Массовка Владислав Валерьевич Выставной
        # Там, на арене, у подножия шатких трибун стоит человек - голый по пояс, с длинными лоснящимися космами волос. За его спиной - еще кто-то, на коленях, сгорбленный…
        Массовка замерла в предвкушении. Это не просто развлечение. Во всем происходящем - сакральный смысл, понять который непросто, вернувшись из далекой реальности. Надо просто созерцать - и ждать…
        Владислав Выставной
        Массовка
        Пролог
        ПРОЛОГ НА ВЫБОР:
        СИМВОЛИЧЕСКИЙ
        Вспышка Вспышка Вспышка…
        Тьма Тьма…
        Вспышка. Вспышка Вспышка…
        ПОЯСНЯЮЩИЙ.
        Кажется, что беснующийся стробоскоп отчаянно отбивает сигнал «SOS».
        Вспышка Вспышка Вспышка…
        Тьма Тьма…
        Вспышка. Вспышка Вспышка…
        Цепко, хищно он выхватывает из черного небытия два силуэта. Хотя, может, и появляются они в нашем мире лишь на мгновения вспышек.
        Всякое лезет в голову, когда тьма подкрадывается так близко…
        - Чего тебе? - с тихой ненавистью говорит Должник.
        - Ничего нового, - улыбается Переходящий дорогу. - Все, как обычно: ты должен, и придется отрабатывать свой долг.
        - И что же, конца этому не будет?
        - Кто знает… Все одно - у Должника нет прав. Есть только долг…
        Вспышка
        Тьма
        Длинная очередь вспышек
        Должник опускает голову. Дышится тяжело: даже здесь, в саду, не хватает воздуха. Можно только злиться - и Должник, словно гаснущее пламя, раздувает в себе злость. Лишь она способна заглушить ужас, норовящий выпрыгнуть из закутков души и схватить за горло холодной лапой…
        Все теряет значение, когда в душу приходит страх. Страх не терпит соседей. Он пинком выталкивает прочие чувства и с комфортом располагается в вопящем и мечущемся сознании. Страх берет в свои руки ниточки, правящие мозгом и телом - просто небрежно наматывает на руку, как кукловод нити марионетки…
        Со стороны дома слышны музыка, пьяные крики, смех, женский визг. Гостям хорошо. Им здесь всегда хорошо. Просто им невдомек, отчего хозяин терпит эти сборища, почему изо всех сил старается присвоить себе славу кутилы и плейбоя. Только кто знает, почему сам он давно ненавидит собственных гостей? И продолжает улыбаться, удивлять приглашенных размахом, чтобы было о чем болтать столичной тусовке.
        В этом нет изощренного мазохизма.
        Просто ему страшно оставаться одному.
        Жутко находиться один на один со своими мыслями - уж лучше в компании с бутылкой - конечно же, чего-нибудь дорогого и изысканного. Чья задача, впрочем, не отличается от назначения обыкновенной сивухи: отключить, хоть на время, слепой, неконтролируемый страх…
        Вот только сегодня не удалось улизнуть от самого себя. Кое-кто пришел напомнить - кто ты есть в этой жизни. Не тот, кто смотрит на мир с телеэкранов и обложек журналов, а на самом деле…
        Да, внешне хозяин этого роскошного особняка - самодовольный магнат, с карманами, набитыми купюрами, несущийся по встречной полосе вдоль «пробок» на завывающем
«феррари». Да, все, что пишет о нем журнал «Форбс» - это правда, за исключением мелочей.
        Никому невдомек, что цветущий, лопающийся от денег счастливчик - не более, чем бесправный раб.
        Должник.
        Впрочем, одному человеку известна эта истина. И сейчас он сидит как раз напротив.
        У Должника есть имя. У незваного гостя - лишь то, что стало отражением его темной сути.
        Переходящий дорогу - проклятье, вошедшее в жизнь, и не желающее уходить, наверное, до самого конца.
        Вспышка.
        Тьма.
        Тьма…
        Часть первая. Переходящий дорогу

1
        Горный хребет городской свалки величественно выполз из-за холма. Еще раньше небо заполнили громадные птичьи стаи: словно альбатросы в море намекали на приближение берега.
        Красный «феррари», низко пофыркивая, замер у въезда. Гравий под огромными, сверкающими дисками смотрелся почти кощунственно. Раскосая морда презрительно морщилась в полосатую трубу шлагбаума.
        Павел посигналил.
        Открывать не спешили.
        Сторож - или кто там отвечал за охрану этой гигантской кучи дерьма - очевидно, впал в ступор. Оно и понятно: трудно представить себе, что могло привести сюда владельца такой машины.
        Тем не менее, сторож не стал поднимать шлагбаум, а предпочел выбраться из своей будки и неспешно подойти к водительской двери.
        Павел чувствовал себя идиотом. Втянул голову в плечи, пряча глаза за солнцезащитными очками - будто это могло помешать кому-то его узнать.
        Надо отдать должное сторожу: тот тоже повел себя нестандартно: остановился рядом с опущенным стеклом, закурил, не глядя на Павла. И некоторое время смотрел куда-то в даль, пуская под нос клубы вонючего дыма.
        - Погодка-то не очень, - проговорил он, наконец. - Давление меняется, того гляди, дождь пойдет…
        Павел поначалу не нашелся, что сказать. Давно ему не приходилось общаться с таким контингентом.
        - Мне на свалку надо, - с трудом произнес Павел. - Последние завозы…
        - Всем надо, - глубокомысленно заметил сторож.
        Он по-прежнему не удостаивал посетителя взглядом. Павел спохватился:
        - Да, конечно… Я заплачу!
        - Все платят, - равнодушно сказал сторож.
        Павел не знал, сколько полагается денег этому чудному человеку за въезд на помойку. В бумажнике среди кредиток - только пятитысячные купюры. Он сунул «рыжую» поверх тонированного стекла. Смешно, но в этот момент одного из богатейших людей страны, что называется, «сдавила жаба». Не столько потому, что жалко было денег, сколько из какого-то гаденького внутреннего протеста: с какой стати властелин шлагбаума должен так здорово заработать за подъем ржавой палки!
        Сторож, ничуть не смутившись, лениво взял «пятитысячную», окинул Павла коротким, ничего не выражающим взглядом. Он продолжал курить и любоваться горизонтом.
        Было во всем этом нечто сюрреалистическое, какой-то комичный символизм. Ритуал, подымающий сторожа в его собственных глазах. И визитеру следовало подыграть ему.
        Павел подыграл.
        Какой-нибудь деляга помельче, прикативший на подержанном джипе, наверняка прикрикнул бы на нерасторопного плебея. Но это потому, что тот, при всех своих быстро нажитых деньгах, по сути, сам оставался плебеем.
        Павлу не чего было делить с этим человеком. Они были, словно бы из разных измерений. Повелитель многомиллиардных активов и повелитель шлагбаума - они равны в своей глубинной сути, как два абсолюта. В известном смысле, конечно. Теперь Павел знал это наверняка. Черт, лучше бы он навсегда остался тем самодовольным делягой на подержанном джипе. Ей-богу, лучше…
        Сторож докурил и откинул окурок в сторону. Он неплохо держал марку - даже не стал задавать вопросов. Лишь подошел вразвалочку к своей будке и отвязал веревочку, удерживающую противовес.
        Полосатая труба взвилась вверх.
        С каким-то обиженным взбрыкиванием «феррари» прополз под шлагбаумом. Колесо попало в выбитую грузовиками колею, дно неприятно чиркнуло по гравию.
        Машина неспешно приближалась к кучам «свежего» мусора. Гул двигателя перекрывали вопли чаек над головой. Вонь стояла невыносимая.
        Павел сразу заметил: на свалке он не один. Работающие в отдалении бульдозеры и самосвалы не в счет - на него глазели десятки настороженных человеческих глаз.
        Бомжи. Коренные жители. Аборигены вонючего острова. Даже представить трудно, как они воспринимают приезд этого вызывающего, оскорбительно чистого авто. Как
«летающую тарелку», набитую пришельцами? Как прихоть зажравшегося ублюдка?
        Стало не по себе, едва только Павел оттолкнул дверцу и выбрался наружу. Под ногами отвратительно хлюпает - конец штучным ботинкам. Легкий ветерок треплет полы пиджака, но не приносит свежести.
        Это только начало. Должнику пора отрабатывать свой долг. И что самое мерзкое во всем этом: в отличие от бизнеса, перевод долга в подобной ситуации невозможен…
        Он огляделся в поисках ориентиров. Вон, вдалеке над кучами - вышка ретранслятора сотовой связи и труба заброшенной котельной. Совпав, они должны дать направление.
        И откуда только его мучитель знает все это? Неужто он и впрямь может заглядывать в будущее, видеть мысли, проникать в суть вещей? Или же все происходящее - просто грандиозный трюк, из разряда тех идиотских розыгрышей, которые устраивают иногда пресыщенные придурки?
        Бомжи, замерев, следили за чужаком. Павел не просто чужак. Он вроде ярко раскрашенной осы, попавшей в муравейник: что-то невообразимо чуждое и опасное. И Павел чувствовал это - остро, словно затравленное животное.
        Он действительно загнан в угол: нечего противопоставить неумолимой воле пославшего его. Хотелось только выть от бессилия и злобы.
        Павел стоял перед огромной кучей мусора, как гладиатор в центре внимания жадных до экзотики глаз. Только, вот, в предстоящем нет ни капли патетики. Лишь унижение, отвращение и проклятья в адрес того, кому он должен…

…На глазах изумленных жителей свалки пижон из красной машины вдруг с воплем бросается в кучу свежепривезенного мусора. Барахтается в нем, разбрызгивая зловонную дрянь, словно старается нырнуть поглубже. Да он просто купается в мусоре, этот сумасшедший!
        На лицах бродяг недоумение сменяется испугом. Всех их судьба привела однажды сюда, в этот отвратительный Клондайк, в этот тошнотворный рог изобилия, полный всякой мерзкой всячины. Но вряд ли кто из них мог похвалиться, что испытывает по поводу мусора такой же восторг.
        Сумасшедший, псих, свихнувшийся из-за денег - так, наверное, думали бомжи.
        Но Павел еще не сошел с ума, хотя и был близок к этому. Ему ясен изощренный замысел Переходящего дорогу: все это - неплохой способ прочистить мозги человеку, привыкшему к ощущению своей исключительности, рафинированному эстету, адепту культа денег, презирающему ползающих у его ног голодранцев…
        Павел рыл мусор скрюченными пальцами, между которыми стекали густые помои, не успевшие еще перебродить, сгнить и рассыпаться в прах. Под холеными ногтями собралась теперь вся мерзость мира, на язык то и дело попадало нечто совершенно неописуемого вкуса.
        Один раз его вырвало, и рвотные позывы не оставляли до самого конца. Но Павел уже не обращал внимания на неподконтрольную физиологию.
        Он рычал от ненависти и продолжал вгрызаться в мусор. Так надо. Он должен. Он - Должник, и этим все сказано…
…Все-таки, Переходящий дорогу знает свое дело. Он и сейчас оказался прав: искомое было на месте.
        Павел не понимал до конца замысел того, кому должен. Единственное, что чувствовал - как тот пытается его унизить. Словно породистого щенка ткнуть мордой в собственное дерьмо. Но если щенка хотят таким образом отучить гадить, где ни попадя, то с Павлом случай сложнее: никаких условий ему не ставилось.
        Более того, Переходящий дорогу гарантировал: об унижении не узнает никто. Это дело только двоих: Должника и того, кому он должен…
        Павел бросил грязный пакет пассажирское сидение, сам устало упал за руль. В зеркале заднего вида мельком заметил собственное лицо и отвел взгляд. Интересно, удастся ли избавить салон от запаха? Или же эта вонь будет преследовать его всю жизнь?
        Перевел взгляд на пакет. Невероятно, какая глупость… Зачем Ему понадобилось это? В пакете не золото, не разделанный на куски труп. Вообще ничего стоящего.
        Там костюм. Всего лишь костюм от «Gucci» - некогда стильный светлый, лишь раз надетый на какую-то вечеринку. Правда, в нем не довелось даже выйти на улицу: Павел пролил на пиджак чашку эспрессо. Конечно, костюм можно было бы отдать в химчистку - плевое дело для современной химии. А можно было с отвращением стянуть с себя и бросить в мусорный бак.
        И отправиться в комнату для одежды. Там висит не один десяток костюмов не хуже этого.
        Однако Переходящий дорогу считает иначе. И теперь Павел должен носить только этот костюм - извалянный в дерьме, на фоне которого теряется злосчастное кофейное пятно…

«Феррари» возмущенно взревел и, оставляя за собой облака пыли, бросился бежать из унылого и бескрайнего царства мусора. - Я сделал, что ты просил, - сказал Должник. - Чего тебе еще от меня нужно?
        - Завтра приступишь к исполнению основного долга, - сказал Переходящий дорогу.
        - И как только я исполню его, ты оставишь меня в покое? - дрогнувшим голосом спросил Должник.
        - Сначала исполни, - сказал Переходящий дорогу.
        - А где гарантии, что ты не придешь снова? - упрямо спросил Должник.
        - Я знаю, ты привык торговаться, - сказал Переходящий дорогу. - Гарантия прежняя - жизнь. Мне ничего не стоит отпустить твою болезнь на волю. Сколько тебе обещали врачи? Полгода? А сколько ты уже живешь с того времени? Хм, да ты просто по уши в долгах…
        Должник вжал голову в плечи.
        Возразить нечего. Правда ли все это, или же какая-то невероятно хитрая разводка, только год назад он действительно едва волочил ноги. Лучшие врачи западных клиник только разводили руками: максимум полгода, максимум лекарств, максимум отчаяния…
        Как сейчас, стоит перед глазами: он выходит из клиники, ничего не соображая, на предательски ватных ногах, чувствуя себя ненадолго воскресшим мертвецом. И тут, неспешной походкой перед ним проходит Он. Проходит и останавливается, глядя на него. Улыбается…
        И вдруг, необъяснимым образом становиться легче…
        Подробностей того вялого, полубезумного разговора, Должник не помнит.
        Только лишь то, как в сознании вспыхивает безумная мысль - это он, тот, что перешел дорогу, он несет облегчение, избавление от страданий! И бледный, полубезумный человек бросается вслед за незнакомцем, хватает того за плечо и бормочет бредовые слова…
        Незнакомец делает недоуменный вид. Но Павел умоляет, даже падает на колени. И незнакомец говорит: «Что ж, ты сам просишь меня…»
        И в ответ лихорадочное: «Да, да, согласен на все, что угодно, на любые условия…»
        А на утро он просыпается совершенно здоровым, полным сил и забытой легкости. С трудом вспоминая день накануне, бросается в клинику - и не слышит от врачей ничего нового.
        Все тот же страшный диагноз.
        Только он, черт возьми, чувствует себя совершенно здоровым! На это врачи лишь пожимают плечами: субъективные ощущения не противопоставишь результатам анализов и снимкам…
        А потом снова появляется тот, что перешел дорогу. И предлагает свое объяснение.
        Бывший больной отныне является Должником - согласно тому авансу, который только что получил. Жизнь имеет бесконечную ценность, а, следовательно, долг не ограничен никакими рамками.
        Этот долг не будет распространяться ни на имущество, ни на род Должника или иных людей. Должник обязан жизнью и обязан только лично…
        Тогда он не поверил. И на следующий день вспомнил свою болезнь, вновь почувствовал дыхание смерти и снова очутился в руках врачей - тех жутких врачей, которые не обещают исцеления, напротив - гарантируют скорую и неминуемую смерть.
        Этого доказательства хватило, чтобы понять: он действительно стал Должником…
        И в жизнь вошел кошмар.
        Желания у Переходящего дорогу не отличались особой изощренностью.
        Скажем, требуется отправиться в бар, где собираются хмурые мотоциклисты, и дать по морде главарю банды. Понятно, чем может кончиться такое вечернее приключение.
        Или же украсть на улице женскую сумочку. Как полагается - с криками, погоней и диким приливом адреналина.
        Или ворваться голым в женскую баню.
        Мерзавец, видимо, так развлекался. Он никогда не переходил грань, которая заставила бы Павла просто наплевать на договоренность. Он издевался над Должником, удерживая его на грани, играл с нервами. И давал необходимые перерывы - чтобы избежать окончательного срыва.
        Наверное, есть в этом нечто изощренное: обладать рабом-миллиардером. Кое-кто отдал бы многое, чтобы узнать о скрытой жизни столь известной личности.
        Но Переходящий дорогу умел хранить тайны.
        Павел стоял на троллейбусной остановке - в плохо вычищенном костюме с кофейным пятном на боку. «Феррари» остался в обширном гараже, разделив его с не менее солидными автомобильными марками. Сюда следовало явиться налегке.
        - Здравствуйте, вы - Павел?
        Павел вздрогнул: сейчас его узнают.
        Но бойкому чернявому парню и в голову не пришло соотнести Павла с известным лицом с новостных программ. Он непринужденно пожал Павлу руку и поманил за собой - к большому туристическому автобусу, возле которого толпились пестро одетые люди.
        - Я Борис, - представился парень. - Массовкой занимаюсь я. Если возникнут вопросы - сразу ко мне. С киношниками тоже общаться лучше через меня… В общем, все уже собрались, ждали только вас и одну девушку… А, вот и она! Так, внимание всем! Заходим в автобус…
        Через некоторое время Павел освоился в забыто-демократичной обстановке салона. Здесь смешались возрасты и стили одежды, все были возбуждены и ужасно шумны.
        Не удивительно: для многих участие в массовке самого настоящего кино было событием, чуть ли не всей жизни. Павел даже с некоторой жалостью подумал о том, как скудна на события должна быть жизнь этих людей.
        Или же в нем говорит пресыщенность впечатлениями?
        Из всех заданий того, кому он должен, это выглядело самым нелепым. Он просто должен был сняться в массовке какого-то второсортного боевика. Конечно, в происходящем чувствовался подвох, но пока не было понятно, в чем именно.
        Поначалу было опасение: его узнают, замучают косыми взглядами и дурацкими вопросами. Теперь казалось, что самое неприятное, наверное, будет после, когда его лицо мелькнет в каком-нибудь непристойном кадре…
        Но это все домыслы. Все-таки, лучше ехать в шумном автобусе в киношный Диснейленд, чем копаться в океане помоев…
        При воспоминании о свалке, к горлу подкатил отвратительный ком, и Павел спешно уставился в окно. Там проплывала жизнь - самая обыкновенная, в которой не было места отвратительным тайнам и постыдным обязательствам.
        Запищал мобильник. Павел глянул на дисплей и шепотом выругался: звонил коммерческий директор одного из холдингов. Это несмотря на приказ забыть сегодня про босса. Надо полагать, что-то действительно важное…
        - Ого, - сказал рядом высокий голосок. - Какой у вас классный мобильник! Я такой только в журналах видела. Он ведь еще в продажу не поступил, да?
        Павел скосился влево. Он даже не заметил, как к нему подсела молоденькая девушка - пестро, даже вызывающе одетая, с веселыми глазами и пухлыми губками. Она с хитрецой и без излишней скромности поглядывала то на телефон в руках Павла, то на его мятый костюм.
        Павел не стал отвечать на звонок, просто сунул телефон в карман. В голове метались тревожные мысли. То и дело всплывала недоуменная фраза: «Что я здесь делаю?»
        - А вас тоже Борис на съемки пригласил? - непосредственно поинтересовалась девушка. - Меня Настя зовут. А Вас?
        - Паша, - буркнул Павел и отвернулся.
        В другой раз он, может, и почесал бы языком с такой вот юной особой. Но вдруг ощутил себя каким-то беспомощным - в грязноватом костюме, вне защитного кокона
«феррари», который давно стал стержнем в общении со слабым полом.
        Настю его переживания не смутили. Она продолжала болтать, словно Павел был первым в ее жизни благодарным слушателем.
        - А мне как Боречка сказал, что массовка для кино набирается, так я сразу согласилась. Вот не поверите - всегда мечтала в кино сниматься! Да ладно, там, массовка. А вдруг заметят? Пригласят куда-нибудь? Вдруг? Всякое в жизни бывает! Ведь если не использовать все шансы, то и не получится никогда, правда?
        - Правда, - бесцветным голосом сказал Павел и снова посмотрел на девушку.
        Девушка была очень даже милая, но сейчас начала здорово раздражать. Сейчас все доставало - и этот автобус, и царящее в нем веселье. Какое, к черту веселье?! Как можно чему-то радоваться, когда мир вокруг летит кувырком, где-то надрываются телефоны, скрипят факсы, воют и давятся уничтожители бумаг, а по длинным коридорам в панике носятся клерки, не понимающие, что происходит и что нужно делать в отсутствие того, кто способен принять решение, взять на себя ответственность за ход событий!..
        Все это осталось в стороне, небрежно отодвинутое тем, кому он должен. Единственное, что не давало сорваться - это весомая гарантия в руках Переходящего дорогу.
        Его жизнь. - А про что, вообще, фильм, кто знает? - бодро крикнул какой-то розовощекий толстяк.
        - Я знаю только примерно, - отозвался Борис с места, на котором обычно сидят экскурсоводы. - Фильм про войну, а массовка - это, вроде бы, узники концлагеря…
        Грянул дружный хохот.
        Павел искоса посмотрел на людей: он не понял, что вызвало смех. Слова про концлагерь ему не понравились. Что-то в них перекликалось с недавней свалкой, с осунувшимися лицами бомжей, с вонью и безысходностью.
        - Какой же я узник? - похлопал себя по животу толстяк. - Скорее - полицай…
        - Полицаи тоже нужны, - рассмеялся Борис. - Возможно, еще будут автобусы с массовкой. Фильм серьезный, большой - так мне сказали…
        Пассажиры принялись бурно обсуждать предстоящую эпопею. Павел, то и дело, нервно хватался за телефон. Что бы ни происходило в чертовом холдинге, он твердо знал: если взять трубку, будет только хуже. Чего доброго, он не выдержит, плюнет на долг и бросится в офис.
        А ведь очень не хотелось нового напоминания о долге…
        Автобус свернул с трассы на второстепенную дорогу, чуть позже затрясся и закачался, как лодка на волнах: началась грунтовка. Но вскоре пшикнул тормозами и замер.
        - Приехали! - крикнул Борис.
        Массовка потянулась к раскрывшимся дверям.
        Место было вполне живописным: сочная травка, опушка леса, неспешная речка у холма. Под деревьями немедленно обосновалась массовка. Павлу было плевать на красоты. Он смотрел в другую сторону, туда, где декораторы доводили до ума антураж предстоящих съемок.
        Длинные серые бараки, ряды колючей проволоки. Деревянные вышки с прожекторами. Непринужденно болтающие и смеющиеся люди в немецкой форме времен Второй Мировой. Отрывистый лай овчарок.
        Жуткий, загнанный в угол зверь страха тоскливо завыл где-то в груди. Не нравилось ему предстоящее, совсем не нравилось…
        Неподалеку Борис о чем-то спорил с мужиком экзотической внешности: в цветастой рубашке, драных джинсах, со светлой гривой и пышными усами - ни дать, ни взять, вольный стрелок из старого вестерна. Только вместо традиционного кольта держал он в руке вполне реальный мегафон.
        Кто-то пояснил: это то ли второй режиссер, то ли режиссер площадки. В общем, тот, кто и будет во время съемок повелителем массовки.
        Павел осторожно присел рядом с разомлевшими пассажирами автобуса.
        - Здорово, правда? - сказал знакомый голос. - Я не думала, что они здесь все сделают по-настоящему. Очень похоже…
        Павел не спеша повернул голову: это Настя, его попутчица.
        - Говорят, бараки под конец сожгут, - радостно сообщила Настя. - Будто бы там и мы сгорим. Хи! О, а вон, наверное, крематорий! Жуть…
        Павел посмотрел туда, куда указывала Настя. Вначале он не обратил внимание на это здание с трубой. Теперь, когда стало ясно, что это такое, снова накатили волны необъяснимого страха.
        Чего, ну чего хочет его мучитель?! Поделиться с ним деньгами? Пожертвовать часть своих миллиардов на строительство детдомов или самой большой церкви?! Может, он сам хочет стать миллиардером?!
        Так ведь Павел предлагал, предлагал, и не раз!
        Но Переходящему дорогу не нужны деньги. Что ему нужно, так и оставалось вопросом…
        - Смотрите, съемочная группа едет! - воскликнула Настя.
        Со стороны шоссе на грунтовку сворачивала колонна из нескольких машин - огромного автобуса без окон и трех фургонов. Завидев их, усатый заметался перед декорациями, разгоняя праздношатающихся статистов, освобождая место для новых машин.
        Процесс разгрузки аппаратуры был отлажен. Киношники, как муравьи бегали, суетились, орали друг на друга, и на вытоптанной траве возникли рельсы, на рельсах - тележка с камерой, а в сторонке - маленький полотняный шатер, в который тащили аппаратуру и тянули ворохи кабелей.
        Лежа на травке, подложив под голову сумку, Павел закрыл глаза. И отключился. Сон был поверхностный, тревожный, наполненный мутным мельтешением картинок и невнятными намеками. Кто-то за ним гнался, пытался схватить… Павел вскрикнул и проснулся.
        - Э, вы чего? - смущенно улыбнулась Настя.
        Похоже, она только что трясла его. Павел понял, что вцепился в тонкое запястье девушки. Медленно разжал пальцы.
        - Извините, - сказала Настя, потирая руку. - Но нам через пять минут надо быть на площадке. Вот, ваша одежда…
        Павел с недоумением смотрел на аккуратно сложенное одеяние из грубой ткани с блеклыми черно-белыми полосами. Сама Настя уже была в таких полосатых штанах и теперь теребила в руках что-то бесформенное с рукавами
        - Это что же - надевать? - тупо спросил Павел, глядя, как ловко, ничуть его не стесняясь, Настя сдергивает с себя маечку и, оставшись в легкомысленном лифчике, надевает полосатую робу.
        - Ну, как, - кокетливо спросила Настя, - мне идет?
        Павел не ответил. Его странным образом поразил этот наивный вопрос. С тем же успехом эта девчушка могла задать его, содрав со своего лица кожу.
        - Сказали, что сейчас будут снимать общий план - проход по лагерю. То есть нас снимут издалека. Ну, на то мы и массовка, чтобы издалека…
        Последние слова она произнесла обиженным тоном, словно изначально рассчитывала на главную роль в этом фильме.
        - Так, внимание! - заголосил мегафон. - Актеры массовых сцен! Пожалуйста, переодевайтесь быстрее! Время идет - вас уже ждут на площадке!
        Павел переоделся, нервно поглядывая по сторонам, будто опасался насмешки. Внезапно, помимо прочих отвратительных чувств, не оставлявших его с утра, он ощутил невероятное унижение и отчаяние. Словно находился не на съемках, а перед реальным лагерем смерти.
        Эта мысль прочно засела в его голове и уже не оставляла.
        Снова появились актеры - в новенькой эсесовской форме, с очень натуральными автоматами, некоторые с собаками.
        И их погнали.
        Именно их погнали - в кирпичные ворота, над которыми виднелась какая-то надпись. Павел, задрав голову успел прочитать ее. Написано было на немецком, который Павел немного знал:
        JEDEM DAS SEINE

«Каждому - свое».
        Массовка вовсю веселилась, и Павлу было непонятно - то ли эти люди действительно неплохо проводят свое свободное время, то ли таким вот громкими смехом и пустыми разговорами пытаются заглушись свои собственные страхи и неловкость…
        Там, в свободном мире, отделенном от площадки слоем «колючки», двигалась по рельсам камера, перед которой время от времени появлялась девушка с «хлопушкой». Главного режиссера никто пока не видел - он сидел в своем затененном шатре с аппаратурой.
        Второго же режиссера было даже сверх меры: он суетился, хватался то за рацию в нагрудном кармане, то за мегафон, оглашая воздух криками: «Начали! Стоп! Куда ты пошел?! А ты куда? Как я сказал? Все на исходную! А? Что?! Ты что здесь стал - иди вместе со всеми! Куда?! В другую сторону иди! Приготовились… Начали!»
        Небольшая толпа «узников» под конвоем бродила взад-вперед перед бараками, а киношники то и дело перекладывали рельсы, перестраивали свет - и все начиналось снова.
        Это безумие продолжалось до вечера. После чего появился Борис и собрал массовку у автобуса. Какая-то женщина выдала каждому под роспись по пятьсот рублей, причитающихся за съемочный день. Кому-то досталось чуть больше - и счастливцы просто лучились радостью. Павел долго стоял над ведомостью, не зная, стоит ли оставлять здесь свой автограф, но на него нетерпеливо прикрикнули, и он расписался.
        Теперь он недоуменно рассматривал пятисотрублевую купюру, прикидывая, сколько миллионов за сегодняшний день мог заработать или, напротив, потерять злосчастный холдинг…
        - Все в автобус! - скомандовал Борис. - Завтра собираемся там же в то же самое время.
        Павел посмотрел на Бориса долгим взглядом, в котором мелькнули острые огоньки безумия.

2
        Когда мчишься, сломя голову, прямо на стеклянные раздвижные двери, сильно рискуешь. Во-первых, автоматика может просто не успеть среагировать. Во-вторых, автоматика может быть просто сломанной. В-третьих, с этими стеклянными дверями никогда не знаешь: расплющишься о них, как о бетонную стену, или тебя просто покромсает осколками, как в большой мясорубке.
        Артемий не успел мысленно развить эту тему, тем более, что двери нервно дернулись, раздвигаясь, как в заторможенной съемке. Вот кто не страдал отсутствием реакции, так это охранник, дежуривший на входе. Он выскочил из-за своей стойки, преграждая путь и хватаясь за кобуру на поясе.
        - Стой! - заорал он, заметив, что следом за Артемием несутся двое вполне крепких бугаев в черных костюмах.
        - Экспресс-почта! - бодро крикнул Артемий. Похлопал по сумке, и боком нырнул в неуверенно расходящиеся створки дверей - прямо под густой холодный ливень.
        С таким недружественным приемом приходилось сталкиваться и раньше, но сегодня, что-то, не повезло особенно. Стоило заглянуть в приемную, как секретарша наградила подозрительным взглядом, а рука ее потянулась к внутреннему телефону. И только Артемий, собрав все природное обаяние, произнес: «Здравствуйте, я хотел бы побеседовать с вашим руководителем…», как секретаршу будто кипятком ошпарили. Она схватила трубку и завопила:
        - Охрана! Опять эти чертовы торговцы! Кто пропустил?!
        Да, Артемий и впрямь проник в здание не совсем легальным образом. Просто не всегда хождение через охраняемый вход разумно. Он предпочитал максимально эффективные методы работы и грамотный подход к клиентам. Чем и пользовался более или менее успешно.
        Но, как известно, и на старуху бывает проруха. Надо полагать, незадолго до Артемия в приемной успели уже побывать конкуренты. Возможно, какие-нибудь исчадия сетевого маркетинга с тоскливыми взглядами и назойливым нытьем, повествующим о нелегкой доле представителей международных компаний. Странно, что такие все еще встречаются. Меняют форму, окраску, мутируют, как дрозофилы, но продолжают плодиться и досаждать мирным жителям.
        Артемия часто принимали за подобного рода коммивояжера. И в чем-то даже правы. Только вот реальность была несколько иной, и она быстро прояснялась - Артемию требовалось некоторое время, чтобы высказаться. Если за эти несколько секунд его не изгоняли, не покрывали крепкими словечками, то Артемий мог рассчитывать на свою порцию внимания. Потому что, в отличие от прочих современных коробейников, не слонялся неприкаянно, словно назойливое привидение, а целенаправленно выбирал жертву.
        Вот и в этом банке, согласно имеющимся у него данным, он мог рассчитывать на определенный интерес к своему товару, что сейчас бил по мокрой от дождя спине в такт прыжкам через лужи.
        - Эй, ты! - зычно крикнули в спину. - Я тебя запомнил! Только попробуй еще раз здесь появиться! Придурок…
        - Я тоже вас запомнил! - Артемий издали погрозил пальцем преследователям. - Слышь, ты, лысый! У меня теща - настоящая ведьма, я ее порошу - ты еще и кривым станешь! А ты, волосатый, станешь у меня лысым, понял?
        - Чего?! Чего ты сказал? А ну, стой!
        Один из здоровяков бросился было под дождь, но Артемий ловко нырнул за угол и пошел прочь, насвистывая под нос что-то модное. Только те, кто не разбирается в суевериях, думают, что свист отгоняет деньги. На самом деле свист притягивает удачу. Надо только знать, что свистеть.
        Оставалось еще одно место, куда можно податься с тем товаром, что сейчас в наличии. Хотя это крайний вариант: уж больно сложный клиент, не известно, выиграешь с ним или проиграешь.
        Но вариантов нет.
        Мокрые пальцы с трудом набрали номер…
…В кривом переулке ждал огромный приземистый «Мерседес». Хорошая машина, заметная. И совершенно нелепая для тайной встречи. Впрочем, в мегаполисе полным-полно таких
«Мерседесов», так что некоторая логика незаметности все же присутствует.
        Крепыш в черном костюме под зонтиком открыл заднюю дверь. Артемий с недоверием посмотрел на телохранителя: штампуют их таких, что ли? И без лишних стеснений, обтекая ручейками дождевой воды, полез на стерильное кожаное сиденье.
        Там, в полумраке, созданном глухой тонировкой стекол, сидит клиент - грузный человек, лица которого совершенно не видно.
        У Артемия засосало под ложечкой от непреодолимого желания ткнуть этого человека кулаком в физиономию. Хотя бы потому, что тот такой сухой и спокойный. Желание было совершенно иррациональным и сильным, а потому Артемий поспешил улыбнуться.
        - Здрасте! - Артемий. - Отлично выглядите! Я же говорил вам: фитнес в сочетании с духовными практиками творят чудеса. Кстати, могу порекомендовать новый комплекс просветления сознания. Вернее, комплекс, конечно же, древний, но только недавно его снова опробовали. Повышение работоспособности на треть - представляете? А у вас, смотрю, новая машина? Надо же, только вчера по телевизору такую видел, сказали, мол, их только в серию пустили, в ограниченную…
        Руки Артемий не подал. Хозяева этих машин не здороваются за руку с такими, как он. Артемий иногда чувствовал себя выходцем из низшей касты, неприкасаемым, дотронуться до которого - все равно, что ткнуть пальцем к навозную кучу. Хотя прекрасно знал, из какого материала состоят сами эти «небожители»…
        Артемий внезапно прекратил поток легкомысленных любезностей. Тут главное, чтобы без перебора.
        - Ну, - неспешно сказал клиент. - Чего у тебя там нового?
        Артемий широко улыбнулся, убрал со лба мокрую челку, побарабанил пальцами по сумке.
        - Все новое - это хорошо забытое старое! - с расстановкой сказал он, высвобождая длинный пенопластовый контейнер. - То есть, старинное, я хотел сказать…
        Осторожно снял крышку.
        Вот он, его товар - удивительные свидетельства вторжения тайны в серую и тоскливую повседневность. Предметы, обладающие необъяснимой силой, окутанные легендами и слухами. Все уложено в пенопластовые лунки - словно дуэльные пистолеты в футляр.
        Клиент медленно подался вперед. Артемий не решился попросить включить освещение салона, и подсветил товар маленьким фонариком-брелком.
        - Вот, - с трепетом произнес Артемий, - Чаша Бытия.
        - Та самая? - недоверчиво спросил клиент.
        - Конечно, - ответил Артемий. - Но видите - всего лишь половинка. Будь она целая - глоток воды из нее продлевал бы жизнь и избавлял от болезней…
        - А так что с ней делать? - недоуменно произнес клиент.
        - Ну… - замялся Артемий. - Это очень важное свидетельство: выходит, их действительно делали в древней Персии. Я мог бы организовать поиски: у меня кое-какие связи в Иране, знающие люди, проводники… Всего этих Чаш должно быть не меньше трех…
        - И от меня требуются деньги, - закончил за Артемия клиент. - Так?
        - Да, - честно сказал Артемий. - У меня с собой и смета есть…
        - Дальше! - сказал клиент. - Вот это что такое?
        - О! - восхищенно произнес Артемий, беря в руки увитый потемневшими серебряными нитями кусок горного хрусталя. - Это же Глаз Озарения! Он помогает своему обладателю получать верные ответы на любые вопросы, особенно в критические и спорные моменты. Неплохое подспорье в бизнесе и политике, верно?
        - «Помогает» или «помогал бы»? - нахмурился клиент.
        - Видите - трещина, - виновато сказал Артемий. - Он может давать искаженную картину…
        - Насколько искаженную? - с сомнением спросил клиент.
        - Ну… - замялся Артемий. - Пятьдесят на пятьдесят - точно.
        Сунул кристалл обратно в ячейку и взял из соседней новый предмет - тонкий, блеснувший металлом.
        - А это - жуткая штука! Игла Мертвых. Воткнуть эту иглу в хорошо сохранившегося покойника - и он встанет, пойдет, куда скажут… Ну, и сделает все, что от него потребуют. А может, и расскажет, из-за чего, к примеру, попал под снайперскую пулю.
        - Но и это, конечно, тоже не действует, - зевнув, предположил клиент.
        - Кончик обломан, - обреченно сказал Артемий. - Но я найду действующую. Только нужно финансирование. Вы же знаете: многие тайные входы открываются перед деньгами…
        - Снова деньги… - задумчиво произнес хозяин машины. - Иногда я начинаю подозревать, что ты просто водишь меня за нос. Ты просто наглый мошенник с такими вот светлыми и честными глазами…
        Артемий похолодел: подобные слова из уст этого человека были равносильны угрозе. Тем более, он, и впрямь, не без грешка.
        Ведь то, что лежит в контейнере, по правде говоря, не более, чем фикция. Муляжи. И если это не самый, что ни на есть, наглый обман, то, во всяком случае, не совсем правда.
        Артемий вот уже столько лет торгует воздухом.
        Дела его обстоят странно, противоречиво и запутанно. Смешно: он даже не мошенник в прямом смысле слова.
        Но, все же, изрядный авантюрист.
        Товар, который предлагается покупателям, находится не столько в пенопластовом футляре, сколько в воображении Артемия.
        Ведь он не проходимец. Он знает, чем торгует, и его могут порекомендовать довольно известные, влиятельные люди. Правда, эти известность и влиятельность несколько сомнительны. Много ли кому помогали в жизни рекомендации известных прорицателей, колдунов и гадалок? С другой стороны - хоть и потешаются над ними все, кому не лень, но после трусливо, тайно бегают к ним же, чтобы испросить милости у судьбы, выцарапать себе ускользающее здоровье, молодость, потерянную любовь, удачу.
        Артемий сам знал цену этой славе, и еще лучше знал, кто есть кто в странном, душном и склочном мире оккультизма. А потому руками и ногами открещивался от своей принадлежности к этой разношерстной братии, большую часть которых по праву считались шарлатанами.
        Однако, как ни странно, он нужен этим людям, а те, в свою очередь, нужны ему. Если ты вращаешься в этой сфере, то непростительно пренебрегать любыми возможностями поймать те крохи информации, которые встречаются, все-таки, в неиссякаемом потоке лжи.
        Артемий сам не мог объяснить, почему так много людей ведется на обман? Почему ему удается, хоть и не слишком часто, впаривать доверчивому покупателю подобную мишуру?
        Может быть, потому, что сам верит во все это - безоглядно, бескомпромиссно, заражая своей верой других?
        А может, потому, что не все в его странной жизни - фальшивка.
        - Что вы… - пробормотал Артемий. - Как вы могли подумать?..
        - А что мне остается? - клиент развел руками. - Ты крадешь мое время, кормишь меня байками…
        - Но ведь я же помог… - отчаянно пробормотал Артемий, но его оборвали.
        - Да… Ты достал Камень Отчаяния, и моя дочь излечилась от рака на последней стадии. Даже врачи признали это чудом. Это так. И только поэтому я все еще с тобой разговариваю.
        - Спасибо…
        - И не только поэтому. Надеюсь, ты помнишь о своем основном деле? Меня просили напомнить…
        Настроение резко испортилось. Это чертово поручение путало все планы. Но исходило от таких людей, что даже знакомый небожитель говорил о них с плохо скрываемым придыханием.
        - Ты ведь хочешь сохранить репутацию, да еще заработать на безбедную жизнь? - клиент похлопал Артемия по мокрому плечу. - Ладно, будем считать, что я сам тебя вызвал, чтобы напомнить. И в следующий раз приноси что-нибудь настоящее, а не липовые диковины…

…Некоторое время Артемий смотрел вслед удаляющейся машине, чувствуя себя оплеванным, хотя по лицу текла чистая дождевая вода…
        Замок с трудом поддался мокрым, дрожащим от холода пальцам. Артемий ввалился в квартиру, поставил сумку, швырнул на пол куртку, нога об ногу стащил хлюпающие кроссовки.
        - Артемий, это ты? - из кухни донесся недовольный женский голос.
        - Ух! - пробормотал Артемий и быстро поднял с пола куртку - брезгливо, двумя пальцами - примериваясь, куда бы ее повесить. Повесил на полуоткрытую дверь кладовки и, бросился вытаскивать из промокшей сумки пенопластовый контейнер, одновременно крича:
        - Я, Лар, а то кто же? Фу, ну и денек! На улице ливень, настроение у клиентов паршивое, все в драку лезут. То ли на солнце бури, то ли я, наконец, забрел в свою черную полосу. А черная полоса, она, знаешь, тащит неприятность за неприятностью. Только ты у меня радость - сейчас полезу целоваться…
        - Чего так рано? - спросила Лариса, появляясь на пороге кухни. - Позвонить не мог?
        Взгляд у нее был напряженный, как и поза - руки скрещены на груди, сведены плечи. Артемий растерянно хмыкнул.
        - Да вот, с клиентом пролетел, - словно извиняясь, сказал Артемий и, быстро чмокнув Ларису в щеку, направился на кухню. - Да еще дождь этот… Есть, чего слопать, а?
        Последнюю фразу он произнес в лицо незнакомому мужику, который топтался тут же, на кухне.
        Конечно же, это мог быть какой-нибудь приезжий Ларин родственник. Ничто не мешало ему быть и сантехником. В конце-концов, он мог зайти к Ларисе и по работе, хотя непонятно - зачем?
        Да только вот, по растерянному взгляду мужика, да по бутылке мартини в его руках было понятно, что, если он и сантехник, то во вполне конкретном кинематографическом амплуа.
        - Ну, да, мартини, - криво улыбаясь сказал Артемий, в упор разглядывая незнакомца. - А ты чего не на работе, Лар? Хотя ладно…
        С контейнером под мышкой Артемий прошлепал мокрыми носками в единственную комнату. Почему-то его не удивил разложенный диван и скомканные простыни. Только отвратительный комок подскочил к горлу и снова пропал.
        - Чего ладно? Чего ладно-то?! - взвилась вдруг Лариса.
        Из коридора доносились звуки, из которых явствовало, что мужик с мартини спешно обувается и вылетает прочь. Крепкий такой мужик, хорошо одетый. И «ренж-ровер» внизу, под окном - тоже, видно, не бесхозный.
        Гламурный такой сантехник.
        Артемий сел за стол, положил перед собой контейнер и уперся о стол локтями. Неужели, наконец, случилось…
        - А ты чего думал! - где-то за спиной ледяным тоном вещала Лариса. - Что я буду терпеть это бесконечное издевательство над собой?! Ждать, пока ты реализуешь свои идиотские замыслы? Слушать бредовые разговоры и сидеть до бесконечности в съемной конуре?!
        - Ну, да, «ренж-ровер»! - неожиданно для самого себя рассмеялся Артемий.
        - Причем тут… - запнулась Лариса и вдруг закричала, мол, да, а что плохого, если у делового человека и машина отличная? А вот ты, ты…
        Артемий не слушал: он просто улыбался. Ему вдруг стало ужасно легко - словно не треснули и без того натянутые отношения с Ларисой, а лопнул давно томивший гнойник. Просто смешно: словно в глупой-преглупой комедии, в которой только ему одному дано право смеяться.
        - Да ладно, не бери в голову! - сказал Артемий Ларисе и подмигнул ей. - Действительно, хорошая машина. И пузо ничего себе…
        - Что? - непонимающе спросила Лариса.
        Она сжимала кулаки, стремясь к эскалации скандала, но, видимо, что-то смазалось, пошло не по продуманному сценарию.
        - Пузо говорю, у него нормальное, - пояснил Артемий. - Еще одна подушка безопасности.
        Лариса будто только того и ждала. Поднялся крик, но Артемий не слушал: пришло SMS-сообщение от Переверзева: «Для тебя кое-что есть. Приходи в 6».
        Продолжая кивать в такт Ларисиным речам, Артемий не заметил, как она ушла. Только когда хлопнула дверь, он вздрогнул, и улыбка медленно сползла с лица.
        Потому что ничего веселого на самом деле не произошло.
        Это еще один удар - из тех, что должны делать нас сильнее, но почему-то заставляют тихонько сжаться где-то в углу и завыть от бессилия.
        Артемий встал из-за стола, мрачно огляделся и направился на кухню. Сделав бутерброд с толстым кругляшом вареной колбасы, он наткнулся взглядом на бутылку мартини, оставшуюся на столе. Некоторое время он смотрел на нее, словно на зловещий мистический артефакт. Вспомнив об артефактах, снова улыбнулся - уже не так весело.
        И взял бутылку.
        - А за мартини спасибо, - сказал он вслух, наливая вермут в стакан с потемневшим подстаканником. - Это жест, ничего не скажешь. Особенно для сантехника.
        С бутербродом и мартини отправился в комнату. Сел на пол, брезгуя прикасаться к простыням на диване, и вовсю отдался невеселым размышлениям.
        Все-таки хорошо, когда в жизни есть что-то, кроме житейских дрязг, скандалов, измен и утомительной борьбы за существование. Эдакий крепкий, стоящий всего остального стержень, который не даст упасть, опустить руки, который всегда будет напоминать: всегда есть что-то гораздо более значимое и важное. Нечто, что помогает любить жизнь, несмотря ни на что.
        Тайна.
…Взгляд упал на мобильник. Артемий вздрогнул: он совсем забыл про сообщение. Уже выскакивая на улицу, мельком подумал: самое ценное стоит прихватить с собой. В любой момент Лара может вернуться и вытащить все подчистую - она не раз намекала на подобный вариант.
        Нет, ну надо ж, как получилось! При всей сложности отношений даже в голову не приходило, что подруга может вертеть шашни у него за спиной. Это просто как-то не укладывалось в голове. Наверное, оттого, что мы знаем человека не таким, какой он есть, а таким, каким хотим его видеть.
        Впрочем, хорошо, что все так быстро разрешилось. Или же это только наивные предположения, что легко и быстро?
        Он остановился у ветхого, довольно облезлого здания, но с мощными дверями и массивными решетками на окнах. Серая табличка на стене сухо сообщала, что здесь, помимо всего прочего находится следственный отдел следственного управления следственного комитета… ну и так далее. Эта надпись напоминала Артемию жуткое и бессмысленное заклинание из трудов чернокнижников.
        И, тем не менее ему сюда.
        Артемий набрал на мобильнике номер:
        - Макс? Привет! Получил сообщение… Да, здесь уже … Скажешь, чтоб пропустили?
        Некоторое время пришлось потоптаться на входе у поста. Сотрудник в форме держал у виска трубку и сверлил Артемия взглядом.
        - Угу… М… Паспорт давайте…
        Лениво взял паспорт и принялся медленно заносить данные в журнал посещений. Артемий с любопытством смотрел на сотрудника. Пытался представить себя на его месте: вот так, с восьми до шести, или сколько там, - отсиживать зад на входе, медленно, но все равно, неаккуратно, записывать в журнал паспортные данные. И так до пенсии.
        Его передернуло.
        - Что такое? - не поднимая головы, поинтересовался сотрудник.
        - Да ничего, - усмехнулся Артемий.
        - Паспорт заберите… Вот пропуск - отметите в кабинете и отдадите на выходе…
        - Ага…
        Внутренности управления, где Артемий уже бывал неоднократно, всегда вызывали странные чувства: в здешней атмосфере тайны не меньше, чем какой-нибудь шаманской пещере. Нельзя сказать, что здесь царило зло. Но остро чувствовалось полное отсутствие добра - словно воздух был высушен чрезмерным использованием кондиционеров… А, может, в кондиционерах все и дело?
        Артемий постучался в дверь с номером «21» , вошел.
        Макс, как и следовало ожидать, увлеченно колотил двумя пальцами по древней компьютерной клавиатуре, курил. Увидев гостя, оскалился с сигаретой в зубах и, не вставая, протянул руку.
        - Здоров, я вовремя? - Артемий пожал приятелю руку, огляделся.
        В уголке на стуле ссутулился худощавый мужчина замученного вида.
        - Здоров, здоров, заходи! Посиди, пожалуйста, пару минут, я закончу, - Макс вивнул в сторону мужчины и заколотил по клавишам быстрее.
        Через несколько минут он что-то распечатал на завывающем, как бор-машина, принтере, мужчина расписался и ушел, хотя Артемий почему-то предполагал, что того уведут под конвоем.
        - Ну, рассказывай, как жизнь? - весело спросил Макс, очевидно, довольный завершением рабочего дня.
        - Нормально, - сказал Артемий. - Лариска от меня ушла. С хахалем ее застукал.
        - Да ладно! - искренне возмутился Макс, ломая сигарету в пепельнице. - Хочешь, мы на этого хахаля какой-нибудь бесхозный труп повесим?
        - Ты чего? - заморгал Артемий. - Ушла и ушла… Причем тут хахаль?
        - Да, ладно, извини, - смутился Макс. - Дурацкая шутка, сам понимаю…
        - Ничего… Рассказывай, чего там интересного для меня есть? - спросил Артемий.
        - А, это… - Макс странно изменился в лице, встал.
        Прошелся взад-вперед по кабинету, хлопая по бедру авторучкой, словно не мог собраться с мыслями.
        - Ну, в общем, такое дело, - проговорил он, снимая со шкафа толстую папку. - Пытался я на досуге систематизировать накопившиеся «висяки». Обычное дело, но… Кое-что мне показалось странным.
        Макс бросил папку на стол, поверх других бумаг. Не без труда распутал тесемки.
        И где он только раздобыл такую - древнюю, коричневую, совершенно жуткого, безнадежного вида, в каких, наверное, хранились «дела» в дремучих членовредительских «тридцатых». Артемию не раз приходилось иметь дело с подобными, и чего только в них он не находил. Это не просто папки - это капсулы времени, жуткие, наполненные горем, страданиями, похороненными заживо тайнами…
        - Пытался, в общем, понять закономерность некоторых смертей… - сказал Макс, перекладывая бумаги.
        - Смертей? - повторил Артемий. - Убийств?
        - «Глухарей» - покачал головой Макс. - В некоторых случаях нет однозначного ответа, от чего наступила смерть: было ли это убийство или несчастный случай.
        - Понятно, - кивнул Артемий.
        - Понятно? - хохотнул Макс, разглядывая извлеченные из папки фотоснимки. - А мне, представляешь, ни черта не понятно… Так вот, было у нас несколько случаев, когда потенциальная жертва знала о готовящемся на него покушении и даже просила о помощи.
        - У вас?
        - Нет, конечно, мы этим не занимаемся. Нас интересуют только результаты, а не подозрения. Так вот, значит, занимались этими несчастными охранные агентства и, сам понимаешь, менты. Ну, охраняли, как могли, а в результате - получите, распишитесь: покойники. Причем, во всех материалах одно и то же: те, кто ожидал покушения, вели себя крайне нервозно, даже истерически. Это, в общем, понятно, но как-то…
        - Так это были убийства? - нетерпеливо спросил Артемий, пытаясь понять логику друга.
        - В одном случае - да. Ножевое ранение в сердце - охрана не уследила. В других же случаях даже эксперты разводят руками: ждал покушения, а вместо этого поскользнулся и упал горлом на железный штырь. Причем, на глазах у охраны.
        - Красиво… - пробормотал Артемий.
        - Да уж, - согласился Макс. - У другого - сердечный приступ, тоже на руках охранников. Еще один зашел в туалет и не вышел. Охрана дверь сломала, да толку…
        - Тоже приступ?
        - Здесь медики только мычали невразумительное, да ничего в результате сказать не смогли. Какие-то общие фразы про «внезапную смерть».
        - Да, это странно, - признал Артемий. - Но вряд ли ты бы меня позвал, если бы не было какого-нибудь «но».
        Макс оживился. Глаза его сверкнули, он хитро прищурился.
        - Да, верно. Я долго искал это «но». И, похоже…
        Макс аккуратно, одну за другой, словно крупье, открывающий карты, разложил на столе несколько фотографий. Какие-то люди. Качество ужасное, лиц почти не разобрать.
        - Это из материалов наружного наблюдения, - пояснил Макс. - Стоп-кадры видеосъемки охраняемых, незадолго до гибели. Замечаешь что-нибудь интересное?
        В глазах Макса сверкнул азарт. Он следил за приятелем, словно за мальчишкой, которому задал интересную загадку. Артемий поймал взгляд, склонился над фотографиями, пытаясь разобраться.
        - Ч-черт, - он покачал головой, - качество, однако…
        - Надо будет попросить видеозаписи, - кивнул Макс. - Но если ты присмотришься, то увидишь: вот, вот, вот и вот…
        - Один и тот же человек! - произнес Артемий. - Так ты его подозреваешь?
        - Да нет же! - Макс досадливо оборвал Артемия. - Если бы подозревал его в убийстве, то не с тобой разговаривал, а с начальством, чтобы делу снова дали ход. Ни в чем криминальном этот тип не замечен. Кроме одной занятной вещи. Всем нашим покойникам незадолго до смерти он просто-напросто перешел дорогу.
        Наступила тишина. Артемий почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок, а сердце куда-то провалилось и пропустило удар.
        Перешел дорогу…
        Артемию стоило немалых усилий произнести:
        - Так ты думаешь - это он и есть?..
        Облизал губы и добавил - хотя в этом уже не было надобности:
        - Переходящий дорогу?
        Артемий впился глазами в расплывчатое изображение человека в сером плаще. Какая-то блеклая внешность. Он совсем не так представлял себе его…
        Макс ответил не сразу. Уселся на скрипучий стул, закурил, глядя в окно.
        - В общем, я тебе рассказал о своих наблюдениях, - неспешно произнес он. - Как ты и просил меня. Выводы делай сам: к моей компетенции это совершенно не относится. Сам факт перехода дороги кем-то перед кем-то не влечет уголовной ответственности. Я даже коллегам говорить повременю. Еще засмеют, выставят перед начальством идиотом…
        - Так сам ты в это во все не веришь? - осторожно поинтересовался Артемий, жадно всматриваясь в фотографии.
        - Я тебе все рассказал, - устало сказал Макс. - Чистые факты и умозрительная связка: перешел дорогу - смерть. Конечно, это только то, что удалось увидеть на пленке своими глазами. Но, сам понимаешь, зрение обманчиво, и увидеть можно то, что очень хочется увидеть. Человек, вроде бы, один и тот же… При желании, под это дело можно много «висяков» притянуть…
        - Нет-нет! - быстро сказал Артемий. - Мне нужны только настоящие…
        - Забирай, - сказал Макс. - Это копии, папку специально для тебя собрал. Но не дай бог всплывет, что я тут материалы направо и налево раздаю…
        - Могила! - пообещал Артемий и поежился от двусмысленности сказанного.
        - Я, конечно, не уверен, что вся эта мистика - правда, - сказал Макс. - Но, все же, не советую лезть в это дело…
        - Почему? - спросил Артемий.
        Макс скривился:
        - Как бы тебе объяснить… Не нравится мне это. И просьба твоя не нравится… Елки зеленые! Да я никогда не верил в эту чертовщину! Но стоило с тобой связаться…
        Макс покачал головой и рассмеялся:
        - Слушай, а может, это просто ерунда? Совпадение, чушь? А мы с тобой страху развели, как дети в пионерском лагере с ночными страшилками, помнишь? Ей богу, а?
        Теперь смеялись вдвоем. Хотя Артемий имел и собственное мнение, но юмор оценил: сколько раз уже под загадочной оболочкой оказывалась пустышка.
        Внезапно Макс перестал смеяться и сказал:
        - Разумеется, ерунда полнейшая. Но ты, все же, не связывайся. Все это может быть и самая обыкновенная уголовщина…
        Эта папка странным образом стала спасением от угрюмых мыслей, неизбежных при расставании. Он просто забыл о Ларисе и ее дурацком «сантехнике» с джипом, брюхом и мартини.
        Впрочем, о мартини он как раз таки и не забыл: вылив остатки в стакан, прихлебывал пьянящую жидкость, жадно копаясь в «подарке» Переверзева. Папка лежала на на потертом ковре хозяйской квартиры, а Артемий нависал над ней, пытаясь свести в затуманенном сознании все имеющиеся у него ниточки и зацепки.
        Переходящий дорогу.
        Странная легенда, отзвуки которой доносились до него временами с разных, самых неожиданных сторон. Это была, между прочим, одна из тех историй, верить в которые он отказывался - просто потому, что до сих пор ни один из многочисленных знакомых не удостоился личной встречи с загадочным персонажем. Хотя последнее можно и объяснить: мало кто из тех, кому Он перешел дорогу, мог что-то рассказать в дальнейшем.
        На основании слухов и всевозможных обрывочных упоминаний, можно сделать вывод - не обязательно встреча с Переходящим влечет быструю и неизбежную смерть. Хотя это довольно распространенный вариант. Видимо, потому, что он - самый яркий, заметный, неизменно отражающийся в сознании людей и криминальных хрониках. Но наверняка были и те, чья жизнь менялась не менее ужасным образом, чем просто оборвавшись смертью…
        Кто он, одним своим появлением несущий страх и смерть? Первая мысль - это сам Сатана, таким замысловатым образом издевающийся над людьми. Но мало кто принимал такой вариант: сила была, безусловно, темная, злая, но слишком очеловеченная.
        Наверное, Артемий никогда бы не заинтересовался бы этим странным явлением (не более, впрочем, странным, чем многие другие загадки темной стороны жизни), если бы его однажды настойчиво не попросили заняться этим вопросом…
        Он даже не услышал, как вернулась Лариса. Когда же оторвался от содержимого папки и поднял голову, заметил: выглядит она растерянной и удрученной. В этот момент, наверное, должна была проснуться жалость. Но Артемий с отстраненным удивлением понял: место запутанного клубка чувств, заняло одно лишь необъятное серое равнодушие.
        Решение пришло спонтанно. И уже скоро он брел по лужам вечернего города, нагруженный немногочисленными пожитками. В этом было что-то свежее, озорное, давно забытое под грузом унылой повседневности.
        Поначалу Артемий просто шел, расслабленно размышляя: где придется сегодня ночевать, что завтра есть и вообще - в каком направлении двигаться?
        Но увесистая папка в сумке давала надежду - тайные заказчики будут достаточно щедры, и проблема голода отойдет на второй план. Что же касается ночлега, то варианты имелись. И Артемий, как человек неординарный, выбрал, наверное, наименее удачный.
        У него был знакомый шаман. Точнее, знакомых шаманов было несколько, но лишь с одним сложились дружеские отношения - достаточные для того, чтобы пустить Артемия в свою берлогу на ночь.
        Шамана звали Архип, по крайней мере, так он себя называл. Он не бедствовал: забавно, но в наше рациональное время многим требуются услуги хорошего шамана. Однако жил не отнюдь не в пентхаусе, а в невесть как сохранившемся деревянном домишке на окраине Москвы. Добраться туда было не просто, и Артемию пришлось изрядно потрястись сначала на маршрутке, потом на автобусе, после чего пройтись пешком по не очень гостеприимному переулку.
        Проблема была еще и в том, что шаману не дозвониться: Архип не признавал мобильных телефонов. Он уважал эфирных духов и не смел тревожить их обитель радиоволнами.
        А потому Артемий надеялся, что Архип дома. И не найдет веского повода оставить его на улице.
        Скрипнула калитка, и Артемий замер перед входом. Традиционный шаманский фокус - заранее прознать о приходе гостя.
        - Проходи, - сказал Архип, пропустил Артемия и закрыл следом калитку. - Что, с Лариской, наконец, разбежались?
        Все-таки было что-то завораживающее в шаманстве. Эдакая наивная простота, с которой Архип выдавал сакрально добытую информацию, имеет свое очарование. Хотя некоторым, конечно, больше нравятся таинственные намеки черных колдунов.
        - Да, - просто ответил Артемий, подымаясь на крыльцо. - Можно сказать, разбежались.
        - Видно, время пришло, - прищурился шаман, пропуская гостя в дом.
        Шаман приподнялся на цыпочках и прибавил света в висевшей под низким потолком керосиновой лампе.
        В доме не было электричества. Совсем - если не считать того, что шло к спрятанной в сенях душевой кабинке. Странное пренебрежение благами цивилизации, особенно на фоне возводимой рядом «элитной» многоэтажки. В первобытной тишине дома странно звучали протяжные скрипы и стоны, сопровождающие работу башенных кранов по соседству.
        Неизвестно, имел ли этот бытовой минимализм значение для отправления культа, но на городских жителей, это, безусловно, оказывало воздействие. Архип свое дело знал.
        На стене висели огромные ветвящиеся рога и шкуры - медвежьи, оленьи, каких-то зверей поменьше, а главенствовали надо всем бубны со звонко натянутой кожей - пара поменьше и огромный, больше, чем в половину человеческого роста. Прочие шаманские реквизиты были расставлены и разбросаны только в одному Архипу понятном порядке.
        - Да, - повторил шаман, - время пришло… Нехорошее время к тебе пришло.
        - Да уж, - не стал спорить Артемий и уселся на лавку у стены - один из немногих здесь предметов мебели. - Чего хорошего: с подругой разругался, остался без крыши над головой, да еще сделка сорвалась…
        - Это все только знаки, - сказал шаман, разводя огонь в маленькой дровяной печке. - Настоящая беда впереди…
        - Чего это ты, Архип? - нахмурился Артемий. - Я ж не проситель какой-нибудь, я не к шаману пришел, духов ублажать, а к другу. Ты, если поддержать не хочешь, то хотя бы не подтрунивай.
        - Вот еще, - усмехнулся шаман, и на плоском восточном лице сверкнули отблески печного огня, - подтрунивать над тобой! Ты пришел и беду за собой приволок - какой уж там смех…
        Артемий поежился. Архип не из болтливых. Он знает, что говорить, и когда. Неспроста к нему за советом тайно приезжают люди, чьи имена не поминают всуе. А ведь и не скажешь, что невзрачный азиат в мешковатой хламиде парой коротких фраз может повлиять на экономику или политику целой страны…
        Архип сидел на полу, на шкурах, заменявших ковры и мебель. Он закуривал длинную трубку, которую Артемий про себя называл «трубкой мира». Непонятно, действительно ли шаману нравился процесс, или же трубка была лишь частью хорошо разработанного образа…
        - Садись, - предложил Архип, указывая перед собой. - Рассказывай о своей беде.
        - Да брось ты, - сказал Артемий, но послушно уселся на пол. - Какая там беда? Просто работа. Ты ведь сам только и делаешь, что пляшешь с чужими бедами…
        - Я пляшу с бубном, - спокойно сказал Архип. - И не с духами, а для духов. Это разные вещи. Я все время в стороне. И я знаю, чего прошу, куда иду. А ты-то знаешь, куда идешь?
        Артемий прищурился, посмотрел на шамана подозрительным взглядом.
        - Тебе что-то известно?
        - Про твое задание? - усмехнулся шаман. - Кое-что. Ты же знаешь этих людей: они никогда не делают ничего без подстраховки. Так вот: ты та самая подстраховка и есть…
        - Это еще почему?
        - Потому что я отказался от этого дела.
        Артемий помолчал, раздумывая. Архип терпеливо пыхтел трубкой.
        Вот это номер! Есть над чем подумать. Выходит, вся эта история с Переходящим - не пустая блажь состоятельных любителей оккультизма. Он действительно не в шутку понадобился кому-то. Сразу возникает вопрос - зачем? Заключить с ним сделку, словно доктор Фауст с гостем из преисподней? Но ведь Переходящий дорогу - вовсе не всесильный Сатана. Он всего лишь носитель определенной функции в сложном мистическом мире, исполнитель незримой воли того, кто управляет судьбами. Его маленькое дело - переходить дорогу обреченному.
        Другой вопрос: обреченному на что? И за что? Еще пара вопросов, на которые нет ответа.
        Впрочем, сейчас волнует другой вопрос: Переходящего следует найти хотя бы потому, что за это можно сорвать немалый куш. Деньги сейчас не помешают. Хотя бы для того, чтобы уехать куда-нибудь подальше. Хотя бы, на поиски реальных артефактов, которые давно уже пора предъявить взамен фальшивых «образцов».
        Мысли унесли Артемия в далекие горы, пустыни, к заброшенным городам и развалинам в диких джунглях. Видимо, все это было написано у него на лице, и Архип, словно ненароком, пустил ему в лицо едкого дыма. Черт возьми, что он там такое курит?
        - И ты откажись, - сказал шаман, чей таинственный силуэт был едва различим в дымном облаке. - Не стоит это дело никаких денег, поверь…
        - Поздно, - Артемий криво улыбнулся и бросил на шкуры перед шаманом толстую картонную папку.
        Архип равнодушно поглядел на фотографии, затем на Артемия и покачал головой:
        - Зря ты своего друга сюда подтянул. Он ведь скептик?
        - Да, - кивнул Артемий. - Не верит он в силы.
        - Нечего делать скептикам в пространстве веры и сил. Может случиться беда…
        - Да я знаю, - пожал плечами Артемий. - Он просто снабжает меня информацией. У меня еще несколько скептиков на подхвате. А куда мне без них? Они лучше нас обращаются с фактами. Да и вообще, с серьезной информацией они только и работают …
        - Да, - согласился шаман. - Несовпадение миров. Мы разные, но не можем друг без друга…
        Некоторое время лениво поболтали на отстраненные темы. Пока у Артемия в кармане джинсов не звякнул телефон.
        Глянул на экран: Переверзев.
        - Арт! - задыхаясь от волнения, выдохнула трубка. - Хватай тачку и дуй ко мне!
        - Да что стряслось? - пробормотал Артемий, невольно подымаясь на ноги. - Ночь на дворе!
        - Я его видел! - крикнул Переверзев.
        - Кого? - тупо спросил Артемий.
        Хотя мог бы и не спрашивать.
        - Кого-кого - его! Он перешел мне дорогу! Представляешь?!
        - Ты дома?! - крикнул Артемий, беспомощно крутясь на месте. - Никуда не выходи! Я мигом!
        - Ты тоже будь внимательнее! - уже спокойнее сказала трубка. - Забавное дело… Короче, приезжай, расскажу подробности!..
        Телефон отключился.
        - Подробности… - бездумно повторил Артемий.
        Шаман, набивая трубку каким-то зельем, исподлобья посмотрел на Артемия и поинтересовался:
        - Началось?
        - А?.. - непонимающе отозвался Артемий.
        И бросился к дверям.
        - Я съезжу и вернусь, ладно? - крикнул он, неловко натягивая нерасшнурованные кроссовки.
        Архип ничего не ответил, продолжая сидеть спиной к двери.
        В этом доме приходилось бывать часто. Переверзев не просто полезный знакомый. Он лучший друг. Хотя данное обстоятельство иногда казалось удивительным: слишком они разные - трудоголик и весельчак Макс и темный романтик, склонный к рискованным авантюрам Артемий. То, что Артемий и вправду «латентный романтик», поведал ему именно Переверзев. В свою очередь Артемий раскрыл в педантичном сотруднике
«органов» опасную склонность к трудоголизму.
        Видимо, объединяла их мучительная тяга к мрачным тайнам. Преступного ли мира или же мира потустороннего - тех миров, которые вторгаются в нашу жизнь, наполняя ее кошмарами и отвращением к человеческой природе.
        Что же, и в отвратительном есть своя эстетика…
        Железная дверь подъезда прочно присосалась к замку. Артемий набрал номер на металлической клавиатуре домофона, но ответа не дождался. С неприятным предчувствием выбрал номер Макса в списке звонков мобильника.
        Телефон отвечал лишь длинными гудками.
        Артемий топтался у подъезда, не зная, что предпринять. Выручила какая-то пожилая женщина - открыла дверь магнитным ключом. Артемий, словно тень, нырнул вслед за ней. Женщина испуганно прижалась к стене, расписанной сомнительными надписями. Не дожидаясь лифта, Артемий помчался вверх по лестнице.
        Уже не удивило отсутствие реакции на череду отчаянных звонков у двери. Сердце бешено колотилось - то ли от сумасшедшего подъема, то ли от жуткого предчувствия…
        В отчаянии пнул дверь ногой. Та дернулась, со скрипом подалась навстречу. Артемий потянул ручку, двинулся вперед, в ярко освещенную прихожую, зовя вмиг одеревеневшим голосом:
        - Макс! Макс, ты дома?!
        Мельком отметил - во всей квартире горит свет. Но ни в одной, ни в другой комнате нет Макса. Нет его и на кухне.
        Будто по какому-то наитию Артемий медленно открыл дверь в ванную.
        На полу, вжавшись в угол сидел Макс. Скрюченное, будто сведенное судорогами тело уже начало коченеть, но глаза, так и остались раскрытыми. Они смотрели куда-то поверх Артемия. Застывшая гримаса ужаса исказила лицо почти до неузнаваемости.
        Артемий прижался к стене напротив, медленно осел на пол. Тело вдруг стало мокрым от болезненного пота. И только сейчас он заметил лежащий на кафеле пистолет. - А у пистолетика-то курок взведен! - сказал криминалист, осторожно приподняв пистолет за предохранительную скобу. - В кого же это он стрелять собирался?
        Вопрос был риторический, но косвенно адресованный Артемию. Он сидел на краешке дивана, совершенно потерянный. На него хмуро смотрел следователь - коллега Переверзева.
        Для следователя, эта смерть - ЧП с большой буквы: Макс был одним их ведущих спецов, на него замыкался целый ворох нераскрытых дел, море «текучки» и вообще… Гибель такого человека, как Макс, как ни цинично это звучит, влечет за собой куда больше последствий, чем смерть богом забытого бомжа на товарном полустанке…
        Артемий еще не понимал толком, в каком положении оказался: вчера его видели в управлении, он собственноручно расписался в журнале посещений. И если у кого возникнет желание искать подозреваемых, то он - первый в списке. Но сейчас мысли были вдалеке от собственной судьбы. Как такса чует в норе зверя, он чувствовал дыхание темной тайны - и только это имело значение…
        Из ванной доносилось недоуменное ворчание судмедэксперта: тот все никак не мог понять причин смерти. Хотя для специалиста внешняя причина вторична: ему важно лишь то, что непосредственно повлекло смерть. И в данном случае похоже, что человек просто умер от страха. А уж что стало причиной последнего - уже компетенция следствия…
        Просто. От страха.
        Да уж, куда проще…
        Кого он мог так испугаться? Переходящего дорогу? При всем желании трудно поверить…
        - Только вскрытие! - выйдя из ванной, подытожил судмедэксперт.
        - Но почему он не стрелял? - задумчиво произнес следователь, продолжая в упор рассматривать Артемия.
        - В кого? - пожал плечами эксперт.
        Еще были понятые, крики и слезы жены, примчавшейся от родителей, собственные машинальные ответы, протокол…
        Все это дурным сном проплывало мимо. А в глазах стояла только расплывчатая картинка: невзрачный человек в сером плаще, неспешно переходящий дорогу…

3
        Как оказалось, телефон целый день трясся не зря. Неожиданно обвалились акции одного из дочерних предприятий. Хотя, не так уж и неожиданно - кризис продолжал душить все, что еще шевелилось. Так или иначе, доверенным лицам для принятия решений требовалась отмашка руководства. Сейчас ситуацию уже можно считать запущенной.
        Однако Павел неожиданно для самого себя обрадовался этой, на первый взгляд, крупной неприятности. Уйдя в текущие дела, а точнее - занимаясь спасением предприятия от краха, можно забыть на время о еще одном кошмарном дне.
        Он вызвал авральную команду директоров, юристов и финансистов. Дорогие машины колонной выстроились вдоль высокого забора особняка, словно внутри проходило вручение «Оскара». Телефоны разрывались, в просторном холле стоял галдеж - шел традиционный «мозговой штурм».
        Главный козырь - «административный ресурс» - как обычно оставался за Павлом. Это очень серьезный разговор, велся он по защищенной линии, и Павел, с трубкой у уха, собирался выйти в сад через заднюю дверь. Шел быстро, на ходу настраиваясь на собеседника, стараясь говорить как можно увереннее и убедительнее.
        - Да, да, конечно! Безусловно, Константин Сергеевич, даже не может быть разговоров… Нет, ни у кого не возникнет вопросов. Ну, вы же меня знаете. Да… Ха-ха-ха… Конечно, завтра ровно в два буду у вас…
        Последнюю фразу произнес, замерев на месте: он смотрел на улицу, сквозь стеклянную дверь, туда, где в вечерней темноте, подсвеченный садовыми фонарями, ждал и укоризненно качал головой он.
        Переходящий дорогу.
        Вся напускная бодрость, вся энергия и уверенность куда-то улетучились. Павел скомкано закончил разговор, словно на автопилоте, так же машинально щелкнул трубкой-слайдером. Открыл дверь.
        - Ай, яй, яй! Как можно давать обещания, которые не в состоянии выполнить? Ведь у тебя завтра съемки, если я не ошибаюсь?
        Переходящий говорил мягким, чуть насмешливым голосом. Обычная его манера.
        Глаза Павла налились кровью. Он был близок к срыву.
        Хотя… Этот срыв наступил уже давно. Он тащил вниз, со все нарастающей скоростью, как набирающая массу снежная лавина. Иногда казалось, что с ним все в порядке. Он просто разберется с этим проклятым долгом - и вновь станет свободным и здоровым - тем, прежним преуспевающим, вызывающим всеобщую зависть магнатом.
        Только что-то подсказывало: необратимые процессы с тела давно перекинулись на душу. Он никогда уже не станет прежним.
        Переходящий дорогу с самого начала добивался только одного: его гибели.
        Но зачем же тогда он дал ему эту отсрочку?
        - Когда ты перестанешь меня мучить?.. - прохрипел Павел, прижимаясь спиной к прохладной стене. Устало закрыл глаза.
        - Разве это муки? - искренне удивился Переходящий дорогу. - Муки ждали тебя в больнице, под капельницами, в окружении приборов, шаманов-врачей, создающих иллюзию лечения. А сейчас ты участвуешь в забавном аттракционе, да еще получаешь за это суточные…
        Переходящий дорогу рассмеялся и добавил:
        - Ты же видел, как довольны твои друзья по съемкам, как им нравится происходящее…
        - Какие они мне, к черту, друзья! - сжав кулаки, выдохнул Павел. - Я ненавижу их всех! Толпа восторженных идиотов - что у меня с ними общего?! Моя жизнь здесь, на этом совещании, на моих предприятиях, с моими специалистами и…
        - …рабами! - понимающе кивнул Переходящий дорогу. - Я очень хорошо понимаю тебя: власть - это сильный наркотик. Не так просто от него отказаться, даже на время…
        - Какое время? - быстро спросил Павел. - Назови мне время: я все устрою так, что смогу и с работой справиться, и с моим долгом перед тобой…
        Переходящий тихо рассмеялся:
        - Только посмотрите на него: все успеет! Прямо Юлий Цезарь - десять дел одновременно! Нежели ты не понял, что я требую от тебя выполнения долга ВЗАМЕН всех твоих дел?
        - Ты хочешь меня разорить?! Лишить меня моей жизни, всего, к чему я шел годами?! - в ярости прорычал Павел.
        - О том, как и к чему ты шел, мы не будем сейчас вспоминать, - небрежно сказал Переходящий. - К тому же твоя жизнь давно закончилась. Ты умер.
        - Что?.. - Павел похолодел.
        - Фигурально выражаясь, конечно. Полгода назад ты должен был умереть в чудной заграничной клинике.
        - Хватит, хватит об этом!
        - Да я и не настаиваю. Просто продолжай исполнение долга - будешь жить и наслаждаться жизнью.
        Переходящий исчез в темноте сада.
        Он снова лжет. Лжет, улыбаясь в глаза Должнику, как любит это делать.
        Потому что прекрасно знает, что значит для Павла жить и наслаждаться жизнью. Да, он абсолютно прав: деньги, власть - это наркотик. И наркотик, может даже, посильнее, чем страх смерти. А тот, кому он должен, намеренно лишает его дозы. Он знает свое дело - его мучитель. Прекрасно знает…
        Павел еще держался, но чувствовал, что близок к тому, чтобы послать к чертям опостылевший долг.
        Стоп, стоп. Главное, не терять критичности мышления.
        Ему приведены доказательства. По воле Переходящего дорогу ему действительно становилось то лучше, то хуже…
        А если это, все-таки, «развод»? Тонкая игра врагов, каких, положа руку на сердце, и не сосчитать? Чего стоит подсыпать что-то в еду, тайком вколоть, распылить в воздухе, чтобы создать иллюзию болезни или выздоровления?
        А что, если он вовсе и не был болен? Никогда?! А врачи - они просто заодно?! Они - просто часть заговора!
        Павел расхохотался этой мысли. Она и раньше приходила ему в голову, но никогда не была нужна так, как сейчас!
        - Хорошо, - потирая руки, сказал себе Павел. - Завтра мы посмотрим, что ты сможешь сделать…
        Весело насвистывая, он направился в холл, где продолжали препираться подчиненные, и, как правильно заметил вечерний гость - его самые настоящие, азартно-исполнительные, преданные, как собаки, и трусливо заискивающие рабы.
        На утро все повторилось. Сначала шумный автобус, затем переодевание в полосатые робы.
        Но теперь внутри периметра бутафорского лагеря смерти появились настоящие актеры.
        Массовку выстроили у бараков, в окружении актеров в костюмах солдат и офицеров. Впереди поставили специально отобранных - наиболее тощих, небритых, несчастных. Стоя в заднем ряду, Павел тихо и зло посмеивался. На него недоуменно косились
«коллеги». С ним явно что-то происходило, он начинал выбиваться из навязанного массовке образа.
        Актер в офицерской форме, чья сцена намечалась в ближайшем кадре, задумчиво прохаживался вдоль полосатых рядов, еле заметно шевеля губами и похлопывая стеком по начищенному сапогу.

«В образ вживается», - уважительно прошептал кто-то.
        За офицером следовала обильно курящая свита - тоже форме, только, очевидно, званием пониже. Особенно колоритен был небольшого роста полный актер в роговых очках, белом халате поверх формы и растрепанной папкой под мышкой. Странным образом он придавал происходящему чуть больше достоверности.
        Массовка также вживалась в роль. Видимо, способствовал антураж, с которым с самого детства ассоциируются у нас с трудом представимые ужасы и мучения. Смешков становилось все меньше, на лицах некоторых появилось беспокойство: уж слишком натуральное выходило зрелище.
        Но подплывшая на кране камера и ворвавшийся в лагерный пейзаж, словно выпрыгнувший из вестерна, второй режиссер, моментально превратили зловещий антураж в фарс.
        - Актеры массовых сцен! - крикнул он, и голос его растворился в злобном лае немецких овчарок.
        Вспомнив о мегафоне, поднял его и повторил гнусавым мегафонным голосом:
        - Актеры массовых сцен, посерьезнее! На лицах беспокойство, страх, неуверенность! Представьте, что вас действительно привезли в концентрационный лагерь! Для справки: один неудачный дубль обходится нам в четыреста долларов…
        Некоторое время он метался, как загнанный зверь, ругался то с рацией, то с операторами, махал руками в сторону режиссерской палатки, яростно спорил с ряжеными «офицерами».
        После этого вдруг хищно развернулся и рявкнул в мегафон:
        - Все!!! Приготовились! Камера, мотор! Начали!
        Сверху, словно хищная птица спикировала на кране камера, а режиссер рванул в сторону, исчезнув с площадки. Одновременно щелкнула «хлопушкой» ассистентка и также исчезла.
        Офицер вдруг изменился - будто кто-то включил в нем новую программу. Взгляд стал надменным, брезгливым. «Офицер» заговорил высоко, громко, четко разделяя слова, с искусно изображаемым акцентом:
        - Заключенные! Все, что я скажу - будет сказано только один раз. Вместо повторения сказанного невнимательных ждет немедленная смерть…
        Посреди этой серьезной сцены раздался громкий, довольно циничный хохот. Актеров перекосило, массовка разом повернулась в сторону источника смеха.
        Это был Павел. Он корчился от истерического смеха, указывая на «офицера».
        - Стоп съемка! - раздался из чьей-то рации усталый голос.
        Тут же подскочил второй режиссер. Он был взбешен.
        - Стоп съемка!!! - заорал он и метнулся к массовке. - Что там такое?! Ну чего здесь смешного?! Кто там такой веселый? Немедленно покиньте площадку!
        Павел, продолжая смеяться, виновато помахал руками, и вдруг сказал, сменив интонацию:
        - А могу я поговорить с продюсером? - К-как это - «купить фильм»? - недоуменно и даже заикаясь, переспросил продюсер.
        Он подозрительно смотрел на странного человека в полосатой робе, из-за которого, похоже, назревал скандал.
        - Очень просто, - пояснил Павел. - Я хочу выкупить у ваших инвесторов все права на съемку, компенсировать издержки и лично профинансировать проект. Еще я хочу, чтобы все продолжалось по плану, за исключением некоторых моментов, которые я сочту нужным изменить…
        - Вы в своем уме? - промакивая платком лоб, пробормотал продюсер. - Мне что же, вызвать охрану?
        - Не советую, - широко улыбнулся Павел. - Я тоже сегодня с охраной…
        Он кивнул на подкатившую кавалькаду из черных джипов. Из них не спеша выбирались сотрудники его собственного охранного агентства - крепкие, отборные ребята, порядком опаленные огнем и знающие вкус крови.
        - Не волнуйтесь, - спокойно сказал Павел. - Я заплачу все и сразу и даже компенсирую упущенную выгоду - так и скажите инвесторам. Только у меня требование: никакой огласки.
        Это чувство стоило потраченных нервов. Чувство, близкое к сексуальному удовлетворению, но гораздо сильнее и острее: ощущение безмерного могущества, власти над планами и судьбами сотен вполне состоявшихся и известных людей, не считая безликой массовки.
        А главное - ощущение победы над собственным страхом.
        Словно желая закрепить эту победу, в знак абсолютного пренебрежения общепринятыми правилами и табу, Павел стоял теперь по другую сторону от массовки.
        В форме немецкого офицера.
        Центр всеобщего внимания - полная противоположность безликой толпе статистов. Роль, к которой он привык, которая отвечала его мироощущению, которая была его правдой - единственной правдой, имеющей право на существование.
        Сейчас в душе проросло новое чувство - неведомое ранее сладкое ощущение невероятной пропасти между ним, полубогом в красивом мундире, и всеми прочими.
        Массовкой. Человеческой массой. Скотом…
        Вообще-то, по предполагавшемуся сюжету, сцена в концлагере - всего лишь короткая сюжетная связка, роль нацистского офицера - вообще эпизодическая.
        Но теперь это фильм Павла. Он стал одной из его многочисленных игрушек - вроде яхт, самолетов, спортивных команд. И сейчас Павел собирался насладиться придуманной им самим ролью, вдоволь посмеявшись над всеми этими наивными и мелочными людьми…
        Как вдруг, в рядах «узников» увидел Его.
        Острая боль пронзила тело Должника. Знакомая слабость, тошнота и мерзкий привкус во рту… Павел пошатнулся, не в силах поверить своим глазам и ощущениям.
        Переходящий дорогу, не спеша, подошел к нему и сказал с улыбкой:
        - Позвольте вас отвлечь ненадолго… - Вот ты и нарушил нашу договоренность, - укоризненно сказал Переходящий дорогу. - Причем сделал это настолько вызывающим образом, что я никак не могу воспринять это как случайность…
        Павел подавленно молчал.
        - Наверное, ты уже чувствуешь, как болезнь берет свое, - с удовольствием сказал Переходящий. - К сожалению, теперь процесс стал неотвратим. И теперь я могу сказать наверняка: ты скоро умрешь…
        Переходящий дорогу любовался ужасом и подавленностью Павла. Будто безумец, наслаждающийся отрыванием лапок у насекомых.
        - Но я отдаю должное твоему старанию, - продолжал этот улыбчивый палач. - Ты долго держался, до сегодняшнего дня старательно выполнял свой Долг. А потому у меня для тебя есть подарок.
        Переходящий одарил Павла взглядом доброго Деда Мороза. «А ну-ка, дети, давайте угадаем - что же подарит дедушка маленькому Павлику?»
        - Я дарю тебе твои полгода, - сладко сказал Переходящий дорогу. - Те самые, которые я забрал у тебя взамен года здоровой и полноценной жизни. Согласись: полгода жизни - щедрый подарок. Правда, это время придет с соответствующим довеском: со всем, что вытекает из твоей болезни…
        Павел медленно осел в сухую, потоптанную траву. В голове стоял звон - отвратительный болезненный звон, про который он давным-давно успел забыть. И слова мучителя доносились сквозь эту звуковую завесу, отодвигая ее, словно театральный занавес…
        - Полгода мучений и ожиданий неизбежного - это, конечно, не самый приятный вариант, - рассуждал Переходящий дорогу. - Но ведь в твоих руках такие возможности, м-м-м… Столько денег - и всего на полгода… Вполне можно остаться в памяти людей самым расточительным безумцем… А может, ты станешь в спешном порядке строить храмы и дома престарелых? Может, это тебе зачтется, а?
        Тихий смех Переходящего заставил Павла выйти из оцепенения. Он закричал визгливым и страшным голосом:
        - Рустам! Зигфрид!
        Двое в черном, неподвижно стоявших у джипа, сорвались с места, на ходу выхватывая из-под пиджаков пистолеты.
        - Взять его! Взять! - кричал Павел, тыча пальцем в ухмыляющееся лицо.
        Телохранители замерли за спиной Павла.
        - Ну, чего вы встали, болваны?! Взять его!
        - Павел Аркадиевич, кого взять? - осторожно спросил Рустам, не переставая обшаривать глазами окрестность.
        Но Павел и сам уже понял: Переходящий вновь обманул его. Просто, сделав из него дрожащий от страха разлагающийся труп.
        - Помогите подняться! - сухо приказал Павел.
        Телохранители ловко поставили его на ноги.
        Ничем более не сдерживаемая злоба захлестнула душу, заглушая боль и страх. Тяжелым взглядом Павел оглядел съемочную площадку, работа на которой замерла в ожидании его распоряжений.
        Полгода? Полгода и миллиарды в руках… Да, это неплохое сочетание, для того, чтобы осуществить самые заветные мечты. Жаль только, никаких желаний, кроме жажды пошлой человеческой мести уже не осталось.
        Но месть - настолько сладкое чувство… И такой простор для творчества…
        - Рустам, Зигфрид, - бесцветным голосом сказал Павел. - Ни один человек не должен покинуть территорию. Мне нужна полная, абсолютная гарантия от любой утечки информации…
        - Понял, Павел Аркадьевич, сделаем, - сказал Рустам.
        - И еще понадобятся надежные люди, - добавил Павел. - Много надежных людей…

4
        Артемий вышел из следственного управления в подавленном настроении. Никто прямо не заявил ему, что он подозревается в убийстве Переверзева, но, все-таки, настоятельно рекомендовали не покидать пределов города. Хотя подписки о невыезде тоже не взяли. Пока он проходил как свидетель по этому делу.
        Наверное, эти несообразности объяснялись просто: в управлении просто не решили главного вопроса - убийство ли это в принципе?
        Сделав несколько шагов по улице, выдохнув остатки затхлого воздуха кабинетов, Артемий выбросил из головы смутные страхи по поводу своей туманной судьбы.
        Его интересовало другое.
        Там, на пороге ванной, в глазах погибшего по неизвестной причине друга, он увидел отражение страшной и потому столь манящей к себе тайны.
        Макс знал что-то. И этим «чем-то» хотел поделиться с другом - но не успел. Он что-то видел перед гибелью. Что-то или кого-то. Нечто такое, один вид которого оказался несовместим с жизнью…
        Конечно, следствие еще не сделало выводов, но это не имело значения для Артемия. В его мире, который простым людям вполне резонно кажется странным, так называемые
«факты» не являются истиной в последней инстанции. Просто потому, что факты - это божество материалистов. А рядом с понятным материальным миром существуют другие миры, те, в которых куда большую силу имеют вера и безграничная человеческая фантазия.
        Артемий не принадлежит целиком ни к одному из миров.
        Он - посредник. Его жизнь течет на перепутье миров, и это - основа его мироощущения. А потому нельзя просто отмахнуться от целой папки вполне конкретных фактов - фотографий, схем, адресов и имен. Артемий не связан процессуальным правом и инструкциями по проведению расследований. Он не допустит, чтобы смерть друга оказалась бессмысленной. Теперь он просто обязан найти виновного. Того, кого называют Переходящим дорогу.
        И, похоже, он близок к этому.
        В тихом полумраке кафе, за чашкой эспрессо Артемий ждал встречи. На самом деле, ароматный фирменный кофе просто остывал на столике рядом с папкой, над которой в оцепенении замер Артемий.
        Макс покинул его в самый неподходящий момент, раздразнив любопытство и напугав напоследок. Но оставил то, что действительно роднило их души: плотный клубок вопросов.
        Некоторое время Артемий чувствовал себя беспомощно над блеклыми копиями документов - с чугунными неудобоворимым формулировками и нагромождением совершенно нечитаемых канциляризмов. Некоторые непросто перевести на нормальный человеческий язык. «В результате проведения оперативно-розыскных мероприятий никаких противозаконных действий со стороны третьих лиц в отношении объекта наблюдения выявлено не было, из чего представляется возможным заключить… В ходе допроса свидетель не представил достаточных доказательств своей непричастности к данному преступлению, однако, исходя из имеющихся фактов, со всей очевидностью можно утверждать, что на месте преступления он оказался случайным образом, и, следовательно, на настоящий момент нет оснований для изменения его процессуального статуса и привлечения его по данному делу в качестве подозреваемого…»
        Одно ясно: люди гибли, и гибли самым странным образом.
        Все это обилие разрозненных фактов Макс так и не успел связать воедино. Возможно, потому, что он не знал многого из того, что было известно Артемию. С другой - его знания могли увести еще дальше от истины.
        Ведь следователю из рабочего кабинета видится лишь часть проблемы. Он занимается расследованием убийств. А тот, кого называли Переходящим дорогу, вовсе не был убийцей. По крайней мере, в прямом значении этого слова.
        Более того, встреча с ним не всегда сулит неизбежную гибель. Она всего лишь предвещает приход в жизнь несчастья.
        Но все это лишь догадки. Тому, кому перешли дорогу, уже не до исследования природы собственных бед. Артемию и самому не очень-то хотелось разбираться в этой сомнительной проблеме. Что-то жуткое маячило в темноте этой тайны, и интуиция в панике протестовала против вторжения в эту область.
        Но решение принято, и встреча назначена. - Здравствуйте! Вы и есть Артемий? Я присяду…
        За напротив Артемия уселся человек средних лет, в сером костюме при бледном галстуке, и столь же сером выражением лица.
        Подошла официантка. Визитер, поморщившись, заказал кофе. С таким видом, словно попросил не эспрессо, а ударить себя по затылку.
        Неприятный человек. Человек системы - из тех, кто привык видеть в собеседнике лишь определенную функцию и источник каких-либо благ. Цель любого разговора - прямая выгода, ценные связи, услуги. Такие и в сауну ходят, как на работу - обговорить что-то с нужными людьми в перерыве между коньяком и девочками.
        Артемий не любил таких. Но почему-то именно подобные, в основном, давали работу и более-менее щедро оплачивали ее. Артемий для них - связующее звено с призрачным миром оккультизма и мистики. Надо думать, где-то «наверху» решили, что в сложной схватке за место в глобальной экономике и политике нельзя пренебрегать никакими средствами. Видимо, назрела потребность в нем - специфическом специалисте, способном отфильтровывать тонны лжи и профанации от драгоценных граммов драгоценной мистической тайны.
        Визитер вряд ли был непосредственным заказчиком. Вообще-то и знать не хотелось, кому понадобился Переходящий дорогу. Хотелось побыстрее избавиться от этого дела, как змее - от зудящей старой шкуры.
        Гость так и не подал руки. Даже не представился. Проигнорировав данное обстоятельство, Артемий терпеливо и вежливо улыбался.
        - Есть новости по нашему вопросу? - поинтересовался человек.
        - В общем… - протянул Артемий. - Похоже на то…
        Манера говорить таким вот неопределенным, загадочным тоном была необходимой частью образа. Хотя это более характерно для доморощенных колдунов - точнее, тех, кто считает себя таковыми. Но всякое общение с клиентами должно хотя бы слегка намекать на нечто, выходящее за рамки обыденности. Налет загадочности в деловом разговоре составляет часть ритуала, не более того. Но эффективно способствует заработку.
        Артемий демонстративно постучал пальцами по папке, лежащей на столике рядом с подставкой для салфеток.
        - Что это? - в глазах собеседника мелькнул интерес.
        - На этот раз кое-что существенное, - сказал Артемий, прищурившись. - Его фотографии…
        Человек недоверчиво посмотрел на Артемия.
        - Его фотографии?
        Он помолчал, нервно поерзал, словно терзаемый противоречивыми мыслями. Артемий украдкой разглядывал собеседника, пытаясь понять его настроение. Принесли кофе. Человек брезгливо уставился в чашку. Принялся ложечкой снимать пенку, стряхивая ее в блюдечко.
        - Фотографии… - проговорил он задумчиво. - Вы уверены, что это он?
        - Более или менее… - сказал Артемий.
        - Разве у него могут быть фотографии? - с какой-то тоской поинтересовался человек.
        - А… А почему нет? - осторожно произнес Артемий.
        - Может, это не он?..
        Незнакомец с совершенно неуместной надеждой посмотрел на Артемия.
        Артемий мысленно чертыхнулся. Все у его клиентов, не как у нормальных людей! Наверное, это от переизбытка денег и, как следствие - перекосов в сознании. Вот, спрашивается, какого рожна ему надо? Такое ощущение, что этот, напротив, не слишком-то горит желанием получить результаты работы…
        - Давайте, я покажу вам фотографии, а вы сами сделаете выводы, - предложил Артемий, потянувшись к картонной обложке с мятой тесемкой.
        - Нет, нет! - быстро сказал человек, придерживая руку Артемия. - Вы лучше так расскажите.
        - Да? - растерялся Артемий. - Ну, ладно…
        Он кратко пересказал то, что слышал от покойного Переверзева. Человек рассеянно слушал и кивал, словно Артемий не выдавал свежие факты, а подтверждал нечто, давно ему, известное. Впрочем, и такого варианта нельзя исключать. Ведь именно от этих людей исходила инициатива странной охоты за Переходящим дорогу.
        - Да, да, - сказал, наконец, человек. - Очень на него похоже. - Что ж, продолжайте поиски…
        - Простите, а какого результата вы от меня ждете? - поинтересовался Артемий. - Вы просили подтверждения, что Он действительно существует и появлялся в нашем городе. Доказательства, какие возможно было достать, здесь, в этой папке. Чего же еще?
        - Доказательства - это хорошо, - сказал человек и вынул из внутреннего кармана пиджака длинный конверт. - Здесь вознаграждение за первый этап работы…
        Конверт лег поверх папки. Артемий поднял его, задумчиво повертел в руках, пощупал.
        - Судя по толщине, вы не слишком-то высоко оценили этот этап, - проговорил Артемий.
        - Это банковская карта на ваше имя, - пояснил человек.
        - На мое имя? - удивился Артемий. - Но как…
        - Это не важно, - отмахнулся человек. - Это ваш счет в очень солидном банке. Там сумма, о которой с вами договаривались по нашей просьбе.
        - Спасибо, - сказал Артемий, не очень понимая, к чему клонит его собеседник.
        Он ждал, что от него потребуют более четкие фотографии, возможно, даже видео. Может быть, попросят вывести на потерпевших, кому Переходящий уже успел пересечь дорогу…
        Но фотографии заказчикам не интересны, с ним расплатились - можно собирать вещи и уматывать в дальние страны, приводить нервы в порядок на берегу теплого моря…
        - Да, - сказал человек. - И теперь к вам будет новое поручение…
        Артемий почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. Не нравилось ему выражение лица того, кто сидел напротив.
        - Чем же еще я могу быть вам полезен? - осторожно спросил Артемий.
        - Вы должны организовать встречу, - раздельно произнес человек, внимательно изучая Артемия.
        Словно желая удостовериться, что собеседник все понял.
        - Как - встречу? - упавшим голосом произнес Артемий. - С кем? С Переходящим дорогу?! Как вы это себе представляете?!
        - Возможно, я неправильно выразился, - чуть улыбнулся человек. - Разумеется, мы не рассчитываем на личную встречу. Нам просто нужно, чтобы Переходящий дорогу пересек улицу - в нужном месте и в нужное время…
        Артемий почувствовал, как все перед глазами поплыло. Он словно провалился в потусторонний, бредовый мир, куда с трудом пробивались слова:
        - …или же, в крайнем случае, вы назовете точное место и время, где он пересечет улицу. Желательно, чтобы это была проезжая часть. Вы меня хорошо понимаете?
        Артемий еле заметно кивнул, глядя на собеседника дикими глазами. Но тот продолжал совершенно невозмутимо:
        - В случае успешного выполнения этого поручения, сумма на счете увеличится в сто раз. Вы меня хорошо слышите? В сто раз. Это еще два ноля. И даже не вздумайте спрашивать «зачем»
        - А если… - слабо произнес Артемий.
        - А вот «если» быть не должно, - покачал головой человек. - Я даже не хочу продолжать эту тему - она слишком неприятна для этой милой обстановки…
        Человек обвел зал прозрачным взглядом и снова уставился на Артемия.
        - Все стало гораздо серьезнее, - проговорил он, и в голосе его снова прорезалась тоска. - Я еще не говорил, что на все про все у вас две недели?..
        Артемий пребывал в подавленном настроении. Он брел куда-то, уставившись в асфальт, и в ушах звенело от навалившейся пустоты. Временами останавливался, озирался, пытаясь понять, где находится - и шел дальше. Нужно было хорошенько подумать. Только мысли предательски разлетались и порхали где-то вокруг, как безмозглые бабочки.
        Впрочем, кое-что стало на свои места, и это «кое-что» отнюдь не добавляло оптимизма.

