, назовем их просто нелюди, распознают во мне Кощея? Ладно бы просто опознали первочеловека. Так ведь нет, видят именно Кощея. Ну и во-вторых, кто такой Лей?
        Впрочем, судя по скрестившимся взглядам зеленокожей и моего спутника, я, кажется, знаю ответ на второй вопрос. Вот только этот ответ порождает новые вопросы. Надеюсь, на некоторые из них я сейчас получу ответ. Поэтому, не ответив на ее просьбу, спрашиваю сам:
        - Кто ты?
        Девушка вновь переводит взгляд на меня. На этот раз в нем сквозит явное удивление. Она вопросительно смотрит на оборотня, но тот по-прежнему изображает неподвижный столб с черной бородой и глазами.
        - Если ты, князь Кощей, о том, кем я была при жизни, то я тень ведуньи Услады, некогда родившей дочь от сопровождающего тебя Лея.
        - Дочь?! - восклицает вмиг вышедший из оцепенения Ледень и почему-то оглядывается на тропинку, по которой мы сюда пришли.
        - Ты не узнал свое дитя? - округляет глаза Услада. - Зачем же пришел?
        - Он пришел со мной. Мне нужно поговорить с озерником, - говорю я. - Значит, Управа ваша дочь? - высказываю свою догадку.
        - Я видел в ней тебя, Усладушка, но думал, что это наваждение, - подается вперед оборотень. - Что же случилось, люба моя? Кто тому виной?
        - Я дала ей имя Лея, - печально смотрит на оборотня озерная нимфа, - в честь отца. В ту ночь я хотела поведать тебе, что у нас будет ребенок. Но не успела.
        - А я все эти годы думал о том, что ты хотела сказать, перед тем как наш плот затянуло в водопад. - Ледень зашел в воду уже почти по колено.
        - Остановись, Лей! - вытянула руки с открытыми ладонями вперед женщина. - Если прикоснешься ко мне, не сможешь вернуться назад. И не в моей силе будет тебя отпустить. Не поможет и князь Кощей.
        Это точно, соглашаюсь молча. Я и себе-то пока помочь ничем не могу.
        - Я и не хочу уходить от тебя, - страстно произносит оборотень, однако останавливается.
        - Глупый человек, - Услада печально улыбается, - я же мавка. Ты не сможешь остаться со мной. Ты погибнешь. Кто тогда присмотрит за нашей дочерью?
        - Я заберу ее, - после секундного раздумья горячо заявляет Ледень. - Не для того мы бежали из урюкистанского рабства, чтобы наша дочь всю жизнь провела в бесправных работницах! Ты отпустишь меня, Кощей?
        Эх… Вот не хочется мне оставаться одному! Пусть меня везде узнают и выказывают почет и уважение, и вроде бы Ледень в качестве сопровождающего вовсе не нужен, но одному как-то неуютно. Да и привык я к заботе оборотня. Однако понять его могу. Да если б я узнал, что у меня есть дочь, которая батрачит на какого-то местного царька, плевать бы я хотел на всяких там Кощеев и прочих, имеющих на меня виды. В общем, обещаю отпустить Леденя, после того как эта сладкая парочка поведает свою историю. Им, кстати, самим не терпится узнать, что приключилось друг с другом после расставания.
        Итак, в одном из урюкистанских халифатов в предгорьях хребта Дракона ровно посередине между древними городами Чикиш Баром и Чикиш Йоком высится построенная из черного обсидиана башня великого мага Асада Большеголового. В отличие от других магов, предпочитавших одиночество, Большеголовый содержал школу магов. Однако он прогонял всех, кто являлся к его порогу с просьбой взять в ученики. Обучались у него исключительно привезенные в младенческом возрасте из дальних стран дети, в коих агенты мага выявляли волшебную искру. Впрочем, так думали лишь непосвященные.
        На самом деле никакой школы не существовало. Просто Асад был магическим вампиром, пополняющим и увеличивающим свою силу за счет других магов. Но так как сосать энергию из своих коллег ему никто бы не позволил, он нашел способ добывать ее из мелких колдунов, ведунов, знахарей, оборотней. Понятно, что они на каждом шагу не встречаются, и, быстро истребив ближайших, маг пришел к решению содержать их как скот, не выпивая энергию из одного без остатка, а понемногу подпитываясь сразу от нескольких. Разумеется, приручать лучше детенышей, поэтому Большеголовый и заказал ушлым купчишкам, промышляющим людокрадством, подыскать нужный ему товар.
        Когда появились первые подопечные, для них потребовалось заказывать еду и одежду. Тогда появилась идея объяснить их присутствие открытием школы.
        В числе первых детишек к магу попали и Лей с Усладой. Ни он, ни она, как, впрочем, и другие дети, не знали, кто они, из каких краев привезены и какими способностями обладают. Лей, которому было примерно года три, помнил только, что всю короткую жизнь провел в лесу. Услада и вовсе была младенцем, только что оторванным от материнской груди, и потому ничего, кроме имени, о себе не знала.
        Всего детей было полторы дюжины. Жили они достаточно беззаботно, питались отменными продуктами, дни напролет проводили в играх. Присматривали за ними немая старуха и дебильного вида толстый здоровяк. Эта парочка воспитателей относилась к подопечным по-доброму, даже с некоторой лаской. Наказывали лишь за драку, да и то ограничивались запиранием виновника на день в темном чулане. Единственным неудобством в жизни детей было то, что спать приходилось на каменных ложах, изготовленных из того же черного обсидиана, посредством которых Большеголовый и выкачивал из питомцев магическую силу. Оттого по утрам дети чувствовали себя крайне уставшими и восстанавливались только во второй половине дня. Так как никто из них не знал или не помнил другой жизни, воспринималось это утреннее недомогание как нечто вполне естественное. Разумеется, ни о каких своих магических способностях дети не догадывались, ибо после ночного опустошения для их проявления не оставалось сил.
        Шли годы, подопечные мага росли, питая его все большим количеством энергии. Немая старуха уже еле передвигалась, и было видно, что недолго ей осталось жить на этом свете. И вот однажды, после того как подопечные легли спать, она подняла с ложа Усладу, к которой испытывала наиболее теплые чувства, и поманила за собой. Завела девочку в свою комнатушку, указала на топчан и жестами объяснила, что сегодня та будет спать здесь. Воспитанница подчинилась и утром проснулась с ощущением необычайной легкости. Казалось, энергия буквально переполняет ее. На самом деле ее ощущения были сродни обычным ощущениям нормального выспавшегося человека. Но для нее, привыкшей просыпаться выжатой магическим ложем, это было невероятное, поистине волшебное чувство. Казалось, будто она может воспарить над землей от переполняющей ее энергии. Однако старуха, жесты которой дети научились понимать, как если бы она изъяснялась словами, поспешила предупредить девочку, чтобы та сохранила в тайне свое ночное отсутствие на каменном ложе.
        В течение следующих нескольких месяцев Услада, дождавшись, когда уснут остальные, покидала ложе и уходила ночевать к старухе. Неизвестно, заметил ли маг недостачу поступления энергии. Скорее всего, нет, ибо подрастающие подопечные выдавали ее все больше, и исчезновение одного маленького источника могло пройти незамеченным. Во всяком случае, хозяин башни никакого беспокойства не выказал. Зато юный организм Услады быстро набирал силу. Кроме того, старуха, как могла, объясняла девочке истинное положение вещей, порождая в юной душе протест против магического рабства.
        Узнав, что сама обладает неким даром, девушка делала попытки пробудить его в себе и понять, на что способна. Здесь ей опять помогла старуха, которая владела даром целительства. Именно этот дар она увидела в подопечной. Изредка, зная о даре старухи, к ней обращались со своими хворями местные пастухи. Хозяин башни не возражал против таких посещений, а скорее всего, просто не обращал на мирскую суету внимания. Однажды к воротам двора башни принесли укушенного змеей мальчика. Старуха велела придурковатому помощнику отнести ребенка в свою каморку, после чего прогнала прочь. Сама же позвала к себе Усладу и жестами показала, что и как та должна делать. Не прошло и получаса, как родителям вернули совершенно здорового, мирно спящего ребенка.
        Далее Услада практиковалась на своих товарищах. По-прежнему сохраняя дар в тайне, она как бы случайными прикосновениями, дружескими объятиями и рукопожатиями лечила полученные в играх ссадины и шишки, получая при этом приятное удовлетворение от содеянного добра.
        Но никакой дар не властен над судьбой. Пришел смертный час старухи, и Услада осталась одна со своею тайной.
        У подопечных мага появилась новая воспитательница-надсмотрщица - толстая ворчливая ведьма, относящаяся к детям как к неразумной скотине. Понятно, что Услада больше не могла ночевать в каморке прислужницы. Но и спать на высасывающем энергию каменном ложе она категорически не хотела. Украдкой соорудив из найденного мешка соломенный тюфяк и спрятав его в укромном уголке, девочка дожидалась, когда все заснут, и перемещалась спать на пол в кладовку, где хранилась одежда и другие детские вещи. Утром она просыпалась задолго до того, как начинали вяло подниматься опустошенные товарищи. Новая надсмотрщица сама любила долго поспать, а придурковатого слугу и вовсе не стоило опасаться.
        Прошел еще год. Дети постепенно превращались в юношей и девушек, и, подчиняясь зову природы, начали проявлять друг к другу интерес. У Услады возникла дружба с чернявым крепышом Леем. И однажды девушка решила посвятить друга в тайну их существования за каменными стенами двора башни.
        Для начала она отвела Лея ночевать в кладовку, чтобы утром тот смог ощутить легкость пробуждения. И они чуть не попались. Когда утром Услада рассказывала парню о предназначении каменных лож, то увидела в маленькое оконце, что к их жилищу приближается маг. Заставить его покинуть башню могло только какое-то из ряда вон выходящее обстоятельство. И девушка поняла, что маг обнаружил спад поступающей силы.
        Немедленно вытолкав Лея в общую спальню, в которой все еще спали их товарищи, Услада велела ему притвориться спящим. После чего тоже легла на свое место.
        Хозяин башни долго ходил между ложами, вглядываясь в подопечных и ощупывая камень. Он наверняка заметил бы притворство Лея и Услады, но как раз в это время начали просыпаться остальные. Поднимаясь, они с удивлением смотрели на почти никогда не посещавшего их мага. Тот, приказав появившейся ведьме выгнать всех из помещения, еще некоторое время проверял исправность каменных приспособлений для выкачивания магической энергии, затем дал надсмотрщице строгие указания кормить подопечных только отменной и разнообразной пищей и удалился.
        Теперь ребятам пришлось вести себя осторожнее. Они половину ночи проводили в чулане, потом перемещались на вампирские ложа, чтобы утром проснуться вместе со всеми. Благодаря развившимся способностям девушки, она быстро восстанавливалась и помогала восстанавливаться другу. Постепенно они сокращали пребывание на ложах, надеясь, что маг не заметит сокращения притока силы.
        Вдвоем они начали задумываться о побеге. Однако останавливало совершенное незнание находящегося за каменными стенами мира. Они пытались узнать, какими способностями обладает Лей. Но Услада могла определить только дар целителя, который хоть и был у парня, но очень слабый, направленный исключительно на собственный организм. Как выявить настоящий дар Лея, не имея никакого понятия о нем, ребята не знали. Возможно, будь жива немая старуха, она смогла бы помочь. Но, к сожалению, им, при полном отсутствии личного опыта, приходилось рассчитывать только на удачу.
        Шло время. Подопечные мага, взрослея, все больше становились похожими на безвольных животных, довольствующихся сытным существованием в загоне и живущих одними инстинктами. Забеременели несколько девушек, и вскоре на свет появились первые младенцы, каждого из которых Асад осматривал лично, покидая ради этого башню. Осмотром он остался доволен, и в помещении появились деревянные кроватки, ибо укладывать новорожденных сразу на каменные ложа было бы смертельно опасно для них. Необходимо было дать младенцам окрепнуть и подрасти хотя бы до года.
        На фоне того, как подопечные Большеголового все больше превращались в подобие домашних животных, Усладе и Лею все труднее и труднее было притворяться. И в конце концов ведьма-надсмотрщица заподозрила неладное. Однажды ночью она явилась в спальню и увидела пустующие каменные ложа. Вдвоем с придурковатым прислужником они быстро нашли отсутствующих, спящих в обнимку в чулане.
        Отвешивая провинившимся тумаки, их выволокли во двор и привязали за руки к толстому брусу, запиравшему ворота. После чего ведьма принялась отвешивать им поочередные удары плеткой.
        Вздрогнув после очередного удара, Лей поднял лицо к небу. Его взгляд приковала полная луна, озаряющая мир мертвенно-бледным светом. Неожиданно для самого себя парень завыл. Завыл по-волчьи тоскливо, громко и протяжно.
        Рука ведьмы застыла с занесенной плеткой. Расширившимися от ужаса глазами она наблюдала, как фигура парня вдруг потеряла четкие очертания, а затем начала менять форму. Старуха поняла, что перед нею волколак, но что-либо предпринять уже не успела. Удар волчьей лапы сломал ей шею и отбросил на несколько шагов.
        Узрев стремительную расправу над начальницей, придурковатый прислужник упал на карачки и споро засеменил прочь, в ужасе поскуливая, словно побитая дворняга.
        Услада обмерла и крепко зажурила глаза, когда по бокам от нее на замыкающий ворота брус легли огромные волчьи лапы, а затылок обожгло горячее звериное дыхание. Но вот ее привязанных к брусу рук коснулся влажный нос, послышался щелчок зубов, и девушка почувствовала, как веревки упали с ее кистей. Отступив от ворот, она все еще со страхом смотрела на невесть откуда появившегося огромного черного волка. А тот, оттеснив ее дальше, выбил брус из скоб и, навалившись лапами, отворил ворота настолько, чтобы через них мог пройти человек. Обернувшись к Усладе, зверь попятился, словно приглашая ее за собой. Видя, что та застыла на месте, волк сердито зарычал, шагнул к ней и, ухватив за подол зубами, вытащил за ворота.
        Оказавшись снаружи, принялся подталкивать ее носом, заставляя идти прочь от башни. Однако Услада, столько лет мечтавшая о побеге, сейчас до ужаса испугалась ночного мрака, царившего снаружи. Вдруг показалось, что весь мир за кажущимися теперь родными стенами навечно погружен в ночную тьму и ей больше никогда не увидеть солнечного света.
        Когда после очередного толчка Услада споткнулась и упала, волк громко зарычал от досады, ударился грудью оземь и поднялся в образе Лея. Подхватив девушку на руки, парень побежал во тьму.
        Следующие недели походили на бесконечный кошмарный сон. Вероятно, беглецы смогли беспрепятственно уйти от башни только потому, что ее хозяин не допускал возможности побега тех, кого растил послушными животными. Однако уже перед рассветом их окружила стая диких собак.
        Обычно собаки за версту чуют волколака и предпочитают обходить его десятой дорогой. Эти же с ходу бросились на беглецов, словно не почуяв в одном из них оборотня. Лей едва успел обернуться и отбить лапой рыжего пса, прыгнувшего на Усладу. В следующее мгновение он превратился в черный смерч, разбрасывающий окровавленные трупы. Когда последняя собака отлетела с разодранным горлом, Лей принял человеческое обличье, схватил обомлевшую от страха девушку за руку, и они снова побежали прочь от страшной башни в неизведанный и потому не менее страшный мир.
        Как только каменистую равнину озарили первые лучи солнца, ребят накрыла тень от большой стаи птиц. Десятки ворон некоторое время кружили над ними, противно каркая. Вот одна соколом упала вниз, вцепилась когтями в рубаху Лея и принялась больно бить его крепким клювом в спину, шею и затылок. Парень схватил птицу и с размаху ударил оземь. Но на них уже падала вся стая. Вновь обернувшись волком, Лей накрыл собой упавшую девушку и принял на себя удары разъяренных птиц.
        Будь Лей обычным человеком или даже простым, хоть и крупным, волком, крылатые твари разделались бы с ним за несколько минут. Однако метаболизм оборотня заставлял клетки мгновенно регенерировать, заживляя наносимые воронами раны. Прикрывая собой Усладу, волколак не мог полноценно сражаться, но время от времени ему удавалось сбивать птиц лапой или хватать их зубами. Постепенно вокруг образовалась гора из растерзанных тушек, а в воздухе осталось кружить менее дюжины ворон. Наконец, покончив с последней, Лей упал без сил.
        Пребывавшая до сих пор в заторможенном состоянии Услада, увидев беспомощно распластавшегося на земле друга, неожиданно встрепенулась, стряхнула с себя оцепенение, и, применив свой дар, помогла оборотню быстро восстановиться.
        Весь день на них нападала всякая встречная живность. Из-под каждого камня норовил ужалить скорпион. С ветвей деревьев, в тени которых беглецы пытались отдохнуть, на них падали змеи. Даже пятнистый суслик, мимо норки которого проходили, вцепился острыми резцами Усладе в лодыжку.
        Неизвестно, пережили бы беглецы следующую ночь, не выйди они в сумерках к остановившемуся на ночлег каравану. Увидев людей, беглецы обрадовались. Они не думали, что люди могут быть плохими или хорошими. Они просто хотели верить, что найдут наконец-то защиту от преследовавшего их кошмара.
        И люди действительно встретили их добром. Ни о чем не расспрашивая, усадили у костра и накормили.
        Заметив молодого караванщика с подвязанной сильно опухшей рукой, Услада поинтересовалась, что с ним случилось. Узнав, что тот упал с подвернувшей ногу лошади, она попросила разрешения посмотреть руку. Через несколько минут парень удивленно шевелил пальцами совершенно здоровой руки, сжимая и разжимая их. После чего он долго благодарил госпожу. Потом посетовал, что все равно придется покинуть караван, ибо его Звездочка охромела. А если нога кобылы не заживет, ее придется зарезать. Удивившись такой жестокости, девушка попросила показать ей лошадь и быстро исцелила и ее. Теперь счастливый юноша упал перед целительницей на колени и попытался поцеловать ее ноги. Но Лей схватил парнишку за шиворот и отбросил в сторону.
        Однако, несмотря на грозного спутника, к Усладе потянулись и другие караванщики, просили то подлечить поясницу, то свести бородавку, некстати выросшую на кончике носа. Пришлось вылечить и верблюда, у которого от какой-то напасти клоками слезала шерсть. За исцеления девушке предлагали монеты, ни достоинства, ни назначения которых она не знала, и потому вежливо отказывалась их принимать.
        Далеко за полночь беглецов пригласили в шатер к караван-баши. Развалившийся на подушках упитанный мужчина долго смотрел на гостей, вертел в унизанных перстнями пальцах пиалу с горячим ароматным напитком.
        - В Чикиш Баре глашатаи объявили, что великий маг Асад Большеголовый заплатит сто золотых урюков любому, кто принесет к его башне головы двух преступников - юной ведьмы и оборотня, - наконец нарушил он молчание. - Сто золотых урюков - это очень большие деньги. На них я могу купить еще три таких каравана, нанять для каждого караван-баши и никогда больше не рисковать собственной жизнью в бескрайних пустынях, а проводить дни в усладах с любимыми женами.
        Мужчина замолчал, продолжая смотреть на беглецов. Те тоже молчали, от усталости и пережитого стресса не понимая, о чем он говорит.
        - Когда вы появились, мои собаки поджали хвосты и отбежали в сторону, - вновь заговорил хозяин каравана. Они так и бродят в стороне. Не подошли даже на кормежку. А мои собаки не испугались бы даже льва.
        И снова долгая пауза.
        - Меня зовут Фарух. Девятнадцать лет назад у меня родилась дочь. Это был мой первый ребенок. Я был счастлив… Я был счастлив всего один день. Утром городская стража ворвалась в дом, и мою маленькую дочь забрали.
        - Почему? - нарушила на этот раз молчание Услада.
        - У эмира двух городов смертельно заболел старший сын. Лучшие лекари ближних и дальних земель ничего не могли сделать с болезнью даже под угрозой отсечения головы. С последней надеждой эмир обратился к Асаду Большеголовому. Он лично явился к башне мага и провел у ворот целый день. Маг вышел к нему лишь после заката дневного светила, сказал, что знает о болезни наследника и о том, что ему осталось жить не более двух дней. Но он может вылечить сына эмира, однако в уплату потребует кровь всех младенцев, что появились на свет в двух городах за последние сутки…
        Фарух замолчал, и пауза на этот раз тянулась гораздо дольше. Но вот он заговорил снова:
        - Ради памяти о моей маленькой дочери я не выдам вас проклятому колдуну. Но и оставить в караване не могу. Рано или поздно найдутся те, кто поймет, кто вы есть на самом деле, а сто золотых урюков заставят забыть о чести кого угодно. Поэтому утром вы уйдете. Идите на север вдоль хребта Дракона. Помните, что любой может продать вас Большеголовому. Если удача будет вам сопутствовать, дойдете до Изумрудного ущелья, которое приведет к пещере старого отшельника. Покажете ему этот перстень и расскажете о себе. - Фарух снял с пальца и передал Лею массивный перстень в виде змеи, обвивавшей черную жемчужину. - Если он захочет помочь, проведет через пещеры на другую сторону хребта. Туда рука Асада не дотянется. Я все сказал. Теперь можете отдыхать до рассвета. Колдовство Большеголового здесь не достанет, ибо рядом с верблюдами темная магия бессильна.
        И потянулись дни постоянной борьбы за жизнь. Теперь кроме различных тварей за Усладой и Леем охотились и люди. А так как магу нужны были только головы, то преследователи при первой возможности стремились поразить беглецов стрелой, мечом или любым другим способом. Один раз их даже травили гепардами. Даже по ночам приходилось спать по очереди, чтобы вовремя встретить очередную напасть.
        Выжили лишь благодаря нечеловеческой стремительности оборотня и дару целительницы. Выжили и закалились, потеряв юношескую наивность и почти утратив веру в добро.
        Дни плутания по пещерам вслед за отшельником показались после пережитого кошмара легкой прогулкой. И когда однажды увидели солнечный свет, долго не решались покидать мрачное подземелье, не веря, что все беды остались по ту сторону хребта.
        Несмотря на опасения, первые встреченные пастухи отнеслись к путникам вполне доброжелательно, накормив и позволив переночевать возле костра. И все же, испытывая опасение, Услада скрыла свой дар. Да и огромные волкодавы, явно с примесью волчьей крови, не убегали от Лея, поджав хвосты, а лишь выказали почтение, поочередно подойдя и позволив потрепать себя за холку.
        Утром пастухи посоветовали путникам продолжать идти на север до большой реки, по которой можно добраться в свободные княжества северных варваров. Именно туда пробираются все беглые рабы.
        Почему их приняли за беглых рабов, выяснять не стали. Тем более что это почти так и было.
        Не вспомнить всех приключений, случившихся с беглецами, пока они вдоль маленькой речушки пересекали цветущую степь, пока пробирались через заросли впервые в жизни увиденного бескрайнего леса. Было много встреч, как с хорошими людьми, предлагавшими им кров и пищу, так и с теми, кто пытался ограбить или пленить для продажи в рабство.
        Судьба разлучила их тихим ранним вечером, когда они плыли на плоту по широкой реке. Лей уже направил плот к берегу, выбирая место для ночлега. Но течение вдруг начало ускоряться, а впереди послышался неясный, пока еще тихий шум. Никогда не сталкивающиеся ни с чем подобным путники прислушивались и всматривались в даль. Потому и потеряли драгоценные минуты, когда еще можно было спастись.
        До сих пор всегда спокойная река вдруг будто бы взбесилась, закружив плот в череде водоворотов и выбросив его на середину ставшего быстрым течения. Оборотень налегал на рулевое весло до последнего, пытаясь вырваться из потока. Когда весло сломалось от удара о камни, Лея отбросило в воду, и он потерял сознание.
        Очнувшись, оборотень обнаружил себя лежащим на мелководье у каменистого берега. Перед ним, освещенная полной луной, бесновалась в туче брызг и пене стена водопада. Человеку, не обладающему метаболизмом оборотня, выжить в таком кошмаре можно было лишь чудом. Обернувшись зверем, он долго рыскал по берегу, надеясь отыскать Усладу. Отчаявшись, обратил взор к ночному светилу и завыл второй раз в жизни. Казалось, даже водопад-убийца стал шуметь тише, пораженный смертельной тоской, которая слышалась в вое волколака.
        И все же Услада не погибла. Ей действительно чудом удалось удержаться на остатках разбитого плота, когда тот бросило вниз в облако вздымающихся кверху брызг. От страха девушка потеряла сознание, но рук, крепко держащихся за связывающую бревна веревку, не разжала. В отличие от Лея она очнулась лишь утром, когда солнечные лучи коснулись ее лица. Вокруг вновь была спокойная гладь широкой реки, обрамленная лесистыми берегами. Только следующим утром остатки плота прибило к небольшому островку, на котором в тот же день девушку подобрали рыбаки. Узнав о ее даре, отвели к живущей в лесной избушке старой ведунье.
        В доме старухи Услада провела следующие два года. Здесь она родила понесенную от оборотня дочь, назвав ее в память о погибшем возлюбленном Леей. Здесь совершенствовала свой дар, постигая учение ведуньи, относящейся к ней как к родной дочери.
        Но беда настигла Усладу и в этом лесном уголке. Видать, так уж было написано у нее на роду.
        Однажды в расположенную рядом весь явились лихие людишки и принялись выведывать, где живет молодая ведьма, имеющая малое дитя, и грозившие сжечь селение, если жители не укажут дорогу. Прибежавший к избушке ведуньи мальчонка предупредил Усладу. Подхватив Лею, та успела скрыться в чащобе до того, как к жилищу вышли тати. Однако те оказались опытными следопытами и, быстро определив, в какую сторону убежала жертва, ринулись в погоню.
        Благодаря опыту, полученному во время бегства от Асада Большеголового, девушке удавалось несколько дней уходить от наступающей на пятки погони. Порой она слышала их голоса. Один раз спряталась под корнями огромного дерева, и преследователи, потеряв след, прошли мимо. Из услышанного разговора Услада поняла, что им нужна не она, а только ее дочь. Тогда, оставив дочку близ попавшегося на пути селения и понадеявшись, что ее приютят добрые люди, она нарочно показалась татям. В руках девушка несла набитый соломой тюфяк, снятый с огородного пугала, дабы преследователи не заметили, что она осталась без ребенка.
        Вскоре Услада вышла к берегу лесного озера. Вспомнив уроки ведуньи, она обратилась к духу озера с просьбой погубить разбойников, предложив в уплату собственную жизнь. В ответ на ее просьбу поверхность озера покрылась рябью, и в следующее мгновение рябь превратилась в колышущуюся на ветру зеленую траву.
        Выбежавшие на опушку преследователи увидели огромную лесную поляну и бегущую по ней жертву. Не останавливаясь, они ринулись вдогонку, однако не успели пробежать по траве и полусотни шагов, как поляна вновь превратилась в озеро, поглотившее и разбойников, и беглянку.
        20
        - М-да-а… Прямо фэнтезийный триллер. Вот разберусь со своими делами и организую типографию. Буду сам писать и сам себя издавать. Ваша история будет первой. Думаю, успех будет обеспечен. Разумеется, для начала придется научить местное население грамоте, - говорю закончившим повествование оборотню и озерной мавке. Те хмурятся, пытаясь понять, что я сказал. А я продолжаю, обращаясь к спутнику: - Ну что ж, Ледень, поздравляю тебя с обретением дочери и конечно же отпускаю.
        Оборотень благодарно кланяется.
        - Погоди кланяться. Подумай лучше, что будешь делать дальше?
        - Как - что? - Ледень удивленно вздымает брови. - Побегу и заберу дочь.
        - Куда?
        - Что - куда?
        - Куда ты ее заберешь?
        Оборотень растерянно посмотрел на Усладу, но в немигающих глазах мавки прочитал тот же вопрос.
        - Я помогу тебе, - кладу руку на плечо Леденю. - У тебя будет свой дом, в который ты приведешь дочь.
        Тот снова кланяется и порывается высказать благодарность, но я прерываю его:
        - Однако первым делом мне необходимо решить собственную проблему. Ты можешь подождать меня здесь.
        - Могу ли я и дальше пойти с тобой? - подумав, спрашивает Ледень.
        - Твоя помощь иногда бывает кстати. Но стоит ли рисковать жизнью теперь, когда ты нашел дочь?
        - Без тебя я не смогу ей дать даже то, что у нее есть сейчас, - разводит руками оборотень. - Тебе же, мыслю, моя помощь может пригодиться. Обещай только позаботиться о Лее, ежели со мной что случится.
        - Да не вопрос. - Снова хлопаю мужика по плечу, втайне радуясь, что смог незаметно навязать ему нужное мне решение. Я, правда, еще не знаю, где возьму дом, который пообещал, в крайнем случае, отниму у кого-нибудь плохого. А то могу и целую деревеньку приватизировать в пользу оборотня. Опыт есть. Не все же Болтомиру дарить. Главное - самому живым остаться. Пока мне везло, но до сих пор моими противниками были обычные люди. М-да… Чтобы подбодрить себя, весело говорю оборотню: - Не надо смотреть на жизнь так пессимистично. Верь, что твой лимит бед уже исчерпан, и все будет хорошо.
        Все-таки нравится мне ставить в тупик аборигенов всякими неизвестными им словечками. Пока мозг Леденя висит, пытаясь осмыслить значение слов «пессимистично» и «лимит», ко мне обращается Услада:
        - Князь Кощей, может ли озерная мавка сделать что-нибудь для тебя в знак благодарности, что ты решил позаботиться о Лее?
        Неудобно, когда у отца и дочери одно имя. Нет, я-то понимаю, что мавка имеет в виду Управу, но все же. Однако отвечаю ей, не задумываясь, небрежно махнув рукой:
        - Да ладно! Я и не помог еще ничем. Но, если не трудно, позови хозяина озера. Есть у меня к нему пара вопросов.
        - Но озерный дух давно здесь, - удивленно сообщает мавка.
        - Где? - удивившись в свою очередь, осматриваюсь вокруг.
        В этот момент торчащий из воды большой черный валун совсем по-человечески всхлипывает и с укором в голосе говорит плаксиво, обращаясь, судя по всему, к Усладе:
        - Почему ты не рассказывала мне эту историю раньше?
        Припоминаю, что слышал всхлипывания и до сего момента, но думал, что это плеск воды. Мало ли, может, лягушка прыгнула или рыбка плеснулась. Теперь, присмотревшись, обнаруживаю, что валун и не валун вовсе, а торчащая из воды голова гигантского сома. Несоразмерно маленькие бусинки черных глаз на рыбьи вовсе не похожи. У рыб глаза холодные, ничего не выражающие, а во взгляде сома-гиганта ощущается разум. Огромный кукольный, по-негритянски губастый рот заканчивается с обеих сторон колыхающимися в воде запорожскими усами. Остальное тело чудо-рыбы скрыто в черной воде, и о его размерах остается только догадываться. Сом снова всхлипывает и горестно вздыхает. Никогда бы не подумал, что рыбы могут так по-человечески вздыхать. Собаки, знаю, могут. Мой пудель, когда забирался ночью к нам с женой под одеяло, всегда вздыхал облегченно, если мы ему позволяли улечься между нами. Но собака, она почти человек. А это рыба. Не могу представить сома рядом с собой под одеялом…
        - Ох, извини меня, Кощей, что не приветствовал тебя, - прерывает мои блуждающие мысли хозяин Черного озера и издает звук, похожий на шмыганье носом. - Уж больно печальная история. Не хотел прерывать. Так какие у тебя вопросы?
        От неожиданности не могу сообразить, с чего начать, потому спрашиваю отвлеченно:
        - А говорят, ты спишь и ни на чьи призывы не откликаешься?
        - На чьи призывы? - переспрашивает он. Никто, акромя одного надоедливого болотника, меня не окликал. Уж твоего-то призыва я точно не слыхал. Нешто не отозвался бы? Мало мне Водяновой опалы, еще и тебя гневить не стал бы.
        - Тот болотник как раз по моему вопросу тебя и беспокоил. Сам я нынче, видишь ли, предпочитаю путешествовать инкогнито.
        - Кхе-кхе, недослышал че-то, куда путешествовать?
        - Оно тебе надо?
        - Каюсь. Истово каюсь, князь Кощей. Токмо по слабоумию своему проявил любопытство неразумное…
        - Ладно, проехали.
        - Кто? Куда?
        Сообразив, что вновь проявил любопытство, да еще и дважды, озерник побледнел, став из черного пепельно-серым, и задрожал так, что поднял небольшую волну.
        - Пощади, князь Кощей! Истинно не ведаю, что говорю.
        Похоже, долго уговаривать о помощи эту рыбину не придется. Все-таки хорошо, когда тебя так уважают. Пусть даже и из-за страха. Дав озерному духу еще немного потрястись за свое драгоценное бессмертие, благодушно говорю:
        - Да ладно, не шугайся ты так. Я нынче добрый. Не трону.
        Сом перестает волновать воду, постепенно чернеет и, плотно сжав губастую пасть, вопросительно смотрит на меня.
        - Короче, мне необходимо попасть во владения братца Вия. Своими путями этого сделать не могу… В общем, хочу сделать ему сюрприз своим появлением. Понятно?
