Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Вязовский Алексей : " Тринадцатый Апостол " - читать онлайн

Сохранить .
Тринадцатый апостол. Том I Алексей Вязовский
        Две реальности и две смерти. Третья попытка Алексея Русина. Древний Иерусалим, день распятия Христа. Герой прежний - эпоха совсем другая. Очень непростая эпоха.
        Глава 1
        ИЛ?! ИЛ?! ЛАМ? САВАХФАН?!?
        Вселенской силы крик ударил по голове, прошелся пылающим пламенем по нервам и мускулам. Я застонал от боли и с трудом открыл глаза. Тряслись стены вокруг меня, плясала масляная лампадка на грубо сколоченном столе, с противным скрипом распахнулась и снова захлопнулась входная дверь. Я лежал на деревянной лежанке, покрытой какой-то ветошью, и мое тело все еще вздрагивало от спазмов. В голове и сейчас стоял этот пронзительный мужской крик. Он словно жил во мне. Вдох-выдох. Спокойно! Я это уже все проходил… Второй раз будет легче. Вдох-выдох…
        Стены перестали трястись, в воздухе повисла густая мелкая пыль. Лампадка замигала, но через миг огонек выправился и снова стал ровным. Открылась дверь, в помещение заглянул невысокий мужчина с факелом. Одет незнакомец был в сегментную лорику древнеримского легионера. На голове его красовался шлем с плюмажем. О, господи, это куда же меня занесло-то…?
        - Испанец, ты жив? - мужчина сделал несколько шагов и поднес к моему лицу факел. В его свете я смог наконец разглядеть легионера. Плотный, мускулистый, со шрамом на правой щеке. Глаза черные, живые. Говорил военный на латыни. Но при этом я его отлично понимал! При переносе в другую реальность разблокировался дар Логоса? Ну, хоть что-то…
        Кряхтя, я сел на лежанке, сплюнул на пол кровавую слюну. Пыль уже немного улеглась, снаружи слышался какой-то шум и лязг металла. Топали люди, испуганно ржали кони.
        - Vivus sum - на латыни ответил я, и это прозвучало так естественно, словно она была моим родным языком.
        /Я жив/
        Узнать бы еще теперь свое новое имя. Что-то латинское по идее должно быть. Я принялся незаметно себя ощупывать. Короткий ежик волос на голове, длинный античный нос, довольно густые брови, и лицо вроде бы без шрамов… А новое тело явно молодое, хоть и не юное, вроде бы без увечий.
        - Парни, Марк в порядке - крикнул в открытую дверь чернявый. Ага…значит, теперь меня зовут Марк. Вполне себе обычное латинское имя, данное видимо в честь бога войны Марса.
        В помещение, которое судя по многочисленным лежанкам и запаху пота, оказалось обычной солдатской казармой, гремя железом, один за другим, вошли еще восемь легионеров.
        Где я? Последнее, что отложилось в памяти - это как на меня несется белая Волга, тьма, затопившая глаза ее шофера, и мои руки, с силой выворачивающие руль машины, чтобы уйти от лобового столкновения. Визг тормозов, удар, крик Вики и…наступившая вдруг тишина.
        - …Наш Испанец все проспал - ко мне подошел центурион, командир местной “роты” легионеров, о чем говорил поперечный плюмаж на его шлеме. Взглянул равнодушно и отошел. Я выдохнул, еще раз сплюнул кровью на земляной пол - кажется, прикусил свой язык, пока был без сознания.
        Легионеры начали снимать доспехи и, отдуваясь, рассаживаться вокруг большого деревянного стола в центре казармы. Чернявый со шрамом помог мне подняться и сесть, озадаченно потрогал мою голову.
        - Петроний, а у него тут кровь….
        - Это я язык прикусил - поясняю легионерам и, оглядевшись по сторонам, подхватываю с лежанки серую тунику. Путаясь, начинаю ее натягивать - вот и испачкал голову кровью.
        Латынь из меня просто льется рекой, я даже не задумывался ни секунды над переводом. А еще говорят “умерший язык”… Помню, мы изучали ее в университете, когда проходили античность и средневековье, но весьма поверхностно. Так что нынешнее знание латыни - это точно не мое личное наследие с истфака.
        Центурион пожал плечами, давая понять, что ему до меня мало дела, и тоже начал разоблачаться.
        - Ну и день сегодня выдался… К Оркусу такие поганые деньки!
        На скамью полетел шлем, потом лорика. Под доспехами оказался пожилой мужчина лет пятидесяти. Седой, худощавый. Ему сразу освободили место во главе стола, налили что-то из глиняного кувшина в бронзовый кубок. Судя по запаху - вино. Центурион одним махом выпил, вытер ладонью массивный подбородок. Башка моя гудела, но любопытство историка брало верх - наблюдать за живыми легионерами было очень интересно.
        Чернявый легионер вставил факел в держатель в виде высокой треноги и тоже сел за стол, не раздеваясь.
        - Лекаря все одно нет, терпи до возвращения в Кесарию - центурион окончательно потерял ко мне интерес и повернулся к чернявому - Эй, Гней, а ты не усаживайся. Сходи-ка разузнай, что там во дворце у Пилата творится. Сильно ли он разрушен. И вернулся ли уже Лонгин Сотник.
        Я покачнулся и закашлялся, поперхнувшись от услышанного. Вот оно значит как… Понтий Пилат. Лонгин Сотник… А фраза “Ил?! Ил?! Лам? савахфан?” - это стало быть последние слова слова Иисуса на кресте: “Боже мой, Боже мой! Для чего ты меня оставил?!” Неужели эти слова здесь слышал только я?
        Я снова повалился на лежанку, закрыл глаза. Так я в древнем Иерусалиме?! Ой-ой-ей… куда меня закинуло-то!
        - Полежи Марк, переведи пока дух - за столом снова забулькал кувшин - Проклятая Иудея… - я услышал как тяжело вздохнул Петроний - Все у них тут не как у людей.
        Стукнула дверь за Гнеем, легионеры начали негромко переговариваться. Опять в кубки полилось вино, застучали по доскам стола игральные кости. Интересно, а одежду Христа стражники тоже успели разыграть? Моя голова просто раскалывалась от нахлынувших мыслей. Новая реальность, древний мир, Воскрешение Христа…
        - Это уже третье землетрясение - раздался чей-то сочный бас - за три года, что я тут служу.
        - Эй, Марк! - Петроний встал из-за стола, подошел ближе, потряс меня за плечо - Тебя точно не приложило по башке? Выглядишь ты хреново и молчишь все время.
        - Могут быть еще толчки - я снова вернулся в вертикальное положение, переборов головокружение. Глас Христа все еще звучал отголоском во мне. И я отвечал Петронию лишь для того, чтобы меня дальше не мучили расспросами - Надо бы выйти наружу.
        Мне нестерпимо захотелось вдохнуть свежего воздуха. Да и глинобитные стены казармы что-то не внушали особого доверия. Эдак моя вторая “ходка” закончится, даже толком не начавшись. Я потер лицо руками. Жена! Не родившийся ребенок! Там, в другой реальности… Верные друзья, конечно, в беде не оставят, но на душе тяжело так, словно сердце из груди живьем выдрали.
        - Да все уже, не трясись ты - обладателем сочного баса оказался крупный одноглазый легионер - мускулистый такой, просто “косая сажень в плечах” - Тряхнуло-то слабенько…
        Никто из римлян даже не пошевелился, чтобы встать. Видно уже привыкли к местным слабым землетрясениям. В Риме ведь тоже временами потряхивает, Везувий лишь дремлет до поры до времени.
        - Зачем только чужих богов гневили с этим проповедником? - центурион вернулся за стол, шумно уселся на скамью - Их тут как блох на собаке, и если каждого распинать, никаких крестов не хватит… И вообще это плохая примета.
        - Петроний, это же политика! - одноглазый принялся точить меч - Ты же был во дворце, сам видел: Пилат не хотел суда, это у фарисеев подгорало с этим Иешуа. Тоже мне нашелся “царь иудейский”…
        - Умолкни, Дион - центурион пристукнул по столу ладонью - Не нам об этом судить. Я слышал от верных людей, что этот Иешуа был не прост. Чудеса совершал…
        Все замолчали. А через какое-то время опять стукнула дверь, и вошел вернувшийся Гней.
        - Во дворце разрушений нет, так… посуда побилась - легионер накинул плащ, взял из стойки копье - В городе все тоже спокойно, слава богам. На обратном пути я встретил Лонгина Сотника. Он велел моему контубернию идти в караул, охранять гроб
        - Какой гроб? - удивился Петроний - И чего это Лонгин в моей центурии распоряжается?
        - Он же примипил легиона - примирительно произнес Гней - Эй, Марк, ты как? Голова уже прошла?
        Я, вздрогнув, кивнул. Спустил ноги с лежанки, пережидая легкое головокружение. Лежать в казарме и дальше не было никакого смысла, пора бы осмотреться снаружи.
        - Тогда собирайся, с нами пойдешь.
        - Так, а что там с гробом, Гней? - Петроний поднялся из-за стола
        - Во дворец прибежали первосвященники Анна и Каиафа, просили поставить караул у гроба - тело-то Иешуа отдали Синедриону. Дескать, волнения в городе могут быть, этот “царь Иудейский” обещал воскреснуть на третий день… Опять же знамения плохие: землетрясение, и в главном иудейском храме надвое разодралась завеса.
        - Как Синедриону отдали?! - удивился центурион, но совсем не обещанию мессии воскреснуть и даже не знамениям - Это ж они осудили его? Ничего не понимаю.
        - Там все непонятно - пожал плечами Гней - В Синедрионе у Иешуа, оказывается, друзья были. Иосиф Аримафейский. Богач какой-то. Он-то тело с креста и забрал. Дал на лапу Лонгину, тот и разрешил. Пилат злой, как Оркус.
        - А нас теперь опять гонят по иудейским делам! - зло сплюнул одноглазый - От этих первосвященников только и жди подлости какой…
        - Так и есть - центурион тоже начал облачаться - Либо ученики сопрут тело и скажут, что воскрес, либо фарисеи с левитами надругаются над трупом. Много он им крови попил. Пойду с вами, погляжу, чтобы все ладно было. Эй, Марк! Ты не уснул?!
        Я на автомате встал, бросил взгляд на стойку. Слава богу, контуберний Гнея уже разобрал доспехи - остались видимо мои лорика, меч-гладиус и шлем. Поглядывая краем глаза на соседей, я начал облачаться.
        Чувствовал я себя при этом, как на съемках исторического кино. Вот главные актеры, а вон статисты. Шутят, переругиваются, даже рыгают. А ведь послезавтра состоится одно из самых важных событий в человеческой истории. Воскрешение Христа. Или не состоится?

* * *
        На улице было прохладно. Градусов десять от силы. Все-таки начало апреля, да и солнце уже зашло, вечер. Пронизывающий до костей ветер заставил меня накинуть на плечи старый, потертый плащ, который я прихватил со своей лежанки в казарме.
        Контуберний построился в маленькую колонну по двое и через дворцовый двор вышел в Иерусалим. Сразу пахнуло гнилью и отбросами. Темный город будто вымер. Свет двух факелов едва разгонял тьму на узких, мощеных белым камнем улочках. По левому бедру хлопали ножны с мечом, гремели доспехи. Тело быстро само подстроилось под тяжесть лорики. Вышли мы почему-то без щитов и копий - из оружия лишь гладиус, да дорогой, украшенный чеканкой кинжал за поясом. Его я тоже нашел в стойке с оружием. Судя по тому, что его никто не взял, он принадлежал мне.
        Сам Иерусалим не произвел на меня сильного впечатления. Здания были в основном одно- и двухэтажными. Последние с большими арками, в глубине которых были двери лавок, по ночному времени закрытые. Людей на улицах совсем мало, и тех толком не удавалось рассмотреть - горожане, завидев наш отряд, быстро сворачивали в переулки. Женщин не было совсем, даже местных “магдалин”. Лишь на помойках спокойно рылись большие серые крысы. Вот уж кто нас совершенно не боялся.
        Некоторое скопление народа наблюдалось в воротах огромного приземистого здания с четырьмя колоннами. Толпа мрачных горожан мужского пола, одетых преимущественно в коричневые шерстяные накидки, слушали левита - худого, бородатого старика с посохом. Некоторые из горожан - видимо, знатные иудеи - имели на головах сложные тюрбаны. Именно они стояли ближе всего к оратору и держали факелы. Я расслышал несколько фраз на арамейском и удивительное дело - вполне их понял! Видимо, мои новые способности одной латынью не ограничиваются. Бородач вещал прихожанам о земных родителях Иешуа бен Пандиры. Дескать, отцом казненного возмутителя спокойствия был вполне себе земной человек - римлянин Пандир. Именно с этим связано нежелание Пилата отдавать на суд его сына-полукровку - Иешуа.
        - Вот же крысы поганые! - выругался Петроний, который явно тоже понял смысл ночной проповеди - Опять римляне им плохи. Давно пора их храм разрушить до основания! Именно здесь рассадник всех этих зелотов…
        - И как следует порыться в его подвалах - согласно зашумели легионеры
        - А ну заткнулись все! - рявкнул центурион - Голосите словно бабы.
        Я пригляделся к строению с колоннами и в очередной раз почувствовал себя эдаким туристом во времени. Это же Второй Иерусалимский Храм! Его начали строить еще во времена Кира Великого, продолжили при Ироде, а лет через тридцать разрушат во время первой иудейской войны. Собственно, римляне во главе с будущим императором Титом и уничтожат это главное культовое сооружение всех евреев. Останется от него только знаменитая Стена Плача, возле которой иудеи и будут молится два последующих тысячелетия.
        Пока шли вдоль стены храма, я все прислушивался к себе, копаясь в голове. Увы, никаких воспоминаний от прежнего обитателя тела у меня не осталось - по крайней мере пока они никак не проявились. Зато сколько новых подарков оказалось! Я теперь знал целых шесть древних языков! Греческий, латынь, арамейский, коптский, аккадский и шумерский. Зачем нужны были последние три - пока оставалось загадкой. Надеюсь новый посланник Логоса посетит это реальность и даст мне какие-то инструкции. Иначе… Я опять прислушался к себе. Сердце опять сжала тревога. Как там Вика?
        В новом теле, я все также имел полный доступ к своей прежней памяти. Чтобы не терять зря времени, нашел лекцию про погребение Христа, что нам читал на историческом факультете МГУ профессор Зайцев. Внутренним взором быстро просмотрел все четыре Евангелия и Деяния Апостолов. Подробнее всех ритуал с опечатыванием гробницы и приставленной к ней стражей описал Матфей.
        Поправив меч на перевязи, тоскливо вздохнул. Так вот же она, эта стража - топает в себе калигах по древнему городу. Жаль, что в свое время не стал тратить время на чтение апокрифов. Так бы в памяти остались еще и неканонические Евангелия. А лишняя информация мне сейчас не помешала бы.
        - Что-то ты сегодня молчаливый - толкнул меня бок здоровяк Дион - Прямо не узнаю нашего шутника Марка.
        - Над тобой бы качались стропила - тихо огрызнулся я - посмотрел бы я тогда на тебя.
        - Да у вас в Испании не меньше трясет, чем в Иудее. Ты же в стольких переделках бывал! - укорил меня одноглазый - Мы же стояли плечом к плечу против варваров.
        - То варвары - вздохнул я - А погибнуть вот так, по глупому, в завале… Слушай, Дион - решился я - А напомни, какой нынче год?
        Это только кажется, что дату легко вычислить по распятию и воскресению. На самом деле все было совсем не просто. У тех же евангелистов лишь сказано, что Иисус умер при императоре Тиберии, во время наместничества в Иудее Понтия Пилата, в пятницу. Но Тиберий правил с 14 по 37 год. Пилат управлял Иудеей с 27-го года, и также по 37-й - итого: 10 лет. Зазор для произошедших и будущих событий оставался огромный.
        - Точно стропила тебе на башку упала! - засмеялся здоровяк - Нынче 4-й год 202-й Олимпиады.
        - А от основания Рима?
        Одноглазый запнулся, почесал в затылке - Вроде бы 788-й…
        Ага. Примерно так я и думал. Идет 19-й год правления императора Тиберия. А значит, на дворе сейчас 30-й год новый эры. 30-й, а не 33-й. И то ли с прежней моей реальностью здесь есть расхождения, то ли церковники и историки наши чего-то напутали.
        Кроме распятия Христа, из важных событий в эти годы остается еще заговор Сеяна. В нем участвует куча римских сенаторов и родственников Тиберия. Сейчас каждый второй высокопоставленный патриций в Риме спит и видит, как бы избавиться от нынешнего императора. Уж больно многим он наступил на ногу своей политикой жесткой экономии государственных финансов. Сам при этом ни в чем себе не отказывает.
        Вообще-то, Римская империя сейчас на пике своего могущества. Захвачена Испания, больше половины Европы, все Средиземноморье, Египет, африканское побережье, Ближний Восток… Легче перечислить что осталось в мире не под тяжелой пятой римских легионов. Варварские племена в Евразии, Парфянское царство, Армения, Дакия, Аравия раздробленные Индия, да Китай… Это если не брать в расчет другие континенты, на которых, если честно, никакой стоящей цивилизации пока вообще нет.
        - Что приумолк, Марк? - Дион весело сплюнул на землю - А помнишь, как ты подпилил жердь в отхожем месте шестой центурии? И парни опциона Флавия рухнули в дерьмо?
        Легионеры вокруг заржали, вспоминая подвиг моего предшественника.
        - Тихо вы, жеребцы! - усмехнулся Петроний - Глядите, уже подходим.
        Мы вышли за крепостные стены, обогнули холм, который здорово напоминал Голгофу, вступили в сад. К моему удивлению здесь была довольно густая растительность - высокие деревья, кустарники, трава… И это все в пустынной Иудее! Я задумался о том, что может быть эта реальность пошла по другому пути? Ладно, Христос и 30-й год. Историки до сих пор спорят в каком году произошло распятие. Но природа-то… Или опустынивание могло возникнуть на Ближнем Востоке в более поздний период Античности?

* * *
        Само кладбище производило странное впечатление. Сад закончился - пошли сначала крупные валуны, а потом и вовсе скальные “выходы”. Тропинка виляла между камнями и спустя четверть часа блужданий среди скал мы попали в настоящий карьер с вырубками.
        Уже на подходе к пещере я почувствовал биение Слова внутри. Оно нарастало, звучало в голове торжественным набатом. Я невольно сбился с шага и даже начал отставать. Успел уже отвыкнуть от этого непонятного “подарка” Логоса.
        - Эй, Испанец… - ко мне обернулся центурион - Что с тобой? У тебя из носа кровь идет.
        Легионеры стали на меня оглядываться, Гней достал из-за пояса какую-то тряпку и кинул мне, чтобы я утерся. Несколько раз глубоко вздохнул, приходя в себя, с трудом прибавил шаг и снова влился в строй.
        Зайдя в карьер мы оказались на большой площадке с каменными заготовками - саркофагами. Карьер заканчивался скалой и пещерой в ней, закрытой крупным валуном. Рядом стояло две группы громко спорящих людей. Справа в неровном строю мялись бородатые мужики в стеганках. В руках они держали круглые щиты и копья. Завидев нас, подтянулись, плотнее сбили свои ряды. Всего я насчитал двадцать два пехотинца. Впереди, гордо задрав подбородок, стоял коротышка со сложной чалмой на голове, его накидка была густо вышита золотой нитью. Борода завита в косички, а с висков свисали длинные пейсы.
        - Сам Анна пожаловал - зло прошипел Петроний - Тесть первосвященника Каиафы.
        Слева от группы, прямо у валуна, стояли два богато одетых еврея. Оба высокие, и тоже в расшитых золотом и серебром хитонах. Они громко переругивались с Анной. Завидев нас, оба бросились к центуриону.
        - Петроний - на хорошей латыни начал первый мужчина. Его лицо украшал большой нос, который в будущем назвали бы шнобелем - Скажи ему ты! Нельзя осквернять могилу.
        - А мы не осквернять пришли! - визгливо закричал тесть первосвященника, и тоже на латыни - Я всего лишь повесил печать храма на вход в пещеру. Знаю, я этих назаревских учеников… Украдут тело, тайком схоронят и будут потом шляться по городу, кричать, что Мошиах пришел на землю и уже воскрес.
        - Анна, прекрати богохульствовать! - второй мужчина, широкоплечий, с рыбьими глазами навыкате начал наступать на коротышку - Иешуа - великий Учитель, праведник и знаток Закона Божьего. Его слушали тысячи людей, а вашими интригами он был распят! Грех падет на тебя Анна и на твоего зятя Каиафу до пятого колена!
        - Замолчи! Заткнись Иосиф! - продолжал вопить в лицо рыбьеглазому коротышка - Вы с Никодимом тайком поддерживали этого лжепророка, выкупили тело с креста… Вас обоих ждет суд Синедриона!
        - А ну заткнулись все! - рявкнул Петроний, кладя руку на рукоять гладиуса - Контуберний в линию!
        Мы быстро перестроились из колонны в ровный ряд, сделали слитный шаг в сторону спорщиков. Навстречу нам шагнули “бородатые”. Копья они держали остриями вверх, но ситуация явно накалялась.
        - Никодим - центурион повернулся к “носатому” - Что тут происходит?
        - Анна оскверняет похороны - мрачно ответил Никодим - Мало ему был при жизни богохульства над Учителем…
        - Ты же из фарисеев - удивился Петроний - Какой он тебе Учитель? Ладно, продолжай…
        - Как велит нам Закон, я принёс смирну и алоэ. Обмыл тело. До наступления темноты мы с Иосифом успели обвить Учителя пеленами с благовониями, как заведено в нашем народе. Одели в погребальную плащаницу. Потом уложили в гроб - Никодим кивнул на пещеру - читали молитвы. И тут пришел этот…! - еврей сплюнул в сторону Анны.
        Тот аж подпрыгнул от ярости, но сдержался и промолчал.
        Я почувствовал легкий тычок в бок. Стоящий рядом Дион кивнул мне на камень. Часть его была заклеена большой сургучной печатью размером с тарелку. Увидел эту печать и Петроний.
        - Пилат послал нас сюда охранять гроб Иешуа - грозно сказал центурион - Храмовая стража зачем здесь? Печать для чего?!
        - Затем! - визгливо крикнул Анна - От этих назаретян-сектантов чего угодно можно ожидать! Дадут денег и… - тесть первосвященника осекся
        - Так ты обвиняешь прославленных римских легионеров во взяточничестве?! - Петроний шагнул к Анне и схватил его за грудки. Легко приподнял коротышку над землей. Храмовая стража качнула копьями, мы тут же взялись за мечи. Шаткое равновесие покачнулось, но все же устояло.
        - Нее. т - прохрипел иудей, хватаясь руками за наручи Петрония - Этого я не говорил!
        Пока центурион воспитывал Анну, я прислушивался к Слову. Оно звало, требовало. Меня просто тянуло немедленно зайти в пещеру!
        - Я сейчас сорву твою печать - Петроний опустил коротышку на землю - Войду и сам осмотрю тело. Ясно?! А потом запечатаю вход в гробницу своей печатью.
        Иосиф с Никодимом насупились, но промолчали. Спорить с центурионом было себе дороже.
        - И со мной свидетельствовать пойдут… - центурион обернулся к нам - Гней и… ты Марк.
        Я вздрогнул, когда Слово в моей голове разразилось победным звоном.
        Петроний сорвал печать, брезгливо отбросил ее в ноги первосвященнику. Мы с Гнеем тем временем, дружно навалились на валун, и с огромным трудом откатили его в сторону, открывая проход в пещеру. И тут я пошатнулся, хватаясь рукой за скалу, потому что из пещеры вдруг ударил такой концентрированный поток Света, что я на секунду ослеп.
        - Марк, что с тобой? - мне на плечо легла рука центуриона - Выглядишь бледным - краше в гроб кладут. Иди обратно, позови вместо себя Диона.
        - Нет, я… справлюсь - Слово в голове совсем сошло с ума. Звучало оно так громко, что казалось, вот-вот оглохну. И при всем желании я уже не смог бы туда не пойти.
        Первым в пещеру зашел Петроний. За ним Гней. Третьим я. Внутри яркий сияющий Свет стал более мягким, приглушенным. Я машинально перекрестился, медленно подошел к вырубленному в камне гробу. Нет, ну, неужели легионеры сами не видят как сияет тело Христа?! Мне что - одному это доступно?!
        Воздух в пещере был густо пропитан благовониями, а тело, лежащее на каменном ложе, плотно обвито широкими лентами, словно большой кокон. Сверху его еще и обернули плащаницей. Мой взгляд невольно остановился там, где под плащаницей находилась голова мессии. По телу вдруг побежали мурашки, словно сквозняком потянуло, а короткие волосы встали на загривке дыбом. Сквозь плащаницу проступило удивительно прекрасное мужское лицо, на которое хотелось смотреть вечно. И почему-то опять это видел только я один. Хотя легионеры видимо что-то тоже почувствовали.
        - Центурион - произнес запнувшись Гней - Мне тут что-то не по себе, пойдем уже…
        - Мурашки по коже - согласился Петроний - Марк, ты чего рукой у груди водишь, сердце прихватило?
        - Мессия умер за нас всех на кресте…
        Эти слова вырвались помимо моей воли, и я вдруг почувствовал, как Свет полностью заполняет меня до краев, входя при этом в странную, необычную гармонию со звучащим Словом. Мгновенно зажил пораненный язык во рту, тело наполнилось энергией до такой степени, что казалось еще вот-вот и взлечу. Я стал различать самые мелкие детали этой пещеры. Вот стоит рядом с гробом деревянный кубок. Неужели это знаменитый Грааль, в который собрали кровь Христа после распятия? А вот мраморная плита с древними символами. На ней Никодим бальзамировал и пеленал Христа
        - …значит, Крест это знамение и символ его - сумбурно закончил я мысль - он защищает и очищает.
        - Пошли-ка отсюда, парни - центурион попятился к выходу - В каких только переделках я не был, но такого еще не видел…
        - Марк! - испуганно воскликнул Гней - Смотри, у тебя руки светятся!
        Я опустил растерянный взгляд на ладони. Они и правда слегка светились.
        - Отраженное излучение - пробормотал я про себя, тоже пятясь к выходу из пещеры.
        - Эй, римляне! - на выходе раздался противный голос Анны - А вы заглядывали под пелены? С этих сектантов станется подменить труп своего лже пророка!
        Время замедлилось, звуки отдалились и стали тягучими. Еле слышно потрескивали факелы в руках храмовой стражи, люди словно превратились в мух, застывших в янтаре. Под грозное звучание Слова, я медленно, повернулся к замершему передо мной Анне. Левой рукой схватил его за нижнюю челюсть, резко дернул вверх. Правой выхватил кинжал из ножен, после чего сверху вниз, сквозь сжатые зубы ударил клинком в рот Анне. В последний момент меня попытался перехватить Петроний. Но он двигался слишком медленно, слишком предсказуемо. Я просто отвел руку вместе с лицом фарисея в сторону и полоснул во рту кинжалом слева направо. Анна только начал кричать, храмовая стража и легионеры сделали первый шаг в нашу сторону, а я уже вырезал коротышке язык. Я?! Вырезал?!!
        Увернувшись от Петрония и присоединившегося к нему Гнея, я перекинул кинжал в левую руку, выхватил меч, и одним прыжком вскочил на камень. Поднял гладиус вверх, к небу. И направил свет, что жил внутри меня, в свой клинок. Он полыхнул ослепительно белым. Легионеры, Никодим с Иосифом - все закричали, закрывая глаза руками. Стражники так и вовсе попадали на землю, потеряв сознание. Что я творю…?!
        Глава 2
        УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ! Я ПОЧУВСТВОВАЛ, ЧТО КО 2-Й И ПОСЛЕДУЮЩИМ ГЛАВАМ НЕОБХОДИМО ДАТЬ ПОЯСНЕНИЕ. ДА, СЕЙЧАС В СЮЖЕТЕ МНОГО МИСТИКИ И ЧУДЕС. А ДАЛЬШЕ БУДЕТ ЕЩЕ БОЛЬШЕ. ТАКАЯ ВОТ УЖ ЭПОХА, А ТАКЖЕ ИЗВЕСТНЫЕ ВСЕМ СОБЫТИЯ. МНОГИЕ ИЗ ВАС ЧИТАЛИ ЕВАНГЕЛИЯ И ПРЕКРАСНО ПОНИМАЮТ О ЧЕМ РЕЧЬ. ИГНОРИРОВАТЬ ЭТО Я ПРОСТО НЕ МОГУ. НО ХОЧУ ЗАВЕРИТЬ, ЧТО ВО ВТОРОЙ ЧАСТИ РОМАНА МИСТИКИ И ЧУДЕС ПРАКТИЧЕСКИ НЕ БУДЕТ. ЭТО ТОЖЕ СВЯЗАНО С НЕКОТОРЫМИ СЮЖЕТНЫМИ ПОВОРОТАМИ, КОТОРЫЕ УЖЕ ПРИДУМАНЫ. ПРИНИМАЙТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, РЕШЕНИЯ О ЧТЕНИИ С УЧЕТОМ ВЫШЕИЗЛОЖЕННОГО.
        Спустя час мы сидели возле костра и варили на огне кашу. Обыкновенные бобы с кусочками сушеного мяса. Двух легионеров из контуберния Петроний поставил в караул, еще двоих отправил в дальний дозор по саду. Храмовая стража, когда очнулась, быстро подобрала стонущего, окровавленного Анну и, опасливо оглядываясь, на подгибающихся ногах умотала в город. Я все еще не мог прийти в себя от произошедшего и находился в подавленном состоянии.
        - Bene, vos fecit Mark pulticula - произнес вздыхая Петроний. Оказывается, и на латыни был аналог русской пословицы про “заварить кашу”.
        “…И внял я неба содроганье,
        И горний ангелов полет,
        И гад морских подводный ход,
        И дольней лозы прозябанье…”
        Пришли мне на ум известные стихи. Я посмотрел на звездное небо и закончил вслух:
        - И он к устам моим приник,
        И вырвал грешный мой язык…
        Что со мной произошло? Откуда такая жестокость? Как вообще мог подобное сотворить? Да, и я ли это был…? Так жестоко мог бы поступить легионер Марк, но никак не журналист Алексей Русин. И уж тем более не историк Трофим Денисович Черкасов. Душа из одной реальности - тело из другой, Логос и Свет. Все смешалось…
        - Что это? На каком языке ты сейчас говорил? - обеспокоенно спросил Гней
        - Ваш легионер, стал еще одним апостолом Мессии - уверенно произнес сидящий рядом с костром Никодим.
        Я аж дар речи потерял от такого заявления!
        - А это, наверное, новая молитва - согласно кивнул подошедший Иосиф.
        И этот туда же…
        - Марк, отвечай своему командиру! - строго произнес Петроний, проигнорировав слова фарисеев - Что с тобой происходит?
        - Сам не знаю, центурион - пожал я плечами - На меня что-то снизошло свыше в той пещере, и я не мог этому противиться.
        - Это Свет, что нес людям Иешуа, снизошел на Марка - опять встрял Никодим - Наш Учитель - мессия, сын Божий. И он учил Истине.
        - “Обретешь ты Истину, и сделает она тебя свободным” - тяжело вздохнул я, цитируя на
        память слова Христа из Писания. Оглянулся. Оказывается, все свободные легионеры, кроме караульных, столпились позади нас и жадно прислушивались - Скоро Истину обретете и все вы - закончил я.
        - Учитель воскреснет, как и обещал - кивнув моим словам, Иосиф встал на колени, сцепил перед собой руки - Наши грехи будут искуплены его жертвой и прощены Богом.
        - А ну прекращайте здесь эту синагогу! - центурион зло бросил ложку в котел - Свет, Истина… Вот моя истина - центурион вытащил из ножен гладиус - Вот чему верю я. Честному железу. И богам Рима. А еще я верю, что зять Анны поутру сюда новый отряд стражников пригонит. И будут нас тут резать, со Светом или без него.
        - Не пригонит - покачал головой Никодим - Полночь уже. Шаббат. Мы, евреи, в субботу не воюем. А вот завтра…
        - Дион, бери двух человек - начал распоряжаться Петроний - И беги к Пилату. Расскажи все. Пусть объявляет тревогу.
        - Центурия Лонгина нам здесь точно не помешает - Гней выудил из котла ложку, облизал ее - Каша готова.
        - Не дадут центурию - покачал головой Петроний - На весь Иерусалим их всего десять. А храмовых стражников у Каиафы под две тысячи! Говорили же Пилату взять больше войск из Кесарии…
        Легионеры достали ложки, сели вокруг котла. Да, уж… Война - войной, а обед - в данном случае поздний ужин - по расписанию. Что же мне делать? Не кашу же спокойно хлебать? Нет, есть хотелось, и даже очень, но сейчас же переломный период всей человеческой истории! Сходить еще раз в пещеру? Может там удастся получить больше информации о происходящем? Ведь что-то явно пошло не так, как в двух моих прошлых реальностях. Там первосвященники только в субботу, в нарушение шаббата, отправились опечатывать гробницу Христа. Здесь же они подсуетились уже в пятницу.
        Я вспомнил окровавленного Анну. Нет, этот получил по заслугам. Однозначно. Но история-то опять пошла по другому пути. Мало того, что сейчас события на три года раньше происходят, так никто в прежней реальности и Анну не калечил. Еще много лет бывший первосвященник был главным в Иерусалиме и даже поучаствовал в суде над апостолами Петром и Иоанном. А теперь он без языка - какой уж судья…
        - Надо вызывать сюда всех ближайших учеников Иешуа - решился я - Пусть с собой приведут еще сочувствующих и родственников.
        Нам точно не помешает такая “общественная поддержка”.
        - Их всего одиннадцать - уточнил Никодим - Иуда недавно повесился.
        - Слышал, он предал Иешуа? - я посмотрел на Иосифа.
        В этой паре с Никодимом он явно был главным. Богатый еврей, член Синедриона от партии саддукеев. Наверняка Лонгин взял у него деньги с разрешения Пилата. А значит Иосиф и с Понтием, что называется, “на короткой ноге”. Это о многом говорит.
        - Я вот чего до сих пор не понимаю - опять заговорил Никодим - Учитель трижды за эти годы проповедовал в Иерусалиме. И храмовая стража, и книжники, и старейшины хорошо его знали в лицо. Зачем им нужен был Иуда?
        - Эх, тоже мне книжники! - вздохнул Петроний - Слышал я про этот арест. В толпе не взять должны были Равви вашего, а убить. Под шумок.
        - Ты что-то об этом знаешь? - напрягся Иосиф
        - Для дела такого из Галилеи прибыл опытный наемник. Сириец. Нам доводили про него, розыскной лист аж из самой Кесарии прислали. Первосвященники оплатили убийство вашего Мессии.
        Петроний поморщился. Видимо до сих пор сильно жалел, что не удалось тогда поймать преступника.
        - Теперь все сходится - кивнул Иосиф и жадно принюхался к каше. Но быстро отвел взгляд. Я понял, что есть ему хочется, только с гоями делить трапезу “некошерно”.
        Вскоре оба еврея споро разожгли собственный костерок, достали из сумок, обернутое в лопухи мясо, похожее на ребра барашка, и принялись жарить его на огне. Легионеры завистливо косились на самодельный вертел, с которого на угли капал ароматный аппетитный жир.
        - Небось этот Сириец заранее не знал в лицо Иешуа - продолжил рассуждать Иосиф - Вот Иуде-подлецу и пришлось при всех целовать Учителя.
        - Это что же получается… - встрепенулся Никодим - Петр тогда спас Учителя? Он ведь в толпе отсек мечом ухо какому-то слуге Каиафы. Наверное, это и был тот самый Сириец.
        - Получается, что спас - тихо поговорил Иосиф - Только земной путь Иешуа все-равно уже был предопределен. И учитель знал об этом…
        - Марк! Сколько тебя ждать? - центурион подвинул мне котел с остатками каши - Ешь, и ложись спать. В караул не пойдешь - чую, завтра тебя тяжелый день ожидает.
        После всех тревог и волнений минувшего дня я уснул практически моментально. Но сон мой был не менее тревожным. Я слышал плач Вики, слышал, как она звала меня сквозь слезы, и ощущал, как ей горько и больно остаться одной. Это рвало мое сердце в клочья. Бесконечные темные коридоры и переходы какого-то здания, и я - блуждающий по ним в поисках своей любимой. Голос ее эхом разносился под высокими сводами коридора, он то отдалялся от меня, то приближался - и тогда я, выбиваясь из сил, бежал на ее отчаянный зов. Но найти ее в этом огромном лабиринте я так и не смог…

* * *
        Разбудили меня ранним утром - рассвело, но солнце еще не встало. Стоило показаться над деревьями сада краешку светила, как в наш лагерь зашло аж два десятка легионеров во главе с высоким, худым центурионом. Один глаз военачальника был закрыт повязкой.
        - Марк Юлий Луций? - центурион сразу направился ко мне
        - Я.
        - Ты арестован. Следуй за нами.
        Ко мне подошли два легионера, вытащили у меня кинжал и ножны с мечом из-за пояса. Вокруг стал собираться контуберний Гнея. Подошли Петроний и Никодим с Иосифом.
        - Так ты Юлий? - поразился Дион - А всем говорил, что из клиентов Папириев…
        Вот я, наконец, и сам узнал свое родовое имя. Мягко сказать - знаменитое! Но как парень, принадлежащий к древнему патрицианскому роду, оказался в далекой мятежной Иудее?! Непонятно. И Слово по этому поводу молчало, как убитое. Хоть бы тренькнуло что-нибудь…
        - Салве, Лонгин! За что ты арестовываешь Марка? - Петроний положил ладонь на рукоять своего гладиуса
        - Руки прочь от мечей! - грозно произнес центурион - Именем Кесаря!
        - Ох, какие громкие слова…! - развел руками Петроний - Марк вообще-то служит в моей центурии!
        - Так если он в твоей центурии - окрысился Лонгин - Какого mentula парень вырезал язык первосвященнику Анне?! Где ты был?! Весь этот долбанный Иерусалим уже кипит, как огромный котел со смолой, наши войска еле сдерживают на улицах обезумевших от гнева иудеев! А завтра на Пейсах в город придут еще тысячи и тысячи людей - что нам тогда прикажешь делать? Жена Понтия Прокула уже вещи собирает!
        Я увидел как легионеры качают головами. Нет… Не тот человек Понтий, чтобы трусливо бежать из города. Жесткий служака, выбившийся в наместники Иудеи можно сказать с самого низа - из сословия всадников, ведь род Пилатов не принадлежал к патрициям. Интриган и казнокрад - да. Но точно не трус, испугавшийся толпы.
        - А вы отдайте меня Каиафе - я положил руку на плечо Петронию, заставляя его сделать шаг назад и успокоиться - Он же этого требует? Так пусть и меня распнут, как этого невинного назаретянина.
        Легионеры вокруг нахмурились. Дион опять взялся за меч. Повисла тяжелая тишина. Распять римского гражданина, да еще как выяснилось из рода Юлиев - это вам не кабан чихнул. Думаю, даже Пилат не имеет права меня осудить - пошлет запрос в Рим. И все же - как оказался Юлий в заштатном легионе на самой окраине Империи - кто мне объяснит?
        - Отойдем на два слова - я кивнул Лонгину в сторону валуна, который закрывал пещеру. От него все также “фонило” светом и энергией, там я чувствовал себя совсем другим человеком. Да и человеком ли?
        - Лонгин, ты же понимаешь, что этот нарыв рано или поздно бы лопнул? - я оперся рукой на камень рядом с валуном - Сколько раз иудеи уже восставали против власти Рима?
        - Я застал только один крупный бунт - буркнул центурион, трогая глаз под повязкой - когда Понтий взял храмовые деньги на строительство акведука. Нет, Марк, я все понимаю. Наш Цезарь даровал евреям все блага цивилизации - от римского права до водопровода, а эти дикари… - Сотник зло сплюнул - спят и видят, как бы им залечь обратно в свою грязную канаву. Еще и бунтуют каждый год. Может, и правильно с Анной ты поступил. Но видит Юпитер, как же все это не вовремя!
        А разве бунты вообще случались когда-нибудь вовремя? Вопрос в другом - сможет ли Пилат правильно воспользоваться выпавшим шансом. Хватит ли у него решимости безжалостно подавить мятежников? Посмотрим. А пока…
        - …Что с глазом? - кивнул я на повязку Сотника, меняя тему.
        - Сам не пойму - тяжело вздохнул Лонгин - Как Назаретянин умер - я по всем правилам убедился в его смерти. Ткнул копьем под ребро. Но почему-то из раны брызнула кровь. Попало мне в глаз, теперь от боли сам на этот крест готов залезть.
        - Открой, я посмотрю - я подошел к Сотнику поближе
        - Разве ты лекарь? - подозрительно уставился на меня Лонгин, но повязку все-таки, помедлив, снял
        Правый глаз закрывало огромное желтое бельмо. Кара божья…
        - Уже и не вижу им ничего - пояснил центурион - Жертву богам принес. Козленка. Белого. Не помогло.
        - Не тем богам принес - проворчал я, изучая бельмо. Может, попробовать вылечить глаз с помощью моих новых способностей? В конце концов, что я теряю?
        - Сядь и сними шлем - я ткнул пальцем в камень, от которого только что отошел. Лонгин поколебавшись присел, стащил шлем.
        Я возложил руки на его голову сосредоточился на Свете внутри меня. Сейчас он не был однородным, и в разных частях тела пульсировал по-разному. Я чутко прислушался к звучащему Слову и потянулся к Свету. Это оказалось совсем легко. Видимо сказывалась близость пещеры с телом Иисуса. Слово росло внутри меня, набухало торжественным набатом. И Свет вдруг легко заструился по рукам, собираясь в ладонях. А я направил его - как недавно в меч - в голову Лонгина, водя пальцами вокруг глазницы, как бы массируя ее невесомым движением.
        Позади дружно охнули легионеры, о чем-то быстро забубнили между собой евреи. Дабы придать происходящему видимость ритуала, я начал по-русски читать молитву:
        Г?споди, Иис?се Христ?, С?не Б?жий, пом?луй нас гр?шных…
        Слова молитвы лились из меня свободно, будто я повторял их до этого тысячи раз. И это было очень странно, очень…! Потому что в храм я в прошлой жизни не ходил и церковных обрядов не признавал в принципе. Существование Бога как Создателя не отрицал - глупо было бы не верить в него после личного знакомства с его Аватарами. Но необходимость в посредниках в рясах, которые научат меня “правильно” верить, я всегда подвергал большому сомнению. И вот теперь сам изрекаю людям истины и творю молитвы во славу Господа. Дожил…
        Лонгин под руками задергался, замычал от боли. Легионеры зашумели, Петроний выкрикнул:
        - Отпусти его немедленно, Марк!
        - Это бесы в нем корчатся! - со знанием дела прокомментировал происходящее Иосиф
        Я убрал руки от головы сотника, взмахнул ладонями, стряхивая с них свечение. Выдохнув, посмотрел на своего “пациента”
        - Вижу… - Лонгин неверяще приблизил пальцы к лицу, повел ими перед пострадавшим глазом. Потом потрогал свой рот, осторожно касаясь пальцами коренных зубов. Воззрился на меня с благоговением - Марк, у меня выросли новые зубы!!
        Тут уже все легионеры загалдели. Лонгиновские перемешались с петрониевскими, начали дружно снимать шлемы.
        - Мне, мне помоги! - послышалось из толпы. Легионеры показывали мне свои болячки, у некоторых даже были воспаленные раны. Я прислушался к себе и понял, что света внутри стало гораздо меньше. Нет, не потяну я всех сразу сейчас вылечить. При всем желании. Сил на это у меня просто не хватит.
        - А ну тихо! - Лонгин взял себя в руки, поднялся - Я твой должник, Марк. Но служба есть служба. Пошли, я отведу тебя к Понтию.

* * *
        Утро выдалось теплое и ясное. Пока мы шли по саду, пели птицы, нас окутывал аромат весенних цветов. Проходя мимо небольшого родника, я попросил у Лонгина разрешение умыться. Центурион, потерев спасенный глаз, нехотя дал добро.
        Я стащил лорику, затем пропахшую потом тунику, и под опасливые взгляды легионеров, принялся обмывать холодной водой лицо и торс. Заодно и разглядел свое отражение в воде. Насколько это было возможно.
        Классический римский нос Марка переходил в лоб практически без переносицы. Прямой греческий профиль, квадратный подбородок, тонкие губы. Лицо Марка Юлия Луция чем-то неуловимо напоминало лицо Алексея Русина, но в то же время и отличалось от него более резкими, грубоватыми чертами, придававшими лицу суровое выражение. Тело под туникой оказалось довольно мускулистым, и к моему большому удивлению, почти без шрамов.
        Разглядев себя в отражении, я умылся, прополоскал рот, пальцем потер зубы. У меня они, в отличии от Лонгина, все были еще на месте.
        В желудке громко заурчало, вызвав чей-то смешок. Лонгин покопавшись в наплечной сумке достал кусок желтого сыра и сероватого цвета лепешку. Смущаясь, сунул мне их в руки
        - На, пожуй - Сотник зло зыркнул на удивленных легионеров. Поди не приняты у них в центурии такие нежности с подчиненными.
        Я поблагодарил его и принялся прямо на ходу откусывать попеременно то от ячменной лепешки, то от сыра. Последний оказался каменной твердости, и мне его пришлось скорее грызть, чем кусать. Еда римских легионеров действительно была очень простой - в этом наши историки не ошибались.
        Пока шли в город, еще раз пробежался по своим воспоминаниям. Профессор Зайцев довольно подробно рассказывал о жизни в Древнем Риме во времена Христа. И о Тиберии тоже. Он был по сути императором-затворником. В столице появлялся редко - обычно жил на своей роскошной вилле на острове Капри. В Риме вместо него рулила его доминантная маманя - Ливия Друзилла - жена бывшего императора Октавиана Августа. А также ближайший сподвижник Тиберия - префект Сеян. Последний сейчас возглавляет императорский “спецназ” - преторианцев. Гвардия стянута в один общий лагерь, расположенный неподалеку от столицы. Такие лагеря - правда, для простых легионеров - существуют во всех провинциях и называются преториями.
        Оба сына Тиберия к нынешнему 30-му году уже умерли, из прочих своих наследников император выделял двоих. Во-первых, внука от усыновленного им Германика - Гая Цезаря - будущего знаменитого психопата Калигулу. Да, это тот самый император, что объявил своего любимого коня воплощением всех богов и добавил упоминание о нем в текст государственной присяги, тем самым фактически обязав римские легионы служить на благо скотины. Сейчас Калигула еще не развернулся во всю свою мощь - ему всего лишь восемнадцать. И он опасается Сеяна, который готовит против конкурента за престол целый судебный процесс.
        Почему конкурента? Потому что Сеян сам мечтает стать “регентом” при втором кандидате - малолетнем внуке Тиберия - Гемелле. Ему пока только 11 лет, и гонку за престол в моей истории он проиграл. По одной простой причине - император Тиберий сильно сомневался в происхождении внука. Полагал, что невестка Ливилла нагуляла его с Сеяном. В 14 лет, в день его совершеннолетия, император даже откажется надеть на Гемелла тогу на форуме - такой у римлян был обряд инициации - и до самой своей смерти он будет продолжать сомневаться, кому же из двоих оставить власть?
        В завещании будут указаны сразу оба наследника - и Гемелл, и Калигула. Так сказать в 50 % долях. Но к этому времени “психопат” уже обзаведется мощной поддержкой в Риме и сможет убедить Сенат признать завещание Тиберия недействительным. Уже тут Калигула проявит свой иезуитский нрав. Он усыновит Тиберия Гемелла, сделает его принцепсом молодёжи - “комсомольским вожаком” времен Древнего Рима. Гемелл наконец-то наденет мужскую тогу. Однако Калигула, увидев в “сыне” опасного соперника, прикажет его убить, как только окончательно утвердится у власти.
        Мой зуб опасно трещит под сыром, и я убираю остатки еды в свою котомку. Тяжело вздыхаю - как же сложно с этими патрициями и их родством друг с другом. Все со всеми переженились, переусыновились… черт ногу сломит. Еще и эти оргии, да инцесты - кто от кого произошел не ясно, и на кого мне делать ставку - тоже не понятно. Сеян? А чего хочет премудрый префект?
        Нет, программа минимум его понятна - стать регентом. Либо при Гемелле (что лучше - он все-таки его сын, родная кровь), либо при Калигуле (что гораздо хуже - у парня уже прорезались собственные “политические” зубки). Но программа максимум - стать самому законным соправителем пожилого Тиберия и потом самостоятельно унаследовать власть.
        В своем давлении на императора Сеян опирается не только на преторианцев. Во-первых, за префекта стоят легаты 8-ми германских легионов. Это самые боеспособные части, размещенные вдоль Рейна. До Италии им идти не так долго, а в истории Рима уже были прецеденты, когда легионы сажали своего императора на престол. Легаты недовольны Тиберием - он заставляет их воевать с германскими племенами, жестко искоренил коррупцию и взяточничество. Легионеры - пойдут за тем, у кого деньги. А они у Сеяна.
        Во-вторых, префект озаботился пиаром и рекламой. На него работают самые знаменитые римские ораторы: друг Овидия и Сенеки Старшего - Луций Юний Галлион, а также Секстий Пакониан. По всему Риму ставят уже статуи Сеяна. Кроме того, люди префекта проникли на все уровни государственного аппарата - за главу заговорщиков горой стоят наместники европейских провинций, сенаторы, члены магистратов, народные комиции Рима. И сейчас, когда мать Тиберия - всемогущая Ливия Друзилла умерла, заговор, наконец, вступил в завершающую стадию. Я с удивлением понимаю, что в моей реальности Тиберий прошел чуть ли не по краю. Заговор подготовлен очень грамотно, Сеян ДОЛЖЕН был стать императором. Но не стал. Почему?
        Светоний считал, что у Тиберия все было под контролем. Но скорее всего, главную роль сыграло предательство. Сеяна предаст префект вигилов - глава своеобразной городской стражи Рима - Квинт Макрон. Именно его Тиберий внезапно назначит префектом преторианцев. И именно в тот момент, когда Сеян приедет в Сенат на заседание, где он по иронии судьбы должен был стать трибуном. В ходе сенатского слушания в храме Аполлона зачитают письмо императора с обвинениями. Сеяна тут же арестуют и вскоре обезглавят.
        Все это время у виллы Тиберия будут дежурить несколько кораблей, чтобы в случае неудачи контр-заговора успеть вывезти императора и его семью. Нет, все-таки это просто чудо, что мятеж Сеяна не удастся! Фактически Тиберий вскочит на подножку уходящего поезда. Причем сделает это в режиме удаленного доступа - с острова Капри. Просто удивительное политическое мастерство! Или везение.
        Я быстро проглядываю в памяти дальнейшую судьбу Макрона. Она печальна. Пример Иуды говорит нам о том, что предатели редко когда выживают. Не стал исключением и префект преторианцев. Он поможет Калигуле после смерти Тиберия занять престол. И даже подложит 4-му по счету принцепсу Рима свою жену. Но Калигула, видимо, на почве паранойи уже поедет головой - спустя несколько лет он прикажет арестовать Макрона с супругой. В заточении оба покончат с жизнью самоубийством.
        - Город! - один из легионеров раздвинул ветки деревьев и я увидел Иерусалим
        При свете солнца, столица Иудеи выглядела совсем иначе. Массивные стены из тщательно пригнанных каменных блоков, высокие башни… Город поражал своим величием. Нет, зря Лонгин ругал евреев. Совсем они не дикари. Варвары не смогли бы построить такие мощные укрепления. Которые и римлянам-то не просто было взять. Достаточно вспомнить многолетнюю осаду Масады.