«В нужное время в нужном месте». Нужно быть полным кретином, чтобы не догадаться, зачем это понадобилось тайным клиентам!
        Идеальное покушение.
        Такое, в котором невозможно кого-либо всерьез подозревать. Более того - покушение, которое совсем не выглядит, как покушение. Может, не будет даже гибели жертвы. Она просто быстро перестанет быть раздражающим фактором для заказчиков…
        Тело покрылось холодной испариной. Даже подумать страшно - кому удумали перейти дорогу эти склонные к мистицизму хитрецы…
        Некоторое время даже не думалось о другой стороне этого жуткого дела: о той задаче, которую поставили непосредственно перед ним.
        Артемий задохнулся от возмущения и бессилия.
        Организовать встречу с Переходящим дорогу! А почему не с самим дьяволом?! Как вы это представляете, господа хорошие?! Неужели вам не понятно, что встреча с ним возможна только в одном случае - если он сам того пожелает?! И уж после этого вряд ли пригодится солидный счет в надежном банке…
        Подумав о счете, Артемий остановился, нахмурился - словно вынырнул на поверхность из пучины мрачных размышлений. В пределах видимости, у стены старинного дома маняще мерцал экраном банкомат. Артемий подошел и достал из кармана смятый конверт. Разорвал, вытащил пластиковую карточку - новенькую, красивую. Тут же была и бумажка с кодом доступа.
        Сунул карточку в приемную щель, ввел код. Банкомат высветил сумму.
        Да, посланник с серым лицом не врал…
        Посланник темных сил…
        Артемий усмехнулся. Эти безликие клиенты иногда представлялись ему куда более темными силами, чем сам Переходящий дорогу. Неизвестно, каковы мотивы последнего, но заказчики, без сомнения, руководствовались самыми низменными целями.
        Артемий мрачно смотрел на сумму, размышляя, не снять ли сейчас все деньги и не удрать ко всем чертям?
        Но тут в отражении стеклянной панели заметил какого-то парня - спортивного, коротко стриженного - который, как показалось Артемию, пристально наблюдал за ним. Едва оглянулся - парень уставился в сторону. Наградив перед этим коротким колким взглядом.
        Только теперь Артемий почувствовал, что влип. Причем влип основательно и безнадежно. С него теперь не слезут. Не оставят в покое, пока он не доведет дело до конца.
        Артемий на секунду закрыл глаза, резко выдохнул…
        И улыбнулся.
        Трудное решение приняли за него. Что ж, это тоже неплохо. Вряд ли он сам решился бы заглянуть тьме прямо в глаза. Но теперь он сделает это.
        Во всяком случае, постарается.
        На этот раз Архип не стал выходить навстречу. У забора Артемий заметил серебристую спортивную машину, марку которой так и не сумел определить. Надо полагать, у шамана гости. Точнее - клиенты.
        Не стоит нарушать интимный процесс шаманской работы.
        Бросил сумку на деревянную лавку у крыльца, огляделся. То, что искал, оказалось на виду - будто специально приготовлено для такого случая.
        Многие знают: нет лучше средства для приведения в норму тела и духа, чем самая обыкновенная колка дров. Артемий целиком разделял это мнение. А потому скинул куртку, рубашку и выдернул из колоды увесистый колун.
        Подкинул на руке, крякнул - и принялся рубить в беспорядке лежащие рядом поленья. В это нехитрое занятие он вкладывал все силы, чувствуя, как через поры с потом выходят накопившиеся яды.
        Это для скептика мир прост, как дважды два, разложен по полочкам и разъяснен в учебниках и расщеплен в ускорителях элементарных частиц. В мире таких, как Артемий, царит другая правда, и у человеческой жизни совсем иной смысл, чем просто набор физиологических процессов.
        Артемий знал: сегодня он общался не просто с каким-то серолицым незнакомцем. Он прикоснулся к той стороне, где за оболочкой внешнего лоска царят грязь и мерзость. Пусть даже в разговоре - общаясь с выходцами из грязного мира, невозможно не выпачкаться. И сейчас стоило, как следует, потрудиться, чтобы нормальная человеческая усталость вытеснила то, что навязчиво давило и разъедало душу…
        В мерный стук топора ворвался скрип двери. Забавно - у Архипа отчаянно скрипели все двери, включая калитку, словно шаман придавал этому звуку какой-то особый смысл.
        Артемий выпрямился, стараясь восстановить дыхание, перехватил топорище по центру, и глянул в сторону крыльца. Было еще не слишком темно, и он мог хорошо разглядеть Архипова посетителя. Точнее - посетительницу.
        Невысокая стройная девушка, с короткими волосами пепельного цвета. Симпатичная, но не слишком яркая. Одета просто, но и не сказать, что дешево.
        Артемий вспомнил машину у забора. Ну, да, наверное, она неплохо смотрится за рулем…
        Таких девушек он насмотрелся за свою странную карьеру посредника. Если бы богатенькие родители знали, какие места посещают порой их избалованные дочери, они бы пришли в ужас. Но многих притягивала, манила Тайна. Особенно ее темная сторона…
        Артемий вспомнил, что стоит в одних джинсах, весь взмыленный и растрепанный. И хотя ему не было стыдно за собственную фигуру, он почему-то смутился.
        Девушка, похоже - тоже.
        - Здравствуйте! - сказала она.
        - Хм… Привет! - отозвался Артемий.
        Девушка пару секунд еще рассматривала его, будто узнала и пыталась вспомнить, где могла его видеть? Потом, будто спохватившись, быстро попрощалась с Архипом и выскочила за калитку. Взревел мощный мотор, и его низкий гул растворился вдали.
        Артемий некоторое время стоял, уставившись в какую-то точку на заборе, пока его не окликнул Архип:
        - Ну, чего встал, как истукан? Заходи в дом! Где душ - знаешь…
        Душевая кабинка в стиле хай-тек в шаманском доме выглядела чужеродным телом, словно какое-нибудь НЛО. Но это придавало ей особую ценность, как и любому из благ цивилизации в старом, почти деревенском доме. Сбив тугими горячим струями остатки долгого дня, Артемий облачился в чистое - из того немногого, что захватил из дома.
        Видимо, придется начинать захламляться заново. Если выгорит тот куш - это может превратиться в дело всей жизни…
        Как ни старался Артемий не думать о сегодняшней встрече в кафе, тревожные мысли норовили испортить вечер. Чтобы отвлечься, небрежно поинтересовался у хозяина:
        - Что за девушка?
        - Понравилась? - усмехнулся Архип. Примостившись в углу, он что-то вырезал из дерева. Какие-то шаманские штучки…
        - Да ничего, вроде, - дернул плечом Артемий.
        - Она еще придет, - заверил Архип. - И, думаю, не станет возражать, чтобы познакомиться.
        Артемий с подозрением уставился на Архипа:
        - Только не говори, что ты специально ее заманил…
        - А что тут такого? - невинно произнес шаман. - С подругой ты расстался, у тебя хандра, а хандру от расставания лучше всего перекрыть новой встречей…
        - И меня даже не спросил, - растерянно пробормотал Артемий. - Без меня меня женили - так, вроде, говорится?
        - А чего тебя спрашивать, когда ты весь - вон, как загнанный зверь? - покачал головой Архип. - Я не у тебя, я у духов спрашивал.
        - И они привели сюда эту девчонку, - сказал Артемий. - Просто здорово…
        - Ага, привели, - кивнул шаман. - Так тебя никто за уши не тянет. Мое дело создать возможность, твое - воспользоваться или нет…
        - В любом случае, спасибо, - искренне сказал Артемий. - Может, она у меня еще и водителем поработает? Машина у нее хорошая, мощная. По-любому, спасибо. Это я называю «настоящим гостеприимством».
        - Так оно и есть, - довольно оскалился шаман. - Для хорошего человека ничего не жалко. К нему и духи благосклонны. Только вот эту папку твою они не одобряют…
        - Передай своим духам большое спасибо, - деликатно сказал Артемий. - Только я как-нибудь сам разберусь со своими делами…
        - Ну-ну, - сказал Архип. - Ты мне только проклятье на дом не навлеки. Мне еще тут жить и работать…
        - Постараюсь, - пообещал Артемий.
        Не очень уверенно.

5
        Павел долго любовался отражением в большом, в полный человеческий рост зеркале. Его завораживал собственный облик.
        В новенькой эсэсовской форме.
        Все-таки, фирма «Hugo-Boss» в свое время постарались на славу, создав элегантно-демонический имидж для нацистов. Что самое интересное, такую вот точно форму когда-то шили заключенные концлагерей.
        Павел тихо рассмеялся. Как все-таки в этой жизни все запутано и переплетено! Никогда не знаешь, кто тебе перейдет дорогу, а кому - ты сам.
        Однако форму придется снять. Иначе примут за психа.
        Впрочем, к чему эти комплексы? Его и так уже принимают за безумца. Так пришла пора оправдывать подозрения…
        За дверью раздались крики. Павел с трудом оторвал взгляд от зеркала: в фургон-гримерку ворвался взмыленный продюсер. Его придерживал за руку Зигфрид, вопросительно поглядывал на хозяина. Павел чуть махнул ладонью, Зигфрид отпустил продюсера, оставшись, все же, у него за спиной.
        - Что такое? - поинтересовался Павел.
        - Вы можете, наконец, объяснить, что здесь происходит?! - брюзгливо крикнул продюсер. - Почему уже два дня ваши головорезы не выпускают нас в город? Что это значит, черт возьми?!
        Павел с интересом посмотрел на продюсера, не спеша опустился в кресло. Не спеша - потому, что кружилась голова от обезболивающих таблеток. Закинул ногу на ногу, постучал по каблуку сапога стеком.
        - А что вас не устраивает? - произнес Павел. - Теперь это не ваш, это мой фильм. И я сам буду устанавливать правила - кто и когда отсюда уедет…
        - А мне плевать! - трясясь и брызгая слюной, заорал продюсер.
        Одна из брызг попала на щеку Павла. В нем немедленно проснулась брезгливая злоба.
        - Я вижу, что вам плевать, - раздельно сказал он. - А мне плевать на ваше мнение. Решили мочиться против ветра? Уважаю. Только мне придется вас наказать…
        Продюсер изменился в лице.
        - Как это? - пробормотал он. - Что значит - наказать?
        - А вот так, - с улыбкой произнес Павел. - Зигфрид, проследи, чтобы этому умнику выдали форму статиста. И в барак его. К массовке.
        - Что?! - бледно проговорил продюсер. В маленьких глазках появился страх.
        Но Зигфрид уже выволакивал его из гримерки.
        Павел снова повернулся к зеркалу. Нет, все-таки, безумно красивая форма…
        Некоторое время он стоял в дверном проеме, болезненно щурясь на жгучее солнце. Мир в ощущениях снова потускнел, окрасившись в серое, и только упрямая злоба придавала силы, чтоб не забиться в какой-нибудь угол и не заорать от страха и отчаяния.
        Ну, нет! Он привык оставлять последнее слово за собой, и точку в этой истории тоже поставит он, а не эта неуловимая, переходящая дорогу тварь. И если суждено тонуть в страхе и страданиях, то стоит захватить с собой приличную компанию…
        Лицо его стало желтовато-бледным, черные круги под глазами намекали - с ним что-то не так. Но вычищенный костюм, который почти не портило кофейное пятно, прилизанные волосы несколько скрадывали болезненность облика.
        Беззвучно шевеля губами, Павел шел по площадке. На него с испугом пялилась съемочная группа, охраняемая крепкими ребятами в черном. Пожилой режиссер с равнодушным видом сидел в сторонке на складном стуле. Второй режиссер семенил позади Павла, ожидая распоряжений. Павел остановился перед декорациями и поднял голову на зловещую надпись над воротами.
        Каждому свое… Как точно подмечено!
        - Значит, так, - негромко сказал Павел. - Меня не устраивают декорации.
        - Какой бюджет, такие декорации, - буркнул второй режиссер, но осекся под острым взглядом Павла.
        - Забудьте про бюджет, - сказал Павел. - Это все мне не нравится. Ненатурально. Я хочу, чтобы здесь был настоящий лагерь…
        - Что значит - настоящий? - обмер второй режиссер.
        Павел с удовольствием посмотрел в округлившиеся глаза. И пояснил:
        - Это значит, что снимать будем в условиях, приближенным к реальным. Здесь будут настоящие бараки, настоящая колючая проволока - под током. Настоящие лагерные псы, настоящие сторожевые вышки. И…
        Павел провел по небу сухим языком, словно пытаясь попробовать на вкус это жуткое слово.

…- и настоящий крематорий.
        Краска схлынула с лица второго режиссера. Он выглядел подавленным и единственное, что смог произнести, было тихое:
        - Зачем?
        - Так надо, - спокойно ответил Павел. - Давайте сюда вашего декоратора или кто там отвечает у вас за антураж? Сделать предстоит много, а у меня мало времени.
        Павел прогуливался по стройке, с мрачным удовольствием наблюдая за ее темпом. С такой отдачей не работали даже на его самых прибыльных нефтяных скважинах. Там просто не платили таких денег.
        Главное, чтобы рабочие не пронюхали, что их ждет в дальнейшем. Ведь до конца всей этой затеи никто не должен знать о происходящем…
        Мобильник во внутреннем кармане принялся выводить раздражающие трели. Павел достал трубку, глянул на экран и нехотя произнес:
        - Да… Да, именно так. Вот и действуйте… Я? Зачем я там нужен? Разберитесь как-нибудь сами, у меня дела… Да, меня не будет… Долго не будет. Я что, перед тобой отчитываться должен? Вот именно. Все к Игорю Анатольевичу… Да, он в курсе.
        Павел отключил телефон.
        Это раньше его захватывали взлеты и падения собственного бизнеса. Сейчас в душе появилось странное безразличие и даже какое-то недоумение: на что ушло столько сил и времени? Зачем обреченному на муки человеку гигантская империя по выкачиванию денег?
        Стиснул зубы. Империя еще пригодится. Она - гарантия его плана. Можно позволить себе подобное безумие - пока оно по карману…
        В сопровождении охраны, осветителей и оператора с он прошел к бараку - там держали в взаперти массовку.
        Статисты так и остались в полосатых лагерных робах. Помимо всего прочего, так их было легче контролировать. Еще лучшим средством контроля стали ежедневные выплаты - совершенно несоизмеримые с теми крохами, которые полагались «актерам массовых сцен» при прежнем руководстве.
        Дверь барака распахнулась. Вспыхнули софиты, и массовка отпрянула от яркого света. Включилась камера, над головами замаячил мохнатый микрофон на длинной штанге.
        - Очень хорошо! - фальшивым голосом воскликнул второй режиссер. - Вы постепенно входите в образ! Такие вы и должны быть: усталые, неухоженные, небритые…
        - Женщин это тоже касается? - сердито спросила какая-то девушка и двинулась на режиссера.
        Павел не сразу узнал ее, осунувшуюся и растрепанную. Это была Настя. Та самая девушка, которая первой заговорила с ним в автобусе. Как, все-таки, обстановка меняет людей. Чирк - и тебя вывернуло наизнанку, как старое пальто - обшарпанной изнанкой наружу. Однако она держится. Удивительно: это даже приятно.
        Настю, подавшуюся было вперед, мягко остановил Зигфрид.
        - Пусти меня! - вдруг громко вскрикнула девушка, сбрасывая с плеча руку Зигфрида. - Мне надоели эти игры! Давайте, выпускайте нас!
        - Немедленно выпускайте! - крикнул знакомый толстяк. - Меня работа ждет - я на три дня только отпросился!
        - И вообще, я на вас в суд подам, - желчно сказала какая-то женщина. - Это просто неслыханно! Это похоже на захват заложников!
        - Вам вовремя выплачивают гонорары? - негромко поинтересовался Павел.
        Повисла пауза, словно люди пытались осознать сказанное.
        - Да, да, конечно!
        Откуда-то сбоку вынырнул сухонький лысоватый человек средних лет. Странным образом всем своим обликом он больше всех напоминал настоящего узника. Особенно подчеркивали образ нелепые старомодные очки.
        - Мы очень довольны оплатой и ждем продолжения работы! - заявил он, преданно глядя Павлу в глаза. - Ведь правда?
        Он оглянулся на других «узников», словно бы ища у них поддержки. На него уставились десятки недобрых глаз. Видимо не все разделяли подобный восторг.
        - Я понимаю ваш метод, - нервно поправляя очки, затараторил сухонький. - Это замечательный метод! Мы должны почувствовать себя настоящими заключенными, верно?
        - Верно! - медленно произнес Павел, с интересом разглядывая этого человека. - Я рад, что вы уловили идею. Вы назначаетесь старостой барака. Ваш гонорар будет двойным. Зигфрид, распорядись.
        - Уже сделано, - отозвался Зигфрид.
        - Рад, рад, что могу помочь вам! - захлебываясь от восторга, воскликнул человек. - Я ведь как думаю…
        - Все, пошли отсюда, - бросил Павел, брезгливо косясь на сухонького.
        Было одновременно смешно и противно. Он сам не ожидал, что такой вот сухонький объявится так быстро. Ведь еще ничего, по сути, даже не началось, а вся эта мерзкая пена уже принялась подыматься к поверхности…
        Покинув затхлый загон барака, Павел небрежно бросил Зигфриду.
        - Да, а эту девчонку, Настю, переведи в изолятор. Я потом с ней отдельно побеседую… Да, и женщин надо бы в другой барак перевести…
        - Понял, - сказал Зигфрид и вдруг неловко замялся, словно не решаясь что-то спросить.
        Это немедленно заметил Павел и бросил:
        - Что такое?
        - Да так… - произнес Зигфрид и неловко обвел рукой стройку. - Просто я не пойму никак, зачем вам все это нужно, босс…
        - Скоро поймешь, - пообещал Павел.
        Он соврал. Он сам еще толком не понимал, зачем ему все это нужно…
        Павел неспешно прохаживался по своему новому кабинету. Здесь все предельно строго и просто. Этого, собственно, он и добивался от строителей. Все должно быть казенно, сухо. И страшно.
        Антураж. Всего лишь антураж. Декорация, фон, на котором отлично видны уродливые человеческие тени.
        Выглянул в окно. Со второго этажа канцелярии отлично просматривалась территория лагеря, очень похожего на самый настоящий лагерь смерти. От этого пейзажа его самого бросало в дрожь: слишком много ассоциаций, слишком много страшной реальности связаны с подобными «декорациями».
        Но что поделаешь, если людей так впечатляют декорации? Возможно, если бы все сложилось иначе, Павел построил что-то другое. Например аквапарк или какой-нибудь Диснейленд. Только вот ему в один единственный переломный миг подвернулся этот бутафорский лагерь. Что ж, пусть будет лагерь.
        Павел назвал его для себя «лагерем правды». Своей собственной правды. И он не питал иллюзий по поводу того, кто был хозяином в этом призрачном городе, словно вылезшем из ночных кошмаров. Нет, не он был здесь хозяином.
        Подлинный хозяин здесь - страх.
        В дверь постучали. Рустам легко втолкнул в кабинет Настю. Та не выглядела испуганной. Скорее уставшей и сердитой. Она вопросительно смотрела на Павла округлившимися глазами.
        - Я в коридоре подожду, - сказал Рустам, вопросительно глянув на хозяина.
        Павел кивнул. Дверь закрылась, он остался наедине с девушкой.
        Некоторое время молчали. Такое молчание принято называть неловким. Но сейчас Павел просто переводил дух: он слишком долго был на ногах - слишком долго для своего больного тела.
        Указал ей на стул - простой, деревянный, также подобранный декораторами согласно его требованиям. Ничто не должно отвлекать от самого главного - правды.
        Павел устало прошел к своему месту за столом, опустился в кресло - куда более удобное, чем этот единственный стул, на котором, напряженно сжавшись, сидела теперь Настя.

«Красивая», - подумал вдруг Павел
        Внутренне вздрогнул: что-то новое проснулось в нем, еще недавно равнодушно взиравшем на эту безликую массовку. Словно болезнь приоткрыла в душе невидимые шлюзы для забытых чувств. Что в ней красивого, в этой простой, усталой девчонке, да еще и в уродливой арестантской робе? Может, все дело как раз в одежде? Может, это просто уродливое, извращенное чувство, сродни взрослым играм в «учительницу» или «медсестру» - только с акцентом на насилии и подавление воли жертвы?
        Чуть поводил головой из стороны в сторону, отгоняя наваждение.
        - Ну? - напряженно произнесла Настя.
        - Что? - вздрогнул Павел.
        - Это вы меня спрашиваете? - насуплено сказала Настя. - Что вам от меня нужно? Когда вы меня отпустите?
        Павел поерзал в кресле, собираясь с мыслями. Взгляд упал на картонную папку на столе. Папка пуста. Точнее, там чистый лист - такой же, как эта девушка для него. Это временное явление: нет человека, на которого нельзя составить персональное
«дело».
        Но это после, после… За окном каркнула ворона. Надо распорядиться, чтобы улучшили звукоизоляцию.
        - Послушай, - медленно произнес он. - Я должен тебе объяснить…
        Павел почувствовал, что говорит не то. Он уже столько лет не говорил «я должен»!
«Я хочу», «я требую», «вы должны» - вот его каждодневный лексикон.
        - Понимаешь, - с трудом продолжил Павел. - Я не хочу причинять тебе вреда…
        - Так не причиняйте, - быстро сказала Настя.
        Она начинала нервничать. Павел поспешил сделать успокаивающий жест.
        - Пойми, - сказал он. - Это всего лишь кино… Игра.
        Настя смотрела на него странным взглядом и молчала. Павел продолжил:
        - Я хочу сказать тебе… Я хочу сказать тебе больше, чем остальным. Ты права: это не просто кино…
        - Я ничего не говорила, - неожиданно осипшим голосом произнесла Настя.
        Теперь Павел понял, что в ее лице странного. Страх. С ним происходят пугающие вещи, это трудно скрыть, и девушка заметила это. Но он спешил выговориться:
        - Да, это не совсем кино… Меня не интересует то, что должны играть актеры. Мне интересны люди… Ты меня понимаешь?
        Настя покачала головой, не сводя с Павла взгляда.
        - Пойми, - произнес Павел, и в голосе пробилось страдание. - Вот я оказался в массовке… Ты вообще, знаешь, кто я? Нет? Ну, это не важно… Просто я - и в массовке… Тебе этого не понять. Нет, правда, не понять. Чтобы понять это, надо влезть в мою шкуру, почувствовать в руках власть над миллиардами… Нет, просто почувствовать мало - надо ощутить весь этот путь, когда ты, ничтожество, вдруг взбираешься на самый верх, туда! А-а… Любые наркотики по сравнению с этим чувством - чушь! Понимаешь?! Чушь!!! Ты - на вершине мира! И вдруг тебя берут за шкирку - и ты становишься в один ряд с никем, со статистами, с цифрами в отчетах, которые и не воспринимаются уже без шести нулей в придачу! Это-то ты понимаешь?!
        Павел замолк, наткнувшись на взгляд Насти и понял, что перешел на крик и нависает теперь над столом, как скрюченная чертежная лампа.
        - Вижу: не понимаешь, - дрожащим голосом проговорил он и сел. - Как можешь понять такие вещи ты, которая сама, без принуждения отправилась в эту жалкую массовку, будто тебе нужно еще какое-то подтверждение собственной ничтожности…
        - А я вовсе не считаю себя ничтожеством, - тихо сказала Настя.
        В глазах ее сверкнуло упрямство.
        - Вот! Вот! - оживился Павел. - Я сразу заметил, что ты не такая, как они, ты другая! Ты не можешь быть в массовке…
        - Чего вы хотите? - снова повторила Настя.
        - Я хочу, чтобы ты поняла меня! - произнес Павел, и в голосе его послышалось отчаяние.
        - А я совсем не хочу вас понимать, - сказала Настя. - Я хочу, чтобы вы отпустили меня. Меня уже скоро в розыск объявят…
        Павел замер, уставившись в стену.
        - В розыск… - проговорил он. - Ну, да, конечно. Нет, не успеют…
        - Что не успеют?! - крикнула Настя.
        - Ты главное, не беспокойся, - виновато произнес Павел. - Тебе я ничего не сделаю…
        - Отпустите меня, - тихонько заскулила Настя.
        Разговор, определенно, не складывался. Павел ощутил, как на него свалилась невероятная усталость. Нажал кнопку, спрятанную под столешницей.
        Появился Рустам. Подхватил девушку под руки и буквально уволок ее. Настя не сопротивлялась, но двигалась вяло и тихо всхлипывала.
        Павел чувствовал себя ужасно. Было одновременно и больно, и горько, и как-то невыносимо стыдно. Стыд был самым жгучим и болезненным чувством.
        Зарычал - и принялся изо всех сил бить себя по щекам, стараясь привести себя в чувство. И когда в двери показался Зигфрид, он снова был в форме: холодный, расчетливый, злой.
        - Что с базой данных?
        - Везут спеца, босс. Скоро будет.
        - Ладно, иди.
        Зигфрид потоптался в дверях, вышел. Павел угрюмо посмотрел вслед.
        Не нужно этой сентиментальности. Слишком мало времени. Верно заметила девчушка: скоро может начаться розыск. Точнее, он обязательно начнется. Надо только сделать так, чтобы розыск ни к чему не привел. Пока все не закончится.
        Спец одним своим видом вызывал у Павла раздражение. Прыщавое, опухшее, плохо выбритое лицо, длинные грязные волосы, серьга в ухе. Даже две серьги! Какие-то неопрятные обрывки, намотанные на руки с грязными ногтями. Одежда - как с той проклятой свалки. И запашок немытого тела. Словно парень не получает совершенно немыслимую в своей сфере зарплату. Как там его зовут? Коля… Вроде, Коля…
        За годы работы Павел, все же, усвоил: такой облик - всеобщая особенность специалистов в области IT-технологий. Словно все они - члены одной секты, вроде йогов, давших обет пренебрежения ко всему мирскому и суетному. Более того, чем лучше выглядел такого рода специалист, тем с большим подозрением к нему следовало относиться.
        Хотя Павлу редко приходилось сталкиваться с компьютерщиками лично.
        Но теперь каждый лишний посредник увеличивал опасность того, что замысел раскроют. И без того Павел чувствовал, как параноидальная подозрительность начинает раздувать его изнутри, сжирая остатки сил и здоровья. А потому Павел торопил спеца, нетерпеливо барабаня пальцами по столу.
        - Ну! - с трудом сдерживаясь, приговаривал он. - Что там у тебя?
        - Подождите, - спокойно, не обращая внимания на субординацию, отвечал Коля, теребя языком блестящий «гвоздик» проткнувший нижнюю губу. - Сейчас компонуются данные на Каминского…
        - Давай, давай… - поторапливал Павел.
        Знал бы этот подлец Каминский, что ему выпадет честь одним из первых посетить лагерь правды…
        Павел улыбался своим фантазиям. Кто он теперь? Жертва странного существа, возомнившего себя выше жизни и смерти, сделавшего из него - сильного и властного человека - подыхающее ничтожество?
        Нет, нет и нет. Он сам выберет свой последний путь. И покажет Переходящему, что значит быть настоящим мерзавцем.
        Он будет играть по его правилам.

6
        Сидя на шкурах в шамановом доме, Артемий с интересом прислушивался к ощущениям. Это совершенно новое чувство: будто ни на минуту не можешь остаться наедине с самим собой. Всегда в спину смотрят чьи-то внимательные, не очень-то добрые глаза. Такое, наверное, знакомо каким-нибудь заключенным в битком набитой камере, где ни на минуту не остаться в одиночестве.
        Дело даже не в слежке (тем более, что та могла оказаться всего лишь плодом воображения). В конце-концов, мало ли кто и за кем следит в стране, не так давно избавившейся от тотального контроля за всеми и каждым?
        Все дело в этой папке. Она создавала вокруг себя специфическую, не очень приятную атмосферу. С какого-то момента стало казаться, что папка - не просто набор документов, стиснутых картоном и тесемкой. Это обиталище злых монстров, следящих из-под обтрепанной обложки и выжидающих момента, чтобы броситься со спины…
        Эта история затягивала все глубже, словно трясина, которая, схватив жертву, уже не намерена ее отпускать до самого конца. Артемия разрывали страх и любопытство - два вечных спутника охотника за мрачными тайнами. Как в американских «ужастиках»: если в жутком в подвале рычит чудовище - надо обязательно спуститься, чтобы посмотреть, закричать и быть сожранным.
        Артемий погладил папку по шершавой коричневой щеке. Папка казалась пастью, схватившей и не желающей выпускать тайну из цепких картонных зубов… Артемий прерывисто вздохнул и развязал тесемку. Клапана разошлись скрюченными пальцами, оставив на ладони беспорядочный ворох бумаг. Это только на первый взгляд казалось, что беспорядочный: Артемий потихоньку разбирался в логике, с которой Макс систематизировал разношерстные листки. Хотя Артемию и чужд такой канцелярский стиль, ему тоже приходилось иметь дело с архивами.

…Чего только не найдешь в старых бумагах, в пыльных углах книгохранилища! Если бы люди знали, какие сокровища хранятся на ветхих страницах… Впрочем, давно известно: чтобы отыскать что-то действительно стоящее, надо хорошо представлять, что именно ты ищешь. А люди редко представляют себе четко предмет поиска, предпочитая двигаться наугад, выставив перед собой руки, как слепцы. Так что унылые архивы еще долго будут хранить такие тайны, по сравнению с которыми клады и затонувшие каравеллы с золотом - всего лишь развлечение для недалеких туристов.
        Самое удивительное в знакомстве с запасниками библиотек и архивов - это когда в руки попадает старинная книга с так и неразрезанными страницами. Сейчас мало кто помнит: некогда обладателю книжной новинки требовалось собственноручно, специальным ножом вспарывать перегибы страниц новенького, недавно переплетенного тома. Но что такое впервые разрезать страницы книги, которая дожидалась этого часа более сотни лет! Кто знает, какие силы останавливали все эти годы тех, через чьи руки прошла книга, пережившая не одно поколение своих хранителей?..
        - Ну, что, не идут поиски? - словно издалека донесся знакомый голос.
        Артемий поднял голову. Над ним, насмешливо оскалившись, стоял Архип с потухшей трубкой в зубах.
        - Не выходит каменный цветок… - пробормотал Артемий. - Туго идут… Не знаю с чего начать…
        - Значит, еще не поздно остановиться, - сказал шаман.
        - Может, ты и прав, - кивнул Артемий. - Пойду, подышу свежим воздухом…
        Он вышел за калитку, под тусклый свет далекого фонаря, нашарил в кармане сигареты. Курить он бросил давным-давно, да и до этого не столько курил, сколько баловался: когда у тебя есть настоящее, захватывающее хобби, приносящее к тому же основной заработок, нет смысла становиться рабом дурацкой привычки. Впрочем, кому как…
        Поймал себя на том, что тупо замер с незажженной сигаретой во рту. В полумраке маячило что-то необычное. Присмотрелся и понял: он смотрел на затянутого в черное мотоциклиста, на столь же черном спортбайке более, чем футуристического вида. Ослепительно вспыхнула пара небольших узкоглазых фар. Мотоциклист повел каплевидным шлемом и вдруг дернул ручку газа. Машина душераздирающе завизжала и унеслась прочь, оставив после себя лишь пыль да маслянистую вонь.

«Какие здесь к черту мотоциклы?» - подумалось Артемию.
        Ответ напрашивался сам собой: столь продвинутые ребята в этом глухом районе могут оказаться лишь по его душу. Слежка? Больше похоже на напоминание. Такое ненавязчивое психологическое давление. Что ж, по крайней мере, эти ребята выдавили из него желание курить.
        Отбросил сигарету, вернулся в дом.
        Не тратя времени на бесполезные сомнения, принялся систематизировать содержимое папки и намечать план действий.
        Следующий день начался вполне бодро. Захватывающее дело - лучшее спасение от навязчивых мыслей. Настроение не удалось испортить даже Ларисе, которая позвонила ни свет, ни заря, и излила в трубку изрядную дозу яда. Артемий даже хмуриться не стал - лишь добродушно посмеивался в ответ и подбадривал теперь уже бывшую подругу. Трубка захлебнулась яростью и отключилась.

«Вот вам пример иррационального в человеческой повседневности, - рассеянно думал Артемий, бреясь в «инопланетной» душевой кабинке. - Почему некоторых людей всю жизнь неизменно окружают недоброжелатели, повинные в том, что сломали их жизнь, перешли дорогу, испортили раз и навсегда настроение? То ли виновата психология, то ли тут действительно дело в родовом проклятье?»
        С вялым сожалением подумал о том, что надо было все-таки сводить Ларису к одной знакомой ведунье. Но во-первых, такой визит стоил бы ему страшного скандала (ведунья была сногсшибательной красоты), а во-вторых, он всегда считал, что в человеческие отношения лучше не вмешивать силы, природа которых, как ни крути, до сих пор никому не известна.
        Что случилось, то случилось. И, наверное, к лучшему…
        Артемий специально не стал брать такси: у него появился какой-то ернический, почти спортивный интерес - получится ли засечь слежку? Если да - удасться ли оторваться? Наверное, со стороны он выглядел полнейшим идиотом, вздумавшим поиграть в Джеймса Бонда. Некоторое время топтался у входа в метро, пока вдруг не бросился к турникету, надеясь уловить перемены в поведении кого-нибудь из озабоченных, снующих туда-сюда горожан. Спускаясь по эскалатору, то и дело оглядывался, пока действительно не заметил на себе подозрительный взгляд какого-то человека азиатской внешности. Надо полагать, тот тоже был не в ладах со своим внутренним миром, потому что поспешил сорваться с места, опасливо обогнул Артемия и умчался вниз по эскалатору.
        Артемий тихо фыркнул, покачал головой. После чего успокоился и принялся рассматривать настенную рекламу…

…Охранное агентство «Вереск» действительно находилось по адресу, найденному в приложении к Переверзевскому «делу». Артемий прошелся по улочке, любуясь стоящими на спецстоянке машинами. Судя по ним, работы у агентства хватало.
        Теперь стоило запастись терпением. Если нужные люди по-прежнему работают здесь, то самым последним делом было бы соваться внутрь и добиваться встречи через сотрудников, отвечающих за работу с клиентами. Наверняка здесь существует какая-то система внутренней безопасности, а на потенциального клиента Артемий никак не тянул.
        Тихонько насвистывая, огляделся, довольно крякнул: как раз напротив входа - небольшое кафе. Перешел пустынную улицу, толкнул дверь. Та отозвалась веселым звоном колокольчика. Высмотрел место у окна, уселся, не сводя глаз с «объекта». Дверь охранного агентства частично закрыл капот темного «ягуара», но лица входящих и выходящих вполне различимы.
        Заказал кофе, раскрыл папку. Выложил перед собой копии фотографий. Вот двое молодых людей характерной наружности. Ксерокопии невысокого качества, однако Артемий надеялся, что узнает кого-то из этих двоих. Оба в свое время вели наблюдение за жертвами известных обстоятельств, и Артемий надеялся, что они могут помочь выйти на след Переходящего.
        Ведь именно их руками сделаны некоторые из этих снимков.
        Вот он, странный человек в плаще… Взглянув на расплывчатые изображения, Артемий вздрогнул от неожиданной мысли.
        А кому, собственно, этот человек перешел дорогу в момент съемки? Нет, серьезно - с точки зрения следователя Переверзева, конечно же, будущему трупу, то есть, жертве, которую этим ребятам надлежало охранять. Но ведь, если посмотреть с противоположной стороны - он точно так же пересек дорогу снимавшим его сотрудникам
«Вереска»! Конечно, похоже на бред, однако, кто его знает?..
        Ведь этот странный человек - вовсе не убийца в прямом смысле слова. скорее, что-то вроде руки судьбы, воплощения рока, неизбежности и неотвратимости чего-то. Ну, а чего именно - у всех, очевидно, по-разному…
        Краем глаза Артемий поглядывал на дверь «Вереска». Там не происходило ничего интересного. Не исключено, что путь выжидания и наблюдения вообще окажется тупиковым. Но надо с чего-то начинать…
        Над фотографиями сотрудников агентства Артемий задумался. Он не считал себя психологом, однако в таких лицах видел какую-то особую печать. Печать силы. Иногда даже завидовал таким людям - хмурым, бескомпромиссным, убежденным в собственной правоте и безнаказанности. Наверное, им куда легче жить на белом свете - ведь они искренне уверены, что мир подчиняется их воле, а движение к совершенству заключается исключительно в карьерном росте. Хотя, может, это очередной стереотип, и не все так просто, как кажется с первого взгляда.
        - Извините, я могу присесть? - послышался низкий, хрипловатый голос.
        Артемий рассеянно поднял взгляд.
        Что-то случилось. Вроде бы даже закружилась голова - так бывает, когда неожиданно теряешь связь с реальностью. Вот он сидел, разглядывая похожее на фантазии фоторобота лицо, а теперь это самое лицо смотрит на него с другой стороны столика.
        Пожалуй, стоило бы удивиться. Но он, скорее, испугался.
        - Что с вами? - поинтересовался человек с фотографии.
        - Вы… Вы Сергей? - севшим голосом спросил Артемий.
        Человек с интересом осмотрел его и, криво улыбнувшись, кивнул.
        - Именно, - медленно сказал Сергей. - Все-таки, он был прав. Вы действительно не так глупы, как кажетесь.
        Артемий ощутил обиду, и это неуместное в данной ситуации чувство, вернуло его к реальности.
        - Я кажусь глупым? - проговорил он. - Кому это, интересно?
        - Я совсем не то хотел сказать, - уклончиво ответил Сергей. - Да это и не имеет отношения к делу, в конце-концов. Я не думал, что найду вас так быстро, да еще и прямо у себя под носом…
        Дело поворачивалось неожиданной стороной. Было очень непросто сохранять ускользающее ощущение реальности. Выходит, тот, за кем охотился он, в то же самое время, выслеживал его самого?! И как это понимать? Следуя поговорке «на ловца и зверь бежит» или же как сигнал опасности?
        - А зачем я вам нужен? - осторожно поинтересовался Артемий, тайком убирая со стола черно-белые портреты. - И кто этот «он»?
        Похоже, этот странный Сергей, не заметил собственного фото на столе. Иначе, в свете новых обстоятельств, могли иметь место неприятные вопросы.
        - Кстати, что вы делаете возле нашего офиса? - спросил Сергей, но сам же и оборвал себя. - Впрочем, это тоже не важно…
        Артемий как-то дико хохотнул. Такой неожиданный, истерический смешок получился.
        - Да, - кивнул Сергей. - Забавно. Мне говорили, что вы «пасете» меня. Это я понимаю - сам работаю в этом бизнесе. Поэтому лично к вам у меня особых претензий нет. Меня интересует только одно: кто вас нанял, чтобы следить за мной?
        Этот вопрос был очередным поводом для «ступора». Но Артемий уже взял себя в руки. Надо попытаться прояснить ситуацию. И, чтобы не усугублять взаимное непонимание, он решил говорить в открытую.
        - Никто меня не нанимал, - мягко сказал Артемий. - Я сам искал вас по одному важному делу…
        Что-то изменилось в лице Сергея. Черты дрогнули, обострились, в глазах мелькнула плохо скрываемая злоба.
        - Ты мне это фуфло не гони! - негромко, но жестко произнес Сергей. - Дело у него…
        - Я правду говорю! - воскликнул Артемий.
        В их сторону повернулись головы сидящих за соседними столиками. Сергей наградил их холодным взглядом, и соседи поспешили отвернуться.
        - Я хотел поговорить с вами по поводу погибшего… Как его….
        Артемий приоткрыл паку и быстро зашуршал листками.
        - Вот он! Марков Федор Андреевич, вы занимались его безопасностью…
        - Так вот оно что, - проговорил Сергей, сверля Артемия взглядом. - Я так и думал… Это его люди тебя прислали?
        - Да какого черта! - Артемий почувствовал, что сам начинает злиться от нелепости происходящего. - Он же погиб!
        - Ну, да, - усмехнулся Сергей. - Погиб. Небось, твои же наниматели его и кокнули. А теперь решили еще и меня подчистить…
        - Зачем? - удивился Артемий, очевидно столь явно, что Сергей счел возможным пояснить:
        - Затем, что ни я, ни мой напарник не верили, что смерть эта случайна. Впрочем… Похоже, ты, действительно, всего лишь исполнитель. Ладно, я поясню - тебе самому на будущее…
        Сергей помрачнел и уставился в стакан с водой. Машинально взял стакан, отпил небольшой глоток и сказал задумчиво.
        - Думаю, это очень серьезные мастера, оч-чень… Клиент всю дорогу визжал, как резанный: «убьют, убьют!»
        - Это Марков, что ли? - осторожно спросил Артемий.
        - Марков, Марков. Очень убедительно трещал, боялся каждого шороха, нес околесицу… А умер совершенно бездарно, как в том кино: «Шел, упал, очнулся - гипс». Только в нашем случае не очнулся. Так дрожать за свою жизнь - и тупо раскроить себе башку на одной-единственной замершей луже в округе! Я еще тогда подумал: если это убийство - то гениальное: вообще придраться не к чему! Вот как это возможно?! И все это - у нас на глазах!
        Сергей раздувал ноздри и непроизвольно сгребал в кулак скатерть.
        - А, может, все-таки, случайность? - тихо сказал Артемий.
        - Я так тоже вначале подумал, - усмехнулся Сергей. - Случайность… Для таких людей, как этот Марков, случайностей не бывает. А уж я в людях разбираюсь, поверь. Тогда я, конечно, еще сомневался. Но когда началось…
        Он замолчал, уставившись в окно. Артемий проследил его взгляд и ничего не увидел.
        - Что началось? - просил он.
        - Показалось… - пробормотал Сергей. - Что? Ну, да, началось. Сначала убили напарника…
        - Убили?! - Артемий чуть не подскочил на месте.
        - Я думаю, что убили, - с расстановкой сказал Сергей. - Игорек - это тебе не Марков, на замерзшей луже за здорово живешь подыхать не станет… Скажи, ты много знаешь людей, которых убило током?
        - Ну… Одного знаю… Знал, то есть…
        - А такого, что бы его током убило в троллейбусе, от поручня, за который еще человек пять держалось? Все живы, а он…
        - Да, ладно! А такое возможно?
        - А если я тебе скажу, что Игорек уже десять лет ни в каких троллейбусах не ездил, даже забыл, что это вообще такое? Вот чего он туда полез, скажи, пожалуйста?! Почему такси не взял, если на своей тачке не вариант было ехать?
        Теперь в его голосе слышалась беспомощность. Да, такие повороты - не для прямолинейного, как калькулятор, рассудка работника охранного агентства.
        - Что-то сложновато для простого убийства, - заметил Артемий, чувствуя, что клиент сам подгоняет себя к разговору по душам. - Игорек… Это случайно не он?
        Артемий легонько подтолкнул в сторону Сергея вторую фотокопию.
        - Откуда?.. Ах, да… - пробормотал Сергей. - Да, это Игорь… Я и не считаю, что это простое убийство. Это, именно - очень крутое убийство. И я не хочу сдохнуть ни с того, ни с сего, меняя сгоревшую лампочку, или подавившись зубной щеткой. Видишь, я от тебя ничего не скрываю. Теперь твоя очередь: кто тебя прислал и зачем?
        - Погоди, - сказал Артемий, незаметно переходя «на ты». - Ты еще не сказал, откуда знаешь меня?
        Сергей замер, растерянно глядя на проходящую мимо официантку, словно пытаясь что-то вспомнить. На лице его появилось недоумение.
        - Откуда я знаю… Спросил, тоже мне…
        - Ты говорил «он» тебя навел. Кто он? Ведь ты узнал меня! - настойчиво произнес Артемий, чувствуя, как откуда-то подул знакомый ледяной ветерок тайны.
        Сергей застыл, уставившись на Артемия округлившимися глазами. Лицо его залила краска. Это выглядело, мягко говоря, странновато.
        - Ну, ты видел мою фотографию? - подталкивал Сергея Артемий. - Кто ее тебе показал?
        - Никто мне ничего не показывал…- быстро проговорил Сергей. - Вот, черт…
        Он судорожно вытер со лба проступивший пот. Происходившее давно уже перестало казаться Артемию забавным. Он начал подозревать, что его собеседник не в себе. А ведь под обширным пиджаком у него наверняка припрятан заряженный ствол…
        - Не хочешь - не говори, - сказал Артемий, отклоняясь назад, словно опасаясь какой-нибудь выходки собеседника.
        - Во сне! Во сне я тебя видел! - выдохнул Сергей, резко, словно заставив себя усилием воли. - Чего уставился? Да, да! Во сне! Я только сейчас понял, когда попытался вспомнить… Черт, черт… И этот тип мне приснился… А, может, это меня наркотой накачали? А? Те, что Маркова и Игорька… Может, я только думаю, что это был сон? А может…
        Сергей судорожно схватил со стола фотографии и впился в них взглядом, словно те могли дать ответ на все неразрешимые вопросы…
        - Успокойся, - проговорил Артемий, косясь на официантку, которая неодобрительно поглядывала в их сторону. - Бывает. Потом вспомнишь. Скажи-ка лучше…
        Артемий положил перед Сергеем еще одно фото.
        - Ты помнишь этот снимок?
        - Н-нет…
        - Это с вашей видеокамеры. Наружное наблюдение…
        - А, вот оно что… Что-то такое… Да, мы снимали здесь…
        - А этого человека ты знаешь?
        Сергей, прищурившись, уставился в снимок.
        - Нет, - он покачал головой. - Хотя, кто его разберет - качество низкое… Так, значит, ты из следственного управления? Пленки мы только им отдавали…
        - Можно сказать и так, - уклончиво сказал Артемий. - Из хм… управления…
        - Фамилия твоего шефа? - быстро спросил Сергей
        - Переверзев, - не моргнув глазом, ответил Артемий.
        Сергей молча кивнул, а Артемий продолжил:
        - Я искал тебя, чтобы поговорить. Вообще-то, я и с твоим напарником хотел пообщаться… Насчет вот этого человека…
        - А он-то тут при чем? - недоуменно спросил Сергей, снова беря в руки снимок. - Думаешь, это он…
        - Не исключаю, - устало сказал Артемий.
        Задумчиво посмотрел в окно. Показалось, что где-то на краю зрения мелькнул вышедший из моды серый плащ. Конечно же, показалось…
        - Знаешь что, - сказал Артемий. - Давай на прямоту: раз такое стряслось с твоим напарником, то может произойти и с тобой. Я не знаю, что вообще творится, но наша странная встреча, и этот твой сон…
        - Я не верю в вещие сны…
        - А я верю. Но не суть. Просто будь внимательнее. Возьми мой номер. Если встретишь этого вот человека или случится что-то странное…
        - Что значит - странное?
        - Странное - значит, вообще странное. Ты ведь сможешь понять, что вокруг происходит что-то не то?
        - Смогу… Вот, бред…
        - Позвони мне тогда, пожалуйста, - Артемий протянул визитку. Ту, что заставляла вздрагивать суеверных клиентов: круглую, черную, с одним-единственным золотым номером.
        Своеобразная «черная метка».
        Сергей повертел в руках визитку и молча спрятал в карман пиджака.
        - А эта пленка, видео, которое вы снимали, еще существует? - спросил Артемий. - Я бы хотел посмотреть копию…
        - У вас же есть.
        - Лично у меня нет.
        Сергей посмотрел на Артемия долгим взглядом и сказал:
        - Я не могу понять, что за игру ты ведешь…
        - Я сам до конца не понимаю, - признался Артемий.
        Он почти не лгал.
        - Ладно, - тяжело произнес Сергей. - Переверзеву привет.
        - Он умер, - сказал Артемий.
        - Что? - вскинул брови Сергей. - Вот, значит, как…
        Он встал легко, тихо, словно не был таким грузным на вид, и исчез столь же быстро, как и появился. Артемию оставалось лишь переваривать странный разговор, который ничуть не приблизил к цели, оставив лишь новые вопросы.
        В принципе можно считать - день не прошел зря. Трудно было рассчитывать, что так быстро, сам собой отыщется этот Сергей - один из немногих, видевших Переходящего.
        При этом не оставляло ощущение какого-то фарса, искусственности происходящего. Слишком уж неожиданно и легко прошла встреча. Что совершенно не радовало. Ведь известно - за подобной легкостью частенько кроются ловушки…
        К тому же не исключены провокации со стороны таинственных заказчиков. Что, если это - всего лишь проверка его лояльности? Странная, изощренная - но просто проверка? Тогда он изначально пойдет по ложному пути.
        А время, отпущенное на поиски Переходящего, неумолимо иссякает…
        Срочно требовался совет. И не было сомнений, у кого просить помощи.
        На этот раз он не стал играть в шпиона и, выйдя из переулка, сразу поймал машину - какую-то кособокую «семерку». Быстро сговорившись о цене, залез в машину. И тут почувствовал неладное.
        Что-то не то с водителем.
        Некоторое время смотрел на нервного «бомбилу», цедящего себе под нос проклятья в адрес обложивших его «козлов и «баранов», пока не понял, что же так смущало.
        Водитель был нелепом сером плаще, дико неудобном, мешавшем крутить «баранку» и жать на педали. И лицо - размыто знакомое, словно отпечатанное на плохом принтере.
        В голове замелькали нелепые мысли, тщетно пытаясь сложиться в более-менее понятную картину. И снова пришлось взять себя в руки.
        Да, таксисты в серых плащах встречаются не так часто, как в тренировочных костюмах и кожанках, однако же, бывают. Да и станет ли Он так пошло подлавливать Артемия? Кто знает…
        - Почему в плаще? - тупо спросил Артемий.
        Таксист глянул диким взглядом и разразился нечленораздельными ругательствами в адрес подрезавшей его «тойоты», прижавшегося «камаза» и всех сволочей, купивших права в подземном переходе у Казанского вокзала. На этом разговор закончился.
        Совершенно потерянный, Артемий вылез на перекрестке, прошел в высокую арку, в тихий старый дворик, какие еще встречаются в центре кипящего мегаполиса. Добротный дом сталинской архитектуры - последнее прибежище вымирающего вида интеллектуалов ушедшей эпохи. Старухи на лавочках, запущенная детская площадка. Подъезд с неизменным кодовым замком, затхлая лестница и облупившиеся стены, пахнущие, почему-то, свежей краской…
        Старик открыл сам.
        - Артемий? - произнес он без особого удивления. - Заходи, заходи дорогой. Что стряслось? На тебе лица нет.
        - Да уж, - криво улыбнулся Артемий. - Профессиональная деформация, я полагаю. Скоро меня привезут к вам в клинику, со связанными руками и пеной изо рта…
        Старик - это не характеристика возраста, так за глаза звали Игната Николаевича, довольно известного психиатра. Однако Артемию была интересна другая, хотя и смежная, сторона обширных интересов хозяина.
        Он был убежденным мистиком, теоретиком оккультизма, за что пользовался большим авторитетом в сумрачном мире, не признаваемом официальной наукой. Не многие последователи спорных мистических учений могли похвастаться реальными научными степенями. Игнат Николаевич мог. Сам же он предпочитал скрывать от коллег свое
«хобби»: при его работе нетрудно было самому заполучить неприятный диагноз, а Старик предпочитал слыть вполне респектабельным специалистом. Его принадлежность к миру серьезной науки отпугивала шарлатанов и самозванцев, как святая вода чертей. Сам он с первого взгляда вычислял ложь, и его «диагноз» был сродни приговору карьере какого-нибудь незадачливого прорицателя.
        Пожалуй, он и стал в свое время первым посредником. Эдаким сводником оккультного мира с миром больших денег. Артемий считал Старика своим наставником. И пользовался его услугами в качестве эксперта, когда не мог самостоятельно отделить зерна от плевел, или, как стало модно выражаться, «мух от котлет».
        Теперь же в качестве предмета исследования Артемий привел Старику самого себя.
        Игнат Николаевич препроводил Артемия в гостиную, а сам отправился на кухню заваривать чай. Старик полагал себя большим специалистом по этому напитку, считая его чуть ли не панацеей от всех болезней, включая нервные. Артемий был другого мнения, однако же, предпочитал со Стариком не спорить.
        Посреди большой комнаты стоял овальный стол, окруженный старинными стульями. Артемий присел на один из них, положил на стол папку. Та стала оседать под собственной тяжестью, точно мерзкое животное, затаившееся до лучших времен. Артемий смотрел на папку исподлобья. Он начинал ее ненавидеть - как только можно ненавидеть ворох дохлых бумаг.
        Прикусив губу, задумался. Чтобы получить ответ на свои вопросы, Старику следовало рассказать все. Но имеет ли он право втягивать в свои проблемы ни о чем не подозревающего человека? С другой стороны, Старик наверняка многое бы отдал, чтобы прикоснуться к подобной загадке. В конце-концов, за этим Артемий сюда и пришел…
        - …А вот этот чай мне только-только передал мой ученик из Китая. Ты знаешь, Арт, что в Китае чаем лечат целый ворох болезней?
        Игнат Николаевич ловко и с удовольствием расставлял на столе сложную систему из маленьких циновок, чайничков и чашечек.
        - Что-то такое слышал, - вежливо сказал Артемий. - Только в «Науке и жизни» прочел недавно, что ссылки на лекарство от всех болезней - это признак лженауки.
        Старик негромко рассмеялся:
        - Ну, да. А стремление уличить в кого-то лженаучности является признаком отсутствия собственных научных идей. Это мы уже проходили. Это, братец, старо, как мир. Но многие выдающиеся ученые в конце-концов приходили к одному и тому же: научный метод познания не является исчерпывающим. Собственно, на этой почве мы с тобой когда-то и сошлись. А ты пей панацею… То есть, чай.
        Артемий отхлебнул чая из изящной чашечки. Чай действительно был хорош. Совсем другие ощущения, чем после многих и многих литров кофе… Куда более мягкие, умиротворяющие…
        - Какие новости на лженаучном фронте? - иронично поинтересовался Старик. - Нашел свою Чашу бытия?
        - Даже не надеюсь, - признался Артемий. - Нужны деньги на поездки, исследования документов, а может, и на раскопки…
        - Ну, да, - серьезно покивал Старик. - Это мне знакомо. Можно всю жизнь искать, и только в самом конце понять, что именно из всех твоих поисков имело хоть какой-то смысл. И имело ли вообще… Впрочем, чего это я? Ведь ты пришел ко мне по делу!
        - Да не то, что бы по делу, - замялся Артемий. - Просто хотел посоветоваться. Даже не знаю с чего начать.
        - Не имеет значения, - легко сказал Старик. - Ты главное, начни…
        И Артемий заговорил. Рассказал все - за исключением странного заказа на поиски Переходящего с требованием устроить с ним встречу. Артемию казалось, что он обрушил на Старика горы разрозненной, несвязной информации, в которой и самому-то непросто разобраться. Но Старик слушал спокойно, вдумчиво, изредка кивая, словно Артемий говорил давно известные истины. Он попивал свой чудесный чай и не прерывал Артемия ни замечаниями, ни вопросами, пока тот сам не замолчал в ожидании реакции.
        - Ну, что же… - спокойно сказал Старик. - Интересная история. И, что самое главное - очень логичная.
        Артемий недоуменно уставился на Старика и спросил:
        - Что же тут логичного? Лично я ничего понять не могу.
        - Я тоже, - кивнул Старик. - Что вокруг тебя происходит и зачем - не мне судить. Но логика происходящего более или менее ясна. Я рассказывал тебе про «коридор событий»?
        - Ну… Что-то такое помню… - проговорил Артемий и жадно допил остатки чая. После длинной тирады пересохло в горле.
        - Коридор событий - интересная штука, - задумчиво сказал Старик. - Представь… Ты, наверное, сталкивался в жизни со странным ощущением эдакой «зеленой волны». Когда, скажем, троллейбус нужного маршрута подходит сразу, стоило только дойти до остановки, а потом на его пути светофор горит одним лишь зеленым светом - и ты несешься, как на крыльях, словно на улицах отменили «пробки»?
        - Ну… - неопределенно протянул Артемий.
        - Затем на работе тебя ждут приятные новости, премия, обещание повышения в должности. А вечером, прямо, как в кино - неожиданная встреча, скоропостижно перерастающая в страстный роман. В такой день кажется, что происходит удивительное, невозможное - и весь мир принадлежит тебе…
        - Я, кажется, понимаю, о чем вы говорите… - кивнул Артемий.
        - Конечно, - улыбнулся Старик. - Ведь это тот самый момент чуда, который наукой никак не объясняется. Некоторые называют это «белой полосой» в жизни или «полосой везения». И эти некоторые не далеки от истины. Именно так, неожиданно для самого себя, человек вдруг вступает в гармонию с окружающим миром, резонирует с ним. И на какое-то время обретает счастье…
        - Да, да! - улыбнулся Артемий, вспоминая кое-что из собственной жизни.
        - Но по какому-то непознанному закону мироздания светлая полоса не может длиться бесконечно. По крайней мере так принято считать. Ты знаешь, я много думал над этим - особенно в связи с основной работой. Ведь не вполне понятно, почему совершенно одинаковая внешне жизнь у одних вызывает сплошь позитивные эмоции, а у других - тяжелую депрессию…
        Старик задумчиво повертел в руках пустую чашку и продолжил:
        - Метания со «светлой» полосы в «темную» и обратно люди обычно объясняют просто: они чередуются. Белая-черная, белая-черная. Но почему длина этих полос у всех разная, а?
        Артемий пожал плечами:
        - Ну… Вопросы вы задаете, однако. Кто его знает, почему?
        - Да потому, что люди по собственной жизни идут вслепую! А что бывает, когда не видишь направления? Правильно - ходишь кругами! Вот и получается эта постоянная переполосица…
        - И что же вы предлагаете? - осторожно спросил Артемий.
        - Отыскать другой путь, - немедленно ответил Старик. - Зачем идти поперек, когда можно - вдоль? Вдоль одной, раз и навсегда выбранной светлой полосы?
        Артемий замер с открытым ртом. Идея впечатляла.
        - Только вот как найти этот путь - вдоль светлой полосы? - спросил он.
        - Вот! - воскликнул Старик. - В том-то все и дело! Надо найти правильный коридор событий. Точнее - почувствовать его. Когда все идет, как по нотам, когда все удается, когда душа поет - это знак того, что ты на правильном пути…
        - Но как не выскочить из этого коридора? - пожал плечами Артемий. - Сегодня душа поет, завтра - хоть плачь.
        Старик вздохнул, развел руками:
        - Вот это и есть главный вопрос человеческого счастья… Впрочем…
        Он нахмурился, словно вспоминая что-то и всплеснул руками:
        - Ах, да. К чему я все это говорю? К тому, что коридоры событий бывают разные - как светлые, так и темные. И теми, и другими можно управлять. А бывает и так, что они тебя засасывают - и берут управление жизнью в свои руки. Похоже, у тебя как раз второй случай.
        - То есть - темная полоса? - спокойно уточнил Артемий.
        Старик кивнул:
        - Это не удивительно: ведь ты настойчиво ищешь встречи со своим…
        - Переходящим…
        - …дорогу. Вот-вот. Я не знаю, кто это или что это такое - но он несомненно может как-то влиять на причинно-следственные связи. Ты понимаешь, о чем я?
        - Примерно, - осторожно сказал Артемий.
        - А раз так, - продолжил Старик, - то он вполне может спихнуть жертву в нужный ему коридор событий… например, ведущий к смерти. Или, черт возьми - к богатству и славе!
        Видимо, последняя мысль ужасно понравилась Старику: он оживился, вылез из-за стола и принялся расхаживать по комнате.
        - Если кто-то может управлять коридорами событий… - взволнованно проговорил он. - То значит… Значит, я прав!
        Старик поймал напряженный взгляд Артемия и рассмеялся:
        - Как говорится - лженаука на марше. М-да… Это всего лишь один из множества возможных вариантов. А может, этот тип вовсе не управляет событиями? Может, он появляется как знамение, предвестник судьбы?
        - Я думал об этом, - кивнул Артемий. - Так говорите, коридор событий? И куда он ведет, этот коридор?
        Старик странно посмотрел на Артемия и нервно дернул плечами.
        - Не знаю… Вряд ли к чему хорошему - в твоем случае… Ты сам видел… его?
        - Слава богу, нет, - покачал головой Артемий. - И не хочу, если честно.
        Он не врал. Главной идеей было выполнить поручение заказчиков, не встречаясь с Переходящим лично. Как это возможно - Артемий представлял себе смутно. Но все еще верил в удачу и собственные способности. И в совет Старика.
        - Ну, что тебе посоветовать… - задумчиво сказал Старик. - Есть разные способы, как вырваться из событийной колеи. Проще всего - куда-то уехать. Но это еще не гарантия. Смена работы, брак - тоже влияет…
        - Нет, нет! - сказал Артемий. - Я как раз хотел бы остаться в этом самом коридоре. Если он в конце-концов выведет меня на цель…
        - А вот это не факт, - возразил Старик. - Может быть, этот коридор как раз уводит тебя в противоположную сторону… Впрочем, о чем я? Я же сам ничего толком не знаю. Так, голые теории…
        Старик вдруг как-то по-новому посмотрел на Артемия, помолчал, словно сомневаясь, стоит ли говорить дальше.
        - Хотя… - протянул он. - А вот почему бы не проверить на тебе?..
        - Что проверить? - глупо усмехнулся Артемий. - Выживу ли я в этом нагромождении странностей?
        - Проверить кое-какие идейки, - пояснил Старик, направляясь к огромному книжному стеллажу, занимавшему целую стену. Где же эта тетрадка? Ага, вот она… Ну, что, студент. Ты готов конспектировать?
        - Это я всегда готов, - задумчиво сказал Артемий, пододвигая к себе папку. - Главное, чтобы потом не завалили на экзамене…

7
        С мощным щелчком включился свет. Человек, на стуле по ту сторону стола вздрогнул и сжался, как в ожидании удара.
        Павел чуть улыбнулся.
        В свете лампы, направленной в лицо, люди теряют значительную часть привычного лоска. Чудное изобретение давно уже забытых дознавателей. А если немного усовершенствовать процесс и направить в глаза ослепляющий свет юпитеров со съемочной площадки? По ту сторону света съемочная группа будет курить, лениво обсуждая технические подробности. Перед ними - всего лишь объект. И не актер даже, а так - часть наспех слепленных декораций.
        Вряд ли это добавит жертве разговорчивости, но остатки спеси собьет окончательно.
        - Что вам от меня нужно?! - растерянно и в то же время злобно выкрикнул человек. - Кто вы? Вы вообще представляете, с кем связались, уроды?!
        Павел усмехнулся, покачал головой:
        - Когда же ты угомонишься, Каминский?
        - Кто это?! - крикнул человек. - Мы знакомы?
        - Когда ты перестанешь считать себя более значимым, чем есть на самом деле? - не обращая внимания на выкрик, сказал Павел. - Сидишь по шею в дерьме, а все еще пытаешься тыкать мне в лицо своим статусом…
        - Еще посмотрим, чем в тебя ткнут, гаденыш, - уже менее уверенно проговорил человек, слепо пытаясь разглядеть - кто говорит из-за ослепительных дисков прожекторов. - Мои парни тебя на куски порежут, гнида…
        - Ты всегда меня удивлял своей животной тупостью, Каминский, - сказал Павел. - Наверно, если бы людоеды жарили тебя на костре, ты бы им тоже угрожал своими
«братками», да?
        Инерция. Всего лишь инерция непомерной человеческой гордыни. Как легко возомнить себя абсолютно безнаказанным, недосягаемым. Таким, что даже представить невозможно положение, когда тебя просто прикуют к стулу наручниками и двинут по морде - для большей сговорчивости.
        Каминский подался чуть вперед - насколько позволяли наручники, удерживающие его руки у сиденья между колен, прищурился.
        - Е-мое…- потрясенно проговорил он. - Павел Сергеевич? Паша, это ты?!
        - «Паша», - хмыкнул Павел. - С каких это пор я для тебя Паша?
        - Простите, Павел Сергеевич, я ничего не понимаю… - севшим голосом пробормотал Каминский.
        - Все ты прекрасно понимаешь, - устало сказал Павел. - Давай, я не буду тебе подсказывать. Скажи сам: почему ты здесь?
        Каминский тяжело задышал, оглядываясь, и заорал:
        - Я ничего не понимаю! Правда, я не въезжаю, что происходит?! Где я?!
        - Так… - бесцветно произнес Павел. - Рустам, помоги этому господину вспомнить.
        Из-за спины Павла бесшумно вышел Рустам, приблизился к Каминскому. Тот инстинктивно подался назад и часто-часто заморгал, глядя на нависшего над ним гиганта. Рустам выдержал паузу - и нанес серию коротких ударов - ладонь-щека, кулак-плечо, ботинок-голень. Каминский удивленно ахнул - и чуть запоздало заорал от боли. Рустам отошел на шаг и замер.
        Когда вопли и причитания утихли, Павел повторил вопрос:
        - Почему ты здесь, Каминский?
        В ответ лишь бессвязная ругань.
        - Рустам, ты что-то не доделал, - покачал головой Павел.
        На этот раз крики продолжались дольше. Павел с интересом наблюдал за происходящим. Он не испытывал удовольствия от мук этого подлеца. Только сухой интерес исследователя.
        Это неправильно. Стоило научиться получать удовольствие и от этого. Не так много радостей осталось в жизни…
        - Стой! - захлебываясь в хрипе проорал Каминский. - Я скажу! Скажу! Не бейте….
        - Рустам! - быстро сказал Павел.
        Рустам отпрянул назад: было видно - он только начал входить во вкус, и ему стоило усилий прекратить «обработку». Кулаки покраснели, ноздри раздулись, дыхание участилось.
        - Ну! - произнес Павел.
        - Пойми… - отрывисто проговорил Каминский. - Это же были девяностые! Тогда все так делали!
        Пауза. Павел выжидательно молчал.
        - Все так делали, все! - крикнул Каминский. - А что оставалось, если ты весь бизнес под себя подгреб?! И не я один решал - все пацаны были «за»!
        Павел молчал.
        - Да, это мы тогда тебя заказали! - выдохнул Каминский. - Да! Но ведь ты живой, живой!!!
        - Живой… - проговорил Павел. - Тогда вы убили моего водителя, телохранителя. И Лену…
        - Мы не знали…
        - Говори за себя.
        - Я не хотел! Ты должен был ехать один. Ведь ты живой! Все давным-давно прошло и забылось! Ведь ты теперь в шоколаде, гад! То были девяностые, вспомни…
        - Я все помню… Девяностые… Все делают скидку на эти девяностые. Будто тогда, на десять лет все разом превратились в вампиров…
        - А ты себя вспомни. Каким ты сам был тогда?
        - Девяностые… Да, тогда было легко купить такую маленькую радиоактивную болванку. Верно? Ученым жрать нечего - они уран за еду продавали… И сколько же ты отдал за нее? Так, ради интереса.
        Каминский молчал. Даже в ярком свете прожекторов было видно, как он побледнел.
        - Что же ты замолчал? - спросил Павел.
        - Ты не мог знать про это… - совсем тихо сказал Каминский. - Не мог…
        - Но… я тебя поздравляю! - оскалился Павел и вышел вперед, за ослепительную границу света.
        Каминский уставился на него дикими глазами.
        Павел подошел к Каминскому и опустился на корточки, сжавшись от внезапного приступа боли. Рустам дернулся было в его сторону, но Павел жестом остановил его. Он поднял изможденный взгляд на Каминского и поймал его полные страха глаза.
        - Ты все-таки убил меня. Поздравляю. Браво! - сказал Павел.
        И тяжело поднялся.
        - Стоп съемка, - сказал он.
        - Стоп камера! - прокричал невидимый отсюда режиссер площадки.
        Павел повернулся к Каминскому спиной и пошел к выходу. В глазах прикованного к стулу человека мелькнула надежда.
        - Так это подстроено! - проговорил он, пытаясь улыбнуться. - Розыгрыш, да? Это кино?
        - Кино, - сказал Павел, не оборачиваясь. - Только никаких розыгрышей. Одна лишь гнилая правда жизни.
        Павел отсматривал снятый материал, любуясь каждым словом, каждым жестом палача и жертвы. Вот это кадры! Это вам не «дубль первый, дубль второй»! В жизни не бывает никаких дублей. Здесь - настоящая жизнь, какой бы мерзкой она не была.
        - Развлекаешься? - раздалось в тишине комнаты.
        Павел внутренне сжался. Он никак не ожидал услышать этот голос снова.
        - Что… Что ты тут делаешь? - быстро спросил Павел.
        - Этот же вопрос я хотел задать и тебе, - сказал Переходящий дорогу. - Только не пытайся звать охрану. Я уйду, и у тебя больше не будет возможности поговорить со мной.
        - С чего ты взял, что я хочу с тобой разговаривать? - мрачно поинтересовался Павел.
        - Мне так показалось, - пожал плечами Переходящий дорогу. - Скажи, для чего весь этот балаган?
        Павел молчал, с ненавистью глядя на незваного гостя. Тот небрежно крутил на указательном пальце нелепую шляпу. Надо же - теперь еще и шляпа…
        - Что ты хочешь доказать? - продолжал Переходящий. - Можно, угадаю? Ты решил посоревноваться со мной в умении управлять судьбами?
        Переходящий дорогу с любопытством разглядывал Павла, словно видел его впервые. Павел скрипнул зубами, но сдержался и промолчал.
        - Что же, красивый ход, - неожиданно признал гость. - Я, правда, не пойму до конца твоего замысла, но идея хороша… Что тебя больше прельщает во все этом: сама игра или последующий анализ? Ведь ты снимаешь кино про самого себя? Я угадал? Тебе нравится смотреть на себя со стороны? А… Кажется я понял…
        - Что ты понял? - нервно спросил Павел.
        - Нет-нет, - покачал головой Переходящий и аккуратно надел шляпу. - Это только догадки. Что ж, не буду мешать. Я еще зайду…
        Павел никак не мог понять: был ли в действительности этот ночной визит, или же это только болезненный сон. Впрочем, других снов теперь и не было. Болезнь медленно пожирала его.
        Надо торопиться.
        Приступы острой неуверенности осложняли дело. Павел целый час просидел в холодной
«комнате правды», не зная, что делать дальше.
        Нет, не так. План был. Четкий и ясный план, такой, как и те, что вели к вершинам богатства и силы. Но который теперь ведет прямо в могилу.
        Почему-то Павел не сомневался, что все, что происходит - расплата за полученные от жизни дары.
        Нет, не так - вырванные у жизни силой. Украденные. Отобранные у других.
        Как сказал это Каминский? «Это были девяностые». Бред. Так было испокон веков: кому-то всегда не терпится схватить то, что не принадлежит ему по праву.
        Та, давняя мечта мальчишки, который смотрит жадными глазами через стекло витрины магазина игрушек, понимая, что ему НИКОГДА, НИКОГДА не получить того, что он хочет.
        Страшное слово «никогда». Как приговор. Как смерть.
        Только не все мальчишки смиряются с этим приговором. Некоторым кажется, что нелепые ошибки судьбы можно исправить - подчистить, замазать. Обмануть.
        Наивная надежда. Будто судьба может ошибаться… - Зигфрид! - крикнул Павел.
        Зигфрид появился немедленно: он дожидался за дверью.
        - Приведи сюда девчонку, - сбивчиво сказал Павел. - Ну, ты понял…
        Зигфрид задержал взгляд на Павле и коротко кивнул.

«Надо что-то с ним делать, - глядя на охранника, подумал Павел. - Настроение у него какое-то не то»…

…Настя снова сидела перед ним на стуле - еще более осунувшаяся, с диким взглядом. И Павел снова не знал, с чего начать.
        Еще одна нелепица: он, вообразивший себя вершителем человеческих судеб, робеет перед девчонкой. Бред какой-то. Будто не было в его жизни бесконечной череды топ-моделей и ярких девиц с обложек «Максима».
        Вот, очередной глупый стереотип - будто женщина, попав на обложку «глянца», становится чем-то лучше всех остальных. Обман. Банальнейший «развод» для богатых лохов. Поняв это, некоторые одураченные толстосумы бросаются во все тяжкие, черпая самую жуткую грязь со дна жизни. Если, конечно, хватает смелости признаться себе, что их обманули…
        А Настя - вот она, настоящая, живая - и настолько далекая, что целые шеренги роскошных баб с обложек на ее фоне становятся просто кучей дорогих шлюх. Да и не таких уж и дорогих, если учитывать финансовые возможности.
        Павел нервно откашлялся.
        - Слушай… Я хочу, чтобы ты знала… Я не причиню тебе вреда…
        - Вы это уже говорили, - тихо отозвалась Настя. - Отпустите нас домой.
        - Не могу, - так же тихо сказал Павел. - Но я обещаю - ни с кем из массовки ничего не случится плохого …
        - Отпустите нас… - повторила Настя.
        - Так надо… - непривычным для себя, умоляющим тоном произнес Павел. - Так надо, поверь…
        Настя посмотрела на Павла долгим непонимающим взглядом, и вдруг закричала - высоко и страшно:
        - Отпустите-отпустите-отпустите!!!
        Это была самая настоящая истерика. Ворвавшиеся на крик Рустам и Зигфрид поначалу недоуменно топтались вокруг размахивающей кулачками и мотающей головой Настей, прежде, чем схватить ее и утащить прочь.
        Этот крик вывел Павла из оцепенения. Непонятно почему он почувствовал себя бодрее. Он снова знал, что делать.
        Каминский вновь сидел, прикованный к стулу, только вот свет, направленный ему в глаза был не столь ярким. Теперь в этом нет необходимости. Самоуверенности и наглости у узника поубавилось.
        Привычка к безнаказанности имеет большую инерцию. Ей требуется время, чтобы выветриться из сознания носителя, но окончательно избавиться от нее трудно, все равно, что избавить выгребную яму от въевшейся за годы вони.
        Но сутки, проведенные в бараке, с напуганной и подавленной массовкой не прошли зря. Ничто так здорово не обрабатывает человека, как толпа, низведенная до состояния испуганного стада.
        Сам Павел не испытывал к массовке злых чувств - и он хорошо оплачивал ее дискомфорт.
        - Что здесь происходит? - дрожащим голосом произнес Каминский.
        В этой полосатой робе он действительно выглядит жалким. Но Павел ни на секунду не позволял себе забыть, что это за человек. Он уже сам начинал чувствовать себя чудовищем - но этот был еще хуже.
        - Здесь кое-что строят, - сказал Павел.
        - Что строят? - недоуменно спросил Каминский.
        - Хочешь посмотреть? - спросил Павел, подходя к окну.
        Окно было до половины небрежно замазано белой известью. Это выглядело ужасно казенно и уныло, а потому нравилось Павлу.
        - Крематорий, - сказал он.
        - Кре… - буквы застряли в горле Каминского. - Для чего?!
        - Для кого, - поправил Павел. - В частности, для тебя…
        - У тебя что, крыша поехала?! Отпусти-и… - завыл Каминский, пытаясь вырваться.
        Наручники держали цепко.
        Павел с удовольствием наблюдал за конвульсиями старого приятеля.
        Да, он действительно, входит во вкус. Как там говорят про месть? «Блюдо, которое подают охлажденным»?
        Тут дело не в мести. Дело в правде. Надо просто найти ответы. А, может, всего-навсего один ответ.
        На все.
        - Не нервничай, - сказал Павел. - У тебя еще есть время подготовиться…
        - Гад!,..
        - …подумать…
        - Выпусти меня!
        - …очистить свою душу…
        - …что ты хочешь?! Только скажи - я все отдам! Все отдам, все!
        Павел тихо рассмеялся:
        - А у меня все есть. Ты, что, забыл?
        Каминский задергался в тихих рыданиях…
        - Пожалуйста…
        - Ну, ну, - сказал Павел. - Не унижайся так. Впрочем, дело твое, можешь унижаться, если тебе от этого легче. А хочешь посмотреть на себя со стороны?
        Павел с интересом глянул на Каминского.
        - Я все снимаю, - пояснил он. - Как в кино. Интересно увидеть свое новое состояние?
        - Иди к черту…- прорыдал Каминский.
        - Жаль, - сказал Павел с сожалением. - А мне бы было интересно. Когда еще представится такая возможность, а? Ты знаешь, зачем я притащил тебя сюда?
        - Я же уже все сказал…
        - Ты сказал «почему», а не «зачем».
        Павел подошел к Каминскому, склонился над ним и сказал доверительно:
        - Понимаешь, меня всю жизнь окружает ложь. И я просто хочу узнать правду. Понимаешь? Нет? Вот ты, гнида, ты мой враг. Ты хотел моей смерти. Так хотел, что тебя не останавливала даже жизнь других, совершенно посторонних людей. Ты ненавидишь меня - значит, знаешь что-то такое, за что меня стоит убить. Вот этим ты мне и интересен.
        - Но зачем все это? - Каминский неловко мотнул головой в сторону окна.
        - Так надо, - проникновенно сказал Павел. - Ты должен чувствовать занесенный над твоей головой меч судьбы. Я хочу выжать из тебя всю правду, как выжимают сок из лимона. И еще - мне просто нравится такая атмосфера…
        - Ты сумасшедший…- слабым голосом сказал Каминский.
        - Пожалуй, - не стал спорить Павел. - Так что не рассчитывай, что тебя может спасти ложь…
        - А правда? - быстро проговорил Каминский. - Правда может меня спасти?
        - Нет, - улыбнулся Павел. - Спасти тебя уже не сможет ничто. Но правда, возможно, облегчит твой конец…
        Каминский оказался на удивление разговорчивым. Таким Павел не помнил его в «той» жизни. Даже и не скажешь, что причиной разговорчивости стало гаденькое ощущение безнадежности своего положения. В памяти всплывали кадры хроники, где изменники родины спокойно и обстоятельно признавались в преступлениях, за которыми с неизбежностью следовала «вышка». Что за механизмы включаются в такие моменты в психике приговоренного? Интересно, чертовски интересно…
        - Мы тогда только взялись за этот завод, - говорил Каминский. - Поначалу ведь ты вообще был никем - так, на прихвате у Локтя. Да чего там говорить - ссыкун ты был, даже шмальнуть в лоха не сумел, когда дело до стрельбы дошло… А ведь это ты предложил припугнуть организаторов торгов, стало быть, должен был и сам, вместе со всеми… Да от тебя давно бы избавились - так ведь считали тебя головой! Согласен, хорошая была мысль с аукционом. Купить такой заводище за копейки… Сейчас даже представить невозможно… И ведь ты все продумал так, чтобы все ниточки, все связи на тебя замыкались. Шлепни тебя - и концов не сыщешь! Тут к тебе претензий нет: каждый вертится, как может. Да, красиво получилось: сначала завод, следом потихоньку еще и еще… Но вспомни, что потом началось? Ребят, которые под пулями ходили, на «стрелках» подставлялись, на допросах молчали - их, значит, в сторонку! А на руководящие посты - «сынков» из модных институтов! Ты ловко грузил, а мы и уши развесили: «нужны связи, административный ресурс, специалисты топ-уровня…» Ты всегда умел фуфло задорого впаривать, этого у тебя не отнимешь. Надо
было насторожиться, еще когда ты завел песню про «выход из тени». Какие красивые слова: легальный бизнес, респектабельность, открытость. Мы-то, идиоты, не понимали тогда, что нам в этом твоем «легальном бизнесе» уже нет места! Да ты просто слил нас, как бумагу в сортире! Просто дернул за ручку с цепочкой, водичка - «пшшш!» - и нас нету! Ну, да, да… Ты бросил всем по косточке. Только вот сам остался на верхушке, а мы - на дне навозной кучи! Согласись - не по понятиям вышло! Это мы, мы тебя закинули туда, где за рычажки дергают! Всем, что имеешь, ты обязан нам! И если хочешь, то мне, мне! Я тебя сделал вот этими вот руками, на которых сейчас наручники! И я имею право этими же руками взять, все, что сочту нужным! Неужто ты думал - мы будем сидеть, смотреть на твою рожу по «ящику» и обтекать, как терпилы? Нет, ты, правда, так думал? Жаль, что не получилось сделать из тебя мясное месиво. Из таких пацанов сделали - а из тебя не вышло! Всегда тебе везло, вот что я скажу. Теперь мне уже все равно, злость прошла, и дела вроде наладились. Да только вот ты решил вытащить все на белый свет. Ну, так получай,
крыса! За Ленку он переживает, видите ли… А ты знаешь, что она тебя пасла всю дорогу, о каждом твоем шаге мне сообщала? Она сука была, эта Ленка. Ты бы не ее, ты бы друзей своих пожалел, которые от обиды жить потом расхотели…
        Каминский замолчал, опустил голову, словно собирался вздремнуть. Павел задумчиво смотрел на него. В общем, ничего нового. Но нотки откровенности из уст врага были приятны.
        Комната правды начинала работать.
        Павел совершал обход лагеря в сопровождении Рустама и пары костоломов из вновь набранных. Эти, похоже, не были такими профессионалами, как Рустам и Зигфрид, но оказались куда менее впечатлительными: достаточно хорошего заработка - и никаких вопросов. Поредевшая съемочная группа наблюдала издали. В глазах страх: кого следующим отправят в «массовку», а значит - в душный и темный барак?
        Павел чувствовал в себе болезненные изменения - и это касалось не только гибнущего тела. Старался не думать об этом - и гнал себя вместе с остальными в черную пропасть неизвестности, чувствуя, как по пятам крадется что-то темное и страшное.
        Да, это безумие. И весь блеск замысла в том, чтобы суметь от души насладиться саморазрушением…
        У окраины лагеря, за фундаментом будущего крематория Павел остановился. Здесь массовка копала котлован. Такое развлечение придумал для своих товарищей вновь назначенный староста барака - чтобы «заключенные» дышали свежим воздухом и не теряли форму. Неприметный, но суетливый и услужливый человечек в один прекрасный момент заставил Павла взглянуть на массовку с новой стороны.
        Вначале люди в полосатой одежде представлялись всего лишь фоном для какого-то невнятного замысла. Теперь же этот «фон» обретал собственную, непредсказуемую и довольно странную жизнь, что зарождалась в глубине бараков, помимо воли и желания хозяина.
        Тогда и родилась мысль про камеры. Ничего не стоило развесить их по всему лагерю. Идея не нова: даже огромный Лондон давно уже стал своеобразным реалити-шоу для служб безопасности.
        Теперь Павел чувствовал себя не просто хозяином положения. Он ощущал себя творцом, режиссером сюрреалистического мира, создаваемого собственными руками. Он мог круглосуточно следить за процессами, ведущими его подопечных за какую-то неясную пока грань. Это здорово, свежо, ради этого стоило поставить на кон все, что осталось.
        Хотя, если рассудить, он давно уже взял на себя эту роль - творца и разрушителя человеческих судеб. Просто раньше все имело иную, более абстрактную форму. Массы людей, принимаемых на работу, продвигаемых по службе, увольняемых и вносимых в
«черные списки» были не более, чем колонками цифр в отчетах и приказах. Но и тогда власть доставляла ни с чем не сравнимое удовольствие. И уже тогда в этом чувствовалось что-то порочное, в чем стыдно признаться самому себе. Но зачем в чем-то признаваться благополучному человеку, чей статус ставит его вне подозрений, вне критики, вне морали?
        Теперь все несколько иначе. Да, эта массовка - все та же статистическая человеческая масса. Но теперь масса обрела плоть, голоса, имена. Она стала осязаема, прекрасно видна на экранах мониторов. Она обрела чувства, получив возможность испытывать подлинный страх, настоящую боль. Она полностью в его власти.
        Это невыразимо сладостно, волнующе - и обещает еще больше.
        Он долго стоял, смотрел на угрюмых людей с лопатами.
        И улыбался.

