Пятнадцать ножевых. Том 4 Алексей Викторович Вязовский
        Сергей Линник

15 ножевых #4
        Ветры истории дуют все сильнее, "зима" СССР приближается. А доктор Панов продолжает лечить и спасать людей.
        Пятнадцать ножевых. Том 4
        Глава 1
        Ненавижу ждать и догонять. Первое, пожалуй, даже больше. Сидишь, занимаешься самоедством, по сотому разу обдумываешь, где ты лажанулся, почему сейчас находишься в приемном покое хирургии Склифа и ждешь результатов операции Лены Томилиной. Пятый час пошел. Рядом темными тенями сидят родители.
        Вот Лебензон приехал, зашел внутрь. Ему-то, кстати, светит служебное расследование. Что ни случись в возглавляемом подразделении: ходь сюда начальник, становись в коленно-локтевую позицию - там синяк-рецидивист пальнул из охотничьего ружья дробью в Лену. Зачем стрелял? Что случилось? Хоть и синяк, а в бега податься у этого козла ума хватило.
        - Ну что? - ко мне подсел Харченко. - Новостя есть?
        - Ничего, оперируют, - я мрачно посмотрел на водителя. Хотя он то и не был ни в чем виноват. Наоборот, услышал выстрел, выволок Лену к машине, перевязал, вызвал подмогу.
        - А я вот Льва Ароныча привез. Переживает...
        - Расскажи хоть что было. Как это случилось?
        - Да помнишь ту рабочую общагу Краснохолмской фабрики? Вы туда на вызов тоже катали к какому-то порезанному урке.
        - Ну помню.
        Я аж вздрогнул. Гнилое место. Пьяная в дупель беременная девка - во-от с таким пузом. Захочешь забыть - не сможешь.
        - Ну вот туда же опять погнали. Я говорю, давай с тобой пойду, стремно.
        - А она?
        - На комендантшу понадеялась, что нас встречала. А ее, дуру, кто-то отвлек по дороге, Лена сама пошла на четвертый этаж. Я слышу «бам, бам!». Понял сразу - неладно что-то. Бегу, а она вся в крови на полу валяется. В комнате бутылок - не пройти. Кто-то квасил полгода, не меньше. Прибегает эта дура-комендантша, начинает орать от страха. Я только расслышал про какого-то Ваську-Ампулу.
        - Ампула - это на фене пузырь с бухлом.
        - Во-во, этих пузырей там было... - Харченко тяжело вздохнул. - Послушал - дышит. Ну а дальше перевязал, в машину отнес. Вызвал реанимационную бригаду по радио - слава богу, быстро примчались.
        - Ты молодец, - я пожал руку водителю. - Теперь все от врачей зависит. Как вывезет...
        Договорить не удалось - появились милицейские дознаватели, начали опрашивать Харченко. Потом вышел врач из хирургии, к нему сразу бросились родители Лены:
        - Что, доктор?! Не молчите, - заплакала Клавдия Архиповна.
        - Прооперировали, жива. Но состояние тяжелое.
        Мать Лены охнула, вытерла слезы. Отец тоже зашмыгал носом. В мою сторону вообще не смотрели. Ни разу. Будто винили за что-то. За что?
        Появился Ароныч, сказал что-то ободряющее родителям, подошел ко мне. Мы помолчали немного, потом он вздохнул и побрел к выходу, даже не посмотрев, как в дальнем углу холла дознаватель расспрашивает Мишу Харченко.
        Прямо у двери он столкнулся с бледным Кавериным. Ага, вот и начальник всей московской скорой. Ранение доктора - это городское чп, понятно его появление.
        Мне он лишь кивнул, подхватил под руку Лебензона, отвел в сторону. Начал о чем-то спрашивать, потом выговаривать. Ароныч покраснел как рак, но стоически терпел.
        Я сделал один шажок к ним, другой. Прислушался. Сначала, как водится, выясняли «кто виноват». Некомплект, кто заболел, запил, не вышел на смену... Потом перешли к сакраментальному вопросу «что делать». Надо отдать должное Каверину. Он нашел фонды - выделил семье Томилиной семьсот рублей матпомощи. Подстанция тоже не осталась в стороне - старинным способом «кто сколько может» собирают деньги. Какая сумма там получится - неведомо, но сотни полторы-две получится, это точно. Иногда к конверту прилагают список, кто и сколько. Чтобы добро не осталось забытым.
        Я порылся в карманах и в портмоне. Сто двенадцать рублей. Четыре двадцатипятирублевки сложил, и сунул в руку Томилину. Он взял, потом резко протянул кулак ко мне.
        - У тебя ничего не возьму!
        - Дядя, ты дурак? - не выдержал я. - Бери, на них не написано, чьи. У вас деньги сейчас как в яму уходить будут: уход, питание. Матпомощь кончится, и она одноразовая. Не время выпендриваться. Всё, будет нужна помощь, звоните. Что смогу - сделаю.
        Томилин неуверенно как-то кивнул, отвернулся. Он просто не понимает еще: это не конец горя, а только начало. Впереди операции, реабилитация, и то же самое не один раз. Питание, дефицитные лекарства, санатории, и куча всего остального. Хоть и Союз - а за всё плати. Нянечке сунь, врача отблагодари... Помню, один мой сотрудник любил рассказывать в ответ на ностальгические воспоминания о бесплатной медицине при советской власти. «Заболела мать, рак. Попытались что-то сделать на месте, потом в Москву направили. И в столице лечили, старались. Пока не умерла через год. И всё бесплатно. Вот только у нас на книжке лежало пять тысяч, а как хоронить кинулись - там три рубля осталось».
        Я махнул Мише Харченко, освободившемуся от дознавателя:
        - Погоди, я с вами.
        Лебензон подремывал, сидя на переднем сиденье.
        - Лев Аронович, пожалуйста, подвезите до дома! Я же из аэропорта прямо, с чемоданом по эскалатору и переходам не очень хочется.

* * *
        Дома меня, оказывается, никто не ждал. То есть вообще - ни тебе постов наблюдателей, ни пионерского отряда с горнами и барабанами, ни даже торжественной встречи на пороге с хлебом-солью. Аня бессовестно дрыхла в компании с рыжим предателем. Ну этот вообще спит все время пока не ест, но девушка! Даже обидно немного стало. Именно поэтому я тихонечко подошел и поцеловал подругу в губы.
        - Ммм, мужчина, не прекращайте... - пробормотала Аня, не открывая глаза. - И интенсивнее, а то скоро вернется мой парень.
        Тут она меня обняла и... Короче, немного компенсировала отсутствие рушника и красной ленточки. Ничего серьезного, я ведь толком не разделся с дороги, даже плащ не снял. Но поцелуи были горячими.
        - Что хоть случилось? - спросила Аня, пытаясь наощупь найти ногой тапочек, улетевший в сторону. - А то сказал только, что ехать надо срочно, и пропал.
        - Помнишь врачиху... ну, у тебя дома...
        - Не забывается такое никогда, - ответила она цитатой из песни. - И что?
        - В нее утром стреляли на вызове.
        - Да ты что... - она даже прикрыла рот рукой. - Как же так? Она жива?
        - Да, оперировали, вот только закончили. Я поэтому и задержался.
        - Слушай, может, там помочь чем надо? В больнице подежурить, материально как-то? - Аня встала, начал искать сумочку.
        - Не торопись. Она в реанимации, туда не пускают никого. Деньги я ее родителям оставил, у меня сто рублей было.
        Еще я помнил про две тысячи, которые брал у Лены в долг, а потом сразу отдал. Наверняка они лежат где-то у нее дома в секретном месте. Но родителям об этом не сказал. Коль скоро она осталась жива, сама сообщит, если понадобится.
        - Давай тогда переодевайся, иди в душ, и я буду кормить тебя.
        - А подарки?
        - Это никуда не денется, - легкомысленно заметила Аня. - А голодный мужик - угроза существованию всего человечества.
        В честь моего приезда было приготовлено традиционное еврейское блюдо - макароны по-флотски. Даже Кузьма с удовольствием поглотил порцию примерно тех же размеров, что и моя.
        - Всё, давай подарочки теперь! - возглас последовал, едва я положил вилку на опустевшую тарелку.
        - А чай? - поинтересовался я.
        - Потом. Ты что, хочешь, чтобы я умерла от любопытства? Я и так тут вся исстрадалась, пока ты чавкал.
        - Ничего я не чавкал, - возмутился я. - К тому же ты сама сказала - сначала поесть.
        - Фи, не слушай женщин, когда речь идет о сладких ее сердцу штучках. Я же исключительно из-за воспитания так сказала, а ты сразу поверил.
        - С мужиками, особенно голодными, насчет еды тоже лучше не шутить, - заметил я. - Пойдем.
        Первыми я достал духи. Надо сразу обезоружить противника, потом всё будет легче. Продавщица уверяла, что популярнее этого аромата уже не произведут. Врала, наверное, с целью продажи недешевого флакончика, но и мне запах понравился.
        - Никогда таких не видела, «Флора Даника» какая-то... - задумчиво произнесла Аня, пытаясь открыть запечатанную коробочку. - Ага, наконец-то. Цветочки всякие, пастораль, понимаешь... Открывайся! - и она с усилием вытащила пробку. - Вкусненько пахнет, - протянула она. - Угодил. Дай я тебя поцелую за это! Слушай, ну хватит уже сидеть с таким видом, как на похороны пришел! Мне тоже жалко эту девчонку, честное слово! Но ведь от того, что мы будем плакать, ей легче не станет!
        - Да так, подумалось... Просто мы же в одной бригаде работали, и если бы вдвоем были...
        - Андрюша, ну перестань себя терзать, а? Это случилось. Тебя там не было. Если человеку хочешь на самом деле помочь, то делать что-то надо, а не ныть. Хорошо? Я с тобой, что бы ни произошло, лады? Давай, что там ты еще привез?
        - Это маме твоей... Ну и моей тоже, - сказал я, доставая из того же пакетика два маленьких флакончика «Опиума».
        - Панов! Ты... Да как ты смеешь! Гад такой! А мне? Я тоже хочу! - она схватила обе коробочки и прижала к груди.
        - Оставь, тебе тоже есть, - на свет появилась третья упаковка от Ива Сен-Лорана. - Я догадывался о твоей жаднючести.
        - Ну и ладно, не буду скрываться теперь, - хищно улыбнулась Аня. - Давай еще!
        - Держи, - подал я следующую коробочку.
        - Ой, часики, - изделие швейцарского часопрома было немедленно распаковано и застегнуто на запястье. - Симпатичные. «Мовадо». И про эти не слышала. Но почему циферблат чистый? Как узнать точное время?
        - С каких пор женские наручные часы начали использовать для определения времени? - удивился я. - Носи в виде украшения. А теперь гвоздь нашей программы, - и я достал упаковку с бельем.
        - Какой праздник, - прошептала Аня, раскладывая очередную пару трусиков. - Такое непременно должно закончиться безудержным развратом... Ты готов, Панов? Или предпочитаешь, чтобы я сначала всё это показала на себе?

* * *
        Потом, когда мы почти наверстали вынужденную разлуку, я достал остальное из сумки. Магнитики, маленькие шоколадочки, кассету с «Апокалипсисом» в оригинальной озвучке - отечественный перевод меня бесил неимоверно, и кирпич первого издания стивенкинговской «The Shining» в мягкой обложке.
        - Про что книжка? - спросила Аня. - Интересная? Дорогая?
        - Страшная. За пять франков купил, видишь, переплет помят? Считается браком, подлежит сдаче назад, но в том районе где мы жили... Короче, я уговорил продавца. Так бы раза в два дороже обошлось. Я еще и кассету с фильмом привез. Ужастик. Будешь переводить мне трудные места, из нас двоих одна ты образованная.
        Аня разложила подарки, потом поменяла местами коробочки с духами.
        - Панов, ты там банк ограбил? Или за деньги переспал со старухой? Или с мужиком? Говорят в Европе это сейчас модно. Колись! Я помню, сколько вам меняли. Там бы хватило вот на это, - и она отложила в сторону магнитики с шоколадками. - Ладно, еще книга. А остальное?
        - Аня, ты мне веришь? - спросил я.
        - Да, - кивнула она. - Как еще можно?
        - Поэтому ты не будешь задавать такие вопросы, никому не расскажешь о подарках и мы к этому разговору больше не вернемся.
        Ответом мне стал понимающий взгляд. Нет, когда женщина знает, где стоит промолчать - это лучшее приданое.

* * *
        Утром я снова поехал в Склиф. Нашел контакты в реанимации, но ответ был ожидаем - состояние крайне тяжелое. Заряд дроби с расстояния метра два кучно улетел в живот. Хорошо хоть не крупной, тогда гарантированно спасать было бы некого. Но и этого хватило. Вчера как раз львиная доля времени ушла на поиски дробин и латание дырок. В итоге пришлось убрать большой кусок сальника, метра три тонкого кишечника и участок поперечной ободочной кишки. Самым хреновым было то, что досталось и поджелудочной железе.
        Вот и думай: чем тут помочь. Ну сходил на станцию переливания, сдал кровь для Лены. Толку с того. Проблем это не решит вообще.
        Надо искать, кто сейчас лучший в Союзе по панкреонекрозам. И для этого у меня есть хорошая знакомая с говорящей кличкой «Дыба». К ней я и отправился. Один раз она мне помогла, не откажет и сейчас. Тем более, для коллеги.
        Екатерина Тимофеевна как-то не очень моему визиту обрадовалась. Магнитик, ясное дело, взяла, но как-то небрежно, даже не посмотрев, смахнула его вместе с шоколадкой в ящик стола.
        - Признавайся, чего на этот раз от меня хочешь? - без предисловий спросила она. - Ни за что не поверю, что вчера приехав, ты ночь не спал, жаждал мне сувенирчики вручить.
        - Ситуация следующая. Накануне пострадала моя коллега, с седьмой подстанции. Возможно вы слышали, стреляли во врача.
        Дыба покивала, мол, как же, было такое. Потом налила себе из графина воды и спросила:
        - И ты конечно же собираешься своей любовнице просить перевод из Склифосовского в хорошее место, да?
        - Во-первых, она мне давно не любовница, во-вторых - прошу. И про Склиф я не сказал ничего.
        - Ты что думаешь, я на острове живу? У нас селекторное совещание было, говорили об этом. Чем тебе больница не угодила?
        - Скорая помощь, Екатерина Тимофеевна, она, извините, и в Африке такая. Сейчас стоит вопрос не только оперативного вмешательства, но и дальнейших шагов. Там намечается панкреонекроз. И я хотел бы для нашей коллеги лучших специалистов.
        - Иди, погуляй, - немного подумав, сказала Катя. - Я сейчас позвоню кое-кому, узнаю.
        Я развернулся, пошел в приемную и сел на стул. Какой смысл далеко ходить? Рассказывать всем встречным про Швейцарию настроения нет никакого. Надо Дыбе предложить выступить перед коллективом с отчетом. Хотя всё равно спрашивать будут.
        Минут десять спустя Катя крикнула через дверь:
        - Заходи!
        Зашел и уставился на начальницу в ожидании результата.
        - Ты садись, что встал? - чуть ли не приказным тоном сказала Дыба. - Смотри. Лучшие специалисты по брюху вообще и по поджелудочной железе в частности - ожидаемо военные. Госпиталь Бурденко. У них там, кстати, совсем недавно новый хирургический корпус открыли. Семь этажей, по последнему слову науки. Но выходов на начальника госпиталя у меня нет. То есть я его знаю, он меня, но просить не могу.
        - Извините, а от вас позвонить можно? - спросил я сразу же.
        - На здоровье. - встала, пододвинула она мне телефон и вздохнула: - Кто бы за меня так переживал...

* * *
        Я дождался пока закроется дверь, набрал номер сусловского куратора. Юрий Геннадьевич на встречу согласился сразу. Только не сегодня - завтра с утра. Обещал подъехать прямо к институту, к концу первой пары. Но и это хлеб.
        Я в задумчивости покрутил туда-сюда диск телефона. А позвоню-ка родителям Томилиной. Что-то меня во всей этой истории мучило.
        Трубку поднял отец Лены.
        - Да, узнал. Следователь? Опросил. Но мы с матерью ничего не знаем - дочка про работу не любила рассказывать. Ну выезды, бывали нехорошие. Так и вас такие же с ней и были? Кто следователь? Сейчас посмотрю.
        Спустя пять минут разговора я стал обладателем контактов следака в Пролетарском РУВД и даже опера, который сопровождал дело. Посмотрев на часы, я понял, что вполне успеваю до обеда. Но надо подвинуть смены - сегодня и завтра мне нужные свободные.
        - Екатерина Тимофеевна, - я нашел Дыбу дымящей в курилке. - Сегодня не могу работать в ночь. И завтра тоже. Можно как-то меня подвинуть? Я отработаю.
        - Иди уже, - главрач только махнула рукой. - Все решу.

* * *
        Ехать домой? Время терять? Вон, будка стоит, а в кармане мелочь. Привычка таскать двушки очень быстро появляется. Потому что иначе будешь платить гривенниками, которые хоть и из другого материала, но зато того же размера. Или просить милостыню у прохожих.
        На подстанции Мельника не было, после дежурства пошел домой. Но доброхоты номер телефона сообщили. Витя, дорогой, будь на месте! Не ходи сегодня никуда подрабатывать!
        И мне повезло. Недовольная вахтерша долго не хотела отрывать тыл и ехать на лифте искать жильца, но в конце концов согласилась. Минут пять я слушал звуки природы типа шарканья, чьих-то голосов и бонусного трека в виде вопля «Саня, ну сколько можно ждать?!». Наконец и недовольный голос Мельника послышался:
        - Слушаю вас.
        - Привет, Витек! Прошу будь на месте, никуда не уходи! Через пятнадцать минут приеду!
        - Да я и не собирался вообще-то, - проворчал Мельник. - Приезжай, конечно. Триста пятая комната.
        Здешняя общага, ясное дело, поцивильнее рабочих. Чище, да и тише. И в лифте почти не воняет. Хотя на третий этаж можно было и пешком подняться. Витя, к счастью, был один в комнате. Сосед куда-то делся и не пришлось идти куда-то еще пошушукаться.
        - Какой-то ты встревоженный, - заметил Мельник, пожимая мне руку.
        - Да вот, проблема нарисовалась, - и я коротко изложил последние новости.
        - А от меня что? Кровь сдать? Я бы рад, но в армейке гепатитом переболел, так что никак. Нас предупреждали специально.
        - Нет, не это. Ты говорил, что Дима в Пролетарском РУВД служит?
        - Было такое.
        - Я помню, у вас там разногласия возникли, но, пожалуйста, забудь на время. Организуй мне встречу с ним.
        - Что надумал? - насторожился Витек.
        - Как что? Найти тварь.
        - И?
        - Как карта ляжет, - ответил я, наблюдая, как на лице Мельника возникает улыбка. Видать, то приключение в Орле вспоминает с теплотой. Это он еще не знает, что нас чуть не вычислили. Вернее, отложили вопрос, да не успели.
        - Ладно, пойдем. Раз такое дело, и правда, обиды можно забыть. Хоть на время.
        Дима с гордостью носил погоны старшего сержанта. Как он объяснил, сумел удачно аттестоваться. С Мельником они друг на друга смотрели не слишком приветливо. Хрен его знает, что там у них случилось, мне совсем не интересно. Ребята взрослые, сами все решат.
        Про стрельбу в общаге он что-то слышал, но в тему не вникал. Не до того было. Зато с опером сойтись помощь предложил. Намекнул только, что за информацию придется двери ногами открывать. Потому как руки заняты.
        Я достал из кармана четвертной.
        - Хватит?
        Дима с сомнением посмотрел на фиолетовую бумажку.
        - Не знаю, добавь на всякий случай. Не думайте, я себе и копейки не возьму, - заверил он. - Мужик жадный просто. Всё ходит, плачется, что на жизнь не хватает, женился недавно, алименты платит, такие дела.
        Я достал еще два червонца и отдал Диме.
        - Надеюсь, на алименты наскребет.
        Вернулся новоиспеченный мент минут через пятнадцать. Вернул одну десятку назад, мол, не пригодилась. Тридцати пяти хватило.
        - Ну чё, пацаны, слушайте расклад. Васька этот, который Ампула - известный урка. У него две ходки, обе по тяжелым статьям. Сначала убил в драке дружбана какого-то, потом, как откинулся - свою бабу. Оба раза по пьяни - как примет белой, так дуреет. Второй раз сел надолго, пятнашку отмотал на строгом режиме в Мордовии.
        - Это всё лирика, но сейчас что делают? Ищут? - поинтересовался я.
        - Ну, в розыск объявили, стукачей вроде напрягли. Ждут.
        - Короче, ни хрена не делают, - резюмировал я.
        - Можно и так сказать, - согласился Дима. - Мне, конечно, с моего места не особо много видно, но думаю, что голяк. За стрельбу, вестимо дело, чуть сильнее искать будут.
        - Ага, фотография на стенде «Их ищет милиция» дольше провисит. Где он обитался? Узнал?
        - Обижаешь, начальник, - Дима вытащил из кармана тетрадный листочек. - Первое - место прописки. Дальше идут адреса корешей его. Но сами понимаете, это уже проверено и держится на контроле. Вот вам портрет гражданина, - он достал две успевших чуть смяться в кармане фотографии девять на двенадцать. - Только сейчас он чутка постарше и в последнее время заросший ходил.
        Я посмотрел на фотографию Васьки, который оказался Василием Петровичем Сазоновым, сорока восьми лет от роду. Глянь, у него даже профессия есть - электромонтер. Узкое, испитое лицо, запавшие глаза. Почти лысый, без усов или бороды...
        - Вот еще что, - продолжил Димон. - Ампула по вокзалам в последнее начал промышлять. Вроде устроился на работу в жэк какой-то, но там даже не появлялся. Тырил чемоданы у пассажиров. Поймать его не могли - больно ловкий. Или был на крючке у тамошних ментов, кто ж знает. Короче, там его тоже нет, всех предупредили. Хотя Федя сказал, что толку с этого - чуток. Мог уже и рвануть куда.
        - А нельзя ли узнать, под кем на вокзалах вся эта гопота ходит? - спросил я на всякий случай.
        - Один момент, - сказал Дима и исчез в недрах РУВД.
        И через пару минут я услышал интересную фамилию: Лакоба. Опа! Знакомые все лица. И почему я не удивлен? Не ему ли я год назад «чинил» подельника? Зашил на совесть - должны меня в «Советской» помнить!
        Глава 2
        Связаться с Лакобой удалось быстро. Через Давида. Сразу после РУВД поехал к нему домой, застал чуть ли не в постели с Симой - девушка пискнула, убежала в ванную одеваться, ибо из одежды на ней была, похоже, только футболка.
        Сначала “князь”, конечно, повозмущался, пошел в отказ.
        - Пан, не проси. Отец запретил даже думать про этих людей. Не могу никак. Если от меня какая помощь нужна - я в твоем распоряжении.
        - У тебя совесть есть? Я же не лошадку на ипподроме зарядить прошу. Лену Томилину подстрелили. Уголовник какой-то. Надо найти.
        - Это ту врачиху с подстанции? - Давид побледнел. - С которой ты…
        - С которой я. Да. Бери трубку, звони.
        Ашхацава нашел номер в записной книжке, набрал. Последовали короткие переговоры на абхазском.
        - Через час, там же, у ипподрома, - тихо сказал он, повесив трубку. Оказалось, всё же недостаточно прикрутил громкость.
        - Я с вами поеду! - заявила Сима. - Тоже бандита ловить буду!
        - Дело женщины - сидеть дома и ждать своего мужчину! - с пафосом произнес Давид. - Не хватало еще, чтобы какая-то юбка лезла в это!
        Странное дело, но вроде как эмансипированная Сима только кивнула и с малоскрываемой улыбкой ушла на кухню. Довольный Давид начал собираться. Эх, парень, наверное, ты не слышал про принципы дзю-до. Хитрая девица будет соглашаться с твоими павлиньими возгласами, но в итоге получится, что делаешь ты как задумала она. Рассказать, что ли, анекдот про голову и шею? Не буду, пожалуй. В чужую семью лезть - только себе навредить.
        Очередной неприметный хлопчик после того, как пропустил притихшего Ашхацаву на заднее сиденье, плюхнулся рядом со мной и у меня появился живой навигатор. Не как штурман стенограмму читал в раллийных гонках, но близко к этому.
        Квартира была совсем другая, в районе синагоги на Большой Бронной. Сейчас там, конечно, что-то связанное с художественной самодеятельностью, не вчитывался я в вывеску, когда мимо проезжали. А дальше - во дворы. Похоже было, что начальник абхазских мафиози здесь если не живет, то часто бывает. По крайней мере, принимал он меня в комнате, к которой подошло бы название “кабинет”. Вот только книжных полок не было. Ашхацаву даже в квартиру не пустили, он остался сидеть в машине.
        - Ну что, доктор, опять в карты играл? - улыбаясь одним ртом, спросил Юрий Лакоба.
        - Нет, у меня другая просьба, - ответил я и достал из кармана фотографию Ампулы.
        - И кто это? - мельком взглянув, абхаз отодвинул ее в сторону. Но не ко мне, а так, чтобы под руками не мешалась.
        - Он стрелял в доктора со скорой. Молодую женщину, - добавил я. - Сказали, он где-то на вокзалах промышлял, углы вертел.
        - Углы… уже никто не говорит так, - походя опустив на уровень плинтуса мои познания в фене, ответил Лакоба. - Нехорошо поступил, врача обижать нельзя. Особенно женщину.
        - Западло?
        - Доктор, ты говори нормальным языком, не переживай, я пойму, - равнодушно ответил абхаз. - А то вот так слово не так скажешь, не подумав, обидишь кого-нибудь. Ты не блатной, нет? Вот и говори как простые люди.
        - Извините, - сказал я.
        И правда, неловко вышло. Можно подумать, что знание фени чем-то поможет в разговоре.
        - Ничего, бывает, - заметил Юрий. - Так что ты хочешь? - он снова взял фотографию и, перевернув ее, прочитал надпись.
        - Найти этого человека, - просто ответил я.
        - А дальше?
        - Как получится. Но обещаю: помнить он эту встречу будет долго.
        - Ты сказал, ты сделаешь, - припечатал Лакоба. - Иди теперь, я спрошу, может, кто и видел этого Васю. Тебе позвонят. Ампула, - хмыкнул он. - Надо же.

* * *
        Ну и всё. Отвез домой Давида, наградив его подарками, которые поначалу забыл отдать. Посидели с ним еще в машине перед подъездом, пришлось рассказать во всех подробностях про концерт “Genesis”. Вот кто фанат: он даже потребовал от меня вспомнить какие песни звучали.
        - Ты что, Давид? Как я могу помнить, что за песни? Их десятка два было, больше половины нового альбома, остальное - старые.
        - А футболку? Почему мне не взял? Я бы деньги отдал! Эх, ты… - огорчился абхаз.
        - Да не подумал просто… Ну давай я тебе эту подарю, - предложил я. - Будешь у меня, заберешь.
        - Спасибо, Пан, - пробормотал восхищенный Ашхацава. - Ты настоящий друг!
        Никак не могу привыкнуть к этим вывертам дефицита. Видать, гипотетическая возможность заказать на алиэкспрессе футболку любой группы с любым принтом напрочь отбила у меня этот фетишизм. Так что отдам свою безо всяких сожалений.

* * *
        - Андрей, нам срочно надо расстаться, - встретила меня Аня.
        - Ладно, я буду горевать минут десять. Но ведь на прощание ты меня накормишь?
        - Куда я денусь? Когда еще появится возможность отравить тебя? Мой руки и приходи, я пока разогрею.
        - Так что же послужило причиной нашего расставания? - спросил я, поправляя вилку, чтобы она лежала перпендикулярно краю стола, словно поглощение вчерашних макарошек будет происходить в условиях шикарного ресторана.
        - Я не выдержала и посмотрела этот фильм без тебя, - вздохнув, призналась подруга. - Нет мне прощения.
        - Фигня, - легкомысленно махнул я рукой. - Оставайся. Три часа стоя на коленях на горохе - и ты прощена. Как кинцо?
        - Я три раза чуть не описалась, - призналась Аня. - Было очень страшно.
        - Особенно когда Николсон рубил топором дверь? Или сцена с трупом в ванной?
        - А ты где видел? - удивилась девушка.
        - В магазине крутили, - отбрехался я.
        - Ладно, я теперь еще с тобой пересмотрю, может, получится уберечься от смены трусиков. Ну рассказывай, где был? Что удалось сделать?
        - Почти договорился о переводе Лены из Склифа в Бурденко. Завтра решится окончательно. Ну, и так, по мелочи. То с одним встретился, то с другим. А ты как?
        - Сходила на занятия, посмотрела фильм, и лежала на диване.
        - Очень увлекательно. Жажду повторить.

* * *
        Юрий Геннадьевич ждал в довольно поношенном с виду “жигуле” второй модели. Удачная машина. Она, даже будучи совершенно новой, казалась пришедшей из глубокой древности.
        - Рассказывайте, - велел он, когда я уселся рядом с ним. - Сначала Швейцария, потом остальное.
        - В Цюрихе успех превзошел все ожидания, - коротко резюмировал я. - Больше сказать нечего.
        - Лаконично, - хмыкнул он.
        - А что, надо было начать про транспортировку оксида водорода в сосудах с перфорированным дном в свете решений съезда?
        - Не надо так шутить, - окоротил он. - Нигде. Вы не понимаете даже, сколько сейчас пойдет всяких сигналов во все стороны. Забудьте про политические анекдоты и шуточки про съезд. Достаточно уже того, что вы живете с еврейкой. В какой-то момент это может сильно осложнить выезд.
        Пару секунд я даже не знал, что и ответить. Не жена еще, просто девушка - и такие последствия.
        - Не вижу связи, - наконец, ответил я. - Отец моей девушки в ФИАН работает, там первый отдел тоже…
        - Андрей Николаевич, лично мне - всё равно, - остановил меня Юрий Геннадьевич. - Я к этому спокойно отношусь. А вот Михаил Андреевич, если узнает, может… расстроиться.
        Блин, мне с оглядкой на Суслова и в постель ложиться? Мы сходки диссидентов на кухне не устраиваем, “Хронику текущих событий” ночью под одеялом не читаем, Солженицына в чемодане я через таможню не тащил. Оказывается, этого недостаточно, надо еще чтобы твоя девушка прошла краниометрию с правильными показателями.
        - Да, вот был курьезный случай, - решил я потроллить куратора. - Ну, все эти подходы с охами “Ой, как бы ваш талант расцвел у нас” я достойными внимания не считаю. Так, обычная болтовня, они же там до сих пор думают, что в Москве по улице медведи с балалайками ходят. Если не все, то многие. Вот и жалеют, искренне считая, что советский ученый спит и видит, как бы на Запад сбежать…
        - А что, нет таких настроений? - вдруг спросил Юрий Геннадьевич.
        - Дураки, может, и мечтают. А кто хоть немного соображает, понимает - там будет в разы труднее. Высосут и выбросят. И через десять лет акцентом попрекать продолжат. Да, о происшествии. Подходит один деятель и напрямую предлагает пять тысяч долларов за посредничество в приобретении патента.
        - Какого? - насторожился куратор.
        - Так откуда мне знать? Я его послал. По-русски, но он вроде правильно понял.
        - Тоньше надо, - заметил куратор. - Надо было узнать, что интересует, каковы условия. Пообещать выяснить всё. А мы бы решили.
        Это он что, хочет посреднические получить? Ха-ха три раза.
        - Так я же не джеймсбонд какой, Юрий Геннадьевич. Таким играм не обучен.
        - Это кто? - уточнил он.
        - Персонаж фильма. Судя по всему, лихой агент, ну знаете, всех врагов перебил одной левой, потому что правой красотку обнимает в это время. В Цюрихе весь город рекламой заклеен.
        Только бы не спросил название. Ибо я тупо не помню: не то “Лунный гонщик”, не то “Только для ваших глаз”. А фильм, наверное, летом был, потому что обрывки рекламы в одном нашем бомжатском районе остались.
        - Жаль, конечно. В следующий раз…
        - Та визитку я взял. Вот, - вытащил я из кармана белый прямоугольничек и отдал ему, - некто Фредерик Паульсен, компания “Ферринг”.
        - Ладно, что там про госпиталь? - наконец, закончил вводную часть Юрий Геннадьевич. - Я по телефону не совсем хорошо понял.
        - Изложу телеграфно. Позавчера стреляли во врача седьмой подстанции скорой. На вызове. Я ее знаю, работали вместе. Хотелось бы поучаствовать в судьбе, ранение серьезное, вот я и узнал, что в Бурденко очень хорошие специалисты…
        - Томилина Елена Александровна? - спросил куратор, что-то раскопавший в своей записной книжке.
        - Да.
        - Угу, - Юрий Геннадьевич задумался. - Я понял. Позвоните мне… ну через час примерно. А теперь расскажите, что там с Андроповым и Брежневой.
        - Галю лечат, - пожал я плечами. - Еще в наркологии у Трунова. По мне, так толку не много от всех этих трудотерапий и прочего мозголомства. А Игорь… - я замялся. Рассказывать про мою неудачу с “анонимными алкоголиками” отечественного розлива? Перед глазами возник Джигарханяна в образе “Горбатого” из “Места встречи изменить нельзя”. “А не стукачок ли ты, мил человек?”. Стукачок. Разглашаю медицинскую тайну. И планирую разглашать дальше. Жизнь Лены и не такого стоит.
        - Короче там все тоже не очень гладко…

* * *
        Главный военный клинический госпиталь имени академика Бурденко занимает территорию соответственно названию - охрененно большую. На нее, кстати, меня через ворота на машине не пустили. Только пешком. Или с пропуском. Который подписывает, наверное, один министр обороны товарищ Устинов.
        Что поделаешь, пришлось прогуляться, хоть погода и мерзопакостная. И даже пожертвовать носовым платком, чтобы привести в порядок ботинки. А то кто ж их знает, этих вояк - увидят, что обувь не в порядке, и сразу в военкомат отвезут.
        Начальник госпиталя скрывался в коридорах дальних да за дверями дубовыми. Но мне ведь было назначено, так что я пер напролом, не думая, что там за погоны под очередным халатом.
        На самом деле всё оказалось много проще: кто-то позвонил, уточнил, и меня пустили совершенно одного, объяснив дорогу на пальцах. И дверь с надписью “Приемная” никто не охранял. Внутри сидела совершенно гражданского вида секретарша, монументальная женщина лет сорока, и что-то печатала на пишущей машинке “Ятрань”. Кучеряво живут военные ребята.
        К начальнику, впрочем, меня пустили не сразу, дали маленько отсидеться, упорядочить эмоции. Наконец, мне скомандовали вход. И тут я понял, что за всем этим я до сих пор не знаю как зовут моего будущего собеседника. Непорядочек, однако. Я спросил у стража дверей и она слегка удивленно просветила меня.
        Кабинет как кабинет, ничего выдающегося. Разве что на вешалке мундир с генерал-майорскими погонами. Медслужбы, понятное дело. Сам руководитель в белом халате сидит, демократично вполне. Лет шестьдесят ему, вряд ли больше. Сразу бросились в глаза очки с толстыми линзами и наличие расходящегося косоглазия. Что общую суровость выражения лица совсем не портило.
        - Слушаю вас, молодой человек, - ответил он на мое “Здравствуйте”.
        - Юрий Сергеевич, случилась беда, - сразу же заявил я. Ну, и выложил историю про стрельбу, операцию и всё остальное. С упором на коллегиальность, конечно же. Этот аргумент беспроигрышный, по крайней мере, не ведет к отрицательному результату.
        - А от нас что требуется? - спросил он. Понятное дело, всё ему рассказали, но из первых уст версия звучит иной раз не совсем так.
        - К сожалению, поражена и поджелудочная железа. То есть налицо острый травматический панкреатит, в будущем панкреонекроз и прочие малоприятные осложнения. Я обратился за помощью к коллегам, они сказали, что лучшие специалисты в вашем госпитале.
        - А вы кем пострадавшей приходитесь? - вдруг спросил Кравков.
        - Я? Да, наверное, никем. Работали вместе. Ну, встречались недолго. А так - коллега просто.
        - Ну, раз так… - он нажал на кнопку селектора и сказал: - Валерия Борисовна, свяжите меня с директором НИИ Склифосовского Григорьевым.
        Звонок раздался через минуту буквально, я даже не успел начать изучать корешки книг в генеральском шкафу.
        - Александр Анатольевич, здравствуйте, это Кравков из Бурденко. Послушайте, тут в высших сферах решили, что нам стоит полечить вашу больную, такую Томилину Елену Александровну… Да, мы готовы… хорошо, будем ждать… Спасибо, на связи.
        - Всё, молодой человек. Как только состояние будет позволять транспортировку, переведут. Всё у вас?
        - Товарищ генерал, - вдруг понесло меня, - может, надо пригласить каких-то специалистов из-за рубежа? Ну, знаете, самых лучших?
        - Лучшие - у нас, - четко, почти скандируя, ответил генерал. - Других не держим.
        - Извините, не подумал, - смутился я. - Никаких сомнений, просто знаете…
        - Знаю, - устало вздохнув, сказал Кравков. - Вы думаете, первый такой?

* * *
        Что делать, если идти на работу не хочется, а надо? Помогает самовнушение - “я иду спасать людей”, “я нужен советским гражданами”. Ну как гражданам… В основном всяким чиновникам из ЦК, министрами, из замам, а также многочисленной родне. Только их обслуживает ЦКБ.
        Пока прогревал машину, вспоминал вчерашний день. Он закончился звонком матери. Мало того, что на ноябрьские праздники с Федей приедет, так еще и пришлось отвечать на вопросы женщины, внезапно выяснившей, что ее сын вполне половозрелый и живет с девушкой. Потому что трубку Аня взяла. Да мне, в принципе, плевать на это. Приедут - потерпим, обязательную программу в виде всяких покатушек по достопримечательностям и прочего выполним. Где наша не пропадала? Тем более что Аня решила поиграть в жену декабриста и сопроводить меня с миссией моральной поддержки. Значит, будет легче.
        Так как смена не моя, поставили меня третьим номером к какому-то Спиваченко. Внешность, кстати, у доктора была какой угодно, только не украинской. У бурятов бы за своего сошел, сто процентов. Глазки узкие, хитрые. Меня подробно расспросил, что да как, но вроде остался доволен.
        Третьим номером - вообще лафа работать. Даже наркота у второго номера. А ты знай себе, носи чемоданчик и выполняй ценные указания.
        Первый вызов и сразу в цэковские дома из бежевого кирпича. Спиридоньевский переулок завален снегом, но дворники дружно его чистят - с трудом, но проехали во двор.
        - Совсем умом тронулся, - рапортовала нам пожилая мать пациента. - Забирайте его скорее!
        - А что случилось? - поинтересовался Спиваченко.
        - Сынок у меня со слабоумием. Стоит на учете. Как напьется, начинает куролесить.
        Мы вошли в квартиру, тут было, мягко говоря, странно. Везде разбросаны вещи, стены чем-то измазаны.
        - Только я в магазин отлучилась, - женщина заплакала. - Он достал заначку, выпил. А ему нельзя!
        - Ну давайте посмотрим пациента. Как его зовут?
        - Виктор.
        Парень оказался и правда, со странностями. Всклокоченные волосы, дико вращающиеся глаза. Сидит на кровати и руками ест что-то, разбросанное на одеяле. Не исключено, что макароны с мясом. Рядом стоит водочная бутылка, в которой на донышке что-то плещется. Дерьмо не пьет, “Посольской” балуется.
        - Виктор, здравствуйте, - очень вежливо начал Спиваченко. - Как чувствуете себя? Что беспокоит?
        Похоже доктора самого не тревожило, что пациент жрет с постели. И не такое видели.
        - Мать, ты дура? Зачем вызвала этих? Я тебе хрум-хрум что? Подопытная крыса?
        - Витя, поговори с нами, - доктор сделал нам знак, чтобы мы были готовы. - Выпивал сегодня? Много?
        - Какая нахер вам разница?
        Разница большая. Если бы просто напился, то варианты есть. А если с непредсказуемым буйством... Так что надо паковать и везти. Но сначала придется поубалтывать.
        - Вить, смотри какое дело, - Спиваченко перешел на мелодичный и спокойный тон: - Мы тебя все равно увезем. Ты выбирай - по-хорошему или по-плохому.
        Мама сзади ахнула.
        - Давай по-хорошему, а? Спокойно соберешься, спустишься с нами в машину. А мы тебе сирену включим!
        - Настоящую?! - пациент клюнул, перестал перебирать пальцами макароны,
        - Настоящую, - покивал доктор. - С мигалкой.
        Это почему-то сработало. Витя дал себя собрать, одеть по погоде. Спокойно спустился вниз, послушал рев сирены, которой мы похоже взбудоражили весь дом, покивал. И сел в салон. Пути к выходу мы со вторым фельдшером, знатоком современного искусства Капитоновой, перекрыли своими, можно сказать, телами. Духан от пациента стоял мощный. Похоже, что к “Посольской” еще добавилась какая-то парфюмерия. Непередаваемый аромат, потом долго будем проветривать.
        В салоне я тихо спросил Спиваченко, куда мы его везем.
        - В приемном скорее всего в наркологию оформят. Его пьяным просто в психиатрию не примут. Пусть сначала у Трунова протрезвеет.
        Сам Гойко Митич меня волновал мало. Если честно, то и Лиза за последнее время ушла куда-то на второй план. Вспоминал ее иногда, но далеко не каждый день. Даже в Цюрихе, когда выбирал подарки из серии “всем подряд”, ее в мысленный список не включил. Вот и сейчас - шевельнулось что-то не очень комфортное в глубине сознания - и утихло мгновенно. Потому что Витя как-то неправильно задвигался, я и прикинул сразу, как бы он не повторил подвиг сбежавшего от нас алкаша.
        Но обошлось, довезли. Витя даже начал посапывать и пускать пузыри. Казалось бы, ситуация исчерпана, паренька можно и домой свезти, но это пока он спит. Словно услышав мои мысли, клиент встрепенулся и потребовал включить сирену. К счастью, мы уже подъезжали к приемному и отговорились обещанием покатать с шиком чуть позже.
        Дежурный врач тоже возражений не имел. А что, клиент свой, показания есть, чего не взять? Сказал только, что надо вызвать для порядка кого-нибудь из наркологии, чтобы формальности соблюсти. Ну и ладно. И мы стали ждать, окружив Витю, сидящего на кушетке, дабы он не попытался проиллюстрировать доносящуюся издалека песню Высоцкого “Был побег на рывок”. Странно, что в такой конторе ее включают на всю громкость.
        Наконец, показался представитель племени наркологов и мы распустили нашу “штрафную стенку”... Ой, да это сам Трунов! Помоложе никого не нашлось? Или случай показался сомнительным, когда по телефону сообщали?
        Прошел Андрей Борисович аки светский лев, гордо неся голову и не глядя по сторонам. Сел за стол дежурного и сразу углубился в карточку Вити, на самого пациента внимания не обращая. Типа, не царское это дело, прикажу… Что-то меня не вовремя на улыбки пробивать начало. Я помню обидчивость этого кренделя. Поднимет сейчас голову, увидит меня усмехающимся, начнет слезы лить и посуду бить.
        - Непрофильная госпитализация, - промолвил Трунов свой вердикт. И как сказал, а? Каждое слово - прям в металле отлито.
        - Но ведь в данном случае, - начал возражать Спиваченко, - на первое место…
        - Есть же у пациента диагноз, коллега, - последнее слово он процедил так презрительно, что даже мне не по себе стало слегонца. - Вот, русским по белому написано: “Дебильность, эретичная форма”. Вот и везите по профилю. Не понимаю, - он картинно откинулся на спинку стула, - почему я должен вам это объяснять? Ну эти, - он как-то небрежно махнул рукой в угол, где стояли мы с Капитоновой, - с них что взять? Но вы должны…
        - Ты что сказал, сморчок?! Кого дебилом назвал?
        Ого, у нас произошла незаметная подмена матери пациента. Испуганную и слегка растерянную женщину заменила натуральная тигрица. В глазах блеск, руки сомкнуты в кулаки. Похоже, Трунов только что весьма сильно задел ее чувства.
        - Извините? - Андрей Борисович поднял голову, посмотрел на женщину.
        - Фамилия? - гаркнула дама. Похоже, строить подчиненных она умела. Даже мне захотелось встать по стойке “смирно”.
        - Трунов, Андрей Борисович, заведующий отделением наркологии.
        Похоже, парень уже понял, что гонор проявлять надо было немного в другом месте. Мне показалось, или у него руки трясутся?
        - Сорока пяти нет еще? Завтра в военкомат вызовут, санинструктором служить будешь, - уже совершенно спокойным голосом сообщила она Трунову. - Вот доктора, - женщина показала на нашу компанию, - приехали, всё как надо сделали, успокоили, в больницу привезли. А тут… Здесь меня жди! - приказала она наркологу и куда-то ушла. Неужели к главному врачу? Вот это поворот сюжета!
        Слегка запоздало Трунов скомандовал госпитализировать Витю, с любопытством взирающего на всё это, и собрался покинуть нас. Наверное, двинуться в том же направлении, что и дама, гасить конфликт. Когда нарколог проходил мимо нас, у меня в заднице заиграло детство и я быстренько пропел ему строчки из непонятно как всплывшей в памяти песни:
        Сейчас она, красивая и смелая,
        Дорогу перейдёт,
        Потом вот это самое с козлом своим проделает…
        Трунов убежал, даже не оглянулся, а я наклонился к Спиваченко:
        - Мамаша у нас кто?
        - Генеральша. Точнее даже маршальша. Вдова, но похоже связи остались. - потом вздохнул и добавил философское: “Каждая муха на своей кучке говна - королева”.

* * *
        На базу вернулись, сели пить чай. Надо же стресс залить. Народ ожидаемо обсуждал новые постановления партии и правительства - в СССР внезапно увеличили пенсии, отпуска по беременности и уходу за ребенком. С младенцем теперь можно сидеть до года, на половине зарплаты. В декрет - пожалуйста, уходи за 70 дней до родов. ЦКБэшные дамы разумеется, возбудились на эту тему, Спиваченко мне на ухо прошептал: “За Афган задабривают народ”.
        Я удивленно посмотрел на доктора. Оказывается, у нас тут есть свои фрондеры?
        Свое мнение по этому поводу я решил не высказывать - хватило споров с диссидентами на подстанции у Лебензона. Плюс всё равно наступят девяностые и эти постановления партии и правительства - пойдут прахом.
        Я же сел в уголок и открыл импортную литературу “про сияние”. Надо язык совершенствовать, чтобы не плавать на уровне “май нэйм из Вася” и “лэт ми спик фром май харт”. А хорошая книга этому способствует. То, что я знаю чем кончится, не страшно, детали сюжета всё равно из головы вылетели. Интересно, а впоследствии Кингу прилетело от БЛМ за картонный персонаж негра, работающего паршивым поваром в “Сиянии”?
        Капитонова попыталась завести светскую беседу, уточнив, на английском ли книга. Но я только невежливо угукнул и она отстала. Вдруг услышал знакомую фамилию. Вроде как даже свою. Диспетчера зачем-то звали. Пошел, оказалось, надо немедленно перезвонить домой.
        Что-то стряслось? Мало того что Аня позвонила на работу, так еще и воспользовалась самым аварийным номером, возле которого в записной книжке было написано “только в самом крайнем случае”. Я побежал к аппарату и отогнал от него наших кумушек воплем “Мне очень сильно надо!”.
        - Аня, что случилось? - крикнул я в трубку, едва прервались гудки вызова.
        - Давид звонил, просил срочно передать. Только одно слово: “Нашли!”.
        Глава 3
        Как назло, теперь был недоступен Ашхацава. Попытке на пятой я бросил слушать короткие гудки и решил отпроситься. Ибо слово «Нашли» значило только одно, и это была не пара к одинокому носку, третий месяц ожидавшему свою половинку в картонной коробке, стоящей в ящике для белья.
        Но доктор Спиваченко, а за ним и старший врач смены Горбунова были непреклонны: если нет какой-то катастрофы, отпускать не будем. И я снова пошел к телефону, выяснять подробности. Просто душа не лежала врать что-то по этому поводу. Может, ситуация терпит пока.
        Наконец-то ответил Давид. И я вздохнул с облегчением. Ибо рандеву назначено на десять утра, а сейчас Ампула гульбасит где-то у своих дружбанов и в ближайшее время просто физически не сможет никуда деться, ибо изображает рекламу несуществующей пока компании «Русская недвижимость».
        Мысли спросить адресок, чтобы сдать Ампулу органам, даже не возникло. Я хорошо помнил фразу Лакобы «Ты сказал, ты и сделаешь» и проверять, что будет при другом варианте развития событий, не хотел. А так как я пошел просить помощи у воров, то и играть предстоит по их правилам. Беспокоило ли это меня? А как же! Это вам не в горячке по морде кому-то дать. Придется рискнуть. Но я предпочел мысль эту отогнать. Вот когда случится, тогда и буду думать. А сейчас какой смысл? Да никакого. Тем более, что нас на вызов позвали.
        Погрузились в машину, выстуженную вследствие проветривания. Небось, Трунов не захотел себе этого Витька брать из-за амбре. Такой всё отделение провоняет выхлопом.
        - Куда путь держим? - спросил водитель у Спиваченко.
        - Благовещенский переулок, пять. С Горького, где метро «Маяковская».
        - Да знаю я... - проворчал шофер.
        Хороший дом оказался, серьезный. Угол Тверской, восемь этажей. И всего два подъезда, несмотря на довольно большие размеры. Ну, мы в хрущевки не ездим. Не помню такого ни разу. Поднялись на лифте на седьмой этаж, звоним. Открыла старушка, молча показала в прихожую, и отошла в сторону, чуть подволакивая правую ногу.
        Ого, да тут полноценный черный ход есть! Не очень частая штука в старых домах. Провожатая медленно провела нас в дальнюю комнату, где и лежал на кровати наш больной. Стоп, вот этот старый еврей - Райкин? Членов Политбюро видел, академиков видел, министров всяких - без счету. А живого Райкина - впервые. А вот эта молчащая пожилая дама - жена его?
        - Что там, Ромочка? Приехали врачи? - спросил он и повернул к нам голову. - Здравствуйте, - тихо сказал он. - Сердце прихватило, что-то пилюли перестали помогать, - почти виновато объяснил артист.
        Уже седой, весь в морщинах. Но не узнать - невозможно. Ну, с богом. Давление, температура, ЭКГ, послушать, пощупать, обезболивающее и прочие мероприятия согласно списка. В итоге выяснилось, что инфаркта нет, боль утихла, давление нормализовалось. Но Спиваченко был непреклонен: только в больницу. Как сейчас говорят, нестабильная стенокардия. А от нее - один шаг до инфаркта. Или даже меньше, чем шаг.
        Райкин подумал, и нехотя согласился. Жена его, как он ее называл, Рома, собрала вещи и вручила мне сумочку с самым необходимым. От носилок Аркадий Исакович отказался категорически, заявив, что чувствует себя хорошо, а спектакли предпочитает в театре, а не среди соседей. И пошел к машине на своих двоих. А ведь и вправду ожил, губы уже почти нормального цвета, на щеках намек на румянец какой-то появился.
        Странное дело, я читал неоднократно, что сотрудники считали его эгоистичным тираном, который другим слова без разрешения не дает сказать. Карцева гнобил, с Жванецким ссорился. Власти его тоже не любили - даже выжили из ленинградского Театра Миниатюр. После чего Райкин перебрался в Москву. Я присмотрелся к великому актеру. Да нет, вполне адекватный, добродушный....Или он только на работе такой? К жене как заботливо относится, на прощание поцеловал, напомнил, чтобы таблетки пить не забывала.
        Капитонова уступила ему кресло, сама перебравшись назад, и мы, пока ехали, получили удовольствие от натурального спектакля, который наш пациент устроил для нас.
        - Я, конечно, перед врачами в долгу. Когда у Ромочки инсульт случился, мы все возле нее сидели, выхаживали. И ведь восстановилась почти полностью, только речь...
        Так вот почему она молчала всё время! У нее моторная афазия после инсульта.
        - Интересное имя у вашей жены, - заметила Капитонова. - Необычное.
        - Ах, вы про это. Нет, имя обычное, Руфь Марковна. Просто ее родители ждали мальчика, даже имя придумали. А когда родилась девочка, решили: не пропадать же добру, вот всю жизнь домашние и называют ее Рома. Так о чем я? Да, вот стало жене полегче, и решила она пойти на спектакль. Мой, конечно же. Премьера, полный зал, начали. Это еще в Ленинграде было. И вот я чувствую - плохо мне, сил нет, боли в сердце такие, что шевелиться не могу. Вызвали сотрудники скорую, приехали они, вот как вы - укол сделали, чуть легче. И слышу я - публика волнуется, ждут, значит. А там же в зале - Рома сидит. И я прошу: дайте мне, дорогие, пять минут на сцену выйти, надо закончить начатое, жена, опять-таки. Ну, дали мне кислородом из подушки подышать, и отпустили. Под честное слово. А я вышел - и полчаса еще играл. Врач за кулисами стоит, кулаком грозит, а выйти не может, - тихо засмеялся Райкин. - Кто же его пустит?
        - Анекдот был на эту тему, только про музыкантов, - влез я.
        Как же, весь вечер на сцене Панов. Но Райкин только вежливо поинтересовался:
        - Рассказывайте.
        - Выступает оркестр. Первая скрипка - всемирная знаменитость, играет просто великолепно! Вот только дирижер замечает, что солиста просто корчит всего... Антракт. Дирижер интересуется: - Что с вами такое, может не нравится как я дирижирую, или еще что? Тот отвечает: - Нет, что вы! Вы прекрасный дирижер! Вторая часть концерта. Все еще хуже - скрипачу так плохо, будто умирать собрался. После занавеса дирижер опять с вопросами: - Признайтесь, что с вами во время концерта происходит? Может, вы заболели? Солист помялся, и говорит: - ...ну как бы объяснить вам... Знаете, я музыку с детства ненавижу!!!
        - Смешно, - оценил Райкин под улыбки коллег. - Только не для еврейских детей. Вы даже не представляете, на какие жертвы идут иногда родители, чтобы заставить ребенка играть на скрипке.
        Смысл сказанного доходил до нас с Капитоновой секунд пять, потом мы одновременно засмеялись.
        Признаюсь, я нарушил инструкцию, которая запрещает личные просьбы и вообще любое общение с пациентами вне служебных обязанностей. Попросил автограф. И я был не одинок. Вся бригада вместе со мной в нарушители записалась. Но мы никому не скажем. Вот в такие минуты начинаешь жалеть об отсутствии камер для селфи.