* * *
        Еще на подходе к воротам мы столкнулись с толпами паломников, бредущими в город на праздник Пейсах. Стены и ров были окружены многочисленными шатрами и палатками - все богомольцы не помещались внутри Иерусалима. Толпа бурлила, и стоило евреям завидеть нас, как в щиты легионеров полетели камни.
        - Черепаха! - проревел Лонгин, и контуберний живо построился в маленькую коробочку со мной в самом центре.
        Народ голосил, наскакивал на римлян, те отвечали тычками пилумов из-за щитов, так что первой крови пришлось ждать недолго - сначала скорчился один еврей, зажав руками пробитый живот, потом упал другой. Но толпа все напирала и вопила.
        - Убийцы! Богохульники! - кричали иудеи, выламывая булыжники из мостовой.
        - За Анну, за Анну! - вторили паломникам иерусалимцы.
        Навстречу из ворот вышла целая центурия легионеров, их "черепаха" легко, словно раскаленный нож, прошла через толпу - позади оставались лишь трупы.
        - Давайте в центр! - проорал усатый центурион, размахивая гладиусом - Тут настоящий Тартар! Обрезанные сегодня совсем с ума посходили!
        Мы прошли внутрь "большой черепахи" и уже в ее составе спокойно миновали городские ворота. Отряд быстрым шагом шел к дворцу Ирода - большим квадратным башням на холме. Башен было три - Фазаэль, Гиппик и Мариамна. Я привычно проколол память и провалился в воспоминания. Гиппик была названа в честь друга, а Фазаэль в честь брата Ирода. Мариамна - некогда обожаемая жена царя. Ирод очень любил свою супругу, но она относилась к нему с неприязнью, так как царь, борясь с династией Хасмонеев, уничтожил всю её семью. И она нисколько не стеснялась высказывать ему, что она обо всем этом думает. В конце концов, терпения Ирода закончилось, и в 29-м году до н. э. он казнил жену. Но что любопытно, сразу после ее смерти его любовь снова так усилилась, что царь приказал поместить труп жены в мед и хранил там ее тело целых семь лет.
        Между башнями располагался приземистый, украшенный барельефами дворец, окруженный высокими стенами. Миновав еще одни ворота, мы, наконец, оказались во внутреннем дворе.
        - Фу-ух… - Лонгин снял шлем, вытер пот со лба. Я последовал его примеру. Было жарко, солнце уже карабкалось в зенит.
        - Отойдем - хлюпая залитыми еврейской кровью калигами, центурион потянул меня в сторону большого крыльца
        - Ты вот что, Марк… - Сотник почесал затылок - Пилат сейчас зол, но к вечеру отойдет. Ты ему главное не перечь, а я перед вечерней стражей замолвлю за тебя словечко. Лонгин всегда отдавал свои долги!
        - Твой долг не передо мной! - я прямо смотрел в глаза центуриона. Внутри меня вскипел Свет, пролился наружу.
        Лонгин отшатнулся, схватился за оберег на шее. Судорожно сжал его в руке.
        - Нет, этот уже не поможет - покачал я головой - Нужен новый.
        Я ногой начертил на утоптанной земле небольшой крестик.
        - Повесь такой на шею и носи, не снимая.
        - Это ты Марк Юлий? - с крыльца спустился пузатый мужчина в тоге с гладко выбритым лицом и подозрительно смотревшими на меня маленькими черными глазками.
        - Я
        - Иди со мной. Тебя хочет видеть Понтий.
        Глава 3
        Миновав охрану, мы вошли во дворец. Он поразил мое воображение! Десятки больших залов, украшенных мрамором и скульптурами. На территории дворца были сады, каналы и пруды с бронзовыми фонтанами. Всюду сновали полураздетые слуги и рабы. Нынешний царь Ирод Филипп II явно не придерживался иудейских канонов и был подвержен любви к роскоши…
        - А где нынче тетрарх Иудеи? - поинтересовался я у толстяка
        - Отъехал в Юлиадою - коротко ответил служитель.
        Он явно не хотел распространяться, почему иудейского царя нет на самом важном еврейском празднике. Похоже, Ирод сейчас в конфликте с Понтием. Царь-то он “не настоящий” - всеми делами здесь заправляет префект, который подчиняется напрямую Сирийскому наместнику Виттеллию. И чихать он хотел на Филиппа. Который, между прочим, отказался сам судить Христа. Как напишет позже евангелист Лука “одел Его в светлую одежду и отослал обратно к Пилату”.
        Меня Понтий принимал в настоящем римском атриуме - сверху падал сноп солнечного света, преломляющийся тысячей искр в фонтане. Квадратный бассейн посредине зала, предназначенный для собирания дождевой воды, был окружен цветами, среди которых я узнал только ирисы и лилии. По-видимому, во дворце лилии особенно любили - их было множество, белых, красных… Много было и голубых ирисов, нежные лепестки которых серебрила водяная пыль. Среди мокрого мха, в котором были скрыты горшки с цветами, среди густой зелени видны были бронзовые статуэтки, изображавшие детей и птиц. А в одном углу мраморная лань склонила свою зеленую от сырости голову к воде, словно пила из бассейна. Пол атриума был украшен искусно выполненной мозаикой; стены отчасти облицованы розовым мрамором, отчасти расписаны изображениями деревьев, рыб, птиц и грифов. Яркие, сочные краски радовали глаз. Двери в соседние комнаты были отделаны пластинами из черепаховых панцирей и слоновой кости.
        - Насмотрелся? - грубый мужской голос отвлек меня от волшебной красоты. Рядом с бассейном стояло массивное кресло, в котором сидел высокий римлянин в белой тоге. Лицо его казалось вырубленным из камня - резкие черты лица, высокие залысины… Оставшиеся на голове волосы были подстрижены “под горшок” и щедро посеребрены сединой.
        - Аве, Понтий - спокойно ответил я, оглянувшись. Служитель уже успел испариться из атриума, никакой другой мебели в зале не наблюдалось. Я прошел к бортику бассейна и присел. Терять мне нечего, да и происхождение мое, как оказалось, не самое низкое. Могу себе позволить.
        - Мне говорили, что ты наглый - кивнул сам себе Пилат - Если бы не это… - префект достал из под тоги свиток, взвесил его в руке - Ты бы уже готовился к центезимации.
        - Чем же я заслужил забивание палками? - мой взгляд был прикован к свитку. Похоже это было письмо. И очень важное письмо.
        - А кто устроил смуту в городе? - вопросом на вопрос ответил Понтий - И прямо перед Пейсахом! Мне пришлось вызвать две дополнительные алы конницы в город. Иначе евреи взялись бы за оружие! Подумай сам, сколько римлян бы погибло…
        - Я сделал это специально - я продолжал любоваться столбом солнечного света в атриуме и прямо кожей чувствовал, как меня снова заполняет та энергия, которую я потратил на лечение Лонгина. Надо же…! Да, тут прямо какое-то “место силы”. Не зря Ирод поселился на этом холме, ох не зря!
        - Что?! - Пилат даже привстал в кресле, схватил в руку колокольчик, что стоял на подлокотнике. Сейчас вызовет стражу, и моя песенка спета.
        - Это ведь евреи-ростовщики дают деньги Сеяну на подкуп легионов? - задал я в лоб вопрос Понтию - А ты, значит, Пилат, у них посредником… Решили, что скините Тиберия и все в меде будете? Евреям разрешат снова селиться в Риме, Сеян станет императором, а тебе, что тебе заговорщики обещали? Достоинство патриция? Должность сенатора?
        Пораженный префект начал хватать ртом воздух, рухнул в кресло. Шах и мат.
        Я захватил ладонью воду в бассейне, любуясь игрой света. История - царица наук, и логика событий понятна. Даже если в этой реальности события пошли по-иному, Понтий все-равно не мог не влипнуть в заговор Сеяна. Слишком велико искушение, чтобы не соблазнится патрицианством, слишком незнатный у него род. И слишком денежное место - Иерусалим. Рим держится на трех китах - это легионы, это зерно из Египта и еврейские деньги. Почти все сенаторы, владельцы латифундий - в долгах. Кредитуют патрициев - банкиры-иудеи. Императоры пытались бороться с заразой - высылали этих ушлых финансистов из Рима, пытались даже ограничивать ссудный процент. Но все без толку. Единственный кому повезло - Тиберий. В 22-м году ему удалось провести закон против ростовщичества. А сейчас он готовит выдачу беспроцентных ссуд крупнейшим землевладельцам. Понятно, что это камень в огород еврейских банкиров. Которые спят и видят Тиберия мертвым, а Сеяна на римском троне. Хорошо все таки нас учили в МГУ…
        - Как ты… Кто посмел? - Понтий все еще пребывал в ауте - Клевета! Это…
        - Что в письме? - я встал, обрывая жалкие оправдания префекта
        - Это твоя мать пишет - префект отвел глаза - Перехватили случайно
        Пилат пытался сосредоточиться, но у него это получалось плохо. Нет, не умеет он стойко держать удар. Как военный, может и неплох, но как политик слаб…
        - Дай сюда - грозно произнес я, протягивая руку - И не вздумай звать стражу. Тиберий все знает. Моя смерть только укрепит его подозрения.
        Я выхватил у побледневшего Пилата свиток, погрузился в чтение. Начиналось письмо весело: “«Марку Юлию от Эмилии Лепиды - радуйся! Ливия Друзилла мертва!…”. Скажи, какая новость - да, мать императора еще в октябре представилась! Я быстро пробежал глазами остальное послание. Писала его моя “мать” из Испании. Точнее из Лузитании. Из письма я понял несколько вещей. Во-первых, мать была в ссылке, причем черт знает где, практически в Португалии. Во-вторых, поскольку главный враг семьи Юлиев-Агриппа - побочной линии Юлиев-Клавдиев - мертва, Эмилия призывала сына не медлить и срочно отправляться в Рим. Если надо - даже дезертировать. Судя по ее намекам - в этом сирийском легионе меня прятали именно от Ливии.
        Однако мамаша совсем не владеет азами конспирации. Лепить такое открыто в письме, которое легко перехватить… это ж совсем без мозгов надо быть.
        - Так ты изгнанник или шпион Тиберия? - Понтий, наконец, совладал с собой, снова взял в руки колокольчик.
        Я полностью, целиком окунулся в звучание Слова. Время послушно остановилось, а я все глубже погружался в свою память. Агриппы… Известный патрицианский род, сподвижники прежнего император Октавиана Августа. Понятно, почему Ливия “вырезала”, а точнее перетравила детей конкурентов.
        - Разве одно другому мешает? - пожал плечами я - Тиберий ни в чем не мог отказать своей жестокой матери, но и убивать внука Марка Агр?ппы он не стал. Предложил службу в фрумент?риях (i).
        Так, хватит разговоров - надо срочно перехватывать инициативу.
        - Какова роль Виттеллия в заговоре? - грозно спросил я.
        Понтий отставил колокольчик в сторону, поколебавшись произнес:
        - Наместник передает еврейское золото Сеяну. Раз в месяц ростовщики собирают в Иерусалиме караван - я его отправляю в Антиохию.
        Пилат мрачно уставился в мозаичный пол - Что теперь будет со мной и с семьей?
        - Понтий, а ты веришь в богов? - я встал, и сделав шаг, снова “нырнул” в луч света
        Префект посмотрел на меня, зрачки его глаз расширились от удивления. Он даже привстал в кресле
        - Меня уже второй раз за сутки спрашивают о подобном… - неуверенно проговорил Понтий - Вчера я судил Назаретянина. Тот мне тоже рассказывал о царстве Божьем. Дескать, он пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине. И я его спросил, что есть истина…
        - …а он не ответил - закончил я за Пилата
        - Почему не ответил? - удивился Понтий - Сказал, что всяк кто от истины, слушает гласа его. Я так ничего и не понял, а фарисеи мне растолковать не захотели.
        В дверь постучали, в атриум заглянул легионер в шлеме и с большим глиняным свистком на шее.
        - Аве префект! - солдат ударил себя по панцирю кулаком, вскинул руку в приветственном жесте - Беда.
        - Что случилось? - Понтий рывком встал ему навстречу
        - Евреи громят торговые ряды римских купцов. Лонгин выступил из дворца с двумя центуриями - легионер замялся - И еще…
        - Ну что там?!
        - Пришел человек от саддукеев. Никодим…
        Выходит, что ученики Христа пошли за нами в Иерусалим.
        - Что он хочет? - Пилат нахмурился, стал вертеть массивный перстень на пальце
        - Тоже солдат. Говорит, евреи убили каких-то учеников из секты этого Назаретяна. И разыскивают остальных.
        Слово у меня в голове громко и тревожно загудело, я пошатнулся. Апостолы убиты? Или кто-то другой из учеников?
        - Я сейчас подойду - Понтий повернулся ко мне - А ты Марк… Ты жди здесь! Мы еще не договорили.
        Взмахнув полой тоги, префект быстро вышел из атриума. Я же так и стоял, не двигаясь, пытаясь вникнуть в набат Слова. Неужели я своими действиями так сильно изменил эту реальность, что…
        Ум заходил за разум, перед глазами двоилось. Если апостолы погибли… то кто же теперь понесет Слово Христово людям?!
        - …А ты забавный! - сзади раздался звонкий женский голос. Я резко обернулся и погрузился в омут голубых глаз. За моей спиной стояла девушка в зеленой столе. Одежда удивительно гармонировала с ее молочно-белой кожей. Внизу столы была подшита красная полоса, такого же цвета пояс обвивал тонкую талию римлянки.
        - Кто ты?
        - Разве ты меня не знаешь? - удивилась девушка - Я Корнелия Квинта
        Квинта, значит, пятая. Голубые глаза римлянки манили и успокаивали. Слово в голове стихло, я смог перевести дух.
        - Я дочь Пилата!
        - У Пилата есть дочь?!
        - Пятеро дочерей - гордо ответила девушка, поправляя пепельный локон в сложной прическе.
        - Что ты тут делаешь?
        - Подслушивала - улыбнулась Корнелия - Мама послала узнать, когда мы выезжаем. А вы заперлись с отцом в атриуме…
        Девушка внимательно на меня посмотрела - Нет, ты не забавный, ты странный.
        Я все еще задумчиво стоял в луче света, падающего из проема в крыше. Может, это и выглядело со стороны странно.
        - Это правда - про Иешуа? - Корнелия подошла ближе, я почувствовал какой-то тонкий цветочный аромат - Маме на днях снился этот иудей - проповедник.
        - Я должен идти! - я с трудом вернулся из омута девичьих глаз, направился к двери.
        Надо как-то исправить то, что я натворил. Хотя бы спасти оставшихся. Как? Обращусь к Лонгину. Он мой должник. Если Понтий не даст солдат - поможет центурион.
        - Мы еще увидимся, Марк - донеслось мне в спину, и в голосе Корнелии не было ни капли сомнений.
        - Ты знаешь, как меня зовут? - обернулся я в дверях к девушке
        - Теперь знаю - дочь Понтия улыбнулась, поправила складку столы на высокой груди. Да она со мной флиртует! Нашла же время, кокетка…
        Я вежливо кивнул и быстрым шагом, почти бегом двинулся по коридору, по которому меня вели к Понтию.
        - Не так быстро, Юлий! - на моем пути снова оказался тот самый толстяк в тоге, что вел по закоулкам дворца - Удели-ка мне немного времени.
        Чиновник выпростал руку из складки тоги, показал мне золотой жетон с летучей мышью и ликторским топориком.
        - Я Гай Руф Тиллиус. Ликтор фрументариев в Иудее.
        А вот и спецслужбы нарисовались…

* * *
        - Где твои фасции (ii), ликтор? - поинтересовался я, когда мы зашли в небольшую комнату больше напоминающую кабинет. Шкафы со свитками, стол, на нем карта Иудеи и Идумеи. Судя по отметкам, вокруг Иерусалима находилось сразу два крупных подразделения. Легионы? Похоже, Понтий стягивал к столице воинские части.
        - Фасции носят ликторы магистратов - усаживаясь в кресло произнес Гай и кивая мне на стул без спинки рядом - А ты, Марк, глазастый. Тиллиус перевернул карту на столе, убрал разбросанные свитки. - Рассказывай!
        - О чем? - я обошел стул, глянул в окно. Створки решетчатых ставен мотало сквозняком, они хлопали по стене. Во дворе наблюдалась суета. Рабы спешно грузили седельные сумки на лошадей, а мешки и корзины в повозки, запряженные быками. Я просто кожей чувствовал как утекает время. В городе волнения, успею ли я спасти апостолов?
        - Марк, не заставляй меня прибегать к крайним мерам - толстяк нахмурился, вытащил из под стола миниатюрный арбалет. Взведенный и заряженный небольшой стрелой. Наконечник ее масленно блестел. Яд…?
        Я посмотрел в глаза “безопасника”, усмехнулся.
        - Если выстрелю в ногу - предупреждающе качнул арбалетом Гай - вытяжка из аконита сразу не убьет, сначала еще помучаешься.
        - Похоже в этом доме не только Корнелия подслушивает - произнес я и резко ускорился. Вселенная опять словно “встала на паузу”, а зрачки Тиллиуса начали медленно расширяться. Но ликтор только еще потянулся к спусковому рычагу, а я уже оказался у стола и выхватил из арбалета стрелу.
        Надо отдать должное Гаю - он оттолкнулся ногой и кувыркнулся назад, выхватывая из под тоги кинжал. Даже не думал, что толстяк окажется столь резвым.
        - Стой! - я повелительно поднял руку, добавив в голос силу Слова. И Тиллиус словно на стену наткнулся. Опустил руку с кинжалом, выпрямился. Словно по стойке “смирно” встал.
        Я спокойно уселся на стул, лизнул наконечник. Мне было даже любопытно, как на меня подействует яд. Я чувствовал как энергия переполняет тело. Мало что могло мне сейчас повредить. Во рту появился странный вяжущий вкус, на какое-то мгновение все поплыло перед глазами. Но слабость быстро закончилась.
        - Садись - я кивнул Гаю на перевернутое кресло - Как говорят у одного далекого народа - в ногах правды нет.
        - Это в каком же народе? - ликтор отмер, поставил кресло на ножки, осторожно присел на самый краешек
        - Далеко, за землями скифов - я тяжело вздохнул. Если история пошла совсем по другому пути, смогут ли теперь славяне призвать Рюрика?
        - И что значит эта пословица? - поинтересовался Тиллиус
        - У этого народа был обычай бить провинившихся по голым ступням палками - пояснил я, вкладывая стрелу обратно в арбалет - Под этой пыткой люди от боли брали на себя любую вину, даже чужую. Вот и говорят, что в “ногах правды нет”.
        Ликтор в удивлении покачал головой, поерзал в кресле. Ага. Не привык чувствовать себя на месте допрашиваемых.
        - Как ты подслушал нас? - спросил я, сплевывая на пол. Вяжущий вкус во рту был очень неприятным.
        Тиллиус поморщился от моего неуважительного тона, но послушно откинул рукой занавеску в стенной нише. Там находилось с десяток слуховых трубок.
        - Весь дворец ими опутан? - я кивнул на трубки
        - Да - ликтор тяжело вздохнул, засунул кинжал под тогу - Марк, скажи честно. Кто ты? Еще вчера ты был простым легионером. Весельчак, душа компании. Мой человек приглядывал за тобой по просьбе матери, но никаких приказов на твой счет Тиберий точно не отдавал! Ты из побочной линии Юлиев, даже Ливия Друзилла, пусть она вечно пребудет в Тартаре, успокоилась на ваш с Эмилией счет. Но твои слова про заговор Сеяна…
        Тиллиус хрустнул пальцами и замолк, давая мне возможность самому закончить фразу.
        Я на автомате глянул на свое запястье. Привычных часов там ожидаемо не оказалось. Черт, сколько же сейчас времени? Как они вообще здесь без часов живут?!
        - Зачесалась шея от таких новостей, Гай? - хмыкнул я - Одно дело когда тебя попросили приглядеть за сынком опальных патрициев, которого прячут в 6-м легионе, а другое дело Сеян. За такое утопят в выгребной яме и не поморщатся. Да? Сообщишь своим - а вдруг они тоже в заговоре? Не сообщишь - все может стать еще хуже.
        Ликтор побледнел, но взгляда не отвел. Сильный мужик. Не робкого десятка.
        - Так кто ты, Марк?!
        - Как там Назаретянин Пилату ответил? Всяк кто от истины, слушает гласа моего!
        Тиллиус как то странно вильнул взглядом. Я обостренным восприятием почувствовал эту фальшь в его реакции на мои слова, мигом вцепился в нее:
        - В глаза! Я сказал: в глаза смотри! - добавил в голос еще Слова.
        Ликтор резко выдохнул, и поплыл.
        - Говори! Говори сейчас же, что знаешь про Иешуа?!
        - Лже царь Иудейский… он… мы, за ним приглядывали. Давно уже. Из Рима пришло указание внести раскол в религию иудеев. Назаретянин оказался хорошим вариантом. Обличал фарисеев, мешал храмовым спекуляциям…
        Ясно. Чтобы римские спецслужбы, да в такое дело не вмешались… Нет, крупные империи просто так не возникают. В их основании вот такие ликторы, что цементируют социальную ткань.
        - Анна давно нож на него точил за его проповеди, да все не было случая - продолжал Тиллиус - А тут назаретянин с учениками прямо на Песах в Иерусалим заявился. Мы пытались его спасти. Была надежда, что Филипп Ирод его отпустит, или потом Пилат помилует, но фарисеи оказались хитрее.
        И влиятельнее - закончил я про себя мысль ликтора. Переиграли они вас, римляне..
        - Где сейчас апостолы?! Где мать Иешуа с братом? - резко спросил я
        - Не знаю. Клянусь богами, не знаю! - приложил руки к сердцу ликтор - Они жили в желтом доме у Львиных ворот. Но вчера днем куда-то ушли. Мои соглядатаи потеряли их в толпе.
        - Сколько у тебя своих легионеров? - я встал, забрал со стола арбалет - Их надо срочно найти.
        - В город идти опасно - Гай тоже встал, оправил тогу
        Я равнодушно пожал плечами. Какая разница. Главное сейчас спасти тех, кого можно еще спасти.
        - Могу дать свою личную центурию - Тиллиус взял со стола стилус, макнул его в чернила и быстро что-то написал на клочке папируса. Потом заколебался, быстро на меня глянул.
        - Марк, если твой рассказ о заговоре Сеяна правда…
        - Ну, скорее же, не тяни! - я почувствовал тревожное биение Слова, время утекало, как вода.
        - …то я на стороне Тиберия! Пилат, Вителлий и другие должны быть задержаны! Чем скорее, тем лучше. Я имею право именем императора отстранять префектов и прокураторов от власти. Если одни евреи убьют здесь других, в Риме и не почешутся. Но вот заговор…
        - Хомо деменс! - выругался я по-латыни, выдергивая приказ из пальцев ликтора - Сеян, Тиберий - это все песок в жерновах истории. Иешуа с учениками - вот кто тебя сейчас должен волновать.
        - Иешуа же умер! - открыл рот Гай
        - Завтра он воскреснет. Даже не сомневайся в этом! - я сунул пергамент под лорику, поправил на поясе ножны с гладиусом, возвращенные ликтором - Где “твой” центурион?
        - Во дворе - выдавил из себя ликтор - Ливий Фламий. Подожди… Как это “воскреснет”?!
        - Как и обещал.
        (i) - Фрумент?рии (лат. frumentarii, единственное число frumentarius от frumentum - зерно) - в Древнем Риме первоначально военнослужащие, занимавшиеся поставками хлеба для армии, а затем наделённые функциями фельдъегерей и политического сыска.
        (ii) Ф?сции (лат. fasces) иначе фаски, фасцы, также ликторские пучки - пучки вязовых или берёзовых прутьев, перетянутые красным шнуром или связанные ремнями… Право ношения фасций закреплялось за ликторами.
        Глава 4
        К моему удивлению доверенным человеком Туллиуса оказался натуральный негр. Чернокожий центурион - вот это номер!
        - Ливий Фламий? - спросил, я доставая папирус с печатью из под лорики
        - Он самый - буркнул центурион, разворачивая бумагу. Негр оказался вполне грамотным, быстро пробежал текст глазами. Вернул папирус мне, отдал римский салют правой рукой. Потом свистнул подзывая легионеров, махнул центурии строится вдоль дворцовой стены.
        - Только вот Пилат запретил выходить в город - Ливий нацепил шлем, что держал подмышкой, вытер пот со лба.
        Солнце все сильнее припекало. Эдак к обеду мы в своих доспехах совсем сваримся. Я присмотрелся к солдату, что чистил вдалеке римского орла - аквилу. Рядом лежали символы легиона - сигнум и вексиллум. Судя по быку и капитолийской волчице на эмблеме, Фламий тоже служил в 6-м Железном легионе. Это про него в будущем споют:
        “…Пусть я погиб под Ахероном
        И кровь моя досталась псам -
        Орел 6-го легиона,
        Орел 6-го легиона
        Все так же рвется к небесам…”
        - В городе неспокойно - продолжал бубнить Фламий - Как бы не вышло беды. Я конечно, подчиняюсь приказу Туллиуса, но…
        - Где Цветочные ворота знаешь? - игнорирую я его бубнеж
        - Ворота Ирода? На севере - махнул рукой Фламий, обозначая направления
        - Идем туда, ищем людей, что мне нужны, возвращаемся обратно. Приказ ясен?
        Я прислушался к пульсации Слова. Да, я смогу найти Марию с учениками. Слово подскажет. Оно же меня и поведет к ним.
        - Центурия! - проревел Фламий - В колонну по трое стройся!
        Через четверть часа мы уже шли по улицам Иерусалима. Солнце окончательно заползло в зенит, народ с раскаленных улиц убрался по домам. Очень трудно в таком климате днем устраивать беспорядки - так и жди теплового удара.
        Мы шли быстрым шагом, по дороге я расспрашивал центуриона о его удивительной судьбе. Фламий оказался нубийцем, захваченным в плен в Египте. Легионеры продали его на рынке рабов, новый хозяин оказался ланистой - владельцем школы гладиаторов. Он определил нового раба в ретиарии - бойца с сетью и трезубцем. Нубиец оказался быстрым и ловким - этим он и понравился публике. Сначала в Александрии, а потом уже и в Риме. Фламий не только завоевал популярность, но даже смог выкупиться из рабов и стать рудиарием - освобожденным гладиатором, награжденным деревянным мечом.
        Новый римский ланиста помог ему с гражданством. Собственно, его имя и взял себе Фламий.
        - Что же ты не остался в Риме? Женщины, деньги… - удивился я, прибавив в голосе Слова. Я все больше осваивался со своим новым даром влиять на людей.
        - Надоело - рубанул рукой воздух Фламий - Разврат, интриги… К тому же Тиберий теперь не благоволит к гладиаторским играм, запретил их проводить за счет казны.
        - В легионерах значит веселее?
        - Мы в 6-м Железном все братья - твердо ответил бывший гладиатор - Пришли!
        Мы действительно, дошли до Цветочных ворот, которые были заперты. Рядом стояли караульные. Фламий перемолвился с дежурным опционом, вопросительно на меня посмотрел. Только я собрался отдать приказ начать обход домов, как меня накрыло. В глазах потемнело, звучание Слова стало тише, а потом и вовсе исчезло. Спертый воздух отказывался покидать легкие, я пошатнулся.
        - Что с тобой Марк? - центурион подхватил меня под локоть, похлопал по щеке
        Я вздохнул, помотал головой. Прямо какая-то ментальная атака. Связь с Логосом отрезало, совсем как в прошлой реальности после встречи с аватом Люцифера. Светлая энергия, наполнявшая тело исчезла. Я невольно потрогал грудь - не появилась ли печать? Но нет, под лорикой ничто не жгло и не давило.
        - Сердце что ли? - спросил Фламий, оглядываясь. В тени дома начала собираться толпа агрессивно настроенных евреев. У некоторых в руках были камни.
        - Не, голова… - прохрипел я
        - Да, жара страшная - отдуваясь, вытер пот негр - Вот, выпей поски.
        Центурион протянул мне свою фляжку, и я жадно к ней присосался. Внутри была подкисленная уксусом вода.
        - Ну? Что делаем дальше? - центурион оглянулся - Не нравятся мне эти евреи.
        - Идем искать Марию, жену плотника из Назарета. Она с родственниками и учениками Иешуа должна быть где-то в этих домах.
        - Иешуа - это тот самозваный царь Иудейский? - спросил Фламий, подзывая к себе легионеров - Его же распяли вчера. Говорят, он еще обещал воскреснуть.
        - Он сдержит обещание - я глубоко вздохнул, вытащил гладиус из ножен - Пошли!

* * *
        Два часа и все бестолку. Евреи не открывали двери - приходилось их выбивать. Женщины кричали, ревели дети, мужчины сжимали кулаки и смотрели исподлобья. Того и гляди, чтобы кто-нибудь не сунул нож в горло. И никто не спешил отвечать на мои вопросы. Сходу найти нам тоже никого не удалось - лишь в одном доме обнаружили на полу плохо замытые следы крови.
        - Гранатовый сок пролил - нагло ответил молодой парень, которого схватили и приставили гладиус к его шее.
        - Я сейчас твою кровь пролью - Фламий нажал и кончик меча вошел в подбородок. По шее парня побежала красная дорожка.
        - Убивай - еврей закрыл глаза, начал молиться.
        - Тьфу на них…! - центурион отбросил парня прочь, пнул его калигой по пятой точке - Фанатики, одно слово.
        Толпа все прибывала, в легионеров полетели первые камни. Солдаты выстроились в плотный строй, подняли пилумы. Евреи отхлынули прочь. Ученые…!
        Тем не менее, надо было что-то делать. Слово молчало, энергии Света в теле было совсем мало. Хватало лишь на то, чтобы заглянуть в память, но все мои прошлые знание уже ничем не могли мне помочь - история пошла по другому пути. Где искать Марию и выживших апостолов?
        - Марк, надо что-то решать - Фламий, наконец, тоже сдался, и еще раз пнув какого-то еврея в хитоне, сплюнул на мостовую.
        Какое теперь может быть решение, я не представлял. Надо было возвращаться к могиле Христа. Но с чем? Я нарушил все приказы Пилата, вызвал восстание в городе. Понтию проще всего от меня сейчас избавиться тишком, а потом сделать морду кирпичом перед Сеяном и Виттелием. Да, был мол, такой но куда делся, понятия не имею, у нас тут евреи бунтовали, не до какого-то рядового легионера было. Ах, он не рядовой? Так что ж вы мне сразу не сказали…
        Тиллиус меня тоже не защитит. Какие доказательства заговора я имею? Никаких. Одни слова. На слухах карьеру не сделаешь. Да и кому докладывать?
        - Тут рядом харчевня римская есть - центурион почесал небритый подбородок - Один полукровка держит
        Я с сомнением посмотрел на свой пояс. Кошелька там не наблюдалось.
        - Пролюбил? - засмеялся Фламий - Да, евреи народец ушлый, на ходу режут кошельки. Пойдем, я угощаю.
        - С чего такая щедрость? - усомнился я
        - Полукровка бесплатно кормит нашего брата солдата - парни защищают его заведение от зелотов.
        Быстрым шагом мы оторвались от кричащей толпы - нырнули сначала в один переулок, потом в другой. Между домами было развешано белье. Разноцветное - оно напоминало гирлянды с морскими флажками. Лаяли собаки, дым от жаровен ел глаза.
        Наконец, мы дошли до харчевни. Располагалась она на первом этаже двухэтажного каменного дома. Стены были окрашены в однородный охряной цвет, из мебели только стол и несколько деревянных скамей. Харчевня была пуста, и владелец - кудрявый смуглый мужчина лично выбежал нас встречать.
        - Встаньте в обоих концах улицы - дал команду легионерам Фламий, повернулся к хозяину - Эй, Цинциннат! Тащи все самое лучшее.
        Владелец угодливо склонился, хлопнул в ладоши. Подавальщики - мелкие пацаны семитской внешности стали быстро заставлять широкий стол едой. Появились маслины размером со сливу, сыр, лепешки, кувшины с фалернским вином и маслом. Вторая перемена состояла из мясных и рыбных блюд. На гарнир каши - полбяная и бобовая.
        Фламий ел так, что за ушами трещало. Ни о каких приличиях за столом и речи не шло. Зато нам потом подали небольшие куски мохнатой льняной ткани, которыми обтирали руки и рот.
        - Ну, что делаем дальше? - сыто рыгнул центурион - Парней тоже кормить скоро надо будет.
        - Пойдем к Храму - решился я, допивая вино. Кстати, очень приличное - с богатым ароматом и вкусом.
        - Марк, Марк…! - забеспокоился Фламий - У меня, конечно, приказ Тиллиуса во всем тебе подчинятся… Но Храм! Там же самый рассадник этих зелотов. Плюс стража. Мы, конечно, их порвем в случае чего, но Пилат нас потом за это без соли съест!
        - Похищенные люди могут быть внутри - уклончиво ответил я. Разумеется, я не надеялся встретить там Марию с апостолами. Расчет был совсем на другое. Пора было в этой игре поднять ставки.

* * *
        Но все, на что согласился Фламий - это проводить меня переулками к Храму.
        - Да это все-равно, что дразнить быка - посетовал бывший гладиатор - Появись там римская центурия, евреи окончательно взбунтуются.
        Город и, правда, был наэлектризован. То там, то здесь, по мостовой стучали калиги римских легионеров, слышались крики, куда-то бежали горожане с выпученными глазами.
        - Все, дальше не пойдем - покачал головой центурион - Храм, вон он, впереди.
        Фламий снял шлем, осторожно выглянул за угол дома. Я последовал его примеру. К моему удивлению на площади перед Храмом было немноголюдно. Видимо, все, кто хотел сделать подношение к Песаху - сделали это еще утром. Солнце жарило из зенита - часть евреев с площади убралась в тень домов.
        Сам Храм производил совсем иное впечатление, нежели ночью. Покрытый позолотой, он блистал на солнце ярким огненным блеском, ослепляя глаза. Восьмое Чудо Света!
        - Мы будем ждать тебя здесь, Марк. Разнюхай там все и скорее возвращайся - негр тяжело вздохнул, протянул мне плащ одного из легионеров - На, надень сверху.
        Я поблагодарил легионера взглядом, опустил капюшон. Было жарко, но анонимность казалась важнее. Быстрым шагом я дошел до меняльных столов, что стояли вдоль портика Храма. Тут наблюдалось некоторое оживление. Евреи покупали сикли - круглые серебряные монеты с изображением чаши на аверсе и какого-то цветка на реверсе. Именно ими любой верующий был обязан делать подношение в Храм. И именно им Рим был обязан финансовой бомбе, заложенной в основе его государства.
        Геологически так сложилось, что на Востоке были месторождения золота, а в Апеннинах - серебряные рудники. Стало быть, Рим был богат серебром, а Азия золотом. Поэтому 1 грамм золота в метрополии стоил 12,6 г серебра, а на Востоке, в том же Иерусалиме, за грамм золота давали всего 4,7 г серебра.
        Евреи-ростовщики проворачивали вполне понятную спекуляцию, играя на разнице курсов. Иудея единственная из всех провинций получила разрешение чеканить свою монету - сикли. Дескать, мы только для религиозных нужд. Один сикль на столе менялы стоил двадцать римских денариев. Прагматичные фарисеи конвертируют полученное от меняльных столов серебро на золото по курсу 1:5, грузят римские ауреусы и слитки на корабли. После чего везут в Рим. Там меняют на серебро по курсу 1:13, и везут серебро обратно в «родные палестины». Где снова меняют на золото и вновь отправляются в неспешное плавание через Средиземное море в известном направлении.
        Доходность этого валютного арбитража не снилась и евреям с Уолл-Стрита из моей родной первой реальности.
        А что же Рим? А ничего. Хитрые ростовщики и левиты подкупают имперских чиновников. И те просто закрывают глаза. Закрывает глаза и Сеян - префект претория. Ему через Пилата и Вителлия евреи дают деньги на заговор, а также на подкуп легатов германских легионов, и на преторианцев.
        - Что стоишь? Покупать будешь?! - грубо окликнул меня бородатый меняла в парчовом халате
        - Буду, буду - пробормотал я, двигаясь вдоль столов. Хорошо устроились, левиты с фарисеями! Не купить сикль еврей не может, это грех - не жертвовать Храму. Каждый взрослый иудей только на Песах должен отдать полсикля. А продают их исключительно за динарии!
        - Стража! - тот самый бородатый меняла повернулся к портику - Тут какой-то подозрительный человек бродит.
        Из Храма вышла пара стражников, вооруженных копьями. Они лениво пошли в мою сторону. Надо что-то решать. Либо делать, либо нет. Я судорожно стал просчитывать варианты. Вернуться во дворец Ирода к Понтию? Так тот уже пришел в себя, ему проще убить меня и продолжать получать еврейские деньги. Спрятаться у Тиллиуса? На ликтора фрументариев я подействовал Словом, он поверил мне. А без Слова? Может ему тоже будет проще присоединится к заговору Сеяна? Карьерный рост возможен, и если сдать меня префекту.
        Еще один вариант - идти к могиле Христа. Парни из центурии Петрония меня там защитят. Но надолго ли… Нет, другого варианта, кроме как “пути Христа” похоже, нет. Я оглянулся. Кто-то из легионеров Фламия выглядывал из-за угла дома, следил за тем, что происходит.
        Солнце тем временем скрылось за облаками, в которых осталось лишь небольшое “окно”. Из него на площадь падал луч света. Я опять ощутил в себе биение Энергии. И принял это как Знак!
        - Эй, парень, ты чьих будешь? - ко мне позевывая, подошли стражники - Покажи лицо.
        Резким движением я скинул капюшон и вслед за этим сразу же сбросил на землю плащ.
        - Римлянин…! - раздался дружный вздох на площади
        - Салют, евреи! - я ударил с ноги в первый стол, тут же перевернул второй рядом. Сикли дождем посыпались на землю, звеня и переливаясь в лучах Солнца.
        - Богохульник!
        - Убийца!
        - Отомстим за Анну!
        Площадь взорвалась криками, За мной рванули стражники. Ну, как рванули? Попытались. Но я был неуловим. Прыгнул на третий стол, ударил ногой по стопкам монет. Выхватил меч и тут же отсек руку бородатому меняле, что попытался меня схватить за ноги. К нему, вытаскивая ножи, уже бежали его коллеги. Я перепрыгнул на следующий стол, громко свистнул в сторону спрятавшейся центурии. Из-за угла выглянула черная физиономия Флавия. Похоже, бывший гладиатор уже во всю меня материл.
        - Барра! - заорал я во все легкие, издавая клич легионеров. Перевернул еще один стол, отпрыгнул к портику. Но тут уже на меня навалились по-серьезному. Замелькали копья стражников, ножи менял. Но они все были такие медленные по сравнению со мной! Я колол, рубил и вился как уж среди колонн портика.
        - Барра! - раздался дружный крик легионеров. На площадь выбегала центурия Фламия.

* * *
        - Волосатые яйца Оркуса! - орал на меня злой центурион, вспарывая гладиусом чей-то живот - Ты что творишь, Марк! Тебя же насмерть запорят!!! Нас всех распнут!
        Легионеры легко, почти играючи перекололи Храмовую стражу и разогнали толпу у меняльных столов. Но на площадь выбегали все новые и новые группы евреев. И вооружены они были уже вовсе не ножами! Щиты, мечи, я заметил даже несколько луков в руках бунтовщиков. Их стрелы легионеры легко приняли на скутумы, и ответили бросками дротиков. Оба лучника погибли, но нас теперь упорно отжимали к Храму.
        - Это зелоты! - закричал Фламий всаживая меч в чье-то оскаленное лицо
        - Давай вовнутрь! - я повернулся к массивным дверям и ударил ногой по створке. Она жалобно скрипнула, распахнулась. Вой сзади усилился, мимо меня пролетело несколько копий. Какое счастье, что левиты не успели запереть двери! Пнув жирного священника в пах, чтобы не стоял на пути, я первым ворвался в Храм. Внутри он был просто огромен и очень обильно украшен. Прихожане из Храма уже успели испариться.
        - Не распнут - я повернулся к вбежавшему следом Фламию - Еще и поблагодарят нас.
        Надо было видеть лицо центуриона! Он даже не нашелся, что мне ответить. Вот так! Одним выстрелом - сразу двух зайцев. Нет, трех! Нарыв с финансовыми махинациями надо было вскрывать. Римляне дотянули до 60-го года и проблему все-равно пришлось решить. Причем кардинально - они вырезали половину Иерусалима. Второй заяц тоже очевиден - теперь Понтию будет трудно “включить задний ход”. Скандал на весь римский мир. Поди объясни, зачем легионеры вломились в Храм. “Какой-такой Марк Юлий?” - уже не скажешь. Наконец, третье. Деньги. Много денег.
        Я огляделся, и увидел, как несколько левитов пытались вытащить из храма тяжелый сундук.
        - Куда это собрались?! - я схватил одного из левитов за шкирку. Расшитый хитон треснул и начал рваться по шву. Сундук грохнулся на плиты пола, крышка приоткрылась, внутри знакомо блеснуло серебро.
        - Прекратите богохульствовать!! - седой левит попытался снова захлопнуть крышку сундука, но я ему не дал.
        - Яхве накажет? - я указал легионерам гладиусом на большую нишу рядом с притвором - Туда всех.
        Солдаты вопросительно посмотрели на Фламия. Тот тяжело вздохнул и кивнул. Кто-то из легионеров принялся баррикадировать дверь, которая трещала уже под ударами зелотов, другие стали заталкивать левитов в нишу. Молодые служки кричали и бились в истерике. Пожилые молились, встав на колени. Видимо, начали дружно готовиться к Армагеддону. За такое святотатство Яхве должен тут все сжечь к чертям собачьим. Или затопить - благо прецедент уже был.
        Под зубовный скрежет Фламия, мы прошли из притвора в Святилище Храма. Тут находился зажженный семирожковый светильник-менора из золота, рядом Жертвенник воскурения и Стол хлебов предложения, тоже покрытый листовым золотом. На нем сейчас стояли два сосуда с благовониями. Все как и в синагогах спустя тысячу лет.
        - Марк, пошли отсюда - простонал центурион - Сюда только Первосвященник может заходить. Еврейские боги обозлятся!
        - У них один бог - пожал плечами я, обходя святыни по кругу. В святилище была еще одна, совсем неприметная дверь. Зачем?
        - А эти, с крыльями? - Фламий снял шлем, вытер пот
        - Это ангелы - я почесал в затылке, задумавшись, как объяснить негру еврейскую религиозную иерархию - Они у них как бы малые боги.
        - Во-во, сейчас прилетят и… Стой! Что ты делаешь?!
        Я дернул за дверцу и оказался в маленькой, тесной комнатке. Почти всю ее занимал массивный черный камень.
        - Что это? - центурион опасливо заглядывал внутрь через мое плечо
        - Святая святых - я потрогал камень, пытаясь ощутить святость Скинии - Самое сокровенное место Храма. Тут раньше хранились Скрижали Завета
        Никакой светлой энергетики в помещении не ощущалось, но камень заметно фонил какой-то особой Силой, чью природу я затруднялся определить.
        - А что за валун? - Фламий убрал гладиус в ножны, прерывисто вздохнул - Что-то мне здесь не того….
        - Камень Основания - я потрогал матовую черную поверхность - Евреи верят, что это краеугольный камень мироздания. С него Яхве начал сотворение Земли.
        - Марк! - опять взмолился центурион - Пойдем отсюда… Еще обвинят нас в краже этих Скрижалей. Смотри Камень то пуст, ничего здесь больше нет!
        - Он пуст еще со времен разрушения первого Храма. А скрижали пропали еще при царе Соломоне.
        Что-то мне все-равно не давало покоя. Камень против воли приковывал к себе внимание, доминировал в Святая Святых. У меня начали путаться мысли, поплыло перед глазами. Звуки отдалились, зато снова усилилось Биение Слова внутри.
        - Что-то мне нехорошо - Фламий начал сползать по стенке. Его черная кожа посерела, дыхание стало прерывистым.
        Я подхватил центуриона под руку, вытолкнул из Святая Святых наружу. Захлопнул дверцу.
        И нам сразу полегчало. Воздух наполнил легкие, зрение обрело четкость. Да, похоже, этот Камень охранял сам себя.
        - Думал, концы там отдам - Фламий вытер пот со лба, встряхнулся
        - Да, непростое место - кивнул я - Говорят первосвященник во время Йом-Кипура там с Богом общается. Получает указания от него насчет народа израилевого.
        - Марк - опять взмолился центурион - Пошли отсюда скорее!
        - Нет, подожди. Я еще не все узнал - и начал обходить Святилище по периметру, простукивая стены рукоятью гладиуса - Сходи пока, проверь легионеров.
        Фламий пожал плечами, вышел в притвор. А я продолжил обыск. В одном месте звук мне показался не таким глухим. Я начал ощупывать камни, из которых была сделана кладка Храма. Один кирпич поддался под моей ладонью, и я вдавил его внутрь. Что-то щелкнуло и стена разъехалась. Передо мной открылся проход в длинную, темную галерею. Я вынул свечу из меноры, чтобы посветить себе. Совершил, так сказать, очередное святотатство.
        Галерея оказалась совсем не длинной, как мне представлялось ранее, и закончилась массивной железной дверью. Два навесных замка были разомкнуты, так что я легко попал внутрь. И передо мной открылась настоящая пещера Али-Бабы. В крыше большого зала, сплошь заставленного сундуками, было широкое отверстие. Лучи солнца переливались и преломлялись в грудах золота. В одних коробах лежали слитки. В других - золотые монеты. Большей частью аурисы с профилем Тиберия и Августа.
        Я прошелся по залу, разглядывая надписи на крышках. Казначеи левитов аккуратно подписали каждый ящик и сундук - в каждом лежало по пол таланта золота, а всего их было около восьмидесяти. Почти сорок талантов… Я считал и не мог поверить глазам - в сокровищнице Храма хранилось более полутора тонн золота! Годовая зарплата четырех римских легионов! А Цезарь взял Рим и выгнал Помпея всего с одним легионом! Можно просто показать золото солдатам, и они пойдут за легатом куда угодно.
        В конце зала находился помост, на котором стоял широкий стол. На нем разместилось несколько ящиков поменьше, а также несколько царских корон, древних ветхих знамен, груда старого оружия - щиты с отбитой позолотой, кинжалы, мечи. Ясно, это трофеи. Выставка достижений еврейских военачальников - ВэДэЕВэ. Я рассмеялся, получилось слегка истерично. Психика моя с трудом справлялась с увиденным.
        В деревянных сандаловых ящиках находились драгоценные камни - не ограненные алмазы, сапфиры, рубины, изумруды…. Их блеск слепил глаза.
        - Cunnus a Mentula…. - в дверях сокровищницы, выпучив глаза, застыл потрясенный центурион
        - Я же тебе говорил, Фламий - я взял со стола массивное золотое кольцо с гравировкой - Нас с тобой будут еще на руках носить.
        - Это дубовый венок! - согласился со мною негр, запуская руку в один из ящиков и пропуская через пальцы ручеек золотых монет
        - Бери выше - я попытался разглядеть надпись на кольце - Лавровый
        Венками в Риме награждали отличившихся легионеров и военачальников.
        - Что это? - поинтересовался Фламий, подходя ближе и взвешивая в руке старый, круглый щит, у которого весь умбон был изъеден ржавчиной
        - Святыни евреев. Например то, что ты сейчас держишь - это скорее всего щит Давида. А вон его лук и стрелы…
        Очень вовремя на помощь мне пришло Слово. Знания сами всплывали в моей голове.
        - Откуда ты можешь это знать? - усомнился центурион
        - Видишь это? - я подкинул драгоценность вверх, поймал ее - Это знаменитое кольцо царя Соломона.
        - На нем что-то написано - вгляделся в буквы на ободке Фламий - Но я только на латыни читаю
        - Однажды царь Соломон обратился к придворному мудрецу с просьбой: “Помоги мне - многое в этой жизни способно вывести меня из себя. Я сильно подвержен гневу, и это очень мне мешает!” На что мудрец ответил: “Я знаю как помочь тебе. Надень это кольцо - на нем высечена фраза: “Все проходит!”.
        Я присел на краешек стола с сокровищами и показал центуриону буквы на внешней стороне кольца
        - Видишь? Вот тут написано: “…Когда тебя постигнет сильный гнев, посмотри на эту надпись, и она отрезвит тебя. В этом ты найдешь спасение!”.
        - Нашему легату бы не помешало такое колечко - хмыкнул негр
        - Шло время, Соломон последовал совету Мудреца и обрел спокойствие - продолжил я - Но однажды настал момент, когда, взглянув на кольцо, он не успокоился, как обычно, а наоборот - еще больше вышел из себя. Царь сорвал кольцо с пальца и хотел зашвырнуть его подальше в пруд, но вдруг заметил, что на внутренней стороне тоже имеется какая-то надпись. Он присмотрелся и прочел: “И это тоже пройдет…”
        Я показал Фламию эту надпись внутри драгоценности в подтверждение своего рассказа.
        - А раз это кольцо Соломона - я примерил его на безымянный палец правой руки - значит, и все остальные сокровища принадлежат еврейским царям
        - Откуда ты все это знаешь?! - отшатнулся от меня центуриона - Кто ты Марк?!
        - Совсем недавно мне задавали этот вопрос. И я отвечу тебе на него также, как ответил ликтору фрументариев - Всяк кто от истины, слушает гласа моего!

* * *
        Кольцо Соломона явно обладало какими-то магическими свойствами. Мигом прошла вся усталость, я ощутил необычайный заряд бодрости. Похоже драгоценность как-то равномерно распределяла по телу всю ту энергию, что я накапливал в себе.
        - Такие сокровища нам отсюда не вынести - тяжело вздохнул Фламий - Сорок талантов! Глазам поверить не могу
        - Вынесем - отмахнулся я - Эти деньги теперь - наш пропуск в Рим.
        - В Рим?! - центурион снова выпучил на меня глаза
        - А ты разве не хочешь получить личный триумф, Фламий?
        Эта ситуация все больше забавляла меня. И чем больше я смотрел на сундуки с золотом, тем больше понимал: сокровища тоже тлен.
        - “И сказал Иешуа ученикам своим - вслух пробормотал я - истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие…”
        - Какие еще игольные уши? - заинтересовался центурион, натягивая тетиву на луке Соломона. К моему удивлению она оказался вполне целой - Фламий не без усилий, но все-таки смог ее натянуть, и вложив стрелу, выстрелил в щит. Стрела громко ударила прямо в умбон, пробив его насквозь - Это не то ли отверстие в городской стене, что рядом с порогом Судных врат?
        Выяснилось вдруг, что в Иерусалиме был, так сказать, “запасной” вход в город, через который запоздавший путник мог проникнуть внутрь. Назывался он “игольное ушко”. Оказалось, что через это отверстие в стене мог с большим трудом иногда пройти и верблюд, специально обученный такому преодолению препятствий.
        - Выходит не так уж безнадежны дела богачей - я почесал в затылке, надел шлем - Могут они попасть в Царство Божие, если сильно постараются…
        - Кстати, Марк! - встрепенулся Фламий, откладывая лук и стрелы - Я тебя чего искал… У меня в центурии трое раненых. Двое тяжело. Лонгин говорил, что ты исцелил его глаз. Может, глянешь ребят? А то пара моих легионеров точно могут отправится в это самое еврейское Царство Божие.
        Я покачал головой. Равнодушие римлян к богам поражало. Все равно им в кого и во что верить… Может, поэтому учение Христа с таким трудом завоевывало сердца италиков?
        - Пойдем - вздохнул я - глянем твоих парней.
        Мы прошли галереей назад, закрыли за собой тайный вход. Механизм покряхтел немного, пощелкал, но сработал. Через Святая святых, мы вышли в притвор, где расположились легионеры. Услышав шум, переглянулись - евреи чем-то долбили входную дверь Храма.
        - Таран это - к нам подошел рослый, рыжий опцион - Выломали столб в чьем-то дворе, вот и долбят теперь.
        Судя по тому, что обшитые медью ворота практически не дергались - сломать их будет не просто. Время у нас есть.
        Я подошел к раненым, что лежали на плащах прямо на полу. У одного резаные раны на руках и ногах, двое других были совсем плохи. Копья пробили лорики и попали одному в грудь, другому в живот.
        Первым делом я взялся за того, кому пробили грудь. С него под стоны стащили лорику, убрали засунутые под панцирь окровавленные тряпки. Рана была нехорошая, похоже копье пробило правое легкое. Легионер хрипел, в его груди булькало, а сам он был так бледен, что краше в гроб кладут.
        Я положил на его грудь руки, закрыл глаза. Перед моим внутренним взором появилось яркое сияние - это светилось кольцо Соломона. Чуть ниже начиналась пульсирующая чернота, в которую я и направил тонким ручейком накопленную энергию. Легионер вскрикнул и дернулся, из-за чего фокус моей силы сместился.
        - Держите его! - прикрикнул я на окружающих
        В раненого вцепились товарищи, он затих. Я поправил фокус, усилил поток энергии - чернота под руками начала медленно рассеиваться.
        Вокруг раздались ахи и ругательства. Легионеры так напирали, что мне пришлось опять на них прикрикнуть.
        Наконец, чернота совсем пропала, я открыл глаза и увидел под руками розовую кожу.
        - Даже шрама не осталось - изумленно выдохнул Фламий - Марк, ты воистину волшебник!
        - Несущий Свет! - загомонили легионеры - Божий целитель!
        - А ну тихо! - рявкнул я, вытирая руки о какое-то огромное шелковое полотнище, лежащее свернутым рядом с ранеными. Похоже, это и была та самая “завеса”, что разодралась во время казни Христа - Теперь давайте попробуем со вторым.
        Я перешел к раненому в живот. И вот с ним уже пришлось по-настоящему повозиться. Второй легионер дался мне намного тяжелее. Чернота никак не хотела уходить, перетекая из кишки в кишку. Я долго ее гонял кольцом, пока, наконец, совсем не изгнал из тела. Потом уселся на завесу, дрожащей рукой вытер лоб от пота.
        - Марк, отдохни! - центурион положил мне руку на плечо
        - Да, я пуст, Фламий! - огорченно развел руками - Но третьим и потом можно заняться, раны там не смертельные.
        На этого раненого у меня банально не хватило энергии. Кольцо помогало фокусировать внутренний Свет, но пользоваться им я толком не умел, поэтому и потратил слишком много.
        Тем временем удары в храмовую дверь усилились, и судя по крикам, народу на площади тоже пребывало.
        - Забаррикадировать проход - распорядился Фламий. Легионеры принялись стаскивать к двери лавки, деревянные шкафы со свитками.
        - Может попробовать притащить Камень Основания? - центурион оглянулся в сторону Святилища - Он тяжелый, но пара контуберний справится.
        - Валяйте - махнул я рукой. Если уж начал святотатствовать, то теперь нет смысла останавливаться - Только пусть контубернии по очереди выковыривают его. Двадцать выдохов и меняются.

* * *
        Пока Фламий отдавал распоряжения, я немного пришел в себя и решил прогуляться по Храму. Когда еще доведется здесь побывать? Храм был действительно огромен - внутренние галереи с фресками сменялись залами, где стены украшала позолота, а треножники были из чистого серебра. Я поднялся на второй ярус, и тут обнаружился балкон, выходящий на площадь. Один из легионеров, что меня сопровождал - тот самый рыжий опцион - подал щит.
        - Осторожно… господин - этот солдат явно не знал, как ко мне теперь обращаться. С одной стороны я из того же легиона, собрат по оружию. Да еще и чином ниже. А с другой - моих приказов слушается даже центурион. И к тому же я чудесным образом вылечил его подчиненных - У евреев есть луки!
        Луки у них и правда были. А также мечи, копья, и даже панцири со шлемами. На площади навскидку было тысяч десять народа, не меньше. Из них половина - хорошо вооружена. Гулко бухал таран в ворота, зелоты готовились к штурму Храма. Словив в щит две стрелы, я все-таки выглянул наружу. Таран не впечатлял - обычный столб, за который могли ухватится лишь десять человек. Таким быстро двери не вышибешь.
        Увидев меня на балконе, народ закричал, заволновался. Евреи бросили проповедующих левитов, кинулись к портику. Вслед за стрелами в меня полетели копья и дротики, а также целая туча камней. Но балкон был высоко и долетало далеко не все.
        - Эх, окружить бы на площадь парой когорт - сжал кулаки рыжий - Раздавили бы бунтовщиков, как клопов…
        Солнце закатывалось за горизонт, начинало темнеть. Завтра Воскресение - мне обязательно надо быть у могилы Христа. Даже если отбросить мой трепещущий интерес как историка, завтрашний день даст мне ответ на главный вопрос - зачем я тут? Что я должен конкретно сделать в этой реальности?
        - Ого! - опцион забрал у меня щит, сам выглянул за парапет балкона - Это же у них гастрафет!
        На площади действительно, семеро евреев устанавливали античный станковой арбалет. Скрипела тетива, затвор с трудом ехал по рейке на станине. Ну, вот и вундервафля появилась!
        Мы едва успели отпрянуть с опционом. Огромная стрела со свистом ударила в стену прямо над нами.
        - Поганые греки! - выругался рыжий - Поди у них евреи добыли гастрафет.
        - Деньги решают все - согласился я. Похоже Анна и Каиафа пошли ва-банк. Плюнули на Песах, на все божьи запреты и подняли восстание. Интересно, что сейчас делает Понтий? Судя по карте на столе у ликтора фрументариев, римляне были готовы к такому развитию событий.
        В самом мрачном расположении духа, мы спустились вниз, в притвор. Там ко мне подвели седовласого, сгорбленного левита. Густые сросшиеся брови были сложены горестным домиком.
        - Это главный священник среди прочих - пояснил Фламий - Ионафан бен Анна
        - Из рода Анны? - уточнил я
        - Побочная ветвь - пробасил левит, поправляя храмовый кидар - шапку, похожую на восточный тюрбан.
        - Говори, что мне сказал - кивнул в мою сторону центурион - И поторопись - скоро ваши зелоты доломают дверь.
        - В Храме есть подземных ход. Я вам его покажу.
        Я посмотрел в черные глаза Ионафана. Они не отражали ничего.
        - Зачем тебе это надо?
        - Если в Храме будут убиты римские граждане, а тем более легионеры - спокойно пояснил левит - Тиберий сравняет Иерусалим с землей. Мы не хотим повторения горькой судьбы Карфагена.
        Да, уж… Карфаген римляне не только с землей сравняли, но еще и солью засыпали - чтобы ничего не выросло на месте города.
        Есть все-таки среди иудеев здравомыслящие люди.
        - Что ж, показывай свой ход - коротко распорядился я
        В одном из крыльев Храма находился вход в подвал. Мы зажгли факелы и начали спускаться по длинной узкой лестнице. Она привела нас в приземистый зал, заваленный всякой рухлядью - гнутыми треножниками, битыми амфорами, рассохшимися деревянными столами. Подвинув в сторону большой медный чан, мы обнаружили за ним темный зев хода.
        - К вечерней страже будете у дворца Ирода - пояснил левит - Держитесь при каждом повороте правой стороны.
        - Пойдешь с нами - мрачно произнес Фламий - Знаю я эти еврейские штучки - наступишь не на тот камень, а тебе на голову плита упадет.
        Я еще раз внимательно посмотрел на Ионафана, прислушался к Слову внутри. Теперь я стал чувствовать людей намного лучше. Левит был такой же фанатик как и Анна. С такого станется и самому наступить на камень, чтобы уронить на нас плиту.
        - Фламий, Фламий!! - по лестнице бухали подкованные сандалии рыжего опциона - Скорее наверх! Там в Святилище такое…!!
        Глава 5
        - Арон ха-кодеш!! - Ионафан страшно закричал, схватился за горло и упал на пол, как подкошенный. Легионеры резко подались назад, выталкивая меня из комнаты с Камнем Основания. Но я оттолкнул Фламия, опциона и решительно вошел внутрь. Помещение было целиком заполнено искрящимся Светом, который бил… из неглубокой ямы. Легионеры, не мудрствуя, засунули под черный валун несколько досок-рычагов и все же вывернули его из пола. А под Камнем оказался тайник, выложенный серебром. Я потрогал шею левита - жив - и наклонился, заглядывая в яму. Внизу стоял деревянный короб примерно два метра на полтора. Высота его была где-то локоть. Верхний край ларца был окантован декоративным золотым ободом, окружавшим его подобно венцу. На крышке два ангела распростерли золотые крылья по всей поверхности. Причем чеканные лица херувимов были обращены вниз.
        - Бог ты мой… - по-русски пробормотал я - Это же Ковчег! Ковчег Завета!!!
        Я буквально купался в лучах света, что били из крыльев ангелов, из обода… Энергия очень напоминала ту, что я почувствовал в пещере Христа. Она переполняла меня, выплескиваясь наружу. У меня “зажглись” ладони и заполыхало лицо словно от жара костра.
        Понятно, почему Ковчег был спрятан под Камнем Основания. Тот своей черной силой перебивал и “закрывал” светлую энергетику Ковчега.
        Я прислонил ладони к валуну, “скидывая” туда ту странную силу, что бурлила во мне. Любопытно, но кольцо Соломона опять помогло мне в этом. Божественная энергия словно вода по трубе, через кольцо полилась в Камень.
        Переведя дух, я скинул шлем, вытер пот со лба. Шикнул на заглядывающих в комнату легионеров. Потом поколебавшись, спрыгнул в яму, больно ударившись о шесты, которые торчали из колец, закрепленных на стенках ларца. Дрожащими руками поднял крышку.
        Скрижали! В Ковчеге лежали две каменные доски - одна целая, другая разбитая. Это же две самые большие святыни евреев! Да и всех христиан в будущем. Святыни, давно уже считавшиеся утерянными. Первая скрижаль была разбита Моисеем, когда тот вернулся к своему народу с горы Синай и увидел, что евреи поклоняются золотому тельцу. Вторая - была высечена уже после инцидента. С ней Моисей еще раз поднялся на гору и Бог повторно дал пророку Десять заповедей.
        Я до конца откинул крышку, взял правую, целую плиту в руки. Ковчег полыхнул Светом, буквы Заповедей загорелись красным. В голове торжественно зазвучало Слово.
        - Я Господь, Бог твой… - вселенский голос заполнил меня целиком, заставляя повторять вслух заповеди - ….Да не будет у тебя других богов перед лицом Моим.
        - Не делай себе кумира… - я уже был не я, через меня с этой реальностью “говорил” Логос - Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно…
        Заповеди заканчивались традиционными не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не лжесвидетельствуй и не желай жены ближнего твоего.
        Закончив их произносить, я чуть не свалился от напряжения. Не хватало еще разбить и вторую скрижаль. Аккуратно положив довольно тяжелую плиту в Ковчег, я с трудом вылез из ямы. Сел на Камень основания. Энергия Вселенной все еще переполняла меня, но желания избавится от излишков уже не было. Я почувствовал небывалую гармонию внутри.
        - Что… что это было?!! - внутрь комнаты заглянул Фламий. За его плечом виднелись ошарашенный лица легионеров.
        - Встань и иди! - я положил ладонь на голову Ионафана, прикоснувшись кольцом ко лбу, и дал небольшой импульс силы. Левит тут же очнулся, растерянно заморгал. С трудом встал, пошатнулся. Фламий подхватил его под руку.
        - Арон ха-кодеш!! - из глаз Ионафана полились слезы - Ковчег!!
        Он встал на колени у ямы, замер в поклоне. Глядя на мои светящиеся руки и лицо, легионеры тоже начали опускаться на колени.

* * *
        В притворе громко хрустнула дверь, раздались победные крики евреев. Легионеры ответили “баррой”, послышался звон оружия.
        - Наружу! - крикнул я коленопреклоненным римлянам, “стряхивая” свечение в Камень Основания.
        Первым за мной бросился Фламий, за ним рыжий опцион. В притворе зелоты пытались пробиться через баррикаду, которую успели навалить перед дверью легионеры. Ситуация явно ухудшилась, но еще не стала критичной. Римские солдаты привычно выстроились в несколько рядов и по свистку кололи гладиусами из-под щитов рвущихся в Храм евреев.
        - Назад! - я схватил за лорики центуриона и опциона, заталкивая их обратно в Святая святых - Хватайте Ковчег, быстрее!!
        - Что?! - вылупил на меня глаза Фламий
        - Ящик вот этот - я ткнул пальцем в яму, отталкивая от края вскочившего с колен Ионафана
        - Не святотатствуйте! - закричал левит и тут же получил рукоятью гладиуса в ухо от Фламия. Легионеры не рассуждая, спрыгнули в яму, взялись за шесты.
        - Боже всемогущий! - взмолился скрючившийся на полу Ионафан - Покарай грешников!
        - Марк, что мы делаем? Каков план? - спросил негр, принимая вместе с опционом ларец наверх
        - Сколько у тебя человек в центурии? - ответил я вопросом на вопрос.
        - Сто пятьдесят два - наморщил лоб Фламий - Это за минусом тех, что в караулах и раненых.
        - Сколько они продержатся против зелотов?
        - Ну… час продержатся. А там Понтий подойдет…
        - А если не подойдет? - я захлопнул крышку Ковчега, еще раз оттолкнул ногой подползшего ближе Ионафана - Пойдем, перемолвимся. Этого - я махнул рукой в сторону левита - Связать и запереть где-нибудь.
        Мы отошли в сторону с центурионом, я нажал пальцами на глаза. Стоило уйти от Ковчега, как навалилась усталость. Я потер кольцо Соломона. А что если… Пустил энергию в свои ладони и как бы “умылся” ей. Сразу же стало легче, вернулась гармония, и какое-то глубокое понимание, что и как нужно делать.
        - Забирай пятьдесят человек - они все-равно в притворе без дела стоят. Поставь их цепочкой вдоль подземного хода, пусть выносят золото из сокровищницы. Двадцать ящиков будет достаточно. И забери сандаловую шкатулку с драгоценными камнями.
        - Я ничего не понимаю… - Фламий схватился за голову. Скорость и насыщенность событий явно “перегрузило” сознание центуриона.
        - Делай как сказано! - я добавил в голос Слова и коснулся кольцом Соломона его лба. Негр послушно кивнул и бодро отдал “салют”.
        - Ковчег тащите на балкон - я вышел обратно в притвор, подошел к раненым. Зачем я скидывал энергию в камень? Вот же первые кандидаты в батарейки. Под звон мечей, я положил руки на головы двух самых “тяжелых”. Прямо на моих глазах они порозовели, открыли глаза. Начали приподниматься, удивленно озираясь по сторонам.
        - Идите за мной - я кивнул в сторону лестницы.
        Фламий тем временем снял часть легионеров из строя, повел их в сокровищницу. Евреи словно что-то почувствовали и усилили напор. Из сломанной двери, через баррикады лезли все новые и новые зелоты. Их рты щерились в крике, глаза застыли будто стеклянные. Такое ощущение, что кто-то околдовал бунтовщиков. Раненые цеплялись за ноги и упорно ползли к римлянам, где их добивали прямо на полу - кровь там лилась рекой.
        У лестницы меня поймал Фламий. Он ловко отбил щитом брошенный в нас дротик, замялся.
        - Ну что у тебя? - я покосился на притвор. Легионеры продолжали держать строй. Баррикада почти развалилась, но коридор после входа не позволял зелотам всем вместе ворваться внутрь.
        - Марк… - Фламий вздохнул - Тут парни спрашивают… Короче…
        - Давай живее! - я слышал как площадь снаружи гудела - все больше и больше евреев рвалось в Храм.
        - Парни спрашивают как тебя называть? Ты бог или сын бога, как Геракл? А может пророк?
        Ну, и спросил…! Посланники, ангелы, стихиалии, аватары… Ступеней в Небо много, но я был знаком только с первым и последним слоем брамфатуры. Аватары Логоса и Люцифера, плюс их посланники. И где мое место в этой иерархии? Да, понятия не имею! А потому…
        - Я Примас - первый среди равных.
        - Первый? В чем ты Примас? - удивился центурион
        Я оглянулся. Зелотов становилось все больше, строй римлян отступал. Хреновый из Фламия центурион - приспичило ему понять мой статус и разговоры разговаривать! Вот сейчас ворвутся евреи в Храм и перережут всех нас на хрен, не взирая на ранги…
        Не отвечая, я бросился к лестнице. Ковчег легионеры уже затащили на балкон, и теперь стояли там, подняв пилумы. Я быстро выглянул наружу. Площадь продолжала бурлить. Евреи выстроились в несколько колонн и готовились ворваться в Храм. Вокруг хорошо вооруженных зелотов толпились простые иерусалимцы, криками подбадривая повстанцев. На площади было много левитов в хитонах и кедарах - они размахивали посохами, также накачивая толпу. Самая большая группа священников стояла возле жертвенника - каменного помоста, на котором горел большой костер. Левиты ничтоже сумняшеся, прямо во время штурма, приносили там какую-то жертву. Я присмотрелся. Кольцо Соломона на пальце внезапно нагрелось и картинка скачкообразно приблизилась. Ого! Прямо как зум в фотоаппарате…
        Судя по золотому шитью на накидке и головному убору - белого быка резал лично первосвященник Каиафа. Его тестя Анны я не заметил, но животное держали еще трое важных левитов.
        - Дай ка мне это - я вырвал из рук ближайшего легионера пилум, и удерживая зум перед глазами, кинул копье в сторону жертвенника.
        Римляне дружно ахнули. Пилум пролетев шагов сорок воткнулся прямо в шею Каиафе. Тот схватился за дротик, захрипел и повалился прямо в жертвенный костер. Левиты бросились его вытаскивать, над площадью повисло оглушительное молчание. Иудеи застыли восковыми фигурами, постепенно стих даже лязг в притворе внизу.
        Левиты, наконец, вытащили Каиафу из костра, но тут же отбросили его прочь - на первосвященнике вспыхнула накидка и хитон, запылала шапка. Тишину тут же прорвал даже не крик, а стон. Вся площадь в едином порыве завопила, в нас полетели дротики, звонко щелкнул гастрофет.
        - Это был потрясающий бросок, Примас! - Фламий дернул меня прочь от балюстрады балкона - Но теперь нам точно конец.
        Евреи и правда, как взбесились. Закричав еще сильнее, зелоты всей толпой бросились в притвор. У входа началась давка.
        - Ладно, пришло время применить оружие массового поражения - я тяжело вздохнул, приложился лбом к крышке Ковчега. Римляне обступили меня, прикрывая щитами. Под стук втыкающихся дротиков и копий, я начал молится. Мне не пришло в голову ничего другого как прочитать вслух Отче наш - больше-то я толком ничего и не знал. Но перевод на латынь не составил труда - слова сами всплывали в сознании, я только их озвучивал. Крышка Ковчега все больше разгоралась, я почувствовал как через меня течет привычная энергия Света. Крылья ангелов замерцали, рядом опять ахнули легионеры.
        - Ставьте Ковчег сюда - я пальцем показал на балюстраду, вытер пот со лба. Воздух вокруг нас тоже начал искриться и переливаться разными цветами. На балконе появилась собственная радуга.
        Евреи внизу начали затихать, легионеры осторожно переместили ларец на каменную балюстраду. Перекрестившись, я поднял крышку ковчега. И тут же в небо ударил такой концентрированный поток Света, что я чуть сам не упал. Римляне же опять попадали на колени. Все, кроме Фламия. Тот устоял и даже перекрестился вслед за мной.
        “Прожектор” Ковчега ярко осветил низкие тучи, разогнал сгустившуюся темноту на площади. Я опять “купался” в энергии, что струилась из ларца. Потоки силы я гонял по телу, то вызывая в глазах “зум” и разглядывая жмущихся к жертвеннику левитов, то “зажигая” ладони. Евреи внизу начали собираться перед балконом, лица их выглядели все более и более ошарашенными. Они протягивали руки, послышались первые крики “Арон ха-кодеш!”
        Поток энергии из Ковчега усиливался, я достал из него целую Скрижаль. Каменная плита тоже засветилась, запылали на ней буквы Заповедей Яхве. Евреи дружно завопили и повалились всей толпой на колени. Зилоты, левиты, простые горожане - все с жадным восторгом смотрели на Скрижаль в моих руках.
        Я поднял ее еще выше, и площадь буквально застонала в экстазе. Но мне все трудней было удерживать бьющую из Скрижали энергию. И я тоже закричал, а потом в упоении провел перед собой плитой сверху вниз, щедро разбрасывая силу Ковчега по площади. Люди внизу стали падать на землю в судорогах. Мое второе движение справа налево повалило еще больше евреев.
        Руки у меня уже дрожали, поток Света начал слабеть. Я осторожно положил скрижаль внутрь Ковчега, и выдохнув, закрыл крышку. “Прожектор” тут же “выключился”, на балкон вернулась темнота.
        - Что это было?!!! - белки Фламия, казалось, заполнили всю оболочку глаз.
        - Крещение евреев - я устало оперся на плечи двух ближайших коленопреклоненных легионеров, чтобы и самому не свалиться без сил.