8
        Артемий вышел из дома Старика с легким звоном в голове.
        Возьмите том «Большой советской энциклопедии». Отложите его в сторону - он слишком тяжел, и переплет его из жесткого некачественного дерматина. Возьмите лучше старинный словарь Брокгауза и Ефрона - мягкая, приятная на ощупь, кожа обложки, разбухшие от времени страницы. Двиньте с размахом этой книженцией по уху приятеля. И он поведает об ощущениях Артемия.
        Давно он не получал такой увесистой порции сомнительной информации. Погружение в глубокие подробности совершенно не было его стезей. Посредник между мирами - вот кто он. Просто нравилось стоять на пороге, не окунаясь полностью ни в банальную повседневность, ни в туманную реальность оккультизма…
        Он так задумался, что чуть было не попал под колеса невесть откуда выскочившей машины. Машина неслась куда быстрее, чем это допустимо в таком тихом дворике. Взвизгнули шины, Артемий шарахнулся в сторону, успев получить небольшой пинок крылом под пятую точку. Перелетев через бордюр, кувыркнулся, сел на траве. Удивленно оглянулся - словно только что свалился сюда, на травку из иных миров. Папка вылетела из сумки на землю, рассыпав содержимое веером.
        В жизни случаются моменты, которые имеет смысл как следует просмаковать. Например, если вас сбила красивая машина, и вы смотрите на нее снизу вверх - у вас редкий ракурс, чтобы насладиться исключительным зрелищем. Особенно, если из сбившего вас пестрого спорткара выскочит испуганная, но чертовски симпатичная девушка. При этом, будьте уверены, вы имеете право рассчитывать на всю полноту ее внимания. Послушайте совет: ловите мгновенья, о которых приятно вспоминать после. Конечно, если из вас не торчат во все стороны обломки костей, не хлещет струями кровь, и вы не кричите от боли.
        Из Артемия, на счастье, никакие струи не хлестали. А девушка показалась знакомой.
        - Ой! Мамочки! Я не хотела… - растерянно проговорила она.
        - А я вас уже видел, - задумчиво сказал Артемий, не торопясь подниматься с травы. - Интересно только, где?
        - Возможно, - не стала спорить девушка. - Вы ничего себе не сломали?
        - У меня нет привычки самому себе что-то ломать, - сварливо отозвался Артемий и ощупал ушибленное место. - И вам, вроде, этого тоже не удалось. Ага, вспомнил! Вы приезжали к моему другу - шаману. Вчера.
        Девушка вдруг часто заморгала и покраснела. Артемий усмехнулся и, поднимаясь на ноги, проговорил:
        - Коридор событий… Ну-ну…
        - Чего? - не поняла девушка. -
        - Да, так, - неопределенно сказал Артемий, встав на колено и собирая листки в папку. - Мысли вслух.
        - Вы уж меня извините, пожалуйста, - сказала девушка. - Я, правда, нечаянно. У меня недавно эта машина. Я раньше все на «автомате» ездила, а тут ручная коробка - я тормоз с газом перепутала…
        - Бывает, - сказал Артемий, завязывая тесемку на папке. - У меня один знакомый как-то водку с уксусом перепутал. Так и не распробовал, пока целую бутылку не высадил…
        - Так вы меня простите? - девушка мило улыбалась, очевидно, пытаясь давить на обаяние.
        Артемий внимательно посмотрел на нее и сказал:
        - Ну, если вы не нарочно так газовали перед старушками и младенцами из той песочницы, так может, и не так сильно торопитесь?
        Девушка нахмурилась:
        - Если вы надумали грязные предложения делать, так я сегодня не в духе…
        - Вовсе нет, - возразил Артемий. - Предложение кристально чистое. Отвезите меня домой, а то я ногу, похоже, потянул. Тем более, что дорогу уже знаете…
        Девушка задумалась на секунду и кивнула:
        - Ну, ладно, поехали. Ведь я действительно перед вами виновата…
        Старательно хромая, Артемий добрался до пассажирского сиденья. Насчет ноги он соврал. Просто эта забавная встреча показалась похожей на проявление того самого
«коридора событий», и по методике Старика следовало всеми правдами и неправдами пользоваться ситуацией: судьба не прощает пренебрежения к своим подаркам.
        - А что вы здесь делаете? - спросил Артемий, украдкой оглядываясь.
        Салон был тесен, но выглядел прилично. Артемий всегда мечтал о такой машине. И чем больше мечтал, тем дальше отодвигалась от него эта мечта. Еще один непознанный закон жизни, смириться с которым невыносимо трудно.
        - Да так, - неопределенно сказала девушка. - Живет здесь… Один бывший…
        - Поссорились, - кивнул Артемий, внимательно глядя на девушку. - Выходит, вы в сердцах и впрямь могли меня задавить.
        Девушка не ответила, только дернула ручку переключения скоростей, и машина бросилась вперед, вдавив Артемия в ковшеобразное кресло. Миновав двор и мелькающие в лобовом стекле недоброжелательные лица местных старух, вырвалась на проспект.
        - Меня Артемий зовут, если что, - сказал он. - Для друзей - просто Арт.
        - «Если что» - это что? - не вполне дружелюбно поинтересовалась девушка.
        - Не хотите знакомиться - не надо, - сказал Артемий. - Тогда я беру свои слова обратно. Никак меня не зовут.
        Девушка удивленно посмотрела на него и сказала:
        - Аня.
        - Слава богу, - сказал Артемий. - Не люблю неопределенности и подозрительности. Как-никак у нас общие друзья…
        - Вы это про шамана? - Аня дернула плечом. - Я его почти не знаю. Мне его подруга посоветовала…
        - Чтобы вернуть обратно этого, с кем вы только что в очередной раз поссорились, - кивнул Артемий.
        - Вы что, следите за мной? - нахмурилась Аня.
        - Нет, как раз наоборот, это за мной, похоже, следят, - сказал Артемий. - А с вами все просто: я таких ситуаций насмотрелся - ого-го, сколько! Есть такой тип девушек: они почему-то ужасно хотят удержать парней, которым сами порядком надоели. Может быть, все дело в подаренной машине? Поверьте, это подарено не для того, чтобы вас удержать, а как раз, напротив - чтобы откупиться.
        - А, значит, вы тоже шаман? - недоброжелательно поинтересовалась Аня.
        - Скорее, коллекционер шаманов… - сказал Артемий и кивнул в сторону перекрестка. - Будет быстрее, если здесь свернем.
        При въезде в знакомый переулок Артемий почуял неладное. Когда замелькала униформа с символикой МЧС, он забеспокоился, пытаясь сообразить, что вокруг не так. И уже приближаясь к дому Архипа, понял: с соседней стройки исчез огромный, тревожно-скрипучий башенный кран.
        Анин «болид» медленно въехал в переулок и замер: путь ему преградили пожарная машина и «скорая». Артемий выскочил из машины и бросился вперед, к калитке. Отсюда прекрасно было видно, что именно произошло: здоровенная решетчатая ферма крана лежит поперек улицы, подмяв под себя забор. Чудовищная стрела криво торчит из крыши перерубленного пополам дома, промасленные тросы дохлыми змеями вьются по старому асфальту.
        А у калитки ждал Архип. У ног его - туго набитая сумка Артемия. Архип раскуривал трубку, равнодушно наблюдая за работой спасателей.
        - Что, что случилось?! - воскликнул Артемий. - Ты жив?! Никто не погиб?
        - К счастью, никто, - спокойно сказал Архип. - Но я тебя предупреждал: нельзя тащить домой такие вещи, как эта папка. Ты разозлил духов.
        - Очень на то похоже, - признал Артемий, оглядывая разрушения. - Ты это… прости меня, если что…
        - Бывает, - сказал Архип и ткнул ногой сумку. - Тебе придется уйти. Я не могу ссориться с духами, сам понимаешь.
        - Да, да, я понял, - сказал Артемий, поднимая сумку. - Буду искать, куда прибиться…
        - А чего искать? - усмехнулся Архип. - Я что, зря старался?
        Он кивнул в сторону спортивной машины. Из нее робко показалась Аня и теперь недоуменно озиралась, словно не зная, как сюда попала и что делать дальше.
        - А… - с сомнением произнес Артемий. - Как-то это… Хм… Коридор событий, блин…
        - Что? - не понял Архип. - Только не говори ей про свои темные делишки, не то прогонит. Все, уходи. И пока не выкинешь из головы своего Переходящего дорогу - ко мне не суйся. И руку я тебе не пожму. Нельзя. Так что извини…
        - Все нормально, - пробормотал Артемий, и отдернул протянутую для рукопожатия руку. - Пока!
        Архип ничего не ответил - он сразу же исчез за калиткой.
        По крыше его дома, словно насекомые по старому пню, ползали спасатели и пожарные, оглядывая разрушения и обмениваясь восхищенными возгласами.
        Зрелище того стоило. - Надо же - а я только вчера была в этом доме, - благоговейно глядя на разрушения, произнесла Аня. - Как там шаман?
        Вид катастрофы произвел на нее впечатление. И правда, было в этом что-то эдакое, сверхчеловеческое.
        - Сегодня не принимает, - сказал Артемий. - Духи его вконец заели…
        - Это они его так?.. спросила Аня, кивнув в сторону крана.
        - Скорее уж, это они так меня - сказал Артемий. - По той же причине и на улицу выкинули. Так что будем знакомы еще раз: Артемий Котлин, бомж.
        Аня с интересом посмотрела на него. Вряд ли ему поверила. Но заметила:
        - Вы что же, повздорили с этими, с темными силами?
        - Да, нет, просто оказался у них на пути. Такое со всеми случается. Рано или поздно.
        - Забавно. Так вам теперь негде жить?
        - Похоже на то, - сказал Артемий.
        И стал ждать реакции Ани. Если верить Старику и Архипу…
        - Можете переночевать у меня, - сказала Аня. - Пока жилье не найдете.
        - Ну, что вы! - осторожно сказал Артемий, а про себя восторженно воскликнул: «ух ты, ек-макарек!»
        - Только учти, - легко переходя «на ты», сказала Аня. - Я просто иду на поводу у твоей растянутой ноги. И никаких домогательств!
        Ничего не оставалось, кроме как смущенно хмыкнуть. У бездомных бродяг, вроде него, не должно быть чрезмерных амбиций. И еще: стоило предупредить гостеприимную девушку…
        - Аня, эээ, такое дело… - заговорил Артемий, когда машина уже двигалась по широкой, забитой машинами улице, - со мной все не так просто… Я занимаюсь одним очень опасным делом, и оттого меня могут преследовать всякие неприятные ситуации…
        - Как интересно, - довольно равнодушно отозвалась Аня.
        - Нет, я серьезно! - сказал Артемий. - Видите - дом у шамана пострадал. Это потому что я в нем жил…
        - Ну, да, я это уже поняла, - рассеянно сказала Аня, оглядывая улицу. - Удивительно: здесь всегда пробки в это время. А сейчас мало того, что свободно, так еще и все время зеленый свет нам навстречу…
        - Коридор событий, - вздохнул Артемий и украдкой посмотрел на девушку.
        Что ж, он честно пытался предупредить, так что с него теперь взятки гладки… Однако, она хороша. Интересно, почему так хорошеют девушки, садящиеся за руль дорогих машин? Или это у мужиков сразу в глазах мутнеет?
        - И все-таки, - снова заговорил Артемий, - почему вы… э-э, ты решила меня приютить? Ведь я, все-таки, непонятно кто, да еще и друг шамана. Не страшно?
        - А тебя надо бояться? - поинтересовалась Аня.
        - Нет, но… - в голове Артемия вспыхнула догадка. - А-а… Может, ты решила насолить своему бывшему? А?
        - Какой догадливый! - сердито сказала Аня, и машина нервно дернулась. - Будешь болтать не по теме - высажу!
        - Нет-нет, - Артемий замахал руками, - я ж все прекрасно понимаю: сам только что поссорился с девушкой…
        - На жалость давишь? Так со мной это не пройдет.
        - Нет, просто факт. Так что, если надо - подыграю тебе с удовольствием и истово!
        - Только не переиграй, - усмехнулась Аня. - А то пристрелит.
        - Кто? - Артемий приподнял брови. - А-а… Тогда не буду. В смысле, переигрывать. Буду играть подкаблучника.
        - То-то же, - заметила Аня, разглядывая светофоры. - И все-таки странно, что все время зеленый…
        Анина квартира оказалась не столь пафосной, как машина. Однако тоже, вполне ничего себе. О такой Артемий с Ларисой даже и не мечтали. Хотя Артемий упрямо твердил, что непременно разбогатеет: стоит только выбить из клиента серьезные деньги под поиски стоящих артефактов. Чем все это закончилось - известно. Странная штука судьба: едва лишь отпал главный фактор требующий денег - Лариса - как эти самые деньги сами собой полезли в руки. Только вот, при предложенных судьбой условиях уже не хотелось никаких денег.
        Что ж, нет худа без добра. Сидя на диване, Артемий с удовольствием осматривался и ждал, когда Аня принесет обещанный чай. Квартирка обставлена просто, но со вкусом. Удивленно поймал себя на мысли, что оценивает обстановку, словно собрался обосноваться здесь всерьез и надолго. Усмехнулся и покачал головой.
        - Чай на кухне! - сказала Аня мимоходом и направилась соседнюю комнату.
        - А что, я в одиночестве чай буду пить? - удивился Артемий.
        - Привыкай, - коротко ответила Аня.
        Все же, в одиночестве Артемий не остался. Когда он уселся за столик перед чашкой чая и бутербродом с колбасой, на подоконник перед ним легко вспорхнул огромный, черный, лоснящийся как начищенный сапог, кот. Кот внимательно посмотрел на Артемия огромными желтыми глазами и разинул зубастую пасть в беззвучном «мяу».
        - Привет, - вежливо сказал Артемий. - Как тебя зовут? Хочешь колбаски?
        Кот повторил оскал, на этот раз издав тихий хрипловатый звук. Положенный на подоконник кусок колбасы проигнорировал. Но с Артемия теперь не спускал глаз, жмурясь и сдержанно урча.
        Кот - это хорошо. Особенно черный. Значит, можно контролировать явление темных сил. Вообще, с некоторой точки зрения именно этот котяра и есть настоящий хозяин квартиры. Колдунам это прекрасно известно: хитрые животные просто используют хозяев - исключительно для собственной комфортной жизни. Наличие кота, кстати, во многом и объясняет, почему у Ани не клеится с мужиками: какому коту надо, чтобы размеренная жизнь была нарушена двуногим конкурентом, а самого его выбросили на улицу? Нет, кот свое дело знает. И к нему надо относиться с уважением…
        - Болтаешь с Крисом? - спросила тихонько подошедшая Аня.
        - Ага, - сказал Артемий. - И он уже рассказал мне много интересного.
        - Например?
        - Например, что я ему ужасно нравлюсь, и что я - самый стоящий парень, из тех, что бывали на этой кухне.
        - Крис, не думала, что тебе нравятся парни! - сказала Аня, трепля кота за ушами.
        - Он просто уверен, что стоящие парни должны нравиться тебе…
        - Так - я же предупреждала: без домогательств.
        - А что я? Просто беседу поддержать…
        В кармане джинсов запищал телефон. Крис напрягся и зашипел.
        - Интересно… - глядя на кота, проговорил Артемий и достал трубку.
        Номер на экране не определился.
        - Да? - осторожно сказал Артемий.
        В трубке некоторое время молчали, затем низкий голос поинтересовался:
        - Это ты?
        - Я, - не стал спорить Артемий.
        Трубка напряженно засопела. Затем сказала коротко:
        - Я видел его.
        - Вот как… - сказал Артемий. - А вы кто?
        - Вчера в кафе напротив моей конторы…
        - Ага, понял, - сказал Артемий. - И что?
        - Надо встретиться.
        - Хорошо. Где, когда? - быстро спросил Артемий.
        - Прямо сейчас. Я на машине, говори, где тебя подобрать?
        Артемий сказал. И тут же направился к двери.
        То, что Сергей не назвал своего имени, не очень удивило: у многих работников охранных агентств и иже с ними неизлечимая мания преследования. Больше настораживало беспокойство в голосе сильного и, на первый взгляд, уравновешенного человека.
        Обувшись, Артемий бросил взгляд на папку, лежавшую в прихожей на тумбочке. Подумав, он взял ее - не столько боясь ее потери, сколько опасаясь, как бы какой-нибудь кран не рухнул и на этот дом. Страх, конечно, иррациональный и бессмысленный. Впрочем, как и все страхи.
        - О, ты уже убегаешь? - спросила Аня.
        Она появилась в дверях кухни с Крисом на руках. Кот снова выглядел чрезвычайно довольным жизнью, он закатывал глаза и урчал.
        - Да, - отмахнулся Артемий. - Тут вариант с квартирой подвернулся, надо сбегать, посмотреть…
        - А-а… - сказала Аня, и в голосе ее послышалось разочарование.
        - Но не факт, что договоримся, - поспешил оговориться Артемий. - Слишком уж хорошие условия… Ты ведь пустишь меня обратно, если ничего не выйдет?
        - Это мы еще поглядим, правда, Крис? - сказала Аня, почесывая кота за ухом.
        Кот ответил безмолвным зевком.
        Сергея не пришлось дожидаться долго. С ревом и воем напротив Артемия возник грязный, наглухо затонированный «BMW», словно вынырнувший из бандитских девяностых. Опустилось переднее стекло, за ним мелькнуло лицо Сергея, кивком указавшего: «садись!»
        Артемий сел. Глухо хлопнула дверь. Стекло быстро поднялось, отделив маленький мирок салона от города. Сергей, не поворачивая головы, стрельнул взглядом по зеркалам заднего вида и резко бросил машину в поток.
        - Что стряслось-то? - поинтересовался Артемий. - Кстати, здравствуй!
        - Привет, - бросил Сергей.
        - Почему в машине? - спросил Артемий.
        - Ушей чужих меньше, - сказал Сергей. - Хотя и здесь гарантии никакой. Давай сразу по делу.
        - Давай, - сказал Артемий. - Ты сказал, что «видел его». Кого именно?
        - Того, с фотографии… Ты мне показывал. В плаще.
        - С чего ты взял, что это он? Качество снимка ведь так себе…
        - Мы договорились, что я позвоню тебе, если увижу его или что-то странное. Вот я и увидел сразу - и его, и странное…
        Сергей замолчал, а Артемий покрепче ухватился за рукоятку на двери - машина с раскатистым ревом принялась шнырять между рядами в поисках свободного пути. Водил Сергей хорошо, но, пожалуй, чересчур резко.
        - Мое агентство принадлежит одному очень большому человеку, - сказал Сергей. - Я даже не буду говорить, кто это, чтобы тебе спалось легче. И вот, сразу после нашей встречи меня вызвали, чтобы обеспечить безопасность одного мероприятия. Точнее, я - один из тех, кто занимается безопасностью. С таким уровнем секретности у частных лиц я столкнулся впервые. И не уверен, что моя машина уже не прослушивается…
        Сергей замолчал, тщательно изучая обстановку в зеркале заднего вида. «Хвост» ищет, что ли?» - предположил Артемий.
        - Так вот, - продолжил Сергей. - Я бы не придал этому значения - мало ли секретных дел у олигархов…
        - Олигархов? - переспросил Артемий.
        - …но происходящее мне очень не понравилось. А когда я увидел этого, в плаще… В общем, он посмотрел на меня.
        - И что? - с любопытством спросил Артемий.
        - Ничего, - зло ответил Сергей. - Страшно стало. Наверное, я уже сам себя запугал…
        - А этот, в плаще, - произнес Артемий, - он случайно, не переходил тебе дорогу?
        - Что? - недоуменно спросил Сергей. - Да нет, вроде. Он просто стоял и наблюдал за происходящим.
        - Да что там происходило-то? - спросил Артемий.
        - Кино снимали, - нехотя процедил Сергей
        - Порнография, что ли? - ляпнул Артемий.
        - Сам ты… - буркнул Сергей. - Нет, не ее. Хотя с какой стороны посмотреть… Сдается мне, никакое это не кино…
        - Ничего не понимаю, - признался Артемий. - Кино - не кино… Ну, да ладно. А не пробовал говорить с этим… в плаще?
        - Хотел, - нахмурился Сергей. - Не поверишь - страшно стало. Не смог.
        - Дела… - произнес Артемий.
        Машина остановилась на светофоре. И Сергей вдруг заорал во весь голос:
        - Да вот же он!!! Вот!!! Смотри!
        Словно в замедленном кино Артемий увидел, как по пешеходному переходу прямо перед машиной неспешно прошел невзрачный человек в плаще. Он даже провел небрежно пальцами по пыльному капоту.
        И на мгновение скосил взгляд в его сторону.
        В сердце кольнуло.
        - Ну, что? Хватаем его?! - глядя на Артемия безумными глазами, крикнул Сергей.
        - Нет! - выдавил Артемий. - И думать забудь!
        Сергей тяжело дышал, провожая взглядом незнакомца.
        - Как… Как же он успел сюда добраться? - пробормотал он. - Он что, специально за мной гнался?!
        Сзади вовсю засигналили: загорелся «зеленый».
        - Стой! - отчаянно крикнул Артемий. - Вперед нельзя! Он перешел нам дорогу!
        - А какие есть варианты?! - крикнул Сергей и вдавил в пол педаль «газа».
        Машина рванула вперед. Сергей рассмеялся:
        - Вот видишь. А ты говоришь….
        Рваные фрагменты реальности - все что осталось в памяти от следующих секунд: и замерший впереди белый микроавтобус с неработающими «стоп-сигналами», визг тормозов, удар, ругань Сергея…
        И страшная туша «Урала», будто свалившегося с неба со стороны водителя. Белая пелена перед глазами, которая обернулась сдувающейся «подушкой безопасности».

…Артемий стоял рядом с останками «бумера» и не верил, что все еще жив. Он даже не пострадал, если не считать порезов от лопнувшего бокового стекла. Про то, во что превратилась голова Сергея, еще несколько секунд назад говорившего с ним, нельзя было даже думать.
        Одно в голове звенело четко и ясно: «он перешел мне дорогу».
        - Коридор событий… - вяло, самому себе сказал Артемий.
        - Что? Что вы говорите? С вами все в порядке?
        - У него шок! Надо заставить его лечь!
        - Куда лечь? «Скорую» кто-нибудь вызвал?!
        Голоса вокруг ощущались не более, чем как фон. Происшедшее не имело самостоятельной ценности. Это всего лишь еще одно событие в длинном коридоре, ведущем… Ведущем - куда?
        Вокруг толпились любопытные, некоторые с интересом заглядывали вовнутрь искореженной машины. Доносились вздохи испуга, жалости и отвращения. Кто-то негодовал по поводу беспредела на дорогах…
        Артемия трясли и норовили то ли утащить куда-то, то ли посадить на асфальт, но он продолжал упрямо стоять на месте.
        Медленно повернул голову вправо. Там все еще стоял злосчастный белый фургон с большой вмятиной выше бампера. Из окошка испуганно смотрела девушка, словно боясь выйти наружу.
        Какое знакомое лицо… Почему знакомое?..
        Неожиданно фургон взревел, окутался черным дымом и умчался прочь под возмущенные крики свидетелей.
        Неслыханно - удрать с места такой аварии. Но Артемий равнодушно посмотрел вслед - и тут же переключился: ощутил вибрацию телефона. Машинально достал трубку, поднес уху.
        - Слушаю…
        - Это вас из следственного управления беспокоят, - сказал колкий голос. - По делу Переверзева.
        - Слушаю, - повторил Артемий.
        - Что же это вы от следствия скрываетесь? - поинтересовались в трубке. - Два адреса уже сменили? Что-то утаиваете?
        - Ничего я не утаиваю. Так получилось, - тихо сказал Артемий и отключил телефон.
        Он не мог разговаривать. И стоять здесь тоже не мог. А потому просто взял и пошел прочь.
        - Стой! - крикнули вслед. - Останьтесь! Эй, пострадавший! Да постойте же!
        Но Артемий только прибавил шагу. В ушах гудел приближающийся вой сирен…

9
        Мальчишка был худенький, бледный, испуганный, с совершенно недетскими глазами, в которых постоянно блуждал какой-то немой вопрос.

«Не жилец» - так сказали в роддоме. Он, действительно, не должен был выжить. Даже современная медицина смотрит на такие случаи с нескрываемым скепсисом, а уважаемые доктора тайком крестятся и разводят руками: «чудо!».

«Недоносок!» - так ругался отец, и был недалек от истины. Казалось, он очень удручен тем, что недоносок выжил, несмотря на заверения специалистов. Этот малец был просто бельмом на глазу у семьи. Только мать тихонько, будто стыдясь и опасаясь гнева родственников, делилась с ним скудной теплотой.

«Дохляк» - так прозвали в школе. Его не принимали всерьез ни в одной компании. Его унижали и били - таковы для некоторых счастливые детские годы. Что самое обидное - не он один был таким дохляком и недоноском. Но те, другие, легко находили свое место в шумных детских бандах - в качестве шутов, мишеней для постоянных подколов и выплесков агрессивности.
        А его просто не замечали. Даже били его как-то вяло, без особого садистского азарта. Но били постоянно - словно выполняя какую-то обременительную, но совершенно необходимую процедуру.
        Часто такие отверженные среди сверстников делают ставку на учебу, окунаясь в нее, как в какое-то спасательное средство. Но и для учителей Дохляк оставался Дохляком. Он не вытягивал ни по одному предмету - даже по рисованию, не говоря уж про пение и физкультуру. Некоторые учителя злорадно сулили ему будущее на помойке. Другие же, как и одноклассники, просто не замечали: всякий раз, открывая журнал, хмурились, читая его фамилию, и интересовались, не новенький ли он в классе?
        Уже тогда пришло чувство: с ним что-то не так. Что с его существованием в этом мире произошла какая-то дурацкая ошибка.
        Его просто не должно быть на этом свете.
        Он лишний.
        Может же быть так, что человек оказался лишним? Просто, случайно родившийся, выбившийся из планов природы-матушки. Природа поначалу заметила ошибку и дала ему шанс спокойно умереть. Но слепая медицина так же случайно вытащила эту ошибку из ведра для ампутированных органов.
        И вот, результат ошибки живет и не может понять, почему все вокруг не так?
        Осознание себя как личности к каждому приходит в разное время и связано с самыми разными событиями. Некоторые вообще не помнят детства, и отсчет сознательной жизни ведут с пьянки на школьном выпускном.
        К Дохляку осознание себя пришло рано, и связано было именно с этой странной мыслью: «я лишний».
        Мысль оказалась настолько яркой и страшной, что он заболел. И, разумеется, никто поначалу не обратил внимания на то, что Дохляк, Недоносок, Нежилец тихо натыкается на стены квартиры, пылая болезненным жаром.
        Природа пыталась исправить ошибку. Но снова просчиталась.
        Мальчик выздоровел.
        В липкой от мерзкого пота постели у него было время, чтобы принять одно важное, почти отчаянное решение.
        Он решил, что докажет всему миру: он вовсе не лишний! Более того - он очень даже нужный. Да что там - он докажет, что просто необходим, что без него весь мир просто покатится ко всем чертям!
        Это трудно. Невыносимо трудно доказывать черствому миру, что ты не тот, кто есть на самом деле. Когда на тебя смотрят сначала с некоторой брезгливостью, затем удивленно, и лишь потом начинают прислушиваться к твоему жалкому лепетанию.
        Может, мальчик не был нужным этому миру, но уже тогда он был нужен себе самому. Очень нужен. И вскоре оказалось, что огромными усилиями можно заставить людей поверить, что ты необходим еще кому-то.
        Естественно, это иллюзия.
        В жизни лишнего - все иллюзия.
        И конечно, эту иллюзию можно было только купить. Дать списать контрольную, отмазать от гнева училки, познакомить с девчонкой, дрожа от ужаса полезть на защиту приятеля от старшеклассников…
        Так Дохляк понял, что все имеет свою цену.
        Если можешь предложить достойную цену - есть все шансы купить сверкающий набор пластиковых деталей «Лего», из которого легко построить ту жизнь, которую нарисовал себе в туманных фантазиях…
        Павел задумчиво смотрел в горизонт - поверх серых крыш лагерных бараков. Теперь хватало времени, чтобы подумать. Того, времени, которого так не доставало в лихорадочной борьбе за власть и деньги.
        И теперь можно честно признаться: он нарочно устроил себе такую жизнь. Чтобы не было времени на проклятые мысли.
        Надо смотреть правде в глаза: даже взобравшись на самую вершину, не перестаешь быть лишним.
        И что он доказал всему миру своим могуществом, своими деньгами, яхтами, самолетами и футбольными клубами? Всего лишь простую старую истину.
        В мире полным-полно лишнего.
        Того, без чего вполне можно было бы и обойтись.
        Или без кого.
        Павел скрипнул зубами. Нет, теперь все совсем не так! Каждый человек в этом Лагере правды уже знает одну важную истину: не кто-то, а именно он, Павел, прижал его к стенке, выдернул из мира причин и следствий, того мира, где каждый исполняет предназначенную судьбой функцию. Что бы ни случилось, воспоминания о пережитом уже никогда не сотрутся из памяти. А, значит, Павел уже никак не случайный прохожий в судьбе каждого из них.
        И никто не сможет потерять его образ в серой однородной массовке. Он - самый необходимый элемент, ключевая деталь того мира, который создал. Пусть даже на совсем небольшой срок.
        Где-то в глубине больной души Павел чувствовал искусственность этой конструкции, но гнал такие мысли прочь. Ведь для того и существует Комната правды, чтобы разобраться в главном вопросе его собственной жизни…
        Спец сосредоточенно теребил бородавку на шее. Хотелось, заехать ему по уху, но Павел понимал: спецу жизненно важно крутить бородавку, как радист крутит верньер настройки рации. Чем отвратительнее выглядит компьютерщик, тем выше его квалификация. Еще один нелепый закон жизни, которая так любит громоздить нелепость за нелепостью… Как его - Коля? Почему-то имя все время выпадает из памяти…
        - Нашел? - нетерпеливо поинтересовался Павел.
        - Найду, куда они денутся, - с ленцой ответил спец.
        Пальцы компьютерщика быстро мелькали над клавиатурой - просто невозможно понять, что он там делает.
        Но Павел прекрасно представлял себе суть происходящего.
        Вот оно, счастливое время, когда информация стала, наконец, главным оружием в умелых руках. Выражения, вроде «права человека», «неприкосновенность личной жизни» звучат просто смешно, когда ни одна структура не в состоянии уследить за всеми информационными потоками. Информация о каждом из нас в бесчисленных базах данных, живет своей собственной жизнью, удивляя порой неожиданными выкрутасами, вроде компьютерного «спама» или груды рекламы в почтовом ящике. И это самое безобидное. У многих волосы зашевелились бы, узнай, какие пути проходят данные о его паспорте, адресах, связях, предпочтениях и пристрастиях, больших и мелких грешках.
        А если ты добровольно выплескиваешь в сеть информацию о себе, своих связях и предпочтениях, то не удивляйся потом сюрпризам, которые в любую секунду может выкинуть насмешница-судьба. Ведь никто не тащит тебя выворачивать наизнанку душу в каких-нибудь «Одноклассниках» - хищных пожирателях информации обо всех и каждом…
        Одно позволяет жить более или менее спокойно: если ты ничего не значишь в этом мире - зловещий информационный механизм может никогда и не заработать: много чести уделять внимание каждому!
        Но если ты, упаси бог, понадобился тому, кто обладает магической властью над информацией, оставь попытки скрыться, спрятаться, притвориться камнем. Тебя отыщут, где угодно - как мышь, которой бесполезно прятаться в лабиринте на лабораторном столе.
        - Ага, есть, - невнятно сказал спец. - Да они почти все здесь, под боком…
        Спец жевал что-то, и клавиатура была жирной от лоснящихся пальцев. Символично, что этих, забытых уже давно мерзавцев, выдернул, словно на удочку, такой отвратительный тип. Слизняк с засаленным компьютером вместо мозга…
        - Давай, оформи все и распечатай, - приказал Павел. - Зигфрид! Черт… Рустам, где Зигфрид?
        Тихо подошел Рустам.
        - Его сегодня не было. Он вообще себя как-то… - Рустам замялся. - Странно себя как-то вел…
        - Я заметил, - сухо сказал Павел. - Проследи, чтобы он не наделал глупостей. Никакой утечки быть не должно…
        - Понял, - коротко ответил Рустам.
        Спец протянул Павлу стопку горячих, как из печки, отпечатанных страниц. Павел кивнул Рустаму:
        - И этими займись.
        - Уже сделано, - сказал Рустам. И ушел.
        Некоторое время Павел стоял, нахмурившись. Одна мысль не давала покоя. Хотелось найти еще одного человека. Хотелось мучительно, до боли.
        Мысль о такой встрече пришла совсем недавно. Она не вязалась ни с прежней благополучной жизнью, ни с безумием царящим сейчас. Раньше такое даже не пришло бы в голову.
        Но когда наступает пора подводить черту…
        - Надо найти еще кое-кого, - произнес Павел.
        - Какие проблемы? Найдем, - равнодушно сказал спец.
        Сомнения не оставляли. Страшно, что этот человек увидит его лишь таким, каким он стал теперь, в самом конце.
        Даже, несмотря на то, что они ни разу не встречались прежде…
        К этим паршивцам давно не осталось ненависти. К этим маленьким негодяям, которые превратили в ад самые светлые годы. Точнее, те годы, которые принято считать светлыми.
        Современные люди давно избавилось от иллюзий, что жестокость и черствость приходит к людям с годами. Как бы не так! Нет более жестоких и безжалостных существ, чем дети.
        То, что происходит в карманном лагере Павла - это всего лишь цветочки по сравнению с обыкновенным детским фашизмом.
        Когда-то был безумно популярен фильм про разведчика Штирлица. Конечно, его и сейчас любят. Но в глухие застойные времена, улицы становились пустынными, едва только появлялись на экране черно-белые титры…
        Стоило видеть лицо завуча, когда обрела огласку невинная детская игра. Казалось бы, что здесь такого? Штирлиц - разве он не образец для подражания? Но в том-то все и фокус, что никому не было дела до героического разведчика Штирлица. Сопливым пятиклассникам безумно понравилась эсесовская форма, все эти брутальные ритуалы с охранниками вдоль коридоров, с приветственным вскидыванием руки - «хайль!». И вот школьные умельцы принялись рисовать на листочках из тетрадок цветастые удостоверения штандартенфюреров, оберштурмбанфюреров, рейхсфюреров - все, как полагается, с орлами, крестами и дубовыми листьями. А вскоре на рукавах школьных курточек, под которыми алели пионерские галстуки, появились и бумажные повязки со свастиками. Ведь здорово, заходя в класс, видеть, как приятели бодро щелкают каблуками и высокими голосами весело кричат «хайль!» И здорово избивать в углу пойманного советского шпиона.
        Не удивительно: школьному начальству это показалось настолько диким, что дело замяли, не обсуждая даже на специальном собрании. Кому нужен скандал районного масштаба и разнос по партийной линии?!
        Только мрачные отцы тихо дубасили по квартирам своих провинившихся пионеров.
        Да, было и такое. Может, эти туманные воспоминания детства требовали компенсации в виде более приближенных к реальности игр? Вряд ли. Дело ведь не в символике. Дело в жестокости как таковой.
        Забавно бывает: на встрече выпускников ты пьешь водку и со смехом вспоминаешь былое с тем самым гадом, который вполне достоин смерти за свои давешние издевательства над тобой. Почему весь этот ужас детства не считается преступлением против человечности? Почему нет такого детского Нюрнбергского трибунала, перед которым должны предстать все эти Борманы и Геббельсы с набитыми в драках кулаками? Эти садисты, которым по малолетству прощается все? Где справедливость?! Где она?!
        - Что? - спросил Рустам.
        Павел понял, что последнюю фразу выкрикнул вслух. Усмехнулся и бросил:
        - Как доставите их сюда - найдите меня. Я буду в той комнате…
        Комната Созерцания появилась спонтанно - как и весь этот безумный проект. Пожалуй, это самое интересное место в лагере. Именно отсюда можно наблюдать за каждым уголком, каждым бараком, каждым узником и служителем лагеря. Можно и послушать - о чем говорят в массовке.
        Говорят, кстати, на удивление мало. Просто поразительно, как быстро люди смирились со своей участью. Или же им просто туманили глаза ежедневные выплаты?
        А старосты бараков стараются, молодцы. И, что забавно, не только они. Это показалось неприятным самому Павлу: не прошло и пары дней шутовского заключения, как посыпались анонимки.
        Доносы. Наивные, даже дурацкие. Жуткие в своей бессмысленной подлости.
«Многоуважаемый господин начальник лагеря! Совесть не позволяет оставить без внимания тот факт, что ряд так называемых актеров массовых сцен (мужской барак №1) вопреки общей договоренности с Вами, готовят побег. Побег планируется совершить через пару дней, ночью после полуночи в районе автостоянки (там заранее повреждено проволочное ограждение). Я не уверен, но, кажется, главный у них Николай Антонович (не знаю фамилии, такой седой с бородкой).
        Надеюсь, что мое сообщение поможет безболезненно предотвратить побег.
        P.S. Еще надеюсь, что вовремя предотвращенный побег не повлечет за собой применения к беглецам серьезных мер и сокращения наших общих гонораров.
        Ратуя за успешное завершение проекта.
        Искренне Ваш,
        Актер массовых сцен»
        Надо же, какой услужливый кретин! Переживает он за проект! Боже мой, да он всерьез думает, что к беглецам будет применено наказание, и переживает только за свои деньги!
        Павел застыл с кривой усмешкой на губах.
        А что же, почему не подыграть этим настроениям? Лагерь Правды должен оставаться лагерем - пусть в нем будет больше той самой правды!
        Страх и правда всегда идут рука об руку - не так ли?
…Этим людям Павел приготовил сюрприз. Ему действительно было интересно понаблюдать за ними. Для того, собственно, и существовал лагерь - чтобы наблюдать, изучать и понимать.
        Когда вспыхнул свет, люди невольно прищурились, прячась за вскинутыми руками. Но когда вновь обрели способность видеть, по помещению разнеслись изумленные возгласы.
        Представьте, что вы наслаждаетесь заслуженным отдыхом после года тоскливого труда на ненавистной работе. И вот, развалившись в пляжном шезлонге, блаженно закрываете глаза, чтобы вздремнуть под теплый морской бриз… А когда открываете вновь - оказываетесь «на ковре» перед разъяренным начальником.
        Наверное, что-то сходное ощутили эти постаревшие и погрузневшие школьники, обнаружив себя на собственных местах за партами в знакомой до холодных ладошек классной комнате!
        Иллюзия была полной: декораторы постарались на славу. Те же неровные стены, пахнущие никогда не высыхающей краской, унылые портреты и таблицы на стенах, чахлые растения на подоконниках, обшарпанная доска с крошками мела и жуткими драными тряпками в длинном лотке. Будто сошло это с фотографий древнего школьного альбома.
        Возвращение во времени - в чудесные школьные годы.

…Сидя на своем собственном месте, на задней парте, рядом с более, чем повзрослевшей девчонкой по имени Катя, Павел наслаждался зрелищем.
        Потому что всесильный хозяин решил провести собственное расследование по делу этих людей. Такое, какое не придет в голову ни одному суду в мире. Потому что сейчас, двигаясь по последнему отрезку своей жизни, повиснув над пропастью безумия, он завладел безраздельным правом решать судьбы людей. И вряд ли кто в состоянии лишить его этого права.
        - Блин… - ошарашено сказал грузный и полысевший Миша. - Что за чертовщина? Что происходит?
        Красавчик Миша, остряк и насмешник, всеобщий любимчик, легко и весело шагавший по жизни. Думающий, что так должно продолжаться бесконечно.
        Наивный дурачок Миша.
        - Это же наш кабинет истории, - медленно сказала Мила - Ой… Ребята, откуда вы здесь?! Боже мой…
        Мила. Первая красавица в классе. Давно это было. Очень давно.
        Как потрудилось над ней время, это же надо…
        А ведь тогда, тысячу лет назад, была она для Дохляка главным предметом постыдных тайный вожделений, чем-то недостижимым, как вершина Эвереста. И уж точно, никогда эта девчонка не остановила бы на нем взгляда больше, чем на пару секунд. Виновна ли она в этом?
        Да.
        Виновна.
        Потому что и она вложила свой маленький кирпичик в мрачное здание ненависти. Того самого чувства, что стало определяющим в жизни Дохляка. И если бы это была ненависть ко всему остальному миру - было бы полбеды.
        Самое гнусное - это разрушительная, невыносимо болезненная ненависть к самому себе.
        - Это что же, розыгрыш? - произнес худощавый, длинный, как жердь, Антон. - Если так - то совершенно дурацкий! А как… А как мы здесь очутились? И голова болит…
        А Антон, странным образом, почти не изменился. Впрочем, он всегда оставался каким-то бледным персонажем. Что не мешало ему быть на порядок заметнее и значительнее Дохляка. Не он главный обвиняемый.
        Он всего лишь соучастник.
        - Нас обкололи чем-то, - зло сказал Саша, оглядывая «одноклассников». - И устроили эту идиотскую «встречу выпускников»…
        Вот он, маленький паршивец, малолетняя гнида, безраздельно пользующаяся своей безнаказанностью.
        Надо было бы говорить про него в прошедшем времени. Но для Дохляка нет прошедшего времени.
        Там, в далеком прошлом, он по-прежнему замирает от ужаса, едва только попадает в поле внимание этого маленького подлеца с тухлым взглядом.
        Интересно, почему единственным, кто обращал тогда на него внимание, был этот начинающий садист? В чем тут закономерность? В чем та самая истина, которую хочет найти всесильный хозяин положения?
        По большому счету, истина отступает перед возможностью мести - невероятно отсроченной, но неизбежной.
        - Что за глупости? Кто обколол? - всплеснула руками Маша. - И, главное, зачем?
        Маша… Кто она, эта Маша? Просто статистка, как и многие, кому выпало несчастье быть его одноклассником. Просто соучастница. К ней нет особых претензий. Ее беда в том, что она в свое время пришла учиться не в тот класс. Иногда человек сам не знает собственной вины. Но всегда есть силы, способные увидеть вину каждого в чем бы то ни было. В конце-концов, коровы тоже отчасти виноваты в изобретении тушенки.

…В классе поднялся галдеж - почти такой же, как когда-то, лет тридцать назад. Только в голосах этих повзрослевших и подурневших не ощущалось былой беззаботности.
        Кто-то вскочил и бросился к двери. Потряс ручку.
        - Закрыто! - крикнул он и направился к окну. Ого… Так это не наша школа! Где это мы?!
        Все повскакивали, принялись метаться по классу, дергать за дерную ручку, пялиться в окно - словно это могло как-то изменить ситуацию. Лишь Павел продолжал сидеть неподвижно.
        Он вдруг понял, что не стал исключением из этого всеобщего дежа вю, и на него нежданно нашло странное оцепенение. Словно и не был он вовсе хозяином положения, а вернулся в то далекое и, казалось, забытое, ненавистное время.
        Он ничего не забыл. И тело все еще помнит ту болезненную дрожь, эту гаденькую нервную потливость, это непроходящее чувство никчемности вперемешку с ожиданием расправы.
        И на него по-прежнему не обращали внимания.
        Он снова стал лишним.
        Павел закрыл глаза, глубоко вздохнул. Надо прогнать наваждение. Не для того он собрал эту неказистую машину времени, чтобы самому стать ее жертвой. Ведь он был уверен, что давно вырвался из цепких лап детства!
        Но детство оказалось подлее и коварнее. Что ж, с этим придется считаться.
        - Не нравится мне все это, - сказал Антон. - Может, розыгрыш?
        - Ищите камеры, - сказала Маша. - Похоже на какое-то придурошное реалити-шоу! Сейчас их везде устраивают - где надо и где не надо! Вот это, смотрите, что это такое?
        А она не такая дура, эта Маша, какой казалась когда-то! Вообще, жизни свойственно вносить свои коррективы в образы людей. Вот и тихая Маша первая заметила камеру, спрятанную в кашпо с растениями.
        - Ха, - воскликнул кто-то. - Тогда все в порядке! Куда там рукой помахать. Эй, где вы там? Я хочу передать привет!
        Бывшие одноклассники расслабились, заулыбались. Некоторые принялись неуклюже шутить и обмениваться насмешливыми репликами.
        Только маленький мерзавец Сашка оставался бледным и настороженным. Наверное, так животные чувствуют неявную опасность, которая кружит в отдалении, не спеша приближаться.
        - Рано вы что-то радуетесь, - бросил он. - Что это за розыгрыш с похищениями и усыпляющими препаратами. Это незаконно! И они ответят за это!
        Надо же, мерзавец заговорил о законе! Оно и понятно: все законы придуманы мерзавцами и исключительно в интересах себе подобных.
        Кому об это ни знать, как Павлу?
        Он продолжал сидеть неподвижно, следя за одноклассниками лишь движениями глаз. Ждал, когда кто-нибудь обратится к нему.
        Черт возьми, они же должны смотреть телевизор!
        Тут его соседка по парте, Катя, легко вспорхнула со стула и направилась в сторону компании.
        На него она так и не взглянула!
        Павла посетило тихое бешенство. В глазах потемнело, закружилась голова. Следовало принять таблетки, но было не до них.
        Все вернулось, вернулось на проклятые круги своя! Никому и в голову не пришло связать бывшего Дохляка с тем, кем он стал в новой жизни!
        А в классе происходили удивительные события. Все разбились на группки - точно так же, как давным-давно, в прошлой жизни.
        Вон группировка Милы: первая красавица в окружении свиты девочек попроще. У них общие интересы, недоступные ровесникам и лежащие вне пределов понимания глупеньких одноклассников. Это мерзкое «шу-шу-шу» по углам и насмешливо-презрительные взгляды. Один из таких взглядов чиркнул по Павлу и пролетел дальше, в пустоту.
        В другом углу грубоватая компания Светки и Катьки. Никого не стесняясь, они закурили, громко обсуждая что-то и сипло хохоча. Да, раньше они предпочитали курить тайком в туалете. Там же происходили и безжалостные кровавые драки за пацанов. Павел видел как-то такую драку. Даже бандитские разборки начала девяностых уступают им по зрелищности и жестокости.
        Компания парней сгруппировалась вокруг Миши. Вроде бы, он стал довольно известным человеком. По крайней мере, сейчас, в окружении одноклассников, ему было чем похвастаться. Актер? Или писатель? Не важно. Вон он, негромко вещает что-то со снисходительной улыбочкой.
        А почему же наш маленький негодяй стоит в одиночестве? Где же его неизменная компания? Неужели пропала былая популярность?
        Саша выглядел потерянным. Ему больше прочих не нравилась ситуация, в которой он очутился. Может, он чувствовал вину? Почему он так старательно НЕ СМОТРИТ на Дохляка. Ведь он специально не смотрит, избегает взгляда на него.
        А на что он надеялся? Что этот солидный человек мимоходом отвесит ему подзатыльник? Поставит подножку? Швырнет в него цветочный горшок? Нет, так ничего не получится.
        Павел чувствовал, что начинает уставать от ожидания. Надо было брать инициативу в свои руки.
        Он медленно поднялся. Кто-то равнодушно глянул на него, словно пытаясь вспомнить - кто это? И отвел взгляд.
        Павел не спеша подошел к компании, собравшейся вокруг Миши. Кто-то посмотрел на него и неуверенно улыбнулся. Павел ответил холодным взглядом.
        Поздно улыбаться.
        Прошел сквозь людей, небрежно их расталкивая. Последним он с силой оттолкнул Мишу - так, что тот отлетел к доске.
        - Э, ты чего это? - вяло возмутился Миша.
        - Что вы себе позволяете? - крикнула Мила. - Кто это вообще такой?
        Павел тяжеловато запрыгнул на учительский стол.
        В его руке был пистолет.
        И все внимание теперь было привлечено только к Павлу. Теперь он улыбался.
        Это было давней мечтой - ворваться вот так в класс и заставить ползать на коленях всех, кто имел наглость считать его пустым местом. Для пущего эффекта следовало с самого начала пристрелить училку. Лучше всего - по литературе. Было за что. Ну, а потом вершить суд по праву сильного…
        Конечно, исполнение этого желания несколько запоздало. Но надо бережно относиться к собственным желаниям.
        По классу разнесся женский визг. Кричала Мила. Какой, оказывается, у нее отвратительный голос.
        - А ну, заткнись, - с отвращением сказал Павел и выстрелил поверх голов.
        Брызнула штукатурка. Одноклассники испуганно шарахнулись в стороны. Но визг только усилился. И тут красавчик Миша подбежал к Миле и наотмашь ударил ее ладонью по лицу. Визг оборвался удивленным вскриком.
        Ай, да Миша!
        Павел оскалился, водя стволом перед испуганными лицами.
        - Давайте знакомиться, - сказал он. - Хотя, о чем я? Мы же с вами столько лет учились в одном классе. Итак, кто я? Кто ответит? Подсказываю: за правильный ответ приз - освобождение. За неправильный - пуля.
        - Что вы творите… - ахнула Катя.
        - Ну! - сказал Павел Кате. - Мы с тобой за одной партой сидели. Кто я?
        - Не помню, - пробормотала Катя, пятясь назад.
        - Неужели никто не помнит? Ни один из вас? Никто не помнит меня?! - заорал Павел, и пистолет в его руке задрожал.
        Оцепеневшие одноклассники молчали.
        Павел почувствовал, что его задумка оборачивается совсем другой стороной. Его, безусловно боятся. Но он хотел, чтобы боялись не этого дядьку с пушкой в уках, а того, забытого всеми Дохляка.
        Но его просто вычеркнули из памяти.
        Он по-прежнему лишний.
        - Я помню тебя, - сказал вдруг сиплый голос. - Ты - Дохляк.
        Павел резко обернулся.
        Говорил Саша.
        Павел поднял пистолет, и его ствол запрыгал на уровне переносицы маленького негодяя.
        - Неправильный ответ, - проговорил Павел. - Меня Паша зовут. А дохляк - это ты.
        Саша был бледнее смерти. Убить его? Это было бы слишком просто. Даже если пристрелить его сейчас - там, в прошлом, он будет продолжать мучить несчастного Дохляка.
        - Забирай заслуженную пулю, - сказал Павел и направил ствол ниже.
        Снова выстрел, снова визг, к которому прибавились вопли боли.
        Прострелянное колено - тоже хорошая память.

10
        Войдя в подъезд, Артемий почувствовал себя неуютно. Совершенно необъяснимый рефлекс на невидимую опасность. Неуверенно, будто на ощупь, двинулся вперед и так, небольшими шажками, добрался до лифта.
        Вроде обошлось.
        Грохочущий лифт с кряхтением вывалил его перед Аниной дверью. Но едва рука дотянулась до кнопки звонка, неведомая сила ухватила за шиворот, отдернула назад, развернула. Артемий не успел даже испугаться, как перед глазами возникло лицо… разъяренного джинна из арабской сказки - лысого, с могучей шеей, крупными чертами, сросшимися бровями и пронзительной синевой щетины.
        - Это ты?! Ты! - прохрипел «джинн».
        Огромный рост, масса и пальцы, подобные плоскогубцам - вполне убедительный довод, чтобы не лезть с таким в драку. Но что-то смешное и жалкое есть в такой животной мощи.
        - Вот, значит, какие персонажи дарят девушкам спорткары, - пробормотал Артемий.
        - Чего?! - взревел «джинн». - Что ты там бормочешь, козявка?
        - У меня есть три желания? - не удержался Артемий.
        И тут же потерялся на некоторое время: его от души приложили крепким кулаком по скуле. Одно из следствий длительного стресса - словесное недержание и неуместное веселье.
        Вновь ощутив себя на полу под электрическим щитком, попытался встать. С первой попытки не получилось. Оставалось любоваться видом снизу: вот семенит от греха подальше испуганная бабулька с сумками, слегка приоткрывается и тут же захлопывается соседская дверь, а надо всем горою возвышается джинноподобный и досадливо потирает разбитый кулак.
        - Ну, как тебе - за чужими телками бегать? - поинтересовался джинн.
        - Тяжело, - признался Артемий. Говорилось с трудом, оставалось надеяться - челюсть не сломана.
        - Вот, - ласково сказал джинн. - А будет еще хуже.
        - Зря ты меня так, - сказал Артемий.
        - А что? - поинтересовался джинн. - Ты мне голову оторвешь?
        - Прокляну, - пообещал Артемий.

«Джин» недоуменно посмотрел на Артемия и вдруг расхохотался - как и следовало полагать, совершенно демонически.
        Артемий был знаком с такой интересной теорией: не все человеческие существа - люди. Вот и этот, Анин бывший, судя по всему - совершенно нечеловеческая сущность. Может, и впрямь, джинн.
        На счастье дверь, под которой лежало поверженное тело, распахнулась, выпустив на площадку разъяренную Аню. Она бросилась на незнакомца с криками, заставив того, к удивлению Артемия, довольно быстро убраться прочь.
        - Аня, повелительница джиннов, - подымаясь и переступая порог, проговорил Артемий.
        - О чем это ты? - тщательно запирая дверь, поинтересовалась Аня. И замерла, припав к дверному глазку.
        - И где ты только нашла такого? - потирая челюсть, спросил Артемий. Глянул в зеркало: на пол-лица распространился зловещий фиолетовый подтек.
        - Какого - такого? - бросила Аня, сердито разглядывая Артемия. - Он очень даже хороший. Мы просто характерами не сошлись.
        - Ага, понятно, - улыбнулся Артемий.
        Улыбка вышла болезненной.
        - Ничего тебе не понятно, - буркнула Аня. - Давай, лед приложу…
        Это было приятно. Ради такого внимания можно иной раз и по физиономии огрести. Ледяные струйки стекали по лицу и хищно устремлялись за воротник рубашки. Пальцы машинально принялись расстегивать пуговицы.
        Все остальное вышло как-то само собой. Бывает в жизни так, что все получается головокружительно легко. Коридор событий… Может, вся цепочка происходящего и вела к одному этому счастливому моменту?
        Крис смущенно отводил глаза, делая вид, что умывается.
        Задернутые шторы создавали полумрак, Аня тихо спала рядом. Лежа с влажным, уже подтаявшим ледяным пакетом у лица, Артемий блаженно улыбался.
        Телевизор нес невнятную ахинею. Аня что-то пробормотала во сне, и мельком подумалось: еще чуть-чуть - и он ощутит себя дома. Самое время расслабиться и забыть дикие перипетии последних дней.
        Но тут ожил мобильник.
        Опять следователь. Теперь разговор вышел короткий: Артемию предлагалось явиться на беседу. В противном случае, обещан принудительный привод.
        - Слушаю и повинуюсь… - ощупывая оплывшее лицо, прошептал Артемий.
        События, уложенные в мистический коридор, обретали материальную форму, мощь, сгущаясь в направленный поток, стремясь увлечь в совершенно непредсказуемом направлении.
        И главным событием стало явление Переходящего дорогу. В том, что ему перешел дорогу именно этот человек, Артемий уже не сомневался. Он даже не удивлялся: как говорится, о сером сиречь, а серый навстречь. Люпус ин фабулис, в изложении римлян. Проще говоря - за что боролись, на то и напоролись. Только как использовать эту встречу в интересах заказчика, совсем непонятно. Гораздо актуальнее вопрос - как в новых условиях уцелеть самому.
        Почему-то совсем не страшно. Боятся те, кто не знаком с законами тайного мира. Достаточно раз и навсегда смириться с тем, что вокруг есть нечто, кроме того, что можно увидеть, пощупать и понюхать, чтобы перестать бояться неведомого.
        Артемий достал из-за отворота рубашки шнурок с ворохом амулетов. Внимательно осмотрел его: никогда не знаешь, какая защита наиболее действенна в данной ситуации. Сам он предполагал, что главная сила - вот в этой ладанке, приведенной из Иерусалима. Хотя и шаманский оберег мог оказаться не менее эффективным.
        Кто знает, какие именно силы перешли ему дорогу?
        Только нет ничего лучше помощи небесных покровителей. Артемий закрыл глаза и принялся бормотать молитву.
        При работе с неведомым нельзя пренебрегать ни одним ритуалом.
        На этот раз до следственного управления пришлось добирался пешком. На всякий случай. Конечно, и такой способ передвижения не гарантировал безопасности. Теперь, когда жизненный путь перечеркнут явлением Переходящего дорогу, стоило рассчитывать только на везение. Но береженого бог бережет.
        - К следователю Ястребову, - сказал Артемий дежурному.
        Тот поднял прозрачный рыбий взгляд, принял паспорт и неспешно позвонил куда-то. А куда спешить человеку, чья работа - сурово поглядывать на входящих? Записав паспортные данные, дежурный протянул пропуск.
        - Тридцать седьмой кабинет. Это в подвале.
        Артемия передернуло. Не любил он эдакие знаковые сочетаниям - что коварное число
«37», что подвальную близость к преисподней.
        Дальнейший путь вполне оправдал ожидания: спуск в недра управления начинался за массивной железной дверью, был крут, узок и плохо освещен. Облупившиеся своды кричали о жутком 37-м годе, о произволе и насилии. Хотя вряд ли эти стены имели отношение к репрессиям… Или имели? Наверное, в таких мыслях больше самовнушения, чем правды.
        Он привык верить знакам. И двигался настороженно, нелепо выставив перед собой мятый листок пропуска.
        Подземный коридор оказался странно изломанным, словно параноик-архитектор боялся прямых линий. Путь завален старой мебелью, наполнен затхлым сырым воздухом.
        Кабинет номер тридцать семь отыскался в самом конце пути - как дверь в иное измерение в каком-нибудь малобюджетном триллере. Артемий постучал. Тут же, за его спиной раздался грохот: рухнул, завалив путь назад, штабель древних поломанных стульев. Артемий помотал головой, пытаясь прогнать наваждение. И потянул дверь на себя.
        - Да-да, заходите, - крикнули из-за двери.
        Артемий зашел и огляделся. В это помещение дневной свет попадал лишь через маленькое окошко под самым потолком. Да и то, окошко находилось, видимо, на дне специальной ямы, оставленной строителями у фундамента. Была когда-то мода на такой раскольниковский стиль. Или это затем, чтобы подследственным жизнь малиной не казалась?
        - Вы уж извините за обстановочку, - сказал следователь. - В моем кабинете ремонт. Так что…
        Ястребов развел руками. Был он худой, даже тощий и напоминал, скорее, не следователя, а художника. Или учителя пения.
        - Да ничего, мне даже нравится, - соврал Артемий.
        - Вы знаете, мне тоже, - неожиданно признался Ястребов. - Энергии здесь отрицательной много. Это минус. Но, с другой стороны, аура собеседника видна лучше…
        Артемий от изумления выпучил глаза: это, что же, следователь Ястребов тоже увлекается оккультизмом?!
        - А что здесь удивительного? - сказал следователь, жестом предлагая сесть. - Все, что повышает эффективность следствия, имеет право на существование. Как вы считаете?
        - Макс… То есть, следователь Переверзев так не считал, - сказал Артемий, осторожно усаживаясь на шаткий стул.
        - Да, - кивнул Ястребов. - Хотя и дружил с вами. Действительно, парадокс…
        - А что вы еще обо мне знаете? - поинтересовался Артемий.
        - Достаточно, гражданин Котлин Артемий Геннадьевич, достаточно чтобы пока не предъявлять вам обвинения в убийстве, - сказал Ястребов. - Но жизнь - штука переменчивая…
        Он внимательно изучал Артемию. Крайне неприятно: словно на приеме у черного мага. Артемий чувствовал, что этот человек далеко не прост. Не зря он сидит здесь, в подвале. Не зря он занимается следственной работой.
        Не зарплата и карьера его интересует, отнюдь. Ему интересны человеческие души.
        Какая знакомая ситуация… Вечно эти сущности норовят пролезть во власть под видом обыкновенных людей. Впрочем, это только предположение. Распознать сущность в человеческом теле может далеко не каждый. И уж точно - не он, изрядно потрепанный коварным коридором событий…
        - Я просто хотел убедиться, что вы никуда не исчезли, - сказал Ястребов. - Чтобы у нас не было повода для дополнительных подозрений. Дело-то, судя по всему, закроют. И поводов для его продолжения быть не должно.
        - Так, к какому выводу пришли - это естественная смерть? - спросил Артемий.
        - Хотите чайку? - неожиданно предложил Ястребов. - Сейчас чайник поставлю только…
        Распивать чаи в зловещих катакомбах не входило в планы Артемия. Однако отказывать в любезности странному следователю тоже не хотелось. Главный принцип - дружить со всеми силами в этом мире. В мирах, если выражаться точнее. Когда стоишь на пересечении интересов самых разных сил и сущностей и не хочешь быть раздавленными, как выплюнутая жвачка, не остается ничего, кроме, как любезно улыбаться всем и каждому. По большому счету, в этом есть даже какая-то дипломатическая миссия: пока нужны посредники между мирами - вроде него - можно говорить о некой стабильности и равновесии…
        Чай в стаканах и темных от времени подстаканниках, оказался на удивление вкусным, хоть и не столь изысканным, как у Старика. Ястребов прихлебывал и причмокивал, словно не чай пил, а дегустировал редкий сорт коньяка.
        - Честно говоря, я просто хотел с вами познакомиться, - сказал он, с прищуром поглядывая на Артемия. - Дело Переверзева, конечно, чрезвычайно странное. Но если бы это было одно странное дело…
        - А что, есть другие странные дела? - невинно поинтересовался Артемий.
        - По большому счету все, что связано с убийствами и насилием, не может не быть странным, - многозначительно произнес Ястребов, позвякивая ложкой в стакане. - Здесь мы сталкиваемся с темной стороной человеческой природы… Самой отборной, самой загадочной… А вас, как я понимаю, тоже интересует эта сторона?
        - В некотором роде, - осторожно ответил Артемий. - У вашей организации возникли ко мне какие-то претензии?
        - Нет, нет, лично у меня никаких претензий, - улыбнулся Ястеребов. - Тем более, у вас такие серьезные покровители…
        Вот даже как! Этому Ястребову что-то известно о его клиентах! Интересно, к чему он клонит?
        - Это, конечно, не мое дело, - сказал Ястребов, гоняя ложкой чаинки в стакане. - Но некоторые ваши связи до добра не доведут.
        - Не могли бы вы выражаться конкретнее? - напряженно произнес Артемий. - Что вы имеете в виду?
        - Ничего, - спокойно сказал Ястребов. - Ровным счетом. Просто предостерегаю от возможности оказаться этом же самом стуле, но уже в качестве подозреваемого. Знаете, такие ситуации тоже случаются… Еще чаю?
        Артемий вышел на улицу, чувствуя себя совершенно выжатым. Словно в мозг вставили соломинку и, с аппетитом похлюпывая, высосали мозг. Крайне неприятное чувство. При всей своей любезности этот Ястребов ему не понравился.
        Ни черта он не предостерегал. Скорее, примеривался, чтобы нанести удар в спину…
        Стоп. Это уже походит на паранойю. Старик предупреждал об оборотной стороне знания: когда ощущаешь себя в коридоре событий, легко удариться в поиски знаков, выискивая их, где надо, и где не надо.
        А, может, стоит просто вернуться домой… хм, к Ане, взять папку и выстроить новый план? Или, плюнуть на всю эту затею, на угрозы, на деньги? Может, заказчики блефуют? В конце-концов, ничто не мешает просто скрыться в каких-нибудь диких дебрях, где никому не придет в голову его искать.
        Пустые фантазии. Какие еще дебри? Как он бросит дело жизни, то единственное, чему есть смысл посвящать силы и время?! Заказчики хорошо просчитали его - надо отдать им должное. Никуда он не скроется.
        А будет послушно искать путь в пасть чудовищу, уже перебежавшему его дорожку…
        Из мрачных размышлений его выдернули силой - крепко ухватив за плечо.
        - Артемий? - коротко спросил незнакомый голос.
        Артемий вырвался, отскочил в сторону, приготовившись к худшему. Но высокий крепкий незнакомец, очевидно, не собирался применять силу. Он окинул Артемия спокойным взглядом и протянул руку:
        - Не бойся. Меня зовут Зигфрид.
        - То, что вы Зигфрид - это еще не основание, чтобы не бояться. Я бы даже сказал - напротив, - сказал Артемий, но руку, все же, пожал.
        Он давно привык к тому, что незнакомые, порой странные люди неожиданно врывались в его жизнь и так же внезапно исчезали.
        - Нужно поговорить, - сказал Зигфрид. - Это важно.
        - Для кого? - немедленно отозвался Артемий.
        - Не будем терять времени, - сказал Зигфрид. - Я заметил слежку.
        Артемий машинально оглянулся, но ничего подозрительного не увидел. Прохожие спешили по своим делам, сновали машины. Хотя неизвестные заказчики, наверное и впрямь, не оставляют его персону без внимания.
        - Это за мной следят, - пояснил Артемий.
        - Не говори глупостей, - резко сказал Зигфрид. - Следят за мной, и времени у меня мало…
        Спорить было глупо, и Артемий бросил:
        - Ну?
        - Пошли! - сказал Зигфрид.
        Чуть пройдя по улице, они свернули в какую-то подворотню. Их встретил запущенный дворик с чахлыми деревцами и умирающей детской площадкой. Артемию сразу же показалось, что новый знакомый не очень-то представляет себе, куда именно направляется. Это странно и не очень приятно.
        - Куда ты ведешь нас, Сусанин-герой? - сам себе сказал Артемий, останавливаясь.
        - Все равно, - небрежно бросил Зигфрид и указал на ближайший подъезд. - Вот туда, хотя бы…
        - Вы что же, решили пришить меня в темном уголке? - поинтересовался Артемий.
        - Что? - недоуменно переспросил Зигфрид. - С чего ты взял? Просто от «хвоста» оторваться надо. Не то разговора не выйдет. Идем в подъезд.
        Гулкое эхо разносило гул шагов. Артемий машинально считал ступеньки. Ступенек было много, и Аретемий сбился. Зигфрид говорил негромко, и подъем никак не сказывался на его ровном дыхании:
        - Сергей говорил про тебя. Не много, но достаточно, чтобы понять - ты парень непростой. И первый вопрос: как погиб Сергей?
        Артемий пожал плечами и сказал:
        - Ну… Мы ехали вместе на его машине. Разговаривали. Ну, а дальше вы, наверное, знаете: «Урал» в бок - и все. Я жив, а он…
        Артемий налетел на неожиданно остановившегося Зигфрида.
        - Почему ты остался жив? - спросил он.
        Есть такое выражение: «сверлить взглядом». Как раз тот случай. Артемий даже почувствовал, как летит стружка из-под двух раскалившихся сверл. Его почему-то позабавила эта мысль. Хотя ничего забавного в ситуации не было. Если этот отморозок что-то вбил себе в голову, неровен час и вправду грохнет его на грязной лестничной клетке…
        - Откуда я знаю - почему? - огрызнулся Артемий. - Случайно!
        - Таких случайностей не бывает! - отрезал Зигфрид. - Если решили убрать Серегу, то свидетеля должны были и подавно!
        Артемий вдруг разозлился:
        - Слушайте, я не знаю, почему меня тоже не задавило! Может, второй «Урал» просто опоздал - пусть влепят строгий выговор водиле! Я-то здесь причем? У меня и без вас проблем полно! Запугивают со всех сторон - достали!
        - Запугивают? - переспросил Зигфрид. - Кто?
        - Это не связано…- буркнул Артемий. - Хотя…
        Ему вдруг подумалось, что в пресловутом коридоре событий все связано. И этот тип появился вполне закономерно - только понять все эти закономерность непросто. Если вообще возможно.
        - Меня допрашивали в следственном управлении, - следя за реакцией собеседника, сказал Артемий. - По поводу одного убийства.
        Зигфрид хмуро глянул в глаза Артемия и заметил:
        - Что-то много смертей вокруг тебя. Не находишь?
        - Нахожу, - согласился Артемий. - Только это не вокруг меня. Не там копаете.
        - А ты расскажи, - предложил Зигфрид. - Может, как раз, именно там.
        Артемий пожал плечами. Какая ему разница? Пусть этот незнакомец считает его психом. А может, напротив, он выведет на след?..
        - Вы слышали про Переходящего дорогу? - спросил Артемий.
        Зигфрид задумался и покачал головой:
        - Нет. Что еще за птица?
        Артемий принялся рассказывать, наблюдая, как на лице Зигфрида появляется недоумение. Наконец, тот жестом остановил Артемия:
        - Стоп-стоп! Что за бред? Ты мне что, зубы заговариваешь?
        Артемий разочарованно понял, что с этим Зигфридом ловить нечего. И вяло сказал:
        - Ну, в общем так вот… А вы с Сергеем в одном агентстве работаете? Работали, то есть…
        - Какая разница? - сказал Зигфрид. - Да, в одном. Выходит, ты тоже ничего не знаешь. Или уж слишком хорошо прикидываешься…
        Артемий снова поймал на себе взгляд, который совсем уж ему не понравился: словно сейчас решалось - применять допрос с выворачиванием суставов и ломкой ногтей или сразу отправить собеседника в светлое царство навсегда замолчавших свидетелей?
        Узнать, верны ли эти предположения, не довелось. И не известно - было ли это на счастье или же напротив: снизу послышался топот множества ног. Артемий, не особо сведущий в подобных делах, отчего-то сразу понял: так не топают домохозяйки, пенсионерки и возвращающиеся с работы отцы семейств.
        Еще быстрее это осознал Зигфрид. Он быстро глянул вниз, между перилами, и глаза его расширились. Кивнул Артемию: «наверх!» И толкнул перед собой, словно отрезая путь к отступлению
        Оба, не сговариваясь, старались бежать бесшумно. Ближе к верхнему, наверное, десятому, этажу, в глазах потемнело, а сердце колотилось, словно пыталось прорвать грудную клетку. Артемий до сих пор не понял: спасает его Зигфрид от некой, только ему известной, опасности или же, напротив, берет в заложники?
        Непонятно также было, на что рассчитывает этот человек, просто загоняя себя в тупик. Неужто - отстреливаться до последнего патрона?!
        Все встало на свои места, когда они достигли верней лестничной клетки: здесь была крутая железная лестница, ведущая на чердак. Правда, люк был закрыт массивной крышкой с мощным амбарным замком.
        И тут Артемий некоторым образом приобщился к миру супергероев из приключенческого кино: его новый знакомый, не долго думая, взлетел на лестницу и, изловчившись самым невероятным образом, с чудовищной силой врезал в люк каблуком. Петли замка отчаянно пискнули, крышка треснула. После второго удара она просто отлетела в сторону.
        В то же время топот снизу усилился, послышались резкие вскрики.
        Артемий не успел опомниться, как Зигфрид швырнул его на лестницу и буквально затолкал наверх.
        Навстречу неслись перекрытия, бесформенный хлам, узкие клинья света и столбы пыли. Артемий несколько раз спотыкался, ударялся о какие-то углы. Один раз упал - но его подняли за шиворот на ноги.
        Было ощущение, что не он сам бежит через эту странную полосу препятствий, а его тащит в свою нору гигантское прожорливое насекомое.
        - Куда… Куда мы… - задыхаясь, кричал Артемий и получал от Зигфрида очередной толчок в спину.
        И вдруг впереди из полумрака возник прямоугольник света, в который принялись запрыгивать темные силуэты.
        - Назад! - зашипел Зигфрид и швырнул Артемия в обратную сторону.
        - Стой! - крикнули из темноты.
        - Тихо! - прямо в ухо проговорил Зинфрид.
        Теперь они, замерев, притаились под массивной балкой, подпирающей крышу. Тьма была совершеннейшая. Явственно послышался характерный металлический звук. Можно было успокаивать себя, мол, «показалось», но щелчок затвора был слишком знаком Артемию.
        Духота, мрак, удушливый пыльный воздух - прямая дорожка к клаустрофобии. Артемий еле сдерживался, чтобы не крикнуть, не броситься куда глаза глядят. Оставалось только убеждать себя: в такой обстановочке элементарно схлопотать пулю что с одной, что с другой стороны. И самое обидное - не понятно, за что.
        - Зигфрид! - окликнули откуда-то со стороны прикрывшейся двери. - Брось дурить, выходи! Мы ничего тебе не сделаем!
        Пауза.
        - Ну, зачем ты все это устраиваешь? - в голосе слышались раздражение и усталость. - Что ты там вбил себе в голову? Босс просто хотел, чтобы ты был рядом…
        - Передай своему боссу, что я на маньяка работать не собираюсь! - крикнул вдруг Зигфрид. - Вы понимаете, вообще, что там происходит?!
        - А, вот ты где… - успокоившись, сказал тот же голос. - Не хочешь - не работай, хоть босс будет не в восторге. Но ты странно ведешь себя, согласись. А безопасность требует, чтобы все было под контролем.
        - Сволочи! - крикнул Зигфрид. - Вы знаете, что он там строит?! Вы вообще представляете себе, что это?! Вы знаете, как там этим людям? А я, я - знаю!
        - Не драматизируй, - брезгливо сказал голос. - Ты же понимаешь, что это всего лишь игра.
        - Идите вы с такими играми… - пробормотал Зигфрид.
        Теперь Артемию стало действительно страшно. Он не понимал, о чем разговор, но то, что стал заложником свихнувшегося отморозка с пушкой, сомнения не вызывало. Независимо от того, кто находится по ту сторону темноты - его дело швах…
        - Зигфрид, - настойчиво продолжал голос. - Бросай оружие и выходи. Я не хочу стрельбы. И не хочу трупов. Зачем ты накручиваешь ситуацию?
        - Не хочешь трупов? - деревянно рассмеялся Зигфирид. - А как же Сергей?
        - Брось, - сказал голос. - Ты же прекрасно понимаешь, что это случайность. Несчастный случай…
        Воздух сотряс совершенно неестественный смех - будто расхохоталась гиена. Артемий почувствовал каждый вставший дыбом волосок на теле.
        Долбанный коридор событий…
        - Кому ты это впариваешь, Рустам?! - крикнул Зигфрид. - Мы же с тобой все знаем про несчастные случаи!..
        - Зигфрид!
        - Это же ясно, как божий день!
        - Перестань!
        - Вы убили его!
        - Что за бред! Зачем нам его убивать!
        - Да, брось! У меня здесь ваш человек! Он мне все рассказал!
        - Какой еще человек?!
        - Артемий! Что, скажешь не слышал про такого?
        - Конечно, нет! Ты же знаешь всех наших! Кого ты там притащил?! Зачем усложнять ситуацию?
        - Уходите, или я его пристрелю!
        - Расслабься, Зигфрид. Мне кажется, у тебя просто нервное расстройство. Тебе бы отдохнуть…
        - Кто псих?! Это ты назвал меня психом?!
        - Я ничего такого не говорил… Послушай…
        Бах!
        Бах! Бах! И-и-и…
        Как интересно звучат на чердаке звуки выстрелов из пистолета с глушителем. Совсем не так тихо, как в кино…
        И режущий свет фонарей в глаза…
        - Стой! Прекрати!
        Бах! Бах!
        И-и-и! Бах! - Не двигаться! Руки в стороны! Кто такой?!
        - Вот, у него паспорт с собой. И никаких «корочек».
        - Что за фигура?
        - А, кто его знает…
        Несколько крепких молодых людей мрачно изучали Артемия. Он стоял на коленях, раскинув руки - будто молился им, новоявленным божествам с пистолетами.
        - Бред какой-то… - проговорил тот, кого Артемий сразу же принял за главного. - Нормального парня кокнули…
        - А какие были варианты? Он бы не одного нашего здесь положил…
        - Ладно, чего уж тут. Дело сделано.
        Все выглядели подавленно - будто только что завалили собственного брата. И готовы свалить всю вину на Артемия.
        - Рустам, что с телом делать?
        - В мешок, - дрогнувшим голосом сказал тот, кого назвали Рустамом. - Все следы убрать.
        - А от пуль? - поинтересовался кто-то.
        Рустам наградил умника испепеляющим взглядом, и тот спешно бросился к телу. Зигфрида застрелили аккуратно - в висок. Видимо, подкравшись сбоку, пока тот был увлечен пальбой на звук.
        Что-то в происходящем было не то. Словно эта смерть была результатом нагромождения недоразумений и нелепостей.
        Коридор событий - это когда от тебя ничего не зависит. Бывает светлый коридор, бывает темный. И Артемий чувствовал, что лучик света в конце своего коридора он увидит не скоро.
        - Что с этим делать будем? - спросил кто-то, и даже не требовалось уточнять - с кем именно.
        - Отпускать нельзя… - угрюмо сказал кто-то еще.
        Артемий судорожно сглотнул.
        Вот и все, Иван Сусанин, допутешествовался…
        - С собой заберем, - решительно сказал Рустам. - Там разберемся. Обездвижьте его.
        - Как Зигфрида собирались?
        - Да.
        Боковое зрение уловило приблизившуюся сбоку тень. Острая, но терпимая боль в бедре.
        И быстро наваливающаяся слабость.
        - Бери его под руки. Понесли.
        Нагромождение случайностей.
        Хаос. Бесформенная куча событий.
        Ломаный кривой путь. Который с неизбежностью ведет к цели.
        Любой путь куда-то ведет…
        Вспышка.
        Тьма.
        Часть вторая. Изнутри

1
        Тьма.
        Неровное дыхание. Чужое.
        Кто-то смотрит сверху.
        Холодно.
        Почему ничего не видно? Может, ослеп?
        - Живой…
        - Пьяный, что ли?
        - Да, не похоже, запаха нет.
        - Может, наркоман?
        - Да кто его знает. Принесли, бросили - и все… Дышит ровно. Вроде, как спит…
        - Знаю я эти штучки: обкололи какой-нибудь дрянью. Чтоб не дрыгался. Как Хромого тогда притащили, помнишь?
        - Тихо, Седой, староста услышит… И про камеры не забудь.
        - Пусть, суки, слышат! Буду я еще таиться…
        - О, смотри, никак просыпается.,,
        Вот, значит, почему тьма: невозможно открыть глаза. Прямо наваждение - веки будто чужие. Как странно… А если еще раз?..
        Вроде получается… Но… Кажется, это не веки дрогнули, это раздвинулись ворота в иной мир. Искаженный, изломанный, темный со своими холодными светилами и мрачными обитателями.
        Мир постепенно обретает четкость. Он действительно мрачен. Светила превращаются в лампочки, мрачные существа - в людей в полосатой одежде. Почему - полосатой? Какое странное место - еще более непонятное, чем туманный мир образов, рожденный тяжелым болезненным сном.
        - Очнулся, - тихонько сказал кто-то.
        - Значит, живой, - заметил другой.
        - Эй-эй! Парень, ты кто?
        - Да он не слышит тебя!
        Как это неприятно, когда тебя, беспомощного, шлепают по щеке. Дуэль, только дуэль. Я требую удовлетворения. Драться сейчас, немедленно, на скрюченных пальцах, сдавив вражью шею… Боже, что я несу?..
        - Что он там лопочет?
        - Наверно, пить просит.
        - А, сейчас…
        Артемий застонал и приподнялся на локте. Голова еще кружилась, пальцы на руках и ногах кололо миллионами иголок, но сознание прояснялось. Он понял, что лежит на полу, на грубых досках посреди обширного темного помещения. Перед ним на корточках сидят худые, заросшие щетиной, люди в полосатых робах. Смотрят с любопытством, словно он, а не они сами выглядят персонажами, сбежавшими из полузабытого, страшного кино. Артемий глянул на свою руку и вздрогнул: на нем была такая же полосатая роба. Быстро сунул руку за пазуху: шнур с оберегами на месте. Как ни странно, это несколько успокаивало.
        Седой протянул мятую железную кружку. Артемий принял ее и сделал пару глотков.
        - Спасибо, - сказал он, возвращая кружку. - Где это я?
        - На этом свете пока что, - сказал седой мужчина, что был ближе всех к Артемию. Видимо, Седым называли именно его. - Добро пожаловать в Лагерь Правды.
        - Что это еще за хрень такая? - поинтересовался Артемий.
        - Первый совет, - сказал Седой. - Будь аккуратнее со словами. Здесь стены с ушами - в самом буквальном смысле.
        - И за свои слова приходится отвечать, - сказал другой - настолько худой, что в свое полосатой робе вызывал просто пугающие ассоциации. - В натуре отвечать. Так что, думай, о чем базаришь…
        - Это что же, зона? - неуверенно произнес Артемий.
        - Можно и так сказать, - кивнул Седой. - Только мы не зэки. Мы - массовка. Чувствуешь разницу?
        - Нет, - признался Артемий.
        - Мы тоже, - хмыкнул худой.
        - Кстати, я - Седой, - сказал Седой. - А это - Тощий. У нас не принято звать друг друга по именам. И у тебя будет погоняло.
        - Что?
        - Кликуха. Как тебя звать?
        - Артемий…
        - Чем занимаешься по жизни?
        - Всяким. То тем, то этим…
        -. Как бы тебя обозвать, чтобы не обидеть…
        - Для краткости можно - Арт… Так меня друзья зовут…
        - Хе - Арт! Нормально! Здорово, Арт! С прибытием в Лагерь Правды, Арт!
        Седой с Тощим переглянулись и тихо рассмеялись. Очевидно, это был особый юмор - для внутреннего пользования.
        - Бред какой-то. Что это за правда такая, ради которой лагерь строить приходится?
        - Ну, уж точно, не наша. Это Его правда.
        Седой кивнул куда-то в сторону. Туда, где высились длинные ряды двухэтажных нар. Те были полны спящими людьми. Видимо, уже давно наступила ночь.
        Артемий ничего не понял из сказанного Седым, но кивнул.
        Сколько же он был в отключке?
        - Зато, в отличие от зэков, за сидение в этих бараках нам неплохие бабки платят, - сказал Тощий. - Только вот Седой думает - не видать нам денег и воли, как своих ушей.
        - Это почему? - спросил Артемий.
        - Хозяин у нас - псих, - пояснил Седой. - Между нами говоря, - слово «маньяк» здесь под запретом. А за нарушение запретов легко сгинуть.
        - Что значит - сгинуть?
        - Может, в изолятор отправят, может, в карцер, может, в крем.
        - Куда?
        - В крематорий.
        - Что-о?!
        - Выгляни в окошко.
        Несмотря на слабость, Артемий поднялся на ноги и, шатаясь, бросился к малюсенькому окну, пробитому в грубых бревнах на уровне глаз.
        В отдалении, подсвеченная прожекторами, словно столичный небоскреб, высилась здоровенная недостроенная кирпичная труба. Не надо было быть архитектором, чтобы в голове возникла одна-единственная ассоциация с этой конструкцией.
        Хотелось кричать.
        Биться в стены.
        Рыдать.
        Совершать самые нелепые поступки, какие возможны только в болезненном бреду. Потому что все происходящее могло быть только бредом.
        Артемия вырвало. Тут же, под окошком.
        - Убирать сам будешь, - сочувственно сказал Тощий. - Тут уборщиц нету.
        - Ничего, это с непривычки, - заметил Седой.
        - Вы меня разыгрываете, - слабо сказал Артемий.
        Седой и Тощий тихо рассмеялись. Словно они ожидали подобной реакции от новичка и теперь наслаждались эффектом.
        - Здесь не настолько скучно, чтобы среди ночи розыгрыши устраивать, сказал Седой. - Все действительно так, как есть. Даже еще хуже.
        - Но кто мог позволить? - бормотал Артемий. - Есть ведь закон, власть, спецслужбы, наконец…
        - Есть, есть, - усмехнулся Тощий. - Закон силы и власть денег. Спецслужбы тоже имеются. Частные охранные фирмы - слышал про такие?
        - Ах, вот оно что, - пробормотал Артемий. Он почувствовал, как в голове начинают складываться пазлы пока еще непонятной картины. - Но… Как…
        - Расскажи ему, Седой, - сказал Тощий. - А то он достанет всех вопросами, и привлечет к себе внимание…
        Седой приблизил к Артемию обветренное лицо, заговорил:
        - Мы - массовка. Биомасса - понимаешь? Нас собрали здесь под предлогом кино, а теперь, думаю, ставят на нас какие-то эксперименты. Как нацисты - можешь себе такое представить? И знаешь, что в этом во всем самое страшное?
        Глаза Седого наполнились самым настоящим безумием:
        - Самое страшное - мы не понимаем, чего от нас хотят! Мы знаем, что за нами день и ночь следят, но не замечаем в себе никаких изменений. А они должны быть! Ты нужен им как свежий материал, а нам - как тот, кто сможет увидеть, что же с нами происходит. Понимаешь?
        - Н-не очень, - обмирая, сказал Артемий.
        Седой начинал пугать его. Может, в этом и заключались те самые «изменения»? Тощий лишь нервно хихикал в такт словам Седого.
        - Нам платят за каждый день пребывания в неволе, - говорил Седой. - Зачем? А я скажу, зачем: чтобы успокоить нас, превратить в послушных баранов, понимаешь?! Чтобы мы терпели, пока нас незаметно обрабатывают газом, излучением, еще, черт знает чем! Чтобы мы потом сами, блея, поперлись в эту печку, как только ее достроят! Две силы борются здесь: страх и жажда наживы! Некоторые всерьез полагают, что смогут, как следует, подзаработать - и спокойненько отправиться домой. Но кто же допустит такое?! За все, что здесь происходит всей этой шайке грозят максимальные сроки, понимаешь? Ты понимаешь меня или нет?! Никого из нас живым не отпустят! Мы все здесь - ходячие мертвецы!
        Артемий тяжело дышал. Ему казалось, что сейчас он снова потеряет сознание. Потому, что Седой умел говорить убедительно. Он просто заражал страхом, как кусачая собака - бешенством. Краем сознания Артемий понимал, что от этого человека стоило бы держаться подальше.
        Но Седой не отпускал. Он говорил, говорил, говорил…
        - Держись нас с Тощим, - сказал он под конец, совершенно спокойным голосом. - И главное - ничему и никому не верь.
        - И вам? - нервно усмехнулся Артемий.
        - А мне - тем более, - сказал Старик и подмигнул Артемию. - Здесь все - игра. Жуткая, дикая, но игра.
        - Ты старосте не верь, - вставил Тощий. - Сволочь он.
        - Тут все сволочи, - сказал Старик. - Поверь, скоро ты сам станешь такой же сволочью. Одним из нас.
        - А если не стану? - медленно произнес Артемий.
        - Тем хуже для тебя, - равнодушно сказал Седой. - Вот, это твои нары. У нас, все-таки, не совсем зона, так что есть из чего выбрать. И кормят здесь лучше, чем в концлагере. Правда, не намного.
        - Но кое в чем это место хуже, чем зона, - добавил Тощий.
        Седой закатил глаза и сказал, смакуя каждую букву:
        - Массовка… - Подъем! Подъем!
        Мегафонный голос вырвал Артемия из забытья. Нормального сна так и не получилось - только короткие обрывки, наполненные болезненными видениями.
        - Начинается…
        - Достали уже, чертовы киношники!
        - Куда спешим, не пойму?
        - Жрать охота - сил нет…
        Артемий наблюдал, как со всех сторон с деревянных стеллажей полезли люди. Одни мужчины. Только сейчас он обратил внимание на неприятный запах немытых человеческих тел. Неужто придется здесь гнить заживо?
        Артемий закрыл глаза и медленно выдохнул.
        Не стоит делать поспешных выводов. Что-то странное происходит в его жизни. Странное и опасное. И, в то же время очень и очень важное. Надо просто попытаться отстраниться от навязчивых домыслов и принять все, как должное. И уж после - принимать решение.
        Артемия толкнули в бок:
        - Идем с нами! Не то останешься без жрачки!
        Это Тощий.
        Артемий решительно встал с тонкого жесткого матраса. Спал он в одежде, так что мог сразу же влиться в унылый поток, бредущий в сторону двери. Узкий проход в торце барака был слишком тесен для такой толпы. Там даже образовалась пробка.
        - Чем кормить-то будут? - ворчал Тощий. - Опять какую-нибудь лапшу жрать заставят…
        - Или кашу, - сказал кто-то со спины. - Ненавижу кашу.
        - Я бы сейчас яичницы с ветчиной, - мечтательно сказал длинноволосый парень по правую руку от Артемия. - И кофе…
        - Эй, Арт, а ты бы чего сожрал? - Тощий ткнул его локтем.
        Артемий недоуменно посмотрел на Тощего и пожал плечами:
        - Я бы свалил отсюда - и дело с концом. Какая разница, чего жрать?
        Тощий тихо рассмеялся:
        - Вот ты лопух, Арт! Сразу видно, что не обломанный! Это пройдет. Скоро сам поймешь, что самое главное - это жрачка.
        - А на втором месте что? - поинтересовался Артемий.
        - Койка, - немедленно отозвался Тощий. - После жрачки хорошо всхрапнуть, как следует.
        - Логично, - сказал Артемий. - Я вижу, у вас тут довольно гламурно: пожрал, всхрапнул, погадил… Прямо не лагерь, а курорт.
        - Ты поменьше слушай Тощего, - на плечо Артемия легла тяжелая рука Седого. - Не все здесь так уж весело. Просто стараемся сами себе не накручивать…
        - А, - сказал Артемий. - Тогда понятно…
        Очередь двигалась, и вскоре они протиснулись наружу.
        - Стройся! - рявкнул мегафон.
        Выходящих направляли крепкие ребята в одинаковой черной форме и, похоже, даже в легких бронежилетах. В отдалении злобно лаяли овчарки, и этот фон вызывал самые неприятные ассоциации.
        - Не задерживаться! Быстро!
        Пока толпа топталась, неумело выстраиваясь в шеренги, Артемий осматривался по сторонам со странным чувством нереальности и тревоги.
        С одной стороны, все эти бараки, колючая проволока, охранники в черном и злые псы на привязи выглядели как-то… слишком декоративно, что ли. Но с другой - это только добавляло неприятных оттенков в общее ощущение.
        Как такое возможно - в наше-то время? Кто позволил? Неужели никому нет дела до беззакония, которое творится прямо под носом у властей?
        Артемий чуть не рассмеялся собственным мыслям: с чего это в нем проснулся добропорядочный гражданин? Неужто такой просыпается в каждом только тогда, когда пришло время кричать «караул» и «спасите»?!
        Но больше всего тревожила неизвестность: зачем он здесь? И что здесь вообще происходит? Ни Седой, ни Тощий так толком ничего и не объяснили.
        Но вон торчат караульные вышки, а вон - жуткая труба крематория.
        Зачем?
        Краем глаза Артемий увидел, полосатую колонну, вытекающую из другого барака. Присмотревшись, понял: женщины. Но долго пялиться по сторонам не дали.
        Перед шеренгой появился рослый мужчина в костюме - конечно же, черном. Его сопровождали угрюмые амбалы с компактными автоматами.
        - Начальник охраны, - шепотом пояснил Тощий. - Этот - просто зверь. Недавно один псих истерику закатил - так этот вот его лично, посреди барака до полусмерти отдубасил.
        - У вас и так бывает? - проговорил Артемий.
        - По всякому, - коротко отозвался Тощий. - Тихо, замерли!
        Начальник охраны исподлобья осмотрел неровный строй. Похоже, ему самому не очень нравились собственные функции. Но он тщательно высматривал что-то в полосатых рядах.
        Пока его взгляд не уперся в Артемия.
        - Статист номер тридцать два, выйти из строя! - негромко приказал начальник.
        - Это тебя! - Седой ткнул в номер на груди Артемия. - Вперед!
        Артемий шагнул вперед. Получилось непросто - ноги отказывались слушаться.
        Как его назвали? «Статист»? Интересно. Выходит, формально все здесь - и не заключенные вовсе. Статисты. «Массовка» - так, кажется, сказал Седой. Непонятно, что это означает, и какова разница…
        Начальник охраны тем временем, шел вдоль рядов и небрежно тыкал пальцем в полосатых «статистов» - те послушно выходили из строя и замирали в ожидании.
        - Вы все, - сказал, наконец, начальник, - на объект номер два. Остальным - время приема пищи…
        Как это дико, безжизненно звучит: «время приема пищи». И что это за объект номер два?
        - За мной, - бросил какой-то здоровяк во все той же полосатой робе.
        Вслед за ним, с черными охранниками по бокам, двинулись отобранные начальником люди. Артемию не требовалось много времени, чтобы понять: объектом номер два называли строящееся здание крематория.
        - Продолжаем копать котлован, - пробасил здоровяк. - Вот лопаты…
        А сам уселся на перевернутое ведро и закурил.
        - А сам-то что? - поинтересовался Артемий с интересом рассматривая лопату у себя в руках.
        - Ты чего, - испуганно проговорил пожилой статист, уже схвативший лопату. - Это же бригадир!
        - И что с того?
        - Он никогда не работает.
        - Я, может, чего-то не понимаю, - сказал Артемий, - но чем этот статист отличается от нас?
        - Он бригадир, чего ж тут непонятного! - тоскливо сказал пожилой.
        Артемий посмотрел в глубь большой ямы, которая начиналась прямо за черными провалами в недостроенной кирпичной кладке. Можно было только догадываться о назначении котлована. И догадки Артемию не нравились.
        - А я не хочу копать, - сказал Артемий и решительно бросил лопату.
        Статисты испуганно уставились на него.
        - Эй, новичок, не дури, - лениво сказал бригадир. - Сказано копать - значит, копай.
        - Иди в задницу, - предложил Артемий и спокойно направился в сторону бараков.
        Все это бред. Маразм. Игра воспаленного воображения. Нет ни единой причины, чтобы оставаться здесь. Никто не заставит его поверить, что происходящее - правда. Он - никакой не статист. Он - личность, у которой полным-полно собственных дел и…

…Очень непросто рассуждать об абстрактных материях, когда тебя усердно избивают ногами. Перед глазами мелькают чьи-то полосатые штаны, и быстро нарастает боль… главное - закрыть голову и почки. Почки и голову…
        В голове засел лишь один недоуменный вопрос: почему полосатые, а не черные? Почему полосатые?..
        Пришел в себя в темном сыром помещении. Надо полагать, карцер. Он так решил - что это именно карцер, поскольку окон здесь не было, как не было, на чем лежать или сидеть. Свет проникал сюда только через щели над и под дверью.