* * *
        Странное дело эти ноябрьские снегопады. Все понимают, что растает, но дороги тщательно чистят. Особенно там, где ездит начальство. А так как это столица, то руководителей всяких здесь всегда было до... очень много, короче. И процесс некоторые из них контролируют лично. Не верят на слово исполнителям.
        Мы выехали из ворот ЦКБ и по Маршала Тимошенко спокойно подкрадывались к Рублевке. Километров двадцать на спидометре. Никого не трогали, не мешали участникам дорожного движения, потому что кроме нас никого не было. Я расслабленно смотрел вперед через лобовое стекло. Вот к дорожной технике подъехала черная «Волга» и из нее вылез какой-то мужик, который сразу начал потрясать кулаками. Почти одновременно с ним автомобиль покинул водитель. Кто его знает, может, ноги размять, или покурить, к примеру. А вот...
        - Бля-а-а-а! - протянул в восхищении наш водитель, до этого за целый день сказавший от силы слов десять.
        Да уж, я готов к нему присоединиться. Ибо какой-то хрен на здоровенном тракторе подъехал к начальственной машине и, не замечая ее, продолжил движение. Что там, мелочь пузатая под днищем скрежещет? Да и ладно. Короче, тракторист вынырнул из дум только когда заехал на капот «Волги». И остановился. Когда мы подъехали, он всё ещё сидел в своей кабине.
        Начальник, конечно, обалдел. Он подошел, посмотрел на это чудо, развернулся и начал ритуальную боевую пляску вокруг поверженного средства передвижения. И правда, на чем его сейчас увезут? Как он продолжит переживать за уборку снега? Зато его водитель явил образец стойкости и спокойствия, стоял и курил, будто ничего и не произошло. Тут кто-то полез к трактористу и сразу замахал нам руками.
        - Давайте поближе, - скомандовал Спиваченко.
        - Сознание потерял! - крикнули нам.
        А вот и уличный вызов. Как же я по ним соскучился в прилизанной кремлевской скорой!
        Вытащили тракториста, спустили вниз. Да уж, на эту махину и здоровым пока залезешь... Посмотрели - живой, бледный только сильно, но шевелится немного.
        Достали кардиограф, бросили электроды на конечности. Ёксель-моксель, вот это инфарктище! Да эту кардиограмму ни один двоечник ни с чем не спутает!
        - Шестьдесят на двадцать, - сообщила измерявшая давление Капитонова.
        Поздравляем, у вашего пациента кардиогенный шок. Спиваченко только глянул мельком на пленку и заступил на капитанский мостик.
        - Промедол, лидокаин в мышцу! Разворачиваемся, назад в больницу! Цигель, цигель, товарищи!
        Пока сдавали тракториста, заспорили. Спиваченко был уверен, что цигель - это «время» по-немецки. Этот вывод он сделал после просмотра знаменитой «Бриллиантовой руки», где Миронов отбивал Никулина от стамбульской «проститутки» цигелем, постукивая по часам. Какое же было удивление врача, когда я сообщил ему про отсебятину сценаристов, которые особо не заморачивались и придумали тарабарщину.
        - Цигель, - это вроде бы коза по-немецки - вспомнила Капитонова.
        - Нет, кирпич - возразил я.
        - Товарищи! - на нас укоризненно посмотрела дежурный врач, которая оформляла водителя - Вам не стыдно? Тут пациент тяжелый, а вы развели!..
        Докторша была молодая, явно недавно после института. Прямо как я. Спиваченко снисходительно улыбнулся:
        - Смерть и жизнь в больнице ходят рядом. Привыкнете.

* * *
        Утром я попытался историю со звонком Давида спустить на тормозах. Мол, ничего интересного не произошло, мелочи жизни, сейчас поеду и разберусь.
        - Хреново у тебя, Панов, врать получается, - сказала Аня, наглаживая мне рубашку. - Глаза выдают. Так что есть над чем поработать. Мне Симка всё рассказала, про какую-то мафию и ловлю бандита.
        Вот он весь цимес жизни с еврейками - все всё про всех знают.
        - Если обо всем в курсе, то зачем спрашиваешь?
        - Андрей, я боюсь, - вдруг всхлипнула девушка. - Ты мне можешь пообещать, что всё хорошо закончится?
        - Могу. Но не буду. Слушай, мать, ты не забеременела часом? Что-то ты в последнее время какая-то эмоционально лабильная.
        - Дурак, это я от счастья, - она вытерла щеку ладошкой. - Но я готова предпринять несколько попыток заполучить семенной материал. Возвращайся поскорее, ладно?

* * *
        Мельник ждал меня у общаги. Вчера я и ему позвонил, предупредил. Возле его ног лежала сумка, которая глухо звякнула железяками, когда он бросил ее на заднее сиденье.
        - Арматура? - спросил я, вспомнив Орел.
        - Не, три монтировки. Ни один мент не прикопается.
        Ну да, булыжник - оружие пролетариата, а монтировка - то же самое, только у советского водилы.
        Следующий пункт нашей программы - товарищ Ашхацава, простой советский князь. Кстати, это обстоятельство своей семейной истории он тщательно оберегал от любых посягательств. Хочешь подраться с Давидом - сначала скажи, что в их краях князем считался всякий, кто владел тремя овцами, а потом добавь, что княжеская фамилия покупалась за одного барашка и он у меня даже есть - не поможешь договориться? Готово, спарринг-партнер с красными как у быка глазами ждет вас. Как по мне, дурь несусветная.
        Давид с Мельником полезли на заднее сиденье. Ибо четвертый член нашего коллектива, сержант милиции Дима, в гражданском плаще поверх формы, уже приплясывает на перекрестке.
        Место встречи у нас было очень, мягко говоря, экзотическим. И знакомым. Я же здесь на вызове был, в этой деревне, когда бомжиха сгорела. Лакоба в компании с двумя «коллегами», приехал после нас, на скромной «шестерке» белого цвета. Как рассказывала мне Шишкина, таких на всю Москву - десятка три, не больше. Ну, ей на эксклюзиве, хоть и принадлежащем папе, ездить было приятнее. Поэтому я осторожно повышу количество белых жигулей шестой модели до сотни на город.
        Возле нас вор только притормозил, махнул рукой - давай за мной, и двинулся дальше. Остановился неподалеку от какой-то халупы с перекосившимся заборчиком и окнами, в которых стекла местами были заменены полиэтиленовой пленкой и фанеркой. Бомжатня, короче. Я даже представляю, чем там внутри воняет.
        Мы выбрались из машины и подошли к абхазам. Один Дима остался внутри. Его время еще не наступило.
        - Ну вот, доктор, получай, - картинно взмахнув рукой, показал на домик Лакоба. - Там твой Ампула.
        Нда... Методы конспирации тут неуместны.
        - Спасибо, конечно, но стоило ли тратить свое время?
        - Моё время, что хочу, то и делаю, - холодно ответил Юрий. - К тому же ты давал обещание, хочу посмотреть, хозяин ли ты своим словам.
        - И сколько их внутри? - спросил я.
        - Не знаю. Главное, что твой человек - там. Подарок от меня. Забирай, - и улыбнулся. Не то что я пипец какой бесстрашный, но мне от этой улыбки стало немного не по себе. Так, блин, крокодилы ухмыляются, когда тебя сожрать собираются. Но мы же на одной стороне, да?
        И что же делать? Если дружков Ампулы много - предстоит махач. Или даже перестрелка - ружье то зэк на месте преступления не оставил. Теперь понимаю Лакобу. Ему подвалило внеплановое развлечение - вот и вписался глянуть, чем все кончится. Если что не так - по газам и только его видели.
        Я вернулся к парням, спросил, что будем делать.
        - Давай выкурим их оттуда. Все выскочат, - предложил Мельник.
        - Чем? - поинтересовался я.
        - Да ну, фигня, сейчас, - он повернулся и позвал какого-то пацаненка, взирающее на бесплатное шоу: - Иди сюда, не бойся!
        - Никто и не боится, - заявил абориген, останавливаясь шагах в трех от нас.
        - Рубль хочешь?
        - Ну.
        - Принеси мне линейку для дымовухи. И газету.
        - Трояк, - нагло вякнул пионер.
        - Неси уже, а то других позову.
        А я и забыл про такое. Понятно, для меня это триста лет назад было. А для Витька - почти вчера.
        Гимназер примчался с рекордной для себя скоростью и протянул оранжевую линейку и расческу, а также пожелтевший от старости номер «Московской правды». Получив железный кругляш с профилем вездесущего Ильича, он занял привычное место в «партере». Я помявшись, спросил у него:
        - Малой, а кто здесь обитает? - и кивнул на халупу.
        - А, алкашня, - презрительно сплюнул абориген. - Тут не жил никто, так они вселились. Спалят когда-нибудь дом к херам по пьяни, - явно процитировал он кого-то. - Двое, если в гостях никого нет.
        Мельник тем временем разломал линейку и расческу, завернул в кусок газеты, и поджег. Бросив сверток на землю, потушил огонь каблуком. Но ничего не произошло.
        - Слишком быстро, - мотнул он головой,
        - Неправильно ты, дядя, делаешь. Дай спики, - протянул руку пацаненок.
        Судя по всему, местный писчебумажный магаз план по продаже линеек из специальной сильнодымящей пластмассы выполнял на много сотен процентов. Потому что местный виртуоз сделал всё с первой спички. Резко завоняло органической химией и детством. Витек ткнул монтировкой в стекло и бросил интенсивно дымящийся сверток внутрь.
        - Сейчас побегут, - пообещал он, выдавая нам с Давидом холодное в прямом смысле этого слова оружие.
        Матерящиеся бомжи выскочили через минуту. Кстати, уже готовые к миграции в неизвестном направлении - одеты, хоть и крайне небрежно, обуты, с сумарями. Привычные. Наверное, подумали, что их местные решили выкурить.
        Ни один из них на фото Ампулы похож не был.
        - А Васька где? - спросил я.
        - Там, - махнул рукой в направлении дома один из синяков, покачиваясь. - Сейчас будет.
        - Ну так быстро урвали отсюда, что стоим?! - рявкнул Мельник и ускорил стоявшего поближе пинком под зад.
        Дважды повторять не пришлось. Наверное, Ампула был не самым классным собутыльником. Его товарищи ждать его не стали и быстренько помчались дальше по улице. Ничего, Олимпиада прошла, гайки закручивают чуть меньше, найдут где зимовать.
        Кашляющий Васька выскочил еще через минуту. Ношеное драповое пальтишко, похожее на те, которые выдают учащимся всяких ПТУ, он держал в руке. Через прореху на рукаве мелькнул криво наколотый червовый туз. Даже моих скромных познаний хватило, чтобы понять - сладкой его отсидка не будет. На зоне и так трудно, а опущенным - во много раз хуже. Но мне его не жалко.
        - Ну что, давай, чего ждешь? Он твой, - подал голос молчавший до сих пор Лакоба.
        Кстати, пионер, усмотрев абхазцев, сдриснул. Умный парень, значит понял, что лучше ничего не видеть.
        И тут я остановился. Вот пока искал этого урода - зла не хватало. Удавил бы. А сейчас смотрю - и не знаю, что с ним сделать. Тщедушный, с пропитым лицом, заросшим клочковатой щетиной с густой примесью седины. Грязный, оборванный, стоял этот Вася на карачках, пытаясь выхаркать легкие. А я чувствовал, как кураж уходит. Начинаются вопросы. Упустил время, долго думал. Обычная беда русской интеллигенции. Которая, как мы знаем благодаря Владимиру Ильичу - не мозг нации, а да, то самое коричневое, что тут по двору разбросано.
        - Пан, не стой, - прошипел мне в ухо Витек. - Авторитет теряем!
        Я поднял монтировку, выдохнул, и со всей дури врезал по руке Ампулы. Тонкий заячий визг ударил в уши. Зэк перевернулся на спину и я стукнул по ноге. Хороший такой хруст, надежный. Визг усилился. И что это?! Наваждение и ступор ушли. Я снова увидел упавшую на грязный пол Лену, прижимающую руки к животу, перевернутый скоропомощной ящик с дырками от дроби, будто рядом стоял. Наверное, что-то такое появилось во мне, и Мельник придержал меня за руку.
        - Пан, только не насмерть!
        - Всё, все, - сказал я и отошел в сторону.
        Увидел как Витек поднимает с земли выроненную монтировку и повернулся к Лакобе. Он коротко кивнул и пошел к своей машине. Оба сопровождающих его помощника нырнули следом за ним в нутро «шестерки» и через минуту мы остались одни.
        - Давай, Дима, твой выход, - сказал Мельник. - Орден дадут, наверное.
        - Ага, деревянную медаль, - огрызнулся Дима. - Хотя особо опасный рецидивист, вышка светит, может, премию выпишут. Есть в этой жопе мира поссовет какой-нибудь? Позвонить откуда?
        - Сейчас подвезем, - сказал я. - Тут недалеко. Этот не убежит?
        - На одной ноге-то?
        - А показания? Нас он не заложит? - я запоздало сообразил, что лица мы не закрывали.
        - Думаешь, его спрашивать будут? Это же надо другое дело возбуждать, о причинении телесных повреждений гражданину. Спишут на дружбанов его, или Вася признается, что упал с печки пять раз. Не переживай, я договорюсь. Забудьте.
        Мы высадили Диму у здания местной милиции и поехали дальше, к цивилизации. В зеркале заднего вида я увидел бледного и серьезного Давида, подмигнул ему. И вдруг тошнотный комок подкатил к горлу и я еле успел затормозить. Выскочил из машины и меня начало рвать без остановки.
        - Всё нормально, - похлопал меня по плечу Мельник, когда мой организм устал искать, что бы еще из себя исторгнуть. - У всех бывает. На вот, - и он подал мне простую армейскую фляжку в зеленом матерчатом чехле.
        Я сделал большой глоток и внезапно водка полетела по пищеводу. Ба-ам! Есть касание. Я прислушался к себе. Пойдет ли обратно? Нет, лебедем влетела.
        - Закусить? - Давид протянул мне мандаринку.
        - Блин, я же за рулем!
        - Так поехали быстрее, пока выхлопа нет еще, - Мельник отобрал у меня фляжку, приложился сам.
        Глава 4
        - Ты бухал?!
        Конечно, Анечка запалила мой выхлоп. Сразу как я вошел домой. И тут я резко осознал свою ошибку. Девушка к моему приходу оделась секси. Чулочки, кружевные трусики, лифчик в тон. Всё самое лучшее с берегов Цюрихского озера! Готовилась! На предмет семенного материала. Я почувствовал себя свиньей. Водка ударила в голову, да еще ботинки, заляпанные грязью - в Москве началась оттепель, снег превратился в кашу.
        - Было такое. Прости солнце, - я устало опустился на кушетку, закрыл глаза. В ушах стоял хруст костей. Так, собраться. Я не тряпка, в девяностые на скорой видел и не такое. В реальность меня вернула Аня, которая стоя на коленях снимала с меня ботинки. Тут во мне что-то окончательно перевернулось.
        - Азимова, Азимова, - я глубоко вздохнул. - Так себе фамилия.
        - Чем она тебе плоха? - спросила Аня.
        - Тем, что не Панова.
        Девушка подняла на меня глаза, открыла ротик.
        - Ты... ты вот так делаешь мне предложение?! Это шутка такая?
        - Ага. Грязный, выпивший. И вот типа кольца, - я достал мандаринку Давида. - Аня, я тебя полюбил так, что вот говорю эти слова, а сердце из груди выпрыгивает, - я взял ладонь Азимовой, приложил к четвертому межреберью слева. Ну, может к пятому. - Хочу чтобы ты стала моей женой!
        Из глаз Ани брызнули слезы. Она на автомате взяла мандаринку, прижалась щекой ко мне.
        - Дурак ты, Панов. Пить тебе тоже нельзя, а то выдаешь в эфир всякую ерундистику. Давай, мойся и спать. Или поешь?
        - Это означает да?
        - Да!
        - Нужно будет выпить на ночь два литра воды, чтоб с утра была цела голова, - произнес я речитативом, ибо про просьбу на петь помнил хорошо.
        - Панов, у тебя просто невероятное количество талантов делать что-то плохо. Вот стихосложение к ним только что добавилось. Иди уже в ванную, пьянчужка.
        - Зато я хороший любовник, - решил я оставить последнее слово за собой - А каким буду мужем... мммм...
        - Кто тебе хоть это сказал? - рассмеялась Аня. - Твое отражение в зеркале?
        Ничего, женщина. Вот протрезвею - и ты много раз пожалеешь о своих словах!

* * *
        Все прогрессивное человечество собирается отмечать годовщину Октября, ходит на демонстрации, а я, даже не дождавшись прибытия любимых родственников, набрал в магазине апельсинов и поехал проведывать болящих. В реанимацию к Томилиной по-прежнему не пускали, зато встретился и зацепился языками с родителями Лены. Они уже знали про поимку преступника, где-то просочился слух о переломанных руках-ногах. На меня смотрели с подозрением и толикой уважения. Говорили уже вполне приятственно, я предупредил Клавдию Архиповну насчет «Бурденко», оставил контакты.
        После Склифа поехал через весь город в челюстно-лицевой госпиталь для инвалидов Отечественной войны. К Костику меня пустили, только халат заставили нацепить.
        - Андрей! Панов! - афганец мне был искренне рад, полез обниматься.
        - Стоп, стоп, - я попытался уклониться, но не вышло. - Я же с улицы, с бациллами!
        - Да у меня все зажило! - Костя снял маску, показал себя, красавца. Пара поперечных шрамов вдоль челюсти и скулы, поджившие, розовенькие.
        - Красавелла! - одобрил я, передавая аппельсины. - Когда выписывают?
        - На днях. Я уже тут как дома, обжился, со всеми познакомился.
        Мы вышли в коридор, Костик по свойски подмигнул какой-то фигуристой санитарке.
        - Чего только не насмотрелся. Лежал с парнем - у него шрам на всю голову и по лбу. Лысый, ну то есть обритый... Мы его Копилкой звали.
        Афганец засмеялся.
        - А еще подружился с десантником из Рязани. Ему пол пятки под Кандагаром отстрелили. Тоже с гнилью на лице лежит.
        - Небось Ахиллесом нарекли? - пошутил я.
        - Точно! Как догадался?
        - Костя, я на скорой несколько лет отпахал. Кого только не видел. И «Неронов», которые пьяными заснули с сигаретой, Паша-застрелю - мужик пьяный в сугробе заснул, пальцы отморозил, ему ампутировали все, кроме указательных. А еще был Колян-Штопор. Это вообще история...
        Вокруг нас собрались несколько пациентов, начали похохатывать.
        - Этот Колян решил девушку свою впечатлить. Засунул член в винную бутылку. А вынуть не смог - пришлось к врачам ехать. Ну и все, кличка на всю жизнь.
        Костику и Ко я не стал рассказывать, как в 90-е вытаскивал из перевернутой и помятой машины одного армянина. Ему железкой череп по кругу вскрыло - почти трепанация. К удивлению, выжил. Даже разыскал поблагодарить. Сказал, посмеиваясь, что теперь его называют Ашот-Кабриолет.
        Уже в палате я поинтересовался дальнейшими жизненными планами Костика. Они были незамысловаты. Переехать в Москву, пойти куда-нибудь работать. Да вот хотя бы к Мельнику или Димону в милицию. «Пацаны классно устроились, а ты так вообще орел из Орла!»
        - Тут медом не намазано, - пожал плечами я. - Москва слезам не верит.
        - А что? Общагу дают, к погонам я уже привычный. Ну ать-два, ладно, годик потерплю в школе или как там ее называют?
        - Ладно, держи краба, - я протянул ладонь. - Как устроишься, набери мне. Мельник даст номер. Может, придумаю что-нибудь получше ментовки.
        Мы поручкались и я поехал домой - забирать Аню. Тесть с тещей приглашали к себе отметить праздник, но это видимо завтра. Заодно и руки попрошу. Так сказать официально. Но сначала надо подготовиться.
        А еще перед этим встретить мать Панова. Потому что ну совсем не по-сыновнему получится, если она с Федей будет в метро ехать,
        Дурдом возле Курского вокзала не прекращался никогда. Похоже, в этом месте самое средоточие процесса. Толпы у касс, натуральный табор в залах ожидания и на перронах, дембеля, цыгане и просто пьяные - всё это придает атмосферу уникального места. Впрочем, на Комсомольской площади у трех вокзалов, наверное, то же самое.
        Припарковаться получилось не очень близко, пошел пешком. Праздник, да. Все усиленно бросились куда-то ехать. Нет бы дома сидели, телевизор смотрели. А так - пассажиры, грузчики, железнодорожники. Бесят просто. А тут еще перепутали перроны, и поезд пришел не на ту платформу.
        Короче, я нервничал. Вот сколько раз говорил себе, что это совсем чужая мне женщина, нет у меня перед ней никаких обязательств, и всё остальное. И вот сейчас я снова чувствую вину. Да, я ничего с ее сыном не сделал. Но ведь он пропал! Нет его - даже кусочка памяти не осталось. Так что буду тащить этот крест. В конце концов язык не отсохнет позвонить раз в неделю и поговорить о каких-то мелочах. И пусть она со своим Федей будет счастлива.
        Аня, конечно, молодец. Встретила будущую свекровь на высшем уровне. Лучше и не придумать. Как-будто тысячу раз виделись уже - вот вам тапочки, а там ванная, поможете мне с завтраком? Короче, пока мы с Федей сидели и пялились в спасительный экран телевизора, Аня Панову-старшую всячески охмуряла. Судя по довольным женским улыбкам, вполне успешно. Хотя кто ж их разберет? Они вот с таким благостным выражением лица и стрихнин тебе в суп подсыпать будут. Или твоим врагам, это уж как повезет.
        - Еврейка? - внезапно поинтересовался Федя.
        - С какой целью интересуетесь? - я решил не ввязываться в возможный спор. Но не тут то было.
        - Ты смотри, Андрей, нация такая, гнилая. Своим там, хоть обрежься на 20 сантиметров - не станешь.
        - Что это за разговор? - возмутился я. - Может Протоколы сионских мудрецов еще почитаем вслух?
        - Я тебе дело говорю! Ты слушай старших. Я пожил, посмотрел это племя кочевое...
        - Это не дело, туфта полная. Можете взять БСЭ и поинтересоваться, сколько евреев получило звезду Героя, защищая Союз.
        - И где сейчас эти герои? - фыркнул Федя. - Валят в свой Израиль, к ОВИРу подойти нельзя - очередь за полквартала!
        - А вы не задумывались, почему валят отсюда, а не сюда? Да и куда едут? В воюющую страну! Знаете, что там всех молодых первым делом заставляют?
        - Есть мацу?
        - Тьфу! Служить в армии! Причем, и парней, и девок.
        - Точно?
        - Точно!
        Федя крепко так задумался. Тема армии ему была близка, и похоже, в таком ключе он Израиль не рассматривал.
        Воспользовавшись паузой, я перевел разговор на бытовые темы. Как здоровье, что делает.... Из военкомата мужу матери пришлось уйти - после избиения мучили головные боли. Теперь с какими-то пацанами занимается. Патриотический клуб «Витязь». Собираются летом раскопки проводить, погибших искать.
        Семейный прием пищи к моему удивлению проходил безо всяких проблем, гладко и чинно. Федя оценил стряпню Ани, матери подруга так и вовсе понравилась - улыбалась ей искренне и часто.
        А я сидел и думал о своем. После того неожиданного даже для меня предложения, Аня на эту тему не говорила. Ждала чего-то? Не знаю. Но для себя я всё решил. Понял - она лучшее, что может быть в этой жизни. Мой приз. Покруче вожделенной Нобелевки. С ней просто больше ничего не хотелось.
        - Мы сегодня вечером к Аниным родителям идем, - сказал я. - Может, позвонить, предупредить, что и мои тоже будут?
        - Так уже, пока ты ездил, обо всем договорились, - сказала Аня. И это предусмотрела, надо же!
        - Замечательно. Слушай, мне придется отъехать ненадолго, скоро вернусь.
        И ведь даже ничего не спросила!

* * *
        На помолвку советские люди ничего серьезного не дарят. Не насмотрелись еще кино, и помолвочные кольца не в моде. Да большинство населения такие веяния вряд ли воспримут - другие проблемы. Тут, оказывается есть целый бизнес на специальный талон из загса. Хитроумные молодые люди идут, подают заявление о желании создать семью, получают бумагу, по которой они могут закупить продукты, алкоголь, кое-какую одежду и кольца. А потом они говорят, что передумали. Но дефициты куплены. И пара идет подавать заявление в другой загс. И повторяют аферу. Блин, представляете, ради того, чтобы купить обычные обручальные кольца и какую-то хрень, приходится идти на всяческие ухищрения.
        А я захотел красоты. Вот чтобы как в кино. Не знаю даже почему. Никогда не тянуло меня на вот эти внешние проявления чувств. И женились мы просто в моей прошлой жизни - зашли в загс с друзьями после работы, расписались. Вот и вся свадьба.
        Мне срочно надо было купить это кольцо. Вот прямо зудело. Но. Быстрые поиски в ювелирных магазинах показали, что выбор в них, мягко говоря, невелик. Какой же дебил я был в Цюрихе! Ведь всё было: и деньги, и возможность. Голова только не включилась ни разу. Потому что свечной заводик купил, а в ювелирный магазин зайти ума не хватило. Хотя рекламный лозунг про лучших друзей девушек я в витрине видел.
        Что теперь жалеть? Есть у меня одна знакомая, которая в ювелирке понимает на самом высоком уровне. Но к ней обращаться не стоит. Ибо пасут ее не по-детски, а после истории с Буряце - и того сильнее. Да и стремно мне у нее просить что-то - в один миг узнают и те, кому положено, и кому наоборот. Я даже представил себе: звоню я такой, Галя прямо радуется одному моему существованию, говорит, давай, Андрюша, подъезжай к Кутузовскому. И на глазах у хлопчиков из «девятки» садится ко мне в машину, узнает, что я решил жениться, вспоминает историю с Кио, пускает обильную алкогольную слезу, и бежит домой, чтобы вытащить из-под подушки что-нибудь с рубином. Или изумрудом. Выносит, и говорит: на, дорогой мой человек, это мой подарок вам на свадьбу.
        А на следующий день меня вызывают в первый отдел и устраивают акт незапланированной любви.
        А так всё хорошо складывалось в мечтах! Останусь без работы, пойду сценаристом, сериалы писать. «Любовь в Кремле». Или «Смерть под Спасской башней». Буду иметь успех. Наверное.
        Звонок другу всё же совершить придется, иначе для чего я уезжал из дома? Юрий Геннадьевич оказался на месте. Как всегда, впрочем. Когда бы я ни звонил ему, всегда брал трубку. Я даже начал подозревать его во владении аппаратурой сотовой связи. Или вот этих ящиков на половину салона машины. Как они называются? Ангара или Байкал? Не важно. Главное, что откликнулся и даже проникся.
        - Вот прямо сегодня надо? - уточнил он просьбу помочь с достойным кольцом. - Ну приезжайте, скажем, к Хорошевскому мосту минут через тридцать.
        Вот и хорошо, сейчас даст мне пропуск в какой-нибудь супер-пупер магазин, и я решу свою проблему. За такое можно три раза в месяц выслушивать рассказы об одышке и кашле одного нудноватого деда. Может, заодно к празднику пакетик с дефицитными харчами подгонит? Под заветным названием «заказ»! Было бы весьма приятственно. Будет чем побаловать всех причастных
        Но сусловский куратор, видимо, решил ко всему хорошему еще и воспитательной работой заняться. Ибо задал вопрос в продолжение нашего прошлого разговора.
        - Внезапно вспомнили, что у дамы день рождения? Или успели провиниться?
        - Собираюсь предложение делать, - я увиливать не стал, один хрен узнают.
        - Андрей, я ведь вам говорил... Опасное это дело. Неизвестно чем обернется.
        - То же самое можно сказать о любом поступке человека. Никто не в состоянии предугадать все последствия. И я не пойму, чем вам так не угодила моя потенциальная жена? Мало ли евреев в правительстве? В научной среде? А среди физиков-ядерщиков русских, как мне кажется, и вовсе меньшинство. Может, жена-еврейка будет той самой песчинкой, что сможет склонить мнение Нобелевского комитета по медицине на нашу сторону, а?
        Тут я не выдержал и засмеялся. Это разрядило обстановку.
        - Далеко вы заглядываете, однако, - хмыкнул Юрий Геннадьевич - Ну если с такой точки зрения...
        - В Цюрихе многие говорили об этом как о деле решенном. Солк лично обещал подать нас с Морозовым! Понятно, что не в этом году дадут, и не в следующем. Но спустя лет пять - очень вероятно.
        - Ладно, будем считать это вкладом в будущее, - куратор вытащил пачку фиолетовых четвертных, протянул мне талон в Ювелирторг. - Это на весь восемьдесят второй год. Больше поступлений не будет.
        - Я все понимаю.
        - А вот задачи будут. Мне нужно знать, что говорят о Райкине в ЦКБ и вообще обстановка вокруг него.
        - Для чего?
        - Андрей! - Юрий Геннадьевич нахмурился. - Не стоит задавать лишних вопросов.
        Потом куратор смягчился.
        - Ладно, в первый и последний раз. Театр Райкина хотят отправить на международные гастроли. Но с ним лично есть трудности. Михаил Андреевич хочет разобраться в вопросе.
        Ага, запретить и не пущать. Ладно, молчание - золото.
        Я покивал, пообещал все разузнать, мы пожали друг другу руки и разошлись как в море корабли.
        А заказик к годовщине Октября мне достался. Три увесистых пакета, издающие будоражащие воображение бульканье, позвякивание и шелест, громоздились на заднем сиденье.

* * *
        Вечером погрузились в машину и поехали к Азимовым. Там только не хватало духового оркестра и группы пионеров с цветами. Впрочем, букет у нас был, я умудрился купить хризантем. Это вам не гвоздички убогие, настоящий цветок, до Нового года стоять будет, только воду менять надо! Конец рекламного объявления от торговца с рынка.
        Естественно, и из заказа тоже кое-что взято было. Под неодобрительные потаенные вздохи Феди, почему-то решившего, что и он тоже хозяин всех привезенных мной плюшек, Аня консультировалась с мамой, что еще подвезти к столу. Пришлось развлекать его пересказом фильма «Мюнхен». Под конец муж матери, к арабам относящийся как к натуральным дармоедам, спросил, сколько же осталось целей. Услышав, что три, он удовлетворенно кивнул. Но тут же бросил взгляд на немалую сумку, которую мы собирали Азимовым. Пришлось вспоминать о поисках и похищении Эйхмана. Это ему вообще на «ура» зашло. Я даже начал опасаться, что он приступит к поиску еврейских корней с целью совершить алию и на месте завербоваться в Моссад. Шутка, конечно, но я вроде обезопасил наши посиделки от косых взглядов и антисемитских прибауток.

* * *
        Стол по лучшим советским традициям слегка прогибался под закусками. Что не помешало дамам уже втроем пойти что-то еще срочно дорезать и добавлять. Мы же мужской компанией расположились в креслах и Азимов на правах хозяина начал кормить нас байками из жизни физиков, из которых можно было сделать вывод, что цирк сильно проигрывает ученым в части зрелищности.
        Я от спиртного отказался, спрятавшись за рулем. А Азимов с Федей по сотке накатили, прикрываясь «тренировкой организма». Короче, глаза заблестели, языки развязались. Отлично всё пошло. Ничего не предвещало, как говорится. И потому свершившееся стало полным сюрпризом для собравшихся.
        Я дождался третьего по счету тоста, сокращенно названного Федей ЗПЗД, что в переводе на непитейный значит «За присутствующих здесь дам», и я решил, что пора. Пока дело не дошло до песняка и раздела коллектива на обсуждающие что-то свое мелкие группки. А ведь есть еще угроза показа семейного альбома! Вот тогда точно опоздаю. Так что я встал и попросил подождать, ибо имею дополнение.
        - Алаверды, значит, - сказал Федя, с опаской глянувший на меня. - Ну давай.
        - Уважаемые собравшиеся, - я поднял фужер с яблочным соком, - именно сегодня я хотел бы просить Аню выйти за меня.
        Тут я решил выпендриться и стать на колено. Но чуток не рассчитал и попал ногой под буфет. В ужасно неудобном для себя положении я всё же вытащил из кармана кольцо и подал его подруге. До чего же быстро у человека может меняться цвет лица. Какая-то странная вегетативная реакция.
        - Я согласна, - наконец сказала она. - Давай помогу тебе выбраться, пока мебель рушиться не начала.
        Остальные же изображали любительский театральный кружок на репетиции знаменитой немой сцены из финала «Ревизора». Первым отмер Азимов-папа.
        - Ну, раз такое дело, тост меняется. За ответственные решения. Даночка, дорогая, посмотри, что там с субботами в ноябре следующего года.
        Дана Борисовна, ничуть не удивившись, притащила перекидной календарь, нашла нужную страницу.
        - Шестое, три...
        - Всё, дальше не надо. Предлагаю свадьбу сыграть шестого ноября. Потом просто тринадцатое, сами слышали.
        - А что так долго-то? - спросила Панова недоуменно.
        - А просто за год они определятся, надо это им, или так, чисто для постели, - разъяснил Азимов. - К тому же проблем с распределением у Андрея, как я понимаю, нет, и спешить не надо.
        - А если... ну... - не сдавалась моя сторона.
        - Вот если ну, тогда и будем думать. Сейчас же еще не? - посмотрел он на нас.
        Я к тому моменту освободил ногу из заточения, оставив в жертву буфету тапок, за которым планировал вернуться чуть позже. Аня мотнула головой, отрицая любой намек на беременность.
        - Выпить сначала надо, а потом такие мелочи обсасывать, - влез Федя. И это оказалось самым мудрым решением.
        И все выпили. И еще раз, потому что событие такое не каждый день случается. И в третий - для закрепления результата.
        В принципе, я был не против. Поживем так, потом и свадьба. Главное, что Аня согласна, а штампик в паспорте - полная ерунда, для большей уверенности подруги. Если, конечно, не придется в гостинице селиться или передачки в тюрьму таскать. Остальные случаи потерпят.
        Собственно, на этом культурную программу можно и сворачивать. Но не тут-то было. То есть, о главном событии поговорили, подробности обсудили. Дана Борисовна даже произнесла слово «приданое» и мне стало немного не по себе, когда я представил стопки тарелок и тюки с постельным бельем.
        Дошла очередь и до семейных альбомов. Мамы с примкнувшим к ним Федей и захваченной в плен Аней умилялись визуальной части летописи семьи Азимовых, не забывая время от времени прихлебывать из хрустальных фужеров шампанское. Меня же Азимов-старший увлек на кухню.
        - Слушай, дело есть. Тут один мужик с работы гараж продает. Кирпичный, с погребом, всё обустроено. И от метро недалеко, ехать даже не придется. Мечта, короче! Не хочешь себе взять?
        Я задумался. Конечно, машина под окнами - дело замечательное. Но случаи, когда темной ночью автомобили «разували», и утром вместо колес владельцы обнаруживали стопки кирпичей, всё же бывали. Не говоря уж о «дворниках», снимать которые стало уже рефлексом у каждого советского автовладельца. А ведь впереди девяностые. Там и вовсе тачку страшно будет оставлять на улице.
        - Предложение заманчивое... А цена вопроса?
        - Я спрошу, но ты не переживай, если надо, мы добавим.
        Азимов усмехнулся, подмигнул.
        - Есть деньги пока, - махнул я рукой и потянулся к бутерброду с бужениной. Степухи и зарплаты на скорой хватало.
        - Не о том думаешь, - назидательно произнес Александр Иосифович. - Сейчас к тебе внимание будет очень пристальное. Представляешь, сколько народу ты от кормушки оттеснил? Я, конечно, ваших медицинских заморочек не знаю, но вряд ли там от наших сильно отличается. Мало того, что вы под сомнение чьи-то теории поставили, так еще и проводите масштабные исследования. Значит, кто-то средств не получил, их тему задвинули. И это не какие-то аспиранты, а натуральные динозавры. Хвостом махнет - и нет тебя. Доносы, анонимки…
        - Да предупреждали уже о подобном, - вспомнил я внушение от Юрия Геннадьевича.
        - Вот! - продемонстрировал указательный палец Азимов. - Умные люди! Наверное, и про Анюту тоже советовали?
        - А как же, - не стал я скрывать. - Но сами видите, к чему это привело.
        - Вижу, - вздохнул мой почти тесть. - Но я почему говорю это? В какой-то момент люди начнут считать твои деньги. Любимое занятие многих. А ты студент и фельдшер на скорой. Мама твоя тоже не министр. Если про взнос на квартиру еще можно придумать многолетними накоплениями, - хитро улыбнулся он, - и с трудом, но впихнуть в это машину... То потом начинаются вопросы...
        - И тут появляетесь вы...
        - Да, родители твоей невесты, радуясь, что сумели сбагрить какому-то наивному гою свою дочурку, дали в долг навсегда необходимую сумму, - с мощным местечковым акцентом произнес Азимов. - Так я спрошу за гараж?
        - Чтобы простой русский парень да отказался облапошить евреев? - поддержал я шутку. - Дайте две! Спрашивайте, конечно.

* * *
        Мы всё же добрались домой и теперь я сидел на кухне, гладил Кузьму, и наблюдал, как моя невеста время от времени предпринимает попытки навсегда зафиксировать в памяти образ подаренного кольца. Иначе зачем она крутит его на пальце и рассматривает со всех сторон? Да и чем еще заниматься в ожидании очереди в ванную? Зазвонил телефон, и Аня оторвалась от созерцания малюсенького, но всё же бриллианта. Хорошо, когда есть свой секретарь, можно не переставать гладить кота.
        - Алло, - сказала она, послушала ответ и почему-то продолжила на буржуинском: - Wait a minute, please.
        Это заставило насторожиться. Вряд ли ей звонит старая училка английского, чтобы проверить домашнее задание. И правда, трубку Аня протягивала мне.
        - Алло, - ответил я, и услышал голос своего подчиненного, главы «Ферринга» товарища Паульсена. Он прибыл для выполнения своих служебных обязанностей в Москву. Почему перед выходными? Так совместить приятное с полезным. Хорошо иногда побыть простым туристом.
        Глава 5
        Договорившись о встрече с Паульсеном вечером следующего дня в «Праге», я отправился на работу. Аня взяла на себя почетную обязанность поводить по Первопрестольной родственников (в первую очередь, наше «все» - ГУМ и ЦУМ), а у меня, увы, дневная смена. Можно было бы и ее перенести, но я уже просил Дыбу «подвигаться» - не хотелось опять одалживаться.
        Придя на работу, неожиданно нос к носу столкнулся с Шишкиным.
        - Николай Евгеньевич? Какими судьбами?
        - Вот, вызывали на консультацию, - кардиолог пожал мне руку, завязал шарф, достал шапку из рукава пальто.
        - Дайте догадаюсь. Брежнева у нас тут нет, Суслова тоже. К кому могли дернуть в праздники... хмм... - я сделал несколько пассов руками, намекая на причастность к высшим эзотерическим силам. - Уж не к Райкину ли?
        Шишкин подозрительно прищурился:
        - Откуда знаешь?
        - Так мы его и госпитализировали.
        Врач передумал, размотал шарф, подхватил меня под локоток:
        - Ну ка пойдем в кафетерий, чайку тяпнем.
        Я посмотрел на часы - время до смены еще было.
        - Ну пойдемте.
        Сели за дальним столом, подальше ото всех. Шишкин попытал меня насчет госпитализации, потом вздохнул, тихо произнес:
        - Только между нами, Андрей...
        - Ага, по-родственному.
        - Плохая шутка!
        - Ваша дочка сама связалась с Труновым. Я узнал все уже постфактум.
        - Знаю, - Шишкин тяжело вздохнул. - Не нравится мне этот Трунов. Хитросделанный очень.
        - Да, Панов был получше, - покивал я, улыбаясь. - Ладно, что там с Райкиным?
        - Сердечко у него изношенное, но пока еще побегает. Ему нервничать категорически нельзя. Любой стресс провоцирует гипертонический криз, аритмию, а это, сам понимаешь, здоровья не добавляет.
        - Актер же, - пожал я плечами. - Он как на сцену выходит, тахикардия гарантирована.
        - Райкин уже привычный, - махнул рукой Шишкин. - Это вряд ли. Тут дело в другом. Плохие слухи про него распространяют постоянно. Дескать, в гробу матери пытался вывезти золото и бриллианты в Израиль.
        Тут я конечно, обалдел.
        - Он мать в Израиле хоронил?
        - Такова была ее последняя воля.
        - У нас же нет дипотношений с ними...
        - Это у нас нет, а у него есть. Он же всемирно известный актер...
        Шишкин покачал ложкой в стакане, повздыхал.
        - Анонимка на него пришла новая. Мол с Ефремовым, Табаковым и Евтушенко подпольный журнал издают. Для творческой элиты. Дело на контроле в КГБ и ЦК.
        - Бред какой-то... Таким людям эти журналы до лампочки. Молодежь балуется, да агенты западные всякие.
        - Вот и я удивляюсь - Шишкин понизил голос - Ходят... хммм.. слухи, что дело тут не в анонимке. Это следствие. Зарвался Аркадий Исаакович. Поставил спектакль с цитатами из Ленина.
        - Так что в этом плохого? - еще больше удивился я. - На руках должны носить.
        - А там с критикой советского строя. Устами Владимира Ильича. На каждый наш порок общественный - цитата из основоположников. Дескать, они тоже бичевали и мы будем. И не подкопаешься. Не запрещать же Ленина... Скандал! Вот и решили его добить с другой стороны, здоровье у него так себе...
        - Может вы как-то поспособствуете, чтобы его в ЦКБ подольше подержали, подлечили? А там может само собой все уймется.
        - Тоже об этом думаю, - покивал профессор. - Кстати, лекарство это, что ты нашел...
        - Каптоприл? Привезли?
        - Уже попробовал на нескольких пациентах. Сейчас материальчик соберем, статью напишем. Отличный результат показывает, давление стабилизирует - сказка просто. С меня бутылка!
        Вот она, цена внедрения хорошего препарата: коньяк и какая-то закуска. Ну, и ушедшая невеста бонусом.

* * *
        Первый вызов на «кровотечение из руки». Кстати, опять я попал к доктору Спиваченко с неугомонной Капитоновой на пару. Не туда пошла девчонка работать. Ей надо было в журналисты идти, интервью брать. Всё узнала бы у звезд. Естественно, сегодня с утра допрашивали меня. Конечно же про Швейцарию. От пограничного контроля в аэропорту до цен на всё. Включая недвижимость. А откуда мне это знать? Я там даже на общественном транспорте там ни разу не катался.
        А ехать далеко получилось. Когда сначала доктор сообщил, что за город, в какой-то Ранис, я не понял даже. И только когда к поселку подъехали, дошло - да это же Николина Гора! Тут плевать на улице категорически запрещено, а то вероятность попадания слюны в какого-нибудь академика или министра сильно превышает сто процентов. Но это летом. А сейчас, в эту очень недачную погоду, кого сюда понесло? Есть, конечно, те, кто живет за городом круглый год, но их мало. Однако, вызвали, значит, наш клиент.
        Украшающих окрестности и подтверждающих близость обитателей к народу пятиметровых заборов еще и в помине не было. Так, несерьезный штакетник, а местами и вовсе вопиющее пренебрежение безопасностью в виде декоративного кустарника. Ехали по навигатору - нас на въезде встречал какой-то не то сторож, не то слесарь. Его даже спрашивать не стали, что стряслось - сразу видно было, что мужик не в теме.
        А во дворе сразу начались приключения. На нас молча бросилась какая-то здоровенная псина. Ну разве что рыкнула слегка. Мы еле успели выскочить на улицу. Впрочем, доктор чуток пострадал: куртку собачка ему слегка разодрала на спине. Хорошо, что до организма не добралась. И мы стояли сейчас на улице и смотрели на милую морду восточно-европейской породы, приветливо скалящую зубы и капающую слюной в щель между штакетинами. Только природная лень не давала псине перемахнуть через заборчик, весьма символический, кстати.
        А в окне пациентка руками сигналы подает. Почему я так решил? Так у нее на руке повязка какая-то самопальная, окровавленная, да и лицо бледновато.
        - Это Самойловых собака, - подал голос наш провожатый. - Сорвалась утром. Агбар.
        - Что же вы раньше не сказали? - спросил Спиваченко. - Тут милицию вызывать надо или службу по отлову животных.
        - Так он и есть милиция, - объяснил мужик. - Только сейчас в запое, до него не добиться.
        - А жена? - продолжил искать пути выхода доктор.
        - Ушла она от него, вот и квасит, - тяжело вздохнул абориген. - Агбар сорвался, голодный, небось. Вон, Ираиду Матвеевну покусал.
        Спиваченко пошел звать диспетчера, но тут же бросил эту затею: сигнал не добивал. Песель продолжал исходить лаем и надо было что-то делать.
        Я походил вдоль забора, нашел какую-то деревяшку. Под удивленным взглядом бригады, засунул ее между штакетником, подразнил Агбара. Тот конечно, отреагировал. Бросился ко мне, вцепился в предложенное. Я тут же ее бросил, схватил собаку за шею и впечатал в забор, сильно прижав мордой к штакетнику. Да так, что Агбар даже освободить пасть не мог.
        - Давайте быстрее, - прохрипел я бригаде. - Долго я его не удержу.
        Собака и правда была сильная, рычала и мощно рвалась на свободу.
        Коллеги бросились в дом, вывели под руки женщину, посадили ее в машину. И тут меня удивил наш водитель.
        - Эх, доктор, дайте я, - вдруг подал голос Иван Николаевич. - У меня с ними вроде получается договориться. Отпускай.
        Глядя на монтировку, которую он держал в руке я подумал, что таким образом договориться можно с кем угодно. Впрочем, она не пригодилась. Водитель вошел на территорию, посмотрел пару секунд на тяжело дышащего Агбара, и спросил:
        - Ты что здесь делаешь?! А ну быстро домой пошел! Как не стыдно, взрослая собака, а так ведешь себя!
        Как ни странно, пес виновато опустил голову и пару раз вильнул хвостом. Иван Николаевич открыл калитку, взял Агбара за ошейник и велел мужику:
        - Что стоишь? Показывай, где этот твой Самойлов живет. Надо же покормить собачку.
        Какие только таланты у нас на скорой работают, а? Ладно, пошли спасать Ираиду Матвеевну.
        А с ней оказалось все сложнее, чем представлялось в начале. Собака покусала ей и ноги тоже. Чего женщина на адреналине почти не заметила. Хорошо доктор обрабатывая руку, услышал хлюпающие звуки в сапогах. Мы откинули подол платья и ахнули. Порванные колготки, рваные раны на голени. Пришлось разрезать одежду, укладывать на носилки. Ираида Матвеевна застонала, а потом даже заплакала от боли. Вот тебе и Агбар. А я ему руки засовывал почти в пасть. Герой... Женщине накололи обезболивающего, наложили давящие повязки - тут работа для хирургов ЦКБ. Кое-кому придется прилично так шить.
        На обратном пути Капитонова то и дело ерзала в кресле, видать, необходимость соблюдения инструкций с трудом сдерживала желание обсудить наше приключение. Зато когда пострадавшую сдали в травму, залилась соловьем. Досталось дифирамбов и мне, героически сдерживающему чудище, размерами уже явно превосходящее наш РАФик, и Ивану Николаевичу, усмирившему силой мысли это стихийное бедствие. При этом она вводила коррективы в макияж, с удивительной точностью попадая в нужные места на симпатичном личике. Наверное, это она за большой талант не считала. Фельдшерица постоянно напоминала мне роман графа Толстого «Война и мир». Я из этого гениального произведения мало что помнил, но короткая верхняя губа первой жены товарища Болконского в памяти жила. Даже при намеке на улыбку собеседник Капитоновой мог лицезреть ослепительно белые и ровные зубы. Эталонная американская ухмылка, однако. В будущем за такой прикус - люди огромные деньги платить будут. Может заняться стоматологией? Прекрасное, светлое будущее в стране у зубных клиник.
        - Иван Николаевич, а где вы так с собаками научились? - мы попали на какую-то кочку, я очнулся и спросил я водителя о «наболевшем».
        - В армии. Я же в погранвойсках служил, собаководом. Предлагали на сверхсрочную, обещали заведующим питомником поставить, раз я так ловко с ними управляюсь, - хохотнул он. - И на хрена оно мне сдалось? Воздух свежий, конечно. Только псину я и в Москве завести могу, а не в болоте по самые уши круглый год торчать.

* * *
        Не люблю я эти двенадцатичасовые отработки. Сутки всё равно насмарку пошли, а в табеле - времени в два раза меньше ставится. И фигня всякая норовит случиться под вечер, когда домой пора собираться. Вот будто специально берегут на девятнадцать часов всякую поганку. И повод к вызову не важен - написать можно что угодно, а пациенты иногда несут такое, что не поймешь, даже если захочешь.
        Но эти мысли потом приходят, когда фигня уже случилась и ты опоздал куда-то. У нас тут «болит живот». Что угодно может быть - от кишечной колики и метеоризма до прободной язвы и непроходимости. А посередине между этими полюсами еще примерно сто мильонов болезней, треть из которых летальна. На часах всего лишь девятнадцать десять. Должны успеть. Как-то перерабатывать не хочется.
        Вот как знал! С порога стало понятно, в чем причина болей в животе. Дама не захотела, ну, или не смогла объяснить диспетчерам, что рожает. Странно, вроде и «не шишнаццить», а на стандартные вопросы доктора про отхождение вод и частоту схваток толком ответить не смогла, только мямлила что-то и охала. Выяснили с трудом, что роды вторые, а муж с дочкой в неведомых далях, а она испугалась, потому что срок только через три недели, ну и всё остальное. Спиваченко позвонил, мол, присылайте акушерскую бригаду, или аиста хотя бы, но случился облом: сегодня какой-то демографический бум, а на все ЦКБ - всего одна «родильная» скорая. И всё придется делать нам. Что поделаешь? Родственники номенклатурных работников - тоже люди, повезем в роддом.
        Доктор позвал Капитонову в сторонку, что-то зашептал. Я прислушался. Оказывается, Спиваченко в родовспоможении только теоретически разбирается, и убеждает фельдшерицу проверить ширину раскрытия шейки матки. Потому что схватки прут с неимоверной частотой. Плевое дело, и что он сам боится? Как выяснилось, принадлежность к женскому полу вовсе не гарантирует смелость при осмотре дамы в процессе родов. Так что коллеги мужественно начали изучать обменную карту - там же вся правда про срок, предлежание, анализы и прочее написана. А я экзамен после пятого курса сдавал, должен всё помнить.
        Вздохнув, я натянул перчатки и под ахи Капитоновой полез смотреть раскрытие. Чтобы оценить его, исследователь на свободной кисти разводит пальцы так же, как и те, что внутри чужого организма. Так что глянув на уверенные сантиметров десять, мы возрадовались практически полному раскрытию шейки и потащили клиентку в машину. Перспектива стать крестными вот прямо здесь и сейчас замаячила весьма отчетливо. И схватки у роженицы перли чуть не каждые три минуты, секунд по сорок, не меньше. Вот чего она высиживала? Мужика, оказывается, ждала, без него в роддом ехать не хотела. И вообще, думала, что времени еще много. Беременные они такие... со странностями. Главное, в последний момент мы все вспомнили про обменную карту и документы.
        Накаркал, не иначе. Ибо как только Иван Николаевич включил мигалку с сиреной, дама охнула раз, второй, потужилась, и все желающие смогли увидеть то, что называется прорезыванием головки. Я даже мысленно представил картинку из учебника по акушерству. Слова там еще красивые такие были про третий этап биомеханизма родов, а также точку фиксации и рождение головки. Поэзия просто.
        - Женщина, не тужьтесь! - «включилась» Капитонова, прижимая к промежности роженицы салфетку, а другой рукой сдвигая мягкие ткани с головки. Правильно, дорогая, разрывы нам не нужны вообще! - Потерпите! Совсем немножечко, миленькая!
        Кто бы ее послушал. Оглушительный крик, еще одна потуга - и мне пришлось бросить такую комфортную роль стороннего наблюдателя и придерживать показавшуюся мне неожиданно большой головку плода. Картинки со словами «заднее и переднее плечико» вспомнились и забылись, потому что дама решила провести процедуру по ускоренному варианту. Я даже пожалел акушеров, которым досталась такая тяжелая работа - доставать орущих людей из орущих людей.
        - Поздравляю, у вас девочка! - сообщил через несколько минут Спиваченко, накладывая зажим на багровую трубку пуповины. - Смотрите, какая красавица! - тут Капитонова с гордостью продемонстрировала укутанный в пеленку мяукающий красный комочек.
        - Третьего рожать придется, - грустно вздохнула роженица, вытирая пот с лица. - Муж сказал, остановимся только когда мальчик будет.

* * *
        Юрий Геннадьевич даже удивился моему звонку. Типа, не ожидали.
        - Что-то случилось? - спросил он. - Опять в милицию забрали?
        - Нет пока, - настроения петросянить у меня не было никакого. - Помните, я анекдот про конференцию рассказывал?
        - Не по... Стоп! Приехал, что ли?
        - Ага. Завтра встречаемся.
        - Давайте-ка... вы же после работы?
        - Да.
        - Через двадцать минут на смотровой площадке на Ленгорах.
        Вот это да! Оказывается, мздоимство совершенно спокойно цветет в верхах. Интересно, что сусловский куратор собирается делать с долларами? Небось баксы потребует за услуги... Вроде как за границу попасть ему вряд ли светит. Продаст? Или спрячет в вентиляции? Фигня, не мое дело. Надо только Паульсену сказать, чтобы поторговался, нечего деньгами швыряться. В конце концов и так продадут патент, никуда не денутся.
        Юрий Геннадьевич вторую модель «жигулей», похоже, полюбил. Постоянно на этом ведре с болтами ездит. Может она там у него по спецзаказу сделана? Невзрачная снаружи - зверь внутри. Вот не знаю даже. Нравится человеку - пусть катается.
        К вопросу мой ангел-надсмотрщик отнесся со всей серьезностью. Спросил что, куда и зачем. Продиктовал мне список сведений, которые надо бы уточнить. Будто только тем и занимался, что в минздраве организовывал вопросы торговли патентами. Профессионал, оно слово.
        - Ну вот, завтра встретитесь, а послезавтра с утра звони. И Михаила Андреевича заодно проведаем, и доложишься, что и как.
        - Помните, вы про Райкина спрашивали? - спросил я после обсуждения.
        - Да. И что?
        - Да ничего особенного. Аркадий Исакович болеет, но переживает, что подводит свой коллектив. О поездке за границу говорил скупо, но зато полон планов после возвращения. Да и ехать он туда не очень стремится - за жену больную переживает.
        Правду говорить, как известно, легко и просто. Я был уверен, что Райкин эта не та фигура, что может сбежать за границу. Думаю, артист прекрасно понимал, что таких условий как здесь - не будет нигде. Плюс Райкин как никто привязан к родному языку. Так что сколько ни крути фигу в кармане, а жить и работать он будет здесь. Да и такие якоря в виде больной жены и детей, чья карьера кончится в один момент...