* * *
        К тому моменту, как я нашел в себе силы спуститься в притвор - на площадь уже начали заходить когорты Железного легиона.
        - Примас, наши идут! - ко мне бросился окровавленный рыжий опцион чьего имени я даже не удосужился узнать.
        - Тебя как зовут-то? - поинтересовался я у него, разглядывая побоище на входе в Храм. Озлобленные легионеры Фламия перекололи всех, кто оказался внутри и не попал под благословение Скрижали.
        - Квинт Гораций - ответил опцион, вкладывая гладиус в ножны
        - Как поэта?
        - Как поэта, Примас - радостно кивнул рыжий - Какие будут приказания?
        В глазах Горация светилась такая преданность, что прикажи я бросится на меч, опцион сделал бы это немедленно. Я опять вызывал перед глазами “зум”. У этого “наезда” был дополнительный бонус - я стал видеть и ауру людей. Вокруг головы легионера был разноцветный ореол, и в нем я четко различал след, оставленный Светом. Белая полоса подчеркивала всю ауру слева направо. Или справа налево?
        - Приказания такие… - я обернулся, махнул рукой моим “раненым”. Они вдвоем легко несли тяжелый Ковчег
        Но отдать приказ я не успел. В притвор “черепахой” вошли легионеры. По всему Храму зазвучали “Салют” и “Салве”. Внутри построения шел Тиллиус. Он был одет в лорику с золотыми вставками, плюмаж на шлеме был украшен белыми перьями каких-то экзотических птиц. Пижон, блин!
        - Что…?! Что тут произошло?!! - увидев меня, толстяк снял шлем, быстро зашлепал губами - Понтий в ярости, легат 6-го Железного отказывался входить в город… А тут на площади настоящий Тартар - лежит куча трупов!
        - Это не трупы - я пошел к выходу, махнув еще раз легионерам с Ковчегом, чтобы они следовали за мной. Фламий и Гораций пристроились рядом.
        - Да что происходит-то?!! - Тиллиус забежал вперед, заглядывая в глаза. Лицо его было по-настоящему испуганным - Мятежники напали на вас?
        - Нет, это мы на них - хмыкнул Фламий - А Примас успокоил их.
        - Причем, всех разом! - поддакнул опцион
        Мы дружной толпой вышли в портик, я окинул взглядом площадь. Несколько когорт легионеров встала по периметру храмовой территории, держа в руках многочисленные факелы. Мнда… Сейчас начнется процедура наказания невиновных и награждения непричастных.
        - Кто такой примас? - Тиллиус замахал кому-то рукой, раздался рев трубы легиона - И в чем он первый?
        - Ты ведь уже сам знаешь, Гай - тихо произнес я, разглядывая неподвижные тела евреев.
        Да, ….здорово их оглушило. Кое-кто уже начал ворочаться, несколько человек блевали. Среди зелотов ходили легионеры, отбирая у них оружие и связывая самых буйных. Так надо понимать, что секта зелотов сегодня понесла невосполнимые потери.
        Я посмотрел в глаза Тиллиуса, выплескивая на фрументария остатки Энергии. Подействовало. Тот слегка покачнулся, коротко поклонился мне, признавая первенство. И тут же бросился в сторону группы всадников, въехавших на территорию Храма. Схватил за повод лошадь Понтия, начал что-то быстро говорить ему.
        А я подошел к жертвеннику. Огонь уже затухал, рядом с костром лежал мертвый бык и обгоревший Каиафа. Лица под ожогами было не разглядеть, парадное облачение тоже полностью сгорело. В голове всплыли строчки из Евангелия от Иоанна: “…Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб… С этого дня положили убить Его.”.
        Нет, не за народ они “положили убить Его”. А за презренные сикли, а также аурисы да сестерции, которые так боялись потерять. Сокровищница Храма был просто набита золотом и серебром. Ко мне сзади тихонько подошел Фламий, прошептал:
        - Что делать с сокровищами, Примас? Парни смогли вытащить двадцать ящиков к оврагу позади Храма. Там и прикопали их…
        Как-будто мысли мои прочел…
        - Пусть там и остаются пока - я сорвал накидку с одного из лежащих рядом левитов, прикрыл искаженное лицо Каиафы - а Гораций возьмет людей из центурии и охраняет.
        - Но как же легат? - Фламий покосился на совещающееся начальство - И Понтий…?
        - С ними придется договариваться - я тяжело вздохнул. Энергии внутри не оставалось совсем, даже Кольцо на руке перестало ощущаться. Я почувствовал как я устал за этот длинный, длинный день. Который еще даже и не закончился.
        Ко мне направлялся Сотник Лонгин со своими людьми…
        - Взять его! - раздался незнакомый голос
        Легионеры качнулись вперед, но тут же под грозным взглядом Лонгина сделали шаг назад.
        - Я сказал взять его! - рявкнул худощавый, носатый легат с шикарным белым плюмажем на шлеме, и положил ладонь на рукоять меча. Сжал коленями своего вороного коня, тот всхрапнул и заплясал под всадником. В повод вцепился Тиллиус, начал опять что-то нашептывать склонившемуся легату. Понтий же нахмурился, и тоже направил лошадь к нам ближе. Начал с интересом рассматривать Ковчег Завета. Любопытно, а почему он молчит? Ждет чья возьмет?
        - Напомни как зовут легата? - я тихонько пнул Фламия в бок
        - Ну, ты даешь! - вылупился на меня центурион - Это же Аппий Марон!
        - Хорошо - вздохнул носатый, вырвал повод у ликтора и поманил меня к себе украшенной перстнями рукой - Подойди ближе, легионер.
        Хмыкнув про себя, я остался стоять на месте. Я что ему Жучка - подбегать по приказу? Может, еще на задние лапки встать и язык свой от усердия высунуть?! Это легионер Марк рванул бы к легату, теряя на ходу калиги. Фрументарий Марк подошел бы ленивым шагом. Патриций Марк Юлий Луций сам бы подозвал к себе жестом местного “генерала”. А вот кстати, почему бы и нет?
        Я положил руку на крышку Ковчега, почувствовал внутри биение энергии. Святыня быстро набирала силы и щедро делилась со мной. Я вдавил кольцо Соломона в поверхность Ковчега, глубоко вздохнул и замер. Есть контакт! Моя аура снова начала медленно наполняться энергией, тонкий поток которой я направил прямо в голову вороного коня легата. Сформировал в сознании четкую картинку и “толкнул” ее к коню. Интересно, сработает или нет? Конь всхрапнул, сделал несколько неуверенных шагов вперед.
        Легат натянул поводья, еще сильнее сжал колени. Я тоже “поднажал”, выплескивая последние капли энергии.
        - Зверь, Зверь! - Марон попытался совладать с конем, но в отсутствии шпор и стремян - сделать это было совсем не просто.
        - Вот это циркус! - ткнул меня в бок Фламий.
        Лонгин Сотник же обеспокоенно потер правый глаз и осторожно покачал головой. Не надо, мол, Марк, связываться тебе с легатом. “Надо, Федя, надо”. Эту публику требуется сразу поставить на место.
        Конь тем временем, преодолевая сопротивление легата, подошел к нам вплотную и послушно встал на передние мослы. По площади пронесся дружный вздох. Ошалелый Аппий пытался, дергая повод, поднять своего Зверя, но все было бесполезно. Наконец, легат спрыгнул на землю, обеспокоенно посмотрел сначала на Тиллиуса, потом на Понтия. Последний незаметно пожал плечами - мол, я предупреждал.
        - Отойдем? - я кивнул в сторону жертвенника. На помосте все еще лежал труп первосвященника. От него мерзко воняло паленым мясом.
        - А можно коня… - легат замялся - Ну, …освободить?
        Я незаметно щелкнул пальцами, убирая остатки энергетического жгута. Зверь вскочил на ноги, ошалело затряс головой. К нему подбежал Лонгин, взял за повод, успокаивая. А Сотник-то у нас любит животных, оказывается…
        - Но… как?! - Марон все еще пребывал в прострации и не хотел верить в увиденное.
        - Божьей волей - спокойно ответил я, усаживаясь на мраморный бортик жертвенника
        - Это какого же бога? - заинтересовался легат - Аполлона? Юпитера?
        - Иезус Кристус - по-латыни переиначил я имя Христа - Божий сын
        - Есть еще и отец с матерью?
        - Есть Бог-отец и Святой дух. А вместе Святая Троица.
        - Что-то слышал об этом… - к нам незаметно присоединился Понтий
        - Пилат! - Марон повернулся к префекту, его лицо приняло насмешливый вид - Это что же, ты приказал казнить божьего сына?!
        - Аппий! - я схватил легата за лорику, притянул к себе - Осторожнее с такими шутками! Один вон дошутился - я кивнул на труп первосвященника - А еще один лишился языка.
        - Это правда, Марон - Понтий положил руку на плечо ошалевшего легата - Марк вырезал язык Анне.
        Я отпустил лорику застывшего соляным столпом легата, тот рухнул на бортик рядом со мной.
        - Ты из каких Юлиев будешь? - надо отдать должное Марону, он быстро пришел в себя
        - От Агрипп. Моего отца Луция Юлия Цезаря отравила Ливия Друзилла
        - Мать Тиберия… - протянул удивленно легат, переглядываясь с Понтием
        - Теперь Ливия мертва - осторожно произнес Пилат и уточнил для Марона - А наш Марк - внук самого Марка Випсания Агриппы!
        Римляне опять переглянулись. Ага. Так вот в честь кого меня назвали! Я закрыл глаза, быстро пробежался по своей памяти. Второй триумвират. Октавиан с Агриппой, договорившись с Марком Антонием и Лепидом разбивают войска Брута и Кассия. Убийца Цезаря, тот самый “и ты Брут”, кончает жизнь самоубийством, бросившись на меч.
        - А ведь македонские легионы тогда могли сделать императором вовсе не Октавиана - хмыкнул Марон - А самого Агриппу!
        Ну, да… И был бы я сейчас не легионером Марком по кличке Испанец, а целым законным принцем Римской империи.
        - Легионы верны тому, кто платит - усмехнулся я, разглядывая легата и префекта. У обоих в ауре полыхала смесь красного и оранжевого цвета. Интересно, что это? Жадность? Или жестокость?
        - А платит тот, кто держит Рим - Понтий сплюнул в жертвенник - В Рим идут все налоги, дань с покоренных народов…
        - Там - я кивнул в сторону Храма - Лежит тридцать талантов золота. Подозреваю, что это деньги еврейских ростовщиков и храмовая казна
        - Тридцать талантов?! - Понтий судорожно вздохнул, Марон вскочил на ноги, сжимая меч
        - Цезарь взял Рим и выгнал Помпея всего с одним легионом - усилил я нажим, разглядывая как все больше полыхает красным в ауре обоих мужчин. Нет, все-таки это не жадность. Это властолюбие!
        “Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят” - пробормотал я, но они меня уже не слышали…

* * *
        Разумеется, и Марон и Понтий тут же загорелись желанием осмотреть сокровищницу. Они подозвали бледного Тиллиуса - начали ему что-то втолковывать. Ликтор же не отрываясь, пялился на меня. Как и вся площадь. Легионеры перешептывались, Лонгин Сотник сжимал в ладони “самодельный” крест.
        Все больше евреев, пошатываясь, поднимались на ноги. Они мотали головами, терли глаза. Их взоры были прикованы к Ковчегу. Многие сводили ладони вместе, касаясь и соединяя большой, указательный и среднии пальцы. При этом безымянный и мизинец отводили в сторону. Жест “коэнов” - символическая Звезда Давида.
        Я обошел несколько ближайших групп. Высматривая тех, кто был богаче всех одет. Им я показывал Кольцо Соломона, дожидался отпавшей челюсти и выталкивал в сторону Фламия. К моему удивлению возле самого портика Храма я обнаружил Иосифа. Из его носа струей текла кровь, которую он пытался унять.
        - Иосиф, как ты? - я оторвал от туники небольшой кусок материи, подал еврею
        - Марк? - удивился ученик Христа. Благодарно кивнул, забирая лоскут и приложил его к носу - А я все думал, что за римлянин стоял на балконе?!!
        - Как ты здесь оказался? Ты же должен быть у могилы Учителя!
        - Там Никодим остался - пожал плечами Иосифа - А я пошел искать учеников Равви и его мать.
        - Нашел?
        - Нет - Иосиф тяжело вздохнул. Его взгляд задержался на кольце Соломона, потом переместился за спину. Там возле Ковчега толпились римляне и отобранные мною евреи.
        - Что все это значит? - задал фарисей вполне логичный вопрос - Неужели, это настоящий Ковчег?!
        - Самый что ни на есть - кивнул я - Ты же сам видел Свет и Скрижаль в моих руках.
        - Голова кругом идет - Иосиф хлюпнул носом - Но откуда они взялись?
        - Первосвященники прятали Святыню под Камнем Основания. А зачем… - я посмотрел на труп Каиафы у жертвенника - Поди спроси их…
        - Рядом с Ковчегом невозможно лгать - неуверенно произнес фарисей - Может, поэтому они ее прятали? Но почему тогда Святыня погасла?
        - Похоже я использовал весь Свет, что в ней был. Послушай, Иосиф - я замялся, не зная, как лучше сформулировать мысль. Одна бесконечная импровизация стала уже утомлять. Хоть кто-нибудь подсказал бы, что мне делать - ….завтра Воскреснет Учитель. Нужны свидетели. Иначе потом евреи тысячу лет будут рассказывать друг другу про еще одного проповедника-сектанта. Я тут отобрал нескольких человек - Иосиф перевел взгляд на группу иудеев, что стояли, покачиваясь в трансе рядом с Ковчегом - Сейчас мы сходим вместе с нашим легатом, покажем им сокровищницу Храма, реликвии всякии…
        Взгляд фарисея вновь уперся в мою правую руку, на которой сверкало кольцо.
        - Это же кольцо царя Соломона?
        - Похоже на то - кивнул я - Оно помогает мне управлять Светом в Ковчеге.
        - Даже так?! - Иосиф все никак не мог прийти в себя, а время уже поджимало. Я точно также, как других евреев, схватил фарисея за рукав хитона и потянул за собой к Ковчегу.
        - Вот вам главный - я вытолкнул Иосифа вперед, для убедительности показал на него пальцем - Сейчас мы все вместе пойдем и увидим то место, где первосвященники прятали реликвии. Всем все ясно? - мне пришлось повысить голос, чтобы евреи обратили на меня внимание.
        - Зачем они тебе, Марк? - ко мне подошел Понтий с Мароном.
        Легат совершенно не стесняясь, под общий стон окружающих, поднял крышку Ковчега, заглянул внутрь. Марона надо было опять вернуть с небес на землю, причем срочно.
        - Фламий, если еще кто-то коснется Ковчега без моего разрешения - я пристально уставился в глаза негра и добавил металла в голосе - Отруби ему руки.
        Стон замолк, на площади повисло гробовое молчание. Ну? Что будет делать легат за такое небывалое нарушение субординации? Но Марон оказался умен. Случай с конем его явно чему-то научил.
        - Просто стало интересно - римлянин осторожно опустил крышку и сделал шаг назад - Там и правда, скрижали? С еврейскими заповедями?
        - И с римскими теперь тоже - я дождался кивка Фламия, махнул всем рукой - Пошли.
        Мы зашли в Храм. Сейчас выглядел он уже не так величественно, как в мой первый визит. Перевернутые светильники, разбитые скамьи… У Святилища евреи замялись, некоторые даже попятились.
        - Они боятся входить - шепнул мне на ухо Иосиф - Это святотатство.
        - Святотатство у них впереди - вздохнул я, жестом отдавая приказ Фламию. Легионеры нажали на толпу и затолкали всех внутрь.
        - Вон там - я показал рукой на дверь в Святая Святых - Я нашел спрятанный Ковчег. Заходим и свидетельствуем!
        Иудеи начали молиться. Тяжело передвигая ногами и обходя вывороченный из земли Камень Основания, стали по одному заходить в комнату. Когда никого не осталось, я нажал на тайный камень. Открылся вход в Сокровищницу.
        - А вам сюда - я кивнул Марону и Понтию в сторону тайного хода. Оглянулся. Сзади маячил еще и Тиллиус. Ну, как же без римских гэбистов!

* * *
        Я даже не удивился, когда ахнувший легат бросился к золотым слиткам и монетам, начал их считать. Изрядно поредевшие короба с еврейскими сокровищами все еще производили неизгладимое впечатление. А вот кто меня удивил, так это Пилат. Он лишь слегка заинтересованным взглядом окинул “иудейское Эльдорадо”, потом схватил меня за рукав туники и отвел в угол.
        - Марк… насчет этого нового - тут префект замялся подбирая слово - Бога. Езуса
        Я еще больше поразился Понтию. Смущенный прокуратор выглядел крайне странно.
        - Так вот… - Пилат нервно провел рукой по затылку, глядя на Марона, который метался по сокровищнице, пытаясь прикинуть общий объем золота. Местные богатства явно не стали для префекта сюрпризом. Да… видно тесная спайка у него была с фарисеями. А я взял и разрушил ее.
        - Замолви там - военачальник поднял палец, ткнув им вверх - Словечко за меня. Ты же теперь вроде бы как главный его жрец? Легионеры рассказали, что ты вылечил Лонгина, да и эти все чудеса с Ковчегом… и со Зверем…
        Понтий уверовал? Вот уж настоящее чудо!
        - Да, я сделал ошибку - заторопился Пилат - Доверился этим фарисеям, Анне… Но я же был уверен, что толпа отпустит Иешуа! Мне уже тогда все показалось странным с этим равви. Я даже приказал одеть его в красный плащ и в венец из зизифуса.
        Какого такого еще зизифуса?! Я легко проколол память, нашел изображение растения. И чуть не рассмеялся. Это поздние переводчики Евангелия перевели его как терн и у них получился терновый венец.
        - Тиллиус мне говорит - продолжал тем временем префект - Давай оденем Иешуа как победителя игры в кости - в красный багряный плащ и венок. Народ рассмеется шутке и отпустит его домой. Ну…как в театре.
        Угу. Кто же знал, что Анна с Каиафой вас легко переиграют - заранее подготовятся и настроят толпу нужным образом.
        Я обернулся, посмотрел в проход. Там маячил насупленный ликтор. И для него сокровища евреев похоже не были сюрпризом. Интриганы, мать их…
        - Так все было? - я кивком подозвал к себе Тиллиуса. Тот быстро засеменил, поклонился - Истинно так, Примас!
        Шустрый малый, уже и новое прозвище мое у легионеров успел вызнать.
        - И как же я должен “замолвить словечко”? - внимательно посмотрел на Понтия
        - Ну там жертву ему принести…. - Пилат впал в задумчивость - Белую овцу или даже быка! Двух! Я прикажу купить на рынке самых больших.
        Угу… откупиться решил по-быстрому. Привык так в Риме всегда делать, да и местные храмовые порядки ничем не лучше.
        - Новый бог не принимает жертвы - покачал головой я - Он сам за нас принес жертву. На кресте. И тем искупил все наши грехи.
        - И грех моего приговора? - удивился префект
        - И его тоже.
        Мы помолчали, глядя как Марон добрался уже до главного стола, и теперь с упоением перебирал на нем раритетное оружие.
        - Так что же мне тогда делать? - растерянно вздохнул Понтий - Очень не хочется ссорится с новым богом евреев.
        - Это теперь бог всех людей, не только иудеев - я повернулся к префекту, взял его за тогу. Слегка встряхнул ошалевшего наместника - Всё, теперь всё, будет совсем по-другому
        - Но как? - осторожно вклинился между нами Тиллиус
        - Если бы я знал - теперь тяжело вздохнуть пришлось уже мне. Я ведь совершенно не представлял, как и куда пойдет теперь история в здешней реальности. Но точно знал, где я сейчас должен быть. У могилы Христа.
        - Надо ехать к императору - решился Понтий. На его суровом лице появилось упрямое выражение - Расскажем все Тиберию, пусть решает.
        - Что решает? - я очень сомневался в том, что Тиберий захочет что-то решать. Император был верховным понтификом Рима, т. е. возглавлял коллегию жрецов. Что ему до какого-то далекого и непонятного еврейского бога?
        - Ну, если ты покажешь ему свои чудеса, то… - Пилат замялся, переглянулся с Тиллиусом
        - Езуса могут включить в Пантеон - ликтор назидательно поднял палец - Авгуры Януса-двуликого будут, конечно, против, но Тиберий их убедит. Надо только решить, за что в Пантеоне будет отвечать Иешуа? Может за покой союзных Риму народов?
        - Кстати, хорошая идея - оживился Понтий - У Рима уже есть заимствованные боги. Например, Митра. Или Венера с Кибелой. Одним больше, одним меньше…
        Мнда… Товарищи явно жили в какой-то своей реальности и не понимали, что несут.
        Глава 6
        - Примас!
        Я обернулся. Из коридора в сокровищницу заглядывал хмурый Лонгин.
        - Там Гней пришел. От Петрония. Привел каких-то евреев. Они хотели пробраться к гробнице.
        Лонгин Сотник перевел взгляд с меня на открытые сундуки за моей спиной и остолбенел от невероятного количества золота.
        - Почему не докладываешь мне?! - к нам подскочил Марон и встал так, чтобы закрыть Лонгину вид на сокровищницу. Зло посмотрел на центуриона - Службу забыл, Сотник?!
        - Кого именно привел Гней? - теперь уже я вклинился между ними, чтобы заслонить собой Сотника и дать ему прийти в себя
        - Я только одного из них знаю - замялся легионер - Шимон из Вифсаида. Говорят, у него есть римское гражданство. Петроний у него отнял меч.
        Апостолы! Живы!!! Выдохнув, я закрыл глаза и резко потер лицо. Живы! Но только все идет не так…совсем не так.
        - С ним еще шесть человек.
        Итого семь. Из одиннадцати. А где же другие апостолы? Мать Христа, его брат? Я чуть не задал все эти вопросы вслух, но вовремя прикусил язык. Главное - нашелся Петр, и он жив. Иисус называл его Кифой - т. е. камнем. Вместе с Павлом они были первоверховными апостолами и основателями христианской церкви. А в католицизме он и вовсе считался первым Папой римским.
        - Пойдем на них посмотрим - предложил я Понтию и Марону.
        Военачальники опять переглянулись. Пилат лишь пожал плечами, явно не желая брать на себя ответственность. Марон в отличии от него, действовал гораздо решительнее. Мы все вместе вышли из сокровищницы в Святая Святых. Там совершенно не обращая внимания на зев тайного хода, яростно ругались иудеи. Иосиф кричал на толстого фарисея, но его защищали остальные евреи. Мужчины уже дошли до стадии “взять за грудки”, и тут явно назревала драка. Я тихонько притворил тайный ход, после чего громко рявкнул:
        - А ну тихо! Замолкли все.
        Пришлось подпустить в голос Слова, но оно того стоило. Евреи мигом заткнулись и раздались в стороны. Даже римляне замерли на месте.
        - Наш бог проклял нас, лишив ума… - Печально прошептал Иосиф и отошел в сторону, опустив плечи - А за грехи наши отдал Ковчег римлянам…
        Врагам нашим - мысленно закончил я за фарисеем мысль.
        - Нет, он не проклял вас, а благословил! - я повернулся к избранным евреям, указал им пальцем на крест, который Лонгин нацепил поверх лорики - Бог отдал своего сына на смерть, чтобы искупить ваши грехи, так о каком проклятье ты, Иосиф, говоришь?!
        - У Яхве нет сына! - закричал один из фарисеев, толстый мужик с густой, черной бородой.
        Быстро же они пришли в себя! Уже и на римлян, не стесняясь, покрикивают.
        - Теперь есть! - грозно рыкнул Лонгин, вытаскивая гладиус из ножен - Слушать Примаса и помалкивать!
        Евреи испуганно подались назад, и мы первыми вышли в Святилище. Тут уже представители еврейского народа почувствовали себя более свободно, и среди них опять поднялся гомон. Вот же…избранные! Из любого серьезного дела готовы митинг устроить. Или базар. Сейчас эти важные горожане больше походили на стадо агрессивных баранов.
        - Уйми их по-хорошему - попросил я Иосифа, указывая на иудеев - Не заставляйте меня применить Силу. Лучше расскажи им все про Сына Божьего, Святую Троицу…
        - Да не будут они слушать - расстроенно махнул рукой ученик Христа - Шимона бы еще может, и послушали…
        Кстати, о Шимоне.
        - Поставьте охрану у Святая Святых - я повернулся и посмотрел в глаза Марона. Мне даже не пришлось на него “давить взглядом” - легат тут же махнул Лонгину. А я быстрым шагом вышел в Притвор. Тут под охраной легионеров стояло несколько человек. От них мощно “фонило” Светом.
        - Аве, Марк! - невысокий Гней зачем-то поклонился мне, прижав кулак к груди - Петроний велел к тебе привести этих… - чернявый римлянин закатил глаза, дословно вспоминая приказ начальства - а да, учеников Назаретянина. Мы поймали их у гробницы.
        Чуть впереди остальных стоял мощный мужчина лет тридцати с короткой русой бородкой и высоким лбом. Его глубокие, карие глаза строго смотрели на меня. Одет он был в белый хитон и красный плащ.
        - Кто вы? - первым нарушил молчания я - Назовите ваши имена
        Евреи разглядывали меня с любопытством и без какого-либо страха. Словно догадываясь, что от меня стоит ждать.
        - Я Шимон из Галилеи. Ученик Иешуа - Петр поправил перевязь на поясе, где раньше видимо, висел меч - А это Адир - мой брат - Петр положил руку на плечо высокого мужчины с густыми кудрями на голове. Тонкие губы апостола Андрея был плотно сжаты, смотрел он на меня строго, слово о чем-то спрашивая.
        - Его еще называют Андреасом, на греческий лад - усмехнулся Петр - Уж очень он любит читать свитки греческих философов. Но Равви не препятствовал, хотя и смеялся над книжниками
        - А вы кто? - я уже догадывался, кто были остальные апостолы, но решил дать им возможность представиться самим.
        Вместе с Петром к могиле Христа пришли еще Йоханан - будущий Иоанн Богослов, кстати, единственный из учеников умерший своей смертью - и его старший брат Иаков, которых часто будут потом называть сыновьями Заведеевыми, по имени их отца Заведея. А также апостолы Тома Йехуд? - по прозвищу Фома - и Левий Матфей. Последние два были молодыми мужчинами в самом расцвете сил. Они только-только вышли из юношеского возраста.
        - Где остальные ученики? - задал я естественный вопрос - И где Мирьям?
        Все апостолы дружно посмотрели на Петра. Сразу стало ясно, кто у них главный.
        - Мы уже слышали о тебе Марк - Шимон начал говорить, и от него потянуло хорошо узнаваемым “Светом”. Я сразу почувствовал какое-то единение со всей группой мужчин - Ты тоже избран Им!
        Я повернулся к Гнею с легионерами, которые напряженно прислушивались. Хотя мы говорили с апостолами на арамейском, но римляне похоже, что-то понимали.
        - Оставьте нас - попросил я солдат и кивнул им в сторону храмовых врат.
        Легионеры настороженно посмотрели на Гнея, дожидаясь подтверждения приказа от начальства. Приказ незамедлительно последовал, и римляне быстро ушли. На лице Петра мелькнуло подобие улыбки, словно вся эта ситуация с “раздвоением подчинения” у легионеров его слегка забавляла, но особого удивления не вызывала.
        - Мирьям с братьями и остальными учениками на пути домой, в Назарет - ответил он мне как равному - Мы решили, что в Иерусалиме ей с сестрой оставаться небезопасно.
        Петр опять поправил перевязь, раздраженно ударил кулаком по ладони - Марк, можно мне вернуть мой меч? Я римский гражданин, и имею полное право его носить.
        Мне стало очень любопытно, как сын простого еврейского рыбака Ионы смог получить гражданство, но я промолчал, переваривая новый расклад. Богородица едет в Назарет, в Иерусалиме остались самые беспокойные и неугомонные апостолы - Фома-неверующий, резкий и непредсказуемый Петр, да и братьев Иоанна и Иакова сам Иисус не зря называл “сыновья грома”- явно за их порывистый характер… И что мне теперь с ними делать?
        Как что? - я сам себе отвесил подзатыльник - Конечно, вести обратно к могиле Христа. Там все решится.
        - Держи меч - я протянул Петру свой гладиус. Вынул его из ножен, показал во всей красе. По краям лезвия пробегали искры Света.
        Позади меня ахнули. Я обернулся и увидел подошедших Понтия с Мароном. Рядом опять маячил любопытный Тиллиус.
        - Римский меч еврею?! - Понтий весь покраснел, еле сдерживая себя
        - Нет ни эллина, ни иудея - произнес я будущие слова Павла, силой вкладывая Петру гладиус в его ладонь. Апостолы тоже смотрели на меня круглыми глазами.
        - Бог создал человека по своему образу и подобию - задумчиво произнес Иоанн - А значит, Марк прав. Нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба - все мы равны в царстве Иешуа.
        Я внимательно посмотрел на Марона. Тот явно хотел сплюнуть - как же так, даже рабов нет! Мир рушится на глазах! - но под мои взглядом стушевался, отвел глаза. Понтий тоже набрал воздуха, чтобы мне что-то высказать, но закашлялся. Лишь один ликтор покивал головой. Как бы соглашаясь “в целом”. Но у него было явно много вопросов.
        - На все вопросы будут даны ответы - я выглянул из притвора. Короткая пасхальная ночь подходила к своему концу - Иудеи уже пришли в себя, пора уводить их с площади. Иначе в толпу просочатся новые зелоты из города.
        Легат с наместником обеспокоенно переглянулись.
        - А ты сможешь их увести? - поинтересовался Понтий - И куда?
        - Туда, откуда они вернутся новыми людьми - я махнул рукой, подзывая Гнея - Но мне нужна помощь.
        - Что угодно! - быстро произнес Марон, поглядывая на вход в Святилище. Судя по вспышке красным в ауре, легат явно настроился ограбить Храм.
        - Мне нужны обе центурии - Лонгина и Фламия. И я заберу Ковчег.
        - Да хоть камень Основания - засмеялись римляне. Уже явно все разведали и разнюхали.
        - Марк - ко мне подошел Гней, протянул свой меч - Возьми. Не дело легионеру без гладиуса быть.
        Я благодарно посмотрел на товарища, пообещав себе убрать безобразный, кривой шрам с его щеки.
        - Фламий! - крикнул я негру - Выводи еврейских священников во двор, хватит им ругаться
        - Шимон - теперь я повернулся к Петру - Идите вперед, показывайте дорогу.
        Апостол согласно кивнул, повелительно махнул рукой ученикам. Все потянулись наружу. Во дворе я запрокинул голову и обалдел. На темном небосводе алела комета. Огненный шар с длинный мерцающим хвостом протянулась с севера на юг.
        - Апсинтион! - вскричал Иоанн - Смотрите, смотрите! Это знамение! Знамение появилось!!
        И римляне и евреи, все запрокинули головы, наблюдая за невиданным зрелищем. На площади повисло оглушающее молчание. Что знамение, это понятно. Но о чем оно? Я прислушался к Слову, но оно тоже молчало. В Евангелии не было ни слова про комету во время Воскрешения. Зато метеор явно наблюдался во время Рождества. «И звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, и наконец пришла и остановилась над местом, где был Младенец». Флавий в своих хрониках тоже описывал комету с хвостом в виде меча. Но то было сильно позже. А может это “упавшая звезда” Полынь? Та самая, которой отворяется Конец Света в Откровении Иоанна Богослова? Я озадаченно оглянулся на апостола. Тот сложив руки, молился. Ему явно было не до Откровений.
        Увидев, что евреи начинают вставать на колени, я крикнул Лонгину с Фламием - В колонну по десять!
        Мой возглас разрушил очарование момента. Евреи на площади начали оглядываться, иудейские левиты во главе с Иосифом повалили с храмового пандуса вниз. Легионеры начали строить иерусалимцев в колонны, поднялась суета.
        - Идете с нами? - я повернулся к Пилату с Мароном. Оба военачальника, переглянувшись с Тиллиусом, покачали головой. Ясно. Что им Иешуа? Их бог - золотой телец, и он ждал их в сокровищнице Храма.
        - Оставь их, Марк - на мое плечо легла рука Петра - Они сделали свой выбор. Идем.

* * *
        Пока собирались, пока выступали с храмовой площади - наступило утро. Восток заалел, комета в небе потускнела, но не пропала. Впереди колонны шли легионеры Фламия с Ковчегом и Петром в качестве проводника. За ними громыхала щитами центурия Лонгина. Дальше брели уставшие и опустошенные левиты с Иосифом во главе. Их картина мира менялась на глазах, но они с отчаянием упертых фанатиков продолжали цепляться за свои догмы. Я шел в центре колонны вместе с апостолами. По дороге мы разговорились с братом Петра - Андреем. Он, как и Иоанн, был уверен, что с Воскрешением начнется царство божье, и комета тому знамение.
        Я не стал его разубеждать - лишь пожал плечами. Как будет, так и будет. Я свой выбор сделал, иду вместе с иерусалимцами к могиле Христа. И нас становится все больше и больше. Завидев Ковчег, к колонне присоединялись все новые и новые горожане. Некоторые шли целыми семьями - с женщинами и детьми. Их сразу отправляли в самый конец шествия, где они дружно принялись петь какие-то заунывные религиозные гимны, вызывая зевоту у легионеров.
        - А если Иешуа не воскреснет? - ко мне пробился Фома. Одет парень был в какие-то совсем уж обноски и я протянул ему свой плащ. Ранее утро снова выдалось холодным, от земли поднимался промозглый туман.
        - Ты же сам видел чудеса Учителя, почему сомневаешься?
        - Парфянские волхвы тоже творили чудеса - возразил Фома-неверующий. За что тут же получил тычок в бок от разгневанного Андрея.
        - Как парфянские? - я опешил, вглядываясь в лицо апостола. Но безусом лице Фомы бродила легкая улыбка.
        - Да вот так… Марьям разговаривала с ними, когда они приехали в Вифлеем с дарами. Волхвы сказали, что их послал царь Парфии к Ироду Великому. Но мы думаем, что они просто были шпионами.
        А что…? Вполне могло быть. В 39 г. до н. э. победоносная парфянская армия разграбила Иерусалим и изгнала оттуда честолюбивого молодого Ирода. Вновь возведенный на престол три года спустя с помощью большой римской армии, Ирод вскоре восстановил дипломатические связи с Парфянской империей, продолжавшей ревниво наблюдать за постепенным укреплением власти Рима в Сирии и Палестине. Сложилось неустойчивое равновесие, иногда нарушаемое пограничными стычками. Каждая из двух сверхдержав пыталась спровоцировать бунт против марионеточных правителей, поставленных соперником во главе приграничных государств. Но как сюда вписывается просьба Ирода к волхвам разыскать Младенца? Или он просто воспользовался оказией и удалил шпионов от своего двора?
        - И какие же чудеса они совершали?
        - Людей не воскрешали - развел руками Фома - Но лечили многих больных, даже с проказой. Еще, как и Учитель, исцеляли бесноватых.
        - Они идолопоклонники - мрачно произнес Андрей - Поклоняются огню. А в Вифлееме шпионили за римским легионом, что стоял там постоем.
        Я окончательно запутался. Волхвы были наследниками халдейских мудрецов из Древнего Вавилона, чьи глубокие познания о небосводе привели к созданию удивительно совершенной для этого времени астрономической науки. Служили они парфянам и исповедовали зороастризм. Эта монотеистическая религия, пользовался определенным уважением среди евреев, поэтому волхвы, в отличие от представителей большинства других верований, могли рассчитывать на достаточно теплый прием в Иудее. Может поэтому парфянский царь направил их в Иерусалим?
        - И все же, пока не увижу ран от гвоздей на ладонях Учителя, не поверю в его воскрешение - Фома споткнулся об камень, негромко ругнулся
        - Да заткнешься ты уже или нет?! - рядом вспылил Иаков. И тут же не откладывая дело в долгий ящик отвесил Фоме подзатыльник. Парень под смешки окружающих растянулся на земле. Я подхватил его подмышки, рывком поднял:
        - Прекратите! Вам Иешуа, что проповедовал?
        Ответить никто из апостолов мне не успел. По колонне прокатилось “Подходим”.

* * *
        В окружении отряда широкоплечих наемников в доспехах, человек пожелавший остаться неузнанным, и оттого прикрывавший лицо платком, а голову капюшоном плаща, быстрым шагом шел по мощеным улочкам ночного Рима. Легкая, стремительная походка выдавала в нем совсем молодого мужчину, скорее даже юношу. Зато все другие повадки, а особенно уверенность с которой рука его лежала на рукояти кинжала, были присущи скорее опытному воину, хорошо знакомому с оружием. Почтительность, с которой наемники косились на своего господина, говорила о том, что человек не из простых горожан.
        Двое из телохранителей несли в руках факелы, освещая дорогу господину, еще один был у невысокого суетливого человека, семенящего впереди отряда и показывающего ему путь. Он раболепно предостерегал господина о любом, даже самом мелком и незначительном препятствии, возникающем на их пути. Отчего тот лишь презрительно поводил плечом
        - Осторожнее, мой господин, не наступите - здесь куча дерьма! Люди совсем совесть потеряли…
        В кромешной темноте горящие факелы отбрасывали причудливые тени на выщербленные плиты мостовой. Тяжелая поступь наемников гулким эхом отражалась от высоких стен мрачных многоэтажных домов - римских инсул. С каждым новым поворотом улицы вокруг становились все уже, а под ногами то и дело хрустело кирпичное крошево, выпавшее из обветшалой кладки стен. Район был бедным, и даже днем здесь было небезопасно, а уж в ночное время сюда без надежной охраны нечего было и соваться. Заметив еще издали хорошо вооруженный отряд какие-то неясные тени, мелькнувшие впереди, благоразумно отступали с мостовой в темноту узких кривых переулков. Они забивались в невидимые щели или сливались с неровными, выщербленными стенами, словно растворяясь в темноте.
        - Долго еще идти…? - нетерпеливый властный голос, приглушенный платком, заставил проводника вжать голову в плечи
        - Нет, мой господин! Мы почти пришли.
        И правда - вскоре провожатый остановился у неприметной двери и постучал в нее особым манером. Через минуту раздался скрежет засова, и проводник потянул за массивное железное кольцо, распахивая дверь и открывая вид на узкий, тускло освещенный коридор. Факел из его рук перешел к одному из наемников, а сам он подхватил масляную лампу из рук привратника-карлика и, угодливо поклонившись молодому господину, жестом предложил следовать за ним.
        - Ждите меня здесь - распорядился юноша и, чуть поколебавшись, нырнул в открытую дверь вслед за провожатым.
        Миновав узкий коридор, они очутились в небольшом помещении, заваленном какой-то рухлядью. Но слуга, не останавливаясь, пересек его и толкнул неприметную дверь в углу, заходить в которую пришлось уже, низко пригнув голову
        - …Какая честь, господин! Приветствую тебя, высокородный Гай.
        Из-за стола навстречу ночному гостю поднялся мужчина, в котором легко угадывался выходец из Азии. Смуглый, темноволосый, худощавый и достаточно молодой - на вид ему можно было дать лет тридцать - тридцать пять. Держался он с достоинством, голову склонил ровно настолько, чтобы оказать большое уважение гостю, но не унизить поклоном себя. Привычного рабского подобострастия в его поведении не было.
        - Здравствуй, Симон. Далеко же ты теперь забрался… - юноша сбросил плащ с плеч на руки провожатому и опустил плат с лица. Крылья его носа дрогнули, ощутив неприятный, запах, идущий от котла, подвешенного над очагом в углу комнаты. Тонкие губы брезгливо скривились. Острый взгляд пробежался по комнате и вернулся к хозяину дома. Аккуратно перекинув плащ на спинку кресла, слуга тихо исчез, притворив за собой дверь.
        Тот, кого ночной гость назвал Симоном, улыбаясь, развел руками
        - Что поделать? Бедному волхву приходится прятаться от доносчиков и вездесущей городской стражи… Ты же знаешь, как относится к нам Сеян, а у него везде свои уши.
        - Знаю. После смерти Ливии Друзиллы Сеян получил безграничную власть в Риме - Гай уселся на стул, сцепил руки - Сначала отправил в ссылку мою мать и старшего брата Нерона, теперь вот добился от послушного ему Сената обвинения в измене среднего брата Друза. Его вот-вот приговорят к смерти - голос юноши чуть дрогнул, но он тут же справился с волнением - В последний раз ты обещал мне скорые печальные перемены в моей жизни, и они случились. Но ты же и заверял меня в скором падении Сеяна. Как долго всем нам его ждать?
        - Терпение высокородный Гай, терпение.
        - Терпение?! Да где же его взять, Симон?!! Нерон, Друз, теперь видимо и моя очередь пришла? Что толку Германикам от смерти проклятой Ливии, если ее место тут же занял наш смертельный враг Сеян?! Что теперь говорят твои звезды и волшба?!
        - Они по-прежнему говорят, что тебя ждет другая судьба. Великая! И звезды не могут ошибаться. Но на все нужно время.
        Симон вздохнул, жестом предлагая юноше пересесть ближе, в кресло
        - Что поделать, могущество Сеяна пока только возрастает, ему уже начали воздвигать статуи в Риме - и это прискорбно. Я, как никто, разделяю твою ненависть к нему. Но это начало конца, поверь. Закат его звезды уже близок, надо только подождать. Год, от силы два. Но ты же больше хочешь узнать свою судьбу?
        - Свою. Чего еще мне ждать, скажи? Какие еще испытания приготовили для меня боги?
        - Знаешь, сегодня на редкость удачный день - древний иудейский праздник Песах, когда жертва как никогда угодна нашему…божеству. Мой раб Пифон все уже подготовил для ритуального жертвоприношения. Но готов ли ты участвовать в нем? Понимаешь ли, на что идешь? Жертвой ведь станет невинный человек - другой просто не подойдет для этого важного ритуала.
        - Готов - быстро ответил Гай, но непроизвольно схватился за амулет, висящий на груди на кожаном шнурке. Симон лишь покачал головой
        - Нет, высокородный Гай. Все амулеты тебе придется снять. Если хочешь получить ответ и покровительство древнего божества, нужно ему полностью довериться. Или так, или никак. Выбирай.
        На лице юноши отразилась борьба, которая шла в его голове. Узнать будущее и получить защиту древнего божества, было для него не прихотью, и не развлечением - речь шла о его жизни. Или смерти. Но человеческие жертвоприношения были запрещены в Риме постановлением Сената еще сто тридцать лет назад, и за это строго наказывали. Да, исключения были: например, в канун праздника Сатурна кое-где до сих пор жертве перерезали горло на алтаре. Но общественными жертвами там становились преступники, а не невинные люди. И если кто-то донесет Сеяну… Нет, лучше об этом не думать.
        - Я готов, Симон - повторил Гай, решительно снял с шеи амулет и положил его на стол.
        - Узнаю истинного Германика! - улыбнулся волхв - тогда не будем медлить, время истекает.
        Симон вышел из-за стола и подойдя к очагу, видимо нащупал в стене какой-то камень. Потому что в следующий момент он сдвинул часть стены, открывая проход в еще одно помещение. Этот дом был полон сюрпризов и по видимому служил надежным убежищем для волхва, решившего исчезнуть из-под носа городской стражи.
        Гай перешагнул порог и замер, в ужасе глядя на небольшой перевернутый крест посредине комнаты, на котором был распят младенец месяцев трех от роду. Юноша невольно сделал шаг назад, но уперся спиной в грудь стоящего за ним Симона.
        - Тебя смущает, что это ребенок? Брось, высокородный Гай! Пифон нашел его на куче мусора ранним утром, и если бы не принес сюда, этого младенца давно бы уже сожрали бродячие собаки или крысы. Так лучше пусть он послужит жертвой для благого дела.
        Юноша сглотнул и перевел дыхание. Волхв тем временем продолжал рассуждать, как ни в чем не бывало, словно успокаивая и даже убаюкивая его своими словами
        - Вы римляне странные люди… Вашим легионерам ничего не стоит вспороть живот беременной женщине или насадить на копье младенца во вражеском городе. Вы легко выбрасываете из дома своих новорожденных детей, даже если они ваши первенцы. Но при этом кровавые ритуалы и человеческие жертвы у вас запрещены. Где же логика? Где простое человеческое здравомыслие, которым вы все так гордитесь?
        - Но кровь… ты сцеживаешь из живого ребенка кровь в чашу?!
        - Да. Потому что она необходима для нашего ритуала. А ты бы предпочел, чтобы она без дела вытекла из младенца на мусорную кучу, и ее потом слизали языками бродячие псы? Гай, встряхнись. Нам пора уже начинать. Пифон, у тебя все готово?
        Карлик, которого Гай до этого даже не заметил, неуклюже поклонился хозяину и гостю и махнул рукой, указывая на высокую подставку, на которой был разложен пергаментный свиток. Потом, не дожидаясь приказа волхва, зажег благовония в курительнице и свечи, выставленные в углах пентаграммы, начерченной на полу вокруг креста. И снова отошел в темный угол, где скрывался до этого.
        Симон попросил Гая встать рядом с ним и начал нараспев читать древние тексты на незнакомом языке. Сначала тихо, потом усиливая голос по мере того, как древние знаки начали проступать в лучах пентаграммы. От свечей и дыма, идущего из курительницы в закрытом помещении, быстро наступила духота. У Гая начала кружиться голова и все поплыло перед глазами. Он уже не различал, где явь, а где собственные видения, навеянные навязчивым ароматом восточных благовоний.
        Ему уже казалось, что пергамент свитка сделан из тонкой человеческой кожи, а письмена на нем нанесены кровью. Застывшими глазами смотрел он на то, как младенец открывает рот в безмолвном крике, а потом вдруг понимал, что этого не может быть - ребенок давно обессилел от потери крови и потерял сознание. Гай тряс головой, чтобы прийти в себя, и тогда на какое-то время ясность ума возвращалась к нему. А потом снова сменялась забытьем и видениями.
        - Господин и Владыка мой, приветствуем тебя! - Симон упал на колени, увлекая за собой Гая, и склонился, касаясь лбом пола, перед жутким рогатым существом, чье изображение проступило в пентаграмме. По сравнению с ним обычные сатиры в храме Дионисия выглядели милейшими существами
        - Прими нашу жертву во славу свою!
        Волхв повернулся к Гаю и тоном, не терпящим возражений, приказал
        - А сейчас перережь горло младенцу своим кинжалом. Ну, же - не медли! Не заставляй Повелителя ждать!
        Дальше Гай словно со стороны увидел, как сам поднялся с колен, послушно достал кинжал из ножен на поясе, и одним слитным движением рассек тонкую шею ребенка, обрывая этим его несчастную короткую жизнь.
        А потом застыл мраморным истуканом, равнодушно наблюдая, как Симон, бормоча заклинания, наносит знаки на его лицо и ладони еще теплой детской кровью. Все сейчас казалось Гаю зыбким сном, все как будто происходило не с ним, а с кем-то другим, а он лишь был зрителем и смотрел на это со стороны…
        Очнулся он уже в кресле у стола в соседней комнате - оттого, что в нос ему ударил резкий запах. Открыл глаза и непонимающе обвел взглядом комнату, пытаясь вспомнить, как сюда попал. Вспомнил. И тут же поднес к лицу свои руки, ища на них следы крови. Потом недоверчиво потрогал щеки - они были чистыми и как будто немного влажными. То ли от духоты и пота, то ли от мокрого полотенца, которым карлик протер его лицо. Сам Пифон стоял сейчас у очага, помешивая вонючее варево в котле. Гая передернуло, стоило ему представить, что именно могло там вариться.
        - Где Симон? - хриплым голосом спросил он у раба
        - Господин просил вас немного подождать, он сейчас подойдет - карлик нелепо поклонился Гаю и продолжил орудовать черпаком.
        Скрип отъезжающей в сторону потайной двери заставил вздрогнуть глубоко задумавшегося Гая. Он в тот момент безуспешно пытался понять, что же произошло на самом деле, а что было всего лишь плодом его затуманенного сознания. Даже вытащил кинжал из ножен, чтобы рассмотреть его - но тот был абсолютно чистым.
        - Высокородный Гай, возрадуйся! - волхв тяжело опустился в свое кресло, и устало улыбнулся гостю - Будущее твое безоблачно на ближайшие десять лет. Думаю, скоро Тиберий приблизит тебя, а потом и вовсе сделает наследником. Но позволь предостеречь тебя. Покровительство могущественного божества бесценно, только и сам ты должен проявлять осмотрительность - не давать подозрений Сеяну, и не раздражать Тиберия, когда он призовет к себе на Капри. У старика тяжелый нрав и вынести общение с ним будет очень нелегко. Но тебе придется все вытерпеть, чтобы стать его преемником. Ты готов ждать и терпеть несколько лет?
        - Готов. Выбора у меня нет.
        - Это речь не юноши, но мужа. Прощай Гай. В ближайшее время я тебе не понадоблюсь, но ты знаешь, как меня найти, если в том возникнет нужда.
        - Прощай, Симон. Вот плата - на стол лег тяжелый кожаный кошель с золотом.
        Юноша, покачнувшись, встал с кресла, накинул на плечи плащ и закрыл лицо платком. Коротко кивнул волхву и направился следом за карликом, смешно перебирающим короткими ногами и переваливающимся с боку на бок, как гусак. На пороге дома Пифон снова поклонился гостю и закрыл дверь. Лишь тогда Гай выдохнул и, задрав голову, посмотрел вверх на светлеющее небо. Время, проведенное у волхва, пролетело, как одно мгновенье - вот уже и утро…
        Вздохнув, по привычке коснулся амулета на груди, и вспомнил, что оставил его на столе у волхва. Хотел уже вернуться, но потом махнул рукой и решительно зашагал прочь. Симон прав - с покровительством такого могущественного божества амулеты теряют всякую ценность. Что это было за древнее божество, Гай не хотел даже думать. Имени его волхв не назвал, а сам он был не в том состоянии, чтобы задавать вопросы. Симон произнес слово «каббала», но это скорее было названием тайного учения, но никак уж не именем. Повелитель - вот имя, подходящее для этого могущественного создания, и именно так следует его называть про себя.
        Удивительно, но смерть несчастного ребенка теперь казалась ему чем-то совершенно несущественным… Умер и умер. Зато пользу принес будущему Императору Рима. Последняя мысль так понравилась Гаю Германику, что он еще несколько раз повторил про себя - Императору Рима…Императору Рима - это звучало волшебной музыкой.
        Тем временем, получив от Гая увесистый кошель с золотом, Симон проводил его взглядом, и улыбка медленно сползла с лица волхва.
        - Пифон…
        - Да, мой господин!
        - Собирай вещи, завтра мы уезжаем.
        - Что-то случилось? - встревожился карлик
        - Случилось. Мне было видение, что на востоке вспыхнула новая Звезда и вмешалась в привычный ход небесных светил. Все прежние расчеты можно смело выкидывать за ненадобностью. Отныне все в мире изменится.
        - Помнится, вы однажды уже рассказывали мне о таком?
        - Да Пифон, ты прав.
        Симон устало кивнул и прикрыл глаза.
        - Об этом я когда-то услышал от своего учителя. Во время его путешествия с посольством к царю Иудеи Ироду, с ним произошло подобное. И дай-ка вспомнить… случилось это лет тридцать назад. Тогда на небе внезапно вспыхнула звезда, ознаменовавшая рождение необыкновенного младенца и приведшая их в Вифлеем. Они посчитали, что родился новый Царь Иудейский и чуть не поплатились за это жизнью - царь Ирод был в ярости. Он велел вырезать всех новорожденных младенцев-первенцев. Но судя по всему, тот ребенок тогда выжил. И теперь нам с тобой срочно нужно попасть в Иудею, чтобы понять что там произошло на этот раз…
        Глава 7
        К тому моменту, как мы с апостолами вошли в пределы сада, его уже успели заполонить толпы людей, шедших в колонне перед нами, и подойти к гробнице Христа оказалось задачей не из легких. К счастью, Фламий с Лонгином догадались выслать навстречу нам нескольких легионеров, чтобы расчистить дорогу. Но евреи и сами старались расступиться, узнавая меня - многие из них были ночью на площади у Храма и видели происходившее там. Просто толпа вдоль узкого прохода стояла сейчас так плотно, что некоторым и отступать было некуда, а за нашими спинами все прибывали и прибывали желающие увидеть чудо Воскресения Мессии своими глазами. Люди стояли на скалах, взбирались на крупные валуны, где это было возможно, тонкими ручейками растекались по карьеру в поисках свободного места. К огромной толпе, организованно вышедшей из Иерусалима, по пути присоединились еще и многие паломники, из тех, что ночевали за стенами города. Атмосфера была наэлектризованная и римлянам с трудом удавалось сдерживать экзальтированных евреев.
        Большая площадка перед гробницей находилась в двойном оцеплении легионеров. Там стояло несколько групп людей: хмурые левиты, сбившиеся в кучу, усталый Иосиф, рассказывающий что-то растерянному Никодиму, не сводящему глаз с Ковчега. Гней что-то докладывал Петронию, видимо, о выполненном задании, потому что он постоянно показывал рукой то в сторону фарисеев, то в сторону Ковчега. Сам Ковчег солдаты Фламия поставили перед гробницей, таким образом, чтобы его можно было увидеть со всех сторон. Святыню охраняли четверо легионеров, не подпуская никого ближе, чем на шаг.
        Стоило мне пройти через оцепление, как по толпе пронесся шелест голосов: «Примас… Примас… это сам Примас». Похоже, мои неосторожные слова о «Первом среди равных» сыграли со мной злую шутку, быстро уйдя в еврейский народ. Прозвище, которое я сам себе дал, прилипло ко мне теперь намертво, раз распространилось даже среди иудеев. Перед апостолами за это было немного неудобно, я ведь вкладывал в слово «первый» совсем не тот смысл, который оно теперь приобрело. Получалось, что я оспариваю первенство Петра среди апостолов, хотя даже не был настоящим учеником Иисуса и не был знаком с Учителем при его жизни. Надо бы объясниться с Петром, чтобы не возникло всяких недоразумений…
        Я уже направился было в его сторону, но меня перехватил Гней
        - Примас, Петроний хочет с тобой поговорить - легионер покосился на апостолов - наедине.
        Пришлось отложить разговор с Петром до лучших времен и подойти к центуриону, стоящему у входа в пещеру.
        - Марк, объясни мне, что здесь происходит?! Зачем сюда пришло столько людей, чего они все ждут?! Только я отправил к тебе этих учеников Назаретянина, так сюда еще какие-то их бабы заявились, начали выть, чтобы их в гробницу впустили. Пытались прогнать - не уходят!
        - И где они теперь?
        - Вон в сторонке стоят - кивнул мне Петроний на стайку взволнованных иудейских женщин в темных закрытых одеждах с глиняными сосудами в руках. К ним уже подошли апостолы Иоанн и Иаков, и теперь что-то тихо им втолковывали.
        Одна из женщин - постарше остальных - погладила по плечу Иакова, а на Иоанне заботливо поправила сбившийся ворот его туники. Так надо понимать, что это их мать - Саломия, а все женщины - те самые жены-мироносицы, которые в моей истории и обнаружили исчезновение тела Христа. Только теперь дорогу им преграждали легионеры из моего контуберния. А печать Петрония и валун до сих пор затворяли вход в пещеру.
        - Не трогай их, центурион, это родственницы учеников Иешуа, они ничего плохого не замышляли.
        - А зачем тогда рвались в гробницу?
        - Чтобы соблюсти иудейский ритуал и умастить тело Христа благовониями.
        Петроний поджал губы, недовольно покосился в их сторону и снова вернулся к главному вопросу
        - Так чего все ждут, Марк? Зачем вы привели с собой первосвященников?
        - Чтобы они в присутствии апостолов, паломников и римлян засвидетельствовали Воскресение Иешуа.
        - Воскресение?! - выкатил глаза центурион - Ты веришь в это? Получается, Никодим вчера правду сказал - ты тоже стал учеником Иешуа?
        - Да, Петроний. Стал.
        Я поднял глаза на посветлевшее небо. Почти рассвело… Вот-вот взойдет солнце и жизнь наша изменится навсегда. Готовы ли люди к этому? Готовы ли апостолы к служению, завещанному им Учителем? И готов ли я сам к тому пути, что выбрал для себя в этой реальности? Скоро все узнаем…
        Сделал шаг к валуну, дотронулся до него рукой, потом прислонился лбом, прикрыл глаза. Не помню, чтобы я когда-нибудь раньше так адски уставал… Пошли вторые сутки, как я без сна и без отдыха, а череде событий все нет ни конца, ни края. И я уже сам чувствую, как незаметно врастаю в этот древний мир, привыкая думать, как все они и действовать - жестко, решительно и цинично. Ничего не держит меня в этом мире кроме долга перед Логосом, и нет у меня здесь тех слабостей, из-за которых снова можно будет взять за глотку. Больше я такой ошибки не совершу.
        Все важное и личное осталось там, в прошлой жизни - Вика, друзья, мой нерожденный ребенок, которого я никогда не увижу. Даже ведь и не узнаю, кто у нас родился - сын или дочь… Но если нет слабостей, значит у меня развязаны руки. Значит, можно жить без оглядки и умереть без сожаления. Ведь именно этого ждут от меня те, кто сюда отправил? Ладно… что-то я отвлекся. Пора заняться делом.
        Открыл глаза и понял, что от камня больше не фонит, как прежде. Поискав глазами Петра, наткнулся на его понимающий взгляд - он тоже почувствовал это. Значит, Иешуа больше нет в гробнице и незачем медлить.
        - Марк… Тебе нехорошо? - на плечо легла крепкая рука Лонгина
        - Устал просто… Зови всех сюда, будем вскрывать пещеру.
        Через несколько минут у входа собрались все «ответственные и заинтересованные» лица. Я обвел их взглядом и приступил к процедуре освидетельствования
        - Петроний, подтверждаешь ли ты, что за время несения здесь охраны никто не входил и не выходил из этой гробницы? Что твоя печать не была нарушена?
        - Клянусь! - центурион ударил себя кулаком в грудь и качнул головой.
        - Никодим, подтверждаешь ли ты слова Петрония?
        - Подтверждаю. Здесь где-то прячутся соглядатаи, которые следили за нами по приказу Каиафы, они тоже могут подтвердить наши слова.
        Я отошел в сторону, давая оценить желающим целостность печати Петрония, дождался сдержанного кивка ливитов, а потом с огромным трудом сорвал ее с камня. Гней, Дион и еще двое солдат из отряда Фламия сдвинули камень с места, а потом откатили его в сторону, освобождая проход в пещеру.
        - Заходим: три члена Синедриона, Иосиф, Петр, Лонгин. Больше там пока не уместятся, затем зайдут другие.
        Названные мною, цепочкой потянулись в пещеру, молча исчезая в ее зеве. Слабый поток Света, исходивший из гробницы, было не сравнить с тем, что ослепил меня в прошлый раз. Но усталость все равно постепенно сходила на нет, я словно окунулся в парное молоко.
        Я зашел последним и встал за спинами потрясенных левитов. Двое из них продолжали молчать, один как рыба выпучил глаза и открыл рот, не в силах издать ни звука. Иосиф и Петр опустились на колени перед каменным ложем. Вслед за ними опустился и Лонгин, благовейно поднося к губам свой самодельный крест.
        - Свершилось…! - радостно прошептал Иосиф и уже громче повторил - Свершилось!
        На том месте, где еще недавно лежало тело Христа, сейчас оставался лишь нетронутый пустой «кокон» свитый из узких полотнищ, пропитанных благовониями. Очертаниями он полностью повторял контуры человеческого тела, и пелены не были нарушены, даже плащаница не сдвинулась ни на сантиметр. Но внутри этот «кокон» был пуст.
        А потом прямо на наших глазах на плащанице начал проступать лик Христа. Спокойное, умиротворенное мужское лицо с закрытыми глазами.
        - Равви… - всхлипнул Иосиф, вытирая глаза широким рукавом
        Один из левитов рванул ворот своей шелковой туники, словно ему стало душно в этой прохладной пещере. Покачнулся и выдохнул
        - Этого не может быть…
        - Не веришь своим глазам? - усмехнулся я - Или не хочешь верить? Или понял, наконец, кого вы осудили на смерть?
        - Это все проклятый Анна!
        - Конечно. А вы мимо проходили.
        Левит непонимающе уставился на меня - мимо…?
        Господи, у них еще и с юмором полная беда…
        Но вскоре оказалось, что у левитов не только с юмором плохо, но и с совестью тоже. Двое из них, выйдя из пещеры, быстро очухались и тут же начали кричать, что тело до сих пор в коконе, а римляне не дают его открыть и морочат всем головы. Иосиф с Петром тщетно пытались усовестить левитов, их просто никто не слушал. Остальные первосвященники даже попытались ворваться в пещеру всем скопом, но Петроний с Лонгином быстро всех образумили - пришлось и второй партии левитов заходить в гробницу в организованном порядке, теперь уже в сопровождении Фламия.
        Результат был аналогичным - и они вышли оттуда с каменными лицами и отказались признавать правду перед народом. Фламий возмущался, но все бесполезно - на лицо был корпоративный сговор. Толпа евреев, стоящих за оцеплением и не понимающих, что происходит, начала напирать. Некоторые пытались протиснуться между легионерами, чтобы самим попасть в гробницу. Экзальтация толпы все усиливалась - кто-то верил в Воскресение Мессии, кто-то нет, и все поголовно хотели лично удостовериться в том, что его тело из пещеры исчезло. Толчея нарастала, а я просто растерялся. Оставалось последнее средство - достать скрижали из ковчега и заставить первосвященников свидетельствовать на них.
        Крикнул Лонгину, чтобы его солдаты не дали затоптать “жен-мироносиц”, по пути отвесил подзатыльник орущему Фоме, сцепившимся в словесной перепалке с одним из левитов. Иаков тем временем уже сбил с ног другого первосвященника и начал его мутузить. Я попытался Словом остановить драку, но Света внутри меня не хватало, и поэтому ничего не вышло. Метнулся к Ковчегу, открыл его, но достать скрижаль не успел - толпа в одном месте прорвала оцепление и образовалась свалка, в которой легионеры начали щедро раздавать налево и направо удары рукоятями гладисов. Поднялся вой.
        И тут тряхнуло так, что все повалились на землю. А следом раздался трубный глас от которого завибрировал не только воздух, но и все тело. Разом заложило уши и заныли зубы. На наших глазах выход из пещеры воссиял, и скала, в которой была вырублена гробница, снова задрожала. Концентрация Света все усиливалась и усиливалась - скоро на пещеру нельзя было смотреть. Люди заслоняли свои лица руками, стараясь укрыться от Света, и в страхе кричали, матери хватали вопящих детей на руки и спасаясь, ползли прочь. Левиты, цеплялись друг за друга, но запутавшись в длинных одеждах, снова валились на землю. Легионеры дружно припали на одно колено и опирались на щиты, пытаясь не упасть рядом с остальными.
        На ногах удалось устоять лишь апостолам - их Свет как бы “обтекал”. Петр пристально посмотрел на меня, призывая взглядом встать рядом, и я, с трудом поднявшись с колен, вышел вперед.
        В голове торжественно зазвучало Слово. Оно звало в Вечность, возносило и очищало душу. Все мелодии, всех музыкальных гениев человечества словно слились в одну симфонию. И мне кажется, что ее слышали все - левиты, римляне, простые евреи…
        Сияние, исходящее из пещеры, наконец ослабло, но не исчезло, а преобразилось - сквозь него проступили очертания мужской фигуры в длинном белоснежном хитоне. Она не шла, а “плыла” по воздуху, не касаясь земли, и Свет теперь исходил от нее.
        - Учитель! - Петр вытер выступившие на глазах слезы и первым опустился на колени. Остальные апостолы последовали его примеру.
        А я почему-то не смог сдвинуться с места, словно прирос к земле, так и остался стоять соляным столбом. От растерянности, наверное. Я жадно силился разглядеть черты лица Христа, но мне никак это не удавалось. Лицо Христа “плыло”, и я лишь понимал, что вся Красота и Гармония мира воплотилась сейчас в этом человеке. И Боге. Красота эта заставляла мою душу трепетать восторгом, а Слово в моей голове взрываться новыми аккордами.
        Христос подошел к апостолам, мягко улыбаясь, протянул руку к голове Петра, но так и не коснулся ее. От Его рук исходил такой концентрированный поток Света, что над головами каждого из апостолова на миг появились нимбы - так сильно было Его благословение.
        Евреи и римляне застыли на коленях. Их глаза остекленели, губы пытались произнести слова молитвы, но изо рта не вырывалось ни звука. А я будто был “выключен” из этой сцены, наблюдая все со стороны. И потерял счет времени. Свет исходящий от Христа омывал мою израненную душу, и звал воссоединиться с ним, чтобы раствориться в Вечности. Но этому, увы, не суждено было сбыться…
        Христос подошел к Ковчегу, провел руками над скрижалями, которые я так и не успел достать. Повинуясь Его воле, сломанная скрижаль поднялась в воздух. Вновь полыхнуло ослепительным светом, и она прямо на наших глазах срослась, а потом медленно поплыла в мою сторону. Иисус жестом призвал меня взять каменную доску. Вглядевшись, я увидел, что к прежним десяти заповедям добавилась еще одна. Но какая! “Бог есть любовь!”
        - Deus amor est! - вслух повторил я, и слезы потекли по моим щекам от переполняющих душу чувств.
        Свет исходящий от Христа стал усиливаться, Богочеловек поднял руки в прощальном благословении для всех, кто не отрываясь смотрел на него сейчас. И затем начал отдаляться от нас, возносясь все выше и выше в небо. Из белого облака явились два мужа в белой одежде с огромными сияющими крыльями за спиной. Зазвучала ангельская музыка и поплыла над Землей, сливаясь с птичьими трелями и шелестом листьев на деревьях.
        - Первое пришествие состоялось! - торжественно провозгласил Петр - Жизнь победила Смерть!
        - Аминь - на автомате ответил я, провожая глазами растаявшую фигуру Христа. Он унес с собой Свет, Гармонию и Красоту. Облако с ангелами уменьшилось до маленького зернышка, а потом и вовсе пропало. Растворилось без следа в синем-синем небе….