…Как здорово, что эти сволочи не умеют толком бить. Теперь совершенно ясно, что это - никакая не зона, а все эти полосатые статисты - совсем не зеки. Но, боже мой - почему они так стремятся быть похожими на них? Надо отдать должное - у некоторых здорово получается!
        Чертов коридор событий.
        Вот, значит, как может статься, если повстречаешь Переходящего дорогу. Ты больше не властен над своей судьбой, и твой коридор становится узким, как кроличья нора из сказки про Алису…
        Лязгнул засов.

«Сейчас поведут на расстрел», - пронеслась неуместно игривая мысль.
        Вошел угрюмый человек в черном. Эта форма казалась знакомой. Интересно, откуда?
        - На выход, - приказал человек, дернув стволом автомата. Точнее - компактного пистолета-пулемета, что в ходу у некоторых охранных агентств.
        Вот оно: охранное агентство «Вереск»! Около него крутились молодцы в похожей форме. А если проводить связь с рассказами Сергея, затем с Зигфридом… Вопрос только - зачем проводить эти связи? Разве что, положиться на полумистическую теорию «коридора событий», который с неизбежностью ведет в нужном направлении.
        Вопрос только - нужном кому?
        Артемия вели по узкому коридору - видимо, в построенном наспех здании. Цементные стены никто даже не думал красить. Поднялись на второй этаж. Снова коридор - и двери.
        Одна из дверей выделялась - не цветом, не размером, а двумя плечистыми господами в штатском, очевидно, выполняющими роль статуй.
        - К самому, - сказал тот, что привел Артемия.
        - Видим, заводи, - сказала одна из «статуй». - Ждет.
        Артемий несколько удивился: его, оказывается, ждет Сам. Кто - хозяин? Босс? Бугор? Как называют того, кто кому пришла в голову мысль устроить персональное гетто?
        Комната, в которую привели Артемия, оказалась просторной, но весьма аскетически обставленной. Артемия усадили на крайне неудобный стул, нелепо торчавший посреди комнаты. Оставалось пялиться на казенный стол и пустое кресло за ним - все, что еще здесь было. Если не считать лампочки под жестяным абажуром, что свисала с потолка на неровно завитом проводе. Особенно неприятно выглядело окно, замазанное то ли краской, то ли известкой.
        Если некто хотел такой обстановкой вызвать ощущение тревоги и полнейшей безнадежности, то весьма преуспел в этом.
        - Сидеть здесь!
        Его оставили одного. Артемий довольно долго ерзал на твердой поверхности стула, изготовленного вопреки человеческой природе. Сидеть было невозможно еще и из-за боли в избитом теле. Артемий воровато огляделся и встал.
        Он не собака, чтобы слепо следовать командам.
        Стены, слепое окно, снова стены. Стол. Он пуст - ничего интересного. Скучно.
        Некоторое время стоял перед столом, колотя по столешнице кончиками пальцев. Кресло выглядело удобным. Маняще удобным. Просто невозможно не обойти вокруг стола и не усесться.
        Натуральная кожа приятно холодит отбитую спину. Та наверняка вся в кровоподтеках и ссадинах… Так, а что в ящиках?
        Ого! Пистолет. Тоже забавный артефакт. В некотором роде вполне эффективный оберег. От каких-нибудь оборотней в погонах. Только надо уметь им пользоваться и иметь определенную решимость. Давайте признаемся: далеко не каждый может взять, да и пальнуть в живого человека, пусть даже и конченную сволочь. Нет, не наш вариант. Хотя штука, конечно красивая. Что это? «Беретта» Ручка, надо полагать, из орехового дерева, и отделка эксклюзивная. М-да, господа, да это золото! А заряжен ли он? Ну-ка, ну-ка… Вот это номер! А пули-то - серебряные!
        Похоже, хозяин действительно псих, если верит в эффективность серебряных пуль. За все время общения с оккультным миром, Артемий не знал ни одного факта явления реальных оборотней. Впрочем, против обычного противника сгодятся и серебряные…
        Артемий не сразу понял, что заснул. В хозяйском кресле, нахально водрузив на стол ноги. Он очень устал. И когда на уровне кроссовок увидел лицо незнакомца, среагировал не сразу. Поворочался, устраиваясь поудобнее, не понимая, что мешает сложить на груди руки.
        Оказалось - пистолет. Артемий неловко повертел оружие в руках, не зная, куда его деть. Спросонья соображалось неважно.
        - В ящик стола, где взял, - сказал жесткий голос.
        - А? - вздрогнул Артемий. Он все еще не привык к мысли, что в комнате он не один.
        Незнакомец сидел на том самом стуле - в центре. И смотрел на Артемия со сдержанным интересом - так наблюдают за аквариумными рыбками.
        - А, может, ты хочешь выстрелить в меня? - поинтересовался человек, и в голосе его появились новые нотки. - Так, давай, не стесняйся!
        Казалось, эта мысль ему очень понравилась.
        - Нет уж, спасибо, - сказал Артемий. - Там у вас охранники с пулеметами. Не думаю, что ваша жизнь стоит моей.
        И бросил пистолет в ящик.
        - Зря, - медленно произнес человек. - Может, как раз, и стоит. Ну, раз стрелять не хочешь, иди на место, которое тебе полагается.
        Артемия не пришлось уговаривать. Он быстро убрал ноги со стола и встал. Проходя мимо незнакомца, косясь на него, он вспомнил сцену из фильма про разведчиков, где
«наш» и «чужой» при обмене на границе вот так вот сверлили друг друга взглядами. Ей богу смешно.
        - Я вижу, тебя что-то веселит, - сказал незнакомец, усаживаясь в кресло.
        - Ну, что вы! - со своего стула отозвался Артемий.
        - Тех, кто не понял серьезности положения, всегда поначалу смешит атрибутика.
        - У вас очень веселая атрибутика, - признал Артемий.
        Незнакомец не ответил. Некоторое время молча смотрел на Артемия. Эта минута показалась очень долгой. О чем думал хозяин? Сжечь ли его в своем домашнем крематории? Или заживо замуровать под штукатурку? Неприятный человек. И вид у него какой-то болезненный. Знакомый колдун сказал бы, что над этим человеком висит черное кольцо смерти.
        - Меня зовут Павел, - сказал человек. - Просто Павел.
        - Очень приятно, - соврал Артемий. - А почему - «просто»?
        - Потому, что не каждому позволено звать меня просто по имени. - ответил Павел. - Можешь считать себя избранным.

«Что за мания величия? - обескуражено подумал Артемий и повнимательнее вгляделся в лицо этого Павла.
        Он узнал его.
        С трудом - так изменился знакомый по экрану телевизора облик преуспевающей «акулы бизнеса». Словно того разъедает изнутри жестокая болезнь.
        Впрочем, здоровье - дело личное. Сейчас есть, от чего растеряться. Известная, публичная фигура и столь мерзкие делишки - как это сочетается?!
        - Я вижу, ты понял, кто я, - сказал Павел.
        - Да, - выдавил Артемий. - Что здесь происходит?
        - Это второй вопрос, - сказал Павел. - Ты бы лучше интересовался собственной судьбой…
        - А что?
        Павел вздохнул, нервно постучал рукой по крышке стола. Вид Артемия явно не давал ему покоя. Наконец, спросил:
        - Не задавал себе вопрос: почему ты здесь?
        - Именно, - сказал Артемий. - Задавал. Могу повторить его и вам.
        - А своя версия имеется?
        - Есть и своя, - согласился Артемий. - Меня схватили и притащили сюда головорезы из вашей охранной фирмы.
        - То есть, совершенно случайно?
        - Абсолютно.
        - А если отбросить вранье?
        - А знаете - катитесь вы подальше! - разозлился Артемий. - Меня пугают крематорием, бьют ногами, ограничивают мою свободу. Чего вы от меня хотите?!
        - Всего лишь правды, - спокойно сказал Павел. - И место это называется…
        - Мне сказали, - буркнул Артемий. - Комната правды.
        Павел чуть улыбнулся и добавил:
        - А правда заключается в том, что ты ищешь Переходящего дорогу.
        Артемий помолчал, соображая, к чему клонит этот скандальный олигарх. Откуда тот знает про Переходящего дорогу, его волновало меньше всего: мог сказать Сергей, могли подслушать Зигфрида - оба его работнички, как оказалось. Но что дальше?
        - Итак, ты ищешь Переходящего дорогу, - продолжил Павел. - И попадаешь сюда. Тебе не кажется это странным?
        - Теперь уже нет, - тяжело произнес Артемий. - После того, как он перешел дорогу мне самому, остается только ждать. Не знаю только чего - то ли крематория, то ли серебряной пули…
        - Это правильно, - усмехнулся Павел. - Надо быть готовым к любым неожиданностям. А зачем ты ищешь Переходящего дорогу?
        - Долгая история, - сказал Артемий. - Хотя ловить его - все равно, что ловить ситом воду…
        - Это правда, - сказал Павел. - Я хорошо знаком с ним…
        - С кем?!
        - С ним… Мы довольно часто виделись, и я не могу сказать, что эти встречи были приятны. Но однажды он перестал являться и, надо сказать, я заскучал… Потому что теперь у меня есть, о чем поговорить с ним. Что если я скажу тебе еще одну правдивую вещь?
        - Ну-ну, - сказал Артемий. - Удивите меня…
        Лицо Павла застыло. Он облизал пересохшие губы и посмотрел в глаза Артемию.
        - Попробую: найти Переходящего дорогу тебе поручил я.

2
        Со своих нар Артемий наблюдал за игрой. Статисты резались в карты на интерес. Интерес заключался в том, чтобы проигравший подошел к охраннику, совершающему вечерний обход и ухватил того за нос. Понятно, чем могло закончиться для смельчака такое развлечение. А потому играли азартно.
        Артемия не отпускало ощущение нескончаемого болезненного сна. Только во сне люди могли так быстро смириться с дикостью происходящего, опуститься до уровня каких-то киношних каторжников…
        Хотя в сущности так оно и было.
        Ведь это массовка. Задача которой - лишь создать атмосферу реального лагеря. Впрочем, для простой имитации атмосфера получается уж слишком насыщенной. Отчего люди принялись так азартно вживаться в свои роли? Да и вообще - какие роли могут быть у статистов? Все это не поддается простой логике - даже если учесть фактор реального психического и физического давления и добавить сюда финансовую стимуляцию…
        Правильно сказал Павел: массовка вышла из-под контроля. Он создал для нее условия, не думая, что выпускает из бутылки настоящего джинна. Кто бы мог подумать, что кучка обывателей так быстро и легко примет образ жизни отбросов общества?
        Справедливости ради надо заметить: предложенные правила приняли, все-таки, не все. Иначе не был бы переполнен так называемый изолятор.
        Артемий поворочался на жесткой поверхности. Хотелось спать, но сон не шел совершенно.
        Не давал покоя один простой вопрос: зачем все это? Павел не слишком откровенничал. Оставалось лишь предполагать, что все это - особый механизм расправы с людьми, тем или иным образом насолившим Хозяину. Надо думать, данный антураж был призван раздавить, унизить человека.
        На своей шкуре Артемий успел ощутить полнейшую беспомощность, беззащитность и никчемность статиста. Его жизнь, которую он наивно полагал невероятно важной, вдруг обесценилась почти до нуля. А шли только первые сутки в массовке.
        Артемий понял, что не может продолжать лежать на плоской доске и сел. Картежники рядом заржали: жертва предстоящего развлечения определилась. Что ж, сегодня похохочем.
        Навязчивые мысли не оставляли. Какая связь между Павлом и Переходящим дорогу? На кого этот обезумивший олигарх хочет натравить полуэфемерного монстра?
        Уже не важно. Поиски закончены. Нетрудно предположить, что раскрыв свое лицо, Хозяин тем самым подписал Артемию приговор.
        Бред…
        Артемий обхватил голову руками, и всеми силами гнал прочь тревожные мысли. Он чувствовал себя затравленным зверем. Он не знал, что делать - все его мироощущение разбивалось вдребезги о деревянные нары и силуэт крематория за окошком.
        Все было неправильно…
        - Чего такой пригруженный? - поинтересовался Тощий. Он тихо появился сбоку и уселся, скалясь на картежников.
        Артемий не ответил.
        - Знаю, отмутузили тебя урки. Но это же не смертельно. Поболит-поболит, да перестанет. Могли ведь и заточкой пырнуть - а это не впример хуже…
        - При чем тут… - пробормотал Артемий. - Откуда в массовке урки? Специально завезли, что ли?
        - Да кто его знает? - пожал плечами Тощий. - Кого только сюда не тащат. Киношников вот тоже со статистами смешали - поди здесь определи, где тут режиссер, а где говно на палочке. То и дело кто-то появляется, кто-то исчезает. А жить как-то надо. Человек не может просто сидеть, жрать и делать, что сказано. Кто сильнее - тот норовит ухватить куски пожирнее, работать поменьше и, желательно, командовать остальными.
        - Зачем? - спросил Артемий.
        - Ну, как же ты не понимаешь? Это придает вкус жизни, даже такой, как наша, - сказал Тощий. - Человек всегда хочет что-то из себя представлять. Даже, если оказался на помойке. Ведь и на помойке можно стать главным по распределению помоев…
        - Я понял, - сказал Артемий. - Жить нужно в кайф. Знакомый лозунг.
        - Ага… - кивнул Тощий. - Слышал, тебя сам Хозяин на процедуры приглашал?
        - На процедуры? - переспросил Артемий.
        - Ну, так мы допросы называем. Потому что это не совсем допросы - а какая-то хитрая промывка мозгов. Правду он ищет, видите ли…
        - Забавно, - сказал Артемий.
        - Ничего забавного, - хмуро отозвался Тощий. - Сгинем мы здесь с его чертовой правдой…
        - А ты сам на этих процедурах бывал?
        - Боже упаси! Да и зачем ему простой статист? Ему и без того есть, с кем позабавиться. Говорят, он своих школьных дружков пострелял недавно… Вон один сидит, глаза выпучил - ни слова из него не вытянешь.
        - Вроде целый…
        - Ага, а другой в изоляторе с прострелянной ногой. Хозяин - он лютый. Помяни мое слово: не для кино этот крематорий строится…
        С другой стороны подсел Седой.
        - Языками чешите? - с ленцой бросил он. - Ну-ну. А хозяин смотрит да посмеивается.
        - Куда смотрит? - тупо спросил Артемий.
        - Вон! - Седой помахал рукой небольшому темному отверстию в стене под потолком.
        - А, камеры…
        - Я чего подошел-то, - продолжал Седой. - Ты ведь у нас новенький.
        - Ну?
        - Вот тебя Камин и зовет пред ясны очи.
        - Какой еще камин?
        - Каминский его фамилия, вроде. Из крутых. Бугор наш. Любит, чтобы все у него под контролем было.
        - Я никак не могу понять - массовка тут или, все-таки, «зона»?
        Седой тихо рассмеялся:
        - Весь мир, по большому счету, одна большая «зона». Вопрос только в масштабах и степени респектабельности.
        - А если я не хочу с этим Камином общаться? - спросил Артемий.
        - Дело твое, - пожал плечами Седой. - Тогда он своих «шестерок» пришлет. Тебе уже досталось от Крота и его дружков - неужто мало?
        - Да нет, вполне достаточно.
        - Вот, лучше сходи, ноги не отвалятся. Вон он, в самом начале барака сидит. Со старостой о чем-то беседует…
        - Не могу я привыкнуть к этим баракам, уркам, старостам…
        - Не волнуйся, - весело сказал Тощий. - Ко всему привыкаешь быстро. Сам удивляюсь…
        Здесь, в элитном конце барака, что ближе к выходу, было сравнительно тихо. Статисты, видимо, тщательно берегли покой бугра. И в меру возможностей создавали особые условия жизни. Хотя непонятно, к примеру, насколько бугру лучше, если нары его поставлены не поперек прохода, а вдоль, отгороженные убогим паланкином из грязных простыней.
        Надо думать, дело не в комфорте. Дело в статусе. Потому что так можно только ему - и никому более. Надо полагать, бугру подобная «элитарность» здорово греет душу.
        Артемий не спеша приблизился к группке статистов, демонстративно рассевшихся на корточках посреди прохода. Те молча курили с видом полнейшего презрения к окружающему миру. Чуть в сторонке сидел и староста барака. Этот маленький щуплый человек успевший за короткий срок заслужить всеобщую ненависть, вместе с тем, внушал страх своей близостью к Хозяину и противоестественное почтение: староста отвечал за выплаты ежедневных гонораров.
        Толстый мужик в золоченых очках, читающий финансовую газету, видимо, и есть тот самый Камин. Вполне респектабельный человек, даже полосатая роба не лишает его своеобразного лоска. Однако в мелких движениях рук и глаз улавливается что-то особенное. Бандитское.
        - Вы - Камин? - поинтересовался Артемий.
        Урки загоготали. Один даже подавился пойлом, которое прихлебывал из железной кружки.
        - Чего вы от меня хотели? - невозмутимо продолжил Артемий.
        - А кто это у нас такой хорохористый? - глянув на Артемия поверх очков, спросил Камин.
        - Новичок, - с удовольствием пояснил один из урок. Знакомый - по его милости у Артемия до сих пор ломило бока. Крот, кажется. - Большой смельчак, от работы хотел по-наглому откосить.
        - Смельчак - это хорошо, - сказал Камин, откладывая газету. - Нам смельчаки нужны.
        - Кому это - нам? - спросил Артемий.
        - Нам - это реальным пацанам, - сказал кто-то.
        Обычно это выражение вызывает улыбку. Но тут оно было сказано на полном серьезе, и смеяться не хотелось.
        - Поговаривают, ты с самим… хм… Хозяином общался, - сказал Камин. - Чего он от тебя хотел?
        - Не велено рассказывать, - ответил Артемий.
        Не нравился ему Камин. И дружки его не нравились. Вообще ничего здесь не нравилось. Надо убираться отсюда к чертовой бабушке, да поскорее…
        - Не велено - не рассказывай, - легко согласился Камин. - Только, если вдруг захочешь поделиться - ты не стесняйся, подходи. У нас и еда получше, и что выпить найдется. Хочешь - бабу из второго барака достаем, а?
        Урки заржали. Камин же выглядел вполне серьезным и смотрел на Артемия доброжелательно.
        - Интересно, почему ко мне столько внимания? - произнес Артемий.
        - Это ж понятно - ты у Хозяина на особом счету. Как и я. Значит, провинился перед ним по-особенному. Ты - здесь не просто статист, как все эти. Нам с тобой Хозяин готовит особую участь, и участь эта, скажу я тебе, хреновая. Значит, ты, так же, как и мы, заинтересован в одном: спасти свою шкуру. Так что, не теряйся, подходи, как надумаешь…
        - Спасибо, - вежливо сказал Артемий. - Как надумаю - подойду.
        Возвращаясь по проходу между нарами, он услышал мерзкое ржание прихвостней Камина.
        В сторонке Артемия поджидали Седой и Тощий.
        - Ну, что? - с любопытством спросил Седой. - Чего от тебя хотели?
        - Я не понял, - признался Артемий. - То ли что что-то вынюхивали, то ли прощупывали. Золотые горы сулили и хорошую жрачку.
        - Не верь им, - сказал Тощий. - Ты сам для них - жрачка. Мы все - просто сырье, они нас используют и выкинут, если надо будет.
        - Или прирежут, - добавил Седой. - Думаю, они на это вполне способны.
        - Седой, давай-ка отойдем, - сказал вдруг Тощий каким-то новым голосом. Оба поднялись и тихо исчезли в полумраке.
        Артемий не долго пребывал в одиночестве. Когда он задумчиво разглядывал линии на своей ладони, пытаясь понять, на каком завитке споткнулась его судьба, над ухом послышалось нечистое прерывистое дыхание. От неожиданности Артемий шарахнулся вперед и, упав на пол, оглянулся.
        На соседних нарах глупо скалился лысый и ужасно худой парень. Здесь вообще было много худых - взять хотя бы Тощего. Но этот выглядел просто болезненно.
        - Хе, - сказал он с ухмылкой. - Чего дерганый такой? Испугался?
        - Ты это зачем подкрадываешься? - недовольно спросил Артемий. Поднялся на ноги и начал было отряхиваться. Но сразу же подумал: заботиться о чистоте казенной робы глупо.
        - Да я и не подкрадывался, - сказал парень. - Хотел посмотреть: чего ты там прячешь?
        - А какое твое дело, что я прячу? - сердито спросил Артемий.
        - Не кричи на меня, - жалобно сказал парень. - Чего все здесь на меня кричат?
        - Наверное, есть за что, - сказал Артемий.
        - Домой хочу, - неожиданно заявил парень.
        - Да ты что? - с издевкой сказал Артемий. - Зачем? Здесь же так здорово. Такие интересные люди, одежда красивая - и все на халяву.
        - Смеешься? - сказал парень. - Плохо здесь. Злые все. Сначала были хорошие, веселые - а теперь вдруг стали злые…

«А парень-то не в себе», - подумал Артемий. А тот продолжал бубнить, теребя мочку большого оттопыренного уха:
        - Страшно очень: сначала люди как люди, а теперь - злые, страшные…
        - А почему? - осторожно спросил Артемий. - Почему так случилось? Их мучают, этих людей?
        Парень встал на четвереньки и ловко переполз через нары. Теперь он сидел на полу рядом с Артемием.
        - Они сами друг друга мучают! - испуганно округлив глаза, сказал парень.
        - А зачем? - так же округлив глаза, спросил Артемий. Он не столько передразнивал парня, сколько пытался подыграть ему.
        - Не знаю, - сказал тот, обхватив руками колени. - Странно это. Все ехали в кино сниматься. Было весело. А потом нас решили не отпускать. И все разозлись. Только почему-то не на охранников, а друг на друга…
        - Действительно, странно, - сказал Артемий. - А почему никто сбежать не хочет?
        - Так ведь здесь денежки платят, - грустно сказал парень. - Очень даже хорошие денежки.
        - И ты тоже из-за денег остаешься? - спросил Артемий.
        - Нет. Просто боюсь, - признался парень.
        - Как звать-то тебя?
        - Глист.
        - Что?!
        - Так меня здесь называют. А тебя - Арт, я знаю. Тебя уже вся массовка знает - и то, что тебя урки били, и что Хозяин вызывал, и что Камин дружбу тебе предлагает. А я - просто Глист…
        - Ладно, хм… Очень приятно, Глист.
        Пожимать холодную липкую руку человека с таким прозвищем на самом деле было не очень-то приятно. Но Артемий умел бороться с предубеждениями. Без этого в жизни никак…
        Глист вдруг метнулся к Артемию - и тот инстинктивно сжался.
        - А я знаю, кто хочет сбежать! - прямо в ухо шепнул Глист. Дыхание у него было отвратительное. - Вон те, трое… Я слышал, они шептались. Видишь? Только не говори, что это я рассказал…
        - Спасибо, Глист, - тихо сказал Артемий, отстраняя того подальше. - Иди, иди…
        Глист быстро отполз в сторону. Только, наверное, повинуясь не словам, а увидев того, кто, приблизившись, уселся напротив на корточки. Новый «посетитель» был коротко стрижен, небрит, во рту держал замызганную спичку.
        - Налоговая, - с ленцой сказал он.
        - Арт, - сказал Артемий, протягивая руку.
        - Шутим, - понимающе кивнул небритый. - Это хорошо. Бабки гони.
        - Не понимаю, о чем вы, - честно сказал Артемий.
        - Ага, ты ж новенький, - сказал небритый перекидывая языком спичку из уголка рта в другой. - А то я уж хотел понимание наладить… Тогда прощаю, на первый раз.
        - Так чего надо? - спросил Артемий.
        - Завтра, после получки, отдашь двойной налог. Я запомню.
        - Какой еще налог?
        - Ты, что, дурак? Деньги за работу в массовке получаешь? Значит, надо налоги платить. Чтобы спать спокойно…
        - Ах, вот оно что…- понял Артемий. - Вы - местный рэкет?
        Небритый фыркнул:
        - Это у государства беспредел и рэкет. А у нас все четко и справедливо: получил - заплатил. И свободен, радуйся жизни.
        - А если не заплатил?
        - Тогда нечему будет радоваться.
        - Спасибо, что предупредили. Вы, наверное, на Камина работаете?
        Небритый смачно сплюнул:
        - Этот лох тоже платит. Все, хватит базарить. Завтра платишь двойной налог.
        - А обычный - это сколько?
        - Половина. Значит, завтра отдашь всю получку.
        - Ну, куда ж деваться…. - сказал Артемий. Уже в спину уходящему «налоговику».
        Забавно: тут все сложнее, чем казалось поначалу. Даже у бандитов такая иерархия, что лишь черт разберется. Интересно, они и в ТОМ мире - уголовники? Или это массовка так на людей действует?
        Артемий усмехнулся: не прошло и суток, как нормальный мир он стал называть «тем». Что же такое происходит, а?
        Одно ясно: не сидеть надо, в ожидании «получки», а срочно делать ноги… Где эти смельчаки, о которых говорил Глист? Главное, не спугнуть их…
        Артемий неторопливо прошелся по проходу между нарами.
        Здесь продолжалась своя странная жизнь. Нельзя сказать, чтобы статисты в полосатой одежде выглядели слишком уж несчастными. Они разговаривали, смеялись, играли в карты, читали газеты, штопали полосатые штаны - словно не были вырваны из реальности сумасшедшей волей богатого безумца.
        Словно не маячила за решеткой окошка труба крематория, и не копали день за ним зловещий котлован.
        И кто же после этого безумнее - Хозяин или эти идиоты-статисты?!
        Артемий свернул в закуток, напоминающий купе плацкартного вагона. Его встретили три пары настороженных глаз.
        - Привет, сказал Артемий, - меня Арт зовут.
        - Здорово, - настороженно, но вполне дружелюбно сказал старший из троицы. - Роман. А это - Леша и Макс.
        - То есть, у вас нет этих… погонял?
        - Мы люди, а не скоты. Нам кликухи не нужны.
        - Это хорошо, - тихо сказал Артемий. - Я тоже не хочу быть скотом. Слышал я, что вы собираетесь… того…
        - Чего? - деревянным голосом спросил Роман.
        - Ну, это… за «колючку»…
        - Ребята, чего это он? - невинно поинтересовался Леша.
        - Ну, сбежать… - растерянно сказал Артемий.
        - Я не знаю, о чем он, - произнес Роман. - Приятель, что ты хочешь этим сказать? Вы что-нибудь понимаете, а?
        - Я понимаю, - зло сказал здоровяк Макс, и даже под робой было видно, как дрогнули мышцы. - Он провокатор. Я видел, как его урки обхаживали!
        Теперь троица смотрела на Артемия неприязненно.
        - Нехорошо, - сказал Роман. - Честных статистов подставить хочешь…
        - Иди-ка ты отсюда, - сказал Леша.
        - Пока тебе фотокарточку не испортили, - добавил Макс.
        - Уже, уже иду. Лечу, - сказал Артемий, покидая негостеприимный уголок.
        Если эти трое и готовили побег, то Артемию не было места в их планах.
        Оставалось надеяться только на себя.
        Ничего нового.

3
        Все пошло не так.
        Задумка была изощренной по воплощению, но примитивной по сути: ужасно хотелось напоследок устроить своим давним обидчикам персональный ад. Уходящий в небытие и знающий о своем уходе имеет своеобразное преимущество перед теми, кто планирует пожить еще какое-то время.
        Никому не хочется, чтобы его утянул за собой в могилу ополоумевший урод. Особенно, если жертва знает: она заслужила наказание.
        Странно, но результат получался совсем обратный. Мерзавцы и негодяи из его собственной жизни прекрасно осваивались в новых условиях. Их худшие качества, казалось, находили новую почву для развития. Это было поразительно, обескураживающе…
        И несколько обидно.
        Но процесс запущен. Список новых кандидатов в массовку готов, их доставят сюда вслед за теми, кто уже прошел через Комнату правды.
        Нельзя сказать, что этот метод приблизил его к той самой правде, которая ускользала от него, как утекающий сквозь пальцы песок. Теперь интересен был сам процесс - построение страха, концентрация ужаса в одной точке. Если это не ответит на вопрос - почему он лишний - то, по крайней мере, докажет статистам обратное.
        Пусть массовка живет по собственным законам. Пусть это жуткое человеческое месиво само перемалывает тот корм, что ему подсыпают.
        Даже забавно: подсаживать в этот мерзкий аквариум новых обитателей и следить за реакцией разрастающегося многоголового чудища, питающегося страхом.
        В страхе есть нечто подлинное, то, что по-настоящему возвышает тебя в собственных глазах, придает твоему существованию отчаянную необходимость.
        Пожалуй, стоит ввести в обиход новую формулу: тебя боятся - значит, ты существуешь.
        Бледная картинка притягивает взгляд. Она гипнотизирует, и тому есть объяснение: это не кино, и даже не реалити-шоу.
        Эта правда.
        Люди в полосатой одежде давно уже перестали казаться обыкновенными людьми и даже той самой массовкой, с которой все начиналось.
        Да, это актеры. Обыкновенные актеры затянувшейся массовой сцены, играющие странную, сюрреалистическую жизнь. Наблюдать за ними куда интереснее, чем за самыми редкими аквариумными рыбками. Потому, что жизнь массовки непредсказуема, как узор калейдоскопа. Это могло бы стать развлечением на всю жизнь…
        Если бы оставшаяся жизнь не обещала быть столь короткой.
        И если разоблачение не наступит еще раньше.
        Перед ним снова этот странный парень. Почему странный? Неужели что-то еще может казаться странным на фоне мрачных и отвратительных чудес?
        А хотя бы вот этот Артемий. Его мироощущение, его образ жизни настолько непонятны, чужды что просто берет оторопь. Совсем недавно было бы даже трудно представить, чтобы пересеклись пути столь разных людей. Оккультизм, мистика - как можно всерьез жить во всем этом, да еще умудряться зарабатывать какие-то крохи?
        Но у судьбы своеобразное чувство юмора: она любит потешаться над теми, кто слишком серьезно относится к себе, своим взглядам и ценностям. Смерть - та вообще имеет силу перечеркнуть все, что имеет смысл и наполняет жизнь содержанием. Мало кто способен устоять на ногах перед черным провалом старушечьего капюшона.
        Павел не смог. И вот, стыдясь самого себя, через подставных лиц он ищет человека, чувствующего себя в мире непознанного, как он - в мире денежных сумм. Конечно - это всего лишь ничтожная попытка обмануть стихию судьбы, ударить ее в спину ее же оружием.
        Он привык бороться до конца, и нет смысла оставлять эту привычку теперь.
        Есть что-то знаковое в том, что судьба насмешливо сдернула стыдливые завесы, которыми он опутал свой замысел. И вот, посредник сидит напротив, рассматривая его самого, как чудную уродливую зверушку из Кунсткамеры. Странно, очень странно чувствовать себя одним из тех мистических монстров, с которыми, как говорят, этот
«специалист» привык иметь дело.
        Обычный парень - молодой, крепкий, с острым взглядом, решительный. Скажите, пожалуйста, почему он не пошел в бизнес? Он наверняка хваткий - это видно сразу. Да будь Павел таким в его годы - бабы бегали б за ним, как обезумевшие кошки.
        Но этому надо чего-то другого - того, что лежит за пределами понимания - странного, нелепого, дикого.
        Ты думаешь, что мир принадлежит тебе - а никакого представления не имеешь об этом мире. Куда там - ты даже тот самый миллиард видел лишь в образе абстрактных цифр, не в состоянии удовлетворить простое человеческое любопытство: пощупать руками куб, сложенный из стодолларовых купюр…
        Но кое-что у тебя есть. И это кое-что может впечатлить кого угодно.
        Страх.
        - Ну, как наши дела? - небрежно произнес Павел.
        - Да, ничего, - отозвался Артемий. - Какие могут быть дела в бараке под замком?
        - Постой, постой, - Павел сделал удивленный вид. - Ты хочешь сказать, что не укладываешься в сроки?
        - Я не понимаю, - растерянно сказал Артемий. - Ты это о чем?
        - О нашем деле, - сказал Павел. - Как продвигаются поиски?
        Замечательно. Специалист в растерянности. Только так можно разговаривать с людьми, от которых нужны результаты. А с подобными, привыкшими к вольности, вообще надо пожестче…
        - Какие поиски?! - кипятится Артемий. - Ты же сам меня здесь держишь!
        - Мы говорим о Переходящем дорогу. Сам понимаешь - его бесполезно искать, бродя по городским улицам. Он найдет тебя, когда сочтет нужным. И ты должен знать, что для этого сделать.
        - Да я знаю не больше твоего!
        - Врешь! Тебе просто не хватает желания…
        - Да иди ты…
        - Злишься? Значит, на верном пути. Злость помогает искать - можешь мне верить: я очень много злился в этой жизни.
        - Я так и понял.
        - Я тут подумал: тебе надо помочь. Сделать тебя злее.
        - Интересно… И каким же образом?
        Артемий чуть побледнел. А интуиция у него развита: мигом почуял неладное.
        - Рустам! - позвал Павел. - Давай, ее сюда…
        Артемий дернулся было, но сдержался. Рефлекс правильного поведения в лагерной обстановке вырабатывается быстро. Хотя, если бы он бросился на Рустама, Павел смог бы понять парня.
        Рустам крепко держал за руку девушку.
        На вид - особа легкомысленная, но в полосатой лагерной робе выглядит довольно трагично.
        Это к вопросу о том, как форма влияет на содержание. Оделся в такую одежду, и все, ты - жертва. И отношение к тебе - как к жертве. Трудно искать романтику на фоне лагерных бараков. Массовка - она на то и массовка, что бы приводить всех к одному знаменателю…
        - Аня?! - крикнул Артемий. - Как ты сюда попала? С тобой все в порядке?
        - Ты чего? - всхлипнула девушка. - В каком порядке? Ты что, не видишь, что меня заставили надеть?
        - Скажи ему, - негромко произнес Рустам.
        - Они хотят, чтобы ты кого-то нашел для них, - дрожащим голосом сказала Аня. - Я ничего не понимаю…
        - Продолжай, - глухо сказал Артемий.
        - Иначе мне будет плохо, - чуть не плача закончила Аня. Ее тут же подтолкнули обратно к двери.
        - Вы что, совсем озверели?! - Артемий вскочил и бросился было на Рустама.
        Рустам сделал короткое движение ладонью - даже не ударил, а просто подтолкнул Артемия - и тот кубарем полетел в угол. Когда он, ошеломленный, поднялся на ноги - дверь уже закрылась.
        - Сядь! - приказал Павел.
        - Сволочь! - сжав кулаки, выдохнул Артемий. Он продолжал стоять и, набычившись, смотрел на Павла.
        - Не кипятись, - сказал Павел. - Ничего не будет твоей девчонке. Если ты поведешь себя правильно. От тебя требуется совсем немного: устроить так, чтобы наш с тобой общий знакомый перешел улицу в назначенный день и час. Ну, ты в курсе.
        - Гад, - поникшим голосом сказал Артемий и опустился на стул.
        - Если тебе для этого что-то потребуется - говори, не стесняйся. Можно даже организовать выезд за пределы лагеря.
        Артемий ничего не ответил.
        Было, о чем помолчать.
        Новая гостья в Комнате правды.
        Раньше казалось, что он давно забыл ее.
        Но это не так. Первая любовь не забывается, как и первое предательство. Но какое ему дело до этой подурневшей женщины, в которой ничего не осталось от той прежней Ольги - по которой стоило сходить с ума, не спать ночами, бредить безумными фантазиями? Ничего не осталось. Чужая, не понимающая происходящего женщина, придавленная взрослыми проблемами и, похоже, не очень счастливая…
        Только не надо неуместной лирики. И не стоит лгать самому себе, и без того обманутому лживой щедростью судьбы.
        - Привет, Ольга.
        - Вы… Вы кто?
        - Ты тоже не узнаешь меня?
        - Ой… Паша?! Как же… Я видела тебя - по телевизору. Но ты сам на себя не похож… Болеешь?
        - Болею. Но это не важно. Послушай меня…
        - Как это не важно? За здоровьем надо следить. Особенно в нашем возрасте…
        - Ольга, скажи мне, ты помнишь…
        - …ведь ты теперь состоятельный человек, не то, что раньше. Ты теперь все можешь себе позволить…
        - Оля…
        - …отдыхать почаще. На каких-нибудь островах. А лучше обследоваться в частной клинике, лучше всего в Германии…
        - Да что ты несешь? Послушай себя - что ты городишь, Ольга?! Ты себя слушаешь, хоть иногда?!
        - А?..
        Павел ощутил «дежа вю» - словно они с Ольгой никогда и не расставались.
        Все та же, доводящая до бешенства манера говорить с ним так, словно его нет. Будто она разговаривает с невидимым собеседником, стоящим у него за спиной.
        Почему?! Почему так?
        Отчего другие женщины, которые были хороши собой, но которым совсем не хотелось отдавать всего себя, без остатка, так старательно ловили его слова, настроение, смеялись его шуткам, просто слушали его?
        А эта, эта…
        Она упорно подчеркивает, что ЕГО НЕТ. И, находясь рядом с ней, Павел снова почувствовал ужас - словно он растворяется в собственном небытии, ненужности этому миру, словно все его усилия, все его доказательства напрасны…
        - Уведите! Уведите ее! Быстро!!!
        - Паша! Паша, что происходит? Куда меня ведут?!
        - К чертовой матери!!! Пошла ты…
        Некоторое время сидел неподвижно, медленно приходя в себя. Пискнул таймер: время колоть наркотическое зелье, которое снизит боль и несколько отсрочит конец.
        - Рустам! - хрипло крикнул он, закатывая рукав рубашки.
        Точно в положенное время - можно сверять часы - вошла прекрасная, как кинозвезда, медсестра (может, она и была кинозвездой - какой-то элитный персонал, до которого умирающему уже нет никакого дела). Следом появился Рустам.
        - В барак ее…
        Сестра вздрогнула, ампула в ее пальцах лопнула.
        - Ольгу в барак, - глядя на побледневшую медсестру, уточнил Павел.
        Почему так всегда бывает: ищешь настоящее, а находишь лишь дешевый суррогат.
        Почему так легко найти целую кучу подонков, и так трудно - одного-единственного, самого важного человека?
        - Рустам, что там с поисками… Сам знаешь, кого… - поинтересовался Павел.
        - Пока глухо, - виновато ответил Рустам. - Буквально землю роем…
        Павел помолчал. И сказал тихо:
        - Приведи Настю…
        Современные лекарства приближаются к совершенству. Укол создает удивительное ощущение выздоровления. Может показаться, что болезнь отступила навсегда.
        Если бы это был первый укол.
        Прекрасная медсестра ушла. Хотя можно быть уверенным: элитный персонал предоставляет весь спектр мыслимых услуг. И уж точно - сестра создала бы полнейшую иллюзию понимания, любви и нежности.
        Как этот укол - иллюзию жизни.
        Только иллюзии давно себя исчерпали. Хотелось настоящего. Настоящего понимания. Настоящей любви. Того, чего никогда не было, что стало казаться совершенно недостижимым.
        Единственно настоящее, что он мог создавать, был страх.
        Да будет так.
        Настю усадили на тот же стул. Павел вдруг почувствовал, что эту девушку он готов усадить хоть на трон. Только вот смотрела она зверем. Ничего, кроме ненависти.
        - Привет, - сказал Павел, поглаживая место укола на сгибе руки. - Как там, не обижают тебя?
        Вопрос не имел особого смысла. Настино отделение изолятора оборудовали, как президентский номер. Огромная кровать, аудио, видео, книги, прогулки по лесу (под охраной, разумеется).
        Совершенно необъяснимый выплеск заботы, на который эта девчонка отвечала лишь злыми выкриками и угрозами. Рядом с ней охрана чувствовала себя в напряжении: пару раз Настя неожиданно набрасывалась на сопровождающего, один раз чуть не выколола тому глаз пилкой для ногтей.
        Это, только подбадривало Павла в новом, почти мазохистском чувстве. Он ни за что не накажет эту девушку, даже, если она решит прикончить его самого.
        Может, он видит в ней отражение собственной совести? Почему только ей одной хотелось доказать - все не так, как выглядит на самом деле! Мучить людей - не самоцель! Ведь он платит им, несогласные сидят отдельно, все живы-здоровы, и массовка может за себя не опасаться…
        Наказаны будут лишь те, кто заслуживает кары.
        Настя не желает слушать. Из странного попутчика он давно уже превратился для нее в свирепого маньяка, и переубедить ее непросто.
        - Здравствуй, Настя, - повторил Павел. - Как настроение?
        - Паршивое, - сказала Настя. Хотя по всему видно: она уже успокоилась.
        Оно и понятно - человек привыкает ко всему. Тем более - золотая клетка куда лучше поросячьего хлева, что бы там не говорили.
        - Ты по-прежнему не хочешь разговаривать со мной?
        - Ну, давайте поговорим. Начинайте.
        - У тебя забавная манера разговаривать.
        - Я вообще забавная. Была - пока не попала в эту чертову массовку.
        - Ничего. Скоро все кончится.
        - Вы снова пугаете меня…
        - Обращайся ко мне «на ты»…
        - Очень надо! Хотя… «Ты», так «ты»…
        - Вот видишь, как просто!
        Павел чуть приободрился. Общение, вроде, сдвинулось с мертвой точки. Странное дело: казалось, здесь не может быть взаимопонимания. Но несколько Настиных фраз подействовали, как эликсир. Замаячили какие-то приятные туманные образы, те, что называют «лучиком надежды». Хотя, может, все дело в наркотике…
        - Так ты успокоилась? - просил Павел. - Поняла, что я тебя не обижу?
        Настя странно посмотрела на Павла. Ответила сдержанно:
        - Да. Только почему бы… тебе просто не отпустить меня?
        - Понимаешь, - проникновенно произнес Павел. - Я отпущу тебя. Чуть позже - когда закончу… задуманное.
        Настала его очередь улыбаться. Конечно же, Настя не поняла. Да и как молодая здоровая девушка может понять живого мертвеца?
        - Мне бы вообще не хотелось ждать, - сказала Настя.
        - Твое терпение окупится сторицей, - осторожно сказал Павел. - Вот…
        С давно забытым чувством - замиранием сердца и мучительно-приятным трепетом, он пододвинул к дальнему краю стола маленький пластиковый прямоугольник.
        - Что это? - настороженно спросила Настя.
        - Подарок, - сказал Павел. - Это твой счет. Здесь столько денег, что тебе хватит на все.
        - Что значит - «на все»? - Настя часто заморгала.
        Павел смутно представлял себе - как это: получить сразу все, на что способно твое воображение. Он попробовал - и не смог.
        - Все - это значит, все, что пожелаешь. Ну, практически все.
        - Я не понимаю…
        - Здесь миллиард. Долларов.
        Да, в это трудно поверить. А насколько трудно вывести целый миллиард из поля зрения финансовых разведок и прочих жадных глаз - понять способен не каждый. Как не каждый может понять, что означает вся эта гора денег для того, кому никак не унести их с собой в лучшие миры…
        - Что?! Глупая шутка…
        - Мне уже давно не до шуток. Забирай. Только будь осмотрительна с деньгами. Они хоть и «чистые», но с непривычки могут создать проблемы. Я нанял специалистов - они помогут безопасно распоряжаться этими средствами…
        - Погодите… Вы что же, покупаете меня?
        - И не думаю. Ты даже не понимаешь, какое это удовольствие - просто отдать… Какому-то особенному человеку…
        - Я не возьму…
        Настя выглядела потерянной, сбитой с толку.
        А действительно - насколько хорош такой подарок? Был бы он сам рад таким деньгам, свалившимся на голову? Трудно думать об этом - он слишком привык быть богатым.
        - Мне все равно, - пожал плечами Павел. - Деньги все равно уже твои. Время от времени тебе будут напоминать об их существовании. Хочешь - построй город для бездомных кошек, хочешь - делай из купюр самолетики. Это уже не мое дело…
        Взгляд у Насти сделался каким-то горячечным. Похоже, ему действительно удалось встряхнуть девчонку. Все-таки, он не встречал людей, кого ТАКИЕ деньги оставили бы равнодушными. Знаки эмоций могут быть противоположными, но равнодушие исключается.
        - Чего ты хочешь от меня? - жалобно произнесла Настя.
        - Да ничего… - устало сказал Павел. - Если бы ты просто могла понять меня… Наверное, на это уже никто не способен…
        - Так ты не отпустишь меня?
        Павел промолчал.
        - Тогда… Тогда отправь меня к остальным. Пожалуйста.
        - Зачем? Массовка живет в стесненных условиях - так задумано…
        - Знаю. Все равно. Не надо никаких денег. Отправь меня к остальным…
        - Хорошо. Тебя проводят в женский барак. Захочешь вернуться в свою комнвту - дай знать…
        Интересно, как она использует свой миллиард? Позже, когда максимализм иссякнет, появятся мужья, дети, новые проблемы… Если подумать - это ведь безумно интересный опыт…
        Жаль, уже не дождаться его результатов.

4
        В бараке невыносимо душно. Отвратительная духота. Мерзко.
        Наверное, дело не только в духоте. Не давала покоя мысль об Ане. Эти сволочи, наверное, на все способны. Если раньше были хоть какие-то сомнения, теперь все стало на свои места. Он вспоминал последнюю встречу с Хозяином и понимал: для этого человека не существует границ. Так бывает, когда стоишь на пороге. Отчаяние, смешанное со злобой и еще чем-то темным, тягучим, как трясина, непонятным.
        Надо действовать. Следует хорошенько взвесить возможности. Честно говоря, их немного…
        Артемий почувствовал чужой взгляд. Из полумрака под верхними нарами на него пялился Глист. Обстоятельство безобидное, но неприятное.
        - Чего тебе?
        Глист не ответил и отполз за пределы видимости. Странный парень. Хотя не злой - что в этом веселеньком местечке радует уже само по себе.
        Над головой тяжело закашляли. На верхней полке кто-то успел поселиться. Постоянно ворочался, вскрикивал во сне, чем страшно досаждал Артемию. Только теперь пришло осознание, насколько прекрасно самое обыкновенно одиночество.
        Еще немного, и станешь ненавидеть людей.
        - Суки! Кто, кто это сделал? Кто?!
        Ну, вот, еще одно маленькое мерзкое событие из жизни массовки. Ни подумать, ни сосредоточиться, ни прикрыть глаза…
        По коридору, придерживая обширные полосатые штаны, просеменил невысокий пухлый человечек. Довольно комичный персонаж - наверное, некогда ценный для общего антуража массовки. Выглядел он взбешенным, но этим, отчего-то вызывал лишь улыбку. В руках же держал распоротую подушку, что осыпала окружающее пространство серыми перьями. Артемий получил свою дозу пуха, ругнулся и закашлялся.
        - Какая гнида?! Кто взял мои деньги?! Это мое, мое! Я честно плачу эти долбанные налоги! Каждый день плачу! Кто это сделал? Я убью его!
        Крики теперь доносились со стороны обиталища урок. В ту сторону лениво потянулись любопытствующие. Не так много развлечений в бараке, чтобы упускать подобное событие. Послышалось тихое жужжание. Артемий поднял взгляд: в проходе, под потолком шевельнулась камера.
        Смотрит. И ему интересно.
        Крики дополнились отвратительным визгом. Явственно слышались удары - дерева о дерево. Или об тело. Похоже, в дело пошли табуретки. Артемий глянул в проход. За спинами статистов ничего не видно. Показался, ухмыляясь, Тощий.
        - Что там такое? - крикнул Артемий.
        - Старосту дубасят, - хохотнул тот. - Ну, и поделом…
        И тут наступила тишина. Артемий почувствовал, как по телу пробежали мурашки. Быстро поднялся, направился к месту событий. Зеваки отчего-то теперь спешили навстречу. Толкаясь, пробрался дальше.
        Хнычущий староста сидел на полу, потирая ушибленные места. Рядом действительно лежала развалившаяся на куски табуретка. Но никому не было дела до жертвы избиения.
        У его ног, обсыпанный перьями, в расползающейся луже крови лежал ничком тот самый пухлый человечек. Из-под левой лопатки торчал металлический штырь, отмеченный, как маркером, грязным красным пятном. Над телом осторожно склонился Камин. Покачал головой. Обвел взглядом побледневших зрителей.
        - Чего вылупились? - спокойно сказал он и снова склонился над телом. - Кто ж это его так? Ай-яй-яй…
        - Внимание! - раздался сухой мегафонный голос. - Статистам разойтись по своим местам. Быстро.
        Никого не пришлось уговаривать. Пространство у двери очистилось. Артемий не стал уходить на место. Тихонько присел на нары рядом с перепуганным насмерть толстяком. Тот не возражал.
        Щелкнул засов, дверь отворилась, впуская ослепительный дневной свет. В проем быстро вошли четверо с короткоствольными автоматами, вскинутыми на уровень прицела. Стволы нервно шарили по пространству барака, словно вынюхивая добычу. Артемий увидел направленный на себя ствол и сжал кулаки. От бессильной злости.
        Вошли еще двое. Быстро осмотрели тело, пощупали пульс, подхватили под руки и утащили. Следом покинули барак парни с автоматами.
        Дверь захлопнулась.
        И все. Ни расследований, ни наказаний.
        Массовка предоставлена сама себе. - Ну? - мрачно спросил Камин.
        Он смотрел на Артемия со своих нар, набычившись, снизу вверх. Похоже, его самого не очень-то обрадовало убийство в бараке, который он считал собственными владениями.
        - Вы говорили, что можете кое-что для меня сделать, если я расскажу, о чем болтал с Хозяином…
        Камин продолжал смотреть на него молча, недобро. Похоже, момент для разговора выбран совершенно неподходящий. Плевать, пусть сам разбирается со своим настроением. Лишняя минута в этом проклятом месте грозит обернуться такой вот заточкой в боку. Судя по реакции охраны, ее действительно мало волнует судьба отдельных статистов.
        А ведь совсем рядом здесь Аня… Проклятый шаман - по его вине, что ли, эта малознакомая девушка так быстро взяла за душу?
        - Так чего ты хочешь? - спросил бугор.
        - В соседнем бараке - моя девушка. Я бы хотел ее увидеть.
        В глазах Камина появился интерес. Все эти мерзавцы одинаковы: моментально чувствуют, чем можно держать за горло нужного им человека. Может, и не стоило говорить вот так, прямо. Только нет времени на серьезный план…
        - Можно устроить, - деловито сказал Камин, похлопывая ладонью по толстой ляжке.
        - Было бы здорово, - сказал Артемий.
        - А ты приходи через пару минуток во-н туда, - Камин указал на угол барака, где свалены ведра, швабры и тряпки для уборки. - Только не заставляй меня ждать. - А почему здесь? - недоуменно озираясь, спросил Артемий
        Это отдает паранойей: два человека сидят на табуретках друг напротив друга в окружении вонючих тряпок. Между ними - перевернутое ведро. На донышке пугливо торчат пузатая коньячная бутылка и два граненых стакана.
        Наверное, даже в аду у таких «бугров» - персональный котел с коньяком и телевизором.
        Артемий чувствовал себя крайне неуютно и понятия не имел, о чем говорить с этим человеком. Камин был родом из того загадочного и мрачного мира, где люди неосознанно работают на благо злых сил, наивно полагая, что представляют из себя нечто действительно значительное. Опасные, непредсказуемые и безжалостные существа.
        - А почему здесь?
        - Камеры не просматривают этот угол. И микрофонов нет. Давай, рассказывай, чего от тебя хотел Хозяин?
        Артемий ненадолго задумался. Рассказать Камину про Переходящего дорогу? А если тот решит, что его водят за нос? Плевать. Есть ситуации, когда правда сильнее любой лжи.
        И Артемий рассказал. Как мог, упростил, сжал - но выдал все, как есть.
        Камин его здорово смутил. Пока Артемий вел свой сбивчивый рассказ, не проронил ни слова. И лишь в конце, после затянувшейся паузы, бросил:
        - Значит, ты и есть тот самый посредник…
        Это было неожиданно. Хотя, чему удивляться? Что ему известно про отношения Камина и Павла? Другое дело, что Камин не стал задавать никаких уточняющих вопросов. Он сделался задумчив и мрачен. Налил себе и Артемию. Выпил.
        Артемий пил редко. Но здесь даже не усомнился. Никогда еще он не пробовал такого превосходного коньяка.
        - Сегодня в час ночи, - коротко сказал Камин.
        Поднялся и ушел, прихватив с собой бутылку.
        Стоило больших усилий дождаться назначенного часа. Сердце колотилось, не давая заснуть. Над головой ворочался и кашлял беспокойный сосед. Где-то чудовищным образом храпели, кто-то стонал во сне, кто-то чесался и шипел, другой тихо ругался.
        В какой-то момент Артемий забылся. Но мигом открыл глаза, ощутив толчок в бок.
        Над ним стоял коренастый бандюган из прихвостней Камина. В темноте было не разобрать, но, кажется, его звали Бас.
        - Пора, - голос очень характерный. Точно, Бас. - Только тихо…
        Артемий бесшумно поднялся, двинулся за Басом. Тот шел прямо к двери. Хотелось спросить - как он собирается взламывать засовы и обходить охрану.
        Ответ пришел сам собой. Бас просто толкнул дверь - и та открылась. Артемий даже не удивился, увидев, что охранников перед входом нет.
        Хотя, особой охраны и не требовалось: кругом была наводящая страх «колючка» под высоким напряжением. Из нее сооружены целые лабиринты проходов, тамбуров и закутков непонятного назначения. Чуть поодаль торчала деревянная вышка с прожектором, лучу которого, по идее, полагалось быть направленным на барачную дверь. Но теперь он светил чуть в сторону.
        Видимо, Артемий слишком мало знал об устройстве лагерной жизни. Наверное, здесь тоже все имеет свою цену - в том числе, внимание охраны.
        Прошли несколько метров по проходу из «колючки», пока не очутились в кромешной темноте.
        - Сюда, - тихо позвал Бас.
        Он упал ничком и пополз будто бы прямо сквозь электрическую «колючку». Артемий с опаской последовал за ним. Лаз здорово замаскирован - сразу и не заметишь.
        Так, ползком, преодолели три заграждения. Пыль лезла в рот, хотелось чихать и сдерживаться было трудно. Поднялись на ноги у кирпичной стены. Задрав голову, Артемий обмер: это был недостроенный крематорий.
        - Жди, - сказал Бас и растворился в темноте.
        Павел задумчиво следил за экраном. Забавно - люди все больше напоминали ему тараканов: лишь стемнеет, они начинают лезть из всех щелей, как ни затыкай, как ни поливай отравой. Массовка все больше и больше походила на живой организм, создающий собственные правила, законы, идущие против простой логики страха.
        Вот, мужская и женская части массовки, как и полагается, стремятся к соитию. И используют для этого все мыслимые и немыслимые возможности. Мешать ли им? Нет, куда интереснее наблюдать. Это даже не стыдно: какой стыд в слежке за опасным чудовищем?
        Интересно, они и вправду полагают, что в Лагере Правды можно найти места, чтобы укрыться от глаз и ушей создателя? Если так, то это лишь прибавляет наблюдателю азарта. Массовка стала интересной игрушкой.
        Жаль, что Переходящий дорогу покинул его. Забавно было бы обсудить происходящее…
        Только вот, Павел перестал быть интересным судьбе и ее странному посланнику. Лишь мрачное упрямство до сих пор заставляет жить и доказывать миру, что он, Павел, здесь не просто так.
        Кто знает - может, этот парень, дрожащий от страха в темноте у крематория, сможет найти ответы? Ради чего его привели сюда странные игры судьбы? Не случайно он здесь, совсем не случайно. Надо дать ему шанс.
        Ведь известно: отчаявшийся, загнанный в угол человек способен на невозможное.
        Она появилась из тьмы и теперь робко двигалась в сторону стены. Трудно было узнать ее в бесформенной робе на фоне беззвездного неба. Но походка, движение. Он шагнул навстречу.
        - Аня…
        Та тихо вскрикнула, сделала шаг назад.
        - Аня, это я!
        Артемий схватил девушку за руку, притянул к себе. Рука холодная, тело напряженное, скованное холодом и страхом.
        - Это ты… - всхлипнула Аня. - А я даже не знала, куда меня тащат. Думала, убьют или изнасилуют.
        - Ну, с чего бы это, - неуверенно проговорил Артемий.
        - Да уж, есть с чего, - произнесла Аня, и в ее голосе появилось ожесточение. - Что это за место такое проклятое?! В какие игры ты меня втянул, Артемий?
        Он обнял ее и забормотал тихо:
        - Прости, прости меня… Я вытащу тебя отсюда… Я так виноват…
        Холодный палец коснулся его губ.
        - Это страшное место, - сказала Аня. Артемий представил себе, как расширились ее глаза. - У нас творится такое… Девушки пропадают. Некоторые возвращаются и рассказывают… Про ваших…
        - Каких - наших? - не понял Артемий.
        - Про мужчин. Они делают с нами, что хотят. Никто не может остановить это. Говорят, охрана заодно…
        Артемий сжал зубы. Следовало ожидать подобного. Валить, валить отсюда…
        - Я чувствую: будет еще хуже, - проговорила Аня. Почему-то совершенно спокойно. - Мне страшно, что ты на их стороне.
        - Я не на их стороне! - вскрикнул Артемий и осекся: его могли услышать.
        - Ты не понимаешь, - устало сказала Аня. - Ты на стороне мужчин. Ты враг.
        Эти слова ошарашили Артемия.
        - Что значит - враг?
        - Мы… То есть они, сестры… В общем объявили чужим войну. У нас в бараке есть… лидер. Катрин…
        - Что еще за Катрин? Что там у вас происходит?!
        - Я не могу сказать тебе… - Аня беспомощно всхлипнула. - Они убьют меня…
        - Да кто же, кто?! Урки?!
        - Сестры… Они собираются…
        Аня замолчала. Разговор не клеился совершенно. Да ее совсем запугали! Что там, у этих баб творится?!
        Ничего особенного. Такой же кошмар, как и в мужском бараке. Только с другим оттенком. Ясно одно: первым делом нужно вытащить Аню.
        Может, бежать прямо сейчас?..
        Артемий неуверенно оглянулся. Их окружал невидимый, убийственный лабиринт из проволоки под током. Если бы знать, как справиться с проволокой. Или достать схему…
        Какой бред…
        Чувство беспомощности способно сбить с ног, кого угодно. Артемий молчал, молчала Аня. Они просто сидели, прислонившись спинами к холодной кирпичной кладке.
        Неизвестно, сколько прошло времени, когда перед глазами возник чернильный силуэт.
        - Свидание окончено, - с грубоватой иронией сказал Бас. - По баракам.
        - А завтра можно снова?.. - проговорил Артемий.
        - Это к Камину, - отрезал Бас. - Жди здесь, я отведу девчонку…
        Артемий проснулся от тряски. Сознание с трудом возвращалось в реальность. Снились огромные клубки колючей проволоки и гигантские кирпичные трубы. Еще какой-то черный силуэт, прикосновение которого вызывало ужас и желание кричать.
        - Эй, Арт! - назойливо бормотал над ухом знакомый голос. - С тобой все в порядке?
        Седой. Это он трясет его.
        - Все, все, хватит… - проговорил Артемий, отмахиваясь от цепких рук. - Что стряслось?
        - Ты просто кричал во сне, и я подумал… В общем, у нас новое «че пе»…
        - Ну, и что на этот раз?
        Артемий тяжело приподнялся, сел на нарах. Потряс головой, прогоняя сон. Осмотрелся. Лица статистов, попавших в поле зрения, насторожены.
        - У нас новый «жмурик», - сказал Седой и ухмыльнулся.
        - В смысле - мертвец? - зачем-то уточнил Арт.
        - Ага. Он самый. Задушили ночью. Похоже, подушкой.
        - Кого?
        - Говорят, какой-то одноклассник Хозяина. В смысле, бывший.
        - За что его так?
        - Кто знает… Я это, чего тебя растормошил… Кое-то видел, как ты ночью по бараку шастал. Так что будь осторожен - ты первый на подозрении.
        - Бред какой-то. С чего это я на подозрении? Может, по нужде бегал…
        - Бред-то бред, а нервишки у людей пошаливают. Второй случай, как-никак. И охрана не вмешивается. Вступиться за нас некому - как бы самосуд не учинили.
        - Но ты-то понимаешь, что я не мог…
        - Я-то понимаю. Но все-таки, будь осторожен. Особенно ночью.
        Седой удалился. Артемий ухватился за верхние нары, поджал ноги и пару раз подтянулся - для разминки. Над головой снова закашляли, и он отдернул руки, свалившись на свое место. Огляделся. Неподалеку, ковыряясь в ухе, сидел Глист и настороженно наблюдал за ним.
        - Как дела? - Артемий подмигнул Глисту.
        - Это ты его убил? - осторожно спросил Глист.
        На Артемия немедленно уставились сидевшие неподалеку статисты.
        Не всегда приятно быть объектом всеобщего внимания. С повышенным вниманием отчего-то всегда приходит отчуждение. Но черт с ним, с отчуждением - лишь бы подушкой во сне не придушили.
        - С чего ты взял? - нарочито беспечно сказал Артемий. - Зачем мне это?
        - А просто так, - недобро сказал кто-то. - Тебе ведь все можно - ты с Хозяином на короткой ноге…
        Артемий поискал взглядом говорившего и не понял, кто это был. Троица замышляющих побег спешно отвернулась и принялась тихо переговариваться.
        Над головой зажужжала камера.
        Артемий поднялся, двинулся по проходу. Возле нар неподалеку возилась группка людей. Первой показалась свесившаяся с нар рука. Пальцы скрюченные, отдающие синевой. Чуть поодаль курили урки. Судя по перекошенным физиономиям, вряд ли они были причастны к этому событию.
        Подошел ближе.
        Зрелище на любителя. Посиневшее лицо перекошено, тело будто свела судорога. Мужчина не маленький. Как можно задушить такого незаметно для соседей?
        Один из статистов, в очках с массивными линзами, в упор рассматривал труп. Несмотря на линзы, щурился, даже язык высунул - так ему интересно. Другие глянули на Артемия - и спешно отвели взгляды. Неужто его подозревают всерьез?!
        - А почему охрану не вызвали? - небрежно спросил Артемий. Так, чтобы не молчать.
        - А зачем? - не отрывая взгляда от мертвеца, произнес статист в очках - Он все видит.
        Словно в подтверждение под потолком дрогнула камера.

«Он». Как интересно. В бараке уже складывается собственная мифология, своя структура мира, в которой слово «Он» - синоним «Хозяина» и, пожалуй, самого Бога. Ну, разве не Бог тот, что дарует пищу и в силе отнять твою жизнь?
        - Убийца - крепкий парень, - поправляя очки, сказал статист. - Покойник успел проснуться и наверняка дергался. Только шансов у него не было.
        - Есть какие-нибудь подозрения? - твердо спросил Артемий. - Кто мог его… так. И за что?
        - Да, нет, - дернул плечом очкарик. - Кто угодно мог…
        Артемий поймал на себе тяжелые взгляды уркаганов.
        Лучше пусть скажут в лицо. Тогда можно выдвинуть свои доводы. Но они молчат. Подозревают - и молчат. А начни сейчас оправдываться - и конец. На воре шапка горит. Гадостно. И ведь этой ночью надо вновь встретиться с Аней. А, значит - снова шастать в ночи. И теперь за ним будет следить множество настороженных глаз.
        Черт, было бы здорово пережить ближайшую ночь. - Нет, - покачал головой Камин. - Этой ночью ты никуда не пойдешь. Поверь - в твоих же интересах. Парни нервничают: не любят они, когда ситуация из-под контроля выходит.
        - Это понятно, - сказал Артемий.
        - Понятно ему… Погоди, вот все уляжется…
        Господи, что он несет?! Что уляжется? Он и впрямь собирается вечно куковать в этом бараке? Чего ждать, чего?!
        - Эй, как тебя! Арт!
        Вроде, голос старосты барака.
        - Иди сюда!
        Какой важный персонаж, вы только посмотрите. Даже Камин ведет себя попроще. При таком плюгавеньком облике - столько гонора… Чего ему, интересно?
        Артемий подошел. Староста важно перебирал какие-то мятые листочки. Перед ним на грубом одеяле лежал объемистый целлофановый пакет.
        - Зарплата, - сказал он. - Вот, распишись здесь…
        Артемий молча расписался, с удивлением обнаружив на листочке свою фамилию. «Он» все видит, все знает.
        - Держи!
        Староста сунул в руку пачку денег.
        Действительно пачку. Крупными купюрами. Столько ему не заработать и за полгода.
        - Это мне? - тупо спросил он.
        - Ага. За участие в массовке.
        - Это, что, аванс?
        - Это за вчерашний день. Так здесь платят.
        Артемий недоуменно смотрел на деньги.
        Кажется, кое-что до него стало доходить. Только ощутив в руках такую пачку, да еще умножив ее на возможное количество дней впереди, он ощутил, как тает его решимость немедленно удрать отсюда.
        - Так всем платят? - спросил он.
        - Всем, - сказал староста и углубился в изучение бумажек.
        Глупо держа перед собой растрепанную пачку, Артемий медленно пошел к себе. И сразу же наткнулся на вчерашнего бритоголового знакомца.
        - Налоговая… - сказал Артемий.
        - Она самая, - встречный склонил стриженую голову на бок. - Помнишь - с тебя сегодня вся получка.
        Артемий молча протянул сборщику податей свой гонорар. И ощутил, как в душе шевельнулось что-то неприятное, холодное и злое. Эти деньги не были заслуженными. Совершенно. И в то же время расставаться с ними было мучительно.
        Ну и сволочь - этот Хозяин…
        В проходе его поймал за штанину Тощий.
        - Давай к нам! - бодро крикнул он.
        Артемий послушно присел на нары.
        И Седой здесь. Вот он, небрежно-ловко тасует карточную колоду.
        - «В очко»? - предложил Тощий.
        - В «преф»? - добавил Седой.
        - Я осторожен с картами, - скривился Артемий. Мысли его были далеко.
        - Я тоже, - бросил Седой, и карты замелькали в пальцах, как у изрядного шулера. - Чего хотел Камин?
        - Это я хотел, - мрачно сказал Артемий.
        - А-а, - произнес Седой.
        Артемий посмотрел на порхающие карты и поинтересовался:
        - А вы что же, так и собираетесь здесь сидеть?
        - В смысле? - прищурился Тощий.
        - Не пора ли отсюда сваливать?
        Седой и Тощий переглянулись. Тощий приложил палец к губам.
        - Момент нужен, - тихо сказал Седой. - Так, может, партейку?
        - Разве что, на интерес, - пожал плечами Артемий.
        - Нет интереса играть на интерес, - хмыкнул Тощий.
        - На деньги, что ли? Так у меня все отобрали.
        - Налоговая? - понимающе оскалился Тощий. - Да, здесь с этим жестко.
        - И никакой защиты от воровства, - сказал Артемий. - А кто возмущается - сразу заточку в бок. Так?
        - Здесь деньги не много значат, - философски заметил Седой. - Куда важнее сам человек и его поступки. Хочешь сыграть на поступок?
        - Это, что - на желание? - усмехнулся Артемий. - Нет уж, увольте.
        - Нет, не то, - покачал головой Седой. - Просто, когда будет возможность совершить поступок - ты не станешь колебаться.
        - Поступок с каким знаком? Убийство - тоже поступок.
        - Да, - согласился Седой. - Но только в том случае, если ты готов его совершить, но трусишь. Играем на то, чтобы преодолеть свой страх.
        Артемий задумался. Может, это как раз то, что ему надо? Преодолеть свой страх.
        - Как заставить проигравшего совершить… поступок? - спросил Артемий.
        - Никак, - сказал Седой. - Он останется должен, пока не совершит поступок. Это интересная игра. Как считаешь?
        Карты - штука магическая. Они обладают собственной волей, и уж точно способны подавить волю слабого. Очень легко стать рабом колоды. Гадалкам это прекрасно известно, и они легко извлекают доход из болезненной зависимости от королей, дам и джокеров.
        Но сейчас хотелось одного.
        Проиграть.
        - Сдавай! - решительно сказал Артемий.

5
        Этой ночью ему стало плохо. Плохо по-настоящему. Бледная сестра, не надеясь на действенность обычных процедур, вызвала врача. Рустам выдернул того из постели и лично примчал в лагерь. Для ничего не подозревающего доктора это означало бессрочное заточение. А для Павла - неутешительную новость.
        Жить оставалось совсем немного.
        Некоторые процедуры могли продлить существование, но Павел больше самой смерти боялся унылых белых коридоров. И еще - следовало закончить начатое.
        Когда недоумевающего доктора под руки потащили в изолятор, Павел остался наедине с экранами. Трясло, телом овладела слабость, но следовать рекомендациям врача не хотелось. А может, просто не имело смысла.
        Пустыми глазами пялился в инфракрасную картинку спящих бараков.
        Там тоже не всем спалось.
        Они, все-таки, решились. Интересно, получится у них? В любом случае, он мешать не станет. Камеры работают для него одного, у охраны нет этого канала. Забавно, но Хозяин принял нейтралитет, давая шансы что этим мерзавцам-охранникам, что скотам-статистам.
        Если эта троица сбежит - история лагеря может закончиться раньше положенного срока.
        Значит, так тому и быть.
        Наверное, беглецы действительно думают, что ночь как-то поможет скрыться от внимательных глаз. И у них, наверняка, есть какой-то неожиданный план. У людей в критической ситуации открываются скрытые возможности - второе дыхание разума. Главное - поймать верный коридор событий. Так, кажется говорил этот чудной Старик?
        Старик… Это ведь он навел его на посредника. Умный, хитрый Старик. Может, направить его в помощь Артемию? Времени мало, совсем мало…
        Вот она, паранойя: всех схватить, всех засунуть за колючую проволоку, под колпак. И наблюдать.
        Пусть паранойя. Самая безобидная из его болезней. В конце-концов, не он застрелил Зигфрида, не он подстроил аварию с Сергеем, не он воткнул заточку в спину этому бедняге. И подушкой он никого не душил.
        Это все она.
        Массовка.
        И все больше беспокоит совершенно неуместный вопрос: почему про лагерь до сих пор не известно властям? Почему никто не свяжет исчезновение множества людей со странным сооружением на пустыре не так уж далеко от столицы?
        Не потому ли, что его лагерь - один из самых безобидных в числе множества других, забитых какими-нибудь несчастными гастарбайтерами? В Лагере Правды почти не пользуются рабским трудом. Более того - платят за безделье огромные деньги…

…А эти трое молодцы - нашли недостатки барачных стен, выскользнули. И охрана пока их не видит. Что ж, шансы высоки. Но не стоит желать им удачи.
        Нет смысла принимать чью-либо сторону.
        Смысл только в правде.
        Артемий с отвращением пожирал вьетнамскую лапшу из картонной тарелки. Кидаешь хрупкий брикет в кипяток, тот пугающе разбухает, расползается, как мерзкая упругая биомасса. Такой видели еду будущего пессимисты-фантасты. Поздоровайтесь: вот оно, будущее. Есть не хочется, но надо поддерживать в себе силы.
        С верхних нар свисают грязные ноги. Там громко и с аппетитом чавкают. Чавканье то и дело переходит в надсадный кашель.
        Артемий почувствовал в себе острое желание убить этого отвратительного соседа сверху.
        И испугался собственных мыслей.
        Массовка медленно, но неуклонно уродовала его. Как и каждого из нормальных жизнерадостных людей, собранных здесь по воле любознательного урода. Голову разрывали мысли об Ане и малоприятные угрозы Хозяина.
        Где ему здесь взять неуловимого Переходящего, где?!
        Коридор событий вел в тупик.
        Лязгнули засовы. Статисты, как по команде, отвлеклись от жратвы, уставились на дверь.
        В барак зашло несколько вооруженных людей во главе с мрачным громилой. Артемий узнал Рустама, хозяйского телохранителя.
        - Сегодня трое из вашего барака пытались сбежать, - раздувая ноздри, процедил Рустам. Он косился то на Камина, то на старосту, словно признавая за ними определенный авторитет. - Утром, у второго кольца заграждений нашли трупы…
        - Сволочи… - зло выкрикнул знакомый толстяк. - Убийцы!
        - Охрана ни при чем, - предупреждающе подняв руку, сказал Рустам. - Это кто-то из ваших. Так что, сами разбирайтесь…
        В бараке повисла напряженная тишина.
        Рустам оглядел потрясенных статистов и небрежно бросил на пол мешок, сделанный из робы с завязанными узлом рукавами.
        - Здесь их деньги. Староста, пересчитай и раздай своим…
        Староста, нелепо скрючившись, подскочил, схватил мешок и утащил к своим нарам.
        Рустам постоял еще некоторое время, ожидая вопросов. Вопросов не было. Урки демонстративно отвернулись, закурили. Рустам так же молча повернулся и вышел. Следом барак покинули охранники. Дверь вернулась на место, напоследок звякнув засовами.
        Артемий, не раздумывая, направился к Седому.
        - Как настроение, Арт? - весело спросил тот. - Нет желания совершить проигранный поступок?
        - Пока нет, - сказал Артемий. - Но я верну долг, обещаю.
        - А мы подгонять не будем, - сказал вынырнувший из-за спины Тощий. - Мы ж не урки.
        - Кстати, это они беглецов зарезали, - тихо, под нос себе сказал Седой.
        - Зачем? - спросил Артемий.
        - Думали, это беглые чувака ночью задушили, - пояснил Тощий. - Вроде, как свидетеля заговора.
        - Бред, бред… - пробормотал Артемий.
        - Просто страх, - задумчиво сказал Седой. - Бандюганы поддерживают образ лихих парней, но ссутся от страха, как все нормальные люди.
        - Нормальные люди, - пробормотал Артемий. - Убить троих человек - только из-за идиотских подозрений.
        - У каждого своя логика, - пожал плечами Седой. - А может, просто боятся, что прикроют эту лавочку и источник халявных денег.
        Со стороны входа послышались топот, возгласы. Туда же потянулись уркаганы.
        - Староста чего-то раскричался, - сказал Тощий. - Пойду, гляну…
        - Я тоже, - сказал Артемий.
        Староста стоял посреди прохода и тряс над головой листочком с мелкими каракулями. У его ног валялся полосатый куль с деньгами.
        - Ага! - кричал староста. - Я знал, знал! Только теперь посчитал все, проверил! У них были не только свои деньги - но и те, которые сперли у зарезанного Миши!..
        - Так его Миша звали… - глубокомысленно произнес Тощий.
        - Какая теперь разница? - дернул плечом Артемий.
        - …и у того, которого подушкой задушили - тоже деньги сперли! - кричал староста.
        - Ну, значит, туда им и дорога, - веско заявил Камин. - Друг мой, подели деньги - честно, на всех. И еще: пусть это не облагается налогом…
        Он как бы случайно проходил за спиной старосты.
        Статисты принялись живо обсуждать новость и ожидаемые барыши. Им уже не было дела до трех опустевших мест на нарах.
        - Как же, нашли крайних, - зло произнес Тощий и сплюнул. - Это урки подкинули бабки, чтобы убийство оправдать. Стопудово! А бабло - оно, что хочешь, оправдает…
        - Логично, - сказал Артем. - Только откуда ты все знаешь?
        - Так тут все все знают, - усмехнулся Тощий. - Но каждый фильтрует информацию по своим понятиям… Чего-то на парашу захотелось. Составишь компанию?

«Параша» в бараке находилась в противоположенном от двери конце. Была она отделана дорогим кафелем, имела белоснежные писсуары и вполне приличные кабинки. Совершенно необъяснимая роскошь. Может, дело в брезгливости Хозяина? Так или иначе, урки заставляли простых статистов драить кафель до кристальной чистоты.
        Только сейчас в этой системе что-то разладилось. Толкнув легкую дверь, Артемий увидел двоих насмерть перепуганных статистов, которые нелепо попятились при его появлении.
        - Что там такое? - нетерпеливо крикнул из-за спины Тощий. - Арт, не стой на дороге, боюсь груз не донесу до места…
        Но теперь Артемий видел то же, что и эти двое: выползшее из-под двери кабинки бурое пятно. Кто-то успел пройтись по нему, размазать по всему полу. Видимо, с утра пятно не заметили - свет включили пятнадцать минут назад.
        Кровь успела запечься и потерять цвет. Но если пятно такое огромное - то что же ТАМ, внутри?!
        Артемию немедленно почудился специфический запашок. Нет, ерунда - это всего лишь едкий запах хлора.
        Отступил в сторону, пропуская Тощего.
        - Да что вы, в самом деле…- пробормотал Тощий и осекся, уставившись на пятно.
        Артемию не нравилось, как на него смотрят эти двое. Очень не нравилось. И он не выдержал:
        - Чего пялитесь?! Я вам что, приведение? Не стойте, как бараны - давайте дверь откроем…
        - Может, Камину скажем? - неуверенно предложил Тощий.
        - И что, в сортир тоже под его присмотром ходить?! - зло выдохнул Артемий.
        Дверь в кабинку открывалась вовнутрь. Поэтому Артемий просто двинул ногой рядом с рукояткой. Дверь уткнулась во что-то мягкое.

…Он повидал всякое. В том числе - места жертвоприношений сатанистов, вудистов и прочей нечисти. Такая у посредника работа - быть в курсе. Те зверства всегда имели определенный смысл. И были в рамках странной потусторонней этики.
        Был ли подобный смысл в том, что скрывалось за хлипкой дверцей туалетной кабинки?
        Развешанные по всей кабинке кишки.
        Исполненное кровью чудовищное граффити.
        Тело, даже не вскрытое - будто разорванное когтями. Нелепо поставленное в угол с собственным сердцем на ладонях.
        Кто-то постарался, придавая трупу позу с помощью обрывков одежды.
        За спиной принялись шумно блевать. Теперь действительно появился характерный запах.
        Главное, не грохнуться в обморок.
        - «Тебе, Хозяин!» - деревянным голосом произнес Тощий.
        Это надпись над головой жертвы.
        Ведь это жертва. Жертва новому богу - богу спятившей массовки…
        - Похоже, мне уже не нужно на парашу, - сказал Тощий. - Пора штаны менять.
        - Очень смешно, - отозвался Артемий. - Это тоже, по-твоему, урки сделали?
        - Вряд ли, - сказал Тощий. - Они бандиты, но не психопаты. Пойду, позову Камина…
        В бараке воцарилась гнетущая атмосфера. Статисты выглядели подавленными. Даже урки заметно нервничали, перестав досаждать остальным. Хотя и заставили кое-кого начисто выдраить кабинку, после того, как охранники утащили тело в плотном черном пакете.
        Вечером случилась и первая истерика. Ни с того ни с сего, в бараке раздался высокий тоскливый вой, переходящий в надрывные рыдания. Артемию сначала почудилось, что плачет женщина. Но оказалось, что на своих нарах, зарывшись в подушку, воет тот самый знакомый толстяк.
        - Я не хочу! - захлебываясь слезами, кричал толстяк. - Я боюсь! Я боюсь спать! Он и меня зарежет! Меня! Потому, что я толстый!
        Соседи попытались его успокоить, но этим лишь вызвали новый всплеск воплей:
        - Он всех, всех нас перережет поодиночке! Всех!
        - Успокойся, - неуверенно сказал кто-то. - Хозяин этого не допустит…
        - А-а-а!!! - завизжал толстяк и вскочил на ноги.
        Он шатался, как пьяный. Лицо его налилось краской. Под глазами вылезли жутковатые мешки.
        - Так вы ничего не поняли! - высоко крикнул толстяк. - Это же он и есть! Он!
        - Да кто же?
        - Он сам! Хозяин! Он специально засунул нас сюда - чтобы ходить по ночам и резать, как свиней! Он всех нас замучает! Всех!
        Толстяк кричал, рыдал, пока в его сторону не направился Бас. Рыдания мгновенно стихли. Когда Артемий проходил мимо нар толстяка, оттуда доносились лишь тихие всхлипывания.
        Толстяк действительно не дожил до утра. Его никто не убивал. Просто в той стороне стало непривычно тихо.
        Артемий хмуро смотрел на большую полосатую куклу, что уставилась в потолок стеклянными глазами. Знакомый взгляд.
        Такой был у Переверзева. Там в ванной…
        Охранники привели врача. Тот хмуро осмотрел труп. Окинул статистов недоуменным взглядом.
        - Не знаю, - тихо сказал он. - Сердечный приступ, надо полагать. Чтобы сказать точнее, нужно вскрытие…
        Врача увели. Следом с трудом утащили грузное тело.
        Эта смерть, почему-то произвела самое гнетущее впечатление.
        - К черту деньги, - сказал кто-то. - Нас всех прикончат, по очереди. А потом сожгут в чертовом крематории…
        Делать ноги.
        Быстрее.
        Как? Как угодно - сквозь колючую проволоку, сквозь охрану - подальше из этого маленького частного ада…
        - Выпустите нас отсюда! Я требую, чтобы нас немедленно отпустили!
        Какой-то мужчина, голый по пояс, отчаянно бился в дверь. Статисты в оцепенении смотрели на него.
        - Заберите свои деньги! Я не хочу! Не хочу больше оставаться здесь!
        Он колотил в дверь руками, ногами, кричал, ругался.
        Но ничего не происходило.
        Казалось никому нет до него дела. Даже охране. Только камера под потолком равнодушно перевела на него взгляд и снова замерла.
        Движения его вдруг стали вялыми, удары потеряли силу, и человек тихо осел на пол. На лице застыла невыразимая тоска.
        К нему приблизился молодой длинноволосый статист. Артемий раньше не обращал на него внимания - тот был довольно тих и незаметен. Сейчас длинноволосый присел рядом с неудавшимся бунтарем.
        И заговорил.
        - Не стоит бросаться с кулаками на каменную стену. Так ее не прошибешь. Ведь наша сила совсем не в руках. Наша сила - внутри нас, верно? Я скажу одну странную вещь, но мне кажется, что в ней - вся правда. Ведь нам невероятно повезло! Да, нам всем очень, очень повезло! Здесь, на земле, мы столкнулись с самой настоящей тьмой! Нет, нет, я не говорю, что тьма - это хорошо, как раз напротив! Нам дан шанс пройти особое, небывалое испытание. И я думаю - это испытание ниспослано нам свыше…
        Артемий с некоторой оторопью слушал длинноволосого. Он даже не заметил, как в его сторону потянулись люди. Длинноволосый просто говорил - негромко, неторопливо. И вокруг него собиралось кольцо слушателей.
        - Все, что происходит - не только испытание. Это наказание за неправедную, грешную жизнь. Никто из нас не может возразить против этого. И выйдет отсюда только достойный. Слабый духом, недобрый, неправедный обречен. Это отбор. Я не знаю цель этого обора - но это так…
        Люди жадно внимали словам длинноволосого.
        А парень-то - прирожденный проповедник. Артемий отметил про себя: этот тип мог бы сделать неплохую карьеру практикующего мага. Дело тут не в магических способностях, конечно, а в умении убеждать. Редкий, очень ценный дар. Который, впрочем, зачастую используют во зло…
        Длинноволосый говорил все громче, и в его сторону потянулись подельники Камина. Они стояли в сторонке и тихо переговаривались о чем-то. Вскоре подошел и сам бугор. Нахмурившись, он прошел сквозь ряды статистов и уставился сверху вниз на длинноволосого.
        - Ты чего народ смущаешь, Херувим? - небрежно поинтересовался Камин. - Шел бы на свое место, а?