* * *
        Еду домой, никого не трогаю, и вообще, предвкушаю ужин и покой. Ладно, когда дома полно гостей, то вторая часть не гарантирована. Но есть захотелось - аж в животе заурчало. На обед не стал ничего брать, в кафетерии выпил стакан какао с молоком и булочку уничтожил. А сейчас вот захотелось какой-нибудь нездоровой пищи. Картошки жареной, котлет, или блинчиков с мясом. И винишка красного бокальчик. Риохи, к примеру. А лучше два. И стейк рибай, средней прожарки.
        Да что ж это такое, а? Слюны полон рот, в животе урчит, голова не думает. Какая еще риоха? Какой стейк? Нет, надо остановиться у автомата, позвонить домой, пусть готовятся. Странные звуки, однако, издает двигатель. Гах-гах... Ага, уже нет. Заглох. Что такое не везет и как с этим бороться? Взял фонарик, открыл капот, вышел из машины. Мои поздравления, товарищ Панов, у вас весь карбюратор в бензине - кирдык уплотнительному колечку наступил. Надо менять. Красное винцо, говорите?
        Поставил на нейтралку, по нечищеной дороге еле откатил к обочине. Что же, приступим. Куртку ремонтную надеваем, ключики достаем. Давненько я не брал в руки шашек. А к хорошему, как известно, привыкают быстро. Но в голове кое-какая память осталась. Открутил крепление тяги газа и подсоса, разобрал карбюратор.
        До чего же у нас народ отзывчивый! Даже на Кутузовском проспекте. За пять минут трое остановились, помощь предложили. Один даже зажигалку газовую хотел подарить, сказал, что там резинка такая же. Но искомое у меня и так было, в пакетике лежало. Не знаю даже, наверное, изначально валялось, а я умный, не выбросил. Самой муторной оказалась, кстати, не сборка, а разборка, я успел подзабыть все подробности.
        Надо бы куда-то загнать машину, пусть посмотрят. А то я с такой фигней почти час провозился, закоченел. А где-нибудь в чистом поле, да поломка посерьезнее?
        - Анечка, любовь моя, срочно, немедленно! Спасай!
        - Что случилось? - расслабленная общением с мамой Панова, она восприняла всерьез мои слова.
        - Жрать давай! Пока я не съел тут никого! Быстрее, у тебя ровно минута, пока я руки мыть буду!
        - А чего ты такой чумазый?
        - С аварии приехал...

* * *
        Паульсен, конечно, красавчик. С таким выражением лица только родиться можно, наверное. Он слова не произнес, проходя мимо швейцара на входе в «Прагу». Как тот не отвесил поясной поклон - не знаю, но желание сделать это у него было хорошо видно. Я такого пиетета перед ним не чувствую, в конце концов, он мой подчиненный. Вернее, наемный сотрудник. Хотя и высокопоставленный. Кстати, когда я предложил ему самому назначить себе зарплату, то Фредерик озвучил один франк в год, пока дела не пойдут лучше. А я почему-то думал, что Ли Якокка был первопроходцем такого отношения к окладу. Хотя американец был антикризисным менеджером, да и государство ему денег отвалило на Крайслер, а это - владелец, который за свою компанию всё готов отдать. Дело жизни, надо понимать...
        И официанты почуяли породу - все эти жесты с поправленной на три миллиметра скатертью, конечно, показуха, но и отношение демонстрируют. Кажется, Галич вспоминал, как он после войны встретился в каком-то ресторане с Вертинским. Решил удивить известного артиста, заказал деликатесов. А Вертинский брезгливо приказал подать ему просто чай, да еще и сдачу до копейки забрал. Официант без слова менял трижды стакан, и с восторгом смотрел на певца. А потом спросил: «Кто этот барин?».
        Вот и Паульсен. Заказал скромно, без алкоголя, воды попросил. Деловой контакт, не гулянка. Мы коротко переговорили, я дал ему ценные указания, мы в который раз уже обсудили, что надо делать и сколько долларов можно положить в особый конвертик. Иносказательно, конечно - в Праге слушают столики.
        Думаю, директор и сам бы справился. Это я в фарминдустрии ни фига не рублю, а он уже сколько собак съел и чиновников подкупил...
        А потом я подумал: ёлки-палки, а что же я не использую на всю катушку свое ноу-хау? И озадачил его и омепразолом, и разработкой производства всего для тройной и четверной терапии язвы в заметной упаковке. Сейчас все бросятся осваивать этот рынок с хеликобактер, так должны же мы урвать кусок этого пирога. Подумал - и нарисовал ему усовершенствованный костыль. Пусть американцы утрутся, нам самим денежки нужны.

* * *
        На прощание я купил в «Праге» их фирменный тортик. Зря, что ли, ходил сюда? Салатик не в счет вообще. От предложения подвезти Фредерик отказался, сослался на желание прогуляться перед сном, посмотреть Красную площадь. Железобетонный дед. А я поехал домой. Мне там больше нравится.
        Тортик был встречен на «ура». Естественно, сразу же поставили чайник, и вытащили для прохождения испытаний заварник объемом литра три, купленный сегодня.
        - Тебе звонили, кстати, - сказала Аня, расставляя на столе чашки в крупный красный горох.
        - И кто? Почему доклад не по форме, к слову?
        - Эх ты, командир, - она взъерошила мне волосы. - Какой-то Башкатов, что ли. Да погоди, у меня записано всё. Вот, - она достала блокнот с холодильника. - Полковник Балашов, Сергей Дмитриевич, зам начальника следственного управления КГБ по городу Москве.
        - И что хотел товарищ?
        Удивительное спокойствие, однако, у Ани. Большинство советских граждан после таких звонков лихорадочно начинают собирать сухари.
        - В девять утра послезавтра, Дзержинского, десять, с собой паспорт.
        - Слушай, как-то ты не очень стандартно реагируешь на звонок от чекистов.
        - Так он мне объяснил, чтобы я не беспокоилась, ты же пострадавшим проходишь.
        Тут я всерьез задумался. Неужто золотозубых раскололи до конца?
        Глава 6
        Внезапно я занялся кумовством. И где? В самом сердце кремлевской медицины! Устроил Давида на нашу скорую. Совершенно внепланово. И даже инициатива была не моя.
        Утром столкнулся с кадровичкой, Сталиной Ильиничной, которая выходила из кабинета Дыбы. Поздоровался, сказал стандартные слова про погоду. Еще Фазиль Искандер заметил, что москвичей хлебом не корми, дай послушать прогноз. Вот и я поохал вместе с ней по поводу слякоти и убитых непогодой сапог, которых, естественно, не накупишься. Странно, раньше у начальницы местного эйч-ара желания общаться со мной не было. Она даже здоровалась не каждый раз. Так, кивнет нехотя - и вперед, к трудовым книжкам и приказам по кадрам. А тут кокетливо поправляет волосы, шутит даже. У меня статус изменился? Хотя при желании узнать, что я не последняя фигура в проекте, который курирует сам Чазов - дело плевое. Сегодня фельдшер, завтра - шишка. Наверное, решила на всякий случай установить контакт. Смотришь, хоть сувенирчик из поездки перепадет, и то хлеб.
        Вдруг Сталина начала жаловаться, что одна из фельдшериц внезапно уходит в декрет. Как вся эта ситуация может стать нежданчиком для службы персонала - я представлял слабо, промолчал. Хотя и мог бы сказать пару ласковых. Но тут вспомнил, как Ашхацава ныл про деньги. Мол, родители не впечатлились помолвкой с Симой, прикрутили кран финансовых поступлений. Видать, у них свои планы были на дальнейшую судьбу сына. Манипровод из Абхазии пересох, а тут совсем близко свадьба, надо блеснуть перед будущими родственниками. Где брать шур-шурики?
        Метнулся кабанчиком к Дыбе, расписал «князя». Между делом упомянул, что именно с Давидом мы выводили из запоев Галю, что, собственно, и стало причиной моего появления на Волынке.
        - Ну раз ты за него так ручаешься. Под твою ответственность, - главврач уставила на меня наманикюренный пальчик. - Обычно мы без опыта работы не принимаем. У нас серьезная организация, а не проходной двор. Здесь никаких студентов до тебя не было.
        - К моей работе претензии есть? Вот и Давид нахватается, - пожал плечами я. - Поставьте его третью бригаду, им самые легкие случаи дают диспетчера.
        Заодно и наябедничал.
        - Это вам кажется только так. Обычная бригада, - пояснила Дыба. - А тот факт, что там стажируются новички, не о легкости работы доктора говорит. Как раз наоборот. Потому что контингент остается тем же.
        Теперь как в том анекдоте про челночную дипломатию, осталось уговорить жениха.
        - Я? Таскать чемодан за доктором?
        Ашхацава не впечатлился. На последней паре я поймал друга, расписал вакансию, но дождался только презрительно оттопыренной губы. Как же, будущий хирург, не хрен собачий.
        - Во-первых, не таскать чемодан - а помогать с процедурами. Набьешь руку. Во-вторых, не ты ли мне ныл, что бабок нет?
        - Я, - Давид повесил голову. - За квартиру плати, Симка финансы пылесосит...
        - А у нас фельдшер больше врача в поликлинике получает! - я покачал пальцем перед носом Ашхацавы. - Старички со Старой площади на себе не экономят
        - Что, и членов политбюро доведется полечить? - «князь» оживился.
        - Скорее, их домохозяек, - посмеялся я. - В-третьих, запомни вот что. Женщины ценят не только удачливых добытчиков. Они любят трудолюбивых. Ну вот что ты на последнем курсе будешь делать? Остался считай семестр, не бей лежачего. На парах уже не проверяют, диплом писать не надо... А в московскую больничку тебе все одно пока не устроиться - там интернатура, только после института.
        - Ну фельдшером можно, - протянул Давид, вздохнул. - Хотя, конечно, в кремлевской скорой работать - это уровень.
        - Теперь Горбатый, - я хлопнул парня по плечу. - Я сказал: Горбатый!
        - Банкуйте, - кивнул Давид.

* * *
        - Андрюш, а почему девушку, которая встречается с несколькими парнями - осуждают и называют шлюхой? - Анечка перевернулась на живот, оперлась на мою грудь.
        Родственники, обвешанные покупками, укатили обратно в Орел, у нас с невестой сразу образовалась возможность уделить время второй половине. Хочешь в ванне? Пожалуйста. На столе в кухне? И это без проблем. Замотали друг друга до кругов под глазами.
        - Странный вопрос, - зевнул я, поглаживая открывшуюся грудь Анечки. Похоже мы сейчас зайдем на новый круг - сон резко пропал. - Есть какие-то жизненные планы на этот счет? Или тайные желания?
        - Нет, я чисто гипотетически, - засмеялась Азимова. - Это как-то несправедливо. Парней то наоборот за беспорядочные связи друзья хвалят, а любовными победами принято хвастать. Мне Симка рассказывала, что тебя в институте первокурсникам в пример ставят.
        - У меня не было никаких беспорядочных связей, - рука автоматом съехала на оттопыренную попку девушки. - Только упорядоченные.
        - Ври больше. Я теперь знакома с Шишкиной. И даже видела как тебя царапала Томилина! Кстати, как она?
        Этот внезапный переход охладил мой пыл.
        - Звонил отец ее. Очнулась, но пока пускают только родственников. Там еще не одна операция предстоит. Слушай, может мы вернемся к теме промискуитета?
        - Она тебя возбуждает?
        - Нет. Вспомнил восточную мудрость. Один отшельник сказал - женщина это замок от дверей, а мужчина ключи. Плохо, когда замок открывается любым ключом, но хорош тот ключ который открывает любые замки!
        - Ты у нас, значит, ключ?
        Аня меня больно ущипнула.
        - Что ты! Моя открывашечка только для твоего замочка - я взял руку Ани, повел ее в сторону поднявшегося «ключа».

* * *
        Наконец-то я вернулся в свою родную бригаду. Геворкян с Валентином, по крайней мере, встретили с нескрываемым удовольствием, старый доктор даже приобнял. А мой первый номер сообщил, что надоело уже кататься со штатной стукачкой Павловой. Как говорится, ни вздохнуть, ни пернуть. Обо всем сразу же идет доклад наверх. А что не знает точно, так еще и придумает. Прямо писательница-фантастка.
        - Как вы с ней хоть работаете? - удивился я. - Устроили бы поганку какую, ну, не наркотики потерять, но что-то такое...
        - А зачем? - ответил Валентин, выкладывая ампулы на стол, чтобы протереть и без того чистую емкость. - Страна должна знать своих героев. Всё равно кто-то, да будет всех сдавать, а так можно лить начальству в уши правильную информацию.
        - Как в анекдоте про крокодила и Шапокляк?
        - Что за анекдот? - встрепенулся доктор. - Не знаю такого, рассказывайте.
        - Гена с зоопарком уезжает за границу, типа обмен опытом. Ну вот приходит к Шапокляк и спрашивает, что привезти. Она заказала всякого товара, крокодил записал и говорит: пойду к Чебурашке, спрошу, что ему надо. Старуха думает: «Сейчас ушастый закажет фигню всякую, а на мои подарки денег не хватит». Звонит в домик друзей, говорит: Чебурашка, зеленый на КГБ работает, не слушай его. Приходит крокодил, так и так, что хочешь? Ничего, - говорит Чебурашка, - у нас всё есть, я и в магазине куплю. Ну, тот уходит, а Чебурашка ему вслед: Гена, слава КПСС!
        Посмеялись, тут нас и на вызов позвали. Геворкян записал адрес, вздохнул.
        - К Волобуевой.
        И Валентин тоже не обрадовался, кивнул, начал собирать чемодан.
        - Это какая-то местная легенда? - спросил я, когда мы спускались по лестнице.
        - Ага, - кивнул фельдшер. - Наркоманка. Сейчас опять начнет симулировать.
        - Постоянная клиентка?
        - Случается. Её в стационаре за задницу схватили. Легла якобы с переломом ребра. И не заживает, зараза, а она стонет день и ночь, боль адская. Ну, кололи наркотики, жалко человека. А на рентген ходила с полотенцем, грудь заматывала, говорила, что стесняется, про смягчение излучения что-то несла. Ну, и в один прекрасный день наш «фотограф» снимки сравнивает и говорит: не пойму, было пятое ребро сломано, а сейчас шестое. А эта звезда иголку под полотенце лепила, а на рентгене как перелом.
        - Хитрая, однако, - заметил я. - Выгнали?
        - Скандал замяли, сам понимаешь - дочка какого-то там генерала из Минобороны. Но вот как у нее марафет достать не получается, начинает на скорую звонить. Сейчас посмотрим, что она петь будет.
        Волобуева на классическую наркоманку с сальными волосами и выпавшими зубами, как их в кино показывают, не похожа была совсем. Лет тридцати, худощавая, с модной стрижкой «сэссун». Бледновата слегка, но не более того. Ну лицо стервозное, так это к делу не пришьешь. У нас тут как раз оценка личности по паспорту, не по роже.
        - У меня почечная колика, - заявила она с порога. - Срочно уколите мне морфин, сил нет терпеть!
        - Ну поедемте в больницу тогда, - обреченно произнес доктор. - Там анализы сдадите, посмотрят, что за колика такая.
        - Вы меня растрясете!
        - Мы поедем аккуратно, да и камень, возможно, выйдет.
        - Дайте морфин! - крикнула она, вставая со стула.
        - Нет!
        - Ах ты тварь! - клиентка полезла с кулаками на Геворкяна, но мы с Валентином оттеснили ее в сторону.
        Пока мы делали это, узнали много нового о себе, отдаленных предках, несостоятельной эрекции, половых девиациях. Столько интересного за один раз голова не вмещает. Впрочем, дамочка быстро пошла на второй круг, вплетя в нить повествования папу-генерала, который обязательно подгонит пару танков, исключительно, чтобы расстрелять нас. Стандартный набор. Думаю, попасть в армейский центр по реабилитации наркоманов на архипелаге Новая Земля у нее шансов больше.
        Уже в машине я рассказал про маршальскую вдову и Авис Акопович поведал нам, что Трунову объявили выговор. И даже завернули характеристику на выезд в Болгарию в мае. Не погреется «Гойко» на золотых песках с Лизуном...

* * *
        Давид на свою первую смену заступил утром. Мы с ним встретились после планерки. Ну дал я ему пару напутствий, как без этого. Расписал кто что из себя представляет, предупредил не лезть в трусы к Дыбе - даже если сама предложит.
        - Мне?! - удивился Ашхацава. - Не гони... Это ты у нас красавчик и все девки твои, а мне ни одна просто так не давала - всегда бегать приходилось. Цветы, рестораны, подарки...
        - Начальница у нас такая... - я замялся. - Специфическая. Как выпьет, на перепихон тянет. Подарки не понадобятся.
        - Ну так это же здорово! Видел я ее. Хоть и б/у, но вдувабельная. Трахнуть ее, и считай, все надбавки твои. Двойное удовольствие!
        Давид заулыбался, прямо как кот над сметаной.
        - Ты дурак?
        - А что такого? Главное про презерватив не забыть. Ты же не вломишь меня Симке?
        - Не вломлю. Но ты подумай головой, а не головкой! Тебе с Дыбой еще работать. А если она еще кого к себе в кабинет поведет на твоих глазах?
        - Зарэжу! - засмеялся «князь», хватаясь за воображаемый кинжал на поясе. - Обоих!
        - Ладно, зайду с другой стороны. А если поссоритесь? Она же тебе тут жизни не даст! Испортит характеристику.
        Рассказал про историю с Труновым. Как быстро обламывают борзых врачей. А уж про фельдшеров и вовсе говорить нечего... Это подействовало. Рисковать характеристикой и будущей работой в московских больницах Давид не хотел.
        Совсем на ухо сообщил еще, чтобы никаких анекдотов вообще никому не рассказывал и о пациентах ни с кем ни полслова.
        - Да говорено уже, - махнул он рукой. - Помню. Сразу понятно: говно, а не коллектив. Если бы не зарплата, хрен бы я сюда вообще пошел.
        - То-то я смотрю, нарядился как на парад. Так только на ненавистную работу ходят.
        - Симка всё приставала: ты должен выглядеть лучше всех, - передразнил он Голубеву. - Вот и напялил на себя рубашечку белую, галстучек.
        - Ладно, работай, - пожелал я ему на прощание и поехал на улицу Дзержинского, дом десять.

* * *
        Всё по высшему разряду: и пропуск на меня уже был выписан, и провожатый пришел буквально через пару минут. Ну, и руки никто не заламывал. Безликий некто лет тридцати, в сером костюмчике, уже явно вросшем в кожу, вежливо довел меня до двери без вывески и номера кабинета.
        Полковник Балашов представился, предложил присесть. И даже чай уговаривал попить. Среднего роста, мордатый, глубокие залысины с обеих сторон. Ямка на подбородке, и самая заметная деталь на лице - очки. Последнее, конечно - смерть фашистам, со здоровенными стеклами. А ему, похоже, нравятся: вон как любовно бархоткой протирает. Или это у него такой прием следацкий, чтобы собеседник расслабился, подумал, что перед ним тюфяк какой-то. Ага, который до такого поста в этой конторе дорос.
        Сергей Дмитриевич задал несколько вопросов, записал ответы. Про суд, как повязали, что было, кто что сказал. Намекнул, что с Калиниченко связывался. В принципе, он не особо и скрывал, что отбывает номер. Ну вот как мне, допустим, позвонит главный врач и попросит посмотреть кого-то. Я тоже поулыбаюсь и чай предложу. Но большой заинтересованности не проявлю. Короче, я ожидал, что мы сейчас соблюдем формальности, да я и пойду.
        Только в самом конце разговора, когда я уже тайком начал поглядывать на часы, Балашов как бы между прочим сказал:
        - Вы, Андрей Николаевич, поосторожнее там... с прогнозами существования Варшавского договора и Советского Союза...
        Я в недоумении уставился на него.
        - О чем вы, Сергей Дмитриевич? Где я, а где Варшавский договор?
        - Да вот, сигнальчик поступил... - он полез в ящик стола. - Хоть и не по нашей службе, но мне пришло... Ага, вот, - и он достал и помахал густо исписанным листочком. - «В компании с собутыльниками обсуждал вероятный распад нашей Родины и переход стран Варшавского блока в НАТО» - процитировал Балашов.
        - Бред сивой кобылы, - возмутился я, присмотрелся к бумажке. Пилипчук! Вот же сука.... - Оксане Гавриловне опять делать нечего.
        - Это кто? - насторожился чекист, даже вперед подался немного, будто и в самом деле не знает автора.
        - Пилипчук, соседка моя, - поддержал я игру. - То в деканат пишет кляузы, якобы у меня видеосалон с порнухой и антисоветчиной, то в милицию заявления, что я у кого-то технику украл. Теперь, значит, вам начала строчить грязные инсинуации. А на самом деле дама... как бы так помягче сказать... испытывает явные последствия инволюционных процессов в коре головного мозга.
        - Это вы хорошо так завернули, про инволюцию, - улыбнулся Балашов. - Но скорее всего с вами свяжется оперативник наш, придется дать объяснение на всякий случай. Сами понимаете: сообщение это на статью семидесятую, антисоветская пропаганда и агитация тянет. Если бы не хорошее отношение к вам генерала Цинева... Ну вы поняли.
        Я то понял. А еще осознал, что в Комитете обязательно надо ткнуть собеседника носом в дерьмо, дескать, на всех у нас материальчик есть.
        Мы попрощались, полковник подписал пропуск, и я пошел. Надо, конечно, с этой каргой что-то делать, а то скоро она Брежневу писать будет. Хотя вот этот вариант самый классный. Помню, одна пациентка решила лечь в больницу. У постоянных клиентов психушки с этим просто: кончились деньги, допустим, или просто еду готовить лень - они идут в диспансер и сообщают, что таблетки перестали действовать, состояние ухудшилось, ну, и сразу направление получают. Так вот, дамочке было лень идти, записываться на прием, сидеть в очереди. А про возможность вызвать психиатра на дом не подумала. Она просто написала о своем тяжелом положении губернатору, депутату, и вроде бы даже гаранту конституции. Через два дня приехала психиатрическая скорая и доставила ее прямо в приемный покой больницы.
        Ладно, увижу Пилипчук, придумаю, что сказать. А Давиду, говнюку, за сепаратистские базары на квартире штраф выпишу. С этих пор у меня дома можно только про бухло, баб, и постановления партийных органов. Или передовицу газеты «Правда» читать. Кстати, да! Ведь был же такой случай в кино про блондина в черном ботинке, когда для прослушки включили посторонний разговор. Будешь теперь слушать, гадюка семибатюшная, пересказ речей нашего генсека. Лично запишу на пленку и поставлю у дверей на воспроизведение с повтором.

* * *
        Вот теперь можно и в госпиталь имени Николая Ниловича Бурденко поехать. Ибо пациентку Томилину перевезли туда и уже даже определили после всех операций в обычную палату. На поправку, значит, идет Елена Александровна. Молодец. Заеду сейчас на рынок, цветочков куплю. Два букета, один медсестрам на пост отдам, чтобы им не обидно было.
        Опять пришлось бить ноги от проходной. Пропуск на заезд в персональном автотранспорте у меня же так и не появился. Блин, надо было тогда у начальника госпиталя Капкова выпросить. А я на радостях, что устроилось всё так быстро, и не догадался воспользоваться случаем.
        Хорошо быть студентом-медиком: белый халат и сменная обувь всегда с собой. И даже колпак медицинский, если где потребуют. Поэтому я переоделся и двинулся дальше. Девчатам цветочки вручил, и пошел спокойно в палату - никто не дергает, не окликает...
        К счастью, никаких иных посетителей у Томилиной не было. Не хотелось мне встречаться с ее родителями. Вроде и не так агрессивно ее папашка ко мне стал относиться, но всё равно - осадочек остался. Пошел он в болото со своими принципами. Еще две женщины, разделявшие временное пристанище с Леной, на меня внимания вообще никакого не обратили. Одна повернулась на бок, вторая продолжила читать.
        Да, подруга, не лучшим образом ты сейчас выглядишь. Лицо бледное, губы синеватые, щеки ввалились, темные круги под глазами. И смотрит на меня даже без намека на доброжелательность.
        - Что приперся? - хрипло спросила она, подтягивая одеяло повыше. - Посмотреть как я подыхаю здесь?
        - Давай пропустим ту часть разговора, где ты закатываешь истерики и рыдаешь над загубленной жизнью. Мне слушать это неинтересно. Вот, как знал, что вазочки у тебя нет, - я поставил на тумбочку выцыганенную у медсестер бутылочку от физраствора, в которую налили воды, и сунул туда хризантемы. - Теперь уже не так на больничку похоже.
        - Чего надо? - приветливости в голосе Томилиной не добавилось, хотя взгляд, обращенный к цветочкам, слегка подобрел.
        - Проведать пришел, что, не видишь? Не чужие всё-таки.
        - Андрей, за что мне всё это? - ну вот, слезы полились, теперь легче будет. - Зачем меня спасали? Как жить дальше?
        - На, вытри, - я достал чистый платок и подал Лене. - Жить - счастливо. Давай, выздоравливай, выписывайся, будем приводить в порядок шрамы и возвращать красоту. Что врачи говорят?
        - Что дерьмо теперь будет покидать организм намного быстрее, потому что половины кишечника нет. И без панкреатина поесть ничего не получится. Слушай, мяса хочется, слюной истекаю. Такой кусок... жареный...
        - Потерпи, всё будет. Не хочешь поговорить об этом случае? Давай, не загоняй эту фигню в себя, ей там не место.
        Пришлось побыть психотерапевтом на минималках. Утирая слезы и сопли, Томилина рассказала про свой поход в общагу. Короче, ей сильно повезло, потому что выстрел пришелся в докторский ящик, который и принял на себя львиную долю заряда. Это ей мент сообщил, который недавно приходил брать у нее показания.
        - А что поймали этого урода, он говорил?
        - Да, там какая-то странная история с его задержанием. Где-то нашли его избитым, с переломанными ногами. Это ты, Панов? - шепотом спросила она, оглянувшись на соседок по палате. - Ты нашел?
        - Мне твои родители сообщили, что его задержали, - с самой большой убедительностью, которую только мог изобразить, заявил я. - Был бы рад поймать эту гниду, но - увы. Ладно, мне пора.
        Я сделал ручкой, встал. И уже в дверях услышал:
        - Слушай, поцелуй меня. По-настоящему, как раньше.
        Глава 7
        Дома никого не было: будущие литературоведы постигали особенности правильного восхваления жемчужин социалистического реализма. Кузьма не в счет. К тому же рыжий источник всяческих бедствий решил подышать свежим воздухом, чему я препятствовать не стал, а даже вынес его на улицу и придал мохнатому организму легкое ускорение небольшим, почти любящим пинком.
        Никто не мешал мне вдумчиво съесть три блинчика с творогом, вчера изготовленных Азимовой в приступе кулинарного энтузиазма и запить это дело стаканом молока. Как по мне, начинка чуток переборщила по части кислоты, но я это решил во внимание не принимать. Зато Ане будет приятно, что я позарился на ее стряпню и не отравился.
        Короче, лег я спать. Тишина, покой - всё, что нужно хорошему человеку для поправки расшатанного работой здоровья. Мне и сон какой-то приснился, может, даже с позитивным содержанием. Но тут я решил проснуться, потому что какой-то подлец надумал, что поговорить со мной по телефону - очень хорошая затея.
        - Наконец-то! Ты дома? Что трубку не брал? Я не разбудил?
        - Разбудил, конечно, - наверное, Давид как раз начал воздух набирать, и я смог вставить свою реплику.
        - Ты можешь приехать? Немедленно! Андрюха, тут такое! Жопа, короче! Помоги!
        - С жопой - извини, не могу. Я, знаешь ли, по дамам.
        - Не до шуток, Пан! Срочно приезжай!
        И всё, гудки отбоя. Вот поганец, хоть бы объяснил. Наверное, надеется на телепатическую связь. А у меня как раз модуль сломался, сигналы не принимает. Ладно, на месте узнаю, что там этот деятель натворил. Надо же, на самом первом дежурстве - и уже «срочно приезжай». Что он там, министру какому сказал, что надо меньше жрать?
        Когда я приехал на скорую, Давид уже порядком протоптал дороги по стенам и потолку. И сразу начал с воплей «Не виноватая я, он сам пришел!». Что случилось, удалось выяснить только после расспроса доктора.
        Короче, поехали они на вызов. Плохо с сердцем. Ситуация - и смех, и грех. Пожилой клиент решил тряхнуть стариной и пошел к своей знакомой, обсудить международное положение. Лежа, конечно. А что, имеет право - вдовец, совершеннолетний, и даже не секретоноситель. Ну, и не рассчитал силы. Приехали наши - инфаркт. Сняли пленку - а там швах, желудочковые экстрасистолы групповые, вот-вот и фибрилляция может начаться. Ну, послали за прибором самого молодого. Чтобы, значит, если что, стрельнуть успеть. Дефибриллятор ДИ-03 недавно получили, испытали, инструктаж провели, микрозачет все сдали.
        Вот только вес у прибора по паспорту - двадцать два кило. И блока питания - еще двенадцать. Я ведь тоже экзамен сдавал - гробина та еще. А дама нашего элитного пациента жила в простой хрущевке, без лифта. Вот товарищ «князь», пока нес, наткнулся на местного кота, потерял равновесие - и уронил дефибриллятор.
        - И что, сильно повредил? - спросил я, глядя на заламывающего руки Ашхацаву. - Во сколько там ремонт встанет?
        - Да ерунда, - махнул рукой доктор Беридзе. - Он отечественный, корпус раскололся слегка. Внутренности работают вроде. Ну, десятка от силы. Впрочем, я как земляку коллеге помогу, Екатерине Тимофеевне скажу, что моя вина. Надо было за два раза принести.
        О, успокоился Давид, рубаху на груди больше не рвет. И даже по поводу того, что он грузинам ни разу не земляк, ничего не вякнул. Растет парень!
        Ну всё, я ребятам пирожных к чаю оставил, и вывел этого оболтуса за пределы слышимости.
        - Вот ты мне скажи, в чем проблема? Доктор ведь нормальный мужик, с ним вопрос обсудить - религиозные убеждения не дают? А сейчас в сортир соберешься, будешь звонить, чтобы я приехал и показал, где туалетная бумага?
        - Да хватит уже, - занудил Ашхацава. - Понятно всё. Просто, когда эта хрень упала, я подумал, что хана! Ну и грузин этот кричать начал, обзываться, подзатыльник отвесил. Обидно же! Ну я тоже немного вспылил, сказал лишнего. Наверное.
        - Драться лез? - спросил я, вспоминая предыдущие случаи «немного вспылил».
        - Не, что ты. Мы же на работе.
        - Ага, ну давай, мирись. Утром предложи на пиво сходить, угости доктора немного. Денег дать тебе?
        - У меня есть! - гордо вскинул голову Давид.
        - Ну, удачи, пошел я.

* * *
        В итоге на пиво попал не Давид, а я сам. На выходе из ЦКБ меня поймал Крестовоздвиженский. Начал долго и муторно объяснять про трудности «доктора Менгеле» отечественного розлива. Эксперименты с алкашами в ЛТП шли плохо, внятных результатов не было. А начальство то уже воодушевилось, требовало прорыва.
        - Ну не в дверях же о таком! - возмутился я, отодвигая Анатолия Варфоломеевича с прохода. И тут же получил предложение сразу, не отходя от кассы, проследовать в бар «Жигули» на Калининском, где у Крестовоздвиженского был знакомый официант, которого он выводил из запоя.
        Вечером у меня должна была состояться финальная встреча с сусловским куратором и сразу после нее - с Паульсеном. По поводу денег и патента. Не хотелось на важных товарищей и господ дышать пивасом, но глаза Анатолия Варфоломеевича были такие грустные, что я согласился по одной кружечке.
        Разумеется, одной емкостью не обошлось. Пиво было так себе, похоже, разбавленным, а вот сушеная таранка и вобла - прямо песня. Я больше налегал на рыбку, Крестовоздвиженский на пенный напиток, попутно объясняя мне проблему. Как оказалось, МДМА и псилоцибин доктору отписывали в микроскопических дозах, на контрольную группу не хватало. Но это одна проблема. Вторая - наркотик поступал с плавающей очисткой. Анатолий Варфоломеевич даже не поленился сам сделать анализы - чистота «ходила» на 20 процентов от партии к партии. Это было много.
        - Что тут делать - просто не представляю, - жаловался мне отечественный «доктор Менгеле». - Статистика не бьется, результат не примут ни в одном научном журнале. А без публикации работать с цкабэшными пациентами - никто не даст. И боюсь с дозировкой переборщить, а то так и до индуцированной шизофрении недолго. Помню, слышал, у одного музыканта...
        - Питер Грин его звали. Так там кислоты литры были, вот и заболел. Может попробовать закупить сразу крупную партию на Западе? - поинтересовался я. - И прописать в контракте минимальную чистоту. За отклонения - большие штрафы.
        - Да кто даст то закупать за рубежом наркотики?
        - Так для научных исследований должны пропустить. Пусть куратор запрос оформляет. У меня есть знакомые - поспрашиваю, - я оглянулся на соседний столик. Там громко гуляла бухая компания - на столе кроме пива стояла водка, лежали какие-то самодельные сухари. Пьют ерша и почти не закусывают - прямо по грустному русскому фэншую.
        - Я был бы очень благодарен, - Крестовоздвиженский тоже оглянулся на компанию. Один из мужиков, крупный такой, с бородой, сначала смеялся, потом начал бить себя в грудь, мотая головой и пуча глаза.
        - Подавился!
        Поймать Анатолия Варфоломеевича я не успел - тот подскочил сзади к бородачу, решив показать прием Геймлиха. Обхватил его руками, втиснул кулак под эпигастрий и начал давить. И тут же получил в репу от правого собутыльника. Упал.
        Тут уже вмешался я. Откинул прочь левого, закричал:
        - Да вы охренели?! Он же давится!
        - Да не давлюсь я, - очнулся бородач, сел на стул. - Это я так смеюсь.
        Тут все конечно, заржали. Даже огребший в глаз Крестовоздвиженский. Официант принес доктору лед, он приложил его к голове. На столе появилась анестезия - новые кружки с Жигулевским. Соседи налили нам в рюмки своей водки.
        - Нет, нет, - запротестовал я. - Мне хватит. Допью пиво и пойду. Еще дела сегодня.
        Теперь на такси домой придется ехать, а потом вечером за машиной возвращаться. Потому что с пивным выхлопом за руль садиться - себе дороже.

* * *
        Дождался с учебы Аню, почистил двадцать пятый раз зубы, и поехали с ней к старшему поколению. За это время пара кружек пива точно выветрилась, но на всякий случай полость рта освежил. Для верности буржуинскую жевательную резинку в рот засунул. Подруга принюхалась и дала добро. Так что сначала на Калининский, потом уже с удобствами. И вообще, пора отправлять Азимову на курсы вождения. Буду тогда спокойно употреблять алкоголь в нужных организму количествах.
        Только сели в машину, Аня зачем-то включила радио. Я уже думал, что из следующей поездки можно бы привезти какую-нибудь магнитолу, пусть установят ее вместо этого кошмарного «Урал-авто», а то радио «Маяк», конечно, та еще радиостанция. Слушайте, Иван Кузьмич, свои «Валенки», и не выпендривайтесь. Кстати, именно они сейчас передавали в эфир какую-то жуть про сияющую лампочку шахтера.
        - Ты моей смерти хочешь, - взмолился я. - Выключи, пожалуйста.
        - Да я новости послушать хотела, - объяснила Аня.
        - На «Маяке» выпуски новостей раз в тридцать минут, осталось десять. За это время мы уже у твоих будем. А что ты хотела узнать? О рекордных надоях?
        - Девчонки говорили, что в Норильске самолет разбился, думала, скажут.
        - С каких это пор в наших новостях начали рассказывать о советских авиакатастрофах? Надо тогда не «Маяк», а Би-би-си слушать. Но дома это делать нельзя.
        - Почему? В квартире стоят «жучки»?
        - Ты слишком высокого мнения о нас. Будут еще чекисты тратить на такую мелочь ценный ресурс. Тут за стенкой такая прослушка, что никаких приборов не надо.
        - Эта смешная пожилая дама? Оксана Гавриловна?
        - А ты думала, ее только наши постельные забавы интересуют? Как бы не так.
        И я рассказал краткую историю зависти, доносительства и попыток сжить молодое дарование со свету. И про последний сюрприз не забыл сообщить. Подписок о неразглашении с меня никто не брал почему-то.
        - Вот это тварь, - протянула подруга. - Надо ей отомстить как-нибудь. Вот, придумала! Маме как-то делали уколы витаминов, один был ужасно вонючий, даже закрытую ампулу в руки возьмешь, и отмыть запах потом очень трудно. Мы наберем шприц - и через замочную скважину пшикнем ей! Здорово, да?
        - Ты бы еще предложила дверь эпоксидкой заклеить, или спички в замке сломать. Детский сад твоя месть. К тому же у нее будет доказательство, что я ей пытаюсь навредить. Надо придумать что-то такое... нестандартное. Потом обсудим, приехали, - сказал я и, наклонившись, открыл Ане дверцу.
        - Эй, молодежь! - услышали мы мужской голос сзади. - Куда собрались?
        - Вот вас то мне и надо! - улыбнулся я. - К вам, конечно.
        Мне Азимов-старший был нужен для продолжения переговоров по гаражу. Трудности были даже не в сумме, пай в гаражно-строительном кооперативе стоил пять тысяч, это собрать можно было. Дело в том, что принять туда могли. Или нет. Надо было найти подходы к председателю. И не просто дать ему на лапу, а вручить что-то хорошее и дефицитное. Да еще и угадать, чтобы не много было, но и не мало. Короче, всё по-советски.
        - Пойдемте, нечего на улице торчать, - сказал Александр Иосифович, и подтолкнул нас ко входу в подъезд.
        Азимова-мама сидела у телефона и обсуждала последние светские новости.
        - ...если бы ты знала, Майечка, как он страдал! Три года не снимали, копейки заработать не давали, и выпустили чуть не в одних штанах! Что, нельзя уже в синагогу сходить человеку? Народного артиста! Стыдно должно быть! Да такие как Крамаров раз в сто лет рождаются!
        Тема с артистом обсасывалась на каждом углу больше месяца. Меня даже спрашивали, не довелось ли мне встретиться с Савелием Викторовичем в бытность за границей. И никого не волновал тот факт, что я был в Цюрихе, а Крамаров летел через Вену. Там же всё рядом!
        Если честно, мне было по барабану. Ну уехал, и что? Сейчас, небось, организовали чёс по всем местам, где хоть доллар срубить можно на рассказах о тоталитарных ужасах СССР. Да и потом он устроится, голодать не будет. Стадионы, как в Союзе, собирать не получится, но и с протянутой рукой просить подаяние не придется.
        Мы с будущим тестем уединились на кухне, где хозяин тут же включил приемник, с переменным шипением начавшим транслировать знаменитую легкую оркестровую музыку. И здесь прослушки боятся? Я вспомнил орловскую Бэллу, которая все переговоры вообще в ванной проводила.
        Как же мысли у людей сходятся! За положительное решение просили привезти автомагнитолу. Хорошо, хоть без акустики. И ладно, потерплю радио «Маяк» еще какое-то время. Зато гараж будет мой. А такое добро с годами только дороже становится.

* * *
        Естественно, нас приглашали остаться на ужин, но мне пора было бежать. Аня быстро побросала в сумку вещи, за которыми, собственно, и приехала, и мы помчались домой. Высадив ее у входа в двор, я поехал на встречу с Паульсеном. В экзотическом месте: метро «Киевская» кольцевой линии. Так что я свою машину у входа в подземку припарковал и пошел к турникетам. Можно было бы и не выпендриваться, а пешком пройтись, но это не последнее мероприятие на сегодня.
        Никакой конспирации с этим шведским швейцарцем. Из вагона вышел как из кареты, оглянулся, заметил меня, и попер ледоколом, никуда не сворачивая. Была бы за ним слежка - спалили бы в три секунды. Мы прошли и сели на свободную мраморную скамейку в вестибюле, как раз напротив изображения Пушкина, рассказывающего украинским крестьянам анекдот на французском языке. Флегматично взирая на великого поэта, Фредерик подвинул ко мне номер «Вечёрки». Не глядя, я ощупал газету, чтобы не выронить конверт, находящийся внутри, взял ее поудобнее и двинулся к эскалатору. Ни единого слова произнесено не было. Да и к чему эти церемонии? Появится нужда - поговорим.
        Ну, теперь самое главное: встреча с Юрием Геннадьевичем. На этот раз шпионское рандеву назначено совсем недалеко от моего дома - у бывшего католического собора на Малой Грузинской. Интересно, он с умыслом выбирает всякие явно туристические места? Или совсем невысокого мнения о моих интеллектуальных способностях?
        Ага, вот и чудо отечественного автопрома. Кстати, я не опоздал ни разу, у меня еще целых шесть минут в резерве. Но тут как водится - неприятные вещи лучше делать быстро. А расставание с деньгами, особенно если они практически твои - штука крайне не комфортная. Ладно, спишем их на расходы в области взаимодействия с властями.
        Юрий Геннадьевич конвертик взял, посмотрел внутрь, провел пальцем по купюрам, будто пересчитывал их, и буднично спрятал в бардачок.
        - Завтра после обеда сделают всё. Ему позвонят, - сказал он. - И готовьтесь на субботу, Михаил Андреевич будет ждать. До связи.
        После таких слов и придурок поймет, что пора прощаться. Что я и сделал. Заеду лучше в гастроном, куплю что-нибудь к ужину, порадую Аню. Ну и себя, любимого, тоже.

* * *
        Что сказать о Михаиле Андреевиче Суслове? Хрен его знает, какой он там идеолог был, я в этом понимаю примерно как в полетах в космос - общий принцип знаю, а подробности меня волнуют мало, ибо не интересны. Зато как пациент - мнителен, занудлив, вязок, ригиден в суждениях. А что сделаешь? Других вождей, чтобы вот так неофициально к своему раздетому до трусов организму подпустили, у меня для вас нет. Да и те вряд ли сильно отличаются, разве что цифрами артериального давления и степенью выраженности подкожной жировой прослойки. А в голове у них давно уже примерно одно и то же - «как бы не отравили».
        Так что я послушал дыхание пациента. Вдумчиво и тщательно, посредством приложения головки хорошего восточногерманского фонендоскопа. Потому как имеется у него та самая хроническая обструктивная болезнь легких, что вызывает дыхательную недостаточность. Так что хрипы слушаю тщательнее, чем что бы то ни было. А то пропустишь вот так поганку какую - и даже оправдаться не дадут.
        С легкими у Суслова было относительно стабильно, ничего не добавилось с прошлого раза. А вот давленьице подкачало, повышенное.
        - Сто сорок пять на девяносто. Многовато для вас, Михаил Андреевич. Может, таблетки пора заменить? У профессора Шишкина исследуют новое лекарство, очень хорошие результаты...
        - Не таблетки это, - вождь вдруг проявил эмоции, махнул рукой, потянув со стола тонометр, так что я едва успел поймать его. - Так... по работе... пройдет.
        Знаем, какая это работа. Идет борьба за власть, все решится в ближайший год. Вот и нервничает Суслов.
        - Если в ЦКБ узнают, что я вами занимаюсь - мне головы не сносить, - произнес я, убирая фонендоскоп. - Такое не прощается
        - Когда узнают, все уже решится, - тихо сказал Суслов. - И тогда уже будет все равно. Так или иначе.
        Угу. Это ему все равно. Либо в дамки, либо... А мне-то жить и семью тут строить. Чазов и Ко до меня дотянутся в любой скорой. Волчий билет - и привет.
        Ладно, подумаем, что тут делать. Ставить на Суслова как-то стремно.

* * *
        Юрий Геннадьевич слово сдержал. Паульсен бумаги получил, сделку закрыли. Так он и уехал, не попрощавшись, та встреча в метро была последней на советской земле. Ну, теперь пусть ищет престарелых морских свинок и начинает исследования. Думаю, за годик управится, чтобы набрать результатов и захапать патент на неврологию. А там - только с песней. Название какое-нибудь придумать, тупое и запоминающееся, меморин, или еще как-то, это к маркетологам, и можно отчаливать к берегам собственного острова в южных морях на борту пятидесятиметровой яхты. Ага, и не забыть купить новую губозакаточную машинку, а то эта не справляется совсем.
        В воскресенье Аня устроила целый кулинарный фестиваль. Мало того, что с утра я был напоен кофе со свежими тостами, потом она сделала какую-то умопомрачительную яичницу с сосисками и сыром. Я даже спросил, что она натворила. Потому как просто так подлизываться ни одна женщина не будет. Озвучивая вслух список возможных прегрешений, включающих измену с африканской студенткой и беременность тройней, и каждый раз получая отрицательный ответ и загадочную улыбку, я свою порцию яичницы доел. Не пропадать же добру. В конце концов она сама не выдержит, обзовет меня бесчувственным чурбаном и признается, в чем дело.
        Потом мы перешли в апартаменты и приступили к просмотру новейшей итальянской комедии, которую Аня всего на один день выпросила у кого-то. На кассете было нацарапано «Il bisbetico domato».
        - Слушай, я не силен в итальянском, - пришлось признаться мне. - О чем хоть кино?
        - Там субтитры английские, - успокоила меня Аня. - Давай, включай уже.
        Буквально с первых кадров я понял, что мы смотрим «Укрощение строптивого», так то можно было даже и не смотреть на субтитры, я все шуточки из этого фильма с половиной населения Советского Союза наизусть знаю. Но искренне ржал вместе с подругой. Смешной же фильм, правда.
        Похоже, Азимова не была в неведении относительно содержания, потому что, дождавшись сцены на заправке, она практически одновременно с Орнеллой Мути повторила тот самый волнующий всех мужчин в возрасте от девяти до девяноста жест. Хочу сказать, что мое внимание ей удалось переключить практически мгновенно. В конце концов, фильм мы потом досмотрим, а такое настроение упускать нельзя, а то до смерти жалеть будешь.
        И вот в тот самый момент, когда мы приступили к жарким поцелуям и страстным объятиям, какая-то тварь решила нам помешать.
        - Ты кого-нибудь ждала? - спросил я, не отрываясь от созерцания чрезвычайно красивой женской груди.
        - Нет. А ты?
        - Конечно, нет. Пошли они подальше, - и я предпринял попытку продолжить. Очень меня взволновала маленькая родинка на шее Ани. Надо было немедленно поцеловать ее.Иначе это могло привести к какой-нибудь катастрофе. Глобального масштаба.
        Подлецы под дверью никак не успокаивались. Создавалось впечатление, что мы у них сняли почасово квартиру и оплаченное время кончилось.
        Первой не выдержала Азимова, и пошла открывать, на ходу пытаясь привести в порядок одежду. После щелканья замка послышались какие-то возгласы, похожие на приветствия. Ладно, не вооруженное ограбление, это уже хорошо.
        Я подтянул штаны, одернул футболку, и пошел выяснять личности негодяев, обломавших нам утренний секс. Должен же я знать, кого буду убивать.
        Ну как же, сладкая парочка, уничтожитель медицинской техники и сопровождающее его лицо семитской национальности.
        - Мечтаю о дне, когда вы поженитесь и уедете навсегда в Сухум, - вместо приветствия сказал я. - Еще в середине девятнадцатого века Александр Белл изобрел телефон. Говорят, им можно пользоваться, чтобы предупредить о предстоящем визите.
        - Не ворчи, тут у Симы небольшая авария произошла. Все, мальчики, давайте, в комнату идите, мы без вас разберемся, - и Аня вытолкала нас с Давидом из кухни.
        С женскими неполадками дело такое: чем дальше ты от них держишься, тем проще жить. Так что я спорить не стал.
        - Ну что, помирились с Беридзе? - спросил я, усаживаясь в кресло. - Дыба сильно кричала?
        - Да нормально там всё, - Давид небрежно махнул рукой, будто сам явился организатором всего хорошего, что только могло на скорой произойти. - Дефибриллятор заменили, и забыли. Меня даже не оштрафовали. Я тут в пятницу слушал Севу Новгородцева, прикинь, - без паузы продолжил он, - там новая песня «Квинов» была, «Под давлением». Это просто офигеть!
        - Какая же она новая, уже целый месяц из каждого утюга звучит. Кстати, про радио, - добавил я по возможности максимально недоброжелательным голосом. - Официально предупреждаю: в этой квартире любой базар про политику запрещен! Кто нарушит запрет, пойдет с огромной скоростью к едреней матери!
        - А что случилось? - удивился Давид.
        - Донос в Контору глубокого бурения Пилипчук написала, хорошо, ходу бумаге не дали.
        - Вот скотина, - прошипел Ашхацава. Даже кулаки стиснул.
        - Не парься, организуем мы ей сладкую жизнь, - успокоил я его. - Есть у меня плодотворная дебютная идея.
        - Так что ты про песню говорил? - вернулся к своим баранам юный меломан.
        - Under Pressure? Да ее везде передают. Вот смотри, сейчас радио включим, пробежимся по станциям, если за пять минут не услышим, с меня пиво. А найдем - с тебя. Забьемся?
        - А давай!
        Я выиграл минуты через полторы. Мы попали на самый конец песни, про последний танец под давлением. Но никто ведь и не говорил о целостности произведения. Давид вздохнул, признавая поражение. Вдруг диктор заговорил новостной скороговоркой про Би-би-си брейкин ньюз. Я автоматически крутнул ручку громкости и мы услышали: «On 13 December 1981, a state of martial law was declared in Poland after several months of labor unrest...».
        - Что там? - спросил Ашхацава, кивая на приемник.
        - Жопа. В Польше только что объявили военное положение.
        Глава 8
        - Премия? Нам?
        Звонок Морозова раздался почти ночью, когда мы с Анечкой уже отправились спать. Соображал я с трудом, даже растирание ушей не помогало.
        - Да, премия Коха, - терпеливо объяснял мне по телефону Игорь Александрович. - Солк нас обоих выдвинул. Пришла телеграмма от него. Я просто домой недавно вернулся, увидел, решил поделиться радостью.
        - Так мы еще не победили?
        - Нет, только номинировали. Но шансы весьма высоки. Это очень престижная премия, если такой всемирно известный ученый, как Солк выдвигает - считай победа в кармане.
        - И что же делать? - я стянул с Ани одеяло, шлепнул по круглой попке. Дождался сонного взгляда, показал себе на грудь. Мол, вешаю медаль. - Заказывать фрак?
        - Фрак? - Морозов засмеялся в трубке. - Срочно связываться с Чазовым. Не могу дозвониться, зайди к нему с утра завтра в ЦКБ. Я бы сам, но занят буду. Пусть предупредит Минздрав. У нас чиновники очень не любят внезапных ситуаций с западными премиями.
        Ну да, ну да, история с Солженицыным и Сахаровым прямо перед глазами - Нобелевка ни одному, ни другому ничего хорошего не принесла. Исаевича в итоге выслали из страны, Андрея Дмитриевича заточили в ссылке. Впрочем, оба лезли в политику, заигрывали с западными элитами.
        - Ну что там опять случилось? - Аня натянула обратно на себя одеяло. - Ни днем, ни ночью покоя нет!
        - Филологиня моя любимая, - я закрыл трубку рукой, окончательно отобрал постельные принадлежности, включая подушку. - Посмотри быстро в медицинской энциклопедии, что за премия Коха. Морозов звонит, говорит, нас выдвинули. Да, Игорь Александрович, слушаю вас. Можно сказать внимаю.
        Профессора очень беспокоил вопрос денег. К премии шла нехилая такая сумма - двести тысяч полновесных немецких марок. И это само по себе было проблемой, ибо сразу включались дебильные советские законы - граждане не могут владеть валютой. Это 88-я статья УК, в простонародье - бабочка. До 10 лет лишения свободы. Морозов свободы лишаться совсем не хотел. Ни за какие суммы в марках.
        - Ну там наверное, выдадут чеками, - неуверенно произнес я. - Хорошо, завтра все выясню у Чазова. Но мне представляется, что вы делите шкуру неубитого медведя. Нам же еще премию никто не присудил.
        - Андрей, я слежу за зарубежной медицинской прессой. Даже близко никто по значимости сравнимое с исследованиями хеликобактер в прошлом и нынешнем году не проводил.
        Я попрощался с Морозовым.
        - Аня, срочно надо узнать, что это за премия Коха! Меня могут ею наградить!
        Поиски в Большой медицинской энциклопедии ни к каким результатам не привели. Последовал звонок родителям, и Азимовы срочно изучили уже Большую советскую. И там ни фига. То есть осталось в запасе только обращение к другу. Интересно, кто из моих знакомых может просветить меня? Да уж, не хотелось бы, но других вариантов не вижу.
        - Кому это ты в двенадцатом часу звонить собрался? - спросила подруга, когда я начал набирать номер.
        - Да так... есть один парень, который не обидится за поздний звонок. - я вздохнул и набрал седьмую цифру. - Анна Игнатьевна? Добрый вечер, это Андрей Панов. Николая Евгеньевича можно услышать?
        Наверное, у Шишкиной случился когнитивный диссонанс и она даже ничего не сказала по поводу нарушения режима сна. Впрочем, судя по бойкому голосу, отец семейства еще вовсю бодрствовал.
        - Что-то случилось, Андрей? - спросил он.
        - А вы знаете, что такое премия Коха?
        - Это тебе зачем?
        - Да так, кроссворд разгадываю.
        - Погоди! Вам?! Ну поздравляю!
        - Да не с чем еще. Только номинировали. А вы в курсе, что за премия?
        - Святая простота! Если получите, считай, бога за бороду ухватил. Очень престижно. Когда-то Коху отвалили кучу денег за открытие микобактерии туберкулеза, Карнеги вроде, не помню точно. Ну вот, основали фонд, платят премии с процентов. Друг твой, Солк, получил в свое время за полиомиелит, цур Хаузен за папилломавирусы и рак шейки матки. Да не в деньгах дело, в общем. Скажу тебе сразу, в порядке информации для размышления. Кто Коха получил, тот потом очень часто в Стокгольм попадает. Понял, о чем я?
        - Спасибо, понял. Но только я еще не получил и эту, что загадывать?
        - Плох тот солдат, Андрей, - хохотнул Шишкин и тут же сказал куда-то в сторону: - Солнце мое, налей мне коньячку грамм пятьдесят, хороший повод есть!
        Я повесил трубку и улыбнулся, представив выражение лица Анны Игнатьевны. Да ради такого... ни одной премии не жалко! Бьюсь об заклад, она выгрызет здоровенный кусок мозга своей дочери за выбор плешивого неудачника.
        Со злорадства мои мысли переключились на науку. А о чем еще можно думать, глядя на сидящую напротив по-турецки в чем мать родила Аню? Правильно, только о папилломе и прививках. Их придумали уже? Надо бы озадачить товарища Паульсена, пусть осторожно узнает. Хотя не знаю даже, сможет ли исследовательский отдел «Ферринга» потянуть такое?
        - Ты чего такой задумчивый? - поинтересовалась Аня. - Мысленно тратишь немецкие марки?
        - Их отберет государство, - я захлопнул энциклопедию. - Так что не раскатывай губу.
        Может воспользоваться счетом в Австрии? Организаторам плевать, куда перечислять премию. Но Минздрав то спросит...
        - Вот так всегда - вздохнула невеста - Совсем чуток губу расслабишь, сразу бац... Но чеки ведь дадут? Хоть немножечко?