* * *
        Стоило Иисусу вознестись, как я пошатнулся и, не выпуская скрижаль из рук, осел на землю. Словно весь воздух из меня вышел. Я почувствовал невыносимое опустошение. Христос вознесся и забрал с собой весь Свет, всю красоту.
        - Что случилось, Марк? - Обеспокоенный Петр склонился надо мной
        - Не знаю… Мне плохо…
        - Тебе просто нужно отдохнуть. Мы хотели позвать тебя с собой, чтобы отпраздновать великий день, но давай отложим нашу встречу до вечера, когда придешь в себя. Ты знаешь желтый дом у Львиных ворот? Приходи, мы будем ждать тебя.
        Петр помог мне подняться, отряхнул рукой пыль с моей туники, поддержал за локоть, давая прийти в себя. Вокруг галдели ликующие иудеи: кто-то радостно обнимался, кто-то уже возносил благодарственные молитвы, воздев руки к небу. Даже ненавистные римляне не мешали еврейскому народу бурно радоваться. Да…чувствуется, сегодня будет большой праздник в Иерусалиме. Надо бы вернуть Ковчег в Храм и обеспечить людям доступ к святыням. Но, конечно, под бдительным присмотром солдат Фламия. А то знаю я этих левитов - стоит отвернуться, и снова у них Ковчег куда-нибудь пропадет.
        Я возвращаю вторую воссозданную скрижаль в ящик, прикасаюсь к нему. Да… Тут тоже теперь нет Силы.
        С трудом передвигая ноги, подхожу к “книжникам и фарисеям”, окидываю их пристальным взглядом
        - Ну, что отцы?! Будем сотрудничать или и дальше станете отрицать Воскресение Иешуа?
        Реакция на мои слова разная. Кто-то из них улыбается, кто-то стыдливо отводит глаза. Но возражать никто не решается. А как возразишь, если все видел своими глазами и почувствовал на собственной шкуре? Соврать теперь и не получится. Наконец, один из левитов спрашивает о том, что видимо волнует их больше всего:
        - Теперь наш Синедрион будет распущен?
        - Это зависит только от вас и царя - пожимаю я плечами и прикидывая политические расклады. Решать будут явно в Риме - Завтра утром встретимся в Храме и поговорим. А сейчас идите - празднуйте со своим народом. Сбылись древние пророчества иудеев!
        - Римляне заберут Ковчег с собой?
        - Зачем? - искренне удивился я - Ковчег это святыня вашего народа, и прятать его от людей настоящее преступление. Отныне он будет выставлен в Храме, чтобы каждый мог увидеть и прикоснуться к нему. Но только с одной скрижалью, первой. Вторую мне дал Иешуа лично в руки.
        Подзываю Иосифа с Никодимом, договариваемся, что Ковчег и скрижали под охраной солдат Фламия сейчас снова отконвоируют в Храм. И пока будут круглосуточно их охранять. А люди Лонгина возьмут на себя охрану гробницы. Все остальное мы решим завтра. Даю центурионам необходимые распоряжения.
        …Возвращаюсь в Иерусалим, устало шагая по дороге в составе своего контуберния. Его у гробницы сменили другие легионеры, а мы направляемся на отдых в казармы. Почему я иду в казарму? А куда ж еще? Конечно, можно было заявиться к Тиллиусу и потребовать для себя комнату во дворце, но оно мне надо? Начальство снова начнет свои расспросы, а это еще на час, как минимум. Нет, уж…! Не захотели сами увидеть чудо Воскресения, пусть теперь им другие рассказывают - благо свидетелей этому полгорода! А для меня среди своих легионеров сейчас самое безопасное и спокойное место.
        Я смертельно устал, вымотан и тотально опустошен. И теперь единственное, о чем я могу думать - это чтобы доползти до своей лежанки в казарме и вырубиться на ней до вечера. Казалось бы, должен сейчас испытывать высочайшее воодушевление - такое событие на глазах произошло! А в итоге все получилось наоборот. Христос воскрес и вознесся, но он забрал с собой тот Свет, который меня питал. Даже кольцо Соломона на руке потускнело.
        Зато не будет в этой реальности никаких сорока дней, никаких пятидесяти, и всей этой путаницы: кто, кому, когда и где явился - все сейчас произошло при огромном стечении народа. Синедрион при всем желании не сможет теперь замолчать Воскресение и Вознесение Мессии. Просто, это надо закрепить документально, чтобы и в дальнейшем не допустить путаницы и разночтений. Вот соберем завтра писцов в Храме и…
        Рядом со мной в ногу шагает Гней. Он то и дело недоверчиво ощупывает свою щеку, на которой больше нет уродливого шрама. Вот как корова языком слизала, даже следа не осталось. И в этом нет моей заслуги - шрам у него пропал после благословения Христа.
        - Ма-арк… а шрам точно снова не появится?
        - Гней, ты же сам все видел Воскресение и Вознесение Бого-человека. Почему сомневаешься в его Благости?
        - Ну, …я вроде ничего такого и не сделал, чтобы заслужить это…
        - Ты искренне уверовал в Иисуса, какие же тебе еще нужны причины? Он же говорил, что каждому воздастся по вере его, значит, посчитал тебя достойным. Даже Лонгину простилось распятие, а Пилату суд.
        Насчет последнего я не был уверен.
        - Я на его проповедях не был - пожал плечами легионер - Да, разве я бы посмел просить его о чем-то!
        - А зачем ему слышать твои слова, если он читает в людских сердцах?
        Гней озадаченно замолкает и всю оставшуюся дорогу ни о чем меня больше не спрашивает. Вот и хорошо…

* * *
        Как добрались до казармы, если честно, не помню. Видимо тело мое само на автомате туда добрело. И снопом упало на жесткую лежанку даже не разувшись. А проснулся я уже ближе к вечеру, оттого, что Петроний с кем-то тихо препирается
        - А я сказал: сиди и жди, когда Примас проснется. Будить его не дам. Не дам, сказал!
        Бубнит он вполголоса, сдерживая свой бас, но я все равно просыпаюсь.
        - Кто там, Петроний?
        - От Тиллиуса раб. Тебя во дворец приглашают.
        - Приглашают или приказывают явиться? - усмехнувшись, уточняю я
        - Нет, сказал: приглашают.
        - Пусть тогда идет и скажет своему хозяину, что я приду. …Как только смогу.
        Еще пару минут бессмысленно рассматриваю грубо отесанные балки на потолке, потом принимаю вертикальное положение. Вроде бы выспался, а там кто знает… Молодое тело легионера, привычного к тяжелым физическим нагрузкам и отсутствию любого комфорта, восстановилось на удивление быстро. Даже в теле Русина я не восстанавливался так скоро, но тот просто спортивный парень, а здесь солдат самой дисциплинированной армии древнего мира. Только попахивает сейчас от этого солдата …совсем не розами. Ополоснуться в ручье - это хорошо, но капитально помыться бы не мешало. Только где? В моем воображении тут же нарисовались древнеримские термы.
        Что-то я не видел, чтобы кто-то у бочки во дворе плескался…
        - Марк, ты проснулся? - в дверь заглядывает Гней - пошли в баню, я тебя только ждал.
        Вот он мой спаситель! Здесь, оказывается и бани уже есть. А я-то думал, что до них мы только в Кесарии доберемся. Бодро вскакиваю, одергиваю мятую тунику, провонявшую потом, дымом и еще черт знает чем, оглядываюсь на начальство.
        - Идите - машет рукой Петроний на мой вопросительный взгляд.
        Понятно, что в голове у десятника теперь на мой счет полная сумятица. Был простой легионер Марк, которого он гонял в хвост и гриву, вчера вдруг выяснилось, что тот из древней патрицианской семьи, да еще и Примас - верховный “жрец” новой непонятной религии. Есть отчего прийти в полное замешательство.
        Я уже направляюсь к дверям, как натыкаюсь на недоуменный взгляд Гнея
        - А чистые вещи не будешь брать?
        - Совсем забыл! - Хлопаю себя по лбу и потираю глаза, изображая забывчивость после сна. А сам уже замечаю вещмешок Марка, скромно притулившийся в изголовье лежанки. Видимо его чистые вещи лежат там, больше просто негде.
        И правда, в мешке находится чистая шерстяная туника и смена нижнего белья - тот самый сублигакул, который хорошо известен по изображениям гладиаторов на древних фресках. Но не кожаный естественно, как у них, а из простого льняного полотна. Прототип трусов и потомок набедренной повязки - гибрид, у которого одна сторона уже сшита, а другая еще сохранила завязки. Не сказать, чтобы верх удобства, но спасибо, что не обычный кусок ткани. Сойдет. В мешке лежит еще что-то, но сейчас не время там копаться и рассматривать - Гней ждет.
        Мы выходим из казармы и сразу сворачиваем за угол. Нужным нам зданием оказывается невысокая пристройка к глухой стене дворца, над крышей которой вьется дымок. На прославленные римские термы местные бани совершенно не похожи, здесь все очень скромно и строго утилитарно. Никаких садов, библиотек и спортивных залов.
        Но зато здесь есть удобная раздевалка - аподитерий, где у стены стоит широкая скамья, на которую можно присесть и аккуратно сложить снятую одежду. Вдоль другой стены из камня сложен низкий прилавок, у которого стоит раб - он следит за сохранностью сданной одежды и выдает нам по большому куску ткани - местный аналог полотенца, которым можно еще и обмотаться. Я тяжело вздыхаю. Не хватает еще родной банной “буденовки” со звездой во лбу. Вновь наваливается тоска по дому. Но вспоминаю одну из заповедей - та, которая насчет уныния, и встряхнувшись, иду за Гнеем.
        Сначала вхожу в зал с небольшим бассейном с теплой проточной водой. Тут смывают первую грязь и пот. Мыла естественно нет, даже жидкого - только небольшие куски чистой ветоши, которой можно протереть тело. Потом мы идем в парную. Здесь она называется сударием - «потелкой». Каменные скамьи тут теплые, как в турецком хамаме, я бы даже сказал горячие.
        Но воздух не влажный, скорее сухой, как в сауне, только не такой горячий - навскидку градусов 60 - 70, не больше. Никаких очагов и жаровен, никаких «поддай-ка пару!», и этим римская баня кардинально отличается от греческого лаконикума. Судя по всему, печи расположены только в нижнем ярусе под полом, и уже оттуда горячий воздух поступает через трубы, проложенные в стенах.
        Я устраиваюсь поудобнее на скамье и расслабляюсь, прикрывая глаза. Впервые за двое суток моего пребывания здесь, я никуда не бегу, не спешу и не совершаю каких-то странных поступков. От которых потом у самого волосы дыбом встают. Слово молчит, весь Свет во мне растворился. Словно и не было его. Кольцо Соломона на руке служит лишь напоминанием о вчерашней эпопее в Храме. Правда, знание языков и прошлая память никуда не делись - названия и слова всякие в голове по-прежнему всплывают.
        Главная беда в другом. Я, наконец, понял, что меня раздражает тут больше всего - здесь вообще нет места личному пространству и уединению, ты всегда и везде на людях, рядом с тобой постоянно кто-то есть, и всем им от меня что-то нужно. Да, в любой армии любого мира так же, но здесь, извиняюсь, даже в кабинке туалета ото всех не запереться. Лишь баня, наверное, в какой-то мере служит спасением от излишнего внимания - потому что тут не принято навязываться с разговорами. Гней тоже затих, прикрыв глаза и развалившись на скамье. Ляпота… Пожалуй, надо взять за правило - приводить мысли в порядок именно в бане.
        Прогрев, как следует тело, мы переходим в следующее помещение. Не знаю, как оно называется, но выполняет роль душевой - здесь зачерпнув ковшом теплой воды можно смыть с себя пот после парной и снова потереть тело куском ветоши. А вот в следующей комнате мы с товарищем уже погружаемся в настоящий бассейн с горячей водой. Он небольшой, это даже скорее купель человек на двадцать, но вода здесь проточная, что радует. По большому счету, именно такое место и есть сердце любых римских терм, ведь началось-то все когда-то с термальных источников. А уж потом возник какой-то симбиоз с греческим лаконикумом.
        - …Дайте боги… - тут товарищ спотыкается, виновато смотрит на меня - Дай бог Иешуа здоровья нашему Пилату за то, что поострил в этой глуши водопровод. Иначе плескались бы сейчас в какой-нибудь бочке с тухлой водой…! - Гней блаженно вытягивает ноги, усевшись на каменной ступени бассейна и погрузившись в воду по грудь - Марк, а ты уже купил подарок Зиновии?
        - Кому…? - на автомате переспрашиваю я.
        И только потом понимаю, что спалился сейчас самым глупым образом. Я ведь ничего не знаю о личной жизни Марка, и кто такая Зиновия - понятия не имею.
        - Все шутишь, Марк?
        Не дождавшись моего ответа, Гней удивленно приоткрыл глаза. Надо бы на его удивление как-то отреагировать, но врать и выкручиваться мне совершенно не хочется. Небольшая ложь, произнесенная сейчас, приведет потом к еще большей лжи, и она будет множиться, и множиться, как снежный ком. Так что, лучше даже и не начинать. Поэтому, вздохнув, выбираю самый нейтральный из вариантов
        - Не, Гней, не шучу. Я о ней и думать забыл.
        - Марк, что я слышу - ты, наконец, излечился от злой лихоманки по имени Зиновия?!
        Интересно, что он произносит какое-то другое слово, но вот в голове у меня оно звучит именно как «лихоманка», с таким насмешливо-уничижительным подтекстом. Видимо, Зиновия эта - та еще бабенка. Что ж, доверюсь мнению товарища Марка и своей интуиции. Теперь можно и озвучить причину своего “охлаждения” к пассии.
        - Гней, все изменилось с тех пор, как я узнал Иешуа. Все. Неужели ты сам не видишь, что перед тобой теперь другой человек?
        - Вижу, Примас. Я, правда, порой не узнаю тебя - смутился крепыш и потянулся рукой к щеке, где еще недавно был страшный шрам. Гней даже сам не замечает, как у него вошло в привычку постоянно проверять, не появился ли он вновь - И мне ли, Марк, не верить в божественную Силу Иешуа?
        Помолчав немного, добавляет уже более веселым голосом
        - А Зиновии хороший урок будет - уж, сколько эта пиявка крови из тебя выпила, сколько денег и подарков вытянула…! И ладно бы верной тебе была, так нет - сколько раз уже ее наши парни видели с купцом Ксанием.
        Надо же… я думал, что Марк при его внешности был гулена еще тот. А оказывается, он “Алень обыкновенный”. Что ж, придется мне восстановить репутацию потомка рода Юлиев.
        - Марк, мы ведь думали, что она тебя своей греческой магией приворожила.
        - Не выдумывай, Гней. Ну, какая еще магия?
        - Известно какая! Гречанок с измальства их матери всяким тайным ритуалам учат, нам мужикам на погибель. И знаешь, что я тебе скажу, Марк? Приворот на тебе точно был - это тебе любой из нас скажет - но Иешуа его убрал. Как мой шрам, понимаешь?
        Я только тихо хмыкаю, подивившись такой изощренной фантазии своего соратника по оружию. Вот вам и новое «чудо» - Иисус своим благословением снял греческий приворот с верного Примаса! Хоть смейся, хоть плачь, а суеверия процветают… И разубеждать Гнея явно бесполезно - в его глазах уже знакомый фанатичный блеск появился. Представляю, сколько еще таких «чудес» напридумывает теперь народ…
        Конечно, неплохо использовать это, чтобы усилить, так сказать, эффект от Воскрешения Мессии. Наверняка, многие евреи вернулись домой точно так же излеченные, как и Гней. Сегодня увидев чудо, они расскажут о нем родственникам и друзьям. Но ведь каждый видел это по-своему и расскажет тоже по-своему. И тогда начнется… Нет, лучше уж сразу отделить “зерна от плевел” и написать достоверно про чудо. Так, чтобы о нем узнало, как можно больше людей.
        Глава 8
        Из бань мы выходим посвежевшими, гладковыбритыми и умиротворенными - все-таки водные процедуры великое дело! Проточная вода снимает не только грязь и усталость, но и прогоняет лишние тревоги из головы.
        К тому же оказалось, что за небольшую плату в один асс здесь еще и побреют, если у вас самого нет бритвы, или умения с ней обращаться. Бритвы здесь весьма своеобразные - это скорее маленький, плоский бронзовый скребок с остро заточенным краем и ручкой в виде кольца. Сам я бы бриться им не рискнул, поэтому отдал себя в опытные руки раба. Процедура, скажем прямо, не очень приятная - скребут прямо по сухому, ничем даже не смягчая кожу и щетину. Но выбора нет - бороду легионеры не носят. Зато рассмотрел, наконец, свою физиономию в большом медном зеркале. Ну…по здешним меркам вроде бы ничего так. Хотя кто их знает - эти “здешние мерки”?
        Выяснилось, что и грязную одежду здесь рабы могут постирать - чуть дальше за банями устроена местная прачечная. Настоящий древний банно-прачечный комплекс! Но чем именно они стирать будут, знать как-то не хотелось. Догадываюсь же, что не Тайдом, и даже не хозяйственным мылом. Ладно, был бы результат. В грязном никто из моих боевых товарищей вроде бы не ходит. Цена такая же - один асс. Деньги с собой я, конечно, не додумался взять, поэтому Гней отдает рабам за меня две монетки - одному за бритье, другому за стирку.
        А в казарме наш уже ждет обед - парни оставили на столе нашу с Гнеем долю. На обед сегодня чечевица тушеная с бараниной и лепешка из муки крупного помола. Все вполне съедобно, да и порция нормальная. Поев с боевым товарищем из одного котла, оставляю ему большую часть. Отговариваюсь тем, что впереди у меня еще застолье в городе с учениками Христа, а может, и начальство позовет разделить с ними ужин. Самое главное они утром пропустили, погнавшись за храмовыми деньгами, и потом, думаю, локти себе кусали. А теперь, наверняка, дружно умирают от любопытства и желания все услышать от первого лица, потому что легионеры вряд ли смогли им толком что-то рассказать.
        Пока Гней тщательно выскребает ложкой остатки со стенок котелка, а потом еще и проходится по ним куском лепешки, я залезаю в вещмешок Марка. Нужно же отдать две медяшки Гнею за бритье и прачечную, и посмотреть, наконец, какое имущество есть у Марка.
        Сверху в мешке еще одна аккуратно сложенная туника. Она из более тонкой шерсти и видимо, «выходная». А может, Марк просто поддевал ее под более плотную тунику для тепла. Внизу под ней лежат тонкие кожаные ремешки, которые часто дополняют широкий солдатский пояс - балтеус, на котором крепится меч. Вчера я видел такие на опционе Горации - его кинжал в ножнах был подвешен именно на этих перекрещивающихся ремнях. Свой-то кинжал я по незнанию заткнул за пояс, а оказывается для него у Марка тоже есть ремни. Тут же в голове всплыло название этого кинжала - пугио. Вспоминаю заодно, что лишение воинского пояса было для легионера равнозначно срыванию погон за серьезные проступки или за трусость в бою. Надо же…
        В небольшом кожаном мешочке с длинными завязками для крепления на поясе, лежат монеты разного размера и достоинства - в основном бронзовые сестерции и медные ассы. Серебряных денариев всего пять штук, а золотых ауреусов нет и вовсе. Не густо… Видимо “хотелки” неизвестной Зиновии недешево обходились бедному Марку. А возможно просто «зарплата» у легионеров на носу, и он успел все потратить - деньги ведь им всего три раза в год выдают, а у нас сейчас как раз четвертый месяц года идет.
        Все прочитанное мною о древнем Риме, еще в той, в первой жизни, всплывает в голове постепенно, словно по мере надобности. Но целостной картины как не было, так и нет. Сейчас вот увидел монеты - всплыло в памяти их название и соотношение стоимости. Ведь действительно, учили мы когда-то на истфаке денежную систему Рима. Надо будет еще в Кесарии по рынку потом пройтись, чтобы не выглядеть дураком, и представлять, что и сколько здесь стоит.
        В мешочке кроме монет лежат еще и два серебряных браслета. Сначала я подумал, что это подарок для Зиновии, но нет - браслеты грубоватые, и по размеру явно на мужскую руку. Это, скорее всего не украшение, а награда типа нашей медали, такое практикуется в римской армии. Причем, идут они в паре, а награждают ими рядовых легионеров не только за битвы, но и за удачно проведенные маневры. Называются они… ага - армиллы. Т. е. Марк у нас вполне себе примерный служака.
        Я, кстати, расслабляясь в бане, прикинул в уме возраст своего героя, поскольку знаю теперь, что его отец - Луций Юлий Цезарь умер во 2 году н. э. И по всему получилось у меня, что Марк родился в самом начале 3-го года - т. е. ему сейчас 27 лет. Из которых, наверное, около десяти он провел в армии. Эх, служить ему еще и служить до пенсии! Вернее, теперь служить уже мне. И с этим тоже придется что-то решать. Дезертировать по совету Эмилии Лепиды - мамаши Марка - я конечно, не собираюсь. Но и делать мне в римской армии уже нечего. Надо поискать легальный способ.
        Кроме всего вышеперечисленного, в вещмешке нашлась еще солдатская фляжка и небольшое медное зеркальце, завернутое в платок из тонкого льняного полотна, которым легионеры обычно повязывают шею, чтобы не натирали доспехи. На самом дне лежали еще огниво, точильный камень и бронзовая бритва, завернутая в кусок кожи. Похожая на ту, которой меня недавно побрили. А еще удоны - носки на холодную погоду, сшитые из двух кусков ткани. Знал бы я о них и о второй тунике - не мерз бы так в первый день, а оделся бы потеплее…
        Окинул печальным взглядом разложенные на лежанке скромные пожитки. Прямо скажем - небогато парень жил… Единственная дорогая вещь - кинжал пугио, украшенный серебряной чеканкой. Остальное все, хоть и нужное в хозяйстве, но копеечное. Видимо, мать Марка и сама не шиковала в своей Испании, или же не считала нужным баловать сына. Об этой даме, кстати, в голове у меня информации практически не было, как я не искал ее. Нашел только, что она младшая дочь Павла Эмилия Лепида и Корнелии Сципионы. Род, конечно, древний, патрицианский, дед вообще личность очень известная. Но он давно уже умер, а бабка так и вовсе еще при рождении дочери. И как сейчас живет мать Марка, кто о ней заботится, я не знал.

* * *
        На улице начинало темнеть, и пора было собираться на встречу с апостолами. Конечно, я мог, не спрашивая никого, гордо выйти из стен дворца, и скорее всего, мне никто бы слова не сказал. Но это если бы я был лицом гражданским. Только я ведь легионер, а подрывать авторитет командира, не ставя его не в грош перед подчиненными - это последнее дело в армии. Поэтому, накинув плащ, отправился на поиски Петрония. Далеко мне идти не пришлось, он как раз закончил развод караулов и направлялся в казарму
        - Петроний - обратился я к нему, приветствуя своего командира по всей форме, чем вызвал удивление сослуживцев - у меня назначена встреча в городе, разреши мне покинуть дворец?
        - Марк, ты правила знаешь - гордо расправил плечи десятник, довольный тем, что я по-прежнему соблюдаю субординацию - иди к Лонгину, он сейчас где-то во дворце. Думаю, он тебе не откажет.
        Благодарно кивнув Петронию, пошел искать сотника. Да, увольнительную в город по правилам, действующим в римской армии, могут выдавать только центурионы. И они, кстати, немало, обогащаются на этом - по словам Тацита до четверти расходов рядового легионера составляют именно взятки сотнику. Императоры с этим пытались бороться и борются, но тщетно - даже Октавиану Августу оказалось не под силу переломить ситуацию с поборами в армии. Они были, есть и будут.
        Нахожу Лонгина в кабинете Тиллиуса. И мое желание выйти в город они оба не оценили.
        - Примас, опомнись! - обеспокоенно заерзал в кресле фрументарий - Иерусалим полон паломников, евреи празднуют Песах и Вознесение Мессии - в городе по-прежнему неспокойно. Только теперь иудеи недовольны уже своими левитами, скрывавшими от них ковчег и отправившими Мессию на смерть.
        - Моя встреча с учениками Иешуа не терпит отлагательств, а на месте евреев я бы тоже был недоволен. Лонгин, скажи: насчет нас, римлян, они хотя бы немного успокоились?
        - Да, как тебе сказать… - вздыхает Лонгин и поправляет деревянный крестик, висящий на шее на тонком кожаном ремешке, такой же я с удивлением замечаю и у Тиллиуса - Весть о том, что римские легионеры уверовали в их иудейского Мессию, уже разнеслась по городу и лагерям паломников, так что никто вроде не возмущается тем, что ковчег охраняют римляне. Да, и как нам его не охранять, если весь день в Храм идут толпы людей, чтобы увидеть своими глазами скрижали?! Сегодня солдаты Фламия наравне с храмовой стражей поддерживали там порядок. На ночь Храм закроется, но многие останутся ночевать на площади, чтобы утром первыми войти в Храм и прикоснуться к ковчегу.
        - А что с золотом?
        - Охраняем… Понадобится несколько дней, чтобы собрать большой обоз для его вывоза в Кесарию.
        Да уж… это проблема. Мало наложить лапу на иудейское золото - его еще в Кесарию доставить нужно. А потом по морю в Рим. Благо сезон штормов закончился в марте, и навигация по Средиземному морю возобновилась.
        Помолчав, Тиллиус неохотно произносит:
        - Один в город не выходи, Примас. Возьми с собою ребят Фламия и про оружие тоже не забудь.
        Мне остается только кивнуть, признавая справедливость опасений фрументария.
        …В этот вечер Иерусалим выглядел более дружелюбным, чем два дня назад. На улице то и дело встречались прохожие, из окон домов слышались голоса и смех, иногда даже раздавалась музыка. Наш маленький отряд настороженно провожали взглядами, но хотя бы не шарахались и не плевались, как раньше. А вот кого сегодня не было видно на улицах, так это левитов. Понятно, что священники деморализованы, только надолго ли…?
        - Примас - тихо говорит мне заместитель Флавия - надо бы что-то решить с золотом, зарытым в овраге. Поторопись, мы долго охранять его не сможем, кто-нибудь все равно узнает.
        - Хорошо, Гораций, я что-нибудь придумаю…
        У Львиных ворот нас ожидает подросток лет тринадцати. Он сидит на корточках у стены дома и в сумерках его почти не заметно. При нашем появлении паренек вскакивает и, всмотревшись в мое лицо, кланяется. Потом просит идти за ним. Еще через пару минут мы останавливаемся перед желтым домом… Ловлю себя на мысли, что сам в темноте, скорее всего, прошел бы мимо - уж больно он неприметный. Парнишка стучит в дверь и она тут же распахивается.
        - Шал?м Алейх?м! - приветствую я Петра, стоящего на пороге - Мир вам!
        - Алейхем шалом, Марк! - улыбается он и приглашает меня войти в дом
        Моя охрана остается снаружи, разговор с апостолами не предназначен для чужих ушей. Да, и в гости апостолы звали меня одного.
        Вслед за Петром следую через темный коридор и, щурясь, вхожу в освещенную комнату. Когда глаза привыкают к свету нескольких масляных ламп, вижу длинный низкий стол, за которым сидят шестеро апостолов: Андрей, Иоанн и Иаков Зеведеевы, Фома, Левий Матфей и младший Иаков, тот который Алфеев. Сегодня все одеты более нарядно, хоть и по-прежнему очень скромно.
        - Surrexit Christus! - Воскрес Христос! - вспоминаю я традиционное пасхальное приветствие всех будущих христиан и выжидающе смотрю на апостолов
        - Surrexit vere!
        - Воскрес воистину! - отвечают мне они нестройными голосами, закладывая тем самым новую христианскую традицию.
        Латынь знают пока не все из них, поэтому некоторые просто повторяют за братьями и отвечают по наитию. Петр, продолжая улыбаться, приглашает меня за стол
        - Раздели с нами трапезу, Марк. Преломим же хлеб, братья.
        Из низкой двери появляется пожилая женщина с покрытой головой. С улыбкой, молча, протягивает мне большую глиняную миску с водой, чтобы я мог омыть руки. Все остальные ждут, тихо переговариваясь между собой.
        Петр в это время берет в руки хлеб. Нет, это скорее лепешка - из пресного, бездрожжевого теста - хрупкая и невесомая. Та самая древняя маца - самое главное блюдо Песаха - “хлеб бедности, который ели отцы наши в рабстве”. И Петр, прочитав нужную молитву, действительно, просто переломляет ее с тихим хрустом, а потом раздает каждому из нас. Второе правило Песаха - каждый взрослый иудей должен выпить четыре бокала вина, символизирующие выход из рабства на свободу. Эта заповедь у евреев так и называется - «арба косот» - четыре бокала. Но вино, конечно, не крепкое - разбавленное. Напиваться принято в другой иудейский праздник - Пурим.
        Я чувствую себя немного неудобно, ведь для иудеев совместная трапеза с язычником невозможна. И то, что апостолы пригласили меня к столу, означает абсолютное доверие с их стороны. Конечно, трудно назвать меня язычником в классическом понимании этого слова, но ведь и до правоверного иудея мне как до Луны. Так что, да - такое открытое и дружелюбное отношение братьев по вере дорогого стоит и согревает мою душу. Заметив, с каким интересом я рассматриваю яства на столе, Матфей начинает объяснять мне, что есть что.
        Здесь много разных сухофруктов - финики, инжир, изюм, есть даже какая-то смесь из них, залитая медом, как необычное рагу. На большом плоском блюде оливки, лук, чеснок, редька, какая-то зелень и грецкие орехи. Еще есть лепешки с творогом и куриные яйца - только они какие-то мелкие. Из странных блюд - оладьи из дробленых бобов, красной чечевицы и семян кунжута, политые медовым сиропом. Иоанн уговаривает меня их попробовать, убеждая, что это очень вкусно. И я из вежливости пробую. Ну… не знаю, сочетание меда и бобовых? Я все-таки предпочту что-то без меда, и желательно мясное.
        Когда пожилая женщина приносит запеченную рыбу и еще несколько теплых лепешек, я не выдерживаю и прошу ее показать мне, где она их готовит. Мое любопытство вызывает добрые усмешки на лицах друзей, но мне правда очень интересно, как все устроено в обычном иудейском доме. Оказывается, здесь почти у всех есть небольшие внутренние дворики, вот именно там и установлена печь. Хотя печью это можно назвать с большой натяжкой. Махабад - это такой выпуклый глиняный купол над ямой с углями, поэтому он позволяет готовить только тонкие лепешки. Но там же есть еще и решетка - вот на ней запекают мясо или рыбу, которая, кстати, оказалась выше всяких похвал. Это и понятно - чтобы у бывших рыбаков, да плохая рыба?
        Впрочем, не все апостолы бывшие рыбаки, Левий Матфей и младший Иаков - мытари. Так здесь называют сборщиков налогов и таможенников. Иудеи, не смотря на одну веру, относятся к ним с большим презрением, и за стол вряд ли с ними сядут. Почему? Считают их предателями, раз те служат римлянам. А мне они понравились - разумные и спокойные люди, на латыни оба прекрасно говорят и греческий знают, ведь в Кесарии живет очень много сирийских греков, гораздо больше, чем евреев.
        - Марк, а расскажи нам, как ты уверовал в Мессию, даже не зная его?
        Это конечно Фома. Скептик и крайне недоверчивый товарищ! Я заметил, что когда он с восторгом в глазах смотрел на воскресшего Христа, все равно тянул руку, чтобы потрогать край его хитона. Понятно, что и мое неожиданное появление не дает ему покоя. Петр укоризненно качает головой, но ответить мне все равно нужно. Я ведь понимаю, что этот вопрос интересует всех. Врать новым друзьям нельзя, тот же Петр обостренно чувствуют ложь. Приходится придумывать обтекаемые формулировки
        - Понимаешь Фома, я как будто и не жил здесь раньше. Услышал глас умирающего на кресте Миссии, открыл глаза, и моя жизнь с этого момента началась заново.
        - Но откуда ты узнал, что это голос Учителя?
        - Не могу объяснить. Просто узнал и все. И увидел будущее. Нехорошее будущее и для Иудеи, и для Рима. Поэтому понял, что должен вмешаться и что-то сделать.
        - Ты знаешь будущее?!
        - Ну… не все так просто. Я видел, например, как Анна устроит в Храме судилище над Петром и Иоанном. Как его зять Каиафа еще много лет будет первосвященником. Но теперь ведь все изменилось? Моей рукой Бог покарал их за смерть сына, и больше они не смогут никому навредить.
        - Ты думаешь, это Бог водил твоей рукой?
        - Спроси у Иосифа и Никодима, разве под силу кому-то сотворить подобное с Анной? А кто смог бы метнуть пилум на такое расстояние и убить Каиафу? Так что, да - я считаю, что это промысел божий.
        - …Воистину так! - раздался за моей спиной знакомый голос Иосифа - Шал?м Алейх?м!
        - Аве, Иосиф! - поприветствовал я первосвященника - Surrexit Christus!
        - Surrexit vere, Марк! Я так и подумал, что это твоя охрана стоит на улице. Правильно, не стоит тебе одному ходить по Иерусалиму.
        Я подвинулся, и Иосиф уселся рядом со мной на скамью. Женщина тут же принесла ему воду, чтобы вымыть руки, а Петр снова преломил хлеб, одаривая всех кусками пресной лепешки.
        - Иосиф, а как так могло получиться, что погребальные пелены Учителя остались целы? - все не унимается Фома - И плащаница? Как же Христос смог выбраться, не повредив их?
        - Смешной ты человек, Фома! То, что наш Учитель восстановил священную скрижаль и вознесся на небо тебя удивляет меньше, чем сохранность его пелен и плащаницы?
        Фома, наконец, смутился и замолк. А Иосиф повернулся ко мне
        - Что же теперь будет с Храмом, Марк?
        - Храм стоит и будет стоять, если ваш Синедрион перестанет совершать опрометчивые поступки и займется тем, чем ему и положено заниматься - учить иудеев вере. А не поклоняться золотому тельцу и участвовать в заговоре против римского императора. Ты же знаешь, что ваши первосвященники давали деньги на заговор Сеяну?
        Иосиф вздрогнул и поспешно отвел глаза
        - Можешь, не отпираться - я даже знаю, через кого. Но как ты думаешь: что сделал бы Тиберий, узнав об этом? Сказать тебе? Он сравнял бы ваш Храм с землей. А может, и весь Иерусалим, засыпав это место солью, как когда-то сделали с Карфагеном. И потом изгнал бы иудейский народ, рассеяв его по всему свету. И он был бы в своем праве, потому что на самом деле, это золото Рима, которое ваши ростовщики вывезли в Иудею. Но теперь слитки и монеты поднесут императору, и весь гнев его падет на того, кто затеял заговор. Вы же останетесь в стороне.
        - Ты видел в видениях разрушение Храма?! - спросил встревоженный Петр
        - Каких видениях? - обеспокоился Иосиф
        - Видел - ответил я Петру, пока остальные апостолы объясняли ситуацию фарисею - Иудеи подняли бунт, и уже не Тиберий, а другой император подавил его и в наказание разрушил ваш Храм. От него осталась только одна стена, которую вы назвали Стеной плача. Потому что следующие две тысячи лет иудеи будут рыдать и посыпать пеплом голову рядом с ней, вспоминая о своем великом Храме.
        Апостолы и Иосиф с ужасом уставились на меня. Но я был безжалостен, как хирург
        - Хотите бунтовать дальше - бунтуйте. Теперь вы знаете, чем это все закончится. Не пройдет и сорока лет, как Храм сотрут с лица земли. Вам не нравится Рим? Но Рим принес Иудее спасительный порядок, защиту от внешних врагов и цивилизацию. А еще главенство закона, запретив Синедриону выносить смертные приговоры с казнью и поркой. Чем ответили Храм и Иудея? Зилотами. Вам не нравятся налоги? Но на эти деньги в Иудеи прокладываются дороги, построен огромный порт в Кесарии. А главный вопрос - кто же повысил налоги в Иудее? Сеян. Тот, кому вы даете деньги на заговор. Думаете, что он, придя к власти, снизит вам бремя налогов? Даже и не надейтесь! Жадность и властолюбие этого человека не знает границ…
        Наша встреча длится еще около часа. Я прошу апостолов и Иосифа прийти завтра в Храм для участия в собрании Синедриона. Нового Синедриона. В него должны войти не только фарисеи и книжники, но и саддукеи. Пока первосвященники растеряны и напуганы народным гневом, нужно сменить состав Синедриона - у Пилата есть на это полномочия. Таким образом, Иудея будет поставлена под еще больший контроль. Начать ремонт в храме: установить постамент для ковчега, и навечно выставить скрижали на всеобщее обозрение. Собрать писцов, чтобы по свежим следам записать каноническое свидетельство о Воскресении и Вознесении Мессии и разослать его потом по всей Иудее. Синедрион у нас Верховный орган религиозной власти? Вот пусть и займется своими прямыми обязанностями. И еще…
        - Иосиф, нужно нанять архитектора и мастеров, чтобы построить Храм Гроба Христова над гробницей Учителя. И еще один на Голгофе - на месте креста, на котором Спаситель принял смерть. Им пусть займется Никодим.
        - Но Примас, где же взять столько денег?! И землю нам на Голгофе не продадут.
        - Деньги будут. А вопрос с продажей земли я сам решу с Пилатом. Он хотел покаяться за неправедный суд над Иешуа? Вот пусть этот храм и станет его покаянием - вкладом в наше общее дело.
        - По древним законам Моисея иудеям запрещено возводить памятники людям или изображать их лица, как делают греки и римляне - осторожно возражает Андрей.
        - Так и не будем нарушать ваши традиции - главной святыней Храма Креста на Голгофе станет сам крест Иисуса и его венец из зизифуса. А в Храме Гроба Христова - пелены и плащаница.
        Апостолы замолкают, обдумывая мои слова, но я вижу по глазам, что идея уже захватила их, начало положено…

* * *
        …Стоит нам зайти в ворота дворца, как навстречу бросается один из людей Фламия. В свете факела вижу на груди и у этого солдата небольшой деревянный крестик. Замечаю, что легионеры, стоящие на посту, постоянно поглядывают в небо. Да, там по-прежнему багровым хвостом отсвечивает комета. Она уже чуть меньше и хвост ее бледнее, чем прошлой ночью, но вполне еще видна. И число уверовавших в Христа увеличивается с каждым часом.
        - Примас! Понтий Пилат спрашивал тебя. Велел привести, во сколько бы ты не вернулся.
        - Пойдем. Мне и самому нужно к нему зайти.
        Прощаюсь с Горацием и его подчиненными, направляюсь к префекту. И чего ему не спится? Хотя понятно, какой уж здесь сон… Город гудит как разворошенный улей, не знаешь, чем нынешний Песах закончится.
        В этот раз Пилат принимает меня не в атриуме, а в помещении, отведенном под его служебный кабинет. Это не тот классический римский таблиний, в котором принимают клиентов или подчиненных, но что-то типа того. У стены открытые полки для свитков, посредине помещения стоит большой стол, за которым сидит префект, рядом несколько деревянных кресел.
        - Аве, Пилат - приветствую я его
        - Аве, …Марк - слышу в ответ, он кивает мне на кресло - садись, я хотел с тобой поговорить.
        Поговорить - это хорошо. Надеюсь, Тиллиус уже приник к слуховой трубе, не хотелось бы потом повторять все еще раз. Интересно, а сам Пилат не догадывается, что каждое его слово, сказанное во дворце, становится тут же известно фрументарию? Похоже, что нет. Иначе выбрал бы другое место для разговора.
        - Выпьешь вина?
        Дождавшись моего согласия, префект наполняет два серебряных кубка, один протягивает мне. Судя по всему, разговор предстоит долгий, и выпить действительно не помешает. Тем более, что вино, хоть и разбавленное, оказывается очень приличным, значительно лучше, чем то, которым меня угощали апостолы
        - Ты сейчас встречался с учениками Иешуа?
        - Да. И с Иосифом Аримафейским. Иудеи пригласили меня отпраздновать Воскресение Христа.
        - Так это правда - то, что рассказывают солдаты про Воскресение и Вознесение Иешуа?
        Я качаю головой. Не поздновато ли ты очнулся, префект…
        - Пилат, я ведь звал тебя пойти со мной к гробнице? Ты отказался. Предпочел остаться в Храме рядом с золотом. А мог бы еще раз увидеть Иешуа и просить прощение за свой неправедный суд. Понимаешь…?
        - Я римский префект Иудеи, Марк! И в первую очередь обязан был удостовериться, что золото под надежной охраной. А уже потом…
        - …Никуда бы это золото не делось. У тебя же снова был выбор. И ты снова его не сделал. Хочешь, чтобы теперь я рассказал, что произошло у гробницы? Так я ничего нового не добавлю, я видел то же, что и другие. А то, что творилось в моей душе в это время, и что я сам чувствовал, описать все равно невозможно. Слова здесь вообще бесполезны. Чтобы понять это, надо было там находиться.
        - И Лонгин, и Фламий, и легионеры - вы все говорите одно и тоже, и у всех у вас не хватает слов!
        Префект возмущенно поерзал в кресле. Только какой смысл теперь злиться, и главное - на кого… Вздохнув, пытаюсь объяснить ему
        - Потому что так оно и есть. Ну, как можно описать Свет, исходящий от Него?! Как?! Как описать чувство, когда тебя омывает этим Светом, и ты словно заново рождаешься?! И нет в мире больше ничего, кроме этого Света. Женщины и мужчины, дети и старики, солдаты и левиты, римляне и иудеи - там не было тех, на чьем лице не появились бы слезы. Потому что он всех нас простил и благословил. Всем дал надежду на искупление грехов и на вечную жизнь там - я поднял глаза вверх - рядом с ним.
        Пилат расстроенно откинулся на спинку кресла. Помолчал с хмурым видом. Отпил вина из кубка.
        - И что теперь делать…?
        - Жить. И жить так, чтобы не совестно было посмотреть ему в глаза, когда он призовет нас к себе. Ты же видел сегодня скрижали, лежащие в Ковчеге?
        - Да. Тиллиус перевел мне их текст с арамейского.
        - Ну, вот. Заповеди, оставленные Христом мудры и просты - их любой поймет и запомнит.
        - Но ведь это заповеди, данные иудеям еще в древности?
        - Христос дал Новый Завет - он немного изменил смысл некоторых древних заповедей, чтобы они стали понятны всем - и иудеям, и эллинам, и римлянам. Теперь это надо записать и донести до людей. Завтра я должен встретиться в Храме с левитами.
        - Зачем?
        - Чтобы в их присутствии писцы записали свидетельства о произошедшем Воскресении и Вознесении Мессии. “Verba volant, scripta manent” - слова улетают, написанное остаётся. Запишем это и на арамейском, и на греческом, и на латыни. Благую Весть должны узнать все народы.
        - Как римский префект Иудеи я должен присутствовать на твоей встрече с левитами!
        - Я и сам хотел попросить тебя об этом. Пока Синедрион в растерянности, нужно убрать из его состава всех сторонников Анны и Каиафы. Это же в твоей власти?
        - Да. Я могу повлиять на состав Синедриона. Прежний глава - наси, недавно умер. А нового они так и не успели себе выбрать. Именно из-за этого Анна, на правах старейшины и смог навязать Синедриону решение о казни Иешуа.
        - А кого же теперь прочат в наси Синедриона?
        - Гамлиэля ха-Закена. Он, кстати, был против наказания Христа - так мне сказал Иосиф.
        Я пытаюсь вспомнить информацию по этому раввину. Ух, ты… Да, это же будущий христианский святой Гамалиил - учитель Павла! Внук еще одного знаменитого святого Гиллеля, основателя фарисейской школы. Достойнейший человек. Надеюсь, при нём Синедрион из церковного судилища окончательно превратится просто в Школу Закона. Хватит уже путать божий дар с яичницей, а то они так и до иудейской инквизиции докатятся!