«Какое забавное прозвище, - подумал Артемий. - Надо полагать, неспроста»
        Длинноволосый Херувим спокойно посмотрел на Камина, поднялся.
        - А этот человек не спасется, - сказал он, обращаясь к толпе. - Он слишком самоуверен. Он думает, что тьма на его стороне, но тьма поглотит его одним из первых…
        Камин побледнел.
        - Ты чего это несешь, юродивый? - зло произнес он. - Тебе что, жить надоело?!
        Камин сделал угрожающее движение в сторону Херувима.
        Но тут случилось неожиданное. Безмолвные статисты, те, что еще полчаса назад, боялись «бугра» словно черта, сдвинулись перед длинноволосым, оттеснив Камина назад.
        И взгляды их были решительны
        Камин попятился. Он молча посмотрел в лица защитников новоявленного проповедника, словно хотел хорошенько запомнить их. И тихо убрался вместе со своей шайкой.
        - Зло отступит! - повысив голос, произнес Херувим и ткнул пальцем в спину бугра. - Но надо помнить: оно еще не раз ударит по нам. Тьма будет пугать нас днем и ночью, лезть к нам в души. И ее главное оружие - страх! Не дайте страху завладеть вашей волей…
        Он еще долго говорил. Артемий устал слушать эти банальности. На него давно уже не производили впечатление пафосные речи. Но многим слова Херувима пришлись по душе.
        - Каков, а! - восхищенно произнес Тощий. - Как бы у нас власть не поменялась…
        Оказывается, он давно уже стоял за спиной Артемия. Рядом был и Седой.
        - Так просто не поменяется, - мрачно сказал Седой.
        - Да, ладно, - беспечно возразил Тощий. - Он ведь просто болтает. И силы у него против Камина никакой…
        - Просто болтает… - нервно хохотнул Седой. - Хорошо, если без крови обойдется…
        - …Нельзя пробить стену головой, - продолжал вещать Херувим. - Но любую стену можно преодолеть верой. Надо просто молиться - и верить в чудо. И тогда любая, любая дверь распахнется перед вами!
        Последнее слово длинноволосый произнес с каким-то истерическим надрывом. Даже потряс над головой худыми жилистыми руками.
        И тут же лязгнул засов.
        Статисты в один голос ахнули. Даже Артемий удивленно вскрикнул. Если бы сейчас из двери ударил божественный свет - он бы даже не удивился.
        Но никакого божественного света, конечно не было. В барак затолкнули нового статиста в полосатой робе - пожилого, и, вроде бы даже знакомого…
        - Старик?! - изумленно произнес Артемий.
        Это действительно был Старик. Он стоял в окружении статистов, которые пялились на него словно на приведение. А Херувим, глядя на гостя выпученными глазами, вдруг ткнул в него пальцем со словами:
        - Этот человек здесь не случайно. Он принесет нам новые испытания!
        Статисты глянули на вновь прибывшего с благоговейным ужасом.
        Артемий быстро подошел, схватил Старика выше локтя и потащил в глубину барака.
        - Арт? - пробормотал Старик. - Где это мы? Что все это значит?
        - А я думал, вы как раз пришли рассказать мне об этом, - сказал Артемий, оглядываясь. - Пойдемте, пока эти психи не сделали из вас святого мученика…
        Проснулся он от очередного кошмара. Была ночь, но свет теперь не гасили полностью - статисты уломали охранников оставлять включенной аварийную красную лампу у входа. Нельзя сказать, что бледный кровавый свет прибавлял оптимизма. Но хоть как-то рассеивал душную тьму.
        Старик грел руки, обхватив металлическую кружку с чаем. Здешний чай был далек от того, которым он потчевал гостей у себя дома. Но массовка быстро избавляет от домашних привычек.
        Артемий отдышался, вытер потный лоб скомканным вафельным полотенцем. Наверное, он кричал во сне. Только претензий к нему соседи не предъявляли. И на том спасибо.
        - Как забавно… - произнес Старик. - Я столько рассуждал о коридоре событий, но никогда не думал, что смогу так здорово ощутить его… Я думал, что с Переходящим дорогу подкинул тебе интересную работу. А получается, что попросту столкнул с опасной горки, конца которой не видать… Ты уж прости, что я скрывал правду…
        Артемий покачал головой:
        - Никто не мог знать. В конце-концов, я сам знал, с чем связывался… Не не могу только понять - зачем Хозяин вас сюда засунул?
        - Хозяин? Ах, Хозяин… Ну, конечно, Хозяин… Не знаю. Может, как свидетеля? Хотя, что я знаю?
        - Он не боится свидетелей. Ему осталось жить совсем немного - так он говорит.
        Они помолчали некоторое время.
        - Ах, да… - вздрогнул Старик. - Он сказал, что я должен тебе помочь.
        - Помочь мне? Здесь? - пожал плечами Артемий. - Хозяину нужен Переходящий дорогу. Но как его здесь найти? Я всего раз видел его - если это вообще был он. И вот, чем кончилась наша встреча. И чем дальше - тем меньше я понимаю смысл происходящего…
        - Может в этом и проблема? - задумчиво произнес Старик и отпил немного чая. Поморщился.
        - В смысле того, что творится?
        - Нет. В попытке понять. Может, надо не понимать, а… чувствовать?
        - Я давно уже ничего не понимаю, ничего не чувствую… Мне кажется, массовка просто растворила меня. Высосала меня из тела. Теперь я - просто пустая оболочка. У меня с головой что-то не так, да?
        Старик задумчиво побарабанил пальцами по кружке.
        - Массовка. Переходящий дорогу. Забавное сочетание… - произнес он.
        Артемий насторожился:
        - Что же тут забавного?
        - У меня давно блуждала в голове одна теория… Да нет, не теория даже. Просто идейка…
        Старик помолчал, с сомнением глядя в кружку.
        - Ну? - нетерпеливо сказал Артемий. - Что за идея?
        Из глубины барака раздался странный звук. Что-то, заставляющее леденеть кровь.
        Не стразу догадаешься, что кто-то так воет во сне.
        Послышалась ругань, короткая возня, и вой прекратился.
        - Да, - сказал Старик. - Массовка… Множество статистов, повинующихся приказам режиссера и не подозревающих о всей глубине замысла. Самое интересное, что и режиссер совершенно не представляет, что он хочет получить в результате…
        - Я ничего не понимаю, - признался Артемий.
        - Да я сам больше чувствую, чем осознаю, - сказал Старик. - Ну, если упростить и обобщить, мысль звучит так…
        Старик решительно, залпом опрокинул в себя остатки чая. Словно стакан водки - отвратительной на вкус, но необходимой.
        - На Земле много людей. Очень много. Не я первый заметил, что человечество напоминает гигантский муравейник. Если мы возьмем одного муравья - он покажется нам очень интересным существом, с системой инстинктов, сложным внутренним устройством. Ну, а целый муравейник, как известно - образование из тысяч отдельных муравьев. Образование достаточно сложное - но куда более примитивное, чем один, отдельно взятый муравей. Просто стоящее на другом уровне… Самое интересное, что отдельный муравей не имеет никакого понятия об устройстве муравейника. И если муравейнику нужно - муравейчик будет легко выброшен за его пределы, брошен в мясорубку с врагами или съеден. Благо, муравьев много, никто не заметит потери…
        - Я не понимаю… Вы сравниваете человечество с муравейником?
        - Погоди… А теперь представь, что вместо муравьев мы берем миллиарды разумных существ. И на каком-то этапе развития общества незаметно для нас самих возникает НЕЧТО, объединяющее нас в огромный… даже не знаю, как сказать… Человечник? Да, человечник! Огромное, непостижимое, мощное…
        - Сверхразумное?
        - Тупое, примитивное, как амеба! В этом весь ужас, понимаешь?! Каждый отдельный человек - это вершина природы… Ну, пусть даже нам только так кажется! А наше общество - нет, то что стоит над обществом - это тупая, безмозглая амеба - МАССОВКА! Какое замечательное, емкое слово - массовка! И им все сказано! Массовке нет дела до отдельного человека! Ей нет дела до общества - потому что общество создано нами сознательно. А чего хочет МАССОВКА, этот непостижимый, отвратительный человечник - мы не знаем и знать не можем!
        - Вы говорите жуткие вещи…
        - Я еще не сказал действительно жуткой вещи. Весь ужас заключается в том, что у этой массовки - свои собственные цели существования, которые могут совершенно не совпадать с целями, которые придумало себе человечество. Да что там - они наверняка и не совпадают. Вот и появляются у массовки особые органы… нет органеллы - как у инфузории - ими она нападает, жрет, защищается…
        - И Переходящий дорогу…
        - Вот именно - его органелла, человек, который думает, что действует по своей воле, но на самом деле - всего лишь щупальце, отросток чудовищной амебы. Я не знаю, зачем он нужен на самом деле. Могу только предположить: его дело - выводить из тела массовки ненужные ей, элементы. Может, как токсины. Или фекалии.
        - То есть, я, Хозяин, остальные жертвы - это… хм… просто экскременты этой вашей сверхмассовки?
        - Если тебе станет приятнее - то, к примеру, инородные тела, вроде болезнетворных бактерий. Это уже не суть важно - мы все равно не сможем понять природу Массовки, как невозможно вытащить себя из болота за собственные волосы…
        - И вы считаете, что люди в этом бараке - тоже…
        - Я считаю, что это - модель. Маленькая модель гигантской массовки. Хозяин противопоставил себя воле земного человечника - и построил его уменьшенную копию. У него болезненные амбиции - потягаться с Переходящим дорогу. Но, бросая вызов щупальцу, всегда рискуешь познакомиться со спрутом…
        Старик замолчал. Артемий подавленно оглядывал барак. Все это были бы просто слова. Если бы их не произнес сам Старик.
        Если бы не было Переходящего дорогу.
        Если бы не вел в пугающую неизвестность безжалостный коридор событий…

6
        Человечник… Какое мерзкое слово… Черт бы побрал этого Старика с его ночными теориями.
        Только вот как спорить с тем, кто смотрит в самую суть вещей?
        Лучше бы не слышать всего этого.
        Но в Лагере Правды не скроешься от истины. Будь ты хоть статист, хоть тот, кто вообразил себя режиссером. И если ты слышишь то, что не предназначено для твоих ушей - по крайней мере, не жалуйся.
        Павел с отвращением грыз таблетку. Теперь ничто не приносило облегчения. Возможно, дело осложнялось и тем, что он почти не спал.
        На сон просто не осталось времени.
        Он должен успеть.
        Успеть понять.
        Почему этот чертов человечник решил выкинуть его из своего жирного тела? Почему он лишний? В чем тут дело?
        Может быть, если найдется ответ на этот вопрос - все станет на свои места.
        Путь Старик твердит, что массовку невозможно понять. Пусть.
        ЕМУ нужно это понимание. ЕМУ.
        И теперь уже - больше самой жизни.
        В одном Старик прав: его персональный человечник за колючей проволокой очень похож на ту невообразимо огромную массовку. Только живет в ускоренном ритме и уже принялся вовсю избавляться от «чужеродных тел». Не слишком ли много отходов для столь компактного человечника?
        Черт… Вот же привязалось это слово…
        Надо отвлечься… Отвлечься… - Рустам! - поднеся к губам рацию, позвал Павел.
        Никакой реакции. Ну, конечно же, кто может, как он, бодрствовать круглыми сутками? У них впереди длинная жизнь - надо беречь силы.
        Это ему уже все равно.
        Хотя… Может, не так уж и все равно…
        - Рустам!
        Дверь скрипнула, появился заспанный Рустам. Спал он, судя по всему, в одежде, где-нибудь под дверью. Интересно, какие проклятья в таких случаях он адресует шефу? На лице ни малейшего недовольства. Идеальный солдат…
        - Да, босс…
        - Слушай, приведи Настю…
        Рустам поморгал, соображая.
        - Прямо сейчас?
        - Да. Немедленно…
        - Но…
        - Какое, к черту, «но»?! Что тебя смущает?!
        - Извините… Я сейчас…
        Разложение. Во всем разложение. Оно тронуло даже этого идеального солдата. Массовка - страшная зараза. Тупая ядовитая тварь. Неужто Старик прав?
        Настя… Вот кто приносит успокоение и смысл. Нет, нет - ни одной грязной мысли! Все совсем не так… Не так… А как? Черт… Проклятые таблетки убивают способность думать…

…На некоторое время он забылся. Это не сон - именно забытье, тяжелое, вязкое, наполненное отвратительными образами…
        Очнулся от громких звуков. Те исходили от динамиков «прослушки». Женский барак - шум оттуда. Только, странно - на экранах нет изображения. Пусть ночь - но инфракрасная картинка должна быть.
        Проклятье! Надо звать техника!
        Прислушавшись, понял: в бараке идет борьба. Вдавил кнопку рации:
        - Охрана! Что в женском?
        Охранники молчали. Это становится интересным. Повторил вопрос. Сквозь писк с запозданием пробился голос Рустама - с одышкой, однако же, невозмутимый:
        - В женском бараке бунт.
        - Что?!
        - Повторяю: бунт в женском бараке. Что делать?
        - Да заприте их - и дело с концом!
        Рустам откашлялся и сказал:
        - Уже заперли. Но несколько статисток ушли.
        - Куда ушли?! За периметр?…
        - Вроде, нет…
        - Так куда они могли уйти, черт возьми?!
        - Мы выясняем…
        - Давайте, выясняйте быстрее! Оружие не применять - если вдруг уйдут - пусть уходят…
        - Понял.
        - Что с камерами? Разбили?
        - Тряпьем завесили. Утром восстановим картинку - в темноте и бабы покалечить могут…
        Павлу хотелось прикрикнуть на Рустама. Но порыв почему-то быстро схлынул. Не стоит без надобности рисковать людьми.
        Он больше не смотрел на массовку свысока.
        Он начинал ее бояться.
        Разговор потихоньку сошел «на нет». Старик начинал дремать. Глядя на него, Артемий тоже принялся зевать. Но что-то заставило насторожиться. Какие-то звуки со стороны маленького окна.
        Вначале Артемий подумал - крадется тот самый ночной убийца. Воображение мигом составило неприятную картинку, а рука сама собой полезла под тюфяк - там припрятана половинка швабры, щедрый по нынешним временам подарок Седого.
        Но быстро стало ясно: звуки доносятся снаружи. Еще несколько секунд - и они стихли.

«Охранники?» - прикинул Артемий.
        Заставил себя лечь. Уснуть в таком напряжении, со скрюченной правой рукой, пальцы которой, наверное, побелели, сжимая палку, непросто. Но человеческие силы небезграничны. Через какое-то время нахлынула дрема, вскоре пришел бы и сон, если бы глаза не распахнулись сами собой. В мозгу завыл сигнал тревоги.
        Пропал дежурный красный свет.
        Чуть позже в проходе между нарами бесшумно проплыл ломаный черный силуэт.
        Еще. И еще.
        И один - выплывший с другой стороны - склонился прямо над его лицом, заслоняя остатки жалкого лунного света.
        Такого ужаса Артемий не испытывал никогда. Казалось, черная бестелесная тварь обхватила и сжала сердце холодной лапой. Будто на миг он заглянул в самый страшный уголок ада.
        Он заорал. Высоким, постыдным криком того, кто потерял всякий человеческий облик.
        Силуэт отпрянул.
        В ту же секунду неконтролируемый ужас уступил место нормальному страху: кто бы то ни был, он тоже боялся. Сердце, вырвавшись из адской лапы заколотилось, суетливо прогоняя задержавшуюся кровь.
        В следующий момент затылок ощутил крепкий удар.
        Лежа на полу, под нарами, Артемий равнодушно слушал непонятную возню, грохот, глухие удары, разрозненные крики и возгласы. Некоторые голоса его удивили. Артемий не сразу понял - чем именно.
        Они были женские.
        Снова крик. Топот. Череда ударов.
        Визг. Нет, не визг от страха. Визг ярости. Звериный.
        Тьму прорезал ослепительный луч фонаря. Конечно, он больше казался, чем был столь ярким. На некоторое время наступила тишина. А после со стороны двери раздался женский голос.
        Жесткий, злой. Неправильный.
        - Кто-то из вас насилует и убивает наших сестер. Мы не знаем, кто именно. Но теперь у нас есть оружие. И за каждый подобный случай мы будем забирать одну вашу жизнь. Этого дважды видели у нашего барака. Смотрите…
        Фонарь метнулся в сторону и выхватил стоящего на коленях человека. Это Бас. Только ничего в нем не осталось от лихого парня, лагерного следопыта и показного уголовника. Стоя на коленях, он дрожал от страха. Да и кто бы не дрожал, ощутив на затылке холодный пистолетный ствол.
        Теперь, хоть и с трудом, можно разглядеть ночных пришельцев. Они вовсе не черные, как казалось во мраке. Такие же полосатые, как и все. Только лица скрыты странными рваными повязками.
        И оружие в тонких руках.
        Бабы, черт их возьми!
        Где они стволы взяли?! Неужто напали на охрану?
        Из-под ног безликих визитерш быстро уползал какой-то парень. С трудом: видимо, ему здорово досталось. Напоследок он получил удар по ноге от какой-то барышни с короткоствольным автоматом.
        Немыслимо…
        - Я хочу, чтобы вы знали, - продолжил тот же голос. - Мы объявляем вам войну. Никакой пощады, никакой жалости. И вот еще что: Хозяин вам не поможет. Надеюсь, вы это уже поняли? Он с удовольствием понаблюдает, как мы грохнем каждого из вас, подонки….
        - А не слишком ли много ты на себя берешь, сучка? - крикнул из темноты сиплый голос.
        Вместо ответа по ушам ударил гром, а над головой засвистели пули. В глазах зарябило от вспышек.
        - Столько достаточно?! - крикнул другой голос - высокий, молодой, задиристый.
        Похоже, девкам и впрямь не терпится повоевать…
        - Хватит болтовни. Вот вам аргумент. Ведь вы только такие понимаете, да?
        Артемий видел, как женские пальцы неумело взвели курок. Это казалось плохой любительской постановкой.
        До выстрела.
        Фонарик в чьих-то руках подпрыгнул и упал. Но в его свете успели мелькнуть отвратительные брызги и смешанная с пороховыми газами кровяная пыль.
        - Запомните это хорошенько, - сказал голос. - Уходим!
        Сколько их было - женщин, девушек - Артемий так и не понял. Но отчетливо слышал испуганные всхлипы.
        Видимо, нервы были и у нападавших.
        Дверь захлопнулась. Грохнул засов.
        Значит, они просто вошли через дверь… И никто не смог ничего сделать. Куча мужиков, некоторые из которых весьма круто поставили себя среди себе подобных..
        Один такой лежал теперь в лужице собственных мозгов.
        Щелкнул выключатель, барак осветился красным.
        Статисты молчали. Нельзя сказать, что они были потрясены. Скорее ошеломлены внезапностью и неотвратимостью событий.
        Но на тело убитого смотрели спокойно. Казалось, само по себе убийство никого особо не впечатлило. Ведь это не таинственный ночной маньяк - пришелец из темного мира воспаленного воображения. Эта смерть была вполне понятной, объяснимой и обоснованной.
        Человек быстро привыкает к смерти. Конечно, к смерти чужой…
        Первым к телу на четвереньках подполз Глист. Оглядел остатки головы округлившимися глазами, всхлипнул и отполз обратно.
        Урки во главе с Камином наблюдали со стороны. Они выглядели озабоченными.
        К телу медленно приблизился Херувим. Опустился на колено, коснулся ладонью месива повыше уха. Поднял над головой потемневшую ладонь. С той звучно шлепнулись на пол вязкие капли.
        - Еще один не прошел испытания, - назидательно сказал Херувим. - Теперь-то вы поняли? Демоны пришли - и забрали его душу! Демоны в женском обличье! Разве это не символично? Разве это не есть доказательство, которое ОН ниспослал - чтобы избавить нас от сомнений?!
        - Бред, бред… - пробормотал Артемий.
        Покосился на Старика. Сидя на нарах, тот озирался с недоумением человека, пропустившего важное событие. Неужели он проспал самое главное? Завидный сон для его возраста!
        - Женская природа порочна по сути, - продолжал Херувим, демонстрируя окровавленную ладонь. - И теперь ее сущность освобождена от привычных рамок! Теперь мы совершенно беззащитны - изнутри и снаружи! Так?
        Статисты молчали.
        - Так… - с трудом произнесли где-то за спиной.
        - Нет, не так! - проникновенно заговорил Херувим и тряхнул гривой. - Против силы оружия всегда найдется сила…
        Он сделал театральную паузу, ища поддержки во взглядах статистов.
        - Духа… - робко сказал кто-то.
        - Духа…духа…духа… - словно эхо отозвалось множество голосов.
        - Да! - закатывая глаза, крикнул Херувим. - Именно!
        Урки развернулись и ушли в темноту. Камин дольше прочих наблюдал за проповедью, но ушел и он.
        Артемий бросил взгляд на Старика. Тот, раскрыв рот, наблюдал за говорившим. Казалось, он боится упустить хоть слово. Что тут скажешь - настоящий специалист по потревоженным душам.
        А таких здесь сейчас - большинство…
        С утра разболелась голова. То ли из-за ночного удара по затылку, то ли из-за нудного бормотания из дальнего угла. Там собрались Достойные. Так они теперь себя называли. Их стихийный главарь, Херувим, не возражал. Более того - тщательно поддерживал эту мысль в своих последователях. Можно было бы потешаться над убогими, да только факт остается фактом: сегодня сборщик податей получил у них от ворот поворот. И это осталось безнаказанным.
        Похоже, урки признали в Достойных реальную силу. Или просто прикинулись, что признали. Кто их поймет, этих уродов?
        Артемий с шипением потер затылок. Там что-то набухло и теперь неприятно пульсировало. Хорошо, если обошлось без сотрясения.
        Ну и ну, ай да девчонки… Как там Аня говорила про этих «сестер»?
        При мысли об Ане стало тревожно. Непонятно, что происходит в женском бараке, но явно - ничего утешительного. А теперь вообще - хорошенькое дело - путь туда заказан. Мало того, что единственного знакомого «проводника» грохнули, так еще всех мужиков объявили «вне закона».
        Что же это получается - столкнулись две массовки? Два мира с разными полюсами? Что ж, очень похоже. Если в большом «человечнике» мужчины и женщины перемешаны, как в карточной колоде, то здесь - идеальная модель раздельного бытия полов…
        Аня… Долгое пребывание среди озлобленных мужиков вызывает острую тоску по женской ласке… Мысли неуместные, но крайне навязчивые…
        - Чего такой потерянный? - его несильно толкнули в плечо. Сзади на нары запрыгнул Тощий.
        Выглядел он возбужденно, глаза бегали.
        - Слышал новость? Бабы кого-то из охраны пришили! - поведал он.
        - И что? - равнодушно поинтересовался Артемий.
        - Да, ничего…- скиснув, сказал Тощий. - Хреново все.
        - Да, это новость, - сказал Артемий. - Я-то думал - как оно? А оно, оказывается хреново…
        - Злой ты какой-то, - заметил подошедший Седой. - Может, пора проигранный поступок совершать? Чего бы ты хотел сейчас больше всего? Только честно.
        - На волю хочу. Да что толку?
        - Э, ты да забыл: хотеть надо что-то реальное, то, чего никак не решишься сделать…
        Артемий задумался. Да что там, в самом деле?! И впрямь, надо решаться.
        Он встал и направился к двери. Быстрее. Главное - никаких сомнений.
        - Что ты задумал? - поинтересовался Седой.
        Вместе с Тощим они двинулись следом. В бараке так мало развлечений…
        - Поговорю с ним, - недобро сказал Артемий.
        - С кем? - спросил Тощий.
        - С ним, - повторил Артемий.
        Седой и Тощий отстали. Тут не требовалось долгих объяснений.
        Артемий тупо остановился перед дверью. Почему-то вспомнился тот психопат, бесцельно бьющийся в дверь. Артемий повернулся и поднял голову.
        На него слепо пялилась камера в бронированном каркасе.
        - Надо поговорить, - сказал он.
        Камера рассматривала его неподвижно и равнодушно. А он смотрел на нее.
        Оставалось надеяться, что ОН видит его сейчас в перерыве между своими темными делами…
        Так и есть: щелкнули засовы, скрипнула дверь.
        - Выходи, - хмуро приказал охранник. - Только не дури. У меня плохое настроение…
        Артемий вдруг осознал, как давно уже не видел неба, не дышал свежим воздухом. Трудно представить себе, что где-то идет нормальная жизнь, люди ходят на работу, отдыхают, улыбаются, а женщины не стремятся прикончить тебя при первой же возможности только потому, что ты - из другого барака…
        - Давай, шевели ногами, - буркнул охранник, ткнув в спину автоматным стволом.
        Пришлось вернуться в сумасшедшую реальность. Снова труба крематория, приземистое главное здание, казенные коридоры.
        Дверь.
        Стул.
        И снова ожидание.
        Оптимизма поубавилось. Не было больше желания копаться в ящиках, класть ноги на стол и спать в хозяйском кресле.
        Хотелось просто убить.
        Глупое желание. Хотя первым порывом, толкнувшим его на эту встречу была именно идея прикончить мерзавца. Наверное, прогулка на свежем воздухе немного вправила мозги.
        Ведь это не выход. И скорее всего - равносильно самоубийству. Склонности к суициду Артемий не испытывал, так что требовалось придумать новую цель своего прихода…
        Хозяин вошел тихо. Совсем тихо.
        Артемий невольно поежился.
        Как он изменился! Словно минули не несколько дней, а долгие годы. Причем, не самые лучшие.
        Хозяин сдавал. На миг Артемию даже стало стыдно за свои мысли - расправиться с этим несчастным. Но он заставил себя вспомнить все, что пришлось пережить здесь. И жалость исчезла.
        Осталась только брезгливость.
        - Чего тебе? - спросил Павел.
        Артемий поерзал на стуле, соображая. Вопрос выплыл сам собой:
        - Что происходит в женском бараке?
        - Какое тебе до этого дело? - желчно бросил Павел.
        - Там Аня…
        - Да, она там, - усмехнулся Павел. - Тебе известны мои условия…
        - Ты обещал ее безопасность, - упрямо сказал Артемий. - А там творится черт знает что.
        - Она жива. Тебе этого достаточно?
        - Жива… И это все?!
        - Где Переходящий дорогу?
        Артемия посетило чувство полнейшей беспомощности. Словно он разговаривает с роботом, умеющим долдонить одни и те же фразы.
        - Где я его здесь возьму? - проговорил Артемий. - Если отпустишь меня и Старика…
        - Ты сам веришь в то, о чем говоришь? Тебе прекрасно известно: Переходящий дорогу сам приходит, когда сочтет нужным. Все, что тебе нужно - твои знания. Да и Старика, пожалуй. Сделайте так, чтобы Переходящий пришел.
        - Так для этого сюда Старика притащили…
        - Я думал, ты умнее.
        - Я тоже так думал. Пока не попал в это милое местечко..
        - У тебя все?
        Артемий помолчал. Разговоры, разговоры… Нет смысла сотрясать воздух.
        - Все…
        Павел посмотрел тяжелым взглядом и сказал.
        - Не тяни время. Скоро заработает крематорий.

7
        - Как можно заманить Переходящего? - мрачно произнес Артемий. - Приманки ему насыпать? Подкормить, как рыбу?
        - Ну, ты ведь знаком с кое-какими техниками, - сказал Старик. - Я тоже что-то слыхал. Если бы мы знали его природу…
        - В том-то и дело, - Артемий сплюнул. - Шаманы вызывают одних духов, ведьмы других, маги третьих. Ни те, ни другие понятия не имеют, с какими силами общаются. А если мы полезем в неизвестность, как слон в посудную лавку…
        - Ты прав, Арт. Здесь и без того такой клубок…
        - И вообще - я посредник, а не шаман.
        - Тоже верно…
        Помолчали. Хотелось курить. Странно, Артемий не курил толком, но знал, что в такой ситуации самое время покурить. Стрельнуть сигарету, что ли?
        Огляделся. В стороне, сидя на корточках, дымили урки. Переговаривались сквозь зубы. Наверняка замышляют какую-нибудь гнусность. А потом получай за них по башке.
        В проходе, уцепившись за грубые стойки, качался на руках Глист. Лицо, и без того не блиставшее интеллектом, теперь просто лучилось идиотизмом.
        Этот хотя бы безобидный. Странную тревогу вызывали вон те, усердно зубрящие сверхновый завет своего барачного святого. Достойные… Поверить только: они уже рассылают миссионеров во все концы барака! Вливайтесь в ряды - и спасетесь…
        Помешательство становилось все более организованным. Самое время Старику браться за очередное исследование. Здесь же просто рай для психиатра.
        Только особой радости и он не испытывает. Хорошо наблюдать за клеткой с крысами. Трудно беспристрастно изучать что-либо изнутри клетки.
        Изнутри чертова человечника.
        - Я вот что думаю… Мы все равно не знаем правды, - проговорил Старик. - Может, примем мою идею за рабочую теорию? И, исходя из этого, решим, как подманить этого, Переходящего…
        - Это про всемирную Массовку? - скривился Артемий. - Как вы это себе представляете?
        - Пока не знаю. Надо подумать. Если мы найдем хоть какую-то закономерность поведения, ее проявления в виде того же Переходящего дорогу…
        - Закономерность? Вы же сами сказали - Массовка непостижима…
        - Сказал. Но разве у нас много вариантов?
        Артемий не нашелся, что ответить. Он всего лишь посредник, а не великий теоретик оккультизма. Даже самый темный шаман понимает в этих делах куда больше.
        Засунул руку за грубый отворот робы. Амулеты на месте. Интересно, насколько они помогают сейчас? Был бы он вообще жив, если б не сила оберегов?
        Удивительно: ему прекрасно известна условность всех этих талисманов. Кому, как не посреднику, знать: большинство из них - просто шарлатанские штучки. Но когда так долго крутишься в этом эфемерном мире, начинаешь верить во многое…
        - А давайте посмотрим на это так, - сказал Артемий. - Теория теорией, но ведь массовка существует давно, и раньше в таких экзотических названиях не нуждалась. А звали ее, скажем, миром темных сил. Соответственно, Переходящий - всего лишь тот, в кого вселился какой-нибудь не в меру активный дух…
        - Не согласен, - покачал головой Старик. - Темные силы - темными силами. Массовка - это явление совсем другого плана…
        - И все же, - упрямо сказал Артемий. - Я могу попытаться поговорить с духами. Знакомый шаман кое-что показывал. В конце-концов, духи могут помочь найти нужного человека.
        - Переходящий - не совсем человек. К тому же духи могут и обмануть - разве ты не понимаешь?
        - Мы теряем время. Надо пробовать…
        Старик не ответил.
        Он прав, тысячу раз прав! Но Переходящего надо искать. А выйти за пределы Лагеря могут лишь бестелесные тени предков. Или тех, кто приходит под их видом.
        Артемий опустился на пол. Грубые холодные доски - это даже не шкуры в шаманском доме. Так… Где оно… Вот.
        Крохотный кожаный мешочек в гирлянде оберегов. Его содержимое, пожалуй, заставило бы напрячься сотрудников наркоконтроля. И, наверное, по делу. Хотя Архип утверждает, что действие этого сероватого порошка направлено вовсе не на получение сомнительного удовольствия. Более того - при его употреблении удовольствие не предусматривается в принципе.
        Артемий никогда не прикасался к подобным «спецсредствам». Посреднику не за чем лезть в эти сферы. Достаточно знать, что и как действует. Но ситуация изменилась.
        Немного порошка на ладонь…
        Огляделся - будто хотел получше запомнить реальность, прежде, чем отправиться в чужие миры. Усмехнулся: наверное, все это глупости. Дело ведь не в порошке - это всего лишь часть антуража. Но было немного тревожно.
        - Может, не стоит? - с сомнением произнес Старик.
        Артемий глянул на него внизу. И слизнул зелье.
        Дрянь редкостная. Мерзость. Такова, наверное, на вкус болотная трясина. Из чего ее только делают? Архип говорил что-то про мухоморы. Остается надеяться, что шутил.
        Прислушался к ощущениям. Пока ничего особенного. А чего ждать? Все дело не в порошке, а в ритуале. И не в ритуале даже, а в особом настрое, в умении управлять обострившимися ощущениями… Надо вот так раскачиваться из стороны в сторону и повторять бессмысленные заклинания… Для него бессмысленные, конечно - для шамана слова на мертвом языке имеют совсем другое значение. Но ведь никто не знает толком смысла бесконечно повторяемого буддистами «Ом!»
        Артемий раскачивался все сильнее. Нужно войти в транс. Мелькнула запоздалая мысль: не слишком ли странно он выглядит со стороны? Мелькнула и исчезла.
        Все вокруг раскачивалось и крутилось в такт движениям. Мелькало возбужденное, искаженное идиотской ухмылкой лицо Глиста. Были еще какие-то лица - удивленные, озабоченные, осуждающие. Все это осталось там, с внешней стороны телесной оболочки… Странное ощущение - ты вроде внутри своего собственного тела, только ощущаешь его как что-то чужеродное, как дикарь, впервые примеривший костюм. Странная ассоциация: откуда ему знать, что чувствуют дикари примеряющие костюмы? А тело действительно, словно чужое. Уже нет ни рук, ни ног. Даже не понятно, продолжает ли он раскачиваться?
        Пришлось сделать некоторое усилие. Артемий с удивлением понял, что уже не качается, как голова игрушечного тигра за стеклом машины. Он дико скачет между нарами, издавая нелепые горловые звуки. Но барак уплыл куда-то в сторону, и его место заняло странное тягучее пространство: то это был лес, полный мертвых деревьев, то черная пустыня, то клубящееся рваными облаками небо…
        Еще казалось, будто он внутри гигантского миксера, который усердно замешивает куски реальности, время от времени выплевывая остатки разорванных миров. Наверное, где-то здесь надо искать тех, кто поможет найти существо, столь же непонятное, как и эти миры.
        - Эй! Кто-нибудь!
        Молчание. Не тишина - тупой болезненный звон.
        - Есть здесь кто-нибудь? Духи… Духи предков, я пришел просить помощи…
        Неуместное чувство неловкости. Словно без спроса приоткрыл дверь в чужую квартиру.
        Духи не спешат отзываться. Какое им дело до чужака, таращащегося на чудеса этого мира? Наверное, стоит набраться терпения.
        Странный мир. Неприятный. Пустой. Что определяет его, что управляет его атмосферой, его зыбкими красками?
        Страх. Страх и пустота. Холод, пришедший на смену всем прочим чувствам.
        Равнодушие.
        Зачем я здесь? Что я ищу? Неужели можно чего-то хотеть от этих бездушных пространств…
        Голоса…
        Голоса?
        Здесь кто-то есть! Да, да! Чей-то холодный голос, произносящий слова… Совершенно непонятные слова… На каком языке?
        - Послушайте меня! Я пришел за помощью!
        Смех! И снова голоса… Отвратительные, растянутые словно списанные с приторможенной пальцем платинки…
        - Кто вы?
        Касание… Его коснулись! Руки? У духов нет рук. Бесплотные щупальца - они не просто касаются тела, они проходят насквозь! Читают чувства, мысли… Как ужасно, когда ты виден насквозь, и понятия не имеешь о тех, кто бесцеремонно разглядывает твою наготу…
        - Покажитесь! Я хочу видеть вас!
        Смех.
        Пауза.
        Он увидел.
        - Нет!!! Не надо! Уйдите! Прочь!
        Страх.
        И снова голос.
        - Зачем ты здесь, Арт?
        - Кто… Кто это?!
        - Неужто ты забыл, кто я? Впрочем, неудивительно…
        - Архип?! Откуда ты?
        - Зря ты проник в мир духов. Не место здесь тебе. Уходи.
        - Я ищу Переходящего дорогу…
        - Здесь нет его, и не может быть. Не место в мире духов тому, у кого нет души…
        - Ты что-то знаешь про него?
        - Не больше, чем ты. И духи тебе не помогут. Зря ты разбудил тени предков. Теперь тебе не будет покоя…
        - Но как же ты?..
        - Это мой путь. Я выбрал его и живу с этим. Уходи.
        - Архип!
        Тишина…
        И снова странный голос… Голос предка?
        - Кто ты? Ты… Ты мой предок? Ты… поможешь мне?!
        Странное, необъяснимое чувство - полного понимания и ясности, какое бывает лишь во сне. Счастье абсолютного знания…
        И снова - мрак, страх и невнятное бормотание. Голоса все громче, все страшнее. Они все ближе, ближе, прикосновения их все ощутимее…
        - Не трогайте меня! Нет, нет!
        Бессвязные звуки обретают смысл, а мельтешение складывается в размытую, но страшную картину.
        Голос.
        И искаженная уродливой гримасой морда…
        - Прочь! Прочь! А!!!
        Отчаянный, из последних сил удар.
        Прямо в глупое рябое лицо Глиста.
        Острая боль в костяшках пальцев возвращает к реальности.
        Тяжело дыша, он сидел на полу и тупо смотрел на свой разбитый кулак. Боль пульсировала, словно сигнал тревоги, кричащий: «Ты вернулся!»
        Голова раскалывается. Тошнит. Перед глазами плывут цветные пятна. А главное - не оставляет страх. Страх перед собственной памятью. Что это было? Наркотический бред? Или действительно - мир духов, второй дом шамана?
        - Ты как?
        Старик. С беспокойством поглядывает на него. Да нет же - не столько на него, сколько вокруг.
        - Нормально…
        Артемий огляделся. Со всех сторон на него пялилось множество глаз. По соседству скулил и жаловался, потирая разбитую губу, Глист. Тихо перешептывались Седой с Тощим.
        А ближе всех стоял Херувим. Артемий встретился с ним взглядом и почувствовал в затылке мерзкий холодок. Херувим отвел взгляд, глаза его остекленели.
        - В этого человека вселился демон, - торжественно сказал он. - Вы все свидетели…
        Достойные за его спиной с ужасом уставились на Артемия. Он хотел что-то возразить, но слова застряли в пересохшем горле. Реальность вдруг предстала страшней эфемерного мира теней.
        - Он уже не спасется… - бросил Херувим и, повернувшись, скрылся в толпе.
        Слышать такое неприятно. Словно на лицо поставили дымящееся, воняющее мясом клеймо.
        Его подхватили чьи-то руки, бросили на нары. Это оказалось не лишним: свои конечности по-прежнему слушались неохотно.
        - Ну, и? - сдержанно спросил Старик.
        Подсел ближе. По бокам придерживали Седой с Тощим.
        - Что «и»? - нетвердым голосом спросил Артемий.
        - Оно того стоило?
        Артемий вяло улыбнулся.
        - Кто его знает… Там… странно…
        - Ага, - весело сказал Тощий. - Все наркоманы так говорят.
        - Ты бы поосторожнее с этой дрянью, - заметил Седой. - Я видал всякое, но чтобы так вставляло с одного захода…
        - Вы не понимаете… - беспомощно пробормотал Артемий.
        - Ну, конечно! - подмигнул ему Тощий. - Куда нам…
        Спорить было глупо. Тем более, что надо сказать прямо: опыт провалился. И понимания происходящего не прибавилось.
        Если не стало еще меньше.
        Тяжелый сон не избавил от усталости. Спать хотелось ужасно, но сердце колотилось, не давая расслабиться. Странное ощущение: совершенно невозможно понять, день сейчас или ночь? Тусклый свет красной лампы смешивается с бледным свечением из маленьких окон, совершенно сбивая с толку.
        На соседних нарах беспокойно спал Старик. Артемий неожиданно почувствовал острую жалость. В голове вертелось только одно глупое слово: «Зачем?»
        Едва высунулся в коридор, как с двух сторон его сжали двое. Пахнуло немытыми телами, смрадом нечищеных ртов вперемешку с табачной вонью.
        Урки.
        - Чего вам? - Артемий попытался освободиться.
        Страха не было. Только отвращение и презрение.
        - Пойдем с нами, - сказал один.
        - К бугру, - пояснил другой.
        Сопротивляться не было сил, да и не хотелось. Вообще ничего не хотелось.
        Тащили не в «элитный» уголок барака, а совсем в другую сторону. Их провожали затравленные взгляды статистов и болезненно-одухотворенные - Достойных.
        Камин сидел на краю чьих-то нар. Тюфяк с них сброшен вместе с одеялом, все это тряпье валялось на полу грязным комом.
        Из душной темноты под нарами торчала нелепо заломленная рука. Артемий уставился на руку, пытаясь понять - как это удалось ее так скрутить? Эта дикая мысль увлекла его, он забыл о Камине, об урках, даже о том, что рука эта должна принадлежать живому человеку.
        Когда-то живому.
        - Ну, что скажешь, Арт? - спросил Камин, кивнув на руку.
        Артемий перевел взгляд на бугра. Тот выглядел неважно, будто у него тоже были проблемы со сном. Да еще, пожалуй, с алкоголем: он не выпускал из рук коньячной бутылки.
        - Что я должен сказать? - Артемий пожал плечами.
        - Ну, что там? - прикрикнул Камин на кого-то.
        - Шут его знает, - глухо донеслось из-под нар. - Прибили его к полу чем-то.
        Теперь понятно, почему тело до сих пор не вытащили. Артемий поймал себя на мысли: сам факт нового убийства его волнует куда меньше, чем вопрос - чем его там приколотили? И, главное, зачем?
        Возня под нарами продолжалась. Камин повертел перед носом Артемия мятой бумажкой.
        - Стучат на тебя, - сказал он. - Даже малявы пишут. Мол, это ты актера завалил…
        - Актера? - почему-то спросил Артемий. - Стоп, а я тут при чем?
        Камин внимательно посмотрел на Артемия. Во взгляде улавливалась некоторая растерянность.
        Это был уже не тот Камин, что держал в страхе массовку. Что-то изменилось, и теперь, похоже - он изо всех сил старается удержать собственный статус.
        Только массовка тоже уже совсем не та…
        - Ты, как бы это сказать… слишком выделяешься, что ли, - сказал Камин. - Отделяешься от коллектива. На тебя давно уже косо поглядывают. Лично я не очень-то верил, что это ты по ночам народ валишь. Но после вчерашнего…
        Артемий напрягся, вспоминая вчерашний день. Воспоминания были обрывочные. Но и обрывков хватало, чтобы покрыться испариной.
        - Слушай, а может, ты и впрямь дьяволу поклоняешься, а? - поинтересовался Камин. - Может, тебе человеческие жертвы нужны? Так ты скажи. Нам как-то беспонтово сидеть и ждать, пока ты нам во сне глотку перегрызешь…
        - Вы что, обалдели? - пробормотал Артемий. - Зачем мне это?
        - А мне это зачем?! - заорал Камин, вскакивая. - Зачем мне ЭТО?!
        Он ткнул толстым пальцем в тело, которое выволакивали из-под нар за ту самую руку.
        - По ходу, он не сразу преставился, - задумчиво сказал какой-то бритоголовый, склоняясь над телом. - Он еще долго вылезти оттуда пытался. Вон, аж руку вывернул. Да только бестолку…
        Некоторое время молчали, разглядывая тело.
        А он фантазер, этот ночной маньяк. Не реализовавшаяся творческая личность, непризнанный гений, мать его. Просто убить человека ему уже неинтересно. Гораздо забавнее зашить рот грубыми нитками и тщательно приколотить к полу гвоздями, предусмотрительно выдернутыми то ли из стен, то ли из тех же досок пола. И опять никто ничего не слышал…
        Остекленевший взгляд сверлил потолок. Наверное, бедняга умер от страха, так и не дождавшись более приятной смерти от потери крови…
        - Это не я… - тихо сказал Артемий.
        - А мне плевать, - зло произнес Камин, ставя бутылку на пол. - Мне нужен порядок в моем браке. И я его наведу, даже, если придется прикончить десяток уродов вроде тебя…
        - А с чего это ты решил, что барак твой? - раздался спокойный, немного даже насмешливый голос.
        Херувим. Он приблизился к уркам без страха, в окружении своей верной паствы. Глаза Достойных Артемию не понравились. Такой блеск бывает во взглядах тех, кто уже все решил и расставил по полочкам. Таких ни в чем не переубедишь. И такие ничего не бояться.
        Ведь они уже обрели бессмертие.
        Они избранные.
        - А чей же? - оскалился Камин. Глазки его забегали, словно ища какую-то точку опоры.
        Со всех сторон потянулись урки, извлекая на свет припрятанное самодельное оружие.
        - Это место принадлежит Достойным, - сказал Херувим.
        - Ты отвечаешь за свои слова? - вкрадчиво произнес Камин. Казалось, он распаляет сам себя, чтобы преодолеть неуверенность.
        - Это не имеет значения, - бросил Херувим. - Отдай нам этого человека.
        - Зачем?
        - Мы сами учиним над ним суд. Суд Достойных.
        В глазах бугра мелькнула мысль.
        - Ладно, - сказал он. - Я за справедливость. Если хотите разделаться с ним - давайте. Я не против.
        Каков подлец! И сейчас пытается сохранить хорошую мину при плохой игре. Будто по собственной воле отдает жертву, продолжая при том контролировать массовку! Ведь Достойным плевать на формальную власть.
        Артемия ухватили под руки и повели прочь.
        - И куда направляемся? - поинтересовался Артемий. - Учтите, я здесь ни при чем.
        Ему не ответили. Достойные не разговаривают с живыми воплощениями демонов. Теперь Артемий почувствовал настоящее беспокойство.
        Павел сидел с закрытыми глазами. Он устал от человеческого уродства. Единственное, что заставляет пялиться на экраны - это все быстрее утекающее время.
        Проклятая массовка обманула его. Не он - вершитель судеб этих несчастных.
        Все как раз наоборот. Массовка сделала его своими придатком. Функцией поддержания собственной жизнедеятельности. Как поступила та, глобальная Массовка с Переходящим дорогу. Если верить в теории Старика, конечно.
        Но если так - стоило ли сопротивляться, что-то доказывать?
        Ведь именно сейчас, неожиданно, он почувствовал свою необходимость.
        Он нужен этому монстру. Маленькому злому человечнику.
        И от этого немного легче…
        В дверь постучали. Павел с трудом разлепил воспаленные веки.
        Рустам.
        - Чего тебе?
        - Привезли. Куда его?
        - Кого?
        - Этого… Константина Сергеевича. Коля его вычислил. Взяли на отдыхе, совсем тихо - охрана, наверное, до сих пор спит…
        Потребовалось усилие, чтобы вспомнить, кто такой, этот Константин Сергеевич. С удивлением он понял, что давно уже забыл о своих первоначальных целях. О списке тех, кому предстояло попасть в массовку. Чтобы получить положенную порцию страха.
        Этот человек давно заслужил неприятный разговор в Комнате Правды. Совсем недавно даже для Павла он был одним из недостижимых богов-олимпийцев, обладателем власти и силы, которую не купишь за деньги… Точнее - не купишь ее всю, не купишь особый статус, который возвысит тебя над толстосумами и знаменитостями.
        Но можно купить благосклонность этой власти. Вот что такое настоящий кредит доверия: проценты по нему выплачиваются регулярно и аккуратно. Не дай бог пропустить платеж - на тебя немедленно обрушится гнев олимпийцев.
        А богов на Олимпе так много. И каждому надо платить.
        - Так куда его? - повторил Рустам.
        - В массовку, - бросил Павел.
        Желание общаться с этим человеком прошло. Он не стоил драгоценного времени.
        Одна беда: этого точно будут искать. И куда более тщательно, чем прочих.
        Времени совсем мало.
        Настроение испортилось. Надо же - даже этого верткого лиса вычислили, выдернули из уютной норы. А того, кто больше всех нужен - больше мести, больше разгадки всех тайн, больше самой правды - найти не могут. Ни деньги, ни связи, ни спецы, ни умная электроника…
        Наверно, это и есть самое главное наказание сил, что прячутся за Переходящим дорогу.
        Лишить одной-единственной, последней встречи…
        Подошел к окну, отодвинул полоску жалюзи. Рассвет неприятно колит глаза, словно стремится растворить лучами лагерный мрак.
        Длинная корявая тень черной ладонью накрывает лагерь.
        Крематорий ждет.

8
        С отвратительным скрипом расползлись нары. От этого звука перекашивало лицо и ныли зубы. Достойные действовали слаженно. Не спорили - кому выполнять тяжелую работу, кому сторожить пленника, кому следить за порядком.
        Артемий и глазом не успел моргнуть, как посреди барака образовалось обширное свободное пространство. Конечно, за счет тех, кому пришлось потесниться. Простые статисты, так и не примкнувшие к Достойным, не возражали. Боялись. А как не бояться тех, перед кем пасуют и беспощадные отморозки?
        Достойные окружили пленника плотным кольцом - кто стоял, кто сидел на нижних нарах, кто на полу. Любопытствующие из числа прочих глазели из-за спин и с верхних полок. Артемий заметил наверху Седого и Тощего. Те с любопытством следили за происходящим. Вступиться за приятеля они так и не рискнули. Уркаганов во главе с Камином видно не было. Зато по полу, между нарочито серьезными Достойными ловко пролез Глист. Он возбужденно хмыкал, скалился, разглядывая толпу. Похоже, за последнее время у него еще больше сдвинулась крыша… Оглянулся, заметил неодобрительные взгляды, попятился. И пристроился где-то вне поля зрения.
        Интересно, а где Старик?
        Происходящее казалось полнейшим идиотизмом. Кто эти люди, что держат его, смотрят серьезно, осуждающе, даже с жалостью? По какому праву его судят? И вообще, кому нужен этот бредовый фарс, суть которого не поняли бы там, за барачными стенами.
        Правда в том, что коридор событий вел даже не в тупик. Он вел в зловонную пропасть.
        Тихонько свистнула над головой камера.
        В центр круга медленно вышел Херувим. Нет, не просто медленно - величественно. Артемий смотрел на этого длинноволосого парня со страхом и удивлением.
        Как вышло, что невзрачный юноша за считанные дни превратился из блеклого статиста в мессию? В чем тут дело? В природной харизме, в случайности? Или, все-таки, прав Старик: это - Массовка, тупое коллективное бессознательное, выбирает ни о чем не подозревающих людей своими вездесущими щупальцами? И чем тогда Херувим отличается от того же Переходящего дорогу?..
        Из оцепенения Артемия вырвал хорошо поставленный голос:
        - Слушайте, все! Я обращаюсь к тем, кто уже избран для спасения из ниспосланной нам череды испытаний. А так же к тем, кто еще не определился с самым главным для себя выбором. Вы еще можете исправить собственные ошибки и принять верную сторону. Но на вашем пути уже притаись злобные силы мрака. Рядом с нами, совсем близко есть некто, кто желает пресечь наш путь, столкнуть с нас с единственно верной дороги и отправить прямиком в преисподнюю. Вы видите его каждый день, дышите с ним одним воздухом и не подозреваете, какую участь приготовил он для каждого. Любой может услышать рядом его смрадное дыхание - дыхание тьмы и смерти. Мы долго ждали в страхе и нерешительности, и жизнь наша превратилась в череду ночей, наполненных кошмарами, и беспокойных дней между ними…
        Статисты слушали Херувима, раскрыв рты. Артемий прекрасно понимал, что тот несет полнейшую ахинею. Но речь была наполнена такой убежденностью, такой силой, что хотелось без оглядки идти вслед за этим странным человеком и верить всему, что произнесут его уста, которыми, наверняка, вещают высшие силы…
        - И вот он перед нами. Тот, кого не останавливает ни совесть, ни страх наказания. Хозяин, что милостиво ниспослал нам тяжелые испытания, ждет от нас правильного решения. Он не вмешивается в нашу жизнь, и нам кажется, он не требует от нас ничего - знай только, существуй, да еще - получай свои деньги. Но Достойные осознали: Хозяин ждет. Ждет, что мы совершим поступок. Что мы преодолеем страх, неуверенность - и сможем найти в себе силы справиться с тьмой. И сейчас мы должны сделать первый шаг…
        Херувим ткнул пальцем в Артемия.
        - Вы должны признать этого человека виновным во всех совершенных им злодеяниях…
        - Мы? - неуверенно спросил кто-то.
        - Да, да! - горячо произнес Херувим, и его маленькие кулаки сжались. - массовка должна все решать вместе, понимаете ли вы это? Мы - одно целое!
        - А как же Достойные? - поинтересовался сверху Седой.
        - Мы избраны, чтобы нести истину всем остальным, - невозмутимо сказал Херувим. - И мы ждем от вас правильного решения. Этот человек - убийца, посланник зла, уничтожающий нас изнутри. И он должен умереть…
        Статисты одобрительно зашумели. Похоже, их не требовалось долго убеждать.
        Сердце Артемия отчаянно колотилось. Это чувство затравленного зверя за мгновения до расправы. Пальцы охраняющих его Достойных крепче вцепилась плечи.
        Хотелось протестовать, убеждать, кричать. Но мысли путались, слова отказывались выстраиваться в членораздельные фразы. Паника охватила сознание, разметав в клочья здравомыслие и рассудительность.
        За спинами Достойных раздался слабый голос, что с трудом пробивался сквозь возбужденные выкрики:
        - Стойте! Немедленно прекратите! Это все неправильно! Так не должно быть!
        Херувим досадливо обернулся на голос.
        Внутрь круга, расталкивая полосатые фигуры, пробрался Старик. Артемию было не до сантиментов, но сейчас он, пожалуй, испытал благодарность к этому человеку.
        - Что - «неправильно»? - поинтересовался Херувим, упершись в Старика холодным взглядом.
        - Если это суд, в законности которого я, вообще, сомневаюсь, то пусть его проведут, хотя бы, по правилам!
        - По правилам? - несколько растерявшись, повторил Херувим.
        - У подсудимого должен быть защитник, - пояснил Старик. - Я готов им стать, если никто не возражает. Должны быть обвинитель, свидетели и судья…
        - Судьями будет люди, - Херувим театрально обвел руками присутствующих.
        Массовка разразилась одобрительными криками.
        Артемий почувствовал некоторое послабление со стороны душащих лап страха. Мысль прояснилась, сердце стало биться спокойней.
        По крайней мере, теперь он не один.
        - Тогда, получается, что обвинитель - я, - усмехнулся Херувим. - Что ж, я готов принять эту роль.
        Он оглядел своих сторонников и поднял глаза на статистов, глазеющих со второго уровня. Пожалуй, он обращался именно к ним - ему не нужно было ничего доказывать тем, кто называли себя Достойными.
        - Господа присяжные, - заговорил Херувим, и в голосе его не было ни капли иронии. - Я уже изложил суть своего обвинения, а потому не считаю нужным повторяться. Впрочем, я могу представить вам свидетельство виновности подсудимого. Вот эта записка…
        Он потряс над головой измятой бумажкой.
        - Я протестую! - спокойно сказал Старик, близоруко вглядываясь в лица статистов. Он заложил руки за спину и прошелся по грубым скрипучим доскам. - Какая-то записка не может являться доказательством при обвинении в убийстве…
        - А я видел, как он ночами шастает! - нахмурившись, сказал один из Достойных.
        - И я! - крикнул кто-то с верхних нар. - Чуть под себя со страху не наделал, когда он мимо крался…
        - Вы хотели свидетелей? - развел руками Херувим. Он бледно улыбался.
        Статисты зашумели, обмениваясь воспоминаниями и соображениями. Старик нетерпеливо поморщился и помахал над головой руками:
        - Нет, нет, погодите! Кто-нибудь видел, как он убивал?
        - А кто, если не он? - желчно сказал староста барака. Он не принадлежал к Достойным, но стоял в переднем ряду. - Говорят же - видели, как он ночами бродит. И все свидетели - он средь бела дня Сатану вызывал…
        - Именно! - подхватил Херувим. - Подсудимый - на стороне тьмы, и как ему обойтись при этом без человеческих жертв, как?!
        - Да что вы знаете об этом?! - Старик сердито засопел и, насупившись, оглядел присутствующих. - Вы несете полнейшую околесицу, ерунду городите!
        - Это не аргумент, - парировал Херувим. - То, что вы называете ерундой, мы считаем вызовом силам света. А то, что вы сердитесь - признаком того, что вам нечего сказать в оправдание преступника…
        - Преступником его еще не признали! - отрезал Старик. - У меня тоже есть свидетели!
        Он принялся нервно озираться, пока его взгляд не наткнулся на Тощего вместе с Седым.
        - Вот вы! Вы! - крикнул Старик, размахивая руками. - Будьте моими свидетелями! Ведь вы знаете, что Арт, ни при чем?
        Статисты уставились на «свидетелей защиты» Тощий попятился, делая вид, будто не понимает, что обращаются к нему. Седой придержал приятеля и сказал неохотно:
        - А откуда мы можем что знать? Мы ночами никого не караулим. Да, мы не видели, как Арт кого-то мочит. Но отвечать ни за кого не возьмемся…
        - Как… - пробормотал Старик. - Вы что же, не вступитесь за него?
        - Это массовка, папаша! - крикнул Тощий. - Тут от кого угодно сюрпризов жди!
        Артемий со странным чувством смотрел на приятелей. Почему его так легко предали? Неужто они действительно верят, что он - убийца? Или так говорят из страха перед новой силой - чтобы заранее показать свою лояльность? Все это непонятно и отвратительно. Отвратительно непонятно.
        - Ну, что, защита закончила свое выступление? - поинтересовался Херувим.
        - Нет, - резко сказал Старик. - Я призываю в свидетели… Хозяина!
        Шум в бараке смолк. Старик задрал голову, и камера под потолком с тихим электрическим звуком повернулась к нему. Херувим замер в неподвижности. Лицо его потеряло всякое выражение, веки прикрыли глаза - казалось, он готов принять любой ход событий.
        Замерли и остальные. Словно на видео нажали кнопку «пауза».
        Артемий обводил барак пустым взглядом, тщетно пытаясь понять, что именно видит. То ли на миг прекратилась кошмарная постановка, наступил антракт в кровавой пьесе, и актеры решили передохнуть, ненадолго став нормальными людьми. То ли чудовище, слепленное из статистов, вдруг распалось на составные элементы, и люди, выпав из навязанных им ролей, снова ощутили себя самими собой.
        Но понятно и то, что пауза не протянется долго.
        - Э… Запамятовал, как вас… Буду обращаться к вам «Хозяин», - проговорил Старик. Плохо выбритый подбородок задрался к потолку, под дряблой кожей вверх-вниз, болезненно гулял кадык. - Неужели вы останетесь безучастны? Ведь вам известна истина! Прошу вас - остановите безумие… Я знаю - по какой-то причине вы решили не вмешиваться в творящееся здесь… Но ведь Артемий нужен вам! Да, да - он нужен вам, чтобы найти… сами знаете кого… Если вам плевать на его жизнь, вспомните, хотя бы о своих собственных интересах…
        Старик говорил еще некоторое время. Он убеждал, умолял, угрожал… Артемий же тупо повторял про себя одну въедливую фразу:

«Коридор… Проклятый коридор..,»
        Старика оборвали крик и ругань со стороны входа. Все повернулись на шум. Через несколько секунд в центр живого круга, отдуваясь пролез голый по пояс, потный уркаган. В образовавшемся просвете между Достойными Артемий увидел Камина. Тот выглядел озадаченным. Заметив Артемия, сразу отвел взгляд.
        А полуголый с глухим звуком поставил на пол металлическое ведро с наброшенной на него тряпкой.
        - Что, развлекаетесь?! - зло крикнул он. - А я, смотрите-ка, что в уголке нашел!
        Тряпка полетела в сторону. По бараку пронесся множественный сдавленный возглас.
        Из ведра выкатившимися глазами пялилась человеческая голова. Зрачки неестественно смотрели в разные стороны, и оттого зрелище становилось еще ужаснее. Артемий с трудом узнал в этом искаженном лице того, кого тайком называли бывшим одноклассником Хозяина. Голова выступала из какой-то бурой жижи. В бесформенных кусках чего-то страшного Артемий разглядел человеческие пальцы.
        Кого-то на верхних полках вырвало прямо на стоящих снизу. По толпе разнесся недобрый вой.
        - Кончай балаган, - замогильно проговорил один из Достойных. - Все тут ясно…
        - Мочить его надо, да и дело с концом, - отрывисто бросил кто-то.
        Никто не спорил. Аргументы Старика иссякли. Он пытался подойти к Артемию, но пара Достойных оттеснила его.
        - Так что будем делать с ним, массовка? - крикнул Херувим. - Каков ваш приговор - жизнь или…
        - Смерть… Смерть… - словно эхо разнеслось по бараку.
        Где-то в поле зрения мелькнула корявая заточка из куска лопаты. У кого-то в руках закрутился крепкий и тонкий шнур…
        В один миг Артемий перестал ощущать руки и ноги. Словно мозг отключили от тела. Появись сейчас возможность для бегства, он вряд ли смог бы приказать себе: «Встань и беги!»
        Что может быть страшнее озлобленной на тебя толпы?
        Спорить можно с одним человеком. Можно с двумя, тремя…
        Невозможно спорить с безмозглой прожорливой амебой.
        Человечником.
        Массовкой.
        Закрыв глаза, тяжело дыша, Артемий разразился немым воплем:

«Ну, и где же вы, заботливые духи предков?! Кого я задабривал, во имя кого таскал все эти амулеты, обереги и прочий хлам?! Ради чего всю жизнь посвятил силам, которые, оказывается, плевать на меня хотят?! Где ты, чертов Переходящий дорогу?! Почему же ты не предлагаешь сделку мне, тому кто ищет тебя, как никто другой?! Тебе не нужен такой должник?! Это потому, что у меня нет миллиардов?! Так пропади ты пропадом вместе с той тварью, которой служишь…»
        И тут отключили свет. Дальнейшее так и отпечаталось в памяти - в скупой кроваво-красной подсветке аварийного светильника.

…Его грубо ухватили за руки, за робу, за волосы и молча поволокли куда-то. И его прорвало:
        - Отпустите! Отпустите меня! Я ни причем, правда! Ну, чем мне поклясться, чем?!
        Он чувствовал, как теряет человеческий облик. Так, наверное, и превращаются в трусливое животное.
        Если бы он стоял на эшафоте, в кружевной батистовой рубашке, или привязанный к столбу над стопкой тлеющих дров, то, наверное, нашел бы в себе силы сказать что-нибудь красивое, улыбнуться, сострить на прощанье…
        Но его тащили в сторону параши, чтобы после, без лишних проблем смыть кровь с гладкого кафеля. И это - слишком отвратительно, чтобы не быть правдой…
        Словно в насмешку мелькнула за окошком труба мертвого крематория. Он даже не дождался этого кошмарного садистского пафоса! Его собираются просто стереть - как дерьмо, прилипшее к унитазу…
        Артемий кричал и метался - но все бесполезно. Время растянулось, как резиновый жгут, чтобы после сократиться в одно мгновение смерти….
        Что-то произошло.
        Показалось, что это выстрелы.
        Его по-прежнему крепко держали, но движение прекратилось. Артемий завертел головой, пытаясь вернуть ощущение реальности.
        Его убийцы в нерешительности уставились в сторону двери. Артемий бросил ошалелый взгляд туда же.
        Дверь открыта. Там женщины. Хотя язык не поворачивался назвать так этих напряженных полосатых существ. Стволы в их руках хаотично метались, обшаривая барак. Нет сомнения: сейчас начнется пальба.
        - Сегодня пропала еще одна наша сестра, - сказала высокая крепкая женщина - надо полагать, командирша. Этот голос Артемий уже слышал - в тот кровавый ночной визит, когда не повезло Басу. - Мы пришли за жизнью одного из ваших…
        Под прикрытием «сестер» командирша двинулась в проход между нарами, выцеливая добычу здоровенным пистолетом с лазерным прицелом под стволом. Тонкий лучик прыгал по опустевшим нарам: умудренные специфическим опытом статисты скопом откатились в противоположный конец барака.
        Луч пробежал пот полу прохода и уперся в лоб Артемия. Державшие его Достойные вдруг с силой толкнули приговоренного вперед.
        Это было странное освобождение: Артемий смотрел в черную дыру ствола и, вроде бы, даже ощущал тепло лазерного пятнышка на лице. Забавно - это принесло некоторое облегчение: все-таки, получить пулю в лоб несколько эстетичнее, чем быть одновременно задушенным и зарезанным у параши…
        - Я вижу, ты улыбаешься? - произнесла командирша, продолжая целиться. - Тебе смешно?
        - Да уж, чего тут смешного, - сказал Артемий.
        И понял, что скалится во весь рот. Наверное, так сходят с ума…
        - Давайте, вы сделаете это там, на воздухе, - сказал Артемий. - А то опять забрызгаете все мозгами, ребятам потом убирать…
        Командирша с интересом разглядывала Артемия. Он же умолял небеса побыстрее разобраться с его вопросом. Последние полчаса тянулись слишком долго. Ожидание смерти успело утомить.
        - Ладно, - сказала, наконец, командирша. - Идем…
        Артемий направился к выходу, сопровождаемый подозрительными взглядами и короткими тычками стволов.
        Перешагнув порог, равнодушно отметил: темно. Значит, вечер. Или ночь. Или раннее утро. Какая разница?
        Недоуменно поискал глазами охрану или хотя бы тело охранника, что тоже было бы логично. Ничего. Похоже, этот визит стал возможен с молчаливого попустительства Хозяина. Иначе трудно объяснить…
        Еще пронеслась в голове мысль: он все еще жив. Кому стоило воздавать благодарность? Духам предков? Абстрактным небесам? Господу Богу? И вообще, не спешит ли он с благодарностями?
        Осторожно оглянулся: не собираются ли его пришить прямо здесь - следуя его же нелепой просьбе? Однако, похоже, его действительно передумали убивать. Во всяком случае - немедленно.
        - Куда мы идем? - полюбопытствовал Артемий, за что немедленно получил толчок прикладом в позвоночник.
        Вопрос был глупый. Тащили его, надо полагать, в штаб-квартиру этих любительниц пострелять. То есть, в женский барак.

«Аня!» - пронеслось в голове.
        - А ну, стой, - сказала вдруг командирша.
        Артемий увидел, как мелькнуло перед глазами темное зазубренное лезвие, и решил было, что его сейчас разделают, как того бедолагу из ведерка. Однако нож распорол только рукав робы. И на глаза легла неудобная, тугая повязка.
        Идти стало труднее, несмотря на то, что его держали под руки. То и дело спотыкался, одни раз даже зацепился за проволоку, ощутив болезненный электрический разряд. Непроизвольно вскрикнул, за что снова получил прикладом.
        Если не считать этих мелочей - жизнь налаживалась. Потому как он, собственно, все еще был жив.
        Заставили пригнуться, встать на колени… В барак, очевидно, проникают не через дверь. Скорее всего - через пролом в боковой стене…
        Сняли повязку.
        Артемий поморгал, привыкая к свету. Отчего-то ночью здесь нормальное освещение. И камеры… Камеры плотно замотаны тряпками.
        Надо же… А у них просто Дикий Запад. Вольница. Особенно, если ко всему прочему добавить оружие.
        Артемий почувствовал себя несколько неуютно. Неудивительно: на него молча таращилось множество глаз. И не просто глаз - обильно подведенных косметикой, хлопающих неправдоподобно длинными ресницами…
        Бабы…
        Черт… Давно он не видел столько женщин. Мигеры со стволами не в счет. Нельзя сказать, что такое обилие представительниц противоположного пола взывало восторг. Ведь смотрели на него… как-то странно.
        Как на кусок мяса.
        По коже пробежали мурашки.
        - Артемий… Ты?!
        В его сторону бросилась худенькая фигурка. Но тут же была остановлена теми самыми вооруженными мигерами.
        - Стой! Знаешь его?
        Девушка принялась что-то тихо объяснять «сестрам».
        Артемий же внутренне ликовал: жив не только он - Аня! А, значит, его коридор событий не заканчивается холодной сырой ямой…
        Однако, радость быстро растворилась: Аню схватили под руки и утащили в другой конец барака. Она что-то кричала, плакала, но, похоже, «сестры» не особо церемонились с теми, кто был слабее.
        - Вперед! - сказала командирша.
        Тут Артемия посетило «дежа вю».
        Сейчас его приведут на маленький островок свободного места - и учинят над ним суд. Снова. И, конечно, в итоге прикончат…
        Эта мысль почему-то вызвала у него приступ смеха - почти истерического.
        Женщины смотрели на него с опаской, даже со страхом. А он продолжал смеяться. Пока его не подвели к каким-то нарам. Те, конечно же, стояли по-особенному, не так, как прочие. И белье на них было чистенькое, с цветочками.
        И сидела на этих цветочках, поджав под себя ноги, особенная девушка.
        Просто поразительной красоты. Она с интересом разглядывала пленника.
        Артемия стволом подтолкнули вперед.
        - Вот, Катрин, как просила. Этот сам вызвался…
        Катрин. Вот она, значит, какая - та, что наводит страх на всю женскую половину массовки…
        И что значит - «сам вызвался»?
        - Молодцы, девочки, - сочным голосом сказала Катрин. - Можете отдыхать.
        Конвой тихонько растворился за спиной.
        - А вы не боитесь, что я сбегу, Катрин? - поинтересовался Артемий, осторожно поглядывая по сторонам.
        - Убежишь? - удивленно произнесла Катрин. - От меня? Я не в твоем вкусе?
        Это был удар. Причем ниже пояса.
        Артемий почувствовал легкое головокружение. Слишком многое пришлось сегодня пережить. Если его действительно притащили сюда для сексуальных утех изголодавшихся барышень…
        В воображении пронеслись десятки и десятки пар сверкающих глаз.
        - Присядь, расслабься, - усмехнулась Катрин. - Я пошутила.
        Ни в чем больше не уверенный, Артемий присел на краешек цветастого покрывала.
        - Меня взяли как заложника? - поинтересовался он.
        - Много чести, - сказала Катрин, разглядывая его из-под полуопущенных век. - Если бы ты был кому-то нужен, и от твоей жизни что-то зависело, а так…
        - Что - «так»?
        - Ты просто экземпляр. Особь противоположного пола.
        - Для опытов, что ли?
        Взгляд Катрин вспыхнул, тело напряглось, чуть дернулась мышца на щеке. Но тут же лицо смягчилось, и красивые губы равнодушно бросили:
        - Какой весельчак, только посмотрите на него! Ты знаешь, что я могу приказать убить тебя?
        - Догадываюсь…
        - И я не буду жалеть о своем решении. Слишком много от вас зла…
        Артемия тянуло съязвить по поводу феминизма и женской неудовлетворенности, но он прикусил язык. Любое везение имело свой предел, судьбу лишний раз испытывать не стоит.
        - Можешь считать, что казнь отсрочена, - сказала Катрин. - Но наши слова в силе: за жизнь нашей сестры мы берем жизнь мужчины. Так что свою жизнь тебе придется заработать. Считай, тебе повезло…
        - Я что же, в рабство попал?
        - Называй как хочешь. Займешься хозяйством. Сестры скажут тебе, что делать.
        Захотелось расхохотаться во весь голос. Не потому, что смешно, а от нелепости происходящего. Он давно убеждал себя воспринимать все философски, отстраненно, но философия получалась комичная: он избежал гибели на туалетном кафеле, и взамен будет этот кафель драить…
        - Я бы хотел встретиться со своей подругой, - сказал Артемий. - Она здесь же, в этом бараке…
        - Ты забываешься, животное! - вдруг закричала Катрин. - Пошел вон! И знай свое место!
        Получив приличный удар ногой, Артемий очутился на полу. Недоуменно смотрел на Катрин - побледневшую от ярости, мигом превратившуюся из красавицы в разъяренную кошку.
        А что такого он сказал?
        Долго размышлять не пришлось. Крепенькие девчушки в полосатых робах пинками и затрещинами заставили его подняться. Он ловил на себе неприятные взгляды: какая-то насмешливая, игривая жестокость…
        К концу следующего дня он понял, что заточение под властью женщин не сулит ничего хорошего. Хоть и выглядел этот барак получше, хоть и обитали здесь чистенькие, хорошо пахнущие девчонки, атмосфера была гаденькая.
        Такого массированного унижения еще не довелось испытывать. Казалось, дамы наслаждаются зрелищем того, как пленник ползает по полу с тряпкой, размазывая грязь (швабры намеренно не дали). Мало, какая отказывала себе в удовольствии задеть его, легонько пнуть, отвесить язвительное замечание.
        И все же, в глазах некоторых он видел испуг и жалость. Только вот, заметив внимание к себе, эти «жалостивые» мигом переключались, и Артемию могло достаться еще сильнее.
        Ему припоминали все случаи, что имели место в бараке, всех пропавших и замученных. Распаляясь, ему приписывали и неудачи в личной жизни. Абстрактная фраза «все мужики - козлы» теперь персонифицировалась в Артемии, и он стал ощущать себя огромным вонючим стадом.
        Это не переносилось бы так тяжело, если бы он мог видеть Аню. Но ее, наверное, нарочно спрятали. Ничего, во всяком случае, она жива…
        Когда под пристальным вниманием смешной веснусчатой девчонки с автоматом Артемий направлялся сменить воду в ведре, наперерез вышла знакомая командирша. Смотрела насуплено, зло и некоторое время молчала, пока Артмий неуверенно топтался на месте. И вдруг, совершенно неожиданно толкнула обеими руками в грудь.
        Артемия качнуло, он оступился и грохнулся на пол, эффектно вылив на себя полведра вонючей грязной воды.
        Массовка захихикала. Артемий растерянно сидел в луже, не понимая, что происходит. Впрочем, ничего особенного и не происходило. Командирша отфутболила в сторону опустевшее ведро, переступила через лужу и удалилась.
        Этот акт агрессии остался необъясненным. Наверное, никакого смысла в нем и не было - так, чтобы пленнику жизнь малиной не казалась. Артемий устало размазывал тряпкой грязную жижу, ощущая, как по телу бегут мерзкие струйки.
        Похоже, в женской части массовки жизнь не намного веселее, чем в мужской. Какие-то непонятные пока подводные камни, тараканы по углам и специфические бабские приколы. Того гляди, через некоторое время не узнать будет и Аню… Хотя, если честно - что он вообще про нее знает? Разве только - что свели их не то хитроумный шаман, не то непознанная стихия коридора событий, не то самый банальный случай…
        - Ты, я вижу, уже освоился? - донеслось до него. - Как настроение?
        Не нужно было вставать с колен и разгибаться, чтобы понять: это Катрин. Тем не менее, встать пришлось: мало ли, что на уме у предводительницы крутых «сестер»?
        - Пойдем, - приказала Катрин и, повернувшись, пошла по коридору между нарами.
        Артемий послушно поплелся следом, решив, что его дело телячье. Да еще заметив, как ладно движется фигура Катрин - этого не могла скрыть даже грубая полосатая роба. Или девки умудрились ее как-то перекроить под фигуру?
        Совершенно дурацкие мысли. А какие еще могут быть, когда после длительного лицезрения небритых морд видишь перед собой такие аппетитные формы? Даже попытки одернуть себя ни к чему не вели. Массовка не способствовала сохранению высокого морального облика.
        Погруженный в туманные мысли Артемий чуть не налетел головой на массивную балку.
        Какой-то темный закуток. Соображалось туго, Артемий просто озирался по сторонам, ожидая дальнейших распоряжений.
        Качнуло в сторону, и он уперся спиной в нетесаные доски. Тонкие руки, как змеи проползли по груди и метнулись на плечи. Пальцы коснулись шеи, а в следующий миг к телу жадно прильнуло горячее, гибкое, страстное…
        В глазах потемнело. Идиотский голос в голове расхаживал перед скучающей аудиторией и мерно вещал: «Этого и следовало ожидать, господа хорошие. М-да… Как известно легендарные Амазонки, противопоставившие себя мужчинам, отличались скверным нравом и плохими манерами… И все же не могли обойтись без мужского внимания. И время от времени, они…»
        - Ну, что же ты? - каким-то новым голосом прошептала Катрин.
        Артемий поймал себя на том, что смотрит на нее совершенно обезумевшим взглядом. В то время, как лицо этой «амазонки» лучилось покорностью и желанием. Щеки ее горят нетерпеливым румянцем… Черт, как он может видеть все это?! Здесь же темно, как у негра в…
        Вообще-то любой нормальный мужик на его месте плюнул бы на все и исполнил бы свой приятный долг. Забыв про все возможные последствия. Какие там к черту размышления - на то он и мужик! Артемий, пожалуй, даже завидовал таким вот крепышам, которые сначала действуют, а потом уж чешут в затылке.
        Но откуда-то из глубины души накатило беспокойство. Не просто беспокойство - острое чувство опасности. И дело даже не в Катрин. Точнее - не только в ней.
        - Я что, не нравлюсь тебе? - промурлыкала девушка, и рука ее заскользила по напрягшемуся телу куда-то вниз.
        Артемий осторожно взял ее за плечи и чуть отстранил от себя. В глазах «амазонки» мелькнуло изумление. И еще - разочарование. Наверное, так с ней поступали не часто.
        - Ты что, гомик? - презрительно бросила она.
        Артемий не смог подавить улыбку: это самая беспомощная реакция красотки, уверенной в своей неотразимости. И споры здесь бесполезны. Лучше, пожалуй, даже согласиться с такой версией…
        - Нет, ты не гомик, - желчно сказала Катрин, поправляя волосы. - У тебя же здесь телка… Ну, ничего мы о ней позаботимся…
        Эти слова прозвучали крайне неприятно. Слава богу, Катрин не стала раздувать конфликт. Просто повернулась и нарочито медленно вышла из закутка на свет, повесив на лицо маску величественной невозмутимости.
        Артемию потребовалось время, чтобы прийти в себя, собраться с разбитыми вдребезги чувствами. В пространство барака он выглянул с некоторой опаской. Мелькнула дурацкая мысль: интересно, каким же железным парнем надо быть, чтобы выходить перед скопившейся очередью после секса в самолетном туалете?… Толпы любопытствующих здесь не оказалось, и он отправился за ведром и тряпкой, чтобы закончить затянувшуюся уборку.
        Впрочем, один необычный взгляд ему встретился. Та самая несдержанная командирша смотрела на него с нескрываемой ненавистью. Артемий отвел взгляд и склонился над мокрыми досками.

… Ближе к вечеру его покормили - все той же разбухающей в кипятке лапшой. Сидя на корточках с кружкой сладкого чая, он бессмысленно таращился перед собой и предавался вялым размышлениям. Накатило какое-то равнодушие к происходящему - словно и не было ничего «до и после», а всегда вокруг маячили четыре стены и двухэтажные ряды нар. Причина спуталась со следствием, желания притупились, потерялось ощущение времени. Наверное, стоило постоянно напоминать себе: «я жив, я все-таки жив». Но не хотелось и этого.
        Свет здесь, как оказалось, все же, выключали. Щелкнул выключатель, и Артемий оказался в темноте - все с той же кружкой, на корточках, прислонившийся спиной к деревянной балке.
        Неизвестно, сколько времени еще сидел бы в таком положении, но рядом послышалось неровное дыхание, и холодная рука неловко прикрыла ему рот. Наверное, это знак -
«тихо!». Хотя, он вряд ли бы издал сейчас хоть звук, даже если б получил увесистую затрещину.
        Опустошенность и оцепенение…
        - Эй, не спишь? - зашептал в ухо тонкий голосок.
        Артемий покачал головой, не особо размышляя, видят его в потемках или нет.
        - Я Настя… Хотя, не важно… Слушай внимательно: тебе грозит опасность…
        Артемий пожал плечами. Попытался сосредоточиться, чтобы понять, чего от него хочет эта невидимая Настя.
        - Тебя хотят убить.
        - За что? - так же, шепотом поинтересовался Артемий.
        Вопрос глупый. Надо же - всего день прошел, а уже позабылось, на каких птичьих правах он все еще топчет землю. Точнее - барачные доски…
        - Мила… Ну, главная у разведчиц…
        - Командирша?
        - Что? А, ну да… В общем, ты ей здорово насолил…
        - Я?
        - Весь барак уже шушукается, что у тебя шашни с Кэт. С Катрин, то есть…
        - Бред… Во-первых, это не правда, а даже если так - что с того вашей Миле? Она что же, ревнует меня?
        - Не тебя, дурачок. Катрин. Она ее любит до безумия…
        Нормально. Он еще умудрился встрять в идиотский любовный треугольник с лесбийским оттенком…
        - В общем, ночью тебя собираются… Ну…
        - Убить?
        - Да. Тихонько, чтобы Катрин не расстраивать. Скажут, что ты сбежал. Нарочно лаз без охраны оставили…
        Артемий воспринял эту информацию спокойно. Подумаешь - его в очередной раз решили кокнуть. Надо просто принять к сведению и двигаться дальше - куда выведет кривой коридор…
        - Давай за мной, только тихо… - прошептал голос.
        Артемий не стал утомлять девушку расспросами. Просто нырнул вслед за ней - под нары. И медленно, по-пластунски они двинулись по шершавому полу.
        Обитательницы женской половины массовки еще не спали, и в бараке разносились негромкий шум голосов, скрип досок, звуки шагов. Наверное, поэтому, удавалось двигаться незаметно. Пару раз перед глазами в проходах мелькали ноги, один раз на Артемия чуть не наступили. Обошлось.
        Наконец, стал слышен приглушенный шум воды и характерный писк в трубах: поблизости был туалет. Настя дернула Артемия за плечо, и он подполз к стенке. Настя повозилась немного, раз шикнула, как от боли - и явственно потянуло свежим воздухом.
        - Давай! - шепнула Настя.
        Пролезть в узкую дыру было непросто: видимо, Настя открыла проход не полностью. Но и этого лаза оказалось достаточно, чтобы через несколько секунд очутиться на свежем воздухе под огромной нависающей луной.
        Зрелище лунного неба завораживает. Особенно такая, багровая, жуткая луна. Сразу вспоминаются вампиры и прочая нечисть. Это знак… Только чего? Забыл. Все эти приметы, знамения - все это из жизни какого-то другого человека…
        - Чего расселся? Вперед!
        Настя схватила за рукав и настойчиво потянула за собой. Интересная девушка. Особенно под этой тревожной луной.
        - А почему это ты решила меня спасти? - спросил Артемий, осторожно двигаясь, вслед за Настей. - Я же враг - как все мужики здесь…
        - Я не Катрин. И не Мила, - дернула плечиком Настя. - И все эти игры не для меня. Я хочу только одного: чтобы все это поскорее кончилось…
        - Как, все-таки, совпадают наши желания. Только не вижу связи…
        - Я не раз выходила за пределы барака. И кое-что запомнила. Павлу… Ну, тому, кто следит за нами, известно, что тебя увели наши. У нас же камеры ничего толком не видят. Так что у тебя есть шанс удрать и запас времени, чтобы сообщить, кому следует. Ну, и вытащить нас отсюда, разумеется…
        - А почему же ты сама не сбежишь, раз знаешь как?
        Настя усмехнулась и покачала головой:
        - Боюсь, у меня как раз шансов никаких. Меня-то будут искать серьезно - в бараке кое-то присматривает за мной…
        - Что ты за птица такая важная? - Артемий покосился на девушку. - Чего это столько внимания?
        Настя ничего не ответила. Некоторое время петляли между проволочными ограждениями. В полумраке было не разобрать, как и куда они идут. Оставалось только надеяться: Настя знает, что делает. Наконец, остановились у какого-то бетонного бугра.
        - Вот, - сказала Настя. - Здесь.
        Артемий недоуменно огляделся. Поверхность невысокого бетонного сооружения на уровне пояса бледно отсвечивала в лунном свете. Ниже ни черта не видать
        - Что - «здесь»?
        До границы лагеря было довольно далеко. Да и колючая проволока никуда не делась.
        Настя встала на колени рядом с бетонной плитой, взяла Артемия за руку и ткнула ей в черную бетонную стенку…

…Которой не оказалось на месте. Рука ушла в провал, из которого тянуло сквозняком.
        - Здесь труба начинается, - пояснила Настя. - Я сама видела, как в нее залазили собаки. А потом они на той стороне бегали…
        - Так то собаки… - неуверенно проговорил Артемий, заглядывая в трубу.
        Можно смотреть до бесконечности - от этого мрак не становился светлее. Наверное, какое-то дренажное устройство.
        - Э… А большие собаки-то? - спросил Артемий. Как-то не улыбалось застрять на полпути наподобие Вини Пуха.
        - Не очень, - честно сказала Настя. - Но другого пути нет…
        Вот и момент истины. Артемий вдруг поймал себя на странной мысли: ему страшно убегать. Нет, он боялся не охраны. Страшно снова оказаться в том, «нормальном» мире. Он слишком привык к этому кошмару. Наверное, так наркоман привыкает к самому отвратительному зелью…
        Невдалеке залаяли собаки. Может, местные, сторожевые. А может, те самые, которые наладили сообщение через эту вот трубу. М-да… Было бы весьма неприятно наткнуться в темноте на зубастую пасть…
        - Ладно, - сказал Артемий решительно. - Я пошел…
        - Пусть нас вытащат отсюда… - тоскливо сказала Настя.
        - Конечно-конечно…
        - Только вот…
        - Что?
        - Я боюсь, чтобы не стало еще хуже. Ты ведь знаешь, как у нас спасают…
        Перед глазами пронеслись кадры телерепортажей. Да, освобождение заложников - скользкая тема. Но тут же он вспомнил глаза, слепо пялящиеся из кошмарного ведра, и сказал решительно:
        - Хуже не будет. Поверь…
        Настя молча кивнула.
        Он опустился на землю, выставил вперед руку. И неуклюже втиснулся в темноту.

9
        - Послушай меня, тот, кого мы не видим, но кто день и ночь смотрит на нас. Ты знаешь каждый наш шаг, видишь истину. Ты не можешь ошибиться. И ты знаешь, что я говорю искренне… Я ничего не прошу для себя - я слишком ничтожен для этого. Но ты, всесильный, всевидящий, ты можешь многое… Нет, ты можешь все! И я молю тебя об одном: помоги нам, укажи нам путь к спасенью! Мы не знаем помыслов твоих, мы просто ничтожества, копошащиеся у твоих ног… Об одном прошу тебя: не оставляй нас! Не оставляй нас наедине со злом! Будь с нами, веди нас за собой! Аминь.
        Зеленоватая инфракрасная картинка слегка размыта, но микрофоны прекрасно ловят звук голоса. Даже не голоса - едва различимого шепота. Усиленный электроникой, шепот становится громче крика.
        И смысл лихорадочно произнесенных слов хватает за горло.
        Это молитва.
        Как это, оказывается, страшно - быть ИМ… Какое одиночество, какая беспомощность и ужас. Ужас от того, что взял на себя совершенно непосильную ношу. Более того - ты украл эту роль у того, с кем шутки плохи. С кем очень скоро придется встретиться один на один…
        Павел прикусил губу. Сердце билось учащенно. Неожиданно он почувствовал себя лучше. Гораздо лучше. Просто совершенно здоровым!
        И дело не в новом лекарстве, нет.
        Дело в молитве.
        Закрыл глаза и еще раз прогнал в уме слова этого человека. И снова почувствовал необычный прилив сил и тонкое, сладкое чувство, какое бывает только в счастливом сне…
        Перевел дыхание и вдруг понял, что блаженно улыбается. Улыбается, как ребенок, нашедший под елкой груду многообещающих разноцветных коробок.
        Неужели на него так подействовали эти слова? Неужели все, чего он в тайне от самого себя желал всю жизнь - чтобы к нему обращались, как богу? Откуда это в нем?
        Мысли путались, он чувствовал себя пьяным.
        А Бог-то не глуп! Он, оказывается, знает толк в удовольствиях! Какова ж сила миллиардов молитв, которые ты принимаешь каждый день, тысячи лет подряд? Даже страшно себе представить…
        Павел расхохотался - совершенно счастливым, детским смехом. Он смеялся и не мог остановиться. По бледным щекам бежали слезы, тело содрогалось…
        Рывком поднялся и прошелся по Комнате Созерцания. Какой же здесь затхлый воздух. Болезненный. Можно подумать, тут обитает смертельно больной человек…
        Новый приступ смеха. Кто бы мог подумать!..
        Несколько успокоившись, Павел упал в кресло и расслабленно уставился в потолок.
        Безумие… Еще большее, чем сам замысел с этим лагерем…
        Павел прокрутил воспоминания еще дальше - до того самого момента, когда в его честь была принесена первая жертва… Почувствовал ли он что-то в тот момент? Пожалуй, нет. Слишком скомканы были эмоции того, кто совершил тот жуткий поступок.
        Тогда все было слишком непонятно, непривычно и страшно.
        Но теперь смысл жертв обрел ясность.
        Конечно, это грубо, жестоко, чудовищно.
        Но - как искренне…
        Как сладко…
        Однако же, этот человек достоин того, чтобы божество, которому он молится, взяло его под покровительство…
        Павел ощутил давно забытое чувство. Раньше оно определяло многое в его судьбе, если не все целиком.
        Азарт.
        Все оказалось еще сложнее, чем представлялось вначале. Путь по трубе был сродни мрачному мистическому испытанию, вроде какого-нибудь Чистилища.
        Двигаться неимоверно трудно: почти невозможно развести сжатые в локтях руки, отталкиваться можно лишь предплечьями и ребрами ладоней, которые уже саднит там, где только что была кожа. А смрадное скользкое месиво, по которому скользит тело, намекает на то, что собаки здесь не только бегают…
        Тяжелее всего заставить себя не думать о том, что же будет, если труба, все же, приведет в тупик или настолько сузится, что движение вперед станет невозможным. Труба шла под уклон, и движение задним ходом стало бы неразрешимой проблемой…
        Так, наверное, и возникает клаустрофобия. Но черт с ней! Главное - увидеть «свет в конце тоннеля»: в данном контексте этот образ обретает более, чем реальный смысл…
        Неизвестно, сколько длился путь сквозь бетонный кишечник. И долгожданного света в конце тоже не оказалось. В какой-то момент труба резко накренилась, и Артемий просто выскользнул наружу, плюхнувшись в обширную и глубокую лужу.