        - Нет, - пускает волну сом.
        - Ну и не важно, - небрежно машу рукой. - Важно, чтобы ты меня переправил ближе к Ведьминой сопке. Это понятно?
        - Да, - разевает ужасную пасть хозяин озера. - А… Э-э-э…
        Понимаю, что он хочет о чем-то спросить, но не решается.
        - Ладно, я сегодня добрый. Можешь спрашивать, если имеются вопросы.
        - Если верно уразумел, ты желаешь проникнуть во владения Вия тайно?
        - Верно, - киваю в ответ.
        - Опасаюсь я, Кощей, гнев твой на себя навлечь…
        - Да ё-моё! Велю тебе спрашивать, о чем хотел, без боязни! Ну?
        - Ну, коли так… Слыхал я, будто извел ты своего братца Вия за то, что не помог он тебе победить Ивана.
        - Чего-о? - протягиваю удивленно. Хочу заявить, что ни разу в жизни даже не видел этого Вия, если не считать одноименной экранизации произведения Н. В. Гоголя, но вовремя спохватываюсь. - Та-ак, значит, и Вия я извел… Сперва Ягу с Лешим. Теперь вот Вия… Может, еще кого, а? Водяна я еще не извел? Нет?
        - Не-э… - Сом шевельнулся из стороны в сторону. - Исчезновение владыки Водяна я бы почуял.
        - И то хорошо. Так проводишь меня к Ведьминой сопке?
        - Не гневайся, княже. Как Вий исчез, так закрылись от меня все болота и озера в его владениях.
        - Твою ж медь!
        - Ась?
        - Так чего ж ты, селедка болотная, тут муть разводишь?!
        - Э-э-э…
        - Пасть захлопни, гланды простудишь!
        - Кх-эм…
        - Чего булькаешь? Вот как мне теперь к Ведьминой сопке попасть?
        - Дык ежели твоею волей, то могу пройти к одному озерцу, что у самых Виевых владений. Сам бы не посмел против воли Водяна пойти. Но ежели с тобой, вроде как и не сам. Опять же, ежели словечко Водяну за меня замолвишь…
        - Замолвлю, трепаный карась. Веди давай к озеру. Ну ничего по-доброму добиться нельзя. Обязательно орать приходится. Что за нелюди такие пошли?
        Сом шустро развернулся, подняв большую волну, докатившуюся до моих сапог. Над водой показалась черная спина. Плеснул огромный хвост, способный расплющить меня одним ударом. Вот это махина! Я, конечно, видел, что в его рот способна заплыть косатка, но почему-то представлял хозяина озера эдаким головастиком с маленьким хвостиком.
        Гигантский сом, похожий на подводную лодку, неспешно поплыл. Вода за ним стекленела, будто покрываясь толстым слоем льда. Ступаю на прозрачную тропу сперва осторожно, через пару шагов следую за озерником уже более уверенно. Следом цокает когтями Ледень, почему-то перекинувшийся в звериное обличье. Вероятно, из страха, что твердь под ногами вдруг снова превратится в воду. Зверь по-любому плавает лучше человека.
        Итак, исчез еще один персонаж, и снова его исчезновение вешают на меня. Если и вправду организую издательство, то этот детектив будет издан сразу после триллера про Усладу и Леденя. Однако для начала нужно выяснить, кто и с какой целью все это на меня вешает. Хотя нет, в первую очередь нужно спасти Ягу. Не знаю, любовь ли это с первого взгляда или комплекс неполноценности из-за того банного дня, от которого можно избавиться, лишь повторив банные процедуры без унижения моего мужского достоинства, но без Яги я уже не просто скучаю, а практически тоскую. Еще немного, и начну выть по ночам, аки волк.
        Размышляя, не замечаю, как прошел переход между озерами. Вдруг обращаю внимание, что вода под ногами уже не черная, а обычная, мутно-зеленоватая. Изменилась не только вода в озере. Прибрежный лес тоже стал выше и как бы даже мрачнее, чем у угрюмого Черного озера.
        Сом останавливается, и я в задумчивости чуть не ступаю ему на спину.
        Перед нами всплывает другой, серый в черную крапинку озерник. Он поменьше черного, но тоже впечатляет размерами.
        Они о чем-то между собой булькают, затем владыка местного озера, чей голос заметно ниже, обращается ко мне:
        - Следуй за мной, князь Кощей.
        - Не забудь замолвить за меня словечко перед Водяном, княже, - напоминает черный озерник на прощанье.
        - Поспеши вернуться, собрат, - поторапливает его серый. - Не надо навлекать гнев владыки Водяна еще и на меня.
        Вот же зашугал Водяной своих подопечных! А с виду эдакий холоднокровный интеллигент… Наверное, именно такие и бывают настоящими деспотами. Вот интересно, в болотах болотники, в озерах озерники, а в реках, значит, речники? Впрочем, об этом ли сейчас думать?
        - И в какой стороне Ведьмина сопка? - спрашиваю у озерного духа, ступив на берег.
        Рядом шумно отряхивается черный волчара, словно плыл в воде, а не бежал, аки посуху.
        - Следуй вдоль подземного ручья. Он приведет к болоту. Там будут уже владения Вия. У болотника узнаешь дальнейший путь. Тебе, князь Кощей, он не посмеет не ответить.
        - Извиняюсь, вдоль какого ручья мне идти к болоту?
        - Вдоль подземного, - повторяет озерник.
        В растерянности оглядываюсь вокруг - никаких признаков текущего под землей ручья не вижу. Вероятно, настоящий Кощей мог видеть сквозь почву. Возможно, и я могу, только не знаю как.
        - А ты просто пальцем показать направление не можешь? - обращаюсь к рыбине. - Что-то мне сырость надоела, хочется подальше от воды пройтись.
        - Пальцем? - удивленно приоткрывает рот сом, отчего в него устремляется целый поток воды, затягивающий внутрь рыбешек, лягушек, плавающее у берега бревно и прочую всячину.
        - Ну, или хотя бы лягушонка дрессированного пусти. Мы за ним пойдем. Мы уже за лисенком ходили к одному болоту. Почему бы теперь за лягушонком не пройтись. Обещаю следить, чтобы волколак не проглотил его по дороге.
        Ледень, обернувшийся к этому моменту человеком, смотрит на меня удивленно.
        - Лягушонок быстро устанет, - произносит задумчиво хозяин озера. - Я пошлю стрекозу. Она нарочно полетит окружным путем, дабы обходить стороной любую воду. Путь получится вдесятеро длиннее, зато сырости не будет. Угодил ли я тебе, князь Кощей?
        - Ага, - киваю озернику и еле слышно добавляю: - Кабы все так угождали, то и врагов не надо.
        С трескучим шелестом прилетает большая изумруднокрылая стрекоза, похожая на игрушечный вертолет. Кажется, будто бы даже виден пилот в ее огромных, похожих на стекла вертолетной кабины, глазах. Покружив, она садится на лист камыша и замирает в ожидании.
        - Знаешь, - все же говорю озерному духу, - пусть эта красавица летит по прямой, ибо мне время дорого. А ежели станет невмоготу от сырости, то окольные пути я найду и без посторонней помощи. Уж блудить по лесу я тот еще мастак.
        - Воля твоя, - колыхается в воде сом.
        Стрекоза срывается в полет, делает круг над моей головой, игриво отражая глазами солнечные лучи в благодарность, что назвал ее красавицей, и устремляется к опушке прибрежного леса. Попрощавшись с озерником, спешу за ней.
        Вскоре понимаю, что, попросив озерника послать стрекозу по прямой, я не подумал о последствиях. По прямой хорошо ходить в чистом поле. А в дремучем лесу по прямой не всякий лось проломится. А я хоть и первочеловек, но не настоящий. Настоящий, может, и ломился бы через чащу легко и непринужденно. А скорее всего, и вовсе не ломился, а просто перенесся в нужное место без помощи стрекоз и прочих озерников и болотников.
        Леденю-то хорошо. Принял волчье обличье и кружит по чащобе, там понюхает, сям пометит. А я вот продираюсь сквозь очередной бурелом, кроша посохом сухие ветви поваленной ели.
        Благо стрекоза зависает в воздухе всякий раз, когда я застреваю. Пытался ей приказать, чтобы выбирала дорогу поудобней, но она ничего не понимает. Ей попросту нечем понимать, ибо вся голова из одних глаз состоит, для мозгов места не осталось.
        - Эй! - кричу стрекозе, остановившись перед очередным буреломом. - Далеко еще до болота?
        Та лишь весело шелестит крыльями, игнорируя вопрос.
        Зло плюнув, врубаюсь в мешанину ветвей.
        Чем дальше, тем более мрачным становится лес, превращаясь в сплошной непроходимый бурелом. Такое ощущение, будто здесь порезвились исполины, переломав и вывернув с корнем гигантские ели. Однако и уцелевших деревьев хватает, чтобы полностью закрыть ветвями небо, не позволяя пробиться к земле ни единому солнечному лучику.
        Вдруг среди ветвей черной тенью мелькает небольшая крылатая тварь, с хрустящим чавканьем хватает стрекозу и снова скрывается в мрачной чащобе.
        21
        - Что это было? - растерянно спрашиваю невесть у кого.
        - Мы зашли во владения Вия. Здесь полно неведомых тварей, - шепотом отвечает из-за спины Ледень.
        Он уже какое-то время идет за моей спиной, приняв человеческое обличье. С запоздалым возмущением понимаю, что все это время прорубал для него дорогу, будто это я его слуга.
        - Что-то я никого не вижу, кроме той летающей гадости, что слопала нашего проводника.
        - Твари уходят с твоего пути, - поясняет оборотень, - как уходит с пути лесное зверье, когда по тропе идет тигр. Но я их чую. Они везде вокруг нас.
        - Отчего же тогда летающая тварь не убоялась меня, напала на стрекозу?
        - Чем меньше тварь, тем меньше в ней страха перед крупным зверем. Та же стрекоза могла безбоязненно сесть на хвост тигру.
        - Понятно. Но нам-то теперь что делать? Как в таком буреломе не сбиться с направления?
        - А ты призови своею властью кого-нибудь из Виевых слуг. Пусть проводит, - советует Ледень.
        - Кого призвать? - с сомнением вглядываюсь в окружающий сумрак.
        - Вот за той елью, чую, кто-то крупный затаился, - указывает оборотень.
        - Эй, ты, - тычу в том направлении пальцем, - явись предо мной!
        - Я? - раздается после секундного замешательства.
        - Ты, - киваю в ответ и, грозно сведя брови, стучу посохом оземь. - Ты кого ждать заставляешь, тварь смердящая? Нешто не зришь, что перед тобою сам князь Кощей стоит?!
        Похожее на череп навершие на посохе наливается светом, чему искренне удивляюсь, ибо случилось это без всякого моего помысла.
        Из-за ели выпадает нечто лохматое, сгорбленное и суетливо семенит ко мне. Сперва принимаю существо за медведя и даже слегка пугаюсь. Однако вблизи вижу, что это нечто карикатурно несуразное. Задние лапы, несомненно, медвежьи. Покрытое бурой шерстью туловище дистрофично худое. Передние конечности по-обезьяньи несоразмерно длинные, мускулистые, с большими человеческими кистями. Большая, почти идеально круглая голова увенчана острыми кошачьими ушами. Морду нельзя сравнить ни с чем. Это какая-то неимоверно искаженная карикатура на человеческое лицо с кошачьими чертами. Приплюснутый нос, заячья губа и зеленые зрачки в ярко-желтых глазах придают лицу схожесть с кошачьей мордой.
        Волоча безвольно опущенные руки по земле, существо подбежало и застыло в трех шагах от меня, раболепно согнувшись.
        - Ты кто такой? - вопрошаю, стараясь говорить как можно более грозно.
        - Макурт, повелитель.
        - Просто макурт?
        - Да, повелитель.
        Знать бы еще, что это за тварь такая - макурт? Пока ясно только одно: оно меня боится. Поэтому разовьем успех.
        - Не понял. Это кто додумался послать для встречи самого меня какого-то простого макурта?! - Посох в моей руке снова наливается свечением. - А чем более привилегированные макурты занимаются? Им что, впадлу свои медвежьи задницы оторвать для встречи Кощея? Молчать, тварь! Распустил вас братец! А ну, кто там еще в кустах, выходи строиться на подоконнике в колонну по три! Я вас научу родину любить!
        Во меня понесло! Сам не ожидал от себя такого наезда. Бедняга макурт рухнул ниц и сотрясается от крупной дрожи. Со всех сторон слышится удаляющийся треск и шорох. Не переборщил ли я? Вдруг этот дрожащий макурт не знает дорогу к Ведьминой сопке?
        - А ну, всем стоять! - ору так, что вздрагивает даже Ледень.
        Затрещали ветки ели, что за спиной макурта, и оземь грохнулось нечто змееподобное. Оно тут же взвилось на кончике хвоста, но, закачавшись и потеряв равновесие, рухнуло плашмя. Однако я успел рассмотреть странное существо - серое змеиное тело с ядовито-желтым зигзагообразным узором на спине, толщиной с человеческое туловище и длиной более двух метров, увенчано старушечьей головой, вместо волос на которой извиваются жирные дождевые черви. На туловище у головы имеются две чешуйчатые лапки, но кисти на них человеческие, со скрюченными пальцами, имеющими длинные загнутые ногти, более похожие на когти.
        Тварь раз за разом пытается встать на кончик хвоста и всякий раз падает.
        Наконец до меня доходит, что таким образом она пытается выполнить мою команду «стоять!».
        - Ладно, персонально тебе можно лежать, - говорю снисходительно, но для порядка, да и из личного любопытства, интересуюсь: - Ты кто?
        - Уф, - тяжело выдыхает тварь, развалившись на ковре из мелких веток и сухой хвои. - Гадина я, владыка.
        - Гадина? Это имя или характеристика?
        Все еще тяжело дыша, существо приподнимает переднюю часть тела и с недоумением смотрит на меня, хлопая длинными ресницами.
        - Не гневайся, владыка, - скрипит оно старушечьим голосом. - Не разумею, о чем ты речешь. Гадина я, гадина и есть.
        - Хрена вы тут меня владыкой зовете? Вам что, своего владыки мало? - задаю провокационный вопрос.
        Макурт с гадиной растерянно переглядываются.
        - Ну? Чего мнетесь? Куда Вия дели? Признавайтесь!
        При этих словах глаза тварей расширяются от ужаса, и они падают ниц. Не знаю, как это падение удалось имитировать и без того лежащей гадине, но она грохнулась лбом оземь синхронно с макуртом.
        - Помилуй и пощади нас, владыка! - вразнобой заголосили они. - Рази ж могли мы какое зло супротив владыки Вия умыслить? И в помыслах ничего худого никогда не было и быть не могло! Он же приютил нас всех, защитой и кровом одарил. Всяка гонимая из других земель тварь шла сюда, дабы под дланью владыки Вия обрести спокойное существование. Нет никого в целом мире, кому мы были преданы, кого мы любили так же, как великодушного владыку Вия! Великий ужас обуял нас от известия об исчезновении владыки. Где теперь искать кров и защиту? Кто вступится за нас, отовсюду гонимых? Пошто ты, владыка Кощей, извел надежу нашу, владыку Вия? Ой…
        Сообразив, что зарвались, начав кидать мне предъявы, твари заткнулись и затряслись еще сильнее. Макурт даже прикрыл голову руками. Гадина тоже попыталась это сделать, однако ее короткие лапки могли дотянуться лишь до ушей, потому она только заткнула уши. Однако тут же отстранила ладонь от ближнего ко мне уха, чтобы все-таки слышать мой ответ.
        Я же старательно хмурю брови, пытаясь под грозным видом скрыть растерянность. Если бы я лично не встречался с Ягой и не общался с Лешим по видеофону, можно было поверить, что в исчезновении всех этих перволюдей действительно виновен Кощей. Разумеется, не тот Кощей, который я, а тот, который был до меня. Как-то уж очень все, начиная с Водяна, в этом уверены. Надеюсь, показанная вороном пещера в Ведьминой сопке прояснит ситуацию.
        - Аллё, братва, кончай трястись, - миролюбивым тоном обращаюсь к тварям. - А ну, встали на ноги! Да ё-моё… Гадина, тебя это не касается. В смысле, можешь не вставать, а трястись хватит уже.
        Когда странная парочка более-менее успокаивается, спрашиваю:
        - Для начала поведайте мне, какая падла вам на меня накапала? - Увидев непонимание в глазах тварей, поправляюсь: - В смысле, кто вам сказал, что это именно я наехал на вашего Вия? Чего глазами хлопаете? Кто, спрашиваю, на меня бочку катит?
        - А-а, дык это… - вроде бы поняв вопрос, протягивает макурт. Почесав затылок, переспрашивает: - Какую бочку?
        - Слушай, а может, Вий от вас сам сбежал, а? Может, достали вы его своей тупостью? Ну вот с чего вы взяли, что я извел собственного братца?
        - Дык это вот, а кто же еще?
        - Слышь, гадина, вот ты посмотри на меня внимательно. Я похож на братоубийцу?
        - Не-а, - мотает червивой головой та. - Дык и не убьешь владыку Вия-то, ибо бессмертный он. Потому ты и извел его, владыка Кощей, что убить нельзя.
        Окончательно сбитый с толку логикой обнаглевшей твари, не менее минуты привожу мысли в порядок. Решив пока не выяснять, кто возводит на меня напраслину, перевожу разговор на другую тему.
        - Короче, мне нужно пройти к Ведьминой сопке. Кто из вас проводит?
        И снова макурт с гадиной недоуменно переглядываются.
        - Чего опять не так?
        Осмелевшие было твари грохаются оземь.
        - Смилуйся, владыка Кощей! Не погуби тварей невинных! Ежели что и сделали не так, то по недомыслию, а не по умыслу злому…
        - А ну, цыц! - кричу, чтобы прекратить очередной приступ нытья. - Ты, макурт, заткни пасть. Во-во, вот так, обеими руками. А ты, гадина, четко и ясно обрисуй проблему, по которой вы тут убиваетесь.
        - Ась?
        - Хренась! Чего развылись, спрашиваю?
        - Да как же мы тебя сопроводим, владыка, ежели ты наложил запрет на век вперед всякой твари на версту к Ведьминой сопке приближаться. Не погуби! - Гадина бьется лбом оземь так, что во все стороны летит сухая хвоя.
        Вслед за ней, продолжая зажимать ладонями рот, бьется головой макурт. Возможно, мне показалось, но из-за окружающих кустов доносятся такие же глухие удары. Да нет, судя по тому, как оглядывается Ледень, не показалось.
        Ну что ты будешь с ними делать? Куда ни кинь, везде клин. Впрочем, заболтавшись с тварями, я совсем забыл, что шел к местному болотнику. Надеюсь, он будет более адекватным собеседником.
        - Хоть к ближайшему-то болоту вы меня проводить сможете? - спрашиваю у припадочных монстров.
        - К болоту сможем, - неожиданно быстро соглашаются те, усердно кивая.
        - Тогда вперед! - приказываю я и, растерянно глядя вслед мгновенно скрывшимся за стеной бурелома тварям, кричу вдогонку: - Эй, а я?
        Удивительно, как макурт на своих косолапых лапках может передвигаться столь стремительно? А гадина-то и вовсе ползком. Ей сила трения не должна давать передвигаться со скоростью пули. Впрочем, о чем это я? Постоянно забываю, что нахожусь во сне… М-да.
        - Эй! - ору уже громче. - Вернитесь, не то прокляну!
        Мелькают смазанные тени, и твари вновь появляются передо мной, будто всегда тут и были.
        - Чего-то лениво мне сегодня, - сообщаю им, потягиваясь. - Хочется попросту неспешно прогуляться по лесу, полюбоваться природой… Пасть закрой! Испепелю любого, кто в ближайшие сто лет скажет «ась?». Понятно?
        Гадина усердно кивает, плотно сжав рот.
        - В общем, носиться за вами как угорелый я не собираюсь, - оценив взглядом непроходимые дебри, говорю я. - Но и для спокойной прогулки окружающая обстановка не подходит. И что делать? Чего щеки надула? Хочешь показать, что умная мысль наружу рвется? Ну, говори.
        - Ты можешь поехать на макурте, владыка, - шумно выдохнув, предлагает гадина.
        - Да? - С сомнением оглядываю чахлого монстра.
        Но тут гадина поднимает лапку и щелкает пальцами, словно подзывая официанта. Хрустят кусты, и на поляну вразвалочку выходит новый персонаж. Если сравнивать появившегося макурта с прежним, то наиболее удачным аналогом было бы сравнение Вицина с Моргуновым. Если описывать внешность, передо мной появился трехметровый медведь с обезьяньими руками вместо передних лап и с круглой физиономией, напоминающей одновременно человеческое лицо и кошачью морду. Передвигался он по-обезьяньи, опираясь на длинные передние конечности.
        Подойдя и повернувшись задом, монстр присел, подставляя мне спину.
        И как я должен на нем ехать? Сесть на плечи и свесить ноги?
        После некоторых раздумий решаюсь забраться на макурта. Неожиданно удобно получается обхватить его ногами за туловище в районе поясницы, а руками держаться за плечи.
        - Только не скачи галопом, - предупреждаю макурта. - Двигайся так, чтобы я успевал рассматривать окружающие красоты. Понял?
        - Нет, - честно сообщает тот.
        - Ледень, - поворачиваюсь к оборотню, - ты пойдешь впереди. А ты, - хлопаю по загривку монстра, - будешь идти за ним, не обгоняя. Так понятно?
        - Ага.
        - Как же я пойду впереди, ежели не знаю дороги? - вопрошает Ледень.
        - Гадина, будешь подсказывать ему направление, - быстро нахожу решение проблемы и, прежде чем тронуться в путь, чисто ради шутки громко предупреждаю: - И чтобы ни одна тварь не вздумала сожрать моего оборотня! Вкурили?
        - А ежели токмо кровушку выпить? - вопрошает выкатившийся из-под поваленного ствола розовощекий колобок с явно монголоидными чертами лица и в ожидании ответа приоткрывает большой, усеянный акульими зубами рот.
        Не найдя, что ответить наглецу, спешиваюсь и отправляю его хорошим пинком в полет. Колобок улетает молча, даже не ойкнув.
        И вот мы уже двигаемся гуськом вслед за шустро ползущей гадиной.
        До самого болота на нашем пути не встретилось ни одной новой твари, хотя их множественное присутствие в окружающей чащобе явственно ощущалось.
        Прошло немало времени, когда под лапами макурта зачавкала скрытая толстым слоем мха зловонная жижа. Лес поредел, деревья вокруг стали чахлыми и низкорослыми, порой полностью лишенными лиственного либо хвойного покрова. Здесь, похоже, действительно настоящее болото, а все, что нам попадалось ранее, были лишь заболоченные озерца с топкими берегами.
        Мой макурт бредет, уже по колено проваливаясь в мох. Надеюсь, он обладает надлежащим чутьем и не забредет в трясину. Ледень в волчьем обличье прыгает с кочки на кочку, порой брезгливо трясет той или другой лапой, провалившейся в грязь. И только гадина скользит легко и непринужденно, почти не приминая мох, иногда выхватывая лапками какую-то шевелящуюся мерзость и отправляя ее в рот.
        Выходим на маленький, шагов пять в поперечнике, островок и останавливаемся. Макурт присаживается, явно намекая, что мне пора слезть на землю.
        Теперь перед нами совсем непроходимая топь, покрытая ровным ковром бледно-зеленой ряски. В пределах ближайшего километра нет ни единого деревца, и лишь кое-где как травянистые бородавки торчат невысокие кочки.
        Мрачности добавляет низкое небо. На нем нет ни свинцовых туч, готовых пролиться холодным дождем, ни тяжелых, толкаемых ветром облаков. Просто само небо превратилось в серую промозглую мглу, стремящуюся придавить к земле все живое.
        - Болотный дух, явись! - привычно призываю хозяина болота.
        Тот оказывается под стать своему месту обитания, мрачным и немногословным. Узнав, что я стремлюсь попасть в болото у подножия Ведьминой сопки, коротко предложил следовать за ним и поплыл прочь.
        Шлепая по грязи, оглядываюсь с мыслью, не заставить ли верхового макурта понести меня и дальше. Но вижу только его спину, поспешно удаляющуюся в обратном направлении.
        Проходим через серое марево, и наконец далеко впереди вижу ту самую двугорбую сопку, которую мне показывал Карлуша. Я не особый специалист по определению расстояния на глаз, но идти до цели точно не один километр, и даже не два, и скорее всего, не три, а гораздо больше. Одно радует - метрах в трехстах от нас начинается небольшой лесок, и чем дальше, тем он становится гуще и выше, а это значит, что болото там заканчивается.
        Оглядываюсь в поиске болотников, однако не замечаю ни сопровождающего нас, ни хозяина местного болота.
        - Эй! - окликаю удивленно. - Болотный дух!
        Вдруг твердь под ногами исчезает, и я проваливаюсь в грязь по колено. От неожиданности теряю равновесие. Чтобы не плюхнуться на спину и устоять, взмахиваю руками, выпускаю шест, и он отлетает в сторону.
        - Твою кикимору через колесо! - вырывается у меня от испуга.
        Пытаюсь вырвать из цепкой грязи то одну, то другую ногу, но усилия приводят лишь к тому, что погружаюсь уже до середины бедра.
        Затравленно оглядываюсь на оборотня. Тот, наполовину уйдя в скрытую ряской жижу, висит на хлипкой кочке и жалобно скулит, боясь пошевелиться. А ведь Болтомир называл Леденя колдуном. Какой он колдун, ежели даже себя из болота выколдовать не может? Впрочем, я тут тоже чуть ли не великим магом считаюсь, а вот трясина засасывает, как последнего смертного. Кстати, интересно, вот засосет меня на дно болота, и что я буду там делать со своим бессмертием? Целую вечность захлебываться зловонной жижей? На фиг мне такое бессмертие!
        Пока предавался несвоевременным размышлениям, погрузился по пояс. Мне бы лечь на живот и расставить руки, как рекомендуется делать в таких случаях, но я, охваченный паникой, начинаю дергаться, отчего опускаюсь в вязкую бездну уже по грудь.
        - Болотный дух, явись! - кричу и слышу панические нотки в собственном голосе.
        Нет, ну я Кощей Бессмертный или карандаш в стакане? Щас, блин, как долбану по этому болоту… И что? Вскипячу жижу, перед тем как в ней утонуть?
        Брр, что это за гадость так щекотно ползет по моему животу? Гигантская пиявка? От омерзения передергиваю плечами и погружаюсь в болото до подмышек. А нечто, скрытое под болотной жижей, ползет уже по моей груди. Вот из-под ряски показывается голова поистине гигантской пиявки. Она шипит, открывает зубастую пасть и высовывает змеиный язык.
        Ё-моё, так это же мой пояс! Вернее, это мой домашний первоуж, служащий в походе поясом и при случае убивающий моих врагов.
        Уж скользит по ряске к отброшенному шесту и вцепляется в него пастью. Я хватаю змея за хвост, подтягиваю к себе и забираю у него шест.
        А жижа уже под самым носом. Приходится задирать подбородок, чтобы зловонная гадость не затекла в рот.
        Однако, получив в руки посох, ощущаю некую уверенность. Паника уходит. Начинаю понемногу подтягиваться на руках. Странно, но узкая жердина не тонет и держит меня так, будто опирается концами на нечто прочное. Вытащив себя по плечи, замечаю, что на полметра вокруг посоха ряска будто освещена теплым желтоватым светом. Похоже, именно этот свет и является той опорой, которая удерживает палку на поверхности болота.
        Поняв, что спасен, успокаиваюсь. В голове сразу появляются разные мысли, в том числе и корыстные. Например, а не поспешил ли я, пообещав подарить столь ценный посох оборотню? Или это опять я сам создал магическую опору, подсознательно передав ее через «соломинку», за которую ухватился? Как проверить?
        Разжимаю ладони и слегка приподнимаю их. Свет вокруг посоха заметно тускнеет. Поднимаю руки выше, и свет исчезает совсем. Я, естественно, снова начинаю погружаться. Перебарываю желание вновь схватиться за спасительную палку, и опускаю ладони на ряску по сторонам. Старательно представляю, что опираюсь на твердую основу, и с радостью вижу, как вокруг них распространяется теплый свет. Жижа под этим светом действительно становится твердью.
        - Спасибо, ужик! - улыбаясь, говорю первозмею, который, устроившись на ближайшей кочке, с задумчивым видом заглатывает большую лягушку.
        С удивительной легкостью вытаскиваю себя из трясины и уверенно встаю на ноги. Ради эксперимента делаю несколько шагов, стараясь ступать в самые топкие места - хожу, как говорится, аки посуху.
        Интересно, этот дар во мне прорезался благодаря стрессовой ситуации или присутствовал всегда, просто я, не зная о нем, его не применял? И кстати, не сжигает ли он меня так же, как сжигает стрельба энергетическими зарядами? Если так, надо скорее валить из этого болота.
        Подхожу к оборотню, вытаскиваю его за шкирку из грязи и ставлю рядом с собой. Тот стоит на дрожащих лапах и недоверчиво смотрит на поверхность болота, ставшую вдруг твердой.
        - Держись ближе ко мне, - предупреждаю на всякий случай.
        Морщась от брезгливости, подцепляю пальцами большую пиявку, присосавшуюся к боку волколака. Та отрывается с громким чпоканьем, и я отбрасываю мерзкую тварь в сторону. Заглотивший лягушку уж срывается с места черной молнией и подхватывает пиявку на лету. Видать, проголодался, пока висел у меня на поясе. Оглядываю оборотня, но деликатесов на его грязной шкуре больше не нахожу.
        Осматриваю себя. Ужасный вид одежды, которой, собственно, и не видно под слоем грязи, вызывает у меня жуткий гнев.
        - Ну, тварь вонючая! - ору, обращаясь к местному болотнику. - Ты мне за все ответишь! Вот разберусь со своими делами и пришлю в твою грязную лужу Маркуля с ужом! Капец тебе тогда! Лучше сам заранее вешайся, чмо болотное!
        Выпустив пар, оглядываю котомку. Она плотно завязана, и грязь вовнутрь, скорее всего, не попала. Но проверять сейчас не буду. В первую очередь надо найти источник чистой воды и привести себя в порядок.
        - Вперед, братва, - командую ужу и оборотню и широким решительным шагом направляюсь к далекой сопке.
        Змей, скользнув по моей ноге, обвивается вокруг пояса и превращается в веревку.
        Ледень, по-прежнему в волчьем обличье, семенит сзади, то и дело тычась носом мне в пятки.
        22
        Болото давно закончилось, но ни ручейка, ни родника, ни другого источника чистой воды нам не встретилось. Затекшая за пазуху и за шиворот грязь подсыхала, отчего кожа зудела. Одежда задубела и неприятно натирала тело. Хотелось скорее ее сбросить. В котомке у меня был свернутый плащ, но не надевать же его на грязное тело.
        Ледень почему-то продолжает оставаться в образе волка. Шерсть на нем топорщится грязными сосульками. Он периодически встряхивается всем телом, как это делают вылезшие из воды собаки. Однако липкая грязь, вопреки заверениям легендарного поручика Ржевского, даже высохнув, не собирается отваливаться.
        Лес вновь стал малопроходимым. То и дело приходилось перелезать через поваленные гигантские стволы, продираться через переплетение сухих ветвей, а то и вовсе обходить непролазные участки. За высокими деревьями давно не было видно Ведьминой сопки, и будь я один, уже заблудился бы. Сейчас же полностью доверился волчьему чутью Леденя и молча иду за ним.
        Краем глаза улавливаю движение в ветвях, воздух разрезает свистящий шелест, и в бок оборотня вонзается стрела. Взвизгнув, он опрокидывается на спину, изогнувшись, вцепляется в торчащее древко зубами и рывком выдергивает стрелу. Та вдруг теряет жесткость и обвисает, а в следующий миг крепко обвивает волчью пасть. Поднявшись и опустив морду к земле, волколак пытается содрать неожиданный намордник передними лапами. От раны на его боку не осталось и следа. У него и раньше раны заживали быстро, но не так мгновенно.
        Заглядевшись на оборотня, едва не прозевал следующую стрелу, пущенную уже в меня. В последний момент отбиваю ее посохом. Стрела не отлетает, а обвивает клубком конец шеста. Снова шелест. Удар посохом. И на другом конце, где утолщение в виде черепа, новый клубок. Краем глаза вижу, что очередная стрела сбивает с ног Леденя, так и не освободившего пасть от предыдущей. И опять, отвлекшись на него, чуть не поплатился сам. Едва успеваю подставить посох под летящую в лицо стрелу. Ударившись о шест, та, как и прежние, обматывается вокруг него, но одним концом продолжает тянуться ко мне. Прямо перед моим носом звонко лязгают зубастые челюсти.
        Собрав глаза в кучу, с изумлением вижу маленькую копию гадины. Сморщенная старушечья морда, щелкая кошмарными челюстями и тряся шапкой из извивающихся червей, старательно тянется к моему носу. Коротенькие скрюченные лапки трясутся от нетерпеливого желания вонзиться грязными когтями в мою кожу.