* * *
        Этой ночью мне снова снится прошлая реальность. В кромешной темноте я пробираюсь через какие-то жуткие, колючие заросли, обдирая кожу острыми шипами. Каждый новый шаг доставляет мне страшную боль, но я слышу впереди чьи-то голоса и стремлюсь туда из последних сил - почему-то для меня очень важно услышать, о чем они говорят. Разговор двух мужчин идет на повышенных тонах, и голос одного из них я легко узнаю - это Степан Денисович Мезенцев
        - Как это вы ничего не можете сделать, профессор?! Парень до сих пор жив, и значит нужно продолжать бороться за его жизнь!
        - Товарищ генерал, да как вы не поймете?! То, что он еще жив, ни о чем не говорит! Сломанные ребра, перелом руки, многочисленные порезы - это просто ерунда на фоне тяжелейшей травмы головы, при которой неизбежен отек головного мозга. А это уже 100 % смерть, и лишь вопрос времени - когда она наступит.
        - И …сколько ему даете?
        - Сутки от силы. И не больше. Просто поверьте, что помочь мы ему уже ничем не можем. Сам Господь Бог тоже был бы здесь бессилен.
        Это они про меня говорят? Вот так… предел жизни моему прошлому телу отмерен - максимум сутки. Ну, для меня это не новость, понятно, что умереть ему так и так придется, поскольку я сам нахожусь уже в другой жизни. Меня сейчас волнует совсем другое - как мне узнать, что с Викой?
        Словно услышав мой немой вопрос, Мезенцев, тяжело вздохнув, спрашивает у врача
        - Профессор, а что с девушкой?
        - С девушкой, как не удивительно, полный порядок. То, что она в такой страшной аварии отделалась легким сотрясением мозга и мелкими ссадинами - это вообще чудо, уж поверьте старому хирургу! Зима, конечно, ей помогла - верхняя одежда, вязаная шапка на голове… И когда она вылетела через лобовое стекло, то удачно попала в глубокий снег на поле, он смягчил удар. А парень ваш молодец - врачи со скорой говорят, он принял весь удар на себя, вывернув руль. Считай, ценой своей жизни спас жену.
        - Он у нас вообще парень геройский… - снова вздыхает Степан Денисович - скольким людям жизнь спас, а сам вот…
        Они оба замолкают, а у меня отлегло от сердца - слава богу, Вика жива и здорова! Это для меня самое главное. Мой «куратор» сдержал обещание, и теперь я с легким сердцем могу оставить этот мир. Меня уже начинает затягивать в пустоту, как вдруг я слышу такой родной и любимый голос
        - Степан Денисович, что врач говорит?!
        - Вика, ты зачем встала? Профессор сказал, что тебе до вечера нужно полежать.
        - Со мной все в порядке, Лешка как?!
        - …Плохо - после долгой паузы отвечает Мезенцев - Шансов нет. Вика… нам нужно готовиться к худшему. Его уже нет.
        - Нет, я не верю! Я знаю, я чувствую, что он здесь, и он нас слышит.
        - Викуля, милая… ну, как он может нас слышать? Алексей в коме, и при такой тяжелой травме головы уже вряд ли придет в себя.
        - Нет, это вы не понимаете! Мы с Лешей всегда тонко чувствуем друг друга, и я просто уверена…
        Вика еще что-то продолжает объяснять генералу, но меня снова начинает затягивать в пустоту… Мой храбрый маленький мышонок, как же мне больно оставлять тебя одну… Прости, любимая, но в этот раз даже наша связь нам не поможет. Прощай бедная моя девочка… и береги нашего ребенка.
        - …Марк, Марк что с тобой?! Очнись! - трясет меня кто-то за плечо, вырывая из пустоты
        - Что…? - Я открываю глаза и вижу перед собой взволнованные лица Гнея и Диона.
        - Ты так громко кричал на непонятном языке, так звал кого-то: «Vika, Vika…!».
        - …Это был сон. Всего лишь тяжелый сон, Гней…
        Провожу рукой по своей щеке и понимаю, что она мокрая от слез. А в голове продолжает звучать любимый голос: «Нет, я не верю…!».
        Глава 9
        На назначенную встречу в Храме Великий Синедрион явился в полном составе. …Почти в полном.
        - …Шал?м Алейх?м, достопочтенные мужи Санхедр?на - приветствую я на арамейском первосвященников, собравшихся в храмовом Зале из тесаных камней.
        - Алейхем шалом… - нестройный хор голосов гулким эхом разносится под высоким куполом Зала.
        Зал тесаных камней назван так не зря - все его стены густо покрыты великолепной резьбой по камню - он выглядит как драгоценная шкатулка. Кажется, что на стенах не найдется и квадратного сантиметра, не покрытого каменной вязью. Скамьи для членов Великого Синедриона расположены ровным полукругом, как в античном театре. Но из-за того, что они находятся на возвышении, создается впечатление, что Синедрион заседает на сцене. На ум мне тут же приходит сравнение с заседанием Пленума ЦК в Кремле. А что? Хорошая аналогия…!
        Места на скамьях не разделены, но я знаю, что их здесь семьдесят одно. Сейчас три из них пустуют - одно в самом центре и два по бокам от него. Надо так понимать, что первое предназначено Главе Синедриона - “наси”, которого еще только предстоит избрать, а два других недавно освобождены моими личными стараниями - раньше их занимали Анна и Каиафа.
        На лбу иудеев ремешком прикреплена небольшая черная коробочка. Такие же чудные “украшения” есть почти у всех присутствующих. Я уже знаю - это тфилин. В него закладываются 4 отрывка из священной книги Торы. Отрывки написаны на крошечных лоскутках шкуры животного - тоже кошерного. С этим иудейским “распятием” надо что-то делать. Но что?
        Встречают меня первосвященники настороженно, словно не зная, чего им еще от меня ожидать. И в чем-то я их даже понимаю. Список моих иерусалимских «подвигов» все растет и растет. Как впрочем, и невероятные слухи вокруг моего имени. Но статус и мои полномочия первосвященникам совершенно непонятны. Вот и сейчас - вроде бы перед ними стоит рядовой римский легионер, а ведет при этом себя так, будто римский префект теперь он, а не Понтий Пилат, которого в Зале пока нет.
        - Римлянин - громко “каркает” старец с худым лицом и седой бородой, до смешного похожий на Старика Хаттабыча из старого советского фильма - Зачем нас собрали здесь, и по какому праву ты присутствуешь на заседании Великого Санхедр?на?
        Вот так. Никаких тебе «Примасов» и прочих уважительных обращений. Это точно один из сторонников Анны и Каиафы, который старается сразу поставить меня на место и задать «правильный» тон нашему предстоящему общению. Остальные молчат, с любопытством ожидая, что же будет дальше. Ну, раз так, значит, и я могу с ними особо не церемониться. Сесть мне никто не предлагает, придется самому позаботиться об удобстве своей пятой точки.
        Жестом подзываю Горация, занявшего позицию у дверей зала, прошу его принести сюда несколько кресел. Дождавшись, пока солдаты поставят их на том же возвышении, где расположены скамьи первосвященников, я, не обращая внимания на поднявшийся ропот, усаживаюсь на то кресло, что поскромнее остальных. И снова невозмутимо обращаюсь к первосвященникам. Пока на арамейском.
        - Я так понимаю, что уроков из вчерашних событий вы не извлекли и к диалогу по-прежнему не готовы. Жаль.
        - Для ведения диалога нужно хотя бы представлять, с кем ты его ведешь - примиряющее говорит другой старец, настроенный не так воинственно, как «Хоттабыч» - Ученики Иешуа и римляне, уверовавшие в него, называют тебя Примасом, но нам это ни о чем не говорит. Здесь собрались самые уважаемые люди Иудеи, каждый из нас представляет древний род и может назвать своих предков до двадцатого колена. А кто твои предки, Примас? Откуда ты родом?
        Только я открываю рот, чтобы объяснить «уважаемым людям» что мое происхождение значения не имеет, как двери распахиваются, и в Зал тесаных камней входит Понтий Пилат - римский префект Иудеи собственной персоной. И нет, вовсе не «шаркающей кавалерийской походкой», как у Булгакова. Зато все остальное, прямо по классику: он действительно, в белом плаще “с кровавым подбоем”, накинутом поверх парадной сияющей лорики и застегнутом на правом плече золотой фибулой. Только «кровавый подбой», как оказалось, это вовсе не алая подкладка плаща - палудаментума, а всего лишь обшивка его края яркой полосой пурпурного цвета. Но выглядит плащ все равно впечатляюще. И появление префекта на заседании Синедриона получилось эффектным.
        Я встаю, с достоинством прикладываю кулак к груди
        - Аве, Понтий Пилат!
        - Аве, Марк Луций Юлий! - приветствует он меня
        Префект обводит высокое собрание внимательным хищным взглядом, словно хочет получше запомнить каждого из присутствующих здесь, отчего вдруг некоторые из первосвященников тут же меняются в лице. О жестоком нраве Понтия Пилата все они знают не понаслышке. И о том, что он скор на расправу - тоже.
        - Вы спрашивали о родословной Примаса? Я вам отвечу. Марк - правнук божественного Августа, внук его дочери Юлии и Марка Випсания Агриппы. Помните еще такого, иудеи?
        Судя по вытянувшимся лицам, помнят. И это хорошо. Я просто кожей ощущаю, как отношение ко мне в Зале начинает резко меняться. Ну, да - одно дело разговаривать с безвестным рядовым легионером, а совсем другое - с человеком, в котором течет кровь Августа и Агриппы. И до меня только сейчас доходит, что одно из крыльев дворца Ирода в Иерусалиме - Агриппейон - носит имя деда Марка. Дедуля его ведь был губернатором Сирийской провинции, и если я правильно помню - его справедливое правление снискало популярность даже среди еврейского населения, которое вечно чем-то недовольно. Читал в свое время, что Марк Агриппа был бережливым и рассудительным правителем, и даже восстановил римский контроль над Херсонесом Таврическим в Крыму. Да-а …интересное у нас кино получается. Не иначе, как снова божественный промысел вмешался.
        - Но почему тогда Марк Юлий рядовой легионер? - растерянно спрашивает пожилой первосвященник
        - А это уже не ваше дело. Так решил Принцепс Тиберий, и этого объяснения вам должно быть достаточно.
        Понтий Пилат садится в кресло с высокой спинкой и подлокотниками, больше похожее на трон. Поправляет плащ и снова обводит взглядом членов Синедриона.
        - Продолжай, Марк.
        Поскольку Пилат явно не знает арамейского, я перехожу на латынь, для образованных первосвященников это точно не проблема.
        - Теперь, когда вы знаете, кто я, вам придется выслушать меня, как равного. Но говорить я с вами буду не как римлянин с иудеями, а как ваш брат по вере - хотите вы этого, или нет. Мои слова вам очень не понравятся, но кто-то должен вам их сказать, чтобы вы, наконец, прозрели. Ибо то, что вы совершили с Мессией, выше простого человеческого понимания, и оправдания этому нет. Ни по земным законам, ни тем более по божеским.
        Я обвожу взглядом притихших первосвященников. Кто-то кривится, слушая меня, кто-то смущенно отводит глаза, устыдившись. Даже Иосиф Аримафейский и Никодим опустили глаза в пол, хотя им-то как раз стыдиться вроде бы и нечего. Но Пилата все они явно боятся, а поэтому помалкивают. Знают, что римский префект скор на расправу.
        - Но сначала я хочу сказать вам о другом. Несмотря на истинную веру, данную вам Богом, вы евреи, не стали святыми, хоть и гордитесь своей «богоизбранностью». Вместо того, чтобы нести свет истинной веры и праведности язычникам, как повелел вам Бог, вы снова презрели его заветы и стали превозносить свое величие над другими народами, презирая их за невежество. При этом собственный народ держите в точно таком же невежестве, а сами снова погрязли в роскоши и в грехах, снова поклоняетесь золотому тельцу, и снова используете свое высокое положение в корыстных целях. Вот за что осуждал вас Иисус.
        Делаю паузу, придавая веса своим словам. Не знаю, проймет ли их, но кто-то же должен повторить это вслед за Христом.
        - И в этом главная причина вашей лютой ненависти к нему. Вы ждали Мессию, который одним взмахом руки освободит вас от римлян - бросаю я быстрый взгляд на хмурого Пилата - который взойдет на земной трон и обеспечит богатство и процветание Иудее. Но, в первую очередь, вы ждали благоденствия лично для себя. А настоящий Мессия вдруг пришел к вам в рубище и без меча, пришел, чтобы "взыскать и спасти погибшее". Он проповедовал истинную веру беднякам и язычникам, исцелял «недостойных» - по вашему мнению - да еще и обличал грехи книжников и фарисеев. Вот в чем истинная причина вашего неправедного суда, вот почему вы хитростью вынудили римского префекта вынести Иисусу смертный приговор. И вот почему вы убили Мессию, сделав это руками римлян.
        Краем глаза вижу, как продолжает хмуриться Пилат. Ничего… ему тоже полезно услышать правду. Думал, самый умный? А фарисеи провели тебя, как дитя малое. Теперь войдешь во всемирную историю как главный «умыватель рук».
        - Марк Луций Юлий… или Примас - если тебе так будет удобнее - нельзя не признать, что твои слова во многом справедливы - подает голос спокойный, рассудительный первосвященник средних лет. Своим спокойствием и уважительным отношением к собеседнику он невольно вызывает ответное уважение - Поверь, у нас не было единства при вынесении э-э-э… этого решения. Но у многих из нас были, да и сейчас еще остаются искренние сомнения в том, что Иешуа - Мессия. И не потому, что он обвинял некоторых членов Синедриона и левитов, служащих в Храме, в грехе стяжательства и гордыни. Нет! Причины гораздо глубже. Пришествие в мир Мессии довольно подробно описано в наших древних священных книгах. И пророчества эти так и не исполнены.
        - Достопочтенный равви, мы сегодня еще подробно поговорим о древних пророчествах и их исполнении. Обязательно обсудим, что сказали о пришествии Мессии пророки Исайя, Иеремия, Иезекииль. Про Книгу премудростей Соломона тоже не забудем. Но сейчас речь не о толковании древних пророчеств. А о том, что вы отправили на смерть невинного человека, не убоявшись, что печать Каина останется навечно именно на вас - на братьях Иешуа по крови и по вере. А не на римлянах, которых вы использовали, как слепое орудие своей мести. Римские солдаты, распявшие Мессию на кресте, уже прощены им, ибо искренне раскаялись и уверовали в Бога. И он не только простил их, но даже и исцелил - свидетелями этому чуду было множество жителей Иерусалима, пришедших увидеть Воскрешение Христа. Теперь же настала ваша очередь искренне раскаяться в содеянном. Иначе потомки ваши проклянут вас навечно, как все мы, уверовавшие в истинного Бога, до сих пор проклинаем братоубийцу Каина.
        В Зале воцаряется тишина. Молчат первосвященники, застыл немым изваянием хмурый Пилат, молчу и я. Время есть, и торопиться нам всем некуда. В открытые окна доносится гул человеческих голосов - это жители Иерусалима и оставшиеся паломники терпеливо ждут на площади решения Синедриона. Подозреваю, что и наши легионеры ждут этого не меньше иудеев.
        - Примас, ты читал наши священные книги?! - с изумлением спрашивает еще один из первосвященников.
        - Читал. И знаю пророчества древних достаточно хорошо, чтобы понимать: Иисус не был тем отступником, каким хотели представить его вы. Он пришел не отменить, а исполнить Закон Бога. И жертва Христа принесена для искупления грехов всего человечества. Он истинный Мессия - сомнений в этом быть не может.
        - Тогда почему он не стал царем Иудейским?!
        - А кто вам сказал, что он не стал? - снисходительно поднимаю я бровь. У Понтия Пилата от моих слов натурально отвисает челюсть. У первосвященников тоже.
        Наивные… Красный советский диплом, да еще с истфака МГУ - это будет покруче всяких ваших риторских школ. А если я включу словоблудие на полную катушку, то и черти в аду сначала зарыдают, а потом раскаются. Цинично? А мне терять нечего, у меня вообще карт-бланш от высших сил на наведение в этом мире порядка.
        - И почему только Иудейским царем? Что сказано об этом в книгах древних Пророков? “С приходом Мессии объединятся народы мира, чтобы признать Единого Истинного Бога, и будут они вместе служить Ему в Иерусалимском Храме”. Как сказал Бог устами одного из своих пророков: «Мой Дом станет Домом молитвы для всех народов». Разве не так написано в священных книгах иудеев? Я не прав, ученые мужи?
        Ученые мужи молчат. Потому что опровергнуть мои слова невозможно. Конечно, я не читал все их священные книги - в университете от нас, слава богу, этого не требовали. Да, и те, что прочел, были здорово искажены в сравнении с первоисточниками. Ведь даже в средние века изначального текста Библии, который можно было бы принять за эталон, уже не существовало. Были только более поздние копии переводов с древнееврейского на арамейский и на древнегреческий диалект койне, а уже с него потом на латынь, церковнославянский и т. д. Но с каждым следующим переводом и копированием его в ручную, древние тексты неизбежно прирастали неточностями, усугубляя расхождение с первоисточниками. Мало того, еще и средневековые ушлые церковники постарались, вымарывая целые куски и добавляя в древние тексты отсебятину - так сказать, на злобу дня. Одна только борьба Священного престола с арианством чего стоила.
        Да, о чем говорить, если уже сейчас - в самом начале новой эры - мало кто даже из иудеев в состоянии прочесть священные книги, написанные на древнееврейском, потому что сами они давно говорят и пишут на арамейском. А древний еврейский язык, на котором писали и Пророки, жившие после вавилонского плена, не употребляется больше в разговоре - он остался лишь языком религии, священных книг и литературы. Отсюда, кстати, и наличие у иудеев целой касты ученых законников - книжников, занимающихся исключительно толкованием Закона и древних, малопонятных теперь, текстов.
        Но о главных пророчествах на тему Мессии и мессианства в целом я все же имею некие общие представления, полученные в университете. Пусть и не смогу процитировать их на арамейском дословно или вступить в заумный ученый диспут с профессиональными толкователями. Ну, а какой с римлянина спрос? Для него и простое прочтение Священных книг уже за гранью возможного. А значит что…? В этом его знании явно просматривается божественное вмешательство, и никак иначе! Поэтому и молчат изумленно ученые мужи.
        - Вот только вы все почему-то думаете о власти земной для Мессии, а Христос-то говорил о другом царстве. Моисей привел вас, иудеев, в землю обетованную, а Мессия указал путь в царствие небесное. А всякая власть на земле дана от Бога, и об этом четко сказано в Священном писании. В том числе, Богом дана и власть римского Кесаря.
        Вижу, как Понтий Пилат, не дышавший все это время, с облегчение выдыхает. Ага… боялся, что в собственных рядах завелся диссидент и обличитель римского мирового господства! Нет, мой друг… с этим как раз все просто. Рим - это столп нынешнего мироздания. Только его нужно дополнительно укрепить новой религией.
        - Достопочтенные мужи, а известно ли вам такое понятие из греческой философии, как “Катехон”…?
        - Нам незачем изучать языческие книги! - возмутился очухавшийся, наконец, “Хоттабыч”
        - А зря. Изучать чьи-то мысли и идеи - это вовсе не значит разделять их. Но такие знания позволяют раздвигать горизонты собственных представлений о мире.
        О, как красиво задвинул! Но, увы, не все разделили мое восхищение собственными талантами.
        - О мире под властью Рима? - не унимается вредный старикан - Pax Romana? Уж о нем-то, Марк Юлий, мы имеем полное представление! Таких налогов, как в Иудее, нет больше ни в одной римской провинции.
        - Нечего было затевать бунт! - грохнул рукой по подлокотнику Пилат - налоги были подняты Кесарем в наказание мятежникам. Горе побежденным - Vae victis!
        - Вот за это вас римлян и ненавидят!
        - Префект прав - укоризненно качаю я головой - Любой правитель поступил бы так же. В истории Иудеи тому тоже есть масса примеров. Разве царь Соломон или царь Давид поступали по-другому с бунтовщиками?
        “Хоттабыч” пыхтит, но по существу ему возразить нечего. Я примиряюще поднимаю руки
        - Но время прошло. И наверное, можно отменить наказание, вернув прежние щадящие налоги? - обращаюсь я к префекту - Наш Принцепс Тиберий недавно изрек очень мудрую мысль по поводу налогов в провинциях: “Хороший пастырь стрижет овец, а не обдирает их” - “Boni pastoris est tondere pecus, non deglubere”. Долг римского гражданина исполнить указание Принцепса.
        Ну, же, префект… прояви хоть раз благоразумие, не жадничай! У тебя же под ногами горы золота. Понтий Пилат молчит несколько секунд, потом нехотя произносит
        - Согласен. Но взамен вы должны пообещать, что Храм прекратит подстрекать зилотов и науськивать их на римлян.
        - Справедливое требование, достопочтенные иудеи - поддерживаю я Пилата - иначе согласитесь: какой смысл снижать налоги, если после их очередного бунта римским властям придется в очередной раз захватывать, а потом и восстанавливать Иерусалим?
        “Хоттабыч” недовольно сопит, но многие члены Синедриона кивают после моих слов. Подозреваю, что эти “патриоты” своими выходками достали не одних только римлян. Пилат очень внимательно следит за реакцией первосвященников, и видимо в уме уже расставляет галочки, отбирая кандидатов на вылет. И это правильно. Тот, кто не готов уступить даже в малом, не готов и к дальнейшему сотрудничеству. Особо упертых фарисеев надо гнать из Синедриона поганой метлой.
        - Итак “катехон”… - снова возвращаю я внимание иудеев в нужное мне русло - в переводе с греческого это означает “удерживающий”. Но сами греческие мудрецы вкладывают в это понятие гораздо более глубокий смысл. Это указание на некую могущественную силу, присутствие которой, не позволяет князю тьмы Сатане - или по-гречески дьяволу - прийти в мир, или хотя бы проявиться в во всю силу. Сейчас таким “катехоном” служит Рим. И если исчезнет Рим, то на всех землях, подвластных ему, воцарится хаос, Иудея не будет исключением.
        Хоттабыч снова пытается что-то вякнуть, но я властным жестом останавливаю его и повышаю голос
        - …Не будет! Сначала вы обязательно передеретесь с ближайшими соседями. Не спорьте! Передеретесь. Зная надменный и склочный характер ваших первосвященников, никто добровольно не захочет объединения с вами - ни Самария, ни Галилея, ни Петрея. И что - вы захватите их силой? А как? Боеспособной армии у вас нет и не будет, потому что не в еврейской традиции беспрекословное подчинение командиру. Ваши зелоты, которые считают себя воинами Бога - это необученный сброд, который разбежится и спрячется в своих горах при первом же серьезном столкновении с нормальной армией. И такая армия обязательно придет на землю Иудеи. Вспомните историю и выберете сами, в какой плен вы отправитесь в следующий раз: в египетский, сирийский или сразу в парфянский.
        - Парфяне не враги Иудее!
        - Конечно - насмешливо киваю я - ровно до тех пор, пока существует сильный Рим. И его легионы стоят на границе в Сирии.
        Первосвященники снова недовольно сопят, но возражать не торопятся. Потому что по существу возразить им опять-таки нечего. Уж кто, кто, а парфяне клювом щелкать не будут и быстро приберут к рукам беззащитную Иудею. Разговоры о добрососедстве в миг обернутся ее завоеванием. Ибо парфяне военную слабость презирают - они понимают и ценят только силу. И по-настоящему достойный противник у Парфии только один - Рим. Но Тиберий, следуя заветам Октавиана, предпочитает не испытывать судьбу и не воевать с ней. Еще со времен Августа оба противника строят козни друг другу исключительно руками союзников. Холодная война - вот лучшее определение, характеризующее нынешние отношения двух великих соперничающих держав.
        - Примас, там пришли ученики Мессии - прерывает мою пикировку с “Хаттабычем” Гней
        - Пригласи их. Им тоже нужно поучаствовать в нашем разговоре.
        Среди первосвященников поднимается недовольный ропот. Наивные… Они правда думали, что после случившегося в Храме все останется по-старому?! Вот уж нет. Религиозно - идеологическая вольница закончилась.
        В зал заходят апостолы. Впереди, как всегда, Петр - он самый решительный и самый уверенный изо всех. За его спиной сплоченной группой стоят Андрей, Иоанн, Левий Матфей и младший Иаков - тот, который Алфеев. А Иакова Заведеева - брата Иоанна - и Фомы с ними сегодня нет, видимо их отправили в Галилею, чтобы вернуть в Иерусалим Марию и остальных апостолов.
        Я, улыбаясь, подхожу к ним, по очереди тепло обнимаю каждого. Делаю приглашающий жест, показывая на пустые кресла:
        - Здравствуйте, братья! Присоединяйтесь к нам, садитесь поудобнее.
        - Мытари… - презрительно морщится один из первосвященников, узнав среди апостолов Матфея и Иакова младшего - А остальные кто?
        - Рыбаки. А я рядовой легионер. А под окнами на площади перед Храмом стоят простые горожане и паломники. Торговцы и храмовые стражники. И что?!!! Разве это мешает всем нам верить в единого Бога? И наш Мессия тоже был плотником, хоть и из рода Давидова. А кому станут нужны служители Храма и первосвященники, если мы - простые верующие в Отца нашего Небесного - отвернемся от вас, как вы сейчас воротите нос от любимых учеников его Мессии?
        Держу долгую паузу, медленно обводя взглядом членов Синедриона, а потом смиренно заканчиваю свой пассаж
        - Но если не будет учителей в Храме, тогда кто прочтет людям текст древнего Танаха? Кто им расскажет о пророчествах Исайи и Захарии? А премудрости Соломона - кто тогда их будет толковать? Так что мы с вами все связаны между собой. И каждый из нас славит Бога так, как велит ему Завет, сердце и совесть. Вам не нравятся эти назаретяне, вы ненавидите римлян, недолюбливаете самаритян, презираете греков за их “распутный” образ жизни. Но разве не сказано в Торе: “Люби пришельца, ибо пришельцами вы были в Египетской стране”? Почему же вы раз за разом нарушаете заповеди, которым сами учите народ? Призываете братьев по вере к смирению, а сами полны гнева и гордыни? В чем тогда вообще смысл вашего служения Богу?
        Первосвященникам явно неуютно от моих слов. Некоторые краснеют, другие отводят глаза. А еще неуютнее им под пристальным, просто замораживающим взглядом Пилата. Вот уж у кого теперь отличная возможность отыграться на Синедрионе за унизительную роль, которую они заставили его сыграть в судилище над Иешуа. И Пилат возможность отомстить точно не упустит.
        - Префект, рассуди нас - обращаюсь я к нему, прикладывая кулак к груди - Скажи по совести: могут ли учить вере люди, сами не соблюдающие ее главные заповеди?
        Пилат делает вид, что глубоко задумался, и прикрывает глаза. Но я стою близко к нему и прекрасно вижу, как блеснул торжеством его взгляд, и дрогнули в еле заметной усмешке тонкие губы.
        - …Нет, конечно - произносит он, наконец - Мне с самого начала непонятно было решение Синедриона осудить на казнь Иешуа. Уже тогда я понял, что среди вас нет правды, как нет и единства. Но Каиафа и Анна все сделали для того, чтобы я, уважая обычаи и веру иудеев, не смог отказать им перед собравшимся на суд народом. Будет справедливо, если Синедрион покинут те первосвященники, кто ратовал за неправедную казнь Иешуа вслед за Анной и Каиафой.
        - Но, Пилат - робко возражает кто-то - в нашем Синедрионе ведь есть и те, кто искренне заблуждался, а потом раскаялся. Разве не велел Мессия прощать всех раскаявшихся?
        - Велел - с готовностью соглашаюсь я и снова перехватываю инициативу в разговоре - И узнать, искренним ли было это раскаяние, не составит труда.
        Поворачиваюсь к Гнею
        - Пусть солдаты Фламия принесут сюда Ковчег со скрижалями. Никто не посмеет лгать рядом с этой святыней.
        Вот так: шах и мат, фарисеи! Судя по вытянувшимся лицам, первосвященники настолько уверовали в свою многовековую безнаказанность, что пока никак не могут привыкнуть к тому факту, что их иудейская святыня имеет еще одну божественную функцию - “детектора лжи”.
        Под гробовое молчание первосвященников легионеры вносят в Зал тесаных камней Ковчег и вслед за ним специальный высокий стол, на котором он теперь стоит посреди Главного зала Храма. Замечаю на некоторых лицах страх - это говорит о том, что далеко не все здесь уверовали в Христа. И не все готовы признать это, прикоснувшись к Ковчегу. Ладно… в конце концов каждый человек имеет право на ошибки. Глядишь, и прозреет потом. Но в Синедрионе таким точно не место.
        - Достопочтенные мужи, правда бывает тяжела, а для многих она и вовсе неподъемна. У меня нет цели опозорить здесь кого-то или выставить лжецом. Мессия учил относиться с сочувствием ко всем заблуждающимся и давать им время на то, чтобы они осознали свои заблуждения. Давайте поступим так: кто не чувствует в себе силы признать ошибки, тот просто покинет этот зал. Молча. Возможно, ему даже стоит присоединиться к ессеям, если он не готов к назревшим в Храме переменам. Или просто взять время на раздумья.
        Я отхожу к апостолам, успокаивающе похлопываю по плечу Иоанна, который нервно поглядывает в сторону первосвященников
        - Марк, думаешь, многие из них побоятся прикоснуться к Ковчегу?
        Апостолы видимо еще не понимают, что Святыня больше не имеет прежней силы, сейчас ее в скрижалях - крупицы. Если они и наберут снова силу, то уж точно не завтра и даже не в ближайшее время. Свет покинул мир. Но у нас осталась надежда на его возвращение.
        - Не знаю, Иоанн. Сейчас увидим…
        Тем временем, “Хоттабыч” молча встает со своего места и гордо направляется в сторону выхода. Через минуту его примеру следуют еще двое. И еще… и еще. Что удивительно - далеко не все из них старики, есть там и довольно молодые иудеи. В общей сложности Зал покинуло человек двадцать. Но остальные вроде бы твердо намерены остаться, и они пересаживаются поближе друг к другу, сплачивая ряды. Даже как-то легче дышать стало.
        - Что теперь, Примас? - подает голос Никодим
        - Свидетельствовать веру не потребовалось - пожал плечами я - Все само решилось. Теперь Синедрион должен избрать своего нового наси и представить его префекту на утверждение. Но я так понял, что все здесь единодушно хотят видеть на этом посту только одного человека - уважаемого равви Гамлиэля ха-Закена. Так стоит ли терять время на ненужные обсуждения?
        Первосвященники одобрительно гудят, с места поднимается тот самый рассудительный первосвященник средних лет, который мне так понравился. Прикладывает руку к груди, уважительно кланяется своим коллегам, благодарит их за оказанное доверие. Все теперь вопросительно смотрят на Понтия Пилата
        - Да, будет так - поднимается он с места - властью, данной мне Кесарем, я утверждаю ваш выбор. И утверждаю новый состав Великого Синедриона. Позже предоставите мне список и сами изберете Малый Синедрион. А сейчас я оставлю вас, меня ждут другие дела.
        Коротко кивнув всем на прощанье, он, чеканя шаг, устремляется к дверям. На полпути вдруг притормаживает и оглядывается на меня
        - Марк, на пару слов…
        Я провожаю его до самого выхода из Храма. По пути Пилат спрашивает меня
        - Надеюсь, мне больше не о чем беспокоиться? Отныне Синедрион прекратит свои интриги?
        - Синедрион точно прекратит. И станет наконец тем, чем он и должен быть - Школой Закона. Но я не могу тебе ручаться за тех, кто сегодня покинул Зал тесаных камней.
        - На это есть Тиллиус, и пусть теперь у него голова на их счет болит.
        - Пилат, но ты же понимаешь - “отступники” сейчас бросятся к зилотам, и те от них обязательно узнают, что мы повезем в Кесарию золото.
        - Думаешь, они посмеют напасть на римских легионеров?
        - Почти уверен. Потому что это их последний шанс вернуть храмовые богатства. К тому же я не удивлюсь, если в сокровищнице Храма хранились и личные деньги некоторых первосвященников - ведь это самое надежнее место во всем Иерусалиме…Было.
        - Хорошо, я поговорю с Аппием Мароном. А ты разберись с Храмом и учениками Иешуа. Они тоже войдут в состав Синедриона?
        - Боже упаси! - смеюсь я - у них нет знаний, чтобы быть на равных с первосвященниками. Их судьба совсем другая - нести свет истинной веры разным народам. Этим они вскоре и займутся, отправившись путешествовать по всему миру. А в Иерусалиме при Храме останутся Иосиф и Никодим, этого будет достаточно.
        - …Надо было избрать главой Иосифа. У нас с ним эээ… хорошие отношения.
        Да уж. Известно какие у вас отношения…! Один дает взятки, другой берет их.
        - Это была бы слишком большая встряска для Синедриона - пожимаю я плечами - А нам нужен еще один бунт в Иерусалиме? К тому же у Иосифа сейчас будет много других дел.
        - Ну… тебе лучше знать.
        - Пилат, а что ты решил землей на Голгофе?
        - Я сегодня же выкуплю ее. Надеюсь, Марк, ты знаешь, что делаешь.
        - Знаю. Мы скоро отправимся в Рим, и неизвестно, вернемся ли сюда. Нужно оставить о себе хорошую память, чтобы потомки нынешних иудеев не проклинали нас и не пугали нашими именами детей. Давай, прямо сейчас на площади объявим народу и о снижении налогов, и о выборе наси, и о строительстве Храма на Голгофе во славу Иешуа. Пока наш враги не успели все вывернуть наизнанку.
        Понтий Пилат нехотя соглашается. Он скорее солдат, чем политик, и всякие популистские методы - не его стихия. Политика кнута, а не пряника - вот его стиль. Он предпочитает использовать грубую силу и идти напролом, на любовь иудеев, или на их ненависть ему откровенно наплевать. Но сегодня тот редкий случай, когда евреи вопят от восторга, услышав последние новости. А суровый римский префект заметно смягчается, хоть и продолжает демонстративно хмурить брови.
        Глава 10
        Вернувшись в Зал, застаю идиллическую картину: апостолы мирно беседуют с членами Синедриона. Это хорошо. Зная крутой норов Петра, боялся, что он с ними тут же сцепится по любому надуманному поводу. Смерть Учителя он Синедриону все равно никогда не простит. Но видимо, главные виновники покинули Зал тесаных камней, и сейчас здесь остались те, кто был против казни или раскаялся в своем решении после Воскрешения Христа и всех тех знамений, которые ему предшествовали. Ну, что ж, тогда нам пора приступать к главному.
        - Братья, равви, настало время обсудить, что нам всем делать дальше.
        Все замолкают, внимательно смотрят на меня
        - Думаю, все согласны, что Иерусалимский Храм должен оставаться Бет-а-Микдаш - Домом святости. И Бет-а-Бехира - Домом избрания. Школой Закона и главным Храмом веры. Но нам нужно построить еще два небольших Храма - Храм Гроба Христова над гробницей Учителя, и Храм Креста Спасителя нашего на Голгофе - в том самом месте, где Мессия принял мученическую смерть. Предваряя ваши вопросы, скажу сразу: земля на Голгофе будет сегодня выкуплена Понтием Пилатом за его личные деньги и передана Храму. Это его покаяние за участие в неправедном суде над Иешуа.
        У всех членов Синедриона на лице написано такое изумление, словно я сообщил им, что Иерусалим только что по крыши замело снегом. Хотя раскаявшийся в казни префект Пилат, известный своей жестокостью, будет покруче любого снега, который здесь хоть и редко, но иногда все-таки выпадает.
        - Ну, а земля, на которой расположена гробница Мессии, и так давно уже принадлежит достопочтенному Иосифу Аримафейскому. И значит, нам нет нужды спрашивать чье-то позволение. Главное, что римский Префект дал свое разрешение на возведение этих двух Храмов, и все члены Синедриона тоже согласны, что они крайне необходимы. Правда, ведь, достопочтенные равви? Люди же все равно сделают Голгофу и гробницу местом своего паломничества? Так что, наверное, будет гораздо лучше, если служители Храма с самого начала возьмут там все под свое управление.
        Дураков здесь явно нет, и члены Синедриона быстро поняли мой прозрачный намек. Не можешь победить - возглавь. И сделай вид, что тебе это по душе. Активнее всех кивает мне казначей Храма, уж он-то быстро прикинул в голове, что можно будет со всего этого строительства поиметь. Но вот беда - как раз ему-то никто строительство доверять и не собирается! Хватит с него того, что все многочисленные паломники, пришедшие к месту казни и Вознесения Христа в обязательном порядке заглянут потом и в Иерусалимский Храм, принеся и туда свою лепту. А если левиты додумаются еще продавать верующим освященные крестики из серебра, у-у-у… тогда золото в храмовую сокровищницу просто потечет рекой. Нет, не буду их пока такому учить, иначе они быстро и на Голгофе торжище устроят.
        А вообще между жречеством, обслуживающим Храм, и раввинами из общинных синагог давно идет тихая, но довольно жесткая борьба за деньги верующих. Первые считают, что раз Храм - это дом Бога, то все денежные потоки должны идти именно в Храм, вторые - что Бог живёт в Слове, а значит, и бейт-кнесет - дом собраний или по-гречески синагога - тоже для этого вполне подходит. А Храму давно пора умерить свой аппетит. Вопрос для нищей Иудеи сложный и болезненный… В Европе, например, это стало потом одной из главных причин Реформации, хотя там масштабы с маленькой Иудеей были, конечно, совершенно несопоставимые. Но лиха беда начала. Когда в Иерусалим ломанутся паломники со всего Римского мира, здесь тоже быстро запахнет большими деньгами. А поэтому…
        - Предлагаю строительство Храма Гроба Христова возложить на Иосифа Аримафейского. А строительство Храма Креста Спасителя, где главный святыней станет сам крест, Понтий Пилат распорядился поручить Никодиму. Они оба ученики Мессии и кому, как не им нести это бремя. Они же сами и соберут деньги на строительство - пусть это будет их личным служением. И покаянием.
        Апостолы морщат лбы, пытаясь успеть за моей мыслью, казначей открывает рот, чтобы что-то мне возразить, но тут же его захлопывает. Нет. Слишком хлопотно. Он-то рассчитывал запустить руку в реквизированные римлянами сокровища, а тут самому деньги придется искать. Легче сделать вид, что он сильно занят восстановлением Храма после вчерашнего штурма зилотов. Я усмехаюсь про себя. Даже левиты с их удивительным еврейским чутьем на выгоду не представляют пока масштабы тех денег, что паломники дополнительно принесут в Иерусалим - ведь тут теперь будет и Ковчег. И прибыли будут вполне сопоставимы с доходами от спекуляций храмовых жрецов с римским золотом, даже, пожалуй, перекроют их. Хоть и не сразу.
        Но сейчас нам нужно сосредоточиться совсем на другом, гораздо более важном деле. Поэтому дальше я вкратце рассказываю, каким вижу будущее распространение учения Христа. И предлагаю Синедриону, для начала, назначить Петра и Андрея ответственными за связи со всеми другими христианскими общинами Иудеи. А они ведь уже есть. Пусть пока немногочисленные, разрозненные и больше похожие на тайные секты, но есть же. И лучше ближайших учеников Иешуа никто других его последователей все равно не знает. Теперь все они из уст надежных очевидцев, которым могут доверять, должны услышать о смерти и Воскресении Мессии. Чтобы потом не плодить нелепые слухи из-за отсутствия достоверной информации.
        Конечно, небылицы и слухи все равно будут время от времени возникать - от этого никуда не денешься. Свидетелями Воскресения и Вознесения Христа стали сотни паломников со всей Иудеи, и каждый будет рассказывать об этом Чуде по-своему. Значит, сейчас главная задача - быстро свести к минимуму «расхождение в показаниях свидетелей», чтобы такое устное народное творчество не приняло масштаб эпидемии и не привело в результате к возникновению многочисленных «ересей».
        Члены Синедриона и здесь проявляют похвальное единодушие - «ересей» в Иудее и так уже выше крыши, нечего плодить новые. Ну, раз все согласны, переходим к следующему пункту нашей программы. Я прошу Гнея привести в Зал писцов, нанятых по моей просьбе Никодимом.
        - Уважаемые равви, предлагаю прямо сейчас в вашем присутствии и в присутствии учеников Мессии записать Свидетельство о вчерашнем чуде, явленном нам Отцом Небесным. У всех нас оно еще ярко в памяти, многие из вас находились в этот момент у гробницы Мессии и даже сами заходили в нее, чтобы засвидетельствовать Воскресение Христа. А потом все мы там стали свидетелями его Вознесения. Сейчас, находясь рядом с Ковчегом, никто не сможет умышленно исказить в своем рассказе ни единого слова. Ну, а если кто-то добросовестно, без злого умысла ошибется, все другие поправят его, правда?
        Одобрительный гул голосов говорит о согласии первосвященников с такой постановкой вопроса. Все, что связано с верой, должно быть под строгим контролем Храма и его Школы Закона. Разночтения недопустимы. И здесь наши чаяния совпадают. Они просто еще не догадываются, что я всех их заставлю подписать этот важнейший документ, чтобы потом никто не посмел усомниться в его подлинности и законности.
        Копиисты рассаживаются на ступенях Зала и раскладывают свои писчие принадлежности, приготовившись к сложной и трудоемкой работе. Их здесь десять человек. Трое из них будут писать на арамейском, трое на латыни, трое на греческом койне. Последний из писцов - служитель Храма, он усаживается в ногах у наси Гамлиэля и будет записывать Свидетельство на древнееврейском, как требуют того заповеди Школы Закона.
        Ну, а дальше начинается сложная и кропотливая работа по составлению одного из основополагающих документов, который первым войдет в Новый Завет. Я почти не участвую в обсуждении, Гамлиэль и сам прекрасно со всем справляется, диктуя писцам текст, лишь изредка поглядывая на меня. Я ограничиваюсь кивками или покачиваниями головой в трудных местах.
        Формулировки у наси выверенные и на удивление точные, не допускающие разночтений - чувствуется огромный опыт ученого богослова. Лишь изредка я или кто-то из апостолов подаем реплики, чтобы уточнить какие-то важные детали, ускользнувшие от внимания первосвященников. Петр напряжен, словно каждую минуту ждет от раввинов подвоха, но каких-то принципиальных замечаний даже у него нет. То, что одновременно видели сотни глаз, исказить довольно сложно. Да и Ковчег служит всем напоминанием, что отступать от правды не стоит - она превыше всего.
        К вечеру первые десять копий Свидетельства готовы. Я предлагаю всем поставить подпись на всех десяти экземплярах. Сам подписываю его как Марк Луций Юлий. Заглянув мне через плечо, Гамлиэль вежливо просит добавить: “…Цезарь Випсаниан”. Ну, …мне не жалко. Просто я настолько путаюсь в количестве имен Марка, что опасаюсь, как бы не написать чего лишнего.
        - Зачем на всех свитках? - пытается возразить кто-то из раввинов - Достаточно будет на тех, которые останутся в Храме.
        - В жизни все бывает - качаю я головой - чем больше заверенных нами и Синедрионом копий, тем выше вероятность, что Свидетельство это сохранится на века, и ни у кого не будет возможности исказить его и приписать что-то от себя. А такие попытки неизбежно будут, можете не сомневаться. Лучше подумайте о том, что все имена подписавших его, навечно войдут в историю.
        Задумываюсь еще над тем, не предложить ли выбить основные тезисы на стенах Храма? Но потом отбрасываю эту мысль - рано пока.
        - Так что четыре свитка на разных языках останутся здесь - продолжаю я объяснять - в Храме - именно с них будут делаться все копии, которых вскоре понадобится очень много. Три свитка мы передадим в Александрийскую библиотеку. И три я увезу с собою в Рим, чтобы при необходимости предъявить их Тиберию, как Принцепсу Сената и Великому Понтифику.
        Мои объяснения принимаются. Это логично. Я потом еще и в Кесарии сам найму писцов, чтобы сделать побольше копий. Но Синедриону этого знать пока не надо.
        - Завтра давайте встретимся здесь с утра и продолжим совместный труд. Теперь нам нужно составить жизнеописание Мессии. Чтобы никто не усомнился в его деяниях, и ни у кого не возникло искушения приписать ему сотню-другую лишних чудес. В повествовании о земной жизни Иешуа мы запишем только то, что сообщат нам его ученики в присутствии Ковчега. Только истину и ничего больше. А когда в Иерусалим вернутся мать и брат Иешуа, их тоже нужно будет пригласить их сюда и записать их свидетельства. Ведь кроме родственников мало кто помнит, каким был Мессия до того, как он начал проповедовать. Согласны? И опять-таки Ковчег не даст им произнести ни слова неправды. Так вы сможете быть уверены, что древние пророчества исполнены.

* * *
        Возразить им на это нечего, и мы с раввинами и апостолами расходимся, прощаясь до завтра. Евангелию быть!!!
        Но на вечер у меня запланирована еще одна важная операция - нужно вывезти из оврага реквизированное золото и разумно распорядиться им…
        Иосифа отлавливаю уже на выходе из Храма.
        - Нам нужно срочно поговорить.
        - О строительстве новых Храмов?
        - И о нем тоже. Где это можно сделать без чужих ушей?
        Оглянувшись по сторонам, Иосиф отводит меня к дальней стене, откуда отлично просматривается весь огромный центральный зал Храма и выход из него.
        - Здесь нас никто не услышит Марк, Говори.
        - Иосиф, мне нужна твоя помощь. Дело вот в том, что …Понтию с Мароном достались не все сокровища Храма.
        Саддукей удивленно уставился на меня, выкатив свои рыбьи глаза, но промолчал, ожидая продолжения.
        - Часть золота я забрал на строительство храмов и нужды будущих христианских общин. Ты же понимаешь, что мне нужно будет создать церковь в Риме, чтобы потом уже оттуда распространять учение Иисуса по всем западным провинциям Империи? А это потребует больших расходов.
        - Понимаю, Примас - кивнул Иосиф - И сколько у тебя золота?
        - Десять талантов, если верить табличкам ваших левитов на сундуках.
        Шок - это по-нашему. Побледневший саддукей испуганно сделал шаг назад, потом жарко зашептал, оглядываясь по сторонам.
        - Марк, за такие деньги Пилат с Мароном не просто снимут с нас головы, а еще и шкуры с живых сдерут! - в рыбьих глазах Иосифа плескался настоящий ужас - Это же плата целому легиону за год службы!
        - И что? - равнодушно пожал я плечами - Дать им вывезти все золото в Рим, чтобы они послушно сложили его к ногам Тиберия? Чтобы оно потом годы лежало без дела в его сокровищнице, в то время, как деньги нужны нам на строительство новых Храмов и распространение учения Мессии?! Ты извини, Иосиф, но там даже не во всех сундуках лежат золотые римские аурисы. Есть сундуки и с египетскими монетами, и с парфянскими - какое они вообще имеют отношение к Риму?
        - Так-то оно так, но…
        Иосиф тяжко вздохнул. Поди-ка отдели праведные пожертвования иудеев и прибыли еврейский спекулянтов.
        - Давай безо всяких “но” - я усилил нажим - Один раз вы все струсили, и это закончилось казнью Учителя. Хватит уже трястись! Прояви, наконец, мужество. Ты думаешь, только один рискуешь? А что с теми рядовыми легионерами, которые второй день охраняют его по моему приказу - думаешь, их начальство пощадит? А ведь никто из них до сих пор не донес на меня и не проговорился.
        Иосиф прикрывает глаза и с минуту стоит, замерев. Видимо, решение дается ему очень непросто.
        - И потом… - уже успокаивающе говорю я ему - римскому начальству сейчас не до нас. Они мысленно видят себя уже в Риме: получают триумфы от Сената и новые выгодные назначения. Не факт, что кто-то из них вообще вернется потом в Иудею.
        - А ты?! - открывает он глаза
        - И я тоже. По крайней мере - не в ближайшее время. Ливии больше нет, а нас Юлиев осталось теперь так мало, что Тиберий вряд ли отпустит меня из Рима. Здесь же в Иудее вы и без меня справитесь. Главное - не подпускать к Синедриону сторонников Анны.
        - Хорошо… - неуверенно говорит Иосиф - что нужно делать, Примас?
        Так-то лучше. А то стоит здесь, трясется, как осиновый лист. Вот не понимаю я: как в евреях уживается этот животный страх перед захватчиками, осторожность и в то же время внутренняя непокорность? Кипят внутри, но молчат из страха - как бы чего не вышло. Нет в них отваги и готовности к риску - безбашенности в хорошем понимании этого слова. Не орлы, одним словом, нет, не орлы…
        - В Иерусалиме есть крупные греческие, сирийские или александрийские торговые дома, которые ведут дела в Риме? - спрашиваю я, размышляя, как бы мне по-незаметнее переправить деньги в Рим
        - Есть, как же не быть.
        - И много их?
        - С десяток крупных торговцев найдется - прикинул в уме Иосиф - А для чего они нам?
        - Прямо сейчас иди к тем, кому можно более или менее доверять. Договорись о том, чтобы они приняли от меня деньги под гарантийные письма. А в Риме я их потом снова превращу в золото.
        Да, в римской империи уже есть аналоги векселей. Это разновидности так называемого литтерального контракта - т. е. договора, который заключается в письменной форме. Один из них называется синграф. Эта форма письменных обязательств получила большое распространение еще в конце республики на почве процентных займов, заключавшихся между римскими ростовщиками и провинциалами. Документ излагается в третьем лице ("такой-то должен такому-то столько-то") и составляется в двух экземплярах в присутствии пяти свидетелей, которые и подписывают его вслед за тем, от чьего имени он составляется.
        Но нам лишние свидетели сделки точно не нужны. Тем более, сейчас в Риме появилась уже и другая удобная форма письменного обязательства - хирограф. Этот документ, составляется в одном экземпляре, в первом лице («я, такой-то, должен такому-то столько-то») без свидетелей, и подписывается должником. Да, это более рискованно. Но простите - кому-то придет в ум нагреть родственника Тиберия, одного из Юлиев?! Вот то-то и оно. Таких идиотов в природе нет, особенно среди крупных торговцев, ворочающих огромными средствами по обе стороны Средиземного моря.
        - Какие условия мне им предложить?
        - Обычные. Плюс небольшая надбавка за секретность. Свидетелями выступите лишь вы с Никодимом. Но поторгуйся для вида - иначе купцы что-то заподозрят. Напомни им, об огромном риске перевозки золота из Рима, что по морю, что по суше караванами. А они сейчас, не ударив пальцем о палец, получат сразу по таланту золота в римских аурисах. Пусть тихо радуются такой удаче и помалкивают в тряпочку.
        - В какую тряпочку? - не понял Иосиф
        - Забудь. Шутка такая у… римских солдат.
        Дальше мы обговариваем техническую сторону дела. Везти торговцам золото в сундуках из Храма никак нельзя - слишком они приметные. Значит, нужны мешки, и желательно кожаные, крепкие. Шесть талантов - а это на минуточку около 250 кг золотых монет - мы развезем торговцам сегодня вечером. Оставшееся золото пойдет на строительство двух Храмов и прочие нужды общины - Иосиф с Никодимом вывезут его в последнюю очередь уже без моего участия. К утру от золота в тайнике не должно остаться и следа, а солдаты из центурии Фламия должны вернуться в казармы.

* * *
        …Я окинул взглядом местный пейзаж. Овраг, где спрятано наше золото, был зажат между двумя давно заброшенными и наполовину развалившимися домами. В них-то временно и поселилась охрана из центурии Фламия. Сразу десять легионеров охраняли сокровища в полной экипировке и при оружии - с мечами, щитами и пилумами. За всеми событиями с Воскресением и Вознесением Мессии история с храмовым золотом как-то незаметно для меня отошла на второй план. Размер этих событий был, так сказать, не сопоставим. Но теперь, глядя на гору ящиков и коробов, аккуратно сложенных в овраге и прикрытых сверху ветками, я начал, наконец, понимать масштаб наших проблем.
        В вечерней темноте, конечно, не было никакой возможности пересчитать такое огромное количество монет. Дай бог нам при свете факела просто бы аккуратно пересыпать их без потерь из сундуков в мешки.
        Я подозвал к себе Фламия, склонился к его уху
        - Твоим людям можно ведь доверять? Просто неудобно получится, если купцы при пересчете не досчитаются монет.
        - Парни у меня, конечно, проверенные, не в одной передряге вместе побывали - замялся негр - но…
        - Ладно, забудь - вздохнул я - не сдали нас, и за то спасибо. Надеюсь, они видели, что здесь все пересчитано и переписано. И если вдруг золота не хватит, думать будет больше не на кого.
        - Они знают. Я им сразу об этом сказал.
        - Хорошо. Тогда отправь их смотреть за дорогой, а сам возвращайся - начнем пересыпать золото из сундуков.
        Иосиф с Никодимом спустились в овраг, принеся с собой мешки, сшитые из крепких шкур каких-то животных. Я разложил на земле свой плащ, и закипела у нас работа. Иосиф держал факел, Никодим - мешок, мы же с Фламием пересыпали в него золото. Силы, конечно, у этого здорового негра хоть отбавляй! Сундуки и ящики он поднимал играючи, а ведь в каждом из них было по двадцать килограмм золотых монет. Мне оставалось только придерживать поток желтого металла руками, чтобы он не просыпался мимо мешка. Для купцов мы сейчас отбирали только ящики с римскими аурисами - те, в которых лежали разные другие монеты, оставили для Иосифа и Никодима.
        Шесть мешков по объему получились, может, и не очень большими, но зато тяжелыми - каждый из них весил примерно по сорок с лишним килограмм. В конце я крепко перевязал их веревкой и помог Фламию взвалить первый мешок на спину. Вытаскивать из оврага такой тяжелый груз, да еще в темноте, было крайне неудобно, но по-другому никак. Хорошо еще, что погода стоит хорошая, и земля сухая.
        Наконец, все мешки с золотом, предназначенным для обмена на векселя были сложены в телегу и под охраной трех легионеров Иосиф с Никодимом отправились в путь. Накрытые ветошью, мешки не занимали в телеге много места и потому не вызывали особых подозрений. Ну, перевозят что-то евреи по пустым вечерним улицам Иерусалима - что здесь такого? А с легионерами вообще никакие бандиты и стражники не страшны.
        Мы с Фламием, чтобы не терять зря время, продолжили пересыпать золото в мешки. Вдвоем у нас получалось уже не так ловко, как с Никодимом, зато, сломав несколько пустых сундуков, мы разожгли рядом небольшой костер, и факел теперь держать было не нужно. Да и спешить уже было некуда - когда еще наши объедут всех купцов и вернутся назад.
        - Слушай, Марк… - смущенно начал Фламий, пересыпая в мешок содержимое очередного сундука - ребята просили меня поговорить с тобой, чтобы ты рассказал нам о Мессии. Мы же ведь ничего о нем не знаем. Видели, конечно, чудо его Воскресения и Вознесения, верим, что он настоящий Бог, заповеди, высеченные на скрижалях, слышали от тебя. Но… вот каким он был человеком? Почему фарисеи так боялись и ненавидели Иешуа, что заставили Пилата казнить его?
        - Боялись, потому что люди шли за ним - вздыхаю я - потому что он обличал пороки левитов. А вот каким он был человеком, вам лучше спросить у его ближайших учеников. Хочешь, я завтра вечером позову в казарму Петра или Андрея?
        Фламий радостно соглашается, а я впервые серьезно задумываюсь о том, что мне теперь постоянно придется отвечать на такие вопросы, и рассказывать людям о Христе и новой вере. Но готов ли я сам к роли проповедника? Это ведь не историю детям в школе преподавать, проповедник - уже скорее священник. А есть ли у меня на это моральное право? Да, я за время пребывания в теле студента Алексея Русина уже и учителем-то отвык себя ощущать. И если совсем честно, то как-то не так я себе представлял свою новую жизнь в теле легионера Марка…
        - А правду ли говорят, что кроме Иешуа, был еще один святой проповедник - Хаматвил, которого не так давно приказал убить царь Ирод Антипа в Галилее?
        Это он про кого сейчас - про Иоанна Крестителя, что ли?! Заныриваю в свою память - точно…! В самом конце прошлого лета Саломея получила от отчима голову Иоанна в подарок за свой танец. Вот еще одна история Нового Завета, требующая восстановления справедливости и доброй памяти о святом человеке.
        Вздохнув, рассказываю между делом Фламию историю Иоанна Крестителя. По крайней мере в таком виде, в котором ее знаю я. Центурион тут же загорается новой идеей
        - Примас, нам с парнями тоже нужно креститься, раз он самого Иешуа крестил!
        - Надо поговорить с Петром…
        - А разве ты не можешь сам нас покрестить?
        - Я?!!!
        - Ну… ты же крестил евреев перед Храмом скрижалью?
        Действительно ведь крестил. Туше… Господи, во что я ввязался?
        Глава 11
        В Иерусалиме нам пришлось задержаться еще на несколько дней, пока из Кесарии не пришло вызванное Пилатом подкрепление. Все это время я, как на работу, ходил в Храм - по личному распоряжению префекта меня освободили от привычного несения службы. Написание Евангелия продвигалось у нас на удивление приличными темпами. А все почему? Ковчег. В его присутствии никому из иудеев даже не приходит в голову что - нибудь приукрасить или наоборот, как-то умалить дела Мессии. Боятся.
        Так же как и в Евангелии от Матфея в моей прошлой жизни, наше повествование о жизни Христа начинается с перечисления его предков. Это вопрос принципиальный для иудеев, я бы даже сказал, один из основополагающих. Ведь согласно древним пророчествам, родословную настоящий Мессия должен вести аж от царя Давида. Вот Матфей сейчас скрупулезно и перечисляет Синедриону, кто от кого родился в роду Иешуа, уверенно оперируя именами его предков. Раввины внимательно слушают, иногда что-то уточняют или переспрашивают, но возражений нет - озвученная Матфеем родословная Мессии действительно выглядит для них очень убедительной. Я же тихо офигеваю от такого трепетного отношения иудеев к знанию имен своих предков. Даже у римских патрициев редко кто сейчас может проследить свою родословную до десятого колена, а здесь речь идет про семью какого-то простого плотника. Поразительно…
        Дальше апостолы в общих чертах рассказывают о рождении, детстве и юношестве Христа, о том, как его семья очутилась в Назарете. И снова только то, что они слышали от Марии или самого Учителя. Эта часть Евангелия явно будет потом дополняться со слов Богоматери. Наконец, рассказ учеников доходит до поворотного момента в жизни Христа - его встречи с Иоанном Крестителем. Члены Синедриона хорошо знают, кто такой Йоханан бен Зехарья, фарисеи и сами к нему ходили в Галилею. Хотели у него креститься, но этот суровый отшельник прогнал их, обличая за грехи. И сейчас возник первый теологический спор между Петром и одним из первосвященников.
        - Иоанн это пророк Илия! - бычится глава апостолов - Он пророчествовал о приходе Миссии и сам крестил его в водах Иордана!
        - Я лично разговаривал с Хаматвилом - спокойно возражает ему первосвященник - И он в присутствии многих своих учеников ясно сказал, что не Илия.
        - Вы нарочно так говорите, чтобы потом отрицать, что Иешуа - Мессия!
        Петр злится все больше и больше, в раздражении вскакивает с кресла и вот-вот уже перестанет выбирать выражения. К спору присоединяются все новые и новые лица, обстановка накаляется. А что ковчег? Ковчег, увы молчит. Кажется, пора вмешаться мне, пока здесь до рукопашной дело не дошло.
        - Остановитесь! - я выхожу в центр зала и поднимаю руки, призывая всех замолчать - и оглянитесь на Ковчег.
        Все дружно поворачивают головы в сторону святыни и недоуменно замирают
        - Как вы думаете: почему ковчег молчит? - выдерживаю я паузу и констатирую - Потому что обе стороны правы.
        - Но, Примас…! - возмущается Петр - как ты можешь такое говорить?!
        - Петр, прежде, чем спорить, выслушай меня до конца. Иоанн бен Зехарья действительно не считал себя пророком Илией. Потому что был скромным, честным и требовательным к себе человеком, принявшим мученическую смерть за свою веру. Какое мы теперь имеем право, идти против воли этого святого мученика и называть его так, как хочется нам? Но это, конечно же не отменяет того факта, что мы все твердо уверены - Иоанн бен Зехарья самый настоящий святой пророк, потому что пророчествовал о приходе Мессии и указал потом на него. Надеюсь, в этом никто не сомневается?
        Члены Синедриона переглядываются и неуверенно кивают, не понимая, куда я веду. Петр недовольно поджимает губы, но молчит, больше не рвется спорить.
        - Но имя, которое Иоанну дали в народе - Хаматвил - тоже не отражает всей сути его учения. Обряд ритуального очищения водой - «твилу» - может провести каждый раввин. В любом иудейском Храме, и даже в любом зажиточном иудейском доме есть бассейны для ритуального очищения - «миквы». Но не каждый раввин пророчествует о приходе Миссии и не каждый узнает его. Мало того, Иоанн соединял твилу с исповедью, добавив к ритуалу очищения телесного, еще и очищение духовное - от грехов. Вот в этом основное отличие его "крещения покаяния" от обычной “твилы”.
        - Что же ты предлагаешь, Марк? - недоумевает наси Гамлиэль
        - Думаю, что в нашем Повествовании о Мессии должен быть еще рассказ о Иоанне: его деяниях и причинах, по которым пророка не следует называть Илией или Хаматвилом. Будет гораздо правильнее уважительно называть его Иоанном Предтечей.
        Компромиссное решение устраивает всех, в коллективе снова воцаряется мир, и работа продолжается. Только надолго ли? Это непроходящее желание Петра сцепиться с Синедрионом, напрягает меня, если честно. Сложный он все же человек, тяжелый…
        После того, как очередное заседание Синедриона заканчивается, Петр сам подходит ко мне. С претензиями…
        - Зачем ты им уступил, Марк?! Они бы признали Иоанна пророком Илией, если бы ты нажал на них сильнее!
        - И что дальше? По каждому такому случаю выкручивать им руки, давя своим авторитетом Примаса и Юлия? Это не выход, Шимон! Нам необходимо добиться канонизации Иоанна, как первого святого великомученика нашей новой веры, а ты мне предлагаешь начать диалог с Синедрионом с конфликта.
        - Ты не иудей, поэтому ничего не понимаешь в наших Законах!
        Ну, вот мы и дошли до главного моего греха - я не иудей. Матфей возмущенно дергает Петра за рукав, пытаясь остановить его, но тот лишь отмахивается. Похоже, обижен на меня за то, что я безоговорочно не встал в этом споре на его сторону. Что ж, видно пора остудить чью-то горячую голову
        - Да Петр, я не иудей - спокойно соглашаюсь с ним, но внутри уже тихо закипаю - и даже не вхожу в число ближайших учеников Мессии. Скажу тебе больше: я даже не считаю себя достойным войти в число этих двенадцати избранных, и уж точно не собираюсь оспаривать твое главенство над ними. Но почему тогда за прошедшие три дня я сделал больше, чем ты?
        Упрямец пренебрежительно фыркает и похоже готов обвинить меня в следующих «грехах», но тут уже я, разозлившись хорошенько, наношу запрещенный удар, заставляя замолчать гордеца
        - Разве Я отрекся от Учителя прежде, чем петух прокричал трижды? И разве Я трусливо прятался, когда он умирал на кресте?
        Петр несколько секунд хватает ртом воздух, словно я его ударил под дых. А потом он горестно опускает плечи и закрывает глаза, вмиг постарев на десяток лет. В этот момент вдруг чувствую себя последней сволочью - будто я ударил со всей дури беззащитного калеку.
        - Прости меня! - бросаюсь к нему и крепко обнимаю за опущенные плечи - Прости, Шимон. Я поддался гневу, но не имел права говорить тебе такие вещи!
        - Нет, Марк… ты во всем прав. Я и сам не могу себя простить. Иосиф не убоялся, а я струсил. И другим не дал пойти туда.
        Он поднимает на меня глаза, и я вижу в них такую боль, что готов сам вырвать свой злой язык.
        - Это ты прости меня, Марк, за то, что я накинулся на тебя. Я ненавижу фарисеев за то, что они обрекли Учителя на казнь, ненавижу! И, наверное, никогда не прощу ни их, ни себя.
        - Учитель завещал прощать! - тут я решаюсь процитировать одну из заповедей - “А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».
        Апостолы дружно кивают.
        - Ты больше меня достоин стать главой нашей общины - тяжело вздыхает Петр - Оставайся с нами, и я без споров уступлю тебе свое место, обещаю.
        - Нет, Шимон, я ничего не сделал, чтобы удостоиться такой чести. Искушение остаться здесь, с вами, очень велико, но нет. Мой путь лежит в Кесарию, а потом в Рим - таково мое служение, и таков мой долг. Но у меня к тебе будет большая личная просьба.
        Петр удивленно смотрит на меня, а я продолжаю:
        - Приходите все вечером во дворец. Легионеры, уверовавшие в Христа, хотят узнать о его земной жизни и принять крещение. Пусть бассейн во дворце - это не совсем иудейская «миква», зато вода в нем чистейшая и проточная - чем тебе не Иордан?
        - Что же ты сам их не крестил? - тихо улыбается Петр
        - А кто я такой, чтобы взять на себя такую ответственность? - пожимаю плечами - Я даже не ученик Мессии и не вхожу в число первых призванных им.
        Петр дает обещание прийти, и мы прощаемся до вечера. У меня еще есть несколько дел в городе, и первое из них - встретиться с архитектором, нанятым Иосифом. Все золото мы вчера благополучно вывезли из оврага, а пустые сундуки сожгли, уничтожив все следы. Моя часть золота превращена в шесть векселей, выданных разными торговыми домами, а деньги, предназначенные для строительства двух храмов, перекочевали в личные закрома Иосифа и Никодима. Так будет надежнее - я им обоим всецело доверяю и знаю, что они ни аса не положат в свой карман.
        Архитектором оказывается пожилой полный еврей по имени Саул. Узнав от Иосифа, с кем ему предстоит обсуждать проекты храмов, Саул преисполнился почтения. Оказывается, в далекой юности, еще обучаясь ремеслу в Антиохии, он имел счастье видеть «моего» деда Марка Випсания Агриппу, и сейчас восторгался тем, что я на него очень похож. Умилялся он этим чуть ли не до слез. Мне же было смешно потому, что лично я к этому известному семейству не имел ровно никакого отношения. Но для вида, конечно, покивал - зачем обижать растроганного старика? Главное, что он оказался очень толковым и опытным строителем, а мои идеи понимал с полуслова.
        Храм Креста Спасителя я попросил спроектировать в виде базилики, имеющей форму креста и ориентированной строго с востока на запад и с юга на север. Идея новаторская для этого времени, но согласитесь, здесь она просто сама собой напрашивается. Крыши двухскатные, кровля черепичная, стропила из ливанского кедра. Внутри строгие ряды колонн, поддерживающие перекрытия, и возвышение в апсиде, где собственно и будет установлен сам крест - его, кстати, уже сняли с Голгофы и пока поместили в Храм.
        Все строго и лаконично. Никакой позолоты или яркой краски, стены внутри Храма я попросил отделать светлым мрамором двух оттенков - белым и чуть зеленоватым. Цену Саул сразу примерно прикинул - вроде бы два таланта должно нам с лихвой хватить. Что останется - пойдет на обустройство хорошей дороги к Храму и ее мощение.
        А вот Храм Гроба Христова я предложил выполнить в виде круглой ротонды, окруженной колоннами и увенчанной куполом. Все равно этот Храм будет иметь чисто эстетическую функцию, как красивый мавзолей над гробницей, вырубленной в скале. Святая Елена в моей истории тоже выбрала для Храма Гроба Господня форму ротонды, так что не будем лишний раз нарушать традиции, просто сделаем ее чуть поизящнее. И сад перед Храмом я велел разбить - надеюсь, что его когда-нибудь назовут садом Иосифа Аримафейского.
        Простившись с архитектором, я по дороге во дворец успел еще заскочить в лавку, где продаются различные шкатулки, сундуки и всевозможные декоративные ящики. Да, мне срочно нужен ковчег для «моей» скрижали, которую я собирался забрать с собой в Рим. На мое счастье у торговца был почти готовый крепкий «ящик» нужного мне размера, изготовленный из ливанского кедра и украшенный искусной резьбой. Мастеру оставалось только закрепить накладки из золота, чтобы ковчег выглядел «боГато». Ну, от золотой отделки я естественно отказался, зато попросил усилить низ ковчега, поскольку сама скрижаль по весу все-таки тяжелая. Мне пообещали, что к завтрашнему вечеру ковчег должен быть готов, так что, оставив торговцу задаток, я уже собрался уходить, как новая идея осенила меня.
        - А не могли бы вы сделать для меня несколько серебряных… медальонов? Они совсем простые, в форме креста и со скромной гравировкой латинскими буквами.
        - Если господин точно знает, что он хочет, и сможет нарисовать это, то почему же нет?
        Ну… «господин» как раз хорошо знает, что ему нужно! Он таких крестиков в прошлой жизни тысячи перевидал. Смело беру в руки предложенный торговцем стилос и восковую табличку. Крестик рисую самый простой - «латинской» формы, сантиметра три длиной и с аббревиатурой латинскими буквами «ІС» и «ХС» на краях перекладины креста на лицевой его части. И еще заветные слова «Спаси и Сохрани» тоже на латыни - «Salvare et Conservare» - но это уже на обратной стороне крестика.
        Можно еще было бы нанести на верхнюю часть крестика аббревиатуру I.N.R.I. - Иисус Назарянин, Царь Иудейский - как на той издевательской табличке, что Пилат велел прибить над головой распятого Христа, но боюсь, что префекта нашего кондрашка хватит, если он это увидит. Так что нет, не стоит. И самой фигуры распятого Христа, естественно, тоже не будет - этого не поймут уже иудеи. Изо всей остальной религиозной атрибутики сюда хорошо подошел бы еще знак принадлежности Иисуса к дому Давида - та самая «звезда Давида» или «печать царя Соломона», как ее еще называют. Но эта гексаграмма пока здесь не особо в ходу, по крайней мере, она еще не имеет важного мистического значения, как это будет в Иудее через две тысячи лет.
        А, вот что еще…! На нижней части крестика я дополнительно рисую знак первых христиан - стилизованную рыбу «ихтис» - аллегорический образ Иисуса Христа. Но без известного акронима ?????, состоящего из начальных букв слов: «Иисус Христос Божий Сын Спаситель» - это уже для греческих общин.
        - Когда сможете их сделать? - спрашиваю я торговца, вручая ему свой набросок
        - Смотря сколько штук вам нужно… - задумчиво рассматривает он мой простенький «эскиз»
        - Пятьдесят. А еще лучше сразу сто.
        У торговца глаза становятся размером с сестерций
        - Сколько?!!
        - Ну, хотя бы пятьдесят. Они же совсем простые!
        - Мы постараемся, господин, но обещать не берусь.
        - Хорошо - вздыхаю я - завтра заберу те, что успеете, остальные на следующий день.
        Медленно… Нынешний мир очень медленный - слишком медленный для меня. И к этому темпу, когда никто никуда не спешит и вообще живет расслабленно, трудно привыкнуть. Казалось бы - тебе предлагают деньги. Ну, так поторопись! Нет. Уважаемые люди не должны суетиться - это не солидно. Остается только надеяться, что в Риме будет совсем другой темп жизни, чем в этой захолустной, сонной Иудее…