«Как собачья какашка» - мелькнуло в голове.
        Однако, свобода, братцы!
        Долго сидел в луже, наслаждаясь чистым воздухом, любуясь лунной дорожкой на воде и пытаясь ощутить - как это, быть свободным…
        Однако рассиживаться не стоит. Никто не гарантирует от погони. Попасться сейчас, после столь удачного побега, было бы верхом идиотизма. А если вспомнить судьбу трех последних беглецов…
        Быстро поднялся, пошлепал к деревьям: в нескольких метрах отсюда начинались заросли. Конечно, двигаться придется на ощупь, что само по себе неприятно. Но главное - двигаться…
        До деревьев добраться не довелось. Что-то произошло с лунным небом: оно метнулось в сторону, ноги оказались в воздухе, а тело ощутило скованность и дискомфорт. И только несколькими секундами позже Артемий понял: его схватили. Умело и крепко.
        В лицо ударил луч света.
        - Только тихо! - негромко произнес хрипловатый голос. - Ты кто?
        - Арт… Артемий…
        - Откуда?
        - Из лагеря…
        - Какого еще лагеря?
        Так, значит, его схватили не охранники. Это обнадеживает. Хотя - как сказать…
        - Там людей держат! В бараках…
        - Гастарбайтеры? А одежда почему такая?
        - Вы не понимаете… Надо сообщить в милицию…
        - Считай, что мы за нее… Как ты оттуда выбрался?
        - Через трубу… Надо быстрее уходить отсюда!
        - Погоди… Покажи нам эту трубу.
        - За мной может быть погоня! Сколько вас?
        - Двое. Но ты не бойся, мы тебя в обиду не дадим…
        - Ну, ладно… Я покажу…
        Его отпустили. Фонарик погас, и единственное, что было видно - два чернильно-черных силуэта.
        - Давай, веди…
        Артемий неуверенно двинулся назад, снова ступил в воду, которая оказалась довольно холодной. Как он стразу не заметил этого? Воды по колено - а казалось больше…
        - Вот… произнес Артемий. - Труба…
        Один из силуэтов приблизился растворенному в темноте бетонному козырьку, щелкнул кнопкой фонарика. Незнакомцы на пару секунд вынырнули из мрака.
        Эти двое казались очень крепкими ребятами. Какими-то однотипными, что ли: средних лет, коротко стриженными, в неброской одежде. Одним своим видом они невольно вызывали робость. Похоже, действительно, профессионалы…
        - Ну, что же, - проговорил один из «профи» хрипловатым баском. - Раз можно вылезти отсюда, значит, можно залезть обратно…
        Артемий обмер.
        - Я бы не советовал… - проговорил он. - Вас всего двое…
        - Во-первых, уже трое, - невозмутимо сказал второй «профи». - А во-вторых, не боись, не впервой.
        - Вы не понимаете, - беспомощно пробормотал Артемий. - Там не просто лагерь, там…
        - Вот мы и посмотрим, - оборвал его первый. - Давай вперед!
        - Я не полезу! - решительно заявил Артемий.
        - Полезешь, - заверил его первый. - Давай, времени мало…
        - Я не хочу туда! - почти крикнул Артемий и попятился, лихорадочно соображая, как проскочить мимо этих двоих.
        Но шансов не было никаких: его прижали к бетонной стенке, и перед лицом замаячил страшного вида нож.
        - Слушай парень, - терпеливо сказал хриплый. - Не заставляй делать тебе больно. И не будь эгоистом. Мы хотим освободить всех. А для этого надо осмотреться. Ты ведь хочешь, чтобы всех освободили?
        - Хочу, - угрюмо сказал Артемий. - Но вас только двое. А там все серьезно.
        - Вот видишь! Пойдем посмотрим, насколько серьезно - и вызовем подкрепление. Идет?
        Артемию казалось, что он говорит с глухими.
        Как объяснить, что такое массовка?! И поверил ли бы он сам, услышав подобный рассказ?
        Но если профи настолько уверены…
        С тяжелым сердцем полез обратно, в трубу. Снизу его подсадили крепкие руки, запихнули легко, как патрон в патронник загнали.
        Путь назад оказался тяжелее, но не настолько, как думалось вначале. Только на душе тревожно. Профессионалы профессионалами, а массовка массовкой…
        У внутреннего входа в «собачий лаз» все трое присели на землю и огляделись.
«Профи» тихо переговаривались, показывая друг другу какие-то ориентиры, разглядывая бараки, колючую проволоку и сторожевые вышки. Артемий же посматривал в сторону лаза, прикидывая, как бы, все-таки улизнуть от греха подальше…

«Профи» выглядели озабоченными. Видимо, совсем не то они ожидали увидеть. Наконец, один из них достал рацию… Нет, не рацию - обыкновенный сотовый телефон. Артемий почувствовал замешательство: непохоже, что там, в лесу, действительно сидит в засаде подкрепление…
        Звонок не получился. Раздались три негромких хлопка, острая боль пронзила шею. И без того темный мир поплыл, померк.
        И пропал.
        И снова это странное «дежа вю». Словно он просыпается в бараке, на своих, привычных уже нарах. Наверху ворочается и кашляет беспокойный сосед, а рядом хором бормочут свои заклинания Достойные…
        Заставил себя подняться, сел на пыльном тюфяке, хотя руки и ноги слушались плохо, а пальцы будто кололи сотни невидимых иголок.
        Это не сон! Он снова в бараке, будто не было «суда», похищения «амазонками» и побега… Как же это?
        - Проснулся? - рядом присел Старик. - Я уж, грешным делом, думал, что тебя уже не увижу…
        - Как я здесь очутился? - безжизненным голосом спросил Артемий.
        - Охранники тебя притащили, вместе с новенькими, - сказал Старик. - Бросили на пол, да ушли. Похоже, вас обкололи какой-то дрянью…
        - Что-то вроде этого, - проговорил Артемий, потирая шею. - Что тут у вас нового?
        Старик помолчал, старчески причмокнул.
        - Ну, во всяком случае, с тебя обвинения сняты, - проговорил он. - Тут еще одного… Нет, не могу рассказывать…
        Старик застыл с выражением ужаса и отвращения на лице.
        - Снова ночной убийца? - произнес Артемий. - Кого?..
        - Тоже нового. Привели одного - видно, очень большая шишка. Закатил истерику: я, мол, вашего Хозяина так и так его… И далее в том же духе про его ближних и дальних родственников. Честно говоря, он за день успел всех достать - куда больше того маньяка… В общем, никто даже не удивился, когда утром вместо новенького нашли…
        - Я понял, - сказал Артемий.
        Помолчали.
        Артемий спиной почувствовал еще чье-то присутствие. Он уже давно заметил за собой новое, животное чутье, когда главным органом чувств становится позвоночник. Наверное, это логично - если тебя окружают злобные и коварные твари…
        Позвоночник не соврал: рядышком стоял Херувим собственной персоной. Посмотрел на Артема бесцветным взглядом - и ушел. Совершенно непонятно, что это было: то ли он поздоровался таким образом, то ли извинился, то ли выдал своеобразную индульгенцию.
        - Ну и пошел к черту… - процедил Артемий.
        Поднялся и нетвердой походкой направился в сторону параши. У дверей наткнулся на Тощего. С интересом посмотрел на него: как тот будет вести себя после недавнего предательства?
        - Арт! Здорово! - как ни в чем ни бывало воскликнул Тощий и принялся трясти за плечи. - Я так переживал за тебя!
        Артемий опешил от такого цинизма. А Тощий сделал трагическую мину, вздохнул и заговорил с надрывом:
        - Представляешь - тогда на суде не нашелся, что сказать в твою защиту! Я так переживал - ни спать, ни есть не мог! И Седой, вот, тоже переживал…
        - Да пошли вы оба! - пробормотал Артемий, отталкивая от себя Тощего.
        Быстро протиснулся в кабинку, прикрыл за собой дверь
        - Ты не думай, - бубнил за дверью Тощий. - Я совершенно итскренне! Не прав был, не прав! Я так рад за тебя…
        - Вот уроды… - растерянно сказал Артемий самому себе.
        Во сне его посетили духи предков. Непонятно, чего хотели, но оставили крайне неприятный осадок. Артемий проснулся в холодном поту, разбитый, совершенно не выспавшийся. Удивительно: делать в этом проклятом бараке нечего, но и сон тоже не желает идти. Словно тот, кто отвечает за сновидения, связан круговой порукой с организатором этого кошмара.
        Артемий мрачно двинулся по проходу и наткнулся на одного из «профи», что неподвижно сидел на полу, глядя перед собой остекленевшим взглядом. «Профи» был теперь в полосатой робе. Перед ним ползал по полу и прыгал на четвереньках Глист. Похоже, пытался вывести из себя этого, казалось, совершенно непробиваемого человека.
        - Чего сидишь, чего сидишь? - хихикал Глист. - Смотри, геморрой высидишь! А может, ты дурак? Ты дурак, а?
        - Отстань от него, - сказал Артемий Глисту.
        - А чего он сидит? - пробурчал Глист отползая в сторону. - Что, самый умный, что ли?
        - Конечно, самый умный, - насмешливо глядя на «профи» сказал Артемий. - «Нам не впервой! Пойдем, осмотримся!» Что, осмотрелся?
        Снова взяло зло на эту парочку, что испортила на редкость удачный побег. Так бездарно - просто слов нет.
        Коридор событий сделал «восьмерку» и сам себя цапнул за хвост…

«Профи» поднял на Артемия странный взгляд и сказал тихо:
        - Сейчас…

«Профи» встал. Направился к двери.
        - Что - «сейчас»? - с издевкой спросил Артемий.
        Ответа не последовало. «Профи» приблизился к сидевшим кружком уркам и что-то сказал Камину. Артемий не слышал, что именно, но разговор, судя по всему, не клеился. И выражения бандитских физиономий ему тоже не понравились.
        Разговор перешел на повышенные тона. И вдруг, как в каком-нибудь кино, один из уркаганов отлетел назад, кувыркнувшись через голову, сбив с ног пару дружков. Раздались вопли ярости, несколько человек бросились на «профи» со всех сторон.
        Тот полностью оправдал данное Артемием прозвище. Дрался он классно, и, видимо, при желании мог запросто положить всех. Но случилась совершенно неожиданная вещь:
«профи» вдруг замер, раскинув руки и закрыв глаза.
        В ту же секунду со всех сторон в крепкое тело с ужасающим глухим звуком воткнулось несколько заточек. Похоже, урки сами не понимали, что делают. В тупой ярости они кололи несопротивляющегося человека, который лишь тихо вскрикивал, не в силах сдержаться…
        - Миха! - заорали над ухом, и мимо пронеслась ладная фигура второго «профи».
        Все случилось так быстро, что тот при всем желании не успел бы на помощь товарищу. Урки метнулись врассыпную, окровавленное тело даже не успело осесть на пол - его подхватил друг. Одной рукой удерживая тело второй, все же, успел задеть двоих нападавших - как бы вскользь. Этого хватило, чтобы те полетели кувырком, натыкаясь на деревянные брусья.
        Что-то заставило Артемия броситься в сторону драки.
        - Слушайте, слушайте! - Артемий принялся трясти второго «профи» за рукав. - Только не надо продолжения! Слышите?! Не надо! Вас убьют, а без вашей помощи мы не сможем спастись…
        Артемий не очень верил в то, что говорил. И слова подбирал скорее интуитивно, чем в соответствии со здравым смыслом. Но пока говорил, тряся за шиворот обалдевшего от переизбытка эмоций «профи», мысль начала догонять слова:
        - С вашим другом что-то случилось, понимаете? Здесь это со всеми случается! Это массовка! Я вам говорил, а вы не верили!
        - Не понимаю, - глухо сказал «профи».
        В глазах его была одержимость: казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не ринуться в новую драку. Посмотрел на свои руки - те были в свежей крови. И под ногами ужасающе быстро расползалась густая темная лужа.
        - Я все объясню, - быстро сказал Артемий. -. Не начинайте мстить этим подонкам. Все слишком сложно. Только выслушайте меня…
        - Валяй… - медленно сказал «профи».
        И закрыл глаза. - Прими новую жертву, Хозяин! Ты велик и непостижим! И достаточно одной твоей мысли, чтобы душа покинула тело. Я едва успел подумать о том, что такая жертва порадовала бы тебя - и вот, ее тело лежит бездыханно, подтверждая твое безмерное могущество. Спаси нас и направь, верных твоих слуг…
        Павел смотрел на экран и улыбался.
        Мир вокруг вновь обретал краски, объем и смысл.
        Вот, к чему он шел так долго.
        Вот, чего не хватало.
        Всего лишь понимания, что он - не просто человек. Что ему нет счастья на одном уровне со всеми этими статистами.
        Ни уважения, ни жалости не может быть к людям со стороны божества.
        Только лишь презрение. Или благосклонность. В зависимости от того, с каким усердием почитают его там, в этом грязном стаде. Что ж, он всем дал понять свою силу, свою власть, свой статус. И теперь судьба каждого будет зависеть от правильного понимания его роли в иерархии этого маленького мира.
        Массовка сама выбрала правила. И он не будет нарушать свой принцип - ни во что не вмешиваться. Он готов играть по предложенным правилам.
        Тем более, что правила эти так гармонируют с его новым мироощущением. Одно удручает: в женской части массовки нет столь же рьяного его почитания. Конечно, ничего не стоит взяться за баб, захвативших оружие, восстановить порядок у новоявленных амазонок.
        Но… Но у всякого божества найдет своя Ахиллесова пята.
        Настя.
        Нельзя подвергать ее опасности.
        Глупая строптивая девчонка. Если бы она знала, что он не просто баснословно богат - он почти бог…
        Она не поймет. Пусть сидит у себя и считает его сумасшедшим. Все равно он сделает ее счастливой….
        Артемий оборвал рассказ, когда понял, что повторяется. «Профи», которого, как оказалось, звали Данилой, невозмутимо молчал, не перебивал, не задавал наводящих вопросов. Просто слушал, чем, в конце-концов, окончательно сбил с толку Артемия.
        - Вы что, не верите мне? - неуверенно спросил Артемий.
        - Почему же… - сдержанно произнес Данила. - И не такое слышал…
        Артемий прикусил язык. Кто его знает, из какого учреждения эти два друга. Некоторые спецслужбы в курсе самых невероятных для обывателя историй. Примеров множество. И, надо полагать, даже ему, посреднику, известна лишь малая часть правды.
        Дело не в этом. Главное, чтобы опытный в определенных вопросах человек, принял его сторону.
        - Думаю, дальше будет еще хуже… - насупившись, сказал Артемий.
        - Да… - произнес Данила. - Свидетелей этого беспредела наверняка подчистят. Я бы, по крайней мере, так и сделал…
        Артемий ощутил холодок между лопаток. Данила, видимо, знает, о чем говорит. И говорит спокойно - как только что принял смерть своего товарища…
        А может, все это - не больше, чем нагнетание? Накручивание, как говорят, ситуации? Отчего погиб этот Миха? Тоже, небось, сидел себе и накручивал, накручивал. Воображение способно строить совершенно невероятные конструкции. Особенно в состоянии стресса и под воздействием сильнодействующих препаратов. Чем там в них стреляли?..
        - Вы должны бежать! - убежденно сказал Артемий, озираясь - нет ли поблизости любопытных ушей. - Мне не дали, так хоть сами попробуйте! Вы наверняка подготовлены, у вас больше шансов!
        - Все будет нормально, - сказал Данила и, криво улыбнувшись, похлопал Артемия по плечу. - Раз уж я здесь - то вначале прикину, что к чему. А там и решим…
        Артемий не стал спорить. Профессионалу, действительно, виднее.
        Тем более, что продолжить разговор не получилось. Приблизилась целая делегация Достойных во главе с Херувимом. Артемий напрягся, предполагая, что сейчас ему припомнят прошлое. Однако на него как раз внимания не обращали. Более того - старательно избегали смотреть в его сторону, словно казнь действительно состоялась, и теперь на месте Артемия был лишь невидимый бесплотный дух.
        Внимание Достойных было обращено к Даниле. И Херувим сказал:
        - Я вижу, ты необычный человек. Ты волевой, сильный, умеешь драться. Наверняка у тебя есть и другие способности того же рода.
        - И что с того? - поинтересовался Данила.
        Лицо Херувима чуть дернулось. Он успел привыкнуть к тому, чтобы его слушали почтительно, не перебивая.
        - Дело в том, что ты способен повлиять на баланс сил в нашем маленьком мире…
        Данила улыбнулся. Артемий с трудом сдержался, чтобы не вмешаться в разговор. Очень не хотелось нового конфликта. Херувима же он боялся тем страхом, каким нормальные люди бояться змей и пауков - брезгливым непониманием.
        - И что это за силы такие? - насмешливо спросил Данила.
        - Тьмы и света, - гордо сказал Херувим. - Ты здесь недолго, но уже мог убедиться на примере своего друга: силы тьмы не остановят крепкие мышцы и хороша реакция…
        Улыбка застыл на лице Данилы. Видимо, он прекрасно понял, какой смысл вложил Херувим в свои слова.
        - Тебе нужна духовная сила. Мы можем поделиться с тобой. Если ты пойдешь с нами, станешь одним из нас, станешь Достойным…
        Артемий едва заметно покачал головой.
        Лицо Данилы стало серьезным.
        - Я подумаю, - сказал он. - Мне нужно время.
        - В том-то и дело, что времени нет, - неожиданно тоскливо протянул Херувим. И голос го снова стал жестким. - Принимай решение. Мы ждем.
        Делегация чинно удалилась.
        - Психи, - глядя вслед Достойным, сказал Данила.
        - Здесь все психи, - заметил Артемий. - Так что слово теряет смысл. Но он прав: вам действительно нужно выбрать сторону. Я предлагаю свою.
        Данила снова рассмеялся своим здоровым смехом и крепко хлопнул Артемия по плечу. Артемий кисло улыбнулся и направился к своим нарам. Прошел мимо Седого, который скалился ему в лицо, намериваясь, видимо, завязать беседу. Сел на нары рядом со Стариком.
        Старик был занят серьезным делом: сооружал из бумаги замысловатые фигурки людей, животных, какие-то хитроумные абстракции. На носу - допотопные очки в пластмассовой оправе. Где только он взял бумагу?
        - Не знал, что вы увлекаетесь оригами, - сказал Артемий.
        - Я много, чем увлекаюсь, - туманно сказал Старик. - Особенно тем, что имеет более-менее прикладное значение…
        - Вот как? Поделки из бумаги - прикладное значение? Вы что же, торговать ими надумали?
        Старик внимательно, поверх очков, посмотрел на Артемия. Вернулся к своему занятию.
        - Простите, - смутился Артемий. - Глупая шутка…
        - Отчего же, - сказал Старик. - Мысль неплохая. Мне такое просто не приходило в голову. Думаю, здесь многие готовы купить хороший оберег…
        - Ах, в этом смысле! - произнес Артемий.
        - М-да… Или, к примеру, маленькую такую куколку.
        В руки Артемия легла небольшая фигурка человечка. Смешной такой человечек: если нажимать на его бока, он будет двигать ручками и ножками. А за спиной у него - маленькие крылышки…
        - Херувим?! - изумленно прошептал Артемий.
        Старик отобрал фигурку, засунул под тюфяк.
        - Вы это серьезно? - проговорил Артемий. - Техника Вуду - это не шутки…
        - А какие здесь могут шутки? - желчно сказал Старик. - Шутки кончились. Пусть будет - на всякий случай…
        Артемий задумчиво уставился на расставленные у ног фигурки.
        Если его самого эти мракобесы чуть не прикончили за безобидные, в общем, шаманские штучки, то за магическое покушение на лидера Достойных по головке не погладят. Сразу же объявят адептом тьмы и утопят в параше…
        Артемий глянул в сторону. Рядом с болезненным любопытством пялился на творчество Старика Глист. Он вдруг издал нечленораздельный булькающий звук, метнулся вперед и неуклюже схватил грязной лапой несколько фигурок. После чего, брызжа слюной от восторга, умчался прочь.
        Старик молча посмотрел ему вслед, поправил очки, и принялся доделывать бумажного журавлика.

10
        С утра пришлось сделать несколько звонков. Это непросто - пересилить себя, преодолеть быстро нажитые привычки. Прикинуться тем, «нормальным» Павлом, к которому все привыкли. Которому доверяли, которого боялись, чьи слова ловили с жадностью, как голодные воробьи хватают на лету хлебные крошки.
        Это необходимо. Надо держать руку на пульсе событий и страховаться. Вокруг лагеря начинались неприятные движения. Вполне ожидаемые, но, все же, нежелательные. Пока сюда сунули нос лишь двое из тех, кого стоило опасаться. Хорошо, что они так и не успели ничего понять и сообщить, куда следует. Да и личная охрана Константина Сергеевича - это, все же, не официальная спецслужба. Остается надеяться, хватятся их не скоро.
        Чего не скажешь о злополучном объекте их охраны. М-да… Опознать того тоже будет непросто…
        Павел тихо рассмеялся. Нет, он не желал зла даже этому мерзавцу. Просто новая жертва несла божеству очередной заряд забытой уже бодрости. Даже врач при встрече выразил удивление и пробурчал что-то про ремиссию. Конечно, не стоит делиться с доктором своими соображениями о причинах и следствиях…
        Как же не хватало здесь его, этого самодовольного выскочки, этого насмешника, властителя судеб, повелителя должников. Переходящему наверняка было бы интересно посмотреть, как его жертва сама учится повелевать таинственными силами.
        А, может, и не стоит раньше времени ставить крест на своей жизни? Может, имеет смысл каким-то образом легализовать лагерь? Наладить регулярное обновление массовки, может даже, расширить ее.
        В конце-концов, есть деньги, а деньги в нашем мире решают все.
        На экранах, в клубах сигаретного дыма проплывали полосатые фигуры, небритые перекошенные лица, обращенные к нему воспаленные глаза. Но хотелось смотреть не на эти картинки, а в дрожащую дымку будущего.
        Павел погрузился в кресло и предался призрачным мечтам.
        Он, наконец, мог позволить себе улыбаться.
        Посреди ночи всех разбудил дикий крик.
        - Это он! Он!!! Я видел!
        Статисты повскакивали с мест и бросились на голос, хватая, что подворачивалось под руку - палки, самодельные ножи, веревки. У многих сон был тревожный, чуткий. Будто ждали, когда, наконец, раздастся этот ночной клич.
        Следом за остальными осторожно отправился и Артемий. Старик идти отказался. Он сердито повернулся на бок, накрывшись с головой грубым одеялом.
        На том конце барака происходила какая-то возня. Помимо того, первого голоса, издавшего крик, доносились чьи-то поскуливания и повизгивания. Артемий сразу понял - чьи. Потому не удивился, увидев, как староста барака таскает за волосы отчаянно сопротивляющегося Глиста.
        - Это он, он! - кричал староста. - Я сам видел - крался в темноте, а в руках - вот!
        Староста неловко схватил и потряс над головой ножом. Нож был не самодельный - самый настоящий, боевой с кровостоком и пилой на верхней кромке.
        Воспользовавшись тем, что одна рука у старосты занята, Глист вырвался, заметался в центре людского круга. Но вырваться за плотные ряды статистов оказалось невозможным. На Глиста смотрели страшными взглядами. Тот продолжал скулить и бормотать что-то невнятное. Похоже, он еще не вполне осознал, что попался.
        Артемий подумал мельком: Глиста без особых усилий удерживал дохляк-староста. Как же это он умудрился учинить столько кровопролития, да еще душить кого-то подушкой?
        Однако чем дальше наблюдал за Глистом, тем больше крепло его убеждение: этот мог.
        Кто-то уже ворошил вещи Глиста. На пол посыпались бумажные фигурки. Артемий похолодел: те были в крови. Среди бумажек что-то сверкнуло.
        Камешек в колечке. Надетом на тонкий девичий палец.
        Упал и подпрыгнул, как мячик, человеческий глаз. Глист радостно воскликнул и бросился ловить убегающий упругий шарик. Схватив кошмарный предмет, заулыбался и принялся возиться с ним, сразу же забыв про то, что пойман с поличным.
        - По-моему, тут все ясно, - угрюмо сказал Камин. - Кончайте его…
        Урки тут же двинулись в центр круга. На их лицах заиграли неприятные ухмылки: видимо, предвкушали неплохое развлечение.
        - Стойте!
        Урки замерли и чуть расступились. В центр круга вышел Херувим. Тяжелым взглядом окинул Глиста, что продолжал развлекаться с глазом. Постоял, помолчал. И произнес, наконец:
        - Только не здесь. Нельзя уподобляться темным силам…
        Урки прекрасно ориентировались в темноте. Видно, этот путь им проделывать не в первой. Удивительно: если они так здорово знали устройство лагеря - неужто трудно было найти какую-то лазейку вовне? Взять, к примеру, ту же трубу…
        Нет, им здесь определенно нравится. Как и та роль, которую они охотно играют. Ведь массовка сама распределила роли - без помощи режиссеров и сценаристов. Каждый нашел себе образ по вкусу: кто сейчас разберет, где статист, где бывший актер, где растворившийся в общей массе постановщик…
        Трое Достойных тащили связанного Глиста. Тот уже перестал сопротивляться и стал, впрямь, походить на извлеченного на свет дохлого червя. Было страшно и муторно. Артемий не понимал зачем Данила заставил его отправиться в эту карательную экспедицию. Херувим благосклонно отнесся к их присутствию. Тоже неизвестно, почему: может, считал, что таким образом привлечет на свою сторону Данилу и помирится с тем, кого по его милости чуть не отправили к предкам? Кто его знает… Артемий отказывался понимать этого неприятного человека.
        Старательно обходили освещенные участки. Создавалось ощущение, что урки просто-напросто договорились с охраной, чтобы та погуляла покуда на другой стороне лагеря. Может, так оно и было. Во всяком случае, лай собак доносился с другого конца, и на пути не встретилось ни единой живой души.
        Прокрались мимо ряда брошенной киносъемочной техники. Угловатые фургоны, грузовик с генератором, поникшая осветительная установка - все это забыто, брошено. Но заставило Артемия подумать о том, что живет-то он в обыкновенных декорациях. Так, во всяком случае, говорили те, кто был здесь с самого начала. Не очень-то верилось.
        Подул легкий ветерок. Над головой с протяжным тоскливым скрипом повернулся кран. Там, наверху, полагалось быть кинокамере - чтобы, повинуясь воле оператора, выхватывать из этого мира самые невообразимые кадры. Но крепеж на конце стрелы пуст - кран напоминал руку нищего, тщетно вымаливающего подаяние…
        Это кирпичное здание совсем не выглядело декорацией. Оно злобно пялилось пустыми глазницами двух узких, не застекленных окошек, распахнув черную пасть двери. Туда и затащили Глиста.
        Когда все оказались внутри, дверь прикрыли. Кто-то чиркнул зажигалкой - и в руках Достойных разгорелись импровизированные факелы - палки, обмотанные кусками тряпок, пропитанные какой-то горючей, остро пахнущей дрянью.
        Зал осветился бледным дрожащим светом. Статисты топтались, озираясь в некотором смятении. Глист слабо подергивался на полу. Издавать громкие звуки ему не давал полосатый лоскут, надежно стянувший рот. Он просто глухо мычал.
        В крематории все предельно просто. Вход черед дверь, выход - через трубу. Простота эта сдавливала горло, мешая говорить.
        Между «входом и выходом» - одна единственная печь, жерло которой прикрывает чугунная заслонка. И железные носилки на колесиках - четко вровень с дверцей топки.
        Стало не по себе. Какие же это, к дьяволу, декорации?!
        - К делу, - дрогнувшим голосом сказал Херувим. Наверное, и ему, взявшему на себя роль носителя духовной истины, было здесь неуютно.
        - Как его?.. - спросил один из бритоголовых, неуверенно почесываясь. - Просто прирезать?
        Глист отчаянно замычал и забился на бетонном полу. Глаза его округлились, наполнились ужасом - это было видно даже в скупом свете факелов.
        - А, может, ну его? - неуверенно проговорил Артемий. - Не стоит его убивать…
        Херувим метнул на Артемия ненавидящий взгляд.
        - А что с ним тогда делать? - хмуро сказал один из бритоголовых, поигрывая заточкой. - Может, конфетку дать?
        - Смотрите, что я нашел! - радостно скалясь, выкрикнул другой уркаган.
        Он вынырнул из темноты, обнимая массивный инструмент с торчащей из корпуса рукояткой.
        - Этой штукой дюбеля в стенку забивают, - пояснил он. - А-а?
        Многозначительно кивнул на Глиста. Тот продолжал тихо выть и дергаться, правда уже менее активно.
        - А не шумно будет? - засомневался кто-то.
        - Не важно, - сказал Херувим. - Давайте, поднимайте его…
        Со сдавленным смехом урки закинули приговоренного на носилки, подкатили к стене. Залезли и встали, неуверенно балансируя. Один из Достойных вызвался придерживать носилки.
        Глиста поставили вертикально. Хоть тот и напоминал безвольную тряпку, ноги которой отказывались выполнять свою функцию, его прижали к стене.
        Снизу подали аппарат для забивания дюбелей. Послышалось тихое журчание: текло из штанины Глиста. Урки принялись перешучиваться и возбужденно хихикать.
        Артемий понял, что не вынесет предстоящего зрелища и сделал шаг вперед. Данила немедленно схватил его за шиворот и оттащил обратно.
        - Не дергайся, дурень! - прошептал он в самое ухо. - И будь наготове…
        Артемий ничего не понял. Он смотрел на происходящее, и чувствовал себя соучастником отвратительного преступления. Только страх и крепкая рука, ухватившая за робу, сдерживали от какого-нибудь необдуманного поступка…
        Череда оглушительных хлопков. И полный боли придушенный вопль.
        Урки попрыгали на пол. Удар ботинка выбил из-под ног Глиста носилки - те с жалобным скрипом откатились в сторону.
        Артемия била дрожь. Он почувствовал, что вместе со всеми этими людьми проваливается в мрачную пропасть, где нет понятий о добре и зле, где место лишь боли и страданию.
        Этот образ всегда будет с ним.
        На грубой кирпичной стене, словно приколотая булавкой муха, висит человек. Он дергается, как насекомое, налетевшее на паутину, и в этом образе, в раскинутых в сторону руках - что-то знакомое. Из пробитых железными заклепками рук сочится кровь. Человек кричит от боли и ужаса, но крика его не слышно - окровавленная тряпка перетягивает рот.
        Снизу любуются собственным произведением довольные полулюди-полуживотные. Да, приговоренный совершил немало мерзостей, но разве то, что сотворили с ним - лучше? .
        Массовка требует новой жертвы. Она не вдается в софистику, ей все равно, кто совершит очередную мерзость - силы ли тьмы или света. У нее собственные цели, лежащие вне человеческой логики и морали…
        Херувим победно оглядел присутствующих. Похоже, он доволен процессом. Наверняка в этом кошмарном зрелище присутствует некий символизм, понятный только ему, да его последователям, что благоговейно созерцают происходящее.
        - «Каждому - свое» - написано на воротах этого места, - произнес Херувим торжественно. - И решать, кому, какая участь достанется - не ему…
        Херувим ткнул пальцем в дергающуюся на стене фигуру.
        - … и даже не самому Хозяину. Он поступил мудро, возложив бремя выбора на нас. И участь преступника решили вы! Вы сами!
        Артемий с ужасом осознал, что Херувим теперь указывает непосредственно на него, и обращается только к нему. Словно тем самым повязывает себя и свою неудавшуюся жертву единым кругом. И в то же время - очищает себя самого от какой бы то ответственности за происходящее.
        Артемий мысленно читал заговор за заговором, молитву за молитвой - все то, что, могло уберечь от проклятья, сглаза и прочих прилипчивых напастей. Но в этот самый момент с какой-то обреченностью понял: никогда, никогда ему уже не избавиться от чувства вины за происшедшее в холодном здании недостроенного крематория…
        - Однако, пора заканчивать, - деревянным голосом произнес Херувим, снова обращаясь взглядом к распластанному на стене телу. - Друзья мои, давайте прочтем молитву…
        Достойные стянулись в плотную группку, и нестройным хором принялись читать какие-то заученные тексты. Урки с тупым интересом смотрели и слушали.
        Слушал и Артемий. Покуда сзади, за робу не потянули куда-то в темноту. Артемий не стал сопротивляться, и задавать вопросы. Он понял, что сейчас для него началось самое важное.
        Сегодня Павел поел с аппетитом. Оказывается, это очень здорово - иметь хороший аппетит. Самая обыкновенная еда из надоедливого мерзкого на вкус лекарства превращается в удовольствие. Как же это он не замечал раньше? Или замечал - только успел позабыть?
        А вот интересно - едят ли настоящие боги? И вообще - существуют ли они? Или он, Хозяин - единственное во вселенной настоящее, живое и осязаемое божество?
        Как это забавно - теологические размышления о самом себе. Было бы здорово пообщаться с тем, кого статисты зовут Херувимом. Тот очень сведущ в природе божественного…
        Павел вошел в Комнату Созерцания. После прогулки немного шатало: он успел отвыкнуть от обилия кислорода и движения.
        Упал в кресло. Расслабился.
        Первое возбуждение по поводу осознания себя в новом качестве успело пройти. Пожалуй, есть смысл подумать - как жить с этим? Ведь он снова хочет жить, не так ли?
        Жизнь по определению рождает проблемы. Готовясь умереть, не думаешь о последствиях своих действий. Сейчас же, когда открылось «второе дыхание», было бы глупо погореть на каком-нибудь недосмотре или утечке информации…
        - Рустам! - Павел вдавил кнопку рации, но что-то странно резануло глаза.
        Ожил экран - тот, что обычно показывал неподвижную, мертвую картинку. Экран, показывающий внутренности крематория.
        Это здание, имевшее, скорее, функцию устрашения, необходимое для общего антуража, для диких, но, в общем-то, логичных задумок, пугало самого Павла. Да, вид его должен был напоминать массовке о ее месте, о том, что жизнь каждого из статистов - пыль.
        Так было задумано.
        Но массовка слишком быстро обрела собственную, совершенно невообразимую волю. И самым непостижимым образом исполнила давние желания Павла.
        Она отомстила его обидчикам, просто убив их.
        И это декоративное устрашение стало, в общем-то, ни к чему.
        Но страх, поселившийся здесь, обрел плоть и кровь. И стал жить своею собственной жизнью, обживая лагерь, самостоятельно выбирая жертвы. Павел нарочно остановил работы над крематорием, чтобы избежать соблазна использовать его по назначению.
        Но теперь чувствовал, как недостроенное строение с трубой смотрит на него мертвыми глазницами и требует пищи для своей голодной топки.
        Сегодня он поел с аппетитом.
        Но то, что узрел на ожившем экране, способно надолго отбить желание есть.
        Крематорий добился своего. Даже недостроенный, он умудрился отхватить кусок сырой человечины…
        Они тихо двигались на ощупь по ужасно узкому коридору, пока не уткнулись в стену. Было слышно, как Данила с кряхтением отодвигает в сторону что-то массивное. Тут же вновь стали слышны голоса молящихся.
        - За мной! - шепнул Данила и полез куда-то в темноту.
        Ныряя в узкую пыльную нишу, натыкаясь на какие-то металлические выступы, Артемий понял, что голоса - совсем близко. Откуда-то показался лучик света - и источником его были не факелы. Задрав голову, Артемий увидел бледный кружек звездного неба. Будто они на дне длинной подзорной трубы…
        Нет, не подзорной.
        Трубы крематория.
        Они в топке.
        Очень просто представить себе бушующее вокруг пламя. И нудные голоса за чугунной заслонкой только нагнетали панику.
        - Не отставай! - шепнул Данила.
        И заслонил собой небо, больно наступив на руку. Прикусив губу, Артемий принялся шарить по кирпичной кладке.
        Точно: по внутренней стороне трубы вверх вели железные скобы. Ничего не оставалось, как последовать вслед за Данилой. Совершенно не понятно, что ждет там, наверху, но хотелось быстрее выбраться из этой тесной модели ада…
        И тут голоса смолкли. А следом раздался вопль, переходящий в совершенно животный визг, перемежающийся с захлебывающимися, булькающими звуками…
        Хорошо, что Данила успел прихватить за шиворот: из-за накатившей слабости в руках, Артемий едва не полетел вниз.
        - Все нормально… - прохрипел он.
        Данила отпустил робу и продолжил путь наверх.
        Труба была не очень высокой. Но двигались медленно, тихо, а темнота укрупняла масштабы. Вскоре голова Артемия вынырнула наружу. Данила сидел верхом на кирпичном ободе, помогая товарищу выбраться.
        - Что дальше? - пробормотал Артемий.
        Данила в ответ лишь кивнул и подергал какой-то, уходящий в темноту провод. Или трос - тот крепился к металлическому крюку, точащему из трухлявой кладки, и совершенно не внушал доверия.
        - А-а-а… - неопределенно произнес Артемий.
        Неужели этот «профи» решил поиграть в Тарзана? Но тот не раздумывал. Он ловко вязал вокруг провода хитрую конструкцию из собственной робы. Закончив, снова подергал, налег с усилием и удовлетворенно кивнул.
        - Смотри, - быстро сказал он. - Руки вот так, ноги - вокруг троса. Тормозишь подошвами. Тут невысоко…
        - И куда… - неуверенно проговорил Артемий.
        - Провод идет к столбу по ту сторону от колючки, - нетерпеливо сказал Данила. - Руками не размахивай - может, соседние провода под током. Давай первым - ты легче…
        Упоминание о весе совсем не понравилось Артемию. Он старался не думать о прочности раствора, удерживающего крюк. Просто вдел руки в петлю и собрался с духом.
        Снизу послышались приближающиеся крики, лай собак. Вспыхнули пятнышки фонариков, замельтешили тонкие лучи…
        - Вперед! - сдавленно гаркнул Данила.
        Артемий поджал ноги - и с замершим сердцем ухнул в черную бездну. Провод натянулся, провис, но выдержал. Помогая себе ногами, Артемий заскользил под уклон. Не так уж страшно, если не считать…
        - О, черт!
        Из мрака вынырнул обещанный столб - и с размаху приложил плашмя по всему телу. Так во всяком случае показалось. Столб бетонный, квадратного сечения, и встреться он ребром - дело закончилось бы плохо.
        Шипя от боли, обхватив столб руками и ногами, Артемий сполз к земле. Роба разорвана, все тело саднило. Но времени на причитания не было: со стороны лагеря донеслись выстрелы. К слабому свету фонариков добавился вспыхнувший на сторожевой вышке прожектор, и показалось, будто настал день. Артемий шарахнулся в кусты.
        Он еще видел, как осветилась одинокая фигурка на вершине трубы. А потом прожектор принялся жадно обшаривать пространство за границами периметра. Артемий бросился прочь, спотыкаясь, падая, снова вскакивая, моля невидимые тени предков - своих и всех подряд - только о том, чтобы по следу не пустили собак.
        Всякое везенье имеет пределы.
        Главное - добраться до какой-нибудь дороги.
        Это вначале казалось: все спасение - там, за колючей проволокой. Стоит только выбраться за охраняемый периметр - и все встанет на свои места.
        Как бы не так. Свобода принесла с собой неуверенность и страх. Артемий бежал вперед, а по пятам ползли тихие, назойливые голоса. Они лезли под темя, сверлили мозг разъедающим шепотом: «Вернись, вернись!» Были моменты, когда казалось: да, там, в массовке, спокойнее. Конечно, тоже не сахар, но там за тебя думают, решают, там тебя кормят, а теперь еще собираются защитить от ночных кошмаров. Ведь ты только-только стал частью чего-то большего чем рыхлое людское общество. То, что слило воедино массовку, не просто коллектив, не просто группка по интересам, это нечто непостижимое, более высокое…
        Артемий кричал, чтобы звук собственного голоса заглушил миражи голосов внутри. На некоторое время голоса смолкали - будто бы удивленные внешними звуками. Но потом возвращались с новой настойчивостью.
        Казалось, выдержать это невозможно. Когда Артемий обессилено падал на влажную от росы землю, чтобы немного перевести дух, он хватал в кулак обереги и принимался лихорадочно читать все известные заговоры.
        Помогало. Покуда он не замолкал, чтобы восстановить дыхание. И все начиналось сначала.
        Только к рассвету, когда притупились ощущения, а усталость, казалось, вот-вот срубит с ног, стало полегче. Сознание несколько прояснилось. Все-таки, ночь - это не для человека. Утро вечера мудренее, и все такое… Главное - найти дорогу. А потом объяснить - откуда он такой взялся, в оборванной одежде киношного каторжника, в грязи и ссадинах. Но это уже дело второе…
        С рассветом пришел туман. Идти приходилось с вытянутыми руками, чтобы не наткнуться на какую-нибудь корягу. Артемий уже не полагался на уставшее зрение. Боялся только сбиться с пути. Это было, по меньшей мере, наивно: и без того никакого пути он не знал. Но все же…
        Впереди между размытыми силуэтами деревьев показался просвет. Конечно, это могли быть просто фокусы тумана. Не исключено, что за ночь путь увел его в такие дебри, что за неделю не выберешься.
        Но думать хотелось о лучшем. Артемий двигался вперед, к свободному пространству…
        Вдруг сердце пропустило такт: между деревьями, в тумане показался знакомый силуэт.
        Труба.
        Сознание наполнилось мистическим ужасом, ощущением неотвратимости, обреченности. Взгляд остекленел, из горла вылетел тихий вскрик.
        Неужели он зря плутал всю ночь - все для того, чтобы сделать крюк и вернуться назад?!
        Но громче прочих кричал в голове вопрос: почему дымит труба крематория?
        Почему дымит?!
        Он медленно, словно на автопилоте, шел вперед. Надо было остановиться, отдышаться, привести в порядок мысли. Но нет сил даже на такое простое умозаключение.
        Дымящая труба манила страшным черным дымом…
        Еще несколько шагов - и из тумана выплыла закопченная бочка с черной железной трубой - в таких плавят гудрон. Человек в грязном оранжевом комбинезоне и вязаной шапочке с изумлением пялился на пришельца из вязкого утреннего тумана.
        Шла самая обыкновенная жизнь. Никто никого не резал и не сжигал.
        Здесь просто ремонтировали дорогу.
        Часть третья. Зачем ты нужен?

1
        Свет.
        Воздух.
        Простор.
        Свобода.
        Синее небо над головой, голуби кружат между домами…
        Как странно: раньше все это радовало, вызывало восторг, придавало смысл… Сейчас же хочется закричать, что есть силы этим глупым голубям: летите, летите прочь отсюда! Прочь! Пока обитатели железобетонного муравейника не накинулись на вас и не сожрали.
        Одно успокаивает: в муравейнике каждый знает свое место, свою функцию. Так что голуби могут быть спокойны. Пока не появился особый сорт человеков, со специфической функцией - жрать голубей. Такая функция у людей зовется работой, за нее платят деньги. Этим, пожалуй, только этим и отличается гигантский человечник от муравейника.
        Артемия передернуло. Он зябко засунул руки поглубже в карманы куртки. Добрые люди позаботились, чтобы он попал в город не в костюме сумасшедшего, а более-менее похожим на нормального человека. И даже не спросили, откуда он такой взялся. Видимо, рабочие, действительно приняли его за беглого преступника. Только почему-то решили не выдавать властям. Все-таки, человечность и закон у нас по-прежнему расходятся. Может, потому и исполнители законов зачастую совершенно бесчеловечны?
        Бог с ними со всеми…
        Все-таки, жизнь в бараке здорово отразилась на психике. Сколько он там пробыл? Неделю? Месяц? Невозможно подсчитать, основываясь только лишь на собственных ощущениях. Словно время и пространство за колючей проволокой обрели совершенно новые свойства…
        Одно ясно: пока не прекратится кошмар для тех, кто остался ТАМ, не будет спокойствия и ему. Потому что он навсегда уже - неотделимая часть этой проклятой массовки, вечный ее статист.
        А еще там Старик. И Аня…
        - Эй, чувак, закурить будет?
        Какой-то лысый крепыш в спортивном костюме маячит перед глазами. Поигрывает связкой ключей. Смотрит нагло. Видимо ищет повода устроить уличную разборку. Только наглость быстро стекает с лица жидкой грязью: что-то во взгляде Артемия его пугает.
        - Ну, нет так нет… - неуверенно говорит лысый и отходит в сторону.
        - Нету у меня… - вслед ему рассеянно бросает Артемий, и крепыш с опаской оглядывается. Вжимает голову в плечи и улепетывает.

…Артемий перевел дух, помотал головой. Надо взять себя в руки. И что-то делать. Главное - начать, даже, если не знаешь, что именно. Как там говорил Наполеон:
«Главное - ввязаться в бой, а бой покажет»
        Простая логика: в одиночку он бессилен. Значит, нужна помощь. К кому обращаются за помощью в безвыходных ситуациях?
        Правильно, к бандитам. Или, на худой конец, к частным детективам. Наивные граждане обращаются в милицию. Граждане продвинутые - к знакомым из ФСБ или прокуратуры.
        У Артемия были знакомые в прокуратуре. Точнее - в следственном управлении. Только вот один из этих знакомых уже мертв, а второй вызывал вполне обоснованные опасения.
        Таким образом, оставался только один, не самый лучший вариант.

…Идти к Ястребову не хотелось ужасно. Но не идти было бы еще хуже. Главное - взять с собой папку. Это, конечно, не самый сильный аргумент. Более того - это убойный компромат на самого себя, фактически признание в хищении документов для служебного пользования. По крайней мере - в соучастии.
        Артемий представил себя в тюрьме и умиленно улыбнулся - настолько смешной показалась угроза тюремного заключения по сравнению с недавними испытаниями. Все относительно, граждане, все относительно…
        Спускаясь по эскалатору в метро, он впервые здесь, на воле, остро ощутил, что боится. «Ну, вот, начинается, - подумал Артемий. - Мания преследования - кто бы мог подумать! Откуда это? Неужели после той трубы?»
        Прислушавшись к ощущениям, решил, что ни мания преследования, ни боязнь замкнутого пространства тут ни при чем. Не бесконечных лабиринтов метро он боялся, нет.
        Страх вызывали люди. Даже не люди как таковые - а их масса. Более того - не хаотичная толпа, а именно та зловещая упорядоченность, с которой двигались люди: этот поток туда, этот сюда, здесь стремнина, здесь водоворот, а тут все стоят смирно, ждут. И все это - не сговариваясь…
        - Человечник… - пробормотал Артемий.
        - Что? - спросила женщина, стоявшая на ступеньку ниже.
        - Ничего. Простите… - улыбнулся Артемий.
        Его позабавило, что эти крупные муравьи разговаривают. Если сохранилось чувство юмора - значит, не все потеряно…
        Уже стоя перед дверью Аниной квартиры, ощутил себя идиотом: он совсем забыл про ключи. Говоря по правде, он много про что забыл за время пребывания в декорациях демонического спектакля. Теперь не без труда осваивался в реальном мире, задвинув свежие еще воспоминания в самый дальний и пыльный ящик…
        И что же теперь делать? Взламывать дверь? Лезть через окно? Или плюнуть на все и идти к следователю без проклятой папки…
        - Что, братуха, и тебя она кинула?
        Этого еще только не хватало!
        На ступеньках лестничного пролета, чуть выше площадки, сидел давешний «джинн».
        Анин бывший.
        Артемий молча посмотрел на соперника, не зная, чего ожидать - шумной ругани или размеренного мордобоя. Удивления, как такового, не испытывал, скорее - раздражение и досаду.
        - У меня вещи там остались, - бесцветно бросил он.
        - У меня тоже, - философским тоном сказал «джинн». - Да, с бабами всегда так: даришь им барахло, тратишься, а потом ты же еще и виноват… Эх…

«Джинн» встал со ступенек, подошел к двери, присел, разглядывая замок. Усмехнулся, подмигнул Артемию и достал из кармана ворох чего-то металлически звенящего. Крякнул от усилия - в ответ жалобно хрустнул замок.
        - Порядок, - сказал «джинн». - Заходи.
        - Куда ведет коридор?.. - пробормотал Артемий и вошел.
        В ноги ткнулся отчаянно орущий черный комок.
        - Крис, бедняга… - пробормотал Артемий. - Ты живой?..
        Кот бился головой о ноги, орал и заставлял спотыкаться при каждом шаге. Кот похудел, осунулся, но на умирающего пока никак не походил.
        - Сейчас, дружище… - виновато пробормотал Артемий.
        Тем временем «джинн» уже деловито копался в холодильнике, напевая какую-то восточную мелодию.
        Сумка оказалась на месте. Папка лежала, где ей и положено - под охапкой всякого тряпья. Все. Миссия выполнена. Осталось покормить кота.
        - Ага! - донеслось с кухни. - Вот она! Эй, братуха, иди сюда!

«Она» оказалась покрывшейся инеем бутылкой водки. Было немного странно пить вместе с бывшим бойфрендом своей подруги, который к тому же совсем недавно так здорово тебя отметелил. Однако «джинн» оказался парнем незлопамятным, к тому же имел вполне человеческое, хотя и немного сказочное имя - Мустафа. Чего там - джинн есть джинн…
        - Пойми, - душевно рассуждал Мустафа, окуривая Артемия густым сигаретным дымом. - Бабы - какой с них спрос? Они думают совсем другим местом. Это мы, мужики должны головой думать. Ты уж прости, что я так тебя в тот раз…
        - Да ничего, даже забавно было…
        Артемий задумчиво отрезал куски найденной в холодильнике копченой колбасы и бросал на пол, где со свирепым рычанием их в клочья разрывал Крис. Шерсть у того встала дыбом, и был он похож не на кота, а на разбушевавшегося маленького черта…
        - Ха-ха! Да ты молоток! - заливался Мустафа. - Я-то вначале подумал, что Анька лоха себе какого-то завела. А ты - нормальный пацан, так что я за нее спокоен. Ты как, надолго с ней или так, побаловаться?..
        - Не знаю пока…
        - Это правильно. Как фишка ляжет. Я тоже не могу далеко наперед планировать. Даже в бизнесе это в напряг, а уж с бабами… Ха-ха…
        Посидели еще с час - пока не опустела литровка. Странно, но Артемий не ощущал себя пьяным. Мустафа, похоже, тоже, хотя на его совести была большая часть выпитого. Тем не менее, он вызвался подвезти нового приятеля. Артемий усомнился было: не слишком ли Мустафа пьян, чтобы садиться за руль? «А мне по…» - заявил Мустафа, и спор прекратился.
        Несмотря на выпитое, Артемий не забыл про хозяина дома: в большую миску он высыпал весь найденный сухой корм, и налил целый таз воды. Решив при этом, что Аня должна вернуться скоро - чтобы там ни стряслось в мире.
        Кот равнодушно взирал на потуги Артемия, сыто развалившись на подоконнике: хозяев мало волнуют проблемы прислуги.
        Напоследок «джинн» еще раз хрустнул замком, заметив, что в следующий раз придется тупо ломать дверь. У подъезда собутыльники влезли в какой-то чудовищный джип. Тот рывками, захлебываясь ревущим мотором тронулся с места, пьяно раскачиваясь, вывалился со двора и вклинился в поток машин под оглушительный вой сирен и проклятья водителей.
        Теперь, наконец, Артемий почувствовал себя действительно пьяным. Как, наверное, и Мустафа: тот хохотал, орал что-то в открытую бойницу - на русском и не очень. Видимо, духи предков очень постарались, чтобы Артемий доехал до места назначения без приключений. Расстались закадычными друзьями. Мустафа решил во что бы то ни стало оставить Артемию номер своего телефона, и оставил - вместе с навороченным мобильником. Они еще с минуту хохотали над чем-то, понятным только в стельку пьяным людям, а потом Артемий, почему-то, с папкой в руках, вывалился на тротуар, и черный ящик с джинном на борту унесся прочь, едва вписавшись в узкий переулок.
        Артемий проводил джип недоумевающим взглядом. Теперь эта внезапная пьянка казалась плодом разгоряченного воображения.
        Но строгая вывеска на старой стене вернула ощущение реальности. С досадой посмотрел на растрепанную папку. Сумку он, все-таки, умудрился забыть в машине.
        Глубокий вдох, выдох…
        Надо идти.
        Дежурный на входе с подозрением оглядывал Артемия, принюхивался. Амбре после выпитого, надо полагать, приличное…
        - Нет паспорта, - пожал плечами Артемий. - Потерял…
        Рассказывать дежурному подробности, по меньшей мере глупо…
        - Я к Ястребову, - сказал Артемий. - Он знает…
        Дежурный принялся что-то мычать в телефонную трубку, искоса поглядывая на Артемия и поглаживая кобуру. Как шериф с Дикого Запада, готовый в любую секунду выхватить верный «кольт».
        Артемий улыбнулся. Дежурный же процедил сердито:
        - Проходите. Тридцать седьмой кабинет. Это подвал…
        - Я знаю, - кивнул Артемий.
        Закончил рассказ не точкой, не восклицательным знаком, как следовало бы завершить изложение таких вопиющих фактов, а каким-то смазанным многоточием. Словно лихо катился по ледяной горке, а тормозил пятой точкой по камням.
        Допотопный диктофон продолжал скрипеть кассетой. Артемий недоуменно смотрел на Ястребова. Совсем не такой реакции он ждал от следователя. Тот грустно, с некоторой жалостью, улыбался.
        - Да-а… - сказал, наконец, Ястребов, поигрывая тесемкой на злосчастной папке. - Павел Сергеевич верно описал твое состояние. Очень верно…
        - Это какой еще… - сдавленно произнес Артемий. - Павел Сергеевич?..
        - Павел, Павел, - задумчиво сказал Ястребов. - Мы, конечно, предполагали, что ты заявишься, но не думали, что так быстро…
        Вот, что имеют в виду, когда говорят: «все плывет перед глазами». И вправду - плывет. Ощущение - будто по голове треснули чем-то тяжелым. И водой окатили. Все эпитеты подойдут, все штампы…
        Как же так… Выходит, его побег - фикция? Если тот, к кому он шел за помощью - заодно с Хозяином, то что же тогда остается?
        Артемий обхватил голову ладонями и тихо рассмеялся, раскачиваясь из стороны в сторону. Ястребов продолжал улыбаться. На столе за компанию скалилась картонным клапаном предательская папка.
        Как весело. Обхохочешься…
        - Я же предупреждал, - назидательно сказал Ястребов. - Есть связи, которые до добра не доводят.
        - Какие связи вы имеете в виду? - поинтересовался Артемий.
        - Со всякими… силами, - многозначительно сказал Ястребов. - Я бы сказал - не очень светлыми…
        - По-моему, увлечение оккультизмом не является уголовно наказуемым, - мрачно ответил Артемий.
        - Конечно, - кивнул Ястребов. - Если при этом не приносятся человеческие жертвы… Вы понимаете, о чем я?
        Артемий похолодел:
        - На что это вы намекаете?
        - Я не намекаю, гражданин Котлин, - сухо сказал Ястребов. - Речь только о фактах. Ну, что, будем сознаваться?
        Артемий провел языком по сухим губам. Просто не верится…
        - Вы что же, хотите повесить на меня то, что твориться в лагере? - проговорил он.
        - Отчего же - «повесить»? - укоризненно сказал Ястребов. - Павел Сергеевич предоставил кое-какие видеоматериалы. Есть показания свидетелей…
        Как это мерзко - чувствовать собственное бессилие. Хочется кричать, биться головой об стену, плакать… Все это не имеет никакого смысла - когда за тебя берутся профессионалы, а дело хорошо смазано деньгами.
        - Классика жанра, - произнес Артемий мертвым голосом. - Из меня делают козла отпущения…
        - Ну-ну! - скривился Ястребов. - Все по закону. К тому же, следствие в самом начале. Дело может повернуться совсем другим боком. Если вы не будете совершать необдуманных поступков. Вы понимаете меня?
        Артемий поймал взгляд Ястребова - прозрачный, холодный, как стекло.
        - Понимаю…
        - Мне кажется, все-таки, не очень понимаете, - покачал головой Ястребов. - Поэтому сегодня мы вас не отпустим. Посидите в камере, подумайте о жизни. О смерти тоже подумайте… Это шутка. Я тоже подумаю, как поступить лучшим образом. Дело непростое, тут спешка ни к чему…
        Ястребов говорил размеренно, будто убеждая в чем-то самого себя. Наверное, нелегко жить вот так, постоянно твердя себе, что делаешь правое дело, что все творимые тобою мерзости оправданы неким высшим благом. Не каждый на такое способен, тут нужен особый талант …
        В одиночной камере хорошо. Не в том смысле, что хочется остаться здесь надолго. Просто нет этих полосатых толп, вони и храпа. Человеку иногда нужно побыть в одиночестве, пусть даже и в «одиночке». Не зря ведь многие великие идеи рождались именно в камерах. Впрочем, великие маньяки тоже дозревали в таких условиях…
        Артемий не долго пребывал одиночестве. Едва успел задремать на узкой скрипучей койке, как отвратительно загромыхал дверной засов, заскрипела дверь и потянуло сквозняком.
        К нему подсаживали сокамерника. Мелькнули хмурое лицо охранника, лязгнул металл…
        Когда дверь за спиной нового соседа закрылась, и вернулась способность соображать, по телу пробежал мороз.
        - Здравствуй, - широко улыбнулся сокамерник. - Не ждал?
        - Как… Почему?!..
        Хороший вопрос. Кому пришло в голову подсадить сюда не кого-то - даже не убийцу, маньяка, садиста - а именного ЕГО.
        Переходящего дорогу.
        Никаких сомнений - это он. Хоть и видел его Артемий лишь единожды, мельком, не считая плохих фотографий - сомнений не было.
        Вот он, стоит, с интересом оглядываясь. Будто и не в камере вовсе, а в каком-нибудь музее. В нелепом плаще, будто вокруг него всегда одна и та же погода - промозглая беспросветная осень…
        - Удивлен? - произнес Переходящий и присел на голую койку напротив.
        Тихо усмехнулся:
        - Ведь ты хотел меня видеть. Что-то не вижу радости.
        Артемий не знал, что сказать. Вряд ли этого странного человека взяли где-то за неправильный переход улицы. Может, это какая-то хитрая игра? Но зачем?..
        - Ты мне не веришь… - Переходящий склонил голову на бок. - Не вопрос - могу уйти. У меня много дел…
        Артемий со страхом понял: собеседник не блефует. Сейчас уйдет - и тайна навсегда останется тайной…
        - Я… верю… - с трудом произнес Артемий.
        - Славно, - сказал Переходящий, задумчиво улыбаясь. - Спрашивай…
        Какая банальная ситуация: то, что так долго и упорно ищешь, вдруг само сваливается на голову - и ты не знаешь, что делать с этой удачей. Наверное, дело в свойствах человеческой души: ей важна не столько цель, сколько сам поиск. Главное испытание для любого кладоискателя - не спятить, наткнувшись на заветный сундук…
        Что же делать? Бежать с повинной к Хозяину - мол, выполнил, обещанное? Договариваться с одним чудовищем в интересах другого? О чем спрашивать этого внешне заурядного человека со страшной тайной за пазухой?
        Артемий беспомощно подумал, что давно уже забыл, ради чего началась эта погоня за призраком. Чего нужно ему самому? Денег? Правды? Кому она нужна, эта правда…
        - Как умер Переверзев? - тихо спросил Артемий.
        Переходящий задумался. Пожал плечами:
        - Как умирают люди? Как кому суждено.
        - Кем суждено?
        - Тем, что сильнее нас. Тем, что знает, кому какой отведен срок. Оно бесконечно. Оно воплощает в себе все сущее. Оно - ЕДИНОЕ.
        - Единое… - повторил Артемий. - Массовка…
        - Называй, как хочешь, - не стал спорить Переходящий дорогу. - Оно не обидчивое… Твой друг тоже искал меня. И я решил его не разочаровывать.
        - Но почему он умер?
        - Наверное, просто не выдержал противоречия с самим собой. Его мир был так логично устроен: все можно записать, запротоколировать, объяснить естественными причинами. А тут в жизнь вошло что-то большее, выходящее за рамки…
        - Не слишком ли ты много возомнил о себе? - зло проговорил Артемий.
        - Нет, - спокойно ответил Переходящий. - При чем здесь я? Я служу Единому. Мы все ему служим. Даже тот, кого по простоте душевной именуют Хозяином…
        Переходящий дорогу рассмеялся, чуть прикрыв глаза - наверное, своим темным мыслям.
        - Хозяин! - с сарказмом произнес он. - Гордыня не имеет границ. И чем никчемнее человек, чем большего он о себе мнения…
        - Нормальная защитная реакция…
        - Наверное… Некоторые ничтожества удивительным образом преображаются в великих. Парадокс…
        Артемий, наконец, почувствовал, что собрался с мыслями. И спросил:
        - Зачем тебе Павел? Он стал слишком влиятелен? Слишком богат, властен? Почему твое Единое хочет избавиться от него?
        - Смешно… - улыбнулся Переходящий дорогу. - Для Единого нет богатства, власти или бедности. Я бы объяснил тебе, но не существует таких слов, это надо чувствовать… Просто есть те, кто нужен, а есть лишние. Знаешь, как садовник обрезает кустарник?
«Зачем срезать зеленые, свежие побеги?!» - вопят листья. Откуда им знать, что в голове у садовника…
        - Я понял…
        - Наверное, Единому нужно подчистить помарки, убрать лишнее. Павел лишний. Так уж получилось - ему просто не следовало рождаться. Но… Своей волей он занял в Едином чужое место. Твое место, Артемий…
        - Почему… мое?
        - Потому, что ты сам хотел встречи со мной. Я ни с кем не встречаюсь случайно…
        - Но… Разве Павел хотел поменяться местами со мной? Он хотел, чтобы ты перешел дорогу кому-то другому. Именно для этого я искал встречи…
        Лицо Переходящего исказилось злобой. Странно, что этот вершитель человеческих судеб способен на сильные эмоции. Выходит, он лишь человек, пусть и наделенный странным даром…
        - Кто вы такие, чтобы решать за меня! Только я сам могу выбрать, кому жить, а кому убираться из этого мира…
        - А как же Единое? - тихо спросил Артемий. Внимательно посмотрел на Переходящего. Интересно, есть ли у него имя?
        - Да… - бесцветно сказал Переходящий. - Единое. Только оно знает истину…
        Всего лишь человек. Очень опасный человек. Но даже с опасным человеком можно играть. Надо решаться…
        - Знаешь, что я заметил?, - осторожно сказал Артемий. - Павел преклоняется перед тобой…
        Переходящий дорогу презрительно ухмыльнулся. Он выглядел непробиваемым. Но одна маленькая слабинка, маленькая червоточинка уже открылась. Один маленький-маленький шанс…
        - Мы говорили с ним как-то, - как можно небрежнее проговорил Артемий. - Он считает, что перейти дорогу ты можешь не каждому…
        Переходящий чуть вздернул бровь, но, казалось, остался равнодушным. Конечно же, он выше простых человеческих амбиций. Всего лишь щупальце некоего огромного человечника.
        - Ты знаешь, я с ним не согласился, - уже безо всякой надежды сказал Артемий. - Единое способно подчистить каждого… Кроме, разве что, немногих избранных… Впрочем, не важно. Скажи лучше…
        - Каких это «избранных»? - дребезжащим голосом произнес Переходящий.
        Сердце Артемия забилось чаще, в лицо бросилась краска. Неужели подсек?! Только не торопиться…
        - Да так… - пожал плечами Артемий. - Павел думает, что было бы забавно перейти дорогу… Хм… Одной стране. Образно говоря, конечно…
        - Ну! - бросил Переходящий.
        Даже подался вперед, дрожа от нетерпения. Всесильному посланнику Единого не пристало так волноваться.
        - Президентский кортеж… - неопределенно произнес Артемий.
        Зрачки Переходящего сузились - словно оптический прицел навел резкость.
        Все-таки, он азартен. Может, это просто необходимо для такой роли?
        - Просто перейти дорогу. В нужное время в нужном месте, - спокойно продолжал Артемий. - Только Павел считает - как раз это тебе не по силам… Да и я тоже так думаю…
        - Почем вам знать! - презрительно процедил Переходящий.
        Артемий заставил себя промолчать.
        Переходящий дорогу нервно уставился в решетчатое окно. И вдруг оскалился с хитрым прищуром.
        - Было бы забавно… - проговорил он.
        - Слушай, - произнес Артемий. - А возьми ЕГО… вместо меня. А? Какая Единому разница? А тебе - почет и уважение…
        - Единое захотело тебя, - уставившись на Артемия, проговорил Переходящий. - Тут ничего не изменишь. Все остальное - хобби…
        - Хобби… - тупо повторил Артемий.
        Ему стало страшно. Не за себя даже - за эту слабость. За гнусную попытку подставить вместо себя другого. И, черт, возьми, может, действительно, целую страну…
        - Слушай, - медленно сказал Артемий. - Брось, я пошутил с этим кортежем…
        - Отчего же, - задумчиво проговорил Переходящий. - Ты заинтриговал меня…
        - Не надо, не было никакого разговора, я обманул тебя! - настойчиво продолжал Артемий.
        - Я это понял с самого начала, - кивнул Переходящий. - И вот, что я решил: ты не умрешь, покуда не убедишься в моей силе. Ты подал идею, а потому имеешь право насладиться результатами…
        - Я не хочу наслаждаться такими результатами! - закричал Артемий.
        За железной дверью что-то звякнуло: очевидно охрана наблюдала в глазок за происходящим камере.
        Переходящий рассмеялся:
        - Вот это и есть самое ценное в моей скромной миссии - твоя реакция! Твои страдания, душевные муки и тому подобное. Обреченный должен покидать этот мир в муках, в каких и появился на свет. Весь смысл в том, чтобы ты осознал: Единое неспроста отторгает тебя. Осознай: ты - вредоносный микроб, паразит в его теле. Тебе станет легче, когда поймешь, что смерть твоя - благо для всех оставшихся…
        - Да ты - просто ничтожество… - прохрипел Артемий, сжимая кулаки. - Закомплексованная тварь, вообразившая себя сверхчеловеком, ты…
        Слова заглушил заливистый смех. Артемий осекся. Его собеседник смеялся - совершенно искренне, растирая рукавом проступившие слезы.
        Хотелось кинуться на этого монстра, придушить его, расплющить его голову о бетон - покуда тот находится на расстоянии вытянутой руки. Но Артемий понял, что не сможет сделать этого.
        Судьбу не подправишь кулаками.
        Это было бы слишком просто.
        Переходящий перестал смеяться и сказал:
        - Утром ты выйдешь отсюда. Все равно тебе не долго осталось…
        - Как я умру? - с трудом произнес Артемий.
        Слова не лезли из глотки. Как же хочется жить, а не играть в героев, с легкостью кидающихся на амбразуру или просто ищущих повод, чтобы пустить себе пулю в лоб. Жить, заниматься любим делом, дружить, любить.
        И давить тех, кто мешает людям оставаться людьми.
        - Я еще не решил, - ответил Переходящий. - Пусть это будет сюрпризом, как тебе?
        Этот гад издевается! Ему нравится наблюдать, как извивается жертва! Главное - не сдаваться, держаться до конца… Не доставить своей смертью ни капли удовольствия этому подонку…
        Артемий заставил себя улыбнуться, развел руками: «Что ж, сюрприз так сюрприз!»
        Переходящий направился к двери. Та тут же задребезжала засовами, приоткрылась.
        Артемий подумал секунду и крикнул вслед:
        - У меня только один вопрос: у тебя есть имя?
        Переходящий дорогу лишь улыбнулся в ответ.

2
        Разбудило странное ощущение. Будто что-то изменилось в маленьком «каменном мешке». Понимание пришло со звуком: что-то скрипнуло рядом с дверью. Что там может скрипеть, кроме самой двери?
        И сквозняк…
        Тихо сел на сырой казенной постели. Темно, холодно, тоскливо.
        Снова скрипнуло: теперь явственно виден контур двери - из трех бледных линий. Скрипнуло - контур исчез. Снова скрипнуло - контур появился.
        Забыли запереть?!
        Тихо встал с койки, на цыпочках приблизился к двери. Тронул. Тяжелый прямоугольник нехотя повернулся на петлях. Действительно открыта. Отступил на шаг.
        Нахлынуло смятение.
        С одной стороны - что с того, что забыли закрыть дверь? Он в самых недрах изолятора временного содержания - или как там называется это чудесное место. Одной настежь распахнутой двери недостаточно, чтобы сбежать. Да и стоит ли это делать? Зачем совершать попытку, которая косвенно указывала бы на его виновность…
        С другой стороны - намеки Переходящего…
        Чтобы не мучиться дурацкими сомнениями, стоит сразу позвать охрану…
        Выглянул в коридор.
        Никого. Странно.
        Очень медленно вернулся в камеру, прикрыл за собой дверь. Сел на койку, уставившись на дверь. Та с тихим скрипом упорно отползала от стены. Манила, дразнила, издевалась…
        Бронированная сучка.
        Надо успокоиться. Взять себя в руки, попробовать рассуждать логично…
        К черту!
        Сорвался с койки и решительно толкнул дверь. В конце-концов, он никому не давал обещания сидеть, как дурак, в открытом помещении, которое никто даже не собирается охранять. По-крайней мере, лишняя возможность прогуляться вне четырех стен…
        Что за напасть?!
        Двойная решетчатая дверь в конце коридора - эдакий тамбур, шлюзовая камера в мир свободы - тоже открыта нараспашку. И, тоже - никакой охраны.
        - Конец света наступил, что ли? - пробормотал Артемий.
        Ситуация, при всей своей нелепости, начинала веселить. Это ж надо…
        Веселье быстро прошло. Пускай путь фактически открыт - формально пересечение этой границы будет считаться побегом.
        Мысли лихорадочно скакали друг через дружку, отказываясь утрамбовываться в удобоваримые «за» и «против». Даже самый дисциплинированный узник вряд ли устоит перед дымящимся проломом в стене темницы. Слишком силен у человека инстинкт свободы. Тем более, у человека, которому не впервой совершать побег.
        - А идите вы! - обреченно произнес Артемий и шагнул вперед.
        Спокойно вышел на улицу. Мимо охранника, дремавшего за стойкой. Как и обещал Переходящий дорогу.
        Странное освобождение совершенно необъяснимо, но его следовало принять спокойно, с благодарностью. Как дар судьбы. Особенное, если верить, что жить осталось совсем недолго.
        На любое событие можно смотреть с разных точек. Что, если освобождение - не очередной ход Переходящего, а ощутимая помощь тех самых теней, духов предков, к которым однажды пришлось обратиться?..
        Машинально сжал обереги на груди, под одеждой. Все может быть. Непостижимый коридор тащит, как течение горной реки. Бесполезно кричать, сопротивляться - все это напрасная трата оставшихся сил. Лучше использовать бурный поток в своих интересах, двигаясь вперед и уворачиваясь от коварных подводных камней.
        Однако надо убираться…
        Прибавил хода, запоздало озираясь. Ночные улицы пустынны, но город не жалеет огней. И настроение быстро становится лихорадочно-праздничным, словно только что выпал выигрыш в лотерею.
        Самое время решить, куда податься. Первым пришло в голову: к Архипу. Поскольку от папки пришлось избавиться, сдав ее следствию, претензий у приятеля быть не должно…
        А вот вопрос: а где теперь искать его? Дом-то разрушен…
        Позвонить кому-нибудь еще?
        Похлопал по карманам, с опозданием вспомнил, как сдавал вещи под роспись толстому кладовщику в форме. И замер от неожиданности.
        В левом кармане оказался сотовый. Тот самый, подаренный Мустафой.
        Разве это возможно? Он же отчетливо помнил, как засовывал руки в пустые карманы. Или не пустые?
        А, может… Подложили?! Зачем?
        Мозг беспомощно напрягся в поисках хоть какой-то логики, упираясь в одну-единственную мысль: побег подстроен. Не возникало вопроса: какую участь уготовил для него Переходящий.
        Его попросту убьют. Пристрелят при попытке к бегству. Чего там - есть такая практика - не брать преступника живьем, чтобы не оставлять его судьбу на усмотрение далекого от идеала суда. Для суровых ребят, что охотятся за всяким зверьем, нет ни вопросов, ни сомнений: бандит должен лежать тихонько, с пулей в башке. Это лучшее решение вопроса - никаких нудных процессуальных процедур. А ведь он для них - самый настоящий бандит.
        Телефон жег руку. Слежка? Пеленгуют по сигналу? Хотят узнать, куда он направится? Как минимум, наивно. Не проще ли прицепить на одежду незаметный жучок?
        Так или иначе, от трубки лучше избавиться.
        Артемий поискал взглядом урну. Некоторые рефлексы сидят в нас очень глубоко: если выкинуть - то обязательно в урну. Словно следит за мальчиком строгий постовой, готовый в любую минуту схватить за ухо и пожаловаться маме. Секунду помедлив, отправил телефон в темную глотку урны. Руки в карманы - и быстро зашагал прочь.
        Едва пересек пустынную улицу - его будто одернули.
        Едва слышимый звук сзади. Какой не издают ночные птицы или ветерок в проводах. Особенный.
        Обернулся. Звук с той стороны улицы. Наверное, стоило просто прибавить темпа и убраться отсюда побыстрее.
        Но когда ощущаешь себя внутри судьбоносного потока событий, ничто не происходит случайно. Как учит Старик? Ловить и читать знаки, не пропускать намеков судьбы…
        С тяжелым сердцем вернулся к урне.
        Распахнутая пасть железного ящика светилась мистическим светом, словно лампа Алладина. И издавала подобающую случаю стилизованную восточную музыку.
        - Не было печали… - пробурчал Артемий, опустился на колено и сунул руку в
«мусорку».
        Покопошившись в куче окурков и пустых жестяных банок, умудрился сорвать ящик с шарнира. Сев на асфальт, вытряхнул мусор. Последним выпал мобильник, продолжая издавать восточные трели.
        - Кинокомедия, - пробормотал Артемий, - причем, индийская.
        Нажал кнопку с зеленой «трубочкой», поднес к уху динамик.
        - Следователь Ястребов, - зачем-то брякнул Артемий.
        В трубке ошарашено запыхтели. Сиплый неровный голос произнес:
        - Слушай… Как тебя, черт… Арт, это ты?
        - Я, - честно сказал Артемий.
        - Прикалываешься?
        - Прикалываюсь.
        - А, тогда нормально, а то я уж подумал… Слушай… Блин, сбил ты меня с мысли, шутник хренов, забыл, чего звоню… Башка болит…
        - Еще бы…
        - Да… Что-то я плохо помню… Мы выпили, что ли?
        - Вроде того…
        - И я тебе, что, мобилу подарил?
        - Ага.
        - Ты уж извини, брат. Это у меня бывает - мобилу свою дарить. Я вспомнил - у меня там пара новых контактов. Очень важных… Ты можешь, э-э… Блин…
        - Да без проблем, забирай свой телефон обратно, я все понимаю…
        - Да мне не телефон, мне сим-карта нужна… Я бы за тобой заехал, только боюсь за руль садиться, хреново мне… У меня, кстати, какая-то сумка валяется. Не твоя, случайно? Приезжай, тачку я оплачу…
        - Да без проблем. Куда?
        - Спасибо, брат! Запоминай адрес…
        Полусонный ночной «бомбила» выкинул его где-то за МКАД. Артемий не успел и глазом моргнуть, как не по размерам ревущая и чадящая колымага унеслась во мрак.
        Чужой мобильник жег карман. Ужасно хотелось от него избавиться. А заодно забрать сумку. Где этот «домишко», про который говорил Мустафа? Надо полагать - вот этот особняк за каменным забором. «Домишко» под стать хозяину, эдакий карманный дворец в стиле арабских сказок.
        А вот и джип - уже помятый, с развороченной мордой, плаксиво уткнулся в покосившийся фонарный столб. И фара, как выбитый из глазницы глаз, повисла на проводках…
        Здесь тише, спокойнее, чем в центре. Но всем телом ощущается, как оттуда, со стороны города тянется лучик чьего-то холодного внимания. Да какой там лучик - серое бесформенное щупальце. Что-то происходит вокруг, в огромном и невероятно сложном мире, частью которого он был. Был… Сейчас весь этот мир ощущается будто со стороны, словно отделенный тонкой защитной пленкой - неощутимой, но крепкой. Раньше мир был просто средой обитания, как вода для рыбы. Теперь же стал желудочным соком, медленно переваривающим свою отмершую частичку…
        Скрипнула калитка из замысловато кованого металла. За ней проявился какой-то заспанный тип в потасканных тренировочных штанах, обвисшей майке, с фонариком в руках.
        - Я к Мустафе, - сказал Артемий.
        Тип молча кивнул, жестом пригласил войти. Артемий послушно вошел в калитку.
        Наверное, здесь продолжалась стройка: во дворе навалено стройматериалов, мешков, ящиков. Так же, жестами, тип предложил следовать за ним. Немой, что ли?
        Вошли в дом. В огромном холле с фонтаном посередине на кожаном диване лежал Мустафа. Прикладывал к голове пакет со льдом, морщился. Заметил Артемия и его сопровождающего. Бросил что-то на незнакомом языке. Тип все так же молча кивнул и исчез.
        - Заходи, брат, - хрипло сказал Мустафа, с усилием принимая сидячее положение. - Вот всегда так со мной: увлекаюсь я. Нет, чтобы выпить рюмашку - так сразу бутылку. Или, вот, дам человеку по морде - а потом того с асфальта соскребают. Увлекаюсь…
        - Это проблема, - согласился Артемий, невольно вспоминая, как «джинн» мутузил его на лестнице. - Вот твой телефон…
        - Ага, - без особой радости сказал Мустафа. - Брось на стол. Садись.
        Артемий уселся в огромное кожаное кресло, что в комнате поменьше вполне сошло бы за диван.
        - Башка болит, - пожаловался Мустафа. - Опохмелиться, что ли?
        - Даже не знаю, что посоветовать…
        Когда бутылка опустела, Мустафа заметно повеселел. Артемий же отстраненно подумал, что теперь ему не найти обратной дороги. Он не был даже уверен, что сможет встать. Лишь тупо пялился на стол, заставленный какими-то немыслимыми деликатесами и бутылками. Похоже, опохмел у Мустафы плавно перетекал в запой.
        Видимо, он действительно, увлекающаяся натура. А что? Если уж браться за что-то - так с размахом. Если заниматься, скажем, черной магией, то так, чтобы демоны от страха писались…
        Мустафа оглушительно хохотал, и до Артемия дошло, что он давно уже думает вслух.
        Потом хохотали вместе - и снова непонятно над чем. Это странно: такие разные люди - и такая веселая компания. Может, просто так начинается алкоголизм?..
        Внезапно веселье кончилось. В холл ворвался взмыленный тип с фонариком, бойко треща на том же птичьем языке. Оказывается, он совсем не немой. Мустафа, похоже, сразу протрезвел от сказанного. Через минуту протрезвел и Артемий - глядя с балкона второго этажа на множество милицейских огней вокруг дома.
        - Не понимаю… - бормотал Мустафа. - Все же договорено… Они не должны…
        Похоже, он и впрямь ошарашен, особенно после ряда звонков, которые сделал прямо на ходу. Сначала в пьяное сознание Артемия пробилось понимание того, что дом окружен. И с некоторым запозданием - почему.
        - Слушай, Мустафа, - запинаясь, сказал Артемий. - Ты уж прости… Похоже, это за мной…
        - За тобой? - недоуменно переспросил Мустафа.
        - Да… Я сбежал из этого… ИВС. Изолятора… Как там его…
        - Понятно… - быстро сказал Мустафа, и глаза его вспыхнули странным огоньком. - Так ты серьезно влип, брат?
        - Похоже на то, - устало сказал Артемий. - Ладно, я пошел… Скажи, чтобы открыли калитку.
        Взял сумку, что лежала в холле у фонтана. И направился к двери.
        - Стой! - крикнул Мустафа. - Слушай, это не дело. Ты мой гость, и все такое…
        Он проговорил что-то непонятное. Язык его заплетался. Похоже, стресс отступал под воздействием алкоголя.
        - …и вообще, ты мой друг, брат и Анькин хахаль… Короче, пошли…
        Мустафа снова превращался в необузданного джинна. Схватил Артемия в охапку и потащил через коридор к другому выходу. На той стороне двора оказалась освещенная парковка. Артемий сначала не поверил своим глазам, увидев столько дорогих машин.
        - Твои? - спросил он непослушным голосом.
        - Бизнес… - уклончиво сказал Мустафа.
        И затолкнул Артемия в длинный, как баллистическая ракета, лимузин. Следом с трудом протиснулся сам. И крикнул что-то непонятное в сторону водительского места. Там оказался все тот же неразговорчивый тип, который сейчас выглядел перепуганным насмерть.
        - Почему - лимузин? - заикаясь, поинтересовался Артемий.
        - Сейчас узнаешь, - потирая огромные ладони, хихикнул Мустафа.
        Не теряя времени даром, распахнул имевшийся в салоне минибар и выхватил оттуда початую бутылку виски. Отхлебнул, сунул бутылку Артемию. Тот машинально взял бутылку и поднес ко рту.
        Лимузин взревел и рванулся вперед - через распахнутые автоматические ворота. Бутылка немедленно окатила Артемия густо пахнущей струей «скотча». Мустафа бешено расхохотался. Смеялся и Артемий. Туманным зрением увидел, как мелькнули за толстым стеклом проблесковые маячки - совсем близко.
        Затрещали выстрелы. И по стеклу защелкали пули, оставляя белесые следы и трещины.
        - По-ал? - пьяно и гордо крикнул Мустафа. - Бронированный!
        Да, он умел увлекаться…
        - Слушай, а что ты такого сделал? - с детским любопытством поинтересовался Мустафа.
        Артемий ответил не сразу. Сначала повернулся на роскошном сиденье и встал на колени - чтобы можно было посмотреть назад через маленькое окошко-бойницу. Оно действительно похоже на бойницу - его украшали два мутных пулевых пятна. А за треснувшим стеклом, пока еще вдалеке, сверкали огоньки милицейских машин…
        Резким поворотом Артемия швырнуло в угол. Он уперся лицом в толстое стекло двери. Лимузин на скорости обходил какую-то машину.
        Белый фургон с разбитым задом.
        И девушкой рядом с водителем. Девушка смотрела прямо в его глаза - чуть удивленно, но как-то невыразимо печально…
        Где, он мог видеть это лицо?!
        На миг Артемию показалось, что он протрезвел. Конечно, всего лишь показалось. Фургон унесся назад, а перед глазами возникло восторженно-пьяное лицо Мустафы.
        - Так чего за тобой гонятся? - снова спросил тот.
        - Долго рассказывать, - буркнул Артемий, пытаясь усесться на рыскающем сиденье. - Да и не стоит тебе знать, пожалуй… Высади меня пожалуйста, а то ведь скоро догонят…
        - Ничего! - пьяно крикнул Мустафа, вытаскивая из бара огромный пистолет. - Отобьемся!
        Артемий забеспокоился не на шутку: эта увлекающаяся натура и впрямь сейчас устроит перестрелку. Как бы заставить его выкинуть «пушку» от греха подальше?
        - А дай его мне! - неожиданно сказал Артемий. - А сам езжай дальше, отвлекай ментов, а? Будто ты просто пьяный и веселишься…
        - Так я на самом деле пьяный! И веселюсь! - заржал Мустафа, колотя Артемия по плечу тяжелой, как кувалда, ладонью.
        - Тогда тормози! - морщась от дружеских ударов, крикнул Артемий. - Потом поздно будет!
        Лимузин унесся в туче пыли, оставив Артемия на обочине. Следом пронеслась веселая гурьба машин с проблесковыми маячками. Только очень пьяному человеку такое зрелище могло показаться веселым.
        Артемий обернулся и увидел группку бритоголовых парней с пивными бутылками в руках, которые смотрели на него, испуганно вытаращив глаза.
        - Ну, чего уставились? А ну домой - детское время кончилось! - пьяно крикнул им Артемий, краем сознания понимая, что может отхватить по-крупному за дерзость.
        Парни, однако, не стали делать наглецу замечаний и даже бить цепями, которые свисали у некоторых с поясов и карманов. Артемий понял, в чем дело, когда обнаружил, что в одной руке у него сумка, а другой он вовсю размахивает пистолетом.
        - Вот черт… - глядя на «ствол», произнес Артемий.
        Тут же подумал, что пистолет надо выкинуть. Однако продолжал идти, сжимая удобную рукоятку. Слишком уж быстро сменяли друг друга мысли в затуманенной алкоголем голове. И про то, что запеленгованный мобильник уехал с Мустафой, и про то, что его странный приятель слишком уж увлекся ночными гонками с представителями
«органов», и про то, что Ястребов ведет какую-то непонятную игру…
        Он смутно помнил, как поймал такси и как умудрился проехать полгорода, не заплатив. Видимо, снова помог пистолет.
        Последнее, что запомнил из этой длинной ночи - лицо Архипа и его недовольное:
«что-то ты долго…»
        Проснулся на удивление трезвым и бодрым. Словно все происшедшее было всего лишь сном. Осмотревшись и сопоставив обрывки воспоминаний, догадался, что находится в шаманской бане. Встал с узкой, неудобной лавки, выглянул в окошко. Так и есть: знакомый дворик. Только на месте старого бревенчатого дома - стройка. Тоже чего-то деревянного…
        Смачно заскрипела дверь. Вошел Архип, собственной персоной. Встал, прислонившись к стене и сложив на груди руки. Смотрел. Трудно было понять, что выражал его взгляд - на то он и шаман, чтобы смущать людей взглядом. Только не Артемия.
        - Привет, Архип, - улыбнулся Артемий.
        - Привет, привет… - сказал Архип и сунул в рот трубку. - Ты, часом, не убил кого? А то завалился с пистолетом, на силу отобрал его у тебя.
        - Блин, - забеспокоился Артемий. - Надо же этот пистолет чертов спрятать…
        - Да спрятал уже, - небрежно сказал шаман. - В колодец бросил…
        - Да ладно… - усомнился Артемий. - Не дураки же в «органах» работают. В колодце в первую очередь искать будут.
        - Не будут, - сказал шаман. - Колодец духи охраняют. Кроме меня его никто не видит.
        Артемий вспомнил, что сам никогда не видел никакого колодца в Архиповом дворе. Надо же…
        Видимо, налюбовавшись гостем, шаман присел на лавку, за стол. На столе электрический чайник и всякие съедобные мелочи в блестящих упаковках.
        - Живешь здесь? - виновато поинтересовался Артемий.
        - Твоей милостью, - спокойно сказал шаман. - Это ничего - беда приходит и уходит. Чем больше беда - тем большее счастье следом. А вот что ты собираешься делать?
        - А что? - уныло отозвался Артемий. Понимая: с шаманом словесные кошки-мышки ни к чему.
        Архип щелкнул выключателем на подставке чайника. Загорелся бледный огонек, зашумела, нагреваясь, вода. Не хотелось ему говорить, не хотелось.
        - Духи не видят тебя, - сказал шаман. - Раньше видели, а теперь - нет…
        - А ты меня встречал ТАМ? - почему-то спросил Артемий.
        - Может, и встречал, - пожал плечами Архип. - Мы мало знаем о том, что наша душа делает в мире духов… Я вижу, ты не понял, что я сказал тебе…
        - Духи не видят меня. Что это значит?
        Шаман задумчиво покрутил ложечкой в пустом стакане. Посмотрел в окошко. Там двое азиатов, надрываясь, волокли огромное бревно. Задача казалась непомерной, но эту парочку ничуть не смущала: видимо им просто забыли сказать, что вдвоем такое бревно не утащить.
        Совсем как муравьи.
        Архип вздохнул. И посмотрел Артемию в глаза:
        - Ты лишний. Тебя как бы и нет среди людей…
        - Лишний… - повторил Артемий. - Мне уже говорили что-то в этом роде.
        - Нашел своего Переходящего дорогу? - произнес шаман.
        Артемий кивнул.
        - Теперь доволен?
        - Да уж, - слабо отозвался Артемий. - Просто счастлив. Ты был прав, дружище. Ты всегда прав…
        Архип тихо рассмеялся:
        - Я просто хорошо информирован.
        - И что же мне делать?
        Архип поставил на стол чашки. Посмотрел в окошко.
        - Сейчас уронят… - задумчиво произнес он.
        Раздался приглушенный вопль, и следом - раскатистый грохот. Архип принялся разливать чай из пузатого заварочного чайничка. Крики и ругань за окном его не смущали.
        - Рассказывай. Сначала и до конца.
        Начинало темнеть. Артемий не заметил, как пролетел день. А ему пришлось вновь пережить то, что он рад был бы забыть - раз и навсегда…
        - Единое… - произнес шаман. - Массовка, человечник. Как интересно… Я давно думал об этом…
        - А что говорят духи? - спросил Артемий, глядя в чашку с чаем, как черную бездну. - Знают они…
        - Про Единое? Вряд ли. Ты же сам понимаешь - потусторонний мир - он только для нас один. А миры бесконечны и непознаваемы…
        - А сам ты что думаешь? Что оно такое - Единое? Это действительно просто толпа, сгусток с человеческих душ или же это что-то большее? Ты понимаешь, о чем я?
        - Бог? - прямо сказал шаман. Сунул в рот погасшую трубку, задумался.
        - Да… - произнес он. - Трудный вопрос. Ведь и духов можно звать хоть ангелами, хоть чертями. С какой точки зрения посмотреть…
        - Ну, а сам-то с какой смотришь? - спросил Артемий.
        - С человеческой, - просто сказал шаман. - Человек живет, чтобы жить. И искать возможность прожить дольше и лучше. Есть силы, которые могут раздавить человечка, как муравья…
        - Муравья…
        - Да. А значит, надо учиться как-то жить рядом с этими силами. Или внутри их.
        - Ну и как же мне жить, если такая сила решила, что я - лишний?
        Архип вынул изо рта трубку, потряс мундштуком перед носом Артемия:
        - А доказать этой силе, что ты нужен, понимаешь? Что мир без тебя рухнет. Главное понять самому: я - человек. И не просто человек - а самая важная деталь человечества. Та маленькая, последняя капля масла, без которой заклинит весь механизм. Малюсенький проводок, перегори он - и станет бесполезной самая сложная схема…
        - Механистично, но образно.
        - Именно! Ты - тот самый человечек в огромном человечнике, без которого все теряет смысл. Ведь каждый человек в этом мире для чего-то нужен. От президента до бомжа. Просто ответь на вопрос: для чего ты в этом мире? ЗАЧЕМ ТЫ НУЖЕН?
        Артемий потрясенно молчал. Он никогда всерьез не задавался столь глобальными вопросами. Тем более - применительно к себе самому.
        Зачем человечеству нужен один-единственный человек? Кто он в бесформенной серой массе? Человек обойдется без нескольких клеток, потерянных в царапине, в массовке незаметна замена статиста.
        Выходит, нужно быть чем-то большим, чем просто статист? Чем же?
        Он не заметил, как ушел Архип, оставив гостя наедине со своими мыслями. Было о чем подумать. Например, о том, что невозможно вечно бегать по коридору событий, надеясь, что тот ведет в счастливом направлении. Похоже, наметилась развилка. И один из путей наверняка ведет в тупик - в тот самый, где сверкают выбеленные временем кости загнанных неудачников. Но, быть может, есть и другой путь - более трудный, опасный и не столь очевидный. Зато ведущий к пониманию и жизни.
        Главное - не ошибиться с направлением. Пора покинуть затхлый лживый коридор…