* * *
        Евгений Иванович - неуловимый академик. Везде он совсем недавно был и ушел, но не сказал куда. Нет бы как нормальному руководителю - засесть в кабинет за оборонительной линией секретарши и переживать за порученный фронт работ в уютном кресле. Ничего, я применил метод загонной охоты и минут через сорок путем исключения посещённых мест я Чазова выловил.
        На этом, естественно, ничего не закончилось: я просто присоединился к свите сопровождения с приказом не отсвечивать и глаза не мозолить. Я и побрел, особо не стараясь вникать в подробности. Оно мне надо? Своих забот хватает, еще чужими голову забивать. Наконец, подошла и моя очередь, и я занял свое место рядом с начальником.
        Оказалось, про номинацию он уже знал, по каким-то своим каналам. Поздравил, заодно и просветил, что за последние лет двадцать нашим там ничего не обломилось, да и до этого вроде не было. Не советских ученых это вотчина. Так что удачи нам надо побольше. Да и политику исключать совсем нельзя. Ничего более сказано не было, да и незачем. Прекрасно все помнят тупорылый бойкот Олимпиады, от которого если кому лучше и стало, то не спортсменам.
        Я рискнул задать вопрос про шкуру неубитого медведя, мотивируя это тем, что никогда такого в моей жизни не случалось, вот и лезут в голову странные вопросы. Евгений Иванович хмыкнул и просветил:
        - Обычно премия делится на две части, так что на вас двоих сто тысяч придется. Переводи в рубли по курсу, по двадцать тысяч на брата. Налоги, прочие расходы. Но тысяч по десять получите, чеками.
        Я постарался загнать у себя в голове на задний план внезапно включившийся счетчик. Поблагодарил и собрался было уходить, но Чазов остановил меня. Повинуясь какому-то секретному жесту, свита враз отстала шагов на пять.
        - Слушаю, Евгений Иванович? - у меня уже получалось разговаривать с ним уважительно, но без подобострастия.
        - Я знаю, что вы были у Суслова, Панов.
        Я промолчал. А что тут говорить?
        - Вы знаете, что Михаил Андреевич фактически отказался от лечащего врача?
        И тут я отделался мотанием головой.
        - Вас, Андрей Николаевич, некоторые наши пациенты могут попытаться вовлечь в свои скажем так, игры, - при этом во взгляде Чазова откровенно читалось знание того, и кто это делает, и к чему оно может привести. - Осторожнее надо быть...
        - Я вас понял. Спасибо, я обязательно буду иметь это в виду.
        Работающий телефон-автомат я нашел буквально в квартале от больничных ворот. Юрий Геннадьевич, наверное, что-то уловил в интонации, потому что встреча последовала незамедлительно. И даже не возле достопримечательности. Во дворе какой-то пятиэтажки на Куусинена. Новость о разговоре с Чазовым взволновала его не на шутку.
        - Эх, расслабились..., - махнул он рукой. - Говорил же я... Два раза плановый визит врача Михаил Андреевич отменял уже. Ладно, понял всё. Спасибо.

* * *
        Проблему Пилипчук надо было решать. Поэтому с утра, вместо похода на пару, я отправился к Димону в Пролетарское УВД.
        - Химическую ловушку? - здоровяк наморщил лоб, почесал в затылке. - А зачем тебе?
        Я заметил, что мой орловский товарищ вырос в должности даже заимел себе небольшой кабинет, который делил с несколькими отсутствующими сейчас сослуживцами.
        - Да надо тут проучить одну очень любознательную дамочку, - я напустил тумана. - Слышал, что у инкассаторов есть такая приблуда для их переносок - открываешь и взрывается пиропатрон с красящим средством.
        Я выставил на стол две бутылки Арарата, что купил по дороге. Они сразу были исследованы на предмет количества звездочек и признаны годными.
        - Хм... У нас тут вохровцы рядом сидят, - Димон убрал одну бутылку в стол, другую завернул в бумагу, положил в карман, - сейчас схожу, узнаю.
        Товарищ ушел, а я принялся за чай, что мне налили сразу на входе. И что это за манера разбавлять заварку таким крутым кипятком?
        Дмитрий вернулся уже спустя четверть часа. Положил рядом со мной что-то типа металлической муфты с тросиком.
        - Вот такой механизм. Там внутри, значица, пиропатрон и реечный преднапряжитель на шестернях. Крепишь муфту на дно сумки, тросик к верхнему клапану изнутри. Вот сюда вворачиваешь флакон с красящим средством. Держи.
        Мне была передана пустая емкость.
        - Будь аккуратнее, как насторожишь муфту, - Димон прихлебнул чая. И как он пьет такой кипяток? - Предохранителя там нет. Родамин... поаккуратнее, ничем не отмоешь, одежду выбрасывать можно сразу. И это... жду рассказа о твоей Пилипчук.
        - Это непременно. Может, даже фотки получатся, - заверил я его.
        Дальше последовал визит к товарищу Ашхацаве. Он сегодня работал, так что пришлось поскучать в ординаторской. Но ожидание стоило того. Потому что Давид знал и где взять, и у кого, и даже сколько это будет стоить «под ключ». Да и жажда отомстить старой грымзе у него тоже присутствовала.
        - Саня Авдотьев, помнишь?
        - Ну и? - не понял я сначала.
        - У него есть всё, что надо: фотоаппарат, увеличитель, и даже лаборатория в кладовке в нашей общаге. Так что завтра я к нему поеду, решим вопрос. Потому как вторая страсть у него после беготни с «Зенитом» - бухло. Дэнга давай, да? - улыбнулся Ашхацава, потирая пальцами в старинном масонском жесте, если верить Ильфу с Петровым.
        - Держи двадцать, на всё хватит, - я вытащил из бумажника две красных купюры с ликом Владимира Ильича.

* * *
        Хорошо, когда все сдают сессию, а тебе этого делать не надо. Это значит, что ты шестикурсник, без пяти минут врач. А потому можешь расслабиться и вообще, просто прогуляться по коридорам любимого института. Чем мы с Давидом и занимались.
        - Слушай, пойдем в столовку, - предложил я. - Жрать хочу - сил нету.
        - В эту тошниловку? - громко ответил Давид - Ну пойдем. Слушай, а свой портфель куда дел?
        - Да в гардеробе на кушетке забыл.
        - Ты идиот?! Там же у тебя Солженицын и «Хроника текущих событий»!
        - Забей, ничего не случится, у нас можно мешок с золотом оставить и никто не тронет.
        - Ну ладно, пойдем.
        Мы вышли на лестницу и остановились. Давид осторожно приоткрыл дверь и, присев на корточки, заглянул в щелочку.
        - Ну? - шепотом спросил я.
        - Да погоди, - так же тихо ответил Ашхацава. - Во, вышла из преподской... бля! - он отшатнулся он двери, чуть не упав на задницу.
        - Ты что?
        - На меня посмотрела, - затрясся от смеха Давид. - Слушай, зырь ты, я заржать боюсь.
        Я оттеснил несдержанного в эмоциях товарища и заглянул в щелочку. Пилипчук торопилась по коридору.
        Мы аккуратно, на цыпочках пошли за ней. Потом необходимость прятаться отпала - студенты повалили с пары, в гардероб мы спустили уже целой толпой.
        Громкий хлопок, а затем испуганный женский вопль усладой вошли в мои уши. Когда мы с Давидом подбежали, то увидели, как Оксана Гавриловна Пилипчук, старший преподаватель кафедры гигиены, а также кандидат медицинских наук, сидит на полу в окружении обалдевших студентов с красной мордой лица. Пока я пробирался вперед, Давид тихонько из-за спин щелкнул затвором Зенита.
        - Ой, а что случилось? - спросил я недоуменно. - Вы не заболели? Что у вас с лицом?
        - Панов?! Ты?!

* * *
        Тут эмоции возобладали и Оксана Гавриловна зарыдала. Случившаяся среди зрителей лаборантка с ее кафедры дала ей платочек, повела умываться. Но про предполагаемого виновника торжества Пилипчук не забыла. Ткнув в меня красным пальцем, она закричала, чтобы хватали диверсанта. Не совсем так, конечно, но примерно в этом духе.
        Но я уходить никуда и не собирался. Очень даже наоборот. Так что жертву покушения терпеливо дождался. Естественно, умывание привело только к усилению интенсивности окраса. Шмыгающая носом Пилипчук потащила меня к заведующему кафедрой. Хорошо хоть мне удалось вывернуться и не попасть в ее цепкие лапки. А то плакал бы мой новенький халат. Наверняка мы очень живописно смотрелись. Особенно Оксана Гавриловна. В руке она держала тот самый портфель. Как же, главная улика. Короче, зав кафедрой гигиены был впечатлен.
        - Вот, Александр Николаевич! Полюбуйтесь на это хамьё! - она показала на меня пальцем. - Подсунули мне хлопушку с краской! Не иначе, хотел занятия сорвать! Я собираюсь обратиться в милицию!
        - Что скажете, студент?.. - профессор Карнаев все никак не мог отвести взгляда от красного лица преподши
        - Панов, шестой курс лечфака, - представился я. - Подошел к гардеробу, смотрю, с Оксаной Гавриловной что-то не в порядке, поинтересовался... на свою голову. Товарищ Пилипчук - соседка моя, на одной лестничной площадке живем. Думал, заболела, хотел предложить домой отвезти.
        - У него там антисоветская литература в портфеле! - заявила преподша и выудила из портфеля сборник избранных речей Леонида Ильича.
        - Вы уверены в своем заявлении? - поинтересовался я и, посмотрев на Карнаева, объяснил: - Она ко мне несколько предвзято почему-то относится.
        - Я к ректору пойду! - Пилипчук завелась, в ее скандированную речь подмешались легкие повизгивания.
        - Отлично, я только «за». Можно от вас позвонить, Александр Николаевич?
        - Оксана Гавриловна, вы умойтесь, наверное, - посоветовал профессор. - Пока мы звонить будем.
        - Не смывается, пробовала, - буркнула потерпевшая.
        Идти никуда не пришлось. Ректор сам пришел, наверное, интересно стало, как выглядит пострадавшая от взрыва сотрудница вуза. Очевидно, в памяти еще осталась просьба Чазова именно по поводу Пилипчук.
        - Ну, рассказывайте, - Петров, вздохнув, сел рядом с Карнаевым.
        Оксана Гавриловна от агрессии перешла к разочарованию и теперь лила слезы. Но эпопею с портфелем и потенциальной антисоветчиной озвучила, тут уже в первый раз прозвучала история про то, как она случайно услышала это от меня.
        - Странные фантазии у вас, - пожал я плечами. - Я, конечно, возмущен этой хулиганской выходкой, но портфель не мой, первый раз в жизни вижу его. Мой у Ашхацавы, наверное, сейчас.
        Я выглянул в коридор и забрал у Давида свой чемоданчик. Продемонстрировал окружающим.
        - Подсунул, это он всё, - не сдавалась Пилипчук.
        - Я готов к любому расследованию, - сказал я. - Давайте обратимся в органы, пусть исследуют портфель, я сдам отпечатки пальцев, что там еще надо.
        Можно идти в разведчики, я умудрился ни разу не заржать, хотя хотелось очень сильно. Ясное дело, все манипуляции я проводил в резиновых перчатках, а потом еще извел пузырек спирта на протирку всех поверхностей. И правда, мало ли до чего дойдет.
        - Идите, Панов, - сказал ректор, немного подумав. - Можете быть свободны.
        Облегченно вздохнув, я вышел из кабинета. На немой вопрос Давида только кивнул, мол, всё в порядке. И только на улице мы заговорили, не боясь, что кто-то случайно нас услышит.
        - Рассказывай, как было? - Давид от нетерпения чуть не пританцовывал.
        - Да пришлось признаться, что это ты всё придумал с целью эмиграции в Антарктиду.
        - Ты что?! - тут до Давида дошел смысл сказанного и он загоготал вслух.
        - Фотографии получатся, как думаешь?
        - Темновато было, но это теперь только после проявки, - сказал Ашхацава. - Сейчас поеду и сделаю, мне Саня ключ дал от шурши своей.
        - Ты когда отсидеть успел? - удивился я. - Откуда хоть этот зековский лексикон у человека с неоконченным высшим образованием? Сказал бы - кладовка.
        - Авдотьев сказал, я повторил, - недовольно буркнул «князь». - Что тебе не нравится?
        - Да всё отлично! - я хлопнул абхаза по плечу. - Давай, отвезу к общаге. Ты только на всякий случай по парочке фоток сделай, на память. Поехали, пока снегом всё не завалило.

* * *
        Я лежал на диване и в пятый раз слушал песню про то, что в шахте кончились бриллианты. И даже подпевал в особо замечательных местах. Аня зашла на строчке «Some very clever doctor went and sterilized the bitch». Это я выкрикнул с особым цинизмом.
        - Панов, ты пьяный? - спросила она, выключив магнитофон.
        - Нет, с чего ты взяла?
        - А что, трезвый может визжать про умного доктора, который стерилизовал суку?
        - Так ведь как раз по делу сложилось.
        - Пилипчук съела приманку? - поинтересовалась она. - Я думала, вы с этим портфелем месяц ходить будете.
        - Заглотила по самые жабры. Вот сделает Давид фотографии, увидишь во всей красе.
        - Вся в предвкушении. А теперь не томи, рассказывай, как там было.
        По мере сил и возможностей я изобразил в лицах весь спектакль.
        - И чем, скажи на милость, это отличается от моих вариантов?
        - Последствиями, Анечка. Смотри, если бы мы залили ей квартиру раствором витамина бэ один, она бы поругалась, проветрила, и все. А у нас она показала себя перед начальством опасной дурой, от которой одни неприятности. Не удивлюсь, если ее выгонят нафиг. Петров был настроен очень серьезно.
        - Это с чего? Произошло ЧП, преподаватель пострадал. А если она в милицию пойдет?
        - С чем? Даже если ректор что-то подозревает, то помнит, что за меня просил Чазов. А за вздорную скандальную бабу - никто. Уверен, там половина кафедры спит и видит, как займут место Пилипчук. И не захочет никто лезть в эту историю.
        - Ну и ладно. Давай лучше думать, что сладкой парочке на свадьбу дарить будем.
        - К-кому?
        - Давиду и Симе. Она мне сегодня пригласительный дала. На девятое января.
        Я взял приглашение на свадьбу, исследовал его. С нарисованными колечками и двумя подписями - все как надо… Кстати, странное дело: на внедрение чего-то хорошего и нужного иногда годы уходят, а стоило мне один раз назвать влюбленных слоганом из рекламы будущего - в один момент в массы пошло.
        - Какого года?
        - Ты притворяешься или в самом деле такой придурок?
        - А почему этот засранец мне не сообщил ничего?
        - Сам сказал, кто он есть.
        - Просто это неожиданно как-то... Мне надо немедленно заказать новый костюм, шляпу.
        - Не знаю насчет костюма, а платье мне надо срочно новое. И подарки! - Аня продемонстрировала мне несколько номеров «Бурды». На немецком, конечно, русское издание еще не скоро. И где только достала? - Вот это платье, наверное, - она развернула страницу с закладкой. - Или вот еще вариант... Я с портнихой договорилась...
        - Там есть вариант «без всего»? - поинтересовался я. - Мне такой больше нравится.

* * *
        Я никогда не любил всякого рода планерки и общие собрания. Про свои грехи я и так знаю, а чужие мне неинтересны. Но сегодня не про меня было. Да и не будут на врачебной конференции про фельдшера говорить, даже если он считает себя будущим лауреатом престижной медицинской премии. Кстати, слухи ползут быстро: Дыба уже узнала откуда-то про номинацию, поздравила, прижав к стене и придерживая меня за пуговицу на халате. Неужели еще не бросила свои мечты о харассменте?
        Во врачебных разборах ничего увлекательного нет. Какой-нибудь начмед бубнит о случившемся казенными фразами, провинившегося поднимают, обвиняют во всех смертных грехах, потом следует оргвывод. Ну, типа «врачебная комиссия ходатайствует о взыскании в виде выговора».
        - ...не оценив в достаточной мере тяжесть состояния и возможные последствия... назначил гипотензивную терапию при ишемическом инсульте, чем вызвал...
        Я прислушался к «порке». Дурак-доктор, эффект Робин Гуда вызвал. Это когда в зону инсульта из-за пониженного давления попадает меньше крови, хотя ее и так мало, и становится только хуже. Иногда вплоть до морга хуже.
        Ладно, тут нам спасительный вызовочек прозвучал. Не узнаем рекомендаций карательной комиссии.
        Судя по энтузиазму, с которым доктор Геворкян бросился на выход, ему это нравилось еще меньше чем мне. И мы с Валентином потянулись, подавляя слишком явный облегченный вздох.
        Клиентка, наверное, из старых большевиков. Кстати, среди контингента всё еще встречаются люди, которые Ленина не только видели, но и общались с ним. И это обстоятельство ни один маразм не берет - как зовут, уже не помнят, а про Ильича вещают как по писаному. Хотя почему «как»? Все эти люди прошли многократные согласования и инструктажи, где им вдолбили в голову, что можно говорить про вождя мирового пролетариата, а чего вспоминать ни в коем случае нельзя.
        И вот эта возрастная дама решила бороться с запором. Обычное дело у пожилых, перистальтика кишечника справляется плохо, возникает застой... Неприятная ситуация, короче. Как правило, есть два пути: таблеточки и клизмы. Первое намного популярнее. Вот пациентка сначала попробовала вазелиновое масло. Одну столовую ложку, потом еще две. Эффекта не дождалась. Приняла касторовое, много новомодных капсул без счета. И вновь нормальный акт дефекации остался в мечтах. Было принято решение засыпать это сверху сульфатом магния. Память подвела несчастную женщину, никто теперь не в силах оценить количество принятого. Ибо эффект наступил. Наверное, слово «эффект» надо дать заглавными буквами, метра по три каждая, и чтобы в темноте светились.
        Сначала пришло удовлетворение. Как же, кишечник очистился, тяжесть и урчание не беспокоят. Живи и радуйся. Впрочем, очень скоро кишечник вновь подал звуковые сигналы о готовности расстаться с частью содержимого. Смазанный вазелиновым маслом путь обеспечил очень скорую эвакуацию. Третья процедура не заставила себя ждать, и наступила практически сразу после второй, не отходя от кассы.
        И понеслось. Бабушка не слезала с унитаза, пока из нее уже не начало литься. Потом от обезвоживания у нее закружилась голова и она упала прямо в туалете, откуда ее доставали родственники, взломав дверь. При этом стукнули ее по лбу. А кишечник и не думал останавливаться. Он длинный, туда много влезает. Даже в напряженном состоянии - метра два толстого, да метров пять тонкого. Вот оно всё и продолжало исторгаться.
        Когда мы приехали, в квартире стоял крепкий запах общественного туалета. Дама была обезвожена настолько, что мы еле измерили давление. Хорошо хоть вена нашлась каким-то чудом, и два флакона физраствора прокапали с максимально возможной скоростью. И только после этого погрузили дамочку на носилки и повезли в больницу.
        - Хорошо, успели, - наблюдая как проветривается салон РАФика, философски заметил Геворкян. - А то был бы понос длиною в жизнь.
        Глава 9
        Под конец года вызовы в скорой повалили валом. Я даже удивился нагрузке - временами казалось, на городской подстанции было меньше. И тут сказался дефицит бригад. В обычное время в ЦКБ народ прямо скажем, балду пинал. Хорошо если пяток раз за смену дернут. А теперь... восемьдесят первый год явно не хотел уходить гладко - помимо военного положения в Польше, просто загибай пальцы - разбился югославский самолёт (погибли чуть не две сотни человек), резня в Мосоте (в Сальвадоре военные убили 900 гражданских лиц), партизанская война в Никарагуа, кровавые рейды командос в ЮАР... Это я случайно на работе узнал, в «Международной панораме» показывали. И нет бы смотреть что-то хорошее, позитивное. Про надои и выплавки. Потому что только на нашем островке стабильности, единственном на планете, созидательный труд и новые свершения. А за границей - катастрофы и катаклизмы.
        По работе особенно доставали «телефонные террористы». Так я про себя называл разных бабулек, обычно вдов генералов, академиков, высших чиновников, которые буквально затерроризировали нас бессмысленными вызовами - «голова болит», «ноги не идут».... Отличалась одна дамочка по имени Елена Константиновна. Таскаться к ней приходилось на дачку в Любаново. Это так к слову - Наро-Фоминский район. То есть черте где. Вызывали нас в основном на давление, которые к приезду почему-то оказывалось космическим - 120 на 80. Понятно, что дергали бригаду «поговорить». Одинокие женщины просто скучали, хотели внимания. Мексиканских сериалов ведь еще не показывали. И отказать им по правилам мы не могли - хочешь, не хочешь, а анамнез по сотому разу собери, пустырника или валерьянки накапай. В особо тяжелых случаях, делали укол физраствора, маскируя его под самое последнее «кремлевское» лекарство. Которое естественно дают самому Брежневу. Только благодаря ему жив Генсек, да и весь ареопаг Политбюро.
        Но карма есть. Двадцать девятого декабря в ординаторскую вбежала испуганная диспетчер. Пухленькая Машенька из Ростова. Она уже строила мне глазки в столовой, но я делал вид, что не вижу. Мне так то Дыбы достаточно - чуть ли не свистит вслед.
        - Скорее, там... - Машенька начала хватать воздух ртом.
        Это было что-то новое. Обычно диспетчеры нас не баловали визитами - по радио дернут и все.
        - Авис Акопович, миленький, звонила Елена Константиновна - я узнала ее голос. Она не говорит, только мычит!
        - Это может быть инсульт, - Геворкян стремительно встал, начал надевать пальто поверх халата. - Давайте быстрее.
        Гнали как могли, со всей цветомузыкой. На всякий случай продублировали вызов наро-фоминской скорой, им там ближе, а инсульт может потребовать срочной реанимации. Но приехали тем не менее быстрее коллег.
        Калитка была открыта, дверь в дом тоже. В спальню к Елене Константиновне мы ввалились всей толпой, таща кислород и зачем-то в довесок проклятый ДИ-03. Женщина лежала в кровати с разинутым ртом. Старательно пучила глаза, по щеке текла слюна. И что-то неразборчиво мычала.
        Геворкян сбросил пальто, кинулся к пациентке. Пощупал, заглянул в рот. И облегченно засмеялся. Мы с Валентином столкнулись головами над кроватью, посмотрели туда же. Там из рыхловатой миндалины торчала рыбья кость.
        - Перчатки, полотенце, - распорядился доктор, поглаживая женщину по руке. - Сейчас все решим, не волнуйтесь.
        - Тут домкрат нужен, - вполголоса пошутил Валентин, выдал врачу требуемое.
        Полотенце надо вовсе не для того, чтобы руки вытереть. У пациентки нижняя челюсть вывихнута. Видать, хотела косточку достать, рот открыла пошире - и вот мы здесь. На место ставится всё довольно просто: надо аккуратно, но сильно взять и отвести челюсть с обеих сторон вниз и слегка кзади. Но в этот момент зубы смыкаются со страшной силой, и если пальцы не защитить, то есть риск даже потерять парочку.
        Три минуты - и готово. Рот закрывается, рыбья косточка в помойном ведре, все рады. Вдове выдана ударная доза валерьянки в виде бонуса за страдания. Естественно, пришлось еще задержаться и выслушать всю историю. Она оказалась незамысловата.
        Решила Елена Константиновна на ночь заточить вяленой рыбки. Почистила невнимательно, засунула в рот кусок, и косточка застряла где-то в глубине. Попытки решить проблему путем глотания хлебной корочки ни к чему хорошему не привели. Тогда дама встала у зеркала и начала манипулировать во рту пинцетом. До удачного завершения операции оставались сущие пустяки, считанные миллиметры. Вот тут анатомия и подвела бедную женщину: слишком широко открытый рот привел к печальным последствиям. Хорошо, что Машенька из диспетчерской смогла понять из невнятного мычания, кто это - иначе пришлось бы идти, позориться к соседям. А они тут все непростые, имеют зуб друг на друга.
        Повеселевшая вдова потребовала на дорожку укол «кремлевского лекарства». И получив оное, тут же попыталась сунуть чирик в карман халата Геворкяна, который Авис Акопович гневно отверг. Не дай бог, хотя бы слушок на получение мзды - неприятностей не оберешься. Взамен Елена Константиновна села писать письмо счастья в Минздрав. А что мелочиться? Страна должна знать героев, спасших заслуженного человека.
        Кстати, контингент может подавать ходатайства на премирование сотрудников. Я так недавно двадцатку получил - маршальская вдова достойно оценила заботу о буйном сыночке, и не только испортила жизнь Гойко Митичу, но и улучшила нам.

* * *
        Приготовления к празднованию Нового года никого в стороне не оставляют. Вот и мне занятие нашлось. Я сидел на кухне и чистил картошку. Старался, чтобы кожура была как можно более длинной, желательно одним сплошным куском на корнеплод. Ну или хотя бы двумя. На то были причины, и вовсе не эстетического плана. Мы с Кузьмой проводили матч. Правила игры были просты: при падении очистка в мусорное ведро котейка пытался попасть по нему и выбить наружу в полете. Если выигрывал Кузьма, то получал кусочек вареной морковки из заготовки для салата. Если нет, то я пользовался правом съесть кусочек чернослива, украшенный смешанным с перекрученным на мясорубке подсоленным творогом со сливочным маслом, а сверху композицию венчал миндальный орешек, за который так удобно было брать вкусняшку. Честно говоря, я жульничал и ел чернослив при любом исходе игры. Очень мне это дело нравилось.
        Кстати, морковка для кота всплыла совершенно случайно, во время чистки оной. И при выборе между мясом и оранжевой гадостью первое проиграло в трех экспериментах из двух возможных. Может, теперь этим заменить рыбу? Огромная экономия на корме получится.
        Вообще-то я не понимаю, нафига вот эта вся метушня с рубкой салатов и приготовлением псевдоэкзотики типа запекания в духовке курицы на бутылке с водой. Помнится, один англичайник всё удивлялся такому украшению праздничного стола, ведь во всем мире это - еда бедняков. Впрочем, сейчас советским людям трудно объяснить концепцию мраморной говядины и приготовления стейка пяти степеней прожарки. Всё просто, безо всяких там трюфелей и ананасов, оставшихся только в стихотворении Северянина, тоже ставшим дефицитом. Максимум - красная икорка и консервированный краб в особом заказе. Даже, блин, простой сервелат в деликатесы записан.
        Впрочем, как раз мне абсолютно всё равно. Лишь бы не отравиться. А то вот поехал недавно экипаж на вызов, а их там с барского стола покормили блинами с мясом. Ну, угостились, хоть и не по инструкции, но грех небольшой, так как инициатива исходила от пациента. А часа через три - повторный вызов, всю семью в инфекцию. А еще спустя час - и бригада отправилась лечить сальмонеллез. Ох и шуму было! Ведь надо аккуратно, не травмируя хрупкую психику контингента, обследовать контактных, среди которых был один чин из минсельхоза и деятель из Моссовета.
        Это я к чему вспомнил? Да к тому, что много чернослива в сочетании со сливочным маслом, да еще и натощак... Держаться за унитаз пришлось, чтобы не улететь. Вспомнил ту дамочку, что испытала на себе конские дозы слабительного. Это, конечно, не тот случай, но надо осторожнее с перекусами на ходу.
        Кстати, пора бы уже подмоге подтянуться. Женская половина, понятно, на этих надежды нет. Я, кстати, начинаю подозревать, что Аня крутит романы как минимум с тремя моими конкурентами - примерно столько времени она тратит на многочисленные примерки. Что там мерить? На талии не расходится, в груди не очень свободно? Готова, давайте следующую. Сима, понятное дело, пошла той же дорогой, потому что на пошив свадебного платья уходит примерно месяц чистого времени, и то, при условии, что портные вместе с заказчицей будут трудиться в режиме двадцать четыре на семь.
        Оставался Давид, который должен был проводить на самолет до Адлера дорогого дядю Темура, приезжавшего на очередной курс лечения. Только кудесник способен улететь тридцать первого декабря из Москвы, но похоже, для родственника «князя» препятствий не было.

* * *
        Ашхацава приехал довольный, прямо на лбу было написано, что что-то очень хорошее случилось. Он и не смог сдержать новость в себе - с порога сообщил, что родители на свадьбу приедут, дарят молодым новую «шестерку», а дядя просто так тысячу дал, предупредив, что подарок отдельно будет.
        Я порадовался за друга и тут же отправил его мыть руки в ванную.
        - Работать, негры, солнце еще высоко! - подбодрил я товарища старым человеколюбивым лозунгом.
        Пока Ашхацава наводил чистоту на отдельные участки организма, я вдруг посмотрел на книжную полку. Взгляд невольно зацепился за синий томик Мандельштама, сиротливо прислонившийся на крайней правой позиции. Вот честное слово, ни о чем таком еще минуту назад ничего не думал, но тут подошел, взял его, пролистал, и начал заворачивать в оберточную бумагу.
        - Чем занимаешься? - спросил зашедший в комнату Давид, вытирающий руки на ходу.
        - Слушай, я сейчас ненадолго отлучусь, ты пока мясо на котлеты перекрути, я приеду, доделаем тут всё. Кота не корми, он может лопнуть от пережора, а потом убирать придется.
        - К ней поедешь? - неожиданно серьезно спросил он.
        - Да, поздравлю с Новым годом - и назад.
        - Слушай, Пан, не мое дело, конечно... Может, не надо? Подумай, чем это может кончиться? Аня, она же классная девчонка...
        Ой, батюшки, да что тут у парня в голове творится? Срочно надо побрызгать дихлофосом! Впрочем, помня репутацию Панова, не удивительно, что мысли Ашхацавы приняли такой оборот.
        - И не собираюсь, Давид, - я подошел к товарищу и похлопал его по плечу. - Совсем даже наоборот.
        До госпиталя Бурденко я добрался быстро: что тут ехать по почти пустым улицам? Многие уже начали вовсю провожать старый год, им не до езды. В отделение зашел как к себе, привычно отдал шоколадку на посту, подошел и постучал в дверь палаты. Женщины всё-таки, мало ли кто там именно сейчас штаны подтянуть решил или ночнушку переодеть.
        Состав немного поменялся - та пациентка, которая постоянно притворялась, что рядом никого нет, куда-то делась, а ее место заняла молодая, лет тридцати с хвостиком, грузная дама, смотрящая на мир слегка исподлобья. Томилина уже истерики не устраивала и тень отца Гамлета не изображала. Выздоравливала потихонечку. Порозовела, даже слегка округлилась.
        - Дорогие женщины, с наступающим вас, - поприветствовал я всех и прошел к Лене, присев на край ее кровати.
        - Подарок принес? - спросила она, глядя на сверток.
        - Да, вспомнил, что тебе книга нравилась, решил, что у тебя ей будет лучше.
        - Спасибо, - чуть суховато ответила «экс», разворачивая упаковку. Может вспомнила чего, не знаю, спрашивать не стал. - Мне тут, кстати, на днях еще книгу подарили. Тоже стихи, - она полезла в тумбочку и достала увесистый том Цветаевой из той же «Библиотеки поэта». - Одно очень понравилось, - и она начала листать страницы в поисках нужной.
        - Погоди, дай угадаю, - остановил я ее. - Сколько там страниц?
        - Восемьсот одиннадцать, - сказала Лена, посмотрев на выходные данные.
        - Примерно шестьсот стихотворений, ну, плюс-минус. Случайность исключена. Вот это, - я секунду подумал, вспоминая начало, и продекламировал слегка ускоренно: - Как живется вам с другою - проще ведь? Удар весла. Линией береговою скоро ль память отошла обо мне, плавучем острове по небу, не по водам. Души, души, быть вам сестрами... Оно? Извини, наизусть весь текст не помню.
        - Как? - только и смогла произнести Томилина, уронив открытый на «Попытке ревности» томик.
        - Я тебя слишком хорошо знаю. Кстати, ты в курсе, что примерно через полгода после этих стихов Марина Ивановна помогала невесте Родзевича, адресата послания, выбирать свадебное платье? Вот так судьба иногда складывается. Симпатичный мужик был, между прочим.
        - Так ты женишься? - вдруг спросила Лена, прикусив нижнюю губу.
        Вот только не надо слез!
        - Да, но не скоро, - не стал я скрывать правду.
        - Я, Панов, твоей невесте с платьем помогать не собираюсь! - Томилина все-таки заплакала. - И иди отсюда... куда хочешь...
        - Ну и ладно, - согласился я, встал, дошел до выхода, сказал: - Еще раз с наступающим вас, - и закрыл дверь.
        Последнее, что я услышал, была реплика той самой новенькой: «Вот козел!»

* * *
        На обратном пути я вспоминал стихи Ахматовой. Ну, те, про «Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был...»
        Уже сейчас я мог соскочить с этого поезда. На Западе достаточно денег для того, чтобы неплохо обустроиться, завести свою лабораторию. Хотя бы на базе Ферринга. Анечке организовать стажировку в каком-нибудь швейцарском ВУЗе. Да хоть в Сорбонне. Даже «выбирать свободу» не придется - все легально, по взаимной договоренности с советскими властями. А если механизм еще смазать на уровне куратора - уже к следующему Новому году мы будем гулять вдоль Женевского озера и кормить местных уток. А все ужасы девяностых наблюдать по телевизору, ахая новостным программам.
        Правда, хреновое дело - эмиграция. Везде всё не так, даже если язык выучить в совершенстве. Жизнь, она ведь не в супермаркете, а с людьми. И ты привыкаешь, что можно зайти к знакомым просто так, и одолжить у товарища мелочевку до зарплаты, а когда заболел - то на больничный, а жена после родов - в декрет. Ну, ко всем этим мелочам, которые каждый день. А там - не так. У них тоже свои мелочи, но другие. Вот это и бесит в итоге. Но привыкнуть можно. Хоть и не хочется.
        Я прислушался к себе. Нет, не смогу так. Все равно сорвусь, примчусь спасать сначала родственников, потом друзей... И душа будет болеть. Значит, надо сделать так, чтобы она не болела. Как? Каком кверху! «Делай, что должно, и будь что будет». Уж не помню, кто это сказал, не то Сенека, не то Марк Аврелий, но слова правильные.
        Приспичит - так и через пять лет поехать можно, и через семь. Деньги будут, а кураторов станет существенно меньше.
        И вообще - думать надо о насущном. Что там со свадьбой товарища, к примеру? Достойно ли пойти туда в слегка поношенных туфлях, или надо напрячься на покупку новых? Как выбрать галстук, чтобы и скромный, но стильный? Подойдет ли крой рубашки к платью моей невесты, которое я еще и не видел ни разу? Что-то меня понесло. Новый год сегодня, а у нас еще котлеты не жарены и картошка сырая.

* * *
        Конечно же, дамы приехали, отругали нас за безделие, и быстро всё приготовили. Мы с Давидом с позором были изгнаны из кухни. А нам так хотелось, чтобы как в песне - дни и ночи у мартеновских печей. Но были вынуждены смотреть предновогоднюю фигню по телеку. Трагедь, не иначе!
        Первая программа прямо-таки радовала, не хотелось отрывать глаз от экрана. Нам достался конец «Веселого мультконцерта» и начало «Ледового бала с участием мастеров фигурного катания». Нет, тут даже можно не смотреть, одни названия почитать - и сразу на душе веселье и радость. Полистал программу в газетке. Сегодня еще «Искусство цирка» и документальный фильм «Страна моя». По всем каналам, кстати. Как в том анекдоте, где мужик включил телевизор, а там Брежнев. Переключил на вторую - и там бровеносец. На третью - а на него товарищ майор нехорошо так смотрит и говорит: «Пощелкай мне еще!». Потом поздравление, огонек, танцы. А кто не уснет до четырех - тому «Мелодии и ритмы». Карела Готта покажут, наверное. И Бисера Кирова. А на закуску - «Червонны гитары» и Джо Дассен.
        - Я, кстати, Пилипчук видел, когда к тебе шел, - почему-то сообщил Давид.
        - И что? Надеюсь, в гости не пригласил?
        - Мне кажется, она меня боится. Увидела, быстро вернулась домой и заперлась. Не переборщили мы с ней?
        - А она, когда в тюрьму меня посадить собиралась со своим доносом - не переборщила? Что хотела, то и получила. Ты, кстати, вилки с ножами местами поменяй, не по феншую.
        - Это еще что?
        - Да у китайцев, или японцев, система такая, всё надо в доме расставлять по науке, чтобы баланс соблюсти, и счастье приманить вместе с деньгами. В «Науке и жизни» читал.
        Отличная, кстати, отмазка. Любой анахронизм, который временами в речи проскакивает, можно списать на попытку соригинальничать со ссылкой на журналы. Их много, и пишут там всякое, за всеми не уследишь. Так что ляпнул чего - говори, что в «Науке и религии» прочитал. Или «Вокруг света».
        Короче, приготовили, накрыли, расставили. Одновременно с этим мылись, брились и переодевались. Начали в без четверти двенадцать. Даже «Страна родная», представлявшая набор пейзажей под торжественную музыку, еще не кончилась. Я приглушил громкость и начал разливать шампанское по первой порции. Голубева дернула свой бокал и начала мямлить что-то про сок и минералку.
        - Ты, Серафима, не то собралась интернатуру с младенцем на руках проходить? - поинтересовался я. - Прикинь, если сейчас начнете, родишь к сентябрю. Смелые вы ребята, хоть и немного не очень предусмотрительные.
        - Дурак, - ответила Голубева. - Ничего я не беременная. Наливай. Просто натощак не хотела.
        И дальше пошло по накатанной. С гулянием по улице, распитием шампанского из горлышка под елкой на площади и песняком до хрипоты с незнакомой компанией. Только салютов не хватало.
        И ничего мне по душе когтями не скребло, потому что я был счастлив.

* * *
        Девятое января, если кто забыл - годовщина Кровавого воскресенья. Еще в этот день какой-то Хуан полетел на вертолете, открыли здание ООН и Новосибирский университет. Это не эрудиция, просто в отрывном календаре написано. Он у нас в прихожей возле зеркала висит. Удобно: листик оторвал, мудрости набрался. Не прошел ли зря день взятия Бастилии... Еще там чьи-то дни рождения отмечены, но я не запомнил. Мне этого контингента и на работе хватает. Меня они, кстати, ни разу не поздравили, хоть я этот праздник не люблю. Не потому что в мае родился, что не очень хорошо, если верить тупой поговорке. Просто не вижу смысла. Так что пускай празднуют, министры и космонавты. А мы тут на свадьбу собираемся.
        Естественно, в ресторане. Не «Арагви» и не «Прага». Специально в угоду гостям выбрали “Абхазию” в Черемушках, так что никто не в претензии. Сначала, конечно, загс. Как я люблю все эти церемонии. Прямо душу греет участие в мероприятии, в котором всем без исключения участникам неудобно и хочется всё закончить побыстрее, но зачем-то эту резину тянут и тянут, произносят бестолковые напутствия и выслушивают тот самый марш. Вот интересно, думал ли Феликс Мендельсон о такой судьбе для музыки из спектакля?
        Всё, расписались, кольцами обменялись, поцелуйчик, фотосессия - и на выход. Я бы пропустил, подождал на улице, но Давид удружил - попросил быть свидетелем. Меня долго уговаривали, пока я не вытребовал для себя привилегию ни в коем случае не пить из туфли невесты. Даже тот факт, что в саму обувь никто водку не льет, а ставят рюмку, меня не вдохновлял. Кстати, спасибо Ане, которая поддержала инициативу и решительно выступила против стандартной куклы на капоте. Жаль, но больше никаких уступок для облегчения нашей тяжелой судьбы свидетелей на свадьбе добиться не удалось - ленты на машину, крики «Горько», все как положено...
        В ресторане абхазский десант держался кучно на захваченном плацдарме, выставив в качестве защиты вундервафлю - привезенного с собой тамаду. Эту обязанность взял на себя один из родственников Давида - пожилой мужчина с фигурой борца и роскошными усами.
        Пока не началось, я ходил и общался с теми, кого знал. Впрочем, таких было не очень много. Дядя Темур, который приспособился к последствиям операции и разговаривал хоть и косноязычно, но довольно понятно. И очень жалел, что тамада не он. Это со стороны жениха. Ну, родители Ани, само собой. И Лев Ароныч, который после того как перестал быть моим начальником, оказался вполне нормальным мужиком. Кстати, именно он сейчас рассказывал пошлый еврейский анекдот тамаде. Тот самый, в котором старый раввин объясняет молодоженам, что женатые мужчины танцуют отдельно от женщин. Когда же дело доходит до вопросов о сексе, то говорит, что можно всё. Его спрашивают о разных позах, и он каждый раз говорит, что да, можно. Вот только на вопрос о позиции стоя сразу же отвечает - нельзя. «Почему?» - интересуются молодые. «В танец может перейти, а это запрещено».
        Анекдот абхазам зашел, все начали смеяться - некоторый лед взаимного недоверия между родственниками был сломан. Можно сказать дружба народов СССР воочию.
        Когда мы остались вдвоем, Лебензон огорошил меня печальной новостью: умер Миша Харченко.
        - Не может быть! Когда?
        - Двадцатого декабря еще.
        - Да как же? - я никак не мог поверить. - Он же молодой совсем был.
        - Шестьдесят два года, - покивал Ароныч. - С вызова ехали, до подстанции метров сто оставалось. Успел машину остановить только. Сердце не выдержало. Ничего сделать не смогли, сорок минут реанимировали, - он виновато развел руками. - Вот такая у нас работа...
        Дальше я на свадьбе сидел слегка оглушенный. Пил где положено, где надо говорил тосты - станцевал с уже женой друга, потом с собственной невестой. Анечка все допытывалась, чего я такой смурной, а я отшучивался в том духе, что будь Сима понастойчивее, сейчас бы во главе стола сидел не Давид, а я. За что получал болезненные щипки и тычки.
        Потом, когда официальные тосты и поздравления прошли, я потихоньку начал знакомиться с окружающими. То есть, имена-то мы с самого начала обозначили, но так, для порядка. Так, обычные шуточки, “передайте салат, пожалуйста”, и прочее. Потом уже Аня попросила принести из машины какую-то ерунду типа запасной косметички, и я вышел на улицу.
        - Интересный автомобиль, - произнес сзади смутно знакомый голос.
        - Ага, сам до сих пор удивляюсь, - я повернулся и увидел Матвея Ильича, толстого рыжего мужика, с которым мы рядом сидели.
        - Где брал?
        - А там нету, - я сделал жест, будто выворачиваю карманы на брюках. - Уникальный экземпляр, ручная работа. Могу дать контакт мастеров, поинтересуйся, может получится заказать.
        - Нельзя мне, - вздохнул Матвей. - Род занятий такой, что выделяться не стоит. На синем “Москвиче” покатаюсь.
        - Органы? - попытался догадаться я. Не из реального интереса, больше для поддержания разговора.
        - Хуже, - улыбнулся мой собеседник. - Антиквариат и предметы искусства. Если интересует, подберем что-нибудь, - и он подал мне визитку. Редкий гость в наших краях, советские люди большей частью довольствуются записью в блокнотике.
        - Спасибо, конечно, - сказал я, пряча картоночку во внутренний карман пиджака, - но про таких как я анекдот есть. Вышла замуж выпускница института искусств за украинского шахтера. Мужик два метра ростом, кулаки как моя голова, и неутомим в постели. А она вся такая утонченная, на филармонические концерты ходит, Пруста читает. Но любовь. Вот живут молодожены месяц, другой, и она как-то взмолилась: “Ваня, что же мы всё время только трахаемся? Давай хоть поговорим о чем-нибудь, вернисаж посетим”. Тот подумал, кивнул, и спрашивает: “Моцарта читала?”. Девочка эта: “Нет…”. “Ну тогда давай у койку!”.
        Матвей вежливо посмеялся.
        - То есть за границей научные статьи печатаешь, на конгрессы в Швейцарию ездишь, а дома только “у койку”? - слегка скептически спросил он.
        - Откуда такие сведения? - насторожился я.
        - Да брось, - засмеялся он. - Ты же Анин жених, про тебя все наши знают.
        - Ладно, пойдем назад, замерзнем еще.
        Хорошая свадьба у моих друзей получилась. Хитрый тамада напоил всех, и я в конце, удивляясь сам себе, даже выдал что-то вроде лезгинки. И хава нагилу танцевал, как без этого. Будет что вспомнить.
        Глава 10
        - Он мертв.
        Стоило мне бросить взгляд на тело грузного мужчины с дыркой в голове и валяющимся рядом пистолетом, как я не выдержал и выдал в эфир банальность. Геворкян недовольно посмотрел на меня, сделал знак свалить обратно в прихожую.
        - Я знаю, что он мертв, - полковник Балашов удивленно поднял очки, узнал меня, потом легонько кивнул. - Мы вас вызвали к жене Семена Кузьмича. У нее истерика и сердце болит.
        Семена Кузьмича? Я присмотрелся к телу на ковре. Точно, Цвигун. Зам Андропова, смотрящий от Брежнева в КГБ. Значит, съел таки пулю. И ведь как чуял - с утра что-то крутило внутри, накатывали плохие предчувствия. А как нас дернули на чью-то дачу в Усово возле которой стояло несколько Волг с мигалками - сразу понял. Процесс пошел. Теперь то ясно что именно началось. Дележка власти. По жесткачу.
        Валентин потянул меня за рукав халата в спальню, следом за доктором. Там на кровати лежала пожилая плачущая женщина с мокрым полотенцем на лбу. Хотя ни фига она не пожилая, полтинник с хвостиком, наверное. Шестьдесят максимум.
        - Добрый день, Роза Михайловна, - доктор подошел ближе, достал фонендоскоп. - Примите мои искренние соболезнования.
        Ого, а Геворкян знает вдову! Хотя чему удивляться? Естественно, за столько лет работы запомнишь.
        - Авис Акопович, - жена Цвигуна приподнялась, высморкалась в зажатый в правой руке платок. Перевела дыхание и вдруг закричала, больше адресуясь в гостиную, где работала бригада следователей: - Его убили! Понимаете?! Убили!
        - Давайте поспокойней, сейчас я вас послушаю, кардиограмку снимем, - и уже мне, тихо на ухо: - Андрей, набери-ка феназепама. Одну ампулу, в мышцу.
        - Может, реланиум сразу? - прошептал я в ответ.
        - Попридержим пока большие пушки. Да и нет лекарства от горя.
        Кардиограмма ничего не показала, давление было чуть выше обычного для женщины. Решили на всякий случай сделать внутривенно кубов пять магнезии. А что, инъекция длинная, само по себе введение отвлекает сильно - то в жар пациента бросит, то пройдет, приходится рассказывать вводящему о своих ощущениях, руководить процессом. Ну, и легкий седативный эффект тоже есть.
        И сделал это очень вовремя, так как у входа зашумело и в дом вошли сразу несколько важных товарищей во главе с Андроповым. Последний, увидев меня, тоже вроде обозначил узнавание, но его опередила Роза Михайловна.
        - Юрий Владимирович! Семена убили! Я точно это знаю.
        Вдова шустро подскочила с кровати, мы втроем встали позади нее, придерживая - а ну как сейчас ортостатический коллапс от резкого вставания...
        Андропов обернулся к Балашову, тот покачал головой.
        - Следствие еще не разобралось, а вы уже все знаете?!
        - Утром в Барвиху Волков приехал, помощник его, зарплату привез, - затараторила женщина, - Семен работал допоздна с документами. Вы же знаете, что он курировал расследования по МВД... Они обсуждали что-то, муж говорит - в Усово съездить надо. А зачем? Мы за два дня до этого были здесь. А он настаивает, чтобы я поехала с ним. Я не хотела, на маникюр записалась, а потом уступила. Тут сторож дорожки посыпать начал, я в дом пошла... И вдруг выстрел! Юрий Владимирович! Убили же!
        Из глаз женщины полились слезы, она опять начала сморкаться.
        - Полковник! - Андропов прервал вдову, повернулся к Балашову. - Потрудитесь убрать посторонних.
        Это он в наш адрес?
        - Мы никуда не уйдем, - спокойно отреагировал Геворкян. - Еще не закончили с пациенткой. Роза Михайловна, прилягте обратно в постель. Я померю давление повторно.
        Андропов не прощаясь, вышел. Вслед за ним потянулась свита. Остался только один Балашов.
        - Товарищи, все что вы тут слышали - это все строго секретно. Я возьму у вас подписки.
        - И так все в подписках по трусы, - буркнул Авас Акопович, разматывая манжету тонометра.
        Вдова тем временем, продолжала свою исповедь. Но уже перед нами. Какой негодяй Щелоков, какие у него подручные, готовые на все, да и пистолет лежит слишком далеко от руки. Не мог Семен Кузьмич пустить себе пулю в лоб!
        - Роза Михайловна, - мягко произнес Геворкян. - Мы же в ЦКБ работаем. Я слышал, что ваш муж от рака лечился...
        - У него была ремиссия! - заспорила вдова. - Он весь вчерашний день был радостным, довольным. Говорил, что теперь-то Щелокову хвост Комитет прижмет! Не вырвется как с убитым в Пехорке майором.
        - Извините, а это чьи препараты? Кто принимал? - я поднял замеченный на тумбочке листок.
        - Так Семену Кузьмичу назначили, - переключилась Роза Михайловна. - Он от них вялый был какой-то...
        Еще бы! Да тут на пару тяжелых психохроников хватит! Антидепрессанты, транквилизаторы, ноотропы, диазепам, вдобавок ко всему и циклодол с какого-то перепугу.
        - А вы что принимаете? - гнул свою линию Геворкян.
        - Так анаприлин же, от давления. Всё, пустите меня, я пойду к Юрию Владимировичу, мне надо объяснить ему!
        Мы с Валентином переглянулись. Да заткнется ли она когда-нибудь?
        Кто-то заговорил в другой комнате. Вроде опять Андропов. Что-то объяснял, не слышно было, потом чуть громче произнес: «Я, Михаил, им Цвигуна не прощу!».
        - Вы, Роза Михайловна, не ходите пока никуда, - мягко продолжил доктор. - Вам вставать нельзя, хотя бы минут десять...

* * *
        - Ну вы представляете, какие сволочи у нас в бухгалтерии сидят? - сокрушался Валентин в ординаторской. - Получил расчетку, смотрю: недоплатили. Пошел вот разбираться на свою голову...
        Проверять расчетные листки - это особый спорт. Мастеров на любой скорой всегда достаточно. Бывает, что теряются целые сутки. Вот и сидят, проверяют часы, доплаты, проценты за стаж, называемые «колесными».
        - Не добился правды? - спросил я, отхлебывая чай из кружки.
        - Ага. Пришел к этим счетоводам, сидит наша Юлия Борисовна, счетами щелкает. Видел же ее? Прическа «я упала с самосвала», очки на кончике носа. Ну я к ней, разберитесь, мол. Взяла она бумажку мою, посмотрела, костяшками пощелкала. «Точно, недоплатили», - говорит. Я только руку протянул, она мне: «Хотя подожди», - и снова на счетах как из пулемета.
        - Другой результат? - спросил Геворкян, отщипывая кусок пирожка с капустой.
        - Сказала, что всё правильно теперь. А потом опять глянула и по новой пересчитывать. Я схватил квиточек - и ходу оттуда. А то она бы насчитала, что должен остался. Нет в жизни справедливости, - он тяжело вздохнул и посмотрел на стол. - А кто мой пирожок потырил? Что за люди, а?
        На столе зазвонил телефон. Я взял трубку. Кто говорит? Нет, не слон. Но угадал: меня, куратор. Давай, после смены срочно на ковер. Шеф зовет. Я посмотрел на часы. Смена скоро заканчивается, можно и прокатиться. Разузнать из первых рук, куда дуют ветры на кремлевском Олимпе.
        Пока ехал на Рублевку, на дачу «аскета» Суслова в Троице-Лыково, размышлял о деньгах. Советских. Вот получаю я 120 рублей в месяц. Ладно 150 с «дыбовской» премией. Еще полтинник степухи падает. Итого почти две сотни. Если ты решил свои жизненные проблемы - обзавелся машиной, квартирой, зарубежной техникой - деньги тратить считай не на что. Бензин стоит копейки, на еду - а хозяйственная Аня взяла и посчитала - уходит максимум сорок рублей. И это на двоих! Ладно, на троих - с котом. Отдых? Профсоюзные путевки на юга за полцены. А то и вообще бесплатно. Ну хорошо, импортная одежда у фарцы. Статья расхода. Еще в среднем полтинник в месяц кладем. За полгода - накопится на поход к спекулянту.
        Куда девать остальное? Вклад в Сберкассе под 2%? Который сгорит в 90-е? Спасибо не надо. Акции? Их в Союзе нет. Бетон? Нет, тоже мимо - лишнюю квартиру в СССР не купишь. Есть нормы по метражу. Золото? Давид рассказывал про какие-то мутные схемы с магазином при Внешторгбанке. Там вроде бы иностранцы по паспорту могли покупать слитки и золотые монеты Сеятели... Обычно всякие студенты из Лумумбы. Откуда у них деньги? Да та же фарца и цеховики работают. Нанимают, нищего негра, давай, вот тебе котлета денег - на выходе отдашь слиток. Тебе 5% за труды. Но там все эти истории быстро палит КГБ или ОБХСС. Что еще? Валюта? Очень большая засада - 88 статья УК. Золотые украшения? Там низкая проба, да и в дефиците они.
        Вот до чего дорос - думаю, куда бы пристроить капиталы. А это еще Ферринг мне не начал приносить денег. Там то будет все в валюте и много. А валюту наше государство любит до усрачки - если узнают, попробуют сразу наложить жирную лапу. Надо бы заранее соломки подстелить, но как?
        Но в Союзе копить незачем. Нет смысла никакого.