        Пока центральная гадина тянулась к лицу, те, что на концах, подобрались к рукам и одновременно вонзили в них зубы.
        Не отбрасываю посох только потому, что от резкой боли судорогой сводит мышцы рук.
        Боль включает во мне Кощея. Шест вспыхивает, и все три гадины осыпаются с него обугленными тушками. Еще одна сгорает в полете от моего взгляда. И еще одна.
        Продолжая уничтожать периодически вылетающих тварей, подхожу к катающемуся по земле оборотню и, поймав момент, касаюсь посохом обвившей его пасть гадины. Та уже почти сгрызла его черный пятак. Получив свое, она отваливается дымящимся червяком, а освободившийся от нее Ледень хватает зубами вторую, наполовину погрузившуюся в его тело, и резким рывком выдергивает ее. Та, в свою очередь, жадно вцепившись пастью и лапками, вытягивает из жуткой раны на боку волколака какие-то внутренности, то ли кишки, то ли жилы. Содрогаясь от жути и омерзения, уничтожаю и эту тварь, но сам пропускаю удар. Прилетевшая гадина вонзается в правое плечо, но тут же опадает поджаренной дохлятиной. Похоже, тело начало защищаться, не дожидаясь моей реакции. В подтверждение этого следующая стрела сгорает, лишь слегка тюкнув в грудь. Давно бы так!
        Начинаю чувствовать себя действительно грозным Кощеем. Не пойти ли проверить, что за стрелок пускает из зарослей столь пакостные стрелы?
        Однако оборотень вцепился зубами в мою штанину и, поскуливая, пятится в сторону, явно намекая, что лучше обойти это место стороной. Может, тут и правда какой-нибудь милый монстр таким своеобразным способом охраняет свою территорию, на которую мы по незнанию вторглись. Ну что ж, если он не будет нас преследовать, пусть себе живет, помня великодушие Кощея.
        - Что это было? - спрашиваю Леденя, когда мы поспешно покидаем злополучное место и удаляемся от него на приличное расстояние.
        Однако оборотень то скулит, то рычит, продолжая оставаться в волчьем облике. Создается впечатление, будто он пытается мне что-то сказать, но не может.
        - Ты что, не можешь обернуться человеком?
        Оборотень, рыча, кивает.
        - Почему?
        В ответ только поскуливание.
        - Это что, мне теперь самому себе еду готовить?
        Вижу в волчьих глазах укоризну.
        При упоминании о еде желудок издает возмущенное бурчание. Время-то давно за полдень. Держу грязными руками грязную котомку и удрученно вздыхаю. Наверняка болотная вода попала внутрь и испортила пироги, которыми нас снабдили в царстве-деревеньке.
        - Ты, случайно, воду поблизости не чуешь? - спрашиваю у оборотня. - Надо бы нам отмыть эту грязь. Может, и тебе она мешает человеческий облик принять.
        Тот задирает морду кверху и рычит. Смотрю на скрывающее небо переплетение ветвей, но ничего не вижу.
        - Что ты там учуял?
        Волколак снова рычит, глядя вверх, затем встряхивается, будто от воды.
        - Ладно, веди к сопке, - распоряжаюсь, так ничего и не разглядев в ветвях и решив, что лучше уйти, пока ничего не свалилось на голову.
        Вскоре и без того мрачный лесной сумрак начал сгущаться. Воздух стал еще более сырым и тяжелым. И вот дремучую тишину разорвал оглушительный треск грома от полыхнувшей где-то рядом молнии. Тут-то до меня доходит, что хотел сказать Ледень, показывая вверх в ответ на мой вопрос о воде. Воды сейчас, похоже, будет более чем достаточно.
        Непроизвольно пригибаюсь от нового близкого удара молнии. Как бы, прежде чем намочить, нас не поджарило!
        Прислушиваюсь к нарастающему непонятному гулу. Это что еще такое? Наконец доходит, что это гудит обрушившийся с небес дождь. Густое многоэтажное переплетение ветвей пока не дает воде достигнуть земли. А гул все усиливается, сливаясь с частыми ударами грома.
        Вот на покрытую сухой хвоей землю протекла первая струйка воды, вот еще, и еще, и еще. Вот не выдержавшие скопившейся тяжести ветви прогнулись, обрушив целый поток, едва не сбивший нас с ног. Пришлось прижаться к стволу гигантской ели. Здесь хотя бы не текло сверху. Говорят, в грозу нельзя укрываться под деревьями, но вряд ли это правило применимо в густом лесу.
        Ель, под которой мы спрятались, находится на небольшом пригорке. Вокруг уже несутся потоки воды. Если так будет продолжаться, скоро вода доберется и до наших ног. Вся надежда лишь на то, что подобные грозовые ливни обычно непродолжительны. Оно, конечно, понятие «обычно» подходит только для обычного мира, но вдруг ливень и правда скоро кончится?
        Подвесив котомку на сук, шагаю под ближайшую стекающую с ветвей струю ледяной воды.
        - У-у-йо-о! - выплескиваю охватившую меня гамму чувств и кричу оборотню: - Иди смой грязь со шкуры! Глядишь, вновь человеком станешь!
        Ледень продолжает боязливо жаться к гигантскому стволу. По подступающей к его лапам воде черной лентой подплывает уж и, недовольно шипя, выползает на оставшийся клочок суши. Я и не заметил, когда он сполз с моего пояса.
        Ну что ж, мыться так мыться. Сдираю с ног сапоги, перебрасываю их голенища через ветку, снимаю одежду и начинаю тщательно отмывать ее от грязи. Затем моюсь сам и растираюсь тщательно отжатой рубахой.
        Прохладненько, однако. А ливень и не думает прекращаться, оставляя все меньше незатопленного пространства.
        Хватаю котомку и ополаскиваю под струей от болотной грязи. Развязываю и с радостью обнаруживаю, что внутри все сухо и цело. Первым делом достаю плащ и облачаюсь в него. Развязываю тряпицу с пирожками и бросаю один в пасть оборотню. Второй пытаюсь запихнуть в собственный рот, однако пирожок оказывается слишком большой, приходится откусить только половину.
        Провожу ревизию содержимого: небольшой бурдючок с козьим молоком, десяток краснобоких молодильных яблок, огниво, моток веревки, какие-то мешочки и разная ненужная мелочь, всунутая Леденем. Ему-то котомку не таскать. Ему, видите ли, порой необходимо перекидываться в волка, чему разная поклажа мешает.
        Кстати, как-то раньше не обращал внимания, что в такую маленькую котомку может поместиться такое количество вещей.
        Треск над головой отвлекает от размышлений. Где-то вверху вновь скопилось большое количество воды, ветви не выдержали и, ломаясь и прогибаясь, обрушили на землю целый водопад.
        Закинув в рот остаток пирожка и прижав котомку к груди, свободной рукой хватаюсь за ближайший сук. Когда волна схлынула и туча брызг осела, с удовлетворением отмечаю, что моя одежда осталась висеть на ветке.
        А где же Ледень? Ага, вон он возвращается, бредет по брюхо в воде. Пришлось-таки искупаться. Обсохнет, хоть на волка будет походить, а не на грязную подзаборную шавку.
        Не понял, а откуда у оборотня ошейник? Еще раз не понял - это что, мой уж решил сменить хозяина? Ладно, потом разберемся. Может, уж просто решил, что слуга, прикинувшись унесенным волной, задумал от меня сбежать, и хотел того малость придушить? Кто ж знает, что у этого первозмея на уме!
        Кстати, а что это за серые лохмотья повисли на ветках в том месте, где только что обрушилась водяная лавина? Ого! Вот это экземплярчик! Летучая мышь размером с курицу. Подхожу, берусь за коготь на конце обвисшего крыла и приподнимаю его - длина крыла с человеческую руку. Интересно, как с таким размахом этот монстр летал в такой чащобе?
        - Ё-моё! - отдергиваю руку от пискнувшей твари. - Да ты живая?
        Снова жалобный писк. Мышь приподнимает голову и смотрит на меня по-коровьи большими и влажными глазами, в которых отражается вся мировая скорбь. Так смотрят на прохожих голодные и замерзающие бездомные дворняги, скитающиеся по городу в ожидании участи быть задавленными на дороге или застреленными охотниками из санэпидстанции. Да и мордочка у этой зверушки не мышиная, а собачья. И вообще это не мышь. И близко не похожа. Вылитая собака. Только вместо передних лап крылья. Может, это вообще щенок?
        - Кутю-кутю-кутю, - обращаюсь к существу так, как когда-то в детстве у бабки в станице было принято подзывать щенков, коих именовали кутятами, и осторожно кончиками пальцев поглаживаю его по загривку.
        Еще раз пискнув, зверек безвольно обвисает на ветвях.
        Осторожно беру его в руки и возвращаюсь под ель, где уже жмется к стволу вернувшийся промокший до нитки Ледень.
        - Смотри, какое чудо, - присев, показываю ему найденыша и с сожалением добавляю: - Скорее всего, не жилец. Наверное, все косточки переломал об ветки.
        Оборотень как-то странно, совсем не по-волчьи заглянул мне в глаза, ворчливо рыкнул и вдруг принялся старательно вылизывать крылатого звереныша.
        Всемирного потопа не случилось. Через полчаса раскаты грома удалились, ливень стих, а вскоре и вовсе прекратился. Прекратился там, наверху, о чем можно было догадаться по отсутствию гула дождя. Здесь же, внизу, по-прежнему стекали потоки, ручьи и струи накопившейся в ветвях воды. Но вот иссякли и они, превратившись в редкую капель. По земле еще текли достаточно бурные ручьи, однако и они быстро мелели, превращались в вереницы отдельных луж.
        Обойдя ближайшие ели, наломал прямо со стволов сухих веток и развел небольшой костерок под суком, на котором развесил одежду.
        Хорошо оборотню - его одежда является частью организма и при трансформации превращается в шерсть и обратно. Причем все полученные в человеческом облике прорехи исчезают после того, как он, побывав волком, вновь становится человеком. Вот интересно, может ли Ледень снять свои портки и рубаху? И что будет, если сняв их, он обернется? Получится лысый волк?
        Тем временем Ледень продолжал суетиться над крылатым монстриком. Он то вылизывал его, то обнюхивал, то тыкал носом, передвигая или переворачивая. В итоге серая шерсть зверька высохла и залоснилась. Сам он перестал жалобно пищать, подтянул и сложил крылья, и, свернувшись клубком, уснул. Оборотень прилег рядом с ним и, положив морду на лапы, грустно наблюдал за тем, как я сушу свои шмотки.
        Следя, чтобы языки пламени не подпалили развешанную одежду, достаю из котомки пару пирожков и кидаю один Леденю. Тот, поймав пирожок, не глотает его, а аккуратно кладет перед мордочкой зверька. Хмыкнув, кидаю ему второй, а себе достаю еще один.
        Не открывая глаз, зверек зашевелил носом, принюхиваясь к пирожку. Вот веки разомкнулись, и он недоверчиво уставился на аппетитно пахнувшее подношение. Посмотрел на сидящего рядом большого черного волка, снова на пирожок, приподнялся и уселся сам. Бросая косые взгляды на оборотня, нерешительно коснулся лакомства коготком на сгибе крыла, затем сноровисто подхватил его двумя крыльями и отскочил в сторону, вероятно ожидая нападения волколака. Но тот лишь снисходительно рыкнул и улегся на землю, продолжая наблюдать за подопечным из-под полуприкрытых век. Убедившись, что никто не собирается отнимать у него пищу, монстрик принялся ее поспешно поглощать. Вскоре он проглотил последний кусок, смешно проковылял к ближайшей луже, шумно напился и, повернувшись, будто бы ожидая, что будет дальше, уставился сперва на Леденя, затем перевел взгляд на меня, на костер и снова на Леденя.
        - Все, - сообщаю ему, облачаясь в слегка подсохшую одежду, - лафа закончилась. Можешь лететь на все четыре стороны, а нам пора. Надо до темноты дойти до Ведьминой сопки.
        Ледень вскочил и шумно отряхнулся, выражая готовность продолжить путь.
        - Веди, - говорю ему. Закидываю за плечо котомку и беру прислоненный к стволу посох.
        Только мы трогаемся с места, как раздается хлопок крыльев, и взлетевший зверек опускается на загривок волколака. Тот испуганно припадает к земле. Я приподнимаю посох, готовясь сбить монстрика, если тот вздумает вонзить зубы в шею моего сопровождающего. Зверек же, игнорируя раздраженное ворчание оседланного оборотня, ерзает, устраиваясь удобнее, вцепляется коготками в шерсть, кладет голову на волчий хребет и закрывает глаза, показывая, что он тут просто спит и мы можем не обращать на него никакого внимания.
        Ледень вопросительно смотрит на меня.
        - А чего я? - отвечаю на его взгляд. - Ты его лечил, ты его кормил, тебе за него и отвечать.
        Но не получилось у меня спихнуть ответственность за найденыша на оборотня. А может, мой спутник оказался хитрее, чем я предполагал, и специально шнырял по густым зарослям, ветви которых нещадно хлестали крылатого наездника. В общем, в конце концов тот, получив очередной хлесткий удар еловой лапой, недовольно заверещал и взмыл вверх. Однако вместо того, чтобы просто улететь восвояси, звереныш оседлал мою котомку и запыхтел мне в ухо с таким усердием, будто это он сейчас тащил котомку, на которой сидел я.
        - Здра-асте, приехали! - говорю раздраженно. И все же, повернув голову и встретившись с по-детски наивным взглядом крупных карих глаз, не решаюсь прогнать симпатичного монстрика. Пусть пока будет с нами. Может, это какой-нибудь бездомный первозверь, тогда добавлю его к своему зоопарку.
        Вспомнив о зоопарке, обнаруживаю превратившегося в веревку ужа у себя на поясе и успокаиваюсь. Леденю и без ошейника хорошо, а мне без пояса некомфортно.
        23
        Если не принимать во внимание постоянно попадавшие за шиворот капли, продолжавшие срываться с ветвей, следующий час пути протекал более-менее ровно. Мы уже привычно продирались сквозь чащобу, перелезали через завалы, обходили непролазные участки буреломов.
        Вдруг, когда мы шли по относительно чистому участку, оборотень резко остановился и глухо зарычал. Шерсть на его загривке встала дыбом. Зверек за моей спиной беспокойно завозился, заверещал. Верещание перешло в смешное щенячье рычание.
        Это что же такое они почуяли? Оглядываю пространство впереди - никого не вижу. Хотя за гигантскими стволами может спрятаться даже слон.
        А это что такое висит на суку? Какая-то авоська с яйцами. Яйца раза в два, а то и в три крупнее куриных. И судя по направлению взгляда оборотня, он пятится именно от этих яиц.
        Упершись задом в мои ноги, Ледень бросает на меня испуганный взгляд, о чем-то пытается проскулить, после чего хватает зубами за штанину и тащит в сторону, продолжая коситься на авоську.
        В этот момент яйца в авоське как будто затряслись. Увидев это, оборотень выпустил штанину, тонко, по-собачьи, тявкнул и бросился наутек. Звереныш, хлопнув мне по ушам крыльями, сорвался с котомки и, панически вереща, полетел вслед за Леденем.
        Решив не выяснять, чего так испугались мои мохнатые спутники, поспешно двигаю за ними. Надеюсь, к оборотню вернется способность принимать человеческий облик, и он когда-нибудь объяснит, чем так опасна висящая на ветке гроздь дрожащих яиц.
        Огибаю два сросшихся неохватных ствола и резко останавливаюсь, изумленно глядя вперед. А впереди то, что у французов принято называть дежавю. А именно бьющийся в гигантской паутине оборотень. Не хватает только княжича с мечом. Вместо него, гораздо выше Леденя, в паутину влип крылатый монстрик.
        - Вот мы и свиделись вновь, Кощеюшка, - констатирует появившийся из-за деревьев Мизгирь и ловко, почти не видимыми глазу быстрыми движениями передних лап оплетает оборотня, буквально за несколько мгновений замуровав его в кокон.
        - Только на этот раз лошадей я тебе на ужин не привел, - развожу руками, сказав первое, что пришло в голову.
        - Прискорбно, - сожалеет слонопаук, роняя слюну и почесывая волосатое брюхо одной из задних лап. - В Виевых владениях с пищей плохо. Его твари всех зверушек разогнали, да и сами меня сторонятся. Будто я их есть стал бы. Тьфу, даже помыслить о таком противно!
        - Чего ж ты такие бесперспективные места для охоты выбираешь? - интересуюсь, с удивлением наблюдая, как обойденный вниманием Мизгиря летун одну за другой перегрызает держащие его липкие нити.
        - Да все по недомыслию, все от скудости умишки, - уклончиво скрипит паук и, приблизившись и нависнув надо мной, в свою очередь вопрошает: - А тебя, Кощеюшка, за какими надобностями в эти края занесло?
        - Уж не на дичь охотиться, - отступаю на пару шагов назад, ибо неудобно задирать голову, разговаривая с некогда бывшей первочеловеком тварью. Да и капающие перед моим лицом с его хелицер, или как там эти бивни называются, тягучие слюни не вызывают ничего, кроме отвращения. - Ты, надеюсь, не запамятовал, кем Вий мне приходится? Отчего ж не можешь поиметь в своей многоглазой головушке мысли, что я могу попросту захотеть навестить родного братца? Ты его, кстати, не видел?
        - Как же я его увижу, ежели говорят, будто ты извел его вслед за Ягой и Лешим? - удивляется Мизгирь, вновь приближаясь.
        - Ну что ж, - отступаю, сжимая крепче посох, и краем глаза отмечаю, за какой ствол сподручнее нырнуть, - значит, будешь продолжать изображать из себя недоумка?
        - Ась? - подогнув лапы, склоняется надо мной гигантский паук.
        - Хренась! - бью посохом по слюнявым бивням, пропустив через него немного энергии, чисто чтобы пугнуть восьмилапого монстра.
        - Кхор-р-ра-а! - Подавившись разрядом, Мизгирь вздыбливается на задние лапы и начинает падать на меня всей слоноподобной тушей.
        Бью по волосатому пузу более сильным разрядом. Однако густая щетина словно амортизирует удар - разряд с треском растекается по ней, заставляя волоски искриться.
        - У-ух-ха, - выдыхает чудовище, рухнув на землю.
        Едва успеваю отскочить, спотыкаюсь о подвернувшуюся под ногу сухую ветку, падаю на спину и, не выпуская из рук посох, перекатом ухожу за ближайший ствол.
        - Куда же ты, Кощеюшка? - спешит за мной паук. Трудно представить, чтобы туша размером со слона так стремительно двигалась. Будь здесь свободное пространство, Мизгирь нагнал бы меня в одно мгновение. Но частые стволы елей, меж которых он не всякий раз мог протиснуться, позволяли мне ускользать от его мохнатых лап.
        Я еще пару раз пытался образумить монстра зарядами собственной энергии, не экономя ее на этот раз, Но он лишь на мгновение замирал, потрескивая искрящейся щетиной и покряхтывая вроде как даже с удовольствием, и вновь бросался за мной, на ходу уговаривая меня пообщаться с ним поближе.
        - Извини, - бросаю, проскальзывая меж двух близко растущих стволов, - спешу на встречу с Вием. Вот после него обязательно загляну к тебе, забрать своего оборотня. Надеюсь, ты его не сожрешь?
        - Я не питаюсь людишками, - раздраженно пыхтит паук, протискиваясь меж елей, - даже если они оборотни.
        - А чего так?
        - Брезгую.
        - Какой-то ты привереда. - Кувырком ухожу от удара мохнатой лапы, заканчивающейся чудовищным когтем. - То не ешь, этим брезгуешь. Так и желудок испортить недолго.
        Перепрыгиваю через сухую ветвь поваленного дерева, огибаю очередную ель и…
        - Ёкарный бабай! - ору, влипнув в паутину.
        - Ай-яй-яй, Кощеюшка, - не спеша приближается Мизгирь. - Погоди, не спеши. Сейчас я сопровожу тебя к твоему братцу.
        Несколько мгновений панически дергаюсь в клейких тенетах, затем догадываюсь сжечь их выплеском энергии. Разворачиваюсь и ныряю в сторону от нависшего надо мной паука. Однако мое тело захлестывает петля прозрачной паутины, и я, словно пойманная муха, падаю на землю. На меня падает еще одна петля. И еще. Поспешно сжигаю их. Хочу сделать новый рывок, однако перед лицом мелькает желтый слюнявый бивень и с треском рвущейся кожи и ломающихся костей вонзается мне в районе ключицы. Прежде чем сознание гаснет, успевает появиться растерянно-негодующая мысль: а как же бессмертие?
        24
        Фу, что это такое влажное и теплое? Такое ощущение, будто кто-то лижет мое лицо. Лижет, обдавая меня теплым собачьим дыханием. Дышит и по-щенячьи поскуливает.
        Нет, отгоняю неприятную мысль, это не Ледень. Язычок явно маловат для черного волчищи. Да и дыхание у того, уверен, посмраднее будет. Брр, передергиваю плечами, представив облизывающего меня оборотня.
        - Пфыррр, - отфыркиваюсь, когда мокрый язычок прошелся по моим губам, и пытаюсь перевернуться на другой бок. Ан не тут-то было.
        По ощущениям, я словно бы плотно укутан в одеяло и, что самое странное, нахожусь не в горизонтальном, а в вертикальном положении. Радует, что не вниз головой.
        Язычок снова шлепает меня по губам и проходится вверх по ноздрям.
        - Пфыррр… - Да что ж это такое?
        С некоторым трудом разлепляю веки и вижу перед собой радостную щенячью мордочку. Узнаю спасенного давеча летуна и вспоминаю все, вплоть до того момента, как Мизгирь вонзил в меня страшный бивень.
        Так это я что, запакован в кокон, что ли? Как тогда Болтомир с оборотнем? А почему лицо свободно? Вопросительно смотрю на звереныша. Тот приоткрывает пасть, свешивает розовый язык и, судя по тому, что меня начинает раскачивать, усердно виляет хвостом. Делаю вывод, что кокон со мной висит, а летун сидит на нем.
        - Ну? - обращаюсь к нему. - И что мы будем делать?
        - Тяф! - звонко отвечает тот, опускает мордочку ниже моего подбородка и, судя по хрумкающим звукам, начинает что-то усердно грызть. Надеюсь, не мое горло.
        Теперь, когда никто не заслоняет обзор, получаю возможность осмотреться. Судя по неровному каменному своду, из трещин в котором свисают корни, мы находимся в подземелье. Раскачиваясь от движений зверька, кокон постепенно поворачивается. Вот в поле зрения попадает довольно большая арка входа. За ней непроницаемый даже для моего зрения кромешный сумрак - то ли снаружи ночь, то ли там продолжение подземелья.
        Меня начинает разворачивать в обратную сторону. Снова каменный свод с торчащими кое-где бородами корней. А вот и еще один кокон. Подвешен к своду на единственной тонкой нити, которую из-за прозрачности почти не видно, отчего создается впечатление, будто гигантский кокон висит в воздухе. Сквозь полупрозрачную оболочку видно, что внутри кто-то или что-то есть. Однако опознать «начинку» невозможно.
        Чуть в стороне от первого кокона замечаю второй. Больше ничего не успеваю заметить, ибо вываливаюсь наружу. Зверек прогрыз оболочку, которую невозможно разрезать даже хорошо отточенной сталью, и я, увлекшись созерцанием подземного зала и неожиданно потеряв опору, плюхнулся носом о запорошенный всяческим мусором пол. Хорошо, успел выставить руки, а то расквасил бы свою бессмертную физиономию. Повезло еще, что кокон висел всего в нескольких сантиметрах над землей. Зато мой освободитель чуть не погиб подо мной. Он сидел, вцепившись коготками на крыльях и задних конечностях в оболочку, и едва успел выпорхнуть из-под меня, когда кокон вдруг резко повело в сторону, а я обрушился сверху.
        Под возмущенный писк порхающего под потолком летуна выпутываю застрявшие в оболочке ноги, сажусь на ворох сухих корней и первым делом осматриваю себя, боясь увидеть на теле страшные раны. Рубаха на груди и животе залита высохшей кровью. С содроганием отвожу порванный ворот и смотрю на то место, куда Мизгирь вонзил бивень. Под запекшейся корочкой крови ничего не понять. Осторожно дотрагиваюсь - никаких болезненных ощущений. Потихоньку начинаю соскребать ногтями запекшуюся кровь. Затем плюю на ладонь и оттираю кожу в районе ключицы. Отмыть, конечно, не отмыл, но становится ясно, что никакой раны нет и в помине. Нет даже шрама. Если бы не кровь, которой, судя по всему, вытекло не менее ведра, можно было подумать, что ужас с вонзающимся в меня бивнем приснился в кошмарном сне.
        Ну вот, опять придется искать воду. Что ж мне так не везет, то в болотной грязи изваляюсь, то в собственной крови!
        Да ладно, главное, что я жив, и слухи о моем бессмертии подтвердились. И котомка за спиной. И веревка-уж на поясе. Надо бы хлебнуть козьего молочка из бурдюка и закусить молодильными яблочками для восстановления потерянной энергии. Пусть я этой потери и не ощущаю, но мало ли…
        Слева от меня раздается тихий всхрап. Подскакиваю на ноги и, увидев, кто храпит, с облегчением выдыхаю. С задранными вверх и запутавшимися в оболочке кокона ногами, на полу развалился Ледень. Заложив руки под затылок, он мирно спит, еле слышно всхрапывая при вдохе, вытягивая губы в трубочку и топорща усы при выдохе. На лбу у мужика большая, налитая синевой шишка. Похоже, выпал бедолага из своего спального мешка, не проснувшись. Ну да, его лоб проверен чугунной сковородкой Любани. Что ему какой-то каменный пол? Зато радует, что оборотень вновь в человеческом обличье, а то у меня к нему есть пара вопросов.
        Решив дождаться, когда Ледень проснется самостоятельно, осматриваю пещеру. Впрочем, кроме вцепившегося в корни под потолком, попискивающего летуна и еще трех подвешенных к потолку коконов, в ней больше ничего нет. Кто находится в этих коконах, догадаться не трудно. А так как крылатый зверек освобождать их не рвется, делать это придется мне. Знать бы, где сейчас находится Мизгирь и не застанет ли он меня врасплох? Впрочем, поспешу.
        И все же, прежде чем взяться за освобождение узников коконов, основательно прикладываюсь к бурдюку с молоком и быстро схрумкиваю одно яблоко. Ну так, на всякий случай. Скормив пирожок опустившемуся на плечо летуну, достаю из котомки завернутый в тряпицу хлеборез и на мгновение задумываюсь - с какого кокона начать? Наконец направляюсь к ближайшему, показавшемуся меньше других.
        Помня, как вывалился сам, надрезаю оболочку снизу. С некоторым разочарованием обнаруживаю не стройные ножки Яги, а сапоги сорок пятого размера. Надрезаю оболочку еще, и из нее сползает вниз… Сползает вниз… Нет, блин, а он-то откуда здесь взялся?
        Вывалившийся наружу княжич Болтомир поворачивается на правый бок, подкладывает ладони под щеку и, почмокав губами, затихает.
        С подозрением гляжу на оставшиеся коконы. Кто же там? Впрочем, зачем гадать, если можно посмотреть.
        Решительно вскрываю еще одну оболочку и в выпавшем блондине опознаю Лешего. Надеюсь, в последнем будет Яга. Кокон, конечно, великоват для нее, но я упорно надеюсь. Иначе за каким я сюда приперся?
        Вскрываю оставшийся кокон. Находящееся в нем тело выпало только наполовину, а мне уже хочется выщипать перья картавому Карлуше. А может, это не та пещера? Но Леший-то здесь. А может, тут есть еще помещения? Спешу к выходу, однако, пройдя коротким каменным коридором, вляпываюсь в загораживающую выход в лес паутину. Чертыхнувшись, сжигаю ее и возвращаюсь обратно.
        В отличие от оборотня и Болтомира, Леший и неизвестный мне высокий широкоплечий парень уже очнулись и теперь сидят на полу, недоуменно оглядываясь.
        Леший одет в те же белые полотняные штаны и рубаху, в которых я видел его по местной видеосвязи.
        На незнакомце рубаха красная. Просторные штаны заправлены в такие же, как на мне, красные сапоги. Длинные темно-русые волосы давно не мыты. Но лицо, черты которого кажутся мне смутно знакомыми, гладко выбрито.
        - Братец? - удивленно пялится на меня незнакомец. - Нешто и вправду не сгинул?
        Ага, ясно. Раз зовет братцем, значит, это Вий. Чего-то как-то я его другим представлял, как минимум страшным уродцем. То-то мне и лицо его знакомым показалось. Я тут хоть и не часто в зеркала смотрюсь, но несколько раз свое отражение видел. Только я лысый. Машинально провожу ладонью по собственной голове. Да нет, не лысый я уже. Рука приглаживает довольно приличный ежик волос. Заодно ощупываю физиономию, - и брови отросли, и ресницы, и щетину на щеках и подбородке уже щетиной не назовешь, ибо почти борода. Наверное, я сейчас напоминаю классический образ бежавшего из зоны зэка.
        - Не сгинул, как видишь, - разведя руками, отвечаю братцу. - Нешто не рад?
        - Как же не рад-то? Рад, понятно. Негоже людишкам пращуров изводить, не по покону. А дай-ка я обниму тебя, братец Кощеюшка! - Парень, по-старчески кряхтя, поднимается и шагает ко мне, распахнув объятия. - Ты, зрю, первообраз принял?
        - Оно и ты, Виюшка, не в мерзопакостной личине нонче, - вставляет реплику Леший.
        Вий отстраняется от меня и, опустив голову, разглядывает собственное тело. Затем ощупывает лицо.
        - Это как же так-то? - недоуменно произносит он. - Не было на то моего желания.
        - Дык и меня в энтот мешок без желания сунули, - почесывая затылок, блондин разглядывает оболочку, из которой только что вывалился.
        - Вона че, - удивленно протягивает Вий, в свою очередь уставившись на оболочку, в которой недавно пребывал, и, переведя взор на меня, вопрошает: - А ну-тка, Кощеюшка, разъясни?
        - Я? Да я тут меньше всех что-либо понимаю.
        - Разве не ты нас пробудил? А Мизгирь где?
        - И Яга? - добавляет Леший.
        - А это что за людишки? - Вий переводит взгляд на мирно спящего Болтомира и начавшего просыпаться Леденя. - Один, зрю, оборотень?
        - Оборотень, - отвечаю на последний вопрос и поясняю: - Мой слуга. Этого тоже знаю. То княжич Болтомир Заозерский. Но как он здесь оказался - не ведаю. Где Яга, не знаю, но знать очень хочу. А вот где Мизгирь, коромысло ему в зад, не знаю и знать не хочу.
        - Зачем? - делает удивленные глаза Леший.
        - Пошто так-то? - вторит ему Вий.
        - Чего - зачем? - не понимаю вопроса.
        - Пошто коромысло Мизгирю в зад? - поясняет недоумевающий Вий.
        - А чтоб мозги прочистить. Хрена он геноцид перволюдей устроил? И главное, все стрелки на меня перевел, змей траншейный! - высказываюсь возмущенно. - Он и Ягу куда-то заныкал.
        Вий с Лешим озадаченно переглядываются. Затем блондин, обращаясь непосредственно к моему братцу, негромко говорит:
        - Сказывала Яга, будто Кощей восстал малость… как бы не того.
        - Не чего? - поднимает брови Вий.
        - Ну, как дитя все равно. Чистый душой и памятью.
        - Во-во, - спешу подтвердить слова блондина, - насчет души утверждать не буду, но память, как чистый лист бумаги. Я даже не знаю, как пользоваться видеофоном. И вот это что за зверь, не знаю.
        Собеседники поднимают взгляды на наблюдающего за нами из-под потолка летуна.
        - Ух ты! - восторженно удивляется Леший. - Это же симуран. Я их, почитай, веков пять уже не встречал.
        - Что еще за симуран?
        - Детеныш волчицы и симаргла, - вместо Лешего поясняет Вий и, уставившись мне в глаза, спрашивает: - Нешто и вправду многое забыл?
        - Почитай, все, - со вздохом развожу руками, наблюдая, как летун доверчиво опускается на протянутую руку блондина и тот ласково почесывает ему живот, треплет загривок, поглаживает по голове. Не выдержав, ревниво замечаю: - Эй, не балуй моего пса. Не фиг его к чужим рукам приучать.
        Судя по тому, как в ответ на мое заявление у Лешего отпала челюсть, я сейчас сморозил какую-то глупость. Спешу перевести разговор на другую тему и задаю вопрос братцу:
        - Так что же тебя, Вий, заставило сменить свою ужасную личину на человеческий облик?
        Видно, что тот удивился вопросу, однако, взглянув на Лешего, все же принялся объяснять:
        - Ежели запамятовал ты много, так знай, что тенета Мизгиря, как и полотна его сестрицы Таит, возвращают завернутому в них даденую Создателем первосуть, лишают личины, снимают порчу и исцеляют.
        - Вон та сума из полотна Таит пошита, - кивает на мою котомку Леший. - В ней любой продукт век храниться будет.