* * *
        Не сказать, чтобы Понтия Пилата сильно обрадовало мое известие о вечернем визите во дворец апостолов. Но, скрепя сердце он вынужден был согласиться, что вреда от их разговора с легионерами точно не будет. Ну, поговорят люди, ну зададут солдаты вопросы ученикам Иешуа - и какой с того урон? А так сидели бы легионеры в казарме, сотый раз травили бы свои солдатские байки, да играли бы в кости или в «par impar» - чет-нечет по-нашему. Игры азартные запрещены, конечно, и не только в армии, но и на гражданке, да только центурионы смотрят на подобные нарушения дисциплины сквозь пальцы - понимают, что пар мужикам нужно как-то выпускать, а это меньшее из зол. Главное, чтобы сильно не наглели - играли “по маленькой”, и до драк дело не доводили.
        До прихода апостолов мы с Гнеем успеваем еще по-быстрому сходить в баню. Долго рассиживаться в купальне с горячей водой времени не было, но хорошенько помыться это нам не помешало. Заодно еще побрились и одежду свою в стирку сдали. И пригласили на собрание встреченных в бане ребят из центурии Фламия. Так что к тому моменту, как апостолы подошли к воротам дворца, у нашей казармы собралось уже человек семьдесят, не меньше, и народ все еще подтягивался и подтягивался. Легионеры возвращались из города с дозора, кто-то сменялся на постах во дворце и, наскоро перекусив, спешил присоединиться к нам. Когда Петр, Андрей, Матфей и Иоанн подошли к казарме, весь плац перед ней был уже заполнен солдатами.
        Я радушно обнимаю гостей, легионеры приветственно гудят. За последние дни многие из них уже в лицо узнают апостолов, потому что видели их, и у гробницы, и в Храме. Авторитет первых учеников Мессии бесспорен и сомнению не подлежит - сам Христос общался с ними перед своим Вознесением. Но я замечаю, что у самих апостолов удивленно распахиваются глаза при виде простеньких деревянных крестиков на груди у многих и многих легионеров. Пример Лонгина и Фламия оказался весьма заразительным - центурионы вообще непререкаемый авторитет для рядовых воинов, а уж когда после воспитательной беседы со мной они отказались от незаконных поборов с подчиненных, он и вовсе взлетел до небес. Ведь можно сколько угодно вещать о справедливости, а ты сам покажи это личным примером? Император Август с этой напастью не справился, а вера в Христа смогла. Ну, а фрументарий Тиллиус с таким же скромным крестиком на груди - это вообще за гранью добра и зла…
        Начинает темнеть, Гней с Дионом разводят огонь в кострище, и я предлагаю всем рассесться вокруг него, чтобы каждый мог видеть лицо рассказчика. В сумерках глаза солдат блестят любопытством и нетерпением, Петр не заставляет их ждать - первым начинает свой рассказ. Первоапостол рассказывает, как рыбаками они повстречали Иисуса, как тот позвал их за собой. Вспоминает, чему он учил их, и свидетелями каких чудес они сами с друзьями стали. Говорит Петр простыми словами, не осторожничает, как днем в Храме, и оттого рассказ его получается более живым.
        Кто-то смущенно спрашивает его, чем же чудеса Иисуса отличаются от чудес, которые показывают странствующие волхвы? Тут уже рыжий опцион Квинт Гораций не выдерживает, дает подзатыльник легионеру:
        - Да как это вообще можно сравнивать?!! Вы что - сами не видели, как Примас молитвой и силой Христовой лечил раненых, в Храме?! Да, на нас даже шрамов от ран не осталось!
        - А я слышал, что на Марке… то есть на Примасе… - смущенно поправляется один из легионеров - был приворот волхвов, но сила Мессии сняла их злую волшбу. Это правда?
        - Кто вам такую глупость сказал?! - теперь уже возмущаюсь я.
        Хотя понятно кто… Вон - сидит этот «мифотворец», глаза бесстыжие опустил, словно он ни сном, ни духом. А еще товарищ называется!
        - Нет, Марк, ну правда… - подает голос еще один его пособник. Ага… лепший друг Дион - чего ты злишься, мы же сами эту волшбу видели. И даже знаем, кто порчу навел.
        - Ну, хватит уже, а? - прерываю я этот детский лепет - мы же сейчас не обо мне говорим.
        Сглаживая неловкий момент, на помощь мне приходит Лонгин с очень важным вопросом для любого верующего человека, а особенно для солдата, живущего войной:
        - Примас, скажи: а что с нами будет после смерти?
        - Каждому воздастся по вере его - пожимаю я плечами - кто верит в Аида и Плутона, тот, наверное, отправится в их мрачное царство мертвых, чтобы встретиться там с Хароном и Цербером, а потом бесплотной тенью скитаться во тьме до скончания времен. А тех, кто верит в Христа, чтит его заповеди и ведет праведный образ жизни, после смерти Мессия призовет в свое царство небесное. А что такое быть рядом с ним, многие из вас недавно почувствовали на себе. Это не забудешь. Так что выбор за вами. И помните, что насильно вас никто в царство небесное вести не собирается.
        Среди легионеров проносится ропот - с такой точки зрения они веру в Христа еще не рассматривали. Видимо многие до сих пор считали, что верить, как и раньше, можно сразу в нескольких богов, что в Риме дело вполне обычное. Нет, друзья мои, римская всеядность здесь не прокатит, когда и нашим, и вашим за копейку спляшем! Пришла уже пора определиться: с кем вы - “мастера гладиуса и пилума”…
        - Хорошо… - задумчиво рассуждает седой ветеран эвокат, имени которого я не знаю - но ведь наше солдатское ремесло - убивать. Марк, как же тогда быть с заповедью Мессии «не убий», о которой рассказал Шимон?
        Петр едва заметно усмехается, предоставляя мне право самому выкручиваться. Думает, что меня смущают такие неудобные вопросы? Вот уж нет!
        - Все очень просто, уважаемый эвокат. Кому, как не тебе знать, что хороший легионер беспрекословно соблюдает строгую дисциплину и применяет оружие только против тех, у кого оно тоже есть в руках. Разве нам дают приказы убивать детей, женщин или стариков? Нет. С кем мы воюем в Иудее? С бунтовщиками зилотами. Потому что они - настоящие бандиты, в руках которых мечи. И вот они, как раз, не гнушаются нападать на мирное еврейское население. Все же слышали о недавнем зверском убийстве паломников из Самарии?
        Воин согласно кивает, и ропот снова проносится по рядам. Да, уж… не знаю, о чем в этот момент думали зилоты. Убить еврея во время его паломничества в Иерусалим на Песах?! Что вообще может быть позорнее для правоверных иудеев, какими выставляют себя зилоты? Только вот наш бравый префект вместо того, чтобы раздуть эту неприглядную историю до вселенского масштаба и устроить охоту на зилотов, в это время осудил на казнь безобидного проповедника Иешуа. Нет, не быть Понтию Пилату успешным римским политиком, не понимает он остроты «текущего момента» и не умеет извлечь выгоду из грубых ошибок врага. Солдафон одним словом. Так, что-то я отвлекся…
        - Спаситель сказал: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». А кто наши ближайшие друзья? - обвожу я взглядом притихших солдат - Те, кто плечом к плечу сражаются рядом. И следуя завету Иешуа, мы должны быть готовы отдать жизнь за своего товарища по оружию. Но главным своим долгом легионер должен считать защиту Отечества и Кесаря, ибо сказал Мессия: «Всякая власть на земле от Бога». И не дело солдата - оспаривать выбор Бога, мы должны быть до конца верны своей воинской присяге. Потому что еще одна заповедь Бога - «не преступай клятвы своей». Кесарь - Отец Отечества. И вступая в заговор против Кесаря, люди покушаются на отцеубийство. А это одно из самых тяжелых преступлений и нарушение еще одной заповеди: «почитай отца твоего».
        Воины слушают, затаив дыхание, а меня не остановить.
        - Что же до убийства врага… «Не всякое отнятие жизни есть законопреступное убийство. И не является беззаконным убийство, когда отнимается жизнь по должности» - цитирую я по памяти Святителя Филарета Московского - А наша с вами должность и есть воинская. В любой войне много жестокости, крови и грязи, но должны ли мы с вами превращаться в лютых зверей, терзающих поверженных? Точный удар мечом или копьем, дарящий врагу быструю смерть - вот настоящее милосердие легионера. И дать умереть с честью врагу, который вызвал уважение к себе своей отвагой.
        Вижу, как солдат охватывает настоящее воодушевление после моих слов. Видно, многих из них мучил вопрос с заповедью Христа “не убий”. Вот он, решающий момент. Они приняли веру «глазами» увидев воскрешение и вознесение Мессии, слушая апостолов и меня, принимают веру «ушами». А теперь должны принять ее душой, откинув прочь все оставшиеся сомнения.
        - Доблестные легионеры 6-го Железного легиона! - разносится мой громкий голос над плацем - Случайно ли то, что именно мы, простые римские солдаты, стали свидетелями великого чуда, явленного нам Мессией? Нет! Не случайно. Иешуа сам выбрал нас в свидетели своей Смерти, своего Воскрешения и своего Вознесения. И тем из нас, кто истинно уверовал в него, осталось сделать самый последний и важный шаг, чтобы укрепиться в своей вере - принять Крещение подобно Мессии, как он сам принял его от Иоанна Предтечи.
        Я поворачиваюсь к Петру и торжественно произношу:
        - Шимон, тебя Мессия назвал первым среди своих учеников. Окажи нам честь и крести нас, как Иоанн крестил самого Иешуа.
        - И для меня будет честью крестить всех вас - проникновенно говорит Петр, осознавая всю важность предстоящего события - Да, будет так.
        На плацу поднимается шум, легионеры вскакивают на ноги, готовые немедленно последовать за мной, и я прошу центурионов
        - Лонгин, Петроний, Фламий, постройте тех, кто хочет и готов принять Крещение. Мы сделаем это в атриуме дворца, его имплювий вполне подойдет для обряда Крещения.
        Легионеров, желающих креститься, этим вечером набралось сотни две, не меньше. Наша центурия и центурия Фламия чуть ли не в полном составе, а все остальные - в основном из первой центурии первой когорты, которую возглавляет примипил Лонгин. Так что с количеством крестиков я явно не угадал - маловато будет… Ладно, до Кесарии потерпят.
        - Шимон, и вот еще что… пожалуйста, давай обойдемся без обряда обрезания.
        - Нет, Марк, нельзя же пренебречь Заветом!
        Ну конечно, нельзя… В моей истории первые же Вселенские соборы отменили этот травмирующий ритуал. С детьми он еще легко проходит, а попробуй откочерыжить кожу на “достоинствах” взрослых мужчин…
        - Перечти этот Завет заново. Там ясно сказано, что речь идет только о младенцах и только о мужчинах вашего племени. Но мы с друзьями принимаем не веру иудеев. Иешуа же дал нам Новый завет, где об обрезании не сказано ни слова.
        - Но Мессия был обрезан, и мы все обрезаны! - упрямо хмурится Петр
        - А для римлян, греков и многих других народов обряд обрезания не приемлем. Иногда нужно проявить понимание и уважение чужих традиций. Я уже не говорю о том, что нам скоро предстоит трехдневный переход в Кесарию, а ты мне сейчас несколько центурий хочешь вывести из строя!
        В общем, неприкосновенность мужского достоинства легионеров мне удалось отстоять, хоть и с трудом. Парни даже не узнали, какая угроза над всеми нами висела.
        Петр, конечно, не ожидал такого бурного энтузиазма, и такого количества желающих креститься, но вида не подавал. Сам обряд крещения нам удалось провести крайне организованно. Тиллиус и центурионы лично следили за тем, чтобы солдаты вели себя тихо и своим шумом не беспокоили семью Пилата. Двери, выходящие в атриум плотно прикрыли, и запускали туда легионеров мелкими партиями по десять человек, остальные терпеливо ждали в холле, там же все и разувались, чтобы не грохотать солдатскими калигами по мраморному полу. Бассейн в атриуме оказался совсем не глубоким, вода в нем даже до колена не доходила. Но Петр сказал, что для обряда этого будет вполне достаточно, главное, что вода там проточная, чистейшая - прямиком из акведука. Того самого, на который Пилат стряс денег с фарисеев несколько лет назад.
        Но стоило зайти в атриум первому десятку легионеров, и приблизиться к имплювию, как по залу пронесся сильный порыв ветра и послышался какой-то неясный шум. Шум этот все усиливался, и вода в бассейне сначала подернулась рябью, а потом пошла волнами, выплескиваясь через бортик на плиты пола. И вдруг над головами апостолов появились яркие языки пламени - солдаты, стоявшие рядом с ними, испуганно подались назад. В двери сначала заглянул обеспокоенный Тиллиус, а за ним и центурионы - все застыли на пороге с открытыми ртами. Но судя по спокойной реакции апостолов, этот огонь их не обжигал.
        - Вот и свершилось сошествие Святого Духа - удивленно прошептал я себе под нос, рассматривая засветившееся кольцо Соломона на своей руке. Не зря здесь во дворце чувствуется место Силы… И уже громко пояснил для всех:
        - Не бойтесь! Это сбылось еще одно древнее предсказание пророка - Святой Дух сошел на учеников Иеушуа!
        - Все, как и обещал нам Мессия перед своим Вознесением на небеса - задумчиво проговорил Петр и покачал головой - и как предрек ему Иоанн Предтеча: «крещение будет Духом Святым и огнем»…
        - И что теперь нам делать? - несмело спросил один из солдат
        - Покаятся - отвечал ему Петр, - и креститься во имя Бога. Будете вы не только прощены, но и тоже получите благодать Святого Духа.
        - Начнем же братья - поддержал его Андрей
        Сам ритуал, конечно, значительно отличался от того, что я видел в прошлой жизни. Никаких тебе крестных отцов-матерей, никаких предварительных постов и воздержания. По пустыне сорок дней, как Иисус, солдаты тоже не бродили. Я вообще так понимаю, что у этого ритуала пока еще нет какого-то строгого, устоявшегося канона. Поэтому проходит он сейчас в довольно свободной форме. Это навело меня на мысль, что кроме Евангелия нужно бы еще и Требник потом написать с подробным описанием ритуалов и текстами молитв.
        А пока Петр просто спрашивал неофитов о чистоте их помыслов, о том, готовы ли они отречься от всех прежних своих заблуждений, верований и злых деяний? Признают ли они веру в Бога Отца, Сына и Святого духа, готовы ли исполнять и соблюдать заповеди Христа? Потом апостол возлагал руку на голову каждого, произносил короткую молитву на арамейском и поливал на головы новообращенных тонкой струйкой водой, что символизировало очищение мыслей и действий человека, который вступает в Завет с Богом. Потом шло миропомазание и, наконец, благословление во имя Отца и Сына и Святого Духа, а уже в самом конце - такое привычное: «амен».
        Я вторю Петру и осеняю новообращенных братьев по вере привычным крестом. Все происходит по-домашнему просто и без лишнего пафоса.
        Из-за большого количества желающих церемония крещения затянулась далеко за полночь, но явно произвела большое впечатление на суровых легионеров, больше привычных к занудным завываниями, мистериям и шествиям жрецов в римских храмах. Центурионы и Тиллиус крестились самыми последними, когда уже отправили всех своих подчиненных по казармам.
        - А теперь ты, Марк? - устало улыбается Петр. Такое массовое крещение видимо первое за всю его недолгую апостольскую карьеру. Но выглядит он все равно счастливым и умиротворенным. Во всех апостолах чувствуется прилив духовных сил и воодушевление. Вот и началось существование Церкви Христовой.
        - Петр, крещение ведь может быть только единственный раз в жизни, правда?
        - Да, конечно.
        - Тогда я уже крещен. Не спрашивай, когда и где. Просто поверь.
        Апостолы удивленно смотрят на меня и, ждут хоть каких-то внятных объяснений, но я лишь продолжаю загадочно улыбаться. Не стоит испытывать на прочность их хрупкую психику и сообщать им, что меня по настоянию бабушки еще в далеком младенчестве крестили в прекрасной церкви Воскресения Христова, что недалеко от станции метро Сокольники. Так что я уже лет шестьдесят, как крещен во имя Отца, Сына и Святого духа. Что впрочем, не помешало мне прожить всю свою сознательную жизнь атеистом. А теперь вот воссоединиться с братьями по вере - чего только в жизни не бывает…
        Глава 12
        - Как же я ненавижу его, Антония! Его и эти пиры, на которых он никогда не упускает случая унизить меня!
        - Терпи, Гай… терпи и продолжай притворяться. Иначе разделишь судьбу своей гордячки матери и своих глупых братьев.
        Пожилая матрона тяжело вздохнула и поднялась с кресла, откуда наблюдала за сборами внука. Властным жестом отослала прочь раба, помогавшего ему облачиться в юношескую тогу с цветной каймой. Гай ненавидел ее и мечтал побыстрее надеть взрослую длинную тогу из отбеленного полотна, но Тиберий все медлил и медлил с признанием внука совершеннолетним, словно получал особое удовольствие, мучая его неопределенностью.
        Антония, приблизившись, расправила чуть неровную складку на плече внука. Сделала шаг назад и еще раз придирчиво окинула Гая взглядом. Едва заметно поморщилась за его спиной, пока парень рассматривал себя в отполированном до блеска медном зеркале и корчил рожи своему отражению.
        Боги, ну почему у ее превосходного сына Германика родилось такое ничтожество?! Ни стати отца, ни красоты матери, ни характера двух великих прадедов - Октавиана Августа и Марка Антония. Даже ума не досталось от деда Марка Агриппы. Дурачок Гай еще и стыдится его из-за безродности Випсаниев - придумал себе, что мать Агриппина родилась от связи Юлии с собственным отцом, императором Августом. Совсем сдурел… И кажется, единственное, что он взял от всех своих предков - это беспутство бабки Юлии. Подумать только - потомок великих мужей Рима пляшет на сцене и шляется ночами по притонам, обрядившись в женское платье и накладные волосы! А когда она застигла его в спальне Друзиллы?! Каким чудовищем нужно быть, чтобы совратить собственную сестру, которой едва исполнилось тринадцать лет?!
        Широколобый, с редкими волосами и тощей шеей - он весь был какой-то несуразный, долговязый, с огромными ступнями. А эти безумные глаза на бледном лице? А его дурная привычка корчить рожи перед зеркалом? Вот и сейчас - сделал такое надменное лицо, словно репетирует уже роль императора. Антония отвела раздраженный взгляд от фигуры внука и взмахом руки велела ему уходить. Не хватало еще, чтобы Сеян счел опоздание Гая за отсутствие почтения к нему или проявление гордыни. Сама же почтенная матрона вернулась в кресло и погрузилась в невеселые раздумья…
        …Когда много лет назад сивилла из Кум предрекла Антонии, что ее сын и внук станут императорами, материнское сердце не сомневалось - императором будет Германик! А приказ Августа Тиберию усыновить племянника, только утвердил ее безоговорочную веру в предсказание. И ведь даже легионы отказались поначалу признать Тиберия, когда умер Август, и предложили принять верховную власть Германику! Но нет, ее сын был слишком благороден и верен долгу, за что потом и поплатился жизнью. И если уж Ливия извела всех Юлиев, расчищая дорогу к власти своему сыну Тиберию, то стоило ли ждать, что тот потерпит соперника в лице племянника?
        Так что сивилла ошиблась насчет сына-императора, ведь то, что Принцепсом может стать другой ее сын - Клавдий, даже смешно принимать в расчет. Этого глупого, болезненного человека природа начав создавать, так увы, и не закончила. И теперь Антонии оставалось надеяться, что следующим императором станет уже один из внуков: или Гемелл - сын ее дочери Ливиллы и покойного сына Тиберия - Друза, или же Гай - сын Германика и Агриппины. Но внуки пока еще слишком молоды, а к власти уже неудержимо рвется Сеян. Долго ли они все проживут при таком регенте, если у него свой собственный наследник имеется - сын Страбон? Это ведь только дурочка Ливилла думает, что раз она спит с Сеяном, тот пощадит ее. Нет… Так же как Ливия извела Юлиев, Сеян изведет Клавдиев. Так что дайте боги здоровья Тиберию и долгих лет жизни!
        В последние месяцы до Антонии все чаще стали доходить тревожные слухи, что Сеян готовит заговор против Тиберия. Явных доказательств этого не было - Сеян был достаточно осторожен, но слухи множились и множились, расползаясь по Риму. Антония, конечно, намекнула кому следует, что доказательства будут щедро оплачены, но это все дело не быстрое. А потом еще нужно будет найти надежного человека, который бы донес это до ушей Тиберия. В том, что Рим кишит его осведомителями, она не сомневалась - старый паук хоть и сидит безвылазно на Капри, хоть и делал вид, что всецело доверяет Сеяну, но глаз с него не спускает. И о заговоре, он, конечно, уже знает. Но это не отменяет того, что свою преданность императору им с внуком доказывать все равно придется, если они хотят остаться в живых. Здесь уже нужно выбирать: или дочь, или внуки…
        …Хмурый Калигула тем временем, уже вышел из портика римского дома Клавдиев, где они теперь жили с младшей сестрой Юлией Друзиллой под крылом бабки Антонии. Этот большой дом, принадлежавший еще прадеду и завещанный им потом пробабке, стоял на Палатинском холме, рядом с дворцом Августа и воздвигнутым им храмом Аполлона, в портиках которого была библиотека. Сам нынешний глава рода - дядюшка Клавдий - предпочитал жить подальше от римских интриг и суеты, поэтому зимой обитал на вилле под Римом, а на все лето перебирался в Компанию, и практически не появлялся в родовом доме. Но дядя мог себе это позволить - в политику он не лез, к нему оба правителя - и Тиберий, и Сеян - относились с пренебрежением, и даже с презрением. Его вообще никто в Риме не воспринимал всерьез, хоть он и женился по приказу Тиберия на сводной сестре Сеяна - Элии Петине. Недавно у супругов родился ребенок, но и здесь Клавдию не удалось порадовать принцепса еще одним наследником - у пары родилась дочь. Жалкий неудачник…
        Во дворе юношу уже ждали носильщики. Он сел в расписной паланкин, махнул рукой, давая знак охране отправляться. Охрана окружила носилки и кортеж тронулся. Дворец Сеяна находился на южном склоне Палатина, поэтому кратчайший путь лежал мимо Форума. Впереди побежал молодой раб, выкрикивая дорогу, толпа послушно пред ними расступалась. Солнце уже клонилось к закату, в римском воздухе повеяло прохладой.
        Вскоре они повернули на Форум, где в погожие дни, перед заходом солнца, всегда вился праздный люд в надежде на какое-нибудь развлечение, а при большой удаче - и на приглашение в гости от кого-нибудь из знакомых. Близился вечер, и пора уже было определяться с ужином. Римляне бродили меж колонн, слушали и пересказывали друг другу последние новости, делились сплетнями, глазели на проплывающие мимо носилки с известными особами. Кто-то еще спешил до заката совершить покупки в лавках, коих было превеликое множество в домах, окаймляющих часть Форума напротив Капитолия.
        Толпы людей прохаживались под аркой Августа, сидели на ступенях храма Юлия Цезаря, другие гуляли среди огромных колонн святилища Кастора и Поллукса или сновали вокруг небольшой кумирни Весты. Где-то рядом раздался дружный смех толпы, и Калигула сделал знак охране остановиться возле оратора, что витийствовал на ступенях Форума. Пожилой мужчина размахивал руками перед группой бедно одетых горожан:
        - … позор нам и стыд! Великий римский народ погряз в разврате! Час тому назад я был в лавке почтенного Публия и знаете, что мне сказал этот торговец свитками?
        Оратор сделал многозначительную паузу и обвел суровым взглядом толпу. Римляне терпеливо ждали, лузгая жареные в золе орешки, купленные тут же у шустрого уличного разносчика.
        - Он сказал, что в прошлом месяце продал больше всего сочинений проклятого Гая Катулла.
        На лицах горожан в толпе появилось полное непонимание. Заметил это и оратор:
        - Ну как же…? Кто не слышал его отвратительных стихов, полных бранной ругани? В своем шестнадцатом стихотворении Катул живописует насилие над женщинами, смакует их…
        В толпе радостно засвистели, засмеялись над оратором, обличающем пороки римлян. Рассмеялся и Калигула. Весело процитировал для себя по памяти один из известных стихов Гая Катулла, которого сам перечитывал не раз и не два
        - …Вот ужо я вас спереди и сзади,
        Мерзкий Фурий с Аврелием беспутным!
        Вы, читая мои стишки, решили
        По игривости их, что я развратен…?
        - Молодой господин! - почтительно прервал его веселье раб - Надо спешить. Пир у претора Сеяна вот-вот начнется…

* * *
        Тяжело вздохнув, Гай велел носильщикам продолжать путь, хотя с куда большим удовольствием он остался бы посмотреть, чем закончилось выступление оратора. Что-то ему подсказывало, что успеха незадачливый морализатор у этих зрителей не добьется. До роскошного дворца Сеяна было недалеко, но пробираться носильщикам по форуму среди такой толпы было непросто, и конечно же Гай опоздал к самому началу пира.
        Пройдя через высокий портик и миновав расписанный искусными фресками атриум, он, наконец, вошел в большой зал, где уже начался обед. Все гости всесильного претора возлежали за пиршественными столами, и найти там свободное место оказалось не так-то просто, а сам хозяин в это время оживленно беседовал с кем-то из гостей и упорно делал вид, что не замечает растерянно стоящего Гая. Наконец, Сеян - грузный мужчина с шапкой седых волос на голове - «увидел» его.
        - О, дорогой друг, наконец-то! - одетый в белую тогу претор приподнялся со своего места - Что же ты застыл у дверей, иди скорее сюда! А я уже начал думать, что важные дела не позволили тебе принять мое приглашение.
        Кто-то из гостей подобострастно хмыкнул, давая понять Сеяну, что его едкий сарказм оценен: младшего Клавдия ни к каким государственным делам и близко не допускали, ему даже не доверили стать принцепсом молодежи. Хотя братья его матери Агриппины - Гай и Луций Юлии, усыновленные императором Августом - с раннего детства участвовали во всех официальных церемониях. А принцепсом молодежи Гай Юлий и вовсе стал в 14 лет. Но то был Август. Тиберий же открыто пренебрегал старшим внуком, давая всем понять, что сомневается в его уме и способности заниматься серьезным делом.
        После приветствия Сеяна место рядом с ним для внука Принцепса сразу же нашлось. Почтительный раб проводил молодого гостя к хозяину и тотчас подал ему чашу, чтобы омыть руки.
        - Прости, Гай, что не увидел тебя сразу! Мы здесь жарко спорили с друзьями о вкусе морских ежей - Сеян небрежно махнул рукой в сторону огромного серебряного блюда - Что ты скажешь: вкуснее они получаются вываренные в оливковом масле или же в сладком вине? А из специй что лучше - имбирь или перец?
        Калигула уставился на блюдо с ежами, не зная, что и ответить хозяину. Сами по себе морские ежи дорогим деликатесом не считались, но среди гурманов ценились особые способы их приготовления, а главное - количество специй и приправ в блюде. Таких искусно приготовленных моллюсков он, конечно, пробовал, но давно - еще в детстве, и вкус их успел уже забыть. И Агриппина, и даже Ливия, ели подчеркнуто простую и скромную еду, как и положено добродетельным римским матронам, подающим пример всему остальному Риму. А его бабка Антония была к тому же еще и страшно скупа, чтобы баловать домашних такими изысканными деликатесами. Она уже дошла до того, что лично собирала свечные огарки, чтобы заново сделать из них свечи, и за деньги продавала помои крестьянам, откармливающим свиней.
        Поэтому Гаю сейчас не оставалось ничего другого, как ответить наугад:
        - Пожалуй, в сладком вине вкуснее…
        - Вот и я так думаю. Попробуй же скорее этих чудесных ежей, мой юный друг!
        Не давая Калигуле опомниться, Сеян велел рабу положить на его блюдо нескольких моллюсков, а сам, тем временем, налил ему вина в высокий золотой кубок. Пришлось Гаю в ответ произнести пышную заздравную речь, прославляя гостеприимного и щедрого хозяина дома. Гости внимали юноше с подчеркнутым одобрением: кто-то согласно кивал головой в такт его высокопарным льстивым словам, а некоторые - якобы от избытка эмоций - даже восклицали вполголоса, но так чтобы Сеян непременно их услышал: “Как же правильно сказано…!” В общем, речь Калигуле вполне удалась, и сам хозяин остался доволен неприкрытой лестью Гая.
        А вот вкус у деликатеса оказался довольно странным - повар Сеяна явно переборщил с восточными специями и с травами. Калигула, непривычный к их избытку в еде, поспешил запить мясо моллюска несколькими глотками разбавленного вина, чтобы перебить жгучую остроту перца. В голове его невольно мелькнула мысль, что этим густым пряным вкусом можно перебить любой яд, добавленный гостю в еду. Не таким ли коварным и простым способом отравили когда-то в Сирии его отца Германика…?
        Отдышавшись и оглядевшись вокруг, Гай заметил, что столы в зале буквально ломятся от яств, но рабы все заносят и заносят в зал новые блюда, заменяя ими уже опустевшие. И каждое новое блюдо выглядело произведением искусства, заставляя гостей восторженно ахать. Свежайшие устрицы, разные виды рыб, включая мурену с Сицилии, усача и черную нильскую тилапию, прочие дары моря - Калигула уже и со счета сбился, сколько новых блюд рабы внесли только на его глазах, а ведь это только начало торжества - впереди еще целый вечер… Казалось, Сеян задался целью затмить пиры самого эпикурейца Лукулла, и мудрено ли, что гости восхваляли щедрость претора на все лады.
        Вот помощники повара вынесли в зал на большом подносе несколько больших рыбин краснобородки. Народ восхищенно заохал. Еще бы! Такие крупные рыбины, называемые “муллами”, оплачивались серебром, равным им по весу, и сейчас на этом подносе перед гостями лежало целое состояние. Но главным был не вкус краснобородки, хотя и он тоже, а воспетое Цицероном и Сенекой ее “in articulo mortis” - красивое “умирание в агонии”, когда в борьбе со смертью она приобретает “пурпурный окрас, переходящий в общую бледность…”. И сейчас гости с жадным вниманием наблюдали, как на чешуе хватающих ртом воздух рыбин, постепенно проступают те самые пятна пурпурного цвета.
        Невзирая на строгий закон, запрещающий мужчинам римлянам носить одежды из шелка, сегодняшние гости Сеяна через одного были наряжены в яркие шелковые туники. И словно этого было недостаточно, по шелку зачастую еще и шла вышивка золотой нитью. А уж от золотых украшений на приглашенных, просто рябило в глазах. Калигула в своей юношеской тоге, конечно, выглядел на их фоне бедным родственником. Что впрочем, не было далеко от истины - они с сестрой находились на полном содержании бабки Антонии и их придурковатого дяди Клавдия. Выдаваемых бабкой денег Гаю едва хватало на его развлечения с такими же юными бездельниками - наследниками богатых патрицианских семейств. Порой эти друзья за него и платили.
        Рука Гая снова потянулась к наполненному вином кубку. А от выпитого вскипела удушливой волной в голове злоба: на какие деньги куплены все эти их шелка, украшения и благовония, от которых свербит в носу?! Он, потомок Августа и Антония, должен сидеть сейчас за одним столом со всяким безродным сбродом, внуками рабов, нажившихся на воровстве, взятках и доносах! Сидеть, восторгаться их хозяином - плебеем и услужливо улыбаться, делая вид, что ему приятно его общество. А ведь именно Сеян отправил в ссылку его мать и старшего брата Нерона. Живы ли они еще…? Или уже умерли голодной смертью на пустынных островах в окружении своих безжалостных охранников?
        Звуки бубна заставили его очнуться и взглянуть на представление, которое устроили перед гостями смуглые юноши - акробаты. Их ловкие движения и головокружительные трюки немного отвлекли Гая от мрачных мыслей. И он даже с удовольствием поел, когда вслед за представлением акробатов, а потом и жонглеров, в зал снова начали заносить новые блюда. Тем более, одной из первых принесли уже приготовленную краснобородку, и теперь гордый Сеян угощал ею своих дорогих гостей.
        - А вот, Гай попробуй-ка еще одно изысканное кушанье, потребовавшее немалого труда и умения обученных рабов - претор снова проявил заботу к своему молодому гостю и начал его потчевать очередным деликатесом - Это сони, фаршированные свининой и специями. Но вся суть в том, что для умягчения мяса этих животных, их не просто выращивали в терракотовых горшках - глирариях и откармливали сытной едой, но еще и постоянно при этом мучали, доставляя им боль. Как меня уверил мой повар, именно это сделало их мясо таким нежным.
        Калигула изобразил живой интерес к рассказу Сеяна и с готовностью попробовал этих сонь. Мясо их и впрямь оказалось сочным и нежным. Потом были языки фламинго и дрозды, запеченные в тесте, мясо страуса с соусом из меда, трав и специй, и отменно приготовленные бараньи мозги. Не побрезговал Гай и удивившим всех блюдом - маткой не опоросившейся свиньи, тушеной в бульоне с медом, уксусом и различными специями. Из-за яркого вкуса приправ, среди которых была мята, имбирь и семена тмина, никто из гостей даже не смог угадать, из чего это приготовлено, что доставило Сеяну особое удовольствие. Но вообще это странное блюдо, оказалось так себе на вкус. Калигула с гораздо большим аппетитом поел зайчатину, приготовленную по особому рецепту, и запеченных с сыром улиток.
        Некоторые гости в своем неуемном желании перепробовать как можно больше блюд, доходили до того, что удалялись в специальную комнату и с помощью птичьего пера извергали из себя все съеденное. А потом снова возвращались за стол и, снова, как ни в чем не бывало, продолжали трапезу. Вино лилось рекой, гости налегали на фалернское массико и на выдержанное кекубо, без которого в Риме не обходится ни один богатый пир. Разговоры и смех за столом становились все громче и откровеннее. В зале было душно из-за множества горящих светильников и тяжелого запаха благовоний, от этой духоты и большого количества выпитого Гай сильно захмелел.
        И тут распорядитель объявил, что для развлечения дорогих гостей на пир приглашены танцовщицы, приехавшие по приглашению Сеяна из самой Антиохии. Гости оживились: сирийские танцовщицы славились своим умением разжигать страсть в зрителях. И Август, и Тиберий неоднократно изгоняли их из Рима за непристойные танцы. Но проходило время и эти дочери разврата снова, как ни в чем не бывало, появлялись в Риме. Впрочем, всесильного претора этот запрет ни капли не волновал.
        Музыканты заиграли тягучую восточную мелодию, которую Калигула сразу узнал. Он не раз слышал ее в далеком детстве, когда вместе с родителями был в Сирии. В центр зала выскользнули несколько девушек, закутанных в покрывала, рабы шустро погасили часть светильников, создавая в зале интригующую атмосферу, и представление началось…
        Калигула жадным взором следил за плавными движениями танцовщиц - танцы и музыку он просто обожал! Будь его воля, он бы каждый день ходил в театр на представления. Но увы - Тиберий не поощрял увеселения для горожан и резко сократил государственные расходы на всевозможные игры и развлечения. Теперь римские театры и цирки часто простаивали без дела - удовольствие это было не из дешевых, а многие последователи Мецената не хотели рисковать, боясь вызвать неудовольствие императора.
        - Гай! - раздался над ухом Калигулы вкрадчивый голос Сеяна - ты, говорят, очень хорошо танцуешь? Может, покажешь нам свое искусство?
        Если бы Калигула был чуть трезвее, он никогда бы не поддался на эту уловку. Но вино и музыка сделали свое дело и заглушили голос разума в его затуманенной голове.
        - Изволь! - Гай широко махнул рукой, сбив со стола драгоценную чашу из цветного стекла, и тяжело поднялся с ложа - Почему бы и нет, Сеян?
        Нетвердой походкой он вышел к танцовщицам и, прикрыв глаза, начал покачиваться из стороны в сторону, приноравливаясь к ритму музыки. В зале раздались первые смешки, но Сеян, улыбаясь, приложил к губам палец, призывая гостей сдерживать свой смех. Тогда он сменился покашливаниями - многие даже смешливо зажимали себе рот, чтобы не спугнуть танцора и не испортить веселое представление.
        Зрелище и впрямь было комичным, когда высокий нескладный Гай попытался повторить плавные движения восточных танцовщиц. Но ему самому в этот момент казалось, что он танцует великолепно, ничуть не хуже сириек. Калигула неловко подпрыгивал, размахивая невпопад руками, и пытался изогнуться в пояснице, как и девушки, а потом повторить их соблазнительные движения плечами и бедрами. Танцовщицы, взяв Гая за руки, даже включили его в свой круг, но он постоянно спотыкался и сбивал всех стальных с ритма. В какой-то момент Калигула оступился, его пьяно повело, и он с грохотом упал на пол. Девушки с визгом отскочили в разные стороны, и музыканты испуганно прервали свою игру
        Первым расхохотался сам Сеян, а к нему присоединились и все остальные. Смеялись не только гости, но даже рабы и гвардейцы, охранявшие двери. Некоторые гости, рыдая от смеха, вытирали рукавом выступившие на глазах слезы, а кто-то от смеха сполз с ложа на пол.
        Калигула с трудом сел и недоуменно оглянулся, не ожидая подобной реакции. Ему-то казалось, что сейчас должны были зазвучать восхищенные крики и хлопки в честь его бесподобного танца. Но вместо этого, гости указывали на него пальцем, как на шута, и обидно насмехались.
        - Ох, Гай… клянусь богами, я в жизни еще так не смеялся! - Сеян, наконец, совладал с собой и перевел дух - Жаль, что Антония не разрешит тебе плясать на сцене, ты бы мог зарабатывать хорошие деньги!
        - И это правнук Августа и Антония… Куда катится Рим?! - возмущенно воздел к небу руки седой старик - один из немногих, кто с неодобрением наблюдал за пьяными плясками Гая.
        - Ну…гордая Агриппина тоже порадовалась бы за своего младшего сына! - со смешком добавил толстый патриций с лоснящимся от жира лицом. Каллигула узнал старшего Юния - прославленного в прошлом военачальника - Может, стоит позвать Антонию, чтобы и она полюбовалась на внука?
        Имя бабки, издевательски прозвучавшее из уст этого жирного борова, мигом заставило Гая протрезветь. Он вскочил, сжав кулаки, и обвел разъяренным взглядом ухмыляющиеся лица, пытаясь запомнить каждого в этом зале. Потом развернулся и выбежал прочь из дворца Сеяна…
        Домой идти не было никакого желания: Гай знал, что Антония поджидает его и задаст ему хорошую трепку. Каким-то образом она еще до возвращения внука домой всегда узнавала о его выходках. Поэтому отправился сейчас Калигула совсем в другую сторону, и вскоре уже пьянствовал со своими беспутными друзьями в одном из ночных притонов, где они были завсегдатаями. Опрокидывая в себя очередную кружку вина, Гай грязно ругался и клялся друзьям именем божественного Августа, что вскоре придет время, когда каждый, кто посмел сегодня смеяться над ним у Сеяна, умоется кровавыми слезами.
        - Я всех вас запомнил! - пьяно грозил он кулаком в сторону Палатина - Всех до одного! И месть моя не заставит себя долго ждать.
        …А потом были снова пьяные пляски. Теперь уже в кругу своих друзей и веселых шлюх, у которых в отличии от гостей подлого претора, пляски Гая вызывали самый искренний восторг. И безумные пляски эти, перемежающиеся еще более безумными оргиями, длились до рассвета, когда обессиленного Калигулу загрузили в носилки и отправили домой.
        В притоне наступила утренняя тишина, рабы принялись за уборку, собирая со столов объедки и черепки разбитой посуды. Двое вышибал тем временем деловито поволокли за порог тело избитого и задушенного мальчишки - раба, прислуживавшего сегодняшней ночью. Бедняга имел несчастье громко засмеяться, глядя на безумные пьяные пляски одного из постоянных посетителей их притона. И кто же знал, что тот так рассвирепеет и нападет на раба с кулаками? Жаль. Хороший был мальчик, послушный. Теперь вот придется хозяину другого раба покупать…
        Глава 13
        Из Иерусалима мы вышли ранним утром. Едва встало солнце, громко загудели трубы, распахнулись городские ворота и римские легионеры организованно покинули древнюю столицу, оставив в ней лишь небольшой постоянный гарнизон для охраны дворца. За городскими стенами когорты перестроились в маршевые колонны, и без промедления выступили в поход, держа путь на Кесарию.
        Впереди, блестя на солнце чешуей доспехов и шлемов, шла первая центурия первой когорты во главе с примпилом Лонгином. Штандарт легиона - золотого орла на длинном шесте - нес рослый аквилифер. Этот воин, чей шлем выглядывал из разинутой пасти львиной шкуры, спускавшейся ему на плечи подобно плащу, возвышался над общим строем, поскольку он отличался высоченным ростом и крепким телосложением. В одной шеренге рядом с ним шли и другие “знаменосцы”, несшие сигнум - эмблему когорты, и штандарт с изображениями императора - «Imago». Выглядел римский легион на марше эффектно и устрашающе, прямо как в известной песне - неофициальном гимне советских археологов:
        ….Под палестинским знойным небом
        В сирийских шумных городах
        Манипул римских топот мерный,
        Калиг солдатских топот мерный
        Заставит дрогнуть дух врага…
        Сожжен в песках Ершалаима,
        Водой Евфрата закален,
        В честь императора и Рима,
        В честь императора и Рима
        Шестой шагает легион…
        …Следом за первой когортой на лошадях ехали Аппий Марон с Понтием Пилатом, в сопровождении конных и пеших телохранителей. Всадники служили им не только для защиты, но и для связи с другими когортами. В затылок начальству выстроилась и вся остальная конница легиона, не считая отряда эксплораторов - эти конные разведчики постоянно были в авангарде, осматривая местность и выискивая вражеские засады.
        Далее громыхали тяжело груженные повозки с реквизированным золотом и серебром, которые Понтий не выпускал из поля зрения. Лошадей в этих повозках не использовали, в четырехколесные карры были запряжены более спокойные и выносливые животные - мулы. Они-то и были основной тягловой силой в походе. Даже немудреное имущество каждого из контубериев - палатку, еду, воду и некоторые из инструментов - везли такие же навьюченные мулы.
        Замыкали вереницу этих повозок мы с апостолами. Я хоть и был в полном походном облачении легионера, но шел не в общем строю со своим контубернием, поскольку нес и охранял главное сокровище - ковчег с восстановленной скрижалью. Помогал мне Гней, а компанию нам составляли Матфей и Иаков, которые подменяли нас, когда мы уставали. Скрижаль я забрал из Храма в последний вечер, и она идеально уместилась в новый ковчег. Туда же я поместил чашу из гробницы Христа и свитки, заверенные Синедрионом - все, которые успели написать за прошедшие дни. Одна копия едет со мной в Рим, другая будет передана в Александрийскую библиотеку. А вот расписки торговых домов и сверток с драгоценными камнями я просто бросил на дно своего походного вещевого мешка - вряд ли он кого заинтересует.
        Почему Матфей и Иаков идут с нами? Петр отправил их, чтобы они познакомили меня с учениками Христа в Кесарии. А еще рассказали кесарийским братьям о воскресении Мессии и его вознесении. Петр и сам хотел посетить город, но накануне в Иерусалим вернулись остальные апостолы, а с ними и еще несколько учеников Христа. Мария же приболела немного и поэтому осталась в Галилее - жаль, что мне так и не удалось с ней познакомиться. После совместной трапезы, Петр предложил ученикам пойти в Храм и в присутствии ковчега бросить жребий, чтобы узнать, кто из них достоин стать двенадцатым апостолом, заняв место Иуды. Жребий, как и в моей истории, пал на Матфия - одного из тех, кто всё время находился с Иисусом, начиная с крещения Иоанном Предтечей. Святой Дух сошел в Храме и на всех остальных апостолов - все повторилось…
        …Вообще, последний день перед отбытием легиона в Кесарию, выдался очень суетным, мне нужно было закончить еще кучу дел. И для начала побеседовать с наси Гамлиэлем перед тем, как покинуть Иерусалим. Левиты к тому моменту собрали по городу сотни свидетельств об исцелениях и прочих чудесах, произошедших в день вознесения Христа. И все они были подробно записаны, после того, как подтверждены в присутствии ковчега. Нашлись, конечно, и фантазеры, но это понятно - каждому хотелось быть сопричастным к чуду, явленому Мессией.
        О разговоре наедине меня попросил сам наси, передав свою просьбу через Иосифа Аримафейского. И я не удивился, когда речь зашла о моем даре видеть будущее. Иосиф узнав от меня о горькой судьбе Иерусалимского Храма, сообщил об этом своему наси - наверное, я бы на его месте тоже так сделал. Разговор вышел долгим и непростым. Гамлиэлю было трудно смириться с таким будущим для своего народа.
        - Неужели никак нельзя предотвратить это?!
        - Можно. Я отвечу словами твоего мудрого деда Гиллеля, которые стоило бы выбить в камне над входом в Храм: «То, что ненавистно тебе, не делай другому - в этом вся Тора. Остальное - комментарии». А ваши первосвященники проповедуют презрение к обычаям и религиям других народов, граничащее с отсутствием какой либо морали. Так почему же тебя удивляет, что иудеев гнали, гонят и будут изгонять отовсюду? Кто потерпит в своем доме лукавого гостя, творящего за его спиной беззаконие?
        - Ты говоришь про еврейских ростовщиков в Риме?
        - И про них тоже. Хотя более поразительно для меня то, что вы так ничего и не сделали с этим золотом - ни для своего народа, ни для своего города. Просто копили его и копили. Зачем, скажи? Чтобы передать его Сеяну на заговор? Чтобы потом пришли римляне и вернули свое римское золото, заодно прихватив из сокровищницы Храма и все остальные ваши богатства?
        Наси сокрушенно молчит, а я продолжаю:
        - Ты ведь слышал о притче про зарытый в землю талант, которую рассказывал Мессия своим ученикам? Эта притча о вас - о храмовниках. Я делаю все, чтобы изменить злую судьбу Иерусалима и его Храма, но и вы не должны сидеть, сложа руки. Вы тоже должны внести свою посильную лепту. Пришло время вашему народу поменять свое отношение к окружающему миру и измениться самому.
        Не знаю, сможет ли новый наси переломить ситуацию. Иногда мне кажется, что иудейские первосвященники глухи к любым доводам рассудка. Но я хотя бы попытался убедить его…
        После разговора с наси я отправился забрать в мастерской готовые крестики, чтобы раздать их легионерам, прошедшим обряд крещения. Удивительно, но наши солдаты восприняли эти крестики как награду. Нужно было видеть, с каким благоговением они принимали их от меня и потом долго рассматривали, держа в в своих мозолистых руках, привыкших к оружию. Правда, и я постарался обставить их вручение торжественно, толкнув перед этим небольшую прочувствованную речь.
        - Сейчас я каждому из вас выдам серебряный нательный крестик, как напоминание о принятии крещения и земном подвиге Спасителя. Отныне вы все будете носить его, не снимая, а он защитит вас от сглаза, проклятий и прочих бед, особенно связанных с колдунами и старыми богами. На его оборотной стороне написаны слова самой простой молитвы, обращенной к Христу: “Спаси и сохрани”. Повторяйте ее в трудную минуту, и Бог не оставит вас.
        Легионеры внимали мне, затаив дыхание.
        - Вы спросите, почему эти крестики теперь серебряные? Конечно, их можно было сделать и из дерева, как у Лонгина Сотника и Фламия, но солдатская доля тяжела, и обидно будет, если крестик сломается от удара в самый неподходящий момент. А скромно выглядит он потому, что это не украшение, и его не нужно носить напоказ. Теперь вы все знаете, каким человеком был Христос, и нам нужно брать пример с него, проявляя такую же скромность. И когда мы предстанем перед ним там - я указал рукой в небеса - он будет судить о нас не по цене крестика на нас, а по делам нашим. Помните об этом…
        Моя речь имела и еще одно неожиданное последствие - вечером меня в казарме нашла служанка Корнелии - дочки Пилата - и попросила прийти во дворец. Ее молодая хозяйка хотела поговорить со мной о чем-то важном.
        - …Марк, я тоже хочу креститься! - заявила она мне без обиняков, стоило нам встретиться в атриуме дворца. Девушка одела розовую столу, накинула платок на голову.
        - Корнелия… - вздохнул я - Крещение - не шутки. Вера должна быть искренней, глубокой и осознанной, а выбранный Бог - одним на всю оставшуюся жизнь. Нельзя, как римляне и греки поклоняться куче богов, перебегая из одного храма в другой и принося жертвы каждому новому в пантеоне. Это уже не вера, а какой-то хитрый торг: я тебе подношение, а ты мне свою защиту.
        - Но как же по-другому? - удивилась девушка
        - Вот про это я и говорю - покачал я головой - ты пока даже не понимаешь смысла веры в Христа, и его отличия от прежних богов.
        Упрямица нахмурила свои красивые бровки и даже сердито притопнула ногой
        - Понимаю! Я слышала все, что рассказывали вам ученики Мессии. Мы со служанками тоже прятались там и не пропустили ни одного слова. А потом видели, как Петр крестил легионеров здесь, в имплювии атриума. Ты же Примас, а значит тоже можешь крестить людей, как и главные ученики Христа!
        - Может и могу. Но не стану делать этого, пока не пойму, что ты по-настоящему уверовала в Христа. И не нужно надувать губы, Корнелия! - я сделал шаг вперед, успокаивающе взял девушку за руку. Отчего она мигом покраснела - Ты же видела, как серьезно отнеслись к крещению солдаты и офицеры? И далеко не все из них решились креститься, многие пока еще думают, и это правильно.
        - А мне не нужно думать! Я уже все для себя решила.
        - И твои родители об этом знают? - зашел я с другой стороны - Что будет, когда твой отец узнает, что ты самовольно крестилась, сменив веру предков? Пока ты не вышла замуж, все решения за тебя принимает он.
        Дочь Понтия Пилата опустила голову и расстроенно закусила губу. Да… женщины в Риме полностью бесправны, а незамужние дочери вдвойне. Жена хотя бы может развестись с опостылевшим мужем, вернувшись под власть отца или брата, а дочь - это практически вещь, находящаяся в полной власти домуса - главы семейства. Он для нее и царь и бог, а она - всего лишь разменная монета - способ породниться с нужным человеком или выгодно решить финансовые проблемы. Идти против воли отца для любой дочери чревато большими неприятностями. Тем более, против воли такого сурового отца, как Пилат. Жалко ее, конечно, но все последствия своего своевольного поступка девушка должна понимать.
        Был и еще один тонкий момент, о котором я пока промолчал, поскольку не готов был его озвучить. Крестить римскую женщину - это ведь практически признать ее равноправие с мужчиной. Она же в этом мире автоматически принадлежит к религии своего отца или мужа. Так что в какой-то мере, крещение женщины будет иметь эффект декларации прав человека. Простят ли мне такое?
        - Корнелия… - вздыхаю я - давай договоримся так. Отложим твое крещение до Кесарии. А ты пока подумай, как тебе поговорить об этом с отцом и получить его согласие.
        Вчера вечером она нехотя согласилась со мной. Но за ночь, видимо, придумала новый план, подключив к нему свою мать Клавдию. И теперь обе дамочки постоянно звали меня к себе в повозку, чтобы поговорить о Мессии, пожаловаться на жару и еще под разными надуманными предлогами.
        Их каррука, запряженная парой мулов, ехала позади нас и представляла собой большую квадратную «кабинку» с окнами, водруженную на четыре крупных колеса. Конечно, повозку нещадно трясло и раскачивало, но это не повод постоянно дергать меня и ныть, жалуясь на все подряд. Сварливой жене Понтия то было жарко, то пыльно, то скучно… Христом она интересовалась, но все больше в практическом ключе. Могу ли я вылечить божественной силой ее желудочные боли? А как узнать будущее семьи Пилатов?
        Лечения я ей благоразумно не обещал, хотя верное лекарство от ее недуга знал - жрать надо меньше на ночь и быть разборчивее в еде, не тащить в рот всякую дрянь. А вот предсказания я сразу отверг - никаких гаданий. Будущее неопределенно и создается нашим выбором и нашими усилиями. Бог наделил нас свободой воли и никакие потроха черного барана не скажут нам ничего. А кто утверждает обратное - мошенник и обманщик.
        - Авгуры не могут лгать! - Клавдия попыталась вступить со мной в теологический спор.
        - Как скажешь, достопочтенная… - уклонился я от дебатов и поспешно сбежал из повозки.
        Не то, чтобы я был против поглазеть на аппетитные коленки Корнелии, выглядывающие из-под ее подобранной столы, или заглянуть в вырез ее туники, где очень уместно бы смотрелся серебряный крестик. Но терпеть ее мамашу не было никаких сил. К тому же Корнелия, в отличие от бодрой Клавдии, казалась действительно измучена жарой. Она вяло обмахивалась ручным веером из павлиньих перьев на длинной ручке, то и дело промокала влажный от пота лоб, и устало прикрывала глаза, словно ее клонило в сон.
        Ну, и наконец, кучер - он сидел прямо на крыше этого римского тарантаса и разумеется, с интересом слушал все разговоры. А потом, наверняка, докладывался Тиллиусу. А тот уже решал, что стоит узнать Пилату из женской болтовни. Я сначала подумал, что влиять на префекта через его жену - неплохая идея. А потом вдруг вспомнил Нерона. Тот ведь тоже достаточно терпимо относился к христианам. Но взбесился, когда в обход "хозяина дома" те обратили его жену в свою веру.
        - …Примас, а долго нам идти? - вырвал меня из раздумий Иаков. Солнце было в зените, парило нещадно, и хитоны апостолов покрывали пятна пота.
        - Три дня - пожал плечами я - Давайте меняться.
        С самого начала нашего знакомства я старался не зазнаваться и вести себя дружелюбно. Становиться высокомерным Петром мне не хотелось, поэтому я честно делил все тяготы пути с учениками Христа, в том числе, и переноску ковчега. Сколько я не "прислушивался" к святыне, увы, мне удалось обнаружить лишь остаточные эманации Света.
        Взвалив на плечи шесты для переноски Ковчега, я подстроился под шаг Гнея и начал рассказывать апостолам о нашем пути. К концу третьего дня мы должны были вернуться в Кесарию, где сейчас находится административный центр Римской Иудеи, официальная резиденция префекта и «база торпедных катеров» - место постоянной дислокации 6-го легиона. Там у "железных" хорошо укрепленный, зимний лагерь с крепкими каменными казармами. В отличие от тех убогих временных строений на территории дворца Ирода, где я очнулся в теле Марка. Расстояние от Иерусалима до Кесарии - три дневных перехода с двумя ночевками во временных лагерях. Их места давно обустроены и используются для ночевок легионеров уже много лет. Все это я ненавязчиво узнал из разговора с Тиллиусом, пока мы вечером пересчитывали и опечатывали теперь уже римские ящики с золотом.
        - А зачем Пилат, забрав золото Храма, везет его в Кесарию? - поинтересовался Иаков, вытирая пот со лба и сплевывая на землю пыль, набившуюся в рот - Почему не сразу Антиохию?
        Мы топали по широкой, мощенной дороге, но от пыли это спасало мало. Сначала вокруг было много зелени, словно где-нибудь в Испании или Южной Италии. Но чем дальше мы уходили от Иерусалима, тем чаще зелень фруктовых садов и виноградников сменялась полупустынным ландшафтом с редкими островками кустарников, а потом вдруг снова садами.
        - Думаю, он сам хочет его преподнести Тиберию, в обход наместника Сирии…