* * *
        К моему приезду выяснилось, что Суслов заболел. Вчера приезжал лечащий врач из ЦКБ, лечение назначил. Я сначала осмотрел пациента, чтобы чужим мнением мозги не портить, а потом только в бумаги глянул. Ну, с коллегой солидарен, если говорить о диагнозе. Хронический бронхит с астматическим компонентом, обострение. Ничего, что температура вечером 37,2, а утром 36,8. Шутить, что с такими данными в поликлинике больничный не получить, вряд ли стоит. С учетом года выпуска организма. Банально, но в восемьдесят любая болезнь может оказаться последней. Почему не положили сразу на Волынку? А Суслов отказался. Вот такие дела.
        Я посмотрел список назначений. Ну ладно, с антибиотиками согласен, хотя и стоило бы поменять тетрациклин на пенициллиновую группу. Жаль, фторхинолонов еще нет на рынке. Я в Цюрихе специально в аптеку заходил. Зато в природе есть уже клавуланат. Поехали дальше. Так, отхаркивающие, хорошо, хоть и эффект мизерный. А бета-два-агонисты? Забыли? И откуда здесь анаприлин, да еще и в таких конских дозах? Давление у клиента практически в пределах нормы. Очень странно.
        Блин, а когда умер Суслов? Что до Брежнева - помню, а месяц даже, тут хоть стреляй. А вдруг этот листочек и есть смертный приговор? Что, старику, много надо? Нажрется анаприлина, и получайте: с одной стороны брадикардия, с другой - бронхоспазм. И через недельку - внеплановые затраты всем типографиям, траурные рамочки в газетах малевать и скорбить о безвременной утрате.
        Михаил Андреевич терпеливо молчал. Оделся, рубашку на все пуговицы застегнул, и гипнотизирует меня. Я посмотрел на Сулова, потом на куратора.
        - Есть вопросики, - наконец огласил я вердикт. - Неприятные.
        Вот динозавры, ничем их не прошибешь. В карты с такими играть лучше не садиться. Как смотрели ящерками, так и продолжают. Ну так понятно - Суслов при Сталине свою «карьеру» начинал.
        - Что там? - показывая на список, спросил Юрий Геннадьевич.
        - Я бы заменил. Не всё, но многое. Кое-что убрал бы... из-за весьма вероятных побочных эффектов.
        Неужели? Михаил Андреевич продемонстрировал эмоцию? Ишь, желваками как заиграл. Понятное дело, он всю жизнь иносказаниями занимается, мой простенький эвфемизм ему даже разминочным считать не стоит.
        - Но в больницу съездить надо. Для обследования. Анализы, рентген, спирометрию, ЭКГ. Одним днем обернуться можно - ложиться не нужно.
        - Я сам знаю, что там можно, - вдруг проскрипел Суслов, откашлялся. - Разберусь. Сейчас и поедем. А вы, - кивнул он не Юрию Геннадьевичу, который молчал, стоя у окна, - займитесь лекарствами.
        Даже не спросил ничего про Цвигуна? Что-то в лесу большое умерло? Видать не до гэбэшного генерала ему сейчас. Хреновая шутка, когда оно, почти самое крупное, как раз умереть может.
        Мы вышли на улицу и я остановился, пытаясь застегнуть молнию на куртке.
        - Список лекарств надо, - слегка нетерпеливо сказал куратор.
        - В аптеке ЦКБ брать будете? - спросил я.
        Он на секунду задумался. Да уж, случился разрыв шаблона. Брать помощь там, откуда исходит угроза - по меньшей мере не очень предусмотрительно. А ну, если как в плохом детективе, ампулы подменят?
        - С улицы купить? - спросил он.
        - У вас есть человек в Швейцарии? - общение с евреями явно сказывается на мне, вот уже и вопросом на вопрос отвечаю.
        - Найдем, - кивнул он почти сразу. - Паульсен?
        - Конечно. Мы же ему помогли, хоть и не бесплатно, теперь его очередь. Позвонить, даже список диктовать не придется, он и сам соберет набор. Сейчас озадачить, к вечеру уже здесь.
        - Быстрый ты. Самолет в Швейцарию - не трамвай, летает пореже. Нужному человеку тоже придется кое-что предпринять... Ладно, не твоя забота. А что ты там про побочные эффекты говорил?
        - Анаприлин. Его пожилым и вовсе нельзя, а у кого проблемы с дыханием - прямое противопоказание. Вред перевешивает возможную пользу намного. Вот только звонить откуда? Не из дома же...
        - Не переживай, сейчас организуем. Иди к своей машине, подождешь меня там, я скоро.

* * *
        Я, признаться, думал, что это - почти всё. Вот сейчас позвоним, я исполнителя озадачу, и свободен. Но, как пишут в дембельских альбомах, это было начало. Потому что я рассказал всё про Цвигуна, чуть ли не в лицах изображая, кто где стоял и что кому говорил. Кстати, выяснил, что Михаил, с которым общался Андропов - сын генерала.
        Где-то в глубине сознания мне наивно хотелось, чтобы передо мной разложили весь пасьянс - кто, куда, зачем, кто за какие нитки дергает. Но вместе с тем испытал огромное облегчение, когда ничего такого не услышал. Меньше знаешь - крепче спишь. Помню, дядька мой, проработавший всю жизнь в строительстве, сначала мелким, а потом и крупным начальником, часто объяснял, что обогатиться мог бессчетное количество раз, особо не утруждая себя. Но не воровал, так как покой ценил выше денег.
        Звонил я Паульсену с Центрального телеграфа. Разговор, правда, заказал Юрий Геннадьевич, продемонстрировав какой-то документик. И я совершенно спокойно уже через десять минут разговаривал с секретаршей исполнительного директора, судя по голосу, форварду сборной страны по регби. Впрочем, просьбу соединить с герром Фредериком человека, который познакомился с ним во время конгресса, выполнила. Паульсен всё понял - и по звонку, и по представлению, а потому говорил сухо и давая понять, что только врожденная вежливость не дает ему послать меня с такими странными просьбами.
        - Кстати, нас с Морозовым на премию выдвинули. Западные немцы, - сказал я, когда мы уже вышли на улицу.
        - Дадут - поедете и получите, - легкомысленно ответил Юрий Геннадьевич. - Отвыкайте уже от сознания бедного родственника. И поездки будут, и награждения. И не надо к этому разговору возвращаться. Возникнут сложности - решим. Вплоть до постоянной выездной визы. Понятно?

* * *
        Мне кажется, что Аню уже пора переселять к этому дереву. В прошлый раз она Кузьму оттуда снимала, теперь опять кругами ходит и смотрит куда-то вверх.
        - Что показывают? - спросил я, подходя поближе.
        - Ой, испугал, - чуть не подпрыгнула она. - Там на нашего кота вороны напали.
        - Кота вижу, опять решил поближе к звездам разместиться. А птиц не наблюдаю.
        - Только что были. Две штуки. Отогнала. Вот увидишь, за подмогой полетели.
        - Ага, так и вижу, прилетают к другим воронам и говорят: знаете рыжего Кузьму с девятьсот пятого года? Айда бить его, он наших обижает.
        - Шуточки бы тебе шутить, - обиделась Аня. - Видел бы ты как они дрались.
        - Беру свои слова обратно, - сказал я, увидев подлетающий коллектив. - Был неправ.
        Прибыло четыре птички. Сначала они сели на верхушке дерева, покаркали противно, обозначая свое преимущество, и бросились на котейку. Малолетний придурок, уверовавший в свои силы, за каким-то хреном не ретировался благополучно с поля боя, оставшимся за ним, а стал доказывать свое право на владение деревом путем сидения на ветке.
        Только густые заросли помешали одновременной атаке с четырех сторон. Так что две вороны вступили в бой, а остальные составили армию болельщиков. Вы слышали когда-либо смесь боевого нява и карканья? Душераздирающий звук.
        Увидеть что-нибудь на дереве было решительно невозможно. По крайней мере, перья в стороны летели. Фиг знает, сколько это продолжалось, но синяк у меня на руке потом остался - так крепко вцепилась Анечка. Наконец, Кузька сорвался с ветки и полетел вниз. Пернатые агрессоры на секунду отстали, что дало ему возможность уцепиться за опору чуть ниже, но бой тут же продолжился. Впрочем, через пару секунд котейка повторил подвиг летчика Гастелло и пошел на таран. Вернее, уцепился в вороний организм и спланировал вниз. Тут уже подключилась группа поддержки с земли и я отправил в полет птицу, приложив ее по-футбольному пыром.
        Спасательная команда срочно командировала сестру милосердия Аню, которая всяким Хлоренс Найтингейл дала стопиццот очков форы, ибо Кузьма был взят на руки, к груди слегка прижат, дабы не усугубить возможные повреждения, и эвакуирован в полевой госпиталь, немедленно развернутый на базе кухни в нашей квартире. В качестве операционного стола был использован кухонный. Клеенку, конечно, на выброс, да и хрен с ней, лишь бы с животиной всё в порядке было.
        Повреждения были выявлены следующие: отсутствовала примерно треть правой ушной раковины, один из ударов пришелся прямо в нос, который теперь увеличивался в размерах с большой скоростью. Кроме этого, имелись множественные царапины и прочие повреждения кожных покровов. А самое главное - заплыл левый глаз, и узнать что там, под отеком, возможности не представлялось.
        Все это щедро кровило и вызывало досаду из-за немыслимости что-то толковое сделать. Аня держала кота за лапы, хотя он и так мужественно терпел, а я щедро поливал раны перекисью и засыпал пенициллином.
        После первой помощи было решено провести детальный осмотр. К сожалению, никто из нас толком не знал основ кошачьей пропедевтики и нам решительно не были известны ни нормальная температура, ни частота дыхания и сердцебиения, ни прочие ориентиры. Выяснилось только одно: легкие дышат с обеих сторон, сердце бьется, перистальтика кишечника имеется.
        - Может, к ветеринару? - робко предложила Аня, глядя на распластавшегося на столе Кузьму.
        - Ты знаешь хоть одного? Я в смысле ветлечебницы?
        - Нет, - в глазах у девушки начала копиться избыточная жидкость. - А вдруг он умрет?
        Но тут Кузьма решил напомнить, что коты - не люди, и жизней у него в запасе чуть побольше, чем у несчастных рабов, лишенных шерсти и имеющих смысл своего существования в снабжении благородных котиков продуктами питания. Он перевернулся на живот, с видимым усилием встал, пошатываясь, подошел к краю стола и слабо нявкнул. Типа, хватит меня уже тут держать, давай на мягкую подстилку перекладывай.

* * *
        Вечером я опять поехал к Суслову. Да, неохота, а что сделаешь? За плюшки надо платить. Не бывает так, чтобы только хорошо всё время было. Дед, конечно, расклеился сильно, кашляет, хрипит, температура - тридцать семь и пять. Ни то ни се. Самая паршивая. Бледный, мокрый от пота. Пришлось лечить тем, что было. Хорошо, сейчас время благословенное, и без рецепта можно купить почти всё. Так что капалку с эуфиллином, дексаметазон и ампициллин для начала я сделал. Ничего успокаивающего не давал - он и так слабый, и без этого будет спать хорошо.
        Пока капал, вышел на кухню, воды попить. Как раз и Юрий Геннадьевич приехал. Переживает, как же. Это для меня калым, а ему - работа, причем очень хорошая.
        - Как он? - кивнув на дверь в спальню, спросил куратор.
        - Хуже, чем утром. А где все хоть?
        - В Москву отправил. Лекарство завтра будет, рейс в двенадцать сорок.
        - Вот и хорошо, продолжим импортом лечить. Родственников предупредили?
        - Жена и дочь в доме отдыха. Я позвоню.

* * *
        Гостиница «Украина» - она пошикарнее «России». Да, там и место хорошее, и киноконцертный зал, и кинотеатр. Только вот в начале Кутузовского, в последней сталинской высотке, все это не надо. И так понятно, что крутизна - вся здесь. Довелось мне тут бывать много раз - и при советской власти, и после реставрации. От одиночных коморок метров по пятнадцать до трехкомнатных люксов с пианинами и картинами по стенам. Так что вызов сюда не впечатлил. Еще кто-то из спецконтингента захворал, только не местный, а приезжий. Честно говоря, анатомически никакой разницы. Так что поедем, полечим.
        Встречал нас какой-то помощник захворавшего, лет тридцати пяти, в сером костюмчике, расстегнутом ратиновом пальто, пыжиковой шапке. Причем, не в лобби даже, а на ступеньках. Подлетев к Геворкяну, он что-то затараторил. Я не прислушивался. Оно мне надо? Моя забота - чемодан таскать, уколы делать, а слушать - дело Ависа Акоповича. Вот как раз ему за это деньги платят.
        Когда там сдали эту гостиницу? Лет двадцать пять назад? Недавно совсем, казалось бы, а упадок уже чувствуется. Самое начало, но есть. Где-то трещина на штукатурке, в лифте панель деревянная отошла немного, а все вместе говорит, что расцвет прошел. А как в коридор вышли, так сразу вспомнился отель «Оверлук» из «Сияния». Благодаря Ане я этот фильм просмотрел раз десять, не меньше. Прямо ждать невольно начал, что сейчас появится мальчик на велосипеде. Или близняшки.
        Помощник подошел к двери, дернул ручку - и замер. Снова подергал, потом заговорил:
        - Андрей Петрович! Это Пылевич! Откройте! - и, не дождавшись ответа, затарабанил, сначала робко, но с каждой секундой всё быстрее. - Товарищ Гальков!
        Повернулся к нам и я увидел в его глазах рушащуюся карьеру. Как же, не выполнил поручение, не предусмотрел, не обеспечил. Куда там Стенли Кубрику, отечественный хоррор покруче будет.
        - Он там!.. Надо дверь вскрывать!
        Глава 11
        Дежурная по этажу прониклась серьезностью момента, и метнулась за запасным ключом. Не прошло и минуты, как замок был отперт. Но дверь так и не открылась. Всё еще надеющийся на чудо Пылевич нажал было плечом, но смог только чуть приоткрыть проем, выторговать буквально малюсенькую щелочку, в которую он немедленно уцепился руками. От натуги он даже громко испустил газы, но не обратил на это никакого внимания, повторяя тщетные попытки проникнуть внутрь.
        Всё это продолжалось секунд десять, не больше, потом мы с Валентином отодвинули в сторону неудачливый таран и приступили к делу самостоятельно. Пока к нам присоединился подошедший милиционер, дежуривший в лобби, мы смогли раздвинуть щель до размеров, позволяющих проникнуть в номер не очень крупному коту.
        Вместе с ментом мы провозились еще с минуту. И только после этого дело вдруг сдвинулось с мертвой точки. Одним рывком мы сдвинули преграду, и путь оказался свободен. Всему виной был Андрей Петрович. Это он лежал баррикадой сразу за дверью. Упал партийный, или какой там еще ответственный работник крайне неудачно. Своей полуторацентнерной тушей он лег на пороге, при этом правым боком уперся в некстати открывшуюся дверь в ванную. Наглухо закупорил.
        Спасать было некого. Товарищ Гальков был мертв самым категорическим образом. Перед смертью он безбожно квасил, о чем свидетельствовали пустые бутылки из-под «Посольской», две штуки по ноль семь, дополненные густым запахом перегара, смешанным с блевотой, щедро покрывшей пол и постель, а также физиологическими отправлениями, донести которые до унитаза покойный не потрудился. Что послужило причиной того, что поутру организм Андрея Петровича решил истечь зловонной рвотой, нам было неизвестно. Но исторгал он ее обильно, ибо дурно пахнущая жижка большой лужей растеклась по полу, безнадежно испортив казенный ковер, и придав витавшему в номере тошнотворному аромату особую гадкую нотку.
        Смерть, она только в кино красивая. Там режиссер долго выкладывает вместе с исполнителем самую драматичную позу, следя за тем, чтобы не испортить прическу и грим. А в жизни вот так - пузом кверху, в обоссаных семейниках и с нелепо вывалившейся сизой мошонкой. Никакой драматургии момента. Впрочем, всё это не помешало заревевшему белугой Пылевичу упасть на грудь тела своего бывшего начальника и запричитать в лучших традициях плакальщиц. Кто ж его знает, может, он карьеру строил не самым популярным в Союзе способом?
        - Что здесь, товарищи? - раздался уверенный в своих правах голос и нас с Валентином мягко, но вполне решительно отодвинул в стороны какой-то хрен в сереньком костюме, точно таком же, как у помощника Галькова, портящего свой экземпляр чиновничьей униформы в полуметре от нас. - Прошу посторонних немедленно покинуть помещение, - и посмотрел на нас как на главную помеху строительства социализма в Сомали.
        Чекист, конечно. Поленился вместе с ментом прийти? Или по чину не положено? Не важно. Начал локализовать ситуацию. Милиционер схватил Пылевича за ворот пальто и весьма бесцеремонно потащил в коридор. Впрочем, на нас управы у парня с горячей головой и холодными руками не нашлось. Ибо в дело вступил доктор Геворкян. Самого главного начальника вот этого хлопчика недавно на моих глазах из комнаты выпроваживал, а с этим и вовсе походя справится.
        - Вы, товарищ, занимайтесь своей работой, а мы приступим к нашей. Смерть еще не зафиксирована.
        Ну и началось. Без зазрений совести оттерли казенным полотенцем места для электродов, сняли изолинию на ЭКГ. Чекист потрошил Пылевича. Гальков оказался вторым секретарем какого-то обкома или крайкома, не разобрал. Пить ему по состоянию здоровья было категорически нельзя. Понизив голос, помощник начальника поведал о профессиональном заболевании ответственного работника, от которого тот пытался лечиться с помощью эсперали. Позавчера после неприятностей по работе Гальков сорвался, а потом заперся у себя в номере и никого не пускал. Вот сегодня утром верный ассистент постучал в дверь и услышал, как Андрей Петрович рухнул на пороге.
        Вот она обратная сторона торпед. Мотивация к выпивке растет и растет, происходит срыв. Человеку уже все равно, что у него в тело вшита порция дисульфирама. А если еще догнаться снотворным... Я повертел в руках пачку таблеток, что лежали на тумбочке - вместе с водкой в организме образуется смертельный коктейль. Нет, не действуют торпеды без психотерапии и групп поддержек. С мотивацией, личностными изломами надо тоже работать. Одной химией не спасешься.
        Потом пришлось еще ждать, пока комитетчик перепишет нас в свои бумаги и профилактически застращает всеми карами, если мы вдруг надумаем обсуждать случившееся. Что там произошло такого выдающегося, что можно донести до окружающих, я так и не понял. Говно, извините, у всех одинаково воняет. Скоропомощник, рассказывающий о смертях, это примерно как автогонщик, признающийся в превышении скорости. Знаю, что сравнение я слямзил у Копполы из фильма, но очень уж оно меткое.

* * *
        Ну, а после работы - по известному адресу, даже домой не заезжая. Хорошо, что Юрий Геннадьевич ко всем своим талантам и умениям оказался еще и первоклассной сиделкой. Разбогатею, найму его обязательно. Без посторонней помощи наша затея кончилась бы на третий день. Ибо мои силы не безграничны. А состояние пациента без нашей помощи надежды не внушало никакой. Хреновый был дед, я думал, похороним. Пока приехали швейцарские лекарства, одышечка нарастала, кашель усилился, и, сидя в постели, обложенный подушками, чтобы не падал, главный идеолог очень слабо напоминал свои портреты. Но молчал как старый партизан, который и рад бы выдать отряд, да не знает, где он находится.
        Простая же штука - небулайзер. Нет ничего сложного. А нет в наших аптеках. Но сальбутамол распылять начал. И эуфиллин. И процесс пошел. А уж цефалоспорин второго поколения и вовсе укрепил нас в надежде, что кризис минует. Лечащий врач из кремлевки честно приезжал по два раза в день и убеждал Суслова в необходимости госпитализации. За идею старался. Видать, сильно его мотивировали. Я все эти выступления слушал из соседней комнаты, куда уходил, когда с охраны звонили о надвигающейся угрозе. И арсенал был спрятан там. Одно только и счастье, что конструктивных идей кремлевского здравоохранения не хватало для контроля дырок от инъекций на ягодицах. Кому такое кажется слишком фантастическим, тот в отечественной медицине не работал. Как-то одного моего знакомого позвали на разборки по жалобе в здравнадзор. Привезли и пациента, семилетнего мальчика с умственной отсталостью. Вот уважаемая комиссия дала указание продемонстрировать жопку и в четыре пары глаз считали дырочки, выясняли, все ли лекарства ввели в мышцу. Хотя Михаил Андреевич такую инициативу, наверное, вряд ли приветствовал бы. Впрочем, каждый
раз Суслов каркал свое категорическое «нет», а дня через три и вовсе пригрозил, что отправит назойливого специалиста в Биробиджан.
        Сейчас, спустя неделю после начала курса лечения, можно осторожно сказать, что вроде как дело идет к выздоровлению. Я бы с радостью воспринял известие о своем отстранении, но фиг там. Изгнаны были почти все, а я остался. А у меня, кстати, дома невеста и кот. Не знаю даже, кто из них первым меня забудет, потому что я заезжал туда только переодеться. Хотя сегодня, пожалуй, поеду к себе. Завтра Суслова пусть везут в больницу, делают повторно рентген и анализы, посмотрим, на каком мы свете.

* * *
        После моего сидения на даче Михаил Андреевича образовалась проблемка с кафедрой научного коммунизма. Без этой науки, как известно, ни один человек в нашей стране специалистом с высшим образованием стать не может. Хоть инженером-гидрологом, хоть авиастроителем, а уж врачом - тем более. Беда была в том, что ректор на них влияние имел, но очень опосредованное. Только эти деятели могли наплевать на план подготовки специалистов. Мне кажется, дорогая Оксана Гавриловна задействовала связи из резерва.
        Собственно, узнал я о проблеме, когда вернулся домой. Аня, как опытный секретарь, доложила, что звонили из деканата и велели прямо завтра с утра не мешкая идти и рассказывать, каким таким образом студент Панов манкирует самой главной в своей жизни наукой.
        - Фигня, - отмахнулся я. - два года всего, и вернусь. В красивой форме, стильных черных ботинках. Альбом дембельский заведу, наклею туда фото кирзачей и автомата. И твое, в разделе «Они нас ждут». Придется сфотографироваться с обнаженной грудью, чтобы я не забыл твои очаровательные формы.
        - Я тебя, Панов, ждать не буду, - заявила в ответ невеста. - Сразу пущусь в загул. Вон, твоя Шишкина не долго плакала.
        - Она, во-первых, не моя. Во-вторых, ее лотерейный билет дал сбой, у Борисыча в ЦКБ проблемки начались.
        - Что, не лечатся золотые детки от запоев?
        - Не лечатся. Пытались тут собрать группу анонимных алкоголиков - ржут в глаза.
        - А с Труновым что?
        - Не вся цэкашная элитка ценит хамство в глаза. Выговор ему дали и предупредили, что на вакансию начальника наркологии - много желающих.
        Последнее мне рассказал Крестовоздвиженский, который и сам метил на эту должность. Опыт работы есть, передовое исследование по алкоголикам ведется, плюс есть кому словечко замолвить. Я сделал себе зарубку в памяти расстараться и достать для врача чистые партии МДМА и псилоцибина.
        - Да... Как говорила приемщица в химчистке «Москва слезам не верит» - своего мужика надо растить самой.
        - Ага, - покивал я. - Чтобы генеральшей стать, надо замуж за лейтенанта выйти, да по гарнизонам с ним помотаться...
        - Я сразу лауреатшей стану, - засмеялась Аня. - Тебе когда Нобелевку дадут?
        - Когда за тему хеликобактер плотно западные фармкомпании возьмутся. Им надо будет продавать лекарства, тесты... Вот и дадут рекламу болезни и бактерии через Нобелевкую премию. Большой рынок и большой куш. Но члены королевской академии консервативны. Лет через десять, не раньше.
        - Везде упадок, цинизм и голый меркантилизм. Иди, лауреат, чисти картошку к ужину.
        Вот так всегда и происходит. С небес на землю.
        Пока чистил клубни, задумался о ситуации. Соломки надо было постелить, тут вопросов нет. Что-то я последнее время сильно воспарил.
        Подошел, слегка пошатываясь, Кузьма, ткнулся в голень. Сейчас на него уже хоть без слез смотреть можно. Со слов Ани, сегодня даже поел нормально. Ухо, конечно, теперь совершенно бандитское у него. На носу уже начал формироваться шрам, а глаз поблескивал из-под отека. Обошелся малой кровью, короче. Жаль, что битва за дерево проиграна, но ведь не всё в жизни дается легко.
        На следующий день утром я поехал проведать болящего, но застал только отъезд «скорой», увозившей Суслова на обследование. Мой коллега по круглосуточным посиделкам сообщил, что утром дед уже встал и самостоятельно дошел до сортира. Молодец, что и говорить. Теперь бы на санаторно-курортное лечение в соляные шахты, самое оно для болезней органов дыхания.
        - А ты что примчался? - спросил Юрий Геннадьевич. - Я ждал ближе к обеду, на обследования посмотреть.
        - Да проблема у меня. По вашей части, кстати.
        - Говорил же, осторожнее с языком! Опять анонимку написали?
        - Хуже. Кафедра научного коммунизма копает под меня. Мол, пропуски важных занятий. В деканат нажаловались. А я предлагал: давайте уволюсь со скорой, времени свободного будет больше.
        - Не надо привлекать внимание к себе. Работай, будто и не было ничего. Сам видишь, Михаил Андреевич на поправку пошел. Ладно, попей чаю пока. Сейчас решим твой вопрос.
        Из соседней комнаты послышался голос Юрия Геннадьевича, упоминавшего мою фамилию и название института. Кому-то ценные указания давал, не иначе. Вернулся минут через пять, допил из своей кружки успевший остыть чай одним глотком, и сказал:
        - Это службишка, не служба. Езжай спокойно в свой институт, претензий к тебе нет. Если что, говори, что работал с отделом пропаганды ЦК, большего им знать не положено.
        - Выдали бы мне грозную бумагу, чтобы не трогал никто.
        - Ага, «то, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства», - устало улыбнулся Юрий Геннадьевич. - Сиди тихо, и будет всё хорошо. Вы, молодые, не понимаете, что пропуск в двухсотую секцию - ерунда сущая. И удостоверение помощника члена Политбюро из той же оперы. Рано или поздно возникнет соблазн применить где не надо. И тем самым выдать себя. Поверь, сожрут и не поморщатся. Всё, я пойду отдохну немного.
        В институт я попал, конечно, не с самого утра, здраво рассудив, что все руководители туда придут еще не скоро, а пока занимаются своими основными обязанностями. Но я не в деканат пошел, а к самим научным коммунистам. Лучше решить проблему на месте.
        В преподской сидел как раз тот, кто нужен, ассистент кафедры Марков. Что-то кровожадное мелькнуло в его глазах, когда он увидел меня. Или мне показалось?
        - Придется подождать, Панов, - иезуитским голосом сообщил он. - Заведующий сейчас лекцию читает.
        Я посмотрел на часы. До конца пары оставалось каких-то семь минут. Можно даже здесь посидеть. Марков недовольно зыркнул на меня, когда я уселся за чей-то стол, выдвинув стул подальше. Завкафедрой вернулся через одиннадцать минут. Нигде, значит, с маршрута не сбился.
        - Вот, Иван Гаврилович, смотрите, явился, - торжествующе ткнул в меня пальцем препод.
        - А, Панов, здравствуйте, - пробормотал заведующий. - Знаете, я ценю вашу скромность, но можно было бы предупредить, что выполняете поручения в таком… такой организации… Идите, пожалуйста.
        Ради выражения лица Маркова не жалко было и утро потратить.
        Осталось только сходить в деканат и сообщить, что тревога оказалась ложной и никаких претензий ко мне нет.
        - Скорее бы вы, Панов, выпустились. Хуже нет, чем работать со всякими юными дарованиями, одни заботы от вас и седые волосы внепланово, - сказал доцент Клочков, отмечая что-то в своих записях.
        - Судя по вашей прическе, Антон Васильевич, до меня у вас таких не было, - улыбнулся я, глядя на нашего зам декана. - Но желание побыстрее выпуститься - это у нас совпадает. До свидания.

* * *
        Ну, и снова на дачу к Суслову. Блин, докладывают же охранники куда положено, кто и сколько катается. И если фишка с бета-блокаторами - элемент злого умысла, а не раздолбайства отдельного докторишки, то моя роль в этой истории не останется незамеченной. Хотя... это уже случилось. Так и жалеть, значит, не о чем. Что там у них наверху после этого будет - даже знать не хочу.
        А Михаил Андреевич прямо-таки расцвел. Порозовел, одышки почти нет, красавчик просто. Ни за что не скажешь, что ему восемьдесят. От силы семьдесят девять, не больше. Анализы оказались очень даже замечательными, если сравнивать с тем, что было до того. Наверняка кремлевский доктор запишет свою схему лечения как образцовую и будет пихать ее во все дыры. Может, ему даже премию дадут за спасение члена Политбюро.
        Ну и всё. Послушал легкие деда в сто двадцатый раз за последние дни и признал, что интенсивное лечение больше не требуется. Небулайзером и без меня воспользоваться смогут, если что.
        - Уверенно идем к стабилизации состояния, Михаил Андреевич, - по возможности нейтрально сказал я, заканчивая осмотр. Бравурными интонациями пациент и на службе уже объелся. - Вам бы сейчас, по окончанию курса лечения, в санаторий органов дыхания. Закрепить результат.
        - Некогда сейчас, - проскрипел дед. - Нельзя никуда уезжать. Дома полечусь.
        - Вы извините, конечно, мое дело маленькое, - продолжил я давить, - но организм может и не выдержать. Я без иносказаний. Звоночек прозвенел громко. Еще немного, и на вашем доме на Большой Бронной уже дырки бы на фасаде сверлили под мемориальную доску.
        Суслов отвернулся, помолчал. Ясен пень, про посмертие в таком возрасте слушать не хочется ни грамма. На шутку никак не тянет. Но таково селяви.
        - Я подумаю, Андрей Николаевич, - тихо ответил он. - И спасибо вам... за труд.
        Протянул конверт. Сам. Ого! Я на выходе заглянул. Пятьсот рублей. Не велика сумма, но приятно. Грех жаловаться.

* * *
        Николай Евгеньевич Шишкин добро помнит. Я ему тему с ингибиторами АПФ подогнал, он ее развил, лекарство начал внедрять, плюшки получил. Смотришь, фронт работ расширит, в членкоры изберется. А мне не жалко, пусть растет мужик. Из всей их семейки он самым порядочным оказался.
        Короче, за хлебную тему он меня отблагодарил. Сначала позвонил, узнал, дома ли я, удобно ли встретиться. Проявил вежливость. Ну, и подъехал, привез два здоровенных пакета со всякими пищевыми прелестями. В ЦКБ нынче облагодетельствовали народ спецзаказами.
        Чаю попили, кота погладили, светскую беседу провели. После чего Шишкин отчалил, пообещав вывод нашей молодой семьи в хороший ресторан.
        А мы с Аней сели разбирать дефициты. Впрочем, сейчас в эту категорию входит всё, кроме хлеба с молоком и рыбных консервов типа «Килька в томате». Очень скоро мы разложили трофеи на три неравные кучки. В первую вошло бухлишко. Бутылка «Столичной» в экспортном варианте, полюбившийся мне «Юбилейный» коньячок от армянских товарищей, модный вермут "Чинзано", ликер «Шартрез» благородного изумрудного цвета с родины напитка, и «Джек Дэниэлс», на абы какой, а сингл баррель, который крепостью девяносто четыре пруфа, или сорок семь градусов, если переводить на человеческий язык. Вторая кучка состояла из того дефицита, что можно хранить долго: икра зернистая, колбаска сырокопченая, и прочее добро, малодоступное населению. А вот содержимое третьей кучи надо было употреблять быстро, пока не пропало. Понятное дело, что красивущий ананас на шкаф в виде украшения не поставить, а великолепный осетровый балык надо съесть, пока он не завонялся.
        - Давай завтра к твоим съездим, - предложил я. - Гостинцами похвалимся, да и так проведаем.
        - Сейчас позвоню, - согласилась Аня. - Только ананас никому не отдам, сами съедим. Даже если сию минуту сладкая парочка припрется, пока не закончится, хрен им дверь открою.
        Никто не пришел, и мы слопали фрукт в две глоточки, совершенно негигиенично облизывая стекавший по рукам сок. А потом громко занимались сексом, в том числе и назло Пилипчук, чем-то шебуршавшей у себя на балконе. Может, Оксане Гавриловне вибратор подарить? Привезу из дальних странствий, презентую, смотришь, она станет на радостях сторонницей мирного сосуществования. Высказал идею Ане, которой заодно пришлось объяснить, что такие полезные девайсы за границей продаются совершенно свободно и покупать их совсем не стыдно.
        - Мне тогда привези, буду утешаться, пока ты по своим секретным пациентам пропадать будешь.
        - А для себя искусственное влагалище, - вспомнил я анекдот, - когда устанем, соединим приборчики, пусть трахаются, пока мы спать будем.
        - Кстати, мне вот девчонки пошлый анекдот рассказали, - сказала Анечка, отсмеявшись. - Заболел мужик, вызвали врача. Тот посмотрел, и говорит жене: устал он, надо его беречь, холить, позволять вольности всякие, а то и умереть может. Уходит доктор, больной и спрашивает, какой вердикт? Жена вздохнула, и говорит: сказал, что умрешь.
        Перефразируя - кто в городской скорой служил, тот в цирке не смеется.
        - Это разве пошлый? Я тебе сейчас расскажу прямо первое место в этой категории. Трахаются муж с женой, десять минут, двадцать, никто кончить не может. И так пробовали, и сяк, устали, мокрые. Жена и спрашивает мужа: что, тоже никого представить не получается?
        - Дурак, - Аня больно ткнула меня кулачком под ребра. - Мне никого представлять не надо.

* * *
        Повезли мы Азимовым вискарь и половину того самого балыка, который почти довел до инфаркта бедного котейку. Он мужественно сидел на табуретке и делал вид, что лежащий на столе кусок, источающий такие ароматы, совсем его не интересует. А лапа, тянущаяся к продукту со скоростью миллиметр в секунду, живет сама по себе. Когда до рыбы оставалось буквально пол сантиметра, я рявкал: «Кузьма!», и все возвращались на исходную. Кто думает, что этому гаду ничего не дали, тот глубоко ошибается: грамм сто заточил, мерзавец. Просто некоторые жители нашей квартиры не могут противостоять рыжим попрошайкам. Главное, когда я прошу немножечко, то отказывать легко, а когда вот это недоразумение начинает выплакивать, то сразу: «Ой, на тебе кусочек, Кузенька». Вот так люди становятся антисемитами и котоненавистниками. Только громадная сила воли в смеси с гуманизмом высочайшей степени не дали мне до сих пор этот само собой напрашивающийся шаг сделать.
        Не к пустому столу прибыли, нас тоже постарались удивить национальной еврейской кухней: свиными отбивными и прочими салатиками оливье. Дана Борисовна попыталась было взглядом уничтожить ноль семь буржуинского напитка, но не преуспела, видать, не учла поправку на толщину стекла. Так что мы с будущим тестем сели и начали дегустировать. Со льдом, конечно. Александр Иосифович лично ради такого дела отковырял сосульку с балкона.
        Какое-то время спустя дамы переместились на кухню, что-то там доделать, а мы продолжили беседу о важных и серьезных вещах. Тут я решил проявить житейскую мудрость и пересказал свои рассуждения о советской зарплате и достатке.
        - Ты хоть никому не рассказывай больше, - засмеялся Азимов. - Нет, на две сотни жить можно, но совсем без шика. Мясо на рынке сколько стоит? А курица та же? Разочек сходил, десятку оставил, а нести домой нечего. На машине ездишь? Что с того, что бензин дешевый? А масло? А запчасти? Ты свой волговский мотор чинить пытался? Представляешь, во что это может вылиться? Железку, ее иногда ни за какие деньги не купишь. А не приведи господь, заболеет кто. Так что я нижнюю планку безбедной жизни до четырех сотен подниму, извини. И это только с повседневными тратами, на унитаз, так сказать. Кстати, жене сапоги за полторы сотни не покупал еще? Платье новое ей не шил срочно для похода в театр? Вот тогда и вспомнишь, как на двести думал сладко жить.
        - И какая мораль? - поинтересовался я, доливая заморского напитка в стаканы.
        - Копи деньги, Андрей. Черный день наступит.
        Глава 12
        В нынешние времена, когда не то что службы безопасности банков, а даже и бесплатного массажного кабинета нет, телефон выполняет одну-единственную функцию: связывать собеседников. Кстати, вовсе не обязательно быть членом политбюро, если телефонные хулиганы достают и дышат среди ночи в трубку, достаточно заявления от владельца номера, и негодяя вычислят. Никакой анонимности, сплошная открытость. Поэтому самый страшный кошмар - это жена, общающаяся с подругой пятый час подряд. Короче, телефона не боятся. Вот и я взял трубку спокойно. Звонили владельцу номера, герру Панову. Из Швейцарской Конфедерации, кстати. Старый знакомый, товарищ Паульсен. Коротко общался, по-деловому. Сообщил телеграфно, что дела идут хорошо, работы по димебону уже начались, но в связи со служебной необходимостью возникла нужда подписать кое-какие рабочие документы. Для чего в Москву откомандируют нужного сотрудника из юристов. Который объяснит мне подробности на месте. Удобно ли будет в понедельник, первого февраля?
        В указанный день позвонили. Ровно в полдень, как раз после диктора в радиоприемнике, сообщившего, что в Петропавловске-Камчатском двадцать один час. Хороший английский, хоть и с жестоким немецким акцентом. По крайней мере, мы друг друга понять смогли. Поинтересовался, удобно ли будет, если сейчас он заедет ко мне домой? А почему нет? Чистота, порядок, бюстгальтеры на люстрах не висят, обдолбанные кореша по углам не валяются.
        Интересно, что надо этому герру Старовецки? Кроме того, что он юрист, обслуживающий «Ферринг», ничего не прозвучало. Ладно, узнаем, и очень скоро.
        Блин, да этому товарищу только в кино сниматься! Натуральный адвокат, не спутать! Высокий, худой, очки в старомодной роговой оправе, галстук, будто вросший уже в организм, кожаный портфель, явно перешедший ему в наследство от дедушки, но очень дорогой с виду. Не советский человек. Хорошо, что Пилипчук не видит, как он пришел. Наверное, сразу бы позвонила в приемную КГБ, срочно сообщить о шпионаже. Ну да, я же носитель страшных государственных секретов, знаю какое давление у Суслова. Не по сезону, конечно, дядечка одет: туфельки для похода от машины до подъезда, шляпа фетровая не для наших зимних ветрюганов, пальтишко демисезонное. Оттого и лицо слегка синеватое. Договорились бы на улице встретиться, не знаю, получилось ли застать его живым.
        Мне была вручена визитка, строгая и минималистичная, никаких гербов и финтифлюшек. Маркус Старовецки, юрист. Телефон и адрес. Объяснил товарищу концепцию комнатных тапочек, и швейцарец совершенно невозмутимо переобулся, не выпуская из рук портфеля. Прошли в ту комнату, которая служила у нас гостиной и я на правах гостеприимного хозяина предложил согревающие напитки. Хорошо, герр выбрал черный чай, потому что больше ничего у нас дома не было. Растворимый дрянной порошок, по недоразумению называющийся кофе, я сам не пью и другим не предлагаю.
        Приперся Кузьма, посмотреть, кто этот чужак, посмевший вторгнуться на его территорию. Лицо юриста расцвело в улыбке и он забормотал «миц-миц-миц». Вот они, предатели, сразу видны стали! Негодяй, не дававшийся в руки частым гостям, включая Симу и Давида, который в общем-то, был крестным отцом рыжей сволочи, подошел к иноземному гостю и потерся о его ногу. И погладить себя дал! Осталось только на колени запрыгнуть! Теперь точно к ветеринару отвезу!
        После чая с сушками я наконец-то узнал, в чем суть визита. И понял, как мне повезло с Паульсеном. Потому что Фредерик подумал о том, что напрочь у меня из головы вылетело. Всю жизнь я полагался на бухгалтерию, которая высчитывала у меня из зарплаты тринадцать процентов НДФЛ. Остальные мои знания о налогообложении сводились к тому, что дело это сложное и при уплате всего можно остаться без штанов.
        Мне в доступных для моего понимания выражениях довели, что таких идиотов как я, земля еще не видела и только столь юный возраст и страна происхождения могут хоть немного простить столь непроходимую глупость. Ибо я не подумал о налогах ровным счетом ничего. И не дал поручений герру Паульсену в этой области. Пришлось умным ребятам самим подумать за учащегося коррекционной школы.
        Короче, я подписал до хренища бумаг. По каждой мне было дано объяснение - что, зачем, и сколько раз. И не просто «это доверенность», а с разжевыванием каждого пункта. Мозг у меня кипел от необходимости переводить всю эту белиберду с английского, но Старовецки был терпелив как католический святой, и не уставал повторять формулировки до тех пор, пока до меня не доходило. Я уже с опаской поглядывал на кажущийся бездонным портфель, рождавший в своих недрах очередные бланки.
        Мне казалось, что это будет длиться вечно. Успокаивала мысль, что все мои денежки при минимуме стараний Паульсен мог заграбастать и так. Как раз это Маркус мне объяснил с самого начала. Советский гражданин, подпольно открывший счет за границей - а я бы даже рыпнуться не мог, любое обращение в правоохранительные органы автоматически значило бы тюремный срок. И здесь, и там. В Союзе - за валюту, на Западе - за налоги. Оставалось только удивиться безграничной порядочности моих партнеров, которые мало того, что меня не подставили, а еще и не дали довести дело до неприятностей.
        А я-то мнил себя акулой бизнеса! Как бы не так! Было немного обидно, но самую малость. Главное, что закончилось все хорошо. И я выяснил, что могу положиться на людей, с которыми работаю. А это намного дороже денег.
        Я предложил отвезти герра Маркуса куда ему надо, но юрист категорически отказался. Погладил на прощание Кузьму и ступил на порог.
        - О, меня встречают! - сказала Аня, выходя из лифта, и тут же замолчала, увидев постороннего.
        - Мадам? - приподнял шляпу в приветствии Старовецки.
        - Мадемуазель, - автоматически поправила его моя подруга.
        - Энтшульдиген зи битте, - извинился швейцарец и очень ловко втиснулся в начавший закрываться лифт.
        - Кто это был? - спросила Аня, когда мы оказались дома.
        - Считай, что ты не видела никого, - ответил я, внутренне готовясь к борьбе с женским любопытством.
        - Хорошо, - неожиданно легко согласилась подруга, целуя меня в губы. - Чайник тогда ставь, я замерзла как собака!
        Золото мне досталось, а не невеста! Штучный товар!
        - Представляешь, что учудил Симкин кот? - спросила Аня, когда я налил ей чаю, воспользовавшись оставшейся от гостя заварки.
        - Что?
        Как оказалось, у родителей Аниной сестры дома тоже проживал персидский кот. Который очень бережно относился к собственной персоне. Позволял трогать и брать себя только в белоснежных, накрахмаленных перчатках и по предварительной записи. А тут приехали родственники с двумя реактивными пацанами, которые начали таскать усатого туда-сюда, плюя с высокой башни на родословную и семейные обычаи.
        - Так вот Кекс...
        - Кекс?! - засмеялся я - Вот ни разу не аристократическая кличка.
        - Что бы ты в них понимал! Мне дальше рассказывать?
        - Внимаю!
        - Короче, я в гости заезжала - смотрю Кекс трется о ковер как сумасшедший. Тут влетает племянник, пытается схватить кошака и знаешь что?
        - Что?
        - Его бьет током! Представляешь?!
        Я представил себе это мурлыкающий электрогенератор и заржал. Физика. Бессердечная ты сука.

* * *
        Пришел на работу, никого не трогаю, и тут вызывают меня к Дыбе. Что там главному врачу потребовалось от рядового фельдшера? Ума не приложу. Точки соприкосновения не найти никак. Сегодня Екатерина Тимофеевна была серьезна и собрана. Чем-то встревожена, совсем немного. Но меня то волнует мало. Пусть говорит, чего хотела, и я пойду. У меня там чай стынет, между прочим.
        Но руководительница не торопилась открыть тайну нашей встречи. Кивнула на стул, и кому-то позвонила по местной линии. Сказала только: «Ждем» и отбой сразу. Лаконичненько. Что меня ждет? Награждать вряд ли будут, ругать вроде не за что. А чего думать? Вот они, гости дорогие. Те самые, про которых Осип Эмильевич говорил, что ждет их всю ночь напролет. Товарищ Викулов, Антон Герасимович. парень из первого отдела, и коллега его, намного моложе, но тоже с лицом, сильно отбивающим желание рассказывать в его присутствии политические анекдоты.
        О как! Жить стало веселее, сомнений нет. Товарищи из органов кота за семенники не тянули, к делу приступили сразу. Может, у них тоже чай стынет, кто ж их знает?
        - Старший лейтенант Половой, - махнул удостоверением молодой. Спорим, твоя кличка «Гигант»? - я оперуполномоченный комитета по Краснопресненскому району города Москва.
        Я изобразил внимание. Мне что с этого старлея? А ему с меня?
        - На вас поступило заявление об антисоветских высказываниях... Вы работаете в такой серьезной организации... - бормотал он, доставая какие-то бумаги из портфеля.
        - Не вижу смысла обсуждать. Я уже объяснял вашему коллеге, что всё это - плод воспаленной фантазии предвзято относящейся ко мне соседки. Грязная инсинуация. Вот Антон Герасимович проверял меня при поступлении на работу, никаких сомнений в моей благонадежности не возникало. Можете ознакомиться с рапортами сотрудников, сопровождавших зарубежные делегации с моим участием...
        - Надо будет, проверим, - влез Половой в мой бесстрастный, почти занудный монолог. - Кроме того, имеются сведения о неоднократных телефонных контактах с представителями капиталистических стран, в том числе США, ФРГ и Великобритании.
        - И об этом я уведомил сотрудника первого отдела при поступлении на работу, - теперь уже я перебил чекиста. Викулов чуть поморщился на такое неуважение к организации, но обозначил кивок, подтверждая мои слова. - Это звонят зарубежные ученые, задают вопросы по нашему исследованию, получившему международное признание. Я ведь не знал, что о каждом звонке надо докладывать отдельно. Было бы что тревожное, так сразу. А так - я оперирую данными, опубликованными в открытых источниках, как отечественных, так и зарубежных. Всё, что можно разглашать, согласовано с кураторами, Четвертым управлением.
        Мы расстались почти друзьями. Половой, конечно, немного пострадал ментально, когда сдуру поинтересовался научными подробностями. И получил - режимы роста бактерии, ферментативную активность, устойчивость к антибиотикам и вдобавок немного медицинской статистики. Сломался он на «коэффициенте корреляции», когда подумал, что «медианное значение» - это уже верх цинизма. От предложения писать рапорт с изложением темы беседы и подробностями разговора после каждого звонка отказался, отбрехавшись уровнем компетенции. Я даже послал Викулову телепатический сигнал с вопросом, зачем конторе такие дебилы, но Антон Герасимович сделал вид, что не разобрал.
        Чай, кстати, почти остыл, что не добавило мне хорошего настроения. Тучи начинают сгущаться.

* * *
        Где скорая, хоть и кремлевская, а где романтические истории? Я не про интрижки между сотрудниками, а про серьезные чувства и достойные пера писателей драмы?
        После чекистов поехали на «болит сердце». То есть сначала попили чай, попутно обсудив погодные аномалии в виде неожиданной оттепели до всего лишь девяти градусов мороза, сопровождавшейся великолепным юго-западным бризом до пятнадцати метров в секунду. Мы как раз дружно пришли к выводу, что тридцать без ветра - намного меньшее зло, когда Геворкяна позвали записывать вызов.
        Безо всякой радости погрузились в моментально стынущую консервную банку и поехали. Вот пока печка протопится, три раза околеть можно. Но доехали без потерь, замерзнуть никто не успел.
        Контингент оказался пожилой, семейная пара сильно за семьдесят. Такие божьи одуваны, даже не подумаешь, что за державу на ответственных постах переживали. Хотя кто их знает, может, они по научной части были? Ладно, не до этого сейчас. Бабуле реально хреново. И правда сердце болит, не весь организм от погоды и скуки. Ибо пациентка бледная, губы синие, дышит часто, руку на грудину положила. Давление низковато, сто на пятьдесят, одышка двадцать шесть, пульс за сотню. Я побежал за кислородом, без него тут никак. Пока вернулся, пациентку усадили, подушечки под руки подставили, кардиограмму сняли.
        Инфаркт миокарда с интерстициальным отеком легких, вот что у нас тут. И шок кардиогенный вырисовывается. Весело, короче. Нам такое возить нельзя, это реанимации дело, потому что и каждое осложнение в отдельности - дело гиблое, а если вместе... Но лечить нам никто не мешает, очень даже наоборот. Ну, мы и начали, дело привычное.
        А на дедулю смотреть было больно. Он охал и что-то бормотал, то и дело доставая Ависа Акоповича вопросами о тяжести состояния и прогнозах. И такой он был несчастный, когда гладил свою супругу по руке, что мне хотелось куда-нибудь побыстрее из этого места забежать. Держался я исключительно на профессиональном выгорании. Понятно, что бабушке жить осталось не очень долго.
        Приехала кардиореанимация, мы собрали вещички и вернулись на станцию. Потом прокатились еще по пустяковым вызовам и к вечеру я про бабулю и думать перестал. Была бы какая полная атриовентрикулярная блокада с желудочковыми экстрасистолами, или еще какая экзотика, а так - случай рядовой, каждый такой и не запомнишь. У нас половина населения умирает от сердечно-сосудистого, другая половина - от рака.
        Но память освежил Авис Акопович.
        - Повтор у нас, собирайтесь, - сказал он, пообщавшись по телефону с диспетчерами.
        - Это куда? - поднял голову от книги Валентин. - Вроде не должно быть.
        - На Грановского.
        - Вот те раз, - удивился я, - там же госпитализация случилась. Неужели бабулю домой отпустили? Она же никакая была.
        - Поехали, узнаем, - сказал Геворкян. - С диспетчерами спорить - себе дороже.
        Дверь в квартиру была приоткрыта, и вошедший первым Валентин громко спросил, где хозяева. Голос раздался из тоже спальни, где мы были утром, когда лечили женщину.
        Дед лежал на той же подушке, какой-то маленький и тщедушный.
        - А Надя умерла в больнице, - сообщил он, вытирая слезы. - Час назад позвонили. Я собрался ехать, машину вызвал, а мне плохо стало, сердце что-то... Пришлось вас беспокоить. Вы простите...
        Я накладывал электроды кардиографа, Валентин мерил давление.
        - Восемьдесят на сорок, - сообщил он как раз в тот момент, когда я отбивал калибровочный милливольт в начале пленки.
        - И инфаркт, - добавил я уже после снятого первого отведения.
        - Плохо дело, сынки? - спросил дед, так тихо, что даже я, сидя рядом с ним, еле расслышал
        - Инфаркт у вас, Василий Андреевич, - сказал Геворкян, рассматривая пленку, выползающую из кардиографа. - В больницу сейчас поедем.
        - На хера она нужна, больница ваша? Я теперь с Надечкой буду, - четко произнес дед, и я оглянулся, не отвалился ли электрод - на пленке выскочили две подряд желудочковые экстрасистолы и поползла изолиния.
        Дед перестал дышать.
        - Реанимация! - вскочил Валентин.
        - Зачем? - махнул рукой Геворкян, аккуратно оторвал кардиограмму, смял ее и спрятал в карман. Закрыл глаза пациенту - Ему уже жить незачем было. Оформляем смерть до прибытия. Андрей, сообщите на станцию, пусть милицию вызывают.

* * *
        На выходе из ЦКБ столкнулся с мрачным Давидом.
        - Со смены?
        - Да. А ты?
        - И я.
        - Чего такой убитый?
        Ашхацава пригляделся ко мне.
        - Тоже выглядишь хреново.
        - Семейные старички-божьи одуванчики, - признался я. - Подряд, за день.
        - Ушли?
        - Убежали. Сначала жена, потом муж, представляешь? Как в каком-нибудь рассказе Грина, они жили долго и умерли в один день. А у тебя?
        - Раковый ребенок, терминальная стадия, боли. Наркотики уже не помогают. Выписали зачем-то домой, а родители скорую каждый раз вызывают при приступе. А что мы можем сделать?!
        Давид со всей дури пнул железную мусорку. Та отозвалась мрачным «бумс».
        - Надеюсь, это был риторический вопрос? По пиву?
        - Пивом тут не отделаешься. Мне чачу родители прислали. Давай ко мне?
        И мы поехали. Я как знал, на работу пешком добирался. Закуски в семье Ашхацавы не было - в холодильники шаром покати. В магазин зайти не догадались, а потому пришлось использовать корочку черного, и ту только нюхать. Выпили почти ничего, по сотке, а в голове сразу зашумело. Давид все жаловался на Симку, как та его строит, выдалбливает перфоратором мозг. Хозяйка никакая, все у родителей пропадает. Денег тоже нет, даже в свадебное путешествие не поехали. Да и куда можно поехать зимой?
        - Вам же надарили до фига и больше!
        - Растратили. Телек купили, стиралку... Ну и там по мелочи.
        Нехилые такие мелочи.
        - Дырку видишь? - друг показал свой затылок. - Нет, ты пощупай. Прямо как дятел. Бум, бум...
        - У вас же медовый месяц!
        - Мед кончился - мрачно буркнул Давид
        - А я тебя предупреждал, - мне оставалось только пожать плечами и повторить сакраментальное. - Я тебе говорил. Променял Москву на душевное спокойствие.
        Вот она иллюстрация семейной лодки, выскочившей на рифы советского быта.
        - Что же мне теперь делать?
        - Освежи фильм по «По семейным обстоятельствам». Можно еще «Москва слезам не верит».
        - А если серьезно?
        Тут я задумался.
        - Заделай ей ребенка. Это ее отвлечет на пару лет. А сам заведи себе какие-нибудь мужское хобби, куда она не полезет.
        - Типа рыбалки?
        - Ага. Дорогая, я на слет любителей-рыболовов на выходные. Чао-какао.
        - Значит, подучиваешь дружка?!
        Я и не заметил, как пришла Сима. Встала в дверях кухни прямо в пальто, упер рука в боки. А она растолстела! Или мне так кажется из-за этой дурацкой одежды?
        - Не подучиваю - чуть смутился я. - А излагаю свою точку зрения на решение семейных проблем.
        Пока я разглагольствовал, Давид попытался убрать бутылку со стола. Не получилось - Сима заметила, отобрала емкость.
        - Я тебе говорила, чтобы твои родственники нам бухло не присылали?
        - Говорила.
        - Обещала, что вылью?
        Давид промолчал. По его лицо было видно, на какое огромное преступление идет еврейская часть семьи.
        - Ладно, вы тут развлекайтесь, я пойду. Если что - звоните «ноль три».
        Позорно сбежал с места будущего смертоубийства. Семейные разборки - вещь не для посторонних. Они сейчас погрызутся, потом помирятся. А я, если бы влез, то оказался дураком. И врагом, причем для обеих сторон конфликта.
        Но дома был все одно пойман уже собственной еврейской частью семьи. Аня в халатике до бедра выглядела намного более секси, чем Сима в пальто. Но руки в боки - это у них семейное.
        - Пил?
        - Допустим. Месячник трезвости вроде не объявляли.
        - Чачу?
        - Настучали? - я грустно сел на банкетку. Начал разуваться.
        - Не настучали, а проинформировали!
        - Вылила?
        - Вылила.
        - Очень зря. Давид ей такое не простит. Я тут подумал, как бы выглядела современная семья, если брак каждый год надо было бы продлевать в ЗАГСе?
        - А ты то чего пил, философ? - Аня вздохнула, села рядом.
        - Во-первых, за компанию. Товарищу хреново, в психотерапевтических целях жахнули по сто грамм, пообщались. Во-вторых, день дерьмовый. Сначала Дыба с гэбэшником, потом старички умерли один за другим. Надоело все, слов нет. Мне срочно надо проходить стадию эмоционального выгорания ускоренным темпом.
        - И что, ты теперь будешь каждый раз напиваться?
        - Повторяю, приняли по сто грамм. А потом пришла еврейская гестапа. Вот и вся пьянка.
        - А Давид чего написался?
        - Ракового ребенка в финальной стадии дали под конец смены. Богатые, сука, тоже плачут.
        - Прям название к фильму.
        Пророческие слова!
        - А сестрице своей подскажи, что мужик должен хотеть домой возвращаться. Вот как я, к примеру. А у них там жрать нечего, в углу траву полоть скоро надо будет. А сверху еще гав-гав-гав регулярно. Так и до развода дело довести можно. Ласка нужна, терпение и взаимоуважение. Кстати, есть хочу, не могу. Суп вчерашний имеется?
        Аня рассмеялась. Этот анекдот был одним из ее любимых.
        - Иди, руки мой, алкаш, сейчас налью.