        - Да-а? - бережно поднимаю котомку, отряхиваю от приставшего мусора и вешаю на плечо, чтобы все поняли, что это моя вещь. Мало ли… Из любопытства спрашиваю: - А ежели одежку из такого полотна пошить?
        - Так только из такого и шили раньше, - поясняет Вий, - покуда личины надевать нужда не пришла.
        - Ясно. А как же Мизгирю удалось вас в свои тенета замотать? - выхватываю из скопившегося вороха вопросов очередной, и тут же, увидев, какими глазами смотрит на нас проснувшийся Ледень, вполголоса вопрошаю: - Ничего, что мой оборотень об наши разговоры уши греет?
        - Как уши греет? - Вий непонимающе смотрит на оборотня.
        Тот поспешно падает на колени, впопыхах заехав пяткой по затылку храпящему Болтомиру. Вмиг проснувшийся княжич подскакивает, на ходу вынимая меч, и начинает махать тяжелым клинком в темноте, едва не задевая макушку Леденя. Он здесь единственный, кто не способен видеть в кромешной тьме.
        - Экий шустрый, - усмехается Вий. - Зрю, сей воин в услужении у тебя, братец?
        - С чего ты взял? - не понимаю вывода Вия, и на всякий случай кричу разошедшемуся княжичу: - Эй! Болтомир, завязывай махать своей железякой! Не то Леденю голову снесешь!
        - Дык у него ж твоя метка на плече, - говорит Вий.
        - Георг! - таращится в темноту княжич и опускает меч прямо на плечо оборотню, едва не отрубив ему ухо. - Ты ли здесь?
        - Я. А перед тобой Ледень. Ты на него меч положил.
        - Георг? - вопросительно смотрит на меня Леший.
        - Это длинная история, - отмахиваюсь я, ибо сейчас есть масса вопросов поважнее моего имени.
        - А не у тебя ли мы в гостях нонче, Виюшка? - вдруг меняет тему Леший. - Нешто и далее будешь нас в этой сырой пещере привечать?
        - И то верно, - кивает братец. - Тут до моей избушки недалече. Сейчас слуг кликну, нехай баньку истопят, пирогов с ягодами напекут да трав ароматных заварят.
        Вий решительно направляется к выходу. Леший, хлопнув меня по плечу, следует за ним.
        - Ледень, сопроводи княжича, чтобы нос в потемках не расквасил, - распоряжаюсь, поспешая за блондином.
        - Слушаюсь, владыка, - бьется лбом об пол оборотень. Похоже, он сделал какие-то свои выводы из подслушанного разговора.
        Болтомир пытается что-то сказать, судя по тону, возмущенное. Но я уже выхожу из пещеры.
        25
        В баньке мы не попарились. И пирожками с ягодами Вий нас не попотчевал. Он попросту не дозвался никого из своих слуг. Ведьмина сопка словно вымерла - ни зверей, ни тварей, ни какого бы то ни было захудалого нелюдя. Тогда они с Лешим каким-то образом просканировали пространство, обозрели свои владения с помощью чьих-то глаз и не на шутку всполошились. Я успел понять только, что оставшиеся без присмотра Виевы твари ринулись из его владения в окрестные леса, приводя в ужас их обитателей. Лешему такой бардак в его владениях ну очень не понравился. Он запричитал, заворчал, словно старый дед. Одежа на нем вдруг потемнела, будто деревенея. А и правда блондин покрылся древесной корой и начал отращивать то ли ветви, то ли корни, теряя человеческий облик и превращаясь в похожий на кошмарного осьминога выворотень. Перед ним возникло туманное облачко. Перебирая скрипучими конечностями, чудище шустро вошло в него и вместе с ним исчезло.
        - Меня-то подожди, пень скрипучий! - ринулся следом Вий. Вновь образовалось туманное облако, на этот раз поглотившее моего братца.
        - Эй, а я? - шагаю к облаку, но оно уже рассеялось.
        - Георг, меня с собой возьми! - спотыкаясь в темноте о корни, ко мне спешит Болтомир.
        - Куда? - ошарашенный неожиданным бегством Лешего с Вием, не понимаю требования княжича.
        - Туда, - кивает он в сторону исчезнувшего облака.
        Не, блин, неужели он настолько Болтомир, что не понимает - умей я создавать такие туманные порталы, на фига бы тогда таскался по вонючим болотам!
        - Без нас со своим хозяйством разберутся, - отмахиваюсь, вроде бы как равнодушно, чувствуя себя на самом деле выброшенным беспомощным котенком. Я-то думал, ну вот, встретил нормальных мужиков, которые все растолкуют и всему научат. Ага, научили.
        Оглядываю окружающие нас мрачные дебри. Судя по всему, до рассвета далеко. И куда теперь идти? А вдруг где-то поблизости бродит мерзкий Мизгирь? Чего-то я стал побаиваться строящего из себя полудурка восьмилапого страшилу. Вот интересно, сможет этот паучара сам себя заплести в кокон? Может, в человеческом обличье у него и характер станет более человечным? Вий же вроде ничего так мужик, вполне адекватный. А вот блондин удивил. Может, он всегда в минуты волнения превращается в деревянного спрута? Тогда его волновать опасно.
        И самый главный вопрос, из-за которого, если честно признаться, я здесь и оказался: где Яга?
        - Владыка, - доносится нерешительный голос Леденя, - а где твой посох? В пещере его тоже не было.
        Удивляюсь такому интересу оборотня, но вспоминаю, что обещал подарить ему эту палку в случае удачного завершения предприятия. Он-то думает, будто посох способен генерировать энергию, которой я чуть не разнес его мельницу. Хочу сказать ему, что, мол, у меня такие палки есть в запасе, и одну я точно ему презентую, но меня перебивает Болтомир.
        - Знатно ты, Георг, колдунишку выучил, - усмехается он. - Глянь, прямо стелется пред тобой и владыкою зовет, будто князя великого.
        - То и есть великие князья, владыки мира, - возмущенно поворачивается к нему Ледень, но я поспешно наступаю ему на ногу.
        Мне сейчас еще только объяснений с наивным княжичем не хватает. Тем более что я и сам мало что понимаю. Кстати, а как он-то сюда попал? Но прежде чем задать этот вопрос, решаю озаботиться более комфортным местом для беседы. Недолго думая перекладываю сию проблему на оборотня. Обернувшись волком и покружив по кустам, тот решительно направляется обратно к пещере, возле которой обнаруживается ведущая вверх по склону широкая тропа. По ней и идем, периодически останавливаясь и поджидая чертыхающегося княжича. Здесь хоть и не такой кромешный мрак, как в пещере, но небо затянуто плотными тучами, не пропускающими свет от луны и звезд, да и неба-то почти не видно за переплетением ветвей. Вот Болтомир постоянно и падает, споткнувшись о валяющийся сухой сук, или забредает в колючий кустарник. Ну не вести же мне этого детинушку за руку?
        Но вот тропа резко оборвалась. Вернее, ее перегородила сплошная стена из переплетений шипастых лиан. На Кавказе есть такое дерево - гледичия. Это акация-монстр с колючками длиной до двадцати сантиметров. Так вот, здесь словно какой-то мичуринец-извращенец скрестил гледичию с лианой, заставив извиваться и переплетаться стволы в обхват толщиной. Не знаю, кого должны отпугивать гигантские шипы, но и без них через подобную преграду вряд ли сможет пробиться даже танк. Разве что предварительно расстреляет живую изгородь из пушки.
        Танка с пушкой у меня нет, но расстрелять преграду я могу и собственной энергией. Вопрос в другом: надо ли мне за нее проникать? С другой стороны, а чем еще заняться посреди ночи, находясь в седловине меж горбов Ведьминой сопки? Я, конечно, подозреваю, что изгородь относится к хозяйству братца Вия, но вот не фиг было бросать меня здесь одного без присмотра.
        - Куда мы пришли? - интересуется наткнувшийся на мою спину Болтомир.
        Пронзительный визг поднявшего заднюю лапу на живую преграду оборотня не дает мне ответить. Он отскакивает от стены, словно отброшенный невидимым пинком, перекатывается кубарем и, вскочив на лапы, пытается пастью что-то выдрать из своего пуза. Раздается несколько глухих хлопков, и я вижу, как в бок Леденя вонзаются выпущенные стеною шипы. М-да… Слышал я историю, как мужики на севере подвели электричество к углу балка, который постоянно метили псы. Правда, там оказалось, что метил угол коллега из соседнего балка, а не собаки. Но, думаю, мой оборотень теперь трижды подумает, прежде чем поднимать ногу на что попало.
        Услышав пуканье третьего шипастого залпа, ожидаю новый скулеж оборотня, однако сам получаю порцию чувствительных уколов.
        - Уй! - восклицает высунувшийся из-за моей спины Болтомир, получивший чувствительный тычок в прикрывающую предплечье кольчужную сетку. - Что это? Стрелами бьют?
        Скрипя зубами от боли, выжигаю шипы из собственного тела и, не дожидаясь следующего залпа, бью в стену полосой энергии, стараясь поразить как можно большую площадь. Шипастые ветви с треском вспыхивают, озаряя окрестности веселыми всполохами. Но в следующий миг выстреливает вся стена. Ну, или та ее часть, что обращена к нам.
        Гигантским ежиком бросается в кусты воющий оборотень. Кричит получивший множество игл в не защищенные броней части тела Болтомир. Сбитый с ног, он валится на спину, прикрывая окровавленными ладонями лицо.
        Остервенев от боли, вместо того чтобы поспешить прочь или спрятаться за подходящей толщины ствол, я с новой силой бью в стену. Но теперь концентрирую удар в одной точке. Раздается оглушительный треск. В воздух взлетают обломки стволов гигантских лиан, стену заволакивает то ли дымом, то ли пылью.
        - Кхе-кхе-кхе, - доносится до меня надсадное кашлянье.
        Пуляю заряд на звук.
        - Пощади, князь Кощей! - вопит кто-то, гнусаво картавя. - Не пгизнал я тебя, каюсь! Да и мог ли я помыслить, что ты, аки чужак, по тгопе явишься?
        С трудом вникаю в смысл слов, ибо всего трясет, как при лихорадке. А кого бы не трясло? Разве что того, кто сразу склеил бы ласты, вонзись в него десятки, а может, и сотни шипов. Небось еще и ядовитых. Не будь я Кощей Бессмертный, отмучился бы после первого залпа. Но вот иглы осыпаются прахом. Боль превращается в нестерпимый зуд, который, к счастью, быстро стихает.
        Отвлекаюсь на стон. На тропе лежит княжич. Лицо его превращено в кровавое месиво, в котором не видно глаз.
        - Болтомир! - склоняюсь над ним, испытывая щемящее чувство потери близкого человека.
        Рядом приседает Ледень. Он в человеческом обличье. На теле ни единой раны, на одежде ни единой прорехи.
        - Не жилец, - уверенно говорит оборотень, осмотрев княжича.
        Полный злобы, поднимаюсь и обращаю взор на ненавистную преграду.
        Дым уже рассеялся. Колючая стена расступилась, будто бы никогда и не загораживала тропу. И это вовсе не я ее проломил, ибо не видно ни обломков, ни опаленных веток. Живая изгородь высотой метров пять и шириной не менее полутора метров как ни в чем не бывало топорщится иголками по обе стороны от тропы. А в открывшемся проходе бьется в судорогах какое-то существо.
        Не зная, на кого выплеснуть злобу, но испытывая в этом острую необходимость, подхожу ближе. На тропе, суча кривыми ножками, лежит то ли гном, то ли еще какой-то лесной карлик. Лицо у него заросло грязно-рыжей бородой даже не до самых глаз, а до самых ресниц. Нос картошкой схож по цвету с этим овощем, такой же землистый и с глазками. Разумеется ударение в глазках на втором слоге. Хрипя и выкатив глаза, бородач пытается оторвать от горла душащего его ужа.
        Машинально хлопаю себя по поясу. Ну точно, это мой ужик. Да он прямо не уж, а настоящий удав. Вероятно, моему питомцу тоже досталась порция игл, и, судя по тому, что он делает с этим гномом, ощущения ему не понравились.
        - Погоди-ка, дружище, ослабь слегка удавку. Дай мне задать пару вопросов, - обращаюсь к ужу.
        На удивление, тот меня понимает и послушно ослабляет хватку. Гном делает судорожный глоток воздуха, едва им не захлебнувшись, и закашливается.
        - Ты кто такой? - несильно пинаю его в бок.
        И так почти вылезшие из орбит глаза коротышки выпучились еще сильнее.
        - Дык Бумша же я, княже, - хрипит он. - Бумша я, пгивгатный стгаж.
        - А врата где?
        - Какие вгата, княже?
        - Коих ты страж, придурок.
        - Э-э-э, дык где надобно, там и откгоются. Стена моей воле послушна.
        - Послушна твоей воле, говоришь? - пинаю гнома по ребрам, так что тот перекатывается на живот. Приходится добавить, чтобы тот снова перевернулся лицом вверх. - Так это по твоей воле сейчас умирает мой друг?
        - Пощади, владыка, - сдавленно хрипит тот. - Пощади, смилуйся Создателя гади. Искуплю вину, искуплю непгеменно, только прикажи! Только пощади!
        Хватаю коротышку за бороду и вздергиваю на ноги. Ужик, видимо решив, что его участия больше не требуется, переползает ко мне и обвивается вокруг талии. Подтаскиваю Бумшу к стонущему Болтомиру, рядом с которым все еще сидит Ледень. Заставляю гнома опуститься на колени.
        - Значит, говоришь, пощадить тебя? Не вопрос. Пощажу. Позволю тебе прожить ровно столько, сколько проживет этот княжич, - указываю на Болтомира.
        Коротышка склоняется над княжичем, всматривается в него, вроде бы даже принюхивается и поворачивает ко мне изумленную физиономию.
        - Так это же обычный смегтный человечишко.
        - И твоя жизнь прервется вместе с его жизнью. Я все сказал, - демонстративно складываю руки на груди.
        Пару секунд коротышка что-то бормочет над стонущим княжичем, затем поднимается и с поклоном произносит:
        - Я сделаю все, владыка, чтобы этот человек жил долго. - И, повернувшись в сторону колючей стены, визгливо орет: - Маймун!
        Из темноты появляется медведеподобный макурт. Этот экземпляр еще крупнее того, на котором я ехал по болоту. Гном едва достает гиганту до пояса. Да и мои глаза на уровне его груди, и это при том, что монстр семенит сгорбившись и на полусогнутых конечностях.
        По распоряжению Бумши Маймун бережно, словно ребенка, поднимает Болтомира и несет за коротышкой. Мы с Леденем идем следом. Как только проходим мимо изгороди, создается ощущение, будто что-то вокруг изменилось. Кручу головой, пытаясь понять суть перемен. Вроде бы стало светлее. Может, начало светать? Смотрю на звездное небо. Звездное небо… Так вот в чем дело! Колючая изгородь словно отсекла плотные низкие тучи, и теперь над нами высокое ночное небо, усыпанное крупными яркими звездами. Смотри-ка, вон и Большая Медведица. Это единственное созвездие, которое я умею находить.
        Засмотревшись на небо, натыкаюсь на шерстяную спину макурта. Гигант остановился перед… не поворачивается язык назвать кустом отдельно растущее переплетение колючих лиан, стебли-стволы которых не всякий человек обхватит. Маймун опустил Болтомира на несколько вытянутых в его сторону ветвей, и те начинают едва заметно для глаза закрывать княжича листвой. Гном стоит рядом и бубнит что-то непонятное, перебирая мелкие веточки гигантского растения.
        - Эй, - обращаюсь к нему обеспокоенно, - эта гадость не сожрет Болтомира?
        Тот не отвечает, лишь начинает бубнить громче. Успокаиваю себя тем, что обреченному товарищу хуже уже не будет, а замочить противного карлика я всегда успею.
        Проходит, наверное, не менее четверти часа. Болтомир полностью скрывается в листве и мелких ветках. Стонов не слышно. Он либо уже умер, либо находится без сознания. Тем временем окутавшие его ветви начинают втягиваться внутрь куста.
        - Тепегь жизнь твоего человека вне опасности, владыка, - сообщает наконец отлепившийся от куста Бумша.
        - Когда он будет здоров?
        - С пегвыми лучами солнца, - после короткой заминки отвечает карлик.
        - И не дай бог не будет! - грозно нависаю над ним. - Я тебя порву на пятнадцать союзных республик! Понял? Нет?
        - Клянусь желудем снежного папоготника, с пегвыми лучами солнца человек будет здогов, - падает предо мной на колени карлик.
        Я слабо представляю, что такое желудь снежного папоротника, но обещаю в случае обмана прорастить этот желудь в заднице Бумши, после чего распоряжаюсь отвести нас с оборотнем куда-нибудь, где можно с комфортом скоротать остаток ночи.
        Гном провожает нас к избе с высоким крыльцом, внешне похожей на мой домик в солнечном райском уголке. По пути он периодически ощупывает свой зад, - вероятно, под впечатлением моего обещания проверяет, не проклюнулся ли там росток снежного папоротника. Интересно, что это за папоротник такой, на котором растут желуди?
        - Чья это избушка? - интересуюсь у сопровождающего.
        - Владыки Вия, владыка.
        - Пока свободен, - бросаю ему, прежде чем подняться на крыльцо, - но чтобы явился по первому зову.
        Не слушая бормотания карлика, вхожу в дом. М-да, однако, братец живет еще более скромно, чем я. В избе только одна большая комната. Нет даже сеней. Печи тоже нет. Стол, две лавки, два сундука и топчан. И все. Как же он собирался угощать нас пирогами с чаем, ежели не видно ни самовара, ни хоть какой-нибудь посуды? Может, у Вия есть отдельная изба для гостей? Почему тогда Бумша привел нас сюда?
        Голова пухнет от вопросов. Попробую заснуть. Говорят, утро вечера мудренее. Утром, надеюсь, и Вий с Лешим объявятся.
        Падаю на топчан и уже лежа сдираю сапоги.
        Молчаливый Ледень оборачивается волком и ложится у порога.
        Что-то я хотел у него спросить… Ага, вспомнил.
        - Ледень, стань-ка на минутку человеком, - обращаюсь к нему и, когда тот поднимается в образе бородатого мужика, говорю: - Я чего спросить-то хочу, что это за сумка с яйцами была, которой вы с летуном так шуганулись, что аж в паутину влипли?
        - Да то ж гадючья кладка была, владыка. Еще немного, и из нее начал бы выводок выпрыгивать.
        - Как выпрыгивать? - ничего не понимаю я.
        - Так же, как тот, на который мы нарвались перед грозой.
        - Так это чё? - начинает доходить до меня. - Это вот те маленькие гадины, которые втыкались в нас, так вылуплялись из кладки?
        Засыпаю под рассказ оборотня, как гадины вешают свою кладку на ветвях деревьев, и та, когда созревает, поджидает приближение крупного зверя, а то и человека. Как только вблизи появляется сохатый, вепрь, медведь или еще кто, кладка выстреливает в него мелкими гаденышами, кои вгрызаются в несчастного и пожирают его за считаные минуты. После чего, набравшись сил, расползаются и охотятся уже на мелкую дичь типа мышей, лягушек и эльфов.
        26
        Во сне вижу Ягу, парящую в небе на параплане. Она не сидит в плетеной ступе, а висит на стропах. На голове шлем с огромными очками. Одета в то же длинное полотняное платье, которое на ветру плотно облепляет соблазнительную фигурку.
        Я стою посреди бескрайнего болота, кричу и машу руками. Однако Яга меня не замечает и быстро удаляется. Делаю попытку побежать за ней, но не могу выдрать ноги из грязи. Тщетные усилия освободиться приводят к тому, что я начинаю погружаться в зловонную жижу. Попытка создать магическую опору ни к чему не приводит. Нет во мне никакой магии, нет в руках посоха, нет ужа на поясе, нет ничего. Есть только бескрайнее болото, в которое я провалился уже по подбородок.
        Последняя мысль, прежде чем захлебнуться, - почему Яга летает на параплане, а не перемещается с помощью туманных порталов, как это делают Леший с Вием? С этой мыслью и просыпаюсь. Причем просыпаюсь, как мне показалось, от петушиного крика.
        Надо мной стоит Ледень.
        - Звал, владыка? - вопросительно смотрит оборотень.
        Не отвечая, сажусь и некоторое время прихожу в себя от приснившегося кошмара.
        Сквозь мутное оконце проникает утренний свет. Толкаю створку, позволяя проникнуть в помещение свежему воздуху.
        - Зови Бумшу, - говорю Леденю.
        Тот выходит и вскоре появляется, таща за шкирку рыжего карлика.
        - Что с княжичем? - строго спрашиваю привратного стража.
        - Человек жив и здогов, владыка.
        - Зови его сюда.
        - Э-э, владыка…
        - Чего? - грозно хмурю брови.
        - Человек пока еще изволит почивать, владыка, - мямлит тот, но заметив, что мои ладони начинают светиться, поспешно добавляет: - Но ежели на то будет твоя воля, я его пгобужу.
        - Что-то темнишь ты, картавый, - произношу подозрительно, поднимаясь на ноги. - А ну, веди к нему.
        Выйдя наружу, осматриваю окрестности при дневном свете. Ну что ж, не знаю, как во владениях других перволюдей, а наши с братцем запросы примерно одинаковы. На взгляд размеры огороженного колючей стеной лесного оазиса такие же, как у моего, огороженного скалами. Вопреки привычному мнению, будто Вий со свитой бодрствуют исключительно ночью, солнышко здесь, судя по всему, уважают.
        Начнем с того, что за периметром стены все так же клубятся мрачные тучи, в то время как у меня над головой высокое ясное небо. Сразу появляются ностальгические воспоминания об отдыхе в Геленджике. Там тоже частенько приходится наблюдать такой феномен, когда над вершинами окружающих гор клубятся тучи, а над бухтой сияет летнее солнышко, ласково грея, а то и нещадно поджаривая съехавшихся со всех сторон необъятной страны туристов.
        Под ногами приятная зеленая травка. Сосенки, яблоньки, березки, озерцо с вытекающим из него ручейком и даже банька - ну все как у меня. Разве что похожее на колонну переплетение гигантских лиан в центре оазиса является отличительной особенностью.
        Кроме того, ночью я здесь никого не видел и не слышал, а сейчас вокруг гораздо оживленнее, нежели в моих владениях. Вот куда-то ковыляет пухлощекая голова на ножках. Ее большие уши будто светятся, пропуская низкие лучи утреннего солнца. Отвлекаюсь на детский смех, и с изумлением вижу маленького кентавра. Торс пацаненка лет пяти на теле жеребенка. Кентавренок что-то усердно тащит из ветвей яблони, натужно упираясь в землю всеми четырьмя копытами. Наконец ему удается сдернуть с дерева взрослую гадину. Не удержавшись на ногах, он выпускает из рук змеиный хвост и кубарем катится по траве. Звонко хохоча, поднимается и скачет прочь. Гадина, злобно шипя и шевеля вздыбленными на голове червями, грозит вслед кентавренку маленькими кулачками.
        А это что за крокодил-сороконожка с вантузом вместо головы выползает из озера? Хм, если вдруг придется париться в баньке, в озеро прыгать я точно не буду. Не хочу, чтобы такой вантуз присосался к моей бессмертной заднице.
        - Кукареку-у-у! - раздается пронзительный крик со стороны бани.
        Вздрогнув, с удивлением замечаю важно вышагивающего по поленнице красного петуха. Вот те раз! А как же заверения Николая Васильевича незабвенного Гоголя о том, что Вий со свитой не то что терпеть не может, а прямо-таки смертельно боится петушиного крика? Вона окружающая нечисть даже ухом не повела. Да и от солнца никто в тень не прячется. Может, я тут еще и развалившегося в шезлонге вампира увижу, который, нежась под солнечными лучами, хрумкает чесночные зубки?
        Пока кручу головой по сторонам, разглядывая местных обитателей, подходим к лианам, где в ветвях находится на реанимации Болтомир. Тот по-прежнему лежит на ложе из ветвей, которые уже не накрывают его сверху, а лишь возвышаются по краям невысоким бортиком, не давая спящему человеку свалиться. Княжич действительно спит. Грудь его равномерно вздымается при вдохе, губы приоткрываются при шумном выдохе. Лицо непривычно гладко выбрито, и на нем нет ни единого шрамика, который бы напомнил о ночной трагедии. Если бы не видел ранее у Болтомира курчавой бороды, сейчас мог бы решить, что этому юноше максимум лет шестнадцать.
        Удостоверившись, что с человеком все в порядке, обращаю взор на Бумшу, желая его отблагодарить, однако вспоминаю, что именно он во всем и виноват, хмурю брови и говорю:
        - Ну что ж, ты отсрочил свою погибель.
        Гном угодливо гнет спину.
        Итак, пока княжич проходит курс реабилитации посредством здорового сна, мне можно, я бы даже сказал, крайне необходимо привести себя в порядок. Осматриваю свое изодранное и перепачканное в грязи и крови одеяние. М-да, прошедшие сутки не единожды доказали версию моего бессмертия. Ну, во всяком случае, убить меня непросто, это точно. Но помыться и сменить прикид необходимо. Этой проблемой и озадачиваю Бумшу.
        Тот криком подзывает увальня Маймуна и велит ему затопить баню. Сам отправляется подобрать мне одежку из запасов братца.
        - И смотри, - бросаю ему вслед, - чтобы портки и рубаха были из полотна Таит. А то у вас тут простая одежка долго не держится.
        - Э-э-э… - обернувшись с изумленно выпученными глазами, пытается что-то сказать карлик.
        - И пошевеливайся, - строго прерываю его мычание, отворачиваюсь и иду к бане, из трубы которой уже заструился легкий дымок.
        Ну а чего? Должна же в запасах у Вия быть волшебная одежка. Пусть она и не дает накладывать на себя личину или кем-то там оборачиваться, но я ничего такого и не умею. Зато ее ни один местный гаденыш не прокусит, если верить тому, что я узнал от Вия с Лешим.
        Блаженствуя после бани под сенью берез, начинаю понимать причину, по которой тела перволюдей не доведены до совершенства. Будь мое тело грязеотталкивающим и самоочищающимся, разве смог бы я сейчас ощутить такой кайф от бани? А вот пуленепробиваемым меня могли бы сделать, ибо при заживлении ран, кроме нестерпимого зуда, нет совершенно никакого удовольствия. Впрочем, человеку, будь он хоть перво-, хоть после-, не угодишь.
        В тени поленницы в волчьем обличье дремлет Ледень. Почему-то последнее время он предпочитает звериный облик человеческому.
        Гном на глаза не показывается, но на лавке лежат светло-серые полотняные штаны и длиннополая рубаха. Возле них по-хозяйски свернулся уж. Не ведаю, из того ли волшебного полотна одежка, однако как проверить, пока не придумал.
        Ну что ж, пора и княжича будить. Облачаюсь в свежую одежду и, свистнув оборотню, направляюсь в сторону лиан.
        - Болтомир, - тормошу все еще храпящего парня, - пора вставать! Солнце уже высоко, а я до сих пор не знаю, как ты сюда попал.
        - А? Что? Кто? - приподнимается тот на ложе.
        - Ты.
        - Я-а? - удивляется он и, осмотревшись вокруг, спрашивает: - Где я?
        - Для начала поведай, каким ветром тебя сюда занесло, - говорю я и киваю в сторону избушки. - Пойдем, заодно и позавтракаем. Если, конечно, местные твари нам чего-нибудь на завтрак предложат.
        Хочу уже крикнуть Бумшу, но замечаю, что Болтомир слезает с ложа как-то заторможенно, странно шевеля плечами и недоуменно заглядывая за спину. Заглядываю тоже. Офигеть! Два тянущихся от лианы стебля толщиной в руку прямо сквозь кольчугу вросли в лопатки княжича. И как их теперь отрубить? Может, процесс лечения еще не закончен? Но гном уверял, что пациент полностью здоров.
        - Бумша! Бумша, коромысло тебе в зад! Маймун! - нетерпеливо окликаю ковыляющего по своим делам макурта. - Где Бумша?
        - З-здесь я, владыка, - раздается испуганный голос невесть откуда появившегося рыжебородого карлика.
        - Это что за хрень? - тычу пальцем во вросшие в Болтомира стебли.
        - И-иначе нельзя было, владыка, - испуганно бормочет Бумша. - Иначе человечишко помгет.
        - Помре-ет? Ты это что, скотина рыжая, хочешь сказать, что отделить его от этого дерева нельзя?
        - Смилуйся, владыка! - падает на колени карлик. - Не в моей власти сие. Ты велел, чтобы человечишко жил, я твою волю исполнил. Но без лозы он помгет.
        - Это как это так? - доходит смысл произошедшего до Болтомира, и он начинает дергать плечами, пытаясь освободить лопатки. - Это почему это я прирос к дереву? Я так не хочу. Я давеча к царевне посватался. У меня теперича полцарства без хозяйского пригляду пропадает.
        - Моли владыку, человечишко, - скороговоркой шепчет ему Бумша. - Только он милостью своею может даговать тебе жизнь отдельно от когня лозы.
        - Кто? - удивляюсь в очередной раз. - Я?
        - Ко-о, ко-ко! - вдруг заполошно запричитал прогуливающийся рядом петух и заспешил в сторону избушки, возле которой затуманилось облако портала.
        Первым вышел Вий, и петух суетливо затоптался перед ним, закудахтал, словно наседка. Создалось впечатление, будто он докладывает хозяину о состоянии дел на вверенном ему объекте.
        Следом из портала появился Леший.
        У обоих первомужиков на лицах выражение усталости. Зато на волосатой физиономии поспешно ковыляющего к Вию Бумши читается явное облегчение. Пинком отогнав петуха, карлик о чем-то торопливо докладывает моему братцу, бросая короткие взгляды в мою сторону.
        Леший же, выйдя из портала, сразу направился ко мне. При этом его взор устремлен куда-то позади меня, и по мере приближения белобрысые брови хмурятся все сильнее.
        - Зачем ты это сделал, Кощей? - спрашивает он раздраженно. - Али не ведаешь, что я не терплю в своих владениях друидов?
        - Что я сделал? - непонимающе пожимая плечами, оборачиваюсь. За моей спиной только зеленый столб из переплетений колючих лиан и топчущийся перед ним Болтомир, занятый попытками заглянуть себе за спину, дабы разглядеть, что же там его держит за лопатки.
        - Зачем ты сделал из своего человека друида? - тычет пальцем в княжича Леший.
        - Друида? - Окончательно сбитый с толку, разглядываю Болтомира. - Он что, теперь друид? Погоди, Леха, не кипятись. Ты не против, если я тебя Лехой буду звать? Нет?
        - Куда будешь звать?
        - Проехали.
        И пока Леший не спросил, кто и куда проехал, поспешно начинаю рассказывать о ночном казусе, в результате которого Болтомир слился в симбиозе с лианой. Разумеется, я промолчал, что первым на ограду помочился оборотень, а обвинил во всем агрессивного гнома, попытавшегося уничтожить мирных гостей многократным залповым расстрелом гигантскими колючками.
        - Слушай, Лех, - спрашиваю в заключение, - можешь отсоединить моего товарища от этих колючек? А то я, сам понимаешь, не помню, как это делается.
        - Одначе сильно ты изменился, Кощей. Давненько не слыхивал, чтобы кто из нас смертного человека товарищем называл. - Леший берется за плети и легко отбрасывает их, будто они и не были вросшими в спину Болтомира. Те, извиваясь словно живые, втягиваются внутрь гигантского куста. Блондин, еще раз пристально вглядывается в лицо оробевшего вдруг княжича и обращается ко мне: - И что ты с этим, кхм, товарищем делать мыслишь? Мне в моих владениях он не нужен.
        - Дык это, - вмешивается Болтомир, - у меня ж свое царство теперича…
        - Погоди, - прерываю его. - Ледень, проводи княжича к бане, пусть обмоется после воскрешения.
        - После какого воскрешения? - изумленно поднимает брови Болтомир, но оборотень хватает его под руку и тащит прочь, наставительно бормоча: мол, негоже перечить владыкам.
        - Лех, я, конечно, слышал о друидах, но кто они такие, не помню. Может, объяснишь, в чем проблема?
        - Нешто не помнишь? То прислужники Цернунна и Аонгуса. Эта парочка настолько обленилась, что не желает самостоятельно следить за порядком в собственных владениях. Вот и создают себе жрецов-друидов, соединяя их в симбиозе с лесом. Вот же запамятовал ты, как энти жрецы до наших лесов добрались да учинили тут раздрай своевольнический. Чутка всех мелких тварей не перевели, а крупным человеческие жертвы приносить принялись. Мы ж с тобой, с Лихоней, да и с Вием, Мизгирем и Ягою, почитай, цельный век тех друидов отлавливали да измененные ими деревья вырубали.
        - И чего, всех перевели?
        - Почти. Цернунн с Аонгусом крепко осерчали тогда за своих жрецов. Собрали оставшихся и заперлись с ними на Туманных островах. Там поныне и обитают. Одна только колючка в память о них и осталась. - Леший кивнул на гигантскую лиану. - Вий ее в качестве ограды приспособил.
        - А кто такой Бумша?