3
        Вернуться в нормальную жизнь…
        Как это трудно. Но еще труднее - создать вокруг себя иллюзию нормальной жизни. Это так непросто, когда ты - бог. Пусть не тот Бог-творец, имя которого пишется с большой буквы, но вполне полноценное божество, принимающее молитвы, подпитываемое кровью жертв…
        Как вести себя на совете директоров, принимать делегации, вести переговоры? Заставить всех падать ниц, целовать ноги, устраивать ритуальные игрища в свою честь?
        Павел тихо смеялся таким мыслям: нет, право же, главное - не сорваться, не смешать два совершенно несопоставимых мира. К сожалению, его скрытый мир требует постоянной подпитки из мира материального. И это повод вновь обратиться к бизнесу.
        Возвращение к делам… Даже не верится, что можно до такой степени запустить бизнес. Конечно - болезнь, близость смерти и все такое… Но - убытки, убытки! Стоило убрать руку с пульса, как дела заколотило, словно в лихорадке, и теперь перед глазами - панические отчеты заместителей, путаные трусливые письма руководителей разных уровней. Хаос, разброд, страх за собственные шкуры. А тут еще и кризис…
        Все вода. Проходили и не такие испытания. Конечно, есть сложности. Например с неким крутым покровителем, которого не стало. Пожалуй, не стоит никому говорить о его бесславном конце в деревянном бараке от рук безумцев. Не видать ему роскошных похорон и орденов на шелковых подушечках. Потому как он давно стал никому не нужным прахом.
        И теперь пора налаживать новые связи.
        С лица не сползала довольная улыбка: как это захватывает - налаживать связи, организовывать процессы, запускать проекты. Если подумать - он уже давно в некотором смысле полубог. И сейчас его положение лишь чудесным образом упрочилось, обрастая мистическим ореолом, таинственной животворной силой…
        Внизу ждет машина. Рустам нервно оглядывает окрестности, переговариваясь по рации с сотрудниками охраны. Босс давненько не выезжал отсюда, так что это - в некотором роде событие.
        Павел смотрел вниз через окно Комнаты правды: он соскребал побелку со стекла, жадно глядя вовне. Словно стремясь сожрать внешний мир изголодавшимся взглядом…
        Настроение прекрасное. Хочется в бой.
        - Чувствуешь себя победителем?
        Павел обернулся. Кого-кого, а такого гостя он даже не мечтал здесь увидеть. Видимо, что-то и впрямь меняется, раз сюда пожаловал его мучитель - собственной персоной.
        - Я уж и не надеялся… - Павел развел руками.
        Оба улыбались друг другу, понимая: ни капли искренности нет в этих улыбках.
        Чувства Павла просты и прозрачны: ненависть и злое торжество. Он, все-таки жив, в жизни его появился смысл, подпитываемый темной силой поклонения безумцев. Может, такая жизнь и отвратительна - но она лучше смерти и, тем более - жизни в шкуре вечного Должника.
        Что ощущает Переходящий дорогу - тайна. Он всегда улыбается. И это приводит в бешенство. Но Павел не переставал твердить себе: за невзрачным человеком в поношенном плаще - сила. Та, что способна расплющить человека в пыль.
        - Ты жив, бодр и, как посмотрю, довольно весел, - сказал Переходящий , обходя комнату, рассматривая замазанные побелкой окна. - И затеи у тебя презабавные. Даже лагерь развлечений построил. Ты на редкость здоровый и веселый человек…
        Переходящий говорил серьезно, кивая в такт словам. Павла же перекашивало, кулаки невольно сжимались…
        - Чего тебе надо? - сухо спросил он.
        Переходящий замер, с удивлением посмотрел на Павла.
        - Мне надо? - проговорил он. - По-моему, это ты так упорно искал встречи. Давал поручения, привлекал людей. Или я не прав?
        Павел сжал зубы.
        Переходящий знает свое дело: всегда являться ни к месту. И не нужен он именно сейчас, когда настроение бывшего приговоренного, пришло в норму, когда ждет его элита бизнеса и политики, призванная вытащить тонущую империю из пропасти…
        - Ты всегда прав, Переходящий… - произнес Павел.
        - Надеюсь, ты это искреннее, - усмехнулся Переходящий дорогу. - Ладно, не злись. Я признаю: ты действительно удивил меня. И смог несколько… хм… перехитрить судьбу.
        Переходящий хихикнул. Это крайне не понравилось Павлу.
        - Я что же, все равно умру? - спросил он.
        - Все мы умрем, - сказал гость. - Но как раз ты можешь обмануть статистику. И уже понял - как…
        Он снова хихикнул. Подошел к креслу, уселся. Сложил на груди руки и, не переставая скалиться, уставился на Павла.
        - Здорово, что ты рад за меня, - процедил Павел.
        - Честно говоря, мне совершенно наплевать, - сказал Переходящий дорогу. - Вас, лишних, слишком много, чтобы переживать за каждого. Кстати - поздравляю, вместо тебя умрет другой.
        - Спасибо, - спокойно ответил Павел.
        - Твой приятель, Артемий.
        - Вот как? Вы виделись?
        - Представь - он все-таки нашел меня. Или я его, хе-хе… Кстати, ты теперь должен ему денег, верно? А вместо этого решил убить - ведь парень слишком много знает, а? Ты снова должник, Павел! И у тебя не много времени, чтобы вернуть долг.
        Переходящий издевался. Павел взял себя в руки и теперь снова казался равнодушным.
        - Если ты обещаешь, что он умрет - долг снимается сам собой…
        Переходящий подался вперед и медленно поводил перед собой сухим длинным пальцем:
        - Э, нет! Долг никогда не снимается! Долг можно только простить. Или перевести на другого - ты это знаешь.
        В кармане тихо разрывался мобильник: наверное, референты сходили с ума, страшась срыва встречи. Павел лишь стиснул зубы, посмотрел на долгожданного и ненавистного гостя.
        - Да, ты стал очень нужным человеком, - задумчиво сказал Переходящий. - Рад за тебя. Честно. Только вот, по правде, не захотел бы поменяться с тобой местами…
        - Это почему же? Ты такое же чудовище, как и я. Даже хуже…
        - Э, нет. Может, я и чудовище, но я - свободное чудовище. Ты понимаешь, о чем я?
        - Не вполне…
        - Скоро поймешь. Что ж, рад был повидаться. Езжай - тебя заждались. Может, еще свидимся…
        Павел не ответил. Он повернулся - и быстро вышел, оставив Переходящего за спиной.
        За бронированным стеклом проплывают знакомые улицы. Плывут быстро - несмотря на чудовищную пробку, замершую справа. Лимузин несется по разделительной полосе, не брезгуя и встречной.
        Ему можно.
        Многое можно. Очень многое. Такое, что недоступно простым смертным. И это - не фигуральное выражение.
        Павел немного нервничал. Первый боевой настрой как-то незаметно прошел, уступив место беспокойству. Павел пытался разобраться: что именно заставляет сердце биться неровно, от чего путаются мысли? Прогонял в уме возможные сценарии, и нельзя сказать, что все выглядело так уж безнадежно. Все в пределах нормы. Даже крупные убытки не смогут пошатнуть гигантскую империю, которую он строил тщательно, в расчете на самые неприятные неожиданности.
        Дело в чем-то другом.
        - Останови машину, - приказал Павел. - Да, да - вот здесь!
        Рустам открыл дверь. Павел с трудом выбрался наружу. Именно - с трудом. Словно кончился вдруг запас бодрости, с которым он отправлялся в город. Огляделся. Он не очень хорошо представлял, зачем остановил машину именно в этом месте.
        Рустам нервничал. Охрана в принципе не любит подобных порывов охраняемых. Ее можно понять.
        - Я бы перекусил, - бесцветно сказал Павел. - Давай зайдем… Вот сюда, хотя бы.
        Лицо Рустама застыло, словно его поставили перед необходимостью доказать какую-то теорему. Еще двое из службы безопасности напряглись в ожидании приказа.
        - Ты вперед, ты со мной… - процедил Рустам.
        Павел направился к стеклянным дверям.
        Давно он не бывал в таких вот народных закусочных. Фаст-фуд или как там называется эта дрянь … Что-то, вроде заправочной колонки для желудка - никакого отношения к еде. Просто захотелось вдруг раствориться в толпе, стать одним из тех, кто по-прежнему оставался никем.
        Нельзя сказать, что это удалось. Плечистый охранник впереди раздвигал толпу, как ледокол ледяные торосы. Второй расталкивал в стороны непонятливых. Свободных столиков не было. Но для охраны это не стало неразрешимой проблемой. Рустам лично вынул из-за столика какую-то расслабившуюся парочку. Возмущение он прекратил, словно выстрелом парой мятых купюр. Еще через мгновенье столик драил тряпкой перепуганный конопатый парнишка в форменной кепке. И тут же на столе оказались подносы с едой в горячих коробках и бумажках с фирменной символикой.
        Рустам сел напротив с высоким стаканом «колы». Павел развернул исходящий паром сверток, посмотрел с сомнением на содержимое, откусил. Мельком осмотрелся.
        Вокруг образовалось что-то вроде «полосы отчуждения». Особого внимания на Павла не обращали, но его вместе с охранниками заметно сторонились. Более того - Павел понял, что в его сторону не смотрят намеренно - то ли боятся, то ли выказывают особое плебейское пренебрежение…
        Раствориться в толпе не получилось. Массовка не принимала его. Словно он по-прежнему оставался инородным телом, отторгаемым, как пересаженный и не прижившийся орган…
        Настроение испортилось еще сильнее. Павел бросил на поднос недоеденный гамбургер, встал.
        - Скоты, - громко сказал он. - Стадо.
        Никакой реакции. Все продолжали жрать, пить, хохотать и трепаться. Статистам плевать на него.
        Взаимное чувство…
        Поднимаясь по ступеням к сверкающим дверям головного офиса, Павел почувствовал себя хуже. Мир вдруг потерял краски, поблек, налившись свинцом. В огромном холле Павел остановился, растерянно оглянулся, словно забыл, куда и зачем пришел.
        Холл полон людей в строгих костюмах. Пожалуй, стоимости одних пиджаков, ботинок, часов и портфелей, собранных здесь, хватило бы для создания небольшого предприятия. Уж эти-то точно ни за что не причислят себя к статистам.
        Павел тряхнул головой, прогоняя неуместные мысли. Предстоит встреча с людьми, обитающими совсем в другом измерении, нежели он - последние недели…
        Мелко семеня, подскочил референт. Глаза навыкате, грудь вздымается, будто он только что одолел стометровку.
        - Па-авел Сергеевич, - задыхаясь пробормотал референт. - Все уже собрались, ждут… Из министерства, как вы и просили, тоже подъехали…
        - Подождут, - мрачно сказал Павел. - Я же просил, чтобы приехали тайно - без сопровождения и охраны, чтобы не было никакого ажиотажа…
        Павел окинул референта тяжелым взглядом. Тот отпрянул. Пробормотал:
        - Т-так и сделали. Собрались очень тихо, с заднего входа…
        Боится… Чего боится? Наверное, он как-то странно выглядит. Или ведет себя… Черт, что же происходит?
        - Павел Сергеевич, может таблетку? - шепнул на ухо Рустам.
        Черт, какая глупость! Он совсем забыл про лекарства! Словно доктора решительно и бесповоротно сняли свой смертельный диагноз. Как некстати…
        - Давай! - Павел закинул в рот пару отвратительных шариков, разгрыз, проглотил через силу.
        Пока поднимались в прозрачном, как стакан, лифте репетировал вежливую улыбку. Вроде бы, получалось. Глянул в огромное, в полный рост зеркало - и улыбка сползла с лица окончательно. Со стекла смотрел живой труп. Такой не должен улыбаться. Упаси бог.
        Павла встретили оживленно, как долгожданного гостя. Пока он дошел до стола, оживление сошло «на нет».
        Его просто не узнавали. На лицах некоторых появились оторопь, изумление, даже испуг.
        Павел сел во главе большого овального стола. Присутствующие неуверенно последовали его примеру. Смотрели на него, в ожидании. Павел молчал.
        Пауза затягивалась. Что-то шло не так.
        Конечно, не так. Все вернулось - и болезнь, и смрадное дыхание смерти.
        Но почему?! Отчего так вышло?! Кто виноват?! Уж не Переходящий ли дорогу со своими смешками, намеками, издевательскими замечаниями? Он знал, знал что-то!
        Гад…
        Всплеск энтузиазма исчез безвозвратно, иссяк вместе с иллюзией здоровья и физическими силами. Снова не хотелось ничего. Только смотреть, наблюдать, ждать новой жертвы, которая…
        Стоп… Может, все дело в этом? В недостатке той силы, которая поставила на ноги, сделала живым, и не просто живым - божественным!
        Нужно вернуться. Вернуться туда, где бьет маленький источник жизненной силы, где пролитая кровь дает желание жить, дышать, смеяться…
        Павел понял, что хрипит, и по подбородку течет тягучая, длинная струйка слюны. На холеных, полных достоинства лицах появилось отвращение. Некоторые подались назад от изумления.
        Вы что себе позволяете, уроды?! Кто вы - грязь, слизь на моих ногах, ничтожества, безмозглые статисты, возомнившие о себе черт знает что?!
        - Рустам, - тихо, одними губами позвал Павел. - Усиль охрану…
        Рустам странно посмотрел в ответ, но кивнул и что-то шепнул в рацию.
        Референт принялся щебетать про регламент. Павел нашел в себе силы лишь кивнуть. Тогда на другом конце стола со своего места поднялся толстый человек - пиджак на нем был распахнут, наверное, потому, что не сходился на брюхе. Промокнул платочком потную лысину, вновь уселся и принялся бубнить в микрофон на гибкой ножке. Павел не понимал ничего - ему слышался лишь гулкий звон. «Кто этот человек?» - пытался вспомнить он - и не мог.
        Следом привстал еще один, бледно улыбнулся, и принялся быстро бормотать в свой микрофон - такой же бубнящий набор звуков, никак не желающих оформляться во что-то осмысленное.
        Закружилась голова. Бросило в жар. Здесь невозможно находиться. Почему он должен сидеть перед этими статистами, которые даже не владеют человеческой речью?! Кто они такие? Зачем он здесь?!
        - Вот, сводный отчет по нефтяному сектору… - голос референта многократным эхом сотрясает слух. - Графики иллюстрируют доводы докладчика…
        Перед глазами - листы бумаги с корявыми детскими рисунками: вот смешные человечки в полосатых робах, вот такой же человечек, только мертвый, вот домик с трубой, из трубы валит смешной курчавый дым… Да это ж не домик - это крематорий! А кто позволил его запустить?
        - Почему дым?! - заорал Павел, подымаясь.
        Стоял нетвердо, и, наверное, могло показаться, что он пьян. Но это не опьянение. Это болезнь, что выскочила, как хищник из засады, схватила за горло и пытается утащить в свое логово.
        - К-какой дым? - неуверенно улыбаясь, спросил референт. - Это графики…
        Павел сунул тому под нос смятые листы.
        - За кого ты меня принимаешь, ничтожество?! Почему дым?!
        - Павел Сергеевич, вам надо успокоиться!
        - Что?! Это ты будешь решать, что мне надо?
        - Но… Я просто…
        - Да! Ты просто. Просто ничто. Убирайся к черту!
        - Простите, но этот тон… Хоть я и референт… Отцу не понравится, как вы со мной обращаетесь!
        - А?! Да ты на меня голос повысил, тварь! На колени!
        По залу пронесся изумленный ропот.
        - Да идите вы, Павел Сергеевич! Сами же завтра звонить будете и извиняться…
        - А-а-а!!!
        Бахнуло. В конференц-зале заголосили, завизжали женщины. Кто-то бросился в сторону дверей, но наткнулся на охранников.
        Павел с удивлением смотрел на дымящийся ствол пистолета в своей руке. Референт сползал под стол, подминая под себя графики. Стоявшие поблизости оцепенели от ужаса. Белые воротнички усеяли мелкие красные капли.
        - Каков, а? Решил меня из себя вывести. Поздравляю, получилось!
        Однако, стало гораздо лучше. Определенно, лучше!
        Глубоко вдохнул и осмотрел присутствующих победным взглядом. Сочувствия он не встретил. Где-то на самом краю сознания мелькнуло: только что он совершил непростительную ошибку.
        - Довели человека… Однако…
        Подскочил, задыхаясь, Рустам. Дикими глазами глянул на Павла, на тело, на пистолет.
        Павел почувствовал, будто трезвеет. С возвращением сил и ясности, пришла тревога. Он никогда еще не терял над собой контроля, по крайней мере - до такой степени. Плохо. Очень плохо.
        Но теперь не время рефлексировать. Возникла неприятная ситуация, и ее нужно решить - быстро, четко, без помарок. Как это было всегда, как это будет до самого конца.
        - Так вышло, - коротко сказал Павел. - Этих всех - в лагерь. Быстро и тихо - как привезли…
        - Но… - Рустам насупился, лицо его залила краска. Впервые он был в замешательстве.
        - Делай, что я говорю.
        - Но этого так не оставят. Здесь такие люди…
        - Тебе кто платит? Они?
        - Вы… Но…
        - Выполняй!
        Рустам попятился, все так же пялясь выпученными глазами. И принялся отдавать в переговорное устройство отрывистые команды.
        Павел склонился над телом референта, разглядывая его с интересом. Он впервые застрелил человека. Но что-то внутри подсказывало, что убийцей он стал не сейчас. Все началось гораздо раньше…
        По мере приближения к лагерю самочувствие заметно улучшилось. И одновременно проходило опьянение убийством. В момент, когда машина нырнула в ворота - под зловеще-ироничную надпись - пришло понимание и ощущение чего-то ужасного.
        Страшно не их-за этого нелепого и бессмысленного убийства и даже не от осознания того, что он зашел слишком далеко. Страшно от понимания: теперь он привязан к этой проклятой массовке, будто какой-то омерзительной пуповиной. Он не может жить без нее, зависит от нее, как нерожденное дитя. Он снова стал должником - только теперь он вечно должен другому монстру. Тому, которого создал сам.
        Толкнул дверь в Комнату правды. И даже не удивился увиденному.
        Переходящий дорогу сидел в том же кресле, в той же позе, в которой Павел оставил его пару часов назад.
        - Быстро ты! - без улыбки сказал Переходящий дорогу.
        Павел ничего не ответил. Тяжело прошелся до центра комнаты. Медленно опустился на неудобный стул. Замер.
        - Ты снова обманул меня… - бессильно произнес Павел. Смотрел в слепое белое окно, за которым начинало темнеть.
        - Я? - Переходящий пожал плечами. - И в мыслях не было. Ты сам себя обманул. Человек, который идет против Единого, против судьбы, природы - глупец… Желающий в одиночку сдвинуть гору, всегда обречен на неудачу. Можешь хитрить, прилагать неимоверные усилия - все равно останешься в проигрыше. Возможна отсрочка, но, как видишь, она обременена самыми разными условиями, и не всегда приятными…
        - Не всегда приятными… - повторил Павел.
        - Да, - пожал плечами Переходящий дорогу. - Я даже мог бы тебе посочувствовать, но… Никому ведь не придет в голову сочувствовать мне.
        - А ты нуждаешься в сочувствии? - недобро спросил Павел.
        - Почему бы и нет? Я один, а вас так много. Мне тоже несладко. Только познакомишься с интересным человеком - а срок его вышел.
        Издевается. Он всегда издевается. Наверное, если это Единое, эта неимоверный глобальный человечник действительно существует, то на роль Переходящего дорогу большой конкурс. И проходят его лишь редкостные мерзавцы. Их задача сделать конец обреченного как можно гадостней. Может, в этом есть рациональное зерно: обреченному куда легче расставаться со вконец опротивевшей жизнью.
        - Ну ничего, у тебя есть время пожить всласть, - продолжал Переходящий. - И не просто пожить, а побыть почти сверхчеловеком. Вроде божка на каком-нибудь диком острове. Тебя будут обожать, устраивать пляски в твою честь, резать друг друга, чтобы вызвать дождик…
        - Убирайся! - выдавил Павел.
        - Да, да, конечно, - сказал Переходящий, выбираясь из-за стола. - Жизнь - интересная штука, не правда ли? Как бумеранг: отбрасываешь неприятности подальше от себя, а они возвращаются и бьют тебя по затылку…
        - Пошел вон!!! - заорал Павел и швырнул в Переходящего первым, что подвернулось под руку.
        Это оказался пистолет. Он грохнулся об стену рядом с дверью, и Переходящий ушел, улыбнувшись напоследок своей ненавистной улыбочкой.
        Павла трясло. Он смотрел на свои руки и не понимал, что это. Обессилено сполз со стула на пол. Свернулся калачиком, трясясь, как от холода.
        И зарыдал.
        Новая жертва придала сил, но не принесла облегчения. Павел неподвижно сидел перед экранами, глядя на творение рук убийцы.
        Он чувствовал себя обманутым. В который раз провел его хитрый посланник судьбы. Заодно появилось новое чувство - отвратительное, непреодолимое - ощущение зверя, загнанного в западню.
        Словно иллюзия жизни и само яростное желание жить были даны взамен на острое отвращение к такой жизни. В этом контексте ощущение собственного распадающегося тела и разума казались теперь гуманным обезболивающим, делающим саму смерть приятным избавлением от мук.
        Хотелось выть от бессильной злобы, кидаться на стены, но… Это бессмысленно. Как сама жизнь, сосредоточенная вокруг маленького персонального ада.
        Вот они - окошки в преисподнюю, транслируют круглосуточно быт обитателей непроходящего кошмарного сна. Давно уже перемешались там режиссеры и сценаристы, операторы и осветители, актеры и статисты, гримеры и костюмеры. Все они - одно месиво. Стадо, поклоняющееся Хозяину, их задача - производить страх и смерть, продлевая существование своего божества.
        Почему эти жертвы продляют ему жизнь, почему? Этот вопрос, наверное, не имеет смысла, когда хочется одного - жить. Но жизненная сила заставляет беспокойный мозг думать, думать, думать! И мысли копошатся в возбужденном сознании, не давая обрести покой, насладиться фактом собственного бытия.
        Павел старательно отгонял проклятое «почему?» Но ответы рождались сами собой, лишая покоя, сна, всякой радости существования.
        Переходящий прав: правда спрятана не так уж глубоко.
        - Нет, не надо…
        Правда лезет наружу, как магма, выдавливаемая вулканом.
        - Нет…

…как кровь, проступающая сквозь бинты, стянувшие рану.
        - Заткнись!

…как зеленый росток, пробивающий асфальт.
        - Я не хочу знать!
        Правда в том, что ты - никакое не божество. Ты - ничтожество. Такое же, как и те, растворенные в массовке статисты. Ты по-прежнему лишний. Ты не нужен этому громадному, непостижимому Единому.
        Но вместо себя ты отправляешь в никуда ни в чем не виновных заместителей.
        - Нет!
        Просто бездушное и безмозглое Единое принимает эти жертвы ЗА ТЕБЯ…
        - Не-ет!
        Это ты умираешь каждый день, и каждый раз разной, все более ужасной смертью
        - Нет!
        Оно огромное, неуклюжее, тупое. Его можно обмануть - на время. И как долго ты будешь подсовывать ему кого-то - вместо себя?
        - Нет! Все не так! Это ложь! Ложь!

4
        На этот раз его разбудил собственный крик. Артемий сидел на лавке, тяжело дыша, потный, пытаясь совладать с беспричинным страхом. Страхом - не кого-то или чего-то. Просто страхом БЫТЬ, существовать на этом свете. Странное, ужасное, ни на что не похожее чувство.
        Дверь заскрипела, в баню с фонариком в руке вошел Архип.
        - Проснулся? - спросил он. - Хорошо. Тогда одевайся быстрее.
        - А что… Что случилось? - с трудом двигая засохшим языком, проговорил Артемий.
        - Ничего нового, - спокойно ответил шаман. - Чувствую - скоро кто-то заявится. По твою душу.
        Спрашивать, как шаман мог такое почувствовать, глупо. Надо просто подчиниться. Встать, одеться и убраться восвояси, чтобы не доставлять другу новых неприятностей. Только вот - куда убраться?
        Сборы недолги: только одеться, да взять сумку.
        - Спасибо, дружище! - Артемий протянул на прощание руку.
        - Сам знаешь, что не за что, - сказал шаман, вместо рукопожатия похлопывая Артемия по плечу. - Просто твой долг растет. Смотри, не забудь вернуть его тому, кто будет нуждаться…
        Старое доброе правило нелинейной благодарности: благодари не того, кто дает, а того, кто нуждается. Священное правило, которым, почему-то многие пренебрегают. И после удивляются черной неблагодарности родственников, друзей, судьбы. Нет большей радости, чем отдавать. Правда, нелегко принять это во времена расчетливости и душевной черствости.
        Уже свернув в темный проулок, Артемий увидел кавалькаду машин, пронесшихся в сторону шаманова дома.
        Как его вычислили? Снова какой-то пеленг? Или темные штучки следователя-мистика? Какая, в сущности, разница…
        Надо определяться с дальнейшими планами.
        Хотя план, по большому счету, один: сообщить, куда следует, про творящиеся беззакония. Прекратить этот кошмар, вызволить Аню.
        Идти на поклон к силовикам не хотелось. Да это просто немыслимо! Ему и слова сказать не дадут: сразу скрутят, засунут на самое дно, под самую свирепую охрану. Какой список грехов числится за ним? Классический набор маньяка-убийцы, плюс дерзкий побег из-под стражи.
        Только сейчас пришло в голову, что, пожалуй, мог бы помочь тот же Мустафа. Наверняка у него есть свои выходы на силовые структуры. Хотя… Что ни делается - все к лучшему.
        В пространстве между домами показалось солнце. Город нехотя просыпался.
        Артемий забрел в какой-то маленький дворик с чахлыми деревцами и порядком запущенной детской площадкой. Ржавые качели, покосившееся нагромождение из вертикальных и поперечных железных труб с облупившейся краской. Песочница, полная сомнительных артефактов, в том числе и животного происхождения. Отличный полигон для подрастающих сталкеров.
        И конечно - жутковатая карусель, больше похожая на средневековое орудие для колесования.
        Уселся на фанерное сиденье с трубчатой спинкой. Машинально оттолкнулся ногой от земли - карусель двинулась. На удивление легко, тихо, почти бесшумно. Подшипник хорошо смазан. Кто-то любит здесь от души повертеться. Судя по батарее пустых бутылок у кустов - не только пятилетние карапузы.
        Расположил на коленях сумку, сунул руку во внутренний карман куртки. Вот он - старый добрый, похожий на кирпич, мобильник. Когда-то он был сверхсовременным аппаратом, купленным с большим финансовым напрягом. Теперь же вызывает только улыбку: за те же деньги можно купить совершенно потрясный телефон, о котором тогда и мечтать нельзя было. А прошло… Совсем немного времени прошло.
        Вот вам самое настояще чудо, из тех, что окружает нас денно и нощно. Люди почему-то принимают его как должное, не задаваясь вопросом: как будущее умудрилось столь быстро проникнуть в нашу жизнь? Да и не зачем людям рассуждать о чуде, отбирая хлеб у чародеев и посредников. Если вам интересно - платите денежки, и проводник в мир тайн и чудес устроит незабываемую экскурсию.
        Впрочем, сейчас не о том речь… Мобильник издал синтетическую мелодию, осветил подслеповатое окошко бледным болотным светом. Батареи осталось - всего ничего. А зарядное устройство к такому чудищу, пожалуй, уже и не достать. Так… Телефонная книга тоже порядком устарела. Что за имена? Кто это - «Иг. Мар. Стр.» Игнатий Маркович Страх? Или что-то связанное со страхованием? Уже и не вспомнить.
        Потому есть еще один - древний бумажный блокнот. Не просто дублер электронной памяти. Материальные знаки имеют совсем другую природу, особую силу - любой маг это подтвердит. И старая мудрость, гласящая «что написано пером, того не вырубишь топором» родилась задолго до электронных носителей.
        Так… Вот список фамилий - очень серьезных фамилий, внушающих трепет, скованность и устойчивый комплекс неполноценности. Казалось бы - просто люди, но… Силы - порою темные, угрюмые, безжалостные - стоят за каждой из этих фамилий. Люди, считающие себя элитой, даже не подозревают, что всего лишь воплощают в материальном мире чьи-то потусторонние замыслы. Но шут с ними, с замыслами. Главное - научиться использовать хотя бы часть этих сил в своих собственных интересах. Иногда это удается, чаще - нет.
        Ну, к примеру, вот этот номер.
        - Я слушаю! - густой женский голос с первого слова настраивал на то, что придется извиняться, оправдываться, поддакивать и гаденько хихикать в поддержание разговора.
        - Ирина Игоревна? - бодро воскликнул Артемий. - Это Арт…
        - А, это ты, мой мальчик… - голос в трубке мгновенно стал ласково-приторным, и Артемий непроизвольно скривился. - А почему с нового номера? Слушай, твоя гадалка оказалась просто удивительной женщиной! Я до сих пор под впечатлением…
        - Я очень рад, что сумел помочь вам…
        - Ты послушай - она словно насквозь меня видит! Прочла, что было, что есть, такие ценные советы дала - просто е представляешь!
        - Ирина Игоревна, я ведь не зря беру деньги. Шарлатаны - не мой профиль. Я вот по какому поводу звоню…
        - …и она предсказала мне знаешь, что?
        - Нет, нет! Не продолжайте: тайна личности клиента - мой принцип. Я просто хотел спросить…
        - Ой, Артик, дорогой! Мне тут по второй линии звонят. Не представляешь - сказочный мужчина!
        - Да, да, конечно…
        Этот вариант, похоже, отпадает. Странно - а казалась вполне деловой женщиной. Видимо, этой тетке Аделаида здорово промыла мозги своей колодой. Многие из таких думают, будто они - серьезные деловые женщины, хотят лишь карьеры и успеха. Пока не удается подманить поближе так называемое «простое женское счастье». И карьерно-деловая дурь мгновенно вылетает из головы, как сажа из прочищенного дымохода.
        Банально, но факт. Природа.
        По другому номеру звонить не очень хотелось. Слишком круто - даже для этого случая. Но деваться некуда.
        Длинные гудки. Слишком долго. Артемий хотел было отключиться, но в трубке раздался испуганный голос:
        - Да?
        - Иван Дмитриевич? - неуверенно спросил Артемий, хотя уже догадывался: голос не его.
        - Н-нет… Папа на совещании… То есть… Он вчера поехал на совещание, но до сих пор не вернулся… Мы тут переживаем… А вы кто? Сейчас маме трубку дам…
        Послышалась какая-то возня. На говорившего, похоже, прикрикнули. Связь оборвалась.
        Вот это номер! Что еще за совещание такое, с которого не возвращаются? Ну, это не наше дело….
        Тогда проверенный вариант. Очень не хочется мешать устойчивый бизнес с неприятной уголовщиной. Но что делать?..
        Трубку взяли почти сразу же.
        - М-да?
        - Андрей Алексеевич? Здравствуйте. Это Артемий. Котлин.
        Напряженное молчание в трубке. И тяжелое:
        - Я знал, что ты позвонишь. Что там за история? В какое дерьмо ты умудрился влипнуть?
        Артемий ошарашено молчал. Пытался сообразить, с какой стороны клиенту могла прийти информация.
        И тут его словно холодной водой окатило.
        Ведь именно он, этот самый Андрей Алексеевич подкинул в свое время заказ с Переходящим! Черт возьми, через него, наверное, Павел вышел на Старика, а затем - и на Артемия…
        Клубок. Чертов клубок человеческих связей. Беспорядочная куча случайных встреч и отношений.
        Человечник.
        - Погоди, не бросай трубку! - проговорил голос. - Слышишь меня?
        - Да… - бледно сказал Артемий.
        Голос помолчал. Явно тянул время. зачем? Черт, его же пеленгуют!
        Артемий спрыгнул с карусели и положил телефон на сиденье - осторожно, словно боялся уронить.
        - Эй, ты меня слушаешь? - крикнули в трубке.
        Но Артемий уже со всех ног несся прочь из дворика, грозящего стать западней.
        Никогда он не чувствовал себя таким одиноким. Бродил по улицам, знакомым и не очень, вглядывался в лица людей и ловил себя на крайне неприятном ощущении.
        Он перестал быть ОДНИМ ИЗ ВСЕХ.
        Можно долго рассуждать насчет человеческой индивидуальности, презрительно фыркать по поводу стадного поведения каких-нибудь футбольных фанатов или разбушевавшихся бритоголовых. Но сейчас вдруг остро захотелось стать одним из… Да из кого угодно! Просто ощутить принадлежность к какой-нибудь общности, почувствовать себя патроном в тесной обойме, в конце-концов, простым рабочим муравьем в дружном муравейнике.
        Сейчас все не так. Он стал чужеродным телом. Бациллой, очумело мечущейся в агрессивной среде чужого организма. Он нужен только хищным защитникам этой среды - злым и безмозглым антителам. Нет, он ничего не имеет против иммунитета человеческого общества. Просто не хочет быть «по ту сторону».
        Ведь я свой, свой! Я один из вас! Не слушайте это глупое Единое. Пусть оно огромное, пусть оно командует всеми сразу, пусть оно ни во что не ставит ни бомжей, ни академиков, но я-то свой!
        Зашел в какое-то дешевое кафе неподалеку от Киевского вокзала. Очень хотелось есть. И уже пялясь в огромное окно перед длинным столом, подумал, что околачиваться в районе вокзалов неосмотрительно: слишком высока концентрация милиции. На него наверняка сброшена ориентировка. Интересно, как так там описывается он, несчастный беглец из частного концлагеря? «Вооружен и очень опасен?»
        Справа и слева, плечом к плечу дружно жуют незнакомые люди.

«Как коровы в стойлах», - подумалось Артемию.
        И на миг стало радостно от того, что он, все-таки НЕ ОДИН ИЗ ВСЕХ.
        Впрочем, глупости. Что с того, что люди любят пожрать? И что еще в нашем суетливом мире объединяет людей, кроме молчаливого жевания в фаст-фудах? В конце-концов, толстый острый сандвич, стакан пива - отличная подзарядка для здорового организма. Сразу включается мозг, выдавая неординарные решения. А какое решение может быть самым неординарным? Скажем, попросить помощи у того, к кому обратиться сразу никак не придет в голову.
        Например, к Ларисе.
        А что? Неординарно!
        Так, пива нужно повторить. Слишком уж неординарно.
        Странно смотреть на эту дверь. В которую входил каждый вечер не один год подряд. Как же давно это было… Непросто заставить себя надавить кнопку звонка. Знакомый визгливый звук. И те же шаги за дверью. И приглушенный голос:
        - Кто это?
        - Ты будешь смеяться, но это я.
        Лариса не смеялась. Вообще, мало веселого было в этой встрече. Ощущение какой-то далекой и совершенно невосполнимой потери. Хотелось срочно найти повод - любой - чтобы встать и уйти отсюда. Но они продолжали сидеть на кухне, пить чай и вести нелепую, напряженно-непринужденную беседу.
        - Как ты?
        - Все так же. Кручусь помаленьку. Клиенты, артефакты… Ну ты в курсе.
        - А-а… А я работу нашла.
        - Да ты что? Молодец!
        - Почему не спрашиваешь - какую?
        - Э… Какую?
        - Да тебе ж не интересно. Ничего в тебе не изменилось. Ладно, не будем. Раз уж пришел, говори - зачем. Вряд ли - просто, чтобы повидаться. Что-то тебе от меня нужно.
        - Ну… Ты, в общем, права. Да нет - права в принципе! Мне нужна твоя помощь.
        - Здорово. Просто великолепно. Ну, и чем я могу тебе помочь - такая неправильная, вечно ноющая, истеричная особа?
        Вот, начинается. Главное - держать себя в руках, чтобы обычный кухонный разговор не вылился в скандал. Это у нас запросто.
        - Нальешь еще чаю?
        Лариса осеклась, словно забыла, о чем только что шла речь, машинально встала и принялась двигать чайниками и чашками. Великие люди придумали эти чайные церемонии: они позволяют делать спасительные паузы в разговорах и приводить в норму шаткие нервы.
        Исповедоваться перед бывшей подругой во всех подробностях, конечно, опрометчиво. Тем более, касательно новых связей с противоположным полом. Однако ж, ничто не мешает покаяться в том, что он стал свидетелем страшных преступлений, о чем и хочет через нее поведать заинтересованным лицам.
        В таком духе Артемий и изложил адаптированную версию последних событий. Без эротических и кровавых подробностей.
        - Я хочу попросить тебя отнести в «органы» мое заявление, - сказал Артемий, передавая Ларисе стопку заранее подготовленных листов. - В милицию, в прокуратуру, ну и вот сюда, на всякий случай. Надеюсь, там разберутся, и я смогу, как там говорят, «выйти из тени». Я бы мог отправить все это почтой. Но боюсь, там сочтут, что это от какого-нибудь сумасшедшего.
        - Я так и знала, - задумчиво произнесла Лариса. - Я всегда чувствовала - все это добром не кончится. Ты обязательно вляпаешься в какую-нибудь гнусную историю. И вот - пожалуйста…
        Лариса говорила и говорила, а Артемий улыбался улыбкой Будды, мысленно повторяя известные мантры. Их пришлось вызубрить в свое время, чтобы не впускать в себя то, что он не переносил физически - склоки, ругань, бесконечное ворчание.
        Не найдя подпитки для развития темы, Лариса замолчала. Посмотрела на листки, вздохнула:
        - Конечно, я все сделаю. Я ведь тебе не враг. Я понимаю: между нами все вышло, как вышло - и ничего с этим не сделаешь. Просто так получилось…
        - Так получилось… - повторил Артемий.
        Он стоял на обочине трассы, на выезде из города, и настроение теперь было не в пример лучше. Он сделал все, что мог, ничего больше от него не зависело. Оставалось только ждать результатов. В конце-концов, он не Терминатор, не Индиана Джонс, чтобы разбираться в одиночку с могущественными негодяями. В его случае куда лучше залечь поглубже и не высовываться некоторое время. На такой, самый крайний случай, была у него одна глухая деревенька со знакомой бабкой-ведуньей. Давно с ней не виделся - может, и померла уже. Все одно: в городе оставаться не вариант.
        Лишь водила пятой по счету машины согласился ехать в ту беспросветную глухомань. Двое испуганно умчались, едва заслышав направление, один долго сомневался, еще один не понял ни слова.
        Машина, в которой теперь ехал Артемий, была древнеяпонской, праворульной, тарахтящей, чадящей и неудобной. Но она, все же, уносила прочь от опасности. Под зеркалом заднего вида, там где у таксистов висят обычно четки или кресты, висел развеселый чертик с мохнатым хвостом. Артемий хотел было пошутить, поинтересовавшись: не является ли водила сатанистом. Однако одумался: практика показывала, что вполне возможен и такой вариант. Драндулет, во всяком случае, был адским.
        Беззаботные мысли были прерваны осторожным высказыванием водилы насчет
«подзаправиться». Артемий не возражал. Водитель долго высматривал заправку подешевле и посомнительнее на вид, пока не обнаружил самую задрыпанную - Артемий не видел таких лет десять. Свернул, заглушил двигатель и отправился к облезлой будке кассы.
        Артемий любовался порядком замусоренным пейзажем, когда водила запрыгнул обратно, завел двигатель и рванул с места.

…И одновременно - изумленно уставился на Артемия с другой стороны окна - в одной руке сжимая заправочный пистолет, второй - глупо хватая воздух.
        Артемий похолодел. И услышал справа от себя знакомый смешок.
        - Сюрприз! - сказал знакомый голос.
        Возразить нечего: сюрприз так сюрприз.
        - Что это значит? - стараясь выглядеть спокойным, поинтересовался Артемий.
        Переходящий дорогу вел спокойно, уверенно. Даже лучше, чем несчастный хозяин угнанной машины. Заметил чертика под зеркалом усмехнулся, качнул того пальцем. Чертик затрепыхался, показывая «нос» во все стороны.
        - Ничего особенного, - сказал Переходящий. - Решил составить тебе компанию.
        - Спасибо, - сдержанно произнес Артемий.
        - Ты, вижу, не рад?
        - Отчего же…
        - Не рад… Ну и правильно: с чего радоваться? С того, что скинул с плеч формальности? Поручил бывшей подруге вызволять из беды подругу новую? А сам - в Кисловодск, на отдых? Силен!
        Переходящий весело расхохотался. Артемий косился на него с плохо скрываемой злостью.
        - И что же, ты всерьез полагаешь, что Лариса понесет твои заявления по инстанциям?
        - А почему - нет?! - запальчиво вскрикнул Артемий. - Она что - не человек? Я бы, к примеру, понес!
        - Так ведь она - не ты! - охотно пояснил Переходящий. - Плохо ты знаешь женщин, дорогой друг. Ты - пройденный этап, отрезанный ломоть и… как там еще? В общем, она и пальцем о палец не ударит.
        - Врешь ты все! - выдавил Артемий, в то же время понимая - Переходящий говорит правду.
        - Да, да… - вздохнул Переходящий дорогу. - Пойми: ты все равно уже вычеркнут из жизни. Тебя нет. Ни для кого. С какой стати тебе помогать?
        - Но Архип…
        - Он тоже не от мира сего, - скривился Переходящий. - Как и все твои колдуны, гадалки, ведьмаки… Я об обычном мире и его обитателях. Э-э… Ты пристегнут? Сейчас пост будет - хорошо бы проскочить.
        Машина, снижая скорость, подъехала к посту, притормозила у знака «STOP». Задергалась.
        И заглохла.
        Это не могло быть случайностью. Артемий быстро посмотрел на Переходящего дорогу. Тот развел руками: ничего, мол, не поделаешь!
        Он даже не пытался завестись снова!
        Артемий принялся лихорадочно шарить рукой в поиске рукоятки, открывающей дверь. Переходящий неспешно щелкнул чем-то со своей стороны.
        Заблокировал двери.
        - Ты что же делаешь, гад… - проговорил Артемий, глядя, как приближается инспектор ДПС.
        Переходящий не ответил. Артемий со всех сил ударил в дверь плечом. Дряхлый замок не выдержал, хрустнул, дверь отошла.
        И тут Переходящий схватил его за запястье. Крепко, сжав до боли холодной, как у мертвеца, рукой. Артемий пытался вырваться, но ничего не выходило. А этот гад смотрел ему в глаза болезненно-веселым взглядом и держал.
        Когда, наконец, удалось освободиться, было поздно: заметив подозрительную возню, машину окружили гаишники. Защелкали затворами, взяли на прицел.
        Приехали.

…Когда с заломленными за спину руками, его тащили в сторону двухэтажного здания поста, Артемия вдруг осенило. И он закричал - громко, чтобы его слышало чудовище в человеческом обличье:
        - Ты слышишь меня? Ты! Ты нарушил собственные правила! Ты вмешался в события! Слышишь? Ты не просто перешел мне дорогу - ты держал меня! И тебе придется отвечать перед твоим чертовым работодателем!..
        Переходящий дорогу стоял в сторонке и лишь довольно скалился в ответ.

5
        - О незримый, пославший нам испытания, тот, кто смотрит на нас день и ночь, кто видит наши поступки, кто решает наши судьбы! К тебе обращаемся мы, избравшие путь света и истины! Не оставляй нас в беде, в страхе, горе и лишениях! Открой нам глаза на правду, явись к нам и укажи единственный путь к спасению!
        В который раз звучали эти слова - и Павел не уставал их слушать. Хотелось слышать в них истину, искренность - то, что придавало бы смысл той силе, что вливалась в тело с каждой новой молитвой…
        Но принимающий, впитывающий эту силу, знал: в глубине слов таится ложь.
        Все вывернуто наизнанку, перепутано, оболгано.
        Конечно, можно наплевать на тайный смысл, продолжать принимать эти молитвы, эти жертвы.
        Жить.
        Но стоит ли?
        Глупый вопрос. Жить всегда стоит. Что бы там ни было, какая бы ни была цена вопроса - жизнь всегда перевесит. А кто решится возразить - пусть сдохнет, и тем продлит более стоящую, более ценную жизнь.
        - Рустам, - произнес в рацию Павел. - Как там наши новые гости?
        - Освоились, - сухо ответила рация.
        - Как обстановка в округе? Что слышно?
        - В округе пока тихо. Но информация тревожная. За нас скоро возьмутся, босс.
        - Так чего же тянут?
        - Ну… Думаю, никто не хочет брать на себя ответственность. Вы же со всеми… хм… дружите.
        Павел рассмеялся. Вот так-то! Под носом у вас творится такое, что и не снилось создателям уголовного кодекса, а вы все решаетесь!
        - Босс… Пора бы задействовать резервный план. Еще успеваем…
        - Улизнуть?
        - Да.
        - Нет, Рустам. Подаваться в бега я не собираюсь.
        Молчание. Рустам переваривает сказанное. Да, трудно понять того, кто хоть раз чувствовал себя богом.
        - Павел Сергеевич… Вы представляете, что начнется, когда решение примут? Вас уже никто не рискнет поддержать.
        - Да, я знаю. Рустам, ты можешь покинуть лагерь. Ты долго и честно работал. К тебе нет претензий - с моей стороны, конечно.
        - Павел Сергеевич, как вы можете…
        - Я серьезно. Когда решишь, что пора - уходи. Оставь кого-то вместо себя.
        Снова тишина. И снова голос:
        - Знаете, Павел Сергеевич… Слишком многое нас связывает. Поздно мне уходить.
        - Я рад, что ты так думаешь…
        - Тут это… К вам Настя просится.
        Лагерь Правды здорово ломает людей. Особенно, если эта правда - лживая. Как та молитва.
        Но эти глаза… Это лицо, волосы, руки…
        Вот настоящая правда. И бесполезно что-то говорить, что-то доказывать, кричать и размахивать для убедительности кулаками. Все уже доказано.
        Потому нет надобности идти в казенно-тоскливую, душную, полную безнадежности и тоски Комнату правды.
        Сидели на жухлой, выжженной солнцем траве. Все же, это лучше, чем там, внутри бетонного склепа. Она рядом - и это отодвигает далеко-далеко всю мерзость, в которую погрузилась измученная душа. Ее взгляд разгоняет мрак, и не хочется думать ни о чем. Лишь чувствовать что-то неуловимо светлое.
        Бывает же такое… Трудно поверить.
        - Ты хотела видеть меня… - тихо произнес Павел.
        Настя кивнула, глядя в сторону леса. Сначала она казалась измученной, напуганной, уставшей. Но теперь это прошло. Спокойствие - вот, что было в ее взгляде. Удивительное спокойствие, которое передалось и Павлу. Оно разливалось по телу, и не хотелось ничего - только вот так сидеть бесконечно, глядя только на нее.
        - Я пришла… Я хочу попросить…
        - Да, конечно… Проси, о чем хочешь…
        - Но вы… Ты, наверное, не выполнишь мою просьбу…
        Павел внимательно глянул в эти глаза. В голове удивительная ясность. Покой.
        - Если ты хочешь, чтобы я отпустил тебя, - произнес Павел. - То… Ты свободна.
        Если бы она знала, чего стоят эти слова! Да к черту все, все сразу! Если и держать здесь кого-то, не выпуская ни под каким предлогом - то только ее! Ее одну!
        Но и в потере есть свой смысл. Особый, высокий. И боль от такой потери - слаще любой молитвы, любой жертвы, которые подарят еще несколько дней жизни…
        - Вот как? - произнесла Настя странным голосом. - Но я пришла просить не за себя.
        - Да? - непонимающе отозвался Павел.
        - Я прошу отпустить другого человека. Девушку. Ее очень ждут там, на воле. Один человек готов ради нее на все…
        - Ты о ком? - проговорил Павел, чувствуя как голова идет кругом от непонимания.
        - Девушку зовут Аня. Анна. А человек, который ее ищет - Артемий. Он был в лагере, но…
        - Что?!..
        Павел с трудом сообразил, что уже стоит на ногах, сжимая до боли кулаки и дрожа часто, с перебоями.
        Почему он?!
        Ну, да, этот парень не оправдал его ожиданий. С другой стороны - он же принял на себя фатальный долг Павла. Словно встал в один ряд с теми жертвами, что питают его - как капельница лежащего в коме.
        Но с какой стати та единственная, которая - и смысл, и воздух, и все, что у него осталось - с какой стати она думает об этом далеком живом мертвеце, а не о нем, который готов на все ради ее благосклонности, на все, на все?!
        Павел медленно опустился на землю. Скрюченные пальцы скребут жухлый дерн, в голове - пустота.
        - Что с тобой? - испуганно произнесла Настя.
        Ее пальцы коснулись лица Павла. Скользнули ко лбу, тронули щеку. Прохладные, спокойные. Живые.
        Это похоже на чудо. Наверное, это и есть чудо: ее рука в твоей ладони.
        Это необъяснимо. Иррационально. Безумно.
        И в этом заключается ответ.
        Ответ на все вопросы, которые в состоянии придумать человек.
        Чудо.
        Рано или поздно это должно было произойти. Если долго взывать к божеству - оно может и снизойти к молящимся. Говорят, такое случалось.
        Тот, кого называют Хозяином, не должен стать исключением. Не надо разочаровывать своих верных слуг.
        Наверное, это глупо: не предупреждать охрану о столь рискованном шаге. Но вооруженное прикрытие лишит экскурсию очарования. Ломиться через дверь тоже не стоит. Нет, появиться надо, как настоящее божество - внезапно, ниоткуда. Здорово, что в проекте сразу был предусмотрен этот «технологический» проход. Это в его стиле: всегда предусматривать заранее, иметь что-то про запас, хоть самый завалящий козырь. Старое ковбойское правило: умеешь считать до десяти - остановись на восьми.

…Он чуть оттолкнулся от деревянной стены. И вышел на свет. Медленно обвел взглядом новый для себя пейзаж.
        Удивительно. Он словно попал в легендарный сказочный мир, какое-то другое измерение, чужое, недоступное, мрачное. Вроде бы и знаком здесь каждый уголок - камеры почти не оставляют «мертвых зон».
        Но изнутри все иначе. Трудно представить себе эту гнетущую атмосферу, затхлость, вонь… Видимость здесь хуже, чем на экранах: наверное, электроника лучше справляется с туманом сигаретного дыма и слабой освещенностью, чем человеческий глаз. Что-то доисторическое есть в этом воздухе: вот-вот вынырнет из тумана зубастая тварь и с визгом вцепится в лицо…
        Сначала кажется, что мир этот необитаем, мертв. Да и вправду - как могут жить в этом ужасе люди? С другой стороны, человек - все же, самая живучая тварь на планете. Надо очень постараться, чтобы выжить ее окончательно. Всегда найдется популяция, способная вытеснить даже тараканов, сожрать вокруг себя все живое, убить природу - и разочарованно перебраться на новое место.
        Глаза начали привыкать к барачному сумраку. Из тумана проступили очертания двухуровневых нар, медленно плывущие человеческие силуэты. Они казались черными, только при приближении проступали бледные серые полосы лагерных роб. Слышались голоса
        Павел тихо двигался по проходу между убогими деревянными конструкциями. Некоторые нары усовершенствованы какими-то занавесками из грязных простыней, деревянными костылями, грубой резьбой на брусьях. В нескольких местах на полу, на мятых жестянках горят маленькие костры, добавляя порцию дыма в гамму отвратительных запахов. Многие нары сдвинуты в сторону, проходы потеряли прямоугольную форму, и все вместе создает странное ощущение какого-то сумасшедшего города, жизнь которого идет по законам, покрытым зловещей тайной.
        Трудно узнать кого-то из той, прежней массовки. Даже те, кто волею Хозяина, попал сюда недавно, успели потерять облик, что отличал от прочих их в том, внешнем мире.
        Кто, к примеру, этот сухощавый мужчина, куском железа вырезающий на деревянном столбе уродливое женское лицо? Или этот - греющий руки над огнем чадящего костерка? А кто эти двое - молча уставившиеся друг другу в глаза? Что они делают - гипнотизируют друг друга? А это кто - голый по пояс, что стоит на коленях, раскачиваясь в такт душераздирающей мелодии, которую гундит кто-то еще, спрятавшийся внизу, под нарами?
        Может, дело в одинаковой полосатой робе? Или в том, что массовка сделала свое дело, окончательно обезличив своих статистов?
        Мелькнула чья-то ухмыляющая рожа. Грязные пальцы скребли небритый подбородок. Кто-то громко харкнул и сплюнул сквозь редкие зубы. Длинная капля свесилась с подбородка до пола. Тупой, ничего не выражающий взгляд…
        Хозяин двигался вперед - и по мере движения стихал царящий здесь негромкий однообразный гул - шагов, поскрипывания половиц, голосов, дыхания. Все смотрели на него - такими взглядами провожают проплывающий мимо призрак.
        Он и сам чувствовал себя призраком. Его давно нет - он вычеркнут из списков еще при рождении, существует лишь на странном нелегальном положении. Положении ненужного, который заставил всех всерьез поверить, будто он - самое крепкое звено бесконечной человеческой цепочки.
        Может, так оно и есть: он - самое крепкое звено. Только - одиноко брошенное в пыль, в стороне от звонко дребезжащей цепи.

…Из тумана выплывает худое, бледное лицо. Знакомое. Оно чаще других обращается к камере. Его устами чаще прочих воздаются Хозяину целительные молитвы. Сейчас на нем замешательство, испуг. Но обладатель лица быстро справляется с эмоциями. Он - неплохой актер. Может, он и был актером до того, как попал в массовку? Не важно, что было, важно лишь то, то здесь и теперь.
        В массовке, он стал особой величиной. К нему прислушиваются, его боятся, слова его становятся священными текстами. Хорошо ли это? Массовка не признает личностей, признает лишь функцию. И эту функцию легко может занять другой. Тот, кто станет Херувимом, если этот, первый, совершит ошибку.
        - Хозяин! - с надрывом произнес Херувим. И рухнул на колени, словно механизм, которому отключили питание.
        Следом, как цепляющиеся друг за друга костяшки домино, посыпались навзничь обитатели барака. Не все. Некоторые просто отпрянули подальше, в глубину тумана, в тень деревянных полок.
        Павел стоял неподвижно, повесив на лицо маску спокойствия. Он ждал продолжения. Херувим не спешил подыматься. Возможно, собирался с мыслями.
        Наконец, он встал. Спокойно, плавно, и во взгляде его появилась невиданная раньше решительность. Он смотрел в глаза Хозяину, словно стремясь прочитать его мысли. В этом взгляде было еще кое-что. Нечто, что знали только двое.
        Следом поднялись остальные - те, кто называл себя Достойными. Забавно: наверное, каждый из нас считает себя особенным, не таким, как прочие. Таким вот Достойным. Одна беда: довольно трудно разобраться - кто и для какой миссии тебя избрал?
        Херувим чуть заметно улыбнулся и отступил с неуверенным полупоклоном. Следом, наступая друг другу на ноги, отпрянули Достойные. Видимо, так была отмерена почтительная дистанция до небожителя, явившегося во плоти в это мрачное Чистилище.
        - Ты пришел, - донеслось из тумана. - Ты откликнулся на наши мольбы. Ты пришел. Значит, наши молитвы обрели плоть и кровь. Значит, силы света повернулись к нам. Значит, у нас есть шанс на спасенье. Значит, злу скоро придет конец…
        Речь неслась из мрака, и казалось, что звук идет со всех сторон, отражаясь от стен, пола, потолка. Чудилось, что говорит не один человек, а вся эта масса людей, не имеющая лица, души, непостижимая, враждебная, непредсказуемая.
        Павел понял, что от него не требуется ответа. Более того - слова смажут, испортят чистоту ощущений. Всего этого просто не передать ограниченными возможностями человеческих слов. Происходящее не стоит облекать в сухие рамки понятий - его нужно пропустить через себя, прочувствовать. Сознание восставало против этого, оно не желало мрака, ужаса, чего-то, лежащего за пределами человеческих представлений и человечности вообще.
        Но Павел подталкивал себя, стараясь не показать неуверенности, слабости.
        Ты же искал правды? Вот она, перед тобой. Впитывай ее, как корни растения впитывают разлагающуюся органику…
        - Мы стараемся, Хозяин. Мы усердно просим силы света даровать искупление. Мы чувствуем, что искупление близко! Благодарим тебя за ниспосланные испытания и молим, молим… Заклинаем тебя, Хозяин - сделай наши испытания еще более трудными, еще более искусительными! Пошли нам боли, страданий, страха! Мы молим тебя об этом…
        Павел вздрогнул. Поискал глазами Херувима, но не увидел ничего, кроме смрадного тумана.
        Очень хотелось взглянуть в глаза этого монстра. Которому мало, мало…
        - Больше боли, больше страданий, больше страха! Только об этом мы просим тебя, Хозяин!
        Павлу стало душно. Он качнулся, с трудом удержавшись на ногах. Божеству не пристало падать в обморок. Надо слушать, впитывать, понимать…
        - Мы прошли первое испытание. И нам мало! Мало страданий, мало крови! Пошли нам страшные потрясения! Пусть Достойные пройдут через тяжкие искушения, пусть очистятся наши ряды! Хозяин, мы требуем - услышь наши мольбы!
        Теперь в голосе слышалась угроза.
        И Павел явственно ощутил, как огромная холодная рука сжимает тело в стремлении выдавить из него саму душу. То, что раньше приходило лишь намеками, туманными образами, теперь обрело зловещую ясность.
        Массовка подчинила его себе.
        Поставила на колени.
        Сделала рабом.
        Никакое он не божество, и даже не хозяин всего этого кошмарного аттракциона.
        Он всего лишь служитель, присматривающий за клеткой, в которой обитает чудовище.
        Раб, выносящий дерьмо и кормящий с пики многоголовую тварь.
        Раб, питающийся отбросами из этой клетки, зависимый от зверя, прикованный к тому толстой грязной цепью.
        А может, того хуже - нелепый полупаразит, полусимбионт которого чудище терпит, как акула маленьких рыбок-прилипал…
        Павел попятился. Мысли путались, в голове звенело. Он отступал, и за ним, как прилив, возвращались на свои места странные обитатели этого дикого мира. Вскоре внутренности барака окончательно скрылись в дымке, на смену ей пришла освежающая тьма.
        Но в ушах продолжали звучать эти настойчивые мольбы-приказы:
        Услышь нас!
        Пошли нам!
        Сделай для нас!
        Он стоял перед бараком, тяжело дыша, шатаясь, не в силах сделать ни шагу. Понимание, которого он достиг там, внутри, покинуло, оставив лишь намеки на что-то отвратительное, страшное, нечеловеческое.
        Свежий ночной ветерок немного привел в чувство. Павел заставил себя повернуться спиной к проклятому бараку. Но облегчения это ему не принесло.
        Другое создание его же рук предстало перед глазами. Подсвеченное звездами и половинкой луны здание крематория.
        Павел издал нечленораздельный звук - то ли вой, то ли хрип. Медленно, тяжело ступая, зашагал по сухой земле в сторону массивного угрюмого силуэта.
        Крематорий смотрит пустыми глазницами, сверху, надменно, вроде бы даже презрительно. Дверь разверзлась жадной пастью, оттуда выкатился бетонный язык дорожки. И труба - словно тупой обломанный рог…
        Игры кончились. Безумное развлечение стало самым обыкновенным безумием.
        - Я убью тебя… - прохрипел Павел. - Снесу, сравняю с землей. Будто ничего и не было…
        Глазницы окон осветились изнутри синеватым пламенем газовых горелок, из рога посыпались кровавые искры. Пасть полыхнула алым, и адский жар заставил отшатнуться, прикрыть лицо руками.
        - Ты не сделаешь этого… - утробно прорычал крематорий. - Я нужен тебе…
        - Ты мне не нужен! - орал Павел. - Все, кончились игры! Все! Все!
        Вой и скрежет в ответ. Нет, это смех - знакомый смех. Так издевался Переходящий дорогу.
        - Я нужен тебе. Подумай…
        - Заткнись!
        - …подумай, как следует - зачем?
        - Ты не можешь говорить! Ты всего лишь груда кирпичей!
        Лишь тот же леденящий душу смех в ответ и дождь из веселых сверкающих искр.
        - Я снесу тебя, - бормотал Павел, озираясь. - Я тебя убью!
        Вот! Лопата! На, на, получай! Смеешься?! Конечно, что тебе - лопата?

…Мотор надсадно завыл - нога сорвалась со сцепления, упала на газ. Табун взбесивших лошадей под красным капотом истошно взревел, дернув машину вперед.
        Посмотрим, что ты скажешь на это?!
        Удар. Будто кувалдой по голове.
        Тихо сдуваются подушки.
        И медленное отрезвление.
        Проклятье! Что это было?! Галлюцинации, видения? Неужто он окончательно съехал с катушек?!
        Дрожащей рукой нашарил в раскореженных недрах салона фляжку. Лучше предстать перед охраной и доктором мертвецки пьяным, чем объяснять им, почему он решил снести говорящий крематорий при помощи верного «Феррари»…
        Все, что мы жаждем больше всего на свете, приходит слишком поздно. Вот она, Настя, рядом. Он чувствует ее тепло, слышит ее дыхание. Где это было тогда, когда все виделось всего лишь игрой - злой, жестокой, но просто игрой? Она рядом, можно забыться, хоть ненадолго, ощутить радость от своей победы.
        Но все мысли - там, в кошмарном, смердящем, пузырящемся человеческой жижей котле.
        Массовка. Она вертит им как хочет. Можно ли игнорировать ее волю? Поступить так, как хочется ему, Хозяину?
        Нет.
        Там, глубине этого человечника готовится очередная жертва - во имя его, его жизни. И только ей, массовке, решать - стоит ли продлять существование Хозяина за счет одного из статистов?
        А теперь, когда стал понятен этот страшный, постыдный, мерзкий механизм продления жизни - жить хотелось с еще большей силой! Вот, вот в чем вся хитрость, подлый, чудовищный юмор Переходящего дорогу! Поманить жизнью, радостью бытия - и развернуть перед носом прайс с расценками на оставшиеся годы, дни, часы…
        - Что с тобой? - тихо спросила Настя.
        Как ей ответить? Что сказать в эти чистые глаза, когда хочется лишь рыдать и выть, закрыв голову подушкой?!
        - Ничего, - сказал Павел и улыбнулся. - Думаю, как покончить со всем этим.
        - Правда? - Настя осторожно заглянула Павлу в глаза. - Это было бы…
        - Ничего не говори, - Павел прикрыл ей рот ладонью.
        Нельзя говорить об этом. Табу. Любой разговор неизменно ведет в пропасть. Надо молчать. Есть вещи, о которых можно только молчать. Или кричать во всю глотку.
        - Ты должна уйти, - сказал Павел. - Тебя вывезут из лагеря. Ты свободна. Как я и обещал.
        Настя помолчала. И Павел уже знал, что она скажет.
        - Никуда я не уеду. Теперь уже некуда.
        Павел мысленно повторил последнюю фразу.

«Теперь уже некуда».
        Все так. Некуда.
        Все возвращалось туда, откуда и началось.
        В тупик.

6
        Наверное, ему что-то вкололи. Такое, что легко развязывает язык. Наверное, он что-то говорил. Возможно, говорил много, и наверняка наболтал лишнего. Одно утешает: слова посредника таковы, что отделить правду от вымысла в них непросто.
        Артемий прикинул, какую чушь мог нести, и как это воспринимали те, кто вытягивал из него информацию - и хихикнул, представляя их вытянувшиеся лица.
        Однако… Разве в наших доблестных «органах» принято колоть на дознании? Нет, не в том смысле - «колоть», чтобы допрашиваемый «раскалывался» и начинал излагать правду-матку. А колоть буквально - всякой химией? Или же существуют секретные циркуляры, в которых сказано - кого и при каких обстоятельствах можно подвергать воздействию сильнодействующих препаратов?
        Или дело не в циркулярах, а в банальной цене вопроса?
        Артемий хихикал, и сам понимал, что хихиканье это не здоровое. Во-первых, нет причин для веселья. Во-вторых, он никак не мог понять, где находится.
        Какое-то серое пространство - ни верха, ни низа, мечущиеся темные тени, глухие невразумительные звуки. Что-то все это напоминает, только - что именно?
        Звуки становятся громче, тени - четче. И приходит догадка.
        - Я в мире духов, да? - спросил Артемий.
        Тени замедлили свой беспорядочный бег, и в низком тягучем звуке послышалась утвердительная нотка.
        - Значит, этот укол, вроде как тот порошок из мухоморов? Забавно, надо запомнить… - Артемий нервно хихикал, но в сознании уже зарождалось беспокойство.
        С какой это стати его занесло в мир духов? Что это значит?
        А серое пространство вокруг, между тем, сгустилось, оформилось, приобрело знакомые очертания.
        Кабинет Ястребова! А вот и он сам - за столом, склонившийся над грудой каких-то бумаг… Да это ж его папка!
        Странности все не кончались: Ястребов сидел неподвижно, будто превратившись в полномасштабную картинку.
        - Что за черт… - Артемий поморгал, потрогал виски.
        Что-то не так в ощущениях. Что-то не так…
        Скрипнула дверь, кто-то вошел.
        - Здравствуй, Арт…
        Артемий попытался встать со стула - и не смог. А ведь теперь - самое время дать деру. Всякое доводится видеть посреднику, но кое-что он желал бы не видеть никогда.
        Потому что некоторые видения приходят в одном случае.
        Как вестники смерти.
        - Здравствуй, Макс…
        Артемий внезапно успокоился. Видно, вышел срок. Сколько можно бегать по бесконечному коридору, который для всех заканчивается одинаково. Все дело в длине отсрочки.
        Переверзев прикрыл за собой дверь и неспешно прошелся по кабинету. Огляделся с любопытством и трудно уловимой тоской.
        - Да… - произнес он. - Знакомое место. Мой первый собственный кабинет.
        - Надо же, как совпало, - попробовал пошутить Артемий.
        Переверзев глянул таким взглядом, что Артемию стало не по себе. Бесконечная жалость - вот что было в этом взгляде.
        - Никогда не думал, что ты будешь моим вестником смерти, - сказал Артемий.
        - Да уж, - криво улыбнулся Переверзев. - Жизнь прекрасна и удивительна…
        Он упал на стул, приставленный к краю стола, повернулся в Ястребову, чье лицо неподвижно нависало над папкой. Тихонько дунул в его сторону. Светлая челка над застывшим лицом медленно-медленно заколыхалась, словно кабинет погрузился в воду. Получилось забавно.
        - Я знаю, что мне осталось недолго, - сказал Артемий. - Ну а ты скажи - как… там?
        - По-всякому, - пожал плечами Переверзев. - Как повезет. Да что говорить, скоро узнаешь. Прости, мне очень жаль.
        - Да брось ты! - стараясь говорить бодрее, воскликнул Артемий. - Ведь ты вернулся и неплохо выглядишь - даже в роли вестника.
        - Мы тени. Всего лишь тени, - грустно отозвался Переверзев и взгляд его стал твердым. - Спрашивай.
        - Вот так, сразу?
        - Да. Время ограничено.
        Артемий задумался. Ему рассказывали о таких состояниях. Что-то, вроде обычного сна, и случается такое нередко. Только мало кто выносит воспоминания в реальность. Наверное, и ему суждено все забыть. Если бы люди сохраняли ту ясность, то понимание сути вещей, какое бывает лишь во сне - мир, может быть, изменился к лучшему. Или наоборот?
        Боже… Какое ему дело до мира, которому жить дальше - но уже без него? Вестник приходит, чтобы помочь подвести итоги, расставить последние точки, примириться с самим собой.
        Ну так как, Артемий Котлин, готов ты подвести итоги?
        - Ну уж, нет… - мрачно сказал Артемий и спохватился. - Это я не тебе.
        - Я понял, - кивнул Переверзев. - Тебе, и вправду, рано уходить. Тебя пытаются спихнуть на чужое место.
        - Да… - тоскливо протянул Артемий. - Мне просто не повезло.
        - Тут у меня кое-какие материалы… - Переверзев извлек откуда-то пачку листков, покрытых аккуратным печатным текстом. - Вот. Тебе может пригодиться.
        Артемий изумленно смотрел на бумаги в руках Переверзева.
        - Как… - пробормотал он. - Откуда… Ты ведь…
        - Да, в том мире я мертв, - спокойно сказал Переверзев. - И мои мысли, мои догадки, память - все ушло со мной. Но никто не отнимал у меня права распоряжаться ими. Держи.
        Артемий осторожно принял листки.
        - У тебя мало времени, чтобы ознакомиться с этим, прежде чем…
        - Скажи, - тихо проговорил Артемий. - Как это случилось… с тобой?
        Переверзев поморщился:
        - Глупо. Очень глупо. Ты знаешь, самая главная ошибка в моей жизни - это то, что больше всего я доверял фактам.
        - Ты же следователь, - кивнул Артемий.
        Переверзев покачал головой:
        - Я прежде всего человек. Был человеком. Есть вещи важнее фактов. И здесь ты прав… прав… прав…
        - Макс, ты чего? - встрепенулся Артемий, и слова его разлетелись гулким эхом.
        Все вокруг стало меняться, и он со страхом почувствовал, как тают в руках драгоценные листки. Принялся лихорадочно читать, пытаясь запомнить, вычленить главное. Путался, злился на себя и снова читал - пока бумага не растворилась в серой мгле.
        Потом закружилась голова. Мир завертелся вокруг с бешенной скоростью, что-то сдавило желудок…
        Его вырвало.
        Нельзя сказать, что стало легче, но мир несомненно окреп, набрал массу, превратившись в самую натуральную, добротную, крепко скроенную реальность.
        Вырвало снова.
        - Да что ты, в самом деле! - отрываясь от бумаг, брезгливо, но беззлобно бросил Ястребов.
        Потому, что это действительно был его кабинет. И Артемий сидел на полу, облокотившись на стул, склонившись над мерзкой лужицей.
        - Врача позвать? - предложил Ястребов.
        - Позовите того, кто колол меня этой дрянью, - тяжело ворочая языком, сказал Артемий.
        - Какой дрянью? - не понял Ястребов. - Не знаю, кто и чем тебя колол, но на моих глазах ты только жрал порошок из своего же амулета. Вот! Или у тебя от него память отшибло?
        Ястребов потряс знакомыми оберегами. Артемий ничего не помнил. Неужели?.. Зарекся же пользоваться шаманским зельем!
        - Я думал, ты травануться хотел, - поведал Ястребов. - Свести, так сказать, счеты. Оно и понятно: хоть смертная казнь у нас не применяется, но пожизненное - тоже не сахар. И главное - никаких шансов. Суд-то будет закрытым, сам понимаешь… Платочек дать - вытереться?
        Артемий взял платок, промокнул губы. Привкус во рту такой, что никому не пожелаешь. Дернул же черт… И на что он только рассчитывал?
        - За что - пожизненное? - слабо спросил Артемий.
        - Найдем за что, - бодро сказал Ястребов. - Не надо было дразнить гусей.
        Он вдруг переменился в лице, привстал, нависнув над столом, как та птица, что подарила ему фамилию:
        - Ты расшевелил серьезные силы. Кое-кто хочет, чтобы ты вообще исчез. Понимаешь? Но… Я думаю, в этом нет необходимости.
        Ястребов сел, продолжая внимательно разглядывать Артемия.
        - Ты все равно не жилец, - сказал он.
        - Ауру наблюдаете? - усмехнулся Артемий.
        Ястребов неопределенно дернул плечом.
        Странный человек. Не сам по себе - странных людей много. Удивительно, как ему с таким мировоззрением удается продвигаться по службе.
        Следователь некоторое время перебирал бумажки в папке Переверзева. Артемий же смотрел на стену, где под самым потолком бледно светилось окошко. За мутным стеклом копошились голуби. Интересно, что их заставило залезть эту мрачную яму? Безысходность? Или птицам все видится в более радужном свете?
        - Наверное, думаешь, что я тебя запугиваю? - произнес Ястребов.
        - Какая разница, о чем я думаю? - отозвался Артемий.
        - Да, в общем-то, никакой, - согласился следователь. - Просто хочу, чтобы ты четко представлял себе всю картину. Потому что у меня к тебе серьезное предложение.
        В глазах Ястребова загорелись азартные огоньки. Он воровато глянул в сторону двери, поманил Артемия пальцем:
        - У меня идея гораздо интереснее, чем возня с твоим пожизненным. Я-то знаю, что все материалы на тебя если не полная фикция, то уж силу имеют довольно условную. В зависимости от того, какую направленность примет дело. Если хочешь знать - вплоть до полного снятия обвинения.
        - Как интересно… - вяло произнес Артемий.
        - Да, да! - оживился Ястребов. - Снять обвинения не проблема - была бы на то воля! А с твоей помощью мы можем загнать более крупную рыбку. Ты понимаешь, о ком я?
        - Павел…
        - Давай без имен. Если ты готов дать показания - мы заставим его попотеть. Знаешь, что значит - прижать такую фигуру?
        - «Выпасти кабанчика?»
        - Что?
        - Ну, используя служебное положение, долго и нудно собирать компромат, пока кабанчик не разжиреет на достаточно крупную сумму. Чтобы тряхнуть его при удобном случае…
        - Ха-ха-ха! Ну, ты даешь! - Ястребов смеялся громко, но не очень натурально. Похоже, в точку.
        - Пойми, - заговорил Ястребов, нервно колотя пальцами по обложке папки. - Деньги - конкретно его деньги - тут ни при чем. Дело в пересечении интересов. Наш клиент - очень крупная фигура, он многим поперек дороги стоит. Только это хитрющий лис: материала море, но никто не решается этот материал подымать. Понимаешь? Ниточки тянутся во все стороны, всех цепляют. Дерни здесь - на том конце вылезет кто-то уж вовсе неожиданный…
        - Анекдот знаете? - лениво сказал Артемий - Когда мужик решил червей для рыбалки из земли электричеством выгонять? Так сначала полезли черви. А потом - шахтеры…
        Ястребов зашелся в смехе. Видимо, разговор на заданную тему стоил ему немалых нервов. Отсмеявшись, он стал серьезным и продолжил:
        - Твое дело с этим лагерем - просто находка. Понимаешь? Это не завязано ни на политике, ни на бизнесе. Это можно представить как простую уголовщину.
        - Если бы - простая… - пробормотал Артемий.
        - Да! - не слушая его, горячечно говорил следователь. - Дело темное, непонятное, но я чувствую, что там есть, за что зацепиться. Как считаешь?
        - А ведь он ведь вам доверяет, - глядя в глаза Ястребову, сказал Артемий. - Вам не совестно будет его… ну, это…
        Ястребова перекосило.
        - Ты что, совсем обалдел, что ли? - прошипел он. - Не понимаешь, что он - просто свихнувшийся маньяк?! Ты сам едва жив остался, и все еще по ниточке ходишь! Да не был бы он такой важной шишкой - давно бы уже видел небо в клеточку! Неужели ты сам не хочешь его наказать?
        - Как у вас все просто… - проговорил Артемий.
        Он очень хотел бы тут же, сразу же принять сторону Ястребова. Вроде бы все правильно: да, Хозяин - страшный человек, да, его нужно остановить. Вызволить людей, запертых в нечеловеческих условиях.
        Только как быть с теми материалами, которые не подошьешь к делу? С теми призрачными листочками, которые принес призрак погибшего друга? Которые растворились, протекли меж пальцев, оставшись лишь в виде убеждений, что для других выглядят всего лишь домыслами?
        Как объяснить этому следователю, что главный преступник теперь не один отдельно взятый человек, а неосязаемая, незримая сущность, подчинившая многих и многих? Что делать с ней? Как наказать этого монстра, который даже сейчас, в это самое время, продолжает перемалывать человеческие жизни в одному ему ведомых целях?
        Теперь массовка вызывала больший страх и опасение, чем сам Павел. Павел - жертва. Жертва громадного, плотоядного Единого. Было бы просто несправедливо, неправильно повесить все на одного человека.
        И самое важное: как быть с Переходящим дорогу? Главный зачинщик, провокатор несчастий будет стоять и хихикать в сторонке по своему обыкновению.
        Очередной крайний, еще один козел отпущения, попавший в жернова взаимоисключающих интересов.
        Нет, Артемий не оправдывал Павла. Но остро понимал: тот - всего лишь верхушка отвратительного грязного айсберга…
        - Ну, и что ты решил? - прищурившись, спросил Ястребов
        - Мне надо подумать, - сказал Артемий.
        Ястребов внимательно посмотрел на Артемия и сказал:
        - А, знаешь, я тебя выпущу. Чтобы легче думалось. Сейчас выпишу пропуск.
        - Вы серьезно? - проговорил Артемий. - То пожизненное, то на волю отпускаете…
        - У нас очень гибкое процессуальное право, гражданин Котлин, - туманно сказал Ястребов. - К тому же… Куда ты денешься… с такой аурой.
        Артемий недоуменно повертел в руках листок пропуска и поинтересовался:
        - А зачем вы выпустили меня тогда? Когда все замки пооткрывали?
        - Что? - нахмурился Ястребов. - Кто тебя выпустил? Откуда?
        - Из изолятора, - неуверенно произнес Артемий. - Ночью.
        - Из изолятора? - задумался Ястребов. - Первый раз слышу. Никто тебя не помещал в ИВС.
        Некоторое пялились друг на друга, словно пытаясь понять, кто из двоих валяет дурака. Артемий даже почувствовал легкое недомогание. Не хватало еще, чтобы снова стошнило.
        - Ладно… - пробормотал Артемий. - Наверное, мне показалось.
        - Если ты примешь правильное решение - тебе, возможно, покажется, что ты никогда и не был под следствием, - негромко сказал следователь. - В жизни, вообще, полным-полно иллюзий…

7
        Это странная задача. И, наверное, совершенно непосильная - за считанные дни, может даже, часы, доказать, что ты НУЖЕН. Зачем-то или кому-то. Просто невозможно представить, с чего начать. Проще плюнуть на все, упасть на землю, зарыться лицом в траву и тихо ждать исхода.
        Только очень хочется жить.
        И еще больше хочется понять.
        В конце-концов, он - посредник. Исследователь необъяснимого, охотник за ускользающей тайной. Только, вот беда: посреднику легко работать в чужих интересах, когда не висит над головой непроходящий, сковывающий мысли и поступки страх.
        Надо успокоиться. Найти место, где можно привести мысли в порядок, спокойно все обдумать.
        Наверное, у каждого есть такое место - там можно сидеть бесконечно, бесцельно глядя перед собой, читать или слушать музыку - благо, все достижения цивилизации теперь умещаются в кармане.
        Артемию нравилось смотреть на взлетающие самолеты. Ради этого стоит потратить час на электричку в Домодедово. Чтобы за чашкой кофе созерцать как устремляется в небеса концентрированная человеческая мечта. Так ведь и есть: в каждом лайнере, с броской раскраской авиакомпаний собирается куда больше эмоций, чем в самой длинной веренице плацкартных вагонов. Самолет - сотворенное людьми чудо, срывающее с жизни затхлый налет обыденности. Здесь, в аэропорту - перекресток мощных энергий, стекающихся воедино со всех концов планеты. И это не требует специальных доказательств. Надо просто вспомнить собственные ощущения - когда входишь в огромное, высокое, как храм, здание аэропорта, видишь манящие табло со сказочными странами и городами, слышишь волшебный голос, объявляющий посадку. Ну, как, екнуло в груди - тревожно и сладко? Вот то-то и оно…
        Артемий сидел на высоком табурете за длинным столиком - вроде бы и похожем чем-то на тот - в стойлах общепита. Только здесь высокая магия воздуха сметает прочь приземленное и пошлое. Нежный запах кофе тонко смешивается с волнующим ароматом авиационного керосина - пьянящий, колдовской коктейль странствий, открытий, новых городов и удивительных стран.
        Может, бросить все к черту и улететь? Может, погибнуть суждено не абы как, а в настоящей авиакатастрофе или в какой-нибудь чужой стране - но вдалеке отсюда, от точки сгустившегося страха.
        А куда бы хотелось? В Европу? Скучно. Большой затхлый памятник самой себе. Америка? Что Северная, что Южная - красота и мощь природы, обитель борцов за американскую мечту. А кому нужна чужая мечта? Загадочная Азия… Слишком загадочная, чтобы просто забыться.
        Может, ткнуть пальцем в карту наугад - устроить себе финальное приключение?
        Только не слишком ли эгоистично - подвергать опасности ни о чем не подозревающих пассажиров? Единому все равно - один человек или триста - смахнет, как пыль тряпкой - и все дела…
        Дрогнуло стекло - пошел на взлет весело разукрашенный «джамбо» - легендарный
«семьсот сорок седьмой». Следом потянулся, оставляя дымный след, видавший виды, но не менее шумный Ту-154.
        Тайна. Удивительная и загадочная. Чтобы ни говорили инженеры и конструкторы, каждый пилот знает: полет - это таинство, окруженное своими приметами и ритуалами. Те, кто не верят в великую тайну полета, сильно рискуют перед духами неба. Ведь человеку не свойственно летать. И только огромная вера в магию техники помогает пилоту и пассажирам не сойти с ума от ужаса.
        Здорово, что большинство удивительных и странных вещей люди воспринимают как должное. Это их защита, крепкий сон и спокойствие. У посвященных такого спокойствия нет и в помине.
        Артемий любил наблюдать за самолетами. Но боялся летать. По крайней мере - без специального оберега.

…Сделал глоток эспрессо и снова положил перед собой старый добрый накопитель информации - массивный блокнот в кожаном переплете. Ужасно дорогой, старинного вида, вызывающий у всякого проходимца невольное желание его стянуть. В этом тоже особый смысл: ценная информация должна быть облачена в не менее ценную оболочку. Тоже, своего рода, оберег. Если хотите - фетиш. Вся человеческая жизнь построена на поклонении вещам. Блокнот достался ему при необычных обстоятельствах. И на страницах его, в самом конце - непонятные письмена, сделанные кровью. Кто и что записал здесь - неизвестно. Но ясновидящая, которую вздумалось привлечь для разгадки, едва коснувшись страниц, упала в обморок. На этом исследования и закончились. Одно ценное свойство было у блокнота: он никогда не терялся. Стоило ему исчезнуть из вида - как появлялись люди, с готовностью возвращавшие его хозяину.
        Желтоватые страницы драгоценной бумаги хранят сложные связи и запутанные взаимоотношения посредника и клиентов. К клиентам причислены как заказчики, так и исполнители - маги, чародеи всех мастей, колдуны, ведьмаки и ведьмы, гадалки, ясновидящие, экстрасенсы и те, кто считает себя таковыми… Конечно, большинство из них - ловкие шарлатаны, которым, впрочем, все прощается за эту самую ловкость. Заказчик не всегда осознает, что нужна ему не магия, а всего лишь форма, имитация. В этом случае даже самозванец может выступить в качестве неплохого психолога. В том-то и суть работы посредника - вроде стрелочника, разводящего поезда. Одному - к шарлатану, другому - к сомнительному колдуну. И в редких случаях - подлинная встреча с тайной - опасная, чреватая непредсказуемыми последствиями… Зато сулящая максимальную прибыль.
        Сейчас дело было не в работе. Посреднику самому нужна помощь. Это, не очень-то правильно, так как нарушает основные принципы и заповеди: никогда не пользоваться услугами собственных клиентов. Архип - исключение, он друг. Временно бездомный. Вот к чему приводит пренебрежение правилами.
        Старик знал, что делал, когда выдумывал эти заповеди.
        Но деваться некуда. Жизнь, все-таки, дороже любых правил и условностей. Кто-то должен помочь - доказать, что он, Артемий, все еще нужен. Что мир без него рухнет.
        Не очень-то верится в это утверждение.
        Глоток кофе, взгляд за окно. Снова в блокнот.
        Много имен. Только вряд ли кто может дать правильную подсказку. Позвонить наугад?
        За стеклом уносился к облакам белоснежный лайнер. Словно крылатый символ надежды.
        - Красиво, правда?
        Тело напряглось, готовое к прыжку, удару - к чему угодно. Вдоль позвоночника пробежал холодок. Просто не стоит ждать ничего хорошего от этого голоса.
        Переходящий сидит рядышком, со стаканом минералки в руке. Сладко щурится на синее небо. Улыбается своим неведомым замогильным мечтам.
        Миленькая картинка.
        Артемий ждал продолжения. Убеждал себя: не надо его бояться. Нужно принять очередную порцию зла, как принимают капризы стихии, неизбежное течение болезни.
        Переходящий не торопился. Коснулся сухими губами края стакана - не понятно, отпил ли или только имитировал свою, якобы человеческую, сущность.
        - Самолеты… - смакуя, произнес он. - Человек всегда хотел стать выше, могущественней, чем есть на самом деле. И что получилось? Его подчинили себе им же созданные машины. А человек остался прежним. Он - часть Единого. Не больше, не меньше. Ничто не меняется от того, сидит ли он за штурвалом или позади, в загоне для скота, подыхая от страха перед высотой и скоростью.
        - У тебя своеобразный взгляд на вещи, - спокойно сказал Артемий. - Зачем ты пришел? Напомнить о приговоре? Или исполнить его?
        - Причем здесь приговор? - недовольно поморщился Переходящий дорогу. - Примитивное понятие, не применимое ни ко мне, ни к Единому. Ты ни в чем не виноват. Просто так получилось. Если тебе станет спокойнее - ты жертва статистики.
        - Кто тебя знает, - произнес Артемий. - Ты уже нарушил свои правила. Можешь нарушить их снова.
        - Я же совсем чуть-чуть, - Переходящий явно развлекался. - Должен же я как-то разнообразить свою работу? Хочешь, я компенсирую твою обиду? Снова нарушу правила - теперь уже в твою пользу?
        - Каким это образом? - недоверчиво спросил Артемий. От этого подлеца стоило ждать подвоха.
        Переходящий прищурился. Он доволен - словно подсек глупую рыбку. Наверное, он играл с жертвой, как кот с полудохлой мышью. Что ж, мы никуда не торопимся. Можно и поиграть.
        - Я знаю, - Переходящий покачал перед носом Артемия скрюченным пальцем. - Знаю, о чем ты думаешь. Будто стоит доказать миру свою необходимость - и все встанет на свои места, так? Как уже сделал тот, кого называют Хозяином.
        - Ты хорошо информирован, - небрежно сказал Артемий, но внутренне напрягся.
        - Да, есть такое дело, - равнодушно сказал Переходящий дорогу. - Но речь не обо мне. Я решил дать тебе такой шанс. Докажи, что ты нужен, что… мир без тебя рухнет.
        Переходящий довольно рассмеялся. Наверное, он считал, что удачно ввернул подслушанную фразу.
        - Я серьезно, - продолжил он. - Право, даже интересно, как ты справишься с такой задачей. В конце-концов, это справедливо. Ведь тот, кто перевел на тебя свое проклятье, сумел отодвинуть смерть. Правда, цена этого…
        Переходящий причмокнул. Артемий не стал продолжать тему Павла. Во-первых, она была ему противна, во-вторых, он смутно догадывался о цене, им заплаченной. Не хотелось примерять эту цену к себе и терять решимость бороться до конца.
        - Ну, - мрачно сказал Артемий. - Продолжай.
        За окошком разбегался совсем уж экзотически раскрашенный лайнер. Наверное, на борту его царит веселье и предвкушение праздника. На каком далеком, теплом острове он совершит посадку? Будут ли встречать его смуглые девушки в бикини, обсыпать цветами и кричать «аллоха!»?
        - Красивый самолет, - проследив взгляд Артемия, сказал Переходящий дорогу. - Кстати, о самолетах. Пойдем со мной.
        Он повернулся и пошел прочь от огромной прозрачной стены. Ничего не оставалось, как следовать за ним.
        Они шли сквозь потоки людей - ожидавших вылета, провожающих, встречающих. Никому нет дела до того, кто тебе переходит дорогу. Глаза устремлены на цветные табло, на лицах ожидание, предвкушение, волнение. Каждый сам по себе - и, вместе с тем, объединен с остальными общим желанием двигаться, стремительно мчаться в другие города и страны.
        Многочисленные массовки в аэропортах, на вокзалах - словно нервные узлы Единого. Воздушные трассы, дороги - его нервы. Принцип существования глобального человечника. Как просто и, в то же время, непостижимо.
        - У меня кое-что есть для тебя, - вполоборота сказал Переходящий дорогу. - Маленький сюрприз. Надеюсь, ты все поймешь правильно.
        Они вышли из здания аэровокзала - мимо охраны, обвешанной металлоискателями, рациями и прочими приборами, призванными вызывать оторопь и внушить уважение добропорядочным гражданам. Переходящий направлялся к парковке.
        - Смотри! - сказал он.
        Множество машин въезжало сюда и покидало стоянку, оттого трудно было понять, куда именно указывает Переходящий. Потом Артемий увидел старый японский микроавтобус, со сдвинутой боковой дверью. Пара крепких мужчин сгружала багаж. Рядом девушка в длинном платье. Наблюдает, ждет, курит. В общем, ничего удивительного.
        - Ну, и что? - пожал плечами Артемий, поворачиваясь к Переходящему.
        Но того уже не было рядом.
        Странная, необъяснимая манера исчезать и появляться. Что это - фокус? Гипноз? И вообще, какого, спрашивается, он приперся сюда? Глазеть на машины?
        Ответить некому. Ничего не остается, как наблюдать за скучными пассажирами микроавтобуса.
        Гораздо интереснее смотреть на взлетающие самолеты. К тому же, в здании воздух чище, и кофе подают. Может, это дурацкий розыгрыш? У Переходящего, несомненно, есть чувство юмора. Только оно куда изощреннее и чернее. Он не станет опускаться до детских шуток.
        Значит, надо смотреть.
        Мужчины тихо и быстро переговаривались. Артемий никак не мог разобрать - о чем именно. Пока не понял: говорят на незнакомом языке. И не похоже, что европейском. Что-то заставило насторожиться. Наверное, не больше, чем нормальная ксенофобия, привычка подозревать и бояться чужого, непонятного. Хотя чего здесь непонятного? Группа гастарбайтеров возвращается на родину с заработков…
        Сложенные высоким штабелем чемоданы вдруг с грохотом посыпались на бетон. Тоже ничего особенного. Даже не ушибло никого.
        Только вот лица мужчин перекосило. Они замерли в нелепых позах, уставившись на рухнувший багаж, словно их тела свело судорогой. Некоторое время так и стояли - молча, глядя то на чемоданы, то на друг на друга. Только девушка все так же отрешенно курила в сторонке.