* * *
        После вкусной пищи и суточного дежурства организму требуется сон. Чем я и занялся. Аня поехала в институт, к третьей паре, что ли, Кузьма поддержал меня действием, припечатав к кровати в районе поясницы. И снилось мне, что я завел собаку, а она попала под поезд и скулит, а я никак не могу ей помочь. Проснулся со странным чувством. У меня никогда не было собак, я кошатник. Цокот когтей и запах влажной псины - не мое.
        Пошел на кухню, попил воды. Кота немного покормил. Сон никак не шел из головы. К чему он? И почему мне до сих пор слышится собачий скулеж?
        - Ты тоже это слышишь? - спросил я Кузьму, но подлец опять притворился, что не понимает человеческую речь и начал вылизывать ту часть организма, которую я постоянно собираюсь ему удалить с помощью специалистов соответствующего профиля.
        Я подошел к входной двери. Нет, точно собака. Забежала в подъезд и жалуется на жизнь? Или случилось что? Надо посмотреть.
        Блин, никакая это не собака, а человек. Соседка моя, товарищ Пилипчук. Сидит на ступеньках. Лицо до сих пор, кстати, кое-где в краске…
        - Что с вами, Оксана Гавриловна? - спросил я. Глупо, конечно, но что мне было сказать?
        - Ногааааа, - протянула она с подвыванием.
        И правда, есть такое. Левая голень вражины номер один чуть не под прямым углом согнута в непривычном месте. Как она умудрилась на лестничной площадке? Нет, карма все-таки есть. Не рой колодец, как говорится…
        - Сейчас, потерпите минутку, я скорую вызову.
        Пошел к себе, позвонил коллегам, обрадовал кого-то переломом. Заодно штаны натянул. Вернулся к соседке.
        - Сейчас, осталось подождать чуток, выехали уже. У вас документы с собой? Помочь собраться?
        Видать, сильно ей припекло, достала из кармана ключи, сказала, где паспорт лежит, а где белье и халат взять. Я отпер ее дверь и, не закрывая, вошел в квартиру. Чтобы Пилипчук не было скучно, комментировал свои действия - куда подошел, что взял. Не очень богато живет старший преподаватель. Похоже, денежку копила на кооператив долго и упорно. Но на три фонендоскопа, стационарно прикрепленные к смежной с моей стене, не поскупилась. Эта музыка будет вечной, такое не лечится.
        Побросал в сумку паспорт, бельишко, кружку с ложкой, и вынес это добро на лестничную площадку. Очень кстати - и скорая как раз приехала. Похвальная скорость, наверное, недалеко были. Так что я дверь запер, Оксане Гавриловне ключи отдал, и помог в транспортировке организма столь горячо любящей меня женщины к машине.
        Лишь бы она потом не обвинила меня в ограблении своей квартиры. А то скажет, что я вынес килограмм золота и сто фонендоскопов, что делать тогда?
        Глава 13
        Сегодня выдался очень долгий день, и всё с теми же действующими лицами. Чувствую себя персонажем самтыбарбары какой-нибудь. Сначала приехала с занятий Аня, и я порадовал ее новостями про соседочку нашу драгоценную.
        - Ой, а за ней там будет кому ухаживать в больнице? - забеспокоилась она. - Может, ей отвезти чего надо?
        - Не о том думаешь. Ты что, про фонендоскопы не слышала, когда я рассказывал?
        - Ну не знаю, можно ковер на эту стену повесить...
        - Не в звукоизоляции дело. Я, а теперь и ты, стали смыслом ее жизни, врагами номер один. И два. Это же психиатрия. Всё будет только ухудшаться. Представляешь, сейчас она пишет на меня кляузы во все инстанции, но потом, когда результата не добьется, в какой-то момент решит взять борьбу за справедливость в свои руки. Нож в руку и вперед...
        - Да ну, не гони, - махнула рукой Анечка, - не может такого быть. Давай уже есть что-нибудь. У нас осталась картошка?
        - Была вроде.
        - Сейчас начистим, а ты потом нажаришь... целую сковородку... с лучком... такую поджаристую...
        Блин, у меня аж слюнки потекли. Переключила мое внимание - прям классика жанра. Я полез в ящик для овощей, достал картофель. Ну, на двоих точно хватит.
        - Давай, переодевайся и присоединяйся, будешь чистить, я буду резать.
        Мы занимались самым мирным делом - готовили еду. Между нами фланировал Кузьма, сегодня избивший соседскую таксу. Наверное, реабилитируется перед собой за войну с воронами. Естественно, больше всего кота интересовало сбивание летящих в ведро картофельных очистков. Этот спорт давно стал его любимым.
        - Слушай, а что же нам делать? Вдруг Пилипчук на нас нападать начнет? - продолжила рассуждать Аня. - Её же можно в дурдом положить? В милицию обратиться?
        - Не знаю даже, - задумался я. - Самый лучший выход - уехать отсюда. Не будет нас видеть, переключится на другой объект. А дурдом - это дело очень сложное. Только в кино про Шурика это было просто, а в жизни...
        - А куда? - включила практическую жилку моя невеста.
        - Да вот думаю... Федя, помнится, предлагал в Орловской области в ЦРБ устроить. Чистый воздух, натуральные продукты...
        - Навоз и грязь по колено, - закончила Аня. - Нет, серьезно, куда бы ты хотел?
        - Думать надо. Изучать возможности. С деньгами сейчас не густо, но хочется примерно такое же, в новом доме и не в жопе мира, куда метро лет через пятьдесят прокопают, а вокруг одни рабочие общаги. Поспрашиваю. Тем более, что у нас кооператив выплаченный.

* * *
        Хорошо, успели доесть, потому что пришлось бы делиться с гостем. А так только чайку предложили. Ибо к нам приперся товарищ Ашхацава. И не один, притащил с собой свои семейные проблемы, которые попытался вывалить на нас. Я, правда, это дело быстро пресек.
        - Ты, друже, погоди, - остановил я его рассказ о собственном несчастье и сбежавшей к родителям жене. - Мы тебе всячески сочувствуем, но помочь никак не можем. Твоя семья, решай сам свои вопросы. Покормить, переночевать, рубаху свежую выдать - это пожалуйста, сколько угодно. А лезть в ваши дела - ни за что. Ты нас потом благодарить еще за это будешь, - и я погрозил пальцем Ане, потянувшейся к телефону.
        Впрочем, тот и сам дал о себе знать и задребезжал противным звонком.
        - Тебя, - протянула трубку подруга.
        В последнее время звонки мне ничего хорошего не несут, одни только хлопоты и урезанная продолжительность сна.
        - Слушаю, - буркнул я в трубку.
        - А ты уже и секретаршей обзавелся? - произнес знакомый голос. - День добрый.
        - Здравствуйте, Игорь Александрович, - ответил я. - Только дело уже ближе к вечеру.
        - Да хоть к ночи. Ты, Андрей, там часом пролежни на боках не заработал еще? Листья в кожу не впиваются? А то ты как-то всерьез на лаврах почил. Наука сама себя не сделает, так ты говорил?
        - Так я это... У нормального руководителя работа налажена, остается только смотреть, чтобы сбоев не было...
        - Так руководитель - я! А ты - еще нет. Это сейчас я скрепя сердце закрываю глаза на твои подработки на скорой и какие-то левые шабашки. А на подготовке диссертации я тебе обеспечу полное погружение в научную среду! Невеста твоя на коленях ползать будет, чтобы пару раз в месяц увидеть тебя не спящим! Жить в институт переедешь!
        - Исправлюсь, Игорь Александрович, честное слово! Вот завтра же приеду, всё сделаю!
        - Как тебе такая тема: «Эффективность эрадикационной терапии инфекции Хеликобактер Пилори на основе антибиотиков макролидов при язвенной болезни желудка»? - неожиданно спокойно спросил Морозов.
        - Так мы макролиды только собирались... Что за тема?
        - Кандидатской твоей! Или ты ее к пятидесяти годам собрался написать? Может, грешным делом, надеешься, что я ее за тебя сооружу? Ты что тормозишь? Спал, что ли? Так просыпайся. Давай, завтра с утра жду.
        И повесил трубку. И что мне делать? Нэ було у бабы клопоту, так купыла порося. Так и я. Надо сужать круг интересов, а то я в сумасшедший дом раньше Пилипчук загреметь могу.
        Не успел я отодвинуть в сторону проклятущую коробку, как снова послышался звук чьего-то желания с нами пообщаться.
        - Давид у вас?! - вместо привычного «Алло» закричала Сима. Весьма обеспокоенно, кстати.
        - Ну да, - ответил я.
        - Никуда не отпускайте, я сейчас приеду! - и отбой.
        Я повесил трубку, вопросительно посмотрел на Ашхацаву:
        - Давид, что там случилось? Ты сжег квартиру? Или поймал жену с чужим мужиком? Утром же обычный скандал был, почему сейчас такие страсти?
        - Она сказала, что уходит от меня! - выпалил Ашхацава, не поднимая голову. Получилось, что он сообщает это Кузьме, который только приоткрыл глаз и недовольно дернул хвостом. Типа поддержал пацана, но не очень сильно.
        - А, это, - махнул я рукой. - Привыкнешь, поначалу многие так делают.
        - А потом? - спросила Анечка.
        - Возвращаются. Или нет. Но учти, я тебя назад не пущу.
        - Придурок! - она снова ткнула меня под ребра. Хреновая привычка вырабатывается у девушки, так и до травмы дойти может. - Чаю подлей лучше.
        Сима, наверное, на межконтинентальной баллистической ракете летела, и десяти минут не прошло, как она уже трезвонила в дверь. Забежала, вся из себя встревоженная и с красными заплаканными глазами. Впрочем, на целостности косметики это не сказалось. Плакать она горазда, наблюдал уже как-то.
        - Давидик, дорогой мой, ты прости меня, дуру, - бросилась она к Ашхацаве и обняла его. - Больше не повторится, поверь, - и ожидаемо зарыдала.
        Аня увела ее в ванную, приводить в порядок, прижимать к плечу и утешать. Смущенный и довольный как слон абхаз смотрел теперь на окружающую действительность с гордостью победителя. Это я всем этим драмам ни капли не поверил. Наверняка внезапному бурному примирению что-то предшествовало. Ладно, будут оба поумнее себя вести, всё наладится. Кто сказал, что политика - искусство компромисса? Это про семейную жизнь, а не про брехунов из телевизора.
        Полторы чашки чая спустя Серафима Ашхацава была готова воссоединиться со своим супругом для дальнейшего строительства ячейки общества. От предложения подвезти их домой они гордо отказались, причем солидарное мнение было высказано как раз женой, что только укрепило меня в мысли насчет искусственности ситуации.
        Естественно, я сокрушался, пока не закрылась дверь лифта. А потом перестал. Дама, покидающая автомобиль, снижает нагрузку на мотор.
        - Пойдем, радость моя, поговорим о вечном, - предложил я Ане.
        Невеста и рассказала, в чем причина поведения Симы. Оказалось, родители восприняли известие об окончании брака с горным хлопцем безо всякого энтузиазма. Папа продемонстрировал старую притчу про отрезанный ломоть, мама впервые в жизни занялась рукоприкладством, а потом Симочку выставили за дверь с пожеланием на досуге подсчитать, во сколько обошлась свадьба. Ну, и прочие мелочи вроде рекомендаций думать головой, а не чем обычно.
        - Что, правда, Симку не лупили в детстве?
        - Да, и я ей очень завидовала. Ее родители заявляли об этом педагогическом достижении довольно часто.
        - А тебе, получается, по жопке прилетало? - и я совершил описываемое действо на минималках.
        - Нет, но мне постоянно угрожали расправой, - призналась Анечка. - Это было ужасно.

* * *
        - Свечи у вас есть?
        - Нет
        - А святые иконы?
        - Нет
        - А...
        - Женщина! - терпение Геворкяна лопнуло, он стал подходить к дамочке ближе. - Это скорая! Тут вообще ничего святого нет!
        Мы с Валентином хрюкнули, приготовились брать опасную пациентку с обеих сторон. Вообще вызов был непрофильный, нас сразу об этом предупредили. «Ребятки, спасайте, психиатрическая бригада в разгоне, надо съездить в церковь на Пречистенке, там женщина с ума сошла. Наш контингент. Милиция вызывает». И правда сошла. Пожилая пациентка с всклокоченными волосами повалила аналой, раскидала свечи, а теперь наворачивала круги по пустому храму. Сверху на нее с фресок неодобрительно смотрел Иисус Христос.
        Милиционеры понаблюдав весь этот шабаш пожали плечами, убрали молящихся и вызвали обычную скорую. Но тут объявился высокопоставленный муж - толстячок в очках лет пятидесяти, объяснил, что они с женой относятся к спецконтингенту, до привилегированных тел разрешено дотрагиваться только избранным.
        Избранные с мигалками добрались за четверть часа - уложившись во все отведенные нормативы.
        Сначала Геворгян опросил мужа. Тот подтвердил, что да, у жены - Марии Константиновны - шизофрения, стоит на учете, последний год сильно увлеклась религией. Отмаливает грехи, постится, вот это все. Товарищ увлечениям супруги не препятствует - даже рад, что той постоянно нет дома.
        - Лекарства принимает? - поинтересовался доктор.
        Пожатие плечами - было нам ответом. Ну все ясно, тут у нас скорее всего очередной рецидив болезни. Не пьешь таблетки - психика начинает окончательно ломаться. Родственничек, конечно... Так и захотелось сказать ему пару ласковых.
        Подошел непривычно худой, низенький священник в серой рясе с серебряным крестом поверх. Представился отцом Матфеем.
        - Я уже давно замечал за Марией Константиновной странности, - священник тяжело вздохнул, перекрестился. - Уже больно ревностная в вере она. Такое бывает у неофитов, но чтобы так тщательно всех наставлений придерживаться - это редко у кого встретишь.
        - Попробуем сначала лаской, - решил Геворкян. - Если не получится уболтать, тогда...
        Я внутренне поежился. Вспомнил попытку уговорить одного амбала-наркошу на Рублевке. Сколько он в меня всадил раз нож? Пятнадцать? Я невольно потер грудь. Молодую, мощную. Это слегка отрезвило.
        - Ты чего себя трогаешь? - засмеялся Валентин, наполняя шприц с успокаивающим и укладывая его в врачебный чемоданчик. Чтобы потом время не терять. Правильно.
        - Да вот, решил в качалку ходить.
        - Качалку?
        - Не слышал? Бодибилдинг.
        Судя по глазам фельдшера - не слышал.
        - Видел Шварценеггера на видео?
        - А... тяжелая атлетика. Так бы и сказал.
        Мы вошли в церковь, Геворкян начал убалтывать пациентку, заодно задавая наводящие вопросы про связь с ангелами и голоса святого воинства в голове.
        - Учился, учился, а в чем отличия между всей этой психиатрией - из головы давно вылетело, - тихо, на ухо произнес мне Валентин. - Вот ничего не помню.
        - Ты же тоже кошатник? - вспомнил я старый анекдот. - Ну вот представь себе, что ты начал говорить со своим усатым Тимохой. Это острый психоз. А если кот вообще не существует, а ты с ним продолжаешь болтать - это галлюцинаторный психоз.
        - А шиза?
        - Кот говорит с тобой внутри. Иди, сделай мне хавчика или еще какие команды. Или ругает тебя.
        - Класс! - фельдшер заулыбался, включился в игру. - Паранойя?
        - Ты боишься говорить что-то при коте. Думаешь, что он за тобой следит, задумал недоброе. Неврастения - это когда ты считаешь, что кот тебя игнорирует и ты бесишься из-за этого. Маниакально-депрессивный психоз - считаешь, что кот тебя не ценит, добиваешься его внимания.
        Пока я давал кошачью классификацию психических заболеваний, Геворкян почти уболтал Марию Константиновну. Взял ее под локоток, что-то размеренным голосом внушал. Она кивала на автомате и шла за ним ко входу. Мы пристроились в кильватер. Тут все равно глаз да глаз нужен.
        Как в воду глядел. Стоило пациентке увидеть своего мужа-пухляша, как она натурально взбесилась. Скинула руку Геворкяна, уставила на супруга палец и начала кричать про бесов, что в него вселились. А мы были тут как тут. Подхватили ее под локоточки и поволокли к скорой. В РАФике Веня сделал укол, женщина слегка успокоилась. Можно ехать в психушку. Тут главное, не переусердствовать на догоспитальном этапе. А то вот так привезешь клиента под наркозом - а его брать не захотят. Спокойный, не агрессивный. Дома пусть лечится, психиатра из диспансера позовете. В приемном покое наоборот, надо показать продуктивную симптоматику, чтобы всем стало понятно: наш клиент, надо лечить.
        С нами в салон влезли два милиционера, в сопровождение. Не нам же дамочку на месте удерживать в случае неожиданной агрессии. Смешно иногда бывает: привозят в больницу здоровенного бугая, в наручниках, на плечах половина райотдела висит, а за ним из отделения приходит санитарочка лет семидесяти, тяжело вздыхает, привязывает буяна к себе за руку вафельным полотенцем и ведет с собой. Самое странное, что в большинстве случаев пациент идет и не рыпается.

* * *
        - А подарочек? - спросила Аня, когда я поздравил её с днем рождения ровно в одну секунду после полуночи наступившего четырнадцатого февраля. - Быстрее давай, мне срочно надо!
        Я встал и пошлепал на кухню. Обычно население прячет в банках с крупами ценности в надежде, что их там не найдет квартирный вор. Мой пакетик с золотой цепочкой был сунут в гречку, чтобы его там не нашла Аня. Она призналась как-то, что эта крупа с ней не дружит. Сколько она ни пробовала сварить ее, отмеряя чуть ли не пипеткой два объема воды на один - гречки, ни разу ничего толкового не получилось.
        - Вот тебе презент, - сказал я. - Но это не всё.
        - О, здорово, а что еще? - спросила Анечка, застегивая подарок. На обнаженной груди это смотрелось просто великолепно. Впрочем, на этом фоне всё будет отлично выглядеть.
        - Утром узнаешь. Начало акции - в одиннадцать, так что если не хочешь всё делать голодной, советую встать пораньше и приготовить нам завтрак.
        - Какой же ты гад, Панов, даже в день рождения без своих тупых подколок не можешь, - возмутилась невеста, но после этого поцеловала меня в губы. Вот и пойми этих женщин.

* * *
        В десять пятьдесят пять мы стояли прямо в сердце нашей Родины, возле Лобного места. Очень символично, кстати.
        - И что здесь? - нетерпеливо спросила Аня. - Ты хочешь, чтобы я умерла от любопытства? Всю ночь не спала, ворочалась с боку на бок, и сейчас ты меня сюда припер. В Мавзолей вести собрался?
        - Ага, а потом в музей Ленина показывать пальто, пробитое пулями Фанни Каплан. Не хочешь? А как же увидеть город Петроград в семнадцатом году, бежит матрос, бежит солдат, пьют водку на ходу...Там целая панорама. Тоже нет? Ладно, тогда потерпи, осталось три минуты.
        - Да до чего хоть?
        - Добродетель, мало доступная женщинам, - вздохнул я. - Хорошо, расскажу. Сейчас ты будешь участвовать в уникальном мероприятии. Называется - квест. Ты английский в каком объеме знаешь?
        - Да уж побольше тебя. Термин поняла, давай дальше
        Я внимательно посмотрел на Аню, которая кокетливо поправляла прядь под белым беретиком. Вот как в ней умудряется сочетаться несочетаемое? Доброта и женственность, с быстрым умом, язвительностью? Ладно, последнее явно от отношений с дружком-ментом, которого мне пришлось отваживать кулаками. Защитная реакция. Ум - от родителей.
        - Алло, товарищ из 03, не пропадайте! - Аня потеребила меня за рукав дубленки.
        - Тебе надо будет, пользуясь подсказками, пройти маршрут. Первую я тебе дам через... полторы минуты. Время ограничено. Опоздаешь, или пойдешь не туда - не сможешь закончить маршрут и получить в конце приз.
        - А если я не хочу идти по маршруту? У меня сапоги на каблуках!
        - Скажи спасибо мне, - ответил я, открывая портфель. - Переобувайся, вот тебе твои ботинки на низком каблуке. И теплые носки. Побыстрее, время идет!
        Много ли народу может похвастаться, что они переобувались на Красной площади? Будет что вспомнить. Это вам не мошонку гвоздем к брусчатке прибивать.
        - И что теперь? - спросила покрасневшая Анечка. - Уже одиннадцать.
        - Тебе к ближайшему фонтану. Пять минут у тебя.
        Я развернулся и пошел к очереди в Мавзолей. Вовсе не для того, чтобы посмотреть на мумию. Мне срочно надо было выдвигаться на точку номер два, контролировать процесс. Впрочем, я не удержался и зашел в ГУМ через вход на Красной площади. Первая точка - самая простая, так что Анечка ринулась в магазин с Ильинки.
        Я с огромным удовольствием наблюдал за интеллигентным алкоголиком Васей, нанятым за чекушку. Правда, гонорар он получит только после акции. Поправив очки в оправе, скрепленной на переносице синей изолентой, он шагнул к озирающейся по сторонам девушке и громко произнес: «Разбегаются глаза в книжном магазине! Ах, какие книги есть на полках, на витрине!». Поклонился и потише добавил: «Кирова, деточка! Не позже одиннадцати двадцати».
        Конца представления я ждать не стал. Наверняка Аня начнет задавать уточняющие вопросы, ответов на которые у Васи нет. Он устремится за гонораром к Александру Иосифовичу.
        Да, я привлек к этой затее довольно много народу. Имелась бы у нас сотовая связь, организовать мероприятие было бы в разы проще, но что есть, но есть. Васю мы наняли вчера, он в ГУМе ошивался постоянно. Нравилось ему тут. Стишок про книжный магазин он запомнил с первого раза и предложил за поллитровку рассказать «Стихи о советском паспорте», но жестоко обломился.
        До «Книжного мира» - «Библио-Глобуса» в будущем - отсюда чуть больше километра, наверное. Вчера прогулочным шагом я прошел до него за пятнадцать минут. Теперь мне надо было сделать это быстрее, дать отмашку Симе, дежурящей в книжном. Ей предстояло поиграть в юную подпольщицу и приклеить на стенку возле входа листик с надписью «Аня, не хочешь попить чаю? 10 минут». Прокламация наверняка должна продержаться хотя бы пару минут. Рядом с Лубянкой, конечно, стремно клеить листовки с любым содержанием, но где наша не пропадала? Тем более видеокамер тут нет, разве что гэбэшники ошиваются. А если и есть, то разрешение там такое, что только танк опознать можно. Ладно, будем надеяться, пронесет.
        Моя подруга пошла по 25 Октября, как и я, и мне пришлось даже немного побегать, чтобы она меня не увидела. Белый берет - просто замечательно, я не пропустил тот момент, когда Аня начала спускаться в подземный переход. Сима, мажущая клеем ПВА листик и клеящая его к двери магазина - то еще веселье. Эх, сфотографировать хотя бы! Но чего нет, того нет. Не успела она отойти, послание остановились читать человек пять, не меньше. Но Анечка молодец, сразу сообразила, что это ей, и уверенно пошла дальше по Кирова, которую я про себя упорно продолжаю называть Мясницкой.
        Жаль, к чайному дому я добежать незаметно не успевал. Разве что сильно бегом по Кривоколенному, а потом дворами. А ходу здесь - всего ничего. Там дежурит Давид. Если этот засранец не найдет исполнителя, песню про советский цирк и двадцать минут времени петь будет он сам.
        Почти финалом был, естественно, цирк на Цветном бульваре. Больше мучить Анечку не стоило: именинница со стертыми до самой попы ногами от хождения по морозу в наши планы не входила.
        Она и пошла. Я прятался на Сретенке и видел, как Анечка устремилась вперед по Рождественскому бульвару, почему-то оглядываясь. Через пару минут ко мне подошел Давид.
        - Ну, как получилось всё? - нетерпеливо спросил я.
        - Вообще отлично. Встретил там одного мужика, оказалось, он в этом цирке униформой работает. Я ему когда рассказал, что надо сделать, он даже деньги взять отказался. Вышел из магазина и спел: «Советский цирк творить умеет чудеса, советский цирк и все в оранжевых трусах!». Аня смеялась очень сильно. А дойдет она за двадцать минут? Тут далековато всё-таки.
        - Ничего страшного. Её там мама ждет, никуда не уйдет.
        - А машина твоя где?
        - На последней точке маршрута, где ей еще быть? Пойдем.
        Вовремя мы, только подошли, увидели идущих от здания цирка по Малому Сухаревскому переулку Азимовых. Но первой успела Сима.
        - Все готово?
        - Да.
        Я распахнул багажник машины - он был забит красными розами. Давид вытащил из салона торт в виде сердечка. Пришлось дорого стимулировать специалистов из кондитерского цеха «Праги», но дело того стоило.
        Пугая прохожих, мы дружно прокричали:
        - С Днем Рождения!!!
        Все бросились целовать ошалевшую Аню. Я был последний.
        - Панов, колись, где ты нашел всех этих клоунов? И почему даже мою маму ты заставил торчать на морозе? Ой, сколько роз!!! Это же безумные деньги!
        Ага, весь конверт куратора ушел рыночным грузинам с Даниловского. Плюс позанимал у коллег до получки - нынче это обычное дело.
        - Сейчас, всё по порядку, - попытался я успокоить невесту. - Тебе с чего начинать? С подарка? Или рассказа?
        - Вот твой приз, - я передал невесте открыл крышку коробки с тортом, все ахнули. Да, в Союзе такое еще не делают. Но если даешь тридцать рублей и постоянно теребишь, то могут.
        - Сегодня не только твой день рождения, но и день всех влюбленных. Так что специально для тебя!
        Мы обнялись, и поцеловались, потянувшись через охапку роз между нами.
        Глава 14
        - Торт в форме сердца - красиво, - мечтательно протянула Аня уже в машине. Мы поздравили девушку, договорились о вечерней встрече в ресторане и поехали по домам.
        - Подожди, еще будешь вспоминать времена, когда этой хрени в нашей жизни не было, - произнес я очередное пророчество. - На Западе день святого Валентина давно уже считают днем победивших торгашей. Открыточки, кружечки, подушки, всё, до чего фантазия дотянется.
        Тут я вспомнил классику и засмеялся.
        - Что там?
        - Анекдот медицинский. Подходит мужик к прилавку и говорит: «Дайте мне вон ту красную плюшевую жопу». Продавец ему: «Это сердце». «Товарищ, я двадцать лет работаю кардиохирургом и прекрасно знаю, как выглядит сердце. Так что давайте жопу».
        - Нет у вас никакой романтики, - вздохнула Анечка . - Кстати, я на Рождественском бульваре Никулина видела. Я в тот момент улыбалась как дурочка, вспоминала этого мужика с песней про оранжевые трусы, смотрю - он. Подмигнул мне и дальше пошел. Ты и его вовлек в свои аферы?
        - Ну так... - многозначительно произнес я, поигрывая бровями.
        Не знаю, сколько бы взял Юрий Владимирович за мимолетную случайную встречу, но я вряд ли потяну такой бюджет. И так потратился по самое никуда. Хорошо, ресторан взяли на себя родители. Круглая дата, двадцать два.

* * *
        Врачебная тайна - штука суровая. Никому нельзя разглашать, кроме тех, на кого пациент покажет, его самого, и следователя в рамках возбужденного дела. А если пациент скажет, что никому, даже ему - то исключительно лица, занятые в оказании медицинской помощи. И еще - коллеги, которым не пофиг судьба соседки. Если просьбу подкрепить бутылкой самого простого трехзвездочного коньяка, естественно. Этот пункт нигде не задокументирован, но если знать кому и как, то работает. Я - знал. Медики - одна из самых организованных мафий в мире. Слова про корпоративную солидарность и взаимовыручку - практически официальны. Между собой люди в белых халатах могут враждовать и устраивать всякие интриги, но стоит чужим покуситься на врача - забывают всё и держат совместную оборону.
        Так что я просто звонил Игорю Витальевичу, лечащему врачу моей соседки, и он коротенько говорил, что там с Пилипчук. Даже без подробностей. Лучше, хуже, по-прежнему - выберите нужный вариант.
        - Как в реанимацию? - удивился я, когда сегодня он сообщил о перемещении пациентки в другое отделение. - Там же просто перелом!
        - Просто, - услышал я в ответ. - Жировая эмболия после перелома, плюс застой, в итоге двухсторонняя крупозная пневмония. А сверху еще диабет второго типа, сам понимаешь, здоровья не добавляет.
        Это пятнадцатого февраля было. Я тогда после похода в ресторан пребывал в том состоянии, когда, как говорил персонаж одного фильма, хочется съесть какую-нибудь гадость типа беляша. Ну, и разговор этот не то что забыл, но благополучно задвинул на периферию. В конце-концов, я только что пообещал кружке газированой воды, что пора завязывать, а потом зачем-то позвонил. Но семнадцатого прямо с утра мне напомнили. И опять по телефону.
        - Слушай, а ты не можешь позвонить в Пензу? - огорошил меня Игорь Витальевич. - А то у нас что-то с линией, и звонить можно только из приемной главврача.
        - Могу, - ответил я, - пытаясь помешать Кузьме отгрызть мне мизинец на правой ступне. - Только я там никого не знаю.
        - Там твоей Пилипчук племянница живет. Надо сообщить, чтобы приехала. Мы бы телеграмму послали, но эти дебилы в приемном покое записали только телефон, адреса нет.
        - Диктуй номер. А что сказать этой даме?
        - Чтобы тетю хоронить приехала, а то за казенный счет если в землю зароют, проблемы с наследством могут возникнуть.
        Тут то я в осадок и выпал.
        - Что, правда умерла?
        - Ага, сейчас на вскрытие идем. Записываешь?
        - Записываю
        Мысли путались, одновременно во мне жило два чувства - облегчение и сожаление. Последнее даже сильнее. Вот жила Пилипчук, проблемы создавала, жить мешала. А как умерла, сразу жалко стало. Несчастная, одинокая женщина.
        Тем не менее, ее смерть сняла с меня просто гору проблем. Потому что просто так кооператив на что-то другое поменять нельзя. Надо от квартиры отказаться, да чтобы купил ее тот, кто надо. Геморрой, короче, таких размеров, что ни один проктолог представить себе не сможет. А меняться внутри нашего кооператива - так и вообще смысла не вижу, бегать с топором и лить святую воду на голову можно и в соседнем подъезде.
        Да, я ездил в Банный переулок и узнавал у тамошних жучков перспективы переселения. Специалисты чесали репу и глубокомысленно заявляли, что возможно, конечно, почти всё, но вопрос сложный, а потому требует проработки и дополнительных затрат. Короче, я знаю, у кого учились адвокаты двадцать первого века. Один мой приятель затеял гражданское дело. Платил, пока не надоело. Постоянно надо было какие-то заявления куда-то подавать, ходатайства, куда-то ездить и с кем-то обедать. Не заказчику, а юристу, конечно же - высасывание денег.
        Вот и я решил пока не торопить событий. Как оказалось - не напрасно. Не пришлось обращаться за помощью ни к кому. И тратить деньги, которых, кстати, тоже не густо. А надо мне только позвонить по межгороду в Пензу, что стоить мне будет сущие копейки.
        На том конце провода, несмотря на утро рабочего дня, нашлось кому ответить. К счастью, никаких охов и воплей, уточнили, в какой больнице лежит тело, и закончили разговор. Сейчас без всяких катализаторов родственники зашевелятся: на кону бесхозная квартира в Москве. Ничего, что однушка и последний этаж, зато место престижное - хочешь сдавай, хочешь, сам живи. Да, повозиться придется, в наследство через полгода только, но это же сущая ерунда по сравнению с призом. Так что похороны Оксане Гавриловне обеспечены не за государственный счет.
        Казалось бы, невелика потеря, если покойника держава похоронит. Она же богатая, с нее не убудет. Некоторые даже пишут заявления, мол, в связи с тяжелым материальным положением просим зарыть без нас.
        Приятель мой работал в бюро судебной медицины и очень любил развлекаться с такими кадрами. Приходят, спрашивают: можно ли? Он им - да, никаких проблем, вот образец заявления, вот ручка вам, бумага, там можете присесть, чтобы удобнее. Родственники, обрадовавшись образовавшейся халявой, рисуют ходатайство и отдают. И уже на выходе из кабинета начинался спектакль. Вдогонку любителям дармовщинки летел вопрос, в курсе ли они, что только что отказались от всяких наследственных прав? Квартирка со всем содержимым отойдет нашей горячо любимой родине, чтобы у той были денежки на погребение бесхозных покойников.
        Естественно, просители возвращались и вспоминали, что под подушкой немного денег на сосновый гроб всё же найдется. Приятель возражал: всё зарегистрировано, вот журнал с прошитыми и пронумерованными страницами, печать, неприятности будут. Его пытались подкупить, причем способы были очень разнообразные. Ему угрожали, и даже пару раз избили. Но он говорил как-то, что главное в этом деле всё-таки не деньги, а выражение лиц хитрованов. Впрочем, от вознаграждения он не отказывался никогда.

* * *
        В институт я поехал ко второй паре. Надо же хоть раз в неделю там показываться, чтобы не забыли. А новости быстро доходят: на кафедре общей гигиены уже и объявление висит.
        Посидел на парах, пообщался с народом. И двинулся в Институт Питания. Там как раз было чем заняться. Втык, полученный от Морозова, был не единственным. Видать, он сам от кого-то люлей получил, вот мне согласно эффекту домино и прилетело. Жаль, конечно, что я - конечная станция, передавать некому. Прям как у голубей. У них есть такая фишка - порядок клевания. Альфа-доминант клюет субдоминанта, тот субсуб и далее по лесенки до самой последней омеги. А той тоже хочется кого-то клюнуть, а некого. Приходится стучать клювом по земле. Не Кузьме же мстить, в самом деле. Тяжело вздохнул: придется терпеть.
        Тему диссертации полуофициально согласовали. Понятно, что на бумаге всё начнется после диплома, но в жизни разрешили разрабатывать проблематику, кое-какой материальчик готовить.
        - Так, вот тебе письмо, отвезешь в НИИ гастроэнтерологии, - дал мне бумаги Морозов. - Знаешь, где это?
        - На Энтузиастов, почти на кольцевой.
        - Ага, до Владимира совсем недалеко останется ехать, - улыбнулся Игорь Александрович. - Не знаю, удастся ли к Логинову попасть, надо бы насчет проведения исследования удочку закинуть. Тебе много не надо, сотню основной группы, сотню контрольной...
        - Совсем немного получается, - добавил я сарказма. - В критерий Стьюдента уложимся?
        - А кто обещал, что будет легко? Зато у Анатолия Сергеевича и база отличная, и пациентов искать не надо. Они там и сами будут для себя материал собирать, обрабатывать.
        - А кто этот Логинов? - спросил я. - А то еду, неизвестно к кому.
        - Директор института, главный терапевт Минздрава. Членкор, кстати, так что ты там анекдоты не рассказывай. Земных поклонов тоже не надо, но аккуратно себя веди. Всё, позвонишь потом, доложишь о результатах.
        Человек с таким количеством постов на месте точно сидеть не будет, так что я попал к заму по науке. Тоже неплохо. Потому что письмо прочитали, одобрили, и пообещали режим наибольшего благоприятствования - благо про наши с Морозовым исследования все уже знали. Так что при желании месяца за полтора можно всё и провести.
        А хорошо быть соавтором революционного метода под эгидой Четвертого управления! Везде тебе рады, никто не прогоняет. Желаете провести исследование на нашей базе? Да мы только рады! Нам тоже упадет звездочка на фюзеляж нашего медицинского истребителя.
        Даже чаем напоили!

* * *
        А на обратном пути случилось оно самое. Которое имеет отношение к математической постоянной, равной отношению длины окружности к её диаметру. Числу пи, короче. Машина встала. Холостые, собака, держит, а пытаешься двинуться - глохнет. Я уже и капот поднимал, и по колесу стучал. Ноль эффекта. Не иначе, привет с последней заправки.
        На экзотический автомобиль, испытывающий трудности в эксплуатации, остановился посмотреть таксер. Подошел, посочувствовал. Двигатели у нас одинаковые, так что диагноз он выдал сразу - засрало карбюратор. И помощь предложил, в восьмом таксопарке, здесь почти рядом, возьмут недорого - всего чирик, сделают быстро.
        Других вариантов всё равно не было, согласился. Вот меня и оттащил мой новый знакомый Коля, таксист с двадцатилетним стажем, на тросике в этот самый парк. Отдал ему червонец за буксир, и еще один за знакомство с автослесарем Матвеичем, который назначил встречу на завтрашнее утро.
        Побросал в сумку то, что в машине оставлять не стоит, и побрел к метро. До «Авиамоторной». Вроде пока ехали, недалеко казалось, а пешком больше двадцати минут шагать пришлось. Спина мокрая, лицо задубело - в Москве зима попыталась взять реванш у весны. Всё не слава богу. Ничего, сейчас домой прибегу, согреюсь.
        Попал я, конечно, в час пик. Толпы работяг с завода стремятся попасть под землю, перед входом на эскалатор порядочная пробка собралась, так что спускаемся в колонну по два, никакой беготни. А ехать долго, поспать можно, пока на платформу попадешь.
        И вдруг мы, вернее, наш эскалатор, поехал очень быстро. Нет, он, скотина, помчался! Внизу закричали, и я живенько представил, что там сейчас творится. Сошедшие отойти не успевают, в них врезаются всё новые пассажиры, и получается куча мала. В которую попадать не хочется никак.
        Не знаю, что меня сподвигло, может я автоматически это сделал, или последовал чьему-то примеру, но я схватился за поручень и прыгнул на разделявшую нас со встречным, работавшим на подъем эскалатором, балюстраду. Да хоть куда, лишь бы не оставаться здесь!
        Блин, как же больно! По инерции меня пронесло вниз я со всей дури стукнулся бедром о светильник. А потом сверху добавил какой-то крупный мужик, решивший последовать моему примеру. Когда я сполз на встречный эскалатор, то оказался свидетелем того, как пластмасса на балюстраде лопнула, и женщина, не успевшая слезть, с криком провалилась вниз.
        - Прыгайте! - заорал я верхним. Ко мне присоединилось несколько человек.
        Они там что, не перекрыли вход? Эскалатор и не думал останавливаться, и люди на нем не кончались. Наконец остановился тот, на который занесло меня, и я, распихивая людей, похромал вниз с воплями «Я медик, пропустите!». Пластик на балюстраде лопнул еще в паре мест, снизу доносились стоны пополам с матами.
        А внизу был просто сущий кошмар. В куче перед эскалатором набросало несколько десятков людей. Кто-то отползал в сторону сам, кото-то начали оттаскивать пассажиры. И я включился в этот конвейер. С каким-то мужиком лет сорока мы на пару взялись вынимать из кучи людей и относить их в сторону. Просто складывали под стенку, делать что-то по медицине пока некогда было. Сейчас прибудут те, кому положено заниматься сортировкой и оказанием помощи. А я только наложением рук могу пока. Хватай покрепче, неси быстрее.
        Поломанных было просто очень много. Неимоверно. Руки, ноги, ребра. Человек шесть мы отнесли к стенке. Первый погибший, молодой парень лет двадцати пяти, попался нам, когда мы уже вынесли из кучи человек десять. Шея у него была согнута под каким-то странным углом, а когда мы сдвинули его с места, то мотнулась со стороны в сторону, будто держалась только на паре веревочек.
        Тут начали подбегать первые менты сверху. Трое местных, с платформы, они с нами с самого начала были, носильщиками-спасателями временно стали. Нас с напарником оттеснили в сторону, мол, спасибо, уступите дорогу профессионалам. Мы отошли к стеночке и начали отряхиваться.
        - У тебя рукав оторвался почти, - сказал я мужику. - Кстати, Андрей, - и протянул ему руку.
        - Витя, - ответил он рукопожатием. - У тебя вон брюки по шву разошлись. Тоже жена ругать будет? - и мы нервно засмеялись. Это стресс так работает. Кто-то рядом рыдал, кто-то кричал. В ушах будто пробка стоит.
        - Надо бы выбираться отсюда, - сказал я. - Блин, где я хоть сумку выронил?
        - Не та? - показал куда-то мне за спину Виктор.
        - Она самая. Потоптались по ней знатно, - я поднял многострадальную сумку и начал отряхивать ее. Смотрю на часы. Полчаса прошло.
        Появились первые бригады скорой. Они сыпались пешком по второму эскалатору, сразу с носилками.
        - Каримов, ты? - я увидел «штатного диссидента» со своей старой подстанции.
        - Панов? Ты что тут? Или кремлевских тоже сюда направили?
        - Нет, пассажиром. А ты как здесь?
        - Сюда всю Москву гонят.
        Каримов открыл чемоданчик, достал бинты, складывая их на лежащие рядом шины. Я промыл кое-как руки из флакончика, начал ему помогать. В основном подержать орущих раненых. Врачей на всех не хватало, поэтому работали и фельдшеры, и даже милиционеры. Зафиксировать, на носилки и вперед тащить наверх.
        - Как там Томилина? - между делом спросил я Каримова. Психика защищается от окружающего ужаса, нормалек.
        - Выписали на домашнее долечивание. Вроде идет на поправку. На шину, наложи вон той женщине.
        Черт, да у нее открытый перелом голени. Хер наложишь. Кость торчит, кровь идет. Дамочка лет тридцати с гаком, без сознания - уже легче. Накладываю жгут, повязку. Пытаюсь пристроить шину. И тут женщина открывает глаза. Зрачки - по пять копеек.
        От ее вопля я второй раз глохну.
        - Тише, гражданка, тише! Знаю, что больно, потерпите, сейчас мы вас эвакуируем.
        Я бросаюсь к чемоданчику Каримова за обезболивающим, а там уже шаром покати.
        - Извини, Пан, все вколол - фельдшер разводит руками, помогает мне переместить поломанную на носилки. В ход идут уже какие-то метровские, из темы гражданской обороны.
        Милиционеры, сняв кители, лезут в подэскалаторное помещение, вытаскивают упавших. Тут тоже ужас-ужас. Пробитые головы, вывернутые конечности. Но наша работа завершена - бригад становится все больше, в глазах рябит от белых халатов.
        - Пошли, что ли? - Каримов снимает окровавленные перчатки. Складывает их в чемоданчик. Это только в богатой Америке доктора выбрасывают перчатки на пол, а у нас каждый бинтик подотчетный.
        Мы поднимаемся наверх, протискиваемся между стоящими впритык РАФиками. Каримов дрожащими руками закуривает.
        - Будешь?
        Открытая пачка сигарет оказывается перед моим лицом. Соблазн снять первый стресс велик, но я отказываюсь:
        - Не, спасибо.
        - Ну смотри, - фельдшер затягивается, ищет взглядом свою машину. У некоторых на крышах работают мигалки, доктора бегают туда-сюда. Целый медицинский конвейер тут. За милицейским оцеплением толпа любопытных. До нас доносится «самая верная информация» о перемолотых шестеренками десятках людей. Вот так и рождаются слухи. Если что, я видел неоднократно: в подэскалаторном пространстве никаких шестеренок.
        - Считай, второй раз родился. Как умудрился выбраться?
        - Скакнул на другой эскалатор.
        - Ясно. Слушай, ты с Ленкой как? Все уже?
        Во как парня «несет»...
        - Ну да, давно. А с какой целью интересуешься?
        - Да хочу к ней заглянуть, узнать как дела. Нравится она мне.
        - Ну в добрый путь, что еще могу сказать?
        Мы уступаем дорогу выбуксовывающему на дорогу РАФику. На его место тут же встает новая скорая.
        - Спасибо. К ней правда какой-то комиссованный вояка ходит. Слышал, как бабы наши рассказывали. Типа она с ним из больнички переписывалась.
        Костик! Красавец. Не зря я ему контактики Томилиной дал.
        - Ты, конечно, покруче будешь, - я хлопнул Каримова по плечу. - Скольких сейчас спас? Семерых?
        - Ты тоже троих обработал. Опять в газету попадешь.
        Вот никак им не дает покоя мое ныряние к автобусу.
        - Каждому воздастся! Но я - вряд ли, меня никто никуда не записывал. Да и не будут про такое писать... сам понимаешь...
        - Ну да, ну да...

* * *
        - Божечки ты мой!
        Стоило Ане увидеть меня, она чуть в обморок не упала. Схватилась за дверной косяк, потом за сердце. Я был тут же ощупан, облапан, разоблачен и освобожден от остатков одежды. Порвались не только брюки, но и пиджак сзади. Австрийский плащ - в хлам. На сорочке - кровь последней пациентки.
        - Что случилось то?!
        - Авария в метро. Эскалатор на Авиамоторной помчался вниз, люди провалились, поломались...
        - Ой-ой-ой... Много погибло?
        - Я три трупа видел. Одному и вовсе глаза закрывал.
        - Боженьки! Давай в ванную, я тебя осмотрю. Может в стрессе не заметил чего...
        Кроме царапин и ушиба бедра, к которому тут же был приложен лед, у меня ничего не нашлось. Счастливчик. Мог бы сейчас лежать в прозекторской под простынкой. А так только синяк на пол ноги.
        Начался отходняк. В ногах появилась слабость, задрожали руки. Я заторможенно, придерживая полотенце с льдом, прошел на кухню. Аня копалась в ящиках:
        - Андрюш, а у нас ничего и нет. Ни коньяка, ни водки. Валерьянки и той нет.
        - Ну да... сапожник без сапог, - я вытер лицо рукой. - Обычное дело. Валерьянку бы выжрал кот, коньяк - гости. Переживем.
        - Я бы сейчас и у Пилипчук заняла. Ну не отказала бы она в такой ситуации!
        Я схватил невесту за руку.
        - Ань, соседка тоже... того.
        - Что того?
        - Преставилась
        Я попытался вспомнить классификацию Ильфа и Петрова. Что там говорил Безенчук Ипполиту Матвеевичу? Крупный мужчина - дает дуба или играет в ящик. Торговый вроде приказывает долго жить. Незначительная персона - протягивает ноги. А старушки? Точно:
        - Отдала Богу душу.
        - Вот это новость... - пробормотала Анечка.
        Тут зазвонил телефон. Я дернулся было, но тут же боль в бедре усадила меня обратно.
        - Здравствуйте... Да, дома Андрей Николаевич... Сейчас позову, одну секунду... - Аня протянула мне трубку и шепотом сказала: - Какой-то Евгений Иванович тебя.
        Глава 15
        Я - лауреат. Международной медицинской премии имени Роберта Коха. Эту новость мне сообщил лично Чазов, которому позвонили из советского посольства в ФРГ. Её дали на нас двоих с Морозовым за выдающееся открытие в области микробиологии, дальше шла длинная цитата, которую Чазов мне явно зачитывал по бумажке, а я вот не потрудился записать или запомнить. Евгений Иванович непривычно долго меня поздравлял, пел дифирамбы. Мимоходом сообщил, что лично возглавит делегацию, которая отправится в ФРГ на вручение премии. Оно и понятно - часть исследований бактерии проводилась в ЦКБ, и Институту Питания придется поделиться лаврами.
        Аня во время разговора ушла в ванную, и я продолжил уже без нее. Потому что честь сообщать Морозову о победе выпала мне, до него не дозвонились. Я набрал домашний номер, долго слушал гудки, переваривая и укладывая в голове новости. Не было ни гроша, и вдруг алтын. Буквально три часа назад я отсткребал людей от бетонного пола и накладывал шины, а сейчас уже собираюсь в Германию зачитывать приветственную речь в смокинге. Или там полагается фрак? Черт, это же придется немецкий учить... Хотя зачем? Лезет же всякая дурь в голову.
        Наконец, трубку подняли, Морозова позвали к телефону.
        - Игорь Александрович, это Панов. Открывайте шампанское!
        - Дали?!
        - На двоих, вручения через две недели во Франкфурте-на-Майне. Чазов звонил лично сообщить.
        Морозов был рад. Морозов был счастлив. Я услышал, как он подзывает жену, делится с ней новостями. А я вот решил попридержать коней и Ане пока ничего не говорить. Вот будут билеты, визы, тогда скажу. Иначе можно сесть в лужу. А ну как после польских событий коварные штатовцы решат подложить какую-нибудь свинью? Тем более на премию этого года, как сообщил Чазов, нацеливался американский микробиолог Раймонд Эриксон. За исследования вируса саркомы Рауса. В пролете оказался не только американец, но и его соавтор - швейцарец Франц Эш. Выходит мы перешли дорогу серьезным ученым, за которыми стоят большие исследовательские центры.
        Чтобы унять зуд и отвлечься, я заказал телефонный звонок в Орел. Пока Аня плескалась в ванной в полном неведении, мы мило пообщались с мамой, я узнал все последние новости, сплетни, к телефону был даже допущен отчим, который изъявил желание опять погостить в Москве. А то прошлый раз не все столичные магазины удалось посетить. Мягко уклонился от этого визита, сказав, что меня ждет длинная командировка, Аня же усердно учится в институте. И ведь нигде не соврал ни полслова!
        - Кто звонил? - Аня наконец-то вынырнула на поверхность, не прошло и часа, и теперь сооружала у себя на голове тюрбан из полотенца. Всегда поражался этой врожденной способности женщин. Причем ни длина волос, ни величина полотенца на процесс не влияют - все равно что-нибудь накрутят. Еще и бедрами сыграют так, что во рту пересыхает.
        - Да так, по работе, - я попытался свести на нет обсуждение. - В Орел потом звонил, привет тебе передавали...
        - Ты врать не умеешь, Панов! Самый главный начальник звонил?
        - Самого главного зовут Леонид Ильич, если ты забыла. А Евгений Иванович...
        - Чуть поменьше. Чазов,да? Ты челюсть на колени уронил, как его имя услышал! Колись, что там? Немецкая премия?

* * *
        Как не хотел утром идти на работу, а пришлось. Тело болело, протестовало. На ноге образовался огромный черный синяк. Прям хоть в травмпункт езжай. Собрал в кулак всю оставшуюся силу воли, сделал себе йодную сеточку и уже приготовился делать завтрак, как выяснил, что заботливая Аннушка перед выходом на учебу сготовила мне омлет. Причем с начинкой из сыра, лука, мелко порезанной колбасы. А еще записку оставила: - Люблю своего лауреата!.
        Чего уж там... Приятно. Скрепя сердце поел, собрался на работу. Только вышел на лестничную площадку, а там переезд. В квартиру слева заселяется целая семья. Низенькая, пухленькая женщина таскала коробки, ей помогали два белобрысых реактивных пацана лет восьми, скорее всего, погодки. А вот представительный папаша, очкастый мужичок под сорок пинал балду. Одной рукой переносил цветочки и себя не утруждал. Вторая оказалась привязана к груди.
        Я пригляделся к нему - узнал Кузнецова с кафедры психиатрии. Это ему я сдавал экзамены, и на его лекции Давид блистал остроумием с вопросом пациентке про икру пираний.
        - Панов?
        Преподаватель меня тоже узнал, подал левую руку.
        - Семен Александрович, - я осторожно пожал ладонь. Новый сосед был явно травмирован, но я никак не мог понять чем. Кривился при каждом движении.
        - Будем теперь рядом жить, - препод вымученно улыбнулся, представил меня своей жене, Зое Петровне и сыновьям.
        Я спросил:
        - Упали где-то неудачно?
        - Уж лучше бы так, - криво улыбнулся Кузнецов. - Я в Кащенко подрабатываю на полставки....
        - Пациент? - догадался я - Напал?
        Вопрос не праздный. Старые доктора, помнящие традиции, считают своим долгом беседовать с больными у себя в кабинете. Они еще не испорчены нормативом двадцать четыре головы на ставку, бесконечными историями, актами, выписками, эпикризами, запросами, справками, и прочим бумагоделанием. Некоторые даже чаи гоняют, пытаясь получше установить контакт. И ничего ведь их не берет! А пациенты психиатра, особенно первичные - та еще лотерея. Кусаются, дерутся, душат... Смертельные случаи тоже бывают. Поэтому совсем опытные ставят за спиной пациента санитара. К сожалению, мордовороты ростом два метра и с кулаками размером с боксерскую грушу все ушли сниматься в кино. В жизни это большей частью женщины, в том числе и пожилые. Так что в случае агрессии не вырубят, так хоть притормозят. Впрочем, и им достается. В том числе и поэтому у меня к тем славным дамам, которые гасили мой организм аминазином год назад, никаких претензий никогда и не было. Есть опасность - коли, потом разберутся.
        - Да нет, и не скажешь даже, - мотнул головой новый сосед. - Поступил пациент с МДП. Здоровенный такой, бывший борец-классик. Крупный, но в основном тихий. Возбуждение в фазе гипомании мы ему достаточно быстро купировали, лежал, успешно лечился. Ни разу с Магомедом...
        - Магомедом?
        - Мужик с Кавказа. Дагестанец, кажется. Им там, - Кузнецов хохотнул, поморщился от боли. - Сразу при рождении первый юношеский разряд по борьбе выписывают. Ну так вот. Спокойный, ни разу с ним проблем не было. А тут студенты-медики на практику приехали, я их вел по отделению. Ну и Магомед подошел, благодарит за лечение. Обниматься полез. Взял меня, приподнял и прижал к широкой груди. Перелом трех ребер и плеча.
        - Печалька... - только и смог сказать я. - Ладно, удачного новоселья, побегу. Мне машину из ремонта забрать еще надо, на работе договорился, что задержусь, но сами понимаете, лучше не злоупотреблять. Если нужна какая помощь - обращайтесь.
        Мы пожали друг другу левые руки, я порадовался, что наконец у нас появились адекватные соседи.

* * *
        На «Авиамоторной» уже всё убрали. Будто и не было ничего. И тот самый эскалатор работал, сейчас на подъем. Наверное, так и надо, жизнь продолжается. Хотя я бы не возражал против малюсенького мемориала. Повесили бы плакатик, цветочки положить, чтобы память была. А так...
        На поверхности я понял, что два километра до таксопарка я ползти буду, причем не под конец, а сразу: нога чувствовалась на каждом шаге. Так что ступил с бордюра на проезжую часть и активно стал мешать проезду такси.
        - Ты, придурок, что творишь? - выскочил на дорогу маленький щуплый татарин. - Жить надоело? Видишь, в парк еду! - махнул он на лобовое стекло.
        - Так мне туда и надо. За рубль довезете?
        - Садись, - махнул рукой водила.
        Вроде и ехали немного, но дядя Ринат, так он велел себя называть, ситуацией проникся и довез меня до самых ворот бокса, в котором вчера я оставил машину. За такой сервис и рубля не жалко.
        Кстати, про поездку в парк была такая антитаксерская шуточка: когда те сами предлагали услуги на каком-нибудь вокзале, то бывало, получали в ответочку тот самый возглас. Мелкая месть, а всё равно приятно.
        Автослесарь Матвеич, увидев меня, кивнул на машину, мол, готово. Отработал аванс, значит, не обманул.
        - Охота тебе зимой аппарат гробить? - спросил он, отдавая ключи. - Кузов у тебя, конечно, вечный, не сгниет, не разобьешь, мечта. А движок? Воду из газовского вечером слей, утром добавь, масло на морозе густое, аккумулятор домой занеси, чтобы утром завести можно было...
        - Понятное дело, хлопот вагон, - согласился я, - а только на своих колесах ездить интереснее. К хорошему быстро привыкаешь. Гараж вот оформлю скоро, полегче немного, там от метро недалеко.
        - Слышал, что вчера у нас случилось? - откликнулся на упоминание подземки Матвеич. - Во страсти-то...
        - Даже видел, - признался я. - Вон, ногой ударился, еле хожу. Так что общественный транспорт мне пока противопоказан.