        - Бывший друид. Он в тенетах Мизгиря побывал. Человеком не стал, но и лес его теперь не слышит. А вот над измененными деревьями он властен. Потому и служит у Вия.
        - Понятно. Ну а что с Болтомиром? Какие друидские возможности он приобрел?
        - Да, почитай, лес его теперь будет слушаться так же, как и меня. Вот зачем лесу второй хозяин, скажи?
        - Что значит слушаться? - пытаюсь уточнить я.
        Из объяснений Лешего выходит, что с годами, лет эдак через двести-триста - а жить княжичу теперь не меньше десяти веков, - Болтомир научится менять лес по своему хотению, вплоть до того, что на березах будут расти яблоки. Сможет ускорять и замедлять рост дерева. Сможет заставлять растущее дерево принимать любую форму. Также его будет слушаться лесной зверь. Ежели княжичу вздумается, то и волки начнут от зайцев бегать. Только нежить и твари ему неподвластны останутся, за что друиды их невзлюбили изначально.
        - А если его в тенета запутать, он прежним станет? - высказываю появившуюся мысль.
        - Нет. Его суть изменилась. Он теперь часть леса. Тенета его тоже изменят, но прежнего уже не будет. А что получится, не ведаю. Ежели он тебе не сильно дорог, можно посмотреть.
        - Нет, не надо. А то получится какой-нибудь Бумша.
        - Тогда оставь друида Вию. Пусть под присмотром его тварей находится.
        - А и пусть будет, - соглашается подошедший и слышавший часть разговора братец, - коль уж в этом мой Бумша виновен.
        - Не-э, - снова мотаю головой, - такое невозможно. По крайней мере пока. Он же княжич. Да, почитай, цельный князь уже. Кроме наследуемого Заозерского княжества у него с моей помощью несколько собственных владений появилось. Не согласится он все это бросать ради сомнительного удовольствия жить среди твоих уродцев, Вий. А тут еще, похоже, у него женитьба на царевне наклевывается. Нет, Лех, давай так: ежели он вдруг что-нибудь не то в твоем лесу творить начнет, ты сразу мне маякни, и я его приструню. Ладно?
        - Чудно ты изъясняться стал, Кощеюшка, - качает головой Вий и обращается к Лешему: - Отчего вдруг он тебя Лехом стал звать?
        - Куда? - вопрошает у Вия блондин.
        - Что - куда? - не понимает вопроса тот.
        - Куда он меня стал звать?
        - Кстати, - прерываю их диалог, - у вас-то какие успехи? Порядок во владениях навели? Всех тварей по норам разогнали?
        - Зачем по норам? - переключается на меня Леший. - Вий вернул их в свои владения. Я зверей успокоил, а весяне и сами постепенно успокоятся. Тут, Кощей, другое любопытно.
        - Что?
        - Лес-то, оказывается, был полон слухов, будто ты извел сперва меня с Ягой, а потом и Вия. Откуда сие, не растолкуешь?
        - А растолкуйте-ка вы для начала, как в тенетах Мизгиря оказались! Может, тогда и прояснится автор инсинуаций.
        Вий с Лешим переглянулись. Почесав затылок, братец вдруг сгреб за шиворот греющего уши Бумшу, приподнял его над землей, так что их лица оказались на одном уровне, и поинтересовался:
        - Вода в самоваре кипит? Плюшки-ватрушки с пылу с жару на стол подадены? Нет? А чей-то ты такой нерасторопный нонче, а? - Взмахнув карликом, братец зашвырнул его в открытую дверь избушки с точностью профессионального баскетболиста. После чего обратился уже к нам: - В кои-то веки мы встретились, так нешто за стол не сядем?
        - И то верно, - кивнул Леший. - Кипяточком с земляничным вареньем попотчуешь? Оно и об делах-заботах разговор глаже пойдет.
        Пока невесть откуда набежавшая нечисть собирала на стол, я отвлекся на негодующие восклицания Болтомира. Разоблачившись для помывки в бане, он обнаружил две дыры в кольчужке в районе лопаток, в каждую из которых свободно пролазил его кулачище. Узнав от Леденя, что эти дыры проделала колючая лоза, княжич в сердцах вознамерился пошинковать ее на силос для имеющегося у него царского стада коров. Тут-то он и обнаружил, что под рукой нет меча. Меча не было не только под рукой, но и нигде в обозримом пространстве. На вопросительный взгляд Болтомира Ледень предположил, что меч остался валяться в лесу, в том месте, где княжича нашпиговали шипами. Узнав об этом, парень хотел в сердцах грохнуть шлемом оземь, но, ухватив себя за волосы, обнаружил отсутствие головного убора, также непонятно где потерянного. Последовавшее за этим витиеватое обращение к злодейке-судьбе я и услышал и отправился к бане, узнать, что случилось.
        Вникнув в суть проблемы, я попросил у Вия сопровождающего, который проводит княжича к месту потери меча и шлема. Тот послал Маймуна.
        Тут мне пришла в голову мысль, как улучшить настроение Болтомиру, а заодно и отвлечь его на какое-то время. Перебросившись еще парой фраз с братцем, велю Леденю сопровождать княжича и, как только подберут потерянные вещи, следовать в пещеру, где остались висеть бесценные для людей оболочки коконов.
        - Одну, если нужно, можешь оставить себе.
        - Можно две, владыка? - вопрошает оборотень.
        Решив, что княжичу хватит и трех, тем более что две у него в заначке уже есть, разрешаю. Обрадованный Ледень возвращается к поспешно омывающемуся из наполненной Маймуном бочки Болтомиру.
        27
        До чего же чудесные ватрушки с лесными яблоками, грушами и ягодами пекут во владениях Вия! Прямо не могу оторваться. А может, просто сильно проголодался со вчерашнего, насыщенного невероятными событиями дня. Хотя, конечно, непонятно, зачем бессмертному есть? Ведь если я бессмертный, мне не грозит и смерть от голода. Может, чисто для фигуры? А то, если не буду питаться, стану худым, как Кощей Бессмертный… М-да.
        Судя по тому, как двигают челюстями Вий с Лешим, аппетит у них не хуже моего. Они еще и кипяток, налитый из пузатого медного самовара, хлебают чуть ли не живьем. Я так не могу, потому и жду, когда остынет, и нетерпеливо дую в стоящую передо мной глиняную кружку.
        - Уф, - первым откидывается от стола Леший. - Благодарствую, Виюшка, за угощение. Мыслю, надобно мне первому сказ начать.
        Прекратив жевать, мы заинтересованно уставились на блондина. Выдержав небольшую паузу, он начал:
        - Как весть о Кощеевой погибели повсюду разлетелась, явилась ко мне Яга и говорит: мол, Кощеюшкина погибель - это только начало. Мол, далее всех нас, первых, изведут людишки, потомки наши неразумные. И вина, говорит, в том не их, а наша.
        - Это в чем же наша вина? - возмущенно стучит кулаком по столу Вий. - Нешто в том, что породили племя сие неразумное? Так на то воля Создателя была.
        - Вот и я то же Яге молвил, - соглашается Леший. - Она же знай свое твердит: мол отдалились мы от детей наших, бросили на произвол судьбы, а то и того хуже, предстаем пред ними в образах богов разных, порой мерзких, заставляем не нужные никому обряды совершать, а то и вовсе кровавые жертвы приносить.
        - Неправда сие, - вновь перебивает Лешего братец. - Людишки сами на нас божественные личины вешают. Никто их насильно поклоняться не заставляет. Нешто ты, Леший, когда требовал, чтобы бортники, да охотники, да другие весяне тебе дары под елками оставляли? Да и нужны тебе те дары? А ты, братец Кощей, и вовсе золотишком за людские услуги расплачивался. А мог бы и так брать, коли бог.
        Так как ничего ни о каких услугах, за которые расплачивался золотишком, не знаю, скромно молчу. А Леший продолжает:
        - И я Яге то же самое твердил, да напрасно все. Надобно нам, молвит, личины скинуть да прийти к потомкам какие мы есть, каких нас Создатель породил. Мол, все беды людские оттого, что отдалились мы от них, не дарим им любовь родительскую. Ага, токмо нашей любви им и не хватает… Говорю ей: вон тати лесные кровушку купчишке заезжему пустили и рады, аки дитятки, веселой забаве. Вот и явись к ним с родительской любовью.
        - А Яга чего ж? - вопрошает Вий.
        - Дык молвит: сестрица моя Кострома любовь людям дарит, и они чтут ее за то и уважают. А ежели я старухой препротивной кажусь, то какая им от меня любовь? Сказала да и вышла к костру, вокруг которого тати пировали. Вышла как есть, сама собой.
        - И чего? - снова нетерпеливо интересуется братец. - Подарила им свою любовь?
        - Да чего-то не захотела, - отрицательно покрутил головой Леший. - Зато они не против были. Как увидели вышедшую из леса симпатичную молодку, аж рты слюнявые пооткрывали, глаза выпучили и руки к ней тянут. И такая любовь в их глазах запылала, что я сразу понял: будь на месте Яги обычная женщина, жить ей пришлось бы недолго, смерть ее ожидала лютая, а душа после такого не пожелала бы возрождаться.
        - А Яга чего? - на этот раз интересуюсь уже я.
        - А чего Яга? - повторил мой вопрос блондин, и тут же ответил: - Личину премерзкой старухи накинула да разметала душегубов метлой по кусточкам. Одначе помыслов своих не поменяла. Надо, молвит, не ей одной, а всем нам скопом с добром и любовью к потомкам явиться. А ежели, подобно энтим татям, не примут людишки добро наше, привить его им насильно, чтобы будущие поколения уже в благости родились и с благостью жили, не зная о существовании зла.
        - Круто, - ухмыляюсь я. - Прямо как пиндосы с насаждением всеобщей демократии и общечеловеческих ценностей.
        - Какие пиндосы? - вопрошает Вий, и Леший поддерживает его заинтересованным взглядом.
        - Не знаю, - ни секунды не задумавшись, решаю тупить я, пожимая плечами. - Знаю, что есть где-то какие-то пиндосы, которые якобы навязывают всем, кто под руку попадется, свою точку зрения о добре и справедливости, а кто не соглашается, того бомбой… в смысле, тому голову долой. Вот только не помню, кто такие эти пиндосы и где обитают.
        - На паству Исы похоже, - задумчиво говорит Леший.
        - Давненько я о нем не слыхивал, - качает головой братец.
        - Яге о нем напоминать не надо. А то вдвоем они такого наворотить могут… - красноречиво недоговаривает блондин.
        - Так где Яга-то? - задаю интересующий в первую очередь вопрос.
        - Откуда мне ведать, ежели ты сам нас с Вием из Мизгиревых тенет освободил?
        - Как вы, кстати, в них оказались?
        - Дык я ж к тому разговор и веду. Задумалась, значит, Яга крепко. Тут ее черный птиц и прилетел.
        - Карлуша, что ли?
        - Он самый. Принес весть о том, что ты восстал, Кощеюшка. Яга раз тебя призвать попыталась, другой… Ты поначалу молчал, будто и нет тебя вовсе. Потом вроде отозвался, но тут же прервал видение. Тогда она в твои владения и отправилась по небу на крыле, что для нее Таит соткала.
        - А через портал… ну, в смысле, как вы с Вием, через туманное облако?
        - Через призыв-то? Дык как же она в твои владения шагнет, ежели ты ей призыв не откроешь?
        - А-а, - протягиваю, будто что-то поняв, - ну да, об этом я не подумал.
        - Да и любит она парить в небесах, аки птица, - продолжает Леший. - Мол, так она ближе к людишкам становится.
        - Это как же ближе? - не понимает Вий. - Где это видано, чтобы людишки под облаками носились? Не птахи, чай.
        - Ну-у, - почесав куцую бородку, Леший поясняет: - То Яга говорила не о сути людской, а о помыслах человеческих. Мол, кажный человече в помыслах ввысь стремится. Не под облаками даже, а чтобы даже выше облаков.
        - Нешто Яга решила, что потомки наши ополоумели все?
        - Полетела она ко мне, и что дальше? - нетерпеливо возвращаю беседу в прежнее русло.
        - А то и дальше. Вернулась от тебя и молвит: Кошенька душою чист стал, аки младенец. От личины премерзкой не токмо избавился, а забыл о ней вовсе. Зла, мол, в нем не осталось ни капли. Надобно, молвит, и всем нам через перерождение пройти, дабы восстать прежними и чистыми. А как сие сделать? Ивана на всех не натравишь…
        - Значит, правда, что в погибели… - Вий осекся, взглянув на меня, - что к Кощееву перерождению Яга руку приложила?
        - Только косвенно, - пытаюсь объяснить братцу. - Можно сказать, пошутила неудачно.
        - Кому можно сказать? - не понимает Вий.
        До чего же надоели мне такие вопросы…
        - Тому, кто спросит, - отвечаю после пары секунд раздумья и перевожу взгляд на замолчавшего Лешего. - Ну и что она надумала?
        - А то и надумала - у Мизгиря помощи просить. Призвала восьмилапого и давай ему втолковывать, за какой надобностью он должен всех нас по очереди тенетами опутать. Тот поначалу отказался: мол, кто ж согласится на такое? А то еще и лапы переломают. Но Яга, она убеждать умеет. Каюсь, вместе с Мизгирем и меня убедила. Вот и помыслили мы сообща, что с тебя, Виюшка, начать следует. А потому что ты со своей свитой собирался окрестные леса разорить, зверей и весян разогнать.
        - А чего ты всяких извращенцев в свои леса пускаешь? - возмутился братец. - Сперва стрелами бьют, потом целоваться лезут и жениться обещают, а опосля жабой бородавчатой обзывают…
        - Да то ж людишки неразумные по недомыслию и слабоумию решили невест себе в лесу добыть, - попытался оправдаться Леший.
        - Это что, по-твоему, я на невесту похож? - еще сильнее возмущается Вий.
        - Ну, дык ежели на заколдованную токмо…
        - Погодите, братцы, - прерываю разгорающийся спор. Я эту историю уже слышал, и сейчас меня интересует другое. Потому говорю блондину: - Рассказывай дальше.
        - А нечего далее сказывать. Явились мы к твоему братцу. Он как раз свиту собрал для нового похода. Как раз вся нечисть возвернулась, что от Ивановых дружинников разбежалась, не желая замуж за них выходить. И не смотри ты на меня так, Виюшка. Моей вины в том ни на иголочку еловую нет. Так вот, значится, уболтала его Яга самовар поставить. Посидели мы вот так же за душевною беседой. Токмо Мизгирь все маялся снаружи, ибо в личине паучьей не мог к нам присоединиться…
        - Уговорила меня Яга обождать до утра, - продолжил вместо Лешего Вий. - Накормил я гостей, почивать уложил, да и сам прилег. Проснулся в гроте, когда ты нас из тенет освободил.
        - С тобой-то понятно, - вступил в разговор Леший и, почему-то уставившись на меня, вопросил: - Я-то как там оказался?
        - А мне почем знать? - удивленно поднимаю брови. - Мне эту пещеру Карлуша показал.
        Теперь я рассказываю о том, почему и каким образом оказался в пещере и как меня освободил летающий собачонок.
        - Кстати, - обращаюсь к Вию, - как бы набить морду тому болотнику, что меня утопить хотел?
        - Знаю уже о том, - усмехается братец. - Болотник сам энтой ночью ко мне взывал, оборонить от тебя молил. Сказывал, будто не признал тебя, не поверил, что один из владык не может по воде аки посуху идти, не захотел тебе тропу мостить. А как понял, что ошибся, так со страху забился в самую глубокую яму и вылез только тогда, когда меня поблизости почуял.
        - Ну и хрен с ним, с этим вонючкой, - машу рукой и решаю обратиться к собеседникам с волнующим меня вопросом: - Братцы, некого мне, кроме вас, о помощи попросить. Я же как переродился, так все умения растерял. Нет, уметь-то я, может, кое-что и умею, вот только не помню, что и как. Вот и по воде, аки посуху, не помнил, как ходить. Не знаю, как видеосвязью пользоваться. Как через порталы ходить. А поначалу и вовсе чуть не сжег себя всего без остатка, пуляясь энергией направо и налево.
        - Ты разумеешь, о чем он сказывает? - поворачивается к Лешему Вий.
        - Что-то про видимую связь и какие-то проталы, - пожимает плечами тот.
        - О какой помощи просишь, Кощеюшка, не пойму что-то, - хмурит брови братец.
        - Научить меня всему, что сами можете и что я сам раньше мог. - Собеседники в очередной раз недоуменно переглядываются, и я уточняю на конкретном примере: - Ну, например, захочу я поговорить с тобой, Вий, находясь в своих владениях, и как мне это сделать?
        - Так поговори, ежели восхотелось, - пожимает плечами тот.
        - Ладно, - временно сдаю позиции, - тогда так: ты находишься в своих владениях, я - в своих. Тебе восхотелось что-то мне сообщить. Что будешь делать?
        - Весть пошлю, знамо.
        - Ага, вот я сейчас выйду из избы, а ты пошли мне весть, - сказав, вскакиваю со скамьи и быстро выхожу на крыльцо.
        Через несколько мгновений подбегает низкорослый макурт и, аккуратно обойдя меня, протискивается в дом. И тут же выскакивает обратно.
        - Владыка Вий шлет тебе весть, владыка Кощей, - сообщает он гудящим басом.
        - Какую? - спрашиваю разочарованно.
        - Владыка Вий просит тебя вернуться к столу, владыка Кощей.
        - Свободен, - отпускаю макурта и возвращаюсь к соплеменникам. Теперь решаю обратиться к Лешему.
        - Лех, ну вот когда я восстал и ко мне прилетела Яга, ты рассказывал нам о безобразиях, которые учинила в лесу Иванова дружина, помнишь?
        - Нешто я память потерял? Помню, знамо.
        - А как ты это делал?
        - Как делал? А ротом и делал. Как же еще? Я и посейчас ротом говорю.
        Задерживаю дыхание и мысленно считаю до десяти. Наконец, выдохнув, делаю новую попытку:
        - Я не о том спрашиваю, как ты говоришь, а о том, как смог связаться с нами, находясь в своих владениях?
        - Чем связаться? - Белобрысые брови поднимаются в искреннем изумлении.
        И-и-и - раз, два, три… Выдох. Новая попытка:
        - Вот я сейчас выйду на крыльцо, а ты, не поднимаясь со скамьи, увидь меня и скажи что-нибудь. - И я снова выхожу из избы.
        И снова к крыльцу спешит тот же макурт. Но теперь он держит перед собой наполненную водой шайку. Из избы он выходит с пустыми руками. Мне на этот раз не передает никакой вести, а просто молча удаляется.
        И тут же, заставив меня вздрогнуть, в воздухе начинает мерцать круглое, размером с таз марево, которое быстро проясняется, превратившись в экран, откуда смотрит несколько удивленный Леший. Через плечо блондина заглядывает не менее удивленный Вий.
        - Что ты хочешь услышать, Кощей?
        Не отвечая, бросаюсь внутрь и вижу обоих перволюдей склонившимися над принесенной макуртом шайкой. Тоже заглядываю в нее. В застывшей, словно идеальное зеркало, воде видны все мы трое. Леший с Вием смотрят на мое отражение. Соответственно, их отражения смотрят на меня. Несколько долгих секунд молча пялимся друг на друга. Но вот блондин крепко зажмуривает глаза, и зеркало превращается в обычную воду, по которой пробегает рябь от нашего дыхания.
        - Во-от, - протягиваю облегченно, сажусь за стол и зажевываю пережитое волнение пирожком с лесными яблоками. - А ты, Вий, так можешь?
        - Знамо, могу. Кто ж такое не может?
        - Допустим, я не могу. Чего ж тогда весть через макурта передал?
        - Дык ежели ты на крыльце стоишь, проще с вестью слугу послать, нежели малый призыв творить. Оно и призвать недолго, но чистой воды под рукой не оказалось.
        - Короче, братцы, запамятовал я, как этот самый малый призыв творить. Напомните, а?
        - Чего ж проще-то? - начинает объяснять Леший. - Ладонь над водной гладью простираешь, глаза закрываешь и призываешь образ того, кто тебе нужен. Ежели он от призыва не закрылся, образ тут же и оживет.
        - А ну-кась… - Пододвигаю к себе шайку, опускаю над ней правую ладонь, закрываю глаза и старательно пытаюсь воссоздать образ Яги. Несколько раз приоткрываю один глаз, чтобы взглянуть на воду. Бесполезно. Вспотев от напряжения, разочарованно открываю глаза и со вздохом говорю: - Ничего не получается.
        - Не Ягу ли призывал? - спрашивает Вий, и в ответ на мой утвердительный кивок сообщает: - И Яга, и Мизгирь от призыва закрыты.
        - Почему?
        - Сие и нам знать охота.
        - Ладно. - Снова поднимаю ладонь над шайкой, зажмуриваюсь и начинаю представлять образ Леденя. Тот тут же возникает в моем воображении, словно живой. Открываю глаза и вижу его удивленно-испуганный взгляд в водяном зеркале. Пытаясь скрыть несолидную довольную улыбку, обращаюсь к волколаку: - Ну? Нашли меч и шлем Болтомира?
        - И не искали даже, владыка. Местная нечисть все сама принесла.
        - Вот и ладно. А чего так темно-то? Нешто ночь на дворе? Вроде только что утро было.
        - Так мы в пещере, владыка. - Ледень отодвигается, и моему взору открывается уморительная картина. Шумно пыхтя и обливаясь потом, Болтомир с Маймуном тянут одну из Мизгиревых оболочек, пытаясь порвать тонкую нить, которой та прикреплена к каменному своду. Рядом, вцепившись лапами в свисающие из трещины мохнатые корни, висит вниз головой летун и азартно попискивает, наблюдая за совместными усилиями княжича и монстра.
        - Оторвали хоть одну? - сочувственно спрашиваю у оборотня.
        Тот отрицательно крутит головой.
        - Могу дать совет. Во-первых, с помощью лома, зубила или кирки отколоть кусок камня, к которому приклеена нить. Во-вторых, попробовать уговорить детеныша симурана - или как его там? - чтобы он эту нитку перегрыз. Но лучше попробовать с киркой. Пусть княжич подольше будет чем-нибудь занят.
        Дождавшись утвердительного кивка от Леденя, зажмуриваю глаза, как это делал Леший, и видеосвязь прерывается.
        - Та-а-ак, - говорю удовлетворенно, - а теперь, братцы, у меня есть вопросик еще к одному персонажу.
        На этот раз, закрыв глаза, пытаюсь представить образ Водяна. И тот не заставляет сильно напрягаться - вперивает в меня из шайки недовольно-настороженный взгляд. По обе стороны от головы видны обнаженные девичьи груди, владелицы коих нежно расчесывают отблескивающие зеленцой светлые пряди владыки местных водоемов. На заднем плане сплошная занавесь ивовых ветвей, длинные листья которых бликуют отражающимися от воды солнечными зайчиками.
        - Привет, земноводное, - небрежно бросаю Водяну. В отличие от первой встречи, сейчас не испытываю перед ним не то что трепета, но даже уважения. А не фиг про меня разные слухи распространять.
        В ответ на мое приветствие голубокожий первочеловек лишь молча поднимает правую бровь: мол, фигли тебе надо?
        - Я чего спросить хочу, - говорю, не дождавшись ответного приветствия, - вот ты говорил, будто я, воскреснув, Лешего с Ягой замочил. А то, что я еще и Вия с ними за компанию уделал, тебе не сообщили?
        - Замочил? - задумчиво переспрашивает Водян. - Как замочил?
        - А вот это тебе лучше знать. Так что про Вия, слышал?
        - Знаю и про Вия, - кивает голубокожий. - Пошто на брата-то родного руку поднял?
        - Не пойму я что-то, о чем вы речь ведете? - поднимается со своего места Вий и, подойдя ко мне, появляется в поле зрения Водяна. Тот от изумления поднимает обе брови и отвешивает нижнюю челюсть.
        - Погоди, брат, - отстраняю Вия и вновь обращаюсь к Водяному: - Не расскажешь, кто тебя этими слухами потчует?
        - Что-то ты путаешь, друг Водян! - Теперь ко мне подходит Леший, заставив голубокожего еще сильнее выкатить серые водянистые глаза. - Про Ягу не скажу, но меня Кощей не мочил. Да и какая надобность ему меня мочить-то?
        Эх, жаль, что нет Яги! Если бы Водян сейчас увидел еще и ее, его точно хватил бы удар. Но владыке водоемов хватило и Вия с Лешим. Сперва выпучив глаза, так что глазные яблоки должны были вот-вот выпасть, он вдруг крепко зажмуривается, и видеосвязь обрывается.
        - Эй! Куда? - кричу разочарованно в шайку, но оттуда на меня смотрит только мое собственное мутное отражение.
        Делаю попытку связаться с Водяном заново, однако ничего не получается. Прошу помощи у блондина. Но Водяной игнорирует и его вызов.
        - На кой он тебе? - интересуется братец.
        - Хотел узнать, кто распространяет слухи, будто я из-за какой-то обиды сгубил сперва Ягу с Лешим, а затем и тебя, братец Вий.
        - Экий навет паскудный, - качает тот головой. - Мыслишь, Водян о том ведает?
        - По крайней мере, он должен знать, кто ему об этом напел. Лично я о том впервые услышал от него. Может, ты попробуешь его призвать?
        Попытка Вия тоже не приводит к успеху.
        - Ну и фиг с ним, - решаю я. И предлагаю соплеменникам научить меня создавать порталы.
        Опять приходится долго объяснять, что я имею в виду. Наконец выясняется, что порталы называются просто призывом. Если малый призыв творится для наблюдения и общения, то просто призыв нужен для перемещения. Перемещаться можно либо к другому первочеловеку, сотворив сперва малый призыв, либо в заранее помеченное место. Чтобы создать переход в такое место, необходимо представить его так же, как образ того, к кому обращаешься с малым призывом. С большим трудом удалось выяснить, как нужно метить места, в которые в дальнейшем планируется совершать переходы. И то, пока не проверил, сомневался в правильности своего понимания момента. Получилось, что пометить - значит просто хорошо запомнить окружающую обстановку. Соответственно, если в будущем обстановка изменится, к примеру, кто-либо срубит дерево или сроет холм, то метка станет недействительной. Беспрепятственно можно создавать порталы в собственные владения. Зато во владения других перволюдей не помогут проникнуть никакие метки. В гости можно пройти, только спросив разрешения через малый призыв.
        Естественно, первое место, куда я решил совершить пробный переход, это мои собственные владения, мой спрятанный в неприступных скалах райский уголок. По настоянию Вия выхожу из избы, ибо, как узнаю позже, переходы не открываются внутри небольших помещений. Воображение само рисует расположенную в тени берез лавочку, на которой мы с Ягой отдыхали после бани. Воздух перед крыльцом начинает искриться и превращается в колышущуюся завесу, совсем не похожую на те туманные облака, через которые меня проводили болотники.
        - Мурр-мяу, - приветствует мое появление развалившийся на лавке Васька.
        - Привет, - бросаю ему в ответ и осматриваюсь вокруг.
        Вот так, никаких сложных заклинаний, никаких танцев с бубнами и высокотехнологичных генераторов прокола пространства. Просто возжелал оказаться дома - и оказался. Однако хорошо быть первочеловеком…
        - Ме-э-э. - Тряся полным выменем, ко мне бежит Машка.
        Веревка на поясе превращается в ужа, и он, скользнув в траву, черной молнией устремляется навстречу козе. Обвив Машкину ногу, мой ползучий друг припадает к вымени и начинает жадными глотками поглощать молоко. Пусть насыщается, заслужил. А Машка-то прибалдела, глаза прикрыла и тихонечко помекивает. Интересно, потому, что я почесываю ее меж рогов, или оттого, что ее доит уж?
        - Ну ладно, - говорю, когда изрядно потяжелевший уж возвращается на мой пояс, - проверили дом, пора возвращаться.
        Мелькает мысль спуститься к Маркулю и появиться у Вия верхом на земноводном монстре. Однако вспоминаю о его стремительном языке и отказываюсь от этой идеи.
        28
        Для возвращения во владения братца мне необходимо с ним связаться с помощью малого призыва. Беру на крылечке бани одно деревянное ведерко и зачерпываю из озера воду. И вот, когда рука занесена над ведром и я уже закрыл глаза, меня вдруг посещает совершенно неожиданная мысль. А что если… Так-так-так… Значит, для создания призыва, а попросту говоря, портала необходимо воссоздать в памяти нужное место. Важно, чтобы это не было маленьким помещением и чтобы оно не было закрыто для посещения другим первочеловеком, или там не произошло никаких кардинальных изменений…
        Снова закрываю глаза и воссоздаю в памяти заросшую виноградом беседку перед маленькой банькой на моей даче в той, реальной жизни… Реальной? Может, это та жизнь мне приснилась и я на самом деле местный Кощей, страдающий амнезией? Впрочем, не буду заморачиваться.
        Итак, беседка перед баней. У крыльца бани осиновая кадка с водой для окунания. С левой стороны от бани проволочная ограда, густо заплетенная длинными колючими плетьми ежевики. С этой стороны соседей нет. Там крутой склон лога, на котором никто не захотел разрабатывать участок. Слева старая раскидистая яблоня. Она заслоняет расположенный выше дом. Порыв теплого ветерка колышет ветви яблони, и я, осознав реальность картины, открываю глаза. Передо мной колышется серебристое марево.
        С замиранием сердца и задержав дыхание, словно перед прыжком в холодную воду, шагаю вперед.
        Да, это моя дача. И она явно не пустует. На столике в беседке початая бутылка красного вина, открытая коробка шоколадных конфет и различные закуски на пластиковых лоточках. Металлический мангал за беседкой не виден, но, судя по умопомрачительному запаху, на нем в данный момент готовится шашлык.
        Интересно, кто тут хозяйничает в отсутствие хозяина?
        Судя по дымку из трубы, баня топится. Поднимаюсь на крыльцо и, пригнувшись в дверях, захожу в предбанник. Убеждаюсь, что изрядно прибавил в росте, ибо почти касаюсь головой низкого потолка.
        На вешалке мужская и женская одежда. Мужская явно не моя - по росту маловата, а в ширину на несколько размеров больше. А вот бирюзовое платьице в гардеробе жены вроде бы присутствует. Та-а-ак…
        Распахиваю дверь в парилку и… и удивленно смотрю на пышнотелую блондинку, возлежащую на полке лицом вниз.
        - Марик, - говорит она низким томным голосом, - обработай меня веничком.
        Поняв, что передо мной не моя супруга, испытываю некоторое облегчение. Однако, словно загипнотизированный, продолжаю пялиться на обнаженный идеал средневековых художников.
        - Ну Марик, ну… - Подняв голову и увидев вместо Марика меня, блондинка замолкает на полуслове. Несколько мгновений она смотрит, все сильнее округляя большие, обрамленные пышными ресницами глаза, и наконец, набрав полные легкие жаркого воздуха, разражается истошным воплем: - Ма-а-арик!
        Выйдя из ступора, отшатываюсь назад и закрываю дверь парилки, за которой блондинка продолжает взывать к неизвестному Марику.
        - Эй! - раздается за спиной мужской голос.
        Обернувшись, вижу перед собой упитанное лицо кавказской национальности. Могучий волосатый живот нависает над веселенькими семейными трусами, на которых изображены пальмы и выпрыгивающие из воды дельфины. Из трусов торчат еще более волосатые, малость кривоватые тонкие ноги, вставленные в длинноносые лакированные туфли. В руках у джигита по шампуру с нанизанными кусочками аппетитно пахнущего мяса. Округлив глаза и задрав густые брови, так что они соединились с аккуратно зачесанными набок волосами, мужик с изумлением осматривает меня с ног до головы.
        М-да, видок у меня, по меркам цивилизованного мира, тот еще. Полотно сестры Мизгиря Таит, из которого сшиты мои штаны и рубаха, по внешнему виду мало чем отличается от обычной мешковины. Обмотанный вокруг талии обрывок толстой веревки не придает моему виду презентабельности.
        - Эй, - снова восклицает Марик и опять замолкает, словно то ли не может подобрать слова, то ли ему мешает что-то другое. Насупив брови, он переводит недовольный взгляд на собственные руки, и его лицо озаряется пониманием. Перехватив левой рукой оба шампура, он включает правую в разговор, помогая по-кавказски активной жестикуляцией возникновению слов. - Эй! - На этот раз возглас сопровождается вкручиванием вверх правого указательного пальца. - Бомжара, я твой рот топтал, ты как тут оказался?
        Пропускаю оскорбление мимо ушей и в последний момент сдерживаюсь от заявления, что это моя дача. Внешний вид-то у меня нынче совершенно другой, никто из соседей меня не узнает и, соответственно, не подтвердит мое право собственности.
        - Извини, мужик, - говорю миролюбиво, - я к хозяину зашел. Это же Жорика дача?
        - Эй, какой такой Жорик-чморик, эй? - нагло вопрошает Марик и, в очередной раз вкручивая палец в воздух, заявляет: - Я хозяин эта дача, понял, да? А ну, бомжара, я твой рот топтал, говори, как ты сюда пришел? Говори, в дом заходил? Вещи крал? Я тебя, я твой рот топтал, на цепь посажу, буду как собаку в будке держать. Понял, да? Я твой рот топтал!