* * *
        Первый день нашего пути пролетел быстро. Легионеры сразу взяли солидный темп, и маршировали как роботы, да и дорога была довольно пустынной. Паломники после Песаха уже давно разошлись, а все, кто нам встречались, были крестьянами из ближних селений. Они шли пешком или ехали на самых обычных осликах, кто побогаче - на муле. Лошадей почти ни у кого не было - их цена и содержание слишком дороги для обычных людей. Один раз мы пересеклись с большим торговым караваном. Десятки верблюдов в окружении охраны, в том числе и конной, везли судя по запахам, мешки с благовониями и специями. А еще многочисленные тюки с тканями и коврами.
        И крестьяне, и купцы, едва завидя вдалеке римские когорты, тут же поспешно освобождали дорогу и боязливо кланялись начальству с обочины. Все они с большим любопытством разглядывали, и легионеров, и груженые повозки, и нас с апостолами, несущих на своих плечах ковчег.
        Встречали мы и императорских всадников-курьеров, которые перевозят между городами корреспонденцию. Один из них отсалютовал Марону с Понтием и передал префекту тубус с запечатанным свитком.
        Пилат погрузился в чтение, потом обернулся и нашел взглядом меня. Махнул рукой, подзывая.
        - Примас… хм… Марк - префект до сих пор так и не решил, как ко мне лучше обращаться - Наше путешествие затянется. Я думал, направиться на корабле в Рим прямо из Кесарии, но мне сообщают, что у Родоса снова хозяйничают пираты. Ради безопасности груза нам придется плыть с зерновым караваном из Александрии.
        Сообщение Пилата меня ни капли не расстроило - я бы с удовольствием побывал в этой культурной столице древнего мира. Заодно и знаменитую библиотеку будет возможность посетить, Александрийский маяк опять-таки увижу - это же мечта любого историка!
        - Это было в свитке? - я кивнул на папирус в руках Понтия - И какой давности эти сведения? - полюбопытствовал я
        Префект посмотрел на печать с другой стороны свитка
        - Отправлено неделю назад.
        Да уж… Долго идет информация в античном мире. Но надеюсь, Пилат не передумает.
        И вот, когда солнце начало скатываться к горизонту, и повеяло прохладой, мы, наконец, достигли путевого лагеря легионеров. Местность к тому моменту стала уже более пересеченной, вдалеке показались холмы и даже невысокие скалы. Пару раз миновали вброд небольшие ручьи, а однажды пересекли небольшую речку, перейдя ее по крепкому деревянному мосту. Там же был устроен небольшой привал, чтобы пополнить запасы свежей воды и напоить мулов и лошадей.
        - А вон и наш лагерь показался - махнул рукой Гней на невысокий холм, макушка которого была абсолютно ровной, словно срезанной ножом. Подойдя ближе, стало понятно, что перед холмом еще и ров вырыт. Значит, вот это и есть та самая “fossa, agger, vallum” - ров, насыпь, вал - основа любого римского военного укрепления. А этот временный лагерь был еще и ровным частоколом обнесен - видимо им пользовались достаточно часто. Судя по всему, он охранялся, и внутри нас ждало подкрепление.
        Марон хлестнул коня и поскакал в начало колонны, за ним последовал и Пилат. Загудели трубы, призывая охрану лагеря распахнуть ворота. Легионеры сразу оживились, на их запыленных лицах появились скупые улыбки - еще немного, и можно будет скинуть свои тяжелые доспехи и поклажу. Солдаты уже устали перекладывать с плеча на плечо фурки - эти Т- образные палки, на которых несли снаряжение. Лошади и мулы тоже пошли живее, словно почуяв близость воды - а судя по зелени у подножья холма, там еще и небольшая речушка есть.
        Перед самыми воротами легионеры начал притормаживать, перестраиваясь, и тут… заглядевшись на лагерь, я даже не понял, как все началось. Голова колонны, практически вся первая когорта, уже втянулась в ворота лагеря, когда с соседних холмов и из двух балок - сразу справа и слева - повалила с дикими воплями какая-то огромная толпа оборванцев. Их были сотни, а может быть и тысячи, но поскольку строя они не держали, казалось, что все покрыто ими, как саранчой. Хотя приглядевшись я понял, что не такие уж они и оборванцы - многие были одеты в доспехи, а передние ряды держали в руках щиты и копья, вскоре полетели и первые стрелы.
        - Зилоты! - заорал Марон, поднимая на дыбы Зверя - Стройся в черепаху! Опционы держать строй…
        Снова загудели трубы, но какой там…! Воспользовавшись неразберихой, передние ряды зилотов смяли колонну с двух сторон, отсекая от ворот тех, кто еще не успел в них войти, и там началась резня. Апостолы сгрудились вокруг меня, а я как идиот стоял, сжимая в руке гладиус. Да, мы с Гнеем были в доспехах и вооружены, но что нам сейчас делать? Присоединиться к своему контубернию или спасать скрижаль и апостолов? И где его теперь искать - этот свой контуберний - в такой неразберихе? Прямо перед нами повозки с золотом, а за спиной каррука с беззащитными женщинами. И в этой суматохе повозки никак не развернуть, чтобы увести их в сторону. А зилоты явно нацелились отбить золото Храма. Или своих пленных единомышленников, закованных в цепи и шедших за обозом в арьергарде колонны.
        Легионеры медленно отступали, пытаясь упорядочить и сохранить строй, зилоты яростно давили. С фанатичными криками они бросались на римлян, некоторые сразу погибали, но и в рядах легионеров пробивали бреши. Так долго продолжаться не могло. На стороне иудеев была огромная численность и их безрассудный фанатизм. Легионеры брали выучкой и дисциплиной.
        Я зло сплюнул на землю. Если бы была настоящая выучка - разведка не прозевала бы такую засаду. Нет, ну каковы наглецы! Устроили нападение прямо перед римским лагерем. Но в принципе, момент был выбран правильно - на марше с легионерами не справиться, а сейчас солдаты устали, и вообще никто здесь не ожидал нападения.
        - Это Элеазар! - Иаков толкнул меня в плечо, указывая куда-то влево. Там на вороном коне красовался здоровый бородатый мужик в позолоченном шлеме и доспехах. Он размахивал мечом, раздавая приказы и направляя в бой новые отряды. Зилоты были все ближе, то и дело рядом начали падать их стрелы и камни из пращи.
        - Тот самый? - спросил я, разглядывая издалека главаря - Царь разбойников?
        - Они считают себя освободителями - дипломатично ответил Иаков
        - Бандиты это и убийцы! Посмотрю я, что они с тобой сделают, когда узнают, что ты мытарь.
        Иаков вздрогнул и потупил взгляд.
        - Нет, так это оставлять нельзя! - я на автомате ударил гладиусом прорвавшегося через ряды легионеров бунтовщика, распоров ему незащищенную руку. Он отпрянул в сторону, но тут же получил от Гнея пилумом в бок.
        Я отступил назад, за повозки, увлекая за собой апостолов. По дороге вытащил из карруки бледную Корнелию. За спиной девушки от страха закричала ее мать - шальная стрела пробила обшивку повозки прямо над ее головой и застряла в плотной ткани. Нет, так нам не прорваться в лагерь - женщин и апостолов по дороге подстрелят как кроликов. Да и скрижаль я бросить никак не могу - это даже не обсуждается.
        Я быстро оглянулся по сторонам, оценивая обстановку - увидел, что на соседней повозке легионеры установили гастрафет и уже натянули тетиву огромного арбалета, но в кого им стрелять, кажется не представляли. Главный предводитель зилотов был слишком далеко, а понять, кто у этого сброда еще в командирах, было совершенно невозможно. Решение пришло само.
        - Гней, хватай Клавдию и спрячь всех за повозками! - крикнул я другу, устремляясь к гастрафету.
        - Прочь! - оттолкнул я опешившего от моей наглости опциона, и вскочил на повозку. Разумеется, никаких устройств для прицеливания у этого древнего орудия не было - ни мушки, ни целика. Пришлось наводить по стволу. Я уперся в приклад, и взмолился Богу. “Не за себя прошу - за беззащитных друзей и женщин: дай силы покарать убийц!”
        Несколько секунд ничего не происходило, а потом кольцо на руке вспыхнуло и привычный Свет заструился по рукам, напитывая тело Силой. Наступила вязкая тишина, все звуки разом пропали. Я слышал только мерное биение своего сердца и собственное дыхание. Все вокруг замедлилось, превратилось в застывший кисель. Нашел взглядом Элеазара, замершего с высоко поднятым над головой мечом - бешеный взгляд, перекошенный в крике рот… Казалось, в этом свирепом лице уже не осталось ничего человеческого, одна сплошная ненависть. Я прицелился и мягко нажал на рычаг. Стрела медленно вылетела из гастрафета, и я услышал тихий свист, с которым она рассекала воздух, устремляясь к цели. А потом время снова пустилось вскачь, и стрела вонзилась прямо в раскрытый рот предводителя зилотов. От сильнейшего удара его развернуло в седле, и все увидели, как из позолоченного шлема, на затылке вышел острый наконечник стрелы, превратив голову Элеазара в кровавое месиво. Он замертво рухнул с коня.
        - Вот это выстрел…! - выдохнул за моей спиной незнакомый опцион. Корнелия и Клавдия неумело перекрестились.
        Глаза у подчиненных опциона полезли на лоб, они неверяще переводили взгляд со своего гастрафета на тело поверженного главаря зилотов, расстояние до которого было никак не меньше трехсот метров. Казалось, они все хотят протереть глаза, чтобы удостовериться, что зрение их не подводит. Апостолы тоже были в шоке.
        - Примас… - Иаков дернул меня за рукав хитона и взволнованно зашептал - Я почувствовал что-то странное, когда ты стрелял, это благодать Мессии…?
        И что мне ответить парню? Что высшие силы благословили меня на убийство Элеазара? Это ведь была настоящая казнь. И я знал, что попаду. Только открыл рот, чтобы ответить Иакову, как над полем боя раздались отчаянные крики и вой - это зилоты увидели гибель своего главаря и сбились в кучу, не понимая чьих приказов им теперь ждать. Легионеры, почувствовав коренной перелом в битве, усилили свой натиск. И иудеи, дрогнув, побежали, бросая на поле раненых и свои немудреные доспехи. Конница бросилась вдогонку…
        Только один из отрядов зилотов, проявляя редкое хладнокровие, продолжал драться не на жизнь, а на смерть, и явно пробиваясь к тому месту, где среди легионеров мелькали шлемы Марона и Пилата. Эта была когорта, наиболее пострадавшая от нападения зилотов, поскольку она приняла этот бой первой. И сейчас на подмогу ей из лагеря уже спешило подкрепление - когорта Лонгина, которая перестроившись, тут же вступила в бой в полном составе.
        Но вдруг среди легионеров раздались крики:
        - Префект убит!
        - Проклятые сикарии убили Пилата…!

* * *
        Что за…?! Как убили…?!!! За спиной раздались испуганные крики женщин, а я до боли в глазах, всматривался туда, где еще недавно префект яростно раздавал удары мечом, направляя своего коня в самую гущу сражающихся. Уж в чем в чем, а в отсутствии отваги обвинить Понтия Пилата было невозможно. Но сейчас там царила полная неразбериха, и увидеть что-либо даже с высоты повозки с гастрафетом было невозможно.
        - Мессия покарал его за неправедный суд… - тихо проговорил на арамейском Матфей и перекрестился
        - Заткнись! - прорычал я, спрыгивая с повозки
        Апостол пошел красными пятнами. Открыл рот, чтобы возразить мне, но я не дал:
        - Что ты несешь, Матфей?!! Кого покарал Учитель? - я подошел и зло встряхнул его за плечи - Бедный Иерусалим, который теперь по вине зилотов сотрут с лица земли?!! Неужели ты не понимаешь, что гибель префекта - это смертельный приговор для Иудеи и ее жителей? Тиберий прикажет наказать евреев в назидание другим! Или забыл уже, что я вам рассказывал?! Ты сейчас истово молиться Иешуа должен, чтобы Пилат оказался жив!
        Матфей испуганно отшатнулся и действительно начал молиться. Дошло, наконец…! Мы разговаривали на арамейском, и в принципе, нас понимал только Иаков. Но легионеры с подозрением прислушивались к нам - что это Примас кричит на ученика Иешуа?
        - Но что же теперь делать, Марк?
        - Спасать его, если это еще возможно. Использовав силу, которой наделил вас Мессия.
        Я бросился к ковчегу и достал из него скрижаль
        - Гней, ты отвечаешь за женщин и ковчег! Мы на поиски префекта.
        - Примас, ты сейчас не пробьешься туда!
        Не пробьюсь, это точно… Обернулся к заму центуриона:
        - Выдели нам двух провожатых, опцион. Нужно как можно быстрее добраться до префекта и попытаться спасти его. Пусть твои люди громко кричат, чтобы дали дорогу лекарям.
        Опцион даже не стал пререкаться со мной, просто махнул рукой солдатам, стоящим рядом с ним
        - Выполнять приказ!
        А дальше мы с огромным трудом начали пробиваться к воротам лагеря. Солдаты каждые несколько шагов выкрикивали: «Дорогу! Лекари для префекта!». Люди расступались, заслышав их призыв, но пробраться сквозь толпу разгоряченных солдат все равно было делом нелегким. А мне еще и приходилось крепко прижимать к себе скрижаль, чтобы не выронить ее, а также следить, чтобы апостолы не отстали вдруг в толпе и не потерялись. Теперь бы еще понять, где сейчас Пилат - может, его уже в лагерь успели занести, пока мы пробираемся к воротам?
        На наше счастье на полпути нас встретил Квинт Гораций, отправленный Фламием на мои поиски. И это было настоящим чудом, что мы с ним не разминулись в такой неразберихе.
        - Примас, быстрее! Префект умирает.
        - Так он жив?!
        - Жив, но тяжело ранен, и без сознания.
        Парни Горация действовали не в пример жестче наших провожатых, прокладывая дорогу, и вскоре наш небольшой отряд уже входил в ворота лагеря. В центре, где располагалась претория, уже стояли несколько шатров, отличающихся от солдатских гораздо большим размером и красивыми узорами. Трофейные? Вокруг шатров суетились люди. Мы вслед за Горацием быстрым шагом направились туда.
        Там нас встретил взволнованный Тиллиус. Толстяк весь вспотел, покраснел. Поди его тоже не погладят по головке, если Понтий кончится.
        - Примас, я уже не надеялся, что они тебя найдут!
        Не вступая в пустые разговоры, я сходу начал отдавать распоряжения
        - Гоните отсюда всех посторонних, пусть останутся только люди Фламия. Нужна будет чистая вода, уксус и ткань для перевязки. Быстрее, дорога каждая минута!
        Мы с апостолами зашли в командирскую палатку, полог которой был откинут, и увидели, наконец Пилата, лежащего в одной тунике на низкой лежанке. Его уже успели освободить от доспехов и протереть бледное лицо от пыли, сейчас молодой лекарь пытался обработать страшную рану на бедре. Ногу перетянули, но кровь продолжала сочится.
        - Остановись! Не трогай рану. Дальше мы сами.
        - Но…
        - Делай, как тебе говорят!
        Лекарь не стал спорить с Тиллиусом и, молча, отошел в сторону. Вот и молодец, нечего тут грязь развозить.
        - Внятно объясните мне, что случилось? Почему он без сознания?
        - Получив ранение, префект не удержался в седле и упал с коня, ударился затылком, потерял сознание.
        А шлем он надеть позабыл?
        - Ты сам это видел?
        Тиллиус уверенно кивает в ответ на мой вопрос. Понятно… Еще и сильное сотрясение мозга. Значит нужно одновременно заниматься и раной на бедре, и головой. Иначе здравствуй отек мозга или внутреннее кровоизлияние. Прикрываю глаза, пытаясь восстановить в памяти все, что я читал про оказание первой помощи при сотрясении мозга. Ага… понятно.
        - Какие травы у тебя есть? - обращаюсь я к лекарю - Нужны: пустырник, валериана, мята и хмель.
        - Найду.
        - Тогда кипяти воду и готовь отвар - все в равных пропорциях.
        - Тиллиус, найди Фламия или Лонгина, пусть приведут своих солдат, из тех, кто крестился. Пусть они молятся Христу за спасение префекта, сила общей молитвы нам сейчас тоже не помешает.
        - Парни не очень помнят слова - на ухо прошептал мне Квинт
        - Значит, пусть молятся как могут! Главное, чтобы слова от сердца шли, искренне. Понимаешь?
        Сам я в это время осторожно переворачиваю Пилата на бок и приподнимаю ему голову, подкладывая под нее руку и свернутый плащ. На лоб и огромную шишку на затылке кладу смоченную в холодной воде ткань. Сгибаю в колене его неповрежденную ногу. Вот. Теперь можно и раной на бедре заняться. Для начала протираю свои руки разбавленным водой уксусом, потом аккуратно убираю всю грязь и кровавые разводы вокруг раны. Сама рана очень нехорошая - глубокая, рваная, кровоточащая - наверняка уже и инфекция занесена по полной программе. Пилату точно не выжить, если мы сейчас не справимся. Но сил у меня одного на все не хватит - я слишком потратился на выстрел, так что помощь двух апостолов будет решающей.
        Подробно объясняю им, что нужно будет делать. Они нерешительно переглядываются.
        - Вспомните, как вы впервые ощутили Силу. Сотворите молитву Иешуа, чтобы снова призвать Свет. Учитель услышит вас, поверьте, и не оставит без помощи! Появится свет - и вы сразу увидите черноту в этой страшной ране, которую нам нужно будет изгнать. Иначе исцеление не начнется, и рана не закроется. Руками самой раны не касаемся, только направляем на нее Силу. Я уже делал такое в Храме, и даже не с одним раненым. Но у вас сейчас сил больше, чем у меня, так что вы будете лечить, а я прослежу, чтобы все было в порядке. Ну, с богом, братья…
        Я осеняю себя крестным знамением и подношу к губам крестик. Апостолы повторяют за мной и погружаются в молитву. Через какое-то время я вижу, как и скрижаль, и их руки начинают светиться знакомым светом…
        Не знаю, как у хирургов хватает терпения и сил работать в операционной целой бригадой. Я весь издергался, наблюдая, как Иаков с Матфеем неумело «гоняют черноту». Понятно, что опыта у них вообще никого, и представлений о человеческой анатомии тоже ноль. Но сегодня их однозначно вела рука Бога. И когда рана все же перестала кровить и начала затворяться, я не смог сдержать вздоха облегчения. Стыдно признаться, но я сам не был до конца уверен в нашем успехе, хоть и демонстрировал апостолам обратное. Сапожник - без сапог.
        Внутреннего кровоизлияния я не увидел, только начинающийся отек мозга, но с ним мы справились достаточно легко. Он просто незаметно рассосался, стоило апостолам направить на него поток силы.
        - Как же это…? - лекарь уставился на затянувшуюся рану, отказываясь верить своим глазам.
        - Сила молитвы - устало улыбнулся Иаков, подначивая пожилого мужчину
        - И вера в Бога - добавляю я - Скажи, лекарь, а много ли тяжелых раненых сегодня?
        - Слава богам, таких тяжелых ранений больше нет! И убитыми мы потеряли немного - всего человек пятнадцать. Но вы ведь не…?
        - Нет, воскрешать убитых мы не умеем. Это только Иешуа было под силу.
        Глава 14
        - Префект жив?! - ворвался в шатер Аппий Марон, стаскивая на ходу шлем, украшенный красным гребнем - Как он?
        В запыленных позолоченных доспехах, еще разгоряченный недавним боем, и оттого напоминавший движениями хищного зверя, легат выглядел опасно и внушительно. Все присутствующие в шатре дружно повернули головы в мою сторону.
        Я устало вздохнул:
        - Жить будет…
        - Слава богам! Это ты его спас, Марк? Как тогда в Храме легионеров?
        - Мы - я приобнял за плечи смущенных апостолов - Без помощи Матфея и Иакова я бы сейчас его не вытянул.
        - Слышал, ты еще и «царя зилотов» из гастрафета подстрелил? Я отмечу твои заслуги в донесении в Рим. Можешь рассчитывать на дубовый венок!
        Вот, кстати, о донесении…
        - Марон, мы можем поговорить наедине?
        - Прямо сейчас? Хорошо, пойдем в мой шатер.
        Глянув еще раз на Пилата, который пока не пришел в себя, но выглядел уже не таким бледным, как прежде, мы вышли, оставив раненого на попечение лекарей, а скрижаль апостолам. Тиллиус нахально увязался за нами с легатом, но это было даже к лучшему - его предстоящий разговор тоже касался.
        Лагерь менялся прямо на глазах - за короткое время его территория уже покрылась ровными рядами солдатских палаток. Легионеры времени зря не теряли. Навстречу нам, рыдая и расталкивая оцепление вокруг шатра, бросилась Клавдия - пока мы вытаскивали префекта с того света, они с дочерью тоже уже успели добраться до претории. Выглядела жена Пилата ужасно: растрепанная, с непокрытой головой, глаза покрасневшие и опухшие от слез. Корнелия тоже плакала. У меня кольнуло в сердце, я взял ее за руку.
        - Все будет хорошо!
        - Клавдия, не позорь своего мужа - Марон, увидев женщину, брезгливо поморщился - Веди себя достойно, как подобает римской матроне.
        - Что с моим мужем?! - жесткие слова легата немного отрезвили ее, и рыдания тут же прекратились
        - Он жив, и его жизнь уже вне опасности - поспешил я ее успокоить - но пока без сознания. И его сейчас нельзя беспокоить. Молитесь за его здоровье - это единственное, чем вы сейчас можете ему помочь.
        - Хвала Иисусу! - женщина судорожно перекрестилась и, покачнувшись, начала оседать на землю.
        Легионеры тут же подхватили ее под руки и, повинуясь приказу Марона, повели их с Корнелией в шатер, выделенный для проживания.
        - Женщины в военном лагере - зло, им здесь не место. Зачем только Пилат потащил их с собой!
        Ну… в принципе легат прав. Но зная Клавдию, подозреваю, что она мужу всю плешь проклевала, упрашивая взять ее в Иерусалим. Иногда легче просто уступить женщине, чем выслушивать ее бесконечное нытье.
        - Тело главаря зилотов удалось захватить? - интересуюсь я у Марона.
        - Да. Утром прикажу его отправить в Иерусалим и выставить там перед Храмом, чтобы все увидели, что Элеазар мертв.
        - А с остальными что?
        - Раненых солдаты добили, они все равно не дошли бы до Кесарии. Те, кто сможет дойти, будет продан в рабство - равнодушно пожал плечами легат - А сикариев сразу казнили, этих иудейских псов нельзя было оставлять в живых.
        - Кому-нибудь удалось бежать?
        - Нет, всех отловили. Сейчас ауксилии заковывают пленников в цепи.
        Мы заходим в шатер легата, денщик тут же принимает шлем и меч из рук Марона, и подносит ему посудину с водой, чтобы тот мог ополоснуть руки и лицо. Подает полотенце.
        - Так о чем ты хотел поговорить, Марк? - спрашивает легат, закончив освежаться и отсылая денщика прочь.
        - Нам с большим трудом удалось навести порядок в Иерусалиме. Нельзя чтобы Тиберий снова обрушил на город свой гнев. Иначе все наши труды пойдут насмарку.
        Марон недовольно морщится, косится на Тиллиуса
        - Я обязан написать в донесении о нападении на римского префекта. И наказание за это последует в любом случае.
        - Но написать тоже можно по-разному. Можно ведь и упомянуть о непричастности нового Синедриона к нападению зилотов. Пусть весь гнев Рима падет только на тех, кто затеял это нападение.
        - А ты уверен, что Храм не причем?
        - Уверен. Префект пообещал снизить налоги до прежнего уровня, и нынешний Синедрион больше не поддерживает зилотов. Это явно постарался кто-то из сторонников Анны, которых Пилат недавно изгнал из Синедриона. Вот им нужна ссора иудеев с римлянами, чтобы снова вернуться к власти.
        Легат переглядывается с фрументарием, и смысл этих переглядываний мне понятен - мы все сейчас в одной лодке, но с доверием у них явно плоховато - каждый сам за себя. А их донесения в Рим, между тем, не должны расходиться.
        - И еще я подозреваю, что в сокровищнице хранилась не только казна Храма, но и чьи-то личные богатства. И этот «кто-то» готов вернуть их любой ценой. Нужно бы провести дознание и найти подстрекателя.
        - Примас, как ты себе это представляешь? - хмурится Тиллиус
        - Ну… для начала хотя бы допросить пленных. Всегда ведь найдется тот, кто готов спасти свою жизнь ценой предательства.
        - Но как узнать, что он не врет?! Пытать? Это долго
        - А скрижаль на что?
        Я надеялся, что слухи об особых свойствах святыни уже широко разошлись в народе.

* * *
        Я надеялся, что слухи об особых свойствах святыни уже широко разошлись в народе. В конце концов, толпа иудеев, среди которых были и зилоты, видела ее и с балкона Храма, и у гробницы Христа - не зря же потом столько страждущих пришли поклониться ковчегу.
        - Да как эта деревенщина может вообще что-то знать о планах своих главарей?
        - Так ты выбирай из пленных тех, кто одет получше остальных, и на ком есть доспехи. Тогда точно не ошибешься - это и будут приближенные Элеазара.
        Марон приглашает нас с Тиллиусом вечером на ужин, а до этого предлагает еще раз все хорошо обдумать. Фрументария он явно остерегается и правильно делает. Но при этом легат понимает, что до тех пор, пока наши общие интересы совпадают, Тиллиус для него ценный союзник, и ссориться с ним не стоит.
        Выходим с фрументарием из шатра легата, и тут я останавливаюсь, не зная, куда мне теперь идти, и где искать свой родной контуберний. Понятно, что в военном лагере - каструме - все строго упорядоченно и регламентировано: каждая солдатская палатка, каждый командирский шатер находятся строго на своих местах. Но я-то об этом имею весьма смутные представления, поскольку читал о таком только в учебнике для студентов-историков, а сведения там были приведены весьма отрывочные, а лучше сказать - приблизительные.
        Вот претория - это как бы сердце военного лагеря, площадка соток на пять - здесь расположены шатры начальства, и проводятся все важные мероприятия: оглашение приказов, суды и религиозные обряды типа жертвоприношений. Ее пересекает прямая «улица» шириной метров десять, не меньше - via praetoria. Чуть дальше за палатками видна еще более широкая «улица» - via principalis - это она считается в лагере главной. Такая же широкая полоса, свободная от палаток, идет вдоль внутреннего периметра всех стен лагеря. Разумность такого устройства каструма проверена многими и многими поколениями легионеров, правила эти незыблемы, и все их здесь прекрасно знают. Кроме меня, горемычного..
        Легионеры снуют по лагерю как муравьи - кто-то заканчивает ставить палатки, кто-то уже носит воду и разводит небольшие костры, на которых будет готовиться еда, кто-то усердно чистит свои доспехи и оружие. Все сейчас происходит согласно установленному распорядку, как будто и не было недавнего нападения зилотов. И главное - невзирая на то, что нападавших вроде бы разбили наголову, а пленных уже заковали в цепи, охрана нашего лагеря ничуть не ослаблена. Больше того - она даже усилена - у ворот команда легионеров собирает массивные деревянные ежи - «трибули», чтобы расположить их вдоль высокого частокола, прямо перед рвом. Каждый солдат уже при деле, никто не бездельничает, каждый винтик занял свое место в этой отлаженной военной машине. Один я выпал из общего распорядка - статус мой не понятен в этой строгой иерархии.
        - Примас, префект пришел в себя! - вырывает меня из раздумий подошедший Фламий.
        Ну, вот и обо мне вспомнили. Снова иду в шатер Пилата. Тиллиус следует за мной как тень - присматривает что ли? Впрочем нет, просто скрижаль ему для допроса пленников нужна, а без меня ею никак не воспользуешься.
        Чуть в стороне вижу, как лекари обрабатывают раны солдатам. Да уж… до появления полевой хирургии тут как до Луны, все практически делается на коленке. Выживет солдат - хвала богам, нет - значит, судьба у него такая. Придется хоть какой-то элементарный ликбез среди лекарей и солдат провести, чтобы по возможности снизить смертность среди раненых. Заодно и апостолам будет это полезно послушать, чтобы они лучше понимали, как воздействуют на раны своей силой.
        В шатре Пилата застаю Клавдию, прорвалась все-таки упрямая баба! Под моим укоризненным взглядом она отступает от лежанки мужа и виновато опускает глаза
        - Марк, я могу ему чем-нибудь помочь?
        - Можешь. Иди, помолись Иешуа. Поблагодари его за чудесное спасение своего мужа и попроси, чтобы все обошлось в дальнейшем. А еще оставь Пилата в покое до утра, у него сейчас нет сил, чтобы слушать твои причитания. Разболится голова - и нам с апостолами придется снова начинать его лечение, а сил уже ни у кого из нас тоже нет.
        Клавдия обидчиво прикусывает губу, но послушно удаляется, бросив прощальный взгляд на мужа и нежно погладив его по руке. На лице Пилата проступает облегчение, и он еле слышно выдыхает. Я оборачиваюсь к застывшему у стола лекарю
        - До утра никого сюда не впускать. Раненому нужен покой. Будут скандалить - отправляй всех ко мне.
        Лекарь послушно кивает - мой авторитет сейчас непререкаем. Все искренне уверены, что префекта мы с апостолами вернули из-за грани. И это чудо можно объяснить только божественным вмешательством. Ну… пусть и продолжают так думать, по сути это не так уж и далеко от истины.
        - Отвар ему уже давали?
        - Нет, ждали тебя, Примас.
        - Неси.
        «Эскулап» пулей бросился исполнять приказ, а я поворачиваюсь к Пилату. Осматриваю затянувшуюся рану, прикрытую чистой тканью, отмечаю, что воспаления не наблюдается, осторожно ощупываю значительно уменьшившуюся шишку на его затылке.
        - Вроде все нормально, но придется задержаться в лагере, хотя бы на день. Как ты себя чувствуешь?
        - Перед глазами слегка плывет…
        - Это слабость из-за потери крови. Завтра уже будет получше.
        Пилат пристально смотрит мне в глаза
        - Марк, это правда, что я был мертв?
        - Нет. Но ты был очень близок к смерти. Благодари учеников Иешуа - если бы не они, я один ничего не смог бы сделать.
        - Они же… должны меня ненавидеть за его смерть, разве нет? Почему же они спасли меня?
        - Потому что Мессия учил их не делать различий между своими и чужими. “Возлюби врага своего”. Так говорил Учитель.
        Я тяжело вздохнул. Наверное, из всех заповедей Евангелия нет более глубокой, мудрой и вместе c тем не всем понятной, чем заповедь «Любите врагов ваших». Это правило, казалось бы, делает христианина совершенно беззащитным перед злом мира сего. Но зато именно эта заповедь удивительным образом поможет победить ненавидевший христианство языческий мир и приведет многих язычников к Христу.
        - Ну и потом - я отвел глаза - скажем честно: от того выживешь ли ты, зависит сейчас судьба Иудеи и Иерусалима.
        - Ты тоже готов лечить раненых врагов Рима?
        - Не знаю… - усмехаюсь я - Меня пока еще не ставили перед таким трудным выбором. Но если бы остались еще силы, то почему нет? Правда, начал бы я все-таки со своих - до доброты учеников Мессии мне пока еще далеко!
        В шатер заходит лекарь с медным котелком в руках - в нем чуть теплый отвар из трав. Не бог весть какое сильное лекарство, но хуже от него раненому точно не будет. Осторожно переливаю мутноватую жидкость в кубок, стараясь отделить ее от осадка, потом сам делаю глоток, чтобы проверить концентрацию отвара. Запах вроде бы ничего, на вкус тоже не сказать, чтобы сильно противно. Терпимо, одним словом. Подношу кубок к губам префекта и заставляю его выпить все до дна.
        - А теперь надо поспать. Прости, префект, но сегодня тебе лучше поголодать немного, иначе может стошнить. А вот завтра прямо с утра тебе приготовят крепкий куриный бульон, и он быстро поставит тебя на ноги.
        Пилат кивает и устало прикрывает глаза. Я же забираю скрижаль и показываю лекарю и Тиллиусу взглядом на выход. Уже в спину слышу тихое «Гратиас» префекта…

* * *
        - Про крепкий куриный бульон все понял? - спрашиваю я главного лекаря - Не забудь добавить туда коренья и специи для вкуса.
        Пряности - уже вполне обычный, пусть и экзотический товар в Риме. Тиберий получается большие прибыли от торговли с Индией через порты на Красном - Береника и Миос Ормос. Когда нас учили истории в МГУ, пришлось изучать знаменитый «Музирийский папирус». Так называется документ, найденный археологами, в котором был приведен список товаров, прибывших с кораблем «Гермаполлон» из Индии. 60 коробок девясила (из него получают масло, которое использовали в парфюмерии и медицине), сто пар бивней слона, корица, перец, паприка - чего только не привезли торговцы. Этот корабль доставил 220 тонн груза на общую сумму 7 млн. сестерциев.
        - Специи дороги - осторожно произнес лекарь
        - Мне идти к легату? - коротко спросил я
        Вот она, вторая экономическая мина под Римской империей. Если спекуляции евреев на курсе золото-серебро удалось прикрыть, изъяв сокровища Храма и поменяв состав Синедриона, то как быть со второй дырой? Римляне отгружают в Индию драгоценные металлы, взамен получают шелк, специи и другие предметы роскоши для своей элиты. Торговый дефицит растет, патриции все больше входят во вкус шикарной жизни. Тиберий пытается решить проблему, вводя запрет на роскошь и поднимая таможенные пошлины - в результате ширится контрабанда.
        - Я найду специи - тяжело вздыхает лекарь - Можно давать ему хлеб?
        - До обеда никакого хлеба, только бульон и отварную курицу. Дальше посмотрим. А сейчас мне нужно осмотреть остальных раненых - ставлю я его в известность - вели им всем собраться.
        - Примас, а силы-то у тебя на это есть? - встревоженно спрашивает Тиллиус - Может, до завтра осмотр солдат отложишь?
        - Нет, нам проще будет сейчас что-то немного поправить, чем завтра заниматься уже запущенными и воспаленными ранами.
        Подзываю Матфея и Иакова, ожидающих меня в сторонке в компании с Гнеем, и мы все вместе направляемся к лекарям. Солдаты завидев нас, радостно приветствуют - слухи о чудесном исцелении Пилата конечно уже разнеслись по всему лагерю. Да еще, наверное, и ребята Фламия добавили к этим слухам разговоры о лечении раненых в Храме.
        - Братья, по возможности бережем оставшиеся крохи сил - говорю я апостолам, но так чтобы меня слышали и лекари, и солдаты - Милость Иисуса к раненым безгранична, но увы, не наши с вами силы. Поэтому осматриваем раны и выбираем только те, где уже видим намечающуюся «черноту», все остальное терпит до завтра.
        Поворачиваюсь к лекарям, которые внимательно прислушиваются к нашему разговору:
        - А теперь скажу вам про то главное, без чего всякий нормальный лекарь даже не смеет дотрагиваться до открытых ран - это мытье рук. Если руки у человека грязные - на них тоже есть эта «чернота», которую правильнее будет называть инфекция или inficio. Запомнили? - я обвожу взглядом всех присутствующих - Она-то и есть настоящая причина всех воспалений ран и многих болезней. Поэтому сначала моем руки и обрабатываем их хотя бы разведенным уксусом. А только после этого очищаем раны, осторожно убирая из них грязь и все постороннее. Если будете следовать этому простому правилу - выживших раненых у вас станет на порядок больше.
        Вот так. Начинаю ликбез с элементарных основ санитарии. Сердце вдруг кольнуло от воспоминаний о любимой жене. Как она там поживает - моя медсестричка? Эх…Викуся сейчас быстро бы навела порядок, а вот из меня медикус получится весьма и весьма приблизительный, хотя разрозненных знаний по медицине в моей памяти хранится довольно много. Нет, чувствую не быть мне Геленом и Авиценной - задатки не те, да и не люблю я, если честно, анатомию. А без этого какой хороший врач, если только психотерапевт?
        Ко мне наклоняется Иаков, тихо произносит
        - Примас, Иешуа нам ничего про inficio не рассказывал!
        - Он и не должен был. Равви учил вас как лечить души человеческие. А тело… телом займемся мы.
        Раненых легионеров оказалось человек шестьдесят на весь лагерь, не больше. И семнадцать убитых. Совсем серьезных ран, как у Пилата, было немного. Все-таки выучка у римских солдат на высоте - в общем строю хрен их достанешь за большим щитом скутумом! А вот когда строй уже распался, тут да - возможно всякое. Нынешние раны у солдат были в основном колотые и резаные. Гематомы, ссадины, растяжения и вывихи здесь никто за ранения вообще не считает - само пройдет.
        Осмелевшие лекари встали за нашими спинами, стараясь увидеть загадочную inficio в ране хотя бы по внешним признакам, раз внутреннего зрения им не дано. Я внимательно рассматриваю раны, указывая и лекарям, и апостолам на недочеты
        - Вот здесь кто-то плохо почистил рану, видите: уже краснота начинается? Если сейчас не вычистить, скоро начнется абсцесс, или нагноение, если называть по-простому. Работаем.
        Помощник лекаря слушает меня, открыв рот, потом таращится на рану в надежде все же рассмотреть эту самую inficio. Не увидев ничего, смущенно спрашивает:
        - Примас, а как-то можно и другим получить эту удивительную «силу», которой ты обладаешь?
        - Нам с апостолами она была дана от Бога - пожимаю я плечами - как получить ее тебе, я не знаю. Молись, уверуй в Иешуа по-настоящему, как мы, и возможно тогда воздастся тебе по твоей вере. Но поверь, хорошим медикусом можно стать даже и без этой силы. Просто нужно добросовестно относиться к своему лекарскому ремеслу и сражаться до конца за каждого пациента, принимая его страдания как свои собственные. Можно, конечно, почерпнуть важные знания из древних манускриптов, но помимо этого в душе у тебя должно быть сострадание к людям. Без него никак.
        Закончив с осмотром раненых, предлагаю своим спутникам
        - Ну, что? А теперь пойдем, навестим пленных? Вдруг там тоже наша помощь нужна?
        Тиллиус недовольно хмурится, но потом все-таки кивает мне в сторону ворот. Скрижаль отправляется в свой ковчег, ребята Фламия берут его под охрану и уносят в палатку фрументария.
        Да уж… разместить такое количество пленных на территории временного лагеря совершенно невозможно. Бараков здесь нет, только полотняные палатки - у каструма ведь чисто военное назначение. Да никто и не собирается обеспечивать пленникам комфортные условия - ночевать им сегодня и в ближайшие дни придется прямо под открытым небом. Кормить их до Кесарии видимо тоже никто не будет - хорошо, если чистой водой обеспечат. Вот никогда раньше не задумывался: а как вообще римляне перемещали тысячи военнопленных или рабов? Теперь похоже, увижу все собственными глазами.
        Пленных много. Они понуро сидят прямо на земле, разделенные на группы. Запах потных мужских тел витает над зелотами, невольно заставляя поморщиться. Охраны здесь много, и судя по суровому виду солдат, церемониться с пленниками никто не собирается. Рыпнешься - и жизнь твою сразу прервут ударом копья или меча. Кто не дорожил своей жизнью - те уже полегли на поле боя, а здесь желающих расстаться с ней, нет. Эти, скорее всего, сами побросали оружие, когда увидели, что их главарь убит. Презрение римлян даже можно понять - трусоватые иудеи, выдернутые из своей привычной деревенской жизни, уже заранее смирились с участью рабов.
        - Раненые есть? - громко спрашиваю я на арамейском - помощь лекаря нужна?
        В ответ тишина. Пленные делают вид, что не слышат меня или не понимают.
        - Никто тебе не признается - усмехается Тиллиус - они боятся, что солдаты посчитают раненых обузой и сразу добьют.
        Но пострадавших среди пленных и правда не видно, похоже, легионеры уже успели проредить их.
        Мы с фрументарием проходим мимо иудеев, выискивая глазами подходящего «языка». Испуганные юнцы нам не нужны, вряд ли они вообще могут что-то знать. Забитые селяне в обносках - тоже нас не интересуют. Ищем того, кто постарше и поприличнее одет. Наконец, нашли пленника лет тридцати, бородатого, со шрамом на щеке, который хоть немного выделялся из общей массы своим чистым хитоном из добротного полотна. На обеспеченного горожанина он, конечно, не похож, но и дремучей деревенщиной его не назвать. Фрументарий велит солдатам расковать пленника, и мы возвращаемся в лагерь со своей «добычей».
        В шатре Тиллиуса иудея ставят на колени, за его спиной встает солдат с обнаженным мечом. Пока фрументарий посылает за писцом, я, молча, рассматриваю пленника. Пытаюсь понять, как с ним разговаривать, чтобы узнать все, что нас интересует.
        - Хочешь пить? - спрашиваю я его на арамейском
        Иудей удивленно таращится на меня. Ну, да - от римского солдата обычно сочувствия не дождешься. Наливаю воды в глиняную кружку, протягиваю ему. Пленник, помедлив, берет ее двумя руками и жадно припадает к холодной воде.
        - Как ты вообще оказался среди зилотов? Совсем же не похож на них.
        Пленный вытирает рукавом губы, помедлив, нехотя отвечает мне
        - Думаешь, римлянин, у меня был выбор? Пришли люди Элизара, велели всем молодым мужчинам деревни идти с ними. Мы и пошли.
        - Это ессей - уверенно произнес Тиллиус - Посмотри на его хитон. Такие носят в братстве “чистых”.
        Про ессеев я, разумеется, знал. Это была одна из иудейских сект, которая жила закрытой общиной. Ессеи признавали и молились Единому богу, ждали Мессию, но при этом сохраняли языческие обряды и верования. Именно им принадлежали знаменитые Кумранские рукописи.
        - А с чего Елеазару вообще пришло в голову нападать на большой, хорошо вооруженный отряд римлян? - я решил не нервировать пленника своими знаниями
        Еврей замолкает и отводит взгляд в сторону. Не хочет говорить, хотя явно что-то знает. Тиллиус хмурится и уже открывает рот, чтобы начать угрожать пленнику, но я жестом останавливаю его. Подхожу к ковчегу, достаю скрижаль. Показываю ее бородатому
        - Знаешь, что это такое?
        Тот на миг даже перестает дышать. Забывшись, пытается вскочить с колен, но железная рука легионера возвращает его на место.
        - Откуда у вас иудейская святыня?! Вы забрали ее из Храма?!
        - Успокойся. И ковчег, и скрижаль по-прежнему находятся в Иерусалиме, и теперь любой паломник может их увидеть в Храме. А это - та самая разбитая Моисеем скрижаль. Мессия восстановил ее - видишь, здесь остался едва заметный след на камне?
        Ессей вглядывается в святыню, потом неуверенно кивает
        - Ты не врешь, римлянин…
        - А разве можно соврать в ее присутствии?
        - Но почему она теперь у вас, у иноверцев?
        - Потому что мы христиане, последователи Мессии. У нас с вами один Бог. Смотри.
        Я показываю ему крестик, вслед за мной свой крестик достает и Тиллиус - в уме и сообразительности ему не откажешь. Пленник поднимает голову на солдата, стоящего за его спиной, но и у того на шее на тонком шнурке висит крестик - он ведь из центурии Фламия. Пока растерянный ессей приходит в себя от таких новостей, я предлагаю ему:
        - Теперь, когда ты знаешь, что ни я, ни ты не можем соврать друг другу, давай поговорим честно. Мы готовы дать тебе свободу и отпустить на все четыре стороны. Но ты должен рассказать нам все, что знаешь про сегодняшнее нападение.
        Пленник колеблется, потом все же решается:
        - Правда, отпустите?
        - Обещаем! Назови сначала свое имя.
        Вопросительно смотрю на фрументария, тот нехотя кивает. Ценные сведения сейчас намного важнее одного рабского ошейника.
        Помолчав, ессей по имени Авраам начинает рассказывать…

* * *
        - Несколько дней назад в нашу деревню приехал важный левит из Храма.
        - Какой левит…? - насторожился я
        - Ну… тот, который главный казначей у них.
        - Ионафан, что ли? - сходу врубается Тиллиус.
        Ессей кивает. Лицо фрументария тут же перестает быть расслабленным, он весь подбирается и становится похож на хищную куницу, увидевшую добычу. Переходит на латынь
        - Примас, значит, род бен Анна воду мутит…
        - А что ты хотел? - усмехаюсь я - У людей такие финансовые потери!
        - И не только финансовые. Пилат же их всех турнул из Храма, лишил власти в Иерусалиме.
        Пленник терпеливо ждет, пока мы обменяемся своими догадками. Тиллиус дает ему знак продолжать
        - Ионафан велел послать кого-нибудь в лагерь зилотов и передать, что ему срочно нужно встретиться с Елизаром.
        - Их лагерь расположен недалеко от вас? А почему он сам туда сразу не поехал?
        - “Ревнители” прячутся в горах, до них нелегко добраться. Скалы, узкие и крутые горные тропы…. Поэтому в таких случаях мы просто посылаем кого-то из мальчишек до их ближайшего поста, а дальше они уже сами.
        - Понятно. И что было дальше? - я незаметно почесался. Под лорикой нестерпимо зудело пропотевшее тело. Эх, когда еще опять доберусь до римских терм?! Хоть бы в речке сходить ополоснуться.
        - Фарисей остановился в моем доме, пока ждал Елизара. Со мной почти не разговаривал, попросил только ему воды принести, чтобы освежиться после дороги, да перекусил немного. Но тем, что с собой привез.
        - А чего ж так скромно?
        Авраам запнулся и скосил глаза на скрижаль
        - …Мы ессеи вообще с фарисеями не очень ладим, живем замкнуто и стараемся держаться от них подальше. У нас …расхождения с ними в обычаях и вере.
        Мы с Тиллиусом понятливо переглядываемся. Да уж… ессеи - это особая секта иудеев со своими особыми правилами, и первое из них - никому не сообщать догматы ессейского учения. Так что расспрашивать на эту тему Авраама бесполезно, он все равно промолчит. А мне в принципе и нет нужды спрашивать - читал я про них когда-то. Знаю, что не просто так ушли ессеи из шумных городов и поселились вдали от них закрытыми общинами, занимаясь земледелием и скотоводством. Строгие правила ессеев шли вразрез с тем, как вели себя фарисеи и саддукеи, нарушая заветы Торы. Наиболее близки им по духу, если только ученики Иоанна Крестителя и Христа, а со всеми остальными они даже в Храме не общаются. И что мне особенно нравится в догматах этих сектантов - так это отрицание рабства, неприятие жертвоприношений и презрение к незаконной прибыли. А еще терпимость к властям и отказ брать в руки оружие. Елизар ессеев явно пригнал сюда только для массовки, или уж скорее, как пушечное мясо. Толку в бою от них никакого.
        - Что же было дальше?
        - Потом явился Елизар со своими людьми. Мне они велели уйти, а с фарисеем о чем-то долго спорили и разговаривали. Когда жара немного спала, Ионафан сразу же отправился в обратный путь. Елизар дал ему двух своих людей.
        - И ты не слышал, о чем они говорили?
        Авраам замолкает, потом смущенно признается
        - Сам не слышал. Но знаю от одного из братьев, который нечаянно подслушал их разговор. Среди пленных зилотов, которых вы схватили в Храме, есть старший сын Елизара.
        Опачки…! А вот это уже серьезный прокол фрументария - не знать, кто у тебя неделю в казематах дворца сидел. То-то Тиллиуса так сейчас перекосило…! Хотя понятно, конечно, что из пленных никто бы и под страхом смерти его не выдал. И сам Авраам не сказал бы. Если бы не скрижаль. Потому как первенец для иудея - это особый случай. Так вот она, пожалуй - главная причина безрассудного нападения зилотов. Ну, и богатая добыча, естественно.
        - Ионафан обещал отдать Елизару часть храмового золота?
        - Да. И все остальное, что они смогут здесь захватить. Особенно зилотов интересовали римские доспехи и оружие.
        - Губа не дура…! - усмехаюсь я. Кто-то, похоже, серьезно готовится к восстанию, пополняя свой арсенал - Авраам, а вас-то как угораздило в это вляпаться? Ессеи же вроде оружия в руки не берут, не приемлют насилия и против властей никогда не выступают?
        - Все так, римлянин. Но что ты сделаешь, когда зилоты грозят уничтожить твою общину и разрушить твои дома? Мы даже не успели отослать свою молодежь - отряд зилотов пришел за нами рано на рассвете.
        - И много вас здесь?
        - Со мной двенадцать.
        Прямо как апостолов Христа… Ну, что же мне делать-то с этими праведниками? Почти свои. Рабства они точно не заслужили. Да, и скорее умрут, чем смирятся с ним. Придется уговорить легата Марона отпустить еще и их. А нет - так постараюсь их всех выкупить, когда придем в Кессарию, Тиллиус не откажет мне, поможет. Но сначала…
        - Поклянись мне на скрижали, Авраам, что ни один из вас не убил и не ранил римского солдата. Тогда я попробую уговорить легата отпустить всех ессеев.
        Рядом тяжело вздыхает Тиллиус. Ему явно не по натуре такое самоуправство. Но пока молчит.
        - Ессеи не приемлют клятв, римлянин - гордо вскидывает голову иудей - Тем более на нашей святыне. Я просто честно говорю тебе: никто из нас не замарал своих рук кровью.
        - Хорошо. Этого тоже достаточно - соглашаюсь я - и скажи мне вот еще что: вы не видели, случайно, кто продает и доставляет оружие зилотам? Может, греческие купцы проезжали через вашу деревню?
        - Нет - задумчиво покачал головой иудей - у нас бывают только люди Елизара. И к нам они приходят только за едой.
        - Платят или все даром забирают? - оживился Тиллиус
        - Делают вид, что платят. Но плата такая, что…
        Ага… вроде как и заплатили мирным ессеям, чтобы откровенным грабежом не выглядело, а на самом деле обложили их постоянной данью. Продразверстка, блин! Мало ессеям налогов, собираемых римскими мытарями, так еще и эти дармоеды присосались. И ведь не откажешь.
        - А какими монетами они с вами расплачиваются?
        - Разными. Чаще всего римскими. Но один раз зилоты закупали у нас много скота - расплатились серебряными драхмами.
        - Парфянскими драхмами? - тут же делает стойку Тиллиус
        - Да, ими.
        А вот это уже очень интересно… Конечно, в Иерусалиме много какие монеты на рынке встретишь, все же Иудея - перекресток торговых путей, но у зилотов-то драхмы откуда? И Тиллиус, похоже, ухватился за эту ниточку, взял след как гончая. От ессея нам больше ничего не узнать, но фрументарий уже горит нетерпением допросить теперь и других пленников.
        - Ладно, Авраам. Не будем задерживать Туллиуса, у него еще много дел. А ты иди, отдыхай, завтра утром увидимся.
        Я не задумываясь, протягиваю ессею руку, помогая ему подняться с колен. Тот, помедлив, принимает мою помощь. Получив подтверждающий кивок толстяка, легионер ведет пленника на выход из шатра. На пороге иудей оборачивается
        - Римлянин, можно узнать твое полное имя?
        - Можно. Если оно тебе что-то скажет. Я Марк Луций Юлий Цезарь Випсаниан. Но здесь и в Иерусалиме многие называют меня Примас.
        - Я буду молиться за тебя, римлянин Марк - и, помолчав, добавляет - Примас.
        Глава 15
        Удивленно смотрю вслед ессею, потом перевожу взгляд на Тиллиуса.
        - Надо приложить все усилия, чтобы освободить ессеев. Пусть эти иудейские аскеты и мало управляемы, но зато они безобидны и вполне могут стать будущими союзниками христиан.
        - Упертые еврейские фанатики… - недовольно ворчит фрументарий. Но это он скорее для вида.
        - Зато не агрессивные. И в спину не ударят. Ты, наверное, хочешь еще кого-то из пленных допросить? Так иди, не жди меня. Только если не трудно будет, попроси кого-нибудь из своих подчиненных принести мне воды побольше - надо привести себя в порядок перед встречей с легатом.
        - Воду тебе сейчас принесут, Примас, можешь прямо здесь располагаться - фрументарий машет рукой в сторону большого, серого шатра, который собрали прямо на моих глазах в центре лагеря - И ковчег пусть здесь на ночь остается. К легату я попозже подойду, а ты с Аппием Мароном будь в разговоре поосторожнее - предостерегает меня римский безопасник - змей он еще тот!
        Ага… а ты, можно подумать, херувим безгрешный. Все вы хороши! Интересно было бы почитать, что вы друг на друга в своих доносах в Рим пишите, небось, уже целые тома настрочили.
        Тиллиус ушел, отдав распоряжение своим помощникам. А я, выглянув из шатра, подозвал Гнея.
        - Друг, не знаешь, где мой вещмешок?
        - Знаю. Подожди, сейчас принесу.
        - И еще позаботься об апостолах, отведи их, пожалуйста, к ребятам Фламия.
        …А вскоре я уже с наслаждением смываю пот холодной водой из речки, текущей у стен каструма. Чистая ледяная вода бодрит и приносит долгожданное облегчение уставшим мышцам. А вообще, тело Марка оказалось на удивление выносливым - и к физическим нагрузкам, и холоду, и к жаре. Может, оно и не было таким гармоничным, как предыдущее, но своей выносливостью явно его превосходило. В прошлом теле я бы уже давно лежал пластом после таких чудовищных нагрузок, а эта крепкая тушка - привыкшая за десять лет к суровым армейским испытаниям - пока еще держится.
        Только успеваю переодеться в чистую одежду, как за мной приходит один из подчиненных легата. Меня, оказывается, уже ждут. Пришло время ужина.
        Пока иду к шатру Марона, замечаю, что над каструмом уже поплыли дымки солдатских костров и запахи еды. Легионеры, например, сами выпекают лепешки из муки грубого помола в золе походных костров. И получается вполне съедобно. Но мой контуберний сегодня ужинает без меня, хотя на это ребята вряд ли обидятся. Меньше едоков - больше достанется. А вот мне даже интересно будет посмотреть, как и чем питается командный состав. Пилат и Марон, например, оба худые и поджарые, а Тиллиус, наоборот чересчур толстоват. И дело тут, скорее всего, не только в отсутствии физических нагрузок, видимо значение имеют и вкусовые привычки. Фрументарий явно любит много и вкусно поесть, а вот Пилат, как я уже успел заметить, к разносолам почти равнодушен.
        - Проходи Марк - приветствует меня Аппий - а где Тиллиуса потерял?
        Приходится вкратце пересказать ему нашу эпопею с походом к пленным и допросом ессея.
        - Так значит, нам теперь известно, где расположено логово зилотов? - Марон довольно потирает руки - Можно будет карательный отряд туда послать и уничтожить их лагерь!
        - Пока только приблизительно. Но думаю, Тиллиус не отступится, пока все сведения из пленных не вытряхнет.
        Легат приглашает меня за стол. Судя по количеству кресел вокруг него, на ужин к военачальнику кроме нас с Тиллиусом, больше никто не приглашен, даже старшие офицеры. Из чего я делаю закономерный вывод, что со мной о чем-то хотят побеседовать приватно. Интересно только, о чем? И пока легат собственноручно наливает нам вино, я, пользуясь случаем, заступаюсь за ессеев. Марон недовольно хмурится:
        - Марк, ты уверен, что их стоит отпускать?
        - Аппий, какое главное правило Рима по отношению к провинциям? - осторожно подвожу я идеологическую базу под нужное мне решение - «Divide et impera» - разделяй и властвуй. А кто мы с тобой такие, чтобы оспаривать мудрость императора и Сената? Мятежникам кнут, союзникам… - тут я запинаюсь, стараясь подобрать синоним к русскому «прянику» - союзникам пирог.
        Марон смеется, преломляя хлеб - Но мятеж даёт нам право диктовать иудеям любые условия.
        - Конечно - легко соглашаюсь я - только сначала бы не мешало отделить мятежных иудеев от мирных. Или как говорят сами евреи - козлищ от агнцев.
        На правах гостя я первым поднимаю кубок - Prosit!
        Легат удивленно приподнимает бровь, но, помедлив, тоже берется за свой кубок. Упс… это я снова забылся и сильно забежал вперед. Prosit - это ведь гораздо более позднее и слегка видоизмененное латинское prodesse - что-то типа «для пользы», если в вольном переводе. Поэтому спешу пояснить ему:
        - Прости, Аппий, это у меня с Испании осталось. Твое здоровье!
        Выпиваем. Вино у легата хорошее, хоть и разбавленное. Но это и не удивительно - нынешние вина обладают настолько высоким содержанием алкоголя, что их повсеместно принято разбавлять водой. И хорошо еще, если она будет из родника или из акведука. Но гораздо опаснее, что для придания вину более сладкого вкуса, римляне выдерживают его в больших свинцовых резервуарах, а еще добавляют в него свинцовые брикеты или свинцовый порошок. Со временем на свинце образуется белесый налет, сладковатый на вкус.
        Естественно, римляне даже не догадываются о его вредоносном воздействии на организм человека и понятия не имеют, что отравление свинцом - сатурнизм - зачастую вызывает анемию, желтуху или конвульсии, а в особо тяжелых случаях - отек мозга и смерть. Диагностировать сатурнизм на ранней стадии иногда можно, симптомы у него есть - например, так называемая «свинцовая кайма» на границе десен и зубов. Но вопрос в другом - как убедить и доказать опасность свинца? У римлян ведь не только с вином, но и со свинцовыми трубами аналогичная история. И с этим тоже надо что-то делать…
        Закусываем… Большим разнообразием еды, кстати, стол легата похвалиться не может. Но для походного лагеря вполне неплохо. Мне, например, очень понравилась вяленая колбаса, которую римляне замачивают сначала в рассоле на месяц, а потом подвешивают в сухих прохладных пещерах для сушки. Удивительно, но по вкусу она напоминает ту, что я пробовал в прошлой жизни в Италии. Очень напоминает! Видимо не врали итальяшки - рецепт и, правда, почти не изменился за две тысячи лет. Сыр у легата тоже неплохой, уж не сравнить с тем “камнем”, что по доброте душевной угощал меня Лонгин. А еще мне понравился закрытый пирог с начинкой из яиц и сыра - либум. Это даже скорее толстая лепешка, но только не из той муки грубого помола, что у солдат, а качеством значительно выше. Были на столе и маслины, и лук с зеленью, и даже отварная спаржа.
        Ну, и конечно, вездесущий гарум - любимый соус римлян из перебродившей рыбной требухи, с резким вкусом и специфическим запахом. Вот к чему я точно никогда не смогу привыкнуть! А римляне чуть ли не все блюда поливают этим соусом и всё готовы в него макать. Они даже умудряются с его помощью ферментировать мясо для приготовления колбас. На удивленный вопрос Марона: почему я к нему не притрагиваюсь, отвечаю уклончиво - мол, в Испании гарум как-то не принят. Не привык. Поди проверь. Я теперь вообще, как что - сразу валю все на свое трудное детство, проведенное в далекой и дикой Испании. Что взять с провинциала?
        - Слушай, Марк… - заводит разговор легат под жареную баранину - а как ты смотришь на то, чтобы перейти под командование примпила Лонгина в его центурию? Вы вроде с ним в хороших отношениях? Я, конечно, мог бы перевести тебя к нему, и не спрашивая, но…
        Ну, «не спрашивая» - это ты, брат Аппий загнул, конечно. Не в том я теперь положении, чтобы двигать меня по шахматной доске, как какую-то простую пешку, да еще и без моего согласия.
        Я делаю вид, что сильно удивлен и слегка «задумываюсь». Но собственно это следовало ожидать. Я, если честно, и сам уже подумывал о том, чтобы как-то культурно попроситься в центурию Лонгина или Фламия. Эти две центурии мне уже стали намного роднее, чем моя собственная. А с занудой Петронием я так до конца и не нашел общего языка - раздражает его мой непонятный статус и моя дружба с другими офицерами. Как и мои непонятные отношения с высоким начальством. Не укладываюсь я в его простые и четкие представления об армейской иерархии. Служил под его руководством десять лет простой и веселый парень Марк, а теперь вдруг превратился, в не пойми что.
        Конечно, с бОльшим удовольствием я бы перешел к Фламию, с которым мы уже успели изрядно сдружиться. Но попадая под его командование, я автоматически перехожу и в распоряжение Тиллиуса, а вот этого мне хотелось бы избежать. К тому же центурия Лонгина - это считай, что преторианская гвардия в масштабах 6-го легиона. К легионерам из первой центурии первой когорты, конечно, предъявляют особые требования, в том числе и физические - все ребята Лонгина крепкие и высокие, не ниже 175 см. Но Марк вроде бы и по росту подходит, и выслуга у него уже приличная. Зато, какие перспективы сразу открываются для распространения христианства во всей «гвардейской» когорте легиона… Если дать себе помечтать, это ведь так и весь Железный легион христианским скоро станет! Так что да - я однозначно выбираю центурию примпила Лонгина. Но перед тем как согласиться, надо бы попробовать провернуть еще один финт - а вдруг прокатит? Наглость ведь, как известно второе счастье
        - …Марон, а могу я забрать с собой весь свой контуберний? У нас в нем парни все как на подбор.
        Легат, подумав, пожимает плечами
        - Можешь. У примпила сейчас в центурии не хватает людей, думаю, он только рад будет такому опытному пополнению. А центурию Петрония мы потом в Кесарии укомплектуем молодняком из новобранцев. Они как раз заканчивают обучение через пару недель.
        Ура-а-а!!! Прокатило. А тут и Тиллиус нарисовался…