* * *
        Дернули меня к Дыбе часа в три дня, мы только с вызова приехали. Одно хорошо - носить особо много не пришлось, а дома у контингента всегда с лифтом, хрущевки - не для них. Но всё равно двигаться не хотелось. Лечь бы, закрыть глаза и слушать телевизор.
        У начальницы меня ждал испытанный коллега Крестовоздвиженский. Тоже с премией поздравил, но коротенько, без речей. Кивнул на телефон, видать оговорено было, и Екатерина Тимофеевна пододвинула аппарат к краю стола. Не садясь, Анатолий Варфоломеевич набрал номер, представился, послушал, и повесил трубку.
        - Мы поедем? - он Дыбу не спросил даже, а уведомил. А мне и слова сказано не было.
        Мы молча спустились по лестнице, вышли на улицу.
        - Кто? - спросил я.
        - Игорь Юрьевич.
        - Да уж... Долго пьет?
        - Неделю, но там... во все тяжкие. Поехали, будем напутствие получать.
        - Сам?
        - Да не трясись ты, сегодня всего лишь зам, Цинев.
        Я постарался вздыхать не очень заметно. Всё-таки с Григорием Карповичем почти не страшно. Хоть и понимаю, что при нужде генерал меня в расход пустит и не поморщится. Возможно, потом пожалеет. Тьфу ты, вот дурь в голову лезет!
        Приехали мы в ту же квартиру, что и в прошлый раз. Григорий Карпович ждал нас внутри, сидел на кухне и совершенно мирно пил чай. Посмотрел на нас, ввалившихся с нашими сумарями и аппаратурой, приглашающе махнул рукой. Но садиться не предложил, из чего я сделал вывод, что пахнет тут вовсе не наградами, а пистоном. И в прогнозе не ошибся.
        В основном, конечно, досталось Крестовоздвиженскому. За отсутствие результата, что пациента бросили на произвол судьбы. Анатолий Варфоломеевич - человек опытный, оправдываться не пытался даже. Тут один ответ только и возможен - виноват, исправлюсь. Начальники это больше любят.
        - Значит так, - перешел к оргвыводам чекист, - сейчас ваша задача состоит в том, чтобы не только капельницы ставить, но и постараться прекратить это пагубное дело надолго. Что у вас с этим экспериментом? - спросил он Крестовоздвиженского.
        - Не всё гладко, - изложил проблему нарколог. - Не хватает чистых материалов, нарушается дозировка, а она там минимальная, из-за этого...
        - Понятно, - перебил его Георгий Карпович, - если будет что надо, то...
        - Одному человеку дозу подберем за короткое время, - быстро понял Анатолий Варфоломеевич.
        - Ладно, поработаем в этом ключе. Сейчас какие предложения?
        - А насколько широк... круг полномочий? - влез я.
        - На Новую Землю не полетите, а так - предлагайте.
        - Нам нужен один ваш сотрудник... ну, чтобы обеспечил отсутствие вопросов и благосклонность руководства...

* * *
        Короче, одобрили. С поправками и дополнениями, но возражали не сильно. Цинев хмыкал только вначале, а Варфоломеич не удержался, хрюкнул.
        - И где вы планируете проводить мероприятие? - спросил Цинев. - Не в ЦКБ же? Вдруг какое осложнение...
        - Разрешите, я сейчас позвоню? - спросил я и пошел к телефону, доставая на ходу записную книжку.
        Чем ниже уровень исполнителя, тем проще решаются вопросы. Начни проводить все сверху, официально - тут и до министра здравоохранения дойти недолго. Но стоит помнить, кто руководит подразделением в отсутствие начальства. А с такими людьми зачастую литр отечественного портвейна позволяет сделать больше, чем с постановлением Верховного Совета.
        Нам повезло, мой однокурсник Ваня Сазонов как раз сегодня дежурил. Один, без ансамбля. И за коньяк с колбаской согласился на проведение перформанса на вверенной ему территории. За бухло Иван вообще на всё был готов. Парень он неплохой, добрый и отзывчивый, но вот соблазны большого города оказались сильнее, и сейчас он балансировал на тонкой грани между употреблением и зависимостью.
        Коньяк и колбасу реквизировали у пациента - время близилось к семи и мы могли элементарно не успеть в магазин. Проверили еще раз давление в куче с прочими показателями, и начали операцию «Ангел». Клиента, который так толком и не проснулся, погрузили в РАФик и потихонечку повезли. Компанию нам составил парень с неизвестным нам званием по имени Антон. С возложением на него роли ассистента и защитника. Если что, он будет пугать окружающих красной книжечкой с гербом и словами об оперативном мероприятии. И правильно, чем меньше народ о задуманном нами узнает, тем ниже шанс утечки.
        Патологоанатомическое отделение обычной больницы, в просторечии морг, как правило работает с восьми до пяти в будние дни. Всё остальное время оно только принимает клиентов. То есть днем народу полно, а по окончанию рабочего дня наступает та самая тишина, перешедшая в поговорку.
        Первый этап закончился штатно, без сюрпризов. РАФик никто не тормозил и не поинтересовался, на кой ляд нас понесло к моргу. Ваня никуда не пропал и, что самое главное, не передумал. Мы выгрузили Игоря на каталку и повезли. Уколотый в тыл феназепам глубокий сон не гарантировал, но алкоголь свое дело сделал, и организм клиента перенес подготовительный этап без всяких неожиданностей. И даже соприкосновение с холодным секционным столом не привело к пробуждению.
        Второй этап предполагал ожидание. Смысла дежурить всем вместе не было, и смотрели за спящим Андроповым-младшим по очереди. Пьяный сон постепенно перешел в обычный, Игорь даже начал подхрапывать.
        Наконец, холод морга сказался, Андропов заворочался, протер лицо руками. Сел. Свет от дежурной лампочки слабый, но и его хватало для обзора. Посмотрел влево. Там лежал труп мужчины. Вправо - еще одно тело, накрытое простыней. Игорек приподнял собственное покрывало и закричал. Протяжно так, жалобно. Схватился за голову, за грудь. Крик усиливался, «пациент» попытался сорвать бирку с ноги, не смог. Сейчас он грохнется на кафельный пол, а нам этого совсем не надо.
        Я щелкнул выключателем, в морге зажегся яркий свет. Мы зашли всей честной компанией, встали вокруг секционного стола.
        Игорь хватал ртом воздух, смотрел на все ошалевшими глазами. Запашок от него шел конечно...
        - Посмотри сюда - я откинул простынку с трупа пожилого мужчины. Синюшный цвет лица - производил неизгладимое впечатление. - Продолжишь бухать, ляжешь на его место. Закопают тебя, и все.
        Андропов стучал зубами, пытаясь что-то сказать. Наконец, кивнул. Ну и то хлеб. Мы помогли ему одеться, вывели на улицу. Игорь попытался закурить, но лишь беспомощно ломал спички. У него не только стучали зубы, но и дрожали руки. Последнее, скорее всего, от похмелья.
        Антон-гэбист щелкнул зажигалкой, помог прикурить. Потом повел начальственного сынка в Волгу. Усадив Андропова, вернулся ко мне:
        - И что теперь? Бросит?
        - Наука не знает ответа на этот вопрос, - пожал плечами я. - Может завяжет, может нет.
        - Так вы это от балды придумали?
        - Нет, конечно, - добавил свои пять копеек Анатолий Варфоломеевич. -. Были случаи в истории, когда люди бросали даже тяжелые наркотики после сильного шока. Помнится, одна дама перестала пить напрочь, когда выяснила, что три дня лежала в постели с мертвым сожителем. Пока самогон не кончился, бухала. Потом позвала мужика, одной скучно стало, а он уже сильно пахнуть начал. Вот и подействовало.. От психотипа еще много зависит.. Игорь Юрьевич - товарищ мнительный, интроверт. Там, где экстраверт на следующий день все забудет, интроверты долго переваривают, обдумывают. Есть шанс. Вы там уберитесь у него дома. Выкиньте все бутылки, предупредите домохозяйку, чтобы даже кваса не было в квартире.
        - Квас то чем не угодил? - удивился Антон
        - Там есть градус - пояснил я - Сначала кваском запивают, потом ой, да что там пивко, ерунда, на жаре можно, а так уже и беленькая легко заходит.
        - Ага, ясно. Последим.
        Высокопоставленные лица отбыли к себе домой, а я отказавшись от «подбрасывания» побрел к метро. Как раз скоро откроется. Интересно, от Дыбы меня отмажут - смену-то я нагло прогулял.

* * *
        Хорошо спать дома, когда тебе на работе за это денежка капает. Но к пересменке я поехал, наглеть нечего. Нога, кстати, болела уже поменьше, я почти перестал хромать. Екатерина Тимофеевна была участлива, заботлива, встретила буквально у входа на работу.
        - Всё нормально прошло? - задала она риторический вопрос. Кто ж ей такие вещи рассказывать будет? Главврач повела меня к себе в кабинет отпиваться кофием («настоящий, бразильский»), но по пути тормознула у ординаторской, собрала коллектив:
        - Товарищи! У нас радость. Андрей Панов, наш сотрудник, фельдшер третьей бригады, получил престижную международную премию Коха! Это первый советский доктор, которой ее завоевал за всю историю. Давайте его поздравим!
        Мне зааплодировали, подошли Геворкян, Валентин пожимать руки.
        - Коллеги, я не один получил премию, - мне пришлось выбраться из толпы, даже привстать на цыпочки, чтобы всех увидеть. - Со мной ее разделил профессор Морозов из Института Питания.
        Разумеется, посыпались вопросы, пришлось даже небольшую лекцию прочитать про язву желудка. Тема была актуальна, на скорой особенно - нерегулярное питание плюс сухомятка часто к проблемам с пищеварением приводят..
        После лекции, я все-таки оказался в кабинете Дыбы и попробовал бразильского кофе. Что было очень актуально - глаза просто слипались. Вроде и спал ночью, а усталость накопилась. Сейчас домой - и продолжу.
        - Я пойду, ладно? - спросил я Екатерину Тимофеевну, когда черная горько-кислая жижа в чашке оказалась выпита. Никакие.шоколадные конфеты не помогают.
        - Конечно, отдыхай. Ты вот скажи мне... - главврач просто лучилась любопытством. Встала, наклонилась якобы что-то достать из шкафа и продемонстрировала аппетитный тыл. Заодно и телефонные шнуры из розеток выдернула.. - Ты как на Андропова вышел?
        - Это он сам на меня вышел. После той истории с Брежневой. Кстати, как она?
        - Да без изменений. Опять пьет, - Дыба вздохнула, поправила прядь волос за ухом. - Куда премию собираешься потратить? Ах, да, ее государство заберет. Может чеками выплатят?
        - Не думал еще, - обтекаемо ответил я. Вот с кем делиться планами на свои деньги не хочется, так это начальство.
        Главврач достала из шкафа бутылку коньяка. Ого, французский Мартель!
        - Капельку? Для вкуса? - Екатерина Тимофеевна вопросительно посмотрела на меня, щедро капнула себе в кофе.
        - Спасибо, но я за рулем, - с сожалением ответил я. Потом посмотрел на узкую юбку-карандаш Дыбы, красиво скрещенные ноги, которые она выдвинула в мою сторону. Блин, это плохо кончится может!
        - Так что, в ФРГ едешь? Когда? - начальница покрутила головой, обозначая уставшую шею, потянулась, показывая свою богатую грудь в белой блузке. Черт, черт... горю синим пламенем. Как же свалить отсюда? Идти на конфликт? А сердечко то в ширинку уже стучится. Так, спокойно. Вдох, выдох, смотрим в окно, вспоминаем стати невесты. Нет, так это не работает. Надо что-то противное вспомнить. О, Эдвард Мунк. Картина Крик. Или вот страшный клоун из «Оно». Брр... Помогло слегка.
        - Ну это не я решаю. Чазов в Минздраве согласовывает поездку
        - Евгений Иванович тоже едет? - Дыба подобралась, даже убрала ножки в чулочках под стол.
        - Возглавляет делегацию.
        - Ого... Это, считай, высший уровень. Круче только министр.
        - Буренков?
        - Да, Сергей Петрович. Теперь-то наверняка захочет познакомиться. - Екатерина Тимофеевна разочарованно вздохнула, наклонилась и прямо со стула подключила обратно телефоны. По одному из которых почти тут же, она даже не успела отпить кофе - поступил звонок.
        - Да, я. Панов? У меня. А что случилось? Ну давай, переключай.
        Дыба поздоровалась с кем-то на другой стороны трубке, начала напряженно слушать, озадаченно поглядывая на меня. Коротко произнесла: - Мне надо согласовать это с моим начальством, предварительно проблем не вижу. Я перезвоню, диктуйте ваш номер.
        Мнда... эпоха определителей еще далеко впереди.
        Черкнув на бумажке семь цифр, Дыба повесила трубку, улыбнулась мне - Готовься Панов. Ждет тебя дорога дальняя...
        - И судьба печальная, - подхватил я.
        - И любовь страдальная, - закончила главврач. - Едешь на съемки в Останкино. Программа «Здоровье». Чазову я сейчас позвоню. Возьми номер, согласуешь, когда там и что.
        Глава 16
        В ординаторской вяло тек привычный спор о том, кто и как хотел бы умереть. Разговор этот практически бесконечный и носит исключительно теоретическую нагрузку. Поводом стал визит одной из бригад к очень пожилой дамочке, которая просила дать что-нибудь, чтобы умереть. Дескать, зажилась. Самое смешное, что фамилия пациентки была Бессмертная.
        В ходе дискуссии обсуждали преимущества обширного геморрагического инсульта над массивной тромбоэмболией легочной артерии. Тут и ежу понятно, оба состояния ведут к неминуемой и быстрой гибели, вот только сторонник кровоизлияния Геворкян доказывал любителю обтурационного шока Валентину, что тот со своей ТЭЛА успеет испытать физические мучения. В то время как он из-за краха в голове вообще ничего не почувствует. Так что все выбираем разрыв аневризмы! Дело уже дошло до обсуждения вопроса, можно ли испытывать боль при мгновенной смерти коры головного мозга.
        Пришел грустный Давид, вяло поздравил меня с премией. Начал переодеваться.
        - Ты чего такой кислый? Опять Симка мозг пилит?
        - К родителям свалила.
        - Вот это номер! Снова поругались?
        - Насмерть. Дядя Темир приехал, я предложил ему переночевать. Ну засиделись слегка вечером.... А утром жена такой скандал закатила! Ну я ей и ответил.
        - С правой в челюсть?
        - Что ты! Просто отругал по-абхазски тупой коровой. А она как-то поняла, собрала вещи...
        - Ясно. Студенческий брак - все по классике. Что делать собираешься?
        Давид надел халат и со всей дури хлопнул дверкой шкафчика. Народ посмотрел на Ашхацаву, кое-кто покрутил пальцем у виска.
        - Пан, помоги мне!
        Я тоже закрыл шкафчик, покачал головой. И что тут можно сделать?
        - Специально для сотрудников скорой помощи центральной клинической больницы мы ставим песню из кинофильма «Бриллиантовая рука».
        Я сложил руки перед грудью, запел:
        ...Помоги мне, помоги мне
        В желтоглазую ночь позови
        Видишь, гибнет, ах, сердце гибнет
        В огнедышащей лаве любви...
        - Пан, а если серьезно?!
        - А если серьезно, то надо тебе чем-то поразить сердечную подругу. Чтобы у вас огнедышащая лава прекратилась.
        - Подарок?
        - Пошло.
        - Дорогой подарок?
        - Дава, включи мозг.
        - О! Мне тоже нужна премия.
        Я опять сложил руки как заправский концертмейстер, громким голосом произнес: «На сцену для вручения награды приглашается Лауреат Государственной премии СССР за выдающиеся достижения в труде...»
        - Пан, ну прекрати!
        Давид взял меня за лацкан пиджака:
        - Ей-богу, нужно прогреметь. Чтобы Симка меня за долбодятла не держала.
        - А ты и есть долбодятел. Я тебе говорил: не женись на ней?
        - Говорил.
        - Предупреждал, что ничем хорошим это не кончится?
        - Предупреждал, - Давид повесил голову. - Не поможешь?
        - Помогу, - я тяжело вздохнул, задумался. Давид у нас кто? Правильно, будущий хирург. А будущее самой хирургии за чем? Тут даже думать не надо - эндоскопический метод. Малоинвазивное вмешательство, вот это все. Оптический лапароскоп уже существует, но вот сделать из него видеокамеру с выводом изображения еще не додумались. Технология не позволяет. Или позволяет? Я почесал в затылке.
        Вот и еще одна задачка поездки в ФРГ. Узнать, что сейчас творится с оптоволокном и прочим. Тут возможны интересные решения.
        - Сходи в Ленинку, поищи статьи на тему эндоскопической хирургии. Кто-то в Союзе уже занимается, даже вроде гинекологические операции делали, а не только желудок смотрели. Я буду в ФРГ - поспрашиваю насчет новой техники. Может что-то появилось - куплю.
        - Для чего?
        - Для малоинвазивных операций, - я перешел на шепот. - Картинку внутри органов можно подсветить и вывести на экран. И оперировать по ней, без больших разрезов.
        - Не врешь? - Давид выпал в осадок.
        - Не вру. На Западе уже вплотную к этому подошли, там, правда, технические затыки есть. Но готовиться к появлению передового метода уже можно. Писать статьи в научные журналы, собирать материалы для кандидатской. Чуешь в какую сторону я тебя пинаю?
        - Ага. Я тебе по гроб и вообще...
        - Хватит, хватит. Только без слюнявых поцелуев, - я подтолкнул Давида к двери. - Иди, мой руки, тебе на смену.
        - Так, кто желает, чтобы его подвезли, тот со мной, - заявил я во всеуслышание. - Остальные могут здесь хоть поселиться.
        Дискуссия сразу свернулась и мы дружно погрузились в машину. Авис Акопович залез назад, ему дальше было, а Валентин сел впереди.
        - Чего Катя хотела? - спросил фельдшер. - Смотри, тетка опасная, могут быть последствия, - хохотнул он.
        - На телевидение меня пригласили, - признался я. - В передачу «Здоровье». Будем про бактерию рассказывать.
        - Ничего себе! - восхищенно крякнул Геворкян. - Спроси там у Белянчиковой, она хоть раз в жизни болела? Общественность интересуется, живой она человек, или робот.
        Мы дружно засмеялись. Я точно знал, что живой. В девяностые ей неслабо прилетело по голове от грабителя, да и смерть эта бестолковая после перелома шейки бедра выглядела насмешкой судьбы. Но настолько же круче она делала свою передачу, чем банда клоунов с песнями и плясками про неопустившееся яичко и метеоризм!

* * *
        Дома Анюта слушала «голоса». Причем не под одеялом, а прямо на кухне, ни капли не скрываясь, в процессе готовки.
        - Любовь моя, а не слишком ли это? - поинтересовался я, чмокая в шейку. - Кот из дома - мыши в пляс?
        - Это ты про Пилипчук? - Анечка призывно вильнула попкой.
        Но я что-то прилично так подустал, поэтому ограничился поощрительным хлопком по пятой точке.
        - Да, о ней. О чем хоть вещают враги?
        - Сахаров новую голодовку объявил в Горьком.
        - Против чего протестует?
        - Прослушала. Симка звонила.
        Нет, вот в этот разговор я не полезу. Ну его нафиг. Хуже диссидентов яма.
        - Наверное, польские события. Или Афган.
        Я просто видел, как Азимова лучится любопытством и желанием перетереть кости сестре. Нет, нет и еще раз нет!
        - Но там академика жена накручивает.
        - Боннер?
        - Да. Очень резвая дамочка. Не дает общаться с детьми от предыдущего брака, везде себя и своих киндеров пропихивает.
        - Зря она в политику полезла. Прилетит и детям.
        - Не прилетит, - махнул я рукой. - Власть у нас добрая нынче, плюс за Сахарова академики хлопочут.
        - Героя Соцтруда-то у него отняли. Кстати, не знаешь почему? - Аня поставила передо мной кружку с дымящимся кофе, который оказался сильно хуже дыбовского. Мнда... Надо прикрепляться к какому-нибудь спрецприемнику. Впереди тяжелые времена. С продуктами будет совсем швах.
        - Почему дали или отняли?
        - Почему отняли. Почему дали, я и так знаю - папа рассказывал. За ядерную и водородные бомбы.
        - Да, потрудился Андрей Дмитриевич для мира во всем мире. А отняли - тоже не секрет, те же голоса сообщали. Написал Брежневу, мол, не стоит реабилитировать Сталина, а потом еще добавил в американские газеты с осуждением Чехословацких событий. Сталин - хрен с ним, думаю, нашему Ильичу Коба до фени, это дело прошлое. А вот одобрямс «пражской весны»... такое не прощают.
        - Ты же в политику не полезешь? - Аня проницательно на меня посмотрела. - Небось, в ФРГ будут журналисты спрашивать...
        - Сразу по прилету осужу строй и плюну в Чазова, - я зевнул, прихлебнул кофе. - Свободу выбирать надо не тайком, а ярко, на публику. Тогда будет выхлоп.
        - Слу-ушай, Панов! - Азимова засмеялась. - А в тебе еврейских корней нет часом? Везде цимес найдешь.
        - Неа, тока хохляцкие, - сымпровизировал я. - Орел, это же, считай, всего три сотни километров до Неньки. Ладно, вижу, что тебя на самом деле волнует. Давай про сестру.
        - Давай! Знаешь, что она мне сказала...

* * *
        Я сидел в кафетерии телецентра «Останкино» и ждал, когда вернется Морозов. Игорь Александрович решил исследовать местный туалет и что-то застрял. Мне бы тоже туда сходить, но мы ждали какого-то ассистента режиссера, или редактора, хрен его знает, кем тут числился жуликоватого вида юноша неопределенного возраста по имени Денис. Он нас встретил внизу, на входе, сделал вид, что помогает пройти через проходную, привел нас сюда - и скрылся. Сказал, что скоро вернется. Было это минут сорок назад.
        Вокруг сновали крайне занятые люди, которые с самым серьезным видом обсуждали что-то очень важное. Где-то я читал, что большей частью это всякие осветители и прочие слесаря, но вид у всех был очень убедительный. У некоторых даже пижонские платочки на шее повязаны. Если честно, то идти сюда мне хотелось не очень. Знаем мы, как снимают эти передачи. На экране двадцать минут, в студии пять часов. В основном пересъем по десять раз одного и того же. Тоска, короче.
        Вернулся Морозов, в туалет пошел я. Блин, как на вокзале, когда ходят по очереди, чтобы кто-нибудь оставался чемоданы сторожить. Естественно, когда я вернулся, то увидел нашего провожатого, пританцовывающего у столика.
        - Быстрее, задерживаемся, где вы ходите?
        - Дорогой товарищ, а вас где носило почти час? - начал строить его Морозов.
        Денис ничего не сказал, только быстро пошел к лифтам, не оглядываясь на нас.
        Друзья, ответственно заявляю: если возникнет угроза захвата нашей столицы, оккупантов можно нейтрализовать, просто заведя их в «Останкино». Это здание способно поглотить армию любой величины. Никто не выйдет наружу. Мы ходили по каким-то переходам, лестницам и коридорам, казалось, пробежали уже километра три, а до студии, где проходила съемка, так и не дошли.
        Наконец, добрались, и сразу попали в руки каких-то садисток, которые начали приводить наши лица и прически в порядок. Но и это вроде подошло к концу. Уже другой провожатый завел нас в студию и посадил на кресла в окружении камер и софитов. Рядом с нами сидела какая-то дама лет пятидесяти в очках, у которой мы явно заняли большую сумму, а теперь отказываемся отдавать. Ну, или убили ее дедушку. Любимого. Короче, смотрела на нас как на врагов.
        - Шарлатаны, - прошипела она. - Тоже мне, нашли бактерию! Да там еще сотню найти можно! А что, активность у нее почему-то сезонная? Или фазы луны влияют?
        Ну ясно, это восторженная поклонница. Я такую хрень уже слышал не раз. Лишь бы драться не полезла. Морозов на нее вообще внимания не обращал, сидел, перебирал листики с тезисами. Это даже очень хорошо, что пригласили такую эмоционально несдержанную оппонентшу. Сейчас она получит по самое никуда.
        Подошла какая-то женщина лет тридцати пяти, выглядевшая немного загнанной лошадью. Может, ее отсюда уже пару месяцев на волю не выпускали, кто знает, что тут за порядки.
        - Пожалуйста, не надо ругаться, - совершенно без эмоций сказала она, крепко держась обеими руками за планшет. - Меня зовут Елена, и я вам сейчас расскажу, как будет проходить передача. Юлия Васильевна будет сидеть здесь, - она показала на кресло посередине. - Я буду стоять рядом, если что понадобится, дайте знак. Говорить только по команде ведущей. Смотреть сюда, - она показала на камеры. - Всё понятно? - дождавшись, когда все кивнули, она продолжила: - Старайтесь излагать материал простыми словами, будто объясняете детям. У нас передача для обычных людей, не специалистов.
        Белянчикова пришла минут через пять. Интересная тетенька. Сколько ей сейчас? Чуть за сорок? Открытое лицо, добрая улыбка. Невольно начинаешь в ответ улыбаться. Но работает жестко, никаких уходов в сторону не позволяет. Прогнали вкратце сценарий, определили очередность. Ну, и поехали.
        Ведущей скрипкой был, конечно же, Игорь Александрович. Рассказал коротенько об исследованиях семьдесят четвертого года, показал на меня, как вдохновителя продолжения. Ну, тут настал мой звездный час. Белянчикова первым делом спросила, сколько мне лет.
        - Всего двадцать один год? - удивилась она. - А начали вы над этим работать...
        - Год назад, - ответил я.
        - А это правда, что вы на себе изучали действие бактерии?
        - Правда, - я выдал на лице чуток мученика. - Пришлось потом лечить гастрит.
        Поговорили еще о язве и бактерии, причем Морозов как-то очень хитро вставил все возражения оппонентов как наше достижение. Мол, работаем.
        Ругавшая нас дама, гастроэнтеролог из Питера Степанова, будто лимонов наелась. Особенно после того, как я выдал про свой гастрит. Похоже, весь ее боевой запал куда-то делся и она просто не знала, чем ей крыть «шарлатанов». Так что когда ей слово дали, она только и смогла выдавить из себя «Как уже сказал профессор Морозов...» и дежурную фразу, что не всё так однозначно и требует дальнейших исследований.
        Ну, а в конце еще и про премию объявили, добавив, что мы - первые советские ученые, ее получившие.
        Напрасно я думал, что процесс будет долгим. Были, конечно, перерывы какие-то, что-то там гасло, потом зажигалось, но часа за полтора мы отстрелялись. Вышли на улицу вместе с питерской дамочкой.
        - Ну что, Елена Андреевна, - обратился к ней Морозов, - пообедать с нами не желаете?

* * *
        Юрий Геннадьевич позвонил почти сразу после того, как я зашел в квартиру. Пришлось даже на ходу штаны застегивать, чтобы не упали.
        - Освободился? - вместо приветствия спросил он. - Давай, подъезжай, посмотришь нашего пациента.
        И повесил трубку, гад. Хоть бы поинтересовался, могу я сейчас, не занят ли? Обозначил бы хоть теоретически мое право на свободное время. Ладно, переодеться не успел, зато в туалет сходил. Коту вот только еды дать, раз себе не получилось, и вперед. Вчера как знал, проверил свой чемоданчик, пополнил лекарствами.
        И только при встрече мой куратор изволил поздравить с премией. Скупо так, холодно даже. Будто наши их каждый день по пять штук получают, а Нобелевку прямо надоело уже. Завидует, не иначе.
        Деда я посмотрел, конечно. Вернулся в русло старый хрыч, будто и не испускал запах грунта совсем недавно. Кстати, хвалил небулайзер, сказал, что дал поручение минмедпрому разработать и широко внедрить. Не на бумаге, понятно, но такой парень даже когда просто по телефону что-то рекомендует, то все бегать начинают как наскипидаренные. Вот гад, слов нет. Шприцы одноразовые похерил и не поморщился, а тут приборчик понравился, решил астматиков осчастливить. В следующий раз укол ему надо делать многоразовым шприцем, чтобы иголка скрученная в поросячий хер, и с заусенцем после заточки. Смотришь, и дойдет тогда.
        - Как на телевидении прошло? - спросил Суслов, застегивая рубаху.
        - Всё хорошо, спасибо, - ответил я. Понятно, откуда ветер дует. Все СМИ под пропагандой лежат. - Вот как раз сегодня утром программу «Здоровье» снимали.
        - Это хорошо, - покивал Михаил Андреевич. - ФРГ когда?
        - Через две недели. Фрак ищу вот.
        И ведь не предложил помощь, промолчал. Не по чину.
        Короче, смазанная какая-то встреча вышла. Не нашим и не вашим. Я шел к машине, оставленной на въезде, и опять пытался вспомнить, когда же должен умереть этот старпер. Восемьдесят лет, дорогие товарищи, будет Суслову в конце ноября. Что там юбиляру отвесят? Героя Труда? Хотя нет, Брежнев же на день милиции умрет, любимый населением концерт не покажут. А дед раньше. Но когда? От следующей мысли я даже остановился. А вдруг тогда должен был, в январе? И теперь по-другому всё? И я в этом виноват? Хотя я не припомню прорабов перестройки в газетных сообщениях. Специально не отслеживал, но ни Горбачева, ни Шеварднадзе, ни Яковлева... А где они хоть работают? Михаил Сергеевич на Ставрополье вроде. Или в Москве уже? А Эдуард Амвросиевич?
        Но если дед выжил, то подвинули того, который в моей истории занял его место? А кто этот парень? Не пойду же я назад с воплями «Михаил Андреевич, а кто вместо вас в Политбюро должен был влезть? А Миша Горбачев, он где?».
        Двинулся с места и поехал. По дороге всё вертел головой в поисках стенда с бесплатной газетой. В мозгах будто зудело всё, так и подбивало: посмотри побыстрее. На Кутузовском чуть не проехал мимо. Припарковался у обочины, пошел исследовать. Так, здесь толпятся мужики у «Советского спорта», дальше «Труд», «Известия», «Комсомолка висит за углом». Ага, вот и «Правда». Блин, нигде нет состава политбюро. Хотя вот, нашел. Брежнев, Суслов, Пельше, Гришин, Щербицкий, Кунаев, Громыко, Андропов, Тихонов, Устинов, Черненко... А кого я ищу? Я хоть помню, кто вместо Суслова стал? Как там древние сказали? Делай что должно и будь что будет. Пошли они в дальнюю даль, эти небожители.
        Вон, народ пельмешки из гастронома несет. Пойду, куплю, чтобы с готовкой не заморачиваться.

* * *
        Комиссия по распределению выпускников - обязательный аттракцион. Показуха сплошная, но надо ритуал провести, ублажить старых богов бюрократии и притворства. По большому счету, кто побеспокоился, тот получит требуемое. А кто нет, тот поедет куда пошлют. Так что я стоял в очереди под деканатом спокойно. И в прошлой жизни не переживал, а в этой - и подавно не буду.
        Вызывали по алфавиту, зашел - вышел, следующий. Народу много, так что задерживаться не стоит. Пару раз недовольные будущие выпускники пытались протестовать, наивно полагая, что справедливость существует не только в кино. Таких тоже выпроваживали с наказом писать протест. Возможно, и бывали случаи, когда таким горлопанам удавалось добиться желаемого, я не отслеживал. А студенческие легенды - источник ненадежный.
        Давид чуть не в первых рядах. Он же на букву «А». Вышел довольный, как и ожидалось, попал в распоряжение Четвертого управления. Не напрасно я ему мозг выедал и заставлял ходить на поклон к разным боссам, начиная Дыбой и заканчивая начальником хирургии. Я абхаза за руку не водил, подробностей не знаю, но результат есть. Так что я искренне поздравил товарища. Чего хотел, того добился. На этом этапе. А там как кривая вывезет. Повезет - будет оперировать, нет - крючки именитым коллегам держать придется до конца жизни и операционные раны за ними зашивать.
        Ого, да тут группа поддержки у парня имеется. Аж целая жена. Почему не подошла? Явно же пряталась в толпе, чтобы я ее не заметил. Мне даже не обидно, Симка после свадьбы какой-то придурковатой стала. А может, я напрасно? Она ведь следующая в очереди. У нас в этом году аж две Ашхацавы в выпускниках числятся.
        И у нее без сюрпризов. Гинекология. Место хлебное, конечно, спору нет. Пусть работает, рубит баблишко. Лишь бы поменьше устраивали свои разборки за наш счет, а так - счастья им. И в семейной, и в личной жизни. Главное, при них так не пошутить. Обидятся ведь.
        Сладкая парочка меня ждать не стала, они пошли куда-то, держась за ручки, как на первом свидании. Так что я ходил и общался с обладателями фамилий на более поздние буквы алфавита. Травил анекдоты и уворачивался от попыток завлечь меня отметить такое важное дело парой-тройкой кружек пива для начала.
        Всему приходит конец, даже таким бесполезным мероприятиям. Вызвали, посмотрели на меня. Кто-то огласил желание Четвертого управления видеть именно меня в стенах ЦКБ, и комиссия не видела никаких препятствий для этого.
        Вышел, забрал свою сумку у Вани Сазонова, ночного хозяина морга. Вот, кстати, гений пофигизма. Пришел с легким штыном, явно водочки где-то перехватил. Будучи колхозным стипендиатом, он вообще ни за что не переживал. Есть и место работы, и жилье дадут молодому специалисту, еще и уазик выделят, чтобы по окрестностям мотался. А уж с едой и вовсе проблем не будет - прямо на дом окорочка благодарные пациенты привезут.
        Вышел на улицу, и не глядя по сторонам, побрел к машине. Ветер, собака, строго в лицо, с незначительными вкраплениями мокрого снега. Пока ковырялся в кармане, доставая ключи, левая кисть потеряла гибкость и начала неприятно деревенеть. К чему бы это? Наверное, к поездке домой и питию горячего чаю. С коньяком. Или наоборот, посмотрим. Имею право.
        - Дорогой товарищ, а не подскажете, где здесь можно вкусно поесть? - раздался у меня за спиной смутно знакомый женский голос.
        - Если вы угощаете, то готов даже довезти вас до этого места, мадемуазель, - ответил я, поворачиваясь. - И где красная ковровая дорожка, духовой оркестр, пионеры с цветами? Куда зажилили красную ленточку и серебряные ножницы?
        - Все замерзли, Панов, и я отпустила их по домам, - Анечка притопывала ножками. - Осталась только я, твоя Пенелопа. Отвези меня пожрать куда-нибудь, пока я тут не умерла с голода на ступеньках вашего института.
        Глава 17
        Как-то быстро пролетели все эти не очень мною любимые праздники в феврале, и то же самое, но по старому стилю. Массовый психоз, вызывающий радость только у производителей сначала носков и трусов, а потом - парфюмерии и продавцов серебристой акации, почему-то называемой мимозой.
        За это время мы даже успели поругаться с Анечкой. Ну, до уровня Ашхацав с хлопаньем дверью и воплей «Я уезжаю к родителям!» не дошло, но надутые губки имелись.
        А все потому, что у кого-то оказался очень длинный язык. После заезда в пустую до сих пор квартиру семейства психиатра Кузнецова Аня как-то внезапно сблизилась с его женой. С самим Семеном Александровичем мы только раскланивались при встрече и обменивались малозначащими справками об осадках и длительности ожидания лифта. Подвозил его пару раз, и все. Зато Зоя Петровна, несмотря на разницу в возрасте почти пятнадцать лет, с Анечкой сошлась близко и они частенько встречались на кухне за чашечкой чая, почесать языки. Уж очень жизнерадостная и общительная соседка оказалась. Другая, наверное, замороченного психиатра в мужьях и не вытерпит.
        Я в женские беседы обычно стараюсь не вслушиваться: большей частью это какой-то сплошной поток сознания, состоящий из обрывков фраз и недомолвок. Попытки в этом разобраться могут вызвать серьезное психическое расстройство.
        А тут сижу, никого не трогаю, привожу в порядок заметки по мотивам посещения НИИ гастроэнтерологии, фоном с одной стороны журчит беседа на кухне, а с другой - «Рожден, чтобы бежать» Брюса Спрингстина. Подсел я на этот диск в последнее время, хотя раньше певца как-то спокойно воспринимал. И вот прозвучала финальная песня, про джунгли, встаю перевернуть пленку, и в наступившей тишине слышу как Анечка вещает Зое Петровне (впрочем, отчество уже давно редуцировалось) о том, как накануне слушала по радио «Лебединый стан» и какие это замечательные стихи. А через неделю в очередной литературной передаче будут читать поэму «Перекоп» того же автора, и надо будет обязательно послушать.
        Вся эта увлеченность запретным быстро улетела в будущем после того как всю эмигрантскую литературу выплеснули к нам на прилавки. И оказалось, что Зайцев - зануден, Ходасевич - претенциозен, а Набоков - напыщенный и совсем широкому читателю не интересен. И школьники жаловались, что им приходится учить «Реквием» Ахматовой. Но сейчас, блин, каждый считает, что от нас прячут самородки и бриллианты. Ничего против Цветаевой не имею. Я даже знаю, что она резко выступала против феминитива и требовала называть ее профессию в мужском роде. И могу попытаться понять не только любителей поэзии, но и поклонников трехтомного собрания тюремных побасенок. Но не у меня дома.
        Я не стал врываться на кухню и топать ногами. Исключительно из чувства мести включил «Параноида», который, как я знал, соседке сильно не нравится, и дождался, когда она среагирует на намек. Проводив Зою, невеста вспомнила о моем существовании, принесла чайку и мне тоже. И даже чмокнула в щеку. И обняла, соблазнительно прижавшись к щеке упругой грудью. Но я идиллию порушил.
        - Солнце мое, - сказал я, отхлебнув из кружки чай и отставив ее в сторону остывать, - я ведь просил тебя быть аккуратнее в беседах.
        - А что я такого сказала? - удивилась Анечка.
        - Только что ты малознакомому человеку рассказала как слушала по вражьим голосам запрещенные в нашей стране стихи.
        - Но там... - встрепенулась филологиня.
        - Мне плевать, что стихи запрещены за совершенно невинные, как по мне, упоминания белого движения и царя-батюшки, - пресек я оправдания. - Если хочешь, я могу пойти во Франкфурте в книжный магазин и заказать там столько Цветаевой, сколько пожелаешь. Читай на здоровье, только никто не должен знать, что ты обладаешь этим изданием. Или хочешь, Мандельштама привезу? «Доктор Живаго» не советую, редкое занудство.
        - Издеваешься, да? - уловила интонацию Анечка - Какие же стихи можно, по-твоему, читать?
        - Вот, пожалуйста. Бальмонт, - я напряг мозг и выдал:
        Наш Царь - Мукден, наш Царь - Цусима,
        Наш Царь - кровавое пятно,
        Зловонье пороха и дыма,
        В котором разуму - темно.
        Наш Царь - убожество слепое,
        Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел,
        Царь-висельник, тем низкий вдвое,
        Что обещал, но дать не смел.
        Он трус, он чувствует с запинкой,
        Но будет, час расплаты ждет.
        Кто начал царствовать - Ходынкой,
        Тот кончит - встав на эшафот.
        - И никто, слышишь, никто! - я поднял назидательно палец. - Не подкопается!
        - Да ну... Фигня какая. Этого Бальмонта все кто только не ругал за этот стих. Знаешь, что Блок про него писал?
        - Не знаю. Но представляю, что могут написать «прилипчуки», - я тяжело вздохнул. - Как ты думаешь, где больше всего у чекистов стукачей, среди рабочих завода «Серп и Молот», или в среде передовой советской интеллигенции? Кто тебя громче всех за смелые мысли похвалит, тот, скорее всего, провокатор и стукач. Будут, твари, сидеть, заглядывать в глаза, и восхищаться, как ты тонко прочувствовала эпиграмму «Мы живем, под собою не чуя страны». А потом куратору сдадут. А тот, когда надо, доносик достанет. И меня сначала на конгресс не пустят. Потом статью не напечатают. На защите прокатят. Следующим шагом будет объявление Панова самозванцем, примазавшимся к великому открытию советских ученых.
        - Так другие вон...
        - На них не равняйся! Нет во мне такого веса и авторитета, чтобы я мог плевать на всё с высокой горы. Терпи, милая. Особенно с друзьями и близкими.
        - Ты приспособленец! - выдала Аня самое козырное обвинение околодиссидентской шушеры.
        - А ты - дура, если так думаешь. Всё это наносное. Лет через десять будешь вспоминать прослушивание «Перекопа» по радио с пренебрежительной усмешкой.
        - Ну спасибо, хоть не абхазская корова!
        Короче, вот тут моя невеста сделала попытку объявить мне бойкот. Не могла она поверить, что такие замечательные люди могут оказаться доносчиками. Эх, милая моя, да тут как в том анекдоте, когда после подпольной сходки революционеров агенты охранки сели писать доклады, и оказалось, что из десяти участников ни одного настоящего революционера не было.
        Три часа она делала вид, что читает Пруста. Я бы точно заснул, сильно не мой автор. Не чтение, а мучение одно. А она хмурилась, страницы листала, делала вид, что ей интересно. Когда проходила мимо зазвонившего телефона, то просто положила трубку рядом с аппаратом, не позвав меня. И даже чай вечерний пить отказалась. Вот какая сила воли у человека!
        Я, если честно, старался не заржать. Очень уж по-детски это выглядело, все эти отворачивания и игнорирование моих слов. Терпел, пока мы не легли спать. До той степени протеста, когда с удобной кровати уходят ночевать на не очень хороший диван, не дошло.
        Вот выключил я со своей стороны ночник, и приготовился улечься поудобнее. Ибо утром на работу, надо отдохнуть. Аня лежала и притворялась, что ее интересуют подробности, как там искали потерянное время.
        - Давай, любимая, сделай перерыв в своих обидах и целуй меня покрепче. А то я спать собираюсь.
        - Какой же ты придурок, Панов, - сказала Анечка, весьма активно пододвигаясь поближе. - Раньше заговорить со мной не мог? Мне обижаться уже надоело, а ты, гад, всё молчишь!

* * *
        - На смену?
        - Что? Ах, да, на смену, - я зевнул, нажал кнопку лифта. Утром на лестничной клетке мы опять нос к носу столкнулись с Кузнецовым. Тот тоже позевывал и растирал лицо руками. Я уже было настроился на обсуждение предательской московской погоды в лифте - на улице нагнало туч и намечался мартовский дождик, когда Семен Александрович вдруг внезапно произнес:
        - Не возвращайся.
        - Не понял?
        - Ты же в ФРГ едешь - премию получать? - врач заглянул мне в глаза.
        - Да-а.
        - Не будь дураком, оставайся там.
        Фигасе провокации пошли... Или это он искренне?
        Кузнецов остановился на крыльце подъезда, закурил. Вокруг было пусто, свистели птицы, из открытого окна было слышно, как работает радио. Утренняя гимнастика. «...Лежа на полу, ноги сгибаем в коленях. Руки вытяните вдоль туловища....».
        - Обустроишься там, заработаешь денег, потом невесту перетащишь. Лауреату международной премий не откажут. Особенно, если не будешь делать политических заявлений.
        - Зачем вы начали этот разговор со мной? - с подозрением спросил я.
        - Опасаешься? Правильно делаешь. Стукачей вокруг много. Просто... - Кузнецов задумался, потом потянул меня к лавочкам пустой детской площадки. - Я в тебе себя увидел. В молодости. Мне удалось сразу после института быстро взлететь, получить престижную работу в одном секретном проекте... А, ладно, расскажу, чтобы ты не подозревал и не думал, что я барабаню. Есть такой профессор Самодуров. В конце шестидесятых он первый начал заниматься в Союзе этологией человека. Ты же помнишь, что это такое?
        - Нет, у нас на курсе не преподавали, - осторожно ответил я.
        - Короче, это наука, которая занимается врожденными аспектами поведения животных. Проще говоря инстинктами.
        - Лоренц, серые гуси, импринтинг... - я покивал. - Что-то слышал. Ему же Нобелевку за нее дали?
        - Да, именно. Так вот. Чем больше этологи изучали животных, тем больше к ним приходило понимание, что многие открытия вполне приложимы и к человеку. В частности, все, что касается агрессии, полового поведения, альтруизма, родительских паттернов...
        Кузнецов сел на лавочку, закашлялся, выкинул сигарету в урну.
        - Самый большой эффект был достигнут с точки зрения анализа невербального поведения человека - поз, жестов, мимики... Они во многом носят жестко врожденный характер и по ним можно составлять точную карту психики подопытного. Даже без общения с ним.
        - Вы про Самодурова начали... - я сел рядом, навострил уши. Кажется, меня пустят сейчас во что-то запретное, тайное.
        - Самодуров взял выборку из 300 человек и замерил у них 174 признака, простых и сложных форм невербального поведения. Собственно я у него, среди прочих аспирантов, этим и занимался. Так вот... Мы нашли биологические маркеры не только обмана и лжи, но вообще любых форм поведения. Затем все обработали методами математической статистики, еще разок проверили не только на здоровых, но и на психических больных людях, у которых маркеры выражены наиболее выпукло. Все это получило название ХЕСС-шкала. Опять же профессор первый придумал признаки шкалы загонять перфокартами в компьютер, что еще больше ускорило обработку данных.
        - Но для чего? - я все никак не мог понять, почему Кузнецов ударился в этологию.
        - В начале это была чистая наука. Которая, причем, шла, да и до сих пор идет вразрез с официальной идеологией. Ведь у нас как считают? Человек рождается «tabula rasa» - чистая доска. И правильно устроенное общество напишет на ней правильного строителя коммунизма. А то, что ребенок рождается уже с набором определенных качеств, зачастую отвратительных, да еще которые невозможно изменить... Нет, такое у нас принять не готовы.
        - Как же тогда Самодурову удавалось проводить исследования, которые шли вразрез с идеологией?
        - Не просто вразрез - этологию официально запретили вместе с кибернетикой и генетикой, - врач назидательно поднял палец. - Назвали продажной девкой капитализма, которая низводит человека к животному, инстинктам. На самом деле просто партия безраздельно узурпировала власть над человеком-«винтиком» государственной машины и не желала делиться этой властью ни с какими силами природы.
        Фигасе он лупит правду-матку...
        - Узурпировала и запретила, но не до конца? - догадался я.
        - Да. Самодурову разрешили заниматься этологией человека, проводить замеры маркеров, набирать базу. Но все сразу засекретили.
        - Комитет?
        - Он, - Кузнецов поколебался, но продолжил. - Наши разведчики в капиталистических странах... Имей в виду, Панов, это до сих пор секретные сведения...
        - Может, не надо тогда?
        - Надо!
        Во как его припекло!
        - Так вот, наши разведчики в капиталистических странах навострились проводить тайную видеосъемку на разных официальных фуршетах, приемах. Ну, то есть в местах, где присутствуют министры и прочие высшие чиновники...
        - Что-то я не уверен, что мне нужно это все дальше слушать...
        - Ты слушай, слушай. Пленку диппочтой перегоняли в Москву. И тут в дело вступал Самодуров. Отсматривая пленку, он по маркерам ХЕСС-шкалы вычислял с вероятностью в девяносто два процента скрытых гомосексуалистов.
        Тут то я и обалдел. Это же натуральный фильм «Обмани меня». Только за сорок лет до его появления.
        - Зачем?
        Кузнецов иронично на меня посмотрел.
        - Включи голову. Это сейчас на Западе - сексуальная революция, все можно и все модно. А тогда, если ты министр и трахаешь мужиков...
        - Это конец карьере, - тут до меня и дошло. - А значит, можно вербовать на компромате!
        - Собственно, в этом и была ценность Самодурова для Комитета. Ему разрешалось все. Проводить этологические коллоквиумы в Союзе, приглашать на них иностранных ученых. Только давай практический результат.
        - Все еще не понимаю смысла нашей беседы, - я демонстративно посмотрел на часы, хотя внутри просто сгорал от любопытства.
        - Под подпиской были только Самодуров и несколько его самых доверенных аспирантов, - врач вздохнул, достал пачку с сигаретами, потом убрал. - Но важность ХЕСС-шкалы была очень велика и ее потенциал распространялся на все смежные сферы. Например, по маркерам можно было легко ставить диагнозы психически больным людям. Скорость и точность сбора анамнеза возрастала в разы, легко вычислялись симулянты. Я достаточно быстро защитился, стал собирать материал на докторскую. Ничего сложного, назвали это антропологией человека, а эта наука у нас не запрещена! И пожалуйста, хоть в ВАК, хоть куда...
        - У вас была возможность сбежать и вы не сделали это!
        - Да, меня отпускали за рубеж на конференции. Считалось, что я непосвященный, скажем так, в практические аспекты этой тайной науки, а про антропологию, да психиатрию - почему бы не поднять престиж советских ученых в капстранах?
        - И что же случилось? Самодуров вычислил в вас по хесс-маркерам потенциального предателя?
        Кузнецов засмеялся. Искренне так, прямо со слезами. Вытер их платком, продолжил:
        - Да нет. Его совсем засекретили, сделали под проект спец. лабораторию в КГБ. А нас разогнали по специальностям: кого в психиатрию, кого в науку. Иди, лечи больных или езжай к чукчам собирать антропологическую коллекцию. Я выбрал психиатрию.
        - И пошла у вас жизнь серая, скучная... И просыпаетесь вы с мыслью, а что если бы я сейчас на Западе, ого-ого, внедрил бы хесс-шкалу в допросы подозреваемых или еще как-то встроили в научный прогресс...
        Доктор внимательно на меня посмотрел, но промолчал.
        - А может вас даже и звали, - высказал я догадку. - Небось эти приезжие ученые подбирали для себя кадры, обещали манну небесную...
        - И тут ты прав, - Кузнецов невесело усмехнулся. - Как назло, в это время вышел новый фильм. Почти про меня. Называется «Вид на жительство». Стефанович вместе с Михалковым сняли.
        - Это какой Михалков? Который поэт?
        - Да, автор нашего гимна. Сценарий написал.
        Над нами начал накрапывать мелкий весенний дождик, Семен Александрович достал зонтик. Из окна напротив продолжала доноситься Утренняя гимнастика. «...а теперь поднимаем таз вверх на выдохе максимально высоко...».
        - Там тоже психиатр по сюжету «выбирает свободу». В командировке в капстране становится невозвращенцем. А потом любимая женщина, ради которой он на все это там пошел, оказывается нелюбимой, по профессии устроится не может, работает дезинфектором... Я как посмотрел - ну ведь про меня снято! Струсил. Прямо тебе говорю, Андрей, сдрейфил. Лучше синица в руках, вот это все... И сейчас, ты прав, просыпаюсь иногда, смотрю за окно... Эх, ладно, чего уж теперь... Мне пора на работу. А ты подумай. Крепко подумай.