        Подхожу к кавказцу вплотную, и тому, чтобы смотреть мне в глаза, приходится максимально задрать голову. Подобное положение всегда сбивает спесь с любителей словесных наездов. Мужик не является исключением, поэтому неловко замолкает.
        Отбираю оба шампура, снимаю кусочек мяса, кладу в рот и, прижав его языком к небу, наслаждаюсь вкусом горячего сока. М-да, великолепный шашлык! Жаль, что наша встреча произошла при подобных обстоятельствах, не предполагающих дальнейшего совместного приятного времяпрепровождения за общим столом.
        Однако, пока я оценивал кулинарные способности Марика, он прошмыгнул к столу и схватил деревянную коробку, размерами похожую на шахматную, только не расчерченную на клетки.
        Вот Марик открывает ее трясущимися руками. Опа, да там в уютном бархатном ложе находится большой черный револьвер. Судя по находящемуся там же баллончику, какие в детстве использовались в сифонах для газировки, это травматик.
        - Марик! - В приоткрытую дверь из парилки высовывается голова блондинки. Первое, на что натыкается ее взгляд, это я, стаскивающий зубами с шампура очередной кусок мяса.
        - Застрелю ишака! - срывающимся на визг голосом вопит мужик.
        Увидев своего друга целящимся в меня из револьвера, блондинка, ойкнув, захлопывает дверь.
        Ну, я мужика понимаю. Он отдыхает тут с женщиной, и вдруг невесть откуда появляется какой-то оборванец, вламывается в парилку, где нежится в ожидании друга блондинка, а потом еще и начинает нагло пожирать шашлыки. Кстати, а чего он сюда с ними приперся? Они что, в парной их жрать собирались?
        А вот в лицо мне целиться не надо. Я, конечно, бессмертный, и, если мне вышибить глаз, наверняка вырастет новый, но все равно, уверен, мне это будет неприятно. Поэтому, заткнув трясущийся ствол ладонью, берусь за него и вырываю из рук Марика. Тот все же нажимает на спуск, и револьвер глухо пукает в моей ладони, слегка уколов кожу попытавшимся вылететь шариком.
        - Не балуй, - по-прежнему миролюбиво говорю мужику и отбрасываю травматик за спинку дивана.
        - Эй, ты кто такой? - уже без всякого гонора спрашивает кавказец, удивленно глядя на выпавший из моей руки шарик.
        - Ангел, - отвечаю я, продолжая с наслаждением чавкать шашлыком.
        - Болгарин, что ли? - раздается из вновь приоткрывшейся парилки голос блондинки.
        - Почему болгарин? - удивляюсь я.
        - А у меня был один болгарин, его тоже Ангелом звали.
        - Эй! - возмущенно переключается на подругу Марик. - Ты что такое говоришь, Нелли? Какой такой болгарин-мулгарин?
        - Да это давно было, Марик, еще до тебя. При тебе у меня болгар не было. - И блондинка, ойкнув, захлопывает дверь, оставив Марика застывшим в попытке сообразить, что такое она ему сейчас сказала.
        Присутствовать при семейных мелодрамах мне никогда не нравилось, поэтому спешу вернуть мужика к интересующему меня вопросу:
        - Слушай, Марик, скажи мне, где хозяин дачи, и я уйду.
        - Я хозяин дачи, эй! - Указательный палец вздымается вверх. - Чего хочешь, а?
        Ну вот, он уже и без ругательств научился разговаривать.
        - И давно ты стал хозяином?
        - Осенью купил. Хорошие деньги заплатил. Все честно, через натариуса-матариуса, все по закону.
        - А почему хозяин ее продал?
        - Не хозяин, да, хозяйка. Катерина. Муж, говорит, умер, а ей одной с дачей не управиться.
        Кусок мяса застревает в горле. Закашлявшись, вручаю Марику полуобъеденные шампура и выхожу на крыльцо.
        Нет, такой сон мне уже не нравится. Надо либо наконец-то проснуться, либо вернуться в сказочную реальность сновидения. А то что-то как-то грустно стало и сердце защемило. А ведь был соблазн встретить здесь родную Катюху и, что самое интересное, себя рядом с ней. Но встречаться с собственной вдовой…
        Подойдя к бочке, творю призыв Вия, и, когда тот появляется, прошусь вернуться в его владения.
        Прежде чем войти в замерцавший портал, оборачиваюсь, чтобы еще раз окинуть взором некогда принадлежавшую мне дачу. На крыльце бани, выпучив глаза и отвесив челюсть, стоит Марик. Из-за его плеча выглядывает завернутая в простыню пышнотелая блондинка Нелли. Подмигиваю ей напоследок и делаю шаг во владения Вия.
        29
        Пытаясь отвлечься от мыслей о посещении дачи, пристаю к Вию и Лешему с требованием научить меня еще чему-нибудь. Те в ответ лишь недоуменно переглядываются и пожимают плечами. Тогда, пытаясь конкретизировать просьбу, рассказываю им, как чуть не истратил всю жизненную энергию, пуляясь ей направо и налево. Собеседники долго сокрушенно охают и ахают, выражая сочувствие и сожаление по поводу моей некомпетентности в элементарных вопросах, после чего принимаются нудно и запутанно объяснять элементарные, по их мнению, вещи.
        Оказывается, любой предмет, находящийся в продолжительном контакте с первочеловеком, заряжается энергией. Особо большой объем энергии могут накапливать предметы из плотной древесины и некоторые виды камней. Металлы же, наоборот, почти не способны к такому накоплению. Таким накопителем энергии у Кощея, то бишь у меня, являлся посох, который я, кстати, где-то посеял. Соответственно, я мог метать молнии, не тратя собственную силу, а высвобождая из посоха ту, что в нем накопилась за сотни, а может, и за тысячи лет.
        Естественно, заряженные артефакты используются не только для метания молний. Вернее будет сказать, для метания молний они практически не используются. Их предназначение - выполнять роль волшебной палочки. Конечно же, взмахнув посохом, я не смогу сотворить накрытый яствами стол или кровать с обнаженной красоткой, но, например, смогу одним прикосновением превратить водную гладь в твердь, по которой можно пройти, или испарить кусок каменной стены, преграждающей мне дорогу. Ну, о таких мелочах, как подпалить сложенные для костра дрова, и говорить не стоит.
        И вот еще примечательный момент. Оказывается, заряженными первочеловеком артефактами могут пользоваться обычные колдуны. Не в полной мере, конечно. Но вот как раз примитивно метать молнии им по силам. Оттого-то, надо думать, Ледень так стремится завладеть моим посохом. Теперь даже не знаю, стоит ли дарить ему этот посох, если он отыщется? Думаю, следует подзарядить какую-нибудь другую палку. Вряд ли оборотню для колдовских фокусов понадобится много энергии.
        От ликбеза по магическим вопросам отвлекает донесшийся из открытого оконца возбужденный голос Болтомира.
        - Пойду гляну, чему там княжич радуется, - говорю собеседникам, выхожу из избы и вижу приветливо машущего мне княжича.
        - Оцени добычу, друже Георг! - указывает он на лежащий перед ним тюк светло-серого полотна. - Цельных пять паучьих тенет!
        - Да ты че! - восхищаюсь я, с притворным интересом осматривая тюк.
        - Ага! - широко улыбаясь, кивает хозяйственный Болтомир. После чего, несколько смутившись, указывает на топчущегося чуть позади Леденя, перед которым лежит тюк несколько меньших размеров. - Он две тенеты в твою долю забрал. Но, ежели что, я не против, ты не думай, Георг.
        - Да я не думаю, - отмахиваюсь, усмехнувшись хитрости оборотня. Не сдержав любопытства, интересуюсь: - Как удалось добыть-то? Они ведь, должно, насмерть к камню приклеены были.
        - Ага, - продолжает улыбаться Болтомир. - Насмерть. Токмо силушка силу ломит. Молот и клин из хорошего железа любой камень осилит. Благо Маймун помог. У Леденя силенок маловато, а один я, поди, до вечера колотился бы. Мы с макуртом каменюки пооткалывали, к которым тенета прочной нитью прикреплены были, а тут и Ледень сгодился, уговорил симурана те нити перегрызть. Не то пришлось бы волочить вместе с камнями.
        - Ловко! - якобы восхищенно качаю головой. - Я бы так не догадался. Я бы сразу упросил летуна нити перегрызть, дабы не крошить скалу попусту.
        - Ну дык… - лучась интеллектуальным превосходством, разводит руками княжич. Однако тут до него доходит смысл сказанного мной, и он, растерянно отвесив челюсть, переводит взгляд на Леденя. Тот до сих пор с трудом сдерживал усмешку, а теперь, не выдержав, натужно закашлялся. Укоризненно покачивая головой, княжич сетует на него: - Экий же ты умишком-то убогий, одначе. Нешто не мог сразу догадаться?
        - Куды ж мне, сирому, - сквозь рыдающий кашель говорит оборотень.
        - Ну, не горюй, - покровительственно хлопает его по плечу Болтомир. - Помни главное: будешь подле нас с Георгом держаться, не пропадешь.
        В конце концов отправляю спутников в сопровождении того же Маймуна на поиски моего посоха, предположив, что он потерян там, где на меня напал Мизгирь, а сам возвращаюсь в избу, где ставлю перед соплеменниками вопрос о дальнейших действиях. Те, как обычно, не сразу соображают, что я имею в виду. Приходится пояснить:
        - Мыслю я, братцы, надобно нам скорее отыскать Ягу и Мизгиря, дабы прояснить все непонятные моменты.
        - Зачем? - приподняв правую бровь, вопрошает Вий.
        - Что значит - зачем? - переспрашиваю я. - Ты не хочешь узнать, с какой целью кто-то распускает слухи, будто я уничтожаю своих соплеменников, в том числе тебя, Лешего и Ягу?
        - Но ты же не уничтожаешь. Так зачем мне что-то узнавать? - пожимает плечами братец.
        - А я хочу ведать! - вмешивается блондин. - Хочу ведать, пошто меня в тенета без моего на то согласия замуровали!
        Сдерживаюсь, чтобы не напомнить ему поговорку: мол, не рой другому яму, и киваю Лешему.
        - Вот я и говорю, надобно отыскать Ягу с восьмилапым, дабы прояснить ряд вопросов. Ты, Леший, можешь предположить, где эта парочка находится в данный момент?
        - Яга, мыслю, к Лихоне отправилась. Да и Мизгирь, полагаю, при ней.
        - Лихоне звякнуть можешь?
        - Ась?
        - Ну, - двигаю к блондину шайку с водой, - призвать Лихоню можно?
        - А чего ж нельзя-то? - Леший простирает ладонь над шайкой, и через пару мгновений в застывшем водном зеркале появляется круглая физиономия красноносого, бородатого и ко всему еще лопоухого циклопа.
        Моргнув огромным, почти во весь лоб, глазом, циклоп раздвигает губы в радостной улыбке, обнажая желтые, редкие, по-лошадиному крупные зубы.
        - Рад лицезреть тебя, брат Леший! Пошто вспомнил обо мне? Может, желаешь на забаве присутствовать? - Циклоп кивает на происходящее за его спиной побоище. - Вишь, как знатно молодцы тешатся?!
        В небольших просветах между краями шайки и головой бородатого одноглаза действительно проглядываются фрагменты отчаянного месилова, слышится ор, конское ржание и звон металла.
        - Это что ж, - двигается ближе к шайке Леший, - привел-таки царевич Илюха дружину воевать с царем Мудромыслом за нанесенную царевичем Иваном обиду?
        - Ага, - широко улыбаясь кивает циклоп, - привел. Токмо не довел малость.
        - Это как?
        - А так. Яга ко мне давеча явилась и, не поверишь, совестить принялась: мол, негожее дело я творю, в ссору смертоубийственную людишек втравливая.
        - Отчего ж не поверю-то? - со вздохом качает головой блондин. - Я надысь сам таких терзаний душевных от нее наслушался, что и помыслить сложно. Так что в твоих словах, Лихоня, не сумлеваюсь ни на иголочку еловую.
        - Ты глянь! - удивленно поднимает густую бровь одноглазый, отчего большие, просвечивающие уши оттопыриваются еще сильнее. - И что енто с ней такое приключилося?
        - Виною за Кощеевы страдания Яга тяготится, вот малость и двинулась оттого рассудком, - поясняет Леший.
        - А-а-а, так молва идет о том, будто Яга Ивана на Кощея натравила, верно? Вона че, а я не верил. Оно ж слухи были: мол, Кощей востал да тебя с Ягой изничтожил. Я было поверил, ибо ни тебя, ни ее призвать не мог. А тут она сама объявилась.
        - Погоди, - прерывает Лихоню блондин, - ежели Илюха войско до Мудромыслова царства не довел, то кто с кем сейчас ратится?
        - А иди сюда, поведаю. Не то через тебя я и сам забаву просмотрю.
        - Твори призыв, - соглашается Леший и поднимается со скамьи. - Токмо я не один. Со мною Вий и Кощей.
        - Кощей? - удивляется циклоп и, узрев меня через шайку, восклицает: - И верно восстал? Значит, не лгала Яга, когда сызнова Ивана на битву с тобой отправляла?
        - Опять?! - в три голоса восклицаем мы, на что Лихоня, состроив смешную физиономию, пожимает плечами.
        Через минуту мы переправились к одноглазому через развернувшийся возле крыльца портал.
        Теперь я более подробно рассмотрел легендарное Лихо Одноглазое. Фигура довольно несуразная. Ростом высок, даже в сравнении с высокорослыми перволюдьми, поболее двух метров, не иначе. Брат Лешего худой, но не изможденный. Наоборот, длинные жилистые руки и лопатообразные ладони внушают уважение и не вызывают желания поручкаться. А вот плечи невероятно узкие. И на них сидит опять же невероятно большая круглая голова. Ну, про один-единственный огромный немигающий глаз говорить не стоит. Жесткая, торчащая во все стороны борода плавно переходит в такую же жесткую, торчащую во все стороны шевелюру. Лопоухим, словно локаторы, грязновато-розовым ушам до чебурашкиных пропорций далеко, но все равно впечатляют. Красный в черную крапинку картофелеобразный нос в центре улыбающейся физиономии довершает портрет. Одет Лихоня в грязную длиннополую полотняную рубаху, подпоясанную обрывком веревки. За веревку заткнут большой топор с зазубренным лезвием. Из-под грязных портов торчат босые ноги размером явно за сорок пятый.
        Пока я разглядывал Лихо Одноглазое, мои спутники увлеклись созерцанием сражения, развернувшегося на берегу то ли моря, то ли еще какого безбрежного водоема. Зрелище, надо сказать, действительно было эпическое. Я не мастак на глаз определять количество сбившихся в одну свалку людей, но думаю, их здесь не одна сотня. И это не считая коней. Помните, у классика: «Смешались в кучу кони, люди…» Так вот, сейчас передо мной как раз именно такой случай. Я вообще не понимаю, как в такой свалке можно отличить своего от врага? Такое ощущение, будто каждый тупо колет и рубит всех, кто попадается под руку. Я бы на месте одного из предводителей дерущихся вывел своих воинов из схватки и подождал в сторонке, пока враги в суматохе сами себя порубят.
        Однако, понаблюдав чуть дольше, начинаю различать противников по доспехам.
        Я в разных там колонтарях и прочей средневековой амуниции не разбираюсь, поэтому определяю противников просто как рыцарей и витязей. Витязи облачены в кольчуги и остроконечные шлемы, а вооружены мечами, топорами, булавами и короткими копьями. Рыцари, как положено, в железных панцирях и с рогатыми ведрами на головах. Вооружены все длинными мечами, которыми владеют довольно виртуозно.
        На чьей стороне перевес, пока не определить. Надо ли кому-то помочь, тоже не известно. Потому обращаюсь за разъяснением к одноглазому: мол, кто такие и что не поделили?
        - Дык Илюха с штрейхбрехелем устляндским ратится, - не отводя искрящегося азартом глаза от месилова, поясняет тот. - Нешто сам не зришь?
        - А-а, - протягиваю многозначительно. - А чего не поделили?
        - Дык спорят, кому первому Мудроград грабить.
        - Ясно. А что еще за Мудроград?
        На этот раз Лихоня отрывает взор от битвы и удивленно смотрит на меня. Приходится Лешему сообщить ему о моих проблемах с памятью после возрождения. Далее Леший поясняет мне, что Мудроград является главным и единственным городом царства Мудромысла, отца того самого Ивана-царевича. А вот с какого перепуга устляндский штрейхбрехель делит с царевичем Ильей право на грабеж столицы соседнего царства, блондину и самому интересно.
        - Они еще даже до границ Мудромыслова царства не дошли, - удивляется он.
        - Дык я ж говорил, - пожимает узкими плечами одноглазый, - Яга ко мне явилась и совестить принялась: мол, негоже государства друг на друга из-за пустяка натравливать. Ну, я ей и дал обещание, что остановлю армии. Вот и остановил. Зришь паруса? То принц Хасан Елдыевич спешит присоединиться к штрейхбрехелю Вульфберу. А из-за во-о-он того холма скоро появится первая сотня тумена, который ведет откликнувшийся на зов Ильи юный Сектым Бурдюк. Так что, други, самое интересное еще впереди, - с сухим шорохом потирает лопатообразные ладони Лихоня. - А там и старшие сыны Мудромысла с дружиной подтянутся из-за леса, дабы ворога на подходе к рубежам встретить. Так что чаяния Яги исполнятся - никто мирные города и веси не тронет, все туточки и полягут.
        - Ага, - хмыкает Вий, - ежели не считать, что те города и веси без мужиков останутся, которые тут на твою, Лихоня, забаву полягут.
        - А ить неча было меня будить! Ты, Виюшка, и не ведаешь, какие сладкие сны мне снились. Да и тебе ли сетовать? Чай, бабы без мужиков в иную ночь и макурта в постель пустят. Вот и прибудет лесного народца.
        - А сам зачинщик-то, Иван-царевич, где? - вопрошает Леший. - Прибудет ли с братьями?
        - Экая ты деревяха глухая, - качает головой Лихоня, отчего оттопыренные уши касаются узких плеч. - Сказано - пень, пень ты и есть. Говорено же было, что Иван по наущению Яги отправился сызнова Кощея бить. Яга к нему ряженых в видоков перехожих анчуток подослала с вестью о том, что Кощей-де восстал и желает возвернуть Василису.
        - Гребаный зоофил! - возмущаюсь я, испытывая некоторое облегчение от того, что рядом нет Болтомира, ибо неизвестно, как этот новоиспеченный друид воспринял бы такую весть.
        - Это кто? - нацеливает на меня глаз Лихоня.
        - Где? - не понимаю я.
        - Ну, ентот грибной зоофил.
        - А-а, зоофил-то? Да так в народе зовут любителей целоваться с лягушками.
        - Куда зовут? - продолжает любопытствовать одноглазый.
        - Куда-куда? - раздраженно передразниваю я. - Со мною биться, куда ж еще? Кто зовет - спрашивать будешь?
        - Не-э, - простодушно мотает тот головой, поднимая ушами небольшой сквознячок, - я ведаю, что Яга.
        - А сама она где? - спрашиваю, горя желанием поймать и хорошенько расспросить рыжую бестию… в бане…
        - А вслед за Иваном и отправилась. Кошенька, говорит, без памяти восстал, морок на своих владениях не восстановил. Потому, ежели Ванюша узрит вместо черного замка голые скалы, то по простоте ума мимо проедет и заплутает в лесу дремучем.
        - А ты-то чего, жердина одноглазая? - подступает к нему Вий. - Ладно людишек друг с другом стравливаешь, но Яге-то пошто позволил козни супротив моего братца строить?
        - А чего я? - моргает невинным глазом Лихоня. - Кощей раз восстал - и другой раз восстанет. Бессмертный, чай. Да и Яга лишний раз позабавится. Глядишь, в разум вернется, скисла девка совсем за последние-то века.
        - Хороши ж у вас забавы, - укоризненно качает головой братец.
        - А Мизгирь при ней был? - вспоминает о восьмилапом Леший.
        - Не-а. Давненько ентого пройдоху не видал. Мне тут для одной забавы моточек его нити потребен. В другой раз мыслю призвать мохнатого.
        - Смотри, а то сам в этих ниточках замурован окажешься так, что даже уши торчать не будут, - предупреждаю одноглазого.
        - Чегой-то? - прищуривается тот.
        Однако мои мысли уже сплетают план дальнейших действий по поиску и поимке коварной рыжей бестии, потому о непонятной роли Мизгиря в последних событиях Лихоне рассказывает его собственный братец.
        30
        Может, смотреть на битвы в кинотеатрах и увлекательно, но в реальности отрубленные конечности, раздробленные черепа и выпотрошенные кишки могут вызвать восторг только у маньяка. Ну, еще чисто профессиональный интерес может проявить какой-нибудь хирург-травматолог. Я от хирургии, как и от медицины вообще, далек. Да и маньяком, несмотря на все в последнее время со мной приключившееся, пока еще не стал. Потому радости Лихони от наблюдения за побоищем, мягко говоря, не разделил, чему тот, услышав о моем решении немедленно отправиться в свои владения, искренне удивился.
        - Самое интересное еще впереди, а ты уходишь! И вправду, чудной ты стал нонче, - покачав головой, одноглазый махнул на меня рукой и отвернулся.
        - И что, - киваю на поле боя Вию с Лешим, - эту мясорубку никак нельзя остановить?
        - Как братец натешится, заскучает да уснет, так все само собой и утихомирится, - поясняет Леший.
        - Да к тому времени тут и впрямь ни одного живого не останется! - удивляюсь такому равнодушию я.
        - Энтих не останется, другие придут, - сообщает Вий. - Ежели тумен Сектым Бурдюка тут поляжет, то хан Кутак Ек сто туменов пошлет отомстить за любимого племянника. За принца Хасана шах Елдый Асрат тоже войск не пожалеет. Орден святого Изюма, как ты понимаешь, в стороне не останется. Ну, сотни мелкопоместных князей, царей и королей перед такой напастью в союзы собьются, общие дружины и армии выдвинут. Глядишь, на полвека, а то и на век Лихоне развлечения хватит.
        - Иной раз и поболее века забава длится, - поддакивает Вию блондин.
        - А раньше его никак нельзя усыпить?
        - А как? - поднимает брови Леший.
        - Как? - задумчиво чешу скрытый под прилично отросшей бородой подбородок. Как-как? А как вас надысь Яга с Мизгирем усыпили?
        Брови Лешего вновь поднялись, но теперь уже не вопросительно, а выражая понимание.
        - Но Мизгирь на призывы не откликается, - подключается к обсуждению идеи Вий.
        - Ай, любо! - потирая ладони, восклицает Лихоня и оборачивается к нам: - Видали, как во-о-он тот рыжий детинушка одним ударом две головы смахнул? Ай, любо!
        - М-да, наградил же тебя Создатель братцем, - сочувственно говорю Лешему, когда одноглазый отворачивается.
        - Ты, Кощеюшка, до перерождения похлеще был, - парирует тот и, глядя на вдруг потупившегося Вия, добавляет: - Да и твой братец до того, как Яга его в Мизгиревы тенета заманила, сильно не отличался.
        - Ну, судя по тому, что она и тебя в тенета заманила, ты в нашей компании белой вороной не был.
        - А вот на меня напраслину возводить не след, - возмущается Леший. - Я зазря никогда не душегубствовал.
        - Да? А, ну да…Ты чужими руками предпочитаешь действовать. Напомни-ка мне, с чего сия катавасия началась? - киваю на продолжающуюся битву. - Не с того ли, что ты, решив свои лесные проблемы спихнуть на братца, Ивана с компанией к Лихониному холму вывел?
        - Да? - упирает руки в бока блондин и с ехидным прищуром кивает на Вия. - Может, я и в том виноват, что твой братец с Илюхой целоваться не захотел, когда тот ему стрелу в нос всадил?
        Видя, что молчавший до сих пор Вий покраснел и начал набирать в грудь побольше воздуха для достойного ответа, решаю прекратить разгорающийся спор.
        - Все! Завязываем!
        - Ась? - отвлекается на мое восклицание Лихоня.
        - Не отвлекайся, - указываю ему на побоище и, когда он отворачивается, уже более спокойным голосом говорю Вию и Лешему: - Сдается мне, если мы еще немного рядом с Лихом Одноглазым побудем, то точно в глотки друг другу вцепимся.
        - А что делать-то? - чешет затылок братец.
        - Для начала разойдемся, чтобы не действовать друг другу на нервы. Я, как и планировал, отправлюсь к себе. Разрулю вопрос с Иваном и постараюсь выловить Ягу. А ежели Мизгирь при ней, то и его. Собственно, поиски Мизгиря и будут нашей общей задачей. Найти и, как говорится, обезвредить. В смысле, с его помощью обезвредить Лихоню. Ты, Лех, будь здесь. Вдруг восьмилапый сам тут объявится. Ты, Вий, возвращайся к себе. Постарайся поискать Мизгиря оттуда. Заодно за моими подопечными присмотри. Они там где-то мой посох ищут. Ну, короче, если что, созвонимся. Все. До связи. - Не обращая внимания на вопросительно раскрытые рты, создаю переход, шагаю в пещеру с подземным озером и падаю навзничь от зубодробящего приветственного шлепка стремительного лягушачьего языка.
        - Ку-уа-а! - Монстр радостным басом сотрясает своды пещеры, но тут же, вероятно почуяв мои эмоции, погружается в темную воду, оставив на поверхности лишь наивные тазики глаз.
        Поднявшись и вытерев с лица оставшуюся от поцелуя слизь, вдруг начинаю хохотать. Нет, я не сошел с ума, побывав в нокдауне. Просто представил ситуацию, если бы стрела какого-нибудь принца-невестоискателя попала в Маркуля.
        И словно в ответ на мои мысли, снаружи раздался хриплый крик:
        - Кощей, отродье тьмы, выходи на битву!
        Не иначе Иван разоряется. Подхожу к выходу и тайком окидываю взглядом окрестности. Ага, вон он.
        По ту сторону ущелья, у самого края на богатырском коне сидит добрый молодец с малость простоватым лицом. Судя по жиденькой русой бороденке и пушистым усикам, лет ему совсем немного. Со слышным даже в пещере скрежетом ногтей о металл Иван почесывает прямо через шлем затылок, прикладывает облаченные в латные рукавицы ладони ко рту рупором и снова вызывает меня на бой. Судя по охрипшему голосу, занимается он этим делом уже давно. Настойчивый парень, однако.
        Отступаю вглубь пещеры, создаю портал и появляюсь на опушке леса за спиной царевича. Неслышно ступая, подхожу и останавливаюсь, разглядывая коня-тяжеловеса. Таких мощных животных мне до сих пор вблизи наблюдать не приходилось. Слышал, будто порода эта пригодна исключительно для перевозки тяжелых грузов. Однако под богатырским седлом коняка смотрится вполне органично.
        - Кощей, отродье тьмы, выходи на битву! - в очередной раз разносится по окрестностям.
        - Давно кричим? - спрашиваю всадника.
        От неожиданности конь делает скачок в сторону, а всадник подхватывает притороченный к лошадиному крупу щит и заносит над головой шипастую булаву.
        Я в ответ развожу в стороны руки, показывая пустые ладони, и как можно добродушнее улыбаюсь.
        Увидев безоружного человека, парень успокаивается, убирает щит и булаву, и, смешно пытаясь грозно хмуриться, юношеским хрипловатым баском вопрошает:
        - Ты кто таков, человече?
        - Я-то? - Лихорадочно вспоминаю, что плел Болтомиру. - Я - княжич Георг, седьмой наследник престола Великого Советского княжества и нынешний владыка бывших Кощеевых чертогов. Болтомир Заозерский, ежели знаешь такого, моим словам свидетель. А вот кто таков ты? По какому праву диким ором зверье в окрестных лесах пугаешь, добрым людям охотиться не даешь?
        - Э-э-э. - Вновь схватившись за булаву, Иван сдвинул шлем на лоб и почесал ею коротко стриженный затылок. - Седьмой престолонаследник, гришь? А я, вишь, третий. А ежели ты княжич, где твой конь? А меч твой где? Почему одет, будто тать лесной?
        - Коня Кощей сожрал, - простодушно сообщаю царевичу и, подумав секунду, добавляю: - Меч тоже.
        - Это как это? - недоверчиво выкатывает глаза Иван.
        - А вот так. Ты видал, какой он худой был? Кожа да кости. Это потому, что тыщу лет на вегетарианской диете сидел, жрал один щавель, яблоки и морскую капусту. Ага. Оттого и злой был. Злой и голодный. А тут еще какой-то Иван-царевич ему то ли яйцо разбил, то ли иголку куда-то загнал… Не ты ли, часом?
        - Я, знамо, - гордо выпячивает грудь парень.
        - Ага, значит, это ты мне теперь должен коня и меч. Вот и хорошо, что сам приехал. - Я начинаю по-хозяйски осматривать тяжеловоза. - Мой-то вороной элитной породы был, из заполярных скакунов. Но, ежели ничего другого нет, сойдет и этот. А вот эта железяка мне без надобности, - указываю на висящий в ножнах меч метровой длины и с шириною клинка в две ладони. - Я таким листовым прокатом махать не привычен. Мне клинок раза в два поуже нужен.
        - Это почему это? - Обалдевший Иван снова почесал булавой затылок.
        - А потому. Кощей и так голодный был, а как от тебя под землей спрятался, мертвым притворяясь, так оголодал еще сильнее. Так оголодал, что аж невмоготу. А тут я такой еду квест выполнять. Кощей к тому времени и вовсе от голода умом тронулся. Выскочил да как давай моего коня жрать! Конь от удивления даже заржать не успел, как тот его голову схарчил. Я сам едва с седла спрыгнул. Кощей от меня только ножны с мечом и откусил.
        - Да ну?
        - Вот те крест!
        - Где?
        - Что - где?
        - Где мне крест?
        - Потом расскажу.
        - А где Кощей?
        - Кощей-то? А, ну дык Кощея-то я убил. Ага. Хотел свой меч вернуть. Разорвал гада костлявого пополам, внутрь заглянул, а там от моего меча уже и не осталось ничего. Вот такое, друг, у него сильное пищеварение было, что вмиг металл переваривало. Я, конечно, пожалел, что замочил старика сгоряча, хотел даже склеить половинки, но те не срослись. А после и вовсе пожухли и прахом рассыпались.
        - Эко дивно ты сказ ведешь! - Иван наконец-то спешивается и внимательно осматривает меня с ног до головы, будто сомневаясь, что я могу кого бы то ни было порвать напополам. - Вот токмо и я видывал, как Кощей прахом рассыпался. Одначе восстал он опосля. Что, как и сызнова восстанет? Ась?
        - Не-э, - кручу головой, соображая, какой довод придумать, - не восстанет. Тому доказательство есть.
        - Какое?
        - Что значит - какое? - делано удивляюсь я. - Сказано же в предании: мол, кто Кощея изведет, к тому его сила перейдет. К тебе его сила переходила? Не-э-эт… А ко мне перешла.
        - Нешто перешла? - снова недоверчиво осматривает меня царевич и вдруг, набычившись, предлагает: - А давай силушкой померяемся?
        - Можно и помериться. Отчего ж не потешить себя богатырской забавою? Только ежели ты вот так сможешь… - Беру Иванову булаву за шипастый шар и, поддав энергии в ладонь, сжимаю кулак. Шар сминается, словно пластилиновый. Металл от напряжения трещит и нагревается.
        - Не-э, не смогу, - уважительно протягивает парень, с ходу признавая мое превосходство в силе, не выказывая при этом ни трусости, ни раболепства.
        - Это еще не вся сила, - доверчиво сообщаю ему. - Честно говоря, я пока и сам во всех своих возможностях не разобрался, но вот, к примеру, могу создавать пространственные порталы.
        В подтверждение создаю переход в свои владения, на поляну у яблони, пригласительно машу рукой царевичу и прохожу сквозь мерцающую завесу. Жду долго. И когда уже решаю, что парень струсил, и собираюсь пройти обратно, тот появляется, ведя под уздцы коня.
        - Эко диво дивное! - восхищенно осматривается окрест Иван, а конь, вытянув губы, срывает с ветки молодильное яблоко и принимается сочно хрустеть.
        - Э-эй! - опасаюсь я за ценный урожай. - Убери животное от дерева! От этих яблок оно может раздуться и лопнуть.
        Иван послушно тащит коня вслед за мной, продолжая разглядывать запертый в отвесных скалах райский уголок.
        Я тоже пристально разглядываю свои владения, надеясь увидеть Ягу. Однако не заметно даже следов ее пребывания. Заглядываю в избу и даже в баню. Никого. Опечаленный, сажусь на лавку под березами. Рядом, привязав коня к дереву, опускается Иван. Может, удастся что-нибудь выпытать у него?
        - Слушай, - начинаю издалека, - ты-то как прознал, что Кощей жив?
        - Дык людишки перехожие весть принесли: мол, восстал Кощей, лютует пуще прежнего, всех красавиц окрест похитил да в лягух болотных превратил. Нешто можно такое попустить? Вот я коня оседлал да и отправился татя костлявого усмирять.