* * *
        - Что это у вас лица такие довольные? - поинтересовался фрументарий, устало опускаясь в кресло.
        Аппий с усмешкой налил ему вина, но не ответил, загадочно промолчал
        - Дай угадаю - сделал большой глоток Тиллиус и, почмокав губами, одобрительно кивнул легату. Вино и впрямь было недурственным - Марк согласился перейти в когорту претория?
        - Бери выше - не сдержал я улыбки - теперь Марк в подчинении у самого примипила.
        - Давно пора было за ум взяться, Примас. С такими славными предками и все в простых легионерах, даже до декана не дослужился.
        - Ну, ты же знаешь мои сложные семейные обстоятельства… - замечаю я
        - Знаю. И рад, что ты, наконец, перестал дурака валять.
        - А когда еще подурачиться, как не в молодости?
        Денщик приносит новую порцию горячей баранины, и мы дружно наваливаемся на нее. Есть мясо без вилки и столового ножа не очень удобно, но привыкаю понемногу. Спокойно уже ем руками и брутально кромсаю мясо кинжалом. Все же есть какая-то прелесть в том, как мы сейчас трапезничаем - чисто по-мужски так… Но вилку я все-таки себе закажу у какого-нибудь ювелира, как только доберусь до Кесарии. Это вещь крайне удобная и иногда без нее никак не обойтись. А если что - снова свалю все на странные испанские обычаи.
        - Ну, как допросы прошли? - не выдерживает легат долгой паузы, во время которой мы с Тиллиусом усиленно жуем. Барашек молоденький, мясо сочное, нежное - сто лет не ел такой отличной баранины!
        - Все хорошо - скупо роняет фрументарий - Дорогу к лагерю зилотов нам покажут. У двоих пленников при обыске нашлись парфянские драхмы.
        - А что с сыном Елизара?
        - Завтра утром мне его покажут, никуда он теперь от нас не денется.
        Я вытираю жирные руки о лежащее рядом небольшое полотенце. Делаю добрый глоток вина.
        - Не вздумайте его завтра разоблачать.
        - Это почему еще…? - удивленно отрывается от барашка Тиллиус.
        - Потому что гораздо умнее будет не казнить публично наследника Елизара, а сделать вид, что мы вообще не знаем, кто он такой, и выставить его на торги на невольничьем рынке.
        - Зачем?!
        Ну, детский сад какой-то…! Все-таки странные спецслужбы у Тиберия, все у них только на доносах строится. А мозгами пораскинуть, а многоходовую операцию разработать? Начинаю объяснять фрументарию прописные истины
        - Тиллиус, вот предположим ты греческий купец, тайно торгуешь оружием и поставляешь его зилотам. И вдруг в Кесарии стало известно, что зилоты разбиты, и твоя торговля теперь под угрозой. Ты что сделаешь?
        - Начну сразу искать новых покупателей.
        - Зря. Можно нарваться на подставных людей и погореть. Проще продолжить работать с хорошо проверенными соратниками. Да, для этого сейчас нужно потратиться и выкупить их из рабства, но ведь эти деньги вскоре вернутся к тебе, и все усилия окупятся сторицей. Сын продолжит дело убитого отца, быстро наберет новый отряд из своих тайных сторонников, а главное - им снова понадобится много оружия. Деньги-то у зилотов точно есть, но где они спрятаны знают только приближенные Елизара. И его сын.
        Я вижу, как в глазах римлян появилось понимание идеи крысиного волка.
        - Так покупатель на рынке тоже может быть подставным - Тиллиус отбросил кость, задумался
        - Конечно. Сам купец ни за что светиться не будет, на торги он отправит своих надежных людей. А наша задача организовать слежку за ними и взять всех подельников с поличным.
        - Агентов у меня мало - смущенно признается фрументарий - не хотят иудеи иметь с нами дело.
        - Ну, на слежку хотя бы в пределах Кесарии сил хватит? А больше нам и не нужно. Понятно же, что сына Елизара выпускать из Кесарии никак нельзя. Забьется он снова в горы - и ищи его потом. Поменяет логово, наберет новый отряд зилотов, а заодно вырежет из мести всю деревню ессеев. И все начнется снова. Так что схватить его, допросить, узнать, где спрятаны деньги. А уже после этого казнить публично на площади и сына, и торговцев оружием, чтоб другим купцам было неповадно. Кто-то же должен ответить за то, что у этих зилотов оказались не только сирийские луки, но и греческий гастрафет. Из которого они, кстати, стреляли лично в меня с площади перед Храмом.
        Фрументарий налегает на вино, легат смотрит на меня как на пришельца с другой планеты. Вот пусть подумают Оба. Время до Кесарии у них есть. Так, теперь нужно персонально Марона важным делом озадачить.
        Меня если честно потрясла та легкость, с которой зилоты чуть не прибили Пилата. Я, конечно, все понимаю - римская армейская дисциплина базируется в первую очередь на личном примере командира, а лишь во вторую очередь на страхе наказания. И местная поговорка, что «с пылью и потом солдат должен смешиваться пот командира», мне очень даже симпатична. Только нахрена мешать солдатам делать свое дело и самому лезть в самое пекло?! Ты что, своему легату и центурионам не доверяешь? Понятно, что старый вояка Пилат не привык прятаться за спинами легионеров - за что его и уважают. Но вот смерть префекта, а уж тем более строгое и несправедливое наказание за это всей Иудеи в мои планы точно не входит.
        - Аппий, скажи, почему вы не пользуетесь стременами? Пилат бы сегодня точно удержался в седле, если бы они у него были.
        - Stirrups? А что это такое…? - и легат и Тиллиус смотрят на меня в недоумении
        - Никогда не слышали? Некоторые племена парфян используют специальные приспособления, чтобы тверже держаться в седле. И кельтские варвары с далекого севера тоже. Но у них это просто кожаные ремни с петлями для ступни, подвешенные к седлу, а если по уму - стоит пойти дальше и сделать такие стремена в виде железной скобы.
        - Ну, и зачем все это надо? - равнодушно пожал плечами Тиллиус и потянулся за куском пирога - лишние хлопоты и траты.
        Вот сразу видно, что товарищ не кавалерист. Да и какая же лошадь выдержит такого упитанного толстяка? Лошадки-то у римлян довольно мелкие. Зато вон у легата в голове сразу закрутились шестеренки, и глаза зажглись азартом
        - Это как? Покажи, Марк!
        Мне вручают лист пергамента и перо из стебля тростника. Я, вздохнув, неловко рисую, как все это должно выглядеть. Бесят меня эти палочки тростника и птичьи перья, пора изобрести серебряный карандаш. Свинцовые у них вроде бы уже есть, но больно легко стирается написанное и нарисованное им. Серебряный понадежней и поудобнее будет.
        - А разве нога всадника не будет проваливаться в такое…стремя? - резонно замечает Аппий, рассматривая мой рисунок.
        - Нет, не будет. Для этого на подошве обуви, под пяткой набивается…каблук, который не даст скользить в стременах. И конечно, обувь всадника должна быть с закрытыми носами, как кальцеи. Калиги, состоящих из одних ремешков, здесь не подойдут.
        - А если нога в этой скобе застрянет, и всадник не успеет спрыгнуть с падающей лошади?
        Я уважительно смотрю на Марона. А легат-то у нас с головой дружит, не смотри, что воин до мозга костей. Такого и не грех просветить.
        - Этого нельзя исключать, в бою всякое бывает. Но тогда можно сделать так…
        Беру тростниковое перо, рисую рядом с первым вариантом второй - это уже упрощенное английское стремя с изогнутой под углом дужкой. В нем и захочешь, не застрянешь. Уж англичане, как никто другой, знают толк в лошадиной экипировке.
        - …и такие стремена будут легко выпускать ногу всадника при падении - снова передаю я пергамент легату - Аппий, ты лучше оцени, как всадник сможет упираться в стремена ступней и ловко использовать длинное копье, нанося удары в любом направлении - сила удара с опорой на стремена будет куда выше. Или лучник будет стрелять из лука прямо на ходу.
        Вздохнув, Марон с сожалением откладывает пергамент в сторону
        - Ладно, Марк, завтра еще поговорим с тобой об этих твоих …стременах. Вещь, кажется полезная. А сейчас нам нужно идти. Пришло время для ритуала погребения погибших легионеров…

* * *
        
        Церемония похорон и поминовения крайне важна для любого римлянина. Он свято верит - душа человека бессмертна до тех пор, пока жива память о нем. А значит, нужно сделать все возможное, чтобы окружающие помнили о тебе, как можно дольше. Богатые ради этого строят помпезные гробницы и огромные мавзолеи, затмевающие своей роскошью даже храмы, бедные в лучшем случае довольствуются скромным надгробием на могиле. У первых на стенах гробницы многочисленные эпитафии - подробное жизнеописание с перечислением всех регалий и достижений покойного при его жизни. У вторых - лишь имя, да место рождения.
        Как продолжение надежды на счастливое пребывание в загробном мире, существует в Риме весьма странный обычай - устраивать захоронения прямо у оживленных дорог, чтобы проходящие мимо путники увидели и прочитали твое имя на надгробии. Раз имя прочитано - значит, память о тебе продолжает жить. Оттого иные римские дороги больше похожи на кладбищенские аллеи. И недаром в римском праве есть суровое наказание под названием “проклятие памяти” - это когда уничтожаются все упоминания о преступнике - его статуи, его имя в документах и летописях, надгробные и настенные надписи.
        Так стоит ли удивляться, что и римские легионеры, чья жизнь постоянно подвергается риску, и чей удел находиться полжизни вдали от родных, придают процессу погребения большее значение? В легионе традиции связывают солдат узами товарищества, которые вполне заменяют им семейные и родственные. И они обязывают не только помогать друг другу во время службы, но и достойно похоронить погибших. А потом не забывать их и поминать после смерти, гарантируя бессмертие боевым друзьям. И конечно, солдатские захоронения римлян тоже постепенно превращались в кладбища вдоль дорог, что ведут из военного лагеря.
        Выходя из шатра легата, я глубоко вздохнул, окунаясь в звучащее Слово. Оно понесло меня по закоулкам памяти.
        До Августа немногие легионеры могли позволить себе полноценные похороны, поэтому для достойного погребения еще при нем в легионах начали появляться похоронные кассы и похоронные общества. А со временем участие в них и вовсе стало обязательным. Каждый отчисляет деньги из своего солдатского заработка в общий «похоронный фонд», из которого потом оплачиваются его похороны, поминовение и траурная трапеза. Потом товарищи устанавливают на могиле сослуживца надгробие, на котором перечислены его имя, место рождения, звание, подразделение, возраст, стаж службы и даже имена его наследников. Существуют и братские могилы легионеров, в которых даже после смерти боевые товарищи продолжают оставаться вместе, в одном строю.
        Вот и сейчас организаторы похорон сделали все возможное, чтобы достойно почтить память павших в бою. Тела погибших подготовлены к погребению: омыты горячей водой, смазаны благовониями, завернуты в саван и одеты в чистую одежду. На грудь положены военные награды, если они были у солдата при жизни - это бронзовые медали фалеры и браслеты. Лица мертвых открыты и спокойны, лишь у одного оно скрыто восковой маской - видимо, изуродовали в бою ударом меча. Во рту у всех монетки для уплаты Харону за переправу через реку Стикс. Погибшие лежат в наскоро сколоченных ящиках, снабженных длинными ручками для переноса, которые уже установлены на временном помосте на претории. Рядом с ними в курильницах дымятся благовония.
        У живых было время обустроиться в лагере, передохнуть, привести себя в порядок и поужинать. Теперь пришло время отдать дань погибшим. Легионеры ровными шеренгами выстроились на претории, и хоть на лицах солдат читается усталость, вид у них вполне бравый - все они в полной боевой экипировке, в доспехах и с оружием. Чуть подрагивают на ветру сигнумы нескольких центурий, с имаго взирает на нас суровый лик императора. Все знаменосцы тоже при полном параде - со звериными шкурами надетыми поверх шлемов. И это часть ритуала воздаяния военных почестей погибшим легионерам.
        Чем больше наблюдаю римскую армию изнутри, тем больше поражаюсь: сколько же традиций мы переняли от нее. Да, вооружение совсем другое и методы ведения войны кардинально изменились за две тысячи лет, но вот какие-то основополагающие вещи, какие-то воинские обычаи и ритуалы - это все осталось практически неизменным. Стоят суровые римские парни с загорелыми, обветренными лицами, стоят ровными шеренгами, сжимая в руках копья и щиты. Но замени на них одежду, дай им другое оружие - и тут же перенесёшься на две тысячи лет вперед. Строгая дисциплина, постоянные тренировки, строевая муштра, команды, структура подразделений, служебная переписка - все это родом из древнеримской армии. И даже стелы на братских солдатских могилах - тоже римская традиция.
        На возвышение в центре претория поднимается Аппий Марон. Мы с Тиллиусом скромно подходим к кучке штабных офицеров. Наш «дженераль» задвигает пламенную речь. Короткую. Минут на пятнадцать. Зато вдохновляющую и патриотическую. Про то, что Рим велик, силен и всегда готов дать отпор врагу. Что любой враг бросивший ему вызов, будет уничтожен. И кто бы ни попытался восстать в провинциях, до него доберутся и сотрут с лица земли. Ибо Рим всегда действует по принципу: «Si vis pacem para bellum» - хочешь мира, готовься к войне. И оплот римского понятия о мире - его непобедимые легионы. То есть мы.
        Потом были короткие похвальные речи о заслугах погибших - панегирики, их произносят сотники центурий, в которых они служили. Наконец, траурная процессия, сопровождаемая факельщиками и горнистами, потянулась из каструма к месту погребения. Но отправился туда далеко не весь личный состав, а только те центурии, в которых служили погибшие. И поскольку один из убитых был из центурии Фламия, мы с Тиллиусом тоже идем.
        Оказывается, рядом с лагерем, у дороги уже есть небольшое солдатское захоронение, просто могил там пока совсем немного, оттого я и не заметил их сразу на обочине. В пылу битвы не до того было. Мы идем ровным строем в скорбной тишине, впереди легат и знаменосцы со штандартами центурий. За ними несут “гробы” ближайшие друзья убитых, их боевые товарищи. Остальные легионеры растянулись по дороге траурной процессией.
        Были бы мы в Иерусалиме или в Кесарии, тела погибших, скорее всего, сожгли бы на погребальных кострах, а после их прах собрали в специальные урны и захоронили. Но в походных условиях гораздо проще предать тела убитых земле - с дровами напряженка. Тем более, что здесь - в Иудее, осквернения могил можно не опасаться. Для еврея прикоснуться к мертвому телу чужака - это в первую очередь греховно осквернить самого себя. Да и лагерь рядом - дежурный гарнизон может жизни лишить за надругательство над солдатскими захоронениями.
        Братская могила уже заранее вырыта, потом поверх захоронения будет насыпан небольшой холм и чуть позже установлена общая стела с именами погребенных. Сверху перед стелой положат плоскую каменную плиту, которая в дальнейшем послужит столом для поминальных трапез сослуживцев. Но это все дело будущего, их ведь еще нужно изготовить в Кесарии или Иерусалиме и привезти сюда. А пока место отметили четырьмя столбиками, а на могиле совершили первые жертвоприношения - полили ее водой, вином, оливковым маслом и медом. Марон, как старший по званию, взял в руки лавровую ветвь и, обойдя собравшихся, окропил нас чистой водой. А затем отпустил всех ритуальной фразой: “Duis nunc” - “Вы можете уйти”.
        Все. Первая часть похорон на этом закончена. Но завтра обязательно будет продолжение - заклание на лагерном алтаре жертвенного барана, причем обязательно черного. И потом раздача его мяса легионерам, чтобы они помянули товарищей. А кровью жертвенного барашка щедро польют братскую могилу. Этим тоже займутся организаторы похорон из ауксилариев, поскольку штатные жрецы вроде армейских капелланов, в легионах не предусмотрены. Здесь все поклоняются такому количеству богов, что никаких жрецов на огромную римскую армию не хватит.
        И это, кстати, хороший повод задуматься. Сегодня я не стал вмешиваться в похороны и навязывать новые порядки - хотя некоторые легионеры поглядывали на меня с вопросами в глазах. Но убитые ведь были язычниками, и это их святое право быть погребенными именно так, как они того хотели. Но рано или поздно погибнет, к сожалению, и кто-то из легионеров - новых христиан, такова уж профессия солдата. И вот тогда у меня уже будет законное право вмешаться, прекратив все эти безобразия с забоем черных баранов и поливанием могил вином.
        За моей спиной тяжело вздыхает один из “наших” легионеров Фламия, переговариваясь с кем-то из своих товарищей.
        - Говорил же ему: Сервий, зачем держаться за мертвых богов? Ты же сам видел Иешуа, почему не веришь в то, что он Мессия?
        - И что он тебе ответил?
        - “Публий, мне страшно отрекаться от веры своих предков. Я боюсь, что римские боги покарают меня, если я отвернусь от них”.
        - Горькая насмешка судьбы… где были его боги, которым мы сейчас жертвы приносили? Среди христиан нет ни одного убитого, двоих лишь слегка зацепило. Хотя главный бой приняли на себя ребята Лонгина и наши. А Сервий мертв. И скажи, Публий, после этого, что крест и молитва Равви не защитила нас! Ведь дрались мы наравне со всеми.
        - Да уж… Как будто десница Иешуа отводила от всех нас смерть. И не мы одни с тобой это заметили.
        Я слегка повернул голову и увидел, как оба легионера перекрестились и благоговейно приложили к губам крестики. “Salvare et conservare…” раздался за моей спиной дружный шепот. “Спаси и сохрани…”.
        Что ж, похоже, нам с апостолами опять предстоит крещение новообращенных, ведь слухи в легионе разносятся со скоростью лесного пожара…
        Глава 16
        Через день наш легион такими же стройными колоннами покидает каструм, послуживший нам временным пристанищем на целых две ночи. Впереди нас ждет ночевка еще в одном временном лагере, а там уже и Кесария…
        Проходя мимо солдатского кладбища, когорты отдают последние почести павшим, прощаясь с ними. Офицеры вскидывают руку в привычном жесте, нагло присвоенном в ХХ веке нацистами, солдаты ударяют себя в грудь кулаком с зажатым в нем копьем и сразу поднимают его вверх. Целый лес копий вздымается над центуриями. Прощаюсь и я, перекрестившись и произнося вслух молитву «Отче наш…», что на латыни теперь звучит как «Патер ностер…». Слова первой христианской молитвы уже привычно подхватывает дружный хор мужских голосов - это легионеры 1-й центурии 1-й когорты, идущие рядом со мной. И да - я теперь сам часть этой прославленной центурии Лонгина, как и весь мой родной контуберний.
        Вчера утром Аппий Марон зачитал перед легионом приказ о моем награждении дубовым венком за спасение жизни префекта - т. н. «гражданской короной» или Corona Civica. А за действия, повлекшие перелом в битве с зилотами - это он про мой меткий выстрел из гастрофета - я получил кожаную «сбрую», богато украшенную семью серебряными медалями - фалерами. Почему «сбрую»? Так ведь все медали эти поначалу и крепились именно к конской сбруе, поскольку награждали ими исключительно выходцев из сословия всадников. Теперь же такими медалями награждают и простых легионеров. Конструкция, которая надевается поверх лорики, состоит из переплетения кожаных ремешков, вот на нее и крепятся фалеры. Отныне мне кроме доспехов и оружия придется постоянно начищать еще и медали. Не было печали…
        А еще по совокупности всех заслуг, включая и не называемые вслух мои иерусалимские подвиги, меня повысили в звании и перевели вместе с контубернием в когорту Лонгина. Теперь я не рядовой легионер, а дупликарий. Это такое общее название младших командиров, которые вроде бы уже и не совсем солдаты, но еще и не младшие офицеры - скорее что-то вроде кадрового резерва, из которого пополняются их ряды. Командных и штабных должностей дупликарии не занимают, правом наказания солдат не обладают, но при этом получают двойной солдатский оклад так же, как и опцион. Потому что они первые кандидаты на должность опциона в случае его повышения, отставки или смерти. А до этого момента дупликарии набираются опыта под командованием центуриона.
        Мои парни просто светятся от гордости. Ведь контуберний - это как семья, и мы часто называем друг друга «фратер» - брат. И то, что я, пойдя на повышение, потянул за собой и своих боевых товарищей, характеризует меня только с лучшей стороны. Такие резкие скачки в карьере рядовых легионеров случаются не часто, и по большей части во время ведения боевых действий, когда и гибель офицеров не редкость. А вот в мирное время дупликарии даже не во всех центуриях есть. Парни Лонгина тоже довольны - сам Примас теперь в их рядах, а значит, с ними Бог и его защита.
        Вчера вечером они мне уже скромно намекнули, что центурии не помешал бы новый отличительный знак - с христианской символикой. Думаю теперь. Склоняюсь к тому, что центурии просто нужен еще один штандарт. Сейчас наш сигнум - это длинный шест, который венчают позолоченное копьё, круглый венок и манус в нем - ладонь из серебра, как символ клятвы верности легионеров. Под венком идет табличка с номером центурии, когорты и легиона, еще ниже награды, которыми она награждена - серебряные и золотые фалеры. Но наград уже столько, что для второго венка с крестом и монограммой Христа, и места там нет.
        …А вообще практически весь вчерашний день я провел с апостолами и лекарями. Сначала осмотрели с ними Пилата, который шел на поправку, потом раненых солдат. Что меня приятно удивило и даже поразило в армейских лекарях - это их беспрекословное принятие новых идей по части санитарии. В инфекцию - inficio - они поверили сразу и безоговорочно.
        Думаю, что они и сами давно подозревали о чем-то таком, все-таки у людей многолетний опыт работы с открытыми ранами. А теперь их догадки логично улеглись в стройную теорию. Да и на римское стремление к поддержанию тела в чистоте санитария легла отлично. А раз лекари приняли саму идею, значит, пора сделать следующий важный шаг - тщательное мытье и кипячение медицинских инструментов в специально выделенном для этого котелке. Не просто потереть их тряпкой и прополоскать в чистой воде, а именно прокипятить несколько минут. И хранить потом эти инструменты, завернув в такую же чистую холстину.
        Выслушали меня очень внимательно, вроде бы все поняли. И даже оценили мою шутку при осмотре следующего раненого:
        - Лечить легионера будем, или пусть живет?
        Сначала напряглись, потом вежливо рассмеялись. О том, что Марк большой любитель пошутить, все уже знают благодаря моим сослуживцам. Старший лекарь тут же велел помощнику развести костер и сбегать за новым котелком. Вот это правильно. А я во время следующего дневного перехода напрягу память и вспомню что-нибудь по лекарственным растениям. Наверняка не все их полезные свойства римлянам известны, а в отсутствии нормальных лекарств они будут большим подспорьем для местных врачей.
        …Удаляясь в колонне от лагеря, оглянулся, бросив последний взгляд на место, где произошла битва с зилотами. Доведется ли мне побывать здесь еще раз… Легионеры вчера воздвигли на поле своеобразный памятник в честь своей победы - вкопали высокий ствол дерева в форме латинской буквы Y, и на него прибили покореженные трофейные шлемы, щиты и оружие зилотов - все, конечно, сломанное и уже не пригодное для дальнейшего использования. То, что пригодно для продажи - ценный трофей. А столб с искореженными доспехами - это такое военное пугало и предупреждение для будущих врагов, чтобы они не забывали о величии Рима и мощи римского легиона.
        Трупы убитых пленным зилотам еще вчера разрешили закопать - я лично просил об этом Марона, ссылаясь на рассадник будущей заразы. Тиллиус ехидно усмехнулся:
        - Тяжелый выбор для правоверного иудея! И по всем их правилам мертвых здесь не похоронить, и не бросить же в чистом поле непогребенных?
        Ничего… постонали, попричитали, но никуда не делись - начали, как миленькие, рыть братскую могилу под зорким присмотром легионеров. Матфей с Иосифом порывались пойти помочь - я не пустил.
        - Это не ваша война. Хотите спасти души погибших - молитесь Иешуа. А зилотам раньше надо было думать, чем для них может обернуться нападение на римлян. Вы лучше лишний раз спросите у пленных, не нужна ли кому помощь лекаря…

* * *
        Дорога последний раз вильнула, полого поднимаясь вверх, и наша колонна зашла на плоский, заросший травой холм. Четыре утомительных дня под жарким солнцем Иудеи были позади. Оставалось сделать последний рывок, и мы дома.
        - Смотрите, море, море! - заволновались апостолы, указывая на синеву у самого горизонта
        - Кесария - вторили им уставшие легионеры, кивая на белоснежные постройки города на фоне бескрайнего водного простора вдали.
        У всех словно открылось второе дыхание. Кесария, подернутая пеленой знойного жаркого воздуха, сейчас больше походила на пустынный мираж, маня и сверкая белизной своих строений. Даже издалека они разительно отличались от мрачноватых стен Иерусалима. И чем ближе был город, блестящий в лучах солнца, тем шире становилась мощеная дорога и оживленнее движение по ней. Издалека, от городских ворот доносилось громкие пение, веселый женский смех, звуки флейт, бубнов, труб и литавр.
        - Это нас что ли так радостно встречают? - спросил я у Тиллиуса
        - Нет, просто в городе праздник. Сегодня же майские календы.
        - И…? - удивленно приподнял я бровь. Вот что-то не припомню, чтобы у римлян 1 мая праздновали День трудящихся.
        - Так праздник же Благой богини - пояснил мне Тиллиус таким тоном, словно не знать этого я никак не мог.
        Кивнув фрументарию, судорожно начинаю вспоминать, что это за богиня у римлян такая? Вспомнил с большим трудом. Имени ее они почему-то стараются не называть, но вообще считается, что Благая богиня - это Майя - жена Вулкана и мать Меркурия, бога торговли.
        - Но в её храмы вроде бы допускают только женщин?
        - Так еще и флоралии сейчас проходят - хмыкнул Гней - гетеры наверное опять исполняют свои танцы с раздеванием.
        Вот про флоралии я уже знаю несколько больше. Веселый такой римский праздник! Двери домов украшаются цветочными венками, одежда - цветами, все поют, танцуют, предаются веселью и разгулу. Актеры устраивают на площадях театрализованные представления, выступают акробаты и фокусники.
        - Доставайте скрижаль - я не мог упустить возможности показать горожанам святыню и дал команду на открытие нашего ковчега. Апостолы вытащили каменную доску, поставили ее на деревянную подставку. Сам ящик мы подняли повыше и ускорили шаг, пробиваясь в начало колонны.
        Марон хмуро взглянул на мое самоуправство, но промолчал. Ничего не сказал и Пилат, когда к нам присоединились Корнелия с Клавдией. Женщины перед воротами вышли из повозки и пошли рядом с ковчегом. Сам же префект настоял на том, что в столицу он должен въехать верхом, чтобы не демонстрировать горожанам свою слабость. Я только махнул рукой - пусть уже этот упрямец делает, что хочет. Он сначала ведь в карруке до Кесарии собирался ехать. Еле убедил его, что в повозке растрясет так, что мало не покажется. С трудом Пилат согласился, чтобы его сменяясь несли солдаты в паланкине, но был при этом очень недоволен - потом всю дорогу хмурился и сопел, поджав губы.
        Городские ворота были широко распахнуты, на входе в столицу наблюдалось настоящее столпотворение.
        - Флорарии..?. - провел я рукой по цветочной гирлянде, свисающей со столба дорожного указателя - А может, нам сегодня увольнительную дадут?
        В Кесарию Палестинскую наш 6-ой Железный легион вошел в полдень 1-го мая. И сразу же попал в “пробку” - по центральной улице шла процессия горожан. Мужчины и женщины с цветочными венками на головах, на ходу распевали песни и пританцовывали. Играли флейты, звучали трубы. В самом центре толпы, в которой больше всего было греков в белых туниках, несли статую богини с рогом в руках.
        - Языческие боги и их праздники такие забавные…! - усмехнулся Матфей
        - А куда они все идут? - заинтересовался Иоанн
        - К храму Августа и Ромы. У богини Флоры в Кесарии нет своего святилища - Лонгин оттолкнул с дороги какого-то зеваку, раздраженно сплюнул - Столпились тут, не пройдешь.

* * *
        Путь от крепостных стен до городского форума у нас занял около получаса. В принципе мы могли бы и через южные ворота сразу во дворец Ирода пройти - что было бы намного короче и быстрее - но префект решил, наглядно показать кесарийцам всю мощь римского легиона. Триумфа в Риме им с Мароном не видать, как своих ушей - ни происхождением не вышли, ни количеством взятых в плен врагов. Так эти ушлые деятели видимо решили себе устроить триумф местного масштаба. А что? Тоже вполне достойно получилось.
        Зрителей на улице сегодня полно, и весь наш путь до дворца украшен цветочными гирляндами и венками. Считай, ненавязчиво так разделили праздник с Благой богиней. Но самое главное - бравые римские легионеры наглядно продемонстрировали жителям Кесарии не только свои сверкающие доспехи и оружие, но и повозки с трофейным золотом, а также толпу пленных зилотов, скованных цепями. А вот это уже вызвало неподдельный бурный восторг у горожан - купцам от этих разбойников здорово доставалось.
        А вот скрижаль мало кто оценил, многие даже и не поняли, что это иудейская святыня. Скорее всего, приняли за очередной римский трофей. Ведь население Кесарии - это в основном сирийские греки и римляне, сами иудеи не очень любят эту новую столицу, выстроенную ненавистным Иродом Великим. А те богатые евреи, что живут здесь обособленно в еврейском квартале, участия в греко-римских языческих праздниках уж точно не принимают. Ну, ничего… надеюсь, ситуация вскоре изменится. Греки очень восприимчивы к новым религиозным течениям, не зря именно они и стали самыми верными последователями Иисуса, разнося христианство по всему миру. А пока мы с апостолами восхищенно разглядываем Кесарию.
        Город красивый, и по сравнению с древним мрачноватым Иерусалимом, выглядит как белоснежный греческий полис. Все здания выстроены в основном из местного желтого песчаника, но побелены известью - отсюда и эта режущая глаз восхитительная белизна города. Широкие улицы вымощены гладким камнем. Планировка у Кесарии логичная и типично римская - город поделен на ровные прямоугольные кварталы, в которых просто невозможно потеряться. Центральных улиц в Кесарии две: та, по которой мы сейчас чапаем, называется Декуманус Максимус и проходит с востока на запад, заканчиваясь на форуме. Вторая - Кардо Максимус - длиннее первой в несколько раз и рассекает весь город с юга на север. И вся остальная планировка улиц идет уже от них.
        Пройдя мимо жилых кварталов и многочисленных лавок торгового, когорты выходят, наконец, на городской форум. Это самый центр города и здесь начинается зона с общественными зданиями, богато украшенными мраморными колоннадами, фонтанами и скульптурами. С форума открывается впечатляющий вид на Храм императора Августа и богини Рима - центральную точку города. Монументальное здание Храма имеет вполне типичный для нынешней эпохи вид: римский портик с треугольным фронтоном и статуями на нем, и множество высоких колонн вдоль каждой из стен. Но этот белоснежнее святилище построено на природном холме, и оттого оно словно возносится к небу, доминируя над центральной частью города. С разных сторон к нему ведут несколько лестниц, на которых сейчас и толпится народ.
        - Это сколько же мрамора на него пошло…? - изумляется Иаков
        - Откуда в Иудее мрамор… - усмехается Тиллиус в ответ на наивность апостола - Его же везут из самого Рима и стоит он очень дорого. Так что из мрамора здесь только колонны и статуи, все остальное построено из местного песчаника и сверху покрыто специальной штукатуркой под мрамор.
        Я глубоко вдохнул свежий, йодистый воздух, прикрывая от удовольствия глаза. Море было совсем рядом, за храмом уже начиналась гавань, но шума волн не было слышно из-за людского гама и громкой музыки. Зато в небе над нами кружили пронзительно кричащие чайки, видимо привлеченные запахом еды, которую горожанам продавали шустрые разносчики. Грех же не заработать на таком массовом городском мероприятии!
        Когорты, печатая шаг и не снижая темпа, красиво сворачивают на Кардо Максимус под одобрительные возгласы толпы, и направляются в сторону дворца. На сегодня миссия легиона выполнена. Народу предъявили живого и вполне бодрого римского префекта, разом пресекая все слухи о его гибели. Заодно показали военную добычу в виде тяжело груженных повозок и длинной вереницы пленных.
        Подозреваю, что у работорговцев прямо в этот момент праздник и закончился, начались трудовые будни - пленников ведь нужно срочно выкупить у легионеров, опередив при этом конкурентов. Потом оформить купчии, привести рабов в божий вид и подготовить их к перепродаже. Продавать такое количество рабов в Кесарии неразумно - это только цены сбивать и ждать потом от местных невольников постоянных побегов. Скорее всего, основная масса рабов будет отправлена на крупные невольничьи рынки, например, на тот же остров Делос или в Александрию. Ну, а там кому как повезет: кто-то на каменоломни отправится, кто-то в сельские латифундии, вряд ли полуграмотные иудеи на что-то другое сгодятся. Если годились бы - по горам не бегали и разбоем на дорогах не промышляли. Жалко дураков, конечно, нашли на кого нападать! Но с другой стороны, у большинства из них руки по локоть в крови. Так что заслужили они рабское ярмо.
        Чем дальше мы уходим от форума, те свободнее становятся улицы, такое ощущение, что все горожане сейчас в центре города. Дорогу от форума до дворца когорты преодолели намного быстрее, хотя она была в два раза длиннее. И я только успеваю крутить головой, с каждой минутой все больше влюбляясь в это восхитительное место. Море, благодатная Шаронская долина, утопающая в зелени полей и виноградников, пригород с множеством вилл, окруженных садами, и этот чудо-город Кесария. Все здесь так разумно устроено - водопровод есть в каждом доме, проточная вода поступает в него из акведука по керамическим трубам. На улицах есть фонтаны и общественные туалеты. Плюс система подземной канализации, очищаемая морской водой. И это я еще знаменитый порт не видел и сам акведук.
        Читал, что Кесария, построенная Иродом Великим практически с нуля, была одним из самых передовых городов своего времени, но вот увидеть все это своими глазами… Да столица Палестины по уровню просто впереди планеты всей! Не мудрено, что многие наши легионеры не прочь остаться здесь после окончания службы, а местные власти в лице префекта с удовольствием идут им на встречу и выделяют земли. Я бы и сам с радостью здесь пожил на пенсии, если бы мне не нужно было попасть в Рим.
        Сворачиваем с Кардо Максимус и видим перед собой фасад ипподрома, вытянувшийся вдоль морского побережья.
        - Что это за большое здание? - спрашивает Иаков
        Догадаться не трудно. Большинство римских городов строятся одинаково.
        - Здесь проводятся гонки на колесницах, любимое римское развлечение - объясняю я - а еще олимпийские игры, как в Греции. И проходят они в то же время.
        Тиллиус тут же добавляет - И гладиаторские бои здесь проводят.
        Бои? Странно… Для этого, наверное, лучше подходит арена местного театра, так почему же не там? На ум мне приходит единственное разумное объяснение: просто на ипподроме мест раза в два больше, а гладиаторские бои по популярности ничуть не уступают гонкам на колесницах.
        Вспомнил один исторический анекдот в тему про Кесарию. Однажды все ее жители отправились на представление в театр, а он здесь расположен на самой окраине города, практически рядом с крепостной стеной. Воры в это время спокойно ограбили городской рынок, украв оттуда все товары. Не знаю, правда ли это, или обычная байка, надо будет поинтересоваться у парней.
        О, вот и термы оказались здесь же на площади, справа от ипподрома… Хочу туда! Здесь ведь уже не просто заурядные бани, как в Иерусалиме, а целый комплекс. Построенный, кстати, силами легионеров. Уставшее тело настойчиво просит погрузить его в горячую воду, и отмыть до скрипа. А потом одеть в свежую одежду и хорошенько накормить.
        - Лонгин, мне ночью видение было - я напускаю тумана
        - Какое? - тут же Сотник с интересом на меня смотрит
        - Как я плаваю в бассейне этих терм
        Парни смеются, Лонгин устало машет рукой:
        - Отпущу я вас в увольнительную, не волнуйся.
        Дальше за ипподромом, судя по всему, высится дворец Ирода Великого, значит, и где-то рядом казармы 6-го Железного легиона. Кажется, мы дома! И нас даже встречает у ворот группа празднично одетых женщин. Но мое настроение резко падает, когда я слышу визгливый голос одной из них:
        - Марк, любимый, наконец-то ты вернулся! Я та-а-к скучала…

* * *
        - Вот же принесло заразу…! - с досадой сплевывает на мостовую Гней - Пристала, как колючка верблюжья, не отодрать! А узнает, что тебя дупликарием назначили, вообще пиши пропало - не успокоится, пока последний асс из твоего кошелька не вытянет.
        Так вот ты какая Зиновия… Я с интересом рассматриваю смуглую гречанку лет двадцати пяти, пробивающуюся к нам от ворот через рассыпавшийся строй легионеров. Ну, что сказать… вкус у Марка оказался довольно банальным для римских мужчин. Любой из них предпочтет в любовницы не стройную холодную северянку, а такую вот чувственную уроженку средиземноморского Востока. Яркое платье смелого фасона подчеркивает ее пышные формы, а густо подведенные, карие, выразительные глаза смотрят на мир с хищным, оценивающим прищуром.
        Копна рыжих, окрашенных хной волос, куча золотых украшений и отчетливая потаскушинка во взгляде довершают знойный образ зазнобы моего предшественника. Оборачивающиеся вслед Зиновии солдаты, присвистывают и отпускают в ее адрес сальные шуточки, но дамочка шпарит ко мне прямым курсом, привычно уворачиваясь от жадных мужских рук, так и норовящих ее ущипнуть или шлепнуть по мягкому месту. Добравшись до нас, гречанка никого не стесняясь, повисает у меня на шее, обдавая запахом тяжелым восточных благовоний.
        Матфей переводит недоуменный взгляд с нее на меня, тихо спрашивает
        - Марк, это твоя жена?
        - Нет, Матфей, и даже не невеста - я аккуратно расцепляю крепкие женские объятья и, поморщившись, уклоняюсь от жаркого поцелуя Зиновии - нам, римским легионерам, запрещено жениться до отставки, у нас могут быть только…э-э… временные подруги.
        Гречанка обиженно отстраняется от меня:
        - Ты совсем не скучал по мне, Марк?! А как же твои заверения в вечной любви? А кто обещал привезти мне золотые серьги из Иерусалима?
        - Зиновия, веди себя прилично, не позорь меня перед друзьями.
        - Друзьями…? - гречанка презрительно окидывает взглядом двух смущенных апостолов в потертых, пропотевших хитонах - С каких это пор ты стал водиться с нищими иудеями?
        А вот это она уже зря. Такого хамского отношения я никому не прощаю, и тем более шлюхам:
        - Опомнись, Зиновия, как смеешь ты, женщина, так говорить о моих друзьях?! Ты мне кто? Даже не конкубина! Золота от меня хочешь? Ты и так им увешена с ног до головы, скоро уже согнешься до земли под его весом!
        - Но, Марк…?
        Женщина растерянно смотрит на меня, не понимая причины произошедших во мне резких перемен. Любовник, еще недавно пылающий страстью и исполняющий все ее прихоти, вдруг охладел к ней и отчитывает теперь при всех как служанку или рабыню
        - Уходи Зиновия! - сурово сдвигаю я брови - Между нами все кончено. Найди кого-нибудь другого, кто будет бегать за тобой и скупать в лавках золото, чтобы добиться твоего расположения.
        Гней с довольной ухмылкой добавляет:
        - Ничего, в Кесарии есть, кому серебра ей в подол насыпать. Купец Ксаний не оставит ее своим вниманием.
        - Да, как ты смеешь, урод!
        - А где ты видишь урода, Зиновия?
        Разъяренная Зиновия разворачивается к Гнею и вдруг удивленно открывает рот, увидев, на месте страшного шрама на его щеке совершенно гладкую кожу. Заметно, что ей очень хочется расспросить легионера о его чудесном исцелении, но женская гордость и злость пересиливает в ней любопытство.
        - Что, Зиновия, никак перестало действовать твое чародейство?! - продолжает Гней - зря только деньги потратила, все твои привороты слетели с Марка, как шелуха с лука, когда Мессия коснулся его. Видишь, какая у нас теперь защита? С нами истинный Бог! И он не допустит, чтобы какая-то стерва превратила отважного римского воина в глупого осла.
        Друг гордо показывает гречанке на Скрижаль, а потом на свой крестик. Солдаты, до этого внимательно прислушивавшиеся к нашему разговору, но не вмешивавшиеся, начинают тоже ехидно подсмеиваться над растерянной Зиновией.
        - Бросил тебя Марк? Жди, красотка, сегодня я к тебе приду!
        - Спеси-то в тебе теперь поубавится, Зеновия!
        - Нашему дупликарию Марку теперь по чину лучшие гетеры Кесарии, а не обычные шлюхи.
        - Точно! А ты иди ублажай своего старого, жирного Ксания!
        Разъяренная фурия, гордо задрав подбородок, удаляется, звеня на ходу всеми своими золотыми браслетами, монисто и серьгами. Совесть моя отныне спокойна - такая деловая дамочка точно не пропадет. Матфей с Иаковом переглядываются и смущенно спрашивают
        - Примас, как же так…? Разве Мессия не учил нас не прелюбодействовать, разве можно нарушать его заповедь?
        - Нельзя - виновато вздыхаю я - но как здоровому мужчине прожить без женской ласки целых двадцать лет? Оттого легионеры и вынуждены пользоваться борделями и услугами таких вот “магдалин”. Здесь они правда на греческий манер порнами называются.
        - А если солдату все же жениться на скромной, порядочной девушке?
        - Беда в том, что римские легионеры не могут по-настоящему узаконить свой брак до окончания службы. Так многие и живут в грехе с любимой женщиной, хотя имеют от нее детей и ведут общее хозяйство. Да, они могут признать свою женщину конкубиной, но ведь по закону она всего лишь временная жена. Дети от ее не имеют никаких прав и даже римскими гражданами не признаются.
        - У вас в Риме очень странные законы… - качает головой Иаков
        - Мне тоже они не нравятся. Но выхода пока нет. Если мы с вами начнем самовольно проводить обряды бракосочетания для семей легионеров, они тоже не будут иметь никакой законной силы. Мало того, этим мы нарушим римские установления, и префект будет обязан нас строго наказать. Единственное, что могу точно пообещать вам - я обязательно поговорю об этом с императором, когда попаду к нему в Риме на прием.
        - Но эта распутная женщина… - морщится Матфей - она такая наглая.
        - Иешуа всем дает шанс раскаяться. Помнишь Марию Магдалину? А слова Мессии: Не суди, да не судим будешь…?

* * *
        - …Слушай, Марк, некоторые парни до сих пор отказываются верить, что ты сам бросил Зеновию! - Дион щедро подливает всем нам вино из большого глиняного кувшина, потом отрезает себе кинжалом добрый кусок мяса от тушки жареного на вертеле барашка.
        - Ну, так бейся с ними об заклад - точно не прогадаешь!
        Мы сидим большой компанией в таверне на самом берегу моря, неподалеку от гавани. Хозяин таверны, куда мы, как выяснилось, часто заходим, бывая в увольнении - пожилой грек со звучным именем Патрокл. Он и сам бывший легионер нашего 6-го Железного, так что этот ветеран прекрасно знает, чем можно порадовать парней, только что вернувшихся из командировки в “горячую точку”.
        Я проставляюсь друзьям из своего контуберния за повышение по службе и награждение, так что “поляна” сегодня накрыта полностью за мой счет. Цены здесь не очень высокие по сравнению с теми заведениями, что расположены рядом с форумом, а вот кормят тут отменно. Моя щедрость парней не удивляет. Никто не завидует, не затаил недовольства. Иногда перстень Соломона “просыпается”, и тогда я вижу ауры легионеров. Свет Христа облагородил души солдат, омыл их…
        Здесь же в таверне мы встретили знакомых ребят из центурии Фламия и, разумеется, тоже позвали их за свой стол. Даже за несколько столов, поскольку нам их пришлось сдвинуть, чтобы все мы свободно расселись.
        Зато какие-то подозрительные личности, тихо сидевшие до этого в углу, моментально испарились, едва завидев нас на пороге заведения. С легионерами в Кесарии никто из местных не связывается, особенно бандитская шушера. Предпочитают обходить нас стороной. Пока парни перебивая друг друга, рассказывают изумленному Патроклу о всех наших приключениях в Иерусалиме и по дороге в Кесарию, я просто расслабляюсь, наслаждаясь вкусной едой, теплым майским вечером и свежим морским воздухом.
        Днем мы попрощались до утра с апостолами, которые решили остановиться у кого-то из знакомых в еврейском квартале, потом закинули свои вещи в казармы и направились в местные термы, от которых я получил огромнейшее удовольствие. Вот, что б я так жил…! Теперь понимаю, почему римская империя развалилась - они же, гады, каждый день по нескольку часов в банях проводят, когда же им работать? Мало того, что римские термы Кесарии оказались настоящим СПА-салоном этого времени, так меня там еще и побрили прилично. Оказывается, римляне давно уже придумали собственный рецепт крема для бритья, который готовится у них из оливкового масла и уксуса. Запах, конечно, так себе, зато и эффект совсем другой. Правда, такое бритье с кремом стоит намного дороже.
        Но что меня по-настоящему поразило в Кесарии, так это огромный порт с уникальной рукотворной гаванью, которыми я сейчас любуюсь. Он был построен Иродом Великим всего лет сорок назад. И за это время небольшое поселение с мелководной бухтой превратилось в один из центров средиземноморской торговли, соперничающий даже с Александрией. Золота в строительство порта вбухано немерено, и построен он по самым передовым римским технологиям. Читал я когда-то, что для возведения двух бетонных молов пуццолан - смесь вулканического пепла, пемзы и туфа - привезли из самой Италии, причем чуть ли не 25 000 кубов. Но сейчас, глядя на этот порт собственными глазами, подозреваю, что ученые при подсчетах сильно поскромничали. Или же эта цифра относится исключительно к молам, длина одного из которых полкилометра, а другого - четверть. Но ведь на них еще и разные здания стоят - например, на уходящей в море северной косе выстроена высокая башня нового маяка.
        Для античных времен этот порт просто на грани фантастики. Бухту здесь углубили на тридцать с лишним метров, и создали целую систему каналов - чтобы через них мощные течения уносили из бухты песок и ил. Теперь порту Кесарии не страшны никакие шторма - его гавань надежно защищена от высоких волн. Смотрится это все так естественно - в жизни не догадаешься, что природной гавани здесь изначально не было.
        Десятки кораблей стоят сейчас у причалов порта под погрузкой и разгрузкой. Несмотря на праздник и вечернее время, тут во всю кипит жизнь - снуют повозки, загорелые дочерна рабы тащат по сходням какие-то мешки, тюки и короба. Работа не останавливается ни на минуту, ибо время - деньги, и купцам это известно, как никому другому. И скоро товары, доставленные сюда караванами, повезут корабли во все концы огромной римской империи. Империи, которая достойна того, чтобы не погибнуть, а распространиться на весь античный мир, привнеся цивилизацию в самые отдаленные уголки.
        Я посмотрел налево, где в наступающих сумерках светились уже огни дворца Ирода Великого, в котором находится резиденция наместника. Я до дворца еще не добрался, видел пока только его северную часть, со стороны казарм и ипподрома. Но выглядит дворец шикарно, особенно эта его дальняя часть, расположенная на выступающем в море рифе - та, где живет префект со своей семьей. Меня к Пилату еще не вызывали. Подозреваю, что проезд на лошади по городу дался ему нелегко, и он сейчас отдыхает.
        А я, воспользовавшись моментом и хорошим отношением примипила Лонгина, быстро свалил с парнями в увольнительную. Если надо будет - посыльные префекта и легата легко найдут меня в городе, и даже из-под земли достанут. Так что сидим - отдыхаем… Впервые за все время пребывания в этом мире я чувствую себя спокойно и расслаблено. О делах и проблемах буду думать завтра.

* * *
        Угу… не тут-то было… Возвращаемся в казармы, а меня уже ждет посыльный от Понтия. Вот, не спится нашему беспокойному префекту. И теперь получилась дурацкая ситуация: делать вид, что я вдруг забыл расположение покоев во дворце после десяти лет службы - глупо, а блуждать наугад по темному дворцу еще глупее. Но дойти до кабинета префекта как-то нужно.
        - Веди! - нахально приказываю я, и посыльный, как ни странно, подчиняется. Теперь я старше его по званию, практически младший офицер - значит, могу командовать.
        Оказалось, префект решил лично поставить меня в известность, что через три дня мы отплываем в Александрию. Погода на море установилась хорошая и оказия с кораблем появилась - грех этим не воспользоваться. Начальство мое просто рвется в Рим. Аура Пилата ярко полыхает честолюбием - вот на кого приход Мессии повлиял мало. Но и тут видны подвижки. В левой, верхней части появилось золотистое сияние.
        Благодарю Пилата за предупреждение, заодно осматриваю его раны - заживление идет хорошо, мое вмешательство больше не требуется. Через пару дней о ране на бедре будет напоминать только тонкая светлая полоска кожи.
        Возвращаясь по скудно освещенным залам, заблудиться уже не боюсь - дорогу вроде бы хорошо запомнил, да и планировка первого этажа резиденции довольно простая. Место одного из внутренних атриумов здесь занял роскошный бассейн, окруженный мраморной колоннадой. Он вырублен прямо в скалистой породе рифа, на котором стоит дворец, а чистейшая минеральная вода в него подается по водопроводу из акведука, ведущего с ближайших окрестных гор. Рядом с бассейном расположена открытая столовая, пол которой украшен красочной мозаикой с затейливыми геометрическими узорами.
        Рассматривая пол под ногами, я думаю о том, что времени на все намеченные в Кесарии дела мне теперь катастрофически не хватает, с удовольствием задержался бы здесь на пару недель. И с иоаннитами нужно встретиться, и легионеров покрестить, и Кесарию хочется получше рассмотреть. А еще было бы странно, если я до отъезда в Александрию не заглянул бы в Храм, посвященный моему собственному прадеду - божественному Августу. Религия религией, а неуважения к собственным предкам здесь не поймут.
        Одного из апостолов мне придется оставить в Кесарии “на хозяйстве”. Кто-то должен возглавить здесь все разрастающуюся общину христиан. Если я правильно помню, по миссионерскому жребию Палестина и Иудея достались Матфею, так что он по всем статьям подходит для этого города, да и всей провинции в целом.
        - Примас, подожди! - из сумрака колонн, окружающих бассейн, ко мне бросается Корнелия.
        Господи, опять она… Дочка префекта, в открытой синей столе с глубоким вырезом, хватает меня за руку, целует ее. Я краснею, резко вырываю руку, натыкаясь на обиженный взгляд девушки.
        - Я… я просто хотела… - Корнелия запинается, тоже краснеет - Легионеры сказали, что примаса надо приветствовать так
        Ругаюсь про себя, тяжело вздыхаю. Меня тревожит даже не дурацкая инициатива товарищей из контуберния, а возможный донос Пилату. Дочка вот-вот достанется Марку. А я ведь тоже не железный.
        - Что ты хотела, Корнелия?
        - Я так и не успела толком поблагодарить тебя за спасение отца. А еще поздравить с наградой и повышением по службе.
        - Спасибо. Но твоего отца спасли скорее апостолы, а не я. Одних моих сил не хватило бы.
        Девушка возмущенно обрывает меня
        - Нет, не говорит так! Если бы не ты, Марк…
        Эта восторженная влюбленность в глазах молодой девушки и окружающая нас чересчур интимная обстановка, заставляют меня прервать поток ее благодарностей. Может, с ее стороны все это и выглядит романтично, но я-то знаю, чем это сейчас может закончиться.
        - …Прости, Корнелия, но время позднее, мне нужно срочно возвращаться в казарму - я буквально пересиливаю себя, вспоминая историю алтарника, которого одолевали бесы женских соблазнов, и один из монахов помимо молитв посоветовал тому бить в колокол каждый раз, когда адские создания побеждают. После его совета - монастырь перестал спать.
        - Хорошо, тогда я провожу тебя.
        Кажется, мне все-таки придется объяснить ей положение вещей, иначе она не успокоится и продолжит заблуждаться на мой счет
        - Нет, Корнелия… Не нужно, чтобы по дворцу поползли ненужные, глупые слухи. Ты дочь префекта, и твоя репутация должна быть безупречна, а я всего лишь простой солдат. Нас в последнее время слишком часто видят рядом.
        - Перестань, Марк! Ну, какой ты простой солдат?! Ты же Юлий!
        Девушка произносит это с гордостью.
        - В римской армии нет “юлиев”, в общем строю все легионеры равны. Тем более, через три дня мы отбываем в Александрию, а потом в Рим. Вряд ли мы когда-нибудь еще с тобой встретимся.
        - Почему? - удивляется Корнелия - Мы с мамой тоже едем с вами в Рим.
        Я просто теряю дар речи от таких новостей… Вот это поворот! И где мне взять колокол?!
        Буквально сбежав от настойчивого внимания девушки, я поспешно удаляюсь из атриума. И прямо на выходе, нос к носу, сталкиваюсь с одним из рабов, прислуживающих во дворце. У меня даже сомнений не возникает, что тот подслушивал нас под дверью. Вопрос только, кому он теперь побежит доносить - Тиллиусу или Пилату…Или обоим сразу?

* * *
        Добравшись до казармы, натыкаюсь на Диона, который явно меня дожидался. Все остальные парни из нашего контуберния уже давно спят без задних ног, только дружный храп разносится по казарме.
        - Марк, что там…? - спрашивает он шепотом, кивая головой в сторону дворца.
        - Через три дня отплываем в Александрию.
        - Ох…Только ведь успели из Иерусалима вернуться… Подожди, Марк, ты сказал отплываем?!
        - Ну, да. Не пешком же нам в Рим идти.
        - А это сколько же плыть придется?
        Я прикидываю в уме расстояние на карте и скорость передвижения античных кораблей. Если от Карфагена до Остии римляне легко доплывают за три дня, то получается…
        - До Александрии дня три, если нам с погодой повезет. А потом от нее до Остии еще не меньше десяти-пятнадцати дней.
        Дион присвистывает удивленно и затихает, погрузившись в какие-то свои раздумья. А я, пользуясь моментом, сбрасываю калиги и заваливаюсь спать.
        В голове моей творится какой-то сумбур, тревожные мысли путаются и никак не хотят выстраиваться в четком порядке. Все планы свои мне теперь придется срочно менять. А завтра утром первым делом написать подробное письмо Петру, чтобы он прислал сюда Андрея в помощь Матфею. Он же был ближайшим учеником Иоанна Крестителя, и хорошо знает его последователей. Мало того, Андрей знаком еще и с кем-то из тех греков, что приходили к Иисусу, чтобы услышать его учение. Мои легионеры-христиане его тоже хорошо знают - он их сам крестил, вот и будет им отличный пастырь. Денег апостолам на храм тоже, по-хорошему, надо бы оставить. Община христиан в Кесарии будет неизбежно разрастаться, и подозреваю очень быстрыми темпами - одних легионеров-христиан уже сколько. А еще и иоанниты может, примкнут к ним со временем, и греки. Так что в Кесарии христианам, как минимум, нужен молельный дом. Стоит завтра посмотреть, что здесь сейчас продается. Может удастся купить какой-нибудь заброшенный храм?
        А Тиллиус с Мароном…? Им обоим так хотелось в Рим! Но теперь придется остаться в Кесарии. За три дня операцию с рынком рабов и поиском греческих пособников Елизара никак не провернуть - на это фрументарию нужно больше времени. А ведь я и сам хотел поучаствовать в этом деле - посмотреть, кто же поставлял зилотам оружие… И потом еще Аппию придется отправить когорту-другую на уничтожение лагеря зилотов в горах. Так что неделю вся эта операция точно займет, а с возвращением в Кесарию и всю декаду.
        Вот жаловался, что время здесь течет медленно? Ну, так получи, Марк! События, как ты и мечтал, закрутились быстрее, но сам-то к этому готов?

* * *
        Мне снится море и корабли… Разные… от огромных онерарий, груженых зерном, и военных трирем, быстрых и бесшумных, до небольших рыбацких посудин, снующих между ними как мелкие водомерки. А еще мне снится гигантский многоярусный Александрийский маяк, свет от которого виден в море на многие, многие мили вокруг…
        Потом сон сменяется, словно мой полет изменил направление, и теперь впереди до самого горизонта только бескрайняя водная гладь. А потом наступает ночь, и тогда море сливается с черным бархатным небом, усыпанным яркими крупными звездами. Куда я лечу… зачем… От тишины закладывает уши, и я вдруг вспоминаю, что со мной такое когда-то уже было. Снова, в черной пустоте медленно проступает чье-то лицо и звучит механический голос.
        - Трофим Денисович… Алексей, у нас с вами возникли некоторые затруднения.
        - Что на этот раз случилось? Я снова перестарался?
        Голос молчит некоторое время, потом нехотя произносит
        - Нет. К вам у нас никаких претензий.
        - Тогда что же?
        - Понимаете, …ваше тело до сих пор находится в коме. Это теперь всего лишь пустая оболочка, и по правилам ее функционирование должно быть прервано. Но ваша ментальная связь с Викторией оказалась настолько сильна, что мы не можем это сделать.
        - Не можете? - изумляюсь я - ВЫ и не можете?!
        Голос смущенно поправляется
        - Нет, мы в принципе ВСЕ можем, но это, к сожалению, навредит вашему ребенку.
        - Послушайте, а вот так мы не договаривались! - начинаю я заводиться - Все свои обязательства я честно исполняю. Так уж будьте любезны и вы, держать свои обещания.
        - Мы держим… - на виртуальном лице появляется кислая улыбка.
        И тут до меня с опозданием начинает доходить, что видимо они, заигравшись, попали в патовую ситуацию. Какие-то их высшие правила просто не позволяют нарушить наши договоренности в одностороннем порядке. И если не найти другого выхода, мое прежнее тело так и будет продолжать существовать в автономном режиме, пока Вика не позволит врачам отключить его от системы жизнеобеспечения. А Вика точно не даст этого сделать, уж я-то знаю свою любимую жену. Та-ак…!
        Я невольно расплываюсь в ехидной улыбке
        - И что вы от меня хотите? Чтобы я пошел вам на встречу и сам добровольно оборвал нашу связь с Викой?
        - Да.
        Я продолжаю улыбаться и, выдержав долгую паузу, с мстительным удовольствием произношу
        - Никогда! Бог есть любовь.
        Конец 1-го тома.
        Продолжение (II том) тут Nota bene
      

        
        105471105471(105471)

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к