* * *
        Растравил мне душу соседушка. Да, его ситуация от моей отличалась. У нас, в отличие от знатоков мимики и прочих невербальных признаков, приветствовалась самая полная публичность и никто в здравом уме не собрался бы засекретить эту тему. Чем больше будут знать о наших достижениях, тем лучше для престижа. Но, блин, отношение к участникам - оно от темы исследования не зависит.
        Я не был наивным пионером, и хорошо понимал свое место. Ни Чазов, ни Суслов, ни Галя Брежнева - даже не поморщатся, если им придется слить мою судьбу в унитаз. Расходный материал. Именно это успокаивало меня во всех моих заграничных гешефтах. Как они со мной, так и я с ними. Будет нужда, помогу лично Морозову. Да и без нужды тоже. Без него ни хрена не получилось бы, в лучшем случае я барахтался бы с этой темой на кафедре госпитальной терапии в рамках студенческой научной работы. А потом писал бы письмо с поздравлением Барри Маршаллу, как он сделал это в нашей реальности.
        Всю врачебную конференцию я сидел «ушел в себя - вернусь не скоро». И почти прослушал выступление начмеда и Дыбы, пока дело не дошло до разговора на повышенных тонах. Екатерина Тимофеевна прямо в конференц-зале пыталась уволить пожилого врача, который накосячил на выезде. Женщина вызвала бригаду на сильную боль в руке, доктор Семенов поставил ушиб, посоветовал приложить лед и отбыл к следующему пациенту. А у дамы, которая оказалась тещей целого союзного министра проявилась дерьмовая болезнь под смешным названием «рожа». В дебюте, пока там выраженного покраснения кожи нет, спутать легко. Обычно болезнь проходит, даже если не лечить. Но тут не повезло. У пациентки возникла тяжелая форма, буллезная, которая с пузырями. Занесли вторичную инфекцию, продолжая применять всякие мази. Как итог - лечение в гнойной хирургии, септическое состояние, несколько операций. Сейчас функция конечности нарушена, прогноз хреновый. Ну, надо назначить виноватого. Ткнули пальцем в скорую, они за всё в ответе.
        - Я же направил ее в поликлинику, есть запись об этом! - оправдывался доктор.
        - Вы понимаете, что Марии Владимировне грозит ампутация?! - орала Дыба. - Это скандал на всю ЦКБ
        - Ей нужно было только выполнить мою рекомендацию!
        - Это не вашего ума дело! Вызов был обоснованный - часто инфаркты имеют сильную неспецифическую боль. В руках, ногах, животах...
        - Я сделал ЭКГ - там все было чисто! - Семенов сдаваться не собирался. - Осмотр и обследование проведены в полном объеме!
        - И дальше нужно было свести женщину к нам в травму. Тут бы поставили правильный диагноз.
        - С болью в руке? Я осмотрел ее. Там не было ни одного пореза или нарушения кожных покровов! Кто мог подумать, что там рожа?! Как бы Мария Владимировна занесла стрептококк?
        - Это не вашего ума дело! Рожа может быть не занесенной, а эндогенной. Откройте учебник по инфекции! Живет бактерия себе в теле, иммунитет ослабевает, она начинает размножаться.
        Спор разрастался покруче «рожи» в руке некой Марии Владимировны, вовлекая в себя все новых и новых участников. Хотя что тут дискутировать? Назначили виноватым, так теперь хоть кому доказывай, один хрен накажут. В самый ответственный момент, когда про рожу уже забыли и дошло до обсуждения дифференциальной диагностики инфаркта, в зал заглянул Чазов. Врачи тут же заткнулись, испуганно посмотрели на начальника Четвертого управления Минздрава.
        - Здравствуйте, товарищи. Екатерина Тимофеевна, что же у вас на звонки никто не отвечает? - спросил академик.
        - Так у нас тут клинический разбор случая. Извините, - смутилась Дыба.
        - Ладно, продолжайте. Мне, собственно, Панов нужен.
        - Да, конечно, Евгений Иванович. Пожалуйста.
        Я покорно встал, под прицелом взглядов вышел в пустой коридор.
        - Что у вас с инфарктом? - Чазов кивнул в сторону подоконника, рядом с которым мы и расположились.
        - Да так, ничего интересного, - я не стал сдавать коллег. Да и вопрос, скорее всего, риторический. Для затравки разговора.
        - У нас тут тоже скандал с инфарктом был на прошлой неделе. Мой водитель калымил, довел бабку до сердечного приступа.
        Рассказ Чазова много времени не занял. Ему по должности положена персональная Волга с мигалкой. А еще в ней стояла система кремлевской связи Алтай. Пока Евгений Иванович ходил по своим делам в министерстве, водила решил подкалымить. Поймал какую-то бабку на дороге, пообещал за пять рублей отвезти в аэропорт. Ну и на Кольцевой врубил мигалку, притопил чуть не до полутора сотен в час. У ну как министр освободится, а машины нет... Бабка испугалась, заголосила, мол не торопись, рейс до Ташкента только через два часа. А водитель был с юморком, включил Алтай на громкую связь, позвонил диспетчеру. Там сидела молодая смешливая девчонка. На вопрос - разрешает ли вышка рейсу А232 взлет в направлении Ташкента, смело ответила «Да, разрешаю». В итоге у бабки сердечный приступ, лежит в кардиологии ЦКБ. У водителя строгач, отстранен от работы. Ну, и диспетчерша тоже трудовую книжку на руки получила.
        - Вот такие у нас сотрудники, - тяжело вздохнул Чазов, открывая окошко пустить весенний воздух и тут же без перехода наехал на меня: - Я тебе говорил держаться подальше от Суслова? Говорил?!
        Глава 18
        Есть только один действенный способ избежать начальственного гнева. В самом дебюте выволочки - поломать сценарий «кровавой бойни».
        - Евгений Иванович, - не обращая внимание на насупленные брови и тему Суслова, я прикрыл створку окна, достал из внутреннего кармана пиджака бумажку, ручку, спросил: - Я вот тут заявление писать собрался. Насчет покупки немецкого автомобиля Мерседес Бенц. Подпишете?
        Тут надо было видеть глаза Чазова.
        - Мерседес?!
        - Или БМВ. Не знаю, что именно получится купить в ФРГ. Я читал, что на трудовые доходы советский гражданин может приобрести иностранный автомобиль. Разумеется, с уплатой всех таможенных сборов.
        - Это какие такие у тебя могут быть трудовые доходы, которых хватит на немецкий автопром?
        - Как какие? Премия Коха. Сто тысяч марок ФРГ. Половина Морозова, вторая - моя.
        - Ой, насмешил, Панов! - Чазов совсем не улыбался, но зато тему Суслова вроде забыл. - Премию забирает государство. У нас вся валюта идет в бюджет, так что не думай даже. Получишь чеками Внешторгбанка, тысячи две. Ну, может быть три. Это все. Но ты мне зубы не заговаривай. Как тебе надо довести, что надо подальше держаться от всяких игрищ? Ты думаешь Щелоков про тебя не помнит?!
        Эх... я то про него точно пытался забыть!
        - Евгений Иванович, - так же тихо, как и академик, ответил я. - А как вы себе это видите? Звонит мне помощник товарища Суслова, чтобы я приехал и посмотрел его, а ему в ответ: «Да идите вы подальше»? Я - человек подневольный, и желания таких людей приходится выполнять.
        - Делать это можно по-разному. В том числе и так, чтобы от тебя отстали.
        - Вам легко говорить. А мне неприятности от такого человека не нужны.
        - Пришел бы ко мне, посоветовался. Нашли бы выход из положения.
        - Да нечего там обсуждать. Ну померил давление, легкие послушал. Не более того. Он по какой-то причине не доверяет медикам ЦКБ, вот и перестраховывается. Хотя все врачебные назначения выполнял скрупулезно. Поверьте, возникло бы что, я бы не стал самодеятельностью заниматься.
        - Ладно, завтра у вас выездная комиссия, после нее с Морозовым ко мне подойдете.
        - И еще один вопрос...
        - Ну что у тебя там? - уже развернувшийся было Чазов остановился.
        - Насчет малоинвазивной хирургии...
        - В смысле? - недоуменно спросил академик.
        - Простые операции без большой травмы. Аппендэктомии, холецистэктомии, гинекология. С возможным расширением диапазона. В один маленький разрез вводится лапароскоп, во второй - специальный инструментарий. Пациента можно через сутки домой отправлять. Там загвоздка...
        - Не на ходу, - оборвал меня Чазов. - Давай докладную записку, обзор имеющихся возможностей. Потом посмотрим. А то на словах красиво все у вас...
        - Может, этим займется мой коллега? Он как раз в хирургию распределяется, темой интересуется. А мы вместе потом подойдем...
        - Такой молодой, а уже в кумовство по уши влез. Далеко пойдешь, - как-то невесело улыбнулся Евгений Иванович.
        И ушел, оставив меня в недоумении. А чего приходил-то? Предупредить насчет Щелокова? Поругать за Суслова? Посмотреть на мою реакцию? Был он в курсе особенностей той терапии в январе? И ожидал другого эффекта? Вот не знаю. Странный визит и совсем непонятный разговор. Надо сбегать в магазин, купить пару коробков спичек. Буду раскладывать ёжиков и собачек, как советский разведчик Штирлиц. И размышлять, когда я шею сломаю с такими обстоятельствами. Может, и правда, послать их всех в жопу да рвануть за границу? Как же они все надоели со своими подковерными играми.

* * *
        Сколько заболеваний могут привести к жалобам типа «трудно дышать»? Правильно, нет им числа. Но погрузились, поехали. На месте узнаем, что там. И возраст почтенный, семьдесят пять, на покой бы. Хотя некоторые и постарше собираются страной рулить, причем не Лихтенштейном каким-нибудь. Мою встречу с самим Чазовым никто не комментировал. Да и не до того вдруг оказалось. Валентин рассказывал, что с ним случилось, когда он в другой смене две недели отработал.
        - Утесова хоронили, - начал он рассказ. - Девятого числа еще.
        - В Каретном ряду? - уточнил Геворкян. - У него же дочка умерла в конце января, наши ездили.
        Да тут книгу писать можно, «Как мы закрывали глаза знаменитостям». Жаль, издать не дадут еще лет десять. Зато при перестройке ушлые товарищи откроют заслонку в канализации, потоком попрут кремлевские жены и любовницы генсеков. Но из ЦКБ вроде никто скандальных мемуаров не писал. Или я их не помню просто?
        - Да, дома у него. Смерть до прибытия. Мы пока домчались, поздно было. Одна домработница была.
        - Сколько же стукнуло ему? - спросил я.
        - Восемьдесят шесть, - ответил Валентин.
        - А жена? - не унимался Авис Акопович. - Он же женился в прошлом году буквально, говорят, из загса домой к нему ездили.
        - Не, не было никого. Может, вышла куда. Да мы и недолго были, смерть зафиксировали, и уехали.
        Мужик на вызове представлял собой студенческое пособие. Вот так - один раз увидел и на всю жизнь запомнил. Он сидел, бледный, покрытый крупными каплями пота, со вздутыми венами на шее, и пытался вдохнуть. А у него почти ничего не получалось. Понятное дело, губы синие, руки трясутся. Вокруг курсировала, скорее всего, домработница. Уж очень непохожа она была на контингент, не видно в ней чувства собственного величия. Впрочем, иной раз клиент и вовсе как забулдыга выглядит, а на стене портрет с таким количеством наград, что и Ильичу завидно стать может.
        - Поскользнулся Кирилл Дмитриевич, упал, - объяснила она. - Вроде и несильно, а вон как заплохел. А я же предупреждала, что пол мокрый, что осторожно... Ой, беда... А я скорую...
        Ее уже никто не слушал. Все и так понятно: при падении разорвалось легкое, сейчас воздух из него в плевральную очередь фигачит. Пневмоторакс называется. И чем больше он пытается вдохнуть, тем хуже, потому что легкое спадается сильнее с каждым вдохом.
        Мы с Валентином в четыре руки быстро сняли рубашку и майку. Ну вот она, ссадина на правом боку. Вроде даже и перелома нет. Хотя в таком возрасте... Иной раз и делать ничего не надо, особенно если эмфизема есть. Вдохнул чуть глубже, и получай. Давление упало, девяносто на пятьдесят, наверное, точно я не усмотрел, а устно мимо ушей пропустил. Зато пульс сам посчитал, ровно сто двадцать в минуту.
        - Дренаж? По Петрову? - сказал я Геворкяну, доставая шприц-двадцатку и новокаин.
        Авис Акопович вдруг наклонился и тихонечко спросил:
        - Сам сделать можешь? Потом объясню.
        Я кивнул. Ничего сложного нет, если знать, что и куда совать. Я знал.
        Поехали. Нашел третье межреберье, как раз над соском. Некоторые делают это чуть выше, во втором, но мне не нравится, тут свободы действия больше, что ли. И методика это не запрещает. Помазал кожу спиртом двумя шариками, такое добро экономить нельзя. Кстати, пить медицинский спирт можно только с глубокой безнадеги, потому что это технарь в чистом виде, и никто его на содержание метанола и сивухи не контролирует.
        А дальше всё просто: новокаин под кожу, клиент тощий, у него это сразу за более глубокие слои пошло. Подождать бы пару минут, пока подействует, но некогда, мужик реально задыхается. Потерпит. Втыкаю иголку перпендикулярно коже и по верхнему краю ребра. Прошел пару сантиметров буквально, и вот оно, чувство проваливания. На месте. У нас дренаж не стационарный, только до больницы довести. Так что обычной инъекционной иглой делаем, этого хватит. Теперь подсасывай воздух и выпускай, заткнув пальцем отверстие канюли. И эффект прямо на глазах наступает.
        Раздышался дед, порозовел даже слегка. Вены на шее спались чуток. Пульс пореже, а давление - сто на шестьдесят. Можно и везти.
        Сдали пациента в приемное, вышли на улицу.
        - Спасибо, Андрей, - сказал Геворкян.
        - Да не за что, - ответил я. - Нормально всё.
        - Просто у меня как-то на установке подключички катетер легкое продырявил. Давно, на старой работе еще, - начал объяснять доктор. - Замяли, решили, что не виноват. С тех пор прямо сам не свой, если в грудную клетку лезть приходится. Головой понимаю, а руки ходуном ходят.
        - Да не стоило и переживать, вместе же работаем.

* * *
        От выездной комиссии я ничего плохого не ждал. Не, ну не пустят меня, и как это будет выглядеть на награждении? Лауреат не приехал, потому что не знал имена членов ЦК компартии ФРГ? Шутка, в этой стране компартия отсутствует. То появляется, то исчезает. Последний раз два года назад распустили. Но про какого-нибудь Карла Либкнехта и Вильгельма Телля, тьфу ты, Эрнста Тельмана, могут спросить. Смотрел я, конечно, про всех этих ленинских дружбанов, но очень по верхам. Расслабился.
        Мероприятие в актовом зале ЦКБ организовали. Саму комиссию я не видел, когда подошел, они внутри уже сидели. Поздоровался с Морозовым, раскланялся с шапочно знакомыми докторами, выжидающими своей участи. Больница большая, ученых здесь обильно, откуда еще по заграницам ездить, если не отсюда?
        Вроде как настрой у вершителей судеб хороший, долго никто не задерживался. Минут пять - и на свободу с чистой совестью. Я даже Игорю Александровичу анекдот рассказал для поднятия боевого духа. Когда парочка в аптеку пришла, просят вазелин и противозачаточные. Аптекарша им баночку вазелина дала, ищет в ящике таблетки. Найти не может никак, поворачивается и спрашивает: «А зачем вам противозачаточные хоть?».
        Не к добру меня веселье разобрало, как чувствовал. Вызвали, зашел. В скромном костюмчике, белая рубашка, галстучек. Подстригся на прошлой неделе. Ничего не предвещало, короче. А комиссия... Их, блин, в кино снимать можно, в самой гнусной антисоветчине. Народ будет плеваться и ненавидеть нашу страну. Тетки в кримплене, старые коммунисты в потертых спинжаках со столь же древними орденскими планками, чекист с глазами убийцы, какой-то хрен неопределенного возраста с лицом сильно употребляющего, но зато с юбилейной медалькой «100 лет Ленину». Мне даже не по себе стало. Откуда их хоть собрали? Но ладно, не будем судить о людях по внешности. Других они быстро отпускали, и ничего.
        - По комсомольской линии едет? Молодой какой, - сказала одна из кримпленовых дам.
        Секретарь зачитала краткое резюме про меня. Это ожидаемо воодушевило народ. Особенно тот факт, что это уже третья капстрана за последний год. Да еще и премию какую-то давать собираются.
        - Вы понимаете, молодой человек, в какое опасное место вы собрались? - прошамкал один из старых коммунистов. Этот был в синем пиджаке, остальные двое в коричневых.
        Я сообщил, что понимаю и осознаю, но надеюсь на поддержку старших товарищей и представителей передового отряда нашей партии. Это я уже глядя на чекиста сказал. А тот сидел, будто не подключился еще, гипнотизировал какую-то точку в пространстве у меня над головой.
        - А кто возглавил немецких коммунистов после предательского убийства товарища Карла Либкнехта? - никак не успокаивался дед.
        - Клара Цеткин, - ответил я. Череда немецких тяжеловесных фамилий напрочь вылетела у меня из головы. Остальных товарищей я в упор не помнил.
        - Хорошо. А еще кто? - любопытствовал событиями, происшедшими более чем шестьдесят лет назад дед.
        - Роза Люксембург, - вдруг неожиданно для себя вякнул я.
        - Она была зверски казнена в один день с товарищем Либкнехтом! - стукнул сухоньким кулачком по столу любитель истории. - Как можно такое не знать?!
        Старый козел демонстративно достал из кармана таблетки и вытряхнул одну себе в ладошку. Налил в стакан воды из казенного графина и выпил ее, шумно глотая, после чего победоносно осмотрел коллег. Знай наших, смогли прищучить!
        Ветераны партийных заседаний тихо загудели на тему «посрамит» на своем полюсе стола, кримпленовые тетки молчали. И тут наконец-то включился представитель органов.
        - Ну что же, товарищи, мы тут послушали Андрея Николаевича, и пришли к выводу, что он является политически зрелым и достоин представлять нашу страну на международной арене.
        И снова исчез из нашей реальности, оставив только немигающий аватар. Знаток немецкой истории обиженно засопел и потянулся к стакану.
        - Очень хорошо, товарищи, что вопросов к товарищу Панову больше нет, - провозгласила дама, вначале впечатлившаяся моей молодостью. - До свидания, Андрей Николаевич.
        И вот на хрена было это устраивать? С этими своими Кларой и Розой. Хорошее имя для женского дуэта, работающего в стиле кабаре. Как же вы мне надоели, честное слово!

* * *
        Дождался Морозова. Его как раз про революционеров вообще не спрашивали. Как в анекдоте про экзамен. «Знаете, что была Вторая мировая война? Да? Ой как здорово, отличные знания, пять баллов!». Двинулись к Чазову. К тому времени у меня обида на старперов перегорела. Ведь главное - результат, так же? Вот и получили, что хотели.
        Академик был занят. Что-то там у него решалось, куда-то звонила секретарша, с кем-то соединяла. Минут сорок, наверное. Только потом о нас сообщили. И то не сразу пустили.
        Вот руководитель! Профессионал высокого класса! Только что из кабинета вопли доносились, строил по телефону кого-то, а тут - будто не было ничего. Спокоен, собран. Я бы осторожно добавил - похоже, доброжелательно настроен. Показал нам на стулья, мол, присаживайтесь. Мы седалища опустили, внимаем.
        - Инструктаж еще не один будет, но я хотел бы в узком кругу, коллегиально, - доверительно начал Чазов. - Сами понимаете, событие не рядовое. Не хотелось бы опережать... но мы внесли предложение о наградах... - и он замолчал, давая нам возможность прочувствовать заботу и внимание.
        Мягко стелет, гад. И тон неофициальный, прямо гордость берет, что такой человек с нами возится. Чего же взамен потребует? Деньги? Так сам сказал, что нам гроши достанутся. Выступить с осуждением израильской военщины? Так кому мы там нужны, чтобы нас слушать? Напишут о нас в местных газетках на пятой странице мелким шрифтом, а заявления и вовсе не упомянут. Не Нобелевка. Почетно, да. Но престиж не так велик.
        - ... поэтому еще раз обращаю ваше внимание: никаких несанкционированных контактов с прессой! - вырвал меня из раздумий голос Евгения Ивановича. - Даже если будут спрашивать совершенно невинные вещи. Понятно?
        Мы закивали. В отличие от прошлых раз, где мы были одними из многих, сейчас совсем другое.
        - Разрешите вопрос! - я чуть по-ученически руку не потянул.
        - Да?
        - Одежда. В приглашении указано, что мужчины во фраках...
        - Напрокат возьмем. Франкфурт - город большой, там только оперных театров два. Деньги на это будут выделены, за свои не придется брать.

* * *
        - Картошка пропала в магазинах.
        Когда я вернулся домой, Аня лежала на кровати задрав ноги вверх.
        - И туалетной бумаги днем с огнем не сыщешь, - продолжила она список потерь.
        - У тебя был забег по торговым точкам? - я устало прилег рядом.
        - Ага. Два часа в очередях. Добыла синюю курицу на суп, моркови, лука, свеклу.
        - Вроде картошка еще оставалась...
        - На борщ хватит. Слушай, Панов, - Аня оживилась, подвинулась ко мне. - Сегодня в очереди услышала. Тварь какая-то рассказывала. Пока повернулась прищучить, убежала, гадина. Вопрос Армянскому радио. В Программе КПСС записано, что к концу текущей пятилетки каждая советская семья будет обеспечена отдельной квартирой, к концу следующей пятилетки у каждой семьи будет холодильник, еще через пять лет - телевизор, а к построению коммунизма у каждой семьи будет вертолет. Спрашивается: зачем вертолет?
        Послушно пожал плечами.
        Ответ: - А вот вы представьте себе, например, что где-нибудь в Одессе или Москве в продажу вдруг выкинули копченую колбасу....
        Я посмеялся, тоже вспомнил историю из этой же серии:
        Вопрос Армянскому радио: - Почему в магазинах нет мяса?
        Ответ: - Потому, что свиньи вышли в люди, коровы вышли за офицеров, бараны защитили диссертации, а куры сдохли со смеху.
        - Андрей, с питанием надо что-то делать. Ты там в ЦКБ никак не можешь прикрепиться к заказам? - практичная Аня ущипнула меня за бок. - Ты же уже давно там работаешь.
        - Меньше года.
        Я тяжело вздохнул. Последнее общение с Чазовым оставило тягостное впечатление. Какие уж тут заказы... Отработает премию и скинет меня с борта. Зачем ему такой проблемный сотрудник? Это пусть Андропов воюет с Щелоковым, а Евгению Ивановичу все эти интриги нахрен не сдались. Конечно, академик играет в команде КГБ. Поди, и звание у него есть. Зато у Щелокова - в замах тесть Брежнева. Суслов жив, история пошла другим путем - а каким именно, поди пойми...
        - И швейцарские презервативы тоже йок, - Азимова принялась переодеваться в домашнее. - Я заглядывала в коробку.
        - Ну... попробуем тогда способ...
        - Нет, ты уж пожалуйста, расстарайся, - Аня покачала головой. - От таких «проб» и «способов» детки случаются. А я рожать пока не планирую.
        - Да? А что же ты планируешь?
        - Свадьбу в зеркальном зале «Праги», медовый месяц на Золотых песках в Болгарии.
        Невеста оглянулась на меня, засмеялась колокольчиком.
        - Панов, сделай лицо попроще. Чего напрягся? Шучу я! Но детей давай и правда, после свадьбы.
        - А я что? Я на все согласный, - мой облегченный вздох услышало полдома.
        - Кстати, папа звонил. Напомнил насчет автомагнитолы. Не забудь привезти ее из Франкфурта для председателя гаражного кооператива.
        - Черт, список то большой получается.
        Я достал из кармана листок. В нем отметились уже примерно все. Давид просил купить ему часы Casio. С калькулятором! И даже притаранил рубли, которые я банально не знал, где менять на марки. А ну как прихватят? Вроде Чазов обещал чеки - можно и в Березке купить.
        После выхода программы «Здоровье» из Орла позвонила мать. Быстро поздравила с премией, осторожно узнала - смогу ли я притаранить из ФРГ видеомагнитофон? «Panasonic» или «Sony». Вместе с отчимом родственники собрали денег и уже даже выслали их почтовым переводом. Нормально так? Опять же - где брать марки? Попросить Паульсена из Ферринга? Мне же причитаются какие-то дивиденды? Разумеется, если компания вышла в плюс и уже успела что-то заработать...Но дивиденды, кажется, платятся по итогам года. Авансом? Нет, тоже лучше «Березка».
        Для Симки Давид умолял приобрести новомодную джинсовую юбку. И даже выписал мне все размеры на бумажке. Юбка должна была стать первым мостиком к примирению с женой.
        - Ну, может и сработает, - Аня быстро просмотрела список, подчеркнула ногтем подарок для сестры, хмыкнула: - Серафима уже оттаяла, жалеет, что так быстро сбежала.
        - Ага, надо было «князю» свернуть шею и потом подаваться в бега , - я забрал листочек, поинтересовался: - Тебе то что привезти?
        - У меня персональный перечень, - невеста гордо задрала нос. - Держи!
        Я получил список невесты, и он был... Вполне разумен. Кроссовки и костюм Адидас. Ага, размеры на всякий случай, тоже указаны. Всякая женская дребедень - лифчик, чулки, ого... противозачаточные таблетки. Я удивленно посмотрел на Азимову.
        - Что ты вытаращился? Я тебе даже название таблеток написала!
        Анечка покраснела.
        - Отечественные чем не устраивают? Есть же импорт, «Гедеон Рихтер», немцы, югославы...
        - Мама сказала, что гормонов много в них, - невеста засмеялась. - Усы будут расти.
        - «Оврет», «Фемулен», «Микронор», «Экслютон»? - я присмотрелся к названиям. - Ладно, куплю. Надеюсь, на границе меня не будут сильно пытать. Срочно глотать я их не собираюсь.
        Тут я задумался. Может попросить Морозова помочь перевезти всю «номенклатуру»? Да он, небось, сам потащит кучу всего. У профессора - двое детей... Ладно, что-нибудь придумаю. Чазова попрошу!

* * *
        «Летайте самолетами Аэрофлота!», рекомендовала реклама. Мы и полетели. Чазов, Морозов, я, и два переводчика. Понятно, из какой конторы эти деятели. Впрочем, нас они не доставали, так, рядом приткнулись. Жаль, конечно, что дьюти-фри еще не открыли, можно было бы затариться в дорогу недорогим бухлишком, да еще и за рубли. Но чего нет, того нет. С горя хотел купить в газетном киоске какую-нибудь буржуинскую газетку, тут тебе и простая Таймс из Лондона, и ее сестра из Нью-Йорка, но посмотрел заголовки и передумал. Читать, как говорится, не о чем. А стоит недешево. У меня книжечка есть, Анечка подогнала, язык совершенствовать. Кирпич в мягкой обложке, сборник всех рассказов про патера Брауна от товарища Честертона. Странно, почему на картинку поместили явно женский глаз. До этого я его не читал ни на каком языке, буду просвещаться.
        Чазов, заметив обложку, удивленно хмыкнул и ничего не сказал. А переводчики к нам и близко не подходили. Сели в сторонке, начали о чем-то перешептываться. Ждать пришлось недолго, час с небольшим. Хорошо всё-таки с большими людьми летать: зал для депутатов - всяко приятнее. И кресла здесь с мягкой обивкой, и народу нет совсем.
        Летели мы прямым рейсом до Франкфурта. Даже не думал, что сюда так просто из Москвы добраться. Настраивался до Мюнхена какого-нибудь, потом по земле. А тут вон как. Три часа - и на месте. Вообще красота.
        Что плохо за границей - никак они не могут определиться, чего им надо. Вот у нас в стране две рекламы - Аэрофлота и сберкассы. Ну, стиральная машина «Вятка» еще. А здесь? Одних компьютеров пять штук насчитал: IBM PC, Commodore 64, Sinclair ZX Spectrum, Apple IIe, и какой-то TRS-80. Ужас просто. И машины, те вообще весь остаток стен заняли. BMW E30, Citroen BX, Nissan March 2. Я такой модели не помню даже, а тут прямо за рукав хватают, купи, дорогой товарищ, не пожалеешь!
        Тяжко, короче, живется тут людям, никак с выбором не определятся. У нас в сто раз лучше: что досталось, то и взял. И рад.
        Ироничный настрой сбил погранец. Вот же скотина, и так паспорт этот несчастный повернет, и эдак. Только что на зуб не пробует. И взгляд недовольный. То ли его папа после войны у нас народное хозяйство долго восстанавливал, то ли маму тут денацифицировали до потери пульса. В любом случае, дорогой товарищ, ведете себя крайне непрофессионально. Эмоции дома проявлять будете, фрау своей. Я промолчал, конечно, а то с него станется, поведет проверять, не везу ли я в прямой кишке помощь фракции Красной Армии, или как там главные местные террористы называются. Немчик что-то спросил, и тут вступил в разговор один из переводчиков, ответил за меня. Освоил смежную специальность, значит, не соврал.
        - Чего хотел хоть? - спросил я, пряча паспорт в карман.
        - Целью прибытия интересовался, - объяснил чекист.
        - Данке шон, - пустил я в ход треть своего немецкого лексикона.
        Пошли потом ждать наши чемоданы на ленте. Кто будет вам рассказывать про то, какой тут везде орднунг и вообще на высшем уровне, обязательно исключите из списка аэропорт Франкфурта. Грузчики здесь ни капли не торопятся. Обозревали мы пустую ленту минут двадцать, наверное. Или это у них такой бзик только в отношении «Аэрофлота»?
        Зато встречать советский самолет собралось большое количество народу. Хотелось бы сказать, что половина города, но нет. Слегка не дотянули. Пара десятков всего. А ждали именно нас. Кому бы еще адресовать все эти плакатики «Зовиет цюрук!» и протестные крики? Да еще такие накрученные, раскрасневшиеся. Хоть и стоят за полицейским загончиком, но агрессия так и прет. Ой, а что это там на плакате? Я тормознул, схватился за висящий на груди Зенит. Ну когда еще можно будет сфотографировать плакат “Панов гоу хоум”?!
        Глава 19
        Наивные граждане. Мы и без вашего напоминания цюрукнем, у нас и обратные билеты уже есть. А серьезно организовал кто-то, фотографы бегают, вспышками глаза слепят, парочка с бетакамами на плече видео снимают.
        Встречал нас представитель консульства по имени Иван Денисович. Глядя на него, у меня закрались подозрения, что его день проходит совсем не как в одноименной повести, а клонирование человека в нашей стране освоили очень давно. Чем еще объяснить странную идентичность встречающих нас лиц? Типичный же гомо советикус. Серьезный до скрипа в зубах, провел нас дорогой товарищ до поданного нам «Мерседеса». Не представительского класса, поскромнее. Всего лишь белый микроавтобус. Но мы с нашим барахлом туда влезли все, еще и место осталось. По дороге сетовал Иван Денисович на случившуюся провокацию, обещал подать целую ноту немецкому правительству. Дескать, обижают советских граждан, мешают вручению международной премии.
        - Думаешь, американцы организовали? - шепнул мне бледноватый Морозов в машине.
        - Не бывает плохого пиара, кроме некролога, - отмахнулся я.
        - Что это хоть? - удивился Игорь Александрович.
        Блин, чуть не прокололся.
        - Проще говоря - рекламы. Пиар - это от английского Public Relations. Связи с общественностью. Чем чаще тебя показывают по телевизору, тем больше знают, сильнее прислушиваются.
        - У нас только Брежнева показывают - вздохнул профессор. - И к нему прислушиваться точно приходиться. Еле говорит.
        Чазов с посольским и «переводчиками» о чем-то перетирали на передних сидениях, можно было перемыть кости руководству.
        - Наше дело маленькое. Помахать ручкой со сцены, сказать как мы счастливы получить премию, да пообещать дальше двигать советскую науку.
        - Кстати, о советской науке. Я подготовил новую статью в «Ланцет» с последними данными Чазова по клиническим исследованиям. Тебе нужно тоже поработать над ней. Статья пойдет за нашими тремя фамилиями.
        - Тремя?!
        - Евгений Иванович тоже в соавторах.
        Класс. Что же... Этого следовало ожидать. Мы с Морозовым обменялись понимающими взглядами. Всегда такое было и дальше будет. Медицинские боссы впихивают себя во все перспективные исследования. Ладно, Чазов хотя бы предоставил базу ЦКБ для исследований, пусть будет... Паровоз в нашем деле не помешает.

* * *
        А расщедрилась родина, ничего не скажешь. Не в клоповник в эмигрантском районе запихнули. «Интерконтиненталь», самый центр города, на берегу Майна. Сколько же тут звезд? Не удивлюсь, если все пять. И даже беллбой имелся, погрузил наши вещи на тележку и попер в лифт. А номера, хоть и не люкс, обычные, но, блин, по одному на каждого! Не надо слушать ничей храп. Плюс с видом на город, правда, но я не в обиде. Вот она, любовь отечества как проявляется. А нобелевских лауреатов в каких номерах селят, интересно?
        Общий сбор был назначен через час. Я включил телевизор, наткнулся на какие-то местные новости. И телек с пультом, «Грюндиг», да еще и цветной. Хотел было пощелкать каналы в надежде на музыкалку, но в кадре заговорили по-русски.
        - Вручение премии Коха советским ученым не говорит о преимуществе советского строя. Только советской науки, которая развивается независимо от идеологических шаблонов, - вещал средних лет мужик с немного надменным лицом. По крайней мере, на корреспондента он смотрел как на умственно отсталого.
        «Александр Зиновьев, профессор философии», подписали наконец-то латиницей говорившего телевизионщики. Не напрасно я гомо советикуса вспоминал, вот и автор книги с таким названием нарисовался. Переключу от греха подальше, а то сейчас чекист какой-нибудь припрется, объясняйся потом.
        В дверь осторожно постучали.
        - Битте, открыто, - крикнул я, недоумевая, кого это могло принести.
        - Гутен таг, герр Панов, - сказал человек, стоящий на пороге.
        - И вам гутен таг, герр Старовецки, - ответил я.
        Если честно, то юрист меня смог даже не удивить, а сразить своим появлением. Я ведь никому в «Ферринге» ничего про свой визит в Германию не сообщал. Думал позвонить Фредерику, передать пламенный привет, и узнать хотя бы вкратце, как идут дела. Но вот живого представителя компании не ждал. И ведь явно не случайно встречаемся. Вероятность его непреднамеренного попадания в мой номер считанные минуты спустя после заселения явно меньше нуля.
        - Проходите, присаживайтесь, - шестеренки в моей голове со скрипом сдвинулись с места и я вспомнил тот набор слов, который по ошибке называл знанием английского языка. - Но как?
        - Всё просто, герр Панов. Мой помощник позвонил в консульство и представился корреспондентом газеты «Форвартс», её выпускает партия труда... - тут я махнул рукой, мол, пропускайте, я даже товарища Жиля Бюссе знаю. - Нам сообщили, когда и куда вы приезжаете. Я был здесь вчера. А парень с рецепшн за десять марок был так любезен, что сообщил мне остальные подробности.
        - Очень интересно. Скажите еще, что и демонстрацию в аэропорту вы организовали.
        - Нет, это местные правые. Мы им только через третьих лиц сообщили дату прилета. Решили, что хороший пиар вам не помешает. Чем громче вас ругают здесь, тем больше любят на родине. Это во-первых. Во-вторых, мы в компании провели анализ публикаций насчет Хеликобактер Пилори. Тут есть хороший рыночный потенциал.
        Он точно скромный юрист? Какие-то он вещи рассказывает, далекие от проверки договоров и написания исковых заявлений в арбитраж. Или этот товарищ - я присмотрелся к швейцарцу - серый кардинал Ферринга? Тогда многое становится понятным.
        - Спасибо, герр Старовецки. Вы остановились здесь?
        - Да, номер десять двадцать два. Связь по внутреннему телефону.
        Ну, а дальше на меня полилась хоть и не очень полноводная, но река цифр и фактов, из которой я смог понять, что компания кризис потихонечку переживает. Исследователи успешно мучают мышек, и пытаются доказать, что свой хлеб едят не напрасно. Короче, всё идет по плану. Товарищ Маркус пробудет здесь до моего отлета, и я могу располагать им в полной мере.
        Из-за предстоящего общего сбора наша встреча прошла в скомканном формате. А ну как припрется переводчик? Объяснить присутствие иностранца забредшим случайно в поисках чайного пакетика не получится. Лучше мы вечерком соберемся, когда всё успокоиться.
        Собрание коллектива прошло в стиле классической двухминутки ненависти. Консульский хрен никуда не делся, выступил основным спикером. Из его речи мы узнали, что вокруг нас одни фашисты, грудные дети исключения не составляют. «Собственно, в аэропорту вы все сами видели». Основная цель существования этих тварей - выпить кровь советского гражданина и закусить его печенью, даже если та сильно пострадала от злоупотреблений. Ну и остальное в том же духе. Как товарищ выжил в столь враждебном окружении, он не сказал. Наверное, есть специальный раствор, которым себя можно опрыскать, чтобы не распознали на нюх маркеры, отличающие нас от остального мира.
        После него выступил чекист, тот, который был моим переводчиком сегодня. Этот тоже напомнил про группу встречи в аэропорту и заявил, что одиночные прогулки исключаются. Естественно, в целях нашей безопасности. И как мне выполнять списки желаний? В составе нашего тесного коллектива я деньгами сорить вряд ли смогу. Придется включать опцию «звонок юристу». Интересно, а представительские расходы на меня любимого и членов моей семьи распространяются?
        На мое скромное блеяние о фраках товарищ из органов сказал, что беспокоиться не о чем. Привезут и оденут. На этом все и закончилось.

* * *
        Список желаний мы со Старовецки обрезали. Не по самое никуда, но изъяли видеоаппаратуру. Куда мне с этими коробками? На публику я набрал всякого барахла побольше объемом. Трусов, колготок и футболок с жевательной резинкой. И презервативов на сдачу. Напоказ.
        Но это уже потом было. Сначала была премия. Если честно, я до этого премии только в бухгалтерии получал. Ну, грамоты всякие, ими обычно медиков усыпают к третьему воскресенью июня. От больницы, от горздрава, департамента, одна даже от министерства. А международными - не баловали. Наверное, не знали о таком замечательном специалисте. А тут - имени самого Коха.
        Повезли нас, слегка встревоженных, по городу, в том же микроавтобусе. Наверное, странновато мы смотрелись, вылезающие из него во фраках перед зданием фонда имени какого-то Фридриха Эберта. Народу почти и не было. Какая-то сотня старперов, разбавленных парочкой десятков фрау, которые могли бы рассказать о встречах с императором Вильгельмом. Причем, не в детстве.
        Ну, и корреспонденты. Их как бы не больше было, чем всех остальных. Рассадили за круглыми, накрытыми столами - бокалы с шампанским, легкие закуски. С голоду ну умрешь, но и не наешься. Оно и ясно - впереди фуршет.
        На небольшой сцене царствовал Солк. Собственно, он нас выдвинул на премию - ему и вручать. Плюс разные херы. Их имена я честно пытался запомнить, но безуспешно. Ясно, что и организаторов, но черт, некоторые немецкие фамилии - это просто жесть.
        Нам дали премии, а интернациональному коллективу, состоящему из пожилого француза Ледерера, еще более возрастного, но весьма жизнерадостного немца Пагеля, и чеха Стибло, который представлял сейчас Нидерланды, вручили золотые медали. Эти ребята заработали награду за туберкулез.
        Коллеги по церемонии рожи не кривили, первыми подошли и поздравили. Почпокались, поручались. Я, я натюрлих. Где там наш посольский парень? Он срочно должен разобраться, почему буржуи не устроили на нас нападение.
        Впрочем, гораздо больше улыбок и рукопожатий получил Чазов. Оно и понятно, он-то уже всемирно известный кардиолог, Брежнева чинит, а мы, особенно я, вообще пока мало кому известны. Ну разве что кучке гастоэнтерологов.
        После церемонии состоялся фуршетик, такой же скромный, как и закусон вначале. Никаких тебе фуагра и трюфелей. Даже икру зажали, сволочи. Канапе, винишко, по-скупердяйски. В углу струнный квартет что-то легкое классическое наяривает. Немчура, что с них взять? Жадничают как обычно. Ничего, вот вернемся домой, там гульнем.
        Фрак, кстати, взяли дерьмовый. Поначалу привезли с черными жилетами, которые Чазов забраковал - это только для официантов, нам белые пикейные положены. Хорошо хоть лаковые туфли свои, чувствую, и тут бы неизвестно что получилось. Брюки пришлось застегнуть булавкой, чтобы они не болтались. В самый ответственный момент, когда мы общались с председателем попечительского совета фонда, а потом с Солком, она расстегнулась, и мне пришлось только молиться, чтобы удалось добраться до сортира и не потерять штаны по дороге.
        Советских корреспондентов, кстати, аж три штуки было. От «Правды», «Известий» и «Комсомолки». Со всех этих гадов я не слез до тех пор, пока не выяснил, где и как можно забрать фотографии. Все они согласились на следующий день прислать их в гостиницу. Один, тот который из «Комсомолки», поднабравшись, попросил показать чек. Не сфоткать, а просто убедиться, что не обманули.
        Я открыл конвертик, что мне вручили вместе с премией - достач чек. Именной, на 50 тысяч немецких марок. Интересно, а если я денежки не отдам и растрачу часть суммы - какая статья мне светит?

* * *
        На следующий день, во время похода по магазинам один из чекистов доказал, что государев хлеб ест не напрасно. Пока я грузил в тележку всякое барахло, сбоку послышалось какое-то странное шевеление. Я повернулся, и увидел, как наш контролер крутит руку какому-то наркоманистого вида хлопчику. Тот что-то сипел и пытался вырваться, приговаривая на сербском «нисам крив». Кстати, югославов здесь кабы не больше чем турков.
        Главное, что происходило всё тихо, почти бесшумно. Камер на каждом углу еще нет, так что охранники магазина к нам не побежали гурьбой. Да и есть ли они? Что-то не замечал даже.
        - Осторожно в правом кармане куртки посмотрите, - сказал мне чекист, заметив, что я на них пялюсь.
        И правда, там лежали две грошовых шоколадки. Я живо представил себе продолжение банкета. Интересно, там на выходе полиция есть? Или только корреспонденты? А заголовки придумали? «Лауреат премии попался на магазинной краже»?
        Всё выяснилось, когда к кассе подошел переводчик, подгоняя впереди себя пинками виновника торжества. Не скрывая разочарования на мордах лиц, от витрины удалилась парочка представителей второй древнейшей профессии, на ходу зачехляя фотоаппараты. Они бы еще проститутку наняли, чтобы та изобразила жертву изнасилования, клоуны.
        Инцидент имел стандартное продолжение в виде очередной двухминутки ненависти. Опять про врагов, провокации и бдительность. Короче, разочаровал меня Франкфурт до глубины души. Не приеду сюда больше, пошли они в болото. Вот стану знаменитым, пришлет мне местная администрация приглашение, мол, хотим сделать вас почетным гражданином, так и отвечу. Ибо нефиг так вести себя.
        Я уже не переживал: юрист внял моим просьбам и обеспечил доставку в гостиницу закупленного по списку. А иначе зачем бы он приезжал? Да и не сам носил, дал в магазине адрес гостиницы, ему и притащили всё. А из его номера в мой перекочевало.
        Одно только и счастье: в Шереметьево нас и не шмонали почти. Так, заглянули в чемоданы и коробки, приоткрыв щелочку в пару сантиметров шириной, и поздравили с возвращением на родную землю. Знал бы, побольше гостинцев набрал. Впрочем, никакой запрещеночки у меня и не было. Так, незначительный перерасход по средствам.
        И в аэропорту нас встречали. Не абы кто, съемочная группа программы «Время». Подходили к микрофону по очереди, потом все вместе. Мы постояли, красивые лауреатские дипломы показали, уже в рамочках и под стеклом. Переводчиков, правда, не позвали. Да они и испарились куда-то после паспортного контроля. Что же, будет ради чего включить вечером телевизор. Хотя есть большая вероятность, что как раз слишком молодого студента отрежут, а вещать будет академик. Ну и ладно.
        Уже после ТВ, в депутатском зале Чазов потребовал сдать конвертики с премиями.
        - Товарищи, 88-я статья УК, ничего не могу поделать, - академик развел руками. - Бухгалтерия после уплаты налогов выдаст часть средств чеками Внешторгбанка.
        Мы с Морозовым послушно протянули свои конвертики, мой Чазов взвесил в руках, открыл. Округлил глаза. Он был забит марками.
        - А где чек?
        - Обналичил, - пожал я плечами.
        - Тут уже не пятьдесят тысяч?
        - Ну потратил чуток.
        Морозов и Чазов вылупились на меня. Ну да, вот такой я наглый.
        - Это подотчетные средства!
        С лица Евгения Ивановича можно было прикуривать.
        - Но вы сами сказали, часть из них мои. Чеков меньше дадут, какая разница? - пожал я плечами. - Мне пора, до свидания.
        Я взялся за тележку, начал толкать ее к выходу. Мимо с каменным лицом проследовал Чазов, не попрощавшись, водрузил царственное седалище на заднее сиденье служебной «Волги». Нам же с Морозовым пришлось ловить “бомбилу” - ибо у стоянки такси была огромная очередь. И всю дорогу до Москвы мне пришлось выслушивать стенания профессора на тему, какой я дурак, что ссорюсь с такими людьми.

* * *
        Дома меня не то что торжественно, никак не встречали. Кузьма, подлец, подошел, ботинок понюхал - и ушел, гордо демонстрируя подхвостное пространство. Ничего, придешь еще, гаденыш, попросишь еды. Посмотришь тогда на мой тыл, споешь грустную песню “мяу-мяу”.
        А где же Анечка? По времени должна вернуться из института своего, а ее и следа никакого. Еще пара дней, и я начну переживать. К тому же в холодильнике явные следы подготовки к голодовке: никакой еды, жалкие три яйца и зачем-то банка консервов - печень трески. Как по мне, это добро и при комнатной температуре хорошо себя чувствует. Так, а что у нас с овощами? Ага, нормальная, не гнилая картошка всё-таки в магазине появилась, И даже лук вполне пристойного вида. Как только есть захотелось, сразу продукты в продаже нашлись. А вообще, надо приучить подругу к походам на рынок. Чуть дороже, но зато всего много и качеством повыше. А то невеста моя только придумывать временные трудности умеет. Того нет, этого нет. Когда есть - легко, а ты попробуй как все советские люди. А макарошки - не тот вариант, которым можно питаться ежедневно.
        Ага, вот и ключ в замке провернулся. Надеюсь, это не квартирные воры.
        - Андрюшенька, милый, дома! - она уронила сумки и, не закрывая за собой дверь, бросилась обниматься.
        - Так четыре дня всего не было, - ответил я, когда появилась возможность хоть что сказать. - Давай дверь закроем.
        - Ой, а я к родителям ездила, они мне еды с собой надавали, вкусной и много. Сейчас пир устроим, отпразднуем!
        Ну как тут будешь ругаться? Отложим воспитательный момент на потом. Да и не очень хотелось, если честно.

* * *
        Никаких последствий мой демарш с валютой не возымел. Да я и потратил оттуда немного, пару тысяч всего, нашими деньгами при официальном курсе сорок копеек за марку - совсем мизер.
        Но с цэкабэшной скорой попросили. Может оно и к лучшему. Времени уже катастрофически не хватало, впереди госы, по кандидатской диссертации материала набралось столько, что часть я решил отложить на будущее, то ли для статьи, то ли для докторской. И хоть к экзаменам я почти не готовился, но на занятия надо было ходить немного чаще. Короче, я принял трудное, но неизбежное решение. Так что переданная свыше просьба оказалась кстати и я с легкой душой написал стандартное заявление «Прошу уволить меня по собственному желанию», задавив стремление дописать слова «главного врача». После чего понес Дыбе, уточнять, надо ли мне отрабатывать, или так выгонят.
        Екатерина Тимофеевна милостиво разрешила получить трудовую книжку завтра утром, наложив визу для отдела кадров.
        - Последнее дежурство, Панов. Хоть и недолго ты у нас проработал, а память оставил.
        Вот и пойми, что она имеет в виду, хорошее или плохое. При этом фотографию мою с дипломом лауреата она сама на доску почета вешала, типа, гляньте, кого воспитали. Но Екатерина Тимофеевна - игрок у нас командный, против Чазова не попрет.
        - Так сами понимаете, институт, экзамены, сессия...
        - Сам смотри, - Дыба тяжело вздохнула - Лето пройдет, академик оттает. Приходит врачом оформляться
        - Поясница в последнее время всё чаще болит, трудно мне будет у вас работать. - улыбнулся я в ответ
        - У нас в медицине, куда не устройся, гибкость позвоночника - очень важная штука, - продолжила Дыба мой намек. - Академики, они любят, когда им в рот смотрят, а когда хамят - то не очень. Ладно, перемелется - мука будет.
        И опять хрен поймешь, знает она что-то, или так сказала, типа мудростью поделиться. А перед Чазовым по-любому прогнуться придется. Надо было не перед фактом ставить, а заранее сообщить. Пожурил бы, да и успокоился, списал бы на незнание обстоятельств и молодость. Впрочем, это уже случилось, что теперь об этом жалеть?
        Пошел в ординаторскую, сообщил коллегам, что последний нонешний денёчек гуляю с вами я, друзья. Вроде как даже расстроились немного. И от отвальной гулянки не отказались. Перенесли только на выходные. Да мне, в принципе, и не важно уже. Сейчас теплее с каждым днем, можно будет и на природу двинуть, если осадки не помешают.
        А тут и вызов образовался. «Опухло лицо». От чего, интересно? От голода? Погрузились, поехали. Любимая многими вождями разного калибра улица Грановского. Странно, во всем мире все, кто только может себе позволить, селятся в пригороде, а в центре жить не хотят. Зато у нас всё, что внутри Садового кольца - верх мечтаний.
        На этой улице, наверное, подъездов без консьержа из числа бывших сотрудников и не найдется. Вот и здесь, товарищ сурово посмотрел на нас, в журнальчик записал. Интересно, а как местные домой водят всяких любовниц? Тех тоже в кондуит фиксирует?
        Игривое настроение улетело вместе с иронией, стоило только глянуть на пациентку. И правда, опухло лицо. От отека Квинке. Аллергическая реакция у нас тут нарисовалась. Штука нехороша тем, что ткани разбухают не только снаружи, но и внутри. Так что если на горло поползло, как мы наблюдаем перед собой, то можно ждать и перекрытия главного воздуховода по имени трахея. А то, что глаз не видать, и губы величиной с настоящий украинский вареник каждая - мелочи жизни уже, незначительный косметический дефект практически.
        Ни возраст, даже приблизительно, ни черты лица больной сейчас не различить. Как говорится, родная мать не узнает. Сидит, сипит только слегка натужно. Мужик лет пятидесяти, сильно начальственного вида, с партийной прической «зачес назад», но с перепуганным лицом, сообщил, что раньше аллергия бывала, но не так явно. А тут съели апельсин на двоих один, и тут оно началось. Судя по желтым пятнам на пальцах, и чистила фрукт больная.
        - Преднизолон? - задал риторический вопрос Валентин, распахивая наш чемодан.
        - Девяносто, - прозвучал стандартный ответ от доктора. - Болюсом. И десять, нет, двадцать хлористого кальция внутривенно медленно сразу вслед за этим. Андрей, супрастина два куба в мышцу. И бегом за набором.
        Слова «для интубации» он опустил, нечего народ пугать, и так на измене сидят. Хотя лишний адреналин сейчас помехой не будет, поможет организму сопротивляться возникшей трудности.
        Пока я вернулся, примерно половина хлористого уже была внутри пациентки. Конечно, это не крапивница, при таком лечении там бы сыпь уже бледнеть начала, но вроде сипение чуть потише стало. Ладно, нам бы только до больницы довезти, там специалисты займутся.
        Положил пока не очень нужный набор в сторону, полез помогать Геворкяну мерить давление. Пока ничего страшного, в пределах нормы, сто тридцать пять на девяносто. Ну, тахикардия порядка ста десяти, что, опять же, опасений не вызывает. Кстати, есть уникумы, которые могут одновременно и пульс подсчитывать, и одышку. Но я к таким юлиям цезарям не отношусь, многозадачность - не про меня. Так что частоту дыханий, двадцать шесть, я узнал последний.
        Пожалуй, можно везти. С телепатической связью у нас сегодня всё хорошо, Авис Акопович, уловив мою мысль, кивнул, скомандовал собираться. Пошли с мужиком, побросали в сумку необходимые, документы он при мне в карман пиджака положил - и на выход.
        - Всё-таки хорошо, что ты увольняешься, - сказал Валентин, когда мы стояли под приемным покоем в ожидании доктора. - С собой из городской скорой одни приключения притащил. То собаки, то шоки, то отек Квинке, который раз в сто лет такой встречается. Надо переходить на привычные и спокойные вызова - давление померить, кардиограммку снять, постараться не уснуть, пока Акопыч про здоровый образ жизни рассказывает и от бабок отказывается.
        - Ага, от скуки помирать легче, хоть и не так интересно, - улыбнулся я.
        - Так это же лозунг всех, у кого почасовая оплата труда, - засмеялся Валентин. - Надо попросить красиво написать, на работе повесить.

* * *
        Как-то весна восемьдесят второго незаметно пролетела. В плане того, что ничего выдающегося не случилось. Да что рассказывать, если самым крупным событием было вступление в гаражно-строительный кооператив. Председатель, стимулированный самой дешманской из всех имеющихся, но всё равно импортной автомагнитолой «Грюндиг», не подвел. Протокол собрания соорудил в лучшем виде, и я вступил в права владения. Буду захламлять гараж, бухать здесь с мужиками, и водить любовниц, чтобы пользовать их на капоте. Машина-то у меня двухдверная, а потому классический способ на заднем сиденье недоступен. Диванчик еще поставлю, если с женой поссорюсь, будет куда эмигрировать на время. И соления. Обязательно стеллажик для помидорчиков с огурчиками. Чтобы было чем закусывать “не отходя от кассы”.
        А про госэкзамены и рассказывать нечего. Если у студента шестого курса диплом заполнен карандашом, то у того же субъекта, дожившего до госов, эта надпись уже произведена черной тушью. Останется только поставить штампик «Присяга врача Советского Союза принята» на развороте - и в путь.
        Процедура вручения дипломов расписана давно и ничего интересного в ней нет. Сначала вызывают краснодипломников в алфавитном порядке. Этих чествуют пятисекундными паузами, чтобы остальные могли поприветствовать их шестилетний труд аплодисментами. Потом - тех, кто выбрал красную морду, тоже от буквы «А» до буквы «Я». Обычно самый крупный чин на таком мероприятии - декан. Но выпуск первого лечфака Сеченовки восемьдесят второго года сразу пошел не так. Ибо на сцену актового зала приперлись все, кого только можно было вспомнить из начальства. Ректор со всеми замами, партком, комитет комсомола, и даже зам по АХЧ. А самым первым позвали скромного обладателя синего диплома, да еще и с фамилией на сильно далекую от начала букву «П».
        Ректор тряс мне руку, вручил букет мимоз, диплом, печать, грамоту и даже какое-то благодарственное письмо. А парторг разразился речью, из которой я узнал, каким замечательным парнем являюсь.
        Я дождался, когда вызовут одну краснодипломную девочку на букву «А», а потом ее однофамильца, но уже с синим дипломом, взял за руку Аню, и втихаря вышел из зала. На улице возле выхода каждый год стоял мужик, продающий по пятерке закручивающийся металлический футлярчик для врачебной печати. К крышке даже была приделана эбонитовая блямба с дырочкой, чтобы можно было прицепить, допустим, на связку ключей. Хороший бизнес, даже если приходится делиться с местным начальством.
        Я не стал считать, сколько он заработает на своих железочках, это не моя забота. Отдал свою пятерку и отошел в сторону, ждать задерживающуюся сладкую парочку - Симу с Давидом, с которыми мы договорились поехать праздновать в ресторан.

* * *
        На отдых Морозов выделил ровно неделю, поворчав, что и этого много для такого бездельника. Я старался соответствовать этой высокой оценке моей деятельности. Ездили с Анечкой загорать и купаться в Серебряный бор, пили пиво с чебуреками, и вообще, тратили время без всякой пользы для общества. Единственное, что я сделал, так это заехал в военкомат, чтобы они оперативно поменяли военный билет на удостоверение офицера запаса. Кадровики несколько раз напомнили не забыть сделать это.
        В понедельник, пятого июля, я поехал за заветной темно-зеленой книжечкой к девяти. В самом военкомате прямо тишина и покой. Призыв закончился, в коридорах только такие случайно забредшие, как я. Подошел к дежурной, узнать, куда мне идти за документом. Тетенька за стеклом, услышав мою фамилию, полезла в какие-то бумаги, и сказала: «Шестнадцатый кабинет».
        Под искомой дверью никого не было, что я посчитал хорошим признаком. Как говорится, неприятные вещи надо делать быстро. Хотя правилами этикета не предусмотрен предупреждающий стук в двери казенных кабинетов, их обитатели знают об этом не поголовно. Так что я поскребся о дерево, дождался приглашающего «Войдите» и зашел.
        - Кто? - вместо приветствия спросил майор-артиллерист с усталым лицом, отставляя в сторону стакан с чаем.
        - Панов, удостоверение офицера запаса, - лаконично ответил я самое нужное. Надо дать человеку возможность допить чай, пока он не остыл.
        - Присаживайтесь, - кивнул он на стул. Порылся в бумагах и пододвинул мне какой-то журнал. - Вот здесь распишитесь. И здесь.
        Я поставил автографы, не глядя. Что там может быть интересного?
        - Завтра утром к восьми. Вот перечень необходимых вещей, - пододвинул майор отпечатанный в типографии листик. - Сейчас вам повестку отдам.
        - Каааакууу? - от неожиданности я даже выговорить вопрос не смог. Впрочем, военкоматовец оказался профессионалом и понял мою мысль.
        - Призываем вас на службу в ряды Советской Армии, Панов. Поздравляю, - и он на полном серьезе встал и протянул мне руку, которую я, продолжая пребывать в состоянии охреневания, пожал. - Большая честь!
        - Так я это... выпускник... у меня интернатура... экзамен на кандидатский минимум... - промямлил я.
        - Освобождаетесь от интернатуры. Согласно пункту три приложения номер один приказа Министра здравоохранения СССР и Министра высшего и среднего специального образования СССР от двадцать седьмого марта 1967 года за номером двести сорок дробь сто восемьдесят семь, - механическим голосом ответил майор.
        Конец 4 тома.