        - И что, жена вот так и отпустила - других красавиц от Кощеевых чар спасать? Это ж сколько лягух тебе перецеловать предстояло?
        - А чего мне жена? Я, чай, не подкаблучник! - гордо заявляет царевич, однако я замечаю, как при упоминании о супруге он недовольно кривит губы. Видать, допекла его анчутка вредным характером так, что и красота не помогает. Оттого и старается супруг при каждом удобном случае свинтить из дому.
        - Да и помыслы мои о битве с Кощеем были, а не о девах. Одначе, ежели надобность будет, могу и поспособствовать. И никто: ни жена, ни братья, ни батюшка родный - мне в том не указ.
        - Да? - с ехидным недоверием вопрошаю я, вспомнив о недавней причине собственного веселья.
        - Мое слово крепко! - бьет себя кулаком по колену Иван.
        - Ну, тогда я тебе облегчу задачу, - поднимаюсь с лавки и киваю ему, чтобы следовал за мной. По пути продолжаю расспросы: - Как же ты узнал, что здесь Кощеевы владения, ежели черного замка нет?
        - Так я было мимо и проехал. А тут вдруг видение призрачное, будто черный замок над скалами воздвигся, замерцал и растаял без следа. Я как глянул, так и узнал это место, где в прошлом разе с Кощеем бился. Знать, думаю, пологом невидимости он свои чертоги накрыл, ибо убоялся, что я сызнова приду. А тут и бабушка божий одуванчик из лесу вышла. Молвит: пришла просить Кощея, чтобы тот внучку-красу ненаглядную возвернул. Сама, молвит, за татя бесстыжего замуж пойду, а внученьку из лап его премерзких выручу.
        - Бабка, случаем, не рыжая была? - останавливаюсь я.
        - Рыжая, - кивает Иван. - Хромая. На корявую клюку опиралась. И нос вот такенный - горбатый, с бородавкой с трясогузкино яйцо.
        - И где та бабка?
        - В свою весь возвернулась, знамо. Я слово дал, что Кощея побью и внучку ее освобожу.
        - Ясно. Где та весь находится ты, конечно, не знаешь.
        - Не-а, - мотает головой Иван. - Мне та старушка без надобности.
        - А вот у меня к ней есть парочка вопросов, - вздыхаю я и хлопаю его по плечу. - Ну ладно. Пойдем, покажу тебе заколдованных дев.
        Спускаемся к подземному озеру, но прежде чем выйти под своды пещеры, я останавливаюсь и предупреждаю Ивана:
        - Хочу тебе сказать, дружище, что Кощей превратил дев не в разных лягух, а в одну большую.
        - Да ну?
        - Ага. Сейчас сам увидишь. - И я осторожно выглядываю за каменный край арки.
        Как оказалось, осторожничал не зря. Любвеобильный Маркуль был начеку, и, заметив меня, тут же вознамерился облобызать. Стремительный язык метнулся со скоростью молнии. Однако и я не дремал, да и реакция у меня теперь далеко не человеческая. Потому своевременно успел отпрянуть за угол, а язык просвистел мимо, слегка мазнув по лицу неосмотрительно высунувшегося царевича. Впрочем, тому хватило. Провернувшись вокруг своей оси, Иван грохнулся навзничь на каменный пол.
        - Куа-а-а! - радостно басит земноводный монстр.
        - Маркуль, место! - ору на него, и он тут же поспешно тонет, как обычно, оставив на поверхности только бесстыжие глаза.
        Обеспокоенно склоняюсь над пострадавшим. М-да, сразу видно смертного. Разок походя перепало, и уже глаз заплывает лиловым фингалом.
        - Э-эй! - хлопаю по щеке царевича.
        - Ась? - испуганно открывает он незаплывший глаз. - Что это было?
        - Поцелуй зачарованных дев.
        - Всех сразу?
        - Одномоментно, - киваю в ответ.
        - И теперь они свободны?
        - Нет, не так все просто, - улыбаюсь Ивану, - то они тебя поцеловали. Единожды. К тому же в щеку. А чтоб разрушить чары, ты сам должон к зеленым устам приложиться, да по-взрослому, да столько раз, сколько тех дев зачаровано.
        Иван поднимается, опасливо косится на арочный проем и осторожно трогает пострадавший глаз.
        - Отчего же ты, Георг, сам не освободил прекрасных дев, не порушил чары колдовские жаркими поцелуями?
        - Я что, по-твоему, похож на зоофила?
        - Не ведаю, - пожимает плечами Иван. - Никогда не встречал ентого зоохвила.
        Сдерживаю желание посоветовать царевичу заглянуть при случае в зеркало. Вместо этого вывожу его наконец-то к озеру и приказываю Маркулю всплыть.
        - Ку-а-а-а! - откликается тот.
        - О-о-о! - отшатывается в ужасе Иван. - Как же такую лягуху целовать-то? Она же таким ротом меня целиком, аки муху, проглотит!
        - Ну, не знаю, - пожимаю плечами я. - Я не спец по целованию земноводных. Тут опыт на твоей стороне.
        Глядя, как в голубых глазах царевича появляется смертная тоска, понуро склоняется голова, опускаются плечи и сутулится широкая спина, я вдруг начинаю чувствовать некую неловкость за свою шутку. Ну что мы, в самом деле, за люди такие - перволюди? Вот никак без злых шуток обойтись не можем… Мало того что Яга доверчивому парню анчутку в жены подсунула, так теперь еще и я хочу заставить его с квакающим монстром целоваться.
        - Желаешь знать, почему я не захотел освобождать зачарованных дев? - хлопаю по плечу Ивана.
        - Почему? - равнодушным голосом интересуется он.
        - А оттого, что в шкуре этой премерзкой лягухи заперты не девы прекрасные, а бабы зловредные, что мужьям спокойного житья не давали, да ведьмы пакостливые, кои мор да болезни на скотину насылали и другие злодеяния творили.
        - Да ну?
        - А ты посмотри на эту рожу препротивную! Нешто сам не видишь?
        - Ку-а-а, - послушно поддакивает Маркуль.
        - Ага. Теперь вижу, - с надеждой цепляется за возможность отказаться от целования монстра царевич. - Я тогда тоже Кощеевы чары рушить не буду.
        - И правильно. Зачем зло наружу выпускать? Пусть тут сидит, поквакивает.
        - А и пусть, - соглашается окончательно оправившийся от грусти Иван. - Не уразумею токмо, отчего же Кощей энтих ведьм наказал так-то? Нешто они с ним не одного роду-племени?
        - Нет конечно. Я ж после того, как порвал его надвое, походил по окрестностям, поспрашивал о Кощее. Оказалось, не злыднем он был, а напротив, защитою для слабых и несправедливо обиженных.
        - Да ну?
        - Ага. Кабы знал я об этом ранее, пожалел бы старика. Но теперь делать нечего, придется его заботы на себя взвалить. Буду теперь я не Георгом, а Кощеем. А великокняжеский трон пусть мои братья делят.
        - Ежели все так, то отчего же тогда Кощей Василисушку мою схитил? Пошто лягухою ее обрядил?
        - Ну, ежели ты, Иван, не достаточно пожил со своей женушкой, чтобы распознать ее суть, думаю, истину тебе сможет открыть только Яга.
        - Энто которая? Не Баба ли Яга, что в избушке на курьих ножках живет?
        - Доводилось встречаться?
        - Доводилось. Она же мне про иглу, в которой смерть Кощеева находится, и поведала. Солгала, значит.
        - Солгала, - подтверждаю догадку Ивана кивком.
        - Где же ее искать теперь?
        - Вот это мне и самому интересно.
        Наверх от подземного озера поднимаемся молча. Срываю и даю Ивану молодильное яблоко. Тот в задумчивости сгрызает его вместе с хвостиком. Фингал на его лице тут же рассасывается и исчезает без следа. Не обратив на такое чудо внимания, царевич решительным тоном заявляет:
        - Не след тебе, Георг, от престола великокняжеского отказываться ради того, чтобы в этакой глухомани прозябать! Коли я во всем повинен, то мне вместо Кощея службу и нести!
        - От всей души благодарен тебе, друг, за такие слова! - изображаю на лице радость, но тут же печально развожу руками. - Однако сила Кощеева ко мне перешла, мне здесь и оставаться.
        - Тогда… - Царевич на секунду задумывается, падает передо мной на одно колено и протягивает меч. - Тогда бери меня на службу и прими клятву верности!
        - Не нужна мне твоя служба, - отмахиваюсь от парня, но, увидев, с каким оскорбленным выражением на лице он поднялся, поспешно добавляю: - Мне нужна твоя дружба! Ибо помощь друга гораздо ценнее, нежели помощь слуги. Согласен ли ты стать другом бывшего наследного княжича Георга, а ныне владыки Кощея, царевич Иван?
        В ответ царевич крепко жмет протянутую руку, пытаясь найти подходящие слова.
        31
        Ну вот, даже некое чувство удовлетворения испытываю, оттого что так мирно разрешился вопрос с царевичем. Парень он, конечно, наивный, но и не такой дурень, каким его молва рисует. Просто очень доверчивый. А потому важно, чтобы его вновь Яга не перехватила и не надоумила на какой-нибудь новый подвиг.
        Как только мы с Иваном заключили соглашение о дружеской взаимопомощи, я призвал Вия, дабы тот отправил царевича к братьям, спешащим с дружиной на битву. Сам-то я еще не в полной мере овладел искусством создания пространственных переходов. Могу открывать порталы только в хорошо известные мне места, а таких немного.
        Заодно, познакомившись с Вием и увидев его не мерзким чудовищем, а молодым мужчиной вполне благообразного вида, Иван поверил в мои слова, что людская молва зря возводит на моего братца напраслину, ведь на самом деле у него добрый и прямо-таки пушистый характер. А то, что он слегка ворчлив и замкнут, так это от застенчивости.
        В общем, отправился царевич утихомиривать родных братьев, дабы отказались те безрассудно проливать кровь свою и своих дружинников.
        К сожалению, остановить уже запущенную Лихоней мясорубку я пока не мог, но надеялся, что этому как-нибудь поспособствует Леший. Или, в конце концов, отыщется Мизгирь, который упакует Лихо Одноглазое в тенета и вернет ему первосуть вместе с рассудком.
        Вий переправил ко мне Болтомира и Леденя. Княжич, навьюченный тюками с тенетами, порывался срочно отправиться в царство Полторака, где его ждет большое стадо коров с прочим хозяйством, ну и царевна Лада в придачу. Открывать портал прямо в деревеньку я не стал, дабы не пугать царское семейство. Переправил Болтомира на берег Черного озера, откуда они с Леденем отправились по лесной тропинке. Да, Ледень тоже отправился с княжичем, ибо с нетерпением ждал встречи с дочкой.
        Кстати, посох мой они так и не нашли, отчего оборотень, которому я обещал этот посох подарить, немало расстроился. Вий предположил, что посох прибрал Мизгирь. Оно, может, и к лучшему. Незачем смертному доверять столь мощный артефакт. Вырублю в лесу подходящую палку, закачаю в нее малость энергии и подарю Леденю - пусть радуется.
        А пока надо продолжать поиски Яги.
        В очередной раз простираю руку над наполненным водой деревянным ведерком, представляя образ рыжей милашки, - безрезультатно.
        Задумчиво смотрю, как развалившийся на крыльце Васька играет хвостом с мышкой, мешая ей проскользнуть в дом. Та недовольно попискивает, пытаясь пробежать то с одной стороны, то с другой, и вдруг прыгает, словно кенгуру, перемахнув через кота с победным писком.
        Интересно, а можно ли первозверей призывать так же, как людей? Смысла-то в этом, может, и нет, ведь разговаривать они не могут, но все же. Взять, к примеру, того же Карлушу. Как-то же показывал он мне Ведьмину сопку и образы спящих Яги и Лешего… А что? Почему бы не попробовать?
        Опускаю ладонь над ведром и представляю образ пернатого питомца Яги.
        - Карр, - картаво восклицает тот, удивленно таращась на меня из застывшего зеркала воды.
        Получилось! Теперь главное, чтобы связь не прервалась. Если я правильно понял, прервать ее можно, лишь на несколько секунд крепко закрыв глаза. Вряд ли глупый птиц сообразит сделать такое.
        - Привет, пернатый, - говорю в ведро. - А где твоя хозяйка?
        - Карр! - Этот гад крылатый пытается клюнуть меня. Понятно, что у него ничего не получается, отчего он снова возмущенно каркает.
        - Эй, придурочный, ты что, малого призыва никогда не видел?
        - Карр!
        Ясно. Видеть-то видеоокно малого призыва Карлуша, может, и видел, но вот чтобы с этим призывом обращались непосредственно к нему, такого наверняка не случалось.
        После неудачной попытки клюнуть меня ворон постарался просто отойти в сторону. Однако видеоокно, из которого смотрел ухмыляющийся я, неотступно следовало даже не за ним, а перед ним. Как ни старался пернатый обойти мою физиономию, даже пробовал резко отпрыгнуть в сторону, ничего не получалось. Он даже каркать перестал, а только квохтал, словно встревоженная курица.
        Наконец Карлуша подпрыгнул и полетел.
        Еще ни одному орнитологу не удалось заснять полет птицы так, чтобы камера в полете находилась непосредственно перед головой объекта. Я же некоторое время наблюдал за вороном именно из такого положения. Не очень, надо сказать, интересно, ибо птица заслоняет собой весь обзор, и потому мне это быстро надоело. Благо полет продолжался не более пяти минут. Поначалу пернатый и в воздухе продолжал попытки облететь видеоокно, потом какое-то время летел прямо, повернув клюв в сторону и косясь на меня одним глазом, и вскоре приземлился на большую поляну. Собственно, что ворон приземлился на поляну, я понял только после того, как он перестал махать крыльями и мне стало видно часть окружающего пространства.
        Продолжая коситься на меня, пернатый был вынужден двигаться боком. Через передвигающееся за ним видеоокно я видел окружающие поляну высокие ели. Затем в поле зрения проплыла избушка… Избушка на курьих ножках!
        Не хотел бы я встретиться с курицей, у которой такие ножки. Видел я однажды, как куры загоняли и, порвав на кровавые клочки, сожрали случайно забежавшую в курятник мышку. Наверное, легендарные тираннозавры не были более кровожадны.
        Однако видеть именно избушку на куриных ножках я был рад. А все почему? Да потому что, как я и ожидал, рядом с избушкой замечаю Ягу! Она сидит в плетеном кресле-качалке и, напевая незатейливую мелодию, что-то шьет или штопает.
        Изображение скачет, в поле зрения попадает ручей, который, по-видимому, ворон перепрыгивает. Теперь не видно ни Яги, ни избушки. Зато слышу голос хозяйки пернатого:
        - Чем ты так обеспокоен, Карлуша?
        - Карр, - каркает тот мне в лицо.
        Не понял, она что, не видит меня? Значит, с обратной стороны видеоокно незаметно? В принципе логично - если я не вижу Ягу, то почему она должна видеть меня? А птичьих мозгов Карлуши недостаточно, чтобы повернуться к хозяйке задом или хотя бы боком. Он лишь возмущенно каркает. Ну а я пока помолчу.
        - Ты видел Кошу? - переспрашивает после очередного карканья рыжая.
        Похоже, ворон передал ей мой образ, как когда-то показывал картинки мне.
        - Где ты его видел? - интересуется Яга. - Он в своих владениях? А ты там что делал?
        - Карр!
        - Кто здесь? Ты? Он здесь? Он - это ты? Не приболел ли ты, Карлушенька? - Голос Яги звучит обеспокоенно.
        Представляю, какой калейдоскоп картинок передает пернатый, пытаясь объяснить непонятливой хозяйке суть проблемы. Подождав, когда ворон снова каркнет, говорю не своим голосом, старательно картавя:
        - Кощ-щей тр-ребует, чтобы ты, Яга, нем-медля к нему явилась!
        - Кто это говорит? - встревоженно восклицает рыжая.
        - Карр, - продолжает возмущаться ее непонятливостью ворон.
        - Кто, кто? - гнусаво передразниваю я. - Ну н-не дед же Пихто? Эт-то я, твой Кар-рлуша.
        - Карр, - подыгрывает мне пернатый.
        - Карлуша? - недоверчиво переспрашивает Яга. - Ты говоришь человеческим голосом?
        - Ты со своей неп-понятливостью мертвую кур-рицу говор-рить застав-вишь!
        - Кар-р, - соглашается Карлуша.
        - Нем-медленно явись к Кощ-щею, иначе он пр-ридет за тобой сам! - добавляю угрозы в голос и прерываю связь.
        Вот и пусть Яга теперь потрошит своего Карлушу, пытаясь заставить его говорить. А как она хотела? Мы, между прочим, тоже умеем шуточки шутить. Однако надеюсь, она не распотрошит пернатого насмерть. Не хотелось бы терять наконец-то появившуюся возможность связаться с ней вопреки ее желанию.
        Интересно, как быстро Яга явится ко мне? И явится ли вообще? Кстати, чего-то я не сообразил спросить у Вия или Лешего, как ставить пользователя призыва в игнор? Пусть бы рыжая потыкалась с мое в ведро с водой, безрезультатно пытаясь со мной созвониться. А может, я еще успею?
        Склоняюсь над ведром и призываю Лешего.
        - Привет, Лех! Как поживаешь? - улыбаюсь вопросительно уставившемуся из ведра блондину. - Подскажи, пожалуйста, как Ягу в черный список внести?
        - Ась? - по-птичьи склоняет голову тот и приподнимает левую бровь.
        - Э-э-э, ну-у… - не могу подобрать слов, чтобы объяснить суть моего желания. - Ну, как мне сделать, чтобы Яга не могла меня призвать?
        - Куда?
        - Да ёкарный бабай!
        - Кто-о? - Теперь Леший поднимает в удивлении обе брови.
        - Лех, не тупи, а? У меня мало времени. Вот я сейчас что сделал, чтобы увидеть тебя?
        - Ты? Призыв сотворил, знамо.
        - Во-от. А если бы ты не хотел, чтобы я тебя призывал, ты бы что сделал?
        - Закрылся, знамо. Пошто интересуешься?
        - Надо мне срочно!
        - Ну, ежели надобно дюже, то вот так. - И Леший прерывает связь.
        - Эй! - кричу в ведро, но зеркало видеоэкрана уже превратилась в обычную воду. Да ё-моё! Неужели блондин внес меня в игнор? Делаю попытку связаться с ним повторно - связь отсутствует… Ну нельзя же быть таким тупым! Или это я тупой по меркам здешнего мира?
        И что теперь делать? Обратиться к Вию, чтобы тот попросил Лешего вновь добавить меня в друзья?
        - Так ты нашел Ягу? - появляется передо мной видеоокно с Лешим.
        - Тьфу ты, напугал, черт лесной! - вздрагиваю от неожиданности, одновременно радуясь тому, что Леший появился сам. - Почти нашел. Но я тебе потом все расскажу. А сейчас объясни словами, как ты только что сделал так, что я не мог сотворить призыв, чтобы увидеть тебя?
        - Закрылся, знамо, - явно удивляясь моей дремучести, повторяет уже сказанное ранее блондин.
        Захлопываю уже открывшийся рот, проглотив вопрос, как именно Леший закрывается. Он уже мне это продемонстрировал. Попробую построить вопрос по-другому.
        - Лех, ты только не показывай мне сейчас ничего, а объясни словами, как ты закрываешься от призыва? Словами!
        - Да что ж ты орешь-то так, Кощеюшка? Нешто я пень глухой? - недовольно морщится Леший. - Не пойму токмо, чего тебе надобно? Нешто я колдунишка какой али маг урюкистанский, чтобы словесные заклинания творить?
        Зажмурившись, прерываю связь с блондином из-за боязни двинуться рассудком.
        Тут же передо мной возникает новое видеоокно с встревоженной физиономией братца.
        - Кощей, - встревоженно говорит Вий, - Яга сама объявилась.
        - Да ты че? - делано удивляюсь я, на самом деле соглашаясь с логичностью того, что Яга решила зайти со стороны моего братца. - И чего она хочет?
        - В большом беспокойстве она о тебе. Боится, будто ты по неразумению зло супротив нее умышляешь. Молвит, ты что-то с ее вороном сотворил, отчего тот человеческим голосом заговорил.
        - Да ты че? - снова выказываю удивление. - И что, ты сам слышал, как Карлуша разговаривает?
        - Нет, сам я такого чуда не слышал, - отрицательно мотает головой братец. - Яга, вишь, слезно просила узнать: в чем твоя на нее обида? Вот я и пообещал тебя расспросить, а после ей все поведать.
        - А сам ты ей наши обиды высказать не мог? - теперь уже неподдельно удивляюсь я.
        - Это какие же? - поднимает брови Вий.
        - Вот те раз! А то, что тебя против твоей воли в Мизгиревы тенета упаковали, а меня обвинили в том, что я тебя изничтожил, - это как? Нормально? А ежели б я вас с Лешим из тех тенет не высвободил, сколько бы вы в той пещере, прикрепленные к потолку, висели? Век? А может, тыщу веков? А?
        - Так то надо у Яги спросить, она и поведает.
        - А чего ж ты не спросил?
        Вий растерянно пожимает плечами.
        - Она ж сама за тебя беспокоится. Вот я и поспешил узнать, что с тобой.
        - Да нормально со мной все, - устало машу рукой. - Просто пошутил над Ягой немного. Ну ладно, переходи ко мне, расскажу.
        Извиняюсь перед прошедшим через портал Вием за то, что нечем его угостить, кроме разве что яблок. Прислуги пока не завел, а сам без электрочайника и микроволновки умею только яблоки с веток срывать.
        Под яблоней, прямо на траве, мы и располагаемся. Полулежа и поглаживая прискакавшего кролика, рассказываю братцу, как догадался обратиться с призывом к Карлуше. Вий неожиданно сильно удивляется. Оказывается, через призыв можно связываться либо с людьми, либо с тварями. На зверей же и птиц, будь они обычные, будь хоть первые, призыв никогда не действовал.
        Чтобы убедиться, пытаюсь связаться призывом со своими питомцами, включая ужа и мышь. Как и предсказал Вий, ничего не получилось.
        - Значит, Карлуша не птица, а тварь? - предполагаю я.
        - У всех тварей есть нечто человеческое, - пожимает плечами братец, - даже у гадин.
        Оставляем решение этого вопроса на потом, и я продолжаю рассказывать, как подшутил над Ягой, разговаривая якобы голосом Карлуши.
        Вникнув в суть розыгрыша, вечно невозмутимый Вий вдруг разражается заразительным смехом и смеется так долго, что я начинаю посматривать на него с опаской.
        - Ну, братец! Ну, Кощеюшка! Ну, удивил! - наконец успокаивается он. - И поделом Яге. А то она уже веков пять страдает. Талдычит, мол, скука ее одолела. Вот пусть и развеется.
        - Да скуку она и без меня неплохо развеивает. Так развеивает, что никому вокруг мало не кажется.
        - Однако, братец, что мне ей поведать о тебе?
        - Даже и не знаю. Скажи, например, что я не выхожу на связь, в смысле, закрылся от призыва.
        - А так и скажу, - кивает Вий, встает и идет к бане, где склоняется над ведром с водой.
        - Эй-эй! - спешу к нему. - Ты чего тут собираешься делать?
        - Дык это, малый призыв творить, дабы Яге поведать: дескать, закрыт ты…
        - Ага, - укоризненно качаю головой. - А Яга, по-твоему, дура? Или слепая? Ей в зеркале призыва не видно будет, где ты находишься? Может, еще и мне ей ручкой помахать и подтвердить: да, так и есть, закрылся я и ни с кем не хочу общаться!
        - Вот я дурень-то, - хлопает себя по лбу Вий. - Ну, тогда отправлюсь к себе.
        - Погоди, - вновь торможу его и излагаю только что пришедшую в голову идею. Братец с интересом задерживается.
        Теперь над ведром склоняюсь я и призываю Карлушу.
        - Карр! - оповещает пернатый об удачном соединении.
        - Не соскучился? - интересуюсь у него и тут же, спохватившись, зажимаю свой рот ладонью - ведь Яга может быть рядом.
        - Эко диво! - восхищенно шепчет мне через плечо Вий.
        - Карлуша, птенчик мой, ты снова заговорил? - раздается голос Яги.
        - Карр, - склоняет голову набок ворон.
        - Нет, не заговор-рил, - за него отвечаю я.
        - Нет? - разочарованно переспрашивает Яга. - А мне показалось, что заговорил.
        Я отталкиваю заинтересованно дышащего мне в ухо братца и машу ему рукой, чтоб проваливал. Тот, вспомнив об уговоре, тут же создает портал и уходит к себе. Я молчу, стараясь не тревожить Карлушу, лишь бы тот не повернулся к хозяйке так, чтобы она заметила меня. Но проходит не более половины минуты, и по восклицанию Яги я понимаю, что с ней связался Вий. Она пристает к нему с вопросами обо мне, братец бубнит что-то невнятное, явно испытывая неловкость из-за необходимости лгать. В конце концов, он ретируется, так и не удовлетворив интереса Яги.
        Тут же Вий появляется передо мной в облаке видеоэкрана.
        - Ну что, Кощеюшка, слыхал наш разговор? - вопрошает он.
        - Слыхал, - киваю и закрываю глаза, чтобы на всякий случай отключиться от Карлуши. Однако оказывается, что таким образом отключился от обоих. Все-таки несовершенна местная видеосвязь.
        Облако с физиономией Вия вновь появляется передо мной, и мне приходится объяснять причину сбоя. Пока я это делаю, видеоизображение с братцем сдвигается в сторону, и рядом проявляется лицо Лешего. Ну прямо конференц-связь какая-то.
        - Яга объявилась! - с ходу сообщает блондин.
        - Да ты че? - притворно удивляюсь я.
        - Никак Леший? - косится в сторону блондина Вий, которому, судя по всему, не видно соседнего видеоокна.
        - Вий? - в свою очередь косится Леший.
        - И что Яга? - интересуюсь я.
        - Страшно ей за тебя?
        - За меня или за себя? - прошу уточнения у Лешего.
        - Дык это, и за себя тоже. Грит, мол, нехорошее ты супротив нее умыслил.
        - Да-а? А что именно?
        - Того она сама не ведает. Вот ко мне и явилась, дабы узнать.
        - Странная логика - узнавать, о чем умыслил, один у другого. Впрочем, вполне женская. Ну а ты чего?
        - Дык я-то и хочу у тебя выведать, что ты такое умыслил, чего Яга испугалась?
        - Даже и не знаю, что тебе ответить, - задумчиво чешу темечко. - Мне сейчас другое интересно. Вот эта всеобщая тупость - это результат пребывания в тенетах или перволюди изначально такие?
        - Не пойму я тебя чтой-то, - хмурит брови блондин.
        - Ты, Лех, для чего Ягу искал? Разве не для того, чтобы поинтересоваться, за каким пнем она тебя в Мизгиревы тенета засунула? Поинтересовался?
        - Дык… Э-э… Нет, - смущается Леший.
        - А чего так?
        - Коли б я ее разыскал, то и спросил бы сразу. А тут она сама явилась…
        - Ладно, - машу на недотепу рукой, - чего теперь попусту говорить.
        Около минуты Вий с Лешим молча пялятся на меня, я молча пялюсь на них.
        - Есть идея, - наконец прерываю молчание. - Свяжись, Леха, с Ягой… Связью культурные люди называют общение через призыв. Уяснили? Культурные - значит хорошие. Короче, свяжись с Ягой. Скажи, что выяснил причину моей к ней неприязни. Мол, осерчал я за ту кровавую мясорубку, которую по ее вине устроил Лихоня. Скажи, не будет ей прощения, пока она не заставит Мизгиря упаковать твоего одноглазого братца в тенета. Понял?
        - Ага, - энергично кивает блондин. - Дык это… тогда я с тобой развязываюсь?
        - Чего? - не понимаю вопроса.
        - Дык это… Чтобы с Ягой связаться, мне надобно с тобой развязаться.
        - А-а, вона ты про что, - усмехаюсь я, а когда видеоэкран с блондином рассеивается, киваю братцу: - Айда ко мне. Послушаем, как Леха на Ягу наезжать будет.
        - Чудна твоя речь, брат Кощеюшка, - качает головой Вий, выходя из портала. - Иной раз и не поймешь, о чем ты говоришь.
        Пропустив мимо ушей замечание братца, соединяюсь с помощью призыва с Карлушей.
        - Ка-арр! - возмущенно машет тот крыльями.
        - Кажись, облом, - сообщаю Вию. - Карлуша в полете, так что подслушать разговор Яги с Лешим нам не получится.
        Тем временем ворон падает на левое крыло и начинает снижаться по пологой дуге. Внизу плывет бескрайнее море дремучего леса, щетинясь пока кажущимися маленькими пирамидками, вершинами могучих елей. Вот в поле зрения попадает нечто напоминающее оброненное среди темно-зеленой массы кольцо великана. По мере снижения ворона оно приближается…
        - Ё-моё! Шухер! Вий, линяй скорее! - Заметив недоумение в глазах братца, тычу пальцем сперва в изображение в ведре, потом в небо. - Яга послала проследить за мной Карлушу. Вали скорее, пока он тебя не засек!
        - О чем ты, Кощеюшка? - недоумевает братец. - Кого валить? Ворона? Да разве сможет этот неразумный птах меня засечь? Да и чем? Нешто клювом плеть возьмет?
        - Пожалуй, ты прав, Виюшка. - После непродолжительного раздумья решаю смириться с ситуацией. Кто бы мог предположить, что двум говорящим на одном языке людям может понадобиться переводчик?
        - А пошто ты возжелал, чтобы я линял, будто зверь лесной? - решает добить меня Вий.
        - Брат, ты знаешь, что такое сленг?
        - Не ведаю.
        - Ну и не наезжай на меня, если в теме не рубишь!
        - А не права ли Яга в своих тревогах? - задумчиво произносит братец.
        - Можешь помахать ей ручкой, - указываю на кружащего в вышине ворона. - Он сейчас наверняка ведет фотосъемку, чтобы, вернувшись к хозяйке, передать ей в мозг наше изображение. А ты, между прочим, полчаса назад уверял Ягу, будто связаться со мной не можешь и знать не знаешь, где я нахожусь.
        Грустнея с каждым моим словом, Вий смотрит на меня как на душевнобольного. Пожалуй, надо стараться, что называется, фильтровать базар. Ведь до сего момента у меня как-то получалось изъясняться понятными для аборигенов фразами.
        - Карр, - раздается одновременно и из ведра, и над нашими головами.
        Прерываю видеоконтакт с пернатым, пока тот не сфоткал ведро со своим изображением и не переслал файл Яге.
        Вопреки моему ожиданию, Карлуша не стал приземляться, а, покружив, отправился восвояси. Вероятно, его задачей было только обнаружение моего местонахождения. Ну что ж, подождем реакции Яги. Будет ли она вновь обращаться к Вию, узнав, что тот находится подле меня? В любом случае надо придержать братца при себе, а то как бы на волне переживаний он не вступил в сговор с рыжей бестией.
        Жаль, не удастся подслушать разговор Яги с Лешим. А что, если… Вспоминаю, как во время моего общения с Вием появился видеоэкран с Лешим, и они не видели друг друга и не подозревали о присутствии, пока не услышали голоса. Увидит ли меня Яга, если мое видеоокно возникнет перед блондином? Подумав, предполагаю, что, скорее всего, увидит. Ведь сейчас не она, а он творит призыв, потому перед ним не висящее в воздухе окно, а емкость с водой, из которой рыжей будет видно появившееся облако видеоэкрана. Или нет? Пытаюсь представить, что мне самому видно через облако призыва, когда кто-либо обращается ко мне. По идее, чужой призыв должен находиться в верхней части перпендикулярно плоскости изображения… Нет, пожалуй, проще провести эксперимент, чем пытаться представить такое. Вот как случится свободная минутка, так и привлеку братца с Лешим для эксперимента. А сейчас просто подожду.
        32
        До вечера бездельничаю, лежа под яблоней и представляя разные варианты встречи с Ягой. Лишь когда вершины окружающих райский уголок скал окрасились алым светом опускающегося на ночной отдых светила, а на потемневшем небосводе замерцали первые звезды, передо мной возникло окно видеосвязи. Я как раз перешагивал ручей, направляясь к избе, и от неожиданности поскользнулся и плюхнулся в студеную воду.
        - Трепаный карась! - восклицаю в сердцах, выползая на четвереньках из ручья и потирая ушибленный о крупную гальку копчик.
        - Чевой-то ты, братец? - удивленно смотрит из парящего передо мной экрана Вий. - Нешто карасей в ручье на ужин ловишь?
        Сдерживаю готовые вырваться в сердцах слова. Намереваюсь спросить, не объявилась ли Яга. Но тут же замечаю рыжую макушку за плечом брата.
        - А дай-ка глянуть, кто это топчется позади тебя? - обращаюсь к нему.
        Вий отодвигается, и я встречаюсь взглядом с наивно-виноватым изумрудом женских глаз. Яга смущенно теребит уголки наброшенного на плечи серенького платочка.