«Разбили что-то», - решил Артемий. Безумно важный факт. Стоит того, чтобы подглядывать за незнакомцами, теряя драгоценное время.
        Между тем, мужчины склонились над одним из чемоданов. Приоткрыли его. Тут же один прикрикнул на девушку - та спешно погасила сигарету. Странно погасила - об ладонь. Не то, чтобы очень редкий фокус, но как-то не совсем типично для «слабого пола».
        Открыли чемодан, заглянули. Достали какие-то тряпки. Точно - разбили: с тряпок стекало что-то прозрачное и тягучее.
        Мужчины выглядели озабоченными. Извлекали наружу мокрые предметы. Принялись тихо ругаться. И вдруг один вскочил на ноги и принялся пристально оглядывать окрестности. Артемий обмер и быстро присел, спрятавшись за капотом какого-то джипа. Похоже, эти трое опасались слежки.
        Когда же осторожно выглянул из-за бампера - увидел то, что ему совсем не понравилось: мокрый чемодан запихнули обратно в фургон, а в другой, спешно принялись засовывать пакеты, на вид - с жидким содержимым, вроде молочных. И все бы ничего - только следом осторожно положили какое-то устройство, мигнувшее напоследок зеленым огоньком. И все это тщательно утрамбовали скомканной одеждой.
        Надо быть совсем младенцем, чтобы не заподозрить эту троицу в худшем. Конечно, можно допустить, что в чемодане - пакеты с кумысом и игровая приставка. Только в этом случае вряд ли привел бы его сюда Переходящий дорогу.
        Сердце билось учащенно, сознание усваивало вводную: вот он, шанс. Шанс доказать, что ты нужен. Что без тебя что-то… рухнет. В буквальном смысле - вот эта шутка уже в духе Переходящего.
        Первый порыв - броситься за подмогой. Но здравый смысл подсказал: так можно потерять из виду подозрительных незнакомцев. Артемий ждал и наблюдал.
        Наконец, чемоданы были уложены на багажную тележку. Пришел черед девушки: эту тележку она покатила в одиночку. Неспеша, спокойно, даже не попрощавшись с попутчиками. Мужчины некоторое время смотрели ей вслед. Потом залезли в микроавтобус. Артемий надеялся, что тот заведется и уедет. Вместо этого услышал приглушенную музыку. Эти двое, похоже, никуда не спешили.
        И тут что-то резануло глаз. Что-то странное в этом фургоне.
        Знакомая вмятина сзади.
        Нет, не может быть - тот фургон был белый, этот - грязно-синий…
        Перекрасили? Хотя, мало ли на свете японских мироавтобусов?
        А девушка с тележкой двигалась в его сторону. Поскрипывали колеса, шуршал бетон. Она была совсем близко. Теперь можно разглядеть ее лицо.
        Она. Та, странно знакомая, которую он никогда прежде не видел. Но все равно узнавал.
        Черт… Не очень приятная ситуация: надо бы выбраться, не привлекая к себе внимания. Вылезь он сейчас из-за капота - трудно не вызвать подозрений. На счастье затарахтел мотор, и чуть дальше джипа остановился маленький грузовичок, скрывший из виду и микроавтобус, и девушку. Артемий спешно покинул укрытие и стал дожидаться в стороне от парковки.
        Девушка показалась снова. Что бы там ни было - она совсем не похожа на шахидку. Европейское лицо, светлое платье… Может, все подозрения - не более, чем домыслы, плод больной фантазии?
        Главное не давать слабины. Хорошо, если это просто ошибка. А если нет? Дело даже не в том, что пропадет единственный шанс. Это просто предательство.
        Артемий решительно двинулся вслед. В голове даже мелькнула нелепая мысль: ей же тяжело - может, предложить помощь? А что - нестандартный ход, вполне в духе продвинутого сыщика.
        Или идиота.
        Теперь они внутри. Девушка остановилась под электронным табло с расписанием вылетов. Выглядит спокойной… Нет, скорее, отрешенной: словно действия доведены до автоматизма, все движется своим чередом, а мысли - далеко-далеко отсюда.
        Ну, вот и пора действовать. Стараясь не упускать девушку из вида, приблизился к сотрудникам службы безопасности, что дежурили на входе. И тут же ощутил нехарактерную для себя робость.
        - Э… Послушайте… - Артемий говорил сбивчиво. Совершенно не зная, с чего начать. - Вот эта девушка… Она подозрительная…
        Он обливался потом. Хорошо подвешенный язык нес какую-то ахинею. Люди в униформе смотрели на него терпеливо, не выказывая особого удивления. Видимо, им доводилось общаться и не с такими типами.
        - У нее чемодан… - обреченно произнес Артемий.
        - Чемодан - это здорово, - подбодрил его сотрудник, ожидая продолжения.
        Продолжения не последовало. Нужен был небольшой тайм-аут, чтобы привести мысли в порядок. Чего это он так разволновался? Ну, да, ситуация опасная. И все же…
        Между тем девушка со своим грузом направилась к длинной стойке регистрации. Артемий занервничал еще больше. И снова направился к к людям в форме. Те уже поглядывали на него с особым, с профессиональным интересом.
        - Послушайте, там девушка… - начал было Артемий, и понял, что повторяется.
        - С чемоданом, - поддержал его все то же сотрудник незаметно подмигивая коллеге.
        - Да! - обрадовался Артемий. - И не с одним. У нее несколько чемоданов. Так вот…
        - Пожалуйста, руки в стороны, - сказал подошедший сбоку парень в форме с черным продолговатым прибором. Вот так…
        Артемий послушно развел руки в стороны. Его со всех сторон обвели черным цилиндром. Артемий попытался продолжить:
        - С ней было двое мужчин…
        Прибор отчетливо пискнул.
        - Пожалуйста, достаньте все металлическое, - сказал сотрудник.
        Артемий снял часы, выгреб из кармана мобильник и мелочь, продолжая говорить:
        - Я как раз был на стоянке, когда они выгружались…
        Сотрудник повторил свои пассы. Теперь прибор пискнул на уровне груди.
        - Что там у вас?
        Артемий нехотя оттянул «горло» футболки и достал охапку амулетов. Люди в форме переглянулись. Еще бы: шаманские штучки вкупе с заговоренным знаками магов и ведьм выглядели впечатляюще для неподготовленной публики.
        Артемий и сам понимал, что некоторые вещи не стоит выносить на всеобщее обозрение. Но так уж получилось.
        - Что это? - поинтересовалась женщина в форме.
        Двое других многозначительно переглядывались. Артемий протянул руку, чтобы забрать свое, но женщина сделала шаг назад, прикрыв трофеи ладонью.
        - Обереги, талисманы, - неохотно пояснил Артемий. - Вам это не интересно. Вы меня послушайте: у нее в чемодане…
        - Погодите вы с этими чемоданами, - поморщился другой сотрудник. - Давайте сначала с вами разберемся. Не интересно нам, видите ли…
        Его коллеги смотрели настороженно, даже напряглись, словно готовились к неприятным неожиданностям. Дело поворачивалось в какую-то неправильную сторону, и это начинало беспокоить.
        - Вы куда-то летите? - спросил тот, кто был, видимо, за старшего.
        - Нет…
        - Встречаете?
        - Да нет же… Как вам объяснить? Я приезжаю сюда отдохнуть, посмотреть на самолеты. Я люблю взлетающее самолеты. И не взлетающие. И садящиеся. Это красиво! Понимаете?
        Сотрудники внимательно смотрели на него. Ни черта они не понимали.
        - Пожалуйста, ваши документы.
        Артемий полез в карман за паспортом. Вытащил его вместе с блокнотом. Уронил и то, и другое.
        - Да вы не нервничайте так, - сказала женщина, поднимая паспорт и блокнот.
        Последний не преминул раскрыться. И надо же - на тех самых страницах с кровавыми письменами. Лицо женщины вытянулось. Она протянула блокнот старшему. Тот посмотрел на страницы, затем, очень странно - на Артемия.
        - Кровь? - спросил он.
        - Кровь… - пожал плечами Артемий. - Поэты иногда пишут кровью. Такой эпатаж. Ну, там, Есенин, еще кто-то… Слышали?
        Служба безопасности смотрела на него сурово. Теперь не верили ни единому его слову.
        - Хм… Это на каком языке?
        Артемий скрипел зубами от злости. Сам бы хотел знать, на каком! Ну, как, как ответить, чтобы прекратить это безумие? Время, драгоценное время утекает, и может быть поздно…
        - Послушайте, - как можно убедительнее, заговорил Артемий. - Я все расскажу. Но сначала - задержите эту девушку.
        Сотрудники быстро переглянулись. Видимо этого было достаточно, чтобы принять решение.
        - Хорошо, - сказал старший. - Какую девушку? Покажите.
        - Вот! - Артемий обернулся, указывая.
        Только таинственной, знакомой и незнакомой, девушки не было. Она исчезла. Или успела пройти регистрацию.
        - Где же она? - растерянно произнес Артемий. - Наверное, отправилась на посадку…
        Один из сотрудников, поглядывая на Артемия, быстро и тихо говорил по рации. Вскоре подошли трое рослых вооруженных людей в форме ОМОНа.
        - Вот этот, - сказала женщина.
        Старший ОМОНовец коротко кивнул и сказал Артемию:
        - Пройдемте с нами.
        - Куда? - тупо спросил Артемий.
        - Для выяснения, - коротко сказал ОМОНовец. - Просто проверка. Если все в порядке - вас сразу отпустят.
        - Тем более, что на самолет вы не спешите, - вроде даже насмешливо сказала женщина из службы безопасности.
        И тут Артемий сорвался.
        - Да поймите же, у нее в чемодане - бомба! - заорал он. - Она же может…
        Он хотел крикнуть «может взорвать самолет!» И случайно проходящие мимо пассажиры уже глянули с некоторым испугом в его сторону. Но закончить фразу не успел: тело свела судорога, слова застряли в горле: кто-то ткнул в бок электрошокером.
        Правильно: кому нужна паника в здании аэровокзала? Тем более - из-за какого-то подозрительного психа.
        Никогда еще Артемий не чувствовал такого непонимания. Словно говорил с людьми на чужом для них языке.
        Длинный, надежный коридор событий, наконец, оборвался.
        В жизнь пришел хаос.
…Пришел в себя в какой-то комнате без окон. Мебели тоже не было - всего пара стульев. Еще не камера, но уже и не кабинет. Теперь с нетерпением он дожидался допроса - чтобы хоть как-то докричаться до этих непонятливых людей!
        Но допроса не было. Только голые стены, готовые, будто психолог из голливудского фильма, выслушать все, что угодно. Стены все стерпят.
        Он чувствовал, как капают секунды - тягучие, тяжелые, как капли ртути. Шлеп, шлеп… Как мало их осталось. Последняя капля повиснет на острие ножа, сорвется…
        И где-то высоко в небе оборвется полет рукотворной птицы. Или случится еще более ужасное. В воображении, как в калейдоскопе, меняются абстрактные картинки - мозаика из кусочков ужаса.
        Скрипнула дверь. В комнате появился худощавый человек с папкой. Артемий подскочил, как ужаленный, метнулся к вошедшему со словами:
        - Да сколько же вы ходите! Неужели не понимаете, что будет поздно?! Вы…
        Осекся: на него иронично смотрел Переходящий дорогу.
        Артемий отшатнулся, упал на свой стул. Переходящий сел напротив, закинул ногу на ногу, положил на колено папку - ту самую. Неудивительно, что Артемий не узнал его: Переходящий впервые сменил свой фирменный серый плащ на такой же серый костюм.
        - Жарко тут, - пояснил он.
        - Уходишь от стиля, - сухо сказал Артемий. - Единое не одобрит.
        Переходящий тихо рассмеялся. Постучал сухими пальцами по папке и сказал:
        - Я вижу, дела не очень, так? Тебя почему-то не хотят слышать. Не понимают. Как это тяжко - быть непонятым, верно?
        Артемий молчал, с ненавистью глядя на Переходящего. Тот будто питался муками собеседника - настолько стал благодушным, цветущим, довольным.
        Омерзительно.
        - А сколько таких в мире - непризнанных гениев, непонятых, страдающих. Неудачников, которые не могут взять в толк - отчего никто не видит их таланта, их способностей, их нечеловеческих усилий. И бесполезно доказывать. Странно, да? Они из кожи вон лезут, работают, как проклятые, суетятся, надрываются до красных прожилок в глазах. И все бестолку. Почему? Почему ты сходишь с ума от своего знания, не в силах предотвратить неизбежность? И что у вас у всех общего?
        Артемий молчал. Но Переходящему не нужен собеседник. Ему нужна аудитория.
        - Вы все лишние. Все ваши усилия, ваши слова, переживания - они не нужны. Интересно, правда? Вы заранее вычеркнуты из круговорота жизни. Вы просто накопленные системные ошибки. Вы уже удалены в «корзину», копошитесь в ней, думая, что живете. Пока эту самую «корзину» не очистят окончательно.
        - Очень образно, - сказал Артемий. - Мне понравилось. Особенно про «корзину». Ты, часом, не программист по первой специальности? До того как получил должность блудливого черного кота?
        Артемий уже взял себя в руки. Ни к чему лишний раз доставлять удовольствие этому гаду. Но тот продолжал наслаждаться его муками.
        - Про черного кота - тоже неплохо, - признал Переходящий. - Хотя, в моем случае дело несколько глубже.
        - Скажи… - Артемий внутренне сжался, страшась ответа. - Она уже…
        - Взорвала самолет? - подхватил Переходящий. - Нет, нет! Она только заходит на посадку. О, да ты нервничаешь? Поверь мне - не стоит! Правда. Ведь я специально дал возможность убедиться: ты уже не в силах влиять на события.
        Артемий тяжело дышал. Спертый воздух комнатки отвратителен, и делить его приходилось с самым мерзким человеческим существом. Артемий облизал сухие губы. Спросил:
        - Кто… она? Откуда я ее знаю? Где ее видел?
        Переходящий вдруг стал серьезным.
        - Как тебе сказать… В общем, ты ее никогда прежде не видел. Просто дети часто очень похожи на своих родителей…
        Артемий оторопело переваривал услышанное. Закрыл глаза, вспоминая.
        - Она… Дочь Павла…
        Переходящий кивнул:
        - Поразительное сходство, да? Одна случайная связь, вполне естественные последствия, годы забвения после - и вдруг такое острое желание найти. Ведь он ее ищет - по всему миру ищет. Зачем, спрашивается? Что он может сказать ей? Он, лишний, ненужный - ей, совершенно необходимой этому миру…
        - Необходимой… - пробормотал Артемий. - Зачем необходимой? Чтобы убить пару сотен ни в чем не повинных людей?
        - Почем тебе знать? Неповинных… - усмехнулся Переходящий. - Люди вообще не видят причин - одни только следствия…
        - И только тебе все известно, да?
        - Чуть больше, чем тебе. Только Единому известно все.
        Артемий пораженно молчал. Пока не посетила острая, пронзительная мысль:
        - Но как же Павел может быть «лишним»? Если…
        - …стал отцом «необходимой»? Да, парадокс. Не знаю. Это ведомо лишь Единому.
        Вот, вот она - маленькая трещинка в крепкой на вид логической цепочке рассуждений Переходящего дорогу. Слабина, которая дает, пусть слабую, но, все же, надежду.
        - Твое Единое лжет, - решительно сказал Артемий. - Теперь я в этом окончательно убедился. А если и не лжет - то понятия не имеет, чего хочет от людей.

…Переходящий дорогу молчит.
        Непонятно, о чем он думает. Просто встает и уходит, оставив на стуле потрепанную папку.
        - Теперь я знаю, что не умру, - летит ему вслед. - Я буду бороться до конца!
        Его отпустили. Сразу же, едва Переходящий исчез за дверью, появился мужчина в форме и, нехотя извинившись, протянул паспорт.
        Артемий не стал испытывать судьбу, и настаивать на поисках подозрительной девушки. Просто начал высматривать такси на огромной стоянке.
        В голове засела новая, неоформившаяся еще лихорадочная мысль.На руках появился новый козырь. Мощный, с совершенно непредсказуемым действием.
        Что, если отцу-психопату сообщить - нашлась-таки его дочь? Что, если у него остались считанные часы, минуты, чтобы предотвратить ее гибель?
        Черт знает, что может произойти. Но, наверняка, это отвлечет Хозяина от прочих развлечений, даст шанс оставшимся в бараках.
        Да полно - даст ли?
        Ничего не известно - ни настоящего имени, ни того, под которым девушка прошла регистрацию, ни рейса, ни пункта назначения. Ничего. Разве что, особые возможности Павла позволят ему справиться с этой проблемой.
        Нет времени размышлять - надо срочно связаться с Хозяином. Как? Отправиться назад, в лагерь?
        Артемий замер посреди асфальтового поля. Его сковал страх. Обратно? Ни за что…
        Позвонить Ястребовову? Достал мобильник, с сомнением посмотрел на экран. Выбрал номер.
        - Да, Артемий… - сказала трубка.
        Его звонка будто ждали.
        - У меня есть кое-что для нашего общего знакомого, - сказал он.
        Раздался раздраженный автомобильный сигнал. Артемий понял, что стоит на проезжей части и торопливо отошел в сторону.
        - Только не по телефону, - сказали в трубке. - Приезжай.
        - Это срочно! - волнуясь, воскликнул Артемий. - Могу просто не успеть!
        - Говори, - после некоторой паузы сказала трубка. Звук в динамике изменился - наверное Ястребов вышел в другое помещение.
        - Нужно срочно позвонить Павлу! Его дочь объявилась.
        - Правда? - оживился голос. - Та самая? Но откуда ты…
        - Та самая! - не допуская сомнений, сказал Артемий. - Нужно срочно звонить…
        - Тихо, тихо! Это я решу - звонить или не звонить. Мы же, вроде договорились - работать вместе. Так?
        Артемий снова ощутил эту мерзкую беспомощность. Принялся сбивчиво приводить какие-то доводы, бормотать про взрывчатку, самолеты, но его уже не слушали.
        Слова лишнего не имеют значения для нормальных людей.
        - Все, все, я понял, - раздраженно сказала трубка. - Приезжай, обсудим.
        Самолет прочертил в небе тонкую белую линию. Возможно, это тот самый, на котором неслась куда-то смерть в обличии юной незнакомки. Наверняка уже бесполезны любые усилия. Только чудо…
        Артемий сжал зубы. Про чудеса он знал многое. Они иногда случаются - это действительно так.
        Только за чудо нужно бороться.

8
        Проклятые пробки! Больные, забитые вены мегаполиса - никак не может он втянуть в себя эту бесконечную ленту автомобилей. Нет, это не вены - огромный червь-паразит, состоящий из множества члеников-машин. Он не спеша вползает в брюхо города, чтобы продолжить там свое убийственное дело - травить выхлопами, давить колесами…
        Миленькие мысли. Вполне уместные в многокилометровом заторе на въезде в город - когда дорога каждая минута. Собственно, в город даже не и не надо. Хотя бы добраться до МКАД - а там, по кольцу, на другую сторону…
        Артемий затравленно озирался. Тягуче падали ртутные секунды, ожидание становилось невыносимым. Где-то набирала высоту начиненная людьми крылатая бомба. Где-то тикал другой механизм, слепленный из человеческой массы, медленный, но совершенно беспощадный. Ему же оставалось беситься в душном салоне такси.
        Артемий бросил взгляд на обочину и резко сказал:
        - Остановите, я выйду!
        - Дело хозяйское, - лениво сказал водитель, и такси выползло на обочину. - Только плати, как договаривались, за всю дорогу. А то здесь разворачиваться нельзя, значит еще вперед ехать…
        Нарушать свои принципы свойственно не только Переходящему дорогу. Артемий всегда платил за проезд и никогда не сбегал из ресторанов, радуясь рассеянности официантов и представляя себе их проклятья. Но сейчас не до чистоплюйства.
        - Стой!!! - заорал таксист, пытаясь открыть заевшую дверь. - Убью, гад!
        На этом шутки с уголовным кодексом не закончились. Артемий четко видел цель своего маневра: малолетнего паренька на весело фурычащем скутере. Тот гордо пылил по обочине, оглашая окрестности некачественным, но громким звуком из спрятанной непонятно где магнитолы. Какой-то рэп про обиженных судьбой таких же вот парнишек. Идеологическая бомба на колесах.
        Любое зло, сотворенное ближнему, рано или поздно вернется к тебе, как бумеранг австралийского аборигена. Это знает самый затрапезный колдун и тем более - посредник. Ничего не остается, как отдаться на расправу судьбы.
        И вытряхнуть парнишку из скутера.
        - А-а-а! - заорал пацан с обидой и злостью. Он сидел на гравии, сверля Артемия взглядом (а, может, и не сверля - все равно глаз не видно за модными очками). Однако наброситься на обидчика не решился - видимо, Артемий выглядел достаточно решительно.
        - Черт… Как же он работает? - Артемий лихорадочно соображал, пока к нему приближался таксист с монтировкой в руках - здоровенной, крестообразной - будто из негодного пассажира собирались изгнать дьявола.
        - Врежьте ему, дядя! - визжал паренек.
        - Врежу, сынок, не сомневайся, - рычал таксист.
        Скутер подчинился разуму и дернул с места, брызнув гравием по ногам таксиста, что пытался ухватиться за задний «поворотник».
        - Убью! - крикнул напоследок таксист.
        Он бежал следом большими неуклюжими прыжками. Но скутер уже преодолел доступную человеку скорость и, жужжа, мчался вперед. Мчался - сильно сказано. Так казалось на фоне безнадежно вставших автомобилей.
        - Простите, ребята! Я все верну! - для очистки совести крикнул назад Артемий.
        Вместо ответа в него полетел камень. Но, исчез где-то в облаках пыли и выхлопа.
        Стало немного легче - все-таки движение. Страшно раздражала эта музыка, с которой Артемий никак себя не ассоциировал. Напыщенный «пацанский» пафос, скрывающий плохие аранжировки и бездарные тексты. Однако - удивительно - уже через пару километров Артемий стал подпевать неизвестной команде. Видимо, бой древних
«там-тамов» сидит в крови у каждого. Главное не смысл, главное - энергетика. А сейчас эта агрессивность, озлобленность юных рэпперов отлично ложилась на настроение посредника.
        Вот и МКАД. С трудом вписался в поток. Скутер непривычен, не удобен и теперь уже - безнадежно медленен. Было бы здорово найти ему замену.
        В кармане задрожал телефон. Звонка не было бы слышно из-за шума дороги и этой назойливой музыки. Артемий выдернул трубку, не на шутку опасаясь, что может не справиться с управлением одной рукой.
        Звонил Мустафа. Вот это да! Откуда он знает номер? Ах, да, это же его телефон! Тот, который он сунул взамен отобранного пьяного подарка.
        - Да? - крикнул Артемий.
        - Шумно у тебя, - сказали в трубке странным голосом. - Веселишься?
        - Не до веселья. Не поверишь, только собирался тебе звонить!
        - Ты - мне? Интересно… Нам бы встретиться. Дело есть.
        - Я готов! Только… Ты не мог бы подбросить меня в одно место? Ты на машине?
        - А на чем же? Ладно, куда подъехать?
        Артемий быстро прикинул. И чуть не угодил под обгоняющий его «Камаз». Вести такой агрегат одной рукой - почти цирковой трюк.
        - Приезжай…
        Выкрикнул ориентиры. Мустафа буркнул что-то неразборчивое и отключился.
        Что ж, это судьба. Если все сложится правильно - есть шансы успеть. Ведь неизвестно, что за рейс, действительно ли он взлетел, и на каком этапе полета предполагается взрыв.
        Интересно только - зачем звонил Мустафа?
        Скутер нырнул под эстакаду кольцевой и выкатился на проходящее под нею шоссе. Где-то здесь должна быть заправка, там надо встать.
        Долго ждать не пришлось. Мимо, низко урча, прополз знакомый джип - знакомый по габаритам и номерам. Цвета теперь он был другого, да и повреждения исчезли безвозвратно. Надо думать, через некоторое время его загонят какому-нибудь богатому остолопу под видом нового…
        Артемий напрасно махал руками перед лобовым стеклом - Мустафа его не заметил. Он вылез из машины в некотором отдалении, достал из пузатого портфельчика телефон. Следом выбрались еще двое таких же «джиннов» - только размером помельче.
        - Мустафа! - крикнул Артемий. - Я здесь!

«Джинн» вздрогнул и обернулся. Странно посмотрел на Артемия.
        - Это ты? - подозрительно произнес он.
        - Ну, в общем, да… - несколько растерялся Артемий. - А что?
        - Я тебя знаю?
        Самое время вызвать психиатров. Похоже, Мустафа и впрямь не узнавал его.
        - Конечно… - заговорил было Артемий, но Мустафа прервал его:
        - Покажи мобилу!
        Артемий подчинился - протянул трубку приятелю. Тот взял телефон, оглядел со всех сторон. Снова глянул на Артемия. Во взгляде ни капли доброжелательности.
        - А теперь давай подробно, - потребовал Мустафа. - Где взял мобилу?
        Приятели Мустафы потихоньку перекрывали пути к отступлению. Что-то было не так…
        - Ты же сам ее дал! - возмущенно воскликнул Артемий. - Я и брать не хотел!
        - Так… Не хочешь говорить? Значит, придется прокатиться.
        Артемий и пикнуть не успел, как «джинны» подхватили и засунули его в машину, тесно зажав между собой. Еще один из этой шайки сидел за рулем, Мустафа - рядом.
        - Да, что происходит? - недоуменно проговорил Артемий. - Мустафа, не делай из меня идиота!
        - Ты мне зубы не заговаривай, - процедил Мустафа, повернувшись. - И в друзья мне не набивайся. Я тебя впервые вижу.
        - Что ты несешь?!
        - …зато давно чую, что кто-то рядом крысятничает. Давай, колись - кто тебе дал эту трубку, и, главное - зачем?
        И снова это чувство - полнейшей бесполезности слов, ничтожности аргументов, беспомощности. История выходит на новый виток. Не хватало еще, чтобы у всех знакомых поотшибало память.
        Неожиданная поддержка пришла со стороны водителя:
        - А, может, ты, правда, его знаешь, Мустафа? После последней гульки ты прямо того… Ты ж и меня поначалу не признал…
        - Думаешь? - хмуро спросил Мустафа. - Но тебя я, все-таки, вспомнил. А откуда у него мобила?
        - А ты запри этого чудика на время - пока не вспомнишь, - предложил умник, сидевший справа от Артемия.
        - М-да? - буркнул Мустафа, разглядывая бывшего приятеля, как вредное насекомое под занесенным тапком. - И сколько мне тебя держать, а?
        - Меня нельзя держать! - взмолился Артемий. - Мне срочно ехать надо! Человек без меня погибнет! И не один!
        - Гонит! - убеждено сказал верзила слева. - На ходу сочиняет!
        - Я правду говорю! - заорал Артемий и получил короткий, но ощутимый удар в бок. Резко выдохнул и попытался продолжить. - Ну, помнишь, мы с тобой на лимузине от ментов уходили? А?
        Мустафа наморщил лоб:
        - На лимузине… От ментов… Это на Новый год, что ли? Не было тебя там, только бабы…
        - На прошлой неделе! Ночью!
        Мустафа посмотрел на верзилу справа от Артемия.
        - Может, это когда мы тебя из расстрелянного корыта доставали? - неуверенно произнес тот. - Тогда, точно, пришлось от ментов откупаться. Я так и не понял, чего они хотели. Только этого кента рядом не было…
        - Ты ж меня высадил, Мустафа! И пистолет дал!
        Мустафа вздрогнул.
        - Опа… У меня как раз тогда пушка пропала. Но не мог я ее незнакомому перцу отдать… Короче, ты прав, Киря, давай запрем его, а я к костолому знакомому схожу. Вдруг что с мозгами…
        Артемий мысленно закатил глаза. Желанная помощь обернулась кошмаром. Нужно действовать. Решительно, нагло, цинично - только так можно справиться с этими ребятами.
        Артемий обернулся назад и заорал дико:
        - Смотрите! Это они! Сзади!!!
        Крепыши по обеим сторонам сразу почуяли неладное, но слепой инстинкт заставил их, все же повернуть головы.
        Секундного замешательства оказалось достаточно. Артемий метнулся вперед, между сиденьями и тут же мертвой хваткой вцепился в руль. Навалившись всем телом, дернул руль вправо. Лицо, тело, пальцы тут же взорвалось болью - его тянули, дубасили руками и рукоятками пистолетов, пытаясь оторвать от руля.
        Но поздно: машина уже вильнула, сменив траекторию, пошла юзом - водила с перепугу ударил по тормозам. Вылетела на обочину - и смачно вписалась в зад дремлющей в мнимой безопасности «Газели».
        Удар был не очень сильным. Но бухнули подушки безопасности. Проскочив между передними сиденьями, Артемий удачно влетел между ними, выскользнув, как рыбка из рук конвоиров. Хотя тем сейчас не до пленника: они переживали встречу с передними сиденьями. Пока Мустафа с рычанием выбирался из подушек, Артемий пролез через ошеломленного водителя, нащупал ручку двери и вывалился наружу.
        Не впервой попадать в аварии. Тело жутко болело - возможно, он даже что-то сломал. Но поднялся на ноги и побежал прочь, отчаянно «голосуя» попутным машинам.
        - Сука! - заорали сзади. - Стой!
        - Сдохни, крыса!
        Началась пальба.
        Надо полагать, дружба с Мустафой на этом закончилась. Сменившись гонкой на выживание.
        Пока стреляли не очень метко. Но сзади слышался настойчивый топот - его явно не собирались отпускать в свободное плавание.
        Попутки останавливаться и не думали - лишь их пассажиры, припав к стеклам, наблюдали за погоней выпученными глазами. Помощь пришла неожиданно: впереди с обочины вывернул трактор с прицепом. Артемий прибавил из последних сил. Догнал прицеп и отчаянно дернувшись, вцепился в деревянный борт. Рядом брызнули щепки - пуля прошла в полуметре от головы.
        Подтянувшись, уперся ногой в торчащий кусок железной рамы, перевалился через борт и рухнул на пол прицепа. Как в плохом боевике: представить невозможно - уходить от погони на еле ползущем тракторе.
        Скорость трактора все же оказалась выше, чем у полноватых контуженных бандитов.
        Лежа на спине, с наслаждением смотрел в синее небо. Через секунду уже хохотал - над ними, над собой, над этим трактором, надо всеми нелепостями, упавшими на голову. Там, в небе несется стремительная смерть, а он едет спасть мир на тракторе. Ну, разве не смешно?
        Навалилась усталость. Глаза закрылись сами собой. Даже не заметил, как отключился.
        Очнулся от тряски. Трясли за плечи, грубо шлепали по лицу, тыкали чем-то в живот.
        Глаза открылись с трудом. Но ясность мысли вернулась мгновенно.
        Он по-прежнему в кузове, только теперь не один. Пара суховатых, плохо выбритых мужиков приводят его в чувство. Оба в грязной одежде, лица - обветренные, багровые, не по годам морщинистые.
        Артемий сразу признал эти сущности. Такие лишь маскируются под людей, да и то, не очень удачно. А сидит в них страшный, непобедимый, почти не изгоняемый демон - демон водки. Но это - отдельная история. Сейчас же мужики настойчиво будили его, тыча массивным ломиком - словно пробуя жареное мясо на мягкость. Артемий решительно отвел в сторону железяку, буркнув:
        - Чего надо?
        Мужики ехидно переглянулись. Тот, что постарше, сказал:
        - Нормально! Ты слышал, Толян? Нам, значит, надо! Это мы, значит, на чужом горбу катаемся, а нам еще чего-то надо!
        - За проезд кто будет платить? - присев перед Артемием на корточки, спросил второй. Нервно вытер ладонью нос, хотя нужды в этом не было. Глядел на Артемия прозрачными, болезненно дрожащими глазами.
        Оба смотрели на Артемия, как на добычу.
        Спорить глупо: ребята по своему правы. В конце-концов, они ему, в некотором роде, жизнь спасли.
        - Сколько я должен за проезд? - вяло улыбнулся Артемий.
        - Ты погоди, погоди! - поднял руку старший. - Ты сюда посмотри.
        Артемий посмотрел. Задний откидной борт прострелен в двух местах.
        - А теперь - сюда! - крикнул второй уже со стороны трактора. - Здесь тоже дырка! В баке! Насквозь пробило!
        - Нас же убить могло! - прищурился старший. - Как долбануло бы!
        - Это не я, - пожал плечами Артемий. - Я наоборот, спасался. За это вам спасибо…
        - Спасибо?! - зло крикнул младший. Его начинало трясти. Похоже, у парня не все в порядке с нервами. - «Спасибом» не отделаешься! По полной заплатишь!
        - Заплачу, заплачу, - устало сказал Артемий. - Только после. Мне спешить надо.
        - А ну, давай плати! - заорал младший и бросился на железное днище кузова, заколотил по нему кулаками. - Плати гад! Давай денежки, выворачивай карманы, давай, не зли меня!
        - Лучше послушай его, - посоветовал старший. - Толян дело говорит.
        - Я не люблю, когда со мной разговаривают в таком тоне, - неожиданно для себя высокомерно заявил Артемий. - Извольте выражаться в подобающих выражениях…
        - Сука!!! - заорал Толян и, распластавшись по днищу, забился в припадке, напоминающем эпилептический.
        - Вот видишь, до чего человека довел, - с укором сказал старший.
        Артемий молча выгреб из кармана мятые бумажки, бросил несколько перед беснующейся сущностью в обличье человека. Тот мгновенно перестал ломать комедию, схватил бумажки, принялся считать. Старший немедленно присоединился к нему.
        Артемий огляделся. Трактор со своим шумным прицепом стоял на обочине шоссе - вроде, того же самого. Видимо, он не так долго находился в забытьи, и отъехали недалеко.
        Рядышком - мост через узкую речку. И сейчас у него тормозил большой свадебный кортеж. Сначала это показалось странным, но потом стало ясно: жених решил перенести невесту через мост. Есть такой обычай, непонятно с чем связанный.
        Недолго думая, перемахнул через бортик. Тело прошибла притупившаяся было боль. Непонятно, что болело - похоже, все сразу.
        - Эй, куда! - донеслось из кузова - теперь более благодушно. - Давай, мы тебя еще подвезем!
        - Большое спасибо, - пробормотал Артемий и прибавил шагу.
        Выглядел он, наверное, не по-праздничному, но, рассчитывал на все те же народные традиции. И не обманулся.
        - Эй, друг! - весело крикнул ему краснолицый потный толстяк в праздничном костюме, но уже с расстегнутым воротом и съехавшим на бок галстуком. - Иди к нам - выпьем за жениха и невесту!
        - Дело святое! - мгновенно среагировал Артемий.
        Подошел к вылизанному до зеркального блеска «Мерседесу», на капоте которого уже был организован полевой фуршет - шампанское, водка, коньяк, неизменные конфеты-ассорти. Вокруг хохотали нарядные женщины, мужики, предвкушающее потирали руки.
        Бахнуло шампанское, взвизгнули барышни, наполнились пластиковые стаканчики. Толстяк сказал громкий, но совершенно невнятный тост, заглушенный веселым «ура!» Чокнулись, выпили. Самих жениха и невесты видно не было, да и не нужны они здесь, где есть, что выпить и чем закусить.
        Налили по второй. И тут Артемий краем глаза увидел, как подкатывает к трактору знакомый джип - с выбитыми стеклами, перекошенной мордой, но вполне жизнеспособный. Из машины, прихрамывая и потирая ушибы, выбрались все четверо, направились к трактору с самым угрожающим видом.
        Стало ясно: тянуть дальше нельзя.
        - Простите, - как можно обаятельнее улыбнулся Артемий. - А вы не могли бы подбросить меня… На пару километров по трассе.
        - Да о чем разговор?! - выпучив глаза, воскликнул толстяк. - Подбросим, да еще и напоим! Слушай, а поехали с нами? У нас весело, такая программа будет!
        Его мигом запихнули в «Мерседес», на колени усадили бойкую фигуристую хохотушку, которая, видимо, сама была не прочь потискаться с приятным незнакомцем. Так весело и шумно двинулись вслед за огромным «Крайслером» с брачующимися на борту.
        Мимо, то обгоняя, то отставая, несся потрепанный кабриолет, из которого торчал оператор с видеокамерой. Все кричали и махали в камеру - и Артемий вместе с остальными. Он изо всех сил играл смущенного милашку, с беспокойством наблюдая сквозь кружева и прическу попутчицы, как крадется следом джип обозленных
«джиннов».
        Свадебный кортеж двигался в нужном направлении. Ехать так куда более комфортно, чем в стоящем такси, на пыльном скутере, в джипе с бандитами или на дне прострелянного кузова. Пожалуй, даже слишком хорошо…
        Взвизгнули тормоза, тряхнуло. Машину занесло и Артемий с ужасом увидел за окошком ухмылку… Переходящего дорогу. Он, вроде бы, даже подмигнул!
        Но тут же сделал страдальческое лицо. И упал.
        Машина замерла.
        - Блин! - с досадой крикнул водитель и стукнул кулаками по рулю. - Откуда он взялся? Блин… Как кошка, дорогу перебежал!
        - Мы что, сбили кого-то? - равнодушно поинтересовалась девица на коленях Артемия. Ее рука обвила его шею, пальцы, как бы невзначай, проникли за отворот рубашки…
        Артемий осторожно выбрался сначала из-под руки, затем из-под самой девицы, открыл дверь, вылез.
        Оператор был тут же: он, как ни в чем ни бывало, снимал место происшествия. Подбежала какая-то крупная женщина, зло зашипела - и оператор убрался вместе с камерой.
        Артемий в смятении приблизился и склонился над телом. Переходящий лежал в луже крови, не шевелился.
        Как же так?!
        Присмотрелся повнимательнее. Лицо незнакомое. Совсем не похож. Что же это - померещилось? Если и показалось - все равно, неспроста.
        Все машины, кроме злосчастного «Мерседеса», вдруг сорвались с места и спешно покинули место аварии. С кортежем исчезла и веселая девица.
        Вместо фуршета на капоте появилась вмятина.
        - Вот тебе и погуляли, - мрачно сказал толстяк.
        Почему-то никому не пришло в голову проверить - жив ли сбитый человек. Артемий почему-то почувствовал себя виноватым. Не исключено, что так пыталось остановить его огромное могущественное существо.
        Но если против него брошены такие силы… Не значит ли это, что он не так уж никчемен?! Что может чем-то досадить Единому или его вездесущему прислужнику?
        Всего лишь домыслы. Но они придают сил.
        Рядом с визгом затормозил джип.
        Артемий быстро глянул на джип, на тело… И вдруг увидел закопченный гудроновый котел с покосившейся трубой.
        Тот самый.
        Через секунду он уже мчался от обочины в сторону леса.
        Хозяева несчастливой свадебной машины даже не глянули в его сторону. Зато было слышно, как взревел джип.
        До леса метров пятьдесят по неровной травянистой поверхности. Но уже слышен скрежет шин о гравий обочины.
        Артемий бежал, не оборачиваясь. За спиной кровожадным зверем ревел мощный мотор. До леса оставалось несколько шагов - и Артемий споткнулся. Упал, перекатился через голову, увидел над собой стремительную тень…
        Спасло падение в глубокую колею. Машина пронеслась прямо над головой и теперь трещала уничтоженным кустарником. Благодаря того, кто выдавил в земле это убежище, Артемий вскочил на ноги и бросился к деревьям.
        Он еще долго бежал, останавливался, задыхаясь, падал, вставал, пока не понял, что окончательно оторвался от преследователей.
        Теперь он сидел на поваленном дереве, прикидывая, сколько еще осталось до лагеря. О том, что будет дальше, старался не думать. Думать вообще не было сил. Он чувствовал себя так, словно по нему проехались на танке.
        И тут, из-за деревьев вышел он.
        - Так это был не ты… - проговорил Артемий.
        - Да, - сказал Переходящий, усаживаясь рядом. - На асфальте лежу не я.
        - Но ты перешел дорогу этим людям.
        - Это моя работа.
        - Нет, ты перешел дорогу мне! Опять! Ты снова и снова нарушаешь правила! Скажи, а есть ли они вообще - эти правила?
        Переходящий неопределенно хмыкнул:
        - Все это условности. Что значат правила для Единого?
        - Не впутывай сюда Единое, - мрачно сказал Артемий. - Это твои делишки. Ты так самоутверждаешься, да? Растешь в собственных глазах? Доказываешь самому себе, что ты - нечто большее, чем просто исполнитель?
        - Во всяком случае, я больше, чем просто «лишний», - равнодушно сказал Переходящий. - Мне было интересно, насколько сильно твое желание доказать, что ты нужен. И ты здорово повеселил меня.
        Артемий сжал кулаки.
        - Тем более забавно, что, ты еще сильнее закрепился в собственной никчемности… - с удовольствием добавил Переходящий.
        - Что ты хочешь этим сказать? - проговорил Артемий, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься на собеседника.
        - Знаешь, друг мой, - сказал Переходящий доверительно. - Спешу тебя порадовать: самолет с нашей общей знакомой долетел без приключений. Взрывное устройство не сработало. Надеюсь, ты счастлив?
        Хороший вопрос.
        Счастья не было. Скорее, недоумение.
        И чудовищная усталость.
        - Это случайность? - медленно спросил Артемий. - Или ты знал, что так будет?
        Слова Переходящего - словно ведро ледяной арктической воды.
        - Этот самолет не мог взорваться, - Переходящий дорогу загадочно прищурился. - Ни при каких обстоятельствах. Потому, что, в отличие от твоей, жизнь этой девушка НУЖНА. И вовсе не для того, чтобы просто взорвать пару сотен неудачников. Для чего-то другого. Понимаешь?
        Этого Артемий не понимал.
        Зато понимал другое.
        Он снова не нужен.

9
        Какое потрясающее чувство - тело мгновенно наполняется энергией, разум проясняется, хочется смеяться, кричать от восторга, хочется жить на всю катушку!
        Значит, только что кто-то еще ушел вместо него. Будто с бесконечной скамейки запасных. Очень трудно в момент величайшего наслаждения жизнью притормозить приятные эмоции и сказать себе: ты урод, ты ублюдок!
        Падальщик.
        Но зачем так жестко? Ведь сам он никого не убивает. Все решает массовка. Она сильнее, умнее, она знает, что делает…
        Можно сколько угодно врать самому себе, но лишь одно имеет истинное значение: он жив. После последнего, крайне неудачного «выхода в свет», все встало на свои места. Жить хочется с прежней силой, но жить вдалеке от массовки - невозможно. Значит, нужно обустраивать эту новую жизнь - пока позволяют средства. «Пока» - означает, что настало время возвращения в большой бизнес.
        Правда, к этому возник ряд крайне неприятных препятствий.
        Например, клоунский кордон, которым обложили лагерь. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто за этим стоит, какими материалами будут трясти перед носом, какие деньги требовать.
        Все решаемо в этом мире. Все решаемо. Главное - определиться с направлением…
        Павел взял со стола рацию.
        - Слушаю, - отозвался Рустам.
        - Давай ко мне.
        Рустам появился быстро. Выглядел он бледным - похоже, не спал сутки. Оно и понятно: если недоброжелатели решат прижать босса к ногтю, он пойдет главным соучастником. Надо его подбодрить. После, после…
        - Свяжи меня с Никифоровым, - приказал Павел.
        - Но… Вся связь прослушивается. Вы же знаете.
        - Вот и хорошо, что прослушивается. Пусть кое-кто придержит лошадей… Кстати, ты выяснил - кто там командует, что они собираются предъявлять?
        - Непонятно, кто командует. Говорят о совместной операции.
        - Я так и думал. Никто не хочет брать ответственность. Это правильно.
        - Предполагают захват заложников. У них свидетель.
        - Кто?
        - Тот самый Котлин. Артемий.
        - Шустрый этот Артемий. Жаль, не там, где надо шустрый.
        - Вывести его из игры?
        - Пока не надо. Может, он, как раз, сыграет на нашей стороне…
        Не хотелось говорить, что назначение этого человека - быть громоотводом, предохранителем, которому суждено сгореть вместо Павла. Рустам - отличный исполнитель, не надо забивать ему голову мистикой. - Давайте, давайте! - командовал Павел. - Работаем активнее! За что я плачу - за то, что вы задницу чешите?
        Рабочие оживились. Лагерь переживал новое перерождение: он снова должен стать декорацией - и ничем большим. Трудно придумать лучшую маскировку лагеря, чем маскировку под видом лагеря - но игрушечного. Звучит бредово, но работает отлично. Потемкинские деревни, ВДНХ и тому подобный цирк. Нет лучшего средства спрятать кровожадную массовку, чем внутри еще более масштабной человеческой массы. Сначала вот эти строители, новые статисты, потом привезут еще. Скоро прибудет новая съемочная группа - и кино продолжится.
        Более того - всех тех, кто готовит на него убойные материалы он пригласит сюда лично. Забавно посмотреть на их вытянувшиеся лица. Еще раньше таблоиды запестрят заголовками на первых страницах: «ОЛИГАРХ СНИМАЕТ КИНО» или, скажем, «ПРОДАЮ ФУТБОЛЬНУЮ КОМАНДУ - ПОКУПАЮ ГОЛЛИВУД!»
        А на главную роль… Хм… К примеру, ту же Анжелину Джоли. Только представьте ее в лагерной робе!
        Вот так - в открытую, в лицо. Публика любит, когда ей лгут. Особенно - когда лгут красиво.
        Павел смеялся над собственными фантазиями - уже в открытую, не в силах сдерживаться. Сзади на него хмуро смотрел Рустам. Ему не до смеха. Но он знает: босс выпутывался из разных историй.
        Конечно, тогда он еще не свихнулся.
        Переходящий дорогу вышел из-за административного здания, брезгливо стряхивая пыль с плаща. Нежданно-негаданно - как обычно. Это можно считать плохой манерой. Или особо изысканным стилем. В зависимости от настроения.
        Сейчас настроение хорошее. Можно позволить себе некоторые вольности в общении с чудовищем.
        - Как дела приятель? - насмешливо поинтересовался Павел.
        Переходящий глянул на него с удивлением. Промолчал, пнул камешек. Неспеша прошелся, осматриваясь.
        - Строишь новую жизнь? - задумчиво спросил он.
        - Именно, - кивнул Павел. - Что-то я устал ждать. То жизни жду, то смерти. Пора, наконец, определиться.
        - Думаю, ты делаешь правильный выбор, - одобрительно сказал Переходящий дорогу. - А ничего, что в твоей жизни слишком много условностей?
        Он кивнул в сторону бараков.
        - Издержки производства, - равнодушно сказал Павел, но голос его дрогнул.
        Эта тварь никогда не оставит его в покое. Даже, если все станет идеальным, даже если забудутся ужасы прошлого - все равно будет приходить он. Чтобы напоминать.
        - Рустам, - позвал Павел.
        В этом не было необходимости: Рустам уже стоял за спиной незваного гостя. И на этот раз мистическая пронырливость ему не помогла.
        - А-а! - удивленно вскрикнул Переходящий.
        Рустам крепко держал его, быстро подбегали ребята из охраны. Рабочие, возводившие новые декорации удивленно посмотрели в эту сторону и отвели взгляды.
        Ну, вот он, Переходящий дорогу - в руках. Смотрит растерянно, испуганно даже. Жалкое зрелище - делай с ним, что душе угодно. Только вот…
        Странное чувство. Будто обманули, обвели вокруг пальца.
        - Куда его? - спросил Рустам.
        Переходящий и не думал сопротивляться. Он, вроде бы, отошел от первого шока, и на лице его была теперь совершенно неуместная покорность.
        Он что же, опять играет?!
        Павел нервно огляделся. И процедил:
        - А давайте… туда.
        И ткнул пальцем в сторону крематория. Проследил реакцию пленника. Переходящий реагировал вяло. Он как-то сник, обмяк, словно тело покинула злая сущность, отравлявшая жизнь многочисленным жертвам.
        Даже неинтересно.
        В пустом темном зале пахло смертью. И Павел, и Рустам, и охранники знали, что здесь происходит ночами. Правда, лишь Павел понимал смысл происходящего.
        Тела находили - и тут же сжигали. Так что топка пришлась кстати. Хоть и строилась как декорация. Хм… А может, он обманывает себя? Никаких декораций - все с самого начала создавалось для боли, для мучений? Не нужно никакой правды - только наслаждение чужими страданиями?
        А может… Может, он сам стал исполнителем непостижимой миссии - вроде Переходящего дорогу?! Продолжением этой жуткой функции?
        Павел метнул взгляд на кирпичную стену. В ней до сих пор торчали массивные железные дубеля. Нет, до такого скотства опускаться не следует.
        Переходящего бросили на цементный пол. Он беспомощно копошился в углу - подняться мешал плащ. Странно. Его никто не держит: он ведь может исчезнуть - просочиться сквозь стену, отвести взгляд…
        Не может? Или не хочет?
        Павел присел на корточки рядом с Переходящим, пытаясь увидеть его глаза. Не получалось: тот уставился в пол, ощупывая лицо. Будто не мог поверить в собственное существование.
        - Говори, говори, сволочь, - сказал Павел с угрозой. - Ты опять играешь со мной? Ведь играешь?
        Переходящий дорогу растерянно посмотрел на Павла. Глаза его осветились пониманием.
        - Ах, вот оно что… - произнес он.
        И рассмеялся своим отвратительным смехом. Похоже, он не играл - что-то и впрямь здорово рассмешило его.
        - Хватит… - устало сказал Павел. - Перестань паясничать. Не то тебе сломают руку. Или ногу. Мои ребята умеют направлять беседу в серьезное русло.
        Рустам рефлекторно подался вперед. Замер, остановленный жестом.
        - Ох, не могу… Ведь это действительно смешно, - сказал Переходящий давясь от смеха.
        - Поделись, - предложил Павел.
        - Ну, как тебе сказать. Эта маленькая неприятность… То, что вы схватили меня. Я даже растерялся.
        Переходящий снова расхохотался. Павел дал ему отсмеяться.
        - В общем, все оттого, что ты… Перешел мне дорогу.
        Улыбка на лице Переходящего замерла. Холодный взгляд впился в Павла.
        Павел похолодел. Болезнь, смерть, кровь - все померкло перед сознанием того, что он только что из человека сам превратился в чудовище.
        Теперь Переходящий наслаждался. Ловил его страх и растерянность, слизывал капельки холодного пота, обжирался ужасом и омерзением жертвы.
        Павел нервно провел языком по засохшим губам.
        - Я стал… Переходящим дорогу? Тобой? - пробормотал он.
        Переходящий тихо засмеялся. Он снова в форме.
        - Какой ты впечатлительный. Нет, все не совсем так. Считай, что я пошутил.
        - Пошутил?..
        Переходящий задумался. С мерзкой улыбочкой - словно решал занимательную задачку.
        - Ну… - протянул он. - Просто я увидел в тебе свое отражение. Нет, не думай, что ты обрел какие-то там способности…
        Переходящий нервно хохотнул. И лукаво погрозил Павлу:
        - Ты ведь давно метишь на мое место? А? Ну, признайся!
        Павел понял, что краснеет. Как мальчишка, уличенный в рисовании на стене туалета неприличных картинок.
        Переходящий просто издевался.
        - Ну, согласись: это же глупо! Как ты мог стать мною? Конечно, я понимаю: ты стремишься подражать мне. Это нормально, особенно при твоем завышенном самолюбии…
        Павел почувствовал, что закипает.
        - Заткнись… - прошипел он.
        - Ну, вот, - сказал Переходящий. - Ты не в силах управлять собой, а хочешь властвовать над судьбами.
        - Заткнись, я сказал!
        - …ты слишком многого желаешь для себя - денег, славы, уважения. Почему-то думаешь, что весь мир сходит с ума, пытаясь решить - отчего же ты лишний? Хочешь правду? Единому наплевать - отчего. Никого не волнует, отчего деталь вышла с изъяном. Ее просто отбраковывают.
        Павел медленно поднялся на ноги.
        - А вот сейчас мы посмотрим, чего ты сам желаешь для себя, - с ненавистью сказал он. - Рустам, пристрели его. Посмотрим, обойдется ли без тебя твое Единое!?
        Рустам хмурился, не понимая смысла разговора. Но пистолет достал мгновенно, нацелил Переходящему в голову. Вопросительно глянул на Павла.
        - Пух! - всплеснул руками Переходящий дорогу.
        Щелкнул боек.
        Осечка.
        - Надо же, - покачал головой Переходящий дорогу. - Похоже, я еще нужен. Слышишь? Я нужен. А ты - нет…
        Павел метнул яростный взгляд на Рустама. Затвор пистолета заклинило.
        Тихий смех - Переходящий уже на ногах. Отряхивается, как ни в чем ни бывало. Он снова стал собой - невозмутимым, непрошибаемым насмешником.
        - Я, собственно, чего зашел… - сказал Переходящий, любуясь муками Рустама. - Просто хотелось добавить в твою жизнь немного остренького.
        - О чем ты? - Павел сплюнул, не глядя в сторону проклятого клоуна.
        - Ты так долго искал одного человека…
        Павел вздрогнул.
        - …что, думаю, тебе будет интересно услышать - что я сейчас скажу…
        Павел сидел на жестком стуле, примеряя на себя роль тех, кому довелось уже провести здесь неприятные минуты. Пришло время и для него. Переходящий дорогу стоял у закрашенного белым окна. Казалось, он прекрасно видит сквозь мутно-белое стекло.
        - Почему ты не говорил мне про нее… Ведь ты знал?
        - Знал.
        - Какая же ты сволочь!
        - Не хочешь ли ты сказать мне, что я снова неправ?
        - Тварь…
        - О, да! Каких только эпитетов в свой адрес ни доводилось услышать… Только скажи - зачем она тебе?
        - Она моя дочь.
        - Ха-ха, с ума сойти! Вспомнил! Сколько же лет прошло? Сбился со счета? А хочешь, я скажу, отчего ты вдруг бросился искать ее?
        - Не надо…
        - …именно тогда, когда смерть взяла тебя за глотку, а?
        - Заткнись!
        - Да просто потому, что не дочь тебе нужна, нет! А всего лишь доказательство того, что ты зачем-то нужен на этой тоскливой планете! Ведь так?
        Павел молчал, опустив голову. Переходящий медленно расхаживал по комнате, говоря громко и жестко - обвинитель и судья в одном лице. И не нет в его словах иронии. Нет злобы. Только то, что принято говорить в этой комнате.
        - Только вот, в чем дело, - продолжил он. - Море людей в этом мире живет, плодит себе подобных, умирает - и среди них полным-полно лишних. Можно быть гениальным художником, конструктором ракет, издать сотню книг, но так и не стать нужным. Понимаешь?
        - Но почему так? - прошептал Павел. - Это несправедливо.
        Переходящий остановился, глянул на Павла с жалостью.
        - В том-то и дело, что справедливости не существует, - сказал он. - А потому я далек от того, чтобы упрекать тебя. Ты продлеваешь свою лишнюю жизнь за счет других лишних жизней. И Единому от этого ни жарко, ни холодно. Валяй, продолжай в том же духе. Ты и раньше занимался этим - правда в более респектабельной форме. Когда кто-то дох от голода, на твоем «Феррари» меняли топливный фильтр.
        - Болтовня… - мрачно усмехнулся Павел. - Ты мне лучше скажи… Я могу с ней увидеться?
        Переходящий покачал головой:
        - Она нужна для чего-то очень и очень важного. И тебе нет места в ее жизни.
        - Только увидеться. Один раз.
        - Ваши пути даже не пресекаются, - задумчиво сказал Переходящий дорогу. - По крайней мере, в этой жизни…
        - Тогда…
        Павел поднялся. Посмотрел слепым взглядом в грубо окрашенную стену. И сказал:
        - Тогда меня действительно нет…
        - Мне нравится твой оптимизм, - подбодрил его Переходящий дорогу.
        - Раз у меня нет роли… Мне пора в массовку.

10
        Столько разномастной военной формы, собранной вместе, ему еще не приходилось видеть. Пятнистая, черная, синяя… Фуражки, пилотки, каски самых разных видов, словно здесь собирались провести многокомандные соревнования по пейнтболу.
        Правда, оружие было далеко не игрушечное. Зверского вида приземистые броневики ОМОНа и БТРы намекали на серьезность мероприятия.
        Никто так и не рискнул взять на себя ответственность за решение проблемы, и ведомства решили действовать сообща. Похоже, несмотря на масштабность операции, ее подробности держали в тайне от средств массовой информации. По крайней мере, телевизор молчал, радио и газеты - тоже, и только Интернет бормотал что-то бессвязное по поводу активности спецслужб в Подмосковье.
        Неудивительно: ситуация дикая, совершенно невообразимая и не находящая вразумительных объяснений. К тому же, дело происходит не на полумифическом Кавказе, где на безопасном расстоянии от столицы можно приятно щекотать нервы обывателей маленькими войнами и неутихающей стрельбой. А здесь - под боком у тех, кто головой отвечает за безопасность государства. К тому же имелась информация: в числе лиц, вовлеченных в эту подозрительную историю, имеются чиновники довольно высокого ранга и крупные бизнесмены.
        Видимо, «для ясности», в конце-концов, ситуацию свели к банальному захвату заложников. Правда, тоже - с неизвестной пока целью.
        Для силовиков нет ничего важнее четкости формулировок: терроризм, захват заложников - это, конечно, неприятно, зато подпадает под вполне внятный шаблон, в рамках которого отработаны конкретные действия. Которые, в свою очередь, ясно соответствуют ведомственным циркулярам.
        В этом есть определенная логика: даже если представить, что предстоит финальная битва с силами самого ада - главное, с невозмутимым видом назвать это операцией по зачистке местности, а чертей - хорошо подготовленными боевиками. После чего по науке отметить в картах преисподней рубежи обороны, раздать лейтенантам кадила и карточки с секторами обстрела, а бойцам - кресты и сто грамм для храбрости. И все встанет на свои места.
        Смех смехом - но руководство «операции по освобождению заложников» ничего толком не знает о происходящем в странном лагере. Лишь это, плюс участие в его судьбе следователя Ястребова, спасло Артемия от жесткой встречи.
        Это не могло быть простым совпадением - то, что лагерь обложили аккурат к его появлению. Коридоры событий, ветвясь и кружась, сошлись, наконец, в одной точке.
        Надо было видеть лицо Ястребова, когда он явился перед ним - ободранный, шатающийся, словно выбравшийся из леса партизан.
        Впрочем, теперь Артемий смотрел на все равнодушно. Череда катастрофических неудач окончательно добила его. Тем не менее, его держали при штабе операции. Пока - в качестве свидетеля и консультанта.
        Правда, вопросы в большей части задавались дурацкие, исходящие из узкого,
«бандитско-террористического» понимания ситуации. Наверное, это правильно с точки зрения эффективности работы спецслужб. Только вот от этого становилось тоскливо и страшно: люди в форме хотят быстро решить проблему, не понимая толком сути происходящего.
        Артемий мало знал из интересующего силовиков: схема лагеря, вооружение
«террористов», их количество, намерения, требования, варианты снабжения, возможные пути отхода…
        - Поймите, - говорил Артемий. - Самое главное там, в бараках. Там люди…
        - Как они вооружены? Оттуда лучше всего просматривается местность? - отрывисто спрашивал молодой, но совершенно седой и хмурый полковник.
        Сидели на складных стульях за походным столиком, на котором в изобилии имелись карты местности и даже фотографии лагеря, сделанные со спутника. Только что толку от всего этого?
        - В бараках нет оружия, разве что у женщин… - Артемий пытался выразить словами свои мысли и не мог. - Там только статисты, массовка понимаете? Они…
        - Кто-то из них поддерживает террористов? - немедленно реагировал полковник.
        - Нет… - Артемий неопределенно пожимал плечами. - Дело в другом…
        - Объясните. Только быстро и четко, - требовал полковник.
        Вот оно: быстро и четко. Что здесь можно объяснить быстро и четко? Это надо чувствовать. Но не станешь же убеждать крепкого и решительного офицера в том, что ему суждено понять, лишь пройдя путь погибшего Переверзева.
        И Артемий в ответ лишь качал головой: ему надоело сидеть под замком. Не хватало еще сумасшедшего дома для полной коллекции.
        К полковнику подошел грузный военный, с таким же тяжелым взглядом, с той же сединой в волосах. Из короткого разговора стало ясно, что лагерь окружен, бандиты локализованы, и остается только ждать приказа на штурм.
        Тут же появился некто в гражданской одежде, совершенно блеклой внешности, лицо которого Артемий забыл, едва тот отвел полковника в сторону. Одно ясно: штурм не начнется, пока не разберутся, какую роль во всем этом приписать главному, как считалось, виновнику происходящего.
        Артемий усмехнулся: Хозяин, сам того не ведая, сумел задать задачку всему этому муравейнику…
        Мысль о муравейнике позабавила: вот оно, еще одно проявление человечника.
        Люди в форме.
        Если вдуматься - что надо сделать с человеком, чтобы заставить его выполнять чьи-то приказы? Причем, в больше части - приказы нелогичные, противоречащие твоим желаниям и даже интересам службы? Что заставляет подчиняться тому, кто с очевидностью глупее, злее, подлее тебя?
        Ведь это не может быть только страх. Взгляните: вон они бегают - бодрые азартные. Им нравится то, что они делают. Они с удовольствием засунули поглубже собственную волю, свои желания, интересы. Они легко и спокойно подчиняются командам, истинной сути которых не представляют. Они уверены, что поступают правильно. Они не сомневаются. Им нравится быть статистами, свирепыми боевыми муравьями…
        Как это возможно - у разумных существ, у людей?!
        Как после этого усомниться в существовании чего-то могущественного, подчиняющего себе волю миллионов?
        Единого.
        Похлопал себя по щекам. Мысли становились неприятно навязчивыми, отдающим паранойей.
        Плевать на паранойю! Если жизни почти не осталось - можно сдохнуть и параноиком…
        - О чем задумался? - на пустующий стул присел Ястребов. Выглядел он бодрым, таким же азартным, как и все здесь.
        Наверное, эта операция для него сродни травле зверя. Тоже ведь для кого-то развлечение…
        Ястребов со стуком поставил на столик блестящий металлический термос и плоскую бутылку. Потер руки.
        - Кофе? С коньяком? - дружелюбно предложил он.
        Артемию стало противно.
        Эти люди даже не представляют, что происходит ТАМ. Они всего лишь выполняют свою работу. А кое-то уже подсчитывает дивиденды, с содранной шкуры редкого зверя.
        Снова стало жалко Павла. Артемий подавил в себе это чувство. Не его следовало жалеть, а множество людей, его больной волей превращенных в монстра. Вернее - в одно, единое чудовище.
        - Так что, кофе? - повторил Ястребов.
        - Коньяку, - тихо сказал Артемий.
        Ястребов с готовностью пододвинул бутылку. Артемий вытащил ароматную пробку и сделал глоток - прямо из горлышка. Хороший коньяк. Неплохо живут следователи, особенно готовящиеся к повышению.
        Поставил бутылку. Толкнул обратно. Ястребов теперь смотрел внимательно, цепко. Очень непростой человек. Опасный.
        - Все может пойти не так, - негромко сказал он. - Я чувствую. Я уже говорил об этом полковнику. И какому-то генералу - тоже. Не понимают…
        - И не поймут, - сказал Ястребов. - Главное, чтобы мы с тобой понимали. А ты не болтай лишнего. Придет время, я подскажу, как себя вести, что писать, что говорить… Не бойся, мы из нашего клиента вытянем все по полной…
        Артемия передернуло. Он поднялся.
        - Пойду, пройдусь… - бросил он.
        Отсюда, через лес не видно колючей проволоки и декораций. Лагерь до сих пор считали декорацией к какому-то недоснятому кино. Возможно, это еще больше путало карты тех, кто руководил операцией. Никто не мог поверить, что там, за лесом, в котором притаились снайперы - самый настоящий лагерь смерти.
        Такое просто невозможно сейчас, в наше время. Когда у всех мобильники и компьютеры, а кумир миллионов - не сумасшедший фюрер, а гламурная блондинка. Не вяжется. Никак.
        А может, сейчас-то - самое время? Когда в людях убито подлинное ощущение жизни, когда оно заменено силиконовыми подделками? Когда вместо высоких идей в моде
«шпильки» и глянцевые обложки?
        Какая ерунда. Стоит посмотреть на этого седого полковника - все сразу становится на свои места. Жизнь полна иллюзий… Так, кажется, сказал Ястребов?
        Между тем, полковник выслушивал доклад какого-то майора. Майор выглядел озадаченным. Полковник - тоже. Артемий подошел поближе, встав за спинами вооруженных бойцов. Разговор эмоциональный, громкий, оттого без труда слышался на расстоянии.
        - Я ничего не понял, майор, давай сначала! - потребовал полковник.
        Бледный майор, поморгав, не очень уверенно заговорил:
        - Ну… Они выбегали из-за «колючки» - кто через ворота, кто сквозь бреши. Некоторые с оружием, некоторые без. Сдались все, без сопротивления.
        - Так… - проговорил полковник. - Ты мне только что совсем другое рассказывал.
        - Ну, это я наверное, сгоряча…
        - Майор!
        - В общем… гм… эти… боевики просят защитить их от этих… от заложников… Они их боятся.
        Повисла напряженная пауза.
        - Я же говорил - ерунда какая-то! - запинаясь, проговорил майор.
        - Вот именно, - сдержанно произнес полковник. - Ерунда. Я конечно, понимаю, стокгольмский синдром - это в порядке вещей. Но в вашем изложении - бред и дезинформация…
        Тут не сдержался Артемий:
        - Это если считать что одни - террористы, а другие - заложники! Тогда, действительно - ерунда…
        Полковник резко посмотрел на него и поинтересовался:
        - А как же надо считать? Нет версий? Тогда попрошу не вмешиваться в служебный разговор.
        Артемия немедленно оттеснили крепкие ребята с автоматами и надвинутыми на глаза шлемами: «Давай, давай, двигай отсюда!»
        Артемий еще услышал, как полковник говорит на повышенных тонах: «И что я должен штурмовать?! Заложников освобождать? Или террористов из рук заложников? Да вы все с ума посходили!»
        Артемий немедленно представил себе ситуацию, невольно улыбнулся. Конечно, ничего смешного. И все же…
        Вышел к участку открытой местности, с которой просматривалась часть «декораций», в том числе - труба крематория. Ему показалось, что воздух над трубой дрожит, будто нагретый мощными газовыми горелками.
        Откуда-то, из секретных уголков души накатил страх. Непонятный, необъяснимый: этот страх не гнал прочь, подальше от этого странного места. Напротив - он манил, завлекал, засасывал…
        Не успел опомниться, как понял - он идет в сторону лагеря. Все быстрее и быстрее, почти срываясь на бег. Дыхание участилось, сердце колотилось, как загнанное животное, глаза выкатились от ужаса. Но что-то влекло туда.
        Туда.
        Наверное, так массовка втягивает под себя придавленное щупальце…
        - Стой! - угрожающе крикнули со стороны, и Артемий заметил притаившегося за камнем бойца со «снайперкой». - Назад!!!
        Он бросился бежать.
        Сзади донесся звук выстрела. Стреляли, конечно же, не по нему - скорее, хотели предупредить, остановить. Еще что-то кричали, угрожали, вроде бы даже бежали вслед. Но поздно.
        Через минуту, задыхаясь от бега, неровным шагом Артемий вступил под мрачный свод лагерных ворот.
        Охраны, действительно, не видно.
        Сейчас, в дневном свете, все это, и впрямь, смотрелось брошенными декорациями.
        Кроме двух длинных приземистых бараков.
        Кроме ожившего крематория.
…И ни одной живой души…
        Черт возьми, но почему они не выходят?! Охрана разбежалась, никто ведь не держит под прицелом! Может они не знают?
        Надо пойти и сказать этим запуганным людям: все, кино кончилось! Идите домой, к психологу, плачьте в жилетку бабушке, уезжайте в бессрочный отпуск в Тибет, уходите в монастырь. Все одно - случившегося никогда не забыть.
        Но бегите, бегите быстрее!
        Надо просто войти в барак и сказать.
        Как душно… И страшно.
        Эта неказистая дверь - как зубастая пасть огромного зверя. Не хочется даже прикасаться к грубой, покрытой ржавчиной ручке.
        Рука потянулась к массивным засовам и замерла: засовы сдвинуты. Оба. И длинное железное плечо, наискось запиравшее дверь, безвольно повисло в сторонке. Надо просто потянуть за ручку.
        Пот заливает глаза. Словно до организма только-только дошло, как быстро, сломя голову, он несся сюда, как трепыхалось сердце, и каким ужасом сменился страх погони.
        Двое: ты и дверь. Дверь, а за нею - кошмарный сон, вроде тех, от которых убегаешь, но никак не можешь уйти. Этот кошмар уверенно преследует по пятам, пока не настигнет… И ты с криком посыпаешься среди ночи, не в силах понять - реальность вокруг или всего лишь продолжение кошмара.
        В конце любого, самого страшного кошмара неизменно следует пробуждение. Только иногда таким желанным пробуждением становится сама смерть…
        - А идите вы все!.. - зло выдохнул Артемий и дернул дверь на себя.
        Так, наверное, выглядит вход в ад. Здесь, снаружи, воздух, ветерок, пение птиц. Там же, за зыбкой границей - тьма, смрад и голоса, полные скорби и безысходности. И надо сделать шаг…
        Артемий шагнул. Дверь тут же скрипуче закрылась за ним - то ли порывом ветра, то ли чьей-то недоброй волей.
        Вроде бы все здесь по-прежнему. Те же нары, прокуренный воздух, те же полосатые робы. Нет во всем этом одного. Простого, естественного, того, что прежде было в глазах каждого.
        Надежды.
        Словно массовка начисто выбросила из памяти реальность, скучную, но такую комфортную обыденность - и погрузилась в мир туманных образов и мрачных фантазий.
        Надо к кому-то обратиться. К кому угодно… Артемий вглядывался в лица статистов - и не узнавал никого. Все эти грязные, изможденные люди теперь на одно лицо.
        - Старик… - неуверенно позвал Артемий. И двинулся по проходу.
        Теперь этот проход стал кривым, ломаным. Нары, наверное, неоднократно двигались. Их ломали и жгли - вот один маленький костер, вот другой… Зачем?
        - Тощий!.. Седой!..
        Никто не откликался.
        Искал глазами Камина и его прихвостней - уж они-то всегда в курсе происходящего. Но лица статистов сливались в одно - бездушное, лишенное интеллекта и эмоций.
        Лицо массовки.
        - Эй, люди! Выходите! Вы свободны!
        Молчание. Полное отсутствие интереса.
        Бросился к первому попавшемуся человеку - он бездумно совал руки в огонь, отдергивал и смотрел на закопченные ладони.
        - Все кончилось! - Артемий тряс человека за шиворот, стараясь поймать его взгляд. - Ты слышишь? Охраны больше нет! Дверь открыта! Ты свободен!
        Человек непонимающе смотрел на Артемия. Не сопротивлялся, но и не выказывал радости. Артемий бросил его, оттолкнув, будто чумного. Человек присел к костерку, продолжил свое странное занятие. Еще один, лысый, гадко хихикая, бросил в огонь щепотку какого-то зелья.
        Да, зелья… В воздухе витало неладное. Какой-то тревожно знакомый запах… Нечего здесь делать нормальному человеку. Здесь нужны врачи, психологи - да все те же силовики, на всякий случай. Слишком далеко зашло «массовочное» помешательство.
        Он хотел развернуться и уйти, но почувствовал, как сильные руки схватили выше локтя, и знакомый голос произнес:
        - Ты вернулся… Конечно. Иначе быть не могло. Никто не может уйти, не пройдя испытания до конца.
        В голове пронеслось обреченное: «Да… Все так… Испытание надо пройти до конца…»
        - Пойдем с нами. Пройди и ты свой путь.
        Да, да… Его путь, его запутанный коридор снова обрел какую-то цель, какое пятнышко света впереди.
        Или, напротив - тьмы?
        Херувима он узнал сразу. Тому не удалось слиться с толпой. Знакомый взгляд, устремленный в неведомое… Какая цель может быть у безумца? Какая? Артемий лихорадочно думал, но продолжал послушно следовать за Херувивом. Достойные уже не держали его. Наверное, чувствовали, что вернувшийся блудный сын стал одним из них.
        Здесь, в центре барака, снова открытое пространство - как тогда, во время судилища. Сердце екнуло: казалось, сейчас история повторится. Но сопровождающие растворились в толпе, и Артемий присел на краешек нар…
        Нет, это не нары. Это ступени древнего Колизея, в центре которого готовилось зрелище!
        Все здесь изменилось. Наверное, спертый воздух и какая-то дрянь, что сжигали в кострах, туманили разум. Пространство казалось огромным, а массовка - словно увеличилась в сотни, в тысячи раз. Вон они - грязными полосатыми гирляндами свисают с множества ярусов гигантского амфитеатра, составленного из колоссального нагромождения нар. Они кричат, брызжа слюной, безумно смеются, молчат, выпучив глаза. И здесь же, на верхних, уходящих в облака, рядах, женщины.
        Массовка слилась воедино?
        Аня… Она где-то там… Но после - самое важное сейчас происходит внизу.
        Там, на арене, у подножия шатких трибун стоит человек - голый по пояс, с длинными лоснящимися космами волос. За его спиной - еще кто-то, на коленях, сгорбленный…
        Массовка замерла в предвкушении. Это не просто развлечение. Во всем происходящем - сакральный смысл, понять который непросто, вернувшись из далекой реальности. Надо просто созерцать - и ждать…
        - Достойные! - негромко произнес Херувим, но слова его с готовностью подхватило эхо. - Я обращаюсь к вам так, потому что сегодня мы расстанемся с последним колеблющимся… Это будет позже. А сейчас мы должны решить, что делать с отступниками.
        Херувим сделал шаг в сторону, и стало видно: коленопреклоненных фигур две. Одна мужская, другая женская. Лиц «отступников» не видно, они теряются в зыбком мареве, искажающем пространство, размеры и само время.
        И только голос Херувима отбивает собственный счет секундам, как метроном, который решил, что вправе управлять временем.
        - Мы просили Хозяина ниспослать нам самые мучительные испытания. И он услышал нас.
        Низкий, одобрительный гул пробежал по трибунам. Соседи бормотали что-то, трясли кулаками, скулили, рыдали. Сам Артемий почувствовал, что да - массовка переживает ужасные испытания. Может, дело в этой атмосфере, в этом зелье, которое сыпали в огонь? Этот запах, витавший в воздухе, казался знакомым. Похоже на порошок, что используют шаманы в своих встречах с духами умерших.
        Неужели он, вместе со всей обезумевшей массовкой, безвозвратно погрузился в мир, откуда нет дороги назад? В котором самое ничтожное явление жизни может обернуться непроходящим кошмаром?!
        На него пялились со всех сторон - со страхом, с сочувствием, со злобой. Артемий не сразу осознал, что он кричит во всю глотку срывающимся голосом. А все смотрят на него и ждут - когда прекратится звук, прервавший речь великого мессии.
        Херувим тоже терпеливо ждал. Тем более, что к Артемию присоединился еще кто-то. Только не криком - надрывным рыданием, переходящим в бессвязное бормотание…
        Наверное, так и проходило это непрекращающееся испытание.
        Снова тишина. Херувим продолжил, как ни в чем ни бывало.
        - Хозяин видит и слышит нас. Спасение близко. Только тьма не желает нашего воскрешения. Она хочет поглотить путь, что осветил для нас Хозяин. Она ненавидит нас, как только может тьма ненавидеть свет…
        Массовка рычит - дружно, как огромный рассерженный зверь. И те, двое, у ног Херувима вздрагивают, подымают испуганные лица.
        Старик.
        Аня.
        Артемий в оцепенении смотрел на них и не мог пошевелиться - тело отказывалось служить ему, словно потеряв всякую с ним связь. Происходило что-то невозможное, немыслимое…
        Лицо Херувима дрогнуло, он заговорил громко, с надрывом, срываясь на крик:
        - Сколько долгих ночей мы провели в страхе, ожидая смерти! Сколько раз мы просыпались, понимая, что нас стало меньше! Какой ужас, какую боль мы перенесли, глядя на наших растерзанных братьев!
        Массовка ревела. Но она была не в силах заглушить голос Херувима.
        - Вспомните, как мы искали ночного убийцу! Да, мы нашли его, да - он получил то, что заслуживал! Но все оказалось страшнее, хуже, чем мы думали! Он не просто убивал - он приносил жертвы силам тьмы! И как оказалось - он был не один! Его последователи проникли в наши ряды! Он молились вместе с нами - а по ночам убивали, убивали, убивали, принося новые жертвы! Но мы их нашли! Вот они! Зло, воплощенное в мужском и женском начале, страшное, объединившееся зло…
        Массовка не слушала распаленного оратора. Она питалась его эмоциями, словно заряжаясь ненавистью. В рядах возникали вялые драки, какие-то беспомощные свалки. Статисты колотили, душили друг друга, царапались и кусались - не в силах, почему-то, причинить реальный вред.
        Что-то здорово ослабило их волю.
        Херувим продолжил - теперь уже более тихим, усталым голосом:
        - Они говорят умными словами. Они ловко уворачиваются от обвинений. Они убеждают, что ничего не имеют против нашей веры. Еще бы: они - словно паразиты, проникшие в наше сердце. Они хотели уничтожить нас изнутри, исказив смысл, омрачив веру. Сегодня мы поставим точку в их злобном еретическом деле… Вновь обращенный, подойди!
        Артемий не понял, как оказался на ногах, как приблизился к этому страшному жрецу, нависшему над близкими ему людьми.
        - Сегодня ты станешь одним из нас, - глядя ему в глаза, произнес Херувим. - В твоих руках - праведный огонь. Им ты избавишь нас от врага, а его - от службы тьме…
        - Почему - огонь? - глухо спросил Артемий и с ужасом вспомнил дымок над трубой крематория.
        - Ты знаешь, - сказал Херувим и обратился к массовке. - В знак возвращения к нам нашего брата, один из еретиков останется в живых. Пусть наш брат сам решит - кто!
        Артемий смотрел на Старика, на Аню - и не видел в их лицах ничего, кроме отчаяния. Похоже, они даже не узнали его.
        Кто, кроме самого дьявола может так ставить вопрос: кого оставить в живых - своего учителя или любимую девушку? Вопрос, не имеющий ответа. Очередной тупик.
        - Это не будет казнью! - кричал Херувим. - Свету не нужны бессмысленные убийства, нет! Это будет новая - но другая, очистительная жертва!..
        Артемий бросился к Ане, встал на одно колено и принялся трясти ее, приводя в чувство. Бесполезно: девушка смотрела сквозь него и только шевелила губами, безмолвно произнося какие-то слова.
        - Не трать силы… - прохрипел старик. - Эти безумцы все равно прикончат нас.
        - Что здесь происходит?! - Артемий неловко отполз к Старику. - В чем вас обвиняют?
        - Это не важно, - пробормотал Старик. - Им нужны жертвы - вот и все. И нами дело не закончится. Это страшно… Убили охранника, убили Данилу…
        - Но он же…
        - Он сломался… Они его сломали - и повели, как барана, на убой… Кому-то - ты знаешь кому - нужны эти жертвы. Массовка просто не в силах сопротивляться. Да она и не хочет сопротивляться - это игра ее забавляет. Похоже, я попал в точку…
        Старик улыбнулся. И это было страшнее всего.
        - Надо уходить! - Артемий тряс Старика за плечи. - Охраны нет! Слышишь - мы свободны!
        - Ты ничего не понял… - Старик покачал головой. - Мы не свободны. Нас просто нет. Мы - отмирающие клетки массовки. Не больше…
        Херувим кричал:
        - Жертва во имя света! Как это прекрасно! Мы, массовка - мусор, грязь, перегной, на котором должно взойти что-то настоящее, чистое! Наши смерти - это ничтожные капельки силы, которая перетечет в одного-единственного, того, кто и станет настоящим СПАСЕНИЕМ…
        Массовка бесновалась.
        Херувим медленно повернулся к Артемию. Он нависал над ним, над жертвами, лицо его было бледно и мертво.
        - Ты сделал свой выбор? - произнес он.
        Артемий дрожал, не в силах произнести ни слова. Воля покинула его. Наверное, он тоже превратился в отмирающую клетку.
        - Или выбор за тебя сделаю я… - угрожающе сказал Херувим.
        Артемий почувствовал, как по щекам струятся слезы беспомощности и жалости… к самому себе. Будто он оплакивал свою гибель, даже оставаясь живим физически. Бессильно хватал Анину руку, пытался рассмотреть что-то в ее остекленевших глазах. Вновь захотелось проснуться. Только вот пробуждением от страшной реальности могла бы стать лишь сама смерть…
        Коридор оборвался в пропасть.
        - А я могу сделать СВОЙ выбор?
        Новый голос прозвучал, словно с неба, раскатом грома, леденящим, отрезвляющим ветром.
        Иначе и быть не могло.
        Говорил Хозяин.
        Херувим ничего не сказал в ответ. Лишь поднял напряженный взгляд кверху, туда, куда в оцепенении уставилось несчетное количество глаз необъяснимо разбухшей массовки. Все смотрели в туманное марево, заменившее деревянные брусья и доски. Ждали - чего, наверное, всегда ждут от своевольного божества: ласки, гнева, даров, наказания… Ждали, как стихии - как дождя, урагана, землетрясения. Как данность, посылаемую с небес.
        Глас был страшен. Но чувствовались в нем бесконечная тоска и горечь.
        - Я… не хотел жертв… Это правда. Я виноват во многом. Но все-таки, я не лишил вас выбора. И как вы распорядились этим куском свободы?. Ты, говорящий от моего имени… Неужто забыл, как я назвал это место?
        - Лагерь Правды… Правды… - зашептала массовка.
        Херувим молчал, твердо смотря в небеса.
        - Так зачем же ты правду превращаешь в ложь? Раскрой глаза своим последователям.
        - Я не понимаю, Хозяин… - едва шевеля губами, произнес Херувим.
        - Кто приносил жертвы… во имя меня? Скажи, скажи правду!
        Херувим стал бледен. И во взгляде его вспыхнула обида.
        - Но ведь ты не был против, Хозяин! - выкрикнул он. - Ведь ЭТО НУЖНО ТЕБЕ!
        Наступила тишина.
        Артемий изумленно смотрел на Херувима.
        Вот, значит, как…
        Вот кто устроил огромную кровавую постановку… А дурачок Глист, Старик, Аня - всего лишь декорации в игре со смертью?
        Но ради чего все это?!
        - Да… - произнес голос - устало и печально. - Это было нужно мне… И нужно теперь. Снова и снова.
        - Так прикажи! - взвизгнул Херувим и обратился взором к толпе, словно ища у нее поддержки. - Прикажи! Сделай свой выбор! Массовка еще не приняла решения.
        - Я уже сделал свой выбор…
        Голос изменился. Он стал тише, превратившись из небесного гласа в обычный, человеческий.
        Хозяин вышел из полумрака, направившись в центр арены. Осунувшийся. В полосатой арестантской робе. Словно говоря: теперь я один из вас.
        В глазах Артемия потемнело. Он сделал шаг вперед. И крикнул в отчаянии:
        - Стойте! Не надо никакого выбора! Послушайте, что я скажу!
        Артемий дышал тяжело, хрипло, слова не слушались его. Но теперь его должны услышать. И этот человек тоже должен услышать!
        - Я нашел твою дочь! Ты слышишь?! Ведь ты этого хотел - а не жертв, не мук, не крови! Твоя дочь…
        И снова этот жуткий, вездесущий смех…
        Из беснующейся толпы статистов вышел человек. Как все - в робе, что висела на нем неестественно, как на плохом манекене. Неудивительно: Переходящему дорогу ни к чему подобный маскарад.
        - Он уже знает, - сладко протянул Переходящий дорогу. - Как обидно - ты снова оказался некстати.
        - А ты опять нарушил свои правила… - чуть слышно сказал Артемий.
        Он не чувствовал рук, ног - словно те отмерли. И мысли расплылись жалким киселем.
        Все напрасно. Все зря. Он действительно лишний…
        Хозяин бесцветно глянул на Артемия и сказал, обращаясь ко всем и, в то же время, ни к кому:
        - Теперь я один из вас. И мой выбор…
        Он бросил взгляд на трибуны и тут же отвел, словно ему стало больно.
        - Я выбираю себя.
        - Что?! - потрясенно произнес Херувим.
        - Следующей жертвой буду я, - твердо сказал Хозяин.
        - Но как же… - растерянно протянул Херувим.
        А массовка уже кипела жутким горячечным ликованием - словно наступал апофеоз, ради которого и было задумано это представление.
        Переходящий дорогу уставился на Павла странным взглядом - словно не знал, что делать, что говорить. Похоже, он пребывал в растерянности.
        - Остановись, - сказал он, и из его голоса исчезла извечная саркастическая нотка. - Зачем же ты сам лезешь в ад? Оставь все, как есть - и может, жизнь вернется к тебе…
        - Как мило, - бледно улыбнулся Павел. - Мне непонятна твоя забота. К чему бы это?
        Артемия скрутило от ненависти. Теперь он крикнул в полный голос:
        - Переходящий, ты снова передергиваешь!
        Переходящий дорогу проигнорировал Артемия. Только его коронная улыбочка почему-то не появилась в ответ.
        Павел с вялым интересом взглянул на Артемия и снова обратился к Херувиму:
        - Что же… Я готов.
        Похоже, никто, кроме Артемия и Павла не видели Переходящего дорогу.
        Или делали вид, что не видели.
        А, может, просто не пришло их время.
        Молчаливая толпа высыпала под вечернее небо. Массовка не видела и не желала видеть ничего вокруг: ни открытые ворота, ни разорванную «колючку», ни отсутствие охраны, ни темнеющие вдалеке БТРы. И уж конечно, никто не видел снайперов, изумленно таращащихся в оптические прицелы на множество людей в нелепых полосатых робах.
        За их спинами, в ожидании приказа приготовились обученные, решительные, не страшащиеся смерти люди долга. Каждый из них знал: есть что-то выше, чем жизнь каждого из них. Есть что-то выше, что-то такое, за что не страшно умирать. Правда, не каждый смог бы сказать - за что именно.
        Еще дальше, в какой-то сотне метров отсюда, очень важные люди, ругаясь и оплевывая друг друга, никак не могли решить, что делать с этим проклятым лагерем и особенно - его хозяином. Кого считать бандитами, кого заложниками, кого преступником, а кого жертвой.
        Это все там - бесконечно далеко.
        А здесь люди ждут чуда. Страшного, бесчеловечного чуда.
        Нелепым чужеродным телом смотрится здесь суетливая съемочная группа, прожектора, камера, скользящая по рельсам.
        Массовка отлично подготовилась к последним съемкам. Нет такого грима, который способен передать настоящее страдание. Только зритель почему-то не хочет видеть настоящее. Он предпочитает рафинированную, смягченную имитацию. Настоящее слишком ужасно, чтобы выглядеть правдоподобным.
        В работу вступает вторая камера - на длинном и ловком кране. Она смотрит прямо в глаза героя.
        Павел стоит перед распахнутым зевом крематория. Пора приносить жертву.
        Главную жертву.
        Все мы жертвуем чем-то и ради чего-то. Обычно - одними глупыми желаниями в пользу других, не менее глупых и бессмысленных. И умирая, просто закапываем свою жизнь в землю.
        Мало кому приходит в голову отдать ее ради чего-то стоящего.
        Особенно, если твоя жизнь никому на этой земле не нужна.
        - Ты хотел доказать массовке свою силу? - кричал Переходящий дорогу. - Ну и что же?! Массовка просто сожрала тебя, переварила и не заметила! Ты лишний! Вы все здесь лишние!
        Павел медленно шел к крематорию. Он улыбался.
        - Сейчас ты просто сотрешь себя - еще одно доказательство того, что ты никогда и никому не был нужен! Тебя просто нет! - визжал Переходящий дорогу.
        Над трубой стелилось марево раскаленного воздуха.
        - Я не лишний, - тихо сказал Павел и взглянул прямо в глаза Переходящего. - Я просто не там искал. И доказывал лишь тем, кто меня не слышал.
        - И что изменилось? - произнес Переходящий. Остановился. - Кому и что ты доказал?
        - Смотри, - сказал Павел.
        Среди обезумевшей толпы, ждущей последней жертвы, трудно заметить одно-единственное лицо.
        Плачет девушка. Не от страха, не из жалости к самой себе. Плачет по нему.
        А где-то далеко-далеко, совсем другая вовсе не думает плакать. Она удивленно смотрит на мир, понимая: что что-то пошло не так в хорошо продуманном плане. Ее ждет что-то новое, нежданное и удивительное.
        Железные двери замыкаюся с голодным лязгом.
        Жирный дым валит из трубы.
        Долг оплачен.
        Пламя. Боль.
        Вспышка. Тьма.
        Тьма.
        Эпилог
        ЭПИЛОГ НА ВЫБОР:
        ИНТРИГУЮЩИЙ
        Свежий ветер разгоняет дурман. Болит голова - но боль говорит о том, что ты жив и способен чувствовать, что ты - самый обыкновенный человек, а не клетка, или щупальце фантомного монстра.
        И нет больше томительного чувства обреченности. Упорхнуло - вместе с дымком из трубы страшного кирпичного здания. Теперь не приходится занимать чье-то место в мрачной очереди.
        Странно: вроде бы и по справедливости все получилось - но на душе тоскливо. И никогда уже не избавиться от бесконечного чувства вины.
        Наверное, очень правильное чувство. Оно позволяет помнить о том, что ты человек. А, значит, выше, чем громадное и своенравное Единое…
        Кругом снова полно людей в форме. Теперь статистами занялись они: гоняют, разделяют на группы, допрашивают. Одуревшие люди никак не могут придти в себя. Как объяснить угрюмым бойцам, что творится в надломленных душах?
        Вон девушка, все еще в слезах. Кто скажет ей, что Павел, такой близкий ей человек - просто кровавый безумец?
        Надо бы не забыть про ту штуку, которую она тайком отдала ему. И, наверное, правильно сделала. Очень опасная вещь - кое-что, оставшееся от могущественного Хозяина.
        А операторы все снимают. Они никак не поймут, что кино закончилось. И военные не замечают их - пресловутая несогласованность действий. Что будет с этими пленками?
        Новый формат для реалити-шоу?
        Ничего, все устаканится. В массовке всегда все налаживается - само собой. Таково свойство человечника - беды одного не затрагивают всех.. Он продолжает переть своей дорогой, и что ему надо - только сам Бог разберет…
        Пискнул мобильник. Артемий посмотрел на экран с удивлением: пришло сообщение от Мустафы:

«прости арт брателло. я тебя вспомнил. Это дурь проклят. паленая. заезжай, компенс. ущерб»
        Артемий хмыкнул, спрятал телефон. Обнял за плечи Аню. Она дрожала, все еще не придя в себя от навалившихся несчастий. Но это пройдет. Конечно, пройдет. Главное, что они теперь будут рядом. И теперь он сможет защитить ее от любых напастей.
        Главное, чтобы под рукой был ящик с магическими предметами - в знак того, что в самом скучном мире всегда найдется место тайне.
        Да - и не забыть поместить в него новый, самый опасный и самый магический артефакт.
        Кредитную карточку на миллиард долларов.
        СПРАВЕДЛИВЫЙ
        Переходящий дорогу щурился на солнце. Он терпеливо ждал момента. Как обычно.
        Черная кошка понятия не имеет, что случится с вами, если ей вздумается перебежать ваш путь. Переходящий дорогу осведомлен лучше. И сейчас он предвкушал будущее.
        Кортеж несся по проспекту, в сопровождении целой эскадры мотоциклистов.
        Не тот, веселый, наивно-оптимистичный похожий, на набор кремовых пирожных, свадебный кортеж. Совсем другой.
        Строгий. Грозный. Несколько слитков опасного черного металла.
        Машины, разгоняемые спецсигналами, в испуге жались к обочине. Пешеходы со сдерженным интересом провожали сверкающие лаком лимузины. Никому и в голову не приходило перейти сейчас на другую сторону.
        Кроме Переходящего дорогу: у каждого свои привычки.
        Вот он делает шаг на проезжую часть. Кажется, никто его не замечает.
        Кортеж все ближе и ближе.
        Одинокий пешеход медленно движется наперерез стремительно несущимся машинам.
        Странно: никто не видит, как Переходящий вдруг замерает посреди пути, с ужасом уставившись в темное стекло головного автомобиля.
        Как сползает с его лица надменная улыбка.
        Как разносится его вопль - и обрывается глухим ударом о хромированную радиаторную решетку.
        Никто этого не видит.
        Людям вообще свойственно видеть лишь то, что им хочется.
        Окровавленное тело прыгает под колесами, пока его не выбрасывает к обочине. В течение нескольких секунд, облепленное людьми в неброской одежде, оно исчезает, будто съеденное прожорливыми муравьями.
        Не нарушай правил, которых не знаешь.
        И знай, кому переходишь дорогу.
        СЧАСТЛИВЫЙ
…А где-то далеко-далеко, совсем другая девушка вовсе не думает плакать. Она удивленно смотрит на мир, понимая, что что-то пошло не так в хорошо продуманном плане. Ее ждет что-то новое, нежданное и удивительное.
        Она медленно спускается по трапу. Ветер игрет ее волосами, солнце слепит, будто стремясь пролезть под веки, заглянуть в глаза.
        Еще час назад все было четко и ясно. Была цель, было средство. И все, что требовалось - она сделала.
        Пусть ничего не вышло. Пусть. На то воля высших сил. Ведь она следовала именно этой, высшей воле.
        Но… Но что теперь? Теперь, когда все, что нужно - уже сделано?
        Ведь черта подведена - и все! Никаких планов, желаний, надежд. Все в прошлом.
        Что делать, когда оказывается, что еще не конец? Что впереди что-то ждет, что снова надо думать о будущем, переживать, принимать решения?
        Как это тревожно…
        Тревожно… и радостно.
        Как будто рождаешься заново.
        Почему так случилось?
        Зачем она все еще смотрит на этот мир, дышит этим воздухом?
        Ничего не бывает просто так. Значит, надо сделать усилие, вздохнуть полной грудью.
        И жить.
        Наверное, жить стоит хотя бы для того, чтобы узнать - зачем ты нужен…
        Свет.