        Торопливо поднимаюсь и, делая пригласительный жест, с легким полупоклоном говорю:
        - Милости прошу к нашему шалашу.
        - А где шалаш? - оглядывается Вий, выйдя из возникшего портала.
        - Ну и как понимать ваши инсинуации, мадам? - игнорируя вопрос братца, подступаю к рыжей.
        - Ась? - сражает меня та убойным вопросом.
        Ответить ей в рифму мешает врожденная интеллигентность, поэтому молча приглашаю гостей в дом, решив, что проводить допрос лучше в более комфортной обстановке. По пути извиняюсь, что нечем угостить гостей.
        - Отчего ж так-то? - восклицает Яга и, игнорируя мои попытки приступить к расспросам, начинает суетиться по хозяйству, со знанием дела потроша кладовку.
        А и пусть. Полчаса ничего не решат, а вкусно отужинать не помешает. Вот и Васька, видно, согласен со мной - следит за кухаркой крайне заинтересованным взглядом.
        Я меж тем узнаю у Вия, что Яга связалась с Мизгирем и договорилась, чтобы тот явился поутру, дабы спеленать неугомонного Лихоню. Между прочим, братец так и сказал - связалась, а не призвала. И нам нужно помочь восьмилапому, ибо он боится, что в одиночку не сдюжит с одноглазым.
        Вспоминаю последнюю встречу с пауком и испытываю желание помочь не ему, а Лихоне. Братец Лешего мне ничего плохого не сделал.
        А тут нас и к столу зовут.
        Уплетая под малиновый чаек пирожки и ватрушки со всякой всячиной, удивляюсь, сколько же всего вкусного хранилось в моей кладовке. Или все эти начинки Яга наколдовала? Надо все же как-то поинтересоваться возможностями местного колдовства. А то могу лишь молниями шарахать да призывы разной сложности творить.
        - Ну, - поглаживаю раздувшийся живот и жалею, что у лавки нет спинки, на которую можно отвалиться, - благодарствую за вкусный ужин, дорогая Яга. Теперь горю нетерпением услышать - пошто ты нас всех норовишь в Мизгиревы тенета упаковать?
        - Ох, Кошенька, да я ж все как лучше хотела…
        - Ага, значит, ты одна за всех решила, как лучше, и ничьим мнением интересоваться не надо? Да тебе прямая дорога в президенты Пиндостана.
        - Куда? - в унисон вопрошают Вий с Ягой.
        - Потом объясню. - И с угрозой в голосе добавляю: - А может, и покажу дорогу!
        Яга обреченно вздыхает, вытаскивает из-под стола жующего Ваську, укладывает его себе на колени и, поглаживая лоснящуюся и потрескивающую электричеством шерсть, начинает рассказывать. Ничего нового не слышу. Все это мне уже пересказывал Леший.
        - Ну, хорошо, - прерываю ее, - допустим, ты решила упаковать всех в Мизгиревы тенета ради возвращения перволюдям истинной сути. Но меня-то зачем было обвинять в изведении соплеменников?
        - Ой, Кошенька, как-то само получилось! Пошли пересуды: мол, ежели Кощей возродился, то непременно возжелает со мной поквитаться за Ивана. А как Мизгирь Виюшку с Лешим спеленал, я помыслила: мол, чего уж там, дабы никто их искать не решил, пусть на тебя думают. И послала мавок нашептать окрест. И сама от призывов закрылась. Ты ж, Кошенька, чистым, аки младенец, возродился, и душою, и умишком. Рази могла я помыслить, что ты покинешь чертоги свои?
        - Да? А на фига было меня в паутину упаковывать, если я уже и так переродился?
        - Дык я же говорю: мыслила, ты в своих чертогах пребывать будешь, пока мы с Мизгирем других к первообразу возвернем. А я бы тебя навещала. А как Мизгирь поведал, что встретил тебя в компании людишек неразумных, да будто ты свою силушку направо и налево бездумно разбрасываешь, норовя извести сам себя, так и решили мы тебя, для твоего же блага, тоже в тенета заключить.
        - Кхм… Ну, допустим. А Водяна чего ж не упаковали?
        - Мыслила я, Кощеюшка, надобно сперва тем к первообразу возвернуться, кто совсем от него отказался. - Яга виновато посмотрела на нас с Вием.
        - Пошто тогда Лешего тенетами опутали? - вставил вопрос братец. - Он же пнем оборачивался, токмо когда людишек али тварей неразумных к порядку призвать требовалось.
        - Сумлевался он очень. Не желал тебя, Виюшка, без твоего ведома к первообразу возвращать. Мыслил, ежели тебе все как есть растолковать, ты сам согласие дашь. Нешто дал бы, а, Виюшка?
        - Ну-у… - Братец потянулся почесать затылок.
        - Вот я и помыслила, ничего с лесом не случится, ежели он пока без хозяина побудет.
        - Да-а? - на этот раз возмущенно взметнул брови Вий. - Помыслила, говоришь? Да если бы Кощей нас вовремя не пробудил… Ты не ведаешь, сколько весей благодаря твоим помыслам разорено зверьем лесным да разбежавшимися тварями из моих угодий?
        - А зачем ты снова натравила на меня Ивана? - добиваю втянувшую голову в плечи Ягу. - Он же Маркуля чуть до смерти не зацеловал!
        - Маркуля-то? - Обвиняемая неестественно расширяет зеленые глазищи.
        - Маркуля, - киваю я и, вспомнив знакомство Ивана с лягушонком, пытаюсь превратить начавшую проявляться улыбку в гримасу укоризны. - Он, бедолага, сидит теперь на дне и квакнуть боится.
        - А Иван? - в один голос вопрошают Яга с Вием.
        - А что Иван? Пришлось мне, конечно, поднапрячься, чтобы оторвать его от своего питомца. Сказал ему: мол, эту царевну не целованием надо в человеческий облик возвращать, а мирными деяниями. Мол, только тому она истинную свою красоту откроет, кто все войны на земле прекратит и все народы перемирит.
        - О! - поднял указательный палец вверх Вий, глядя на Ягу. - Уразумела, как все ладно Кощеюшка спроворил? А от твоих козней одни беды.
        - Дык я же мыслила, Кощеюшка в тенетах пребывает. Вот и послала Ваню к его чертогам, дабы от Лихониных козней спровадить. Я ж ради блага всеобщего…
        - Благими намерениями вымощена дорога в ад! - перебиваю Ягу, по-кавказски вкручивая вверх палец.
        - Чей-то ты про Аидовы чертоги вспомнил? - удивляется братец. - Энтот крот, как под землю забурился, так никто ужо и припомнить не может, сколько веков его не видывали. На кой тебе дорогу к нему мостить?
        - Ну, - приходит моя очередь чесать затылок, - отчего бы и не навестить его на досуге? Посмотреть, сколько грешных душ он накопил.
        - Каких еще грешных душ? - еще сильнее удивляется Вий.
        - Я же говорила тебе, Виюшка, - теребит платочек Яга, - братец твой не токмо душою, но и умишком чист стал, аки дитя неразумное.
        - Ну, а че, - смущаюсь под сочувственными взглядами соплеменников, - Аид грешников к себе не забирает, что ли? А куда ж тогда их души деваются? Не в рай же?
        - В чистилище, знамо, - поучительно сообщает Вий. - Души праведников сразу в новорожденных младенцах возрождаются, а грешников перед новым возрождением в чистилище отправляют.
        - Это ты, Кошенька, не иначе от людишек про рай и ад наслушался, - подключается Яга. - Они, неразумные, Аида под землю и загнали. Все норовили ему жертвы в виде зарубленных петухов да кошек принести. Он ужо и козлом вонючим обернулся, мыслил духом смрадным их отпугнуть. Куды там! Пока Аидушка псину преогромадную с глазищами огненными в пещере не поселил, дабы та ход в его подземные чертоги стерегла, людишки никак горемыку в покое оставить не желали. Все норовили душу ему продать взамен на жизнь вечную.
        - Пса того не Цербером кличут? - будто бы припоминаю я.
        - Цербером, - кивает Яга. - Ты, Кошенька, когда первый раз псину энту узрил, так все Аидушку пытал, как самому такую большую тварь вырастить? Токмо ты не кутенка растить начал, а Маркуля своего.
        - Вона че… Так я, значит, и с Аидом на дружеской ноге?
        - На какой ноге?
        - Не важно. А такой персонаж, как лодочник Харон, перевозящий грешников через реку Стикс, в подземельях Аида присутствует? Или это очередной фейк?
        Рыжая переводит взгляд на Вия. Тот отчего-то смущается.
        - То привратник мой своевольничал, - заговорил наконец братец. - Изгородь моя корнями прямо в Аидовы чертоги проросла. Вот Бумша через корни и вхож был к Аиду. А как людишки дорогу в подземелья изведали, он и наладил гешефт с переправой, покуда Аид Цербера не посадил и не пресек безобразие.
        Услышав слово «гешефт», обалдело чешу затылок. То-то мне гном с Ведьминой сопки кого-то напомнил. Так вот, значит, кто вы такие - местные друиды. Кстати, а чего это мы вдруг так усердно на обсуждение товарища Аида переключились?
        - Та-ак, - вспомнив об основной причине нашей встречи, строго смотрю на Ягу, - ты нам Аидом голову не забивай.
        - Я? - удивляется женщина. - Ты же сам про него вспомнил.
        - Дорогу к нему мостить собрался, - поддакивает Яге Вий.
        Окончательно сбитый с толку и с мысли, молча смотрю на наехавших на меня соплеменников.
        - Ну, - хлопает руками по коленям братец, прерывая затянувшуюся паузу, - ежели договорились поутру помочь Мизгирю Лихоню спеленать, то пора мне и честь знать.
        Он встает и направляется к выходу, а я понимаю, что сейчас останусь один на один с рыжей бестией. Смотрю на ее светлый лик и чувствую, что тону в бездонном омуте колдовских глаз. Сказано же, ведьма. Надо срочно топить баню! Все остальное потом. Да и гори оно огнем, все остальное!
        Хорошо, что в моем зверинце нет первопетуха. Никто не орет по утрам, и можно, проснувшись, тихонечко любоваться на сопящее рыжее чудо, пристроившее головку на моем плече. И пошли на фиг все мысли о том, что ей якобы сколько-то там веков. Да она сейчас и на тридцать лет не выглядит. Такая по-детски шелковистая кожа может быть только у совсем молодых женщин.
        - Ме-э-э, - орет прямо под окном Машка, чтоб ей век с первокозлом не встречаться!
        Яга перестает сопеть, но глаза не открывает. Сладко потягивается, так грациозно изгибаясь, что я воспламеняюсь похотливым желанием.
        - Ой! - восклицает она, открыв глаза. - На дворе-то светло уже совсем. Пусти, охальник! И глаза свои бесстыжие отвороти.
        Вот те раз. Чего-то вчера в бане эта рыжая моих глаз не стеснялась.
        Яга скрывает стройную фигуру под мешковатым платьем, подвязывает поясок и спешит вон из избы.
        - Эх, - вздохнув с сожалением, тоже поднимаюсь с топчана.
        - А как Мизгиря собираешься в первообраз возвращать? - спрашиваю через четверть часа, жуя пирожок с малиной и запивая козьим молоком. - Нешто уболтала его самого себя тенетами опутать?
        - Ой, не знаю, Кошенька! - Женщина подпирает подбородок кулачком и задумчиво вперивает в меня изумрудные глазищи. - Он эту личину премерзкую дольше других носит. Оттого и сестрица его Таит закрылась от братца, как и от многих прочих перволюдей. Мыслю обратиться к своей сестре Костроме, дабы та призвала Таит. Может, ее полотно поможет Мизгирю вернуть образ.
        - А если Мизгиря замотать в его же собственные тенета?
        - Да как же такое сделать-то, Кошенька?
        - Скажи, можно ли сшить оболочки от коконов между собой?
        - Отчего же нельзя? Я и сошью, ежели тебе надо. У меня еще от Таит несколько клубков нити осталось. А пошто тебе?
        - Есть идея. - Допиваю молоко и, отставив кружку, поднимаюсь из-за стола. - Но надо спешить. Ты отправляйся за нитками-иголками, а мне надо успеть в несколько мест, чтобы собрать оболочки от коконов.
        - Ишь ты, и Кощей с Ягой явились, - удивленно поднимает единственную бровь Лихоня, когда мы вышли через открытый Лешим портал. - А битва еще не началась. Ай давеча ратились знатно! Вот лепо смотреть было. А нынче после вчерашнего не ранее полудня на рать выйдут.
        - Вот и славно. Как раз Мизгирь поспеет. Очень он хотел на твои забавы глянуть, - сообщает Яга.
        - А енто што? - Одноглазый уставился на тюк, который я скинул с плеча.
        - Шатер, - поясняю ему. - Я, понимаешь ли, из тех парней, которые любят комфорт. Вдруг дождь или еще какие осадки.
        - Я же говорила тебе, Лихоня, что Кошенька умишком чист стал после возрождения, - принялась объяснять Яга.
        Пока рыжая активно вешала лапшу на уши Лиху Одноглазому, мы с Вием разложили полотно, сшитое мавками под руководством Яги из семи оболочек от коконов Мизгиря. Рядом рыл пятаком прошлогоднюю листву и похрюкивал приведенный Лешим упитанный кабанчик, предназначенный на заклание восьмилапому. Сам Леший отошел вглубь леса, чтобы призвать Мизгиря незаметно для Лихони.
        Вдруг кабанчик поднял голову, поводил настороженно пятаком и, визгливо хрюкнув, рванул было прочь. Однако обмотанная вокруг молодого дубка и привязанная к его ноге веревка не дала убежать Мизгиревой закуске.
        - Мизгиря почуял, - заявил Вий, подтянул лесного поросенка к себе за веревку, сел сверху и, схватив его за рыло, раздвинул кабаньи челюсти, словно тот самый Самсон, что порвал пасть льву.
        Я, не мешкая, подхватил приготовленный заранее бурдюк со сваренным Ягой сонным зельем и принялся заливать его в свинячью глотку. Кабанчику, дабы не захлебнуться, пришлось поневоле глотать.
        - Чего это вы, братцы, делаете? - подошел изумленный Лихоня.
        - Свинью поим, не видишь, что ли? - говорю, продолжая вливать в пасть снотворное.
        - Да это не свинья, - сообщает Лихоня, заглянув жертве под хвост, - это кабан. Молоденький ишо.
        - Да? - изображаю удивление, вытряхивая последние капли из бурдюка. - Вий, отпусти эту свинью. Мы ошиблись. Она оказалась кабаном.
        Кабанчик вырвался из-под Вия и, отбежав, насколько позволила веревка, остановился, тяжело и часто дыша, и обалдело глядел на нас не по-кабаньи выпученными глазами.
        Видя, что обалдевший не меньше кабана Лихоня уже открыл рот для какого-то наверняка неудобного вопроса, опережаю его:
        - Экий ты все же, Лихоня… Нешто не мог раньше сказать, что мы вместо свинки кабанчика поили? Вот и что нам теперь делать, а?
        - Э-э-э… - только и смог промычать сбитый с толку Лихоня, выпучив единственный глаз и раскрыв рот.
        В этот момент между дубов замелькала мохнатая туша приближающегося Мизгиря.
        - Смотри, - шлепаю пустой бурдюк Лихоне на голову, и тот закатывает глаз, глядя на горлышко, из которого ему на нос стекает желтая капля. А я расставляю в сторону руки и кричу: - Сделай так!
        - Зачем? - вопрошает окончательно сбитый с толку одноглазый лихоимец, но руки все же расставляет.
        А позади него трещит лещина под лапами гигантского паука. Почуявший неладное Лихоня пытается повернуться, но мы с Вием хватаем его за расставленные руки и удерживаем на месте. Ядовитые бивни Мизгиря с жутким треском вонзаются в спину бедолаги. Последний укоризненный взгляд огромного глаза заставляет меня содрогнуться и почувствовать себя предателем. Но Лихонин взор уже затуманился, тело обмякло и, захваченное мохнатыми лапами, стало быстро скрываться под полупрозрачными светло-серыми тенетами.
        - Ты пошто кабанчика вместо свинки привел? - выводит меня из ступора возмущенный голос братца.
        - Ась? - не понимает наезда Леший.
        - Кощеюшка молвит, для Мизгиря свинку надобно было привести?
        - Свинку? - Леший непонимающе смотрит на меня.
        Я в свою очередь смотрю на Вия, пытаясь понять, разыгрывает ли он блондина или говорит серьезно.
        - Об чем спор? - интересуется Мизгирь, подвешивая на ветвь могучего дуба кокон с Лихоней. - Где кабанчик со свинкой?
        - А вот! - Леший подводит почти сомлевшее от убойной дозы сонного зелья животное.
        - Угощайся, - спешу предложить мохнатому, пресекая ненужные вопросы.
        - Благодарствую! У-ум-чвак… - Мизгирь хватает подсвинка и с громким чмокающим звуком в пару мгновений осушает его. Затем, покрутив в лапах иссохшую поросячью мумию и внимательно оглядев ее, говорит: - Ага, это был кабанчик. А свинка где?
        - Какая свинка? - не понимает Леший.
        - А про которую Вий надысь молви-и-ил… - Паук заканчивает фразу широким зевком.
        Блондин переводит взор на Вия, тот в свою очередь вопросительно смотрит на меня.
        - Дык сбежала свинка, пока мы Лихоню держали, - развожу руками, пожимая плечами. - Леший - пень трухлявый - не озаботился привязать надежнее. Но он тебе щас другую поймает. А ты пока нам с Ягой подсоби малость.
        - А-а-ам, - протяжно зевает Мизгирь, - чем подсобить-то?
        - А вот иди сюда, - приглашаю паука на расстеленное полотно из его собственных тенет. - Я тут твои коконы собрал да решил из них пошить шатер туристический. По недомыслию обратился к Яге. Кто ж знал, что она такая криворукая окажется? Видал, че нашила?
        - Ага-а-а-ам, - раззявил пасть в очередном зевке Мизгирь, вяло топчась по полотну и, похоже, уже мало что понимая из-за сморившего его сонного зелья, которое всосал вместе с внутренностями кабанчика.
        - Вот смотри, чего мне надо, - продолжал я, чтобы он не вздумал сойти с полотна, а то тащи его потом. - По краям нарастить еще с полметра и обметать, чтоб не обтрепалось. Вот тут окошечко чтоб открывалось. Здесь вентиляционное отверстие. А вход должен быть здесь. С двойным пологом, чтоб не продувало. Еще бы тамбурок желательно. О! Я же про петельки под колышки забыл! Слышь, Мизгирь! Эй, ты чего, спишь, что ли?
        Заглядываю в помутневшие глазищи и пинаю мохнатую лапу. Паук бурчит что-то невнятное и подбирает лапы под себя. Из чудовищной пасти вытекает премерзкая ядовито-желтая слюна.
        - Клиент готов. Можно упаковывать, - сообщаю застывшим в ожидании товарищам.
        Вместе мы споро закутываем паука в его же тенета.
        - На-кась. - Яга сует мне в руки большой клубок ниток, в который воткнута огромная швейная игла.
        - Что это? - не понимаю я.
        - Дык я же криворукая. Вот и зашивай Мизгиря сам.
        - Ага, - подступает Леший. - Пошто меня пнем трухлявым нарек? Где енто я трухлявый?
        Эпилог
        - Та-ак… Ага… Порядок! - Илья перелистнул очередную страницу журнала регистрации прибывающих душ.
        Глава департамента Грома и Молнии прибыл с ревизией в чистилище два цикла назад и до сей минуты ни разу не отвлекся от просмотра документации. Учет душ - дело наиважнейшее. Ибо каждая душа есть не что иное, как частица самого Создателя. А разве можно допустить потерю или порчу Его частицы? Громовержец о таком даже помыслить не мог. Вот и исполнял свои обязанности с крайней тщательностью, изучая том за томом, не пропуская ни единой самой незначительной мелочи.
        - Не уразумел… - Нахмурив кустистые брови, Илья всмотрелся в мелкие строчки. - Эт-то что за непорядок? Страж! Ко мне!
        Узрев грозный вид Громовержца, явившийся страж втянул голову в плечи, прижал к груди вилы и виновато потупился. Даже его обычно лоснящаяся черная шерсть вдруг поблекла, подернулась пепельной сединой и пошла колтунами.
        - Эт-то что такое? - ткнув пальцем в раскрытую страницу, грозно вопросил воспаривший над стражем Илья. - Это как смогла грешная душа сама из котла выбраться? Да не бывало такого никогда! И дальше что? Дальше что, я тебя спрашиваю? Где отчет о происшествии? Какие меры приняты? Куда эта душа делась? Отвечай немедля!
        - Дык… Э-э-э… - Дрожащий страж старательно пытался спрятать свою упитанную тушку за тонким черенком вил. При этом он все сильнее втягивал голову в плечи, и если бы не мясистые уши, она бы так и скрылась по самую макушку.
        - Чего мычишь, аки тургеневский Герасим?! - Голос Ильи набирал громовую мощь. - Нешто язык проглотил? А ну, призвать ко мне Гавриила!
        - Сию минуту, Громовержец! - прорезался голос у стража, обрадованного возможностью перевести гнев Ильи на начальство.
        Узнав о причине гнева всемогущего ревизора, архангел призвал Мару. Вдвоем они и явились перед его грозными очами. Илья все еще парил в выси, готовый карать молниями повинных в беспорядке. Однако, узрев Мару, Громовержец несколько усмирил пыл. Опустившись на твердь, он сложил за спиной огромные белоснежные крылья и строго вопросил:
        - Ну?
        - Илюшенька, я тебе сейчас все объясню. Ты только не волнуйся, - бесстрашно выступила вперед грациозная повелительница морфеев. - Ведомо ли тебе, что во многих мирах людишки изничтожают пращуров своих первосозданных, кои не могут быть возрождены?
        - Ведаю о том, - погрустнел ликом Громовержец. - Сие прискорбно весьма. С каждым первосозданным уходит в небытие часть самого Создателя. Оттого Он и пребывает в скорби великой который век уже.
        - Так вот, Илюша, - Мара прижала руки к груди, разделяя скорбь Громовержца, - в тот раз, когда Гаврик раздумывал над участью мятежной души, то ли Петруша, то ли Павлик принесли весть, что в некоем мире людишки вновь погубили одного из первых. Да погибель-то какую жуткую для пращура придумали - через иглу в яйце.
        - Йо-о! - содрогнулся Илья. - Экие изверги!
        - Вот-вот, - закивала женщина. - И я тогда вот что подумала: для чего-то дал же мне Создатель дар уплотнять эфир до материального состояния?
        - Ты такое можешь? - в искреннем изумлении взметнул брови Громовержец.
        - Могу. Только мои морфейчики в материальном состоянии долго не держатся, а одухотворять тела мне не дано.
        - Ишь, чего восхотела! - вновь грозно нахмурил брови всемогущий. - Равной Создателю стать желаешь?!
        - Да нешто можно такое помыслить, Илюшенька? - прикрыла ладошками щеки женщина. - Нешто мои хрупкие плечи могут выдержать гнет мироздания?
        Далее повелительница морфеев поведала Громовержцу, как умыслила возродить одного из перволюдей, пока след его души не растворился в эфире. Следуя параметрам, предоставленным ей подручными архангела Гавриила, она уплотнила этот след до материального состояния. А так как чистая душа для вселения в получившееся тело не подходила, ибо получилось бы недоразумение в виде взрослого мужика с сознанием новорожденного младенца, как раз и пригодилась та недочищенная душонка, что выпрыгнула из котла.
        - Я чего помыслила, - доверительным шепотом вещала женщина Громовержцу, - ежели эта душа такая прыткая, что даже страж с ней совладать не в силах, то и в теле первочеловека она себя в обиду не даст.
        - Погоди, - Илья слегка отстранился от почти прильнувшей к нему Мары и, сведя брови к переносице, почесал затылок, - не уразумею я что-то… Первосозданный человек есть частица души Создателя, уплотненная до физического состояния. Лишь дети первочеловека рождаются в настоящем физическом теле, потому и смертны. А вы тут чего создали?
        Молчавший все это время Гавриил виновато пожал плечами, глядя при этом на Мару: мол, это ее затея, с нее и спрос.
        - Илюшенька, - вновь подступила женщина, - я же объясняю. Я уплотнила оставшийся от первочеловека след в эфире до физического состояния. Я так иногда делаю со своими морфейчиками. Павлуша с Петенькой мне помогли.
        - То есть ты заменила частицу души Создателя обычным эфиром! - Голос Ильи вновь возрос до громовых раскатов.
        - Но я же вселила в него душу, которая и есть частица Создателя, - смело ответила женщина, с вызовом выпятив высокую грудь.
        Громовержец сглотнул, вперив взгляд в натянувшие тонкую ткань туники соблазнительные прелести повелительницы морфеев, и уже тише проговорил:
        - Все равно непорядок. Негоже не прошедшую чистилище грешную душу в мир выпускать. А ну, показывай тот эрзац, который вы тут сотворили!
        Последняя реплика относилась уже к архангелу.
        - Не вопрос, - засуетился тот. Из его рук вылетело нечто вроде мыльного пузыря. Пузырь завис в воздухе и начал вращаться, увеличиваясь и меняя окраску. Сперва он потемнел почти до черноты, затем приобрел голубой цвет и засиял невыносимо ослепительно. И вот огромная сфера заняла почти все обозримое пространство. Перед зрителями предстала панорама целого мира. Взоры скользили по океанам, горам, лесам и пустыням. Вот все пространство занял бескрайний лес, посреди которого находилось кольцо из отвесных скал. Вращение сферы остановилось, и изображение начало приближаться. Зрители увидели райский уголок, заключенный в скалах. Зеленое поле, редкие деревца, небольшое озеро с банькой на берегу.
        Посреди райского уголка рубленая изба. На крыльце сидит мужчина. Рядом, звонко хохоча, бегают за белым кроликом два мальчугана, близнецы лет двух. Годовалая девчушка пристроилась на порожке рядом с отцом и наглаживает серого полосатого котища. Тот прикрыл глаза и довольно урчит. Со стороны бани идет молодая симпатичная женщина. Одета в простенькое серое платье до пят. На голове легкая косынка, под которую убраны ярко-рыжие пряди. Заметно выпирающий животик говорит о скором пополнении семейства. В руках у женщины глиняный кувшин с широким горлом, наполненный до краев молоком. По пятам за ней следует коза. Черной лентой меж ног козы шуршит в траве здоровенный уж.
        - Мама, мама, - бегут к женщине близнецы, - а когда мы будем кашу кушать?
        - Нешто проголодались? - удивленно спрашивает та, останавливаясь. - Завтракали же недавно. Ну да я вам сейчас молочка налью и пирожков вынесу.
        - Не-ет, мам, ты не понимаешь, - в один голос кричат мальчишки. - Мы хотим верхом на Маркуле кататься! А папа говорит, что мы мало каши ели!
        Женщина переводит вопросительный взгляд на мужчину. Тот простодушно улыбается…
        Звуки смолкают, изображение удаляется, сфера сжимается до размеров мыльного пузыря и исчезает в ладонях архангела.
        - Ишь, плодовитый какой! - крутит головой Громовержец. - Однако все одно негоже, чтобы грешную душу, не очистив, в такие райские условия помещали.
        - Кхм, извиняюсь, Громовержец, - подал-таки голос и Гавриил, - в этих райских условиях убивают даже бессмертных.
        - Не перечь мне! - оглушил громовым раскатом Илья. - Сказано - негоже! Душу изъять - и в чистилище!
        - Илюшенка! - всплеснула руками Мара. - Пошто семью без кормильца оставляешь?
        - Н-да, - почесал затылок Илья, - то я не помысливши… Задурили вы мне голову своими инсинуациями, вот и не ведаю, что реку. Семью без кормильца оставлять негоже. Тогда так. Возверните душу обратно в тот мир, откуда она поступила. Ежели опять жизненный путь во грехе пройдет, тогда заново в чистилище, и самолично проследите, чтобы не сбежала на этот раз!
        - Дык семья-то все одно без кормильца останется, - не поняла логики Громовержца Мара.
        - Я все сказал, - безапелляционно заявил Илья и вернулся к ревизии списков душ.
        - Пойдем, Мариночка, - придержал архангел за локоть ринувшуюся было за грозным ревизором женщину. - Не гневи Громовержца.
        - Как же быть, Гаврик? - растерянно обратилась к спутнику Мара, когда они вышли из канцелярии чистилища.
        - Придется подчиниться, - пожал тот плечами.
        - А что, если… - Мара задумчиво прищурила красивые глаза.
        - Чего это ты опять задумала? - с подозрением покосился на нее Гавриил.
        - А что, если снять с души Кощея отпечаток?
        - Как это так?
        - Так же, как я множу морфейчиков. Они у меня аки человеки размножаться не способны. Вот я при надобности беру одного, снимаю эфирный отпечаток и получаю аналогичного второго.
        - То-то они у тебя одинаковые все, аки китайцы.
        - Аки кто?
        - Есть такие люди-человеки, все на одно лицо. А не приложила ли ты ручонки к их множенью, Мариночка, а? То-то они множатся не по-человечески быстро!
        - Ой, не греши наветами, Гаврик. Я и слыхивать-то о таких человеках не слыхивала. А токмо ежели с Кощея отпечаток снять, мы и семью благостную сохраним, и волю Громовержца исполним.
        - Что-то не разумею я твоих помыслов, - нахмурил брови архангел. - Поясни-ка мне, недалекому, подробнее, Мариночка.
        - Чего же тут непонятного, Гаврик? Сняв эфирный отпечаток с Кощея, мы получим второго его. Одного оставляем при Яге с детишками, второго отправляем в его прежний мир, как повелел Илюша.
        - Сие обман, получается, - продолжает хмуриться Гавриил.
        - В чем же обман-то? Ну вот давай, сотвори отпечаток души Кощея. Сотворил? Ну и что ты скажешь? Разве это не Кощей?
        - Кощей получился, - изучая собственное творение, потер щетинистый подбородок архангел.
        - Вот и отправляй его в тот мир.
        - Отправляю ужо. Там как раз сию минуту младенец народился.
        - Вот и славно.
        - Погоди, Мариночка, - продолжает теребить подбородок Гавриил, - это что же получается? Отправив мятежную душу в прежний мир, мы волю Громовержца исполнили.
        - Ну?
        - Но в то же время душа эта осталась в образе Кощея с Ягой и детишками. А это воле Громовержца противоречит. Так исполнили мы волю Громовержца али нет?
        - Ой, Гаврик, ну что ты прямо аки Гамлет, я не знаю. Ты архангел али философ? Вот и не забивай себе голову всякой ерундой.
        Воспарив в задумчивости, Гавриил удалился. Мара тоже направилась было в свои владения, но вдруг остановилась и посмотрела вслед архангелу.
        - Эка незадача, - растерянно произнесла она. - Гаврик-то отпечаток Кощея от его сознания не очистил. Любопытно, однако, что теперь ждет этот мир. Надо сделать закладочку, дабы найти его среди других лет через двадцать…
        Странное какое-то пробуждение. Будто не в своем теле проснулся. И что-то не помню, как вчера лег спать. Яги под боком нет. Не слышно сопения малышей. Нешто все раньше меня встали? А кто это так тяжело дышит?
        Открываю глаза и обалдело смотрю на красноносую великаншу в белом одеянии, которая… Которая… А что это она делает? Она меня пеленает? Что за бред?
        - Ишь, зенки-то вылупил, - ворчит великанша. - Чего мычишь недовольно? А ну, не сучи ножонками! Не успел народиться, а уже недовольствия выказывает. Вот маманька оправится, отнесу ей тебя, там и будешь права качать. А здесь у меня быстро по жопе схлопочешь! Понял?
        Я не понял, но на всякий случай стараюсь лежать смирно. Даже глаза зажмурил. Непроизвольно воспроизвожу в воображении берег озерца перед банькой. Когда портал открывается, пытаюсь рвануться в него, однако мои ручки-ножки уже плотно спеленаты мягким полотном.
        - Чегой-то у меня все плывет перед глазами? - вопрошает великанша невесть кого. - Вроде и дербалызнула всего пять граммулек. Присяду-ка я на минутку.
        Почувствовав, что стягивающее мои конечности полотно ослабло, начинаю активно шевелить руками-ногами. Вскоре освобождаюсь, переворачиваюсь на живот и, не имея сил встать, ползу в портал.
        Вот и Яга моя рыжая сидит на лавке… Не понял! А что это за мужик ее обнимает? Это что тут такое делается в мое отсутствие?! Хочу возмущенно заорать, но из горла вырывается лишь писклявое:
        - У-а-а-а!
        Парочка на лавочке вздрагивает и оборачивается. Ё-моё! Так это ж я сам… Брр… Ни фига не пойму. Если с Ягою я, то кто тогда я?
        Вижу расширяющиеся от удивления глаза обернувшейся парочки и начинаю пятиться назад.
        - О, появился! - слышу над собой голос великанши, после того как портал закрывается. - Пожалуй, я еще на минуточку присяду. Не иначе, спирт паленый был…
        Великанша исчезает из моего поля зрения, и я смотрю на стеклянную дверь шкафа с какой-то медицинской утварью. В стекле отражается розовокожий пухленький младенец…